Голосование пользователя

А уйти особо далеко не удалось. Или это так показалось ему? Вот только что стоял и прощался с магом. Да, Одхе чуть было не угробил его - точнее, их обоих. Но ведь потом он исправился? Пришел в себя? Решил выйти из зоны комфорта и начать жить заново? Так зачем таить на него злобу и ненависть? И тем большим шоком стали для странника слова, что нашептывал ему ветер. Злой ветер Эгерей. Сергей остановился и поднял голову к небу. Впрочем, кажется, он мог говорить в любую сторону. Кто же знает тот самый ветер!? Куда и откуда его принесет\унесет\занесет.
- Терране? О чем ты, друже? Ты что, правда считаешь, что мы, люди, все убиваем за собой? Да посмотри внимательно вокруг! Самые красивые цветы, яркие и сочные, рано или поздно осыпаются трухой и превращаются в зловонную жижу. И - не поверишь - это перегной, это вонючая смесь - лучшее удобрение для новых цветов. И так всегда и везде, Эгерей. Все растет, цветет, сияет свежестью красок - и потом умирает, давая дорогу новому. Да. Это может быть больно и грустно, когда ты видишь только смерть. Но без этого нет и не будет жизни. Ибо старое всегда уступает дорогу новому. Это только в любовных романах герой и героиня любит друг друга всю жизнь. Правда, обычно писаки не говорят, сколь коротка она. В мире нет ничего вечного и постоянного. Даже ледники Антарктиды тают, стекают водой в океан. Даже горы рушатся. Не знаю, Эгерей. Может у вас, в вашем прекрасном мире все иначе. А у нас так.

Он вздохнул.
- А литература. Мало ли что и кто напишет. Те же гномы, эльфы и прочие - разве не списаны они с людей? Разве не показывают они, какими бы люди хотели стать? Даже в самой депрессивной, самой мрачной книге, где все умерли, всегда можно найти светлое пятно. Потому что мы, люди, не сдаемся и не отступаем. Мы знаем и верим - темнее всего перед рассветом. И потом обязательно будет тепло, светло и радостно.

Сергей с силой пнул попавший под ноги камешек.
- А Одхе жалко. ОН же только жить начинал. Шагнуть из небытия, чтобы опять уйти туда. Эх. Но... Если ты повернешь назад, то кто же пойдет вперед? Так что не раб я. Человек. Слышишь, Эгерей, человек. Мы, люди, шагнули из пещер в космос. И шагнем дальше. А ты так и останешься просто злым черным тоскливым и одиноким ветром. Не пойду я назад. Только вперед. Только к Трону!

Выдох облегчения - незаметный и быстрый. Вроде обошлось. И безумие Одхе сумел вылечить Тай. И уничтожить радиацию. И спасти их от смерти в забытых подземелиях. Сергей и не знал, что было труднее всего. И внимательно слушал рассказ Одхе. Потому что понимал - то, что для Одхе было кошмаром, вполне может стать кошмаром и для него. И было бы очень обидно погибнуть от неведомой напасти, и, погибая услышать свой же внутренний голос - а маг тебе про это говорил, разиня ты этакая! Но особо легче не становилось - мир плыл, дробился, и Сергей терялся и путался среди незнакомых имен и понятий. Одри, Трон и Даджорги смешались в его голове в умопомрачительный винегрет. И парень боялся получить несварение желудка от этого едива. И повторил медленно.
- Так. Трон опасен. Даджорги враги. Одри может вернуться. Ух, блин. Ну и заварили вы кашу, что я могу сказать. Неужели ничего проще нельзя было придумать?

Но тут он вспомнил "Мертвую руку" своего родного мира и поежился. Идея, наверняка бы, понравилась бы и здоровому Одри, и безумному Одхе. Но говорить не стал. Зачем было подсказывать идеи, как вернее угробить и без того угробленный мир?

Но вот слова о силе Трона немного напугали его. Что-то этакое было и в его мире, что-то известное, вошедшее в книги, фильмы и мемы. Но что? нечто вертелось у него в голове, оседая странным фразами. Шир. Бильбо. Бэггинс. Шир. Бильбо. Бэггинс. И он хлопнул себя по лбу, наверняка напугав полуголого мага.
- Кольцо всевластья! ДА что за подлянка такая! Думал, что получу власть над миром и могу творить все, что хочу, а получу только гирю на шею и тазик цемента на ноги!

Но Трон манил его. Не столько властью, сколько возможностью узнать новое. И изменить мир в лучшую сторону. Правда, генерал. Генерал. Что это, кто это, куда это? Анекдоты утверждали, что все генералы - тупые вояки с одной извилиной. ДА и то след от фуражки. Но жизнь всегда хитрее анекдотов. Но выбор был сделан. Он помахал рукой Одри (или своей безвозвратно утерянной майке? )
- Удачи в Кадирре, Одхе! Я верю, что у тебя все будет хорошо! Прощай!

И решительно зашагал в ту сторону, где собирался найти Генерала.

Скорая помощь лайт, даже в таком вот облегченном варианте, все же принесла свои плоды. Одхе очнулся. Причем - то ли благодаря Сергею, то ли вопреки, кто ж его разберет, очнулся в полном здравии. Судя по его речам. Правда, Сергей не обольщался. Судя по всему, он, Сергей, был так себе психиатром, раз совсем недавно не сумел распознать безумие вселившегося в разум мага. И где гарантия, что и сейчас вроде бы разумный и вменяемый чужак не превратится в непонятного и нелогичного монстра. Потому он буркнул
- Плохо быть ненормальным, точка. А голым очень даже терпимо. Тем более я гетерозиготен, и не покушаюсь на твои прелести.

Хотя кто его знает, какое у них там чувство юмора. Может, он только что оскорбил несчастного, и теперь тот бросится на него с кулаками? Фраза насчет одежды заставила его напрячься. Как и любого, кто смотрел Терминатор-1 и Терминатор-2. Да и кто не смотрел - тоже. Уж больно во во многих мемах и цитатах фигурирует эта сцена. Правда, маг не выглядел Шварцнеггером. Или той, которая красотка.

- Могу предложить майку. Остальное, извини, надо самому. А так хоть чуть будешь укрыт. ну и надеюсь что Тереза, кем бы она не была, простит твой внешний вид? Или она требует определенную форму одежды!?

мужчина стянул с себя ткань.
- А насчет извинения все нормально. Вот так жил себе, потом умер, потом раз - и очнулся в чужой черепушке. Причем твой мир умер, все умерло. Тут у любого крыша поедет.

Пока он снимал майку, парень убедился, что еда Эльвенги пропала. И она без сожаления отправилась на землю, населяя ее жирными откормленными червяками. Странное начало эволюции и сомнительная экология, но все же лучше, чем ничего.

- Что ж, пойдем к транспортеру. Это же вроде по дороге к Трону? Кстати, а что ты знаешь про него?

Но вот спиной Сергей к Одхе старался не поворачиваться.

Никому не дано понять, как отзовется его слово. Никому. Листки бумаги, приколоченные неким Лютером к дверям церкви, вызвали раскол страны, сотни лет религиозных войн и многочисленные смерти. Военный инженер за ночь сочиняет боевой гимн Рейнской армии - и спустя много лет он трансформируется в ним целой страны, прекрасной Франции. А сам автор пожимает плечами и топает ногами - не хотел я такого, не хотел! Так и Сергей. Что оставалось ему в той воронке стратегических решений, стремительно сужающейся и втягивающей его в тупик? Не можешь выиграть по правилам - меняй их. И если некий великий комбинатор на сеансе одновременной игры в Нью-Васюках убрал ладью с доски, то вот он, Сергей, напротив, поставил. А уж ферзя или пешку - предстояло только выяснить.

И, судя по всему, он не прогадал. Ветер смог исцелить его и мир вокруг. Убрать радиацию и то мрачное, страшное и непонятное. Не спасти до конца - иначе зачем были бы нужны скромные герои, такие как Сергей. А именно расчистить. И теперь именно Сергею предстояло идти дальше.

Прежде всего он проверил Одхе. Жив и, видимо, здоров. Тащить его за собой Сергею не хотелось. Может, Тай и очистил его мозги от безумия. Но кто же знает, эти ветра. Потому каждый пойдет своею дорогой. Разве что привести его в себя, в чувство, чтобы не завалили древние своды. Да и бросать человека без сознания - такое себе развлечение. Пусть потом выбирается сам навстречу своей судьбе. Сергей не будет его винить или убеждать. Он просто пойдет дальше. Его все так же манил Трон. Ибо ... опыт Дивнийской Империи показал, что Тай не смог ее защитить и помочь. Тай - это лекарство, это скальпель хирурга, это доктор мира. А империи требуется не это. НЕ только это. Миру нужна еда, нужны ежедневные усилия по поддержанию мира в рабочем состоянии.

Вот есть дом. Пока там живут люди, пол подметен, вещи разложены по своим местам, полы не скрипят, а с потолка не капает вода. Но если люди уходят - все меняется. Откуда-то появляется мусор, вещи, осиротев, кочуют с места на места, застывая в самых странных местах. Доски пола гниют и лопаются. А сверху неумолимо капает вода. Несколько лет - и жилой здоровый дом оказывается сгнившим. Как зуб. И пусть Тай очистить и сотрет все. Ну, почти все, оставив Трон и Библиотеку. Сергей пойдет дальше. Дальше. До конца.

Старый седой волк тяжело дышит на лесной поляне. Вокруг так же тяжело дышит его стая. И только мелкий трусливый и подлый шакаленок скачет вокруг них с криками: "Акелла промахнулся! Акелла промахнулся!". Волку есть что сказать, и что ответить. Но что значат самые правильные, самые подходящие слова, если набатом и колоколом звучит - Акелла промахнулся. Акелла промахнулся. Акелла промахнулся!!! И ничего с этим поделать нельзя - и остается только жить дальше.

Что толку в могучей магии, огненных шарах и прочих изысках высокой материи, если рулит этим безумец - и если радиация не подчиняется магии? Что толку? Сергей ощутил странное чувство дежавю. Совсем недавно он, в теле дивна, шел такой же гордый и весь такой в шляпе. Считал, что нет преград у него на пути - с такой мощью. И что?! В итоге все оказалось напрасно и зря - радиация и опасности подземелья победили казавшегося несокрушимым дивна. Так может и впредь нелезть в то, чего не понимаешь? И пользоваться обликом человека? И Одхе, черт бы тебя побрал, безумный осколок безумного мира, куда ты лезешь, идиот, один раз угробил себя - и не хочешь останавливаться на достигнутом? Хочешь угробить нас обоих?

Впрочем один извечный российский вопрос - кто виноват - можно было и не задавать. Но оставался второй - а что делать. И вот тут было негусто и небогато. Сергей все так же не хотел становиться коднаром. Не так, чтобы участь такая была хуже Одхе, но все же ... Все же... Оставаться на месте не хотелось - смерть славная штука, но нет, не сегодня. Бежать вперед? Сергей хотел оставить это последним шансом. Взывать к Генералу, после Одхе, не хотелось. Была еще Эра, но было подозрение, что та запросит слишком высокую цену за спасение. И он искренне считала, что Трон - принадлежит ей.

Черные рельсы - не прельщали. Слишком они черные и слишком они иные. Итак, при все богатстве выбора, вариантов было не так много. Сергей зарычал на безумного мага, с коим был вынужден мириться.
- Заткнись придурок, Гарри Поттер недобитый, вали в свой Хогвартс и не отсвечивай пока что, потом с тобой поговорим, если останусь жив.

Он закрыл глаза. И как же позвать этот ветер? Бессмертная классика - ветер, ветер, ты могуч, ты гоняешь стаи туч... Ой, как там дальше было? Или вот - на какой-то ветренной, ветренной дальней планете, привязалсь девочка к ветру, а он только ветер... Нет, тоже не то. Что же еще? Чтоб ветра тебя, сынок, знали, только воле верь, нельзя верить... Сергей буквально кожей ощущал, как истекает сперва отмеренное ему время - а потом и жизнь. И выдохнул жарко
- Ветер Тай, помоги!

Проклятие! Магия, такая могучая и всесильная на глянцевой обложке рекламы, не могла спасти его от радиации. От самой обычной радиации, от которой научились защищаться еще 80 лет назад. А он, Сергей, так и не смог ничего с этим сделать. Когда на него обрушился водопад воды, он заорал так, что, казалось, содрогнулись стены. Она, черт побери, была холодной. И мокрой. И, черт побери, бесполезной! Почему магия не смогла удержать простой обычный шар? Дивн настолько слаб в магии? или магия противоречит законам физики. Он вспомнил старую игру Арканум.

Выпущенная на изломе веков, она запомнилась странным и интересным миром. В нем уживались магия и физика. И развивая персонажа, надо было решать, в какую сторону ему развиваться. В сторону магии - и при нем начинают ломаться механические приборы, не работает оружие, даже в поезде надо садиться в специальный вагон, защищающий паровоз от воздействия магии. В сторону физики - и магия перестает работать, хотя бы так как надо, заклинания рассыпаются, амулеты глючат, артефакты
ломаются и портятся. Неужели творцы игры что-то предвидели? Или это общий закон природы? И надо выбирать одно из двух, нельзя защищаться от магии физикой и наоборот? Но что делать сейчас. Сергей бежал по коридору, стряхивая ледяные капли на грязный радиоактивный пол. Ощущая, как утекает бессильная магия, а следом - и сама жизнь.

- Ладно, дивн, спасибо за помощь и совет. Быть коднаром не хочу, может как-то улечу.

Мелькнула мысль, что можно быть и коднаром. Живут же некоторые в домике - и ничего. Явиться туда, жить рядом, защищать путников от Поездов... но нет. Не его. Стать коднаром навсегда - это горе и беда, надо как-то выбираться, остальное ерунда. И потому сергей обратился к магу.

- Давай, дружище, вот тебе мое тело - володей, как говорится. Только живей - ибо скоро мы можем умереть.

Он закрыл глаза, представляя распахнутую дверь, пуская Одхе внутрь своего собственного сознания.

В славном городе Краснодаре, да в пригороде его, что именуется Пашковкой, в далекие, еще, можно сказать, доисторические времена, была построена школа. Собственно, тогда, в эпоху застоя и упадка, такие школы строились сотнями. НЕ то, что теперь, когда торговый центр воздвигают за 3 месяца, а школу, крайне нужную (в ближайшей побит грустный рекорд - для нумерации первых классов ушли все буквы русского алфавита, включая мягкие и твердые знаки), маринуют на стадии согласования проекта 4 года. Ну так вот. Школа. И никто бы теперь не обратил внимания на тот реликт, кабы не надпись, выложенная белым кирпичом еще в момент постройки. Конечно, это не дорога из желтого кирпича, ведущая к Изумрудному городу. Но тоже неплохо. Так, вот, та надпись гласила. Хочешь быть сильным - бегай. Хочешь быть красивым - бегай. Хочешь быть умным - бегай. Так вот, судя по скорости и продолжительности бега Сергей должен уступать на конкурсах красоты разве что Хокингу, а в состязании интеллектуалов - разве что Мэрилин Монро. Или Мэнсону? Да кто их там разберет!! Или он все перепутал? Но тут случилось чудо. Крысы отстали. Сергей пару минут потратил на то, чтобы отдышаться, еще пару минут посмаковал зрелище ревущей стены пламени, выжигающего туннель до ребер арматуры, а потом вернулся к реальности. Нет, сил выжечь крыс может быть и хватило, но То-Что-Шло-За-Ним требовало к себе внимания. И негоже было давить крыс, когда его могло убить нечто другое. Еще пару минут Сергей подумал о том, что за сила держит крыс, и не удержит ли эта же сила неведому хрень. Но проводить натурные эксперименты не хотелось. Потому как они выходили на себе и могли дать совершенно неожиданный результат.

И еще очень раздражали голоса в голове. Ну Сергей был слишком агностиком, чтобы спокойно относится к происходящему. В его картине мира в такой ситуации следовал срочно звать санитаров и направляться в гостеприимные стены больницы имени Скворцова-Степанова. Потому Сергей, поморщившись, выслушал истерику Одхе, промотал в голове просьбы Дивна (может, его зовут как-то, а Сергей так фамильярно) и ... вздохнул. Куда идти, куда податься, на что-то надобно решаться. Не хотелось отдавать контроль за телом. Не лежала душа к тому, что нельзя контролировать и не очень понятно, что делать. Почему-то даже гибель под крысиными лапами казалась честнее, чем раствориться в голове неведомого Одхе или непонятного дивна. Итак, что же сильнее - магия дивна или радиация? Сергей думал не слишком долго. В подозрительный лаз не хотелось, крысы оказались ему не по зубам, потому он рванул туда, где в темноте тускло светился значок радиации.
- А ты молчи и вспоминай!

И добавил чуть тише
- Тебя, рогатый, это тоже касается!

Да и сам Сергей бежал не просто так, а пытался придумать что-то, помогающее закрыться от радиации. Например, свинцовый короб на колесиках или, что лучше, на антигравах. Или водяной шар вокруг себя. Или... Но формулы путались, а мысли не складывались в узор.

Ваня и так собирался заняться оттаскиванием Нюры, только лежащий сверху Слава мешал. Когда тот вскочил на ноги, школьник поднялся вслед за ним, подбежал к Велько и обхватил её за пояс. Девушка почувствовала, как её ступни отрываются от пола и кровати, и теперь лишь рука Дани удерживала её у кровати. От крепкого хвата Воронцова у Нюры спёрло дыхание, но зато процесс явно пошёл в нужную сторону - пальцы школьника под кроватью начали скользить по коже, и уже почти достигли ботинка, медленно, но верно сползая всё ниже. Осталось лишь немного помочь им, чтобы освободиться от стального зажима.

Тем временем Слава здоровой рукой дёрнул за занавеску, и та довольно легко потянула за собой и выдернула саморезы, которыми гардина крепилась к уже порядком уставшему дереву. Тяжелая палка с грохотом рухнула на пол, и Давыдов едва успел отскочить, чтобы та не заехала ему по ноге. Рука, за которую его попытались затащить под кровать, почти не слушалась, при любом движении стреляя разрядами боли вплоть до предплечья, но свободной рукой он всё же сумел поднять гардину, перехватив её на манер копья для метания. Баланс у неё был не самым лучшим, поэтому первый удар лишь соскользнул по Даниной руке и с глухим стуком врезался в длинный ворс ковра. А вот второй попал в самую цель, придав дополнительное ускорение соскальзывающему движению, и пальцы Баргова, стянув ботинок с ноги девушки, сжали лишь пустоту. Через мгновение рука исчезла в темноте под кроватью, оставив одинокий кроссовок лежать на боку неподалёку от кровати.

Ваня с Никой оттащили Нюру по инерции ещё на несколько шагов назад, и только когда за их спинами уже оказалась стена, наконец остановились. В комнате воцарилась тишина, прерываемая лишь резким дыханием стоящих подальше от кровати школьниками. Из под двуспального ложа больше не доносились предложения поиграть. Спустя ещё пару секунд рука с накрашенными ногтями выползла наружу, как будто на ощупь, нашла покрывало и вернула его на место, скрывая тёмную щель между полом и каркасом.

Сергей аккуратно пробирался по тоннелю и не понимал. Ему не хватало знаний и опыта, чтобы понять и оценить происшедшее. Как Шерлок Холмс по еле заметным следам мог восстановить картину преступления; как врач по сухим цифрам анализов восстанавливает течение болезни; как эксперты по обрывочным записям черного ящика восстанавливают картину катастрофы. Так вот, Сергей так не мог. ОН видел все - и низкие своды, и моргание лампочек, и обломки. Но картинка в голове не складывалась. Словно в паззле не хватало ключевого элемента. Одхе молчал, напуганный им. А Сергей шел все дальше и дальше. И стена. Откровенно чистая - и не заросшая черной поганой плесенью. Внутри шевельнулся червячок сомнения, быстро выросший до размеров Великого Орлангура. Туда ли он идет? За тем ли он идет? И вообще, зачем он родился на свет? Шаги становились все медленнее и медленнее, осторожней и осторожней. Сергей гадал, что ему делать. Бежать обратно? Идти вперед? Воззвать к силе Эры? Или что? А дальше события словно бы сорвались с поводка, с цепи, когда мелкий камешек срывает целую лавину. Голос Одхе сработал словно детонатор. И без того напряженные нервы не выдержали. И Сергей, не думая и не размышляя, сходу, без подготовки - запустил в сторону крысы полотнище пламени.

Те, кто не имел дела с крысами, мог бы удивиться. Мол, зачем на одно животное тратить столько магии, что хватило бы убить тигра? Но крысы - мерзкие и мелкие создания. Несмотря на некоторую мешковатость, они умеют двигаться стремительно и ловко, обладают зачатками разума и отменно прячутся. Даже коты обычно избегают охотиться на крыс. Лишь кошки регулярно давят серых тварей. И Сергей решил подстраховаться. И кроме того. А кто мог гарантировать, что крыса была одна? И кто лучше Одхе мог знать про угрозу от серой вредной гадины?

Ткаченко иронически изогнул бровь так сильно, как никогда до этого, и сложил руки на груди.
– Вот скажи, ты меня совсем за идиота считаешь? – Он внимательно осмотрел печь. – Ну конечно, меня привлекла блестяшка! Полезу-ка я туда, дверь печки ну точно не закроется и меня абсолютно, совершенно, наверняка не поджарит невесть откуда взявшийся огонь. ВЕЛОКОЛЕПНЫЙ ПЛАН, УОЛТЕР. ОХУИТЕЛЬНЫЙ, ЕСЛИ Я ПРАВИЛЬНО ПОНЯЛ. НАДЕЖНЫЙ, БЛЯТЬ, КАК ШВЕЙЦАРСКИЕ ЧАСЫ.
Анатолий хихикнул.
– На какую умственно отсталую жадную до золота мышь рассчитана эта мышеловка? На Микки Мауса? Цель благородная, но он - слишком ушлый капиталистический ублюдок, способный купить права даже не эту печь. Не попадется.

Всё равно его тираду никто не слышал. Ну, кроме призрака.
И раз по времени всё равно никто не ограничивал, Ткаченко начал засыпать угли в печь, проталкивая их вглубь кочергой, а затем поджог всё это с помощью...
...
Блять.
Поджечь нечем.

- Заткнись!
ну то есть правильно было начать внутренний диалог, успокоить, утешить, пообещать и смягчить. Все же Одхе очнулся невесть когда в непонятно ком, его мир рухнул, погребя под остатками все живое. И надо бы, надо бы относиться помягче к несчастной жертве давно забытой войны. Но... Но... Гуманизм хорош после войны, когда шкура врага обращена в чучело. А сейчас, когда подземелья скалились смертельным ловушками (ха! раз из не видно, думаете, их нет?! Так невидимые они еще более опасны!), о каком гуманизме может идти речь!?

Сергей постарался убедить себя в том, что резко замолчавший Одхе одумался после его слов. Но что-то (второй внутренний голос, не иначе, первый, в лице Одхе, скулил в уголке подсознания и явно мечтал забиться в подподсознание) говорило Сергею, что это не так. Не его окрика испугался маг. А того, что ворочалось во мраке подземелий, просыпаясь и потягиваясь. Совершенно некстати в памяти Сергея вспыла картинка. Две карты, слева и справа. Левая показывала карту пещер США. точнее, места, где их больше всего. А вторая, справа, показывала места, где больше всего пропавших людей. И, по странной прихоти, не иначе, карты очень хорошо коррелировали между собой. То есть чем больше пещер было в какой-то местности, тем чаще люди пропадали там бесследно. Очень вдохновляет здесь и сейчас.

А тем временем перекресток распахнул свои сети. Тело дивна замедлило свой шаг. хорошо хоть, мрачно подумал Сергей-дивн, хармузд хотя бы нет - ведь я должен их чувствовать. В голове, под негромкий гитарный перебор, зазвучало:
Камень-гранит в поле лежит,
Выбрать дорогу камень велит,
Кого судьба помилует, кому поможет щит.
Вправо пойдёшь - шею свернёшь,
Влево пойдёшь - сгубишь коня,
Прямо - погибнешь сам, но спасёшь меня.

Тут не было дороги, камня, даже коня, что противоречило всем канонам, даеж Ее, что вообще выходила за грань добра и зла (или была - Эра!? Или ... Или коднарица!?!? ), была куча гранита. И была смерть, алчно ждущая его неверного шага. Тоннель со знаком радиации он отмел сразу. Джае тело дивна, мощное и здоровое, не могло бы тягаться со взбесившимся атомом. Так же он отмел правый путь, там, где было слишком уж спокойно и тихо. Подозрительно тихо. А пошел он вперед - там, где были баррикады. Средний коридор. Его Рубикон.

Нюра Велько

Выйдя из столовой, Нюра будто вновь окунулась в прохладный воздух дома, вырвавшись из тягучего пространства столовой. Быстро поднявшись на второй этаж обратно к картине и посмотрев налево, туда, куда недавно отправились трое школьников, она заметила, как из той же двери, что и раньше, вышел Даня. Он так же помахал рукой девушке и вернулся обратно, закрыв за собой дверь. В то же мгновение позади послышался скрип дерева - в противоположном, восточном крыле, за одной из дверью слышался скрип, словно что-то тяжелое передвигали по полу.

-----

Анатолий Ткаченко

Детская производила удручающее впечатление. Матрас в кроватке отсутствовал, обнажая ребра деревянных направляющих. На полу валялось несколько поломанных, пыльных игрушек - кукла с отсутствующими глазами, резиновый пупс, который местами оплавился от воздействия огня, плюшевый мишка с оторванной головой. Комод, стоящий в углу, был разломан почти до основания. В углу чернело костровище, в котором видимо оказалась вся остальная мебель и вещи, если они здесь и были. Окна выходили в сад, и как ни странно, в этой комнате стекла сохранились, и потому внутри можно было наконец укрыться от холодных осенних порывов. Едва Ткаченко взялся за каркас кровати и начал его передвигать, он услышал за спиной мерное позвякивание. В темном углу, за кроватью, оказалась неваляшка, и сейчас он болталась взад-вперед, как раз и издавая это звяканье.

Очень хотелось просто быть рядом с людьми, с живыми тёплыми людьми, говорящими и возможно несущими какую-то чушь. Вот как сейчас.
Нюра не могла признаться, что ей страшно, это было выше ее, но она могла отшутиться. Ведь так всегда делают, когда не хотят показывать страх?

- Я не ем курицу, убитую антибиотиками! - прокричала Нюра, как будто об этом и так не знал каждый встречный и поперечный. Ей даже предлагали набить татуировку на лбу «Я не ем мяса. Не то что вы».

Она в очередной раз поморщилась то ли от вида жареной мертвечины, то ли от света, мигающего в лучших традициях любого ужастика, и поняла, что
об осмотре шкафов, углов и стульев не могло быть и речи. Если уж нервы расшалились, их так просто не угомонить.

- Вот что! Мне надоело всех искать, - следующая стадия - злость - наступила мгновенно за первой.
Нюра толкнула следующую дверь и пошла на голос.

Ах, тоннели, излюбленные места приключений, начиная с незабвенного Гарри Гигакса. Собственно, даже система, первая в мире игровая система была названа именно подземелья и драконы. Подземелья - были. А вот драконов пока не завезли. Нельзя сказать, чтобы это огорчало Сергея. Все сказки и мифы сходились на драконьей мудрости и хитрости. Видимо, прочие не пережили ледниковый период. Или античность. Сергей машинально потрогал свою голову. А кто он? Тело дивна, память Одхе, душа землянина. Далекий город на Неве казался еще более далеким и менее вероятным. Есть же такие города - Лисс... Зурбаган... Питер. Они вроде бы есть, но вроде бы и нет их. Нигдейя. Место-которого-нет. Мысли испуганном птичьей стаей метнулись к Эре. А не отправила ли она его сюда, чтобы спровадить подальше от Трона? А может, выйдя на поверхность, он будет убит сразу же. А может... Может он вообще никогда не выйдет отсюда? Как невовремя захлопнулась дверь. Сергей представил, как он час за часом, день за днем бредет по бесконечным кафельным коридорам, как слабеют его ноги и руки, как жажда царапает горло крупнозернистой наждачкой.

Сергей вспомнил историю самолета "Леди, будьте добры". Странное имя для стратегического бомбардировщика, но английский юмор никто не отменял. в первом же боевом вылете он пролетели свой аэродром и полетели дальше. Все бы ничего, но ... Дело было в Ливии. Над пустыней Сахара. 2 часа они летели в густой ночи. А потом, когда кончилось горючее, стали прыгать с парашютом. Домой не вернулся ни один - всех забрала пустыня. Всех до одного. Пройти 700 км по пескам, раскаленным днем и ледяным ночью, оказалось не под силу. А что если и он, Сергей, тоже никогда не вернется домой. И лет так через 20 его сухие останки отыщут местные сталкеры?

Потому стоит ли удивляться, что на просьбу мага Сергей ответил коротким решительным нет. Нет и точка.
- Вспоминай так, Одхе. Я и так потерял пока свое тело, а ты хочешь, чтобы я окончательно ушел в небытие? Чем я могу помочь тебе, кроме как дать управление над телом?

На лифте он не рискнул. Слишком похоже на ловушку. Слишком мало доверия к древним механизмам. Слишком легко их можно сломать. Потому - тихо и осторожно - Сергей пошел по левому тоннелю. Вниз. навстречу.... чавканию. Оставалось надеяться, что это был не обед, а Сергей не закуска к нему.

- Я хочу взять в жены эту женщину. Леди Амелия Фишер, меня зовут Грей Иствуд. Согласны ли вы стать моей женой?
Грей торопливо протиснулся через толпу, пряча разряженный пистолет за пояс. Мэр, стоявший на помосте вопросительно посмотрел на пастора. Тот - на судью. Судья пожал плечами. Палач скрестил руки на груди. Грей нахмурился и ловко взлетел на помост. Да, риск был, но другого способа у него уже не оставалось. Адвокат, заикаясь, произнес:
- Этот мужчина... ммм... имеет право предложить мой подзащитной руку и сердце, а та вправе принять это предложение. И тогда, по законам штата, ее нельзя будет казнить.

Голос его окреп. Грей мысленно усмехнулся. Наконец этот крючкотвор сообразил, какую рекламу он может получить после этого дела! Спас от смерти убийцу! Итак, этот тип, скорее всего на нашей стороне. Точнее, на моей и Амелии - не ясно, стала ли она нашей. Грей постарался посмотреть на себя со стороны. Обветренное лицо, руки в застарелых мозолях, потрепанная, хотя и чистая одежда. И правильный английский язык. Может, не аристократический, точнее когда-то аристократический, но явно и не простонародный. Толпа между тем застыла - людям было интересно, что же будет дальше, и как будет выкручиваться судья и мэр. Судья, кстати, что-то сказал мэру. Тот улыбнулся и сделал шаг вперед.
- О, мистер Иствуд, я ценю ваше благородство. Но, если вы не знаете, эта дама - убийца. И вы рискуете, хе-хе, проснуться однажды с перерезанным горлом. Или не проснуться вообще.

Грей качнул головой.
- я знаю насчет ... этой особенности моей невесты. Я буду хорошо стараться ночью, чтобы моя жена не испытала разочарования утром, и ей не пришло в голову меня убивать.

Раздался громкий хохот. Шутка была не самой приличной, но зато часть симпатий перешла на его сторону.
- эй, парень, связывай ей руки на ночь!
- И не давай в руки ничего острее ложки!
- У Фишер острый язычок, смотри не порежься!
Мэр нахмурился и потер переносицу.
- Ну что ж, вы не услышали голос разума. Но где, хотелось бы знать, вы найдете священника, чтобы заключить брак? Вы не похожи на служителя церкви, а здесь нет никого, кто мог бы вас обвенчать. А без этого - увы - ваш брак не состоится. А поскольку ваша ... невеста приговорена, мы не будем ждать, пока вы найдете священника. Так ведь, преподобный Клеменс?

Мэр махнул рукой, и палач сделал шаг к Амелии. Грей чертыхнулся про себя. Его план рушился, едва успев возникнуть...

Ох уж этот неведомый мир! Сергей ощущал, как у него пылают уши. И это не объяснить ни внезапно выросшими рогами, ни преображением в дивна. Сморозил ты глупость парень, ой сморозил. Ты-то думал, что поможещь возродить дивное племя, на радость земле и на страх врагам. А сам-то, на деле, пожелал умереть своей спутнице поскорее. Ох, сколько загадок таит этот странный мир. Каким далеким казался Питер, в паутине каналов, в узорах церквей, в гранитных доспехах Невы. Таким же далеким и нереальным как Эльдорадо, Китеж-град или Шамбала. Место-которого-нет. А еще Сергей помнил слова Эры, насчет править. И рука невольно и образно тянулась к рукояти меча. Пока Трон далеко - и они союзники с Птицей. А теперь еще и связаны не только словами, но и телами. Ведь не лгут же тела, правда, не лгут? Но тут в голове всплыла история некоего Македонского. Все в целом знали, что он был велик, разбил персов, рассадил эллинизм и все такое. Одних Александрий основал штук пять, дойдя от Иссы до Инда. Конечно, стоило взять в жены персиянку - и все, умер, то ли отравившись, то ли заболев. Но дело даже в не этом. Папаша его, Филипп, тоже был крут и скор на расправу. И кабы не случай, то еще неизвестно кого бы еще учили в школах. Но увы. Что-то там не поделил со своей женой. То ли не сошлись во взглядах на воспитание детей, то ли на то, где проводить отпуск, то ли разногласия в семейном бюджете. А только помер здоровяк Филипп, упав на топор. Несколько раз. В бане. Видать, дровишек неудачно решил наколоть. И безутешная вдова короновала своего сына. Так у нее с Филиппом был брак! Была семья! Были дети, в конце концов. А что у них с Эрой? Убитые братья, побежденный жрец и жаркая ночь? Маловато будет!

Но тут цепочку его грустных мыслей прервал Одхе. И Сергей в очередной раз стал его уговаривать, что все хорошо, что Трон они возьмут, нечисть победят, все будет хорошо, и в эти безлюдные страшные земли опять вернется покой и благодать. Заколосится виноград, тучные стада дубов будут кочевать следом за зимой, а все разумные будут жить в мире и согласии между собой.

А что еще говорить несчастному магу? Что обещать, чтобы тот не сошел с ума, не натворил всякиз глупостей, и чтобы помогал ему, Сергею, а не забился в уголок маленьким ребенком, коий визжит и зовет маму. Что сказать магу, что вселился в его голову? Что? Сергей пытался петь песни, но слова словно затухали в вязком неживом воздухе. И на ум шли все более и более мрачные слова.
Было время, я шел 38 узлов. Метелью белою, сапогами по морде нам. Отслужи по мне, отслужи, я не тот, что умер вчера. Пора прощаться как ты будешь дальше...


Потому парень даже обрадовался стене - и тому, что Одхе отвлекся от мрачных мыслей. Сергей задумался ненадолго - а потом решительно стал хотеть преобразиться в терранина (во как завернул!). Вряд ли дивнов ждут тут с распростертыми объятиями. Конечно, была проклятая неопределенность. но .. чему быть, тому не миновать. И только став терранином, Сергей решительно сунул руку в опасную мрачную дыру.

Война века двадцатого, кроме того, что принесла неисчислимые жертвы, еще и изрядно подпортила репутацию военных. В самом деле! Раньше, в эпоху рыцарства, да и потом, хотя бы во времена "кабинетных" войн века 17 и 18, человек, живущий войной и ради войны, отличался силой, удалью и той бесшабашной яростью, что так нравится женщинам в начале отношений, и так раздражает потом. Недаром в строгой сословной Священной Римской Империи ландскнехтам разрешалось куда больше, чем простым горожанам как в поведении, так и в одежде. И император Максмилиан так ответил жалобщикам - мол жизнь этих людей и без того тяжела и коротка, так пусть себя порадуют хотя бы так. Когда ты сходишься с противником лицом к лицу - о, как бурлит кровь, как яростно рвутся жилы, и как потом горячка боя требует выхода. Который с легкостью предоставляют дорогое вино и дешевые женщины. Дешевые не потому, что плохие. А потому, что за них не надо платить. Или, точнее, можно заплатить холодной сталью, а не теплым золотом. И любили тогда - беззаветно и страстно. Пусть и не всегда добровольно (надо же чем-то жертвовать, нет?). А потом бездымный порох и динамит стали нести смерть на расстоянии. Боец стал клерком. Дерни веревочку, снарядик полетит, всех убьет, далеко, ты и чихнуть не успеешь. И воевать стали другие люди. Блеклые. Тусклые. Серые. Зачем таким ярость бытия? Она лишь мешает жить в уютном мирке. Кто не верит - вспомните Ремарка, визит героя к женщине с пониженной социальной ответственностью. Разве мог бы сбежать из такой ситуации викинг или рыцарь, или даже гусар? А вот современный солдат смог. Не нужно ему это. Просто не нужно.

Так вот. То ли драка накоротке, так сказать, огнем и мечом, то ли странная магия Эры (быть дивном - не самая плохая участь, но вот рога тут явно лишние) тому причиной, но сейчас Сергей отбросил все наставления морали. В странном мире, где странные друзья помогали победить необычных врагов даже близость была необычной. Не скучное пыхтенье под одеялом. Не торопливое дергание в кабинке туалета ночного клуба. Нет. Иначе. Ярко. Насыщенно. Жестко. Так, что остаюся синяки и кровоточащие полосы. Но и награда куда выше! Не жалкие охи и стоны, что под силу изобразить даже порноактерам. Нет. Совсем иное. Его словно разобрали на кусочки - и собрали заново. Более свежим. Более сильным. Более новым и подходящим этому миру. Он смотрел на обнаженную деву-птицу, и тело словно продолжало содрогаться в сладком танце. И не было слов. И только песня звенела в голове натянутой струной
- Возле Рижского взморяь все реже стучат поезда, в заметенном окне полуночная стынет звезда. И у Рижского взморья, у кромки его берегов, опускается занавес белых январских снегов. Опускается занавес, белый над сценой пустой, и уходят волхвы, за неверной своею звездой.

Не было взморья, не было волхвов. Но где-то стучал поезд и надо было уходить. Он поцеловал сочные спелые губы, растягивая прекрасное мгновение. Погладил плечи - и положил свою (или сейчас дивновскую) ладонь на живот птице-деве.
- Спасибо за твой дар, Эра. Это было волшебно и невероятно.

Ладонь погладила нежную шелковистую кожу, по которой еще стекали капельки пота.
- Я надеюсь, что подарил тебе сына. Вряд ли я смогу стать такой как ты. Я терранин и таковым и останусь. Но, думаю, что удалось нашей земной Аматерасу, обязательно удастся и тебе, Эра. Пока я побуду дивном, но потом верну тебе твой дар. Ты говоришь - подземная река? Ну что ж, у меня нет причин отказаться от твоего предложения. Где, говоришь дорога, по которой надо идти?

А магу Одхе, что скулил там, внутри, Сергей ответил просто.
- Сергею там не пройти - ибо место полно магией. Дивн не справится там - ибо незнаком с терранским оружием и опасностями. А я - дивн Сергей - смогу это сделать. Я верю в себя, верю Эре и надеюсь, что ты, дружок, поможешь вовремя советом. А не мокрыми штанами.

И Сергей заорал песню (рушить скалы и сжигать руины не хотелось, песня выглядела безопасней).

На шумный праздник пушек и клинка
Мы явимся незваными гостями.
И никогда мы не умрём, пока
Качаются светила над снастями!

Мир продолжал удивлять Сергея. Сейчас, словно в калейдоскопе, опять возникла новая картинка. Он улыбнулся. Как меняется судьба Птица! От потенциального завтрака через незаметную должность советника к главному ударному оружию невероятной дуэли - и к чарующей деве. Это была фантастическая карьера. Или не очень? Откуда он знал, что и как было с ней раньше. Может, это для него приключение было фантастическим. А для Эры все было просто и банально. Но он видел ее стройное тело, видел ее пленительные черты и волнующие изгибы. И сложные философские вопросы перестали его волновать. В конце концов, не он придумал анекдот о забавной мужской анатомии вкупе с интересными особенностями мужского же мышления. Может и есть монахи или самураи, неподвластные таким чарам - Сергею было то неведомо. Он-то точно не был таковым. И ответил он на ее поцелуй глубокий как Большой Каньон и долгий как дорога в дюнах. Растворился в синих глазах, утонул в них, как в бездонных карстовых озерах. Запутался в волосах, словно рыба, пойманная в сети. Лишь торопливо стал сбрасыват одежду, жалея, что не может, подобно перьям, стряхнуть ненужную сейчас ткань. Ведь его ждет Эра, сладкая как мед, гибкая как ива, страстная как любовница, опытная как богиня любви, пылкая как Мата Хари...

Мата Хари!? Подсознание Сергея отчаянно ему что-то сигнализировало, но все каналы связи оказались перегружены. Ведь англичане не выиграли свой Ютланд, а японцы проиграли свой Мидуэй именно потому, что не смогли толком наладить связь. Вот и Сергей не слушал свое подсознание. Ибо чресла его пылали тем первородным огнем, который выжег Адама с Евой из Рая. И куда там было устоять простому фотографу?

Потому мужчина оставил без внимания магию Эры. Ну, колдует она, и что? Может, ей надо? Может, ей так хочется? Может, без этого она не смогла бы принять такую соблазнительную форму. Может... да мало ли что там может!? Что он мог сказать про магию этого странного мира? Да ничего. Потому и не стал беспокоиться и мешать. Вместо этого он попытался увлечь Эру на одежду, что сбросил в пылу страсти, чтобы наконец, заняться горячей и безумной любовью после выигранного сражения...

Давно схлынуло первое возбуждение от ареста пары Фишер. Уже успели оплакать всех, кого они убили. Уже прошло не одно заседание суда, уже прозвучали обвинения. Сэм Фишер смотрел прямо, улыбался пренебрежительно, и, казалось, что пылинка на обшлаге сюртука волнует его куда сильнее, чем грядущая смерть. Ибо другого приговора просто не могло быть. И адвокат, назначенный чуть ли не против его воли ("помилуйте, как защищать этих... да меня же потом линчуют!"), отговорил положенные речи вяло, спустя рукава. Сэм даже как-то не выдержал, и разразился едкой тирадой, что надо заканчивать этот гнусный фарс, мол, раз уж решили казнить, то казните, к чему эта комедия. На что судья, промокнув лысину платочком, заявил, что они уважают закон, и что раз подсудимым положен адвокат, то будь они прокляты, но он у них будет!

И вот наступил день оглашения приговора. Зал был набит битком. Люди стояли в проходах, толпились сзади, переговаривались негромко, косясь на скамью подсудимых. Но вот судья поднялся и стал оглашать приговор. И в самом конце прозвучало - "к повешению!". Но тут наступил звездный час адвоката. Он поднялся и дрожащим голосом произнес
- Ваша честь, вынужден напомнить, что по законам нашего штата замужняя женщина не может быть приговорена к смертной казни.

Все голоса разом смолкли. Казалось, стало слышно полет мухи. Судья нахмурился. Но прочитал текст, подчеркнутый адвокатом. Потом снял очки и протер линзы. Зал возмущенно загудел. Судья поднял руку. Сэм улыбался, глядя на развитие событий. Они с женой сидели на разных скамейках.
- Слышишь, дорогая, ты будешь жить. Назло всей этой пародии на правосудие.
Гул стал громче. И судья был вынужден стукнуть молотком.
- Скажите, а что законы штата говорят насчет вдов?
Адвокат был вынужден признать, что вдовы не являются замужними, а значит, на них закон не распространяется.
- Вот вам и ответ. Сэм Фишер будет казнен в это воскресение, а его жена, точнее, уже вдова - через неделю.

Выдержка первый раз изменила Сэму. Он вскочил, зазвенев кандалами.
- Вы не посмеете...!
Но удар приклада в спину заставил упасть вперед, грудью на стол, чуть было не опрокинув его.
- Уведите арестованных!

Чеканная формулировка аккуратного немца (впрочем, Наполеона он громил на русской службе) прошла сквозь века и страны, нисколько не изменившись и не утратив справедливости. Война есть продолжение политики иными средствами. Да. Это так. И те, кто задумывает войны, кто водит пером по бумаге, посылая на смерть целые армии, тот вполне способен оценить всю мудрость данного изречения. Но Сергей не они. Он не воевал. Он шел, вообще-то, фотографировать. И на тебе - афронт по всем фронтам. И магия, и клубок противоречий, и головоломные приключения и враги.. О, эти враги. Одни хармузды чего стоят! А как говаривал старина Фридрих, чем больше противника, тем больше славы? Дворовый вариант - большое мясо громко падает, но фи, это так некрасиво и грубо! Так вот, к чему все это. Сергей не ощущал себя творцом большой политики. Он только что выиграл смертельный бой, ему было плевать на высокоумные слова, будь они хоть сто тысяч раз истинными. В ней, в этой истинности, нет многого. Нет боли в натруженных ногах, нет запаха ношенных портянок, нет стылой промозглости, что пробирает сквозь куцую шинельку, нет боли от попадания пули в тело. Но там же нет и упоения битвой, нет всплеска адреналина, нет той боевой ярости, что заставляла викингов грызть щиты, а в более поздние времена подниматься в атаку на пулеметы.

А вот у Сергея ярость была. Он не хотел воевать. Он хотел дойти до Трона - и и все. И теперь, победив в стычке, он жаждал выплеснуть в мир свой восторг, свое счастье победы, свое наслаждение от хорошо сделанной работы. Полководцы прошлого это прекрасно понимали. И знаменитое, пережившее века - отдаю город на три дня - это не только набить карманы и брюхо. Нет! будь все так просто, солдат можно было бы просто кормить от пуза, да поить вином, сохраняя несчастный город в целости и сохранности. Нет и еще раз нет! Дикое напряжение битвы требовало обязательной разгрузки, телесной и духовной - и город отдавался именно для этого.

И в ряду способов сбросить с себя наваждение боя самым главным и действенным средством была, есть и будет - горячая страстная физическая любовь. Это в красивых книгах эпохи романтизма рыцари отворачивались от женщин, посвящая себя службе Прекрасной Даме. А в жизни... Ой, лучше бы и не знать, что там происходило в жизни. А то померкнет сияние рыцарственности, и совсем другими явятся перед нами герои сказок и легенд.

И потому Сергей, не колеблясь ни секунды, выдохнул
- да! Да! ДА!!!

Мысли о хармуздах и Одхе придут потом. Правда, сейчас его остановила простая физика вкупе с анатомией. Но все вопросы - а как? А получится? А твой размер? А твои формы? А куда? слились в один, словно бы реки, сливаясь образуют океан.
- Но как?!?

Ожидаемо. В этом мире морока, где черное является белым, а белое притворяется черным, странно ожидать, что прекрасная дева окажется прекрасной девой. Впрочем, в его мире было примерно так же. В голове совершенно не к месту проскользнул, подобно торпеде в толще воды, анекдот. Мол, мужик спрашивает у бога - как же так, девушки такие милые, добрые и замечательные - и превращаются в таких сварливых и капризых жен. А бог, значит, улыбнулся и говорит - так девушек создаю я, а женами их делаете вы... Но дальше и глубже развивать эту мысль Сергей не стал. Бой еще не окончен. А хвастаться победой или отвлекаться на что-то иное было глупым и странным. Он еще хотел показать извечный мужской победительный жест в сторону морока, мол, хрен вам, не возьмешь, но тут его отвлек крик Эры. Она вывернулась, она смогла воспарить над схваткой - и, пылая праведным гневом, понеслась в атаку на Жреца. Все правильно. Лежащего не бьют, лежачего - добивают. К тому же... Многие обыватели не согласятся, но порой славная смерть куда лучше бесславно жизни и гниения. И - самое главное - сам погибай, а товарища выручай. А хармузды... что делать, проблемы будет решать по мере их поступления. Или, как говорили японские самураи, врагов считать не надо, их надо уничтожать.
Правда, чем можно побить Жреца? Арбалет? или пламя? или доброе слово, сдобренное свинцом? А, решив, что лишним не будет, он махнул рукой в сторону призрачной фигуры:
- Гори, тварь, в огне!!!

Главная слабость мужчины - женщина. И раньше, в эпоху рыцарства, и потом, в век дворянства, и сейчас, в эпоху офисных сидельцев и продаванов. Улыбка, взгляд, неосязаемый запах феромонов погубили людей больше, чем обе мировые войны, вместе взятые. И не мудрено, что хармузды решили взять себе личину девушки. Но Сергей не верил им - и с чего бы? Почему эти мерзкие отродья, алчные и жадные, не могли притворяться девушками? Потому он лишь мельком глянул на Жреца. И поразился силе своих слов и несвоего арбалета. Но впредь стоит быть аккуратней со словами - то, что он почитал просто дразнилкой, Мир воспринимал проклятьем. И темная магия разрушающей Эгерии нависла над полем боя словно грозовая туча. Эра... Птенец отчаянно сражался за свою жизнь. Одхе пока ушел в тень, словно бы поразился и удивился своей не до конца высохшей силе.
Заветы воинов, пришедшие из глубины веков, были просты и незатейливы. Сам погибай, а товарища выручай. Слишком уж дороги и мудры были советы Эры, чтобы можно было так вот ей пожертвовать. Потому, взревев раненным вепрем, Сергей бросился ей на помощь.
А темную магию он не стал звать. Ибо она была полна яда. Ведь недаром Властелин Колец оставил неизгладимый отпечаток на всей культуре Европы - сперва книгой, потом фильмом. Стоит один раз поддаться на эту слабость - и ты закончишь жизнь как Исилдур, преданный Кольцом. Сергей сконцентрировался на том, чтобы помочь Эре и поразить атакуемого ее хармузда.
- Пускай огонь сожжет врага
знать такова его судьба
и пусть еще спасется Эра
помогут магия и вера.

Ох как было обидно Сергею. Еще бы! Эра обрушила на хармуздов такой удар, что куда там Ямато с его детскими 18-дюймовками. Разве что боеприпасы объемного взрыва могли бы послужить слабым подобием. Или - сокрушающее и ослепительное пламя ядерного взрыва. Но энергия взбесившихся атомов сожгла бы здесь всех - а Эра выборочна била по хармуздам. И Одхе не оплошал. Дрожь и страх не помешали ему творить Магию - волшебство, привыкать к которому Сергею предстояло еще очень долго. Крысы, главный страх и ужас давно умершего, но странно ожившего мага оказались повержены. И только он, Сергей, оплошал. Только он. Даже волшебный арбалет не смог помочь ему справиться с падалью - Жрецом давно забытой религии. Но разве это повод отступать или сдаваться? Нет! Это не повод!
- Падаль? Это кто из нас двоих падаль, а? Ты, чудовище из кошмаров, про...игравшее (тут в голову Сергея полезли очень даже экспрессивные определения, связанные с жизнедеятельностью человека, но мы опустим завесу милосердия над этими, без сомнения емкими и четкими понятиями) свой мир - и ты смеешь называть меня падалью? Умертвие, белый ходок, монстр Франкенштейна, почему ты не сгнил в своей могиле, зачем ты пришел сюда и гадишь в этом мире? Ты проиграл все, что можно, тебе пора на покой, тебе пора в могилу, пусть Ад заберет тебя - и никогда, слышишь, никогда не возвращайся обратно. Мир изблевал тебя, словно протухший чебурек, и глупо спорить с судьбой..

Разумеется, пока все эти слова слетали с побелевших губ Сергея, он не стоял на месте. Руки его лихорадочно перезаряжали арбалет. Ну... Другого оружия у него не было, а вот на магию он побоялся рассчитывать. Просто потому, что вырос в механическом мире. Чего ждать от железяки, что может, а что нет - он представлял. Нет уж, оставим магию Эре и Одхе, а сами по старинке. Наконец, он вскинул оружие, целясь в отвратительный силуэт. Но можно было еще дать приказ....

- Эра, бей эту скотину! Жги ее!!

И недрогнувшей рукой он послал стрелу еще раз.

"Смогут другие создать изваянья живые из бронзы,
Или обличье мужей повторить во мраморе лучше,
Тяжбы лучше вести и движенья неба искусней
Вычислят иль назовут восходящие звезды, — не спорю:
Римлянин! Ты научись народами править державно —
В этом искусство твое! — налагать условия мира,
Милость покорным являть и смирять войною надменных!"

Вергилий, "Энеида"

Был вечер. Чёрная вода неспешно перестукивала друг о друга тонкие, полупрозрачные льдины. Иногда гребцы отталкивали лёд вёслами, но чаще просто полагались на прочность своих лодок. Они спешили. Старались перевезти как можно больше людей прежде, чем тень опустится на массивные кубоидные башни каструмов, а на стенах зажгут сторожевые огни. Каждый день, работы по перевозке начинались едва взойдёт солнце, а заканчивались на закате, и всё же число угрюмых шатров и палаток на северном берегу не уменьшалось, а только росло.

Готы бежали. Бежали в ужасе, отнюдь не свойственном этому могущественному и гордому народу. Напряжённая тишина стояла над их лагерями, но стоило им пересечь середину Дуная, как варвары, точно избавляясь по старинному поверью от заклятья, перейдя бегущую воду, начинали обмениваться байками, шутить и петь, и песни, и смех далеко разносились на сухом зимнем воздухе.

Император принял их.
Даровал защиту против врага столь чудовищного, что по рассказам очевидцев казалось, будто не люди опустошили страну Ойум, но демоны.
— Чёрные всадники на черных жеребцах!
— Они возникают из ниоткуда! Ни одно войско не может двигаться с такой скоростью!
— Их стрелы в воздухе оживают и визжат как демоны!
— От городов, куда они приходят, не остаётся ни единой постройки!
— Они берут в плен и лишают юношей разума так что те забывают свой дом и племя!
— Никто не выжил!
Суеверные дурни! Если никто не выжил, то кто же в таком случае рассказывал байки? Куда важнее — готы
всерьёз верили, что таинственные "хунну" в любой момент появятся возле Дуная, дабы истребить весь их народ до последнего ребёнка. Верили настолько всерьёз, что бросались в ледяную воду и на копья легионеров. Флавий Валент отнюдь не был сердобольным человеком, но придворные быстро разъяснили ему всю выгоду, происходящую из отчаяния старых врагов.
Новые подданные, которых можно использовать в качестве живого щита от тех-самых "хунну", которых готы так боялись. Новые рекруты в римскую армию, которых можно использовать против главного врага — Персии. Поражение Юлиана под Ктесифоном лишило Рима Месопотамии от Нисибиса до Синганы, открыв шахиншаху дорогу на Пальмиру и Антиохию. В 374 году Валент уже попытался нарушить мир, но испугался численного превосходства персов. Десятки тысяч готских воинов могли позволить ему не только вернуть утраченное, но и исполнить мечты всех императоров со времён Гордиана.

Судьба римлян — править миром, и от исполнения этой великой судьбы их отдаляли лишь стены Ктесифона. Не столь неприступные, если полить их готской кровью.

Придворные льстецы на все лады воспевали мудрость, проницательность и благородство духа Августа, заново открывшего старую максиму: "Использовать варваров против варваров". Лучший оратор Рима, Квинт Аврелий Симмах, заключил эту идею в наиболее изящную формулу, величие Рима определяется не числом уничтоженных врагов, но милосердием, позволяющим обратить их труд на благо Империи. Но подлинным идеологом планов Валента в отношении готов стал Фемистий, принцепс Сената Константинополя. Этот глубоко пожилой грек хранил верность богам далёких предков и говорил, ссылаясь на величие Аристотеля. Только милосердием к готам римский император побудит этот жестокий народ присоединиться к Империи, и тем самым окончательно его одолеет.

Империя сокрушила алеманнов, пиктов, берберов, отбросила персов от границы, добила последних узурпаторов. Закончилась, говорил Фемистий, эпоха бесконечных войн со всеми подряд. Осталось только добить персов — и пятисотлетняя война за господство завершится. Совсем скоро, в Римской Империи настанет мир.

Хунну в этом потоке цветистых речей попросту не упоминались. Не говорили о них при дворе, а если и вспоминали, то как счастливый случай, поставивший гордых варваров, наконец, на колени.
— Племена постоянно грызутся друг с другом, — говорил император своему верному сподвижнику, магистру оффиций Софронию, — "Хунну" кем бы они ни были, утонут в варварском море. Если они и подойдут к нашим границам, у нас есть лимес, армия готов и мощь всего мира. Для твоего беспокойства нет оснований.
Софроний только вежливо кланялся.
Это был удивительно тихий человек и с возникающими проблемами он разбирался так же тихо. Начав императорским нотарием, он заслужил высокое звание главы императорской канцелярии тем, что сумел убеждением или подкупом рассеять войска узурпатора Прокопия. С тех пор безопасность Империи стала личной ответственностью Софрония. И где император мог просто рассмеяться и отвернуться, что важно, не дав прямого запрета на те или иные действия, магистр оффиций не просто мог, но и обязан был начать работу.

Наибольшей трудностью было избрать агента. Софроний всегда остерегался громких имён и безупречных репутаций, предпочитая знать о своих подчинённых то, чем мог бы при случае смирить их амбиции. Иные сказали бы — Луций Цельс Альбин не заслуживает доверия, он помилованный мятежник, изгнанный императором Юлианом с государственной службы и вернувшийся только чудом! С точки зрения магистра оффиций именно поэтому Альбин и заслуживал доверия. Одно слово не в то ухо, и всемогущий магистриан окажется в той грязи, в которой уже однажды побывал. Тем больше для него причин работать на совесть.

Конечно, такие вещи не произносят вслух.
Вслух произносят другое.
— Прости, друг мой, что я вынужден потревожить тебя. Будь моя воля, я ни за что не стал бы прерывать твой заслуженный отдых, особенно после столь выдающегося успеха в Африке. Но дела Империи требуют нашего вмешательства, и Август желает чтобы я послал лучшего. Разумеется, ты можешь отказаться.

Луцию не следовало обманываться.
Отказаться он не мог.

Был вечер. Темная вода неспешно перестукивала друг о друга тонкие, полупрозрачные льдины. Мимо проплыл самодельный плот — группа варваров не пожелала ждать перевозки и теперь при малейшем ветре плот заливало ледяной водой. Некоторые готы пытались пересечь реку вплавь. Их окоченевшие тела уносила река.

Вас переправляли в несколько ходок. Загружали по десятку пассажиров на небольшой корабль — остальным приходилось зябнуть, кутаясь в меховые плащи. Первыми на борт естественно поднимается знать. Сам Альбин и высокомерная Лупицина, дочь комита Фракии — оба в сопровождении свиты из рабов и личных врачей. Возле гордой патриции несколько смущённо стоит солдат, по виду эллин. Кажется, ему куда спокойнее было бы с легионерами, или на худой конец с разведчиками, ожидающими своей очереди, чем рядом с колдуном — ещё одним спутником Лупицины.

Отряд соответствовал задаче — одна когорта при поддержке турмы прокурсаторов. Когорта! Сильно звучит, правда? Сразу представляются шагающие в ногу пять сотен легионеров. На такой эффект наверное и рассчитывал комит Фракии Флавий Лупицин когда обещал выдать магистриану целую когорту в виде сопровождения. IV Martia quingenaria под командованием не кого-то, а самого Молчаливого Гектора, героя войн с германцами и персами как никто заслужившего звание трибуна! Вряд ли опытного Луция Альбина обманули громкие слова. Два десятка копейщиков, да десяток лучников — вот и вся когорта. И добро бы ветераны — новобранцы. Разве что три декана в подчинении Гектора в настоящем бою бывали.
Иначе обстояло дело с прокурсаторами. То, что турма не насчитывала обещанных тридцать всадников уже можно было догадаться, зато десять конников под командованием трибуна Требония Пульвиса послужили в самых разных частях лимеса, прекрасно умели читать знаки и вообще знали своё дело. Своеобразным украшением турмы была Эйтни — завербованный как говорят лично Пульвисом спекулятор, отличающаяся проницательностью и способностями к варварским языкам. Вёз Пульвис и заложника — сына какого-то мелкого сарматского князька.

В результате общая численность группы превышала полсотни человек. Более чем достаточно чтобы отбиться от банды головорезов, а больших трудностей в пути и не ожидалось.

Что могло пойти не так?

История I
Луций

Луций Альбин родился во времена Константина Великого в Иберии, близ города Тарракон. Его род, Цельсы, хотя и был несомненно старинным, ничем похвастаться особенно не мог. Ещё дед Луция, Валерий Цельс Альбин, мог гордо хвастаться тем, что его семья происходит от самого Цельса — философа, некогда одним из первых доказавшего ложность христианского учения. Потом Август Константин возвёл христианство в небывалый почёт, и рассказывать о происхождении от ярого противника новой веры стало как-то немодно...

Чтобы такие рассказы и вовсе никогда не всплыли, отец Луция, Валерий Цельс Альбин Младший, поспешил принять крещение, хотя богобоязненностью особенной не отличался, и когда в семье кто-то заболевал, посылал слуг с дарами в храм Асклепия. Его жена, добрая христианка, спросила духовника, что делать в таком случае, на что священник посоветовал личным примером кротости и смирения пред ликом Творца, склонить супруга к благочестию. Какое-то время мама следовала этому совету, но вскоре взялась за палку, ибо обладала даром просвещения.

Стоит ли говорить, что Луций быстро усвоил, что значит "единосущный", и почему рубить ухо пришедшему тебя арестовывать легионеру это плохо? Образование, впрочем, этим не исчерпывалось. Луций освоил латынское письмо и даже научился неплохо выговаривать греческие слова, прежде чем дед принял решение отправить мальчика подальше от "бабьего царства", туда, где перед ним откроются самые большие возможности — в Вечный Город. Но и здесь юный Альбин не задержался надолго, в 15 лет (шёл 949 год) он отправляется по протекции магистра оффиций Марцеллина в действующую армию где поступил под руководство франка Гаизона, тогда незначительного офицера.

Здесь из столичного юноши мигом выбили весь гонор. Забавно, но служи Луций лет через пять, его часть мирно стояла бы в каком-нибудь городе, без намёка на палочную лагерную дисциплину. С одной стороны обидно, конечно, но с другой — он ещё успел увидеть, что такое настоящая римская армия. Когда молодёжь будет ныть о невыносимых условиях, у старика-Альбина всегда будет готов ответ. То-самое восхитительное "вот в наше время!"

И это будет ложь.
Как в любой хорошей лжи, в ней будет много правды. Но сколько всего не будет сказано! Например, как ты, ещё мальчишка, с всадниками обшаривал южную Галлию в поисках свергнутого императора, брошенного всеми. Судьба уберегла тебя от участия в грехе цареубийства, но ты видел тело. Красивого, безбородого юношу нашли в церкви и вытащили, после чего Гаизон зарубил его самолично. Он был старше тебя лишь на каких-то пять или семь лет.
Sic semper tyrannis.

Был ли Магненций хорошим императором? Сложно сказать. С одной стороны он открыто раздавал должности язычникам, что обещало положить конец долгой вражде вер. Его солдаты были верны ему и принимали дисциплину. Его любили варвары. Галлия, Британия и Иберия покорились ему без борьбы. Наконец, Магненций хотел мира, и даже предлагал покориться Констанцию как старшему Августу. Не раскалывать Империю. Просто править ей в согласии, со знанием особенностей местного населения. Разве это было плохо?

Вот только кончилось всё бойней.
Мурса. Ты навсегда запомнишь это слово.
Вас было вдвое меньше, но вы сражались за то, чтобы самим править родной землёй. Самим выбирать себе веру. И, в конечном счёте, за то, чтобы самим выбирать своего императора! Вы готовы были заплатить за это кровью.

Тридцать тысяч пришли на поле. Двадцать тысяч там и остались. Погиб Марцеллин, твой покровитель, архитектор заговора, погиб Гаизон, бесстрашный командир, показавший тебе не только, что значит быть солдатом, но и то, что на войне порой приходится принимать нелёгкие решения. Ты тоже мог погибнуть, но рана оказалась несмертельной. Второй раз ты мог погибнуть когда победоносный Август Констанций, принёсший в жертву ради победы около тридцати тысяч единственно из своего честолюбия, решал судьбу пленных.

В тот день ты впервые и встретил Софрония, а с ним и восхитительное сочетание agentes in rebus.
— Луций Цельс Альбин. Выходец из сенаторского рода Цельсов. Владения находятся, — Он точно назвал местонахождение поместий твоей семьи, — Живые родственники, — И снова точный перечень. Даже слишком точный. Этот человек знал твою семью лучше, чем ты сам. Позднее, проводя аналогичные разговоры, ты поймёшь, что всезнание часто бывает залогом покорности. Всегда сложнее отказать тому, кто знает где живёт твоя мать.
Но Софроний и не думал тебе угрожать. Наоборот, он много и складно говорил о том, что ты ещё молод. Он знает какая дисциплина царит в войсках, как тяжело юноше пойти против слова офицера. Несомненно, тебя принудили к участию в мятеже. Он, Софроний, знает, что ты никогда бы не пошёл против детей Великого Константина. Некоторые сохранили верность узурпатору, бежали с ним, кстати, владения их семей сейчас конфискуются, а потом в их отношении будет проведено самое серьёзное расследование.

Но не в отношении тебя! Ты ещё так молод! У тебя впереди прекрасное будущее! Ты служил в прокурсаторах, так отчего бы не сменить род деятельности? Поступить на службу к истинному Августу. Конечно, обычно заговорщиков разжалуют, чтобы подать пример остальным. Но как христиане, мы всегда готовы простить раскаивающуюся душу, верно?

Всего-то и надо, что написать одну единственную бумажку. Назвать имена тех, кто как тебе известно добровольно и по злой воле вступил в заговор.
Они предатели и цареубийцы.
Но ты сам видишь как милосерден Август! Прощён был магистр пехоты Паннонии Ветранион, который одновременно с Магнецием объявил себя императором, но сам, добровольно сложил с себя власть. Сейчас ему назначена пенсия, не было отчуждено ни одно поместье. Если Август и хочет знать врагов его брата, то лишь чтобы обойтись с ними столь же милостиво!

Софроний знал своё дело.

История II
Татион

Раскалённый железный прут медленно, почти деликатно, утыкается в ребро. Зубы сжаты. Тело инстинктивно дёргается прочь, но верёвки держат крепко. Варвары смеются, перебрасывают друг другу мелкие серебряные монеты – они делают ставки, когда же ты закричишь.

Многие из них сегодня останутся без денег. Так уж ты воспитан. Отец, галл по происхождению, служил в армии Константина II и погиб при Аквилее когда тебе было три года. То был бой не с врагами Рима — сыновья Константина Великого не поделили власть в государстве. Победа Константа навсегда отдалила твою мать от мира — она нашла утешение в общине Донатистов. Ты очень быстро узнал, что Август неправеден потому что идёт на компромиссы с язычниками и распутен — христиане так на поступают. Они страдают за свою веру, и нет ничего прекраснее чем искаженное болью лицо мученика. Возможно, потеряв мужа, мама помутилась рассудком, но одного у неё не отнять.

Она сделала тебя стойким.

Попав на Лимес, ты никогда не жаловался ни на холод, ни на издержки армейской дисциплины. И когда гражданская война оставила вас без подкреплений, ты хорошо сражался. Ты не бежал, как иные малодушные трусы. Ты защищал Лугдунум.
И когда тебя, пленного, оттащили на островок посреди Рейна, когда руки заломили за спиной, а грудь жгли калёным железом...

Ты не кричал.
Тебя нашли полуживого воины Цезаря Юлиана.
Узнав от пленных германцев о твоей храбрости, Цезарь лично наградил тебя званием центуриона или, по гречески, центенария.

Шёл 357 год...
Тебя окружают хорошие люди, жаждущие возмездия нечестивым алеманнам за жизни товарищей. Их жажда была утолена — летом варвары разбиты у Аргентората.

Но достаточно ли этой общей мести Молчаливому Гектору?

История III
Пульвис

Пульвис оказался в Германии существенно позже Татиона. Алеманны были умиротворены Юлианом, Лимес и основные крепости — восстановлены, а на байках о "молчаливом Гекторе" в основном запугивали новобранцев, чтобы те не отходили от лагеря. Примерно с такой интонацией обыкновенно рассказывали историю Гая Муция, в одиночку пробравшегося во вражеский лагерь и будучи захваченным спалившего себе руку, чтобы доказать, что он не боится боли. У этой истории двойное дно.
"Вот герой!" — Скажет любой.
А потом задумается и поймёт, что влезть во вражеский лагерь с целью убить царя, даже не зная, как тот выглядит, было наверное не самой лучшей идеей. Не случайно Гаю Муцию надменный государь этрусков сказал: "Ты больше навредил себе, чем мне".
В общем, разведчиком ты был скорее осторожным и жечь себе руки не спешил. И, говоря по совести, так ли ты был уверен, что попав в плен не расскажешь всё, что знаешь, едва познакомившись с раскалённым железом?

Дважды тебе случалось терять свой отряд.
Один раз — ещё легионером.
Второй — трибуном.

Но лишь первый раз ты запомнишь навсегда. В нем было что-то колдовское. В 361 году таой отряд отправили за Рейн. Следовало в точности определить, предпримут ли алеманны новое нападение на римлян. Есть ли следы передвижений их войск? Свежие кострища, оставленные небрежными лазутчиками? Как же ты тогда был молод, всего девятнадцать лет! Лес манил тебя, шептал что-то на ухо, очаровывал — и обманывал. Оглянулся на секунду, а после видишь, вокруг никого. Только каркают вороны на ветвях огромных дубов. Кар! Кар! Ты здесь чужой, римлянин. Эта земля забрала многих твоих соплеменников, заберёт и тебя. Твою жизнь. Твою душу.

В дебрях зарослей ты различил старые, поросшие мхом, валуны. Ты неплохо понимал в технике и догадывался, что глыбы такой формы точно обтесал человек — но кто, зачем, когда притащил их в середину веса, и как удалось дикарям-германцам сложить блоки в идеальное кольцо...

Внезапно, жуткий страх обуял тебя.
Неестественный. Навеянный извне.
Беги! Беги сейчас, римлянин!
Ты потревожил что-то дурное.
Что-то, смотрящее на тебя тысячей вороньих глаз.

Птицы срываются с ветвей. Кружат. Норовят клюнуть.
Кар! Кар! Кар!
Умри! Умри! Умри!

История IV
Эйтни

Эйтни из народа каледониев. Высоки стены двора твоего отца, забиты соленым мясом его погреба, полны зерном амбары. Но жизнь твоя не ограничивалась единственными вратами каменного круга. Домом твоим был лес, деревья своей тенью укрывали тебя, холмы приближали к бескрайнему голубому небу, реки ласкали кожу прохладной водой. И в пении птиц, в крике зверей, во всем читались знаки судьбы. Плачьте, люди, радуйтесь, люди. Не для людей рождена Эйтни, дочь Эрилиха. Не будет у неё восьми мужей — по одному от каждого племени. Не передаст она дом свой старшей дочери, не благословил оружие семи своих сыновей.

Так было сказано богами, ибо боги каледониев не есть природа. Боги — есть судьба.
Помнишь ли ты, дочь Эрилиха, священные символы?
В них заключено знание о ветвях. О ветвях, что пронзают мир, соединяют небо и землю, мир зримый и мир незримый. Нарисуй луну, что смотрит вниз, нарисуй ветви, устремлённые вверх. Нарисуй два мира, и ветвь, что их разделяет. Лунный свет закрывает дверь тем, кто снаружи, видя символ луны, они принимают его за луну, и исчезают. Но нарисуй над порогом символ моста, и духи пройдут в дом. Раздели небо и землю задвижкой — и тогда духи не смогут выйти, и ты сможешь призвать их, говорить с ними. Соедини двух змей — и все узнают, что место не для людей. Запомни символы, ибо через символы ты говоришь с духами. Учись читать знаки — через знаки духи говорят с тобой.
А видишь зверя, что плывёт по воздуху, точно по воде, с длинными щупальцами и клювом, как у аиста?
Это зверь смерти. "Руками" своими он душит старых и больных, а потом клювом выпивает две души.
Единственный способ отогнать смерть — одна из рук зверя тянется к небу, ибо он должен держаться за небо, чтобы стоять на земле. Если колдун отрубить зверю смерти руку в момент, когда он забирает душу — смерть отступит. Потому и можно спасти больного или раненого.

Помни также что у каждого человека две души – одна животная, заложенная в теле, другая человеческа, полученная от богов. Ты принадлежишь богам, потому укроти тело и закали дух. Ты не выйдешь замуж. Не родишь детей. Но только тебе по силам будет прогнать смерть.

Учитель твой — змей, что живет в воде.
Посмотри в стоячую воду — и увидишь змея.
Он повсюду ибо везде.
Всё змею известно, всё может быть сказано.
За плату.

Помни, лишь судьбы равно руководят духами и людьми. Потому каждый человек носит hual — цепь. Ткань слаба. Прикрой железом плоть. Пусть остальное закроет краска. Твой рисунок — облик твоей души.

Такова истина.
Таково знание.
Всё то, что даётся бесплатно.
Дальше — лишь выбор.

Три глиняных фигурки.
Лошадь.
Птица.
Тюлень.

Выбирай.
И пусть судьба выберет твоей рукой.

Ох не лежала душа у Сергея к бегству. Слишком он становился там уязвим. Слишком отдалялась цель. Слишком расплывчатой становилась сама вероятность победы. В самом деле! Тогда, у железной дороги, опасность была слишком явной, а воевать было нечем и не с кем - попытка выйти против волшебного мрачного поезда изящно описывалась метафорой - бодался теленок с дубом. Причем Сергея печалили обе роли - как дуба, так и теленка. Но сейчас, когда, казалось, до трона подать рукой - зачем было бежать в непонятно куда? Тем более, что бегство отнюдь не избавляло от погони, а только дарило новые угрозы. Нет. Он не станет бежать. Конечно, оставался риск вселенца в голову - ибо кто знал, как поведет себя этот странный малый, Одхе. Но Сергей надеялся, что суицид не входит в его долгосрочные и тем более краткосрочные планы. А его знания о мире вполне могли помочь Сергею справиться со Жрецом. И ... с Генералом. В конце концов, они уже проиграли свои войны. Пусть не Сергею, крысам, пусть давным давно, но они были повержены в прах. На стороне же Сергея опыт минувших войн, пусть книжный, но... концентрированный и отлитый в стрататегмы, лаконичные и завершенные в своей стройности. Правда, за скобками останется вопрос, как именно опыт давно умерших солдат может помочь Сергею здесь и сейчас, но ...
- Мы принимаем бой!
и картинка в голове, из старого мультика почти забытого английского поэта. Река, скалы, серые волчьи тени, человеческая фигурка - и вожак стаи на скале. мы. Принимаем. Бой. Жаль, что нет мудрого Каа и ловкой Багиры, смертоносного Балу и отчаянной стаи. А что есть?
- Так, Эра, отсекай хармуздов. Если они будут рядом. Кто опасней, Жрец или Генерал? Кому ты сможешь нанести больший урон? У кого атака на расстоянии? Кто из них сильнее в ближнем бою? Одхе, это и к тебе вопросы. Чего они боятся? как их можно уничтожить? Где можно спрятаться поблизости и организовать засаду? Эра, птица огня и стали, откуда они хоть идут? По нашим следам снизу?

Сам же Сергей стал осматриваться, ища, что можно обрушить вниз, на преследующих его осколков Старого мира. И чем бы еще можно их уничтожить?!

Мемуары людей, прошедших Великую Войну века двадцатого - имеют одну общую черту. Не так важно, где и кем воевал человек, оставивший их. От ледяных просторов Севера до раскаленных степей Сталинграда. От пропахшей потом пехоты до хирурга в тылу. Среди 1418 дней войны все лучше всего помнят самый первый день. Даже если не падали бомбы, не горели пожары, не ревели моторы танков. Потому что это граница. Терминатор меж светом и тенью, шаг от спокойной мирной жизни - в кромешный ад самой страшной войны. И это всегда ступор. Как бы не готовили человека, как бы не учили его, какие бы не были тренировки и учения - всегда, абсолютно всегда, первые действия оказываются растерянными и не самыми эффективными. Просто потому, что шагнуть из мира в войну - чудовищно сложно.
- Одегра, одегра, одегра...
Выл, захлебывался болью и яростью голос. И мир раскололся на две части. Мертвая земля здесь и сейчас, нашпигованная хармуздами как булочка изюмом. И умирающая, вечно умирающая в памяти давно ставшего тленом мага цивилизация. Боже, какая страшная судьба! Построить мир, освоить и заселить материки, возвести города - и пасть жертвой крыс, мелких вредных созданий, которые, впрочем, изрядно вредили и в мире Сергея. Но такого не было. Или было? Гаммельнский крысолов? А что если чума, занесенная в Европу в Средневековье - была оружием серых тварей? Чума косила всех - и переносилась крысами. Что, если это был удар серого воинства по людям? Копья и мечы были бессильны, пустели целые области. И как знать, если бы не слишком холодная зима - не вымерла бы вся Европа? А потом люди стали развивать науку, производства - и крысы оказались загнаны в угол, в подполье. Но в мире Эдрика крысы сумели устоять - и нанести ответный удар.
Сергей сжал голову руками. Там гудел колокол, выли сирены, и грохот разрывов заглушал стоны гибнущих людей. И теплым островком реальности голос Эры - помочь, спасти, убить... Убить?!
- Нет, Эра, нет, пусть... пусть... Пусть будь что будет!
Сергей упал на колени - и протянул руки к небу.
- Ты, прошедший сквозь века, выживший в страшной битве, пусть и в виде морока - я открываю тебе свой ум. Убивать тебя еще раз - я не смогу.
И он зажмурил глаза, убирая последние хрупкие преграды между двумя разумами...

Компьютерные игры дарят возможность перенестись в самые разные миры. Имя им легион. Чего там только нет, какие только фантазии, влажные и не очень, воплощены в гигабайтах кода. Но даже среди мириадов таких выдуманных миров игра Arcanum выделяется своей необычностью. Авторы игры сумели скрестить невозможное - мир магии и технологии. Причем, изюминка игры, обе ветви развития, магическая и техническая, весьма забавно влияли друг на друга. Магов высокого уровня, например, не могли перевозить поезда - техника ломалась. С другой стороны, рядом с механиками заклинания не работали, или работали как-то не так. Добавьте еще мир стимпанка в стилистике викторианской Англии, кучу неоднозначных решений - и вы получите крайне неожиданную ролевую игру.

И потому Сергей сразу вспомнил эту древнюю игру, едва в его голове проросла ядовитая поросль чужих мыслей. Когда-то тут кипела жизнь. Когда-то тут было нечто, что так похоже на фантастическую игру, сплав магии и техники. А теперь все ушло, и Сергей не знал почему. И так ли ему хотелось ощутить в себе чужое Нечто? НА минуточку - люди этого Мира уже погубили его. И где гарантия, что не погубят следующий, если им дать волю? И где гарантия, что маг, выросший и умерший бог знает когда, не поглотит полностью душу и разум Сергея.
Исходный код.
Фильм о том, как легко подселиться в тело человека и заменить его. Да, подмену могут распознать, но чем это поможет донору? Потому... потому Сергей напрягся. Представил огромную дверь, высокую стену, частокол, все, что угодно, что отгородит его от чужой души - и отбросит ее обратно, в ту бездну, откуда она прибыла.
- Уходи! тебе не место в этом мире, чужак! Ищи дурачка за 4 сольдо! Моя голова пусть останется только мой.
И вслух.
- Эра! помоги! У меня в голове чужак! Как мне выгнать его как можно быстрее?!?

Жестоко? Да. Глупо? Может быть. Отрезает какие-то возможности? Так смотря как и куда глядеть. Однажды некий вождь привел из неудачного набега только каждого второго. Старейшины обвинили его: ты потерял половину воинов! На что вождь отметил без тени колебаний - я спас половину воинов! Все, как обычно, зависит от точки зрения. И Сергей был не согласен делить ее с неведомым магом-чужаком из погибшего мира. Самому мало и тесно.

Холод. Ветер. Высота. Жизнь не стояла на месте - и поворачивалась к Сергею странной, другой стороной. Драконы-Фениксы. Кто это? С кем это? куда это? Он в очередной раз поразился узелкам, которые завязывались в этом мире. Простое чувство голода словно был детонатор, нарушило сонное спокойствие закапсулированного мира. Пружина дошла до края - и рванулaсь обратно, щедро расходуя запасенную потенциальную энергию. Сергей, вот так, мимоходом и нехотя, ты убил Старую Империю и Волшебство. Хоббит, блин, недоделанный. Тот хоть знал, на что и куда шел, и к чему приведет его поступок. А Сергей? Черт, даже великие полководцы прошлого, Македонский и Наполеон, не рушили империи за завтраком, в походе. А он смог. И хотя Эра просила не жалеть об умерших, точнее, Непроснувшихся, Сергею сложно было удержать дрожь. Убийца империй...

А пока он лез вверх, упрямо, настойчиво, неторопливо. Лестница дарила иллюзию города, а ветер напоминал горы. Странный контраст, странный симбиоз, странный мир, полный тайн и недоговоренностей. Словно все вокруг него знают больше, чем говорят, и лишь один знает меньше, чем думают о нем другие. Он молчал. Эра молчала. мир молчал - все копили боевую ярость. Или злость. Или ловушки и яд. Наверху парень остановился. На мгновение мелькнула мыслишка вернуться назад. В уютный домик коднарицы, где мягко спать и вкусно есть. А поезд.. закрыл дверь и так просто сделать вид, что поездов не существует. И хармуздов не существует. И вообще, все сон, вот утром проснется, поцелует Эльвенгу в тугую грудь, потреплет по щеке - и побежит на работу в офис. А все прочее - перья, легенды, библиотека Одрика - окажется тяжелым беспросветным сном, который и запоминать-то не надо, не то, что пересказывать. Но Сергей знал, что это не так. Что он не забудет того, что случилось с ним. И не забудет Трон и дорогу к нему.

Он осмотрелся. Да, есть ощущение ловушки, но ... тут часто так. И что делать - неясно. Дома поблизости нет. потому, вздохнув, он решительно пошел дальше. Бог не выдаст, а свинья подавится...

Слушая Птица, Сергей сперва хмурился недоверчиво, потом раскрыл рот, потом лихорадочно почесал свой затылок.
- Вот так история, скажи-ка! А ты знаешь, в нашем мире есть похожая история. Правда, там есть не трон, а кольцо, да и написана она как сказка, а не как то, что было на самом деле. Но, с другой стороны, история не есть наука, а есть инструмент манипулирования общественным сознанием. Потому... Никто не знает, что и как было на самом деле даже 50 лет назад, не говоря уже про больший период времени...
И Сергей говорил все тише и тише, погружаясь в свои мысли. Странный и непонятный мир, в котором все поперек и наизнанку. Смертоносные поезда. Магия. Коднарица. Хармузды. Птиц, чуть не пошедший на завтрак, но теперь активно просящийся на трон. Господи, да чтобы перечислить все изюминки мира, не хватит многотомной энциклопедии!! И если бы это были приятные изюминки. А то как шарахнет очередное открытие - куда вам деться, мой выстрел хлоп, девятка сердце, десятка в лоб. И вполне может оказаться, что рядом не будет спасительного домика.
А с другой стороны... Птиц честно признался, что терран, то бишь землян он ненавидит. При этом непохоже, чтобы ее силы ощутимо выросли. Она все так же смотрится жалким птенцом, которому так легко свернуть шею... И лелей Сергей черные мысли в своей голове - он бы уже отшвырнул невесомое тельце вниз, на ржавые рельсы, и карабкался бы дальше, к Трону или .. к гибели? Ведь Птиц мог бы и не сказать ничего. И молчать, пока Сергей шел бы к своей гибели, мало того, он вполне бы мог подталкивать его туда своими советами (помним про ненавичть!). И уже бы мелкий пернатый вполне мог смотреть на раздавленное тело парня...
Потому, взвесив все за и против, Сергей решил, что Птицу можно верить. Нужно верить. Но сказал немного иначе.
- Хорошо, моя молчаливая Тоже-Пернатая-Подруга. Я понял насчет Трона. И торжественно обещаю тебе, что когда мы до него дойдем, давай вернемся к этому разговору еще раз. Я посоветуюсь с тобой, прежде, чем принять решение. Могу сказать, что ты меня почти убедила. Просто все как-то случайно складывается. Попадаю сюда голодным... Съедаю твоих братьев... А что, будь у меня бутерброды, ты и дальше бы спала в гнезде? Давай, ты расскажешь мне еще про Трон. И про этого, моего темного альтер его, что тоже рвется к Трону. Кто он? Откуда он? Почему за него твой родич? Что мы можем сделать, чтобы остановить их? А пока... Кстати, а как к тебе обращаться?

И он свернул туда, где было ржавее... Сергей начинал привыкать доверять своему чутью...

Вы не можете просматривать этот пост!

Эх, прощание, прощание! 3000 лет тому назад безвестная Пенелопа провожала своего Одиссея на 20 долгих лет в поход за добычей на соседний остров. Сейчас мазнуть по щеке поцелуем в шумном аэропорту, чтобы через пару часов (ну хорошо, не пару, зануды вы этакие!) ступить на другой континент - а к ночи вернуться обратно. Прощание все равно саднит незажившей раной, царапая сердце. Вот кто ему страшная и грозная коднарица? Ночь вместе, у адской железной дороги - и схватка с хармуздами. И вот теперь их пути расходятся - и может навсегда. Нет, конечно, Трон может и подарит возможность помочь Эльвенге и подружиться еще больше. Но ... Но будем честны, Сергей, они скорее всего расстаются навсегда. Слишком разные тропы, другие пути. И то, кто обещал, что Трон он добудет, а не сложит косточки свои где-то на подходах? Или - а если в очередной раз хармузды окажутся быстрее?! И кости Эльвенги, шурша, занесет песок и прах очередного убитого мира? Да никто! Потому он улыбался как можно шире. Ведь уходящий забирает четверть грусти и тоски - а три четверти горечи остаются остающемуся. Так и не надо травить душу коднарице! Пускай в ее большом птичье-человечьем сердце не поселится грусть по их расставанию. Пускай она запомнит что-то иное, смешное или забавное, то, как ломилась в свой же дом или как вывела его на бой с хармуздами - но не то, как они расходятся каждый своей дорогой....
- Счастливо, Эльвенга! пусть будут легки твои шаги - и светлой твоя дорога. Когда я сяду на Троне, я не забуду, что ты указала мне путь...
И прошептал, тихо, самому себе.
- Когда... Или если?
Но дорога звала и не было времени грустить...
Развилка заставила его остановиться. Опыт говорил, что надо идти там, где легче. Ведь закон Мерфи прост и краток. Если задача кажется простой, значит она будет сложной. Если же задача кажется сложной, значит ее невозможно решить. Если путь кажется сложным, значит, его не пройти. Но этот Мир уже успел приучить его к тому, что не все то, чем кажется. И вполне может быть, что вроде бы надежный путь ведет в смертельную ловушку. да еще Птиц со своей странной речью. Мол, отдай корону, донеси и отдай. Я смогу, а ты нет. Сергей нахмурился.
- Тяжел? а как я это могу понять, если не изведаю сам? И почему твоя силы подойдет Трону, а моя нет? И ведь ты спала, и только случайно не стала моим обедом. Я не отказываю тебе, но хотелось бы понять - что не так со мной. И почему я визирем у тебя буду лучше чем я на Троне. Что я не знаю о нем? Что знаешь ты?

А сам тем временем осматривал дороги, используя Глаз-Алмаз, пытаясь понять, куда идти безопасней...

Вы не можете просматривать этот пост!

Любопытство возвращалось обратно медленно, с испугом, словно ожидая наказания. Словно бы ощущая вину за то приключение, в которое оно втравило Сергея. Но подарок! Конечно, он был рад подарку. И осторожно взял в руки флягу.
- А как я пойму, что выпил много воды? Что вокруг миражи? С водкой все понятно - объемы известны, массу тела знаешь, опыт есть. А тут как? Глоток? Два? Литр? Как часто ее можно пить? Можно ли кого угощать? Что будет, если пробить флягу? А что будет, если оставить ее открытой? А можно ли ее использовать, например, чтобы промыть раны?

Как ни странно, арбалет вызывал куда меньше вопросов. Видимо, потому что просто железка и все.
- А почему он проклят? что такого в этих стрелах? почему их так мало? Почему они ржавые? Кого я могу им убить? Ведь хармуздов можно жечь словом..

А потом на его сознание обрушился поток слов и понятий. Хармузды, коих почитал он главной угрозой, как-то скукожились и уступили место хиршадрам, агахымам и кушвлаа. Но коднарице удалось подобрать верное сравнение. Видать, есть, есть защита у миров, раз проклятые поезда не превратили все их в выжженные пустыни! Правда, эта защита теперь будет играть против него, против Сергея. И ... Мир его не признает. Но ведь он-то мир помнит?! И сев на Трон, думается ему, сумеет решить проблему? Или не сумеет? К черту гнилые рефлексии! Выбор сделан! Как когда-то, возле пограничной реки, темноволосый римлянин долго смотрел на бегущую воды, а потом бросил фразу, вошедшую во все учебники. Alea iacta est! После чего перешел Рубикон, разрушил Республику и пал под кинжалами убийц. Хотя стоп! Вот уж чего не надо от слова совсем! Упасть с кинжалом в спине, восклицая - и ты, Брут? ну уж нет. Хотя... Хотя дорога к Трону наверняка не будет легкой и простой.

- Эльвенга, а ты разве не хочешь пойти к Трону? Чего ты боишься? Почему ты считаешь, что можно подбирать объедки, а не покорять мир? Или ты считаешь, что Трон - это не для тебя?

В голове мелькнула дурацкая мысль о династическом браке, но тут же исчезла, обратилась в пыль и тлен под суровым внешним видом коднарицы. С другой стороны, в сказках часто женились на жабах... Он поперхнулся. И кто?? Иванушка-Дурачок?
- Ладно. Я зову тебя с собой. Но если ты не готова, то ....
Он обернулся, запоминая мир, умерший, но не рассыпавшийся. Кто знает, что ждет его впереди?
- Эй, собак, нам пора! Дорога не ждет!

И стал медленно подниматься по лестнице.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Современная цивилизация зиждется на двух силах, на двух китах. Первый кит - это нефть. Она сгорает в моторах по всему миру, обеспечивая связность транспортную, от ледяных полей Гренландии до экваториального буйства зелени. Второй же кит - электричество. Оно пронизывает всю жизнь человека, от рождения и до смерти. И обеспечивает связность информационную. И при этом и нефть, и электричество в чистом виде смертельно опасны для человека. Катастрофа одного супертанкера способна превратить в пустыню изрядный кусок моря. Ежегодно сотни людей гибнут, так или иначе касаясь оголенных проводов под напряжением. Но ни первое, ни второе не заставляют человечество отказаться и от нефти, и от электричества. Так и Сергей.
Едва исчез зловонный запах хармуздов (о, армейский туалет дизентерийного туалета просто розы по сравнению с ними), как Сергей обессиленно опустился на песок, горячий как сковородка. Он неверяще посмотрел на свои руки. Так вот ты какой, северный олень, то бишь магия слова и света, дар полезный и смертельно опасный прежде всего самому себе. Пришел и запоздалый страх от своей силы. Если бы Эльвенга промедлила... Жаркое из фотографа в собственной шкуре.
- Спасибо... я... это.. научусь... обязательно... только бы вот...
мысли путались. Даже Птиц воспринимался как-то сквозь туман. Трусы... Ха! Сергей может и был бы трусом, если бы понимал о чем речь. А так ни хармузды, ни его сила не были ему знакомы. Вот он их и не боялся. Как не боится дикарь тоненьких проводов. Но стал ли он бояться их больше? Нет, нет! Он узнал свою силу. Он понял, что ему могут помочь. Он осознал уязвимость хармуздов. Он ощутил то сладостное упоение победой, когда враг бежит - и главное, чтобы не устала рука.
- Подарок? Эльвенга, я буду благодарен подарку. Надеюсь, это какие-тл огнеупорные трусы, чтобы сберечь мои я ... мои тестикулы от моего же огня?

Он надеялся, что неудачность шутки спишется на потрясение.
- Ну, Прекраснейшая, куда дальше?

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

ссылка
Когда смеркалось, в секретно-таинственно-загадочное место празднования всё ещё продолжали прибывать старшеклассники.
Скелет считался чудовищно популярным, слыл довольно наглым ублюдком, но был неприкосновенен даже среди полицейских (почти семьдесят процентов которых были его родителями). Ещё он был хорош собой, сообразителен и знал такие способы манипуляции, которые не очень опытному горожанину, безусловно, показались бы просто запугиванием и шантажом. Так, благодаря знаниям об интрижке отца, он получал от того сведения, которые позволили Скелету со временем снискать еще бОльшую славу среди сверстников.

К слову, снискать славу у подростков Даунфолла было нетрудно. И метод Скелета был незатейлив, как нижнее белье у старушек. Много бухла, конфискованная дважды травка (сначала у местных производителей, затем у папаши-копа, “забывшего” ключи на столе), необычные локации, где, конечно их никто не накрывал, а еще потрясная возможность громко, не скрываясь, обсуждать всё, что было на вечеринке, потому что родителям в Даунфолле по большему счету на-пле-вать.
В общем, то была пара-тройка лайфхаков, до которого никто не додумался и не дотянулся бы, поскольку до наглости такой не дорос. А Скелет еще как дорос, еще и совершеннолетним теперь стал.



При свете дня и на трезвую голову место удалось рассмотреть во всей красе. Руины в местном жиденьком лесу за границей города представляли собой зрелище почище чем в Игре Престолов. Их будто построили для масштабных киносъемок, где что-то пошло не так. Площадь замка, как обсуждалось, была неоправданно велика и тот факт, что про него никто не слыхал, уже побуждало особенно невротических персонажей строить догадки от романтического до научно-фантастического толка.
Во всяком случае, холодный камень был так натурально покрыт мхом, плесенью и так очаровательно пах тленом, что идея о бутафории и киносъемках тотчас отпадала.

После первой пары затяжек вопросы у большинства отпали. Кто-то правда никак не мог угомониться и всё вещал загробным голосом, что “местечко-то жуткое”, призраки, мол, здесь живут и вообще замок из параллельного измерения выпал и обратно не впал, а значит, в любой момент все здесь сидящие, танцующие и блюющие могут вместо замка туда, в никуда, отправиться. Впечатлительному менестрелю дали еще затянуться и тот самозабвенно затих в поцелуе с одноклассницей.

Скелет появился, как обычно, в разгар вечеринки, на танцполе, который устроили прямо на месте тронного зала. Почему именно тронного, никто не знал. Однако там висела табличка “Троный зал”, нацарапанная маркером. С этого момента веселье потекло рекой и никто уже не задавался вопросами, отчего так неприятно тянуло холодом из леса, почему полная луна отливала бледно-красным, а Скелет всё не удалялся с тройкой девиц по своим делам, как это привычно случалось уже несколько раз подряд, а всё сидел на камне и задумчиво вглядывался в темноту.

Взревели гитары и вокалист. Приглашенная группа из местной рок-тусовки глушила алкоголь почище именинника и потому барабаны традиционно глушили все остальные инструменты. Ударник предался возлияниям и теперь подпевал вокалисту. Ну всё как всегда. Чёртова рутина.

Самые бывалые притащили палатки. Самые активные уже по ним разошлись.
Откачивали побледневшего Бледного, который давал дуба каждую вечеринку. Сидни из женской футбольной команды старательно возила лицом по траве соперницу. “Радужный Крис” целовался на танцполе с полузащитником Гаррисоном. Бывшим полузащитником, видимо. Вокалист пел между поцелуями с фанатками, которых было полторы (одна высокая и тощая, другая наоборот). Ударник устал и мочился в кустах. Место вокалиста ненадолго заняла девушка с голубыми волосами в ботинках, которыми явно собиралась здесь кого-то убить. Ударник тотчас гордо занял свое законное место и судя по усердию, с которым он терзал тарелки, девушка произвела на него впечатление.

Еды не было. Ведь был алкоголь.
Мораль тоже отсутствовала. Ведь была первоклассная дурь.
Учеба, родители и правила забылись. Была пятница. Вечер, когда всё можно. Или, как говорили предки-переселенцы, “Пятница, полночь, луна полная до краев - ведьмина доля да дьявольское житьё”.

Типичная вечеринка с руинами, короче.

Ох, не то обещал ярл, когда звал в викинг! Приятная прогулка в сопровождении могучей коднарицы и бдительного Птица вдруг обернулась барахтаньем в луже. И где все, спрашивается? Мда. Будь Сергей рыцарем, ему бы очень подошел девиз – слабоумие и отвага. Отваги выйти на хармуздов у него хватило, а вот ума спросить, как же их можно убить – нет. И как это еще можно назвать? А ведь и правда не знал, как Эльвенга с ними боролась. Что вообще может победить то, что даже не материя? Удар палкой? Всепожирающее пламя? Адский холод? Кровь девственницы? Вот что? Думай, Серега, думай. Вспоминай. Было ли что у Эльвенги из оружия? Или она сама по себе оружие? Но он бросил эти мысли. Пистолет можно спрятать под пиджаком, и жертва не увидит его до самого последнего момента. А под перьям его странной спутницы можно было спрятать разобранный легкий танк и еще хватило бы места. Так что оставим пока вариант с оружием коднарицы. Птиц предлагал сжечь. Но ведь пламя пламени рознь. Горят, к примеру, и натрий, и вольфрам. Но если первый может гореть в руке, то второй требует адских температур. А у Сереги даже спичек не было – курение не входило в число его привычек.
Он отмел книжные варианты раздобыть огня. Не было ни палки, ни пороха, ни даже часов, как у инженера Сайреса Смита на Таинственном острове. Да и не стали бы нападавшие ждать, пока он разведет пламя. Эх, сюда бы самый простой огнемет, РОКС-3, и жизнь заиграла бы яркими красками. Но огнемета тоже не было. Но что может напугать хармуздов?!? И главное, вокруг не было видно ничего, что могло бы послужить оружием. Пески, провода и платформа. Правда, касаться руками проводов под напряжением – не самая лучшая идея.
Итак, мгновения неуловимо сыпались как песок, а Эврика, посетившая Архимеда, так и не являлась Сергею. Или он недостаточно разделся? Видимо, за прошедшие тысячи лет, Эврика деградировала до белочки. Хотя, если подумать, еще вопрос, что опасней, белочка или хармузды.
Но тут парня осенило. Дар! Странный дар Сфинкса! Зародыш магии!! Правда, у него не было посоха. Но вдруг это не обязательно.
Интересно, а как вызвать магию!? Заклинание? Хорошо в компьютерной игре. Прочел свиток, выбрал слот. Вуаля – и с твоих рук срывается файрбол. А в жизни? Что надо делать в жизни? И Сергей просто махнул рукой вокруг, представляя себе стену ревущего пламени
- Гори-гори ясно, как заряд фугасный!

- Сухопутный пройдет шарманщик в голубом головном уборе…
Сергей вертел головой. Впрочем, та постоянно, словно стрелка компаса, поворачивалась к Библиотеке. Было у него ощущение. Странное ощущение на грани между сном и явью. Ничем не обоснованное и ничем не подкрепленное. Просто ощущение. Просто мысль на задворках сознания. Просто песчинка, мелкая и невидимая, что заставляет глаз моргать, давая слезу. Казалось ему, что Эльвенга прекрасная с куда большим удовольствием завела бы его не к Трону, а к Библиотеке. Словно бы он, Сергей, поступил немного не так, как положено гостю и рыцарю. Вот как в Узбекистане. Чем дороже и уважаемей гость, тем меньше чая наливают ему в пиалу. Мол, посиди еще, не спеши, мы нальем добавки. А когда вроде бы щедрой рукой наливают так, что только через край не льется – о, так это намек, толстый и прозрачный. Мол, пей скорее, говори, что надо и вали дальше своей дорогой. А он, Сергей, коему поднесли почти пустую пиалу (рады, ой рады гостю!), опрокинул ее в жадно раскрытый рот махом единым – да скривился. Мол, почему так мало? Но все это были только домыслы, пустые словно дирижабль.
- … напевая морскую песню, ничего не прося за труд…
Но колоссальное здание Библиотеки словно оставалось за спиной, тая в мареве дальних дорог. Вот и окончился круг, помни, надейся, скучай. Там ждали своего часа – и Сергея – миллионы тайн и мегатонны знаний, спрессованных в тома. А пока его, причем с гораздо большим нетерпением, ждали хармузды. Интересно, подумал Сергей. Мертвые миры, что мелькали по бокам от железной дороги. Как и отчего они умерли? Что случилось с аэродромом? Что такое Одегра? Почему в явно мертвом мире уцелели провода? Но острое чувство тревоги кольнуло сердце. Словно некто внутри Сергея, знающий все и обо всем, пытался достучаться до него. Тикайте, хлопцы!
- … эту песню придумал некто, никогда не бывавший в море…
Очнулся птиц. Сергей и обрадовался этому и огорчился одновременно. Все же приятно получить подтверждение своим опасения. А огорчился он потому, что опасность, видать была нешуточная. Раз птенец подал голос. Взмок Сергей. Хорошо Эльвенге! Она воюет тут не первый год, и всегда сможет отступить. Кабы мне такие перья, да такие крылья. Полетела прямо в дверь я, бросилась в ковыль я. А он, новичок, новобранец, пушечное мясо – на что ему рассчитывать на этой странной типа станции? Что он сможет победить никогда не виданных хармуздов? Или хотя бы сбежать от них? Куда бежать если всюду смерть за ним шагает косой грозя?
- … но поется в ней лишь о море и на судне ее поймут.
И парень принял решение. Может, неверное и неправильное. Но его.
- Знаешь птиц, давай пока подожди жечь. Это мое испытание и моя битва.
Голос его дрогнул.
- Если я не справлюсь, тогда…
Он замолчал. И попытался всмотреться в окружающий его пейзаж своим свеженьким умением Глаз-Алмаз, отчаянно пытаясь сорвать покров с тайны.

Вопрос был на редкость неожиданным. Сергей представлял хармуздов как этаких самообучающихся роботов. По типу Матрицы. Но не второй-третьей, где идея выдохлась и выродилась в спецэффекты. Нет, роботов из первой части, хищных, расчетливых, бездушных, переиграть которых удается далеко не всегда. Причем таких, которые учатся на своих собственных ошибках. С каждым разом становясь все сильнее и умнее. В такой ситуации попытка встретиться с ними еще раз была сродни русской рулетке. Причем сыгранной не старым добрым наганом (привет бельгийцам!), а новомодной береттой. То есть – гарантированной пулей в лоб.
С другой стороны, коднарица, несмотря на свой грозный и пугающий облик была женщиной. Потому выглядеть перед ней трусом отчаянно не хотелось. Тем более она сама уже много раз сталкивалась с этими порождениями Хаоса и осталась жива. И в такой ситуации сказать – ой, я не такой, у меня голова болит на хармуздов смотреть – было немыслимым. Просто совестно и стыдно. Сергей покосился на птицу. Может, она что подскажет? Но потом тряхнул головой.
- Ах, Эльвенга! Ты подначиваешь меня, словно я десятилетний пацан? Какой же парень рискнет прослыть трусом в глазах прекрасной дамы? Конечно веди!
Правда, спохватившись, он добавил
- Надеюсь, это не сильно отвлечет нас от пути к Трону.

Ох, как тяжко стало на сердце. Вспомнил Сергей ужас вчерашнего дня (ну, точнее вечера), когда в диком слепом ужасе ломился в спасительный домик. Вспомнил тяжелое гудение рельсов и зловещий перестук колес. Муторно стало - ой, а не притаился ли там за углом зловещий поезд? Разумеется, обычный поезд не мог притаиться за углом на гладких рельсах. Но ведь это был не обычный поезд! Это был ужас, летящий на крыльях ночи.
Казалось Сергею, что рельсы завьются чудовищными пружинами, пеленая его тело в стальные объятия. Шпалы со скрежетом разойдутся в разные стороны, открывая черный зев могильной ямы. И когтистая рука в трупных пятнах ухватит его за ногу и потащит вглубь, прямиком в ад...

Дернулся Сергей, невольно сбился с ноги. Почудится же такое! Что за дешевые ужастики? Так пугали в безыскусном веке 19. Уже 20 век, с его гекатомбами трупов, с его циничной поговоркой насчет смерти миллионов, что всего лишь статистика заставил бы Дракулу и Франкенштейна поседеть от ужаса. А 21 век? Пытка стала долгой и утонченной. Ипотечный кредит всего лишь за ... Голосуй или проиграешь... Согласны ли вы взять в жены... Потому встряхнулся парень. Он не девица, чтобы падать в обморок и не трус, чтобы портить штаны и воздух. Он мужчина. И если Эльвенга не боится хармуздов, то и ему стыдно их бояться. Тем более - природа и погода. Рука сама тянулась к фотоаппарату. Удачный ракурс, вид на рельсы, вид на лес, вид на шагающую коднарицу.

Слушая рассказ спутницы, он вспоминал хроники Амбера. Гениальный американский фантаст предвидел такую картину мироздания. Или ... Или он сам шагал через миры?! Но я подумаю об этом завтра... Интересно, Шарик боится дороги. А Птиц? Он сидит на плече спокойно, как Будда. Потому, что знает, что ничего не грозит? Или потому, что еще ничего не знает?!

- Хорошо, Эльвенга. Я понял. Я буду молчать как рыба. А хармузды... как я их узнаю? Если они принимают любое физическое обличье? Может, вот та шпала - уже хармузд!?

Облегчение горячей волной затопило Сергея. Может, Шарик и правда что-то натворил там, в прошлом, но ... Это было давно и это было не сейчас. Даже судья перед вынесением приговора знакомится с доказательствами как обвинения, так и защиты. А для псины с этим было сложновато. Прокурор, сиречь Эльвенга, изъясняется путано, адвокат заблудился, так что ... Хорошо, что это была всего лишь проверка.
И неприятный холодок по спине. А сколько их, таких проверок будет еще впереди? На дороге? на троне? Вообще в жизни?

Но тут он встряхнулся. В конце концов, это жизнь, и никто не обещал легкий путей. Не удач без неудач, нету легких побед... Так чего ж ты опечалился, чудак?

И пошел вперед, вдыхая это терпкое свежее утро, шагая под мелким моросящим дождиком. Он покосился на птичку. Будь у нее перепонки на лапах, насчет воды он не волновался бы. Все водоплавающие птицы выработали массу приспособлений, включая несмачиваемые водой перья. А его огненный птенец - как он воспринимает капельки с неба? полезны они ему? Вредны? И не спросишь никого. Нахохлившийся Птиц молчит, Эльвенга пошлет его... В библиотеку, на встречу с Одри Мудрым. А гугла под рукой нет. Да и не факт, что он знает про столь странную птицу...

Но тут потянулись пятна черной травы, треск ее неприятным диссонансом разрушал очарование. Хармузды... Было в этом слове что-то дикое, восточное. Но не то, гостеприимное, пахнущее пловом, шашлыками и пахлавой. Нет! Злое, алчное, нетерпимое даже к своим и тем более к чужим. Нечто, в засаленной чалме, выцеливающее в прицел колонну мирных грузовиков. В голове сразу всплывали полузабытые слова душман и еще более древнее - басмач. Война без правил, когда минируют детские игрушки и травят ядом продукты питания. И слова коднарицы это вроде бы подтверждали.
- ооо, а что это такое? И как их уничтожить? И долгий ли у них респаун, тьфу, как быстро они восстанавливаются? И чем они опасны? И зачем с ними говорить?

тут он взмолился.
- Только прошу тебя, Эльвенга, не посылай меня в Библиотеку. Там конечно все есть, но искать можно дольше, чем существует Вселенная. Может так, по простому ответишь?

Голос. НЕ так чтобы сильный, не так, чтобы красивый. не так, чтобы музыкальный. Просто голос. Негромкий, слегка надтреснутый.

... зовет за тридевять земель трубы серебряная трель
и лошади несутся по стерне.
Но чето тебе святая цель когда пробитая шинель
от выстрела дымится на спине.
Предательство...

Сергей помнил косточку и мышь. И отдать собаку, может глупую и неразумную, на верную смерть - казалось ему жестоким и неправильным. Словно он шагает к Трону по костям если и не друзей - так союзников. И куда приведет такая дорога. Но как, как понять, что случилось с псом и почему так взъелась на него Эльвенга. Сама. кстати, видимо не без греха. Он покачал головой.

- Эльвенга! А почему бы тебе не рассказать еще одну историю? Собака бывает кусачей только от жизни собачей. Что случилось с этой псиной, за что ты ее та ненавидишь? Если она была человеком и носит этот облик в наказание - то дважды не наказывают за одно и то же. Этот принцип есть в армии, юриспруденции и в педагогике. А если она изначально собака - то кого и как она предала? Пожалуйста, поведай эту историю...

Вообще Сергей как-то не мечтал стать отцом. Все эти сюсюканья, мокрые пеленки, срыгивания и громкий рев по ночам - это все не для него. Нет, умом он понимал необходимость этого действа, его полезность для общества и все такое. Но сам отнюдь не стремился ни под венец, ни в роддом. Нет уж, я после вас. Потому глядя на птенчика он ощущал себя очень странно. Ну ничего же он не сделал, только бросил яйцо в кипяток, так почему ему кажется, что он отец и мать в одном флаконе? Когда-то один француз написал: мы в ответе за тех кого приручили. А потом погиб над Средиземным морем в кабине своего двухмоторного Лайтнинга. Оставив потомков размышлять над своей мудростью.
А может, ему еще и надо спать.
- Друже. .. Птиц... я не знаю чем тебя кормить. Твой голос звучал в моей голове. И хочется верить, что он не пропадет сейчас. Или ты сам найдешь себе корм. или ... дашь понять, чем тебя кормить. Надеюсь не свежей кошатиной и свежей собачатиной.

И покосился на Шарика и Пушка.
Завтрак исчезал со скоростью зарплаты при трех ипотечных кредитах. на слова коднарицы о том, когда надо тащить в постель, Сергей благоразумно промолчал. Потому как ... ну вот если бы он получил удовольствие в постели, а через 9 месяцев стал папой - это одно. А тут вот никакого кайфа от соседства с яйцом - а птичка есть. Может, это местный аналог кукушки? В самом деле, что знал про птицу? И коднарица не знала ничего... Ладно. Проблемы по мере поступления.
А они, эти проблемы, поступали со скоростью минометного обстрела. Это, для тех кто не в курсе, когда первая мина взрывается, в воздухе еще висит 15, а семнадцатую опускают в ствол миномета. Сергей даже подавился горячим тостом.
- А ккхе кхе за помощь спасибо, даже до лестницы (что за лестница?! явно не эскалатор в метро) без тебя я вряд ли доберусь. Кхе гм. Хармузды!? Границы!? а мм м ээто о чем ты? Оплата? Кхм... Я так понимаю, фотосессия тебя не устроит? А что требуется?

Умение дипломатии - оставлять всех неудовлетворенными. Торговаться же Сергею приходилось частенько....

Вообще сон - шутка загадочная. Иногда не идет, словно заблудился где-то в огромном мегаполисе. Иногда - уходит слишком рано, оставляя в одиночестве ворочаться в кровати. А иногда, напротив, словно бы укладывает ударом кулака. И повезло - если в постель, а то мало ли где тебя застал сон. В этот раз повезло. Ручей очаг и ложе - не больше, о боже. Карты легли удачно. правда смущал сам сон, точнее, та песня, что приснилась Сергею. Уж больно она напоминала марш. А от любителей маршей он всегда старался держаться подальше. Потому как марш всегда включали, когда Родина вспоминает, что ты ей что-то должен. И зовет тебя этот самый долг исполнить. Сергей не знал, как дела обстоят в этом мире но подозревал, что весьма и весьма похожим образом. Но сон есть сон...

А вот утро принесло сюрприз. И какой! тот голос, что звучал в его голове, материализовался в маленький комочек пуха и перьев. Сергей растерянно чесал затылок и смотрел на серенькую птичку
- Родила царица в ночь не то сына, не дочь. И что мне теперь делать с тобой, странная птичка? Конечно цыпленок табака тебе не грозит, но как тебя кормить? Чем поить? как выхаживать? Котят поят молоком. А тебя? Или ты думаешь, я буду ловить тебе мушек и червяков?

он покосился на кота.
- А ты не замай, Пушок, не твоя это добыча.
Хотя... Чего боится кот хозяйки? Неужели Сергея? Полно! Чужак и новичок! Может, Пушок боится именно новорожденного? Интересно, а кого это Сергей выпестовал вчера в огненной купели? Он хотел и боялся получить ответ на этот вопрос. Интересно, а голос в голове он услышит?

В общем, Сергей вскочил на ноги.
- Бывало проснешься как птица крылатой пружиной на взводе
и хочется жить и трудиться. ... Но к завтраку это проходит! Доброе утро, Эльвенга! Что у нас на завтрак, где можно умыться, когда мы уходим на поиски и . ..

Тут он понизил голос
- Это, Эльвенга, у меня в постели незнакомая птичка. Надеюсь, я не обязан на ней жениться? А чем ее кормить, может быть ты знаешь?

Когда-то

— Плохое место, княже. Смотри, черань сетку свил. Говорю тебе, другую избу найди.
Собачка загородил своим телом проход в горницу, указывая подрагивающим мясистым пальцем под потолок, где в тусклом свете факела поблескивало серебристое кружево паутины. Ядрей только рассмеялся, не особо деликатно оттолкнув проводника с дороги и тут же улегся на лавке. Долгая дорога была. Трудная.
— Непоследовательный ты человек, Собачка. То значит "дух у всего живого есть", а то паучка испугался. Он может потому тут и поселился, что изба самая теплая в деревне. Звери они умные, будь то волк или медведь или жучок-паучок.
— Да какой же черань зверь?!
— А что, птица что ли?
И снова дурак не понял шутки. Знай себе лапищей трясется
— Не птица! Чудь!
Ядрей уже понял, насколько разное значение они с собачкой закладывали в это простое слово. Новгородцы чудью звали все северные народы, не говорящие по русски, вроде как поганые, но не басурманы, а так — чудь. Важная разница, потому что чудины хоть и язычники, а всё-таки из колен Иафетовых, когда как басурманы суть Хамиты, нечистое племя.
Однако, сами "коми" (как звали себя чудины), употребляли слово "чудь" в ином значении. Для них чудью были бесы, демоны, всё то, что невидимо, но ощутимо.
Разница примерно как между "чудом" и "чудовищем".
И что не говори, на чудовище маленький паучок никак не тянул, о чем воевода незамедлительно и сообщил. Но Собачку уже несло, лицо его как и всегда в такие моменты, тряслось в такт дергающимся в совершенно безумной жестикуляции, рукам
— Оно кровь пьет! Чудь зверем притворится, а только знающего не обманешь, знающий ведает куда смотреть. Глубоко под землей, княже, есть река Сир'Ю, река мертвых. Ен когда три мира создал, мудро рассудил. Верхний мир, небо, отдал добру. Средний мир, землю, отдал людям. Но там в глубине, у реки Сир'Ю, зло живет. Ты вот княже всю чудь бесами зовешь, а ведь чудь она бывает и хорошая и плохая, но вот черани — они чудь самая плохая, можно сказать наихудшая! Они его дети.
Такие истории всегда забавны. Ядрей любил слушать их — как взрослые порой любят слушать детские байки о выдуманных мирах. Каждый священник такую чудь на раз-два опровергнет, а токма интересно Собачка балакает — этож надобно, такую-то бесовскую фантазию на вымыслы иметь!
— Черань главный засел по тьме, самый древний из чуди, самый злой и жестокий. Ткет он сеть великую, миры соединяющую. Пройдет по такой сети орт — и вернется в средний мир
чудью.
Воевода рассмеялся.
— Как это легко у вас язычников, с того света вернуться. У нас так умер брат, всё, жди Страшного суда. А у Вас знай себе по паутинке туды-сюды бегай.
— Не бегай, княже! Не бегай! Черань хитрый, на человека сеть ставит. Орт-то по паутине подымется, а лов внизу останется! Бывает такое и жизнь не жизнь и смерть не смерть. От поганцев таких никому добра не будет, будут они как зверье, только хуже. Кровопивцами будут. Волков видел? Они тоже чудь. Самого Ена однажды чуть не погубили...
— Волки чудь, пауки чудь... Ах да. Чудь же кругом.
Не удержался от ехидной ремарки Ядрей.
— Конечно кругом! Все гады и ящерицы всякие, волки и черани, всё чудь дурная! И Сир'Ю, место их родное, поганое.
— Зачем тогда ваш бог его создал?
— Как зачем? — Удивился Собачка, — Надо же где-то жить проклятым.

Сейчас

Всё чаще Ядрей возвращался в мыслях к этому разговору.

Конечно, первым делом он вышел к людям, вышел как есть, нагой, жаждущий жизни... Глупые чудины оставили ему золотой пояс. Выдрать пару жемчужин, подкупить местных, мигом и одежду дадут и спрячут, и до Новгорода помогут добраться. А там... Берегись, чудь заволочская! Как узнают в городе, какую игру Рогатый затеял, явятся уже не сотни, а тысячи. Мигом все деревни и леса пожгут, детей ваших сделают рабами, жен изнасилуют на ваших глазах, а потом убьют, и вас самих бросят в те же ямы, где уже гниют и раздуваются их тела. Не будет вам забвения, не будет прощения, и даже Бог не спасет вас...

Идет Ядрей к людям. Тут останавливается. Что такое не понимает. Отошел немного. Снова шаг сделал. А дальше — ни-ни! Только видит, стоят вкруг деревни истуканы из дерева и соломы. А приглядишься — и не истуканы вовсе, а воины рослые, стоят, копья наставив. И хода нет.

И с той стороны, и с другой, пытается подобраться поганец.
Всякий раз встречает его безмолвная стража.

Зарычал Ядрей Иванович, заревел, завыл голосом нечеловеческим.
Услышали то коми в деревне, да засовы покрепче задвинули.
— Что-то поганцы болотные развылись. Не иначе быть беде.
Так только сказали друг другу.

Долго еще поганец выл. И звал. И плакал горько. А только как с востока поднялось над Камнем зарево – ощутил страх неведомый, первобытный, бежать бросился, бежать бросился во жижу болотную. Всякий знает, Шонди свет противен поганому. Только падет на него лучик алый, мигом бросится тварь убогая прочь, во мрак и холод. Свернется там аки гадюка в логове, да и дрожит покуда не уснет.

Голод

Проснулся Ядрей, очнулся от жижи болотной. Всплыл легко, как трупы утопленников всплывают. Побрел как во сне. И видит краем глаза (а в темноте он как видит, ай как хорошо видит!), как выходят из трясины тени трясущиеся, худые. Люди не люди. Звери не звери. Одно слово — поганцы. Поводят белесыми, навыкате, глазищами. Шипят друг на друга, оскаливая острые клыки. Принюхиваются. Нет! Не пахнет поганец? То есть пахнет конечно, воняет страшно, а только и запах тот не запах.
"Да ведь и я нюхаю!" — Вдруг понимает воевода, с неожиданной для самого себя легкостью взбираясь на дерево.
А только что я ищу? Почему озираюсь, перепрыгивая с дерева на дерево легкой поступью?
— Они пьют кровь.
Словно на ухо шепнул Собачка. И сложилась мозаика. Кровь! Вот ответ на все вопросы!
Когда-то, когда маленькому Ядрею разбили нос, он впервые узнал вкус собственной крови. Люди, не пробовавшие ее, обычно говорят о ней простыми фразами — "теплая, соленая" — а только вот теплого и соленого много. А кровь... Нет, Кровь... Она металлическая. Схожий вкус ощущаешь, когда касаешься языком золотой ложки или края кубка.
Красное золото.
Вот чего ты хочешь. Вот чего тебе не хватает.

Ты движешься быстро и тихо. То бегом, используя все четыре лапы, то застывая, впившись когтями в ствол дерева и ловя ноздрями все оттенки донесенного ветром аромата. Где-то здесь должно быть что-то живое. Оно просто прячется. Как ты там говорил? Звери умные? О нет. Это ты умён.

Ты нашел ее в дупле. Маленькая птичка проснулась, не иначе ощутив сквозь грезы твою вонь, и сразу же попыталась взлететь, но ты поймал ее. До сих пор твоё подсознание рисовало картины как ты осторожно, легким, эстетичным укусом вопьешься в маленькую шейку. Как высосешь кровь из ранки. Что поделать. У тебя тоже бывают грёзы.
Так ты подумал и одним быстрым движением откусил птице голову.

Она хрустела. Перья мокли и путались на языке, но даже давясь, ты глотал их, ведь на них были бесценные капли. Ты не успокоился пока на лапах не остались только красные пятна, а затем облизал и их своим длинным, шершавым языком...

Ты всё еще голоден.

Луна выходит из-за туч. Слышишь легкий треск когтей о кору.

Оглядываешься кругом. Когда они успели появиться рядом? Сразу несколько лижут землю под местом твоей трапезы, один примостился под тобой на древесном стволе. Ты заглядываешь в их глаза. Кто они? Подобны ли они тебе? Ищешь в белках без зрачков хоть маленькую искру разума и не находишь. Нет, они просто поганцы. А ты... Ты нечто большее. Словно первая буква греческого алфавита.

Ты альфа. Князь. Воевода.
А они следуют за тобой.
Внезапная догадка пробирает похлеще недавней трапезы.
Есть что-то в лицах поганцев. Что-то родное. Вот один стоит чуть голову наклонив. Так же Игорь в карауле стоял. А вот у одного пальцев не хватает. Как у Святослава, ему два пальца швед отрубил. И ни у кого из поганцев нет того, что некогда отличало в них мужчин.

Убили. Надругались, убили, а тела выбросили в болото.

Ты чувствуешь что-то чему нет названия.
Ты поднимаешь взор свой к Луне.
Ты кричишь.

И стая подхватывает твой крик.

Сергей напряженно и с интересом слушал рассказ. Так вот ты был какой, Одри Мудрый. Тебя спасла мать в детстве, заплатив неизвестную, но наверняка страшную цену. И для чего? Чтобы ты остался навеки среди пыльных фолиантов, предав джинна? И напоследок насладившись своей мечтой? Так не лучше ли было тебе, да и окружающим остаться вечным, ребенком, что ушел за Грань? Поплакала бы твоя мама, может, уронил бы слезу отец, поголосили бабушки с дедушками. Но что толку? Мать родила бы еще. И еще - вряд ли этот мир благосклонно воспринял бы идею контрацепции. И спустя 3-4 года ты бы, Одри, остался просто ее воспоминанием, грустным и болезненным. А все ее внимание занимали бы твои младшие братья и сестры да их отец, вспахавший трудолюбиво это полеи засеявший его тучно и обильно.
И ответил сам себе Сергей - нет. не лучше. Потомучто в текущей истории между рождением и смертью расцвела целая жизнь. Были драки, были взлеты и падения. Ты менял мир, Одри. Хорошо ли, плохо ли, но менял. И даже смерть твоя подарила миру Библиотеку. А уйдя за Грань - ты бы лишил мира всего этого. Конечно, остается еще извечный вопрос насчет слезинки ребенка. Ведь ты наверняка был жесток, Одри, и твое личное кладбище это не один десяток человек. А то и не одна сотня. И вот есть версия, что мол, не будь тебя, всех жестокостей бы и не было. А вот хренушки. Кто вам сказал, ревнители мои, что пришедший на смену тебе - был бы доброее и милосерднее? Да никто. Читайте Демона истории от Гансовского! Читайте! Люди, будьте бдительны, прозвучало в недрах Моабита.
- знаешь, Эльвенга. А все равно это Тай. Ведь не зря Одрик получил прозвище Мудрый. В место него мог быть и кто-то иной. НЕ такой мудрый, но гораздо более жестокий. И да. Я полностью с тобой согласен. Ветра дуют всегда и для всех, но каждый выбирает себе путь сам. И каждый выбирает, на что ему смотреть, и что видеть - грязь за окном или летний дождь и бездонные теплые лужи.
Тут до него дошла пара ее слов. Он сощурился и с подозрением посмотрел на нее.
- Споры в сети? Ты меняешь облик и ты была в нашем мире? или у вас тут тоже есть форумы и баталии?
Голос его стал тише, падая до шепота
- Или у тебя был другой облик, Эльвенга? А эти перья и клюв - наказание за сделанное тобой?

Тут он спохватился. А стоило ли задавать такой вопрос хозяйке дома, способной прибить его словно нашкодившего щенка? Но поговорка Дальше едешь - тише будешь уже опоздала подсказать ему верное действие. И он со страхом ждал ответа.

Слушал Сергей внимательно, хотя и вздрогнул от пожатия Эльвенги. А кто не вздрогнул бы? Непривычны в наших краях к коднарам. Нет их ни в природе, ни в Красной Книге. Ни даже в Черной. Может, в бестиарии какой-нибудь Дынды и было что-то похожее. Или в игре какой компьютерной. Но мало ли что там есть!? В мире небось нет стольких монстров, сколько шляются по просторам интернета по воле горячечных снов гейм-дизайнеров. Потому нет у Сергея привычки к таким касаниям. Неоткуда взяться. Но не дернул рукой, просто задержал свою ладонь в ее лапке. Не бойся, я с тобой. Не так, чтобы в этом мире помощи от него стоило ждать. Но уже хорошо, что вместе, что не одна, что можно уткнуться в подставленное плечо, поплакаться в жилетку.

И рассказ о ветрах... Словно холодок по коже, словно касание чуть заметное котейки теплой и сонной. Ветер... Какой же ветер дует сейчас в мирах, в их таких разных и похожих мирах. Задумался Сергей. Вроде бы все говорило про то, что в небе властвует Эгерей. Потому как все рушилось, все приходило в упадок. А то, что строилось, выглядело эфемерным и недолговечным. Словно бы тяп-ляп. Словно было собрано на коленке пьяными уроженцами Средней Азии в последний Рамазан месяца. Или года? неважно!

А потом вспомнил Сергей самое начало века двадцатого. Позор русского флота - Цусиму. Кабы посмотреть со стороны - Эгерей чистой воды. Ну не могли корабли заштатной тогда Японии так легко отправить на дно третий флот мира. Не могли, а отправили. А когда начинаешь разбираться и всматриваться... Снаряды с влажным пироксилином и дефектными взрывателями. Отсутствие тренировки по дальней стрельбе. Сокращение опытных моряков из-за дурацкой системы вооруженного резерва. Слепое копирование не самых лучших французских образцов (даже члены дома Романовых не гнушались откатами). Самый простой маршрут - напрямик, через тихие воды пролива, где низкобортные японские корабли имели превосходство в броне и не играла роль мореходность. Отсутствие управления в бою. Вот так, по камешку и по кирпичику - и все начинает иметь свое объяснение. Без мифического ветра. А просто - жадность, трусость и глупость.

А кто сказал, что сейчас не так? Что не воруют? НЕ врут? не берут откаты? Вот и получается, что не причем ветра. Дело в самих людях. Просто Цусима была давно, все белье переворошили историки, и можно ткнуть пальцем и сказать, вот она причина. А в современности не так. И сказал Сергей как можно более убедительно.

- Тай, конечно же Тай. Иначе я бы просто погиб под поездом. Так что даже не сомневайся.

И только небо тебя поманит синим взмахом его крыла... И только-только-только небо тебя поманет... Сергей ощутил холодок вот там левее, пониже горла. Причем и и-за джинна, и из-за Одри. Каково это - жить вечно, выполнить договор - и из-за подлости одного человека, даже не джинна, кануть в Вечность, в Великое Ничто - без ответа и возврата. И даже не знать, как твой враг, твой мучитель, твой убийца будет радоваться выполненному желанию - и умирать в твоей ловушке смыслов и понятий. Тебя, джинн, это не спасло. И не могло спасти. Но даже насладиться местью в посмертии ты не сможешь. Покойся с миром, если он есть там, за Гранью. Сергей молчаливо поднял бокал.
А с другой стороны - Одри. Быть мощным, мудрым, самым ловким и хитрым. Взнуздать, оседлать, победить нечеловеческую логику джинна, добиться Великой Библиотеки - и не суметь ей воспользоваться. Остаться там, среди бесконечных стеллажей. Знать, кто убил Кеннеди. Куда делся экипаж Марии Целесты. Как доказать теорему Ферма. И никому, никому не суметь рассказать про это. Бродить тенью, призраком, просто лучом света среди километров полок... Брр...
Сергей поднял бокал второй раз. Поэт с фельдегерем, гонимый и гонитель.

- Знаешь, Эльвенга, это грустная история. О человеческой подлости и глупости. Вот даже не знаю, хочу ли я идти туда. Не столько потому, что я боюсь там заблудиться. А просто потому, что ... ну как бы сказать. Словно я оправдываю гибель джинна. Вроде бы Одри не зря вытребовал это скопище книг. С другой стороны - джинн погиб не зря. Вот даже не знаю как лучше...

Он потянулся с хрустом, ощущая боль в натруженных мускулах.
- А в этой самой библиотеке - как там собраны книги? НУ, может я туда зайду, и первые 5 километров - будет шумерская клинопись. Или библиотека сама подсовывает книги? А далеко она отсюда? А какие у тебя еще есть истории, а, Эльвенга?

Ах, как забавно поворачивался сказочный сюжет. у славян в избушке жила баба-яга, которая кормила молодца, а потом старалась его съесть. А тут не так все рисовалось, совсем не так. Вместо избушки на курьих ножках, изнакурнож, так сказать, был уютный спасительный домик. Вместо злобной Бабы-Яги - Эльвенга, да не просто Эльвенга, а Прекраснейшая. Может еще и как Василиса - премудрая? А ужин почему-то готовил Серега. Шеф-повар пряного посола и местного разлива. Но не вывернули котел с едой на голову, так, чтобы колечки луковые на ушах повисли постмодернистскими кудряшками. И то хорошо. Слушал внимательно Сергей историю.
- Знаешь, Эльвенга, как-то у меня было негусто со знакомыми джиннами. Так что знаю я про их только из книг. И все они сходятся на том, что джиннам палец в рот не кради. Они делают все, что име велят, но таким хитрым способом, что лучше бы и не делали вовсе.

На ум пришел старый анекдот.
- Если тебя не смутит немного пошлый анекдот..
И Сергей стал рассказывать.
- В общем, шел негр по пустыне, нашел какой-то кувшин, а оттуда джин. Три желания, говорит, выполню. Ну, негр раскатал губу и пальцы. Хочу, говорит, стать белым. Хочу, говорит, чтобы всегда вода была. И хочу, говорит, чтобы рядом женщины все время крутились. Джин подумал - и превратил его в унитаз в женском туалете...

Сергей задумался.
- Думаю я, что для Одри нашлась изюминка. Например, сделать все книги на неизвестном никому языке.
Тут он вспомнил седые времена, древность фотографии, когда фото пахло химией, и в магазинах продавали проявитель и фиксаж
- Или сделал так, что книги на свету становились пустыми. И вообще, я думаю, что к джиннам обращаются или крайне самоуверенные типы, либо те, у кого нет другого выхода. Так что я не рискну гадать дальше, что придумал джин для Одрика Мудрого.

Вообще, когда девушка говорит заткнись - это не очень приятно. Но когда такое слышишь от двухметровой леди с клювом и когтями, становится вообще кисло и печально, и начинаешь жалеть, что так и не составил завещание. Потому Серега резво и споро заткнулся. Правда, порадовало его то, что коднар, сиречь Эльвенга, слышала про БСЭ. Ну не так, чтобы это сильно облегчило жизнь парню, но давало надежду на плодотворный диалог. Все же один и тот же культурный код - приятно слышать. И бутерброд он взял уже почти без опаски. Вряд ли Эльвенга хотела его откормить перед тем сожрать. Но вот реакция на фотоаппарат его поразила. Эта чудо-птица знает что это такое? Хотя да, БСЭ...

А жизнь между тем завязывалась узлом. Сергей уже начинал путаться в местной географии - Трон, Лес, теперь вот еще Библиотека добавилась.. Да кровавый завод. Что дальше?
И крикнул Сергей вслед:
- Конечно хочу услышать рассказ! и про Великую Библиотеку и про Шарика.

ОН покосился на собаку. В этом мире все не такое, как кажется? Может Шарик и его был готов скормить Кровавому Заводу? Но как это понять? Решив, что бог не выдаст, а коднар не съест, парень решил сосредоточиться на второй части поговорки. Накормить птицу-девицу. Не так, чтобы он был кулинаром высшей марки. Но одинокая жизнь приучила не полагаться на дошираки.

Для начала он нашел казан, закопченный и толстостенный. Потом лук, много лука, килограмма, а то и полтора были безжалостно очищены и нарублены тонкими полукольцами. Суя свой любопытный нос везде, Серега нашел и нужные ему специи - кориандр в тугих пахучих зернах и зиру, тонкую и пронзительную. Последними на сцену были извлечены свиные ребра, чем-то похожие на патронташ. В раскаленный казан шеф-повар вылил растительное масло. Дождавшись, когда оно прогрелось, щедрой рукой сыпанул туда пригоршню тех и других специй. Поплыл, поплыл по кухне аромат, затрещали семена, отдавая свой запах маслу. И тут главное не опоздать и вовремя высыпать в котел нарубленное кусками мясо. Масло брызнуло, зашипело, и тут же Сергей стал его переворачивать, дабы все стороны стали коричневыми, вобрали в себя вкус и запах приправы. А потом - лук, сверху, разровнять, да уменьшить огонь, да накрыть крышкой. И самое сложное - не открывать крышку-то до готовности. Ждать и терпеть. Недолго. Минут тридцать.

А еще, поколебавшись, в маленькую кастрюльку набрал он воды, надрезал свой палец, капнул кровью. И поставил туда яйцо.
- Эй, друг, если я не так понял, отзовись, пока не поздно и ты не сварился.

Вот звучит парадоксально и глупо, но ругающееся чудовище успокоило Сергея. Дело в том, что слова редко бывают страшны сами по себе. Они только сотрясают воздух. Кабы он (она? оно? ) не стал ругать Сергея почем зря, а просто прыгнул бы вперед, добавляя к своей немаленькой массе еще и неслабую скорость, то тут бы и сказочке пришел конец. Вряд ли бы парню удалось противостоять столь убийственному сплаву рогов, перьев и клюва. Но... незнакомец бушевал и пока не трогал Серегу. А значит были шансы разрулить ситуацию. Чем-то ему все напоминало беседу с капризным клиентом - когда надо было успокоить и убедить человека, что он не зря заплатил денег.
- Приятно познакомиться. Меня зовут Сергей. Сюда я попал совершенно случайно, мне был дан совет скрыться от наступающей ночи. Я смиренно прошу простить меня и пустить переночевать. Согласен на полу. Блох... Пушка я не трогал, он убежал туда на пару с моим... Шариком.

ОН подумал про яйцо.
- И вообще. Там же было написано для уродов, а я не урод! так вот и прошел.

И добавил тише...
- А простите, как мне к вам обращаться? И вы никогда не слышали про говорящие яйца, которые рождаются в кипящей воде?

Приятно правильно решить задачу, не важно какую. Еще более приятно правильно решить ее на экзамене, вызвав аплодисменты и получив высший балл. Совсем уже приятно решить не просто учебную, а реальную задачу, помочь людям. Но даже это ни в какую не идет в сравнение с решенной задачей, цена которой твоя жизнь. А Сергей почему-то был уверен на 146% - найдя и спрятавшись в домик, он именно сберег свою жизнь. Об этом разными словами твердили ему Шарик, яйцо и его интуиция. Выдохнул парень. Поглядывая на кота, сложил дрова в миниатюрный сруб, став на колени, раздул уголья, насладился тонким смолистым дымком, что пополз из под дров - и встал, вытирая ладони. Итак, огонь горит. Тот ли это огонь - жизнь покажет. Но Сергей надеялся, что яйцо, бывшее при нем, заботилось и о себе, и не давало ему советов, могущих привести к гибели.

- Котяра, как тебя зовут? Если никак или не скажешь, я буду звать тебя Блохастик. А что, красивое имя. Может, несколько фамильярное, но, знаешь ли, я тут новенький, обычаев не знаю, гимназиев не кончал. Слушай, друг, чем ты так напугал Шарика? Признавайся? Или это не ты?

Сергей огляделся. Подошел к столу. Заглянул в рукопись. Конечно, если это дневник, выйдет некрасиво. Но он надеялся извиниться. А если последняя запись - я подвергся нападению Летающего Макаронного Монстра, погибаю, но не сда...?
- Слушай, Блохастик, я понял, что ты пожрать не против. У меня только два вопроса. ЧТО ты ешь и где это лежит? И чьи перья? И кто хозяин? Вдруг ты говорящий кот, хадуль мадан? А, Блохастик?

И парень оглядел комнату в поисках кошачьей еды. И человечьей.

Конец 1914 года стал мрачным для Германской Империи. Точнее, еще более мрачным. Уже отгремело чудо на Марне, генерал Самсонов застрелился после Танненберга, французские и немецие дивизии сыграли вничью бег к морю, и война из маневренной стала затяжной и позиционной. Был потерян Циндао - и почти потеряны прочие колонии. И, вишенкой на торте для англичан стало последовательное потопление (с интервалом в месяц!) крейсера Эмден у Кокосовых островов и эскадры графа фон Шпее у островов Фолклендских. В обоих случаях рейдеры почитали себя в безопасности на удаленных театрах войны, и в обоих случаях рейдеры были внезапно атакованы превосходящими силами. Так, что нельзя было убежать и невозможно драться. В обоих случаях германские корабли покрыли себя неувядаемой славой. Посмертной.

Конечно, Сергею льстило оказаться в столь именитой компании. Ведь ситуации в чем-то схожи. Стоя у домика, он вполне мог полагать себя спасенным, но кто знал, что припас для него поезд? Сергей же громкой посмертной славе предпочитал все же свою текущую жизнь. Потому он лихорадочно снял ключ - прости, неведомый мне Орри! - и попытался как можно скорее открыть дверь. Возможно, стоило бы проверить магическим зрением сам домик повторно. Вдруг из под полога заклятий что-то удалось бы увидеть еще. Но парень боялся не успеть.

- Как сказал мне старый раб перед таверной, мы оглядываясь видим руины - взгляд конечно очень варварский, но верный.
И хотя Сергей еще не прожил не то, что больше половины, но даже и саму половину (во всяком случае, он хотел в это верить. А случаи-то разные бывают), стихи были удивительно к месту. Потому как везде были лишь развалины, тень былого величия, обветшавшие осколки прошлых побед. Или вот.
- Мимо ристалищ, капищ, мимо храмов и баров, мимо роскошных кладбищ, мимо больших базаров.

баров и базаров явно не довезли, но вот прочего было в избытке. Что ни черта не радовало Серегу. И даже земляника (а как ее еще назвать?!) не заменяла антрекот и чебурек. Шевельнулась гадкая мыслишка, что яйцо - суть белок, концентрация питательных веществ. Но он отогнал прочь ее, подлую да глупую. Яйцо живое и есть его - напрашиваться на неприятности. Какие - Сергей не знал, но musculus glutaeus maximus буквально вопияла об этом.

А вот домик Сергею понравился. Он выглядел так, как и должен выглядеть одинокий безопасный домик в этих местах. И не будь разговора с яйцом, бросился бы в строение это Серега, словно бы бабочка на огонек. Да, вполне может быть так бы там и остался. А все рельсы. Проклятущие. Сергей задумчиво потрепал собакена по загривку.
- Что, брат, и тебе не нравится тут? Как думаешь, в домике безопасно? Или нет? То, что рельсы рядом я вижу. А что можно увидеть еще?

И Сергей стал пристально всматриваться в домик...

Отлегло от сердца у Сергея. Все же ощущать себя Эндером, устроившем ксеноцид (интересно, как сказать тоже самое про яйца? яйцецид? Овумцид? Недоомлетоцид? ) Сергею было не очень приятно. Но вот разговор что со Сфинксом, что с Тайной в этом странном месте здорово напоминал распутывание лески, блестяще описанное в позапрошлом веке (да!) английским юмористом Джеромом К Джеромом. помните, нет? Когда тебе стоит подумать, что уже встало понятно, как вдруг новый узел выплывает и перечеркивает всю работу. И тут.

Стоило Сергею даже не отойти, а хотя начать отходить от шока Сфинкса и его предложения - как ему сулят Трон Всея Страны. И наверняка принцессу впридачу. Просто потому, что тронов на всех не хватает, а Принцесс переизбыток, приткнуть некуда. Тут в голове некстати закрутились вихрем слова Тайны - твой непростой спутник. Сергей даже остановился и попытался заглянуть под хвост собаке. А то вдруг он окажется не Шарик, а ШарИка. Или Шарука. А что?! Если есть Царевна-лягушка, почему бы не быть и Царевне-собаке. тем более, что лохматую добродушную псину целовать всяко лучше, чем холодное осклизкое земноводное.

И мысль его заметалась вспугнутой птицей. Что спросить у Тайны!? Да так, чтобы ответила понятно и доступно, а не тем языком цветастым, что хорош в поэтических сборниках, но не годится в инструкциях. А Сергею сейчас ой как бы не повредил мануал по Волшебной стране. С интерактивной картой и полным прохождением. Тьфу. Вот же сленг компьютерный привязался.

- Как я пойму, что это тьма? Как я пойму, что именно этот свет меня укроет? Что я могу есть без вреда для себя, а с пользой? Чем так непрост мой спутник? Когда ты вылупишься??? Где Высокая гора?

Поток вопросов не так чтобы иссяк, просто хотелось бы получить ответы на уже заданные. А то как уснет Тайна - и все. Это оно так говорит - довольно скоро. Может, оно меряет время даже не столетиями - а эпохами. И Недавно, по его меркам - это еще не вымерли динозавры...

разумеется, богатая история земных цивилизаций знала великое множество самых экзотичных блюд. Чего стоит один несравненный копальхем, блюдо северных народов. Правда, к сожалению, мало кто может рассказать о том, как его пробовал. Так же, как и мало кто способен рассказать от тонкостях вкуса бледной поганки, цианистого калия и стрихнина. Сергей с тоской озирал все это условно кулинарное богатство, втайне мечтая о простой корочке хлеба. Хотя никто не запрещал ему мечтать и пулярке с трюфелями и ананасах в шампанском. Итог все равно был один. Еды не было. Он огляделся еще раз и сказал громко
- Так. Давай рассуждать логически. Кушать насекомых как-то не хочется. Белок и все такое, но я, блин, ни хрена не китаец. Давай отложим их пока в сторону. тем более, их надо ловить. А чтобы наловить кузнечиков для меня - надо потратить кучу сил. Грибы я тоже есть не буду. Они плохо перевариваются, и среди них много ядовитых. Впрочем, вроде среди трубчатых почти нет, но все равно. Это не наш выбор.

Сергей откашлялся, подождал, пока желудок отклеится от хребта и продолжил свою прочувствованную речь.
- Ягоды? Вот! Это уже теплее. Там мало ядовитых, в окрестностях Питера, по крайней мере. Стоп. А там ли я? Вроде как верная примета, что если ягоды едят звери и птицы, то можно и людям.

Сергей задумался. ТО, что улитка не птица - он знал твердо. Но вот зверь ли она? Конечно, клубнику улитки жрали на раз два, но вот клубники тут и не наблюдалось. Он все равно полез в кусты, смотря, не клевали ли ягоды птицы или звери.

- И да. Фауна. Лягушки. Жаль, что я не француз. Да как их наловить. Вот хорошо на шашлык охотиться. Висит он себе на шампуре над мангалом и никого не беспокоит...

Сергей сглотнул слюну. В животе заурчало. А вот яйца Сергей достал без разговоров. И стал их пить сырыми, морщась и выплевывая скорлупки. Подумав, ягоды пока есть не стал - вдруг яйца ядовитые. Дракончика обошел подальше - но фотографию сделал.

- Спасибо, Шарик, кушай, вот тебе яйцо... На пару с мышью отличный обед!

о сладкий миг, когда старик
натянет шарф на самый нос
и скажет псу - а ну-ка пес, пойдем во дворик
а во дворе идет снежок
и скажет псу - привет дружок
незлобный дворник дядя Костя алкоголик.

Увы, песне мало что соответствовало. Не было сладкого мига, старика, теплого шарфа, не кружился снежок над двориком, даже с алкоголиками вокруг и то было негусто (согласитесь, редкость неимоверная!). Только собака стояла рядом и виляла хвостом.
- И что мне с тобой делать, псина ты мохнатая?

Вообще было странное ощущение, что собака не укусит его. Он словно бы встретил земляка из родного города в самом центре Москвы, пусть незнакомого, но такого родного. Будто два провинциала не знаю что делать и держатся друг за друга, не давая пропасть в шуме чужого города.
- Эй, есть тут еще кто? Или ты одна такая? Как зовут тебя, псина? Если никак то будешь ты у меня Шарик. А что, красивое имя! Кстати. мне тут сфинкс обещал, что за мной идут? не ты ли, псина? Шарик лохматый?

Сергей огляделся. А куда вперед идти, как сказал Сфинкс? по отношению к чему? Неужели, идти во дворец? И Сергей, подождав немного, потопал туда.
- Шарик, за мной!

Готовность попасть в сказку определяется.. да кто ж его знает чем она определяется. Прочитанными книгами, просмотренными фильмами, жаркими мечтами о несбыточном, даже разговором с голенастой пигалицей. Сергей от неожиданности попятился.
- Охренеть! А в Нарнию они сквозь шкаф проходили...
И непонятно, чего было больше в его голосе, растерянности, что вот, сказка на расстоянии вытянутой руки. или обиды - а где так его за ногу, тот самый шкаф, через который можно в любой момент свалить обратно?! Он облизал разом пересохшие губы, покосился на клыки и сказал, спотыкаясь.
- А ммм, я верно понимаю, чтоб твой подарок смело взять, загадку нужно разгадать? И не смогу я накормить, ведь я сумел еду забыть. Но если рядом магазин, туда метнусь хотя б один. Не знаю я, кто вам еда и что вас кормит иногда.

От волнения парень заговорил стихами, если можно так назвать рифмованные строки, корявые как карельская береза и робкие как поцелуй девятиклассницы. Не каждый день говорит сфинкс - обещая дар и загадывая загадку. Итак, огонь с небес - вполне может быть бомбежка, если говорить об обозримом прошлом. Ах Серега, ну что за вопросы. Какой вопрос, такой ответ, вот есть тут мрамор или нет? Но что говорит сфинкс? Прошлое или будущее? Он задумался, вскинул голову и выпалил.
- Я не достиг желаемого, я на пути к нему. И я скорее первооткрыватель. Правда, я не чаял найти здесь... вот это все.

Он обвел пейзаж рукой и добавил просто и даже буднично.
- А насчет еды я сказал - нет ее у меня. А дар... Знаешь, я считаю подарок такой вещью, от которой не отказываются. Если тебе хотят сделать приятное - это стыдно. Если тебя хотят обидеть - то глупо.

И торопливо добавил, нервно косясь на клыки Сфинкса.
- если, конечно, это именно дар, а не подделка под него.
Сергей расправил плечи, поправил очки и сказал решительно.
- Беру!

Странное что-то творилось со временем и пространством. Судя по расчету времени, прошел он всего ничего, минут 15. До метро он проходил больше. Но вот по ощущениям... словно бы отпахал он целый день, унылый затяжной марш-бросок, когда начало скрывается в тумане утреннем, а конец - в тумане вечернем, когда ничего вокруг, кроме серого пятна дороги. И бьется в голове в такт усталым шагам - пыль, пыль, пыль от шагающих сапог. И вода, сначала приятно-прохладная во фляжке, потом противно-теплая в горле, в конце - едко-соленая на коже. И тяжесть вещмешка за спиной, сперва почти незаметного, а потом неподъемного. Но черт побери, Серега! При такой усталости даже по сторонам некогда смотреть, ну почти. Он остановился у дерева и сказал сам себе, хрипло и загнанно - как лошадь (ой горожане, а кто теперь похвастается тем, что слышал ту самую кобылу?!).
- Серега... Пора... начать бегать по утрам. Что за...

тут он остановился, подбирая слово. Ну то есть, одно, простое, короткое, пахнущее полярной зимой и бескрайней тундрой, так и просилось на язык. Но как-то не хотелось его произносить. А прочие казались слишком элегантными для описания его состояния. Слишком выспренными и приглаженными. Сергей подумал и добавил
- Люблю повеселиться, особенно пожрать. Я думаю, тут просто обязана быть шаурма. Или шаверма. Или бабка с пирожками. Или магнит. Или пятерочка. Или кто угодно, готовый обменять любую еду на денежные знаки.


Потом он замолчал, разглядывая все вокруг. По мере осмотра лицо его все вытягивалось и вытягивалось.

Нет, он не был фанатом В мире животных, а из из всех домашних питомцев предпочитал свиней, желательно, в виде шашлыков на мангале. Но синий цвет бабочек показался ему нетипичным для средней полосы России. А уж огнедышащие ящерки вообще не характерны для планеты Земля. Потому Серега стал смотреть внимательней - особенно на статую. Может, у него просто глюки? Он перегрелся на солнце и потерял сознание? Это сон? Но как это проверить? Он обратился к странному созданию, правда подойдя поближе и вполголоса
- А... э... у... уважаемый... Это Мраморный Дворец?

Не стыдно выглядеть идиотом, стыдно им быть.

Непонятные были места. Да и вообще, есть в каждом городе - крупном - странные места, поясом обнимающие их каменные серые тела. Пригороды. Или субурбы - с американским акцентом. В них ткань города, его построек истончается, сходит на нет, редеют дороги, размываются тротуары, снижается этажность. Но, с другой стороны, природа не рискует забираться в такие места слишком уж открыто и откровенно. Потому - вроде бы уже и не город, но пока и не лес. Смотришь - рощица, деревца кудрявятся, вроде как все стоит и ждет своего Левитана. А подойдешь поближе - черные пятна шашлычных костров усыпаны мусором, порой громоздятся груды кирпичей и строительного хлама, и пластиковые бутылки дают приют комарам и прочим насекомым. Или наоборот - вроде стоит себе дом, укутанный зеленью. А вблизи выбитые стекла, чернеющие провалы проемов, да и ветки словно душат строение в своих цепких объятиях. Потому не доставал фотограф свое главное оружие. Слишком тут все было слишком не тем - правильным для природы и хаотичным для цивилизации. Фронтир - всплыло полузабытое слово.

Так бы и шел себе Сергей, по долинам и по взгорьям, подобно той дивизии, но увы - рельсам надоело прятаться и они выметнулись навстречу ему. Да не просто так выметнулись - а словно бы закрыли дорогу, отрезали путь, перекрыли кислород. Хмыкнул парень. Хлопнул себя по щеке, прогоняя особо назойливого комара. Разрыв! Ну надо же! Осталось только моргнуть, и из-за кустов выйдет сталкер с эмблемой Монолита или Долга - и сыграет на гитаре или даст квест. И пригоршню гаек. А что вы хотели? Ой, играл Серега на компьютере. И мыслил иногда образами игры. Правда - экая жалость - кнопки Сохранить нигде не было. Как не искал. Он огляделся по сторонам, оценивая опасность. Огляделся еще раз - не ловит ли кто недобрым взглядом нарушителей, дабы отштрафовать. И решительно полез под лентой, переходя рельсы. Его ждал Мраморный дворец.

Прикосновение к загадке всегда неожиданно и практически никогда нельзя к нему подготовиться. Нет, есть конечно вариант, что вы, как Шлиман, долго читал тексты, сравнивали архивные карты, размышляли - тогда да, откопанная Троя для вас является не загадкой, а наоборот, отгадкой. Но Сергей не был Шлиманом. Он вообще хотел погулять за городом. А не разгадывать загадки Поезда-Который-Не-Фотографируется. Но поздно! Крючок загадки, приправленный червячком интереса фотограф уже заглотил по самые гланды...
Он пошарил по карманам в поисках неучтенный шоколадки. Но одумался - девица была почти взрослая, не 5-6 летняя, к такой с шоколадкой подходить себя не уважать. да и при современных тенденциях слишком легко было прослыть педофилом. Сергей грустно вздохнул по временам Льюиса Кэрролла, когда мужик 30 лет мог спокойно дружить с 12-летней девочкой и никто не считал это чем-то предосудительным.
Потому он постарался вести себя с нею как со взрослой.
- а как давно ты это заметила? А взрослым говорила, кому-то еще? А что значит, нет рельсов? Как могут поезда без рельсов ходить? Ты не напутала, красавица чего-то? А если я пойду по путям, то что там будет? А с коровьей плешки будет видно, что рельсов нет?

И оглядевшись, дождавшись ответов девочки, Сергей решительно двинулся навстречу коровьей смерти, тьфу, своей судьбе по коровьей тропе...

Странное ощущение, что ты прав, а так хотелось оказаться неправым. Ну почему, почему из всех прогнозов сбывается самый хреновый? Почему бы не могло оказаться так? ...
Завод выпускал упряжь для лошадей, и в связи с поголовной заменой крестьянской лошадки на стального коня продукция становилась все более и более ненужной. И потому завод закрыли, в цехах устроили аттракционы, оставили только несколько кустарных мастерских для сувениров. И потянулись в поселок те, кто хотел бы покататься по полям на лошадях, те, кто хотел бы увидеть как выглядели цеха заводов в 20 веке.. .Сергей зажмурился и помотал головой. Не в этом веке и не в России. Может быть в другом мире и в другой жизни.
С другой стороны, есть некая мрачная эстетика и в таком умирании. Да, понятно, что это не очень красиво. Но это придумано не здесь и не нами. Пляски смерти, атака легкой бригады, голова мертвого ребенка в Творчестве у Золя. Чем хуже мертвый, убитый завод? парень поежился. Даже похороны снимать и то позитивней. Пожил человек, про некоторых можно сказать - отмучился. Родственники сквозь слезы уже делят наследство. Жизнь продолжается. А с заводом не так...
Но до него далеко, а объявление близко. Чем его зацепил странный лист бумаги - фотограф даже не понял. Ну пропала собака. И ... что? Собаки пропадают тысячами - попадают под машины, жрут отраву, истекают кровью после драк, их холодеющие тушки, бьющиеся в агонии, равнодушно швыряют на пол машины догхантеры. Так почему же его так зацепило это наивное и такое трогательное объявление? Тем, что в нем есть ошибки? Или тем, что вместо фото любимца почему-то размещен поводок? Сергей не знал. Но, будучи фотографов, сделал несколько снимков объявления. Надеюсь, подумал он, питомец таки нашелся...
И парень стал ждать поезда.

Районы, кварталы, жилые массивы, я ухожу, ухожу красиво!
В голове звучал голос Зверей, за спиной уютным котенком притулился верный рюкзачок, а впереди рулоном старой толи расстилалась дорога. Выходной. Тем более редкий, что работа фотографа подразумевает фотографирование праздников типа крестин, свадеб, дней рождений. А их люди обычно подгадывают под выходные. А вот похороны не подгадывают. Хоронят как приходит время. Сергей вспомнил старый анекдот, когда герой говорит, что предпочитает ходить на кладбище, а не в ЗАГС. На недоуменный вопрос - почему? отвечает, что там никто не спрашивает - ну когда же наконец ты?

Но это будет потом. Когда наступит новая неделя, и телефон будет плавиться от звонков, а фотоаппарат пухнуть от макияжных невест, нетрезвых женихов, разбитных гостей. А пока есть возможность насладиться тишиной и покоем.

Кстати. а что случилось со станцией? Сергей не знал. Но думал, что картина была примерно такая.
когда-то, вв времена СССР, тут стоял заводик по производству чего-то. И перроны заполняли рабочие. Потом, в 90-ые, завод разворовали и закрыли, рабочие спились или разбежались, и только название напоминает о том, что когда то ту кипела жизнь... Но может все было не так?

Давным-давно, когда Королевству было не до празднеств, а всякий лишний кусок хлеба направлялся на прокорм воинов, стоявших на страже покоя своей земли, родилась эта Легенда.

Когда каждая спокойная ночь в Королевстве считалась даром, а на земли Нисалона в любой миг могла ступить закованная в железо нога неприятеля, появились Слова её.
Их передавали из уст в уста. Ими согревали безрадостные дни. Их увековечили в камне и поклонялись ему.

Легенда была о Монархе, что своею жертвой вернет Королевству былую красоту. О Правителе, который поступится личным счастьем ради блага своих подданых.

Легенда изящными золотыми буквами украшала все сто страниц Великой Книги – символа Нисалона, запечатленного на гербе вот уже пятнадцать лет. Всякому, кто способен был прочесть Легенду до конца, открывалось величие поступка Короля Брона Радостного…

***
Что до самого Короля, так он с детства мечтал стать главным персонажем этой Легенды. Отец его погиб на войне, дед погиб на войне, прадед и вовсе ту войну развязал, вот у маленького Брона, случайно подслушавшего Легенду на кухне, и случились непомерные фантазии.
Поговаривают, что у него был целый список, где самые дорогие его сердцу люди были написаны в порядке убывания его к ним любви. Первой значилась матушка. Когда та скончалась от голода собственно в Самый Голодный Год, на ее место пришла нянька. Так уколола палец и тоже скончалась Будущий король представлял, как приносит в жертву очередного родственника и рыдал. Родственник вскоре умирал. Но это уже совсем другая Легенда.

Говорят, он принес в жертву жену. Королева Эфигения была что бриллиант, украсивший корону Короля – всегда в центре внимания, она блистала… насколько возможно было блистать в вечно голодном истощенном войнами Королевстве Нисалон. Современники тех событий утверждают, что молодой Королеве так и не довелось попасть ни на один бал. Их просто не на что было устраивать. Так она и блистала в гордом одиночестве, как единственный бриллиант на опустевшей королевской короне – все прочие драгоценные камни ушли на обмундирование армии. Стоило ли говорить, что у Эфигении никогда не было своей собственной короны.
У молодого короля тогда еще не было его славного прозвища – он его попросту не заслужил. Но была детская мечта и любимая жена на сносях.

Злые языки болтают, что жену-то он и принёс в жертву. Эфигения мучилась родами три дня и три ночи. Обильно омытая материнской кровью, на свет явилась Принцесса Лиодамия, тотчас ставшая наполовину сиротой. На следующий же день был объявлен мир. Королевство воспряло. Король, оплакав супругу, распорядился увековечить свое имя в продолжении Легенды, увеличившейся сразу на девяносто пять страниц, вскоре получил прозвище Радостный и перебрался с малюткой дочерью в новый замок, окруженный лесами, болотами и долиной, так что подданным да крестьянам приходилось неделями трястись в каретах и телегах, дабы увидеть своего героического монарха.


Принцесса была прекрасна. В меру печальна, в меру мила. Необычно разговаривала, словно местами слова переставляя. Ей нравилось гулять по лесу в компании одной лишь фрейлины, смотреть казни и звезды. А еще она, как всякая порядочная принцесса, мечтала о рыцаре и рисовала свои мечты в многочисленных альбомах, которые потом приняли за анатомические атласы и унесли по ошибке в библиотеку. Лиодамия, к своему стыду, не любила шумные пиры, которые принялся закатывать ее батюшка, а еще его фавориток, одна из которых прямо на празднестве во всеуслышание заявила о своих притязаниях на место подле Короля. Ещё не любила рано вставать и Маркусу, сидевшему от неё по левую руку, почудилась улыбка на бледном принцессином личике, когда ведьма сказала про сон.

Сейчас улыбки не было. Принцесса спала, открыв рот, совсем не утонченно всхрапывая и сглатывая слюну, которая не успела стечь на стол. Это, да ещё несчастливая случайность уснуть рядом с рыбным ассорти способно было кому угодно испортить момент пробуждения. А уж Маркусу Лаутеро – как пить дать. Вонь, исходившая то ли от принцессы, то ли от ее папаши, то ли все-таки от блюд на столе – не лучшая компания с утра.

Да и утро ли это было. Сквозь окна едва пробивался свет, но чем они закрыты снаружи на высоте нескольких десятков ярдов, оставалось только гадать.
Гость по правую руку от Вертрана покрылся слоем паутины и стоило его слегка задеть, как из шикарной рыжей бороды выползла почтенная чета пауков. По левую спал отец. Он что-то бормотал во сне, кажется, про овечек, но совершенно точно не собирался пробуждаться, подобно сыну. Отец, казалось, постарел и обзавелся сединой, но потом Кристиан увидел, что это всего лишь пыль, покрывшая его волосы. Рядом за столом кто-то шевелился, просыпаясь, и отвратительно воняло тухлятиной.
Еще Кристиан помнил, как Принцесса, отметившая его умные речи коротким, но ёмким «Прелестно!», вполне недвусмысленно уронила свой белоснежный платок в паре десятков метров от него, но тот тотчас был затоптан внезапно налетевшей мазуркой.

Мадмуазель Мариньи, отправленная принцессой за новым платком, появилась в разгар Ведьминого пророчества и засмотревшись на действо, больно наступила на ногу Аурелии, что стояла в дверях, удерживаемая стражником – посторонних на пир не пускали, даже если Принцесса твоя подруга и глядит в твой телескоп по пять раз на дню, и по семь раз в неделю приходит за новым предсказанием относительно будущего жениха.
Стальные латы, надо сказать, не слишком удобная постель – холодная, жесткая, и оставившая отпечаток герба на правой щеке. Аурелия очнулась от храпа, гулкого и довольно громкого, по причине того, что раздавался он оттуда – из шлема стражника, на котором она и осталась лежать, стоило Ведьме умолкнуть.

Маленький башмачок больно задел Мариньи по ребрам, а те и так болели от неудобной позы на каменном полу, в которой, свернувшись калачиком, почивала маленькая фрейлина. В кулаке был зажат серый от грязи платок с вышитыми инициалами Принцессы Лиодамии.

Последнее, что помнил Оскар из своего сна, были опарыши. Да, маленькие мерзкие опарыши, копошащиеся в мозгах Авроры. Первое, что увидел Уайт, когда проснулся, были опарыши. Он загодя сел поближе к поросенку, зажаренному столь аппетитно, что других мест за столом будто и не осталось. Теперь тот был не такой уж и аппетитный, а маленьких белых опарышей хватило с лихвой, чтобы усыпать стол и голову Авроры, лежащую у него на коленях. Подруга мирно спала, даже не зная, что украшение ее нынче так себе. Правую ногу в дорогом доспехе тоже что-то придавило. Черная кошка, спавшая, как и все вокруг, без задних ног, скалилась во сне и подрагивала белыми усами, словно силилась схватиться за доспех и поломать себе клыки. В ладони зажат маленький серый комок – платок Принцессы, который она уронила в коридоре, не сумев разойтись с Оскаром в дверях. Огромных, в пять ярдов шириной, дверях.

Отец Арчибальда снова восседал в самом конце длинного - во весь пиршественный зал – стола. Он никогда не говорил о работе за едой, но его все равно усаживали подальше от величественных особ и даже всяких там казначеев, звездочетов, кучеров. Хотя нет - кучеров вообще не пускали на пир. В шутовской – комнатке, завешанной гобеленом, откуда появлялись все шуты испокон веков, если верить легендам, было совсем нелегендарно душно. Арчи очнулся в полной тьме и при почти полном отсутствии кислорода. Зато запах тут не изменился. Аромат театральных подмостков составлял в основном старый паркет и тот самый бархатный гобелен, но это всё равно был он. Нет, Он - незабываемый аромат сцены и будущей славы. Вонь снаружи, в которую окунется шут несколько мгновений спустя, напомнит ему о том, что слава – понятие с трудом к нему применимое.

Рука молодого графа с трудновыговариваемой фамилией покоилась на ее груди. Да, именно так. В последний миг, до того как смежились веки, Гвинивел увидела, как сосед бросился ей на помощь, подхватив девушку, но тотчас уснув в объятиях с ней. Отец спал так, словно эта партия ему не слишком нравилась. Кажется, в последние секунды он пытался двинуть наглому графу по его титулу, но на дотянулся, упал, да так и уснул со сжатым кулаком и выражением крайнего недовольства на лице. Еще по дороге сюда Гвинивел слушала, что необходимо найти жениха прямиком со следующей ступеньки социальной лестницы и потому молодой граф с трудновыговариваемой фамилией, конечно, был не к месту. А его рука – и подавно.
Зеркальце в серебряной оправе выпало в момент падения и разбилось. Каждый осколок, казалось, освещали лучи откуда ни возьмись возникшего солнца.

Солнце пробивалось в окна настойчиво, но без особого успеха. Сначала Элоизе почудились брызги на полу, на которые, еще не до конца проснувшись, взирала рыжеволосая девушка с такой невообразимо сложной косой, что и представить невозможно, сколько человек трудилось над этим шедевром. Солнечные лучи падали как-то разрозненно, что-то преграждало им путь и создавало неприятный полумрак в зале. Толстые корни, палки или ветки - что-то им подобное оплетало каждое окно. Лица мачехи и сводных сестер, наполовину в торте, отвлекли Элоизу. Полюбоваться на подобную картину – не жалко и часа потратить. Платья, что они шили за несколько месяцев до этого пира, покрылись паутиной и пылью. Отец, не выдержав, такого провала, упал еще до того, как Ведьма произнесла проклятие. Теперь Элоиза вспомнила это. Вспомнила, как мачеха даже не посмотрела в его сторону. Как на помощь ему бросился слуга. Отец так и лежал чуть поодаль от стола, схватившись за сердце. И широко раскрытые глаза затянула пленка, да и полуразложившееся лицо вовсе не напоминало уснувшего, пусть даже в таких мерзких условиях, человека.

Айвен поморщился. Посмотрел на Хэма. А так все хорошо начиналось. И к чему скатились? Разве об этом мечтал сэр Годри? И он, сам Айвен, хорош! Повелся, словно мальчишка на улице на необычный рассказ. Но неужели эта зараза докатилась и до их глубинки? А почему бы и нет? Матросы, офицеры, слуги. Айвен глубоко вздохнул и сказал с укором.
- Ах, ну как же так, Хэм! Я то думал, что вы порядочный слуга, что вы не позволяете себе лишку, что кувшинчик эля – предел вашей несдержанности. Но звать сюда, в притон, в опиекурильню, как у пейзанов Каттая?! Как вы могли дойти до такого? Вы что, не знаете, что это адское зелье мало того, что дарит странные видения, так еще и разрушает мозги человека. И он превращается в тупую скотину. Да еще и выбрали место для этого здесь, в мечте сэра Годри. Стыдно! Едем отсюда немедленно!

И повернувшись к странной девушке добавил грубо:
- А тебе должно быть стыдно, что обманываешь крестьян! Как вообще девушка может позволить себе работать в таком заведении? Неужели ты не думала о семье, о муже, о детях? Кто возьмет тебя замуж? Вот кто?

Зябко. Холодно, сыро и зябко. Айвен поморщился. И посмотрел под ноги, стараясь не наступить в воду. Не хотелось явиться на первую встречу с дядюшкой с грязными туфлями, словно он простолюдин какой-то. Вдохнул мерзкий болотистый запах, закашлялся надрывно. Зря он сюда поехал! ЧТо можно было ожидать от Хэма? Айвен что, и в самом деле надеялся увидеть тут что-то этакое и возвышенное? Старина Хэм не видел дальше дна кружки эля. Где ему было понять сэра Годри! Где ему было оценить ту мечту, сияющую и великолепную, которая освещала жизнь благородного сэра?

Айвен повел рукой по шершавой коре.
- Да.. Проклятая сырость! Тогда еще много не знали и много не умели. Ибо только 50 лет назад из далекой Астраулии привезли саженцы эвкалипта.

тут глаза его загорелись и он сказал более возвышенно:
- А это чудесное дерево! Оно не только лечит лихорадку, но и осушает болота! А еще его листья всегда повернуты от солнца, потому он не дает тени..

Но тут он прикусил языку. ЧТо патлатому Хэму от его премудростей и от саженцев эвкалипта? ПОтому он постарался перевести тему.

- Но ведь деревья выросли, а не сгнили на корню. Или болота сначала были не такие уж большие? или ЧТо?

Он подозрительно прищурился и сказал, подпустив металла в голос:
- Или в те времена лучше ухаживали за дренажными канавами?

Айвен поморщился. Конечно, сэр Годри велик и неповторим. Но .. сто лет назад, когда из разрозненных земель собиралась Империя, в чести были разные сомнительные по нынешним временам шутки. Тогда, в эпоху, когда торговцы, пираты и моряки составляли суть триединый организм, жизнь была проще - и грубее. Айвену приходилось слышать как появилось нав свет всем известное воинское приветствие, когда рука вскидывается к лицу - и замирает на долю секунды.

НА корабль Хренсиса Брейка явилась королева-девственница Элизабет. Все источники, отдавая должное ее уму и государственной мудрости, стыдливо молчат про ее красоту. А портреты рисуют приукрашенное лицо, сходное с мордой грустной лошади. Корсар Брейк же, будучи нравов самых простецких, увидев свою королеву, не удержался и закрыл лицо рукой - боже, кого нам принесло. Но когда Элизабет поинтересовалась, что значит сей жест, Хренсис вывернулся с изяществом прирожденного царедворца. Мол, Ваше Величество, так ослеплен вашей красотой, что прикрыл глаза. Королеве - женщина, как ни крути! - пассаж так понравился, что с тех пор приветствие прижилось не только во флоте, но и в армии.

- А давай, старина Хэм, покажи мне шуточку и могилку. Кстати, а в чем шуточка-то?

Уж лучше сейчас, чем потом. И вряд ли его прибытия ждут с точностью морского хронометра.. А в тумане... да показалось, с дороги, с холода, с непривычки. После пары кружек доброго эля еще и не то может показаться!

Туман... Его липкое холодное дыхание пробирало до костей, словно высасывало тепло из тела, краски из окружающего мира и хорошее настроение из души. Айвен поежился. Конечно, в просвещенный 19 век не стоило слушать сказки и сплетни про кикимор. Но местный фольклор бывает так забавен и умилителен. Учитель постарался плотнее закутаться в тонкую ткань дешевого пальтишка. Не с его доходами покупать дорогие меха. Радует уже то, что не надо судорожно искать место под солнцем.
Он поежился. Если бы не полновесные гинеи богатого дядюшки - что бы его ждало? Он невольно покосился на Хэма. Словно бы посмотрел на свое отражение в чудовищном зеркале. Оглядел пейзаж - природой эти увядающие остовы нельзя было назвать.
- А что, мистер Хэм, и чем же так кикиморы насолили вам? Что они вытворяют такого, что честным христианам не след идти на болота. И неужели с ними не сможет сладить добрый пастырь? А?

Ну разве можно долго обижаться на того, кого так любишь и кто тебя так любит искренне и нежно? И кто говорит тебе столько хороших слов, пусть и приправленных сейчас соусом некоторой горечи и обиды. Но в этих словах не чувствуется разочарования в тебе, есть в них вера и надежда на лучшее. Понимание в них есть, даже если ни он, ни она ничего не понимают. Такое вот романтическое противоречие: когда вроде бы ничего не понятно, но вместе с тем всё очевидно и ясно. Любовь - она или есть, или её нет, и сердце это чувствует. Впрочем... это были слишком мудрёные, слишком запутанные мысли для уставшего за день мозга. Чижик тряхнул головой, выгоняя их прочь из очумелой головы, не стал вдаваться в подробности. Это успеется. Утро вечера мудренее - обо всём этом можно и завтра поразмыслить, на свежую голову. Сейчас ему просто хотелось быть с ней рядом. Со своей Пчёлкой. И больше не хотелось никуда уходить.

Прошёл тревожный момент. Сгинул - лучше, если безвозвратно.

И снова тёплая, искренняя улыбка осветила губы космического капитана Фёдора Михайловича Чижика. И перестали видеться в голове разные глупости вроде извергающихся льдом вулканов. Остыл мужчина, обида его унялась - пусть пока не вся, нужно было время, но она больше не точила его без остановки.
- Как ты меня хорошо знаешь, - улыбаясь, ответил Майе Чижик, охотно принимая её ненавязчивую ласку и отвечая взаимностью, ему тоже очень нравилось перебирать её рыжие пряди, такие живые, яркие, блестящие на свету, словно колосья марсианской красной пшеницы, тянущиеся к свету искусственного солнца под куполом. - Ну всё, всё. Больше не обижаюсь, честно. Глупости это всё. Все эти взаимные обиды. Мы ведь друг друга... любим, правда? - прошептал он ей на ушко. - Ты абсолютно права, люди разные, каждый со своими достоинствами и недостатками. Мы должны гордиться первыми и принимать вторые, если нам этот человек дорог. Всё хорошо, моя милая... - Фёдор Михайлович нежно покачал Майю в объятиях, продолжая говорить тихо, почти шептать, будто боялся, что услышит кто посторонний. - Просто надо признать... на сегодня я не готов идти дальше. Вот и всё. Из-за этого все обиды. Но это изменится... обязательно изменится. А почему не готов, зачем надо ждать - это всё второстепенно. Важно, что я хочу... пойти дальше. Ты понимаешь? Хочу, - кажется, он не очень следил за тем, что говорит, поэтому его речь была несколько сбивчива, но он говорил правду. Ему нужно было время и чёткое понимание, что вот пришла пора, он готов переступить невидимую черту, которую сам же себе возвёл, и двигаться дальше в их отношениях...

* * *

Танец как-то не задался с самого начала. То ли искин неудачно подобрал мелодию для начинающих танцоров, то ли они были не готовы опробовать свои силы, то ли думали сейчас совсем не о том и не могли сконцентрироваться на танце, но всё было прямо как в комедиях про неуверенных в себе героев, осмелившихся потанцевать. Сначала Майя на ногу Чижику наступила, отчего он даже слегонца поморщился на мгновение - было больно. Но тут же лицо снова разгладилось, танец продолжился, и уже через пару движений капитан теперь сам наступил нечаянно на носочек девушки, довольно болезненно наступил-то, но можно было и потерпеть.
- Ой... извини, - Федя торопливо отступил на шаг. - Всё в порядке? Неважный из меня танцор...
Но танцоры они оба были неважные. Неловкие неуклюжие попытки подстраиваться под музыку, ещё пара случайных столкновений, сбивавших с ритма, ещё пара отдавленных ступней - и они как-то поняли, что пора остановиться. Как бы им ни хотелось побыть романтической парой, красиво кружащейся в танце, они сейчас больше напоминали вальсирующих слонов. Вы когда-нибудь видели, как танцуют слоны? Незабываемое зрелище, я вас уверяю. Рядом лучше не стойте.
- Мда... идея была не лучшей, признаю, - со вздохом сказал Чижик, первым остановившись после того, как уже в третий (!) раз случайно наступил Пчёлке на ногу. Но так и остался стоять, обнимая её как в танце и не убирая рук. И несколько глуповато, растерянно и извиняясь, улыбался. Музыка продолжала звучать, нежные скрипичные переливы ласкали слух и завораживали, живо подключая воображение. Ах, какая музыка для танца! Ах, как жаль, что у них не получается! - Я был слишком самонадеян... Но это не повод сдаваться. Нам нужно учиться танцевать, - решительно заявил капитан. - Только, полагаю, начать стоит в другой раз. День у нас был тяжёлый, координация... ни к чёрту, - Федя усмехнулся и поцеловал своей незадачливой партнёрше кисть руки.

А дальше они разговаривали. Весь остаток вечера и немного начало ночи. Поговорить было о чём, но к серьёзным личным темам сознательно не возвращались, будто боялись возобновить взаимную обиду, сейчас приугасшую и не терзавшую их сердца. Больше не было упрёков, не было неприятных слов, но были то и дело мелькающие нежности в адрес друг друга, были объятия и робкие, осторожные поцелуи, без затягивающей страсти, тоже были. Они обсуждали явление Аполлона на камбуз и посмеивались над тем, как ошибочно понял Фёдор Михайлович послание Майи. Говорили о тренировках у Кырымжана, и Чижик как-то вскользь предложил практиковаться вместе, однако не настаивал, так как понимал, что это может быть не лучшей идеей. Планировали будущее инопланетной гостьи с планеты инсектоидов, но с этим пока определиться было сложно. И о Фединаторе, и о Михалкове вспомнили.
- Ох уж этот Генка, - покачал Чижик головой, чуть прищурившись и сдержанно улыбаясь. - Вечно он лезет не в свои дела. Но я его прощаю. Всегда прощал. И думаю, ты с ним тоже подружишься. Ведь мы с ним, считай, неразлейвода.

Что ж, рано или поздно любому дню приходит конец. Этот не стал исключением...

Озадачила капитана одна рыжая пчела. Ох как озадачила. Ещё сильнее, чем было до этого, хоть теперь уже обиды не было. Было непонимание и желание разобраться. Желание всё объяснить и спросить, почему она так говорит. Словно кусок льда... Это сравнение обожгло сердце Чижика, ему стало больно от этих слов. Хотелось горячо возразить, но у него не осталось на это сил. Ему-то самому, с его ракурса, казалось, что он, напротив, подобен извергающемуся пламенному вулкану, и отстраняется от неё только потому, чтобы не сжечь огненной лавой. Но кусок льда... мда, это было... непонятно. Хотя затем Фёдору Михайловичу пришла мысль, что, быть может, Майя именно на это и рассчитывала? На такое завершение их свидания. И переоделась поэтому так... соблазнительно. Не хотелось так думать, и уж лучше бы он ошибался. Потому что, если это правда, невольно вставали вопросы к ней. Множество вопросов. На самом деле всего два, но каждого из них с головой хватало. Почему она решила, что этим всё сегодня закончится? И... неужели она забыла его прежние слова, их уговор, что им не нужно спешить? Или он своим поведением дал ей думать иначе, сам налажал и теперь видит последствия?
Чижик окончательно запутался в своих рассуждениях и не решался спросить о чём-то Майю, несмотря на их уговор открыто выражать свои мысли. Слишком обидными для неё могли оказаться эти вопросы, а он не хотел ещё больше уязвить её гордость неосторожными и, вполне может статься, безосновательными подозрениями. Федя сдался, больше не имея сил обмозговывать эту всю ужасную ситуацию. Ему было нехорошо, хотелось уйти и уединиться, но нельзя было оставлять Майю одну сейчас. Им нужно пережить этот момент. Позже они оба успокоятся и обговорят это, когда будут не на эмоциях. Сейчас нельзя, слишком легко разгореться ссоре. Нужно просто пережить, переболеть и выждать. И не оставлять девушку одну. Впрочем... ему и самому не хотелось уходить. Какая-то часть его души желала остаться, и он не мог ей отказать.
- Ладно... - вздохнул капитан тяжело и порывисто, выслушивая её горькие слова и упрёки, но не отпуская, прижимая к себе. Словно бы боясь, что если отпустит - пчёлка улетит, упорхнёт на своих крылышках, молнией унесётся в небо, и на этом закончится короткое мгновение их счастья. - Не станешь давить... хм... я думал, это я давлю, - он горько усмехнулся. - Думал, слишком... слишком жаркий... и не хотел... чтобы ты обожглась...
Он замолчал, не зная, что ещё тут сказать, чтобы не усугублять ситуацию. И старался не смотреть ей в лицо, потому что чувствовал, будто она может увидеть в его глазах невысказанные вопросы.

- До лампочки? Н-да... - Чижик поджал губы. Голос его звучал глухо и безжизненно, словно бы начисто лишившись всех эмоций. Данко он сейчас напоминал этим своим голосом. Хмуро взглянул на девушку. - Фединатор, да? Тебе Михалков сказал? Это он так меня называет... Под дулом пистолета, угу...
Фёдор Михайлович покивал, его глаза потемнели то ли от обиды, то ли от гнева, но внешне он оставался невозмутимым, лишённым чувств Чижиком. Железным капитаном Фединатором. Холодным куском льда. Даже побледнел немного, чтобы соответствовать сравнению.

- Ты уж определись, холодный я или горячий, - фыркнул он беззлобно и даже немного пытаясь пошутить, когда Майя вдруг сказала, что он горячий. Горячий холодный кусок льда... Везувий ледяной... А что, в Антарктиде вроде бы есть действующие вулканы, извергающие заледеневшую лаву и густые снежные пары. Рассмеялся тихо, снова остывая, возвращаясь к прежнему состоянию. Теплота в голос вернулась вместе с лёгкой игривостью. - Ну ладно... Как бы обидно это ни звучало, спорить с женщиной - это не по-мужски. Можешь называть меня как хочешь, да-да.
Он обнял Пчёлку за плечи, поднял голову чуть вверх, обращаясь к искину:
- Данко, ты слышал. Включи что-нибудь медленное, лиричное и под скрипку. Но не тоскливое, пожалуйста.
- Есть, капитан, - откликнулся корабельный искин.
И полилась нежная скрипичная мелодия. Вступление перед лиричной частью, за время которого партнёры могли занять позицию для танца и насладиться первыми мгновениями общества друг друга. Ну, если бы они танец начинали с приглашения.
- Надеюсь, Данко достаточно романтичный искин, чтобы подобрать нам нужную мелодию, - улыбнулся Фёдор Михайлович и опустил одну руку Майе на талию, второй же взял её ладонь в свою для танца. - Знаешь, было бы желание и терпение научиться играть на скрипке. Мне вот как-то в детстве губную гармонь подарили. Настоящую, профессиональную. Эта знакомая хотела, чтобы я научился на ней играть. Это был забавный опыт, мне даже удавалось что-то простенькое изобразить, исключительно наугад. Но потом я её забросил. Хотя не выбросил, она до сих пор у меня где-то дома пылится в коробке.
Скрипичная мелодия зазвучала вызывающе, и Чижик наконец опомнился и начал движение, пытаясь включиться с Майей в танец. Движения его были несколько неловкими, не очень уверенными, но намерение с ней потанцевать явно было твёрдым.
- Прости, я должен был раньше сказать... я ни с кем прежде не танцевал, - смущённо признался капитан.

Лана не любила танцы, потому что не умела. Он как-то ей предлагал, но получил отказ, и она чётко дала понять, что предпочитает разговоры танцам. И сейчас действительно был его первый настоящий опыт.
Чижик как-то прочёл в пособии по педагогике, что многие конфликты и ссоры можно решить необычным способом, если поставить конфликтующие стороны в обоюдное интересное положение, неожиданное для них и способное переключить акцент внимания на вставшую перед ними новую задачу. И он решил испробовать это на практике. На себе и на Майе. Это не считая простого человеческого, мужского желания потанцевать с нравящейся девушкой. Больше, чем просто нравящейся.

Что же он наделал?..

Сердце защемило. Он смотрел в её большие серые глаза, сейчас потемневшие от боли и обиды, и ему становилось не по себе от мысли, что она сейчас страдает из-за него. Из-за его неосторожных, поспешных действий, его момента слабости, который привёл к этой неприятной сцене. Гнев и возмущение отступали, сменились горечью сожаления и раскаяния. Непонимание ещё оставалось, но Чижик, кажется, понимал его причину - он совсем не разбирается в женщинах и в их чувствах. Даже сейчас, когда она заявила, что уйдёт сама, он её не понял. Как это сама? Куда сама? Почему сама - из своей каюты? Это он здесь гость, ему надо уходить. Но все эти вопросы остались невысказанными.
- Отставить уходить, - Федя встал на её пути, постоял пару мгновений и сделал несколько быстрых шагов, приблизившись к ней и заключив в объятия. - Я тоже. Тебя. Люблю, - отчеканил он, привлёк ближе, прижал к груди самого близкого и дорогого человека в своей жизни, голову её себе на плечо положил, пальцами в волосы пламенеюще-рыжие зарывшись, гладя по голове Пчёлку.
Чижик тихо вздохнул, собираясь с мыслями. Он даже не знал, что сказать сейчас и нужно ли что-то говорить вообще. Но чувствовал, что и молчать неправильно. Вырвались у него, правда, совсем не те слова, что он хотел бы сказать:
- Что за странный день... Столько событий, что голова кругом... или меня пьянит твоя близость...
Фёдор Михайлович поспешно замолчал. Прикусил язык, испугавшись сказанного. Как бы Майя эти его слова не поняла по-своему. Как приглашение к близости. Предложение перейти ту грань, что они для себя установили. Или это он один установил? Как бы там ни было, он не хотел, чтобы Майя так подумала, потому что это было бы неправильно, дикой ошибкой было бы.

- Ты права, мы договорились, - выдохнул он наконец, не выпуская её из объятий. - А я и забыл, дурак... Хорошо, что ты мне это напомнила, пока не стало слишком поздно, - голос его заметно подрагивал взъерошенным чижиком от волнения. - Тогда я спрошу... прямо... почему ты это спросила? Не противна ли ты мне, вот это. Разве ты сама не знаешь ответ? Разве не видишь, не чувствуешь, когда я тебя целую и обнимаю? Это... обидный вопрос. Правда. Но я понимаю, что ты сама на что-то обиделась, раз его задала. Усомнилась в моих чувствах. Из-за того, что я отстранился? Но ведь ты же знаешь причину, господи...
Чижик правда не понимал. По голосу его дрожащему в волнении и напряжении, по чувствовавшемуся в нём желанию понять это и осмыслить, Майя знала, что он действительно пытается разобраться. Понять её и её чувства, причину её обиды и своей тоже, возникшей, как снежная лавина образуется из маленького комочка снега. Ему было не безразлично и он хотел знать, что не так пошло между ними. И его сердце... оно так стучало... быстро-быстро...

- Я никуда не уйду и тебя не отпущу, слышишь? - вдруг глухо сказал он ей на ухо. Глухо, но твёрдо. - Пока мы не разберём причину конфликта и не успокоимся.
Слегка отстранившись, чтобы посмотреть ей в глаза, но не выпуская девушку из рук, Фёдор Михайлович неожиданно серьёзным тоном поинтересовался:
- У тебя здесь медленная музыка есть? Потанцуем?

Стыдно было и Чижику. Не сумел, не сдержался, едва не перешёл грань дозволенного, чуть не допустил непоправимого, когда позволил себе расслабиться и не прервал этот поцелуй сразу... и того, что за ним последовало... Кто-то скажет: чуть не считается, ведь ничего же не случилось. Но ему хватило и того, что было, чтобы себя пристыдить. Ладно - Майя, она неопытная девушка, ещё юная, у неё гормоны в крови ещё гуляют. Но он-то хорош! Тридцатилетний серьёзный мужчина, капитан звездолёта, и пусть тоже не самый опытный в делах романтических, но всё же опытнее Майи... как он мог это допустить? Непростительная ошибка... слава богу, без иных последствий для них двоих, кроме как жгучий стыд, овладевший обоими. И не знаешь, куда девать глаза. И как смотреть потом. Сам начал, сам спровоцировал... и отступил тоже сам. Хорошо, хоть так. Успел это сделать вовремя, не довёл до греха.
Как сердце-то часто колотится, как горячо и больно в груди. Перегревшийся мотор человеческий будто на волю хочет вырваться, как птица вольная из клетки. А нельзя. Рано пока её в небо выпускать, не наступило ещё её время, когда можно будет расправить крыла и обрести свободу с диким ветром наравне. Но бьётся птица, мечется в клетке, чувствуя волю за прутьями, которыми её от мечты заветной отгородили. Хочет взлететь и не может. Ничего... потерпи, моя жар-птица, ещё немножечко...
- Да... э... это соринка, - наконец отозвался Фёдор Михайлович, чуть дрожа застёгивая верхние пуговицы на рубашке, возвращая её в первозданный, невинный и девственный вид, непроизвольно проводя кончиками пальцев по груди своей там, где касались её такие мягкие и такие нежные губы. Они его целовали, а он вздрагивал от этих прикосновений, испытывая противоречивые желания: желание остановиться и желание продолжать. Но сейчас стыдливо застёгивал те самые пуговицы, что прикрывали его нагое тело, поддавшееся этой страсти. Гасил вспыхнувший пожар. Пуговица за пуговицей. Дрожащими пальцами.

И как... как после этого снова её обнимать? Будто ничего и не было?!

Он отодвинулся немного. На самую малость отстранился от Пчёлки, только чтобы сохранить эту ненавязчивую дистанцию между ними, когда ещё остаются между людьми какие-то преграды и условности, барьеры эти ещё стоят, препятствуя их сближению, но и не совсем далеко, чтобы не чувствовала она себя одинокой и брошенной, покинутой на самом интересном месте, что называется. Чижик не мог решить, как правильно поступить. Невольно возникла неловкость между ними, когда понимаешь, что лучше бы сейчас разойтись, чтобы пережить это мгновение стыда, обдумать как следует произошедшее, набраться терпения и с новыми силами навстречу друг другу.
И злобные инопланетные монстры, и отчаянные космодесантники потерялись где-то на виду в этой комнате, будто и не носились вокруг, убивая друг друга. Кинцо на этом месте оборвалось для них двоих. Дальше только мысли о случившемся и о том, как из этого положения выйти с честью. Вот такой фильм, похлеще «Чужих». Жизнь - называется.
- Нет, так не пойдёт, - вдруг вздохнул Чижик и обратно к девушке подвинулся, чтобы вновь её за плечи обнять, как до этого они сидели. До этого ненастного инцидента. - Мы оба испытываем стыд и неловкость... и не знаем, как дальше себя вести. Это нормально на нашей стадии отношений, но неправильно, так как вызывает дискомфорт и у тебя, и у меня. Я так не хочу. Ты хочешь? Сомневаюсь... Ведь нам хорошо же вместе. Надо просто... слегка поумерить пыл и набраться терпения. И не думать о том, что было, а смотреть на то, что ещё будет впереди.
Его рука слегка сжала плечо Майи, он наклонился и чмокнул её в щёчку, тут же снова отстранившись.
- Всё будет хорошо, родная моя... моя хорошая... давай просто греться в объятиях друг друга... а п-поцелуи... и ласки... всё оставим на потом, - смущённо закончил Федя.

- Спасибо, - зачем-то поблагодарил её Чижик, с мягкой ласковой улыбкой пользуясь её разрешением и обнимая девушку за плечи. А когда она подалась к нему ближе и опустила голову ему на плечо, обнимавшая её рука опустилась ниже на талию, а другой рукой он взял её руку в свою, поднёс кисть к губам, галантно по-джентльменски целуя, после чего не стал отпускать, решив, по-видимому, так и смотреть. Держа Майю обеими руками, бережно и аккуратно, как хрупкую фарфоровую статуэтку, которую так просто случайно выронить и разбить. - Ну что, устроилась? И правильно! Не нужно бояться рядом со мной! - храбрился Фёдор Михайлович, вдруг осознав, что впервые будет смотреть своё любимое страшное кинцо в таком охренительно реалистичном качестве, со всеми живыми эффектами и будто бы присутствием в кадре. Страшновастенько ему было, но это только ведь кино. И уж точно он Майе ни за что не признается в этом. Главное, и правда не испугаться. - Поехали! Командуй своему телеку.
С началом просмотра ещё немного задержались, так как почувствовав нежное прикосновение тонких пальчиков к волосам и ушку, капитан не удержался и стиснул объятия покрепче, привлекая Пчёлку ближе к себе и сильнее прижимая. Майя видела, как приятны ему эти прикосновения. Они его бодрили и придавали сил данкийскому мужчине. Если прислушаться, можно было услышать и стук его сердца, бившегося немного чаще обычного. Пока ещё в каюту не ворвался оглушающий многоканальный звук с потрясающими и пробирающими до дрожи звуковыми эффектами, очень чётко в тишине было слышно его сердце.
Или то её так билось?

Да, он тоже здоровски устал за этот долгий, утомительный, суматошный день, когда они едва не погибли на враждебной планете инсектоидов. Но девушка рядом, такая уютная и СВОЯ, бодрила лучше хорошей порции кофе. И ведь ей для этого ничего не нужно было специально делать, достаточно было одного присутствия здесь, возле него, этих мягких касаний, этой волнующей близости. Утомлённый мужчина не перестал быть мужчиной, а женщина - женщиной, они будто бы притягивались взаимно, и это притяжение, хоть и незаметное глазу, побуждало их ближе сдвигаться, жаться друг к дружке, иной раз трепетать от ощущения этой близости. Было спокойно и комфортно рядом с ней, но нет-нет - и становилось жарковато немного. Хорошо, что в комнате надёжно работал кондиционер.
Майя видела и замечала многое, пока они смотрели кино. Боковое периферийное зрение у женщин развито лучше мужского, и она могла видеть такие вещи, которые Феденька наверняка хотел бы от неё скрыть и думал, что она этого не замечает.
Например, как расширяются в страхе его глаза во время просмотра - капитан оказался пугливеньким, впрочем, и эффекты живого присутствия были действительно впечатляющи. Внезапности всякие пугающие на экране даже заставляли его вздрагивать чуток. Особенно он дёрнулся в первой половине фильма, когда паукообразное чудище, откладывавшее в людях яйца с Чужими, пыталось напасть на героиню, мирно отдыхавшую с найденной на базе колонистов девочкой. Этот момент Чижика особенно впечатлил.
А когда на экране были разговоры и монстры не нападали на людей, Пчёлка исподволь замечала, как Федя слегка склоняет голову и смещает взгляд... на её ножки в капроновых колготках, выглядывающие из-под форменной юбки, проводит по ним этим восхищённым и таким мужским, горячим, взглядом, и тут же стыдливо его отводит, мимолётно глядя в сторону её лица. Не видела ли? Не заметила? Ведь совестно было пользоваться моментом, но не мог он удержаться, когда тут такие красивые женственные ножки покоятся рядом и всячески привлекают к себе внимание. Майя, скажем прямо, не баловала его раньше видами на её ножки, а они были особенной слабостью Чижика. Его страстью особенной. Бывает так у мужчин, что кого-то сильнее волнуют - физически - глаза любимой женщины, или милое личико, кого-то - гибкий стан или изящные запястья. Или мягкие места те самые, особо интимные, ага-ага. Чижик относился к тем мужчинам, что сильнее всего волновался при виде ножек. И Пчёлка теперь это понимала, проследив за его нескромной реакцией на них, которую он наивно пытался скрыть и верил, что она не догадывается.

В конце концов, он не выдержал, и когда на экране было относительно спокойно, подался к девушке, чтобы её поцеловать. Поцелуй этот сладкий и неторопливый, удовольственный, несколько затянулся, вокруг по каюте уже носились космодесантники, истреблявшие очередную атаку инопланетных монстров, разрывая слух рёвом снарядов, своими криками и воплями чужих, а они всё целовались и не могли оторваться друг от друга, не обращая на спецэффекты и разливавшуюся повсюду кровяку и слизь ни малейшего внимания. Рука Фёдора Михайловича на талии девушки пришла в движение, поглаживая её через плотную ткань пиджака, крепче привлекая к себе, к своему разгорячённому телу. И она опускалась всё ниже. Но он сдержался. Когда страсть уже готова была пересечь запретный рубеж, вылиться, будто кипящая лава из кратера разбушевавшегося вулкана, Чижик отстранился немного, часто дыша.
- Тшшш... - прошептал он, вдруг прижав палец к губам Пчёлки, и кивнул в сторону голотелека. - Давай смотреть. Мы пропустим всё самое интересное.
Будто бы они могли пропустить там что-то такое, чего раньше не видели...

Но самое интересное у них ещё впереди. Наверное, именно это хотел сказать Федя.

- Ты такая красивая, - прошептал он нежно в ответ на «зеленоглазого сэра капитана», нехотя отстраняясь от девушки и неприкрыто ею любуясь, в свою очередь в глаза её серебристые заглядывая. - Я восхищён.
Это действительно был замечательный сюрприз. Может быть, самый лучший сюрприз в жизни Чижика. Когда женщина принаряжается для своего мужчины, стремясь выглядеть в его глазах ещё более женственно и красиво, это о многом говорит. Очень о многом. Как минимум о том, что у неё к нему серьёзные чувства, но Фёдор Михайлович это и без сюрприза знал. Только одно это дело - знать, и другое - видеть эти перемены в любимом человеке. Ведь он тоже... эти брюки, рубашка, одеколон... эта чёлочка. Всё ради неё. Сам-то он был хоть и аккуратист, но не слишком следил за своей внешностью. Строго и опрятно - этого достаточно было раньше. Раньше, но не теперь, когда Майя рядом. В её глазах хотелось выглядеть по-особенному мужественным.
- Окей, принято, - он смущённо и радостно заулыбался словам про поцелуй, искристый, как игристое шампанское, без газов, но с этими крохотными пузыриками, забавно покалывающими на языке. Обнял Пчёлку за талию одной рукой, вторую держа прижатой к её щеке ладонью. - Представим, что мы в кинотеатре. Вокруг много людей, но мы их не видим и не слышим. Есть только кино на экране и мы с тобой. Наедине...
Крылось ли что-то особенное за последними словами капитана, об этом можно было только догадываться.

Чижик перехитрил Майю Юрьевну. Обманул её ожидания, но кажется, что перехитрил он даже самого себя. С укоризной лёгкой, шуточной во взгляде посмотрев на девушку доктора, он подхватил подушки, присланные ею с кровати, и принялся умащиваться в «своём любимом кресле», подстелив себе эти подушки. Видимо, он подумал, что таким образом, через подушку, обеспечит себе более крепкое сцепление с поверхностью дизайнерского кресла-мешка. Ага, куда там! Стоило ему попытаться сесть, и податливая мягкая поверхность кресла прогнулась под его весом, и Чижик сначала неуклюже сполз вниз, а уже у самой «земли», попытавшись приземлиться на пол ровно, как-то очень неловко извернулся и шмякнулся на бок вместе со своими подушками, а рядом с ним упало кресло.
- Блин, - рассердился Федя забавно, резко вскакивая на ноги, и принялся наводить порядок. Вскоре кресло стояло на месте, как ему и положено, на полу перед ним были разложены подушки, долженствующие имитировать сидения в зрительном зале кинотеатра, и на одну из них уселся незадачливый покоритель дизайнерских высот. Чижик приглашающе похлопал ладонью по соседней подушке. - Ну вот, я занял нам соседние места. Садись, солнышко. Извини, попкорна и колы сегодня не завезли, - принялся он шутковать.

Наконец они расселись и были готовы к началу просмотра.
- Не возражаешь? - нерешительно, так робко, словно неуверенный в себе подросток на первом свидании с девушкой, которую повёл в кино, Фёдор Михайлович положил руку Майе на плечи, слегка к себе привлекая. - Всё-таки фильм ужасов смотреть будем. Если испугаешься Чужого - я буду рядом. Вот пусть только вздумает напасть - я его из своего бластера...
И он поднял пустую руку, делая вид, будто зажимает в ней свой боевой лучевой пистолет, и «выстрелил» из него в экран голографического телевизора.
- Да-а-а, Бишоп славный робот, не то, что тот из первой части, которого молодой Бильбо играл, помнишь? - спросил Федя с энтузиазмом, уже весь в предвкушении кинца. - Так же, как и Робик, готов жизнь свою электронную за людей отдать. Кстати, а у тебя какая версия «Чужих»? Старая плоскоэкранка или голографическая реставрация? А 3D-эффекты есть?
Видно было, что Чижик шарит по этой теме, очень уж живо заинтересовался техническими особенностями фильма.

Ну разве мог он отказать в просьбе красивой девушке? И разве мог он отказать Ей? Когда она так смотрит на него восхищённо, с мило тронувшимися нежным румянцем щёчками. Когда она так страстно не желает его снова отпускать. Когда обеими руками за плечи удерживает, почти обнимая, лишь бы не ушёл, не оставлял её одну ещё на целую вечность, которой для неё стали бы эти несколько минут нового расставания. Нет, мужчины так не поступают. И не поступают капитаны.
- Майя... - Чижик развернулся и, забыв про планшет, обнял её в ответ, не зная, куда себя деть от смущения. Вот ведь незадача, он совсем не ожидал увидеть её в таком виде. То есть... ну, она ведь предпочитала в одежде стиль унисекс. Так ей было удобнее, надо полагать, и в работе не мешало. Фёдор Михайлович к нему уже привык настолько, что это женственное преображение показалось будто волшебством из сказки, сделавшим из Золушки принцессу. А он тогда, получается... кхм, её принц?
Этот запах цветочный от неё тоже был чем-то новым. Он дурманил и кружил голову неподготовленному к таким сюрпризам капитану. Но сюрпризец-то был приятностый, очень волнительный. И не выдержал Федя. И отдался он на волю чувств. Эмоции захлестнули его с головой, поэтому шутку свою про страшилку с Чижиками Пчёлка договаривала, уже оттесняемая мужчиной вглубь своей каюты. Дверь за ними закрылась, на щеку девушки легла ладонь капитана, а её губы накрыл жаркий, жадный и страстный, но ласковый поцелуй, прервавший поток её красноречия и неловкие попытки объяснить свой внешний вид желанием показаться в этом на мостике сурьёзной такой, деловой барышней бортовым врачом, старшим офицером Военно-Космических Сил Земли.

И трудно было оторваться от неё в этот миг. Таким сладким, таким пьянящим был этот поцелуй, кружащим голову получше крепкого вина многолетней выдержки, безумным немного, быть может, и оч-ч-чень опасным, если подумать о последствиях. Чижик его прервал и чуть отстранился, только когда и дальше не дышать уже казалось невозможным, когда уже в голове начало темнеть то ли от сумасшедшего желания, то ли скорее от нехватки кислорода, а сердце в груди неистово билось. Часто дыша, он смотрел на Майю влюблёнными глазами и улыбался так легко и счастливо, словно бы не было за его плечами ни груза прожитых лет, ни неудачного опыта с той блондинкой, ни тревог и волнений за их настоящее и будущее с дочкой капитана Светлова. Ему было всё равно. Он был счастлив и жил этим мгновением, и наслаждался им, и берёг минуты с ней наедине как самое ценное, что у него сейчас есть в жизни. Поволноваться можно и потом. Зачем тратить драгоценное время, которое можно провести вместе, на такие пустяки?
- Значит... для мостика? - наконец выдохнул он, и его улыбка стала немного более лукавой, неверящей. Нет уж, дудки, не поверит он в эту ложь первостатейную. Он ЗНАЛ, что Майя так оделась для него. И от этого хотелось то ли петь, то ли кричать радостно. От того, что она что-то делает для него. Что-то, что ей явно непривычно, Чижик это отлично понимал. - Ох... не знаю, чем я это заслужил. То есть... - он осёкся и с многозначительным, деланно серьёзным видом покивал, глядя прямо в её такие же, как у него, счастливые и влюблённые глаза. - Для мостика, конечно. Офицерская форма смотрится на тебе прекрасно. Строго и... очень красиво, - смутился он, ему казалось, что он уже повторяется в похвалах и комплиментах, стало как-то неловко от своей рассеянности. Кивнул ещё раз, теперь благодаря за встречный комплимент. - Спасибо... Но, если идти на мостик, тогда мне всё-таки нужно переодеться. Как это будет выглядеть, если я явлюсь на мостик в этом, а ты в парадной форме?
Представив себе реакцию экипажа и что они обо всём этом подумают, Фёдор Михайлович невольно рассмеялся, покачав головой.
- Но, если настаиваешь, я возражать не буду, пойдём так, - заверил он её. - Сейчас, да? А потом - «Чужие»? Хороший выбор, кстати. Давно его не смотрел. Люблю этот фильм.

Всё же не хватало ещё Чижику немного этой самой мужской решительности - когда ты всё решаешь наилучшим образом для девушки, а она лишь греется в твоих руках, доверчиво следуя твоим решениям и млея от того, какой её мужчина сильный и целеустремлённый, и как он всегда знает, куда идёт и что делает. Нет, этого Феде не хватало. Он боялся решать за Майю, оставляя ей самой выбирать.
Но возможно, это придёт со временем?

- Я хочу сделать игрушкой ее, - процедил он сквозь зубы.
— Справедливое желание, — согласилась Ирэн, кивнув. — Тогда не советую вам прибегать к ритуалу порчи внешности. Вам же самому неприятно будет играть, если игрушка будет уродливой, — лукаво улыбнулась она. — Подчинение красивой женщины доставляет гораздо большее удовольствие, не находите?

В словах ирландки слышалась уверенность, которая свойственна людям, говорящим не теоретически, а со знанием дела. Красота, как правило, вызывает у окружающих желание ей обладать. Имея эффектную внешность, Ирэн не раз на собственном опыте приходилось ощущать верность этой закономерности.

— Вдобавок, Сибилла имела возможность воочию лицезреть эффект сей порчи на бывшем князе и быстро догадается, кто исполнитель. А заодно и кто заказчик. Неподходящий вариант, если мы с вами планируем плодотворно сотрудничать к обоюдному удовлетворению и не посвящать никого из окружающих в детали этого сотрудничества, — напомнила ведьма условие Роберто о конфиденциальности, которое он сам же и выдвинул в начале беседы.

Она задумалась, что-то прикидывая в уме.

— К слову о конфиденциальности. Вам действительно настолько нужен кабриолет Morgan, за который вы на недавних торгах отдали полмиллиона? Чтобы не вгонять вас в дополнительные расходы, предлагаю сделать его платой, а заодно средством, маскирующим наши с вами деловые отношения.

Ирландка улыбнулась своему коварному плану и тому, как быстро в её хорошенькой голове сложилась эта многоходовка.

— Помнится, на аукционе госпожа горела желанием заполучить его во что бы то ни стало. Представляете, как она будет рада узнать, что я готова ей его уступить? Сибилла получит машину. Вы получите Сибиллу. Я получу плату. И определённое алиби для нас с вами. Ведь в глазах Примогена после такого Тремеры будут выглядеть благодетелями. Друзьями, готовыми прийти на выручку.

В самом деле, обставить дело можно было весьма красивым жестом: клан Тремер спешит на помощь безутешной госпоже и, воздействовав на своенравного итальянца, возвращает ей желанную вещь. За «символическую» плату, разумеется. Дабы ещё больше запутать следы, сбить с толку и усыпить бдительность, для этой сцены можно заслать в гости к Тореадорше Микаэля, которого она так любит. Заодно и ритуал Очищения от внутреннего демона над ней проведёт. Двух зайцев одним выстрелом. Ах, нет, зайцев насчитывалось уже... четыре. Рыжая ведьма не любила размениваться по мелочам.

Если же машина Сибилле уже не нужна, всегда можно её продать. Так что долги покроются, так или иначе. Вот только сделать это надо до конца текущей недели, время поджимает, счёт идёт на ночи… Может, попросить в долг у Стефана? Всё равно к нему нужно будет ехать: ритуал по защите от Присутствия был пока не под силу Ирэн. В нантской капелле им также никто не владел. А значит, нужно спешно отправляться в Париж и просить об услуге Торстена. Словом, все дороги ведут к лорду.

— Вы любите шейные платки, Роберто? — спросила ведьма итальянца. — В самое ближайшее время вам нужно будет пройтись по магазинам и приобрести себе такую деталь гардероба. Обязательные условия — купить его должны вы сами, не поручая это задание вашим слугам, и он должен быть из натурального голубого шёлка, новым, не ношеным. Коллекционные, антикварные варианты, уже побывавшие у других владельцев, не подойдут.

Вообще, неплохо бы выучить ритуал Щита для их капеллы... Когда у власти сразу трое лиц, способных применить на тебя Присутствие, умение противостоять этой дисциплине — на вес золота. Особенно Примогену, по роду своих обязанностей часто вступающему в контакт с данными лицами. Решено. Только вот кого с собой взять для обучения, Эдгара или Каору? Про этот незаменимый ритуал ей рассказал Кавендиш, так что, по справедливости, ему и перенимать знания от лорда. Но спросить мнения соклановцев не помешает.

— Далее вы приносите этот платок мне — и через пару ночей сможете насладиться видом Сибиллы у ваших ног. Позже я скажу, что нужно будет сделать.

Не заметить этот её взгляд заинтригованный, это любопытство девичье было невозможно, если только ты не штурман Шмидт, мучающийся головными болями и не испытывающий большого интереса к окружающим. Внимательный и проницательный капитан подметил его и уже лихорадочно думал, как бы ей ответить на невысказанный, но столь очевидный вопрос, чтобы было и понятно, и не обидело ничем случайно её или Лану. Но Светлова решила проявить тактичность и, не став задавать опасных вопросов, поспешно ретировалась в соседнюю каюту, оставив Чижика стоять на пороге в некотором оцепенении от этого неловкого момента.
- Мда... дела, - покачал он головой, закрыл дверь, положил книгу на стол, туда же поставил стакан с недопитым какао и направился в ванную, решив, раз уж у него есть целых пятнадцать минут, ещё разок умыть лицо и расчесаться, а то бегал по коридорам «Данко», как мальчишка. - Данко, пришли одного из Вертеров пол протереть, - велел Фёдор Михайлович.
- Есть, капитан.
А ведь как покраснела Майя-то. Ей очень хотелось спросить, но не решилась. А ему и рассказать ей хотелось, и... понимал мужчина, что беседовать с женщиной о своей бывшей - это как-то совсем уж неправильно. С одной стороны, не должно быть между ними секретов, а с другой - ей это будет неприятно. Или, что ещё хуже, начнёт себя сравнивать с нею постоянно, пытаясь стать для любимого мужчины лучше. В топку такие отношения, бывшая - это третий лишний, о котором и говорить-то не стоит. Так что, лучше эту тему и не поднимать больше. Майя достаточно взрослая, чтобы сама всё для себя понять. Если убрал портрет со стены - значит, на то есть причины, и ей не составит труда догадаться, какие. Озвучивать это Чижик считал совершенно лишним. Конечно, если будет спрашивать, то он может и рассказать...

* * *

Сидевший в кресле майор Кырымжан задумчиво потирал свою короткую аккуратную бородку, в очередной раз просматривая видеозапись, на которой полуголый капитан нёсся по коридорам и лестницам звездолёта, не разбирая дороги, в направлении, как выяснилось, кухни. Последовавшая затем на кухне сцена ничего не прояснила, но дальнейший разговор Чижика и Светловой всё же помог разобраться в ситуации. Майор нахмурился и недовольно покачал головой. Вот из-за таких побегушек и запрещены на службе в ВКС внеуставные отношения, однако нет, поди ж ты, руководство потакает этим белоручкам-научникам, делая поблажки для исследовательских миссий. Кайрат Тимурович этого очень не одобрял. Он мог понять, что между капитаном и старшим лейтенантом могли возникнуть некие чувства... но не считал правильным не то что афишировать их перед другими членами экипажа вроде Бережного, но и вообще поддаваться эмоциям. Это было сложно... Но и запретить он им этого не мог, максимум - тактично рекомендовать воздержаться от внеуставных отношений в ходе полёта. Но кто его послушает? Явно не эта девчонка, любящая делать всё вопреки. Нет, Майя была несомненно хорошей девушкой, но слишком взбалмошной, по сугубо личному впечатлению майора. Капитану тоже бессмысленно давать советы - достаточно поглядеть на эту беготню сломя голову, чтобы понять: втюрился в неё как юнец. Казах тихо вздохнул, снова качая головой. Придётся с этим смириться, но следить за этими двумя он теперь будет особо тщательно.
- Данко, немедленно сообщай о любых нарушениях и угрозах со стороны Светловой и капитана, - задумчиво произнёс он, сурово сдвинув челюсть. - Допуск альфа к куполу тишины. Это приказ.
- Есть, майор, - невозмутимо ответил искусственный интеллект.
Допуск альфа означал разрешение офицера по безопасности для искина «подслушивать» происходящее в куполе тишины, если он будет кем-то установлен, вести запись и докладывать о нарушении Кырымжану. Да, это, возможно, было бестактно с его стороны, но... безопасность на корабле - превыше всего.

* * *

Наконец-то его дежурство подошло к концу. Стругачёв топал к своей каюте, дёргая рыжий вихор, что-то тихонько насвистывая и мечтая о ванне с пенкой и мягкой пуховой перине, о красотках в бикини на пляже, которые ему вскоре приснятся... или скорее о душе, о жёсткой койке и о снах, в которых можно будет немного забыться после долгого дня. Хотя красотки бы погоды не испортили, ага. Вдруг парень остановился и прислушался. Ему показалось или?.. Лёха удивлённо наклонил голову набок, вслушиваясь в то, что так было похоже на его собственный художественный свист.
- Что за... - он огляделся, пытаясь понять, откуда доносится звук, и пошёл в ту сторону. Не иначе, как Серый над ним прикалывается. Наверняка, гад такой, записал свист и включил запись, чтобы сбить его с толку. Он и в военке часто выделывался.
Коридор привёл парня к двери в медотсек. Стругачёв вежливо постучал, но не услышав ответа Майи, открыл дверь и протиснул в щель голову. Хм, свистели дальше, совсем не из Майкиного кабинета, откуда-то из внутренних помещений медблока. Заинтригованный рыжик двинулся на звук и наконец увидел доктора Григорьева, откинувшегося в кресле в своей биолаборатории и с упоением слушавшего этот свист, он даже глаза прикрыл, поэтому не сразу заметил вошедшего.
- Игорь Кириллович? Кто это свистит? - задал вопрос Стругачёв.
- А, Алексей Кирович? - док открыл глаза и хитро улыбнулся. - Представляете, наша подопечная проснулась и начала петь. Думаю, этот мелодичный свист у них означает пение.
- Чё? - вылупил на него очи Алексей. - Вообще-то... эту мелодию я насвистывал, проходя мимо, а тут слышу, её кто-то подхватил... ну, я и пришёл посмотреть на этого свистуна...
- Вот оно что? - Григорьев посерьёзнел, сел ровно в кресле. - Всё гораздо интереснее, чем я думал. Вы сейчас не заняты, юноша?
- Да не вроде, только с дежурства...
- Тогда пойдёмте со мной, - предложил он. - Попробуем пообщаться с нашей гостьей. Она определённо хочет привлечь наше внимание.

* * *

Пятнадцать минут. Это много или мало?

Он стоял перед ней. Приятно пахнущий уже знакомым одеколоном. Аккуратно причёсанный, с этой чёлочкой, которую Майя для него придумала, бережно уложенной и немного непослушной. Его нагой торс с этими маленькими кубиками мужественности, как подарок в день рождения, был бережно завёрнут в белую рубашку с накрахмаленным воротником, строгую, застёгнутую на все пуговицы. Галстука, однако, не было. Были чёрные брюки в констраст белой рубашке. Были чёрные носки и ботинки совсем не армейские. В руке был планшет, который он ей протягивал, а на лице застыло растерянное и восхищённое выражение. Федя успел приоткрыть губы и начать что-то говорить, когда она открыла дверь, но так и застыл. Замер, подобно морской фигуре в известной детской игре-считалке, только глаза его серо-зелёные бегали вверх-вниз, поедая Майю жадным, заинтересованным, влюблённым взглядом. Щёки слегка, самую малость взялись розовым.

Это мгновение длилось вечность.

А затем он отмер и кашлянул в кулак, снова протянул планшет.
- Вот... возьми пока этот... я на склад сбегал... - глухо сказал Чижик, явно потрясённый таким сюрпризом. - Майя... кхм... ну нельзя же так... Тебе очень идёт. То есть, я хотел сказать... Впервые вижу тебя такой...
Он не знал, как выразить свои эмоции при виде её, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять - капитан был в восторге. Да-да, ему не просто понравилось, он... был приятно шокирован такими переменами в её внешности.
- Ох... - невольно зарылся пятернёй в свои волосы, затем потёр шею и вдруг развернулся. - Пойду надену галстук... и форму... - смущённо пробормотал Федя и сделал шаг от двери, однако Пчёлка его при желании ещё успевала остановить.

Расслабился немного, успокоился маленечко прощённый, хоть и не нуждавшийся в прощении, Чижик. По-видимому, он и правда совершенно напрасно переволновался за Майю, но сейчас, когда уже начал остывать, то понял, что ничего такого постыдного в его поступке не было, это уж точно. Ну, напутал, испугался за неё, со всяким бывает. Зато брюки успел надеть, да и Спартака они с Пчёлкой, похоже что, здорово утешили. Сердце ещё колотилось, но дыхание выровнялось и он аккуратно взял протянутый стакан, придерживая горячую посуду так, чтобы случайно не выронить и не разлить. Пригубил какао, уже вполне питьевой температуры, хоть оно и показалось Майе горяче-обжигающим, прикрыл блаженно веки и вздохнул. Плечи его напряжённые расслабились и чуть опустились.
- Люблю чай и люблю какао, - помолчав некоторое время, наконец сказал он. - Разные вкусы под разное настроение. Спасибо тебе, очень вкусно... Доброе дело, говоришь, сделали? Ну хорошо, если так. Спартак Валерьевич - замечательный человек. Думаю, ничего страшного, если он будет знать... Да и все у нас на корабле - хорошие люди, - доброжелательно отозвался капитан об экипаже. - Но, возможно, не все поймут... Эх, ладно, что было - то было.
Он взглянул на девушку с лаской во взгляде своём прояснившемся, с благодарностью поглядел и любовью. Сделал ещё глоток, вкусом чудесного шоколадного напитка наслаждаясь. Случайно заметил, как Майя косится на его нагое тело, и смущённо отвёл свой взгляд в сторону. Не запретишь же ты ей, да и стесняться-то нечего особенно. К тому же, то, КАК она на него смотрела... этот обжигающий взгляд согревал и будоражил кровь.

Шаги Раздолбайла удалились, и когда их перестало быть слышно, Фёдор Михайлович от души расхохотался, правда, зажимая рот ладонью и старательно сдерживаясь, чтобы не пролить напиток из стакана, его там было ещё много.
- Немного не такой я представлял вторую часть нашего свидания, - будто по секрету поделился он с Майей Юрьевной, улыбаясь. - Но получилось даже веселее. Это настоящее романтическое приключение, - почти прошептал он, склонившись к её лицу, и нежно поцеловал в щёчку. - Только давай уходить отсюда, пока ещё кто-нибудь не застал нас. Мы почти пришли. Я зайду оденусь - и к тебе, ладно? Или можешь ко мне зайти, если хочешь.

Посерьёзнел капитан, когда о важном заговорила девушка. О том, что боится всё испортить. Что им не нужно ничего скрывать друг от друга. Это было важно для их отношений. Чижик отлично это понимал, ведь прошлая его попытка построить такие отношения обернулась провалом во многом из-за недопонимания чувств, мотивов, стремлений и желаний друг друга, из-за недостатка открытости, недомолвок и недосказанностей.
- Как хорошо, что ты это понимаешь, - вздохнул он и вдруг признался. - Я тоже боюсь. Боюсь сделать что-нибудь не так. Боюсь тебе не понравиться, когда ты меня узнаешь получше. Приесться боюсь, что ли... со временем. Но... кто не рискует - тот не пьёт шампанского, верно? Отношения - это всегда риск. И важно быть в них открытыми друг с другом.

Они уже подошли к Чижиковской каюте, когда он обернулся.
- Планшет виноват, значит? Ну и ладно, - капитан усмехнулся. - Может, новый возьмёшь? У нас на складе есть планшеты. Или попроси Юрия Александровича или Ваньку твой отремонтировать. Думаю, они вполне смогут заменить тебе треснувший экран или корпус, да и электронику починить, если внутри что-то сломалось.
Федя открыл дверь в капитанскую каюту и ещё раз оглянулся.
- Так что, ты к себе или зайдёшь?
А через его плечо Майе было видно дальнюю стену с койкой, над которой ещё недавно красовался портрет миловидной блондинки с родинкой. И...
Стена пустовала.

Портрета не было!

- В самом деле офигенно, - покивал Спартак Валерьевич, охотно соглашаясь с Пчёлкой и не обратив внимание на не самое цензурное словечко-то. - Но ведь если мы можем в голокомнате воспроизводить любые образы, которые считывает искин из наших мыслей, то и записать тот же искин их может. Технология мыслезаписи не получила особого распространения, так как мысли у каждого не чётки и весьма индивидуальны, и не просто их все подогнать под один формат. А у тех же ксилонов, например, мысли записываются напрямую без искинов, но головастики на то и головастики, чтобы уметь в телепатию. В общем... возможности есть, было бы желание и искин достаточной мощности под рукой.
Технический специалист отправился к холодильнику за молоком, приятно улыбаясь от этой неожиданной беседы. Майя видела, что в её лице он находит интересную собеседницу, с которой можно пооткровенничать и о личном поговорить. Определённо она вызывала у Спартака расположение.
- Рад буду, если мой совет вам чем-нибудь поможет, - хмыкнул Бережной, передавая ей пакет холодного молока уже после того, как девушка отправила своё избитое опечатками сообщение. Поймёт ли его Федя? Хотя вроде бы понятно написано. Впрочем, Майя лишь мельком глянула на экран, отвлечённая Спартаком Валерьевичем.
Рассказ Пчёлки про семью Светловых он выслушал с лёгкой, едва заметной грустью во взгляде, с сочувственной досадой выслушал, но ничего не сказал по этому поводу, чтобы не вторгаться в личное, в святая святых. Что бы он об этом ни думал, его мнение уже ничего не изменит в жизненных взаимоотношениях знаменитого семейства Светловых. Которые на публике всегда открыто и белозубо улыбаются, а дома у себя, выходит, не особо щедры на искренние улыбки.

Какао пах божественно - запах готовящегося напитка чудесным ароматом быстро разнёсся по всей кухне. Даже принюхиваться специально было не нужно.
- Так вы какао для капитана готовите? - Спартак Валерьевич был сама проницательность, будто в душу глядел. Вообще он казался очень душевным человеком, так что оно и не удивительно. - Давайте я вам бутербродов наделаю, печенья, сладостей насыплю? - стал предлагать он, уже топая обратно к холодильнику. Но последняя фраза Майи и тревога в её голосе заставили его обернуться. - Только что, Майя Юрьевна?
О разном подумалось сейчас Бережному, но ни словом, ни взглядом он не выдал своих мыслей. Понимал второй пилот и про разницу в возрасте, и про субординацию, и про рабочую обстановку. Догадывался, как к этому может относиться Чижик, и забеспокоился немного. Неужели капитан... отказал ей в чувствах? Хотя нет, тогда бы не было у неё этой радости пламенной во взгляде. Да и капитан, которого Спартак по-отцовски в мыслях Федькой называл - но только в мыслях, - определённо не был против их отношений, что на протяжении последних дней очень уж явно было видно даже не особо намётанным глазом. Но что же тогда не так?

Планшет, оставленный в комнате, заиграл мелодию «Орлята учатся летать», оповещая хозяина о пришедшем сообщении. Как раз вовремя, чтобы Фёдор Михайлович услышал этот сигнал. Он уже закрутил воду и обтирался сухим полотенцем, стряхивая капельки влаги с нагих плеч и рук. Выйдя из ванной, он прочёл пришедшее сообщение и побледнел.
- Что? Э-э... - он ещё раз его перечитал, пальцы чуть задрожали. - Зарежусь на кухне?!..
Несколько секунд Чижик стоял в оцепенении, перечитывая сообщение снова и снова, наконец кинул планшет на кровать и торопливо стал натягивать брюки. Промахнувшись из-за спешки ногой мимо штанины, он бухнулся на кровать, раздражённо вскочил на ноги в одной штанине и поскакал к дверям, на ходу надевая вторую. Рубашку взять он уже не успевал...

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Наш героический капитан смущённо потёр шею. Нравится ей, когда он невпопад говорит? Ну, это с ним частенько случается, вынужден был признать про себя Чижик. Это ведь в МЗУ на занятиях Майя его привыкла видеть всегда таким вот правильным, спокойным, уверенным в своих словах, настоящим идеальным учителем. В жизни он был немножко другой, далеко не такой идеальный, каким хотел бы быть и каким его, наверное, видели те самые девочки в училище, про которых рассказывала Светлова. В жизни, в отношениях Федя был человеком довольно рассеянным и робким. Он мог становиться решительным в определённые моменты, но это случалось не часто. Да у него целая куча недостатков, как он сам считал. Понравится ли он со всеми своими недостатками девушке, привыкшей видеть его другим? Видевшей раньше одни лишь его достоинства? Переживал он за это немного, честно говоря, хоть и понимал, что его волнения по большому счёту напрасны. Видел ведь, что она его любит искренне и принимает таким, какой он есть. Но в том и отличие человека от искина, что ты переживаешь, даже когда переживать не из-за чего.
- Ну, на самом-то деле, вот говоря даже не по-капитански, а по-человечески, дисциплину на корабле всё же соблюдать следует, - неловко как-то заметил Фёдор Михайлович, глядя за тем, как Пчёлка играет напоследок с собакой, и присаживаясь перед ними на корточки, чтобы и самому погладить ненастоящую таксу по голове, почесать её между ушей, как любят собаки-то. - Это так же важно для экипажа, как для пешеходов и автомобилистов важны правила дорожного движения. Одна ошибка может стоить человеческих жизней. Понимаешь? Одна случайная ошибка, из-за какой-нибудь мелкой ерунды - и всё. И уже ничего не исправишь. Человека не вернёшь. Поэтому так важно соблюдение правил, а не потому, что кто-то их придумал и с бюрократической точностью требует их выполнения. Правила ведь не придумываются на пустом месте. Они создаются на основе полученного ранее опыта.
Он помолчал немного, прежде чем продолжить свою мысль.
- Вот поэтому, Майя, я искренне надеюсь, что, будь на «Данко» другой капитан, для тебя ничего не поменялось бы и ты бы придерживалась дисциплины. Дело не в наказаниях ведь и не в отношении к человеку, а в цене ошибки. Очень легко, сидя за рулём машины, на секунду отвлечься и не заметить выбоины на дороге. Я слышал о таких случаях. Когда пилот становился случайным убийцей своих пассажиров и это ломало всю его дальнейшую жизнь. Хорошего, в общем-то, человека, на секунду отвлёкшегося от исполнения своих обязанностей. Думавшего, что ничего плохого не может случиться по определению... Конечно, это не ваш с Алексеем случай, - усмехнулся Чижик, - но я к тому, что не следует пренебрегать правилами, когда ты при исполнении.

Федя поднялся и подошёл к девушке, чтобы её снова обнять.
- Но не будем о грустном. Давай переключимся мыслями на хорошее, - предложил он, нежно её к себе привлекая, грея своим теплом и гладя по мокрым волосам. - Родная моя... Счастье моё. С тобой так хорошо. Знаешь, я ведь, признаюсь, не люблю, когда люди много говорят. Люблю, когда чётко и по делу. Не очень-то я общительный. Но с тобой мне легко и приятно общаться, кажется, обо всём на свете... Что же, здесь чудесно, но давай возвращаться.
Чижик снова её поцеловал в губы, на этот раз нежно и чувственно, наслаждаясь этими последними мгновениями зимнего уединения с Майей, но уже предвкушая и продолжение, развитие их отношений в металлопластиковой реальности звездолёта. Когда он отстранился, они стояли в центре пустой голокомнаты, в той одежде, в которой они сюда пришли. Мороз отступил, но организм ещё не перестроился на резкую смену температуры, и им было холодно.
- Бррр, - вздрогнул капитан, - давай... давай к тебе, ведь у тебя же головизор, - предложил он. - Я только зайду к себе умыться.

- Фактически - в виртуальной реальности заболеть нельзя, - подтвердил Фёдор Михайлович, - но всегда есть риск срабатывания обратного эффекта Плацебо. Мозг, поверивший в болезнь, разошлёт организму соответствующие команды, и чтобы не было нестыковки между физическими и психическими ощущениями, тело возьмёт и заболеет. Вероятность этого далеко не нулевая, между прочим, поэтому разработчики приложений в виртуальной реальности устанавливают порог болевых ощущений, приемлемый для восприятия человеком без вредных последствий для организма. Человек со слабым сердцем может и умереть, если испытает виртуальную боль выше определённого порога. Здесь в голокомнате порог тоже есть, но маленький риск всё же остаётся, и я бы не хотел рисковать нашим здоровьем, Майя... - признался он. - Но если тебе так хочется... Просто не будем терять времени.
И Чижик без лишних слов снова обнял девушку, подхватывая на руки, и упрямо попёр вверх на насыпь со своей приятной и румяной ношей. Сверкая решительным этим блеском своих серо-зелёных глаз, в которых отражались звёзды и одна прекрасная рыжеволосая особа, явно побуждавшая отважного мужчину к покорению недостижимых ранее вершин.
- Так. Закалялась. Сталь! - твёрдо произнёс он по пути, повторяя Пчёлкины слова. - Мы сможем, вот увидишь. Я смогу преодолеть этот подъём и тебе не придётся стыдиться своего капитана. Капитан должен быть примером для команды. А мужчина - надёжной опорой для женщины. Ты понимаешь, о чём я? Если я не преодолею подъём, я сам себя не буду уважать. И не смогу быть уверен, что всегда смогу за тебя постоять. Вот о чём я. Поэтому я справлюсь. Мы с тобой вместе справимся, - приговаривал Чижик, чеканя шаг за шагом вверх по скользкому из-за образовавшейся от дождя слякоти склону. - М, а что за идея?

И удивительно, сколько решимости на сей раз было в её мужчине. Сколько этой непоколебимой уверенности в себе. Желания быть для неё защитником и опорой. Особенно, если вспомнить, как ему не давалась насыпь ещё совсем недавно. О-о, сейчас всё было совсем по-другому. Федя уверенно шагал вверх, ни разу не оступившись, не поскользнувшись, не съехав вниз. Словно бы совершал лёгкую прогулку вверх по склону холма по надёжной, мощёной камнем дорожке, за которую легко цепляется подошва ботинок. Он взлетел на насыпь, как гордый орёл, и вот - они уже на вершине. В обе стороны расстилается подтаивающее слегонца снежное марево, внизу из-под него убегают железные стрелы рельс. А они, покорители снежных вершин, смотрят на всё это великолепие с верхней точки.
- ДА! МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО! - провозгласил капитан, но тут же понизил голос, будто испугавшись собственного взрыва эмоций. - Идея, как-то связанная с одеждой? Но я ведь буду в своём комбезе, - усмехнулся он. - Или ты о чём?

Фёдор Михайлович подметил эту невысказанную до конца грусть в словах Светловой. Она говорила определённо об их отношениях с Юрием Аркадьевичем. Но сейчас об этом не хотелось говорить, Майя же ясно дала понять, что не хочет этого разговора в романтической обстановке, и Чижик был с ней согласен. Всему своё время, и сейчас не стоит о грустном.
- Данко - просто исполнитель, - возразил он тем не менее. - Он не стремится выполнять свои задачи ради того, чтобы их кто-то оценил. Он действует, как заложено в программе, не задумываясь, как будут оценены его действия. И я не думаю, что ему плохо от того, что им кто-то руководит: человек ли, или программа. Что скажешь, Данко?
- Совершенно верно, капитан, - отозвался искин.
- Видишь, - хмыкнул Чижик. - Но я твою мысль понял. Предоставим ему больше свободы. Большую вариативность выборов и больше эмоций. А сейчас - держись!
И он сделал первый шаг вниз, начиная спуск с обратной стороны насыпи.

Чижик тоже застыл, когда получил такой весомый, убедительный, чувственный и желанный ответ. Он даже не сразу отреагировал, хотя... а чего он ещё ждал? Двое влюблённых, ночью, лежат на снегу, она на нём, и что... в такой момент они будут говорить о погоде? Или, там, обсуждать успехи нашей сборной на чемпионате мира по футболу? Нет! Нет-нет-нет! Всё правильно. Всё так и должно быть. Это был самый лучший ответ на свете. Его руки поднялись чуть повыше, к плечам девушки, хватка ослабилась - уже не было нужды её держать изо всех сил, чтобы не упала, - объятия стали мягче и нежней. Губы мужчины шевельнулись, отвечая на поцелуй так же жарко, с таким же порывом страсти. Чуть прикрылись веки, в глазах помутнело от удовольствия. Наслаждения, граничившего с этим лёгким любовным безумием. Разливающегося приятным жаром по телу. Поцелуй любимой - лучшее средство, чтобы не замёрзнуть, лучшее лекарство от всех болезней.
Вот Майя отстранилась и он так же, как она, часто задышал, восстанавливая дыхание. Но вдруг почувствовал её губы на шее и вздрогнул от неожиданности, приятные мураши побежали по коже. Чижик невольно усмехнулся, счастливый, позабывший обо всех страхах в этот миг. Хорошо, что о них ещё помнила ответственная девушка доктор.

- Плохое? - чуть нахмурились его великолепные брови, и он привстал на локте. - Почему плохое? Вроде ничего не болит. Я больше испугался, чем ударился. Это ведь было так неожиданно. Ступил на скользкое место... Зато теперь ты можешь похвастать, что каталась с горки на фирменных капитанских санях под маркой Чижик. Трамвай уже такой есть, теперь и другой вид транспорта, хехе, - усмехнулся неукротимый капитанище.
Федя послушно покрутил шеей, обеими ногами, руками, подвигал корпусом туда-сюда. Внимательно следившая за ним девушка заметила, что когда он двигал туловищем, то едва-едва хмурился. Ага, значит, всё-таки было больно Чижику.
- Да всё хорошо, правда, - убеждённо обманывал он доктора. - Холодно раздеваться-то здесь, ты чего?.. Спину можно и в медотсеке глянуть, - после небольшой паузы всё же добавил Фёдор Михайлович. - Думаю, максимум - лёгкий ушиб. Не волнуйся, до свадьбы заживёт.
Что ж... это и правда было похоже на лёгкий ушиб. Если вспомнить, что они ещё днём получали травмы, когда падали с ховербордов и сражались с роботами-инсектоидами, ничего удивительного, что спина болит у капитана. Но это не страшно. Тут ведь особо-то волноваться не о чем. Было б что-то серьёзное - он бы не смог так двигать телом.

Вы не можете просматривать этот пост!

Конечно, Чижик видел и замечал, что не он один едва не пересёк запретную черту. Искрящийся взгляд рыжей Пчёлки, её блестевшие губы, румянец на щеках - всё, всё говорило об этом! Кричало просто-таки! Капитан, повернувшись к ней спиной, чтобы надеть обратно куртку и принять рюкзак, судорожно сглотнул и постарался тут же стереть этот образ, не гаснущий перед глазами, нарушающий плавное течение мыслей. Её развевающиеся волосы. Её мерцающие в ночи глаза. Её волнующие губы...
- Да, всё так, - нейтрально отозвался он, старательно не выдавая своего волнения, но не спеша поворачиваться к Майе лицом, чтобы она не увидела это волнение, разлившееся красным по щекам и, кажется, даже по лбу и по ушам влюблённого капитана. Поэтому Чижик не замечал, как она «сурьёзно» хмурилась. - Мы абсолютно спокойны. Работники мединститута знают своё дело. Так что, мы абсолютно спокойны, - твердил он это как мантру.

А железная дорога всё шла и шла вперёд, уходила прямой стальной стрелой за горизонт, за этот лёгкий снежный туман, волей Данко изморосью опустившийся поближе к земле, чтобы побаловать путников красотой зимнего пейзажа.
- «Доро-ога, доро-ога, ты зна-аешь так мно-ого о жи-изни моей непростой»... - напел Фёдор Михайлович, когда возникла небольшая пауза в разговоре.
Он уверенно ступал шаг за шагом, отмеренными будто линейкой, поддерживая скорость легко успевавшей за ним Светловой. Потом протянул руку и взял её ладонь в свою, чуть повернул голову и улыбнулся, после чего продолжил путь, держа девушку за руку. Так и шли они вперёд по шпалам рука об руку, навстречу своей судьбе.
- Значит, всё-таки ты о классике? Хм... - он снова задумался, и на этот раз думал долго. Наконец решился озвучить ход своих размышлений. - Знаешь, не уверен, что из классики может подойти твоему бойкому характеру. Многие классические произведения, на мой неискушённый взгляд, достаточно скучны, и чтобы их осилить, требуется очень много терпения и усидчивости. Поэтому-то не каждый может похвастать, что прочёл все четыре тома «Войны и мира». Не знаю насчёт Достоевского, можешь попробовать его почитать, если не читала... особенно роман «Идиот» советую. Ну а так... Пушкин Александр Сергеевич, хотя бы его сказки для начала... «Герой нашего времени» Лермонтова... Ах да, «Обыкновенную историю» Гончарова, это о любви как раз... Гоголя и Чехова - чтобы расслабиться, вот где не так скучно... «Мёртвые души» Гоголя, конечно, и «Вечера на хуторе близ Диканьки»... а Чехова рассказы, они не лишены юмора, но в него нужно вникнуть, что не всегда бывает просто нашему современнику... Тургенева, возможно, интересно почитать будет, для знакомства «Записки охотника»... мм, что ещё... - насупился он, отчаянно вспоминая. - Максим Горький, его рассказы, пьеса «На дне» и автобиографическая трилогия... Из зарубежной классики посоветую Диккенса, другие авторы сейчас не очень вспоминаются... Ну, и ещё Дюма. Это историко-приключенческая классика... Да ты хоть запомнишь всё? - весело рассмеялся он и подался к девушке, чтобы на мгновение повернуть её к себе и обнять, прижавшись щека к щеке. - Родная моя, радость моя...

Горячие щёки, несмотря на холод. Они пылали любовью.

Это мгновение длилось долгих несколько секунд, затем он поцеловал её в щёчку и отстранился, может быть, излишне торопливо, но снова взял Майю за руку и повёл по рельсам в неизведанную даль.
- Значит, узнаем. Дойдём до развилки, а дальше видно будет, поворачивать нам или вперёд идти... Но знаешь... я за то, чтобы рискнуть и идти вперёд, - твёрдо заявил Федя. - До самого конца. До конечной остановки. Пусть даже дорога займёт всю нашу жизнь.

Вы не можете просматривать этот пост!

Он не стал спрашивать, какой он. Ответ легко читался в её глазах, ясно сияющих под лунным светом заснеженной ночи. Все определения и эпитеты, какие только она хотела ему дать, угадывались в этом взгляде. Ласкавшем влюблённого мужчину, вызывавшем ответные чувства. Ещё более крепла его сила, его уверенность в себе и способности её защитить от любых опасностей, его мужественность. А это «Я. Тебе. Верю» пробирало до приятной, сладкой и волнительной дрожи. Мужчине приятно чувствовать себя сильным. Знать, что его женщина за ним как за каменной стеной, пусть даже у этой стены неширокие плечи. Слышать это от неё - это так важно. Говорят, женщины любят ушами. Может, то и правда, но ведь и мужчинам в радость узнать, какими их видят любимые.
- А я не думаю, что ты позёрка, - вдруг уверенно возразил он, выслушав её. Погладил по волосам медвяно-рыжим, зарываясь в них пальцами, когда она прильнула к его руке. - Смел и отважен не тот, кто ничего не боится, а тот, кто боится, но всё равно делает. И напротив, ничего не боящийся смельчак - он безрассуден. А ты что? Ты боишься, но делаешь. В этом твоя сила, Майя. Вот о чём я, дюже вумный Чижик, - хмыкнул капитан и улыбнулся. - Но с остальным соглашусь. Мы не герои из фантастических фильмов. Я не капитан Кирк, ты не доктор Маккой. Мы - обычные люди, и... - он шепнул, повторяя за ней, как лозунг, - это многого стоит: бороться и иногда побеждать.

На предположение Майи о космическом капитане Гранте Фёдор Михайлович неожиданно презрительно фыркнул. Девушка даже вначале не поняла, чего это он на неё фыркает. Но всё оказалось проще.
- Нет-нет-нет, - замахал он ладонью, - космическим его значительно позже сделали киношники-вандалы. Те фильмы и сериалы, что в большом количестве крутят по телевидению, не имеют ничего общего с оригинальным, классическим капитаном Грантом. Морским капитаном Грантом, жившим несколько веков назад в книгах Жюль Верна. А «Дунканом» называлась яхта лорда Гленарвана, который вместе со своей женой и детьми этого капитана Гранта отправился на его поиски, и в итоге они совершили кругосветное плавание. Неужели ты не знаешь? - искренне удивился Федя. - Хотя Верн сейчас - да - не очень-то популярен. Прошли времена классики приключений, эх...
Объяснять, где именно Майя напутала с Лукоморьем, в чём разница между Лермонтовым и Пушкиным и кто такой Дантес, Фёдор Михайлович уже не решился, боясь окончательно засмущать девушку, явно не разбиравшуюся в классической литературе. Это был достаточно серьёзный пробел в её знаниях, но совершенно безвредный, если подумать. У Майи хватало других достоинств, которыми можно было блеснуть перед окружающими, если на то пошло. И вообще... ну их, этих Вернов с Пушкиным, главное, что она Булычёва читала.

- Фу! Кому сказал: фу! Плохая собака! Плохая! - рычал Чижик на обнаглевшую сосискообразную бестию, вырывая из её шаловливых зубов свой драгоценный рюкзак. Она его как-то ухитрилась стащить со скамейки, и капитан, бросившись за убегающим по снегу рюкзаком, накрыл его вместе с Сосиской собой, упав на них в полёте животом и придавив к земле. - А ну отдай! Не то покусаю!
Майя вдруг поняла, что капитан её так веселит. Ему на самом деле было не жалко ненастоящий рюкзак, но захотелось вдруг подурачиться с собакой и развеселить немного ушедшую в свои мысли, погрустневшую отчего-то, милую сердцу Пчёлку. Он даже зарычал на псинку эффектно так, горловым «гррр», и щёлкнул зубами у неё перед носом, вырывая своё сокровище, как Голлум волшебное колечко. Такое игривое, хулиганистое слегонца поведение было больше под стать Стругачёву, лёшкин кот же. Федя что, уроки у него брал?
А потом его заставили вернуться на скамейку, поцеловав в ухо и зашептав смущающие вещи. Куртку он послушно снял, но не сразу - нужно было немножко постесняться для вида, чтобы было интереснее. Хотя он вовсе не для вида стеснялся-то, ага. И было чего - боялся он, что Майя его плечи худые заметит под свитером, его лопатки острые, ощутит пальцами, что не располагает он богатырскими мышцами. Неловко как-то быть героическим мужчиной-защитником, имея совершенно не Кирковскую внешность. Затем вздрогнул, когда Пчёлка ему пальцами в волосы зарылась. Расслабился немного, заулыбался.
- Это так приятно, - признался вдруг Чижик. - Некоторые не любят, когда трогают их волосы. Даже когда это близкий человек делает. А я люблю. И ты тоже любишь, я заметил, верно ведь? Это так... тепло. Так сближает.

Про монстров кровавых и зону отчуждения говорить в такой момент не хотелось. Федя просто промолчал, ничего на это не сказав. Всё равно никаких толковых мыслей по этому поводу у него не было. Он вообще даже не совсем понял, к чему это Майя. Разве время сейчас, разве подходящее настроение для разговоров про чудовищ? Хотя окружавший пейзаж располагает, да... Но не хотелось выпадать из романтического настроя.
Он слегка подёргивал плечами, пока Майя их массировала - то ли от холода, то ли от лёгкого напряжения. Внутри разгорался жар, пламенел нескончаемым потоком под кожей, вызывая мураши приятственные у самой поверхности. Светлова не понимала, на какую опасную дорожку вступила - не на сказочную-то из жёлтого кирпича, ведущую в Изумрудный город, а на хищную тропу через заколдованный лес к чёрному замку, где её ждало чудовище, то ли зачарованный принц, то ли очарованный массажем космический капитан. Майя чувствовала, как горячеет его тело во время массажа.
Снова вздрогнул от щекотного прикосновения к ушку, вздохнул украдкой, а потом без лишних слов повернулся к девушке, хитро смотрящей на него в ожидании решения её загадки, и вместо ответа просто обнял её за плечи и накрыл её губы своими. На этот раз поцелуй оказался более жарким, страстным, требовательным даже. Массаж, признаться, распалил капитана, и этот пыл надо было бы поумерить. Но он не знал, что для этого нужно сделать. Может, ещё в снегу поваляться? Или окунуться в виртуальную прорубь с головой на заледеневшем озере?

- П-прости... - он с трудом оторвался от её сладких пьянящих губ, по-быстрому отстранился, испугавшись, что всё это может зайти слишком далеко для первого раза. Не хотелось портить установившуюся романтическую атмосферу какими-то низменными желаниями. Рассмеялся невольно, нервенно немного. - А ты говоришь - замёрз. Куда там... Твой массаж меня очень даже согрел, - Чижик взял руки Пчёлки и принялся бережно целовать их, каждый пальчик, согревая их своим дыханием, а сам желая поскорее остыть на этом морозе. - Знаешь... я думаю... если экскурсия ещё не закончилась, то пошли в следующее место. Или можем уже идти на мостик, м? - осторожно поинтересовался он её мнением.
Собственно, ему было всё равно, куда идти, лишь бы не оставаться здесь, в такой опасной близости. Лицо Фёдора Михайловича было залито краской, как никогда до этого.

Вы не можете просматривать этот пост!

Алиса материализовалась из утреннего тумана, как призрак - почти бесшумно и молча. Вошла, держа в руке одноразовый стаканчик с кофе, отсалютовала всем, кто удосужился лицезреть ее появление в конторе, после чего уселась на свое кресло и водрузила ноги в спортивных ботинках на стол. В этом не было ничего необычного. Во-первых, она всегда появлялась так, как привидение. Во-вторых, она обычно была не слишком разговорчива, но по утрам ее человеколюбие находилось на уровне ниже плинтуса и до второй кружки кофе она не спешила уделить миру больше внимания, чем от нее требовалось. Алиса могла поддержать беседу, и, судя по нечастым разговорам в конторе, была барышней начитанной и бойкой, но, если сосчитать по пальцам, сколько раз она начинала разговор сама, хватило бы одной руки и даже тогда не все пальцы были бы использованы.

Она была курьером, значит, была избавлена от нудной работы по поиску нужных людей. Помощь Алисы требовалась, когда надо было что-то или кого-то доставить из точки А в точку Б. Правда, ездить с ней было особым удовольствием, сродни американским горкам. Алиса не признавала ограничений в скорости, машины впереди себя на дороге воспринимала, как личное оскорбление, а красный свет светофора - как рекомендацию. Впрочем, за то время, что она работала в конторе - почти год - никто никогда не слышал о полученых ею штрафах, а ее черный, всегда чистый блестящий черный "Гольф" был словно вчера из магазина - без единой царапины.

Еще Алиса курила сигариллы с сигарным табаком, крепкие, как рукопожатие Терминатора и, чтобы отбить запах, часто жевала мятные или апельсиновые жвачки. В ее столе всегда можно было найти начатую пачку "Кэптен Блэк", несколько коробочек жвачки, зажигалку, стопку одноразовых стаканчиков для кофе, банку растворимого "Давидоффа", сахар, горький шоколад и бумажные салфетки. Там же всегда была подписаная аккуратным почерком несмываемой тушью заряжалка для ее "Самсунга" - Алиса с педантичностью, которой мог бы позавидовать десяток немцев или шведов держала батарейку в своем мобильнике заряженой до отказа. Всегда. В дальнем углу ящика лежала начатая бутылка "Джонни Уокера", то ли забытая, то ли оставленная про запас. Пьющей этот виски на работе Алису никто никогда не видел, наличие бутылки никогда вслух не обсуждалось. Это было немного странно, учитывая то, что на редких вечеринках, устраиваемых начальством или сослуживцами, Алиса либо не прикасалась к спиртному вообще, либо пила наравне с самыми крепкими мужиками и перепить ее было крайне сложно. Она ни с кем не дружила, но ни с кем не ссорилась. Она вообще производила впечатление человека, с которым очень вредно ссориться, если вы хотите дожить в полном здоровье до глубокой старости. Домой к Алисе не попадал никто и ни разу, никто даже не имел понятия, где она живет. Личная жизнь Алисы ни разу не была предметом обсуждения в разговорах с ней, хотя кое-какие сведения о ней можно было наскрести по сусекам.

Алиса Селезнева неплохо разбиралась в футболе, болела за "Зенит" и "Челси". За истекший год трижды летала в Лондон - прибарахлиться (с ее слов) и посмотреть матчи. У Алисы жил кот, вернее, кошка. Черная. Черный цвет, очевидно, был единственным, который эта молодая женщина признавала. Она не носила одежды другого цвета, ее машина была черной, ее сумочка-рюкзак была черной, у нее были черные глаза и черные волосы, она пользовалась исключительно черной тушью для ресниц и, если изредка наносила на губы помаду, то только черного цвета. Алиса ни разу не упоминала о своих родственниках, родителях, о своем молодом человеке, который, однозначно, существовал, поскольку недели три назад она заявилась на работу с самым настоящим засосом на шее.

Усевшись на стул, Алиса нацепила солнцезащитные очки на нос, отхлебнула кофе, водрузила стаканчик на стол, а свой неизменный рюкзак на вытянутые ноги и, совершенно беззастенчиво, задремала.

Вы не можете просматривать этот пост!

"Vsyo pash-low puppies day".
Антон Комаров каждую рабочую неделю начинал именно с такой фразы. Откопал её клерк случайно, в бездне социальной помойки под названием "ВКонтакте", и так она застряла в голове. Аккаунт в соцсети нужен был Комарову только для двух вещей - для работы с персоналом и для деградирования, спасибо "мемам". Юмор фразы заключался в том, как она произносилась, а Антон немного "шарил" в английском языке. И сейчас, когда парень сидел за столом и ловил краем уха эти приказы "зайди ко мне", он думал только об одном.
Еженедельный "puppies day" в этот раз открывался с "Катеньки". Когда дойдёт очередь до него? Когда этот седой ублюдок примется полоскать ему голову помоями из своего рта, откуда воняет оценочным мнением, как со скандальной московской свалки? Антон мрачно покачал головой. Вместо терзаний он предпочёл перевести свои размышления в другое русло. В его голове не было места мусору.
Он ещё вернётся к этим вопросам, но потом.
Потому что для начала неплохо было бы представить героя этого повествования честной публике. Ведь первое впечатление клиента о сотруднике складывается из мелочей. Чтобы хоть как-то показать, что он не "алкаш за партой, за которой сидел ещё его прадед", Антон соблюдал строгий порядок. Каждой вещи - своё место, будь это ручка, клавиатура или бланки договоров. Парень педантично раскладывал всё это в одном ему ведомом порядке, и очень, очень ревностно охранял его. Никакого завала и беспорядка он не терпел, всегда стремился всё привести в божеский вид, как бы плотно его не завалили работой.
"В моих чертогах разума я держу только необходимые мне инструменты, и потому они у меня находятся в идеальном порядке", - у клерка было здоровое самомнение, как бы не сомневались в этом остальные и товарищ (не)уважаемый директор.
Порядок на столе, порядок в голове, порядок в документах. В этом был весь Антон-На-Работе.
Кого он видел со своего места... а никого. Клерк предпочитал работать, а не таращиться по сторонам в поисках развлечений. Каждый день предлагал ему 8 часов насыщенной интимной жизни, не считая ещё сверхурочных. Глаза либо в мониторе, либо в бумаженциях, либо в локтях - если выдавалась свободная минутка, чтобы вздремнуть (обычно в обед). Никаких разговоров! Этому зануде не до них.
Да и кому он нужен, таракан в уголке (кроме начальства)? Он любил это место, вдали от любого света. Здание бывшего музея вообще само по себе завораживало Антона.
"Если бы меня спросили, почему я прихожу сюда, я бы ответил - потому что мне нравится это место. В нём я вижу что-то родственное себе. Упадок, разрушение, бессмысленность существования, но при том продолжение осознанного бытия, полного страданий, потому что так надо кому-то свыше, потому что я сам не хочу ничего менять. Я застрял во времени, как это здание, и мне не под силу ни созидание, ни разрушение".
Клерк думал об этом, а в его голове автоматически крутилась депрессивная, тягучая мелодия без слов.
Понедельник...
Такой же день, как и все остальные. Только вместо "старой мочалки" - "генератор поноса 9000". Ладно. Он переживёт этот день. Так же, как и все остальные. Поругается, выскажется, поплачется, обсудит - и всё это мысленно. Антон умел общаться с самим собой и находил себя прекрасным собеседником.
"- Ах ты, мешок дерьма, опять ты дрыхнешь на ходу и просрачиваешь отчёт! У тебя дедлайн, пидрила ты такая! - Извините, господин директор, всё будет улажено. - Звездуй тогда отседова! Следующий!"
И сразу как-то спокойнее на душе. И пускай разговору ещё предстоит случиться, Антон уже его провёл в своей голове и был вполне доволен результатом. А что там случится в реальности - его это не касалось. Нагадит Викторович в уши, а он выйдет, встряхнёт голову, чтобы из неё вывалилось всё лишнее, и будет работать дальше. Лишь бы этот ублюдок платил, а там он может заказывать хоть какую музыку.
Волнение сняло, как рукой.
Как обычно.
Как всегда.

      Евгений Александрович был в Раю. Казалось бы, ему немного и осталось до переезда в «классический» Рай, но местный домовой сам сотворил себе Рай в этом расходящемся по швам шалаше. И ничто в этом непрестанно культивируемом блаженстве пребывания за рабочим столом не могло вывести Евгения Александровича из состояния мягкого душевного трепета. Ему казались воздушными просиженные скрипящие стулья, свежим и животворящим представлялся ему спертый воздух; за Висячие Сады принимал он засушенные на подоконниках цветы в неоднократно побитых горшках, а за Александрийский маяк – кулер, к которому стекались все сотрудники как к спасительному огоньку в ночи. Вообще, потерянность этого места во времени воспринималась Евгением Александровичем как прикосновение ко вневременности, миру инобытия, бреши в пространственно-временном континууме, в который почему-то заходили клиенты и начальство. Надо сказать, что всякое инородное этому месту существо встречалось некогда почетным работником с такой же опасливой радушливостью, что и теоретическая встреча им инопланетянина, приземлившегося на Землю: Евгению Санычу было безумно интересно расспросить гостя о семье, быте, культуре, предпочтениях в прессе, погоде и пробках вне кадровой конторы, но всякое посягательство на «святая святых», то есть на эту самую контору, расценивалось местным первосвященником как богохульство за которое предписывалось побивание камнями. Так же он воспринял некогда уход на пенсию его закадычного друга и его замену Бухим, что было для Евгения Александровича одной из труб апокалипсиса. Долго не мог он привыкнуть к здешнему Колоссу Родосскому, но и это чудо света вскоре было принято его чутким розовым сердцем. Сейчас же, когда Бухой пошел за кофе, Евгений Александрович, сидевший за соседним столом, добродушно взглянул на встающего коллегу и улыбнулся усами, заискивающе подняв брови – он всегда так делал, когда хотел, чтобы его слова были восприняты как нечто сокровенное, но несерьезное одновременно. Так вот, когда Бухой проходил мимо, протискиваясь между столов, то вечный пролетарий, доставая из-под стола термос, проводил его бодрой речью, снабженной не менее по-стариковски бодрыми жестами:
      — А у меня вот свой чай, Егор Палыч, да. — Все в конторе (от уборщиц до начальства) не просто знали этот факт, но уже терпеть не могли его очередной огласки, однако его усвоенность для Евгения Саныча казалась неочевидной. — Я сюда завариваю каждое утро индийский чай. В «Магните» он, кстати, дешевле, чем в «Пятерочке» на шесть рублей. Я каждый день хожу проверять, да. У меня как: выходишь из трамвая, а тут (я же на проспекте живу, направо от перекрестка), тут на углу «Пятерочка». И я тут же, как Чацкай, с корабля на бал, за картошкой в нее захожу. Почему? Потому что там картошка немытая и маленькая чаще всего, а это дешевле и вообще. А потом иду в «Магнит», это чуть дальше от моего дома, за аркой там есть такой проходик мимо площадки. И там я беру чай и вафли. Но про вафли-то я уже сто раз рассказывал, так что знаете. Вот. А сегодня, вы не поверите, заварил кроме черного индийского сюда еще и пакетик зеленого. Очень озорно должно получиться, решил я. Вот так вот. — Бухой скрылся за горизонтом где-то на втором предложении, но это не мешало Евгению Санычу философствовать на весь этаж. — Коллеги, может хочет кто-нибудь? Несите-ка сюда ваши стаканчики, ну-ка, бахнем чайковского, так сказать. Давайте-давайте, не стесняйтесь, берите, что вы.
      Непередаваемый запах дешевого чая, индийского и зеленого, чуть не материализовался в еще одного сотрудника, заполнив собой весь этаж. Евгений Александрович налил напиток в крышку термоса, взял внушительную стопку бумаг со своего стола и отправился покорять сердца сотрудниц. Но я бы остановился у стола генерала чайных войск, потому что это рабочее место явно выделялось из всех остальных. Во-первых, потому что за ним не было компьютера. Когда-то его сюда ставили, но он оставался прикрытым салфеточкой. Во-вторых, стол был покрыт зеленой скатертью в желтый горошек. В-третьих, на столе стояла чернильница с перьевой ручкой, которую никому не позволялось трогать. Тут же для нервных клиентов, которым бы только что-нибудь потрепать в руках, лежал целый набор шариковых ручек, связанный синей резиночкой. Да, у Евгения Александровича не было чувства вкуса. Для него степень красоты определялась степенью яркости и колоритности цветов. Кстати, именно из этих положений он пришел сегодня в малиновом галстуке. В-четвертых, на столе был идеальный порядок. Такой порядок и комфорт, что это был один из приличных островков в офисе, на которой было не стыдно запустить клиента.
      А владелец этого рабочего места тем временем дошаркал (да, это он протер весь линолеум) до Алисы Селезневой. Он любил эту девушку, но про себя называл ее «деви́цей». Он покосился на сотрудницу, но понял, что скорее всего она вновь откажет ему в помощи. Постояв так еще минуты две, он все же двинул дальше. «Шоколадку», как он называл Ильзео, он тоже прошел мимо, потому что отважно сражался за вафли в нескончаемой чайной битве поколений и, не находя Катеньки, подошел к Векшинской. Делать было нечего – Евгений Александрович знал, что его усики не работают на мужчин, так что… Векшинская. Саныч считал ее старой девой, хотя был куда старшее ее. Он огляделся. Да, Катеньки не было. Ну, значит только Векшинская…
      — Ангел мой, солнышко. — Тихонько промурлыкал Евгений Александрович и все в офисе поняли, о чем будет монолог. Но наш Казанова не был из тех, кто, забросив удочку, сразу же выбрасывает крючок на сушу. Он покряхтел, отпил чаю, громко хлюпая, вытер усы и продолжил: — Душа моя, милочка. Смотрите, что я принес вам. Вот, это все надо внести в компьютер, я все заполнил и сделал, так что да, только внести, — и положил на клавиатуру стопку бумаг, заполненными аккуратно выведенными буковками. — Это же не займет у вас много времени, правда? Конечно нет, ласточка моя. Зато как я буду вам благодарен. Ведь эти бездушные машины так уничтожают мозг, понимаете. Это вредно, это нечеловечно. Так что займитесь этим вы, пожалуйста. С меня шоколадка, обещаю. Нет, не вы, Лизанька, — поднял он голос в направлении Ильзео. — В общем-то, смотрите, у вас как раз есть полтора часа, солнышко. Но можете разделить с кем-нибудь, конечно. У вас свобода творчества, ангел мой! Ах, творчество, творчество… Ну, не буду отвлекать вас, дорогая. У меня и без того много дел, не буду отвлекаться на постороннее. Спасибо вам еще раз. Спасибо.
      И пошел-пошел к своему месту, не глядя на Векшинскую, громко посасывая чай из крышки термоса.

Мышь любила понедельники. Она любила их из чувства противоречия, потому что никто вокруг понедельники не любил, зато все с наслаждением ворчали, стонали и жаловались. На холод, жару, на тупое начальство, нерадивых подчинённых, на чёртов будильник, севшие батарейки в сотовом, на смену летнего и зимнего времени, отмену смены летнего и зимнего времени, отсутствие свободы, всеобщую вседозволенность... Эти стенания вообще-то имели хроническую форму, но по понедельникам у нытиков обычно случались обострения. В знак протеста Мышь любила утро понедельника и ненавидела вечер пятницы, потому что вечером в пятницу у неё происходила генеральная уборка, а ещё потому что все вокруг с ума сходили по этому ничтожному суточно-календарному промежутку. Если говорить откровенно, положа руку на... да вот хоть на крышку рабочего стола... Впрочем, лучше не руку на него класть, а протереть, как следует. Заодно разобрать кучу заныканных за монитор, под колонки и во все остальные места бумажных клочков, которые просто собрать и выкинуть больно, вдруг записано нечто важное, рецепт всеобщего счастья, к примеру, или телефон сантехника... Ещё скажите кружку отмыть и выкорчевать из неё, наконец, чайный пакетик трёхдневной давности, уже пустивший ростки. В общем, никуда руку класть не надо, и так всё ясно: уборка для Мыши означала высшую меру наказания и на вечер пятницы она её назначила, чтобы заиметь веский повод его ненавидить. А пиво в чистоте, и в субботу с утра пить приятнее.

Однако, сейчас до ненавистной уборки оставалось почти семь дней, стояло чудесное утро понедельника, Машка снисходительно оглядывала «рабочий беспорядок» на столе, несомненно, говорящий о творческой составляющей её натуры, и предвкушала скорую встречу с начальством. Устроившись на эту работу, несостоявшаяся историчка первое время просто места не находила от счастья: не нужно ездить куда-то и копаться в древностях — древность к ней пришла своим ходом. В этом тёмном, полуаварийном здании понятие «пыль веков» было почти осязаемым. Помещение бывшего музея настраивало на нужный лад. Научная статья, над которой Машка работала «просто для себя» уже не первый год, благополучно забуксовавшая давным-давно, здесь внезапно попёрла, как на дрожжах. Рай! Правда, оказалось, не всё так гладко: на работе нужно работать. Это досадное недоразумение скоро пригасило эйфорию, но всё равно работу свою Мышь любила, не столько её саму, конечно, сколько непосредственно место.

Единственным тёмным пятном в её безоблачно-счастливом мире оказался кулер. Кулер в рабочем зале «Коллег» был столь же нелеп, как марктвеновский велосипед при дворе короля Артура. Кулер Машка презирала и принципиально набирала воду только из крана в туалете. Периодически в голове возникали планы по уничтожению кулера, но каждый раз останавливало то, что Мышь не смогла придумать, как бы сотворить это беспалевно. Сссориться с коллегами не хотелось, все они были милыми людьми. Впрочем, о них чуть позже, потому что понедельник — время Эдуарда Викторовича. Этого свидания Мышь ждала всю прошедшую неделю, как дети ждут торта к празднику. По понедельникам Эдуард Викторович устраивал выволочку, приглашая всех к себе на ковёр, и Машка развлекалась от души, представляя себе разбушевавшегося директора то Наполеоном, то Ганнибалом, а иногда, по настроению, даже Клеопатрой. Главной трудностью тут было не расхохотаться на очередную гневную тираду, а удерживать виновато-придурковатый вид и время от времени подрагивать от страха. Актриса из Мыши в целом была никакая, но тут она старалась изо всех сил, так как понимала — иначе не видать больше аттракциона. Если где и переигрывала, то Эдуард Викторович явно не был Станиславским.

Сейчас это приятнейшее развлечение маячило уже так близко, что ни о чём другом Машка думать не могла, даже о чае. Поэтому она лишь рассеянно кивала или коротко здоровалась при появлении коллег, то и дело поглядывая на заветную дверь.

Утро понедельника у всех не задалось. Ибо это утро понедельника было контрольной точкой: сегодня всех как школьников допрашивали. Конечно, у всех были свои косяки. Не всегда удается найти нужного человека за короткий срок - это знают все в мире, кроме.. их начальства, а вернее сказать, начальника. Старый хрыч - по другому и не скажешь. При одном его виде, когда он появлялся в музее, всем новичкам становилось понятно, что тут их будет пожирать энергетический вампир крупного калибра. Ему было уже под шестьдесят, он всегда носил деловой дорогой костюм, опирался на трость и уголки губ его всегда были опущены. Двигался он медленно, но не от того, что ходьба доставляла ему боль, нет, скорее это был его фирменный стиль: медленно ощупывать пространство своими выцветшими глазами цвета полинялого неба, аккомпанируя своему шагу мерным стуком дорогой трости из какого-то редкого дерева. Он также периодически любил морщиться, будто унюхал что-то омерзительное, и тяжело дышал, будто умирающий зверь в своей норе. Он приезжал как по расписанию в понедельники в начале месяца. А это, к ужасному сожалению, и был этот день. В такие дни хоть отгул бери - на работе ничего хорошего не будет.
Каждое утро подобного понедельника начинается с криков охрипшего старика и фамильярности.
- Ласкова, зайди ко мне!- озвучен был первый мученик.
И через минуту:
- Ласкова, где финансист?! У нас сроки горят! По-твоему, можно сидеть и красить ногти, запрокинув ноги на стол, пока специалист не прибежит к тебе, умоляя взять его на работу?

Всем было ясно, что он прекрасно знал, что перегибал палку, но его роль была для него нечто вроде хобби. Оттого он каждый раз с пристрастием допрашивал всех своих подборщиков, внутренне ликуя от происходящего. По крайней мере, так казалось. Но что поделаешь? Если бы можно было увольнять начальников или хотя бы их избирать..
Когда не было Эдуарда Викторовича, его замещала невыносимая Ирина Юрьевна, директор по персоналу. Она была визглива и истерична, и пилила как сверло у стоматолога: долго и невыносимо. Хотелось ее придушить - костлявая ее фигура, острый длинный нос и тонкая шея сами напрашивались на жестокую расправу. Однако никто ее не душил, даже для удовольствия, потому что этого самого удовольствия в жизни ей, кажется, давным давно не доставало.


Сама контора представляла из себя старое здание городского музея, содержимое которого уже давно переехало в новую постройку со всеми своими немногочисленными пыльными экспонатами и не менее пыльными смотрителями. В этом старом скрипучем здании, исполняющем сонаты на все голоса при порывах ветра, и разместилось небольшое, но амбициозное кадровое агентство "Коллеги". Бывшее здание городского музея было старым двухэтажным стариком, которое подлежало сносу, но так ему и не предалось по совершенно загадочным, но вполне очевидным причинам. В здании быстро разместилось кадровое агентство. Весь первый этаж занимал отдел поиска и подбора персонала. Это было девять столов, хаотично расставленных по большому залу. Никаких перегородок между столами, разумеется, не было. У одной из колонн, удручающе подпиравшую потолок, расположился слишком новый кулер, чтобы соответствовать ветхости данного заведения. Кулер, разумеется, был не первой свежести, но все равно разительно отличался от всего окружающего его убранства. Столы и даже предметы на них будто бы всю жизнь провели в этом музее и изрядно обросли старческими морщинами и чахоткой: даже ножницы, не говоря уже об облезлых крышках столов, скрипели как старые качели. Казалось, что все, что находится в этом музее, становится на три века старше. Благо, на людей это не распространялось.
Второй этаж здания занимали бухгалтера и начальство. Там было куда светлее, за счет того, что кусты, полностью облепившие окна первого этажа, до окон второго этажа просто не доставали. Там куда добротнее работала уборщица, протирая пыль с люстр и подоконников, там куда охотнее росли цветы на чистых подоконниках, там вид из окна.. да он просто был. Первый же этаж потонул в подвальной темноте, паутине и пыли, и сами его обитатели были похожи на пауков, плетущих свои сети, нежели на разношерстных работников кадрового агенства.
Вместе с подборщиками в кабинете также сидел сисадмин, секретарь, он же офис-менеджер и курьер в одном лице, и периодически забегала уборщица. На втором этаже восседали бухгалтера, экономисты, директор по персоналу, ну и периодически появлялся ген.директор. Однако, по понедельникам вначале месяца директор предпочитал спускаться "к народу", занимать единственный пустой кабинет и вызывать к себе на ковер, громко понося подчиненных.

- Ласкова, что ты на меня смотришь? Финансист сам себя не найдет!

Вы не можете просматривать этот пост!

- Думаю, мы с тобой больше не Фродо и Сэм, - заулыбался Федя, - к тому же Фродо звучит грозно, как Фёдор. Не знаю, с кем нас можно сейчас сравнить, но я склоняюсь к каким-нибудь романтическим героям. Попавшим в приключения, да-да. Как лорд и леди Гленарван из «Детей капитана Гранта», мы вместе совершаем кругосветное путешествие, только в поисках пути домой. Они на «Дункане», мы на «Данко». Милая моя леди, позвольте вашу ручку, - и снова он осыпал поцелуями веснушчатую Майину кисть.

Капитан поднял голову удивлённо, глядя на девушку снизу вверх даже обиженно как-то немного от такого её подозрения:
- Ты что, я не поддавался, конечно, - ответил он. - Но, думаю, не был как следует сосредоточен на игре. Трудно переключиться на логическое мышление, когда ты рядом в такой романтической обстановке. Прости за это, родная моя. Выходит, я играл не в полную силу. Но и ты, наверное, тоже. И всё же победила, вполне заслуженно. Поздравляю! Первая игра - первая победа? - Чижик одобрительно улыбнулся. - Хорошее начало положено, если тебе в самом деле шахматы интересны. Так держать!
Смутился Фёдор Михайлович, про примиряющий массаж спины услышав, заулыбался стеснительно, но возражать ничего не стал, приятно ему было от такого щедрого предложения. Вопросительно на Пчёлку поглядел, что за место такое особое, это должно быть очень интересно. Поднялся с колен, с высоты своего роста на недовольную Сосиску поглядывая снисходительно. Провёл пятернёй по волосам, снег с них стряхивая и заодно чёлочку приглаживая. Улыбнулся немного смущённо. Милая, милая Майя.
- Ох ты, не пугай меня так, - усмехнулся неверяще, когда она про место такое вот особое запретное и опасное заговорила, куда ходить страшно. - Что за место такое? В любом случае, сейчас ты не одна, Майя, тебе нечего там бояться. Я с тобой, и ты под моей защитой. - Чижик наклонился к ней близко, за плечи ненадолго взяв, и в глаза поглядел внимательно. - Никому не дам тебя в обиду. Ни инсектоидам проклятым, ни злым рыцарям. Слышишь? - он порывисто её обнял, крепко, голову её на плечо себе положил и стал гладить по голове, плечам и спине.
А перед глазами стояла сцена в пещере, когда ненастоящие рыцари-актёры обижали ребят, отыгрывая свои злые и нехорошие роли, как ребятам доставалось всерьёз, а не понарошку. Как он тогда бросился помочь Майе, увидев её отчаянный рывок... и не смог ничего сделать. Стыдно-то как за это. Но он в самом деле готов был разорвать любого, кто посмеет тронуть её хоть пальцем. В гневе тихий спокойный Чижик мог превратиться в свирепого льва с не самыми широкими плечами.
- Ну вот, - с шутливой обидой в голосе шепнул он, - а я и правда поверил, что её Сосиской зовут. Какое разочарование, - усмехнулся капитан, в лоб девушку поцеловал и отпустил. - Ну, веди нас с Греттой-Винегреттой, показывай своё страшное место, как в фильмах ужасов. Будем его осветлять нашими чувствами.
Кивнул уверенно, по-капитански эдак.
- А потом, как закончим прогулку, возьму тебя с собой на мостик. И мне придётся покрепче тебя обнять, чтобы ты не сбежала по дороге и в космос не выбросилась, - задумчиво сообщил он. - Так крепко обниму, чтобы никуда больше не могла сбежать. Ни в мединститут, ни в другую галактику.

Чижик не отставал, быстро собрал в рюкзак термос и посуду, несъеденные сладости, надел его за плечи и теперь шёл следом за Майей через парк, дышал в спину, иногда догонял и вместе шли. Хотелось её приобнять немного за плечо или за талию, но не стал этого делать, так как попросту неудобно было бы так идти, преодолевая этот участок пересечённой местности. Однако не отходил от девушки далее чем на два-три шага, словно бы и вправду сторожил её, берёг от неведомых опасностей, которые могли встретиться по пути. И подавал руку, помогая преодолеть особо трудные участки пути.
- Сказочная красота, - залюбовался невольно застывшим во льду озером и величавым дубом, таки и правда напоминавшим стража Лукоморья. - Златой цепи и говорящего кота только не хватает для полноты образа.
Задекламировал вдруг на память, не отвлекаясь от дороги:

- У Лукоморья дуб зелёный.
Златая цепь на дубе том.
И днём, и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом.
Пойдёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит.
Там чудеса, там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит.
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей.
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей...

- Дальше что-то было про тридцать трёх богатырей и их дядьку Черномора, но я, к сожалению, помню только начало, - Федя огорчённо похмыкал. - Ты не помнишь, как там дальше? Надо бы перечитать и выучить, хорошие ведь стихи.

Вверх по тропинке, убегающей на насыпь, они взбирались ещё какое-то время. Чижик с интересом и любопытством озирался по сторонам, примечая и надписи предупреждающие, и ограждения против вторженцев нежелательных. Волнительно даже немножко сделалось, будто бы они отважные нарушители, сталкеры, проникшие на запретную территорию. В своё время ему довелось почитать немного про Чернобыль и Зону - не ужастики про чудовищ-мутантов и ходячих зомби, а задокументированные впечатления настоящих сталкеров, бывавших там в начале прошлого века, когда Зона была ещё закрыта. Сейчас-то на этом месте природный заповедник устроили... Всё это так напоминало сцены из книги.
- Давно я себя таким храбрым не чувствовал, - признался капитан. - Такое чувство, будто мы с тобой за чужой забор перелезли, чтоб зелёных яблочек своровать. Кисленьких таких, твёрдых. Чудесное средство от запора... мда. А мы, значится, как нарушители здесь?
И пришли они к старой железной дороге, когда-то видавшей лучшие виды. Некоторое время Чижик молча смотрел на ржавые рельсы, вздохнул грустно так. Эта картина показалась ему печальной. Когда-то здесь бурлила жизнь, двигались железнодорожные составы, шумели ожидавшие пассажиры, а теперь всё пришло в запустение. Перед ними был фрагмент целой эпохи. То самое, что спустя несколько тысячелетий будут раскапывать археологи будущего и гадать, как же это всё было устроено и как оно работало.
- Железная дорога мне о детстве напоминает, - Федя со вздохом присел на скамейку, скидывая рюкзак рядом с собой, улыбнулся рыжей Пчёлке тепло так и ласково, но уже со знакомой этой светлой грустнецой, когда помимо влюблённости, помимо романтичности момента, в мыслях ещё что-то есть. - На Марсе электрички - популярный вид транспорта и поныне. Самый простой и дешёвый способ из точки А добраться в точку Б. Есть наземные и подземные. Подземных даже больше, наверное... Так что очень хорошо представляю, Майя, - понимающе и как-то грустно кивнул он.
Чижик сидел несколько напряжённо, с прямой спиной, словно бы действительно опасался нарушать покой этого места, забывшись о том, что они в голокомнате сейчас, а не в настоящем Подмосковье.

Вы не можете просматривать этот пост!

- Нравится, - улыбнулся Чижик неуверенно, - только смущает, поэтому лучше... не надо, Майя... Может, разве что иногда... вот как сейчас... я не против, - сбился он с мысли в замешательстве от такого напора девушки. Удивился даже немного. Словно бы целовать его руки для неё очень много значило. Хотя... значило же. - Но позволь, и я твои целовать буду. Чудесные руки дорогого мне человека, - и он снова осыпал поцелуями веснушчатые кисти.
Мужчина тихо, умиротворённо вздохнул. Загадочная штука любовь, вот оно как бывает, когда любишь. Со Светланой всё было по-другому, более сдержанно... мало эмоций, хотя и были моменты... Но чтобы так, как вот сейчас с Майей - никогда. Не очень-то эмоциональна была в проявлении чувств блондинка с портрета. А Пчёлка - она была трепетной и нежной, животрепещущей даже в своих порывах. Она показывала ему новый мир чувств. Чижик вздрогнул, когда её тонкий пальчик стал выводить узоры на его ладони, видимые только глазу влюблённого. Было немного необычно от этого, чуточку щекотно и... очень-очень приятно. Он тут же заулыбался, на пальчик этот изящный и художественный поглядев.
- Хм, забавно, я никогда не считал своё имя суровым и грозным, - усмехнулся капитан. - Мне оно казалось неуместным немного в современном мире, устаревшим. Деревенским будто бы. Сейчас в моде разные Арктуры, Галактионы, Электроны или, вот, Фотоны. А Фёдоры остались в прошлых веках. Смущало меня моё имя немного, особенно когда дядей Фёдором называли, но это было редко, да, - ударился мужчина в воспоминания. - Но мне очень нравится, как ты меня называешь: Фе-Дя. Это звучит по-особенному. Наверное, ты права - кругло и уютно звучит. Потому что без острых углов, без рычащих «р».
С широкой улыбкой выслушал, как она про его капитанство извечное и про свою реакцию на новость о его назначении рассказывает. Да... Майя была очень эмоциональной. Его полная противоположность практически, а противоположности имеют свойство притягиваться.
- Ай, щекотно... - засмеялся Чижик от щекотливого дуновения в ухо, поймал Пчёлку за плечи и поцеловал снова в щёчку. А потом и ушка её легонько коснулся губами.

...Затем были шахматы, и Фёдор Михайлович, он же грозный Фёдор-р-р, он же круглый дядя Федя, больше смотрел не на доску, а на сосредоточившуюся на игре девушку. На её сурово хмурящиеси ладные рыжие брови, на отобразившуюся на лбу мыслительную морщинку, на то, как она кусает губы свои нежные и мучительно размышляет над каждым следующим ходом. О, Майя Юрьевна умела производить впечатление! И сейчас Чижик смотрел на неё восхищённо, любуясь каждой чёрточкой, каждой игривой веснушкой, плавным изгибом плеч и шеи, склонившейся к доске. Ему было немного не до игры. Ему было как-то... жарко на этом виртуальном морозе. И на лбу то ли снежинки таяли в волосах, то ли настоящая испарина выступила.
Поднимая на него взгляд, Пчёлка подмечала, что он на неё смотрит. Федя тогда сразу же улыбался ей в ответ и устремлял свой взор к доске, чтобы не показаться навязчивым, не мешать ей этими своими взглядами. И краснел тогда немного, и суетливо потирал шею или ухо, или локоть почёсывал под рукавом куртки, или чёлочку свою снова поправлял, пытаясь заодно смахнуть капли влаги со лба. Ему выиграть не хотелось, но было приятно просто с ней... играть. Просто быть рядом и что-то делать вместе.
- Замечательно, - улыбнулся он обезоруживающе легко и радостно, услышав её ответ, её решение пригласить его в настоящие гости без всяких голокомнат по возвращении на Землю. - Ради этого стоит вернуться, ты прямо считала мои мысли. Буду ждать этого дня с нетерпением. С твоим великолепным чаем, со вкусным обедом. И с тобой, милая моя, - Чижик ласково поглядел на девушку. - Думаю, мы так и поступим. И Сосиску твою разыщем, я даже специально для неё наделаю бутербродов и куплю игрушку какую-нибудь ей погрызть, - хмыкнул он скорее смешливо, чем сердито, поглядев на спящую псинку.
Заулыбался удовольственно мужчина, услышав, что она принимает его звёздное ожерелье, но вопрос про мостик вызвал у него искреннее удивление. Он вздёрнул вверх брови.
- Да что ж такое-то... - капитан снова улыбнулся, - мне кажется, я уже раза два как минимум говорил тебе, что ты в любой момент можешь прийти на мостик, когда захочешь. Или тебе нужно официальное приглашение? Ну тогда, доктор, не могли бы вы зайти ко мне на мостик, как у вас будет свободная минутка? Мне кажется, когда я там и не вижу вас, то испытываю лёгкое недомогание в области сердца. Зайдёте меня полечить? - тон его стал необычно игривым, такого Майя ещё ни разу у Чижика не слышала. Э, да Федя с ней флиртовал!

Шахматная партия продолжалась. К удивлению самой Пчёлки, как-то так незаметно вышло, что чёрные перехватили инициативу и наступали. Наверное, просто Фёдор Михайлович играл невнимательно, вон как часто она ловила на себе его влюблённые взгляды. Рассматривает, смущается. Да ему, поди ж ты, не очень-то и до игры. Вот коня профукал и только головой раздосадованно покачал. А вот ладью потерял при взаимном обмене.
- А по-моему, ты очень даже выигрываешь, - хмыкнул он в ответ на её стыдливые сомнения. - Совсем неплохо для первого раза, должен сказать. Это мягко говоря. Ты меня удивила.

И она победила! Сама не поняла как, но вот уже ставила мат белому королю. Неужто Чижик поддавался? Хотя нет, скорее всё же отвлекался и не концентрировался на игре, делая ходы как попало. Ну, или почти как попало.
- Сдаюсь, - уже знакомым движением Федя подтолкнул пальцем своего белого короля, и тот упал перед чёрной королевой. - Падаю ниц пред твои ноги, о моя королева, - мужчина поднялся со скамейки, присел на одно колено и, поймав руки Майи, принялся покрывать их жаркими поцелуями.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Не женское это дело - топором махать! Так подумала Алиска, неожиданно согнувшись от тяжести в своих руках. Мысли о страшных лапках белой крысы начинали постепенно уходить, хотя из памяти все еще не шла картинка ее увечья. Что так изуродовало лапки бедной Понни Мо Лису было сложно вообразить. Проклятие? Зараза? Кислота? Что и говорить, на земле так много вещей, с которыми не хочется сталкиваться.
Но сейчас, вопреки своему порыву спасти несчастную белую прелесть, которая уже совсем чумазая в одиночку боролась с огнем и за жизнь своей свояченицы Бонни Мо, Алиска очутилась в темном и мрачном лесу с топором в руках. Оказалось, что тени эти еще те стихоплеты. Ей бы так не удалось. Топор был тяжел, а деревья злобно хихикали вокруг, будто бы не замечая, что в руках у нее совсем не удобрения.
И вроде бы - руби-не хочу, но что-то подсказывало Алиске, что слишком уж это просто - дать ей топор и отправить в лес. Явно тут какая-то непростая загадка.
Она огляделась, схватила топор под самую бородку и рванула куда глаза глядят, чтобы не сорваться и не изрубить все к чертям собачьим. Так и бежала юная дева, вспыхивая пламенем волос в темной глуши.

Он шагнул к ней, обнял ее и уткнулся туда, куда доставала его голова. Да-да, в уютную ложбинку, скрытую теплой пушистой шерстью.

- Это странная и печальная сказка, Таура. Если бы люди могли вызывать любовь по желанию - как проще стало бы жить на свете. Но любовь приходит сама, внезапно, без приглашения - и никто не знает к кому и как. И как я могу обещать тебе, что не знаю как делается? Тем более, что меня тянет в пучину мрака. А ты пробовала сбежать? Ведь любая темница рассчитана на определенное число пленников. Но нас теперь двое. И стены, удержавшие одного, могут не удержать двоих. Как уйти отсюда, если ты человек? Я же не мог этого сделать? Или ты не знаешь? А кстати, где этот злобный маг? Может, его надо убить?

И он погладил эти плечи - там, под шерстью и злобой билось нежное девичье сердце...

- Что ты делаешь? - смутился Фёдор Михайлович, когда она ему руки стала расцеловывать, неловко потянул их к себе, несильно, нехотя, так как её жест его сильно смутил, только вместо того, чтобы отстраниться, затем сам ближе подался и её руки в ответ поцеловал, своими перехватив. - Это мужчина должен женщине руки целовать, а наоборот... только священнику, - он прижался лбом к её лбу, глядя глаза в глаза и улыбаясь, затем сместил лицо ниже, снова целуя её в щёчку возле губ, и снова прикоснулся к губам, легонько так и ненавязчиво, это был почти даже не поцелуй, будто их губы случайно коснулись друг друга. - Ты мой рыжий снежный ангел... - прошептал он ласково, окончательно растаяв от её нежных прикосновений.
Когда Майя вскочила со скамейки и принялась учиться по-новому обращаться к капитану Михайловичу, он ей не мешал, не перебивал, только уселся сам на лавочку и неотрывно смотрел на девушку, весело и смущённо улыбаясь, забавляясь тем, как она сама стесняется обращаться к нему на «ты» и по имени, без прежнего официоза. Испугался было сначала, услышав, что доктор Юрьевна не терпит «прелого междусобоя» (что бы этот страшный термин не означал), и тут же расслабился, услышав окончание её речи. А какая она красивая в этот миг была! На загляденье!

А потом она назвала его на ТЫ. И это было настоящее маленькое чудо. Сотворённое их любовью.

Чижик улыбнулся несмело, боясь слишком уж открыто радоваться такому, казалось бы, простому событию, для него имевшему сокровенный смысл. Ведь до этого он никак не мог отделаться от своей этой прилипчивой, приставучей как заноза, «взрослости», то и дело вспоминая об их немаленькой разнице в возрасте, и трудно было воспринимать себя на равных с ней. Даже когда они поцеловались, их первый поцелуй... будто папочкин... Но теперь всё было по-другому. Майя назвала его на ТЫ! И назвала его Федя...
- Круглое? - неожиданное, счастливое это её замечание вызвало у капитана удивлённый смешок. Так необычно было и забавно услышать такое определение своему имени. Тёплое и круглое. - Ну, тёплое - это понятно... кажется. А почему круглое? - смеясь, спросил он, и вправду надеясь узнать ответ. Ведь что-то же побудило Пчёлку назвать это имя круглым. Так смешно это звучало. И очень тепло. Чувственно. - Конечно, для команды побудем ещё немного на «вы», пусть не отвлекаются, им работать надо, - шутканул Чижик, подмигнув при этих словах.
И он тепло, с нежностью принял её в свои объятия, распахнул свои не самые широкие плечи навстречу потянувшейся к нему девушке, привлёк её к себе, прижался... Они были вместе. Вопреки всем валам, пытавшимся их развести, разбросать по разным континентам, а может, и планетам. По вселенным-то разным.
- А вот не за что, - усмехаясь, отвечал ей на благодарности, - мы ведь и тогда вместе были, да? Пусть я и знал о чёртовом эксперименте, но был с вами душой. С тобой, Май. Я представлял, что у вас на сердце творится, и душа за вас болела. Но вы были такие молодцы. Самые смелые и отважные ребята в Галактике. А ты - самая отчаянная из них, вместе со Стругачёвым, куда уж без него. И Робик... - Чижик рассмеялся, вспоминая эти милые, уютные, семейные почти сцены с корабельным роботом, - будешь смеяться, он мне иной раз заботливую, но ворчливую жену напоминал, хе-хе... Федя - это звучит прекрасно! Федя - это... - от счастья у мужчины перехватило дыхание и он ещё раз покружил Майю, на этот раз неожиданно, без предупреждения подхватив на руки. - Федя - это здорово! - улетел к серому ночному небу, красиво осыпающему снежными завитушками белую землю, звонкий счастливый восклик влюблённого капитана.

Посерьёзнели маленько, на скамейку усевшись, друг от друга чёрно-белой доской отгородившись. Но улыбались всё равно, оба, счастливо, радостно. Без затаённой грусти в глазах и сдержанных полуулыбок. Делясь между собой общим безмерным счастьем. Счастьем любви, какой яркой она особенно бывает в первые мгновения сделанных признаний и высказанных ответных чувств. Сияющим этим счастьем, словно солнце. Согревающим в эту морозную подмосковную ночь лучше тёплой одежды.
- Спасибо, - смотрел на Майю Чижик благодарно. - Спасибо за понимание. Уважаемая ты моя Майя Юрьевна, - улыбнулся шире, с чудесным пониманием наблюдая за её сбивающимся от радости дыханием. От Радости же! - Моя отрада... - прошептали губы тихонечко, против воли будто. Вслушался в биение сердца, успокаивается помаленьку, но всё ещё часто, гулко бьётся, жарко стучит так. Чёлку, взмокшую от снега, поправил, чтобы ко лбу не липла и в глаза не лезла.

Поглядел на Сосиску, эту несносную, неугомонную сарделину на ножках, пытающуюся шахматного воина с доски похитить, легонько пальцем указательным по носу её мокрому пристукнул, чтобы отстала от пехотинца пластмассового. Настроение быстро хорошее возвращалось. Разве мог этот небольшой погром, учинённый таксой, его испортить теперь, когда они с Майей открыли сердца друг другу, доверили свои чувства? Нет! Подумаешь, бутерброды и рюкзак. Слопала - и на здоровье!
- А? Что? - удивился вдруг и растерялся Федя, услышав про Сосиску вопрос. В замешательстве поглядел на заливающееся лаем животное, сверкающее своими глазами-пуговками. Задумался ненадолго, пытаясь понять это неожиданное сравнение, и наконец расслабленно выдохнул. Шутливо так, укоряюще будто, но с добротой в голосе строгом. - Да-а уж, вы с ней друг друга стоите, проказницы рыжие. Только от тебя больше пользы, Майя. Она же... она... - он показал на неё рукой эдак забавно, по-простому, - Сосиска... она людей лечить не умеет. И я уверен, целуется не так сладко, как ты... - вдруг вырвалось. - Кхм...
Смутился Фёдор Михайлович, притих, над доской сосредоточившись. Двух королей за спину спрятал и, по Майиной указке, показал руку и разжал кулак. Там был чёрный король шахматного королевства. Значит, за капитаном будет инициатива. Но, будем честны, Чижик и Светлова оба были не настолько хорошими шахматистами, чтобы говорить о превосходстве белых.
- Что ж, я играю белыми, - он решительно поставил своего короля на первый ряд, в середину на чёрную клетку. После чего принялся расставлять остальные фигуры. Великолепная королева в пышном платье встала на соседнюю с королём белую клетку. - Ферзь любит свой цвет... - проговорил Федя заученную в далёком детстве фразу, помогавшую запомнить, куда надо перед началом партии ставить короля, а куда - ферзя, или королеву.
Поднял голову на вопрос о том, где живёт. Хмыкнул неоднозначно, улыбнулся снова тепло, выслушивая, с какой охотой Пчёлка делится своим пчелиным. Так радостно, горячо от этого на сердце было. Ну да она всегда такая, эффективная Майя Юрьевна. Прекрасная разговорчивая особа. Другую-то, по правде, Чижик и не знал, с ним она всегда такой была. Мог он только догадываться, что с другими людьми девушка могла быть замкнутой и несловоохотливой. Скажи ему это она, и он бы не очень-то поверил. А может, наоборот - поверил бы легко. Ведь почему почтальон Печкин раньше злой был? Потому что у него лисапеда не было!
- Предлагаю после партии в шахматы пройтись до твоего дома! - резко вскинул руку капитан, будто на уроке. - Хочу его увидеть... посмотреть, как ты живёшь... можно? Или лучше... потом, вживую? - спросил и затаил дыхание. О господи! Как он мог напроситься в квартиру к девушке? Стало стыдно, как будто он всё ещё был подростком... - Эмм-н... не подумай ничего лишнего, мне и правда интересно посмотреть, - выпалил он, краснея. Отвёл глаза в сторону. - Я не очень далеко от МЗУ живу, в спальном районе Москвы. Там квартиру купил. Двухкомнатку. Финансы позволили... Мне вторая комната для работы нужна, - зачем-то пояснил он, испытывая неловкость, словно бы признался в преступлении, говоря о купленной в центре Москвы двухкомнатке. Дороговато ведь. - А про сердце в космосе... наверное, ты права... Знаешь что? А подари мне Подмосковье! А я тебе подарю звёзды, - он смело поглядел ей в глаза. - Любые. Какие захочешь. Хочешь ожерелье из звёзд? Тебе бы очень пошло. Самое то для Молниеносной Пчелы.

Между тем, два шахматных воинства встали друг напротив друга, готовые к сражению. К этой дружеской битве между собой, где каждый останется жив даже после того, как его съели. Рыцари буравили друг друга из-под забрал своих шлемов. Офицеры грозно взялись за полуторные мечи. Кони гарцевали и нетерпеливо ржали. Башни-ладьи по углам доски ощетинились арбалетами и аркебузами из бойниц. А короли целовали ручки своим королевам, провожая их, подкованных на ниве дипломатии, в долгое путешествие по всей шахматной доске.
- Начнём классически. Е2-Е4, - объявил свой ход Фёдор Михайлович и передвинул пешку через одну клетку, выведя к середине доски.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Ненастоящий, голографический, виртуальный мир этот застыл для двоих настоящих, живых, любящих людей в одном долгом мгновении, и хотелось превратить его в вечность. Это первое соприкосновение губ влюблённых - всегда чудо. Каким бы ни был первый поцелуй - пусть даже неумелым, глуповатым немного, - он значим для них и никогда не забудется. Это маленькое чудо прикосновения, открывающее путь в большой мир любви. Долгожданное начало длинного пути рука об руку.
Его тёплые, горячие почти после обжигающего чая, губы коснулись её с нежностью. С робостью и решимостью коснулись, едва Чижик получил на это разрешение, увидел ответ в её глазах. Таким он и вышел, их первый поцелуй. Невесомым, лёгким и невинным. Первой страницей новой книги. На ней ничего не написано, кроме названия, но там, дальше, переверни страницу - и начнётся первая глава. Он чуть отстранился и улыбнулся вместе с ней, заглядывая в её глаза и видя в них такие перемены. Бушевавшая в них буря успокаивалась, из-за хмурых фиолетовых туч выглянула серебряная луна, и погода прояснилась. Её глаза сияли загадочным лунным светом так ярко, что хотелось в нём утонуть и раствориться.
Да, ему понравился этот лёгкий поцелуй, и он не считал его папочкиным. Просто самый первый. Несмелый и тревожный. Но такой желанный. Улыбка его стала смелее, все опасения в том, что Майя его не примет, развеялись. Вообще странно было так думать после сделанного признания, но человеческий ум так устроен - всегда ищет подводные камни... даже на суше и в высокогорье. Сердце трепетало от собственной смелости. Оставались ещё где-то в глубине страхи... но Чижику уже было всё равно. Он решился на этот шаг, а капитаны - они не отступают. Глаза его серые также отливали серебром, искрились радостью, простым мужским счастьем, любовью светились.

И затем они поцеловались по-настоящему. Второй поцелуй, но который им запомнится не хуже первого. Её губы оказались сладкими и пьянящими, как молодое вино. Может, после чая, а может, от любви. Они были нежными и в то же время жадно ловили каждый миг этого драгоценного мгновения. Как и его губы. Фёдор Михайлович действительно был счастлив. Тени прошлого отступили, открывая дорогу в будущее. Не хотелось думать, что будет потом. Не хотелось вспоминать про её отца, да и вообще... Хотелось просто быть сейчас с ней. Рядом. И целовать её губы. И расцеловывать эти веснушчатые щёки. И шею нежную, и плечи, также усыпанные веснушками. Чтобы каждой из них досталось по поцелую. Чтобы ни одна не была обижена. И вообще, всё это напоминало сумасшествие...

Только не успел он... немного.

Фёдор Михайлович упустил мгновение, пока они смотрели друг на друга с любовью и изучающе, словно бы видели в первый раз, по-новому глядели. Не как учитель и ученица, и не как капитан и бортовой врач. А как мужчина и женщина. И когда Пчёлка стала немножко заваливаться, он подхватил её на руки без лишних слов. Закружил под снегом, звонко смеясь под неистовый лай Сосиски, и к скамеечке подошёл, уселся тихохонько, не отпуская Майю с рук и слушая, что она ему начала рассказывать, нашёптывать на ухо почти, хоть их и не мог услышать никто посторонний, не считая Данко.
Серьёзным и спокойным его лицо сделалось, удивлённым немного стал взгляд серо-зелёных глаз. Как узнала? Не иначе, сердцем почувствовала. Смутился заметно от таких откровений, щёки порозовели, а губы улыбались смущённо, стеснительно так. Вот они, ответы на все его вопросы, что так мучили молодого капитана. И даже спрашивать не надо было, она сама обо всём догадалась.
Выдохнул он после её рассказа, с облегчением выдохнул-то, и шире улыбнулся.
- Ну, ты прямо мысли читаешь, - признался честно. - Только меня о том же не спрашивай. Не знаю я. А придумывать не хочу. Как пойму, узнаю - обязательно тебе расскажу, договорились? Но сердце моё неспокойно уж сколько дней, всё о тебе думаю. Весенняя ты моя раскрасавица, - коснулся одной из веснушек на щеке лёгким поцелуем, невесомым.

Девушка изъявила желание сыграть в шахматы, чтобы отвлечься от сладких грёз, и Чижик её прекрасно понял. Если сейчас не остановиться, продолжить поцелуи, поддаться слабости своей веснушчатой... конечно, он взрослый мужчина, он возьмёт себя в руки, но Майя... она была права. Им нужно немного здравомыслия. Совсем чуточку, просто чтобы не захлебнуться в своём счастье. Теперь у них всё будет хорошо, но нужно потерпеть немного. Не торопиться так сильно. Развивать отношения постепенно и лучше узнавать друг друга. Хотя и кажется, куда уж лучше-то... знакомы будто вечность.
Стоп. Что она сказала о поцелуе в шею? Или ему послышалось, так как сам того же хочет?..
- Э-э... шахматы... д-да, конечно, - закивал он одобрительно, усаживая Светлову рядом с собой, но затем повернулся к ней и взял ласково за плечо. - Мы сыграем в шахматы, но сначала... Майя Юрьевна, эффективная вы моя... пообещайте... Нет, не так... - смутился капитан, отстранился на мгновение, с лавочки вдруг вскочил и перед ней прошёлся туда-сюда, заложив руки за спину. Нервенно так поглядывая. - Майя...
Фёдор Михайлович присел перед ней на корточки и положил ладони ей на коленки, просяще глядя ей в глаза.
- Давай ты попробуешь... называть меня по имени, ладно?.. - он покраснел, как мальчик. - Как-то неловко я себя чувствую теперь, когда по имени-отчеству... Неправильно это как-то звучит... Фёдор. Или Федя. Как тебе больше нравится... Это когда мы наедине. Если при всех неловко, ты ведь можешь обращаться ко мне, как к капитану.

* * *

- Мы остались без бутербродов, - мрачно констатировал Чижик, изучая обслюнявленную лямку своего рюкзака. - Но есть ещё сладости. Будешь что-нибудь к чаю? Печенье, конфеты?
Хорошо, что рюкзак был ненастоящим, а точной голографической копией его любимого рюкзака. Иначе Сосиске бы непоздоровилось. Капитан любил собак, но терпеть не мог невоспитанных, ворующих еду и приставучих. Майя это могла понять по выражению его лица. Он не шутил, а вполне серьёзно был недоволен выходками виртуальной таксы.
- Ну ладно, хоть не погрызла, - вздохнул он, протирая мокрую лямку рюкзака припасёнными салфетками. - Невоспитанный у тебя дружок. Хоть и ласковый, и игривый.
Впрочем, хорошее настроение к нему быстро вернулось, стоило снова чай разлить по кружкам да шахматы разложить на скамейке. Шахматное поле разделило влюблённых, помогая им немного остыть. Ветер поутих волей Данко, и только мелкие снежинки слегка запорашивали чёрно-белую доску.
- Выбирай, какими будешь? - Фёдор Михайлович... Фёдор... Федя протянул ей две руки, в каждой была зажата фигура. Белый король в левой руке. Чёрный король - в правой. - Или жребий бросим? Я спрячу за спиной, а ты назовёшь руку.

Какими же фигурами играть?

Белые начинают игру и ходят первыми. Значит, это инициатива.

Чёрные продолжают, их ход - реакция на действие белых. И так всю игру, если только шахматист, играющий белыми, достаточно опытен и способен удержать инициативу за собой.

Выбрать самой? Или пускай судьба решит за них, коль будет брошен жребий?

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

В какой-то момент Лис ощутил изменения. Поначалу получилось отмахнуться от них: кому чего не покажется в этой суматохе, а потом изменения его не преминули отразиться и в удивленных глазах гнизг. И старая, и молодая смотрели на него, раскрыв рты. Лис машинально смахнул длинную шерсть с морды и осознал, что произошло совсем все не так: он смахнул волосы с лица. Волосы. С лица. Удивленно взглянув на свою ладонь, сердце больно защемило: это была совсем девичья ладонь. И ни капли в ней не было мужского. И волос длинные, хоть и рыжие... Гулко застучало в груди.

А тени, решив воспользоваться этой заминкой, быстро-быстро, как могли, рванулись к нему. Решили, видимо, что он/она совсем нюх растерял. Но в данный момент Лис совсем не чувствовал себя уязвимым. Наоборот, прилив человеческих сил был так велик, что с легкостью мог поглотить в себя всех этих неприкаянных демонов и попросить добавки.

А потому, когда тени всей своей гурьбой навалились на хрупкую с виду девушку, пребывающую совсем нагой, к слову, но не сломленной, встретила их ее уверенность и готовность поглотить их и изжарить в собственном душевном котле, бурлящем новыми страстями.

К тому же, что и говорить, ей нужно было, нет, она была просто обязана защитить этих крыс, потому что отчасти считала, что сама являлась виновницей всех этих бед. А раз уж кашу эту заварила, то ей ее и расхлебывать. Вот она и отхлебнула..

Появлению собаки он удивился, но не радовался ей так, как Майя. Говоря по правде, Пчёлка его озадачила. Она и сама это понимала, и не могла судить строго мужчину, которому только что прямым текстом призналась в любви, за то, что он не воспринял таксу всерьёз, не включился в её игру, не погладил даже голографическую собаку. Чижик с несколько отрешённым видом стоял в стороне, наблюдал, как девушка возится с собакой, и впрямь напоминавшей внешне толстенькую сосиску на коротких ножках, и грел ладони, подмерзающие без рукавиц и варежек, в карманах своей тёплой куртки. Время от времени, глядя на собачью радость, только хмыкал тихонько. Было видно, что думает он сейчас совсем о другом.
- Фух, - вдруг ожив и включившись в игру, он схватился за сердце, состроив шутливо-страдальческое выражение, - я уж было подумал, её интересует рюкзак на предмет поесть, а его я этому собакену не отдам. Ну, давайте посмотрим, что в нём есть, - Фёдор Михайлович взялся за лямки рюкзака и покрутил головой по сторонам в поисках ближайшей скамейки.
На Майю он старался не смотреть...

* * *

А ведь подобного признания он совсем не ожидал, хотя и догадывался, что она относится к нему именно так, тут Майя угадала. Ничего вроде бы не предвещало признания. Видимо, Чижик перешёл ту грань, которая ещё сдерживала девушку, заставляла прятать свои чувства внутри себя. Переборщил, значит. Нарушил личное пространство.
Он не знал, как к этому относиться. Уже давно эти мысли не покидали его в полёте. С ними он ложился спать, бережно пролистывая замечательную книгу, которая сейчас выглядывала из кармана куртки. С ними вставал и шёл умываться, рассматривал своё бледное отражение в зеркале над умывальником и не мог понять... Что она в нём нашла? Он далеко не красавец. Не может похвастать физически развитым, тренированным телом - все эти тренировки и занятия субаксом помогали поддерживать форму, но не делали его атлетичнее. А годы? Ему ведь уже четвёртый десяток пошёл, а она в том возрасте, когда некоторые ещё в выпускных классах школы учатся. Нет, Чижик решительно не понимал, чем смог привлечь её внимание - ещё тогда, в МЗУ. Неужели он был таким хорошим учителем и рассказчиком?
Правда, потом, перед своим признанием, Светлова ему объяснила, как это у неё началось. Неловко тогда капитану сделалось. Загадочным он был для неё, значит. Бледным вьюношей-учителем со взором горящим. Но тогда - ладно, допустим. А сейчас, когда узнала его получше во время совместного полёта? Неужели это детское впечатление загадочности не развеялось до сих пор? Рыцарь печального образа оставался таким же...

Глаза глядят в глаза. Переплелись взгляды, словно бы влюблённые за руки держатся. Два деревца корнями сплелись, ветвями хрупкими, чтобы под натиском бури не упасть, выстоять наперекор всем ветрам. История Майи Юрьевны откровением звучала в заснеженной тиши. Раскрывала душу она любимому мужчине, хотела сказать всё как есть. Про эти пять лет, про отношения с семьёй, про терзания свои душевные. И про чувства уцелевшие, сохранившиеся, прожившие вместе с ней эти годы, не раз бодрившие и придававшие сил. Так ведь всегда бывает, когда любишь кого-то всем сердцем.
Ему оставалось только слушать и кивать. Да, он догадывался о чём-то таком... Да, понимает, как к нему относится её отец... И снова да, он его тоже недолюбливает, хотя по большому счёту всё же уважает... Конечно, да, всё так и сложится, когда они вернутся. Но Фёдор Михайлович тепло улыбнулся, когда Майя сказала, что любит своего отца. Вот это правильно. Как бы ни складывались отношения, но всё же родные люди.

А потом обняла за плечи и оглушила признанием...

Пум. Пум. Пум-пум-пум. Забилось сердце в частом ритме, защемило в груди.

Тишина могла бы стать невыносимой, если бы не вновь раздавшееся щебетание Пчёлки, пытавшейся то ли тему сменить, то ли... узнать его ответ. Чижик молчал, потрясённый её смелостью, её силой чувств к нему. Никогда ещё прежде он не ощущал такой растерянности. Он понимал, что молчать неправильно, нужно хоть что-нибудь ей сказать. Дать понять, что её слова ему небезразличны. Что они ВАЖНЫ для него, и что он тоже... её... любит. Но как решиться это сделать, когда между ними пролегает столь огромная пропасть? А может, он всё надумал и нужно относиться к этому проще? Принять своё счастье...
Они шли по заснеженной дорожке рука об руку. Ладошка Майи согревала его ладонь, и на душе было... горячо от разлившейся нежности. От счастья этого простого. Осознания, что кто-то тебя любит настолько, что готов смело в этом признаться, даже понимая, что его чувства могут быть не разделены. Что не начавшиеся толком отношения после сделанного признания могут вовсе зайти в тупик. Фёдору Михайловичу хотелось сказать, что это не так. Что он разделяет её чувства. Но как себя перебороть? Как заставить?..
А пока он готовился что-то ответить, появилась такса, Майя завозилась с ней, и мысль окончательно сбилась. Он только и мог стоять в стороне и смотреть на них.

* * *

- Вот это Сосиска так Сосиска, - присоединившись к игре с виртуальной собакой, молодой капитан присел перед ней и одарил её ещё одной порцией человеческой ласки, погладил, шею и бока почесал. Хоть и улыбался Фёдор Михайлович, но улыбка была слабой и отстранённой. Мыслями он всё ещё был не здесь. - Так значит, ты у нас обжора, да? Прожорливая голографическая псина? Ну, смотри... думаю, у меня есть чем тебя угостить. И заодно нам угоститься, - он повернул голову и наконец нерешительно взглянул на рыжую девушку.
Нашли ближайшую скамейку. Расположились на ней, ни слова друг другу не говоря о том разговоре, что только что был между ними. Боясь потерять всё. Даже то, что было в эти последние дни экспедиции на «Данко». Чижик поставил свой потёртый рюкзак на колени и стал доставать из него припасённые продукты. Нарезанные заранее хлебушек, колбаска и сырок. Немного ветчины и сала. Плавленые сырки в синей упаковке. Два свежих огурца и варёные яйца. Всё это аккуратно разложено по тарелочкам и мисочкам, сложенным одна на другую и завёрнутым в большие плотные салфетки. Пара больших шоколадных батончиков. Несколько шоколадных конфет - обычных «Ромашек» и других, что всегда находятся в любой вазочке в любом доме. Упаковка «Юбилейного» печенья. Баночка со сгущённым молоком, специально для любительницы сладкого. А потом из рюкзака появился главный герой.
- Я заметил, ты не взяла свой любимый чемодан, - улыбнулся загадочно Чижик, перед тем как достать из сумки... большой походный термос. Огромный просто, рассчитанный не на одно чаепитие. - Вот, поэтому решил позаботиться о горячем чае для нас. По такой погоде в самый раз, чтобы согреться. Не возражаешь?
Кружки также нашлись в рюкзаке. Из-под отвинченной крышки тут же повалил горячий пар, белым маревом устремляясь в морозный подмосковный воздух. Запахло чудесным чёрным чаем - хорошо настоявшимся, крепким и несомненно таким горячим, как Майя любила. Таким чаем, который можно пить дуя, прихлёбывая и обжигаясь, и получая от этого процесса море удовольствия.
- Что из этого любит Сосиска, ты уж сама выбирай, можем и её угостить, - великодушно предложил Фёдор Михайлович, заботясь о голографической собачке, но сам не проявляя инициативы в её угощении.

Молча разливая чай и сооружая бутерброды, Чижик поглядывал на Майю и улыбался самыми уголками губ. Тревоги уходили прочь. Чувство единения и взаимопонимания вновь возвращалось, успокаивало разбушевавшееся сердце. Но решиться снова поднять эту тему он пока не мог. Он не настолько смелый, как она.
- Эти пять лет после училища я посвятил тому, чтобы стать капитаном, - он зашёл издалека, отвечая на её предложение поделиться своим прошлым. - Вначале я, так же, как и ты, испытал горькое разочарование устремлениями наших космических горе-специалистов. Иногда хотелось всё бросить и забыть о космосе, осесть на Земле, найти работу... вполне земную и не связанную со звёздами. Но я понимал, что не смогу так жить. Поэтому вот... - Чижик развёл руками, - стал капитаном. Ускоренный курс обучения, накопленный стаж космических полётов, необходимый диплом. Рекомендацию от Иоффе, полученную за участие в эксперименте, я тогда просто скомкал и выбросил в урну. Так что... надеюсь, всего добился сам. Хотя, ты же понимаешь, стать космическим капитаном и не попасть на глаз того же Иоффе невозможно. Леонард Карлович руководит всем, знает в лицо каждого капитана. В общем, чувствую, не обошлось всё это без его участия... - мужчина помрачнел, голос его стал тише. - Вполне возможно, меня выбрали капитаном на «Данко» по его указанию, а не потому, что моя заявка на полёт и кандидатура оказались лучше других. Но не будем сейчас об этом...
Он аккуратно отхлебнул чай, боясь обжечься, посмотрел на кружку в руках.
- Вообще-то самый кайф пить чай из крышечки термоса, - улыбнулся Чижик. - Но это когда один. Когда больше, лучше из кружек. Да и не хочется, чтобы чай в термосе остывал без крышки...
Вздохнул тяжело, вновь возвращаясь мыслями к прошлому.
- Пять лет... прошли тихо и скучно, - меланхолично продолжил. - Ничего интересного в них не было. Обучение как обучение... физические тренировки... Тускловато как-то я их прожил. Непримечательно. Потерянные годы жизни, можно сказать. Некоторые дни скрашивало общение с друзьями, моими однокурсниками с МЗУ. Мы до сих пор поддерживаем отношения, общаемся. Встречаемся иногда в тесной компании. Ну, Михалкова ты знаешь, он один из них. Я могу его назвать настоящим другом. Собственно... эти редкие встречи были единственным, что развеивало скуку. А так, в свободное время я обычно фильмы смотрел, книги читал... И знаешь, никакой личной жизни. Эти пять лет я провёл один...
Зачем он это сказал? Фёдор Михайлович и сам не знал, но ему хотелось ответить Майе взаимностью на её открытость. И наверное, дать понять, что у него никого нет и не было за эти годы. Его сердце было свободно до той поры, пока они с ней снова не встретились и она не начала заполнять пустоту в нём, образовавшуюся после давнего расставания с единственной девушкой, которую он до этого любил. Она осталась в прошлом. Теперь даже её портрет не висит у него над кроватью. Отжили своё чувства к ней, будто пережитки прошлого. Теперь у него было настоящее, и было оно связано... с Ней. С Майей Юрьевной Светловой.

- Какого чёрта...
Он вдруг отставил свою кружку на скамейку и поднялся. Перехватил кружку у Майи и тоже убрал пока в сторону, чтобы взять её за руку и поднять со скамьи. Крепко обнял рукой за спину, а ладонь другой сжимала её ладошку. И снова поглядел ей в глаза... с любовью. Со странной смесью робости и решимости. С надеждой и тревогой.
- Я. Тоже. Тебя. Люблю, - произнёс он, отделяя слова одно от другого, выбросил из головы прочь сомнения и приблизил своё лицо. Наклонился, чтобы поцеловать.
В губы...

И будь, что будет.

А снег всё падал, осыпая двоих людей, обнявшихся у скамейки, своими снежинками, будто новогодними конфетти. Украшая их причёски, оставляя следы влаги на лице. Снегу было любопытно, что же эти двое нашли друг в друге. И смогут ли они это сберечь и удержать.

- Это или засада или очень хороший отдых - мудро заметил Стег который был монахом но теперь его изгнали и ему снова было можно

Вы не можете просматривать этот пост!

Конан расмеялся в след убегающим бандитам вытер свой меч о траву и снова присел на камень ожидая кого то кто мог бы показать ему дорогу к городу.

Смерть успеет прийти всегда. Она, единственная, кто не торопится - и всегда приходит невовремя, неожиданно и страшно. Но пока ее нет - можно и должно сражаться.
- ты так тянешь меня во тьму. Почему я никак не пойму. Я не сделал тебе плохого. Не задел тебя грубым словом. Не ударил рукой или взглядом. Так чего от меня тебе надо? да, я может и стану зверем. Все равно я в свободу верю. пусть тебя стережет темница, плен не будет же вечно длиться. И потом, для чего нас ссора. Чтобы было сильнее горе? Может стоит объединиться, чтобы вместе освободиться?

И он отчаянно стал сражаться с той тьмой, с той гнилью, что наползала на него. Он человек, он маг, в конце концов. И чтобы не пел это безнадежный голос - он будет сражаться. Под знаменем Фортуны, до боли, до дрожи.

Вы не можете просматривать этот пост!

- Да ну нахуй,- вырвалось у Стаса при виде трупа. Нет, он то конечно видел их кучу за свою жизнь, но блин.. вот так, на крышу... одно дело когда на месте преступления их видишь и совсем другое, когда сам считай участвуешь. В секунду заскочив обратно в автобус, он на секунду остолбенел не зная куда себя деть дальше. Хорошо малышня начала говорить о том, что нужно отсюда ехать и пока какой-то парень рассуждал куда и как лучшие что он может, Стас уже бросился заводить автобус...
- Да похер куда!

Интересно, кого эта блондиночка назвала "детьми"? Я не вникала, но кажется, ей не повезло быть нашим маленьким большим боссом. Вот удовольствие пасти два десятка тинейджеров в разгар пубертата! Я б на такое и за миллион не согласилась бы. Хотя вру, конечно. За миллион я бы много чего сделала. Не предлагают. Тут ещё один парниша поминает детей, и я не выдерживаю:
- Вы где тут детишек нашли, а?
Я не обижаюсь, не в том дело. Много чести обижаться на каждого идиота. Просто захотелось вдруг чуть больше уважения к собственной персоне. В конце концов те, кто столь высокомерно величает нас "детями", совсем недавно сами такими были. Высказавшись, вновь затихаю. Плохое предчувствие не отступает. Ощущаю себя героем второго плана в Penny Dreadful, которого ввели лишь затем, чтобы красиво размазать по экрану. Не пойду наружу, и не просите. Даже за два миллиона.

Вечереет уже. Скоро сгустятся тёплые летние сумерки. Запоют свои песни, подхватив эстафету у усталых за день школьников, комары. В этом году они особенные, жирные, коричневые - не комары, а мутанты-кровососы.
Сколько они так едут? Путь сюда был неблизкий, с пересадкой. Много часов в пути. Первый автобус был убоище, старая развалина, в которой чуть не спеклись. Этот же - большой, современный, импортный, с кондиционером. Но всё равно жарко, а главное - душно, хоть салон и заполнен в лучшем случае на две трети. Каждый обособлен, держится порознь от остальных, замкнутое «я» в самом себе. Редкие небольшие компании общаются между собой, иногда слышны смешки. Кто-то возвращается домой из райцентра. Кто-то, наоборот, живёт в райцентре и стремится сюда на отдых. Места здесь живописные - тёплое море, крутые скалы. А какие здесь изумрудные леса! Попадаешь в них - словно бы в доисторическую эпоху окунаешься. Или в тропические джунгли. Хотя есть и обычные, но тоже глухомань, и оттого волшебными, сказочными, дремучими местные чащобы кажутся. Такие они, юга обетованные...
Веселей всех молодёжи. Школьники средних и старших классов, едущие отдыхать в расположенный поблизости детский лагерь. Не смолкают весь день. То поют походные песни, под дирижёрские взмахи рук воспитателя. То сами с собой веселятся, в какие-то игры играют, анекдоты и страшилки друг другу травят - про лес в основном, через который пролегает дорога. Правда, к вечеру подустали, притихли, многие уже зевают. Присматривающая за ними вожатая Ася наконец может подремать немного в тишине остаток пути. Скоро должны приехать.
- Что такое?.. - послышалось обеспокоенное с места водителя, отделённого от остальной части автобуса тонкой перегородкой. И тут же автобус плавно стал замедляться.
Ого, впереди стоят оградительные конусы в красно-белую полоску. На всём протяжении дороги. Мужчина в спецовке направляется в их сторону. Они здесь не единственные застряли, ещё несколько машин стоят в очереди, у одного грузовика задумчиво курит шофёр в кепке, лихо сдвинутой козырьком на бок.
- Езжай в объезд, - машет их водителю подошедший мужик рукой в рабочей перчатке, показывая в сторону леса.
- А что случилось? - интересуется водила.
- Ремонтно-дорожные работы, не видишь? - буркнул рабочий. - После давешней грозы участок дороги осел, чтоб его. До ночи могём не успеть.
- А эти? - их водитель кивнул на выстроившуюся очередь из машин.
- Ждут, - фыркнул мужчина, доставая сигарету из пачки. - Через лес боятся ехать, - он ещё раз фыркнул, на этот раз с явным презрением. - Вот ещё глупости...
- Ага, ясно, - брошенный взгляд за спину на притихших детей, тяжёлый вздох. - А мы поедем. Не до ночи же тут куковать... у меня дети вон. А вы ещё сами не знаете, успеете ли.
- Тебе решать, шеф, - ухмыльнулся мужик в спецовке и отошёл, дымя сигаретой.
Автобус медленно дал задний ход, а затем стал сворачивать на едва заметную дорожку, убегавшую в тёмный лес. Теперь он нависал по обе стороны так, будто хотел морально задавить букашек-людей, осмелившихся бросить ему вызов.
- Не боись, молодёжь, я эти места как свои пять пальцев знаю, - успокоил водитель школьников, а заодно и прочих пассажиров, и с усмешкой закрутил длинный ус с начинающей пробиваться сединой.

Небо начинало темнеть. Казалось, сюда со всех сторон горизонта сплываются чёрные, жирные тучи, предвестники хорошей летней грозы. Трассу от очередного ливня может разнести ещё больше - наверное, ещё и поэтому водитель долго не думал и принял решение поехать в объезд. Хотя и был риск, что лесную дорогу тоже разнесло в грязь.
Ехали с полчаса где-то по лесу. В какой-то жуткой и зловещей тишине. Школота совсем замолчала и вид имела какой-то жалобный, испуганный и вымученный. Автобус трясло на многочисленных ухабах и неровностях этой лесной дороги, не особо-то предназначенной для езды. Хорошо хоть, в грязи не утопла. Иногда казалось, лес подступает так близко, что обступавшие дорожку деревья начнут бить по стёклам и по крыше своими крючковатыми руками-сучьями.
Сумрак пришёл неожиданно. Хоть и был вполне ожидаем, но в какой-то момент просто потемнело, словно кто-то приглушил почти весь свет в ночнике, оставив самую малость.
- Скоро выедем на трассу, а оттуда до посёлка рукой подать. Полчаса, час от силы - и приедем, - заверил их водитель, замедляя автобус и включая фары, чтобы в потёмках не съехать с этой узенькой дорожки.
Где-то неподалёку заухала сова, захлёбываясь от смеха.

Ещё через десять минут тряской езды водитель вдруг увидел что-то впереди и с руганью ударил по тормозам. Но поздно - пассажиры услышали глухой удар обо что-то, по всей видимости, мягкое. Завизжали тормоза, автобус неслабо тряхнуло, и наконец он остановился.
- Ах ты ж едрить твою налево! - с этими словами усатый водила распахнул водительскую дверцу и выскочил наружу посмотреть, кого это он там сбил.
Фары вдруг погасли. Впереди раздался короткий испуганный вскрик. Кричал мужчина - быть может, водитель. А может, и нет. Затем раздался шум, будто кто-то кого-то волочит, и треск кустов. И наступила тишина... водителя было не слышно.

Всё произошло так стремительно, что никто не успел среагировать. Вот только что они мирно себе ехали, кто-то даже дремал, и вот - автобус стоит посреди глухого леса с распахнутой передней дверцей, без водителя и с выключенными фарами. Ах да, кондиционер тоже перестал гудеть. А затем в салоне погас свет, и только экранчики мобильных устройств у некоторых пассажиров светились, показывая отсутствие сети...

Зарделся капитан Чижик, засмущался весь от такой вопиющей прямоты одной дюже стеснительной особы. Думал, в темноте она не заметит, однако Майя всё отлично видела под светом искусственных звёзд и этого сказочного месяца, сиявшего с неба серебром, как ночью перед Рождеством. Того и гляди, соблазнится небесным серебром рогато-копытный персонаж повести Гоголя и украдёт да спрячет в мешок подальше от глаз людских.
- Светлова, ты это брось, - строго проговорил Фёдор Михайлович, будто пять лет назад на уроке в звездоплавательном училище. А сам хоть вроде бы и смотрит на неё, да всё глаза норовит отвести стеснительно. Голосу придал поучительные преподавательские нотки, а сам волнуется, видно невооружённым глазом. - Мы с тобой сколько лет знакомы? Смущается она тут, понимаешь, стесняется чего-то... И потом, Данко с нами и без того постоянно, мы же в голокомнате. Не вижу смысла ещё и в его визуальном присутствии.
Подумал немного Чижик и испугался вдруг, что упоминанием голокомнаты мог нечаянно развеять волшебство момента. Он словно бы сказал, что вся эта сказочная красота - ненастоящая. Искусная подделка, не стоящая того, чтобы акцентировать на ней внимание. Поджал губы Фёдор Михайлович и решил, надо как-то исправляться. Он ведь так не считал, на самом-то деле - для него была важна эта прогулка по заснеженному Подмосковью, которую для него устроила Майя. Однако, рыжая Пчёлка спасла положение, сердечно признавшись, что ей самой приятно оставаться с ним наедине. Смягчилось тогда лицо молодого капитана и он неловко улыбнулся.
- Ну вот и хорошо, - резюмировал Чижик. - Тебе приятно и мне приятно, так зачем прерывать нашу идиллию? - забавно звучало это нечасто употребляемое Фёдором Михайловичем словечко, словно бы не по-русски сказал. Но добавил затем серьёзно: - В общем, отставить третьего лишнего искина.

Как хорошо, что они решили поиграть в снежки. Брошенный девушкой крупный снежок, попавший в плечо капитана, и его ответная реакция на это помогли мужчине основательно расслабиться, и к лицу возвращался его естественный цвет. Лёгкий румянец лишь от морозного воздуха так и не покинул щёк и капитанского носа, такого прямого и правильного - самого что ни на есть преподавательского носа.
- Майя Юрьевна! - тихо и весело засмеялся он, невозмутимо продолжая скатывать большущий снежок, но поднялся на ноги и спокойным шагом, как киношный робот (Фединатор же!), последовал за улепётывающей девушкой-доктором. - Это вы мне говорите, что педагогично, а что нет? Кто из нас педагог, позвольте спросить? А забрасывать холодным снегом чижиков педагогично?
В этот момент он попал под массивный обстрел множества маленьких белых снарядов, пушистых и невесомых, и отчего-то похожих на сладкие пирожные или мороженки. Снежки прилетали ему в грудь и в плечи, били по ногам, один - самый шустрый - даже угодил в лицо, но не причинил Фединатору ощутимого вреда. Лишь заставил снова рассмеяться и кинуть наконец свой большой ком, позорно шлёпнувшийся на землю под ногами у девушки. Пришлось капитану также менять тактику и продолжать обстрел мелкими снежками, что оказалось немного успешнее. Вшш-вшш! Летали эти безобидные снаряды туда-сюда, в одну и в другую сторону.

Насторожился Фёдор Михайлович, не поверил сначала, что бой закончен. Подумал, Светлова его подзывает, чтобы провести обманный маневр и запустить в него сразу кучей снежков, одержав окончательную победу в этом весёлом сражении. Оттого не сразу к ней подошёл и держался настороже, хотя упоминание истории с холодильником, кажется, помогло ему поверить ей.
- Твой институт? - взгляд его вдаль устремился, по направлению к тому самому сказочному зданию, обильно припорошенному снегом, но оттого не менее возвышенному и горделивому. Сейчас под снегом здание действительно напоминало заколдованный замок Снежной королевы. Хотя, кажется, у неё он был изо льда. - Ух ты, настоящая снежная крепость. Как в повести Гайдара. Есть у него киноповесть «Комендант снежной крепости», продолжение приключений Тимура и его команды. Там ребята устроили войнушки за такое вот здание... Значит, ты была здесь все эти годы?
Он подошёл к ней и обнял за плечи, делясь своим теплом, глядя то на неё, то на здание института впереди. Взгляд его на эту самую крепость был почему-то упрямым, ревнивым, словно бы она отобрала у него Майю на эти долгие пять лет и он не мог ей этого простить.
- Всё это время ты провела в этом месте? - Чижик ещё раз огляделся, в голосе прорезалась грустная нотка. - А здесь красиво. Наверное, и летом тоже неплохо, но зима просто волшебна.
Капитан слегка брови приподнял, слушая Майины откровения. Грустновато улыбнулся, узнавая всё больше о том, как она проводила своё время в разлуке с ним и с училищем. Скучала, выходит, по космосу, по звездолётам скучала. И по нему скучала тоже...
- Значит, был у тебя воображаемый друг, - тихо сказал он, когда девушка договорила. В глаза ей поглядел ласково. Печально немного, но по-доброму так, по-свойски, доверительно и понимающе. - Это хорошо... Воображаемые друзья - они бывают надёжнее реальных. Но это ведь не наш случай, верно?
Он повернулся к Майе и положил ладони ей на щёки, взял её лицо своими руками, бережно и нежно, трепетно даже. Она чувствовала, как подрагивают его пальцы, в любой миг готовые отпустить её, если она того захочет. Склонился немного, чтобы лучше видеть её глаза, снежно-серые в этом окружении.
- Я тоже по тебе скучал, Майя, - признался он проникновенно. - Так часто вспоминал эксперимент и тебя в нём, таинственную планету и ту проклятую пещеру. То, как ты находчиво себя проявляла, смело и отважно. Как бросилась меня защищать... Этот момент никогда не выходил у меня из головы, и я часто думал, почему... почему ты так поступила? Только ли в рационализме дело или... - Чижик покачал головой, - нет, мне казалось, это что-то большее. Для тебя был важен я-человек больше, чем я-командир или я-взрослый. Мы вот видео посмотрели, и я лишь больше в этом убедился. Твой поступок - это был не трезвый расчёт. Это были чувства. Сильные чувства...
Осознав, что слишком перешёл грань личного пространства Светловой, он убрал руки и отступил, всё так же на неё глядя. Пытливо заглядывая в её глаза в надежде прочесть в них ответ на высказанный вопрос. Почему она так поступила?

Или всё слишком очевидно?

Сердце гулко стучало в груди, когда Фёдор Михайлович поправил сбившуюся от снега чёлку и смущённо усмехнулся, пытаясь переключиться и перенастроиться на прежний лад, вернуться в эту заснеженную не-реальность.
- Сосиской? - удивился он и рассмеялся от неожиданности. - Что за сосиска? Кстати, я люблю сосиски. Яичница с сосисками под горчичкой, да свежий огурчик - отличный лёгкий завтрак.
Чижик протянул ей руку, предлагая идти, держась за руки. Ну ни дать, ни взять сладкая парочка на свидании, ёшкин кот!

Вы не можете просматривать этот пост!

Она любовалась им, а он любовался ею. Как можно было не любоваться этим веснушчатым чудом? Её проникновенными выразительными глазами, такими весёлыми и ласковыми сейчас, в них словно отражались звёзды. Её красивым, бледноватым в свете тех самых звёзд лицом, усеянным веснушками, придававшими ему особое очарование и оттенявшими бледноту. А на щеках уже был заметен румянец, как и у него - то ли от смущения (наверное, она-то должна испытывать те же чувства, что и он), то ли от ненастоящего, но чувствовавшегося вполне отчётливо, морозца. Сочная рыжина её красивых распущенных волос, игриво украшенных капельками-снежинками, удивительно гармонично сочеталась с чудесными рыжими же бровями, такими живыми, подвижными, реагирующими на каждую эмоцию. Хоть в глаза смотри, хоть на брови - и поймёшь, рассерженно ли хмурится Майя или в задумчивости, грустит или ностальгирует о чём-то, радуется ли она чему-то, веселится ли, озорничает или, как она любит говорить, «вумничает». Чуть менее выразительными были губы, прятала она свои улыбки слишком часто, не привыкла открытость показывать, однако же Чижик как-то и по ним уже научился угадывать её настроение. Сейчас на её губах появилась особенная улыбка - такие называются загадочными. Фёдору Михайловичу не пришло на ум сравнение с Джокондой, но эту загадочность он отметил и невольно с теплотой подумал: «В женщине должна быть загадка». Какие у неё красивые губы, совсем не тонкие, наверняка очень чувствительные. Хочется их коснуться и убедиться в этом. И эта крошечная, почти совсем незаметная ямочка под ними...
И тут она подошла к нему и тепло, по-дружески обняла. Чижик машинально обнял её в ответ, но сердце его замерло, он оторопел от неожиданности. Совсем не думал, что они сейчас будут обниматься, невольно залюбовался её лицом, потеряв счёт времени, и в свете возникших мыслей, когда она прижалась к нему, он просто замер. Застыл, обнимая рыжую Пчёлку, как ледяная скульптура. Фигура изо льда с красным, очень красным лицом - как красный элемент мороженого «фруктовый лёд».
- Застала ты меня врасплох... - наконец смог он выдохнуть с чувством, и от того, как испуганно прозвучал его голос, капитан не удержался и рассмеялся. Сразу стало полегче, и взлетевший над головой снег, с лёгкой подачи девушки, волшебным образом оказал на него успокоительное воздействие, помог Фёдору Михайловичу расслабиться и принять ситуацию такой, какой она была. Все эти переживания - они ни к чему. Просто наслаждайся обществом приятного тебе человека, с которым радостно вместе проводить своё время. Остальное сейчас не имеет значения. - Ух, Майя, а ты какая! - в тон ей ответил Чижик и повторил её жест, подкинув вверх горсть белого-белого снега, рассыпавшегося над их головами сотнями маленьких белоснежных звёздочек. Он повернулся к Светловой и с осмелевшей улыбкой добавил: - Красивая.

Услышав предложение Майи позвать третьего лишнего Данко, он сначала непонимающе приподнял брови, затем немного задумался. Чижик пытался понять, зачем она это предлагает. Может быть, оттого, что это свидание вдвоём её сильно смущает, а присутствие третьего превратит его в простую дружескую прогулку? Да, наверное, так оно и есть. Невдомёк было Фёдору Михайловичу, что девушка-доктор уже давно хотела увидеть искина «во плоти», а сейчас представлялась для этого удобная возможность. Хотя, возможно, он и не ошибся в своём предположении, что стало главной причиной.
- Так ли уж нам необходим третий лишний? - покачал он головой несколько озадаченно, если не разочарованно. - Мы ведь собирались пообщаться. Вспомнить что-то ещё из прошлого. Ты не думаешь, что это лучше делать вдвоём?
Брошенный сразу по приветствии снежок заставил его сдержанно улыбнуться, но не больше, слишком уж Фёдор Михайлович был озадачен поступившим предложением. Не то, чтобы Данко им сильно помешал бы... но ему хотелось побыть с ней наедине. Однако, если она будет настаивать, то придётся согласиться. Чижик боялся признаться ей, как дорожит этим моментом. Единственное, о чём можно было пожалеть - что они не в настоящем заснеженном Подмосковье. Но когда-нибудь они непременно повторят эту прогулку по-настоящему, вживую.

- Очень рад за ногу Фотона Игнатьевича, и за нашу гостью, и особенно за твой локоть, - заверил Майю человек-трамваище капитан Чижик. - Я и не сомневался, что всё будет оллрайт, - использовал он одно из её любимых словечек, - после того, как дела у нас пошли на лад. До этого, признаюсь, было немного беспокойно. Хм... предлагаешь в шахматы поиграть?
И он купился на ласковый тон Молнии-Светловой, на её мурлычащий голос, как у ластящейся кошечки, но такой коварной и готовой в любой момент выпустить свои коготки и царапнуть. Шагнул к скамейке, подступил ближе... и невольно дёрнулся, когда ему в плечо прилетел огромный снежок, ударился и рассыпался пушистыми хлопьями. Чижик на секунду остановился, удивлённо поглядев на девушку. И показалось на мгновение старшему лейтенанту Светловой, что увидела она в строгом капитанском взгляде: «Па-апрошу соблюдать субординацию, товарищ старший лейтенант! Что вы себе позволяете по отношению к старшему по званию? Такое поведение недопустимо и наказуемо, зарубите это себе на носу!.. на носу... носу...» Эхом отзвенели в голове эти мысли, а удивление и напускная строгость во взгляде стоявшего перед ней ещё молодого, в общем-то, мужчины сменились вдруг весельем и озорством, омолодившим капитана ещё больше.
- Ах, ты так! - воскликнул он неожиданно звонко и, демонстративно присев на корточки, принялся набирать в ладони снег и скатывать его в большущий снежок. При этом не сводя весёлого, бодрого взгляда с расположившейся перед скамейкой Пчёлки. - Ну, держись! Будет тебе интеллектуальный турнир! - с весёлым смехом пригрозил Фёдор Михайлович.

Ну вот, допрыгалась Майя Юрьевна. Не на шутку рассердила, надо полагать, Чижика. Вон как глядит, аж искры из глаз сыпятся. Озорные такие бесенята-искорки, как эти холодные звёзды над головой - они такие же горячие и способны обжечь, стоит к ним ближе подойти. Однако, пока грозное оружие возмездия только рождалось в мужских руках, лепилось из искусственного снега, она ещё успевала что-то предпринять. Можно было попросить Данко помочь её защитить от мужчины, у которого вдруг взыграло детство и он превратился в озорного мальчишку - почтенный искин наверняка что-нибудь придумает, вплоть до того, чтобы обратить снежок в руках капитана в ничто... или в что-то вязкое и липкое, что невозможно бросить, например, в сгущённое молоко. Можно было разыграть испуг и броситься бежать, пусть же догоняет, а если она ещё и оторвётся, то спрячется где-нибудь, а он пусть ищет. Или можно было изобразить саму нежную женственную невинность, чтобы мужское сердце дрогнуло и у него не поднялась на неё рука, с этим самым снежком-то. Да столько всего можно придумать!

Но - быстро! Снежок ведь почти готов!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Далёкий, монотонный перестук клавиш во сне превращался в капли дождя, бьющие по асфальту, оставляющие на пыльном дорожном покрытии следы влаги, собирающиеся по капле, стекающие струйками в крохотные лужицы, трепещущие, разливающиеся вширь, растущие с каждым новым барабанным перестуком дождевых капель. Словно музыкант-виртуоз играет замысловатую мелодию, в которой не прослеживается чёткого ритма, но угадывается этюд. Или художник мазок за мазком собирает разрозненные части рисунка в единый цельный образ, как элементы мозаики.
Вот по полу проехало кресло на колёсиках, и воображение услужливо дорисовало в сон едущий куда-то по асфальтированному шоссе автобус, сонные лица пассажиров, облепивших окна. Все они были знакомы, а за рулём сидел славный Фотон, сын знаменитого Игната Ромашкина, о котором рассказывали легенды. Рыжик пригляделся к остальным лицам. Вон Фёдор Михалыч, рядом с Фотоном сидит, командует. Вон Михалков, сразу за Чижиком, первый помощник же. Постойте, в салоне одни мужчины. А Майка? Где Майка?
Вшшш - проехал мимо кресла Вертер-ноль-какой-то-там, и перед автобусом появилась растрёпанная рыжеволосая валькирия верхом на роликах, несущаяся вперёд во всю прыть и зачем-то помогающая себе лыжными палками лавировать между луж... Беги, Майя! Беги! Иначе автобус догонит!
И снова дождь... холодный такой... мокрый...

- ААА!!! - заорал Стругачёв, резво вскочил с кресла и ошалело огляделся. - Что... что это?.. - его сонный взгляд задержался на каплях влаги на рукаве... выше... на воротнике... парень машинально провёл по влажным волосам.
- Воды? - сержант Громов предложил ему бутылку с открученной крышкой, из которой поливал спящего товарища по службе безопасности.
- Это... это ты зачем? - недовольно посмотрел на него Алексей Кирович.
- Чтоб не спал на посту, - наставительно ответил старший по званию. И вдруг ухмыльнулся и понизил голос. - А тебе что, эротический сон снился?
Стругачёв мигом стал краснее собственных волос.
- С чего ты взял? - фыркнул он уязвлённо.
- Ты во сне нашего милого доктора звал, - загадочно ответил Громов. - По имени, да ещё с такими интонациями... - он улыбнулся.
- Какими это? - похолодел Лёха, вот совершенно точно помнивший, что ничего такого ему не снилось. Ну, Майя снилась, да. Но ведь по-другому.
Сергей откинулся в своём кресле и изобразил спящего Стругачёва с глупой блаженной улыбкой, закрыл глаза и озвучил:
- И-и-и!.. Майя!.. И-и-и!.. - он раскрыл глаза. - Чем это вы таким занимались? Ну же, давай, колись. Ты же знаешь, таким, как мы, на службе только и говорить о девчонках. Она тебе нравится? Ещё со школы, да?
- С училища... - машинально поправил его Алёша, не подумав, какой это несёт смысл. Но сообразил и осёкся. Помолчал немного и покачал рыжей мокрой головой, стряхивая капли оставшейся влаги. - Дурак ты, Серый... Я ща вернусь.
Рыжик развернулся и направился прочь из обзорного пункта, надо было зайти умыться после сна и совершить другие дела, о которых приличные писатели тактично умалчивают в своих книгах, будто бы человек вовсе не нуждается в опущенных физиологических потребностях.
- Нравится... - пробубнил он себе под нос уже на лестнице. - Мне много кто нравится... В любом случае, я Фёдору Михалычу не конкурент. Лучше я блондинку у него отобью, Майка пора-адуется... - Стругачёв счастливо заулыбался, вспомнив трогательный момент возвращения с Кулимата, когда все обнялись, когда досталось ласки его рыжей шевелюре от тонкой докторской ручки, когда он улыбался от счастья как... как дурак! - Конопатая ты моя пчела. Простила же. Простила дурака! За это я тебя и люблю. Своя ты в доску! Серому не понять нас, рыжих...

* * *

- Не беспокойтесь, Майя Юрьевна, я весьма начитан, - скромно заметил Данко, и кажется, что это было шуткой в его исполнении, хоть в голосе по-прежнему не было эмоций. - Вас понял. Подключаю словарный блок ассоциаций и художественную литературу.
И вот перед девушкой возник сказочный мир, нарисованный в её воображении. Поначалу он казался непродуманным, картонным, лишённым должного внимания к несущественным маловажным деталям. Когда даже второстепенных персонажей закрашивают чёрным, если они не важны для сюжета. Однако, с каждой прожитой в этом мире минутой он обрастал красками, всё новыми подробностями. Деревья и другие объекты обретали объём и начинали отбрасывать тени, воздух стал не просто холодным, а с характерным запахом белой зимы, когда вся природа укрыта девственно чистым, хрустально-хрупким снегом, обращающим всё, до чего он докоснётся, в чарующие - или зачарованные - снежные скульптуры. Это вам не аляповатая снеговая баба - три снежных кома, руки-метёлки, нос-морковка и ведро на голове. Это настоящее произведение искусства вековечного скульптора по имени мороз. Любит он рисовать узоры на стекле и обращать всё вокруг в скульптуры и статуэтки.
Ночь... как Майя и заказывала, ночь укутала её бархатным одеялом. Искусственный интеллект корабля очень тонко чувствовал ассоциации и смог их передать с потрясающей точностью, один в один срисовав из воображения девушки. А может, так оно и было, и никакого секрета в тонком искиновском чутье не было. И ассоциации ему были вовсе не нужны - достаточно было представить картинку, сидя в шлеме виртуальной реальности, и Данко её срисовывал. Так и рождались густая, как сгущённое молоко, ночь, и нахохлившаяся одинокая скамейка, и белый водопад из пушистых бабочек, и фонари-одуванчики на серебряной ножке...

- Волнение свойственно людям, - вдруг сообщил Данко, когда Майя заговорила про трусость свою на первом свидании, которое и не свидание вовсе, но совсем как свидание. - Определённые сочетания гормонов в различных пропорциях дают соответствующие эффекты. Это и есть эмоции. Согласно статистическим данным, подавляющее большинство людей вашего возраста, и особенно вашего пола, испытывают волнение в подобных обстоятельствах.
Он вдруг замолчал, будто поняв всю тщетность попыток успокоить разволновавшуюся девушку-доктора. А может, не наделённый человеческими гормонами искусственный интеллект просто завидовал, что люди способны испытывать это нечто, ему непонятное и вызывающее столько вопросов...

- Кхм-кхм, - услышала она вдруг сквозь сомкнутые веки. Фёдор Михайлович пришёл? Нет... это снова голос искина. - Майя Юрьевна, капитан вас ждёт. Пожалуйста, снимите шлем виртуальной реальности. Он нам больше не нужен.

* * *

Светлова... Майя... она расслабленно сидела в кресле, откинув голову на специальную подвижную подушку, реагирующую на изменение положения головы, шеи и плеч. Рыжие волосы огнистым водопадом раскинулись по худеньким плечам. Верхней половины лица было не видно за шлемом виртуальной реальности, нижняя же... то что-то шептала неслышно, то напряжённо или смущённо улыбалась... чудо какая прелесть, застать её в такой момент... это действительно смущало... будто вторжение в личную жизнь же. В руках она держала разбитый планшет и шахматную доску, по которой зачем-то барабанила пальцами.
Чижик не сразу смог оторваться от этого завораживающего в своей простоте зрелища. Так и стоял на пороге голокомнаты, наблюдая за девушкой в кресле, пока она не шевельнулась и не скинула обувь, забираясь в кресло с ногами. Шлем она не снимала и не могла его увидеть. Капитан осторожно приблизился, боясь её вспугнуть и потревожить неаккуратным движением. Она готовила для них прогулку, и не стоило ей мешать. Поэтому он просто стоял за её спиной, ожидая инструкций от Данко или того момента, когда она сама снимет шлем и его заметит. Губы мужчины сложились в нежную улыбку, подушечки пальцев мягко, как шёлк, погладили обложку подарочной книги, которую ему почему-то захотелось взять с собой. На обложке уже появился едва заметный сгиб от чтения - он непременно образуется, когда разворачиваешь книгу, чтобы почитать.
Но вот Майя вдруг резко ожила, стянула шлем и обернулась...

- Включаю режим активной виртуальной реальности, - бесстрастно сообщил своим механическим голосом искин.
Мир вокруг побелел и осыпался плотной завесой снега. Кресло под Майей превратилось в старомодную скамеечку, на которой бортовой врач вольготно расположилась, одетая по-зимнему тепло, но и удобно, в не стесняющую движений одежду. Комбинезон Чижика обратился зимней бело-синей курткой, а за его спиной неожиданно появился небольшой, уютный такой спортивный рюкзачок, старенький и истёртый, некогда тёмно-синий с белыми вставками, теперь же не поймёшь какого цвета. Родной такой рюкзак, по всему видно. Много значил он для него, много лет верой и правдой служил, вместе не один пот делили. Голова непокрыта была, и игривый снег тут же белыми нитями-бусинками стал заплетаться в непослушные волосы Фёдора Михайловича, прилёг отдохнуть на новую стильную чёлку влюблённого капитана, запрыгал весело по его носу и запорошил его замечательные брови.
- Снег кружится, летает, летает... - процитировал Чижик известную песню, восхищённо покрутив головой по сторонам. Тут же на щеках его начал появляться здоровый морозный румянец. - Ты не Снежная Королева, но наколдовала знатную, сказочную зиму. А почему ночь?
«Для интимной атмосферы», - тут же сам себе и ответил, смутясь от такой мысли.
- Хотя ночью, да, своё очарование... волшебница-ночь... - неловко попытался он замять заданный некстати вопрос, чувствуя, что щёки краснеют теперь не только от морозца.
Фёдор Михайлович внимательно осмотрел, во что одета девушка и что у неё с собой. С одной стороны, его порадовало, что она не стала приносить на прогулку свой любимый баул с вещами - это раскрывало ему возможности для сюрпризов. С другой, немного беспокоило, что она одета слишком уж легко. Конечно, в виртуальной реальности нельзя простудиться и заболеть по-настоящему, даже в лютый мороз. Но ощущения-то вполне неприятные от холода должны быть.
- Ты не замёрзнешь так? - наклонился он к ней, чтобы заглянуть в лицо.
На самом деле у него и на этот случай было припасено кое-что в рюкзаке. Чижик хорошо подготовился, ведь это было их первое виртуальное... свидание. И признаться, он очень волновался, только виду не показывал.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вообще слово рыцарь в современном менталитете имеет скорее положительное значение. Правда, вина в этом лежит исключительно на романистах, начиная с Вальтера Скотта. Именно его Айвенго, рыцарь без страха и упрека, задал тон всем последующим. Тут тебе и честь, и достоинство, и воздержание аки у монаха в схиме. Увы, исторические документы свидетельствуют об обратном. Кодекс чести был придуман для турниров и относился только к таким же знатным; сами рыцари были обычной шайкой бандитов с большой дороги; автор цикла о короле Артуре окончил свою жизнь в тюрьме по обвинению в педофилии. Потому Сергея не так чтобы обрадовало сравнение с рыцарем. Но он был вежливый кролик, и ничего не сказал. Тому самому неведомому нечто, которое так странно с ним заговорило.

- Зачем я здесь? Хотелось бы знать самому. Как я сюда попал. Но главное, как отсюда выбраться.
Он покосился на палку в руках.

- ты правда видишь сияющий меч? или не можешь изъясняться не так поэтично? А ищу я только одно - дорогу обратно. И ни твоя голова, ни твои кишки мне не нужны.

Он хотел было добавить - сохранить бы свои, но не стал. Мало ли. Вдруг это Нечто нападет на него, решив, что он слаб и беззащитен.

- Свадьбу?? Почему сразу с угрозы? Что я сделал тебе плохого? Вошел без стука? ну извини, дверь была открыта. Не ищу я славы и злата, и твоя голова не нужна, я хочу лишь вернуться обратно, вот такие дела у меня. Ты конечно можешь яриться, обзываться и даже ругаться, но давай-ка лучше не злиться, а давай-ка просто общаться.

Он помолчал.

- Меня забросили сюда, точнее, я ошибся в заклятии и попал сюда случайно. Про тебя незнал, не зна и ... даже не хочу знать. Только вернуться бы домой...

Лис, запуганный до смерти, видел, все видел. Видел, как твари набросились на его друга, видел сквозь толстое стекло банки, как старая крыса, под звонкий визг молодой, швырнула заклятием в круговорот жирных теней и образов, почувствовал, как запахло пожаром в липкой тьме, окутавшей все вокруг, и услышал, как завопили бабочки, впервые, кажется, осознавшие, что в банке было куда лучше, чем там, снаружи.

А потом раздался хлопок. Лопнула банка, как последняя надежда.

И лис ощутил отвратительный густой холод, будто окунулся в топкое ночное болото. Движения его стали медленными, будто в дурном сне каком-то, шерсть упала на лоб, прилипая к глазам, загораживая все вокруг. И страшное осознание, что шерсть эта слишком длинная, для того, чтобы быть его, прошибла его холодным потом. От сжавшего сердце и желудок страха начало мутить. Лис постарался сделать шаг, но пол под ногами превратился в какое-то илистое дно, качнувшееся, будто толстый слой желе под лапой. Доверять этому полу не хотелось, и лис решил остаться на месте. И тогда он почувствовал неприятный зуд. Сжав зубы, решил не чесаться, а поднять голову вверх, чтобы увидеть, что же в самом деле тут происходит.

Сказать по правде, перед тем, как в носу защекотало и он не удержавшись чихнул, Фёдор Михайлович уже хотел подхватить Майю на руки, так как почувствовал её слабость. Она нетвёрдо стояла на ногах и, насколько он мог увидеть за те короткие мгновения после возвращения расфокусированного зрения в норму, выглядела также не очень. Одно слово - позеленела. Ей было нехорошо, он это и в голосе слабом отчётливо слышал, и мог ощутить, насколько некрепкими стали её объятия. Поэтому Чижик решил взять её на руки, велеть Данко по-быстрому провести требуемые процедуры обеззараживания и отнести Пчёлку в медотсек, где ей наверняка должно получшеть. Там она без сомнения почувствует опору под ногами, снова ощутит себя дома и ей легче станет дышать. Да и теплее там, чем здесь, в шлюзовом отсеке с запущенной системой фильтрации чужеродных микроорганизмов.

- А-а... а-пчхи!
Это «АПЧХИ» изменило всё. Словно бы разом сняло всё напряжение момента и позволило расслабиться Светловой, а заодно и ему. Кажется, остальные также этим прониклись, судя по появившимся на лицах улыбкам, раздавшимся смешкам. Даже суровое каменное лицо майора Кайрата Тимуровича разгладилось и уголки его губ слегка приподнялись.
- Состояние экипажа стабильное, все в пределах нормы, Майя Юрьевна, - послушно ответил искин на запрос Майи. - Вам, капитану, старшему лейтенанту Ромашкину и борт-инженеру Романовскому рекомендуется снять нервный стресс приемлемыми для вас методами или малой дозой успокоительного. Для выявления лёгких физических повреждений необходим стандартный медосмотр. Жительница Кулимата помещена в карантин. Физически она совершенно здорова, насколько я могу судить по имеющимся о её расе сведениям. Психическое здоровье под вопросом. Она всё ещё не реагирует на внешние раздражители.
Так значит, та беременная самка... Данко по какой-то причине решил забрать и её. Почему? И... искин даже не спросил разрешения Фёдора Михайловича?!
- Что? Ты и её... телепортировал? - напрягся капитан.
- Но зачем? - так же ошарашенно спросил Михалков.
С Кырымжана мгновенно слетела расслабленность и он снова превратился в хмурого каменного истукана.
- Она согласилась отправиться с нами, - ответил Данко. - С согласия бортового врача и руководствуясь конвенцией о защите прав разумных видов от 21 января 131-го года Космической Эры, я взял на себя ответственность нуль-транспортировать и её в помещение для карантина.
- Что?.. Она согласилась? - переспросил Фёдор Михайлович. Голос его чуть дрогнул.
У ближайшей стены загорелся голографический экран, на котором появилось подёргивающееся изображение с чьей-то камеры на скафандре...

...Маленькая рыжая леди с Земли, вся растрёпанная, с отчётливо видными на бледном лице веснушками, но с горящими решимостью глазами и сдвинутыми бровями, так напоминавшими сейчас глаза и брови капитана Светлова, шагнула навстречу высокой инсектоидной леди с раздутым брюшком, сидевшей на задних лапках у серой стены этой кошмарной фабрики смерти.
- Уходите! Зачем это вам? - она коснулась рукой в перчатке лапки разумного насекомого. - У вас же дети! Ну давайте с нами?!.. Вы же мать!
Расслышать её в гуле голосов мужчин, топоте ног и грохоте передвигаемых контейнеров на найденном складе вещей было довольно трудно. И почти совсем не слышно было, что сказала инопланетянка. Майя, стоя рядом, её не услышала... скорее всего, приняла едва слышный треск в ответ за один из шумов окружающей её кутерьмы. Она тогда даже не поняла, что самка ей ответила. На экране показалась её голова крупным планом, едва шевельнувшиеся жвалы.
- Она сказала: «помогите», - раздался голос искина в шлюзовом отсеке, возвращая Майю к реальности. - Простите, что не перевёл сразу.

Чижик неуверенно улыбнулся, проводя по носу пальцем в перчатке, пытаясь вытереть следы влаги. Усмехнулся сдержанно. Обернулся к Майе, и его улыбка стала светлой и безоблачной. Взгляд его был ласковым, и в нём девушка видела одобрение её поступка.
- Что ж... полагаю, у нас появился непредвиденный пассажир, - сделал он простой вывод. - Будет нашей гостьей. Но, Майя, - капитан сделался серьёзным, - вам с доктором Григорьевым следует позаботиться о её восстановлении после всего пережитого. Займитесь этим после отдыха. А пока...
Он двинулся следом за ней к Ивану, зажестикулировал руками активно, подзывая самых нерешительных данкийцев.
- Обнимемся, давайте, давайте!
- Воздержусь, - ответил Кайрат Тимурович, сдвинув брови ещё ниже и сложив руки на груди.
- Майор... это приказ! - сурово сказал капитан Чижик, обнимая Майю одной рукой и Стругачёва за плечи - другой.

И они обнялись все вместе, за исключением отсутствовавших Бережного и Шмидта. Вырвались. Спаслись. Живы.

* * *

Таким было их триумфальное возвращение. Они понесли потери в виде двух челноков - к счастью, был ещё один запасной, но последний, - и ещё некоторого оборудования и оружия, безнадёжно испорченного электромагнитными импульсами. Зато вернулись живыми и почти полностью здоровыми, со спасённой обитательницей Кулимата, а главное - с данными о чёрной дыре, которая, с определённой долей вероятности, могла вести обратно домой. Эта червоточина могла быть сквозной дырой в теле вселенной, известной по другую сторону землянам как Зельцианская Бездна. А могла и вести в совсем другое место...
После шлюза все разошлись по своим каютам, чтобы принять душ и привести себя в порядок. Дальше по расписанию был обед, который пообещал для всех приготовить Спартак Валерьевич, «несмотря на то, что молодёжь его совсем не уважает и совсем уж стариком считает, а ему ведь всего 55». Майя могла, если хотела, присоединиться к Спартаку на кухне и наготовить разрекламированной Фотону Игнатьевичу пиццы. Или же заняться чем-то другим, позволив Бережному самому хозяйничать на камбузе.
Из других занятий самым полезным был, видимо, медосмотр. Данко сообщил, что инопланетная гостья уснула, и не рекомендовал её беспокоить во время сна. Таким образом, беседа с ней откладывалась на неопределённое время. Кто их знает, этих жуков, сколько они спят. Некоторые земные насекомые ведь способны на годы в спячку впадать.

С Фёдором Михайловичем Майя за весь остаток дня увиделась только во время обеда, и был он весьма задумчив. Они там на мостике пытались решить план дальнейших действий. Данко сумел сопоставить имеющуюся у них звёздную карту с картами Кулимата и определить точное местонахождение чёрной дыры. Теперь стоял вопрос, стоит ли им рисковать с прыжком в неизвестность. Эта задача угнетала всех присутствующих, и обед прошёл довольно пасмурно, хоть настроения в целом были позитивные, все были счастливы после удачного побега с Кулимата.
- А ты что думаешь? - поинтересовался Чижик и её мнением по поводу чёрной дыры. - Сам я считаю, нам следует повременить и собрать больше сведений о ней. Только для этого нам придётся посещать другие планеты.
Да, после случившегося на Кулимате это звучало почти угрожающе...

Этим вечером после ужина они с Фёдором Михайловичем договорились встретиться в голокомнате, чтобы Майя провела для него обещанную экскурсию по виртуальному заснеженному Подмосковью. Ещё на обеде Чижик с воодушевлением отнёсся к такому уютному, ламповому завершению тяжёлого дня. Он был явно рад провести время с Майей, и... это напоминало свидание! Пусть и виртуальное. Ведь в этот раз они встретятся вдвоём, без всяких Стругачёвых, срывающихся с катушек в самый неподходящий момент. Это будет только их вечер. Ну... искин ведь не в счёт?
- Мои банки данных полностью в вашем распоряжении, Майя Юрьевна, - заверил её Данко, когда Светлова пришла одна в первый раз в голокомнату, чтобы подготовиться к предстоящему вечеру. - Мне понадобится ваша небольшая помощь в реконструкции виртуального Подмосковья. Сядьте в кресло, оденьте шлем и представьте те места, которые желаете увидеть, а также выберите время суток и погоду. Требуются ли виртуальные образы, включая случайных прохожих, птиц или животных. Не волнуйтесь о реалистичности, я сам добавлю недостающие детали и уберу лишнее. Во время вашей виртуальной прогулки с капитаном мы будем поддерживать связь и вы сможете на лету изменить любую сцену. Например, заказать снегопад.

7 апреля 1945 года в Восточно-Китайском море ушел на дно крупнейший из потопленных кораблей - линкор японского императорского флота "Ямато". Несмотря на чудовищные пушки, несмотря на колоссальный запас плавучести, несмотря на броню невиданной толщины (до полуметра!), корабль оказался бессилен против авиации.
Интересно, каково это было - выйти в море на самом могучев в мире корабле, чтобы спустя сутки окунуться навсегда в морскую пучину? Из трех тысяч человек экипажа спасли меньше двухсот... Сергей подозревал, что очень скоро это узнает.

Мир вокруг был незнаком, страшен и непонятен. Он не походил на родные миры Сергея - и внушал опасения. Не было в нем дружелюбности, легкости, красоты и обаяния. В таком мире хорошо было умирать, но плохо жить. А умирать пока не хотелось. От слова вообще. Потому парень стал ... да ничего он не стал. Оглядевшись, не валяется ли на земле дрын потолще да поухватистей, двинулся в сторону дома. Если что, дождь тоже может убить человека. Кислотой, холодом, ядом. Плевать, что в доме может кто-то прятаться. пока скрыться бы от дождя.

Мелькнула мысль - а не позвать ли на помощь Бонни-Мо. Но он отбросил ее. бабушка!! Меня обижают!!! Нехорошие хулюганы! Помоги!! Нет уж. Сам наколдловал, самому и ответ держать.

И он храбро, но, может быть, неосмотрительно, шагнул в дверь...

Фотон Игнатьевич после Майиного ответа и довольно неожиданной похвалы в его адрес улыбнулся нервенно немного, но вместе с тем удовлетворённо и застенчиво эдак, по-ромашкински, как только он один, пожалуй, умел. Видно было, что приятна ему похвала - пусть он и сам на неё нарывался своей бравадой, однако же вполне заслужил за отчаянную храбрость и решимость в бою.
- Ещё бы вам не волноваться... - дрогнули в усмешке его губы. - Это ведь не тренажёр в виртуальной реальности, это был самый настоящий плен. Вот если бы вы сказали, что нисколько не испугались, я бы вам не поверил, Майя Юрьевна... п-простите, - он сделал жест, будто поправляет очки, которых у него на носу не было, смутился от своего неловкого движения и замолчал, слушая, что доктор говорит. При упоминании зубных врачей, однако, Фотон побледнел ещё сильнее. - Солидарен с вами в боязни стоматологов, Майя Юрьевна. И благодарю современную медицину за то, что анестетики подавляют большую часть боли. Только... того, что остаётся, всё равно хватает... - молодой человек ещё сильнее побледнел и сглотнул. - Ну, думаю, вы меня понимаете...
Тема разговора вдруг повернула в другое русло, более миролюбивое и лиричное, домашнее, кулинарно-гастрономичное, и первый пилот заметно расслабился, вздохнул, видимо успокаиваясь, бледнота сошла и улыбка его стала более уверенной. Он с энтузиазмом покивал на предложение сделать пиццу и даже попробовал пошутить немного:
- Остаётся нам с вами только пожалеть, что мы не знаем телефонов местных пиццерий, чтобы заказать десяток пицц прямо на дом... чтобы их нам на «Данко» доставили незамедлительно, с пылу, с жару, горяченьких... - кажется, Ромашкин даже замечтался слегонца. - А вы какую больше любите, Майя Юрьевна? Я предпочитаю сырно-томатную, с мясом или острой колбаской... иногда под настроение сладкую, с ананасами... Думаю вот о пицце и чувствую - проголодался прямо, - Фотон сдержанно усмехнулся.
Видно, он был не большим любителем какао, так как не придал словам Пчёлки про этот напиток особого значения, лишь покивал немного в подтверждение того, что слышит её рассуждения.
- Хорошая мысль про Спартака Валерьевича, - согласился он. - Лучший способ отвлечься от расстройства - заняться любимым делом, вы совершенно правы. Он любит готовить, это должно ему помочь... Могу понять его чувства, он рвался на передовую...
Предложение сыграть товарищеский матч в шахматы определённо удивило и озадачило Фотона Игнатьевича. Он как-то весь сразу подобрался и растерянно поглядел на коллегу старшего лейтенанта. Однако, после продолжительного и, кажется, трудного раздумия всё же неуверенно ответил:
- Я... буду рад... сыграть с вами партию... кхм, в шахматы, Майя Юрьевна. Можно и в шашки. Умею и в то, и в другое, на любительском уровне и весьма посредственно, правда, если вас это устроит...

* * *

- Трамвай Чижик? - брови Фёдора Михайловича изумлённо приподнялись, когда он это услышал. - Правда такой был?..
Растерялся бывший преподаватель МЗУ, а ныне капитан звездолёта, не зная, как на это реагировать. Понимал он, что развеселить его хотела одна рыжая Пчела, приподнять настроение, а вместе с ним боевой дух и моральный настрой. Сил ему физических придать хотела, чтобы не выглядел больше усталым таким, чтобы организм благодаря шутке хорошей, истории этой светлой, восстановил немного свои ресурсы, приободрился и был готов и дальше бороться за их свободу, если понадобится. Они хоть и одержали победу, но ведь ещё не выбрались из этого Подземелья Ведьм.
- Майя... - произнёс он тихо, голосом ласковым и нежным, и тепло ей улыбнулся, чувствуя, как усталость эта потихоньку улетучивается, уступая место живым эмоциям, чувству близости с присевшей рядом девушкой, чувству ответственности и долга перед ней, перед всем экипажем, перед целой страной, их необъятной Родиной, и перед всей планетой тоже. Тяжёлый груз, лёгший ему на плечи и заставивший согнуться под его гнетом, неожиданно полегчал. Может быть, это не такая уж и трудная ноша, когда рядом с тобой есть тот, кто готов её с тобой разделить, поддержать и посочувствовать безо всякой жалости. С любовью-то посочувствовать и чистым сердцем поддержку оказать. - Спасибо, Майя... ты... ты как настоящее солнышко, - губы его дрогнули, в улыбку робкую, что ни на есть чижиковскую складываясь. - Солнце взошло, и тучи рассеялись над головой... Спасибо...
Он положил руку ей на плечо, пожимая его в знак благодарности, признательности за оказанную поддержку. Но потом не выдержал и поддался подступившим эмоциям, пододвинулся ближе и приобнял её, привлекая к себе. Вот так просто, на глазах почти у всего экипажа. Не боясь, что их увидят и осудят за подобную близость. В конце концов, они ведь ничего предосудительного не делали. В уставе же не запрещается капитану обнимать старшего лейтенанта...
- Спасибо... - повторил он почти что шёпотом. - Будто гора с плеч...
Милая, энергичная Майя. Такая близкая и родная. И горячо любимая. Теперь он понял, насколько дорожит тем робким чувством, что возникло между ними и росло как в сказках - не по дням, а по часам. Росло и крепло с каждой их новой встречей. Как странно судьба распорядилась с ними двумя...

Эта маленькая идиллия закончилась в тот момент, когда Майя почувствовала его осторожное прикосновение к её ушибленному локтю. Фёдор Михайлович воспользовался моментом близости, чтобы ещё раз проверить, насколько серьёзно пострадала её рука, но это почти не вызвало боли - лишь слабые её отголоски, что говорило о лёгкой степени повреждения. Да и двигать рукой было почти не больно. Так, мелочи жизни... Впрочем, идиллия закончилась не поэтому.
- Капитан, я подключился в их общую сеть и просмотрел астрономические файлы, - вдруг взволнованно заговорил Раздолбайло, всё это время рывшийся в инопланетном компьютере в поисках ценной информации, необходимой экипажу «Данко».
- И что удалось найти? - Чижик нехотя отпустил руку Пчёлки и, чуть отстранившись от неё, повернулся ко второму борт-инженеру. А затем и поднялся вместе с девушкой на ноги. Выглядел он заметно бодрее, чем пять минут назад. Плечи держал ровно, бледнота отступила, и грусти в глазах поубавилось.
- Здесь неподалёку, в секторе 288, есть чёрная дыра, и местные учёные считают, что в ней находится разрыв в пространственно-временном континууме! - на одном дыхании выпалил Иван, выглядевший здорово возбуждённым от сделанного открытия.
- Время от времени они отправляют туда исследователей, но ни один корабль не вернулся, - добавил искин своим безэмоциональным голосом. Было очевидно, что без его помощи Ванька бы не справился - Данко служил переводчиком и облегчал задачи поиска информации.
- Да, это действительно важные сведения! - оживился Фёдор Михайлович. - Данко, мы можем найти нужные координаты на имеющейся у нас звёздной карте?
- Я этим занимаюсь, капитан, - сообщил искин. - Анализ звёздных карт Кулимата почти завершён. Вероятность успеха - восемьдесят девять и две десятых процента.
Чижик поджал губы и оглядел свой экипаж, расположившийся в командном центре местной тюрьмы для инсектоидов. Все заметно воодушевились от таких новостей, но восторженной радости не читалось ни на одном лице. Каждый из этих мужчин понимал, что существует слишком много «если». Если эти девять шансов из десяти сработают... Если они долетят до нужных координат без происшествий... Если сумеют найти чёрную дыру... Но главным «если» было - ведёт ли она туда, куда им было нужно. Не забросит ли она звездолёт в ещё одну неизведанную Галактику... может быть, безжизненную... где не будет обитаемых планет, на которых можно восполнять жизненно важные ресурсы... Все осознавали, что этот шанс на возвращение всё ещё остаётся слишком мал и связан с огромными рисками. Однако... альтернативой было только оставаться здесь. Может быть, искать более безопасные способы вернуться домой.
- Боюсь, больше ничего полезного для нас я здесь не найду, - пожал плечами Раздолбайло, когда взгляд капитана остановился на нём.
- А что-то об этой планете? - глухо спросил он.
- У них проблема перенаселения. Эти существа, - Иван кивнул на роботов, - в смысле, те, что живые - разумные паразиты. Они плодятся с огромной скоростью, заселяют новые планеты и быстро превращают их в непригодные для жизни мусорные свалки. Кулимат - одна из их отдалённых от центра колоний, а контроллеры - это механизмы на службе государства, осуществляющие контроль за количеством населения в городах. Тут пишут такие ужасы... в глазах нас, землян, - Раздолбайло тихо вздохнул. - В общем, в каждой такой тюрьме есть что-то вроде крематория, где контроллеры массово сжигают всех арестованных. Как правило, все арестованные добровольно приносят свою жизнь в жертву ради блага их народа. То есть, комендантский час нужен, чтобы отобрать очередную порцию добровольцев, а угодившие в крематорий случайно... ну, сами виноваты, - парень пожал плечами. - А ещё их самки откладывают несколько десятков яиц, из которых разрешается оставить только два...
Раздолбайло покосился на старшего лейтенанта Светлову и примолк. Видимо, посчитал, что это не самая удачная тема для нежных девичьих ушей.
- В любом случае, это их жизнь и мы не должны вмешиваться, - заключил Фёдор Михайлович и положил ладонь Майе на плечо. - Ну, если здесь нам больше ничего не нужно, возвращаемся...

На обратном пути к выходу из здания - благо, теперь у отряда была карта коридоров и они не рисковали заблудиться - они то и дело натыкались на неподвижных роботов-инсектоидов. Романовский не удержался и прихватил с собой вместе со шлемом голову одного из них, которую открутил, пока Ваня возился с компьютером. Инженеру очень хотелось разобраться, как они устроены, да и кое-какую полезную информацию ему в помощь нашли в местном аналоге интернета.
Вскоре стали попадаться и живые инсектоиды, местные жители, арестованные этой ночью после комендантского часа. Попытки с ними заговорить ни к чему не привели, разве что двое из них выглядели напуганными и предпочли держаться от назойливых людей подальше. Попалась даже одна самка - она была на голову выше самцов и у неё было раздутое брюшко... похоже, беременная. Она также никак не реагировала на землян.
- Не похоже, что их облучили, - заметил в конце концов пытавшийся с ними заговорить Игорь Кириллович. - Скорее, это что-то вроде депрессии... или иное психологическое расстройство... например, они добровольно отдали себя на сожжение и уже считают себя не жильцами, потому все чувства притуплены...
- Нам некогда с этим разбираться, - жёстко осадил его Чижик. - Они сами выбрали свою участь. Думаю, попавшие сюда по ошибке уже сбежали.
По дороге к выходу они зашли на склад, где контроллеры сложили их вещи - все, включая оружие. Здесь даже ховерборды нашлись - ровно две штуки, оба нерабочие. Да и снятое с Майи и Фёдора Михайловича оружие также должно было не работать после выпущенных по ним ЭМИ-зарядов. Разбираться, где чьё, Кырымжан не стал и раздал всем примерно равную долю.
- По возвращении проверим, - кивнул он Громову.
- Есть проверить, - в тон ему ответил сержант.
Сам-то Кырымжан, как и вся пришедшая на выручку группа поддержки, остались при своём оружии, вполне работоспособном.

- А вот и новые прибыли... - процедил Романовский, когда они выходили из здания, и тихо, но крепко выругался.
С разных сторон к тюрьме съезжались ховеркары с сидящими в них инсектоидами. Все как один - контроллеры. Людей на входе быстро заметили и стали готовить оружие. В тёмном небе, озарённом одним из спутников планеты, были заметны две точки - спускавшиеся вниз челноки, однако места на площади перед зданием для них уже не было. Если они и спустятся, то ЭМИ-оружие контроллеров их мгновенно уничтожит... превратит в бесполезные металлические коробки.
- Отступаем внутрь! - распорядился майор, оценивший ситуацию как военное положение, и принявший командование снова на себя.
- Капитан, - заговорил Данко из динамиков Кырымжана, - прошу разрешения на использование технологии нуль-транспортировки. Только что я её изучил и освоил. Пункт приёма - шлюзовой отсек «Данко».
- В смысле? - растерялся Фёдор Михайлович, уже пятившийся обратно в здание. Он недоумённо взглянул на Майю, от которой не отходил ни на шаг всё это время, словно бы обязался её защищать от любой опасности.
- Нуль-транспортировка... она же телепортация... мгновенное перемещение объекта в пространстве, - даже у искина, похоже, возникли проблемы с тем, как доступно пояснить свои слова. - С её помощью я могу перенести всех вас на корабль.
- А это разве не опасно? - хмуро поинтересовался Михалков.
- Технология нуль-транспортировки распространена в этой галактике, - ответил Данко. - Я уже провёл бета-тест, всё в порядке. Не проверял на живых людях, но риски менее одной сотой процента, согласно полученным данным.
Чижик слегка скривился, аж зубами скрипнув:
- Думаю, не будем рисковать...
Снаружи вдруг прозвучало что-то, отдалённо напоминавшее хлопок. За ним ещё один. А затем разом грянули два взрыва подряд, чуть не заложившие уши данкийцев. Стены здания завибрировали. Люди вынуждены были ухватиться кто за стены, кто друг за друга, чтобы устоять на ногах.
- Что это было?! - вскричал капитан, обхвативший Майю и прижавший к себе так крепко, словно её снова, как пять лет назад, пытались вырвать у него из рук те ненастоящие рыцари.
- Оба челнока уничтожены, капитан, - спокойно сообщил Данко. Кажется, это и так уже все поняли. - Разрешите вас нуль-транспортировать.
- Мда... пока сам корабль спустится... - старший помощник Михалков ещё больше помрачнел. - А, давай! - махнул он рукой Чижику.
Фёдор Михайлович оглядел лица остальных и, вдруг заметив прорывающихся внутрь здания контроллеров, резко выкрикнул:
- Разрешаю!
- Есть, капитан! - отрапортовал Данко.
И в следующий миг...

* * *

- С возвращением, - услышала девушка голос искина.
Когда яркий свет, заполонивший всё вокруг, перестал резать глаза, она наконец смогла сквозь застлавшие их слёзы увидеть, что стоит посреди просторного шлюзового отсека и ещё не замёрзла от здешней пониженной, как положено, до минус пятнадцати температуры только потому, что её крепко обнимает... Фёдор Михайлович.
- Всё... всё хорошо... - выдохнул он. - Мы дома... кажется.
Этот звездолёт для них и вправду стал вторым домом...
- Данко, все целы? - не отрываясь от Майи, задал он вопрос в пустоту, слегка приподняв голову к потолку.
- Все живы, показатели здоровья в пределах нормы, - ответил искусственный интеллект корабля. - Нуль-транспортировка прошла безвредно. У некоторых небольшие повреждения, полученные в бою. Ничего такого, с чем бы не справилась Майя Юрьевна.
- Ф-фу-у-ух... - расслабленно выдохнул Чижик чуть ли не в ухо девушке, наклонился к ней и улыбнулся. - Данко, улетаем отсюда. Координаты не важны... выбери сам, поближе к той чёрной дыре.
- Есть, капитан.
- Ну вот, моя девочка... всё хорошо... - он приблизил своё лицо к её очень-очень близко. Так, что она могла почувствовать его тёплое дыхание. И вдруг... резко подался назад и, отвернувшись, оглушительно чихнул: - А-ап-чхи!!!
За спиной послышался чей-то вежливый мужской кашель, а затем раздался голос Ивана:
- Эй, мне тоже холодно! Обнимите и меня кто-нибудь!

На свете есть много пословиц и поговорок, которые не советуют заниматься тем, что ты не умеешь делать. Но пока в голове у Сергея крутился лишь неприлично армейский вариант. Если перевести его на более менее литературный язык, выходит примерно так: не подходи к унитазу, коль не умеешь им пользоваться.

Вообще странно. Есть Око Мира. Есть Роза Мира. Даже есть Задница Мира. Но так обычно говорят об очень удаленных местах. 2 дня самолетом, 3 дня поездом, неделя на собаках и в бинокль будет видно. Но наблюдать, как вышенназванная часть тела прорастает в уютной тетушкиной квартирке - было ужасно.

А что Сергей мог сделать, кроме как ухудшить ситуацию? Потому он воспользовался советом из мира насекомых - прикинулся веткой. Конечно, не очень красиво было перекладывать решение проблемы на Бонни-Мо. Но не за то отец сына ругал, что тот играл, а за то, что отыгрываться ходил. Маг-недоучка не хотел отыгрываться, ибо ставки внезапно стали слишком высоки. Он застыл, стараясь не мешать..

Давным-давно, когда деревья были большими, а кредиты маленькими, боги, тогда еще просто греческие, без пришедшей позже приставки древне, подарили одной женщине маленький ящичек. С наказом никогда его не открывать. Правда, подозревать богов в неумении предвидеть свои же поступки по меньшей мере наивно и самонадеянно. А вот мелочной мстительностью и жестокостью отличались даже такие вроде как мирные боги как Аполлон. Сергей так и представлял себе картину, как стайка богов и богинь с преувеличенно серьезными лицам дарили сей злополучный ящик: нет, нет, дорогая Пандора, просто храни его у себя и никогда, слышишь, никогда не открывай! А сами хихикали втихомолку, заключая пари, на сколько же хватит терпения земной женщины игнорировать сей опасный подарок. И когда он все же был вскрыт - хлопали ладонями друг другу - ай какая нехорошая чудачка, ну вот, сами виноваты, ловите теперь все неприятности, а мы, боги, умываем руки.

Так и Сергей. Его заклинание не дало эффекта - нужного эффекта - а просто вызвало каких-то потусторонних безличностей. Мы к вам придем с недобрыми вестями! И никогда мы не умрем, пока - ха-ха! качаются светила над снастями.

Сквозь пелену тумана он услышал совет гнизги. Совершенно, надо сказать, правильный и логичный совет. Правда как его воплотить, было непонятно. Но кровь мага еще не застыла темной липкой вишней на его руке, и он не собирался сдаваться.

-твари, уходите прочь, нынче утро, а не ночь, с вами я сейчас расправлюсь, вас сумею превозмочь. Лис, дружок, давай ко мне, станем мы спина к спине, и обычного размера стань как раз сейчас по мне.

Слова были произнесены.
- Бонни-мо! Этого хватит? Или как их надо изгонять???

Он видел эту зарождающуюся грозу в серебристо-сером небосводе её очей, они будто дымкой грозовых облаков подёрнулись, этакими пушистыми перьевыми тучами, стремительно темнеющими, пока на них смотришь. Словно бы молния в них сверкнула и прогремел дальний громовой раскат, предвестник скорой бури. Эта злость обидой точила Майю изнутри, съедала, но не могла одолеть до конца, уступая силе чувств к произнесшему эти слова мужчине. Фёдор Михайлович знал, что обида пройдёт. Гроза в одночасье закончится, отгремев свою шумную песню, и на посвежевшем, безоблачном небе разольётся радужный мост, вновь соединяющий их сердца. На траве весёлыми озорными капельками заиграет живительная роса, переливаясь всеми цветами небесной радуги, и в воздухе запахнет тем самым послегрозовым запахом озона, чистым, непорочным ароматом природы. Нужно лишь дать ей время успокоиться.
А сейчас правда была важнее, какой бы суровой и жёсткой она ни была. Хотя, чего греха таить, и сам Чижик несколько сомневался в том, стоило ли всё это высказывать Майе. Ей и без его упрёков несладко ведь, а он ещё со своими - возможно, немного эгоистичными - претензиями ей в душу лезет. Неловко почувствовал себя капитан, только сделанного не воротишь, слово - не воробей, вылетит - не поймаешь. Ну, хоть бы к добру было сказано.
«Прости», - сказали его внимательные серо-зелёные глаза, заметившие эту грозу. Одна рука его к щеке доктора Светловой прижалась, а вторая мягко провела по её волосам, так осторожно, будто бы они были из тончайшего шёлка и Фёдор Михайлович боялся одним неаккуратным движением повредить их.

- Олрайт, - губы его дрогнули, но так и не сложились в улыбку, а брови чуть сдвинулись к переносице. Он опустил голову и вздохнул. - Прости, я и правда переволновался...
Капитан придвинулся к ней ближе и обнял покрепче, чтобы вместе с ней пережить начавшуюся грозу. Заслонить собой от ливня, быть может. Или принять на себя удар молнии - Молнии-Светловой - он заслужил, наверное. Иногда лучше не говорить правду, когда это не столь существенно. Хотя теперь она знает и подумает впредь, прежде чем так рисковать собой. Хотелось бы в это верить, иначе всё зря. Он ведь не упрекнуть её хотел, а позаботиться о ней, о её безопасности.
- Ты необыкновенно смелая девушка, - прошептали едва слышно его губы.

Отважная. Симпатичная. Рыжая. И с веснушками. Как далёкий образ из детства. Такие бывают не только в мультфильмах.

* * *

На вид всё в порядке должно было быть с ногой у Фотона Игнатьевича, больше и не скажешь, пока она в штанине скафандра. Тут не поверхностно осматривать нужно было, а ощупывать её в поисках того места, где болит. Но приблизительный диагноз доктор Светлова и так могла поставить - пилот то и дело прикладывал ладонь к задней поверхности левого бедра. Это говорило о том, что он неудачно упал, скорее всего, и теперь сводит мышцу. Ходьбе это не помеха - можно даже не прихрамывая идти, а вот болевые ощущения остаются и усиливаются, если не давать ноге отдых. В таких случаях нужны покой ноге и таблетка, при острой боли - укол обезболивающего в ногу. Но если её не напрягать, то постепенно боль и сама пройдёт, в зависимости от степени повреждения - через несколько часов или несколько дней. Таблетка этот процесс ускорит, а укол регенерина из автоаптечки вообще окажет почти мгновенное действие. Впрочем, у Ромашкина наблюдались небольшие боли, и это обнадёживало на скорое выздоровление. Не стоит злоупотреблять регенерином, в некоторых странах он запрещён как один из видов наркотических препаратов, вызывающих привыкание. Он нужен для лечения серьёзных травм.
- Я... я гожусь не только для протирания пилотского кресла, чтобы вы знали, Майя Юрьевна, - отшутился мужчина, отчаянно храбрясь и напуская на себя отважный вид, так не сочетавшийся с его телесной бледнотой и общей худощавостью. - Всё же, служба в ВКС обязывает. Я проходил военную подготовку, как и многие из нас. Не стоит меня недооценивать, Майя Юрьевна, - предупредил Фотон, которого определённо слегка обижало такое отношение к нему. Хотя, справедливости ради, отношение-то было вполне себе заслуженным. Ну, не тянул он внешне на солдата. Да и то, как он «воевал» сейчас, вцепившись в ногу робота-инсектоида, только доказывало, что боец из первого пилота никудышный. - Я вызвался лететь вместо Спартака Валерьевича. Он хотел, но мы коллективно решили, что ему не стоит рисковать своим здоровьем, всё же возраст у него не тот... Обиделся Спартак Валерьевич, мда... теперь ворчать будет, - вздохнул Ромашкин. - Жаль, не хотелось его обижать. Хороший он человек, душевный.
Должно быть, разговор отвлекал Фотона Игнатьевича от боли, так как очень уж охотно молодой человек вступил в диалог с подошедшей доктором Светловой. А может, ему просто хотелось высказаться после этого короткого поединка и всей этой ситуации, наверняка ставшей для Фотона, да и не только для него, своего рода нервным потрясением. Вот так не особо разговорчивый Ромашкин разоткровенничался с весьма словоохотливой Майей Юрьевной. Ему это должно пойти на пользу.
- Ерунда, пройдёт, не извольте беспокоиться, - отмахнулся Фотон от осмотра и ощупывания его ноги в месте повреждения. Но поморщился, когда девушка предположительно нашла ущемлённое место, тем самым показав, что если дотрагиваться - болит сильнее. - Знаете, мальчишкой я себе как-то раз ногу сломал, неудачно с дерева спрыгнул. Ничего, зажило как на кошке. Уже через две недели по всей больнице с костылями бегал. А это пустяки, ушибся немного, вот и всё. До свадьбы заживёт. Вы лучше о себе и о капитане расскажите. Мы сильно за вас испугались. Как вы? Сами не пострадали?
И старший лейтенант Ромашкин с живейшим интересом посмотрел на старшего лейтенанта Светлову.

- Карты... ну да, про карты я и забыл... - мужественное, но слегонца растерянное и бледное сейчас лицо Фёдора Михайловича потемнело. - С нами два техника и два медика. И целых три безопасника. Да Данко на связи. Мы просто обязаны изучить, что полезного для нас есть в их компьютерах. Вперёд тогда, друзья, не задерживаемся.
Замечание Майи выбило почву из-под ног капитана, и он сдался на волю победителей, к чьим нестройным рядам неожиданно примкнула и доктор Светлова. Честно говоря, Чижик ожидал, что она поддержит его решение, но вышло не так, как думалось, и девушка безусловно была права. Уходить совсем без ничего не хотелось. Хотя ноги бы унести и остаться при своём - уже отличный результат после всех событий на этой дрянной планете.
- «Подземелье ведьм»? - задумчиво переспросил Ромашкин и медленно покачал головой. - Не читал, но видел старый фильм, ещё двадцатого века, и думаю, что понимаю, о чём вы говорите. Чудь - это так назывались те роботы, игравшие роли то ли ведьм, то ли... ещё кого-то? Смутно припоминается, честно говоря. Помню только, что фильм был интересный. И про любовь, - неожиданно первый пилот улыбнулся искренней, обаятельной улыбкой человека, явно неравнодушного к подобным романтическим поворотам в космической фантастике. Его улыбку можно было назвать даже нежной и какой-то робкой, слегка стеснительной. Наверное, не часто он вот так раскрывался.
Фотон Игнатьевич поднялся на ноги, потревоженный приказом велевшего поторапливаться капитана, и быстро зашагал следом за всеми к раскрытой двери внутрь бункера. Первые несколько шагов он нахрамывал, затем его шаг выровнялся. А потом сбоку от него пристроился Стругачёв, поддерживая за плечо и помогая идти, не опираясь всем весом на повреждённую ногу.
- В самом деле, похожая история, - согласился с Майей Фёдор Михайлович, оказавшийся рядом с девушкой.
Он хотел добавить что-то ещё по поводу знаменитой книжки, которую она ему подарила, но его прервал резкий окрик Михалкова:
- Бегом! Дверь закрывается!
И вправду, створки двери в бункер показались из пазов в стенах и теперь медленно, очень медленно, будто нехотя сходились вместе, отрезая землянам путь к командному центру или что тут у них находилось. Данкийцы зашевелились и бросились вперёд, надеясь успеть, но они не успели бы, если б не Громов, подбежавший первым и успевший протиснуться в щель. Парень встал между створками, уперевшись в них руками, и с силой стал раздвигать, пока в стене что-то не хрустнуло и не сверкнуло, после чего двери легко поддались и перестали двигаться сами по себе.
- Ну, Серый даёт... - завистливо выдохнул Алексей Кирович.
Громов раздвинул створки и остался на месте, лишь потеснился к стене, страхуя проходящих мимо данкийцев от возможной новой попытки дверей закрыться. Впрочем, он, по-видимому, ухитрился сломать сам механизм, двигавший двери.
- Данко, их системы заработали? - встревожился не на шутку Чижик, оглянувшись в тоннель, по которому они пришли. Там, в глубине, всё так же лежали без движения лишённые шлемов тела роботов-инсектоидов.
- Частично, - бесстрастно ответил голос искина. - Предполагаю, без прямого вмешательства технического специалиста они не смогут полностью перезагрузить систему. Но я могу ошибаться, капитан.
- В любом случае, нам надо торопиться, - кивнул Фёдор Михайлович, поглядел на Майю и двинулся вперёд, желая быть в числе первых, кто войдёт в сердце этой огромной жучиной тюрьмы.

За дверью оказалось крупное помещение, целый зал, матово-серые стены которого были сплошь покрыты сложным на вид электронным оборудованием. Множество непонятных экранов, терминалов, переключателей, тумблеров, планочек, кнопок и мигающих разными цветами лампочек. Часть всего этого безобразия выглядела мёртвой и безжизненной, многие приборы не горели и не гудели. Но больше половины продолжало подмигивать разноцветными огоньками, гудеть, щёлкать и вообще всячески демонстрировать признаки жизни, а на экранах отображались разные коридоры, кое-где с застывшими роботами или недоумевающими, всё такими же вялыми, но живыми обитателями планеты. Вероятно, это и был командный центр, относившийся непосредственно к этому зданию, а то и, кто его знает, может, влиявший и на другие такие же тюрьмы. Ведь не может быть, чтобы она была одна на весь инопланетный город.
- Именно отсюда исходили помехи, не позволявшие нам связаться, - сообщил Данко. - Капитан, оба челнока ждут вас у выхода и спустятся, как только вы покинете здание.
- Принято, - коротко ответил Чижик, напряжённо изучавший обстановку в помещении.
В отличие от него, у их технических специалистов, Раздолбайла и Романовского, при виде всего этого великолепия забегали глаза и засияли лица. Юрий Александрович даже руки потёр, приступая к исследованию компьютеров инопланетного производства. Он даже не обратил внимание на двух сидевших в креслах неподвижных чужаков - сбой в системе превратил этих роботов в статуи, как и остальных. А вот безопасники как раз на них первым делом обратили внимание, и уже спустя десяток секунд Кырымжан и Громов стаскивали с их голов напичканные электроникой шлемы. Технари же принялись сходу нажимать многочисленные кнопки на панели управления, достали свои инструменты - у Ивана с собой оказался миниатюрный инженерный набор.
- Юрий Александрович, Иван, осторожно, - забеспокоился Чижик, наблюдая за их беспечным занятием. - Это чужая аппаратура, мы не знаем, как она будет на нас реагировать.
- Нет ничего проще, капитан, - Ванька улыбнулся широчайшей ухмылкой Чеширского кота. - Я уже взломал систему и она под моим контролем.
- Что?.. Уже? - Фёдор Михайлович был не на шутку поражён этим известием. - Когда ты успел?
- Кэп, обижаете, - Раздолбайло гордо выпрямился в кресле, которое успел занять после сброшенного на пол робота-жука. - Я в двенадцать лет защитные системы Пентагона взламывал... правда, за это мне пришлось недолгое время любоваться небом в клеточку, но ведь именно это позволило мне без проблем получить освобождение и путёвку в МЗУ. Родина чтит героев!
Похоже, не все знали о подвигах их второго борт-инженера. Громов и Стругачёв, к примеру, взглянули на Ивана новым взглядом, первый сердито и недоверчиво, а второй с долей уважения. Ромашкин, присевший во второе кресло, также удивлённо поглядел на хакера. Да и доктор Григорьев слегка приподнял брови, но отреагировал спокойнее остальных. Все прочие наверняка уже знали эту историю.
- Но, если честно, если б Данко не отправил их систему в глубокий нокаут, я бы не справился так быстро, - доверительно сообщил Иван. - Тут просто принцип построения программного кода понятен, остальное - дело техники.
- Спасибо, - скромно поблагодарил его искин.

Дверь в бункер они на всякий случай закрыли и зафиксировали, чтобы внутрь не пробрались роботы, если придут снаружи здания те, что не зависят от данной системы. После чего обосновались внутри с минимальными удобствами, взяв небольшую передышку после активных боевых действий, пока двое техников детально изучали информацию на компьютерах. Люди разбрелись на небольшие группки, большей частью молчавшие.
- Ну вот... - тихо сказал, почти шепнул вдруг Фёдор Михайлович, оставшись рядом с Пчёлкой. Он положил руку ей на плечо и слегка сжал пальцы. - Всё самое страшное позади... смею надеяться... Но будь готова, нам ещё предстоит обратный путь.
Чижик отпустил её плечо и, тяжело дыша, присел на корточки. Усталость набежала на его всё ещё слегка бледноватое лицо, заставив его посереть. Губы дрогнули, и их уголки приопустились. Видно было, в каком напряжении всё это время находился бывший школьный учитель, а ныне - капитан исследовательского звездолёта. Плечи его поникли, он как-то ссутулился весь и голову опустил.
- Устала, моя девочка? - шепнул он, жестом приглашая присесть возле него, а то и сесть прямо на пол. Кресел здесь, увы, было всего два, и оба сейчас были заняты. - Ничего, скоро вернёмся на корабль и отдохнём... - Чижик выдохнул, утомлённо прикрыл веки и помассировал себе виски. Не открывая глаз, он поинтересовался: - Как ты себя чувствуешь? Как рука? Ещё болит? - его голос дрогнул.

С грустью поглядев на крепко закрученную крышку, Лис вздохнул и почесал задней лапой бок - он всегда так делал, когда впадал в задумчивость.
Эти бабочки предлагали свою помощь, но уж теперь-то он, кажись, начал понимать, что так просто в этом сказочном мире ничего не делается. И оценив свои и их размеры, Лисеныш с ужасом представил, какие ужасы вырвутся на свободу, дай он им добро на это. Бабочки размером со шкафы способны не только кухню разнести, но и пол соседской квартиры в придачу. А он еще планировал доесть свой завтрак, искренне веря, что уж Сергей его тут надолго не оставит.

С трудом сглотнув, Лис отрицательно замотал головой, виновато глядя на носатое чудовище с крыльями:
- Я думаю, что сейчас не лучший момент выбираться из банки. Вы лучше расскажите, как давно тут сидите и за что это вас так упрятали, - Лисенок попытался придать себе вид уверенности и равнодушия к сложившемуся заточению.

Век девятнадцатый оставил немало персонажей в литературе, объединенных обшим архетипом - британский джентельмен. Об их выдержке, невозмутимости, манерах и спокойствии ходили легенды. Имеющие, впрочем, такое же отношение к реальности как хоббиты Толкиена, эльдары Вархаммера и орки Варкрафта. Но сейчас Сергей был уверен, что по сравнению со старой гнизгой вся эта литературная толпа не более, чем скопище неврастеничных девиц на выданье в день свадьбы.

Исчез Лис. Похитили тетю. Сергею, имевшему такое же отношении к магии как кубики Магги к куриному бульону, предстоит читать заклинание с непредсказуемым эффектом. А невозмутивая Бонни-Мо наворачивает свою... свой... свое хрючево с таким аппетитом, словно на приеме у королевы. Хотя он, Сергей, был готов есть это только по приговору народного трибунала. Было всего два варианта. Она хорошо себе знает, что происходит, потому и не боится, и ... она ничего не представляет, потому и не боится. мысленно подбросив монетку, Сергей решил действовать по первому варианту.

- Бонни-мо, я готов прочитать все, что написала тетушка. Но я не маг! Может то есть и маг, но об этом ничего не знаю. Я готов рискнуть. Так что давайте ту эскимосску, которой надо пожать лапу.

Нет, сам анекдот он не собирался рассказывать. разве что попросят.
А слова маленькой гнизги его удивили и поставили в тупик. Будь это девушка, он бы схватил ее в охапку и расцеловал в обе щеки. И помешать этому разве что муж-десантник в пределах броска кирпича. Но как воспримет это гнизга? И готов ли он целовать шерстяную мордочку? Потому он просто приложился к перчатке губами.
- конечно возьму, если Бонни-мо не против. Я просто не знаю, опасно ли это.

А потом он поверунулся к шашане. Не пытаясь его ловить, сказал как можно равнодушней.
- Расскажи это матросам. И знаешь и не знаешь... Я не читаю сказки на ночь. Так что колись, пернатый!

Любопытный нос в мгновение ока вскочил на антресоль, и, довольный собой, принялся озабоченно разнюхивать содержимое. Устойчивый запах пыли и жира, который скапливался на кухне, бил в нос, но не мешал исследовать и искать. Разноцветные коробочки разнообразных размеров, подсвечники, старые коробки из-под чайника, кухонного комбайна, миксера, соковыжималки. Стеклянная банка с наклейкой "малиновое", но, к сожалению, без запаха, банка из-под кофе с прилипшей укропинкой к железному боку. Какое-то липкое пятно с засохшей на нем мухой и прочее, прочее, что совершенно не было тем, что так усердно искал Лис.
И наконец - она! Волшебная чудесная баночка! Лисенок с дуру конечно подскочил к такому чуду, обрадованный своей находкой и очарованный красотой. Да и как тут было не очароваться: золотистые всполохи, невиданной красоты бабочки, мельтешащие за стеклом: рассматривать можно было добрых три часа, если бы не..
Вспышка, короткая но ёмкая, и лис очутился.. за стеклом. Тут же его окружили эти бабочки, теперь уже совсем не крохотные и милые, а настоящие монстры с большими хоботками и цепкими лапами. Они принялись кричать:
- Выпусти-выпусти-выпусти!
А мир за стеклом стал совершенно незнакомым, сложно было даже узнать в нем прежний, привычный мир. Именно поэтому Лису сперва показалось, что его перенесло куда-то совсем в иное место, и никто его не уменьшал.
- Я не могу вас выпустить, дурные! - воскликнул Лис, стараясь их перекричать, - я тоже тут заперт!
И в этот момент он поднял голову к крышке, посмотреть, какие у него шансы на побег.

Интересно было Фёдору Михайловичу послушать, каким он выглядел в глазах Майи тогда, на таинственной Туманной Планете, о которой, по правде говоря, сами организаторы эксперимента имели довольно скудные сведения, и как выглядит теперь. И это романтическое сравнение его с морем тронуло молодого капитана, зацепило какие-то неведомые струны души, словно бы с морем у него были связаны некие воспоминания, создававшие ностальгическую ноту при одном упоминании. Однако нет, с морем Чижик был не связан никак, не было его на Марсе и в Москве тоже не было, ему просто понравилось это вот сравнение: он - море, и измеряется в ширине и глубине. Чем шире оно, тем сложнее достичь другого берега, а чем глубже, тем труднее увидеть, что там на дне сокрыто, какие тайны морские и сокровища оно хранит и показывает лишь самым отважным, осмелившимся преодолеть пучину морскую ради достижения этих знаний.
- Море... - вдумчиво повторил Чижик, словно бы новое слово услышал, причувствуясь к нему и на вкус смакуя, пробуя понять, что за сильные эмоции в нём неожиданно это сравнение вызвало.
Любого человека с морем можно сравнить, но не каждому подойдёт это сравнение. Есть те, кого правильнее сравнить со скалой, как Юрия Аркадьевича - нерушимый же человек-гора, капитан-Эверест. Есть кто-то, кто на вулкан похож, такой же с виду нерушимый, как Везувий, однако полон кипящих страстей внутри, и время от времени происходит извержение. Есть люди, напоминающие горную речку - такие же быстрые, текущие между подводных камней, бурные. А есть такие, как он... человек-море. Фёдор Михайлович озадаченно покачал головой и повторил:
- Море... Это ты удачно сравнила. Поэтично... - улыбнулся он в эти трудные минуты нервенно, но искренне. Погладил плечо девушки, что можно было ощутить и через материал скафандра, хоть тактильные ощущения были и слабыми. На чёлку непослушную глянул неодобрительно, по-учительски, и дунул слегонца, как будто от этого лёгкого дуновения воздуха она могла передумать и враз стать послушной и покорной капитанской воле. Усмехнулся от такого простого жеста и вздохнул Чижик. - В целом, думаю, твои представления обо мне пятилетней давности близки к истине. Ты ведь судишь обо мне не только по событиям на Туманной Планете - как ты её красиво назвала, - но и по училищу, верно? Просто там, на планете, и всё время учебного полёта я был сам не свой. Ведь мне приходилось вести себя как ни в чём не бывало, и это было самое трудное - знать правду и молчать. Знать, что ждёт вас впереди, а когда началась высадка, делать вид, что я такая же жертва обстоятельств. Трудно быть решительным, когда тебя грызёт совесть, подтачивает изнутри. Даже твой отец, Майя, человек-скала Юрий Светлов не выдержал. Не думаю, что на основе тех событий можно объективно судить о чьей-то решительности или нерешительности. И всё же, я считаю, ты права, в то время я был довольно слаб... морально. Вполне возможно, Эксперимент и мне помог стать сильнее... не знаю... Море, значит, - Чижик усмехнулся снова. - Красивая метафора.
А пальцы его сжались, в ответном жесте обхватывая узкую девичью кисть, взявшую его ладонь.
- Сейчас-то я жёстче стал, ты верно подметила, - улыбнулся неуверенно Фёдор Михайлович. - Ершистее. Капитанистее, одним словом. Ответственности больше стало. Хотя и тогда было её много, но сейчас от моих решений зависят судьбы большего количества землян. Гм... и не только моих учеников, - задумался он, нахмурился слегонца. - Но тогда я чувствовал ответственность за вас. За каждого персонально. Я ведь наблюдал за вашими успехами, отмечал, у кого что лучше получается. На основе этого и распределились роли в учебном полёте. Возможно, тебя уже тогда следовало назначить бортовым врачом, мда... но ты также хорошо, лучше других подходила на место биолога, и врачом стала Любова...

И снова он крепко задумался над словами Пчёлки. Вопрос она задала не из простых, и не было на него у Фёдора Михайловича однозначного ответа. Однако, и уклоняться от него было бы неправильно - сейчас особенно, в эти минуты откровений. Стоило как-то выразить свои мысли, не отмалчиваться...
- Вообще-то я предпочитаю судить о людях цельно, Майя, - заметил он неохотно наконец, - не раскладывая на составные части из достоинств и недостатков. Отмечаю только наиболее ярко выраженные, разве что... И скажу прямо, вопрос ты задала неудобный, - голос его чуть веселей, бодрей, с шутливой укоризной зазвучал. - О своём-то недостатке я сам сказал и ты со мной согласилась. Ну что же... Думаю, ты и сама знаешь, над чем тебе надо поработать. Можешь на меня злиться, - Чижик хмыкнул, - но мне кажется, твоя смелость граничит с безрассудством. И я сейчас не об экстремальном спорте и отдыхе. Катание на роликах - это одно... Но вот когда нас брали в плен и ты бросилась на одного из этих контроллеров, я как только представил, что он сейчас в тебя выстрелит и убьёт, как того несчастного инсектоида... - капитан сглотнул ком в горле и чуть побледнел. - Слава богу, обошлось... но ты так рисковала. И ради чего? Ради меня? Мне ведь не грозила тогда расправа, они нас арестовывали, но не собирались расстреливать на месте. А ты так поставила на кон свою жизнь... Ладно, ты себя не жалеешь. Но ты хоть подумала, что бы со мной было, если бы они тебя убили? - Чижик положил ладонь Майе на щёку и крайне серьёзно поглядел ей в глаза, и на мгновение на его лице промелькнула тень той боли, которую он испытал в тот злосчастный момент. Голос его стал совсем тихим. - Даже если бы я после этого выжил... нет, лучше об этом не говорить. Ты и сама должна понимать, - Фёдор Михайлович покачал головой и привлёк девушку к себе, вновь крепко обняв.
«В твоей смерти я бы винил всю оставшуюся жизнь себя», - эти его мысли невысказанными так и повисли тяжело в воздухе.

И наступила гулкая тишина. Двери и стены камер были с хорошей звукоизоляцией, хотя в коридоре и можно было расслышать многочисленные шаги контроллеров и их лишённых воли к жизни арестантов. В самой же камере соседи землян не издавали почти ни звука, и очень отчётливо было слышно, как громко и беспокойно бьётся сердце капитана, даже через ткань скафандра.

* * *

Данкийцы были в порядке, но немного в шоке от этой планеты. Как быстро поняла Майя, а позже рассказал старший помощник Михалков по дороге по коридорам этого здания без окон, чем-то действительно напоминавшего улей, как окрестил его Романовский, первая группа не рискнула оказывать сопротивления, впечатлённая скорой и жуткой расправой контроллеров над одним из своих сородичей. А так как они не сопротивлялись, то и бить их не стали - привезли в тюрьму и запихнули всех в одну камеру. Ну, а когда вывели из неё, они почти сразу и пересеклись с капитаном и доктором Светловой.
В общем, все отделались максимум синяками да ушибами - силу тараканов оценил даже молчаливый Громов, когда во время бегства завалил одного из них и, прежде чем сдёрнул с его головы шлем, успел получить тычок по рёбрам. В немедленной медицинской помощи никто совершенно точно не нуждался, но, впрочем, если и была бы в ней необходимость, с собой у Майи не было аптечки. Она бы могла разве что экстренную первую помощь оказать, используя подручные средства... хоть какие-нибудь.
Зато удалось прихватить пару сорванных с тараканьих голов шлемов - один подхватила с пола девушка, второй с одного из противников сорвал бортинженер и что-то мычал то и дело по пути, пытаясь изучить его внутренности. А одного взгляда Майе хватило, чтобы понять: шлемы-то не простые, а представляют собой какие-то технические хреновины. Во внутренней их части имелись какие-то разъёмы и контакты, и при более детальном осмотре можно было заметить места, где были сломаны крепёжные болты, когда данкийцы срывали шлемы с голов инсектоидов. Словно бы они были приделаны прямо к их тараканьим головам.
Правда, обсудить этот вопрос они не успели. Как раз в этот момент беглецы попали в окружение, и ситуация из острой стала просто критической. Тут уже стало не до шлемов, когда мужчины вынуждены были встать в круговую оборону, спрятав единственную женщину за своими спинами. Понятно, это бы Майю не спасло, но они собирались сражаться до последнего и явно хотели дать ей шанс продержаться подольше. Ведь ещё была надежда на прибытие подкрепления в лице Кырымжана и Ваньки... ну, может, и ещё кого-то с корабля.
- Майя, помни, ты врач! - услышала она голос Фёдора Михайловича, стоявшего в той же боевой защитной стойке, что и остальные данкисты. - Береги себя до последнего! Тебе ещё потом всех латать!
Ну да, ну да. Как-то вот сразу было понятно, что пытается он слукавить, схитрить таким вот образом, зная, как печётся Светлова о своих рабочих обязанностях, и надавить именно на это, чтобы удержать её от опрометчивых поступков. Наверное, ещё и недавний разговор вспомнился... Вообще, здесь ещё был доктор Григорьев, но он вместе с другими мужчинами собирался биться насмерть. А ей, значит, нельзя, надо беречь себя, потому что она... врач!
Но... она ведь знала теперь - он не хочет, чтобы она подставлялась опасности.

Расстояние между окружёнными людьми и надвигающимися на них тараканами сокращалось. Десять метров... пять... три... и вот уже первые контроллеры с одной стороны бросились на Чижика и Громова, а с другой - на Михалкова, Григорьева и Романовского.
Прежде, чем Майя успела как-то среагировать, она услышала откуда-то из толпы инсектоидов знакомый треск бластерных разрядов, всполохи и шипение, а затем мужские нечленораздельные крики, явно с целью привлечь на себя внимание. Присмотревшись из-за спин обступивших её мужчин, она заметила, как между тараканами началась потасовка. Сначала было вообще непонятно, что происходит, особенно на фоне шума начавшейся драки прямо у неё под боком - в этой ситуации данкийцам было трудно стянуть шлемы с голов противников, так как пока бы они это делали, на них напал бы ещё один, и приходилось яростно отбиваться. Но вот один из дерущихся со своими сородичами тараканов мигнул и голограмма развеялась, явив взору Майи Раздолбайла, отчаянно молотившего врагов... здоровенной монтировкой. Затем мигнул ещё один инсектоид и превратился в майора Кайрата Тимуровича, завалившего уже двоих и возившегося с третьим. Первые два, правда, снова поднимались - шлемы ведь с них не сняли. Третий таракан в мгновение ока обернулся разъярённо орущим что-то благим матом Лёху Стругачёва, напрыгнувшего на мечущегося врага и пытающегося его завалить, молотя кулаком ему в голову. А это что? Фотон Игнатьевич, распластавшийся на полу и вцепившийся в ногу ещё одного вражины, пытавшегося от него оторваться, но в итоге шедшего по коридору с волочащимся за ним, намертво прилепившимся первым пилотом?
В коридоре на некоторое время воцарился хаос. Неожиданное подкрепление вызвало сумятицу в стройных рядах контроллеров, и хотя выстрелы из бластеров, как поняла Майя, приняла на себя их силовая броня, но против субакса они могли противопоставить только свою физическую мощь... если только не начнут пускать молнии из пальцев.
Но тараканы быстро добрались и до девушки, и...

...и стали падать. Один за другим. А те, что не добрались до заварушки и активных действий не предпринимали, просто останавливались и не двигались. Сейчас контроллеры напоминали людей, игравших в «морские фигуры» и в один момент всех одновременно замерших по команде «морская фигура, замри!», словно манекены, в тех позах, в каких эта фраза застала. Только те, что были в этот момент в движении, по инерции его продолжали и просто падали с тяжёлым грохотом.
Люди тоже застыли, явно не понимая, что происходит. Стругачёв лежал сверху на упавшем таракане и продолжал его душить. Фотон Игнатьевич обнимал ещё одного за ногу и удивлённо озирался. Иван стоял, занеся над головой монтировку, и ошалело озирался. Кырымжан стоял посреди поваленных тел и яростно зыркал по сторонам, напоминая разгневанного бога войны. Ну, а те мужчины, что пытались защитить собой Пчёлку, также растерянно озирались. Кто стоя, как Громов, Михалков и Романовский. Кто лёжа, как успевшие пропустить удары Чижик и доктор Григорьев. Майя также обнаружила себя почему-то сидящей на полу рядом с Фёдором Михайловичем...
- Данко на связи, - сообщил родной безэмоциональный голос из чьих-то динамиков. Голос звучал со стороны прибывшего подкрепления.
- Что... что произошло? - выдавил из себя с трудом соображающий Чижик.
- Докладываю, капитан, - отозвался Данко, и Майя могла поклясться, что ей на миг послышалась в голосе искина гордость. - Мне удалось временно вывести из строя систему электроники здания, в котором вы находитесь. Не поверите - она зависла от простого шквала запросов, и мне удалось пробиться через защитное поле и восстановить с вами связь. Поторопитесь - я не могу спрогнозировать, сколько их система будет отключена.
- Эмм... и может прибыть подкрепление... - выдохнул Фёдор Михайлович, как-то автоматически приобняв Майю. - Срываем с них шлемы!
Он обернулся к ней и с нежной заботой спросил:
- Ты в порядке?

Сказано - сделано! Новоприбывшие быстро выяснили, зачем надо снимать со всех врагов шлемы, и споро занялись делом. Коллекция шлемов у стены в углу росла, а в коридорах было подозрительно тихо.
- Твою мать, драть их отвёрткой! - смачно выматерился Романовский, некоторое время провозившийся с одним из контроллеров. - Оказывается, нас захватили в плен роботы! Смотрите!
Он повернул голову инсектоида, которую немного выпотрошил, отломав торчавшие усики антенн вместе с частью защитного корпуса. Под ним оказалось целое переплетение электрических проводов! И шлем, очевидно, был составной частью этих роботов, без которой они не могли функционировать.
- Роботы или киборги, Юрий Саныч? - уточнил с интересом Раздолбайло.
- Гхыр их поймёт, но вроде там внутри сплошной металл, не вижу ни грамма биомассы, - ответил первый бортинженер. - А тела... - он пощупал хитиновую оболочку инсектоида, - синтетика, наверно. Тут без поллитры не разобраться.
- Отставить разговоры о спиртном! - суетился Чижик. - Все шлемы сняты? Пошли отсюда бегом!
- А может, наоборот, в их командный центр заглянем? - предложил вдруг старпом. - С нами два специалиста, выведем из строя их систему, чтобы наверняка.
- А если прибудет подкрепление? - мрачно поинтересовался капитан.
Судя по растерянности на лицах, часть экипажа была согласна с Фёдором Михайловичем, часть - с Михалковым. Рыжик встретился взглядом с Майей и сдвинул брови, молчаливо спрашивая, как она. А Ромашкин подошёл ближе и присел неподалёку - руку протяни и дотронешься. Кажется, у него что-то было с ногой, он держался за бедро. Но шёл вроде не хромая. Его бледное лицо стало ещё бледнее, и чем-то он сейчас напоминал аристократического вампира, вьюношу бледного со взором... блуждающим под стеклом шлема его скафандра.

Письмо выпало из его ослабевшей руки. Нет. Письмо медленно упало на пол из его ослабевшей длани. Тоже нет. Письмо опустилось на чистую поверхность вощеного паркета, оставив его руку, словно голубь, отпущенный на волю... Тоже нет. как это у авторов женских романов удается писать такие тексты и не терять бодрости и желания жить?

Ничего никуда не падало. Никто ничего не ронял. Сергей смотрел в текст и пытался понять, что и к чему в этом странном послании. Невнятный курьер принес непонятное письмо. Смерд. мышь. двор духов. Это выглядело смешно, не будь оно так непонятно и как следствие печально. Он постарался запомнить строки, подозревая, что там может быть свой смысл. И вернулся на кухню.

- Эй, шашаня, а кто письмо отправлял? Лисуня, что ты там делаешь? Или ты решил поменять личину и превратиться в кошку? Зря. Как Лис ты мне очень нравишься. Давай сниму!

и потянулся снимать рыжего друга.

- Бонни-Мо, а что такое двор духов? И кто мог бы желать тете плохого? И как давно тут похищали людей? И вообще. Завтрак тут великолепен, но прочие непонятности сбивают меня с толку.

Письмо он зачитывать пока не стал. Мало ли. Да и шашаня тут явно была чужеродной частицей. Обождем-с ответа старой гнизги. Он мельком посмотрел на часы. А сколько времени?

Лис, что ни говори, зверем был умным, но зверем все же был. Поэтому тот факт, что сгрызть и похрустеть сочными косточками птицы у него не вышло, не остановил его в его намерениях закусить птицей. А потому лис отчаянно продолжил охотиться за своей аномальной добычей, целясь теперь уже в кружку с хейкао, затем в макушку Сергею, после в голову белой гнизги, ну и в оконцове прыгнул на абажур, вцепившись всеми четырьмя лапами в мягкую ткань, и начал карабкаться к мелкой гадине.
Момент ухода Сергея замечен не был, ибо с абажура очень страшно смотреть вниз, особенно когда он раскачивается, будто суденышко в неспокойном море качается на изменчивых волнах.

Он смотрел на неё зажмурившуюся, на неё, выглядящую такой потерянной, хрупкой в этот миг и беззащитной, и его сердце одновременно и сжималось от боли, и таяло от нежности. Губы её дрожащие, чуть скривившиеся от боли и страха. Хотелось прижаться к ним своими и успокоить их, и вселить надежду и уверенность в напуганную девушку, эту всегда такую упрямую Пчёлку, но сейчас поддавшуюся мимолётной слабости у него в руках. И эта невольная слабость, это желание положиться на мужчину рядом и довериться ему во всём - это было настолько по-женски, что Чижик едва удержался, чтобы не поддаться теперь уже своей слабости и сиюминутному порыву, о котором потом непременно будет жалеть. Нельзя переступать ту грань, делающую их с Майей отношения такими, какие они есть сейчас - очень близкими, родственными почти, и в то же время сохраняющими дистанцию приличия. Он бы, как педагог, не простил себе такого поступка. Тем более, что сейчас, в эти минуты, это бы попросту значило воспользоваться её слабостью, потакая слабостям своим. Нет, всему своё время. Фёдор Михайлович чувствовал, что однажды он эту грань рискнёт перешагнуть. Однажды... если это однажды для них наступит. Если не сгниют на чужой планете в застенках. Не умрут в четырёх голых стенах, как жуки в спичечном коробке, лишившись смысла жить дальше.
- Спина к спине? - переспросил он тихо, уточняя, и, поколебавшись пару мгновений, послушно развернулся к ней спиной. Майя ощутила тёплое, горячее почти прикосновение капитанской спины к своей, дающее какую-никакую, но опору.
Теперь они и вправду, как в кино о боевых товарищах-напарниках, прикрывали друг другу спины. Правда, смотрели теперь в разные стороны, а не друг на друга. Но Майе от этого должно было бы стать легче. Не приходилось больше прятать от Фёдора Михайловича свои эмоции, он не видел её лица и не мог по нему увидеть, что творится в мыслях у девушки. Хочешь - смейся, хочешь - плачь. Свобода самовыражения и любимый мужчина, прикрывающий твою спину. К сожалению, такой же узник спичечного коробка на воздушной подушке, как и ты.
- Не помню, кажется, я это уже говорил... - задумчиво произнёс родной Чижиковский голос сзади, хорошо слышимый в тесном пространстве этой передвижной клетушки. Хрипловатый немного от волнения. - Твой папа, Юрий Аркадьевич - он... не может быть плохим человеком, я уверен в этом. Ведь тогда у него не было бы такой замечательной дочки. Мы уже говорили немного о наших семьях, и я думаю, всё так и есть, как ты говоришь. У него просто тяжёлый характер. Сильный, волевой и закалённый. Это его защита, будто твёрдый панцирь усиленного скафандра, одного из тех, что предназначены для работы в сложных условиях на планетах с повышенной гравитацией и враждебной для человека атмосферой. Этот скафандр будто прирос уже к нему. И снимает он его редко. Наверное, в такие моменты чувствуя себя особенно беззащитным и уязвимым перед внешним миром, а потому спешит поскорее надеть обратно, закрыться, чтобы снова чувствовать себя в безопасности. Но это не делает его плохим человеком, Майя, ведь так? Он ведь и Эксперимент свернул не ради политической или иной выгоды, он тогда что-то почувствовал, понял, дал задний ход...

Помолчал немного Фёдор Михайлович, девушку послушал, похмыкал тихонечко. Насколько легче было разговаривать без этих шлемов, будто отрезающих тебя от окружающего мира. Душевные беседы вслух, чувствуя живой, не искажённый динамиками шлемофона голос - это было что-то особенное. Вот вроде бы и неуловима разница, ан нет - это как-то чувствуется. Это как... разница между тем, чтобы разговаривать, глядя собеседнику в глаза и находясь в одной комнате, и тем, чтобы общаться через полуприкрытую дверь из разных комнат.
- Не думаю, Майя, не думаю, что начну забывать себя и заноситься, - задумчиво ответил Чижик. - Всё может быть, конечно, но мы с капитаном Светловым - люди разного склада характера. И по чести говоря, у него есть многие положительные качества, которым мне следовало бы поучиться. Твёрдости в принятии решений вот мне иногда очень не хватает. Мягкий я и нерешительный слишком, Майя, не спорь. Всё боюсь, что промедлю с решением в самый ответственный момент и накликаю беду. Или приму неверное решение. Вот как сейчас... - капитан помолчал мучительно долго, прежде чем объяснить. - Я считаю, что принял неверное решение о высадке на Кулимат. Это было слишком опасно, но я решил рискнуть - и вот они, последствия...
Снова помолчал, про Пещеру слушая и с мыслями собираясь. И с силами физическими заодно. Нельзя было сейчас раскисать, в минуту опасности. Капитан должен быть собранным и решительным, действовать чётко и уверенно. Им предстоит совершить побег, если только не удастся договориться с инсектоидами мирно. Полагаться во всём на помощь товарищей, остававшихся на свободе - хорошо, но нельзя. Нужно самому уметь взять ситуацию под контроль. Это ещё одна вещь, которой ему следовало бы поучиться у Майиного отца.
- Ну, если ты так считаешь... - озадачился немного он от такого энтузиазма по поводу болезненного прошлого опыта. - Задача Эксперимента была с детства подготовить вас к совместным испытаниям, сплотить воедино перед лицом общей опасности. Что-то такое вы и пережили. Только начальный этап, но это было для вас очень многое. Учебные испытания на полигоне не идут ни в какое сравнение с тем, что, как вы думали, вовсе не является учениями. Для вас это было действительно настоящее приключение. Мне только жаль, что оно оказалось болезненным для многих из вас. Иногда я думаю... ты только не обижайся, ладно? Но скажу как есть. Иногда мне кажется, что не стоило Эксперимент останавливать и нужно было дать вам пройти этот путь до конца. Его так бесславно оборвали, когда вы были особенно уязвимы, и вы испытали лишь боль и разочарование. Если бы вы выдержали весь путь, вы бы чувствовали себя по-другому. Да, вы бы тоже в итоге узнали, что всё это было спектаклем, но у вас была бы уверенность в собственных силах, намного выше самооценка. Вы бы знали, что сможете справиться теперь и с настоящими трудностями. Но у вас это отняли и не дали ничего взамен. Как конфету дали, а под красивым фантиком пустышка оказалась. Но это так... одна из мыслей... Я не знаю наверняка, как бы для вас было лучше. Но рад, если ты так к этому относишься. Это ведь и частью моей жизни стало. И ты стала её частью...
Снова затих, на этот раз надолго. Ушёл в мысли свои, с головой погрузился. Так и сидели, пока ховеркар не остановился и их не вывели из передвижной тюрьмы.

Там, уже в камере внутри здания местной тюрьмы, он опять попытался приладить её чёлочку, на место вернуть. Немного неуверенно, дрожащими пальцами в перчатке скафандра. Да где там - непослушные медвяно-рыжие пряди выбивались из причёски игриво. Не сиделось им на месте, и только их такой же непоседливой обладательнице приходилось мириться со своим безвыходным положением и сидеть на одном месте, в уголке камеры. Зато в капитанских объятиях, что немаловажно. Горячих и родственных почти что даже. Они успокаивали. И ей спокойнее в его руках становилось, и он больше уверенности в себе чувствовал. Несмотря на терзающий изнутри страх.
- Это и правда похоже на концлагерь из двадцатого века, - Фёдор Михайлович устало прикрыл глаза, давая им короткую передышку. - Я тоже думаю, их чем-то таким обработали, из-за чего они стали такими безвольными. Но что же ты предлагаешь? Устроить здесь революцию? - он скептически усмехнулся, открыл глаза и серьёзно посмотрел в глаза девушки, эти выразительные, решительные и посверкивающие иногда сталью, совсем как у её отца, но другие... они были Её. Ни у кого больше не было таких глаз. - Максимум, что мы сможем - это освободить бедолаг, заключённых в этом здании, возможно. Выпустить их на свободу, чтобы спрятались где-то в городе. Ты ведь должна понимать, даже всех мощностей «Данко» не хватит, чтобы справиться с высокоразвитой цивилизацией... Мы не должны вмешиваться в их жизнь. Каждый решает по-своему свои проблемы. Мы на Земле справляемся с проблемой перенаселения, осваивая и колонизируя другие планеты. Они так, видимо, не могут и справляются по-своему, хоть геноцид - это самое ужасное, что они могли придумать, да. Но ведь они арестовывают и уничтожают только тех, кто нарушает закон комендантского часа. Кто знает, возможно, эти местные жители, - Чижик покосился на их соседей-сокамерников, - сами желают умереть, оттого и нарушили комендантский час, сознательно пошли на смерть. Мы ведь ничего о них не знаем. Потому и выглядят они так... безвольно. Но, я думаю, мы дадим им шанс сбежать, а воспользуются они им или нет - их право решать.

* * *

Чужаки были наделены чрезвычайной силой, но внезапность нападения и численное преимущество помогли землянам одержать быструю победу в этом коротком бою. Должно быть, контроллеры привыкли, что пленённые инсектоиды не оказывают им никакого сопротивления, и совсем расслабились. Так или иначе, но Фёдор Михайлович сразу ухватился за шлем их конвоира, а Майя бросилась ему в ноги и с трудом, но сбила таракана, больно ударившись плечом о пластины его брони. Ох, и тяжёлым он оказался. Стражник с грузным грохотом повалился на пол, а его шлем остался в руках у капитана. Он его тут же отбросил и повернулся ко второму чужаку, чтобы помочь товарищам с ним справиться, но... их было четверо на одного.
- Шлем! Стащите шлем! - крикнул им Чижик, а затем повернулся к девушке, упавшей на пол вместе с тараканом, присел над ней и подхватил под руки, помогая подняться. - Вот и порядок. Ударилась? Больно? - его рука в перчатке потёрла её болевшее плечо. Нет, не сильно болело, кажется, максимум будет синяк.
Майя даже не успела заметить, как Громов повалил второго инсектоида на пол, а Михалков сдёрнул с его головы шлем. И оба стражника застыли неподвижными лежавшими изваяниями. Пленники-чужаки повернули головы и с сонным видом смотрели на произошедшее, не пытаясь ни бежать, ни помочь освободителям. Они просто стояли и смотрели. Откуда-то из коридора послышался топот, сюда уже бежали другие контроллеры, и земляне, не долго думая, двинулись в обратном направлении.
- Это не та сторона, где выход, - мрачно заметил Романовский.
- Сейчас нам главное - оторваться, - ответил старший помощник.

Поворот.
Другой поворот. Однообразные, одинаковые коридоры с пустыми стенами без окон, с закрытыми дверьми.
Ещё один. Двое инсектоидов в форме Народоконтроля бросаются на них, но данкисты уже чётко знают, что делать. Падение двух тяжёлых тел, сорванные шлемы, топот, ещё двое врагов... Шум погони неожиданно исчез где-то вдали, и земляне остановились, чтобы отдышаться.
- Ну, и куда мы идём?.. - вздохнул первый борт-инженер.
- Куда глаза глядят, - хмыкнул доктор Григорьев, отдуваясь от быстрого бега. - Возможно, если мы достигнем центра комплекса, мы сможем понять, как отсюда выбраться малыми жертвами.
- Отставить жертвы, - почти рыкнул запыхавшийся Фёдор Михайлович. Он не отходил от Майи, вот и сейчас его рука обнимала её за плечи. - Но, боюсь, мы потеряли направление.
- Не мудрено, - проворчал Романовский и крепко выругался, ничуть не стесняясь присутствующей рядом дамы. - Чувствуется мышление насекомых, которые это строили. Как пчелиные соты, мать их, сплошь всё одинаковое.
- Идём, - Чижик пошёл дальше, жестом показав остальным не задерживаться.
- Секунду... - Юрий Александрович хмыкнул, после чего со зловещей какой-то улыбкой принялся возиться с кнопками на грудной пластине своего скафандра. - Пусть и без шлемофона, но думаю, я смогу связаться с «Данко».

Какое-то время они крались по целому лабиринту коридоров и старались не попадаться на глаза стражникам. Судя по всему, земляне отдалялись от выхода, так как коридоры стали другого цвета. Всё такие же однообразные, но их стены изменились. Были светло-серыми, стали тёмными, цвета мокрого асфальта. Иногда до слуха доносился топот, но погоня явно отстала и потеряла след. Со всеми их технологиями они, по-видимому, даже не предусмотрели видеокамер наблюдения за коридорами.
Несколько раз Романовский пытался связаться с «Данко» и сообщить о себе, но что-то, по его словам, блокировало сигнал с тех пор, как пошли тёмные стены. Фёдор Михайлович хотел повернуть назад, но их опять вспугнул топот множества ног. Приходилось действовать крайне осторожно в тылу врага, пока их не начали по-настоящему штурмовать.
А потом... их всё же окружили. С двух сторон, посреди очередного коридора, который на этот раз оканчивался массивной раздвижной дверью. Сзади неслышно появились преследователи, всё это время незаметно шедшие следом. Их было с десяток. Столько же инсектоидов в форме появилось из-за отодвинувшейся двери. Их попросту взяли в тиски. Видно, всё же были в этих коридорах камеры. Чужаки не стреляли - наверное, из нежелания попасть в своих. Они просто сближались с землянами, собираясь их взять живьём. Снова в плен - и на деконструкцию, что бы это ни было. Командир их что-то трещал, но связи с «Данко» больше не было - электронный переводчик молчал.
- Майя, назад! - крикнул Чижик, решительно вытесняя её себе за спину. - Бросайся им в ноги, когда подойдут!
Шестеро безоружных данкистов в длинном коридоре против двух десятков инсектоидов, окруживших их с двух сторон. Чижик и Громов встали по одну сторону, Михалков, Григорьев и Романовский - по другую. Бок о бок, спина к спине, позы наизготовку. Как в субаксе перед началом боя, Майя часто видела это в кино. Сама она оказалась в промежутке между спинами мужчин.

Несмотря на всю красоту и удивительную робость белой гнизги, чуял острый лисий нюх какую-то печаль. И печаль эта выражалась не только в сине-фиолетовых глазах, окаймленных длинными ресницами, но и в каком-то едва уловимом но специфическом запахе болезни из-под белых перчаточек страдалицы. Лис ничего говорить не стал, хотя и хотелось выспросить все.
Вместо этого гордо ответил, отвечая и на вопрос гнизги, и на неоконченную фразу Сергея:

- Я не только говорить умею, я еще и песни петь могу! - и демонстративно затянул: - Мааррруся от счастья слезы льет..!

- А на счет еды за столом, это даже, я бы сказал, острая необходимость за столом есть, что ж я тут, зря песни что ли пел?

Усевшись, как полагается, на стуле, лис старательно приготовился есть, если так вообще можно приготовиться. Лапы на предмет чистоты осмотрел, хвостом стул обмел, придирчиво осмотрел снедь на столе, и, оставшись, по всей видимости, довольным увиденным, принялся ждать начала трапезы.

К слову, особое внимание он уделил откуда ни возьмись взявшейся газеты в лапах серой гнизги. И когда она принялась зачитывать новости, уши его, кажется, стали в два раза больше от пристального внимания.

- А что за гнилянская болезнь всех косит, расскажите? - с нескрываемой тревогой в голосе произнес лис, переступив с лапы на лапу, и поглядел на гнизг.

Сергей не стал показывать своего удивления от говорящего Лиса. Если есть гневливо-добрая Бонни и пушисто-добрая Понни, почему бы не быть говорящему Лису? Потому он просто взъерошил шерстку своего друга.
- да, он не только говорить умеет. Он... Он...
тут Сергей запнулся. На языке вертелась фраза насчет на машинке шить, но он не был уверен в нескольких вещах. А именно - есть ли у гнизг машинка; нужно ли им это не самое ценное в наше время умение; знакомы ли они с бессмертным мультиком. А главное - умеет ли Лис шить. И вышивать.
- Но ладно, любезная Понни-Мо, чего это мы все о Лиcе и о Лисе. Он конечно рыж, хитер и хоть куда. Но и я, надеюсь не промах. Но даже соловей поет оттого, что жрать хочет. Так вот, я не исключение. А вы, Бонни-Мо, не бейте тарелки. Знаю, что к счастью, но столько детей иметь, на сколько кусков вы можете разбить тарелку - даже и не просите. А лучше побалуйте меня яишенкой. Все прочее - будет потом.

И говоря это, уселся за стол, наворачивая кулинарные изыски, да нахваливая их в меру сил, а точнее без меры. Было вкусно и сытно.

- А где-таки тетушка?

Вообще-то армейский рацион может быть полезным. Доктора объяснят и докажут, что данное сочетание белков, жиров и углеводов дает достаточно калорий и прочих витаминов, чтобы бегать, прыгать, метать гранаты и мыть полы. но пока ни одна собака (даже собака!) не назвала солдатскую еду вкусной. И Сергей подозревал, что неумение собак говорить тут не при чем.
А от жестянки на столе пахло казармой. Пахло густым запахом ношенных портянок. Пахло тяжелым ароматом несъедобной еды. Пахло свежевымытым полом, когда мешается запах хлорки и запах зубной пасты. Не в прямом смысле пахло, разумеется, а в переносном. И именно Сергею.

Потому он стал, чтобы быть от жестяной коробки подальше, и сказал, глядя на Бонни-мо.
- Да я бы с радостью, можно сказать, опробовал бы этот паек. Но вот можно я сделаю это после консультации с тетушкой? А то я давно не был в ваших краях и вдруг на меня это подействует не так, как задумывалось. А пока я отдам должное яичнице и пирогам.
И обращаясь к Рыжему:
- Эх ты, бросил друга и ради чего - ради рыбки и пирогов!
Но тон был шутлив, в нем не было обиды и злости, скорее беззлобная подколка.
Усаживаясь за стол, Сергей не отказал себе в маленькой мести сварливой, но доброй гнизге. Он громко заорал:
- Тетя! Ау! Тут еду дают! И мы вас ждем!
И добавил слушателям, вольным и невольным.

- после такого крика на еду всегда все сбегались, кто поблизости был. Вдруг и тут поможет?

И подмигнул Понни-мо.

Удивлённо выслушав Окунькова, хозяйка гарема пару раз моргнула, а затем залилась смехом, и, будто по мановению дирижёрской руки с палочкой, следом за ней принялись смеяться остальные жёны Барлада Дэрта. Этот смех был не зловещим, как могло бы подуматься одному несостоявшемуся капитану, а вполне себе искренним и весёлым, как после хорошего анекдота. Однако, он быстро смолк, как гитарные аккорды резко затихают из-за оборвавшейся струны, и лицо женщины стало холодным и надменным.
- Мы вполне довольны своей жизнью, наш господин заботится о нас, мы купаемся в роскоши и нас ничего не интересует, кроме денег и новых украшений, - ответила хозяйка гарема.
Но что это? Ужас вдруг появился на их лицах. Женщины вскочили со своих мест и убежали в соседнюю комнату, а из-за спины Пети раздался топот и в открытую дверь ворвалась стража. Зеночка снова куда-то исчезла. Бой со стражей был короткий, неравный и кровавый. Их было слишком много, и не успел юноша опомниться, как его руки были скручены за спину двумя здоровенными орками, а сам он уже начал терять сознание от полученных ран.
- Посторонним запрещён вход в гарем, - прокаркал маленький на фоне орков гоблин, судя по доспехам, их командир. - Даже Зелёным Рыцарям, кроме случаев крайней необходимости. Но и тогда им запрещено разговаривать с жёнами мага.
Последнее, что Петя увидел в этой жизни, был короткий меч гоблина, вонзившийся ему в сердце...

- Что здесь за шум? - поинтересовалась хозяйка гарема, строго поглядев на юношу.
Белл между тем размышлял, не попробовать ли найти с ней общий язык, подарив ей какой-нибудь подарок... Были бы у Пети деньги, можно было бы дать их жёнам мага, явно алчным на золотишко. Но увы, трактирщик-Водяной его разорил.
- Прости... я не могла предупредить... - раздался сзади опечаленный голос Зены.

По-быстрому её осмотрев, к лицу бледному приглядевшись и убедившись, что всё нормально, внешне цела и невредима, он тяжело, устало как-то и опустошённо опустился рядом, за плечи её обняв так крепко, к себе прижимая почти до боли. Сейчас цела, и он цел, но что потом? Что последует за этим? Неизвестность пугала. Неизвестность страшила своей неопределённостью, и лишь теплела надежда на помощь товарищей-данкистов, оставшихся на свободе. Шлем? А что шлем? Инсектоидов много, со всех сразу не поснимаешь, а оружие у них летальное. И почему в плен взяли? Не пристрелили, как того несчастного, пытавшегося первой группе помощь оказать. Значит, нужны они им для чего-то. И не хотелось строить догадки, для чего.
- Страшно, да... - тихо, будто опасаясь, что их услышат, приговаривал Чижик в ответ на Майины излияния. Почти бессвязно бормотал-то, как в бреду, но его слова, однако, не были лишены смысла. - Страх - естественная реакция организма на опасность, призванная его уберечь. Бояться - это нормально, да... Главное - не паниковать, да... Всё пучком, ты права. Выберемся. Где наша не пропадала, и здесь не пропадёт... Ты же видишь, мы живы, нас не убили, значит, нужны мы им. Может, поняли, что мы с другой планеты, и на допрос везут. А уж там-то мы всё объясним. Нас отпустят, вот увидишь, Майя, отпустят. Ещё и дорогу домой подскажут... Нормально, так бывает... Претензий предъявлять не будем, просто уйдём. Улетим отсюда. В чужой монастырь со своим уставом... ах-ха, не будем лезть, да-да, моя девочка, не стоит им предъявлять за их законы... варварские, конечно, они, но мы не вправе...
Наконец до него дошло, какие слова она ему шепчет, и сердце забилось чаще. Застучало в груди, запульсировало, кровь по венам разгоняя, к щекам приливая, разгоняя бледноту мертвенную эту. Руку поднял и на голову ей осторожно положил, через ткань перчатки поглаживая, пряди рыжие пальцами перебирая несмело. Взгляд аккуратный, робкий и боязливый бросая на лицо девичье, на губы чуть посиневшие, шепчущие столь нежные слова.
А что ответить, не знал он. Как ей жить без него-то... Как раньше жила? Наверное, тогда ещё это было возможно. Сейчас всё по-другому как-то... И нет, он бы не хотел, чтобы девушка променяла своё настоящее на «Данко», всё это проведённое вместе время на спокойную, скучную рутину будней, серую и унылую, безжизненное это существование. Так ведь она жила? Хотя, стоило признать, это позволило ей достичь тех знаний и умений, которые и привели её на «Данко». Не впустую, значит, всё ведь было. Только это - в прошлом. И его не стоит возвращать.
- Цел я, цел... - ответил он на немой вопрос, уловив его во взгляде, заметив, как внимательно и изучающе смотрит на него Пчёлка Майя, трудяга эта медицинская, заботливая такая, переживающая за него, что сердце сжимается. Женственная, что немаловажно. Такая чистая и искренняя в своей заботе и ласке. - Цел, всё нормально, живой-здоровый, все рёбра на месте, - повторил он, переместив руку на чёлку её непослушную, попытался поправить её, на место вернуть, да где там, эта чёлка была как маленькая копия своей хозяйки, такая же неудержимая, такая же свободная и игривая. Выбилась из косы - знай наших, попробуй меня теперь обратно вправить.
И тут же жест её невольный заметил Фёдор Михайлович, как сморщилась Майя, к локтю своему прикоснувшись, поёжилась, зябко плечами повела. Подался к ней немедленно, локтя ушибленного коснулся, ощупал аккуратненько.
- Вот так больно?.. А так? - невольно вырвавшийся ойк был ему ответом, и Чижик нахмурился, встревоженно в лицо поглядел, скулы на миг свело от злости на тараканов проклятых, так, что зубы заболели. - Перелома нет, это просто ушиб, - то ли себя, то ли её успокаивать начал. - Боль пройдёт постепенно, не страшно. Конечно, помазать бы чем-то, но у нас ничего нет... - закончил неловко.

Фёдор Михайлович усмехнулся невольно, слушая, как Светлова в своём стиле продолжает болтать. Вот ведь неугомонная Пчёлка, она способна была бы, кажется, говорить даже с закрытым ртом. Вспоминалась сцена в пещере пять лет назад, где девочка Майя не сразу освободила рот от кляпа, чтобы не шуметь. Тогда он этого не понимал, но сейчас-то, кажется, совсем понятно стало. Вон как заливается соловьём, и от её болтовни на душе будто бы легче становится.
- Ну, главное, что мозг функционирует, - нарочито понимающе и серьёзно покивал капитан. - Куда ж нам без мозга-то. Чем идеи обмозговывать будем, а, Светлова? Всё тогда хорошо, раз мозги целы...
Такой простой вопрос про пещеру, а смутил бывшего учителя, вынудил отвернуться, плечами подать неуверенно назад и тихо вздохнуть. Охо-хо, и что ж тут ответить-то... Чижик закрыл глаза, слегка отстраняясь, но продолжая быть рядом, бок о бок с девушкой. Испытывал он стыд всё ещё перед ней. Перед ней, Стругачёвым, Любовой и всеми другими ребятами, перед которыми ему пришлось разыгрывать свою роль.
- Плен ведь был не настоящий, Майя. Ну, ты понимаешь, - глухо сказал, не открывая глаз. Не хотелось сейчас встречаться с ней взглядом пристыженным. - Очнулся на базе в горах неподалёку от того места, где мы сели. Собственно, искусственно построенный средневековый замок был её частью. В его стенах были тайные проходы на базу. Они хорошо подготовились, вы не должны были сразу заметить подвох... Ну, а потом узнал, что командование решило свернуть эксперимент. Ты не представляешь, какое облегчение я тогда испытал... Но мне было так стыдно перед вами... Знаешь... - Чижик открыл глаза и взглянул на девушку, и была в его взгляде боль, застарелая боль из прошлого, - потом, когда вам всё объясняли в классной комнате на звездолёте, я не смог возразить твоему отцу, потому что мне было стыдно. Я понимал, что должен был э-э... не знаю, держаться с достоинством... дать понять, что я не груша для битья... но он говорил и говорил, а я сгорал со стыда и не мог найти слов. Это было больно, но... - мужчина вздохнул и мягко улыбнулся, - научило меня кое-чему. После этого я больше никому не позволял относиться ко мне как к пустому месту. Ты уж прости за прямоту. Я уважаю Юрия Аркадьевича, но иногда он не знает меры... я хочу сказать, не очень тактичен с окружающими, так ведь? Прости...

Время шло, они говорили так, будто в последний раз. Словно не могли наговориться друг с другом. Чижик слушал девушку, молча кивал, иногда хмурился или грустно улыбался. Он понимал, что от такой простой, незатейливой и душевной болтовни Майе становится легче, а вместе с ней и ему становилось. Хоть положение было не из простых, да. То самое, что называется, на волоске от смерти.
- Конечно, ты ничего не нарушила. С чего бы в этом сомневаться, - хмыкнул капитан. - Да, я тоже думаю, что у нас могут быть шансы сбежать, если удастся обезвредить надсмотрщиков. Но пока их много, об этом и думать не стоит. Мы рискуем жизнью. Так что, только если подвернётся удачный момент. Но будь готова. Назовём этот план «Капитан Сорвиголова» - когда я скажу эти слова... или вот - постучу себя кулаком по голове - действуем... Звучит смешно, мда. Только это не шутки, - хмуро договорил он. - На всякий случай, повторю. Идём на риск только в крайнем случае, а пока уповаем на помощь Кырымжана и других, ну и сами пытаемся договориться. Как поняла? - серьёзно, по-капитански спросил Фёдор Михайлович.

* * *

Примерно через полчаса, по внутренним ощущениям - в скафандрах даже часы не работали, - ховеркар остановился, как вскоре выяснилось, вблизи большого круглого здания. Именно его первым делом увидели в свете двух местных лун Майя и Фёдор Михайлович, когда двери фургона открылись и их бесцеремонно вытолкали наружу. Первый же взгляд вокруг подсказывал, что даже не стоит пытаться совершить побег прямо сейчас. На площадке перед входом стояло несколько похожих ховеркаров. Облачённые в униформу Народоконтроля инсектоиды заводили внутрь круглого здания множество понуро бредущих насекомообразных сородичей. Что ж, это хотя бы говорило о том, что они далеко не единственные, кого арестовали, а не уничтожили сразу на месте без суда и следствия.
Что-то громко щёлкая на своём тараканьем языке - в ушах землян этот треск и щёлканье звучали как удары кнута - и подталкивая людей вперёд, если они шли слишком медленно, конвоиры загнали также и их внутрь здания. Миновав длинные полутёмные коридоры с унылыми однообразными стенами и рядом одинаковых дверей, они остановились перед одной и вскоре оказались заперты в некоем подобии камеры, где уже ждали своей участи трое ранее доставленных сюда чужаков. Было такое впечатление, что заключение сломило их волю и они уже смирились со скорым и неизбежным уничтожением.
- Я просто не понимаю, как они могут быть такими безучастными перед лицом надвигающейся смерти, - оглядев соседей по камере, не проявивших к ним никакого интереса, тихо сказал Чижик девушке. - Это что-то вроде геноцида, но вызванного не расовой нетерпимостью, а проблемой перенаселения, если вспомнить слова того бедолаги...
Мест для сидения здесь не было точно так же, как и в фургоне, местные сидели прямо на полу, прислонившись к стенам, и капитан вместе с Майей устроились в дальнем ото всех уголке также на полу. К счастью, скафандры сохраняли тепло и им было сейчас даже жарко, потому если пол был холодным, они этого не почувствовали. И снова Фёдор Михайлович обнял девушку за плечи.
- Всё будет хорошо. Выберемся... - прошептал он где-то совсем рядом с её ухом, после чего привлёк к себе и стал поглаживать её голову у себя на плече. - Милая моя, солнечная девочка... Что бы ни случилось впереди, но я рад, что мы с тобой сейчас вместе. Как в старые добрые времена... Хм, не самая удачная шутка, м? - Чижик наклонился и поцеловал её в лоб, а затем прижался щекой к её волосам. Таким мягким и шелковистым, слабо пахнущим шампунем. - Ты тоже приятно пахнешь, Майя...

Сидели они так не особенно долго - может, ещё полчаса. Сокамерники никак не реагировали на людей и даже между собой не общались, лишь вяло шевелили конечностями и усиками-антеннами. Наконец, за дверью без всяких решёток и прорезей послышались тяжёлые шаги, она открылась и один из облачённых в униформу чужаков что-то протрещал. На удивление, сразу за этим из коридора донёсся бесстрастный голос Данко:
- Выйдите из камеры.
Тараканы-соседи ожили и вяло потянулись к выходу. А когда Фёдор Михайлович и Майя вышли следом за ними из камеры, они увидели стоявших неподалёку под конвоем всего из одного солдата Михалкова и прочих данкистов из первой группы. Заметив капитана и доктора, они заметно оживились, а Геннадий Борисович даже подмигнул Майе. Выглядели их товарищи целыми, но не очень бодрыми, на лице Романовского застыло мрачное похоронное выражение. Громов, напротив, зло смотрел на инсектоидов и его желваки играли.
- Проводите нас к своему начальству! - решительно высказал требование Михалков, и электронный переводчик на его работающем скафандре послушно защёлкал.
Чужак неумолимо подтолкнул старпома дальше по коридору.
- Это невозможно! - ответил контроллер. - Вы будете доставлены в зал деконструкции!
Стало очевидно, что необходимо действовать как можно быстрее - от этого, возможно, зависела их жизнь. Чижик огляделся по сторонам. Надеяться на помощь арестантов не стоило, они были слишком... инертными, чтобы поддержать попытку бегства землян. Но солдат сейчас рядом с ними было всего двое, а данкистов шестеро. Следовало попытаться напасть на них и с боем вырваться на свободу, воспользовавшись тем, что поблизости не видно других стражников.

Пройдя несколько метров за облачённым в бронированные доспехи стражником, Фёдор Михайлович тревожно переглянулся с Майей, затем подал знак оглянувшемуся Михалкову - его группу вели чуть впереди.
Секунда...
Другая...
Третий удар сердца...
- Капитан Сорвиголова! - крикнул капитан, прыгая на спину инсектоиду.
В тот же момент Михалков и Громов одновременно атаковали своего сопровождающего...

Когда лис очутился на кухне.. о, он понял, что это самое прекрасное место в этом доме. Ибо все в нем было уютно: от стекла с разноцветными стеклышками, позволявшими забыть о пасмурной погоде навсегда, до самой хозяйки, которая, кажется, была создана для этой кухни: нежная, безотказная и безумно милая. Она хозяйничала в этом удивительном мире, зовущимся кухней, и что-то напевала себе под нос. Именно на безотказность ее и рассчитывал лис. Уши свои хитрые поджал, глазищи свои по пять копеек сделал, лапами нетерпеливыми засеменил, кусочек вкусности выпрашивая, еще и поскуливать решил, для пущей убедительности. Однако добиться своего не успел, вслед за ним в кухне возник знакомый голос, обличающий рыжую морду в хитрости. На что рыжий вполне подобающе стал прятаться за подол нежной гнизги, зная, что из двух зол лучше та, у которой есть еда в переднике.

Жизнь выписывает вензеля судьбы со скоростью, которой позавидует даже свет, и с прихотливостью, которой позавидуют даже китайские мастера каллиграфии. Только вчера судьба была безоблачна, хотя и скучна, просматриваясь до самого горизонта. А уже сегодня Сергей лежал в кровати посреди чужого Питера и слушал заполошный стук в дверь. Ранний подъем - не предел его мечтаний в жизни. Даже в этой жизни.

- я... я ... я встаю уже!

Но подъем был осложнен тараканом. Вот казалось бы - что в нем такого. Хотя хитрое создание. Про них даже вопрос в был в игр ЧтоГдеКогда, который Сергей благополучно не взял. Кого в России зовут прусским, а в Германии русским? Да, да, именно его. Нет, будь он у себя дома, судьба этого насекомого (Сергей не Брэм, спорить о видовой принадлежности не решился бы. Хитин и 6 ног - как есть насекомое!) была бы короткой и незавидной. Удар, удар, еще удар опять удар и вот... нет, это не таракан. Это за дверью. Так вот. Сам таракан погиб бы быстро и бесславно. Как французы под Березиной. Но тут... тут он просто боялся это сделать.

Просто потому, что рыжее создание могло быть как сбежавшим товаром, так и неуклюжим покупателем. Потому... Потому Сергей просто отправил чужака молодецким щелчком словно шайбу, в полет недалекий, но неопасный.

И соскочив с кровати, глядя на верного Лиса, Сергей произнес:
- Правда? Она? А ты просто ей помогаешь? Сжить меня со свету? Или все же разбудить?

В этом мире он решил ничему не удивляться. Даже разговорчивому Лису. Даже ... Даже всему всему? Ну почти. Пока что он удивлялся выносливости колотившей в дверь крысы. И заорал ей через дверь:

-а как же напоить, накормить богатыря, а потом уже и все остальное? Я на голодный желудок торговаться не буду!!

И принялся быстро натягивать одежду. А потом распахнул дверь. Навстречу судьбе и приключениям. Или хотя бы стуку.

Чуткий лисий сон пропах сыростью моросящего дождя и шлепков лодочек по лужицам за маленьким оконцем. Заслышав шум, уши Рыжего приподнялись и повернулись к источнику шума, затем распахнулся рыжий глаз и весь зверь неожиданно и стремительно потянулся, широко зевнув. Затем встрепенулся, огляделся и, наконец решив отреагировать на непрошенный будильник, принялся скакать по своему другу, топча его своими упругими лапами. Он прыгал по Сергею, покуда тот не зашевелился, и, только лишь почувствовал он отголосок его пробуждения, как тут же переместился на пространство маленькой комнаты, решив все и полностью его испрыгать, ощупать рассохшийся паркет своими могучими прыжками, периодически наскакивая на сонного друга, чтобы тот слишком уж не расслаблялся и не решил, что его пощадили этим ненастным утром.

Конечно лис не собирался открывать дверь, он скорее уж дразнил стучавшую им гнизгу своей бодрой прыгучестью и риском разнести весь дом в щепки такой самоуверенной активностью. И когда Сергей окончательно проснулся, лис вдруг замер и, взглянув ему в глаза, совершенно искренне произнес:
- Это все она. Я не при чем!

Варвара неодобрительно фыркнула, однако ж прибрала к рукам коробочку с жевательной резинкой и уселась за стол, куда-то тут же спрятав коробку, как заправские секретарши подаренную шоколадку. Старички на лавке зароптали, но после короткого министрового «цыц!» снова примолкли.
Министр-распорядитель тем временем брезгливо поглядел на протянутую для рукопожатия руку Зверикова и быстренько сложил руки за спиной, важно встав перед лейтенантом и грудь свою худую выпятив, и бородой вострой шевеля.
- И что с того? - нахмурил он брови. - Сказали тебе - приходи на той неделе.

Аннабелла слегка приподняла личико своё, насупила брови, поджала губы и возмущённо дёрнула одновременно кончиками двумя ушей. Старая вредная гнизга её обманула! Дала бракованный зонт, работающий от силы час-другой, а не все пять обещанных часов. Хотя в другое время и часа хватило бы, чтобы от проливного дождя уберечься, но это же не Фейерия сказочная, тёплая по-летнему по большей своей части, а сказочный СанктЪ-Петербург, особенностью которого являются непрестанные дожди. Здесь магические зонты должны быть нарасхват, и обманывать со сроком действия их магии нехорошо. Ох, вернётся Белла завтра в магазин и закатит этой хвостатой продавщице! Конечно, зонт им достался за просто так, считай, так что и пожаловаться-то толком не на что, и всё равно обидно за такой обман. Ножка - топ по мостовой! А из-под неё - брызги вокруг.
- Я вам столько рассказала, а вам мало?! - возмутилась она упрямству львов-охранников, не желавших ни в какую расставаться с заповедным шифром своим. - Я тут стою мокну под дождём! Я! Принцесса Фейерии! А вы мне зубы заговариваете бедами какими-то, злом воздушным и вредностью своей, - эльфийка помахала рукой и решительно шагнула к двери тёткиного дома.

Зажмурилась она на мгновение, попытавшись сложить воедино всё, что говорили сейчас каменные звери - а ну как это и был некий шифр, разобранный, словно кусочки мозаики? Из их речей следовало, что поставлены они охранять дом тётушки Мо от зла и напастей всяких, служить этому необычному строению щитом от разного рода... тьмы.
- Щит Тьмы! - резко открыв глаза, выкрикнула Аннабелла так, словно произносила смертоубийственное заклинание, и затаила дыхание.

...Однако терпения девушке хватило секунд на пять, после чего она развернулась и с походкой, воплощавшей оскорблённую гордость и достоинство, направилась прочь от не желавших их впускать каменных стражников. Раздражённо пошла-то, но гордо и величаво, как то положено принцессам.
- Перри! За мной! - подняв руку и не оборачиваясь, позвала Аннабелла своего верного телохранителя и защитника. - А вы, звери несговорчивые, так и передавайте моей тётке, что я приходила, а вы меня не впустили! Обратно не вернусь! Сыта вашим гостеприимством! Чао, болваны каменные!
Впрочем, Анни блефовала вообще-то. Надеялась она, что совесть у львов взыграет, или страх за свои шкуры каменные, которые тётя Мо сдерёт с них, если узнает, что они её, Аннабеллу Фейерическую, внутрь не пустили. Или что просто надоест им их спектакль и они откроют наконец-то эти чёртовы двери! Ну а если не поможет... что же, тогда - обратно к гнизге. К кому ж ещё?

- Ах да, очки, конечно... - заметно смутился бывший преподаватель звездоплавания, поняв, что упустил такую немаловажную деталь в лыжных забегах, да и в катании на роликах тоже, пожалуй. - Но чёлка и в них может обзор закрывать, так что повязка - это правильно, хехе...
Должно быть, из-за непривычно напряжённой ситуации Фёдор Михайлович сейчас казался слегонца рассеянным и несобранным в вопросах, отвлечённых от происходящего. Он словно бы все свои силы и все мысли сейчас стянул в одну тугую, сжатую пружину, готовую выстрелить в любой момент, если появится такая необходимость, а на остальное сил оставалось меньше. Чижик наверняка больше думал об участи первой группы, волновался за товарищей и коллег, чем сосредотачивался на предмете отвлечённого разговора. Хотя и поддерживал его охотно, Майя чувствовала, что с душой капитан отвечает, не ради галочки или красного словца, лишь бы не молчать. Он хотел с ней общаться, только душа его сейчас места себе от беспокойства явно не находила. Вот и получалась его речь несколько рассеянной, как если бы он думал о другом, стараясь при этом не упустить из виду и тему этой беседы. Разговора на скорости, верхом на летящих по улицам чужого города ховербордах.
- Не вопрос! - уверенно тем не менее ответил Фёдор Михайлович на спортивно-оздоровительное предложение Пчёлки Светловой. - Правда, давно я кроссы не бегал, сейчас наверняка дыхание быстрее собьётся. Но, смею надеяться, я всё ещё в достаточно хорошей физической форме... Я бы с тобой и на лыжах пробежался, только не умею я на них... - с каким-то сожалением признался Чижик, и послышалась Майе в его голосе затаённая надежда будто.
Легко было представить, что на ней нет скафандра и она в своей повседневной одежде, которую предпочитала надевать на борту вместо лётного комбинезона, в очках спортивных, глаза от ветра и прочих раздражителей прикрывающих, в повязке и с волосами солнечными своими, развевающимися за спиной от быстрого бега, с румянцем здоровым на щеках, усеянных веснушками, и со счастливой улыбкой на губах - знакомой, чутка кривоватой, но от того не менее привлекательной - от скорости и от общества приятного, стоит надеяться. И такое это было заманчивое зрелище, что невольно хотелось увидеть его своими собственными глазами, а не представлять лишь одним воображением.

* * *

Как и Майя Юрьевна, он тоже не успевал отслеживать события, реагируя на изменения в ситуации рефлекторно, повинуясь каким-то первобытным, заложенным с рождения инстинктам и той профессиональной чуйке, что свойственна всем капитанам. Вот он летит на своём ховерборде и видит второй ховеркар с инопланетянами-инсектоидами... пытается уклониться от неприятной встречи... теряет контроль над доской и успевает вовремя сгруппироваться и спрыгнуть... больно ударяется о землю, кажется, без ушибов не обошлось, но к счастью ничего не сломано... вскакивает машинально, замечает проносящуюся рядом девушку и прыгает на её доску, ей за спину... что-то кричит, с трудом осознавая смысл слов, но подсознательно понимая, что надо кричать, иначе она его не услышит - связь через шлемофон отрубило... а потом, не успевают они и несколько метров преодолеть, падают уже вдвоём...

Ему. Было. Страшно.

За неё прежде всего - в мыслях предстала до боли памятная, освежённая вчерашним совместным просмотром сцена в пещере, где двенадцатилетняя рыжая девочка бросается на рыцарей, схвативших его и намеревающихся вывести из пещеры. Если бы рыцари не были ненастоящими, кто знает, как бы всё для неё завершилось... Но сейчас-то всё не понарошку. Сейчас их берут в плен настоящие враги, выглядящие намного опаснее тех рыцарей, продемонстрировавшие мощь своего оружия. Если она станет сопротивляться, то с большой вероятностью разделит участь того несчастного инсектоида, пытавшегося помочь гостям с другой планеты, заступиться за них.
И когда Майя выхватила бластер, а через пару секунд бросилась на шестилапого, она увидела краем глаза, как исказилось лицо Фёдора Михайловича, какая мучительная боль на нём появилась. Его глаза расширились в панике, губы разомкнулись в безмолвном крике, который она не могла услышать, но он его самого чуть не оглушил, отражённый стенками и стеклом собственного шлема.
- НЕЕЕЕЕЕЕТ!!! - от страха за девушку защемило сердце и потемнело в глазах, и Чижик рванулся. Рванулся из держащих его лап со всей силой, на какую был способен, схватился за голову вражины, пытаясь вырваться из хватки и воспользоваться знаниями субакса, сбросить с себя врага и оказать достойное сопротивление.
Отчаянная попытка её спасти...

* * *

Тишина в шлемофоне была ей ответом. Глухая, гробовая тишина. Только собственное тяжёлое дыхание слышала Майя, да учащённый ритм сердца гулко отбивался в ушах с каждым ударом. Это всё, что она могла слышать, помимо собственного голоса. Но он хотя бы успокаивал. Хотя бы дарил ложную надежду на то, что её услышат - ведь она же себя слышит, не онемела, не лишилась дара речи. Голос при ней остался. Только вот динамики не работали - отказали как внутренние, так и внешние. Как и вся электроника, напичканная в этом ультрасовременном скафандре.
Бластер тоже не работал. Это она поняла раньше, чем ещё направила его на инсектоида - на нём пропали привычные огоньки датчиков, сигнализирующие об исправности оружия и количестве энергии в батарее. Не горели даже красные лампочки, возвещавшие об отказе бластера, о поломке какой-то, мешающей использованию оружия. Он превратился просто в холодный, бесполезный кусок металла, которым разве что ударить можно больно, по голове приложить или другому чувствительному месту. Знать бы ещё, какие места чувствительны у этих тараканов. Видать, все такие точки скрыты под пластинами навешанной на них брони да под защитными шлемами-касками на уродливых треугольных головах. Прямо в лоб целиться, наверное, было не лучшей идеей из-за этих шлемов, но, как бы там ни было, инсектоид не выглядел напуганным нацеленным на него оружием. Её трюк не сработал, враг не был подавлен и ошеломлён.
А потом Майя бросилась на него, надеясь сбить с ног своим весом, утяжелённым рюкзаком с медицинской аптечкой, и...

К сожалению, попытка оказалась абсолютно безрезультатной - пытающиеся пленить их существа обладали неимоверной силой. Не успела доктор Светлова и глазом моргнуть, как была отброшена обратно на землю с такой лёгкостью, будто и не весила ничего вовсе, а следом за ней швырнули на землю капитана. Однако в отчаянной попытке вырваться он успел схватиться за защитный шлем державшего его инсектоида и в падении стащил его с тараканьей головы, обнажив короткие щупы-антенны под шлемом. Чужак тут же застыл подобно статуе - было такое впечатление, что, сбив с него шлем, Фёдор Михайлович нажал на какой-то невидимый выключатель.
В это время подоспели шедшие за первым инсектоиды. Их всего было четверо, как и в той группе, что пленила Михалкова и прочих. Двое тараканов навалились всем весом на распластавшихся на земле землян - Майя почувствовала, как её прижали к земле с такой силой, что впору было подумать о наехавшем прессе, она не могла шевельнуться и дыхание спёрло. Четвёртый инсектоид - очевидно, их предводитель, судя по особым отличительным нашивкам на форме - вырвал из руки Чижика шлем своего солдата и водрузил его обратно ему на голову. Замерший на месте таракан тут же вернулся к жизни и после короткого напутствия командира приступил к обыску пленников.
Было ясно, что они с Фёдором Михайловичем не в состоянии в одиночку противостоять чужакам в рукопашной схватке. Стоило надеяться на скорое появление Кырымжана и Вани, которые могли бы их очень выручить, однако их пока не было видно.

По стеклу шлема побежали трещины, затрещало крепление у основания шеи. Майя чувствовала, как её откровенно, грубо лапают со всех сторон - но хоть не в пошлом смысле этого слова, просто обыск проводился тщательный. Как она поняла, всё оружие с пояса сняли, с плеч стащили рюкзак, а затем сорвали с головы шлем, и вот тут-то окружающие звуки от непривычки оглушили девушку. Она услышала топот ног суетящихся инсектоидов, окрики их командира, тихое гудение воздуха под днищем стоящего поблизости ховеркара. Хватка пленителя чуть ослабла, и в лёгкие тут же ворвался здешний воздух, пропитанный не самыми приятными для людского обоняния запахами. Кажется, эти тараканы пахли как... полусгнившие креветки, пришло такое сравнение почему-то. К этому примешивались запахи дорожной пыли и металла, а ещё... собственного пота. Лёгкий прохладный ветерок пробежался по лицу, даря приятные ощущения после жары в лишившемся кондиционирования скафандре. Но больше ничего хорошего в этой ситуации не было. Разве что...
- Майя?! Майя, ты цела??? - скорее прохрипел, чем прокричал Фёдор Михайлович, когда и с его головы сдёрнули шлем скафандра.
Они снова могли говорить. И это было хоть что-то...

Их грубо подняли с земли и поволокли в кузов ховеркара. В задней части он представлял собой закрытый фургон - дверцы распахнулись, когда один из тюремщиков ухватился за ручки, и остальные бесцеремонно затолкали людей внутрь, в пустое помещение, где не было даже лавочек для сидения, как в милицейских автозаках. В итоге от сильного толчка в спину Майя и Фёдор Михайлович оба упали на пол фургона, и дверь за ними с грохотом закрылась, отрезав от внешнего мира. Окон здесь не было - даже с решётками, однако можно было заметить круглые отверстия вентиляции под потолком. Их запихнули в эту металлическую коробку, будто интересных букашек-таракашек, пойманных детишками, в пустой спичечный коробок. Какова ирония судьбы - тараканы упрятали людей в жестяную коробку, будто мстя за тысячелетия унижений своих земных сородичей...
- Майя! - она не успела опомниться, как оказалась в крепких объятиях Чижика, по лицу которого было видно, что он не на шутку переволновался за неё. Увидев и поняв, что она цела, он просто её обнял, стоя на коленях, прижав её голову к грудному щитку своего скафандра - к счастью, не очень жёсткому, но всё равно было не очень удобно так вот прижимать щёку к металлу вместо мягкой ткани обычной одежды. - Всё хорошо... хорошо, моя девочка... мы живы, а это главное... значит, выживем! Всё будет в порядке, - зачем-то принялся он приговаривать в попытке её утешить как будто. А затем добавил уже более вдумчиво. - Не стоит отчаиваться. Ты видела, что случилось, когда я стащил с одного из них шлем? Похоже, через эти шлемы их контролируют... Может, они сами не ведают, что творят, если им промывают мозги... Это наше случайное открытие наверняка поможет нам удрать от контроллеров, как они себя называют. И не забываем о Кайрате и Иване... Ну, ты как? В норме?
Капитан чуть отстранился и внимательно поглядел в лицо девушке, положив ладонь в перчатке ей на щёку. В глазах его грустных читалась тревога и забота. На лбу застыла крошечная капелька пота. И от него исходил такой знакомый и приятный запах медикаментов, оставшийся после медицинского осмотра перед полётом, и едва-едва уловимый аромат привычного одеколона, если совсем уж хорошо внюхаться.

Машину вдруг начало раскачивать из стороны в сторону - это усаживались обратно инсектоиды. Рассевшиеся по своим местам существа запустили двигатель, развернули ховеркар в воздухе и отправились в неизвестном направлении...

Она сказала «Поехали!» и рванула вперёд. Лёгкое крошево дорожной пыли взметнулось под воздействием гравитационного поля, служившего ховерборду двигательной силой. Майе раньше не приходилось кататься на подобных штукенциях. Хотя конструкция ховерборда действительно больше напоминала самокат, сама доска для ног была похожа на сноуборд или доску для сёрфинга. Слово «борд», что в переводе с английского и означало «доска», нередко использовалось как часть составных слов - тот же «сноуборд» («снеговая доска»), сёрфборд («доска для сёрфинга») или флайборд («летающая доска»), ну а просто «бордами» часто называли рекламные щиты и плакаты. «Ховер» же - это была приставка ко всем транспортным средствам на воздушной подушке: существовали ховеркары («автомобили на воздушной подушке»), ховерборды («доски на воздушной подушке») и даже ховертанки - не трудно понять, о чём речь. И вот сейчас неутомимая Валькирия, Молния Светлова летела вперёд, отталкиваясь ногой от поверхности этой планеты и ускоряясь, на настоящем военном ховерборде. Чижик пристроился рядом с ней - он не использовал ногу, не лихачил, он деловито, по-капитански, покручивал рукоятки руля - те самые, за которые они держались, напоминавшие загнутые чуть назад прямые рога.
- Брать лишний вес было без надобности, - отвечал ей Чижик на вопрос, почему они не взяли ховерборды на планету анархистов, ещё до того, как они набрали хорошую скорость. - Мы ведь высадились походить, поисследовать, получить информацию. В случае нужды мы могли запросить их с «Данко», и нам бы их прислали.
Видимо, рефлекторно голос Чижика звучал напряжённее и громче обычного, будто бы он хотел перекрыть им рёв мотора. Говорить, однако, можно было спокойно - ведь двигатели не заглушали звуки, и даже кричать не было надобности, связь по шлемофону не зависела от расстояний. Хотя будь они без шлемов, всё равно смогли бы переговариваться, едь вот так рядом, как сейчас. Майе можно было только чуточку пожалеть, что едут они не на одном ховерборде. Вот если бы они вместе стояли на одной доске, вместе держались за руль - она впереди, а Фёдор Михайлович прижимается к ней сзади, придерживает и заодно рулит... ну, или ей позволяет. Романтика же! Впрочем, Светлова не могла быть уверена, что эти штуки рассчитаны на двоих ездоков.
- Дай бог, всё будет хорошо, ещё покатаешься. Вместе покатаемся, - в голосе почувствовалась тёплая усмешка, хотя лицо капитана оставалось напряжённым. - Главное, найти такое безопасное место. Не по коридорам же «Данко».
Он повернул к ней голову и под стеклом шлема вдруг промелькнула улыбка.
- Тебе идёт. Но без шлема будет красивее, волосы от ветра будут развеваться. Главное, чтобы не мешали - наверное, на большой скорости в лицо бьют? - поинтересовался Чижик у девушки как у опытной специалистки в экстремальной езде на больших скоростях.

А незадолго до этого, потрясённые парой мгновений, в течение которых думали, что их товарищи, четыре данкиста из первой группы, могли погибнуть, но осчастливленные информацией от искина, они бежали, прячась за тенью домов, держась за руки. Впереди был майор, замыкал четвёрку Раздолбайло. А в середине были они двое. Фёдор Михайлович тогда не сразу отпустил руку девушки - видимо, чувствовал, что ей нужна поддержка. Да и самому ему она тоже бы пригодилась. Вот и дарили друг другу её, пока есть такая возможность. В одной руке - рука Майи, в другой - бластер.
Как и она, он тогда только кивнул в ответ. Молчание сейчас было ценнее слов. Да и они ведь понимали друг друга, молчаливо понимали-то, как самые близкие люди. А он невольно посматривал на неё, пока она разглядывала остальных данкийцев и думала о Кайрате Тимуровиче и об Иване. Смотрел и любовался, как ему казалось, незаметно, при каждой возможности.
Да, волосы у неё были прекрасные, огненно-рыжие, нежно-пламенные. И эти веснушки-конопушки, шаловливо рассыпавшиеся по милому девичьему лицу и плечам, так ей шли. Что-то ёкнуло в груди капитана, и сердечное тепло разлилось по телу. Та, кого он, возможно, ждал всю жизнь, пришла в неё так неожиданно. Кто бы мог подумать, что ею окажется его бывшая ученица. Но, видать, судьба лучше знает, как сводить людей и лечить их расколотые души...

* * *

Она была изображена не такой, как в книжке - совсем не похожа внешне, вот ничуточки. Да и в фильмах её всё чаще показывали темноволосой, хотя по задумке автора ей полагалось иметь светлые волосы. Однако, то ли светловолосых подходящих девочек на кастинге не находилось, то ли сценаристы и режиссёры считали это не критичным для роли. Что же касается мультфильма, шедшего на экране небольшого, старенького телевизора без голографической функции, то... нет, ну вы узнали бы в рыжей веснушчатой озорнице, похожей на весёлое майское солнышко, ту самую книжную Алису Селезнёву?
Вот и семилетний Федя её не узнавал. Да он и не воспринимал её как ту самую Алису, для него эта мультяшная героиня была просто дочкой отважного космического капитана и по совместительству зоолога и профессора Селезнёва. Он всюду брал её с собой в полёты, и в какой бы трудной ситуации ни оказалась очередная экспедиция, «Алиса знает, что делать!» Да, так и назывался этот анимационный сериал, недавний ремейк похожего сериала двухвековой давности, только здесь всё было совсем по-другому... да Федя того древнего сериала и не видел, поэтому не мог сравнивать.
- Феденька, ты идёшь? - позвала из «большой комнаты», как все в доме называли гостиную, мама.
- Да, мам, сейчас, уже самый конец досмотрю! - нетерпеливо отозвался юный Фёдор, даже не оглянувшись от экрана.
- Смотри, не задерживайся, а то без тебя начнём!
- Да-да, я сейчас! - в голосе малыша слышалось отчаяние. Но не мог же он разорваться надвое! А в гостиной по телевизору смотрят что-то другое.
Тем временем мультяшная Алиса, сама милота, учила уму-разуму гуманоидов, пытавшихся захватить в плен их с папой, когда у «Пегаса» отказал один из двигателей и пришлось садиться на ближайшую планету. Сначала они думали, что этот астероид необитаем, но, оказывается, под его поверхностью в пещерах жили люди... или скорее гуманоиды, болезненного вида, похожие на пещерных людей доисторической земной эпохи, только гораздо более умных. О, вы бы видели, с каким важным видом вышагивала перед парализованными из станнера гуманоидами эта рыжая девочка с двумя весёлыми хвостиками, когда зачитывала им лекцию, а они только и могли, что испуганно глазами хлопать и водить ими вслед за ней. Настоящая профессорская дочка! А её папа в это время - отважный зоолог и капитан - прорывался через бесконечный лабиринт тоннелей в главную тронную залу, думая, что её надо спасать.
- Нехорошо бить дубинкой по голове, - продолжала вещать Алиса, вышагивая с поднятым вверх указательным пальцем перед местными королём и королевой. - От этого выскакивают шишки, которые потом приходится лечить. Оно вам надо, ваше величество? Кроме того, это ведь очень больно - вы сами попробуйте... хотя нет, лучше не пробуйте. И вообще, кто вам сказал, что все пришельцы - плохие? Вы не верьте этому обманщику. Некоторые пришельцы просто хотят с вами подружиться, а есть и такие, как мы - попавшие в беду...
- Алиса! - раздался голос запыхавшегося от долгого бега профессора Селезнёва. Он изумлённо оглядывал зал, где повсеместно аккуратно сидели у стеночек парализованные инопланетяне.
- Папа! - радостно крикнула дочка, бросаясь через весь зал навстречу отцу. Её пленники, выслушивавшие долгую лекцию, с облегчением вздохнули. - А я тебя жду! Ты бы видел, как ловко я парализовала их всех! Этот их кристалл, который у них вместо солнца, он та-а-ак классно отражает лучи под всевозможными углами!
- Алиса... - заулыбался Селезнёв, подхватывая на руки свою маленькую изобретательную дочурку. - Как я за тебя испугался...
- Пап, ну ты же знаешь, что со мной никогда ничего плохого не случится, - засмеялась девочка.
- Это ещё почему? - строго вопросил родитель.
- Потому что всегда и в любой ситуации Алиса знает, что делать! - воскликнула она и подмигнула зрителям, смотревшим мультик.
«Продолжение следует...» - выплыла на экран обнадёживающая надпись, и Федя, выключив телек, побежал в большую комнату.

* * *

Они с Фёдором Михайловичем вырулили за поворот, где вдалеке, уже довольно сильно опередившие их, мчались на ховербордах Кырымжан и Ваня. Машину местных стражей порядка было не видать, но майор обернулся и показал рукой направление, куда она свернула.
- Движемся за ними так, чтобы не заметили, но не отстаём, - послышался в шлемофоне его голос. - Догоняйте.
Так они и ехали ещё какое-то время. Майя не могла точно сказать, сколько его прошло. Может, всего пара минут, а может, и намного больше. Чижик держался рядом, и можно было даже немного поговорить, хотя на скорости приходилось следить за дорогой. Мимо проносились тяжёлые, осунувшиеся будто дома в мрачном местном стиле архитектуры. Это и понятно, ведь эти здания возводили тараканоподобные инсектоиды, со своими тараканами в голове. Кое-где в овальных отверстиях, служивших окнами, горел свет, но казалось, будто город вымер. Ни музыки из-за окон, ни даже голосов, и не видно ни одного живого существа. Видимо, здесь у них был поздний вечер, хотя было довольно светло за счёт двух ярких местных лун - одна напоминала наливное спелое яблоко, вторая - почему-то новогоднюю мандаринку. Из-за того, что луны было две, тени от домов, редких деревцев и от движущихся по проезжей части людей казались необычными.
- Мы с Раздолбайло - в стороны, попытаемся зайти вперёд и остановить их, - через какое-то время снова заговорил майор. - Капитан, прикройте нас с тыла.
- Вас понял, - коротко ответил Чижик. - Светлова, будь сзади, - прозвучало как приказ, и он рванул вперёд, ускоряясь, чтобы нагнать ховеркар с их пленными товарищами, сейчас ехавший по параллельной улице. План города схематически был у Данко, искин направлял их движение и подсказывал, куда свернуть.
Вот только Данко не мог с орбиты отслеживать перемещения местного транспорта и вообще достаточно небольших объектов. Поэтому, когда прямо перед Чижиком из-за угла в неприметный проулок вынырнул бесшумный ховеркар - в точности такой же, как тот, который они преследовали, но явно не тот же самый - и сидящий справа от водителя инсектоид в броне достал из-под приборной панели и направил на Фёдора Михайловича длинную трубку с широким раструбом на конце, это стало для него и для Майи полнейшей неожиданностью. Чижик резко вильнул в сторону, но трубка издала хлопок, и по воздуху в сторону капитана стремительно пронеслась рябь. Мигнули и погасли огни в паре окон соседних домов. Ховерборд потерял управление и резко накренился набок, падая вместе с ездоком. В последний момент Чижик успел смягчить падение, выровняв доску - та покатилась с треском и шипением по земле и врезалась в стену дома, но он с неё спрыгнул до столкновения и, прокатившись немного по земле, замер. Затем резко вскочил на ноги и постарался запрыгнуть на доску проезжавшей как раз мимо Майи...

У него получилось! Он вдруг оказался сзади, прижавшись к ней всем телом, заключённым в тонкую упаковку скафандра, и почему-то по внешнему каналу, а не напрямую, прозвучал его далёкий, искажённый динамиками, слегка испуганный, но командный, капитанский голос:
- Улетай что есть мочи!
Вот только было поздно. По внешнему каналу раздался новый хлопок, мигнул свет ещё в одном окне, все огоньки-датчики в скафандре погасли, и Майя почувствовала, как доска перестала её слушаться. Они с Фёдором Михайловичем падали! Правда, их падение вышло более мягким, чем недавнее Чижика. Всё благодаря тому, что он успел схватить девушку и спрыгнуть с ней на землю раньше, чем они бы разбились на несущемся по инерции ховерборде. Они оба упали, Майя больно ударилась локтем, но в остальном падение было мягким - во многом за счёт защитной оболочки скафандров. Капитан тут же повернулся к ховеркару инсектоидов и стащил с пояса гранату - не глядя на таймер, выдернул чеку и швырнул в сторону остановившейся машины, из которой на землю спрыгивали тараканы-солдаты. Пчёлка не видела, какую именно гранату он бросил, но вслед за этим Чижик что-то крикнул (она его больше не слышала) и налёг на неё сверху, прикрывая своим телом.
Стёкла их шлемов соприкоснулись. Их лица были так близко, но разделённые этими проклятыми скафандрами - никакой романтики, блин! Капитан сейчас не был похож на самого себя - его лицо... оно показалось Майе неожиданно суровым, решительным и волевым, хоть и было видно, как он побледнел в страхе, часто и тяжело дышал, а по виску катилась крупная бисеринка пота.
И... ничего. Взрыва не последовало. Глаза Фёдора Михайловича расширились. А девушка из-за его плеча увидела появившиеся над ними морды инсектоидов с надетыми на их отвратительные головы защитными шлемами. Жвалы одного из них задвигались, но никаких звуков не раздалось. Молчал внешний динамик. Молчал искин. Похоже, им вырубило всю электронику в скафандрах.

* * *

- Па-а-ап! - возмущённо закричал Фёдор, увидев, что родители уже распаковали коробки. - Я хотел сам!
- Они были туго упакованы, сын, - строго, но по-доброму ответил папа. - Зато тебе досталось самое интересное, - он подмигнул и кивнул в угол.
Там стояла новогодняя ёлка, зелёная красавица, самая настоящая ель с Земли. Живая, что немаловажно - она не была варварски срублена, а заботливо посажена в почву, пропитанную необходимыми удобрениями. Современные технологии позволяли оставлять дерево живым, и теперь уже часто вместо того, чтобы вырубить целый участок леса под застройку нового района города, деревья просто выкапывали с корнями и пересаживали в другое место. Новогодние ели стоили очень дорого, а живые - в особенности. Не каждая семья, живущая на Марсе, могла себе такую позволить, но родители накопили денег и купили эту красавицу пару лет назад, уже третий год она радовала их глаз в новогодние праздники. А по их окончании перемещалась в местный заповедник - у отца были там связи, и эта ель числилась за заповедником, но принадлежала их семье.
- Ур-ра!!! - с громким криком Феденька принялся доставать игрушки и дождики из коробок.
- Осторожно, не разбей, - предупредил папа.
По телевизору в гостиной шёл какой-то старый новогодний фильм для взрослых - мужчина там сейчас, лёжа на диване, играл на гитаре и пел какую-то песню, но Фёдору было не до него. Мальчик принялся увлечённо наряжать ёлку, мама ему помогала и подсказывала, а отец был на подхвате, кроме того, именно в его обязанности входило водрузить на ель её праздничную корону - новогоднюю красную с золотым звезду, символ Родины, отстоявшей сейчас от Марса на миллионы километров, отделённой от красной планеты бесконечным космическим пространством. Но даже здесь, когда на Родине праздновали Новый год, люди отмечали его начало в тесном семейном кругу за праздничным столом, по телевизору шёл «голубой огонёк», за окном сыпал искусственный снег, а на сердце было тепло и уютно.
- Ну что, родные, давайте загадывать желания? - отец спустился со стремянки и принялся её убирать. - Сейчас я вернусь.
Старая марсианская традиция говорила, что если встать под новогодней ёлкой, украшенной звездой, и загадать желание, то оно обязательно сбудется. Никто в эту ерунду, конечно, не верил - это как загадывать желание, увидев падающую звезду, которая, ясное дело, вовсе не звезда, а скорее всего метеор или другое космическое тело, пролетавшее в пределах видимости на ночном небе. Но всё равно многие, наряжая ёлку, дружно становились под ней всей семьёй и загадывали желания. Кто-то про себя, кто-то - вслух, если не боялся сглазить.
Обнявшись втроём - папа осторожно прижался спиной к еловым веткам - они принялись загадывать. Мама с загадочным видом смотрела на папу, а папа с хитрым - на неё. Похоже, они не хотели озвучивать свои желания друг другу. Федя же молча переводил взгляд с лица одного родителя на лицо другого, и слегка улыбался. Лишь чуть-чуть приподнимались уголки губ мальчика.
- Ну что, загадал? - спросил отец, опустив взгляд на сына.
- Ой... забыл, - спохватился он.
- Давай, давай, Фёдор Михайлович, - возмутился папа. - Я ведь ещё не ужинал. Кстати, а что на ужин? - спросил он у жены.
- Заливная рыба, - улыбнулась та.
- Отлично, - он вернул улыбку. - Зная, как наша мама готовит, я уверен, эта её заливная рыба - не гадость, - мужчина покосился на экран телевизора.
- А почему она должна быть гадостью? - с серьёзным видом спросил ничего не понявший Федя.
- Потому что... потому что она может испортиться, пока ты будешь загадывать желание! - неуклюже шутканул папа. Это в него Фёдор Михайлович вырос таким «шутником».
- А надо? - зачем-то спросил мальчик.
- Надо, Федя, надо, - серьёзно ответил папа, но затем они с мамой почему-то переглянулись и засмеялись.
- Ну ладно. Тогда... - Фёдор секунду подумал и глубокомысленно сообщил. - Хочу стать отважным космическим капитаном. И ещё чтобы летать вместе с женой. Как вы с мамой.
Оба родителя похлопали удивлённо глазами.
- Да... А жена чтобы была рыжей и с веснушками! - категорично заявил мальчик, вспоминая свою любимую героиню. Вот это девочка! Он бы на такой точно женился! Красивая, умная, находчивая. Весёлая, но может быть и серьёзной. Эх, жалко, такие только в мультфильмах бывают. Или нет?
- Рыжая и с веснушками? - спросила удивлённо мама. Она не помнила, чтобы среди знакомых Феде девочек были похожие, а на мультик ей как-то и не подумалось.
- Ну... да... - сын неожиданно засмущался и убежал в свою комнату.
Золочёная звезда на новогодней ели весело моргнула ему вслед светом, отражённым от экрана телевизора. А потом отец включил гирлянды, и вся ель заискрилась множеством лампочек.

* * *

Сейчас их, вероятнее всего, схватят, думал Фёдор Михайлович. И что потом? Ну, это в любом случае лучше, чем разделить участь того бедного инсектоида. Можно было понадеяться на помощь майора и Ивана, правда, им придётся, по видимости, разделиться, кому-то нужно и за перемещениями первой группы следить. Или... погодите-ка, у них ведь работают скафандры, и Данко может их отслеживать. Это уже хорошо.
Но больше всего капитан переживал за Майю. Она сейчас была наверняка перепугана и в такой же растерянности, как и он. Но что он мог сделать? Сказать «всё будет хорошо» в ситуации, когда ни хрена ничего хорошего нет?
«Моя милая, рыжая и веснушчатая девочка... ты даже не догадываешься, как много стала для меня значить...» Он провёл ладонью в перчатке скафандра по её шлему там, где была её щека, и грустно улыбнулся. А затем подмигнул. В следующий момент его схватили за руки и за плечи и стали поднимать с лежащей под ним Пчёлки. Чижик только надеялся, что Майя не станет сопротивляться - это могло закончиться плачевно.

* * *

Фёдор Михайлович сидел на своей койке и задумчиво листал подаренную Майей книгу. Знакомые строчки, знакомые герои и приключения, но в новой обёртке и с новым привкусом... чего-то сладкого. Это было очень приятное чувство. Он то и дело приподнимал книгу и внюхивался в её запах. Она пахла свежей типографской краской, но прежде всего - она пахла Ей. Она впитала в себя запах той, кто держал книгу рядом с сердцем, чтобы вручить её дорогому человеку после долгой разлуки. Светлова помнила, какую литературу он любит, это был подарок от души. И Чижик блаженно улыбался, когда нюхал Её драгоценный подарок.
Наконец он откинулся на спину, чтобы немного почитать на ночь - завтра предстоит высадка на Кулимат, и нужно постараться поскорее уснуть, а чтение здорово расслабляет после утомительного дня. Сверху на него осуждающе смотрела Лана. Чижику даже показалось, будто она вопросительно наклонила голову набок, но, наверное, просто портрет слегка перекосился в сторону. Странно, ровно же висел.
Несколько минут капитан пытался читать, но то и дело ловил на себе этот осуждающий взгляд и возвращался взглядом к портрету. Ещё спустя минут десять Фёдор Михайлович не выдержал, захлопнул книгу и отложил её на тумбочку у изголовья. Какое-то время тихо лежал, глядя на Лану и себя юного. Хмурился, вспоминая их общее прошлое. Затем кряхтя поднялся и сходил в ванную. А когда вернулся, забрался на кровать с ногами и снял портрет.
- Прости... но прошлое должно остаться в прошлом, - немного растерянно сказал он блондинке на портрете, не переставшей улыбаться даже после этого.

Вот какая штука - стоит единственной женщине в тестостероновом мужском коллективе включить женственность, и сразу же серьёзные и сосредоточенные мужские лица, хмурые, словно бы на них набежала туча, светлеют и проясняются. Брови перестают изображать падающие перекрытия готового рухнуть и превратиться в развалины старого дома, поднимаются в своё первозданное спокойное положение, и аварийный дом больше не падает, становится он надёжным и верным, устойчивым жилищем. Лбы мужские разглаживаются и больше не напоминает стиральные доски. А поджатые в суровом напряжении губы расслабляются, и их уголки то и дело норовят пуститься в весёлый пляс, чтобы создать на строгом мужском лице улыбчивый уют.
Так было и с данкийцами, пускай и не со всеми. Но ведь мы же говорим сейчас о живых людях, а не о роботерминаторах, верно? Впрочем, даже стальной выдержки Кырымжана не хватило, чтобы отказаться от предложенного угощения. Поначалу он просто косился без выражения на начавшийся пир, но затем и сам подошёл к пирующим и протянул руку к коробке с печеньем.
- Если можно, возьму одну, - вежливо сказал он Майе Юрьевне и, получив разрешение, аккуратно захрустел галетой.
- Ох, что вы с нами делаете, Майя Юрьевна, что вы делаете, - шутливо покачал головой Иван, - от мучного и сладкого полнеют, а мне полнеть нельзя, иначе я в двигательный отсек не протиснусь, - он похлопал себя ладонью в перчатке по животу. - Я ведь не как наш уважаемый капитан. Вот кто, кто, а Фёдор Михайлович явно к полноте не предрасположен. Знаете, как в том анекдоте: «Обед на борту звездолёта был настолько плотным, что сесть на космодром смогли, а вот взлететь - уже нет».
- Ну, Иван, скажете тоже, - заусмехался немного смущённый словами Раздолбайла Фёдор Михайлович. - Как по мне, вы просто широкий в кости. Это не склонность к полноте, а такая комплекция.
- Нет-нет, капитан, - покачал рукой второй борт-инженер. - Я не широкий в кости. Я - пухлик.
При этом он надул губы и щёки и состроил пухлое лицо, так что Чижик не выдержал и рассмеялся. Хотя Иван, кажется, пытался смешить Майю, а не его. Но девушка так или иначе видела, что её ход удался. Мужчины расслабились и даже шутковали, кушая галеты, сладкое вареньице - Фёдор Михайлович захотел абрикосового, а Иван попросил дынного. Майор же ограничился только двумя галетами - после первой попросил ещё одну.
- Карамельки? - улыбнулся Чижик. - Хм, я бы мятную взял. Или клубничную. Или... а можно обе? У тебя ведь их много? - смущённо спросил он.
- Майя Юрьевна, вы просто клад, - хвалил её Раздолбайло, угостившись мятной. - Спасибо вам огромное за угощение.

И всё было замечательно, пока в помещение, куда привёл первую группу тараконоподобный житель Кулимата, не ворвались его опьянённые властью сородичи. Властью уничтожать без разбора. Без суда и следствия. Любого, кто будет на улице в комендантский час. Любого, кто оказывает сопротивление Народоконтролю. Хоть даже одним словом...

* * *

Ещё какую-то секунду Фёдор Михайлович внимательным, твёрдым и уверенным взглядом смотрел на Майю, а затем отпустил её локоть и занялся своим шлемом, водрузил его на голову, принялся закреплять завязки и герметизировать. Когда все были готовы, Раздолбайло в последний раз проверил надёжность и герметичность скафандров, и они поспешно заняли свои места в челноке. Лица мужчин снова стали сосредоточены. Ванька заметно занервничал, Чижик тоже явно волновался, но старался не показывать беспокойства. Только Кырымжан выглядел не обеспокоенным, а озлобленным будто, эдаким шершнем, потревоженным в своём гнезде и злобно гудящим, вылетевшим наказать того, кто посмел нарушить его спокойствие.
- Помогут нам здесь, как же... - не выдержал майор зловещей тишины в эфире и пророкотал тихо, но гневно. Видно было, что он тоже здорово переживает. Наверное, он изначально считал, что на Кулимат высаживаться не стоило, после того, как им никто не ответил.
Да-а-а, если уж у Кырымжана нервы не выдерживали...

Во время полёта бормотание не отключившейся от общего канала Пчёлки мог слышать каждый, и на неё оглядывались. Иван просто слегка недоумённо взглянул, но затем и сам начал беззвучно молиться и креститься. Чижик задержал на ней взгляд ненадолго, немного обеспокоенный её «мантрой». А вот Кайрат Тимурович коротко поглядел и чуть кивнул в знак то ли одобрения, то ли поддержки.
- Через пару улиц, - ответил Фёдор Михайлович на её вопросы. - Будем садиться тихо, в режиме невидимости. Челноки «Данко» оснащены воздухоотражающими щитами, делающими нас почти невидимыми в воздухе. Но посадку могут заметить, поэтому... через пару улиц. Нападать без нужды не будем. Проследим за ними.
- В случае, если нас заметят эти или другие контроллеры - открывать огонь на оглушение, - приказал Кырымжан. - По их транспорту - на поражение. Как поняли?
- Есть, майор, - вяло отреагировал Раздолбайло.
- Так точно, - спокойно ответил капитан.

На этот раз спуск длился немного дольше, чем две минуты - Данко тщательно выбирал оптимальное место для посадки шаттла. В шлемофонах скафандров доносились звуки от первой группы - судя по долгой тишине, нарушаемой грюканьем двери, топаньем ног и отдельными непонятными репликами чужаков, земляне не стали испытывать судьбу и пытаться сопротивляться местным властям, как это сделал погибший инсектоид. Скорее всего, оружие, которым располагали эти контроллеры, было способно прожечь дыру и в защитном покрытии скафандров. Технологии здесь были весьма развиты, если судить по этому оружию и по ховеркару - машине на воздушной подушке - на котором передвигались представители власти. Впрочем, им ведь говорили, что кулиматцы очень развиты... только не предупредили об этой опасности. Наверное, тот дружелюбный дендроид просто не знал о ней.
Как-то незаметно для Майи вышло, что главным в их группе стал не Чижик, а Кырымжан. В боевой обстановке начальник Службы Безопасности автоматически становился главным, даже главнее капитана, если только речь не шла про военный звездолёт. Майор выпрыгнул из челнока первым, поводил рукой с бластером по сторонам и кивком велел выбираться остальным, после чего жестом позвал за собой. Прижимаясь к стенам зданий по одну сторону улицы, они двинулись вперёд, вслушиваясь в то, что происходило у попавших в беду товарищей. Шаттл взмыл в небо за их спинами.
- К стене, четверолапые! - донеслось до них из шлемофонов.
Их друзей, кажется, разоружали. А затем... сигнал пропал. По очереди с короткими промежутками отключились все четыре канала первой группы. Чижик и Иван заметно заволновались, но, к счастью, заговорил Данко своим, как обычно, невозмутимым и холодным голосом, но именно такие интонации сейчас особенно успокаивали:
- Контроллеры стащили с них шлемы. Связь недоступна. Воздух на планете пригоден к дыханию. Датчики состояния организмов в исправности. Они живы и целы.
- Фу-ух... - аж выдохнул Фёдор Михайлович почти одновременно с Иваном, нашёл запястье Майи и крепко его пожал. - Данко, сообщай, если будут изменения.
- Есть, капитан.
Они продолжили поспешно, но осторожно пробираться вдоль стен зданий к нужной улице. Быстро перебежали небольшой пустой перекрёсток - никем не замеченные. Майя только сейчас обратила внимание, что шедший в хвосте их процессии второй борт-инженер снова тырит что-то тяжёлое. На этот раз не инженерный ящик со всякой всячиной, а что-то, больше похожее на внушительный металлопластиковый кейс. Уж не бомба ли у него там? Майя понятия не имела, что в чёрном ящике. Хоть Знатоков прошлого во главе с Александром Друзём зови, чтобы подсказали. А кейс-то и правда был чёрный, малоприметный на этих вечерних улицах чужого города.

Но вот раздался знакомый уже гул двигателя местных ховеркаров. Слышно их было издалека - наверное, специально так сделали, чтобы местные, оказавшиеся в комендантский час на улице, успевали попрятаться по домам.
- Это должны быть наши, - заметил Чижик, и все четверо замерли, напряжённо следя за поворотом на соседнюю улицу. Туда, где должна была быть первая группа.
Мужчины все как один вооружились бластерами. Ванька как-то прицепил кейс за плечи скафандра и напоминал низкорослого, коренастого черепашку-ниндзя, а вовсе не пухлика. Фёдор Михайлович подвинулся поближе к Майе, будто хотел заслонить её собой. Он поглядел на неё тревожно, но затем ободряюще кивнул и нервно улыбнулся.
Рокот нарастал, и наконец они увидели ховеркар. Это была большая машина на воздушной подушке, состоявшая из кабины и кузова-коробки, в которой наверняка перевозили пленников... ну, или арестантов, если принять местные законы. В открытой кабине были заметны массивные бронированные фигуры инсектоидов. Но машина проехала прямо, не сворачивая на боковую улицу, где укрывались под тенью домов земляне.
- Данко, они в этой машине? - быстро спросил Чижик.
- Да, капитан.
- Тогда... за ними? - опустив бластер, он поглядел на майора, и тот кивнул.
Разумеется, пешком они даже бегом не смогли бы угнаться за ховеркаром. У Майи невольно мог закрасться вопрос, как же они его будут преследовать. На челноке, наверное...
- Ну что, Майя Юрьевна, - Раздолбайло сунул бластер в кобуру и вышел вперёд. Выглядел он серьёзным и собранным, но тон старался выдерживать шутливый. - Говорите, вы могёте на роликах?
Техник шустро достал из-за спины свой кейс, поставил на землю и нажал на нём какую-то кнопку. Тут же кейс ожил, скрытые механизмы пришли в движение и он раскрыл четыре внутренние ячейки, из которых выглядывало что-то, сильно напоминающее... стильные спортивные самокаты. Состоящие из руля и доски для ног, но без колёс. Ванька тут же извлёк один, а майор взялся за второй.
- Я объясню, - Чижик отобрал у Ивана самокат и, нажав на верхнюю кнопку, поставил его перед девушкой. Тот стоял на воздушной подушке, паря на уровне пары десятков сантиметров над землёй. - Это военный ховерборд. Не знаю, знакома ли ты с ними. Времени объяснять нет, поэтому... просто становись, берись за руль и едь, как на своих роликах! На одном ролике. Только вместо него - воздушная подушка.
Фёдор Михайлович схватил последний оставшийся ховерборд и показал Пчёлке, как нужно становиться. Как на самокат - обеими ногами, которые можно было закрепить в специальных пазах для ступней. Руками же нужно было взяться за ручки.
- Я бы скорее назвал их самокатами, - вмешался Иван. - Рулите, наклоняя корпус влево или вправо. Разгоняйте, сжимая и поворачивая правую рукоятку, но можно и по старинке - ногой от земли отталкиваться, он реагирует на эти толчки как на ускорение. Левая рукоятка - тормоз. Упереть ногу в землю - мгновенная остановка, но учтите, инерцию эта штука не гасит.
Кырымжан первым рванул с места. Двигался ховерборд бесшумно, и похожий на привидение майор быстро исчез за поворотом. Ванька сорвался вторым, а Чижик задержался, чтобы помочь Майе, если будут проблемы.
- Прости, я не смог так доходчиво и кратко объяснить, как Иван, - повинился он по приватному каналу. Видно было, что Фёдор Михайлович корит себя за это. - Должно быть, волнение... Ну, готова? Поехали? Это ещё проще, чем на роликах.

- Я спокойна, как удав, - раздалось тихо из-за спины Окунькова, а затем он почувствовал... как Зеночка его ободряюще похлопала прямо по мягкому месту.
Жёны чародея между тем начали переглядываться между собой недоумённо. Судя по тому, что кричать не стали, шума не поднимали и стражу не звали, появления Белла-Окунька они не испугались, хотя, по-видимому, и не поняли, «шо это было».
- Отправили одного без конвоира? - удивилась одна.
- Не знающего дороги? - добавила вторая.
- Ты нам ничего плохого не сделал, - пожала плечами третья, - ступай своей дорогой.
Как ни странно, они выглядели вполне довольными своей жизнью. Ни одна из них не казалась опечаленной.

Чего греха таить, необычайно странным в это утро казался Лизавете младший двоюродный братец. Так вёл себя ладно, если не считать угроз кукле Даше. Такие речи проникновенно-увлекательные вёл. Столько интересного и любопытного нарассказывал, что не терпелось уже Лизе разузнать, что из этого правда, а что чистый мальчишеский вымысел, хоть у той же Иоганны, будь она неладна. Нет, говорить с ней девочке хотелось меньше всего, но она определённо очень многое знала о доме и о каком-то проклятье, на нём висящем. Явно же том самом, которое Лизоньке нужно постараться снять. Избавить от него дом и всю их семью. Лиза очень даже верила, что насчёт проклятья - это не Андрейкина вовсе выдумка, а оно есть на самом деле, и что-то знает про него усатая Несмеяна. Тьфу ты, Андрюшка, заразил своими шуточками про неё!
Однако же, в какой-то миг, слушая болтовню братца, Лизе всё ж пришла в голову шальная мысль. А что, если и правда свести его в волшебную страну? Ну, или хотя бы показать тот самый двор в тринадцатый час, познакомить с Пифией и другими его обитателями. Андрейка-то ведь матушку свою любит, это понятно. Несмотря на всё своё баловство, но Софья Эдгаровна же его мама, как можно её не любить? И если Лиза сможет его уговорить, что им нужно сделать, чтобы снять с дома проклятье, исцелить тётю от её хворей тяжких и вернуть дядю с фронта живым, то он мог бы стать ей незаменимым помощником в этом деле. И да, возможно, что тем самым единственным другом, которого можно было, по словам волшебных существ, взять с собой в загадочный край чудес. Ох, как же соблазнительна была эта мысль! Ведь не только ради Андрейки Лизонька этого хотела, и не только ради спасения семьи, но ещё и потому, что тогда бы ей не пришлось делать выбора. Ведь выбор очевиден, когда речь идёт об Андрее.
Но стоит ли? Зная мальчишку, Лиза сильно в этом сомневалась. Всё может обернуться ещё хуже, если он прознает про Лизины тайны и набедокурит, наябедничает или ещё что. Он был настолько же хорошим союзником, насколько и опасным.

Тучи вдруг расступились и выглянуло солнышко, будто бы желая поприветствовать вышедших на улицы Петрограда ребятишек и согреть их своим теплом. О, это мгновение было по-своему прекрасно! Лиззи даже остановилась и замерла, заметив миновавший дождь, вскинула лицо навстречу ветрам и недоверчиво поглядела в небо, косящееся на них с братом жёлтым солнечным глазом. Когда происходят такие совпадения, невольно кажется, что они не случайны, и сама природа тебе благоволит, уступая самую лёгкую дорогу.
- Вот оно, волшебство настоящее-то, - заулыбалась вдруг девчонка, подставив щёки пригреваться под бледно-жёлтое это, болезненное будто, но такое живое сейчас солнце, под это небо простывшее, исходившееся в кашле, прямо как тётя, но сейчас притихшее и благоговейно взиравшее вниз на них с Андрейкой. - Андрюш, а что бы ты сделал ради того, чтобы дядя поскорей вернулся? Мой дядя и твой папа. А тётя Софи, твоя мама, ты ведь хочешь, чтобы она выздоровела и больше не болела? Что бы ты ради неё сделал, Андрейка? Мне бы так этого хотелось! - Лиза сложила ладошки под подбородком, глядя в небо мечтательно и улыбаясь, будто молясь господу нашему единому и всемогущему. Но мыслями она была далека от бога. Она мечтала о чуде.
Но вдруг опомнилась девочка. Слова братца вдруг услыхав. Его предложение уроки прогулять и в синематограф сходить вместо этого. Они будто протрезвили захмелевшую от неожиданного небесного тепла Лизоньку.
- Нет! Бежим на трамвай! - она подала Андрею руку, чтобы вместе с ним ускориться. - Сходим ещё и в синематограф, и просто погулять, а сейчас в школу нам надо. Лучше опоздать, чем вовсе не прийти, только хуже будет, сильнее накажут. Но мы постараемся успеть! Давай, Андрейка, побежали!

Ариэль - не Ариэль (Кстати, кто это? Уж не про другое ли обличье Арея речь?), но рельсов бояться - на трамвае не ездить. Так говорит старая русская половица? Только там про лес и волков было. Но Арей ведь тоже немножечко волк. Хотя, стой... причём тут тогда пух и перья?!

К сожалению, не получалось у Майи почувствовать живого, настоящего, реального Фёдора Михайловича. Через плотную, хотя и тонкую ткань перчаток скафандра не проникало человеческое тепло, не ощущалась лёгкая шероховатость огрубевшей мужской ладони - не сильно огрубевшей-то, всё же капитану не приходилось много работать физически руками, делать какую-то тяжёлую работу, но кожа его была заметно грубее Майиной, хоть она-то как раз руками часто работала и могла даже с гордостью сказать, что не белоручка какая-нибудь, вон у неё какие ладони - рабочие, можно сказать. Впрочем, на её жест Чижик ответил, слегка пожав её ладонь пальцами ободряюще и в знак своей мужской поддержки, поделился хоть и не теплом, но хотя бы силой своей, крепкостью пальцев, ощутимой даже сквозь перчатки. Сейчас у них от скафандров были свободны только головы - чтобы в случае необходимости моментально надеть и закрепить шлемы и приступить к делу. С перчатками было бы больше возни.
Вообще-то, было видно, что он понимает, насколько другой мир сейчас открывается перед Пчёлкой. Вообще-то, он присматривался к Майе во время этой своей инструкции. Присматривался и замечал, как она на всё реагирует. Это была часть его «я» - приросшая с годами, прочно впитавшаяся в характер привычка педагога подмечать такие вещи в разговоре, плюс к этому должность капитана, ко многому обязывающая, требующая большого внимания ко всем деталям как окружения, так и поведения собеседников. Хоть за психологическую атмосферу на звездолёте отвечал и не он, но это также входило в «комплект настоящего капитана». А потому видел он, что девушке подобная тема кажется чужеродной, совсем ей не свойственной. Это и понятно. Майя к тому же не просто девушка, а ещё и доктор, первостепенной задачей которого является спасать жизни, а не отнимать их. Возможно, ей даже неприятна и противна была тема оружия, хоть ни словом, ни взглядом она никак этого не показала. Тем не менее, этой подготовки требовали инструкции. Эта подготовка могла однажды спасти жизнь ей или кому-то ещё из экипажа. Пренебрегать этим было нельзя, вот Чижик и не останавливался. Вот и довёл свою краткую инструкцию до положенного конца, объяснив все ключевые нюансы. Правда, был совсем не уверен, не храбрится ли Пчёлка, не пытается ли скрыть от него тот факт, что, возможно, совсем не умеет обращаться с бластером. Она ведь немного не доучилась в МЗУ до занятий военной подготовкой.
- В МЗУ военной подготовке начинают обучать с четырнадцати лет, - пояснил ей Фёдор Михайлович, мягко улыбнувшись, совсем не соответствовали его серьёзные, «тестостероновые» слова простому, дружелюбному выражению лица. Майя, впрочем, могла вспомнить об этом. Её старшие братья когда-то с нетерпением ждали того дня, когда их начнут обучать стрельбе и прочему. Правда, Майя тогда была ещё совсем крохой. Но, учась в МЗУ, она знала, что военная подготовка будет у их класса всего спустя год или два. - Специальной воинской подготовки у меня нет, - продолжал тем временем Чижик, - сначала я отучился в МЗУ, затем были дополнительные курсы. Капитан должен всё это знать и уметь, Майя. Есть Служба Безопасности на любом корабле - это безусловные спецы и профессионалы в своём деле, но капитан обязан как минимум уметь обращаться с оружием. Особенно это относится к капитану ВКС. Эта аббревиатура ведь означает «Военно-Космические Силы»... Но, по секрету, - он смущённо улыбнулся, хотя «по секрету» тут было весьма условное, ведь их слышали Раздолбайло и Кырымжан, - перед экспедицией мне пришлось подтянуть свои знания. Всё же до этого я был учителем, и капитанские курсы мне пришлось проходить по ускоренной программе.
Впрочем, несмотря на такие серьёзные объяснения, шуточки Майи про класс двоечников и хулиганов вызвали у Чижика реакцию, похожую на её собственную. Он издал короткий смешок и разулыбался, в глазах заплясали весёлые искорки. Ивану, кстати, тоже пришлась по вкусу шутка, он тоже заулыбался, и только майор остался с непроницаемо спокойным лицом. Вот он, настоящий роботерминатор.
- Но ты не волнуйся, - вдруг поймал её Фёдор Михайлович, положив руку ей на плечи и слегка приобнимая сбоку. К сожалению, через материал скафандра прикосновение ощущалось плохо, но тем не менее это подбадривающее полуобъятие и приятная тяжесть его крепкой руки на плечах чувствовались. - Все эти инструкции надо помнить и уметь применить оружие при надобности, но такой надобности может и не наступить вовсе. Мы очень для этого постараемся. Чтобы не наступило. Усекла? - другой рукой он легонько коснулся пальцем её носа, в забавном этом своём жесте, сопровождавшем вопрос «усекла». Это было так по-простому, по-свойски и... довольно трогательно, если подумать. Ведь он же явно о ней беспокоился. О ней и её чувствах.

Шлемы были наготове, но вторая группа не спешила их надевать. Это была быстрая процедура и в крайнем случае их можно было надеть меньше чем за минуту. По причине ненадетых шлемов, правда, невозможно было выйти с кем-то на приватный канал связи, приходилось говорить разом со всеми. С первой группой они пока что общались через Данко по общему каналу. Вот когда на их головах будут шлемы и они уже не смогут выпить никакого чаю, тогда и приватные каналы станут доступны, и общение с высадившимися на Кулимат коллегами будет вестись напрямую через шлемофоны скафандров, а не через посредника-искина.
Книга о шахматах была написана интересным, живым языком. Правда, она показалась Майе несколько детской. В частности, первый раздел вообще был посвящён рассказу о том, как передвигаются шахматные фигуры: пешки ходят на клетку вперёд, а бьют по диагонали, офицеры двигаются строго по диагонали, ладьи же, наоборот, строго прямо, конь ходит буквой «г», и так далее. Но даже этот раздел почитать было интересно. Автор явно обладал хорошим чувством юмора и объяснял всё так, что без улыбки было трудно читать. Просто, доходчиво и с огоньком. Он сравнивал шахматные фигуры с живой армией, а к каждому объяснению прилагались красивые рисунки, на которых была изображена клетчатая доска и описываемые фигуры, а от них стрелочки, показывающие, куда они могут пойти. В следующих разделах уже начинались более сложные объяснения наиболее распространённых начал шахматной партии, различных тактик и комбинаций. Описывались два варианта рокировки, тактические ходы вроде намеренной жертвы фигуры ради выгодной комбинации. Всё это живо и литературно - не просто сухое изложение правил, автор хотел заинтересовать читателя.
- Я, Майя Юрьевна, от вашего чая отказываться не стану, - живо отреагировал Иван, подходя ближе к Пчёлке со своим шлемом подмышкой. Слово «вашего» он подчеркнул. - Тем более, что неизвестно, когда мы его ещё попьём, если придётся лететь, - он усмехнулся в ответ на комментарий про впитывающие скафандры.
- Надеюсь, не придётся, - вздохнул Чижик, напряжённо следивший за событиями на экране. - От горячего я, пожалуй, сейчас откажусь. Мне... немного жарко, - признался капитан. В скафандрах и вправду было жарковато, они ведь пока ещё не включали кондиционирование. - Но не откажусь от какого-нибудь вкусного угощения к чаю, если у тебя есть, - повернулся он к девушке с лёгкой улыбкой. - Печенье, шоколадки, конфеты какие-нибудь? Шоколад, между прочим, снимает стресс. Нам сейчас это бы пригодилось. Вон какие мы все надутые, - шутканул капитан, вызвав ещё один смешок Раздолбайла.
Кайрат Тимурович просто отрицательно покачал головой, лицо его оставалось сурово-напряжённым. Но по крайней мере неодобрения предложение Пчёлки испить пчелиный чай с мёдом не вызвало у адреналинового майора.

* * *

А на экране, развернувшемся на одной из стен шлюзового отсека, тем временем крутилось интересное кинцо про первопроходцев планеты Кулимат. Про этих космических пионеров. Первых землян, чья нога коснулась поверхности далёкой от Земли-матушки планеты, расположенной где-то совсем в другой части Вселенной. В неисследованной, неизученной и не нанесённой на звёздные карты части Вселенной. Ведь даже древние расы ксилонов и селестиан про неё ничего не знали, по видимости.
Там, на экране, первая группа во главе с Михалковым перебежала через дорогу и в сопровождении подозвавшего их насекомообразного чужака вошла в здание.
- Как раз вовремя! - воскликнул инопланетянин на своём трескучем языке. Был он похож на вставшего на задние лапы таракана или иного жука. Страшилище в людских глазах, одним словом. Глаза-фасетки, в количестве шести штук, два побольше и под ними четыре поменьше. Хитиновый панцирь на спине, на ногах и на четырёх руках. Тараканья морда и небольшие жвалы, двигавшиеся во время речи. - Вы же не хотите, чтобы контроллеры заметили вас на улице?
- Простите, мы не понимаем, о чём идёт речь, - вежливо вступил в разговор первый помощник капитана и пустился в объяснения. - Мы прилетели с другой планеты за помощью. Понимаете ли, так вышло, что мы затерялись в космосе и не можем найти путь домой. Мы из другой Галактики, не помеченной на ваших звёздных картах.
Такие объяснения заставили существо насторожиться. Оно заметно напряглось, и жёсткие волоски на его конечностях и «ногогруди» (как у тараканов, на груди сходились все конечности) встали ёжиком, будто могли защитить таракана от нападения. Усики-антенны поднялись вверх и мелко задрожали. Инсектоид принялся отступать от землян, ещё не успевших даже оглядеться в помещении, в котором они оказались.
- Погодите, мы не намерены причинять вам никакого вреда, - попытался успокоить его Михалков, двигаясь следом.
- Геннадий Борисович, позвольте мне, - доктор Григорьев мягко взял старпома за плечи и отодвинул в сторону, выходя вперёд. - Отойдите все от него, пожалуйста. Видите, человек в страхе, - он так и назвал его «человеком». Когда трое остальных данкийцев отступили, Игорь Кириллович мягко обратился к инсектоиду. - Мы прибыли с миром. И мы действительно нуждаемся в помощи...
Григорьев принялся рассказывать ему, что именно с ними приключилось, инопланетянин перестал дрожать и застыл, внимательно слушая электронного переводчика, переводившего рассказ доктора биологических наук. Было заметно, что у Игоря Кирилловича имеется опыт подобных контактов, когда нужно мягко и не грубо пообщаться с пугливым представителем иной формы жизни.
Тем временем остальные огляделись. Это помещение, кажется, служило сараем или каким-то складом, где в относительном беспорядке были свалены какие-то ящики, коробки, кучами лежали различные бумаги и газеты, непонятные пластины. Здесь было сильно не убрано, но хотя бы чисто, по сравнению с жилищем одного уже знакомого данкийцам инсектоида с другой планеты.
Григорьеву пришлось приложить массу усилий, чтобы убедить жука, что они вправду не собираются причинять ему вред. Наконец он вроде бы успокоился и снова зашевелил жвалами.
- Вы на планете Кулимат, - сказал он уже спокойнее. - Контроллеры, от которых я вас только что спас - из службы Народоконтроля. На нашей планете никто не умирает, но всякий раз, когда численность населения превышает установленные нормы, возникает необходимость уничтожать некоторых из нас, чтобы освободить место остальным. Контроллеры имеют право уничтожить любого, кого захотят, но лишь в установленных законом пределах. Они бы наверняка убили вас, если бы застали на улице после начала комендантского часа!
Неожиданно дверь с грохотом распахнулась, и в здание ворвались облачённые в странную униформу такие же насекомообразные существа, одно из которых что-то прокричало.
- Я же говорил, что видел, как они вбегали в это здание! - услужливо сообщил электронный переводчик. Судя по особенным нашивкам на форме, это был их командир. - Марш на улицу!
Существ было всего четверо. Столько же, сколько и данкийцев. Они расположились по двое по обе стороны от двери. Как ни странно, но никакого оружия у них видно не было, и, если бы не их напряжённые позы, то даже угрозы бы от них не ощущалось. Конечности были опущены. Майя видела через чью-то камеру, как Громов ухватился за рукоять бластера на поясе, но его руку остановил Михалков.
- Они пришельцы! - вдруг закричал протестующе хозяин сарайчика, пытаясь защитить данкийцев и выбегая для этого вперёд. - Они ничего не знали о комендантском часе!
Предводитель контроллеров поднял пустую верхнюю руку, вытянул вперёд длинный когтистый палец, и ветвистый электрический разряд голубой молнией рассёк помещение, пронзив грудь мирного инсектоида насквозь! Бедное существо с огромной дымящейся дырой в груди рухнуло на пол, и конечности его, последний раз дёрнувшись, замерли и стали скукоживаться, как у дохлого паука.
- На улицу! - крикнул командир, направив палец на землян.

- Надеваем шлемы и садимся в челнок, - тут же сухо распорядился Чижик.
Иван нервно отставил чашку с недопитым чаем и принялся надевать свой шлем. Кырымжан успел сделать это быстрее всех и уже молча укладывал в шаттл сумки. Вид у майора был донельзя мрачный, ему точно хотелось кого-то убить. Фёдор Михайлович взялся за свой шлем, но перед тем, как его надеть, поймал Майю за локоть и, серьёзно на неё поглядев, крепко его пожал, сопроводив это кивком, в знак поддержки.
- Не волнуйся, - мягко сказал он. - Они глупить не будут и должны справиться. Но мы будем рядом, чтобы прийти на помощь, если она понадобится.

- Пошто посул на меня наводишь? - вскинула носик девица, с любопытством покосившись на угощение. - Всё равно не пущу! Я места своего нагретого не хочу лишиться!
Очередь неодобрительно загудела, глядя на Зверикова.

Исследование чужого города продолжалось. Завернув за угол, капитан Светлов и штурман Вольский прошли несколько метров, как вдруг какой-то странный шум заставил Юрия Аркадьевича насторожённо замереть на месте. Шум всё усиливался, и вдруг он с ужасом понял, что слышит грохот старинного порохового оружия, бывшего на Земле в обиходе ещё до изобретения бластеров, - кто-то или что-то стреляло по ним из автомата! Капитан плашмя упал ниц, крикнув сопровождавшему его Вольскому:
- На землю!
Штурман упал рядом с ним, и они застыли без движения. Светлов сильно подозревал, что их могла заметить какая-нибудь автоматическая охранная турель и они вовремя среагировали на треск автоматных очередей. Но, возможно, там были и живые люди... ну, в смысле, местные жители, населявшие эту планету, будто вымершую с виду, но оказавшуюся вполне обитаемой.
Они лежали на дороге, вжимаясь в покрывающую её пыль, пули зловеще свистели у них над головами. Как вдруг Юрий Аркадьевич заметил, что штурман смотрит на него с нескрываемым удивлением.
- Капитан, а почему, собственно, мы лежим на земле? - заметив появившийся во взгляде Светлова немой вопрос, спросил Вольский и решительно встал на ноги, подавая руку капитану.
К великому изумлению Юрия Аркадьевича, штурман стоял под градом пуль, не причинявших ему ни малейшего вреда! Они просто проходили сквозь него, словно бы были... иллюзией? Голограммой? Но если это и правда голограмма, то почему Вольский ничего не замечал? Наконец, автоматные очереди стихли, и ничего не понимающий штурман помог капитану Светлову подняться с земли.
- Ты что, ничего не слышал и не видел? - удивлённо обратился к нему мужчина.
- А что, должен был? - не понял Вольский.
- В нас только что стреляли из автомата... - Светлов осёкся, так как сам уже не был уверен в достоверности своих выводов.
- Что? - удивился штурман и огляделся вокруг. - Я ничего не слышал.
Юрий Аркадьевич нахмурился. Всё это ему категорически не нравилось. Это уже был второй странный случай, когда кому-то одному из экипажа что-то кажется, а остальные ничего этого не замечают. Вспомнить хотя бы Овчаренко, стрелявшего по инопланетянину потому, что ему померещилось, будто тот достал оружие.
- Боюсь, мы имеем дело с точечными воздействиями на разум, - глухо проронил он. - Одному из нас что-то внушают, и он начинает на это реагировать, не понимая, что это нечто вроде гипнотического внушения. Когда слышишь и видишь то, чего нет. Будь аккуратней, Вольский, - Светлов похлопал мужчину по плечу. - Не реагируй на всё, сначала не убедившись, что я тоже это вижу.
- Понял... - нахмурился тот.
- Овчаренко, - обратился капитан по радио шлемофона. - Як там справы?
- О, ха-ха, - борт-инженер явно удивился вопросу на украинском. - Ничого нэмае, капитан. На записях камер - пустый салон челнока. На корабле всё тихо-мирно, бджолы нэ гудуть.
- Ох уж эти бджолы, - покачал головой Юрий Аркадьевич. - Будь на стрёме, Овчаренко. Продолжай осматривать корабль. Чтоб ни одна пчела не прогудела. Как понял?
- Есть, капитан!

Они продолжили осмотр инопланетного города, заметно осторожничая на этот раз и постоянно переглядываясь, чтобы убедиться, что не находятся под новым внушением. Наконец, Светлов и Вольский подошли к большому зданию - самому крупному в этой части города. Они переглянулись снова.
- Если мы где-то и найдём ответы, то только здесь, - кивнул Юрий Аркадьевич, и они молча направились внутрь, держа наготове оружие, но поставив его на предохранители из опасения очередного воздействия на мозги. Так ведь можно и друг дружку по ошибке перестрелять.
«Хотел бы я знать, какая гнида с нами это делает... а главное, зачем», - хмурясь, думал капитан Светлов, поднявшись по ступеням и проходя в широкую дверь, над которой висела бронзовая статуя животного, отдалённо напоминавшего земную лису, с умным видом читавшую массивный фолиант.

* * *

- Вообще они не рассчитаны на длительное ношение, - заметил Раздолбайло, прилаживая Майин скафандр и тщательно проверяя каждый его элемент и каждый болтик. - Это скафандры для вылазок туда и обратно. Но они оснащены функцией впитывания влаги, так что ничего страшного не случится. Это уже проверяли на практике, - с важным видом покивал второй борт-инженер. И легко, шутливо улыбнулся. - Правда, я лично не проверял. И вам не буду советовать. Не думаю в любом случае, что это приятно, когда одежда под скафандром мокрая. И не только мокрая, - поднял он бровь. - Вообще, на «Данко» есть другие модели скафандров, но не думаю, что ради одной недолгой высадки стоит проходить продолжительную процедуру биосимбиоза и надевать «вторую кожу». Если пожелаете, Майя Юрьевна, я расскажу вам об этом подробнее.
Пчёлка, впрочем, и сама что-то об этом помнила ещё, кажется, из уроков Фёдора Михайловича в МЗУ. Помнится, он рассказывал про биокожу, или «вторую кожу» - эластичный синтетический материал, внешне мало отличающийся от обычной человеческой кожи, который вживляется в процессе биосимбиоза поверх настоящей кожи, способствует поддержанию тела в стабильно хорошем физическом состоянии. Поверх биокожи уже надевается удобный скафандр, рассчитанный на долгое ношение. Специальные катетеры выводят всё лишнее из организма в особые мешочки, заменяемые вручную через отделение в скафандре. Точных терминов Майя уже не помнила, но примерно помнила, как всё это работает.
Как бы там ни было, сейчас у неё не было времени слушать лекцию Ивана на столь пикантные темы. Кырымжан уже достал оружейный арсенал и все разбирали оружие. Кажется, майору понравилось, что Светлова оценила этот арсенал - он даже удостоил её первого взгляда за всё это время и слегка кивнул, вроде как одобрительно. Возможно, он бы и свою помощь предложил, но в дело уже вступил капитан. Забрав оружие для Пчёлки, он подошёл к ней и начал небольшой инструктаж. Мало походивший на собственно инструктаж. Это больше напоминало дружескую беседу, в которой один объясняет другому, как пользоваться этой вот непонятной и смертельно опасной хреновиной.
Мужчины! Они любят объяснять женщинам такие вещи. Особенно, делая это с умным видом. Впрочем, человеку с высшим педагогическим образованием такой вид очень даже шёл. Невольно вспоминались лекции Чижика в былые годы и его проникновенное лицо, с которым он рассказывал материал слушавшим его детям.

- Ну, значит, смотри, - пустился Фёдор Михайлович в объяснения с энтузиазмом опытного в своём деле инструктора. Первыми он достал бластер и вибронож, передал их по одному девушке. - Ну, с этим проблем не должно быть... Из бластера ты ведь точно училась стрелять, а нож - он не только в бою может пригодиться, многофункциональная вещь... Так, остановимся на гранатах... Погоди-погоди, - остановил он попытки Пчёлки Майи присобачить к поясу скафандра кобуру и ножны, - немного не так. Нужно закрепить на поясе так, чтобы ты мгновенно могла выхватить бластер. Просто опусти рабочую руку - ты ведь не левша, верно? - и там, куда она ляжет на пояс, должна быть кобура. Нож можно поместить с другой стороны, его не обязательно быстро выхватывать. Как правило, если опасную ситуацию не удаётся сразу решить бластером, то времени на нож хватает, - Фёдор Михайлович, по-видимому, решил опустить ту часть, где «или тебе уже нож будет без надобности, потому что ты умрёшь». Но это можно было добавить за него, интуитивно по построению фразы это угадывалось.
Наконец кобура с бластером и ножны с виброножом были закреплены на поясе скафандра Светловой, и инструктаж перешёл к части использования гранат. Чижик взял в каждую руку по одной маленькой, размером с теннисный мячик или ещё меньше, гранате, показывая их Майе.
- Смотри, - он повернул их той стороной, на которой была маркировка. Помимо надписей, к каждой гранате были приклеены полоски разного цвета. - Чёрная - это слезоточивая. Выпускает газ, выводящий противника из строя, но не убивает, а чаще всего усыпляет. Белая, - он взвесил в руке гранату с белой каёмкой, - светошумовая. Ослепляет противника ярким светом и оглушает громкими звуками.
Чижик положил их обратно в чемодан и достал третью, с красной ленточкой.
- А это смертоносная, красная, плазменная граната. Запоминать, какой цвет у какой гранаты, проще по ассоциации: чёрный - обморок, белый - ослепление светом, красный - кровь. Первые две ты можешь использовать и рядом с собой - газ в скафандре тебе не страшен, а от светошумовых эффектов можно защититься, просто зажмурившись и отключив в скафандре внешний звук. Теперь о том, как их использовать...
Мужчина продемонстрировал Пчёлке крошечный монохромный экранчик размером с ноготь большого пальца в верхней половине гранаты и несколько мелких кнопок под ним. На экранчике светилось число 10.
- Это таймер, - начал объяснять Фёдор Михайлович. - По умолчанию, он всегда выставлен на десять секунд, но время до детонации лучше изменить в зависимости от ситуации. Иногда требуется, чтобы граната детонировала быстро, иногда нужна задержка. Если выставишь на таймере 0, она детонирует при ударе в цель. Менять время так, - он принялся показывать, как работают кнопки таймера. Всё было очень просто. Одна добавляла секунды, другая убавляла. Третья кнопка фиксировала две другие кнопки, предохраняя их от случайного нажатия. Чижик показал на главную кнопку, побольше остальных, расположенную сверху гранаты. - Ну, а это, собственно, кнопка-чека. Она туго нажимается, нужно приложить немного силы - это чтобы случайно не нажалась. Когда ты её нажмёшь и отпустишь, она останется в зажатом положении, и начнётся отсчёт таймера до детонации. Если её снова нажать при этом, чека вернётся в исходное положение, и таймер будет сброшен. Но также её можно использовать как чеку гранат древности, - капитан показал прикреплённое к кнопке колечко, вдавленное в корпус, но его легко можно было извлечь, - рванув за кольцо и сдёрнув чеку, ты запустишь таймер и уже не сможешь отменить детонацию. Но и противник не сможет, - Фёдор Михайлович улыбнулся, и сейчас на фоне этих объяснений его улыбка могла показаться кровожадной. - Всё понятно? Вопросы есть?
Судя по взглядам Кырымжана, которые он время от времени на них бросал, майор не одобрял того, что старшему лейтенанту ВКС требуется столь подробный инструктаж по обращению с простейшим вооружением.

Наконец и три связки гранат с маркировкой разных цветов были прикреплены к скафандру. Крепились они также к поясу и выглядело это так, будто Майя обвешала пояс однотонными ёлочными шариками, перевитыми дождиком. Они весили немного, бластер и нож казались тяжелее.
К этому времени первая группа уже усаживалась в шаттл и готовилась к взлёту. Самые последние приготовления были сделаны, и Чижик махнул рукой, отправляя их на старт. Поднялась перегородка, отделяя одну половину шлюза от второй, и за ней стал открываться «цветочек» люка в открытый космос, через который челнок будет выведен на орбиту и спущен на поверхность планеты в заранее определённые координаты.
- Ну, с богом, - Иван перекрестил перегородку, а затем перекрестился сам.

Высадка на Кулимат началась...

* * *

Спустя всего пару минут первая группа уже высаживалась из челнока на поверхности Кулимата. Для посадки был выбран один из крупных городов. Приземлились - или скорей уж прикулиматились - они посреди пустынной улицы. С одной стороны над ней нависали высотные здания, постройки на другой стороне улицы были гораздо ниже и походили на частные апартаменты. Здешняя архитектура была непривычна людскому глазу, хотя за счёт своего однообразия и не так ярко выделялась, как разноплановые постройки на планете-анархии. Вот только, как это ни странно, нигде не было заметно ни малейших признаков жизни. В большом городе царило запустение.
- Я что-то слышу, - напрягся Романовский, повернувшись в сторону, куда убегала дорога.
- Да, я тоже, - подтвердил Михалков, на всякий случай опустив руку на рукоять бластера.
Издалека до слуха данкийцев - как первой группы, так и второй, наблюдавшей за съёмкой в прямом эфире с камер скафандров на экране, развёрнутом Данко на стене шлюзового отсека - доносилось какое-то приглушённое жужжание. И вдруг из-за поворота вдалеке появилась странная машина на воздушной подушке, медленно двигавшаяся в сторону землян.
- Без моей команды за оружие не браться, - не терпящим возражения тоном распорядился первый помощник. Вот сейчас как никогда было видно, что он может быть не только вечно расслабленно-насмешливым, в деле Михалков выглядел волевым и довольно жёстким. Чем-то даже напомнил Майе папу.
Четвёрка землян напряглась. Они были уже отрезаны от звездолёта - шаттл взлетел за их спинами, чтобы занять место на орбите и спуститься по первому сигналу.
- Первый контакт, чтоб его, - проворчал Романовский.
- Ну зачем же так, Юрий Александрович? - спокойно возразил доктор Григорьев. - Может, они нас встретят гостеприимно. Давайте верить в лучшее в... представителях иных цивилизаций.
Пока они обсуждали приближающуюся машину, где-то поблизости что-то громко затрещало, а электронный переводчик вдруг разразился истошными криками:
- Сюда! Быстрей!
Обернувшись, земляне заметили насекомообразное существо ростом с человека, знаками подзывавшее их из дверей стоявшего в нескольких метрах от них небольшого здания. Судя по суете в движениях инопланетянина, он хотел, чтобы данкийцы поспешили, пока к ним не подъехала машина.
- Мда... - напрягся Михалков. - Кто что думает?
- Думаю, безопасней пойти за ним, - хмуро проронил борт-инженер.
- Я тоже, - кивнул Громов.
И только доктор Григорьев в нерешительности молчал.
- «Данко»? - окликнул старпом явно не искина.
- Решать тебе как командиру группы, - отозвался в тот же миг Чижик, - но я бы пошёл за ним. Он знает больше нас. Может, это какие-нибудь террористы...
- Вас понял, - глухо отозвался Геннадий Борисович и, направившись к инсектоиду, жестом велел остальным идти за собой.

Как выяснила Майя, она вполне могла общаться с группой высадки - как по общему каналу, так и по отдельным, приватным линиям, если хотела лично что-то кому-то сказать. Это, понятное дело, относилось и ко второй группе. Впрочем, глядя на эти сосредоточенные и напряжённые мужские лица, как-то пропадало желание отвлекать их от работы. Разве что поднять тему, имевшую прямое отношение к происходящему. Сейчас им явно было не до пустой болтовни. А с другой стороны... она ведь могла попытаться поднять им настроение, придать жизнерадостности, что ли. Чтобы не так уныло всё выглядело. Видеть улыбки на их лицах было бы куда приятнее.

Она слышала его мысли, находясь рядом. И слушала его внимательно и с какой-то забавной насторожённостью, словно бы опасалась услышать там для себя что-то неприятное. Но услышанное вызвало у Зены простую человеческую улыбку, грустноватую в общем-то, но и немного смущённую, словно бы она и правда умела стесняться.
- Но ты же понимаешь, я ничем не смогу тебе помочь, если ты угодишь в беду. Я могу быть рядом, но не имею права вмешиваться, - с грустнецой сказала она тихонько, прошептала практически. - Не могу даже тебя предупредить об опасности, - и вздохнула, будто бы такая участь её саму тяготила.
Ничего не сказала о последних его словах, но Петя видел, что приятно ей стало от них. Эта улыбка смущённая говорила лучше тысячи слов.

Тем временем они с Зеной свернули направо, спустились по лестнице и остановились перед закрытой дверью. После непродолжительного раздумья Окуньков по настоянию Белла попробовал её открыть, и оказалось незаперто.
Впереди за дверью Петя обнаружил узкий длинный коридор. Сделав по нему несколько шагов, он увидел с левой стороны дверь. Войти в неё или идти дальше по коридору?

Он улыбался тепло и как-то вот так по-простому, по-домашнему, радуясь этому уютному мгновению, когда ласковая рыжая кошечка счастливо мурлыкала, согретая его объятиями, а как она на него смотрела! Ух! От этого взгляда согревательного пробирала приятная, волнующая дрожь, и даже казалось, будто она его обнимает крепко-прекрепко одним этим своим взглядом, делится своим теплом и огнём души своей прекрасной. Чудесной души замечательного, доброго и хорошего человека, женской души, нежной и заботливой, кроткой и хрупкой по своей природе, как хрустальная ваза. Очень легко её разбить одним неосторожным движением на множество осколков, которые затем собирай - не собирай, только поранишься о них... Это сокровище нужно ценить и беречь, относиться к нему с трепетом и осторожностью. С любовью.
И думалось Чижику также о поцелуе и о том, что невозможен он в сложившихся условиях. Но почему-то верилось мужчине, что однажды такая возможность наступит. Нужно просто подождать. Дать и себе, и ей пережить эту бурю эмоций. Как говорится, им нужно время переспать со своими чувствами. И если они никуда не денутся и их всё так же будет тянуть друг к другу, то разве это не судьба? Хотя вот у Майи они уже к нему давно... ещё тогда были, в пещере, а он не понимал. Для него она тогда была ребёнком. Сейчас... сейчас уже нет. Она была всё ещё юной, но уже не ребёнком. Не маленькой девочкой, а молодой девушкой... по всей видимости, в него влюблённой. А что же он? Фёдор Михайлович в замешательстве отвернулся, пряча свой смущённый взгляд за показным интересом к мелькнувшему в дверях столовой кому-то из экипажа, кто выходил в коридор.
- Мы вместе, конечно, да-да, - немного глухо ответил он, согласно покивав. - Но мне, как джентльмену, совершенно претит и слышать о том, чтобы девушка прикрывала мне спину. Должно быть с точностью до наоборот, - капитан наконец снова посмотрел на Майю и улыбнулся ей тепло и смущённо одновременно. - То, что можно на тебя рассчитывать - это хорошо, но ты же понимаешь, что мужчина не может чувствовать себя мужчиной, если за него заступается женщина? - он усмехнулся. - Я не имею в виду, конечно, крайние случаи, когда это заступничество спасает жизнь там, где мужчина самостоятельно не может справиться. Но лучше до таких ситуаций не доводить.
Фёдор Михайлович опустил взгляд на их сомкнутые руки и мягко улыбнулся. Улыбка по мере дальнейших слов Пчёлки становилась шире, похоже, его рассмешило сравнение с морозильником. Пальцы капитана сжались, обхватывая узкую кисть данкийского доктора, приподняли её и, наклонившись, он галантно, но очень тепло поцеловал её возле запястья.
- Говоришь, я был как твой Слоник? - усмехнулся он снова. - Процитирую почтальона Печкина. Раньше я почему злой был? Потому что у меня... тебя, Майя, не было, - Чижик подался к ней ближе, обнимая пусть со спины, но очень тесно и крепко. А затем у Майиного ушка прозвучал его слегка взволнованный, горячий шёпот. - Мне с тобой очень хорошо. Я рад, что мы снова вместе.
Он наклонился ниже и аккуратно поцеловал её в щёчку. Или чуть выше... куда попали его губы в момент наклона. Кажется, никто этого не видел.

А что же он?
А он, кажется, тоже... только так мог Чижик объяснить самому себе всё то, что он испытывал в последние дни от общения с Майей. И сейчас эта мысль его уже не беспокоила так сильно, как вчера.

Пусть всё идёт. Своим. Чередом.

* * *

Слушал её Кайрат Тимурович со странным, сложносочинённым выражением на лице, будто бы она говорила с ним на непонятном языке и он никак не мог осмыслить сказанное. Лицо его сейчас было необычно живым: то брови поднимались вместе или одна левая, то низко опускались и при этом губы плотно сжимались. Живое лицо живого человека, который столкнулся с чем-то ему непонятным и теперь силится взять в толк, что же оно такое. Впрочем, несмотря на проявившиеся эмоции, оно всё ещё оставалось суровым и волевым - чувства, проступившие в мимике, никак не изменили его военной выправки и того образа мужика-кремня, который он будто бы нарочно поддерживал всеми силами. Интересно, уж не из Челябинска ли родом майор. Согласно устоявшимся афоризмам, именно оттуда происходит всё самое крепкое и закалённое в мире.
- Почему я должен так считать? - недоумённо вырвалось у него, когда Майя Юрьевна спросила, не считает ли он её вертихвосткой легкомысленной.
После этого замолчал второй помощник капитана, только сверлил Пчёлку непонимающим взглядом, постепенно становившимся более тяжёлым. А вот когда она ко всему прочему приплела капитана, он совсем нахмурился, ровным счётом ничего не понимая. То ли между ними возникло какое-то недоразумение, то ли старший лейтенант Светлова откровенно издевалась над ним. Но в последнее майору никак не верилось.

Кырымжан так и остался сидеть на ступеньке, провожая удалявшуюся девушку шире обычного раскрытыми глазами, и даже губы его слегка приоткрылись. Он был в шоке от таких неожиданных признаний, вообще никак не касавшихся того вопроса, который намеревался с ней прояснить, приведя сюда. Чувства к капитану? И судя по его поведению, он о них знал и даже разделял. Майор осоловело потряс головой, силясь придти в себя, затем поднялся и схватился за поручень - один из тех, что были предназначены для экстренных ситуаций, когда не работала автоматическая гравитация и экипаж плавал в невесомости. Нахмурился сердито от того, что на ногах от таких новостей не держится, пронзил огнём раскалённого взгляда спину сворачивавшей за угол Пчёлки. Тяжело выдохнул.
- Во дела... - буркнул себе под нос, озадаченно потёр бородку свою великолепную, по мнению некоторых, и густо залился краской.

Только Майя этого уже не видела.

* * *

Сборы на второй раз были уже почти привычными. Разница состояла лишь в том, что лететь Пчёлке никуда не придётся без особой необходимости, но вот провести медосмотр следовало и первой группе, и второй. В этом Майе охотно помог доктор Григорьев. Сам Игорь Кириллович оказался здоровее не придумаешь и был полон энтузиазма - похоже, ему очень хотелось побывать на чужой неведомой планете. Он даже руки иногда потирал в нетерпении, пока Майя проводила анализ состояния его здоровья. В ответку он осмотрел её - возражения не принимались, это была стандартная процедура. Всё было в порядке, если не считать лёгкого эмоционального дисбаланса, снова таки в пределах нормы.
Все остальные также были в порядке. У идущего в первой группе Романовского даже рука успела зажить - от ожога и следа не осталось. А вот у Фёдора Михайловича приборчик обнаружил эмоциональный дисбаланс, по своей природе очень напоминавший тот же, что был у самой Пчёлки. Словно бы они переживали похожие эмоции. Небольшой сбой - совсем незначительный - оказался, как ни странно, у Кырымжана. Майор с Майей не разговаривал больше и вообще старался на неё не смотреть. И на капитана тоже.
Стругачёв прислал свои благодарности за вкуснейший завтрак («С мясом - вапще абьедение!») и пожелал удачной высадки, а также пообещал, что он тут на стрёме и, если что, всегда наготове и будет следить за высадкой. «Привет Серому!» - так заканчивалось его сообщение.
И вот уже вторая группа собралась в шлюзе вместе с первой, облачаясь в скафандры и готовясь провожать в дорогу первопроходцев новой планеты, этого загадочного молчаливого Кулимата, где им якобы могли помочь. В шлюзовом отсеке было очень светло - казалось, что свет пронзает людей насквозь и они просвечиваются. Но был он хоть и ярким, однако мягким, не режущим глаза - щуриться от него, как от солнца, не было необходимости.
Все лица были сосредоточены. Обе группы распределились по своим челнокам, расположившись по отдельности, и сейчас Майя, надевая скафандр при помощи Раздолбайла, могла видеть напряжённые лица четверых мушкетёров, отправлявшихся первыми. Они были уже почти готовы - Романовский проводил последние проверки скафандров. Из них только Игорь Кириллович позволял себе иногда легонько улыбаться.
- Разбираем оружие, - распорядился майор, доставая боезапасы из специального отделения в ангаре. Там был ряд чемоданов с бластерами и гранатами, а также боевыми виброножами. Всё это требовалось прикрепить к поясам скафандров. Майор всё так же не смотрел на Майю и Чижика, хотя остальным иногда доставались его оценивающие взгляды.
- Майя, давай помогу, - предложил Фёдор Михайлович, цепляя на свой пояс кобуру и ножны и принимая у Кырымжана следующий бластер для Светловой.
Ну, с бластером и ножом было понятно. А вот гранаты... Майя поняла, что не может различить, какие из них светошумовые, какие - слезоточивые, а какие - боевые, плазменные. Отличались они цветом и маркировкой, но не зная обозначений, было трудно что-либо понять. Спросить у более сведущих в этом деле или попробовать поизучать самой надписи? Вдруг разберётся...

Лианка серьёзно посмотрела на Ярра, заговорившего с ней шёпотом о местной политике, но ничего не стала отвечать, а лишь молча кивнула, явно с ним согласившись. После чего продолжила путь по тракту, ведущему в сторону центра города с названием, созвучным с фамилией того самого «захфатчика». К счастью, никого рядом с ними в этот момент не было и никто не мог услышать эти опасные слова. Смертельно опасные, прямо скажем.
Снова она недовольно на него обернулась, когда он толкнул её локтем уже перед входом в таверну. Смерила взглядом с головы до ног и смиренно вздохнула. Этот вздох, не иначе как, обозначал: «Ну что с тобой поделаешь».
- Лекарь тебе не помешал бы, это точно, - согласилась она. - Тем более, раз уж «его услуги входят в стоимость оплаты», - процитировала странница табличку на двери. - И у меня вообще-то есть имя.
Гордо развернувшись, она направилась к двери. Ярр входил уже следом за ней, кутаясь в свой плащ и угрожающе вздымая дубовый посох.

«Три кольца» - это тебе не захудалый кабак в захудалой деревеньке, где от силы двое человек сидело за столами, откровенно скучая. Едва наши путники оказались внутри этого гостеприимного на вид места, как сразу же окунулись в атмосферу настоящей придорожной таверны - даром, что расположена она была в городе. Здесь тебе и запахи жареного мяса, и солений, и ароматы хмельного, витающие по большому просторному залу с чисто вымытыми ещё утром, но натоптанными к вечеру полами со слегка поскрипывающими половицами. Здесь столы ломились от яств, раздавался неумолкаемый гомон многочисленных посетителей, звоны кружек, доверху наполненных элем с шапкой из пены, стук игральных костей о дубовые столешницы, звон монет, пересыпаемых в ладонях игроков, мелодичное наигрывание чьей-то лютни. Здесь под потолком тепло потрескивали свечи в огромной люстре, освещавшей весь зал, но этого света явно было недостаточно в вечернюю пору, и по помещению разливался приятный полумрак, у отдельных столиков разгоняемый факелами, висевшими на стенах. Здесь была даже сцена для заезжих менестрелей и бардов - правда, она сейчас пустовала, а музыка доносилась из-за одного из столиков рядом со сценой. Видать, менестрель отдыхал от работы.
Мало кто обратил внимание ещё на двоих посетителей, а если кто и глядел в их сторону, то больше на Лианку, чем на Яррике. Потому как мужского контингента тут явно было побольше среди клиентов заведения. Но и женщины тоже встречались - и почти все, кого замечал маг, были недурны собой. Между столиками сновали уютные аппетитные официанточки, и Ярр заметил, что некоторые даже позволяют посетителям себя лапать. Одна так вообще присела на колено к какому-то суровому на вид воину, а он её обнимал за талию и о чём-то трепался со своими компаньонами, время от времени шепча на ушко девушке и целуя её в румяную щёчку.
За длинной стойкой тоже сидели посетители, а на месте трактирщика стоял здоровый толстый бугай, выгодно отличавшийся от старины Григге добродушной ухмылкой на физиономии, покрытой многодневной щетиной. Рядом со стойкой начиналась деревянная лестница вверх, и со второго этажа вниз смотрел ещё один посетитель, облокотившись о перила и мирно покуривая трубку.

Закружила, завертела Макса последняя юбилейная пьянка рогачей. Вот как в лютый шторм морская волна, цунами бывало захватывает кораблики хиленькие и швыряет их из стороны в сторону, пока об скалы не размозжит, так и хулигана похожим образом пропустила сквозь себя гулянка уходящая. Парень честно пытался вынести хоть что-то из пьяных бредней рогачих, но тщетно. Отказались мозги работать. Единственное, что Макс уяснил уже давно – Эччей гад редкостный. Пацанов надо собирать и рожу чистить ему идти, вот! А то сволочь эта район свой только расширяет и рогачей всяких нормальных, чётких вытесняет. Ух, негодяй, злости на него нет! Такова была последняя мыслишка Макса, прежде чем юное дарование окончательно провалилось в темноту и во всю мощь своих лёгких захрапело под лавкой. Праздник, определённо, удался!

И, как это бывает, на утро наступила расплата. В начале, хулиган и не понял вовсе, что проснулся. Подумал было, что концы успел отбросить и какой-то ушлый некромант в качестве зомби поднять его решил. Так было Максу плох… нет не плохо – по-настоящему херово! Будто все рогачи разом на пареньке всю ночь чечётку выплясывали. Болело, кажется всё, а что не болело, то уже давно онемело. Чека, козлина рогатая! Бедняга Макс всем своим чёрным сердцем желал, чтобы Чубака драчливая также сейчас страдала!

Принял сидячее положения парень, корчась от головной боли и сушняка адского. Языком зуб качающийся потрогал. Неприятно – жуть. Может выдрать к чёртовой матери? Шелуху от семок удобней будет сплёвывать. Нож костяной увидел. Не нож, а меч целый! Не зажмотился Чека, будет чем перед пацанами похвастаться. Кинжал Макс схватил, из рюкзака своего бутылочку пивка светлого достал и к Динке пополз, на ходу крышку от горлышка лезвием отрывая. Клин-клином все нормальные ребята вышибают! Глотнул лёгонького и хорошо стало… Ну как хорошо. Не так хоть гадливо, как раньше.

- Промочи горло, подруга. Полегчает, - просипел Макс страшным пропитым голосом и Динке бутылку суют. На мол, вечеринка продолжается.

А после голос ехидный у себя за спиной слышит. Поворачивается, ба, да это же лев! Причём не в клетке, да с хвостом скорпиона и крыльями летучей мыши. Монстр короче. Морда у мутанта нехорошая, чуть ли не облизывается, скотина. Понятно всё тут.

Рукоятку ножа хулиган крепко сжимает, да Динку собой загораживает. Черныш тварь блохастая опять дрыхнет? Кто бы сомневался…

- Знамо что, Симба, - оскалился Макс, косясь на мантикору единственным здоровым глазом, - Шкуру львиную добывать, коль ближе ещё на шаг подойдёшь. Иди куда шёл, добычи ты здесь не найдёшь, - враждебно заявил парень, сплёвывая сквозь зубы кровавую слюну.

Холодок по загривку пробежался.
«И чего это он там бормочет? Страсти какие-то!»
Нет, Санька конечно же насторожился, сгорбился маленько, плечи приподнял, втягивая голову. Ну а что? В сырой-то куртке зябко очень даже! От слов чужака и от болотной сырости плохенько вдвойне, неуютно совсем. Плату требует ехидный, так еще и разоблачил! Вот от этого вообще не по себе! Глаза двуликой сразу по сторонам стрелять начали – не услыхал ли кто лишний?

К костерку паренек приближаться раздумал: уж лучше с неделю носом пошмыгать, чем на шашлык! Вот только дорогу знать ему и правда сильно приспичило, друзья к шахте ушли, а коли Саня дорогу домой выберет, так вернуться же – со смеху над ним помирать будут! Ага, Макс в особенности! Кукиш ему, а не повод!

- Лицо не дам! – сразу Сашка предупредил, - И Ждуна не дам. Он сам себе хозяин. А раз все знаете, то либо лжете, либо дорогу тоже знаете! А что взамен?
Тут ребятенок призадумался, глаз прищурил, губу поджал. Чего страннику предложить? У Санька ни денег, ничего, только авоська с припасами пикниковыми. Ну тут и смекнул он, глядя на то, как бедно пирует дядька.
- Мяса не буду, спасибо. А вам за помощь могу предложить… Короче кто же мясо без хлеба доброго ест? Вот хлеб, у меня с собой. – потряс мешком своим шуршащим мальчик, - У людей традиция такая – хлебом гостей встречать. А уж если и хлеб вам не благодарность… Одинокий, говорите?
Парнишка вновь прищурился, всматриваясь в отбрасываемую шляпой тень. Худо ему, одному, сам говорит – грустит! Ну а коли сожрать бы хотел, без разговоров бы и сожрал, без торгов. Ну, а так как Санька все равно и сам один-одинешенек…
- А так - взамен на мою просьбу я вас с собой возьму. Буду по дороге вам всякое рассказывать, только вы меня по пути верному вести должны. А когда придем к шахте старой, то еще и накормлю вас, еда у меня есть! Немного, и не совсем деликатесы… Чем богаты, тем и рады, как говориться.
Нырнув моськой в пакет, Сашка начал страннику перечислять чем богат:
- Вон тут хлебушек есть. Есть вобла, есть яблочки… Баранки к чаю. Правда чая нет, но есть вода. О! Леденцов же еще карманы полные! Конфетку хотите, дядь? – и тут мальчик наглядно чудаку продемонстрировал красивый красный леденец в прозрачной обертке.

Зажатая меж пальцами конфетка-барбариска, в шуршащем нарядном фантике, заманчиво поблескивала, похожая на драгоценный камушек, чуть мутноватый, но пропускающий сквозь себя свет, который зажигал в ней махонький алый огонек.

Фёдор Михайлович и правда расцвёл - он сам этого пока не понимал, не пришло ещё озарение привыкшему к грусти мужчине, скучному и серому для кого-то, быть может, но имеющему в душе нечто ценное, некое сокровище, которое смогла разглядеть одна веснушчатая рыжая особа, появившаяся снова в его жизни. Нечто такое, что способно было развеять серость осенней грусти в его глазах и зажечь в них огонь жизни, интерес к ней во всех её самых радужных проявлениях. Она видела там то, что не смогла разглядеть блондинка с портрета. Знала ли об этом сама Майя? Может быть, может быть... У женщин очень хорошо развита интуиция.
Сейчас он сиял. Пусть свет пока пробивался через лёгкий налёт пыли, но ещё несколько дней назад, до судьбоносной встречи с Майей, этой пыли был толстый слой, покрывавший его сердце так, что не пробиться никакому свету. А она пришла и, вооружившись влажной тряпочкой, затеяла там уборку. Не пылесосом, нет... своими руками, нежными и ласковыми, своим взглядом внимательным и заботливым, она вытирала пыль, постепенно добираясь до самых дальних и запущенных уголков его сердца, его души. Наводила там чистоту и порядок, местами уже всё сверкало и можно было увидеть в блеске этой чистоты собственное отражение. Это был её труд, её старания, её забота... её любовь. И чище становилось, и дышать было легче, и свет души смог пробиться наружу, выплеснувшись в глаза. Его-то и заметила Пчёлка.

Чижик - он оживал. Благодаря ей. Прав был старпом.

Вообще-то, они оба оживали. Космические капитаны - такие, как Фёдор Михайлович - совсем даже не прочь тоже потрудиться уборщиками, выметая мусор и пыль из души близких людей. Тех, что особенно близки. Метафорическая тряпочка в руке Чижика также покрылась пылью, которую он нашёл внутри Майи Юрьевны, где-то глубоко у неё в сердце. Наверное, оставшуюся ещё после той пещеры. Они были нужны друг другу. Вместе им становилось легче. Наверное, они оба это понимали. Пусть даже и не осознанно. Хотя это ведь невооружённым глазом видно. Геннадий Борисович ведь тоже замечал перемены.

Перемены к лучшему.

- Ну и правильно, - Чижик легонько махнул рукой, одобрительно сжатой в кулак. Не той, что лежала на плече у девушки. - Так держать... Майя, - видимо, по старой привычке хотел назвать её по фамилии. - Для того мы и проводим этот застольный брифинг, чтобы выслушать мнение каждого. Любое мнение ценно, даже от не-специалиста по обсуждаемому вопросу. Более того, не-специалист иногда способен увидеть то, что не замечает опытный глаз профессионала, привыкшего действовать по канонам. Это свежий взгляд на вещи, такое всегда востребовано, особенно когда речь идёт о научно-исследовательской экспедиции. Поэтому не стесняйся и в дальнейшем озвучивать свою позицию. Это ценное качество: иметь своё собственное мнение. Ты - молодец. Многие в твоём возрасте растерялись бы и не стали бы учить жизни взрослых дядек, - по улыбке было видно, что Фёдор Михайлович немного неуклюже пытается сострить. Но что-то до него, видно, дошло, и он осёкся, стал серьёзным. Затем начал зачем-то оправдываться. - Ну, здесь под «взрослыми дядьками» я называю более опытных и старших специалистов. Я понимаю, что ты уже тоже взрослая, но всё же самая юная среди нас. Однако, не робеешь и держишься по-свойски. Это очень хорошо.
Он одобрительно погладил её плечо, и как раз в этот момент Майя обхватила его кисть своими пальцами и обняла. Фёдор Михайлович слегка переменился в лице - он не ожидал такого её жеста, но, кажется, ему не было стыдно или неприятно, он даже не пытался забрать руку. А после нескольких мгновений замешательства слабо, но тепло улыбнулся. Скосил глаза, провожая взглядом уходящего Бережного.
- Тебе никто не говорил, что ты похожа на ласкового котёнка? - тихо-тихо спросил он, улыбаясь. И даже подступил на полшага и слегка к плечу её подался, чтобы поближе к уху говорить. - Или скорее на ластящуюся кошку. Кошки, кстати, имеют свойство снимать стресс с человека, когда делают вот так, как ты сейчас, - Чижик поднял вторую руку и ласково провёл по её волосам, слегка зарываясь в них кончиками пальцев, легонько коснувшись ушка, пощекотав даже будто невзначай. Не оглянувшись проверить, не смотрит ли кто-то в их сторону. Словно его совершенно не беспокоило мнение данкийцев.

Слушал он её и кивал в ответ на объяснения про степень её владения разнообразным оружием. Видно было, что понимает, одобряет такой подход. Сам-то он неплохо должен был владеть бластером, всё же капитан - все капитаны обязаны отлично владеть лучевым оружием. Уже не говоря про субакс.
- Слышал я как-то историю про одного военного врача, принципиально не стрелявшего во вражеских солдат, несмотря на приказания командиров, - задумчиво сказал капитан. - По-моему, это была реальная история и по ней был даже снят фильм в прошлом веке... старый ещё, цифровой. Врачи дают клятву Гиппократа, чтобы оказывать помощь тем, кто в ней нуждается. Их задача - спасать людей, а не убивать. Поэтому я очень хорошо тебя понимаю. И, Майя, - он взял её двумя руками за плечи и слегка сжал их, стоя перед ней и пронзительно глядя ей прямо в глаза, - я тебе обещаю, что не стану отдавать таких приказов и постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы не доводить до конфликтов и кровопролития. Ты сама понимаешь, в какой мы ситуации: нас могут принять за врагов, мы можем повстречать недружелюбных инопланетян, пиратов или ещё кого. Поэтому я не могу гарантировать, что всё у нас будет гладко, но приложу для этого все свои силы и знания. Очень не хочется, чтобы тебе или кому-то из нас пришлось познакомиться с автоиньъектором, - Фёдор Михайлович наконец улыбнулся. - И про обещание экскурсии я помню. Тогда по завершению высадки, идёт? Сейчас мне там будет некогда - на меня вывалится масса информации, едва я приду. И мне уже таки пора. А про отца расскажи как-нибудь, я охотно послушаю. Вижу, это не очень приятное, но важное для тебя воспоминание. Пойдём?
Чижик приобнял её рукой за плечи и повёл в направлении выхода из столовой.

* * *

- Да, я про вчерашнее... - начал Кырымжан, но, по-видимому, заметил, что бортовому врачу стало дурно и она нуждается во враче. Некоторое время этот грозный воинственный мужчина уже присматривался к ней, и теперь окончательно убедился, что с Майей Юрьевной что-то определённо не в порядке. Мини-спектрометр немедленно отправился обратно в его карман, он шагнул к девушке и склонился перед ней, легонько тронул за плечо. - Старлей, что с вами? На вас лица нет... Ну! Ну!.. - заволновался он вдруг, и голос сделался сочувственным. Он аккуратно похлопал Майю по плечу. - Вы из-за этих дурацких роликов так распереживались? Да забудьте, бог с ними. Оно того не стоит. Старший сержант Бережной лично просил за вас, ему не трудно было всё замазать.
Кайрат Тимурович присел на ступеньку возле девушки, положив одну руку ей на плечо, другую себе на колено, и обеспокоенно смотрел на Светлову. Вот уж не думал, не гадал он, что она такая впечатлительная и распереживается из-за того, что Спартаку пришлось лишний час поработать, заделывая следы её катаний. Но, судя по этим переживаниям, у девочки доброе сердце, а для чуткого майора это многое значило. И он значительно смягчился, увидев, что она уже и сама раскаивается в своём проступке. Никто тебя не накажет лучше, чем твоя собственная совесть - это прописная истина. Если человек совестливый, конечно, а Светлова явно была из таких.
- Всё в порядке, старлей, - после непродолжительного молчания твёрдо сказал майор. - Забудем этот случай.
Он был совершенно уверен, что теперь данкийский доктор не станет кататься по коридорам звездолёта на роликах, зная, какой ущерб наносит металлопластиковому покрытию коридоров и какие проблемы создаёт для технического специалиста. Раз уж она это поняла и так реагирует, чуть ли не плача. У Кайрата Тимуровича даже сердце сжалось, когда он увидел такое её состояние.
- Вы как, нормально? Готовы к возможной высадке? - участливо спросил он. - Если вам нездоровится, я сопровожу вас до вашего кабинета, пусть вас осмотрит Григорьев.

Шёл Афоня по топи да укус почёсывал. Улыбался. Воздух сырой вдыхал глубоко, на мошек дул. Впервые за день чувствовал себя в своей тарелке. Один. На природе. Сам с собой. Не нужно ни за кем приглядывать, ни с кем говорить. Ответственность? Полная. Но только за себя. Радовался парень. И отдыхал. И Санька с Бураном выглядывал. Звал иногда.

А на развилке загрустил. Манили дороги нехоженностью. Но делу время, а потехе — час. Скрепил Афоня сердце. Решил крепко никого и никогда с собой более не брать (ну, может, Диньку (от мысли остаться с ней наедине заалели щёки), да и ту на коротком поводке). И обратно свернул. На тропку, что из болот вела. Санёк ведь позади остался. Если не заблудился и не забрёл куда-нибудь.

Ох Черныш, ох скотина вероломная, обожравшаяся! Бросила Макса одного со звериной этой рогатой разбираться. С Чубакой лютой, двухметровой и могучей! Коль бы брага коварная мозги паренька в губку не превратила, может и поостерегся бы хулиган на этакого минотавра с одними кулачишками своими юношескими лезть. Так неееет, куда уж там! Словно ошалевший тореадор на быка прыгнул. Как только рога заостренные насквозь героя не проткнули. Та ещё загадка.

Зато руками махал, как последний раз в жизни. Все костяшки в дребезги разбил об шкуру эту дубовую. Только таких титанов не кулаками надо обрабатывать, а кувалдой пудовой. Может тогда толк какой и выйдет. Однако, Макс буквально всю душу вкладывал в драку с Ычектани. С рвением и отдачей соперника ушатать пытался. Не без последствий обошлось, конечно. Прилетело и хулигану пару раз. Хорошо так прилетело, сломалось может даже чего, или лопнуло в теле Макса. Да ток фигня всё это. Пойло-то рогачей чувствительность отняла напрочь. Как груша мясная болтался парень. Эт уже утром надо глядеть, что в Максе целого в итоге осталось. Если сил встать у парня хватит, конечно, после пьянки этой вековой.

А дальше и вовсе возня несуразная пошла. Прилип Макс к Чубаке, как клещ какой-то, и давай рогача трепать. Лягается, ногти ломает об шкуру проклятую, в ухо мохнатое зубами вцепился и тянет. Ну прям как кот пчелой в зад ужаленный. Весело, короче. До слёз.

А что случилось дальше Макс вспоминает уже с трудом. Помнит, как орал чего-то непонятное. Видать с какого-то фига решил, что язык рогачей минут за десять успел выучить. С позиции ужратого в усмерть юноши очень даже всё классно получалось. Ну прям певец оперный в Максе умирал! В реальности песнь его больше походила на вопль ополоумевшего кота, которому хвост гиря прижала. Ещё помнит, как к Ычектани жался. Видать побрататься с Чубакой успел, ну или просто ноги держать тельце пьяное наотрез отказывались и поэтому вис на рогаче, как на канате.

Сделка ещё помнится юнцу по нраву пришлось. Ну а чо? Прикольно же! Как однорукий бандит будет. А если ещё и крюк где надыбает, то и вовсе пиратом можно стать! Аррррр. Якорь мне в глотку! Остановило пьяницу, как ни странно, попытка вновь свою кружку спиртухой наполнить. Ухватился Мак одной рукой за кувшин, другой за кружку и… завис. Не сходился ребус чё-то. Как брагой себе стакан наполнять-то с одной рукой? Придерживать же кубок надо, чтобы не расплескалось! Затряс Макс головой своей глупой в сомненьях страшных.

- Чёт лажа какая-то, Чека… не помню, чтобы мы с пацанами руки у друг друга на вписках рубили… По-моему, ты просто ужрался в щи, - залился безумным смехом Максом. Потом раз из кармана нож свой швейцарский достаёт, да лезвие Чубаке в руку вонзает, - На вон… кортик мой именной. В зубах им будешь ковыряться, да вспоминать, как я тебя сегодня здорово отмудохал! Для корешей не жалко, чо.

Ну и Динку хулиган, конечно, помнил. Пялился на неё жадно так, зубами скрипел, добраться до девчонки всё хотел, да не срослось. К счастью, наверное. Мало ли чего Макс в состояние своём убитом учудил бы. Шарахалась бы от него Динка до конца жизни тогда бы. Хорошо всё сложилось, короче.

А что там дед-Чубака нёс, в башке Макса совершенно не отложилось. Нуднятину скорее всего. Старпёры они такие, любят языками почесать с поводом и без.

Динке никогда ещё не было так хорошо. Какой чудесный, изумительный напиток! Теперь понятно, почему папа время от времени добавляет в свой кофе ложечку коньяка. И почему они Динке такое запрещают? Девчонка даже мимолетно обиделась на родителей. Ведь так чудесно и вовсе ничего плохого в этом нет. Только хочется петь и плясать. Она и плясала так, как не отплясывала даже на городском конкурсе юных театральных исполнителей, где их школа заняла, между прочим, третье место. С конца. Заняла бы и первое, если бы не Динка. Мысли бежали как-то странно, даже для нее, перескакивая с родителей на школьный театр, а с него обратно на гхтани, которых надо обязательно почтить еще одной чашей. Чтобы дорога в новом мире уж точна была без колдобин и тупиков. И ещё одной. Чтобы уж наверняка. В какой-то момент Динни почувствовала, что очень устала танцевать и стоит прилечь отдохнуть. Вот прямо сейчас. Макс, кажется, с кем-то дрался. Раньше бы это Динку огорчило — вот опять нашел неприятностей на свою голову, вечно он так, а сейчас почему-то показалось ужасно забавным. Макс дерется с молодым рогатым гхтани. Будет рассказывать во дворе, а ему не поверят. Хи-хи. Пусть почувствует себя в ее шкуре. Вот Динке тоже никто никогда не верил, когда она говорила, например, про инопланетян на спортплощадке. А ведь она сроду никогда не врала. Там же были круги!!! Таинственно появившиеся. Девочка рассмеялась. Заливисто, весело и громко. Прямо как вожак. Какой он все-таки красавчик. Захотелось вдруг его обнять. И погладить рога. Что там за такие красивые колечки? Но тут сквозь звенящую в голове россыпь тысячи колокольчиков каким-то чудом пробился смысл сказанных Вождем слов.

— Катемхьяры – не гхтани! — повторила она почти шепотом, перестав смеяться. — Я запомню, Вождь. Я запомню это. И... тебя. Вас всех.

Она низко поклонилась, умудрившись каким-то образом не упасть, и протянула руку, принимая рог. Он показался теплым, почти горячим. А ещё невообразимо красивым. Динни хотела засунуть подарок в рюкзак, но вдруг, что-то вспомнив, сунула его за ремень джинсов. Кажется, именно так их и положено носить.

— У меня тоже есть дар для тебя и для всех гхтани. Мы больше не встретимся, но может быть там, куда вы уходите, вам понадобится умение далеко смотреть. И тогда вспомните о нашей встрече, — Динни сняла с шеи бинокль и протянула Вождю. Она показала, как отвинчивать крышечки, куда смотреть и где подкручивать, чтобы даль становилась близью.

— Удачи вам на ваших дорогах.

Йноз
Наконец, тишина. Нет приятней тишины, чем та, что полна звуков. Полна звуков, издаваемых твоими творениями. Ты заложил отличный фундамент. Можно насладиться хорошо проделанной работой. Закрываешь глаза.
Для тебя прошло всего лишь мгновение - для болотников прошла целая жизнь. И жизнь эта была не из легких. Когда снова поднял веки, все выглядело совсем не так, как прежде.
Весна - время страха перед каждым шорохом. Выйти из трухлявой грибной хижины, чтобы насобирать ягод - уже подвиг, ведь там, за порогом, болотника поджидают взбесившиеся крабаны и врыкогласы, а самое страшное - подземные каверны, на веки вечные запирающие в себе души тех, кто попадет в них. Непредсказуемые, в отличие от осенней мороси, весенние ливни заставляют воду подниматься буквально за несколько минут, топя дома и живущих в них людей.
Слишком страшно, чтобы отправляться в путь с насиженных мест. Слишком голодно, чтобы оставаться. В весну способны жить лишь самые стойкие. Недостаточно стойких шаманы в скорбных масках выносят на корм червям каждую седмицу. Рыданием и кашлем исходят стойбища. Голод, ужас, безысходность. Весна - проклятое время.
Сложно сказать, к кому судьба была суровее - к тем, кто, парализованный страхом перед весенними топями, вел жалкую жизнь на некогда привычных местах; или же к тем, кто жил на самых окраинах топей и решил попытать удачу в новых землях.
Отправившиеся в сухие южные края, в голую степь, где привычный туман не обволакивал со всех сторон и не защищал от посторонних взоров, встретили хищников, рядом с которыми врыкогласы показались не опасней червей. Чешуйчатые звери, ходящие на двух лапах, дубинами, когтями и зубами убивали зашедших в степь на месте, а грудами их голов отмечали границы, за которые нельзя ступить. Границы эти говорили - оставайтесь в весенних топях и умирайте там.
От ушедших на север не было вестей. Лишь Йноз видел, что там, исполненные отвращения к несчастным болотникам, устраивают на них настоящую охоту злые зимние люди. Однако дети твои не были слабаками - они сумели вырвать место у неприветливой северной природы и ее обитателей. Зажатые между морем и чужаками, они, лишенные своего племени, полагались на себя и выживали вопреки всему.
Оставшиеся в болотах в полной мере познали, что такое голод. В первые же годы весны кости усеяли топи. Умирали дети, потом старики, потом остальные. Оставались лишь самые сильные. Родители жертвовали свою плоть детям, чтобы те увидели конец весны и любой ценой продолжили жить.
Данмор, выстроенный из камня и крови каменщиков под указующий рык нового бога-червя. Слишком многие отправились сюда в слепой надежде уйти от страха перед весной. Несмотря на все опасности, слишком многие дошли. Окрестные грибные рощи оказались не в состоянии кормить беженцев и опустели всего за несколько лет. Болотники бежали от голода, но в Данморе нашли его еще быстрее, чем в остальных топях. Теперь каменных хижин здесь больше, чем людей, а в самой большой заседает Сворм, заносчиво руководя остатками того, что он считает своим царством.
Но то, что не убивает - делает сильнее. Первыми это показали каменщики. Загнанные Свормом на добычу в горах, обдуваемых холодными ветрами с моря, гибнущие от голода и тяжелого труда, они приспособились. Горы могут дать только камень и червей - каменщикам достаточно этого. Этого, а также возможности остаться в веках. Каждый грубый камень в Данморе скрывает за собой историю. За ним жизнь болотника, который, презрев себя, отдал все потомкам на многие века вперед. Тело умрет и сгниет, а камень останется навсегда. Поняв это, каменщики перестали бояться, чем показали пример для многих.
Весна была тяжелым временем - но недостаточно тяжелым, чтобы убить твоих творений. Тощие, голодные, злые дети весны немногочисленны, но лишены страха. Они приспособились, они выжили, они пронесли через век веру в тебя - и теперь будут становиться лишь сильнее.

- Данко на многое способен, но не на всё, - нахмурился Кайрат Тимурович, выслушав мнение Майи. - И он не способен на нестандартное мышление, свойственное людям, а значит, поведение искина можно предугадать. Хотя... может, не для существ с иным типом мышления.
Майор перевёл взгляд на Фёдора Михайловича, очевидно, перекладывая принятие окончательного решения на его не самые широкие плечи. С достоинством выдержав направленные на него многочисленные взгляды данкийцев, капитан уверенно кивнул разом всем, но глядя на Кырымжана, а затем и на Майю. Сейчас взгляд Чижика стал неожиданно суровым, напряжённым в преддверии принятия этого самого важного решения. Жестковатым даже немного - не по отношению к девушке, а к ситуации в целом. Но всё же не колючим... хотя, пожалуй, она бы могла назвать его ершистым.
- Хорошо, - начал он, - ваши точки зрения я понял. Кто-нибудь хочет что-то добавить? - капитан обвёл взглядом присутствующих, и сидевший справа от Пчёлки Громов чуть приподнял ладонь, показывая своё желание высказаться. Чижик приглашающе кивнул, и взгляды данкийцев устремились на сержанта. Особенно жёсткий - Кырымжана. Начальственный, можно сказать.
- По протоколу безопасности вторая группа нужна для того, чтобы либо прикрыть первую, либо защищать корабль, смотря по ситуации, - несколько неуклюже заметил безопасник, явно не слишком-то умевший толкать речи. В этом отношении он был похож на майора. Даже схожие выражения лиц иной раз прослеживались. Громов взглянул на Майю. - Вероятно, вы с этим протоколом не знакомилась, но это и не в вашей зоне ответственности. Я просто уточнил, почему капитан принял именно такое решение. Разделяю мнение майора, - последнее он сказал уже Чижику.
Вообще-то, Майя действительно не обязана была изучать протоколы, не относящиеся к её сфере деятельности на корабле. Будь это военный корабль, а не исследовательский, то каждый член экипажа, включая доктора, должен был всё это знать до мельчайших деталей, чтобы понимать, как действовать в той или иной ситуации одной слаженной командой. Но у исследовательской экспедиции изначально были другие нормы, а Майя к тому же не считала нужным перед полётом узнавать всё-всё-всё про звездолёт, членов экипажа и нормативы, не касающиеся напрямую медицинских работников. Это было не в её компетенции, тут сержант прав.
- Что ж... раз так считает служба безопасности в своём большинстве, то я не буду ничего менять. Составы групп уже названы, - Фёдор Михайлович поднялся из-за стола. - Данко, объявляю час до высадки.
- Есть, капитан, - отозвался из-под потолка голос искина.

* * *

Ему хотелось для неё что-нибудь сделать. Она встречала его приближение своей милой, хоть и необычной улыбкой. Главное, что эта улыбка была искренней. Майя была действительно рада, что он к ней подошёл и заговорил, а ему хотелось... быть может, обнять её, приветствуя в новом дне, запоздало желая доброго утра. Поцеловать в щёчку в знак приветствия. Только они ведь всё ещё были не одни в столовой. Экипаж расходился, но не все ещё покинули помещение, а Спартак Валерьевич и вовсе задержался, обходя стол по кругу и собирая пустую посуду и прочие остатки вкусного завтрака на большой поднос. Чижику тоже хотелось остаться с ней наедине, а сейчас всё, что он мог - это просто положить ладонь на плечо девушки. Эдак по-капитански и по-товарищески, скромный жест достаточно близкого, но сохраняющего на публике дистанцию человека. А самому хотелось податься к ней и заключить в тёплые объятия, прижать к груди, погладить её голову, слегка зарываясь пальцами в её чудесные медвяно-рыжие волосы. Сказать что-нибудь бодрящее с утреца и нежное, что-то весёлое, что бы могло заставить её половинчатую улыбку сделаться шире, а может, и вызвать её приятный звонкий смех, радостный и удивлённый немного от того, что Фёдор Михайлович такой, оказывается, шутник.
- Не устану это повторять: твоя целеустремлённость вызывает уважение. Как и прямота, - ответно улыбнулся он, сдерживая свой мимолётный порыв обнять Светлову на глазах у данкийцев. Это была немного грустная улыбка. Грустная отчасти из-за необходимости обуздать свои желания, а отчасти из-за чувства некоторой вины перед Майей, что он принял своё решение вопреки её встречному мнению. Но Чижик действительно считал, так будет лучше и для группы высадки, и для остающихся на звездолёте. - Надеюсь, ты понимаешь, почему я принял такое решение? Громов прав: вторая группа - это как служба спасения, готовая прийти на помощь той части экипажа, которой эта помощь нужнее. Попадёт в беду группа высадки - уже через две-три минуты к ним придёт подкрепление. Окажется в беде корабль - мы будем готовы его защитить. Ты ведь умеешь обращаться с бластером? - вдруг серьёзно уточнил Чижик. - Каждому во второй группе его выдадут. И... - он помолчал, - связку гранат. Светошумовые, слезоточивые и плазменные. Вторая группа - это группа боевиков, а не исследователей. Плюс обязательный медик.

Долго говорить они не могли, к сожалению. Фёдору Михайловичу нужно было идти на командирский мостик, а Майю Юрьевну ждал серьёзный разговор с Кайратом Тимуровичем, уже дожидавшимся девушку в коридоре у входа в столовую. Приходилось прощаться с Чижиком. А ему с Майей. Пусть и ненадолго это расставание, но хотелось побыть наедине подольше. Причём именно наедине, а не в окружении суетящихся, деловито снующих по помещению людей. Даже если они на них и не смотрят.
- Да, кстати, а почему ты там до сих пор не была? - искренне удивился Фёдор Михайлович и оглянулся на дверь, проследив за смутившимся взглядом Пчёлки. - Что-то не так?
Кажется, вышедшего майора он уже не успел увидеть.

- Пойдёмте, - коротко ответил Кайрат Тимурович, сопроводив единственное слово таким же коротким мимолётным кивком.
И он направился куда-то, даже не оборачиваясь, чтобы проверить, следует за ним Майя Юрьевна или струсила и сбежала, испугавшись серьёзного тона собеседника. Ну, это шутка, конечно, однако майор шёл вперёд уверенно, явно и мысли не допуская, что старший лейтенант Светлова его ослушается.
По пути от столовой им встретился шедший мимо Раздолбайло. Он опасливо покосился на Кырымжана, а когда оказался рядом с девушкой, оглянулся на майора, убедился, что тот не видит, и выразительно поглядел на Майю, подняв руку и жестом показав на военного, затем на себя. Мол, если вам нужна помощь, Майя Юрьевна, то Иван Батькович готов переключить внимание этого сурового мужчины на себя. Однако, убедившись, что всё в порядке, он пошёл дальше. Кажется, слегка разочарованный тем, что ничем не смог пригодиться Пчёлке.
Как оказалось, шли они в уже знакомые Майе края. До боли в сердце знакомые-то. В одном из этих коридоров они провели время наедине с капитаном, сокрытые куполом тишины. Где-то тут она и свои ролики оставила, найденные Кырымжаном. Майор подошёл к лестнице и остановился, положив руку на перила. Повернулся лицом к девушке. Путь, проделанный в молчании, угнетал, но выражение лица мужчины не было хмурым или угрожающим. Он излучал обычное, свойственное ему каменное спокойствие. Вторая рука скользнула в карман мундира и извлекла наружу что-то, напоминающее по виду зажигалку или маленький фонарик.
- Вы не раздражаете меня, старший лейтенант, - спокойно сказал Кырымжан. - Но ваше поведение вызывает вопросы.
Он провёл ладонью по перилам лестницы, затем убрал руку и навёл предмет, похожий на зажигалку, на поверхность перил. Нажал какую-то маленькую кнопочку, и из «зажигалки» будто нехотя выполз луч мутного света, осветив то место, на которое указывал предмет. Майя перевела туда взгляд и заметила, как в тусклом пятне света на металле виднеется нечто вроде аккуратно нанесённого поверх слоя чего-то... на вид липкого, как глина или пластилин. Невооружённым глазом там не было видно ни царапинки - металл выглядел цельным и неповреждённым, однако под светом этого устройства проступали детали. Майор поводил приборчиком вдоль перил, показывая девушке, что кое-где и в других местах видны подобные следы, а затем сделал шаг от лестницы и, присев, показал похожий след на полу там, где Майя спрыгивала на роликах с лестницы.
- Это мини-спектрометр, - сообщил Кырымжан, выключая приборчик и поднимаясь на ноги. - Определяет возраст металла. То, что выглядит как глина - это искусственное напыление поверх повреждённых участков.
Начальник службы безопасности внимательно посмотрел на данкийского доктора, будто спрашивая этим взглядом, нужны ли ей дополнительные разъяснения.

Майя скучала по отцу. Очень скучала по нему, представляя почти всё время. Но могла ли она предполагать, что он сейчас так близко? Возможно, всего лишь в соседней звёздной системе. Могла ли догадываться, что ради неё он поставил на кон всё, что имел и чем дорожил в своей жизни, и даже саму жизнь, рванув в чёрную дыру на её поиски?..

Подстреленное Овчаренко существо было очень похоже на человека, если не считать несколько иные пропорции тела, что наверняка объяснялось особенностями местной гравитации и атмосферы, и повышенной волосатости. На теле инопланетянина обильно росли волосы - не шерсть, а именно волосы. Шерсть росла на голове - у него оказалась густая, как у льва, грива. И лицом оно отдалённо на льва походило.
- Перевертень, тьху ты, хай йому грець, - забормотал Руслан по-украински, - це треба ж, вовкулаку пидстрилыв.
- Овчаренко! - строго прикрикнул на виновника Юрий Аркадьевич, осматривавший жертву украинского ксеноцида.
К счастью, львиноголовый оказался ещё жив и вроде бы даже не умирал, но помощь ему была нужна, и срочная. Светлов сделал ему укол первой помощи из аптечки и вызвал по радио посадочный челнок, решив не экспериментировать с нуль-транспортировкой раненого чужака. Шаттл прибыл менее чем через минуту, и капитан лично занёс в него довольно лёгкое, бесчувственное тело.
- Овчаренко, головой за него отвечаешь. Понял? - светловолосый мужчина буравил неприязненным взглядом лицо борт-инженера, решив отправить его вместе с инопланетянином. Увы, на корабле не было никого, кто мог бы принять тело и доставить его в медотсек под опеку меддроидов. Да и без присмотра его оставлять нельзя было.
- Понял. Чого ж нэ понять? - пожал плечами понурившийся украинец.

Посадочный модуль взмыл вверх, и оставшийся на поверхности планеты дуэт первопроходцев уже собирался продолжить осмотр города, когда пришёл радиосигнал с «Товарища».
- Капитан, хочьте - меня застрельте, но в челноке ниякого чужака нема! - взволнованно сообщил Овчаренко.
- В смысле? - не понял Юрий Аркадьевич.
- Ну, нема - и всё тут. Я выходить собрался и його выносить, глядь - а внутри пусто.
- Я же собственными руками погрузил его на борт шаттла, - процедил ошарашенный новостью Светлов.
- Так это я памъятаю, - вздохнул борт-инженер. - Шо мени робыть?
Секунд десять царило напряжённое молчание.
- Для начала проверить видеозаписи с камер шаттла, обыскать звездолёт, - мрачно распорядился капитан. - Если ничего не найдёшь - тогда... тогда возьмёшь в руки словарь русского языка и прочтёшь от корки до корки. Учи государственный язык нашей Родины, Овчаренко. Это приказ.
Приказы не обсуждают. А Светлов с Вольским, не в силах найти случившемуся сколько-нибудь правдоподобного объяснения, отправились дальше вниз по улице.

* * *

Она жадно, со вкусом, кушала блинчики со сгущёнкой и ловила на себе взгляды данкийских мужчин. Такие широкие в своём многообразии, с самыми разными выражениями - сейчас исключительно позитивными благодаря вкусному и сытному завтраку. Некоторые, как и Майя, запивали блинцы чаем или кофе, или соком - кто что больше полюблял с утреца - и не уставали поглядывать на виновницу этого сказочного утреннего пиршества нового дня.
Вот поймал её взгляд с усмешечкой Бережной, догадался, о чём она думает, и подмигнул незаметно, широко улыбаясь губами, лоснящимися от сметаны и мёда - о да, Спартак Валерьевич тоже заценил её блинчики, оставив мясное удовольствие для любителей иных блинцов.
А вот Чижик на неё посмотрел так, что в груди бабочки запорхали, дразня своими крылышками изнутри, и жарко немного нашей Пчёлке стало - или то от горячего чая? В глазах Фёдора Михайловича горело тёплое спокойное пламя, которое, стоило к нему прикоснуться её взгляду, словно бы перекинулось на девушку, вызывая пожар. Что это было? Возможно, обожание... или любовь? Но совершенно точно не равнодушие и даже не простая дружеская теплота, а что-то большее, приятное такое и доставлявшее удовольствие, кажется, ему самому. Расслабился капитан, перестал на Михалкова волком глядеть. Улыбался благодушно, всё чаще вздыхая от удовольствия и сытости.

- Лучшая похвала повару - пустые тарелки! - провозгласил Спартак Валерьевич в ответ на шутливые жалобы Майи, что её старания никто не хвалит, и показал на середину стола, где стояли пустое блюдо, на котором ещё недавно ютились свёрнутые в конвертики мясные блины, и почти опустевшее второе, с Майиными трудами. Блинов с мясом было намного меньше, вот и уплели их данкийцы быстрее, но и горка на второй тарелке стремительно уменьшалась.
- Не волнуйтефь, Майя Юрьевна, я доем, - с набитым ртом сказал Раздолбайло, накладывая себе новых блинчиков, хотя на его тарелке ещё была парочка несъеденных. - Я не пофволю, фтобы вафы фтарания пропали втуне. Не кафдый день мне на фавтрак готовит блины крафивая девуфка.
Он приятно улыбнулся, а услышавшие этот комплимент данкийцы в большинстве своём (ну, кроме известных личностей) по-дружески засмеялись и одобрительно закивали-задакали. В результате блины разгребли до основания, не оставив ни блинчика на обед. Наелись от пуза, как говорится.

Но вот закончился завтрак - последние едоки лениво доедали свои порции, и пришло время для серьёзных разговоров и взвешенных решений. Все смотрели на обзорный экран, хотя там не было ничего интересного, кроме бледно-голубой планеты с очертаниями материков, нисколько не похожими на земные. За столом снова воцарилось напряжение, разбавленное, правда, в значительной степени теплотой сегодняшнего утра и этим шикарным светловско-бережным завтраком.
- Я так же думаю, - неожиданно поддержал Пчёлку, заговорившую о метафорическом «нет», штурман Шмидт. - Нас там не ждали и не ждут. Возможно, мы летим на свою...
- Александр Оттович, - не дал ему закончить жуткое предсказание Геннадий Борисович. - Не будьте таким пессимистом. Вспомните, что нам сказали на предыдущей планете. Здесь нам могут помочь, и мы не имеем права пренебречь этим шансом.
- Моё дело маленькое: сидеть и смотреть в монитор, - недовольно произнёс Шмидт, положил ладони на стол и опустил голову, уперевшись взглядом в поверхность стола и всем видом показывая, что больше не намерен принимать участие в разговоре.
Майор выслушал внимательно предложение Майи по поводу перестановок и взглянул на Чижика, который вопросительно теперь на него смотрел. Ну да, кому ещё решать вопросы, связанные с безопасностью, как не офицеру по безопасности?
- Считаю предложение старшего лейтенанта Светловой дельным, но нецелесообразным, - в голосе его, как ни странно, можно было услышать лёгкое одобрение.
- Поясните, пожалуйста, - попросил капитан.
- Если первая группа попадёт в беду, мы потеряем сразу двоих безопасников, - объяснил Кырымжан, - и во второй группе сможем отправить только одного, оставив корабль без охраны. В прошлый раз я настоял на двух безопасниках, но там ситуация была другая. На «Данко» могут напасть, капитан, - прямо сказал майор.
- Резонно, - кивнул Чижик и взглянул на девушку, ожидая, есть ли ей что сказать на это. Взглянул вопросительно и, что немаловажно, одобрительно глядя. Показывая, что с её мнением капитан считается и не думает, что она предложила какую-то глупость.
А может, и глупость. Действительно, Майя так озаботилась безопасностью группы высадки, что не подумала об опасностях, грозящих непосредственно звездолёту. На столь высокоразвитой планете наверняка имелись средства, позволяющие перехватывать или даже уничтожать чужие корабли. Ну, орбитальные пушки и прочие средства защиты от инопланетного вторжения. Даже на Земле был орбитальный патруль и планетарные средства обороны от незваных гостей. Кырымжан был прав - опасность грозила в равной степени и остающимся на борту, и присутствие безопасников на звездолёте было необходимо. Они и за пушки сядут в случае атаки, и при проникновении чужаков на корабль смогут дать отпор...

А может, майору просто не хотелось снова трястись пятым колесом у телеги. В смысле, посадочные челноки ведь были рассчитаны максимум на четырёх человек. В прошлую высадку ему было наверняка не очень комфортно, хотя он и виду не подал.

* * *

Когда все разговоры были окончены, обязанности в предстоящей высадке распределены, и Фёдор Михайлович объявил готовность до старта один час, все стали покидать столовую и отправляться по своим местам. Спартак собрал со стола посуду и заверил Майю, что справится с ней сам, дроид ему в помощь. Светлова могла начать подготовку к своему участию во второй группе. Члены этого вспомогательного отряда должны были уже в надетых скафандрах дежурить у второго челнока, готовые в любую секунду закрутить шлемы и сесть в шаттл, чтобы спуститься на Кулимат на помощь первой группе. То есть, пребывать в полной боевой готовности. И Майе следовало идти в шлюзовой отсек и надеть скафандр вместе с другими участниками второго отряда, но... но сперва провести медосмотр группы высадки, а затем и своих компаньонов. Обязанности медика ведь никто не отменял. Хотя с первой группой ей наверняка поможет Григорьев, он ведь с ней летит.
- Спасибо за такой королевский завтрак, - ещё в столовой, пока остальные выходили, к ней подошёл улыбающийся Чижик. - Ну что, я сейчас на мостик. Надо согласовать некоторые моменты перед высадкой. И будем пробовать связаться с кулиматцами. Встретимся у шлюза через три четверти часа?
Майя поймала многозначительный взгляд майора Кырымжана, который коротко кивнул ей, слегка качнул головой в сторону выхода из столовой (мол, идём, старлей) и вышел в коридор, ни слова не сказав. После чего отошёл в сторону и стал ждать девушку, остановившись у стены со сложенными на груди руками.

Самый беспечный из всего квартета молодняков, тем временем, упёрся задом в край стола, скрестил ноги между собой и смачно хрустел яблочком, наблюдая за выкрутасами Чубаки старшего. Всё никак не мог понять жадина Макс на кой фиг ребятня все оставшиеся припасы рогачам-то отдала? А чем прикажешь ему стало быть питаться на том же обратном пути?! Чубаки то уже к тому времени поляну свернут, да и разбредутся по своим Чубако-норам. Эх, дурачьё!

Возвёл Макс хмельные очи к небу, когда Афоня с этой миной своей кисло-серьёзно, вместо того, чтобы бухнуть с муже-лосями по-человечески опять начал телегу опостылевшую толкать. Да не пропадёт Санёк в топях, с чего ему пропадать-то? Нормальный пацан и в огне не горит и в воде не тонет. Во! А Буран… эээ… плохой пёс, непослушный! Как найдётся, Макс ему ещё всыплет обязательно! Короче махнул хулиган рукой на Индиану героического, да переключился на более податливых к кутяжу особ.

Динка дала джазу, конечно. Ей бы в театральных постановках выступать, или с пацанами за гаражами бухать. И там и там оценят её умение речи толкать такие витиеватые. А уж умение так мастерски за воротник закладывать и вовсе в рядах шпаны местной фурор произведёт! Заулыбался Макс увидав румянец на щеках девичьих. Ещё пару тостов таких и готова будет девчонка. Тут главное во время попойки самому раньше времени под стол не утечь. Хмель в крови играла, на подвиги хулигана вновь тянуло. К Динке уже потихоньку подползал Дон Жуан этот поддатый, рядышком собирался присесть, стукнуться с ней пару раз кубками, руку на бедро невзначай положить, а там…

А что случилось бы потом, увы, узнать уже было не суждено. Спас Динку от лап развязных Чубака один чрезвычайно борзый. Качнулся Макс на месте, врасплох его застали такими наездами. Шею согнул, да с прищуром на смельчака рогатого зыркнул. Добротная зверюга его на бой вызывала. Огрёб бы Макс таких люлей несусветных, кабы в рукаве у него туз пиковый не лежал. Кстати где туз-то этот? А туз уже дрых без задних лап! Заорал Макс в голове своей:

- «Ты чего расплылся, змеюка ленивая?! Скажешь не знал, что без пьяной драки не одно хорошее застолье не проходит?! Подъём! Чубаку одну на место поставить надо!»

А вслух только вякнул так нахально и громко:

- Да я гляжу Ычектани ты пораньше остальных рогачей отъехать рвёшься. Ща организуем… не вопрос, - схватил Макс со стола ближайший кубок с брагой сладкой. В себя всё разом опрокинул, губы облизнул, улыбнулся нехорошо так… да и со всей силой метнул кружкой этой пудовой Чубаке в лоб! А после на лавку прыгнул, с лавки на стол, а со стола уже на рогача воинственного, аки реслер какой. Тут бы помощь Черныша очень не помешала, но и так слегка Чубаку примять можно было. Пьяному всё по колено!

Ну и ну! Пока Саня озадаченно озирался по сторонам в попытке понять – от чего же смолкли травы и ветер, листочек, окроплённый жидким золотом, исчез, как не бывало! Мальчонка в ступоре почесал затылок, все не веря своим глазам, а тут ворона! Как подлетит! Как раскудахтается! Сашка даже перепугался весь, едва сам не вспорхнул – так руками замахал со страха!

- Да понятно! Понятно! – отозвался ребенок с каким-то нетерпением, несогласием в голосе, отвечая вороне.
От чего-то ему показалось, что в птичьем вопле запрет яростный прозвучал. Да и мальчик в общем-то не собирался всю траву из пузырька поливать веселья ради, и пить тоже пока не торопился. Пусть лучше полежит зельице, авось пригодится!

Вот только в чем, для чего оно сгодится-то? От Жданчика прятаться? От друзей? От друзей он и так хорошо спрятался невольно, вон – не найдут никак! Но в душе все равно трепетно: это же надо такое в руке держать! Силищу такую! Секретище такой! Это ведь всей науке, всем учебникам скучным – находка небывалая! Отдать на опыты, или себе присвоить? Тут Саня и растерялся… И страсть обладать самому таким даром сильна, и миру поди пригодится – жадиной быть не охота.

Дилемма совсем закружила ребятенку голову! Если бы не манящие запахи шашлыка, Саня бы так и простоял час-другой, расписывая самому себе все «за» и «против» дележки находкой. А так он хоть, все погруженный в мысли, автоматически побрел туда, откуда веяло костром и жареным мясом. Шашлыков вроде бы компания не сговаривалась брать с собой, но может быть там другие ребята пировали, такие же прогульщики? Можно ведь и к ним примкнуть? Все лучше, чем одному, с вороной…

— Меня зовут Динни. Динни-Колокольчик, — поклонилась Динка вождю. Откуда-то из памяти, шелестящий страницами проглоченных книжек, всплыло — надо кланяться.

«Пей с нами, веселись, а потом грусти, когда время придёт», — звенело в ушах. Теперь, когда Динка знала, какие они на самом деле есть, как мужественно и стойко принимают свою судьбу, без жалоб и стенаний, чудища жуткие казались ей прекрасными и величественными. И как это она раньше их боялась? Правду видимо в книжках пишут, красота не снаружи, она внутри. Но исчезнуть навсегда — это было неправильно. Этого Динни никак не могла допустить.

— У людей тоже был такой обычай, — сказала она и осторожно взяла чашу. Вон же Макс с Афоней пьют, едят, веселятся и ничего. Не поплохело вроде. — Древний обычай. Тризна называется. Я читала про это в книжках. Когда друзья провожали воинов в последний путь, они веселились и пили вино, чтобы путь был лёгким, а дорога привела, куда надо. Потому что никто и никогда не исчезает, просто уходит отсюда куда-то... в другое место. Так написано в книжках, — добавила она веско. Знали ли гхтани, что это такое — книжки? Вряд ли. Но тем паче, это должно было их впечатлить. Всё незнакомое всегда впечатляет больше, чем известное.

— В этих книгах сказано, — продолжала она, — что конец — это только начало другой дороги. В каком-то другом мире. Но никто и никогда не исчезает без следа. Будем пить, веселиться и петь песни (это она как раз вовремя вспомнила, что на тризнах ещё и петь полагалось. Играя на гуслях, эх, жаль гуслей... гусель... не захватили они с собой их, короче), чтобы дорога гхтани лёгкой была и пришли вы в... (тут ораторша несколько сбилась со своего торжественного настроя, в самом деле, куда бы они хотели придти, ничегошеньки же Динка о чудищах не знает)... ну в хорошее место, где много такой вкусной еды и ещё чего-нибудь, чего вам понравится. И эччея нет. Так и будет, потому что я так говорю в этот, как его... последний день. И пью за это.

Опрокинула чашу, затаив дыхание. Это тоже она из книжек знала, полагалось до дна выпить. Горло обожгло, из глаз слёзы брызнули. Кажется, в лучший мир Динке грозило отправиться еще поперед гхтани. Торопливо принялась мясом заедать, тут уже не до тревог о том, из чего оно сделано. Хлебнула остатки чая из развороченного термоса. Попустило, в голове звенят сотни крошечных колокольчиков и одна мысль среди них: песня. Песня веселая полагается, а то обряд неполным пройдет, не найдут гхтани свою дорогу. А в голову, как назло грустные только лезут. И одна среди них из самой любимой книжки. Как раз о дороге, которую ищут и обязательно найдут. Замечательная песня. Только тоже грустная. Один припев у неё весёлый. Недолго думая Динка припев и загорланила, лихо, подражая морякам (ну, не настоящим, конечно, откуда ей настоящих знать, а тем — из книжки). Кивнула Афоне на гитару, ещё и рукой указала, для верности. Играй, мол, давай! Весели! Сойдет, раз гуслей не взяли.

Хлопнем, тетка, по стакану!*
Душу сдвинув набекрень,
Джон Манишка, без обмана,
Пьет за всех, кому пить лень!

- Экий ты пр-рыткий, бр-рат, - фыркнул ему в спину орчина, набирая себе новую порцию каши с человечиной. Или что там за мясо в ней было.
Горло было абсолютно целым, и чувствовал себя Петя просто прекрасно... если говорить про физические ощущения. Чего не скажешь о психологических. Две смерти подряд - это очень трудно...
- Кофе будет, когда выполнишь задание, - вздохнула шедшая сзади Зена. - Тогда можно будет сделать передышку перед отправлением в следующего героя. А хочешь, я тебе блинчиков к нему нажарю?
В сердце цитадели вели большие массивные двери, к которым был подвешен дверной молоток в форме боевого топора. Видимо, следовало постучать. Они ведь теперь с Беллом знают пароль, если только тот орк не обманул.

- Да жива, жива, куда я денусь, - настойчивость Ярра невольно вызвала её мимолётную усмешку. - Я разве похожа на дохлую? Ты вроде бы не изменился, всё такой же красавчик, - с ехидцей заметила она, с лёгкой такой беззлобной издёвочкой. - Ты лучше не улыбайся, а лицо своё хорошенько под плащ спрячь и помалкивай. Ты прав, я сама с ними поговорю. Не стоит тебе лицо светить... такое, - Лиана вздохнула и решительно направилась к стражнику у ворот.
Их было двое - один дежурил по эту сторону, второй изнутри. Тот, который первым увидел их, поначалу смотрел на странницу и мага недоверчиво, но затем неожиданно разговорился и оказался словоохотливым малым. Он любезно отвечал на вопросы Лианы - может, ещё и потому, что Шустрая ему не пожалела одной из своих приятных улыбок, перед которыми сложно устоять мужчине. И вот что он рассказал...

Перед Ярром и его спутницей широко раскинулся Марлок - огромный город, окружённый мощной стеной. Как им поведал стражник, он был построен тысячу лет назад во времена древней Шадарской империи. Это была столица Сокары. Когда-то она называлась Сокар, пока генерал Грив Марлок не поднял кровавый военный мятеж против старого короля, Корина VII-го. Король был казнён, а генерал переименовал город в свою честь. Теперь использовать старое название было равносильно преступлению.
Грив Марлок расположился в королевском дворце и нарёк себя генерал-протектором всей Сокары. В отличие от своего предшественника-короля, генерал правит железной рукой. Некоторым по душе новые порядки, остальные - сторонники старой династии. Они всё ещё верны наследнику престола принцу Нергану, который бежал и где-то скрывается.
Уже внутри, у ворот города, Ярр с Лианой увидели множество виселиц с телами на них. Ярлыки на шеях повешенных гласили: «Мятежники, казнённые властями во имя общего блага».
- Ведите себя хорошо, если не хотите закончить, как они, - проворчал стражник, кивнув головой в направлении раскачивающихся трупов.
С таким напутствием путники вошли в огромные, увенчанные фигурой орла ворота Марлока.

Как им уже рассказал стражник, они могли здесь купить городской дом за 200 шардов, которых у мага со странницей, вестимо, не было. Собственный дом послужил бы им местом для отдыха и для хранения снаряжения. Также стражник сказал, что, чтобы покинуть Марлок морем, купить или продать корабль или грузы, им следует отправиться к начальнику порта.
Куда отправилась рыцарская конница, того вояка им не поведал. Он и сам не знал, какой у них был приказ. В городе квартировалось большое количество солдат. Но война уже была позади. Возможно, кавалерия отправилась подавлять очередной мятеж, но стражник ничего такого не слыхал.
На Лианкин вопрос, куда бы они могли здесь пойти, страж ворот посоветовал им таверну «Три кольца» - самую популярную в городе среди странников и искателей приключений. Из других интересных мест назвал местные храмы, посвящённые неизвестным ни Ярру, ни Лианке богам - всего храмов было четыре: Алвир и Валмир (один храм был посвящён двум богам), Нагила, Зига и Элнира. Также в городе был крупный рынок, здание гильдии купцов и Дом жрецов. Карту города можно было рассмотреть на стене у ворот, так что направление ко всем этим злачным местечкам они без труда узнали.
- Ну что, в таверну? - спросила Шустрая, когда они отошли подальше от стражника, всё ещё с сомнением косящегося в спину Ярра, скрывавшего лицо под плащом. - Или для начала прогуляемся, город посмотрим?.. Мда...
Последнее у неё невольно вырвалось, когда она повернула голову и взглянула на виселицы. Те ещё достопримечательности...

Не стал Спартак Валерьевич допытываться у Пчёлки, кого же ей напоминает данкийский майор Кайрат Тимурович. Хотя догадаться, поди ж ты, было легче лёгкого, если знать характер Майиного отца. Он его прямо весь напоказ не выставлял, конечно, но о многом можно было судить по его многочисленным интервью и пресс-конференциям, по изданной книге про славного капитана Светлова. Бережной жил на свете шестой десяток лет, он был старше Юрия Аркадьевича, и уж его вряд ли проведёшь на мякине. Должен был знать технический специалист, с кем могла сравнивать Майя майора Кырымжана. Даже если так подумать... и непосвящённый человек нашёл бы между ними сходство.
- Тупеете? Боитесь всё-таки Кайрата, значит? Ох-ох... - вздохнул Спартак Валерьевич, готовя новую порцию мясного фарша для блинов. - На этот счёт есть один замечательный рецепт, Майя Юрьевна. То есть, совет, я хочу сказать. Когда вы снова почувствуете этот ваш страх - ну, когда майор на вас смотрит... - Бережной крайне серьёзно и доверительно взглянул на девушку, - глядя на него, представьте, что он, извиняюсь, со спущенными штанами сидит на унитазе... - мужчина тихо рассмеялся и покачал головой. - Это не шутка. Попробуйте. Тем более, что когда он сердится, у него выражение лица такое...
И Бережной состроил комично-кирпичную морду лица, демонстрируя её Майе. Действительно, это очень напоминало человека, сидящего на унитазе и сосредоточенно справляющего большую нужду.
- Посмотрите, как после этого изменится ваше отношение к нему... Да и в целом, это универсальный совет для таких случаев.

От помощи Майи Юрьевны он не стал отказываться, и новые блинчики с мясной начинкой приготовились на удивление быстро. На вид они получились даже лучше и аккуратнее первой неудавшейся партии, а когда Спартак попробовал один, он прямо разомлел в удовольствии.
- У вас волшебные руки, моя ненаглядная помощница, - заулыбался он, жуя блинчик. - Блины вас любят. ВАМ удалось подружить их, не то, что мне, недотёпе. Такое блюдо не грех и на стол выставить.
Счастливый Спартак Валерьевич на радостях даже приобнял Майю за плечо эдак по-отечески или по-дедовски, когда собирал блюда с блинами и сладостями на поднос и оказался рядом. Короткое такое, но крепкое и тёплое объятие человека, с добром и лаской к тебе относящегося. Близкого почти что человека же.
- Если Кайрат будет мяться во время этого вашего рандеву, скажите ему, я не против, чтобы он всё рассказал, - напоследок перед тем, как они вышли из кухни, сказал ей Бережной. - А вы его послушайте и не берите в голову. Знайте, что с моей стороны всё в порядке.
Звучало загадочно, но в подробности Спартак Валерьевич девушку не посвящал. Взял свой поднос и пошёл вперёд, а дроид-помощник услужливо открыл дверь кухни. Другой дроид, весело жужжа, повёз чудесные гостинцы для Алексея Кировича - наверняка его осчастливит же блинцами самыми разными да подливками к ним.
А от Чижика Майя ещё успела получить короткий ответ «Ну тогда хорошо» и улыбчивый смайлик. Капитаны тоже пользуются смайлами.

* * *

Хорошо-то хорошо, но дуэль взглядами между капитаном и его первым помощником продолжалась почти всё время завтрака. Только когда Майя разулыбалась им мягко и миролюбиво, словно бы желая тучи развести губами, они вроде бы стали реже поглядывать друг на друга, а взгляд Чижика перестал быть таким отчаянно-напряжённым. И вообще, Фёдор Михайлович предпочитал смотреть не на друга Генку, а на бывшую свою ученицу, а ныне данкийского доктора Майю Юрьевну. Всяко приятнее глядеть на милую девушку, вкусно уплетающую за обе щеки свежие блинцы, чем на белобрысого остолопа, любящего потроллить близких - слава богу, что делает он это беззлобно, но его манера бестактно лезть в чужие дела, его не касающиеся, иногда выводила Чижика из себя. Хотя Михалков бы на это сказал, что такие дела его очень даже касаются, ведь речь идёт о его близком друге. И не возразишь ведь гаду!

Но отвлечёмся от этой дружеской визуальной дуэли и посмотрим, что увидела Пчёлка, когда обвела взглядом мирно кормящихся данкийцев, собравшихся за столом.
Начнём наш обзор с Ивана. Это Раздолбаище уплетало докторские блины вприкуску со сметаной и абрикосовым вареньем, то и дело облизывалось и поглядывало на девушку миролюбиво-довольным взглядом кота, которого угостили сметанкой. Настроение у парня явно улучшилось, так как Майя ещё помнила его нейтрально-равнодушный взгляд, когда зашла в столовую с блинцами.
Михалков ел блины с видимым удовольствием, тоже предпочтя сладкий труд Майюшки с приправой из медка, а не мясное излишество Спартака Валерьевича. Ел аккуратно, можно сказать - интеллигентно, и в этом прослеживалось некое сходство с поеданием блинов Ромашкиным. Последний так вообще настолько аккуратно отрезал кусочки от блинов и клал в рот, словно вилка и нож в его руках были хирургическими инструментами и он проводил сложную операцию, требующую микроскопической точности. Выглядел Фотон Игнатьевич сосредоточенным, но, ловя на себе взгляды Пчёлки, тут же расслабленно улыбался ей и кивал одобрительно. Фотон ел блины, реденько полив их фруктовым сиропом и без сметаны.
Громов навалил себе на тарелку две большие горки блинов с мясом и простых блинцов, а начал, конечно, с первых, и ел их с завидным аппетитом, макая в сметану и не церемонясь со столовым этикетом. Он смотрел в тарелку и на взгляды Майи внимания не обращал. Кажется, безопасник был реально голоден. Штурман Александр Оттович предпочёл блины с мясом и без приправы - можно было бы подумать, что он брезгует Майиной готовкой, особенно если вспомнить его отказ от пирога, но Шмидт, конечно же, не мог знать, какие блины кто готовил. Видимо, просто любил больше с мясом. Но они ему явно пришлись по вкусу, и на вечно болезном лице штурмана разлилось почти что удовольственное выражение. Встретив взгляд Майи, он ей учтиво кивнул, как бы благодаря за такой завтрак.
Последним в списке значился майор Кырымжан. О, этот казахский Геракл уплетал блины с мясом за обе щеки! Сметану он взял, но почти не макал в неё блинцы. А девушка поймала его спокойный и дружелюбный взгляд и... ей показалось, что у неё галлюцинации, когда Кайрат Тимурович ей одобрительно и мягко улыбнулся. Продлилось это мгновение недолго, но врезалось в память. Нечасто она видела майора улыбающимся. Если не сказать - никогда. Сейчас даже не хотелось воображать его сидящим со спущенными штанами... и с аппетитом жующим блины, ха!
Ну и, конечно, Фёдор Михайлович. Он ел блины со сметаной и мёдом, блаженно улыбался время от времени, поглядывал на Майю с тёплой улыбкой и таким же тёплым, ласковым взглядом, на остальную команду смотрел. Даже Михалкову досталась частичка этого тепла, когда в какой-то момент дуэль между их взглядами взяла небольшой перекур.
И хоть остальным досталось меньше Пчёлкиного внимания, но завтрак определённо удался. Ели все с аппетитом и выглядели так или иначе довольными лёгким и вкусным блинным завтраком.

- Мм, очень вкусно, Майя Юрьевна, - дожевав, удовлетворённо кивнул Ромашкин, когда девушка к нему обратилась с вопросом. - Знаете, я бы тоже не отказался высадиться на планету и слегка размять ноги, но такова уж участь пилотов и штурмана. Мы всегда нужнее на мостике, чем на поверхности.
- Да, я собираюсь, - услышав этот разговор, согласился с Майей Игорь Кириллович. Он также предпочёл блинчики без мяса и с обилием сметаны - в его тарелке они просто плавали в сметанном озере. - Но, если вам очень надо, могу побыть джентльменом и уступить свою очередь. Ничего страшного, книжки и у меня есть, - он добродушно усмехнулся, по привычке пошевелив своими тонкими лисьими усиками.
Что касается сержанта Громова, то он, казалось, был удивлён, что соседка к нему обратилась. Оторвал взгляд от тарелки - с порцией мясных блинов он справился очень быстро и уже добрался до Майиных - и несколько недоумённо поглядел на девушку, спрашивая взглядом, чего она хочет. Послушав её, он неопределённо пожал плечами.
- Служба у нас такая, старший лейтенант. Насчёт рекламы не знаю, не смотрел буклет. Но подкрепиться там есть чем. Кока-колы не видел, а чипсы были, признаю, - Громов тихо хмыкнул. - На самом деле, довольно комфортное место, приспособленное в том числе и для сна. Но не номер люкс в отеле, конечно. Если это пишут в рекламе... Очень вкусные блины, кстати, - похвалил он Майю без улыбки. - Особенно с мясом вам удались. Но и эти хороши, - покивав, сержант вернулся к трапезе, значительно сбавив скорость. Уже успел насытиться и теперь просто получал удовольствие от еды.

- Что ж... - когда на тарелках данкийцев уже почти ничего не оставалось, взял слово Фёдор Михайлович, - думаю, действительно пришло время нам решить, кто полетит на Кулимат. Данко, включи обзорный экран.
Одна из стен столовой превратилась в голографический дисплей, на нём стала видна отдалённо похожая очертаниями на Землю планета, на орбиту которой выходил звездолёт. Вдали виднелся огонёк пурпурной звезды, вокруг которой обращалась планета.
- Александр Оттович, вам слово, - Чижик кивнул штурману, выглядевшему после сытного завтрака довольно добродушно.
- Ну, для начала, бортовые сканеры определили, что вторая планета этой звёздной системы, обозначенная на карте как Кулимат, окружена атмосферой, пригодной для дыхания. Скафандры не обязательны, но я крайне против злоупотреблений нормами безопасности, - заметил Шмидт. - Я просканировал её поверхность. Всё говорит о том, что планета населена разумными существами. Более того, уровень их развития во много раз превышает уровень земной цивилизации! - штурман нахмурился. - Высадка может быть опасна. Надеюсь, все это понимают.
- У нас нет другого выхода, Александр Оттович, - вмешался Михалков. - Но для начала я бы попробовал с ними связаться, объяснить нашу ситуацию и запросить официальное разрешение на посадку. Если они столь развиты, то наверняка уже в курсе о нашем прибытии.
- Обижаете, Геннадий Борисович, - скривился Шмидт. - Я уже несколько раз пытался вызвать по радио обитателей планеты, но так и не получил ответа. И это, на мой взгляд, крайне подозрительно.
- И то верно, - вздохнул напряжённо Фёдор Михайлович. - Хорошо. В прошлый раз высаживались я, Светлова, Раздолбайло, Кырымжан и Стругачёв. В этот раз, я думаю, отправятся четверо: Михалков с Романовским, доктор Григорьев и... Громов, - сержанту достался взгляд капитана, и тот согласно кивнул. - Но в готовности будет и вторая группа, если первой понадобится помощь. Предлагаю себя, Ивана, майора и... Майю, - он взглянул на девушку. - Итак, ваши вопросы? Встречные предложения? Какие-то перестановки?

Вот чего-чего, а скромностью и манерами приличными Макс никогда особо не отличался. Справедливо парень считал, что раз предлагают, значит сами виноваты во всех возможных последствиях. Росла гора обглоданный костей возле едока с пугающей скорость. Весь изляпался в жире, в крови, в специях душистых, уж и кусок в горло не лезет, а всё жуёт жадина двуликая. Пузом, изрядно набитым, на стол ложится, да тянет грабли ко всё новым и новым кушаньям, ибо в относительной близи всё уже съедено и обглодано. И ведь не упрекнёшь ни в чём обжору. За двоих теперь кормится, а второй его едок зверюга крупная и голодная, лишь добавки постоянно выканючивает. Услыхал вдруг Макс во время уничтожения очередного куска добротного мясца, как хохочут над его подвигом великим! Заворчал Черныш, забил хвостом, да и сам хулиган надулся. Костью, что в руках держал, начал в Динку тыкать, да убеждать Чубаку неверующую:

- Да как же не убил, когда до сих пор во рту привкус гнилой чувствуется! Растоптали, разорвали мы с Чернышом бабку коварную! В грязь болотную превратилась пенсионерка эта двинутая! Вон же зонт её трофейный! Да ты гляди, гляди! – сквозь набитый рот восклицал хулиган. Не нравилось, когда смеялись над ним. Это он обычно над всеми хохочет, а не наоборот.

А пирушка, тем временем, вошла в самую, что ни на есть свою горячую фазу. Как казалось Максу, половина Чубак упились в зюзю и уже и лыко толком не вязала. Бормотали что-то совсем непонятное, состоящее из слов непроизносимых и звуков пронзительных. Эвон как рогачей от пойла красного кроет, аж и Максу захотелось опробовать, что же за бодягу они там гонят. Потянулся неугомонный зверёныш к кувшину наполненному, к себе пододвинул, да бесцеремонно из горла начал глушить напиток бодрящий. Поперхнулся вдруг парень и чуть не выронил посудину эту, когда один из Чубак, воинственный такой и гордый, рогами затряс и на друзей Макса орать начал. Не, ну а чо? Прав был рогач! Раз уж пришли, да тихо слинять не успели, то пускай за стол тогда садятся и вместе со всеми нажираются. Торкнуло Макса от браги этой странной, внутренности жаром наполнились, взгляд мутный стал, поплыл паренёк. Черныш как-то странно икнул, заскулил, мордой завертел, а хулиган покраснел, аки рак варённый, да как заорёт:

- Индиана, двигай сюда! Ща жиранём немного… вот совсем чуточку, и Санька искать пойдём! Вот… вот отвечаю, ща ещё по одной и точно пойдём! Подваливай, я уже наливаю…

И ведь и правда начал какую-то кружку наполнять. Руки трясутся, координация ни к чёрту, да и хрен разберёшь в чью вообще кружку льёт, но всё-таки же льёт! А на общем фоне старый Чубака вещает, аки граммофон какой-то. Хорошо стелит, Максу нравится. Тост прям первоклассный можно было бы сложить, да ток никто что-то бокалы на изготовке не держит. А зряяя… Добротно же дед задвигает. Про мрак, про смерть, про последний пир. В любой пьянке главное что? Хороший повод для общего сбора найти, и Дед-Рогач с этим справился на отличненько просто! И вдруг случайно, прямо во время этой чудесной речи, попался стремительно пьянеющему Максу на глаза тот самый хохотун Чубака. Обозлился парень, зарычал внутри него обожратый Черныш. Максова добыча значит больна махонькая?! Убить никого он видите ли не может?! Сейчас им всем покажем, чего млады стоят! Грохнул Макс по столу кулаком, да вскочил со своего седалища, аки ошпаренный. На старца с вызовом смотрит:

- Интересно чего желаем?! Куда путь держим хотите узнать?! – обвёл парень взглядом масленным своим всех рогачей вокруг, да усмехнулся так нагло, - К железнодорожным путям шагаем. Охотимся на гада одного… как там его… - хмельные мозги с большой неохотой делились с Максом информацией, - На Эччея, во! Грохнуть его хотим, а из шкуры этой монстрятины шубу для Динки потом связать! Она так и сказала, да, - в сторону Динки пальцем тычет, - Без шубы из Эччея напрочь отказывается домой возвращаться! В полях у нас один шкет сейчас работает. Забираем его и сразу идём валить зверя. Так что вы это… слонобой бы какой-нить нам что ль подогнали. И так, конечно, Эччея загасим, но с пушкой-то веселее будет! Ох, вот как-то так, да… - икнул Макс, да к Динке косолапо почапал, лапу вперёд вытягивая, - Дайка яблочка…

Вымокший, грязный, с разбитой губой ребятенок удирал, что есть сил, от соперника! Отобрала! Справилась! Сразу девчачьи какие-то мысли в голову лезут. Ничего не болит пока, дух победы сильнее и ощутимее! Радость переполняет, земля будто из-под ног уходит.
- Ма-а-а-акс! Смотри, что я нашла! – словно без памяти кричала девчушка, бежавшая куда глаза глядят.
Бежала, руку с трофеем вперед выставив, и тут прямо на глазах эту руку сияние полыхающее охватило! Пузыречек тепленький, приятный, и пламя это волшебное приятно согревало руку. Даже опасений никаких не возникло, мол потушить бы надо, нет. Саня приняла это, словно бы ждала чего-то подобного, словно почти совсем не сюрприз. Даже отрадно как-то приняла эту красоту, только что дальше с пузырьком крохотным делать никак решить не могла. Без поверки чужое и незнакомое кушать родители ее не учили, учила соседка на прошлой квартире из центра. Хорошо выучила, много уроков дала Анастасия Степановна, иногда неприятных, с выволочкой, но Сашке и по сей день ее иногда не хватает.

Когда уже показалось, что преследователь сдулся, Сашка остановилась отдышаться, огляделась по сторонам, дыхание затаила, чтоб не заглушать посторонних звуков. Вроде никого поблизости нет… На сокровище свое глядит зачарованно. Что делать-то с ним, а? Пить не проверив, не, не станет. Вот на чем-то испробовать надо, на живом. Листик округлый, что из-под сапога торчал, срывает, осторожненько флакон крохотный открыла и малюсенькую капельку такую на листик капает. Сосуд обратно крышечкой закупорила и спрятала в джинсы. Смотрит, любуется, наблюдает, как белая жемчужинка по листочку катается. Реакции ждет, подтверждения какого-то.

В своём лучшем стиле, Кайрат Тимурович не проронил больше ни слова, проводив исчезающую в дверях кухни Пчёлку тягучим молчанием. Ни радости по поводу её согласия разнообразить утреннее меню блинами с мясной начинкой - лишь сдержанный благодарный кивок. И ещё один кивок, нейтральный, после её согласия поговорить после завтрака. Впрочем, его лицо и взгляд не выражали негативных эмоций. Майе показалось, что Кырымжан задумался о чём-то после её слов, а глаза его смотрели внимательно и испытующе, будто он пытался прочесть, что у старшего лейтенанта сейчас на уме. Это был не тяжёлый, не угнетающий взгляд, а просто очень внимательный. Но Пчёлка его, конечно, могла истолковать по-своему.
- «Раздражает»... - тихо фыркнул он себе под нос, когда дверь кухни закрылась. Пыхнул гневливо азиатский Геракл, словно огнедышащий змей дракон, развернулся, сложив руки за спиной, и направился обратно в спортзал. Перед завтраком ещё следовало освежиться и принять душ. Но перед тем, как свернуть к лестнице, он ещё раз процедил себе под нос сердито: - Глупости...

Работа у Майи Юрьевны и Спартака Валерьевича спорилась как никогда. Они уже не в первый раз вместе трудились на кухне, и из них получалась неплохая поварская команда. Были распределены обязанности, розданы роли, каждый вооружился необходимыми для себя приборами, продуктами и посудой, и дело пошло. Весело кипел чайник, радуя наших поваров утренним чайком приятной горячести, шкворчали масляные блинчики на сковороде. Бережной охотно делился своими секретами. Он накрутил немного фарша - много блинов с мясом делать не планировалось, и присоединился к Пчёлке в процессе готовки. Показал ей даже, как ловко управляется с этим трюком - ну знаете, как кулинары-блиноделы умеют подкидывать блины высоко вверх, чтобы перевернуть их на другую сторону? У Спартака Валерьевича это выходило очень здорово, прямо как у циркового фокусника - р-раз! - и вот кругляш описывает изящный пируэт в воздухе, весело брызгаясь в стороны маслицем, и приземляется на сковороду уже румяной стороной кверху.
- Блины - они вообще с мясом не дружат, - болтал за работой технический специалист, бережно сворачивая начиненные мясом блинные конвертики, - они любят сладкое. Когда их медком поливают, вареньем или сиропом. Наша задача - их подружить. Блинчик должен нежно обнять мясную начинку, не поранившись и не поцарапавшись. Тесто очень нежное и не терпит грубости. Мои пальцы грубые, у вас должно лучше получаться. Попробуйте, если захотите. Вот так... сделаем немного для майора и тех, кто тоже захочет с мясом, а остальное трогать не будем. Пусть понежатся блинчики в прохладной сметанке и сладостях. Сейчас принесу из погреба разного...

Между тем, блинное великолепие на пробу с пылу, с жару оказалось... посредственно-вкусным. Прямо как вчерашний пирог - вроде и вкусно, а чего-то всё же не хватает. На прихотливый взгляд Майи Юрьевны, конечно же, когда она распробовала как следует блинцы собственного приготовления и они показались ей ненамного, но всё-таки лучше яблочного пирога-то. Однако, глядя на мрачное выражение лица Спартака Валерьевича, попробовавшего свой блинчик с мясом, девушка поняла: у него получилось совсем худо.
- Ох-ох... - вздохнул Бережной, - не удалось подружить. Оно съедобно, конечно, но я бы постыдился их подавать к общему столу. Пойду пережарю, пожалуй.
Он обратил внимание, что девушке тоже не очень пришлась по душе её готовка, попробовал блинчик её приготовления, пожевал и задумчиво кивнул.
- Всяко получше моих... с вареньицем-то или мёдом вообще вкуснотища будет. Мне нравится, как получилось, - покивал он, дожёвывая блин, и кряхтя пошёл готовить вторую порцию блинов с мясом. - Понимаете, Майя Юрьевна, если б не Кайрат... который Тимурович, - уточнил мужчина так, будто на борту было много разных Кайратов, - то никаких проблем. Мои блины с мясом за милую душу срубали бы. Но не хочется мне вас подставлять. Они должны быть вкусными, иначе лучше вообще не подавать... Ну, вы идите, пока они дымятся ещё, - Бережной кивнул на горку Майиных блинов, - снесите им то, что есть. А вторая часть Марлезонского балета подоспеет позже, мда.
Можно было остаться, чтобы помочь Спартаку и прийти с ним вместе, только ведь блины и правда остынут, а их нужно подавать горячими. Пережаривать же, как это делает Бережной... ну, ему-то немного работы, а вот у Майи этих блинов целая гора. Попросить его помочь? А вдруг получится хуже?

В ответ на переписку Стругачёв прислал короткое, но выразительное «СПАСИИИБО!!!», а Фёдор Михайлович долго не отвечал, но затем прислал явно обеспокоенный вопрос «Всё в порядке?». Видать, встревожила капитана новость про подаренные шахматы. Догадался, кто и когда их подарил, и Чижик слишком хорошо знал Геннадия Борисовича, чтобы не сопоставить этот утренний подарок со своим разговором с Михалковым, о котором упоминал старпом. Вот и беспокоился Фёдор Михайлович, как сложилась беседа у Майи с его старым другом. Наверное, зря она ему написала. Теперь будет волноваться, места себе не находить. С Михалковым ещё отношения выяснять начнёт, чего доброго. Может, даже в спарринге в спортзале. Чтобы уважал первый помощник, значится, чужое личное пространство и не лез в чужие отношения, куда его не звали...

- Я вам так скажу, Майя Юрьевна, - помолчав, начал Спартак Валерьевич после её прямого вопроса об их разногласиях с майором. - В Кайрате вы, мне кажется, маленько ошибаетесь. Он не злой человек, бояться его не нужно. Ну, вам точно это ни к чему - пускай его подчинённые из СБ боятся. А недоволен он... ну, здесь вы с ним лучше сами поговорите. Думаю, он расскажет, что не так, раз сам позвал вас на разговор. От себя скажу только, что меня это малость коснулось, но я же и попросил его не раздувать из мухи слона и не говорить вам лишнего. Зачем это нам? - Бережной передёрнул плечами. - Я вас уважаю. Вы уважаете меня. У меня к вам нет никаких претензий. А раз нет у меня - то и у Кайрата не может быть. Ничем вы его не оскорбили. Просто у человека слишком острое отношение к дисциплине на борту, и чуть что не по его понятиям - это ему автоматически не нравится. К вам он ещё не успел привыкнуть, но, я вижу, уже начал. Раз выдержки хватило вам не проговориться, хехе, - он добродушно усмехнулся.

* * *

И снова за большим столом в корабельной столовой собрался весь экипаж, за исключением одного из безопасников - на этот раз отсутствовал Алексей Кирович, зато был Громов, который с несколько принуждённым видом зааплодировал вместе со всеми, встречая появившуюся на пороге рыжеволосую девушку и поднос с блинами - торжественное право их нести можно было поручить дроиду-тележке, так как поднос был тяжеловат, а Спартак нёс другой, с мясными блинами и различными сладкими подливками для Майиных блинцов. Встречали на этот раз не цветами, но громкими аплодисментами.
- А вот и наши шеф-повара, - радостно произнёс Фёдор Михайлович, снова в своём капитанском комбезе, но с утреца зачесавший чёлку по-новому, как его научила Майя. - Гена, помоги, - попросил он Михалкова, и они на пару забрали подносы, чтобы торжественно установить их посреди стола как главное блюдо.
- Блинная радость с утреца, - улыбнулся старпом, усаживаясь на своё место. - День обещает быть хорошим.
Все принялись рассаживаться. Чижик снова ухаживал за Майей, и на этот раз на это уже обращали меньше внимания. А Майя вдруг обнаружила, что её соседом теперь оказался Громов, занявший место, на котором ранее сидел Стругачёв. Вторым же соседом неизменно оставался Фотон Игнатьевич.
Если девушка наблюдала за капитаном, то не могла не заметить, как он переглядывается с первым помощником. Это были серьёзные, слегонца напряжённые взгляды со стороны Чижика и ответные спокойно-невозмутимые Михалкова. Но было совершенно ясно, что между этими двумя идёт молчаливая пикировка. Которая рано или поздно неизменно выльется в серьёзный мужской разговор. Ну, без рукоприкладства. А вы что подумали?

Не успела Динни никуда убежать. Чудище рогатое прямо на неё уставилось, взглядом к земле придавило. Брезгуете, говорит, нами. Какой там брезгуете, зуб на зуб от страха не попадает и ноги ватные. Слова девчонка вымолвить не может, лишь на друзей жалобно взглянула: выручайте, мол! А великан дальше речь толкает. И чем дальше он говорит, тем горче Динни становится. И страшны эти злыдни, и убрались бы подобру-поздорову — Динка бы только обрадовалась. А жалко их всё же. Последний, говорят, день. Как же это так про себя знать обидно, наверно. Так расчуствовалась девчонка, что и страх куда-то убежал.

— Как, уже помираете? — говорит. — И даже чаю не попьёте?

И давай на стол выставлять: термос с шиповником, бутерброды по-бургундски, хитро обжаренные. Хлеба кусочек, а в хлебе дырка, в ту дырку яйцо вбивается и помидором с зеленью закрывается все. А напоследок яблоки — восемь штук. Не время мелочиться.

А Эдик не знает :) Но на сказочной горе должны воображаться сказочные людоеды или... Шрек? :D

Задумчиво Лианка смотрела на Ярра, заговорившего про дочку трактирщика и замечтавшегося вдруг. Таким странница прежде не видела нашего магуя. Молчащим себе тихонько с блаженным выражением полузвериной морды лица, не говорящим скабрезности... прямо романтичный момент же! И чувствовала Шустрая, что это не просто так. Видать, сильно зацепила та девица Ярра Ласку, если он так ведёт себя и сам на себя не похож, вспоминая о ней. И на глаза ей таким показываться не хочет...
- Ооо, да я смотрю, кто-то влюбился по уши! - шутливо потянула вдруг странница и по-дружески хлопнула мага по плечу, как то обычно кореша делают. - Ну что ж, тогда я тем более не могу не помочь вам в благородном деле любви. Будем искать способ избавить тебя от проклятья, пока его не найдём. Ну, или пока не надоест искать.
Весело фыркнув, Шустрая легко обогнала мага и пошла впереди.

Мальчуган подбежал к Ярру и Лиане, поглядел на мага в ужасе, увидев его нижнюю половину лица. Не стал обниматься. Так и застыл на месте - и вихры на голове, кажется, подниматься стали торчком. Глаза большие-пребольшие и испуганные! Метнул взгляд на девушку. А потом Ярр с ним заговорил, Варвик задрожал как осиновый лист, глядя на него, не сводя очей с большого рта с длинным языком, мелькающим между толстых губ.
- Не... не подходи ко мне... уходи лучше... - паренёк на миг насупился, с каждым словом отступая от мага на шаг назад. - А ну как оно заразно?!
Испугался мальчонка собственных слов. Поверил им, развернулся и дал такого дёру, что аж на зависть прямо. Обратно к деревне мчал, под защиту изгороди.
Лиана взглянула на Яррике с сожалением и вздохнула. А у него, как назло после упоминания про комаров, зазудели комариные укусы да царапины, оставшиеся после плутанины по лесу. Признаться, отдохнуть денёк бы стоило, но раз уж решили идти...

Уже знакомая узкая тропинка привела Ярра с Лианой на вершину холма, и они подошли к кругу обсидиановых мегалитов. Дул пронизывающий ветер, и странница поплотнее завернулась в свой плащ. Она с интересом смотрела на стоящие камни, образовывавшие три арки Ворот с вырезанными на них мистическими символами и рунами силы. Камни совсем не казались выветренными и выглядели как новенькие.

Глазами её можно было любоваться вечность. Очень выразительные они были у Пчёлки. В любом состоянии, при любых эмоциях они выражали живые чувства, одолевавшие в данный момент рыжеволосую девушку. Да и лицо её было очень живым, когда она не пыталась контролировать эмоции и не напускала на себя безучастный внешне вид. Но даже тогда глаза её жили своей жизнью, хотела она того или нет. Они показывали, о чём она сейчас думает, что заботит их очаровательно-веснушчатую владелицу, заглянув в их глубину, можно было даже распознать целую гамму различных, порой противоречивых чувств, смешанных в разных пропорциях. И Михалков невольно любовался этим искрящимся под серебром звёздного неба печальным морем, казавшимся бездонным в своей глубине непостижимости. Девушка его привлекала, она ему нравилась своей прямотой и открытостью. Он опасался, что в свои семнадцать она ещё ребёнок - в конце концов, сам Михалков в её возрасте ещё не до конца расстался с детскостью. Она была в ней, ещё различалась глазом, но взрослости было несравненно больше. Этой серьёзности и деловитости, слегка приправленной ещё не до конца взрослым отношением к жизни. И это хорошо, что в ней сохранялась бодрость духа, этот животворящий огонёк юности. Без него людям тяжело приходится. Хорошо, если удаётся его пронести через всю жизнь.
- Вы уж простите мою прямоту, - усмехнулся первый помощник, заподозрив, что мог слегонца переборщить, рубя правду-матку по полной программе. Но он ведь в самом деле не хотел её обидеть, да и его слова вроде бы не должны были обидно прозвучать. «Слишком шумная для Шмидта». Но так ведь это констатация факта. Против фактов не попрёшь. Самому Геннадию Борисовичу эта её шумность даже нравилась. Чувствовал старпом, они подружатся. Очень уж свойский человечек эта бывшая ученица Фединатора.
Выслушав её со всем вниманием, Геннадий Борисович всё же засобирался - видно было, что он уже опаздывает на мостик. Рукопожатие его было достаточно крепким, но чувствовалось, что могло быть и сильнее, если бы он пожимал руку мужчине. Однако никакой тряпочности. Нормально он руку пожимал, с уважением к собеседнице.
- Я и не говорил, что считаю себя правым на сто процентов, - ответил он девушке. - Может статься, что я не прав на сто процентов. Я ведь не Нострадамус, будущего не предвижу и мыслей читать не умею. Так что, считайте это моим мнением, но никак не истиной в последней инстанции. Разумеется, своей в доску не станешь, просто накормив стадо голодных мужиков, - шутканул Михалков и усмехнулся. - Но шансы на это несомненно увеличатся, что я и имел смелость допустить... Хм, а вечерний пирог... Ну, льстец из меня неважный, я не умею подмасливаться. Пирог был вполне съедобный и по-своему вкусный, но чего-то ему определённо не хватало. Тут вы правы. Хотя прямо-таки провалом и позором я бы его не назвал. Поверьте, на корабле есть те, кто приготовил бы его так, что вам бы потом работы прибавилось дай боже.

Про Александра Оттовича и Кайрата Тимуровича больше не было сказано ни слова, но, в общем-то, Михалков уже и так ответил на её вопросы. Да ещё достаточно подробно и отвечая на главный: «в чём проблема и как её решить?» Он ведь прямым текстом рассказал Пчёлке, в чём проблема, и дал советы, как подступиться к этим двум неприступным крепостям, как взять их не грубым штурмом, а мягко и по-женски завладеть их сердцем. По сути, он отвечал ей как другу. Его прямота убивала, но он был с ней честен и не пытался этим её задеть, уколоть или оскорбить. Девушка это чувствовала. Старпом с ней разговаривал душевно, в свойственной ему манере не мелочиться в правдивых деталях, не ходить вокруг да около и говорить всё без обиняков. Наверное, так же он общался и с Чижиком.
- Всего доброго... ну, мы скоро увидимся, - кивнув на прощание, Михалков покинул докторский кабинет, провожаемый безучастными взглядами двух шахматных королевств.

* * *

Для посадки они выбрали местность, являвшуюся, судя по обилию дорог и каналов, одним из основных населённых пунктов таинственной планеты. Особого выбора, с кем пойти, у Светлова не было, и он взял с собой обоих членов экипажа. Они втроём, воспользовавшись подаренной ганцигцами технологией, нуль-транспортировались на поверхность планеты, предварительно задав приказ челноку, управляемому искином «Товарища», дожидаться их на орбите, на случай, если обратная нуль-транспортировка по какой-то причине окажется невозможной.
Материализовавшись, они огляделись и поняли, что находятся на пустынной улице. Вокруг царила призрачная тишина, что-то недоброе витало в воздухе, вызывая у Юрия Аркадьевича самые нехорошие предчувствия. Архитектура окружавших улицу зданий, форма и конструкция лежавших повсюду брошенных транспортных средств - всё говорило о том, что перед ними были следы чрезвычайно развитой цивилизации, однако толстый слой покрывавшей всё пыли и атмосфера общего запустения подсказывали, что место это было оставлено его обитателями уже много лет назад. Взяв наизготовку бластеры, троица медленно и осторожно двинулась вниз по улице.
- Не подобается мени тут, - почти прошептал в шлемофон скафандра грузный Овчаренко.
- Тихо, - шикнул капитан, неодобрительно поглядев на нарушителя тишины.

В нескольких метрах от перекрёстка Светлов остановился, заслышав какой-то шум. Огляделся на своих спутников. Следовавшие за ним Вольский и Овчаренко недоумённо переглянулись - похоже, они ничего не слышали. Юрий Аркадьевич тяжело вздохнул и подкрался к углу стоящего на перекрёстке здания, осторожно выглядывая из-за него. Увидев приближающуюся фигуру, он быстро отскочил назад. Из-за угла донёсся голос на чужом языке, и переводчики скафандров ожили.
- Гости! - раздалось из аппарата, и из-за угла выступило странное гуманоидное или антропоморфное существо примерно человеческого роста, облачённое в развевающийся белый плащ. - Давненько у нас не было гостей! - сказало оно.
Поскольку местный обитатель не проявлял агрессии и казался вполне разумным, Юрий Аркадьевич приопустил ствол направленного на него бластера и заговорил:
- Мы прилетели с другой планеты. - Чужак, выслушав ответ на его языке из коммуникатора, в знак понимания кивнул своей густо заросшей волосами головой. - Можем ли мы встретиться с представителями местной власти?
Инопланетянин после его слов задумался.

Неожиданно у Светлова за спиной раздался резкий щелчок, перешедший в громкое жужжание - сражённый выстрелом Овчаренко чужак упал на землю. Юрий Аркадьевич стремительно обернулся - борт-инженер с нескрываемой гордостью глядел на поверженного инопланетянина.
- Вольский, хватай его! - выпалил капитан, вскидывая бластер на Овчаренко. Он заподозрил неладное в его поведении. В конце концов, опыт общения с ксилонами у Светлова имелся, и эти проклятые головастики хорошо умели промывать мозги. А тут чужой мир, и неизвестно, на что способны его обитатели и какие технологии они используют. Одна нуль-транспортировка чего только стоит.
Штурман с явной неохотой, но всё же схватил своего крупного товарища - тот и не думал сопротивляться и выглядел весьма удивлённым и немного обиженным. Светлов, долго не думая, отобрал у него бластер.
- Зачем ты стрелял в чужака? - грубо спросил капитан.
- Зачем? - с недоумением переспросил Овчаренко. - Да ведь якщо б я не выстрелил, он бы непременно убил вас. Хиба вы не бачилы, як вин направляв на вас оружие?!
- Никто не целился в меня! - разозлился Светлов. Он мог поклясться, что инопланетянин ничем ему не угрожал.
- Не видел я у него никакого оружия, - добавил Вольский.
Ситуация из просто неприятной стала крайне щекотливой. Юрий Аркадьевич задумался, что же это было. Простая горячность недалёкого борт-инженера или кто-то вправду промыл ему мозги? Если последнее, то опасность грозит им всем. Но сдаваться так просто было не в правилах капитана Светлова. Сейчас ему предстояло решить, как быть дальше. Для начала следовало осмотреть поверженного чужака и попытаться оказать ему хоть какую-нибудь помощь, если он ещё жив. А с Овчаренко... Светлов не был уверен, ограничиться ли строгим предупреждением или отправить своего чересчур горячего спутника обратно на корабль.

* * *

- Доброе утро, - пожелал ей в ответ Фотон Игнатьевич, сдержанно улыбнувшись. Затем пригладил выглаженный воротник своей форменной рубашки, потёр двумя пальцами переносицу и, проводив старшего лейтенанта долгим взглядом своих вечно прищуренных глаз, направился на мостик. Ему было приятно с самого утра встретить на корабле это ангельское создание, и настроение первого пилота заметно приподнялось.
Чего не скажешь про Мотю, вздумавшего снова важничать и изображать из себя булгаковского Бегемота. На Майино «кис-кис» кошак отреагировал лёгким интересом, но бежать за ней не стал - кошачья гордость ему не позволяла вести себя как пушисто-хвостатое дополнение двуногого. Может, он позже подойдёт, выдержав приличествующую случаю паузу, чтобы его появление на кухне восприняли как праздник, а не попрошайничество. Да и завтраком его уже накормил раб Иван.
От Алексея Кировича вестей более не было, ну да Майя ему и не ответила на последнее сообщение.

А может, это был он? Решил рыжик ещё что-нибудь написать вдогонку. Медка, может, к блинам попросить или ещё чего-нибудь. Только планшет предательски выскользнул из дрогнувших от неожиданного столкновения рук и грохнулся на металлопластиковый пол коридора. Хорошо, что ещё с начала прошлого века гаджеты были достаточно надёжны, чтобы выдержать даже колёса проехавшегося по ним автомобиля. Корпус, конечно, не выдержит и треснет от такого давления, но электроника не поломается и устройство продолжит функционировать. А сейчас и корпуса стали выпускать из чрезвычайно прочного сплава. Так что, на планшете от падения не осталось и царапинки.
- Виноват.
Кырымжан сдвинул брови, вышел из своей позы древнегреческой статуи грозного Геракла и присел, помогая Пчёлке подобрать планшет и наушники к нему. Их руки невольно соприкоснулись, когда мужчина передавал Майе тоненькие проводки наушников. Он исподлобья взглянул на неё и снова выпрямился, но уже не стал складывать руки на груди в этом пугающем жесте.
Тем временем девушка бросила взгляд на экранчик и одним касанием пальца открыла новое сообщение. «Доброе утро! Надеюсь, тебе хорошо спалось. Скоро увидимся.» - вроде бы нейтрально, а чувствовалось, что в это короткое сообщение вложена душа и мысли о ней. Ну да, ну да, это было письмецо от Фёдора Михайловича.
Заметив мучительные, полные мольбы о помощи взгляды Светловой, Спартак Валерьевич окликнул её, заодно обозначая своё присутствие за спиной майора:
- Майя Юрьевна, а вот и вы! Я уж заждался вас. Не поможете по кухне?
Кырымжан чуть повёл бровью, услышав голос Бережного, и отступил в сторону, позволяя девушке пройти мимо него. Однако, когда она уже думала, что избавилась от неожиданного и неприятного ей внимания Кайрата Тимуровича, то вдруг почувствовала у себя на плече тяжёлую руку. Впрочем, она не давила, а просто легла ей на плечо.
- А с мясом будут? - спросил майор вдруг неожиданно мягким для него тоном. Словно бы вежливо, даже просяще и с какой-то надеждой, высказывал просьбу, а не спрашивал про блины-то. Интонации его подсказывали Майе, что Кырымжану очень бы хотелось блинов с мясом, и он высказывает своё пожелание, надеясь, что девушка его исполнит, но не настаивая. Приказа в тоне не было, только мягкая просьба.
Он убрал руку и отступил на шаг, не мешая ей пройти на кухню. Уже когда она была у порога, окликнул её вдруг снова.
- Старлей, - он вдруг хмыкнул, и на суровом лице появилась весьма сдержанная, но усмешка. - Майя Юрьевна, составите мне компанию после завтрака? Нам есть о чём поговорить. Это не займёт много времени.
Последней фразой он скорее всего намекал, что не задержит её надолго перед высадкой на Кулимат.

- Значит, блины, - кивнул Спартак Валерьевич, когда девушка наконец отделалась от майора и они остались с техническим специалистом на кухне наедине. - Что ж, думаю, в четыре руки мы управимся быстрее, а блинами наедятся все. Ох-ох, что ж вы с майором-то не поделили... - проохал Бережной, направляясь к шкафчикам за необходимыми продуктами. - Я перекручу мясо на фарш. С мясом - так с мясом. А вы пока пустышки готовьте, да?
Это было предложение, а не распоряжение шеф-повара. Майя могла всё решить и по-своему. Например, сама взяться за фарш, раз уж сам Кырымжан у неё попросил блины с мясом. Может быть, теперь для неё это дело чести - не ударить перед ним в грязь лицом. Воинской-то чести, ага.

Не успела Аннабелла опомниться, как снова из мелкой блохастой гадины стала прекрасной эльфийкой - тоже блохастой, по правде-то, только уж об этом она не знала. А может, проклятье и изгнало вошек-блошек коднаровских из её чудесных золотых волос, как знать. Но радость её сменилась сначала конфузом, когда она вдруг поняла, в каком виде предстанет на очи Перри и Александрилу, а потом и ужасом, странным делом смешанным с облегчением, когда почувствовала себя завёрнутой во что-то чёрное, липкое и противное, будто смола сосновая.
Эмоции живо сменялись на лице нашей принцессы, не успевая одна за другой. Смятение, смущение, испуг, облегчение, отвращение, ужас. За короткий промежуток времени на выразительном личике Анни проявилось такое количество живых эмоций, что её бы без разговоров приняли в Александринский театр на заглавные драматические роли. А закончилось всё тем самым отвращением, смешанным с омерзением и облегчением же. Чёрное облачко на вид было вполне симпатичным, вот только... чем оно было-то? Что за дрянная магия? Кто её сотворил? Ну конечно! Кому же ещё...
- Перри! - возмущённо-негодующий взгляд серых с льдинкой голубого глаз устремился на коднара. Она скривилась, застыв на одном месте и боясь пошевелиться. - Что это за гадость?!
Впрочем, гадость гадостью, а она вполне успешно справлялась со своим предназначением, укрывая Аннабеллу от посторонних взглядов вроде того, каким её пытался ощупать Джерри. И очень хорошо, что он не смог разглядеть ничего лишнего из-за этого чёртового облака. Но эльфийке почему-то захотелось дать ему пощёчину. Может, и дала бы, да только боялась пошевелиться, словно бы это могло разрушить чары коднара и открыть её обнажённое тело приветливым мужским взглядам.
- Оно ещё и чешется! - пожаловалась Аннушка своему пернатому спасителю и требовательно протянула к нему руку. - Ну-ка подай мне одежду и быстренько сними его. И отвернитесь все!

Но возмущённый порыв эльфийки как-то быстро сник, когда коднар вдруг стал наступать на неё, вздыбив страшно перья, будто бы сова, желающая напугать до смерти свою мышиную добычу, зарычал утробно, как та самая сова, и стал тыкать пальцем себе в грудь. Последнее было особенно страшно. А ну как проткнёт? Вон какой у него коготь! Всем совам на зависть!
Правда, стоило ему договорить, как теперь уже глаза Аннабеллы сверкнули праведным гневом, и она наставила на него палец и стала наступать. Вместе с этим чёртовым облаком.
- Как. Ты. Смеешь. Говорить. Со мной. В подобном. Тоне??? - голосом, исполненным холодного достоинства, спросила она у пернатого злодея. - Это всё из-за тебя! Ревновать меня вздумал? Ха! Да сдался мне этот странный эльф! - присутствие рядом странного эльфа, слышавшего этот разговор, её ничуть не смущало. - Мне всего-то моя серёжка назад нужна... теперь две серёжки, - печально поглядела она на дракониска, проглотившего вторую.
И вдруг она снова поникла, горестно вздохнула, отвела взгляд в сторону, опустила в землю. Расстроилась девушка из-за серёжек и из-за всего этого. Даже голос её тихим стал.
- Пойдём уже к тёте, а? Джерри, прости, но ты не с нами...
Она поглядела в небо, услышав про дождь, и отметила, что волшебный зонт как-то подозрительно истончился. Анни нахмурилась и ещё разок гневно сверкнула очами.
- Так и знала, что проклятая гнизга обманет. На свитке она пишет, что волшебство зонта пять часов действует, а сколько прошло, как мы вышли от неё? Час? Два? Ну точно не больше! Завтра я приду и всё ей выскажу.
Эльфийка повернулась к коднару.
- Я подумаю над твоими словами. А сейчас дай-ка мне одежду и сними это дурацкое колдовство. Чувствую себя розой, которую посадили в навоз, - поморщилась она.

На чёрную фигуру она не обратила внимания. Мало ли, кого из прохожих привлекли развивавшиеся тут события. Превращающиеся в кошек эльфийки, чёрные вонючие тучи, лопающие чужие украшения дракониски и прочие гадости жизни.

Кинулась Динька за Максом. А Афоня вздохнул, глаза вдруг уставшие потёр, да слова нехорошие подумал. И следом бросился.

Поднялся. Не быстро и не просто, но поднялся. Чудищ увидал. Спрятался.

Удивительно, но их он не боялся. Наоборот: в отличии от старушенции и Макса рогатые вызывали к себе доверие. Наверное, тем, что не стали усыплять и драться, а пригласили к столу. Впрочем... "Не бери конфет у незнакомцев". И прочей еды, наверное, тоже. Кроме вбитой с раннего детства осторожности единственное, что напрягло Афоню: "Хороший день для..."

-- Для чьей смерти? -- спросил он, выходя из тени.

А ведь Белл-то и забыл, что заклятий Плавания они не брали! Вспомнил только, когда об этом вспомнил Петя. Как бы там ни было, но наш Окунёк смело вступил в реку, решив испытать судьбу без всякой магии. Это был действительно отважный поступок с его стороны, учитывая, какой смертью он умер в своей собственной жизни.
Течение было такое быстрое, что уже через несколько секунд Петя подплыл к тому месту, где река скрывалась под замком. Сначала всё шло так, как и ожидалось: после небольшого водопада, который удалось миновать, отделавшись только лёгким ушибом, река выровнялась и потекла в высокой трубе где-то по подземельям замка. Но когда, по Белловым расчётам, вот-вот можно было попасть в комнату, откуда слуги брали воду, Окуньков внезапно ударился о невидимую решётку и почувствовал, что начинает тонуть. Барлад Дэрт надёжно защитил свой замок от любопытных глаз. А Белл... он ведь совсем не умел плавать. Петя поздновато припомнил, что ещё когда придворный астролог Майлин раздавал заклятия, Белл вспоминал о том, что он не пловец.
Вода начала прибывать, теперь уже нельзя было воспользоваться даже заклятием Левитации: Окунькову не пролететь, не захлебнувшись, по узкому пространству между верхом трубы и водой. Было бы у него заклятие Плавания, он мог бы попытаться выплыть против течения. Но Петя не догадался запастись даже одним таким заклятием.
Спустя минуту безвольного барахтания под водой тело юноши обмякло, и решётка пропустила только его труп, который послужит хорошей пищей гоблинам и оркам...

Юноша достиг реки. На другом её берегу были разбиты палатки, горели костры, между которыми сновали гоблины и орки. Первых раньше Петя не видел, да и сир Белл тоже, но это явно были они - вообще они внешне напоминали орков, только щуплых и невысоких... ну, гоблины в этом мире оказались в рост человека, в то время как орки были значительно более крупными.
Река подходила к высокому центральному строению и заканчивалась у него, как дорога у ворот, но по шуму воды Окуньков понимал, что она небольшим водопадом стекает куда-то вниз, в подземелье. Что ж, теперь после проведённой разведки можно было либо направиться к зданию в центре двора, либо попытаться перебраться через реку. Тут могли помочь заклятия Плавания или Левитации. А ещё Белл внутри Пети подумал, что если воспользоваться заклятием Плавания и поплыть по течению реки, то, может быть, удастся проникнуть в подземелье замка.

Морок в голове развеялся, и Окуньков вдруг осознал, что снова стоит, пригнувшись, у берега реки, целый и невредимый. И не мокрый. А главное - живой.
- Привыкай, - ему на плечо легла рука Зеночки. - Для Героя смерть - дело обычное. Но это очень неприятно, я понимаю.

Необыкновенное сегодня выдалось утро. Волшебное утро после волшебной ночи. Но если ночное волшебство было хоть и жутеньким, зато оставило после себя приятное послевкусие прикосновения к чуду, то волшебство дневное казалось Лизе мрачноватым, угрюмым и холодным, как погода за окном... только здесь, в доме, оно казалось ещё злее, оно заковывало в лёд. От него стыло тело.
А всё-таки не покидали Лизавету мысли о тёте. О том, как её спасти из этого кошмара. Как вернуть здоровье и солнечный свет в умирающий, увядающий мир, в котором жила Софи Эдгаровна вот уже несколько долгих лет после ухода дяди на фронт. Невольно думалось о доме, пришедшем в запустение... Они и правда были очень похожи - тётя и этот дом. Словно бы были связаны вместе, переплетены судьбами, имели общую ауру, одинаково реагировавшую на любые изменения, происходящие с одним из них. Плохо тёте - худо дому. А худо дому - то и тётушке ещё хуже становится. Это была странная связь. Ведь казалось бы, Софья Эдгаровна здесь пришлый человек в доме. Она не жила в нём раньше, но дом прекрасно существовал без неё, жил и процветал. Связано ли её появление с запустением дома? Или же между ними просто установилась некая прочная связь? За счёт дяди, быть может. Они - одна семья, и этот дом с ней, конечно, неразрывно связан.
И ещё в Доме была некая тайна, известная экономке Иоанне и про которую - но не в деталях - прознал Андрейка. Эта тайна манила Лизу. Здесь не только её большущее любопытство стремилось сунуть свой длиннющий носик в замочную скважину. Тут чувствовалось нечто большее. Какой-то жуткий секрет хранил этот дом, и Лиза всеми фибрами души, отчётливо ощущала, что между этим секретом, скелетом в шкафу - хоть бы метафорическим, а не настоящим, и хворью, одолевшей дом и тётушку Софи, есть некая связь. Может, если тайну раскрыть, получится помочь Дому. А вместе с ним и доброй, не старой ещё женщине. Вернуть им былое величие. О-жи-ви-ть!
И снова загремит в этих залах музыка. И закружатся в вальсе благородные кавалеры с прекрасными дамами. Зазвенят бокалы с игристым вином и зазвучит колокольчиком женский смех. Потрескивание живого огня в камине, ритмичные шаги вальсирующих и шорох бальных платьев...

Мечтай, Лизонька. Мечтай, что однажды сама в этом доме закружишься в танце. И что рядом будет танцевать тётя, не выпускаемая из рук после долгой разлуки любимым дядей. Мечтай! Иногда - очень редко, но всё же - мечты сбываются. Особенно у тех, кто искренне верит в Чудо.

Ничего, что овсянка совсем даже не тает во рту, как то принято приличным овсянкам. Ничего, что кажется безвкусным комком чего-то склизкого, слегка приправленным мясным привкусом поджарки. Лиза всё это быстренько проглотит, лишь бы не остаться голодной. Она понимает - выбирать не приходится, а не поесть - будет хуже. Телу нужны силы для поддержания в нём жизни, которые даёт еда. Даже такая мерзкая с виду. Хотя, справедливости ради, кухарка всё же старалась разбавить эту пресность дешёвых продуктов, чтобы придать им хоть какой-нибудь вкус.
Зато потом был пирог! Это неземное, горячее ещё, мягкое, тающее во рту блаженство со вкусом брусники. О, Лизонька тоже ела от души! Но соблюдая правила приличия за столом всё же, в отличие от сводного братца. Хотя понять его она могла. Вкуснотища же! Не каждый день их таким балуют. То-то тётушка с нетерпением ждала этого пирога. «Приятного аппетита, тётя Софи!» - мысленно пожелала ей падчерица от всего своего доброго сердца.
Глядя на Андрейку, небрежно раскинувшего локти на столе и уплетающего пирог за обе щеки, девочка невольно улыбнулась. Ей бы стоило поучить братца хорошим манерам, да кто ж её будет слушать. Она и пытаться не станет. Только обозлится на неё мальчишка и станет придумывать, как отомстить да напакостить за сказанное поперёк слово. Нет-нет-нет, она не будет ему указывать на локти. Пусть потом опозорится разок прилюдно где-нибудь - и сам поймёт, что манеры надо соблюдать. Они ведь не первобытные люди, живущие в пещерах. Хотя даже те не клали локти на стол во время еды! Потому что столов-то у них не было.
Льстивые речи Андрея беспокоили Лизавету. И что это на него нашло? Если так хочется найти секретный лаз, то кто ж ему мешает-то сделать это в одиночку. Но он почему-то хотел, чтобы на его поиски вместе с ним отправилась Лизетт. Чуяла она неладное. Как бы негодник не вздумал её подставить, если их поиски рассекретят - скажет, мол, это всё Лизка, а я пытался её остановить. И тётя накажет, конечно же, её. Хотя она не глупая, тётя-то. Но вот угрозы Дашке были для девочки куда страшней, чем риск подставиться под наказание. Нахмурилась она, растерялась от такого признания про отрывание головы её горячо любимой подруге кукольной. Чаем пирог запила, ложечкой деловито в кружке поколотила, позвенивая посудой. Подуть даже захотелось, только чай ведь уже успел остыть.
- Вот не думала, что ты боишься привидений, - хмыкнула она осторожненько, не желая сердить Андрюшу злыми насмешками. - Пообещай не обижать Дашу, и я пойду с тобой искать этот лаз. И даже попробую у Иоганны выпытать больше про эту тайну.
Ну а что? Так и Даша голову не потеряет, и тайна, может быть, яснее станет. А потайной коридор Андрейка всё равно не найдёт, если только они не пойдут его искать в тринадцатый час. Лиза уж постарается, чтобы они в этот час не ходили.

Девочка неверяще смотрела на денежку в руках, подаренную тётей. Да неужто кролик Хрон-Хрон оказался прав и Софья Эдгаровна так хорошо отнеслась к племяннице, отблагодарив её за чай с бергамотом и комплимент её чепчику? На лице Лизоньки в это мгновение такая растерянность читалась, что невольно улыбалось, глядя на неё. Анна-Гретхен точно ничего не перепутала? Может, эту денежку тётя Софи ей дала на расходы, а совсем даже не Лизе.
- Спасибо, Анна-Гретхен, - она растерянно взглянула на пожилую немку и медленно убрала монетки в кошелёк. Так медленно, будто ожидала, что тётя или Анна-Гретхен сейчас передумают и отберут их. Кошелёк вместе с запиской Лиззи бережно положила в кармашек своей формы, нащупала волшебный орех в нём и на миг его крепко сжала своими тонкими пальчиками. Это будто бы приободрило девочку, и взгляд её стал увереннее. - Да... передай, пожалуйста, тёте, как её увидишь снова, мои благодарности. Скажи ей... нет, ничего, - она смущённо отвернулась.

«Скажи ей, что я её люблю и у нас всё будет хорошо!»
Но это были только мысли.

* * *

Лиза выпорхнула на улицу, прикрываясь зонтиком от дождя, вслушиваясь в голос непогоды, но стараясь не слышать криков мальчишек-газетчиков, зазывавших прохожих купить свежую газету, чтобы почитать свежие, пахнущие типографской краской, новости. Которые совсем не радовали, оттого даже слышать о них не хотелось. Девочка поплотнее закуталась в плащик, щурясь от ветра, и заспешила в сторону рельсов, почему-то молчаливо решив за них с Андрейкой поехать на первом электрическом трамвае. Только услышав слова брата, одумалась, остановилась и обернулась к нему, растерянно выглядывая из-под зонта.
- А не хочешь новый трамвай опробовать, Андрейка? На электричестве, - предложила вдруг братцу, смущённо взмахнув ресничками.
В действительности же она опешила, услышав снова кроличий голос. Кажется, он у неё в мыслях звучал и Андрейка не мог его услыхать.
«Рельсы неблагонадёжны... все-все-все? Даже трамвайные? - мысленно уточнила девочка у господина Хрона. - Похитят? Как злой колдун со странным именем сказочную принцессу? И зачем кому-то меня похищать, чтобы завоевать мою дружбу?»
Хотелось задать целую кучу вопросов, но сейчас явно было не время.

Ох, и огребла же бабуля люлей знатных! Так-то Макс человеков раньше никогда не жрал и без поддержки в виде теневой голодной зверюги навряд ли бы зашёл дальше банального избиения обнаглевшей пенсии. Но, как говорится, драка дракой, но обед по расписанию.

Что касается самого процесса перевоплощения в зверя, то тут можно всё обрисовать ёмкой фразочкой: «ни о чём не жалею!» Хулиган был просто в неописуемом восторге от всего происходящего. Как будто Рождество наступило на несколько месяцев пораньше. Это же он - такой могучий, четырёхпалый, хвостатый и смертельно опасный, ведьму разорвал на части. Все дикие природные инстинкты, до этого сдерживаемые правилами и нормами цивилизованного общества, разом высвободились и подарили парню настоящую свободу! Жаль только превращение оказалось таким скоротечным. Ему страшно хотелось ещё немного поноситься по окрестностям в шкуре Черныша. Позавывать на всю округу, поточить когти об дерево, посрезать хвостом ненавистный камыш, докопаться до кого-нибудь встречного, помучить, поиграться с ним и сожрать в конце концов бедолагу. Классно быть хищником!

Единственное, триумф немного подпортила бабулька, которая, как оказалось, была скроена из говна и палок. В этом смысле Макс был полностью солидарен с обиженной и обманутой зверушкой. Победа победой, но в итоге пришлось жевать одну лишь грязь. Ожидаемо последовал рвотный рефлекс, и монстр начал с отвращением отплёвываться, попутно весьма комично потирая морду всеми лапами. А там и до отката не далеко было. Макса буквально выплюнуло обратно в человеческую форму, попутно снабдив целым букетом побочек и до кучи проклятьями разъярённой зверюги. Как будто он был виноват, что бабуська настолько дряхлой оказалась, что прямо в лапах Черныша и рассыпалась!

Хулиган вымученно крякнул, ощущая себя после перевоплощения натуральной древней развалиной и попытался зверину успокоить:

- «Ладно-ладно, остынь, сейчас нароем где-нибудь хавчик посытнее. На стаю только, повторяю, пасть не разевай, или я тебя самолично в приют для животных сдам. Ох, чёрт, как-кости-то ломит. Про побочки ты кстати ничего не говорил, зверина коварная!»

С ворчанием, парень достал из кармана плитку шоколада и давай её в пасть пихать, чтобы хоть как-то привкус пепла этого вонючего сбить. Глянул на своих, да так и замер с набитым ртом, вытаращив глаза. Он тут понимаешь их защищает, а они топорами грозятся. Не, ну явление Чернышей, понятное дело, зрелище не для слабонервных, но явно же он на их стороне! Надулся Макс от обиды, зонт бабкин схватил и тычет им в них обвиняюще:

- Уу хакуй аа пу васииму? Плостласывый?! – возмущенно забубнил Макс, усилено прожёвывая и глотая дарённый шоколад, - Дружбана я тут среди местных выискал. Помогает вот мне теперь. Спасибо бы лучше ему сказали! – делает пару шагов навстречу парочке, в глазах дикий голод. Запахи, идущие сверху манят Макса, но пока противится парень соблазну. Пока что… - Санёк подождёт! Я хочу есть! МЫ ХОТИМ ЕСТЬ! Вытряхивайте всё что у вас есть из рюкзаков съестного, иначе беда случиться…

Старпом прошёл внутрь медицинского кабинета, напоминая хитрого лиса, такого всего из себя расслабленного, прищурившегося и улыбающегося, довольного жизнью внешне, но готового вскинуться в одном стремительном прыжке, чтобы цапнуть у вороны её законный кусочек сыра, стоит только птице клюв раскрыть пошире. Он с интересом осмотрелся, будто был здесь впервые. Ну, вообще-то, с момента вселения сюда Майи Юрьевны так оно и было. Он тут не был с тех пор, как королева заняла свой дворец, и ему было любопытно, как она здесь устроилась. Повертев головой по сторонам, Михалков остановил взгляд на сонной, ещё не до конца проснувшейся после дивного сна девушке и подошёл к столу.
- Не беспокойтесь, все живы-здоровы, - заверил её мужчина, подтверждая вчерашний диагноз Данко, составленный для экипажа.
Физические показатели всех были в норме, даже рука Романовского пришла в порядок благодаря своевременному вмешательству бортового врача. Правда, искин ещё упомянул про лёгкое, в пределах нормы, психоэмоциональное отклонение в состоянии Чижика и в особенности Стругачёва, но Майя и так знала, что эти двое после проведённого вместе вечера едва ли будут в норме. Им нужно было время успокоиться. Её состояние, согласно Данко, было таким же, как у Чижика, по степени отклонения. А Лёша, видать, сильно переживал, но ничего критического, свои обязанности безопасник вполне мог выполнять.
- Я с визитом вежливости, так сказать, - добавил старпом, раскладывая на столе свои подарки и присаживаясь на стул.
Он обратил взгляд на девушку и невольно залюбовался ею, сочтя довольно милой со сна. Возможно, это немного отразилось на его лице, так как Майя, даже будучи заспанной, отметила, что на неё с интересом смотрят. Не злым-то интересом, не научно-изучающим, который будто затылок хочет просверлить, а вполне себе миролюбивым, будничным, добродушным таким и немного мужским. В ответ на благодарность Пчёлкину Геннадий Борисович по-доброму улыбнулся, не став ничего говорить про чудесность своего подарка.

Как-то притих да примолк первый помощник, специалист по науке, внимательно и без улыбки глядя на то, как Майя Юрьевна рассматривает шахматных рыцарей, дотрагиваясь до них слегка дрожащими прикосновениями, будто бы они могли ожить у неё на глазах, достать свои маленькие мечи и поранить протянувшуюся к ним руку. В глаза девушки-доктора поглядел старпом, тихо прихмыкнул в задумчивости. Вопрос свой про Чижика вдруг задал, а не про шахматы, и отмалчивался, пока опешившая и, скажем по правде-то, офигевшая от такой наглости Майя сосредоточенно стала готовить чай, пытаясь прийти в себя, как от пощёчины, и обдумать ответ. Изучающе смотрел на неё всё это время Михалков. Теперь уже как истый научник, ради новых знаний готовый препарировать лягушек, а не добродушный мужчина, любующийся милой спросонья веснушчатой девушкой. В глаза её тревожные заглядывал, в лицо, залившееся краской. Серьёзно так сидел, без движения, локоть о край стола опёр и только голову поворачивал следом за Майей.
Ожил, только когда включился экран и на нём появилась наша великолепная лыжница в очередном своём спортивном старте. Убрал локоть со стола и выровнялся, сел прямо, тихо вздохнув, перевёл взгляд на экран с небольшим интересом. Немного посмотрел и на Майю, вернувшуюся за стол, взглянул в ожидании ответа. Ни слова не говоря. По всей видимости, чтобы не давать ей повода и лишней зацепки для перевода темы. Ведь обычно как оно бывает? Если собеседник задал неудобный вопрос, можно встать на мороз, заострив внимание на другой теме, поднятой в разговоре. Но когда вопрос задан и наступает тягучее молчание, фиг ведь отвертишься.
Заговорил снова Геннадий Борисович, только когда Пчёлка наконец сформулировала полностью свой ответ и озвучила его. Внимательно выслушал его старпом, кивнул понимающе и благодарно, ещё немного помолчал в задумчивости.
- Достойный ответ достойной женщины, - серьёзно сказал он, и в его устах это прозвучало похвалой или даже своеобразным комплиментом. Михалков хмыкнул и снова из серьёзного сделался прежним, расслабленным и улыбчивым. Хитрым лисом. - И вы меня, Майя Юрьевна, простите за прямоту. Я благодарен вам за честный ответ, хотя... - он отчего-то замялся, словно бы хотел опровергнуть её слова, но передумал. - Хотя это не моё дело, вы совершенно правы. Как друг, я беспокоюсь за нашего капитана, вы должны меня понять и, надеюсь, простите мою... некоторую бестактность. С ним я уже поговорил, да... Поэтому и пришёл к вам, чтобы найти для себя недостающие ответы, но теперь, мне кажется, головоломка складывается.

И снова наступил период молчания, на этот раз недолгий, и занял его Геннадий Борисович тем, что с благодарностью угостился предложенным чаем с молоком и конфеткой.
- Спасибо за угощение, - кивнул он, увлечённо дуя в чашку и отхлёбывая горячий чай маленькими глоточками. На старпомовских щеках проступил лёгкий чайный румянец. - Самый лучший завтрак, да.
Михалков глубоко вздохнул, поднимая на Майю свои слегонца насмешливые, но добрые глаза, приятственно улыбнулся девушке. Затем кивнул на открытую коробку из-под шахмат со всеми этими многочисленными рыцарями.
- Не сочтите за грубый намёк, Майя Юрьевна. Я-то знаю вашу историю. О том, что произошло несколько лет назад, мне рассказал Фёдор Михайлович. Я не выбирал специально такие шахматы, чтобы вызвать у вас неприятные воспоминания, не дай бог. Но и не буду отрицать, что хотел увидеть вашу реакцию. Просто чтобы понимать, как вы к этому относитесь. Если вы считаете, это слишком грубо с моей стороны, и если эти шахматы вас... не знаю, будут тяготить, напоминая каждый раз о прошлом, я их заберу и принесу вам взамен коробку обычных шахмат. Или карманных, с миниатюрными фигурками на магнитиках. Хотите?
Он сложил руки перед собой на столе, сцепив их пальцами, и серьёзно поглядел на доктора Светлову.
- Хотите знать правду? Мы оба с вами здесь немного психологи, Майя Юрьевна. Отвечаем за психологическое состояние экипажа. Скажу вам по секрету, как специалист специалисту. Ваше появление привнесло на корабль определённую... сумятицу, скажем так. Я наблюдаю значительную смену в поведении многих. В основном в лучшую сторону, не беспокойтесь, - заверил её Михалков. - Всё же, я считаю, правы сторонники теории о том, что женщина в команде положительно влияет на атмосферу в коллективе. Но мы сейчас с вами говорим о конкретном человеке. Так вот, - старпом доверительно склонился вперёд, - я вам ручаюсь, Майя Юрьевна, что таким счастливым нашего капитана я не видел уже много лет. И это делаете вы... А как хороший друг, я всегда за то, что идёт на пользу Фёдору Михайловичу.

Будто благословил же, ёлки-палки!

В этот самый момент одно за другим отзвучали два пришедших в личный кабинет сообщения, о которых просигналил планшет. Заглянув в личку, Пчёлка Майя увидела сначала ответное послание от Кайрата Тимуровича. Сообщение было необыкновенно ёмким и содержательным, как умеют писать особенно талантливые писатели, пишущие свои литературные работы по принципу «краткость - сестра таланта». Ответ майора содержал лишь одно слово без знаков препинания: «Глупости».
Второе письмецо оказалось от рядового безопасника Стругачёва Алексея Кировича. И было оно, на удивление, ещё короче Кырымжановского. Вот ведь талантище какой был сокрыт у нашего Лекса Кировича! В сообщении красовалось даже не слово. И не три буквы, какие некультурные люди пишут на заборах, в общественных туалетах, подъездах и в лифте. Ну, та самая алгебраическая формула, где икс и игрек перемножаются на букву «йот». Стругачёв прислал Майе один-единственный смайлик, виновато тупивший глазки и вертевший пальчиком.

- Ещё раз благодарю за чай, мне пора на мостик, - Михалков решительно поднялся. - Сегодня я собираюсь участвовать в высадке. Думаю, как специалист по науке, я буду полезнее капитана на планете с очень развитой цивилизацией, как охарактеризовали Кулимат жители планеты-анархии. Впрочем, мы этот вопрос ещё обсудим за завтраком, где соберётся весь экипаж. Что ж, старший лейтенант, имею честь, - Геннадий Борисович кивнул девушке и направился к выходу из кабинета.

— Где бабулечка? — пробормотала Динни, едва разлепив глаза. Только зонтик остался от странной пришелицы. Проспала тайну, проспала! Ещё и сон этот дурацкий! Динка шмыгнула носом от огорчения, как маленькая. Или это простуда? А одежда-то, кажется, высохла!* Работает! Всё работает! Компенсация за утраченную страшную тайну отразилась радостной улыбкой. Динни тут же испуганно прикрыла рот ладошкой. Казалось — улыбка могла шуметь. Услышат. Камыш этот и тайны шелестящие. Схлынуло. Нет никаких сплетников шелестящих. Солнечный день был в разгаре, и как их угораздило? Неудивительно, что живот сводит. Динни замотала головой. Куда идти, да где ребята?

А с ребятами неладное творилось.

— Не подходи! — кричит Афоня (это Максу). И топорик сжимает. Дрова рубить что ли собрался?
— Макс не настоящий! — а это уже ей. Тихонечко так, руку протягивая.

Вот значит как. Не получилось у Динни до конца Макса вернуть. Как и с шоколадкой. И Афоня заметил.

— Я знаю, — говорит. — Его вернуть надо, а не бегать. Друзья не бегают. Вместе пришли, вместе и уйдем.

Достала термос. Мечтала же. Отхлебнула — сладкого, медового, кислого — шиповничьего. Мерзский привкус с души смыть. По кругу передала.

— Санька надо искать, мальчики. В какой он стороне был, Афонь?

Окуньков храбро сделал цельный глоток голубоватой жидкости, и в тот же миг ранка на плече зачесалась и перестала болеть окончательно, а через десяток секунд перестала даже зудеть и покрылась корочкой старой кожи вперемешку с успевшей вытечь засохшей кровью. Более того, Петюня почувствовал заряд бодрости во всём теле. Белл подумал, что в бутылочке, должно быть, микстура жизни, и оставалось её там ещё прилично. Так что да, взять с собой было не лишним. Заодно юноша припомнил, что у него уже есть фляжка с неизвестной жидкостью, найденная после схватки с агрессивным павианом. И на вкус оба напитка были похожи, хотя та, вторая жидкость во фляге, была бесцветной.
Даже не попробовав открыть крышку люка и заглянуть в подпол, Петя решил проваливать отсюда подобру-поздорову, ориентируясь на свою (или Беллову) «жопочуйку». Может, оно было и к лучшему. Выйдя из часовенки, он огляделся. Река была не близко, до неё топать несколько минут. Да, двор был настолько огромным! Но что Петя терял? Да ничего. Даже потерянное время не играет роли, когда у тебя в запасе неограниченное количество жизней.

Через пару минут юноша достиг реки. На другом её берегу были разбиты палатки, горели костры, между которыми сновали гоблины и орки. Первых раньше Петя не видел, да и сир Белл тоже, но это явно были они - вообще они внешне напоминали орков, только щуплых и невысоких... ну, гоблины в этом мире оказались в рост человека, в то время как орки были значительно более крупными.
Река подходила к высокому центральному строению и заканчивалась у него, как дорога у ворот, но по шуму воды Окуньков понимал, что она небольшим водопадом стекает куда-то вниз, в подземелье. Что ж, теперь после проведённой разведки можно было либо направиться к зданию в центре двора, либо попытаться перебраться через реку. Тут могли помочь заклятия Плавания или Левитации. А ещё Белл внутри Пети подумал, что если воспользоваться заклятием Плавания и поплыть по течению реки, то, может быть, удастся проникнуть в подземелье замка.

Два выхода. Вперёд и вглубь. Назад и вверх. Нет.
Остановился Афоня. Девочку аккуратно уложил и в карман полез. Всегда есть третий путь.
-- Макс. Там в рюкзаке моём нож и топор, достань, пожалуйста.
И сам складной вынул. Лезвие вытащил. Не "охотничий", конечно, но тоже сойдёт. Попугать.
Повернулся к старухе. Бледный.
-- Отдай, что взяла! -- приказал. Сжал кулак, дрожание останавливая. И желваки надул.
Тут Макс в атаку бросился. Вздрогнул Афоня. Сделал было шаг, но замер. Двое дерутся, третий не лезь. Тем более, с пером. Своего порежешь.
Попятился к рюкзаку.

Новоиспечённая белая кошечка панически задёргала своими по-прежнему остренькими, но уже покрытыми шерстью, кошачьими ушками, а затем прижала их к голове и издала возмущённо-перепуганный жалобный писк. Больше похожий на разговоры в канализации, чем на кошачье мявканье-то. Аннабелла сжалась в комочек и в страхе затихла где-то в ворохе своей опавшей одежды.
А ведь мгновение назад она горделивой разъярённой фурией грозилась, что раздавит Батончика, как мелкую букашку, если мужчины не прекратят этот детский сад. Минуту назад она вообще могла развернуться и, не обращая на них внимания, походкой гордой королевы - шахматной, быть может, а не эльфийской - отправиться к дому тёти, который она, кажется, уже знала, где искать. Но нет... проклятая гнизговая магия сработала и - вот! Вниз полетели арфа - слава папе Оберону, что в надёжно защищённом чехле, - коробка с шоколадом... И вторая серёжка с изумрудом полетела на землю и укатилась куда-то. Угощайся, вечно голодный Батончик! И сама Аннушка нырнула вниз-то, в одно мгновение из эльфийской принцессы сделавшись какой-то блохастой мелкой гадиной. Ну, она пока не знала про блошек-то, и своего отражения ещё не видела. Может, она вообще в крысу превратилась, а ни в какую не кошку.
Аннабелла испуганно притихла, приникнув к тёплой, нагретой телом внутри ткани своего эльфийского платья. Страшно ей тут стало. Новые звуки, новые запахи. Целый новый мир обрушился на неё в новом обличье. А кошки, оказывается, слышат лучше эльфов! И обоняние их намного острее. Запах дождя, кстати, Анни понравился - но не сам дождь, конечно. Хорошо, что над ней всё ещё волшебный зонт, а то бы стала она мокрым и жалким котёнком, которого на руки возьмёт только какая-нибудь добрая душа, а больше безучастных пройдут мимо.
И тут Аннабелла поняла, что на ней больше нет НИКАКОЙ одежды! Только шерсть была видна - приятная на вид светлая шёрстка.
- Мя-я-а-а! - прозвучало стыдливое кошачье «не-е-ет!», а лапки передние сами потянулись, чтобы в типично женском жесте прикрыть то, что кошкам, в общем-то, не имеет смысла ни от кого прятать, ибо не видно же, если только специально не смотреть.
И что же ей теперь? Тоже пить, курить и материться, как Перри???!

А потом послышался шипяще-писклявый голос, в котором Аннабелла с удивлением узнала... дракониска. Ну, то есть, она поняла, что это был он. И она его понимала! Кошкин ротик изумлённо приоткрылся, розовый язычок в волнении показался из него, облизнув пересохшие губы. Фу-фу-фу! И тут шерсть! Как у бородатого мужика какого-нибудь! От отвращения хотелось стошнить. На языке теперь отчётливо ощущались волосы. Ещё один брезгливо-жалобный мявк раздался из эльфийского платья.
Испугавшись, что Батон на неё и правда нападёт в отместку, Анни попыталась с ним заговорить как могла по-кошачьи своим новообретённым тонким голосочком:
- Мняу ньравится роза, нё Джерри сказал, мявк, ты делаешь няу нястоящие украшеняу, а фальшивые, и они потом-мяу испаряются. Разве это няуправда? Няу обижайся, нё ты ведь ещё и мяу серёжку съел.
Фу, какой противный голос с ужасным кошачьим акцентом! Аннабелла стыдливо зажмурилась и покачала головой. Потом принюхалась и облизнулась, почуяв блаженный аромат рыбки. И зафыркала-заотплёвывалась, снова ощутив языком шерсть, да ещё усы. Усы! У принцессы Фейерии!
- А-а-а-а, - дребезжащим в ужасе голосом протянула она, - Перри, убей меняу! Я няу переживу этот позор!

Дёрнула ушком, подняла мордочку, прислушиваясь к писку из канализации. Мыши! Фу, гадость какая! Так бы и съела их!.. Что-о-о???!!! Аннабелла сделала большие и круглые глаза от такой мысли и накрыла лапкой мордочку, как ладонью лицо. Интересно, кошки умеют краснеть от стыда? Потому что если да, то она из белой уже давно бы стала пунцовой.
Что ж, удачи этим... дивнийцам в войне с гнизгами. Пусть они и мыши, но мыши всё же самую чуточку миловиднее крыс. И, наверное, на вкус слаще и нежнее.
- Ой... опя-я-ять... - мявкнула Аннушка и испуганно поглядела на огроменную когтистую лапу, возникшую где-то в светлом пятне над воротником платья.
Зажмурилась в страхе, задрожала как осиновый лист, но не сопротивлялась наша Беллочка. Ведь это же Перри, а он ничего плохого ей не сделает. Правда? Если сделает, его потом папа-король в любом уголке любого мира найдёт и накажет своей карающей дланью... Что они там про двух золотых грифонов говорили?
И тут она услышала голос Джерри-Александрила и занервничала, завозилась в коднарской лапище.
- Няу показывай меня-яу ему! - запричитала кошечка. - Я в няуприличном виде! Ням, приньцессам-мяу, няульзя так!.. А-а-а, я же даже няубритая!!!

День как-то не задался! Вернее утро-то было прекрасное, тихое да прекрасное, но стоило друзьям двинуться в путь, как понесись косяки за косяками! Сначала спор – какой дорогой идти, потом возвращение домой из за неподходящей экипировки, затем Жданчика повстречали, что по примете не лучше, чем повстречать на пути черную кошку… А после компания и вовсе развалилась! Тьфу! И ворона вот улетает! Не догнать!

Сашка затормозил. В колени, согнувшись, ладонями уперся, и дышит, отдышаться не может. Далеко за вороной бежал, долго, а влажный гнилистый воздух всю дыхалку измотал! Фух, не продохнуть! Под курткой Афониной настоящая баня! Зато вновь ощущение гордого одиночества улетучивается, слышит Сашка неподалеку кто-то так же тяжко дышит. Глядь – никого! Лишь трава высокая колышется! В прятки играет значит? Ну тут Саня, ясно дело, на Ждана-проныру грешить начал, уже рукава закатал, чтоб, как обещал сам себе, по носу вездесущему и длинному съездить! Но тут опять над головою шшших-шшших – то ворона возвратилась обратно, парит, крыльями интенсивно машет. Тяжело ей, вон какую штуковину в клюве принесла! Блестит побрякушка в мутных солнечных лучах, взгляд мальчишки к себе приковывая. Так если же это украшение-находка, так его и продать можно будет! И настоящий пир ребятам во дворе в честь отъезда устроить! И матери новые сапоги на зиму купить… Скоро совсем морозы ударят, а у нее на зимней обувке дырка на дырке! Да, не ребенка дело о матери заботиться, а наоборот, но раз уж так вышло… Винить кого-то бессмысленно. Нужна Сане побрякушка, очень нужна! Не для себя же!

В кустистую траву прищуром стреляет и на ворону возвращает взгляд. Не отдаст Сашка воронью находку трусу, что в траве прячется! Не заслужил! А Саня заслужил! Не разнылся на болоте, в одиночестве оставшись, не забыл про друзей! Не отдаст партизану проклятому!
«Кыс-кыс-кыс» - в голове шипит, да только ворона не кошка, чтобы кыскать подзывая! Да как же ее позвать-то, дикую?! Кар-кар? Самому смешно стало! Но обмен для птицы хороший имелся у Сани, по вкусу пришелся крылатой вчерашний батон. Его-то мальчишка и достает, и, кусок добротный отщипнув, вороне кверху руку с хлебом протягивает:
- Иди сюда, моя хорошая! Давай меняться! Я тебе хлеб, а ты мне вот ту штучку!

После короткого тёплого рукопожатия - Фёдор Михайлович ей ответил! - Пчёлка занялась кропотливым и правильным приготовлением правильного же чая. Это вам не те неправильные пчёлы из мультика, которые делали неправильный мёд. У Молнии Светловой всё было схвачено! Особенно в вопросах, касавшихся чая, ага! Чайная душа - говорят про людей, неравнодушных к этому чудесному травяному напитку.
- Красота! - похвалил её старания Геннадий Борисович, заглянув в свою кружку и улыбнувшись золотистому солнечному кругу, с достоинством нежащемуся на чайной поверхности этого горячего восхитительного блаженства. Старпом потянул носом, принюхиваясь к изысканному аромату с кислинкой лимона.
Бережной только улыбнулся по-доброму, а Чижик, осторожно приняв свою чашку на блюдце, задумчиво поглядел в неё, мечтательно как-то даже, после чего тепло взглянул на девушку и кивнул в знак благодарности.
Это было замечательное шахматное чаепитие - до такого даже слегка помешанные на чае (будем называть вещи своими словами) англичане не додумались бы! Шахматы в уютной компании на кухне звездолёта и чёрный полуночный чай с мёдом и лимоном - что может быть лучше для умиротворения после тяжёлого, говоря по честности, трудового дня? Да ещё завершившегося так неудачно просмотра фильма. Ну, разве что эти тёплые, ласковые прикосновения любящих рук - они были намного жарче чая.

- Угу, - кивнул первый помощник Михалков с немного странной, иронично-шутливой такой улыбочкой. Кажется, что-то ему в словах Майи Юрьевны не очень понравилось. Впрочем, это тут же и прояснилось - старпом оказался человеком достаточно прямолинейным и не стеснявшимся высказать в лицо собеседнику то, что думает. В конце концов, честность всегда лучше недопонимания. - То есть, по-вашему, беспощадный и не умеющий проявлять сочувствие Геннадий Борисович больше вам подходит, чем добрые и участливые Фёдор Михайлович и Спартак Валерьевич.
Михалков кивнул, расслабляясь после этих слов. Было видно, что он не особо обижен такой постановкой вопроса и вполне понимает, почему Майя выбрала именно его. Просто старпому захотелось немного пожурить её за такую откровенную прямоту, не всегда приятную собеседнику. Тон его был скорее шутлив, чем действительно обижен.
- Очень хорошо, тогда с завтрашнего дня можете считать меня своим тренером-наставником по шахматам, - уже более миролюбиво добавил мужчина, глядя на Майю слегонца насмешливым своим взглядом. Словно бы спрашивая: ну как, не желаете ли извиниться за такое нелестное мнение обо мне? Однако, мнение было правдивым, это точно. Ведь как игрок, Геннадий Борисович в действительности был беспощаден к своим соперникам. Михалков смешливо вздёрнул бровь. - Но, раз уж вы заговорили о моей беспощадности, то, чтобы вы не были голословной, я просто обязан вас предупредить, Майя Юрьевна. Никаких поддавков с моей стороны. Я из тех мастеров восточных единоборств, которые раз за разом показывают ученикам своё превосходство над ними, чтобы им было к чему стремиться. И если я пропущу удар, это будет говорить о ваших успехах, а не о моём желании вам угодить. Ну так как, согласны на такого учителя?
С Данко всё было намного проще и понятнее.
- Согласен, Майя Юрьевна, - без промедления отозвался искин откуда-то из-под потолка кухни, стоило девушке к нему обратиться. - С удовольствием обучу вас азам игры в шахматы, - голос его, однако, оставался лишённым эмоций.

Помощь с посудой Спартаку Валерьевичу не требовалась. Посуды той было всего ничего, а если бы доблестному техническому специалисту помощь и понадобилась, то на подхвате у него всегда был кухонный дроид, миролюбиво жужжащий и деловито сновавший туда-сюда по кухне на своих гусеницах, весело подмигивая разноцветными огоньками на индикаторной панели.
- Ох-ох, Майя Юрьевна, - прогудел-проохал Бережной знакомым Робиковским басом, - утром нам высадка предстоит. Поберегли бы вы свои силы. Но, если очень хочется, с чего бы мне возражать. Приходите, конечно. Вы тут уже как родная.

Михалков ушёл первым, а чуть погодя следом за ним из камбуза вышли и Чижик с Майей, оставив Спартака Валерьевича доделывать на кухне последние дела перед тем, как и самому отправиться отдыхать. Несмотря на свои шахматные неудачи, Бережной выглядел намного лучше и здоровее, чем несколько часов назад, перед ужином, когда он жаловался на лёгкое недомогание. Видать, прошло уже, и сейчас он выглядел просто немного усталым.
- Я?.. В свою каюту, - помолчав, ответил капитан, также отчего-то задумчиво поглядев на руку девушки, которую она подняла перед собой.
И тут, когда она заговорила о проницательности Михалкова и его вероятных выводах, Фёдор Михайлович вдруг отвернулся и основательно так, по-мужски раскраснелся, в смущении потёр переносицу кончиками пальцев, поправил чёлку и приложил горячую ладонь к своему лбу, словно бы щупал себе температуру.
- Мда... - он переступил с ноги на ногу, не зная, куда себя деть от смущения. Совсем не ожидал Чижик, что Майя так прямо и откровенно об этом заговорит, почти что даже не намекая ни на что, а говоря прямым текстом о том странном чувстве близости, что вспыхнуло между ними, наверное, ещё в миг первой встречи после многолетней разлуки, разгоралось всё ярче с каждым днём, а сегодня прямо-таки полыхавшим с неистовой силой. - Думаю... думаю, всё нормально. Кхм...
Чижик прочистил горло, прокашлявшись в кулак и старательно не глядя в лицо Пчёлке Светловой.
- Пусть спрашивает, - легонько пожал он плечами, - на то мы и старые друзья, в конце концов. Если ему что-то показалось... или не показалось... - неуверенно добавил бывший учитель, наконец-то взглянув на Майю. Он глубоко, но не тяжело, а с какой-то лёгкостью вздохнул. - Всё будет хорошо, Майя, уж за это-то точно не нужно переживать.
Снова вспомнился Стругачёв, но капитан тряхнул головой, прогоняя прочь невтемные сейчас, непрошеные и гнетущие мысли. Этот день хотелось завершить на светлой ноте. А с Алексеем... он был уверен, всё наладится. Нужно просто дать им с Майей время.
- Что же... тогда до завтра? - Фёдор Михайлович поймал её руку, ту самую, и уже казалось, что он снова, как делал это раньше, поцелует её в галантном поклоне, но нет. Он сделал немного по-другому. Сначала легонько, нежно провёл пальцами другой руки по её ладони, по запястью, слегка щекоча даже. А потом, чуть наклонившись для удобства, приподнял руку девушки и легонько коснулся губами нежной кожи её ладони, на мгновение обдав тёплым дыханием. - Чтобы больше не болела, - твёрдо, но ласково сказал он, опустил руку Майи, ещё раз провёл пальцами по запястью и отпустил наконец, делая шаг прочь от девушки. Улыбнулся неуверенно и смущённо. - Доброй ночи тебе. И спасибо... спасибо за всё.

* * *

Они разошлись в разные стороны. Майя направилась к медотсеку, чтобы занять своё уютное королевское ложе. А Фёдор Михайлович двинулся к жилым отсекам для офицеров, обдумывая всё, что с ним сегодня произошло. Шёл он неторопливо, так как подумать было о чём. Прокрутить в голове весь сегодняшний день и попробовать понять, что же произошло. Как разгорелся этот пожар в груди, не оставлявший его и теперь. Большого труда ему стоило не обернуться, когда он уходил, чтобы ещё раз напоследок взглянуть на Майю. Рыжее солнышко, озарившее своим светом его жизнь в эти последние дни, проведённые вместе с начала экспедиции.
Уже приближаясь к своей каюте, Чижик на мгновение остановился, посмотрев вперёд. Нахмурился и двинулся дальше. Рядом с дверью капитанской каюты стоял, подпирая спиной стену, слегка ухмылявшийся Михалков, но усмешка его медленно сходила на нет. И когда капитан приблизился, они несколько секунд молча, с серьёзным выражением, смотрели в глаза друг другу.

«Действует, действует же!» — возликовала Динни. И Макс вернулся, говорит с ней заботливо, ласково. О Саньке беспокоится. И правда, где Санёк? Шевельнулась тревога у Динки внутри, но Афоня вроде бы не волнуется. Значит — всё с парнишкой в порядке, всё ладно. Главное — Макс снова с ними. И шоколадка на сдачу. Шоколадка правда какая-то дефективная получилась. Видимо, сил у крови не хватило, всё на Макса ушло... И бестолковая кровь эта ещё, учить её и учить. Кто же на землю шоколад кладёт? Нехорошо. Подняла Динни кусочек, сдула пыль. На Макса смотрит, улыбается весело. А тревога не отступает. Вернулся вроде парень, а всё же ведёт себя как-то странно, как-то не так. Будто чёрный весь, словно пирог в духовке перестоялся. А вдруг и он, как шоколадка... кусочек только? От этой мысли Динни вся похолодела, но виду не подаёт. Нельзя его пугать раньше времени. Ничего, она ещё потренируется и научится. Хоть шоколад, хоть апельсинку, хоть Макса, хоть Санька.

Хорохорится девчонка, а у самой мурашки по коже бегут. Мокрая вся, да не в этом дело. Место это непростое. Глядит Динни на кость, вокруг глядит. Жутко здесь. Но интересно. Возьми её кто сейчас за руку, да вывести предложи, ни за чтобы не ушла. И слова древние, такие притягательно-кошмарные в голове вертятся: хэннэки, ишхор... Фигурка в траве. Та, за которой Динни побежала? Другая? Какая разница. Бабушка. Зовёт ласково, а у девчонки глаза слипаются, словно колыбельную поёт старушка. Вот же оно — это место. Страшная тайна под зонтиком к ним руки тянет. Испугаешься, Динни, погубит тебя, всех вас погубит. А не будешь бояться — в руки дастся, как птица дикая, но прирученная.

Страшно погубить, но от тайны отступиться выше её сил. Ишхор? Что же значит это? «Может быть, кровь?» — думает Динни, потускневший узор разглядывая. Потускнел он что-то. Устал что ли? Не время спать. Ковырнула царапинку, капельку крови добыть.

— А ну-ка, не ленись. Одежду мою высуши, — велит тихонечко. Холодно же, да и проверить надо, послушает ли кровь.

А сама всё про ишхор думает. Может и кровь, а может здороваются здесь так. Не выдержала — зевнула. И тут же ладошкой рот прикрыла — неудобно-то как, неловко. На Макса с Афоней вновь взглянула, улыбнулась им ободряюще и заговорщицки немного. Шоколадку на ладошке показывает. Вот, мол, как я умею. И опять зевнула. Да что же это такое! Запела тихонько:

— Nessun dorma! Nessun dorma! Tu pure, o Principessa, nella tua fredda stanza guardi le stelle...

Это не по-нашему песенка. Динни сама толком не знает, о чем она, но звучит красиво. И спать не велит. Там так и поется, пусть никто не спит, нечего дрыхнуть. Голосок у певицы звонкий, тоненький, как колокольчик на ветру. Дрему прогонит. Допела. Подождала, может поаплодирует кто. Пару шагов к старушке сделала.

— Ишхор, — говорит. Что бы это не значило, может станет им паролем. — Я Динни-Колокольчик, — (почему-то прозвищем захотелось назваться, а не именем, вот показалось — правильно это сейчас), — а это мои друзья, — их и вовсе называть не стала. Да и то, бабушка-то сама не представилась. — Возьми, бабушка, подарок от нас, — и кусочек шоколадки протягивает.

«Как же так? Неужели мой искрометный юмор настолько чёрный?» - совершенно искренне офигевал Макс, ощущая всем своим естеством, как всколыхнулось в его душе нечто очень тёмное и не слишком-то хорошее. Аж не по себе стало пареньку. Мурашки по спине побежали. Нет, он, конечно, и не надеялся, что после пары едких и саркастичных шуток засветиться белым светом, аки прожектор театральный, но окончательное венчание в ярого приспешника мрака и тьмы стало для него сюрпризом. Вторым ударом для новоявленного повелителя теней стал очередной глюк, который врезался ему в голову с грациозностью штурмового тарана. И, чёрт возьми, видение было настолько реалистичным, что хулиган кажется, наконец-то, уверовал во всё происходящее сумасшествие. Обмяк паренёк в жарких объятиях Афони и нервно икнул, когда во всей красе узрел создание, явившееся по его душу.

Это была жуткая и одновременно грациозная зверюга, очень похожая то ли на динозавра, то ли на небольшого бескрылого дракона. Отличительной особенностью монстру послужила изрядная костлявость, обеспечивающая его туловищу некоторую схожесть со скелетом, стоящим в кабинете биологии у Макса в школе. Совершенно потрясный хвост тянулся вслед за созданием. Длиннющий, шипастый, с острым крючковатым наконечником на конце – однозначно смертоносное оружие! Не отставали по убойности и передние лапища, которых оказалось аж сразу четыре! Двадцать полусогнутых отточенных когтей это вам не шутки. Окрас зверюги был чернющим, под цвет самой тёмной ночи. И только четыре янтаря-глаза сверкали на вытянутой морде. Торчащий костяной гребень произрастал из длинной гибкой змеиной шее, сомкнутые клыки выстраивались в насмешливый оскал – зверюга явно чувствовала себя хозяином положения. И не зря.

Зазвучал вкрадчивый змеиный голос и Макс с некой безнадёгой пришел к выводу, что вот оно, то самое предложение от которого ну никак нельзя отказаться. Монстрятина говорила на его языке и знала на какие болевые точки нужно надавить. И ведь правда, не в свой район банда забрела. Такие крестовые походы обычно заканчиваются, когда смельчаки получают в бубен от местных и теряют всё честно и нечестно нажитое. А тут походу и хуже участь может настигнуть. Крыша короче нужна позарез. И вот она эта крыша. Языком своим раздвоенным во все стороны водит.

«Складно стелишь, Черныш. Знаешь ведь, что прижало нас неслабо. Вон даже трава в этой глуши на меня бочку катит. И это мы ещё даже с места не сдвинулись! Короче, если пообещаешь не слишком сильно обижать моих друганов, будучи за штурвалом старой посудины по имени “Макс“, то по рукам» - выпалил хулиган, то ли мысленно, то ли вслух. А после мечтательно с глупой улыбкой добавил, - «Всегда хотел себе длинный хвост!»

И надо сказать, вовремя сделку с дьяволом он подписал-то. Ибо шарахнуло сразу с двух фронтов. Старая клюшка какая-то на горизонте нарисовалась и давай мутить что-то очень нехорошее и страшно подозрительное от чего и до этого порядка замотавшийся парень был уже готов грохнуться оземь и захрапеть во всю мощь своих лёгких. Так ещё вселюбимейший шерстяной мешок с блохами на верную погибель бросился. Как хулиган это понял было уже не столь важно. Карманный монстр небось нашептал. Так-то Макс уже давно хотел из Бурана чучело сделать, но остальные-то небось расстроятся сильно. Короче дилемма. В любом случае время выкладывать на стол главный козырь. Весело оскалился Макс, прям как зверь в нём живущий и прорычал:

- Ну что? Повеселимся, Черныш? Заводи шарманку!

Похоже, что странница решила впредь игнорировать любые Ярровы высказывания насчёт соития и прочих радостей жизни. Она и бровью не повела на его пассаж и не стала никак его комментировать. Словно бы мимо ушей её всё это пролетело и не задержалось.
Лиана огляделась кругом после его «не нагнетай», нахмурилась, подумала немного и... вдруг улыбнулась.
- Твоя правда, куда нам торопиться? Я ведь с детства мечтала побывать в Древограде, а получается, пришла - и сразу уходить? Сама себе противоречу, это точно, что нагнетаю. Непорядок, - покачала она головой и поглядела в спину пошедшему к тележке с одеждой волшебнику. - Только я ведь думала, ты побыстрей от проклятья своего избавиться хочешь, вот и поторапливаю. Но если ты терпишь, как я могу быть против?
Она развела руками, в одной из которых был зажат кожаный футляр для карт. Посмотрела на него задумчиво.
- Ты же сам попросил показать карты, - возмутилась Лиана, но тут же и передумала возмущаться. - Ладно, пошли искать трактир. Хотя есть у меня сомнения на этот счёт...
Своими сомнениями делиться девушка не стала...

Зато они стали понятны чуть позже. Когда Ярр оделся - друиды положили для него в тележку расписную белую сорочку и чёрные штаны, неожиданно в точности угадав с размером - и они с Шустрой шустро двинулись в сторону скоплений местного древоградского люда, первые же спрошенные друиды на вопрос про трактир или иную харчевню отвечали, что у них ничего такого нет. Мол, каждый, кто проголодается или захочет пить, может сам взять себе и еду, и питьё, сколько нужно, чтобы насытиться. Еду как готовую - им показали, где у них хранятся разные каши, салаты и прочие приготовленные яства - так и плоды разные прямо с куста: фрукты, овощи с грядок, орехи и ягоды, грибы... здесь всё это было, нужно просто было знать грибные и прочие плодоносящие места.
У Ярра в ходе этих разговоров появились сильные подозрения, что друиды питаются одной травой. Ну, в смысле, мяса в пищу не употребляют от слова совсем и найти его тут невозможно. Хмельного тоже могло не быть - тут надо было узнавать. Судя по Лианкиному лицу, ей и самой такое положение вещей не очень-то нравилось. Ну да, ну да, если вспомнить вчерашнюю зайчатинку... она ведь тоже любила мясо.

Шагая с опаской, настороженно озираясь вокруг, Саня во всей красе ощутил себя потерявшимся ребенком. Хотя позади еще мелькала Воздвиженка и туман не успел сокрыть путь к отступлению - назад Саня не смотрел, с упорством догоняя заманчиво переливающуюся всеми цветами радуги непроглядную пелену. Где-то за ней быть может его уже заждались друзья: Динка нервничает, Макс ехидно подтрунивает, мол испугался дружок и домой убежал, а Афоня должно быть виноватым себя чувствует, что самого младшего потерять умудрился. Потому-то мальчонка шел без оглядки: Динни и Афоню успокоить, а Максу щелбана дать, для профилактики язвенной болезни языка.

Туман зачаровывал своей необыкновенной красотой, шел за ним Санька, как загипнотизированный уже, будто в ласковые объятия матери шел, а не в неизвестность. Страх притупился, в груди лишь волнение некое, трепещущее – не может такая красота к беде привести. Мало сказок Сашка читал, от того и не догадывался, что ой как может!

По склону крутому осторожно ступал – добротные Афонины сапоги не скользили по мокрой траве. Друг? Друг! Вспомнив это, мальчишка только сейчас, словно очнувшись от сна, услыхал хруст под ногами и мусор разбросанный по округе. Нда, не сказка вовсе, а помойка обыкновенная. А друзей все не видать… Неужто ушли, не дождались? От такого даже в куртке Афонасия зябко стало! Теперь Воздвиженки уже не видно, кругом трава два метра ростом и кисель под сапогами хлюпает, гнилью нос щекочет. Саня куртку-то на нос натянул, а когда снова взгляд поднял – все вокруг задрожало, листвы хоровод вскружил над головой, травища тянется обнять…

Тут мальчугана совсем паника подхлестнула! Руками над головой машет, отбиваясь от осенних хрупких «птиц», траву от себя отгоняя, настырно тянущую свои ленточки-лапки. И не помойка комариная вовсе теперь перед взором лежит! Заросли до горизонта тянутся со всех сторон, куда ни глянь! Совсем, сосвсем-совсем теперь потерялся ребятенок! Куда бежать? А! Куда угодно, здесь все одинаковое! Припустил Сашка опять, камыш по щекам хлещет, жмурится… И снова на комарином болоте, среди мусора, не бежит вовсе, а стоит, будто ноги увязли!
- Как…? Что? – моргает он, бросая вопросы свои в никуда и понимает теперь, что вроде как здесь, и не здесь одновременно. Понимает – конечно же круто сказано, видит скорее, а понимать не хочет даже. Издевательски пейзажи продолжают чередоваться, стоило только моргнуть, или взгляд в сторону отвести.

- Мамочки… - дрогнул голос девчонки и прозрачные руки коснулись лица, совершенно не препятствуя видеть то, чего не хотелось. Больно-больно обида щипнула глаза, наполняя их влагой горьких слезинок. Сникло дитё в камышах проклятых, пригнулось в горе своем, притаилось, схоронилось. А как лай собачий услышала да запахи знакомые уловила – сразу вскочила девчонка, с надеждой искрящейся в глазах стремясь отыскать друзей:
- Д-и-и-н! М-а-а-а-а-кс! – закричал Санек не своим, девчачьим голоском, но ощущение присутствия друзей поблизости снова улетучилось.

Причудилось всё? Мальчишка повесил голову и дальше пошел, уже даже стараясь не моргать. Слышит шелест за спиной подозрительный, сжал кулачок скорее от страха, чем в стремлении обороняться. Глядь – ворона черноокая летит, в догонялки играть хочет. Вороны Саня не боялся, но и шаг не убавил, а прямо на ходу в пакет свой залез – хлеба отщипнул и в сторонку мякиш бросил, мол угощайся, крылатая сестрица, на помойке все равно вкуснее хлеба ничего не сыщешь. Вот тут, любопытством руководствуясь, мальчик чуть притормозил поглядеть, как птица его гостинец примет?
- Эй, чернокрылая, ты друзей моих случаем не видала? - спросил Санька, не особо рассчитывая, что птица ответит.

Не догадывался Фёдор Михайлович об истинных переживаниях Майи Юрьевны. Видел, что с девушкой творится что-то не то, молчит она много - это ей совершенно не свойственно и уже сигнал для тревоги. Красная кнопка зажглась будто - сразу видно, что с Молнией-Светловой что-то не в порядке. Но списал это бывший учитель на ссору с Алексеем. На тяжесть от неудавшегося просмотра фильма, омрачившегося ссорой с другом. Может даже, на некоторую обиду и гнев Майи в адрес его, Чижика, за то, что пытается он защищать безопасника, заступается за него, слова про него хорошие говорит, в то время как он - «Сволочи! Подонки!» Вон как глаза светловские гневом горят... Не понимал педагог со стажем, что сейчас творится в душе идущей рядом девушки. Ошибочно положился на логику, в то время как, что касается женщины, тут о чувствах надо думать. Её чувствах - в первую очередь.
Но вообще-то он сам здорово перенервничал из-за этой ссоры. Причин на то было много. Больше, чем несколько. И дело не только в чувстве вины за поданную идею вместе посмотреть видео, которая стала роковой ошибкой. Дело ещё и в том, что едва-едва возобновившаяся, хрупкая ещё очень дружба между двумя его бывшими учениками дала трещину, раскололась почти напополам, и трудно теперь будет склеить две половинки этой дружбы. Аккуратно склеить, так, чтобы не развалилась она окончательно, не разбилась вдребезги на мелкие осколки, которые уже не соберёшь и не склеишь.
Но и это ещё были не все причины беспокойства Чижика. Он - капитан звездолёта, они - медработник и безопасник, члены его команды. Ни в коем случае нельзя допускать раскола в коллективе! Это не приведёт ни к чему хорошему. В таких случаях капитаны обычно направляют рассорившихся членов экипажа к корабельному психологу, если он есть, а если его нет - то к бортовому врачу, по совместительству часто выполняющему подобную функцию. Но как быть, если один из буянов - и есть врач? Впрочем, на этот случай имелся старший помощник Гена Михалков - в его обязанности помимо прочего входило следить за порядком внутри экипажа и налаживать сложные внутриколлективные взаимоотношения в случае их разлада.
Ах, если бы этими тремя причинами всё и ограничивалось... Но нет. Больше всего Фёдор Михайлович беспокоился за Майю. За её чувства и обиды. За то, чтобы тяжёлое прошлое не растоптало то светлое, что у девушки было в настоящем. За что она держалась всеми своими силами, хваталась свежими, молодыми, неокрепшими ещё корнями ростка, пустившего их в, казалось бы, уже срубленном пне, безнадёжно утраченном деревце. Ан нет - оно снова жило. Снова росло ввысь и вытягивалось. Тянулось к солнцу, с каждым днём становясь стройней. Готовясь зацвести в первый раз после своего второго рождения. Уже появились первые, несмелые бутоны, пока ещё закрытые. Уже запахли они весенней свежестью...
Очень боялся Чижик, что эта ссора всё разрушит. А потому не видел, казалось бы, очевидного. Зациклившись немного на своих страхах. Не видел, что Майя страдает сейчас не из-за Стругачёва.
А из-за него.

- Горжусь, - только и кивнул он упрямо в ответ.
По правде говоря, слова Пчёлки, этот её ответ на его похвалу за целеустремлённость, на признание в том, что гордится ею... они только подлили масла в огонь его опасений. Ну так и есть, подумал Чижик, чёрное зерно этой ссоры пустило свои первые ядовитые ростки. Майя уже ведёт речи, близкие к депрессивным («дайте мне револьвер, я застрелюсь»), а её «спасибо, капитан» прозвучало как-то... неискренне. Неестественно прозвучало-то. Будто хотела она сказать: «Спасибо, конечно, что вы мной гордитесь, капитан, но вы делаете это совершенно напрасно, так как я этого не заслуживаю и самой мне нечем гордиться». Вот как-то так это прозвучало.
«Розу и револьвер... м-мда...» Фёдор Михайлович растерялся. Он пришёл в замешательство и даже не нашёлся, что ответить. Её моральное состояние пугало его как мужчину и серьёзно беспокоило как капитана. Она говорила так, будто снова переживает этот момент. С розой и револьвером. Только ей уже не двенадцать. А револьвер... он у неё был. У старшего лейтенанта Светловой. Штатный бластер, положенный каждому члену экипажа, как военнослужащему ВКС.
- Н-да... блин... сплошные блины, - вздохнул Чижик, и до кухни больше ни слова не проронил. Но было видно, что он из-за чего-то сильно переживает. Он смотрел на неё с беспокойством.
Да нет, глупости, конечно, про бластер. Просто к слову пришлось. Он абсолютно в это не верил. Склонные к суициду не проходят медкомиссию. Да и Светлова? Эта пробивная целеустремлённая девушка? Но вот депрессия... она могла выжечь её изнутри. В её адекватности Чижик не сомневался, но не был уверен, справится ли она с обстоятельствами, бьющими по живому. Не замкнётся ли, не уйдёт ли в себя.

Он боялся её потерять.

* * *

Если первый помощник капитана Геннадий Борисович что-то и подозревал - а он наверняка ведь подозревал, судя по этому многозначительному «УГУ», - то никак этого больше не показывал. И виду не подавал, будто что-то такое странное усмотрел в действиях капитана: в этой его неуклюжей попытке спрятать бутылку с шампанским за спину, в порумяневшем его лице, в сказанном в замешательстве отчестве Майи Юрьевны. И в посуде, расставленной на подносе, тоже. Хотя бокалов и чайных кружек там было по три штуки, можно было посчитать и принять за правду версию Чижика про совместный со Стругачёвым просмотр фильма.
- Я даже Данко обыгрывал, - прихвастнул польщённый похвалой блондинистый мужчина, с лёгкой усмешкой поглядев на усевшуюся девушку. Смотрел он на неё ровно, спокойно, но ей показалось, что его взгляд таит тень любопытства. Хотя, действительно могло померещиться. Михалков вежливо уточнил: - На обычном уровне сложности, правда. Это довольно трудно. Не представляю, как его обыгрывать на высокой сложности. Но ведь я и не гроссмейстер, и даже не мастер спорта, а всего лишь кандидат... ещё в школьные годы увлёкся шахматами, потом стало немного не до них, - отчего-то разоткровенничался старпом. Скользнул взглядом по Чайнику Судьбы, согретому в объятиях Пчёлки, приятно так, душевно улыбнулся. - Ваш друг, надо полагать?
Михалков бросил ленивый взгляд на Бережного - казалось, будто ему лень повернуть шею, но, по видимости, он просто не хотел отрываться от общения с Майей.
- Ради бога, болейте за кого вам угодно. Спартаку нашему Валерьевичу группа поддержки точно не помешает. Боюсь только, кавалерия прибыла поздно. Эшелон уже в пути и пустить его под откос вряд ли выйдет, - он показал ладонью на «съеденные» белые фигуры Бережного. - Но, уж извините, не могу с вами согласиться насчёт выигрышей. Наверное, от человека зависит, как он к ним относится. Я считаю, мы живём лишь ради победы - не важно, в чём... но победа должна быть честной, - серьёзно сказал Михалков, но затем снова расслабился. - Другое дело, что выигрывать у заведомо более слабого противника не так интересно и может наскучить. Но я слишком люблю эту игру древних мудрецов, чтобы отказать Спартаку Валерьевичу в попытке реванша.

С интересом Михалков посмотрел на подходящего к столу шахматистов Чижика, оценивающим взглядом окинул выглаженные брюки, белую рубашку капитана. Задержался на его лбу ненадолго, ещё раз, после столовой, изучая новую причёску Фёдора Михайловича, и перевёл взгляд на шахматную доску. Спартак Валерьевич как раз ожил и неуверенно походил конём, зависнув им на тягучие пять секунд над доской. Поставил его на чёрную клетку, с трудом опустил и выдохнул с некоторым облегчением. Не от того, что ход был уж больно хороший. От того, что принял решение и отступать было поздно.
- Так-так-так... - старпом словно бы отключился от окружающих и полностью растворился в игре, не сводя внимательного, нащупывавшего комбинации взгляда с шахматного поля.
- Ну, раз Спартаку Валерьевичу нужна поддержка, то мы её окажем, - бодро сказал Чижик, становясь сзади Майи, после чего без раздумий положил руку ей на плечи и склонился к ней, практически приобняв девушку. Глядел он на доску с фигурами, но его лицо было... так близко. Сбоку и чуть выше, ведь он стоял, а она сидела. Достаточно лишь повернуться друг к другу и чуть-чуть сблизиться, и можно коснуться губами. - Правда, Майя?
- И ты, Брут, - шутливо буркнул Михалков, скосив взгляд на их композицию, сейчас, наверное, так напоминавшую одну из тех влюблённых парочек, что всегда и везде в обнимку. Пусть даже обнимает только один из них.

Знатно Макс девчонку повалял. Душу отвёл будь здоров. И в листья беглянку окунул и по земле блинчиком покатал и по заднице Динка хорошенько получила! Последнее парню особенно понравилось. Погрузился он в это крайне увлекательное занятие, так сказать, с головой. Шлёп-шлёп-шлёп. И только девчачьи повизгивания помимо звуков шлепков слышны. Ловил гадёныш какое-то странное удовольствие от сего процесса. До селе незнакомое. Будет теперь Динка знать, как сбегать и не слушать его! Макс же в быту своём хулиганском не только стены разукрашивать был горазд. Другие занятия нехорошие с шайкой своей проделывал частенько. Такие банды не зря со стаей гиен сравнивают. Поэтому нападение на девчонку не то, чтобы было таким уж вопиющим для него случаем.

Другое дело, что Динка старой подругой его была. И может даже больше… Так что с постепенным убыванием сил и злобы Макс начал с некоторым беспокойством спрашивать себя: А не перегнул ли он случаем палку? Бить-то он её и не бил толком, а валянья всякие, да осквернение пятой точки за пустяк считал. Тем не менее помимо всего прочего измокла вся деваха. Так и заболеть может. А такие дела на урок воспитания уже совсем не тянут. Совестно как-то стало хулигану.

И на фоне всего происходящего чертовщина натуральная творилась. Туман странный от ребят столбом пёр. И если в своём серебряном свете Динки, аки добрая волшебница смотрелась, то Макс в этом багрово-чёрном ореоле натуральным злодеем выходил. К тому же слабел он почему-то очень быстро. Прям сверхъестественно быстро. Догадался парень, что это трава странная силы из него все вытягивает. Так и тянется к нему, а Динку игнорирует напрочь. Видимо люба ей тьма.

Как понял это Макс, так сразу полюс эмоций попытался поменять, пока прямо тут от слабости и не рухнул. На юмор свой петросянский. В любом случае злиться было уже не на что.

- Ладно, Динка, брейк. Думаю, я достаточно поработал над тем, чтобы тебя на любой детский утренник кикиморой взяли. И смажь по приходу домой свою пятую точку… чем-нибудь. Подозреваю, что сейчас на ней яичницу спокойно можно пожарить, - вымученно выдохнул парень с натянутой улыбкой. А после добавил несколько серьёзней, - И не убегай от меня больше никогда. Как видишь, я начинаю слегка… нервничать.

Большего сказать Макс не успел, ибо их светскую беседу прервала материализовавшаяся буквально из воздуха грязная блохастая псина с крайне неприветливой мордой. Буря… етить его за ногу. Хотя именно сейчас парень был даже рад собаке. Выведет может горе-парочку из этой задницы. А вот следующий за ним Афоня был уже не так приветлив. Это парень по чёрному ореолу над головой новичка понял.

В лучших своих традициях Афоня начал сразу молча делать. Макс же всеми силами подавлял колыхнувшийся в его душе негатив, когда хулигана весьма бесцеремонно начали куда-то тащить. Всё это игра! Весёлая мать его игра. Парень даже захихикал, принимая новые правила:

- Ууу, я тоже по тебе страшно соскучился, Индиана! Но обнимашки это уже лишнее, не находишь? – в процессе трёпа Макс попытался вывернуться из захвата. Двинуть головой, или локтём по рожице чересчур страстного паренька, если потребуется. А там, если удастся освободиться, отползти куда-нибудь в угол отдышаться. Шоколадку вон поесть. Говорят силы возвращает!

Тут заговорила Динка и Макса вообще на хаха пробило. Решил, что Афоне всё адресовано.

- Слышь чо говорит деваха, Индиана? Меня хочет страшно. Возвращай, ничего тут не поделаешь. И за шоколадом тебя отправляет. Сгоняешь ещё разок до города? Ты же у нас любитель круги нарезать.

А когда про Саню речь зашла, содрогнулся внутренне. В натуре, а пацан куда пропал? Но попытался Макс свой весёлый тон сохранить. Иначе здесь никак.

- Ты мелкого ещё где-то в полях посеял? Вроде за сапогами с Саней уходил, а вернулся и без Сани, и без сапог? Да я смотрю из тебя проводник, как из Сусанина, Афоня. Не родственники часом?

Комплименты Александрил сыпал щедро, не жалел, удобрял ими принцессу, как корова землю своим навозом, и примерно так же, как земля, чувствовала себя наша Аннушка: вроде бы и приятно, и тепло, но грязненько и запах какой-то уж больно сомнительный. Оттого выражение лица у эльфийки было неоднозначным, пока она выслушивала поток джеррийского красноречия. То хмурилась немного, озадаченно бровки опуская, то силилась улыбнуться, хотя бы краешками губ, то всё же смущалась немного и на щеках ненадолго проступал румянец. И хотелось бы знать принцессе, что значит эпитет «втемная»: то ли оно обозначает, что в тему вникла, а то ли про темень какую-то намекает. Может, оно даже пощёчины заслуживает, как знать.
- Нда, джинн говорил куда красивее... - совсем уж тихонько пробурчала она себе под нос, когда речь зашла про жалкую последнюю струну на горе-гитаре никчёмного поэта.
Ну, поэтично же. Вот только это поэзия низших сословий, которую принцесса плохо понимала и не умела ценить по достоинству. Всякие возвышенные метафоры, звучавшие из уст джинна, ей намного больше нравились. Эх, Джерри, как жаль, что ты не Джинни. С другой стороны, и Аннабелла наша была хоть и принцессой, но не Жасмин, а коднара звали не Аладдином.
- Вот и договорились, - не став благодарить нахала за подозрительные комплименты, девушка значительно, с королевской гордостью, кивнула ему, нервно дёрнула ушком и уже стала разворачиваться, чтобы идти дальше, как...

Опять начались неприятности. И снова в них виноват был коднар!

- Э-эй, ну вы чего, а? - растерялась и испугалась эльфийка, часто-часто заморгав, глядя попеременно то на грозного дядю Перри, то на решившего дать отпор Джерри. Теперь уже оба острых ушка задёргались то одновременно, то попеременно.
В первый раз в жизни Аннабелла столкнулась с таким явлением, как выяснение отношений между мужчинами... тем более, из-за неё. Мужской дракой. Этими разборками самцов за право горделиво называть себя альфа-самцом, единственным достойным находиться рядом с альфа-самкой, за которую, собственно, они и дерутся. И Анни не знала, что ей делать. Как их остановить. Что-то подсказывало, они её уже не послушают, если она попытается встать между ними и помешать начаться бойне. Она уже началась. Мужчины были на взводе и в лучшем случае просто вежливо отставили бы её в сторонку, а в худшем бы обвинили её во всех бедах и дружно поколотили. Ну, или, скажем, ремнями отшлёпали... или что там у коднаров? Хотя нет, это уже был бы перебор. Ну, в худшем могло бы случайно и ей прилететь...

И тогда Аннушка наша крепко зажмурилась, пальцы в кулаки сжала так, что ногти впились в нежную кожу ладоней, и вдруг, открыв глаза, ка-а-ак закричит! Да так гневно, что аж из причёски кто-то мелкий выпал с перепугу.
- А ну-ка немедленно прекратили! Что вы, как дети малые?! Перри, убери свои грабли от меча! - наставила она руку в гневно-указующем жесте на коднара, затем перевела её, будто ружьё, на эльфа. Поглядела в беспокойстве на чарный огонь, зарождающийся в его ладонях. - А ты... ты... остынь, а не то я... я...
«Что я? Что я?!» - панически запрыгали мысли внутри головы, прямо как вошки-блошки снаружи. И тут она увидела крадущегося к розе дракониска и... подхватывать его в руки времени уже не было. Аннабелла подняла ножку и наступила на него, прижав бедолагу к земле.
- У меня заложник! - крикнула она грозно. - И я его поджарю, если вы оба не угомонитесь и не извинитесь друг перед другом! Какие вы оба мужчины?! Мальчишки!
Глаза принцессы сверкнули гневом, и на кончике указательного пальца вспыхнул тоненький и неуверенный, как у спички, огонёк.

Справедливости ради стоит сказать, Анни совсем не была живодёром, скорее даже наоборот - она любила разных животинок, ну, кроме крыс и мышей, и прочих противностей, ага. Поэтому Батончику ничего, кроме испуга, не грозило. Она даже вот придавила его несильно, не желая делать тварючке сильно больно. Но всё же так, чтобы не вырвался из-под каблучка. Анни блефовала.
Вот только угрозы эльфийки, так подумать, укладывались не в очень-то стройную картину. Ведь коднар наверняка был бы только счастлив, если бы с дракониском что-то случилось нехорошее. А значит, успокаиваться ему совершенно не было смысла. Ему было ВЫГОДНО продолжать драку!

Ох, хоть бы проклятье сейчас не проявилось снова. Ведь принцессу обуял шквал эмоций...

Мутузит её чудище, а Динни не столько обидно, сколько любопытно. Вот ведь! Совсем Макс. И даже щурится так же. Или не так? И не поймёшь. Вздумай Макс её так отметелить, обиделась бы смертельно. А на чудище что обижаться? Оно же не со зла, наверное. Подружиться хочет. А не умеет. Целоваться полезло, Динни его оттолкнула, вот теперь драться полезло. Думает, люди так дружат. Совсем хотела Динни чудищу сказать, что не надо бояться. И драться не надо. Хотела, да не успела. Сначала Буран с неба свалился, а потом и Афоня. Схватил чудище, тащит. Нельзя же так! А как оно разозлится? Динни открыла рот, чтобы предупредить, и вдруг – нахлынуло. Кровь свою на земле видит, узор красивый. И будто сплетается тот узор в слова, только на языке каком не понятные. Но волшебные. Прочтет Динни те слова и что пожелает, то по её и исполнится.

– Верни нам Макса, – крови велит. Не зло, но твёрдо! – И белых шоколадок. Четыре штуки.

Ож очень Динни шоколад любила.

- А щас доедем до моста, сам всё и увидишь, - ответил царёв министр. - Грамоте, поди, обучен? Там написано всё.
И правда было написано. Рядом с бюстом лысого дядьки табличка имелась приколоченная, из металла диковинного, и на ней выгравированы были следующие слова: «Я, могущественный волшебник Кари-Гари Длиннобородый, создал этот прекрасный мост, чтобы тебе легче шлось, путник, в столицу государства славного царя Гороха! Поблагодари же меня, когда будешь пользоваться славными плодами моих добрых и великих деяний!»
Внизу была приписка мелкими буквами от руки мелом: «Благодарность волшебнику сыпь сюда» - и нарисованная стрелочка указывала на прорезь... в лысом черепе волшебника, для монет-то прорезь, как в копилках. Кстати, приглядевшись, Звериков вдруг понял, что бюст установлен так, чтобы хрустальный мост казался его продолжением, вместе с ним составляя композицию лысого дяди с длиннющей бородой из хрусталя.

От похвалы городу Пафнутию сделалось хорошо. Расцвёл он, пухлые щёки разрумянились, голос бархатным стал, ласковым.
- Царьград - это тебе не шушера какая-нибудь лихоземельная, - довольно отвечал он. Палец перед собой поднял. Эдик хоть и сидел сзади, а видел. - Столица, как-никак! А всё благодаря кому? Я ж тут первый человек после царя-батюшки, кумекаешь? Царь уже пожилой, делами хозяйственными ему заниматься в тягость. У него забот государственной важности полон рот. Наследниками пока не обзавёлся - вот выдадим царевну замуж, там и муж будет, и внуки пойдут. А пока я тут хозяйничаю... в хорошем смысле. Ну, ты сам видишь, - Пафнутий широким жестом обвёл стены города, а затем достал из складок своего золотого кафтана монетку и кинул её в дырку в лысой голове волшебника Кари-Гари. - Ты тоже кинь монетку, не жадничай. Не обижай волшебника.

Чтобы как следует разглядеть «мышей-переростков», да и осмотреть домик, Пете пришлось сначала всё же подойти к окну и откинуть ставни, ибо в помещении по-прежнему было хоть глаз выколи, как темно. Свет от двери, конечно, шёл, но его не хватало. А вот когда откинулись ставни и слабый свет из окна проник в домик, Петя наконец увидел своих убитых вражин и понял, что у страха глаза велики. Летучие мыши были крупные, но, кажется, вполне обычные. Порода просто такая. Однако укус на плече сильно болел - если бы Окунёк не порубил их в капусту, закусали бы до смерти, это точно. Машинально потрогав плечо, Петя обнаружил там кровь. Немного - поводов для паники не было.

Осмотревшись, Петюня увидел тяжёлый кованый сундук в углу и... крышку какого-то люка! Скорее всего, ведущего в подпол. Ну, он выглядел как крышка погреба. Но, может, это вход в подземелье? Бинго же! Вот только Беллу хотелось сейчас одновременно заглянуть в сундук и исследовать люк. А ещё он испытывал противоречивое желание не терять времени и уходить отсюда, чтобы найти другой путь в подземелье. Вряд ли этот люк туда вёл, ему казалось.

Их взгляды встретились и на несколько томительных мгновений задержались друг на друге, не имея ни сил, ни желания оторваться от этого внимательного и такого близкого взгляда дорогого тебе человека. Взгляда, несущего за собой всепробуждающий огонь спокойствия и уверенности в завтрашнем дне. В том, что всё действительно будет хорошо.
«Я. Вас. Прощаю», - сказала она, повторила она, сосредоточившись на его глазах. А он не отвёл их в сторону. Он лишь в первый миг растерялся немного, но затем и на лице Фёдора Михайловича проступила уверенность. Он помолчал пару секунд и кивнул, то ли в знак благодарности, то ли понимания. Чуть крепче сжал пальцами перехватившую его ладонь узкую кисть девушки.
- Спасибо, - снова кивнул.
Забавный. Растерянный немного, пытающийся подобрать слова. Он ведь не на уроке сейчас был, где мог шпилить материал без запинок и остановок, пересказывая на свой лад содержимое параграфа. Это была жизнь. А в жизни случаются моменты замешательства. Смущения. Волнения даже. Когда сердцем ты знаешь, что хочешь сказать, но не можешь это выразить словами. Чувства - они намного глубже слов. Не всегда можно их выразить ими. Поэтому ведь существуют прикосновения. Язык тела.
- И я... Я тоже - Тебя - Прощаю, - слегка поспешно произнёс он, будто боялся опоздать, не сказать эти слова вовремя. Чуть задержишься - и твой поезд уедет в ночь. Унесёт собеседника на ночном экспрессе в неизвестные дали - и ищи его потом, как ветер в поле. Но Фёдор Михайлович смутился и повторил уже медленнее. Проникновеннее. Тише. Глядя ей в глаза. - Я. Тебя. Прощаю.

Момент, когда растерянность зашкалила. Майя принялась расстёгивать пуговицу на рукаве его белой рубашки, и брови капитана удивлённо и как-то очень уж медленно стали подниматься. Застывший на её лице взгляд опустился к руке и сделался забавно-недоумённым. Девушка почувствовала, как напряглась его рука, которую она сейчас... раздевала.
Чуть дёрнулась. Словно бы хотела вырваться из её длинных пальцев, отстраниться, но оставалась на месте вопреки этому порыву. Хотела познать запретный плод, который сладок. Ведь не всегда он таит яд за румяной кожурой. Не обязательно там, за запретными стенами, война и разруха. Может, наоборот? Это здесь царство скуки и уныния. Резервация сатаны, где грешники проходят свои девять кругов ада. А там, за таинственной стеной - рай на земле. В который так хочется вернуться согрешившей душе. А что, если она заслуживает на второй шанс?
Чижик не отстранился, хотя Майя Юрьевна - опытный доктор - чувствовала, что в этот момент он немножечко испугался того, что за этим следует. Напряглась рука. Стало жёстче ощущаться запястье. Дрогнула синяя венка, пробегающая через него. Взгляд мужчины чуть насторожённым стал. Не недоверчивым, отнюдь. У Фёдора Михайловича ведь не было причин ей не доверять. Но ожидающим чего-то... смелого. Необычного поступка с её стороны. Ещё одного шага навстречу. Только что он его сделал, погладив Майю по щеке. Капитан с шумом, коротко втянул носом воздух, но не выдохнул. Набрал его в лёгкие и замер, глядя на то, что делает девушка. Затаив дыхание. Приоткрыв слегка губы и не заметив этого. Напряжённо глядя на Майю, коснувшуюся своими алыми губами его бледной руки.
В груди что-то ухнуло от этого простого, безобидного вроде бы, но такого горячего и много значащего поцелуя. Щёки запылали румянцем и бледнота отступила. И даже рука больше не казалась такой бледной, словно бы и она, сама по себе, могла испытывать смущение.
- Всё... будет... хорошо... - делая большие паузы между словами, шёпотом, тихим эхом повторил её слова Фёдор Михайлович.
Испытал он заметное облегчение, когда на этом Майя и остановилась. Не стала продолжать то, что он мог назвать истязанием. Это была сладкая мука. Миг блаженства, приправленный всеми накопленными опасениями. Возможно, это всё были глупые предрассудки, но они всё ещё беспокоили бывшего учителя. Он был намного... намного старше, и это уже никак не исправить. Хотя разница, если подумать, между ними не очень огромная. Четырнадцать лет их разделяло. Нельзя сказать, что он ей годится в отцы. Да на Земле множество супружеских пар имели похожую, а то и бОльшую разницу в возрасте. Нет, дело не в этом. Просто... просто предрассудки. Эти чёртовы предрассудки. Ей семнадцать. Фактически она ещё несовершеннолетняя даже. Нет... хотелось обо всём этом забыть. Вот сейчас ему хотелось разбить все эти предрассудки как цепи, отделяющие пленника от заветной свободы. Поймать её лицо в ладони и...
- Всё будет хорошо, - уже увереннее повторил он и облизнул пересохшие губы. Жарко стало мужчине. Невмоготу стало смотреть ей в лицо и не думать об этом поцелуе. И о своих затаённых желаниях. Нет, только не сейчас. Чижик отстранился от девушки. У него тоже кружилась голова. - Сейчас... Да... ты иди, я сейчас, - кивнул он, не глядя на неё. - Выпью лимонада. Что-то мне... - капитан не договорил и почему-то посмотрел в сторону щелей кондиционера.

Он задержался, только чтобы налить себе полбокала фанты и залпом выпить её, после чего с опустевшим бокалом пришёл в ванную следом за Майей. Прохладная газировка остудила немного, помогла успокоиться. От сердца отлегло и радостно даже стало немного отчего-то. Может, от вида бойкой девчушки, хозяйничавшей возле умывальника. Не очень-то, по правде, для мытья посуды приспособленного, но вполне годившегося и для этой цели. От её улыбки, которая расцвела на алых губах. От звонкого и бодрого голоса, в котором звучала жизнерадостность. От душистых запахов, заполонивших небольшое помещение ванной комнаты.
Фёдор Михайлович слушал с интересом, ассистируя Майе с посудой. Всё же двое за одной раковиной друг другу мешали бы - пришлось девушке мыть тарелки и чашки, а Чижику только подавать грязное и принимать вымытое. Внимал ей капитан, и в его пронзительно-глубоких глазах читалось понимание. Немного грусти, когда она заговорила о семейном, о своих не самых удачных взаимоотношениях с Юрием Аркадьевичем. Интерес, когда Майя про жемчужину в своей квартирке упомянула. Лёгкое осуждение за красное словцо, которым она подчеркнула ту самую, выделенную интонациями фразу. Но и тёплую радость за девушку он испытывал. Хорошую такую, добрую и светлую, по-человечески понятную радость.
Вот только разговор прервало возвращение Стругачёва. Они как раз домыли посуду и уже собирались выходить в спальню из ванной, как услышали шум двери, а затем и шаги Лёхины услыхали.

* * *

Он всё понял.
Майя по глазам его, сразу потускневшим, по лицу побледневшему и по поникшим плечам это увидела. Стругачёв опустил руки, когда осознал, что никаких примирительных обнимашек не последует, отступил от Светловой. Выдохнул устало и к чайнику отошёл, будто по команде, едва услышал просьбу девушки. Поставил его кипятиться, а сам постоял немного у стола, не оборачиваясь к Майе и Чижику.
- Вы это... без меня досматривайте, ладно? Я на дежурство опаздываю уже, не хочу задерживаться. В первый раз нужно отнестись к этому ответственно, - упавшим голосом говорил Лёха, уже направляясь бочком к двери. - Мне ещё зайти переодеться надо, то, сё. Вы без меня. Главное я уже увидел, всё нормуль, - было видно, что не всё «нормуль», но рыжик уже был у двери.
- Стругачёв, - окликнул его негромко Фёдор Михайлович. - Я же капитан. Ты можешь у меня отпроситься хоть сейчас. Ничего не случится, если ты на полчаса задержишься. С моего разрешения.
- Нет-нет, Фёдор Михайлович... то есть, капитан, - взмахнул Лёха ладонью. - Не нужно таких жертв. Я всё увидел и буду убегать, ага. Спасибо, что позвали посмотреть, было интересно всё вспомнить. Может, ещё как-нибудь того... соберёмся... да... - он бросил быстрый взгляд на Майю и вышел за порог. - Ну, до завтра... или послезавтра, я ж сутки дежурю. Спасибо, Майя. Спасибо, Фёдор Михалыч. Всего хорошего. Доброй вам ночи, - почти протараторил он и исчез за дверью.
Майя помнила Алексея Кировича ещё в детстве. Так он себя вёл, когда на что-то обижался. Или чувствовал себя виноватым. Или и то, и другое вместе. Но, кажется, обиды было больше.
- М-мда, - тяжело вздохнул Чижик, который тоже всё понял. - Вот и посмотрели... Наверное, это была плохая идея...
Он нахмурился и поглядел на Майю.

Несколько раз Сашка оглядывался – не плетется ли Жданчик следом, не высунул ли нос свой вездесущий из-за угла? Нет, не видать. А спокойнее от этого «не видать» не становилось. Все вокруг мальчишке стало чудиться иным, не таким радостно-осенним и ярким, а каким-то пожухлым, серым, одиноким и тревожно застывшим. Не на встречу будто бы шли, а убегали от чего-то. Только от чего именно – Саня затруднялся ответить даже самому себе. Ну не от Ждана уж точно!

Бредут они вдоль старых стен домов, чудовища камнем застывшие на них сверху скалятся, ехидненько так, до костей пробирающе! Как ни посмотри на гримасы страшные – все кажется взгляд за тобою следит неотрывно, с любого ракурса прям – все равно глаза мертвые в твои, живые норовят заглянуть. Бр-р-р! Рыжик передернул плечами, когда Динку с Максом на месте не обнаружил. Да и компаньон единственный, если Бурана не считать, с виду тоже насторожился, и тут вдвойне тревожно Сашке стало! Вот прямо бы сейчас деру дал! Только не в топи, а домой! Но друзья… Они-то пошли в противоположном направлении…

Афоня действовал без заминок: ищейке четвероногому выдал задание и сам стремглав бросился в сторону топи. Видно знает чего, чего Саня не знает. Младшенький, совсем не желая оставаться тут в компании горгулий, и полностью поддерживая стремление скорее смыться из-под их сверлящих взоров, следом рванул с места и… Упал. Тяжелые сапоги, на пару-тройку размеров больше. Наступил на собственную пятку мыском непоспевающей ноги и все, полетел воробушек! По правде говоря, если со стороны смотреть, то упал он, как невезучие герои в комедиях падают – карандашиком, а вовсе не полетел, потому как даже руками взмахнуть не поспел. Ибо земное притяжение притягательнее всяких рефлексов! Вот горгульям ехидным потеха! Даже за спиною чуть слышно смешки зашуршали. То ли чудилось, то ли нет… Жуть!

Чудом нос не разбил. Взгляд Саня поднимает – Афонины пятки далеко впереди мельтешат, а вот уже и в траве густой скрылись! Может и хотел мальчонка друга окликнуть, мол обожди, да не успел. Да и нужнее он там, а не здесь, раз так торопится, то точно это знает! А Санька из грязи тем временем поднимается, одежду отряхивает от листвы налипшей и грязи. Глазами водит вокруг – ни души! По загривку от тоски и тревоги сквозняк ледяным языком облизывает… Один.

«Блин!» - подумал Сашка, шмыгнул носом холодным, и неуверенной походкой побрел туда, куда Афоня с Бураном на пару побежали.