|
Ударившись плечом об обломок стены, Джозеф втянул в себя с шумом воздух – истощенное рывком тело требовало кислорода, с поставкой которого на нужной скорости легкие во время бега просто не могли справиться. Обычный бегун, даже на короткую дистанцию, может подстроить дыхание под свою скорость, но то, что сейчас сделали Ханс и Джозеф, было чем-то близким к сверхъестественному. А легкие у них были все же обычные, пусть и тренированные, и воздуха не хватало. И очень не хотелось его отдавать запросто так – но предупредить соратника о том, что он таки добрался (вряд ли Ханс во время своего бега был в состоянии уследить за тем, что там происходило с дознавателем) надо было. Однако, повернув голову, Стортон увидел, что Ханс совсем рядом и смотрит на него.
Поэтому он просто кивнул и бросил взгляд в проход.
А потом его глаза вернулись к полю, пока работали легкие. И, несмотря на воспитание и подготовку, Джозеф чуть было не выругался. Арлетта, вместо того, чтобы благоразумно спрятаться в лесу, вскочила на коня и явно собиралась прорваться к ним.
Он посмотрел в проход еще раз. Похоже, лорд Эстебан действительно их ждал. Или не их, а каких угодно других гостей. Конечно, по тому, как они двигались, он должен был догадаться, что они – из Корпуса. Вряд ли простые бандиты были бы способны на это. С другой стороны, у Охотника может быть много врагов, способных на сверхъестественную скорость и изворотливость. Чем опытней охотник, тем меньше подобных врагов он оставляет в живых, но чем старше он, тем больше просто статистический шанс, что кто-то уйдет. И как именно дела обстояли с этим балансом у Эстебана, Джозеф не знал. Может быть, именно упущенная цель и стала причиной Метки.
- Лорд Эстебан, у меня приказ доставить вас в Чертоги живым!
Джозеф перегнулся через угол и начал высматривать то, к чему крепились лески. Хотя у него не было при себе специального снаряжения, если не обезвредить ловушки, то по меньшей мере пройти и показать Хансу как это сделать он должен был в состоянии.
- И я готов даже не считать все произошедшее сопротивлением! Не заставляйте нас применять силу!
Что именно заставит эта речь сделать Эстебана, было непонятно. Был небольшой шанс, что тот думал, что Метка ему выдана сразу с приказом на казнь, и предупреждение заставит его переосмыслить дальнейшие действие. Но больше Джозеф надеялся, что тот отвлечется и не попытается застрелить Арлетту – либо вступив в переговоры, либо приготовившись к ближнему бою.
|
-
Сколько раз в ее сторону уже летели проклятия? Сколько раз она чувствовала, как спину сверлят ненавидящие взгляды? Живых людей, не эфемерных огоньков. Все охотники уже прокляты – по-своему. Отчуждены. Избегаемы.
|
Вся радость Арлетты от того, что ее не оставят в тылу, как ни на что негодную полуохотницу, быстро испарилась, когда пришлось реализовывать план на практике. С места остановки девушке казалось, в чем там проблема, сыграть в «змейку» - ползи себе и ползи, руками и ногами перебирай: невелика проблема! Тем более, что в процессе обучения ее, не смотря на достаточно быстро определенную специализацию, на скаутском факультативе подобным маневрам обучали. И не только подобным, а и гораздо более тяжелым, вроде отжимания, подтягивания, лазания по канату et cetera. Стараясь не попортить костюм и в принципе не извазюкаться, алхимик ползла на локтях, чуть приподнявшись над землей, и чувствовала, как заливает щеки краска – она понимала, что при ползании невольно, как это называл инструктор, «отклячивает задницу», тем самым превращая ее в замечательную мишень или, по меньшей мере, маяк для любого неприятеля. Но... иначе было так сложно! Острые камни так и норовили уколоть в локоть, ударить в колено, колючки и репьи так и метили в лицо и волосы, а грязь словно норовила пятном оказаться у нее на пути, чтобы превратить охотницу в огородное пугало. А самое досадное, что у мужчин, походу, таких проблем не было – они двигались ловко, быстро и умело, припадая к земле и ничему не возмущаясь, тогда как саму Арлетту просто распирало от желания высказаться: чтобы выплеснуть недовольство и заодно нарушить разбавляемую только шорохами паскудную тишину.
К несказанному удивлению, вместо нее это сделал чей-то мушкет, громогласно оповестивший охотников, что их приползание не осталось незамеченным. Алхимик при выстреле, наплевав на все, мигом вжалась в землю, пряча лицо за небольшой камень размером с кулак Ханса, и молясь, чтобы следующая пуля прилетела не ей. Разум же тем временем спешно искал выход из сложившейся неприятной ситуации. «Падла! На башне засел, наблюдал! Значит, кого-то ждал, не мясо же он там жарил… А раз ждал – предупрежден о нашем появлении, или после какого-то поступка ожидает, что за ним придут? Паршиво выходит – он к визиту готов, и наверняка подходы перекрыл ловушками, чтобы мы ломанулись и подорвались. Однако бьет не на поражение – или это случайность, и он промазал? Ага, с заготовленной позиции, по ползущей мишени, которую видно, как на ладони… Не верю! Значит, предупреждение не лезть? Похоже на то. А если не послушаем? Перестреляет, как вальдшнепов! Меня так точно, - Арлетта, не отрывая щеки от земли, напряженно проследила за ринувшимся вперед Хансом, - черта с два я так проскочу молодой козочкой, чтобы не поймать свинца! М-мать его за ногу в портовый бордель! Придется или быть застреленной, или… Может, сначала Романтика спросить? Ага-ага: Зеф, давай я предложу ему переговоры? Да, леди, давайте – это будет нам на пользу… А Эстебан в это время покурит, подождет, как же! Ладно, дознаватель дал мне карт-бланш на беседу – вот и попробуем, потому что кто не рискует, тот не пьет шампанского!».
Поднявшись на колени, алхимик привычным движением отбросила волосы за спину, чтобы не мешались, и, сложив ладони рупором, прокричала: - Лорд Эстебан, не стреляйте! Я хочу просто поговорить с вами! Дурика мы дали, подползти пытаясь!
|
|
Рассуждения Романтика, явно не понаслышке знающего о фортификации, охотница встретила с искренним любопытством: узнать что-то новое всегда было приятно, даже если это знание сугубо теоретическое и, скорее всего, осядет в памяти мертвым грузом. К тому же всяческие несуразности, если на них обратить своевременное внимание, могут дать неплохую пищу для размышлений. - Спасибо, Джозеф, - ответила она, стреноживая Вьюнка, - если ты думаешь, что ничего странного нет – то и ладно. В конце концов, в наш век пороха все эти старые крепости, на холме они или нет, свое значение всячески утратили. Сейчас более полезны башни мартелло и всяческие приземистые редуты, хотя, - алхимик непритворно вздохнула, - нет в них того величественного очарования старинных крепостей.
Дальше вояки, которым и предстояло усмирять потенциально недовольного Меченного, перешли к обсуждению плана дальнейших действий – и, как и следовало ожидать, разошлись во мнениях. Но если Джозеф собирался использовать все ресурсы, то Хансу взбрендило поиграть в рыцаря, защищающего леди от угроз – и это было совсем неприятно. Выпрямившись, донельзя возмущенная Арлетта в несколько шагов подошла вплотную к высокорослому охотнику и, глядя снизу вверх, начала тыкать пальцем в широкую грудь мужчины в такт своим словам, стараясь, впрочем, сдерживать так у рвущейся на высокие октавы голос: - Дорогой мой Мрачный! Если ты за время поездки забыл, то я – тоже охотник корпуса, алхимик и лекарь, который может вытащить тебя с того света, случись что! И клинок у меня не для красоты! В одиночку я не справлюсь с Меченым – но я же на одна буду, черт побери! Я не стану отсиживаться в тылу, если только ты меня не свяжешь и не заткнешь рот кляпом! Увидит – далеко пешком не уйдет, мы верхами его догоним живо! В общем, никаких «останься и наблюдай» - перебьешься!
- Джозеф, - резко повернулась она на каблуках к дознавателю, явно готовая, если мужчина решит поддержать Ханса, вступить в перепалку и с ним, - я готова хоть ползком, хоть прыжкомю и согласна всячески с твоим планом. Пошли, только лошадей подальше от дороги уведем: на случай, если наш беглец увидит их ненароком и решит украсть одного из наших красавцев.
-
В общем, никаких «останься и наблюдай» - перебьешься! Не, ну правда, ишь чего захотел!
-
очень яркое и эффектное выступление!
|
- Следующий завтрак с меня, - просто сказал Ханс, когда они вдвоем с Арлеттой покидали трактир. Сказал без всякого подтекста и намеков на флирт, подразумевая лишь признательность за кофе и желание вернуть услугу. И если бы кто-то сказал Хансу, что его слова можно истолковать двояко, Вернер бы очень удивился.
Он пристегнул меч к седлу и сунул монету в ощутимо дрожащую ладонь мальчишки конюха. - Да не трясись ты так, - сказал ему добродушно, насколько Ханс вообще мог выглядеть добродушным, - пошутил я.
- Не хотел бы этого признавать, но этот тип, Джозеф, прав, - сказал Ханс спутнице, пока они, удерживая нетерпеливо сучащих ногами лошадей, ожидали возвращения дознавателя, - многие опытные охотники имеют развитое чутье, ощущают присутствие чудовищ... Или других охотников. Я это упустил, а он - нет. Вот что отличает профессионала от любителя. Думаю, хоть он и невысокого ранга, но в вопросах своей... специализации достаточно компетентен.
Снова потянулась дорога под бодрый перестук подкованных копыт. Подумалось невзначай, что охота по большей части и состоит из таких вот разъездов, где разве что непогода да скука бросают вызов агентам Корпуса. Наконец остались позади усталые осенние поля, и за редколесьем обнаружились искомые развалины. Вернер сумрачно разглядывал руины замка, и не мог отделаться от ощущения, что те не менее сумрачно разглядывают его в ответ. - Аристократы, - скривился Ханс в ответ на вопрос Арлетты. Избыток денег и власти не всегда соседствует со здравым смыслом, скорее даже наоборот.
Покивал, слушая рассуждения Джозефа, лишь удивленно вскинул бровь, узнав, что Эстебан был без лошади. - У нас два равновероятных варианта, - сказал Ханс после непродолжительного молчания, - в первом случае цель знает о метке и расчитывает выбить погоню, то бишь нас, на своих условиях, выиграв время. Во втором, он еще ни о чем не догадывается и действительно посетил руины из, гм, профессионального интереса. В любом из этих случаев не вижу смысла ползать по полям на брюхе - если он нас ждет, то уже заметил. Если нет, то он занят своими делами внутри и не ждет опасности извне. Я бы сделал так - поехал к замку вдвоем с вами, Джозеф, оставив ле... Арлетту здесь в качестве наблюдателя. Причуда неизвестного мне лорда в данном случае играет нам на руку - из замка вряд ли получится сбежать так, чтобы этого не заметили отсюда, с холма. Убедившись, что мы добрались, а из руин никто не пытается удрать - Арлетта присоединится к нам. И если вдруг к этому моменту цель с нами уже покончит - она успеет отступить и известить Корпус о нашем провале.
-
Интересный Ханс. Интересно еще, каким он был преподом))
-
Снова потянулась дорога под бодрый перестук подкованных копыт. Подумалось невзначай, что охота по большей части и состоит из таких вот разъездов, где разве что непогода да скука бросают вызов агентам Корпуса. Наконец остались позади усталые осенние поля, и за редколесьем обнаружились искомые развалины. Вернер сумрачно разглядывал руины замка, и не мог отделаться от ощущения, что те не менее сумрачно разглядывают его в ответ.
|
Парочка подопечных с завидным энтузиазмом после столь долгого дня принялась за обустройство лагеря. Эмбер, внимательно прослушав обстановку и не найдя к чему придраться, наконец спешилась и огладила Граната. Да, пожалуй, увести молодежь от этой полянки дальше в сгущающуюся ночь было бы непростой задачей... Впрочем, найденное место вполне подходило для ночлега, ни к чему было бы зверствовать. Особенно когда даже заботы об ужине делегированы подрастающему поколению.
Еще раз проверив всех лошадей и обойдя поляну, Эмберли установила сигнальную сеть и подсела к костру. Забавно, как меняется риторика Изабеллы, когда ей что-то нужно... Охотница не взглянула на юную смену, полагаясь для улавливания оттенков лишь на слух. Странно, что Вильгельм на этот раз не влез с уточняющими дополнениями.
По-хорошему, ей откровенно плевать было на то, какими глубокими, загадочными и выдающимися личностями мнят себя эти двое. По своей воле Эмбер даже не тратила бы на них слов. Но чувство долга и ответственность перед Корпусом не оставляли возможности выполнить это навязанное ей дело спустя рукава. Два новых охотника – это во всех смыслах ценный ресурс, и обращаться с ним нужно бережливо. Хотя бы на первых порах. Тогда впоследствии они смогут заматереть, набравшись опыта, и стать полноценными участниками вечной битвы. Пополнить не слишком частые ряды товарищей по оружию. Эмберли мельком взглянула на лица Вильгельма и Беллы в пляшущих отблесках пламени. Они должны пройти боевое посвящение под ее руководством и вернуться живыми. Точка.
Легко ли это дастся ей самой? Навряд ли. Искать подходы к другим людям Эмберли никогда не прельщало, всякий раз усилия в этой сфере продиктованы были острой необходимостью. И сейчас родной Корпус поставил именно перед ней не самую простую задачу. Дали бы еще хоть каких-нибудь покладистых ребят... Но нет, из всего разнообразия выпускников были словно бы выбраны самые раздражающие.
Изабелла – чрезмерно ярко выраженная одиночка. Не то чтобы редкость среди охотников, но когда выяснится, что Корпус порой совершенно не считается с такой особенностью мировоззрения и частенько направляет на задания в группах, где жизненно необходимо действовать сообща... Это может обломать ей зубки. Не все коллеги будут столь же терпеливы, как Эмберли. Наверное, все же стоит подготовить девочку к такому раскладу.
Впрочем, как бы то ни было, за Изабеллу с ее прекрасными практическими навыками Эмбер была более спокойна. Но вот Вильгельм... Как его вообще допустили до трансмутации? Почему он не стал алхимиком или дознавателем? Очевидно же, что столкновение с тварями нос к носу – не его стезя. Хотя... Дай такому педанту место ближе к магистрам – и канцелярские червоточины поползут от него во все стороны разом. Эмбер вздохнула. На охоте опасности от него не намного меньше. Надо будет ещё постараться вернуть его в Чертоги живым и целым...
– Отряд из восьми охотников – действительно большая редкость, – Эмбер кивнула, чуть разворачиваясь на бревне к подшефным. Кто бы на самом деле знал, что вообще может их там ожидать... Но если уж в отряд включили и дознавателя, и алхимика, дело однозначно пахнет жареным. И хорошо, если это в итоге окажется монстрятина, а не человечина. Или хотя бы будут соблюдены правильные пропорции.
– Я думаю, – едва заметно усмехнулась Эмберли, – что нам там точно не придется скучать. В Гримфолде нас ждет что-то определенно интересное. И, вероятно... разнообразное. В мыслях у нее крутились совсем иные эпитеты, но роль наставника, по мнению охотницы, заключалась в том числе в поддержании боевого духа, а не в запугивании. – Вам повезло, досточтимые леди и лорд! – бодро выдала девушка, точным щелчком послав в костер скомканную в пальцах сухую травинку. – Никто из ваших однокашников не удостоился чести быть отправленными на действительно серьезное задание с самого начала. Рассматривайте эту поездку как уникальный опыт.
Ей самой во главе такого отряда предстоит получить опыт не менее уникальный. С другой стороны, за время в дороге можно будет успеть немного привыкнуть к командирской роли.
– Но не забывайте, что и по пути до Гримфолда в ожидании той самой "настоящей" работы стоит поглядывать по сторонам, – тон Эмберли вновь стал обыденно сдержанным, а взгляд словно растворился в окружающей костер непроглядной тьме. – Небрежный охотник – мертвый охотник. Бдительность и соблюдение дистанции не раз спасут вам жизнь. А если ты подпустил тварь на расстояние меньше дальности выстрела, Вильгельм – еще остается меч.
-
И хорошо, если это в итоге окажется монстрятина, а не человечина. Или хотя бы будут соблюдены правильные пропорции. Леди знает толк в карательной кулинарии!
-
По-хорошему, ей откровенно плевать было на то, какими глубокими, загадочными и выдающимися личностями мнят себя эти двое. По своей воле Эмбер даже не тратила бы на них слов. Но чувство долга и ответственность перед Корпусом не оставляли возможности выполнить это навязанное ей дело спустя рукава. Два новых охотника – это во всех смыслах ценный ресурс, и обращаться с ним нужно бережливо. Хотя бы на первых порах. Тогда впоследствии они смогут заматереть, набравшись опыта, и стать полноценными участниками вечной битвы. Пополнить не слишком частые ряды товарищей по оружию. Эмберли мельком взглянула на лица Вильгельма и Беллы в пляшущих отблесках пламени. Они должны пройти боевое посвящение под ее руководством и вернуться живыми. Точка.
|
Джозеф на предложение вывернуть седельные сумки в поисках алхимических реагентов мог только покачать головой. Некоторые охотники любили возить с собой трофеи, но сам дознаватель был не из их числа. К тому же, его специализация не предусматривала настолько частых столкновений с монстрами, чтобы от их останков багаж трещал. Свою добычу он сдавал в ближайшем отделением, чтобы с ней работали профессионалы. Похоже, Ханс придерживался сходного принципа.
- У меня трофеи не залеживаются. Поэтому, похоже, нам придется полагаться на то, что уже есть у вас.
Он вздохнул. Рассчитывать, что Арлетта приехала сюда с набором стимуляторов, способных из них сделать бойцов уровня двадцатки, не приходилось.
- И, учитывая ситуацию, я не думаю, что это будут наиболее подходящие для задачи эликсиры и яды.
Идея о том, чтобы по дороге забить какого-нибудь монстра на ингредиенты вызвала у дознавателя улыбку. Но потом он также покачал головой.
- Я спрошу у мэра, но отвлекаться на нечто подобное мы будем только если задержка будет минимальной и не даст шанс Эстебану ускользнуть. Возможно, если он оставил доказательства убийства вампиров в мэрии или их тела на хуторе, вы сможете извлечь из них какую-то пользу.
Идея Ханса устроить засаду на постоялом дворе обладала как и преимуществами, так и недостатками. Преимуществом было то, что у них была бы возможность подготовить засаду основательно, чтобы минимизировать шансы Эстебана уйти. Недостатками, помимо всего перечисленного Джозефом ранее…
- У любой засады на Охотника есть один недостаток, не для всех очевидный.
Голос дознавателя стал более жестким и, впервые с начала беседы, соответствующим его статусу.
- Нас изменяли и обучали так, чтобы мы чувствовали опасность на инстинктивном уровне. Опытный Охотник с очень высокой вероятностью почувствует засаду и не пойдет в нее, даже не зная, кто за ней стоит. После чего скроется и попытается выйти на тех, кто ее устроил.
Но следующие слова были произнесены уже чуть мягче, как будто Джозеф взял свою «дознавательскую» сущность под контроль.
- Возможно, конечно, что он будет достаточно самоуверен, чтобы попытаться разбить ловушку силой, но это не соответствует тому, что мы о нем знаем. Он будет действовать методично.
Он ненадолго задумался.
- Поэтому руины. Или дорога, ведущая к ним. Оказавшись на месте, мы сможем выбрать лучшее место для разговора с Эстебаном. Возможно, руины действительно дадут ему столь значимое преимущество, что нужно будет пересмотреть весь план.
Джозеф поднялся из-за стола.
- А, может быть, и нет. Прошу вас, наслаждайтесь завтраком, а я пойду портить утро мэру. Как именно будем сражаться с Эстебаном, если до этого дело дойдет, поговорим в дороге.
-
Голос дознавателя стал более жестким и, впервые с начала беседы, соответствующим его статусу.
- Нас изменяли и обучали так, чтобы мы чувствовали опасность на инстинктивном уровне. Опытный Охотник с очень высокой вероятностью почувствует засаду и не пойдет в нее, даже не зная, кто за ней стоит. После чего скроется и попытается выйти на тех, кто ее устроил. Хороший дознаватель, обстоятельный.
|
-
в таком случае нам не стоит здесь задерживаться и следует выдвинуться по следу цели незамедлительно Ханс совершенно рассудителен и холоден, учитывая только факты и наиболее эффективный путь, и на мелочи не отвлекается.
-
Использование яда предполагает наличие надежного средства доставки вещества в организм объекта, - сказал он, и все охотники могли узнать цитату из теоретического курса. - В нашем случае мне представляется это избыточным. Настоящий профессионал – не только суров, но и харизматичен!
|
Готовность Джозефа сократить дистанцию была вознаграждена широкой, довольной ободрительной улыбкой и коротким салютом поднесенной кружкой чернильного и крепкого, как удар кулачного бойца где-то в доках, кофе. Вдохнув густой бодрящий аромат, алхимик блаженно сощурилась и осторожно пригубила обжигающий напиток, чувствуя, как сердце забилось чаще в ожидании предстоящего заряда бодрости. От рекомендации публично сохранять официальное титулование она только беспечно отмахнулась: - Естественно! Надо демонстрировать, что королевские охотники – non penis canina, как говориться, и прилюдно всячески блюсти статус – спора нет! Не волнуйтесь – не первый раз за пределами Чертогов.
Пока Романтик продолжал распинаться в том, как много проблем может причинить охота в городе – то, что она уже сформулировала одной емкой фразой! – что и так было понятно, Арлетта, не чинясь, приступила к завтраку, который предварительно «доработала» смесью приправ из мешочка с пояса, продолжая, тем не менее, держать ушки на макушке на тот случай, если понадобиться высказать свое мнение по той или иной ситуации: уж что-что, а отмалчиваться она не собиралась, хотя намерения продавливать решения под себя тоже не имела. Мужчина тем временем плавно перешел на необходимость сведений о причине выдачи черной метки, что, с учетом сказанного ранее, выглядело поначалу пустым сетованием. Однако ж, как оказалось, дознаватель не собирался впустую сотрясать воздух: все эти пространные рассуждения были необходимы для того, чтобы прийти к достаточно простому выводу: от Эстебана теперь можно ожидать все, что угодно, и очертя голову лезть в петлю и, уж тем более, изображать из себя жертвенного агнца не стоило. Расклады были логичны, подробны, логические цепочки нигде не прерывались, так что возразить было сложно – да Арлетта и не собиралась, ограничившись согласным кивком. А пока суть да дело, в руках охотницы мелькали вилка и нож, раз за разом отрезая от беленькой, гладенькой горячей яичницы с еще шкварчащим бекончиком кусок за куском, который незамедлительно отправлялся в рот. Слова продолжали литься, а завтрак тихонько таял, мало-помалу оставляя покачивающиеся островки блестящего желтка в одиночестве – если не считать, конечно, горки утопающей в соусе ядреной фасоли на краю тарелки. Эту часть блюда девушка решила отложить на финал.
Самого главного, однако ж, сказано не было: если пытаться вести переговоры, но ожидать, что Четырнадцатый может ответить отказом, следовало крепко подумать, как это провернуть. Легко было сказать «на наших условиях и в руинах»: а вот как это реализовать? Арлетта пока что представляла себе только вариант засады – но стоило подать кому-то голос, как элемент внезапности рассеется, как дым над вставшим на прикол пароходом. Можно было, конечно, просто оставить Эстебану послание, которое тот не пропустит, и дальше принимать конклюдентные действия, исходя из поведения Меченого, но тут существовал риск не донести позицию столь полно и столь убедительно, как голосом. В общем, идея была, а плана не было: ни у алхимика, ни у самого дознавателя. Это немного беспокоило алхимика, но для более глубоких переживаний она была слишком оптимистична и одновременно фаталистична, веря, что все пройдет хорошо, а если нет – такова судьба. На охоту за Эстебаном собрались трое не самых глупых представителей Корпуса, к тому же опытных – совместными усилиями что-то да придумают. Тем более, кажется, у Джозефа уже появилась какая-то идея.
Отложив приборы в сторону, Арлетта двумя короткими движениями вытерла губы и убрала салфетку. Чинно сложив перед собой руки, построжевшая девушка, из чьих глаз даже на время отступили вечно пляшущие бесенята, обвела мужчин серьезным взглядом, призывая их быть предельно внимательными. Даже звонкий голос ее стал тише и ровнее: - Действительно, Джозеф, алхимические декокты могут оказать нам содействие в предстоящем деле: как, впрочем, и в любом ином. Исходя из дуалистического состава нашей задачи, возможными к использованию могут быть два яда: летальный «Furari Vitam» и сомнический «Morti Sanguinem». И тот, и другой имеют практически мгновенный эффект, однако следует учитывать риски, что наш оппонент обладает универсальным антидотом «Pura Lux», способным прервать действие ядов, а его реакция, как высококлассного специалиста, может позволить ему употребить противоядие прежде, чем подействует та или иная эссенция.
Доложившись, охотница скрестила перед собой пальцы в замок и непритворно вздохнула: - А теперь о грустном. В связи с особенностями функционирования Лаборатории, я не обеспечена надлежащим запасом ингридиентов, чтобы приготовить тот или иной декокт на месте. Поэтому Джозеф, Ханс, проверяйте ваши карманы и седельные сумы на предмет завалявшихся трофеев: я посмотрю, что с этим можно сделать. Считаю нужным предупредить также, что некоторые ингредиенты возможны к замене за счет товаров, возможных к обнаружению в лавках, но на это бы я ставки не делала. Поэтому, если мы хотим отправиться в гости в руины с заветным фиалом, нам бы не помешало для начала быстренько найти какую-нибудь тварь и распотрошить ее.
|
Старый тракт убегал все дальше на север. Неприветливые серые облака, казалось, нарочно не пропускали весь день скудные солнечные лучи - даже закат вместо ярких красок подарил лишь тускло-кровавое марево на западном краю неба.
Обстановка вроде бы призывала быть начеку, но вместе с тем однообразием своим постепенно притупляла бдительность. Дорога оказалась скупа на приключения. Эмберли так и не определилась, хорошо это было или плохо. С одной стороны, ей не пришлось волноваться за сопровождаемых новичков чрезмерно, а с другой – жаль, что не слишком много они сумеют вынести из первой охоты. Хотя и общение Эмбер в роли наставницы с этой парочкой, кажется, грозило ощутимо затянуться... Кто знает, что ждет их теперь, после нового назначения.
Конь под ней оступился, запнувшись о какую-то ямку. Девушку ощутимо тряхнуло, отчего моментально слетела задумчивость. Эмбер успокоительно потрепала утомившуюся за день животину по гриве, услышав в ответ довольное фырканье. Верным все-таки было этот решение. Не зря охотница пересмотрела пару десятков лошадей, прежде чем выбрала Граната – за мягкость аллюров, чтобы в долгих дорогах, подобных этой, позвоночник не грозил ссыпаться в сапоги. За покладистый нрав – с жеребцом не приходилось сражаться за главенство в критически важные моменты. А еще за отсутствие отметин на ногах, что позволяло меньше беспокоиться за его копыта.
Да уж, не хватало, чтобы еще и Гранат начал преподносить сюрпризы. Как будто мало было ей возни с юнцами. Да еще и мнящими о себе значительно больше сопоставимого с навыками. Когда Эмберли поручали этих двоих, никто не упомянул, что Вильгельм не уверен, с какого конца хвататься за револьвер. Неужели он каким-то образом умудрился прогуливать уроки стрельбы? Или... Кто же их вел у этого курса? Франтоватый Артур, неизменно обращающийся к своей "леди Марии" по имени? Мрачный Джонатан, так леденяще стреляющий взглядами из-под нависших бровей, что даже Эмбер становилось не по себе? Уже не важно. Важным оставалось лишь то, что парнишку на первой же охоте чуть не отравил василиск, а Эмберли нужно было следить не только за тварью, но и за безопасностью вверенного ей питомца Чертогов.
Впрочем, были и хорошие новости. Список имен членов формируемого отряда в письме верховного магистра не только удивил, но и порадовал Эмберли. Задержав взгляд на имени Арлетты в этом перечне, охотница тепло улыбнулась – почти незаметно, но знающему ее человеку была бы очевидна радость охотницы. Они виделись в столице пару месяцев назад, хорошо провели время отдыха, но с тех пор Эмбер почти не слышала вестей о подруге, и порой ловила себя на мысли, что скучает по ней. Как замечательно, что их направили на это задание вместе!
Приписка в конце письма, однако, заставила девушку слегка нахмуриться. Возглавлять отряд опытных охотников? Ей не по душе было даже водить по пустошам пару юнцов, а в Гримфолде, оказывается, ее ждет работа куда более сложная. Семь человек в подчинении. Герхард явно переоценивает Эмберли. Хорошо хоть, пятерым из них точно не придется на пальцах объяснять, почему перед охотой оружие нужно заряжать, а после – чистить. Эмбер еще раз мысленно пробежалась по списку. Итак... Пара охотников, чьи имена почти не вызвали узнавания – отдельным удовольствием будет изучать их на ходу, напарываясь на неизбежные подводные камни.
Джозеф, дознаватель... Лично с ним Эмбер познакомиться пока не довелось, но сама его должность уже говорила достаточно. Почему командиром отряда назначен не он? Тем более, учитывая цель. Все это выглядело довольно странно.
Леви, о котором – вернее, о некоторых его склонностях – Эмбер, кажется, смутно слышала... Да, от Арлетты. Но все же его тоже смело можно было приписать к незнакомцам.
Сания, которая, будучи ровесницей Эмберли, закончила обучение гораздо раньше и в годы ученичества казалась недосягаемо талантливой... Что же она представляет из себя сейчас?
И особенно цепляющий своим наличием Ханс. Как, спрашивается, руководить человеком, который дюжину лет назад учил тебя же владеть мечом? А сам он что скажет на это?
Эмбер сдержанно вздохнула, прекрасно понимая, что несмотря ни на что обязана справиться. Раз уж так решил верховный магистр... Что ж, на его приказ остается ответить только "есть". Хотя постскриптум о назначении командования был сделан вовсе не его рукой. Впрочем, слишком мала вероятность, что послание было перехвачено и изменено, ведь правда?
Между тем подошла пора позаботиться и о более насущных на сегодня вопросах. Охотница уже некоторое время присматривалась к обочинам тракта, прикидывая, где будет удобнее остановиться. Но когда взгляд ее упал на вполне подходящее с виду место, оказалось, что подумала она об этом слишком громко.
– Вильгельм, – совершенно спокойно произнесла Эмберли, однако нечто скользнувшее в ровном ее тоне, казалось, всколыхнуло в воздухе облако снежинок, тут же начавших неспешно опадать на оставшиеся на вытоптанной поляне редкие травинки, объяв парочку подопечных почти ощутимым холодом. – Ты абсолютно прав.
Разговор этот, конечно, вполне мог бы сложиться мысленно, как зачастую и принято у охотников, работающих вместе, и Эмбер могла бы нарочито проигнорировать реплику парня, намекая на нелепость последней... Но вывести ее из себя за минувшие дни не удалось даже этой дотошной занозе с натурой кислой, словно обратившееся в уксус вино.
– Изабелла, – ничуть не изменив интонацию, Эмбер обернулась к юной охотнице. – Напомни, что следует сделать, разбивая лагерь на незнакомой местности? Помимо разведки и подготовки места для огня, которое у нас уже есть.
Она ожидала услышать перечисление обыденных дел: распределения караульных, установки сигнальной сети, устраивания лошадей и заботы об ужине и питьевой воде. Справится ли уставшая девчонка? Или в ответ со своими поправками опять влезет вездесущий занудный очкарик?
Эмбер развернула коня, чтобы хорошо видеть обоих. Спешиваться она не торопилась, несмотря на все крепнущее желание размять уже наконец ноги. Охотница внимательно прослушивала, что творится вокруг. Насколько безопасна чаща вокруг милой полянки. И что несет пахнущий тревогой туман с топей по ту сторону тракта. Чутье редко ее подводило.
-
Отлично!
-
Да уж, возня с молодежью - то еще удовольствие )
-
За покладистый нрав – с жеребцом не приходилось сражаться за главенство в критически важные моменты. А еще за отсутствие отметин на ногах, что позволяло меньше беспокоиться за его копыта. Вот сразу чувствуется опытный лошадник)
А как еще хороши рассуждения об отряде!
-
Неприветливые серые облака, казалось, нарочно не пропускали весь день скудные солнечные лучи - даже закат вместо ярких красок подарил лишь тускло-кровавое марево на западном краю неба. – Вильгельм, – совершенно спокойно произнесла Эмберли, однако нечто скользнувшее в ровном ее тоне, казалось, всколыхнуло в воздухе облако снежинок, тут же начавших неспешно опадать на оставшиеся на вытоптанной поляне редкие травинки, объяв парочку подопечных почти ощутимым холодом. – Ты абсолютно прав. Класс!
|
К выездным заданиям у Арлетты всегда было двойственное отношение. Будучи профессиональным алхимиком Корпуса, она не столь часто, как ординарные охотники, оставляла Чертоги, и возможжность сменить обстановку, повидать новых людей и места и, наконец, просто развеяться от приятной и любимой, но все-таки рутины, воспринимала с радостью. С другой стороны, подобные выезды неизменно были связаны с отсутствием элементарного комфорта, клопами в придорожных гостиницах, похожим на подошву солдатского сапога мясом на тарелке, непритязательной и ограниченной публикой, лужами под ногами и моросью над головой – и вот во всем этом ничего хорошего не было. К всему прочему, девушке была глубоко чужда та страсть погони и убийства, что двигала ее коллегами – свой восторг и наслаждение она находила, перебирая ингредиенты, составляя эликсиры и яды и пытаясь создать нечто новое. Таким образом, главного наслаждения от заданий она была лишена, воспринимая его скорее через призму того, что можно получить с очередной твари, а не с самого процесса умерщвления. Хотя, следует признать, интеллектуальная часть Охоты – найди, где спряталась тварь, и придумай, как ее можно быстро и безболезненно прикончить, была ей также не чужда: но в этом Арлетта находила скорее удовольствие игры разума, чем обязательную прелюдию к бою. Нынешнее же задание не могло доставить даже такой радости: чья-то умная голова наверху – чтоб ему весь день икалось! – решила, что для охоты на Охотника нужны именно ее алхимические таланты, и легким росчерком пера отправила девушку в далекий порубежный Веллингтон, где наверняка нет ничего, кроме унылых горожан, пары старых церквей, господского замка или его руин на холме, да парочки унылых вурдалаков, флегматично грызущих старые кости на кладбище в ожидании, когда их наконец прикончат. Тоска! И, что самое паршивое, с чудовища можно было бы пополнить запас ингредиентов, а с Меченного взять было нечего, кроме проблем. Но раз уж приказание получено, делать нечего – пришлось отправляться, прощаясь с родной лабораторией и уютной комнатушкой в Чертогах, тихонько ругая высокое начальство на чем свет стоит.
Неудовлетворенность от поездки мог бы скрасить добрый спутник – но и с этим не повезло. Напарник, представившийся Хансом, оказался мужчиной мрачным и нелюдимым, чуждым радости общения и эстетического любования окружающей природой. Зато он производил впечатление бойца, способного, не запыхавшись, прикончить кого угодно и что угодно, а для Охоты это качество было куда как полезнее. К тому же эдакий неразговорчивый тип – далеко не самое худшее, что мог бы представить Корпус. Представив на миг, что ей могло понадобиться сотрудничать с кем-то вроде того же фанатика Юргена, алхимик внутренне содрогнулась. Долго – с полчасика – подосадовав над невозможностью нормального диалога, Арлетта решила, что попросту будет говорить за двоих, и вывалила на односложно отвечающего собеседника целый ворох свежих сплетен из Чертогов и охотничьих баек представителей действующего состава Корпуса, периодически разбавляя их новостями из столицы и королевского двора. И, конечно же, не могла не удержаться от того, чтобы поведать о собственных подвижках на ниве экспериментального зелье- и ядоварения. К вечеру бурный ручеек информации иссяк, а мужчина так и не проявил готовности общаться, так что разговор в итоге тихо умер. Ненадолго он воскрес за вечерним костром, когда расстаравшаяся Арлетта приготовила более чем достойный ужин, и начала нарываться на комплименты, параллельно припоминая, как сама вот так сидела у тепло потрескивающего огонька в дороге к очередному заданию, не зная, что ее ждет завтра. Окончив трапезу, она зажгла фонарь и, устроившись на переметных сумках, вытащила записную книжку и перо. Нацепив на нос круглые очечки в металлической оправе, сразу придавшие ей вид ученой девы, Арлетта продолжила раннее начатую работу, покрывая страницы мелкой вязью формул и периодически ругаясь, как портовый грузчик, когда та или иная теоретическая выкладка не приводила к ожидаемому результату. Несколько раз за вечер она подскакивала с места, начиная мерять полянку торопливыми шагами, и под активную жестикуляцию что-то бурчала себе под нос торопливой скороговоркой только для того, чтобы радостно улыбнуться, кивнуть себе и снова ринуться записывать новую идею.
Следующее утро показало, что что до цели оставалось всего ничего: можно было бы и не останавливаться на привал. Зато все-таки Веллингтон был городом, а значит, был шанс на некоторое удобство: гораздо хуже было бы, если бы погнали в какую-нибудь деревню на болотах с кособокими домишками и жителями, на лице которых стоит печать долгого инбридинга. Так что по улицам охотница ехала в приподнятом настроении, расточая улыбки направо и налево и приветственно помахивая ладошкой смурным по раннему часу горожанам. Мечта добраться до трактира и хлебнуть чего-то крепенького уже почти превратилась в реальность, и девушка уже предвкушала, как насладится заслуженным отдыхом, совмещая его с планированием операции. Название кабака заставило Арлетту понимающе хохотнуть: - Демонстративная лояльность, однако! Не остался без ободряющего комментария и юный конюх, которого алхимик ободряюще похлопала по плечу и обнадежила, скрашивая угрозу Ханса, которого она про себя окрестила Мрачным: - А если все пройдет хорошо – я тебя в лоб поцелую!
Внутри «Фридрих» оказался ровно таким, каким и ожидался быть кабак на севере – массивный, темный и совершенно без изысков. Сюда люди приходили в первую очередь пить, и уж потом есть и общаться, и ни в какой красоте убранства не нуждались. А трактирщик, по всему видно, не нуждался в гостях, подобных Охотникам – но это уже были его сугубо личные проблемы. Скинув походя плащ на крючок, под звонкое цоканье каблучков Арлетта споро прошествовала к трактирщику, краем глаза заметив, что Ханс взял в оборот дознавателя. Навалившись на стойку, девушка белозубо улыбнулась, всячески демонстрируя свое расположение: - Утро доброе, милейший! Хорошее у вас заведение, я посмотрю – внушительное, строгое, и сразу видно, достойное. По сравнению с теми, что я проезжала сюда, просто небо и земля! Тут такое дело: мы с моим спутником проголодались – организуйте нам, будьте любезны, потрапезничать, а мне еще и кофейку, если найдется, сварите, и пунша поставьте. А если их нет, то и ладно! Думаю, мы и подогретым элем с медом и яйцом обойдемся.
Завершив короткую беседу, алхимик, вернулась к сослуживцам и, не чинясь, устроилась между мужчинами, с блаженством вытянув ноги. - Приветствую, коллега! – легкий кивок символизировал поклон, - Арлетта, алхимик. Моего общительного и веселого спутника, если он еще не успел представиться, Хансом кличут. А вы – Джозеф, верно? Ну-с, что вы имеете честь нам сообщить? Сразу к делу и берем быка за рога, или сначала культурненько побеседуем за завтраком о природе да погоде, а потом и к сути перейдем?
-
Что пост, что персонаж - полный восторг 😍
-
Арлетта умеет устраиваться! И готовит вкусно, сразу видно. Повезло нам всем.
-
Арлетта просто шикарна, и концепт, и отыгрыш персонажа
-
Долго – с полчасика – подосадовав над невозможностью нормального диалога, Арлетта решила, что попросту будет говорить за двоих Чувствую, будет весело)) чудесная Арлетта! <З
-
Такая жизнерадостность просто подозрительна!
-
За жизнерадостность диалога!
|
Веллингтон. Типичный сонный городишко, кои щедро рассыпаны в провинциальных землях. Ханс достаточно повидал таких. Дремлют, устроившись на перине традиционных укладов, укрывшись одеялком благочестия. Но порой в процессе охоты это одеяло сползало, и под ним обнаруживалось истинное лицо города. Зависть. Ненависть. Коварство, какого устыдились бы упыри и волколаки, и блуд, заставляющий покраснеть даже суккуба. Уважаемые отцы, исправно чтящие Единого, а по ночам избивающие жен и насилующие дочерей. Любящие жены, травящие мужей беленой и аконитом. Почтительные дети, выгоняющие из дома дряхлых родителей, душащие их подушками ради наследства. Змеиный клубок интриг, добрососедский быт пауков в стеклянной банке. И главное, что беспокоит такие городки куда сильнее ячейки вампиров или угнездившегося в стоках риггера - любыми средствами сохранить маску благочестивой сонливости, не дать сползти укрывающему его истинное лицо одеялу. У нас тут такого никогда не было, господин охотник. Верните все как было, господин охотник. Делайте что хотите, господин охотник, но позвольте нам и дальше тихо жрать друг друга, не опасаясь, что это сделает кто-то другой. Кто-то чужой.
С такими тяжелыми мыслями въезжал Ханс в окрестности Веллингтона, привычно не обращая внимания на шарахающихся, тайком осеняющих себя крестным знамением, украдкой плюющих вслед местных. Обычное дело. В подобных местах не любят чужаков. А охотники, так уж выходит, чужаки вдвойне. Уже не люди, еще не чудовища, застрявшие посередине, чужаки и для тех, и для других.
Возможно, Ханс был слишком предвзят. Хватало, в конце концов, даже в таких городках приличных, хороших людей. Просто сказывался опыт, личная склонность к мрачному фатализму и пока неясный, но тревожный контракт с участием дознавателя. Вернер не любил убивать людей. Это противоречило самой сути его ремесла. Но на самом деле, если уж быть честным до конца, он боялся. Боялся того, каким восторгом упивается внутренний зверь, глядя на стекленеющие глаза покойников, ощущая горячую кровь на руках. Зайди по этой тропе чуть дальше, и следующий дознаватель может прийти уже за твоей головой. Корпус должен постоянно самоочищаться, это вбивали в головы адептов во время обучения, это подтверждала практика после инициации. Это было необходимое зло. Но нравилось ли это Хансу? Нет, Хансу это чертовски не нравилось.
Вернер отдавал себе отчет в том, что производит довольно мрачное впечатление даже на охотников, так что с попутчицей старался вести себя мягко, даже, страшное дело, пару раз улыбнулся. Это было несложно, девушка оказалась крайне миловидной и дьявольски обаятельной, а Ханс, хоть и был наполовину гончим псом Корпуса, на вторую половину все же оставался мужчиной. Он украдкой поглядывал на ее точеный профиль, пытаясь припомнить, не встречалась ли она ему в столице, в чертогах? Похоже, что нет. Такие запоминаются. Вероятно, Арлетта была из тех охотников, что больше работают головой, нежели клинком, потому что многих вчерашних адептов Ханс знал как раз по углубленному курсу практического фехтования против нелюдей, который он вел несколько лет. Девица, кажется, была не прочь пообщаться, и даже Единый не сумел бы упрекнуть ее в отсутствии попыток наладить контакт, но односложные ответы Вернера не располагали к непринужденной беседе, и остаток пути до Веллингтона охотники проделали в тишине.
Передав поводья Ветреницы парнишке-конюху, Ханс бросил ему монетку. - Лошадей почисти хорошо, фуража не жалей. Будет нужно, доплатим, - сказал он слуге и добавил, показав клыки, - Если что-то из поклажи пропадет - найду и съем.
Притороченный у седла тяжелый меч Ханс отстегнул и так, положив его на плечо, шагнул в полумрак постоялого двора. Заведение пустовало, так что на опознание контакта много времени не потребовалось. Не тратя время на плешивого хозяина, Вернер сразу проследовал к одинокой фигуре дознавателя, ибо никем иным единственный посетитель "Его величества Фридриха" быть не мог.
- Лорд Джозеф? - Вопрос не подразумевал ответа, был скорее данью вежливости. - Ханс Вернер.
Серебряная собачья голова на цепочке не оставляла пространства для разночтений и дополнительных пояснений, как и оленьи рога на инсигнии дознавателя. Не дожидаясь приглашения, Ханс сел, положил шляпу на стол, прислонил меч к стене и не мигая уставился на собеседника без малейшего намека на дружелюбие. Если охотников не любил простой люд, то дознавателей не любил вообще никто, даже другие охотники. Потому что дознаватели суть охотники на охотников, а быть дичью - штука неприятная. Сегодня они работают вместе, а за кем этот тип придет завтра? За Хансом? Арлеттой?.. Ханной?
-
Ах, какое описание внутригородских клубков змей! Аж до мурашек пробирающее!
-
Здорово! Особенно городок под одеялом благочестия классно вышел!
-
Ханс может менять фамилию с "Вернер" на "Роршах") ссылка
-
Ханс конечно колоритный тип, нравится 🔥
-
Чувствуется охотничий опыт)))
-
Чем-то напомнило сходу памятную фразу Холмса про то, что «в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности»
А так… интересно будет работать с таким персонажем, да, интересно…
-
За восприятие города!
|
Сания процарапала ногтем по карте маршрут "Остин-Остроги", глубоко вздохнула и выдавила из себя улыбку, взглянув снизу вверх на спутника.
- Погоди, свернуть всегда успеем. Нужно кое-что проверить. Тут, понимаешь ли, такое дело... - её взгляд, следовавший за мускулистой рукой Леви, поглаживающей Полковника с удивительной для вояки нежностью, невольно потеплел. Вставая, она улыбнулась стрелку опять, на этот раз от души.
- Карты ошибаются, ты прав. Но это всё-таки карта Корпуса, будь она неладна, - объяснила Сания, затем добавила с сарказмом: - Если верить ей, ты уже часа четыре как полощешь горло в трактире в Острогах. Если в этой дыре имеется трактир, в чем я имею честь усомниться.
Она снова нырнула в седельную сумку и вынырнула с карандашом в руках и двумя кусочками сахарку для лошадей.
- Заслужили, ребята, держите!
- Леви, клянусь задницей Корнишона, мы ехали на север, как и следовало! А заехали не пойми куда. И это странно. Сдаётся мне, дело не в карте.
- Глянь-ка сюда! - Неловкий взмах фонаря нечаянно послал луч света Леви прямо в глаза, на мгновение ослепляя.
- Ой, прости. Смотри-ка. Мы проехали около 20 миль с полудня, - она говорила, снова склонившись над картой и очертив круг от некой точки, в которую теперь тыкнула пальцем для наглядности. Работа, казалось, немного успокоила её.
- Вот, видишь. Если бы мы заблудились каким-то чудом, то в какую сторону бы не уехали, всё равно бы оказались где-то в приделах этого круга. Понимаешь? Тогда осталось бы найти какой-нибудь годный ориентир, чтобы понять, где именно. Только, я почти уверена, что мы не заблудись. То есть, заблудились, конечно, но не потому, что нечаянно свернули не туда или карта врёт. Леви, здесь дело не чисто! - в голосе Сании зазвучал энтузиазм, такой поворот, очевидно нравился ей больше, что собственная ошибка.
- Нам, пожалуй, ничего не остается, как отправиться по этой дороге. Ты опять прав, - она улыбнулась спутнику в третий раз и кивнула, запоздало соглашаясь. - Только у меня нехорошее чувство, что нас на нее заманили. Очень уж настойчиво приглашают. Так что, боюсь, с местными могут возникнуть проблемы. Будь настороже.
-
Хорошие слова, и клятвы правильные!
-
Отличный отыгрыш, Сания живая и яркая!
|
Леви никогда не слыл большим интеллектуалом. Вполне заслуженно, как он сам признавал. Мозги его ещё с детства шевелились нехотя, с большим скрипом усваивая науки во времена обучения в Чертогах. Мальчишкой ещё, в те времена он невыносимо скучал на занудных уроках со строгими учителями, и ему не терпелось поскорее дорасти до отработки приёмов на манекенах, учебных спаррингов и прочих профильных занятий - уж там он себя покажет, ещё как! Большинство усвоенных знаний в его голове выветрилось, а остаток добила амнезия, так и не долеченная до конца. Но вообще-то, тупым он не был - скорее, недисциплинированным. Не умел он заставит себя думать и анализировать что-то, что ему совсем неинтересно. К чему, по мнению Леви, Королевскому Охотнику нужно учить, какой там по счёту Карл в каком бородатом году какой именно подписал Великий Статут? Ну, или там, в какой точке отрезка встретятся два летящих навстречу друг дружке с разной скоростью гуся? Или что надменный сальноволосый учитель получит, если смешает корень златоцветника и настойку полыни? Или что там на самом деле означает крылатая фраза "Aquĭla non captat muscas", и прочая такая чушь? Дело охотника - убивать всякую нечисть, дайте уже чертов меч, а лучше ружьё! А все эти знания лишь захламляют его голову, словно старый чердак. Вот и не задерживались в симпатичной ветреной голове Леви никакие ненужные, по его мнению, знания. Но, так-то, ум у него был, и даже воинская служба за полтора года не смогла ничегошеньки с этим поделать. И умом этим Леви пользовался. Он думал.
Да, думал. Всё это время, с самого начала думал, ещё когда только-только прибыл в Остин, дожидаться неведомую напарницу. Думал даже тогда, когда уместил у себя на коленях ладную девку, разносчицу в этом трактире, и шептал ей в самое ухо что-то такое, от чего она неприлично-громко хихикала и деланно, без всякого усилия, отпихивала бравого экс-карабинера от себя. Думал, даже несмотря на то, что в голове шумело от выпитого, а на столе перед ним, словно солдаты на смотре, выстроилась уже целая шеренга опустошённых деревянных кружек. А думал он вот о чём - уж до чего скорбная ситуация была с его памятью в последнее время, а всё ж не припомнил он такого случая, чтобы на дело отрядили сразу семерых охотников. Обыкновенно за глаза хватало двух-трёх - к чему больше-то? На четверых-пятерых и награда плохо делится, тем более что приходится отстёгивать половину Корпусу, так что чтобы послали больше трёх - это должно крепко запахнуть жареным. И что же такого случилось в этом их Гримфолде, что понадобилось сразу семеро? В подвале местной церкви завёлся сам Верховный Архидемон, повелитель Преисподней, и искушает местного священника злоупотреблять церковным вином? Шутки шутками, но рациональная сторона личности Леви вполне находила в таком раскладе повод для тревожного звоночка.
И всё же, Леви не тревожился - не имел такой привычки. Более того, даже предвкушал нечто интересное, что станет проверкой для его навыков. По правде говоря, руки-то у него чесались уже давно - всегда хотелось, фигурально выражаясь, прибить над камином башку какой-нибудь особо крупной дичи, чтоб было чем гордиться. Понадеялся вот недавно на вервольфа, про которого нарассказывали столько небылиц, а там... Эти волки лишь раздразнили впустую его адреналиновый голод. Суеверные селяне, по большому счёту, могли бы и сами справиться с десятком серых шавок, которые навели на них столько страху. Ну, зато они всё равно заплатили, хоть Леви и честно сказал, что никаким оборотнем там и не пахло - честные люди, и принципиальные, редкость в такое лихое время. Пребывать подолгу в задумчивости Леви тоже привычки не имел. А зачем? Думай - не думай, бойся - не бойся, а приказ выполнять надо. В этом и у армии, и у Корпуса была полная моральная солидарность. А покуда его не погнали в очередную забытую Единым дыру, можно было развлекаться дальше. Времечко летело, как птичка, полученный гонорар стремительно таял, а Леви выигрывал уже пятое состязание в "кто кого перепьёт" с местным мужичьём. На выигранное - тут же покупал пива для всех посетителей таверны. Трактирщик-то, небось, будет этот день ещё долго вспоминать - обогатился как никогда.
Когда прибыла Сания, Леви уже был удручающе-трезв. Это было раннее утро, деревня по большей части ещё спала, Леви лечил утреннее похмелье, плавно переходящее в новый этап пьянки. От гонорара к утру остались лишь гроши, которые он уже обратил в холодный, только что из погреба, кувшин с элем. Санию он ждал давно, ещё с момента, как услышал от координатора слово "охотница" - уж больно любопытно ему было, а красивая ли. И да, красивая, просто-таки столичная леди из высшего света! Чистое личико, ухоженная кожа, большие голубые глаза, а фигурка... О, что за искушение! Ну Леви-то сразу перья распушил, как полагается - как привстал, как улыбнулся самой обворожительной из своих улыбочек, как приподнял свою карабинерскую треуголку в галантном жесте, мол, так и так, не иначе я умер и попал в рай, что передо мною предстало такое ангельское создание... А дальше было одно разочарование. Сидеть и пить с ним Сания(так охотница назвалась) отказалась наотрез - вот прям сейчас ей подымай задницу, ружьё под мышку, и бегом марш в седло. И ни лесть, ни комплименты не действуют - девица знай себе краснеет, отворачивает разрумянившееся личико, а потом берёт себя в руки, сдвигает свои ладные бровки к переносице, хмурит взор и строго так требует не тратить время. Это же надо - из всех девчонок, служащих в Корпусе, именно ему попалась такая зануда и такая недотрога!
Ну, делать нечего, пришлось собираться. Торопливо допив из кружки и ещё отхлебнув из кувшина, Леви был утащен прочь от стола, на улицу, где всё-таки пришлось лезть в седло, верхом на старину-Полковника. Как отъехали от Остина, Леви попробовал вновь начать непринуждённую беседу. Получилось неплохо, первоначальное впечатление о Сании немного выправилось. Всё-таки не зануда. Не затыкает Леви на каждом шагу, слушает, в нужных местах восхищается, в нужных смеётся. Только вот всё равно недотрога! Чуть только попробуешь "прощупать почву" - а она сразу дичится. Разговор прерывает, лошадку свою пёстренькую пришпоривает, и проезжает чуть вперёд, дескать, мне ваше общество более неинтересно. Леви какое-то время молчит, конечно, и позволяет обоим ехать в тишине, но потом всё равно становится слишком скучно, и он снова выдаёт нечто типа "а зябко сегодня, леди Сания, не находите?" - и светский разговор начинается вновь.
Так охотники и скоротали первые сутки пути. Когда к концу подходили вторые, Леви уже рассказал Сании примерно половину своих забавных армейских историй(в них частяком фигурировали всякие неприглядные стороны жизни), и в процессе успел выдать с два десятка комплиментов разной степени приличия. Он знал, какая будет реакция, но как раз это и находил забавным - уж очень потешно было выводить скаутку из душевного равновесия в те моменты, когда она совершенно этого не ожидает. Но когда начал наступать вечер, поводов для смеха становилось всё меньше, а всяческие разговоры как-то сошли на нет. Сания всё больше беспокоилась, всё чаще и внимательнее рассматривала карту, вертя её и так, и эдак. Леви поначалу тоже подшучивал, но постепенно и ему становилось не до смеха.
Когда же Леви увидел дерево... Он бы сам себе в этом никогда не признался, но ему стало не по себе. Сколько бы он там ни подшучивал над Санией последние пару часов, он отдавал себе отчёт в том, что скауты вот так вот просто не ошибаются. Если уж по непрофильным предметам посачковать было можно, то свою специальность охотники, хошь-не хошь, а изучали досконально. Леви ещё не понял, как именно и в какой момент, но уже чуял, что парочка охотников попала в какой-то переплёт, из которого совершенно неясно как выпутываться. Но именно поэтому Леви натянул на лицо свою извечную расслабленную улыбочку, чуть обгоняя остановившуюся на дороге Санию. – Неужели, леди Сания, вам настолько понравились здешние красоты, что вы специально решили проехать в этом месте дважды, чтобы ещё раз увидеть сей прекрасный пейзаж? – С деланной чопорностью произнёс он, полуобернувшись к напарнице и придержав пальцами кончик треуголки. Слово "прекрасный" он прям выделил иронической интонацией. – Потому что, если мы не заблудились, больше у меня объяснений нет. Однако, взглянув на Санию, Леви понял, что сейчас ей не до глупых и немного издевательских шуточек. Девушка уже в сердцах бросила свою карту в землю, хотя до этого очень ею дорожила, и даже не давала Леви держать её в руках дольше пары секунд. – Спокойно. Не нервничай. – Леви попытался немного успокоить раздражённую охотницу. – Это же север, дьяволова задница как она есть. Когда тут последний раз был какой-нибудь картограф? Неудивительно, что карта устарела и по ней никуда толком не выедешь. Когда я служил в армии, у нас в штабе вообще все карты были устаревшие. Вот из-за этой чёртовой карты мы и заплутали. Но это же ерунда. Пустяки.
Леви подошёл поближе к охотнице, держа за поводья своего коня и поглаживая его по морде. - Дороги тоже просто так не появляются. - Рассуждал он вслух. - Обычно они ведут к тем, кто их протоптал. Куда бы мы ни пошли, куда-нибудь всё равно придём, а там уж сориентируемся. Мы же в прошлый раз влево повернули, так? Ну в этот раз свернём вправо. Может, и правда спросим дорогу у местных.
-
🔥
-
Хороший охотник, яркий такой и живой)
-
Мощный пост! Встала ночью водички попить и зачиталась!
-
У Леви шикарный живой и яркий концепт, а отыгрыш сходу ухватил атмосферу контракта 🔥
|
Казалось, давно уже не осталось в мире угрозы, против которой придётся объединяться Героям. Поветрие развеяло это убеждение, заставив их вновь вспоминать, каково это – сражаться плечом к плечу. За это знание пришлось заплатить дорогой ценой, отдав Зелёной Смерти Вестницу и Меча. Теперь Латник почём зря не рвался вперёд, удерживая возросший напор на всём протяжении долины, отражая напор не сходя с места. А поверх него, безумно хохоча, Хор устроил настоящее извержение, изобразив из себя вулкан – из рук его били вверх гейзерами потоки пламени, утопив замерзшую от вьюг Стужи до этого долину в огне. И среди всполохов огненных заклинаний шагали безмолвные ледяные воины Стужи, сдерживая основной поток зелёного тумана своими телами. Казалось, уж теперь-то инициатива на стороне защитников: заклинания Хора жгли то, что прорывалось сквозь неизменно поднимаемые Стужей ряды, а Молчунья точечно уничтожала любые попытки Поветрия обратиться в что-то такое, что могло бы преодолеть тройную преграду, призванную сдерживать её – будь то это образы стрелков, магов или очередная попытка тумана обратиться гниющим подобием дракона. Под таким напором даже Вестница Поветрия отступила, затерявшись среди ядовито-зелёных теней, растворившись в этой дымке тумана так что Молчунье никак не удавалось отыскать её в суматохе боя – приходилось появляться там, где это было более необходимо. Но зато и отряду НикРоан теперь было где развернуться – Латник никуда не уходил, как и большинство Героев, и солдаты Простачки сосредоточились на флангах, облегчая Латнику сдерживание тех небольших ручейков тумана, что прорывались сквозь морозную гвардию Стужи и огненные реки Хора. Брона взяла на себя левый фланг, а Руперту-Старику доверила правый: его серой масти конь почти смешался с туманом, и до Простачки иногда лишь долетали его громогласные приказы. Казалось, Герои и примкнувшие к ним люди нащупали ту точку, к которой приложив усилия, они могли сдерживать Поветрие сколь угодно долго. Ложь. У всех способностей есть предел. Будь Молчунья настоящей повелительницей над Пространством и Временем, ей бы не составило труда изменить ход событий, обратить его вспять. Но её способности были ограничены; на том уровне, что давали ей возможность соперничать с Мечом или Вестницей в поединке. Но не с двумя сразу. Поветрие же, впитав в себя силу и мастерство одного и скорость и точность другой, было быстрее и смертоноснее. Поймав момент, когда тень Молчуньи перенеслась далеко вперёд, туман вновь выплюнул из себя искаженный образ Вестницы. Как молния она промчалась по правому флангу, сметая прочь ледяную армию, подбрасывая отдельных её солдат вверх, и лишь отмахиваясь копьём от огня Хора. Как тростинки скосил её двузубец правый фланг и она оказалась под стенами крепости. Но не они были её целью, но прежде чем стало понятно, кто именно, было поздно. Сверкнуло изумрудной молнией копьё... Стужа внезапно ощутила резкую боль в груди. Словно две пчелы ужалили одновременно: ледяное тело притупило боль, и только когда волшебница обратила взгляд вниз, она увидела, что из неё торчит древко копья, ушедшее в грудь больше чем наполовину. Сначала её бросило в дикий жар: это по телу побежали, искрясь, зловещие тёмно-зелёные огоньки Поветрия. Ещё немного – и она станет кормом для космической саранчи... И тогда Стужа вновь обратила свою силу против себя, как это сделала уже однажды, с целью сохранить себя от течения времени. Только теперь уже не пыталась она спасти себя, а лишь навсегда остановить этот проклятый огонь, пожиравший сейчас её тело... Волшебница заискрилась, окруженная мириадом снежинок, и над Крепостью вновь взошло солнце: только теперь оно было полно ледяной синевы, не дающее тепло, а наоборот, отнимающее, и все кто смотрел на него жмурились не только от яркости его света, но и от холода, резавшего глаза. Рассыпались прочь ледяные воины, но ледяной ветер, поднявшийся с севера, отбросил Поветрие прочь, и Моровую Вестницу тоже; в тот же миг подле неё оказалась Молчунья, обезглавив убийцу одним удачным ударом. — We are the future, — шепнуло Поветрие Молчунье, обратив невидящие прорези шлема, через которые сквозил Голод, на неё. — Surrender, little thing. А в долине вдруг выросло дерево из чистого льда: оно появилось на месте, где копьё пронзило Стужу, и поднялось выше крепостных стен, искрясь и сверкая в лучах уже поднимающегося настоящего солнца, но не таяло. А вслед за ним, раскинувшим ветви над долиной, поднялись на месте ледяных воинов сотни и тысячи белоснежных цветов, будто бы выточенных изо льда. И хотя отброшенное к самым горам Поветрие в этот раз никуда не отступило, не рассеялось при свете дня прочь, но идти по этому бескрайнему морю снежных цветов оно не могло так же быстро, как шагало по траве: своей жертвой Стужа успела задержать армию Зелёной Смерти, дав им небольшую передышку. Вот только теперь осталось уже из Шести героев половина, а отряд Простачки из всего дрэнга едва ли мог отсчитать двадцать человек. И кроме того, не было больше среди них её правой руки, Старика. Тело его осталось где-то на поле, похороненное под снежными цветами Стужи. Но некогда было предаваться горечи, и уж тем более думать о том, чтобы их похоронить как подобает: вдалеке уже маячили тени Поветрия, вновь преобразившегося. Теперь они напоминали Латнику ледяных великанов, вот только вместо голов у них была пустота – зато тело будто было создано из сотен кричащих на разные лады лиц. Их пустые глазницы слепо смотрели в разные стороны, а рты были раскрыты в беззвучном стоне. Простачке показалось, что некоторые лица – и, о Покровители, особенно одно из них! — её до боли знакомы...
-
Красиво получилось. И то, что Вестница защитила Стужу, и то, что её искажённый образ её и погубил.
-
Все страньше и страньше, все страшнее и страшнее.
-
Очень красиво
|
-
- Воу воу воу, хееееей, враги государства - протестующе поднял ладонь Муха, глядя на Расписного. - Какую ответственность, какие косяки? Дядя, ты вообще кто? глас рассудка
|
При неверном свете костра, лишь самую малость разгоняющего ночную тьму, едва можно заметить светловолосую девушку, кутающуюся в широкий темный плащ. Склонившись над листами бумаги, она то покрывает их размашистым широким письмом, четкие буквы которого безмолвно свидетельствуют, что грамотности она обучилась уже в зрелом возрасти, то в задумчивости грызет кончик пера, прикидывая, о чем еще ей хочется рассказать. В голове ее – уйма мыслей, вопросов и домыслов, но стоит попытаться их сформулировать, как сразу наступает ступор. И тогда светловолосая девушка тянет руку к кружке с травяным отваром, делает большой глоток и в задумчивости продолжает смотреть на грациозную пляску языков пламени. А когда рассуждения облекаются во плоть слова – снова продолжает писать. «Брона НикРоан – так меня зовут. Простачка, как обращаются ко мне друзья – или Простак, как говорят те, кто помнит, как я носила личину «юноши Брана». Сегодня, как и вчера, как и три дня назад, я мчусь во весь опор к Крепости Стражей – первому заслону на пути той непознаваемой напасти, что пришла в королевство. Каждый день в седле я провожу по восемнадцать-двадцать колоколов, и теперь и спина, и седалище – все болит так, что хочется скулить. На что я считала себя закаленной – к таким нагрузкам я все-таки не приучена. Но показывать слабость нельзя, ведь именно меня Его Величество избрал спутницей Великой Шестерки – несказанная честь, до сих пор остающаяся для меня загадкой. Впрочем, они, кажется, понимают, что обычной смертной вроде меня нужно время на отдых – сами бы они скакали без остановки, прерываясь только на то, чтобы сменить лошадей. Чувствую, что смысл в таком назначении один – быть символом того, что рядом с величайшими из героев, бессмертными защитниками королевства, плечом к плечу стоят и простые люди. Но почему я? Андреас лучше владеет мечом, Конхобар гораздо более стоек, Гера ловка, как гадюка в траве, у Домналла стрелы срываются с тетивы раза в три чаще, чем у кого бы то ни было. Я тоже кое-что могу, и уж точно не вхожу в число худших рыцарей Лимерика, но все-таки, все-таки... Однако королевскую милость не обсуждают. Я не представляю, как можно описать этот восторг от знакомства с живыми легендами, да еще и всеми одновременно: я сразу ощущаю себя маленькой девочкой, впервые оказавшейся на турнире, и незамедлительно оглушенной яркостью красок, и звучностью титулов. Губы сами расползаются в улыбке, и в глазах плещется, наверное, щенячий восторг. Но я, хоть и Простачка, но не дура, и понимаю, как позорно это смотрится со стороны, так что предпочитаю держать себя в руках, наступить на горло собственной песне и не лезть к ним с предложением выпить и поболтать о житье-бытье. Я от них столь же далека, как и любой простой латник под моим началом, и вряд ли попытки стать ближе будут восприняты адекватно. Я даже не помощник, потому что катастрофически не дотягиваю до их уровня, а так, что-то молодое и зеленое, как трава весенняя. И все-таки, не смотря на все написанные сомнения, я не собираюсь стоять столбом, ожидая, что Герои все сделают за меня, а самой приносить им бурдюки с вином, вытирать пот и аплодировать могучим ударам – не дождетесь! Я, конечно, не великая воительница, и даже не лучшая из ныне живущих, но все равно: буду делать то, что должно, на пределе всех своих сил и за их краем. Не ради того, чтобы заслужить одобрение Шестерки, хотя, конечно, тоже хочется, не ради собственной славы, хотя и это тоже весьма приятно – ради того, чтобы наступило завтра. И, надеюсь, в этом завтра найдется место и для меня».
После короткого сна – новая скачка, и нет времени любоваться красотами пограничья. Девушка клюет носом, иногда проваливаясь в короткую, похожую на забытье дрему, и приходит в себя только тогда, когда за кромкой леса вырастают светлые башни крепости, окаймленные золотом ярких солнечных лучей, пронзительно-чистые и спокойные на фоне небесной лазури. НикРоан устало улыбается – наконец-то цель достигнута! Долгого отдыха, конечно, не предвидится, но само осознание, что больше никуда не надо будет мчаться, радует. Въехав под своды цитадели последней, воительница скидывает капюшон плаща: скрывающий лицо шлем и тяжелые доспехи ждут своего часа в переметных сумах заводной лошади. Она улыбается, видя в толпе солдат знакомые лица, с кем-то здоровается, с кем-то перебрасывается незатейливыми шутками, у кого-то интересуется здоровьем жены и детей. Вся эта веселость наполовину естественная, наполовину напускная: Простачка понимает, сколь тяжело воинам оставлять родной гарнизон в преддверии пришествия Зеленой Погибели, и пытается их как-то приободрить и вселить уверенность и в самих себя, и в то, что Шестерка наверняка остановит чудищ. Но вот раздается громкая команда – и солдаты в едином порыве опускаются на одно колено перед теми, кто в час нужды пришел их спасти, поставив свои вечные жизни щитом на пути непознаваемого ужаса, пришедшего словно из ночных кошмаров. Брона смотрит с высоты седла на лес склоненных голов и чувствует, как шею и щеки заливает краска – словно она, Простачка, случайно украла порцию надежд и ожиданий, предназначенных не ей. Она и сама была бы рада присоединиться к тем, с кем когда-то хлебала из одного котелка, но понимает, что это уже невозможно: назначение в помощь Шестерым возвело непреодолимую стену между ней и солдатами, и при этом ни на йоту не приблизило к бесконечно далеким Героям, в которых человечность мало-помалу зарастала быльем, оставляя только ослепительно яркий свет.
Дождавшись, окончания церемониала передачи крепости и тепло попрощавшись со знакомыми из уходящих, Брона уже собирается воспользоваться недолгой передышкой, чтобы побыть одной, как слышит топот копыт и зычные выкрики. Оставшись посмотреть на причину суеты, девушка, к вящей своей неожиданности, узнает в прибывших конниках свой отряд-дрэнг, ведомый Рупертом. Смурное лицо воительницы словно солнышко озаряет, и она, дождавшись, пока всадники спешатся, крепко обнимает и Старика, и других своих людей, не задумываясь даже за радостью встречи о причине их прибытия. Руперт, впрочем, делать тайну из цели отряда не собирается, уведомиы предводительницу, что прибыл воевать, жить и умирать плечом к плечу с ней. И как не пытается Брона убедить его в обратном, ссылаясь на королевскую волю, уезжать не собирается. Точку в споре ставит прибывшая на шум спора Вестница. НикРоан подбирается вся, распрямив спину и расправив плечи, и с каменным лицом хорошего, исполнительного воина выслушивает слова – а, вернее, плохо замаскированное повеление одной из Шести. И все можно было бы оставить так, как есть, но командир этого дрэнга – именно она, а, значит, именно за ней и должно было остаться последнее слово. Преодолев призывающую молчать в тряпочку скромность, Простачка звонко объявляет: - Братцы, вы слышали слова Вестницы! Кто не готов сегодня умереть, кто должен вернуться к семьям – прощайте, я вас не останавливаю и зла держать не буду: вне зависимости от выбора, ваша Простачка счастлива была всех видеть! А кто останется, тот, может быть, умрет, но умрет со славой и возродится в памяти потомков! Выбирайте, а пока… Радуемся! Стены старой цитадели сотрясает громовой крик десятков глоток, выкрикивающих старый, древнее самого королевства, девиз тех, кто идет на смертный бой с улыбкой на лице и светом в сердце.
…Посидев какое-то время со своими людьми, НикРоан оставляет их, удалившись на вершину одной из башен. Маетно ей, неспокойно на душе: ни эль, ни разговоры, ни песни не помогают. Тренироваться бессмысленно: более того, сейчас это также вредно, как кормить псов перед охотой. Но чем-то руки занять надо, да и голову тоже – и у девушки есть на то идеи. Вышивку, конечно же, никто не назовет достойным рыцаря ремеслом, но рыцарем-то себя Брона и не чувствует. Вот и теперь, прислонившись спиной к нагретым солнцем камням зубцов, она раскладывает белое полотно нижней рубахи, на который цветными нитями уже размечен контур растительных узоров – по вороту, по рукавам, по подолу. Ловко орудуя иглой, Простачка тихо мурлычет себе под нос старую песенку, под которую она засыпала, будучи еще совсем ребенком: «Я сплетаю красный шелк, белый шелк, зеленый шелк, Я сплетаю этот шелк, будет хорошо…». Простые, с детства знакомые слова, рефрен звуков успокаивают, настраивая на немного флегматичный лад. Только раз нарушается спокойствие – явлением Героя Хора. Подскочив, девушка со все возрастающим удивлением выслушивает самого таинственного из Шестерки, и только на пожелание удачи судорожно кивает: - Спасибо, достославный Хор, - она на миг задумывается, стоит ли добавить что-то еще, - и вам удачи тоже: пускай монетка всегда выпадает только так, как загадано, вот.
А потом, когда становится заметно, что все Шестеро, словно повинуясь неслышимой команде, спешат на южную стену, НикРоан облачается в свежую и чистую рубаху с так и недошитым узором, облачается в доспехи и спешит вслед за остальными, по дороге отдав Старику указание в бой без нужды не лезть, а наблюдать, использовать, при необходимости, крепостные баллисты и в целом быть мобильным резервом. На стену она приходит одной из последних, зябко кутаясь в плащ и стараясь укрыть лицо от холодных поцелуев призванных Стужей снежинок. Вместе со всеми выслушивает Глашатая Погибели, скривившись от отвращения при виде его безобразной сущности. А потом, когда лавина ужасных существ единым зубастым валом обрушивается на ставший воистину Последним Стражем бастион, просто старается сначала выжить и поразить как можно больше недругов, а потом – прикрыть спину Латнику и Мечу. Хоть на это-то она способна?
-
Не ради того, чтобы заслужить одобрение Шестерки, хотя, конечно, тоже хочется, не ради собственной славы, хотя и это тоже весьма приятно – ради того, чтобы наступило завтра. И, надеюсь, в этом завтра найдется место и для меня». Оно обязательно наступит. И я надеюсь, что НикРоан его увидит!
-
НикРоан облачается в свежую и чистую рубаху с так и недошитым узором
И в один из дней поутру, как гласит легенда, Как и полагается, ты встал в стремена, Всех, как полагается, пославши на... Хороша та сказка без happy end'а!(с)
-
стильная задумка с дневником, который ведёт Брона, жаль в таком формате игры её вряд ли выйдет толком реализовать
|
Люди любят тянуться к знаниям. Они ищут ответы на вопросы, вопросы на эти ответы, и вновь, и вновь, и вновь…
Хор нашел их все. В его голове были все ответы. Кроме одного: какой из ответов был его собственным. Или правильным, если уж на то пошло.
Хотя и на это ответ был, как ему подсказывала его часть: все они были правильными. Любой ответ на любой вопрос был правильным - и неправильным. Любая истина в мире была истиной и ложью. Любая ложь в мире была истиной и ложью.
Например, “Герои всегда побеждают”.
Хор захихикал.
Перед ним человек, обычный человечек, коих в Хоре были миллиарды, передавал свою власть Герою. Стульчику. Столику? Хор нахмурился. Двери? Сторожевой собаке? Забору? Замку? Черепахе? Броненосцу? Стальной обшивке? Ах! Латнику. - Да-да! Латнику! - довольно провозгласил Хор. Его радовало, что он вспомнил свой ответ.
===
Когда знаешь все ответы - хочется ими делиться.
Хор подлетел к Стуже. Облетел вокруг неё несколько раз, создавая за собой шлейф из разноцветных снежинок. - Королева Льда, Королева Знаний. Ты и сейчас думаешь о том, что в Поветрии - смерть и знания. Знания и смерть. Забавно, правда? Льды тают. Знания - тоже. Знания тают под светом новых знаний, бесконечно, раз за разом. Стоят ли они хоть чего-то, если в конце концов все они неверны? Хор облетел разок еще вокруг Стужи. Рассмеялся. Улыбнулся. Заплакал. - Мне тут подсказали, - голос Хора внезапно был серьезен и нормален - словно из далекого прошлого. - Что ты была моей ученицей. Или уже не мой. Или уже не была. Замолчал ненадолго. И рассмеялся во все горло, улетая от нее.
Следующими были Латник и Меч. Подождав, пока Латник проводит уползающих черв… а, простите. Это люди. Точно, люди! Две руки, две ноги, одна голова. И столько надежд. Но не важно! - Знаете, что будет, если Неостановимый Меч ударит Непреодолимого Латника? А я знаю! Хор вновь расхохотался, в этот раз почему-то басом. - И знаю, чего не будет. А у вас лишь один шанс узнать. Стоит ли умирать без ответа? На этот вопрос у вас ответа нет. Шут перевернулся вниз головой. - Всё в этом мире перевернулось с ног на голову! И только мы, только мы, видим его как он есть и как его больше нет! Грустным голосом дальше он продолжил: - Вас никто не ждет. И если умрут все - вас даже не останется в памяти. Никого не останется. Последняя фраза была произнесена максимально серьезно. После нее Хор, не переворачиваясь обратно, медленно удалился от Латника и Меча.
- Тихая!.. Хм. - Хор нахмурился, приземлился, сел на землю. В голове его проносились бесконечные версии. - Ах! Молчунья! Как тебя сложно найти… А если тебя нельзя найти, то есть ли ты на самом деле? Маг залетел в часовенку к убийце, смеясь, как театральный злодей. - Ах! Хах! Хах! Вот я тебя и нашел! Твой самый страшный страх! Замолк резко. Продолжил высоким, почти девичьим голосом: - Я боюсь людей! Но я верна себе и своему Королю! Я буду убивать за него, я исчезну за него! Живу лишь для него! Хор перешел на серьезный голос. - Живешь ли ты? Кто ты? Где ты? Когда ты? Что ты? Человек? Герой? Мимолетное виденье, гений чистой пустоты? После тебя останется дорога смертей и пустота. Рассмеялся. - Но пустота никогда не остается пустотой. Пустота жаждет наполниться. А теперь молись - но тебе никто не ответит.
Голоса, перекрикивая друг друга, спорили, кто же будет следующим: первым кандидатом в итоге был выбран Охотник. После дальнейшего обсуждения, единогласным голосом самого Хора было принято решение, что такого Героя сейчас нет.
Потому Хор направился к к Вестнице. - О первая из равных! О равная из первых! О несущаяся на смерть героиня в сияющем доспехе! - начал маг возвышенно, но потом остановился, словно опомнившись, и продолжил уже обычным, даже разочарованным голосом. - А, ошибся. Это просто Вестница. Хор рассмеялся - неприятным, действующим на нервы смехом. - Всегда вперед. Никогда назад. А иногда весь просто надо сделать ма-а-аленький шажок назад - и картины рисуются! Крупнее, подробнее, полнее. Коням цепляют шоры, чтобы видеть лишь вперед. Но ты нацепляешь их себе сама. Зачем? Маг словно серьезно задумался над вопросом, потирая подбородок своей маски. - Ах! Чтобы видеть только то, что хочешь! Или нет. Секунду. Ты же и так видишь всё, сквозь любые преграды и границы. Кроме тех, что делаешь себе сама. А там, по ту сторону… интересно. Хор рассмеялся. - И страшно. После чего полетел осматривать замок, ради интереса. Игрушечный такой, слово из пряников! Пряничный домик, для пряничных людей. В котором они прячутся от пряничных врагов в пряничном мире.
Но почему-то во дворе была еще одна фигура. Хор неуверенно подлетел к Простаку. Облетел, внимательно осмотрел со всех сторон. - А ты кто? Я не помню таких. А, он помнит, - Хор махнул рукой куда-то в сторону. - Оруженосец. Для Героев. Задумался. - Зачем? Героям не нужен оруженосец. Нам ничего не нужно. Нам не нужна ни слава, ни еда, ни сортир! - Остановился. - Ладно, мне тут подсказывают, что слава может быть кому-то нужна. И от еды бы они не отка… Так, хватит мне мешать! Хор пару раз стукнул себя по голове, после чего прочистил горло. - Кхм. Кхм. Вот. Но ты же - человечек. Маленький, слабенький. Маленькое ничтожество. Подлетел поближе, приблизился своей маской прямо к лицу Броны. - Удачи. Только и сказал он, потрепал ее по голове заботливо, и улетел на стену - смотреть на приближающегося врага.
-
Да уж, безумие и мудрость сплетаются в Хоре неразрывно!
-
-
Мне понравился индивидуальный подход к каждому -)
-
концепт персонажа открывает почти безграничный креативный простор, и здесь, на мой вкус, реализация вышла исключительно годно
-
Самому скромному человеку
-
Люди любят тянуться к знаниям. Они ищут ответы на вопросы, вопросы на эти ответы, и вновь, и вновь, и вновь… Хор нашел их все.
Жуткая перспектива, если задуматься!
Хор вышел классный, хорошо разбавляет наши торжественно-героические позы, речи и мысли порцией здоровой иронии.
-
За философичность!
-
Замечательно
|
|
-
— Сохраняем скорость и высоту, продолжаем сближение, — даже в голосе АСТРИ было больше эмоций, чем в интонациях лейтенанта Руд. Впрочем, почему "даже". У АСТРИ была задача демонстрировать человечность, а у Бренди — только двигаться вперед и баловаться со сканером.
|
-
Когда вы говорите о том, что вы не знаете, сколько на борту дредноута генераторов, и насколько они мощны, вы упускаете то, что я только что описал, насколько он мощный.
|
Бржишек благосклонно принял ошибку Руд. Ему нравилось считать себя матёрым котом, грозой двора. - Да, мы такие, заброды неба. Гордые польские всадники стальных птиц! Удивлён, что вас не подхватил Карл, ведь это же мазурка! Как можно устоять пред ней? Надеюсь ваш мотор всё ещё готов взгреть нас всех, пан! - шутливый салют вилкой, которая так и не успела воткнуться в синткотлету. Затем котовый лейтенант немного стал серьёзней, задумался, а от чего же они празднуют. Прищурился, куда-то на потолок смотрит, разве что губами не шевелит. Ещё миг, взгляд на Фриду, такую же покрасневшую, радостную, совсем не повседневную Фриду фон Гаузен.
- Хмм.. Вообще-то повод есть. Ещё какой! Мы с.. Фридой одолели первый сценарий в режиме мастера! Пускай и со второй попытки. Через тернии, к звёздам, лейтенанты! Небольшая ступень, но показательно, сколь быстро это произошло. Ещё раз, благодарю за танец, Фри. Вы великолепны, и немного тренировок и вы станете переставлять ноги с изяществом настоящей балерины! Я надеюсь, мы с вами ещё потанцуем. Кто знает, может и в более приятной обстановке. - Бржишек всё ещё улыбался. Он услышал обрывок разговора, но пожалуй делиться тем, что Мажена обожала визуальные новелы, было не к месту. Она пыталась показать ему что-то дурацкое про голубей в школе, или вроде того, полгода назад, но поляк не очень понял этого. Хотя игра очень странно преображалась, если углубляться в неё, но в конце-концов пилотов начал дремать, чем довольно здорово задел дочку. Заинтересовавшись мыслями о том, не писала ли мисс Руд сценарии к своим новеллам, Кат-Дзик наконец-то занялся едой, но еда уже немного остыла, а беседу, как и боевой дух отряда хотелось ещё немного поддержать.
- Вы знаете, я не все свои годы провёл в кабине самолёта. Так уж получилось, что я уходил в отставку. Вы когда-нибудь летали как пассажирами, рейсами компании Базз, или может Раянир? Смешно сказать, но за рулём этих здоровяков я возил людей ещё совсем недавно. -
-
[quoteчто-то дурацкое про голубей в школе,
|
-
— Представляешь, если разные АСТРИ собираются где-нибудь там у себя, — лейтенант сделала неопределенный жест рукой, — и косточки нам перемывают. — "А мой вчера..." "А моя так вообще..."
|
Лампы загораются одна за другой, Бренди никак не удается нырнуть в темноту, сколько она ни прибавляет шагу. Приходится так и идти — будто модели или героине третьесортного боевика. Руд сутулится, ей не хочется ни на подиум, ни в боевик. Не хочется, чтобы ее видели. Она не привыкла делать глупости (во всяком случае, одна), а это именно глупость. И еще выполнение дурацкого обещания. Пятьдесят на пятьдесят. Хотя кого она обманывает, в лучшем случае семьдесят на тридцать.
Возле "шестого" Бренди останавливается. Рядом машина Мигеля. Хереса увезли в госпиталь еще в первый день, Руд не успела даже толком попрощаться. Ей следовало бы больше переживать по этому поводу. По поводу Леманн. По поводу всего остального. Но не выходит, голова будто набита тополиным пухом. Контуры мягкие, слова ничего не значат, обо всем можно подумать завтра. Это, конечно, защитный механизм, но сейчас Бренди предпочла бы, чтобы его не было. Иначе вся эта дрянь будет копиться где-то в пуху и жахнет в самый неподходящий момент. Лейтенант садится прямо на холодное шершавое покрытие, скрестив ноги, смотрит на свой "Фалькон". Может, получится заплакать? Ну, давай, вот тебе ночь, вот тебе дождь, вот тебе машина тяжело раненного товарища, чего тебе еще надо, бессердечная ты скотина? Кофе и сигарету? Чтоб мужик бросил? Лейтенант нашаривает в кармане лист с "морским боем", смотрит на одинокий крестик подбитого корабля в углу. Черт его знает, где остальные. Да и не важно: пусть живут, плавают на воле. Однопалубных детишек растят. Плакать не хочется. Злиться хочется, но не выходит. Ну и плевать.
Фляжка нагрелась в кармане. Лучше не задумываться, каково содержимое на вкус. Что происходит с бренди, который хранили в металлическом контейнере в течение шести лет? Руд и сама большую часть этих шести лет провела в металлическом контейнере — то в большом, то в маленьком, крылатом. Что происходит с Бренди, которую хранили...
Свет гаснет.
Лейтенант скребет ногтем по гравировке — ставшее за эти годы привычным движение, почти нервный тик. Ладно, нечего растягивать удовольствие. Вдох, выдох.
— Так получилось, что из нашего звена остались ты, я и эти вот, "пятый" и "тринадцатый", — Бренди обращается к своему "Фалькону", и голос разносится в ангаре дальше, чем ей бы хотелось, — но я их вообще не знаю. Так что ты и я. У меня есть подруга, Мике. Мы с ней учились вместе. Я обещала ей... слушай, да что с тобой разговаривать, ты же самолет. Пей молча. За первый бой. Живы и хорошо, завтра новый день.
Руд поднимается, и свет, конечно, зажигается снова. Девушка сминает клетчатую бумагу, засовывает ее обратно в карман. С третьей попытки откручивает крышку фляги, делает один большой глоток чего-то, напоминающего смесь шампуня и спирта (спасибо, Мике, видно, что ты старалась). Выливает немного на ладонь и проводит по серому металлу фюзеляжа, прямо под номером.
— Знаю, дрянь редкостная, — Руд подносит руку к лицу, втягивает носом воздух и морщится. Надо было хоть салфеток взять. — Говорят, к бренди надо привыкнуть. Не знаю, кому надо, и зачем. Я тебе лучше кофе в следующий раз принесу.
Теперь, когда нелепый ритуал завершен, она чувствует себя еще более по-идиотски. Хорошо бы Вайт все еще торчал у техников. Кстати, вот, кто в теории мог бы выпить с Бренди за первый бой, раз уж он был ее командиром. А вдруг, пока добрый Гудвин не прислал ему новых мозгов, он бы даже согласился? Нет, довольно глупостей на сегодня. Еда. Душ. Сон. Никаких тренажеров, даже если кажется, что нельзя упускать время. Тем более, без надзора лезть в это пыточное кресло себе дороже.
— Раз уж я здесь... — Бренди прикладывает (чистую) ладонь к сканеру. Стоит быстро прогнать диагностику. По крайней мере, если ее спросят, что она тут делала, можно будет не выдумывать ерунды.
-
— Так получилось, что из нашего звена остались ты, я и эти вот, "пятый" и "тринадцатый" Я аж пустил скупую мужскую слезу.
-
Но не выходит, голова будто набита тополиным пухом. Контуры мягкие, слова ничего не значат, обо всем можно подумать завтра. Это, конечно, защитный механизм, но сейчас Бренди предпочла бы, чтобы его не было. Иначе вся эта дрянь будет копиться где-то в пуху и жахнет в самый неподходящий момент. Я обещала ей... слушай, да что с тобой разговаривать, ты же самолет. Пей молча. За первый бой.
-
"парни, она пришла нас мыть,у неё шампунь"
|
Горячка боя прошла еще в "Харрикейне", и большую часть пути до "домашней" базы он просто сидел в углу, обхватив руками колени. На вопросы санитаров отвечал механически, односложно, и даже не заметил, как один их них сперва ошпарил ногу дезинфекционным спреем, а затем спрыснул ледяной прохладой анастетика. Мысли были не здесь. Да и зачем – пока он сидел в трюме шаттла, он ни на что влиять вообще не мог. Еще более жуткая ситуация, чем на земле, на самом деле, но об этом Чунго не думал. Думал он о другом. О тех, кто погиб на учебной базе. О Брониславе, о Ямур, о Ядвиге, о Леоне… О десятках казавшихся тогда безликими людей, мимо которых, проходя, не думаешь, что они тоже о чем-то мечтают, чего-то хотят, что-то делают и кого-то любят. Большую часть людей вокруг мы не замечаем, или воспринимаем как данность. Вот данностью они быть и перестали. Как и быть вообще. Правда, только для Чунго, родных и друзей – капли в человеческом море. Для большей части остального мира они так и будут, цифрами в правой или левой колонке блока общей информации о сражении в википедии, или, для будущих историков, записями в официальном документе, которым их гибель оформят. Может быть, какому-нибудь командиру красноглазых выдадут медаль с формулировкой, где будет значиться число жертв нападения. По-хорошему, Дан должен был оказаться среди них. Он не ощущал себя каким-то героем, и сейчас даже слова, сказанные паукообразному роботу казались цитатой из какого-то фильма. Возможно, они ею и были, когда в момент стресса мозг заметался в поисках шаблона, который мог бы подойти ситуации. Вот только сейчас слова казались неподходящими, как будто в историческую драму вставили экшн-сцену из боевика. Через некоторое время, после дебрифинга, Чунго добавил к этой мысли, что он из всей их компании меньше всего на героя подобного боевика и походил. Или драмы. Вот, взять, Бренди. Бросилась закрывать собой офицера от гранаты. Без всяких героических воплей. Или Карл, который вытащил с того света Хереса. И не орал об этом. Или Фрида, бившая штурмовиков глаз без пошлых ван-лайнеров. Хотя тут Дан был не уверен, если бросок Руд к Вайту он видел своими глазами, то в остальное время он был слишком занят, спасаясь от добежавших пауков Союза. А уж что там в небесах творили добравшиеся до машин пилоты… Но долго размышлять не дали. То, насколько плохой ситуация, можно было судить лишь по тому, что пилотов засунули в тренажеры почти сразу, и засунули всех – насколько Дан помнил, такое не практиковалось из-за риска то ли нервных срывов, то ли риска для нервной системы в принципе. Это как-то отвлекало от тоскливых мыслей. И это лучшее, что мог Чунго сказать о тренировке. На первый день. На второй день носом пошла кровь. И это он хорошо отделался – Ангела вырубилась и не встала. Сперва вообще, а потом в строй. Кому-то могло ее быть жалко, но Дан был рад за нее. - Повезло. Эх… Послеобеденные тренировки дались еще хуже. Дан как-то навострился поднимать нос, чтобы не было так со стороны заметно, но регулярно втягивать кровавые сопли так себе удовольствие. Зато потом, в душевой, он на зеркале нарисовал кровавый смайлик на своем отражении. Это тогда казалось забавным, правда, пришлось быстро смывать-затирать, чтобы другие не заметили. И не только. Дану на секунду показалось, что из кровавых точек-глаз на него смотрят красные глаза штурмовика. Дурная затея, в общем. И, через какое-то время, сидя в комнате отдыха, он долго не мог отбросить мысль, что хорошо бы, чтобы никто ничего не заметил, и, что самое главное, военным психологам или психиатрам не доложил. А в комнате отдыха он оказался не случайно. Сети не было, да и вряд ли по протоколам военного времени солдатам и офицерам можно было в мировую сеть выходить. Хотя мировой она чисто номинально называлась – у Союза вроде что-то свое было. Странно, что новости показывали по телевизору. Возможно, командование считало, что состояние неизвестности хуже, чем жажда отомстить, отчаяние от гибели близких и весь тот спектр эмоций и последствий, которые могли вызвать по-настоящему плохие новости. Или Альянс заранее фильтровал информацию до степени абсурда – представить, что по телевизору в новостях ничего о войне не будет, Дан не мог. Но логика этого не исключала. И не интересоваться происходящим в Альянсе он тоже не мог. Он был не один в этом мире. Мама, папа, сестра… все они были где-то там, но связаться с ними было невозможно. Даже узнать, живы они или нет. Дан пытался, но контакты с внешним миром были и обрублены, и в целом под запретом. Старые плакаты про уши у стен и шпионов вокруг оказались внезапно актуальны, и любой разговор мог оказаться подмогой врагу. Оставалось надеяться, что Союз не начал нападать на города и промышленные центры. Что до пригородов Парижа, где находились офисы "Dassault Aviation", где работала его сестра, не добрались пока. Что по мощеным улочкам Старого Утрехта, куда собирались его родители, когда они говорили в последний раз перед отправкой в эту чертову Польшу, еще не печатают шаг красноглазые монстры Союза. Оставалось надеяться – и смотреть телевизор. Название места, где это можно было сделать, казалось Дану издевательством.
-
Зато потом, в душевой, он на зеркале нарисовал кровавый смайлик на своем отражении. Крипота-то какая :D
-
Вай!
-
Послеобеденные тренировки дались еще хуже. Дан как-то навострился поднимать нос, чтобы не было так со стороны заметно, но регулярно втягивать кровавые сопли так себе удовольствие. Зато потом, в душевой, он на зеркале нарисовал кровавый смайлик на своем отражении. Это тогда казалось забавным, правда, пришлось быстро смывать-затирать, чтобы другие не заметили. И не только. Дану на секунду показалось, что из кровавых точек-глаз на него смотрят красные глаза штурмовика. Дурная затея, в общем. И, через какое-то время, сидя в комнате отдыха, он долго не мог отбросить мысль, что хорошо бы, чтобы никто ничего не заметил, и, что самое главное, военным психологам или психиатрам не доложил. очень годно.
|
-
Просто так бродить было непривычно, в душе у Фриды лихорадочно горел огонь, что гнал и гнал ее вперед, – что-то делать полезное.
|
С некоторым отстранённым удивлением Кристиан осознал, что за прошедшие два дня изрядно ожесточился в характере. Или закалился. Или просто потерял чувствительность. Чёрт его знает. Но восприятие реальности совершенно точно вышло на другой уровень, по сравнению с довоенным. Все шаги от отрицания до принятия он проскочил экспрессом. Всеобщее бедствие теперь как серая обыденность. На базе не было штатного психолога, чтобы покопаться в мозгах, да и ладно. Наверное, это и правильно, так и должно быть. Возможно, прав был отец Кристиана, когда говорил сыну, что из него выйдет хороший военный. Он же как раз и отличается от плохого тем, что может жить, думать и принимать решения в самых диких ситуациях, когда у других опускаются руки.
Рук Гертс не опускал, в переносном смысле. В прямом же они большую часть времени покоились на подлокотниках кресла, в котором он полулежал, погружённый в виртуальную симуляцию воздушного боя. Казалось бы, лежи себе, отдыхай, наслаждайся видами, учись заодно. Но хрен там плавал, сколько-то-там-месячную по длительности программу схлопнули до двух дней. Война, сука такая, на пороге, и враг стучит в ворота кованым сапогом! От жёсткого, да что там, жестокого графика обучения лейтенанту не хотелось ни выть, ни орать, ни жаловаться. Только спать. Но зато - постоянно. Ей-богу, вживую управлять проклятым истребителем было куда проще, чем выдерживать двенадцатичасовую психологическую пытку. В какой-то момент Кристиану уже казалось, что эта адская машина просто сломалась и потому в принципе не способна выпустить ученика на свободу, дав ему аккредитацию как полноценному пилоту.
К счастью, это было не так.
Мягкая вспышка зелёного света. Гаснет интерфейс, исчезают опостылевшие пейзажи, на фоне которых разворачивались симулируемые воздушные бои. Да ладно, неужели?! Шумно выдохнув, Кристиан содрал с головы ненавистный уже шлем. Рывком поднялся из лежачего состояния, встав на ноги. Чуть быстрее, чем следовало бы - мир вокруг немедленно начинает кружиться, бетон под ногами ходит, как палуба корабля, но быстро приходит в норму. На лице бельгийца появляется измученная, но полная искренней радости улыбка. Завершив скоростное обучение, более походившее на истязание, Гертс прямо сейчас на собственной шкуре ощутил, какое чувство испытывают освобождённые из плена люди. Непередаваемое.
Расфокусированный взгляд лейтенанта обретает ясность, и ему становится понятно, что он не один такой счастливчик. Руд, Кат-Дзик, Забродски тоже отстрелялись. Повод для радости, но поздравлять своих коллег как-то язык не поворачивался. Обстоятельства не те.
- За штурвалом в небе было проще, как по мне.
Поняв, что голос ощутимо охрип от долгого молчания, Гертс замолк и шумно прочистил горло. Не хватало ещё с этими тренировками без голоса остаться. Подняв вверх руки, потянулся во весь рост, хрустнув косточками. Хоть физически бельгиец в виртуальной симуляции не напрягался, только умственно, уставшее от долгого бездействия и неестественной позы тело требовало движения. Движение - жизнь. Задействовать мышцы, разогнать кровь. Плюс смещение фокуса с ментальной нагрузки на физическую позволило бы хоть немного разгрузить многострадальное серое вещество, заключённое в черепную коробку.
- Чувствую себя так, будто меня два дня били. - пробурчал Гертс. - Пойду разомнусь, что ли.
|
За последние дни Вайт уже несколько раз пожалел, что он не пьет и не курит. Ощущение собственной бесполезности, начавшееся во время нападения Союза, плавно переросло в сожженный нейролинк, ухудшение собственный результатов на симуляторе, стресс от неизвестности военной обстановки, невозможность получения приказов без посредника в лице Лердал. Этот список был вполне достаточной причиной, чтобы спиться прямо сейчас. Если бы было, чем. Из опасных для здоровья субстанций на базе были, кажется, только кофе и еда. Идея упиться кофе до серьезного ухудшения здоровья конечно импонировала, но Вайт, к своему собственному сожалению, был не из тех, кто таким занимается.
Конечно, имея выбор личных развлечений, Вайт мог бы уткнуться в свою игровую консоль, но та осталась на прошлой базе и теперь, наверное, была военным трофеем Союза. Интересно, играют ли киборги в компьютерные игры? Или консоль увезут куда-нибудь в исследовательский центр Союза, для разбора, как пример высоких технологий Элизиума? Из личных вещей Вайт сохранил только небольшой блокнот, который он постоянно носил с собой и использовал как для записей по делу, так и в качестве дневника. За последние дни там почти не было новых записей.
Оказавшись лишен игрового источника развлечений, Вайт набросился на один из нейровизоров. Ожидалось, что без нейролинка его эффективность снизится, но он не представлял, что это будет настолько заметно. Что заставляло злиться на себя, и заодно задуматься - насколько он привык полагаться на нейролинк. Да, технологии улучшали его эффективность, и это было необычайно важно, но с этим стиралась грань понимания, что он делает сам, а что только благодаря этим технологиям. Жизненный опыт, будь он проклят. Возможно, это стоило включить в программу тренировок - временной отключение нейролинка, и тренировка в 'чистом' состоянии. Если бы только не тот факт, что без нейролинка употребление нейровизора было попросту негуманно. Вайту не нравилось раздавать это оборудование другим, и это чувство только усугубилось, когда сорвалась Ангела. По крайней мере, он сам сейчас наравне со всеми использовал это оборудование для тренировки, стремясь, пусть и на несколько другом уровне сложности, к позитивному результату.
Когда индикатор наконец-то загорелся зеленым, Вайт закончил симуляцию и позволил себе небольшое ощущение гордости за собственные результаты. Все еще не так хорошо, как раньше, но уже лучше, чем могло быть. Голова болела, но Вайт не был уверен, это все еще побочные эффекты от выжженного нейролинка или побочные эффекты от нейровизора. Скорее всего, другим сейчас было не лучше, потому, стянув с головы шлем и обнаружив, что другие также заканчивают свои симуляции, инструктор посчитал нелишним напомнить: - Все в порядке? Если почувствуете сильное недомогание, сообщайте сразу. Разумеется, только 'сильное' недомогание. В военное время обычное недомогание было обычным же делом.
Вайт вздохнул и покачал головой, вспоминая собственную симуляцию. Все еще недостаточно хорошо. И несмотря на все мысли ранее, нейролинк необходим. Союз не будет ждать, пока он вернется к своей прошлой эффективности. Поэтому нужно было чуть перевести дух и навестить техника. Если калибровочный набор прибыл, Вайт хотел его получить.
-
Разумеется, только 'сильное' недомогание. В военное время обычное недомогание было обычным же делом.
-
Интересно, играют ли киборги в компьютерные игры? :D
По крайней мере, он сам сейчас наравне со всеми использовал это оборудование для тренировки Ты один из нааааас! Пшее пшеее! Come to the dark side! Пшее пшее!
- Все в порядке? Если почувствуете сильное недомогание, сообщайте сразу. Вайт такой забо...
Разумеется, только 'сильное' недомогание. В военное время обычное недомогание было обычным же делом. ... невермайнд.
|
Бренди зажмурилась и потерла виски. Перед глазами плыла геометрическая муть, так и норовившая сложиться в осточертевший ландшафт. Интересно, существовало ли это проклятое ущелье в реальности? Этот поворот-потрошитель? Где? Где-то в Элизиуме? Может, местные пилоты, закончив обучение, ездили туда в паломничество — орать на опостылевший кусок географии в терапевтических целях. Руд бы не отказалась. Дойти что ли до тренажерного зала, выпустить пар?
Нет, Бренди хорошо себя знала. Не было никакого пара, одна иллюзия. Не было злости — эх, а как здорово было злиться! — только упрямство. Если бы у нее в голове прописалась какая-нибудь АСТРИ, как у Вайта, сейчас она бы укоризненно совала Руд под нос красные индикаторы и нудела своим ласковым голосом: лейтенант, все системы хотят жрать и спать. Какой тренажерный зал? Не выдумывай.
Девушка бросила короткий взгляд на инструктора Лердал. Что-то еще? Доделать, переделать, подпрыгнуть, станцевать? И нет ли новостей? Наверное, бесполезно спрашивать в пятидесятый раз. Майор выглядела как человек, который мог начать кусаться в любой момент, а что-то подсказывало Бренди, что пилотские квалификации — не бешенство, и со слюной не передаются. Если что-то станет известно, скажет сама. Скорее всего. Все еще не было ощущения, что Лердал — часть "их" команды. Но хоть пропало это нелепое чувство, что они с инструкторами по разные стороны баррикад. Та пропасть, что еще три дня назад зияла между пилотами Альянса и Элизиума, на поверку оказалась линией, разделяющей гигантскую, общую на всех жопу. Такое, конечно, сближало. Капитан Вайт, наравне со всеми тихонько поскрипывавший зубами в шлеме виртуальной реальности, теперь вообще казался почти нормальным человеком.
Рядом отходил от гребаной эйфории полета Кат-Дзик. Бренди хотелось с ним заговорить — ей сейчас хотелось поговорить с кем угодно, просто убедиться, что она еще помнит какие-то слова кроме "так точно", "никак нет" и "без майонеза, пожалуйста" — но семья Бржишека жила в Польше. Что Руд могла спросить? "Ты как?" Офигенно. Союз начал войну. Они потеряли Гачиньского, Леманн и Хермана. Йылмаз пропала без вести. Херес и Браун в лазарете. Что происходит, неясно. Связи с родными нет. До своих у Бренди тоже не получилось дозвониться, но пока она не слишком волновалась. Союз мог застать врасплох разведку Евроальянса или Элизиума, но только не маму Бренди. Если кто и был готов ко всему, включая вторжение пришельцев, так это мамаша Руд.
— Ну что, теперь я мастер поворотов налево, — Бренди поймала взгляд Кат-Дзика и осторожно, будто на пробу, улыбнулась. — Надеюсь, направо мне поворачивать не понадобится.
-
Майор выглядела как человек, который мог начать кусаться в любой момент, а что-то подсказывало Бренди, что пилотские квалификации — не бешенство, и со слюной не передаются. Капитан Вайт, наравне со всеми тихонько поскрипывавший зубами в шлеме виртуальной реальности, теперь вообще казался почти нормальным человеком. Ну и конечно До своих у Бренди тоже не получилось дозвониться, но пока она не слишком волновалась. Союз мог застать врасплох разведку Евроальянса или Элизиума, но только не маму Бренди. Если кто и был готов ко всему, включая вторжение пришельцев, так это мамаша Руд. Отыгрыш огонь просто, очень колоритно.
|
-
Грейхоук с иронией отмечает, что, не успев еще по сути провести ни одного сражения, уже с апломбом рассуждает о столичной знати как о погрязших в политической грызне штабных крысах. говорит Роберт ничего не значащие формальности, поскольку достаточно очевидно - лучшее место для лагеря осталось в доброй сотне лиг к югу. Никогда не задавайся вопросом, по кому плачет северное небо. Вполне возможно, оно плачет по тебе.
|
-
Соблазн просто рухнуть рядом и сделать вид, что она не просто так валяется, а в оборонительном ключе, был велик, "валяться в оборонительном ключе" это пять : )
|
|
|
|
-
- Есть. Принять. Командование. - после недолгого молчания с усилием выдавил из себя Гертс.
|
Бренди понимала, что, скорее всего, умрет прямо здесь, в обнимку с любимым болтером, которому она уже все простила. Точнее, спинной мозг Бренди понимал это очень хорошо, и тело Руд было в ужасе: водолазку под бронежилетом можно было выжимать, сердце выдавало под сто восемьдесят, в горле по ощущениям что-то застряло — наверное, камень, который уже не поместился в будто набитый булыжниками желудок. Но разум, разум все еще сопротивлялся. Искал какие-то варианты, надеялся на всякую ерунду, думал о совершенно посторонних вещах и воспринимал происходящее будто в третьем лице. "Руд задирает голову и смотрит на небо..." Страх был, но лейтенант воротила от него нос, как могла. Не так много ей осталось, чтобы тратить время на истерики.
Союзары не неуязвимы. Болтеры эффективны. Нужно только продержаться еще чуть-чуть, и тогда... не важно, что тогда, не стоит об этом думать. Нельзя думать. Не надо. Прекрати.
Огнеметчик приземлился в десятке метров от Руд, но ей показалось, она почувствовала жар пламени сквозь бронестекло. А затем тошнотворную вонь — или тоже показалось? Разве шлем не должен задерживать запахи? "Только не так, — Бренди на секунду зажмурилась и загадала желание на случай, если где-нибудь сейчас падала звезда. — Только не так, пожалуйста. Хочу умереть молча."
"И Вайт бы одобрил", — подумала она зачем-то после этого с каким-то отчаянным весельем. Капитану вообще не повезло. Они тут хотя бы за Родину и товарищей умирали, а Вайт, бедолага, за жалование. Съездил, блин, в командировку.
— Капитан, разрешите рекомендацию. Вы бы отступили, — Бренди кивнула шлемом на ступеньки. — Вам, наверно, надо доложить или какие-нибудь документы срочно уничтожить, э?
"Угу, схему битвы при Алеппо, — окончательно (и совершенно неуместно) развеселилась Руд. — И эти... Вайтовы крестики-нолики..."
Кто-то ж еще должен быть на этой чертовой базе. Пусть полковник Ковальски поднимает жопу, берет болтер и двигает сюда. Вряд ли из него пехотинец сильно хуже, чем из Бренди. Его послушать, так он этот "Хаммер" за хвост цап и о плац хряп, только успевай металлолом сдавать.
Страх, злость, истерическое веселье, неоконченная партия в морской бой с мертвецом — и Бренди. Авторский коктейль "Пиздец на плацу".
-
Боевая единица Альянса прикрывает ценного сотрудника ВВС Элизиума. Пикт в цвете. На родине будут в восторге.
-
Бренди хороша, очень годно
-
Авторский коктейль "Пиздец на плацу"
Дайте два, пожалуйста
-
— Вам, наверно, надо доложить или какие-нибудь документы срочно уничтожить, э? Ахахах, зачот Надеюсь, инструктор оценил ))
|
|
Страшно? Страшно! В глубине души Чунго знал, что подготовка вся служит тому, чтобы вот в такой момент, когда все нафиг вылетает из головы, солдат действовал не на навыках, а на инстинктах. И поэтому та часть его сознания, что не визжала от страха перед творившимся вокруг, искренне надеялась, что он все делает правильно. И на то, что при попадании по нему броня выдержит. Или оно будет не слишком тяжелым. Ведь при относительно легком ранении можно будет и отлежаться где-нибудь в госпитале, пока Союз не разгромят. Вот, наверняка же за Евроальянс и Элизиум впишется, и САШ тоже! Какие шансы у Союза против этого? Никаких!
А Дан Чунго где-нибудь все это перележит.
Пока не паникующая часть разума Чунго пыталась успокоить и утешить то ли саму себя, то ли паникующую часть, подготовка пыталась взять свое. Конечно, как и все солдаты, Дан проходил курс использования пулемета (который любовно называли почему-то болтером, хотя он болтами, конечно, не стрелял), но как и у большинства не специализированных солдат, гораздо больше подготовки у него было по обращению с штурмовой винтовкой. Поэтому к бросающимися в голове друг на друга паническим мыслям добавилась еще одна, что как-то в реальной боевой ситуации увесистость болтера не помогает уверенности в себе.
Ну, будет у тебя увесистая железка с собой, если подстрелят…
Хотя нет, подстрелить никак не могут. А если и подстрелят, то не смертельно…
В этот момент сознание подхватило образ горящих руин казарм. Приземистое здание, полуразрушенное от попадания чего-то крупнокалиберного, даже не полыхало уже – тлело. Чунго не знал, так должно было быть или иначе. Во время обучения не показывали. Да, было про термографические признаки эффективного попадания, учили разделять определять по яркости спектра человеческие контуры и окружающие объекты повышенной температуры, показывали съемки с предыдущих конфликтов (черно-белые такие, с белыми фигурками людей, которые исчезают в взрывах ракет)… но почему-то Чунго внезапно стало очень важно, тлеет оно потому, что просто загорелись от взрыва легко воспламеняемые предметы, или это был какой-то зажигательный снаряд, который все спалил за секунды, и осталось только что-то тлеющее. Как будто была какая-то разница. Как будто это изменяло ситуацию, в которой вместо гарнизона им, и только им придется оборонять эту площадку от штурмовиков.
Которые как раз шагали, даже не пытаясь искать укрытие от пуль. Одни по направлению к баракам и ангарам, то ли чтобы добить выживших, то ли чтобы уничтожить машины. Другие шли к ним. В первый раз, увидев их на демонстрационных материалах, Дан с трудом удержался от ухмылки. Эти дурацкие линзы, которые еще и светятся… и краем уха услышанные в сети слова эксперта о том, что киберпехота Союза не имеет аналогов, он тоже воспринял как дурацкую шутку. Ну вот что сейчас решает пехота? Сейчас время самолетов и ракет, а не пехоты и танков. И вот сейчас, перед тем, как прижаться спиной к укрытию увидев эти полыхающие красным глаза, на это безразличное, лишенное страха смерти неумолимое движение, он понял, что прав был эксперт, а не он. И что эксперт не зря киберпехоте придал такое значение.
А еще замолкла та часть, что говорила про возможность отлежаться, быть слегка раненным и т.д.
Эти – убьют. И никакие конвенции по обращению с пленными им не указ. Такие войны не для того, чтобы конвенции соблюдать начинают.
От этих – не сбежишь. Попытаешься – станешь одной из тех белых фигурок на термографическом прицеле, по которым, будто в игре, стрелок делает БРРРРРР, и они падают, иногда отдельными частями.
От этих – не отсидишься. Подойдут и расстреляют в упор. И пойдут дальше, убивать других.
Был только один правильный выбор.
Закусив губу, Дан перекинул пулемет через укрытие, и, как только почувствовал, что сошки стукнулись о что-то твердое, открыл огонь. Ниже этих демонических глаз, выше сверкающего вспышками вражеского ручного пулемета.
-
Отлично написал.
-
И вот сейчас, перед тем, как прижаться спиной к укрытию увидев эти полыхающие красным глаза, на это безразличное, лишенное страха смерти неумолимое движение, он понял, что прав был эксперт, а не он. исключительно годный отыгрыш. вообще у тебя всегда с постами порядок, а когда они ещё и появляются вовремя, так вообще цены нет.
|
|
|
Все-таки война. Дан оказался прав, к сожалению. Они ждали, они знали, они готовились. Проходили обучение, тренировки, симуляции именно потому, что ждали. И все равно в глубине души жила уверенность – нет, этого не может произойти. Чтобы в наше время такая глупость разразилась, да нет, что за варварство – убеждали друга, отказываясь верить в очевидное. И Фрида вместе с многими тоже не верила, и даже тайно огорчалась, что не проявит себя, не доведется ей спасать Родину – смешная детская обида. Только брат знал о ее терзаниях, посмеивался, но, похоже, испытывал сходные чувства.
И вот оно, началось все-таки. Оружие в руках, звено плечом к плечу – это придавало уверенности и страшило одновременно.
А больше всего фон Гаузен боялась испугаться. Растеряться, спасовать, всех подвести, когда на нее рассчитывают. Прикусив губу, Фрида заставила себя сконцентрироваться на своих ведомых. Ангела, как всегда, безбашенная. Кажется, у нее нет понятия страх – продолжает болтать, хорошо. А Карл, похоже, поплыл –молотит себя по башке, нервничает. Лишь бы не сорвался.
Она тронула его за плечо:
– Все боятся. Это нормально. Страх – это самосохранение, – слова деда вспомнились кстати. – Кто не боится, тот долго не живет. Главное, не паникуй. Мы рядом.
Дан хмуро стоял рядом и, как обычно, отпускал комментарии.
– Хоть бы ты не оказался прав, Дан, – и нервно рассмеявшись, поправилась, – снова не оказался прав, пророк чертов. Шайзе. Ничего. Врежем им, гадам союзным! Посмотрим, какого цвета у них кровь!
-
А больше всего фон Гаузен боялась испугаться. Растеряться, спасовать, всех подвести, когда на нее рассчитывают.
|
-
Болтер, к слову, был тот самый. Бренди сразу его узнала по тому, как он нежно ткнулся ей носиком прямо в синяк на бедре — тот еще не успел сойти с прошлого марш-броска.
-
Рыжая не-бестия. Удивительно приятно за ней наблюдать.
|
|
Осень, сырая пора постылой учёбы, прогулок с псом по лужам и вечеров под нестройное мурчание котов. На самом деле коты мурчали редко, предпочитая бегать по углам, кусать за пятки, требовать корм, и страдать от своих, котячих болячек.
Здесь дыхание этой уютной, домашней осени не ощущалось. Военная аскеза бетона не давала пробиться зелёной поросли, а ГСМ и запах свежей серой(!) краски прочно занимали обоняние людей. Лишь промозглая сырость и вкрадчивая прохлада, хоть как-то давали знать о том, что там за забором базы жизнь размеренно шла своим чередом.
Сирены, будто хрип при вздохах больного, продолжала гудеть, не давая Бржишеку спокойно вздохнуть полной грудью. База была словно муравейник в которой ткнули палкой. Шевеление повсюду, деловитая суета, частью которой он, Бржишек, был. Увы, тот кто ткнул палкой в польскую базу на достигнутом эффекте останавливаться не собирался.
Первый взрыв, и басовитый лай турелей. Кат-Дзик чуть дернулся вниз, но замер, вглядываясь в оранжевое пламя. Она здесь. Война, к которой он столько лет готовился. Басовитый лай стационарных турелей - чечётка вставной челюсти старика.
- Курва! - война здесь, а он, зараза такая, не готов!
О да, у этого престарелого осколка Альянса были зубы. Но Кат-Дзик чётко понимал, что если это действительно атака Союза, то путь у него один. В небо.
Нужны фальконы и нужны в воздухе, на боевом дежурстве. Соколы Элизиума могли переломить ход событий. А значит он, Бржишек, должен быть в кабине своего истребителя.
Поляк рванулся вперёд, прямиком через плац, презирая опасность получить попадание от неведомой здоровенный херни в воздухе. Конечно, мертвый пилот бесполезен. Но пилот без своей птички бесполезен вдвойне.
И почти сразу же Бржишек почувствовал груз прожитых лет. Беспрестанное курение не смогло сгубить могучее здоровье, и он конечно же сдавал нормативы, но здесь требовалось нечто большее чем просто нормальная пробежка.
В конце-концов даже самый матёрый кабан становится просто старым. И сейчас летчик явно демонстрировал именно то, что он, чёрт побери, оказался не готов к атаке на базу.
-
Хороший пост. Но меня почему-то не покидает ощущение, что часть его написана была после броска. Или просто Дрект предугадал результат.
-
Конечно, мертвый пилот бесполезен. Но пилот без своей птички бесполезен вдвойне. Бржишек очень хорош
-
Вот, ты бы не сказал, я бы и не отсекла, что осень наступила : )
|
-
Хороший отыгрыш
-
Надо меньше было Ашера слушать, да. Может, тогда было бы и не так страшно. Меньше знаешь, крепче спишь, как говорится.
Но вообще понимаю персонажа, примерно те же самые эмоции у моего сейчас.
-
"Генетически модифицированные пехотинцы не чувствуют боли, ставят выполнение задачи превыше инстинкта самосохранения" - звучал голос из телевизора в голове; повезло им!
:D
-
Держись, боец
|
-
либо Ковальски совсем рехнулся и решил им устроить "учения, приближенные к боевой обстановке" (поди лично пикирует сейчас на штурмовике на взлетку со своими любимыми НУРСами!)
-
Результат броска 8D6: 1 + 5 + 6 + 2 + 4 + 4 + 4 + 3 = 29 Тот момент, когда понимаешь, что не зря ходил в качалку!
-
Бронислав поспешил к дверям, ведущим на лестницу, надеясь что в этот раз тренированное тело сослужит ему хорошую службу
|
Когда мимо пронесся офицер, судя по нашивкам и форме, кажется, из штаба, Дан понял, что на этот раз все серьезно. Или, как минимум, серьезней, чем до этого было. Несколько секунд еще получалось цепляться за мысль, что это всего лишь учения, но потом по полу и потолку прокатилась дрожь, и хрупкая надежда осыпается вместе с штукатуркой со стен. Шок осознания того, что все не просто началось, а началось сейчас, без предупреждения, и именно с них на несколько мгновений просто парализовал Чунго. Шок, а за ним и страх, он помнил все байки, которые рассказывали про десант Союза, а сейчас ведь они не к самолетам шли, а в арсенал. Вооружаться и помогать охране базы, значит.
Это было тупо. Ни он сам, ни его товарищи по звену не были профессиональными солдатами, даже на стрельбах особо не блистали. Летать кое-как научились, и с Астрой этой, может быть, что-то и выгорело бы. А так… смазкой на штыках штурмовиков Союза…
- Суки…
Стукнув злобно ни в чем не повинную стенку, Дан поднял голову, и увидел, что командиры звеньев раздают оружие. Похоже, он пропустил что-то, сказанное Вайтом. Почти пропустил. Он хоть и плюхнулся в эмоции, но не так, чтобы полностью от мира отключиться. Что не учебная тревога. Что, вооружившись, пойдут помогать дежурному звену.
- Я болтер возьму, сэр.
Не то, чтобы Дан обладал уверенностью в том, что сможет с этой бандурой хорошо управляться. Но она вселяла некоторую уверенность, которой сейчас очень сильно недоставало. Кроме того, в таком случае болтер не достанется Ангеле. Если та не попытается его отнять, конечно. Почему-то Дану казалось, что так и случится, несмотря на то, что в подобной ситуации можно будет спокойно уходить с базы через пробитую остатками мнения инструктора о звене дыру в полу.
|
|
-
Ей казалось, что все это время Вайт и Лердал осуждающе смотрели прямо на нее — как она, взрослая половозрелая женщина, лейтенант вооруженных сил, сидит за первой партой и страдает херней. Это прям хорошо, и отличный отыгрыш в целом
-
Не то чтобы она считала, что за Мигелем надо присматривать...
Ладно, именно так она и считала.
THIS. Вообще, тут, в эскадрилье, вообще много за кем надо присматривать.
|
-
чистая и неразбавленная тоска человека
-
Пирожочек
-
– Что за хуйня, Леон? - беззлобно поглядел Бронислав на Хермана и во взгляде его голубых глаз плескалась чистая и неразбавленная тоска человека, уполномоченного руководить шайкой законченных идиотов, имеющих допуск к смертельно опасным и страшно дорогим штуковинам.
-
Нрайца
|
Время в аудитории тянулось медленно. Как всегда. Кристиан сидел и, подобно остальным, скучал. Правда, виду старался не подавать, и боролся с искушением сесть поудобнее для немедленного провала в сон: голову кулаком не подпирал, держа руки на столе, по лавке или столу не растекался. "Плоть слаба" - сказали бы некоторые, глядя на эти мучения обучающихся пилотов. С этим утверждением лейтенант если и был согласен, то лишь отчасти. Именно сама-то плоть в плане мышц вполне себе сильна, физические упражнения прекрасно её укрепляют и закаляют. А вот мозг приучить не засыпать, а сознание не гаснуть от ужасающего недостатка кислорода и запредельной концентрации скукоты в воздухе - вот это уже задача не из лёгких. Слишком уж велик соблазн поддаться искушению и задремать.
Но Гертс честно старался. Как до этого он старался в армейской учебке, в колледже, в школе. Он никогда не был невероятно одарённым, блистающим знаниями учеником, побивающем своих вчерашних учителей на научном поле брани в лучших традициях притч. Но он был достаточно старательным, прилежным и дисциплинированным. Пусть даже отчаянная борьба со сном не принесёт новых знаний. Просто из принципа банального взаимоуважения. Полковник многое пережил и наверняка не зря носил свои погоны. Да и самому Кристиану раньше в своей танковой дивизии порой доводилось читать лекции перед курсантами, потому он не по наслышке знал, как легко палятся все скучающие, болтающие и спящие, и как это не очень приятно для лектора. Каким бы он ни был скучным либо же наоборот, увлекательным рассказчиком, он же тоже человек, и тоже предпочёл бы спать в тёплой постельке, а не стараться тут перед неблагодарной аудиторией. Потому лейтенант боролся, как мог.
Нелегкую борьбу изрядно облегчило появление инструкторов. Наверное, это было единственным положительным моментом, ибо после доведённой ими информации осталось мрачное послевкусие безысходности и обречённости. Что так убьют, что этак помрёте. Силы неравны, мастерство хромает, всё не то и всё не так. Народ встрепенулся, заворочался, зазвучали тихо голоса. Вот и коллега Кристиана по парте и по звену не остался в стороне, кратко поделившись своим опасением.
- Так может и не придётся, - так же вполголоса ответил ему Гертс. - Сказали же, что войны не будет. Может ещё пронесёт.
Сам бельгиец дурные мысли по поводу услышанного старался гнать прочь, не зацикливаясь на негативе. Издревле же считается, что главное оружие воина - его боевой дух. Для пилота он стоит на втором месте после его боевой машины. И нельзя ломаться так вот просто и напрочь терять волю к победе, сколь бы мрачными не были вести. Возможно, элизийцы умышленно вывалили на своих подопечным полный ушат негатива как раз для того, чтобы отсеять сомневающихся и слабых духом? Или просто считают необходимым сразу готовить пилотов к худшему? Кто их знает.
Кристиан вздохнул, но вслух ничего не сказал. Вопросом инструкторам тоже задавать не стал. Не потому, что их не было. Скорее наоборот, их было слишком много, что спросить в первую очередь, а что вовсе не стоит - непонятно. В конце-концов, у них есть начальство, которому виднее, что и как. И если пилотам НУЖНО будет что-то знать, то самостоятельно выспрашивать не придётся. До них доведут информацию. Зачитают вслух, повесят письменно перед носом, вколотят в мозг через гипноз. Так что лейтенант предпочёл меньше говорит и больше слушать. И смотреть. На коллег по аудитории. На доску с описанием манёвров. На облюбовавшую лампочку моль. На самих инструкторов. Минхер Вайт, мефрау Лердар. Из головы не вылезала странная мысль, что последнюю он раньше где-то уже видел, ещё до перевода в лётный корпус. Может быть, какое-то случайное фото на каком-то из бесчисленного множества сайтов в интернет-сети Евроальянса?..
|
Бржишек попал на эту базу далеко не сразу, к сожалению потеряв свою возможность повидать семью. К вечеру этого дня, по прошествии трёх полных недель обучения, он ощущал не только отупляющую усталость, которую не могла подавить даже таблетка кофеина, выпитая днём, но и тоску по дому. Ему хотелось потискать всех своих котов и кошек, поговорить с дочкой, может прочесть ей какую-нибудь историю на ночь. Хотя, она уже вышла из этого возраста, конечно же. Однако, в этой душегубке, пропахшей старым деревом, под монотонные удары мотылька, Бржишек испытал приступ ностальгии.
Возможно, из-за того, что это был не первый курс переподготовки за последние пару лет. Или из-за того, что текущий лектор, он же полковник Ковальски, был знакомым Бржишека. Обычно, лекторы делятся своим личным опытом, чтобы взбодрить аудиторию, но пан Кат-Дзик слышал про Алеппо не первый, и даже не второй раз. А потому перекидной блокнот был мучительно пуст, а карандаш отложен в сторону. Нечего было конспектировать. Подперев щёку, лётчик погружался во что-то вроде транса, или анабиоза, словно обезьяна загипнотизированная питоном.
Стряхнув с себя оцепенение, Бржишек пощупал карман, где лежал початый блистер. Может всё-таки глотнуть половинку таблетки кофеина? Нее. Умудрённый зрелостью поляк сам себя одёрнул. Повторный приём даже такого слабого стимулятора, в перспективе принесёт только проблемы ночью.
Покосившись на соседа, поляк выпрямился, и щёлкнул, разминая пальцы. Бельгиец. Мистер Гертс. Вот уж кому эти чёртовы утренние тренировки только приносили радость. А вот у Бржишека от них только выдыхался. Он уже не был так молод и пластичен, и понимал почему командование звеном поручили именно бельгийцу. В конце-концов, он вернулся в ВВС из гражданских пилотов всего два года назад. Конечно, после повторной мобилизации пилот вернул былые навыки, но всё же, скорость реакции у него уже не та. И всё же, всё же..внутри Брижшек немного завидовал молодости своего командира.
Оставалось только слушать старину Ковальского. Тот уже понемногу приближался к кульминации своего рассказа. На самом деле почтенный пан командир базы тоже устал, и пытался взбодрить не только аудиторию, но и себя, и Кат-Дзик это отчётливо чувствовал. Но тут произошло что-то пошедшее не укладывающееся в учебный план.
Инструкторы Элизиума. Бржишек испытывал к ним смешанные чувства. С одной стороны они пришли с помощью. Учебная программа, поставки чертовски продвинутой техники Элизуима на территорию Польши и не только.. Но, ох, как бы хотелось верить зрелому мужику, что это жест доброй воли, или это из-за прорыв дипломатов Альянса... Но это было не так. Союз сделал для этого куда больше. Появление такого снабжения в Евроальянсе было дурным знамением. Значит угроза Союза вовсе не так призрачна, как утверждали политики.
Речь фрау Лердал по поводу их подготовки поляк принял стоически. Невозможно за пару недель абсолютно освоить новейшую технику. Фалконы были построены на совсем иных принципах, чем привычные Бржишеку Миражи. Если на своём родном Мираже Кат-Дзик мог выписывать какие угодно пируэты, то на Фалконах он чувствовал себя раненным кабаном, танцующем польку на фарфоровой тарелочке. Да и новости о системе самоуничтожения и ИИ-операторе не оставили отца Мажены равнодушным.
Но всё же, лейтенант решил вначале выслушать и второго лектора. И вот тут новости были совсем уж худы. Не удержавшись, Бржишек вздохнул, и проворчал своему соседу, в полголоса.
- М-да. Я бы не хотел схлестнутся на своём старичке-Мираже с этими крестами. -
Остальные летуны решили немного подёргать инструкторов за вибриссы. А как известны, если долго кошку дёргать за хвост, то она обязательно тебя куснёт. Если её конечно же не умаслить, или не отвлечь.
- Разрешите обратится! - хриплый баритон военного раскатился по всей подземной аудитории. - Панове, я понимаю, что вы несёте те же риски что и мы, поднимаясь на своих Фантомах в воздух. Я рад, что вы открыто говорите с нами о опасности, и хотел бы узнать, какие есть триггеры на срабатывание системы самоуничтожения? Я понимаю, что если я вдруг направлю свой самолёт на Красную Площадь, Астри уничтожит Фалкон. - Бржишек устало улыбнулся и немного развёл руками. Шучу, мол.
- Но может есть ещё какие-то триггеры, которые командование позволило вам нам раскрыть? Это работает в обе стороны, если Союз получит вашу технику, Польша будет первой на очереди. Может ли самоуничтожение взвести попадание под ЭМИ? И необходимо ли для Астри связь с землёй? Или если связь подавят? И раз уж зашла речь об идеальной сработанности команд Х-22 Союза..- Бржишек перевёл взгляд на Вайта.
- Может ли Астри обеспечить между самолётами звена что-то подобное? -
|
Вайт прошел в аудиторию вслед за Лердал, весьма тихо поприветствовав предыдущего лектора: - Полковник, - сказав это, Вайт занял место возле доски, поглядывая то на пилотов, то на майора, пока та вела свою лекцию. Такое поведение уже не должно было никого удивлять. Не то, чтобы Геральд Вайт представлял собой какой-то забитый типаж, но если рядом была Эльза, его можно было принять за её личного адъютанта, не более, настолько тихо он себя зачастую вел. Те, кто видел их вместе чаще нескольких раз, уже знали, что Вайт просто не любит много говорить, без необходимости, и потому предоставляет эту почетную роль майору. Сегодня необходимость для долгих монологов была, так как на него ложилась вторая часть лекции, но он явно изо всех сил отмалчивался перед этим.
Когда Лердал закончила свою речь, Геральд кивнул и переместился к центру доски, занимая освобождаемое место. Краем уха он услышал комментарий одного из пилотов о летающих медведях, но оставил это высказывание без ответа. Вступать в диалог с классом сейчас было лишним.
Осмотрев доску, Вайт взял маркер и начал свою лекцию: - Новая модель легкого истребителя Союза. Х-22, - пройдя к левой части доски, Вайт довольно небрежно начертил маркером круг с четырьмя отходящими от него изломанными линиями. - Визуально истребитель напоминает букву Икс. Крылья изгибаются вовнутрь. Вернувшись к середине доски Геральд повернулся к классу, временно отложив маркер в сторону. - Модель впервые замечена два года назад, но в данный момент данных о ней очень мало, - продолжил он ровным голосом. - Но в случае столкновения с Союзом, есть высокие шансы встречи с этой моделью. Поэтому, что нам сейчас о ней известно: во-первых, на основе наблюдений, технологически эта модель сравнима с истребителями Элизиума, - Геральд сделал паузу, чтобы все подумали о сказанном. - Далее, также на основе наблюдений, эти истребители демонстрируют летные качества и реакцию, недоступные обычному человеку. Предварительные предположения включают или особые генетические модификации пилотов, или полноценные боевые ИИ. В дополнение к этому, еще одна особенность Х-22, - продолжил он, - заключается в том, что эти истребители всегда действуют в звене из трех единиц, с идеальной координацией. Вайт сделал еще одну паузу, чтобы перевести дух, и внимательно оглядеть класс. - Идеальная координация, это мечта любого пилота любого звена, - голос Вайта не допускал даже мыслей о том, что кто-то здесь может мечтать о чем-то другом. - Представьте, что ваш противник уже достиг этой мечты... Несколько простых примеров, - сказал он вдруг и вновь взял маркер.
Правее изображения, символизирующего новый истребитель Союза, Вайт быстро нанес на доску тройку иксов в формации. Ниже он начертил треугольник, от которого провел стрелку к иксам. - Предположим, вы заходите на вражеское звено... Вайт провел стрелку наверх от центрального икса, и стрелку, делающую круг, от правого. Над левым иксом он слегка задумался. Еще один полу-круг сделал бы эту картинку слишком похожей на маленький половой орган с большими яйцами, а инструктор хотел, чтобы пилоты не отвлекались сейчас на подобную ерунду. Поэтому он просто отвел третью стрелку влево от левого икса. - ... ваши противники расходятся в стороны, после чего те цели, которых вы не преследуете, заходят вам в хвост. И вы можете ожидать, что преследуемый вами истребитель подведет вас под линию атаки других. Инструктор продолжит рисовать правее на доске. На этот раз он начертил одинокий иск с уходящей вправо стрелкой. Внизу вновь был нарисован треугольник, стрелка от которого явно шла по курсу икса. Ниже появилось еще два икса, стрелка одного шла прямо к треугольнику, а стрелка второго ложилась на его курс. - Если вы пытаетесь перехватить Х-22, вы заранее можете ожидать, что две другие машины уже берут вас на прицел. Одна скорее всего сядет вам на хвост, а вторая будет перехватывать вас по курсу... Третья схема, еще правее. Вновь три икса, на этот раз окруженные треугольниками, стрелки от которых шли на формацию иксов. К этой схеме Вайт добавил стрелки-направления от иксов, одну на нижний треугольник, две на левый. - ...Даже при равных силах, вы можете ожидать, что противник будет выбирать наилучшие решения в ситуации. При атаки на каждую из единиц, они будут прикрывать друг друга, могут сконцентрировать силы на одной нашей машине, чтобы быстрее изменить соотношение сил. Повторяю, это простые примеры, но ожидайте, что решения будут приняты противником мгновенно и исполнены идеально. Это - ваш потенциальный противник.
Вновь развернувшись в классу, будто ожидая новых реакций на только что обрисованные ситуации, инструктор вновь прошел к левой стороне доски и продолжил: - Вне зависимости от того, кто управляет этими машинами, в данный момент лучшим средством противодействия может считаться электромагнитный удар для выведения систем из строя и, самое главное, для нарушения связи между машинами. Можно предположить два варианта синхронизации, - ниже рисунка Х-22 Вайт поставил цифру один с точкой, после которой нарисовал в строку три икса, озаглавив каждый единицей. - Первый вариант предполагает равную синхронизацию между тремя машинами. В таком случае электромагнитный удар по одной машине, - он обвел маркером правый икс, - лишит её возможности общаться с другими, но для полной потери коммуникации между собой как минимум две машины должны попасть под удар, - он сделал еще одну обводку вокруг двух правых иксов. - В таком случае ни одна из трех машин не сможет общаться друг с другом. Второй вариант, - строкой ниже была поставлена цифра два и еще три икса. На этот раз только центральный был озаглавлен единицей, тогда как остальные удостоились двойки, - одна машина контролирует две остальные. В таком случае удар по главному истребителю может лишить боевых качеств ведомые машины, - в круг был взят центральный икс, - Проблема здесь в определении главной цели. Как и в предыдущем случае, электромагнитный удар по любым двум машинам остановит коммуникацию между всеми тремя.
Маркер вновь вернулся на свое место, и Геральд опять повернулся к классу. - В данный момент рекомендуемым поведением при встрече с Х-22 является попытка избежать контакта любыми доступными способами. Если это невозможно, средства электромагнитной атаки могут снизить эффективность противника и, возможно, помогут избежать столкновения. В ином случае... скорее всего у вас нет шансов, - заключил инструктор и дал понять, что лекция закончена: - Вопросы?
-
Отлично расписал
-
Очень красиво объяснил, рисунки вот прямо chef's kiss
-
Вот это подход! Есть над чем подумать, а не только над завещанием.
-
Заботливый :3
-
Вот это очень хорошо было. Качество, уровень.
|
Дан старательно изображал внимание и сосредоточенность, наблюдая за мотавшимся из стороны полковником. Правда, несмотря на бравый вид и клевые истории, от движений Ковальски клонило в сон. Поэтому постепенно внимание начало растекаться по окружающим и окружению. Он знал это ощущение – большая кружка кофе, выпитая, чтобы вытянуть лекцию, заканчивала действовать, и, чтобы просто поддерживать концентрацию, придется себя колоть чем-нибудь, щипать или иными способами будоражить если не мозг, то другие куски нервной системы с помощью прикладного мазохизма. А то можно и заклевать носом, посрамив светлый образ азиатов, неутомимых в учебе, работе и жизни. Или нарушив расовый стереотип. Мысль эта завладела Даном, и идея героически заснуть становилась все привлекательней и привлекательней, крепчая по мере того, как организм перебарывал воздействие святого кофеина. К тому же, за время обучения на засекреченной военной базе кофе начал постепенно терять свою эффективность. Во время учебы в Итоне Дану просто не требовалось настолько сильно заставлять себя бодрствовать, да и более действенные средства были под рукой. А тут – три недели на базе безвылазно. И достать что-то, к чему нормальный человек привык, и что обычно находится в шаговой доступности, как оказалось, невозможно.
Мелькнула мысль, что, может быть, можно попытаться переключить внимание на что-то менее усыпляющее, вроде портативной консоли, но хрен там. Полковник, может быть, не заметил бы, но у инструкторов был орлиный взгляд и собачий нюх на подобное. Да и на многое другое.
Поэтому Дан начал водить пальцем по доске в противофазу направлению движения полковника, попутно ощущая неровности покрытия. Еще одним вариантом хоть немного отвлечься от лекции был поход в туалет. И это даже вполне честно назревало, а там можно было бы и лицо всполоснуть холодной водой. Хоть ненадолго, но в чувство приведет. А продержаться как раз надо было недолго. Чунго приподнял уже свою задницу, чтобы отпроситься, как палец на что-то наткнулся, а это что-то болезненно воткнулось в палец. Подавив боль типичным всасывающим звуком, Дан поднял палец, чтобы посмотреть, что же с ним случилось.
И как назло, начало происходить что-то интересное.
Ну как, интересное. Появилась инструктор Лердал, сразу нарушив монотонную скуку. Появившись, она сходу начала распекать их успехи в учебе. Точнее, их отсутствие. Если бы кто-то другой это говорил, то может быть, это было бы и обидно. Но обижаться на нее было сложно. Хотя бы за то, что она прервала излияния Колвальски, которые, будь они самой настоящей водой, решили бы часть энергетических проблем Евроальянса. Представив себе полковника с небольшой водяной мельницей перед лицом, которая крутилась в такт словам и регулярно, будто в детской игре, шлепала лопастями колеса его по носу снизу вверх, он подавился смешком.
Впрочем, хорошее настроение продолжалось лишь до того момента, как Эльза предложила увеличить количество вылетов. Такое даже ей простить было нельзя. И не то, чтобы Дану не нравилось в небе, нравилось, это было одной из причин, по которой он вообще был здесь, а не в родном Амстердаме, но полеты утомляли настолько, что на теорию просто не оставалось сил. И особо легче не становилось.
- Инструктор Лердал, разрешите вопрос?
Дан приподнялся над скамьей и поднял руку.
- Какие именно функции ИИ эта... это АСТРИ дублирует?
Запнувшись на гендерной идентификации искуственного интеллекта, он продолжил.
- Или это только модуль анализа и поиска решений? Управлять самолетом и вести бой оно же не может?
Не то, чтобы Дан сильно боялся доверить ИИ свою жизнь... но немного определенно боялся. С другой стороны, оглядываясь на свои успехи в освоении машиной, возможно, подобная помощь и не помешала бы. Противоречивые чувства, в общем.
-
Представив себе полковника с небольшой водяной мельницей перед лицом, которая крутилась в такт словам и регулярно, будто в детской игре, шлепала лопастями колеса его по носу снизу вверх, он подавился смешком. : O
|
-
Стрелочница 80 левела
-
Лердал вошла в аудиторию ровно в положенное время – ни раньше, не позже. Чеканя шаг проследовала к доске и круто развернулась на каблуках. — Полковник. Учащиеся, — короткий кивок как приветствие. — Если позволите, сразу к делу.
|
|
Последние часы перед маршем Роберт рассуждал не о тактике и стратегии, а о том, как же его все-таки одолел в дуэли Ульрих Мортеган. Воистину сэр Родерик был прав - путь к саморазвитию лежит в поражениях. Помимо очевидной тактической промашки самого Грейхоука, генерал использовал еще пару хитрых трюков, с которыми юный лорд-маршал был незнаком. Остаток вечера Роберт провел с мечом в руке, пытаясь докопаться до сути этих приемов. И, как ему казалось, понял. Неплохо было бы при удобном случае закрепить это на практике, например, в повторной разминке с Мортеганом. Как ни странно, этот маленький прорыв в личных боевых навыках привел Роберта в приподнятое настроение, хотя казалось бы, после устроенного генералом спектакля стоило приуныть.
Даже вездесущая сырость, наполняющая сам воздух этих забытых земель словно призрак бесконечного холодного дождя, не смогла испортить лорду-маршалу настроение. Пока его конь с трудом выдирает копыта из напоминающей зыбкую топь дороги, Роберт размышляет, как в таких условиях вообще использовать коронную тактику Альянса - бронебойный удар тяжелой конницы, ломающий любые построения противника. Ограниченно полезные в местной грязище, бесполезные в густых северных лесах, вдвойне бесполезные при штурме крепости - получается, больше четырех тысяч лишних ртов, если учитывать сюда еще и коней. А не учитывать коней не получится, поскольку скотина тоже хочет кушать, особенно боевые породистые скакуны. Возможно, стоило пустить вперед армии арьегард лесорубов, которые бы расчистили плацдарм для кавалерии. А заодно полк трубадуров, чтоб привили некультурным кельтам правила современной войны вместо бесчестных разбойничьих набегов. Да, наверняка так и стоило поступить. Жаль, никто не подумал об этом раньше.
Часть пути Роберт коротает за разговорами с Хардвиком, которого нынче лорд-маршал неофициально назначил своим вторым адьютантом, вторым по порядку, но не значению.
- Вот вы говорили, мы сейчас вторгаемся на территорию каких-то... гм... Лесных Баронов и Белых Теней. Прошу прощенья, Хозяев Леса и Бледных Теней, (вполголоса) чертовы дикари. Вторые, кажется, нам уже дали понять, как относятся к визиту гостей. Как вы считаете, будут ли эти Лесные Братья, в смысле, Хозяева, мешать продвижению. Какова вероятность что кланы могут объединиться? Последнее что нам нужно это получить организованного врага в тылу. Как вы полагаете, лейтенант, сумеем ли мы заручиться поддержкой менее радикальных кельтов, если пообещаем поддержать их в конфликте с враждебными кланами?
Форт Верный внушал почтение, аккуратно расквартированные части О'Рейли - уважение к дисциплине подчиненных генералу войск, а вот маячившая за переправой темная лесная гряда вызывала тревогу. Подловить противника на переправе это азы тактики, тут не нужно оканчивать королевских военных академий. Оставалось лишь надеяться, что отборный авангард Ройса хорош не только в схватках с гражданским населением. Вспомнив о казни (вопреки приказу!) явно совершенно непричастных к диверсии кельтов, Роберт скрипит сжатыми зубами. К сожалению, безжалостная логика войны здесь была на стороне барона, и затевать расследование инцидента Грейхоук благоразумно не стал. Но и не забыл о нем.
Решительным жестом лорд-маршал одобряет стратегические инициативы генерала О'Рейли, добавив: - Полк кавалерии генерала Мортегана остается здесь для усиления прикрытия наших путей снабжения. Если у генерала имеются возражения, он волен их высказать сейчас, пока не началась переправа. Осуществлять переправу будем следующим порядком - сперва авангард, затем панцирная пехота, замыкают кавалеристы. Закрепляемся на том берегу до полной переброски обозных частей. Вопросы, господа?
|
Амелия даже не вздрагивает, когда за ее спиной выстрел разрывает полотно двери. Взгляд ее неспешно спускается на долетевшие до ступеней острые белые щепки, сразу же наполовину утонувшие в пушистом снегу. Уже ничего не исправить. Даже если проклятый стрейд перенесет ее в начало этой гребаной ночи - например, на парковку возле больницы, - даже тогда Мэл не сможет ни на что повлиять. Это уже ясно. Едва она пыталась принять прежде хоть сколько-нибудь значимое решение - видения немедленно обрывались, очередная реальность рассеивалась, вновь заставляя по крупицам мучительно собирать понимание происходящего. Похоже, вся суть этих провалов - в неизбежно нарастающем отчаянии, чтобы сделать ее саму еще более привлекательной жертвой.
Мэл не без труда вникает в слова Скотта, присевшего рядом. Как странно... Их мысли сходятся. Девушка не отвечает куратору - у нее нет ни малейших сил хоть немного поддержать его. К черту все это... Хоть прямо сейчас.
Полицейские маячки в конце улицы мерцают тревожной гирляндой, быстро приближаясь. Что смогут сделать патрульные? Ну разве что составить рапорт об увиденном. Амелия отрешенно смотрит на прибывшие машины, чуть удивляясь, узнав среди них автомобиль Макрейвена. Может быть, хотя бы Итан сумеет что-то понять... Его индекс высок, и он умеет мыслить критически...
Появившаяся на сцене Харпер проходит мимо Амелии, словно та всего лишь пустое место, отчетливо давая понять в который уже раз, насколько не верит в то, что Мэл может принести хоть какую-то пользу. Наверное, Харпер вдобавок еще думает о том, что неудачи отдела стали концентрироваться именно с появлением Амелии. А если это действительно так? Аморфная тварь напала на Одри в день визита агентов. Фокс пострадал, когда доверился Мэл. Семья Сазерленда убита после того, как она переночевала в их доме.
Мелли вспоминает, как недовольна была Джессика ее появлением... Наверное, не случайно. Теперь уже поздно. А Джилл ничего не найдет. Снова. Никаких следов твари. И никто не найдет.
Примятый снег на ведущей к крыльцу дорожке вспыхивает то кроваво-алым, то мертвенно-голубым. Мэл сквозь ресницы наблюдает за неспешно падающими снежинками, невесомо ложащимися в свежие отпечатки шагов. Сейчас она почти ждет, что ненавистный стрейд все-таки вырвет ее из этого кошмарного темного утра и перенесет куда-нибудь, где... не так тяжело.
Макрейвен, о чем-то договорившись с Арчером, вдруг уверенно направляется к будто застывшей Амелии. Что?.. Ее помощь?
- Зачем?.. - девушка наконец останавливает на Макрейвене почти безучастный взгляд. - Итан, скажи, зачем это все? Амелия медленно поднимается и, не стряхнув налипший на одежду снег, идет к агенту - словно бы для того, чтобы, испытующе заглянув в лицо, требовать и ждать ответа. Но вместо этого проходит мимо и, остановившись чуть поодаль, неловко пожимает плечами: - Мы всегда либо опаздываем, либо... все равно не можем помочь. Какой вообще смысл в этой работе?!
Осекшись, она закусывает губу, пытаясь сдержать слезы, и потерянно оборачивается, глядя мимо Макрейвена в провал выбитой двери, где только что скрылась Джилл. Здесь, впрочем, Амелия уже точно бесполезна...
- Поехали, - кивает вдруг девушка словно бы своим мыслям. - Раз этого хочет шеф. Уже у самой машины она, поколебавшись, вновь бросает на спутника осторожный взгляд: - Не знаешь, есть новости о Фоксе?
-
Аморфная тварь напала на Одри в день визита агентов. Фокс пострадал, когда доверился Мэл. Семья Сазерленда убита после того, как она переночевала в их доме. какие интересные мысли. вообще, очень сильный и вдохновляющий пост
|
Конечно же, все было не так просто. Конечно же, этот змей, который, должно быть, не способен и гренку съесть на завтрак без какой-нибудь подоплеки, задумал устроить из поединка спектакль для всей своей свиты. А заодно... что? Продемонстрировать лорду-маршалу хрупкость и эфемерность его власти? Дурацкая, в сущности, затея, которая с легкостью может щелкнуть по носу самого интригана. Тем не менее, отступать Роберт не собирается. Да и поздно. Да и с чего бы? Как говорил Веселый Рыцарь, похождениями которого Грейхоук зачитывался в детстве - это, безусловно, ловушка, но мы просто обязаны в нее попасться! Пусть Мортеган устроил из банальной разминки очередную интригу, наполненную полусмыслами, Грейхоук все равно рад поединку. Азарт честного прямого боя, бурлящая кровь, распирающий грудь воздух - только на острие схватки можно по-настоящему почувствовать, что ты жив. И Роберт действительно долго, упорно учился сражаться - с мечом, с копьем, с топором и шестопером, верхом и в пешем бою, с оружием и без. Он набивал синяки, падал, поднимался и снова падал. Как вы это сделали, сэр Родерик? И наставник показывал. И Роберт снова падал, поднимался, падал и поднимался. Пока однажды падать не начал сам сэр Родерик. Чистый, ни с чем не сравнимый восторг от победы над достойным противником. То, ради чего стоит жить. Мортеган, похоже, уверен в своих силах, раз решил закатить целое представление. И Роберт надеется, что генерал действительно так хорош, как сам о себе думает.
Роберт встречает эскападу Мортегана с невозмутимой полуулыбкой. Тяжелый от утренней влаги плащ и китель уже отправились в руки верного Мартина. Лорд-маршал видит среди незнакомых лиц восторженные глаза своего адьютанта, неожиданно для самого себя подмигивает пареньку, словно приятелю. Обводит взглядом хмурые лица солдат, спокойно, уверенно, как человек, полностью контролирующий ситуацию. Это МОЁ войско, говорит это взгляд. И выше меня здесь только сам король и Господь Бог.
Несколько быстрых упражнений помогают разогнать застоявшуюся кровь, размять задубевшие от постоянной сырости и холода мышцы, привыкнуть к весу тренировочного меча. Но что это - генерал, похоже, решил начать схватку со словесной пикировки? Ай как некрасиво - обсуждать семейные дела в кругу посторонних. Очень большом кругу, надо сказать.
- Боюсь, наших отцов ждет разочарование, - серые глаза Роберта спокойно выдерживают насмешливый взгляд Мортегана, меч в обманчиво расслабленой руке смотрит в землю, приглашая атаковать, - Вы не совсем в моем вкусе, сэр.
-
- Боюсь, наших отцов ждет разочарование, - серые глаза Роберта спокойно выдерживают насмешливый взгляд Мортегана, меч в обманчиво расслабленой руке смотрит в землю, приглашая атаковать, - Вы не совсем в моем вкусе, сэр. (звуки восторга)
|
Оторвав сосредоточенный взгляд от доски, Эберту настойчиво смотрит в лицо Дитриха. Проиграл. Опять. Под тихий стон своего полководца, черный король склоняется перед неумолимым натиском вражеской армии. Такова суть. Два войска, два предводителя. Лучший тактик становится победителем. Очередная монета - двадцать седьмая по счету - отправляется в краткий полет, чтобы тут же сгинуть в крепкой ладони лейтенанта. Уговор есть уговор.
- Рано или поздно я тебя одолею, Ди, вот увидишь. И ты вернешь мне все в тройном размере. - Самоуверенная улыбка Дитриха выражает его мнение лучше любых слов. - Впрочем, я готов простить тебе долг, если ты расскажешь мне то, что я хочу знать. По десять золотых за вопрос. Уверен, ты помнишь.
Судя по тому как слетела с лица его довольная ухмылка, Дитрих помнил. Кроме тактики еще существовала стратегия, а лейтенант слишком хорошо знал своего командира, чтобы отмахнуться от его слов. Наглая улыбка, впрочем, почти тут же вернулась на место. Надо отдать должное, Мессер умел держать себя в руках.
- Сначала тебе надо выиграть, - фыркнул лейтенант. - Желательно до того, как я умру от старости.
Старость. Ха. Смерть от старости была для профессиональных наемников явлением куда более редким, чем, скажем, смерть от удара клинком, или от стрелы, по оперение ушедшей в живот, или даже от перерезанного в собственной постели горла. Для таких как Эберту смерть от старости - это смерть в роскоши, от чрезмерных возлияний или неистовой любви. С момента основания компании, кондотьер был крайне осторожен в подборе контрактов. Минимум риска, максимум отдачи и боевого опыта. Именно это, пожалуй, снискало ему благосклонность простых солдат, бывших под его началом. Это и то, что капитан, будучи выходцем из крестьянской семьи, держался с ними на равных. Многих он знал по именам, а с семьями тех, кто был с ним давно, даже сиживал за одним столом и вкушал нехитрую пищу. Возможно именно поэтому капитан "Ветра Вессалии" до сих пор не сделал свой выбор.
Эберту колебался. Силы герцогов были почти равны, а значит кровавой бани не избежать, чью бы сторону он ни занял. Но и отступить сейчас означало упустить шанс, который выпадает раз в жизни, да и то далеко не каждому. Капитан "Ветра" был уверен: в этой войне нейтральных сторон не будет. Куш слишком велик. И время сделать выбор почти пришло. Почти. Прямо сейчас следовало сосредоточиться на старом Мендезе.
Мясник из Версаля. Надо признать, что старый козел заслужил свое прозвище сполна. Даже спустя столько лет, преследуемый и практически разбитый, он наводил ужас на простых людей. Достаточно вспомнить упомянутого Изабеллой жирного трактирщика с бегающими глазками и трясущимися руками. Капитан потратил добрых двадцать минут и небольшой мешочек с монетами, прежде чем смог убедить харчевника выложить все, что тот помнил о проехавшем мимо кондотьере.
- Бэлла, - взгляд Эберту не без наслаждения скользит по ее ладной фигуре, пока, наконец, не замирает на портупее с метательными ножами, - насколько близко вы с Минго можете подобраться к часовым? Скажем, на расстояние броска. Реально?
|
Пока О'Рейли говорит, складывается ощущение что он единственный здесь понимает, что ждёт Второй Королевский в снегах свободных земель. Остается лишь порадоваться, что этот человек на нашей стороне, и простить старику склонность к надменному менторству, думает Роберт, разглядывая свои ухоженные ногти. И понадеяться, что раз уж генерал знает, что надо делать, он в том числе и знает - как.
- Именно об этом я и думал, - кивает Грейхоук, когда О'Рейли замолкает. Старая как мир фраза, которой командование прикрывало своё невежество перед подчинёнными со времён основания Альянса. - Тогда, считаю, вы единственный, на кого можно положиться в обеспечении бесперебойного снабжения армии, сэр. Оставьте в Верном столько людей, сколько посчитаете нужным.
Роберт порывисто поднимается, расправляя плащ. Поболтать со стариком было поучительно, но лорда-маршала ждут другие неотложные дела. В частности, свидание с генералом Мортеганом, при мысли о коем Грейхоук непроизвольно кривится, словно от приступа зубной боли. Все эти бесконечные разговоры и попытки придать хаосу огромного скопления людей и коней хоть сколько-нибудь приличествующий лучшей армии мира вид и организацию крайне слабо походили на то, чем война грезилась Роберту из тихой гавани Третогора. Лорд-маршал должен гарцевать на статном жеребце вдоль стройных рядов закованной в начищенную до блеска сталь пехоты, произнося возвышенные речи и укрепляя и без того непоколебимый боевой дух королевских воинов одним своим видом. Он вздымает меч, командуя выступление, и лично ведёт в бой железные легионы, всегда на острие атаки, во главе клина избранных рыцарей, наводя ужас на врагов и вселяя патриотический трепет в сердца союзных солдат. Пока что из активов был разве что статный жеребец, а трепет в сердца изнуренной маршем пехоты вселяли в основном развешанные по деревьям кишки их товарищей.
- В будущем не стесняйтесь держать меня в курсе ваших действий, сэр. В любое время. Честь и слава, генерал.
Роберт касается груди сжатым кулаком в формальном воинском приветствии, кивает и покидает палатку О'Рейли.
- К Мортегану, - коротко командует лорд-маршал своей куцей свите.
- Скажите, лейтенант, - говорит Роберт, пока они пробираются через охваченный суетой лагерь, - Откуда вы почерпнули свои знания об обычаях северян, их языке, жизненном укладе? Полагаю, они не столь закрыты от внешнего мира, как говорили мне некоторые из офицеров, верно? В таком случае с кем из кланов, по вашему мнению, стоило бы наладить контакт, и, в перспективе, сотрудничество? Если такое вообще возможно, конечно.
-
Лорд-маршал должен гарцевать на статном жеребце вдоль стройных рядов закованной в начищенную до блеска сталь пехоты, произнося возвышенные речи и укрепляя и без того непоколебимый боевой дух королевских воинов одним своим видом. Он вздымает меч, командуя выступление, и лично ведёт в бой железные легионы, всегда на острие атаки, во главе клина избранных рыцарей, наводя ужас на врагов и вселяя патриотический трепет в сердца союзных солдат. Пока что из активов был разве что статный жеребец, а трепет в сердца изнуренной маршем пехоты вселяли в основном развешанные по деревьям кишки их товарищей.
|
Роберт оглядывается через плечо на раскрасневшегося адьютанта, шипит раздраженно: - Мартин!.. Выразительный взгляд лорда-маршала на полог шатра без слов говорит обоим сопровождающим о необходимости срочной передислокации обратно на свежий воздух.
- Генерал, - с напускной небрежностью приветствуя старого вояку кивком, Грейхоук садится на предложенный табурет. Поправляет плащ, разглаживает лацканы мундира, стряхивает незримую пылинку с манжетов. Иными словами, прибегает ко всем тем очевидным уловкам, за которые хватаются люди, которым нечего сказать. О'Рейли так складно обрисовал ситуацию, что придраться к чему-либо было положительно невозможно. А ведь, начиная свой импровизированный обход лагеря, Роберт собирался высказать седому ветерану решительные претензии и раскритиковать подобную самодеятельность.
- Гхм, - начинает лорд-маршал, собравшись с мыслями, на что потребовалось не так много времени, - Похвальная инициативность, генерал, благодарю вас. Но не могу не отметить, что меня несколько настораживает подобное дробление сил. Есть некоторые, гм, свидетельства тому, что северяне уже наблюдают за нами и в курсе всех наших маневров. Не думаю, что на этом берегу реки нам что-то всерьез угрожает, но тенденция... тревожная.
Роберт совершает очередной тактический ход, скрывая неуверенность задумчивым отстукиванием пальцами барабанной дроби по столу.
- Словом, будет лучше, если вы постараетесь согласовать свои решения со мной. По возможности. Вот, что я хотел сказать.
Грейхоук вновь умолкает, на этот раз уже полностью исчерпав аргументы. Оказалось, их было до обидного немного. Со вздохом Роберт осознает, что искусным жонглированием словами, в котором молодой аристократ вдобавок был не очень то силен, этого стального вояку не пронять. А когда не работают обходные маневры, остается только сделать своим оружием прямолинейную искренность.
- Говоря начистоту, генерал, мы с вами оба понимаем, что должность лорда-маршала должна была стать вашей, - со вздохом произносит Грейхоук. - Я никогда особо не рвался к этому, мне больше по душе звон доброй стали на ристалище, нежели пыльные штабные карты. Жаль, что так вышло, но я тут, увы, такой же заложник ситуации. Долг кровных уз и бремя патриота, и то и другое священно. Но черт бы меня побрал, если я знаю что делать, когда мы возьмем Стормхолд. Взять то мы его, допустим, возьмем, а вот удержим ли... В дремучей глуши, связанные с большой землей лишь тонкой пуповиной снабжения... Окруженные враждебными варварскими кланами... Вот это беспокоит меня, пожалуй, сильнее всего, генерал. Невозможно обезглавить дракона, у которого нет головы. Так как нам усмирить север? Как бы поступили вы, сэр?
-
Поправляет плащ, разглаживает лацканы мундира, стряхивает незримую пылинку с манжетов. Иными словами, прибегает ко всем тем очевидным уловкам, за которые хватаются люди, которым нечего сказать. Роберт хорош, конечно.
|
Амелия слушает Стиллвела. Конечно же, она слушает его. Все же он работает с тенью уже несколько десятилетий. И все равно не может представить последствия...
Золотистые нити под кожей, кажется, чуть тускнеют. Странное возбуждение притухает, напоровшись на вполне прозаический факт. Мэл останавливается, когда подрагивающий от напряжения лимб ее растянутого сознания истончается, почти растворяясь в окружающей изнанке. Отчетливо ощущая это неким шестым чувством, она смотрит на встревоженного Чарльза, прикидывая, сумеет ли тот что-то предпринять, если вдруг она пойдет наперекор, попытавшись, например, стереть искажение, мерцающее в углу... силой?
Эта мысль становится почти навязчивой. Амелия с трудом отводит взгляд, притянутый дрожащим черным круговоротом. Этого делать нельзя. Девушка вздыхает, заставляя себя смириться со словами шефа. Он прав. Он должен быть прав. Необходимо ждать. Ждать того, кто действительно поможет разобраться со всем...
Но почему специальный агент из Вашингтона будет здесь только послезавтра?.. Неужели отдел спецопераций ФБР не располагает хотя бы одним частным самолетом? Амелия вдруг ловит себя на том, что пытается заглянуть Стиллвелу прямо в голову, чтобы узнать это. Но вместо единственного ответа получает внезапно целый ворох размытых видений, сменяющих друг друга словно узоры в калейдоскопе и предсказывающих четко лишь одно.
Она избежала катастрофы. Пока что.
Ведь совсем не стоит называть катастрофой очередные неподвластные ей скачки во времени, не так ли?
Амелия бредет по нечищенному от снега неплохо знакомому уже двору, проваливаясь ботинками в мягкое рассыпчатое крошево. Все получается будто само собой - складываются в логичную картину ранний звонок, утренняя метель, автомобиль Арчера... Словно во сне, когда абсолютно все принимаешь на веру, как должное. Только вот то видение было не сном. Мэл снова и снова вспоминает, как встретила того мальчика, который тоже мог видеть. Почему этот эпизод прежде стерся из ее памяти? Почему она даже не удержала знание о том, как видела в детстве этих людей? Ее подсознание все же пыталось блокировать первую фазу стрейда?
Из приветливо распахнувшейся двери авто доносится совсем не радостный голос куратора. Впрочем, каким ему еще быть в шесть утра? Амелия устраивается на пассажирском сиденье, забыв поздороваться. Абсолютно машинально нащупывает пряжку ремня безопасности у правого плеча...
Очередное убийство. Конечно. Она ведь так и не сделала ничего, чтобы предотвратить охоту на людей потусторонних тварей. Потому что Стиллвел ей запретил? Или просто удалось убедиться, что не так уж она и всесильна... По воспоминаниям ощущений, Мэл сумела бы защитить от монстров разве что пару кварталов Брайт Фоллс, но никак не весь мир. И, судя по всему, вчера ей удалось-таки это принять. Амелия некоторое время почти безучастно гипнотизирует взглядом дату на приборной панели, пока "рено", пробуксовывая в снегу, с трудом выруливает на относительно чистую улицу.
- Скотт... - кажется, впервые она обращается к куратору по имени, но что-то подсказывает, что формальное "агент Арчер" после всего случившегося уже совсем не подойдет. - Пожалуйста, напомни, что было вчера. Мэл старается говорить спокойно, буднично. Как будто это обычное дело - подзабыть, что было меньше суток назад. С каждым же случается, верно? Девушка едва заметно хмурится, вглядываясь сквозь пляшущие дворники в снегопад перед лобовым стеклом. Что-то ведь вчера было... За целый день столько всего должно было успеть произойти! Наверное, вначале были эти кажущиеся бесконечными тесты и тренировки в кабинете Стиллвела. А после... Амелия вздрагивает будто от холода, несмотря на наполнивший салон жар горячего воздуха. А если стало известно что-нибудь о Фоксе? Если он...
Осторожно обернувшись к Арчеру, Мэл уточняет: - Почему Джеймс оставил машину возле больницы?
-
- Скотт... - кажется, впервые она обращается к куратору по имени, но что-то подсказывает, что формальное "агент Арчер" после всего случившегося уже совсем не подойдет. - Пожалуйста, напомни, что было вчера. Мэл старается говорить спокойно, буднично. Как будто это обычное дело - подзабыть, что было меньше суток назад. Вот это очень хорошо было, РАЗВИТИЕ персонажа.
|
Видение неумолимо тает. Знакомая комната дрожит и растворяется в нигде, мамины объятия становятся все более эфемерными, и наконец Амелия понимает, что больше совсем не чувствует ее теплых рук на своей спине. Под пальцами вместо мягкой ткани маминой ночной рубашки - плетение чужого белого свитера, надетого на нее, наверное, Джессикой.
Потерянно обхватив себя за плечи, Мэл еще тщетно пытается уловить хотя бы обрывки тех чудесных ощущений, что вернулись к ней совсем ненадолго. Это была самая жестокая шутка астрала.
Теперь она снова стоит перед исполненным раздражения из-за череды ее срывов шефом, который все еще пытается не дать ей окончательно скатиться в истерику с неизвестным финалом. Мэл честно старается прислушаться к нему, осознавая, что только так сможет рассчитывать хотя бы немного сбалансировать свои метания. Слез на ее щеках уже нет - они остались там, в ее детской комнате. Тогда.
Сейчас же ей удивительно легко удается выполнить приказ Чарльза. Как будто несколько скачков между проекциями, почти дочиста выбив эмоции, позволили наконец сосредоточиться на кажущейся самой реальной из них. Амелия с удивлением прислушивается к себе, не ощущая больше астрал чем-то чуждым. Если прежде каждый раз, когда Стиллвел говорил о ее способностях, она в определенной мере сомневалась в его правоте, будто не желая соглашаться со своей исключительностью, теперь становится невозможным это отрицать.
Девушка медленно качает головой, словно все еще не веря Чарльзу. Однако на самом деле совершенно согласна с ним. Эта мощь - буквально трепещущая на кончиках пальцев - теперь абсолютно ощутима. И эта ответственность...
- Похоже, если я свихнусь - этому миру не поздоровится. Еле заметная кривая усмешка трогает ее губы. Черт возьми, она никогда не хотела быть исключительной! Почему же это все-таки случилось с ней? Почему не со Стиллвелом, не с Фоксом, которые куда лучше справились бы с этой странной силой, сумели бы ее обуздать?!
Амелия опасается пошевелиться, так и продолжая держать на весу раскрытые ладони, под кожей которых проносятся золотистые искры. Она чувствует, что в любой момент может вернуться из изнанки в реальность - просто шагнуть, словно в другую комнату. Но безумно боится совершить хотя бы легкое движение - судя по всему, эта система катастрофически нестабильна. И что же теперь?..
- Кажется, я могу что-то сделать... - едва заметно кивнув, соглашается она с шефом, который, похоже, так непривычно для себя не владеет ситуацией полностью.
Поразительное ощущение. Она в самом деле может влиять на изнанку - и наконец-то это поняла...
- Кажется, я могу сделать все...
Амелия задумчиво обводит взглядом почти бесцветный кабинет Стиллвела, сгустки рыжеватой мглы за окном... И некоторое время смотрит в мерцающий пыльным обсидианом аморфный круговорот в углу.
Вы сделали что-то, чего не должны были. Либо в скором времени сделаете.
Либо... В нелинейном времени она до сих пор не сделала то, что должна.
- Агент Стиллвел... - едва возникнув, еще не вполне оформившаяся жгуче пульсирующая мысль требует немедленного воплощения. - Что, если я попробую залатать барьер между изнанкой и тем... тем местом, откуда сюда приходят хищники? Амелия уже пытается мысленно потянуться к границам видимого ею сейчас, чтобы узнать, как далеко сможет зайти. - Возможно, у меня получится прекратить их доступ сюда? И больше никто не пострадает! Ее захватывает эта идея. Золотистые вспышки под кожей словно становятся горячее, будоража азарт. Она сможет. Она сможет все!
-
- Кажется, я могу что-то сделать... - едва заметно кивнув, соглашается она с шефом, который, похоже, так непривычно для себя не владеет ситуацией полностью.- Кажется, я могу сделать все...ссылка
|
Грейхоук зябко ёжится, хотя в шатре довольно тепло. Кажется, что в пляшущих на ткани полога тенях крадутся хищные силуэты хитрых, свирепых и чрезвычайно мобильных кельтов, сжимающих жуткие кривые ножи. - Этого я и опасаюсь, капитан, - вздыхает Роберт. - Этого я и опасаюсь... Если бы я принимал здесь решения, я бы и носа из Третогора не показывал. Как минимум до весны.
В который уже раз он задумывается, для чего короне понадобилась эта странная война. Неужели из одного лишь честолюбия и желания подчинить себе все окрестные земли? Даже граница с севером была постоянной головной болью местных лендлордов, а теперь Альянс собирается лезть в самое сердце этого осиного гнезда. Роберт отнюдь не боялся того, что кучка дикарей, будь они хоть все поголовно могучими воинами, сумеет сломить в прямом сражении закаленную в боях военную машину Второго Королевского. Чтобы свалить гиганта, не обязательно отрубать ему голову - зато можно по одному подрезать сухожилия на ногах, уклоняясь от увесистых, но медленных оплеух, пока его не обрушит его собственный вес. И вот тогда - можно будет дотянуться и до головы. Армия Альянса - тот самый несокрушимый гигант, стоящий на нетвердых ногах постоянного снабжения. Она способна дать отпор кому угодно в честной схватке, но не может драться с рыскающими в ночных лесах призраками. Роберт устало потирает лоб, допивает залпом свой бокал. Насыщенный вкус вина теперь уже не радует богатым букетом, напротив, скорее даже горчит. Пока ему совершенно непонятно, как здесь воевать. Переться наугад, без карты, неизвестно куда, не зная практически ничего о планах противника, лишившись, наконец, главной силы королевской армии - тяжелой кавалерии, которая, очевидно, будет совершенно бесполезна в густых северных лесах.
- Что мы можем им предложить?.., - задумчиво повторяет Грейхоук риторический вопрос капитана, - Силу? Власть? Раз уж они так друг друга не любят, неужели никто не соблазнится возможностью раздавить другие кланы, заручившись нашей поддержкой? Проклятье, это работа дипломатов, а не высшего военного командования.
Усилием воли Роберт отгоняет тревожные размышления, граничащие с пораженческим настроением. В конце концов, уж Стормхолд то они возьмут. Возьмут ведь?..
- Что ж, капитан, - сухо говорит наконец лорд-маршал, - Как я понимаю, карт свободных земель не существует. Жаль, очень жаль. В таком случае не смею вас задерживать. Благодарю за беседу.
Когда Хардвик покидает шатер, Роберт еще какое-то время стоит в задумчивости, глядя на весело потрескивающие дрова в походной печке. Затем поднимает бокал капитана, к которому тот едва притронулся. - Клянусь честью, ну и хам, - качает головой Грейхоук. - Возможно, вы и разбираетесь в местных дикарях, сударь, но точно ничего не понимаете в вине.
Допивая на ходу бокал не уважающего благородные напитки капитана, Роберт откидывает полог шатра и совершенно неподобающе лорду-маршалу орёт в ночную суматоху военного лагеря: - Марти-ин! Куда, черти бы его побрали, запропастился этот мальчишка с ужином?
-
- Клянусь честью, ну и хам, - качает головой Грейхоук. - Возможно, вы и разбираетесь в местных дикарях, сударь, но точно ничего не понимаете в вине.Пока что просто прекрасно выходит, определённо есть контакт по стилистике-атмосфере, что не может не радовать. Другого, собственно, и не ожидалось.
|
Превратившееся в беспорядочный вороний грай совещание штаба еще больше портит Роберту настроение, а оно и так было далеко не радужным. Может, он и не имел такого авторитета в высших армейских кругах, но терпеть подобное неуважение не собирался. Кроме того, он сильно сомневался, что подобный формат обсуждения способен породить что-либо еще, кроме мигрени у его участников. Когда раздражение достигает критической отметки - а занимает это не так уж много времени - Грейхоук обрушивает сжатый до побелевших костяшек кулак куда-то в район западных от лагеря армии Альянса лесов, заставляя подпрыгнуть выставленные на карту фишки и кружки. Мелькает мимоходом мысль, что здорово было бы вот так вот, одним молодецким ударом прихлопнуть неугомонных северян и покончить разом с кампанией в Свободных землях.
- Довольно! - рявкает он, разом высвобождая накопившуюся ярость. Видимо, вышло достаточно убедительно, поскольку многоголосый гомон мгновенно смолкает.
- Господа, - ледяным тоном говорит Роберт, пока в мгновение тишины не успел вклиниться никто из офицеров и генералов. - Вы не хуже меня понимаете, что подобным обсуждением мы не придем ни к чему. Поэтому впредь я бы хотел видеть здесь, над этой картой, не базарную ругань, а грамотных, опытных военначальников, которыми вы все, без сомнений, являетесь. Я понимаю, - повышает он голос, видя уже открытые рты и пресекая возможные возражения, - многие из вас считают, что я незаслуженно занимаю должность лорда-маршала. Что мне недостает опыта - тяжелый взгляд на поджавшего губы старика О'Рейли - или высокого положения - взгляд перемещается на Мортегана, слегка изогнувшего уголок губ в пренебрежительной усмешке, - для того, чтобы руководить этой кампанией. Что ж, возможно, это так. Но прошу вас отметить, господа, что это решение Его Величества, которое мы, верноподданные короны, обязаны уважать.
Выдержав секундную паузу, Роберт продолжает, на этот раз более мягко: - Заверяю вас в моем подлинном уважении к вашим заслугам и опыту, господа. Уверен, что столь блистательный командный состав не оставит дикарям ни единого шанса. Однако, клянусь честью, если мы продолжим препираться в том же ключе, северяне перемрут от скуки, так и не отведав нашей стали.
Грейхоук обводит взглядом притихший штаб. - Таким образом, предлагаю начать наше конструктивное совещание с доклада капитана Хардвика, - Роберт кивает командиру Верного, - И я очень надеюсь, что никто не будет его перебивать и нам больше не придется возвращаться к этому вопросу. Капитан?
|
Жидкая грязь чавкает после каждого шага, облепляя ноги. Черное скользкое месиво липнет к подошвам со страстью немолодой любовницы, так и норовя содрать сапоги. Похоже что битва за север уже началась - приходится сражаться за каждый шаг, чтоб не остаться без обуви. " - И это здесь называется дорогой - ", с содроганием думает Роберт, стараясь запахнуть теплый плащ поплотнее и сгорбившись, словно нищий попрошайка перед храмом. Вот так годы муштры и тщательно выпестованная мастерами-наставниками военная выправка мгновенно улетучились, столкнувшись с местными погодными условиями, еще даже без намека на реального противника. Лучший союзник севера это сам север, говаривал Роберту перед отправкой предыдущий лорд-маршал, который уже бил северян раньше, прежде чем его самого разбила подагра. Грейхоук тогда вежливо отмахнулся от горячечных бредней старого ветерана, а ведь тот оказался прав.
В офицерскую палатку лорд-маршал входит с одной мыслью - поскорее закончить с этим фарсом, вернуться в свой шатер и там остаться на веки вечные, только время от времени посылая адьютанта за глинтвейном. По крайней мере, до тех пор пока не развеется эта серая хмарь, которую здесь почему то называют небом, и не покажется солнце. Роберт вспоминает залитые светом зеленые оранжереи родового замка, и сердце сжимает щемящей тоской. Клятый север с их клятой свободой. Грейхоук был не в восторге от этой кампании - немного чести в приведении к покорности кучки немытых дикарей. Впрочем, положа руку на сердце, в прошлых заслугах Роберта на военном поприще тоже было не то чтобы много героизма и славных битв. Но, как сказал отец, эта победа должна сильно укрепить позиции семьи при дворе - явно намекая на открывающиеся возможности более удачного брачного союза для сына. А недостаток ратных подвигов потом компенсируют трубадуры. Вообще, вспоминая, какой бойней обернулся разгром мятежа Тиррано, Роберт начинал подозревать, что во многих славных воинских победах Альянса большую часть заслуг стоит приписать стихоплетам.
Он решительно входит под полог офицерской палатки, натягивая свою дежурную лучезарную улыбку. Не глядя, протягивает плащ адьютанту - незримое присутствие за правым плечом старательного юного Мартина уже вошло в привычку. - Вина, - коротко бросает Грейхоук. - Желательно горячего. Черт, ну и погодка, а?
Последнее было обращено уже собравшимся вокруг карты офицерам.
- Клянусь честью, если этот проклятый дождь не закончится в ближайшее время, у меня начнут отрастать жабры, - дежурная шутка должна была доделать то, с чем не справилась дежурная улыбка. Роберт знал, что многие в штабе считают его выскочкой, не заслужившим столь высокого чина. И за неимением возможности доказать свое право на титул лорда-маршала делом, приходилось пока налегать на личное обаяние.
- Господа, - небрежным кивком приветствует свой штаб Грейхоук, занимая свое место возле импровизированного стола с картой, на котором должна решиться судьба Свободных земель. - Вижу, вы уже оживленно обсуждаете нашу грядущую победу. Буду рад выслушать ваши соображения.
" - И чертовски надеюсь, что они будут не слишком длинными и противоречивыми, " - добавляет Роберт про себя, понимая, что скорее всего будет строго наоборот.
|
Безумный забег наперегонки с наихудшим предчувствием внезапно обрывается на заметенной снегом дорожке, ведущей к знакомому крыльцу. Мэл словно налетает на невидимую стену, неожиданно теряя решимость. Она больше не уверена в своих силах. Она больше не знает, может ли доверять себе... Мучительно медленно девушка оборачивается на ржавый скрип за спиной. Она уже не успела...
Призрачный мальчик на старых качелях разбивает вдребезги все надежды на счастливый исход. Хоронит попытки исправить самое непоправимое опоздание в ее жизни. Внедрение - лишь бесполезная насмешка тени, так издевательски похожая на второй шанс. Эта реальность неразрывно сплетается с тем самым сном.
Мэл, хватая ртом ледяной воздух вперемешку с обжигающими колкими снежинками, обреченно прослеживает взглядом за поднятой детской рукой. Ее дом точно так же взрывается изнутри, оставаясь нетронутым. Пожиратель, силуэт которого только что маячил в окне ее комнаты, уже оказывается рядом, нарушая все законы здравого смысла. Скованная ирреальностным ужасом девушка наконец отчаянно кричит, растворяясь в неизбывной боли...
И тотальный кошмар рассыпается на осколки внезапно, оборачиваясь обычным сном. Амелия широко распахнутыми глазами вглядывается в темноту, вцепившись в скомканное одеяло. В ушах все еще звенит собственный крик, сквозь который пробивается самый родной в мире голос. Знакомые шаги заставляют сердце биться еще быстрее, но уже не от ужаса. Мягкая ладонь нежно скользит по лицу, вытирая безудержно катящиеся слезы. Мерцает милый ночник-звездочка у кровати. Давясь всхлипами, Мелли судорожно перебирается на колени к маме, вдруг начиная на них помещаться.
В соседней комнате спит маленький Стив. А Фиби еще даже нет на свете! Всего лишь пришел дурной сон, и мама сейчас обязательно его прогонит...
Мэл стискивает зубы, чтобы не разрыдаться в голос. Отчаянно борются мысли о том, сколько раз тень обманывала ее, и желание, чтобы все это просто оказалось правдой. Попытка рационального анализа всей этой чертовой ситуации - и жгучие, безудержные эмоции, переполняющие сознание через край.
- Мама, мама... - почти бессвязно шепчет Амелия, накрепко прижимаясь ко Клэр, и никакая сила, должно быть, не способна вырвать ее сейчас из ласковых материнских объятий.
Это не по-настоящему. Это все лишь очередной фантом, рвущий душу на части. Тогда, в детстве, она не умела так мыслить. Это - очередная изводящая шутка изнанки, безумный выверт проклятого пси-потенциала. Это иллюзия... Амелия всхлипывает, пряча нос в так хорошо знакомой теплой ямочке у ключицы матери. Ощущает ее запах, привычный и бесконечно родной.
Господи, это ведь сейчас закончится... Мэл вздрагивает всем телом, осознавая, как не хочет она терять это упоительное ощущение, уже раз утраченное навсегда.
- Мама, останься со мной...
|
Кайзер: Тишина тянется как будто бы вечность. Ждёшь, что в хату ворвётся какой-нибудь упырь с топором наперевес, и размышляешь отстранённо, насколько тебя хватит - ведь застать врасплох того, кто знает, где конкретно ты находишься, довольно сложно. Им достаточно окружить дом и потихоньку вытравить тебя оттуда. Так охотятся на лис. Ты в западне, а твои товарищи - хрен знает где, и помощи ждать не приходится. Чудовищное спокойствие накатывает вдруг. Понимаешь - если умирать, то так. А не когда вокруг все орут и обливаются кровью, своей и чужой. - А где был король, когда нас пришли резать и жечь? Где был ты? Грабил и трахал беззащитных детей? - уже ближе, значительно ближе звучит тот же голос. Сопоставив услышанное, понимаешь - не мальчишка это вовсе. Это тонкий голос юной девицы.
Егерь. Общее: Сотник бы гордился, если бы видел, как ты бежал. Это даже не ускоренный марш, а что-то большее. Может, тебя подстегнула опасность, с которой столкнулся твой собрат по оружию (или не опасность); может, любопытство и желание всем отрядом разобраться - кто, кого и куда. В любом случае, ты примчался к стоянке быстрее, чем десятник подумал бы: «интересно, а он выполнил мой приказ или все ещё ждёт меня на пригорке», к удивлению твоих соратников даже не запыхавшись (хотя местами перепрыгивал через овраги, рискуя подвернуть лодыжку и растянуться так, что потом бы костей не собрал, но Всевышний миловал).
Хоффман: Из мастеров разведки тебя надо было выписывать срочно - ты попытался бесшумно осмотреться, но захрустел суставами и заскрипел сугробом так, что только глухой калека не обратил бы внимания - и то если бы находился в полулиге от тебя.
Это был волк. Здоровенный, с серой шкурой, с золотым блеском хищных глаз. Он тебя не учуял только потому, что ты сидел с подветренной стороны. Ты его не учуял потому что ты не волк, конечно же. Вообще чудо, что ты его увидел. И чудо, что он не к тебе крался - он лишь на мгновение застыл, повернувшись в твою сторону и чуть прильнув к земле, будто подпружинившись, решая - а не броситься ли и не перегрызть твою глотку? Ну, по крайней мере, тебе такое пришло в голову. По факту он развернулся и исчез за деревьями- слишком быстро, чтобы сказать наверняка - а не померещилось?
|
|
Хорошо в вечернем лесу. Хоть и не так хорошо, как в утреннем, когда птахи щебечут вразнобой, а ты еще толком не проснулся и не вспомнил, куда тебя судьбой закинуло. Краткий миг, близкий к настоящему счастью. Хоффман бережно хранил подобные воспоминания, ибо было их не так уж много. Если не научишься ценить такие моменты в жизни, проще тогда сразу вздернуться от тоски беспросветной. Тиль уже третью травинку дожевывал, словно коза на выпасе. В дозоры его ставили нечасто, но все же случалось, и каждый раз думал Хоффман одну и ту же мысль - а нахрена это вот все лично ему? Народу в армии вон сколько, уж вломят, поди, варварам и без его, Тиля, бесценной помощи. А он вот сейчас встанет и тихонечко, леском - домой. Это же глупость какая - ходить строем и лупцевать железными штуками совершенно незнакомых людей. А дома, поди, и пшено то некому обмолотить, и урожай пропадает. Если кто-то вообще его засеял.
И сладко обмирала в экстатической смеси ужаса и восторга от этой крамольной мысли крыса, которая, по убеждению Хоффмана, живет в нутре у всякого нормального человека. Просто кто-то умеет ее, паскуду, в узде держать, а кто-то наоборот. То есть, понимал конечно Тиль, что никуда он не сбежит. И лазарет на нем, и не по-товарищески это, в целом. Да и это ж бате как то в глаза надо будет посмотреть, если жив он еще, батя. Мамка - другое дело, мамка тебя всяким примет, хоть со щитом, хоть на щите, хоть пьяным-сраным, хоть дембелем, хоть дезертиром. А вот батя... Кайзер вот тоже, вернется в село - что ему скажешь? Был он и до войны мрачноват, а теперь и вовсе, заглянешь в глаза, а там покойники маршируют под вороний грай. Так вот сидел Хоффман в секрете своем, траву жевал, да мысли всякие-разные думал. Хорошо было в вечернем лесу, тихо. И совсем хорошо было бы, если б и дальше было тихо.
-
И сладко обмирала в экстатической смеси ужаса и восторга от этой крамольной мысли крыса, которая, по убеждению Хоффмана, живет в нутре у всякого нормального человека. узнали? согласны?
-
Аж ДМ вздрогнул!
|
|
|
Керидвен, Люсиль, Андре и РейнольдДоспехи сели на девушек "как влитые" – что было, конечно, большой удачей, учитывая их разную комплекцию. Впрочем, повезло Люсиль и Керидвен скорее с тем, что среди неприкаянных нашлись схожие с ними комплекцией клирики, и каждая нашла подходящий себе размер. В противном случае, пришлось бы искать кузнеца – и кто знает, сохранил ли рассудок местный умелец... да и был ли он вообще на этом Маяке? Может покинул его, когда на земли руадов пришло бедствие? Кроме того, Люсиль особенно, наверное, оценила ощущение "скрытности", которое подарил примеренный на голову шлем – скрытое за вуалью и решетчатым забралом лицо словно выстроило стену между скромной лучницей и окружающим миром. Интересно, что ведь и лиц клириков они так и не увидели: рассыпавшиеся пеплом тела оставили легкий флёр загадочности – было ли под забралом у клириков хоть что-то? Между тем Андре с Рейнольдом первыми начинают исследовать этаж. Первое, что бросается в глаза – куски гранита от обвалившейся лестнице. По-видимому, где-то здесь в стену влетел камень или особенно сильное заклинание. Из бреши в стене льётся солнечный свет, бросая блики на пол и груду камней, разгоняя полумрак. Завораживающее зрелище, но выше здесь не подняться. Вскоре к ним присоединяются Керидвен и Люсиль и все четверо останавливаются перед полуразрушенным алтарём. Мраморный куб разрушен почти до основания, но укрывающая его ткань – черный шёлк с позолоченным плетением – сохранилась хорошо. Как будто кто-то набросил ей уже на развалившийся алтарь, в наивной попытке сохранить священное для руадов место... Судя по всему, на этом этаже было отведено для священных ритуалов – видимо поэтому здесь не зажигались факелы, и потому оказалось столько клириков Изиль. Теперь, поскольку путешественникам уже ничто не угрожало, можно было получше осмотреть этаж целиком – и навстречу источникам света, которые могли принести лосморцы, проступили картины и фрески на стенах. Перед взором разворачивались целые истории: вот какой-то мужчина с большим луком наперевес и острыми ушами загоняет некое животное, похожее на оленя, но не чтобы убить его – на следующей картине он приручает его, чтобы использовать как ездовое животное. Надпись под картиной гласила: "Приручение фиада". Рога животного, впрочем, гораздо более красиво и необычно ветвятся, чтобы это было простым оленем. На последней из картин этого сюжета, изображён густой лес, над которым изображены солнце, луна и звёзды. Последняя часть вам известна: так изображается таинственный лес Бросселиад, где звёзды видны даже днём. Неудивительно, что этому сюжету уделили столько внимания: эльфы всегда считались друзьями руадского народа. Вторая картина изображает короля Лорна, ведущего свои полки приступом на какой-то замок. Приличную часть – почти треть всей картины и стены, занимает изображение женщины в тёмных одеяниях. Её лицо скрыто под капюшоном, из-под которого виден только острый нос. Она как будто летит, и от её балахона тянутся чёрные щупальца-ленты в сторону отрядов Лорна, которые невольно подаются назад от этой магии. За её спиной вдалеке виднеется замок с чёрными стенами: по-видимому, колдунья защищает свои владения, которые хотел покорить древний король. Это изображение подписано так: "Король Лорн усмиряет Чёрную Ведьму Ашу". Помимо эпических полотен Рейнольд, к счастью, обнаруживает и то что искал: здешние комнаты не пострадали от обвалов, и в одной из них он находит сквозной канал, в котором собраны канаты, лебёдки и стальные шестерни, приводящие лифт Восточной башни в движение. Предусмотрительные руады даже сделали небольшую шахту в самом механизме, так что при желании можно спуститься и подняться на другие этажи: прыжок, правда, без подготовки грозит ушибами. Но если бы отряд уклонился от боя здесь, волшебник мог бы проникнуть сюда с другого этажа, а после его покинуть воспользовавшись заклинанием Невидимости. Как бы то ни было, обнаруживается и причина, по которой не работает лифт: здесь тоже есть пробоина в стене, пусть и меньше, и обломки её попали в этот сложный механизм противовесов и шестерней. Очистить его – не такая уж сложная задача, хотя до некоторых камней без посторонней помощи дотянуться сложно, и есть риск упасть в шахту. Не смертельно, но неприятно. Тук-тук. Тук-тук.Звук, донёсшийся из глубины уходящей вниз шахты наверное даже заставил Рейнольда вздрогнуть. Он был едва слышен, и судя по отсутствию малейших вибраций в стальных частях механизма вряд ли кто-то бил по самому устройству и каким-то образом дополнительно нарушал работу; нет, в этом странном звуке можно было скорее заподозрить... работу кузнеца? Пожалуй, да. МаркусПироманту, по-видимому, хочется побыть одному. И Маяк готов ответить ему в этом желании, как радушный – хотя, пожалуй, это не совсем уместно – хозяин. Выйдя к побережью, путешественник видит вновь перед собой разливающуюся синеву. Кэлпи, по-видимому, уже не решаются ступить на берег, и теперь он абсолютно пустынен. Только волны качают руки несчастного, погибшего здесь ещё до их прибытия. Созерцание мерно набегающих на скалы волн умиротворяет: кажется, во всём мире не найдётся более тихого и спокойного места, чем это. И только упрямые воспоминания о недавних битвах и потерях напоминают: нет, не всё спокойно на землях Руад Эно, и опасности таятся повсюду. Возможно, стоит вернуться к остальным поскорее... по крайней мере, если Маркусу не нужен отряд, то отряд-то в нём наверняка нуждается... И ещё: чем дольше всматривается Маркус в прибрежные воды, чем глубже проникает его взгляд, тем неспокойнее на душе ему становится. И дело тут вовсе не в кэлпи. Что-то гораздо древнее и старше этих существ как будто на секунду краем глаза скользнуло по душе пироманта. Что-то тёмное отозвалось на силу, которая горит в его душе. Это было мимолетно, но и без того прохладный морской воздух вдруг стал ледяным. Следующий этажПройдя по внешней лестнице, отряд мог любоваться новым пейзажем: море сталкивалось с песчаными берегами южного материка. Четкой черной линией разделялась бурлящая стихия и другое море, песчаное. Небольшой прибрежный оазис быстро заканчивался, и, насколько хватало глаз, простиралась бесконечная пустыня, от которой захватывало дух не меньше, чем от бескрайнего моря. Поднимаясь по небольшим гранитным ступенькам, отряд добрался до балкона, где мог задержаться и получше рассмотреть главную башню Маяка. С такого расстояния она практически полностью закрывала обзор, загораживая собой небо и солнце: в её тени было немного зябко, а от величественности сооружения, устремляющегося под облака, захватывало дух. Если повернуть голову чуть правее, то вдалеке можно было увидеть чернеющую точку – скорее всего, это был упоминаемый Мерехайном Исхалаим. Налюбовавшись (или полностью проигнорировав) пейзажем, группа вошла в просторную залу следующего этажа. Здесь не было комнат, зато пол украшала красивая мозаика из переплетающихся линий и фигур. Отовсюду лился яркий свет: здесь было множество окон с витражами, из которых открывался прекрасный вид на море, Маяк и пустыню. Когда-то здесь стояли герои прошлого, устремляя свой взгляд на море или пустыню; те самые герои, о которых пелось в песнях, сохранившихся даже у беженцев. — Кто здесь? — тишину вдруг пронзил чей-то мягкий и тихий голос. Только сейчас вы заметили, что у противоположной стены сидит на одиноком стуле девушка в белых одеждах. Глаза её закрыты, но лицо обращено к вам: локоть покоится на окне, но она отвернулась от него, заслышав ваши шаги. На ней – одеяние клириков Изиль, это Керидвен может опознать безошибочно. Голова покрыта белоснежной митрой с красной вышивкой, а на плечи ниспадает русая коса. Руки перебинтованы, и она задумчиво перебирает пальцами по подоконнику, ожидая ответа. — Кто здесь? — повторяет она, и эхо разносит её слова по зале. Даже требуя, её голос остаётся удивительно кротким. Закрытые глаза придают лицу выражение умиротворённости: даже если бы на ней не было белоснежных одежд церкви Изиль, в ней можно было бы без труда узнать монахиню. В ожидании ответа, она отворачивается к окну, подставляя лицо лучам солнца и едва заметно улыбается, словно оно по-прежнему греет.
-
Красоты дивной пост!
-
Из бреши в стене льётся солнечный свет, бросая блики на пол и груду камней, разгоняя полумрак. Приличную часть – почти треть всей картины и стены, занимает изображение женщины в тёмных одеяниях. Её лицо скрыто под капюшоном, из-под которого виден только острый нос. Она как будто летит, и от её балахона тянутся чёрные щупальца-ленты в сторону отрядов Лорна, которые невольно подаются назад от этой магии. За её спиной вдалеке виднеется замок с чёрными стенами: по-видимому, колдунья защищает свои владения, которые хотел покорить древний король. И ещё: чем дольше всматривается Маркус в прибрежные воды, чем глубже проникает его взгляд, тем неспокойнее на душе ему становится. И дело тут вовсе не в кэлпи. Что-то гораздо древнее и старше этих существ как будто на секунду краем глаза скользнуло по душе пироманта. Что-то тёмное отозвалось на силу, которая горит в его душе. Это было мимолетно, но и без того прохладный морской воздух вдруг стал ледяным. — Кто здесь? — тишину вдруг пронзил чей-то мягкий и тихий голос. Только сейчас вы заметили, что у противоположной стены сидит на одиноком стуле девушка в белых одеждах. Глаза её закрыты, но лицо обращено к вам: локоть покоится на окне, но она отвернулась от него, заслышав ваши шаги. На ней – одеяние клириков Изиль, это Керидвен может опознать безошибочно. Голова покрыта белоснежной митрой с красной вышивкой, а на плечи ниспадает русая коса. Руки перебинтованы, и она задумчиво перебирает пальцами по подоконнику, ожидая ответа. ожидании ответа, она отворачивается к окну, подставляя лицо лучам солнца и едва заметно улыбается, словно оно по-прежнему греет. Экспозиция потрясающая, исключительно много ярких оборотов и образов
|
-
Действительно. Фантазируют в рабочее время, а в округе штыколопатнолапые уроды людей режут.
-
-
Его просто подняли. И есть мысль, что вот этот след на бедре отдаленно напоминает след от крепко сжатой ладони размером со штыковую лопату. Ты прямо представил (благодаря богатейшему воображению, взращённому на хирургических атласах), как здоровенный человек придерживает бедолагу за ногу, прибивая лодыжку к дереву.
|
|
-
Слово за годы войны утратило свой смысл. Затерялось где-то в бесчисленно-стоптанных дорогах ещё в начале службы, когда вызывавший опаску взрослый дядька герр Пфальц, почти не привлекавший внимания юнца-Фарца в деревне, стал вдруг своим парнем, боевым братом Юргеном. Ещё тогда Ральф задумался: если сосед так изменился от войны, как изменится Бёк? Теперь он не хотел знать.
|
Пфальц: - Лошадь, повозку и припасы получишь у интенданта, - Юрген помнил, каким зловредным был этот однорукий тип - у него всё было под запись, зернышко к зёрнышку (надо признать, только благодаря этому въедливому упрямству в этой армии сохранялось какое-то подобие порядка) и хрен ты дождёшься хоть чуточки уважения - ведь ты пришёл просить и требовать в роли нуждающегося,. - Голубя.. Линд, у вас есть голуби? - Только вороны, - Линд, голубоглазый лейтенант со светлой бородкой, загадочно улыбнулся, пялясь на свои карты. Предстоящий сложный поход Пфальца-сотоварищи трогал его так же, как и судьба несчастной букашки, попавшей под его сапог. - Пошлёшь конного, - подытожил ван Бурен, подняв брови и вновь пыхнув трубкой, - по демобилизации - до тех пор, пока его величество не подписал указ, мы все - и ты, и я - находимся на его службе, защищаем родину от врагов, как внешних, так и внутренних. О дальнейших распоряжениях, ежели таковые последуют, узнаешь на месте. Я позабочусь, чтобы посыльный дошёл до вас в кратчайшие сроки. За жалованьем - к интенданту. Всех не задействованных передашь Роттенкранцу, - это, стало быть, сотник третьего взвода - понял ты. - Но в первую очередь заботить вас должно только это задание. Не жалование и не девки в дорожных трактирах. Ясно? К выполнению приступить немедленно, - он зыркнул на тебя исподлобья, - читай - с рассвета в лагере вас не должно быть.
Фарц: Сигизмундов солдафон расхохотался тебе в лицо, брызнув слюной и машинально ткнув кубком в твой, "коктейльный": - Ахаха, а потом догонят и ещё дадут! Вот умора, пхахаха! - он закатился гоготом, отшатнулся и, чуть по щиколотку не уйдя в подтаявшую от тепла костра грязь, побрёл, шатаясь, к своим соратникам, чтобы, видимо, рассказать им уморительную шутку твоего авторства. Ты пригубил в очередной раз, но понял, что не идёт - алкоголь в твоей крови никогда не зажигал тот пожар, которым разгораются другие. Много раз ты видел, как ребята хмелеют, развязно ведут себя и похабно пристают к хохочущим девкам. Тебе от выпитого только всё больше хотелось отлить, да начинало всё сильнее першить в горле - ведь горькая эта огненная вода, проклятое пойло. Можно было, конечно, притвориться, чтобы быть как все. Но надо ли?
Вогт: Пил и ел. Ничего особенного не чувствуя. Все как будто ждали от этого вечера каких-то сраных откровений. Ну а ты набил брюхо, и по телу разливалось приятное тепло от выпитого. Только вот что-то сотник появился вдруг и как-то неприятно ёрзает, будто возбуждён каким-то делом. Кольнула тревога глубоко внутри, приятное тепло отгоняя. Не к добру. Будто бы мир услышал твоё ворчание, даже в этот день, и решил подкинуть ещё одну причину поворчать.
Егерь, Кайзер: Берндт хотел налить супа в сумку десятнику, на потом, для закуски, но что-то вовремя спохватился - ведь остынет! Рукой дрожащей еще плеснул ему в кружку, заглядывая в глаза и бормоча что-то навроде: "Щас мы с тобой бахнем, ух, бахнем", но Кайзер бахать не стал - в его пустых глазах вдруг шевельнулось что-то недоброе, по всему телу пробежал спазм, щёки его надулись, будто он сильно захотел выдохнуть, но то не выдох был - а рвотной массы фонтан. Он успел только наклониться от костра, и его жестоко вывернуло на землю. Схватившись за живот, дрожа и давясь соплями, десятник выгибался, булькая и мучительно содрогаясь, и из глаз его бежали слёзы. Тебе оставалось только держать оба кубка в руках и тихонько сопереживать.
Хоффман. Пфальц. Общее: Тиль же в это время, отвлечённый от беседы с десятником, напряженно мигая, вглядывался в вязь из букв, норовившую ускользнуть прочь от внимания бойца - туман застилает глаза, но ты, отгоняя его подпалённой головёшкой, выдвинув от натуги челюсть, пыришься в текст, выкатив глаза, и читаешь вслух заплетающимся языком: "Именем короля, его высочества Гримма, обладатель сего письма, дарованного его высокоблагородием герцогом Тоттеном, наделён властью решать споры и выносить вердикты в отношении дел, связанных с безопасностью на дорогах и населённых пунктах на территории герцогства Гальдланд, и любому гражданину надлежит помогать предъявившему письмо в деле восстановления порядка и законности". Здоровенная красная печать герцога и размашистая подпись визировали документ снизу. Такая бумага на чёрном рынке в Броддах стоила бы состояние. С такой бумагой можно было бы развернуться, если бы солдаты его Величества вдруг решили поиграться в криминал, обладая связями в кругах самых неприятных личностей королевства. Обладание такой бумагой - это опасно, очень опасно, если показать её не тем людям и не в том месте. За, казалось бы, кусок пергамента кто-нибудь мог бы перешагнуть через моральные принципы и перерезать горло тому, кто носит такой документ за пазухой. Невесёлые мысли завертелись, было, в голове у Пфальца. Хоффмана, однако, только затошнило от крутящихся перед глазами букв, и он всё равно толком ничего не понял из едва прочитанного - речь его перемежалась икотой, которую он не мог побороть.
-
Родины защитники славные, бравые парни гордые, свет ряженогерманского воинства лютого!
-
Отменная завязка истории. Сразу, так сказать, погружает в повествование.
|
-
- Вот не поверишь, старик - знаешь, о чем мечтал последние полгода? Не Маришку рыжую в стог завалить, нет. С батей на покос выйти, как раньше. И чтоб мамка каравай в тряпице с собой завернула, свежий, ароматный. И чтоб травой скошенной утро пахло. Нет, ну скажи? Забыл, как пахнет оно, сено то свежее. Только потроха и нюхал последние годы. 😢
|
Идти в кромешной тьме за кем-то несложно: всего-то и делов, что не потеряться. Но вот вести всех за собой по замку, полнящемуся демонами, не зная, что будет впереди… С каждым новым шагом Энни опасается врезаться в какое-нибудь очередное порождение невесть чьего больного разума, или переступить незримую черту, после которой она вместе со всеми, кто доверился ей, провалится прямиком в Преисподнюю. Страх, что раньше свинцово давил на плечи, крепнет, но вместе с ним – вот диво – приходит упрямая уверенность. Раз уж она в ответе за других, то подвести их никак нельзя. Поначалу медленные, с пришаркиванием шаги кадета наполняются пружинистой уверенностью, и она, шаря перед собой рукой, тащит остальных во мрак, надеясь только на то, что там будет безопаснее, чем у выхода. Может, мечты ее и тщетны, и теперь в каждом уголке поселилось по страшилищу: но тогда она первой поймет свою ошибку и, быть может, ценой своей жизни даст остальным спастись. Глупые, патетичные мысли, но отделаться от них Морган никак не может. Точно зная, что умирать не хочется, и страстно желая, чтобы все окончилось благополучно хотя бы для их четверки, девушка, тем не менее, никак не может отделаться от идиотских мыслей о героической славной гибели, и радости ей это не добавляет.
Перехватив Мину под локоть, кадет отдает короткое распоряжение – правда, вся деланная уверенность тона съедается его негромкостью: - Держимся за руку, не отпускаем друг друга и не теряем. Не хватало еще на перекрестке разбрестись, кто куда.
Нежелание потеряться – это только половина объяснения. Помимо этого, Энн хорошо понимает, как сейчас нужны чужие прикосновения. Ей просто необходимо не только слышать, но и чувствовать, что она здесь не одна, и от близости с другим человеком черпать уверенность в себе. Как ни крути, а одиночество всегда было одним из худших кошмаров, и присовокуплять его к тому фильму ужасов, что творится вокруг, Морган никак не хочется. К тому же по всем художественным канонам одиночки погибают первыми… Повинуясь скорее душевному порыву, чем разуму, девушка вытаскивает из-под жесткого воротника семейный амулет. Скользя пальцами по его неровной поверхности, девушка греет металл в руках, одними губами уговаривая толи себя, толи просто любую силу, что готова прийти к ней на помощь в борьбе с отродьями Пекла: «Ну же, родной! Если не врут, то ты помнишь всяких рыцарей-демоноборцев и все такое прочее. Я не знаю, что делать, не пойму, что предпринять. Мне страшно до усрачки, черт побери! Ну не просто так же тебя передавали, верно? Помоги мне хоть ты, железка ты бесполезная!»
Внутренний монолог кадета прерывает истошный скрип: словно распахнулись врата на тот свет. Ойкнув, она отшатывается, врезаясь в кого-то, и тут же закрывает свою невольную жертву плечом, становясь между ней и ярким ослепительным пятном. Щурясь на свет и пытаясь разглядеть говорящего, девушка выслушивает полные радостного возбуждения слова Вильгельмины, совершенно не разделяя восторгов приятельницы. Никакого доверия к неизвестному у нее нет, да и быть не может в этом замке ужасов. Не поддавшись за Миной и только крепче сжав руку блондинки, кадет, не повышая голоса, но стараясь звучать угрожающе, требует: - Стоять. Стоять всем нахер, кому сказала! Черт знает, кто это и что ему это нужно. . Слышь… те! Чё здесь забыли? – обращается она к мужчине. – Перекреститесь и начало Credo прочитайте, а то, может, вы из этих. – свободной рукой Морган изображает растущие изо лба рожки. – И в глаза не светите, а то мы только оттуда. – коротким жестом указывает она за спину. – И не тяните. А пока… Не веря в силу креста, молитвы, всех священных книг вместе взятых, Энн, тем не менее, не собирается упускать не шанса, и сама перекрещивает незнакомца, стараясь одновременно не выпускать из поля зрения ни "фонарщика", ни коридор за спиной.
-
Острожность — наше всё!
-
Слышь… те! Чё здесь забыли? – обращается она к мужчине. – Перекреститесь и начало Credo прочитайте, а то, может, вы из этих. – свободной рукой Морган изображает растущие изо лба рожки. – И в глаза не светите, а то мы только оттуда. – коротким жестом указывает она за спину. – И не тяните. А пока… Ну тут уж даже если он "из этих" - просто обязан подчиниться, другого выбора нет)))
-
Слышь… те! Чё здесь забыли? – обращается она к мужчине. – Перекреститесь и начало Credo прочитайте, а то, может, вы из этих. – свободной рукой Морган изображает растущие изо лба рожки. Шах и мат, demons
-
Очень хороший пост!
|
"Я не убежала! Я держусь! Я справлюсь!" – Ива отчетливо зафиксировала эту мысль, вбила ее себе в голову серебряными буквами. Сотни психологических практики были к её услугам. Тысячи советов эзотериков всех мастей. Что-то да сработает. Плюс вера, большой, огромный плюс ВЕРА.
А ведь она не справляется со мной, вдруг осознала предсказательница. Если бы она могла - она пожрала бы меня уже давно. Но ей приходится швырять меня туда-сюда, окружать, маневрировать. Четыре больше, чем одна, и я должна испугаться. Но эти четыре то же, что одна, они одинаковы. Каждая в отдельности слабее.
Поняв это, Ива воспряла духом. Мне не смешно больше - чтож, тем лучше. Самый забавный клоун тот, который не смеется. Фонтан будет моей сценой. Ареной цирка. Меня окружают огни, яркий блеск зеркал отразит вам обратно всё, что вы попытаетесь на меня наслать. Аплодисменты! Алле, оп! – и, едва шевеля губами, в беззвучно взмолилась: " (Господи, помоги и поддержи меня, аминь)"
– А, здравствуйте, почтеннейшая публика! – Ива осенила себя крестом и шутовски раскланялась во все стороны. Зеркальце всё ещё оставалось в руке, и она держала, его как Тесей свой щит. Так можно видеть всех четверых. – Правда же у нас весело, девочки? Только сегодня и только для вас! Юмористическая английская поэзия!
Ива не стояла на месте. Вертелась волчком, глядя и в зеркало, и поверх него. Патетические жесты, дурацкая клоунада– и глубокий бархатный голос, так нелепо сочетающийся с тем бредом, который она импровизировала на ходу. Шоу Make me laugh для избранных.
- Эшфорду посвящается! Вот замок, который построил Лорд.
А это фонтан во дворе Замка, который построил Лорд.
А это статУя, которая долго в фонтане гниёт В замке, который построил Лорд.
А это протухшая маракуйя, Которую часто кидают в статУю, Которая долго в фонтане гниёт В замке, который построил Лорд.
А это лакей, пожилой и весёлый, Который таскает в подвал маракуйю, Которую тухлой кидают в статУю, Которая долго в фонтане гниёт, В замке, который построил Лорд.
А вот мажордом, приболевший на голову, Который влюбился в лакея весёлого, Который таскает в подвал маракуйю, Которую тухлой кидают в статУю, Которая долго в фонтане гниёт В замке, который построил Лорд.
А вот повариха, танцует чечёткою С дворецким, слегка приболевшим на голову, Который влюбился в лакея весёлого, Который таскает в подвал маракуйю, Которую тухлой кидают в статУю, Которая долго в фонтане гниёт В замке, который построил Лорд.
– Чечёткою! Потанцуем, красотки? Что вы как каменные, а ну давай, пляши! – И Ива, уже и так вертевшаяся, как уж на сковородке, начала лихо оттанцовывать под собственное "хоп! хоп! тум-чикитум-чикитум"
-
А ведь она не справляется со мной, вдруг осознала предсказательница. Если бы она могла - она пожрала бы меня уже давно. Но ей приходится швырять меня туда-сюда, окружать, маневрировать. Четыре больше, чем одна, и я должна испугаться. Но эти четыре то же, что одна, они одинаковы. Каждая в отдельности слабее. И стендап замечательный
|
Под ледяным взглядом Стиллвела Амелия невольно сжимается в своем кресле, собирается в комочек, надеясь просто переждать неожиданную вспышку шефа. Ничего такого она не думала и не имела в виду! У нее ведь действительно нет никакого опыта... С каждой фразой Чарльза Мэл съеживается все больше, осознавая, что шеф, разумеется, прав - и в то же время все еще искренне не понимая, почему он просто не ответил на ее вопросы! И ведь она ничего не пыталась саботировать - почему он так говорит?! Из инструктажа ей пока не досталось ничего, кроме совета вести себя типично!
Губы начинают дрожать - когда Стиллвел напоминает о возможных рисках и неизбежности ее провалов, Амелия не выдерживает, окончательно теряя мнимый контроль над эмоциями. И уже не успевает ничего предпринять - ни возразить, ни выполнить приказ агента...
Реальность - или то, что казалось реальностью - меркнет и в считанные мгновения преображается. На этот раз переход получается настолько плавным, почти... естественным, что Мэл вопреки своим недавним намерениям не успевает даже попытаться схватиться за ускользающую явь...
Сейчас - позавчерашний вечер. Амелия почти мгновенно каким-то подспудным чувством понимает это, едва бросив растерянный взгляд вокруг себя. Пустая и словно бы давящая со всех сторон чужая квартира. Неизбывное одиночество, которое запрещено нарушать. Стрелки часов движутся невыносимо медленно...
Амелия судорожно вздыхает, неожиданно вновь окунувшись во всю глубину тягостного ожидания последствий своего решения остаться в отделе. По щекам скатывается пара слезинок - все ровно так же, как было тогда. Как есть сейчас?..
В ее руках - фотоаппарат. На маленьком дисплее она уже целый вечер просматривает фото ужина в честь недавнего Дня благодарения. Школьной выставки Фиби. Соревнований Стива. Родителей, держащихся за руки. Снова Фиби, пальцем осторожно гладящей стоящие под наряженной елкой коробки с ее именем - ей всегда так хотелось открыть подарки раньше времени!
Снова и снова. По бессчетному кругу, машинальными движениями увеличивая последовательно каждый кадр, Амелия вглядывается в радостные лица своей семьи, испытывая боль сродни физической. И продолжает почти бездумно менять череду старых фото, которым уже никогда не суждено повториться. День рождения Стива. Хэллоуин. Безымянный вечер, когда из-за грозы не было электричества, и отец при свечах рассказывал в тысячный, кажется, раз, как они познакомились с мамой...
Мэл отчетливо понимает, что ничего этого уже никогда вновь не будет, и все же эта мысль вонзается в мозг словно впервые, всколыхивая тупой и упрямый протест внутри. Снова.
Если бы только можно было хотя бы с кем-нибудь поделиться всем этим!.. Амелия медленно вытирает слезы, под дребезжание журнального столика невидяще вглядываясь куда-то в пустоту. Так не может продолжаться вечно. Настойчиво вибрирующий телефон с фотографией Хлои на экране все-таки оказывается в дрожащей ладони.
Мэл гипнотизирует взглядом переливающуюся дорожку принятия вызова, пытаясь не думать о том, что чувствует сейчас Хлоя, для которой эти мгновения и есть единственное "настоящее".
Это сложно. Очень сложно. Но еще сложнее может все стать, если она не сдержится... Амелия очень осторожно, словно от резкого движения тот готов взорваться, укладывает смартфон обратно на журнальный столик, и медленно отсаживается чуть подальше, закутываясь плотнее в плед. Она не взяла трубку тогда - нельзя брать и сейчас. Нельзя влиять на прошлое. Девушка тихо вздыхает, сморгнув опять навернувшиеся слезы. Она оказалась неправа. Первая проекция создана раньше того проклятого вечера.
И что же ей делать теперь? До этого Амелия проваливалась во времени совершенно спонтанно. Возможно, под воздействием эмоций, но это определенно никак не зависело от ее желания... Стиллвел сказал просто не подавать виду и не паниковать. Значит ли это, что проекция все же способна каким-то образом самостоятельно... закончиться?
Наверное, нужно в самом деле просто вжиться в нее... Мэл, едва дыша от волнения, вновь тянется к отложенному фотоаппарату. До конца этого дня еще несколько похожих часов.
|
|
-
И снова замечательный пост, волшебник выходит интересным, фактурным, живым за счет привычек, повадок, микромоментов
|
Ортега. Отпнув прочь оборванную конечность уродца, подхватываешь за ремень, беря наизготовку махину "табеля" местечковых охранников. Несколько шагов, и ты на пороге помещения, отмеченного в твоем сознании как "С13". Предвосхищает твои намерения дрон: выносит преграду вышибным зарядом, швыряя через порог рванину пластикового листа, ровно за мгновение до того, как ты мог бы оказаться на потенциально опасном при сработке заряда расстоянии от цели. Судя по информационному пакету - очередная спальня. Все те же пять на десять, все те же откидная, застеленная салатово-зеленым бельем кровать, с деревянной тумбой, такими же столиком и стульями, отключенной стекляшкой санитарного блока - только без джакузи в этот раз, поскромней - у дальней стенке, а у ближайшей - с дезинфицирующим шкафчиком, нетронутым аварийным ящиком, с одноразовым скафандром внутри, комодом, и здоровенным, сейчас отключенным терминалом, с пятеркой расположенных полукругом мониторов, и вирт-креслом, в углу. В центре же высится массивный, в пару метров диаметром, цилиндр теперь превратившегося в ледяную колонну - с цветастыми вкраплениями крохотных рыбешек в толще замерзшей воды, и мутными завитками водорослей, понизу - пластикового автоаквариума. - Ебаный, сука, рот! - Хрипло кричит мужчина где-то там, внутри, прячась за морозную колонну. - Ебать вы вежливые! Стараясь не зацепить торчащие с боков и свисающие сверху драные щепки расщепленной автодвери, протискиваешься внутрь, и направляешь ствол в сторону единственного постояльца. Среднего роста, плотно сложенный мужчина лет сорока, может, сорока пяти - в бледно-голубого цвета, с зачем-то намотанными на рукавах и штанинах тряпками, скафандре, округлом гермошлеме, и напяленном прямо поверх костюма секторном бронежилете, вроде тех, что уже видел на репликантах. "ТЕХНИК", отштамповано люминесцентно-оранжевым прямо над полусферой светофильтра. Подмечаешь, что к запястьям, с боков, и к голеням, спереди, у него щедрыми витками монтажной изоленты прикручены гнутые стальные тарелки, внахлест. - Ну ни хуя ж себе ты воин. Бросает тут же заиндевевшую железяку массивного револьвера на хрусткий ковролин, показывает ладони. - Все, блядь. Сжимаешь в кулак почерневшие вокруг ногтей, синюшно-фиолетовые, глубоко и основательно треснувшие на сгибах фаланг пальцы левой руки. - Убедил-победил, сдаюсь. Нормально все, работают. - Только взять с меня - хуй да ни хуя. И даже не болят. - Амнезия, ебаный глаз. Эндрю зовут, помню, Блэквуд - фамилия. Техник я, корабельный. Скорее всего, промерзла насквозь и начала отмирать декоративная органическая оболочка - дерма, фактически играющая роль живой перчатки. На функциональность манипулятора, как видно, ее наличие - или отсутствие - никак не влияет. - Баржи при тебе нет, чинить нечего, так что хуй я тебе чем помогу. Хочешь, вон, рыбы в дорогу наковыряю. Кивком указывает на монолит стылый. - Или ты за пистолетом? Так и с него толку тут, что с коровы - яиц. Тесак, может, нужен? Медленно вытягивает из-под импровизированного, сделанного из куска гардины пояса самый обычный кухонный нож - средней длины, с литой темно-синей рукояткой. Летит и он на пол. - Забирай, все за счет заведения.
-
Пришло время отметить сеттинг. Не сеттинг в целом, но в частности стилизацию локальной арены. Обледеневший комплекс с промерзшими насквозь рыбками, котятами, людьми – неимоверно стильное сочетание старого-доброго хардкорного сайфая и льда.
|
Дневник Андре листает истрепавшиеся и пожелтевшие страницы в кожаном переплёте. Буквы нестройными рядами прыгают со строчки на строчку, как при хорошей морской качке: видно, что записи делаются наспех. И всё-таки разобрать кое-что можно, даже если учесть, что мечник читает о событиях, давным-давно прошедших. Неизвестный автор рассказывает о войне, что пришла к ним из Руад Эно; о том как объявили их предателями жители Исхалаима и в вероломной атаке чуть не взяли Маяк приступом, но его защитники выстояли. Однако нет ни малейшего указания из-за чего развязалась эта бойня. Война будто возникла из ниоткуда и сам мужчина не понял, что произошло. Пробежав быстро описания осады, мастер меча зацепился за следующую строчку:
Как будто сам Пожиратель Солнца вернулся из небытия... Наши глаза больше не видят солнца: вместо него зияющая рана на небе. Наш предводитель, рыцарь Аэлаг, взывает к богам с башни и я надеюсь, они его услышат...
Легенду эту мечник знал – история о Пожиратели Солнца была страшилкой Лорен для Алексы, когда та не хотела засыпать или упрямилась что-то делать. "Непослушные дети приближают возвращение Того-кто-съел-Солнце, Алекса! И если ты не будешь слушаться, он восстанет и вновь мир погрузится во тьму! Ты потеряешься и мама с папой никогда тебя не смогут найти!". Странно увидеть здесь напоминание о светлых днях прошлого... в немного жутковатой манере. Настоящая легенда тревожит сердца даже взрослых руадов, что уж говорить о детях.
Обойдя остальные комнаты Андре и Керидвен обнаруживают в последней из них оружейную. По стенам развешаны уже виденные им руадские мечи, топоры, копья... но что больше всего привлекает внимание – это аккуратно уложенные полные доспехи, тускло поблескивающие синеватой сталью в полумраке комнаты. Различные детали на наплечниках, шлеме и перчатках стилизованы под небольшие крылья птицы – один из символов Фиарна. Одного взгляда достаточно на нагрудник, где узор собирался в морду ворона, чтобы понять – за ним кроется целая история.
Механизм Лосморцы тоже строили нечто подобное: Рейнольд вспоминал о похожих подъёмниках, которые должны были упростить посещение некоторых особенно высоких зданий в городе. Сложная система лебёдок и стальных шестерней позволяла поднимать деревянные платформы достаточно высоко и при этом с внушительным грузом. Здешний механизм, конечно, превосходил всё, что видел волшебник. Но главным был принцип, и принцип он ухватил. Визуальный осмотр не выявил каких-нибудь проблем с тросами. Значит, проблема была внутри: механизм скорее всего встроили в стену, чтобы он шёл параллельно с платформой вверх, таким образом задавая высоту, на которую сможет подняться платформа.
Оставалось надеяться, что осада Маяка не разрушила какую-то важную часть совершенно, и что-то просто блокирует движение этой махины; и кроме того места, где это происходит, они будут способны достичь: что, конечно, ввиду обрушившихся помещений выглядело не слишком обнадеживающе. Но попытаться, пожалуй, стоило. А для этого предстояло пройтись по этажам...
Вверх по лестнице Увлекаемые сообщением Люсиль о некоем шёпоте троица устремляется вверх, оставив шепчущихся Маркуса и Рейнольда позади. Ноги шустро пересчитывают ступени, ведущие вверх, и вот руады оказываются в коридорах следующего этажа. Едва первый из вас ступает на последнюю ступень, приходится замереть. Шелест ветра оказывается шелестом мантий клириков, которые бродят среди колонн подобные призракам. Их головы скрыты под неким подобием шлема, на который накинута белоснежная вуаль, скрывающая полностью лицо; судя по изящной металлической броне, выглядящей почти невесомо, это либо совсем юноши, либо девушки. Пока что они совершенно не обращают внимания на вторженцев, будто не видят их.
А вот сами лосморцы, едва вглядевшись в полумрак колонн, тоже, пожалуй, не спешат подойти к "святым людям" и сёстрам Керидвен по долгу: из темноты проступают доспехи рыцарей, по-видимому, охраняющие покой монахов. Здесь видны и гвардейцы, и паладины с копьями – сначала даже кажется, что это просто пустые латы, выставленные в коридоре. Но нет-нет да какая-нибудь из фигур двинется, вздохнёт или перейдёт в другую арку. Когда один из гвардейцев таким образом показывается на свету, вы видите запёкшуюся кровь вокруг прорезей в его шлеме.
Паладины Фиарна – вне всякого сомнения это они – выглядят не менее угрожающе. Шлемы их по какой-то причине накрыты кожаными капюшонами, но символ, удерживающий их пояса (круг, пронзенный тремя молниями), не спутать ни с чем. Кожаная накидка, скрывающая кольчужную юбку, почти истлела, обнажая детали доспеха, но латный нагрудник и рукава время не тронуло: даже так изделия руадов из прошлого выглядят внушительнее, чем то, что досталось когда-то Жайниру.
-
Как будто сам Пожиратель Солнца вернулся из небытия... Наши глаза больше не видят солнца: вместо него зияющая рана на небе. Наш предводитель, рыцарь Аэлаг, взывает к богам с башни и я надеюсь, они его услышат... Стильно и жутко, ещё один фактурный фрагмент красивого лора.
|
|
-
А ведь еще где-то Боберт в люльке лежит... Теперь помощь детям выглядит совсем в другом свете.
-
Общая ситуация очень интересная и особенно в части где глюки, это очень неожиданно. Но мне кажется что дрон это очень читовая вещь и персонаж как бы передаёт очень много дел на него, и сам может почти ничего не делать и от этого может снизиться интерес
-
Вот это конечно мощнейшая сцена. И эффектная образность со сменой картинки, и концептуально 12\10. Дрон, кстати, ни разу не воспринимается как "упрощение" геймплея. Он спасает упрощает жизнь технику, не игроку, это во-первых. Больше подходит здесь слово "расширение геймплея", и в этом плане опыт исключительно свежий, это во-вторых.
|
Избравшая однажды свой путь, Энн Морган шагала по нему бестрепетно, упрямо не желая сворачивать и идти в обход. Решившая стать продолжательницей славного наследия семьи, она сама для себя определила те качества, которыми должен обладать настоящий флотский офицер, и следовала им. Сколько в этих тщательно отобранных характеристиках было от долга, а сколько – от девичей наивности? Она не знала, да и не задумывалась пока о таком, предпочитая вялой и безынициативной мысли действие. Так и сейчас. Этот неизвестный флотский был ей никем: случайным знакомым, которого она видит первый и, наверное, последний раз в жизни. А кем был человек-загадка, назвавшийся Алистером Эшфордом: помимо того, что лордом и владельцем этого поместья? По большому счету, таким же посторонним, да еще и в конец сбрендившим. Любой умный человек – а Энни ничтоже сумятишеся причисляла себя именно к людям умным – отошел бы в сторону, не влезая в чужой конфликт. Но моряк Ее Величества всегда должен прийти на выручке другому моряку – это непреложный закон флота. Именно поэтому кадет, заложница чужого выбора, безо всяких сомнений ринулась в бой. Поэтому – и потому, что бездеятельно ждать развязки ей было невмоготу. Вот только успешная в мыслях, попытка оказалась полностью провальной. Проклятая головня, в которой, казалось, сконцентрировалось все пламя Пекла, терзала руку жаром, и девушка, понимая, что скоро просто опалит руку до страшных ожогов и волдырей и все равно не удержит бесполезную деревяшку, с коротким вскриком отбросила ее. Н-да, не вышло из нее Муция Сцеволы: видать, не сильно верила в свой успех и правоту. Э-эх, почему же она не захватила на ужин верную парку: водостойкую, противоразрывную, огнеупорную! Сколь проще бы все было. Но кто же знал, как все обернется?
Эта неудача ее и спасла, наверное. Озиравшаяся в поисках иного импровизированного оружия, Энни увидела, как мощный удар руки – простой руки, черт побери! – насквозь пробил грудь Саймона. От этого жуткого зрелища девушка, выставив перед собой мелко подрагивающие руки, отшатнулась назад, почти тут же уткнувшись спиной в горячую стенку камина. Кадет Морган еще никогда в жизни не видела чужую смерть так близко, и уж тем более не становилась свидетельницей такого жестокого убийства. Сглотнув застрявший в горле липкий комок страха, она прикрыла кулачками рот, пытаясь удержать рвущийся наружу истошный крик: - Ма-а-ама!
С громыханием распахиваются окна – и внезапно все вокруг заполняет густая смоляная чернота, которую, кажется, можно руками сгребать в ватные комья. Свист ветра и уличная стужа, ворвавшиеся в горячо натопленный зал, заставили дрожащую кадета умолкнуть, сжавшись в уголке, и до рези в глазах всматриваться в разрезаемую электрическими вспышками тьму. Гремят выстрелы, освещает все мертвенно-бледным светом молния, выхватывая контуры еще двух неподвижных тел на полу и обугленную фигуру Эшфорда, которого уже даже в мыслях не хочется называть едким и оскорбительным «Лордом Хромоножкой».
Новый негромкий голос прорезает словно ножом густую тьму, и Энн чувствует, как ноги подкашиваются. Кто это, куда он зовет ее? Не сразу приходит осознание, что интонации эти она слышала не далее, как час назад в машине у Реджи. Патрик – вот кто это! Сжав кулачки покрепче, словно только так она могла держать себя в руках, кадет прошептала в ответ подрагивающим голосом: - Д-да-да, ид-дем. - Она коротко выдохнула, стараясь не расплакаться и благословляя тьму, благодаря которой ее испуг скрыт ото всех, и скороговоркой закончила. – Ты – первый. Я пойду замыкающей, на случай, если лорд решит броситься на нас. С Богом.
Сказав это, она скорее волей, чем силами сделала шаг вперед, неловко дотронувшись до плеча храброго дурачка, скользнула рукой дальше, скользнув пальцами по Эйре, и не нащупав больше никого, позвала негромко, напряженно вглядываясь в ночь, которую не мог рассеять даже столб света из чьей-то мобилки: - Мина!
-
Шикарный пост, мэм! *козыряет по-флотски*
-
Очень!
-
Она коротко выдохнула, стараясь не расплакаться и благословляя тьму, благодаря которой ее испуг скрыт ото всех
-
Энни просто прелесть, конечно
|
Лорд Эшфорд, весь перемазанный кровью, перемещается по залу со скоростью персонажа мульфильма. На пол падают люди, тоже все в крови, с вывороченными наружу внутренностями. Патрик смотрит на всё с интересом - он никогда не видел такого, чтобы голыми руками можно было из кого-то что-то вынуть. Сам Патрик как-то пытался расколоть грецкий орех. А человек потвёрже будет! А ешё любопытно было посмотреть, что у нас внутри. Совсем не похоже на картинки из врачебного кабинета! Это почти как когда мама готовила курицу на суп, аккуратно из неё вынимая потроха. У лорда Эшфорда получалось хуже.
Вспомнив о маме, Патрик загрустил. Всё случалось прямо так, как тогда. Полицейские постарались отвести его в сторону, чтобы он не смотрел на то, что от неё осталось. Но он всё равно успел. Было совсем не так, как сейчас. Ему сказали, что автобус ехал быстро, и ей не было больно. Но Саймону и тем, другим, наверняка было? Эшфорд хоть и быстро бегал туда-сюда, оказываясь моментально повсюду разом, но всё равно не так быстро, как автобус?
Но грустнее всего было от того, что больше Патрик никогда их не увидит и не сможет поговорить. Они, похоже, были хорошими людьми. Вот почему мама говорила всегда - не ввязывайся в драку! Иисус это не любит. Зачем они хотели побить лорда? Наверное, он разозлился из-за этого.
Всполох молнии освещает зал - и Патрик видит Эйру и Энни возле погасшего камина. И с ними ещё одна девушка, имени которой Бри не знал. Мама всегда говорила, что девочкам надо помогать. А бабушка говорила, что надо быть джентльменом. Поэтому Патрик, обняв покрепче Динозавра, пошёл прямо к ним - темноты он уже давно не боялся, да и камин недалеко.
- Пойдём, - мягко, но настойчиво взяв ладошку Эйры в свою, слегка потянул лучшую подругу Динозавру за собой.
- Энни, пойдём, - это он тоже сказал без улыбки, чтобы Энни не подумала, что он шутит.
- Меня зовут Патрик, - прошептал третьей девушке. - Пойдём!
Здесь оставаться не хотелось совершенно. Лорд злой и убивает людей, темно, без камина скоро станет холодно, покушать им так и не принесут. Может, демоны и не убежали в ужасе от звука его имени, но ведь с ним ничего плохого не случилось пока, ведь так? Значит, работает! А, значит, надо спокойно уйти отсюда, а дальше...
А дальше он не придумал. Сам он бы, может, и посмотрел, чем дело кончится, но это было бы невежливо по отношению к его новым друзьям.
|
Ортега. Делаешь несколько шагов вперед, к воротам. Телохранитель, пулей пролетев вдоль стенки, зигзаг выворачивает, и возвращается, едва ли не царапая крылышками куцыми декоративные панели. Короткий отчет. Левый борт, от тебя, и вперед: "С01" - вообще-то, было бы логично назвать ее "С02", но, похоже, у дрона насчет нумерации есть какие-то свои соображения, и он уже проверенный бокс, который с отдохнувшим на все демкреды охранником, просто выкинул из списка - пусто, присутствие антропоморфных объектов с витальными сигнатурами не регистрируется. "С02", "С03", "С04": аналогично, затем идет первая из "служебок", в глубине ответвления. Там - один человек. Мужчина, живой, но состояние критическое. Далее - безжизненные "С05", "С06", "С07", "С08", и "С09". Центральный проход. На сканировании пространства за спаркой двух явно бронированных плит машинка спотыкается, сначала регистрируя там наличие некоей человекоподобной массы, но впоследствии, в ходе шести дополнительных проверок, не находит этому подтверждения, и списывает все на искажение данных ввиду наличия в перекрытиях экранирующей сетки, с цепями помехопостановщиков заодно, однако, на всякий случай, помечает условную область за преградой красным. "С10", это уже "на тебя" пошла нумерация, "С11", "С12": ничего. "С13", за комнату до правого ответвления - человек. Мужчина, витальные показатели в норме, регистрируется наличие неавтоматического огнестрельного оружия малого калибра, носимых средств изоляции от окружающей среды: скафандр, и защиты: бронежилет. Вот только револьвер - а это, похоже именно он - стрелять при таких температурах, и в такой атмосфере не будет. Кстати, не слышать того, как была уничтожена группа репликантов, он даже в теории не мог. Плюс одна красная зона. "С14" - пустота. Ответвление, "С15", "С16", "С18" - тоже. Добираешься до развилки, между тем. Тихо совсем. Капает сверху на макушку что-то - абсолютно внезапно, и без видимых предпосылок - заставляя тебя непроизвольно моргнуть, вверх на мгновение взгляд подняв. Потолок - и только. Стекает капля жирной, комковато-черной, напоминающей отработанное машинное масло жидкости вниз, чертит дорожку по прикрывающим лицо лепесткам аварийного блоба. Замечаешь вдруг, как неумолимо, незаметно, и абсолютно естественно, без ощущения неправильности, изменилось все вокруг. Нет больше ни мерзлого металла, ни давящей тесноты, ни смертельного холода, ни летучего яда, готового разъесть абсорбационные мешки. Шелестит ветер, тревожа золотых пшеничных колосьев тяжесть, гоняет волны по полю. От края до края мира, под синевой бесконечных небес. - Эй, эй... Смешок. Ребенок? - Эй! Шебуршит кто-то в траве, где-то сбоку. - Я тут. Глянул - нет. - Эй!
|
|
Саймон не мигая, смотрел прямо в пляшущее в камине пламя. Он не вздрогнул, даже когда заморгал и погас свет, а по залу пошло гулять эхо издевательского смеха хозяина замка. Все было кончено. После тьмы явилась истина, и заключалась она в том, что последний рыцарь был наивным идиотом, слепо поверившим в сказку. Но сказок не бывает, а зло, с которым всю жизнь готовился бороться Саймон, с легкостью обвело его вокруг пальца. Нетрудно обмануть того, кто сам рад обмануться. Всего лишь поманить обещанием новой службы, избавлением от ответственности и необходимости принимать решения. Саймон всегда видел себя оружием, так его учили. Сначала дед с отцом, затем офицеры. После увольнения не стало и тех, кто отдает приказы, и тогда Лэйк начал тонуть. Когда тебя призовут, будь готов. И да, он, черт возьми, был готов. Не забросил тренировки, даже когда вера, казалось, была безнадежно утрачена. Каждую минуту ждал, что вот-вот вострубят ангелы, и небесные командиры поднимут его в атаку, указав на врага. Даже когда отчаялся, глядя на то, сколько зла творится вокруг, даже когда уверился в том, что ад уже пророс наружу метастазами корпораций, медийной чумой и прочей заразой - ждал. И вот, дождался. Одинокий бродяга в дрянной одежде, безоружный и жалкий. Даже меча лишился, не говоря уже про запасенные под трейлером винтовки и пластит. Звякнула посуда, когда Саймон саданул кулаком по столу, схватил в горсть скатерть, сжал пальцы, почти не меняясь в лице, только выступили желваки на напряженных до судороги скулах.
Вокруг понемногу началась суматоха, кто-то истерично собирался умереть за честь короны, кто-то уже куда-то бежал, Патрик бормотал, словно заевшая пластинка. Девчонка-кадет взялась командовать этой свалкой, и знакомые офицерские интонации в тонком девичьем голосе вернули Лэйка к реальности. Ему стало стыдно. Девчонка, черт возьми, сколько ей там, девятнадцать? Двадцать? А он тут сидит, утопая в жалости к самому себе, осталось только слезу пустить. Саймон встал рядом с Патриком, заявившим на весь зал, что он Патрик, нащупал в кармане нож. Кивнул парню со смартфоном, решительно направившемуся к лорду Эшфорду. - Я с вами, сэр.
-
А кто будет жульничать, того будем бить по морде, по хитрой лордской морде!
-
Раз уж лорд сам к нам спустился, попробуем ему просто и банально втащить по наглой морде
Звучит как план
-
Саймон всегда видел себя оружием, так его учили. Сначала дед с отцом, затем офицеры. После увольнения не стало и тех, кто отдает приказы, и тогда Лэйк начал тонуть. Очень проникновенная мысль, разом описывающая всю глубину тяжести неуверенности. Саймон прекрасен.
-
Сначала дед с отцом, затем офицеры. После увольнения не стало и тех, кто отдает приказы, и тогда Лэйк начал тонуть.
|
Доброе утро. Почисти зубы. Будь здоров. Спасибо. Пожалуйста. Не чавкай. Застегни пуговицы. Овсянка полезная. Конфеты - после еды. Если холодно - надень шапку, не то простудишься. Купи лекарства строго по списку. Не забудь отдать бабушке сдачу. Не ходи незнакомой дорогой. Здоровайся. Не перебивай. Слушайся старших. Ложись спать вовремя.
Простые, чёткие правила. Почти, как ритуал, изо дня в день, снова и снова. Всю жизнь. Привыкнуть к этому было непросто, многие вещи оставались не понятными даже сейчас - но они, хотя бы, были привычными. Из года в год его окружали привычные вещи, привычные улицы, привычные здания. Сегодняшний день был совершенно особенным - он выехал за пределы Лондона, один. Бабушка очень переживала из-за этого. Она боялась, что Патрик может испугаться. Потеряться. Не справиться с переживаниями, которые рождались внутри. Когда ты попадаешь в новое место, где много незнакомых людей - ты не знаешь, что делать. Рождается тревога. Становится страшно. Хочется бежать. Хочется плакать. Хочется вернуться домой - но ты не знаешь дороги. Не видишь лиц. Не слышишь голосов. Твой мир вокруг извивается, выворачивается наизнанку, он не ТАКОЙ, ОН НЕ ТОТ, КАКИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ. Ты беспомощный. Ты маленький. Ты не можешь сделать ничего - только потеряться в океане ужаса, ни вздохнуть, ни выплыть.
Патрик помнил это чувство. Он давно его не испытывал, с тех пор, как люди вокруг перестали быть такими огромными, а тени оказались просто тенями. Но сейчас, когда свет мигал, когда старый лорд так зловеще смеётся, когда люди вокруг кричат, бегут, и ЗЛЯТСЯ...
Оно вернулось.
Сжимая Динозавра до побелевших пальцев, Патрик начал раскачиваться вперёд-назад, вперёд-назад, вперёд-назад, не двигаясь с места. Его тело била крупная дрожь, худые плечи взграгивали от удара грома, в ушах лаяли... непсы.
- Меня зовут Патрик... Меня зовут Патрик... Меня зовут Патрик..., - слова, слетавшие с его губ, превратились в монотонное бормотание.
- Давай, скажи "Пат-рик!". Пат...рик! - Па...! - гулил маленький Патрик.
Мама старательно вырезала ножом его имя на деревянных бортиках детской кроватки. Его имя было на поильничке. Кружке. Тарелке. Стуле. Бирках на одежде. Даже на той, что была на нём сейчас. На карточке в кармане. На ноге Динозавра, под заводской надписью "мой хозяин".
В школе ему даже не придумали кличку - все знали, кто такой Патрик. Могли обозвать дурачком или уродом. Но смешнее всего было, когда, после очередных побоев, этот щуплый паренёк вставал и, утирая рукавом слёзы вперемешку с соплями гордо заявлял "Меня зовут Патрик!".
Потому что имя - его главное сокровище. Его волшебное слово. Его защита. Его оружие.
Мама знала все секреты. Она ходила в церковь, но Патрик был там только один раз - его пугало это место. Люди в чёрных одеждах были чем-то похожи на лорда Эшфорда. Они были мрачными. Грозными. Они несли людям Страх перед Гневом Божьим. Мама говорила, что Бог злится на людей за то, что те не сражаются с демонами. Грешат. Она говорила это, трижды по три раза постукивая правым каблуком. Иногда она могла не есть целую неделю. Иногда протыкала себе ладони длинными спицами. Говорила, что это поможет ей очиститься. А Патрику это не нужно, потому что он - добрый, хороший мальчик. Настолько хороший, что он спасёт всех-всех людей однажды.
Что демоны будут визжать от ужаса при одном упоминании его имени.
- Привет! Меня зовут Патрик! - солнечно улыбаясь говорил каждому новому человеку, который только появлялся в его жизни, Патрик. Люди не визжали. Не бежали в ужасе. Они не были демонами. А, значит, были хорошими людьми. Его, Патрика, друзьями.
Он всех спасёт.
Всё вдруг встало на свои места. Он не неизвестно где в окружении незнакомцев. Он там, где должен быть. В окружении друзей, которые его не боятся. А те, кто боятся, не посмеют их тронуть.
- Меня зовут Патрик... Меня зовут Патрик. Меня зовут Патрик!
Патрик встал, решительно вскинув подбородок и голос его разнёсся по всему обеденному залу, оберегая всех людей силой имени истинного охотника на демонов.
- МЕНЯ. ЗОВУТ. ПАТРИК!!!
-
Мощно!
-
Блестяще!
-
It's Patrick
-
And His Name is JOHN CENA!!! ссылка
-
- МЕНЯ. ЗОВУТ. ПАТРИК!!!
-
Не ну это вышак. Патрик настолько трогательно-искренний, аж сердце щемит, 10 плюшевых динозавров из 10.
-
Этот, как его, смотритель парка считает Патрика очень интересным.
-
МЕНЯ. ЗОВУТ. ПАТРИК!!! Однако в ход пошло неконвенционное оружие!
-
Потрясно!
-
Хорош. А то все короткопост, да короткопост!
-
Бенефис Патрика. Хорош!
-
Тронуло, блин.
-
Я. Есть. Грут.
-
Патрик шикарен. Крутейший пост.
|
-
Уходит, прикарманив серебро. Я знал, я чувствовал, я точно знал!
И не разочарован.
-
-
Отменный бичара
-
здравый смысл и инстинкт самосохранения Абсолют необходимые качества!
|
|
Руэл широко улыбнулся. Теперь всё ясно! Ловушка! Нет, для него это было в новинку, он был не из тех ребят, которые убегают от катящегося камня, или раскрывают волчьи ямы одним лишь взмахом изящной шляпы. Но обнажившиеся истинные намерения Эшфорда, были для Картера лишь поводом сбросить камень с души. Он не зря недоговаривал родителям и утаил приглашение! Представив себе здесь отца, Картер улыбался всё шире и шире. Нет, не напрасно.
- Нет нужды боятся, друзья! Он бы не стал заманивать нас в ловушку, не будь мы опасны для него! - Руэл мысленно аплодировал леди Невилл, если бы не её знания, он бы с благодарностью принял чашу с ядом из рук этого негодяя. В качестве ужина.
Взяв в руки смартфон, Руэл включил фонарик, пронзивший таинственный полумрак обеденной залы холодным, белым, современным светом. А вот правая рука уже нащупала другой важный предмет - нож. Какой-нибудь поэт сказал бы что нож из хладного железа, но это был простой нож водолаза. Однако он был холодным, и как положено клинку, острым.
Нащупала - и нырнула в карман, рядом с ним. Руэл вряд ли бы решился убить кого-то сейчас. Тонкий потрёпанный кожух, в котором едва ли найдётся место для десятка страниц.
- Контролируйте входы, а мы пока разберёмся с нашим "хозяином". И не забудьте про дворецкого! Саймон, не поможете? Мне нужны сильные руки, чтобы скрутить Эшфорда, один я его не поборю! - свет фонарика смартфона был слаб, но всё же лучше, тусклый камин.
С грохотом отодвинув стул, мистер Картер двинулся на лорда Эшфорда, светя на него смартфоном. В некоторых религиозных текстах бесов описывали как хромых, но даже если бы Джеральд сильно постарался, он бы не вспомнил в каких именно, и какие ещё признаки носит этот самый дьявол, ну кроме копыт и запаха серы.
- Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли.* - с чувством произнёс археолог. Он не знал и половины святых, не знал нужных обрядов для экзорцизма, и мог только надеяться, что в прелестной голове леди Невилл есть ещё что-то, кроме обоснованных подозрений в сторону хозяина дома. Но он верил в бога, и точно знал, что не стоит идти на поводу у одержимых.
|
-
Замечательный пост, все посты замечательные. Ты замечательно умеешь чувствовать атмосферу, и писать так, чтобы не только вдохновляло и было классно, но и чтобы совершенно не выбивалось в стилистическом плане. Последнее особенно важно, но встречается крайне редко.
|
|
Кажется, зря она все-таки ошивалась у кафедры. Теперь, судя по слишком пристальным взглядам, лорд Хромоножка ожидает от нее подлянки. Перебьется: Энни не настроена провоцировать мрачного мужчину, тем более он рассказывает презанятные вещи. Узнать свою родословную до самой глубины веков – даже для прохладно относящейся к истории кадета это интересно, что уж говорить о более трепетно относящихся к генеалогии и своему рыцарскому долгу спутниках! Посему кадет проглотила недовольство, вызванное балансирующими на грани грубости словами Алистера, и перевела делано-спокойный взгляд на картину, скользя скучающим взглядом по рисунку в ожидании, когда Эшфорд наконец перейдет к делу. Бедный Патрик, наверняка не понимающий, зачем он здесь, поинтересовался, когда будут кормить, настырный детектив – более возвышенными вопросами, а сама Морган предпочла отмалчиваться: домахиваться со организатора всего этого безобразия до того, как он сам все расскажет, несколько преждевременно. К тому же кто-то из новых знакомых наверняка с нетерпением ждут, когда она бахнет как-нибудь вопросец. Обойдутся! Она бахнет, обязательно бахнет, и не раз. И такой, что все мозги в труху! Но потом. А пока понять бы, что там настрадал предсказаниями Мерлин? Если Эшфорд не врет и добросовестно не заблуждается, прежние предсказания сбывались, а значит, и в нынешнем сомневаться не приходится. И все-таки, что это за демоны такие, не раз уже помянутые? Судя по оговоркам лорденыша, ничего хорошего от них ждать не приходится, и если самозваное Братство практически Кольца не вмешается, проблемы у Англии будут преогромные. Хотя, судя по всему, не фатальные, если Мерлин – Мирддин, Эмрис, кем он был на самом деле? – не возвещает возвращения Короля Прошлого и Грядущего.
Размашисто кивнув на слова Мины, кадет не без удивления внимала Эйре – вот уж от кого, а от леди Невилл поспешных вопросов она не ждала. Хотя… Аристократка, читавшая древние гримуары, уже доказала, что чувствует и понимает больше, чем все остальные, и посему к ней стоило прислушаться и, раз уж общаться, не привлекая внимания, затруднительно, постараться понять, как она пришла к этим вопросам – потому что со словами Ульриха все как раз кристально прозрачно. Реджи, поднявшись с места и представившись, напомнил о приличиях, и девушка по зрелому размышлению решила последовать его примеру. Осторожно отодвинув стул, она спокойно поднялась и, невозмутимо глядя в блеклые глаза лорда, отчеканила: - Энн Морган, кадет. Произнеся это, она сочла долг вежливости исполненным, и спокойно села на место. Тем временем одна из гостей – та самая рыжая красавица, устала от вопросов и предложила всем заткнуться и выслушать Эшфорда. И нельзя было сказать, что Энни была с ней не согласна.
-
Энни просто чудо, конечно : 3
-
Энни даже злится классно)
-
Она бахнет, обязательно бахнет, и не раз. И такой, что все мозги в труху! Но потом.Бахнем!
-
Умные девушки понимают, когда надо заткнуться, да)
-
К тому же кто-то из новых знакомых наверняка с нетерпением ждут, когда она бахнет как-нибудь вопросец. Обойдутся! Она бахнет, обязательно бахнет, и не раз. И такой, что все мозги в труху! Но потом.огонь)
|
Вся тоска, накопленная за тридцать с небольшим лет, струилась из глаз Ивы. Все обиды. Вся чужая боль, что была пропущена через себя. Тогда, давно, когда она еще не научилась закрываться. Никто не знал. Никто не видел, кроме Ба. Лишь только она одна понимала Иву. Как чужая боль бьёт по ней. Чужая боль и собственное бессилие что-либо изменить. А они шли и шли, эти люди. Несли свои беды. Свою потерянную любовь. Свои утраченные иллюзии. Разбитые мечты. Неслучившееся счастье. Неродившихся детей, пропавших любимых, ушедших близких. Они несли ей все, и отдавали ей свои страдания. А она брала их, брала себе, согревая их добрым словом, намеченной надеждой, призрачным будущим, замками из песка под искусственным солнцем. Она принимала себе их боль, делясь взамен теплом. А потом, когда чаша переполнялась, Иви запиралась в комнате, глухо зашторивая окна, и писала, не зажигая свет. Стихи, фразы, бессвязные обрывки, наброски, рисунки. Обычную мазню. А в особо плохие дни она просто начерно штриховала лист за листом, выцеживая бренди маленькими каплями. И только Ба могла к ней заходить в такие дни. И она делала это с такой легкостью, будто не было ничего более естественного, чем принести пудинг в темную комнату, усыпанную исчерканными листами бумаги. И вместе с пудингом старая леди несла с собой свет.
– Ба. Прощай, Ба. Всё кончено. Тебе не придется больше. Я останусь до скончания веков. Я больше никого не потревожу. Не окачу насмешкой, не разобью ничью семью. Не буду разочарованием родителей. Я не принесу никому ни бед, ни страданий. Не стану обузой и грузом на совести. Мир станет только лучше, если я заберу это все с собой, в этот дождливый сад, где слезы льются с неба.
Лица людей, одно за другим, вставали перед глазами предсказательницы. Их голоса, сливаясь в нестройный хор, перекликались и смешивались. И уходили, покидая её навсегда. Оставаясь лишь тенью воспоминаний, но унося с собой свою боль.
– Я всех их помню, Ба, ты представляешь? Господи, как я хотела их забыть! Зачем они преследуют меня, что им надо? Знаю, так должно было случиться. Ты помнишь, Ба? Мы видели это вместе, но не знали, как понять. Теперь я вижу это. Смотри, она плачет тут, и так горько, что я не могу удержать в себе слезы. Я отдам ей это. Все страдания, что выслушала за свою жизнь. Все беды всех тех людей, с которыми столкнула меня судьба, – Ива подняла к статуе залитое слезами лицо. – Ведь это тебе нужно, правда?
– ПРАВДА?! Этого тебе нужно? Отвечай! Смотри-ка, мне уже легче! – Ива с удивлением поняла, что это правда. Будто груз накопленных обид, чужих и своих, прорвался океаном слез. Сколько же это длилось? Телефон, будто откликаясь на ее мысли, переключился на следующий трек. И тихая грустная медитация сменилась рваным шаманским напевом.
– Или ты хочешь, чтобы я осталась тут вечно? – в женщине вдруг проснулся гнев от мысли, что она бросит Ба в одиночестве. Гнев и стыд. Как она могла хотя бы на миг допустить такое! – Осталась еще одной дурацкой статуей? А потом приманила бы к себе Анну? И девушку-кадета? И кого еще? И мы бы тут стояли и ревели, пока демоны не сожрут весь мир? Ах, как смешно! Отряд хранителей стоит и рыдает. Целый сад ревущих статуй, одна краше другой! Особенно хорош будет тот лысый здоровяк, пускающий слюни в кулак! – Ива и в самом деле фыркнула, представив эту дикую фигуру. – В обнимку с толстячком, горюющим над моим чемоданом, да? – это было ещё более глупая картина и удержаться от смеха было уже невозможно. – Ну, отвечай! Ты ведь живая внутри, как и я! Давай, посмеёмся вместе, что, слабо?
-
– ПРАВДА?! Этого тебе нужно? Отвечай! Смотри-ка, мне уже легче! – Ива с удивлением поняла, что это правда. Будто груз накопленных обид, чужих и своих, прорвался океаном слез. Сколько же это длилось? Телефон, будто откликаясь на ее мысли, переключился на следующий трек. И тихая грустная медитация сменилась рваным шаманским напевом.ссылка
-
Трогательно
|
-
блуждать по замку в одиночестве - плохая идея. Хоть кто-то это понял!
-
Пусть посылает слуг Правильно, так их!
-
Хорошо переданы чувства персонажа.
|
-
во славу мира и процветания если не на всей земле, то хотя бы в отдельно взятой гостиной Благородно!
-
Реджинальд прям отличный, жизненный такой
-
Надо было бы вмешаться. Но тут, как обычно, самый трудный шаг — первый. Оторвать задницу от сидения, встать между конфликтующими, сказать что-нибудь забавно-примирительное, Тюфяк однажды – тюфяк навсегда ^^
-
Нормальный, живой человек. Уважаю.
|
|
|
|
Ива застыла изваянием, не будучи в силах сделать шаг. Колени внезапно ослабли и задрожали.
– Где я? – срывающийся на шепот голос, заглушаемый барабанной дробью дождя по листьям.
Никого. Ничего. Никакого замка, будто и не было никогда. На подгибающихся ногах она подошла к мокрой скамейке и рухнула на неё. Фонарик телефона выхватывал из мрака. Зубы застучали, то ли от холода, то ли от страха.
– Где я, – растерянно проговорила снова. И закричала, разрывая тишину. – ГДЕ Я?!!!
И сама себе ответила: – Здесь... – и это "здесь" было воплощением ужаса, сковывающего всё её тело.
Надо собраться и что-то предпринять. Нельзя же тут сидеть до утра. Или все-таки лучше... А если тут вовсе не настанет утро? Какого черта она не догадалась обменяться с телефонами с Анной? И тут же обругала себя дважды. За "черта" и за очевидную глупость. Анна в замке, замка нет. Куда ты позвонишь, идиотка? Звонок с обратной стороны, как в той песне Адель. Hello from the outside, Господи, дай мне силы вынести все это.
– Господи, дай мне силы, – повторила Ива дрожащим шепотом. – Дай мне разум, чтобы собраться. Помоги и укажи путь, – голос её стал громче. – Разгони тьму, что окружает меня, не оставь своей милостью и освети дорогу. Дай силу, молю, дай волю, пройти это испытание с честью, и не осрамить тебя в этой битве. Даже если мне суждено погибнуть на Пути, что ты уготовил мне, пусть это будет не глупая смерть. Дай силы мне принести пользу в этой битве, не зря же я тут! Не может быть, чтобы зря! Верю, укажешь мне истину! Верю, откроешь закрытые двери и проведешь через лабиринт страхов и сомнений! Поможешь отделить зерна от плевел!
Ива молилась истово, накладывая размашистые кресты в конце каждой фразы. Голос ее креп, набирал силу. Предсказательница не заметила, как сползла со скамьи и опустилась на колени, светом фонаря перекрестив всю площадку и прилегающие стены изгороди.
После же поднялась, включила на телефоне тихую медитацию и двинулась вперед. Куда идти. Куда. Статуя – она зовет или загораживает проход? Ива прислушалась к своим ощущениям. Образ статуи из видения не вызывал страха. Не может быть, чтобы в доме маркиза, хранителя, содержалось у всех на виду что-то опасное, да еще встречало у самого входа. Ведь дом... Ива уже подозревала, что это не простое имение. Она помнила, что некоторые исследователи полагали, что Камелот располагался в Уэльсе. Так почему бы и не здесь, на отшибе, забытый, но не разрушенный? И круглый стол в обеденной зале не на это ли намекает? Ива вспомнила взгляд, которым одарил ее старый слуга. Может ли быть, что он еще старше, чем кажется? Может ли быть, что этот его облик - лишь маска? Может ли быть, что он и есть настоящий маркиз, ушедший на покой годы или даже века назад, и притворяющийся престарелым слугой своих правнуков?
Ива медленно шла под холодным дождем, каждый шаг сопровождая крестным знамением. Направо. К статуе.
|
…Слова Мины вызвали у кадета неподдельное смущение. Порозовевшая Энни закивала, как китайский болванчик: - Ага! Я тоже не против! Была бы. А то у меня только братья да кузены, а кузины и нет! – радуясь возможности сменить тему, она ухватилась за историю о списках. – А мой дед никогда не говорил, что помимо нас есть кто-то еще! Интересно выходит: какая-то часть легенд дошла до нас, потомков, более или менее одинаковой, а какая-то не сохранилась. С другой стороны, по прошествии скольки там, пятнадцати веков, вообще удивительно, что какие-то изустные легенды сохранились! А что списки погибли – это, конечно, очень жалко!
…Попытка отвлечь публику от мрачного переставления ног принесла свои плоды: некоторые люди решили присоединиться к обсуждению – например, статная и видная женщина в песочном. В очередной раз кадет почувствовала укол зависти: собранные лордом дамы были все такими красивыми и яркими, что на их фоне сама Энни казалась долговязой замухрышкой – особенно в своей военной форме. А вот высказанная красоткой теория была вполне забавной, так что девушка, искренне посмеявшись виду двух лордов Эшфордов, ответила: - Если будет так, как вы сказали, картина эта будет достойна Монти Пайона! А об Артуре я имела ввиду то, что дошедший до нас образ собирательный, и реальному историческому лицу приписали действия целой кучи других правителей. Но «я Артур и имя мне – легион» в контексте нашего приглашения звучит вообще огонь! Вторая женщина, та, которую кадет прочила в одинокие постоялицы наравне с Эйрой, согласилась с предложением, и высказалась вполне близко ко мнению самой Морган, подняв, кроме того, вопрос количества собравшихся. Идея казалась весьма дельной и заслуживающей внимания, но прежде чем девушка поделилась своим мнением, к беседе неожиданно присоединился Ульрих, чьи предположения звучали вполне разумно. - Вот насчет идеализированности образа короля я согласна, так тоже могло быть. А количество присутствующих, - Энни пожала плечами, - может обусловлено тем, думаю, что многие роды пресеклись, другие утратили всякую связь с наследием предков, третьи эмигрировали куда-нибудь в Америку, а о четвертых нет информации у Эшфорда. Ну и да, наверное, кто-то из получателей письма просто не приехал. К тому же, кажется, Ульрих прав, и, собрали по одному представителю каждого рода. Хотя это тоже странно: я в своей семье самая младшая, и по всем канонам не должна была быть вызвана. Ведь, если мыслить рыцарскими категориями, позвать должны были либо самого старшего – сына старшего сына старшего сына и так далее, либо его первого наследника, а не девочку, к тому же самую младшую. А вот насчет разного времени не думаю: как древние римляне говорили, cui bono, кому выгодно, то есть – а выгоды приглашать всех в разные дни и говорить одно и то же нет. Или я не вижу. Когда здоровяк признался, что он – детектив, кадет аж удивленно обернулась, посмотрев на мужчину уже по-другому. После таких слов становилось понятно и излишнее настойчивое любопытство, и бульдожья хватка лысого: профессиональная привычка, не иначе. Но вот выводы его, с точки зрения Энн, были спорными: хотя он, может, в силу своей работы видит и понимает больше, чем второкурсница Военно-морского колледжа? Как бы то ни было, сразу соглашаться, пускай даже с более опытным человеком, девушка не собиралась: - У меня, сэр, есть два старших брата. А вот других родственников колена более старшего, чем мой дедушка, я не припоминаю. Но не думаю, что дело в нашей мнимой уникальности, хотя, - она развела в недоумении руками, - не пойму в чем. Возможно, люди Эшфорда собирали по семьям информацию и отбирали тех, кто помоложе, и кто верит, или хотя бы может поверить и приехать? Потому что ни папа, ни Генри, ни Джеймс точно бы сюда не поехали. Да и я, честно говоря, сделала это только по настоянию дедушки. И потому, что любопытно все-таки. – смущенно закончила она. – К тому же я вот ни капли не уникальна.
…Даже невеликих познаний кадета в истории хватало, чтобы понять, что изображенный на полотне рыцарь имеет к эпохе короля Артура отношение не большее, чем, скажем, униформа самой Энн. Выводы из этого напрашивались сами собой, и Энн поспешила ими поделиться с окружающими: - Джентльмены! Леди! Не желая никого компрометировать, обращу ваше внимание на то, что этот вот косплеер Победителя Дракона по своим доспехам опережает эпоху Камелота веков эдак на шесть-восемь, и то, что наш артуриано-любивый лорд повесил его здесь, весьма странно! Это все равно, что пра-пра-прадед в эскадре Нельсона, изображенный на ракетном крейсере!
Роящиеся сонмом фейри, испуганных обпившимся верескового меда гоблином, так и рвались с языка, и было несколько стыдно делиться ими с незнакомыми и к тому же гораздо более взрослыми людьми, которые наверняка сочтут, что говорящая относится к той плеяде людей, которые в каждой бочке затычка. И все-таки ситуация была слишком неординарной, чтобы молчать. Мина уже поддержала ее идеи, а значит, могут согласиться и остальные. Убедив себя таким образом, Морган уверенно подошла к стоящей неподалеку кафедре и, вальяжно облокотившись на нее, продолжила: - Я что хочу сказать: из того, что я услышала о тех, с кем успела поговорить, всем нам предки рассказывали о происхождении от рыцарей Круглого стола и о защите человечества от демонов. К слову, представителей одной семьи среди нас вроде нет. Так вот: все, что сейчас происходит, до хрена непонятно, а посему прошу всех, если будет что-то непонятное, не стесняться и порасспрашивать Эшфорда. Я вот собираюсь. Ну и да, так как мы все приглашенные, и непонятно, что от нас хотят, лучше держаться вместе: а то будет как в дешевых фильмах ужасов, когда какое-то факаное чудище или маньяк режут всех по одному! Не то, чтобы я считала, что это возможно, - она подняла вверх палец, - но хуже точно не будет!
-
Так вот: все, что сейчас происходит, до хрена непонятно Ювелирно точная формулировка.
-
Убедив себя таким образом, Морган уверенно подошла к стоящей неподалеку кафедре и, вальяжно облокотившись на нее, продолжила:
|
-
Слегка задержавшись, она вновь глянула в окно, на унылую и печальную картину осени, которая из-за темноты казалось ещё более удручающей.
|
-
Двойной исследовательский удар!
-
Не то чтобы она хорошо разобралась в живописи, но точно помнила, что написанная маслом картина никак не может быть старше пятнадцатого века. Есть ли тут сигнатура художника?.. Да, такой девушке не подсут жалкую подделку под видом раритета времен короля Артура )
-
Замечательно ты всё-таки пишешь
|
Явление старого слуги последовало как нельзя вовремя, хотя гостям могли предоставить и побольше времени на распаковку вещей, обсушку и приготовления. Да что там, даже переодеться к обеду и обновить макияж толком не дали! Они едва успели выкурить по пол-сигареты! Об этом Ива не преминула сказать Анне – их мнения о комфорте и гостеприимстве хозяев явно совпадали. И тем не менее, приглашение на обед оказалось кстати.
Поскольку ключей от комнат им не вручили, – да и если бы вручили, кто поручится за честность слуг в незнакомом замке? – мисс Ивейн, поколебавшись долю секунды, захватила из кельи сумочку, затолкав зонтик в боковое отделение.
Неспешный унылый променад по коридорам слегка оживляли головы мертвых животных со стеклянными глазами и болтовня скучающей юной кадетки, которая плелась в хвосте процессии.
Эта девушка определенно пыталась развеселить и как-то объединить компанию, пусть и немного натянутыми шутками. Но лучше такие, чем угрюмое молчание. Ива, повысив голос, ответила:
– Готова спорить, что мы вовсе не увидим лорда Эшфорда. Боюсь, он дряхл и немощен, если вообще ещё жив. В лучшем случае нам представят его наследника. Хотя, – Ива пожала плечами, – наследник тоже вероятно будет Эшфордом, так что я ставлю на обоих. Старый будет бесполезен, молодой будет мало осведомлен. Но вот короля Артура я бы не стала объединять в легион, звучит уж очень апокалиптично и угрожающе.
Обеденный зал, большой и мрачный, тоже производил гнетущее впечатление – и черной скатертью, и скудной сервировкой.
– Если нам за обедом будет прислуживать этот престарелый слуга, то к завтраку мы как раз начнем, – Ива начала расправлять салфетку. – В самом деле, мне жаль этого славного старика, ему, наверное, уже тяжело исполнять свою работу. – Предсказательница присела было к столу возле Анны и Дерека, но тут же вскочила, бросив едва развернутую салфетку на стул. – Однако, я успею сбегать во двор, я кое-что забыла в машине. Если будут предлагать что-то вкусное, попросите, чтобы в мою тарелку положили тоже, хорошо? Прошу меня простить, я на минуту, – проговорила она, пробегая мимо дворецкого и торопясь во двор.
Она обязательно должна подойти к ней. Ива едва дождалась момента, когда можно будет остаться там одной. На минуту хотя бы. Раскрыв зонтик, Иви заторопилась к статуе. Остановилась за пол-шага. С внезапной робостью протянула к ней руку, поймала в ладонь сбегающие струйки слез. Коснулась пальцами холодного мрамора.
– Ты что-то хочешь сказать, – прошептала она. – Я не зря тебя видела. Почему ты плачешь? ты поможешь мне?
-
– Ты что-то хочешь сказать, – прошептала она. – Я не зря тебя видела. Почему ты плачешь? ты поможешь мне? Чувствуется настоящая гадалка!
-
Ничего не понятно, но очень интересно!
-
Ива просто топ, очень доставляет и образ, и отыгрыш
-
ойой... что-то будет!
-
– Если нам за обедом будет прислуживать этот престарелый слуга, то к завтраку мы как раз начнем, ахахаха :) Хороший пост! :)
|
Благочестивая дочь Бранвен, неспешно стелящая свой рассказ, краем глаза замечает, что не только тихая лучница внимает ее словам, но прислушиваются к речам и иные спутники. Жрица, не подавая вида, спокойно завершает свой монолог, и только потом с доброжелательной улыбкой оглядывает соратников, взглядом предлагая им без стеснения задавать вопросы. Но когда раздается спокойный голос Маркуса, Керидвен чувствует, что на поднятую мудрым мужчиной проблему у нее нет ответа, рожденного знанием, и ей ничего сказать пироманту. Служительница Владычицы Сумрака прерывисто вздыхает, собираясь с духом, и прикрыв глаза, позволяет словам литься от самого сердца. - Добрый Маркус, к прискорбию моему, неведомо мне, что послужило истинной причиной сохранения разума лишь у двух жителей из всего населения Уайт-пика. Но я не могу дать иного ответа, кроме как назвать причиной этого то самое светлое и чистое чувство, что даровано только лишь разумным, и ничто, кроме него. Ведь вряд ли магия помогла избежать одержимости лишь этой паре, учитывая, что Шширк находился на крепостной стене, в то время как Фиаша вряд ли была с ним рядом – в этом нет никакой логики, на которой основаны многие чары. И также я, увы, не узрела во Шширке неугасимого пламени той истовой истинной веры, что способна оборонить живущего ото всякого зла. Но любовь… - Керидвен замолкает на какое-то время, склонив очи долу – ей тяжко описать словами то, чего сама не познала, и о чем может только мечтать. – Сила настоящего обоюдного чувства полнит душу человека – или одного из Малого народца, не важно – и становится щитом на пути любой скверны. Для одержимости и тьмы в душе просто не находится места, и всякая попытка пробиться сквозь эту хрупкую сияющую броню обречена на провал. Вот только, - глаза Керидвен полны грусти, пока пальцы непроизвольно мнут ворот одеяний, - чудо обоюдной любви встречается куда реже, чем силы волшебные и любовь к Богу. Я не знаю решения той загадки, что спросил ты, благородный муж с огнем в сердце, - поднимает жрица голову, - но верю, что иного ответа, кроме сказанного, быть не может.
-
Вот только, - глаза Керидвен полны грусти, пока пальцы непроизвольно мнут ворот одеяний, - чудо обоюдной любви встречается куда реже, чем силы волшебные и любовь к Богу.
|
|
Русло, в котором развивалась ситуация, для Эйры было не приятным. Мало того, что телохранитель отчитал ее, как малого ребенка, так еще и небрежная реплика Дерека в сочетании с провокационным жестом сгустила краски. Пусть Ричард ведет себя не корректно, однако, это ее человек. Бестактный вызов под носом у леди, отсутствие каких-либо слов извинений. И все это - на виду у честной публики. Для полного комплекта не хватало только папарацци. Девушка силой заставила себя успокоиться, подавляя волну возмущения, обещающую превратиться в гнев. Дурной тон - подать вид, что расстроена.
Дабы не разводить неуместную канитель стоило обдумать ответ телохранителю. Благо, разговоры подобного содержания уже не раз имели место быть в прошлом и достаточно будет лишь напомнить о некоторых моментах. - Ричард, вы забываетесь. - "ангелочки" тоже умеют говорить твердым тоном. Тем более, леди Невилл была в своем праве. - Наша семья несомненно ценит и полагается на ваши навыки. И я была бы вам признательна, если бы вы делились своими опасениями в профессиональной манере. Если у вас были основания считать, что, сев на переднее сидение, данный пассажир, находясь в вашем присутствии, - подчеркнула Эйра, - мог причинить вред мне либо всем присутствующим в салоне, достаточно было позвать меня на личный разговор и поделиться своими соображениями. Остаться или же нет, этот вопрос решает мой отец, впрочем, вы и без того давно знаете, я также ценю ваши усилия. Зачем она оправдывается? Безумие какое-то. - Но не согласна запереть себя в сейф. - подвела черту леди Невилл. И вообще, он всерьез собрался укатить в Лондон, оставив ее здесь одну без автомобиля? Или больше так - для красного словца сравнил? Тем более, что сама она водить не умеет, даже покинь мужчина замок Эшфордов пешком. И как после такого ее будут воспринимать остальные? Как непутевую дурочку? С которой даже телохранителю позволено переходить черту? Сдавалось Эйре, что своей выходкой телохранитель подверг ее куда большей опасности. Есть два слова - авторитет и безнаказанность. Дай только намек, что первого там нет, а второе - есть. Все. Уязвимость в чистом виде. Кто-то же, наоборот, может испугаться и вовсе избегать общения с ней. Как обычно.
И вообще, что за сцена? Слишком много эмоций у Ричарда. Неосторожные слова. Что так задело ее телохранителя? В любом случае, этот разговор - не публичный. И девушке все меньше нравилось происходящее. Будто все сговорились. А, может, так оно и есть? Реалити-шоу - смешай с дерьмом аристократа? - Чемоданы, - несколько угрюмо произнесла Эйра. Сказать что-либо еще сейчас попросту не хватало сил. Впереди говнюк, не побояться таких слов в мыслях, Эшфорд. Уже очевидно сомнительный Дерек. И даром социальная ситуация. Стоило лишь подумать, что с этими людьми придется защищать мир... становилось в высшей степени неуютно. Мало ли, у кого что на уме, да какая вожжа под хвост попадет.
Когда остальные девушки были готовы, леди Невилл последовала вместе с ними в здание, которое уже не обещало быть теплым и уютным. Эйру заметно трясло. И от холода, даже парка кадета не спасала. И от дождя. И от гнева. И, самое главное, - от страха. Если уж заговорили об аллегориях, страха, толстеющего на глазах при добротной пище, в которую услужливо превращались окружающие.
Приветствие мрачного, как сам этот замок, дворецкого, только распалял негодование девушки. Удивительной леди Эшфорд также нигде не обнаружилось. Как, кажется, и еще одного гостя. Но самым вопиющим было отсутствие хозяина этого замка, который не соизволил выйти и поприветствовать своих гостей, не то что объясниться! Положим, он прихворал. Какая незадача для хранителя. В таком случае, слуга мог бы известить об этом гостей. Но нет. Кроме того, дворецкий был настолько ветхим, что все человеческое существо леди Невилл протестовало против неоправданного живодерства. Личность Верховного Хранителя казалась все более отталкивающей. И этот человек будет на страже врат? Серьезно? Эйре в который раз пришли в голову мысли, что демоны уже пришли в этот мир. Возможно, потому Ричард позволил себе лишку - само место обращает живых существ в злыдней! С другой стороны, потомком Эшфордов мог быть обыкновенный недостойный человек. В таком случае, почему оставшиеся семейства хранителей не приняли меры?
Медленный старик повел собравшихся куда-то в левый коридор. Вежливость и этикет иным не позволит обогнать того, справиться, куда идти. Как бы иронично не получалось, но леди Невилл буквально надеялась, что хотя бы Дерек взбунтует, а не станет послушно идти следом. Просто какое-то наваждение - настолько смиренно терпеть неуважение местных обитателей. Похоже, подобное не входило в список явлений, способных злить мужчину, не дающего покоя Ричарду. Жаль. В свете витающих скептических настроений относительно предстоящего мероприятия, даже удивительно было. Всерьез, каждый из них готов терпеть такое обращение ради пустышки? Или лукавят? А вдруг и правда реалити-шоу и завтра послушный теленок станет звездой интернета?
От обилия мыслей голова шла кругом, Эйра чувствовала, как к горлу подступает дурнота. Рука вскинулась в останавливающем жесте, чтобы Ричард не отправился следом, унося чемоданы. Ни слова пока. Леди Невилл оставалась в пустеющем холле, молчаливо провожая взглядом толпу. Слишком все казалось подозрительным. В другое время развернулась бы и уехала. Но не сейчас. Они что же, так и собираются продолжать терпеть все эти выходки Верховного Хранителя? Это такое у него отношение к соратникам? Собрал всех здесь, чтобы выгулять тщеславие? Этический вопрос? Да Бог с ним! Каждый сам решает, что в адрес его персоны допустимо. Но, черт возьми, на кону - судьба мира. Люди, ау? Вы же не всерьез? Не собираетесь безропотно вверить себя сомнительному лидеру? Хоть бы было так! А то можно без конца ждать, что вот-вот, скоро-скоро лорд объяснится? И сколько раз еще сей момент будет отложен какой-то мишурой, застилающей глаза и пытающейся выглядеть делом первоочередной важности? Пока не станет слишком поздно...
Хозяйка дома - не лучше. Бросила гостей и удалилась непонятно куда, непонятно зачем. Эйра могла понять затворничество, что влияет на понимание некоторых этических тонкостей. Меж тем, даже затворничество не оправдает действия, подвергающие людей мукам! Простить проволочку под дождем? Без по-настоящему убедительной причины - ни за что! Разве нельзя было собираться в холле сразу? Они что, в срочном порядке труп прятали?
Когда все ушли, леди Невилл чуть пошатнулась и подошла ближе к Ричарду. Ладонь нашарила локоть мужчины. Кажется, девушка нуждалась в поддержке. Прозвучал тихий голос: - Что теперь говорит твое чутье? Что бы там телохранитель не думал, а его мнение было важно для нее. Только бы тот не выражал его абстрактно. Пользуясь небольшой паузой вдали от множества глаз, Эйра позволила себе немного отдышаться, не прикладывая усилий к тому, чтобы держать лицо. Сейчас было особенно видно, как она тревожна.
В какой-то момент спустилась Энн, благо, договорив, тут же убежала. Леди Невилл едва заметно вздрогнула. Мгновенно подобралась, поменявшись в лице, надев привычно нейтральную маску. Нужно что-то решать. Торопливо, словно наперегонки с собственным смятением чувств, девушка устремилась в левый коридор. Узкая лестница душила... Как и все здесь. Одна из хранительниц, чьего имени, леди Невилл пока что не запомнила, ненавязчиво предложила разделить... номер? С цифрами на дверях казалось, будто заселяют в гостиницу. Не мог не всплыть вопрос - давно они были прибиты? Или нынче - новая волна очередных простофиль? И снова вопрос к Ричарду: - А теперь? Эйра не торопилась покидать коридор.
-
Блеск, просто блеск! В каждом движении, в каждом сомнении, в опасениях и домыслах! И, конечно же, умении ставить людей на место, не теряя аристократизма)
-
Отличный пост!
-
Так этого лорда Эшфорда! Совсем охамел уже!
-
Все правильно возмутилась!
-
Множество очень интересных мыслей. Замечательно целостный персонаж.
-
Интересный персонаж
|
-
седовласый слуга вполне мог попросту израсходовать почти весь запас слов, отпущенный ему на этом свете. Когда у тебе осталось сотня-другая, поневоле начнешь экономить на спичках... Великолепно образно!
-
Вот только если у Тима молчание было чертой характера, то седовласый слуга вполне мог попросту израсходовать почти весь запас слов, отпущенный ему на этом свете. Когда у тебе осталось сотня-другая, поневоле начнешь экономить на спичках... Вот это прям хорошо.
|
-
Лучше передать геймплей за техника-оперативника с личным штурмовым дроном, кажется, невозможно.
-
Вопрос, как и почему эти ребята - командование СО, в смысле - до сих пор не взяли Комплекс под контроль, если простые реплики у них обвешаны взрывчаткой как "Дерево Смерти" на хиспанский "Эль Дия де Муеротос" - шоколадными "калаверами", остается открытым.Хех. Открытым здесь остается совсем другой вопрос.
|
-
Дворецкий времен Кромвеля ))
-
Судя по дворецкому, доставлять багаж в комнаты придется самим, а выходить снова под дождь совершенно не хотелось, да и затаскивать тяжелые сумки по лестнице тоже. ^_^
|
- Здравствуйте! – по-военному четко кивнула старику-дворецкому Морган, проследовав за остальными под сень замка. Пока все прибывшие собирались в коридоре, девушка с интересом осматривалась: в конце концов, не каждый день доводится побывать в жилом поместье самого настоящего лорда! Но, помимо обители Эшфордов, ее интересовали и другие приглашенные: некоторых, как двух стоящих в отдалении мужчин, она не видела, других же, как например эффектную женщину в песочном, успела только поприветствовать. Компания, конечно, как верно заметил кто-то в разговоре у авто Реджинальда, подобралась и вправду странная, будто бы являющаяся срезом британского общества. К вящему удивлению Энн, вместо того, чтобы проводить гостей к хозяину, дворецкий с внешностью библейского Мафусаила дребезжащим голосом уведомил, что гостей ждут отведенные им покои. А значит, все опять откладывается. «Ну и ладно! – решает для себя Морган. – Зато будет возможность спокойно поболтать с Миной и Эйрой, и прийти к Эшфорду подготовленной! Как на экзамен, хе-хе!».
Тем временем дворецкий начал свое неторопливое шествие. Следовать со скоростью дряхлого старца, с которого разве что песок не сыпался, быстро наскучило деятельной кадетской натуре, но как-то обгонять его или требовать поторопиться было бы совершенно дурным тоном, а Энни себя все-таки не в канаве нашла. Посему девушка, то щелкая пальцами, то раздраженно постукивая каблучком о пол, следовала вместе со всеми, не вырываясь и не отставая. Чтобы хоть как-то скрасить мучительно медленный поход, оказавшийся даже хуже любого марш-броска, она уделила все свое внимание полотнам на стенах, силясь угадать, в какой из точек Уэльса может находиться тот или иной пейзаж. Конечно, все это было не больше, чем домыслами, но зато хоть как-то позволяло убить время. При виде узкой винтовой лестницы кадет горестно, как самое настоящее замковое привидение, вздохнула, понимая, что дедуган, который, судя по всему, успел еще с кайзером повоевать, восходить по ней будет со скоростью умирающей улитки. Но делать нечего – приходится идти, неторопливо переставляя ноги и пялясь от скуки по сторонам, гадая, что это за неприятный запашок в воздухе. Клопов они здесь травят, что ли?
Но вот наконец долгий путь, который кадет в одиночку проделала бы за пару минут, завершается. Сунув нос в ближайшую открытую дверь, Энии весело фыркнула: надо же, такой роскошный особняк, а гостям предлагаются прямо-таки казарменные условия! Причем такие, что по сравнению с ними колледж мог показаться образцом заботы о личном составе – это с учетом того, что флотских кадетов никогда не жалели! Зато комнатка на двоих, а не на группу, что по-своему тоже неплохо. В общем, восторга временное пристанище не вызывало. Правда, и разочарования тоже. Услышав слова Вильгельмины, кадет задорно откликнулась: - Опередила! Я сама хотела тебе это предложить! Сейчас, только нашу домашнюю леди Эйру предупрежу, и приду!
Потолкавшись в толпе заселяющихся "рыцарей" в поисах Невилл, над которой Морган решила взять некое шефство, полагая, что воспитанной и похожей на домоседку леди такие условия в новинку, кадет убедилась, что новой знакомой на этаже нет. Резонно предположив, что та могла остаться внизу, Морган, не собирающаяся так просто отказываться от своих планов, перепрыгивая через ступени, почти скатилась вниз по лестнице. Увидев, что новая знакомая по-прежнему в холле, девушка, не вникая в ситуацию, почему аристократка решила задержаться, скороговоркой выпалила: - Эйра, тут, я посчитала, шесть женщин и восемь мужчин, считая твоего спутника. Комнат восемь, так что ты, если не хочешь никого постороннего рядом, - можешь заселиться без соседей и смело всем объяснять, что места хватает на одиночное заселение и тебя, и еще одной дамы! А не поверят, так зови меня – уж я-то сумею популярно расставить все точки над «и» и объяснить, кому куда надо идти! Мы с Миной в пятом номере, так что, если ты не против, я попрошу тебя к нам прийти, как разместишься – у меня вся одежда в чемодане в машине осталась, так что я хочу хоть немного перед ужином просушиться, лады? В общем, ждем, не теряйся!
Протараторив все это с пулеметной скоростью, она быстро ринулась обратно наверх, чувствуя, как бьет по спине при каждом шаге полупустой рюкзак. Залетев в свой номер, Энни, заложив пальцы за пояс, осмотрелась, барабаня туфелькой по каменному полу. - Н-да-а, даже стула нет! Мина, тебе сушиться надо? У меня есть одна идейка. Эйру я, кстати, предупредила и попросила к нам зайти. Стянув с себя рюкзак и насквозь мокрый китель, девушка бросила его на тумбочку, которую с пыхтением дотолкала до батареи. Разгладив форму и повернув всю конструкцию так, чтобы тепло батареи сушило одежду, она плюхнулась на кровать и принялась расстегивать блузку, которую собиралась растянуть по другому углу импровизированной сушилки. - Тебя не смутит, если я какое-то время побуду в неглиже, завернутой в одеяло? А то вся моя одежда в чемодане в машине, а лезть под дождь мне пока ни капельки не охота! Понятное дело, что перед сном придется все равно, но хоть сначала поужинаю и отогреюсь.
-
Молодец, кадет!
-
Энни, конечно, игру просто делает. Шикарный персонаж, замечательный отыгрыш, совершенно потрясная вовлечённость.
-
Британскому морфлоту повезет с будущим офицером! Энни просто потрясная. Особенно мило выглядит "шефство над Эйрой" :)
-
Замахалась и забыла лайкнуть. :) Люблю твои метафоры и вообще описание.
|
-
Это история о Дереке, который, конечно, курит, но не так уж и редко. Фактурный тип, отыгрыш топ.
|
|
Жизнь - это много маленьких радостей, которые мы создаем для себя сами. Мисс Ивейн придумала себе это кредо довольно давно, и оно как нельзя лучше подходило ей, её образу жизни, её профессии, её увлечениям и слабостям. Если в жизни нет счастья – иди и создай его. Это письмо сразу заинтриговало предсказательницу – как же иначе? Она верила в то, что мир гораздо глубже и шире, чем кажется обычным людям, и знала по себе, что предчувствия надо слушать. Если ты чувствуешь, как мороз продирает по коже в момент открытия какого-то невнятного спама – значит, это знак. Не пропусти его. Пойми его правильно. Прежде, чем нестись, очертя голову, по первому зову, Ива, разумеется, съездила к ба. Во-первых, надо, чтобы хоть кто-то знал, где искать следы, в случае чего. Во-вторых, посоветоваться. В-третьих, маленький магический ритуал лучше выполнять в хорошей компании. Выпив чаю, обсудив историю и перебрав возможных знакомых, которые могут знать Эшфордов, они занялись маленькой магией, в которой фигурировало письмо, свечи, чаша с ледяной водой и тени на стене. Древние тайные ритуалы ожили вновь. Гулкие барабаны, варган и бубны. Шепот, срывающий с губ слова. Танец языков пламени, пожирающий роковое письмо. Растертый пепел, смешанный с расплавленным воском. Причудливые фигуры, пляшущие на стене. Тревожные взгляды и сомнения. Всё, как предписывалось старинными книгами, всё было сделано по правилам. Разумеется, с разумным использованием возможностей, которые дает современный мир. Прежде, чем сжечь письмо в чаше, его отсканировали, сфотографировали, сложили в архив, куда позже добавили видеосъемку пляшущих теней на экране, восковой фигуры, и заметки по толкованию. Архив продублировали, оставив его копии в разных местах – и на почте, и в компьютере, и у ба, и на диске, и на флешке, и в собственном смартфоне Иви. В некоторых случаях предосторожность не может быть избыточной. В том, что предприятие рискованное, были убеждены они обе. И обе же считали, что на этот зов необходимо ответить. И лишь совершив все эти приготовления, Иви собралась в путь. 260 миль от Лондона до Уэльса – не бог весть какое расстояние, но Ива решила растянуть удовольствие и выехала накануне вечером, когда дождь еще едва моросил, а туман мягко опускался на город, укутывая узкие улицы влажным одеялом. В сгущающемся сумраке пролетали мостовые и автомобили, и Иви вновь вспомнила выставку памяти Роберта Франка, на которой была в прошлом году. Лондон/Уэльс. Она даже купила фотоальбом, настолько эта серия снимков, сделанная еще в 50-х годах, поражала своей меткостью и живостью. Поглядывая сквозь плачущее дождиком то и дело запотевающее стекло, Ива вновь и вновь убеждалась: Лондон не изменился. Не изменился в сути своей, хотя, казалось бы, внешняя мишура, лоск автомобилей, модные современный костюмы преобразили Сити. Однако вот – дождь, туман, сумерки, и мы видим тех же клерков с фотографий, спешащих по своим делам с преувеличенной важностью. Проехав чуть больше половины пути, Ива остановилась на ночлег в заранее забронированном через букинг.ком мотеле – небольшом, уютном, с хорошей репутацией. Милая комната, выходящая во внутренний дворик со скамеечкой и столиком чугунного литья. Горячий ужин, кувшин глинтвейна, пушистый клетчатый плед – и вечер можно считать удавшимся. Предсказательница провела в мотеле и большую часть дня, поскольку хозяйка своим бдительным оком узрела карты Таро на столике и решилась попросить о гадании. Ива не стала отказывать, и провела несколько сеансов – разумеется, обрадованная хозяюшка поспешила позвать парочку самых близких подружек, и лишь обещание завернуть на обратном пути избавили Иву от немедленного нашествия половины женского населения городка. Уэльс. Иви с трепетом ожидала – каким он будет, прекрасно помня снимки Франка. Она ехала не спеша, вглядываясь в улочки и лица. И опять то самое чувство узнавания, несмотря на новую обертку, несмотря на закрытые Железной Маргарет шахты. Несколько раз рука Иви тянулась за телефоном – снять, уловить. Но она со вздохом давила в себе это желание, зная, что фото выйдут обычной скучной рутиной. Так вышло, что к нужному адресу она подкатила почти к обеду, останавливаясь на заправках выпить чаю и перекусить – ланч она предусмотрительно упаковала с собой, выезжая из мотеля. На последней заправке закачала Теслу до "искр из глаз", чтобы не быть вынужденной просить у хозяев зарядиться. Дождь все усиливался, хлеща по окнам холодными злыми каплями, но в машине было тепло и уютно, и в какой-то миг Иве захотелось задержаться прямо здесь, посреди маленького городка, сторонним наблюдателем, созерцающим мокрый мир из своего маленького сухого гнездышка. Но, разумеется, она этого не сделала. Письмо звало, торопило, даже будучи пеплом, вплавленным в воск. Подъехав к дому, мисс Ивейн с некоторым удивлением обнаружила целую плеяду автомобилей, плюс байк и прислоненный велосипед. Впрочем, вполне возможно что-то из этого принадлежит владельцам. Но в любом случае, похоже приглашены несколько персон... и, похоже, в дом они не вошли? Встреча отменена? На какой-то миг мелькнула мысль о розыгрыше, но Ива ее отбросила. Какой розыгрыш, ерунда, не может этого быть. Предчувствия не лгут. Она аккуратно подкатила к людям поближе, чтобы не забрызгать никого, опустила стекло и громко произнесла, улыбаясь:. – Доброго вечера. Прошу прощения, господа. Если не ошибаюсь, это имение Эшфордов и тут назначен, – небольшая едва заметная пауза, – приём?
-
Вот что значит современная гадалка
-
Крисивый пост и красивая идея - наложить на него фотографии.
-
Хороша медиум, очень хороша.
-
Стилевое решение с фотографиями украсило замечательный пост. Очень!
-
За Ба, о которой я не подумал. И за другие хорошие вещи.
|
Письмо. Если имейл не вполне определенного содержания еще можно было принять за спам, ошибку или розыгрыш, то настоящее письмо в недешевом плотном конверте с ее именем с первого взгляда показалось Вильгельмине подлинным. Она дважды уронила нож для бумаг, когда, еще боясь поверить предчувствию, пыталась добраться до скрытой под гладкой коричневатой обложкой сути.
А потом - позабыв про учебу, вечерним поездом мчалась из оксфордского кампуса домой, чтобы как можно скорее показать послание деду. Сэр Тэдиас Коупленд, старательно поправив очки, долго вчитывался в ровные рукописные строки, снова и снова разглаживая бумажный лист чуть дрожащими пальцами. "Я все-таки дожил до этого дня", - вот что сказал он наконец, подняв на внучку полные слез глаза. А Мина еле заметно выдохнула, осознав, что на самом деле абсолютно все было не зря - и вера ее окупится сторицей.
Девушка очень быстро собралась - по-хорошему, совершенно неизвестно было, что необходимо взять с собой, так что в багажнике серебристого "форда" оказались все те предметы, которыми она с самого детства в совершенстве училась владеть. Дед, хотя и наизусть знал семейные предания, почти не имел представления о том, с чем же придется столкнуться потомкам хранителей на деле, предполагая лишь, что не лишним окажется нечто похожее на рыцарское оружие... Вильгельмине предстояло вскоре узнать, насколько верны его догадки.
Дорога к побережью Уэльса пролетела почти незаметно. На одном кофе в придорожных забегаловках, не отвлекаясь на даже на еду, Мина сосредоточенно вела машину, как всегда безукоризненно соблюдая правила дорожного движения и скоростной режим. Красоты пасторальных пейзажей вокруг она скорее отмечала, чем замечала. Куда больше в дороге занимали ее мысли, кто еще, кроме нее, мог получить такое же послание. О том, что потомков у рыцарей короля Артура за пятнадцать веков должно было набраться немало, она догадывалась. Но вот много ли их семей по сей день еще помнило слова древней клятвы?.. Так просто этого было не узнать. Не бросишь же клич в соцсетях: "Хэй, правнуки хранителей от демонов, отзовитесь!" Подтянулись бы разве что двинутые ролевики... Впрочем, при удачном раскладе очень скоро на этот вопрос должен будет ответить лорд Эшфорд.
На одном дыхании миновав заключительный этап пути - серпантин, ведущий к воротам старинного замка, - Вильгельмина, сбросив скорость до минимальной, осторожно повела "форд" по мокрой брусчатке вокруг фонтана, с радостным удивлением рассматривая уже собравшуюся на парковке компанию и направляющихся туда же людей. Она - не одна. Крайне странным казалось, что визитеры лорда отчего-то ведут светскую беседу под дождем, а не в уютной гостиной, но судить о ситуации было все же пока преждевременно.
Воодушевления Мины не могла испортить даже испортившая себя погода, в капризах которой, впрочем, удивительного для Уэльса было мало. Да и неожиданного тоже - спасибо синоптикам.
Девушка заглушила мотор, остановившись недалеко от уже прибывших машин. Не опоздав - ни в коем случае! Просто явившись не самой первой. Понаблюдав какое-то время за разбивающимися о лобовое стекло каплями, Мина вздохнула, накидывая приготовленное светло-бежевое пальто, и потянулась к лежащему на заднем сиденье зонту. Не хватало еще оказаться на приеме лорда Эшфорда в неподобающем виде.
Письмо, кажется, жглось даже сквозь тонко выделанную кожу сумочки, взятой на колени. Что ж. Скоро - момент истины.
Вильгельмина выскользнула из машины, одновременно привычным движением раскрывая над собой зонт. И направилась к собравшимся и прибывающим как раз вовремя для того, чтобы услышать звонкий девичий возглас из ближайшего автомобиля. Одинаковые письма?.. Одинаковые письма! Мина сбавила шаг, осознав, что едва не бежит.
Приветственно кивнув сразу всем, она мысленно улыбнулась озвученному симпатичной шатенкой ее собственному вопросу. Слова девушки, сидящей в машине, окончательно развеяли сомнения Мины. - Добрый вечер, леди и джентльмены! - ее появление здесь определенно не напрасно. - Вильгельмина Коупленд, адресат письма. В доказательство девушка протянула конверт собравшему экземпляры посланий мужчине. Для уточнения анализа.
Компания при ближайшем рассмотрении оказалась весьма разношерстной... И мнений о необходимости путешествия сюда, как оказалось, нашлось больше одного. - Возможно, "демоны" - это за давностью веков расплывшаяся аллегория чего-то более материального, - довольно дружелюбно произнесла Вильгельмина, обернувшись к небогато одетому рыжеватому мужчине. - Однако в моей семье на протяжении многих поколений верили в правдивость пророчества.
-
Прелестно динамичный пост и замечательно литературный!
-
Красоты пасторальных пейзажей вокруг она скорее отмечала, чем замечала. - Возможно, "демоны" - это за давностью веков расплывшаяся аллегория чего-то более материального, С самого начала всем говорю, что демоны это всего лишь социальный конструкт, но никто мне не верит
-
- Возможно, "демоны" - это за давностью веков расплывшаяся аллегория чего-то более материального
Готов поставить на это 5 фунтов
|
- Благодарю вас, сэр! - Прокричал вслед пенсионеру археолог. Вежливость, вбитая годами и воспитанием. Даже сейчас, под воздействием раздражения, Руэл Джеральд Картер, не мог от неё избавиться. В конце-концов, этот приятный джентльмен, выгуливающий таксу ничем не заслуживал раздражения, а наоборот, очень даже помог ему. И дал ценную информацию. Его отец был не единственный, кого позвали сегодня.
А это придаёт этому мероприятию некоторые масштабы. Руэл так и представил десятки людей, цвет общества, в костюмах, цилиндрах и с тросточками, и Руэл, топчущийся на пороге в своём джемпере. Обязательно проектор, с огромным экраном на всю стену, который проецирует надпись "ежегодная сходка защитников Британской Короны от демонов объявляется открытой". Возможно, отец не всё рассказывал ему, решив что для начинающего археолога знания о старинных легендах излишни.
На протяжении всей дороги письмо на имя Оливера Картера в бардачке всё время привлекало внимание Руэла. Да, он поступил нехорошо, обманул отца, скрыл само наличие корреспонденции на его имя, но юноша точно знал, что его отец бы точно сюда рванул, тратя драгоценное здоровье на пустые нервы и сжигая часы своей жизни. Пусть лучше побудет с матерью лишний денёк, в тишине, покое и неге. Он это заслужил.
Твёрдо решив, что он обязательно, совершенно точно, всё расскажет отцу завтра, и они вместе посмеются над дурацким розыгрышем, Руэл зарулил на серпантин к замку. Арендованная машина разом изменила количество оборотов двигателя, и протестующе попыталась рыкнуть, сбрасывая скорость. Ну скорее жалобно заворчать, малолитражки, даже японские, не способны издавать хоть сколько-то громкие звуки. Скорее всего его просто вежливо попросит покинуть территорию замка какой-нибудь чопорный служащий.
Круг за кругом, под дождём, медленно и неспешно, Руэл поднимался к замку и наконец въехал к парковке.
Археолог был неприятно удивлён количеством людей. Где-то с минуту он просто сидел и барабанил пальцами по рулю. Очевидно, их не пускают внутрь, иначе бы на парковке не толклось бы столько народа. Особенно привлекал внимание велосипед. Неужто по такой погоде кто-то прикатил сюда на этом? Или велосипедист из местных? Накинув дождевик Руэл поморщился. Он надеялся, что тот ему не понадобиться, и с откинутым капюшоном и в шляпе он не будет выглядеть столь нелепо, но выбора не было. Он не мог просто так оставить свою лучшую шляпу в салоне! Какое он произведёт впечатление на остальных?
- Ну, Господь со мной. - краткое прикосновение к крестику сквозь джемпер. Проверка что нож на поясе не видно сквозь мешковатый дождевик. Да, его определённо не видно. Хотя, вероятно, его попросят снять, когда он войдёт в замок, но это будет после.
Мокрый воздух ворвался в салон, и на секунду Джерри почувствовал себя будто бы снова в Новой Зеландии. Повезло всё-таки что он вернулся сюда до срока, и отцу не пришлось разбираться ещё и с этим. Немного помахивая термосом, Руэл направился к остальным, шлёпая берцами прямо по лужам. Ботинки отлично защищали от влаги.
- Добрый вечер, леди и джентльмены! Вы тоже гости Эшфордов? - вот так. Главное не показывать, что он не приглашённое лицо, а ближе к попавшему сюда почти случайно. Руэл постарался как можно дружелюбнее улыбнуться.
- Кто-нибудь хочет горячего чаю? У меня есть немного. - Термос призывно булькнул, когда его встряхнули. Под крышкой у термоса было четыре белых пластиковых пиалы(одна с трещиной) и это не считая самой крышки термоса! Насчёт температуры чая парень конечно же преувеличил, пару часов назад чай ещё был "почти горячим", но сейчас скорее всего был просто тёплым и сладким.
-
"ежегодная сходка защитников Британской Короны от демонов объявляется открытой" Уже) А в целом очень приятный и красивый пост.
-
краткое прикосновение к крестику сквозь джемпер. Проверка что нож на поясе не видно сквозь мешковатый дождевик. И персонаж хороший, душевный, и пост замечательный. Да и вообще ты в последнее время как-то заметно менее рассеянно стал писать, респект.
|
|
С возвращением в Уэльс оживали картины прошлого. С самого своего возвращения и сейчас, ловя проплывающие за окном пейзажи, Эйра не могла унять трепет своего сердца. Всей своей сутью прикипев однажды, сейчас будто мчалась она сквозь невидимый портал все ближе и ближе. Навстречу воспоминаниям и навстречу чему-то новому, необъятному, непостижимому, будоражащему и снедающему тревогой... Ни хиты девяностых, ни образы задорных скачек наперегонки с ветром не могли унять тянущую истому, то и дело по-осеннему сменяющейся вспышкой страха. Их было не сосчитать, словно демоны проснулись и начали терзать изнутри. Словно они уже прошли через врата и теперь обжигают невидимой мукой. Правда или быль? Чаша весов никак не могла определиться. Что ее ждет? Достойна ли она? Выстоит ли? Справится ли? Но нынче в их семье не было подходящей альтернативы...
На задворках сознания шуршали страницы пергаментов, порывом невидимого ветра из прошлого. В чистой и светлой вере девочки в неоспоримую значимость наследия предков. Ладони под обманчивой тканью перчаток холодели и липли, время от времени беспокойно перебирая непослушными пальцами приложения на телефоне. А ведь Эйра так редко пользовалась электронной почтой, что и по сей день даже не подозревала, какое письмо дожидается ее внимания. Одинокие листья опадали, лаская на прощание воздух в грациозном танце. Не опадут ли они сами так же, как все эти листья? И не для того, чтобы вновь вернуться по весне... Какие они, другие хранители? Какие у них настроения? Помыслы? Чем они живут? Много ли их приедет? Дорога и ожидание были невыносимы. Настолько, что даже беседовать не хотелось. Настолько, что кусок в горло не лез. Хотелось лишь горячего, снова и снова. Будто если она отогреется что-то обещало измениться. Но, увы, так и не изменилось.
Последний рубеж в виде деревеньки был преодолен. Впереди - лишь орнамент дороги, уводящей куда-то ввысь, к сердцу предстоящей встречи. Погода ухудшалась. Эйра с досадой вспомнила, что забыла, совершенно забыла о зонте. О зонте! Забыть о зонте в Британии значило действительно потерять душевное равновесие. А что еще важное могла таким же образом упустить?
Мгновения утекали, приближая девушку к заветной цели. Все силы уходили на то, чтобы сохранить остатки самообладания. Хотя бы на людях. Ах, Уэльс... Почему меня так долго не было здесь?...
Кто-то уже прибыл. Это видно даже на въезде. Эйра видит в окно грустную статую. Невольно вспоминаются ангелы из отечественного сериала "Доктор Кто". Не моргай... Почему-то она и не моргала. Не потому что кино производило столь сильное впечатление. О, нет. Эйра пыталась каждой клеточкой своего тела, всем своим сознанием, каждым фибром своей души впитать происходящее. Впитать и запомнить. Атмосферу. Незнакомых еще людей... Одна мысль о потомках великих рыцарей заставляла сладостно замирать от чувства грандиозности и таинства происходящего.
Во внутренний двор имения неторопливо въехал черный Volkswagen Arteon, седан бизнес-класса. Располагаясь на заднем сидении, девушка в элегантной шляпке во все глаза вглядывалась сквозь дождь в окно, пытаясь оценить прибывших. Уловить их настроения. Вот только... Кажется, с зонтами машины никто не встречал? Из местной прислуги. Вот же незадача! Досадуя на собственную оплошность и неучтивость лорда Эшфорда, Эйра ожидала, пока шофер и по совместительству телохранитель откроет дверцу и придется выйти навстречу непогоде в столь несуразно элегантном наряде. Да и вообще, был ли смысл выбираться наружу? Почему некоторые люди остаются на парковке и не проходят внутрь? Они - сопровождающие или сами потомки хранителей?
Не понятная ситуация не добавляла уверенности. Слишком близко подъехать к тем, кто торчал на улице, не представлялось возможным. А кричать через окно - уже недопустимым для леди. Что же, придется выбираться. Приняв руку Ричарда, Эйра внутренне сжалась, собрала волю в кулак и ступила на мокрую брусчатку. Неприятный ветер мгновенно ударил в лицо после теплой ауры салона, пронзая холодными каплями дождя, словно иглами. Ох, Боже, поскорее бы разобраться. - Прошу прощения. - привлекая внимание вежливым обращением, молодая девушка торопливо направилась к ближайшему человеку, которым оказался бородач. Каблучки-рюмочки неуверенно стучали по неровному камню. А рука, затянутая в белую перчатку то и дело пыталась прикрывать лицо от неприветливых погодных порывов. Овальная, чуть смещенная набок шляпка с вертикальными полями совсем не предназначалась для защиты от чего бы то ни было угрожающего лицу. И определенно носила декоративный характер. - Добрый вечер, - голос дрожал от холода и, возможно тревоги, настолько бледным казалось это юное лицо на фоне нежно-рыжих оттенков волос. Он же весь промок? Почему не идет внутрь? Не садится в салон? Уже ближе Эйра отметила пустое авто и другое, кажется, собравшее наибольшее количество живых душ. Впрочем, лезть с бестактными вопросами не пристало. Но справиться об общей ситуации - вполне. - Подскажите, почему люди не идут внутрь? Я - Эйра Невилл, одна из приглашенных лордом Эшфордом, - представилась незнакомка достаточно громко, чтобы ее могли услышать в радиусе трех метров.
|
-
Реджи посмотрел на так и не представившегося мужчину во френче, аббат он что ли? Вот чётки добавить и будет вылитый святой отец.ссылка
-
Аббат он что ли? Френч, вот это вот всё, только чётки добавить и будет вылитый святой отец. Ничего, мистер Сеймур ещё покажет всем, кто тут тюфяк за рулем.
|
- The wheels on my bike go round and round Round and round Round and round. The wheels on my bike go round and round All day long!
- Здравствуйте, сэр! Меня зовут Патрик! Мне нужно доехать вот сюда. Вы мне поможете?
- The bell on my bike goes ting ting ting Ting ting ting ting ting ting The bell on my bike goes ting ting ting Ting ting ting All day long
- Здравствуйте, мэм! Меня зовут Патрик! Вы мне поможете?
- The brakes on my bike go screech screech screech Screech screech screech screech...
- Здравствуйте...!
- The wheels on my bike go round and round Round and round Round and round...
Письмо лорда Эшфорда, бережливо завёрнутое предусмотрительной бабушкой в мятый файлик для документов, чтобы защитить его от дождя, повидало сегодня множество рук. Патрик вчера весь вечер вместе с ней изучал карту и дорогу до имения, запоминал номер автобуса, который она на всякий случай написала на конверте сзади, чтобы потом, высадившись в Бирмингеме, снова взять свой велик и, накинув капюшон ветровки, крутить педали в сторону Уиллингтона.
Своё Большое Путешествие (как мысленно окрестил его Бри, который никогда в жизни ещё не забирался так далеко от дома) Патрик начал в 7 AM, чтобы за полтора часа добраться до Victoria Coach Station, где его, Патрика, уже ждал самый настоящий National Express,четырёхсотый номер! Три часа пути он мог бы подремать, но как же можно спать во время Большого Путешествия? Добрая леди позволила ему сесть к окошку, и они с Динозавром смотрели, не отрывая взгляд.
Со всеми остановками на спросить дорогу - а их было, пожалуй, несколько больше, чем Патрику было нужно: уж очень хотелось поговорить с новыми людьми, которые, в отличие от жителей Лондона, оказались необычайно приветливы и отзывчивы! - под весёлую песенку путь занял часов пять-шесть. С остановками, конечно. Яблоко и бабушкин сэндвич с огурцом были, конечно же, съедены ещё в автобусе, но Патрик не унывал: это же Большое Путешествие! И самого этого факта было достаточно, чтобы отвлечь Бри от множества вещей, на которые он и прежде не всегда вспоминал обращать внимание.
Замок произвёл на парня огромное впечатление. Минут пять он стоял, любуясь им издалека. Ещё столько же, когда подъехал поближе. Ему казалось что имение Эшфорда - без малого Хогварст, а у него в кармане куртки лежит то самое письмо! Даже попрыгал немного от радости. После чего, заметив двух человек в машине недалеко от входа, помахал им всеми своими руками, позабыв от восторга, что это не очень вежливо и, толкая велосипед, крикнул издалека:
-Здравствуйте! Меня зовут Патрик!
А когда подошёл поближе, помахал им ещё и лапкой Динозавра, который с любопытством выглядывал из внутреннего кармана куртки.
-
Письмо лорда Эшфорда, бережливо завёрнутое предусмотрительной бабушкой в мятый файлик для документов, чтобы защитить его от дождя, повидало сегодня множество рук. Патрик вчера весь вечер вместе с ней изучал карту и дорогу до имения, запоминал номер автобуса, который она на всякий случай написала на конверте сзади, Мило, и грустно. Интересный конечно концепт, занимательно будет посмотреть, что из него получится в рамках модуля.
-
Такой легкий :)
-
Ну какая же прелесть! Определенно украшение партии :)
|
Ну, хорошо… Пробьёшь ты головою стену… И что ты будешь делать в соседней камере? Станислав Ежи Лец
Вцепившись двумя руками в руль и подавшись вперед, сосредоточенная и непривычно мрачная Энн не спускала глаз с идиотского серпантина, словно специально созданного для того, чтобы гробить незадачливых водителей вместе с машинами. Да еще этот чертов дождь, от которого вся трасса превратилась в зеркало! И, словно бы этого мало – ураганный ветер, так и норовящий бросить в лобовое стекло горсть палой листвы, а то и что похуже! Да уж, поездочка к автору идиотского письма оказалась еще хуже, чем могла предполагать кадет, и теперь, после всех треволнений и подозрений, у нее крепло желание добраться до этого проклятого замка и поговорить по душам с автором послания. И плевать, взрослее он или нет, лорд там он или еще кто-то: гонять человека в такую глушь ради какой-то шутки, да еще в шторм, мог только самый натуральный сукин сын! Но вот ненормальный маршрут – мечта экстремала – закончился, и перед глазами Морган внезапно, как из-под земли, выросли крепостные врата. От неожиданности девушка вдарила по тормозам, и верный «Опель», обиженно проскрежетав шинами по мокрому асфальту, затормозил у самого въезда в поместье. Судорожно вздохнув, Энни отняла от руля начавшие мелко подрагивать руки и нервно вытерла пот со лба. Пошарив рядом с ручником, она, не глядя, вытащила из пачки сигарету и, прикурив, глубоко затянулась, успокаиваясь. На напряженном каменном лице проступила неуверенная кривоватая улыбка: черт возьми, а она все-таки это сделала! Оставалось понять только, ради чего.
Первые несколько часов в дороге душа Энн пела: как ни крути, а она была практически в самоволке, а для кадета, даже любящего учебу, это сродни вручению медали. К тому же, чего таить, девушка любила это чувство дороги, когда за стеклом проносятся, сменяя друг друга, разнообразные пейзажи, а трасса под колесами рождает упоительное ощущение свободы. Каждая такая поездка, особенно в места незнакомые, придавала ей сил, спокойствия и уверенности, заглушая любые тревоги. Непонятное письмо и неизвестность впереди? Ну и ладно! Что бы не случилось среди этих «лордов Камелота», она справится, не может не справиться! Убедив себя таким образом, кадет призадумалась: если допустить на миг, пригласивший ее придурок все же всамделишный лорд, пускай и поехавший на древних легендах, уместно ли явиться к нему в повседневной форме, или, раз уж парадку она не захватила, следует переодеться в гражданское? В итоге Энн сочла, что и так сойдет: зато она сразу покажет всем, что перед ними не абы кто, а будущий флотский офицер, наследник славных традиций Royal Navy! Маленькой ложкой дегтя стала всплывшая в памяти фраза Черчилля, одного из тех людей, к кому Морган питала безмерное уважение, что «флотские традиции – это только ром, розги и содомия». Утешила себя девушка тем, что это сказано было про мужчин, и к ней ни в коей мере не относится. И вообще – лучше подумать, какая еще напасть может ждать там, среди зеленых валлийских равнин. Может, в замке собрались все же не перечитавшие Лавкрафта культисты, а, например, разведка «вероятного противника» - русских, например, или китайцев – вдали от посторонних глаз вербующая шпионов среди перспективных офицеров и кадетов? Вполне себе вариант! Чем ближе была цель поездки, тем меньше веселилась Энни: настроение стремилось к нулю подобно стрелке спидометра – хорошо за сто в начале пути на хайвее, и ближе к пяти на долбаном серпантине. И вместе с позитивом таял восторг от романтики приключений: оставалось только упрямое желание разобраться, что за хрень здесь происходит, убедиться, что ничего стоящего внимания и огорчить дедушку, что вся эта тайна стародавних лет не более чем враки и бредни.
Докурив, кадет приоткрыла окно и коротким щелчком отправила сигарету в недлинный полет, усталым взглядом проследив, как мигом потух в луже маленький огонек. Чертыхнувшись, она снова завела машину и аккуратно въехала во внутренний двор. Приметив еще одну машину, Морган припарковалась рядом. Ухватив с соседнего сиденья парку, девушка дерганым жестом заправила за ухо выбившуюся прядь и покинула уютный салон. Решив не тянуть и сразу разобраться со всем на месте, она набросила куртку на плечи и решительно подошла к водительскому месту «Тойоты», где чего-то ждал мрачный мужик. Не чинясь, она постучала по крыше, привлекая внимание водилы, и, когда тот опустил стекло, наклонилась и напряженно поинтересовалась: - Здрасьте, сэр. Я извиняюсь, но вы случайно не к лорду Эшфорду приехали, получив какое-то иди… странное письмо? Или вы здесь проживаете? Простите за беспокойство, а то я не знаю, что и думать.
-
Да еще этот чертов дождь, от которого вся трасса превратилась в зеркало Интересная метафора. Пока крутил слова в стартовых описаниях, похоже, пытался подобрать именно "зеркало", но не докрутил.
Судорожно вздохнув, Энни отняла от руля начавшие мелко подрагивать руки и нервно вытерла пот со лба. Пошарив рядом с ручником, она, не глядя, вытащила из пачки сигарету и, прикурив, глубоко затянулась, успокаиваясь. Чем ближе была цель поездки, тем меньше веселилась Энни: настроение стремилось к нулю подобно стрелке спидометра – хорошо за сто в начале пути на хайвее, и ближе к пяти на долбаном серпантине. Докурив, кадет приоткрыла окно и коротким щелчком отправила сигарету в недлинный полет, усталым взглядом проследив, как мигом потух в луже маленький огонек. Вот это прям хорошо. И отдельный плюс за микромоменты с мелкой моторикой, которая сразу придаёт живость персонажу. Красота, в общем : 3
-
Харизматичный пост!
-
Отличное испытание для молодых водителей. И плюс за открывающий постецки!
|
-
Вот говорят, что мим сделал игру. А я считаю, что Рой был круче.
-
Прямо как у отца в тот вечер. Когда он сидел за своим столом, непобежденный гигант большого бокса, и молчал, и выглядел ужасно старым и жалким. А Рой стоял в дверях, с жестоким азартом победителя бросая в него злые слова, осыпая ими отца, словно градом ударов зажатого в угол ринга безответного противника, и не было никого, кто мог бы выбросить полотенце. Это был последний раз, когда они разговаривали. Искренне, душевно, и идеальное завершение персональной арки. Рой в целом замечательным вышел, живым.
-
Здорово, искренне и душевно.
|
Задыхаясь, с рвущимся из груди сердцем, Джей вломилась в автобус, ещё не смея поверить в спасение. Был миг, когда она была готова сдаться. Бросить всё и рыдать, обняв разбитый мотоцикл. Она пёрла вперёд на упрямстве и злости, а слёзы струились по лицу байкерши и сейчас, и она не могла бы и сама сказать, от чего она плачет – от страха за себя, от стыда или от боли потерь. Господи, зачем она оглянулась, зачем увидела, как Триш... "Нет, я не смогла бы ей помочь, не смогла", – так можно успокаивать себя, и это будет правдой, но от этого не становится менее стыдно.
И Тор. Боже, это даже хуже, чем подруга. Тор, малыш, совсем подросток ещё. Честное искреннее собачье чудо, преданное и надежное. Он ей доверял, а она его привязала и бросила умирать в ... Джей всхлипнула, кривя губы, не желая смириться с неизбежным. Пропустила Роя в автобус, мимоходом порадовавшись, что пацан прорвался. Её глаза, её душа были там, на стоянке, в адской мешанине ужаса. Ей казалось... Нет, не может быть? Она утерла кулаком солёную влагу, размазав по щекам вместе с боевым макияжем. Да ведь точно! Огромными скачками к автобусу стрелой неслось мощное чёрное тело! Тор! Джей свистнула снова, и тот припустил ещё быстрее, отрываясь от преследующих его взбеленившихся тварей.
– Давай, малыш, давай! – и пёс, умница, успел. – Мальчик мой! – она обцеловала счастливую собачью морду, не уворачиваясь от мокрого языка, немедленно обслюнявившего её от уха до уха. – Молодец, молодец, хорошая собака! – и, обхватив крепкую шею пса, улыбнулась водиле сквозь слёзы. – Спасибо, друг. Спасибо!
А потом, достав бренди, отпила глоток-другой, и передала Рою:
– Давай, по кругу, – и, сглотнув ком, снова перекрывший горло, – у неё сегодня был день рождения. У Триш.
И снова заревела, обняв Тора, уткнувшись в его лоснящуюся гладкую шерсть.
-
+
-
– Давай, по кругу, – и, сглотнув ком, снова перекрывший горло, – у неё сегодня был день рождения. У Триш. А ведь действительно. И пост замечательный, и оперативность
-
– Давай, по кругу, – и, сглотнув ком, снова перекрывший горло, – у неё сегодня был день рождения. У Триш. Уф
-
Фиона везде и всегда прекрасна и, что самое главное, естественна. И эта игра не исключение, Джей была клевая.
|
|
|
— Нам, может быть, придётся разделиться, — шептал Микаель девчонке на ходу. — Ключи в берете, на, — сунул ей в руку головной убор — забрать не проблема, если вместе доберутся, а так надёжней. — Мой фургон, белый, в конце парковке, возле дерева. В него другая машина въехала, не ошибёшься. Но будь осторожна: в машине этой монстрячья старуха, — в этом уже не было сомнений, хоть мим и не помнил о жертве ДТП до этого мгновения. — Откроешь, залезешь, закройся изнутри. Револьвер в бардачке, найдёшь. На себя не направляй, держи обоими руками, целься в голову, пользуйся только в крайней необходимости — это не игрушка. В окнах не мельтеши, чтобы не заметили, держись пола. Если кто придёт и стучаться будет, жди, пока голос подадут, не открывай и не шуми — эти не разговаривают, — о том, что девочка и сама за всё время не проронила ни слова, не подумал. Если вдруг случится что со мной, спрячься, постарайся к фургону незаметно пробраться — мы почти пришли, вон он, — указал. — Там есть еда и вода, какое-то время там просидишь, пока помощь не придёт. В туалете не спускай, это гро... Бля! — вырвалось последнее, когда увидел, что замечен. Тормознул, спуская ношу на землю. — Беги к фургону, я их отвлеку!
— ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЙ! — рявкнул на психов. — За мной, бляди! И, дождавшись, когда малышка бросится прочь, рванулся между машин в другую от девочки и фургона сторону, истошно вереща.
|
|
Шаг, и еще шаг... Вперед. Нужно двигаться. Пытаясь разогнать кровавый туман перед глазами, Эмберли уговаривает себя идти дальше, идти хоть куда-то, лишь бы не остаться в бездействии посреди бесконечного тумана наяву.
Пересохшие губы горят, обжигаемые сбитым дыханием. У нее жар. Может быть, средство Фауста справилось не до конца, и это дает о себе знать укус вервольфа?.. Дело в таком случае совсем дрянь...
Эмбер старается не думать о том, что оставила позади. О двух людях, жизни которых оборвали ее выстрелы. Злоиронично куда более удачные, чем выстрелы в чудовищных волков. Пожалуй, будет почти справедливо, если после такого она сгинет в проклятом лесу среди как две капли похожих друг на друга кривых деревьев - черт возьми, среди них невозможно сориентироваться!
Неожиданно оступившись и стиснув зубы от очередной вспышки боли из-за резкого неловкого движения, девушка покрепче прижимает рукой не так чтобы хорошо наложенную на все еще кровоточащий порез повязку. Слишком долго кровит... Слишком. Если так пойдет и дальше, шансов выбраться не останется вовсе.
Шансы эти и так продолжают таять с каждым пройденным наугад десятком ярдов... И когда туман впереди внезапно темнеет и расступается - Эмберли в первые мгновения, обессиленно привалившись к стволу дерева, лишь отрешенно наблюдает за открывшейся взору нечеткой картиной, до безумия желая и боясь поверить ей.
Еще несколько осторожных шагов - и становится ясно, что видит она вовсе не мираж. И весь этот путь, кажется, был проделан не зря... Откуда-то берутся силы - охотница, чуть спотыкаясь, в отчаянной спешке устремляется по хоженой тропе, дороге, настоящей дороге!
И только дойдя до искомого людского жилья, только коснувшись ладонью рамы выбитого окна, медленно свыкается с мыслью, что это был лишь мираж спасения. На глаза наворачиваются слезы. Надежда отыскать людей разбивается окончательно. Это финал. Идти дальше нет сил.
Цокот копыт на границе слуха не сразу привлекает внимание Эмберли. Какое-то время она почти игнорирует новый звук, погруженная в тягостное разочарование... Однако затем медленно оборачивается.
От надламливающей, невыносимой усталости почти без эмоций наблюдает за возникшим из ниоткуда всадником. На нем не красный мундир конфедерата, при нем не видно приготовленного оружия... И все же Эмбер машинально вскользь касается пальцами рукояти револьвера в кобуре.
Что может высматривать этот человек на заброшенном хуторе?.. Кого? Девушка медленно оглядывается, поверив вдруг в то, что здесь в самом деле может быть кто-то еще. Кто-то третий. Точно так же, как она сама, намеренно скрывающийся от взора всадника. И вполне возможно, помощь "леди Марии" вскоре понадобится вновь.
Уж лучше бы здесь совсем никого не было! Эмберли кривится, с сухим стуком касаясь затылком почерневшей от времени замшелой стены сарая. Ее удача закончилась еще вчера.
Однако слишком крепко вбитые в Корпусе охотничьи навыки даже в шаге от гибели продолжают господствовать над сознанием. Эмбер - совсем не так ловко, как обычно - отступает вдоль бревенчатой стены, стараясь понадежнее укрыться в тени полуразрушенной постройки. Она не может объяснить себе, отчего так не желает попасться на глаза всаднику. Разве не стоило бы сейчас выйти к единственному, кажется, на много миль окрест человеку?..
Остается надеяться, что он не слишком хорошо умеет читать следы.
|
|
Глядя на сжавшегося, с судорожно дергающего лапками Шширка, Керидвен понимает, как ей жалко малыша, вынужденного отвечать на град вопросов “Высоких”. Представив себя на миг на месте мышелюда, она внутренне содрогается: общаться с великанами – полбеды, а вот жить в городе, где все твои соплеменники сошли с ума и превратились в кровожадных тварей... Женщина задается вопросом: а смогла бы выжить и не повредиться рассудком она, если бы тот же Лосмор затопила волна безумия? Получилось бы у нее сохранить тот прочный стержень, что не дает сломаться в тяжелую годину, удалось бы сохранить в сердце теплую лампадку веры? Ей хочется снять с мышонка шлем и ласково потрепать за ухом, шепча утешительные слова, но она понимает, сколь дико бы это выглядело. Да и вряд ли Шширк, который, хотя и выглядит смешным в своих доспехах, все-таки воин, воспримет правильно эдакие нежности. Так что жрица ограничивается доброжелательной улыбкой и спокойным вниманием, пока мыш сбивчиво объясняет про ффшихи, свои приключения в городе, исполненном помешательства и жестокости, и, собственно, причины всего этого безобразия. И то, что получается в итоге, выглядит очень странным: какая-то черная женщина, что была здесь до отряда, непонятный великан-совсем-великан и стреляющая тень. Все это звучит донельзя странно и загадочно, особенно если пытаться увязать с последовавшими напастями. Керидвен смотрит на Маркуса, молчаливо спрашивая совета, потом, обернувшись через плечо, на мудрого, хоть и тяжелого характером, Рейнольда, наблюдая за его реакцией. Потом улыбается мягко грустному мышонку: - Спасибо, Шширк, за твою помощь. Надеюсь, что в следующую нашу встречу безумие уже не будет править Уайт-пиком.
Неспешно поднявшись, дочь Бранвен следует к Андре, ожидая вердикта мечника, в тяжелый момент принявшего на себя руководство в боевой обстановке. Узнав, что тот не изменил первоначальным планам проследовать к площади, не отвлекаясь на спорной вероятности возможности, она сдержанно кивает и коротко командует: - Отря-ад! Выдвигаемся к площади, во всем слушаем Андре. И добавляет еле слышно, уже только для себя: «И да поможет нам Дева!»
Мрачный воитель идет уверенно, следуя одному ему понятной цели, где-то ускоряя шаг, где-то идя медленнее улитки, а где-то и вовсе останавливаясь, выжидая. Керидвен не спорит, не подсказывает и не комментирует, а просто дисциплинированно следует всем указаниям мужчины, безоглядно доверяя его опыту. А попутно, ох уж это любопытство, с интересом осматривается: как живут те, что давно стали легендой, как они строят свои жилища, как облагораживают и украшают их: ведь не зря говорят, что дом – лицо хозяина. И если эта поговорка верна, нынешнее лицо Маленького народца донельзя неприятное: ведь позабыть и позабросить родные стены нормальное разумное существо не может. Под такие раздумья жрица и не заметила, как группа достигла цели, и посмотрела вперед только когда мечник остановился. Увиденное заставило ее скривиться, как от глотка уксуса: во-первых, зрелище показательной казни никак не могло быть названо достойным, во-вторых, трехголовое чудовище, командующее одержимыми мышами, прямо-таки вопияло о том, что такую мерзость следует изничтожить и стереть самый ее след. Этот крыс противен не только Иркалле: любой, даже самый черствый руад, в чьем сердце еще осталась хоть капля доброты и света, не может не возненавидеть такое попрание всех законов божьих и человеческих.
С тихим шелестом распустившегося кожаного ремня булава покидает свое место на поясе, когда Керидвен, прикрывшись щитом, делает шаг вперед. Так уж случилось, что отряд променял, пускай и по воле провидения, паладина на пироманта, а значит тех, кого следовало прикрывать, стало трое. В такой ситуации, когда противников вокруг с избытком, совестливая дочь Бранвен не может остаться за спинами Андре и Сейвада, и встает с ними в один ряд, готовая принять на щит всю ненависть одержимых, и верной булавой изгнать проклятие из Малого народца. Понимая, что умения ее меркнут перед мастерством мужчин, она не стремится к многоглавой твари, удовлетворившись тем, что на ее долю достанется простая и честная ратная страда. Она не взывает к Богине, не сыплет проклятиями в адрес мышелюдов: только бесстрастно ждет нападения, готовая отразить любой удар. Мастер меча отдает резкие и абсолютно правильные команды, не сочтя, правда, необходимым упомянуть в них скромную жрицу. «Что же, - решает Керидвен, - тогда мне и вправду остается действовать только по велению сердца». Глядя на то, как Андре, поразительно напоминающий сейчас героев древности, бесстрашно идет к крысиному королю, женщина чувствует, как расцветает в ее душе пышный цветок гордости и уверенности: когда такой славный воин бьется с ней плечом к плечу, разве в состоянии крошечные любители ударов исподтишка победить? Ответ очевиден, и ей остается только не осрамить себя неумением на фоне остальных, привыкших встречать врага силой железа или чар, а не целить раны.
|
Засыпанный со всех сторон вопросами Шширк весь сжался и ушёл в себя: казалось, он уже не заговорит. Но вот плечи его приподнялись и послышался глубокий вздох, и он начал отвечать. С конца, словно не решаясь ответить на главный вопрос Маркуса. В руадском наречии не было перевода для слова "ффших": это понятие существовало только у Малого народца. Поэтому объяснить было несколько трудно, учитывая само состояние объясняющего. — Это... на болоте... круг... кругляшки... — забормотал мыш, начав активно жестикулировать, пытаясь изобразить руками шарик. — Шширк их на верёвки подвязал, Высокая госпожа. Похоже, речь шла о тех самых шариках, которые нашёл пиромант. Отвечая на его вопросы, Шширк повернул к нему голову. — Свиток? Шширк лазил там и сям, совал нос в каждый угол и нашёл магию! Но он не умел ей пользоваться, поэтому оставил себе. Её хотел выменять другой человек, но Шширк не отдал, потому что Чёрная женщина не нашла, что предложить Шширку взамен. Представитель Малого народца вновь глубоко вздохнул. Обвёл взглядом всех присутствующих в комнате – было видно, что ему неприятно вспоминать о том, что произошло. — Это случилось уже очень давно. Шширк нёс дозор на высокой башне. На востоке вдруг появился великан. Он был очень, очень высок! Выше северных гор. Его доспехи были такими большими, что Шширку показалось, что гигант и был одним большим доспехом. Он поднял руку, в которой сжимал ярко светящийся меч, так что глаза Шширка не видели лезвия, а потом... потом на севере поднялась большая тень. Она пустила стрелу – очень большую стрелу, она была размером больше высокого дерева! –и стрела поразила великана. Затем была вспышка, так что глазам Шширка стало больно, и... и после этого уже ничего не было. День за днём друзья и знакомые Шширка становились всё более замкнутыми. Потом подозрительными. Потом... потом... Шширк больше не смог жить рядом с ними. — Закончил свою тираду рассказчик и опустил голову. Завершив беседу с вероятно последним разумным жителем Уайт-пика, отряд лосморцев вышел наружу. Отряд очевидно устал от неуловимых и негостеприимных жителей этого города: почти все члены отряда рвались в бой, желая наконец поставить точку в вопросе спокойного исследования Уайт-пика. Благодаря опыту Андре, успевшему выявить закономерности в тактике Малого народца, руадам удалось беспрепятственно достичь площади Уайт-пика. Проходя мимо пустых домов, чьи покосившиеся крыши забирались друг на друга, раскидывая возникавшие по пути небольшие завалы из досок (почему-то малый народец не прибегал к камнеобработке), вы не раз ощущали на себе чей-то пристальный взгляд или слышали тревожный шёпот. Но свистящие стрелы и другие ловушки обошли вас стороной в этот раз. Наконец, дома расступились в стороны, выпуская вас из узкой улочки на площадь. Вблизи становится видно, что часть домов поблизости разрушена и превращена в баррикады, которые окружают всю площадь на манер какого-то загона с несколькими выходами. неподалёку от вас установлен колокол, видимо служащий для привлечения внимания. Но самое главное – здесь собралось множество горожан. Замотанные в какие-то лохмотья, кое-кто – в доспехах, они не обращают на вас внимание, потому что в центре площади что-то происходит. Уайт-пик, Обезумевший городMusic: [ ссылка] На эшафоте с возведенной виселицей стоит огромного и отвратительного вида тварь, отдалённо напоминающая крысу с тремя головами. на одной из которых виднеется богатый головной убор, впрочем, уже видавший виды Он что-то кричит, ходя из стороны в сторону на подмостках, но говорит он на своём наречии и понять его нельзя. На подставке, весь сжавшись, стоит ещё одна мышь. Похоже, её собираются казнить, потому что петля уже обмотана вокруг шеи. Чудовище – его трудно назвать даже крысой – кричит в три пасти, стоящий рядом палач в красном колпаке дёргает за верёвку. Приговоренный начинает болтать ногами в воздухе... и в этот момент одна из голов замечает вас. Взмахнув длинной костлявой рукой с тремя пальцами, так что выцветшая от времени алая мантия развевается по ветру, предводитель обезумевших горожан кричит на вас. И тогда десятки голов, в глазах которых нет ничего, кроме ненависти, оборачиваются на вас.
-
Какой очаровательный у них король, однако!
-
У меня периодически возникают вопросики к игромеху (главным образом, в режиме исследования), но атмосфера и локации просто топ, очень красиво.
-
Дератизация начинается! :З Атмосферно и графично, лойс мастеру за качественную работу.
|
-
Спасибо за игру! Вышло не совсем то, что я планировал, но, надеюсь, свою порцию фана и ураганного зомби-экшена вы всё-таки получили.
|
-
Триш! давай же! Нахер тебе эта хуйня? Вопрос, который в глубине души волнует нас всех
-
Ыыы:) Даже прошаренная Триш, что всегда в курсе последних новостей и фейков, и та дупля не отбивает. :))))))))) Нахер тебе эта хуйня? – недоуменно глянула на какую-то унитазную байду. :DDDDDDD
|
|
|
|
|
|
|
Кердивен замирает у костра, и в языках пляшущего пламени видно, как каменеет ее лицо, ссутулятся плечи. Каждое неторопливое слово копейщика, совершенно не представляющего, что он сейчас говорит, словно кладет новый камень на курган жрицы. Женщина чувствует, как от одной мысли о том, что теперь и им суждено вечно бродить в тумане, начинает бить крупная дрожь, и сразу хочется молодецким пинком перевернуть котелок, чтобы привлечь всеобщее внимание, и закатить грандиозную истерику. Но нельзя: она – вождь отряда и его духовные скрепы, и сколь бы плохо не было, ее долг – являть собой образец мужества, стойкости и уверенности. Но как же страшно! Выпрямившись, кусающая губу дочь Бранвен с нажимом проводит пальцами по закрытым глазам от переносицы к вискам, собираясь с духом, после чего глухо выдает: - Я услышала твои слова, Лоэнгрин. А теперь услышь и ты меня, скрепив сердце свое. Я не могу доказать истинность своих слов – но это та правда, которую знаю я.
Скорбная, как плакалищица, служительница Девы садится напротив воина, мимоходом попросив пироманта приглядеть за настоем и мясом. Облокотившись щекой на руку, она молчаливо смотрит на светловолосого юношу, гадая, как легче будет рассказать о том, что его дом давно позабыт и позаброшен. Но все мысли, тяжелые и неповоротливые, как воловья упряжка, кажутся неуместными: в конце концов, правда – лучшее оружие для тех, кто не умеет убедительно лгать. - Позволь мне начать издалека. Несколько поколений назад, когда Дал Фиатх терзала кровопролитная война, наши предки на высокобортых паравелях бежали в землю Руад Эно. С тех пор эти края стали легендами, старой прародиной, где никого не осталось в живых. Но прошли годы, и несколько сотен смельчаков решили вернуться на родину – и среди них были мы. Мы основали новый город и нарекли его Лосмор – но он находился на малом клочке суши, свободном от земли туманов. Ульд и Исхалаим, Ар Маэланн и Ниад Итиль стали лишь сказкой и, боюсь, такими же заброшенными, как гордые бастионы Последнего Стража. Прости меня за такое предположение, Лоэнгрин из Синих Щитов, - ее голос дрогнул, - но мне кажется, что твое странствие длится уже несколько веков.
Жрица умолкает, отведя взгляд от собеседника – негоже, чтобы он прочитал в нем жалость и сострадание: сильные мужчины не любят этого. Да и при мысли о своей судьбе Керидвен хочется разрыдаться – одно только предположение, что ей сужден вечно скитаться здесь, брало за горло хваткой ледяных когтей ужаса. «Вдох-выдох, выдох-вдох. Соберись, тряпка. Вечность или нет, а маяк надо зажечь до того, как все лосморцы умрут от старости. А там и туман сгинет, и всяка нечисть». - Не знаю, нужна ли еще нашим телам пища, - Керидвен специально начала говорить громче, чтобы ее слышали все, - но мы – люди, и будем есть, пить, спать и делать все прочее, что делали бы в любом ином походе, вне зависимости от того, хочется ли нам того или нет. Я недостаточно мудра, чтобы что-то с уверенностью утверждать, но я не хочу, чтобы вместе с человеческими привычками мы потеряли и самое естество. Ты силен духом, это по всему видно, насчет себя же… Я не уверена.
Сжав кулаки до побелевших костяшек, до полумесяцев на коже, Керидвен смотрит на костер Мерехайна, словно пытается в пламени найти ответ, как ей поступить. Но огонь молчит, беззвучны и звезды над головой. Остается только принять свой выбор и идти к нему до самого конца, каким бы он ни был. В негромком голосе жрицы птицей в клетке бьется плохо скрываемое волнение – словно звонкий ручей теперь перескакивает через каменистые пороги: - Лоэнгрин из Синих Щитов, ты знаешь, как пройти к маяку Лойннир? Или к какому-либо иному, ему подобному? Постарайся вспомнить, пожалуйста, - они прижала руку к сердцу, - а я ненадолго оставлю тебя.
Собрав рядом спутников, Керидвен, нервно поигрывающая пояском, на правах командира высказывается первой: - В своем втором послании Мерехайн указал, что, прежде чем отправиться к Ар Маэланну – Лойннир, видимо, находится там – ему необходимо больше знаний. Думаю, нам тоже: если мы не считаем себя умнее всех, конечно. – она бросает короткий взгляд на Рейнольда. – А значит, нам можно отправиться либо в Уайт-пик, как планировали изначально, либо постараться помочь нашему новому знакомому и отправиться с ним к ковенанту Фоссоров. Я за первый вариант: в твердыне Последнего Мертвеца, где, к тому же, уютно расположился некий Погребенный, нам делать нечего.
|
|
Упоительное спасение резко сменилось очередной ловушкой. Именно так. Триш почувствовала, что начинает задыхаться от подкатывающего приступа паники и беспомощности. Нет-нет. Только не так подыхать. Тихо. Стоп, девочка. Во-первых - не все еще потеряно. Даром что Рой символически послал тебя нахуй, молча отвалив в кафе, но он все еще здесь и все еще с топором, и его жизнь также на кону. Даром что впереди стоит мим, семейство лиц рода крайне раздражающего, но, сука, он - тоже мужик. Да, маленькая девочка... Это - такой же бесполезный балласт, как и она сама. Но есть еще и Джей, которая совсем не промах. Живем. Тихо-тихо. Возможно, не все еще потеряно. Кто знает, быть может.,в лодке с этими людьми еще возможно выжить. Странно думать о таком - выжить. Черт возьми, выжить!!
Сука, снова паника. Нет... все будто во сне. Что, правда сдохнуть? Вот так? От непонятной херни, которую сознание может объяснить в лучшем случае психопатическими мечтаниями режиссеров об очередном апокалипсисе, который с такой любовью и нежностью взращивают в своих попытках снова экранизировать катастрофу, чтобы скормить ее благодарной публике? Зачем людям в сознание без конца это вдалбливают? Да, самое время об этом подумать. Сука! Да у нее здесь - чертов апокалипсис. И это, бля, никакое не развлечение для гребанных зрителей. Черт... Она не актриса! И не крыса из лаборатории. Гребанные ученые, какого гребанного хрена...
Страх и агрессия, беспомощность и злость на саму себя. Блин, нужно было учиться драться. Сука-сука... Знал бы где упадешь - соломки бы подстелил. Но она ставила на экономику. Потому что, сука, гребанная экономика валит мирного жителя в первую очередь. Твою мать, кто же знал, что будет именно так.
Триш затравленно изучала безмолвные голые стены, которые словно потешались отсутствием выходов и подмоги. Мысль забиться в туалет мелькнула и у нее. На случай, если окажется, что снаружи - толпа этих кретинов. И оказалось же... по словам мима. В кои-то веки мим ее не раздражал. Потому что не кривлялся аки даун. Нормальный вроде мужик, нет? Что заставляет их выбирать такую дебильную профессию?
Еще всплыли базовые знания по физике. Иногда полезно что-то учить в школе, угу... Впрочем, в ее случае дело не только даже в школе... Бюьти-индустрия, все дела... В общем, вода и электричество. В руках - шокер, в туалетах - вода.
Впрочем, едва ли она успеет добыть воды. И даже мим с девочкой, стоящие ближе к туалету... Это гребанное чмо мчалось с такой скоростью, что показать бы училке той самой физики с самым что ни на есть укоризненным взглядом и спросить - ну что? Ты все еще веришь в свои теории? Короче. Рой... на тебя одна надежда. Пока что. И это тот случай, когда она, сука, оправдалась. Пока ты ловила подкашивающиеся коленки, упиралась ладонью в стену и пыталась не рухнуть, как последний обосравшийся лузер.... Как-будто в бреду... отстраненно... и вот - эта разбитая рожа... рассеченная топором... эта кровь... Это - реально? Черт возьми, это - реально? Осознание начало приходить вместе с потоком информации, которую обрушил мим. Нет, он то полезные и нужные вещи говорил, но как же от них было дерьмово... Реально.. все реально... И на улице - пиздец. Бля... Да что за нахрен сегодня тут творится? И только ли здесь?... А родные?...
Спи, спи, Триш... проснись. Пусть это будет сон... перед значимыми событиями часто снится хуйня. Нет... очень не сонные тошнотворные позывы... Внутри всего-то недавно выпитый сок. Но невозможно просто так смотреть на это изувеченное тело.. .Ты понимаешь, что впереди - не дисплей... Впереди - реальность. К который ты ни разу не готова. И от такого зрелища невозможно абстрагироваться. Не ей... никак.. Триш согнулась в приступе рвоты. Голова кружилась. Черт, возьми себя в руки! Как пить дать - сдохнешь, если не возьмешь себя в руки.
Ты не - кисейная барышня. Однако, в данном случае - совершенно бесполезная. Чеееерт.... Да, туалеты. Нужно туда. Чего быка за рога тянуть. Тьфу... кота за хвост. В голове - полный бардак. Девушка метнулась следом за Роем. - Это... - пыталась по дороге собрать мысли в кучу. - Воды... Есть - шокер. - выставила вперед и показала. - Вода усилить может эффект поражения... - тьфу, блин, как осилила сейчас, так и сформулировала. Поймут же? - Много таких там? Реально продраться или лучше здесь переждать?... С водой... Блин... Я... я... я не умею сражаться... драться... Блин. Начался панический словесный понос. Нужно взять себя в руки и заткнуться. На дуру похожа. - Р... Рой - спасибо... Зачем благодарит, может, ему вообще насрать на вас и он себя спасал? Дура. Впрочем, уже ляпнула. А... - Я - Триш... Ага, самая важная информация. Типа, чтобы знали в посмертии. Чееерт... Мысли метались. Что делать, чем себя занять. Какое решение будет лучшим? Ага, ситуация из категории - угадай! Угадай, твою мать! Но она не на викторине, где разыгрывают, мать его, плюшевого мишку или сраный айфон! На кону жизнь, вашу перепелочку! Там что-то про револвьер говорили... но на толпу... не хватит же пуль... и запас нужно пополнять время от времени. И что, прихватил ли этот Мим... Мик запасы? - Сколько выстрелов суммарно будет? - спросила в целом, уже стоя на пороге туалета и намереваясь идти внутрь, если ничто не остановит. Нужно найти внутри емкость для воды. Там же стоят контейнеры для щеток... висят сушилки... держатели туалетной бумаги и прочее. Хотя оторвать это счастье придется кому-то посильнее. Если только в карманах у кого-то не валяется нужного размера отвертка... Но если кабинок и контейнеров для щеток - достаточно, то, быть может, и не придется. Кабинки - первое, по чему стоит прошвырнуться и собрать.
-
Пульверизатор – наше оружие! )
-
И это тот случай, когда она, сука, оправдалась. Отменный пост! Реакция топ, очень правдоподобно
|
|
|
-
Какие милые светлячки и какие немилые последствия! Да еще картины эти... Подозрительно, однако!
-
Атмосфера конечно 12 из 10 на кончиках пальцев. С танцем светлячков особенно образная деталь, респект и зачет.
|
|
-
Пространство на Терраверде напоминает горящие небеса над Великим Ледяным Морем, оно переливаются всеми красками, мельчайшими оттенками цветов. Десятки, сотни потоков энергии сливаются, бьются друг с другом, бушуют как штормовые валы в океане чистой магии. Нифель не таков. Здесь все тонет в сияющей белизне, мельчайшие частицы которой движутся в абсолютном хаосе. Не гармония буйства воды — единая лавина, несущаяся куда-то раздувающимся облаком пены...
|
На удивление легко удается Амелии миновать общую прихожую, заполненную людьми. Кажется, расчет оказался верным. Никто не предпринял попытки задержать ее, никто открыто не выступил с яростными обвинениями. Девушка торопливо сбегает с крыльца, все еще подспудно ожидая, что вот-вот за нею бросится кто-нибудь из опомнившихся соседей Хамильтонов, опустится на плечо тяжелая чужая рука, срывая попытку скрыться...
Уже на припорошенной снегом дорожке, ведущей к тротуару, Мэл начинает колотить дрожь. Не только от словно бы еще усилившегося ночного холода, пронизывающего почти до костей - сиротливый вид медленно погребаемой снегопадом машины Фокса, так и оставшейся стоять неподалеку, вдребезги разбивает надежды на то, что Эйдан с Одри успели оказаться в безопасности.
Амелия почти срывается на бег, ныряя в ближайший проулок, чтобы поскорее уйти из возможной зоны видимости мчащихся сюда копов. Сбитое дыхание переходит во всхлипы, девушка размазывает по лицу катящиеся из глаз слезы, даже не замечая, как остро обжигают мокрые щеки порывы ледяного ветра.
Где же может быть Фокс?.. Его фото на экране нашедшегося наконец в кармане смартфона сквозь слезы то и дело превращается в расплывчатое светящееся пятно. Кратковременное возбуждение, которым озарился выход из астрала, постепенно угасает, сменяясь мерзкой подавленностью - тем быстрее, чем больше Мэл отдаляется от квартиры Хамильтонов. Неожиданно споткнувшись о какой-то мусор под ногами, девушка невольно сбавляет шаг и поспешно вытирает глаза краешком шарфа, чтобы хотя бы видеть, куда же идет.
Бесстрастный механический вердикт из динамика телефона заставляет Мэл и вовсе остановиться в растерянности. Как... быть теперь? Девушка потрясенно смотрит на фото улыбающегося Эйдана, пока экран на ладони не гаснет, блокируясь. Почему он не отвечает?
Самые страшные предположения немедленно атакуют со всех сторон. Амелия судорожно вздыхает, оглядываясь назад, в сторону покинутого ею только что дома. А что, если Фокс и Одри остались в астрале?.. Что, если их голоса там были настоящими? Что, если Мэл не должна была уходить?!
А теперь... уже поздно. Она не сможет вернуться, не сможет узнать, нужна ли им сейчас! Амелия бросает взгляд вдоль незнакомой пустынной улицы, терзаясь мыслью, что Эйдан, возможно, рассчитывал на нее, а она этого даже не поняла... И неожиданно холодеет - не от очередного порыва колючего ветра. От слишком хорошо знакомого вида цепочки гаснущих фонарей.
Ну нет, только не снова! Амелия почти кричит это вслух. Сколько же можно, всего за один день! В отчаянии вцепившись зубами в ладонь, Мэл едва не рыдает от отчетливого понимания, что сейчас ее уже никто не спасет. Очередная тварь на этот раз уже точно сожрет ее, привлеченная проклятым стрейдом, перешедшим во вторую фазу!
Или нет?.. Беспомощно оглянувшись, девушка вспоминает вдруг, что жертвы астральных монстров должны бы перед нападением начинать видеть их... А если улица для нее все еще выглядит пустой - может быть, тварь пройдет мимо?
Амелия осторожно отступает, стараясь попасть в уже знакомый проулок, в надежде укрыться от потустороннего существа. Что же ей удалось сделать несколько дней назад в кафе, когда она отпугнула пожирателя?.. И еще... есть последний, наверное, вариант. Сохраненный в памяти телефона номер Сазерленда.
|
|
|
-
- Ты, Варварушка, померла, - без прилюдий в лоб сказала, Лучше бы никто не справился, тут без вопросов
|
-
Реакция топ )
-
Горячая барышня).
|
-
Сразу представил себе как на Хелену прыгает такая образина, что загрызла Джо, как Хелена закрывает собой дверь в детскую, откуда непонимающе смотрит Клэр и тут же стало плохо от такой картины. Схватился за телефон, чтобы набрать, предупредить.
|
Людей, готовых стоять в строю, явно недоставало. Сражаясь на открытой местности, они давали себя окружить, и, если бы не стрела Люсиль, даже он не смог бы защититься от всех атак. Впрочем, своей главной цели он добился – отвлек на себя достаточно врагов, чтобы сделать бой для остальных легче. Чуть повернув шлем в сторону лучницы, он поднял в салютующем жесте меч, после чего сразу же с силой обрушил его на голову подошедшего копейщика. Не дожидаясь момента, когда тело несчастного рухнет на землю, он одним рывком преодолел расстояние, отделявшее его от Керидвен, и, растянувшись в почти фехтовальном выпаде, вонзил острие клинок прямо в подмышечную впадину начавшего поднимать оружие для удара подошедшего к ней мертвеца. Поднимаясь и, одновременно, двигаясь вперед, он вдавливал меч внутрь, чувствуя, как тот пробивается сквозь плоть, как на краткие, в битве краткие мгновения, движение стали ускоряется, когда она находит пустое пространство легких.
Выпрямившись во весь рост, он щитом оттолкнул дважды мертвое тело, дав тому соскользнуть с меча, и шагнул в сторону, занимая соседнюю с Керидвен позицию и направляя меч в сторону наседавшего на Рейнольда копейщика, и воскликнул:
- Люсиль, Рейнольду!
В бою нет времени на долгие разговоры. Все решают секунды. И слаженность отряда. Не обязательно наносить последний удар, достаточно ослабить врага, чтобы его сразил твой соратник. Победа значит больше, чем личная слава, и в архивах Круга было немало книг, которые рассказывали о печальной судьбе воинов и целых армий, забывших про это. Их отряд не имел права на такую ошибку.
Осознание пришло странным путем, во время битвы, из-за дурацкого поступка паладина, похоже, до сих пор не понявшего, что, выйди он один, его бы просто утыкали стрелами и изрубили на куски. Нет, понимание того, что ошибка недопустима, и они не имеют права просто героически погибнуть, не добившись своей цели, было с Сейвадом с самого начала. Он осознал другое. Лосмор не сможет снарядить еще один отряд. Даже если захочет. И, если они потерпят неудачу, то они станут его последним отрядом. Последним Отрядом Лосмора.
-
И, если они потерпят неудачу, то они станут его последним отрядом. Последним Отрядом Лосмора. Красивый вывод. И разумный.
-
Он осознал другое. Лосмор не сможет снарядить еще один отряд. Даже если захочет. И, если они потерпят неудачу, то они станут его последним отрядом. Последним Отрядом Лосмора. Вот это прям хорошо.
|
-
Рассудок наконец сдался и признал - да, вот это трупы. То есть, натурально мертвые люди, и это не какой то гребаный флешмоб. А темные пятна, которыми щедро заляпан пол холла - это, братан, кровь.
|
|
— БАМ! Тишину прорезает громкий звон удара металла о металл. Словно гонг, приглашающий к битве, звенит щит Жайнира. Стенка на стенку идут два отряда – бездумные защитники крепости и чужаки. Двумя расчётливыми ударами роняет на землю двух бойцов Черновоск, но в следующий миг резкая боль в плече заставляет невольно вздрогнуть: стрела едва задела его, но приятного мало. И, словно этого было мало, один из копейщиков, не найдя себе противника, набегает с копьём на него – лезвие пробивает броню и уходит, пусть и неглубоко, в плоть паладина. И откуда у него взялась такая прыть?.. С другой стороны подбирается ещё один воин с топором; с каждым шагом его движения становится всё быстрее.
Вставший рядом Сейвад более осторожен: поразив своего врага – но тот ещё, правда, держится на ногах – он прикрывается щитом от атак лучников, и едва успевает защититься от атаки набежавшего копейщика: остриё звонко бьётся о сталь щита и уходит в сторону. Стоящий неподалёку Рейнольд вообще решает сначала озаботиться о тылах – магические лезвия устремляются вверх, к бойницам донжона. Не разобрать, что там случилось, но одна из бойниц затихает. Но снова численное преимущество противников даёт о себе знать: из другой бойницы прилетает стрела, поражая волшебника в ногу. Поднятый деревянный щит едва задерживает удар копейщика и лезвие рассекает руку мага, оставляя зияющую рану.
Удар булавы Керидвен оставляет вмятину на доспехе мертвеца, но тот, устояв на ногах, заносит свой топор над головой девушки... но тут, разрезая воздух свистом, прямо в незащищенное лицо вонзается стрела Люсиль, и враг падает на спину. Этого, впрочем, хватает для того чтобы жрица немного замешкалась, подняла щит чуть позже на мгновение – стрела, отправленная уже противником, оставляет порез на щеке, отведённая от головы кромкой щита.
Выбежавшая последней Люсиль видит, как заносит топор над головой Керидвен мертвец, как готовится поразить Седьмого его противник, а сбоку приближается ещё один. Стрелы одна за другой срываются с тетивы. "Высыпать как горох", говорили про эту технику стрелки руадов. И прежде чем мертвецы успевают атаковать в ответ, их сражают стрелы девушки.
А пока во дворе кипит бой, пока звенят мечи и копья, Андре решает рвануть наверх, к лучникам. Отвлечь их от соратников, навязать бой. Два лестничных пролёта пробегаются на одном дыхании и мечник врывается на третий ярус. Прямо перед ним валится один из шестерых – его сразила магия Рейнольда. Но пятеро успевают дать залп, после чего от группы отделяются двое и, достав мечи, двигаются в сторону Андре. Во взгляде горит всё та же непонятная алчность.
-
Динамичный бой, нарисованный пером несомненно талантливого автора, всегда прекрасен.
-
Не могу не отметить систему. Почти наверняка нужно предметно рассматривать на более сложных боях, но выглядит вся эта конструкция (и, что более важно, игнейм ощущается) местами очень легко и, в то же время, изящно.
|
-
и рванула к подруге на четвертой передаче, включив сирену, то есть с нечленораздельным воплем, потому что подруга смотрела куда-то в сторону, а Джей, походу, махала рукой какому-то левому ниггеру. life-is-strange (tm)
|
-
В таких пустынных мирах, это значит активацию жизни угнетенной тираническим солнцем. От такого у кого угодно будут мурашки по спине и неприятные предчувствия.
Про тираническое солнце и оживающую ночью жизнь вышло красиво.
-
В таких пустынных мирах, это значит активацию жизни угнетенной тираническим солнцем.
|
-
Амелия почти обреченно смотрит на отодвинувшийся в темноту потолок, глотая выступившие слезы
Соберись, ты сможешь!
-
Мэл закрывает глаза, обещая себе, что на третьем выдохе обязательно выстрелит. Что бы ни случилось. Раз... Два...
|
|
-
Эти пробежки явно не его коронная сторона. - Джо!!! Быстреее! Они прямо за тобой! Беги, мать твою, беги!!!! Не, ну это топ )
|
Когда ворота были закрыты, когда в них не ударилась какая-то неведомая злая сила, когда они не начали проминаться под давлением непонятно-чего извне, когда не случилось еще чего-то, чего Сейвад не мог даже предвидеть, он немного расслабился. Массивные, окованные сталью ворота будут держаться достаточно долго, чтобы отряд успел уйти. И, возможно, успеть исследовать крепость в поисках того, что оставил тут Мерехайн. Если повезет, то это что-то сможет либо обратить проклятие, что пало на несчастный гарнизон, либо дать им уйти с миром. В противном случае… принимать бой надо было на своих условиях, и внутри крепости у них была однозначно более выигрышная позиция, чем на площади перед ней. Возможно, удалось бы найти подъем наверх, чтобы дать Люсиль шанс использовать ее лук, а заклинателям – чистый обзор для чар, действующих сразу на множество врагов. А если этого не удастся, то создать бутылочное горлышко, сквозь которое смогут протискиваться лишь единицы, с которыми можно будет расправляться без особого труда, особенно если они по-настоящему лишены разума.
Вместе с Андре он подошел к символу, оставленному пропавшим магом – похоже, только с этого направления сейчас могла исходить угроза.
- Нет тарана. Один топор. Ворота остановят. Или задержат достаточно.
Оборачиваться, чтобы ответить Жайниру, не было смысла. Однако последующие слова паладина заставили его развернуться. И увидеть, как тот откидывает засов и начинает, под протестующие крики Рейнольда и Керидвен, открывать ворота.
Многие не понимают, в чем разница между героизмом и глупостью. Разница в том, что принесет их смерть. Дай глупцам умереть. За героем следуй.
Эти строки огнем вспыхнули перед глазами Седьмого. Он понимал их значение, их цитировал командор Круга, когда гвардия оставалась в стороне от мелких дворянских склок или самоубийственных авантюр, не исчезнувших даже после бегства за океан. Но только сейчас он понял, что именно чувствовал Ллевелин, когда, обмакивая перо в чернила, вспоминал ситуации, в которых ему приходилось делать подобный выбор. Сейчас он испытывал те же самые эмоции. Раздражение, злость, понимание того, что тебя поставили в положение, где твоя честь заставляет тебя действовать вопреки твоему же разуму.
Он не знал, как поступил бы создатель гвардии в этой ситуации. Возможно, у него хватило бы хладнокровия оставить Жайнира умирать. Закрыть за ним ворота и предоставить возможность самому искать другой вход, чтобы последовать за отрядом в подземелья. Может быть, Ллевелин счел бы, что для достижения цели паладин необходим, что терять даже один клинок сейчас непозволительно. Может быть, напротив, посчитал бы его, ради своих идеалов поставившего всех под удар, уязвимостью отряда, от которого надо избавиться.
Что принесет смерть Жайнира?
Но времени терзаться этим выбором не было. Пока что врагов было мало, и, если паладин не решит отправиться в поход по "спасению" всех братьев крепости, быстрой атакой можно было исправить ситуацию. Остальные, похоже, это тоже понимали.
- Нужно взять одного. Понять, что они есть.
Они столкнулись с чем-то необычным, если верить Люсиль. И чем больше они будут знать о своем противнике, тем лучше.
Однако, когда он вслед за жрицей и паладином покинул защиту внутренних помещений крепости, ситуация стала... сложнее. Лучники никуда не девались. И стреляли они не слишком быстро, но достаточно метко. Оказавшись лицом к лицу с одним из копейщиков, гвардеец взмахнул мечом, целясь в слабозащищенный участок брони на ногах, одновременно отклоняя удар копья щитом. Сквозь лязг столкнувшегося железа Седьмой то ли различил звук спускаемой тетивы, то ли просто почувствовал угрозу, и инстинктивно подставил под выстрелы лучников свой щит.
-
Возможно, удалось бы найти подъем наверх, чтобы дать Люсиль шанс использовать ее лук, а заклинателям – чистый обзор для чар, действующих сразу на множество врагов. А если этого не удастся, то создать бутылочное горлышко, сквозь которое смогут протискиваться лишь единицы, с которыми можно будет расправляться без особого труда, особенно если они по-настоящему лишены разума. Как сказал бы Сет, умный гвардеец – горе в семье
|
Ответ на вопрос Горыни прибыл с требовательным карканьем откуда-то сверху. Задрав разом головы, увидели Ловчий и его спутники, как пролетел сквозь квадратное окошко под крышею массивный чёрный ворон, облетел сарай по кругу, и грузно, тяжело приземлился аккурат перед Ловчим. Богомил, как увидал ворона, с удивлением понял, что вернулся то его старый друг Карыч, и принёс он с собою подвязанные к его шее две маленькие стеклянные бутылочки, наполненные водою, и свёрнутое в трубочку письмо. Опять Ловчему придётся, лоб морщить, заниматься столь нелюбимым им делом - читать.
Записка была написана мелким, но очень аккуратным почерком. Ягиня как будто для того и просила ночи подождать, чтобы старательно вывести каждую буквицу. Буковки складывались в слова, а слова говорили Ловчему, что делать дальше.
В бутыльке с тесёмкою красною - вода мёртвая. Ею полей на зашитую рану девицы да вокруг неё, и не станет ран. Только сам не коснись той мёртвой воды, а то сразу умрёшь. Но зато умрёшь очищенным от всякой скверны в теле твоём. Даже черви твоё тело ещё долго не тронут.
В бутыльке с тесёмкою голубой - вода живая. Прежде мёртвой не лей, только хуже сделаешь, придётся назад укладывать. Как затянутся раны - вольёшь всё в рот той девице. И минуты не пройдёт, как встанет она.
Пусть будет живая девица моим тебе подарком. Гляди на неё, да вспоминай меня, меня и мой рушничок, что Посыльный передал. С ним езжай через заставы варяжьи, никто тебя не задержит, но сам никуда не вмешивайся. Варяги на тебя крепко злые, но Сванн дал слово, что никто тебя не тронет, покуда сам не полезешь. О том он тебе и сам скажет.
А легенда та, выходит, правдивая была.
Последнюю строчку поняли только Ловчий да Провидица. Как сказано было в летописи, "о тридцати вёрт на запад от Пскову стоит град Изборск на Словенских Ключах". Про них говорила Ягиня в письме. Ключей тех бьёт ровно двенадцать, и все они, смешиваясь, стекают ручьём в озеро Городищенское. Место было красивое, многие его знали, и частяком там купальской ночью девушки молодые с парнями тайком целовались. Легенда старая гласила, что ключи те имеют силу чудодейственную, каждый свою. Где ключ богатства течёт, где ключ счастья, где ключ молодости... А были среди них и ключи особые, с живой водой да с мёртвою. И никто наверняка знать не может, где же какой ключ течёт. Ловчий многих знал, кто пил с тех ключей, да и сам он, бывало из них зачёрпывал или фляжку наполнял. Вода как вода, иногда только привкус бывает странный. Никто от той воды не молодел, никто не осчастливился. Один вот Ловчий и стяжал себе богатство под конец службы, но едва ли благодаря ключам. Неужели эти бутыльки Яга со словенских ключей набирала? А уж не смеётся ли она над Ловчим?
Василиса знала, что она не смеётся. Только взглянув на бутыльки, она поняла - всё это правда. Поможет, как и сказала ведьма. Сама увидела, хоть и не глазами, как струится по камням водица прозрачная, как журчит там, в темноте холодной ночи, и как подходит к ней, осторожно ступая по мокрым камням босыми ногами, Ягиня-княжна. Глядит на звёзды, виднеющиеся среди клочьев хмурых облаков, на белый обмылок луны, что показался на минутку из-за тучи, и шепчет что-то под нос себе - отсчитывает правильный ключ. Меняются они каждый день,а силу приобретают ночью на короткий-короткий миг - как папороть-цвет на Купальскую Ночь, когда умер старый Возгарь. И один из тех ключей действительно может убить на месте, а другой - мёртвого поднять, притянуть обратно ушедшую в Вырий душу.
Бутыльки были крошечные совсем, круглые, с узким горлышком - из таких прольётся только совсем узенькая струйка. Лишнего не прольёшь. У верхушки горлышка, где втыкается крепкая деревянная пробка, было подвязано по ленточке - одна красная, вторая голубая. Всё готово. Пора начинать.
-
Это хороший пост. Мне такие очень нравятся. Все вкусно!
-
Василиса знала, что она не смеётся. Только взглянув на бутыльки, она поняла - всё это правда. Поможет, как и сказала ведьма. Сама увидела, хоть и не глазами, как струится по камням водица прозрачная, как журчит там, в темноте холодной ночи, и как подходит к ней, осторожно ступая по мокрым камням босыми ногами, Ягиня-княжна. Глядит на звёзды, виднеющиеся среди клочьев хмурых облаков, на белый обмылок луны, что показался на минутку из-за тучи, и шепчет что-то под нос себе - отсчитывает правильный ключ. Исключительно сильный образ, до дрожи.
|
|
Ночь учит терпению и спокойствию, выдержке и осторожности. И пока медленно ползут тяжелые створки ворот, подталкиваемые крепкими мужскими руками, жрица Богини-Девы невозмутимо держит позицию, как ее учили – с поправкой на то, что она леворука – правая нога выставлена чуть вперед и согнута в колене, щит прикрывает корпус и пояс, рука с булавой отведена назад, чтобы нанести приблизившемуся противнику размашистый удар, сминающий броню и крошащий кости. Она чувствует, как приятна свежесть внутреннего двора после сухой пыльности залы башни, чувствует, как легкий ветерок играет с прядями волос и щекотит шею лисьим мехом плаща. Женщина ждет – и с удовлетворением видит, как зазор меж створками становится все меньше, как истаивает полоса света, пока не исчезает вконец, когда ворота с гулким грохотом захлопываются, отрезая тех, кто еще жив, от тех, кто никак не хочет оставаться мертвым. Негромко выдохнув, жрица опускает щит, возвращаясь в расслабленную позу. На лице ее – спокойная улыбка: - Получилось! Тогда…
Но вся успокоенность вмиг сходит на нет, когда Жайнир, пышущий праведным гневом к немертвым, сбрасывает на плиты пола деревянно стукнувший засов и, взбугрив мышцы, вновь распахивает ворота, грозя вернувшимся из-за черты последним очищением. - К-куда! – истошно вопит дочь Бранвен вместе с остальными спутниками, пытаясь остановить паладина. Но Жайнир, ослиное упрямство и воробьиные мозги, глас разума не слушает. - Ишак! Безумец! Чурбан! После поговорим! - хоть и бранится Керидвен, но, наверное, только она, как никто другой, понимает мотивы воина Громовержца. Павшие и вернувшиеся действительно противны Четверке, и навек упокоить их – деяние благое и единственно правильное, являющее собой одну из первейших обязанностей тех, кто посвятил свое служение Богам. Ведь разве кому из живых хочется, чтобы после смерти его бренная плоть искала возможности вцепиться в других людей? Так что, при другой ситуации, жрица первой бы встала плечом к плечу с воином: вот только сейчас на кон поставлено слишком многое.
Как целитель, она хорошо знает, что всех спасти не получится – попросту не хватит сил. Как воительница – понимает, что иногда командир вынужден оставить малый отряд, чтобы ушла остальная часть армии. Но, самое главное, она осознает, что что размениваться на мелочи, когда их цель, что лежит далеко впереди, важна не для них самих, но для всего народа, просто преступно. Это наверняка не последние мертвецы на пути, и не последняя угроза отряду, и сколько их еще будет – одной Богине ведомо. А коли так, очертя голову, ввязываться в каждый бой, то как они дойдут до Надежды руадов – спящего маяка Ллойннир? Нет, смелость и верность идеалам – это, безусловно хорошо, но мудрый понимает, что, увы, есть времена, когда человек боле не принадлежит сам себе, и ради общего блага должен поступиться своими привычками и устоями. Сейчас как раз такой случай, и весьма прискорбно, что Черновоск этого не видит.
Волшебник первым озвучивает то, что не подлежит сомнению. Глупец или нет, Жайнир – один из них, а бросать своего, когда есть еще шанс выбраться всем вместе – подлость. И Керидвен вновь вскидывает щит, двигаясь вперед во двор, который они недавно покинули. Впрочем, далеко уходить от проема она не собирается: там, где лучники дали один залп, может быть и второй, а последствия его могут оказаться куда как фатальнее. - Верно! – присоединяет она свой звонкий голос к словам Рейнольда. – Нам придется вытащить его из боя, пускай даже упокоив всех. Мы должны держаться вместе, так что… - набрав побольше воздуха в легкие, она гаркает, - Вперед, и помните о лучниках! Мастер волшебник, Люсиль, не забывайте о тылах.
-
Как целитель, она хорошо знает, что всех спасти не получится – попросту не хватит сил. Как воительница – понимает, что иногда командир вынужден оставить малый отряд, чтобы ушла остальная часть армии. Но, самое главное, она осознает, что что размениваться на мелочи, когда их цель, что лежит далеко впереди, важна не для них самих, но для всего народа, просто преступно.
-
Ишак! Безумец! Чурбан! После поговорим!
Мои мысли exactly!
|
-
- Глупец! Жайнир! Вернись обратно! Разве не видишь ты, что смерть не берёт неприкаянных? Мёртвые, как и сейчас, восстанут вновь. Такова судьба тех, что не живы и не мертвы. Ты не подаришь им покой! Только один есть способ избавить их от жалкого состояния и имя ему – маяк Лойннир.
|
|
Амелия сквозь раздражающие щелчки метронома пытается уловить смысл, когда Адам вновь начинает говорить. Пытается понять, насколько важны слова о стекле, за которым люди не видят его. Наверное, так же, как она не видит его глаз...
Черная пыль поглощает пространство. Джефферсон приближается. Давит. Пугает. Амелия сжимается в кресле, стараясь отстраниться от доктора. Почему он хочет помощи?! В кошмарах нет ничего странного! Почему она способна помочь?!
Вдохнув для крика, Мэл стремится вывернуться со своего места, спастись от расплывающейся реальности - и неожиданно это удается ей.
Девушка поднимается на ноги, хватая воздух и судорожно стряхивая с руки ошметки астральной паутины. Она... справилась? Реальность больше не плывет, мысли почти не путаются - чего нельзя сказать об ответвлениях изменившегося до неузнаваемости пустого коридора вокруг.
Тяжесть пистолета в ладони внезапно в подробностях напоминает о том, что предшествовало череде сюрреалистичных кошмаров. Неясно лишь, откуда вести отсчет...
С какого момента изнанке нельзя доверять? Амелия напряженно оглядывается, ища пятно крови на стене. Почему тело Фокса исчезло, а его пистолет все еще оттягивает руку, словно существует на деле?
Был ли вообще здесь Фокс?! Его крик в ответ неожиданно разрывает тягучую тишину тени, заставляя на мгновения забыть обо всех предосторожностях. Девушка вздрагивает, оглядываясь вновь, пытаясь убедиться, что верно определила направление, и бросается к левому ответвлению лабиринта. Чтобы через пару шагов отшатнуться от закручивающегося в никуда прохода. Если Эйдан там... Почему сам не нашел ее?
Последующий зов Одри переворачивает разом все, Амелия остро вспоминает, ради чего должна была попасть сюда. Отыскать девочку раньше астрального монстра! Торопливые шаги вглубь изнанки обрываются настолько резко, что Мэл едва не теряет равновесие. Одри неоткуда знать, что они с Эйданом приехали к ней. Разве стала бы она звать Амелию?..
Девушка в отчаянии прячет в ладонях лицо, пытаясь хотя бы немного отгородиться от происходящего. Это все ненастоящее! Здесь нет ни Фокса, ни Одри. Здесь вообще ничего нет! Нужно уйти отсюда. Не утонуть в астральном лабиринте, а вырваться в реальность!
Мэл бросает взгляд на пистолет в левой руке. Что, если в самом деле Фокс именно так сумел вернуться? Что, если это вообще единственный путь?.. Ни о каком другом ей все еще не известно - никто не предполагал, что она против всех запретов окажется в изнанке одна.
Пытаясь сдержать дрожь, Амелия медленно поднимает оружие, заглядывает в бездонное темное дуло. Просто выстрелить. Это ведь должно быть просто? Как Эйдан. В голову. Мэл подносит пистолет к подбородку, придерживая свободной рукой. Ствол выписывает дерганные восьмерки, никак не желая приникать к телу.
А что, если она промахнется?.. Что будет, если пуля ранит, а не убьет ее? Амелия выдыхает сквозь зубы, опуская пистолет. Истекая кровью корчиться от боли в астрале уже без надежды спастись - определенно незавидная перпектива...
Наверное, будет больше шансов, если выстрелить в висок. Зажмурившись от ужаса, Мэл заставляет себя поднести оружие к лицу, ощущая прикосновение к коже ледяного металла. Палец неловко нащупывает спусковой крючок. Просто нажать его. Просто нажать. И все...
Черт возьми, это невозможно!
Амелия распахивает глаза, с ненавистью окидывая взглядом заплесневелые стены. Должен, должен, должен быть другой способ! Злость на изнанку и на себя саму переполняет девушку, требует выхода. Сквозь сжатые зубы вырывается сдавленное рычание. Вскинув пистолет, Мэл в отчаянии бездумно несколько раз палит в потолок.
|
-
Завывания ледяного ветра, да общий мороз, как то не настраивали на сон, а тут ещё песнопения из эльфийской палатки. Ещё оргию устроить осталось, мы на охоте или где?! И не говори
|
Сестры Лорелей. Легенда. Причудливое эхо, отразившее судьбу вернувшихся на эти земли ренмейцев за сотни лет до того, как она сформировалась. Воистину, кто более походил на беглецов от войны, чем младшая сестра? Кто более напоминал оставленную позади родину, чем старшая сестра? Судьба какого народа была столь же трагичной, что и судьба расставшихся навеки сестер? Вопросы, ответы на которые казались очевидными. Если бы этой легенды не было, ее бы стоило придумать. Или, возможно, это была не легенда, а видение пророка, которого некогда считали безумным, и, лишенный возможности описывать образы, доносящиеся сквозь толщу времени напрямую, он положил начало мифу. Одному из многих. Какие-то сбывались, какие-то нет, и многие руады видели сходство, но не имели той путеводной нити, что привела бы их к источнику, от которого можно было бы проследить иные предупреждения. Может быть, если бы кто-то посвятил этому свою жизнь, великую катастрофу можно было бы и предотвратить…
Может быть. Два слова, которыми живут люди. Два слова, в котором удивительным образом переплетаются надежда и сожаление. Может быть – говорим мы, веря, что впереди, за туманом и мраком, нас ждет дом и свет. Может быть – говорим мы, раз за разом представляя в голове события, в которых мы могли поступить иначе. Это человеческое. И это не чуждо никому, даже гордящимся своим стоицизмом гвардейцам Левеллина. С этой мыслью в душе Сейвад ждал возвращения Мерехайна. Может быть, он вернется, и все наладится, или, по меньшей мере, он принесет знания о том, что нужно делать, чтобы все наладилось.
И он был не один. Он знал это, он видел это в глазах окружающих, которые начали надеяться, что, может быть, им суждено стать большим, чем простым осколком народа, выброшенным на берег и забытым судьбой, а потом и временем. Они верили в то, что им предначертано стать колыбелью, из которой возродятся руады. И он видел, как эта вера угасала, как пропадало сияние из глаз, как одно "может быть" перетекало в другое. Лосмор был воплощенной надеждой, и эта надежда умирала. Когда Людвиг начал искать добровольцев, Седьмой был одним из первых – его клятвы требовали хранить тех, о ком ему поручили заботиться.
А оставшись в городе он мог только смотреть, как они медленно умирают.
Возможно, он умер бы раньше, не найдя наследника своим доспехам и мечу. Он ощущал, что это возможно. Пусть под распростертыми руками старшей сестры они и чувствовали себя в относительной безопасности, но опыт похода за Злую Стену говорил Сейваду, что подобные чувства неизменно ложны. Рано или поздно найдется что-то, что нужно будет встретить клинками. И хорошо, если это что-то будет для этих клинков уязвимо.
Но сердце говорило Седьмому, что это будет не так. Иногда ему снились кошмары, видения того, как туман, границу которого Мерехайн запретил переступать, и к которой иногда приходил рыцарь, ведомый злой памятью прошлого, лавиной обрушивается на Лосмор, беспрепятственно преодолев жалкие ограждения, клубится у подножия, будто не решаясь войти в пределы города, до того, как хлынуть внутрь, поднимаясь по улочкам, затекая в дома, утаскивая вглубь оказавшихся на улицах людей…
Какие-то кошмары можно встретить лицом к лицу и преодолеть. А какие-то, это еще одно "может быть", из неизменного прошлого, или из неопределенного будущего.
И решение встретить этот кошмар упреждающим ударом было одной из важнейших частей того, что гнало Седьмого вперед.
Он принес клятву вернуться на камнях, оставшихся от побережной крепости гвардейцев Левеллина. Живым или мертвым, но спасшим своей гибелью соратников. Он отсалютовал городу, покидая его с гордо поднятой головой. И он не без страха, но без малейшего признака страха, вошел в туман.
Чтобы испытать один из самых страшных кошмаров. Момент небытия. Момент чистого, незамутненного существования. Момент, из которого его выдернул образ Наэльда, Двадцатого из Девятого Круга. Не суровое в смерти лицо, которое предстало перед Сейвадом, когда тот, глотая слезы, снял шлем со своего наставника, чтобы увидеть его в последний раз. Не покрытый морщинами лоб под седыми волосами и глаза, устремленные на карту известных территорий Ренмея. Нет, это было украшенное забрало шлема, столь же неподвижно застывшее над ним, сколь неподвижно застыл обнаженный клинок на плече тогда еще Раилда. И слова, доносившиеся из-за забрала, которые Раилд повторял, несмотря на то, что знал их наизусть.
- Я, Раилд, сын Теарлаха, своим именем, своей честью, своей кровью и своей жизнью клянусь…
Шаг вперед. Вспышка образа из прошлого. Затем еще одна. И еще одна.
- …блюсти клятву Левеллина Восточного, клятву королю Ардану и его потомкам…
Еще шаг. Воспоминания. Люди. Город. Собратья по Кругу. Плечом к плечу.
- …быть верным, быть храбрым, быть щитом для беззащитных и невиновных…
Шаги. Воспоминания. Поток их. Хорошие. Плохие. Жуткие. То, что создает человека из той жуткой, лишенной всего оболочки, которой был на мгновения (мгновения ли?) Сейвад. То, что отделяет жизнь от существования.
- …защищать женщин и детей. Я клянусь перед ликом Фиарна, я клянусь в свете Изиль…
Шаги даются легче. В тумане проступают лица спутников. И осознание, что каждый из них сейчас проходит через что-то подобное. Любопытство. Что держит их? Что есть их жизнь? Но клятва не может быть прочтена не до конца. В начале, в пути, и в конце.
- …я клянусь в тени Иркаллы, я клянусь в глазах Сиал, и я клянусь под рукой Первого Мертвеца…
Туман отступает, перед Седьмым и остальными разворачивается картина, образ которой врезался в память рассказами и легендами. Форпост Руад Эно. Последний Страж.
- …и перед троном последнего короля, я приношу эту клятву и не нарушу ее.
И вот, туман плещется позади, а впереди крепость, будто вышедшая из легенд…
***
Не сговариваясь, отряд идет вперед. Андре даже обогнал остальных, но остановился, думая о чем-то своем. Возможно, он хочет остаться один, но сейчас эта роскошь непозволительна. Не при виде брошенного оружия. Не при виде оставленных тел. Не при виде горящих внутри факелов.
- Андре…
Окликает Седьмой мастера меча, проходя мимо.
- Формация.
Щит самого рыцаря, как и меч, уже наготове. Глаза выискивают источник угрозы. Следующие слова звучат чуть громче, будто бы обращаясь к Андре, но на деле констатируя факт. Ибо самый очевидный уже найден.
- Мертвецы не упокоены, как подобает. И боги знают, сколько времени прошло с их смерти.
Пояснять, чем это чревато, Седьмой уже не стал. Орден Фоссоров вряд ли пережил катастрофу, и обеспечить вечный покой мертвецам было некому. До сих пор.
-
Воспоминание, ощущение мира, стремление - все настоящая поэзия.
-
Никогда не сомневался в качестве постов сэра Альфы, но в данном случае хотел бы отдельно отметить оперативность написания стартового поста и генерации персонажа. Вот этого дела обычно катастрофически не хватает.
|
Ольга после окончания схватки в их пользу ещё долго не могла найти себе место и волчицею еле ходила вокруг, пока старика не нашла лежащего своего, Богомила, а за ним уже Василиса ухаживала, вернула в сознание и вернуть сознание помогла волхву. Но увидела в небе вороны собрались стаей, кружили большой тучей над Вешенкой да слышала с Ловчим говорят, а тот им и отвечает. Но под страхом вороньего ора зверь скулил и забился в страхе среди тел. Уже чуть не подумала, что чёрная сила налетела на деревню, или боги прогневились, но ничем их полёт не заканчивался. Всё длился и длился, всё кружились птицы и кружились, не было им покоя и не было конца. С опущенной головой смотреть на остатки кровавого месива, буквально лежать среди тел, что тут остались. Множество тел с оружием, среди которых много варяжских мечей. Не уж то варяги были? Билась с народом тем, от которого пошла? Что ж такое творится...
Но Богомил очнулся от предсмертного сна, браслет его засветился, а порез на боку зарос сам собой, как заросла рука славного богатыря, как зажили другие раны, только женщину погибшую из мёртвых не вернул. Сразу после исцеления, когда вороны улетели подальше, гул закончился, а волчица ушла в поле вверх на холм, а вернулась сильно позже уже девицей одетой. Пошла за Богомилом в сарай.
Ольга и в сарае держала рот на замке, плечи поджимала, сидела на полу босиком, обнимала коленки свои, даже голову не поднимала долгое время, чтобы не видеть бездыханное тело Варвары. Она аж дёрнулась, когда Богомил назвал её имя, и та отозвалась. - А, что? - с испугом лёгким отозвалась Ольга, поглядела сначала на старца доброго, а потом на Ловчего. Стеснялась она вслух говорить, что волколаком является и именно она цапала варягов за руки в зверином обличии. - Да, имя моё деда Богомил назвал... От ощущения себя чужой в кругу воинов и добрых молодцев, да волшебницы прекрасной и жутковатой она нервно гладила свою косу и взгляд свой прятала от других. Глаз Ингъяльда сразу украшение выцепил на её груди, амулет в форме молота. А уж каждый норман, каждый варяг знал этот молот: Мьёльнир. Популярное у варяжьих женщин украшение такой амулет, наравне с фибулами и мужчин пряжки ремней. - Вот, значит, как выглядит сам Изборский Ловчий? - робко та спросила вслух. - Просто я думала, что ты выглядишь примерно как... Горыня, да? Знаете, светловолосый богатырь доблестный, которому никакое чудище ни по чём... Извините. Ольга вновь обняла колени и опасалась осуждающего говора в свою сторону почему-то. Не любит же народ волколаков.
-
- Вот, значит, как выглядит сам Изборский Ловчий? - робко та спросила вслух. - Просто я думала, что ты выглядишь примерно как... Горыня, да? Знаете, светловолосый богатырь доблестный, которому никакое чудище ни по чём... Извините. Не верится мне что-то в робость девицы после этих слов, но спасибо, было весело))
-
- Вот, значит, как выглядит сам Изборский Ловчий? - робко та спросила вслух. - Просто я думала, что ты выглядишь примерно как... Горыня, да? Знаете, светловолосый богатырь доблестный, которому никакое чудище ни по чём... Извините -_-
|
-
Запойный паладин весьма колоритен!
-
А здесь словно выжгли пламенем. Не оставили ничего, кроме тлеющего уголька. В нём отражается ярость, окровавленный клинок, искажённые ужасом лица неверных.
|
Туман... Взгляд туда, в эту серую пелену вызвал у Люсиль то самое холодящее чувство, какое бывает, когда отважишься взглянуть с отвесной скалы вниз, ни за что не держась. В голову ударяет восторг от осознания того, на что ты решилась, и вместе с тем потаенный страх - а не вздумается ли безумной или отчаявшейся части тебя сделать шаг вперед?
"Я должна войти туда и выбраться назад" – твердо сказала себе девушка, вновь бросив осторожный взгляд на своих спутников, каждый из которых, кажется, был погружен в свои мысли и отгорожен от остальных. Меланхоличный рыцарь, озаренная светом Луны жрица, любопытный волшебник, отстраненный мечник и ревнитель веры - рядом с этими людьми Люсиль вначале почувствовала себя особенно неуютно, особенно учитывая тот факт, что им придется остаться в этом малом кругу надолго. Возможно, это даже будет последнее общество для кого-то из них или для всех без исключения...
"Прочь, воронье!" – она поморщилась и попыталась прогнать дурные мысли, переключившись на то, чтобы натянуть тетиву лука и взять в правую руку стрелу из колчана, чтобы была наготове. "Зачем ты отправилась сюда, девчонка, ведь не ради того, чтобы каждой тени бояться и сойти с ума от подозрений, верно?" – она сжала древко стрелы, вновь напоминая себе о данном зароке: сделать то, что не смогли сделать Мелида и Лиам, без страха отправиться в неведомое и вернуться с победой, проложив путь остальным. Хватит бежать, словно преследуемые охотниками волки, хватит влачить жалкое существование на чужбине, пришло время вернуть то, что принадлежит нашему народу по праву! Словно в подтверждение этому намерению туман рассеялся и закатное солнце озарило отряд своим светом.
Но искорка бесстрашия тут же угасла в темной воде смущения и оглядки на остальных - безродная охотница почувствовала себя самозванкой в обществе опытных воинов и чародеев. Вот и еще одна стена, способная отделить и отдалить её от остальных помимо угрюмости и замкнутости тех, кто оказался в этом отряде. Будет ли от Люсиль прок в этом месте где может скрываться любая угроза, которую только можно себе вообразить? Ведь несмотря на нетерпимость к принуждению ей всегда хотелось быть полезной и нужной для тех, кто был рядом...
Слова жрицы немного отвлекли охотницу от самокопания - и, кивнув в ответ на речь Керидвен, она опустилась на колени рядом с одним из погибших, чтобы осторожно осмотреть его и понять, что случилось. А затем взглянула на высокую башню, возвышающуюся над крепостью, в окнах которой мерцал отблеск огня - неужто кто-то из стражей выжил в этом побоище? Трепещет ли над цитаделью королевское знамя?
-
Мысли-воронье - красивое сравнение.
-
Туман... Взгляд туда, в эту серую пелену вызвал у Люсиль то самое холодящее чувство, какое бывает, когда отважишься взглянуть с отвесной скалы вниз, ни за что не держась. В голову ударяет восторг от осознания того, на что ты решилась, и вместе с тем потаенный страх - а не вздумается ли безумной или отчаявшейся части тебя сделать шаг вперед?
-
Возможно, это прозвучит странно, но я не привык к ЛичЪу в серьезном амплуа. Это будет интересно наблюдать. Уже интересно.
|
…Снова сон, и не по-осеннему жаркое солнце плавит человеческие тела, облаченные в металл и толстую кожу. Узкой лощиной, зажатой меж серебристыми исполинами сосен, у корней которых стелется колючий ковер можжевельника, они идут в свой последний бой. Снова сон, и острые лезвия когтей взрезают кольчугу, как нож – буханку ароматного хрустящего хлеба. Снова сон, и видно, как золотая трава, в которую уткнулось искривленное болью лицо, стала червонной от крови. «Храни меня, Богиня», - шепчут растрескавшиеся красные губы. Снова сон, и она, сгорбленная, стоит над таким невесомо-хрупким телом сестры по служению, спрашивая себя: «Почему осталась я, а не ты? Почему?». Но ни сон, ни реальность не дают ответа. Теперь с этим остается только жить…
Вспышка!
Плещут над головой лебяжьи крыла парусов, и громада паравеля отплывает, и с каждой минутой расстояние между путешественниками и землей, где они родились, становится все больше. Зелень морских волн пролегает зримой чертой, разделив явь и надежду, реальность и мечту. Вслед уходящим в прошлое рыдают трубы – прощание и пожелание удачи, но почему, почему она слышит в их голосах плач? Все те, кто оставил край родной, стоят на палубе и смотрят, как удаляется берег: обездоленные, ищущие лучшей жизни, и наивные мечтатели, те, кого позвал долг, и те, кого манит все неизведанное, ищущие лекарство от ран на сердце и готовые менять мир под себя. Тогда впервые она поняла, что «отчаяться» и «решиться» - две стороны одной затертой монеты.
Вспышка!
Маленький домик с покатой крышей, стоящий у обрыва невдалеке от ажурного храма, стремящего свои шпили к прозрачному и холодному, как снежные шапки на горных вершинах, небу, где днем тлеет солнце – ржавый нимб, а ночью рассыпается бескрайнее поле звезд. Остывает в тесном камине зола, воздух пахнет свежестью орешника и горечью полыни. Мерцает в хрустальном кубке голубоватый звездный свет, скользит по бумаге тонкая кисть, сплетая вязь летящих черт… Из раза в раз из-под ее руки выходит одна и та же картина – изогнувшаяся, словно пламя у окна, фигура, пепельных волос водопад спадает на изящную спину. Что не пиши, а на странице все равно клеймом застынет этот рисунок. Попытайся изобразить хоть что-то, даже как падает багряно-желтая листва в медленные воды – и за листопадом все равно проступит ставший родным силуэт…
Вспышка!
…Ломотой в висках возвращается сознание. За спиной осталась Граница, отделяющая хрупкий мир людей от таинственных опасностей их давно покинутой родины. Где-то там остались огни Лосмора и холодная непроглядная пелена тумана. Позади долгие дни сборов, когда она в десятый раз проверяла уже осмотренное не одной парой глаз снаряжение, позади вечера молитв, в которых она просила Иркаллу сделать ее взор чистым, а разум светлым, не прятать верный путь в тенета иллюзий, а провести своей незримой ласковой рукой к самому подножию уснувшего маяка. Она сделала свой выбор, когда решилась променять тихую жизнь при храме на позабытую, казалось бы, свободу решать, на какую тропу ступить с рассветом, и не жалеет об этом. И теперь один маленький шаг привел ее дальше, чем десятки дорог, пыль которых впиталась в ее старый плащ, сиротливо висящий дома на крюке. Она стала ближе к Надежде руадов и к тому чарующему Голосу, чей манящий зов и сподвиг ее на эту экспедицию. А рядом с ней стояли те, кому предстояло за время долгого похода стать ее новой семьей: рыцарь короля, чья душа отмечена трещиной грусти; хмурый воитель Бога Грома; невозмутимый муж из тех мастеров, два клинка которым служат продолжением рук; дичащаяся людей охотница и влекомый тайнами мироздания волшебник, спокойный сон для которого давно стал мечтой. Такие разные, но объединенные одной целью. Еще недавно они покинули город, и палевый закат провожал их, когда под ногами шуршал ломкий вереск. Первым растаял соленый вкус моря, сменившись терпкой медовой горечью. Сердце дочери Бранвен тоже было исполнено горечи – как бы не манила дорога, расставаться с привычным укладом всегда непросто. Но тоска эта была светлой, ведь она была скрашена сладким томлением узреть то, что давно никто не видал. Стелилась стежка шагов, и впереди было только неизведанное. Что же, теперь же оно вокруг нее.
А впереди – запечатленная в старых песнях память о былом. Горизонт заслоняет надежная, как горы, и несломимая, как искренняя вера, громада Руад Эно. Они войдут под сень легенды, но останутся ли сами в легендах, или останутся в безвестности, одинокой строкой в пыльном манускрипте? Этого смертным узнать не дано, но жрица твердо знает, что если они будут бездействовать, то не смогут ничего изменить. А посему – вперед, к замшелым старым камням, не утратившим свою гордую величественность. - Пойдем. – первой она подает голос, и тут же замолкает.
Непривычно и странно слышать человеческую речь там, где долгие годы царствовало молчание. Не сказав боле не слова, Керидвен идет вперед. Ей хочется озираться по сторонам с восторгом, как простой селянке, впервые попавшей в большой город, но положение обязывает, и посему осматривается она неторопливо и степенно. В то, что опасность может поджидать на самой границе, ей не верится, а посему она не страшится идти впереди. А даже и случись что, дочь Бранвен верит, что целительные чары и верная тяжесть булавы позволят ей сдержать первый натиск любого неведомого врага. Впрочем, быть первой – не свидетельство гордыни, и ежели кто опередит жрицу, готовясь грудью встретить возможную угрозу, возражений с ее стороны не последует. По мосту над чистыми водами безымянной реки к могучим стенам и прекрасной башне, свидетельствующей о недюжинном мастерстве предков. Молнией мысль о том, что солнце, по всем законам должное опуститься в свою постель, все еще на небосклоне, мелькает в сознании, и с быстротой молнии же пропадает. Впереди – внутренний двор крепости, где они, возможно, получат первые ответы о судьбе своей далекой прародины. А солнце может и подождать, хотя служительнице Девы-Луны и ближе та пора, когда ночь снисходит на утомленную дневным светилом землю. Но ответов не находится – только новые вопросы. Что же случилось здесь, в Последнем Страже? Где достославный гарнизон, почему нет защитников? Какая беда обрушилась на цитадель, о судьбе которой вот уже две сотни лет не было известно ничего? Брошенное оружие и распластанные тела, встретившие странников, не отвечают, да и не могут дать ответа. Подняв взор на высящуюся прекрасную башню, пощаженную безжалостным временем, Керидвен чувствует себя как никогда маленькой – песчинкой перед горой, мигом в вечном круге жизни.
Хочется замереть и вдохнуть воздух старины, впустить в себя память о былом, раствориться в оставшемся лишь в песнях прошлом. Но дела насущные не терпят ожидания: коли загадки множатся, самая пора искать ответы. И делать это всем вместе. Женщина задумывается: а как ей, собственно, обращаться ко спутникам? «Братья и сестра» звучит слишком выспренно и, положа руку на сердце, пока что лживо. «Друзья» - преждевременно. «Коллеги» - слишком холодно. Нейтральное «руады» - высокомерно. Остается только вести речь так, как слова сами захотят лечь на язык: - Надо осмотреться и понять, что здесь случилось. И надо проверить тела этих несчастных, - кивком головы она указывает на покойников, - и понять, давно ли оборвалась нить их жизни. Полагаю, нам следует не разбредаться, а держаться поблизости, чтобы в случае чего… - она не заканчивает предложения, не желая накликать беду – ведь любое слово может к неожиданности говорящего обрести плоть, а дурное воронье слово – тем паче.
Керидвен понимает, что оглашает прописные истины, и за это ей немного стыдно – даже щеки порозовели. Подняв лисий ворот нового теплого плаща, она внимательным взглядом оглядывает спутников своих: все ли согласны, никто раздражения не выказывает? Пройдет еще немалый срок и не одна опасность станет на пути, прежде чем они сплотятся и начнут понимать друг друга с полуслова. Но с чего-то ведь надо начинать, верно? И подобный вариант ничуть не хуже прочих.
-
А впереди – запечатленная в старых песнях память о былом. Горизонт заслоняет надежная, как горы, и несломимая, как искренняя вера, громада Руад Эно. Они войдут под сень легенды, но останутся ли сами в легендах, или останутся в безвестности, одинокой строкой в пыльном манускрипте? Вот эта строка идеально раскрывает атмосферу этого модуля
-
Я даже не знаю, что конкретно выделить - все хорошо. И воспоминания между вспышками, и внутреннее восприятие спутников, и проявления характера Керидвен.
|
Утёс Лорелей. Лосмор. Music: Prologue ~To The Ancient Land~ [ ссылка] С утёсом Лорелей была связана легенда: говорят, две сёстры, когда-то здесь жившие, дали друг другу обещание никогда не расставаться. Скрепив свою клятву перед богами, они прожили вдвоём много лет, пока младшей из них не наскучила такая жизнь. Ночью она взяла лодку и уплыла прочь, в неизвестную сторону. Старшая сестра – Лорелей – не могла поверить в предательство, и навсегда осталась стоять на утёсе, простирая руки в сторону моря. С тех пор этот утёс и получил имя старшей сестры. Скальный выступ, нависающий над изумрудно-зелёными волнами, походил очертаниями на девушку, в мольбе вытянувшуюся над волнами, и, хотя финал у легенды был печален, считалось, что пока Лорелей ждёт свою сестру, она привечает каждый корабль, что проплывает мимо утёса и отводит его от рифов. Солоноватый бриз, прилетевший с северо-запада, трепал плащи и одежду собравшихся на площади Лосмора. Он раздувал большой костёр, и искры устремлялись вверх, к ясному, но холодному небу. Солнце больше не грело Дал Фиатах: даже летом тут было прохладно и приходилось одеваться в осенние одежды. Однако мало кто роптал среди жителей города, даже несмотря на то, что земля их предков явно не ждала возвращения блудных сынов. Когда только паравель причалил к берегу, магия его парусов исчезла – Дал Фиатах захлопнула за странниками дверь, сделав их узниками. И всё же, они были дома. Пусть поколение руадов, прибывшее на паравеле, никогда не видело эти земли воочию – в сказках у камина, в преданиях и песнях, жила память именно о Дал Фиатах. Из колыбельных и баллад приходили образы, узнаваемые здесь в каждом камне или дереве. Большой костёр разожгли в честь первого дня лета, и четверо клириков, среди которых была и Керидвен, прочли над ним литании своих богов. Два года руады трудились не покладая рук; так на утёсе Лорелей вырос Лосмор. Раскинувшиеся крестом четыре улочки соединялись на центральной площади в форме круга. Площадь была выложена белой и серой мозаикой, который образовывал спиралевидный узор; в центре этой спирали сейчас и горел костёр. Дома же, зажатые между четырьмя улочками, громоздились друг на друга, срастаясь в причудливые многоярусные конструкции, где не всегда можно было понять, где заканчивается один дом и начинается другой. Архитектура руадов любила «расти» ввысь, устремляясь под самые облака. Конечно, возможностей у жителей Лосмора было на порядок меньше, чем у зодчих Ар Маэланна, но даже так, тесно жмущиеся дома напоминали скорее строящийся форт, чем простые здания горожан: множество внешних лестниц, парапеты, балконы, узкие вытянутые окна, какие-то закутки и площадки. Где-то здесь, в одной из башенок и поселился Рейнольд, кропотливо изучая книги, оставленные Мерехайном. Особняком держался только храм, обращенный венцом капелл к утёсу Лорелай. В солнечные дни лучи проникали через грубо вырезанные окна-бойницы и освещали сложенный в центре алтарь. Сюда приходила читать литании Керидвен, сюда же приходили молиться Андре и Жайнир. Один за будущее своей дочери и покой жены, второй – за павших товарищей. Особняком держался Сейвад: камни для храма руады взяли из прибрежного форта, который когда-то принадлежал гвардейцам Ллевелина – Седьмой опознал его по остаткам герба, высеченного на сохранившейся стене главной залы. Теперь же память о ордене жила в стенах, где руады возносили хвалу своим богам. И сегодня, среди каменных колонн и полумрака келий, под высоким сводом нефа, были прочитаны литании во славу Фиарна, Изиль, Иркаллы и Сиала. Низенький и седой служитель бога Молнии произнёс краткую речь с наставлениями – из-за его густых бровей казалось, что он вовсе не смотрит на собравшихся в соборе руадов, и тем всё закончилось. Шестеро первыми покинули бело-серые своды храма, а за их спинами ещё плясали солнечные лучи закатного солнца, заставляя витражи, изображавшие богов Дал Фиатах, сверкать разноцветными огнями. Казалось, что вот-вот сойдут они с картин, чтобы присоединиться к шествию, но, увы, даже когда захлопнулась массивная деревянная дверь, ни один из образов не пошевелился. А за стенами выступавшего вперёд храма бурлило море: зелёные волны, набегая, разбивались о берег, и солёные брызги долетали почти до скального утёса, где часто любила бывать Люсиль, перед очередным походом в ближайший лес. Дичь с каждым разом забиралась всё глубже в чащу, и нередко приходилось ночевать среди густых крон лиственного леса, шепчущих что-то на своём языке. Однако теперь у паравеля были спущены паруса, и он был отогнан на отмель, чтобы случайным ураганом его не унесло в море: новых же кораблей ждать не приходилось. Если верить запискам Мерехайна, которые так тщательно штудировал Рейнольд, теперь путь к спасению и обретению родины лежал в глубине Дал Фиатах – где-то там, на востоке, должен был загореться маяк Ллойннир и осветить руадам путь. И вот, с первым днём лета истёк срок, к которому нужно было ждать Мерехайна.Праздник совместили с провожанием шести отважных храбрецов в путь; всё, чем смогла оказать им помощь община – это усилия старого пироманта, сварившего зелье Веланны каждому из участников похода. Всё остальное необходимое они были вынуждены собирать сами. Людвиг, глава Лосмора, коренастый мужчина средних лет, качая головой, дал вам последние наставления. Он был немногословен. С момента основания Лосмора многие из руадов начали мало-помалу замыкаться в себе, проводя больше времени наедине, чем с шумной компанией Никто не мог толком объяснить, почему вдруг нападала на него угрюмая задумчивость, вызывая вдруг особенно яркие образы в памяти. Ещё пелись у костра протяжные и тоскливые песни об утеренной и вновь обретенной родине, рассказывались сказки – но на больших собраниях всё чаще говорил кто-то один, а остальные лишь кивком или поворотом головы выражали своё мнение. Так что прощание вышло немногословным. Ушёл не оглядываясь на дом Андре - - настоящий дом был далеко за морем, где осталась его дочь, на попечении бабушки, матери Лорен, Рейнальд собрал свои записи и запер комнаты на ключ. Поставил последнюю свечу в храме Черновоск, прочла последнюю молитву Керидвен. Люсиль попрощалась с семьёй, приютившей у себя, а Седьмой… Седьмому лишь оставалось обратить в последний раз взгляд в ту сторону, где лежали руины цитадели гвардейцев. А затем с глухим стуком захлопнулись за ними врата Лосмора и шестеро странников остались сами по себе. Ещё не успело сесть солнце, как отряд пересёк большое поле вереска. Он ещё не зацвёл, и бескрайняя зелёная равнина, волнующаяся под налетающими порывами ветра, походила на море, по которому приплыли руады домой. Изредка слышалось жалобное пение серого ворона. Но вскоре перед странниками встала пелена густого, как кисель, тумана – и звуки вдруг неожиданно стихли. Даже трава под ногами, казалось, переставала шелестеть. Сквозь преграду было видно едва ли на два шага вперёд. Это была граница, которую Мерехайн запретил руадам пересекать; раз или два его предостережение было нарушено, и с тех пор вошедших в туман никто не видел. Теперь же, когда и сам волшебник исчез в туманах Дал Фиатах, его предстояло отыскать шестерым, отважившимся последовать за волшебником в неизвестность. Кто-то из вас делает первым шаг внутрь. За ним следуют остальные. И всё растворяется в серой пелене, застилающей взор. Туман.Стоило вам только войти в него, как вашу душу кто-то словно вытащил из тела, оставив пустую оболочку без малейшей искры разума. Чувства исчезли, в голове пусто. Кто вы? Зачем здесь? С какой целью? Вы не помните. Нет ничего. Только серо-белый саван, окутавший вас со всех сторон. Спустя несколько томительных мгновений внутри вдруг вспыхивает что-то. Искорка, вылетевшая из затухающего огня. И вместе с ней – воспоминание. Какое? Была ли это дочь, в чьей улыбке ты видишь дорого тебе человека, давно потерянного? … Или склонившийся над тобой рыцарь, посвящающий в орден Ллевелина? … Может, это детский плач и слёзы, несдержанное обещание? … Или гнев, распалявший твоё сердце, когда ты обезглавил еретика? … Или страх, когда ты понял, какая опасность ждёт тебя в этих туманных землях? … А может, знакомые очертания кельи, что стала для тебя приютом? С каждым воспоминанием огонь в груди разгорается всё сильнее. Возвращаются из небытия имена, события, а с ними – лица. Вы вспоминаете себя, свою цель, и людей рядом с собой. Словно очнувшись от долгого сна, вы делаете глубокий вдох, затем, чуть погодя, приходит осознание, что туман остался позади. Перед вами – река, через неё перекинут ещё сохранившийся каменный мост. Солнце почему-то ещё не зашло, и вдалеке, раскрашенное золотом закатными лучами, виднеется монументальная цитадель, главная башня которой увенчана ещё четырьмя башенками, поменьше. Каждый из вас без труда вспоминает рассказы стариков о Последнем Страже – форпосте Руад Эно, служащем воротами в государство руадов. Если он ещё стоит, если ещё не разрушен – надежда есть. Но стоит подойти ближе, как мимолётная радость исчезает быстрее, чем появилась: цитадель пуста. Никто не встречает вас у ворот, никто не окликает со сторожевых башен. Но по пути вам встречаются брошенные шлемы и копья. А затем… затем вы начинаете замечать тела. Один солдат лежит, перекинув туловище через зубцы крепостной стены. Второй как будто прилёг вздремнуть у стойки с копьями. Их всё больше, и никто не шевелится. Но как? Неужели война всё ещё продолжается? Взгляды обращаются к главной башне Последнего Стража. Кажется, там ещё горят факелы. Может, кто-то остался внутри? Это место держалось в воспоминаниях народа-скитальца две сотни лет. Даже если здесь никого не осталось, внутри могут быть записи, знания их предков, которые будут полезны и сейчас.
-
Это настолько образно, настолько ярко и вместе с тем щемяще-тоскливо, что у меня просто нет слов!
-
Великолепные описания. Вся эта тема с искрами, туманом (который наконец-то растаял) и осенней прохладой первого летнего дня – атмосфера просто невероятная. Меланхоличная романтика увядания на 10 из 10, остаёмся на линии.
-
Замечательно заданный тон. И легенда, и образ города, и образ умирающей надежды, и то, как воспоминания вырывают отряд из тумана. С одновременной "подачей мяча" игрокам, чтобы они раскрывали момент, как персонажи цепляются за свои же души.
|
-
Жестоко деморализую мастера необходимостью описывать происходящее у скорой с точки зрения ещё и мима
Predator
-
— Да блять, — буркнул под нос. Нахожу забавным, что Микаель – это твой наиболее серьёзный, цельный и качественный отыгрыш в моих играх, по крайней мере в последнее время, и, при этом, он мим.
|
-
Потому можно вот так в наглую пальцами капли с ресниц смахнуть, будучи абсолютно уверенной в собственной неотразимости.
-
А вероятность словить на красивый зад помощников и спасителей - определенно выше. Возможно, даже с вкусным продолжением. Too easy.
|
Чернокожий пацан ничего не ответил, да Рой и сам забыл, что что-то спрашивал. Потому что внизу продолжали происходить стремные вещи. Ничего такого, от чего хочется немедленно навалить в штаны, но ягодицы уже плотно сжаты - организм не проведешь. Инертное сознание еще испуганно мечется, пытаясь утрамбовать поступающую в мозг информацию в привычные рамки, а по спине уже ползут капли холодного пота, и мышцы напряглись, готовясь к драке. Охранник внизу борцовским приемом скинул наркоманку. Далекие от профессионального мордобоя люди часто недооценивают бросковую технику. Обмен ударами всегда выглядит динамичней и зрелищней унылой возни в партере, особенно по телевизору. Они редко задумываются о том, что может сделать с человеком гравитация и вес его собственного тела. Особенно если человек не умеет группироваться. Эта наркоманка внизу, очевидно, не умела. Упала она некрасиво и страшно, и Рою показалось, что он слышит хруст лопнувших позвонков, хотя эту деталь скорее всего дорисовало воображение. Застыв, младший продолжал смотреть. Как ломаными движениями начинают вставать люди в холле. Пол, который перед открытием ТЦ наверняка драила целая армия уборщиц, то тут то там усеян темными пятнами, от которых благодаря безупречной работе противопожарной системы расплываются нежно-розовые разводы. Толстая тетка на скамейке в пароксизме страсти прильнула к шее мужчины, и тот затрясся не то в экстазе, не то в агонии.
Рой заметил, как побелели костяшки на его вцепившихся в перила руках. Король поп-музыки удавился бы от зависти, если б не откинулся в далеком две тыщи девятом. Младший с трудом заставил себя разжать ладони, словно в этих чертовых перилах заключались последние остатки уютного и безопасного мира до пришествия Автобуса. Что-то я перебздел, оценил свое состояние Рой. Так нельзя. Ну ЧП и ЧП, все нормально, надо просто собрать жопу в горсть и валить отсюда подальше. Выбраться из сраного Орегон-плаза, упасть на ближайший автобус... нет уж, нахрен автобусы, взять папашин Бронко и отгородиться от этого места как можно большим расстоянием. Там, за десятки миль, все станет просто и понятно. Просто автобус немножко занесло. Просто какая-то телка переборщила с мефедроном. Просто люди устали и решили немножко полежать на прохладном полу холла. Просто толстуха захотела поцеловать мужа в шею, и все что ему грозит, это чертовски большой засос. Просто какой-то чокнутый мудила на тракторе протаранил вышку сотовой связи, потому что так ему сказал Иисус. В конце концов, это Америка, чего тут хватает, так это чокнутых мудил. Рой, кажется, даже видел одного такого перед торговым центром, с блуждающим взглядом и плакатами о конце света. - Блядь! Он убил ее! Вы видели?? Голос соседа вывел из ступора. Рой моргнул, посмотрел на пацана. - Точняк. Вся эта новомодная наркота до добра не доводит, брат. А чей это спокойный голос? О, это ж его собственный. Младший встряхнулся, потряс ладонями, разгоняя кровь. Зачем то снова достал мобильник, чертыхнулся - рефлексы современного человека - убрал его обратно, вынув взамен мятую пачку Кэмела, пощелкал зажигалкой, спрятав сигарету в кулак от продолжавших моросить противопожарных распылителей. Выдохнул дым с наслаждением - то что нужно. Так, хватит пялиться, надо что-то делать. Умники, которые проектируют все эти магазины, не могли не предусмотреть подобных раскладов, где-то должна быть пожарная лестница или что-то вроде того. Младший огляделся, не увидел сверкающих указателей пути к спасению, слегка приуныл. Слегка. На секундочку. Потом его взгляд уперся в кафе. Бармен! Этот болтливый белый засранец. Он то точно должен знать, что тут почем. Заодно можно оформить пару шотов, время грейпфрутовых фрешей явно прошло.
Рой решительно двинулся назад в кафе. - Хэй, земляк, - обратился он к мужчине за стойкой, который, судя по всему, решил самостоятельно ликвидировать все свои запасы, - плесни мне тоже. И слушай, где тут, типа, пожарная лестница или там, запасной выход? Ну ты понял. Там внизу полная задница, надо сваливать отсюда побыстрей, я считаю.
-
Как всегда смачно :)
-
Толстая тетка на скамейке в пароксизме страсти прильнула к шее мужчины, и тот затрясся не то в экстазе, не то в агонии. Одна эта строчка тянет на добротный плюсец, а в целом пост и вовсе шикарный
-
В конце концов, это Америка, чего тут хватает, так это чокнутых мудил.ссылка
|
-
Вся в белом, красава, грациозная, что твоя Ламборджини. Зачетно сказала :)) Изящная утонченная Триш в чем-то белоснежно-стильном. И брутальная Джей в своем черном прикиде. Мегалол. О даа :))))
-
Они будут офигенно смотреться вместе. Как всегда. Изящная утонченная Триш в чем-то белоснежно-стильном. И брутальная Джей в своем черном прикиде. Действительно
|
-
Всё, слезы утереть и домой обратно к Деду воротиться. Так мол и так, поглядел мир, хватит, теперича с озёра по одному ведру носить буду. Эх, пробирает.
-
Ай жалко его...
-
Всё, слезы утереть и домой обратно к Деду воротиться. Так мол и так, поглядел мир, хватит, теперича с озёра по одному ведру носить буду. Т - Трагедия
|
- ...не пожалел о своём решении, рос? - Донёсся до Ловчего обрывок фразы варяга, когда он приблизился к месту побоища. Говоривший эту фразу вожак варягов упивался своим торжеством, пока разворачивал коня, и насмешливо глядел на того большого парня, которого только что лишил руки одним ударом. Однако его улыбка померкла, когда какое-то движение вдруг отвлекло его. - Что за...
Какой-то звук, похожий на свист небольшого, но очень бысто пролетевшего мимо предмета, заставил варяга повернуть голову. Он увидел своих людей, стоявших подле себя. Большинство из них он нашёл в полной боевой готовности. Семеро воинов, семеро отважных северян, почуявших битву. Они всё кружили вокруг раненого Горыни и его спутников, вольных и невольных. Туда же варяги загнали и волчицу, спутницу волхва, пытавшуюся кого-нибудь загрызть. Но среди тех семерых молодцов двое стояли как-то не так. Нетвёрдо, шатаясь, уронив оружие они с каким-то даже недоумением глядели в свои пустые руки - а потом почти одновременно упали наземь, словно неустойчивый куль с мукой. И только тогда вожак варягов увидел два швырковых ножа, по одному на брата - один торчал в левой глазнице варяга, глубоко засев там по самую рукоять, а второй засел в шее другого, пробив самый крупный кровеносный сосуд.
- Берегись! - Успел выкрикнуть вожак, прежде чем смерть настигла ещё двоих. На первого смерть обрушилась будто бы с небес - то Варвара, вскочив на крышу вдовиного дома, пробежала аккурат по коньку, и спрыгнула на него, свалив наземь. Теперь она стояла аккурат сверху на бездыханном теле варяга, с которого сбила шлем и вонзила нож в висок. Его товарищ бросился на девицу, махнув мечом - но меч рассёк пустоту, а шею воина со свистом обвило какой-то туго скрученной верёвкой, на конце которой блеснул наконечник копья. Как верёвка окрутилась вокруг шеи варяга - Варвара со всей силы рванула её на себя, и глотку варяга разорвало от уха до уха. В воздух так и брызнул тёмно-красный кровавый фонтан, а варяг, хрипя и тщетно пытаясь зажать страшную рану на горле, повалился сверху на тело уже мёртвого друга.
Но врагов было слишком много - за всеми не уследишь. Приземлившись после прыжка, Варвара поймала своё диковинное орудие, и именно в тот миг сзади на неё бросился ещё один воин. Грубая, но сильная рука схватила лиходейку за локоть, а вострый засапожный нож с длинным лезвием и костяной рукоятью стальным жалом вонзился ей в спину. Варвара вскрикнула от боли, да так и обмякла в руках северянина. Тот небрежно отбросил её в сторону, да утёр нож о рукав, глухо ворча что-то там про себя.
- А героев-то всё больше становится! - Не преминул сказать вожак на это. - Вот это я понимаю битва! А то мне уже надоело щипать безвольную, трусливую деревенщину! Может, ещё кто смелый появится? А? А?!
Но тут вдруг налетел ветер. Смел он солому с крыш окрестных домов, потеснил варягов, заставив их отойти на несколько шагов назад, но вся мощь этого порыва сосредоточилась на вожаке. Его лошадь сбило с копыт, и та рухнула наземь всем своим весом, крепко придавливая вскрикнувшего хозяина. Лошадь упала крепко, и должно быть, сломала ногу, потому что вместо того, чтобы подняться, громко ржала и молотила копытами. Следившие за этим крестьяне ахнули - только сейчас, потому как ранее и вздохнуть боялись, следя за разворачивающимся побоищем. А призвавшая тот ветер Василиса появилась с другой стороны - её конь перемахнул забор.
А сразу за этим аханьем пошли шепотки. - Ловчий! - Ловчий идёт! - Смотри, смотри! Ой, Господи, что деется! - И правда Ловчий. - А это произнёс обернувшийся к нему Гордей, и на его лице при этом появилась улыбка. Утерев выступивший на лбу пот, он отошёл вбок, давая Ловчему дорогу. - Ну, ребятишки, теперь-то мы этим свиньям покажем. В деревню действительно вступал сам Изборский Ловчий. Со щитом и топором он встал в один ряд с защитниками Вешенки, прямо напротив лютующих варягов. Узнал даже кузнеца, у которого заказывал себе новый колун. Гордей-то тут успел вот повоевать, судя по крови на его молоте, да по налипшему на боёк клоку варяжьей бороды. Варяги же, ощутив, что преимущество больше не на их стороне, прекратили атаку, даже отступили на несколько шагов, встав на защиту своего вожака, строем напротив защитников Вешенки, и изготовили щиты, мечи и топоры, выжидая контратаку. После Варвары в живых и осталось-то всего трое тех варягов, да вот их вожак, который барахтался где-то под своим конём, придавленный его тушей. Варяги понятия не имели, кто такой Ловчий. Значение этого имени было им недоступно. Но всё же они догадались, что это - особенный человек. И теперь смотрели они в основном на него.
Варяги молчали. Варяги ждали следующего хода своих врагов.
|
-
Пистолет в вытянутой руке, против ожиданий, совсем не придает уверенности
Я, если честно, вообще смутно себе представляю, что может придать ей уверенности в такой ситуации
-
Так и не выключив уже во всю мощь вопящий будильник, Мэл срывается с кровати и, путаясь в скинутом на пол одеяле, босиком в темноте бросается к закрывшейся двери. За этой дверью - спасение. Яркий свет, способный бесследно развеять остатки кошмара. Мамина улыбка, самая чудесная на свете. Ее руки, что вытрут град слез с лица и обнимут так крепко, так нежно, что самая лютая беда съежится и отступит.
|
|
Ортега. Всем. Рывок, прыжок, скольжение - одним махом добавляешь в зачет укрытия, помимо десятка кубометров отравленной атмосферы, немного пластиковых досок, мерзлой ткани, корпус детохранилища, ну, и самого младенца. Жерло разгонного канала пневматического орудия снова послушно утыкается в сторону источника угрозы. Гулкий хлопок вышибает из сметаноподобной пелены, по периметру и ближе к верхним краям, завивающиеся струйки тягучего дыма. Вспышка. Струйки тягучего дыма вьются в воздухе. Аккуратно стукнув тлеющим концом напоминающей стебель спаржи экосигареты о бортик услужливо подставленной крабоподобным дроном-сервантом пепельницы, и сбив невесомый нагар, "ЭйСи", она же сенатор от Ассоциации Трех Первых Городов Мира Тьерра-Бланка в Сенате ДРР, госпожа Изабелла Суарес, пару мгновений изучает тебя немигающим взглядом насыщенно-салатовых зрачков, становящихся еще более яркими на контрасте с обычно серовато-зелеными, но сейчас отчего-то темными почти до черноты радужками подведенных угольными тенями глаз. - Госпожа желает что-нибудь еще? - мурчит баритоном "краб". - Нет. Красный бархат, черное дерево, серебряное литье, мраморная резьба - рядом, погруженный в полумрак и утопленный в роскоши зал, едва подернутое гаснущей зарницей панорамное окно с видом на тлеющие мириадами огоньков у подножия величественных скайскрепперов фавелы, мрачную синеву океана и пыльную серость прерий, витиеватые пассажи приглушенной струнно-смычковой мелодии - вокруг. - Госпожа желает охладить бутылку? - Нет. - Госп... Зажатая меж тонких пальцев сенатора палочка вминается в центр керамической чаши, ломается о ее днище, вдавливается подушечками мертвенно-белых пальцев с аккуратно подпиленными лопатками нефритовых ногтей, и дрон, гуднув подвернувшимися от напряжения манипуляторами, утыкается в столешницу брюшком. Белоснежный корпус овальной машинки идет трещинами, бусинки периметральных визоров гаснут, и женщина одним движением кисти сметает его останки прочь со стола. Никто из дюжины чинно ужинающих гостей полупустого ресторанного зала не оборачивается на звон, ведь зональный шумоподавитель, в совокупности с голографическим велюматором, прекрасно справляются со своими задачами. - А ты не думал, что эта твоя, - делает акцент на этом слове, - Терренс может не одобрить такой поворот? Ловишь себя на мысли, что до сих пор не можешь привыкнуть к новому лицу старой подруги. Оно стало заметно мягче, проще, "ближе к народу", из него ушла та хищная острота, что когда-то так отталкивала и привлекала тебя одновременно. Но это все еще она - та, кому ты можешь не раздумывая доверить не только пару грязных корпоративных секретов, но и свою жизнь. - Мне плевать. Пожимаешь плечами, и возвращаешься к ковырянию серебряной вилкой парного омара, раскинувшегося на фарфоре перед тобой. - Плевать так плевать. Когда собеседница наклоняет голову вперед так, что длинные пряди виридиановой челки, скользнув вниз, практически закрывают собой бледное лицо, тяжелые грозди изумрудных сережек мелодично позвякивают, качнувшись им в такт. - Но мне, Марк, - поджимает малахитовые губы, - мне не плевать. Тонкие шелковые шнурки бретелей шартрезового коктейльного платья предательски соскальзывают с точеных плеч, цепляются за неприметные аугментационные стыки, там, где светлая кожа становится биопластиком цвета топленого молока, когда женщина наклоняется к тебе чуть ближе, чем позволяет бизнес-этикет. Едва уловимые нотки лаймовой цедры в легком флере ее духов приятно щекочут ноздри. В который раз удивляешься, как разительно и, наверное, все же в лучшую сторону твоя первая напарница изменилась за прошедшие годы. - Марк. Оторвавшись от ленивых попыток наколоть верткий маринованный боб аргентинского горошка на вилочный зубчик, обращаешь, наконец, на нее внимание. - Что, госпожа Суарес? - Ты уверен? - Уверен в чем? - Сам знаешь. - Отнюдь. Фыркнув, отворачивается. - Как был дураком… Протыкаешь, таки, горошину, и показываешь ей, заканчивая фразу: - Так и остался, да? - Да. - В стабильности нет ничего плохого, госпожа сенатор. Дурак так дурак. - Марк. - Что? Как еще соблаговолите назвать? - Никак. - упирает локоть в скатерть. - А ты не думал, что я могу переживать? - Вы, госпожа? - Я. Теперь хмыкаешь уже ты. - Что было вечность назад… - То все равно было, - продолжает уже она, переиначив вашу общую присказку про "было - не было". - Пусть так. Но ты же должен понимать, что план - просто чистый навоз. - А то. - И в чем тогда смысл? - Деньги. Власть. Месть, - загибаешь большой, указательный и средний пальцы. Ее рука тянется словно гуттаперчевая, выкручивается хлыстом, и теплая ладонь подхватывают твою кисть. Загибает безымянный палец сама. - Смерть. Мизинец. - И снова смерть. Оставляет тебя сидеть со сжатым кулаком, складывая конечность и возвращая ее в привычный габаритный формат. - Деньги и власть, ага. Не смеши меня, Марк. И не играй с огнем. Сгоришь. - Корпорация, наемники, гильдия, рейдеры, - теперь разгибаешь пальцы. - Союзары… - И союзары. Что может пойти не так, госпожа сенатор? - Марк… - Ты меня сюда притащила только потому, что тебе имя мое нравится? - Нет. - А зачем тогда? - Помочь. Опять хмыкаешь. Улыбается. - Смотри, чтоб "хмыкатель" не разрядился. - На термоядерной тяге, все схвачено. Вытаскивает будто из ниоткуда, как заправский факир, и укладывает на стол небольшой, в фалангу твоего мизинца, на первый взгляд - цельноточеный из похожего на обсидиан материала - цилиндр. Непроизвольно присвистываешь. - Маяк? - Маяк. С оперативниками спорить бесполезно, даже с бывшими, это ты давно понял. Подобрав невесомую и, фактически, бесценную вещицу, покатываешь ее туда-сюда на ладони, чувствуя, как материал приятно пощипывает и щекочет кожу. - И что же будет, если я... Прерывает тебя. - Древняя мидмирская флотилия "сеятелей" тут же выйдет на низкую орбиту, и разбомбит там все в труху. - Ритан-то хоть не явится, с карающим мечом наперевес? - Нет, с ним договориться не получилось. - Иза, я серьезно. - Я помогу. - Как? Чем? - Всем. И хватит об этом. Вщелкиваешь маяк в потайную нишу на внутренней стороне левого запястья и, обхватив хрустальный бокал с местечковым белым и сухим за тонкую ножку, поднимаешь его, чуть наклонив в сторону подруги. - Ну что ж... - За прошлое, Марк. Хрусталь звенит. - За прошлое, Иза.
-
Надеюсь про мидмирскую бомбардировку была шутка.
-
Как точно реплики Ортеги в диалоге соответствуют типажу! =)
-
Персональный флешбек, персональный флешбек! (звуки восторга) И какой!
|
|
-
Моргнул актёр, опустел взглядом: задумался. Что делать? Бабуле-то там совсем плохо. Да и вообще: стрёмно как-то без связи. Будто бы взяли тебя и отрезали от всего окружающего мира. Той самой песчинкой во вселенной, дрейфующей в океане пустоты, сделали. Аж подламывать начало. Ну так, психологически. Замечательный пост. Да и в целом отыгрыш такой – серьёзный, добротный.
|
Эта ночь была первой спокойной ночью за многие недели. Вместе с Посыльным и звери-надсмотрщики убрались прочь, не донимая Ловчего воем, карканьем, ночным шуршанием да скрежетом когтей по дереву. Благословенная тишина, в которой Ловчий при тусклом свете лучины смог прочитать перед сном грамотку покойного гонца. Чтобы раскрыть её, пришлось нарушить целостность сургуча, сломать печать. Адресат этой грамотки был не указан, но послание было ясное.
"Псков пал. Молодой князь, Андрей Возгарьевич, из Изборску не воротился. Вместо него варяги пришли. Быть беде. Готовьтесь."
Андрей Возгарьевич был третьим сыном князя Возгаря, решением Новгородского Вече поставленным на княжение во Пскове. Имя ему сам Возгарь дал, на греческий манер, как и большинству своих сыновей. Ловчему доводилось видеть Андрея на охоте - стелы он пущал ладно, с мастерством, и в седле держался лихо, да только подолгу сидеть на месте не любил, терпением не отличался. Чахлика, к слову, он больше всех изводил, с особым удовольствием, и почти всегда был главным заводилой в этом деле среди братьев. Если других братьев Чахлик сторонился, то Андрея, пожалуй, всерьёз ненавидел, потому что именно Андрей придумал, например, подвесить Чахлика за шиворот на гвозде и оставить так болтаться. А ещё именно Андей подал Возгарю мысль тогда - взять Чахлика с собою на охоту. Будто бы для того, чтобы семья прочней стала, да чтоб уму-разуму отрока немного поучить, чтоб не чах за своими книжками.
Вот оно, то воспоминание, когда Ловчий застал Чахлика с отцом и без Ягини. Ловчий уже в тот момент догадывался, что хорошего из этой идеи не выйдет, но он даже подумать не мог, сколь плохо всё обернётся. Надо сказать, поначалу всё шло не так уж и страшно - Возгарь был не в пример обычному терпелив к отроку, не бранил его за неудачи, показывал как тетиву на лук накладывать, как след звериный различать. Это стало почти игрой для Чахлика, тот оживился, разрумянился, и в тот момент Ловчий даже почти поверил, что из этой затеи что-то выгорит. Но потом пошла первая добыча.
Поначалу обходилось только утками, но с каждой новой тушкой Чахлик всё больше бледнел и тревожился. Вид мёртвой птицы действовал на него очень странно - его очевидно мутило, но тот стоически крепился и не подавал виду. Очевидно, он всё-таки любил отца, и искал возможности сблизиться с ним так же, как другие сыновья. Но всё рухнуло, когда они, при помощи Ловчего, выследили оленя и олениху с детёнышами. Прекрасные звери, величественные, и совсем не замечающие притаившихся людей. Было видно, как Возгарь мечтает повесить эти роскошные, ветвистые рога на стену в специальной комнате княжеского терема, отведённой под одни лишь охотничьи трофеи. А Чахлик с явной дрожью ждал момента, когда живой зверь превратится в мёртвого, и это пугало его настолько сильно, что Ловчий диву давался, как Возгарь может этого не замечать. И в самый решающий момент Чахлик вдруг ударил отца под локоть, и игольчатая стрела, которая должна была до самого сердца зверю достать, пройдя аккурат меж рёбер, ушла намного выше, застряв в колючем кусте. А всё оленье семейство во главе с рогатым самцом встрепенулось, и в считанные секунды ускакало прочь. И вот тогда Возгарь ударил своего сына. Зло ударил, сильно, прямо в его бледное, красивое лицо. Ударил так сильно, что слабые сосуды в носу полопались и извергли целый кровавый водопад, залив алым и лицо, и рубаху отрока. Тот упал, и тут же с криком закрылся руками, увидев, что отец замахнулся вновь - да тот только плюнул брезгливо, и сказал фразу, которая навсегда их разделила. - И вот за такое отродье... За это голубка моя, княгиня Вольга, жизнь свою отдала! И пошёл молча прочь. А Ловчему оставалось только помочь насупившемуся и держащемуся за разбитый нос Чахлику подняться и взгромоздиться на коня, после чего тот так же во весь опор поскакал прочь.
В ту ночь Возгарь крепко приложился к винной чаре. Совсем загонял кравчего от винного погреба и обратно с кувшином. Ловчего встретил только взглядом таким характерным, как будто искал в ответном взгляде Ловчего осуждение. Что, спрашивал этот взгляд, думаешь плохой я отец? Думаешь, несправедлив со щенком? А Ловчий молчал, как и всегда. Наверное, Возгарь искал именно этого осуждения, искал кого-то, кто сможет прямо ему сказать, что тот поступает неправильно и даёт много воли своей запальчивости. Искал... Пожалуй, что и друга. Но Ловчий был Ловчим, и ничем сверх того, худо это или хорошо.
Василиса ничего не знала о той давней истории с Чахликом. Не знала, но во сне своём видела, что деется в голове Ловчего. Но в отличие от Ловчего, который был ограничен только тем, что видел сам, Василиса увидала продолжение этой истории. Она видела отрока, чьё красивое лицо так и было обезображено кровью. Видела его в комнатке своей, затворённой на все замки, чтоб никто не видел, как он плачет от горя и злости на всех вокруг и на себя самого. Но разве замки были когда-нибудь помехой для Ягини? Вон она, уже сидит на подоконнике, хотя только что её не было, а за ним - высота в добрых три сажени с лишком. Отрок как будто почуял чужое присутствие, и скорее начал вытирать глаза и отводить взгляд. - Чего тебе, сестра? - Он очень старался, чтобы его голос был ровным. Даже получалось. - Не насмеяться над тобой пришла, не бойся. - Сказала Ягиня мягко. - Уже знаю, что случилось с тобою. Дай посмотрю, сильно ли. - Не надо. - Всё ещё дичился отрок. - Заживёт. - Заживёт, только можно на всю жизнь с кривым носом остаться. - Улыбнулась Ягиня. - Но как хочешь. Не буду на своём стоять. А ты молодец. Смелый. - Да какой я смелый... Струсил я ведь. Отца рассердил. - Тоскливо отвечал княжич, садясь на постели. - Ты знаешь как оно у меня. Смерти боюсь очень. - Живую тварь пожалел. И поперёк отцовской воли спас. - Уважительно произнесла Яга. - Братья твои все смелы, а вот с отцом не согласиться, прогневить его из них всяк боится пуще огня. В рот ему смотрят, даже если знают, что неправ. Ты вот один решился поперёк. Кроме тебя только Ловчий был такой. За то отец его и уважает. Чахлик смолчал. Но чувствовалось, что ему приятно слышать такую похвалу. А Ягиня слезла с окна, отошла в сторонку, да подозвала брата поближе. - Посмотри лучше, кто тебя отблагодарить пришёл, за то, что детишек оленьих не осиротил.
И тут уж Чахлик поспешил к окну, забыв и про кровь, и про то, что нос распух и посинел, а синяк перетёк и на глаза, делая красивое лицо нелепым и несуразным. И олень правда был там - стоял на жеравьей горе, аккурат на самой границе леса, так, чтобы Чахлик мог его видеть. И едва Чахлик его разглядел, гордый олень преклонил перед ним и голову и встал на одно колено. - Вот. Спасибо тебе говорит. - Ягиня улыбнулась брату, и взяла его за руку. - Ну пойдём уже. Посмотрим твой нос. А с отцом вы помиритесь ещё. Я тебе обещаю. Чахлик доверчиво улыбнулся сестре в ответ, и послушно пошёл с нею к кровати. Он не заметил, как Яга обернулась к окну, как сверкнули звериным огнём её зелёные очи - и как далеко-далеко на жеравьей горе олень испуганно убежал в лес, будто сорвавшись наконец с державшей его на том месте цепи. ----------------------------------------------------------- К утру всё было готово. Ловчий встал засветло, и не спеша собрал вещи, которые могли пригодиться ему в дороге. Как проснулась Василиса - в последний разок они подкрепились на дорожку, и вот уже вышли с крыльца - а оказалось, что у Ловчего снова гость.
Она действительно пришла, и стояла перед ним во плоти. Та девушка, разбойница, которая изводила всю округу лихими налётами на проезжих торгашей. Как и тогда, при последней их встрече - маленькая, худенькая, со злыми глазками, но плавная, гибкая, смертоносная - чем-то напоминала она по повадкам куницу или ласку. Милая по-своему, но опасная, от природы своей умелая убийца. Ловчего упросили изловить таинственного лесного разбойника всё те же торгаши, шедшие этими трактами в Изборск, на рынок. Надо сказать, то была добыча из тех, которые интересно было ловить. Не простой лиходей, а именно что хищник, или даже такой же охотник, как и он сам. Почуял загадочный лиходей за собою хвост, да не схоронился, а стал Ловчего дразнить, в игры играть. Показывать, значит, что может ударить, что может убить, но сам не хочет. Но Ловчий был человек серьёзный, и было ему не до игр, а потому как-то раз он таки перехитрил Лиходея, сыграл на его гордости и склонности озорничать, заманил в хитрый капкан. И тут бы, вроде, отрубить бы лиходею буйну голову - да только лиходей тот оказался девицей, хоть и такой, бойцовой, под мужика рядящейся. Кровью девицы руки марать Ловчему не пристало - пуганул только, что в другорядь не отпустит, наказал в окрестностях его жилья не баловать, не мешать человеку на покой уйти, и отпустил с миром. А та, вишь, о себе напомнила, ножичек оставила. И вот, как и обещала - стоит перед ним во весь свой рост, не таится, не боится, только ножичком в изящных, чуть грязноватых пальцах поигрывает.
Ловчий её имени не знал - не довелось спросить. А вот Василисе куколка подсказала, что эту замарашку дикую Варварой кличут, и с Ловчим она давно знакома, хоть и так, шапочно. Убить друг друга пытались, да разошлись. Сказка да и только.
-
Нравится, что у антагонистов есть своя сюжетная линия, да и в целом работа с интерпретацией сеттинга замечательная.
-
Спасибо тебе за такую качественную проработку сюжета! В такой модуль действительно хочется писать часто.
|
|
-
Уровень проработки – моё уважение. И мира, и модуля. В частности, интересная идея с постоянным превозмоганием сильного физического дискомфорта – не то чтобы что-то принципиально новое, но передано и оформлено замечательно. И стартовый пост как будто обозначает структуру модуля, и по тому, что я вижу, должно выйти прекрасно.
|
Злобно зыркавшие на Василису из чащи звери отступили на шаг, когда Ловчий приблизился к ней, помогая спешиться с утомлённого коня. Хозяйка сама взяла своего верного Нечуя под уздцы, и провела за ворота, которые Ловчий закрыл, нарочно не позволяя себе никакой спешки в этом деле. Коня оставили рядом с кобылой самого Изборского Ловчего, полагая, что животные смогут поделить меж собою и свежезаготовленный мешок с сеном и длинную деревянную поилку, доверху наполненную водою. Позаботившись о животном, Василиса позволила позаботиться уже о ней самой.
Василиса и правда оказалась крёстной дочерью Возгаря Пересветовича - Ловчий понял, что она не врёт по наконечнику стрелы на её шее. Тот принадлежал самому Ловчему, был снят с его стрелы. Наверное, эта стрела убила какого-то хорошего зверя, раз уж Возгарь сделал из неё памятную подвеску. Почему только Возгарь никогда не говорил о крёстной дочери, и никогда её не звал к себе? Почему если и виделся с нею, то Ловчий о том не слыхивал? Может, ответом был этот череп с рогами на палке? Череп - и то, что крестница совсем не носит креста. Что ни говори, а сложной у покойного Возгаря была семейная жизнь, особенно в части дочек, что по крови, что по вере. Рассказала Василиса, что сама она дочь боярская, рано осиротевшая, но крёстным своим не оставленная на произвол судьбы. Рассказала, что зовут её Огнедевою да Провидицей, за то, что судьбы человечьи ведает, будущее предсказывает. Да только будущее то в последнее время больно мутно видится, и ничего хорошего людям не сулит.
Ну а пока Ловчий заваривал для своей неожиданной гостьи чай(напиток заморский из сушёных листьев какого-то чудо-куста, тоже подарок Возгаря, который в свою очередь получил его от какого-то купца, ходившего ранее на ладье из варяг в греки), та подбирала слова, чтобы рассказать Ловчему, что же такое заставило её сорваться с места, и побежать на поиски незнамо кого, несясь вскачь незнамо куда, положившись на одно лишь сердце и его тревожный зов. Наверное, начать стоило с самого-самого начала - с Купальской Ночи, когда умер старый Возгарь.
Тогда пришёл Василисе первый сон наяву, самый яркий, самый страшный. В ночь купальскую, когда распускается на одно мгновение папороть-цвет, был у девиц обычай на судьбу гадать. Спускались они к широкому ручью, и пускали по бегущей водичке венки с лампадками. Чей дольше всех проплывёт, не прибьётся к берегу да не зацепится за порожки, той девице обязательно счастье улыбнётся, и совсем скоро такая счастливица суженого своего сыщет. Василиса про суженого и не думала никогда, и замуж, в отличие от подружек не торопилась, да уговорили подруги тоже венок пустить. Да и что уж душой кривить - хочется замуж или нет, а интересно ведь, что венок покажет. Хоть и Провидица, а собственная судьба от её внутреннего взора так и осталась сокрытой. Сплела она венок из полевых цветов, как научили, опустила его на воду - и тот сразу же пошёл ко дну, к испугу всех девушек. Василиса уж хотела было сказать, что глупости то всё, и что замуж ей всё равно не хотелось - а задержался взгляд. Смотрела она, как тонет венок, уходит в тёмный омут. В воде текучей отражалось смутно её лицо, и аккурат под её отражением виднелись очертания тонущего венка. Будто бы река ей сама тот венок на голову одела. А потом отражение Василисиного лица стало настоящим лицом. Страшным лицом утопленницы, с кожей, что белей извёстки, обрамлённым волнующимися под водой тёмными волосами. Василиса смотрела ей прямо в глаза, мутные и подслеповатые, как у дохлой рыбины, а утопленница улыбалась Василисе страшной белозубой улыбочкой, играющей на посиневших губах. Утопленница с венком на челе поднялась - одно только лицо всплыло над поверхностью ручья, облепленное чёрными волосами. Раскрылся рот, и хлынула из него наружу прозрачная вода, издавая жуткое бульканье, в котором едва-едва различались слова. - Свершилось... Проклятие... Старого Возгаря... Всем нам... Проклятие... И утопленница залилась жутким, булькающим хохотом, от которого Василиса не сдержала истошного крика. А закричав - поняла, что не стоит она на берегу ручья, а лежит в своей постели, вся в жару и испарине, и сама не ведает, как тут очутилась.
Она потом спросила у девок, что на том ручье случилось. Те сказали, что как венок потонул, так Василиса сбелела вся лицом, и как сама не своя отправилась к дому. Ещё подумали, глупые, эвон как боярская дочурка расстроилась, что плохое ей гадание вышло на суженого.
С тех пор потеряла Василиса покой. Сны и видения преследовали её, сны о разрухе, о вечном сумраке, о выморочных деревнях и пирующем на местах побоищ воронье, о больших кострах в Изборске, в пламени которых чернеют человечьи кости, и, конечно, об Изборском Ловчем. Лицо человека, которого Василиса никогда не видела, преследовало её во всех видениях, и этого человека искала Тьма, к нему подбиралась наощупь, всё ближе и ближе. Сначала Василиса думала, что Тьма хочет пожрать этого человека, уничтожить его, что Тьма видит в нём угрозу, но чем дальше, тем отчётливее Василиса понимала, что всё куда как сложнее. Тьма призывает Ловчего себе на служение, и будет весьма настойчива в своём желании - отказа она не примет, а отвертеться не получится. Ловчему предстоит что-то сделать. Василиса и сама не могла толком понять, что именно, но это точно приведёт к ужасным последствиям. У Василисы, благодаря её дару, хотя бы был шанс распознать замысел Тьмы вовремя, и помешать ему. Ловчего же Тьма будет использовать втёмную до последнего, и тот и сам даже не поймёт, как подведёт целый мир к краю гибели. Вот зачем нужна Василиса - чтобы вовремя разглядеть, вовремя указать Ловчему, остановить его у края пропасти, к которой ведёт его Тьма, и успеть отвести от неё.
Василиса рассказывала о своих снах. Рассказывала о Вестнике Тьмы, которого едва смогла обогнать. О том, как человек без лица и имени скачет через тёмные леса по душу Ловчего, чтобы призвать того на служение. Он уже так близко, что Василиса отчётливо слышит стук копыт его лошади, даже когда закрывает уши. Но сейчас, рядом с Ловчим, Василиса чувствовала, что она на своём месте, там, где её нужно быть, и эта мысль успокаивала её, снимала тревогу. Наверное, потому и случилось так, что разморённая горячим напитком Василиса в конце концов задремала прямо там, где сидела.
За окном тем временем уже темнело. Звери всё ещё были там - ходили кругами у его забора, заглядывали под ворота. Множество птичьих коготков скребли по крыше, навязчиво и раздражающе. Волки выли, перекликаясь друг с другом - вой звучал совсем близко, а отзывались на него очень далеко и со всех сторон. Как будто сигналы. Ловчий уже приучился засыпать даже с таким вот жутким хором под окном, но едва он собрался это сделать - как наконец услышал стук копыт, о котором твердила Василиса.
Она тоже проснулась. Услышала. Теперь это был не сон, не наваждение, не видение. Вестник Тьмы добрался до Ловчего, и неспешно приближался к воротам, сбрасывая с плеча суму. Звери-наблюдатели приветствовали его молчанием и разбегались с его пути, прячась в чаще. Черные вороны, облепившие конёк крыши и забор, выжидательно глядели на то, как его конь неспешным шагом приближается к воротам. Всадник на его спине - Ловчий видел из окна только смутную фигуру - поднёс руку к лицу, и повисшую тишину плетью разрубил лихой молодецкий свист. - Ловчий! - Зычный голос как будто не в состоянии были приглушить даже стены. - Выходи! Весточка тебе от нового князя! Сегодня дома ночевать не доведётся!
-
Ух! Вот оно!)
-
Первое видение – жуть неимоверная, очень наглядная. Да и в целом проработка деталей из поста в пост радует постоянно.
-
Психоделический замут с венком хорош
|
|
-
- О боже, мисс! Что с вами такое? Вы в порядке? Кто-то же должен
-
Хороший отыгрышь, без метагейма. Так держать!
|
- Вот говно, - подытожил свои наблюдения Рой. Что-то на празднике явно пошло не по сценарию. Вряд ли водила этого автобуса так спешил прошвырнуться по бутикам, что решил протаранить вход. Младший оторопело перевел взгляд с разгрома внизу на мобильник в своей руке и непонимающе посмотрел на экран. Когда это он успел достать сотовый? Похоже, эта херня прошита в мозгу обитателя мегаполиса уже на уровне инстинктов. Что он собирался сделать? Спросить у всезнающего гугла, что за хрень тут происходит? Словно новости в интернете рождаются сами собой мгновенно после любого события. Или может, он хотел поснимать творящий внизу бардак на камеру, как уже поступила куча кретинов? Или срочно набрать три известных любому американцу волшебных цифры? И то, и другое, и третье было одинаково глупо.
Рой хотел уже убрать сотовый обратно, как вдруг заметил кое-что действительно пугающее. Перечеркнутый значок, сигнализирующий об отсутствии сигнала. Ни торчащий из дверей автобус, ни дрыгающаяся девчонка на полу не вызвали у младшего каких-то эмоций, кроме раздражения от испорченного дня и, возможно, легкого недоумения. А вот то, что на фоне всех этих неприятных происшествий пропала сотовая связь... Рой почувствовал, как по плечам вскарабкались мурашки, а между лопаток скользнула холодная капля. Его накрыло тревожным предчувствием чего-то по-настоящему страшного. Такое чувство, наверное, испытывает таракан, когда над ним появляется тень занесенного ботинка.
Да, вероятно это просто совпадение. Конечно же, просто совпадение. Но что-то внутри, за периметром рационального мышления, что-то примитивно-животное, уже съежилось от ужаса в ожидании нашествия инопланетян, или внезапного десанта русских, или еще какого-нибудь дерьма из телешоу восьмидесятых.
Рой дернул плечом, встряхнул головой, словно приходя в себя после нокдауна. Тук-тук, мистер Донован, что будем делать дальше? Первая мысль - надо срочно отсюда валить. Вторая, третья и четвертая оказались полностью солидарны с первой. Где-то в громадине молла должны быть пожарные выходы. Только вот без карты тут можно блуждать годами. Рой смутно помнил что-то из телероликов, о действиях при теракте или катастрофе, однако все сводилось к тому, чтобы не паниковать и дружно сваливать по заранее разработанному администрацией заведения плану эвакуации. Вроде где-то должны быть развешаны таблички, указывающие на запасные выходы. Прикинув варианты, Рой пришел к выводу, что сейчас охрана центра будет пытаться организовать паникующую толпу и с минимальными потерями вывести их из заблокированного сумермаркета. Можно постараться успеть вырваться вперед всех, если прямо сейчас стартануть вниз, но... Рой оглянулся - девчонка все еще держала телефон в руке, и новости, судя по ее лицу, были неутешительными. Младший замешкался, затем рациональный городской житель преобладал над суеверным пугливым дикарем. Произошла какая то стремная херня, но власти уже в курсе, и сюда со всей округи уже летят, завывая, все возможные службы спасения. Разве может быть иначе?
- Во жесть, ага? - сказал младший черному пацану, подошедшему к перилам следом за ним, а затем вернулся в кафе. - Там какой-то псих въехал в холл прямо на автобусе, - громко объявил Рой, показывая большим пальцем за плечо, затем обратился к блондинке, - Вечеринка, я думаю, отменяется. Лучше поискать другой бар. Идешь?
-
Вечеринка, я думаю, отменяется. Лучше поискать другой бар. Идешь? Годно, особенно момент со связью красиво обыгран, прям пробирает.
-
Крутой постик. :-) Вряд ли водила этого автобуса так спешил прошвырнуться по бутикам, что решил протаранить вход. :DDD
|
Возле речки было по-прежнему сонно и прохладно. Только здесь Василиса и находила нынче покой. Тихое журчание воды отгоняло крики, что раздавались в голове без спросу. Приятный полумрак затмевал мерзкие картины. А устремившиеся вниз, к небольшому водопаду, воды разгоняли тяжелые мысли. Вот уже несколько дней не могла Василиса спать. Только не речном берегу, под охраной лесных духов, получалось ненадолго восстановить силы. Ее преследовали не только зловещие предчувствия, жуткие образы и звуки, но и лицо. Это лицо она замечала прежде всех своих видений, да только не знала, жив ли тот человек, а если жив, то как добраться до него и главное – зачем. Василиса сопротивлялась, не желала позволить видениям захватить ее полностью, не хотела видеть больше прежнего, вот и образ неизвестного отгоняла, как могла. До поры, до времени.
Убаюканная журчанием речки, Василиса уснула у воды. Надолго ли сон ее сморил, она не знала, а проснулась окончательно, только когда прохладный лесной ветерок сменился вдруг теплым смрадным духом. Едва разлепив веки, Провидица взглянула в чистое летнее небо, но то затянула мгла. Черные ветви деревьев тянулись вверх. Обгорелые, мертвые птицы так и застыли на еще дымящихся ветках. Липкой и теплой стала вода в быстроходной речке, тяжко тянулась она вниз, багровая, пахнущая кровью и смертью. Трупы животных и людей издевательски медленно проплывали мимо. Выжженная земля подбиралась к зеленому пяточку, на котором сидела очнувшаяся ото сна Василиса. Смрад и тлен, смерть и кровь, отчаяние и горе, а посреди вновь его лицо. Закрыла Провидица глаза, зажмурилась, а когда вновь открыла их, то не заметила уже ни чистой речки, ни зеленого луга, видела лишь дорогу и чувствовала дыхание смерти совсем неподалеку, как и грохот копыт, что не давал ей уснуть, сводил с ума дни и ночи напролет, пока она до Ловчего добиралась.
Во тьме и на свету Нечуй нёс ее сквозь леса да поля, подальше от городов и сёл, лишь бы драгоценные часы, на которые он обгоняла Тьму, не превратились в секунды. Лишь бы не потерять из виду лицо, которое прежде она так хотела забыть. С ней была мать-земля, упруго пружинила та под копытами Нечуя и тот скакал быстрее. С ней был брат-ветер, сестра-луна и батюшка-солнце. Василиса не боялась, знала, что успевает. Вот только бы сотни диких звериных глаз не смотрели на нее так злобно, не следили за каждым ее шагом. Потому последние сутки Огнедева держала посох в руке и глаз не сомкнула ни на минуту. Лишь раз полыхнуло пламя, почти в полудне пути от дома Ловчего, когда сова лесная, чужой рукой движимая, вздумала помешать измученной девушке. С тех пор не приближались к ней звери, лишь следили злобно. Но и ветер отстал, труднее Нечую пришлось.
А оробела Василиса всего-то в двух шагах от жилища Ловчего. Вдруг не того искала. Вдруг нет его в живых, не успела. Или хитрая Тьма раньше добралась. Словно чуя ее страх, звери да птицы подобрались ближе, но тут… Василиса смотрела пристально, хотя сомнений не оставалось – существует тот человек, не видение это, не прихоть. Впервые тихо стало в ее голове, выдохнуть удалось, а в коленях прекратилась дрожь погони. Василиса степенно из седла выбралась и пошла медленно к Ловчему, осторожно ступая, словно под любым ее шагом земля могла провалиться. Дернулся было в ее сторону серый волк на опушке, но Василиса повернулась к нему всем телом и усмехнулась, гордо вскинув голову. Успела я, мол. Так и передай своему хозяину.
- Не знаю, кто ты, мил человек, но несколько дней и ночей я спешила сюда, чтобы опередить вестника тьмы. К тебе он едет, по душу твою, - подбирать слова приходилось с трудом. Провидица не вела бесед ни с кем, с тех пор, как старая нянька померла, а для Ловчего и вовсе слов не приготовила, не верила, что тот существует. - Василиса я, Провидицей кличут, - и спохватившись, отвесила приветственный поклон, почувствовав тут же, как качнулась вместе с ней земля. Ничего. Нечуй вон не меньше её ослаб.
-
Провидица не вела бесед ни с кем, с тех пор, как старая нянька померла, а для Ловчего и вовсе слов не приготовила, не верила, что тот существует.
-
+ Тяжелая жизнь Провидицы. "А ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах". (с)
|
Триш кивнула в ответ уходящему Рою. Классически пробежалась еще разок, затем еще и еще, по окружающим. Зафиксировать реакцию. Бармен, вон, спокоен, как удав. Или делает вид. Ориентироваться на сотрудников локации двояко - с одной стороны они знают больше, тем более, по части запланированных реалити-шоу и прочего, с другой - им также выдают инструкции сохранять непоколебимость, дабы не сеять панику среди клиентов. Вот и поди пойми.
А Джей... На удивление именно Джей дала о себе знать первой. Хотя... и вправду складывалось впечатление, что случайно. Триш уже было пригорюнилась в понимании, что подробностей о происходящем может и не узнать, как подруга все же подала голос.
– Ыыыгхх – Судорожный вздох через сдавленную спазмом гортань. - Триш, ты где! - закричала, прорвался голос. – А? Что мобильная связь? - миг непонимания. – А! ТРИШ, ТЫ ГДЕ?!?!
Эти ужасные звуки. Скажи, что это - шоу. Пусть даже тупое шоу. Не сказала. Голос подруги, да что там голос, содержание заставило похолодеть все внутри. Дезориентированной Джей просто так не бывает. Бледнеющая Триш вернула телефон обратно и пробормотала, пытаясь сделать это как можно более внятно: – Т-тут... в кафе. Третий.. нет, второй... блять... короче, этаж. - напрочь забыла этаж... но подруги в курсе, договаривались же. И голос, какой-то вообще не свой. Низкий. А дальше почти по слогам: – Что происходит? - тупая формулировка. Но лучше не придумалось. Тот самый момент натянутого, как струна ожидания. В преддверии плохих новостей. Девушка сжала смартфон, будто в нем теперь - вся ее участь. Дура! Нет, сука! Конечная эгоистичная сука! – Джей, ты в порядке? - выпалила нервно. Вот с чего нужно было начинать. Точнее, звонит - значит, в порядке. Фух. А остальные? Встать и вслед за Роем отправиться посмотреть... духу не хватает.
– Я? Какой там хер, в порядке, тут полное дерьмище! Не спускайся, я приду! Окей, ладно, я в порядке, я просто в ахуе! Обдолбанный уёбок на бусе въехал в толпу у входа просто перед моим блять носом, сука, разъебись ты блядским проебом, утырок недоношенный. Окей, Триш, я уже почти норм, и, прости, что начала с какой-то херни! Триш, детка, забудь всё это! С днем рожденья, сучечка! тебя тут ждет подарок, но сначала мы как сдле... кляксде... тьфубля! как следует выпьем, я уже заикаюсь, выпьем, выпьем!
Мда... похоже, выпить действительно придется. И сразу. И много. А лучше и вовсе убраться отсюда и выпить уже где-то подальше от инцидента... А то как? Мысли прут, как слоны, давят своим весом... сколько жертв? Погибших? Что будет дальше? В общем, какой нафиг праздник? Любой, причем. Только для психопата - счастье. И то не для всякого.
И только огонек в потьмах - неунывающая Джей. Подруга, я тебя просто обожаю. На слове "сучечка" губы сами разъехались в широкой глупой улыбке. Счастливой улыбке. Сколько бы люди ни спорили о фантиках, но и мат можно подать так, что будет в разы слаще высокопарных фраз. Искренность, вот что самое ценное для сердца. И кому, как не воображале, вроде Триш, это знать?
Вернувшись в реальность, блондинка бросила угрюмый взгляд в сторону Роя, которого в теории должно быть видно за стеклом. Мужчине, по идее, сейчас видно все... О нет... Не остальные ли подруги попали в список жертв? Вдруг опаздывают именно по этой причине?
– Дж... Джей... а наших там... нет? - судорожно выдавила Триш. - Не придавило? - пыталась подбирать она слова.
|
То не хищный зверь рыщет по лесу То не ворон летит, всех ночей черней Скачет то сам посыльный княжеский Скачет он да на вороном коне Едет тропкою он да не прямоезжею Едет тропкою он да окольною Сквозь дремучий тёмный Изборский лес
Нет лица у него, нет и имени Только конь вороной да сума на плече Не боится Посыльный ни зверя голодного Не боится Посыльный ни чудища лесного Всякий зверь лесной слышит стук копыт Да с дороги посыльного в лес бежит В чаще тёмной от Посыльного хоронится Да сверкает в ночи взглядом боязным
А откуда Посыльный выехал? Скачет он из Изборска из города Скачет день, скачет ночь без передыху Везёт в суме от князя послание А куда тот Посыльный да держит путь? Держит путь да за деревню за Вешенку В тёмный лес в стороне от больших дорог Едет прямо к Изборскому Ловчему
Чтоб призвать его да на служение На служение князю Чахлику К чёрной тьме да ко злу на служение ------------------------------------------------------- О том, что после смерти князя Возгаря Пересветовича, начало происходить что-то странное и страшное, Ловчий догадывался уже в первые дни. Но о том, что ему доведётся попасть в самый центр этого раскручивающегося водоворота, он стал догадываться только в последние несколько дней, когда сам лес начал вести себя странно. Но обо всём по порядку.
Мрачные предчувствия начались ещё тогда, когда о смерти Возгаря заговорили на ярмарке в Вешенках - большой деревне на окраинах Изборского княжества, куда Ловчий ходил менять добытую пушнину на хлеб, овощи и всякие нужные по хозяйству вещи. Поначалу люди боялись только "усобицы" - не одному Ловчему были известны нравы сыновей Возгаря. Это были люди честолюбивые, и каждый из них считал себя достойным владеть землями своего отца. Но Ловчий усобицы не боялся - несмотря на честолюбивость, братья были не таковы, чтобы вцепиться друг другу в глотки. Скорее всего, дело решит старшинство. Но недели шли, сменяясь месяцами, а о сыновьях князя, прибывших на похороны, всё ещё не было вестей. Это множило тревожные слухи, один неправдоподобнее другого.
Когда Ловчий снова пришёл в Вешенку, вроде бы как раз на Илью Пророка(в этот раз понадобилось отковать новое топорище для колуна), через деревню как раз проходила какая-то чумазая, оборванная бродяжка. Такое порой случалось - когда нищие ходят по дворам, когда бродячие музыканты с гуслями да гудком, когда монахи, несущие слово Христа, к такому все были привычны. Вот и на бедную бродяжку никто не обращал особенного внимания - некоторые сторонились, некоторые оглядывались, иные подзывали, делились едой. Бродяжка ничего не просила, но от помощи тоже не отказывалась. Не видя толком дарителя брала в руки хлеба кусок, кивала кротко, и будто в полусне продолжала идти дальше, по маленьким кусочкам отрывая от буханки и отправляя в рот. В дома её только не пускали, будто боялись чего. Ловчий тоже поддался порыву, захотел что-то дать бедной женщине, которую какая-то беда обрекла скитаться по свету - но едва встретились они взглядами, как бродяжка изменилась в лице. Отстранённое лицо и рассеянный взгляд превратились в гримасу искреннего ужаса. Она закричала, срывая голос, упала на пыльную дорогу, забилась в судорогах. Большинство людей от неё шарахнулось, но местный поп, один из всех, кинулся к ней, пытаясь успокоить, а на Ловчего рукой замахал, иди мол, куда шёл. Только потом Ловчий понял, что узнал её. Белёна, внучка богатого изборского боярина, верного сподвижника Возгаря. Один из сыновей князя даже звал её замуж, а та всё игралась с ним в обычные эти женские игры, где и "да" - не "да", и "нет" - не "нет". В той легкомысленной красавице почти невозможно было узнать эту несчастную сумасшедшую, обречённую погибнуть где-нибудь на одной из множества дорог.
В Вешенку Ловчий с тех пор больше не ходил. Но дурные знамения никуда не делись. На бабье лето Ловчему довелось привычно обходить капканы, и когда он уже возвращался, из лесу вдруг показался всадник. Показался - и молча остановился напротив Ловчего, скрытый полутьмой, сгустившейся под густыми древесными кронами. Ловчий позвал его один раз, но всадник и не шелохнулся. Ловчий позвал снова, уже громче, но всадник снова промолчал. И тогда Ловчий догадался подозвать коня. Уставшая, напуганная лошадь, загнанная настолько, что от её тела клубился пар, а под седлом было скользко от выступившей белой пены, сделала несколько робких, осторожных шагов навстречу Ловчему. Всадник медленно показался из лесного сумрака, выйдя на небольшую полоску света, и тогда Ловчий наконец увидел - у Всадника не было головы. Мёртвое и обезглавленное тело тело навалилось на шею лошади, шерсть на которой ссохлась от изобилия пролившейся на неё крови, а в спине мертвеца вдобавок торчало шесть стрел. Как этот несчастный лишился своей головы, и как он при этом не выпал из седла - осталось загадкой. Ранен был и сам конь - две стрелы впились в его круп, и рана уже начала гноиться, и наверное из-за них лошадь неслась во весь опор, пока не выбилась из сил. В суме у человека нашлась небольшая трубка, а в ней лежала свёрнутая в рулон берестяная грамотка. Пустая, но связанная тесьмой и скреплённая сургучной печатью с оттиском. Знак, принадлежащий князю Псковскому. Стало быть, гонец княжий, которого перехватили в дороге. Вытащив одну из стрел из спины покойника, Ловчий оглядел её. Древесина, характерное оперение и форма наконечника указывали на то, что стрелы были не чьи-нибудь, а варяжские. Ловчий догадался, что те, кто убил гонца, всё ещё могут идти по его следу. Какое решение он при этом принял, что сделал с телом, с конём да с грамоткой - известно ему одному.
Тревожные слухи, таинственные встречи, дурные знамения - от всего этого у Ловчего было убежище. Его дом. Его крепость. Терем, дарованный Возгарём. Ловчий помнил, как старый Возгарь вдруг позвал его, но не как обычно - не сказал, что на охоту, не сказал брать с собой соколов и гончих, не сказал собирать загонщиков. Просто подвёл к нему коня, да сказал: Садись мол, поехали. Они ехали только вдвоём, даже охрана князя следовала на некотором от них удалении. Ехать пришлось долго, но в конце концов они оказались на этом самом месте, где достраивался этот самый терем. - Это чтоб ты, Ловчий, не сказывал, будто князь Возгарь слово своё не держит. - С улыбкой произносил Возгарь, не без удовольствия наблюдая за тем, как впервые на лице Ловчего отражается искреннее удивление. - Давно ты просился вольную тебе дать, да я всё говорил; обожди. Вот за тем и говорил, что надо было терем тебе достроить. С одною же сумой, с которой и пришёл на службу княжью, и с нею же тебя отпускать? Это, брат, не дело. Добродушно улыбаясь в седую, аккуратно причёсанную бороду, Возгарь с лукавой искринкой в глубоко посаженных карих глазах взирал на Ловчего. - Это будет тебе последний мой княжеский подарок, старый друг. Бери, владей, живи как знаешь. Да позвать не забудь, когда в хозяйский дом молодую невесту приведёшь. - От улыбки на лице князя стали чётче видны морщинки, особенно в уголках прищуренных глаз. - Ты не скалься, не отмахивайся, а задумайся. Тебе сорок лет без малого, а всё без жены да без детей. А ежели помрёшь, кому тогда всё достанется? Смотри мне, чтоб оженился в ближайшее время. Это тебе моё княжеское наставление.
Ловчий прожил тут почти что пять лет, и эти пять лет были лучшими в его жизни. "Княжескому наставлению" следовать он не спешил, но Возгарь и так знал, что Ловчий упрямый, что твой баран, и всегда жить будет своим умом. А теперь Возгарь был мёртв, и весь терем напоминал Ловчему о старом друге. Он жил будто бы внутри огромного надгробия. Ночами Ловчий подолгу не мог заснуть, и слушал, как поскрипывает начавший стареть дом, как шумят за окнами деревья, да как потрескивают в печи брёвна. А потом Ловчий совсем лишился покоя в этих стенах. Лес смотрел на него тысячью глаз, смотрел не мигая и не отводя взгляд ни на минуту. Каждый раз, как Ловчий выходил из дому, он замечал, как кто-то рысью убегает в заросли. Обходя капканы, он слышал, как звери ходят за ним по пятам, как птицы перелетают следом с ветки на ветку, чувствовал спиной множество вперившихся в него взглядов. Каждый раз, когда колол дрова, слышал нестройный грай кружащих над ним ворон. Потом звери перестали даже таиться. Выйдешь за забор - а у самых деревьев сидит то волк, то лиса, то ещё кто-нибудь. Сидит - и смотрит, не отводя взгляда. Шикнешь - не пугаются. Махнёшь рукой - прижмут уши. Лук поднимешь - шарахнутся, выгнут спину дугой, зарычат утробно, готовясь удрать, но всё ждут. А если и спугнёшь одного - повернёшься, а другой уже смотрит из лесу, наблюдает и ждёт. Ночью и того хуже - только выгляни в окно, и заметишь мерцающие в ночи точки, отражённый хищными глазами свет. Засыпая, Ловчий слышит, как волки воют у самых его ворот, как что-то шуршит во дворе, как скребётся по стенам и дверям. А вороны - их всё больше и больше с каждым днём. Уже не только каркают на ветвях да кружат в небе - рядами сидят на заборе да на коньке крыши, нахохлившись и наблюдая за Ловчим, будто не Ловчий это, а павшая корова, которой воронья стая готовится вдоволь попировать. Собственный дом стал для Ловчего тюрьмой.
Ловчий понимал, что ему остаётся только ждать, когда станет ясно, к чему всё это в итоге ведёт. Он понимал, что всё это не просто так, что-то должно случиться. Кто-то должен наконец выйти из этого леса по его душу. Иногда хотелось, чтобы это произошло быстрее, и закончились эти мучения ожиданием и неизвестностью. Но кого или чего бы Ловчий не ждал - не это пришло к нему первым. Ловчий как раз смазывал петли в двери в ставнях, которые слишком уж скрипели на ветру по ночам, когда услышал цокот копыт. Обернулся, и увидел то, чего никак увидеть не ждал. Верхом на звучно и злобно фыркающем гнедом жеребце к дому Ловчего приближалась юная девица, красоты поистине сказочной. Выглядела она необычайно-ярко. Среди осенней желтизны окружающего леса и серости неба она была стремительным ярко-красно-белым пятном - снизу платье ярко-алое, чуть прикрытое тёмно-синей накидкой, а сверху личико белое, обрамлённое светлыми волосами, что лихо развевались на встречном ветру. Не доезжая до ворот девица потянула вожжи, и её гнедой скакун нехотя затормозил, взрыхляя копытами землю, зафыркал и замотал головой, чуть подпрыгивая от желания вновь резво пуститься вскачь.
То была Василиса Провидица, прозванная Огнедевою. Долго добиралась она сюда, куда бы ей при ином случае и в голову не пришло бы отправиться. Но уж больно навязчивы были сны, которые порою и днём её настигали. Сны о кровавом сумраке, что надвигается на Русь, и что зарождается этот сумрак на самых окраинах Руси, за неприступными стенами Изборска. Стенами, которые не смогли никого защитить, потому что ворота открыли изнутри. Лицо этого человека, Изборского Ловчего, Василиса видела в своих снах чаще всего. Множество линий судьбы сошлись на этом человеке, тяжкое бремя пало на его плечи, и всё, что случится дальше, теперь зависит от него. Будущее всей Руси теперь зависит от него.
Ловчий был одним из тех немногих, чью судьбу прочитать даже Василисе было не под силу. Ещё одним таким человеком была она сама, и эта установившаяся связь между нею и человеком из её снов и привела её сюда, на эту одинокую небольшую полянку, где вдали от чужих глаз для Ловчего выстроили этот дом. Но зачем она сюда ехала? Зачем не щадила беднягу-Нечуя? Сама ведь даже не знала.
Предупредить его? А о чём? Грозит ли ему какая-то опасность? Этого Василиса сказать не могла. Но Василиса знала, что сюда едет ещё один человек. Таинственный человек, по пятам которого следует Тьма, зародившаяся в Изборске, и медленно наползающая на Русь. Дробный цокот копыт его вороного жеребца до сих пор стучит в голове Василисы, всё громче, всё ближе. Этот стук и подгонял Василису, этого человека она надеялась опередить. У этого человека очень быстрый конь. Может, побыстрее, чем Нечуй. Но даже быстрейший из коней не поможет убежать от этой Тьмы, как бы кому того ни хотелось. Тьма следует за тем человеком - Посыльным - так же, как следует за всеми нами наша тень. Этот человек - вестник тьмы, и тьма хочет призвать Изборского Ловчего. От призыва не уйти, но и вот так просто позволить Тьме прибрать Ловчего нельзя. Ловчий - всё равно обычный человек, без дара заглядывать в будущее и понимать знаки судьбы. Он даже не осознаёт, насколько сильно он важен, не осознаёт, что от него зависит всё. Для него это будет просто ещё одна работа. Вот что нужно Василисе - открыть Ловчему глаза. Он не должен действовать так вслепую. За этим нужна Василиса. За этим пришла она сюда. Если уж не открыть ему глаза, то хотя бы присмотреть за ним. Направить. Вот её цель, от которой тоже зависит всё.
Что Василиса скажет ему? Скажет ли вообще? Сейчас, или когда будет нужное время? Василиса огляделась, и вдруг поняла ещё кое-что. Не она одна наблюдает за Ловчим. Ещё когда она подъезжала сюда, она чувствовала тяжесть множества взглядов, которые сосредоточены на одной точке. Точкой этой и был Ловчий. Лес смотрел на него тысячей глаз. На крыше его дома и на заборе было черным черно от ворон. У границы леса сидело с десяток волков и лисиц. Их глазами за Ловчим наблюдали, и кто бы ни наблюдал - им не нравилось, что Василиса здесь. Вороны злобно каркали, нахохлившись и распушив перья. Волки утробно рычали, переминаясь передними лапами. Лисы припали к земле, тихонько повизгивая и сверкая глазами. Над головой, яростно крича, кружил ястреб. А вестник тьмы был всё ближе и ближе.
А Ловчий вышел к Провидице из-за ворот. И стало намного спокойнее. С нею не случится ничего. По крайней мере до прибытия вестника Тьмы всё будет хорошо.
-
Потрясающе!
-
Да, старт монументальный конечно. Просто шикарно, потрясающий пост!
-
+ Старт. Теперь дожить бы до финиша.
-
Только потом Ловчий понял, что узнал её. Белёна, внучка богатого изборского боярина, верного сподвижника Возгаря. Один из сыновей князя даже звал её замуж, а та всё игралась с ним в обычные эти женские игры, где и "да" - не "да", и "нет" - не "нет". В той легкомысленной красавице почти невозможно было узнать эту несчастную сумасшедшую, обречённую погибнуть где-нибудь на одной из множества дорог. В принципе, начало интригует не меньше, чем гроб в цепях)))
|
-
Старый как мир принцип - если твой персонаж может выносить танки, то танки и будут против тебя.
-
Однако горяча встречающая сторона!
-
Очень годная сцена. Запредельная кинематографичность и внезапный накал.
|
Захлопнув дверь, Амелия резким движением тянет ремень безопасности, предполагая, что поведет Фокс в своей обычной манере, - и неожиданно с удивлением обнаруживает, что агент вроде бы даже не особо спешит...
Девушка теряется на мгновение, когда он вдруг сообщает о странности проявлений ее стрейда. Значит, есть сомнения в достоверности видений внедрения?.. Мэл тревожно оборачивается к Эйдану, испугавшись, что он все-таки не захочет проверять. Но опасения быстро рассеиваются, уступая место неловкости из-за упущения очевидных деталей. Спохватившись, Мелли выпаливает адрес, который хорошо запомнила днем. Добавив даже цвет дома и номер этажа.
Однако и после этого Фокс не срывается с места, а необычно плавно начинает движение. Осознавая, что торопить даже его на такой сложной дороге никак нельзя, Мэл сидит как на иголках, сквозь мелькающие по залепленному мокрым снегом стеклу дворники невидяще гипнотизируя капот "кадиллака".
Меньше всего она ожидала, что речь в таких обстоятельствах зайдет о ней. Слова Эйдана вновь подкрепляют прежние сомнения в том, что Амелия способна хорошо справиться с этой работой. И раз уж он завел такой разговор прямо сейчас - это, вероятно, действительно важно. Выходит, с ней что-то не так?.. Мэл смотрит на скомканный в ладони платок с пятнами крови. Даже среди отмеченных стрейдом она... не такая, как надо? Как бы попроще можно было это узнать?.. Наверное, простого пути нет, если даже Эйдан не может найти некоторые ответы.
Когда Фокс внезапно тянется к радио, Мелли поражается, что он вообще вспомнил о музыке в такой момент. Хотя для него-то, пожалуй, ситуация целиком более чем обыденная... Или нет? Амелия бросает взгляд на светло вспыхивающий в мелькающих полосах фонарного света бинт на его руке. Что-то у него не особо получается справляться самостоятельно... Девушка молча кивает в ответ, показывая, что больше не собирается лезть в это дело. Все равно ничего не выйдет. Очевидно, что Фокс не намерен делиться подробностями этой истории ни с кем.
За окном меняется облик города - приближается нужный район. Мелли вслушивается в слова заполнившей салон "кадиллака" песни, размышляя о том, могли ли оказаться пустыми те отголоски странного предчувствия, что посетили ее днем возле того злополучного шкафа в детской комнате?
Однако кое-что в словах Эйдана все-таки заставляет Амелию основательно отвлечься от мыслей о том, что же предстоит им вскоре увидеть в доме у Одри. Смена куратора. Почему Итан?.. Не то чтобы она имеет что-то против Макрейвена, но уверенность, с которой Фокс назвал именно его, поневоле привлекает внимание. И опять - совершенно не понятно, хотел ли бы Эйдан как-то на это повлиять...
Амелия мимолетно вспоминает разговор со Стиллвелом в день Рождества. Тогда шеф сказал, что куратора выбирает стажер... - А может, ты возьмешься за наставничество? - неожиданно для самой себя вдруг негромко интересуется Мэл, быстро взглянув на Фокса. - Агент Арчер сказал, в отделе только у тебя бывает внедрение. Ну и, возможно, у шефа.
Она хорошо помнит разочарование Эйдана от ее первого выбора, но за эти несколько дней многое могло поменяться. Не хватало еще навязываться, если ему это совершенно не нужно.
Амелия чуть пожимает плечами, осторожно добавляя: - Ты ведь тоже через это прошел. Я хочу понять, как... не спешить.
|
Фокс соглашается. Просто соглашается, без лишних вопросов поверив ей. Мэл почти с облегчением выдыхает при мысли о том, что ей не придется ни уговаривать Эйдана, ни искать кого-то еще из агентов, ни рваться к Одри в одиночку, так мало зная о хищниках и из оружия располагая лишь пилочкой для ногтей. Может быть, Фокс даже уже вполне понимает, с чем им придется столкнуться там...
Следуя за ним, на ходу Амелия наспех натягивает куртку, едва попадая в рукава. Атмосфера в пабе, кажется, определенно изменилась... Больше всего Мэл занимает беспокойство об Одри, однако чрезмерное любопытство со всех сторон и насмешливое фырканье за спиной не уходят от ее внимания. Даже интересно, что же такое она кричала в момент внедрения, что от нее все никак не могут отлипнуть косые взгляды?.. Девушка торопливо проходит к выходу, не поднимая головы, чтобы хоть немного скрыть от посетителей паба свой вид. На пальцах, пробежавшихся по лицу, - снова кровь. Это мелочи... Это как раз поправимо.
Вздрогнув от уличной стужи, моментально пробравшейся под распахнутую куртку, Мэл молча берет предложенный Фоксом платок, невольно потратив несколько мгновений на приведение себя в относительный порядок - ледяной колкий ветер впивается в мокрое от слез лицо, вызывая неодолимое желание хоть немного защититься от холода.
Чуть отвернувшись от порывов метели, Мелли неожиданно замечает, что не все агенты разъехались по домам, и бросает удивленный взгляд на Эйдана. Он ведь тоже видел Макрейвена и Харпер... Почему же не захотел поделиться с ними имеющимися сведениями? Впрочем, может быть, это и правильно. Вдруг внедрение подвело Амелию, и поездка окажется напрасной?
Внезапное осознание, как предстоит провести эту самую поездку, слишком поздно пронзает Мэл. - Ты поведешь?.. - девушка прикусывает язык, провожая агента растерянным взглядом. Конечно, он поведет. Вряд ли найдется довод, способный убедить Эйдана Фокса, что ему не стоит находиться за рулем.
Амелия, с мимолетным сомнением посмотрев вновь на стоящих поодаль коллег, твердо направляется к пассажирской двери "кадиллака", опасаясь даже думать о том, сколько выпил только что Фокс в пересчете на допустимые для водителей в Штатах пару пинт пива.
При других обстоятельствах Мэл трижды подумала бы, прежде чем садиться в машину на таких условиях. Но сейчас времени на это нет совсем, а главное - нет подходящей альтернативы. Ни трезвых агентов рядом, ни возможности объяснить важность бешеной спешки этим непогожим вечером таксисту. Хотя, возможно, именно из-за этого ее теперешнего решения Одри и видела тех "мух"... Плевать. Промедление точно так же способно обернуться катастрофой, а Эйдан водит лучше любого известного ей водителя.
-
Плевать. Промедление точно так же способно обернуться катастрофой, а Эйдан водит лучше любого известного ей водителя.
-
При других обстоятельствах Мэл трижды подумала бы, прежде чем садиться в машину на таких условиях
Ну, иногда обстоятельства и правда не оставляют нам выбора
|
|
-
девушка просто смотрела на летящий автобус и мысленно комментировала: "Сегодня, во время открытия торгового центра произошёл Вот это прям замечательный и очень правдоподобный момент. К сожалению, Белла не то чтобы успела толком раскрыться и проявить себя. Спасибо за игру!
|
|
|
-
Он уверен, нет, он знает, что даже появись у них миллионы, высокооплачиваемая работа, то они все равно просрут это и вернуться к тому что имеют на данный момент. Суровая философия жизни
|
-
- Сто лет не был в Спрингфилде, - сообщил Рой незнакомке, поскольку инициатива поддержания разговора явно перешла к нему, - В нулевых уехал на восточное побережье, и как-то жизнью закрутило. Забавно - город почти и не изменился. Такие городки как наш будут хранить старый добрый дух американского захолустья, даже если тут через каждый фут понатыкать вышки сотовой связи. Просто орел конечно, уроки спрингфильдского пикапа в прямом эфире
|
Мгновение солнечного безмолвия, пойманное за юркий хвост посреди толпы людей. Редкие пылинки застыли в воздухе, утопая в мареве остановившегося времени. Его и только его время. Его место, мир между вдохом и выдохом. В такие моменты на пророка снисходили откровения. Сперва, пока он был подростком, это были штуки попроще. Вроде решения непростой задачки по математике или понимания теоремы в геометрии. С возрастом стали приходить вещи сложнее: изящные абстрактные конструкции, продуманные до мельчайших деталей планы, рассчитанная, с методичным и нудным учетом всех мало-мальски значимых факторов, вероятность какого-нибудь события. До смерти матери Крейн всегда поражался - откуда это у него? Что это?.. Сейчас же он просто знал.
Вместе с выдохом мир снова пришел в движение, но это был уже совсем иной мир. Мир абсолютно, кардинально отличающийся от того, каким он был мгновение назад. Каким он был вечность назад. Мощный поток - настоящая сель - эмоций затопил пророка. Отчаяние. Сострадание. Страх. Чувства такой мощи, что Крейну требовалась вся сила его незаурядной воли, чтобы не разрыдаться. Он не успел. Он не смог помочь окружающим его людям, не справился. Все усилия пошли прахом.
Брат! Джош должен быть где-то здесь. Он услышит. Он должен, просто обязан понять. Вместе они сообразят как быть… В этот нелегкий момент своей жизни Крейн и встретил Бэллу. Похоже, само провидение вытолкнуло его из толпы именно в ту секунду, когда белокурая журналистка искала подходящих кандидатов для интервью. Это был знак. В страждущей душе пророка робко затеплилась надежда.
Прямо сейчас проповедь уже не имела большого смысла. Рубеж пройден. Чаша страдания переполнилась. Первая слеза скатилась по щеке Его и оросила иссохшую землю. Он снизошел и прежний мир был теперь мертв. Зачем, чего ради рассказывать об истинной любви? О безбрежном терпении Его?.. Впрочем, разве ему, Крейну, нужны были причины? Разве ради этого он, отказавшись от привычной жизни, пытался донести свет правды до окружающих его людей? Всепоглощающая, истинная любовь пронизывала все его существо. Он больше не мог предостеречь безразличных, но все еще мог дать напутствие внимающим.
- Крейн. Меня зовут Крейн. Прямой эфир? - задал вопрос Гурниссон.
Впрочем, не важно. Не важно, покажут по ящику или нет. Скорее всего его короткое выступление порежут при монтаже, и, максимум на что он может рассчитывать, это оказаться в видео-подборке фриков, где-нибудь на задворках Интернета. Еще одна вещь, не имевшая больше никакого значения. Последнее напутствие, которое он собирался дать, было нужно ему не меньше, чем окружающим его людям.
- Сегодня великий день… - тихо начал Крейн, прочистив пересохшее от волнения горло. Грустные глаза его по-доброму смотрели в безразличное стекло объектива.
- Уважаемые жители города Спрингфилд. Друзья. Братья и сестры. - Продолжил пророк, обращаясь уже не только и не столько к телеаудитории, сколько к прохожим вокруг.
- Многие из вас собрались сегодня на праздник. Кто-то пришел поглазеть на новый торговый центр, кого-то привлек концерт. Сегодня я не буду утомлять вас долгими разговорами, речь моя будет краткой. Этот день - не просто День Независимости. Сегодня мне было Откровение. Он, - распаляясь, пророк воздел палец к небу, - снизошел на Землю, не выдержав страданий наших.
Голос Крейна дрожал от возбуждения. Взгляд, тлея предвестником пожара, то встречался с мертвым взором камеры, то совершал прогулки по лицам прохожих и зевак.
- Знайте же. После явления Его падет на землю великая тишина и скорбь. И наполнится земля страхом. Затрубят крылатые вестники, зайдутся тысячеголовым ревом, предвещая последнюю битву и конец времен! Восстанут мертвые из могил, дабы стать свидетелями наших грехов. И будет суд над каждым. Большим и малым, грешником и безвинным. Лишь праведных поведет Он в последний бой. Лишь праведных…
Пламя в глазах пророка, полыхнув напоследок, сменилось глубокой печалью. Воздетый было палец, подрагивая, медленно опустился к земле.
- Я... подвел вас. Не смог предупредить, не смог донести открытую мне истину. И за это я прошу у вас прощения.
Последовавшая тишина, насколько бы она не была относительной в таком столпотворении, словно подчеркнула сказанное. Блуждающий взгляд Гурниссона вернулся к жадно следующему за ним объективу.
- Цените друг друга. Любите ближнего своего. Бережно храните искру надежды внутри сердца, ибо надежды вовне больше нет... Конец близок, - в нехарактерной для себя манере, почти шепотом, закончил Крейн. И прикрыл глаза. После сказанных слов на пророка наконец-то снизошло умиротворение.
|
-
По-дешевому сосать за углами Триш не привыкла. Двусмысленно)
-
По-дешевому сосать за углами Триш не привыкла. Серьёзная девочка
-
По-дешевому сосать за углами Триш не привыкла. "А можно прайс посмотреть?" (с)
|
|
Бэлла с детства ненавидела, когда что-то шло не по плану, поэтому с утра она ненавидела долбаный будильник, себя и вообще весь мир. Душ, макияж, кофе из забегаловке уже в машине и вот, "привет Дэйли"! - Джо, ты помнишь, что сегодняшний репортаж должен быть просто супер? - спросила Бэлла, поправляя макияж в фургон, - Если он уйдёт на центральный канал, то у меня будет шанс свалить из этого болота, где за последний год только одно огромное событие было-под мостом завёлся бомж! Репортаж про бомжа Джо и Бэлла делали несколько недель назад. Стронг пришлось попотеть, что бы из опустившегося алкаша сделать предмет жалости всех кумушек города. Уже через пару дней он был вылечен, одет, обут и пристроен на работу. Что там с ним стало дальше, Бэллу уже не волновало. После того репортажа, отснятого уже ближе к утру, усталая девушка предложила Джо попить кофе, просто так, по дружески, но он так смущался, краснел и отвечал невпопад, что казалось, будто они не в дешёвой дорожной забегаловке, а на свидании в супер ресторане. Вчера Бэлла дала оператору чёткие инструкции - репортаж должен быть бомбическим! Иначе она его просто прибьет.
Бэлла выцепила в толпе нестандартные фигуры - проповедник чьего-то очередного пришествия и девчонка-неформалка. Супер, то, что надо! Она хотела начать с девушки, пока та не передумала, но та убежала, пообещав вернуться и пришлось начинать с мужчины, - Добрый день, - глядя в камеру, начала она, - Поздравляю вас с праздником! Сегодня в Спригфилде вдвойне знаменательный день, мы празднуем день независимости и, приуроченное к этому дню открытие торгового центра. Кажется, сегодня здесь весь город. Бэлла обернулась к интервьюируемому, - Как вас зовут? - и, дождавшись ответа, - Расскажите о своих впечатлениях о сегодняшнем дне.
-
- Джо, ты помнишь, что сегодняшний репортаж должен быть просто супер? - спросила Бэлла, поправляя макияж в фургон, - Если он уйдёт на центральный канал, то у меня будет шанс свалить из этого болота Есть что-то очень кинематографично-стильное в этом отрывке, запредельно фактурный образ рисуется в пару штрихов
|
Жарко и душно. Весь город будто гигантский бекон, который господь бог решил пожарить себе на завтрак. К полудню, когда ландшафт хорошенько прожарится, в небе появится огромная вилка. Было бы классно, хоть какое-то интересное происшествие. Скука, а не жара - вот настоящий бич этого захолустья, и только она выгнала Роя на этот выдающийся по местным меркам ивент. И вот теперь, шкворча вместе со всеми в толпе на раскаленной сковороде творца перед Орегон-плаза, Рой задает себе вопрос - какого черта он тут делает? Понятно, что лучше уж потусить на рок-концерте, чем сидеть дома и перебирать отцовские книги, кубки и пыльные фотоальбомы. Но зачем он, младший, вообще приехал сюда? Агент же ясно дал понять, что на поиски покупателя потребуется время. Все-таки продать участок земли в пару акров с домом впридачу несколько сложнее, чем пачку чипсов. И Рой не может ответить себе на этот вопрос. Как и на то, почему в ответ на предложение Джесси устроить в Спрингфилде договорняк за хорошие бабки послал его к черту.
Сайонара, господин мэр, извините, забыл ваше имя, как только отвернулся от трибуны. Звездно-полосатую безделушку в карман, тоже - хрен его знает зачем. Просто захотелось. Течение влечет Роя по человеческому морю прочь от трибуны, к живительной прохладе торговых залов. В детстве Рой довольно долго верил, что кондиционеры - это окна в волшебный мир Санты. Если так, то в местном супермаркете их достаточно, чтоб ушлый старик мог составить подробное досье на всех местных мальчиков и девочек с хорошей кредитной историей.
Проезжая на эскалаторе мимо охотника, сражающегося с чучелом волка, Рой сложил пальцы пистолетом и выиграл у манекена в ковбойской дуэли. Волк выглядел довольно жалко. Донни-младший подумал, что все эти спецназовские штуки-дрюки нелепо выглядят для охоты на линялую серую собаку. Вместо волка им бы воткнуть сюда какую-нибудь вооруженную до зубов иноплетную тварь, как в серии Хало, мигом бы подняли продажи.
Чернокожий охранник, выглядевший как два склееных Баста Раймса, заставил Роя удивленно присвистнуть. Но ни сам ямайский страж порядка, ни его приятель не обратили внимания - пялились на белокурую Барби в кафе. Впрочем, тот из охранников, что не вываливался из униформы, быстро скользнул по младшему взглядом, но не счел угрозой безопасности вверенного объекта и отвернулся. Рой притормозил и тоже взглянул на заметную дамочку, благо пялиться было на что. Одинокая цыпочка в кафе, белая и сладкая словно сахар в твоем кофе, выглядела достаточно перспективной компанией для того, чтоб убить пару-тройку часов до концерта. Возможно, конечно, она ждет такого же симпатичного белого Кена, но если б Рой парился по таким мелочам, он бы не лишился девственности в пятнадцать.
Занял в кафе стратегическую точку напротив, мимолетно окинув взглядом остальных посетителей. Ни один из них на Кена не тянул. Уже хорошо. Кивнул черному парнишке за одним из столиков и принялся разглядывать девчонку - не особо скрываясь, но и без лишней наглости. Вообще барышня выглядела слегка потеряной, словно поплывший от пропущенного панча боец. Однако срисовала заинтересованный мужской взгляд, мгновенно подобралась и так стрельнула глазами в ответ, что, будь дело на ринге, Рой бы уже повис на канатах под методичный счет судьи. Черт, он даже отвернулся смущенно, как школьник, благо официантка подоспела вовремя, приняв огонь на себя. Интересные дела. Кену, если он вообще существует, придется занимать очередь. - И мне можно то же самое, - быстрый взгляд на бейдж, - Келли? Спасибо.
Младший уже сдвинулся на соседний стул, откуда до тактического марш-броска за столик девушки осталось чисто символическое расстояние. Вгляд на девицу, открытая улыбка. - Привет, я Рой. Чертовски жарко сегодня, а?
-
Жаркий и душный пост
-
Смачный постик :-)
-
Красивые, выразительные, яркие образы позволяют читать пост на одном дыхании. Крут, как всегда.
-
Знатно сил набрался, огонь – и персонаж, и пост.
|
Что нужно человеку, чтобы почувствовать себя лузером? Истерички запрягают уже буквально с мелочей, более же важные и раздутые персоны признают исключительно трагичные, толстые и пафосные события - внушить остальным всеобъемлющей драмой по полной программе. Чтобы уже точно никто не смог бы легкомысленно ляпнуть и не подавиться каким-нибудь размусолом недооптимиста, упрямо не признающего всей бездны отчаяния, в которой некто залип. Интересно, в какой градации пролегает ее личная досадность, изрядно нервирующая из года в год? Мнения, как обычно разделятся, тем не менее, та еще ирония родиться в один из масштабных праздников, мгновенно превращаясь из центра Вселенной в ту самую соринку, песчинку и прочую субстанцию, бесконечно не значимую, неразличимую в безобразии мейнстрима, не имеющего к ней самой ровно никакого отношения. Ну разве что в виде условного счастья быть гражданкой самой демократистой демократичности в мире. Ага. И успешно раствориться на фоне. А ведь у каждого человека просто по праву обязан быть хотя бы один чертов день, который целиком - его. Вот просто так. По факту. Если все остальное ты зарабатываешь себе сам, то хотя бы в день рождения хочется просто по умолчанию чувствовать себя сердцем событий. Никак не меньше. Осью, вокруг которой все вертится. Героем дня. И насрать, что по статистике в мире вместе с тобой родились еще толпы. По крайней мере в своем окружении сегодня ты в центре внимания. Единственный и неповторимый.
Но нет. Родилась под меткой лузерши и всю жизнь теперь паши, чтобы доказать себе обратное. Смешно? До чертиков? Ни разу! Попробуй в такой день устрой себе достойный праздник. Легко? Мало того, что все заняты гребанным Днем Независимости либо в крайнем случае трепыхаются и разрываются между ним и тобой, отжимая драгоценное внимание, так еще и все необходимо столбить заранее. Многим заранее. Как-будто у тебя каждый год по меньшей мере свадьба или президентские выборы. Салон красоты? Записывайся едва ли не за месяц. Приличное местечко, кафе? Туда же. Или даже еще раньше. И так далее. Кто тему не сечет, остановился на простых понятиях тяжелых будней воображалы. Тем не менее, чтобы прилично отпраздновать свою днюху, нужно неплохо так повертеться и съесть собственный мозг, а порой и не только, чтобы ухватить у родных Штатов шмат ресурсов для реализации своих мало-мальских амбиций. Если, конечно, не хочешь прозябать в захудалой дыре или сомнительной забегаловке, которые нафиг никому не сдались даже в такой день. Либо и вовсе - в царстве собственного дивана. Пусть даже самого любимого на свете.
Хрен с ним. Так запарило. В этом году все мытарства ограничились записью в салон красоты. Тем более, в городе типа крутое событие, типа крутой торговый центр. Боже, сейчас живот лопнет от смеха. По факту - самый обыкновенный. Но фермерской дочке бутик что корона. А много бутиков - обильный слюнокап. Ну а самой что? В дневное время суток на природе - убиться об камень и расплавиться. Пляжная вечеринка хороша, но не в противовес массовым гуляниям. Ехать куда-то далеко подруги отказались. И так далее. Все местные кафешки уже затерты до дыр. Но появилась одна. Новенькая. Необъезженная. В самом сердце толпы. В неистовом пульсе солнцепека и страждущих, превозмогающих во имя Дня Независимости. Добросовестных потеющих винтиков в политико-экономической движухе открытия торгового центра. Сегодня все - здесь. Значит, и тебе - сюда. Но с комфортом. И вот режим параноидального адепта темы "заранее" активирован. Настолько заранее, чтобы припереться на место уже к одиннадцати утра. И подруг подрядить. А как иначе? Когда снаружи пекло - огранкой обилию изнывающей толпы, самой хочется впасть в разной степени безумства, а тело отчаянно жаждет прохлады и воды? Кем в итоге чувствуешь себя, находясь по эту сторону стекла? Королевой мира. Кондиционер. Вкусняшки. Есть где присесть. Тихо, уютно и спокойно. Это важно, на минуточку. Потому что самой хочется стать возмутителем спокойствия, а не утопнуть в чужом галдеже. И по ту сторону витрин проплывут нищеброды и опоздавшие, с тоской и завистью глядящие на счастливчиков... Но ты уже здесь. Все хорошо.
Наскребла несколько подруг для сабантуйчика, жизнь, как казалось, не так уж плоха. Главное, чтобы они не ударились в какую-то отвлеченную хрень, как порой бывает. Но и подобное лечит волшебное "заранее". Место занять заранее и даже не по записи. Надраться заранее и пофиг потом что будет. Не важно, в какое время суток, но успеть отхватить лепту всецелого бытия в своем законом дне рождения. Заложить подходящий фундамент так сказать. Много денег с собой Триш не брала принципиально. Зачем? Если дожилась до того, что ни у кого из гетеросексуальных мужчин в обозримом радиусе не родится желание угостить, иди вешайся. Дальше подобной блеклости только царица, что мимо как прошла, так у мужчин вокруг все и упало. Не благородное это дело - вялость вокруг себя разводить. Что греха таить, мужское внимание, оно как нектар. И не только приятно, но и сродни лакмусовой бумажке. Чуть ослабнет - пора останавливаться и разбираться, в чем косяк.
Странно мало народа в кафе. Ну и Бог с ними. Скоро набегут. Жара она не торгуется. Прыткость и деньги - естественный отбор. А пока дефилировала по новой достопримечательности Спрингфилда, ненавязчиво изучала местный контингент. Собой непринужденно светила и маячила. В конце концов, нужно же предварительных претендентов в компанию высмотреть. Привлечь внимание. А не ждать, когда само приплывет, волшебным чутьем догадавшись, где клад пристроили. На втором этаже люди будто вымерли... Интересно, каково быть охранником в таких условиях? Отвлечься - нельзя. В телефон хотя бы повтыкать, к примеру. Теоретически, разумеется. Знай себе, пялься налево и направо... сдуреть можно. Она бы точно сдурела. Даже при условии занимательных событий вокруг - сущая боль не иметь возможности вмешаться или принять участие. А здесь что? А они стоят. И смотрят. И стоят. И смотрят. Ну, ходят еще иногда. Иногда даже в туалет. И чем сам себя развлекает их мозг? Вот уж загадка загадок. Экземпляр с дредами рвал шаблон. Хотя и смотрелся зачетно. Не типично. Примечательно и в каком-то смысле даже антуражно. Хах. Ослабили условия фейсконтроля? А этот упитанный типчик, что сидит по соседству, заплыл в кафе в надежде, что его уважат элитными блюдами, чья понтовость скажется каким-то особым образом на запасах жиров, усердно заготавливаемых организмом? В самом деле, ломиться сюда лишь затем, чтобы просто пожрать? Серьезно? Еще с таким видом задрота вцепился в меню! Или собрат по несчастью? Сама вот под деловую косит, потому что девок носит хрен знает где. В какой жопе ракушки они застряли? Наверное, та настолько глубока и глуха, что ни сигнал сети, ни вай-фай не ловит. Уже можно было бы и позвонить. Полный отстой. Нужно держать себя в руках. Угрюмая морда лица - так себе маячок привлекательности. Сегодня и без того приходится конкурировать и сражаться с полосатыми флажками и доказывать самой себе, что ты не меньшая звезда, чем россыпь символики штатов, запихиваемая в кармашки. И достойна внимания, как минимум, на равных. Хорошо, что на страницах меню не затереть дыру взглядом. Но внезапно можно уткнуться в чужой. Когда этот мужчина здесь появился? Не адепт флагов и чревоугодия. Улыбка едва тронула уголки губ. И уже почти-почти была отправлена адресату, как вдруг возникла невтемщина по имени Келли. Ей бы моделью работать... Вот только, похоже, дала природа хорошую фактуру, но обделила сообразительностью. Или это еще одна лохушка, вставшая на якорь чьих-то романтических соплей? Как сама Триш в свое время. Однако, в любом случае по смекалке - незачет. Итак. Дебильная ситуация. Гребаный заказ. Когда остальные еще не пришли, а отфутболивать официантку вечно не получится. Еще попросят свалить. Ладно, для этого существует классика жанра - напиток. Даже за свои собственные, если публика вокруг так и продолжит тупить. Тем более, пить то охота. Но прежде стрельнуть глазами в объект напротив - святая обязанность. - Для начала - грейпфрутовый фреш, будьте добры.
-
Шикарный образ, шикарный пост. Хороша!
-
Осью, вокруг которой все вертится. Героем дня. И насрать, что по статистике в мире вместе с тобой родились еще толпы. По крайней мере в своем окружении сегодня ты в центре внимания. Единственный и неповторимый. +
|
Через силу допитая медленными глотками странная жидкость на удивление не приносит никаких новых ощущений. В представлении Эмберли столь сильное лекарство, способное спасти от заражения крови, должно было бы быть невыносимо отвратительным на вкус... Неужели это пресное средство поможет ей?
Охотница чуть изумленно смотрит на доктора, понаблюдав, как скрывается за пазухой еще одна склянка. Его уверенность в благоприятности исхода все же передается Эмберли. Однако утихающая боль понемногу гасит и сознание, призывая не вполне уместный, но так трудно одолимый сон. Девушка пытается удержать в памяти слова Фауста, запомнить направление, которое он указал ей для будущего пути... Сложно, очень сложно. Мысли путаются, туман вокруг сгущается до предела, становясь непроницаемо-черным, а воронья голова на набалдашнике мелькнувшей перед лицом трости, кажется, насмешливо щелкает клювом, намекая, что Эмбер все еще не спасена...
Видение в темноте, в которую вскоре помимо воли все-таки проваливается охотница, ощущается несравнимо более реальным, чем все остальное. И именно свет иллюзорного маяка сквозь грозу невероятным образом заставляет ее вернуться.
В глаза вместо ослепительного света прожектора бьют лишь слабые отблески небольшого костра. Видимо, именно их подсознание превратило в указующий обратную дорогу спасительный луч. Долгие мгновения Эмберли с тихим хрипом медленно втягивает влажный туманный воздух, снова и снова, постепенно опять привыкая к мысли, что каждый вздох не грозит стать последним... И наконец решается неспешно подняться.
Фауста нет. Возможно, Эмбер и не поверила бы в его недавнее присутствие рядом... Если бы не появившаяся повязка на раненой руке и... костерок. Доктор ушел не очень давно, если пламя еще не погасло. А Эмберли даже не успела поблагодарить его...
Охотница осторожно достает пробирку с неизвестным снадобьем из потайного кармана и, задумчиво посмотрев загадочное содержимое на просвет, бережно убирает вновь. Назначение этого средства понятно ей не вполне, но слова доктора о том, что в склянке ровно одна доза, Эмбер запомнила хорошо.
Вздрогнув от других воспоминаний, машинальным движением она проверяет кобуру "серебряного" револьвера. Так и есть... Взгляд немедленно бросается на поиски упущенной "леди Марии" поблизости, и лишь потом девушка всматривается в туман в указанной на прощание Фаустом стороне. Город там... Далеко ли? Может быть, Эмбер даже удастся добраться до людей.
О том, что будет дальше, ей пока не хочется думать. Работа для охотника найдется везде, но будет ли Эмберли способна с нею справиться после случившегося?.. Девушка невольно вспоминает разговор с Беатрис. А ведь и правда, чем, кроме как охотой, она смогла бы обеспечить себя? Впрочем, размышлять об этом не ко времени. Для начала надо хотя бы благополучно попасть к людям, сумев миновать вервольфьи угодья.
Эмберли осторожно подбирается ближе к костерку и, устроившись возле него, протягивает к приветливо трепещущему пламени здоровую руку. Еще немного - и нужно будет идти.
-
Эмберли осторожно подбирается ближе к костерку и, устроившись возле него, протягивает к приветливо трепещущему пламени здоровую руку. Очень образно, сразу вырисовывается картина с множеством фактурных мелких деталей.
-
Может быть, Эмбер даже удастся добраться до людей
Держу за тебя кулаки
|
Толпа. Взгляды зевак. Ах, как это нравится Микаелю, он любит пребывать в центре внимания! Не омрачает удовольствие даже потная жара — она лишь часть работы, к ней быстро привыкаешь. Тебе не быть актёром без умения терпеть неудобства. А клоуном тем более, в их мешковатых-то костюмах. Тонкая тельняшка и штаны на их фоне почти по погоде. Даже берет к месту — защищает голову от солнца.
Мим идёт между людей и строит рожи детям и прохожим. Пока без цели и без смысла, так: по велению души в моменте. И, вместе с тем, высматривает возможности для начала выступления. Мимикрия — подражание и, хоть можно просто забраться на сцену и отработать давно отрепетированную программу, подлинная слава достигается в импровизации, во взаимодействии с публикой. Вот, например, эта девочка, явно заинтересованная и пытающаяся убедить папу подойти, чем не первый увлечённый зритель? Леблан шагает к ней, улыбнувшись, и тянет из рукава шарик (один у неё уже есть, но этот превратится в животное). Но планы его путает удар.
Сильный, да. Но терпимый — не зря Микаель столько времени в зале проводит, к боли тело его привычно. Впрочем, лицо ковбоя сулит и другие проблемы. Мим не боится его, нет, но трезвый расчёт резонно подсказывает: подерёшься сейчас и день насмарку. И неизвестно, сколько лечиться придётся. А это расходы и упущенная выгода. Не говоря о том, что столь грубый выход из ситуации претит тонкой артистичной натуре. К тому же, этот бравый южный парень только что подал любопытную идею. И грех не воспользоваться всеми взглядами, что сейчас, наверняка, следят за развитием конфликта.
Мим отступает на шаг, прижимает руку к груди, разрывает зрительный контакт и принимает растерянно-испуганно-виноватое выражение лица и слегка кланяется, отступая. Пятится от громилы. И, вместе с тем следит за каждым его движением. Чтобы, во-первых, уйти от атаки, ежели такое немое (ведь говорящих мимов свет не видывал с античных времён) "извинение" не будет принято и, наоборот, спровоцирует быдло. И, во-вторых, чтобы, как только он отвернётся, придать себе наигранных размеров и, в полной мере подражая манерам и походке ковбоя, стать его тенью, зеркалировать каждое движение, как учат на театральных курсах... оставаясь позади, на безопасном расстоянии. Классика комедии, конечно, но напарник-то не подсадной. А риск... искусство требует жертв!
-
искусство требует жертв!
В этом все твои протагонисты. Не боишься положить их на алтарь, потому и живые, настоящие получаются. Жаль, что ненадолго, как правило, но оно того однозначно стоит
-
Классно. Отличный мим получился
-
Максимально нестандартное разрешение конфликта
-
Жертвуй другими, мим то у нас один. Шикарнейший персонаж.
|
-
Эмоционально и экспрессивно!
-
Да уж, дела. Надеюсь, Эмми не пожалеет о таком решении
|
Амелия не успевает заметить, в какой момент что-то неуловимо изменилось. Все ведь, кажется, было в порядке... И когда Мэл уже почти расслабилась, поверив, что Эйдан не против этого разговора, оказалось, что она все же задела больную струну. Какой же из ее вопросов все испортил?..
Девушка вздрагивает от звука, с которым пустой бокал встречается со столешницей. Чувство вины за нетактичность вмешательства противоречиво перемежается некоторой обидой. Он ведь сам хотел узнать про видение! Амелия молча наблюдает, как Фокс с виду равнодушно натягивает пальто. Почему она вообще решила, что сможет чем-то помочь агенту ФБР? В конце концов, он взрослый человек, и куда лучше, чем Мэл, уже знаком с астралом. Разберется и сам. Теперь зато он наверняка думает, что ей интересны сплетни.
Девушка не замечает, как начинает нервно постукивать пальцами по стойке, мысленно ругая себя и за то, что полезла с неприятной беседой, и за то, что молчит сейчас, не пытаясь оправдаться. Впрочем, нет, оправдания не помогут. А если способны помочь - Эйдан и так их найдет ей... Потом.
Однако настроение вечера безвозвратно сломано. Мелли, оглядев паб и не увидя других агентов, уже подумывает о том, чтобы вызвать такси и отправиться в служебную квартиру - сказать про это место "домой" пока не получается даже мысленно. Лицо ощутимо горит - неужели она все-таки перестаралась с выпитым?.. Точно нужно поскорее уехать.
Оставив на стойке купюру на чай бармену, Мэл тянется за телефоном в кармане, вспоминая номер такси...
Яркое изображение на вспыхнувшем прямо перед глазами экране планшета в первые мгновения безмерно удивляет ее. Однако почти сразу сознание заполняют совсем другие эмоции - чужие. Это ощущение уже знакомо ей, и все же Мелли с изумлением наблюдает в очередной раз за тем, как пришлые мысли становятся частью ее собственных, и в какой-то момент их уже довольно сложно становится разделить.
И все же некая грань восприятия Мэл остается занята ее личным вполне определенным вопросом. Отчего сейчас Одри потянулась к ней?.. Из-за ее обещания помочь, ставшего для девочки... особенным? Отчетливо размышлять об этом непросто. Амелия понимает, что все больше растворяется в сознании Одри, их эмоции перемешиваются, и уже нельзя точно понять, где чьи...
Впервые она ощущает, что способна не только бездеятельно наблюдать. Что прямо сейчас ее решение - или это будет решение Одри? - сумеет повлиять на что-то впереди. Липкий страх, сжимающий изнутри, мешает обдумать это яснее. Амелия неотрывно смотрит чужими глазами в скрипящую темноту шкафа напротив, пытаясь сопротивляться захлестывающему ужасу и все же не потерять себя.
Она обещала помочь Одри. Вот что и нужно сделать прямо сейчас... Подсказать девочке, что следует предпринять. Кто же там, в шкафу?.. Что, если все-таки хищник? Бежать из комнаты к матери бессмысленно - у нее, скорее всего, не найдется оружия... Нужно просто исчезнуть, спрятаться, притвориться, что в детской никого нет... Уже почти не отдавая себе отчета, что делает, Амелия сжимается в комок и натягивает на голову одеяло, вспомнив вдруг, что в этом доме есть существо, к которому можно обратиться за помощью. - Бабушка!..
-
Впервые она ощущает, что способна не только бездеятельно наблюдать. Что прямо сейчас ее решение - или это будет решение Одри? - сумеет повлиять на что-то впереди
Такой момент может не только навсегда изменить мироощущение, но и стать переломным в судьбе человека, в целом
-
Очаровательно, потрясающий пост
|
-
Флешбек прекрасен
-
он, издав серию победных посвистываний Дрон, на текущий момент, один из милейших персонажей мастера. Создает ощущение такой бойкой и умной птички себе на уме)
-
Проходческий комбайн? Причем здесь проходческий комба~ Ах, вот оно что. Круто, да.
|
|
Ортега, судя по всему, не был бы самим собой, если бы оставил ее слова без комментариев: вербальных и акционарных. Создавалось впечатление, что мужчине в принципе не важно, на что возражать – важно высказаться в пику Терренс. «Мы не друзья» - а значит, надо лезть в цистерну и показывать свою независимость. Мелочь вроде бы, и стоило бы промолчать и не ввязываться в приятную, хотя и бесполезную перепалку, но родимое шило пошире штыря, на который не так давно был нанизан техник, требует оставить последнее слово за собой. Хотя, положа руку на сердце, определенный смысл в его действиях, как не хотелось бы этого признавать, был. «Ну а как же: все системы здесь заточены на контроль передвижения колыбелей, а не на выявление потенциальных опасных механизмов. Ну, как хочешь, - пожала плечами безразлично, даже не повернувшись, - проблемы будешь разгребать сам. А то заладил: одеяло ему мешает, специальный дрон весь такой необходимый… Ты скучный, Марк. Очень скучный». – Усмехнулась, вспомнив, как буквально недавно слышала эти же слова в водовороте прошлых воспоминаний.
Вычеркнув соратника из списка первоочередных действий, оперативник решила закрыть последний вопрос, требующий пребывания в комнате с пробитой стеной. Продолжать разрушения, пускай даже незначительные, было бы некорректно, а вот сменить сообщение – самое оно. Правда, не было никакой гарантии, что будильник не сядет до прихода хозяйки квартирки, но это уже допустимый риск. По крайней мере, со своей стороны она предпримет возможные меры по уведомлению матери и тем почешет за ушком свои так не вовремя поднявшие головы Совесть и Человечность. Пускай все это означает потерю времени, пускай подвергает их риску – не та это ситуация, когда выбор встает ребром. Ортега – техник, он привык работать с механизмами и сам стал механизмом. «Драгоценная коллега» Мия, брандспойт ей в глотку – сетевик, и виртуальность подменила ей реальность. А она, Флора – оперативник, и привыкла работать с людьми, пускай даже и на расстоянии винтовочного залпа. Так что оставаться человеком ей попросту необходимо: а значит, иметь нормальные человеческие слабости в виде курения, сострадания, алкоголя, самокопания, промискуитета и периодических приступов меланхолии.
…Увиденное за дверью не вселяет оптимизма. Она словно вернулась в те неприятные, покалывающие виски минуты, когда впервые открыла глаза на этой затраханной базе: кругом все то же застилающее обзор белое безмолвие, за которым может быть что угодно. Флора цыкнула недовольно – желания снова погружаться в белопенное облако не было никакого: оно сейчас не ассоциировалось ни с чем, кроме как с осознанием себя безымянным существом без роду без племени, не знающим, на что оно способно и для чего находится здесь. Но делать было нечего: не ждать же, пока пена сама рассосется или придут добрые люди и ее уберут! Налево или направо? Задачка, достойная буриданова осла. Настроилась на нейросканирование и сенсоры оружия, чтобы определить биологическую активность и наличие полостей, могущих быть помещениями, по оба конца коридора. Если результат будет равнозначным, то и хрен с ним – она пойдет налево. Почему? А почему бы, собственно, нет: традиция давняя, овеянная временем и тысячами поколений.
Размышления прервал мертвый голос из динамика. И если бы это было ранее записанное сообщение, повторяющееся с некоторой периодичностью, Флора не обратила бы на него внимания – но, когда среди общих сухих фраз, унылых, как жизнь трюмного механика, выделяется слово «гости», тут поневоле призадумаешься: а не тебя ли имеют ввиду. На общем фоне запустения вежливое предложение всем собраться у лифта выглядело форменной издевкой, и следовать ему желания не было никакого. Тем более, даже если они увидят местных обитателей, то что им скажут: «Здравствуйте, мы пришли, чтобы вся ваша богадельня взлетела на воздух, только, извините, из-за амнезии не помним, а на хрен оно нам, собственно, надо»? Нет уж, увольте, переживем как-нибудь без делегации встречающих. Однако это была только половина суждения – второй частью можно было признать выводы о том, что живые все-таки еще остались и сейчас следят за «гостями». Кто, зачем, почему, из-за чего репликант напал, а голос зовет на общий сбор – на это ответов пока что не было. Но что-то подсказывало, что узнай она их – новая информация категорически не понравится. Как, собственно, не нравились звуки, пошедшие после передачи сообщения: толи работал прибор какой-то, толи что-то копошилось неподалеку от матюгальника.
«Маркус! – конфликт или нет, но действия координировать надо. – Слышал, что предлагают? Как по мне, так желания на ходить на свидание с аборигенами у меня нет. Так что давай-ка быстренько загоним объект в другую комнату и там подумаем, что нам делать дальше: как выполнить задачу и потом отправиться восвояси. Мне все это ни разу не нравится, так что давай-ка будем повнимательнее. Вопросы, возражения, предложения? Нет? Принято единогласно».
|
Внезапное откровение неожиданно догоняет Амелию, уже понадеявшуюся, что милая беседа окончена. Девушка замирает, изучая древесный узор столешницы перед собой. Вот как?.. Дело действительно в этом, или Джилл просто не упустила возможности оставить за собой последнее слово? Мэл слишком, кажется, яростно гоняет между рук по гладкой стойке опустевший бокал.
Может быть, Харпер права, и Мелли оказалась чересчур вежливой, совершенно напрасно? Но ведь... Она только стажер, неужто в отделе совсем не действует субординация? Да и никому больше это вроде бы не мешало... Иначе бы просто сказали, наверное. Как Эйдан.
Задумавшись, Амелия даже не сразу замечает подсевшего Фокса и удивленно оборачивается к нему. О, так Харпер, оказывается, бывает в духе? Впрочем, не суть. И правда, Мэл ведь ничего не знает о ней. Может быть, это причина или последствия активации стрейда повлияли на нее так, что она все еще не может отойти? В самом деле, ожидаемо, что агенты могут реагировать на происходящее с ними по-разному. Кто-то вот бьет зеркала...
Мэл чуть качает головой своим мыслям, внимательно взглянув на Фокса. - Он был насыщенным, - слегка усмехается девушка в ответ, нисколько не преувеличив. Калейдоскоп сегодняшних событий определенно впечатляющ. А сколько вопросов он принес! А сколько метаний... Однако с некоторых пор Мелли начала убеждаться в том, что откладывание чего бы то ни было на неопределенный срок может оказаться не самой хорошей идеей. И что вместо ожидания подходящего момента можно для разнообразия попробовать воспользоваться имеющимся...
И раз уж Эйдан сам не против поговорить, да к тому же сейчас никто не должен помешать им... Покусав в сомнениях губы, Амелия все же решается перейти к теме, которая уже полдня занимает ее наравне с мыслями о предсказании Одри.
- Агент Арчер сказал, что внедрение не поддается контролю, - несколько издалека начинает она, задумчиво постучав легонько кончиками ногтей по толстой стенке бокала. И считает нужным сразу предупредить: - Так что вины я за собой не ощущаю! Это важное, на ее взгляд, уточнение - ведь неизвестно, какой реакции ждать. - Но так уж вышло, что... Я знаю, откуда у тебя это, - Амелия беглым жестом указывает на повязку на руке Фокса, и тут же отводит взгляд. - Возможно, я лезу не в свое дело... Да даже наверняка не в свое! Только обратного пути уже нет. Мэл заставляет себя посмотреть на Фокса, совсем тихо добавив: - Но мне не все равно, Эйдан, поверь. Хочешь поговорить?
-
Прекрасный пост. На самом деле это сверх-нестандартная ситуация, особенно с такой манерой подачи – было прям сложно понять, при учете всех факторов, как именно должен реагировать персонаж.
-
И снова "пост_с_главной". Конкретно этот, вот, модуль, благодаря усилиям как Мастера, так и участника, это, конечно, просто нечто. Темп отличный, реакции естественные, все дела Спасибо за хорошую рекламу "соло"
|
-
Эмберли одним гибким слаженным движением взмывает на ноги, совсем не думая о комфорте Вильгельма, о которого пришлось опереться. И, легко подтянувшись, выныривает в непроглядный туман, припав на колено на ставшей крышей боковой стенке Технично описано, стильно
|
Вечер течет замечательно непринужденно. Амелия незаметно выдыхает с облегчением, когда выясняется, что бармену нет дела до ее возраста - будь этот парень попринципиальнее, запомниться сегодняшняя встреча могла бы совершенно не тем, чем хотелось бы.
А так - есть шанс наконец полностью отвлечься от всех проблем хотя бы на время... - Не сегодня, агент Макрейвен, - в ответ на замечание Итана усмехается Мэл, кивком показывая бармену, что сдачу тоже следует пустить в дело. Проставляться - так проставляться, в конце концов!
Девушка пригубливает виски, наблюдая за агентами, неожиданно увлеченно возобновившими недавний спор о политической подоплеке смерти Энтони Форда. Интересно, может ли вообще хоть что-нибудь заставить их целиком забыть о работе? Просто интересно...
Качнув головой своим мыслям, Мэл обращает все внимание на рассказ Скотта, невольно застывая с бокалом в руке. Арчер в отделе всего шесть лет?.. Выходит, стрейд может проявиться даже у такого взрослого человека? Или, скорее, развиться до такой степени, чтобы начать мешать в обычной жизни. А может, всему виной была трагедия... Похожая на ее собственную. Трагедия, ставшая причиной, причиной, а не следствием. Фокс ведь говорил, что катализировать активацию стрейда способен сильный стресс... Мэл пытается поддержать разговор с Арчером, вставив пару ничего не значащих замечаний о том, как представляет себе работу техников обычного сервиса, надеясь, что это чем-то поможет агенту пробалансировать, не сорвавшись в воспоминания, которые лучше не трогать. Нельзя понять, удалось ли ей это...
Арчер уходит, а Мелли, оставшись одна, вдруг осознает, что несмотря на нахлынувшие было безответные размышления, удивительно расслабленно чувствует себя здесь. Как будто ее интеграция в отдел все же оказалась успешно завершена.
Все уже успели заказать по нескольку порций спиртного. Амелия держит в руках всего второй бокал, опустевший едва ли наполовину. Первый она, к собственному удивлению, все-таки осилила, хотя и в несколько подходов. Мелли сложно судить, каковы должны быть теперь ее ощущения, и когда ей все же нужно будет остановиться - сравнивать почти не с чем. Осторожно глотнув еще немного, она прислушивается к себе, и вдруг замечает взгляд Джилл. Без труда, как ей кажется, прочтя в нем мысли девушки, Амелия задумывается о том, что за недолгое время их знакомства содержание этого взгляда оставалось почти неизменным. С самой первой встречи. Почему?..
Жар виски играет внутри, рождая странную браваду. Без него Мэл, может, и не решилась бы задать подобный вопрос... Ситуация, конечно, неловче некуда, но что ей вообще терять? Да и как ни крути, хуже стать уже точно не может.
- Агент Харпер... С легкой располагающей улыбкой Амелия чуть наклоняется к Джилл, доверительно поинтересовавшись: - Почему я вам не нравлюсь?
|
Новое дело. Ничуть не хуже других. И вполне полноценное - может, кто иной на ее месте к исходу четвертого монотонного дня и снизил бы бдительность, однако Эмберли, несмотря на кажущееся спокойствие дороги, честно отрабатывает обещанную плату. Охотница прекрасно понимает, что иллюзорная безмятежность пути абсолютно обманчива. Они едут на север - а на севере в последнее время очень не хватает блеска инсигний.
Даже если бы не подвернулся этот крайне удачный заказ, Эмбер все равно вскоре отправилась бы туда в одиночку. Правда, тогда бы уже ей самой потребовалось оплатить извоз. И скорее всего, даже не удалось бы найти экипаж, в котором можно было бы проделать весь путь - добираться пришлось бы на перекладных. Вряд ли в королевстве много безумцев, в это время года желающих предпринимать столь долгие вояжи, да еще и в северную сторону. Охотница неслышно хмыкает своим мыслям, продолжая скользить взглядом сквозь серый комковатый туман за стеклом кареты. А чета Уинтеров ведь направляется в эти места в надежде обрести жизнь более спокойную, чем в столице...
То есть... Наверное, в надежде. Что там себе думает Вильгельм, Эмберли даже не пытается угадать. По его лицу понять что-либо почти невозможно - ну разве только предположить, что в этом определенно увлекательном манускрипте, ради которого лорд уже четвертый день рискует зрением, содержится по меньшей мере ответ на вопрос, как в случае чего обезопасить свою семью от северных тварей.
Охотница всего на секунду отвлекается на созерцания тумана, чтобы взглянуть на Беатрис. С ее лицом все несколько проще. Не похоже, чтобы леди вообще хоть сколько-нибудь волновалась в поездке - беспокоит ее, скорее, разве что скука. Но точно не тревожные ожидания. О чем она думает все эти дни, интересно? О чем вообще думают девушки во время свадебного путешествия?.. Эмбер не знает.
Вопрос Беатрис, который та готовила, похоже, довольно давно, заставляет ее улыбнуться краешком губ. Знак... Можно было бы опустить голову, бросив на инсигнию хотя бы беглый взгляд, однако Эмберли остается неподвижной. Она и так хорошо знает, как выглядит ее цеховой символ. А еще - какие чувства он внушает окружающим. Но в данном случае все, кажется, не столь просто.
Мельком посмотрев на лорда Уинтера, занятого трактатом, - не помешает ли ему негромкая беседа? - охотница прикидывает, какие подробности можно было бы открыть Беатрис.
- Верно, - спокойно и терпеливо, словно ребенку, после краткой паузы отвечает Эмберли, внимательно взглянув леди Уинтер в глаза. - Инсигния означает, что я способна справиться с... некоторыми видами работы чуть лучше тех, кто отношения к Корпусу не имеет.
Беатрис и есть, пожалуй, все равно что ребенок. Эмбер в который уже раз удивляется ее чистой непосредственности и удивительному для дамы высшего света простодушию. Боже, неужели в этом мире можно быть настолько наивной?..
- Собственно, потому я эту работу и выполняю, - позволяет себе охотница легкую усмешку, продолжив. - Приятно ведь осознавать себя... трудно заменимой. Нет, узнать о том, что охота есть вся ее жизнь, а вся ее жизнь есть бесконечная месть за переломанную судьбу, юной леди, пожалуй, не стоит. Кто их знает, этих рафинированных аристократок, свалится еще в нервной горячке от услышанной мрачной истории... Вот уж рад будет молодой супруг.
- Впрочем, после обучения в Корпусе у меня не было особого выбора, - тихим смехом разбавив некоторый накал рассказа, старается Эмбер перевести все в мирную шутку. - Я, признаться, и не умею ничего другого.
Любопытно, как же сама себе объяснила леди Уинтер присутствие Эмберли в этом экипаже? Кажется, милой барышне даже и не приходило в голову, отчего в северных провинциях многие очень дорого дали бы за участие охотника в своем путешествии...
|
Техник продолжает гнуть свою линию, но прежде чем выдать новую порцию «весомых» доводов. Чувствует подсознательно, что не прав, и потому уводит взгляд? Или просто не хочет, чтобы командир прочла в его глазах нелицеприятное мнение о себе? Вот только так ли это важно, почему, если он все равно сделал свой выбор? Смешно, конечно, выходит. Впору включить фонарик и шарить по помещению со словами «ищу человека». А его тут нет. Замечательная компания: детеныш, еще не ставший человеком, биоконструкт, пытающийся быть человечней человека, и обычный человек, но словно прошедший процедуру деантропоморфизации. Прямо-таки готовый набор для комедийного голофильма: вот только все было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Окрысилась на слова Маркуса, глаза сузила в щелочки, злясь на все вокруг: «Тебе что-то не понятно в слове «приказ», техник? Так я напомню – это то, что надо выполнять, а потом думать! Ты не дома нежный гиацинт на подоконнике выращиваешь, и не пытаешься на коленке собрать эскорт-репликанта из списанного боевого репла, старого турбоподдува и украденного поршня с престиж-кара! Ясно? Так вот, сынок, о чем думала я – не входит в сферу твоих интересов, даже если мы друзья и коллеги. К тому же я все равно я ничего помню».
Умолкла на пару секунд, чувствуя, что чуть ли не задыхается от гнева на человека, который, положа руку на сердце, был практически прав. Взгляд отвела, не желая видеть его уверенное лицо и пустоту за стеклом глаз. Бросила усталую мысль-шифровку: Мне плевать на всех младенцев вместе и каждого в отдельности. Массовая гибель – это всегда массовая гибель, одна общая судьба на всех. С этим, - дернула она головой в сторону кувеза, - не так. Я хочу восстановить его шанс если уж помереть, так вместе со всеми разом. Все равно пока мы вспоминаем, где активировать протоколы уничтожения и думаем, как и на чем отсюда эвакуироваться – так что негативных последствий переноса его в другое помещение для нас нет, а вот пока мы препираемся, время уходит. Так что в сторону болтовню: начинаем делать дело. А для тебя конкретно, дружище Маркус, еще и выполнять приказ».
Огляделась вокруг, ища, чем можно закутать кувез. Погибнет ребенок со станцией или нет – дело будущего, а проблема здесь и сейчас может быть разрешена. Главное, как она и сказала, не терять время. Так что, если мужчина продолжит манкировать своей прямой обязанностью слушаться командира, она сама понесет колыбель: и плевать, что так выше риски. А с бунтом на борту можно разобраться и потом. Это неприятно, но не ни является ключевой проблемой, ни приоритетной задачей.
|
|
Пробралась сквозь лаз в следующее жилое помещение, осмотрелась быстро, готовая на любую угрозу отреагировать. Убедившись, что ее нет, выдохнула спокойно, расслабиться себе позволила и опустила ствол с боевого положения. Пока техник пробирается, есть возможность неторопливо осмотреться и даже чуть-чуть отдохнуть от бесконечной беготни и решения следующих одна за одной цепи проблем, ошейником шею сдавливающих. Ведь, как ни крути, а жилая площадь является отражением владельца: хочешь посмотреть первым взглядом в душу человека – посмотри на его дом. Не без некоторых оговорок, конечно, но все-таки. Первое обиталище человеческое, увиденное ей здесь, как раз в этом плане было весьма характерно. Зато второе оставляло немало вопросов и пространства для рассуждений. С одной стороны, хозяева были не без чувства вкуса, с другой стороны, убогая скудность разительно контрастировала с той претензией на изящную обстановку, что занимала неширокую полосу у одной стены. Вряд ли у дамы (а, судя по халату, и этой комнатой владела женщина) хватило кредитов лишь на то, чтобы заполнить только часть комнаты: да и, откровенно говоря, ни одна женщина в здравом уме не потратила бы свои сбережения, чтобы жить в такой полунагой комнате. Как бы то ни было, сама Флора постоянно жить в таких условиях бы не согласилась: слишком пусто, слишком многого нет, да и огромное по меркам помещения пустое пространство вызывает некоторый внутренний дискомфорт.
Переведя взгляд на кровать, оперативник только хмыкнула: зачем хозяйке такой траходром, если мужика у нее, и очевидно, нет, и, судя по подходу к обстановке, не предвидится? Как видно, надежды не только юношей питают. «Вот интересно, - молнией мелькнула мысль женщины, привыкшей экстраполировать все на себя, - а что бы подумал случайный гость обо мне, увидев место моего постоянного пребывания? И что бы сказала я сама, увидев его и не осознавая, что это мое жилище. Хех, какой б я диагноз себе поставила»? С презрительной улыбкой вновь окинув взглядом комнату, Терренс постаралась припомнить свой родной дом. И, раз уж речь зашла о визуализации, то неплохо было бы последовать примеру техника и направить помыслы не только вовне, но и вовнутрь. Осмотрев свое лицо, которое, как подсказало подсознание, было всего лишь привычной рабочей маской, Терренс осталась довольна: красивый и законченный облик, тщательно выверенный и… нарядно-деловой. Да, пожалуй именно так: без легкой дисгармоничности обыкновенного человека, но зато ровно такой, что соответствует внешнему виду публичного лица, не желающего прямой идентификации – фактически, это был самый настоящий деловой костюм среди лиц, и носить его было предельно комфортно. Вот только вставал новый вопрос: а какова она не на задании? Ведь говорить по виду маски о том, кто таится за ней – глупость несусветная.
Оставляя на мягком ковре, в котором, наверное, так приятно утопать босыми ногами, грязные следы, она остановилась у тревожно сигналящей голограммы. Ситуацию вокруг она не прояснила, но подтвердила факт существенной угрозы, потребовавшей сорвать с места весь персонал, в то числе некомбатантов. «Авария? Возможно, возможно… - ответив сама себе, Флора повела плечами, - Все равно ни хрена не ясно, что конкретно случилось. Но чует мое сердце, что скоро я это узнаю. Пожалуй, надо не терять бдительности, раз опасность могут представлять не только реплы».
Алый всплеск сигнала сбоку заставил инстинктивно вскинуть автомат в сторону потенциальной угрозы. Но стоило Флоре прочитать написанное, как все мысли о вероятном противнике исчезли, растворились, словно в кислотном бассейне. - Блять. – отчетливо и громко выругалась женщина и, не удовлетворившись этим, повторила снова, гораздо эмоциональнее, - Блять! Пускай память и молчала, как могила, но и совокупности обрывочных знаний и самоидентификации хватало понять, что она ни разу не была хорошим человеком, и вполне возможно, была причиной гибели многих и невинных, и ни в чем не повинных людей. Но видеть опасность жизни маленького ребенка, не способного не то что защитить себя – помочь себе, и бесстрастно пройти мимо - было выше ее сил. Сделать так – значит перейти некий моральный горизонт, за которым заканчивается столь холимые ей, судя по обрывкам сознания, остатки человечности.
«К тому же, - она пыталась убедить саму себя, скрывая абсолютно нелогичный порыв за «рациональными» рассуждениями, - не желая признаваться даже себя в подобной слабости, - все равно надо поговорить с техником: может, он что-то еще вспомнил. Сложим отдельные камешки в мозаику и, если повезет, получим хотя бы общее представление. А пока говорим, будет, чем руки занять. Да, только занять руки, и все. Ебучий случай, да что же угрожает детенышу? Кувез с переохлаждением не справляется, или он уже в край оголодал, бедняга»? Постаралась освободить руки от винтовки, закрепив ее. Осторожными шагами к белой глади колыбели приблизилась, чувствуя, как нарастает волнение – что делать, она не знала. Не оборачиваясь, преувеличенно-бодро бросила за спину: - Эй, боец! Пока пара минут у нас есть, давай-ка снова познакомимся и поделимся, кто что вспомнил! Я Флора, оперативник. Ты – техник. Оба мы, кажется, работаем на Gurr. Я – старший группы. Вот только, - в интонациях мелькнула досада, - что мы здесь забыли, я ни хера не помню. Но мы – один отряд, - короткая пауза, - одна команда. Ты что помнишь? Как звать-то тебя?
Склонившись над колыбелью, начала детальный осмотр, продолжая монолог: Тут, кстати, младенец. Живой еще, но жизнь под угрозой. Вывод – мать его оставила недавно, а значит, происшествие, заставившее ее покинуть его, ну, или не суметь вернуться, было не больше пары дней назад. И все здесь в заднице, хуже некуда, раз она за ним не вернулась. Поможем? Хотя бы сейчас, чем сможем? – и, сама отвечая на вопрос, скомандовала, - Помогаем. Глянь справа, что за баночки, не питание?
-
Я, честно, ждал этот пост. Прочитав, понял - ждал не зря. Спасибо за то, что действительно участвуешь, а не "я только посмотреть". "+": наименьшее, чем могу отметить те время и силы, которые вкладываешь в модуль
-
Я вижу, что ты тоже видишь, какой шикарный момент для отыгрыша уже совсем рядом : ) Отличный пост!
|
|
-
растворишься в биофаге, на дне утилизационного бачкаНет повода для грусти. Легко пришло - легко ушло.
-
Классная сцена с кейсом, яйцом и птенцом. Вроде и для практических нужд всё это, а по образу — рождение хищной птицы. И с лицом героя тоже круто!
-
Пора отметить, что у этого модуля есть одна занимательная особенность – чем дольше играешь, тем интереснее становится, в то время как значительно чаще происходит наоборот. И способность мастера настолько достоверно и подробно описывать каждый предмет окружения или девайс впечатляет. Появляется ощущение, что любая заявка в рамках внутриигровой логики будет обработана максимально детально, это прям замечательно.
|
-
Когда человек мнит себя тем, кто способен взлететь к небесам и пронзить их, небеса напоминают о том, каков человек на самом деле, вминая его в землю
Такова жизнь
-
Когда человек мнит себя тем, кто способен взлететь к небесам и пронзить их, небеса напоминают о том, каков человек на самом деле, вминая его в землю На самом деле я просто зацепил это на главной, и эта фраза настолько хороша сама по себе, что тут "+".
|
|
-
На этот раз мой излюбленный способ цитирования наиболее удачных моментов в плюсах не сработает, потому что этот пост пришлось бы цитировать почти целиком. Годнота, мощь!
-
Этот пост бесподобен от начала до конца.
|
-
Чуть выше, стройней, с по-настоящему красивыми линиями губ, тонких бровей, живых, а не этих, стеклянных, глаз, копной модельно-непослушных волос цвета то начищенной меди, то осеннего листа, то спелой вишни, то золота расплавленного, то крови венозной. Та она нравилась и нравится тебе гораздо больше "манекена", как ты называешь такое ее состояние.
|
|
Так и не дождавшись приглашения, Амелия все же входит в комнату. И, встретившись взглядом с ее маленькой обитательницей, чуть смущенно стучит пару раз по открытой двери уже изнутри. Впрочем, Одри, похоже, совсем не против гостей.
- Привет, - мягко улыбается девочке Мелли, тут же раскованно присаживаясь на ковер напротив нее - не слишком близко, чтобы это не выглядело вторжением, и не слишком далеко, чтобы не помешать появлению доверия. - Меня зовут Амелия. А ты, я знаю, Одри. Может быть, мама говорила тебе, что я приду. Это проще всего объяснило бы реакцию Одри на появление Мэл - девочка словно бы ждала, что кто-то заглянет к ней, и не особо тому удивилась.
Те скудные подробности "инцидента в школе", в которые Арчер посвятил Амелию - явно не совсем то, о чем нужно прямо разговаривать с Одри. Неплохо бы сперва узнать, как она сама оценивает случившееся. Но сходу набрасываться на нее с расспросами точно не стоит. С чего бы начать?..
- Мы со Скоттом... - вновь улыбнувшись, Амелия кивает на закрытую дверь за спиной - за которой, конечно, нельзя увидеть сидящего на кухне агента, но дети проще воспринимают такие условности. - Друзья доктора Хармса, он нам рассказывал о тебе.
Девушка стягивает с головы цветную шапку и шутливо встряхивает ее в руках, мимолетно вспомнив, что шапку эту выбрала вместе с Фиби в прошлом году, и сестренка была в восторге от яркого помпона.
- Он говорил, что тебя кто-то недавно обидел или испугал. Так быть не должно, мы хотим помочь тебе и все исправить.
Только бы это была не мать... Амелия слегка качает головой, подумав о том, что судя по детской комнате, контрастирующей с остальной квартирой, Лиза старается дать дочери все, что может. И маловероятно, что синяки, о которых говорил Скотту доктор Хармс, - дело ее рук. Но откуда же они? Дело в стрейде? Девушка вспоминает то немногое, что ей уже известно. А-объекты не должны причинять физический вред, хищники действовали бы совсем иначе. Амелия еще не знакома с паразитами... Может быть, это они могут оставлять такие следы? Возможно, для ответа на эти вопросы стоило бы заглянуть в тень, однако Мэл не рискнула бы сделать это в отсутствие куратора.
- А у тебя есть друзья, Одри? - слегка меняет она тему, понадеявшись, что именно смещение фокуса внимания подтолкнет девочку все же осветить главную проблему. - Я была бы не против завести новых, вот интересно узнать, как это можно сделать. Проще всего в школе, наверное, да? Мэл исподволь изучает лицо девочки, делая вид, что куда больше интересует ее пушистый помпон в руках. - Тебе нравится в школе?
|
|
"Внедрение". Амелия внимательно слушает Арчера, разочарованно хмыкнув на словах о невозможности обрести контроль над таким существенным подспорьем в работе агентов. Что ж, очень жаль...
В задумчивости она садится в машину, оживая вновь лишь когда благодарит Скотта за кофе. Его вопрос будит воспоминания о невольно подслушанном разговоре Фокса и Сазерленда. Такое бывало... - Да, - честно кивает Мелли куратору, не видя оснований скрывать этот факт. - Один раз. И почему-то поспешно добавляет: - Без таких важных подробностей. Просто... бытовая сцена. Хотя, наверное, в том отрывке более значительную роль сыграли эмоции Эйдана при встрече с пожирателем, а не разочарование от безучастия напарника.
Мелли высыпает в кофе три пакетика сахара. Чуть подумав, добавляет четвертый. Нужно прийти в себя и многое уложить в голове, сахар не повредит.
Блокнот Скотта удобно устраивается на коленях. Сделав несколько беглых набросков в разных ракурсах, Амелия принимается прорисовывать детали одного из них. Образ астрального чудовища прочно отпечатался в памяти, и теперь без труда переносится на бумагу.
Мэл переходит ко второму наброску, изображающему непосредственно момент нападения существа, когда Арчер рассказывает о своем неотложном деле. И отчего-то она уже заранее проникается сочувствием к этой незнакомой девочке. Правда, узнать, как должно происходить определение стрейда в подобных случаях, ей было бы весьма интересно. Очевидно, это все же возможно... Вот и Харпер с Макрейвеном отправились сегодня смотреть взрослого человека с подозрением на стрейд... Выходит, для этого даже не нужен тот стимулирующий прибор?
Амелия уже собирается спросить об этом куратора, но его голос внезапно заглушается звоном в ушах...
А спустя невероятно долгие мгновения Мелли выныривает из тягучего слишком реального видения. От неожиданности карандаш выскальзывает из руки, в воцарившейся тишине отчетливо стукнув о резиновый коврик на полу. Не ее ужас все еще держит Амелию, сердце колотится, словно пытаясь выломиться из грудной клетки.
Девушка пытается понять, что же именно могла видеть. Из прошлого, настоящего или будущего был вырван стрейдом этот фрагмент? Фокс в зеркале не выглядел ни моложе, ни старше. Но поверить в то, что теперешний Фокс может бояться призраков, оказывается почти невозможно. Амелия рассеянно проводит дрожащими пальцами по лицу, уже готовая снова увидеть на ладони кровь. И почему, черт возьми, Эйдан?!
Стараясь совладать наконец с пронизавшими ее чужими эмоциями, Амелия сосредотачивается на логической стороне вопроса. Среди трех эпизодов внедрения последний явно выбивается... Арчер объяснил условия считывания астральных образов. И до сих пор она не видела противоречий этому объяснению. Тогда, в тени, Форд... Да, кажется, это сам Форд хотел рассказать, что произошло. Мэл вспоминает, как ей показалось, что труп мужчины в астрале повернул к ней голову. Это, в таком случае, понятно. А Фокс-то здесь при чем? Ну хорошо, на парковке у кафе он наблюдал за Амелией - вполне подходит определение "тянулся". Но сейчас?.. Почему?
- Я?.. Думаю?.. - Мэл осознает, что уже какое-то время игнорирует участливый вопрос Арчера, неподвижно уставившись прямо перед собой. Передернувшись, она оборачивается к агенту, кажется, так и не стерев выражение крайнего испуга с лица. - Скажите, каков может быть диапазон времени у видений внедрения? Ее все же не отпускают сомнения в том, что Эйдан Фокс мог бы бояться просто так. - А еще... Имеют ли какую-то связь с астралом зеркала?
-
Интересные мысли, очень занимательно наблюдать за постепенным погружением Амелии во всю эту астральную паранормальщину. Нравится вовлеченность, посты всегда вдохновляют на ответы и продолжение, а это самое главное : )
|
Чудо двойного зрения всегда завораживает: ты словно становишься единой в двух лицах, и продолжение руки становится твоими глазами. Более того – ты сама на краткий миг становишься автоматом, сквозь прицел которого смотрит человек, и именно ты ищешь цель и даруешь ей ослепительную, обжигающую ласку небесно-синей плазмы. В такие моменты неважно, кто стрелок и с чьей стороны ты метишь болью оппонентов – важно только само ощущение отдачи и мягкость нагрева корпуса, построение алой клетки вокруг жертвы и траектория снаряда. Так, наверное, в древнейшие времена дикари преклонялись перед Божеством Войны и чтили его дары – смертоносное оружие. Сколько лет прошло, а человечество до сих пор не изменилось: импульсы мозга, облаченного в совершенное имплантированное тело, и мозга первобытного дикаря в момент охоты за двуногой дичью поразительно едины. Каждое действие четко и завершено, каждое движение – на своем месте. Даже несчастный репликант стал сейчас всего лишь строчкой в поэме выстрела или небрежным росчерком кисти на экране. Багровая рамка делает его образ скоротечным и трагичным, и четыре удара ставят на нем крест. Первый – выйди, второй – умри, третий – прощай, четвертый – прости. Оваций не надо: это зрелище хорошо своей молчаливостью. Достаточно той награды, что багрянец обводов сменился на ликующий желтый.
На сей раз улыбка Флоры куда мягче и спокойнее: первый шажок сделан, потенциальная опасность устранена, и можно покинуть пенную негу ради полноценной и подвижной жизни. Совершить, так сказать, эволюцию, выйдя из воды на сушу. Погладив теплый ствол «Ру», доверчиво жмущийся к хозяйке, удовлетворенная первой, пока еще маленькой, удачей женщина уже было собралась покинуть обломки сквозь призывно манящий люк, как по ушам ударил оглушительный надсадный треск: словно взбесившийся великан решил смять обломки катера, словно жестяную банку, и запустить их в неведомые дали. Все смешалось в один миг. Воздушная пенистость Эф-Гэ вмиг стала монолитно-твердой, словно женщина оказалась заживо в могиле. Но это было наименьшей проблемой: то, что гель после прекращения опасной для жизни экипажа обстановки станет снова мягким, она уже знала. А вот возможность быть раздавленной всем весом катера или оказаться насаженной на штырь, как еще недавно напарник, была ужасающе реальной. В ожидании удара оперативник сжалась, прикрывая собой верного «Крошку» - родной автомат более хрупок, чем ее модифицированное тело. Груда металла, вовсе уже переставшая быть красивым кораблем, с грохотом, скрипом и стоном тысячи грешников рушится куда-то, по ощущениям – вниз. А вместе с ним будто в пятки уходит сердце, если оно, конечно, есть у человека, от которого остался только мозг. В ожидании неизбежного удара Флора закрыла глаза…
Миг, другой – все замирает в шатком равновесии. Не веря, что она жива и даже, вроде бы, цела, Флорида открыла глаза. Пена, кругом все та же пена, за которой почти вплотную стена, еще недавно бывшая потолком. Выдохнув сквозь зубы короткое «м-мать…», женщина не удержалась от того, чтобы в меру подвижности рук проверить себя и оружие. Сигнал тревоги, прежде бесполезно пытавшийся предупредить отчаянный экипаж, наконец смолк. Уже неплохо: не будет буравить мозг. А вот прозвучавший откуда-то снизу вопрос – вообще чудо и настоящий подарок судьбы. Коллега-подчиненный еще жив, а значит, боеспособность их маленького отряда все еще на прежнем уровне. Первая мысль – крикнуть в ответ, разбилась о воспоминания о лопнувшем блобе, а посему, кивнув сама себе, оперативник вновь активировала передатчик, послав к нему окрашенную радостью мысль: - Жив! Я цела и не пострадала, ищу возможность эвакуации. Ты сам как, боец… э-э-э, техник? Цел? Не познакомился поближе с новым штырьком? Можешь подняться ко мне?
А пока идет трансляция мыслей, ничто не мешает проверить прилегающую плоскость на предмет точек эвакуации. Найти тот же люк, из которого она стреляла, например, или разрыв в обшивке. И пора бы уже прекращать тянуть время, как мятную жевательную резинку: такими темпами ей впору именоваться не оперативником, а ленивцем. Аккуратно, стараясь не нарушить застывшую в практически первозданном хаосе систему, она принялась ощупывать стену перед собой.
-
Первый – выйди, второй – умри, третий – прощай, четвертый – прости
Прям классно. Да и, в целом, пост читается на одном дыхании. Круто, правда круто
-
Прима, шо сказать
-
Цел? Не познакомился поближе с новым штырьком? Жестоко. xD Бедный техник...
-
Флорида топ, каждый пост замечательный.
|
- У нас не осталось времени быть осторожными, брат, - делая еле заметный акцент на последнем слове, отвечает младший принц, зная, что напоминание о факте столь близкого родства, как и обычно, будет неприятно Эллиасу.
Они никогда не были дружны или хотя бы достаточно близки. Но эта неприязнь всегда держалась на отдалении, расстоянии, сдерживаемая правилами, манерами, обязанностями. Но если раньше они хотя бы виделись, то за несколько последних лет ушло и это. Сейчас, даже сильнее, чем когда-либо, перед Эдмундом стоял будущий король. И, хотя младший брат всегда хотел сказать, что наследник престола слишком рано примеряет на свою голову венец, всем было ясно, что эти слова - лишь ветер. Потому Эд никогда себе не позволял подобных обвинений - он точно знал, что нет, не рано. Таким было предназначение Эллиаса, и он шёл к нему уверенно и твёрдо.
Своим путём. Имея своё мнение на всё. Смея даже перечить отцу.
И как бы к этому не относился сам Эдмунд, он знал: однажды он станет обращаться к брату "Ваше Величество".
Знал это и Эллиас. Знал, что его младший брат, который даже внешне был "меньше": не таким рослым, не столь величественным, снесёт все - по детству - издёвки и насмешки, во взрослой жизни - тонкие уколы и тщательно скрываемое от посторонних глаз, но такое ощутимое для них двоих презрение. Снесёт - и останется верен и предан, когда придёт срок присягнуть на верность законному монарху.
Если бы король Эдрик приказал второму сыну остаться, ему бы ничего не осталось, кроме как подчиниться. Это знали все, даже несчастная Аурэлия.
Но не сражаться за тех, кого Эдмунд должен был - по долгу крови ли, чести принца или велению сердца - оберегать, он попросту не мог.
И сейчас клокочущий в душе юноши огонь требовал обвинить старшего брата в трусости, недальновидности, стремлении к интригам и власти в момент, когда требовались решимость и мужество. Сказать, что если дядюшка Адриан и прислушается хоть к кому-то, то этим кем-то должен быть его кровник, не равный, ибо равных в этом мире, пожалуй, и не сыскать - но хотя бы не чужой и хоть немного близкий. Что силы отряда, отправляющиеся в волшебный мир - ничто, капля, что утонет в океане надвигающейся угрозы. Что мечом не искоренить заразу, что распространяется по стране, словно пожар в лесу...
Но Эдмунд лишь упрямо посмотрел в глаза Эллиасу. Ибо тот не требовал от него ответов, не задавал вопросов. Мнение же принца, пусть даже и наследного, пока ещё было лишь мнением равного - а, значит, им Эд мог вполне законно пренебречь, без оглядки на новых "друзей" Эла и его претенциозный позолоченный доспех.
В конце концов, это была даже не личная аудиенция, ибо Эдмунд шёл к сестре, за чью судьбу беспокоился более всего на свете. И пусть Эллиас думает, что хочет, про их союз, который, очевидно, с некоторых пор совершенно перестал быть тайным. Поначалу эти подозрения клеймили душу королевского отпрыска жгучим стыдом, но сейчас... Сейчас, когда Аурелия была тяжело и очень опасно больна, отвращение брата вызывало лишь твёрдую решимость, граничащую с безрассудством.
Всё это не имело никакого значения по сравнению с жизнью бедняжки. Жизнью, которую Эдмунд собирался спасти во что бы то ни стало.
И, пока Эллиас ещё не король, он никак не сможет воспрепятствовать.
А если младший принц не преуспеет, что ж... Весьма вероятно, что старший никогда не станет королём.
-
А если младший принц не преуспеет, что ж... Весьма вероятно, что старший никогда не станет королём. Глубокий многогранный пост, который раскрывает всё то, что необходимо раскрыть.
-
Живой принц, реалистичный. Хорошо написано.
|
"Тигр" свидетель, "Раз-Два" был терпелив с "Немезидой". Он помог ей выбраться из кабины лифта, не критиковал вслух за плохую физическую подготовку, из-за которой они не успели проскочить наверх, да и сейчас таскает за неё сумку с "образцом", хотя это её обязанность. Стрелок ничего не сказал, когда "Немезида" отказалась первой заходить на этаж в прошлый раз. Тогда мужчина списал это на недоразумение и пошёл сам. И чуть не огрёб. Теперь же всё повторилось вновь. Ладно, очередное недоразумение, бывает. Стрелок объяснил "Немезиде", что от неё требуется и зачем. Потратил на это драгоценное время. И что же? А ничего! Девчонка явным образом проигнорировала приказ. И это не смотря на то, что за створками вот-вот произойдёт взрыв, а охрана комплекса требует немедленно покинуть шахту. И вот, пока "Немезида" тормозила, сверху на голову уже посыпался пластиковый отстрел! И ведь девчонка явно не тупая, раз в технике разбирается. Значит, причина торможения - не глупость. Но если она такая умная - то почему приказы не выполняет? А всё просто. Когда боец демонстративно не выполняет приказания командира, это называется "ЗА-ЛУ-ПА". И чтобы его "разлупить", существует только одно лекарство...
Старинная военная мудрость гласит: "Командир, чьи приказы не выполняются, теряет авторитет и перестаёт быть командиром. Никогда не отдавай приказов, которые всё равно не будут выполнены. Но уж если отдал приказ - любой ценой добейся его исполнения".
"Раз-Два" смотрел на "Немезиду" сверху вниз. Он уважал её как технического специалиста, это правда. Однако, проблема в том, что она не уважала его как командира их маленького подразделения. Игнорирование приказов - недопустимо и должно караться. Игнорирование приказов в боевой обстановке - недопустимо в принципе и должно караться с особой жестокостью.
За щитком не видно её лица, но стрелок легко мог себе представить, как "Молох" издевательски лыбится. Мол, давай-давай, недокомандир, рискни своей жизнью вместо меня снова. Я - принцесса сетевого пространства, а ты - мой раб-носильщик. Я принципиально не собираюсь выполнять твои приказы. Будешь совать свою голову в каждую дырку, снова и снова, пока тебе башку не отстрелят или не отгрызут! Тогда я спокойно перешагну через твой труп и заберу твои бабки, глупыш!
"А вот хуй ты угадала, девочка! - зло подумал "Раз-Два". - Все риски мы будем делить поровну! Думаешь, если хорошо знаешь матчасть, можно мои приказы не выполнять? Думаешь, мы без тебя не справимся? Зазвездилась, блядь, да?! Ну, сейчас мы тебя спустим с небес на землю!"
"Раз-Два" резко ударил "Немезиду" ботинком по шлему. - Приказы командиров и начальников выполняются беспрекословно, точно и в срок! - рявкнул мужчина. - Читай устав, рядовой! Стрелок начал бить сетевика по шлему, сопровождая каждый удар короткой фразой: - Просто! Открой уже! Эту грёбаную! Дверь!
-
Суров... Хорошо, что пилот далеко)
-
Не, ну это "пять" : )
-
Ну это конечно классно ты придумал, а главное вовремя.
-
Доминируй
|
-
Описание оружия топ, некоторые модули целиком содержат не так много подробностей Осознаешь вдруг, что своими руками выкинул его, патрульного с этого катера, за борт на высокой орбите. Не помнишь подробностей, но то, как он цеплялся за рукав твоего скафандра скрюченными пальцами, не забыл. +
|
Седеэрн протиснулся сквозь врата вслед за Людвигом. Судя по тишине, непосредственной опасности там не было. Тем не менее, рыцарь был собран и готов ко всему. Поэтому от вида, столь отличного от того, что он узрел на волшебной картине какими-то минутами ранее, у него лишь блеснули глаза и невольно сжалась челюсть.
- Держим строй, - негромко напомнил лорд-командующий следовавшим за ним спутникам. Он сделал это из старой привычки, скорее для собственного успокоения, нежели из необходимости. Седеэрну нужно были несколько секунд, чтобы осознать и переварить увиденное.
Город пал. Сказочный, идеальный город счастья и вечной весны лежал брошенным, присыпанным снегом трупом у его ног. Синие одежды его истрепались и зияли прорехами, а предсмертный оскал торжественно являл миру многочисленные черные дыры там, где раньше белоснежно блестел ровный ряд здоровых зубов. Хотелось выругаться. Лорд-командующий лишь глубоко вдохнул и, пройдя немного вперед, остановился.
Взгляд рыцаря устремился вдаль. Мимо последнего рубежа воинов Синего Пламени. Мимо потрепанного моста, возможность пересечь который была еще под большим вопросом. Дальше. Сам город. Бледный болезненный брат нарисованного. К его стенам и башням, лежащим сейчас руинами. Что могло их повергнуть? Осадные орудия? Землетрясение? Магия? Взгляд Седеэрна медленно повернул вспять. От шпилей и башен к серым замковым стенам. По опустевшим улицам к месту битвы. Вернулся к подножию утеса. И обратно. Пробежался по ответвлениям и пересекающим предполагаемый путь дорогам. Дошел до конца и повернул назад. И снова. И опять. Голова как-будто сама отстраненно кивнула в ответ на слова принца, пока мозг пытался запечатлеть увиденное.
- Боюсь нам все же придется взглянуть на мост поближе, ваше высочество, - не отрываясь от созерцания ответил лорд-командующий. - Ваше предложение хорошо всем, кроме одного: принцесса Аурелия может быть поглощена Скверной в любой момент. У нас нет времени.
Что-то беспокоило Седеэрна. Что-то, что лежит на поверхности и должно было быть давно им подмечено. Задумавшись, рыцарь пропустил слова сэра Дженсона и часть последующего разговора мимо ушей. Его спутники должны хорошо понимать, что сейчас не место и не время для конфликтов. Завязавшаяся перепалка должна была вот-вот угаснуть сама собой. Что же он пропустил?
- Чем более незаметно мы доберемся до города, тем лучше, - пробормотал себе под нос Сед. Тревожащее его нечто явно крылось в словах принца. - Незаметно... Мы здесь как на ладони!
Дурак! Неужели вид угасшего города настолько его поразил, что он забыл о такой элементарной вещи? Меж тем, ссора явно набирала обороты. К ней, к удивлению рыцаря, подключился даже архимаг Ульфред. Раздраженно цокнув языком, лорд-командующий резко повернулся на пятках и рубанул рукой воздух.
- Довольно. - Голос Седеэрна был сух, а глаза, слегка прищурившись, обошли каждого из участников склоки по очереди. - Выше высочество. Мастер Ульфред. Сэр Дженсон. Прошу вас оставить этот спор, пока мы здесь. Любые споры, по возможности. Как вы видите, мы столкнулись с чем-то за пределами наших ожиданий. Не вижу смысла гадать что здесь произошло, когда мы можем спуститься вниз и выяснить это наверняка. Когда мы должны это сделать. От нашего единства зависит успех миссии. Наши жизни. Жизнь принцессы Аурелии. Возможно и судьба всего королевства.
Рыцарь тихо вздохнул и посмотрел на Лиару. За то время, что Седеэрн знал Тень, чутье не подводило ее ни разу.
- Я искренне надеюсь, что ты не права. Надеюсь, но не рассчитываю. Сэр Дженсон, - теперь лорд-командующий обращался к чемпиону, - закройте врата. Мастер Ульфред, займите место в строю. На этом утесе нас очень хорошо видно. Спускаемся вниз, осматриваем место боя и движемся дальше, к мосту. Возможно нам удастся перебраться по нему в город. Времени у нас нет, поэтому действуем быстро. Всем быть начеку. Вперед.
-
Плюс адын.
Отсылки к личным передам, хорошо.
-
Поэтичный лорд-командующий! Красиво)
-
ород пал. Сказочный, идеальный город счастья и вечной весны лежал брошенным, присыпанным снегом трупом у его ног. Синие одежды его истрепались и зияли прорехами, а предсмертный оскал торжественно являл миру многочисленные черные дыры там, где раньше белоснежно блестел ровный ряд здоровых зубов.
|
– Нет! - Лиара, смотревшая с вершины лестницы вниз, на павших, перевела взгляд на живых. К горлу подкатила волна гнева, смешанного с благодарностью. Гнева на то, что Чемпион посмел опорочить возлюбленного Офелии, благодарности за то, что он взял на себя горькую задачу высказать подлую мысль, которая и ей первой пришла в голову.
– Нет! – голос Тени тих, но слышен далеко в этом безмолвном мире, где пока единственные звуки их отряд принёс извне. Он звучит успокоительно: "не бойтесь, друзья, не страшитесь, его высочество, нам вряд ли придётся испить эту чашу". Целительное "нет". Лиара кладёт ладонь Джекосону на плечо, глядит в глаза Наследника.
– Кто бы ни были нападающие, они рвались к картине. Больше на этой стороне не к чему рваться. Рыцари Пламени не просто защищались - это удобнее делать на вершине лестницы или за закрытыми вратами, они пытались не подпустить врага близко к картине. И потерпели поражение. Синее Пламя погасло полностью, иначе разве можно представить, что ни тогда, ни потом никто не похоронил бы павших? Значит, нападавшие получили доступ туда, куда так рвались. Это люди или другие существа, если не из плоти и крови, то более-менее осязаемые. Осязаемые настолько, что против них выставили щиты и мечи, а не заклинания или молитвы. Но они не прорвались в наш мир. Не прошли через портал, не бились с кристальной стражей. По крайней мере о таких попытках ничего не известно, а уж нам бы сказали. Значит, среди них вряд ли мог быть его высочество, ведь сэр Адриан владел тайной прохода.
Она перевела дух на мгновение.
– И вряд ли мы найдём помощь, – добавила грустно. – Если бы сэр Адриан был жив, в своей памяти и на свободе, угли Синего Пламени не ржавели бы здесь.
Столь длинная речь была совсем не в духе Лиары. Какое-то время она молчала, начав спускаться по ступеням туда, где простиралось поле давней битвы. На полпути опять приостановилась.
– Нам предстоит бой, Сед, – единственная леди Клинка назвала лорда-командующего без всяких церемоний, ясно давая понять, что внутренне готова обнажить клинок в любой момент. – Бой с теми, кто убил или лишил воли сэра Адриана. Я надеюсь на второе. Если им нужно войти в портал, им нужен и живой художник. А если они до сих пор не вошли, значит, он до сих пор не захотел или не смог им помогать. Сейчас важно понять, с кем мы имеем дело.
Последнего, впрочем, можно было бы и не добавлять – настолько очевидной казалась мысль.
|
-
Ух, вот это вступление. Предвкушаю развитие персонажа.
-
Лиара потянула из-за пазухи тряпицу, которой протирала клинок, повернулась спиной к остальным, лицом к порталу. Шикарно. В отряде с такими предусмотрительными Клинками вообще ничего не страшно!))
-
Отлично ворвалась, на стиле
|
|
Это свершилось... Кажется, до последнего момента, до самого последнего шага в неизвестность Эвия опасалась, что ее ожидания разобьются, и по какой-то невероятной причине ей не удастся попасть в нарисованный мир. Теперь же она восхищенно выдыхает, пробежав пальцами по старой каменной кладке за спиной, оставшейся на месте закрывшегося портала. Потрясающе...
Ученица чародея оглядывает другой зал, уделяя особое внимание притягивающим в полумраке взгляд красочным витражам удивительной работы. Неужели они здесь только для красоты?.. А может, и нет. Несколько легких шагов в сторону - Эвия, по пути вскользь оценив свойства пыли под ногами в надежде наскоро определить ее природу, подбегает к ближайшему окну. В пустом зале, конечно, тоже можно найти немало занятного, но ей не терпится взглянуть на целый созданный Адрианом мир, раскинувшийся за пределами этих стен.
Принц тем временем собирает внимание отряда, и даже находит возможным подойти и обратиться непосредственно к Эвии, чем обычно высокородные господа даже не думают обременять себя, предпочитая делать вид, будто не замечают наличие ученицы Ульфреда Айстверна рядом с ним. - Да, Ваше высочество, - весьма учтиво откликается девушка, от неожиданности даже изобразив нечто вроде легкого книксена, но уже в следующее мгновение теряет интерес к реакции Эдмунда и возвращается к попыткам выглянуть наружу сквозь витражное стекло.
Голос наставника заставляет ее отвлечься, Эвия замирает, поняв, что Ульфред, кажется, по истечении некоторого времени собирается получить от нее конспект своих слов. Который она предоставить, совершенно очевидно, не сможет.
Девушка беспечно пожимает плечами, факт возможного недовольства учителя не способен перебить эйфории от мыслей о том, что вокруг нее - тот самый кристальный мир, наполненный загадками и чудесами, буквально состоящий из них. Вообще-то она сознательно не захватила тетрадь. Потому что куда интереснее - а зачастую, и полезнее - смотреть по сторонам, чем пытаться зафиксировать все на бумаге, не поднимая носа от поспешно набрасываемых строк. К тому же, Эвия почему-то была убеждена, что никаких тетрадей не хватит, чтобы уместить описание всех чудес кристального мира. Да и в возможностях собственной памяти была более чем уверена.
- Я запомню, учитель, - кивает она Ульфреду, моментально укладывая в голове цепочку его рассуждений. Все логично, нет никаких противоречий известным ей магическим законам. Разве что, действительно, несколько удивляет видимое отсутствие следов магии, даже прямо рядом с порталом в другую реальность, пусть и неактивным сейчас. А то, что все вокруг кажется сугубо настоящим... Эвия и прежде не сомневалась в могуществе Адриана. Ему, вероятно, вполне было бы по силам воплотить свой собственный мир.
Ульфред, похоже, намерен пуститься в исследования прямо не сходя с места, для начала немного изменив первичные условия. - Нужно больше света? Конечно, - не без сожаления отходя от окна, девушка направляется к факелу на стене, собираясь воспользоваться самым расхожим заклинанием высекания искры из воздуха. Взглянув вслед рыцарю, первым двинувшемуся к узорчатым воротам, она ускоряет шаг. Свет наверняка понадобится и чтобы выйти из зала.
-
Прелесть же.
-
Девушка беспечно пожимает плечами, факт возможного недовольства учителя не способен перебить эйфории от мыслей о том, что вокруг нее - тот самый кристальный мир, наполненный загадками и чудесами, буквально состоящий из них. Очаровательная непосредственность
|
Когда проходишь сквозь завесу реальности, ожидаешь увидеть... Сам не знаешь, чего. Но, наверное, не это. Не сказать, чтобы Сторм был разочарован, нет, скорее, обыденность окружения, его "нормальность" вселила в юношу тревогу. Пока ещё - лёгкую, едва уловимую. По рассказам отца дядюшка был как минимум очень экстрентричным человеком, как максимум - полным безумцем. Разумеется, Эдмунд понимал, что тяжесть бремени правителя во многом определяла отношение короля к старшему брату: нечто подобное сейчас переживал и сам принц, младший сын младшего сына. Но...
Но всё-таки дядюшка был чародеем, великим настолько, чтобы создать свой собственный мир. Идеальный для себя мир. Мир, в котором хотел жить лишь он - и жил долгие годы. На что похоже это место? И как здесь относятся к незваным гостям? Эд Сторм не был уверен, что человек, сбежавший от всех проблем в своё идеальное творение, обрадуется пришельцам из мира бедствий, горя и страдания. Для того он, представитель августейшей фамилии, и нужен здесь, чтобы получить шанс на аудиенцию короля волшебного царства.
Царства, настолько же волшебного, настолько и похожего на то, откуда они прибыли только что. И это пугало.
Но лицо принца оставалось спокойным, уверенным. Он должен быть примером для подданных. И пусть за успех похода отвечает командор, которому Король лично поручил возглавить отряд, Эдмунд несёт ответственность не меньшую, хотя и гораздо менее уловимую и определённую.
- Лорд-командующий? - участливо спрашивает он воителя, желая убедиться, что он, как и остальные, безболезненно пережил переход.
- Сир Людвиг? Сэр Дженсон? - окликнул принц рыцарей, практически не делая паузы между их именами. Драконоборец был вторым рыцарем королевства - и иноземец, чемпион - третьим рыцарем и убийцей великанов. Менее всего сейчас хотел Эдмунд поднять вопрос, чья честь сверкает ярче.
- Леди Лиара? Всё хорошо? - на самом деле он не был даже уверен, что она леди. Но особого титула для девушек-рыцарей батюшка придумать не успел, не до того было. Ощутив укол злости на старика за это, принц, тем не менее, участливо обратился и к ней.
- Мастер Ульфред? Что вы думаете о переходе? - Айстверн был давним... знакомым королевской семьи. И пусть его дружба с Адрианом несколько обострила отношения с отцом Эдмунда, и теперьпринцу оставалось лишь надеяться, что волшебник, не особо чтящий протокол, не обидится на то, что к нему обратились одним из последних - то есть, по титулу, вернее, отсутствию такового. Поэтому юноша старался говорить почтительно, подчёркивая своё уважение тайному искусству чародея.
- Эвия, всё в порядке? - наконец, подошёл и к девушке.
Выслушать каждого - пусть и на ходу, разбивая сапогами пыль, переходя от одного человека к другому, пусть коротко, но выразить своё участие, напомнить, что все здесь связаны и должны держаться друг друга - вот в чём была цель Эдмунда, которую он себе поставил.
Пусть даже это будет кивок или лёгкий поворот головы: прежде, чем они откроют дверь в неизвестность, принц должен был убедиться, что из залы выйдет не горстка воинов, а настоящий отряд. И рыцари, и чародеи теперь должны быть едины - и присматривать друг за другом, прикрывать от возможных угроз.
А они - и в этом принц не сомневался - себя ждать не заставят.
-
Хороший принц, с удовольствием наблюдаю как раскрывается персонаж.
-
Но лицо принца оставалось спокойным, уверенным. Он должен быть примером для подданных. И пусть за успех похода отвечает командор, которому Король лично поручил возглавить отряд, Эдмунд несёт ответственность не меньшую, хотя и гораздо менее уловимую и определённую. Принц топ.
|
Стройные ряды гвардейцев короля. Умелый воин - каждый из них. Каждый не раз доказал свою преданность и отвагу. Проходя вдоль первого ряда, лорд-командующий вглядывался в лица, черты которых были прикрыты сталью забрал. Многих он знал лично. Некоторым из них, возможно, суждено встретить закат стылыми телами на полу старой башни Адриана. Седеэрн отвернулся и сделал несколько шагов прочь, в направлении шпиля.
Таран дополз уже до середины моста. Взгляд командующего мазнул по затянутому тучами небу, остановившись на упирающейся в нависший небосвод башне. Словно перст давно почившего бессмертного, она указывала небу на его несправедливость. Обвиняюще бросала всю грязь, боль и скверну происходящего среди людей в лики богов. Существуй они на самом деле. Мрачное небо вторило настроению рыцаря. Ощущение некоей неправильности происходящего хорошо дополняло разворачивающуюся перед ним картину.
Задумчивость лорда-командующего была прервана появлением еще одного человека. - Верховный понтифик, - уважительный кивок отмечает прибытие готового к схватке жреца. Последние минуты перед началом боя Седеэрн предпочитал проводить в тишине, погрузившись в неспешный поток своих мыслей. Затишье перед первым, пусть и робким, порывом штормового ветра. В этот же раз, напротив, ожидание начала боя непривычно тяготило лорда-командующего - черта, от которой он, казалось, навсегда избавился десятки сражений назад.
Предложение помощи нисколько не удивило Седа. Лорд-командующий, в силу своего положения, не был новичком в политических играх королевского двора. Да и с Реймондом они были знакомы достаточно долго, чтобы знать чего ожидать друг от друга. - Благодарю вас, лорд Монро, - непроницаемый взгляд зеленых глаз Седеэрна поймал взгляд понтифика. - В этот раз нет нужды проливать кровь воинов веры. Король возложил на меня миссию и я намерен лично возглавить штурм. - Храмовники были великолепными бойцами. Свирепыми, бесстрашными, дисциплинированными. Вместе с тем они слыли фанатиками, готовыми подвергнуть страшным пыткам даже тех, с кем не раз стояли плечом к плечу против общего врага. Стоит ли говорить о том, что многие, включая лорда-командующего, находили их методы, мягко говоря, неприятными. - Поберегите людей на тот случай, если мы потерпим неудачу. А теперь, - разорвав зрительный контакт с верховным жрецом Первого Пламени, Сед резко развернулся к ожидавшим его команды гвардейцам, - прошу меня извинить.
Сделав уверенный шаг в сторону строя, лорд-командующий поднял окованный металлом кулак в воздух, призывая всех присутствующих к тишине. Звук сокрушительного удара впервые за долгое время сотряс воздух столицы. - Воины Стормхолда! - перекрывая звук второго удара тарана, глубокий и низкий голос рыцаря разнесся над готовыми к бою людьми. - Сегодня мы идем в бой по приказу нашего короля. Мы идем в бой, зная, что не каждый вернется домой, к уюту очага, семье, друзьям. Каждый из нас верен, - небольшая пауза в речи подчеркнула последнее слово эхом, - своему долгу и товарищам. Но. Сегодня не обычный день. Сегодня мы будем сражаться в том числе и за себя. За своих близких и детей. Эта башня, - Седеэрн опустил кулак и указал пальцем в сторону шпиля, - наше спасение. За этими вратами - брат короля и могущественный волшебник. Только он сможет избавить нас от Скверны. Он - тот самый луч надежды, посланный нам небесами в час испытаний. Храбрые воины! - Одновременный удар древками о мостовую послужил ответом командующему. - Кто, если не мы, поможет этому свету разогнать мрак, сгустившийся вокруг королевства? - Еще одному удару вторит очередной удар тарана. - Кто, если не мы, проложит путь к чертогам Адриана? - Еще удар. - Кто, если не мы, положит жизни, чтобы избавить Стормхолд от медленной смерти? - Кулак лорда-командующего сжался на рукояти фалькса под стройный хор готовых к бою копий короля. Выдернув клинок из холодной земли, Седеэрн развернулся к башне как раз тогда, когда оглушительный звон возвестил о падении врат. - Именем короля, в атаку! - Проревел лорд-командующий и первым сорвался в бег.
-
Лорд-командующий как есть, мощно и стильно.
-
Слуга царю, отец солдатам.
|
Вслед за наставником - как обычно, всегда вслед за ним - Эвия проходит в затейливо убранный главный зал хранящей лучшее творение Адриана твердыни. Кристальная башня выглядит совсем не так, как в ее фантазиях. Ничего чудесного. Тела павших воинов среди сияющих хрустальных осколков и кровь повсюду - ей никогда не приходилось прежде видеть разом столько крови. Эвия тихонько вздыхает, отгоняя мысли о том, как высока была цена возможности прикоснуться к тайне магии Адриана. Впрочем, эта цена уже уплачена, и надо сделать все, чтобы она оказалась уплачена не напрасно.
Завороженно глядя на волшебное полотно на дальней стене, девушка напоминает себе, ради чего было затеяно все это действо. Не изучение нарисованного мира, а спасение Стормхолда от скверны. Хотя ее мнение в этом вопросе определенно совпадает с мнением наставника. Кто бы еще запретил чародеям начать исследовать новое, едва они окажутся по ту сторону портала. То есть, основная задача не менее важна... И для ее решения Эвия также готова приложить все необходимые силы. Хотя, наверное, у многих здесь имеются сомнения в том, что недоучившаяся магичка может быть на это способна.
Конечно, ученица чародея видела, как посмотрела на нее напоследок великая Исенна - очевидно, пребывая в убеждении, что седьмым возможным членом отряда обязан был быть кто-то другой. Впрочем, Эвия давно привыкла к не самым приязненным взглядам в свою сторону. Снисходительным - архимагов, коллег учителя, на чьи собрания он брал ее и оставлял в неприметном уголке, предоставляя возможность внимать. Настороженным - прохожих на улице, которым она, наверное, напоминала беспризорницу, а может, и воровку. Порой даже брезгливым - придворных во дворце, куда вообще-то приглашали Ульфреда, но Эвия таскалась за наставником хвостом абсолютно везде, и никто не смел ему возразить. Теперь вот девушка улавливает легкое недоумение во взгляде командира Клинков... И краткая речь принца оставляет послевкусие его сомнений в ее состоятельности.
Все это не слишком волнует Эвию. Она концентрируется на мысли о том, что находится именно здесь и сейчас, что ей выпал необыкновенный шанс попасть в кристальный мир. Девушка переводит взгляд на наставника, в который уже раз убеждаясь, как сказочно ей повезло обратить на себя внимание Ульфреда Айстверна годы назад. Что-то он ведь разглядел в ней, безродной сироте, раз уж перевернул ее жизнь, вызволив из приюта и введя в собственную семью. Дал сразу все: тепло дома, заботу близких, ощущение нужности и... возможность учиться и обуздать внутреннюю силу. А теперь она стоит по правую руку от него, наблюдая, как подчиняясь колоссальной силе магов Круга открываются заветные врата.
Эвия улыбается краешком губ. Как бы то ни было, она не может сдержать жгучего восторга при мысли о том, что ей выпала невероятная честь оказаться в числе первых получивших за долгие годы возможность пройти сквозь запечатанный Адрианом портал.
- Да, учитель! - отзывается она сразу на оба вопроса наставника, возможно, чересчур пылко, но полностью приглушить возбуждение в такой момент решительно невозможно. Конечно, конечно, она будет послушной, только бы Ульфред не передумал брать ее с собой! Никаких выходок! Наверное... Эвия огромным усилием воли сдерживает рвущееся наружу ликование, вслед за наставником шагая к подрагивающей проекции кристального города.
-
Эвия очень хороша. Живая и настоящая с первого поста.
-
Вслед за наставником - как обычно, всегда вслед за ним - Эвия проходит в затейливо убранный главный зал хранящей лучшее творение Адриана твердыни. Одно это предложение составлено лучше, чем многие посты на ДМе : ) Прекрасный пост, замечательный персонаж!
|
-
Уничтожение кристальной стражи казалось сродни уничтожения произведений искусства. Картина и её охрана были одним из чудес королевства, еще одной вещью, о которой Людвиг слышал еще до того как попал в Стормхолд. Интересный взгляд со стороны, качественное раскрытие стартового аспекта
|
Ульфред ступает широким шагом, входя в башню. Его обычное свечение и едва заметное шевеление волос и одежды сейчас куда сильнее, чем обычно - архимаг никогда не скрывает своих настоящих эмоций. Для кого то это было признаком слабости, многие члены Круга считали эталоном уровня силы и значимости показывать лишь то, что нужно увидеть другим, играться с намёками и полутонами. Но это правило не касалось Непослушного. Кто-то говорил что он перенял эту черту у Адриана - мазать все яркими, широкими мазками, всегда и везде.
Перешагивая через тела погибших, архимаг даже не смотрит вниз. Его сапоги, оказываясь в лужицах крови, поднимаются из них такими же чистыми, как были. Все его внимание приковано к картине идеального мира. Часть него вспоминает времена десятилетней давности,когда все это только начиналось. Он предполагал что рано или поздно им бы пришлось искать его - очевидно Адриан тоже это предполагал, иначе бы с его картины сошли настоящие драконы и титаны, а не хотя и к крепкие, но не для Клинков стражи. Заставив себя оторваться от зрелища, Ульфред вежливо и даже через чур низко кивает пожилой чародейке. Исенна учила его, как и многих соратников, попавших в Круг в одном возрасте. Будь она моложе, какой помнил ее архимаг, вероятно шла бы в первых рядах. Затем кивок клинкам и юному принцу. Куда более сдержанные и короткие. Клинки просто живые орудия, второй обречён на жизнь в тени своих родственников.
- Эви, все взяла? Проверь, - Его "тень" всегда рядом. Не такая яркая, не такая заметная. Серая, сосредоточенная. Разумеется он слышал смешки за своей спиной, слушки о том что "нагулял до жены", или "родные дочери бездарные, вот и растит себе ту, с которой можно возиться". Ещё и сочувственный взгляд Иссены, как довершение. Ульфред невольно дёрнул губой, на мгновение вспыхнув ярче - что все они понимают? Ему было мало слез супруги, которая обвиняла его так, словно он действительно их родную дочь тащит в один конец? Слез дочерей, которые просили не брать с собой сестрёнку? Он забирал у них сразу двух близких людей, которых они возможно больше никогда не увидят, и последнее, что ему было нужно, так это сочувствие или осуждение окружающих, - Так, давай ещё разок пробежимся. Смотрим вокруг, подмечаем все странное. Я думаю странным будет все, это не рядовые руины Старого Королевства. Там наш максимум упыри или залётные злобоглазы. А там... Вообще не ясно что ждать. Не верю я в идеальные миры, никогда не верил, - Ульфред улыбается девушке, что бы показать свой хороший настрой и веру в лучший исход, - держись рядом, не отставай. И без неожиданных экспериментов, как тогда, - многозначительный взгляд с этим "как тогда" подразумевает, что они оба знают что тогда было и дополнительных уточнений не требуется, - Ну.. заходим?
-
Как же Эвии все-таки повезло с наставником!)) Ульфред просто невероятно мил))
-
Перешагивая через тела погибших, архимаг даже не смотрит вниз. Его сапоги, оказываясь в лужицах крови, поднимаются из них такими же чистыми, как были. Хороший такой чародей, фактурный. В меру заботливый, в меру высокомерный
|
- Вы оказались здесь не случайно, герои, - сделав едва заметную паузу перед последним словом, произнёс Эдмунд. - Ступайте смело вслед за нами и помните: Корона в вас верит.
И шагнул вслед за командором, чтобы скрыть своё волнение в мире фантазий дядюшки, прекрасно понимая, что именно факт родства делает того, кого они идут просить о помощи, намного гораздо более опасным.
Для чего была эта речь? Зачем? Седеэрн не сомневался в своих рыцарях, это видно. Да и сам Сторм не думал, что воинам нужны вдохновляющие речи. Но...
Но были и те, кто рыцарем и воином не являлся. Вот почему секундная заминка была нужна, чтобы сказать "герои". "Мы не должны забывать о людях," - говорила всегда матушка. - "Истинная преданность рождается тогда, когда каждый из твоих подданных уверен в твоей заботе - а преданными людьми гораздо проще управлять". Она была мудра, королева. Дальновидна. Прозорлива.
И, хотя говорила всё это она старшему сыну, которому был предназначен трон, младший тоже мотал на ус. Его растили воином - конечно, его мастерство уступало рыцарскому в силу нехватки опыта. Кто станет рисковать пусть и младшим, но членом августейшей фамилии, бросая в открытый бой? Тем не менее, маленький Эд вечно тёрся возле матери, когда не был обременён тренировками и уроками военного дела, стратегии.
И до самого конца она раскрывалась с ним совершенно иначе. Давно уже вырос Эдмунд, решает государственное дела, силён, статен, истинный муж. Но всё также, как и прежде, матушка подзывала его к себе каждый раз при встрече и тихо спрашивала "ты поел, дитя?". Принц видел, как кривится Эдрик, когда замечает такое. Да и подначки брата сносил терпеливо всегда: Эд был сильнее, но попробуй поднять руку на наследника престола!
И вот не стало матери. И то смущение, с каким он каждый раз отвечал на этот вопрос, неуместный, постыдный, превратилось в жгучее чувство потери. Терпимое, пока с ним была Аурелия, его маленькая принцесса. Они были так похожи...
Но матушки не стало, его возлюбленная сестра страдает от хвори а отец утопает в горе. Младший Сторм и сам был охвачен печалью, но то ли было дело в молодости, то ли в том, что он не желал ничем походить на старика, эта печаль лишь придавала ему решимости. И сейчас, вспомнив те слова, что жгли его стыдом, а на самом деле поддерживали всё это время, принц осознал всю их важность.
Самые незначительные речи могут быть важны, если люди чувствуют твоё к ним внимание.
И сейчас, когда его тело переносилось из мира реального в фантазию дядюшки, полную безумного волшебства, Эдмунд был уверен: перед подобным шагом каждый хочет услышать что-нибудь. Может, что-то более красивое и вдохновляющее, чем сумел придумать он сам. Но, скорее всего, просто что-нибудь. Что угодно.
"Да, мама, я ел".
-
"Да, мама, я ел". На мой взгляд, чудесная находка)
-
За речь молодого принца.
-
Принц видел, как кривится Эдрик, когда замечает такое. Многообещающий принц получается, персональная линия выглядит очень интересно в потенциале.
|
|
Артур действительно похоронил всех своих людей сам. Это было чем-то вроде последнего отданного долга. Он раздражённо отказывался от помощи, когда тащил на себе тело покойного Кабана, ставшего ещё более тяжёлым после смерти. Стоически подавлял рвотные позыв, осторожно перемещая тот обугленный остов, что был когда-то Хансом Рихтером. Потратил время на поиски лопаты - такая нашлась на той злосчастной площади, окутанной удушливым дымом от пожаров. Сам выкопал каждую яму, невзирая на боль и раны. Сам закопал. И, конечно же, сам прочитал над ними последнюю молитву. Пусть он и не верил особенно в бога, но почему-то думал, что так будет правильнее. Как будто бы Артур хотел, чтобы похороненные вдали от родной земли солдаты хотя бы немного приблизились к дому, до которого так и не добрались. Оставив в качестве памятного знака небольшую пирамидку из сложенных камней, Артур вернулся к остальным. С ними и ушёл, оставляя за собою догорающее пепелище, заполненное мертвецами и старыми, истлевшими костями солдат двух армий.
А теперь Артур задумчиво сидел у костра, вытянув одну ногу и подогнув другую. Его левому локтю служит опорой почерневший от сажи сундук, наполненный золотом. Радоваться по этому поводу отчего-то не получается. На душе Артура осталась какая-то удручающая пустота. Роберт сказал, чтобы Артур возвращался домой, но чтобы вернуться домой, ему не так уж и нужны эти деньги. Разумеется, эта сумма поможет семье снова встать на ноги, снова окрепнуть, встать на ноги, восстановить хозяйство, да только и что с того? Деньги не вернут им Артура. В смысле, того Артура, что уходил от них. Того, который много лет назад лихо вскочил на своего коня, браво выпрямил спину и выкатил грудь, и легкомысленно махнул рукой отцу, матери и братьям, что провожали его. Махнул, и умчался стяжать себе славу и богатство на службе Короля. Артур ещё смутно помнил, как мать плакала, вручая ему перевязанное тесьмой знамя шахматного коня - семейную реликвию. И от знамени, и от Артура остались только клочья. Нет больше того легкомысленного безбородого юнца, который любил вино, женщин и быстрые скачки. Артур, который вернётся домой, будет молчалив и скуп на ласку, он будет затворником, для которого нет радостей. Он будет плохо спать по ночам, и будет беспробудно пить, чтобы не вскакивать от каждого шороха. Ему будут сниться кошмары, от которых он будет напиваться по утрам снова. Мать, которая по началу больше всех обрадуется его возвращению, потом будет прятать глаза, сталкиваясь с ним. Братья будут шептаться за его спиной и неловко улыбаться, пытаясь с ним говорить. Никто из них его не поймёт, ведь они не видели ничего - ни войны, ни Сероземья, ни того, что случилось в Темноводье, и не дай Господь им этого понять. Отец... Наверное, отец поймёт. Он им всем и объяснит. Но ему будет нечего сказать самому Артуру. Он свою войну давно пережил. А что-то вроде Темноводья - это слишком даже для отца.
Наверное, Артуру нужно поговорить хоть с кем-то, кто поймёт его, пока их дороги ещё не разошлись. Но с кем? Лоррейн уже спит, сморённый сегодняшним днём, и беспокойно ворчит у себя в палатке. Терри тоже спит, хотя наверное ему и до этого было не до разговоров. Артур заметил, что он был как-то слишком уж подавлен, и наверняка тоже метался в своих внутренних сомнениях, недоступных восприятию Артура. Остались только трое. Кельт? О чём говорить с Кельтом? Артуру было нечего ему сказать, только высказать восхищение его мастерством воина и поблагодарить за помощь. Всё это он уже сделал, оплатив его труд. Артур перевёл взгляд на Кейру - своенравная чародейка тоже была погружена в какие-то свои думы. Артуру было любопытно спросить у неё про магию, про Забытого, и про то, что же всё это такое, но он не был уверен, что хочет знать. Взгляд Артура остановился на Лине, и Массак вдруг подумал, что хочет поговорить именно с ней. Они так и не говорили с той ночи, когда вместе вытащили с того света Лоррейна. Ну и в конце концов, как не поговорить с той, ради которой ты навечно проклял свою душу, убив столько людей, которые вовсе не заслуживали смерти? Как не поговорить с той, ради которой отдал жизнь Кабан, и пришлось погибнуть Рихтеру, который вовсе этого не хотел? Артур тяжело поднялся с места, и подошёл поближе к Лине. Он осторожно приблизился к ней сзади, и мягко положил грубые ладони, уже без латных перчаток, на её хрупкие плечи.
- Вам не холодно? - Спросил рыцарь у травницы. - Погодка не благоволит, а у вас платье порвано.
-
Отмечу этот пост, как объективно лучший за финальную сессию. Спасибо за игру, вышло, как по мне, замечательно!
|
Если его спутники и товарищи, похоже, не были уверены в том, что им сейчас думать, то Артур однозначно чувствовал облегчение. Лина будет жива, и неважно как это достигнуто. Значит, вся эта безумная резня накануне красной луны не была напрасна. Артур не знал точно, что он увидел. Колдовство? Чудо? А не всё ли равно? Маменька его, католичка до мозга костей, говорила, что чудеса может творить только Бог, и порою являет чудеса через святых, а всё иное - оно от беса и от Сатаны. Кейра на святую похожа не была, но и на служительницу Лукавого не тянула. Артуру было достаточно того, что Кейра помогла. Остальные вопросы подождут.
Артур нашёл в себе силы даже слегка улыбнуться сквозь бороду. Жаль, что Кейра уже отвернулась, не успев увидеть этого. - Говорили, миледи. - Подтвердил он. - Впрочем, я всё ещё ставлю это под сомнение. Но, несомненно, ваше... умение оказалось очень кстати. Артур снова спокоен, по крайней мере внешне. Срыв не случился, и мысли командира вновь вернулись в чисто практическое русло. - Берём её, и уходим к таверне. - Распоряжается Массак. - Лоррейн, давай лучше ты, ты из нас самый целый. Остальные... Просто дотяните до таверны, там что-нибудь придумаем. Будем надеяться, умения леди Вилленхофф позволят ей не ограничиться ранами одной лишь Лины. Обернувшись через плечо в сторону мёртвого жреца, Артур добавил. - Я догоню.
Артур развернулся, и несколько нетвёрдой походкой подошёл к бездыханному телу старика. Этот топор в его голове... Артур снова вспомнил момент смерти Генри, тот жуткий звук, с которым секира Арея вошла в его красивое лицо, и ту безобразную рану, которая осталась на его месте. Преподобный сказал, что прожил восемьсот лет. Восемьсот. Подумать только. А сколько прожил Генри? Даже не сравнить. Несправедливо, что такие ублюдки коптят землю веками, распиная людей на крестах и закидывая в огонь, а молодые мальчишки гибнут на войне и на большой дороге, не успев толком и пожить. Артуру доведётся мучительно сожалеть обо всём, что тут случилось, если он переживёт эту ночь, но при взгляде на труп Преподобного Артур впервые чувствует удовлетворение. Ты заслуживаешь подохнуть, старый хрен. Ты и так был ходячий мертвец. - Верните-ка мою вещь, Преподобный. - Артур ухватился за рукоятку меча, и надавил ногой на тщедушную грудь старика, снимая того с меча, и выдёргивая лезвие наружу. Он словно соломенное чучело. Такой же лёгкий. Почти невесомый. И такой же неживой. Отвернувшись от трупа, и стараясь не смотреть на покойников и в ту сторону, где скрылся Корбут, Артур побрёл прочь, волоча меч за собой, и стараясь успевать за остальными.
|
Мэл провожает взглядом "кадиллак" Фокса, почти тут же исчезнувший за поворотом и, оставшись в полном одиночестве в безлюдном заснеженном дворе, вздыхает, нащупывая в кармане выданную Стиллвелом связку ключей. Знакомиться с соседями она, пожалуй, не будет.
Квартира встречает ее оглушительной тишиной. Дома так не бывало почти никогда. Амелия медленно обходит комнаты, убеждаясь, что в них наличествует самое необходимое, и наконец стягивает куртку, уговаривая себя, что здесь - наилучшее место для того, чтобы подождать, пока уладятся юридические проволочки. Девушка все еще пытается мысленно отыскать компромисс между сохранением своего дома и прекращением общения со всеми прежними знакомыми, пока не желая признавать его абсурдность. Но ближайшие дни, так или иначе, ей предстоит провести здесь - хотя бы этот факт уже прочно улегся в сознании.
Амелия, в который уже раз вздохнув, присаживается за кухонный стол и, сохранив в памяти телефона номера Фокса с его визитки и Сазерленда из списка пропущенных вызовов, решительно переходит к наведению порядка со старыми контактами. Вначале - самое простое. Написать доктору Джефферсону о прекращении сеансов. Если смотреть правде в глаза, Мэл хотела бы сделать это уже давно, и сейчас наконец приступает к сочинению текста сообщения даже с некоторым облегчением. Это не сложно - нет нужды объяснять причины, достаточно расплывчатого "больше не чувствую необходимости". Он же сам говорил, что если Амелия захочет уйти - дверь открыта в любое время.
Затем - электронное письмо в колледж о том, что после каникул она намерена забрать документы. Это уже не так легко... Амелия на какое-то время замирает в нерешительности, гипнотизируя взглядом кнопку "Отправить". Ничего не поделать. Ее любимое дело, к которому она шла с десяти лет, вложив столько труда, тоже останется в прошлом - вряд ли все ее навыки потребуются, чтобы снимать трупы пожирателей. Отказываясь от прежней жизни, придется расстаться и с прежними мечтами... Мелли уже не пригодится приготовленный Фиби ей в подарок тот самый фотоальбом, все еще лежащий дома под елкой.
И наконец... Амелия откладывает телефон, для начала вновь пройдясь по пустой квартире, чтобы справиться с горечью. Как следует обдумав слова Фокса о разных мирах и смертельной опасности, она приходит к выводу, что все равно придется сделать это. Не сегодня - так завтра, если Хлоя будет напрасно ждать ее на катке и обязательно позвонит... Мэл пишет подруге, что в порядке, но вынуждена переехать на неопределенный срок, так что видеться они больше не смогут - да, все очень быстро решилось... Амелия добавляет обнимающий смайлик и просит Хлою не скучать, из-за слез в глазах уже не различая буквы на экране. А после, отключив телефон, долго-долго в абсолютной тишине смотрит на пустую стену перед собой, стараясь не думать совсем ни о чем, пока за окном понемногу темнеет.
Выходные становятся, без преувеличения, самыми тоскливыми выходными в ее жизни. Мэл, впервые оказавшаяся на целых несколько дней совершенно одна, к вечеру воскресенья ловит себя на мысли, что ей просто необходимо поговорить хоть с кем-нибудь. За все это время девушка не общалась ни с кем, если не считать будничного диалога с кассиром в ближайшем супермаркете, куда она заглянула вскоре после приезда, чтобы купить немного еды на первое время. Так ведь ей скоро по-настоящему понадобится психотерапевт...
Но наконец настает понедельник. Наверное, еще никогда Мелли так не ждала понедельника. Она даже вскакивает еще до звонка будильника и куда больше, чем обычно, времени уделяет утренней разминке, стараясь хоть так заглушить волнение. Сообщению Фокса Мэл почти облегченно улыбается, отправив в ответ одинокий восклицательный знак.
Амелия приветственно взмахивает рукой, садясь в машину, и внимательно выслушивает ожидающий и ее теперь распорядок понедельников. - Нервничаю? Да не особо, - чуть удивившись проницательности агента, довольно беспечно откликается она, тщательно проверяя ремень безопасности. - Я раньше без труда вливалась в коллектив. Даже ей самой сложно представить, насколько важно здесь слово "раньше". Ну ничего, если получилось у всех остальных - получится и у нее. Наверное, даже с Харпер может удаться найти общий язык, если держаться не слишком близко.
Амелия наблюдает за убегающей под колеса заснеженной дорогой, прикидывая, дежурным ли был вопрос про выходные, или Фоксу действительно это небезразлично. - Прошли... - Мелли слабо улыбается, стараясь придать голосу воодушевления. - Хорошо, что прошли. Наверное, потом станет легче. Когда все утрясется и войдет в колею. Когда боль утраты хоть немного утихнет и непривычное пока одиночество перестанет так терзать... - Пыталась обжиться, - решает девушка все же добавить пояснения, чтобы все это прозвучало не совсем уж кисло, и даже усмехается: - Ну и пыли было - горы, пришлось побороться. За пару дней она успела до блеска отмыть квартиру - все равно заняться было больше особо нечем - и немного прогулялась по окрестностям, с трудом борясь с искушением поймать такси и оправиться в родной квартал, чтобы хотя бы издали взглянуть на свой дом. Большого смысла в том, понятно, не было, и именно этот факт помог пересилить отчаянное желание, хотя совсем оно так и не исчезло. - А ты как проводишь свои выходные обычно, Эйдан? Ну, раз уж не рекомендуется близко общаться с другими людьми. Надо найти интровертное хобби?
-
Один из лучших постов, которые я читал за долгое время. Тут и искренность, и одиночество, и очень правдоподобная реакция в деталях на исключительно сложную ситуацию.
|
-
Исключительно образное и грамотное описание эльфийского лагеря, верю. Вот это так вообще замечательно Но в основном эльфийская культура тянулась всё же вверх, в сторону протянутых меж огромными магическими деревьями, веревочных лестниц и умело сделанных в стволе кружных путей, ведущих к маленьким, напоминающим ракушки на скалах, круглым деревянным постройкам.
|
Оперативник. Всем. Сложив пальцы клеткой, прижимаешь их к лицу, выдувая невесомые хлопья прочь. Остатки пены оседают на зубах, небе, языке безвкусным налетом. Слова звучат глухо, но звучат. Спутник предлагает выбираться через фонарный люк, и это предложение не вызывает никаких противоречий в памяти. Не самый худший вариант, в конце концов. Ткнув колено в борт мятого кресла, ждешь. Мужчина, упершись ногой в мятый поручень, подтягивает себя вверх, лезет к выходу по руинам кокпита. Белая пена. Помнишь. Вспышка - и тонкий луч распарывает тонкокаркасного андроида надвое. Винтовка валится на палубу, сыплются пышущие жаром куски бронеэлементов из расползающегося защитного жилета. Совсем по-человечески крюча манипуляторы, машина заваливается на покрытый мелкой противоскользящей насечкой пол станции. Разогнавшись, прыжком преодолеваешь разделяющий вас десяток метров, и каблук с сочным хрустом вминается в башенный отсек, выдавливая в стороны трубки охладителей вперемешку с ярко-оранжевыми отвалами демпфирующего геля. Вспышка. Узкий тоннель, белоснежные плиты стен, полосы светильников под потолком заливают все вокруг молочно-белым светом. Молочно-белый свет, молочно-белая пена. Лезет из-под закатившихся визоров мужчины, когда с хрустом сминаешь бесстрастную маску его пластикового лица меж своих ладоней. Сначала пена, потом - кровь, давленый мозг, желтоватые осколки височных костей. Вспышка. Череда бессвязных образов мелькает в сознании, гаснет. Вспышка. Сполохи голографических вывесок сочатся в салон аэромобиля сквозь бронированное стекло. Размеренный гул маршевых турбин. Едва прикрытые краем собранного из бесчисленного множества крохотных серебристых чешуек платья идеальные изгибы длинной ноги в полумраке - на ощупь неотличимый от кожи биоэластик цвета слоновой кости, нарочито черненые стыки коленных шарниров, тонкие ремешки серебристой босоножки на лодочке искусственной ступни, мигающие выпусками новостей, кадрами из каких-то фильмов, сценками из передач про проблемы с мусорным поясом на орбите и вымирание муравьев дисплеи полированных ногтей. Вытянув ногу в пространство перед собой, показываешь сидящему напротив мужчине в классическом костюме из бархатистой ткани цвета спелой вишни свою обувь, медленно качая ею из стороны в сторону. Собственный голос звучит непривычно, но абсолютно узнаваемо: - Ну как, нравится? - Хватит, - мужчина, обхватив тебя холодной ладонью за голень, отталкивает ногу вбок, - мы не на прогулке, Фло. Твоя нижняя челюсть ценой в пару годовых зарплат корпоративного клерка отщелкивается вниз почти на ладонь, и ты скалишься, демонстрируя мужчине мрамор по-волчьи длинных клыков. Гортанный, абсолютно нечеловеческий низкочастотный рык катится из глубины горла, заставляя стекла кабины мелко вибрировать. Пару раз скупо и чуть слышно хлопнув, твой спутник показывает, что оценил зрелище. Сухо щелкнув, челюсть встает на место, и ты качаешь головой в притворном разочаровании. Переливчато звенят платиновые колечки сережек в ушах. Накрутив белоснежную прядь шелковых волос на палец, наблюдаешь за тем, как она медленно наливается медной краснотой. - Ты скучный, Марк. Очень скучный. Мужчина скользит безучастным взглядом по размеренно проплывающим за окном на фоне ночного неба громадам сияющих огнями мега-реклам скайскрепперов. Вы забрались далеко от центра, но даже отсюда "Лес" - формирующие сердце города башни бизнес-блоков и штаб-квартир - виден как на ладони. Постучав когтистыми пиками вытянутых, будто шила, ногтей по кожаной обшивке откидной двери, провожаешь взглядом уходящую ввысь точку орбитального тягача. - Мисс Терренс, расчетное время прибытия: три минуты, - шепчет передатчик под потолком голосом вашего пилота. Поморщившись, нейрокомандой увеличиваешь уровень громкости в салоне. - Мисс Флорида Терренс. Как тебе такое, а? Все официальней официального. - Привыкай.
-
Красиииво!
-
Флешбек шикарен! А это: Твоя нижняя челюсть ценой в пару годовых зарплат корпоративного клерка отщелкивается вниз почти на ладонь, и ты скалишься, демонстрируя мужчине мрамор по-волчьи длинных клыков вообще восторг!
-
Флешбек очень годный
|
|
Кофр лег в руку – и сразу стало спокойнее. Если судьба не подготовила ей еще один “подарочек”, то скоро у нее будет оружие, а для наштырьного соседа – медикаменты. Лицо рассекла кривая улыбка, более достойная наименования усмешка: живем-с! Теперь можно было поспешить к напарнику. Правда, как выяснилось, сказать легче, чем сделать. Разрушенная кабина представляла из себя еще ту полосу препятствий, пробраться через которую могла разве что кошка. Женщина кошкой не была, и просачиваться в узкие щели не умела. Приходилось пытаться пролезть в что-то более подходящее человеку и надеяться, что шаткая конструкция не долбанется сверху.
Резкий хруст блоба прозвучал словно удар хлыста. Звук этот, столь банальный и простой в иных условиях, словно расколол сердце по той трещине, что прошла по поверхности пузыря. Женщина замерла, вся сжалась в испуге, поняв, что за этим последует. И верно – бесконечное море пены нашло себе еще пространство, что можно заполнить, и усмирилось в пролом, словно армия в захваченные врата вражьего города. Тишину замершего вместе с ней пространства нарушил короткий отчаянный вскрик: “А-а-а”! Она понимала, что вряд ли успеет спастись, и даже не успела подумать о том, как глупо погибнуть, задохнувшись в пышном облаке после того, как выжила при уничтожившем машину падении. Не было и красочных всполохов видений былого, проносящегося перед меркнущим взором, которые так любят описывать доморощенные писатели. Не было ничего: только глухая белая пустота и окаменевшее от ужаса тело посреди нее. Миг. Другой. Сердце бьется, словно собирающееся проломить клеть ребер. И сквозь плотную завесу леденящего страха поднимает голову рассудок, осознавший, что пена не наполняет густым комком горло, не забивает собой легкие. И дело не в том даже, что она столь безопасна: просто сама женщина не дышит. “Не дышу? Ужели я умерла?”: не собирается отступать страх. Движение субстанции и ее фильтрация, впрочем, дают ясный ответ, что бездыханная она пока что жива. Неплохо, однако!
Не состоявшаяся жертва удушья коротко смеется сквозь сжатые губы, стараясь не пускать пену вовнутрь организма. Близкая, прошедшая совсем рядом смерть словно придает ей сил и уверенности, и она, довольная собой и своей живучестью, осторожно пробирается дальше. И за такой короткий в ординарных условиях маршрут становится ясно, сколь много еще открытий чудных таит за собой девственно чистый лист памяти. Несколько раз еще сердце женщины трепещет, когда ей кажется, что она застряла, или что неестественно, по ощущениям, искривленная нога переломана в нескольких местах. Но каждый раз плоть, или, скорее, то, что раньше было плотью, снова и снова удивляет хозяйку, поражающуюся своей нечеловеческой гибкости и ловкости. Разум не открыл былого, но и без того ясно, сколь много в ней имплантатов – и это тоже свидетельствует... ну, наверняка свидетельствует о чем-то. Но зато, если судить по ощущениям, имея улучшения, она не наделена излишествами. Ей-нынешней не доставило бы радости осознавать, что у нее есть, например, хвост для стабилизации и хватания, и дополнительные антенны в виде рогов: и плевать, чем бы руководствовалась она-прошлая.
Последний рывок – и она оставляет искореженный лабиринт обломков. Судя по негромким звукам, второй пассажир, так некстати замолчавший, еще жив. Все просто: вряд ли он решил героически умереть, не издав ни звука, а значит, жизнь в нем еще теплится. Женщина собиралась уже было прокомментировать молчание мужчины, как поняла, что, оставшись без пузыря, она рискует при первом же слове наглотаться столько пены, сколько влезет. Конечно, может, пищевод фильтровался также, как и дыхательные пути, но особого желания проверять это она не испытывала. И вот это-то было испытанием куда хлеще всех прочих: желать высказаться, а не иметь на это возможности. Более того, из-за пены, пропади она пропадом, невозможно было донести свою позицию до собеседника ни жестами, ни мимикой – это же форменное издевательство!
Когда же что-то незнакомое, гораздо мягче, чем выломанная панель, дотронулось до нее, первой реакцией женщины было нанести короткий удар в сторону вероятной угрозы. Сдержалась – благо выяснилось, что коснулся нее, вероятно, решившийся-таки на разговор немногословный напарник. Штырь мужчине, видимо, надоел, или же уже не мешался – и это было уже неплохо. К своему сожалению, выразить свое мнение об этом жертва аварии не могла, и была вынуждена ограничиться лишь согласным угуканьем сквозь плотно сжатые губы. Спор и выяснение ситуации в такой обстановке были бессмысленными, да и невозможными, рекомендации мужчины – кажущимися разумными, так что она без лишних слов, ограничившись лишь легким похлопыванием по колену коллеги, последовала сказанному и вытащила кофр наружу. Это было самым простым, теперь же предстояло самое проблемное: не видя ничего сквозь слой пены, найти регенератор, не спутав его при этом с гранатой, потом обнаружить рану на теле и применить мединструмент по назначению, не забетонировав по случайности вместо лишней дырки в теле ухо, например. Хотя последнее как раз решалось проще: нашарить руку напарника, и пускай тот сам подведет регенератор к месту ранения. Ну что, цели понятны, задачи личному составу поставлены, способ их исполнения определен, а значит, можно и приступать?
-
Но зато, если судить по ощущениям, имея улучшения, она не наделена излишествами. Ей-нынешней не доставило бы радости осознавать, что у нее есть, например, хвост для стабилизации и хватания, и дополнительные антенны в виде рогов: и плевать, чем бы руководствовалась она-прошлая.
Такой у нас оперативник "quia sum sicut ceteri" (:
Мастерство сборки буквально из "ничего" собственного видения протагонистом ситуации, себя, мира в целом, да еще и с учетом во всех монтажных схемах фактора беспамятства - прям, вот, в каждой строчке ощущается. Плюс, конечно, приятно видеть, что игрок читает каждый твой пост от начала и до конца. Мое увожение
-
И вот это-то было испытанием куда хлеще всех прочих: желать высказаться, а не иметь на это возможности. Более того, из-за пены, пропади она пропадом, невозможно было донести свою позицию до собеседника ни жестами, ни мимикой – это же форменное издевательство! Кошмар просто, действительно
|
Застыла как вкопанная, мурашки по спине пробежали, медленно пистолет обратно в правую руку взяла, кейс на пол поставила мягко, чтоб ни встряхнуть, ни стукнуть, лицом к нему обернулась, отступила на шаг куда-то вбок. Луч фонаря скользит по стенам и скафандрам, но останавливается именно на шебуршащей сумке – что там вообще может шебуршать такое, что живет без скафандра в условно-безвоздушном пространстве? Свободную левую руку ладонью вверх подняла перед фонарем, чтобы все видели, на пару секунд, пальцем на шебуршащий кейс указала, и еще шажок в сторону.
– Оно… – начала было тихо, но сразу запнулась, услышав свой голос в ватной тишине скафандра, непривычно. – …Шевелится, – договорила все-таки. Пушку на кейс направила, и еще шажок прочь. Непонятное чувство угрозы.
Шаг – и уперлась спиной в стену слева от створок, пушку двумя руками сжала, чуть опустив, вдохнула глубоко, выдохнула медленно. Мысли кружатся в голове дикие, бессвязные: возьми две любых – получишь несуразицу, возьми три – получишь кошмар. Память напрягла – будто голой рукой по кирпичной стене ударила; что-то о сумке этой вспомнить попробовала – но и там черная кошка в темной комнате. По стеночке обратно на пол сползла, да только на согнутое колено осталось пистолетом опереться и если не думать безрезультатно, то хотя бы смотреть, что дальше будет.
– Я ничего о себе не помню, – сказала голосом тихим, чуть дрожащим, – вас двоих тоже не знаю. И что это за сумка – не в курсе. Но то, что в ней – шевелится.
Зажмурилась на секунду, ругательство какое-то в мыслях быстро четыре раза повторила, снова глаза распахнула – нет, всё по-прежнему так же: сидишь прижавшись к стене в бронескафандре с пушкой в руках и дрожишь от мысли о том, что в сумке не домашнее животное, а что-то совсем-совсем другое, что тебя даже в этой броне и с этой пушкой запросто сожрет; и в голове ни клочка воспоминаний, ни о прошлом, ни о настоящем, ни даже гребаного имени, даже голос будто чужой.
-
Классный пост
-
Мысли кружатся в голове дикие, бессвязные: возьми две любых – получишь несуразицу, возьми три – получишь кошмар. Память напрягла – будто голой рукой по кирпичной стене ударила
– Я ничего о себе не помню, – сказала голосом тихим, чуть дрожащим, – вас двоих тоже не знаю. И что это за сумка – не в курсе. Но то, что в ней – шевелится.
Класс.
-
Отлично выведено
|
Вместе с растаявшим беспамятством в первые секунды после пробуждения пришло непонимание, густо приправленное звонкой пустотой разума, где отдельные разрозненные мысли были похожи на отзвук голосов под крышей старого здания с печально смотрящими на посетителей статуями и фресками. Женщина некоторое время сидела недвижимо, прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь заполнить ничто в разуме хоть чем-то. Выходило пока что плохо: искры памяти никак не желали складываться в единую картину. Вот только мир вокруг не давал возможности заняться самокопанием: алый блеск, видимый даже сквозь прикрытые веки, и тягостно-однообразный голос, вещавший об аварии, требовали внимания от пришедшей в себя. Еще не до конца осознавшая услышанное, она распахнула глаза, с удивлением глядя вокруг. Темнота и белая пена попервой создавали впечатление, что она находится средь облаков: вот только в небе не бывает сдавливающих грудь ремней и тревожно мерцающего света.
Покачав головой, словно силясь встряхнуть черепную коробку и заставить мозг работать, сидящая в кресле попыталась приподняться, но почти сразу оставила свои попытки, осознав, что помимо ремней прижаты к полу еще и ноги. И это явно были не фиксаторы, а что-то громоздкое и явно лишнее в окружающей обстановке. Ступни не слушались, и в мозгу мелькнула испуганная мысль: а остались ли они вообще? Но белоснежные пенные хлопья лишали ее возможности разглядеть конечности, а посему оставалось только надеяться, что отсутствие резкой боли свидетельствует о том, что все по крайней мере не плохо. Вот только одной надежды было мало для уверенности, и чтобы ее подкрепить, следовало предпринять хотя что-то. Для начала хотя бы услышать свой голос. - С-сука!, - выругалась она сквозь зубы на непонятную херню придавившую ноги, на белую пену, сквозь которую ни черта не видно, на голос, что горазд что-то советовать, а помочь не может, на себя родимую, вляпавшуюся в подобную неприятность, и на ситуацию в целом, хотя последняя стоила гораздо более цветастых эпитетов.
Память напоминала мишень на учебном полигоне: вроде бы и целая, а вся в дырах. То, что она сидит в том, что называется креслом, женщина помнила, а вот как ее зовут – нет. Помнила, что корабли есть и космические, и морские, и парусные, и металлические, но то, что она делает на борту, оставалось под покровом тайны. Забавная вещь, эта память: пока она есть, ты на нее на обращаешь внимания, но если что-то забыто, оно тебя все равно не беспокоит. Разве только тот факт, почему забвение скрыло то, а не иное. Хорошая загадка для ученых, но сейчас она предпочтет все списать на аварию, контузию, да на что угодно: есть немножко более насущные вопросы. Например, прислушаться к голосу, который уже хочется заткнуть, и покинуть борт. Вот только для этого следовало разомкнуть ремни и попытаться отпихнуть или чуть приподнять тот кусок дерьма, что давит на ноги. Из стеклянно-хрупких осколков памяти она догадывалась, что на корабле редко бывает экипаж из одного человека, а значит, можно было попробовать позвать на помощь тех, кто еще остался после аварии. Если кто-то остался. - Эй, на борту, вашу мать! – крикнула хрипло и подивилась своему голосу, звучавшему словно чужой. – Есть кто живой!?
-
Ёмко, образно, последовательно. С логикой порядок, с восприятием окружения тоже. В общем и целом, отличные дела
-
Темнота и белая пена попервой создавали впечатление, что она находится средь облаков: вот только в небе не бывает сдавливающих грудь ремней и тревожно мерцающего света.
|
-
Хорошее начало, внезапное и заставляющее сразу думать и действовать.
-
Welcome back, commander! Отличное начало, шикарная образность, интригует.
|
|
Оборвать все связи... Возможно, так было бы даже легче - разом отсечь абсолютно все, что связывает с прежней жизнью. Но решиться на этот шаг очень тяжело. Амелия беспокойно подергивает прядь волос, не без признательности поглядывая на Стиллвела. Все-таки хорошо, что это не обязательное требование.
- Да, я... понимаю необходимость сохранения тайны, - тем не менее кивает Мэл, прикидывая, что рассказывать о переменах ей даже особо и некому. Разве что Хлое, но подругу вполне устроят обтекаемые формулировки; если создать достаточный флер загадочности - она прекрасно сама додумает какую-нибудь подходящую версию, останется только согласиться. Молчание - это совсем не самое сложное.
Мэл возвращается мыслями к более приземленным вещам, детально обдумывая вопросы Стиллвела. - У меня есть... был... дом. Там вчера работала полиция. Если он не опечатан, и мне будет можно вернуться туда... Тогда служебная квартира мне не нужна. И аванс не понадобится. Амелия знает код от отцовского сейфа, хотя, конечно, ни разу не прикасалась к нему без разрешения. Сколько-то денег там должно быть... - И машина... - продолжает девушка негромко, наблюдая, как ее ответы переносятся в ноутбук. - Возможно, я унаследую ее. Она сосредоточенно хмурится, вспоминая, что ей вообще известно о том, как это происходит по закону. - Но я не знаю, были ли у родителей завещания, - Амелия растерянно поднимает на Стиллвела взгляд и наконец сдается: - Кажется, мне нужна помощь юриста.
Ничего, Бюро наверняка сумеет вместо нее со всем этим разобраться. Мэл вдруг гораздо больше занимает мысль о том, что подчиненным Стиллвела предоставляется, похоже, немало свободы. На возможность выбора куратора девушка даже не рассчитывала, полагая, что это попросту решит приказ шефа. Но раз тут так принято...
Она основательно задумывается, собирая воедино имеющиеся у нее сведения. Кто же? Только не Харпер... Мелли едва заметно вздрагивает, вспоминая ядовитое приветствие Джилл. Месяц в ее компании? Стресса и так хватает. Сазерленд тоже не в восторге от Амелии, он еще вчера дал это понять. Фокс... Он знаком с ее предысторией. К нему Мелли даже уже начала привыкать. Он хорошо объясняет, но никак не показал, что заинтересован в наставничестве. И сказал, что ничего не знает о пожирателях - значит, все равно многое придется спрашивать у кого-то другого. Макрейвена Мэл не видела в глаза - неизвестно, какой он, и обрадуется ли вообще перспективе возиться с еще одним новичком... Да еще и навязанной за спиной. Арчер? Возможно. Его порекомендовал Стиллвел - наверное, уже видел прежние результаты. И Фокс сказал, что Арчер хороший. И, между прочим, он оказался именно на рабочем месте в выходной.
- Я хотела бы учиться у агента Арчера, если он согласится. При местной демократичности право выбора наверняка есть и у потенциального куратора. А если он не захочет работать со стажером - ее определят к отсутствующему Макрейвену? Еще немного подумав, Амелия добавляет на этот случай: - Или у агента Фокса, если агент Арчер откажется. Фокс, конечно, тоже может отказаться, но тогда уже выбор не будет иметь значения.
|
После тёплой, уютной по-своему таверны Борека, после мягкой постели и горячего завтрака возвращаться на сырые, зловонные болота как-то особенно не хочется. Веовь продираться сквозь заросли, вновь ёжиться от сырости, вновь месить ногами жидкую грязь, как же это было неприятно. Может быть, поэтому северянин и не хотел заходить и пить с ними? Может, поэтому провёл ночь где-то в стороне от обжитого людьми поселения? Не позволяет себе даже простейшего человеческого комфорта, чтобы не ослабеть, не поддаться, не стать рабом того приятного ощущения тепла и сытости, и не бояться когда-нибудь их потерять. Постоянная жизнь на грани, всегда в походе, всегда начеку, жизнь не человека, но хищника, который, как ни крути, всегда будет сильнее. Артур бегло взглянул на молчаливого Кельта, раздумывая об этом вопросе. Жуткий он тип, этот северянин. Наверное, это не первый убийца, посланный по следам Кейры Виленхофф, но, должно быть, один из самых внушающих. Вот и Кейра, такая невозмутимая и дерзкая, не смогла выдержать и секунды его взгляда. Артур хотел было предлодить ей попробовать поговорить с Кельтом, применить немного своего женского обаяния, чтобы охотник за головами за скромную доплату обманул Его Совершенство, сообщив ему, что Кейра Виленхофф погибла в суровых болотах Сероземья, что, в общем-то, было очень вероятным исходом. Император отменит награду, за Кейрой прекратят бегать другие убийцы, и ей станет поспокойнее. Но как пронять этого медведя, тем более если Кейра даже в глаза ему смотреть не может? Тут еще нельзя быть уверенным, что северянин до конца честен с ним. Что ему мешает, например, убить или похитить Кейру уже после того, как Артур ему заплатит его две тысячи львов? Нашел однажды, найдёт и снова. Хоть ты и её с собой бери, как Лину.
Артур иронично усмехнулся в бороду - а говорил, что больше не рыцарь. Шарил по карманам покойников, грабил людей на большой дороге, жадно ел мясо с подгулявшей туши дохлой лошади, а всё туда же, даму в беде рвётся спасать. Ноксианку, тем паче. И думает об этом прямо сейчас, когда думать надо о том, как бы самому не погибнуть, и товарищей сохранить. Артур отогнал все лишние мысли, так же, как отгонял болотную мошкару, и сосредоточился на этой задаче.
- Отряд, походное построение цепью. - Отдал приказ Артур в своей привычной манере. - Анджей впереди, следом за ним Терри, дальше я, Эд, Кабан, северянин, контролируем оба фланга. Ханс, ты замыкающий, следи за тылами и держи под рукой арбалет. Всем следовать четко за проводником, на расстоянии вытянутой руки друг от друга, при случае страхуйте один одного. При угрозе нападения встаем кругом, спина к спине. Отдав все распоряжения, Артур обратился уже к Кейре. - Последний шанс, миледи. Ещё можно вернуться назад. Если не передумали, вы в середине колонны, между мной и Эдвардом.
|
Наверное, только Терри мог понять, почему Артуру было так важно постоять на могиле павшего соратника. Другие... Они довольно равнодушно относились к чужой смерти. На войне они этой смерти и так навидались, такой же быстрой, нелепой и зачастую дурной. Она окружала их, стерегла на каждом шагу. В любой день старуха с косой могла прибрать ещё одного их товарища, и по каждому не наскорбишься, по каждому заупокойную службу не отстоишь. Артур... Он всё-таки был рыцарь. Человек с благородным происхождением, он и на войне стоит выше по рангу, чем простая пехота, набранная из простолюдинов, а значит и достаётся ему всё лучшее, в том числе и лучшее место в том адском месиве, каким была эта война. Артур топтал такую же пехоту конями и бил наотмашь мечом, а такие, как Рихтер, как Роберт - они-то были внизу, и ходили на своих двоих. Это по ним скакала вражеская конница, как скакал по вражеской пехоте Артур, а кроме конницы на них сыпались стрелы, лилось кипящее масло с вражеских стен, их давило в людской толкучке во время столкновений с врагами, и по ним же работала, например, та жуткая огнедышащая махина ноксианцев, которая на беду Артура однажды не добралась своим огненным плевком до Арея. Где уж им болеть душой за то, что ещё один из них погиб. Сука-жизнь, дерьмо случается, надо жить дальше и следить за тем, чтобы не стать следующим. Должно быть, они всё-таки постояли на этой могиле немного, когда Терри с нею закончил. Терри-то наверняка постоял. А вот Артур служил в коннице, командуя относительно-небольшим, сработавшимся отрядом, где людей было поменьше, но каждый был ближе, и смерти случались реже. Было кому вспомнить о каждом погибшем, было кому передать имя капеллану и написать извещающее письмо родственникам. А теперь Артур тянул ту же лямку, что и все. Вот пока ещё к ней и не привык до конца. К тому же, Артур ведь был командиром, и потому за каждого чувствовал личную свою ответственность, личную свою вину, а уж в особенности ощущал её из-за Генри. Всего одна ошибка планирования. Всего один тактический промах. И вот. Вот.
- Говорил же, не поможет тебе твой щит. Эх, Генри, Генри. - Артур опустился на одно колено перед могилой, и дотронулся до холодных камней, что тщательно сложил Терри. Должно быть, он после этого тоже помолился. Жаль, Артур не одолжил у Уоллеса его распятие. - Местные говорят, сегодня ночью взойдёт кровавая луна. Говорят, что мёртвые вернутся в мир живых. Я в это не больно-то верю, но если что... Возвращайся. Я готов тебя встретить. Надеюсь, ты не будешь держать на меня обиду, что я подвёл тебя. Надеюсь, ты сможешь обрести покой.
Вспомнились слова жреца. Что помощь нужна от богов, и от старых, и от новых. Что же, с него не убудет, если он попросит об этой помощи хотя бы у одного из них, у того, в кого так верила его матушка. Сложив руки в молитвенном жесте, Артур упёрся в рёбра сложенных ладоней сломанной переносицей, закрыл глаза, и зашептал. - Господь, пастырь мой, и ни в чём я не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях, и водит меня к водам тихим. Он подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. - Голос Артура зазвучал громче, когда он перешёл ко второй части молитвы. - Если пойду я, и долиною смертной тени, не убоюсь я зла! Ибо Ты со мной! - Артур вдруг сбился. Что-то накатило на него, да так, что бывший рыцарь сжал зубы, крепче зажмурился, сцепил до побеления пальцы и повторил несколько раз. - Не убоюсь я зла. Не убоюсь я зла...
Вскоре рыцарь закончил свою недолгую молитву, и в город возвращался уже с покоем в душе, порядком в мыслях, сосредоточенным на предстоящей ему работе. Может, его молитва и не услышана, может и некому тут её слышать, но всё же Артур как минимум чувствовал себя увереннее, а это значило многое. Твёрдым шагом и с ровной спиной Массак вошёл в таверну, и убедился, что Кельта всё ещё нет здесь. Неужели что-то задумал? Нет, на него не похоже. По впечатлениям Артура, он был не из тех, кто станет хитрить и подличать. - Кельт сказал, что если не застанет нас на месте, пойдёт по следам. Подождём ещё немного, и если он не явится, то пойдём на дело сами. Борек! - Артур позвал трактирщика. - Если охотник за головами объявится слишком поздно, скажи, что мы вышли без него. Пусть нагоняет.
Массак уже хочет плюхнуться на стул, и что-то объяснить Кейре, как вдруг дверь отворяется, и входит Эдвард. И до чего же отрадно вновь видеть его живым, здоровым и бодрым! Лицо Артура аж потеплело, а сухие губы сами собой растянулись в улыбке, едва он увидел своего старого друга. Конечно же, он позволил остальным как следует поприветствовать товарища, прежде чем сам подошёл к нему, и крепко обнял за плечи. - Ну ты даёшь, Эд. Просто как новенький. - Сказал он Лоррейну. - Да, Лина и правда настоящая мастерица. А она переживала, что своей наставнице в подмётки не годится. - Разжав объятия, Артур слегка похлопывает Эдварда по плечу. - Конечно, конечно. Присядем, обсудим. Борек! - Артур вновь зовёт трактирщика, пока садится вместе с товарищами за стол. - Ещё по кружке нам, будь другом! У нас есть что отметить! Наш раненый вернулся в строй!
|
Мэл недоверчиво смотрит на Фокса. Как это - ничего не знает? Если из всех тварей, приходящих из тени, именно пожиратели наиболее опасны. Наверное, у него все-таки другая специализация. Как у отца, блестящего кардиолога, который в той же психиатрии разбирается... разбирался довольно поверхностно.
В любом случае, очевидно, говорить с нею сейчас он не настроен и рад бы уже отправиться спать. Амелия молча кивает агенту, показывая, что поняла инструкции, а когда тот уходит - поднимается, чтобы все-таки найти в кухонном шкафчике стакан. И долго пьет воду из-под крана, даже не думая о других напитках.
Постепенно отступает жажда, которую Мэл все это время совсем не замечала. Ей кажется, что стало чуточку легче...
Но в ванной она едва не шарахается от отражения в зеркале, с трудом узнав себя из-за припухших век и размазанным по щекам потекам крови со светлыми дорожками слез. Девушка словно срывается и, бросившись к раковине, яростно скребет кожу с мылом, стремясь избавиться от напоминающих о произошедшем хотя бы внешних следов. Вода снова помогает - пусть лишь отчасти, но какую-то долю неизбывной горечи ей удается унести прочь.
Немного подумав, Амелия все-таки гасит лампу в гостиной, рассудив, что ее преследователь мертв, и бояться уже нечего. К тому же, темноту разбавляют огоньки неспящих дисплеев кухонной техники, да и с улицы через окно проникает городской свет. Девушка медленно вздыхает, поправляя подушку. И наконец забирается под выданный плед, устраиваясь на скользком диване, не предназначенном для ночного сна.
Сон ожидаемо не идет. Амелия безучастно смотрит в темный потолок, плохо представляя, насколько это вообще возможно - заснуть после подобного дня. Раньше такие проблемы решились куда проще. Когда Мэл была совсем маленькой, ей тоже не всяким вечером удавалось сразу заснуть. Тогда можно было позвать маму. Она обязательно приходила и пела колыбельную. Стив всегда засыпал моментально безо всяких ухищрений, но с Мелли маме порой приходилось подолгу сидеть, ласково гладя ее по волосам и напевая про мерцающую ночную звездочку или про пересмешника и колечко... Это было давно. Так давно, что даже Фиби еще не было. Но уже тогда время от времени Амелии снился тот самый кошмар.
Что же явилось причиной, а что следствием? Пожиратель ли внушил ей эти видения, чтобы, как сказал Фокс, разбудить ее? Или стрейду было суждено перейти во вторую фазу, и именно это привлекло пожирателя, как запах крови привлекает хищников? Как же много вопросов...
Амелия снова и снова прокручивает в памяти долгий сегодняшний день. В мельчайших подробностях вспоминает утро, когда она не могла даже представить, что видит свою семью в самый последний раз. И время возвращения. Совсем недолго спустя после того, как собрались все. А если бы не этот дурацкий никому не нужный сеанс у доктора Джефферсона? Если бы Мэл раньше вернулась домой? Могло ли все сложиться иначе? На этот вопрос ей вряд ли ответят даже в самой секретной штаб-квартире.
Амелия ощущает, как слезы бегут по вискам. Точно известно только одно. Никогда и ничего уже не будет как прежде. А еще она вряд ли когда-нибудь снова станет праздновать Рождество.
|
-
Амелия щурится на режуще-яркий луч фонарного света, то и дело выхватывающий из тьмы высокую дергающуюся от выстрелов фигуру, и внезапно совершенно отчетливо осознает: она не чокнутая. Она не чокнутая! Жгучий восторг от этой мысли разительно контрастирует с удушающим ужасом. Огонь, красиво и эмоционально!
|
-
Ему хватало духу нестись сквозь огонь в Ионбурге, хватало духу в авангарде врубаться в ряды вражеской пехоты и смотреть в тупые, злобные глаза трупоедов, но его мужества недоставало, чтобы смотреть в лицо Хельмуту. Вот это отлично
|
Оливер вскакивает, поверив ей: нельзя не поверить - так убедительно все вокруг... Но поздно. Слишком поздно. Невообразимо растянувшиеся мгновения Амелия бессильно наблюдает, как неведомый монстр без труда подчиняет реальность своей воле.
Мэл кажется, что она кричит, но на деле перехваченное спазмом горло не позволяет ей даже дышать. Терзающий слух треск электронных помех, достигнув апогея, разрывается оглушительным звоном осколков. Амелии не хватает сил удивиться, как ни один из них не задевает ее саму. Застыв от ужаса, она наблюдает за своим воплотившимся кошмаром, убеждаясь, как милосердно было ее подсознание, ни разу не позволившее этому образу запечатлеться в памяти. Иначе бы она точно сошла с ума.
Но теперь это все уже не важно. Монстр отыскал Амелию - наверное, он стремился к этому все те годы, что она видела его во сне. Алые демонические глаза немедленно разгораются ярче, подтверждая ее догадки. Абсолютно нет смысла противиться неизбежному... С ней будет то же, что с этими несчастными людьми, случайно оказавшимися рядом. Зачем только она втянула в это Оливера...
Но вот сам Оливер, похоже, совсем не собирается смиряться с судьбой. Совершенно неожиданно Амелия видит его вставшим перед собой, заслонившим ее от монстра - и, остраненно удивляясь, как ему хватило на это силы духа, осознает вдруг, что и сама теперь способна на что-то подобное. Воздух с хрипом обжигает гортань, наконец прорываясь к легким. Даже страх отступает, а его место немедленно занимает безумное желание спастись. Значит... Не смотреть. Не смотреть. Только не смотреть на него снова!
Первый порыв Амелии все еще всецело прост. Сбежать. Крепко схватить Оливера за куртку и потянуть за собой - куда угодно, прочь из этого проклятого места, так далеко, как только удастся... Мелли вскакивает, делает шаг к другу - и внезапно понимает, насколько бессмысленной будет эта попытка. Даже если им удастся вырваться из кафе, не поскользнувшись на политом кровью полу, даже если сквозь снежную бурю на темной парковке они доберутся до оставленного "форда"... Эта тварь безумно быстра.
Амелия, уже занесшая руку, чтоб схватить Оливера, вдруг с силой толкает его в сторону, надеясь, что парень, чтобы не упасть, отступит и окажется подальше от твари. Прикрыв ладонью глаза и опустив голову, искоса она пытается высмотреть в ближайшем из уцелевших бездонно-черных оконных стекол размытое отражение монстра. И, вдохнув поглубже отвратительно пахнущий кровью воздух, отчаянно кричит: - Что тебе нужно?!
|
|
- Мгм. Артур коротко и задучиво кивнул и замолчал. Раздумывая над чем-то, он вновь зачерпнул ложкой вкусно пахнущую мясную жижу, и отправил в рот. Так же молча, и в какой-то мере даже торжественно он отпил хороший глоток из кружки, мысленно подняв тост за упокой Генри Стиллуотера. Такая себе земля для последнего пристанища молодого, красивого парня с благородным происхождением, но она будет всяко получше затерянной в тёмной, болотистой чаще поляны. Лучшее из худшего. У Артура отлегло от сердца. Надо будет обязательно навестить могилу Генри. Всем вместе. Артур почему-то чувствовал острую в этом необходимость.
Однако, жрец пришёл говорить о делах. Впереди было второе задание. Артур и так знал о нём, и раздумывал уже о том, стоило ли вообще за это браться. Должно быть, Преподобный, коли он пророк, догадывался о сомнениях Артура, и всё-таки нашёл, старый чёрт, чем его подкупить. Артур никогда не был сребролюбцем, как не был никто в его семье, и утратив былое богатство, отец Артура не стал гнаться за способами его вернуть. Даже когда Артур давал рыцарскую клятву, он больше мечтал о славе, чем о богатстве, да и богатства хотел скорее ради того, чтобы, когда отцу придёт время уйти, он знал, что оставляет потомков не нищими, что они будут жить так, как достойно жить благородной семье. Сейчас это кажется такой мелочью... Вот и сейчас, когда Преподобный заговорил о деньгах, глаза Артура не загорелись алчным огнём, не перехватило у него дух от одного лишь представления, как пересыпаются горстью в его ладонях тяжёлые ноксианские монеты. Зная, что в деревне есть такое богатство, Артур ни единой мыслью не подумал, как бы лучше умыкнуть его, каковой соблазн наверняка возник бы у кого-то другого. Честно говоря, Артур даже не особенно поверил жрецу, но он помнил, что говорил Арей. Что-то о золоте Преподобного. О том, как они оберут старика, и умчатся прочь, в новую жизнь. Новая жизнь... Как здорово это звучит. И вот это привлекло внимание Артура лучше всяких денег. Новая жизнь. Даже не для него, но хотя бы для остальных. Для Терри. Для Эда. Для Кабана. Может, даже для Рихтера, хотя он совершенно её не заслужил, и такое чувство, что не слишком-то в ней и нуждался. Да, в Артуре не возгорелась жадность, но внимание его уже было куплено. Отложив ложку и отодвинув тарелку, Артур заговорил со стариком.
- Инструмент, значит. - Без малейшей весёлости усмехнулся Массак. - Ну, пусть будет инструмент, я не против. В любом случае, это довольно щедрое предложение, Преподобный. Особенно за такую, вроде бы, простую работу, как поднять один камень. Но я уже догадываюсь, что так просто у вас не бывает. Артур побарабанил пальцами лежащей на столешнице руки по столу, раздумывая о чём-то. В частности, о взявших след трупоедах. - Я верю в вашу честность, и я соглашусь на это дело. За остальных своих людей я не скажу, но думаю, что и они будут согласны. - Наконец высказал Артур своё решение. - Но даже если они все не согласятся, я всё равно пойду, даже один. Только как бы этого не пришлось делать в самый последний момент. Мы ещё от прошлой стычки не оклемались, я даже на ногах с трудом стою. С волчатами-то вашими мы легко разобрались, а вот вожак этих волчат основательно нас потрепал.
|
|
-
Вот это действительно эпичная и грамотная подводка к экшн-сцене. Я бы предпочёл отыграть этот момент в несколько кругов, конечно, но в общем и целом пора признать - это, наверное, лучшее, во что я играл за долгое время.
|
|
|
Больше всех прочих удовольствий, которых недоставало солдатам в их тяжких скитаниях по болотам и местам былах побоищ, Артур мечтал именно о бане. В баню Артур заходил смертельно уставшим, почти что сломленным человеком, согнутым под тяжестью снаряжения и собственных грехов. Он ещё был таковым, когда, стаскивал с себя тяжёлые от налипшей грязи сапоги и осторожно разматывал пропитанные зловонием портянки, шипя от боли пока отдирал их от застарелых мозолей. Был таковым, когда скидывал с себя надоевший уже панцирь с наплечниками, и разминал мышцы и сухожилия, прогоняя из них противную ноющую боль, и сбрасывал грязные тряпки, в которые превратилась его одежда, обнажая исхудавшее тело, покрытое синяками, ссадинами и высохшей болотной грязью, просочившейся сквозь одежду. А из бани Артур выходил уже новым человеком, освобождённым от всех тягот бытия, вспомнившим, как по-настоящему глубоко дышать и радоваться тому, что ты ещё жив. Вся эта налипшая грязь была смыта с него, выпарена, вычищена, соскоблена скребком, и всё то тёмное и давящее, что тяготило его до сих пор, ушло вместе с ней, утекло сквозь широкие щели в половицах. Обманчивое ощущение, но Артур искренне наслаждался им.
Ещё одна хорошая новость ждёт после помывки. Артур как раз выскребал из своей миски последние остатки жаркого, когда вернулся Уоллес, посланный к Лине узнать, как там Эд. Эд, судя по всему, уверенно шёл на поправку, и Артур даже заулыбался впервые за много времени, услышав столь радостную весть. Но не успел он как следует обрадоваться, как Ханс Рихтер опять открыл свой рот, и завёл шарманку о покойной Сьюзи, затем перейдя в пораженческие речи. Мало ему было двух хмурых морд за столом, надо вообще всем настроение испортить. Артур хмурится, откладывая пустую тарелку, утирает рот от следов мясной подливы, и даёт Хансу один полезный совет. - Заткнись, Рихтер. - Артур поворачивается в сторону барной стойки, и несколько секунд задерживает взгляд на Кейре, после чего добавляет. - И до леди нам никакого дела нет, не для нас леди цветёт. Так или иначе, нас ждёт работа, и надо её сделать. Сделаем на совесть, и все останемся живы.
Артур легонько хлопает ладонью по столу, заставляя всех сосредоточиться на себе, и принимается объяснять свой план. - Выдвигаемся как только обсудим детали. - Сразу же говорит Массак, соглашаясь с Терри, что в кромешной темноте и ливне по болотам плутать нечего. - Идём все. Мы и так проигрываем им в числе.
Артур на секунду отвлекается, чтобы прикончить последние остатки эля в своей кружке, и ставит её на стол, отодвигая от себя. - Разбойников этих там шесть или семь, если верить старосте. Четверо из них - зелёные, здесь родились, но разбойничать ушли. Остальные, должно быть, солдаты вроде нас. Корбут точно сказал, что главный у них какой-то пришлый солдат-мародёр, вроде нас самих. Он выжил в лесу, организовал людей, так что кое-чего он стоит. Наверняка свою банду организовал по-военному, так что я примерно догадываюсь, что от него ждать. По информации от Корбута, эта банда обитает где-то на севере, в лесу, за Лысым Холмом. Это самая высокая точка в той местности, а ещё там приметный валун стоит, с руной, так что мы точно не пропустим. В том районе разбойничью шайку видел местный охотник по имени Войтек, можем ещё его взять в оборот, но человек со стороны может оказаться ненадёжным. Ещё удерёт в ответственный момент, или испугается. Или помрёт, чего доброго, и опять будем перед местными кланяться. Думайте сами, можете даже проголосовать на этот счёт.
Артур дал время своим спутникам на то, чтобы те в двух словах дали согласие или отказ от того, чтобы привлечь Войтека, и продолжил излагать. - План мой таков. Доберёмся до холма, где видели разбойников, и попробуем осмотреться на месте, поискать следы. Если найдём, то тихонько цепью пойдём искать их лагерь. Главарь у них человек военный, так что, наверное, поставил дозорных. Надо быть готовыми к встрече и смотреть по сторонам. Если не провороним секрет, то тихонько уберём всех дозорных, и окружим лагерь. Стрелки займут позиции, и постреляют кого смогут а мы с Кабаном добьём тех, кто остался. Лорд будет на подхвате, прикрывать тылы и следить, чтобы никто от нас не удрал. Складно?
|
К сожалению, тот запах, который сейчас исходит от жаркого костра, хорошо знаком Артуру. Не настолько, чтобы к нему привыкнуть, но всё же не настолько, чтоб прикрывать рукой ноздри, задерживать дыхание или ломиться назад. Просто стал чуть реже дышать, чтобы не вдохнуть слишком много этих миазмов. Массак понадеялся, что на этом будет и всё, но церемония была ещё далека от завершения. Девушки, которых Артур поначалу принял просто за подруг усопшей, на самом деле исполняли роль хора. И надо сказать, исполняли так, что Артура по-настоящему проняло. Скупые слёзы сами навернулись на глаза, хотя возможно, это было от дыма. Артур просто сморгнул их, и опустил взгляд в землю, сглотнув подкативший к горлу ком. Бедную Сьюзи и её так рано и так бестолково оборванную молодую жизнь стало настолько жалко, что это было невыносимо. С жалостью рука об руку шла вина, и она вцепилась в душу Артура всеми зубами, с таким наслаждением, с каким ей давно не доводилось впиваться в него. Корка отстранённости и даже некоего фаталистичного равнодушия, покрывшая его сердце за долгие годы, на время ослабла, растрескалась и облетела звуками этих запевов, обнажив ещё живые и такие уязвимые участки. Им не нужно было приходить сюда. Им нужно было погибнуть на войне, истлеть в безымянных могилах и зарасти травой и вереском, как и положено солдатам, а не слоняться целый год по лесам, цепляясь за своё жалкое существование. Но они воспротивились тому, для чего предназначены солдаты, и теперь вместо них гибнут вот такие ни в чём не повинные девчонки. Поддавшийся таким мыслям и мучимый невыносимой тоской, Артур даже обрадовался немного, когда похоронная церемония неожиданно для всех прервалась.
Никак не ожидал он того, что произошло дальше. Последним, чего ожидаешь от подобной деревни, будет всадник с мечом, который будет жечь дома и рубить наотмашь по людям. Артур не понимал ни сути происходящего, ни причин происходящего, ни мотивов неизвестного. Хотел ли он убить здешних селян, или только нанести какой-то ущерб и сбежать? И нужно ли Артуру это знать? Нужно ли ему что-то делать, или лучше просто отойти в сторону и не дать себя затоптать? Но почему-то Артур хочет знать. И поэтому он вскидывает меч.
Эта сцена, как ржущий в панике конь проносится через разбегающуюся толпу, напомнила ему о Ионбурге. В тот самый день, когда их загнали на узкие улочки горящего города, Артур точно так же нещадно вгонял шпоры в лошадиные бока и рвал поводья одной рукой, потому что во второй высоко держал своё знамя. Знамя хлопало на ветру и мешалось в руке, но оно позволяло не потеряться в этом хаосе остальным, и они всегда видели, где их командир, и куда им нужно скакать, чтобы не отстать. Конь Артура тоже тогда в панике ржал и брыкался, напуганный огнём со всех сторон, но деться ему было некуда - только вперёд. Справа и слева трещали горящие дома, воздух был наполнен дымом и гарью, а сзади за ними гналась кавалерия ноксианцев, пытаясь расправиться с ними. И точно так же впереди были люди. Тоже обычные люди, простые люди которые совершенно ни при чём. Они выскакивали из подожжённых строений кто в чём был, и махали руками всадникам, крича, чтобы те остановились, потому что им некуда было убежать с узкой улочки. Но Артур знал, что если они остановятся, или хотя бы немного потеряют в скорости - они погибнут. И потому, срывая горло, кричал своим солдатам: "Вперёд!" Кричал, чтобы солдаты не смели испугаться того злодеяния, на которое Артур в тот раз пошел, чтобы спасти своих людей, и не смели остановиться перед кричащими от ужаса ионбургцами, осознавшими свою неминуемую гибель.
Достаточно смертей на сегодня. Больше ты никого не зарубишь и не затопчешь, приятель. Артур отскакивает в сторону, но с этим отскоком органично сочетается взмах двуручником наискось, сверху вниз, чтобы рубануть лошадь остриём прямо по ноге. Если всё рассчитано идеально, то Артур отрубит ей ногу чуть повыше копыта, и животное просто упадёт вместе со всадником. Ну а если нет... Будем надеяться, у Лоррейна не появится компания в виде переломанного конскими копытами командира.
-
Достаточно смертей на сегодня. Больше ты никого не зарубишь и не затопчешь, приятель. Артур отскакивает в сторону, но с этим отскоком органично сочетается взмах двуручником наискось, сверху вниз, чтобы рубануть лошадь остриём прямо по ноге. +
|
|
Амелия молча принимает визитку Фокса, надежно убирая в карман. Она ведь действительно его не поняла, посчитав, что он беспокоится лишь за ее состояние после ночи в опустевшем доме. А все гораздо сложнее... Даже остаться в собственной комнате будет нельзя. Но, наверное, рюкзак с фотоаппаратом взять будет все-таки можно, его ведь тут не было, когда все случилось...
Мелли, задумавшись, вовсе не собирается подслушивать разговор за дверью, но удивленный возглас Фокса невольно приковывает ее внимание. О чем он?.. Какова их версия? Конечно, никто ей этого не скажет сейчас. Девушка вздыхает, бросая взгляд за окно, где за этот вечер совсем ничего не изменилось... И холодеет от всепоглощающего ужаса, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники кресла. Возможно, она закричала бы, не окажись горло вдруг стиснуто судорогой. Но вместо этого Мэл лишь напряженно всматривается в высокую темную фигуру, не в силах даже моргнуть... Это иллюзия, обман зрения, галлюцинация... Что угодно, но только не явь! Такого не бывает...
Совершенно неожиданно безумная идея пронзает мозг: стоит выяснить, что смогут в этом увидеть другие люди... Внезапно для самой себя подскочив и схватив телефон, Амелия стремительно привычным движением активирует камеру, и, направив объектив в сторону окна, ощупью делает серию снимков в разном масштабе, следя лишь за странной фигурой, а в следующие мгновения - за погасшим над ней фонарем... Впрочем, взглянуть на экран она не успевает, едва не вскрикивая от неожиданности, когда прямо за спиной раздается голос Фокса.
Амелия резко оборачивается, прижимая к груди телефон. Ей требуется немного времени, чтобы понять, о чем говорить детектив. - Спасибо, нет, - наконец вспоминает она слова. - Я дождусь друга здесь. Это ведь не помешает криминалистам? Да и куда, если подумать, они могли бы ее отвезти... Нет, ей действительно это не нужно. - И да, пожалуйста, если что-то станет известно... Запнувшись, Мэл смаргивает слезы, которые, оказывается, так долго удавалось сдержать. Впрочем, сказать детективу ей больше нечего.
|
|
Артут с заметным облегчением понял, что дальше его помощь уже не требуется, и заставил себя наконец расслабиться. Он всё ещё следил за тем, как едва заметно вздымается волосатая грудь Лоррейна, слушал его слабое, сиплое дыхание. Одно Артуру не нравится, что глаза у него так и остались открытыми, как у покойника. Таращится невидящими зрачками в стену, будто и не существует больше никаких стен, да и никакой деревни. Нездорово это, а от того жутко. Но если Артур называл это "жутко", то какое слово подобрать для того, что случилось дальше?
Лоррейн вдруг неожиданно для всех задвигался, и Массак придвинулся было ближе, чтобы урезонить его и уложить обратно в постель - а Эд вдруг схватил его за плечо, и уставился прямо в глаза, превратившиеся в слепые, непроницаемые бельма. Позже Артур и не вспомнит, но тогда он испугался так, что рука сама рванулась к ножу, который он только что отложил, чтобы одним махом вогнать лезвие в сердце другу по самую рукоятку, будто бы это был кто-то другой. Но Артур был не из тех, кто следует первому животному порыву. Он был человеком думающим, и смог осмыслить сказанную Лоррейном смутную фразу. Фраза эта наложилась на слова, сказанные недавно Рихтером. Про трупоедов. Про то, что те способны преследовать свою жертву долгие мили. Говорил ли Лоррейн про них, или просто бредил в горячке - рыцарь судить не брался. Но как только мечник разжал пальцы на его плече, рука снова рванулась сама по себе, но теперь уже не за рукоятью ножа, а за крестным знамением. И опять остановилась, не сделав дела.
Потом Артур разворачивается к постели раненого спиной, и медленно оседает на пол, опираясь на неё спиной. Скрючившись и поджав под себя ноги, сэр Массак накрывает двумя руками свою бедовую голову, погружая пальцы в тронутые преждевременной сединой жесткие волосы, и тяжело выдыхает. Всё. На сегодня силы Артура закончились, что физические, что моральные. Дальше он просто молча сидел вот так, ничего особо не замечая вокруг и даже слушая разговоры вполовину уха. Эту минуту Артур ничего даже не чувствовал, наступило какое-то эмоциональное отупение от переизбытка стресса. Такое с ним иногда бывало. Особенно после затяжных боёв. В такие моменты он ничего не мог, кроме как таращиться куда-то вдаль, не реагируя ни на какие раздражители. Такое он замечал не только у себя, но и у других бойцов, особенно которые помоложе. У этого явления даже название какое-то было. Забыл.
- Боже... - Артур спрятал лицо в ладонях, дав себе блаженных секунд пять полной темноты, а потом поднял голову, утирая о ладони пот. - Ладно. Теперь о насущном. Терри, поди найди Кабана, и идите вдвоём обратно в трактир. Если Рихтер пропил все наши кроны вместо того, чтобы организовать нам ужин и постель, надерите ему за меня задницу. Я пока останусь тут, подойду позже. Присмотрю за Лоррейном. Ну и... - Артур шмыгнул носом, и бросил взгляд на травницу. - Решим вопрос оплаты. За услуги, так сказать, народного целителя. Ступай.
|
|
Всё то время, пока они брели сквозь тьму и ливень, мысли Артура почему-то зациклились на матери. За долгие годы он забыл собственный дом, забыл её лицо, её голос, но хорошо помнил, что маменька его была истовой католичкой. Она часто и горячо молилась, стоя на коленях у распятия, и никогда не роптала на тяготы жизни, за всё благодаря Всевышнего. Артур тоже верил в Бога, и верил даже в то, что Бог любит свои творения, но ему нисколько не верилось в то, что любящий Бог, всякое создание которого прекрасно и совершенно, приложил свою руку и к Сероземью. Если Бог и правда существовал, то не Бог создал это проклятое место, потому что чтобы создать что-то такое, нужно было искренне ненавидеть людей. Ну не принять же за божьи творения этих белых шатунов, тощих от неутолимого голода, одержимых им, и влекомых только запахом человечьей крови и мертвенного тлена? А та тварь в камышах, что унесла Роджера? Да и люди здесь делаются чудищами, теряют всякое сходство с образом божьим и забывают своего создателя, превращаясь в диких зверей. Даже сам Артур всё больше поддавался, неуклонно теряя человеческий облик и поддаваясь сомнениям и унынию. Да и что твари, что нечестивые бестии, что даже люди, если сама земля здешняя была омерзительна - куда ни посмотри, везде одна только грязь, да замшелые коряги вместо деревьев, которые торчат из земли, словно кости на скотомоглильнике. Бог мог бы создать разве что дожди, которые год за годом пытаются смыть наконец это нечестивое место, маленькое царство Антихриста на Его Земле. Артур уже год ходил по этой проклятой земле, сам не зная, куда он идёт, и зачем вообще продолжает так отчаянно цепляться за жизнь. Что у него такого осталось в жизни, чтобы так держаться за дальнейшее жалкое существование и переносить все эти тяготы? Артур не представлял себе счастливого возвращения домой, не мог представить, как обнимет уже старую мать, или поклонится отцу, не мог представить, как сядет за общий стол и вознесёт молитву, как и всегда. Он слишком пропитался всей этой грязью, пропитался войной, что мать, должно быть, и не узнает в этом истощённом полутрупе своего сына, а братья не смогут взять хлеба, который преломила его рука, которую никогда не отмыть от крови. Артур не сможет жить как прежде, будто ничего не произошло, так зачем возвращаться? Он, может, давно опустил бы руки, если бы не эти вот парни, что сейчас вместе с ним месят грязь. Они и не знали даже, что нужны своему командиру даже больше, чем он нужен им. Командир всего лишь внушал им уверенность в том, что у него есть какой-то план, что всё это не зря, и что он всегда знает, что делать. Что-то вроде неугасимого факельного огня во тьме и непроглядной дождевой пелене, который Артур сейчас держал над головой, твёрдо шагая вперёд. А эти парни были для Артура ни больше, ни меньше, а причиной жить. Ответственность - вот что заставляло Артура не опускать руки, бороться дальше и оставаться непоколебимой скалой, ни словом ни жестом не выдавая усталости и сомнений.
Только вот отряд их редел неуклонно, и это вселяло в Артура ещё большее отчаяние. Всё бесполезно. Сероземье поглотит их, не оставив ни следа, ни памяти. Может, поглотит даже бессмертную душу, не отпустив её ни в Рай, на который не было смысла надеяться, ни даже в Ад, где они хотя бы получать справедливую расплату за свои деяния. Когда их осталось пятеро, Артур твёрдо сказал себе, что больше потерь не допустит, но злая судьба только посмеялась над ним. И кого забрала-то?! Лоррейна! Главную опору Артура, практически его правую руку, один из двух столпов, на которых держалась дисциплина. Ещё с того первого дня, как они встретились, Эд и Артур оказались на одной волне. Он ещё не был командиром того нестройного человечьего стада, которому предстояло стать отрядом, и Артур просто предложил поискать палатки, котелок и воду - а Эд тут же горячо поддержал эту идею, и собрал своих товарищей в одну кучу, направив их на дело. Остальные, до этого отчуждённые и потерянные, просто сами втянулись в общее дело, потому что у них появилась какая-то цель, хотя бы даже и самая простая - выжить. Эд, как никто, понимал необходимость лидерства и взаимовыручки, и мог бы быть лидером и сам, но всё же предпочёл не носить на своих плечах такую ответственность. Тем не менее, бремя лидерства Артуру он облегчал значительно, особенно на первых порах, когда стал посредником между благородным рыцарем и простыми солдатами, для которых потеряли значение былые авторитеты. Эд был надёжным воином, с которым нестрашно было стать спина к спине, и который мог вовремя прикрыть замешкавшихся Генри или Терри, позволяя самому Артуру и Кабану без лишнего беспокойства сосредоточиться на бое. В конце концов, Эд был хорошим другом, его любили все, кроме, разве что, Рихтера, который любил только обувь. Потерять именно Эда - это слишком большой удар.
Артур, шедший вторым номером сразу за Терри, оглянулся назад, убеждаясь, что Лоррейн всё ещё перебирает ногами и находится в сознании, а пыхтящий и отдувающийся Кабан не собирается грузно свалиться наземь. Кабан, как обычно, не подкачал - этого свалит наземь разве что бочонок пива. Главное, чтобы не надорвался, потому что Кабана здесь не утащит никто. А вот Лоррейн выглядел плохо. Ещё немного - и он отключится. Артур переводит взгляд немного в сторону. Там позади плетётся Генри,хорошо различимый в темноте, потому что несёт в своей руке факел. Видок у Лорда тоже паршивый - он малый неглупый, и в общем-то понимает, что Эд был ранен по его вине, и возможно, ему не устаёт об этом напоминать Рихтер, не склонный прощать чужие ошибки. Если честно, Артур и сам злился на Генри, и сам винил его в случившемся, но чувство вины вовсе не поможет ему стать полезнее. Нужно придумать ему дело, пока бедолага Стиллвотер совсем не упал духом.
И тут - первая за день хорошая новость. Терри всё-таки оказался прав, и впереди действительно была деревня. И не какое-нибудь там заброшенное пепелище, а настоящая, живая деревня! В дождевой пелене уютно теплятся огоньки оконных проёмов, отсветы домашних очагов, и при взгляде на них Артур куда острее чувствует, как зябко и холодно сейчас на улице, и как противно прилипает к мокрому телу пропитавшаяся дождевой водой одежда. Однако Массак не поддаётся эйфории, и осаждает хохочущего Роберта коротким шиканьем. - Тихо. - Коротко командует он. - Нам нужно убедиться, что деревня не занята ноксианцами. Не хватало ещё попасть, как петух в кастрюлю. Уоллес, оставь огонь, и незаметно подберись поближе, и убедись, что там безопасно, а потом жди нас. Мы пройдём следом и нагоним тебя у входа в деревню. Если что - возвращайся обратно.
Потом Артур обернулся к остальным. - Лорд! - Выдернул он парня из тяжёлых раздумий. - У тебя подвешенный язык, так что говори с Лоррейном. О чём угодно, понял? Задавай вопросы, поддерживай диалог, заставляй отвечать. Ни в коем случае не дай ему заснуть, понял? Он должен быть в сознании.
-
В конце концов, Эд был хорошим другом, его любили все, кроме, разве что, Рихтера, который любил только обувь. Видок у Лорда тоже паршивый - он малый неглупый, и в общем-то понимает, что Эд был ранен по его вине, Кабан, как обычно, не подкачал - этого свалит наземь разве что бочонок пива. Главное, чтобы не надорвался, потому что Кабана здесь не утащит никто. Просто отлично ты сходу ухватил персонажей и атмосферу, прям замечательно.
|
Сержант Байерс уходит от ответа. Понятно, он тоже растерян. И не хочет в одиночку брать на себя ответственность за объяснение происходящего. Амелия кивает, отводя взгляд. Поспешные выводы действительно ни к чему. У вернувшейся Харпер она уже не спрашивает совсем ничего, так же молча реагируя на появление множества их коллег. Надо подождать, ответы появятся.
Почти сразу перестав всматриваться в мелькающие чужие лица, Амелия отрешенно присаживается на подлокотник дивана в гостиной, оказываясь будто в неподвижном центре, вокруг которого беспрерывно снуют, выполняя свою работу, полицейские. Им нужно выяснить причины, найти улики, раскрыть дело... Сопереживать - не их работа. Мелли вдруг задумывается, сколько же людей оказалось на дежурстве в этот вечер... Что на это повлияло, жребий? Или благородный порыв дать возможность коллегам встретить праздник с семьями? Или кто-то из них так отбывает наказание за проступки? Неважно. Вряд ли хоть кто-нибудь в этот момент думает что-то хорошее об Амелии. Встречать Рождество даже в офисе всяко лучше, чем в чужом окровавленном доме.
От этих мыслей ее отвлекает неожиданный сигнал сообщения. Мелли выхватывает из кармана звякнувший телефон, едва не уронив. Кто это? Мама?! Нет. Но хоть где-то сейчас все в порядке. Звучит музыка, а не сирены, и мерцает елочная гирлянда, а не маяк полицейской машины за окнами. Мэл смотрит на счастливые лица, мельком отмечая, как удачно кадрировано фото. Оливер и... его сестра. Точно, сестра, они похожи. Она не знакома с этой девушкой. Стыдно, но даже имени ее не вспомнит. Оливер как-то говорил пару раз... Давно. Мэл вздыхает, раздумывая, что же ответить другу, чтобы и не солгать ему, и не испортить праздник, напугав. Конечно, селфи посылать не стоит... "Не так, как обычно", - собирается написать Амелия, чтобы почти бесследно растворить в обтекаемой фразе свою горечь и гнетущее отчаяние. "Не так", - успевает набрать она, прежде чем случайно, промахнувшись, нажимает кнопку "Отправить". Ну да. Совсем не так, как сейчас у Оливера, если судить по фото. Пару мгновений Мелли вглядывается в экран на ладони, пытаясь представить, на сколько еще ей хватит подобия выдержки. И насколько ужасно было бы испортить Рождество еще и Клаудам. И как ей нужно, чтобы рядом оказался кто-то близкий, а не только полицейский отдел в почти полном составе. Наконец, едва попадая по нужным буквам, она все же решается набить странное приглашение, одновременно желая, и чтобы друг принял его, и чтобы отверг. "Ты смог бы приехать?"
Мэл не успевает написать причину этого вопроса, вздрагивая, неожиданно услышав свое имя. Подошедшие к ней двое мужчин совсем не похожи на остальных... Это те, кого ждал сержант Байерс? Отдел расследований? Впрочем, куда больше Амелию удивляет, что кого-то здесь интересует ее мнение. Она пожимает плечами. Фокс? Сазерленд? Смит? Браун? Ей абсолютно все равно, кто это будет. Мелли вскользь оглядывает второго мужчину, медленно кивает обратившемуся к ней, вставая. - Детектив Фокс, я готова рассказать вам все, что знаю.
-
Почти сразу перестав всматриваться в мелькающие чужие лица, Амелия отрешенно присаживается на подлокотник дивана в гостиной, оказываясь будто в неподвижном центре, вокруг которого беспрерывно снуют, выполняя свою работу, полицейские. Звучит музыка, а не сирены, и мерцает елочная гирлянда, а не маяк полицейской машины за окнами. "Не так", - успевает набрать она, прежде чем случайно, промахнувшись, нажимает кнопку "Отправить". Класс, и ещё кадрирование : )
|
|
-
Есть в нем что-то брутальное, гораздо более брутальное, чем если ты взрываешь человеку голову изнутри или если ты разрубаешь его мечом надвое. Что-то механическое, и неживое. Когда ты используешь механизм для того, чтобы уничтожить созданное Творцом, или Природой, как вам удобнее, есть в этом некая несообразность. Нечто мерзкое и противоестественное.
|
-
Шикарная игра всё-таки - и сюжет, и персонажи, и общая степень глубины проработки. Каждая отдельная сцена интересна сама по себе, даже в отрыве от всего остального.
|
Нет других совпадений с кошмаром - улица пуста, ярко горят фонари, и в окне ее комнаты, конечно же, не маячит рогатая тень... Но ощущение тревоги, колючими холодными шариками перекатывающееся где-то внутри, никак не желает отступать. Амелия, смахнув на крыльце пласт мокрого снега с шапки, тихо открывает дверь, стараясь не нашуметь раньше времени, чтобы не выдать своего возвращения - не хочется показывать семье неуместное смятение, сперва надо бы хоть немного прийти в себя. Скинув куртку и выпутавшись из шарфа, она аккуратно пристраивает рюкзак на пуфике в прихожей, чтобы об него никто не споткнулся - это вряд ли понравилось бы фотоаппарату, а за годы общения с ним Мэл привыкла считаться с его интересами. Но, уже собираясь с улыбкой появиться в гостиной, девушка вдруг понимает, что и в доме что-то не так...
Елочная гирлянда озорно подсвечивает катастрофу на полу. Еще не желая до конца верить увиденному, Амелия в спешке вновь натягивает ботинки, не отрывая взгляда от осколков аквариума вперемешку с трупиками рыбок перед собой. Как этого до сих пор никто не заметил? Лихорадочно вертятся в голове попытки найти объяснение. Это розыгрыш... Стив подбил родителей! Шальная мысль проносится, тут же растворяясь бесследно: ни за что мама не стала бы участвовать в такой затее. Тогда что же?..
Кровь на стенах уже никак не получается объяснить. Так и не рискнувшая войти на разгромленную кухню Мелли замирает, взглянув под ноги. Как будто если она нечаянно коснется этой окровавленной воды на полу - случится нечто окончательно непоправимое. Отступая спиной, девушка проводит дрожащей ладонью по лицу, будто надеясь, что сумеет таким образом стереть представшую перед ней картину... Как вдруг, не выдерживая, с криком бросается вглубь дома. - Мама? Папа? - с разбегу ворвавшись в спальню родителей, она натыкается на пустоту. Не может быть... - Стив?! Оступаясь на лестнице, Мэл мчится наверх в комнату брата, нащупывая в кармане джинсов телефон, чтобы... Что? Позвонить вначале родителями, или сразу девять-один-один? Кровать Стивена не убрана, на письменном столе привычный беспорядок, но самого его нет!
Дверь в комнату Фиби с кривовато прилепленной надписью цветными карандашами "Не входить без печенек!" чуть приоткрыта - Амелия с размаху распахивает ее, заставляя жалобно скрипнуть от удара о стену, влетает внутрь, тут же увязая в раскиданных на полу как обычно мягких игрушках. И здесь - никого... Да что же происходит?! Мэл, задыхаясь от подступающих рыданий, падает на колени, судорожно пытаясь разблокировать экран смартфона. Сенсор не сразу отзывается на взмокшие от волнения пальцы... Служба спасения?! Нет, все же сначала - позвонить отцу...
|
-
Киарнис начинал говорить спокойно и даже почти уверенно, но закончил тихо, почти надломившимся голосом. Внутри зелёного рыцаря всё заледенело. Отчаянно захотелось ещё разок выйти под солнечный свет, повторно выпить вина, вновь сжать тонкую женскую руку в танце, в прогулке, в постели. Да хотя бы Стеклобой в дуэльном салюте поднять напоследок.
|
|
|
-
Не таким запомнился Киарнису Пакттаун. Мрачный, сочащийся опасностью город, в котором словно и с рассветом ничего не изменится. Такие же пустынные и заброшенные будут вокруг переулки, и только боязливая стража продолжит обходить по дуге такие вот вынесенные домишки да сновать будут вокруг воры да убийцы, ища, где бы ещё можно поживиться. Эльф прям эльфийский, очень хорошо
|
|
-
Чем эльфу не понравился дом? Красивый вроде, большой, починить бы кое-где надо, да некогда. Комнаты? Комнаты как комнаты, чего такого? В лошадях Грагхам не очень разбирался, но чего кричать-то так? Скажи, мол, лошади лучше нужны. Какой, однако, мудрый и рассудительный орк!
|
|
|
-
И не слишком ли много красивых мыслей о конфликте природы и её детей на фоне низвергающихся в воду останков недавней трапезы?
И Киарнис вновь улыбнулся орку, на этот раз по-эльфийски ー таинственно, иронично и обнадёживающе.
|
|
Затаившая дыхание Амелия краснеет вновь, делая вид, что жутко заинтересована красочной светящейся витриной торгового центра, вдоль которого движется "ниссан". Искоса поглядывая на отца, она обдумывает его слова, прикидывая, для чего бы ему могло понадобиться очное знакомство с Оливером. Они бы наверняка понравились друг другу... Но о своей семье Оливер совсем не упоминает в разговорах, почти незаметно обходя эту тему, и Амелии ничуть не хочется навязывать ему общение с ее родителями, чтобы не показалось, будто она стремится таким образом вызнать что-то лишнее. Хотя как здорово было бы пригласить Оливера, например, сегодня! Только вот Стиву мама не позволила пригласить Аманду. К тому же, у Оливера дома, конечно, будет точно такое же празднество, никуда он бы и не пошел в этот день...
*** Колледж, холл и коридоры которого украшены гирляндами и венками из омелы, гудит разговорами и смехом. Амелия появилась чуть раньше обычного - все же автомобиль быстрее автобуса. Она поджидает Оливера в аудитории, предвкушая его радость от подарка, до поры спрятанного в рюкзаке. Он ведь несколько раз говорил о таком штативе! Ему точно понравится.
У преподавателей настроение тоже предпраздничное. Даже лекции прерываются шутками. Профессор Макгрегор, рассказывая о фотографическом искусстве времен Войны Севера и Юга, неожиданно исполняет мощным баритоном куплет известного рождественского гимна, чем срывает восторженные овации студентов.
Амелия, так и не обмолвившись об ужине, на прощание приглашает Оливера пойти на каток послезавтра - Хлоя собирает небольшую компанию, должно быть весело... Впрочем, до всего этого, до начала долгожданных рождественских каникул, остается одно неприятное дело.
*** Еще на подходе к кабинету психотерапевта Амелия внутренне собирается, настраиваясь на очередной тонкий словесный фарс, ровно как собиралась перед важными спектаклями в школе. Снова нужно отыграть безупречно. Выдохнув, она поворачивает ручку двери.
- Добрый день, доктор Джефферсон, - довольно приветливо кивнув, девушка устраивается в ставшем уже привычном кресле, пытаясь принять по возможности непринужденную позу. Все как обычно. Не скрещивать руки на груди. Не смотреть вправо от собеседника. Не прикасаться к лицу. Несложные правила, соблюдение которых позволит усложнить распознавание ее лжи и нежелания находиться здесь. Во всяком случае, Амелия на это надеется. Вполне возможно, что опыт доктора Джефферсона позволяет ему определить эти наивные махинации и даже не подать виду при этом, но Мелли нравится думать, что она все же способна хотя бы немного обезопасить правду от узнавания.
Нельзя сказать, что ее это полностью устраивает... Мэл совершенно не уверена, что поступает правильно, раз за разом отказываясь признать, что ее проблема способна решиться после подобного разговора. Но почему она продолжает упорствовать? Так ведь нельзя - врать доктору. Намеренно вводить в заблуждение человека, желающего помочь. Так делают только глупцы или отпетые негодяи. К какой категории относится Амелия?
Девушка тихо, почти неслышно вздыхает, поднимая наконец на психотерапевта взгляд. Что ему рассказать на этот раз? Раздуть вчерашнюю ссору со Стивом из-за того, чья была очередь пылесосить в гостиной, чтобы это сошло за достойное внимания событие? Или сообщить о переживаниях из-за учебного проекта, который она никак не успевает подготовить вовремя?
- А знаете, все прекрасно! Да, давно не было такого хорошего дня! - вдруг прорывается сквозь панцирь мнимой собранности очередная ложь, не успевшая даже толком обдуматься. Амелия, похоже, пытается почему-то перейти в нападение. Будто тот факт, что она сумеет вывести доктора Джефферсона из себя, что-то решит. - Завтра Рождество. Елка, подарки, следы Санты на крыльце, теплый эггног... Какие тут могут быть проблемы? Разве только выбрать, как одеться на вечеринку. Я даже думаю, что...
Мэл осекается. Словно что-то ломается вдруг в шестеренках уверенно текущей речи. Совсем позабыв обо всех психологических приемах, что так старалась держать в голове, с полминуты девушка отрешенно смотрит на мерно щелкающий на столе Адама метроном. Эта ложь бессмысленна. Она вообще. Ничего. Не изменит. Кажется, в клетке, из которой нет выхода, начал опускаться потолок.
- Сегодня мне снова снился кошмар, доктор Джефферсон, - теперь она говорит тише, слова совсем не так легко складываются во фразы. Смотреть на Адама ей становится парадоксально сложнее. - И я вынуждена признать... что... он имеет повторяющийся сюжет. Амелия отчетливо понимает, что только что порушила так тщательно возводимый ею на протяжении двух месяцев песочный замок уверток и недоговорок. Но ей почему-то все равно, как это выглядит в глазах психотерапевта. Чувствует ли он триумф, или просто внутренне облегченно вздыхает. Или не ощущает ничего, индифферентно воспринимая это лишь как еще один случай в своей практике, дополнение к одной из тех папок, что занимают в этом кабинете все полки вдоль стен. Мэл, с оглушительным звоном разбившая наконец оказавшуюся такой хрупкой столь оберегаемую ею тайну, не видит пути назад. - Мне снится некий ирреальностный монстр. С определенно недобрыми намерениями.
-
Что ему рассказать на этот раз? Раздуть вчерашнюю ссору со Стивом из-за того, чья была очередь пылесосить в гостиной, чтобы это сошло за достойное внимания событие? Или сообщить о переживаниях из-за учебного проекта, который она никак не успевает подготовить вовремя? Как человек, который как-то посиживал в этом кресле на протяжении некоторого времени, не могу не одобрить : )
|
|
|
-
А вот этот ускользающий мужской взгляд, цепляющийся за что угодно, лишь бы не... Ооо, да. Вот тут-то Первая и ощутила это. Лицо полыхнуло жаром, и она тоже отвела глаза, внимательно заглядывая в совершенно пустой шкаф и шаря по полкам, как дура. Вот это прям жизненно.
|
-
Понравилось про меняющихся на глазах людей.
-
Люди будто одевались в одежды, за которыми их переставало быть видно.
|
|
-
Вот так вот. :)
-
– Придурок! – зло и раздражённо выплёвывает она в лицо Позитиву. Кра. Кто-то заметил, что у нас тут люди умирают.
-
Придурок! – зло и раздражённо выплёвывает она в лицо Позитиву. Расскажи кто Тринадцатой, что она способна вот так запросто нахамить человеку, не поверила бы. Доставило
|
Поразительно, этот человек и в таком состоянии все еще способен держать слушателей. Даже их, игнийцев. Неудивительно, что за ним шла эскалонская армия...
Нитаэль останавливается в нескольких шагах. При ближайшем рассмотрении становится ясно, что раны Маршала попросту не позволят пленить его... Что ж, в каком-то смысле ему повезло. Без малейшей жалости Искра наблюдает, с каким трудом дается предводителю захватчиков каждая фраза, каждый вздох. И все же - помимо воли внимает его словам, не торопясь совершить что должно.
Ее удивляет то безразличие, с которым Маршал говорит о знамени - святыне своего войска. Или это блеф?.. Весьма дерзкий в таком случае. Впрочем, в чем-то он прав: его армии больше не существует, и ее символ теперь можно считать всего лишь обычным полотнищем.
Однако прочая исповедь изумляет Нитаэль еще больше. Так вот как все это выглядело с эскалонской стороны... Четкие пророчества, множество уверенных в себе Искр, всесильная магия... Право, даже лестно слышать такое об армии Лесного Союза. Неужели Маршал не понимает, что существуй это все на деле - его войско даже не вошло бы в вечный лес? Нет, глядя правде в глаза, игнийцам отнюдь не легко далась эта победа... Нитаэль вновь вспоминает вчерашние слова Галахада о том, что они просто... должны были остановить Эскалон.
Впрочем, едва ли стоит принимать сказанное Маршалом настолько всерьез. Его речь, кажется, становится все менее осознанной... Конечно, Нитаэль неоткуда знать, о чем он говорит. И существует ли на самом деле та сила, что способна затмить для эскалонцев веру в их Канцлера. Это похоже на бред умирающего, на отчаянно-бессильные угрозы поверженного, на бессмысленные речи безумца... Искра не верит ни единому слову пророчества Маршала.
- Игнии не станет, только когда не станет последнего игнийца, готового отдать за нее жизнь, - негромко, но абсолютно отчетливо произносит Нитаэль, все так же прямо глядя в глаза человеку, которого она вот уже несколько месяцев истово ненавидит. - С чем бы мы ни столкнулись... Даже со слепым фанатизмом железной истины.
Ее ладонь ложится на рукоять чужого меча в привычных ножнах. Невелика честь - добивать смертельно раненного противника. Отдавать такой приказ кому-то другому - хуже вдвойне. Возможно, оставить этого человека умирать от ран было бы самым простым решением... Однако уйти, не убедившись, что Железный Маршал, символ этой проклятой войны, кровный враг тысяч игнийцев, мертв... Непростительная беспечность. Неуместное милосердие. Меллидан, наверное, не оценил бы такого поступка...
Искра медлит мгновение, все еще не отводя взора от стальных глаз, в которых упрямо горит безграничная вера в эскалонские постулаты. И точным движением вгоняет клинок Маршалу между ключиц.
-
онечно, Нитаэль неоткуда знать, о чем он говорит. И существует ли на самом деле та сила, что способна затмить для эскалонцев веру в их Канцлера. Это похоже на бред умирающего, на отчаянно-бессильные угрозы поверженного, на бессмысленные речи безумца... Искра не верит ни единому слову пророчества Маршала. Спасибо за игру! Неизменно классно и вдохновляюще от начала и до конца
|
-
предложил он, думая что ослишком быстро стал мерить других по себе. Сам он не чувствовал особого страха, наоборот ему даже нравился попавший в кровь адреналин. Пока это помогало ему терпеть боль и дискомфорт, Пятый был не против испытывать напряжение неопределенности. Фактурный парень, очень быстро становится личностью
|
-
Я, значит, например... хмм... например.., – её голос дрогнул, она помимо воли вдруг сжала руку девчонки, с ужасом понимая, что – нет,
|
-
- Реанимационной команды нет, технического специалиста нет, карты эвакуации нет, системы пожаротушения нет.., - Да чтож такое
|
|
|
|
|
|
Каждому знакомо ощущение, когда сильно затёкшие руки-ноги словно увеличиваются раза в три и становятся неуправляемыми. Пальцы не удержат чашку, а ступни не сделают и шага. Не каждый, однако, в курсе, что гораздо быстрее и эффективнее восстановить кровообращение можно, не разминая сами конечности, а наклоняя голову к плечам вправо-влево, вправо-влево.
Пленнице стазис-капсулы, очевидно, это оказалось известно. Мозг ещё не проснулся, не определил своё место во времени и пространстве, веки оставались закрытыми, слух, осязание и обоняние дремали, а тело уже дало команду: вправо-влево, вправо-влево... И только, когда мириады крошечных иголочек сладкой болью пронзили возвращающиеся в строй руки и ноги, тело решило, что пора как следует подвигаться, размять закостеневшие от неудобной позы позвонки, расправить плечи, потянуться до хруста в суставах и, наконец, дать мозгу команду просыпаться.
Позвоночник выгнулся дугой, руки было взметнулись за голову. Что-то им сильно мешало, они бездумно расправились с помехой, рванув её изо всех сил, но потягушки тем не менее всё равно не вышли – тесно. Словно тело приходило в себя в стеклянном гробу. Когда мозг дал команду открыть глаза, оказалось, что так оно и есть. Зрение обнажило до того жуткую картину, что веки снова зажмурились. Девушка полежала несколько секунд неподвижно, вновь открыла глаза медленно и осторожно, надеясь, что увиденное – остатки дурного сна. Ничуть! Вдоль тела валялись выдернутые с мясом трубки, пошевелиться как следует оказалось проблематично, перед глазами плыли какие-то надписи.
От невозможности размяться нормально мышцы заболели нестерпимо. Эффект пропасти. Положите на пол узкую дощечку, и вы спокойно пройдете по ней, не заступая за края, но перекиньте ту же дощечку через края пропасти на двадцатиметровой высоте... Так и здесь, осознание, что от боли не избавиться, усилили её стократно. В поясницу словно тыкали спицами, левую икру свело судорогой, тело инстинктивно задёргалось, пытаясь вырваться из тюрьмы.
Чтобы взять себя в руки, девушка сосредоточилась на надписи. Это, как ни странно, помогло. Конечно, просить человека сохранять спокойствие в такой ситуации, всё равно, что просить шлюху в борделе сохранять девственность, зато стало ясно, что так и не проснувшаяся память – явление кратковременное, а, значит, сильно пугаться не надо. Опасаться же ОНМК и ССН* было уже поздно – девушка "самостоятельно извлекла из тела элементы системы жизнеобеспечения организма" прежде чем успела узнать, что этого делать не стоит. Поэтому и реанимационную бригаду дожидаться теперь не было смысла.
Самое главное, имелся аварийный выход! Раз он был, как и целая инструкция на этот счет, значит, ситуация, хоть и неприятная, но не смертельная. Всё как-нибудь наладится, только бы выбраться отсюда и размяться! Рука потянулась к рычагу.
-
Замечательный пост
-
Люблю твои посты. :) Читаю про дощечку на высоте и вспоминаю свои гимнастические мытарства с бревном и страхом высоты :)))) Конечно, просить человека сохранять спокойствие в такой ситуации, всё равно, что просить шлюху в борделе сохранять девственность !! :)))
|
|
Задохнувшись, он выныривает из небытия и пытается откашляться. Брызги на стекле, боль в груди, жжение. Стучит в голове. Накатывает что-то, непонятное, руки шарят по стеклу впереди. Глаза фокусируются сначала на руках, разглядывая пальцы, потом - на буквах.
СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ.
Пустота сознания пугает в первую секунду, когда начинаешь об этом задумываться. "Что такое?" - первая осознанная мысль. Не о себе, не о месте. Нечто неоформленное. "Что такое?" Паника стискивает грудь, сердце начинает колотиться, дыхание учащается. Обычное дело, когда ты испуган, когда не знаешь, чего ждать в следующую секунду. Вокруг предплечий провода? Жгуты? Иглы в венах? Подцепить ногтями! Скорее, скорее, словно от этого зависит жизнь! Жгуты, словно змеи, в них ощущается зло, какое-то недоброе намерение. Инстинктивный порыв оборачивается болью. Будто со стороны слышится шипение, затем стон. Нет, не со стороны, это ты, это твоя кровь выступила на местах инъекций, там, где раньше были иглы. Почему? Что за жгуты? ПОМОГИТЕ!
СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ.
Свет ослепляет. Что-то в голове клинит, заставляя замереть испуганным зверем. Что-то примитивное, оставшееся по наследству из глубины веков. Паника продолжает своё губительное воздействие на разум, с успехом подчиняя себе всю моторику тела, парализуя. Свет гаснет и загорается вновь, показывая какой-то текст. С помехами. Глаза начинают считывать информацию прежде, чем мозг отдаёт осознанную команду.
Человек покорно читает, прежде чем начать действовать. Возможно текст имеет для него какой-то смысл. Или же действует успокаивающе, однако больше он не пытается биться в истерике. Отпускает что-то в груди. Не стучит молот в висках. Человек понимает то, что видит и обретает власть над своими действиями.
Вместе с властью накатывает волна слабости, доказывая, что примитивные инстинкты гораздо сильнее, чем разумное начало и полный контроль над когнитивными функциями. Это не расстраивает человека, он лишь с досадой рассматривает то, что сотворил со своими венами, ёжится от наползающего холода и разглядывает своё мнимое отражение в стекле. Он почти не видит своего лица - свет идёт изнутри, но если прищуриться и склонить голову под определённым углом, становятся видны некоторые черты. Будто видишь старого друга, которого успел позабыть, очень и очень давно. Недоверчиво разглядываешь и думаешь: как бы к нему обратиться? Особенно когда имя совершенно позабыл. Мысль об имени заставила задуматься, но не слишком долго. Что-то подсказывало человеку - всё придёт, со временем. Пока что надо действовать, потому что холод не друг. Холод будет коварным врагом, который сначала усыпит, а потом убьёт наверняка. Уверившись в своих действиях человек дёргает за рычаг. Он не боится неизведанного. Его сердце бьётся ровно и спокойно.
|
|
Снова этот сон. Ну почему?! Амелия утыкается лицом в колени, ощущая, как дрожит всем телом. Сердце колотится разом в груди, в горле, в ушах... Она опять кричала во сне. Мама волнуется... Наверное, это уже ненормально. Не помогает ромашковый чай, не помогают дыхательные упражнения... Может, пора рассказать отцу, как все есть на самом деле?.. Он ведь врач. Возможно, сумеет помочь.
- Да, мам, - откликается Мелли разом на все, отрешенно наблюдая, как сужается и исчезает полоса света из закрывающейся двери.
Может, пора... Раз за разом Амелия откладывала уже этот разговор по самым разным причинам. А кошмар между тем повторялся все чаще... Нужно что-то делать с этим. Да, для начала рассказать отцу... Нет, только не сегодня, сегодня ему точно не до этого. Потом. Как-нибудь после...
Девушка выключает наконец надрывающийся будильник, оборвав песню на полуслове. Вот ведь как... Даже случайная песня намекает, что хватит бездействовать.
Глубоко вздохнув, Амелия сползает с кровати, включает в комнате свет поярче, чтобы поскорее прогнать колючие осколки кошмара, прячущиеся по углам. Все, он закончился. Впереди - день. А о том, что будет следующей ночью, думать слишком рано. Несколько минут привычной утренней гимнастики помогают окончательно проснуться, перестроиться на дневной лад.
Уже почти успокоившаяся, в коридоре Амелия сталкивается с заспанной сестренкой в пижамке с медвежатами, что не особо охотно плетется умываться, на ходу протирая глаза. - Меня папа ждет! - выдвигает Мэл железобетонный аргумент, юркнув в ванную прямо перед нерасторопной со сна Фиби, пока та не успела сообразить, что завтракать Лэнгфорды все равно будут все вместе, и порядок принятия отпрысками водных процедур не сможет на это повлиять.
Вообще-то Амелия обычно не обижает младших и честно соблюдает правила утренней очереди, но именно сегодня ей очень нужно поскорее попасть к воде. Вода всегда помогает отвлечься, уносит с собой переживания, дарит чистоту мыслям... Может даже смыть остатки кошмара, будто оставившего на коже липкий налет.
Шустро щелкнув щеколдой, чтобы Фиби не восстановила справедливость, Мелли изучает свое отражение в зеркале над раковиной. Никаких внешних изменений. Никто не догадается, что с ней происходит, если она не расскажет сама. Да, да, она обязательно все расскажет родителям. Если... Если сон повторится. В следующий раз - уже точно. И они выслушают, они будут знать, что делать, они непременно помогут! Ей ведь можно помочь?..
Шумит вода, заполняя этим звуком все вокруг. Даже если сестренка возмущается за дверью ванной - ее не слышно. Но Амелия не собирается заставлять Фиби ждать слишком долго, это было бы совсем неправильно. Поскорее покончив с утренними ритуалами, она извиняющеся улыбается сестре и ускользает в комнату одеваться. А прежде чем спускаться к завтраку - берет кое-что с письменного стола.
Амелия легко сбегает с лестницы, возле самой кухни ловя за руку как раз направляющегося туда доктора Лэнгфорда. - Папа! - обнимает она отца и целует в свежевыбритую щеку. - Кто сегодня будет очень храбрым? Кем мы все будем гордиться? Из-за спины девушка выуживает сложенного из сиреневой бумаги чуточку помятого кролика. - Держи! Это Фиби вчера сделала. Классный, да? Думаю, его зовут Брейви. Возьми-ка с собой в кармане!
|
|
Наитие ведет ее. На удивление легко черно-зеленое месиво на переправе раскладывается в сознании в предельно ясную картину. Ее место - здесь. Необходимые действия очевидны. Нитаэль идет почти по пояс в воде, даже не замечая ее холода, снова и снова воздевая меч с неизменным результатом. Горячая кровь из смертельных ран эскалонцев стекает по лезвию, окропляет броню. Не останавливаться!
Она не знает, что у нее с лицом. Но, наверное, выражение на нем таково, что заставляет эскалонских солдат забывать эскалонские клятвы. Черные варвары расступаются перед ней, стремительно теряя самоуверенность. А позади смыкаются, сливаются в едином порыве ликующие голоса игнийцев - и клич этот слаще музыки! Дрогнула и сдвинулась граница битвы. Нитаэль ощущает за собой всколыхнувшуюся волну надежды. Слышит усилившийся плеск Лелиан - соратники идут следом!
Чужая ладонь опускается на плечо. Изумленный взгляд Искры, брошенный за спину, немедленно твердеет вновь. - Я нужна здесь! - кратко кидает она военачальнику. И отсекает: - Не спорь, Гиллиан. Ее тон не допускает сомнений.
А в следующий миг ворвавшаяся в краткое затишье чужеродная речь завладевает ее вниманием всецело. Это... Железный Маршал? Нитаэль замирает на мгновение, пораженно вглядываясь в эскалонского офицера. Так странно... Она ни разу не задумывалась, каков Маршал на самом деле без неизменного доспеха. Безумно непривычно видеть вместо глухого черного шлема живое человеческое лицо. Только ненависть в его глазах - совсем не человеческая. Это он. Перед нею стоит воплощение игнийского горя, игнийской трагедии. Тот самый легендарный военачальник, что раз за разом отдавал приказы убивать ее соотечественников. Тот, из-за кого Клириан попал в Цитадель. Тот, кто казнил Меллидана. Тот, кто не остановится ни перед чем... Если его не остановить.
Вот он, в нескольких шагах! Нет больше ничего и никого вокруг. Померкло боковое зрение, не давая отвлечься. Слух игнорирует все лишнее. Один-единственный противник - прямо перед ней. И он не сторонится ее подобно своим солдатам. Нитаэль уже казалось прежде, что его взгляд из прорезей крылатого шлема бывал направлен именно на нее. Теперь - не кажется. Она делает к нему шаг, намереваясь сразиться немедленно, напоить клинок его кровью, обернуть его войско вспять - и все же он успевает отдать приказ, вновь бросая в приостановившуюся было битву черных солдат. Вскипает кругом ледяная вода, взбитая латными сапогами.
Тиссае ла воррен.
- За Игнию! За Сердце! В бой!!! - Искра кричит, срывая голос, кричит так, что звенит в ее собственных ушах. Чтобы рассеять малейшие колебания тех, кто стоит за ее спиной. Чтобы ее услышал каждый игниец в этой битве. "Всего лишь один человек"?.. Как бы не так! Нитаэль ощущает, сколь мощная сила готова пойти за ней сейчас, стоит только повести.
Ослепительно сверкнув на солнце, ее клинок, разбрасывая розовые от крови брызги воды, вскидывается к небесам, подкрепляя громогласный приказ, в то время как пронзительный взгляд в глаза того самого противника не оставляет сомнений в том, куда она намерена его опустить. И больше не медля, Искра бросается сквозь эскалонский строй, неистово орудуя мечом - по наитию, не успевая задуматься о каждом новом ударе. У нее единственная цель.
-
Она не знает, что у нее с лицом. Но, наверное, выражение на нем таково, что заставляет эскалонских солдат забывать эскалонские клятвы.Неимоверно вдохновляет, спасибо
|
Волкер бросил взгляд на вклинившегося в разговор пришельца, который, судя по манерам, одежде и вопросам, также принадлежал к Корпусу. И, похоже, прибыл с достаточно важной информацией. Во-первых, он подтвердил наличие живых гримфольдцев. Тут старуха им не наврала. Во-вторых, он сообщил о степени деградации власти в городе. Если люди скатились до сожжений ведьм, то ситуация явно зашла слишком далеко.
Даже по меркам Корпуса. Нельзя было не задать себе вопрос – почему Гримфольд так поздно запросил о помощи? Или почему Корпус так долго реагировал? Почему-то Волкеру виделся образ корпулентного, надушенного, напудренного городского главы в роскошных, но не красящих ни разу одеждах, отмахивающегося от докладов о странных происшествиях, приказывающего страже подавлять неизбежные волнения и заботящегося лишь о своей шкуре. Пальцы охотника сжались на рукояти топора вплоть до белизны в костяшках. Он по-настоящему ненавидел таких людей. Наверное, не настолько, чтобы осквернить предназначенное для охоты на монстров оружие человеческими кровью, плотью и костью. Наверное.
Ответы Бриджет, к едкости которых сознание Гюстава уже приспособилось, были скорее полезными, чем нет. Если им верить. С бабкой все было не настолько просто, чтобы принимать ее слова за чистую монету. Но и чего-то, что заставляло бы заподозрить ее в злонамеренном вранье, также она не явила им. Вспышка Леди Элен, хоть и была излишней, с хорошими шансами могла выявить тьму, скрывавшуюся под не слишком, скажем прямо, благообразным образом. Но не выявила. И всем, что можно было поставить старушенции в вину сейчас, был ее дом, населенный, похоже, существами, которых до текущего момента Волкер считал народным фольклором, и игнорирование ее персоны Тварью. Которое, и тут Гюстав готов был прозакладывать свою королевскую грамоту охотника, не было связано исключительно с ее характером.
Сожжения ведьм обернулись жертвоприношениями. Люди пошли по пути потакания злу, а не сражения с ним. Хотя разумом Волкер и понимал, что легко ожидать героического сопротивления и гордого отказа от сделки с тьмой, будучи плодом многолетней подготовки к этому в Корпусе, и что это совершенно другая картина для обычного горожанина или крестьянина, сердце не могло принять подобное оправдание.
"Она" оказалась какой-то Тварью. Причем получившей название по имени города. Что само по себе говорило либо о масштабе, либо о том, что проблеме слишком долго не предавал внимания Корпус, и она успела превратиться в легенду. Увы, не вымышленную. Концентрация на одной жертве, иронически напоминавшая ход мысли некоторых охотников, странно выбранный временной промежуток для охоты… хотя подобные порождения подсознание Волкера привычно относило к порождениям тьмы, охота с полудня под полуночи…
Кэтрин. Гюстав, забыв осторожность, оглянулся. Бабка говорила, что ее убила Тварь. Которая охотится с полудня до полуночи. И, если белесое пятно солнца за затянувшими небо тучами не врало, если она действительно торопилась внутрь к полудню, то момент, когда существо выходит на охоту, еще не наступил. Бриджет могла ошибаться или заблуждаться… а могла и не ошибаться и не заблуждаться.
В этот момент внимание на себя вновь обратила Элен. Выслушав ее, Волкер перевел взгляд на дом.
- Я не сомневаюсь в том, что вы видите, Леди Элен, и что вы не безумны. Вы - наше преимущество и, возможно, единственная защита от существ, с которыми Корпус не сталкивался. К тому же, королевскую грамоту не выдают недостойным, и вы не должны терзать себя сомнениями. Но достоинство надо сохранять…
Он дернул щекой. На какой-то момент он будто бы снова оказался в своем ближнем кругу. Друзей, с которыми они обсуждали философские проблемы и то, как страна могла бы стать лучше. Но эти речи слабо подходили для реального мира, не отделенного от проблем плотной пеленой привилегий. И еще меньше подходила сама манера таких речей для текущей ситуации.
- Это разговор не для этого времени и места. Коллега….
И он повернулся вовремя, чтобы заметить направившегося к дому и Бриджет незнакомого охотника. Несколько быстрых шагов, и, нарушая правила вежливости, и, по-хорошему, осторожности, Гюстав положил руку на плечо коллеге.
- …вас не было при нашем знакомстве с frau Бриджет. Не приближайтесь к дому, не приближайтесь к ней.
-
Почему-то Волкеру виделся образ корпулентного, надушенного, напудренного городского главы в роскошных, но не красящих ни разу одеждах, отмахивающегося от докладов о странных происшествиях, приказывающего страже подавлять неизбежные волнения и заботящегося лишь о своей шкуре. Пальцы охотника сжались на рукояти топора вплоть до белизны в костяшках. Он по-настоящему ненавидел таких людей. Детектив Волкер в действии
|
-
Все это напоминало зандагарскую притчу про запряженных в повозку альбатроса, омара и барракуду.
-
Доверяй, но проверяй: абсолютно верный подход!
|
|
Вопросы, ответы… многие считали ремеслом Охотников исключительно убийство порождений тьмы, но Волкер считал, что оно куда шире. Когда монстр прячется под человеческой личиной, его надо вывести на свет. Не так сложно проломить грудь топором склизкому, покрытому мокрой шерстью чудовищу, пасть которого измазана в крови свежей жертвы. Корпус учит именно этому. Быть быстрее и бить точнее. Способности опытных Охотников могут казаться простым людям чуть ли не сверхъестественными. Но вот другую часть Охоты, близкую к тому, как в древности инквизиция выявляла тайных еретиков, многим из новоиспеченных лордов и леди приходилось постигать самостоятельно.
Иногда – методом проб и ошибок. Где ценой ошибки была человеческая жизнь.
Вот и сейчас, Волкер постепенно вытягивал из фрау Бриджит ответы. Узнать, лжет она им или нет, можно было только опираясь на противоречия в ответах, на моменты, которые она отказывалась им объяснять. Вопрос Вергары она ожидаемо обратила в злую шутку. Да и на вопросы самого Гюстава отвечала неохотно. И несколько уклончиво. То, что стража оказалась бессильной против порождений тьмы, было вполне ожидаемо. И это подразумевало то, что старуха не сидела безвылазно до того, как события приняли совсем уж плохой оборот. Но лишь подразумевало. Об этом же говорило и то, что она называла себя сумасшедшей Бриджит. Это походило на навешенный кем-то со стороны ярлык, употреблявшийся сейчас в ироничном ключе.
Либо же она действительно видела вещи, которые заставили ее усомниться в своем разуме.
Были и другие интересные вещи. Например, то, что чудовища обходили ее дом стороной. Этому могло быть несколько объяснений. Если, опять же, принять на веру то, что она сама не относилась к порождениям зла достаточно могучим, чтобы другие ее опасались или боялись. Но это ставило другой вопрос – почему она в этом случае вообще решила вести беседу с Охотниками? Отвлекала от своих незримых союзников? Но что тогда мешало ей напасть до прибытия самого Гюстава? Скука в ожидании достойной добычи?
Но определить это было решительно невозможно. Пока что. До каких-то активных действий.
И что за "Она", которой охотники придутся по вкусу? Возможно, вполне буквальному...
Так или иначе, Волкер склонялся к тому, что, хотя со старухой, и, в особенности, ее домом что-то нечисто, она не представляет непосредственной угрозы. В ее речи было слишком много моментов, которые скрывающее свою личину Зло постаралось бы избежать. И, похоже, Лорд Вергара в этом с ним был согласен. А вот Леди Элен…
Леди Элен имела свое мнение.
Сильно, очень сильно отличавшееся от взглядов Густава. Настолько, что беспокойство о том, как раздор в рядах Охотников будет выглядеть со стороны, отступило на второй, нет, даже на третий план. Пятнать свою честь, будучи безразличным свидетелем убийства, Густав не собирался. Не говоря уж о том, что грамота Охотника не давала права чинить самосуд, и за действия Элен, если старуха окажется просто старухой, бывшей солдатке придется нести ответ.
- Леди О’Ниалл, мы - Охотники!
Гюстав шагнул вперед, приблизившись на этот раз к коллеге. Краем глаза он по-прежнему наблюдал за Бриджит, но внимание было сосредоточено на Леди Элен.
- Не палачи, не мясники, не фанатики, жгущие ведьм на площадях! Охотники Корпуса! Мы не убиваем тех, кого обязаны защищать…
Еще шаг. В голове мелькнула мысль о том, что он невольно ответил на вопрос Бриджит. Во всяком случае, касательно своих целей.
- …по одному лишь подозрению!
|
|
|
Пока старого мэра откровенно несёт, я, сложив руки на груди, размышляю, в какой момент сделала что-то не так. Было ли в моих силах направить разговор в иное русло? Зайди в кабинет градоначальника граф Норфолк со своими регалиями, или импозантный Эрнесто, или невозмутимый Вильгельм... или даже леди О'Ниалл, чьи глаза светятся опытом и житейской мудростью, с ними разговаривали бы иначе? Наверняка. Однако перед господином мэром предстала какая-то девочка, и он не сумел совладать с разочарованием. Обида подбирается совсем близко, чтобы запустить острые когти в сердце. Ты можешь потратить годы на обучение, в совершенстве овладеть искусством стрельбы или фехтования - но пока обладаешь недостатком "молодость", никто не будет воспринимать тебя всерьёз, так получается?
- То есть мы можем разворачиваться и ехать обратно, услуги королевских охоников здесь не требуются? Вы ведь прекрасно справляетесь самостоятельно, - вклиниваюсь в паузу с самым невинным видом, когда лорд Байрон прерывается, чтобы покашлять. Мне искренне жаль пожилого человека, однако он сам довёл себя до подобного состояния. Повышать голос было совершенно необязательно. Более того, поставь этого тщедушного человечка один на один против истекающей ненавистью и дурной силой туши, он резко изменит мнение о лёгкости, с которой можно с этой тушей расправиться. Однако господина мэра не было на пустой дороге, он не видел, во что превратились наши лошади, не видел умопомрачительный прыжок монстра, его клыки, его когти. Всё, на что он способен - забиться в ратушу и верить, что гвардейцы и телохранители сделают своё дело, когда какой-нибудь твари вздумается пообщаться с главой города о предоставлении бесплатных обедов неимущим, скажем. А ещё орать на юных дев, нисколько не виновных ни в паршивости ситуации, ни в том, что помощь отрядили столь поздно. Что бы я ни сказала, мне не поверят либо поднимут на смех. Становиться развлечением для присутствующих я не намерена.
Вероятно, моё настроение так или наче отражается на лице. Я уже готова повернуться и покинуть помещение, чтобы доказывать свою полезность в другом месте, когда господин городской глава внезапно меняет гнев на милость. Предлагает без подготовки влезть в логово Твари, вот уже много лет успешно терроризирующей город, несмотря на усилия местного охотника. Как мило! Видимо, лишние борцы с тварями им действительно не нужны, одного "настоящего" достаточно. Киваю вежливо, без улыбки: - Благодарю за информацию, милорд. Мы заглянем туда, как будем готовы.
Мне больше нечего сказать этому человеку, который, замкнувшись в своих обидах, упрямо не желает замечать очевидное. Городу нужна помощь. Пусть запоздалая, она необходима, пока ещё есть, кого спасать. Настраивать против себя тех, кто готов эту помощь оказать - последняя глупость, которую может совершить управленец. Последняя в прямом смысле как для него, так и для уцелевших горожан. Чисто по-человечески её можно оправдать старостью, отчаянием и усталостью, лишь поэтому я не спешу давать ход оскорблённому достоинству. Кто-то из нас двоих должен оказаться умнее, значит пусть это будет человек в три раза младше. Говорят, мудрость приходит с возрастом, но иногда возраст предпочитает компанию галлюцинаций. Из вежливости вглядываюсь туда, куда указывает подрагивающая старческая ладонь. Даже если там что-то и прячется, разглядеть это в полумраке маловероятно. Гораздо более вероятно, что старый человек потихоньку сходит с ума от непосильной нагрузки. И всё же в таком месте, как Гримфолд, возможно всякое. Несколькими глубокими вдохами прогнав возникшее во время нашей непринуждённой беседы напряжение, честно прислушиваюсь. Проснувшийся охотничий азарт быстро сглаживает возникшее желание убраться отсюда быстро и молча.
- Давно вы их видите, милорд? И где, только у себя в кабинете или в других местах тоже? Я, может, ничего не замечу, однако у нас в отряде есть пара специалистов со сверхъестественно развитым чутьём на такие вещи. Если не возражаете, попрошу их к вам зайти, может, у них получится разглядеть больше.
|
-
Ничего личного. Ей претило высокомерие просящих о помощи.Сильно. И очень хорошо обрисовывает персонажа.
-
- Такая армия, как Ваша, капитан Кромвель? - не удержалась Эмберли, не сумев стерпеть "молодых леди в коже". Ничего личного. Ей претило высокомерие просящих о помощи.Эмберли классная
-
Запрос из Гримфолда действительно был отправлен несколько лет назад? Это что, столько шло письмо мэра?! Почта Объединенного Королевства порой преподносила сюрпризы, но чтобы послание, адресованное Корпусу, посмело задержаться в пути?..Почта России определённо и сюда проникла
|
|
Хуже королевского охотника после нападения вервольфов - только охотник который в результате этого нападения лишился комфорта. Хорошо, хоть Бернард уцелел. Единственный, кого хоть и с натяжкой, но можно назвать гражданским в этой ситуации. К тому же - возница знал, куда идти в самом Гримфолде, хотя сам так и не бывал. Вроде как.
Ходьба немного развеяла уныние Вильгельма. Он любил движение. Именно такое, простое. Левой-правой. Возможно, для всяких там пэров и зазорно ходить по земле своими ногами, но кровь Свардов была красной, а не голубой. Не будь Гримфолд так близко, то он бы пожалуй попробовал бы устроить засаду у кареты. Возможно, волк позвал бы остальных, полакомится свежей кониной, а то и человечиной закусить. В таких вещах Уильям предпочитал бить первым, а не позволять сесть на хвост.
Где-то там - море. Воздух немного меняется - солоноватый привкус в тумане. Интересно, ходят ли суда? Пустые окна домов предместий. Похоже, что ныне цеха Гримфолда стоят без дела. Густой, словно сметана туман. В какой-то момент Вильгельм не утерпел, и попытался его зачерпнуть - но, как и положено подобной мгле, она просто утекла сквозь пальцы. Раньше что-то подобное он видел только в низинах, и только ранним-ранним утром.
- Мда. Похоже, мор ударил по этому городу. Надеюсь наш форпост нормально законсервировали. Странно, что чума настолько сильно прошлась по Гримфолду. -
Вильгельм мазнул взглядом по группке, которую собрал Норфолк. Видимо, личное обаяние графа сработало на дам как магнит. Кажется, кто-то из девушек сказал слово "мэрия", но очевидно, Свард был слишком занят окружающими его пейзажами, чтобы обратить внимание на слова понизившего голос Норфолка. Не сказав ни слова на прощание они двинулись вперёд по дороге. Очевидно, забыв про багаж, который помогала нести Кэролайн, и теперь брошен. Какая ирония, он не стал слугой дома, чтобы таскать вещи для других охотников в этом поганом городке.
- Бернард, ты бывал раньше в Гримфолде? Где именно стоит наше убежище? - Дверь в барбакане привлекла внимание оружейника. Стоит попытаться осмотреться, раз уж стража взяла выходной. Но судя по всему, за ней ней следили лучше, чем за решёткой и гостеприимно распахнутыми створками.
Но надеждам Вильгельма на лёгкий осмотр с дозорной вышки не суждено было сбыться.
- Лопни мой котёл. - пробурчал механик, и легонечко пнул укреплённую дверь железной решёткой дверь. - Конечно, эту дверь вы не забыли закрыть. -
Однако стены..Стены были выше крыш. Жаль, что подъёма рядом было не видно. Вильгельм вернулся к остальным, и помахал руками, привлекая внимание.
- Лорд Вергара. Леди О'Ниал. С прискорбием вынужден подытожить - багаж оставили нам. И судя по всему, наши товарищи собрались вчетвером в мэрию. Уж не знаю, почему именно таким числом. Должно быть, полагают, что там логово кровососов, раз он довёл город до такого состояния. Видимо послевоенные налоги оказались совсем уж неподъёмными. - Вильгельм обвёл руками простирающуюся улицу. Оставленный город всеми силами старался подчеркнуть очевидное запустение. Вороны наверху продолжали наблюдать за механиком, предполагая скорую кончину.
- А это значит, что нам предстоит разыскать форпост Корпуса. Предлагаю сначала осмотреться со стен. Где-то рядом должен быть подъём на них. Предлагаю оставить груз тут, и совершить коротенький марш-бросок в ту сторону. Или вы можете подождать меня тут. - Свард махнул рукой вправо, показывая направление вдоль стен, куда бы он хотел пробежаться. - После того как мы разыщем убежище..не думаю, что нам стоит оставаться в нём до ночи. Пройдёмся по этим трущобам. Не может быть, чтобы весь город вымер!-
-
Густой, словно сметана туман. В какой-то момент Вильгельм не утерпел, и попытался его зачерпнуть - но, как и положено подобной мгле, она просто утекла сквозь пальцы.Красивая картинка.
-
Замечательный Вильгельм)
-
И это тоже хороший, красивый пост.
-
Он любил движение. Именно такое, простое. Левой-правой. Возможно, для всяких там пэров и зазорно ходить по земле своими ногами, но кровь Свардов была красной, а не голубой. Вот это очень хорошо было, да.
|
-
забитые наглухо провалы окон, темнеющие сквозь туман будто позеленевшие от времени медяки на глазах покойникаПоэтично и красиво.
-
Разве что открыть ресторанчик "Тысяча и одно блюдо из черной гримфолдской птицы", мрачно подумал Эрнесто про себя. Вороны жирные, как куропатки.)))
-
Человек дела и, безусловно, высокой культуры!
|
И мы выступаем. Туман не думает рассеиваться, окончательно выдавая тем самым свою сверхъестественную природу. Мне не приходилось слышать о подобном явлении, однако шалости природы обычной здесь явно ни при чём. Где-то рядом глухо рокочет море, предупреждая не соваться в белый кисель без необходимости. Воображение рисует отвесный берег и острые скалы, поджидающие неосторожных.
В пути непрерывно озираюсь, высматривая опасность. Шестое чувство нашёптывает недоброе, делая это слишком тихо, чтобы предсказать что-то конкретное. Ладонь не покидает рукоять револьвера, однако встречают нас лишь безысходность да запустение. Видимо, твари распугали и сожрали здесь всех, кого смогли догнать или запугать. Глухая тревога нарастает, не находя выхода ни в схватке, ни в разговоре. Безумно хочется излить беспокойство на головы спутников, облечь в слова то, что засело комом в груди - однако я понимаю, что болтать не время. Слова заглушат звуки крадущегося врага. Слова могут быть подслушаны... кем? Язык не повернётся признаться, что у меня ощущение слежки. А может, охотнику следует доверять чутью?.. Но откуда у начинающего то, что развивается годами столкновений со смертью лицом к лицу? Вот и приходится признать, что всё это шутки разыгравшейся фантазии. Просто война разорила страну, просто половина жителей ушла либо погибла, предместья заняли расплодившиеся чудовища, немногие оставшиеся горожане предпочли перебраться за надёжные каменные стены...
В сей наивной уверенности я пребываю, покуда отряд не натыкается на распахнутые неохраняемые ворота. Тут я не выдерживаю: - Да что они тут, вымерли уже что ли? А письмо в Корпус кто писал, вервольфы на досуге сочиняли?
Голос мой звучит громче и чуть более раздражённо, чем следовало бы, выдавая, что леди Сеймур изрядно нервничает. Опустевший город выглядит более жутким, чем стая тварей. Это значит, что охотники опоздали. Что бы ни произошло, оно уже здесь. Уже случилось. Выбрало всех людей подчистую. Нет иного объяснения, почему мэр оставил вход в город без защиты. А может, все уцелевшие перебрались дальше, за внутренние стены, сторожат только их? Бедные люди! Как они здесь живут день за днём, год за годом, если у меня, кто провёл в Гримфолде считанные минуты, возникло непреодолимое желание сверкнуть пятками в туман? Будь я простым человеком, непременно развернулась бы, наплевав на дела. Однако королевские охотники так не поступают. Страху я сегодня уже поддавалась, хватит! Счастье, что хотя бы один из нас находит в себе силы не стать добычей вездесущего уныния. Невольно улыбаюсь в ответ на реплику графа. Может, не так он и высокомерен, раз без всяких колкостей старается поднять наш несколько приувядший боевой дух?
- Приручим вервольфов, пусть территорию охраняют, - отвечаю в тон, а сама выискиваю взглядом хоть какие-то признаки жизни. Тщетно! Если не считать воронья, никому нет до нас дела. А воронья чересчур много. Кажется, будто пернатые отслеживают каждый наш шаг. Уговариваю себя, что мне мерещиться. Что охотник, которому за каждым углом чудится враждебно настроенный соглядатай, быстрее скончается от нервов, чем от когтей и зубов. Несмотря ни на что, отделаться от мерзкого ощущения не выходит. С ним я и продолжаю путь, согласившись с графом, что разведка не повредит.
- Нет-нет, нисколько! Я и сама намеревалась предложить нанести визит господину мэру. Надеюсь, он в добром здравиии.
Лукавлю: ничего я предлагать не собиралась, полагаясь на опыт старших товарищей. Им лучше известен регламент, а также как далеко простирается широта наших неограниченных в теории полномочий в действительности. Подружиться с представителями местной власти более чем необходимо, как и выяснить, что здесь вообще происходит. Знать бы ещё, куда идти...
-
А письмо в Корпус кто писал, вервольфы на досуге сочиняли? Секрет раскрыт))) С мэром надо будет говорить очень, очень внимательно!
Ну и вообще персонажка очень мила)
-
Легкая и воздушная юная леди охотница)
-
А письмо в Корпус кто писал, вервольфы на досуге сочиняли?А кто ж еще)
-
Леди Сеймур вполне хороша, в своём "ах ну да, местные власти")
-
- Да что они тут, вымерли уже что ли? А письмо в Корпус кто писал, вервольфы на досуге сочиняли?Не, ну это топчик конечно :)
|
Элиас был наслышан о любви к минимализму жителей северных провинций, и всё же город в каком-то смысле превзошёл все его ожидания. Местного ландшафтного дизайнера определённо стоило уволить, предварительно казнив. Ну серьёзно, что это за стиль? Заколоченные окна вышли из моды аж... Да никогда они в моде не были! Неудивительно что люди ушли отсюда. Сам граф бы тоже отсюда ушёл.
Ладно, оставим шутки позади. Кого вообще потянет шутить в таком месте? Это как шутить на кладбище. Однажды, когда Норфолк состоял вольнослушателем в Королевском Университете, тому передали во владение бывшее здание, ранее принадлежавшее больнице. О, тогда Элиас вдоволь поупражнялся в красноречии, не ограничившись шутками про лекции в палатах, он незамедлительно сообщил, что наименее везучим студентам достанутся занятия в морге. И теперь, merde, он сам был тем-самым студентом.
Очевидно, что в городе случилось что-то неприятное. Вероятно, растянутое во времени. Так, проститутка трахается во все щели по двадцать раз на день, и однажды обнаруживает себя владелицей двух пробоин из под пушечных ядер, к тому же с обвисшей грудью и проступающей на порядком подплешивевшей голове сединой. Вот на что больше всего похож Гримфолд — на старую проститутку. Элиас мог себе представить поведение местных властей. Сначала они сокращают полицию, ведь порядок вполне могут поддерживать констебли. Потом разворовывают деньги, выделенные на содержание гарнизона. Чудовища возникли в окраинах? Авось пронесёт. Чудовища ходят по улицам? Карантин! Чудовища сожрали жену мэра — ой, а как же до этого дошло?! Охотники, придите и спасите нас. Тщедушные ублюдки, неспособные увидеть проблему пока она не возьмёт их за яйца. А только вот Корпус не нужен там, где справится обученный взвод солдат с гаубицами или гранатами. Ни один вервольф не переживёт картечи. Но зачем? Есть ведь Королевские Охотники с красивыми перекатами и стильным оружием.
Человек — сам кузнец той задницы, в которой оказывается. Это универсальный закон бытия и нет ничего противнее, чем быть рукой, которая лезет в эту-самую задницу чтобы такого человека вытащить. То есть, мы рады, мы счастливы делать нашу работу, героизмом прикрывая всеобщую некомпетентность.
Тяжёлые мысли. Нет, пожалуй лучше все-таки шутить.
— Господа, дамы, у меня созрел гениальный проект. Как видите цены на недвижимость здесь явно упали! Так почему бы нам с вами на паях не прикупить, скажем, весь этот квартал? Устроим доходные дома, принесём Корпусу доходец, и немалый. Опять же, благоустроим тут всё. Что скажете?
Конечно, Элиас говорил несерьёзно. Но не тухнуть же здесь вместе с городом? Даже в какой-нибудь Деревне наверняка нашлось бы при ближайшем рассмотрении что-то вроде приятных округлостей... А нет, показалось, доска. Что же с этими простолюдинами всё так не просто? Хочешь в них найти что-то поэтичное, а оказывается. Ладно, предположим, там неплохие бёдра. Авансом, ради веры в прогресс и... Кхм... Внутреннюю красоту человечества.
Одним словом — работаем.
— Леди Элен. Тихо, так чтобы никто не слышал, обратился к подруге Элиас. — Я прошу Вас отправиться в убежище. За всю дорогу мы не обнаружили ни одного живого человека, а Вы единственная здесь с опытом организации обороны. Возьмите с собой Вильгельма, Эрнесто и Бернарда. Нам жизненно необходима база, в которую мы сможем если что отступить. Только лучше, чтобы это предложение исходило от Вас. Мужчины куда лучше себя чувствуют, когда защищают женщин, чем когда выполняют приказы аристократа, только что выставившего их всех перед дамами стадом баранов. Я пока поговорю с остальными.
Опыт короткой попытки раздачи указаний всем оказался в высшей степени неудачен. Охотники были слишком слабо дисциплинированы. Значит Элиасу нужны кто-то, кому он сможет доверять. Сержанты, если использовать армейскую терминологию. И если выбор Элен как действующего офицера был очевиден, то вторая часть... Требовала во многом наступить на горло собственной песне.
— Леди Сеймур, леди Найт. Нужно осмотреть город. Полагаю, нам с вами оптимально в данный момент отправиться на разведку к мэрии. Если Вы устали с дороги, то я пойму, но мне бы очень пригодилась ваша помощь.
Оставался последний, самый трудный разговор. Ещё один маленький тет-а-тет. Деревня, мать её дрыном.
— Кэролайн.
Элиас попытался придать голосу всю возможную учтивость.
— Мы отправляемся на разведку. Можешь не быть... Собой хоть раз в жизни и прикрыть нас? Подозреваю, там может понадобиться вторая рапира.
|
Тысячи взглядов прикованы сейчас к сражению в котором решается судьба Империи и быть может даже всего мира. Тени былых претендентов обступают Арену и даже загадочные Старшие Боги, жадно ждущие положенной им жертвы, неотрывно следят за поединком своего наместника с наглой претенденткой. Но Ями нет до этого дела.
Сейчас в её мире нет ни Богов, ни призраков, ни даже Империи которую она поклялась уничтожить. Есть лишь она и её противник. И тяжелый, непривычный, сковывающий движения доспех. И песок, в котором увязают ноги. И страшное зазубренное лезвие асшайской секиры, несущееся ей навстречу. И черный клинок в её ножнах, дрожащий от нетерпения и жажды крови. И знание что она успеет нанести только один удар. И словно подчиняясь воле аквитанки, Арена меняется прогоняя потусторонние образы и потоки магии, оставляя после себя только Чемпиона и Претендентку. Могучий исполин в золотом доспехе, замахиваясь огромной секирой, нависает над кажущейся на его фоне крохотной фигуркой тенеходицы. Крепко вцепившаяся в рукоять катаны рука, вырывает её наружу. В Аквитании это смертоносное искусство носит название йайдо.
Первая капля дождя. Хищный оскал львиной пасти. Клыкастая ухмылка они Белое хаори, колыхающееся на ветру. Чудовищный удар, оставляющий борозду на песке. Капли крови падающие с клинка Лев, рассеченный надвое. Холодное свечение проклятого клинка, стремящегося получить свою награду. Бой закончен.
Великий Хан, грузно падает на четвереньки, выронив свое ужасное оружие. А Ями остается стоять. Так и не получив ни одной царапины в этом бою... как впрочем и в любом другом сражении с того момента, как она ступила на Арену.
Взмахнув проклятым клинком, чтобы стряхнуть с него последние капли крови, темноволосая воительница медленно опускает все ещё зловеще светящуюся катану в ножны, а затем осторожно стягивает с лица алую маску. – Помнится, перед тем как я победила асшаита, ты смеялся над моими словами в твой адрес... – Слова адресованы к поверженному титану, но аквитанка не поворачивает к нему головы. Порывы ветра продолжают дергать полы её хаори. – ...но я была права, верно? Они отобрали у тебя все и привели тебя сюда, чтобы ты сражался по их прихоти, а затем умер обагрив своей кровью песок, когда ты станешь им ненужен. И ты сражался по их прихоти и теперь ты лежишь здесь, истекая кровью. Ты был и остался рабом, Великий Хан. Инструментом. Игрушкой в Их руках. Но полагаю, это означает что ты также был прав, мой почтенный противник. В каком-то смысле ты – Империя.
Алая маска падает на песок, рядом с уже мертвым телом её совсем недавно казавшегося непобедимым соперника и Ями медленно поднимается вверх, к опустевшему трону. Каждый шаг дается все тяжелее – словно бы все усталость, после прошедших поединков, до поры до времени отступившая под натиском яростно горящего в её душе пламени гнева, разом наваливается на нее, словно каменная плита. Но аквитанка все же продолжает идти, ступенька за ступенькой поднимаясь к своей мести. Правая рука девушки лежит на рукояти асшайской катаны. А левую... левую она вскидывает вверх, в жесте, который на тайном языке тенеходцев из клана Ига означает "задание выполнено". Все пальцы сжаты, кроме указательного и среднего, которые выставлены вверх.
-
Но полагаю, это означает что ты также был прав, мой почтенный противник. В каком-то смысле ты – Империя.Класс, очень стильно. Финал прям на уровне.
-
Победка!
|
"Там кто-то есть", - шепчет рыжеволосая охотница, с великолепной выдержкой отбривая нападку Кэролайн. Имена, лица, звания я запоминаю с первого раза, натренированная светскими приёмами, на которых имела честь сопровождать отца. Упаси боже спутать графа Эстрекса с бароном фон Эстреком! Обида и разговор через губу обеспечены. В моём прежнем мире обращение к леди, демонстрируемое этой Кэролайн, являлось абсолютно недопустимым. Даже среди охотников, казалось, к своим практикуют более уважительное обращение. Вздёрнув бровь, я невольно жертвую часть внимания вопиющему диалогу, тем более что на нашей сцене ничего вроде бы не происходит. Ложная тревога? Показалось?
Увы. Пользуясь туманом, враг подбирается совсем близко. Враг умный, опытный, чертовски опасный. Жуткий вой врывается в душу стылым ледяным вихрем, вмиг выдувая всё спокойствие, всю храбрость, мужество, решимость встать напротив чудовища и всадить пару пуль ему в глотку. Куда что подевалось? Взамен во весь рост поднимается первобытный инстинкт выживания, властно командует: "Бежать!". Как хорошо, что ноги отказываются выполнять приказ, и я обессиленно приваливаюсь спиной к стенке кареты. В такие мгновения начинаешь сомневаться, что отдать жизнь служению Корпусу было хорошей идеей. Что ж, во всяком случае это будет быстро. Вон у него какие когти... Я отрешённо рассматриваю массивные бугры мышц, слюнявую пасть, созданную вырывать куски мяса из мягкой человеческой плоти, источающие звериную ярость глаза. И когти, конечно же, каждый из которых по убойности сравнится с добрым кинжалом. Генриха хоронили в закрытом гробу. Отец не позволил мне даже взглянуть на тело. Я обижалась, лишь теперь осознав его правоту. Юным девам не следует смотреть на то, что взрослый вервольф делает с человеком. Бедный отец, что с ним станет, когда ему принесут разорванную на куски дочь?.. Только бы не лицо! Почему-то страшнее всего представлять, как эта лапа полоснёт по моему милому личику, которое я так привыкла видеть в зеркале, превращая его в кровавое месиво.
В тот момент я больше ни о чём не думаю. Замерев, вжимаюсь в чёрное дерево, будто от этого можно стать маленькой и незаметной. Револьвер в руке кажется детской игрушкой, не способной причинить какой-либо вред шерстяной махине. Впору молиться, но и слова молитв вылетели из головы, оставив пустоту, наполненную зловещим воем. Вот сейчас... Сейчас... Нет? Массивная туша вдруг взлетает вверх с грацией серны, в следующий миг карета содрогается от её приземления, от рвущихся бешено лошадей, которые почему-то до сих пор не несут. Отпрянув от экипажа, я наблюдаю, как граф Норфолк в два изящных удара расправляется с чудовищем, казавшимся новоиспеченному охотнику непобедимым. Как?! Как у него это вышло? В растерянности опустив бесполезный револьвер, я смотрю на опаснейшую из тварей, распростёртую у ног незадачливых охотниц. По крайней мере не одна Черити застыла в ступоре. Если она переживёт схватку, это станет отличным утешением! И, пожалуй, единственным.
|
Напряженную тишину внезапно разорвал дикий, пробирающий до мурашек вой. В нем было столько первобытной животной силы, столько ликующего торжества и жажды крови, что Элен почувствовала, как шевелятся тонкие колечки волос на затылке, как все члены словно наливаются свинцом, оцепенелые, а в разуме бьется одна мысль: все бесполезно, не спастись тому, на чей след вышел… - ВЕРВОЛЬФ!, - чей-то испуганный крик вторит мыслям. Каким же человеческий голос кажется слабым, полузадушенным по сравнению с этим гордым, самоуверенным ревом – предвестником неминуемой кончины! Волкодлак разрывает серостью своей шерсти белесые клочья тумана словно нож, прорезающий полотно пасторальной картины. Злые янтарные глаза, в которых плещется безбрежный океан ненависти, смотрят прямо сквозь нее на сжавшуюся в комок и хнычущую душу. Клыки, огромные, как пешеварские кинжалы, готовы терзать ароматную смертную плоть, а виднеющийся меж ними язык, алый, как мундиры солдат Его Величества, словно бы испачкан в не прекращающей истекать крови предыдущих жертв.
Что стоит весь армейский опыт перед таким чудовищем? Как можно сравнить это спокойное, умиротворенное ощущение, когда наводишь прицел в голову сквозь ствол винтовки и, отпустив крючок, удовлетворенно видишь оседающее на стылые камни тело, с тем, что происходит сейчас? Не человек, пусть даже мертвый, а демон из самых страшных историй пришел по ее душу: противоестественное единство человека, зверя, и безбрежной ненависти. Можно ли ситом вычерпать море? Можно ли ложкой срыть гору? Возможно ли взмахами рук подняться в небеса? Все это бессмысленно и невозможно, равно как и противостоять одному из совершеннейших хищников. На одного вервольфа потребно три охотника, а здесь и сейчас только двое, одна из которых – она. Бесполезная смешивальщица зелий, не способная даже выстрелить в упор. Жалкая пародия на гордое имя Охотника.
Двое? Нет – уже одна. Элиас грациозным, ловким прыжком буквально взлетает на крышу кареты, оставляя напарницу один на один с Кошмаром. Белая как мел, подстать своей рубашке, Элен судорожно пытается перехватить мушкет, но он скользит в руках, словно угорь, уворачивается. Что это за стук такой частый и дробный? Это чечетку отбивают ее зубы. За спиной и чуть выше раздается короткий жалобный скулеж, и сверху падает еще один вервольф, и почти сразу же вслед за ним изящно приземляется сбежавший было граф. Густой багрянец растекается под телом неподвижного Зверя, и Элен скорее каким-то шестым чувством, нежели разумом, понимает, что оборотень мертв. Убит человеком – таким же, как она. А значит, Элиас не бежал – он спасал их от удара в спину! Аристократ метнулся к новому врагу, и алхимик почувствовала, что мысль о смертности монстров наконец сбила невидимые цепи с ее ног.
- Я отступаю на стрелковую!, - хотела бодро доложить, но голос подвел, дал петуха. Ладно, это потом, все потом. Сейчас самое главное – разорвать дистанцию между ней и чудовищем, совершив «ретираду на заранее подготовленные позиции», или же, попросту говоря, бежать, пока не окажется в более-менее безопасном месте, откуда можно спокойно стрелять, не дожидаясь, пока острые зубы и кривые когти превратят ее в мелко нашинкованное рагу под кровавым соусом а-ла О'Ниалл. А Элиас… Он справится. Удержит монстра до тех пор, пока такие тяжелые руки не поднимут тяжелый, словно ствол пушки, мушкет. И тогда пуля найдет врага и прогонит Кошмар. Может быть – и от одного этого ядовитого сомнения становится дурно.
|
Кэролайн не спалось. Во-первых, она вообще не любила и не могла спать в дороге. Во-вторых, вопрос осложнялся малознакомыми коллегами по ремеслу топора и револьвера. Не то чтобы она им не доверяла, но... вот рожа южанина ей определённо не нравилась. Или вот тот черноглазый, Элиас кажется. Вроде и лыбится, но оскал – волчий. Казалось, уже хватит, но вдобавок к этим двум была ещё какая-то рыжеволосая девчонка, по виду самая молодая из них, что ли. Видать у канцелярии совсем крыша поехала – согнали их в Гримфолд, дело вроде серьёзней некуда, а они им новичка подсовывают! Каждый раз, когда Кэрол, блуждая взглядом по охотникам, натыкалась на лицо девушки, ей хотелось в сердцах сплюнуть на пол. Поэтому чтобы ненароком не спровоцировать конфликты — хотела бы рапирами помериться, так вызвала кого-нибудь на дуэль, Кэрол просто хмурилась и натягивала широкополую треуголку почти до носа, пряча за ней лицо. А затем отворачивалась и смотрела в окно, грызя ноготь большого пальца.
Это помогало отвлечься, и деревья, утопающие в густом киселе тумана действовали на сознание расслабляюще – не хуже утренней дремоты. Так что когда карета неожиданно резко остановилась, влетев в яму, Кэрол чуть не вылетела с насиженного места кубарем. Резко дернувшись и наклонившись вперёд, ей всё-таки удалось удержаться на своём месте, ухватившись за небольшую рамку окна. — Ч-чёрт! — процедила сквозь зубы девушка, осматриваясь вокруг. — Бернард, т-твою мать! Ты никак уснул, дубина? Пока Кэрол приходила в себя, Элиас успел её опередить – выпрыгнул из кареты первый. Ну да, аристократы вперёд... сам решил что ли вознице затрещину дать? За ним потянулась и одна из охотниц – Э... Лиан? Эллен? Она так и не успела правильно запомнить её имя. Чертыхнувшись ещё раз для убедительности, охотница начала выбираться из кареты вслед за ними.
Спрыгнув из кареты на землю, она одернула полы охотничьего костюма, оглядела со всех сторон: не разошлись ли где нитки. Вот так зацепишься за щепку в карете, а потом портному целый орен отваливать придётся. Потрёпанная форма, явно видавшая и лучшие времена, оказалась на первый взгляд целой. Успокоившись на этот счёт, Кэролайн оглядела колесо кареты: да, хорошо село. Ну и что теперь, пешком до Гримфолда топать? Да, вот сейчас она только панталоны на кружева сменит и сразу пойдёт! Хотя отчасти охотница была рада остановке: семь тел в одной карете, долгая дорога – удовольствие так себе. Так что девушка с удовольствием вдохнула полной грудью свежий лесной воздух.
— Да кого ты слушать собрался, — хмыкнула Кэролайн в ответ на предложение Элиаса, — пташек лесных? Толкать нужно. Эй, вылезайте, — она постучала по стенке кареты, — Будем эту деревянную колымагу выталкивать. — Бернард, — кивнула она кучеру, — давай, слыш-ко, держи свою конину, чтобы она в лес чего доброго не унеслась. Может они волков почуяли, вот и рвутся так. Ожидая, когда остальные выберутся из кареты, девушка – скорее уж по привычке, чем по требованию Норфолка, всё-таки оглядела лес. Бдительность для охотника – и щит, и меч, и удача, и благословение Господне. Если ты перестаёшь быть осторожен каждую минуту, скоро ты перестаёшь быть живым – эту науку Корпуса она усвоила плотно.
-
Критическое отношение к напарникам - залог успеха!
-
Кэролайн... великолепна! А грызение ногтей - находка образа)
-
и натягивала широкополую треуголку почти до носа, пряча за ней лицо. А затем отворачивалась и смотрела в окно, грызя ноготь большого пальца.Чертыхнувшись ещё раз для убедительности, охотница начала выбираться из кареты вслед за ними.Огонь :)
|
-
Семеро выехали в Город. А сколько вернутся назад? Правильные вопросы ставите, сэр. И вообще пост хорош.
-
Да, стартанул так стартанул. Вот это интрига!
|
Небрежно забросив на плечо тяжелое копье (верный чигирики сейчас покачивался на поясе), Ями приветливо махала рукой молчаливым трибунам, словно бы и не было прошлого боя с амазонкой, в котором она обещала Империи и её жителям гибель и разрушение. Из под низко надвинутой на лицо широкополой шляпы аквитанки, в тени которой скрывалась большая часть её лица, широко сияла дружелюбная белозубая улыбка. Темноволосая воительница выходит на Арену так, словно это её первый бой, так словно небо не полыхает всполохами беззвучных молний, а потусторонний ветер не пробирает до костей. Так словно победитель в сегодняшней схватке не удостоится чести встать перед Ханом. Так, словно бы перед ней не стоит сейчас сильнейший воин Арены, непобедимый и кажется неспособный умереть.
И точно также как и раньше, встав напротив своего противника, Ями уважительно кланяется вначале трибунам и Великому Хану, а затем Бальтазару – вот только в этот раз, рыцарю смерти достается более низкий и почтительный поклон. И когда следующая путями теней поднимает голову, на её тонких губах играет насмешливая улыбка. – Нет, нет, нет, почтенный Хан! – Широкополая шляпа вновь поворачивается к поднявшемуся со своего трона могучему исполину – Моя месть не закончится твоей смертью, это было бы слишком легко. Ты не Империя. Ты даже не наместник богов, как назвал тебя мой уважаемый соперник. Ты тот же, кем ты был когда тебя привели сюда безвольного и сломленного. Ты раб. Тот раб, которому никогда не суждено освободится – потому что он не видит своих оков. Аккуратно обхватив двумя пальцами край шляпы, Ями поднимает её, чтобы встретится взглядом с непобедимым правителем империи и тем кого называют наместником богов в мире смертных – и хотя её губы по прежнему растянуты в улыбке, взгляд темных глаз прекрасной воительницы полон ледяного презрения. – Мы ведь с тобой в чем-то похожи, не так ли Великий Хан? Поэтому я вижу в твоих глазах уважение – ты видишь во мне себя, каким ты был в прошлом. Империя отняла у нас обоих дом и семью – и мы оба искали мести здесь, на окровавленном песке. Но когда ты достиг вершины и разбил свои цепи – ты позволил им заковать тебя вновь. Ты стал слугой тех, чья воля и привела тебя на Арену, обменяв свою честь и долг перед душами павших, на вино, наложниц и титул Великого Хана. Ты не наместник богов, ты их слуга, насыщающий их бездонные глотки в обмен на крохи со стола. Ты мне отвратителен! – Тенеходица презрительно сплевывает в сторону и шляпа возвращается на место, вновь скрывая в своей тени лицо прекрасной аквитанки. – И поэтому ты ошибаешься, Великий Хан. Ты и твои боги должны боятся не его. Они должны боятся МЕНЯ. Потому что когда я займу твой трон – я не стану их послушной рабыней!
Отвернувшись от правителя Империи, Ями разворачивается к стоящему напротив нее чудовищу, перешагнувшему порог между миром живых и мертвых... и радостно улыбается ему, вскинув руку в уже знакомом жесте с выставленными вверх двумя пальцами – Приветствую вас, Бальтазар-доно! Для меня огромная честь сражаться со столь достойным senshi в решающем поединке. Но позвольте этой скромной, поправить вашу ошибку. Это вы, а не я являетесь величайшим воином... – Аквитанка вновь приподнимает шляпу и игриво подмигивает асшаиту – ...среди смертных. И я уверена, сегодняшний бой всем это покажет.
|
Тяжело дышащая, взмокшая от пота аквитанка, опустив голову медленно обходила амазонку по кругу, не обращая внимания ни на всполохи в небесах, ни на крики толпы на трибунах, ни на все ещё накрапывающий дождь, понемногу превращающий песок под ногами в вязкую и липкую грязь. Взгляд черных глаз следующей путями теней был неотрывно прикован к её противнице, которая по каким-то причинам, вопреки всякой логике, никак не желала умирать. Ями уже давно забыла о комичных ужимках и дешевых фокусах на потеху зрителям, но несмотря на всю её решительность, несмотря на все её боевое мастерство, несмотря на то что она прекрасно понимала, что Деянира слабее её... Амазонка Просто Не хотела Умирать!
– Поздравляю, Тен-сан... – Свистяще прошипела аквитанка, перехватывая рукоять оружия левой рукой убирая с лица намокшие пряди черных как вороново крыло волос – Кажется боги и правда улыбаются вам. Или быть может, они насмехаются надо мной, что признаться честно кажется мне более вероятным. Так или иначе, у меня больше не осталось трюков в рукаве, а вам вопреки всякой логике до сих пор удалось уцелеть. Это финал, Тен-сан. Вы или я – Глубоко вздохнув следующая путями теней, неожиданно со свистом рассекла воздух ладонью, вскидывая голову
– И ЭТО БУДУ Я! Я ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! – Взгляд девушки по имени Тьма, был полон неистовой испепеляющей ярости, направленной не только на Деяниру, но и на беснующуюся на трибунах толпу имперского скота и на надменных богов, посмевших ради забавы встать между ней и ЕЁ победой – ТЫ НИКТО! ТЫ ЛИШЬ МАЛЕНЬКАЯ СТУПЕНЬ НА ЛЕСТНИЦЕ МОЕГО ВОЗВЫШЕНИЯ! ЭТО МОЙ БОЙ! МОЙ, ТЫ ПОНЯЛА?! ВОЙНА С ИМПЕРИЕЙ УНИЧТОЖИЛА МОЮ СЕМЬЮ И Я ЗДЕСЬ ЧТОБЫ ОСУЩЕСТВИТЬ ВЕЛИЧАЙШУЮ МЕСТЬ В ИСТОРИИ! – Аквитанка резко развернулась в сторону трибун – ДА, ВЫ ВСЕ УСЛЫШАЛИ ПРАВИЛЬНО, ИМПЕРСКИЕ ПСЫ! ВЫ БОИТЕСЬ ТОГО ЧТО ЖДЕТ ВАС ЕСЛИ ПОБЕДИТ АСШАИТ?! О, ВЫ БЫ МОЛИЛИ БОГОВ О ЕГО ПОБЕДЕ, ЕСЛИ БЫ ВЫ ЗНАЛИ ЧТО ВАС ЖДЕТ КОГДА ЭТА "АКВИТАНСКАЯ ПРИНЦЕССА" СТАНЕТ ВАШЕЙ НОВОЙ КОРОЛЕВОЙ! Я ПОСЛЕДНЯЯ ДОЧЬ ДОМА КАДЗУХИРО, Я ПОКЛЯЛАСЬ ОТОМСТИТЬ ЗА ЕГО ПАДЕНИЕ И Я ЭТО СДЕЛАЮ! И КОГДА ВАШ ХАН ПАДЕТ МЕРТВЫМ У МОИХ НОГ, ВАША ИМПЕРИЯ РАСПАДЕТСЯ НА СОТНИ ВРАЖДУЮЩИХ ГОСУДАРСТВ, ИДОЛЫ КОТОРЫМ ВЫ ПОКЛОНЯЕТЕСЬ БУДУТ НИЗВЕРГНУТЫ С ИХ ПЬЕДЕСТАЛОВ, А ВАШИХ ЖЕН И ДЕТЕЙ БУДУТ РЕЗАТЬ КАК СКОТ – ТОЛЬКО ТОГДА МОЯ МЕСТЬ СВЕРШИТСЯ! ВОТ ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ, АМАЗОНКА! – Безумный взгляд теннеходицы вновь нашел Деяниру. Хрипло закашлявшись, Ями сплюнула в сторону и медленно вытерев губы тыльной стороной ладони, продолжила уже тише, почти шепча – Вот зачем я здесь. Мой род был уничтожен, после того как нас обвинили в поражении в войне с Империей. Мой отец был казнен, после мучительных пыток. Наша честь была растоптана. Лишь мне удалось уцелеть и все эти годы... все эти годы я жила лишь местью. Местью, равной которой не было доселе! Вся Империя – в уплату моего долга перед моим домом! Вся Империя – за то чтобы моя семья обрела покой! А зачем здесь ты? Ждет ли ТЕБЯ семья, неважно по ту или эту сторону завесы? В чем твоя великая миссия? Чего ты ждешь от поединка с Ханом? – Аквитанская воительница насмешливо покачала головой, поднимая чигирики и перехватывая его обеими руками – Впрочем... не думаю что ты сама знаешь ответы на эти вопросы. Хочешь я скажу тебе кто ты? Ты – шутка судьбы. Ты насмешка богов надо мной и над моей миссией – поэтому они и улыбаются тебе. Поэтому от моих ударов тебя защищает доспех с моей родины. Как комично это будет, если мой путь оборвется у самой вершины – и не от рук Хана, даже не от клинка проклятого умертвия – а от удара той, которая не смогла выиграть ни одного боя с того момента как ступила на Арену. Хахаха. ХАХАХАХАХА!!! – Тенеходица и правда пронзительно расхохоталась вскинув голову и подставляя лицо каплям дождя – Смейся Деянира, смейся! Это все что тебе остается! Даже одолей ты меня, все что тебя ждет – это участь стать ещё одной душой, поглощенной клинком асшаита! Так что сделай нам обеим одолжение.... И СДОХНИ НАКОНЕЦ!
И сорвавшись с места, Ями бросилась навстречу амазонке
-
И ЭТО БУДУ Я! Я ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! Отсюда и далее просто ВАУ)
-
Шикарррно
-
Широкополая шляпа отлетела в сторону. Тряхнув черными волосами, Ями вскинула голову, впервые за весь бой встретившись взглядом с соперницей. – Потанцуем, Тен-сан – Прошипела аквитанка – И ЭТО БУДУ Я! Я ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! Очень классно.
-
Какая!
|
Аквитанка все шутит и словно бы намеренно ведет себя несколько неуклюже. Но то, что могло послужить хорошей маскировкой вначале, сейчас уже не имеет смысла: и зрители, и Первосвященница, и те, кто стараниями Ями даст жизнь новым травам, и сама Деянира знали, сколь умела и искусна эта хрупкая девушка в бою. На «советы» тенеходицы, если можно так назвать эти в общем-то провокационные слова, амазонка только повела плечами да грустно улыбнулась: что тут можно ответить, если весь ее путь наверх – череда случайностей и решений других? Она, впервые за долгие годы, старалась идти своим путем, но жизнь, как и прежде, уводила ее тропой чужого выбора прочь от гибели. Вот только сейчас такой удачи нет и не предвидится: слишком многое на кону. И Куница поставила бы золотой против затертой медной монеты, что на лепестках розы росой застынет именно ее кровь. Знала – но шла дальше. Этот бой будет и вправду безумно тяжелым. Против нее – Тень, а ведь это ласка и сумрак, покой и отдохновение, тайны и скрытая угроза. Там, в песках, тень была желанна лишь чуть менее, чем вода, а здесь, на песке, она смертельно опасна. Тень есть всегда, тень есть у всего, и крона любого древа отбрасывает ее. Лишь солнце в зените может сжать тень до ничтожных размеров, но это солнце, чьим именем на арене было Катон, преждевременно закатилось. Тень могла сгинуть под слепящим блеском снежного покрова – но славные воины Севера: Бальдр, Тром, Хёдингер, Ульф и прочие пролили багрянец своей жизни на равнодушный песок. Тень могла быть пожрана смертью – но те, кто были ее олицетворением на арене, либо пали, либо сражались в другом бою. От тени могла спасти слепая фортуна – но ее любимцы, Глориус, Эркран и Лукреция, проиграли свои ставки. Тень могла быть испепелена жарким маревом пустыни – но славнейший из сокрытых ушел с последним караваном на небо. Что могла противопоставить Тени она – дух от духа и плоть от плоти этого мира, одна из тех, кто шел по вечному круговороту жизни и смерти? Тень была такой же составной частью всего мироздания, и остановить ее было попросту нечем. Достойная и искусная Электра, славная воительница, попыталась и не смогла: Пряха бестрепетно обрезала нить ее жизни. А что может она, изгнанница, странница, солдатка противопоставить этому мастерству и уверенности? Веру в необходимость донести до Хана слова мертвеца, которого она почти не знала? Надежду, что она вернется под сень вечных древ в круг сестринства? Или, может быть, простое упрямство и нежелание отступать? Ничего из этого не могло противостоять Той-что-ходит-между-мирами. Был один лишь шанс, маленький и сморщенный, как цветок под палящим солнцем – ударить первой, до того, как аквитанка войдет в Сумрак. Ударить без злости и ярости, а просто точно и смертельно, как она била не раз. Коротким уколом ли, с оттяжкой от плеча рубящим, или дробящим ударом снизу окованной металлом пятки – не важно, это будет зависеть от действий противника. Но сорвать с удачи фиговый листочек так, чтобы она стыдливо прикрылась, определенно стоило. А если не повезет… Что же, она возродится не в потомках, а цветком или травинкой. А если станет березой белоствольной прямой – будут под кроной собираться девушки да петь. А высокой сосной – так можно гроб крепкий сделать для кого-либо или мачту для корабля. Ну а коли из тела ее могучий дуб прорастет – замечательное древко для новой алебарды выйдет, а если стройным тисом – то лучник будет благодарить и молить, чтоб стрелы летели в цель. Из крепкого вяза, быть может, выйдет прекрасное супружеское ложе, а ясень с резной листвой спасет путника от ненастья и дождя. Как бы то ни было, даже после смерти она не умрет, черно? Так к чему медлить, если ты бессмертна? Шип смотрит в лицо сопернице, шаги уверены и равномерны, словно бы она в строю с полусотней отборных молодцов, беспокойный ветер ласкает кожу а тугой песок поскрипывает под коваными сапогами. Чего еще желать? Защита раз: 2 успеха Защита два: 7 успехов
-
Хороший пост...
-
Против нее – Тень, а ведь это ласка и сумрак, покой и отдохновение, тайны и скрытая угроза. Там, в песках, тень была желанна лишь чуть менее, чем вода, а здесь, на песке, она смертельно опасна. Тень есть всегда, тень есть у всего, и крона любого древа отбрасывает ее. Лишь солнце в зените может сжать тень до ничтожных размеров, но это солнце, чьим именем на арене было Катон, преждевременно закатилось. Тень могла сгинуть под слепящим блеском снежного покрова – но славные воины Севера: Бальдр, Тром, Хёдингер, Ульф и прочие пролили багрянец своей жизни на равнодушный песок. Тень могла быть пожрана смертью – но те, кто были ее олицетворением на арене, либо пали, либо сражались в другом бою. От тени могла спасти слепая фортуна – но ее любимцы, Глориус, Эркран и Лукреция, проиграли свои ставки. Тень могла быть испепелена жарким маревом пустыни – но славнейший из сокрытых ушел с последним караваном на небо.Очень красиво и романтично. Спасибо за игру.
|
Четыре фигуры стоят на песке арены. Руки сэра Генри лежат на рукояти упертого в песок топора. Скорее стискивают, нежели покоятся. Забрало опущено, лицо старого воина скрыто от посторонних глаз. Глаза же самого рыцаря, между тем, предавали внутренний разлад, бушевавший в его душе разъяренным штормом. Штормом, которому вторил своей леденящей пустотой северный ветер. Разлад этот не был вызван ни предложением Хана, ни словами Ями - аквитанской "принцессы" со странными манерами, ни даже появлением колдовского синего пламени, через которое каждому из них предстояло пройти. Буря в душе Генри родилась прошедшим вечером.
- Входите, входите. - Стареющий мужчина пропустил в небольшую комнату закутанного в черный плащ человека. С плаща этого, шляпы, даже с кончика носа позднего визитера капала вода - на улице лил пронизывающе-холодный дождь. Дождавшись пока гость сбросит с себя насквозь промокшую верхнюю одежду, Генри проводил его к небольшому остывающему очагу и учтиво придвинул одно из двух кресел. - Располагайтесь, сейчас я принесу вина. - Подкинув дров, мужчина отошел к небольшому столику и наполнил пару кубков. Вернувшись к своему гостю, он протянул ему один из них. Сев во второе кресло, Генри дождался пока его собеседник - неприметного вида мужчина средних лет - сделает пару глотков и, тщетно стараясь скрыть нетерпение в голосе, перешел к сути визита. - Итак, что вам удалось узнать? - Поздний гость был сыщиком, нанятым сэром Генри практически сразу после смерти Артура. Этот человек не был первым, к услугам которого прибег стареющий рыцарь. Кое-что он уже знал от дельцов со, скажем, более темной стороны Империи. Известные ему крохи информации, сколь бы сомнителен ни был их источник, и послужили отправной точкой для расследования заглянувшего к нему человека. Бывалый воин знал, что организатором убийства был сам Хан. Но зачем?
- Сэр Генри, хочу принести свои извинения за столь долгое отсутствие. Расследование оказалось весьма... непростым. Сразу скажу, результаты будут совсем не теми, которых вы ожидали. - Сделав еще один глоток из простого кубка, гость, понизив голос, продолжил. - Хан к смерти вашего подопечного оказался непричастен. На текущий момент мне известно следующее... - Дальнейший разговор, если можно так назвать монолог сыщика, изредка прерываемый скупыми вопросами, продолжался чуть больше часа и закончился звоном передаваемых из рук в руки монет и тихим сухим прощанием.
Последним звуком перед установившейся тишиной, если не считать прерывистого тяжелого дыхания, был шелест приземлившейся на каменный пол бумаги. Сгорбившаяся на полу фигура, зарывшаяся лицом в ладони, не обратила на это никакого внимания. Дурак. Дурак. Чертов старый глупец. Генри пронзил невидящим взглядом отнятые от головы руки. Руки запятнанные кровью человека, ставшего ему сыном. Почему? О, Боги, почему он не рассказал о том случае из своей молодости? Боялся осуждения Артура? Боялся рассказать о пятне на своей "безупречной" чести? Ты и твоя глупая честь убили Артура так же верно, как и кинжал, перерезавший ему горло в той грязной подворотне. Ты виноват не меньше, чем тот бандит - простой человек - один из тех, о чьем благе до последнего заботился молодой рыцарь. Какие мысли приходили в голову умирающему Артуру? Не пожалел ли он?.. Люди... Лицо Генри потемнело от гнева. Налившиеся кровью глаза вновь зарыскали по комнате в поисках хоть одной целой вещи, на которую можно выплеснуть свою незатихающую ярость. И не нашли. Узловатые, огрубевшие от частых тренировок руки бессильно упали на холодный пол. Люди не заслужили того, что хотел для них Артур. Эти люди, эти... животные заслуживают своей жалкой участи. Они заслуживают прозябать в тени безразличной Империи. Нет... нет. Они заслуживают только одного - мучительной смерти. Как и ублюдки, которых он считал братьями. Узколобые, зашоренные глупцы, не способные видеть дальше своего носа. Заносчивые, высокомерные властолюбивцы, почитающие себя выше остальных самим фактом своего благородного происхождения. Несколько золотых - небольшая цена за вовремя раздавшийся девичий крик, на который Артур не мог не отреагировать. Генри слишком хорошо знал своего подопечного. Тот поспешил бы на помощь, даже если бы знал о ловушке. Взгляд старого воина наконец обрел осмысленное выражение. Боги. Если они есть там, на небесах, и видят то, что сейчас происходит в его душе... они не допустят его победы на завтрашнем турнире. Они должны во что бы то ни стало остановить его. Иначе они станут следующими. Каждый получит то, что заслужил. Губы рыцаря скривились в горькой усмешке. Кодекс. Честь. Люди.
Старый рыцарь оторвал задумчивый взгляд от стремительно темнеющих небес. Ему было наплевать на торжественность момента. На пляшущее перед ним колдовское пламя. На золото. На собственную жизнь или смерть. И уж тем более было наплевать на Хана и на его предложение. Свой выбор он сделал вместе с первым шагом на пропитанные кровью пески арены. Сегодня он пришел сюда за смертью. Чужой смертью. Своей смертью. Вскинув топор на плечо, Генри молча сделал шаг сквозь магический огонь, сожалея лишь о том, что ему придется прожить еще один бессмысленный день.
-
Старый рыцарь очень душевен и хорош.
-
Хорошо, что Генри продержался достаточно долго, чтобы рассказать между строк совсем другую историю. Очень интересно наблюдать за развитием персонажа.
|
Сцепив руки в замок за спиной, амазонка стояла навытяжку, расставив ноги по ширине плеч. Она решила и решилась. Или все-таки отчаялась? Иногда эти два слова так похожи... Но презрев советы и отринув страх, задавив решимостью печаль, она встала на песок в компании четверых, таких же, как она. Четверых… Из двух сотен, что были вначале. Советовал Абдула, предостерегала Ирма, собственное внутренне чутье сопротивлялась, но она выступила вместе со всеми. Почему? Потому что весной вишни в цвету. Потому, что она должна оправдаться перед самой собой. Потому, что она должна донести до Хана слова того, кто подарил ей ростки жизни. А еще потому, что презрения она боялась больше смерти. И если бы она ушла сейчас, то, может быть, не праздные зрители, но она сама себя бы поедом ела за то, что остановилась у самого конца. Не вступила на дорогу, с которой нет возврата. За что тогда умирали остальные? За то, чтобы она, ни разу не победившая, как трусливый заяц бежала, поджав хвост? Нет. Тысячу раз нет. Впереди – стена огня, а как известно, лучше всего родит земля на пепелище. Это ли не знак? Надо только сделать несколько шагов. Это кажется так просто: сколько раз в день она делает их – тысячу, две, десять? А тут надо всего несколько. Так почему ей так боязно, почему она, поднявшая в молодости оружие на сестер, не готова переродиться или сгореть? Для родных она давно мертва – так пора или воскреснуть, или перестать ходить и смердеть и умереть по-настоящему. Хан все говорил, а Куница смотрела на мрачное небо, которое, по обыкновению, безмолвствовало. Но вот прозвучали последние слова, и медлить было уже нельзя. Женщина оглянулась назад, выискивая на трибунах Ирму. Не нашла. И, вздохнув тяжело, пошла четкими шагами, как на параде, вперед, шепнув себе: - Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать.
|
|
-
Абдула был очень хорош на протяжении всего пути. Жаль, что его путь завершился в одном шаге от цели. Спасибо за игру.
-
F. Ты хорошо писал посты. Великолепно побеждал. И красиво умер, приняв Её со всей душой...
-
Замечательный персонаж. F
-
F. Абдула был прекрасен. Покойся с миром, Коршун.'
-
Жил на полную. Дрался до конца. Ушёл красиво
-
Спасибо за бой, Деркт! Анчар получился очень самобытным и интересным.
|
|
-
— Кончай, Генри! — выкрикнул Эркран, явно забавляясь словами рыцаря. — Ты точно такое же дикое кровожадное животное, как и все здесь, просто прикрываешься своим кодексом. Откинь его! Наслаждайся жизнью! И...
БУМ!!!
Циклоп недовольно покосился на гонг, прервавший его вдохновенную речь.Классный момент
|
-
Последнюю искру первого пламени, летящую на морозном ветру, но отказывающуюся умирать.— У тебя закончились трюки, рыцарь смерти. А мои — только начались.Ты — твоё оружие. Ты — твоя броня. Ты — Империя.Один из наиболее сильных постов в этой игре, между прочим. Специально вернулся, чтобы отметить.
|
|
-
Хороший флешбек
-
Удовольствие - это читать каждый пост сэра Генри. Не говоря уже о Истории, и Чести.
-
Почему они когда не сдаются? :) Очень интересно наблюдать за сквозным лейтмотивом истории. Да и вообще сэр Генри топчик.
|
Железный Маршал все говорил и говорил, и все крепли сомнения в том, что это лишь пустое бахвальство, а не по-настоящему выверенный маневр. Нитаэль отчаянно пыталась понять, для чего эскалонцам могло понадобиться устраивать такое действо на самом виду. К содержанию же речи придраться было невозможно... - Настраивает своих солдат на победу, - коротко перевела Нитаэль Роллану суть, опустив подробности про остроухих ублюдков и величие Эскалона. - Ничего важного.
Зажечь сердца воинов - это правильный ход. Нужно напомнить им, зачем они идут убивать. Возможно, и самой Нитаэль следовало бы надеяться не только на верность стоящих за нею Игнии. И больше уделить внимания вдохновлению своих людей. И все же она считала, что ее войско сумеет обойтись без лишних, пусть и очень сильных слов. У игнийцев есть неоспоримое преимущество. Они защищают свой дом. И будут защищать его даже без высокопарных речей. "Нам есть за что сражаться и за что умирать", - пронзительно верно сказал вчера Галахад. А еще... невозможно представить, чтобы все то, что они уже сделали, оказалось напрасным, чтобы отданное пропало впустую.
Нитаэль прикрыла на несколько мгновений глаза, вспоминая, как все начиналось. Первые бои на границе вечного леса. Первые поражения. Тягостные приказы Иссирона отступать - приказы, которые еще никто не смел оспаривать... Перед внутренним взором из темноты выступали лица сокурсников, с кем уже не встать плечом к плечу. Нитаэль видела их так ясно... Какими запомнила до войны. Своих ровесников, которые никогда не станут старше. Эрион, обожавший на занятиях задавать наставникам множество вопросов, неизменно втягивая в жаркие диспуты абсолютно всех вокруг. Всегда серьезный и предельно собранный Тариал. Великолепно знающий историю. Блестящий для своих лет тактик. Его могло бы ждать большое будущее... Белокурая красавица Мирэль, которой даже среди парней не было равных в стрельбе из лука и метании ножей. Неунывающая и острая на язычок. А как замечательно она пела! За каждого из них, за всех павших товарищей поднимут сегодня оружие игнийцы.
Вынырнув из воспоминаний, Нитаэль против воли тихонько ахнула, неожиданно узрев среди эскалонцев избитого закованного Меллидана. Маршал, очевидно, намеревался перейти всяческие границы... Теперь она уже была уверена, что зрелище показательной казни предназначалось исключительно для игнийцев. Но, словно завороженная, никак не могла отвести взгляд от фигуры Меллидана, не отпуская жгучей мысли о том, что оказался в плену он по ее вине. Ей вовсе не хотелось наблюдать его смерть, но где-то в глубине души теплилась глупая надежда, что Маршал отчего-то не сумеет исполнить сказанное, а после... К реальности ее вернул оклик незнакомой разведчицы - наверное, к счастью не позволивший увидеть картину, способную еще долго являться в кошмарных снах.
Вот для чего выступал на виду у игнийцев Маршал. Это действительно была просчитанная уловка. Эскалонцы успели оказаться по эту сторону Лелиан. Но как?.. Как они сумели переправиться незаметно для игнийской разведки? И когда?.. И... Нитаэль неожиданно вспомнила, что нужно следить за мимикой. Не хватало, чтобы по ее лицу можно было прочесть, как она растеряна. - Сколько их?! - кажется, слишком торопливо вырвалось у нее. Впрочем, не так важно... Сколько бы ни было. Вот и наступил момент, которого не предвидела Вивиан. Все планы пошли прахом! А решение придется принять немедленно.
Поспешно совладав с волнением, Нитаэль очень четко проговорила, глядя разведчице в лицо: - Беги к лорду Гиллиану. Скажи ему, что эскалонцы опередили нас. Резерв выдвинется им навстречу и примет бой. И, возможно, вскоре мы попросим помощи. Это шло вразрез с замыслами военачальника, что были вынесены на обсуждение перед рассветом. Но если ждать его ответа, если тратить время на передвижение его войска... И переправа! Нельзя оставлять переправу. Хотя противнику, похоже, откуда-то известно, где и зачем стоят игнийцы...
Столб черного дыма в совсем небольшом отдалении рвался к небесам, тая на головокружительной высоте, издевательски обозначая, что железные варвары снова обошли их на несколько шагов. - Роллан... - Нитаэль взглянула на адъютанта, все слышавшего. - Похоже, теперь мы не резерв. Даже если неприятелю откуда-то известно слишком многое, все еще есть шансы сыграть на непредсказуемости. К тому же, вокруг был родной игнийцам и чуждый захватчикам лес. - Мы немедленно идем на запад. Но осторожно и не спеша. Нам нельзя раньше времени выдать себя и ни к чему слишком удаляться от основных войск и от магов. Готовимся к ближнему бою. Нужно постараться успеть найти и занять удобное для обороны место и встретить эскалонцев там. И да, все это мы делаем тихо.
-
- Настраивает своих солдат на победу, - коротко перевела Нитаэль Роллану суть, опустив подробности про остроухих ублюдков и величие Эскалона. - Ничего важного.Лучший пересказ предыдущего поста почти целиком сложно даже представить :) Нитаэль прикрыла на несколько мгновений глаза, вспоминая, как все начиналось. Первые бои на границе вечного леса. Первые поражения. Тягостные приказы Иссирона отступать - приказы, которые еще никто не смел оспаривать...За каждого из них, за всех павших товарищей поднимут сегодня оружие игнийцы.Нитаэль неожиданно вспомнила, что нужно следить за мимикой. Не хватало, чтобы по ее лицу можно было прочесть, как она растеряна.- Роллан... - Нитаэль взглянула на адъютанта, все слышавшего. - Похоже, теперь мы не резерв.Просто потрясающий пост, очень классно и вдохновляюще!
|
На сей раз к бою Деянира готовилась в одиночестве. Если за подготовку, конечно, можно принять тупое глядение в стену, на которой, казалось, изучена каждая трещинка, каждая щербинка. Сегодня не было ни слов, ни обещаний, ни советов – только молчание и гулкая пустота. И, что самое паршивое, это был ее осознанный выбор. Она сама поругалась с подругой и выгнала ее из подземелий под ареной: дай лес, обидевшаяся подруга в случае ее смерти не пойдет мстить. Она сама решила продолжать эту кровавую страду, хотя шансов уцелеть было все меньше. То, что не сделал клинок коршуна, не закончило копье наемника, сегодня наверняка доделает кто-то другой. Может с гневом, может бесстрастно перешагнет через тело – так ли это будет важно для нее? Боги третьего шанса не дают, а она вновь решила испытать их терпение. Ирма задавалась вопросом: «почему?», и не получила ответа. Куница и сама не до конца его знала: просто было в душе что-то такое, что мешало смиренно признать поражение и оставить этот залитый кровью песок проигравшей, но живой. Уйти побежденной и опозоренной – как минимум, в собственных глазах. Как она после этого сможет жить? Чему сможет научить ту, кого подарит Богиня? Бежать, поджав хвост? Сдаться? Продемонстрировать всему миру, что лесные девы имеют сердце зайца? Нет. Тысячу раз нет. Лучше она умрет в безвестности, став еще одной жертвой арены – мертвые сраму не имут. Но зато если к ней проявят благосклонность: боги, удача, случай – не важно; то она оправдается. Не перед ними - на зрителей ей плевать. Не перед Ирмой – она все равно не поймет. Перед той, кого она видит в зеркале. Вой толпы слышен даже сквозь толстые стены – а значит, еще один бедняга расстался с жизнью. А еще это означает, что скоро ее выход. Что же, она готова остался только последний штрих – цветок для этого боя. И Деянира знала, каким он будет: терпкая скорбь полыни наполнит ароматом ее легкие, когда… Пускай эти серебряные листья будут ей памятью о том, что могло бы случиться, да не вышло. …Снова под ногами ставший уже привычным песок, так напоминающий о прошлом. Только вместо буйного, шумного ветра – пришедший поглазеть на чужую смерть народ и его глашатай, в чьих речах смысла не больше, чем в шорохе листвы. Только Жрицы нет – на сей раз за теми, кто скоро будет мертв, пришел понаблюдать сам Хан. Куница сдержанно поклонилась владыке, отсалютовала толпе алебардой, даже улыбнулась – только губы были плотно сжаты. Перед ней – два славных мужа, уже обагрившие свои клинки победами. Высокий как сосна паладин, отринувший ради чего-то свои обеты. Гибкий как терн аквитанский охотник, за которым взмахи алебарды не будут успевать. А на ее стороне – толи как знак свыше, толи как насмешка, стоит Смерть. Вернее один из ее слуг, создание, противное природе и всему циклу перерождения. Сегодня он пришел не за ней, но не по ее и душу он послан? У нее ничего не осталось. Только бой и кровь. Только пот и смерть. Только горький, терпкий аромат двух стебельков полыни, вплетенных у висков: память и скорбь. Кивнул ей враг, кивнул ей нежелательный союзник. В этом бое, как и в предыдущих, не будет ненависти. Вот только это не греет сердце. Лес Вечный, как же тяжело! Но надо. Амазонка кивает мужчинам всем одинаково, стараясь не выказывать презрения: - Бальтазар. Катон. Мичио, - кажется, голос сорвался на хрип, - Пускай хоть кому-то из нас повезет, и он выпьет за остальных. И не отдаст тела на съедение псам. На шаг впереди на первый ход Катона, да.
-
У нее ничего не осталось. Только бой и кровь. Только пот и смерть. Только горький, терпкий аромат двух стебельков полыни, вплетенных у висков: память и скорбь.Прелестно.
-
Столько печали и готовности умереть( Определенно получилась очень трагическая героиня(
-
Ф - Фатализм Высокий как сосна паладин, отринувший ради чего-то свои обеты. Гибкий как терн аквитанский охотник, за которым взмахи алебарды не будут успевать. А на ее стороне – толи как знак свыше, толи как насмешка, стоит Смерть. Вернее один из ее слуг, создание, противное природе и всему циклу перерождения. Сегодня он пришел не за ней, но не по ее и душу он послан?Вообще, просто замечательная амазонка, уже давно руки не доходили отплюсовать
-
Хороша!
|
На самом деле, Бальтазар не без оснований считал себя в некотором роде атеистом. В той мере, в какой это вообще возможно в мире, где наличие многочисленных богов, диктующих свою волю смертным почитателям не подлежало сомнению. Так называемые "Боги" в представлении асшаита были всего лишь надменными духовными сущностями, питающимися молитвами и паразитирующими на своих последователях. Что значит "боги отвернулись во время его битв"? Смешно. Здесь и сейчас у богов нет никакой власти. Исход поединков решают люди.
И всё существовала на свете одна вещь, в которую рыцарь смерти верил с раннего детства. Неотвратимость. Неотвратимость Смерти. Неотвратимость Судьбы. Последняя, стоит заметить, сыграла с жителем края теней весьма весёлую шутку, причудливым образом исполнив все накопившиеся у того желания за раз.
Хотел сразиться с еще одним странником из загадочной Аквитании? Пожалуйста, вот могучий охотник, овладевший мистическим искусством Крови. Пускай вчера этого оказалось недостаточно для победы над собратом Бальтазара, сей противник казался способным... как следует развеять скуку.
Желал вспомнить старые добрые времена, повергнув блистательного чемпиона Империи? Что ж, попавшийся под руку Паладин подходил для этого как нельзя лучше. Отступник? Ну, по не слишком скромному мнению немёртвого Паладин однажды – Паладин навсегда. То есть, безжалостный убийца невинных женщин и детей, прикрывающийся лицемерной моралью и обожающий возносить пустые молитвы таким же лицемерным Богам. Данный конкретный индивидуум ко всему прочему ещё и обладал сомнительной славой единственного имперца, до сих пор не потерпевшего ни единого поражения. Учитывая, что каждый Чемпион Теней на турнире неизменно шёл тропой победителей... скоро везению Катона должен настать конец.
Воистину, вчера рыцарь смерти и представить не мог, что предвкушаемый кровавый пир обернётся настоящим праздником! Пожалуй, лишь волею всё той же Судьбы оказавшаяся его напарницей амазонка казалась самую малость лишней среди воинов, живущих чтобы убивать и, вероятно, попросту ничего больше не умеющих делать. У Дочери Лесов, наверное, имелись свои стремления и цели для участия в турнире, не ограниченные желанием забрать как можно больше жизней. Что, в принципе, было не так уж и плохо. По крайней мере, окажись его партнером рыцарь или даже просто ещё один представитель Империи, к гадалке не ходи – удар в спину последовал бы при первой возможности.
А так, гляди, есть шанс, что союзница не будет отвлекать от веселья. Проклятый воитель поприветствовал амазонку кивком головы, на удивление более почтительным, чем у Брата Блестяшки. Затем неторопливо извлёк из ножен сумеречный клинок, радостно светившийся в предвкушении новых сочных душ, и указывая лезвием поочерёдно то на Кровяку, то на Блестяшку, поинтересовался:
– Есть желающие умереть первым?
|
|
Она не смогла. Живое золото не откликается на её призывы, уйдя вглубь, словно вода в песок. Не докричаться, не убедить, сколь отчаянно она нуждается в его помощи. Сила, которую Трэй привыкла тратить направо и налево, вдруг становится недоступна. Отворачивается от хозяйки в самый ответственный момент, оставляя беспомощной, выжженной, надтреснутым пустым сосудом. Ноги больше не держат, золотистые глаза покрывает пепельная плёнка слёз. Всё, что ей доступно - смотреть, как два размытых силуэта схлестнулись в ожесточённой борьбе. Как железо одерживает победу там, где отступила магия. Как валится наземь ещё один железный идол, а на серой мантии распускается тёмно-багряный цветок.
Осталось немного. Скоро это закончится И вот оно кончено.
Ставшая вдруг очень тяжёлой голова неумолимо клонится вниз. Мир поглощается мраком, но не тем, жадным и живым. Этот мрак милосерден, позволяя не видеть то, что разобьёт Трэй сердце. Она окунается в него на несколько мгновений, а выныривает, услышав своё имя, которое привыкла слышать лишь в мысленных беседах с Агнесс. Багряный цветок теперь совсем близко. Высасывая жизнь, стал больше, сильнее. Даже малых познаний Трэй в медицине хватает, чтобы понять: всё очень плохо. Маркус стремительно теряет кровь, и если не перевязать рану... То что? Можно подумать, у мятежников есть шансы выбраться из Цитадели, ставшей в одночасье смертельной ловушкой!
Руки Маркуса, такие сильные прежде, теперь не могут даже поднять лёгкую эмпатку. Он ослаб слишком быстро, и Трэй с холодным ужасом понимает, что это значит. Ей не единожды приходилось видеть кровь, иногда - смерть, она знала, что дни многих из тех, кого она допрашивает, сочтены, а конец их окажется быстрым и жестоким. Смерть является полноправным жителем Кримсон Рока, неотступно следует по пятам за каждым, кто вступает под его своды. Почему же тогда так больно?.. Болит голова, но хуже всего боль внутри, не имеющая физического источника, но абсолютно невыносимая. Трэй как может стирает с лица кровь рукавом платья, всем телом прижимается к Маркусу, стараясь не потревожить рану, прячет лицо в серой мантии, чтобы не видеть зловещее тёмное пятно.
- Я не смогла. Простите... - шепчет тихо, ощущая, как многолетние тщательно возводимые заслоны на пути собственных эмоций распадаются в прах под натиском этой ужасной боли. - Не хватило сил на второго. Если бы не...
Голос прерывается коротким всхлипом. Трэй прижимает ладонь ко рту, судорожно загоняя слёзы обратно. Она очень давно не плакала. Слёзы - это слабость, а слабость всячески порицается Железным Кодексом. Но теперь сдержать себя невероятно трудно. Потому что всё действительно закончилось. Для Маркуса - здесь и сейчас, для неё - немного погодя, когда кто-нибудь из дознавателей или стражников наткнётся на эмпатку, окружённую безжизненными телами. Осознавая это с ледяной неизбежностью, она не хочет однако омрачать своими рыданиями последние минуты жизни того единственного оставшегося человека, которого она могла назвать другом. Это можно сделать и позже. Маркус не заслужил такого. И Трэй из последних сил запирает скорбь внутри, неимоверным усилием заставляет себя улыбнуться сквозь слёзы.
- Нет, не кончено. Вы ведь обещали взять меня в Игнию, помните? Она восхитительна! Хотите, покажу вам то, что видела в памяти Киллеарха?
Уж на несколько образов её должно хватить. Они никогда никуда не поедут и оба прекрасно это понимают, но разве это важно в данный момент, когда свеча жизни Маркуса вот-вот догорит? Пусть последним, что он видит, будет солнце и изумрудная зелень вместо мрачного заваленного трупами коридора. Никто из них не был в Игнии, но эта страна невольно стала символом отнятых у эскалонцев свободы и красоты, провозглашённых ненужными, к чему однако они всегда стремились. Трэй отчаянно хочется, чтобы Маркус хотя бы в отпечатке чужих воспоминаний увидел то, ради чего рисковал жизнью.
|
|
При всём изначально скептическом настроении по отношению к назначению в пограничную крепость, больше смахивающему на ссылку, на Винфрида, откровенно говоря, крепость Умеренности произвела сильное впечатление - причудливая архитектура, огромные размеры, общая монументальность и скрываемые за этой толстенной каменной стеной знания и секреты... От места не отставали и личности, здесь обитающие. Тот же магистр Уоллстон, что взял руководство над двумя прибывшими учениками, разительно отличался от привычного образа старших чародеев в Академии - как минимум в плане физической подготовки, но, вполне возможно, что и магический арсенал у него был иной. Библиотека Башни Таинств и вовсе вызывала едва ли не восторг - она была битком набита всевозможными свитками, книгами и фолиантами, от свеженаписанных до очень и очень древних, копаться в этих завалах можно было, кажется, бесконечно долго. Неудивительно, что исследованию закоулков крепости Винфрид предпочитал именно сидение в башне, тяга к знаниям перевешивала желание изучать местную необычную застройку.
***
Стоя в ряду со своими товарищами по оружию, Винфрид внимательно слушал первое назначение их отряда, не сводя взгляда с коменданта крепости. При этом он не вытягивался по струнке, выпячивая грудь колесом, как какой-нибудь солдафон, о нет. Стоял он свободно, прямо, гордо подняв голову и заложив руки за спину. Как и положено магу, тому, кто наделён силами, намного превосходящими возможности обычных людей. По окончании брифинга ученик молча кивнул. Коротко, но уважительно. Как он и предполагал, разведка. Всего лишь пешая прогулка, пусть и не на малое расстояние, туда и обратно. Что может пойти не так? Пожалуй, что угодно. Эльфы, оголодавшие дикие звери, скрывающиеся демонопоклонники, блуждающая нежить, случайный капкан или забытая гномья ловушка... Гадать было бессмысленно, лишь попусту накручивать себя.
Назначение Освальта командиром отряда Винфрид воспринял спокойно, если не сказать равнодушно. Строго говоря, для него не было большой разницы, кто будет во главе, лишь бы не он - ученику совсем не хотелось нести вполне реальное бремя ответственности при мнимой иллюзии власти. Поздравлять с назначением в данном случае было бы откровенной издёвкой, по мнению мага.
- Надо бы прихватить с собой топор, - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Винфрид, когда старшие наставники удалились, предоставив отряд самим себе, - на случай. если вдруг придётся продираться сквозь чащобу... и что-нибудь перекусить. Что же, встретимся через час.
Просто торчать целый час на площади Винфрид, разумеется, не собирался. Махнув всем рукой, он удалился по делам. Пред долгой дорогой следовало вытряхнуть из походной сумки ненужное, взять с собой еды и воды с гарнизонной кухни - голодать с утра и до вечера (в лучшем случае) ученик совершенно не собирался. Выданный магистром Уоллстон кристалл, служащий Имперским магам магическим проводником и катализатором, следовало надлежащим образом инкрустировать в навершие жезла, дальновидно привезённого с собой. А остаток свободного времени, если оно будет, - подремать перед дорогой.
|
Хляби небесные разверзлись над Луизианой. Не иначе, Г-дь устал смотреть на безобразие, творящееся в отдалённом южном штате, и собирается решить проблему старым проверенным способом. Стоит Эйдану покинуть уютный салон шевроле, как на него обрушивается монолитная стена воды. Вода пронизывает насквозь, хлещет по телу упругими струями, скользким ужом пробирается в ботинки, превращая их в маленькие филиалы болота. За бортом около семидесяти градусов, однако ветер превращает их во все шестьдесят. Деревья на прямом, как стрела, участке дороги непривычно высокие. Толпятся поодаль от асфальтового полотна, метрах в пяти-семи. Ноги путаются в траве, которую давно пора скосить. Пахнет озоном и сырой землёй. Лёгкие наполняет неожиданно чистый воздух, промытый до скрипа, насыщенный водяной взвесью. На мили вокруг нет ни единого человеческого жилища. Редкие автомобили ощупью пробираются сквозь ливень, движение заметно замедлилось, как ток крови в теле умирающего. Редкий водитель отважится продолжать путь в подобных погодных условиях. Проще переждать в придорожной забегаловке: такие дожди редо бывают длинными.
Лишь те, кому больше всех надо, упрямо рвутся вперёд.
Эйдан внезапно понимает, что ему не стоило приезжать сюда. Не стоило брать с собой её. Причём "её", как он осознаёт мгновением позже, относится в равной степени как к Эшли, так и к Эмили, которую он всегда везёт с собой. Единственным верным действием будет сесть за руль, при первой попавшейся возможности переместиться на соседнюю трассу, ведущую на север - и рвать когти домой, в Вашингтон. Единственный манёвр, который он обязан предпринять, чтобы спасти себя - и её. Ещё через пару ударов сердца он понимает, что эти мысли - не его. Не могут быть его. Пришли откуда-то извне, чтобы прочно обосноваться в сознании. Стать его.
Щёлкает за спиной дверной замок, обрывая наваждение. - Эйдан! - долетает сквозь шум воды. Она бесстрашно выскакивает под водопад, прикрываясь чёрно-белым пальто с узором "гусиная лапка". Брюки мгновенно пропитываются влагой, как и аккуратные остроносые туфельки из чёрной замши на плоской подошве. Запинаясь о траву, Эшли бредёт сквозь дождь, лицо белеет в полумраке маской испуга. Наверняка проснулась от ворвавшегося в машину ветра, обнаружила вместо напарника приоткрытую дверь, пришла в панику...
- Ты в порядке? - очередной ворох идиотских вопросов. - Что-то случилось? Двигатель заглох? Напарник здесь, живой и на первый взгляд целый. Теперь она ищет какую-либо логичную причину внезапной остановки. Простую адекватную причину, почему нужно было выскакивать в такой ливень без зонта (который, правда, отсрочил бы неизбежное всего на несколько секунд). Люди ведь специально возводят убежища, чтобы отгородиться от своенравной стихии - так почему он ими не пользуется?..
- Давай вернёмся в машину, пожалуйста... Её левая кисть неловко замирает в воздухе на полпути между капюшоном пальто, который придерживала, и плечом Эйдана. Во взгляде переплетаются мольба, тревога - и неожиданно чувство вины. Она совершенно не похожа на агента Данн сейчас. Агент Данн крикнула бы, не выходя из салона, чтобы Нэш немедленно прекращал свои глупости (ну не глупость ли - курить под тропическим ливнем?) и возвращался обратно. Агент Данн никогда не нарушила бы личные границы с другим сотрудником. Агент Данн не попрала бы собственное решение называть напарника исключительно официально. Эшли стоит рядом, тёплая, живая, подрагивающая на ветру. Забывшая о данном обете молчания. И она тоже чего-то боится.
-
Она бесстрашно выскакивает под водопад, прикрываясь чёрно-белым пальто с узором "гусиная лапка". Брюки мгновенно пропитываются влагой, как и аккуратные остроносые туфельки из чёрной замши на плоской подошве. Эшли стоит рядом, тёплая, живая, подрагивающая на ветру. Забывшая о данном обете молчания. И она тоже чего-то боится.
|
|
Прямой взгляд напарника, кажется, Эшли ничуть не смущает: она умеет играть в гляделки и не стесняется высказывать непопулярные мнения. Но вот внезапно изменившийся тон его, жёсткий и бескомпромиссный, заставляет мисс Данн растеряться. Она впервые видит такого Эйдана - расставшегося со своей любимой иронией, готового карать за малейшее отклонение от курса партии. Игры кончились, и она это очень хорошо понимает. Возможно, позволь Нэш себе чуть больше мягкости в этом вопросе, исход поединка воль мог быть другим. Однако он не шутит, и это решает дело. Эшли слишком дорожит работой в Бюро. Она приоткрывает рот, чтобы что-то сказать - однако по лицу уже видно: схватка агентом Данн проиграна.
- Эйдан! Ты не понял! Я вовсе не имела в виду... Господи, зачем мне какие-то мелкие наркоманы? Я же говорила про серьёзные случаи, про убийства!..
Звонкий голос девушки неожиданно срывается. Семейная пара за не столь отдалённым столиком нервно оглядывается, уловив последнее слово, произнесённое на повышенных тонах. Эшли замолкает, с несчастным видом следя, как напарник расправляется с кофе, оставляет еду нетронутой (снова!) и уходит, оставляя её думать над ситуацией, как провинившегося подростка. Он не в первый раз проворачивает уход от разговора, вынуждая её мириться с невозможностью оставить за собой последнее слово, однако в этот раз делает это особенно демонстративно.
Ему приходится ждать около десяти минут - больше, чем необходимо, чтобы расплатиться и посетить уборную. В конце концов Эшли появляется в дверях "Бочонка", идёт к машине - и шаг её неуклонно замедляется по мере приближения к оной. Она явно не торопится оказаться вновь запертой один на один с напарником в тесной металлической коробке. Но сесть на своё место всё-таки приходится. Эшли подчёркнуто аккуратно закрывает дверцу, перекладывает на заднее сиденье драгоценную папку, которая всю дорогу ехала у неё на коленях, пристёгивается. Всё это - не глядя на Эйдана, не издав ни звука. Смотрит на свои покоящиеся на коленях ладони, крепко обхватившие друг друга.
- Не беспокойтесь, агент Нэш, я не стану препятствовать ходу расследования.
Её голос не просто спокоен - он лишён жизни, как лицо лишено каких-либо эмоций. Становится очевидно, что хрупкий мостик доверия, выстроенный между напарниками, рухнул в пропасть. Зато Нэш может быть уверенным: агент Данн не будет пытаться встревать в его объяснения с полицией - а если вдруг, в самом крайнем случае попытается, то сделает это максимально корректно. А ещё он на неопределённое время избавлен от попыток оспорить мнение старшего.
April 6, 1994 4 p.m.
finally Louisiana
Путь до Луизианы отнимает ещё четыре часа жизни. Эшли не предпринимает попыток вступить в светскую беседу, упорно глядя в окно исключительно по правую сторону. Нынешний сеанс молчания не похож на самый первый: сейчас она словно отгородилась от Эйдана звуконепроницаемой стеной, закрывшись в своём переживании. После Хаттисберга и вовсе поддаётся дремоте, склонив голову на плечо, оставляя напарника медитировать за рулём в гордом одиночестве.
Примерно в это же время начинает накрапывать дождь. Облака, то и дело набегающие на солнце, затягивают небо сплошным серым покрывалом. Дождь усиливается, превращается в ливень - и превращает день в хмурые сумерки. В Луизиану машина въезжает по скользкой от воды магистрали. Граница отмечена лишь узкой речушкой, мутно-коричневой и невзрачной, зато с красивым названием Жемчужная. Приходится сбросить скорость, так как в пелене дождя даже ближайшие автомобили становятся плохо различимы. Те, кто этого не сделал, рискуют не добраться домой к ужину: Эйдан насчитал как минимум три аварии, перед одной из которых он застрял в небольшой пробке. Дождь со злостью барабанит по крыше, размывает огни фар в неясные пятна света, заставляет стёкла запотеть, вынуждает быть внимательным, как никогда. Из уроков географии Эйдан смутно припоминает, что сезон дождей в Луизиане должен начаться несколько позже - но видимо, им "повезло". В конце длинного путешествия для полного счастья ему не хватало только экстремальной ситуации на дороге!
|
-
Известно ль голове, которая под тенью шляпы прячется стыдливо, О милосердии заранее прося, что прошлый бой закончился иначе? Удар Электры точен был и тверд. Но, верно, северные боги Укрыли сына своего от смерти, что должна была мгновенной оказаться.Гребаный эффект Морриган из русской локализации
|
Черри, дорабатывающая последние утренние часы, тоже от души сочувствует Рэнди. В отличие от безымянного водителя, она имела удовольствие мимолётного знакомства с мисс Данн и лучше представляет, что ему предстоит в ближайшие часы. - Хорошего пути, мистер Кроуфорд! Спасибо, что выбрали нас, - она поднимает руку, чтобы помахать на прощание, улыбается, демонстрируя ровные белые зубы. У неё хороший стоматолог.
Эшли делает вид, что не смотрит на вход в мотель. Не сразу поворачивает голову в сторону направляющегося к машине Эйдана, прекрасно играя роль погружённого в свои мысли человека. В последний момент делает движение, собираясь потянуться к дверце, однако Нэш опережает её. Его ладонь ложится на уже нагретый металл крыши рядом с плечом напарницы - и Эйдан понимает, что на этот раз подошёл слишком близко. Намеренно пересёк незримую границу между "сюда можно" и "отошёл, быстро". Это читается в позе девушки, мгновенно подобравшейся, в сильнее, чем нужно, сжатой папке. Но дело не только в попранном прайвеси. Голубые озёра глаз, в которые Эйдан заглядывает сверху вниз, кристально прозрачны, навевая мысли о холодных озёрах Аляски - или Норвегии. Какая разница, если ни там, ни там он ни разу не был? Под ледяной водой этих глаз, в самой глубине, можно разглядеть нечто новое. Страх. Девушка так смешно беззащитна в своей хрупкой ледяной броне, глянцево блестящей на солнце.
Ни одно слово не вырывается из плотно сжатых губ. Может показаться, всё сказанное пролетело мимо её сознания, незамеченное в борьбе с желанием оттолкнуть того, кто так нагло вторгся в личное пространство. Может показаться, предложение доверять напарнику воспринято едва ли не как оскорбление. Однако когда Нэш отстраняется и взгляд Эшли невольно устремляется на взлетевшую на его пальце панду, она вдруг качает головой, улыбнувшись уголками губ.
- Увы, мне фантастически не везёт в покер. Но мы попробуем.
Чуть повеселевшая мисс Данн ныряет на своё место, следит за пальцами Эйдана, выбирающими трек специально для неё.
- Ах вот оно что... - успевает протянуть с задумчивым пониманием, до того как внутренний мир автомобиля наполняется бодрыми аккордами. Эшли поначалу столь сосредоточенно вслушивается в слова, словно по окончанию трека придётся сдавать по нему экзамен. И лишь потом начинает что-то подозревать, изо всех сил стараясь не показать, что повелась снова. Во всяком случае, в её позе и взглядах больше нет настороженной враждебности, которой обычно встречаются шутки Эйдана. Надолго ли?
Уже когда трек подходит к концу, Эшли негромко поясняет, глядя на бегущую под колёса дорогу, словно разговор и не думал прерываться: - Когда мне в первый раз отказали в приёме в Академию, я дала обещание, что придёт время, и никто больше не станет надо мной смеяться. Так что ничего личного, агент Нэш. Ничего личного...
April 6, 1994 12 a.m. Birmingham, Alabama
Магистраль уверенно держит путь на юго-запад. Первые несколько часов дорога практически свободна, постепенно заполняясь разнообразным транспортом лишь ближе к Бирмингему. Минуты пролетают мимо вместе с деревьями, фонарными столбами, дорожными указателями и неширокими речками с коричнево-зелёной водой, незаметно сливаясь в часы. В городе с индейским названием Чаттануга пути агентов и семьдесят пятой автомагистрали расходятся, дальше их ведёт пятьдесят девятая.
Покинув Теннеси, они въезжают в Алабаму, затронув самый краешек Джорджии. По небу бродят тучные стада облаков. Монотонность пейзажа навевает апатию. Ничего не поменялось со времени выезда из Вашингтона, разве что лиственные перелески сменились хвойными. Не похоже, чтобы мечтам Эшли увидеть нечто интересное в этой поездке суждено сбыться. Даже города по большей части остаются скрыты от её глаз за зелёными кронами. Чтобы развеять скуку, она начинает расспрашивать о делах, которые Эйдан вёл до луизианского маньяка. В районе Бирмингема не выдерживает и умоляет где-нибудь остановиться, чтобы перекусить - или хотя бы выйти из этой металлической коробки. До матерь-божья-Луизианы ещё триста пятьдесят миль.
-
она поднимает руку, чтобы помахать на прощание, улыбается, демонстрируя ровные белые зубы. У неё хороший стоматолог.Вот эти детали всякие просто шикарны. Ну и Эшли, Эшли..
|
Наступающий вечер приносит с собой благословенную прохладу. Вышедший на арену викинг - его противник - уверенно ступает по песку, оставляя за собой ровный след от увесистого металлического шара. Сэр Генри пристально смотрит на оппонента через открытое до поры забрало шлема. Ученые мужи говорят, что история повторяет себя. Что же, возможно. Багровые тени и впрямь навевают воспоминания о давно минувших днях. Днях, когда стареющий рыцарь был еще совсем молодым юношей, только ставшим оруженосцем сэра Гамильтона Три Клятвы. Этот человек был цветом рыцарства, в чести которого ни у кого не возникало сомнений. Ни капли страха не отражалось в его глазах. Ни тени сомнений в его поступках. Таким его запомнил сэр Генри. О, как горели глаза молодого оруженосца при мысли о том, что и он когда-нибудь будет воплощением чести, добра и справедливости...
Точно таким же вечером, разрисованным закатными огненными красками, ему предстояло принять первый смертельный бой. Сэр Гамильтон лежал, не подавая признаков жизни, придавленный телом своей павшей лошади. Генри, стоящий перед ним с обнаженным клинком в левой руке. Плечо правой, плетью висевшей вдоль тела, щетинилось древком стрелы. Торопившиеся по поручению Совета путники, по неосторожности угодившие в засаду простых бандитов. Обычная, классическая история, из которой рыцарь, или подающий надежды молодой оруженосец, выходили окутанными лучами славы, легко расправившись с десятками кровожадных, но трусливых разбойников. Колени же самого молодого оруженосца почему-то дрожали от вида всего лишь двух головорезов. Сэр Генри помнил эту картину во всех красочных подробностях, будто бой произошел накануне. Грязные, немытые тела бандитов. Такие же грязные, спутанные волосы и бороды. Кривые желтые зубы обнажены в вызванном адреналином зверином оскале. Шум крови в ушах. Первый осторожный шаг. Вскинутое к небу дубье, привычно лежащее в мозолистых руках. И его рука, с трудом поднимающая меч для отражения удара. Непослушная. Невыносимо медленная. Пронзившая затылок резкая боль и последовавшая за ней безразличная темнота. Это событие оставило большой отпечаток на всей дальнейшей жизни сэра Генри.
Многое изменилось с тех пор. Добрые тридцать лет боевого опыта против самых разных противников не оставили и следа от юнца, встретившего своего первого врага тем памятным алым вечером. Уверенный шаг стареющего рыцаря уже не пружинит, как прежде, но былая твердость из него еще никуда не делась. Глубокие следы на песке говорят о силе и выносливости, требующейся для ношения лат. Оружие в опущенной к земле руке внушает страх бывалым бойцам. Простой, но увесистый стальной шар способен дезориентировать и даже контузить человека в полном латном доспехе. Чего уж говорить о викинге в легкой броне? Чудовищный по силе удар легко переломает ребра, превратит в муку кости рук, размозжит череп. - Рыцарский кодекс, - зычный голос сэра Генри прорезал гам арены, - обязывает меня предложить тебе сдаться. - Пристальный, пронзительный взор направлен прямо в глаза оппонента. - Нет нужды проливать кровь. Сдайся и я гарантирую тебе жизнь. - Слово рыцаря - его честь. Его честь - есть его жизнь.
На самом деле сэр Генри не был уверен в своей победе. Несмотря на внушительный опыт, возраст уже давал о себе знать. По обыкновению, вечер перед боем Генри проводил в раздумьях и разговорах с Богами. Теми самыми Богами, которые позволили умереть человеку, достойному стать императором. Вопреки этому обыкновению, предыдущий вечер рыцарь провел возле могилы Артура, предаваясь воспоминаниям и сожалениям. Размышляя о том, что он мог сделать и чего не сделал. Размышляя о том, что ему предстоит и насколько ускользающе малы его шансы на успех. Но, как бы там ни было, какие бы непреодолимые препятствия перед ним не возникали, он - рыцарь Империи. Ни Хан, ни даже Боги не властны над ним сегодня. Он исполнит свой долг. Кодекс. Честь. Люди.
-
Очень красивый и плавный пост. И персонаж весьма хорош.
-
Но хватит пространственных рассуждений, пора перейти к бою.Сэр Генри очень хорош
|
|
Обагренное кровью поверженного гладиатора копье взлетает в воздух, прочертив дугу над головой аквитанки, с удивительной легкостью вращающей это зловещее оружие в своих изящных ладонях. Древко опускается на хрупкое плечо и Ями медленно подходит к своему истекающему кровью врагу, не обращая внимания на возмущенные крики толпы. Тень от широкополой шляпы больше не закрывает её кукольное личико и будь Глориус сейчас в сознании, он мог бы встретится взглядом со своей победительницей. И взгляд девушки что ходит путями теней, полон высокомерного и насмешливого презрения.
Подойдя к распростертом телу побежденного соперника, Ями опускает маленькую ножку, обутую в деревянную сандалию, на его могучую грудь и сбросив с плеча копье, упирает лезвие в горло гладиатора, вызвав у трибун коллективный вздох ужаса, а сразу вслед за этим - новый взрыв возмущенных требований, яростный угроз, жалобных мольб... но толпа бессильна. Сейчас жизнь и смерть прекрасного воителя находится в руках аквитанки и она знает об этом – "Посмотри вокруг. Ну разве им откажешь" – Задумчиво произносит Ями, немного нараспев, слегка надавив на копье – и по шее Сияющего бежит тоненькая кровавая струйка – Так вы сказали, почтенный Максимус, верно? – Она по птичьи склоняет голову на бок, с любопытством наблюдая за тяжелым прерывистым дыханием тяжелораненого воина, из которого с каждым мгновением уходит жизнь. Призрачные силуэты невидимые ни для кого, кроме аквитанской следопытки, уже клубятся вокруг его тела, готовые приветствовать своего нового товарища. – Хотите я покажу вам, почтенный Максимус? – Продолжает Ями, словно не заботясь о том, что гладиатор уже не может её услышать – Хотите я покажу вам, как легко это – отказать желаниям толпы? Они просят чтобы я оставила вам жизнь, но я могу оборвать её, одним движением руки. Или быть может... быть может мне изуродовать ваше прекрасное лицо? Покалечить это сильное и красивое тело, которое приносит вам победы? Полюбят ли ваши поклонники вас после того, как я отрежу вам нос? Сможете ли вы выиграть ещё хотя бы один бой, лишившись правой руки? Или быть может, мне стоит одним ударом убить и воина и красавца, оставив уродливый шрам, там где были ваши глаза? Или может мне оставить живым гладиатора, но убить мужчину? – На губах девушки мелькает тень улыбки, но она исчезает так же быстро как и появилась. Ями продолжает – Ведь если я оставлю вас живым и здоровым, я боюсь... я боюсь что ты однажды забудешь этот бой, Хикару-кун. Забудешь о том, как ты превзошел самого себя, сражаясь против аквитанки дерущейся едва ли в четверть силы – и все равно проиграл. А это важный урок, Хикару-кун. О таком нельзя забывать. Так что же мне оставить на память о себе?
Следующая тропами духов делает паузу, словно и правда задумываясь... а затем её копье вновь взлетает вверх... и вонзается в песок Арены, так близко от лица Глориуса, что будь он в сознании, он почувствовал бы холод лезвия прикасающегося к его щеке. Наклонившись, Ями подбирает отрезанную прядь золотых волос поверженного ею врага и прячет в рукав. Отступает назад. Вновь ловко крутанув копьем, подхватывает упавшую на землю шляпу, подкидывает её в воздух и ахнув, едва успевает поймать, комично вытянувшись на одной ножке и едва не упав. Торжественно водружает шляпу на голову, а затем снова почтительно кланяется сначала бессознательному телу гладиатора, а потом, намного ниже – трибунам и лично богоподобному правителю Империи. – Эта недостойная счастлива, что Великому Хану и его уважаемым поданным понравилось её скромное представление! Мой почтенный противник, очень хорошо проявил себя и я надеюсь что он тоже остался доволен нашей схваткой. Я надеюсь, мне удастся также порадовать вас своими забавными трюками и посредственным владением копьем и в следующем бою! Sayonara!
И ещё раз поклонившись, Ями исчезает в мире духов.
|
Кивнув игнийке в ответ, Эдельвальд замыкает устремившийся к своей цели отряд. Почти сразу на их пути начинают попадаться ветхие заброшенные дома. Чем дальше, тем больше. Чем ближе Кримсон Рок, тем меньше жизни вокруг. Увиденное поражает охотника - неужели так было всегда? Покопавшись в памяти, мужчина приходит к выводу, что во времена его молодости тут все-таки жили люди. Что же изменилось за это время?
Почти тут же охотник понял причину подобного запустения. Мертвое сердце Железного Королевства все еще тихо билось, с отвратительным звуком еле проталкивая тягучую застоявшуюся кровь. Смутное ощущение тревоги вдруг отчетливо всплыло на поверхность сознания. Знакомое, но от этого не менее мерзкое чувство тысяч хитиновых отростков, делающих маленькие, панически-быстрые шажки в его голове. Переплетенный клубок копошащихся в грязи сколопендр. Шелест. Охотник нервно сглотнул, прогоняя накатившую было дурноту. Кажется он уже слышал этот звук. В ту ночь, когда к нему в гости заглянула девушка-вампир. Неужели это влияние тех самых чудовищ?
- Слышу. - Ответил Эдельвальд. - И боюсь, что дальше будет только хуже, Фиарал. - Охотник задумался, стараясь вспомнить события предыдущей ночи до мельчайших подробностей. Если верить словам Виолетты, то твари эти древнее самого королевства. Но всегда ли они жили здесь? Эдельвальд еще раз обвел взглядом окрестности. Маловероятно. Либо находились в спячке, как порой бывает с некоторыми видами чудовищ. Цитадель на скале была построена первым Железным Канцлером. Знал ли он о том что покоится под ней? Или это каким-то образом пригласил сюда один из его преемников? Мужчина мрачно покачал головой. Насквозь прогнил Эскалон, перемалывающий и своих и чужих, без разбора. Умирающий старый монстр, тщетно грезящий вечной жизнью. В этот момент Эдельвальд как никогда ясно почувствовал - Королевство доживает свои последние дни. Еще немного и уставшее черное сердце остановится, зайдется судорогой, пытаясь пожрать очередную бессмысленную жертву. Возможно ту самую, вызволять которую направляется их отряд.
Ведь слабость - порок. А их присутствие в самом сердце страны - яркий признак слабости контролирующих все и вся дознавателей Канцлера. Удивительное волшебство сорвалось с изящных пальчиков Эвелинн, резко контрастируя яркостью красок с разлагающейся действительностью этого места.
Эскалон - лучшее королевство на свете, наводящее ужас на всех соседей и собственных жителей. Охотник занес ногу и медленно, как во сне, сделал первый неуверенный шаг на фиолетовую дорогу.
Железо снаружи - смерть внутри. Нога мужчины встречает твердость, способную выдержать не только идущую впереди него Риэль.
Лишения - закаляют. Закаляют оружие, которое будет обращено против тех, для кого жизни подданных подобны морской пене. Второй, уже уверенный, шаг.
Никому из тех, кто проповедует Железную Истину нельзя доверять. Полагаться в Эскалоне можно исключительно на себя. Еще один - без промедления.
Железные Легионы истребляют врагов Канцлера. Искра, погасшая, казалось, много лет назад, снова начинает потихоньку тлеть. Искра не прежнего идеализма, нет. Убеждения, выдержанные годами опыта и размышлений. Десятками прочитанных книг. Раскрывшимися горизонтами. Искра, готовая зажечь саму душу Эдельвальда.
Дознаватель - твой враг, готовый содрать кожу с тебя и твоих близких. Кровавые слезы нянечки в широком пустом круге, посреди толпы людей, разум которых отравлен доктринами Кодекса.
За этими преступлениями должно последовать наказание.
Нога совсем другого Эдельвальда ступила на твердую скалистую поверхность по ту сторону обрыва. Сосредоточенного. Целеустремленного. Готового.
|
Ревущее стадо на трибунах. Изощренный лжец-глашатай, бросающий свои слова толпе, словно кость голодным псам. Но они не смогут насытиться, лишь только распалятся еще больше, ведь речи его пусты. Наверное, в этом и заключается его цель? Странно.
Здесь многое было странно. Много пота и крови, много лишней суеты, болтовни. К смерти стоило бы относиться более уважительно. На родине Йорру настоящим искусством считалось закончить поединок одним ударом. Истинный же мастер клинка побеждает еще до того, как обнажит меч. По взгляду противника, по его осанке, по малейшим движениям мыщц воин уже знает, где будет находиться чужое оружие в каждый отдельный момент грядущей схватки. Однажды Йорру посчастливилось увидеть бой двух таких мастеров. Расслабленные, неподвижные, лишь правая ладонь небрежно лежит на рукояти, лишь взгляды скрещены в смертельном клинче, лишь дрожит в ожидании вспарывающей воздух стали каждое мгновение. Когда напряжение вокруг достигло такого пика, что ощущалось почти физически, один из мастеров склонился в поклоне, признавая свое поражение. Интересно, как бы к подобному отнеслись местные зрители? Поняли бы, сколь высоко мастерство поединщиков? Вряд ли. Впрочем, Йорру все равно был бесконечно далек от подобных высот искусства.
Самурай скользит взглядом по глашатаю, по колышащемуся морю лиц. По Хану. Просто декорация. Даже Хан. Путь к цели состоит из множества шагов, и тот мудр, кто делает своей целью каждый отдельный шажок.
Йорру больше не обращает внимания на трибуны, он, прищурясь, смотрит на небо. Светило уже стремится к закату, тень последнего с Воронова Холма вытягивается в его косых лучах, падает на тусклое золото песка уродливым, гротескно вытянутым силуэтом. Йорру едва заметно склоняет голову, прощаясь с солнцем. Приближаются сумерки. Время длинных теней, время Черной. Плохое время для поединка.
А вот его противнику в самый раз. Вороненая сталь на груди, вороненая сталь в руке. Асшаец. В чем-то они и правда похожи. И тем не менее, абсолютно противоположны друг другу. Асшаец тоже служит Госпоже, но он же и боится ее. Избегает ее холодных объятий, балансирует на лезвии разделяющего миры клинка, словно цирковой паяц, вместо того чтобы уверенно принять судьбу. Потому что его Госпожа - Черная. У Йорру же - Белая. Хотя асшаец наверняка даже не видит разницы.
Последний с Воронова Холма молча вытянул бледную полосу катаны, одновременно отбрасывая ножны в сторону. Замер, глаза в глаза с противником. Рыцарь Черной напрасно ожидает ответа. Сегодня, сейчас цель Йорру - перешагнуть асшайца. Для этого не требуется лишних слов, достаточно лишь меча.
-
Самурай мощный.
-
На родине Йорру настоящим искусством считалось закончить поединок одним ударом. Истинный же мастер клинка побеждает еще до того, как обнажит меч.о взгляду противника, по его осанке, по малейшим движениям мыщц воин уже знает, где будет находиться чужое оружие в каждый отдельный момент грядущей схватки. Однажды Йорру посчастливилось увидеть бой двух таких мастеров. Расслабленные, неподвижные, лишь правая ладонь небрежно лежит на рукояти, лишь взгляды скрещены в смертельном клинче, лишь дрожит в ожидании вспарывающей воздух стали каждое мгновение. Когда напряжение вокруг достигло такого пика, что ощущалось почти физически, один из мастеров склонился в поклоне, признавая свое поражение.падает на тусклое золото песка уродливым, гротескно вытянутым силуэтом.Для этого не требуется лишних слов, достаточно лишь меча.Ладно, тут на самом деле весь пост целиком цитировать можно. Зарядился в стазисе знатно.
-
Ууууу, пафосное самурайство, мне нраица ^^
-
Красивый пост и интересные рассуждения. А еще это был великолепный бой!
-
Хороший однако пост.
|
-
Закрыв глаза. Пытаясь унять стучащее сердце. Сжав зубы, думая в адрес толпы: "Заткнитесь, кретины! Я слушаю! Закройте свои грязные рты."12\10, на кончиках пальцев. Очень красиво.
|
|
|
|
Огромный город спал. Ни одно поселение нордов не могло сравниться со столицей Империи, что раскинулась, словно пьяная шлюха, не знающая стыда или меры. Днём, в этом муравейнике из глины, камня и кирпича, проживали свои мимолётные жизни тысячи людей, не знающих лучшей доли и в своей гордыне считающих, что их доля - лучшая. Не знают они красоты льдов на краю мира. Неведома им мощь бушующих волн. Не чувствовали они сладости утреннего тумана, стекающего с гор и укрывающего высокие сосны, что подпирают небо. Они задушили своим городом всё то, что даровали им боги и в своей безграничной глупости считали, будто весь мир завидует Империи. Это было не так. Бальдр сидел на холме возле города и смотрел на ночной небосвод. Небо здесь было другим, оно не имело той глубины и черноты, как на севере. Не видать было здесь и пляшущих огней северного сияния, которым радовали их боги. Лишь звёзды были теми же. ссылкаПри свете звёзд он развёл высокий костёр. Брёвна отбирал сам, их пришлось привезти с собой, потому что не было прохлады леса возле столицы - он давно исчез в топках местных жителей или стал стенами ветхих трущоб. В треске пламени Бальдр слышал своё имя. Он вглядывался в огонь, пока дым кусал его в веки, пытаясь разглядеть своё будущее. Что пошлют ему боги завтра, кем он станет на арене, победителем или побеждённым? Козёл был упрямым, он чувствовал смерть. Горбатое и сильное животное с крутыми рогами билось в своих путах, видя блеск ножа. Крик его был почти человеческим, но прервался быстро - муки жертвы не радуют богов. Важна лишь сама жертва, её смерть, её кровь. Горячая, пахнущая железом, кровь хлынула из деревянной чаши на макушку. Вязкий поток полился на плечи, стекал по груди, марая красным чистую льняную рубаху. Вылив всё без остатка, воин отбросил сосуд в сторону и запел. Его низкий грудной голос был слышен в ночной тишине и полевые звери, что ещё не покинули эти земли, вслушивались в слова. Звери понимали этот язык, что возносил славу богам древним, богам жестоким, богам старым, как этот мир. Крестьяне, спавшие крепким сном на жёстких лавках в своих бедных домах, беспокойно ворочались. Отцы семейств видели в своих снах смерть в обличье воинов с глазами цвета горных льдов, что пришли на их земли. Женщины, будь то матроны или малые девы, с тревогой кутались в своих одеяла, пытаясь спрятаться от крепких рук и цепких пальцев. Все они видели как гибнут посевы и горят дома рубиновым пламенем цвета крови. Они никогда не видели в своей жизни снов страшнее этих. Его голос слышали бедняки в трущобах и поджимали ноги, ёжась от нахлынувшего на них холода, словно летний зной вмиг сменился зимней стужей. В этой стуже они видели корабли, покрытых инеем драконов из дерева, что везли с собой смерть. В своих снах они ощущали тяжёлую сталь топора на своей шее или грубое железо кандалов, смыкавшихся на руках. Просыпались в своих кроватях горожане, беспечно оставившие окна открытыми. Не понимали они, отчего тревога стиснула их грудь, почему пот стекает градом по лицу. Они зажигали свечу, лампу или лучину, бормотали молитвы о спасении... в тот же миг замирая в ужасе. Ледяной ветер пробирал до костей, тушил пламя и в его вое слышались обрывки боевых кличей, крики умирающих, стоны пощады, неизбежная смерть. *** Солнце в зените бросало блики на белый песок, отражаясь от начищенной стали. Острый топор в одной руке, верный щит в другой. До центра арены далеко, так велик её размер, ропот толпы похож на горный поток, на шёпот волн, на слабые отголоски грома приближающейся бури. Купаясь в этом звуке, Бальдр ощущал, как его кровь бежит быстрее. Ноздрями он чувствовал запах крови, что пролилась здесь недавно, человеческой крови. Скоро и его кровь впитается в этот песок, он знал это. Но его веселила мысль о смерти. Он ждал встречи с ней, словно с дорогой женой ждёт встречи воин, возвращающийся с добычей. Его смерть не будет обычной, потому что боги услышали его. Он умрёт с оружием в руке и попадёт в Небесные Чертоги. А если же им понравится его жертва, боги даруют ему чуть больше жизни и чуть больше славы. На это Бальдр тоже не будет в обиде, ведь кто он такой, чтобы перечить богам? Всего лишь человек! Глашатай рассказывал небылицы, от которых воину становилось веселее с каждым словом. Он покачал головой, а потом поднял свой топор, указав на трибуны. Пусть каждый вспомнит прошлую ночь, свои сны и свою тревогу и задумается - сколько правды в словах болтуна? Последним увидел Хана. Говорят, что он непобедим. Говорят, что он - воин великой силы и доблести. И что он - Наместник богов. Бальдр ударил топором о щит, приветствуя короля. Загремело обитое железом дерево, блеснула черной краской руна "вуньо" на белом поле. Против него выставили деву. В том не было бесчестья воину, чтобы скрестить своё оружие с женщиной. Девы Щита не были чем-то странным в его краях, о доблести амазонок рассказывали много историй. - Привет тебе, воительница! - воскликнул он. - Посмотрим, кому из нас благоволят боги и на чьей стороне будет удача! Его зубы белели из-под шлема в широкой улыбке.
-
Вот поэтому я из викингов и уволился.
-
Ззап как всегда хорош. Очень люблю когда пост создает подходящую атмосферу.
-
Ветер Севера Спой мне о доме моём Что посмела забыть (с)
Вижу настоящего норда
-
Очень стильный пост, от которого так и веет соленым морем и скрипучей палубой драккара.
-
Последним увидел Хана. Говорят, что он непобедим. Говорят, что он - воин великой силы и доблести. И что он - Наместник богов. Бальдр ударил топором о щит, приветствуя короля. Загремело обитое железом дерево, блеснула черной краской руна "вуньо" на белом поле.Мощь северная, класс
-
Таки сильный пост.
|
Темнота и прохлада туннеля - выхода на арену. Приглушенный толстым слоем камня голос Глашатая. Внезапно - рев многотысячной толпы, такой, что струйки песка зашуршали с потолка. Это его выход. Солнце в лицо. Громкость приветствий становится многократно выше, когда ее перестают сдерживать стены арены. Сотни цветов падают к ногам, хрустят стебли под сандалиями. Вой труб специальных глашатаев, знаменующих его выход, добавляется в какофонию. Глориус раскидывает руки, приветственно улыбаясь в толпе. Нанятые Курио умельцы основательно позаботились, чтобы белая улыбка была видна даже с самых последних рядов. Со свистом прокручивает копье вокруг кисти, вызывая новый прилив чужого восторга. - МАК-СИ-МУС! МАК-СИ-МУС! МАК-СИ-МУС!!! Здесь тоже неплохо постарался ланиста. Горластые заводилы, истошные поклонницы с цветами в первых рядах - помимо радости лицезреть кумира, все они неплохо получают и в золоте - неплохо для их простого и веселого занятия. Когда-то он купался в этом реве толпы, когда-то думал, что это лучше вина, женщин и юношей, вместе взятых. Бои шли, и чувство это уходило, медленно, раз за разом, подтачиваемое чувством рутины. В этом возрасте Сиятельный уже понимает, как глупо было ценить это все больше, чем вино. Однако сейчас немного другой случай. Другой масштаб. Другие ставки. Главная ставка в жизни. Здесь не будет договорных боев, здесь ланисты не собираются беречь дорогих, дороже чем на вес золота, гладиаторов. Сегодня он участвует не в зрелище - сегодня он ловит за хвост Шанс. И потому толпа, неистового его поддерживающая - сегодня бодрит пусть не как в первый, но, скажем, как в десятый раз. Бодрит. И на том спасибо. Вот и соперница. Теневой следопыт. Было спущено немало денег на тренировки и консультации с ветеранами, и Глориус знает, чего ждать от нее. Большего, чем кажется на вид. Она опасна, очень. Нет настроения отвечать, хочется просто проткнуть ей глотку копьем и уйти отсюда. Однако так не пойдет, Крассиус выест ему все мозги за подобное. Надо что-то сказать. Шутку о том, что против него выставили бабу? Упаси все боги, после предыдущей рейтинг солидно упал - половина зрителей здесь женщины. Что же? Да что-нибудь. Отвешивает галантный поклон с привычным, легшим давно в основу всех движений изяществом. - Обещаю вам, воительница, что победа моя не уронит вашей чести, будучи безболезненной и быстрой. И надеюсь, что мастерство ваше столь же велико, сколь велик головной убор. Покажем же хорошую схватку! Перехватив копье поудобнее, легкой трусцой двинулся навстречу противнице, не забыв на ходу еще раз откланяться зрителям на все стороны арены и отсалютовать Хану копьем.
-
Надо что-то сказать. Шутку о том, что против него выставили бабу? Упаси все боги, после предыдущей рейтинг солидно упал - половина зрителей здесь женщины.Да.
-
Максимус! Максимус! Максимус!
-
Глориус топ
-
Улыбка и ирония - два хороших клинка!
-
Дуэль на Арене (gone wrong)(gone sexual)(almost died). ^^ Очень хорошо дрался, молодец. Почти победил с объективно худшим билдом.
|
Час истины настал. И в сумерках богов жестокосердных. Хрипя, ревя и к воинам взывая, раздался рог судьбы. Вняла ему Электра, свирепых амазонок дочь. И вот она, отбросивши сомнения, Готова перед судьями предстать. А судьи те – толпа, что и без имени, без лика, И ликованьем предвкушенья преисполнена она. Уж поднято копье, уж алчет вражьей крови оно испить… Но тот ли враг, что перед амазонкой меч свой обнажил? Отнюдь! То сами небеса, дом для ревнивых олимпийцев, Что выше облаков раскинул свой божественный чертог. Смеется громогласно над Элладой, которая снесла все беды. Отыщется ль герой? Иль будут вечно смертные разменной Монетой в спорах высших сил. Неужто до скончанья века Лесным просторам, горам и морям слыть варварской страной? Лишь потому, что чей-то неразумный взгляд не видит истины? Ведь ходят средь людей и боги, и дриады. Кентавры, минотавры, люди-львы. И даже есть живые Оливы. И слуги их, кто жертвы им приносит в подношенье. Поэзия, искусство и науки – лишь пыль для тех, кому ценнее кровь. Им мудрость недоступна вековая, произрастающая из самой земли. Но все они сошлись на поле брани, ведь очень уж награда велика. Возвыситься над всеми, узорам бросить вызов тем, Что мойры – норны, как сказал бы северянин – сплели уж. Не бывать тому! Чтоб без вести пропало все ученье. И опыт ратных дел, наставницы уроки. Пропали всуе. Спокоен взор, улыбка на устах. Спокойна амазонка, ведь она, Подобная биреме на волнах, уверено вступает в бой. Крепко ее копье, крепка рука, что то копье сжимает. Сверкают деньги, враз господ сменяя. Дирхемы, драхмы, иены, Динарии, конечно же, в ходу. Сребро и золото возвысится горами, Воспев того, кто победит. А кто падет – утащит за собою, А равно - должников, которыми пренебрегла Фортуна. И вот она, великая та тайна всех боев: увидишь ли ты новые рассветы? Родных лесов ли ощутишь прохладу? Или падешь, забытый и забвенный, и переправщику отдашь монеты за труды? Чтобы остаток дней своих бродить в печальных землях, переживая горести земные? Не будет там ни музыки, ни песен. Не будет ни охоты, ни пиров. Лишь скорбь. Один падет. Другому ж суждено Сражаться дальше. Судьба ли такова? Или, быть может, выбор? Падет ли хлад, что дует с Севера, уступит ли лесам, с их теплым бризом моря? Или укутает, укроет белизной своих одежд Деревья? Их листве зеленые наряды много ближе. Однако ж, так бывает, Что в белый и зеленый красит цвет багрянец, бьющий из груди. Уж близится удар! Еще одна победа! Чья?
|
-
На испещренном шрамами лице Циклопа растянулась улыбка. Не кривая ухмылка безумца, не мрачный изгиб губ головореза и даже не кровожадный оскал мясника. Она походила на улыбку искреннего детского счастья. На улыбку ребёнка, получившего игрушку или сладость. Эркран вскинул над головой кулак и повернулся вокруг себя, одаривая и трибуны, и противника, и Хана одним и тем же приветственным жестом, словно все они для него были равны.Колоритный парень, нравится.
|
-
Встав напротив своего противника, девушка раскрутила свое страшное оружие, казавшееся таким неуместным в её изящных ладонях (по крайней мере по представлениям имперцев. В Аквитании огромные крылатые копья всегда считались традиционно женским оружием) и вонзила странно широкое лезвие, больше подошедшее бы мечу, а не копью, в песок рядом с собой, после чего повернулась к трибунам (более конкретно, к Великому Хану) и церемонно поклонилась, стукнув кулаком о ладоньНа стиле, классно.
-
Хороший жест и его интерпретация) Да и в принципе Ями и забавна, и явно умна!
|
|
В конце пути. В начале пути. Перед вратами, ведущими на арену. Там, за деревом и камнем, уже слышится голос глашатая, объявляющего Великий Турнир открытым, там порывы ветра перекатывают песчинки, дрожащие, словно в предвкушении своего кровавого пира. И совсем далеко, там, стоит перед такими же воротами, враг... Открыть турнир — само по себе честь. Но этот бой — не просто бой. Это символ. Имперец против варвара, паладин против язычника. И выйдет на эту схватку не сиятельный сэр Генри, не Максимус, легенда арены, не Циклоп, наемник, о смелости которого рассказывают байки в каждой таверне, даже не один из тех белых братьев, что кичатся своими обетами, но неспособны выиграть войну. Нет! Боги сказали своё слово. Сейчас Империя это Катон, а Катон есть Империя. И Тром, грязный варвар, дерзнувший бросить вызов, не просто очередной козоёб-северянин. Нет-нет, он есть всё дикое, нецивилизованное, мерзкое, что угрожает самому имперскому образу жизни, угрожает всему тому, что делает нас нами.
Паладины верят, что чистый сердцем способен возвыситься, переродиться в посмертии в божество. Они отрекаются от голоса, ибо всякий грех рождается в словах, клянутся никогда не убивать, многие из них почитаются при жизни за свою доброту и смирение... Катон считал это чушью. Лишь тот достоин быть божеством, кто станет щитом для невинных, маяком для сомневающихся и смертью для тех, кто недостоин зваться людьми. Боги не бегут от битв, они выигрывают битвы. И сегодня, брат Катон, твой первый шаг к тому, чтобы стать богом. Сегодня, вся Империя увидит, что ты был прав.
Врата открываются, но падший паладин не морщится от солнечного света. Он сам есть свет. И впервые на песке Великой арены, он преклоняет колено, безмолвно изрекая слова молитвы.
"Не убоюсь я зла, ибо свет со мной, Не померкнет разум мой, ибо я чист, Не дрогнет длань моя, ибо бьюсь за правое дело, Не пошатнется вера моя, ибо у меня есть Путь..."
Ритуальный жест — левая рука устремленная к солнцу. Правая поудобнее перехватывает боевой цеп. Время подняться.
— Слава тебе, Хан! Слава Империи!
Доносится низкий голос из под маски. Да, глашатай объявил его предателем, но Катон достаточно был героем истории, написанной ими. Теперь он напишет свою собственную. Напишет с этой самой секунды.
Взгляд устремлен на врага. Без брони, из оружия только огромный топор. "Почему ты послал этот вызов, Тром? Я сжег много северных селений. Убил много твоих нечестивых братьев, а тех, кто пережили встречу со мной, обратил в рабство. Ты пришел мстить, северянин? Тогда ты падешь, ибо месть не есть добродетель. Или ты бросил мне вызов не зная, с кем будешь сражаться? Тогда ты тоже падешь, ибо глупость — худший из грехов. На самом деле ты падешь в любом случае, ибо ты есть тьма, а я — Свет"
Но этого Катон не сказал. Он еще поговорит с варваром, несомненно. Просто говорить с северянами куда лучше, когда от них не остается ничего кроме изломанного куска мяса.
Медленно раскручивается обеими руками боевой цеп.
Это будет быстро.
-
За персонажа в целом. Люблю паладинов.
-
И персонаж хорош - нтересный и неоднозначный, и цели его, и, конечно же, сам пост и в принципе стиль подачи мыслей.
-
Лучший пост из топ 8! Тем более, что Катон не говорит ни слова. Это дополнительно подчеркивает эпичность.
-
Сейчас Империя это Катон, а Катон есть Империя.Хорош, сильно
|
Минута, и старая пыточная камера остаётся позади. Как и спасение от тьмы, и единение двух душ. Частички прошлого умчались прочь в вихре неумолимого времени, оставив слепок, полный щемящей грусти на память. Железный голос созывает своих послушников, ему нельзя противиться. Под аккомпанемент пришедшего в себя колокола Трэй следует за Маркусом, стараясь не отставать, забыть об усталости, отодвинуть подальше назойливые мысли о воде. Скоро она сможет отдохнуть в тишине родной камеры. Каменная клетка - островок безопасности для эмпата, тихая гавань, где можно успокоиться и залечить раны. Трэй стремится туда, шаг за шагом заставляя двигаться сопротивляющиеся ноги. Густой ритмичный звон больше не пригвождает к месту - наоборот, подгоняет, подталкивая в спину, как перчатка давешнего стражника. Каждый виток лестницы делает Трэй немного ближе к солнцу, и это тоже даёт силы продолжать подъём.
Теперь они идут по знакомой части Цитадели. Трэй не отрывает глаз от спины Маркуса, старается не сбить дыхание после лестниц, которым уже потеряла счёт. Она думает лишь о том, как бы побыстрее укрыться в келье, спрятаться до утра. Рассвет застанет её далеко от Кримсон Рока. Так будет, Трэй старается верить в это. Но несмотря на грандиозные планы Маркуса, пессимистичная её часть по-прежнему ждёт худшего. Нельзя просто так взять и сбежать из Цитадели.
И конечно же, опасения сбываются. Это место ведь специально создано, чтобы воплощать худшие человеческие кошмары. Дознаватель резко останавливается, словно врезавшись в невидимую преграду. Эта преграда, как чуть позже понимает Трэй, отделает её не только от спасительной кельи, но и от прекрасных игнийских лесов. Она поспешно опускает взгляд. Внимание второго человека в железной маске приковано не к ней, но он замечает всё. Они всегда замечают. Рафаэль - не исключение. Даже во время невиданной в обители Кодекса тревоги он умудряется делать выводы, случайно наткнувшись на пару эмпат-дознаватель в неурочный час - и задавать по этому поводу вопросы, конечно же.
Трэй не шевелится, рассчитывая, что дознаватели как-нибудь разберутся без неё. Тем более Рафаэль ни во что эмпатов не ставит. Презрение в его голосе мгновенно возвращает с небес на землю, напоминая, кем она в действительности является. Животное, чудовище, презренное насекомое, не заслуживающее того, чтобы разглядеть в нём искорку разума, воли, чувств. Рафаэлю в голову не придёт спросить, как её зовут. Лёгкость, переполнившая душу Трэй во время разговора с Маркусом, исчезает от ушата презрения, который на неё выливается. А она ведь напоминала про ошейник! Хотя согласись Маркус на него, это сделало бы её самым несчастным эмпатом на свете. Но сейчас отстутствие позорной стигмы может всё погубить. Неужели дознаватель посмел обращаться с золотоглазым животным как с человеком? Невиданно!
Возмездие за крамольно-ироничные мысли настигает немедленно. Рафаэль, прекрасно понимая, кто в этой паре слабое звено, обрушивает давление на Трэй. Она вздрагивает, услышав безжалостный оклик, вжимает голову в плечи. Мысли разбегаются вспугнутыми многоножками. Нельзя хранить молчание, взвешивая ответы, как Маркус. Отвечать придётся сейчас же.
- Сэр дознаватель возвращал меня в камеру после карцера, сэр. Я была наказана за неповиновение.
Трэй говорит тихо, но внятно, с долей почтения - как полагается эмпату, только что пережившему заслуженную кару и стремящемуся изо всех сил избежать новой. Внутри бьётся нарастающее отчаяние, однако ни единая его нота не прорывается наружу. Слишком многое зависит от того, сумеет ли Трэй удержать самообладание - значит, она удержит его, во что бы ей это ни встало.
|
- Не из тех, - подтверждает Эшли, словно не замечая упрёка. Возможно, она его действительно не заметила, погрузившись в собственные мысли. - Обычно я обхожусь без сновидений. Просто этот сон был очень реалистичным.
Слова падают в пространство между агентами будто камешки. Их произносят без малейших эмоций, и такое же ровное отсутствующее выражение застыло на лице мисс Данн. Этим прекрасным солнечным утром она не похожа сама на себя. Новое блестящее обращение, выданное напарником, почти не находит отклика: на лице не дёргается ни единый мускул, только Эйдан каким-то чувством угадывает падение ледяной брони, что мгновенно укрывает девушку привычным коконом отстранённости.
- Развозчики молока встают в пять, - поправляет Эшли, оставаясь мисс Пунктуальностью до кончиков аккуратных, покрытых бесцветным лаком ногтей. - Я пришла в половину восьмого.
Несколько минут она пьёт свой кофе, не то забыв про вопрос Эйдана, не то размышляя над ответом, составляя его из кирпичиков фраз. Ответ получается неожиданным. - Вчера был странный день. Я пошла прогуляться после... вечером, в общем. Спать не хотелось. Зашла в какое-то заведение возле заправки, оказалось что-то типа бара с рестораном. И там, совершенно случайно, разговорилась с одной женщиной...
Сложно представить мисс Данн, заруливающую в бар не для того, чтобы опросить свидетелей. Ещё сложнее представить мисс Данн сидящей за барной стойкой в своих чёрных брюках и идеальном кремовом свитерке, с порцией чего-нибудь горячительного, непринуждённо болтающей с незнакомкой. Наверное, Эшли сама это понимает, потому что речь её вдруг становится менее связной, чем обычно. Словно ей неловко, что её в любой момент могут прервать возгласом "Да ладно заливать-то!" и предположением, что то было начало сна.
- Она из Миссисипи. Работает в грузоперевозках, водит фургоны. Похожа на этих ребят, - лёгкий кивок в сторону ближайшего дальнобойщика, - только женщина. Простая, открытая. Смеялась, шутила. Когда я сказала, что еду в Луизиану, резко изменилась. Конечно же, я не рассказывала, зачем мне туда надо. Сказала, будто собираюсь писать книгу, а луизианские пейзажи меня вдохновляют. Тогда-то её и прорвало. Она жила там со своим бойфрендом из местных, переехала к нему от родителей. Нет, не на Востоке - на Западе, недалеко от Лейк-Чарльз. Сбежала через несколько месяцев. Говорит, не смогла там жить. Повёрнутые они на своей религии. Не в больших городах - подальше, в глуши. Её не посвящали, она просто видела... кое-что. Что именно, не захотела говорить. Может, чтобы я не посчитала её спятившей. Всё твердила, чтобы я ни в коем случае в Луизиане не задерживалась и особенно не мутила с местными. А нет, одно сказала. Ей тогда всё время казалось, будто за ней кто-то наблюдает. Куда бы она ни пошла, даже у себя в доме.
Девушка поднимает взгляд на Нэша. Глаза светятся огнём нездорового энтузиазма. Неловкость исчезла, гончая напала на след. ...Ну, ей так кажется. - Эйдан, а что если наш маньяк не один? Локация другая, но что если эта религия имеет хождение в других частях штата? Это не христианство. Какой-то его сплав с язычеством, насколько я поняла. Бойфренд той женщины ходил в церковь как приличный человек, но в то же время участвовал в мессах на болотах за городом. Это было давно, культ мог расшириться, измениться. Тогда можно объяснить разный почерк убийств, хаотичные жертвы. Может, они искали себя. А Найджел - результат, кульминация, осознанное жертвоприношение. Эйдан, представляешь масштаб совпадения? Если бы мы с тобой не... - она запинается, видимо, вспоминая вчерашний вечер, и поспешно заканчивает: - Что ты думаешь?
-
Медитативная аналитика Эшли - исключительно яркий образ, так и вижу, как она уходит в себя пока говорит, уставившись куда-то в пространство
|
Эйдан не принимает схватку, отделываясь очередной шуточкой. На щеках Эшли проступают красные пятна. Она искренне ненавидит, когда над ней смеются - а ещё больше она ненавидит, когда её игнорируют либо отвечают невпопад. Но виновник не собирается вступать в перепалку, тем самым не давая девушке стравить пар. Вместо этого выдаёт порцию коротких жизненных наставлений и сбегает, отгораживаясь от коллеги тонкой гостиничной дверью. В спину летит холодное: "Я сама решу, как мне относиться к жизни!".
Что ещё она могла сказать?
Номер небольшой: комната, большую часть которой занимает двуспальная кровать, застеленная покрывалом цвета засохшей крови. Одна стена также выкрашена красным. Напротив двери - окно, завешанное бордовыми шторами. Напротив кровати вдоль стены выстроились столик с зеркалом и тумбочка с телевизором. Графитово-чёрный его выпуклый глаз уставился на Эйдана, будто наблюдая. Остальной интерьер выдержан в белых и коричневых оттенках. Мотель относительно новый, однако в разных углах уже проступают пигментные пятна старости: в отошедшей от стены обоине, следах чего-то жирного на покрывале, вытертой дорожке ковра, потемневших плиточных швах в ванной комнате, известковом налёте на стекле душевой кабины. Однако к чистоте номера не придраться, а на кромке раковины обнаруживается одноразовый туалетный набор, включающий даже бритвенный станок.
Замок соседнего номера щёлкает не сразу. Проявив немного фантазии, можно представить, как Эшли одиноко стоит в коридоре, вытянувшись струной, сжав кулаки. Задыхается от не нашедшего выход гнева. Буравит обиженным взором дверь с цифрами 1,0,7. Может, подбирает колкие фразы, которым не суждено достигнуть ушей собеседника - во всяком случае, сегодня. Может, обдумывает стратегию отмщения за "милую". Эта дева производит впечатление человека, который никогда ничего не забывает - более того, ведёт специальный блокнотик, дабы точно ничего не забыть. Затем уходит к себе, понимая, что дальнейший диалог исключён.
Примерно когда Нэш приканчивает свой бургер, соседняя дверь вновь открывается, по коридору удаляются шаги. Когда Эшли вернулась, он не слышал.
*** April 6, 1994 07-30 а.m. Knoxville, Tennessee
Жизнерадостное утреннее солнце по-шпионски пробирается сквозь широкую щель в шторах, чтобы придать безликому гостиничному номеру толику домашнего уюта. Электронные часы на прикроватной тумбочке показывают половину восьмого. Однако просыпается Нэш не от будильника: он его не включал. Кто-то стучит в дверь, сначала робко, затем всё более настойчиво. Подгоняемый пониманием, что утренний гость так просто не отвяжется, Эйдан выползает из-под одеяла.
На пороге обнаруживается Эшли. Она уже полностью оделась, сменив свитер на белую рубашку и прямой синий жакет. Модные объёмные плечи придают невысокой девушке слегка комичный вид. Однако ещё более странным кажется выражение её лица. Приходится присмотреться, чтобы понять, что не так: агент Данн в смятении. Её выдают направленный в сторону взгляд, старательно отводимый подальше, и наспех уложенные волосы, резко контрастирующие небрежностью с выглаженной рубашкой. Где она ухитрилась найти в мотеле утюг в семь утра, остаётся загадкой. Такой же контраст представляет утренняя Эшли в сравнении с вечерней фурией.
- Доброе утро, - начинает она, осекается, вздыхает. - Эйдан, прости... Вчера вечером я... вела себя некрасиво. Впору вскинуть бровь и удивлённо присвистнуть: все в отделе знают, что мисс Данн никогда не идёт на примирение первой, даже когда не права. Потому что всегда права и знает это.
- Пойдём завтракать? Она неуверенно смотрит на мужчину. Вчерашнее напряжение никуда не делось: наоборот, усилилось, если такое возможно. Будто она опасается, что её бросят здесь, на полпути между Вашингтоном и Луизианой, и поэтому подскочила спозаранку: караулить возможный отъезд Эйдана.
-
Замок соседнего номера щёлкает не сразу. Проявив немного фантазии, можно представить, как Эшли одиноко стоит в коридоре, вытянувшись струной, сжав кулаки. Задыхается от не нашедшего выход гнева. Буравит обиженным взором дверь с цифрами 1,0,7. Может, подбирает колкие фразы, которым не суждено достигнуть ушей собеседника - во всяком случае, сегодня. Может, обдумывает стратегию отмщения за "милую".Эшли топ просто. Жизнерадостное утреннее солнце по-шпионски пробирается сквозь широкую щель в шторах, чтобы придать безликому гостиничному номеру толику домашнего уюта. И вот это огонь - жизнерадостное солнце по-шпионски пробирается :3
|
Эта ночь была особенной. Определенно выделялась среди других. Словно ей суждено было стать неким незримым рубежом, важной вехой в тысячах жизней. В жизни Нитаэль таковой она уже стала. События последних часов были слишком удивительны. Мир успел измениться - еще сильнее, чем за месяцы войны. Нитаэль, рутинно готовясь к очередному бою, ничего не могла поделать с собой, то и дело возвращаясь мыслями к Галахаду. Даже когда Гиллиан перед рассветом вновь собрал офицеров в штабном шатре, чтобы обговорить план сражения, от удачности которого, возможно, зависели судьбы сотен их соотечественников, если не всей Игнии, она заставляла себя сосредоточиться на словах военачальника ценой ощутимых усилий. Нет, разумеется, она очень внимательно слушала все, что говорил Гиллиан, и даже вовремя отвечала ему, но воспринималось все это теперь отчего-то через призму мыслей о том, что сталось на лунном берегу Лелиан этой дивной ночью. Взгляд Нитаэль то и дело скользил мимо тактической карты, будто невзначай задерживаясь на лице Галахада. Теперь становилось понятно, что она слишком мало сказала ему. Так и не выразила что-то невероятно важное. Подарит ли ей судьба такую возможность вновь?
*** В лагере между тем никто не догадывался о ее думах. Огни множества костров разгоняли предутренний мрак, вместе с тем собирая вокруг себя все растущее напряжение. Нитаэль, как, наверное, и все рядом с ней, вслушивалась в мелодичные слова древней баллады. Отшлифованные временем до искристого блеска, бережно хранимые памятью каждого игнийца слова великой легенды, веками вдохновляющие сердца. Первой Искре тоже было непросто... Никто не знает, какие ее одолевали терзания и страхи, сомнения и тревоги. Однако несмотря ни на что она сумела вспыхнуть вовремя.
У баллады финал был счастливым. Только вновь услышать его этим утром никому так и не довелось. Вдруг умолкла на полуслове девушка-менестрель - спугнул ее песню разорвавший чарующий мотив неумолимый ритм боевых барабанов. В холодном росистом воздухе еще будто дрожали еле слышно переливы струн, но лютнистка тонкими пальцами уже пробовала смертоносную тетиву.
Вот оно... Железные легионы все же решились форсировать Лелиан. Значило ли это, что так горячо обсуждаемая вчера, поддержанная самой Нитаэль затея Меллидана провалилась? Маршал, по всей видимости, был все еще жив - иначе наступления бы не было. Однако Эскалон наступал. Начали сбываться пророчества Вивиан.
Нитаэль на пару мгновений прикрыла глаза, собираясь с духом. Не терять голову. Только не терять голову. Держать нервы в узде. Не сметь отвлекаться на чувства. Нужен только холодный расчет! Вдох и медленный выдох... Это первое сражение, в котором под ее началом будет столько людей. Столько верящих ей людей, видящих в ней предсказанную века назад ту самую новую Искру. Почему именно в ней? Нитаэль ощущала себя едва ли не самозванкой. Как эта искра должна вспыхнуть, когда? Что для этого необходимо сделать?..
Вчерашняя выпускница Академии окинула взором готовое к битве войско, выхватывая отдельные лица - вдохновенные и полные суровой решимости. Ее войско... Она отвечает за каждого из этих людей. Резерв понадобился так скоро... Неужели все настолько плохо?.. Что же там сейчас, на берегу Лелиан? Впрочем, Нитаэль полностью доверяла чутью Гиллиана - его опыт не мог подвести. И уж во всяком случае ему на передовой было виднее, как распорядиться личным составом. - Да, - она уверенно и внешне спокойно кивнула взбудораженному Роллану, стараясь погасить этим его и свою тревогу. Ее приказ звонко разлетелся по огромной поляне, без труда перекрывая бряцание оружия и доспехов вокруг: - Перестроиться! Мы выдвигаемся! Пока же солдаты готовились, Нитаэль жестом подозвала гонца ближе к себе и вполголоса вопросила: - Что-нибудь известно об отряде лорда Меллидана?
|
Железный обелиск пребывал в том же самом состоянии, в котором Эдельвальд оставил его на этой площади двадцать лет назад. Разве что стал еще более уродливым, если только это вообще было возможно для насквозь - до бурых хлопьев - проржавевшего куска железа. Их ориентир смотрелся исключительно блекло, и, фактически был не нужен в тени Цитадели. Замок нависал над мужчиной, заслоняя собой, казалось, добрую половину неба. Огромное, лезущее в глаза и разум из любой точки города, напоминание о незыблемости Кодекса и тщетности любых попыток сопротивления. Отсюда крепость виделась поистине исполинской.
Весь предыдущий день Эдельвальд готовился к штурму. Оценив по достоинству оставленную ночной гостью бутыль, мужчина отправился по местным кузням и магазинам снаряжения. Охотник даже не думал спрашивать кузнецов про железные маски. Подобную глупость мог совершить только кто-то совершенно незнакомый с местной жизнью. Зато он приобрел пару небольших арбалетов и кое-какие приспособления из необходимых, как и достаточно компактный рюкзак для их транспортировки. Прочие дела включали в себя попытку уведомить игнийцев о предполагаемых качествах ожидавших их монстров и выбор подходящего стойла для Верного, на случай предстоящего побега. В заботах прошла большая часть дня, но в итоге все дела были сделаны и оставалось только как-то скоротать время до условленного часа. Оставалось ждать.
Как ни странно, комендантский час приближался стремительно. С той же неумолимостью приближался и час встречи с игнийцами. Длинные тени подчеркивали одиночество быстро пустеющих улиц. Редеющие прохожие испуганно проносились мимо, удостаивая охотника неизменно подозрительными взглядами. Как и стражники. Эскалон изо всех сил отторгал своего блудного сына. "Чужак", - шептали взоры редких встречных. "Чужак", - присоединился к шепчущему хору любопытный взгляд оставленного позади капрала. "Чужак", - вторили, казалось, даже стены окрестных домов. Сейчас город напоминал Эдельвальду огромное гнездо монстров, куда охотник пробрался под не выдерживающей никакой критики маскировкой. Мужчина уже, казалось, и забыл это чувство - постоянная тлеющая паранойя, присущая многим эскалонцам. Гнетущее чувство, зажимающее их еще сильнее в тиски безразличия к страданиям окружающих. Позволяющее без зазрения совести говорить: "А вдруг чо?", - легко оправдывая этим свое бездействие. Вдруг, действительно, что? В Эскалоне это самое "что" могло произойти с тобой внезапно и в любой момент. И это, казалось, подспудно ощущали все, кроме, разве что, самых отъявленных фанатиков.
Игнийцы были на месте. Темно-зеленые плащи отлично скрывали бы их от посторонних взоров, будь они в своей родной Игнии. Здесь же казалось чудом, что их группу до сих пор не окружали стражники. Или магией, что, скорее всего, было недалеко от истины. И все же, подумать только... Отряд воюющего с Эскалоном государства без каких-либо проблем несколько дней прячется в столице! Что это? Слабость Железного Канцлера и его вездесущих прихвостней? Или, может быть, какой-то изощренный план? Не может же быть так, что гордость и гроза Эскалона - дознаватели Канцлера - допустили такую немыслимую оплошность? И все же вот они здесь, кутаются в свои зеленые плащи и тень исполинского замка, поблескивая оружием в исчезающем свете блеклого эскалонского солнца.
На слова Риэль охотник ответил простым приветствием. "Игния не забудет". В том случае, если они выберутся из этой передряги, конечно. Эдельвальд пристально смотрел на игнийку, казалось машинально поправившую выскочившую из-под капюшона серебряную прядь. Мужчина напомнил себе, что Игния и обещанная награда была частью причины, по которой он согласился на эту безумную авантюру. Далеко не самой важной частью. - Перед тем как мы двинемся, я хочу еще раз обсудить план предстоящих действий. Прошу всех собраться и уделить мне пару минут. - Мужчина дождался пока все присутствующие обратили на него внимание. - Из... достаточно надежных источников мне известно, что эти монстры парализуют своих жертв необоримым ужасом. По описанию они похожи на сильных эмпатов и должны быть намного опаснее вампиров. Вот только сам я таких монстров не знаю. И более того, до сих пор не встречал ничего, что было бы опаснее кровососов. Это говорит об очень многом. - После небольшой паузы, во время которой охотник по очереди оглядел каждого члена отряда, он продолжил уже более мрачным тоном. - Рассчитывать на то, что мы не поддадимся этому эффекту, по крайней мере в первый раз - слишком опасно. Выхода, - Эдельвальд чуть слышно прочистил горло, - у нас два. Первый - раздобыть по пути железные маски - мне видится маловероятным. Второй, - охотник похлопал по рюкзаку, - заманить одного из них в ловушку. - Обведя взглядом всех присутствующих еще раз, мужчина продолжил. - Когда мы подойдем к логову, я хочу быть уверен, что вы будете беспрекословно и без колебаний исполнять мои команды.
-
Как и стражники. Эскалон изо всех сил отторгал своего блудного сына. "Чужак", - шептали взоры редких встречных. "Чужак", - присоединился к шепчущему хору любопытный взгляд оставленного позади капрала. "Чужак", - вторили, казалось, даже стены окрестных домов. Сейчас город напоминал Эдельвальду огромное гнездо монстров, куда охотник пробрался под не выдерживающей никакой критики маскировкой.+ Из... достаточно надежных источников мне известно,Ох уж эти достаточно надёжные источники)
|
Она не пристёгивается. Ни когда Эйдан опускает педаль газа в пол, ни когда машину мотает по шоссе, словно после лишней порции виски с колой. То ли из глупого принципа, то ли из свойственной молодости убеждения, что с ней ничего не случится, девушка игнорирует все нормы безопасности. Пугает не скорость - отсутствующее выражение лица напарника. Эшли уже согласна на возвращение иронии, лишь бы он перестал быть таким. Пусть шутит, пусть подкалывает - только не молчит. Она осознаёт, что ничего не знает об этом человеке. Специальный агент Эйдан Нэш. 27 лет. Не имеет взысканий или выговоров, это она узнавала. Больше ей ничего не известно. В какой момент из него ушли лёгкость, наигранность, сменившись отрешённым спокойствием, она не заметила. Наверное тогда же, когда стрелка спидометра неумолимо поползла вверх.
Это трасса, на трассе все так гоняют.
Руль выкручивается влево.
Он хороший водитель.
Машину бросает вправо.
Он знает, что делает. ... Пресвятая Дева, да что же он!...
В надежде вернуть напарника к реальности, Эшли пытается завести разговор. Без толку. За Эйдана будто говорит робот. Бездушный манекен, который способен открывать рот, но не умеет ни сочувствовать, ни переживать. И тогда ей становится страшно. Не от скорости, от которой порой закладывает уши - от созерцания этого недвижного лица.
Звуки голоса Джона Денвера слегка разгоняют напряжение, повисшее в салоне. Эшли никогда не думала, что будет с таким облегчением вслушиваться в слова с детства знакомой песни. Она больше не спрашивает ни о чём, видя, что Эйдану плевать на её потуги завести разговор. В иное время это бы привело к новой обиде, но сейчас даже непрошибаемая мисс Данн понимает, что тут не до обид. Что-то происходит с этим человеком такое, чего происходить не должно. Она уже откровенно наблюдает за Нэшем, не пытаясь скрыть озабоченности его поведением. Лихорадочно вспоминает, чему учили на курсах в Академии. Кажется, им преподавали всё об отклонениях в поведении преступников, но на том, как распознать неадекватность в поведении напарника и главное, что потом с этим делать, не заостряли внимание. Теперь этот пробел в образовании агента Данн заполняет сама жизнь.
Её спасает банальная придорожная забегаловка, совмещённая с мотелем и заправкой. Ни слова не говоря, Эйдан выметается из машины. Эшли бросается следом, хлопая дверью сильнее, чем нужно. Весеннее солнце подчёркивает нездоровую бледность её лица. Поравнявшись с напарником, она старается поймать его взгляд.
- Может, пообедаем? Время уже... Ехать далеко.
Хочется накричать на него. Просто заорать "Да что ж ты творишь, сукин сын! Ты ж нас чуть не угробил!" - и будь что будет. Но кое-что пока держит агента Данн в рамках приличия.
Ей с этим человеком ещё полстраны предстоит проехать.
|
И Маркус начинает говорить, только вместо ожидаемых холода и презрения к отступнице в его словах звучит... насмешка? Трэй с трудом верит ушам. Сквозь просвет в пальцах наблюдает за выражением лица дознавателя, пользуясь недоступной ранее возможностью - и не может разглядеть в нём предписанных Кодексом чувств. Он улыбается. Он доволен ею. Доволен человеком, признавшимся в страшной ереси.
Так бывает? Может, это только её фантазии, а на самом деле она до сих пор сидит в карцере, отгородившись от тьмы - и заодно всего мира - прочной стеной иллюзий? Может, стена эта теперь останется с ней навсегда, до скончания жизни?..
Никто не узнает, если сама не расскажешь.
Несколько мгновений Трэй испытывает мучительное чувство свободного падения. Опоры потеряны уже окончательно. То, что наговорил Маркус в этой камере, можно было списать на попытку вытянуть из неё запретное, вынудить признаться, чтобы затем предать справедливой каре. Вместо этого её делают... соучастницей государственной измены?
Отчего-то это даже успокаивает. Трэй медленно отнимает ладони от лица, прижимает руки к груди. Она не жалеет о том, что сделано. Жалеет, что испугалась. Она ведь искренне полагала, что доверяет Маркусу - а вышло, что не очень. Стоило ему повести себя как дознаватель, в ней мгновенно проснулось обычное подозрение. Подозрение потянуло за собой недоверие, а то, в итоге, страх. Теперь Трэй испытывает жгучий стыд и снова не может смотреть Маркусу в глаза. Он доверился ей по-настоящему, а она призналась только потому, что не могла отмолчаться. И её он собирается взять в Игнию!
Сердце раздирает от противоречивых чувств, мысли путаются. Маркус теперь так близко, что Трэй обдаёт жаром, неожиданным в этой холодной мрачной комнате. Всё изменилось, перевернулось с ног на голову. Два человека, прожившие бок о бок много лет, впервые оказались лицом к лицу друг с другом. Больше нет обезличивающей железной маски, проводящей чёткую границу меж право имеющим и его лишённым. Нет тайн. Нет запретов. Нет Кодекса. Перед Трэй готов открыться новый мир, полный чудес и опасностей. Она не будет одна. Нужно только никому не говорить о сегодняшнем разговоре. Это легко.
- Я не скажу, даже если Морро станет резать меня на куски, - обещает Трэй. На этот раз она уверена, что у неё получится. Она будет держаться до конца, даже если по какой-то причине её не возьмут в Игнию. Маркус вчера подарил ей кусочек волшебства, а сегодня сделал больше, чем она могла представить в самых дерзновенных мечтах. Такое нельзя забыть. К великому сожалению, ей нечего подарить в ответ. Разве что... свет? Трэй улыбается - слабо, растерянно, как человек, забывший, как это делается. Будто солнечный луч пробился сквозь облака, мазнул по белой стене и угас.
- Если ненавидеть, потеряешь себя, - объясняет она тихо. - Это самое страшное, что может случиться с эмпатом. У нас всё забрали, остались только мы сами, понимаете? Отдавать больше нечего. Вот мы и держимся, как можем...
Её глаза мягко сияют в полумраке осколками солнца. Этот живой свет оказался не по зубам даже извечной тьме подземелья. Ей не удалось загасить его сразу, во всяком случае.
- И не такая уж я хорошая. Испугалась, подумала о вас всякое... Простите.
|
April 5, 1994. 08-50 a.m. Washington, D.C. J. Edgar Hoover Building, главный офис ФБР
- Эй, Нэш, зайди к шефу, он хотел тебя видеть. Агент Холли Миллер изображает сочувственную улыбку. Быть вызванным к Крейгу с самого утра - не самое приятное начало дня. Миллер за тридцать, она в разводе и ей скучно по вечерам. Донован Крейг - крепкий мужчина в возрасте, но ещё не старый. У него никогда не было ни жены, ни детей, и про него в отделе ходят шутки, что в половые сношения он вступает только с провинившимися подчинёнными. Крейг возглавляет Группу по борьбе с жестокими преступлениями уже более десяти лет. И обычно он не имеет претензий к работе Эйдана.
Темнокожая секретарша приветственно кивает Нэшу и показывает на внутреннюю дверь: "Он ждёт". Шеф и правда ждёт, причём не один. Появление Эйдана, похоже, прерывает какой-то разговор. Один из стульев возле массивного дубового стола, содержащегося в образцовом порядке, занимает миловидная молодая брюнетка. На коленях её покоится стандартная картонная папка, довольно тонкая по меркам Бюро. За последние месяцы Нэш не раз встречал эту брюнетку в коридорах родного Криминального следственого отдела, а уж сколько про неё слышал... Взгляд по-зимнему холодных голубых глаз сразу сосредотачивается на Эйдане, однако Крейг не даёт своим агентам погрязнуть в светских формальностях. У него слишком мало времени, чтобы тратить его столь бездарно. Стартует он с места в карьер. Фразы коротки и отрывисты, будто за каждое сказанное слово Донован вынужден платить собеседнику по доллару.
- А, Нэш. Входи, - Донован машет рукой в сторону другого стула, приглашая сесть. Это не обязательно, поскольку вводный инструктаж, как известно агенту, редко длится дольше десяти минут. - Работа есть. В Луизиане нарисовался какой-то культист отмороженный. Надеюсь, один. Девку прикончил, до этого ещё как минимум восьмерых, маскируя под нападение диких животных. Полиция штата хлопала ушами, пока он резвился. То, что у жертв изымали сердца, этих остолопов не смущало. Вся надежда на тебя. Поедешь, разберёшься. Поищешь похожие дела, наверняка раньше были, только спустили на тормозах. Наведёшь порядок, накрутишь хвост местному шерифу.
Крейг в упор смотрит на Эйдана и тому кажется, что шеф подмигивает. Затем он переводит взгляд на девушку. - Помогать тебе эта красотка будет. Материалы по делу я ей уже выдал. Всё, свободны.
От Эйдана не укрывается, что старшим в группе является он, однако папка с материалами передана на сохранение вчерашней выпускнице Академии. Знак, что Донован относится к её назначению более чем серьёзно. Девушка поднимается, одной рукой прижимая папку к груди, другую протягивая для рукопожатия. - Эшли Данн.
На серьёзном лице - ни тени подобающей знакомству вежливой симпатии. Эйдан в курсе, что Данн лишь недавно выпустилась из Академии. Что она успела сменить нескольких напарников. Что от неё отказалась Лиза Коннор - самый уравновешенный человек в группе - с формулировкой "либо уберите её от меня, либо уйду в группу к Саймону". Что Марти Флинн, весельчак и добрейшая (по меркам отдела) душа, поработав на пару с этой девицей, отшучивался на все вопросы о ней с натянутой улыбкой. Похоже, Доновану ну очень надо, чтобы хоть кто-то в отделе с Данн сработался. И похоже, он полагает, что в отдалённом южном штате у специального агента Нэша просто не будет иного выбора.
|
Трэй коротко качает головой. - Какая разница, что было раньше? Это всё в прошлом, которого больше нет и не будет никогда.
Сложно представить, что обладающих тайной силой некогда считали заслуживающими любви и уважения. Теперь им предлагается одинокая темнота подвала, чёрствый хлеб, простая вода, плеть в руках дознавателя - или смерть. Выбор прост и до невероятности сложен. Когда всё, чем владеешь - одна лишь жизнь, рассматриваешь её совсем иначе.
А всё же они и влача жалкое существование умудряются служить людям. Ржавые, запылившиеся пыточные инструменты - тому свидетельство. Благодаря эмпатам палачи более не нуждаются ни в клещах, ни в вессалийских сапогах, ни в железных девах. Осуждённые всё равно умирают, но предшествующие казни процессы перестали быть столь мучительны. Это неожиданное открытие придаёт жалкому существованию дополнительный смысл, наделяет высшей идеей - небольшой, но гордой.
И нет бы довольствоваться этой идеей, не пытаясь прыгнуть выше головы! - но ей необходимо было продемонстрировать дознавателю своё отношение. Высказать сокровенное, таящееся в сердце. Увлечься, потерять бдительность, бросить опрометчивые слова... И вот настал час расплаты. Трэй, холодея, смотрит в серые глаза Маркуса. В глаза дознавателя, услышавшего непотребное. Сделавшего стойку на запах государственной измены. И стремительным движением прижавшим отступницу к стене. Всего одно непринуждённое движение спускает её с небес на землю, швыряет об пол так, что вышибает дух.
..."У эмпатов нет друзей среди дознавателей", - сочувственно шепчет Агнесс. Маленькая Трэй плачет от боли и обиды, плачет тихо, чтобы преступный звук не проникал в коридор. Человек в железной маске сказал, что они друзья. Что ему можно доверять, рассказать, что ей не нравится в Цитадели, чем она недовольна. Пожаловаться, поделиться. Он выглядел столь убедительным, что она поверила. Теперь спина горит огнём, но ещё хуже другая боль, вгрызающаяся в душу...
Эмпаты не должны доверять дознавателям. Видимо, не так уж хорошо она усвоила тот урок. Отражение давней обиды вспыхивает в золотистых глазах немым вопросом "За что?". Она знает, за что и почему. Потому что Маркус - дознаватель, которому положено за версту чуять ростки ереси в человеческих душах. Чуять, находить и искореннять. Она сама виновата в том, что открылась, обнажая эти маленькие свободолюбивые ростки, которым оказались нипочём и железная дисциплина, и Железный кодекс. Сама показала, что не поддаётся никакому перевоспитанию.
Наказание может быть только одним. Трэй сидит, не шелохнувшись, не отрывая взгляда от лица Маркуса. Бледное лицо застыло бескровной маской. Точно так же она смотрела в зеркало на Морро, подносящего нож к её шее. Маркус не сделает с ней это... или сделает? Он ведь дознаватель, такой же, как другие. Их учили одинаково. Только пока один упивается низменной властью и заходит в лоб, другой завоёвывает доверие, вызывает на откровенность, подлавливает на ошибке... А итог один. Что ж, ошибки в Цитадели обходятся дорого. Порой - неподъёмно дорого. От неё ждут ответ, а Трэй не умеет лгать дознавателям.
- Вы ведь прекрасно знаете, о ком я...
Нет, не удастся оттянуть этот момент. Она отводит глаза, не в силах дольше выдерживать испытующий взгляд, наблюдать, как серые озёра сковываются холодным льдом. Переходит на шёпот, потому что дыхание перехватывает от почти физической боли. То, что происходит сейчас, намного хуже утреннего сеанса у Морро. Тот ломал волю. Маркус ломает душу. И она не имеет права промолчать.
- Это человек... забравший у меня всё. По чьей воле я родилась бесправным животным. Человек, которому я буду служить до последнего вдоха. Отец наш и повелитель, чья неусыпная забота хранит нас от всех тревог. Железный... канцлер...
Выдохнув наконец эти слова, Трэй в порыве отчаяния закрывает лицо ладонями, сжимается в маленький комок боли и тоски. Она могла бы и дальше держать себя в руках, но зачем уже?.. Теперь ей никогда не увидеть Игнию, не пройтись по шёлковой зелёной траве, не услышать пение птиц, не... С неё снимут кожу живьём? выварят в кипящем масле? четвертуют? Что бы ни сделали, другим это послужит прекрасным уроком лояльности Истине. Но и когда у неё уже не останется сил кричать, она всё равно не сможет ненавидеть Маркуса. Он просто делает свою работу.
|
Охотник молча слушал Виолетту, не отводя непроницаемого взгляда от ее глаз даже тогда, когда ее речь начала принимать странные формы. Ни единым жестом не выдал овладевшее им смятение, когда девушка показала свою истинную природу. Внутреннее напряжение, однако, звенело готовой вот-вот надломиться сталью. Глупец! Почему он позволил себе потерять бдительность? Его сбил с толку полузабытый уже кошмар? Потому что за дверью оказалась маленькая и хрупкая девушка? Именно такие ошибки рано или поздно убивали даже самых опытных охотников. Момент слабости, беспечной неосторожности, преступной глупости. Он, Эдельвальд, повел себя безрассудно, как впрочем вел себя с самого возвращения в Эскалон. И вот результат. Он стоит напротив чудовища, питающегося людьми. Безоружный. Но не беззащитный. Мозг мужчины уже вовсю работал, ища выходы из сложившегося положения. Бросаться к клинку не казалось охотнику хорошей идеей. Эдельвальд был уверен, что, даже несмотря на расстояние, отделяющее его от меча, у него были неплохие шансы нанести удар первым. Однако, во-первых, "неплохие" это недостаточно хорошо. Во-вторых, эту реку можно пересечь в любой момент, не так ли?
- Научились контролировать себя, говоришь? - В повисшей напряженной тишине вопрос охотника прозвучал неуместно обыденно. - Почему бы тебе не перейти к практике прямо сейчас, Виолетта? Я вижу клыки... - После небольшой паузы Эдельвальд продолжил. - Мир изменился... Мой мир уже далеко не такой черно-белый, каким он был двадцать лет назад. Ты говоришь, что охотники истребляют тварей. Чудовищ. Скажи мне, ты чувствуешь себя тварью? А окружающие тебя люди? Не видишь ли ты в них чудовищ? Ты разумна, не чужда радости, печали, красоты. Чего стоит одно твое умение обращаться с лютней... А окружающие тебя люди готовы продать ближнего за кусок пирога пожирнее. Готовы втоптать в грязь, лишить жизни все новое, непонятное, чуждое. Каким бы хорошим и прекрасным оно ни было, без разбора. - Горло охотника пересохло от столь нехарактерной для него длинной речи. Эдельвальд отклеился от стены и внешне непринужденно шагнул к прикроватной тумбе, намереваясь подхватить бутылку вина. - Где проходит та черта, которая делает кого-то чудовищем?.. Для меня она, пожалуй, проходит там, где ты лишаешь жизни другого. Если можешь жить, не убивая - практически не причиняя вреда, как ты говоришь - то нам нечего с тобой улаживать. До тех пор, пока я не узнаю, что ты или один из вас снова не потерял контроль. - Эдельвальд медленно протянул руку к тумбе. - Тем более у меня уже есть контракт. - Охотник стрельнул взглядом на бутылку, впервые отведя его от девушки. - Вина?
-
Ах, классический ведьмачий конфликт, никогда не устаревает. - Вина?Почему бы и нет :)
-
Действительно, что же все-таки эффективнее против упырей? "Слово" или слово?..
|
-
( ͡° ͜ʖ ͡°)
-
Треножник топчик
|
Удивительно, как мало нужно сознанию, чтобы обмануться. Как легко поверить в желаемое, только позволив фантазиям заместить реальность... Безмятежная тишина спящего леса - точно такая же, как до войны - приветливо окутывала, успокаивающе обнимала, словно ласково шепча на ухо: "Прямо сейчас - все хорошо..." И будто бы не было только что тяжелого выбора и жаркого спора в штабном шатре. И будто не ждала впереди долгая трудная ночь, исполненная неизбежной тревоги. Как упоительно приятно оказалось хотя бы ненадолго вынырнуть из водоворота событий последних недель! Немного отвлечься от постоянных мыслей о будущем Игнии. Забыть на малое время о неудачах на поле боя... Нитаэль была благодарна Галахаду за эту прогулку, на которую вряд ли сегодня ночью отправилась бы сама, - это оказалось действительно тем, что нужно. Чуть развеяться, проветрить голову, самую малость отдохнуть от волнений - чтобы потом с новыми силами вернуться к исполнению долга.
О котором, разумеется, забыть нельзя было ни на минуту. Да и не получилось бы... Не тому их учили в офицерской академии. Вместе с Галахадом Нитаэль смотрела на неудержимые воды Лелиан, на бегу играющие друг с другом лунными бликами. На безмолвный лес на том берегу - взятый в плен их родной лес, который уже успел пострадать от пыток эскалонскими топорами. Завтра игнийская армия будет стоять за то, чтобы ничего больше не отдать Эскалону. Ни земли, ни реки, ни самого маленького деревца. Тиссае ла воррен. Битва за Игнию будет продолжаться, пока Игния существует. Пока существуют игнийцы.
Молчаливо соглашаясь с каждым словом Галахада о грядущей битве, Нитаэль неожиданно поняла, что смотрит он на нее, а не на чарующие волны прекрасной Лелиан. И вдруг оказался слишком близко. Так... вот оно что... Она взглянула на юношу с удивлением - но удивляясь, скорее, тому, насколько его жест оказался непредвиденным для нее. Почему она не замечала этого раньше?.. Или, может быть, замечала, но не придавала значения, беспечно отмахиваясь от слабо мелькающих догадок, не допуская их до сознания, где они могли бы оформиться в полноценные мысли? А что могло бы быть, если бы она обратила на них внимание вовремя?.. И почему он вдруг решился на это именно сейчас? Нет, только не из-за того, что сказала Вивиан... Кажется, теперь все стало еще сложнее, чем ей казалось до сего момента. Нитаэль не имела представления, что с этим делать. И смогла ли бы она дать Галахаду то, чего он ждет. И вправе ли она в таком случае дать ему надежду. И не будет ли эта надежда ложной... Чертовски сложная ситуация! А с другой стороны... Если она сейчас молча развернется и уйдет - каково ему будет завтра идти в бой с разбитым сердцем? Если бы только было время как следует об этом подумать... Но такой роскоши нет, а завтра и вовсе, возможно, для кого-то из них время уже не будет играть никакой роли...
К тому же, Нитаэль вдруг поймала себя на мысли, что ей вовсе не хочется молча уходить. Что-то крепко удерживало ее от этого шага. Галахад, скорее всего, не догадывался о ее терзаниях. Он просто ждал. Его глаза сияли в лунном свете - завораживающе сияли, и Нитаэль не смогла бы отвести взор, даже если бы захотела. Она вдруг взглянула на Галахада совсем иначе. Таким она почему-то не видела его прежде. За последние месяцы войны он изменился больше, чем за пять лет Академии - а она даже не заметила, каким он вдруг стал. Каким... необыкновенным. Его жест в один момент перестал ей казаться безрассудным. И уже не хотелось думать ни об условностях, ни о сложностях... Их разделяло всего полшага. Нужно уже было на что-то решиться. Она поцеловала его. Нежно и коротко. Словно бросилась в омут.
-
На совете колебаний было меньше. Чертовски сложная ситуация!
-
Вместе с Галахадом Нитаэль смотрела на неудержимые воды Лелиан, на бегу играющие друг с другом лунными бликами.Красота. Просто шикарный пост, вообще без вопросов :)
|
Ночь была удивительно тиха и прекрасна. В другое время можно было бы полюбоваться серебряными переливами лунных лучей, послушать, как опускается ночная роса, вдохнуть с наслаждением аромат листвы сонных деревьев... Но сегодня лунный свет казался каким-то... неблагосклонным, даже чужим. Как сложно будет Меллидану и его отряду в полнолуние переправиться незамеченными... Пожалуй, тут не поможет даже опыт - понадобится чистая удача. Нитаэль взглянула на рваные тучи, прикидывая, сумеют ли те стать плотнее за пару часов. Меллидану должно повезти! Его риск оправдан и благороден. Про такие поступки слагают баллады, о них долго потом говорят с уважительным восхищением. И даже Вивиан не предостерегла его... Или, может, просто не успела? Нитаэль помрачнела, вновь раздумывая над последними словами чародейки. Понятно, что завтрашний бой не обойдется без жертв... Но кто именно не вернется - это еще не может быть точно решено! Она взглянула на Галахада, пытаясь угадать, думает ли он о том, что услышал от Вивиан? Если бы она решилась заговорить об этом с ним - посоветовала бы выбросить предсказание из головы. Но завести такой разговор - рисковое дело. Можно только навредить, зацепив на его предмете ненужное внимание, которое, возможно, до того и не было на него обращено. А так ведь, похоже, и есть...
- Брось, Гал, - криво усмехнулась Нитаэль в ответ на холодное и официозное "миледи", неописуемо странно звучащее из его уст. - Я бы вовсе не хотела это слышать... Тем более от тебя. Однако над прочими его словами девушка задумалась. - Несколько лет назад... - она ответила абсолютно откровенно, вдруг получив возможность поделиться тем, что на самом деле ее гнело: - Я не могла подумать, что Игния окажется втянута в войну с Эскалоном так скоро. Я надеялась, что к тому времени, как это произойдет, мы успеем стать опытными офицерами. И все будет... не так сложно. Но судьба бросила нам вызов - и мы уже приняли его. Как иначе?..
Галахад словно угадал ее мысли. - Да, пойдем, - охотно согласилась Нитаэль, соступая с тропинки. Ей и самой хотелось пройтись по ночному лесу. Насладиться пусть обманчивой, но тишиной. Хотя бы на отдельные мгновения представить, что нет никакой войны. Что на том берегу Лелиан не притаились безликие эскалонские варвары. Что сама Лелиан - безраздельно игнийская и не может принадлежать больше никому. А они с Галахадом просто гуляют, а вовсе не несут в лесной лагерь решение военачальника. Ничего не случится, если они немного задержатся с оповещением... И правда, пусть люди поспят чуть подольше. Нитаэль знала, насколько важной может быть даже лишняя четверть часа сна - тем более, перед таким ответственным днем, как завтрашний. Они все успеют... Игнийские воины готовы принять бой. Им по душе придется известие, что завтра предстоит наконец-то сражаться, а не отступать.
-
- Несколько лет назад... - она ответила абсолютно откровенно, вдруг получив возможность поделиться тем, что на самом деле ее гнело: - Я не могла подумать, что Игния окажется втянута в войну с Эскалоном так скоро. Я надеялась, что к тому времени, как это произойдет, мы успеем стать опытными офицерами. И все будет... не так сложно. Но судьба бросила нам вызов - и мы уже приняли его. Как иначе?..
|
Эдельвальд еще некоторое время лежал, приходя в себя после кошмара и пытаясь отдышаться. Сердце колотилось, словно намереваясь вырваться из груди кровавым фонтаном. Мокрая рубашка противно липла к спине. Но самым мерзким во всей этой ситуации была память об отвратительном шелесте. Он был каким-то необычным, загадочным, и от этого еще более пугающим. Свои сны охотник предпочитал не помнить. Кошмары давно преследовали мужчину, что, в принципе, не удивительно. Любой, кто зарабатывает на жизнь истреблением чудовищ довольно быстро теряет способность глубоко и спокойно спать. Некоторые - из тех кому повезло выжить и набраться опыта - со временем даже начинают считать это чем-то обыденным. Словно так и должно быть.
В этот раз дело было не только в кошмаре. Неестественная, до звона в ушах, тишина, затопила комнату Эдельвальда, похоронив под своей толщей любой маломальский шорох. Ни скрипа половицы, ни дуновения ветерка - ничего. Лишь однажды охотник испытывал нечто подобное. Это было несколько лет назад, в дремучем лесу на окраине известного мира. Туда его привел контракт, заключенный им в небольшом городке с перепуганным и уже было отчаявшимся мужиком - жителем близлежащей деревни. Неведомое зло повадилось таскать мелкую скотину. Потом животных побольше. Ребенка. Затем бесследно пропала семья, опустевший дом которой вселил настолько дикий ужас в обитателей скромного села в пару дюжин халуп, что те послали гонца за помощью в ближайший оплот цивилизации. Путь туда занял чуть больше половины дня. Нанявший его селянин возвращался вместе с ним. Он шел пешком, держась, с позволения охотника, за стремя коня. Именно это, по большей части, явилось причиной столь долгого перехода. В одиночку Эдельвальд добрался бы куда быстрее. Вот только с равными шансами он мог бы и не добраться вовсе. Дорога пребывала в отвратительном состоянии. Заросшие огромными лопухами и высокой травой обочины. Узкая, порой еле заметная колея. Было очевидно, что этот путь не пользовался популярностью. До места назначения они добрались к вечеру. Деревня встретила его радушно, потому что он, пожалуй, олицетворял собой единственную надежду этих несчастных людей. Так часто бывало в подобных удаленных от цивилизации уголках. Здесь можно было рассчитывать только на себя, да на вот таких редких, как Эдельвальд, наемников. Его накормили и уложили спать в покосившемся хлеву. С утра он планировал расспросить местных крестьян и приступить к поискам. По обыкновению охотник установил несколько ловушек перед сном, настрого запретив местным соваться пока он спит.
Проснулся Эдельвальд в оглушительной тишине, от которой по коже бежали полчища мурашек. Сначала вверх, заползая под основание черепной коробки. Затем вниз, увлекая за собой душу в пятки и вздымая волосы дыбом по пути своего следования. Возле лежащего в ступоре охотника стоял абсолютно черный, как ночь, волк и изучал его горящими во тьме золотыми глазами. Пасть его замерла в агрессивном оскале, орошая пол капающей время от времени слюной. Ни одна из бесполезных теперь ловушек не была потревожена зверем, что по зрелому размышлению было попросту невозможно. Как и то, что все это можно было увидеть абсолютно темной безлунной ночью в закрытом хлеву. Стен строения видно не было. Казалось за узким кругом непонятно как освещенного пространства, в котором находились они с волком, клубилась тьма, чьи цепкие лапы и острые, полные глухой злобы глаза норовили схватить Эдельвальда, утянуть в себя из этого спасительного круга. Порывались. И, словно обожженные, отдергивались назад. Сонм голосов сливался в громком шепоте наперебой зовущих его по имени существ, вихрившихся там, за этим кругом. В какой-то момент этой, казавшейся бесконечной, ночи, шепот достиг яростного крещендо и резко смолк. Лишь для того чтобы вырваться из пасти стоящего в паре шагов от него зверя. "Беги". Золотые глаза заполнили собой все пространство в сознании охотника. Он не мог ни оторваться от их расплавленного великолепия, ни думать о чем либо другом, пока неприятная боль не заставила посмотреть на все еще существовавшую и принадлежащую ему правую руку. Золотой лучик рассветного солнца пробивался сквозь покосившиеся от старости и недостатка ремонта ворот хлева и бил своим ярким великолепием прямо по глазам Эдельвальда. Дрожа от пережитого, охотник смог наконец пошевелиться. Разжав стиснутый до побелевших костяшек кулак, он обнаружил причину боли. Кольцо, изящные переплетения серебра которого формировали собой то ли волчий, то ли собачий силуэт. Выдохнув и кое-как утихомирив неистово колотящееся сердце, мужчина с трудом поднялся, собрал вещи и вышел из хлева. Его взору вновь предстала деревня, в которой на этот раз не было видно ни души. Ни следа того, что в этом поселении буквально вчера жили люди. Покосившиеся домики заросли мхом, а деревья, виденные охотником накануне на значительном удалении, обступили само поселение плотным неприветливым кольцом. Путь назад, тем не менее, прошел без эксцессов. Порасспросив округлявших при виде охотника глаза жителей небольшого городка, Эдельвальд узнал достаточно тревожные новости. По местным преданиям население этой деревни однажды просто исчезло, не оставив даже следов. В домах до сих пор должен был лежать их скарб - его боялись касаться даже самые отбитые мародеры и оппортунисты. Более того, это место считалось проклятым. Место, откуда не возвращался еще ни один не в меру любопытный путник. Местные, понятное дело, и носа туда не совали. То, что мужчина каким-то необъяснимым образом вернулся, отправившись в одиночку в это гиблое место, казалось им невероятным. Никто из них, тем не менее, не торопился расспрашивать о подробностях. А сам Эдельвальд, видя как некоторые в замешательстве пятятся при его приближении, не горел желанием поделиться. Вполне возможно охотник предпочел бы забывать не только сны.
Рука мужчины сама потянулась к мечу у изголовья кровати, как вдруг в дверь постучали. Эдельвальд невольно вздрогнул от неожиданности. Кого могли принести черти в такое время? Неужели игнийцы все-таки где-то просчитались? Легко вскочив на ноги, охотник подхватил фамильный клинок, не вынимая его, впрочем, из ножен и подошел к двери. Аккуратно прислонив Слово к косяку, положил руки на засов, и, стараясь не шуметь во вновь воцарившейся абсолютной тишине, медленно убрал его. Слегка приоткрыл дверь, молча разглядывая пожаловавшего к нему ночного гостя сквозь неширокую щель.
-
История класс. Я только за подобное художественное раскрытие персонажа, если что. Если не указано прямо обратное, то скорее всего можно и обсуждаемо :)
-
Отличная сказочка на ночь ^^
|
Они все же ждут от нее слишком многого... Даже Гиллиан - бесконечно опытный военачальник - почему-то склонен видеть в ней то, чего, кажется, вовсе нет. Во всяком случае, сама Нитаэль разглядеть это не в силах. Боевой дух солдат должно поддерживать ожидание победы - и затем ее вкус! А Искра сама по себе, прозябающая в резерве вместо того чтобы идти в бой в первых рядах, - кого она может вдохновить? Даже светлый образ Иссирона уже чуть ли не начал меркнуть - в том числе по схожей причине. К тому же, помимо всего прочего... Командовать резервом - ответственность едва ли не большая, чем вести солдат в сражение в авангарде. Сколько надежд будет завтра связано с ней... Нитаэль предпочла бы оказаться на передовой, где все куда яснее. Повести людей за собой, имея четкий приказ и зная общий план. Предстоит же ей, помимо того, что вначале придется наблюдать за битвой со стороны, не имея возможности вмешаться раньше времени, еще и наверняка принимать молниеносные решения - не обговоренные заранее в штабном шатре, потому что едва ли даже Вивиан сумеет предвидеть все возможные варианты... Выполнить несравнимо более расплывчатую задачу в условиях, которые способны то и дело меняться. Выходит, завтра ей нужно будет показать все, что успели вложить в ее голову наставники в Академии. Но если этим она действительно сможет лучше послужить Игнии? Кто-то ведь должен взять на себя командование резервом. Нитаэль взглянула на Галахада, поддержавшего военачальника. Конечно, его-то сразу отправили в бой, ему завтра действовать, а не терзаться. Неудивительно, что он считает такое решение верным... Доли мгновения помедлив, Нитаэль твердо ответила, открыто глядя в уцелевшее око Гиллиана: - Да, ты прав. Переломить исход. Я сделаю для этого все.
Однако вновь вступившая Вивиан все же заставила ее чуть дрогнуть. Насколько четкими были видимые ею образы?.. И не потому ли они явились провидице, что Гиллиан именно так распределил командование? Впрочем, нет, причиной, скорее, послужил сам отказ отдать Эскалону последнее преимущество. - А предсказания о том, что будет, если мы сдадим им Сердце Леса, еще не готовы? - не выдержала Нитаэль в ответ на плохо завуалированный укол чародейки. - Я скажу тебе, что будет, Вивиан. Привычная нам Игния перестанет существовать. И будет совершенно неважно, кто из нас сумеет остаться в живых. Потому что обречены будут все. Она медленно выдохнула, восстанавливая хотя бы видимость спокойствия. Не пристало игнийскому офицеру так остро реагировать на противоположные мнения. Пусть даже это мнение одареннейшей чародейки, считающей, что они приняли провальное решение, рискнув тысячами жизней. - Иду, - кивнув Галахаду, Нитаэль вслед за ним выскользнула из-под полога шатра.
-
Нитаэль классная. У тебя хорошо получаются грани между максимализмом, неопытностью и неподъёмной ответственностью, страхом не оправдать завышенных ожиданий. И в целом, главная фишка этого модуля - умение естественно интегрироваться на лету в малопонятную обстановку, о которой почти ничего не знает игрок, но должен в теории практически всё знать персонаж, в то время как игроку дополнительные детали раскрываются постепенно. И вот с этим тоже полный порядок, что очень важно :)
|
Не глядя на Маркуса, Трэй кивает. Воспитание. Именно. Методы Морро, возможно, заслуживают критики - однако они работают, сложно отрицать. Единожды посидев перед зеркалом с железным ножом возле уха, Трэй не хочет пережить это снова. Урок усвоен. Морро не придётся ни марать руки, ни утруждать их. Она выложит всё и немного сверху, едва холодный взгляд серых глаз требовательно заглянет в душу. У эмпата не может быть секретов от дознавателя, как не имеет он права на собственное мнение. Трэй забыла основы - и была наказана. Это справедливо. Она сама так считает.
А Маркус, похоже, нет. Слова, которые он говорит, не должны звучать из уст дознавателя. Того, что происходит сейчас, не должно быть. Трэй уверила бы себя, что до сих пор находится в плену иллюзий, если б не воздух, который она глотает полной грудью и никак не может надышаться. Воздух ошеломительно настоящий. Слова - тоже. Придётся это принять.
Сильные руки ложатся на плечи, заставляют встать. Трэй подчиняется, как делала всегда. Мысли путаются, оставляя отчётливое послевкусие ирреальности событий. Ни один дознаватель не признается эмпату, что сделал что-то не так. Ни один дознаватель не станет разыскивать эмпата по карцерам.
...Ни один дознаватель никогда не обнимет эмпата.
Впервые оказавшись так близко, Маркус прижимает её к себе. Трэй застывает, впитывая ощущение его присутствия каждой частичкой тела и боясь спугнуть то невероятное, что стремительно вырастает в груди. Она не может дать имя этому ощущению, однако оно с лёгкостью прогоняет и страх, и боль, и холод. Несколько секунд она слушает, как бьётся чужое сердце, её собственное трепещет где-то в горле, а Маркус щедро делится с продрогшей Трэй своим теплом. Затем он одёргивает себя, а она отступает к стене, ища опору более надёжную, чем собственные ноги, которые вновь подводят. Смотрит на дознавателя, не в силах облечь чувства в слова, однако глаза громко говорят за неё. В них неверие мешается с безумной надеждой, а благодарность за очередное спасение - с испугом от того, что мир непоправимо изменился. Маркус играючи сломал что-то в самом устройстве беспощадного железного мира, и если для него это могло пройти незамеченным, то Трэй поняла всё. Не поняла только, как жить дальше с обретённым знанием.
Она должна что-то сделать, пока не поздно. Пока это новое не сломали, похоронив как минимум одного под обломками. Сказать что-то, что его оттолкнёт. Выстроит железную стену обратно. Вернуться на своё место, где невозможны иные формы взаимодействия с дознавателями, кроме как беспрекословное служение. Вот только сил больше не осталось, и Трэй просто глядит на Маркуса, пока пауза не становится совсем тягостной - и медленно кивает. - Да... - забывая прибавить стандартное "сэр".
Она не уверена, что способна идти. Однако желание вырваться из мира всемогущей тьмы обратно к поверхности столь всеобъемлюще, что толкает вперёд, несмотря на истощение и усталость. Трэй продвигается медленно, то и дело хватаясь за стену - но идёт. Сама не понимая, откуда берутся силы, она тем не менее находит слова. Ей жизненно необходимо поделиться с кем-то пережитым ужасом, вытравить его из себя, как яд, отравляющий тело и душу. Агнесс больше нет, в целом мире остался только один человек, который, кажется, готов выслушать.
- Я отказалась говорить. Я же обещала. Морро... сэр Морро... взял нож. И зеркало. Собирался отрезать мне ухо... хотел, чтобы я видела. Я не смогла... Не выдержала. Испугалась. Потом... карцер. В наказание. Сказал, придёт вечером. Сейчас уже вечер?
А может, прошло лишь несколько часов, потрясающая стойкость Трэй - на самом деле самообман, и к вечеру от неё осталась бы лишь изгрызенная тёмными тварями оболочка?.. Она продолжает тихо, глядя всё время под ноги, чтобы не споткнуться:
- Мне было так страшно там... в темноте. И холодно. Чёрные тени... Окружали, хотели... И шелест... Как тогда, с "чёрным". И пустота. Он забрал Агнесс, вы знаете?
От воспоминаний страх накатывает по-новой. Но теперь на стенах чадят факелы, заставляя тени жаться по углам, диктуя свои правила. И она больше не одна.
|
|
-
Таковы люди, ими владеют примитивные желания плоти, жажда внимания, тоска по красоте. Разве им так сложно понять, что все видимости, удовольствия, лишь хрупкая иллюзия, созданная воображением дабы скрыть медленное разложение тела, именуемое старением, и необратимое приближение конца? Хорош
|
-
Соглашайся, шикарное предложение же! Кто тебе ещё такое сделает? 8)
-
Классная речь, правда классная.
-
До чего же он крут!..
|
|
OST from the eye of the agony - ссылкаСам того не осознавая, стражник сейчас воплощает в себе весь Кримсон Рок: такой же непоколебимый, не ведающий ни сострадания, ни снисхождения. Всё на благо истины. Той самой, которую Трэй пыталась утаить от дознавателя. Теперь ей тем более не будет никакой поблажки. Однако она всё равно надеется на что-то, всегда надеется. Надежда умирает вместе с лязгом дверного засова. И заждавшаяся тьма моментально оживает, протягивает к жертве тысячи крепких маленьких ладошек, затыкает глаза, рот, уши, душит, не даёт вдохнуть. Трэй падает на колени, сжимает ладонями голову, стараясь унять круговерть образов. Дёргает ошейник в напрасной попытке отвоевать хоть немного воздуха. Жалкие его крохи с трудом проникают в горящие лёгкие. Темнота оглушает. Трэй слышит лишь свои судорожные вдохи, переходящие во всхлипы, да заполошный стук сердца. Она знала, что будет плохо - не знала, насколько. Не представляла, что страх умеет материализоваться, рвать сознание в клочья. Не была готова к тому, что карцер превращает самые дорогие моменты в кошмар. Что железо способно пытать не хуже заправского палача, а то и лучше. Его не умолить, не разжалобить. Оно не ведает ни сочувствия, ни усталости, ему всё равно, кто перед ним. Оно ненавидит эмпатов, ненавидит тем сильнее, чем успешнее они являются. Трэй не подозревала, насколько сильнее она стала. Железо открыло ей глаза - и швырнуло в самое средоточие бездны. Бездна ждала давно и не собирается давать эмпатке шанс. Она встречает её холодным ужасом, непроглядным безмолвием, терпким безумием. Шелестом мириадов крыльев. То, что хотелось навсегда забыть, выныривает из глубин подсознания, чтобы впиться в добычу мириадом острых железных зубов. Сегодня эмпатка уязвима, не способна сопротивляться, выставлять защитные барьеры. Она падёт. Пусть не сразу - бездна умеет ждать. У них впереди маленькая вечность, созданная специально для двоих. Перед закрытыми веками кружит багровая метель образов, вызывая тошнотворную панику. Эта метель выстудит её изнутри, заберёт всё, что Трэй так долго копила, чем жила, что скрашивало безрадостные бесконечные дни в подземелье. От неё не закрыться: она в самой Трэй. Не выгнать: Трэй внутри этого металлического вихря. Погружается всё глубже и глубже туда, откуда не возвращаются. Кое-как собрав последние силы, она доползает до стены, садится, прислонившись к ней спиной, прижимает колени к груди в попытке согреться, сберечь тепло. Отогнать жадный холод, не дать погасить частичку солнца, живущую внутри. Она делает это интуитивно: сознание дробится на части и больше не способно отдавать разумные приказы. Теперь свою волю диктует древний инстинкт выживания. Он же толкает цепляться за самые ценные воспоминания: за Агнесс, за сердце Леса, за белокаменную крепость, улыбку Киллеарха, любящие глаза Ариандель, аромат лунных роз. За Маркуса, который никогда её не обижал. Того удивительного дознавателя, который спас Трэй от посягательства чёрной птицы и которому будет, наверное, грустно, если одна маленькая эмпатка потеряет рассудок в столкновении с бездушным железом. Она обречена, но пока дышит, должна пытаться. Только в этом есть смысл. Нельзя отдавать своё солнце без борьбы.
-
и которому будет, наверное, грустно, если одна маленькая эмпатка потеряет рассудок в столкновении с бездушным железом Немножко грустно) Нельзя отдавать своё солнце без борьбы.
|
Элоиза шла, держась за руку Кристиана, стараясь не спотыкаться. Она не заметила, что паренек отстал. Конечно, он испугался. Каждый бы на его месте испугался. Элоиза знает, как это бывает: ноги делаются как ватные, тело не слушается, голоса нет, и даже не крикнуть: "Помогите!" Надо просто вернуться, взять его за руку и привести сюда, где свет и тепло. Надо выйти, быстро, на одну минуточку, пока не "началось". Вот сейчас. Взять и выйти. Если быстро, то все ничего. Оно слишком большое, оно не успеет. Элоиза закусила губу и собралась, решаясь - на грани движения уже, вот сорвется с места и пойдет. И тут "началось". Оно было большое. Слишком большое, нечеловечески огромное. И невидимое, что было страшнее всего. Грохот и треск, слабый человеческий крик был бы в нем не слышен. Элоизу парализовало страхом, придавило к полу. Она на себя орала молча - ну давай же, пошла, дрянь, мерзавка! Пошла! Почему он не кричит? Подумать даже нельзя, что оно сейчас с ним делает... вот прямо сейчас, пока она стоит, безобразно раскрыв рот в беззвучном крике, оно что-то ужасное с ним делает. А он не кричит... Это не может так долго продолжаться! Лекарка что-то говорила. Элоиза отняла руки от ушей - оказалось, она стояла, зажав уши ладонями. Может, он и кричал - она не слышала. Все уже. Можно никуда не идти. До сих пор она бы, наверное, себя ни в чем серьезном не упрекнула. А теперь ей тащить это до конца жизни. Элоиза даже не запомнила, как его звали. *** Элоиза невольно моргнула. Окинула взглядом группу подростков и одного взрослого мужчину, взгляд ее задержался на Кристиане. - Возьми мой, - Элоиза услышала свой голос как бы со стороны. - Смотри, он голубой и красивый, тебе понравится. Папа умер и не сможет ответить перед тобой. Но мой глаз тоже недешево стоит. Прежде чем ты упадешь, ты должна нам еще рассказать, как одолеть эту ведьму. Ты сама сказала, она - зло и вернется. Нам надо ее... ты понимаешь, да? Кто еще может это знать, как не ты? Я живучая, думала Элоиза, стараясь не глядеть на Кристиана. Я низкая и живучая. Я еще и не такое переживу. Я буду некрасивая. Ну и что. И ничего.
|
|
Горечь отравляла существование в последние дни. Неизбывная горечь от бесконечных потерь и осознания того, что Игнии может грозить в дальнейшем, если наконец не наступит долгожданный перелом. Чудесный родной лес даже будто бы поблек... Игния страдала - страдала прямо сейчас. Горела, как Риндевальд. Сдавалась захватчикам, как Астория. Нитаэль буквально ощущала эти страдания, сквозь живой шепот леса невольно вслушиваясь в неслаженный звон топоров на том берегу Лелиан, гнетущим эхом далеко разносившийся над водой. Каждый их удар напоминал о том, что Канцлер хочет сделать с ее страной. Железные варвары! Как, как они смеют посягать на то, что принадлежит Игнии? Что и есть - Игния?.. Сегодня гибли деревья, не люди, но и их смерти отзывались жгучей болью в душе. А что будет дальше? Что принесет и кого отнимет следующий бой? Каким он будет?.. Это беспокойство все росло день ото дня. Так быстро все поменялось... Бравада и беспечность, царившие в рядах молодых офицеров в первое время, рассеялись, уступив место задумчивой осторожности, а то и тревоге. Теперь Нитаэль уже не хотелось безумствовать, с мечом наперевес кидаясь на наступающую стену безликих шлемов. Она поняла, что наскоком атаку железных легионов не отбить. Она не трусила, вовсе нет. Если бы эта тактика была верна - Нитаэль готова была бы снова и снова выходить против войска Железного Маршала, всеми силами стараясь умалить его. Но теперь, когда на ее глазах погибло столько игнийцев, ее близких, ее друзей по Академии, а о судьбе попавших в плен было жутко даже помыслить, становилось ясно, что допустить столь страшную, неистовую бойню вновь - преступление. Как ее можно было избежать?..
С этими мыслями Нитаэль нырнула в штабной шатер - кажется, все еще не веря, что ей предстоит участвовать в военном совете. Не в разборе учебной задачи, не в обсуждении описанного в трактате - а в чересчур реальном военном совете, призванном положить конец тягостной неизвестности... Ее ждали, но прервать горячий спор офицеры и Вивиан все же не смогли. Пользуясь этим, девушка вначале постояла в стороне, внимательно прислушиваясь к выдвигаемым доводам. И попутно легонько кивнула Галахаду, поймав его взгляд, - очевидно, парню тоже все еще было не по себе, когда старшие по возрасту офицеры и военачальники вот так запросто приглашали его обсудить судьбу целой армии. А ведь промолчать сегодня не удастся... Точно не уд... Против воли она вздрогнула, встретившись взглядом с Гиллианом, так уверенно парировавшим крайне весомый аргумент чародейки. Искра... Нитаэль опустила глаза. Они ждут слишком многого. Почему от нее? Как будто одной крови достаточно, чтобы неожиданно стать талантом. Как будто кровь сама по себе способна принять правильное решение. Все, что у нее есть - пять лет Академии да крошечный опыт настоящего боя. Это так мало! А речь идет о судьбе Игнии. "Кто я такая, чтобы оспаривать приказ Иссирона? Он гениальный полководец, и не мне, вчерашней ученице, судить о его мотивах. Его план неизвестен нам, но, несомненно, хитроумен и продуман до мелочей. Что будет, если мы сорвем этот план?.." - собралась уже было сказать Нитаэль. Но вместо того услышала вдруг свой голос, уверенно произносящий: - Если мы отдадим им Лелиан... У нас больше не будет возможности их сдерживать. Никакой. Они сомнут нас. Больше нет стратегических рубежей. Страшные слова сорвались с уст - и их было уже не вернуть. Однако... Разве оказались они не обдуманными? Разве не сплетали они в себе ее - и не только ее - истинные чаяния последних дней? Нитаэль взглянула было на Гиллиана, но не надеясь, что теперь он вновь переймет инициативу, а лишь чтобы убедиться, что военачальник в самом деле внимает ее словам - подтверждение этого удивительного факта дало ей решимости продолжить. Она тут же обернулась к Вивиан, невольно заговорив горячее: - Сколько их еще? А сколько нас? Сдержим ли мы их на прямом пути к Сердцу?! Река дает хоть какую-то защиту. Они медлят. Они не рискуют переправляться, потому что знают, как мы сможем встретить их здесь, на Лелиан. Если мы отступим сейчас, и они окажутся на этом берегу... Их уже не остановит ничто. Нитаэль покачала головой, неотрывно глядя чародейке в глаза: - Нет, Вивиан. Мы должны обороняться здесь. Иссирон... - после краткой паузы она все же договорила кощунственную мысль. - Рискует не суметь прийти... вовремя.
|
-
Правда, непонятно с какой целью. Заключенный, требующий отстранить командира конвоя от командования на основании того, что в ходе нападения один отмороженный зек отбыл экспрессом на тот свет, а второй сейчас на вокзале электричку туда же ждет. Для Михаила, за тот отрезок времени, который он помнил, это выглядело классическим случаем «что посеешь, то и пожнешь». Но, хотя бы, никто из защищавшихся пока серьезно не пострадал, и это было единственным, что продляло право участвовавших в нападении на жизнь. This
|
|
Несколько мучительно долгих мгновений несчастное ухо остаётся в заложниках, и во взгляд Трэй прорывается всё больше отчаяния. Каким-то шестым чувством она угадывает колебания дознавателя, и родное ухо вдруг кажется важнейшей частью тела, без которого не обойтись никак. Даже в казематах, где тебя никто не видит. Что, если она заговорила слишком поздно? Что, если известный своей мстительностью Морро решит взять плату за предыдущее упрямство? В этом есть своя жестокая справедливость. Справедливость, которую исповедуют только в Кримсон Роке: за любую оплошность виновный должен быть наказан, за неподчинение дознавателю - втройне. Никого не интересует, что Трэй всего лишь пыталась подчиниться приказу другого дознавателя. Здесь и сейчас закон представляет Морро. Кто слишком поздно понял изменившиеся правила игры, заслуживает наказания. Самое печальное, что она сама в это верит. И пока со страхом ждёт возмездия, мысль о том, чтобы вырваться и тем более дать мучителю отпор даже не заглядывает в её голову. Покорность вбивают в эмпатов намертво. И неповиновение Трэй на самом деле есть следствие той же покорности. Не будь приказа Маркуса, она бы спокойно выложила всё, что Морро хочет знать.
Только ему плевать. Он добьётся своего во что бы то ни стало. Другой вопрос, почему нужны ответы именно от неё? Нужны настолько, что Морро готов пустить в ход сразу самые устрашающие методы. Насколько Трэй видела, с другими жертвами дознаватели усиливают давление постепенно. Её же ломают быстро и с особой жестокостью, предварительно внезапно разглядев в презренном эмпате некую ценность для страны. Она не понимает, что происходит, и происходящее от этого становится страшнее. Это не тот дикий иррациональный страх, который приносят с собой "чёрные". Нет, это привычный любому эскалонцу страх перед неумолимой машиной правосудия, который Трэй давно познала, переварила, научилась успешно подавлять. Однако сейчас она не спешит его давить, исключительно чтобы продемонстрировать Морро: хватит. Она уже готова выложить всё, что знает. В крайних мерах нет нужды.
Почти всё, что знает. Но об этом дознавателю догадываться не обязательно.
Услышав снисходительный тон и что Медиан, оказывается, ни разу не столица, Трэй даже слегка краснеет. Откуда ей было знать? Увидев беломраморную крепость, она конечно же решила, что такой красивой может быть только самый главный город страны. Если это одна из крепостей, то какова же тогда столица? Увы, Трэй не известно даже её название, в памяти Киллеарха не было ничего подобного. Наверное, она просто не докопалась до того слоя. Тон Морро резко меняется, обнажая под красным бархатом знакомую сталь. Однако именно такой голос она слышит в свой адрес чаще всего. Трэй хорошо помнит, как эта внезапная смена действовала на бедняг, которым не повезло сидеть на табурете перед дознавателем. Она впервые занимает это позорное место. Позорное по той причине, что раз ты на нём оказался, значит, совершил какое-либо преступление против Кодекса или, что намного хуже - против Канцлера. И обращаться с тобой будут соответственно. Трэй не понравилось прикосновение холодного лезвия к беззащитной коже.
- Ответ Вессалии был: они окажут посильную помощь, но пока не готовы вступать в войну в открытую. Маршал Хенсельт мёртв. Обезглавлен лично Иссироном. Его даже не пытали, насколько я видела, просто казнили.
Теперь она беседует будто наедине с собой. Странно видеть, как шевелятся губы, произнося слова. Странно вообще видеть себя так отчётливо. Трэй знает, что говорить, и не медлит с ответами, всем своим видом выражая готовность к сотрудничеству. Вынужденному, и тем не менее. Прекрасно помнит и другие вопросы Маркуса.
- Желаете знать про сердце леса? Это был последний вопрос к пленнику. В её голосе нет ни капли сарказма - только тихое желание сломленного человека, чтобы испытание поскорее кончилось.
|
Из капсулы скрючившись неловко выбирается невысокая женская фигурка. На лице застывшая улыбка, средний палец поднят вверх - прямо как на "антипаникующей" голограмме. Что бы не сообщил черноволосой ИИ, взгляд коричневых глаз не выдаёт наружу ни единой мысли, ни отголоска чувств, ни краешка пробудившихся воспоминаний – он квинтэссенция приказа сохранять спокойствие. Неестественно идеальный макияж в обрамлении сальных, висящих сосульками патл делает лицо похожим на застывшую маску.
Некоторое время женщина стоит неподвижно, жадно вздыхая ледяной воздух и ни на что не реагируя, по коже бегут мурашки, соски аккуратной, упругой груди сжались от холода. Стройное, подтянутое, ладно скроенное тело несколько портит шея. Кожа на ней предательски выдаёт не юный уже возраст.
Чернявая принимается разминаться - хрустят затёкшие суставы. Крутит непослушными членами. Сначала запястья, потом шея, плечи. С каждым разом движения всё уверенней: пошёл ток крови. Она переходит к наклонам, затем к прыжкам. Голые груди забавно подскакивают асинхронно. Через несколько секунд интенсивного бега на месте дыхание ускоряется с отвычки, на лбу выступают бисеринки пота, кожа розовеет – разогрелись мышцы.
Не прекращая бежать, женщина наконец-то проявляет интерес к внешнему миру. Раскосые глаза скользят от одной капсулы к другой, словно пересчитывая их. Не все обитатели ещё выбрались наружу, впрочем, это ей, похоже, всё равно. Взгляд не задерживается ни на ком конкретно, лениво переходя дальше. Бегунья никак не комментирует механическую бабёнку и не пытается вступить в вялый разговор с соседями. Видимо, не знает, где здесь душевая, и не помнит, кто тут руководитель третьего эшелона.
Первый раз взгляд оживает, натыкаясь на тушу за два метра ростом, натягивающую исполинские трусы. Так дети впервые смотрят на слона. Черноволосая останавливается в восторге и даже обходит гиганта вокруг, чтобы посмотреть с тыла.
Наконец, нехотя отрывается от такого замечательного зрелища, поворачивается к своему сундучку, следуя примеру "слона" и остальных. Подозрительно принюхивается к белью, прежде чем начать одеваться. Надевая на себя трусы, воровато чешет промежность, явно стараясь сделать это незаметно.
Взгляд между тем снова становится спокойно-равнодушным. В нём мелькает было интерес при виде грациозной женской фигурки, коричневые глаза поднимаются вверх – к русым волосам и робкому веснушчатому лицу и гаснут разочарованием. Женщина уже натягивает лифчик, пытаясь справиться с застёжками, когда замечает ещё одну блондинку - на этот раз высокую. Взгляд снова оживает, коричневые искорки пожирают поджарое тело, добродушное, несколько растерянное лицо, мелированные волосы, и чернявая неожиданно делает несколько шагов вперёд.
– Явно не из последней коллекции, – с улыбкой кивает она своей визави на лиф таким светским тоном, словно они встретились в примерочной элитного бутика, а не среди посадочных капсул в окружении около дюжины голых мужиков, – никак не справлюсь с крючками, пальцы не слушаются. Вы не поможете? Я Лавиния Льюис Ллойд, если верить этому бесполезному куску железа. Я бы не слишком ему доверяла, там что-то весьма подозрительно гудело и щёлкало. Тоже явно не из последней коллекции. Однако, звучит не плохо, пусть будет так. Для вас просто Винни.
-
Какая интересная девочка
-
+bouncing titties
|
|
ОбщееОживились люди в технологичных гробах. Кто-то лежит смирно, таращась на стеклянный потолок. Кто-то зашевелился, насколько это было возможно в ограниченном пространстве. Где-то компьютер сработал споро, а где-то и медленно. Но в целом примерно одинаково. Тут и там сменяются строчки на новые. ВинниВслед за спутанными мыслями приходят вполне конкретные. Не мысли как таковые - память. Твои открытия. Разработки. Гениальные находки в условиях вечной нехватки времени. Обещания роскошной и обеспеченной жизни. Потом. После войны. Дали отдел. Да, звание невысокое - ради прикрытия. Кое-что военные успели пустить в ход. Пару раз. Пять. Итог - двадцать миллиардов трупов. Впрочем, этого было недостаточно, чтобы выиграть войну. После капитуляции Конфедерации тебя, конечно, поймали. Всякое с тобой делали. Естественное и не очень. Допросы многочисленные. Выжали, как лимон. После - скорый трибунал. И гнить бы тебе в шизо, но. Почему-то передумали. Тебя куда-то отправили. Не одну, к слову. Значит, это хуже, чем шизо? Кто знает. Твои размышления и воспоминания прерывает отчёт системы: Ллойд, Лавиния Льюис Старший лейтенант научной службы Секция перспективных разработок Главный военный институт вооружений стратегического назначения; ВС КССС Военный преступник Приговор: 3 пожизненных срока заключения в изоляторе специального назначения Текущий статус: - отбытие наказания в рамках миссии № 57069351; Выставить характеристики в баланс + две бесплатных градации "вверх". Временный бонус к броскам удачи +20. КейсКартинка с мужиком не спешит исчезать. Всё так же смотрит на тебя. И продолжает щелкать. Не он, а капсула. Жижа под телом исчезает. Воздух стал в меру сухим. Мягкий ветерок вентиляции задорно играет с твоей мохнаткой. Игру прерывают новые строки: Кейс, Лили Сержант Командир экипажа ударного космолёта 7-й космофлот ВС ФКС Текущий статус: - обеспечение миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс + одна штрафная градация "вниз". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -20. Большой БобОстается только догадываться, как тебя умудрились запихнуть сюда. Возможно, тебя держали на целебном голодании. Что ж. Вскоре влажность и липкие массы ушли. Стало сухо, но всё так же тесно. Понимаешь, что на сухую плохо идёт. Крышка-монитор вдруг выдал: <данные отсутствуют> Старший прапорщик Командир боевой группы 36-я танковая бригада ВС КССС Военный преступник Приговор: 20 лет заключения в исправительно-трудовом лагере Текущий статус: - отбытие наказания в рамках миссии № 57069351; Выставить характеристики в баланс + две бесплатных градации "вверх". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -10. КерсонТвоему внутреннему мопсу кое-что подкинули. Томительные три минуты ожидания. Керсон, Алан Первый лейтенант Взвод материального обеспечения 2-й кавалерийский полк ВС ФКС Текущий статус: - обеспечение миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс. Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -20. —Внезапно, мужик действительно погас. Будто испугался тебя. Тихо вдруг как-то стало. Стеклянная панель задрожала под напором твоего раздражения. Или показалось?.. Догадки прерывают бегущие строчки: <данные отсутствуют> Мастер-сержант Командир ДРГ Пси-корпус ССО ВС ФКС Текущий статус: - обеспечение миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс + одна бесплатная градации "вверх". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -20. КасТебе, как старослужащему, дают ещё полежать какое-то время. Лучше лежать в капсуле, которая вдруг стала комфортной, чем тонуть в собственной крови. Ты знаешь. Ты плавал в этом дерьме. Голограмма подсказывает: <данные отсутствуют> Рядовой Стрелок 412-й пехотный полк ВС КССС Военный преступник Приговор: 10 лет заключения в исправительно-трудовом лагере Текущий статус: - отбытие наказания в рамках миссии № 57069351; Выставить характеристики в баланс + три бесплатных градации "вверх". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -10. ЭмайВспоминаешь былые годы, но всё как-то точечно. Пять лет боевой подготовки, еще пять - медицинской. Таких спецов, как ты, даже в большой галактике мало. А после войны, наверное, вообще единицы остались. Ты падал, ты горел, ты снова вставал и снова шел в бой. Спас десятки жизней. И боевых товарищей, и простых гражданских. Помнишь плац и сотни луженых глоток. За КДВ! Только вот больше не услышишь ты их. Потому что их нет. Погибли все до одного. Второй приступ Врат Тангейзера стал их могилой. Будучи врачом, ты сам валялся в госпитале и наблюдал за этим. Диктор объявил, что "штурм стратегически важного транспортного узла обернулся не вполне к пользе Конфедерации". Помнишь, как всё начиналось. Кризис. Стагнация. Экономический коллапс. Кто-то из больших и умных черепов придумал "теорию перманентной войны". Мол, жизнь это борьба. Военная экономика перезапустит эту самую экономику. Так оно и вышло. Но длилось недолго. Танковые траки и пулеметные ленты ведь сложно кушать. Шутка ли, но ведь когда-то искренне мечтал полакомиться "хелбом с маспом", запивая это всё "бакку". Когда сплёвывал кровь в концентрационном лагере для военнопленных. Эмай, Ху Старший лейтенант Командир взвода фронтовых хирургов 1-я ДШД КДВ ВС КССС Военный преступник Приговор: 20 лет заключения в исправительно-трудовом лагере Текущий статус: - отбытие наказания в рамках миссии № 57069351; Выставить характеристики в баланс + четыре бесплатных градации "вверх". Временный бонус к броскам удачи +10. КлайдПамять предательски подводит. Ты понимаешь, что забыл нечто очень важное. Очень. И это очень, очень важно вспомнить. Строки информации будто дразнят тебя: <данные отсутствуют> Майор <данные отсутствуют> ЦРУ ФКС Текущий статус: <засекречено> Выставить характеристики в баланс + одна штрафная градация "вниз". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -20. ЛунгСтоически переносишь тяготы пробуждения. Философское отношение к проблемам. Похоже, именно благодаря этим и другим качествам ты стал тем, кем стал: Лунг, Данг Тай Лейтенант Командир этапной команды Военная полиция ВС ФКС Текущий статус: - обеспечение миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс + четыре бесплатных градации "вверх". РичардПроблемы в стиле "обделались легким испугом" ушли. Обошлось и без закрытия глаз. Перед глазами же возникают строки: <данные отсутствуют> Младший полевой командир Командир стрелкового взвода 57-я добровольческая бригада "Красная Заря"; ВС КССС Военный преступник Приговор: 20 лет заключения в исправительно-трудовом лагере Текущий статус: - отбытие наказания в рамках миссии № 57069351; Выставить характеристики в баланс + одна бесплатная градации "вверх". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -20. КзамОсматриваешься. Две руки. Две ноги. Член один. Мешочек с яичками под ним. Количество пальцев в норме. И ты сам - в норме. Что бы кто ни говорил: <данные отсутствуют> Полковник научной службы Начальник кафедры военной техники и технического обеспечения войск; Военная академия РХБ защиты, ВС КССС Военный преступник Приговор: пожизненное содержание в изоляторе специального назначения для душевнобольных Текущий статус: - отбытие наказания в рамках миссии № 57069351; Выставить характеристики в баланс. Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -20. ТерриДепривируя свой слуховой аппарат, ты вскоре почувствовала, что остатки противоперегрузочной жидкости исчезли, и воздух стал не таким же густым и тяжелым, как в сауне. Жизнь, словом, налаживалась: Уинсли, Тереза Старший уорент-офицер пятого класса Главный врач военного госпиталя № 3 7-й космофлот ВС ФКС Текущий статус: - обеспечение миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс + две бесплатных градации "вверх". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -10. ТорресПока что всё шло хорошо. Ты не спешил погибать в мучениях от фатального отказа систем стазисной капсулы. Не зажарился заживо, не захлебнулся во внезапном потоке защитного геля. Плиты мышц и канаты жил весело блестят в отражении, ещё чуть влажные. Даже не сразу понял, что компьютер выдал информацию о тебе: Торрес, Рикардо Гвардии старший лейтенант Командир взвода 4-я механизированная гвардейская ордена Красного Знамени дивизия; ВС КССС Военный преступник Приговор: 20 лет заключения в исправительно-трудовом лагере Текущий статус: - отбытие наказания в рамках миссии № 57069351; Выставить характеристики в баланс + две бесплатных градации "вверх". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -10. ФридрихСпустя какое-то время чудо действительно случилось. Хотя бы в виде того, что информационная система удосужилась выдать информацию о тебе: Фридрих, Макс Подполковник Командир аэрокосмического штурмового полка 7-й космофлот ВС ФКС Текущий статус: - заместитель руководителя 3-го эшелона миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс + три бесплатных градации "вверх". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -10. ЗакВсматриваясь в буквы, в какой-то момент вспоминаешь название сего алфавита: "кириллица". В русском варианте, в частности. Ну кто бы мог подумать? Чертовы русские. Английский, китайский...в давние времена именно им пророчили судьбу новых языков Вавилона. Хер там. Наше всё: <данные отсутствуют> Полковник Командир полка тяжелой штурмовой пехоты 2-я марсианская Бригада Смерти; ВС ФКС Текущий статус: - руководитель 3-го эшелона миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс + три бесплатных градации "вверх". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -10. СараОжидание обратилось сторицей. Очередные строки голографии подсказали, что твои воспоминания отнюдь не фарс. И как врач, ты понимаешь, что сразу после выхода из стазиса крайне опасно слишком сильно напрягать мозг. Возможно, твои яркие воспоминания - симптом грядущего безумия и ментального коллапса. Вспоминай осторожно: О'Доннахью, Сара Старший уорент-офицер третьего класса Начальник хирургического отделения военного госпиталя № 3 7-й космофлот ВС ФКС Текущий статус: - обеспечение миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс + одна штрафная градация "вниз". Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -20. МаркВ какой-то момент, сквозь прикрытые веки, ты почувствовал мерную пульсацию голографических букв. Видимо, процедура считывания информации завершилась. Открыл глаза, увидел - правда. И здесь мы идём, мамоёбы: <данные отсутствуют> Сержант Командир взвода морпехов 1-й экспедиционный корпус морской пехоты ВС ФКС Текущий статус: - обеспечение миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс + две бесплатных градации "вверх". МэриГолограмма сменилась далеко не сразу. Ты же, меж тем, совершенно безосновательно вдруг поняла, что с сестрой всё в порядке. Наверное. Нет. Точно. Более того. Она где-то рядом. Новые строчки информации немного отвлекли тебя от переживаний: Уинсли, Мэрион Специалист Санитар военного госпиталя № 3 7-й космофлот ВС ФКС Текущий статус: - обеспечение миссии № 57069351; - конвоирование военнопленных. Выставить характеристики в баланс. Временный штраф ко всем броскам (кроме удачи) -20. ОбщееСтеклянная крышка даёт вам какое-то время на усвоение информации. Ровно столько, чтобы прочитать и запомнить. Обдумать, насколько это возможно. Но недолго. Вскоре плита начала плавный ход назад, куда-то вам за голову. Непроглядный мрак помещения тает. Включаются, проморгавшись, потолочные лампы. Помимо себя и своей капсулы замечаете и другие, точно такие же. Каких-то людей. Голых. Вскоре выясняется, что у ног каждой капсулы располагается небольшой вещевой ларец. Внутри нижнее белье. Трусы-боксеры для мужчин. Для женщин ещё и лиф. Скучное, защитного оливкого цвета. Самое заурядное, стандартно-армейские, и, судя по всему, б/у. Но чистые. Кроме этого, больше ничего. Даже тапочек нет. Осматриваетесь. Круглое помещение, с одной-единственной дверью, ведущей куда-то. Обшарпанные стены. Они же стальные пластины с мягкими ростовыми панелями, призванными защитить от. Впрочем, содержимое сундучков всё же отличается. У одного, у Зака. Внутри своего он обнаружил пистолет, магазин на 15 и электронный планшет в защитном кейсе, снабженный дактилоскопическим сканером. Вам не дают отвлечься и заскучать. Спустя несколько секунд после открытия капсул, где-то под потолком ожил механический женский голос: - Добро пожаловать на. Дельта. Эйч-Ар. Два-Четыре-Четыре-Семь. Си-Эм Альфа. Шестнадцать-Третья, согласно навигационному каталогу, - и умолк. Циркуляром повторил ту же фразу еще два раза с равным интервалом в десять секунд. Сменил пластинку и добавил: - Вниманию руководителя 3-го эшелона. Необходимо ознакомиться с информацией, содержащейся на вашем тактическом планшете.
-
Cool.
-
Наконец-то правильный амнезийный космовыживач, по всей видимости! Мне кажется, я начинаю понимать суть завязки и она определённо мне нравится
-
Нормик. Мощь да.
-
Глобальная трагедия в одном абзаце. Спасибо.
|
Быстро же у Морро закончились слова! Непривычный инструмент для дознавателя, привыкшего к иным методам работы. К которым он и собирается вернуться, признав поражение своих дипломатических навыков. Трэй провожает его взглядом, не поворачивая головы. Собственное отражение в зеркале вызывает неподдельный интерес. Так вот ты какая, Трэй! Вот как тебя видят другие. Она жадно рассматривает себя, чтобы потом надёжно спрятать образ в дальнем уголке памяти.
Морро меж тем начинает обработку. За долгие годы дознаватель отточил своё мастерство запугивания до совершенства, однако Трэй уверена, что на ней это не сработает. Уверена до того самого момента, когда острие ножа начинает неторопливое путешествие по её коже, оставляя горящий след. Крови пока нет, но это вопрос времени.
Дознаватель описывает её несбывшуюся судьбу, и Трэй понимает, что так действительно могло быть. Не оставь солнце отпечаток на её радужке, она бы, может, никогда не узрела бы безликих каменных коридоров. Её спина осталась бы чистой и гладкой, голова не болела бы от присутствия рядом железа, никто бы над ней не издевался, называя это воспитанием. Трэй прожила бы свою маленькую жизнь тихо и счастливо, столь счастливо, насколько возможно в тени Цитадели. Хотела бы она этого? Вглядываясь в искрящееся золото собственных глаз с немым вопросом, она отчётливо видит ответ: ни за что. Пусть она чудовище, ненавидимое всеми. Пусть золото привело её в пыточную камеру, прямиком в руки Морро. Они, эти руки, умеют быть даже обманчиво нежными, когда хотят усилить впечатление жертвы от своих последующих действий.
Трэй чувствует, как её внутренности скручиваются в тугой комок. Сердце начинает безумную гонку в бесплодных попытках выскочить из груди, покинуть бренную оболочку, пока не началось самое страшное. Когда ржавое лезвие прикасается к уху, эту бренную оболочку начинает трясти от осознания, что сейчас будет. Глаза распахиваются ещё шире, хотя казалось, уже некуда. Воздух вырывается из лёгких со сдавленным всхлипом.
Морро всегда добивается того, чего хочет.
Сегодня он готов переступить черту, чтобы обрести желаемое. Обрушить на запирающуюся эмпатку всю мощь своего ужасающего мастерства. Вырвать истину из её охрипшего от криков горла, если потребуется. И это может длиться очень, очень долго. Так долго, сколько понадобится эмпатке, чтобы окончательно осознать всю бесполезность запираться. Её просто сломают - о колено, без всякого сострадания. Она может бесконечно долго терпеть боль, но жить без ушей... без пальцев... без... у человека много частей тела, которые можно отрезать. Язык ей, пожалуй, оставят: он необходим для работы - а нос? Необязательно отрезать его целиком, можно ведь растянуть удовольствие...
Что-то внутри ломается с жалобным хрустом. И тут же поникают плечи.
- Не надо, - шепчет Трэй, - я расскажу.
И замолкает, делая несколько глубоких вдохов, стараясь побороть острый приступ паники. Медленно поднимает руки, обнимает себя за предплечья. Так чуть спокойнее. Теперь можно начинать говорить и не прикусить язык.
- Игния прекрасна. Там много солнца, света, рек и полей. Её столица - город Медиан - беломраморная крепость среди лесов. Там растёт очень высокое дерево, с которого видно далеко окрест. Наши железные легионы наступают, уничтожают красоту Игнии. Игнийцы были вынуждены отступить и оставить крепость, но они вернутся. Иссирон придёт, чтобы отбить город назад. Киллеарх верил в это. Он не знал, где Иссирон, и никто по его убеждению не знает. Но он придёт вместе со своей армией, когда наступит время. То есть скоро.
Голос Трэй затихает. Она затравленно смотрит в зеркало на отражение железной маски, пытаясь угадать, удовлетворяет ли дознавателя то, что он услышал. Собирается ли он продолжить. Она ненавидит себя за слабость, а его - за непоколебимую жестокость. Морро в очередной раз с лёгкостью доказал, что сильнее. Что нет никакого смысла сопротивляться, тебя всё равно переломят. Рано или поздно, так или иначе. И это угнетает саму волю к сопротивлению.
-
Собственное отражение в зеркале вызывает неподдельный интерес. Так вот ты какая, Трэй! Вот как тебя видят другие. Медленно поднимает руки, обнимает себя за предплечья. Так чуть спокойнее. Теперь можно начинать говорить и не прикусить язык. Всё будет хорошо. Наверное.. Когда-нибудь..
|
Это очень важно, она понимает. И сохранит тайну, как бы ни хотелось разделить сокровище с Агнесс, обсудить с ней поразительную красоту игнийцев и их родной земли. Дознаватель не замечает - или не хочет замечать, как блестят глаза Трэй. Она следует за Маркусом безропотной тенью, ступая осторожно, чтобы не расплескать теплоту, доверху заполнившую сердце. Железный холод сегодня не способен проникнуть в это сердце, занятое воспоминаниями о Лесе. Трэй будет тепло, несмотря на стылые сквозняки и ледяной пол. Её взгляд устремлён внутрь и не замечает привычной серости. В уши не проникает симфония страха и отчаяния жертв Цитадели. Сегодня Трэй вырвалась отсюда, пусть лишь мысленно, и она не позволит повседневным печалям затмить зелень лесов Игнии.
Вот и знакомое до боли подземелье. Никто не найдёт её здесь - никто и не станет искать. Киллеарх мог говорить вполне искренне, верить в своё благое намерение - однако Трэй знает, что ему не суждено вырваться из темницы. Ни ему, ни его друзьям, если им хватит глупости прийти за ним. И лучше бы они не пытались прорваться в подземелья в поисках эмпатки, поскольку в этом случае дотошные дознаватели непременно заинтересуются, что они там забыли. Даже гуманному Маркусу не придётся по нраву, что Трэй общалась с пленником по своей инициативе. Наверное, ей вообще не стоило позволять Киллеарху вовлечь себя в беседу, но это было выше её сил. Игниец понравился ей. Не как мужчина - Трэй едва ли понимает, что это значит - а как человек. Выходец из ослепительно прекрасного, незнакомого мира, несущий на себе его отпечаток. Она не смогла бы отказать ему в разговоре, но только сейчас поняла, чем это может ей грозить. И всё-таки будь у неё выбор, Трэй сделала бы это ещё раз.
Дверь в келью гостеприимно распахивается, приглашая шагнуть внутрь. Кажется, рабочий день на сегодня закончен. Маркус пойдёт докладывать старшему дознавателю Эстебану, который давно не считает нужным снисходить до каких-то эмпатов. Возможно, судьба Киллеарха решится в этот же день. Маловероятно, что столь опасного узника оставят в Кримсон Роке надолго. Трэй старается не думать о том, какая кончина уготована для игнийского лазутчика. В отличие от милосердных соседей, палачи Эскалона изобретательны до ужаса.
Погружённый в свои мысли, Маркус больше ничего не сказал. Не то чтобы Трэй на что-то рассчитывала - просто в её замкнутом окружении практически не с кем общаться, и редкие диалоги с дознавателями, тем более с Маркусом, от которого не приходится каждую минуту ждать неприятностей, она весьма ценит. Но - не сегодня. Поравнявшись с ним, Трэй едва слышно шепчет: "Спасибо". Короткое слово пропитано искренней благодарностью: за день без боли и пыток, за спасение от "чёрного", за нежданный подарок в виде изумрудной памяти Киллеарха. За то, что великодушно закрыл глаза на местами неподобающее поведение Трэй, не сделал даже внушения. Она не может выразить свои чувства ни словами, которые здесь будут услышаны и донесены, кому следует, ни мыслями, которые не имеет права вкладывать в голову дознавателя. Остаётся надеяться, Маркус поймёт, как она ему благодарна. И придёт ещё раз. Тогда Трэй не смогут выбрать другие дознаватели.
Келья окружает мягкой полутьмой. Это убежище, единственное место, где можно чувствовать себя почти в безопасности. До завтрашнего дня она свободна, если можно назвать свободой подобное положение. Иной свободы она не знает. Добравшись до табурета, Трэй падает на него, ощущая, как растекается по телу усталость. Она давно ничего не ела, голод начинает напоминать о себе. Но кое-что тревожит сильнее голода, и ещё прежде, чем шаги Маркуса стихают, она мысленно шарит вокруг в поисках сознания Агнесс. Найдя, мгновенно успокаивается. Забрали не её.
Не город, кое что получше. К сожалению, рассказать не могу, а так хотелось бы с тобой поделиться! Обед я пропустила, да? Ой, мы "чёрного" встретили по дороге. Он сюда приходил?
Тон мыслей Трэй окрашен её эмоциями: восторгом от увиденного, нотами грусти от того, что нельзя рассказать даже подруге, а вопрос про "чёрного" пропитан тёмными пятнами страха. Нашёл ли он своего эмпата? Кому смертельно не повезло?
|
|
-
Больше никто не назовёт её плаксой. Сначала громко, затем срывающимся от боли голосом, затем захлёбываясь собственной кровью. :(
-
За силу духа и самоотречение +
|
Где-то далеко-далеко от Железной Цитадели светит солнце.
Фантазия Трэй обычно на этом заканчивается. Она так любит солнце, что кусочка воспоминаний, посвящённых огненному светилу, хватило бы для полного счастья на месяц. А она получает целый залитый солнцем лес! Настоящее море леса! И крепость в лесу, и равнины с реками, и название каждой речушки, каждое из которых хочется повторять снова и снова. Она и будет шептать их нескончаемо длинными днями в своей келье, перекатывая на языке разноцветные камешки чужого языка. Восторгу Трэй нет предела. В Эскалоне нет ничего близко похожего! Кажется, даже солнце в Игнии светит иначе, чем в закованном в броню соседнем государстве. Чистейший концентрированный восторг кружит голову, пьянит, окрыляет, побуждает нырять в изумрудный поток снова и снова. О, это чудо, просто чудо! Нужно обязательно поделиться с Агнесс! Даже растворяясь в плавном течении мыслей игнийца, Трэй не забывает о подруге. И о Маркусе, который из всех эмпатов решил выбрать именно её. Ей подарить это переливающееся зелёно-золотое волшебство, за что она испытывает к дознавателю искреннюю благодарность.
Силой своего желания Трэй управляет живой картиной, поворачивает её так и сяк тем местом, которое нужно увидеть. Нет, она сама не променяла бы сияющий мирный лес на мёртвые равнины, однако не её желания сейчас играют первостепенную роль. Сперва выяснить то, что требует дознаватель. Полюбоваться прекраснейшим домом Киллеарха можно чуть позже, у неё ведь останется время. Всегда остаётся: она умеет работать споро. И Трэй вглядывается во внутренний мир игнийца со всей возможной внимательностью. Она выполнит это задание безупречно, Маркус не останется разочарован. Даже то, что не хотелось бы видеть, она запомнит до мельчайших подробностей, ведь казнь маршала - отнюдь не самое ужасное, что ей доводилось видеть в жизни. Эти люди куда милосерднее соотечественников. Как жаль, что этим чудесным людям её родина принесла войну!
Трэй не знает толком, что такое война. Не знает, как это - когда твой отец или брат не возвращаются из боя: у неё нет ни отца, ни братьев. Не знает, как это - когда на месте твоего дома остаётся пепелище: у неё нет дома. Не знает удушливого страха, что завтра в твою деревню ворвутся вооружённые до зубов люди, зарубят твоего мужа, а тебя возьмут силой: её охраняют надёжные стены Кримсон Рока. Никому неподвластно взять приступом эту гордую твердыню. Трэй видит печатающие шаг легионы, однако она не понимает до конца, сколько несчастий они несут на своих копьях. Но она чувствует эмоции Киллеарха. На какой-то миг они становятся её эмоциями, её переживаниями. Мысли и воспоминания чужака овевают её лицо чудесным ветром, несущим ароматы незнакомых цветов. Трэй отдаётся им без опаски, позволяя уносить себя дальше, дальше... Ведь у неё полно времени.
Она видит озеро, такое прозрачное, что кажется заполненным жидким воздухом. В чистейшей воде снуют рыбы. Трэй видит косые лучи закатного солнца, танцующую в них пыльцу. Видит столь чётко, осязаемо, что кажется - подставь ладонь свету, и пальцы окрасятся золотом. Набери его в горсть, пей, наслаждаясь соками позднего лета. Вместе с игнийцем слышит шаги, вместе с ним оборачивается... И резко моргает, обнаруживая себя в маленькой пыточной камере, вовсе не в прекрасном лесу.
Руки испуганными птицами взлетают наверх: закрыть лицо - но останавливаются на полпути и падают, подбитые страхом. Опять страх, дважды за день. Не будь встречи с "чёрным", Трэй сумела бы сохранить самообладание! Но он нарушил привычное равновесие, подорвал уверенность. А изумительные видения иного мира взбаламутили душу, ослепили золотой круговертью, заставили поверить, что и вечной пленнице Цитадели возможно прогуляться в зелёных лесах Игнии - пусть лишь бесплотным наблюдателем. Как она могла так непростительно увлечься? Почему перестала чувствовать время? "Эскалонская шлюха" её совершенно не трогает, Трэй слышала в свой адрес оскорбления похуже. Куда страшнее не оправдать доверие Маркуса!
- Он... не такой, как другие. Сложнее. Я... - Трэй пытается сбивчиво объяснить свои ощущения и замолкает на полуслове. Что она скажет? Что потеряла контроль над своим разумом, а заодно и над чужим? Погрузилась слишком глубоко, как неопытный эмпат, только начинающий работать под присмотром старшего? Позарилась на красивые картинки, позабыв о работе? И что с ней сделают после второй за утро осечки? Она не смеет поднять взгляд не только на Маркуса, но и на пленника, подозревая, что с изумрудными глазами что-то не так. Сообразив наконец, что дознавателя больше интересуют ответы на вопросы, а не сложность задачи и впечатления эмпатки, начинает поспешно отвечать:
- Он не знает, где армия Иссирона, не знает, что он задумал, и считает, что это никому в точности неизвестно. Но верит, что совсем скоро Иссирон придёт, чтобы выдавить армию Эскалона из вечного леса. И уверен в победе Иссирона. Они собираются отбивать Медиан, когда Иссирон бросит клич, не раньше. По его мнению, это случится совсем скоро.
Собирать разрозненные мысли в осмысленные фразы, нанизывать ответы на нить вопросов, подбирать нужные слова сегодня сложнее, чем обычно. Всё идёт не так, как должно. А она даже не успела разглядеть ответ на один из вопросов дознавателя! Небывалый случай. Трэй не помнит, когда такое случалось в последний раз. Её всегда ценили за чёткость ответов, однако игниец оказался крепким орешком, к тому же ему мало известно. Но хотя бы про маршала Трэй может рассказать в подробностях.
- Они казнили маршала Хенсельта. На поляне в лесу, ночью. Иссирон лично отсёк ему голову и сказал, что это значительно более милосердно, чем мы поступаем с игнийскими пленниками. Похоже это действительно так, потому что я не увидела на маршале следов пыток. Пока это всё... - Трэй застывает в напряжённом ожидании вердикта. Её лицо уже снова спокойно, и по голосу никто бы не сказал, что она нервничает - однако это так. Тревожит не столько нависшая над головой тень скорой расправы, сколько уникальность происходящего. У Трэй ещё не было подобного опыта, и приобретать его придётся, видимо, дорогой ценой.
|
Боммм.... Боммм.....
Железная песня врывается в сон, разгоняя испуганные обрывки сновидений по закоулкам сознания. Сегодня Трэй видела что-то приятное, но колокол звонит вновь и вновь, напоминая, что приятное и новый день для эмпата - вещи несовместимые.
Она знает, что в утренней песне ровно двадцать четыре ноты, все на одно лицо, все бескомпромиссные и вопрошающие. Что ты готов сделать для Канцлера в этот день? Веришь ли так же, как вчера, не прокралось ли ночью сомнение в твоё сердце, не проросли ли в душе ростки ереси? Вопросы обращены к нормальным людям. Таким, как Трэй, песня строго напоминает, кто они есть.
С последним ударом она вскакивает с узкой койки. Лежать до последнего - её личная форма неповиновения. Маленький незаметный бунт. Только такой она и может себе позволить, исключительно чтобы не забыть, как это - не подчиняться. За любой другой она поплатится новыми отметинами на спине, и хорошо, если только ими. Холодная вода прогоняет остатки сна. Затхлый запах уже не ощущается: привыкла. Трэй опускается на табурет возле стола, нашаривает в окружающем мраке искорку сознания Агнесс, мимолётно касается, шепчет: "Привет". Затем кладёт голову на скрещенные руки и замирает в неподвижности. Так можно провести весь день, и следующий, и ещё один - безликие дни сливаются в неразличимую безрадостную вереницу, изредка перемежаемую вспышками выводов на допрос. Выезд в город случается ещё реже, на многие недели становясь пищей для пытливого ума. И однако нынешнее унылое существование куда лучше, чем период обучения, когда покидать келью приходилось часто, а хотелось наоборот забиться в угол. С тех пор прошли годы, за которые Трэй зарекомендовала себя послушной девочкой, верным помощником дознавателя. Ей всё равно достаётся, конечно. Морро и не думает скрывать, что наказание порой назначается исключительно чтобы эмпат не расслаблялся, не забывал, что он - бесправное отродье, пусть и ведёт себя хорошо. Но всё же это происходит значительно реже, чем раньше, и от появления в подземелье дознавателя теперь можно ожидать не только плохого.
Шаги. Трэй замечает их значительно раньше, чем производящий их появляется внизу. В её замкнутом мирке слух играет намного более важную роль, чем зрение, даёт много больше подсказок. Она поднимает голову, выпрямляется, ловит малейшие шорохи из коридора. Кто? И с какой целью? Только бы не Морро! А если он - только бы не за ней!
Стук в дверь сообщает, что именно за ней. Внутренности сводит судорогой предвкушения и опасений. Терпкая смесь ударяет в голову, она привычно осаждает эмоции, вскакивает, идёт к двери, щурясь от тусклого света. Пытается понять, кому сегодня понадобился эмпат - а догадавшись, позволяет себе чуть расслабиться. Маркус. Самый, пожалуй, любимый из дознавателей, если можно применить к ним такое слово. Рядом с ним можно почти не опасаться получить оплеуху от слова, произнесённого с недостаточным почтитением. Почти - потому что он всё равно остаётся дознавателем, и забывать об этом нельзя. Нельзя тешить себя глупой надеждой, что он ей сочувствует. Трэй прекрасно понимает это, и всё же надеется. Очень сложно жить в мире, где тебя угнетают и презирают абсолютно все.
Несмотря на свои нелепые иллюзии, с Маркусом Трэй ведёт себя точно так же, как с любым другим из железной братии. Тот же опущенный взгляд, тот же наклон головы и почтительный тон, то же беспрекословное повиновение. Ей вовсе не хочется, чтобы другие надзиратели случайно заметили неуставное отношение к эмпатам одного из них, и у Маркуса возникли неприятности. Он может и озлиться. А может пропасть из Цитадели, что будет ещё хуже. Трэй выходит в коридор и останавливается, склонив голову, готовая следовать за человеком в железной маске, куда бы он ни приказал.
-
Лежать до последнего - её личная форма неповиновения. Маленький незаметный бунт. в окружающем мраке искорку сознания Агнесс, мимолётно касается, шепчет: "Привет" Ты просто шикарно ухватила атмосферу и идею концепта. За пост и за персонажа.
|
-
Слушала с тихой улыбкой, как тяжелые шаги возвещают о приближении к ней Ариса - так она называла его только в своей голове - и ждала в предвкушении его проникновенного обращения. Почему-то первые аккорды его голоса всегда заставляли сотни мурашек пробегать по ее шее и Эрингария не могла отказать себе в удовольствии переживать это снова и снова. Достаточно трепетная и очаровательная :)
|
-
- , - горячее дыхание обожгло ухо, - смотри на меня, - она сжала ладонь Лжеца с силой и, потратив менее секунды на размышления, извлекла реагент. - Немного пощиплет, - шутка, которая всегда заставляла его растянуть губы в вымученной улыбке. Награда для любого врача. - Давай. Не время умирать. Цель близко, - подмигнула Душа и впрыснула драгоценный реагент без остатка. Она не позволит Лжецу покинуть их. Покинуть её. Очень сильно, класс.
-
Да, детка. Мы спасли этого засранца.
-
Дружите с медиками.
|
-
А у плана Иволги, трезво рассуждая, был только тот сомнительный минус, что он не был планом Эго. Колоритный парень, доставляет :)
-
Я тоже считаю, что матриархат это лучшее, что может дать человечество.
|
|
|
|
Шут переводил взгляд с одного дворянина на другого, и на его подвижной обезьяньей мордочке явственно читался весь спектр эмоций, от испуга до удивления. Крайнего, надо сказать, удивления, когда Арч услышал что убийца короля - дочь звездочёта, книжная дева Аурелия, а вовсе не злодейское умертвие и не честолюбивый вейлонец. Сплошное сумасшествие! Иначе, чем очередной волшбой неведомой ведьмы, сие было не обьяснить. Что сама же убийца и подтвердила. Что не поделили сын герцога и чужеземный принц, дурак так и не понял. Вроде бы и не спорят даже, а ишь ты - уже зубами скрипят, глазами сверкают, и руками оба рукояти мечей цапнули. Того и гляди, пойдут друг дружку потрошить прямо тут. А из-за чего? Непонятно. Не могут, видать, решить, кто главней. Обычное дело среди мальчишек, только люди попроще давно бы навешали друг другу тумаков да успокоились. А этим нет, что вы. Оплеуху дать не моги - ущерб чести! А вот добрых пару локтей железа в пузо сунуть - это пожалуйста.
В воздухе аж будто искры засверкали, до того атмосфера накалилась. Еще чуток - и точно головы полетят. Шут снова зажмурился, собираясь с духом. Отшагнул чуть назад, на всякий случай - поскольку для тех, кого господь голубой кровью обделил, благородная публика зуботычин как раз не жалела. И издал губами долгий протяжный звук, имитирующий бурное пускание ветров. Завладев таким нехитрым образом общим вниманием, он подбоченился, задрал нос и запел задорно:
- Жил был веселый парень Том, Вчера, сегодня и потом, Не угнетал себя трудом, Но сытно ел!
Он не умел ни жать, ни ткать, Не мог ни петь, ни танцевать, Лишь только факел зажигать, Наш Том умел.
Не знал ни кройки, ни шитья, Не ведал смысла бытия, Но удивлялись все друзья - Как парень мил!
Не делал ни добра, ни зла, Но жизнь его была светла, Одни лишь только факела, Весь день палил!
И ночью освещал весь двор, Светился лес и косогор, И в целом весь земной простор, Сиял как днем!
Моря, долины, и поля, Березы, клены, тополя, Светилась вся вообще земля, Таков был Том.
И верность факелам храня, Впустую не провел ни дня, Пылал весь мир как головня, Шипел и тлел!
Но нет преграды чудесам, Том, устремившись к небесам, Однажды загорелся сам, И весь сгорел.
Пускай велик ты или мал, Крестьянин или кардинал, В итоге ждет один финал, На свете том.
Но по сей день и стар, и млад, Лишь взгляд на небо обратят, Узрят - с рассвета на закат, Гуляет Том!
Исполняя эту веселую песенку на разухабистый застольный манер, шут приплясывал, обошел спорщиков на руках, болтая в воздухе яркими сапожками, сделал колесо и в завершение выдал классическое сальто с приземлением на задницу. Перестарался и прикусил язык, но виду не подал, а гримаса боли помогла скорчить настолько дурацкую физиономию, что паяцу даже скулы свело. И закончил уже экспромтом:
- Зачем друг другу мять бока, Коль жизнь и так невелика, Не лучше ль будет для врага, Задор сберечь?
Ведь ясно даже дураку, Что нужно ведьму-кочергу Найти, и ей срубить башку Долою с плеч!
-
Ах ты ж чертяка, что творит!
-
Не знаю, умышленно ты поднял тему макабра, но попадание в нее и стиль того, как обыграл, стопроцентные
-
Замечательный выход! И песенка как будто из сборника средневековой народной поэзии. Респект!+
-
Прелесть)))
-
Кра-си-во!
-
Шут так мил, так мил!
-
Отжег. Что тут еще скажешь)
-
Мне очень понравилась песня. Да и пост вышел хороший. Поздравляю.
-
Настоящий Жий всегда найдет повод зажечь пару факелов :) А шут топовый, да
|
|
|
|
Получить такую оценку Шарлотта не была готова прямо сейчас. Сущий ангел, или лживая ведьма… Лицо девушки исказило недовольство. Зато слезы перестали наворачиваться сразу же и эта непреодолимая жалость к себе ослабила хватку. Концентрация горя в груди потихонечку снижалась, Шэри расслабила наконец плечи, потом и руки, коими она очень плотно пыталась себя обнимать, словно это должно было ее спасти от чего-то… Сгорбленная, угловатая, трясущаяся — нет, теперь художница напоминала полупустой мешок, бережливо оставленный на стуле. Она слушала, тихо, смирно, не комментируя, не задавая вопросов. Сон накатывал, будто прилив, подступающий мягко, подхватывающий и качающий рыбацкие лодочки на ласковых волнах. *** Не приснилось — отметила Виллоу с оттенком горечи, когда глаза успели адаптироваться к свету и девушка, обнаружив себя не в своей кровати, вспомнила события минувшей ночи. Более всего отдыху в кресле была «благодарна» спина — Шэри подалась вперед, намереваясь встать, но схватилась руками за поясницу и тихонечко, пониженным тоном, заскулила. Ладони плюхнулись на крышку рабочего стола, тело подтянулось следом, и заспанная мордашка уткнулась носом в небольшой портрет. Нельзя сказать, что раньше повернутая оборотной стороной к посетителю рамка как-то занимала внимание Виллоу, зато теперь, без труда найдя некоторое сходство с юной девушкой, изображенной на портрете, Шэри начала догадываться, что именно заставило коменданта присмотреться к ее персоне. Наверное на портрете была изображена дочка Хэла — рушила художница. Моментально рой вопросов закружил в ее голове и все вокруг персоны этой самой Мелоди. Девушка пальцами вцепилась в рамку, отыскивая на лице «двойняшки» черты коменданта. Своего отца Шарлотта помнила очень плохо, и на первый взгляд Хэл вообще никак не вызывал желание их сравнить… Но что-то щелкнуло в ее голове, совершенно неожиданно. Она отдернула руки от портрета лишь заслышав шаги за порогом. И встретила коменданта едва ли не по стойке смирно. Нет, встать она не успела, поскольку едва не перевернула портрет, пришлось его ловить и попытаться примерно на то же место поставить. На столе коменданта лежала пыль, и частично это был пепел, так что определить, где именно покоилась рамка было не трудно, как и проследить ее перемещение. Сконцентрировавшись за задаче, Шэри искусно попала в «след», однако развезла пылищу рукавами шинели. Она явно была возбуждена. Рейнарт застукал свою подопечную в своем кресле, с пепельницей, полной окурков в руках. - Я хотела тут немного прибраться, — с ходу оправдалась девчонка, однако поставила пепельницу назад, осторожно, что не было слышно, как тяжелое стекло коснулось стола. - Утро… Доброе… — Шарлотта рассматривала то брошенную на стол форму, то, с явной растерянностью, Рейнарта. Сейчас, быть может он заметил, она рассматривала его лицо куда более пристально, нежели раньше, даже когда собиралась писать его портрет. Но пялиться слишком долго и так открыто, Шери вовремя сообразила — моветон, ей лишь захотелось теперь скорее убраться с глаз коменданта, хотя бы на время. Художница сгребла со стола костюм, на глаз пытаясь оценить насколько он будет ей велик. - Если позволите, я переоденусь в архиве. Там, к слову, теперь почти порядок, но есть еще работа. Хотя пыль с вашего стола, мистер Рейнарт, я бы предпочла смахнуть прежде, чем вернусь к бумагам. И кофе… Я помню, вы пьете много кофе. А ночь была такая, что сегодня, полагаю, кофе будет очень нужен.
|
Попав в плен в собственном теле, не можешь ни сбежать, ни отвести глаза. Ты, что находила любой предлог, лишь бы оказаться подальше от замка в день какой-нибудь казни, теперь наблюдаешь за казнью Короля из первых рядов. У Брона Радостного, как у любого уважающего себя монарха, имеется энное количество доброжелателей - умных, расчётливых, смелых, глупых, отчаянных и отчаявшихся, однако ж ни один не сумел и близко подобраться к августейшему горлу. А ты вот смогла. Цени оказанную тебе честь, девочка.
Неблагодарная Аурелия совершенно не ценила благодетельницу. Более того, ненавидела её всеми фибрами души. Ранее добродушная дочь звездочёта понятия не имела, что значит ненавидеть кого-то по-настоящему. Теперь наравне с болью внутренности обжигала острейшая ненависть, будто произведённая из отборных стручков красного перца, смешанная с горькой обидой и лютым бессилием. Когда пароксизм смеха утих и Аурелия вновь обрела контроль над собственным телом, ей стоило больших усилий не вонзить тот самый нож себе в сердце. Останавливало лишь, что без чёрного колдовства удар не получит должной силы, придётся долго мучиться. Вот у юного герцога Вертрана меч наверняка имеет положенную остроту... Обведя зал глазами, в которых, кажется, навечно заледенел призрак пережитого ужаса, Аурелия не нашла никого более подходящего для приведения приговора в исполнение. Не мальчишке же этому белобрысому сдаваться и не принцу чужеземному, которому кончина Короля только в радость. Отбросив окровавленный нож, она нетвёрдым шагом пошла через зал, держа развёрнутые ладони подчёркнуто пустыми. Вот она я, цареубийца. Хотите - жгите, хотите - камнями забросайте. Мне всё равно. Я не знаю, как жить дальше, когда я - не я больше. Кровавое клеймо отделило её от обычных людей, нож прорубил узкую, но неодолимую пропасть. Нет ей оправдания, нет прощения. И не важно, что она ни в чём не виновата, кроме желания остановить нашествие мертвецов. Быть может, на том свете к ней отнесутся более благосклонно.
Не дойдя до будущего герцога пяти шагов, Аурелия остановилась, склонила рыжую растрёпанную голову. Собственный голос казался чужим. Странно, однако он не дрожал, не срывался. Выцвел только, будто схваченный морозом.
- Милорд, ведьма завладела моим телом, когда я оказалась рядом с кубком. Нельзя было смотреть в изумруд... Теперь она заточена во мне. И наверное, сейчас самый подходящий момент от неё избавиться, пока она ещё чего не натворила. Только сделайте это быстро, прошу.
Уже спустя десяток минут у неё не хватило бы духу совершить признание, подставить голову под меч. Сейчас она ещё может оставаться спокойной, как водяная гладь, под которой бурлят невидимые ключи. Сейчас она почти не боится смерти. Куда страшнее кажется стать глазами ведьмы, её руками, её верной марионеткой. Страшнее, что все проснутся, поднимут крик, ткнут осуждающе пальцами, потащат на костёр или на плаху. Отец не вынесет её позора. Лучше уж покончить с этим здесь и сейчас.
-
Смело!
-
Сильно. Очень достойный пост, учитывая обстоятельства. Вообще жалко деваху, досталось ей - врагу не пожелаешь.
-
Странно, однако он не дрожал, не срывался. Выцвел только, будто схваченный морозом. И снова очень красиво. Решение интересное.
-
Бедняжка сделала всё, что могла.
|
Элоиза мучилась, Элоиза исходила беззвучным криком в тщетных усилиях всем рассказать, что Короля нашего подменили! Король не настоящий! Все напрасно. Элоиза погружалась в трясину безысходности, и кто знает, не было ли это началом безумия... как вдруг разверзлись небеса, зазвучали арфы и флейты, посыпался дождь розовых лепестков - спасение явилось к ней в облике... Нет, облик спасителя был скрыт мраком забвения. Барышня почувствовала на своих устах нежный и страстный поцелуй, не оставлявший ни малейшего сомнения - так целовать могут только Прекрасные Принцы. Такие поцелуи существуют лишь на страницах романов и поэм, да в сказках - в самом их финале, потому что после может быть разве что свадьба, а что бывает после свадьбы - никому уже не интересно. Этот поцелуй сделал Элоизу блаженной и легкой как воздух, она шевельнула губами в ответ (так ей показалось) и воспарила, она поднималась все выше и выше из омута тяжелого сна к реальной жизни, поскольку Элоиза признавала реальной ту жизнь в которой существуют поцелуи, соловьи, розы и любовь страстная, нежная, бесконечная и желательно взаимная. Элоизе уже давно очень хотелось влюбиться; только окружающая барышню реальность к этому не располагала. Не в кого было влюбляться, вот какая беда! Реальность вернулась, Элоиза открыла глаза (у нее были сейчас очень-очень голубые глаза, она почти со стороны видела, какие они были голубые!) и увидела совсем близко от своего лица прекрасные и благородные черты молодого герцога Вертрана, и ее фарфорово-бледное лицо немедленно начал заливать алый румянец - совсем как в романе! Если бы Элоиза не находилась в состоянии очарованности, она бы, конечно, включила здравый смысл - а она умела включать здравый смыл, когда было очень нужно, - и подумала бы, что герцоги женятся только на ровне и что по родовитости и знатности ее семья и рядом не стояла с Вертранами... Но она была очарована, и думала только о том, как прекрасен Его Сиятельство герцог Кристиан и как ему пошла бы корона... Правда, он ее вернул владельцу, но все же... на его голове корона смотрелась гораздо лучше. - Вы мой спаситель, Ваше Сиятельство, - пролепетала Элоиза, восторженно глядя юноше в глаза. - Вы меня избавили от необходимости смотреть ужасный, ужасный сон! Элоиза прикусила губу, так как вспомнила кое-что. Его Сиятельство держал руку и сердце Аурелии! Он держал ее руку и сердце! Понимаете, что это значит?!? Пора начинать ревновать! Но.. это же было во сне, да? Почему этот кусок сна непременно должен был сбыться? Впридачу к этому, Аурелия плакала, и Элоиза поняла, почему она плакала: конечно, обидно, когда в руках у молодого человека твоя рука и сердце - отдельно от всего остального... Не надо ему об этом рассказывать, вот и все! Во сне было еще что-то... оно ей мешало... Мешало так, как не могли помешать даже крики фрейлины о крайней непристойности всей ситуации. Элоиза вяло махнула ручкой в сторону Валетт, как бы говоря: "Ах, оставьте... Вы видите, что я не против, у меня... свиданье как в романе!" Вспомнила! Ровно как и то, что она делала перед тем, как ее затылок соприкоснулся с полом. Затылок, кстати, болел. Голова наливалась свинцовой тяжестью. Это было крайне неромантично, но куда ты денешься, когда в самую лирическую минуту начинает зверски болеть голова! Элоиза стиснула руку герцога Кристиана холодными пальцами и воскликнула: - Ведьма! Она наблюдает за нами! Мне снилось, что она съела сердце Короля и теперь она - Король! Я хотела спрятать Короля, чтобы она не видела его, но у меня ничего не вышло... Что нам теперь делать? Она и правда не знала, что теперь делать, потому что не могла видеть ни прибывающей армии мертвых, ни зарезанного короля, ни потайного входа.
|
- Какие все дураки! - Валетт, чуть не в слезах, отчаянно топнула ногой.
Она тут старается, она ход открыла тайный, всех спасает, а они... Они... Неблагодарные и глупые, они метались по бальной зале, принц тащил принцессу куда-то через уже закрытый вход, шут с одной из девушек толклись в дальнем конце, кто-то с кем-то рубился.
И только молодой герцог Вертранский сообразил тащить одну из девушек к каморке. Они что, всех спящих сюда тащить собрались? Да пусть себе спят, это же сколько народу, не перетаскать! Пусть слуги займутся, наконец! А тут еще эта сумасшедшая дочь звездочёта. Мало ли, кого еще решит порешить ("Хаха, каламбурчик, надо запомнить, вдруг подвернется удачный повод его вставить") эта обезумевшая фурия?!
Нет-нет, надо скорее спасаться отсюда, вот только спасаться в одиночестве Валетт было еще страшнее, чем оставаться тут. Кто знает, что подстерегает их там! Нет-нет, надо спасаться скорее, но как можно безопаснее, лучше бы, чтобы кто-то из молодых людей - а еще лучше все молодые люди ("Да-да, они все довольно милы") - был бы рядом на всякий случай.
К счастью, нашелся хотя бы один, который направлялся сюда.
- Сюда, сюда! - торопливо твердила Валетт, подгоняя герцога. - Наконец-то! - с облегчением она перевела дух, стоило тому пересечь порог каморки.
Все шло уже довольно неплохо, герцог решился наконец опустить свою ношу - вероятно, подумал, что в каморке спящая будет в безопасности.
И тут - прямо тут, прямо сейчас, прямо на глазах у изумленной до онемения Валетт - Вертран вдруг впился в губы спасаемой девушки страстным поцелуем. Нет-нет ("Опять нет-нет, я совсем запуталась"), так нельзя!
У фрейлины перехватило дух от негодования. Какая непристойность! Она так и сказала герцогу, как только к ней вернулся дар речи:
- Как вы можете! Это же... Воспользоваться беспомощностью дамы! Это же... Прекратите немедленно! - она сердито дернула Вертрана за рукав, забыв от волнения добавить "Ваша светлость" - Оставьте её немедленно! Какая пошлая бестактность!
Это действительно было ужасно, неуместно, неприлично и...(если совсем честно, но никто не узнает, ни за что!) немного обидно. Она всех спасает, а целуют каких-то спящих!
-
Дворяно Ниссалоно - облико морале!
-
Она всех спасает, а целуют каких-то спящих!Жизнь временами совсем несправедлива.
-
("Хаха, каламбурчик, надо запомнить, вдруг подвернется удачный повод его вставить") Нет-нет ("Опять нет-нет, я совсем запуталась"), так нельзя! Это действительно было ужасно, неуместно, неприлично и...(если совсем честно, но никто не узнает, ни за что!) немного обидно. Просто шикарно)
|
-
- Я останусь здесь, Вы сможете выбраться!Но на этой доске хватит места для двоих, Джек!
|
Сможет ли Аид понять, обнаружат ли их на этаже?.. Мозги псионика вернулись в свое естественное положение, оторвавшись, наконец, от мыслей о заднице Иволги и губах Мрака. Он слышал нечто подобное о том, что опасность обостряет половой инстинкт. Очевидно, это происходит лишь у определенного вида людей, ибо сам Аид сейчас только ощущал игру сфинктера и потребность в скором времени завершить уже миссию. Но даже за эти мысли он не мог ручаться: вдруг они были лишь отголоском чьих-то других эмоций?.. Сейчас главное, не ловить ничего личного в эфир. Если он поймает настроение врага, то все совсем может пойти по пизде. — Есть несколько примет. Стрельба, крики и взрывы... — быстро начал перебирать очевидные варианты, — Ну это, конечно, самые очевидные варианты. Псионик заглянул в шахту и скривился. Высоко, блять. И почему никто не проголосовал за лестницу?.. По оперативной подготовке у мужчины была твердая тройка. Его способности были оценены, как «удовлетворительные», хотя он бы сам себе не доверил ничего страшнее отвертки. Так, стоп. Это ведь сейчас его были мысли?.. Или мысли его инструктора?.. Проклятье. Очень сложно иметь собственное мнение, когда вокруг кружит миллионы других. Так несложно себя и за идиота считать, потому что у всех варианты сходятся. «Так я идиот или нет?..». Загадка… хотелось верить, что в процессе он это вспомнит. Спускался псионик с матами и тормозами. Сначала пришлось убрать меч, потом пристроить крюк… Притормозил почти сразу у крюка, мысленно ловя версии «прыжка веры» в головах у товарищей. Подсказки помогли настроиться и вспомнить, как именно производить толчок и как спускаться. — Аид на месте. Выпускайте бычка, — хохотнул, доставая винтовку из-за спины. Готовность свою он оценивал, как «ниже среднего». В восьмидесяти процентах случаев, причиной смертей псиоников на заданиях являлся адреналин. Попадая в кровь, эта штука напрочь выбивала чувство всякой меры, и псионики просто не расчитывали силы, переходя предел. Очень не хотелось быть в числе этих лузеров. Дожить почти до сорока, чтобы сгнить на первом задании. Он так до сих пор и не вспомнил, почему решил оставить судебную практику и отправиться на эту миссию. В этом была какая-то причина.
Какая-то серьезная, важная причина… Но её почему-то перебивали мысли товарищей, у каждого из которых были свои идеи, зачем они здесь. «Что я здесь делаю?..». Привычный вопрос, за последние десять лет ставший едва ли не утренней молитвой. Доктор Эмберс предложила задавать его каждое утро перед зеркалом, чтобы стимулировать память. «Три вопроса, Аид. Кто я? Как меня зовут? И что я здесь делаю». Ответ его ждал на листочке, за зеркалом. Но он не всегда вспоминал, что этот ответ вообще существует. Я — псионик. Мужчина. Американец. Меня зовут… меня… Что я здесь делаю?.. Он не успел ответить на два последние вопроса. Мысли окружающих его людей лихорадочно загорались, превращаясь в отточенные клинки, готовые к бою. Сливающиеся в абсолютную готовность к предстоящей миссии.
«Что я, блять, здесь делаю?..».
Убрать четыре цели. Скрыться в подсобке. Выжить. Смягчить возможные огрехи. Вывести всех живыми.
Нет-нет-нет, это не его мысли.
«Я — псионик. Мужчина. Американец. Позывной — Аид. Мое настоящее имя…». Вспоминай же, черт.
Вспомнить он не успел. Мозг переключился на новую волну, ища среди помех умы тех, кто заполонил этаж.
|
-
Сердце охватило тревожное томление. С ним обычно следишь за окном, в котором никого нет. Чувствуешь, что и не будет, но растет внутри ощущение, что отведешь сейчас взгляд - и тотчас кто-нибудь попадет в перекрестье прицела. вот, да, оно, с самого начала не покидает. Иллюзорное спокойствие.
-
Чувствуешь, что и не будет, но растет внутри ощущение, что отведешь сейчас взгляд - и тотчас кто-нибудь попадет в перекрестье прицела Аккуратно, бесшумно проскользнула в приоткрытые двери и сразу же метнулась прочь от алого освещения Иволга классная
|
Никто не ответил Эго. Хотел ли сам оперативник, чтобы ему ответили? Быть невидимкой — всегда двоякое ощущение. С одной стороны это защищенность, с другой обида. Так девушкам часто хочется, чтобы их заметили, но и не пялились на них во все глаза. Какой только бред не придёт в голову от отсутствия работы. В конце-концов отряд — не команда, не семья. С этими людьми, которые даже не знают его по имени, Эго не придётся ни жить, ни крестить детей
В лучшем случае никто из них не попадет на похороны друг друга, ощущая неловкость выжившего или не ощущая вообще ничего на глубине трех метров.
Аид боится. Это неудивительно. На самом деле все боятся. Никто, никто из этих людей не пожертвует жизнью ради других, они наемники и работают не для того, чтобы их деньги ушли куда-то вникуда. У большинства наверное даже семей нет. Впрочем, есть исключения.
Под металлом шлема, Эго улыбается Аяксу. В армейской учебке у будущего опера был друг, поинтересовавшийся как-то: "Слушай, **** (и это было, как ни странно, засекреченное имя, а не нецензурное выражение), как думаешь, все сержанты такие сволочи?" — Тогда ответ совсем не казался очевидным, но сейчас, будь собеседник жив, можно было бы чуть покачать головой. В душе сержанта жила мечта о тихой, спокойной жизни, мечта, которую Эго полностью разделял. Ему было куда возвращаться, было ради чего жить.
Лжец... Никогда не признается, но война подарила ему, выходцу из трущоб, хоть какое-то будущее. Этот парень был симпатичен Эго, и все же разведчик отдавал себе отчет в том, что вероятно такие истории не заканчиваются хэппи-эндом. Мечта положить конец Войне хороша — если отдаешь себе отчет в том, насколько не идеальным оказывается мир. На войне всё просто, есть союзники и противники. А в мирное время, что чувствует человек когда понимает, что есть лишь попутчики и соперники, что ничего не изменилось по сути, но по форме размылось, потеряло ясность... Измены подруг, предательство друзей, раскаяние и страдания врагов — готов ли ты к этому, Лжец? Как бы то ни было, если они выживут и когда-нибудь встретятся, Эго пожмет товарищу руку. Войну сложно пережить. Во всех смыслах.
Душа. Есть ли жизнь после тридцати? Эго предстояло узнать это через год, но штатного медика отряда ему сложно было представить в роли жены, матери, да хоть кого-то кроме штатного медика отряда. Женщинам в этом смысле на войне куда тяжелее, война удаляет их от того образа, который женщинам диктует общество. Вернется она домой, старородящая, лишенная всех связей кроме фронтовых. Что будет делать? Откроет медпрактику? Смешно. Вероятно Душа в глубине души и сама понимает, что привязана к Оракулу до конца своих дней. Ее война не закончится.
Мышка. Выглядит молодо. Война идет десять лет. Если предположить, что ей двадцать два (точного возраста Эго не знал) то когда всё началось ей было двенадцать. Вот уж кто совсем не видела мирной жизни, совсем не пожила. Она ответила: "Есть чем" — Идеализм, мечты. Может что и получится. По крайней мере хотелось бы верить в это. Не должны девочки подыхать вот так...
Мойра. Темная лошадка. Честно говоря Эго не знал о ней ровным счетом ничего, кроме того, что она куда ближе чем он сам, общается с остальными. Честно говоря она больше всего напоминала ему Мрака, оба спокойные, дисциплинированные, не хватающие звезд с неба, не особенно рефлексирующие о своем состоянии.
Наконец, Иволга. Фаворит гонки, может быть потому, что разведчиками часто приходится работать вместе. Эго любил ее (не в половом смысле), иногда до боли, в моменты, когда женщина могла сделать глупость, способную прикончить их обоих, и не делала ее. Честное слово, ничто так не вдохновляет как чужие усилия по спасению твоей собственной жизни. А еще они практически не говорили друг с другом.
Что уж там, Эго ни с кем практически не говорил по настоящему. Кроме, наверное, Аида. Этот просто мог прочесть мысли. Хороший он, кстати, парень.
"Держись Аякса с Душой и выживешь. Он прикроет, она заштопает"
Мысленно посоветовал товарищу оперативник, прерывая бесконечный поток рефлексии — и как успел только.
Приказ есть приказ. Время работать.
— Есть.
Коротко ответил сержанту. Дождался пока Аид вскроет дверь, заодно оценив находчивость командира — когда боец делает дело, он не паникует. Проверил дюльфер в бедренном отсеке экзоскелета.
— Осторожно, там могут быть мины.
Предупредил Иволгу. По крайней мере, так поступил бы сам Эго, командуй он обороной комплекса, заминировал шахту, да и лестницу заодно.
Потом осмотрел стены на наличие замаскированных мин или взрывпакетов, осторожно зафиксировал дюльфер, и начал спуск...
-
Хотел ли сам оперативник, чтобы ему ответили? Кто знает.
-
Эго любил ее (не в половом смысле) В смысле не в том смысле?! XD
-
Тогда ответ совсем не казался очевидным, но сейчас, будь собеседник жив, можно было бы чуть покачать головой. Ее война не закончится. роме, наверное, Аида. Этот просто мог прочесть мысли. Хорош
-
Эго любил ее (не в половом смысле), иногда до боли Я считаю, что этому стоит еще повисеть на главной. Здесь и далее - яркий пример, когда молчание спасает человеку жизнь.
|
|
Лжец молча считал каждый свой вдох и выдох, чувствуя как отфильтрованный костюмом воздух увлекает за собой его мысли, вынося их прочь из тела и растворяя в полумраке десантного отсека штурмового модуля. Для него это было обязательной частью подготовки к миссии, если позволяло время. Проверить, прислушаться к своему телу. Очистить и настроить свой разум, избавляясь от всего наносного и постороннего. Приятный бархатный голос Афины вернул оперативника к реальности. Пора.
Сброс прошел быстро и без заминок. Штурмовой модуль подобрался на максимально близкое расстояние и моментально зачистил сопротивление. Лжец, по обыкновению, высадился первым. "Зевс" снят с предохранителя, взгляд быстро сканирует окружающее пространство. - Чисто. - Не то чтобы он не доверял оборудованию, которым располагал их корабль. Опыт и принципы не позволяли поступить иначе. И еще - смутное ощущение тревоги. Некое предчувствие, вызванное одним единственным простым вопросом, заданным самому себе после того, как Лжец понял - это не учения. Что могло помешать сообщить о предстоящей угрозе? Из будущего, как это обычно происходит.
На первом этаже их ждали развалины и один из умирающих солдатов врага. Матерый ли это ветеран или часть обслуживающего персонала из гражданских не имело никакого значения. Мойра потянулась к "Жнецу", и это был правильный поступок. Она перебросились парой фраз с новичком, псиоником с позывным Аид. Прищурившись, Лжец скользнул по тому взглядом. Силовая катана обманчиво спокойно покоилась в своих ножнах. Невольные мысли - насколько он хорош? Былой азарт. Всего мгновение и взгляд скользит дальше, цепляясь за Мышку. Ее вопрос заставил едва ощутимо вздрогнуть. Скорее всего псионик "уловил" предсмертную агонию этого человека. Ту, которую каждому из них доведется испытать лишь раз в жизни, и которую он сегодня почувствует еще не раз. Персональный ад, через который проходят такие как Аид. Лжец покачал головой. Сейчас было не время для подобных мыслей.
У них, по сути, было тридцать минут времени и, как минимум, два пути. Лжец знал, что смог бы вскрыть шахту лифта несколькими выверенными ударами силового меча. Да, часть заряда батарейки оказалась бы израсходованной, но в текущей миссии это не имело большого значения. Остатка должно было с лихвой хватить до конца задания. Цель находится на третьем этаже. Двигаться по шахте - быстро, но есть шанс напороться на засаду в точке выхода. Если это действительно произойдет, то достаточно одной гранаты, чтобы устроить им кровавую баню. С другой стороны, если их не ждут именно оттуда и действовать тихо - можно застать врага врасплох. Зайти, занять подступы к лестнице на случай подкрепления сверху, ликвидировать цель, чем бы она ни была. Рискованно и быстро. С другой стороны, если пойти по лестнице, то наверняка придется пробиваться с боем. Медленнее, но пространства для маневра куда больше. К тому же, после устроенного переполоха нас наверняка там ждут. Не стоит удивляться ожесточенному сопротивлению. Возможно были еще какие-то варианты, о которых оперативник и не подумал. "Выходов всегда больше двух", как говорил его учитель.
Тем временем, сержант уже наверняка продумал и взвесил возможные варианты. Природа наделяет каждого из нас разными способностями. Острота ума командира Альфы была под стать остроте катаны оперативника. Нет, - поправил себя Лжец, - куда острее. Даже это чудо техники - лишь одно из бесчисленных изобретений, порожденных разумом таких как Аякс. Лжец повернул голову к сержанту, ожидая команды.
-
Что могло помешать сообщить о предстоящей угрозе? Из будущего, как это обычно происходит. На самом деле очень надеялся, что кто-то обратит внимание на этот незначительный факт. Один из лучших игровых постов, которые я читал в последнее время. Именно мощь. И отдельно за персонажа.
-
Персонаж проработан так, что дух захватывает, давно таких не читала И, собственно, отыгрыш это подтверждает. До некоторых вещей я бы и после пересадки мозга не додумалась. В общем, что я тут пытаюсь сказать: сочту за честь с тобой играть, вот
-
И еще - смутное ощущение тревоги. Некое предчувствие, вызванное одним единственным простым вопросом, заданным самому себе после того, как Лжец понял - это не учения. Что могло помешать сообщить о предстоящей угрозе? Из будущего, как это обычно происходит.
Кажись, концовка модуля нам ясна)
|
-
Последние пол часа перед прибытием Мрак, по привычке, сосредоточенно водил лезвием бритвы по и без того идеально выбритым щекам. Проводил пальцем по коже, едва заметно хмурил брови и снова дотрагивался бритвой. Щёки, подбородок, под губой. Затем легко касался бородки, на ощупь подправлял и её и снова водил лезвием по щекам. И только когда вдали показались огни ночной Вены, он сложил и спрятал бритву в нагрудный карман, в последний раз оглядел товарищей по команде, чуть задержав взгляд на Душе, и нажал на кнопку костюма. Шлем беззвучно закрыл сосредоточенно-мрачное лицо мужчины. Ещё одно нажатие кнопки и он замкнул энергетические контуры костюма, положил винтовку на колени и прислонился головой к сиденью, замирая. Шикарная образность, один абзац - и в воображении сразу чёткая картина персонажа в деталях.
|
-
А вообще красиво. И сильно.
|
Её Величество Паника разделила всех и, упиваясь своим превосходством, властвовала, царила и, бог весть, что ещё. Тут-то и началась наша сказка. Что-что? Да, именно тут.
Казалось, хаосу не будет конца и у каждого он наступил свой собственный.
Шут, что как ошпаренный вылетел из каморки, сделав кульбит и приземлившись в аккурат возле стола с батюшкой-палачом, принес в пиршественный зал аромат лаванды, веселья и крепких родственных связей. И ещё что-то такое необъяснимо-приятное, что Гвинивел даже не могла определить словами. Обороняя короля, она видела всех и каждого, но появление этого юноши, такого живого, задорного, с цветочным ароматом, определенно внесло свежесть в затхлое помещение, полное ужасов загробной жизни. Пока герцог, елозя по полу громадной тушей, всё никак не мог подняться, опасности для короля не было. Принц Маркус, как и обещал, благородно спасал принцессу, подхватывая её, легкую, как пушинку и слюнявую, как охотничий пёс его отца. Девушка элегантно всхрапнула от рывка, которым принц поднял ее, и не менее изящно произнесла: - Нянюшка, не сейчас! Разбудите к ужину!
Шмыгнувшие врассыпную – лишь бы мертвяки не сцапали – девушки тоже внесли толику задора в унылое послепослепослепраздничное утро. Элоиза одной ногой тотчас запуталась в занавеси, а другой ногой поскользнулась на мозгах Гризили – обе ноги обидно разъехались, а Элоиза навзничь упала, ударившись затылком о каменный пол, да так, что стало страшно – не убилась ли. Девушка тут же потеряла сознание и лежала всего в нескольких метрах от толстяка-весельчака, от которого, впрочем, и здесь не было толку. Зато отец Элоизы, обезглавленный, но напористый, словно что-то почувствовал. Видимо, не зря молвят в народе, что мертвые помнят о живых, также как последние не могут забыть об умерших. Натыкаясь на столы и спящих гостей, он шёл к своей дочери, будто влекомый маяком пробитый корабль. Вот-вот рухнет, утонет в бездне, но нет, упрямо движется вперёд. «Маяк» тем временем не подавал признаков жизни.
Элоиза подняла голову, которая страшно болела, и застонала – живот тоже мучительно сводило судорогой, да ещё какой! Ещё бы - ведь тот был вскрыт и черви поедали её кишки. Руки и ноги тоже были изъедены и страшно ныли, словно нарывающие раны. Тело страдало, а особенно больно было её сердцу – тяжелое отчаяние и страх сжимали его в огромном ледяном кулаке. Она огляделась. Вот Маркус пытается собрать кровоточащими руками собственную требуху и презрительно морщится, словно эта боль его, наследного принца, не касается. Прекрасные глаза Оскара подернуты плёнкой, лицо гниёт, а его белоснежная улыбка – сплошное месиво из почерневших дёсен, желто-зеленой смердящей жижи и пары зубов. Кожа с черепа Аурелии слезла лохмотьями, от прежней юной красоты не осталось и следа, ребра торчали в разные стороны, словно порванные струны гитары, одна нога была повернута под неестественным углом, а левая рука и вовсе отсутствовала. Ту держал в своей ладони Кристиан. В другой он сжимал ее сердце. Ах как мило! Он сделал Аурелии предложение и та согласилась. Сон принимал непредсказуемые повороты. Гвинивел так и осталась подле короля. Элоиза узнала её по сжатому в ладони клинку. Головы у девушки не было. Вернее то, что было головой Гвинивел, держалось на тонкой ниточке кожи и давно приняло вид почерневшего сгнившего кочана, которого забыли снять с грядки по осени. Под колпаком у шута оказался белозубый череп, а ноги, некогда сильные и гибкие были закручены за спину и завязаны узлом, да так ловко, словно в них не было костей. Но страшнее всего выглядела насаженная на копье Валетт. Её миниатюрное тельце ровно уместилось на копье стражника и другим своим концом торчало из глазницы. Сама девушка свисала точно марионетка в ожидании своего спектакля. Увидев, что Элоиза ее разглядывает, Валетт вымученно улыбнулась. Прочие гости, как ни в чем не бывало, продолжали пировать. И её собственный отец даже не заметил Элоизу, не почувствовал её страданий, и налегал на вино, как не в себя.
*** Двери оказались тяжелее, чем думал Кристиан. Пришлось потрудиться. Через те, что выходили в бальную залу, он увидел спящую парочку, а еще музыкантов. Никто из них не проглотил смычок – повезло. А коридор за другими был и вовсе пуст. Прочие мертвяки, если они существовали, не спешили расправиться с проснувшимися. Зато неподалеку новости были не такими радостными – проигрывал сражение белокурый рыцарь, отвагу которого стоило отметить, как и перегар, который вполне мог потягаться с лавандовым ароматом шута. Прибавьте к этому запах гниющих тел, еды и удушливую плесень – эти духи носили бы название «Пьяный букет» или «Бал удался».
Одноногий громила не мог воспользоваться мечом – тот заменял ему трость. Поэтому он решил задавить Оскара своим авторитетным телом. Со всего размаха рухнув на юношу, рыцарь приземлился на щит, тот впечатался в лежащее тело, больно задел плечо, в глазах ненадолго потемнело. Любая секунда промедления, впрочем, могла стоить ему жизни. Во всполохах сознания он увидел длинноволосую рыжую девчонку, дочку звездочета, что бежала к нему на помощь. А, нет, не к нему. Девушка упала, потеряв равновесия на склизком от мерзкой слизи полу, а дальше Оскар отвлекся. Потому что не очень удобно смотреть, когда в глаза течет зеленая слюна из вонючего гниющего рта.
Аурелия больно ударилась коленкой, да и вообще удар об пол неприятно вышиб дух. Вздохнуть получилось не сразу, тем более что внимание её привлек зеленый изумруд на кубке, что валялся неподалеку, брошеный и забытый. На секунду изумруд вдруг вспыхнул ярко, почти ослепляя и из него на девушку вылупилась мерзкая старуха, которую она видела только со спины. Аурелия однако тотчас распознала в ней ведьму. Да и кто, в самом деле, еще мог забраться в кубок и задорно оттуда поглядывать, наслаждаясь царившим хаосом. «Ты подойдешь» - внезапно раздалось у неё в голове. Тело скрутило словно мокрую тряпку, которой поломойка орудовала в комнате отца, и довольно часто. Иногда по три раза на дню. Ни говорить, ни звать на помочь Аурелия не могла. Когда она пришла в себя, то почувствовала огромную силу в своем тщедушном теле, которая, казалось, заполняла всё пространство её головы, причиняя ей страдания и диктуя свои условия. А те были довольно простыми.
*** Тем временем у малышки Валетт случилась радость. Она была едва ли не единственная, кому сопутствовал успех. Канделябр был скрипучим и довольно туго двигался, но двигался же! Ей не приснилось и не почудилось! Поднялось облачко пыли…. ладно, не облако, а целая туча пыли… а потом камин поехал на неё, открывая пространство сразу за собой. Там было темно, но угадывалась лестница, ведущая вниз. В кладовую, как сказал тогда Король. Пахло плесенью, пылью и паутина висела по углам, но то всё равно было маленькой победой маленькой фрейлины. То-то же, Арчибальд! Арчибальд?
А тот уже суетился возле мирно спящего отца. Палач всегда спал крепко и... с аппетитом, что ли. Глядя на него, тоже хотелось спать. Но сейчас это не срабатывало, потому что шут вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд, если можно назвать пристальным взгляд одного мертвого и одного проткнутого копьем глаз.
Арчибальд узнал этого стражника сразу. Преследовала их семью такая неприятная история. То ли в юности, то ли уже накануне замужества матушка Арчибальда получила предложение руки и сердца от славного молодого героя, вернувшегося с войны и только что поступившего на службу к королю. Откуда ему было знать, что доброе сердце будущего палача уже основательно покорило матушку. Так и началась многолетняя вражда между отцом Арчибальда и этим уже почившим воином, о которой знали все при дворе. А сейчас вражда перешла границу жизни и смерти и хотя в руках Арчибальда дрожал отнятый на ходу меч, решимости стражника это не убавило. Ах, если бы только он не мелькнул ярким одеянием, да ещё привлекая внимание криком, мертвый не заметил бы главного своего врага, которого всё пытался найти, блуждая по залу.
Стражник злился, но из глазницы у него торчало копье. А у Арчибальда ничего не торчало, кроме рук, которые, говоря военным языком, были из тех мест, которые в славной битве не пригодились бы. Меч попал по плечу, прорубил ключицу и засел там, в теле, только разозлив врага ещё больше. И вот тут настала его очередь. А стражник, хоть и был безоружен, всё же был стражником. И героем войны. Пусть и мертвым. Он со всей силы подался назад, увлекая шута за собой, а потом без предупреждения ударил ногой. Прямо по лаванде. И пока шут крючился, совсем не для смеха публики, двинулся в сторону палача, украшенный теперь не только торчащим копьем, но и торчащим мечом. Но он же был мертвый, а им , как известно, не больно.
|
Последовавшие события разворачивались так стремительно, что Легран мог бы поклясться – он, кажется, ещё совсем недавно доиграл последний аккорд. Но вот он стоит вновь на этом балконе – а минуло уже два дня. Он любуется вторым закатом в Париже. Закат пылает ярко, но никто из вампиров не спешит укрыться от последних лучей солнца. Потому что их и нет вовсе. Потому что второй закат – это взметнувшееся к ночному небу пламя, пожирающее особняк Багрового короля. Алая орифламма настигла наконец-то безумца, осмелившегося встать на пути у Процессии Отречения. Много всего произошло к этому моменту. Возможно, ещё не был даже обнаружен труп "Странника", безымянного еврея, который за звонкую монету согласился снабжать мага всем необходимым. Ещё не разнеслась весть по Парижу, что герцог Орильи скончался при таинственных обстоятельствах. Ещё не пришла весточка из Процессии в ответ на известие, что Зарайя мертв, и город остался без Пастыря. Ещё не ясно было, что станет с обратившейся Амели и её ребёнком, который, вне сомнения, был от Леграна. Истекал кровью где-то внутри бушующего пламени убитый человек с безобразным шрамом на левой стороне лица. Багровые, под цвет прозвища, капли успели слиться в небольшое озерцо под столом. Как это часто бывает, человек был не просто смертен, он был смертен неожиданно и внезапно – наверное, маг сам не ожидал встретить Жнеца в облике Когтей так рано. Тем не менее, его история – история террора могущественных хищников, подошла к концу. На самом деле этот маг был всего лишь креатурой отчаяния Зарайи, мечтавшего об Изнанке. И как целиком искусственное явление, он сейчас исчезал без следа. Улицы не успела захлестнуть паника сражения Розенкрейцеров, убеждённых Сильвией де Моро выступить на стороне "Алого пламени", и тварей, созданных некромантом. Не успели ещё и другие магические сообщества дать ответ – а дети ночи уже растворялись в дымке тумана. Кто-то уезжал прочь, кто-то просто отступал в тень. Андре де Леграну уезжать точно было не с руки: скорее всего, когда ответ от Процессии придёт, Пастырем Парижа станет именно он. Это было настолько очевидным, что ответ был скорее простой формальностью. Более подходящей кандидатуры не существовало – Зарайя невольно об этом позаботился. Князь Фюстенбергский тоже оставался в Париже. После того как шумиха уляжется, он получит в своё распоряжение поместье дальнего родственника и сможет продолжить свои исследования – контакты с алхимиком, знакомство с Андре и его участие в деле Багрового короля гарантируют Леопольду успешное начинание. Шарль Сансон, как и было оговорено в беседе с капуцином Винсентом де Моро, получал должность королевского палача. Разумеется, он был ещё и представителем от вампиров при дворе, но знать это следовало немногим. Для истории же его имя сохранится как имя основателя известнейшей династии палачей, чей далекий потомок оборвёт жизнь Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Покидала город Сильвия де Моро, отправляясь обратно в Марсель. После багровых рек Парижа ей хотелось вновь увидеть море. И – Жанну. Привычный уклад жизни был восстановлен и эпатажной провидице было нечего делать в городе, возвращавшегося в свой привычный ритм. Уезжал и Оуэн Блейк. Исчез, растворился в тумане грёз Багровый король – и жители Парижа стали не более интересны, чем жители множества других столиц. Как Коготь он выполнил свою задачу, и теперь, вернувшись в одну из цитаделей Процессии мог приняться за новое дело. Безусловно его вклад будет вознаграждён, и он станет на ступеньку выше в сообществе детей ночи. Как он распорядится новыми возможностями – его дело. Он может получить руководящую должность в каком-нибудь из регионов у себя на родине, а может воспользоваться им, чтобы получить доступ к древнейшим архивам Процессии. Кто знает, что он там найдёт? Так заканчивается наша история. Но с ней не заканчиваются истории наших героев – они продолжат своё бессмертное шествие, до тех пор, пока горят Realta Nua. Уснёт Париж, сотрётся, исчезнет из истории Багровый король. Возможно даже, не все имена из этой истории вспомнят спустя сотню-другую лет. Но что им до этого? Они сами – история. Они сами – Ночь. И так повелось. ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~Fin~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
-
-
На самом деле действительно жаль, что не вышло всё это отыграть. Вижу очень интересные задумки и по-настоящему классные, эпичные сцены. Спасибо Диджитал, ты старалась.
-
Спасибо за кропотливость и качественно построенный сюжет.
-
Спасибо за игру. Даже то малое, что мы затронули, было красиво.
|
Элоиза раздвоившимся сознанием понимала, что с ней не все в порядке. В голове мутилось, сознание отказывалось принимать происходящее. Папа не мог быть жив , хотя вел себя почти как живой; но все равно она опять сдавленно охнула и зажала рот ладонями, когда папина голова отвалилась под мечом принца Маркуса. Но папа упорно шел вперед, даже без головы. Это не папа. Папа умер, не надо больше думать о нем, как о живом. А это... просто кукла. Неживая кукла. Кто так издевается над ним, кто заставляет его мертвое тело подниматься и нападать на живых? А они нападали, и даже на спящих! Элоизу вдруг охватила ужасная злость на того, кто мешал мертвым отойти с миром. То есть на ведьму, это все она, кто же еще. Элоиза никогда не проявляла склонности к подвигам в духе рыцарских романов , но сейчас кровь в ней вскипела и подвигла ее на поступок безрассудно смелый - или бессмысленно опрометчивый, как посмотреть. Принцессой занялся принц Маркус. Король... У Элоизы были причины быть благодарной королю. Он был с папой щедрым и великодушным, она прекрасно знала, что они с папой были обязаны королю всем, что у них было! И в то же время она понимала, что ей короля и с места не сдвинуть, а остальным не до этого. Его надо спрятать! Чтобы мертвые не видели, не нашли.
Элоиза сорвалась с места и побежала к столу вслед за дочкой королевского мудреца и принцем Маркусом, вместо того, чтобы негеройски улизнуть за гобелен. Она волочила за собой бархатную портьеру - ту самую, в которую она хотела было завернуть тело папы вместо гроба... Мертвецы медленны и неуклюжи, они двигаются только потому, что это ведьма их заставляет... мерзавка, мерзавка, ты свое еще получишь! Надо его накрыть, тогда они не увидят... Только это не они видят. Как это они могут видеть, когда у них глаза сгнили, покрыты какой-то мерзкой пленкой? Зеркал здесь нет. Осколки стекла на полу? Может быть... Она сидела рядом с королем во главе стола. Ее место было рядом. Все такое чистое и сияющее, словно только что начищенное, отполированное до зеркального блеска, отполированное, золотое... Сияло. Золотое. Как зеркало. Элоиза была так потрясена, что даже вспомнила имя дочки придворного мудреца. - Аурелия! Золотое блюдо, оно блестит! Это ведьма! И еще, там было рядом с ней, там был кубок! Он там был! И блестел! Оставалось надеяться, что Аурелия сумеет понять смысл ее довольно бессвязных выкриков. Это было нелегко, учитывая, что сама Элоиза не вполне додумала до конца того, что собиралась сказать.
|
Валетт мигом влетела в каморку шута, едва успев понять, что что-то в ней шумно рухнуло.
Это тут было, тут! Она прекрасно помнит, боже, разве такое забудешь! О, ну то есть она, конечно, забыла, и скорей откусит себе язык, чем скажет кому-нибудь, что видела... кому-нибудь ещё, кроме... да она вообще ничего никому! никогда! Господи, она чуть не умерла тогда от страха!
А так всё хорошо начиналось... У принцессы играли в карты. Проигравшие должны были целоваться. Это была бесподобная затея! Было так интригующе проиграть вовремя, чтобы оказаться в комнате поцелуев с тем, кем надо. Удавалось не всегда, так что не все поцелуи оказались душистыми и приятными. Господин Флеммель, невесть как затесавшийся на эту игру скучный сорокалетний старик, пах селёдкой. Барон Торч, молодой забияка из провинции, был грубоват, неловок и обдавал шлейфом портвейна, от которого кружилась голова. Но парочку поцелуев стоило повторить. И, когда уже почти все разошлись, то Валетт, повинуясь лёгкому, но очень прозрачному намеку шёпотом на зардевшееся ушко, незаметно отделилась от остальных фрейлин и тайком нырнула в комнатку шута - она знала, да все знали, что в этот час шут с помощником развлекает поздний ужин у короля. Гогот стоял на весь дворец, так что можно было не опасаться нежданных помех. И вот, когда Валет, замирая от предвкушения и лёгкой нервической дрожи, ждала одного из приятственных кавалеров, вдруг послышался какой-то шорох. Испугавшись быть застигнутой, Валетт вжалась в стену, зарывшись в висящие на крюках костюмы шута. Она было подумала, что раз шаги раздаются в бальной зале - то кто-то пройдет мимо либо, если это участник её маленькой шалости, зайдёт и позовёт её. Но всё оказалось совсем не так. Она с ужасом узнала голос Его Величества и его тяжёлый уверенный шаг. Он что-то говорил, но Валетт со страху не поняла, о чём. С ним был ещё кто-то, закутанный в тёмный плащ и сгорбленный. Нельзя было понять, мужчина это или женщина и какого возраста - фигура была полностью скрыта широкими складками плаща, а отвечал спутник короля односложным невнятным гмыканьем.
Сейчас, сейчас они пройдут мимо, им нечего тут делать - успокаивала себя фрейлина, а сердчишко её прямо выскакивало из груди. Каково же ей было, когда эта парочка вошла прямо в каморку, где она пряталась! Валетт едва не вскрикнула. Чтобы не издать ни звука и не быть обнаруженной, она закусила вонючий рукав шутовского одеяния и затаила дыхание. Что они тут забыли?! Девушка не могла отвести глаз от неожиданных визитеров, в ужасе придумывая, что она будет врать, если ее застигнут.
Как глупо! Вроде бы и ничего плохого не совершила, и чувствуешь себя преступницей. Она уже было решила, что умрёт на месте, когда её обнаружат, как услышала, что король прощается со своим собеседником:
- Отлично, надеюсь, увидимся не скоро (или скоро? Валетт с перепугу не была уверена, что правильно расслышала). Проход ведет в известную тебе кладовую, из которой выход наружу. Ты знаешь, - буркнул король и взялся рукой за канделябр на каминной решётке, повернул его и... что-то где-то сдвинулось, будто шкаф или камень, а Его Величество махнул рукой - иди, дескать. Его собеседник коротко снова гмыкнул и нырнул в камин. Король несколько мгновений слушал удаляющийся шорох, потом повернул канделябр обратно и, шумно вздохнув, вышел.
Фрейлина к тому времени была уже ни жива, ни мертва. Ей уже не хотелось никаких поцелуев. Да и вкус одежды Огурчика противно отдавался во рту. Как только шаги Его Величества затихли, Валетт опрометью выскочила из шутовской каморки и помчалась к себе, а там долго дышала у распахнутого окна и то и дело подносила к носу флакон нюхательной соли. Приходил ли её кавалер на несостоявшееся свидание - она так и не узнала. Не осмелилась спросить даже намёком, а сам он вёл себя как обычно, тоже ничего не говоря.
И, конечно, как только стало ясно, что нужно убегать из опасной залы со всех ног, фрейлина подумала об этом проходе. Влетев в каморку, она едва не споткнулась о молодого шута.
- Арч-ч-чи..! Что вы здесь... Ох. - она обнаружила рядом мёртвое тело и умолкла на миг. - Арчибальд, вставайте немедленно! - она ещё не приучилась всегда "тыкать" ученику шута. - Мертвецы оживают и нападают! Надо бежать! да вставайте же! - на Валетт неожиданно и совершенно неуместно накатило то предвкушение, что она испытала тогда, ожидая кавалера. И помощник шута... ("ах!")... так трогательно распростёрт на полу. И запах лаванды, столь прельстительный... ("м-м-м!")... что невозможно, совершенно невозможно удержаться, чтобы не коснуться...
Глаза Валетт подёрнулись поволокой и она - неожиданно для себя - томно вздохнула, решив, что надо срочно, немедленно поддержать ему голову, ведь он наверняка ушибся.
- Как вы себя чувствуете, Арчи... бальд, - она запиналась, чувствуя, как заливается краской.
"Нет, что я творю, не время! Надо немедля бежать! Да и вообще!" - сумбурно пронеслось у неё в голове, и она отстранилась, успев всё же коснуться шута ладонью - и это место теперь предательски горело, требуя ещё и ещё прикосновений.
- Вставайте же! - Валетт, всё ещё на коленях, убрала руки за спину, подальше от соблазна. - Открывайте проход, ну же! Ах, ладно, я сама!
И, вскочив ("Как удачно, не нужно ни в чем оправдываться, вполне хорошая причина, и я ничего такого..."), потянулась к тому самому канделябру, стараясь его повернуть.
-
Это была бесподобная затея! Было так интригующе проиграть вовремя, чтобы оказаться в комнате поцелуев с тем, кем надо. Какая милая и очаровательно беспечная фрейлина :) Загадочный гмыкатель тоже топчик, а вот здесь вообще в голос - Как вы себя чувствуете, Арчи... бальд,
|
|
- Хартингейл, да? - с улыбкой произнес Феникс, размышляя о том, что ему бы сейчас тоже пригодилась сигара, для образа. Адвокат чувствовал себя превосходно: огромное количество народа в бешенстве, а, значит, уязвимо. В то время как у него все шансы оказаться на коне - надо лишь не переставать наглеть, и может получиться. - То есть, мистер Линч даже лично не соизволил с вами поговорить, сэр? Обратите внимание, я говорю - мистер Линч. Думаю, скоро все его будут так называть.
Взяв свою знаменитую паузу, Эф Джей встает из-за стола. Чистая психология - он не собирался позволять Старине Мейсону говорить с ним "сверху вниз". Колдуэлл хотел показать, что сейчас они на равных. А вскоре - и это Большой Босс сумеет сообразить и сам, благо старый кровопийца всегда держал нос по ветру - уже сам Феникс получит свой билетик наверх. И вот тогда будет иметь большое значение, в каких они с Мейсоном отношениях.
И, судя по тому, что тот начал не с оскорблений и угроз - даже если Старина не успел всерьез подумать о благоприятном для Феникса варианте развития событий, то по крайней мере чувствовал нутром, где лучше сбавить обороты. Скорее - пытался, используя свои власть и влияние, удержать помощника в узде...
Но Эф Джей уже несколько дней гнал на самой высокой скорости.
- И на мой взгляд, тот факт, что он ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО не доволен - отличная новость, сэр. Всем известно, что дело Мелоди Уинтер я взял по личной инициативе и под личную ответственность - еще до того, как вы предложили мне представлять сторону племянника мэра. Думаю, тот факт, что я выступил против интереса компании, решил всерьез защищать девочку в суде, лишь подстегнет ВАШЕГО клиента получить наилучшее обслуживание - за наилучшую цену. Что же до моего заявления, то да, мне кажется, что нашему городу не помешает более молодой и активный мэр, чья предвыборная кампания строится на законности и справедливости судебных решений. Стоит ли говорить, что самые выдающиеся представители правозащитников получат полную поддержку администрации, если у этого костюма там появится свой кабинет. Полагаю, любой бухгалтер вам подтвердит, что прибыли, которые открывают подобные перспективы, в разы превосходят любой разовый взнос, как считаете?
Прекрасный вечер с несравненной Кейт, полное начавшихся воплощаться в жизнь амбиций. Феникс был в ударе и не собирался сдавать своих позиций.
Он сумел расположить к себе СМИ, загнанного свидетеля, отдельных полицейских (чья совокупность, собственно, и формирует правоохранительные органы). Если сейчас он получит поддержку - или хотя бы молчаливое одобрение... Да черт возьми, даже если Старина Мейсон выберет политику невмешательства! Это все равно будет огромным преимуществом.
Мэр Колдуэлл.
Охуенно звучит.
|
|
|
Давным-давно, когда Королевству было не до празднеств, а всякий лишний кусок хлеба направлялся на прокорм воинов, стоявших на страже покоя своей земли, родилась эта Легенда.
Когда каждая спокойная ночь в Королевстве считалась даром, а на земли Нисалона в любой миг могла ступить закованная в железо нога неприятеля, появились Слова её. Их передавали из уст в уста. Ими согревали безрадостные дни. Их увековечили в камне и поклонялись ему.
Легенда была о Монархе, что своею жертвой вернет Королевству былую красоту. О Правителе, который поступится личным счастьем ради блага своих подданых.
Легенда изящными золотыми буквами украшала все сто страниц Великой Книги – символа Нисалона, запечатленного на гербе вот уже пятнадцать лет. Всякому, кто способен был прочесть Легенду до конца, открывалось величие поступка Короля Брона Радостного…*** Что до самого Короля, так он с детства мечтал стать главным персонажем этой Легенды. Отец его погиб на войне, дед погиб на войне, прадед и вовсе ту войну развязал, вот у маленького Брона, случайно подслушавшего Легенду на кухне, и случились непомерные фантазии. Поговаривают, что у него был целый список, где самые дорогие его сердцу люди были написаны в порядке убывания его к ним любви. Первой значилась матушка. Когда та скончалась от голода собственно в Самый Голодный Год, на ее место пришла нянька. Так уколола палец и тоже скончалась Будущий король представлял, как приносит в жертву очередного родственника и рыдал. Родственник вскоре умирал. Но это уже совсем другая Легенда. Говорят, он принес в жертву жену. Королева Эфигения была что бриллиант, украсивший корону Короля – всегда в центре внимания, она блистала… насколько возможно было блистать в вечно голодном истощенном войнами Королевстве Нисалон. Современники тех событий утверждают, что молодой Королеве так и не довелось попасть ни на один бал. Их просто не на что было устраивать. Так она и блистала в гордом одиночестве, как единственный бриллиант на опустевшей королевской короне – все прочие драгоценные камни ушли на обмундирование армии. Стоило ли говорить, что у Эфигении никогда не было своей собственной короны. У молодого короля тогда еще не было его славного прозвища – он его попросту не заслужил. Но была детская мечта и любимая жена на сносях. Злые языки болтают, что жену-то он и принёс в жертву. Эфигения мучилась родами три дня и три ночи. Обильно омытая материнской кровью, на свет явилась Принцесса Лиодамия, тотчас ставшая наполовину сиротой. На следующий же день был объявлен мир. Королевство воспряло. Король, оплакав супругу, распорядился увековечить свое имя в продолжении Легенды, увеличившейся сразу на девяносто пять страниц, вскоре получил прозвище Радостный и перебрался с малюткой дочерью в новый замок, окруженный лесами, болотами и долиной, так что подданным да крестьянам приходилось неделями трястись в каретах и телегах, дабы увидеть своего героического монарха. Принцесса была прекрасна. В меру печальна, в меру мила. Необычно разговаривала, словно местами слова переставляя. Ей нравилось гулять по лесу в компании одной лишь фрейлины, смотреть казни и звезды. А еще она, как всякая порядочная принцесса, мечтала о рыцаре и рисовала свои мечты в многочисленных альбомах, которые потом приняли за анатомические атласы и унесли по ошибке в библиотеку. Лиодамия, к своему стыду, не любила шумные пиры, которые принялся закатывать ее батюшка, а еще его фавориток, одна из которых прямо на празднестве во всеуслышание заявила о своих притязаниях на место подле Короля. Ещё не любила рано вставать и Маркусу, сидевшему от неё по левую руку, почудилась улыбка на бледном принцессином личике, когда ведьма сказала про сон. Сейчас улыбки не было. Принцесса спала, открыв рот, совсем не утонченно всхрапывая и сглатывая слюну, которая не успела стечь на стол. Это, да ещё несчастливая случайность уснуть рядом с рыбным ассорти способно было кому угодно испортить момент пробуждения. А уж Маркусу Лаутеро – как пить дать. Вонь, исходившая то ли от принцессы, то ли от ее папаши, то ли все-таки от блюд на столе – не лучшая компания с утра. Да и утро ли это было. Сквозь окна едва пробивался свет, но чем они закрыты снаружи на высоте нескольких десятков ярдов, оставалось только гадать. Гость по правую руку от Вертрана покрылся слоем паутины и стоило его слегка задеть, как из шикарной рыжей бороды выползла почтенная чета пауков. По левую спал отец. Он что-то бормотал во сне, кажется, про овечек, но совершенно точно не собирался пробуждаться, подобно сыну. Отец, казалось, постарел и обзавелся сединой, но потом Кристиан увидел, что это всего лишь пыль, покрывшая его волосы. Рядом за столом кто-то шевелился, просыпаясь, и отвратительно воняло тухлятиной. Еще Кристиан помнил, как Принцесса, отметившая его умные речи коротким, но ёмким «Прелестно!», вполне недвусмысленно уронила свой белоснежный платок в паре десятков метров от него, но тот тотчас был затоптан внезапно налетевшей мазуркой. Мадмуазель Мариньи, отправленная принцессой за новым платком, появилась в разгар Ведьминого пророчества и засмотревшись на действо, больно наступила на ногу Аурелии, что стояла в дверях, удерживаемая стражником – посторонних на пир не пускали, даже если Принцесса твоя подруга и глядит в твой телескоп по пять раз на дню, и по семь раз в неделю приходит за новым предсказанием относительно будущего жениха. Стальные латы, надо сказать, не слишком удобная постель – холодная, жесткая, и оставившая отпечаток герба на правой щеке. Аурелия очнулась от храпа, гулкого и довольно громкого, по причине того, что раздавался он оттуда – из шлема стражника, на котором она и осталась лежать, стоило Ведьме умолкнуть. Маленький башмачок больно задел Мариньи по ребрам, а те и так болели от неудобной позы на каменном полу, в которой, свернувшись калачиком, почивала маленькая фрейлина. В кулаке был зажат серый от грязи платок с вышитыми инициалами Принцессы Лиодамии. Последнее, что помнил Оскар из своего сна, были опарыши. Да, маленькие мерзкие опарыши, копошащиеся в мозгах Авроры. Первое, что увидел Уайт, когда проснулся, были опарыши. Он загодя сел поближе к поросенку, зажаренному столь аппетитно, что других мест за столом будто и не осталось. Теперь тот был не такой уж и аппетитный, а маленьких белых опарышей хватило с лихвой, чтобы усыпать стол и голову Авроры, лежащую у него на коленях. Подруга мирно спала, даже не зная, что украшение ее нынче так себе. Правую ногу в дорогом доспехе тоже что-то придавило. Черная кошка, спавшая, как и все вокруг, без задних ног, скалилась во сне и подрагивала белыми усами, словно силилась схватиться за доспех и поломать себе клыки. В ладони зажат маленький серый комок – платок Принцессы, который она уронила в коридоре, не сумев разойтись с Оскаром в дверях. Огромных, в пять ярдов шириной, дверях. Отец Арчибальда снова восседал в самом конце длинного - во весь пиршественный зал – стола. Он никогда не говорил о работе за едой, но его все равно усаживали подальше от величественных особ и даже всяких там казначеев, звездочетов, кучеров. Хотя нет - кучеров вообще не пускали на пир. В шутовской – комнатке, завешанной гобеленом, откуда появлялись все шуты испокон веков, если верить легендам, было совсем нелегендарно душно. Арчи очнулся в полной тьме и при почти полном отсутствии кислорода. Зато запах тут не изменился. Аромат театральных подмостков составлял в основном старый паркет и тот самый бархатный гобелен, но это всё равно был он. Нет, Он - незабываемый аромат сцены и будущей славы. Вонь снаружи, в которую окунется шут несколько мгновений спустя, напомнит ему о том, что слава – понятие с трудом к нему применимое. Рука молодого графа с трудновыговариваемой фамилией покоилась на ее груди. Да, именно так. В последний миг, до того как смежились веки, Гвинивел увидела, как сосед бросился ей на помощь, подхватив девушку, но тотчас уснув в объятиях с ней. Отец спал так, словно эта партия ему не слишком нравилась. Кажется, в последние секунды он пытался двинуть наглому графу по его титулу, но на дотянулся, упал, да так и уснул со сжатым кулаком и выражением крайнего недовольства на лице. Еще по дороге сюда Гвинивел слушала, что необходимо найти жениха прямиком со следующей ступеньки социальной лестницы и потому молодой граф с трудновыговариваемой фамилией, конечно, был не к месту. А его рука – и подавно. Зеркальце в серебряной оправе выпало в момент падения и разбилось. Каждый осколок, казалось, освещали лучи откуда ни возьмись возникшего солнца. Солнце пробивалось в окна настойчиво, но без особого успеха. Сначала Элоизе почудились брызги на полу, на которые, еще не до конца проснувшись, взирала рыжеволосая девушка с такой невообразимо сложной косой, что и представить невозможно, сколько человек трудилось над этим шедевром. Солнечные лучи падали как-то разрозненно, что-то преграждало им путь и создавало неприятный полумрак в зале. Толстые корни, палки или ветки - что-то им подобное оплетало каждое окно. Лица мачехи и сводных сестер, наполовину в торте, отвлекли Элоизу. Полюбоваться на подобную картину – не жалко и часа потратить. Платья, что они шили за несколько месяцев до этого пира, покрылись паутиной и пылью. Отец, не выдержав, такого провала, упал еще до того, как Ведьма произнесла проклятие. Теперь Элоиза вспомнила это. Вспомнила, как мачеха даже не посмотрела в его сторону. Как на помощь ему бросился слуга. Отец так и лежал чуть поодаль от стола, схватившись за сердце. И широко раскрытые глаза затянула пленка, да и полуразложившееся лицо вовсе не напоминало уснувшего, пусть даже в таких мерзких условиях, человека.
-
Так она и блистала в гордом одиночестве, как единственный бриллиант на опустевшей королевской короне – все прочие драгоценные камни ушли на обмундирование армии. Образно и красиво. Да и вообще стартовый пост шикарный, с юмором и забавный.
а ещё я плюсую что хочу, и игнорирую всякие там протесты :)
-
Животрепещущие картины пробуждения! Хорошо, хоть пролежней нет =))
-
Очень интересное начало!
|
Джон, выдергивая глефу из плеча врага, врага, который должен был свалиться на землю после такого удара, хрипло втянул воздух и приготовился к колющему удару. Отвел древко назад, напряг руки, ибо для того, чтобы острием проломить кость, нужно недюжинное усилие. А шанс был только один – наемник видел, что происходит, когда эти существа добираются до своих жертв. Видел. И даже сейчас старался забыть, отбросить картину гибнущей Фелиции. Если бы он не промедлил, если бы он атаковал, вместо того, чтобы защищать Эвелинн… разум говорил, что исход мог бы быть и неизменным, но сердце кричало, что все могло завершиться и иначе. Не было бы этих безумных смертей, когда человек, вырывавшийся с того света погибал во второй раз за мгновения до победы.
Победы ли? Образы гвардейцев, отразившиеся во тьме, рассеивались, но ее материальные чудовища оставались столь же смертоносными. Мрак, пусть и естественный, давал им силу, напоминал и самому Джону, что, даже после снятия проклятия Бреши, угроза все еще есть, все еще гнездится где-то в иных мирах, и нельзя тут погибать. Нельзя дать этой истории умереть. Ради живущих. Ради тех, кто отдал жизни, чтобы дать свету шанс.
Не победу. Шанс.
Он устремил глефу вперед, и, одновременно с этим, на горизонте блеснул луч восходящего солнца. На мгновение все превратилось в картину, сошедшую с пера художника, которого однажды назовут великим. Тронный зал, во всем его великолепии, бережно сохраненным тьмой. Устилающие его тела гвардейцев и их мертвое величество, незрячими провалами глазниц черепа созерцающее сражение. Туши чудовищ на полу, покрытом маслянисто блестящей черной кровью. Из спины одной из них, не изрубленной, как остальные, торчит сияющее острие меча, и можно различить лежащего под ней человека. Другой, неподалеку, полулежа на полу, зажимает пальцами кровавые раны рядом с монстром, голова которого разворочена настолько, что узнать волчьи очертания в ней можно лишь с большим трудом. Чуть поодаль покрытое инееем существо нависает над сжимающим в руках двуручный меч латником, по доспехам которого и лежащим рядом кускам щита можно угадать храмовника, и за его спиной девушка натягивает лук, чтобы всадить еще одну окутанную морозом стрелу в морду твари.
И это мгновение прошло, а с ним прошло и отведенное тварям тьмы время в этом мире. Они покидали его в мучениях, оглашая тронный зал воем, но Джон не испытывал ни одного из чувств, которые заставили бы его ускорить их конец. Они не заслуживали сострадания, на них не распространялось то равнодушие, с которым наемникам иногда приходится делать работу, и их смерть не вызывала отвращения, заставившего бы прервать неприятные для смотрящего мучения.
Волколицые отличались от отражений погибших во время прорыва Тьмы, в них не было того странного эха прошлого, они были тупой разрушительной силой, наподобие монстра из болота. И их страдания, после всего того, что, если верить посланным Тьмой видениям, они совершили, были заслуженными.
Джон остановил свою глефу и смотрел, как они горят на свету. Он не опустил оружие, а держал его наготове, чтобы не дать твари сбежать в тень, если она попытается таким достаточно очевидным образом избегнуть кары.
Но этого не случилось. Твари сгорели, оставив Орден Рассвета наедине со светом и будущим мира.
- Слава Создателю…
Слова давались тяжело.
- И слава погибшим.
Это была та победа, к которой он привык. Победа со вкусом горечи. Победа, после которой надо оплакивать погибших друзей и соратников. Вот только масштаб победы был немного другой. И павшие стали за этот день ближе для Джона, чем некоторые из людей, с которыми он прошел целые войны.
Он стоял, задумавшись, пока к нему не обратился Орсо. Толстяку помощь его была не нужна, Илль заботилась о нем настолько хорошо, насколько это возможно. Расмуссен склонился над телом Эвелинн. Его скорбь ощущалась на расстоянии, но Джон сомневался, что храмовник желает сейчас слов утешения. Остальные… остальные были мертвы. Пала от собственной руки чародейка, были растерзаны Фелиция и Виссиль, остальные покинули мир живых раньше.
Джон посмотрел на корону. Выслушал храмовника. Скажи ему кто-то что-то подобное лет десять назад, он бы рассмеялся. Это было больше похоже на сказку, чем на быль. Но с другой стороны… они только что спасли мир.
- Я понимаю ваше беспокойство, командир. И я понимаю милорда де Труа.
Он не мог подобрать слова. И не мог принять решение. Он подчинялся приказам. Он хорошо выполнял приказы, но обычно был кто-то, кто обозначал общий курс. Сейчас же ему предлагали определить курс будущего мира.
- Но прежде, чем ответить, я не могу не спросить. Орсо, почему не вы? Я… я сомневался в вас поначалу, но этот путь изменил нас всех. И сейчас я не сомневаясь, доверил бы вам прикрывать мне спину.
Он промедлил.
- Как ваш, так и мой ответ требуют размышлений. По мне, так надо сперва павших похоронить.
-
Пост хорош, и персонаж был хорош. Император умер, да здравствует Император!
-
Он устремил глефу вперед, и, одновременно с этим, на горизонте блеснул луч восходящего солнца. На мгновение все превратилось в картину, сошедшую с пера художника, которого однажды назовут великим. Твари сгорели, оставив Орден Рассвета наедине со светом и будущим мира. Это была та победа, к которой он привык. Победа со вкусом горечи. Победа, после которой надо оплакивать погибших друзей и соратников. Вот только масштаб победы был немного другой. И павшие стали за этот день ближе для Джона, чем некоторые из людей, с которыми он прошел целые войны. Мощь и годнота. Очень сильный пост, шикарное завершение. Рад, что Джон выжил - пожалуй, но заслужил вернуться домой больше, чем многие. Спасибо за игру.
|
Герцог, совсем несолидно барахтаясь на полу, сумел таки вывернуться из-под туши демонической твари, вскочил и занес клинок... И тут только понял, что бестия мертва. Оскалился зло, кровью и ихором волчьим перемазанный, сам не краше того демона, поискал глазами новую цель. И тут...
Свет. Нежным перламутром отблески поползли по стенам, по телам верной долгу до конца лейб-гвардии Императора, по темным волчьим отродьям, заставляя их корчиться и тлеть. Свет теплый, мягкий, совсем непохожий на тот, что рождает дрожащее пламя, или на холодный, безразличный чародейский. Меч опустился в руке герцога, Орсо замер, жадно всматриваясь в алеющие останки витражей. Рассвет.
- Рассвет... - выдохнул он осторожно, будто боясь спугнуть, боясь поверить. И услышав собственный шепот, поверил. - Рассвет!...
Горло непроизвольно исторгло какой-то каркающий кашель, и Орсо понял, что смеется. Смеется, глядя, как веселые солнечные зайчики до черного, жирного пепла растворяют последних порождений тьмы. Смеется, глядя как розовеют лица мертвых товарищей, когда их касаются ласковые длинные пальцы пробуждающегося от долгого сна светила. Смеется, хотя режут глаза не сумевшие родиться слезы. Стоит и смеется, когда хочется завыть, зареветь навзрыд, отпихнуть к чертовой матери Элиаса от тела Эвелинн, вложить в ее еще теплые пальцы проклятый кинжал и колоть, колоть, колоть ее рукой себя в грудь, потому что все не должно было закончиться вот так, потому что не ей следовало умирать здесь, упасть на меч у останков Виссиль, окропить ее своей кровью, как будто эта запоздалая жертва сможет ей помочь, сможет хоть кому-то помочь в этом мире, порожденном злой шуткой съеденного Тьмой бога... Давясь неуместным смехом, герцог взглянул на Латифьер в своей руке. И разжал пальцы. Живите, сказала она. - И мы будем, - шепнул он одними губами, когда уже не осталось сил смеяться, и из груди рождались только истеричные всхлипы. - Будем жить. Я буду жить. Для тебя, девочка. За тебя. Для вас и за всех вас.
Как-то разом навалилась усталость. Словно она тактично ждала, когда можно будет наконец напомнить о себе. Всплыло вдруг в памяти, как Орсо в начале похода переживал из-за мозолей, и герцог с трудом подавил новую вспышку дурацкого хихиканья. Звездочка деловито штопала пострадавшего в последней схватке толстяка Януса. Вот уж в чьей воле к жизни Орсо даже не сомневался - выживет, выкарабкается, выцарапает себя у костлявой. Такой уж человек. Спотыкаясь, добрел до изувеченных останков Виссиль, поднял ее невесомое тело, уложил рядом с Фелицией. Закрыл ладонью незрячие глаза, прошептал - "Прости меня". А больше и нечего добавить. Никакими словами эту ношу не облегчить, и миг, когда чародейка нуждалась в защите, не вернуть. Укрыл ее исковерканное тело остатками своего плаща, окончательно превратившись из помпезного дворянина в усталого, грязного старика.
Заметив лежащий в куче золы нож Храброй, поднял и вложил в коченеющую ладонь Хранительницы Копья. Почему-то показалось, что это важно.
Вот и все. Победа. Не думал он, что переживет этот миг. Шел сюда, как в могилу. И что теперь? Разве что... кто-то должен написать об этом. Написать, пока барды и трубадуры окончательно все не переврали. О бароне Ко'Драпе, воплощавшем медвежью стать и хитрость куницы, жившем ярко, столь насыщенной событиями и извилистой сюжетной линии, как его биография, не отыщешь ни в одном из тех романтических рыцарских романов, коими так увлекался покойный брат Орсо, Жерар. О старике Георге, бывалом егере, что сгинул в болотах. Звездочка Илль наверняка найдет, что поведать о нем. О медноволосой Деборе Варун, старшей из чародеек. Той, что пала первой из троицы. О Фелиции Храброй, воительнице, Деве Битвы и Хранительнице Копья. Той, что сразила кошмарное порождение тьмы на болоте, но увы, так и не увидела Солнце. О храмовнике Роберте, чья верность долгу оказалась столь крепка, что перевесила судьбу целого мира. Никаких компромиссов, даже перед лицом Апокалипсиса. О Виссиль Алакрейн, второй погибшей чародейке. Убитой подлым бездействием самого Орсо. О Звездочке, побывавшей за пеленой смерти и сумевшей промолчать об этом. Кому, как не де Труа, понимать, каково было ей. О Янусе, простом солдате, влезшем в непростую историю и выжившем, вопрек всему. О лидере отряда, рыцаре церкви Элиасе, что всю дорогу тащил на себе ответственность за всех, за каждого погибшего, раненого, уставшего. Тащил и ни разу не дрогнул. И о Светлячке Эвелинн. Конечно, о ней. Что он мог знать о них всех? Ничего, кроме имен. Но ведь остались те, кто знал. Наверняка остались. А еще нужно увековечить сира Орландского и каждого из тех воинов, чьей кровью в немалой степени была вырвана у тьмы эта победа. Звучит, как задача, для которой потребуется... целая жизнь? Вот и славно. Однако, осталось еще кое-что. И кое-кто.
Герцог остановился у трона, занятого монаршьим костяком. Империя будет жить, но Империи нужен император. Кто уцелел из наследников? Уж не один ли де Труа, хоть и дальняя, а все же родственная кровь правителя? - Ваше величество, - поклонился почтительно Орсо и аккуратно снял золотой, резной обруч короны с черепа монарха. Покрутил его в руках, задумчиво. Затем поднял голову и встретился глазами с Джоном. Сократил расстояние несколькими быстрыми, порывистыми шагами, и преклонил колено перед наемником. - Сир Джон, Хранитель Рассвета. Я, как один из дальних наследников государя, добровольно отказываюсь от престола и предлагаю занять его тебе, сир. Не спеши отказываться, Джон, подумай. Империи нужен новый монарх. Кто, как не герой, вернувший людям Солнце, достоин этого? За кем еще пойдут люди? Империи понадобится человек, знающий настоящую цену войне и цену миру, а не жаждущий славы и воинских почестей сопляк из урожденных аристократов. Человек, который, в то же время, сумеет дать укорот объявившимся из ниоткуда "настоящим" наследникам Императора. А они появятся, причем очень скоро, уверяю тебя. Человек, который снова сумеет сплотить разрозненные тьмой племена заблудших, потерянных, озверевших в единый, гордый народ. Возможно, ты сам в этом сомневаешься, но я вижу в тебе силу. Ты - сможешь. А я... что ж, я помогу тебе. На первых порах.
|
-
- Пора взяться за настоящую работу, - проговорила она фокусируя внимание на вражеских истребителях. Я так и не понял до конца, кого именно она критикует, но в своём состоянии Харпер сделал нужные выводы сам. Годнота, лаконично и ярко.
|
Бесполезный щит отброшен в сторону, следом, на пол тронного зала падает меч. Последний бой, кончилась защита. Из-за спины вытащен огромный меч, который так ни разу и не пригодился в этом походе. Переступая на полусогнутых ногах, глядя на своего противника, Элиас поворачивает двуручник для атаки и вздрагивает, услышав вой. Звук, казалось, раздавался отовсюду. Получилось? Храмовник подскочил к волку, рубанул с плеча, пока тварь корчилась в судорогах и не атаковала. Неужели у них получилось? - Бейте их, пока они слабы! - крикнул товарищам. Неподалёку упал Янус, тяжелораненный. - Бейте, ещё ничего не закончилось! Командир лихорадочно выбирал для себя цель, напрягал свои деревянные от усталости мышцы, в голове вился хоровод из одних и тех же тревожных мыслей - ещё не кончилось, успеть, успеть, не расслабляться.
Когда вспыхнула шерсть первого волка, Расмуссен замер. Мерзкая вонь палёной шерсти, треск пожираемых пламенем сухожилий и костей, шипение плавящейся чужеродной плоти. Для него это было музыкой. Целый оркестр победы играл для него музыку агонии тварей Тьмы, на фоне нечеловеческого воя.
- Всё... - уронил тихое слово. Прикрыл глаза устало и покачнулся. Собрался, как уже делал не раз, и подошел к истекавшему кровью наёмнику. - Янус, эй, Толстяк, - похоже, впервые строгий командир назвал тучного воина его прозвищем. Сел на пол рядом с ним, аккуратно развернул лицом к пробивающимся сквозь разбитые витражи лучам солнца. - У нас получилось, Янус. Отдыхай, брат. Теперь ты можешь отдохнуть, - сжал окровавленную ладонь наёмника своей, крепко. Ничего, выкарабкается ещё. Пусть и не уберегли они волшебниц, Янус был крепким мужиком.
К телу Эвелинн храмовник захотел подойти в одиночестве. Он сидел рядом с безжизненной волшебницей, положив её голову себе на колени. Латные перчатки остались лежать на полу, в свежей крови Януса. Грубые пальцы сурового командира непривычно нежно лежали на холодных щеках Светлячка. Элиас молчал. Возможно он молился о чём-то Спасителю, про себя. Может быть пытался поговорить с девушкой, рассказать ей о том, что думал. Может быть размышлял о том, как могла бы пойти их жизнь, сложись всё иначе. Он поцеловал девушку в лоб и шепнул: "Мы обязательно встретимся... Надеюсь, что ты сможешь меня простить".
-
Бесполезный щит отброшен в сторону, следом, на пол тронного зала падает меч. Последний бой, кончилась защита. Из-за спины вытащен огромный меч, который так ни разу и не пригодился в этом походе. Элиас от начала и до конца. Классный отыгрыш, спасибо за игру.
|
Момент смерти Орсо осознать не успел. Не было никаких спускающихся ангелов или крадущихся дьяволов, не разворачивалась перед внутренним взглядом панорама прожитой жизни. Он почувствовал страшный удар, услышал, как лопается металл наплечника, увидел, как меч Годрика пропахал ему грудь. И почувствовал, как распадается. Левое плечо неестественно отдалилось от головы, это было так страшно и сюрреалистично, что герцог даже не успел понять, что же на самом деле произошло. А затем вспышка... нет, огненный фонтан боли плеснул, и свет померк. И воцарилась тьма.
Вдох. Свет. Боль. Мириады раскаленных игл вонзились в каждую пору кожи, в каждый сосуд, в который проталкивало кровь набирающее обороты сердце, воздух огнем жег легкие. Орсо раскрыл рот, беззвучно крича. Скорчился на полу, кашляя. Кажется, его даже стошнило какой-то желчью. Замер, оперевшись на руки, слушая, как стучит в ушах оглушительный набат, вторя сердечному ритму. Жив. Но как такое возможно? Видимо, не так страшен был удар мертвого рыцаря? Маги сумели залечить рану, как прежде заставили стремительно срастись сломанные молодецким ударом Януса кости ноги? Но почему так больно, проклятье... в прошлые разы исцеление напротив, заглушало боль, окружало мягким теплом. Сейчас же все тело горит, словно Орсо уснул в костре. Сел. Глаза бессмысленно шарят вокруг. Виссиль склонилась над кем- то. Фе...Фелиция? Гвардия короля замерла, преклонив колена. Лежит грудой серебристого металла поверженный Годрик. Эвелинн идет к бреши. Взгляд опускается на свою грудь. Болтаются в креплении останки разбитого в клочья наплечника, кираса разрублена почти наполовину, поврежденные края слегка выгнуло наружу. И весь он по пояс залит свежей кровью. Нет, сир герцог, после таких ударов не выживают. А значит... Новообретенное дыхание сбилось. Погиб. И воскрешен магией, как Илль Звездочка. Он совершенно не помнил, что же было там, за запретным для живых порогом, словно разум мгновенно стер это знание ради блага своего хозяина. Хотя нет... Кое-что все таки отложилось в памяти... смутное ощущение пустоты, и поглощения себя великим Ничто. Тьмой. Тьма - не просто отсутствие света. Это отсутствие всего, абсолютная и бесконечная пустота. И там – была Тьма. Как же так?... Он поискал взглядом Илль, но та старательно отводила глаза. Значит, вот как... Как же глупо было искать спасение в смерти, право. И как пуста и бессмысленна их борьба, раз уж небесный престол Спасителя пожран Тьмой, и не будет никакого спасения. Никому. Никогда. Герцог обхватил голову руками, глухо застонал от отчаянья.
- Вперёд! - слышит он голос Элиаса. Рядом кто-то отчаянно закашлялся. Фелиция? Значит, Годрик и ее уложил. А кто же тогда уложил самого Годрика?.. Орсо стиснул зубы. До конца, как бы то ни было. Он клялся пойти до конца. Поднялся, бряцая исковерканными доспехами. Сорвал разбитый наплечник, сбросил исковерканную кирасу, оставшись в разодранном на груди, окровавленном гамбезоне. Нашарил и подобрал Латифьер. - Вперёд, - повторил он. - Вперёд.
Когда начался ритуал, герцог на мгновение, короткий, неуловимый миг поверил, что сейчас всё закончится. Но у тьмы еще остались сюрпризы. Летающие твари, оживший кошмар из видения о гибели воинства Орландского, ворвались в зал сквозь витражи. Вскрикивает Виссиль, осколок витража рассекает щеку девушки. И в последних отблесках гаснущего колдовского света видно, как устремляется на чародейку одно из темных порождений, растопырив кривые кинжалы когтей. - Виссиль, нет! Орсо рванулся было на помощь, но тело вдруг будто снова сковало трупным окоченением. Он явственно узрел, как тварь когтями разрывает его на части. Он снова распадается, исчезает в яркой вспышке боли. И падает, падает, падает в бездну... Воспоминание о пережитой гибели было столь ярким, что Орсо застыл, не в силах пошевелиться. Он вдруг попросту испугался. Испугался умирать снова.
|
|
-
Сцепив зубы, собрала все силы, что остались в этом хрупком теле. И шагнула вперёд. В общем-то, классика. Все плюсуют последний пост, потому что он последний. Но самый стиль и красота - здесь. И в следующем. Рея полностью одобряет :)
|
«Продолжаешь заводить друзей, Ирма», – капитан Лидс думала о прошедшем утре и постепенно проходящем дне, лежа на кровати в своей комнате в той же позе, что и в недолгие восемнадцать минут отдыха перед совещанием. Она смотрела в знакомый потолок, смотрела так, словно бы потолка не было вовсе, а взгляд её устремлялся прямиком в небо. Раскуривать второй за день косячок не хотелось, ведь тогда бы, во-первых, больше ничего не осталось; а во-вторых, вроде бы, планировалась еще одна миссия, да и вообще их в любой момент могли сорвать по тревоге. Однажды, конечно, Ирма пробовала «летать в квадрате», но как выяснилось, замедленная реакция сказывается даже на управлении кукурузником, а ощущения и от того, и от другого при совмещении все же портятся. С другой стороны, в то время они тусили вместе с Сэм, что тоже было по-своему полетом. В принципе, тот полет на кукурузнике под травкой был «полетом в кубе», ведь Сэм тоже принимала в этом участие… Портились ли при этом ощущения от её компании? Наверное. Уж точно всё вокруг казалось менее важным и нужным, даже дружба, но Саманта Хантер всегда была тем человеком, которому все равно, какие гадости ты ей говоришь, пока на самом деле ты этого не чувствуешь.
В компании с Сэм всегда было хорошо. С одной стороны, конечно, иногда чувствовалось, что в глубине души её совершенно не трогают все твои слова и переживания; но с другой стороны, в другие моменты, она как будто знала всё, что ты скажешь и даже подумаешь… «Разве я предсказуема?» – задала Ирма себе мысленный вопрос, моргнув при этом, – «В чем-то. В чем-то, конечно, например, что скажу всем, кому надо, всё, что им полагается, но и только-то…». Сэм же знала другие слова и мысли Ирмы – те, о которых разговоров обычно не шло. Это удобно, когда ты можешь ничего не объяснять – одна из тех граней комфорта, что дают тебе близкие люди. Еще с такими людьми не скучно, они всегда поддержат тебя как в споре, так и когда тебе плохо… В конечном счете, Ирма не могла винить Сэм в том, что сейчас её не было рядом: они пошли вместе в ВВС, но кто больше всех выводил из себя всех вокруг? «Повышение на Аляску» не просто так выдумали, пускай и выдумали это янки. «Но с другой стороны…»
– …«Где Злодейка, там всегда её Тень», да? – Ирма услышала знакомый веселый голос своей подруги и перевела взгляд с потолка на дверь так, словно бы опасаясь за свой рассудок. Но в дверях действительно стояла Саманта «Тень» Хантер. Действительно закончившая за Ирму её мысль. Очевидно, озвученное ею правило не осмелились нарушить даже королевские австралийские ВВС. – Эй, Ирм, не принимай на свой счет, я просто не хотела до конца жизни пилотировать транспортники, – засмеялась она и бесцеремонно вошла в комнату, сваливая на вторую в комнате и пустовавшую до этого момента кровать свои вещи.
***
На брифинг Ирма и Сэм пришли, конечно же, вместе, заняв в этот раз пару раскладных стульчиков в первом ряду. И когда полковник представил капитана Хантер залу, капитан Хантер молча кивнула всем тем, кто был перед ней – то есть, соответственно, одному полковнику, не удосужившись даже обернуться к остальным. А когда брифинг закончился, Ирма догнала на выходе «Шнелле» и «Клауса» и представила им свою подругу, а своей подруге – их.
– Сэм, это наши малыши, о которых я тебе говорила, – капитан Лидс кивнула по очереди двум пилотам, – «Шнелле» и «Клаус». А это, ребята, капитан Хантер. Вы можете обращаться к ней «тётя Сэм», – «Злодейка» что было сил пыталась не рассмеяться, но искорки в её глазах, сверкавшие в вечерних сумерках, выдавали инструктора с потрохами. – Ирма-а! Прекрати! – капитан Хантер стукнула подругу в плечо и обернулась к пилотам с серьезным видом добавив, – мой позывной «Тень», будем знакомы.
-
Не знаю почему, но мне этот пост неуловимо напомнил атмосферой первый LiS, который я пусть и не особо люблю, но пост, тем не менее, классный.
|
Перепалка пилотов произвела на семиземских вояк не самое приятное впечатление. Какой-то майор, бледный и в очках подался было вперед, когда Ирма высказалась на счет участия инструкторов в боевых действиях, но вмешаться в разговор не успел и отступил. Когда Харпер и Лидс стали обмениваться контрвыпадами, один из военных многочисленной свиты генералов наклонился к другому и что-то недовольно прошептал. Шнелле, вроде бы, разобрал "наемники", но не был полностью уверен.
— Кадровые вопросы в полку решает ваш командир, — Напомнил генерал морпех с ироничной усмешкой, — Что до ваших контрактов и участия в боевых действиях, то напомню: вы являетесь военнослужащими Семиземья и отказ подчиняться приказу влечет за собой трибунал. Никаких мелких шрифтов тут нет...
— Однако, если позволите, генерал, — майор-очкарик все же вышел вперед, — Однако мы отлично понимаем ваше настроение. Если мы воюем за будущее нашей страны, то для вас эта война чужая. Уверяю вас: генеральный штаб, минфин и король лично сейчас прорабатывают возможные варианты нашего дальнейшего сотрудничества и в ближайшие дни мы сделаем вам гораздо более интересное предложение.
— Но в одном капитан... — главком ВВС споткнулся, пытаясь вспомнить фамилию Харпера и, видимо, не преуспел, — Командир первой эскадрильи не прав. Сегодняшнее утро закончилось катастрофой. Противник атаковал не только ваш аэродром. Потери еще оцениваются, но предварительно до 20% тактической авиации в провинции из строя, а остальные не смогут подняться в воздух еще минимум неделю. Ваш полк сейчас, все что у нас осталось.
— То же самое, что "ничего" — фыркнул генерал-морпех.
— Ну почему же, — возразил ему желчный генерал, явно возвращаясь к старому спору, — Мы все видели какова разница в классе и техническое превосходство. Полковник.
— Двадцать к одному, — напомнил ваш командир, полковник Чутхани, — Если удастся спасти капитана Джонсон, то даже этого "одного" не будет.
Маленький генерал авиации выразительно поднял брови и руками развел.
— Без воздушного прикрытия ваши танки ничего не смогут противопоставить численно превосходящему врагу. А теперь нас явно превосходят в числе. С другой стороны, у нас значительный отрыв в классе пилотов и техническом уровне.
— Отрыв будет, — недовольно проворчал морпех, — Когда придут все же "фантомы", а их нету. Серьезно! Я уже согласен с Ратчанубабом: нам стоит предъявить претензии американцам за срыв контракта и закупить "виггенов". Шведы, по крайней мере, готовы перегнать первую партию в течении недели!
Где-то с этого момента генералы окончательно забыли о том, что в комнате присутствуют пилоты и пошли снова по второму, если не третьему кругу своих споров. К летчикам же подошли поближе очкастый майор и командир полка.
— Это майор Пан-Чоа из генерального штаба, — представил своего спутника полковник и внезапно обратился к Маверику — Капитан Митчел, вопрос уже решен, бумаги и приказы оформят сегодня к вечеру. Я запросил ваш перевод в мой полк на место капитана Джонсон. Сожалею, но отказаться у вас возможности нет.
— На счет отказа, господа, — майор Пан-Чоа перехватил инициативу как только командир полка прервался, чтобы набрать воздуха, — Ситуация, как видите, вышла из-под контроля. Никто не рассчитовал, что мятежники договорятся с Китаем. Потому принципиально решение уже принято, обсуждаются только детали. Ваши контракты с ВВС Семиземья будут в ближайшее время (пару дней от силы) пересмотрены. Мы предложим вам полноценный контракт, подразумевающий участие в боевых действиях. Значительно вырастет оклад, плюс за каждый сбитый самолет противника будут предусмотрены премиальные. Благо исторические прецеденты у нас есть. Те же "летающие тигры", если позволите такое сравнение.
|
-
Твоя рука, несущая вторую смерть отражённой Тьмой будто в кривом зеркале легенды. Рука чудовища, заносящаяся меч для удара Мощь
-
Это был отличный план.
-
Кстати да, хороший ход. И персонаж классный. Интересно сыграть и раскрыть обычного мужика с копьем , а не какого-то там пафосного геройского героя - это внушает уважение. Черт, его даже зовут Джон!
|
Наверное, это и к лучшему, что Тьма, пробравшись в голову Орсо, не оставила воспоминаний. Только смутные образы близких, и вспышка боли и света. Оставалось только радоваться, что не успел герцог натворить ничего по-настоящему страшного. И вспомнить молчаливого храмовника Роберта, которому не так повезло. Что за демонов он вскормил в своей душе, что не смог противиться, когда Тьма спустила их с поводка? Теперь и не узнать. Да и стоит ли?
Цель приближалась. Где-то уже совсем близко пульсировало черное сердце, разгоняя тьму по венам этого мира, отравляя и искажая. Орсо затруднился бы объяснить, как он ощущает эту пульсацию - обычные зрение и слух тут были не причем. Он улавливал ритм этого темного сердцебиения каким-то неизвестным шестым чувством. Проводник больше не нужен - источник можно было найти с закрытыми глазами.
Дворец, тронный зал. Все так же сидит на месте Император, безнадежно и необратимо мертвый. А в дальнем углу чудовищный разлом, цель всего этого похода. Окно в мир настолько чуждый и холодный, что не укладывалось в голове, даже после всего, что довелось увидеть во тьме. Орсо ощутил себя невообразимо крохотной пылинкой перед безразличной бесконечностью простирающейся по ту сторону разрыва пустоты. Чувство было настолько давящее, что хотелось просто упасть и сжаться в комок. Инстинктивное желание новорожденного, грубо вырванного из привычного тепла, поскорее вернуться в уютную тесноту материнской утробы.
И ряды гвардейцев, отделяющих хранителей Рассвета от их цели. Сорок человек. Чертовски много. Что-то подсказывало, что эти бойцы не будут так же дуром лезть на мечи, как дважды покойные эдерлингцы. И сам лорд-командующий здесь. По правую руку Императора, словно, даже будучи поглощенным тьмой, рыцарь не оставил сюзерена. Орсо глядел на перчатку, что лежала сейчас между воинами света и тьмы. Вызов. Шанс сойтись в поединке с легендарным сиром Годриком. Это была, конечно, великая честь, вот только Орсо знал, что против этого рыцаря едва ли выстоит и весь отряд. А ведь за его спиной еще сорок гвардейцев... Де Труа никогда не был превосходным фехтовальщиком, максимум - сносным. Однако если кем отряду сейчас и можно было пожертвовать, так это им. Кто знает, может, для этого он и прошел весь этот путь. Каждый этап на пути к сердцу тьмы требовал свою жертву. На болотах - Ко'Драп, Дебора и Георг. На столичных улицах - Роберт. А сейчас - почему бы не Орсо? Может, он сумеет протянуть достаточно для того, чтоб остальные придумали дальнейший план. Ибо герцог не верил, что измотанные дорогой хранители выстоят в лобовом столкновении с отделением элитной гвардии Империи. Орсо нашел глазами Храбрую, кивнул ей: - Помни о Копье, леди Фелиция. Его история рассказана лишь наполовину.
Затем герцог медленно шагнул вперед, наклонился и поднял перчатку. Отсалютовал затянутой в серебристые латы фигуре мечом.
|
Вы вглядываетесь в небо, уже усыпанное звездами, вглядываетесь в сам Париж - его улочки, дома, людей. Вслушиваетесь в пульс – гул толпы. И вскоре приходит понимание: вы не чувствуете здесь сородича. Нет здесь ни малейшего знака присутствия вампира, либо оно столь неуловимо, незначительно в масштабах города, что вы не можете его обнаружить. Для столицы Франции это - более чем странно. Каждый вампир, подобно охотнику, способному точно определить, охотятся ли в здешних угодьях, может сказать, живут ли здесь его сородичи. Тем более он способен ощутить присутствие вампира такой силы, как пастырь. Город будто бы девственно чист, и это неправильно. Так не должно быть. Лучше всего это удаётся прочувствовать Оуэну и Андре. Первый будто бы даже видит отдельные отрывки из истории города: отпечаток всех живших здесь когда-либо детей ночи, которые затем растворяются в зыбком тумане, сквозь который не пробиться даже его Дару. Легран не менее явно ощущает пустоту – так возвращаешься в родной дом, давно покинутый семьёй. Но в целом, почти всем удаётся поймать суть: в Париже больше нет хозяев ночи. Пара слов, легкие кивки, брошенные взгляды – Когти, как по команде растворяются в шумных и узких улочках. Что им до предосторожностей? Они сильнее любого в этом городе!
Оуэн Блейк Париж проваливается куда-то вниз – вот ты уже не идёшь по rue Truendrie¹, а плывёшь по разноцветным грёзам парижан. Растекшийся слепок Сены какого-то мечтателя сменяется высокими горами, а они также быстро превращаются в густую чащу деревьев без единого листка – по-видимому, кому-то снится кошмар. Сложно, даже такому мастеру сновидений как ты, что-то уловить в этих разрозненных грёзах. Это ещё затрудняется и тем, что дотягиваться до спящих приходится с улицы, а это усложняет задачу. Вдруг среди привычного однообразия пейзажей расцветает ярко-красный цветок, похожий на лилию.
Успех. Отчасти.
Красный – цвет бесконтрольной, животной страсти. Чуть потянувшись ближе к нему, словно мотылёк летящий к горящей свече, ты оказываешься на поляне, украшенной разнообразными цветами – одни только распускаются, другие пышно цветут и благоухают, третьи же начали ронять листву. Место, которое священник заклеймит Содомом, Гоморрой, а скучающий дворянин посчитает раем. Сен-Жермен-де-Пре. Злачное местечко, где за звонкую монету люди готовы отдаться кому угодно не задавая лишних вопросов. Здесь, если не брезгать обществом, можно питаться сколько душа пожелает – никто не ведёт счёта шлюхам. Но ничего, чтобы пролегло нитью Ариадны через лабиринт снов прямо к таинственному магу-Минотавру. Сложно также уловить и более достойную добычу, чтобы не мараться о чернь. Хотя какая разница, насколько породист скот, которым ты питаешься? Может, стоит оставить эти заморочки графу или князю? Как бы то ни было, здесь предстоит ещё много работы – кропотливой, которую не выполнить с наскока. Плавание по реке из снов продолжается.
Андре де Легран В городе отныне дышится непривычно легко. Каблуки ботфорт будто подгоняя своего хозяина, выстукивают какой-то марш по камням улицы Сент-Катрин. Ты спускаешься дальше, по улице Бийет к Сент-Антуан, к церкви Святой Екатерины. Когда-то, если верить историям, этой дорогой шагал прославленный Бюсси д’Амбуаз, тоже известный любимец знатных дам. В часовне этой церкви и устроил свою ставку Зарайя – рядом Бастилия, в которой достаточно смертников, которых не хватится, рядом – Турнельский дворец и рукой подать до Нотр-Дама. Очертания готической церкви проступают во тьме, отгоняя любые мысли: вот он, здесь должен быть тот, кому положено присматривать за Парижем. Но всё также чужеродным, брошенным выглядит знакомое до боли здание. Взлетел ли ты на крышу и взобрался по стене на часовню или же прошёл беспрепятственно внутрь, заставив замолчать бдящих монахов – не столь важно. Важно то, что логово Зарайи пусто. Ни следов борьбы, ни малейшего намёка на присутствие. Как будто идеальным хирургическим инструментом – ты подозревал, что у Леопольда нашёлся бы подходящий, Зарайю срезали словно язву с тела Парижа, не оставив и следа. Но кто способен на такое? Выскочка-маг? Нонсенс! Всей магической братии столицы не хватило бы на подобное. По крайней мере, так тебе казалось.
Ничего.
Ещё час блуждания по улицам и убежищам, чтобы убедиться окончательно – ни одного знакомого тебе вампира нет на месте. И везде всё то же: как будто твой старый знакомец ушёл и не вернулся с прогулки. Никаких следов. Никаких зацепок. Проклиная магов и их загадки, ты в сердцах топаешь по мостовой. Как это вообще возможно? Ничего не остаётся, кроме как заняться прислугой и поместьем. Хорошо хоть предусмотрительный маг не догадался – а может, просто не смогу – удалить из Парижа всех твоих друзей среди людей. Насколько вообще, конечно, скот может быть тебе другом. Ты направляешься к одному из знакомых, чтобы обзавестись прислугой. … Но прежде чем ты успеваешь свернуть за угол, тебя что-то отвлекает. Это что-то заставляет тебя остановиться в растерянности. Тебе показалось или только что ты увидел Её? Не-е-ет, не показалось. Этот взгляд ты узнал бы из десятков, сотен, тысяч из любой толпы. Она. Амели. Что делает она в такое время на улице? Скорее нагнать, коснуться платья, талии, руки… стоит ли пытаться или всё-таки стоит вернуться к делам Процессии?
Леопольд, князь Фюрстенберг. Любопытный инструмент переливается серебром в свете ночных фонарей. Интересно, как попала к бродягам эта вещица? Стоило бы, пожалуй, их хорошенько расспросить. Беглый же осмотр открывает тебе следующее: работа явно профессиональная, но сделана не немецкими кузнецами – школа либо итальянских, либо французских мастеров. Судя по всему, используется для… а вот и первое затруднение. Что с его помощью легче всего сделать? Просто вскрывать плоть? Зачем же тогда завернутое кверху лезвие? Об этом стоит поразмыслить более плотно…
Сильвия де Моро. Справедливо рассудив, что мага должен помочь найти другой маг, ты направила свои стопы в сторону церкви Сент-Эсташ, на площадь les Halles². Именно там, как ты припоминала, заседали достойные господа, имеющие себя Орденом розы и креста. Церковь Святого Евстафия, начатая строиться ещё при Людовике XIII, сейчас поражала своими воздушными арками и внушительным фасадом – и была бесконечно далека от своего прообраза, собора Святой Парижской Богоматери. Вот прямо напротив него и поселились маги, называвшиеся Розенкрейцерами. Тебя приняли благосклонно – Вильгельм Зауэр, офранцузившийся немец, попросил разрешения поцеловать твоей руки и внимательно выслушал историю твоего приезда. Но – не более того. Милая госпожа, безусловно, достойная представительница своего племени – и он, лично Вильгельм готов оказать ей любую услугу, но нельзя упускать из виду того, что он – лидер одного из самых влиятельных магических орденов, и такое не пройдёт бесследно. Багровый король, в сущности, мешает пока только вампирам… мужчина самодовольно пригладил бородку, подстриженную на восточный манер. На самом деле он согласен помочь – но только если Процессия предоставит кое-какие гарантии касательно Ордена. Скажем, когда ситуация утрясётся, новый пастырь пообещает покровительство розенкрейцерам, а заодно – полную неприкосновенность… может ли милая госпожа им это гарантировать?
Шарль Сансон Сен-Мартен-де-Шамп встречает тебя множеством огней. Здесь, кажется, никогда не прекращается служба, уравновешивая разгульную жизнь простых жителей Сен-Мартен. В этом, пожалуй, весь отражается весь Париж семнадцатого века – вечно грешащий, вечно молящийся. Тебя без вопросов пропускают внутрь. Под нефом центрального здания разносится Credo in Unum Deum. Монотонные и кроткие голоса монахов, читающих нараспев молитву, погружают в легкую дремоту. — Чем можем услужить, сударь? – слышится чуть суховатый и твердый голос. Перед тобой вырастает фигура уже немолодого, но на удивление очень крепкого и поджарого капуцина. На голове нет привычной для монахов тонзуры – да и вообще во всём его виде сквозит что-то такое, что неуловимо роднит его с тобой, а не со снующей из стороны в сторону священной братией. И ещё кое-что. Нос улавливает легкий аромат крови. Он точно идёт от человека перед тобой. Но вот почему – понять трудно. Это точно не чужая кровь, это не запах убийцы, купающегося в крови своих жертв, наоборот – во всём этом сквозит что-то неуловимо благочестивое, если так вообще можно сказать о запахе крови. В глубине залы виднеется несколько деревянных сооружений, похожих на продолговатые ящики – исповедальни. Кажется, все они сейчас свободны – дверцы широко распахнуты, внутри никого не видно.
*** Оуэн, Сильвия, Шарль и Леопольд *** Четверо собираются у монастыря Святой Бригитты. Легкая тревога заменяется нервным возбуждением – на смену беспокойному чувству пустоты в городе приходит ясное ощущение смерти одного из сородичей. Казалось, развоплощенный вампир не исчез бесследно, а растворился в стенах домов, в камнях, которыми замостили улицы, в деревьях, растущих здесь. Ощущение неуловимого присутствия погибшего собрата – мрачное, давящее, если не сказать гнетущее, врывается в мысли каждого из вас.
Столь редкое явление вообще – и уже бог весть какое по счёту в Париже.
Тела, разумеется, нет – но остались те самые незримые следы, которые и вызвали у вас реакцию. Оуэн и Сильвия, переглянувшись между собой и перебросившись парой фраз делают совместный вывод: ни одна из магических цепей не участвовала в смерти сородича. Хотя магией определённо пахнет. Вы уже давно утратили возможность обращаться к Цепям, но, похоже, здесь каким-то образом цепи Высвобождения и Управления использовалась уже после того, как ваш сородич был умерщвлён. Сильвия припоминает, что беседовавший с ней Зауэр – один из признанных мастеров второй цепи. Более подробный осмотр самого места преступления на предмет зацепок приносит плоды – благодаря наитию Сильвии и щепетильности Леопольда установлено два факта: во-первых, убитый вообще не оказывал сопротивления – нет даже малейшего намёка на битву, во-вторых, здесь остался след выживших вампиров – свидетели они или убийцы, это ещё предстоит выяснить, но их путь легко прослеживается до… домов возле ворот Сен-Дени. Сансону, увы, оставалось положиться на внимательность своих собратьев – то ли разговор в церкви до сих пор занимал его мысли, то ли ночной парижский воздух был слишком свеж, но ему не удалось поспособствовать расследованию самого убийства. Оставалось утешаться, что его таланты, безусловно, пригодятся в дальнейшем.
|
|
Иногда бывает так, что наемническая жизнь приводит к не очень хорошим решениям. Иногда ты убьешь кого-то не того. А уж сколько всяких слухов ходит про отряды, которые, на безрыбье, стали бандитами. И слушая о таких, или, иногда, сомневаясь в собственной моральной чистоте, многие наемники задавались постыдным вопросом - а что если против нас выйдут мирные жители? Что если ты придешь в деревню, а так старостой брат кого-то, кого ты убил год назад? Что если вас примут за бандитов и организуют ополчение, попытавшись сжечь вас в трактире? Что если деревня не захочет платить, и решит задешево добить уставших наемников? Это все были мрачные мысли, и Янус гордился тем, что большая часть таких сценариев была не про него, но все равно. Когда темно, и когда голодно, и когда нет уверенности в том, что будет завтра - все думают такие мысли. И все знают - по-настоящему, если мирные люди выйдут против тебя с вилами, у тебя нет шансов. Их тупо больше, и если они готовы тебя убить, ценой своих жизней - ты умрешь. И если при свете дня такое было не больше чем байками и страшноватыми слухами, то при жизни во тьме, казалось, что байки все правдивее и правдивее. А теперь... теперь все это стало правдой. Живущие во тьме вышли встречать отряд, и двинься они сейчас вперед - всех просто раздавило бы массой тел. Кажется, именно это и случилось бы, вздумай они повернуть. Нет, вернуться им уже не дадут. Впрочем, не только мирные. Вон Ройс и Эдвард, старые друзья. Зовут, приглашают, но в этот раз, в отличие от случая с огнями на болоте, Янус не повелся на приглашение. Нет, помахал рукой приветливо, из вежливости, улыбнулся, насколько можно было вообще осклабиться в такой страшноте, и решительно головой помотал. Нет, ребята, как-нибудь потом. На обратном пути, если не выживу, присяду с вами, пожуем чего-нибудь. Потом. Может быть. А пока, надо перед вперед, и смотреть, чтобы жители столицы не решили все-таки сомкнуть ряды..
|
-
Очень классный пост. Тут и разносторонняя и правдоподобная в то же время реакция на потерю, и мрачные семиземские облака, и заговорившие в унисон орудия Амальгамы. А всего лишь один абзац, между тем.
|
-
Его дорогой костюм и шикарный галстук как нельзя лучше оттеняются неряшливым и старомодным прикидом отца девушки. Он ни секунды не рассчитывал на их участие и поддержку: Кристи предала свою подругу. Вряд ли из-за денег, скорее всего, их припугнули. Внимание к деталям и новый образ! Да и комплексно, исключительно годный отыгрыш.
|
Ответ командира обеспокоил Джона. Надо сказать, что для храмовника Элиас был на удивление нормальным и адекватным. Не то, чтобы Джон в своей жизни знал много рыцарей Создателя, но из тех, с кем он успел познакомиться поближе за время этого короткого, но насыщенного моментами, в которых раскрывается суть человека, путешествия, командир нравился ему больше всего. Он не гнался за славой, не было похоже, чтобы он стремился к славной смерти, и руководил отрядом весьма грамотно. Именно поэтому момент, когда Элиас решил дежурить в-одиночку, особенно после того, как Тьма явила в полной мере свои способности по подчинению разума, наемника заставил задуматься. Вопрос был не в браваде. Вопрос был в надежности перед лицом непредсказуемо могучего врага. В наличии второго варианта развития событий. Да, все храмовники сохранили ясность рассудка при нападении твари, но кто мог поручиться, что это было обусловлено силой их веры, а не стечением обстоятельств? Вот, Джон тоже не подчинился, и у него не было за плечами монастырской школы и тяжелых обетов. Если смог сопротивляться человек, лишенный подготовки храмовников, должно быть верно и обратное.
И еще об одном задумался Джон. Бравада. Уверенность храмовника не была ею. Если в чем-то наемник и не сомневался, так это в том, что Расмусенном движут наиболее благие намерения из возможных, и что он не будет лгать, чтобы успокоить людей, одновременно своей слабостью подставляя отряд. По сути, Элиас хотел пожертвовать своим отдыхом ради отдыха остальных. Дать им передышку. Но не была ли подобная самоуверенность порождена просочившейся в сердце храмовника гордыней? А гордыня это трещина, через которую вполне может просочиться тьма.
Поэтому Джон поступил так, как задумал раньше. Переговорил с наемниками, предложив им проследить за командиром на случай чего. В случае отказа, он готов был взять эту ношу на себя.
Но это и не понадобилось. Сомкнуть глаза на привале не получилось. Джону доводилось отдыхать во время крупных, длившихся более дня сражений, когда войска либо расходились, либо выставляли запасные части, чтобы дать возможность восстановиться сражавшимся часами бойцам. Но даже это не могло сравниться с тем, что наемник ощущал, отчаянно пытаясь расслабиться и вернуть силы для очередного броска здесь, столь близко к средоточию Тьмы.
Когда глаза открыты, мрак, отбрасываемый огнями временного лагеря, принимает обличья. Обличья живых. Обличья мертвых. Джон видел людей, которых знал, видел людей, которых убил, и видел людей, которых не встречал никогда. Многоликая тень окружает отряд, и невольно думается, что они, последняя отчаянная попытка человечества выжить, не более чем букашки для Тьмы, а чудовища, орды нежити и кошмары, которые давно свели бы с ума менее крепких волей людей, все это подобие дуновения, которым человек сгоняет надоедливого комара, если лень того прихлопнуть.
Когда глаза закрыты, сознание осаждает чуждая память. Вереницы непонятных, лишенных контекста образов, выхваченные из других жизней. Жизней, что забрала и поглотила Тьма. И следующий из этого вывод пугал не меньше. Джон знал несколько молитв, и с некоторых пор истово верил в Создателя, но книжной премудростью не владел, и имперских философов не изучал. Но два и два сложить мог. Существование этих воспоминаний говорило о том, что погибших, всю их сущность, забирала Тьма. Возможно, они существовали внутри нее, в какой-то форме. Возможно, она перехватывала души, что должны были отправиться к Создателю…
Джон бросил взгляд на Илль. Затем перевел его на костер. Не могло быть так. Не должно. Не хотелось даже предполагать, что Тьма может оказаться сильнее Создателя, и не дать достойным Его милости достичь его небесного престола.
Мысли были невеселые.
Выбор тоже был невелик. Закрыть глаза и пытаться сохранить разум в веренице образов, или держать их открытыми, и видеть окружавшую их тьму.
Джон решил не играть по правилам врага. Земля под ногами была землей. Сотворенной Создателем землей, а не мороком Тьмы. Ее озарял свет. Осторожно, стараясь не повредить дрожащими пальцами, Джон достал из мешочка фигурку, сделанную Ниэль, и поставил на землю. И смотрел во время отдыха только на нее, лишь изредка поднимая голову, чтобы проверить, как там Элиас. И думал только о ней. Смотрел на то, за что сражается, и думал о том, за что сражается. А не с кем.
И почти не заметил, как время, отведенное не привал, подошло к концу. Орсо попросил у Элиаса перед тем, как выдвигаться, несколько минут. И речь его не была лишней. У некоторых в отряде были сомнения. Джон не назвал бы их слабыми, не после того, что им довелось пройти, но сомнения в своей силе, в правильности решений, в самом успехе – были. И то, что Джон попытался сделать для Эвелинн, он постарался сделать для всех.
Джон преклонил колено. И встал уже рыцарем. Возможно, последнего ордена в истории человечества.
Позже, на переходе, Джон догнал де Труа.
- Сэр де Труа…
Наемник не был вполне уверен, что правильно обращается к герцогу.
- Я должен извиниться. Я не доверял вам. Что бы ни случилось в вашем прошлом, оно оставило след, который делал это сложным. Теперь я доверяю.
Джону было несколько неудобно это говорить, но это должно было быть сказано. Орсо де Труа заслужил это. Он изменился. В церкви Джон видел, что де Труа хочет умереть, и рискует при этом будущим не только своим, но и отряда, а, соответственно, всего человечества. Это изменилось. Не по словам, сказанным Орсо в церкви, но по поступкам после нее. Наемник не знал, что творилось в голове у герцога, но, возможно, именно де Труа из них больше всех сомневался в себе и имел основания для сомнений. И сейчас ему нужно было протянуть руку.
Образно и буквально, что Джон и сделал.
И было это уже на дороге, что вела их к мертвому городу. Коттеджи сменялись постройками покрупнее, дорога расширялась, а каждый шаг давался со все большей тяжестью. Тьма более не разменивалась ни на нежить, ни на пляшущие тени. Она просто давила силой. Вдавливая те образы, что появлялись перед закрытыми глазами ранее в реальность. Чужие воспоминания. Частички чужих душ. Мысль о том, что все это ловушка, могла быть как своей, так и внушенной, и почти не было способов понять, боится ли сам Джон попасть в засаду, или же это Тьма играет на его эмоциях. Джон не знал защиты от подобного. Но недавно, Виссиль сказала, что надо делать. Говорить. Перед лицом этой подавляющей, поглощающей мысли силы продолжать цепляться за то, что делает людей людьми. И песня, а затем вопрос Эвелинн, то ли додумавшейся самой, то ли тоже вспомнившей совет другой чародейки, пришелся кстати.
- Копьем? Разумеется. Копья вообще просты в обращении. Но это, по-хорошему, оружие для строя. Когда строй копейщиков знает свое дело, к нему и приблизиться нельзя. А вот мастеров одиночного копейного боя немного, и этому надо долго учиться. Хотя, если вас обучали владению этим в бою…
Он показал на посох Эвелинн.
- … то часть работы сделана. Пусть небольшая. Если это двуручное копье. Одноручное надо со щитом использовать.
Он задумался.
- А вообще, вам для волшбы обе руки нужны? Щит это дело такое, всегда лучше, когда он есть, чем когда его нет.
Ожидая ответа, он сам ответил на вопрос Фелиции. Немного улыбнувшись, как бы тяжело это ни было в сложившихся условиях.
- Леди Фелиция, сие мне не ведомо.
Затем, поняв, что поддерживать высокопарный тон даже в шутку было бы неподъемным напряжением, продолжил чуть более нормальной речью.
- Но я думаю, что да. Высокие материи не по моей части дела, но Тьма была и до прорыва. Люди должны знать, что делать, если этот кошмар повторится. И знать, что делать, чтобы он не повторился. А это записано должно быть. Лучше всего – выбито над входом в крепость ордена. Большую и неприступную.
Это внезапно натолкнуло его на мысль.
- А первые ли вообще мы? Возможно, нечто подобное уже случалось, и люди просто забыли. Кто-то так же, как и мы, шел к Сердцу Тьмы, но не с кинжалом, а, скажем, Копьем Рассвета? Что скажете, чародейки?
Так, беседуя, Джон шагал вперед, пока не нахлынуло видение. Когда оно пронеслось перед глазами, Джон понял, что стоит на месте, опираясь на гвизарму, как на посох, всем весом склоняясь к земле. И мир вокруг размытый. Глаза мокрые.
Почему-то он не сомневался, что Тьма показала правду. Так могла развиваться битва Орландского против ее сил. Вряд ли он мог продержаться дольше. Вряд ли ему сопутствовал триумф на поле брани против столь могучего противника.
Джон стиснул зубы. Если Орландский продержался до этого момента, если он выдерживал часы за часами мясорубки, то он не имели права сдаваться. Он выпрямился.
- Ну уж нет. Не так это работает, Тьма. Не понимаешь ты людей. Он не сдается, и мы не сдадимся.
А затем из дверей хлынули потоки нежити. Ведущей себя странно. Но нежити ли? В отличии от скелетов и полусгнивших или высохших трупов в церкви, эти выглядели… свежими? Почти нетронутыми.
Командир приказал идти дальше. Хотя в прошлый раз, когда они промедлили с атакой, это обернулось лишь возможностью для врага напасть первым. Но в этот раз, возможно, все будет иначе. Джон надеялся на это.
-
Джон достал из мешочка фигурку, сделанную Ниэль, и поставил на землю. И смотрел во время отдыха только на нее, лишь изредка поднимая голову, чтобы проверить, как там Элиас. И думал только о ней. Смотрел на то, за что сражается, и думал о том, за что сражается. А не с кем. Душевный момент, сильный. Джон преклонил колено. И встал уже рыцарем. Возможно, последнего ордена в истории человечества. Мощь. Как я уже говорил, Джон в этой партии - один из тех наиболее живых персонажей, смерть которых может быть наиболее драматична.
-
Удары сердца твердят мне, что я не убит Сквозь обожженные веки я вижу рассвет Я открываю глаза - надо мною стоит Великий Ужас, которому имени нет ©
|
Безмолвный шагал позади всех, все более мрачно глядя в спины товарищей по отряду. Впрочем - товарищей ли? Вся эта чушь с новым орденом, посвящением в рыцари... Ха! Это бред, бред сумасшедшего, как тот, что бормотал Толстяк, чей разум окончательно подчинился демонам, что жили в его желудке.
Неужели они не видят? Неужели они не понимают?! По ушам храмовника резанул истерический женский смех, затем - ничуть не менее неуместная песня. Песня! ПЕСНЯ!!! Когда они находятся в самом сердце ужаса и тьмы, когда враги могут поджидать не просто за поворотом - прямо перед тобой, незримые, но смертельно опасные! Роберт ясно видел, как все они погружаются в безумие, рожденное страхом. Уходят кто куда, но все - в воспоминания о прошлом, отрицая само существование кошмара, которому нужно положить конец. С каждым шагом они словно забывали, что идут тропою смерти, неминуемой, ужасной. БЕССМЫСЛЕННОЙ!
Ложь дрожащих, жалких, трусливых душ, идущих прямиком на бойню. Но хуже всего будет их успех. Даже если случится чудо из чудес, и будет одержана победа -что станет с ними со всеми, когда наступит новый день и снова поднимется солнце? Все эти новоиспеченные "рыцари" вцепятся друг другу в глотки, и даже если не сразу - им помогут. Что вы будете есть? Где вы будете жить? Неужели вы думаете, что наступят мир, покой? Не будет нового порядка. Сейчас все эти радостные развеселые расшаркивания друг перед другом - лишь эхо от ужаса, что вселяет в вас общий враг. Лишь только вы его лишитесь - и станете для того, кто рядом, хуже тех, кого идете уничтожать сейчас.
Безмолвный точно знал, что за шепоты он слышит. Это были его слова - все те, что он мог бы сказать, но не сказал. Все те, что должны были быть сказаны - но остались в забвении...
УЖ НЕ НАЕМНИКИ ЛИ РАЗОРИЛИ ЕГО РОДНУЮ ДЕРЕВНЮ, ПОСЛЕ ТОГО, КАК ИМ НЕ ЗАПЛАТИЛА ЗНАТЬ?! И ГДЕ БЫЛИ ХРАМОВНИКИ - СТРАЖИ БРАТУ БЛИЖНЕМУ СВОЕМУ?!
И все мы знаем, чья это вина, что больше не видно солнца...
КАК ОН ДОЛЖЕН ЗАЩИЩАТЬ ТЕХ, КТО САМ СЕБЕ - ГЛАВНЫЙ ВРАГ?! ОН НЕ СМОЖЕТ УБЕРЕЧЬ НИ ОДНОГО, ВЕДЬ ВСЕ ОНИ ТАК СИЛЬНО ЖАЖДУТ СМЕРТИ, ЧТО ЗОВУТ ЕЕ, НЕ ПРЕКРАЩАЯ!!!
Это все не имеет смысла. Это все не имеет смысла. Это все не имеет смысла. Это все не имеет смысла. Это все не имеет смыла. Это все не имеет смысла. Это все не имеет смысла...
|
По ту сторону оцепления Шэри, наконец, ощутила себя в относительной безопасности. Наверное даже погибнуть здесь, на стороне "закона", если одурманенная бунтарским настроением и выпивкой толпа хлынет напролом, не так страшно. Шарлотта, размышляющая об этом, шествовала за спинами, чего уж скромничать, героев, заслоняющих собой последний, если можно так сказать, рубеж. Ее взгляд скользил по их плечам, нырял в "пролеты" и словно утопал в чем-то ужасающе мерзком, когда ее серые очи встречались с глазами чужаков. Дикари... И, почему-то, столичная власть посчитала Виллоу частью этого дикого общества. Нет, Шери смотрела на них, они ее пугали, это была не ее сторона.
Хэл... Черт возьми, знал ли он, что возможно своим своевременным сочувствием и предложением спас девчушку от безумия? Лишь благодаря коменданту, и его помощнику конечно же, Шарлотта не ощутила себя в полной мере жертвой политических интриг. Ссылка, конечно же, так и оставалась ссылкой, иначе это неприветливое местечко назвать язык не поворачивался, и все же Хэл смог все устроить так, словно девушка прибыла сюда не наказание отбывать, а по долгу службы. Ей нравилась эта иллюзия, за что Рейнарт и Андерсон были возведены в статус спасителей, чем так внезапно и вызвали к себе довольно сильную привязанность художницы.
Рейнарта Шэри не могла почему-то здесь отыскать. И доносящиеся из толпы возгласы, требующие выдать коменданта, подтвердили, что Виллоу не страдает недугами зрения. Уэсли видимо тоже. Он уже заметил ее и, не важничая перед подчинёнными и бунтарями, поспешил навстречу.
- Ничего...- прошептала в ответ девушка. И это скупое словечко наверное бы растворилось в гомоне, но ветер, сменив направление, сорвал его с губ и доставил по адресу. Или просто адъютант смог понять по виду Шарлотты - она не держала на него зла за то, что он не явился за ней лично.
Он остановился. Шери тоже замедлила шаг и остановилась, словно меж ними пролегала запретная зона, переступив границы которой они рисковали что-то разрушить. О, без сомнений, Шарлотта хотела бы сейчас опереться на руку Уэсли, а, в идеале, чтобы он просто взял ее на руки и унес туда, где тепло и безопасно. Но превращаться в жеманную городскую неженку, Шэри здраво рассудила, был не подходящий момент. Она осталась стоять на месте, лишь переминалась с ножки на ножку от неловкости, обняла за плечи себя, растирая холодную кожу ладошками. Не нужно было обладать запредельной интуицией и техникой чтения эмоций по глазам, чтобы понять, как сильно Шарлотта была напугана и растеряна. В ответ же она заявила совершенно противоположное: - Да, я в порядке.
Это была чистая ложь. Впрочем, спрашивая, Уэсли и так видел перед собой объективный ответ. Виллоу сочла, что не время плакаться на плече у офицера о том, как нелегко ей пришлось в последние полчаса жизни. Но она, словно центр притяжения земли сместился на адъютанта, сделала пару неуверенных шагов навстречу и, не переставая стучать зубами от холода, охрипшим голосом спросила: - У вас же есть план на такой случай, правда?
О, Шарлотта была от чего-то уверена, что подобные ситуации местная власть давно отрепетировала и была всегда готова к таким внезапным сюрпризам. И пусть все, кто был на стороне закона, сейчас выглядели так, словно никогда подумать не могли, что такое возможно. Она очень пристально разглядывала сейчас лицо адъютанта, наверное чтобы подметить его даже самую невинную попытку солгать. А в глазах все же горела надежда услышать "у нас все под контролем". Серые, как океан, в них дрожали звёзды - яркие всполохи факелов. Ветер ударил в спину, подтолкнув художницу ещё на шажок ближе. Растрёпанные и вьющиеся от влажности волосы девушки словно возжелали обнять адъютанта - скрыв ее личико, они, подхваченные ветром, тянулись к Андерсону навстречу.
-
Ветер ударил в спину, подтолкнув художницу ещё на шажок ближе. Растрёпанные и вьющиеся от влажности волосы девушки словно возжелали обнять адъютанта - скрыв ее личико, они, подхваченные ветром, тянулись к Андерсону навстречу. Прекрасный момент, очень красиво и мило.
|
- Перловой крупы, пару кружек, - бормотал Янус, - грибов полкило, свежих, три-четыре луковицы, масла подсолнуха чуток, соли ложку, и петрушки еще, пру щепоток...
Он вздохнул. Конечно же, у него всего этого не было. И можно было только представлять, что у него все это было. Но по крайней мере, это помогало выкинуть из башки другие голоса. Другие голоса ему не нравились. Его собственный голос, говорящий про еду, был в разы милее.
- Почистить лук сначала, порезать, кубиками, крупно, потом грибы порезать... а, и помыть сначала, а то блять немытые грибы, это может херово получиться... сковородку на огонь поставь, масло туда, и грибы, и жать, пока не зашкворчат... закинуть их в миску, а на сковороду лучок, и жарить опять, блять, чуть-чуть, пару минут, чтоб не пережарить... а потом крупу туда заебенить, и жарить, и помешивать, пока оно все не зазолотится равномерно, сука... а потом опять грибы сверху, и опять мешать, а то хуйня будет, если грибы только сверху, все равномерно, как перемалывать, только перемешивать... И все, блять, можно выкладывать в миску. Или нахуй миску, снять с огня и есть сразу... эх...
Толстяк вздохнул. Когда он последний раз ел хорошую кашу? По-настоящему хорошую? Давно? Недавно. В этой дыре он уже не помнил ничего. А что помнил, не мог понять, по порядку ли это все шло в его памяти. Но зато он все еще помнил рецепты. Он не очень хорошо готовил, но когда ты много лет шаришься с отрядом наемников, ты просто не можешь не нахвататься рецептов самых разных блюд от самых разных людей. И Янус продолжал.
- ...штук пять куриных грудинок, два яйца, муки, и перцу, блять, перцу...
|
Слова Илль о великом будущем для Эвелинн резанули командира по сердцу. Его спутники не были оптимистами, это понятно. Просто неизбежность и тяжесть происходящего наваливается так сильно, что привыкаешь к нему. Ко всему человек привыкает, а в его свойствах надеяться на лучшее. Не надеялся Элиас, он верил и действовал. Так его учили в Храме, так он прожил свою жизнь - подкрепляя поступками свою Веру. Что же, это было весьма действенно. - Привал, - выдохнул, ступив на полянку. Не надо быть умником, чтобы понимать, какое слово хотели от него услышать остальные. Тьма стучала в сердце каждому и было понятно, что полноценного отдыха не будет. "Значит отдохнём насколько можем и продолжим путь". - Расставить ловушки и сигнальные растяжки, Илль, Фелиция! - прежде чем падать на жухлую и мёртвую траву уставшим мешком надо было позаботиться о своей собственной жизни. - Джон, Янус - найдите неподалёку пригодное дубьё. Никто не уходит дальше, чем вам подсказывает разум! Напоминание, хотя и бессмысленное. Все знают, что влечёт за собой беспечность. Мешки оказались в круге, излишек аммуниции поставлен в пирамиды. Чародейки беседуют друг с другом, Илль передаёт еду. Командир тревожно смотрит за каждым, чтобы ни один не вышел из поля зрения. Краем глаза отмечает как, вначале, затихла Эвелинн. Её взгляд бегает между ними, изучая. О чём она думает? Какие мысли движут ею? Момент, когда волшебница сняла Кинжал с пояса и успела шагнуть к Джону храмовник пропустил и дёрнулся вперёд почти инстинктивно, слишком резко. - Нет, - он опустил свою руку на руку девушки и требовательно подвинул кинжал к её груди. - Я думаю, что Джон со мной согласится, но, тем не менее, это приказ. Эвелинн, ты была выбрана не только твоими наставниками. Мы видели в церкви, что Кинжал ответил тебе. Прости, но тебе придётся нести эту ношу, как нам, каждому, - свою. Я верю в чистоту твоего разума и твоей души. Мы все верим в тебя и будем готовы защищать вас с мистресс Алакрейн сколько потребуется, если потребуется. - Чувствуешь смятение? Сомнения обуревают? Поделись со мной. А ещё лучше - помолимся вместе. Это - последняя возможность для нас обратиться к Создателю так, как того требуют ритуалы. Потом - отдыхайте, ослабьте доспехи, поешьте, говорите друг с другом. Постарайтесь собрать в кулак как можно больше сил. Меч входит в землю уже потерявшим остроту клинком. Крестовина служит опорой для локтей вставшего на колени мужчины. Голова согнута, но глаза открыты, взор устремлён в танцующее пламя костра. - Благослови нас, Создатель. Слабы мы, но в Свете черпаем свою силу, Вера подпитывает нас и Цель служит маяком в непроглядной Тьме. Отринув отличия, мы стали сильнее, В служении Тебе - мы стали крепче, Вера человеческая не даёт нам сломаться под тяготами нашей миссии. Ты с нами и Свет в наших сердцах.
В чем моя цель? Принести избавление людям. В чем моя честь? Выполнить свой долг. В чем моя жизнь? В служении Свету! Блики от разведённого костра неуверенно ложились на грязные пластины доспеха. Они скакали по скрипящим бронированным сочленениям перчатки, которая сомкнулась на кромке будто бы вырубленного из куска камня шлема. На щите нельзя было разобрать герба, словно он - одно большое пятно грязи. Плащ был потерян в болотах позади. Человек, закованный в доспехи, стоит прямо, будто он сам выкован из железа. - Я буду охранять вас один. Вы все - должны отдыхать. Это приказ! - за надетым шлемом не видны черты лица Элиаса, только глаза сверкают во тьме.
-
Задал хорошую атмосферу.
-
Блики от разведённого костра неуверенно ложились на грязные пластины доспеха. Они скакали по скрипящим бронированным сочленениям перчатки, которая сомкнулась на кромке будто бы вырубленного из куска камня шлема. На щите нельзя было разобрать герба, словно он - одно большое пятно грязи. Плащ был потерян в болотах позади. Человек, закованный в доспехи, стоит прямо, будто он сам выкован из железа. Мастерски, очень образно.
|
Вопрос Эвелинн не удивил чародейку. Еще минуту назад сама Виссиль размышляла о тяготах выбора. Ничего странного, что ноша эта гнетет и зарождает сомнения, те самые, что заставляют сердце вздрогнуть, поддаться чувству вины и оступиться. Отступить от главной цели. Походы, подобные этому, всегда жестоки. Неизбежная сделка со своей темной и светлой стороной. Лишь человеку решать, какие приоритеты он выберет и какую цену готов заплатить. Цену этого похода знали все. Знали наперед. Знали и согласились. - Роберта швырнуло наземь с огромной силой, Януса щупальце увлекло под воду. Тварь не щадила никого. И не было предельной уверенности в том, сколько еще у мужчин времени. Эти двое находились на грани между жизнью и смертью. Троих после того, как очнулась, я и вовсе не увидела... - она чуть помолчала. - Ты знаешь, что в отличие от Очищающего света, Божественный дается нам огромными усилиями. Спасая одного, мы могли бы увеличить количество погибших. И тогда нам пришлось бы встать перед жестоким выбором, чтобы решить, кого вернуть к жизни - Януса или Роберта. Ты слышала, я говорила нашему командиру, нет прямой связи между успехом и временем смерти. Порой мне видится, что иные души не желают возвращаться и мы не властны совершать над ними насилие. Таинство жизни - сакральная суть свободной воли. - чародейка тепло улыбнулась и мягко взяла Эвелинн за плечи. - Тебе не стоит сомневаться в себе. Пока нас двое - ты сделала правильный выбор. Умение быстро сориентироваться в ситуации, распределяя задачи, дорогого стоит. - женщина вздохнула и задумчиво добавила. - Мы не властны пророчить о будущем. Неизвестно, как обернется. Кого стоило бы спасти и кто оказался бы полезнее в нашем мероприятии. Но пока есть возможность сделать хоть что-то, чтобы не предстать перед таким выбором, стоит ею воспользоваться. Между разумностью и жестоким расчетом есть чуткий страж - это сердце. Но и оно способно грубеть, не выдерживая боли потерь и чувства вины. И оно способно молчать, когда за него себя выдает личный интерес. - Виссиль привлекла к себе девушку, обнимая. Сложно было сказать, кому сейчас это было нужнее. - В тебе искрится незамутненный свет. И в этой звенящей Жизни, что течет по твоим жилам, - чистый импульс. Таким, как я, уже нечего терять, кроме последнего - людей, подобных тебе. Нет никакого смысла закрывать Брешь, если померкнут светлые души. Цени это в себе. Цени и сохрани. Она отстранилась и в повлажневших глазах светилась мягкая теплота. Та теплота, которой не суждено было обрести свое счастье в материнстве. Быть может, она могла сказать лучше, будь не так истощена. Быть может, и затем нашлись бы сотни, которые сказали бы лучше. Но не сказать вовсе Виссиль не могла. Пусть Эвелинн и не спрашивала. Последний привал перед решающим походом. Впереди или победа, или смерть. Или и то, и другое. Пусть ее искренность - неуклюжа, но не унесена с собой в могилу.
После команды о привале, ноги сами понесли к месту будущего костра, сами подогнулись, тело само уселось... Давление Бреши не давало Виссиль покоя. Женщина стала внимательно наблюдать за остальными. И самой - отвлечение, и более понятны настроения и состояние остальных. Она не была уверена, что сумеет отследить ту грань, когда сопротивление станет невозможным. Но пока, кажется, осветительный шар не было необходимости зажигать.
Виссиль моргала неестественно часто и быстро. Неестественная сухость. Гиблое место, гиблый воздух, все гиблое... Пропитано чужеродным, способным менять природу солнечной жизни. Сняв с пояса бурдюк, женщина отпила немного воды, убедилась, не нужно ли кому еще, после чего занялась тем же, чем и Эвелинн. Ходить в насквозь промокшей прилипающей одежде было тяжело и ужасно, а в смрадной - попросту омерзительно. Это дурманило разум не хуже усталости. Кроме того, отвлечение, отвлечение. Немного невидящего взгляда перед собой, затем легкая концентрация - вывести грязь и влагу с одежды, с тела. Снова немного передышки. Илль раздает всем сухари и солонину. Их также не мешало бы почистить. Еще немного чар. Совсем капельку. все. Отдых. Чуть-чуть. Наберется сил, предложит почистить остальных. А пока чародейка сосредоточенно жевала, отчаянно пытаясь уйти от навязчивых ликов смерти в голове.
|
"Тот, кто открывает Золотые врата, светлый, всеблагой и милосердный. Встречающий свет, жизнь дающий и жизнь провожающий. Расцветающий зарёй, творящий и восхваляемый. Дарящий надежду..." Слова пересыпаются как мелкое зерно через сито. Светлая, буквально вросшая в землю у изголовья Илль читает древнюю окриссарскую молитву Создателю. Пальцы незримо плетут заклятье. "Отвори же нам Врата...и дай свет, ибо свет - это Путь..." Золотистых нитей становилось всё больше, уже не только ладони и пальцы были покрыты ими, но и руки тоже. Всё выше и выше разливалась магия, вырываясь из тела Эвелинн. Теперь уже не отдельные нити, а легкие золотистые крылья искрились за плечами чародейки, укрывая голову и плечи Илль, залечивая внешние раны. Но дотянутся ли они до самой Звездочки, хватит ли у неё силы, чтобы не разорвалась, не потерялась связь, что вернёт душу?.. — Лишь бы хватило сил, — прошептала Виссанти, вкладывая в последнее усилие всю свою волю. Ещё одно... она мысленно обращается к "Рассвету", ища у него поддержки, но кинжал опережает Элиас. Девушка чувствует, как обнял её храмовник, и шепчет слова поддержки. Казалось бы, говорит простые вещи, но девушка невольно краснеет, и ей стоит больших усилий, чтобы не сбиться с темпа, не перепутать слова молитвы. Но вместе со смущением, тепло поддержки проникло в самоё её сердце, заставив его восторженно трепетать. И этот последний порыв, казалось, решил всё. Рванулись, сплелись в единое нити, и смерть отступилась - как тьма отступает перед светом.
— С... возвращением, — улыбнулась она Звездочке, внутренне радуясь успеху и словам вернувшейся. Создатель услышал её молитву! Больше она ничего добавить не смогла – слов уже просто не нашлось. Просто крепко обняла Илль, украдкой утерев слезу, потому что вспомнилась Дебора, которой уже не помочь.
И только сейчас она ощутила две вещи - как ужасно устала и... что находится в крепких объятьях Элиаса. Но вместо того чтобы смутиться, отстранить храмовника, девушка прикрыла глаза и прижалась к его груди, на мгновение растворившись в них. Застыть бы так, замереть, до тех пор, пока будут держать ноги. Она и не представляла, что такой суровый и сильный Элиас способен обнимать так нежно. Она шепчет ему что-то в ответ на благодарность, но не слышит саму себя. Но вскоре ей напомнили, что счастье пока ещё слишком мимолётно – увлекаемый долгом, Рассмусен вынужден отпустить чародейку, чтобы выполнить свои обязанности. Виссанти поднимает на него голубые глаза, полные бесконечной благодарности... и, пожалуй, чего-то ещё, более нежного. — По... пожалуйста, — шепчет она в ответ и отступает, давая ему пройти. Ни промокшая мантия, сапоги и ноги, испачканные в грязи, не занимают её внимания – к счастью, Виссиль уже успела позаботиться о всех раненных. Девушка благодарно кивает ей, и послушно изучает карту, предложенную Элиасом.
Вопрос Джона застаёт её врасплох. Окутанная эйфорией успеха, Эвелинн невольно кусает себя за губу: она чуть не забыла про Дебору! Действительно, есть же ещё погибшие, она сама видела, как Дебби... — Я... могу попытаться ещё один раз. Но это очень сложная магия... для неё нужно тело, и не всегда получается... успех не гарантирован, а само заклинание очень истощает... прежде чем снова можно обратиться к подобным силам, нужен отдых. И, боюсь, у нас нет времени, чтобы отдыхать столько. К тому же, после этого я ослабну, из-за чего все мои заклинания будут слабее. Я вообще очень рисковала, и... — Виссанти виновато посмотрела на остальных, сцепив руки в замок, — Извините. Последнюю попытку я бы желала оставить на будущее. Хотя там и погибла моя подруга. Невысказанным осталось то, что в этот момент чародейка подумала об Элиасе. Именно для него ей теперь хотелось сохранить шанс вырвать кого-то из лап смерти.
|
-
Превосходный расчет. Максимальный ущерб.
-
Старскрим вновь набирал скорость и уходил в крутой вираж, пересекая реактивный след самолета Дианы, по широкой дуге заходя во фланг другой группе пятнадцатых. Красиво
|
|
|
Воздух с болью входящий в исстрадавшиеся лёгкие. Наверно, младенцам так же больно в свой первый миг, просто они ещё не могут выразить это иначе, чем криком.
Холод и пустота, о которых хочется забыть. Хочется забыть, но забыть невозможно, потому что нельзя убить воспоминания, которые никогда не существовали. Они вечно будут теперь с тобой. "Когда вспыхивает звезда, она превращается в огромный сгусток тьмы и пустоты. Представляешь, Илька, огромная, тёмная дыра в небе." Огромная, тёмная дыра в душе Илль. Тьма там, где раньше билось сердце Звёздочки. Сердце, которое остановилось и послушно завелось вновь.
Можно попытаться обмануть себя. Убедить, что просто потеряла сознание. Что лишилась чувств от удушья, а добрые руки спасли, успели, защитили. Можно обмануть. Нельзя. Потому что холод и пустота, нет ХОЛОД И ПУСТОТА скалятся несуществующими воспоминаниями, чёрной дыркой гнездятся в душе Звёздочки. Там где было сердце.
Илль лежит в грязи с закрытыми глазами, лежит, осознав уже, что с ней случилось. Лежит, думая о том, как же холодно ей и холодно остальным. Бой закончился? Наверно закончился, иначе до неё ли было бы. Надо двигаться, сил нет, но надо, иначе они замерзнут здесь. Она думает об этом холоде, чтобы не думать о том ХОЛОДЕ. Но всё равно думает.
Промокшая насквозь одежда. Вода и грязь повсюду. Хлюпает в сапоге, запуталась в волосах, размочила припасы в вещмешке, вымочила до нитки сменную одежду и одеяла. Холодно! Как ХОЛОДНО жить!!! Пока промокший человек двигается, он хоть как-то согревается, но стоит ему остановиться, стоит умереть... Умирать ХОЛОДНО! Здесь, на болоте не разведёшь костёр, чтобы просушиться. Здесь нечего сменить. Остаётся только выжать мокрую одежду, натянуть назад и идти дальше. Идти дальше, пока жив. И если мёртв иди дальше.
Никто в последний момент не спас Звёздочку, никто не удержал – она шагнула за грань. Илль помнит это так же ясно, как помнит жуткие щупальца твари, свою отчаянную предсмертную гордость – она попала. Свою радость, свою последнюю мысль, искру угасающего сознания: "они преодолеют, они увидят Солнце". Наивная, смешная мысль, с которой легко было умереть. Наивная мысль, которой они все до сих пор живы. Увидеть Солнце не здесь, так ТАМ. Не верить мороку, доброму или злому – верить Создателю. Создателя нет, есть лишь Пустота. Это больше не вопрос веры, Илль знает. Она побывала там. Она знает точно. Она проводник, ведущий в никуда. В Пустоту.
Илль медлит открывать глаза, она уже различает голоса, земной холод терзает тело, могильный ХОЛОД душу. Нужно что-то решать. Что-то решать прямо сейчас. Кто выжил? Как закончился бой? Остались ли у них моральные силы? Моральные силы пережить то, что скажет Илль. Нет Создателя. Нет Света. Нет ничего. Пустота. Она видела. Они поверят. Ведь она видела. Она одна из них. Они поверят. И захотят ли жить дальше? Ради чего жить дальше? Ради чего идти?
Ничего нет. Врёшь, Илль есть. Есть ещё эти люди на краю болота. Они есть. А больше и правда ничего.
Илль открывает глаза и улыбается самой счастливой своей улыбкой, которую только может изобразить, глядящим на неё сверху вниз измученным людям.
– Там светит Солнце и играет на ивовых листьях, как на органе, - говорит она тихо. – Там очень хорошо, я теперь знаю точно, я видела. Там все, кто... Там вас ждут. Только не сейчас. Просили передать – пока рано.
"Дай мне Создатель, которого нет, соврать так, чтобы они поверили!"
|
|
Копье ли высвободило часть своей дремлющей мощи, или же Фелиция твердой рукой направила его в уявимое место чудовища, но тварь тьмы оказалась повержена. Опали и съежились бессильно отростки-щупальца, оставляя людей в оглушительной тишине. Истинный лик тьмы оказался страшен. Краткий миг, и отряд лишился как минимум двоих соратников. Орсо огляделся, тяжело дыша, так и не успев вонзить пылающий клинок в раздутое брюхо порождения мрака. Он полагал, что готов принять смерть во имя великой цели. Но теперь, вспоминая жуткий, уродливый провал пасти этой твари, окруженный мелкими острыми зубками словно бахромой, герцог уже не был так уж уверен в том, что желал бы такой гибели. Тем печальнее было думать об ужасающей участи, что постигла старого медведя Ко'Драпа и егеря Георга.
- Вечная память... героям, - пробормотал Орсо отстраненно, как всегда. - Павшим... и живым.
Он посмотрел на Фелицию, твердо сжимающую в руках оружие, некогда называвшееся Копьем Годрика. Теперь же оно имеет все шансы остаться в памяти людей Копьем Фелиции. На глазах Орсо творилась новая история этого мира, он почти физически чувствовал, как становится свидетелем легенды. Если, конечно, у их маленького отряда получится, и царство людей получит второй шанс. Простая девушка из народа, кто знает, может даже из поместных деревень лёна де Труа, встала на пути тьмы. И тьма отступила. История часто предвзята. История помнит царей и завоевателей, великих мудрецов и великих подлецов, но мир стоит на костях таких вот простых людей, как Фелиция. Пускай они не знакомы с науками, не умеют танцевать на балах кадриль, не морщат высокие лбы на военных советах, ворочая тысячами чужих жизней. Зато они просто стоят, когда нужно выстоять. Стоят насмерть.
Как стояла в свое время третья имперская когорта, двое суток удерживая перевал под накатывающими яростными волнами дикого народа коней. Как стояли в коридорах дворца лейб-гвардейцы его величества, так и не пропустив вчетверо превосходящих сил мятежных баронов в альков, где скрывалась монаршая чета с детьми. Как стояли солдаты герцога Эдерлинга, сдерживая саму тьму, обрекая себя на участь похуже смерти. - Смог бы я? - думал Орсо, глядя на наемницу. Со всеми своими титулами, родовым древом в пяти томах, со всем своим куртуазным воспитанием и этикетом? Смог бы я выстоять? И понимал - разница между ними в том, что эти люди не задают себе вопросов. Они просто знают, что больше некому.
Чародейки немедленно занялись ранеными, среди которых оказалась и проводница Звездочка. Ранена или... впрочем, безо всяких "или" было ясно, что невозможно вывернуть голову под таким углом самостоятельно. И крохотное озерцо болотной воды, плещущееся в безвольно открытом рту девушки... Скрипнула латная перчатка, герцог с силой сжал кулак, словно намеревался поймать в него саму тьму и раздавить. Единственный проводник... Проклятая знала, куда бить. Склонилась над телом Светлая, шепчет не то заклятье, не то молитву. Падают и пропадают в черной бездне мелководья слезы молодой колдуньи. Орсо ощутил воспрявшую надежду - а ну как вырвет Светлячок душу Илль у костлявой? Бывали же случаи, когда магам удалось возвращать покойных.
Не видя, где бы еще пригодилась его помощь, Орсо последовал примеру Джона и занялся разжиганием нового факела.
-
Герцог хороший и, надеюсь, что он себя ещё покажет, но не так, как это пророчат некоторые.
-
Мощь!
-
Не всякая птица долетит до середины поста, где мужик просто зажег факел. Респект!
-
История помнит царей и завоевателей, великих мудрецов и великих подлецов, но мир стоит на костях таких вот простых людей, как Фелиция.
-
Сильно. Даже по философски.
-
зажегаю факел
-
Всё-таки хорош герцог, хорош. Рад был играть с тобой.
-
И понимал - разница между ними в том, что эти люди не задают себе вопросов. Они просто знают, что больше некому.
-
+
|
|
-
Подготовка и проработка на уровне. И юмор шикарный
-
Ключ на старт!
-
Мне понравилось, что тот самый планшет уронил не просто НПС, а именно Клаус. Отличная деталь.
-
Отличная проработка игры, подготовка, живые герои и вообще весь мир. Спасибо.
|
|
|
|
-
Собаке - собачья смерть! Перед внутренним взором возник образ отца, который вырывает клыками голову вместе с хребтом у противника. Вероятно, следовало поступить так же, ведь именно по вине псов Черностая лишилась самок и распалась. Хотелось плюнуть в окровавленную морду, наступить на неё лапой и утопить в жидкой смеси грязи и крови, вскрыть грудную клетку, сожрать сердце, а потом голову насадить на фонарный столб в назидание остальным. Волк отвергающий традиции сам становится собакой.
|
-
Проорал он, прокручивая в руке гвизарму так, что перед тем, как замереть в боевой позиции на секунду она превратилась в круг из дерева, стали и воды. Обожаю такие стильные техничные описания.
|
-
— Лапа, сука, хули ты встал?! — не подобало леди так выражаться, но вот прям довёл этот увалень своим видом, Это пять :)
|
-
Она поёт. О храбрости и отваге. О том, что один за всех, а все за одного. О том, что волчий род живёт, пока солнце играет в зелёной листве. О том, что Луна отвечает тем, кто слышит её зов. Так будет всегда. Красиво. Очень красиво.
|
Если подумать, то не так уж и давно, Орден был не более, чем малочисленной общиной, состоящей в основном из тех воинов, что приобщились к вере в Создателя после того, как их выходили и исцелили монахи, подбиравшие раненых на полях сражений. Чем занимались храмовники тогда? В основном, разъезжали по краям земли, собирая пожертвования, благо праведный меч везде высоко ценился. В особо щедрых и приветливых к воинам церкви землях без промедления стали открываться командорства: постоянные представительства Ордена, которые давали возможность не только тренировать новобранцев на местах и давать им жилье, но также не посылать эмиссаров за пожертвованиями издалека - и иметь оплот для защиты окрестностей. Некоторые ушлые правители без малейших раздумий дарили храмовникам целые замки! Правда, в данный момент, увы, занятые неприятелем.
Не то, чтобы такие мелочи останавливали святое воинство.
Впрочем, своего истинного величия Орден достиг при гроссмейстере Робере де Краоне - большим модником, надо сказать, что не очень-то жаловалось некоторыми его предшественниками и многими епископами... Ровно до тех пор, пока Орден не утроил свою численность в первый же год его командования!
Секрет был прост: даже в строжайших обетах храмовников нашлись небольшие лазейки, позволившие предстать воинам Создателя не только суровыми и мрачными аскетами, но и вместе с тем эстетично-безупречными рыцарями бога. Именно он позволил украсить одежды алым крестом, символом, узнаваемым повсюду, именно при нем вопрос снабжения каждого члена братства оружием и доспехами решался не по принципу "что добудешь в бою", как было когда-то. Да что там говорить, даже трубадурам находилось место в Ордене: теперь они воспевали Создателя, привлекая еще больше добровольцев и пожертвований! Потому-то хватало храмовникам денег подбирать и взращивать сирот...
Не спроста обязательной частью доспеха являлся и полный шлем. Если ты юн и неопытен - враг не увидит страха на твоем лице. Если ты изможден и устал: союзник не заметит бледности щек и черных кругов под глазами. Каким бы ни был ты внутри своей брони, внешне ты непоколебим и несгибаем, что вселяет ужас во врагов и стойкость в соратников.
Безмолвный не стал осквернять свое оружие гнилостью болот, что заставило его орудовать еще и длинной жердью. Не так уж это было и удобно. Надо сказать, что, не смотря на привычность к лишениям и трудностям, переходить сквозь топи одоспешенным ему еще не приходилось, и это был определенно не тот опыт, который Роберту хотелось повторить. Одно приятно, кажется, москиты не так донимали его, как прочих: местные жужжащие твари пока, на счастье, не научились прокусывать сталь. Но ноги безнадежно отсырели и давно уже не чувствуются от холода, и храмовник, признаваясь себе в слабости, грезил о грядущей стоянке, полноценной в этот раз, где можно было бы снять с себя доспехи, как следует почистить их, отогреться у костра... И даже немного вздремнуть. Привычное к трудным переходам тело ныло, но продолжало идти.
Но вот под ногами твердеет земля, а следопыт берет левее. Невольно все замирают, и сперва храмовник не понимает, отчего идущие пред ним вдруг сбавили шаг, а потом и вовсе остановились. Как вдруг увидел плящущих светлячков, завораживающих разум своей игрой. И оказался в их власти прежде, чем вспомнил почти забытый голос матушки, что предупреждала об опасной лживости болотных огней!
И быть ему очарованным этим смертельно-прекрасным видением, если бы не щупальца жуткой твари, что заключила брата Бедвера в свои мощные объятия, заставив Роберта преклонить колени перед ужасом топей, развеяв наваждение. В изменчивом свете пока еще не погасших факелов сверкнула сталь ножа, вмиг, без сомнений, отсекающая вервие, что соединяло собой двух храмовников, позволяя чудовищу утянуть Ко'Драпа во тьму и влагу.
Многие миряне неверно понимали храмовников и их обеты. Иные сочли бы подобный поступок предательством. Безмолвный же никогда не забывал, как однажды их отряд попал в засаду лесных разбойников. Командором тогда Элиас еще не был. Один из храмовников лежал раненым под опрокинутой повозкой на самой середине тропы. Четверо братьев погибли под коварными стрелами лихих людей, пытаясь его вытащить.
Храмовник не должен ставить под удар весь отряд ради выживания своего или одного из соратников. Так гласит Кодекс. Так гласит нерушимый закон.
И пусть Эвелинн перерезает веревку, которая сдерживает ее от морока - он все еще связан с ней клятвой, которая крепче любых нитей и любых цепей. Ему еще хватит времени и сил, чтобы схватить девушку, чтобы поднять щит, укрывший бы их обоих от неверного света болотных огней, не дать ей сгинуть.
Что бы ни случилось - она дойдет до конца.
-
Такие дела.
-
Храмовник не должен ставить под удар весь отряд ради выживания своего или одного из соратников. И пусть Эвелинн перерезает веревку, которая сдерживает ее от морока - он все еще связан с ней клятвой, которая крепче любых нитей и любых цепей. Ему еще хватит времени и сил, чтобы схватить девушку, чтобы поднять щит, укрывший бы их обоих от неверного света болотных огней, не дать ей сгинуть. Сурово и мощно.
-
Немного о храмовниках. И с моей точки зрения соотносящееся с тем что могло быть. Ко'Драп не в обиде.
|
|
|
|
|
-
Умерев, мы по крайней мере смеем надеяться встретить Создателя, там же нет ничего. Пустота. Мрачненько, очень в тему.
|
|
|
|
Место, куда дополз в полубессознательном состоянии Джон, давало неплохой вид на разворачивавшиеся события. Даже несмотря на то, что попытка встать и куда-то панически сорваться с продырявленной ногой сказалась, и багровые круги перед глазами, дурнота и дымка на периферии зрения вернулись, он видел, что происходило. И не понимал.
Вот Янус, отойдя от вспышки света, бредет к дважды трупу герцога Эдерлинга, склоняется над ним и хорошо знакомыми Джону профессиональными движениями обыскивает на наличие чего-то ценного. Обычно наемнику это не показалось бы даже чем-то странным, но тут. Зачем? Он что, думает, будто в будущем ему понадобится та драгоценная цацка, которую он только что прикарманил? В любом из будущих?
Джон криво усмехнулся.
Вот Фелиция, кличка которой оказалась далеко не преуменьшением, а, скорее, даже наоборот, недооценкой ее боевых талантов, рефлекторно продолжает чистить от остатков кости и чего-то липкого кинжал, не без усилия выдернутый ею из черепа предводителя мертвого воинства. Лицо меняется на почти незаметное мгновение, и на нем проскальзывают другие, явно непривычные для этих черт эмоции. Но все возвращается на круги своя, и наемница садится к камню, чистить свой странный меч. Со словами, что Тьма испугается оружия, и не сунется сюда. Человек, у которого на глазах зарезали товарища, может либо бежать, либо мстить, либо замереть, парализованный страхом и неуверенностью. Но мыслила ли Тьма как человек? Что для нее воинство старого герцога? Они уже пытались оценить ее по каким-то человеческим понятиям, пытались и поплатились. Почти. Кинжал совершил чудо, но полагаться на чудо постоянно…
Джон криво усмехнулся. Еще раз. Шрам через лицо изогнулся и немного побагровел, слабее, чем обычно. Не было крови достаточно в теле.
Вот храмовник, искупанный в свете, что-то бормочет под нос себе. Лицо почти не различимо за забралом, но Джон готов поклясться, что с губ Ко’Драпа срывается молитва. Раздробленный наплечник поправив, Бедвер обращается к закончившему с мародерством Янусу, благодарит его за помощь. Чистит меч и произносит речь над павшим мертвецом, чуть было не отправившим его на тот свет. Затем таскает камни, сооружая подобие могильника и начинает что-то искать, мотая головой из стороны в сторону.
Ха. Срывается с губ Джона. Ха. Чуть слышное.
Целительница, Виссиль (Джон постоянно путал ее фамилию с фамилией другой магички, Виссанти) пытается встать с пола, на который упала, когда окатил ее свет. Что такого она увидела, что не смогла устоять на ногах? По лицу ее текут слезы, и рука сама поднимается, чтобы позвать ее ближе и сказать что-нибудь хорошее. Но другая чаровница, которая, наверное, лучше понимает и бабское, и колдовское, протягивает руку, помогает подняться. Бредет с лицом, которому пытается придать обычное выражение, будто горечь увиденного не оставила на нем соленые дорожки, а глаза не покраснели от плача, к де Труа.
Ха. Это зрелище не смешно, но наемник не находит в себе сил остановиться. Ха. Голос его становится чуть громче.
Командир. Его лицо не выдает эмоций. Он просто не может себе этого позволить сейчас, когда лишь его воля может направить столь разных людей. Но в глазах его, смотрящих на то, как исцеляют колдуньи раненных есть что-то. Что-то, с чем Джон, не раз смотревший смерти в лицо, не хотел бы встретиться на поле боя. Что ему показал свет? Неведомо. Но, наконец, он отрывает свой взор от процесса исцеления и начинает командовать. Разное воспитание, разные поля боя, разный опыт жизни… но, похоже, он пришел к тем же выводам, что и сам наемник. Мы не такие разные?
Ха. Ха. Ха. Мысль о том, что все они, и напыщенные аристократы, и хрупкие колдуньи, и циничные наемники сейчас друг от друга, по сути, ничем не отличаются, во всяком случае с точки зрения тьмы, внезапно кажется смешной. Звуки срываются с губ, а взгляд тем временем бредет дальше.
Проводница вправляет нос, в который воткнуты куски ткани. Она воротит глаза от остальных. Стыд за то, что оказалась недостаточно стойкой? Но что один человек перед мощью тьмы. Плечо соратника – вот единственное, что удерживает тебя от проклятия. Один на один с тьмой любой проиграет. Рано или поздно. Фелиция ей то же самое говорит. Что винить себя нельзя, и прошлого не изменишь. Кашу предлагает. А второй рейнджер, Георг, говорит, что его ведьмы соблазняли, а он их того, сжег.
Шутка вроде бы не смешная, но Джон смеется. Тихо. Нервно. Почти незаметно. Закрыв рот рукой окровавленной, зная, что странно это смотрится со стороны.
Сидящий где-то неподалеку у стены де Труа, клятый аристократ, после вспышки света сорвался. Из последних сил пальцем указал на Эвелин. "Ненавижу". "Ведьма". Обвинения и искренняя ненависть во взоре. Он начал подниматься, но не смог, и ноги под герцогом подломились, после чего де Труа застыл бы в не слишком благородной позе, если бы не молчаливый храмовник, рывком поднявший его на ноги, и не чародейка, начавшая вливать в него . Что такого ему показал свет, если он вместо слов благодарности выпалил в лицо чародейки разве что не самые черные проклятья?
Джон потянулся рукой к висевшему на спине арбалету, и, пересиливая боль, начал снимать его с перевязи, как вдруг осознал, что взвести его все равно сейчас не сможет. Ножной взвод. Как подгадал. Еще одна вспышка тихого смеха. Смеха над горькой иронией судьбы.
Эвелинн что-то говорит, но ее слова начинают уже тонуть в боли. Смех Джона переходит в хрип, и он начинает заваливаться вбок. Но чьи-то руки поддерживают его и он слабо улыбается. Если пришла пора умирать, то хорошо вот так, не одному… но ни смерть, ни забытье не приходят, вместо них льется свет и какие-то успокаивающие слова, разобрать которых наемник не может, но они вселяют надежду. И что-то Виссанти говорит про надежду, когда сознание возвращается. Как раз к словам Георга.
И тот опять говорит про ведьму.
Джон встает. С трудом пока, опираясь на гвизарму, как на посох. Ковыляет по направлению к Георгу, но, сделав несколько шагов, останавливается, чтобы отдышаться.
- Без этой "ведьмы" ты был бы мертв.
Поворачивает голову к парочке, состоящей из храмовника с аристократом.
- И ты был бы мертв.
Обводит собравшихся, живописную картину почище неких разбойничьих банд, взглядом. Слова сами рвутся с языка, пусть часть из них мешается с хрипом.
- И я был бы мертв. И все те, кто там, за нами, ради кого мы идем, были бы мертвы.
Взгляд его возвращается к рейнджеру.
- Башкой работай, когда тьма свет использовала? Это все…
Пальцем в сторону, где лежит придавленная камнями обвалившегося проема груда мертвецов. Мертвецов, некоторые из которых, даже будучи полураздавленными, продолжали ползти в попытке добраться до людей. Что там до людей. До волшебниц. Джона пробрала дрожь, когда он понял, только сейчас понял, что пройдя мимо их строя, они не били в спины людям, а шли убивать чародеек. Целенаправленно. Как будто в этот момент что-то в их головах отдавало осмысленные приказы.
- … На иллюзию ведьмовскую похоже? То, что из нас мертвяки сейчас кишки не тащат, тоже, наверное, морок!
Еще раз обвел глазами отряд. Тогда, стоя в строю и отбивая удары скелетов, он только и мог делать, что орать "Держать строй!" Сейчас, раз уж начал говорить, останавливаться смысла не было.
- Тьма, бля, радуется, смотря на нас. Последняя надежда света, и грыземся, как бандиты подворотные из-за добычи. Чудесному спасению в зубы смотрим. Неодобрительные взгляды бросаем. Мы одной стеной стоять должны, единым кулаком бить, единой башкой думать, а не за наживой гнаться, честью или смертью. Сдохнем тут – и похер всем будет, насколько благородно каждый Создателю душу отдал. Если вообще Создателю. Потому что никого "всех" не будет. Только тьма.
Эта речь, казалось, заняла все его силы. Он оперся на гвизарму, навалившись на древко всем своим весом. Сгорбившись почти. Сейчас особо заметно было, что Джон не молод. Совсем не молод.
- Мы сюда не умирать славно шли. А чтобы ради живых дойти.
С трудом выговорив последние слова, он сел на бревно-скамейку, чтобы дать телу отдохнуть. Затем криво усмехнулся еще раз. Потому что как минимум часть сказанного относилась и к нему.
-
Очень. Выразительно.
-
Чуть волну у меня не украл, подлец! Правильно написал
-
Хорош!
-
- Без этой "ведьмы" ты был бы мертв. Хоть кто-то! Я на протяжении этой сцены несколько раз уже думал, как поступил бы, участвуй в игре, и именно этой реакции на обвинения, с моей точки зрения, не хватало. Причём определённо не со стороны Эвелинн. В общем, я в последнее время отмечаю в плюсах цитатами наиболее удачные фрагменты поста, но этот можно цитировать почти весь - шикарно, мощно, высший класс. Вдохновляет неимоверно.
|
Герцог не ожидал от восставших такой прыти. Особенно столь профессионального удара в колено. Видать, при жизни этот парень был тот еще тип. Завалившись на бок, Орсо принялся отползать от бредущей нежити, но те совершенно перестали обращать на него внимание. Было чертовски больно, но боль злила и мотивировала. Если чувствуешь боль, значит, ты еще жив. А затем воздух наполнился потрескиванием магических разрядов, прорвавшиеся скелеты рассыпались грудами костей, а в спину отползающему аристократу ударил грохот и клубы каменной пыли и крошки. Волшебницы обрушили провал. Очень вовремя, надо сказать. Передышка им сейчас не помешает.
Герцог дополз до стены и тяжело привалился к ней, переводя дух. На вопрос храмовника по поводу старика Глаза только махнул рукой в сторону лестницы и проронил кратко: - Жив. Отстраненно отметил, что пришла в себя Звездочка Илль, появился сверху следопыт Георг. Наемник Джон тоже ранен, но жив, и Ко'драп выглядит бодро. Без потерь. Это хорошо. Орсо только испытывал смутное беспокойство по поводу своего колена. Если маги не сумеют подлатать ногу... Что ж, товарищи конечно не бросят. Но отряд идет со скоростью самого медленного воина, так что... Не имеет он права ставить свою личную вендетту выше цели отряда. Выше этой цели вообще ничего нет. Даже жизни их всех, вместе взятых. Даже жизни всех солдат объединенной армии сира Грегора. Сегодня каждый это понял. Даже самый последний разбойный лорд, еще вчера с радостью пустивший бы кровь соседу за сдвинутый на пядь пограничный столб. Даже наемники, прежде не шевельнувшие бы и пальцем без хорошей платы. Все эти люди, должно быть, уже сейчас стоят насмерть против скрывающегося во тьме ужаса, и единственное, что помогает им держаться – надежда. Надежда, что нужно выстоять еще миг, минуту, час – и вспыхнет далеко во тьме крохотный огонек, разрастется в разгоняющий пелену мрака яркий свет. И долгая ночь закончится.
И словно прочтя его мысли, свет вспыхнул. Растаяли как наваждение стены осиротевшей церкви, хмурые лица товарищей, истаяла бледной дымкой обступающая тьма... Адель. Орсо больно стиснуло грудь, давно, казалось бы, угасший свет надежды воссиял тысячью солнц... Адель! Неужели все это было дурным сном? Она стояла рядом, улыбаясь. Эти ямочки на ее щеках, которые сводили его с ума. Так могут улыбаться ангелы. - Что с тобой, Ори? Он все еще не верит. Протягивает руку, касаясь ее лица, стыдясь своих кургузых обломанных ногтей и грязных пальцев. Чувствует живое тепло. Возможно ли это? Он отчаянно хочет поверить и еще больше этого боится. - Взгляни на него, Ори. Матушка сказала, он твоя копия. Матушка ошибалась. С круглого детского личика смотрели на герцога глаза Аделаиды, темные, с характерным разрезом. При дворе вечно шушукались насчет нечистой крови Скьезо, слишком тесно сроднившихся с восточными соседями Империи. Да и сама Адель часто шутила, что приворожила Орсо по старому ритуалу народов степи, которому ее обучила бабка, чистокровная Дарза'Ту. Герцог в ответ ворчал, обещая нажаловаться на жену в Корпус. Эти глаза смотрели с взрослой серьезностью, комично выглядевшей на крохотном личике малыша. Орсо почувствовал прилив нежности, настолько защемивший сердце, что казалось, от этого можно умереть. - Вы... здесь? - Конечно, мы здесь, Ори. Мы всегда будем рядом с тобой. - Это правда? Это... это правда.. В ответ она рассмеялась. Дробный жемчуг ее смеха, глаза, ямочки... Он сдался, прижал их обоих к себе, чувствуя как опадает с плеч многотонный груз боли и отчаянья. Так к нему привык, что почти и не замечал, как тот тянет и тянет, пригибает к земле, чтобы в один момент похоронить. Зарылся носом в густые темные волосы, пахнущие... костром? Тепло родных таяло у него в руках, все снова заволакивала проклятая тьма. - Нет!... Исчез малыш с серьезными глазами. Поблекла и растворилась Аделаида, Ада, Адель, оставив в его руках лишь пропитанный дымом, пылью и духотой склепа воздух. - Неееет!
Напротив его лица, словно издеваясь, растянулся в оскале череп. Орсо слепо поглядел на свои пустые ладони. Лицо его потемнело, безобразно сморщилось. Он поднял глаза на Эвелинн, замершую с кинжалом в руке. - Ты, ведьма!...Снова... Зачем?! Дрожащая рука поднялась, ткнув в Светлую скрюченным пальцем. - Ты!... Ненавижу... Ненавижу!
Герцог неловко попытался встать, опираясь на меч, не сводя с чародейки совершенно побелевших от бешенства глаз. Раненая нога не выдержала, подвернулась, и он грузно свалился навзничь. Меч откатился в сторону. Герцог де Труа замер в нелепой позе, подогнув одну ногу к животу, уткнувшись лицом в пол. Только бессильно скребли пальцы по каменным плитам, да тряслись, словно в припадке безумного веселья, серебряные орлы на черных наплечниках.
-
Герцог неловко попытался встать, опираясь на меч, не сводя с чародейки совершенно побелевших от бешенства глаз. Раненая нога не выдержала, подвернулась, и он грузно свалился навзничь. Меч откатился в сторону. Герцог де Труа замер в нелепой позе, подогнув одну ногу к животу, уткнувшись лицом в пол. Только бессильно скребли пальцы по каменным плитам, да тряслись, словно в припадке безумного веселья, серебряные орлы на черных наплечниках.Неплохую картинку рисуешь.
-
Очень мощно
-
Хороший пост.
-
И долгая ночь закончится. Только бессильно скребли пальцы по каменным плитам, да тряслись, словно в припадке безумного веселья, серебряные орлы на черных наплечниках. Орсо шикарен. Раскрывается потрясно, моё почтение.
-
Живой человек. Со своими тараканами и проблемами.
-
Моему персонажу не нравится Орсо, как игрок я знаю, что он несет дополнительные риски партии, но это не значит, что мне как игроку он не нравится. Этот пост во многом показывает, почему. Я не помню, почему не плюсанул этот пост. Исправляюсь.
|
|
И вдруг все меняется... Нет холодной статуи. Есть беззаботная юность, преисполненная надежд и очарования только-только начинающейся жизни. Впереди - бескрайний горизонт, за которым встаёт солнце. Нежный румянец зари... Весна её души... Очарование мгновения. Ускользающая нега и легкость. Где-то там затерялась в циклах истома и трепет, пульсирующий на устах... Где-то там глохнет милый смех младенца...
Мечты... Настолько смелые, насколько и глупые. Горечь врезается в цветные краски. Даже клинку Рассвета, похоже, не смыть до конца горестный налет безвозвратной потери. Такие мечты... Будто не всерьез. Будто наполовину. Словно она страшится самой себя. Как можно позволить себе быть глупой? Наивной... Все эти чувства не дали бы выжить, внося смятение в ум, сбивая его с основной задачи. А что ещё оставалось после наступления Тьмы? Ей оставалось. Можно было бы завести новые связи... Для новых потерь? И пережить тот же кошмар снова? И снова? Провожая в страшную участь друзей, родных...
Свет шептал ей. Позволь отступить мраку, позволь себе снова мечтать. Ведь это - всего лишь фантазии. В них возможно все. Почему бы не сделать их сладкими? Но она не могла. Когда понимаешь, что нет никаких предпосылок к жизни поглощённых Тьмой... К нормальной жизни. Искаженные люди, а теперь и скребущиеся по нервам скелеты почившей армии Эдерлинга лишний раз убеждали Виссиль в бесплодности её фантазий. В их прискорбной праздности, отнимающей драгоценное время от попыток помочь тем, кого ещё возможно спасти.
На деле же женщине просто было страшно. До безумия. Страшно от невыносимой боли, от разочарования, от собственной слабости. Стоит только дрогнуть... Дать Тьме хоть ниточку... Она сумеет тотчас же обратить своей марионеткой. Ведь в самом деле, невыносимо возвращаться из обманчивой иллюзии в страшную и жестокую реальность. Неожиданная мысль пронзила сознание. Но ведь сейчас именно Свет играет с её чувствами. Горше осознания не придумать. Почему это действует так? Почему? Зачем Свет так жесток? Разве не смывать боль его задача? Сколько бы чар ни плелось, почему он играет с ними? Дразнит. Издевается.
Похоже, механизмы у Тьмы и Света в чем-то схожи. И разница лишь в том, что людская сущность соткана из солнечной природы, не имея возможности существовать в тёмной среде, сохранив себя. Но они - такие же слуги Света, как противники - слуги Тьмы. Обе стороны играют с ними одинаково.
Чувства... Слабость и инструмент порабощения. Вот почему она, пожалуй, старалась все это время не давать им силу. Она хотела иметь менее замутненный разум. Только, похоже, и в этом ровно никакого смысла. Что бы она ни поняла, если пожелает остаться прежней, это значит позволить и дальше себе быть игрушкой Света. Без свободы все равно... Разве что Свет привычные и глазу приятнее.
Лежала на полу ниц Виссиль. Слушала, как победный треск воспевает могущество Солнца. Слушала и беззвучные слезы текли нескончаемым потоком. Как жестоко... Как жестоко... Билась одна и та же мысль. Она словно сражалась с мороком. Как с Тьмой. Только теперь с наваждением клинка Рассвета. Его беспощадной силой.
Несбыточные образы, лишь бередящие застарелые раны, коим и Свет не даст покой и исцеление. Не даст... Не даст!
Не без усилия женщина заставила себя приподняться. Сил остановить слёзы не было. Но скорбь и душевная боль - непростительная блажь, чтобы из-за неё оставить в беде соратников. Её цель остаётся неизменной. Так или иначе, Тьма вторглась в чужие владения. И пора ей обратно. Силы вернулись, она их чувствовала внутри. Вот только... Будут ли теперь искренними слова заклинаний? Виссиль не на шутку испугалась. Поганые, поганые мысли, подите прочь! Мне нужно исцелить их!
Продолжая внутреннюю борьбу, чародейка подползла к тому, кто из раненых был ближе и судорожно вцепилась в него руками. Как-то особо не воспринимая происходящее вовне, кроме самого острого: передышка или новая опасность. Она, быть может, и ответила вразумительно Джону, но только отрицательно покачала головой. Почти как Роберт - поди догадайся, на что именно это "нет".
Дрожащий и едва слышный из-за спазма голос начал бормотать слова заклинаний.
Не походила Виссиль сейчас на ту, какой её привыкли видеть и знать. Сама не своя. Во взгляде мука и мольба. Непослушные слёзы. Мятежный дух. Гнев на саму себя. Как ей было стыдно за свою слабость. Как же позволила чувствам... Свет.. Зачем он... Зачем так... Вскрыл её безжалостно и так невпопад. Досада. И глубокое сожаление.
Почти как пережить потерю близких заново. Герцог де Труа мог увидеть в ней до боли знакомое. Вкус потери. Словно зеркало перед ним поставили. Она выбрала путь сухого разума и тем как-то смогла себя удержать. А теперь взгляд чародейки уводил в прошлое. Каждого, кто пережил похожую потерю... Каждого отражала её боль. Как и они могли бы отразить её. Увы, слёзы застилали глаза настолько, что было не разглядеть. А Виссиль все пыталась, пыталась. Мысленно просила у Света прощения за крамольные мысли. Слишком хрупкой казалась она сейчас. Как открытая книга... Уязвимая и беззащитная перед несоизмеримой силой. Возможно, поэтому храмовники недолюбливали чародеев... Безжалостная игра с чувствами - довольно весомый аргумент. Нуждающаяся в поддержке сама, Виссиль искала несуществующие силы в себе. Обреченно понимая - не одна она такая в храме. Как жестоко... Жестоко... Свет, молю, помоги им. Не в ответе эти люди за мои мысли... Будь к ним милостив.
|
-
Пафосная сцена, годно )
-
Он ищет следы Тьмы, следы одержимости, животные инстинкты и искажение. Тьму в серых глазах, что блестят в гаснущем свете сфер.
-
Хорошая проверка. Не факт, что эффективная против одержимого тьмой, но хорошая.
|
|
Что ты можешь знать о настоящей битве храмовника? Это не погоня за славой, как у наемника - иначе зачем бы Янус так неистово колотил того тухлого герцога? Это не поиск скрытых знаний, как у чародеев - воин церкви всегда точно знает, что врага надо уничтожать, а не изучать. Это не сражение ради чести, как у аристократа - у храмовника нет чести, есть только долг и служение.
Битва храмовника не начинается на поле боя и не заканчивается, когда стихает звон мечей. Это каждодневный труд, тяжелая работа, которая не позволяет тебе допустить даже запретной мысли. Это обеты и самоистязания, это усмирение плоти и духа, это труд, похожий на пытки, и походы, и исполнение приказов командующего... и неизбежная, бесславная смерть.
Ради чего это все? Верно, у каждого храмовника были свои резоны. Но Роберт Безмолвный точно знал, почему он делает то, что делает. Зачем терпит тяготы и лишения. Зачем ломает кости, получает раны, проливает кровь.
Когда-то он потерял всех, кого знал. Не из-за тьмы - из-за людской жестокости. И теперь, каждый раз поднимая щит, чтобы отразить удар врага, он чувствовал, как прикрывает этим щитом еще кого-то. Кого-то, кому все еще есть, что терять. Поднимает бесстрашно и неостановимо, снова и снова принимая на него оружие врага, даже когда рука, кажется, сама становится будто деревянной, а весит, словно железная. Не требуя ни почестей, ни награды, ни даже благодарности. Рядом стоит брат, потерять которого Роберт не может себе позволить. А позади - волшебница, которую он приказал во что бы то ни стало защищать. И еще люди, люди, которые заняты тем же боем, но словно иначе, и для каждого из них именно он - щит, который сдерживает натиск мертвецов, жаждущих увидеть новые лица в своей компании.
Вот только у Безмолвного есть не только щит. Но еще и молот.
|
|
|
Джон, шумно выдохнув, вогнал шип гвизармы в промежуток между головой и доспехом мертвяка. Он потихоньку начинал находить подход к уничтожению ходячих трупов. С одной стороны, они не боялись колющих ударов, в которых и была основная сила оружия наемника. С другой стороны, их части крепились друг к другу куда хуже, чем у обычных людей, и обезглавить или отрубить конечность было не так уж и сложно.
Тут на удивление хорошо пришелся прием, которому Джона обучили в самый первый год службы – удар по сухожилиям. Боевая гвизармы вообще является своеобразным произведением оружейного искусства и жанре универсализма. Присутствует и рубящая часть для классических ударов, когда гвизарму используют как алебарду, и трехгранное острие, превращающее ее в аналог копья и, благодаря закалке, наделяющее ее способностью пробивать доспех, и шип, которым можно наносить рубящие, но лишь чуть менее бронебойные удары, и, наконец, изогнутое крюкообразное лезвие с заточкой в том числе и по обращенному в сторону владельца краю.
Последним-то и пользовался все чаще Джон. Сейчас, как уже было сказано, он вогнал острие поглубже, а потом, отведя оружие чуть вбок, резко рванул на себя, перерубая и шею, и практически вырывая куски ключиц и грудины. Это было технически сложно, требовало очень прицельных ударов, занимало больше времени, чем пара нормальных ударов, но давало замечательный результат. Разумеется, в бою с нормальными противниками этим лезвием пользовались иначе. Что-то отрубить или вырвать рывком на себя там было и невозможно, и не нужно. Обычно удара шипом хватало, чтобы нанести смертельную или близкую к оной рану.
Крюком перерубали сухожилия лошадям, и, хотя этот прием несколько раз спасал Джону жизнь, он не мог забыть обезумевших от боли глаз валившихся после этого на землю животных. Это, конечно, сомнительное милосердие, но он всегда тратил время, чтобы добить их, хотя формально эта обязанность лежала на следовавших за линией фронта фуражирах. Крюком также стаскивали и рыцарей, и вот уж к ним особого сострадания наемник не испытывал. Правда, и добивать их приходилось куда реже – выкуп никто не отменял, и любой случайно убитый рыцарь являлся прямым убытком роты.
Но иногда…
- Держать строй!!!
Джон заорал, видя как навстречу герцогу, неся какую-то ахинею про земли, титулы, дуэли и достоинства вышел один из храмовников. Более того, Толстяк, от которого подобной глупости собрат-наемник не ожидал, чуть не последовал за ним, обрушив свой молот вместо весьма неплохо разлетавшихся в стороны скелетов на одоспешенного мертвяка.
Заорал и закашлялся, забыв, что выдохнул почти весь воздух, нанося предыдущий удар, а вдохнуть даже забыл.
Держать строй. Многому научился в первые годы своей наемнической жизни Джон, и это правило было главным. "Пехота, - говорили ему. - Жива строем. Нет строя, нет и пехоты". И он хорошо запомнил эти слова. Для аристократов, которых на поля сражений вывозили, как на прогулку, упакованными в три слоя брони и под хорошей охраной, они могли ничего не значить. Но сейчас от строя зависела в буквальном смысле судьба мира.
Хотя не о ней думал Джон. А думал он, что, если прорвутся мертвяки, если доберутся до магичек, где-то там, через дни или недели, эти костлявые руки стиснутся на шеях Мириам и Ниэль. И что не будет им покоя и за горбом, даже если Мириам поступит как должно, и окончит все быстро. Что, быть может, эти души не попали к Создателю, и что это самая страшная судьба, которая не должна постигнуть его любимых.
И он орудовал гвизармой, ломая шейные позвонки, круша кости и подсекая ноги, чтобы стоящие рядом добивали уже лежачих. Потому что в таком сражении нет ни благородства, ни достоинства, ни честь, не важно, кто нанесет последний удар и с какой стороны это будет сделано. Главное – остаться в живых и победить.
-
неся какую-то ахинею про земли, титулы, дуэли и достоинства вышел один из храмовников "Пехота, - говорили ему. - Жива строем. Нет строя, нет и пехоты" Познавательная лекция по использованию гвизармы, тем временем.
-
М - мотивация.
|
Чуяло, чуяло сердце, что скрип снаружи - только отвлеченье внимания. Основная беда придет с другой стороны. Потому и периметр пасла глазами, как велено. Вверх тревожно взглядывала. Ждала. И дождалась. Старый рейнджер встретил тьму. Фелиция сразу поняла это - по его возгласу короткому, в котором прозвучало всё. Тревога, опасность, сражение, призыв.
Наемница сорвалась с места, лишь только прозвучал приказ мессира. Помчалась наверх поскорее. Ждала полчищ тварей, что из тьмы лезут. Бездны голодных глаз, зияющих в разбитых витражах церкви ждала. А беда оказалась другой. Подлой.
Проклятье проклятущее, это как же! Проводница неугомонная захвачена! Уж кто-кто, а Фелиция навидалась таких затянутых густым мраком глаз. Так мать смотрела, когда её... И сестра. И вновь всколыхнулась боль. Обида кровная за свою семью, за деревню разрушенную. А ещё знала Фелиция, что тьма не сразу насовсем забирает. Сколько раз она мать пыталась вернуть - и кажется, вот она, вот. Родная. Глаза ясные, улыбка прежняя. Тесто заводит. А потом КЛАЦ! - и скрежещет зубами, вот как Илль сейчас. Эх, может, если б были в родной деревне маги - то смогли бы вернуть назад мать. И сестру.
А ведь у нас-то маги есть. Целительница Виссиль. Она как раз давеча и говорила про это, что лечить будет. Светлячок. Неужто не справятся? Должны. А уж Фелиция подсобит, как сможет. Рука набита, и силой всевышний не обидел. Обычное дело.
- Найдем, найдем веревку, как не найти. Ну тихо, тихо, хорошая девочка. Хорошая. - Голос ласковый, баюкающий, отвлекающий. А сама, значит, тихонько сбоку подобралась, момент улучила и аккуратно так, с коротким замахом, проводницу в челюсть приложила.
-Знаю, простишь, милая. Зато, может, в себя придешь. - Мать поначалу вырубать страшнее было. Не могла заставить себя руку на неё поднять. Потом как-то свыклась. Зато после этого мама вроде как в себя приходила на какое-то время. Может, и Илль очухается.
-
За живительный удар в челюсть ))
-
Не зря ждали) Вообще чувствуется немалый опыт. Тихо, тихо - а потом бац, и банхаммером по маковке!
-
Всё-таки решительная Фелиция! Не чета герцогу :)
-
Хорошо поставленный удар в челюсть союзнику - бесценно!
-
хорошо ударенный пациент в анестезии не нуждается!
|
|
|
|
|
В бездне отчаяния, в пылу шкурных битв, во мраке взаимного недоверия, могла ли быть сила более могущественная, нежели надежда? Пусть призрачная, пусть не обещающая ничего... В пустоте жуткой вязи тёмных узоров, сплетаемых хозяйкой их судеб, Тьмой, именно надежда реяла тонкой золотой нитью, частицей солнца. Именно она бросала мостики через пропасть убеждений, через стены вражды, через путы алчности. Через приговор отчаяния. Как ещё можно было объяснить не только поражающую армию, но и то, на что была главная ставка. Их отряд. Собранный из людей, многие из которых при иных обстоятельствах никогда не оказались бы рядом, сражаясь рука об руку за единую цель. За единую цель. Они должны доверять друг другу, хоть это и нелегко. Доверять всему... Но так не выйдет даже сейчас. Церковь порицает неведомое и необъяснимое, чем храмовникам кажется чародейство. Сами чародеи опасаются веры, в особенности, её безграничной слепоты там, где требовалось бы знание. Наемники... Здесь и думать нечего. Их преданность относится лишь к целесообразности и выгоде. Стоит себя успокаивать - сейчас эти две вещи безумно очевидны. И все же... Следопыты... Кто знает, как отражается прикосновение Тьмы само по себе. Но если она обнимает слишком часто... Свет не только в магии, но и по ее наблюдениям, в душе, рождал самые неприступные барьеры. Вот только с годами все сложнее становилось поддерживать его внутри. Сама она не встречала ещё ни единого живого существа, в котором не находилось ни единой хрупкой грани. Великая удача, если её ничто не затронет. Но Тьма не казалась бездумным хаосом. В представлении Виссиль, та могла найти самые потаенные тропки-дорожки, чтобы ударить в самое сердце. Вот и теперь... Обманчивая пустота. Ни единой угрозы, лишь собственный страх. Тьма играет с ними. Готовит, с особым трепетом и тщанием, как самое изысканное блюдо. Из тех, которые обещают непередаваемое удовольствие. Яркую пикантность торжества над смешной суетой зависимых от солнца. Сколько размышлений складывалось в причудливые и смелые формы? Виссиль понимала, что за одни только мысли храмовники не колеблясь снесли бы ей голову. Но она видела Жизнь. И там, и здесь. Просто она другая. Живёт по своим законам. Вся их беда лишь в несоответствии. Смертельном. Но так ли велика разница? Чем битвы за убеждения, всевозможные войны за право обладать властью лучше? Кроме единственной детали и это не воображаемый Создатель, не зыбкие высокие идеи, не сам фактор того, что люди подобны друг другу... Все дело исключительно в знании и возможностях. Горе не меньше от того, что твою семью убил человек, а не Тьма. Если ты не мог ничего противопоставить, не мог никак изменить. Она много думала о Тьме. Ненавидела её, винила в своих бедах, боялась. Но вся соль лишь в осознании собственной беспомощности. Все. Только это и ничего более. Нет трагедии, когда у тебя в руках оружие под стать. Есть враг, но ты - не жертва, тебе есть чем выстроить жизнь по желаемому сценарию. Они же не знали о Тьме ничего. Ни о её природе, ни о законах, по которым она действует и существует. У них не было оружия. Даже то, что Тьма принесла беду всем, не прекратило жадные игры зависимых от солнца. Как часто она стала называть угасающую жизнь именно так. И только когда родился гений ученой мысли - ритуал, люди встрепенулись и воспряли из пепла, скинули жертвенный наряд и тогда солнце по-настоящему объединило всех. Не молитвы, не стойкая вера в лучшее. Просто знание. И только в знании всегда Сила.
Когда труды чародеев увенчались успехом, сердце Виссиль возликовало. Долгожданная мечта сбылась - наконец дать достойный отпор незваной гостье. И вернуть Дом законным хозяевам. Она приложит все усилия. Она не испытывала ни тени сомнений, вызываясь в самое сердце ужаса, поглотившего всех, кого она любила.
Шаг за шагом. Все ближе и ближе. Стоянки - чернявые призраки, горчащие памятью. Оживающие образы, ядовитые в подступающих слезах. И бремя... Изнуряющее. То и дело вынуждает сердце тревожно сжиматься. Столько сил уходит не только на бдение и осторожность... Необходимость отгонять волнение истощает. Лоттервиль - последнее знакомое место. А дальше - пустота. Меньше знаний - больше простора для страхов и домыслов. Теперь же у Тьмы в руках будет практически безграничная власть. Она сокрушала, давила многие годы. Случайность? Свойство? Расчет? Какими знаниями обладает сама Тьма? Изучает ли она солнечных жителей? А изменённые люди... Сердце вновь пропустило удар. Если на самом деле в столице никто не погиб? От мысли увидеть в сыне и муже врагов кровь стыла в жилах. Изнурительный поход. Но он еще не закончился. Каких-то сотню шагов до привала... Так мало и так много. Скрывая муку, Виссиль вошла в Церковь. Безмолвные руины... Разрушенный алтарь... Не нужно быть верующим, чтобы испытать глубокую скорбь от обступающих со всех сторон напоминаний о трагедии.
Женщина едва дотянула до ближайщего бревна. Совсем как проводница. Опустилась тяжело и стала массировать виски. Сейчас нельзя просто так мешком завалиться. Нельзя поддаваться унынию. Не время колебаться, отступать назад. Ведь она все ближе не только к пониманию истинной участи родных, но и к возможному решению проблемы. Даже окажись они там... Что это меняет? Их природа - иная. Они уже не те. Они погибли. И лишь мятежное сердце нет-нет да нашепчет - найди способ их изменить обратно. Если Тьма смогла, значит, может и Свет. Просто нет Знания... Нет Знания. Того самого. Заветного. Найти бы его... Надежды нет. Нет... Нет... Голос Элиаса прогнал наваждение. Виссиль вздрогнула, возвращаясь в реальность. Еще ничего не известно, но одно она твердо знает - ее решение. То, зачем все идут в сердце Тьмы, будет исполнено. И она не позволит себе отвлечься на стороннее. Не позволит чувствам поколебать ее решимость. Она давно решила так. В тот самый час, как отказалась от возмездия. Еще немного посидев, стала помогать то тут, то там. Посильно, по мелочи... Место для ночлега подготовить. Не стоит и без того измученным телам добавлять страданий мозолящим мусором, что глумится каким-нибудь камнем, давящим в бок. Внимание цепляется за Эвелинн. Невольно. Уже в который раз. Как же это юное создание напоминает её саму... В той далёкой, подернутой ширмой отчуждения, юности. Как две жизни, до и после... Глядя на чародейку, становится ещё горше. Что юность Эвелинн увидит во мраке ночи? И сказать бы, что терять меньше... Но Виссиль не имела уверенности, так ли хуже потерять или не знать, не прожить вовсе? Ещё одна дворянка, утратившая всех и все... Их много таких. Как же их много. И с каждым мгновением становится ещё больше. В особенности, сейчас, когда многочисленная армия отдаёт свои жизни за робкий маячок светлого будущего. Будущего под солнцем. Будущего в своей природе. Виссиль молчит. Все главное уже сказано. Нужно поесть. Нужно беречь силы. Беречь, как зеницу ока. Бессмысленное геройство не та роскошь, которую они могли бы себе позволить. Суета вокруг Деборы заставила подавиться. Хоть прорицание и было привычным, здесь, в их кампании, в тисках неизвестности оно било безумным колоколом, предшествующим жестокому вердикту. Тьма могла играть с чародейкой? Дебби увидела ужасное будущее? Бережно утертые с лица девушки слёзы - бесстрастное знамя ожидания. Судьба... Предостережение... Коварство? Виссиль мотнула головой и тяжело сглотнула, пытаясь в корне подавить подступающую паранойю. В измученном засыпающем разуме подобному явлению разгуляться несложно. Считай, никаких существенных препятствий. Женщина беспокойно оглянулась на храмовников. Не было никаких сил на то, чтобы скрыть и эти чувства. Эвелинн все пояснила, однако, само по себе это мало что даёт... Опасения верующих понятны. Но насколько общность миссии прочна, чтобы быть незыблемым оплотом и не потопить в бурном потоке церковного негодования все надежды человечества? В конце концов, если Тьма как-то завладеет чьим-то сознанием, без разницы, кто ты. Участь одна - уничтожение. Это их уранивало по сути, но не в представлении возможностей друг друга. Клятва Роберта немного успокаивала. Хоть молчаливый мужчина беспкооил больше других. Не слышать чьего-то голоса - понимать о человеке меньше, чем могло быть. Нужно доесть кашу. И дождаться новостей от Деборы.
|
Бывший барон с удовольствием принялся за восстановление алтаря. Правильное, доброе дело, хотя и не привыкли руки бывалого солдата к труду каменщика. Слова о единстве воодушевили немолодого дворянина. - В единстве сила, брат. - Странно, но на мгновение ему показалось, что их командир чем-то был похож на того послушника. Но это ощущение быстро ушло.
Слова молитвы вызвали в храмовнике какую-то искру надежды. Стоя у алтаря, Бедвер с трудом отгонял от себя мысли о сыне. Его отрок знает своё дело и место. Даже если он сгинет там, во тьме, он сгинет за правое дело. Для того чтобы его отец защитит надежду всех людей до нужного места.
Освободив левую, искалеченную ладонь от латной перчатки, рыцарь выпростал крестик и привычно сжал четырьмя пальцами. Прижал ко лбу, закрыл глаза. Шёпотом повторяя за командором последние слова.
- Я служу Свету, и в нём наше спасение. - Простое деревянное распятие, на истёртой бечёвке, совсем не тот, который мог бы носить барон. Однако этот символ был для рыцаря дороже любой драгоценности. Рыцарь всегда помнил о нём, даже в самой лихой и кровавой сече, крестик грел его сердце, даже когда в исступлении битвы барон бросался в безнадёжные атаки. Всегда впереди! Навстречу славе..и смерти.
Некоторое время после молитвы рыцарь просто стоял, смотря на алтарь. Сейчас армия герцога так похожа на него. Собрана из осколков, но на неё с надеждой смотрят столь многие.
Рыцарь чуть поморщился от лёгкого неудобства в животе. Пожалуй, пришло время немного отдохнуть, раз уж сейчас на дежурстве не он. Избавившись и от второй перчатки, храмовник уселся на тюфяк, и положил меч рядом с собой. Фэнэс. Когда-то этот фамильный клинок был сломан, но затем его перековали, по приказу нового барона. И теперь отец в битвах всегда вместе с ним. Частичка рода, вплавленая в металл навеки. Таков был норов Ко'Драпов. Некоторые оставались жадны до крови даже в могиле.
Немного помешкав, рыцарь принялся копошится в своей котомке. Где же эти проклятые пузырьки? Как всегда, столь нужная шкатулка оказалась на самом дне. Достав её, шевалье осторожно поднял шкатулку. О да. Вот они. Сейчас ему нужен четвёртый пузырёк. Несколько раз проверив метки на стекле, рыцарь откупорил бутылочку и глотнул. Таинственное зелье, сваренное аптекарем заставило Бедвера скривится, и крепко сжать челюсть. Какая же это гадость! Если бы не те строгие рекомендации данные ему лекарем, барон давно бы выкинул эти пузырьки в пасть какого-нибудь искажённого зверя, чтобы посмотреть как тварь будет корёжить от одного только вкуса!
Немного отдышавшись барон протяжно рыгнул.
Ему срочно нужно было смыть этот гадостный привкус. Но прежде..требовалось немного позаботится о оружии. Рыцарь неторопливо обнажил меч, стараясь не тревожить остальных. Фэнэс как всегда был чист и готов к бою. Один лишь взгляд на чистую поверхность меча подсказывал сэру Бедверу, что клинок уже соскучился по схватке. Прежний владелец меча, барон Ульфрид любил немного выпить перед боем. Отчего бы не уважить старика? Бурдюк с Борским Особым, любимым пивом отца сам собой оказался в руках. Немного пива не повредит мечу, и вот уже пенный напиток стекает по лезвию.
Храмовник тщательно отчистил меч от пива чистой тряпочкой, а затем и сам хлебнул пива, один глоток. Борское было в почёте не только у Улфрида, но и у Бедвара. Один глоток не ослабит бдительности настоящего солдата. А от следующих рыцарь воздержался. В походе туманить рассудок - грех. Но надо же было чем-то перебить этот кислый привкус лекарства!
После всего этого Бедвар присоединился к костру. Он задумал приготовить в дополнение к каше несколько лепёшек. Мука у рыцаря с собой была, а приготовить..так это дело нехитрое. Его желудок время от времени голодно и недовольно ворчал.
- Позволите? - Спросил храмовник ради приличия у проводницы. А затем не слушая возражений выгреб в сторону порядком золы и углей, аккуратно огородив. Пока новое кострище доходило до нужной температуры, храмовник замешал тесто. Вода, мука, и щепотка соли. Конечно, такие лепёшки будут пресными, и с привкусом золы, но в походе такая пища - дар Создателя.
Неровные кругляшки теста один за другим отправлялись к углям, а Бедвар с довольным видом принялся наблюдать за ними, подготовив топорик, и изредка проверяя и вороша угли и золу. До вступления в храм барон частенько наблюдал за тем как солдаты готовят, и будучи уже братом среди них освоил эту нехитрую науку.
- Кхм, проводница. Не откажете собрату по оружию в беседе? - попытался завести разговор сэр Ко'Драп. Неужели и правда из её рода? После стольких лет во тьме встретить знакомую..так странно. Воспоминания о тех светлых днях нахлынули, отодвигая тёмное и мрачное настоящее. И хотя то его начинание с треском провалилось, барон свои поражения вспоминал с теплотой.
- Дело вот в чём. Ваше лицо... Оно кажется мне знакомым. У вас ведь были..родственники в столице? Вы не припомните, среди вашей родни не было леди Эрнестины? Вы удивительно на неё похожи. - присев на брёвнышко рядом с поварихой, барон отхлебнул воды из бурдюка.
|
Чем глубже отряд углублялся во тьму, тем спокойней становилось герцогу. Тьма снаружи, тьма внутри. Гармония. Он теперь воочию наблюдал то, о чем раньше слышал лишь из рассказов сорвиголов-рейнджеров, и своих разведчиков. Скрюченные призраки деревьев, трава, осыпающаяся под сапогами черной пылью. Даже силуэты развалин домов как то приземисто жались к земле, точно затаившиеся в засаде хищники. Путешествие в душный, вязкий кошмар. Тьма искажает, о да. Здесь ее власть столь велика, что меняется сама структура реальности. У изваяния Спасителя, которое было ненадолго выхвачено из мрака, раньше явно не было столь бесстыдно-издевательского выражения лица. - Святотатство, - пробормотал герцог, скрипнув сталью латной перчатки. Слепые глаза статуи, казалось, неотрывно следят за отрядом, а искореженные безобразной ухмылкой черты лица непрерывно изменяются, зыбко дрожат. Тьма наблюдала за ними. - Я иду за тобой, слышишь? - пообещал герцог статуе и отвернулся, когда она осталась позади, растворивших в сомкнувшемся за спиной группы океане черноты. Орсо прекрасно помнил окрестности столицы, но воцарившееся здесь царство тьмы перекроило все на свой извращенный манер, и без проводника он наверняка потерялся бы средь миражей и блуждающих мертвецов. Что за мистическим даром владела эта девица с породистым лицом аристократки и ухватками лесного разбойника? Что он вообще знает о своих спутниках?
Герцог перехватил брошенный на него взгляд светлой чародейки. Буквально светлой - белая мантия, выбивающиеся из-под капюшона золотистые пряди. Девушка выглядела совсем юной. Почему она вызвалась идти в сердце тьмы? Герцог знал, что отряд укомплектован исключительно добровольцами. Более того, именно она несла созданное Корпусом орудие, последнюю надежду людей. Орсо попытался ободряюще улыбнуться ей. Получилось не очень, девица испуганно отвернулась. Улыбка в сочетании с пустыми глазами больше смахивала на оскал мертвеца.
После кажущегося бесконечным перехода, когда Орсо перестал даже пытаться понять, где они находятся, показались очертания Лоттервиля. Кривые останки домов, поросшие каким то серым мхом, похожие на брошенных хозяевами запаршивевших псов, скорбно взирали на идущих по улице людей. А за черными провалами окон таилась хищная, страшная пустота. Когда отряд добрался до здания церкви и храмовник Элиас скомандовал привал, Орсо устало прислонился к стене. Все таки отвык он от такой жизни, от долгих маршей наизнос, от изнурительных пробежек вокруг тренировочного плаца, на которые его гонял в былое время учитель фехтования Родерик де Жоньер. Ох и ненавидел же он тогда старика!.. Слишком привык герцог Орсо полагаться на коня, как и подобает рыцарю. А теперь вот, пожалуйста – ноги гудят, а на пятках, кажется, назревают мозоли. Мозоли! Смешно. Де Труа кивнул Элиасу, подтверждая уговор. Никаких титулов. Еще в начале похода Орсо уверил лидера воинов церкви, что участвует в деле на равных со всеми, полностью делегирует ему, Элиасу, командование и попросил донести эту мысль до остальных членов отряда. Некоторые из них знали герцога, а другие, уж наемники то наверняка, видели отчеканеный профиль Ардаля де Труа на имперских полукронах. А Орсо был до чрезвычайности похож на деда. Так что косились, сторонились сутулой, закутанной в простой солдатский плащ фигуры. Но после привыкли. Какие тут регалии, когда вокруг вязкими чернилами струится тьма. Маги, церковники, солдаты и аристократы исчезли, осталась лишь кучка испуганных и решительных людей.
Элиас живо распределил людей по позициям. В тактике этот воин явно разбирался больше герцога, привыкшего мыслить куда масштабней. Вот и отлично. Орсо здесь на правах обычного солдата. Ну как, обычного... У него за спиной, спрятанная в кожаный чехол, покоилась ценная семейная реликвия — копье Годрика. Орсо не раз брал его в руки, чувствуя, как дрожат ладони от переполняющей предмет мощи. Копье можно использовать дважды, в крайний случай и в совсем крайний случай, как часто шутил Виктор де Труа. А может, не шутил. У отца было странное чувство юмора. Именно на этих условиях герцог и настоял на участии в походе. Копье несет либо он — либо никто. И сиру Грегору не оставалось более ничего, кроме как согласиться.
Когда храмовники восстановили алтарь и затянули молитву, Орсо молча стоял рядом. Он видел, как светлеют лица людей, преисполненные верой. Надеждой. А герцог не чувствовал ничего. Только тьму, плотным коконом туго стягивающую убежище. Тьма звала. И что-то в груди Орсо отзывалось на этот зов. Он знал что обречен, и шел сюда умирать. Эпитафия его была уже написана жирными хлопьями сажи, оседающими на пепелище фамильной резиденции. Все, чего он хотел — это подобраться к сердцу тьмы и всадить в него меч. Неважно, скольких искореженных тьмой тварей они сумеют одолеть, главное зло таится там. В сердце. В отличие от порождаемых ей кошмарных сущностей, тьма неуязвима. Можно протянуть руку и схватить ее, но она выскользнет сквозь пальцы, словно туман. Свет способен лишь отогнать ее на краткий миг, после чего она все равно возьмет свое. Люди еще не знали такого врага. И сейчас, когда едва-едва сверкнул в кромешном мраке проблеск надежды и отряд мотыльков отчаянно рванулся к этому свету, Орсо был счастлив отдать свою жизнь за право лететь с ними.
В сущности, это был крайне неравноценный обмен.
-
Годно!
-
Плюс. Если бы это было несколько постов, имело бы смысл плюсануть каждый. Хватает сильных моментов.
-
Улыбка в сочетании с пустыми глазами больше смахивала на оскал мертвеца. В сущности, это был крайне неравноценный обмен. От герцога де Труа я просто в восторге.
-
Первое. Это офигенный пост. Он правда очень хорош. Рельефен. Второе - это хорошая квента. Коротко, по делу, и навевает.
|
Рука деда Георга, как называли его между собой молодые следопыты, оказалась тяжелой и тёплой. Последнего Звёздочка не могла почувствовать сквозь куртку и рубаху, но всё же чувствовала. За те пару лет, что Глаз провёл с рейнджерами, они со Звёздочкой едва ли десятком слов обменялись и ни разу в совместные походы не ходили, а сейчас от грубоватого-шершавой ласки, от таких же неуклюже-тёплых слов тоненькой струйкой потекло тепло, согревая. Илль распахнула глаза, улыбнулась благодарно, хотела сказать, что не время ей ещё отдыхать, есть у проводника обязанности, как хрупкая, словно тростиночка на ветру, чародейка опередила, произнесла то, что Илль сказать бы полагалось.
И завертелась работа лагеря: кто-то разжигал костёр, кто-то выставлял дозоры, кто-то разбирал осквернённый алтарь. Эти люди устали не меньше её, напуганы должны были быть не меньше её, а даже больше, ведь попали сюда впервые, но никто не жаловался, не роптал, никто не требовал, чтобы Звёздочка прекратила прохлаждаться и выполнила свою работу – обеспечила отряд пищей. Проводник не только ведёт людей, он ещё и обязан следить за тем, чтобы ведомые в силах были выдержать дорогу. Но они, напротив, заботились о ней, наперебой предлагая отдохнуть. И над всеми стоял Элиас Расмуссен. Над всеми, но и вместе со всеми. Он заботился не только об их безопасности, не забыл и о душах. О молитве для верующих, о беседе для иных. И тоненькая струйка превратилась в полноводный ручеек света. Тьма отступила. Пусть на время. Пусть из одной-единственной настрадавшейся души, но она ушла, поджав облезлый хвост. А значит тьму можно было победить.
С удивлением Илль поняла, что страшная слабость вместе с ознобом сгинули без следа. Может и впрямь Джон прав?
– Будем надеяться на это вместе, – ответила Звёздочка наемнику, – но лучше надеяться на сытый желудок.
Она поднялась, отыскала распределяющих дозоры, показала выходы из храма (те, через которые можно было прорваться и на всякий случай один, считающийся заваленным) и торопливо вернулась к костру, уже во власти будничных мыслей. Поставить котелок на огонь, из сваленного у стены мешка достать пшено для каши, солонину (по правде говоря, стоило обойтись жиром,а мясо поберечь, но сегодня они заслужили добрый ужин) и немного драгоценного перца, на который расщедрились интенданты герцога для их отряда.
*Достав котелок, она подошла к фляге налить воды и тут Хаармс сказал:
– Как ты свечу не зажигай, поглотит её тьма,
С некоторых пор Илль слышала голос брата в самых неподходящих местах. Не такой, как в воспоминания: звонкий и детский, а голос взрослого мужчины, но откуда-то она точно знала - Хаармс. Говорят, близнецы связаны одной нитью, если она рвётся, ты не можешь не почувствовать. Звёздочка ничего такого не чувствовала, поэтому и надеялась вопреки всему: брат выжил. А с полгода назад стала слышать его голос. Никому о том она не рассказывала, чтобы не сочли сумасшедшей.
– А если рядышком с твоей и я зажгу сама?
Это была их мысленная восхитительная игра, они обменивались словами, как друзья-фехтовальщики выпадами. В жизни Звёздочка никогда не была остра на язычок, часто сразу не находилась с ответом, но в этом мысленном споре слова возникали сами собой.
– Задует бездна обе их, ведь аппетит растёт. – А если с нами добрый друг свою свечу зажжёт? – Увы, погаснут без следа и не придёт рассвет. – А если все вокруг зажгут, мы тьму прогоним? – Нет. – А если за спиной живых их встанут мертвецы, Зажгут за гибнущих детей их мёртвые отцы, И будет пламя полыхать от края и до края, Увидим солнце ли опять? Уйдёт ли тьма?
Брат исчез так же внезапно, как и появился, не договорив, а не договорённое повисло в затхлом воздухе осквернённой церкви:
– Не знаю...
Илль устраивала котелок на огне, когда одна из чародеек, та самая, что кричала опасно громко, вдруг странно обмякла, уставившись на пламя глазами восковой куклы. Из груди её вырвался хрип.
– Что с тобой? Что ты, милая? – Звёздочка оставила котелок, опустилась перед девушкой на корточки.
-
Концепт очень красивый и милый. Звёздочка классная)
-
Какая Звездочка... во тьме светит! Стихи просто на все сто процентов в тему)
-
Стихи трогательные. И вообще персонаж хороший, живой такой.
-
Очень поэтичная рефлексия
-
Проникновенные стихи.
-
Хороший персонаж. Да. Со своими мыслями.
|
Джон еще никогда не бывал так глубоко во тьме. Как и большинство нормальных людей, он старался оказаться как можно дальше от нее, надеясь, что кто-нибудь что-нибудь сделает с этим падшим на мир проклятием. Со временем он понял, что никто ничего не делает, и все пытаются либо выжать из ситуации какие-то мнимые преимущества, либо, как он сам, выжить и спасти близких от наступления глубокого мрака. Глубокий мрак. Хорошее определение для того, куда им предстояло спуститься. Не вечная ночь, ставшая уже привычной, а та тьма, что породила ее, темнота, в которую не проникает свет. И чтобы спускаться в глубокий мрак, нужно было быть немного сумасшедшим. Чтобы делать это регулярно, нужно было быть безумным.
Хотя чем было все их мероприятие как не безумием, последним и великолепным безумием этого мира? Безумная вера в то, что небольшой отряд сможет добраться к средоточию тьмы, а ритуал, созданный для ее изгнания, сработает как было задумано. Вряд ли придумавшие его маги имели возможность ставить опыты, чтобы говорить об успехе наверняка. Безумный расчет герцога на то, что тьма, чем бы она не являлась, будет мыслить (каждый раз, когда Джон задумывался о сознании мрака, когда он начинал воспринимать его как живое существо, его пробирала дрожь) и действовать так, как и планировал герцог, и стянет свои силы в одну точку, ослабляя подходы к своему сердцу. Горящие безумным огнем глаза армии герцога, что сейчас должна была спускаться в низины, навстречу, скорее всего, жуткой смерти. Когда-нибудь ее назовут громким названием, вроде Армии Света или Последнего Союза, и о ней будут складывать легенды, воспевающие героизм, но не отражающие кошмара, сквозь который проходит каждый солдат на поле битвы, особенно безнадежной битвы. Джон, пока не побывал в первом крупном сражении, любил песни менестрелей и бардов. Потом перестал. Да, когда-нибудь, возможно, и об их походе сложат песню. Только если это когда-нибудь будет.
Но герцог умел убеждать людей. Он заражал их своей безумной надеждой, и из сплетения предположений и ставки на удачу, она превращалась в веру, заглушающую ставшие столь обычными в эти дни апатию и отчаяние. И Джон верил, хотя бы потому, что ничего не оставалось.
Разумеется, о том, как внутри Джона боролись прагматический взгляд на происходящее и вера в возможность лучшего будущего, по внешнему виду его сказать было сложно. Сложно, но возможно – вместо обычного шага он сбился на походный, делавший его движения причудливо рублеными и повторяющимися практически идентично. Изредка он поглядывал из сторону в сторону, но большую часть времени просто смотрел вперед и под ноги, полагаясь на глаза разведчиков-рейнджеров. Вот уж кто по-настоящему безумен – подобная отвага, заставляющая людей раз за разом уходить в регионы, где властвует самый злобный враг человечества, не могла оставить их абсолютно нормальными.
Когда дорога привела отряд к вехе на пути, старой, полуразрушенной и, очевидно, заброшенной церкви, Джон наконец-то ощутил усталость. Сложен он был покрепче многих своих спутников, но и нес на горбу немало. И, несмотря на угрюмый, заставивший вспомнить свое бегство от порождений тьмы проход через разоренную чудищами деревушку, сама идея расставить лагерь начала казаться привлекательной. Оставалось понять, сможет ли он отдыхать, зная, что где-то за многие мили от него гибнут люди герцога Орландского?
Он посмотрел на Илль. Проводницу дорога без препятствий беспокоила, и Джон ее отлично понимал.
- Надеюсь, это благословение Создателя, а не козни тьмы.
Буркнул он, осторожно спуская заплечный мешок на землю. Оглянулся в поисках алтаря, но обнаружил лишь его обломки. Поэтому просто сжал символ Создателя в руках и скороговоркой вознес молитву:
- Создатель мой, единственный на небесах. Благотворитель мой, заступник мой и Тот, кому возношу молитвы. Благодарю Тебя за милость оказанную и молю о помощи Твоей, озари все препятствия на пути моем ярким светом, сохрани меня от всякого зла и наставь меня на благие деяния.
Многим могло бы показаться, что учиненное в церкви разорение знак того, что Создатель оставил это место. Но это было не так. Оно укрывало рейнджеров, и сейчас служило укрытием главному оружию против тьмы. Подобно тому, как опытный фехтовальщик может использовать щит, чтобы скрывать направление атаки короткого меча или кинжала, стены храма Создателя скрывали сейчас отряд, шедший уничтожить мрак. За свою жизнь Джон понял, что ждать прямого вмешательства Создателя не стоит, и что он полагается на деяния слуг своих, чтобы творить чудеса. Одному из них он стал свидетелем совсем недавно, когда Орландский смог собрать и воодушевить свою армию. И это только укрепило веру.
Но одной веры никогда не бывает достаточно, чтобы преодолеть испытания. В этот момент, когда он помолился, к нему и Георгу обратился командир отряда. Джон, следуя старой солдатской привычке, выпрямился и отсалютовал.
- Слушаюсь.
Затем, помедлив секунду, добавил.
- Господин Расмуссен, возможно, нужно больше чем посты. Не хочется тревожить нашу проводницу, но нужно знать все входы и выходы. Пусть покажет. И приготовиться к нападению. Хотя бы перегородить их, чтобы когда полезут, было удобней отбиваться.
|
Эвелинн всю дорогу старалась не отсвечивать. Только изредка выглядывал белоснежный капюшон из-за плеч, да любопытный взгляд скользил то по одному из участников экспедиции, то по другому. Виссанти робела, но крепилась: когда сосем уж накрывало, она запускала руку под плащ и украдкой разглядывала "Рассвет", касаясь его рукояти. Это успокаивало, придавало сил. Чародейка, наверное, была самой физически слабой из отряда, так что, когда из непроглядного мрака появились лоттервильские стены, Светлая даже с облегчением вздохнула - хотя казалось, в нынешнем мире покою места уже не будет. Ноги ужасно болели - она не привыкла столько ходить. Хотелось есть, пить и спать. И гнетущая тревога, которая только нарастала, вслед за клубящимся мраком. Создатель, укрепи...Последние слова чуть не сорвались с губ Эвелинн и она испуганно оглянулась на своих соратников: не услышали? В Корпусе веру в бога порицали, а Виссанти очень не хотелось ссориться со своими коллегами. Она не знала, как они к этому отнесутся – хотя теперь-то уж они были сами по себе. Да и знакомые лица. Поджав губы, поправила прядь светлых волос, налезшую на лоб. Выглянула из-за плеча Деборы ещё раз - и живо юркнула обратно, наткнувшись взглядом на суровое лицо Георга, которого уже про себя окрестила "дедушкой". Мудрые его глаза вызывали у неё непроизвольное желание попросить рассказать какую-нибудь сказку. Правда, Эвелинн подозревала, что сказки будут мрачные и с грустным концом. Следующая вылазка любопытства закончилась удачнее: трое храмовников. Один всё прятал своё лицо под топхельмом, но выглядел внушительно. Второй - кажется, его звали Бедивьер...или Бедвер, Эвелинн плохо расслышала - выглядел прямо как настоящий рыцарь. Суровый, статный. Виссанти любила читать про их приключения. И, наконец, Элиас - его имя девушка легко запомнила, потому что начиналось так же, как её собственное. Кажется, он проигрывал в статности второму храмовнику, но в его лице чародейке виделось что-то...одухотворённое, светлое. Что-то, что напоминало ей собственную веру. Сообразив, что она уже достаточно долго рассматривает храмовников, девушка одёрнула себя и снова скрылась позади Деборы. С соратницами ей повезло, конечно: Дебби - весёлая и приветливая, Эвелинн её любит, как старшую сестру. Виссиль - строгая, к ней Виссанти относится скорее, как к наставнице. Но тоже очень-очень уважает. Хоть и строгая, Аллакрейн по-настоящему добра и в беде не оставит. Набравшись духу и накопив любопытства, чародейка выглядывает ещё раз. И цепенеет. Взгляд встречается с тяжёлым взором Орсо де Труа. В его глазах, казалось, гаснет любой свет - они словно сами источник мрака, клубящегося вокруг. Вселенскую печаль - не больше, не меньше, чувствует Эвелинн. Холодом обдаёт, кажется, вот-вот он взглядом погасит свечу девушки, и, по-настоящему струсив, она вновь прячется за своими соратницами, до самого привала не поднимая уже взгляд. Но добравшись до церкви, Эвелинн всё-таки не выдерживает, когда видит разрушенный алтарь. Присев рядом с осколками, Светлая почти любовно погладила камешек, грустно вздохнув. Интересно, кто это сделал? Твари из Завесы, не ведающие света? Люди, что его утратили? Чародейка надеется, что не последние...если же всё-таки так, то пусть Создатель будет к ним милосерден. Оглянувшись по сторонам, светловолосая поднимается с колен и робко предлагает: — Может, стоит развести костёр? Я могу помочь! — сама она отошла к одному из матрасов, и опустилась – хотя вернее сказать, сползла по стене, на него. Выдохнула, и рукой крепко вцепилась в «Рассвет» вновь, чтобы поддержать теплившуюся в ней надежду. Все эти годы она ярко горела в ней – почти пылала. И вот странно, теперь, когда в масштабах прожитого, до цели осталось всего ничего, вера вдруг начала угасать.
-
Здорово! Люблю такие посты со вниманием к сопартийцам.
-
И вот странно, теперь, когда в масштабах прожитого, до цели осталось всего ничего, вера вдруг начала угасать. Красивый концепт, и пост красивый. Немного напоминает Рею из дарка.
-
Хороший, выпуклый персонаж
-
Первый пост, который заставил меня заметить, что у нас три чародейки в команде. И любопытный, но осторожный характер хорошо показан.
-
Милая девушка :)
|
Мир не будет прежним. Наверное, это понимал каждый из тех, кто шагал сквозь темноту по заброшенной, безлюдной деревне, которая, лишенная света солнца уже многие циклы, казалась жутковатой поделкой на дне запертого сундука. Но почему-то именно сейчас Роберт подумал об этом так ясно, как никогда прежде. Быть может, тому виной была церковь, разрушенная, покинутая, потерявшая всякую святость? Эти стены не хранили молитв и надежд, в алтаре не осталось ни капли людской веры - теперь это было просто здание из камня, пригодное для более-менее безопасной стоянки...
Вот так происходило и со всем остальным. Землями. Деревнями. Городами. Зданиями. Людьми. Тьма овладела этим миром, отравила его злобой, безумием... страхом. Безмолвный смотрел на тех, кто шел рядом, на встревоженные, напряженные лица.
Рейнджеры? Что их проводница Звездочка, что старик Глаз - добровольные изгнанники из мира людей, променявшие цивилизацию и общество себе подобных на дикие леса и чудовищных тварей. Да, Роберт и сам не раз отправлялся в походы - но всегда возвращался к людям. Эти же словно убегали от себе подобных... Если живешь среди зверей и теней - рано или поздно сам станешь на них похожим.
Наемники. Здесь не было никаких вопросов. Толстяк, Храбрая, Джон (воин был уверен, что это не настоящее имя, а такая же кличка) - всего лишь мечи, продававшие себя за звонкую монету. Во многом они были даже хуже шлюх: последние хотя бы дарили своим жертвам не только боль вместе с болезнями Венеры, но еще и наслаждение. Эти же просто торговали страданием и смертью.
Герцог. Затихающее эхо былого величия, отголосок силы и власти, некогда окружавших аристократов. Сейчас же благородные - что дом разделенный, грызутся за земли, влияние, жалкие крохи некогда огромных богатств. И пусть Орсо де Труа все еще окружен аурой возвышенности над мирской толпой, он - что старый пирс, подбитый прибоем, из последних сил держащийся на подточенных волнами и жуками подмостках.
Чародеи! Или, точнее, три ведьмы, к которым Роберт не испытывал ни капли доверия. Церковь осуждала женщин, как носительниц первородного греха, волшбу - как противную воле Создателя магию. И, пусть прямо об этом не говорилось, но Безмолвный, как и многие другие, считал, что Тьму призвали именно они - чародеи. Нет среди людей других, столь же могущественных, сколь и взбалмошных, себялюбивых.... небрежных. Опасно, необычайно опасно небрежных!
Братья Бедвер и Элиас - вот, с кого стоило бы брать пример этим потерянным душам! Но, разумеется, они даже не станут смотреть, разве что фыркнут презрительно на образ храмовника. А ведь именно Орден с его законами, именно Церковь с ее догматами дают братьям ту силу, что могла бы оградить мир от тьмы - или хотя бы не дать погаснуть в ней свету сердец. Когда вокруг царят ужас и злоба, лишь строгие и жесткие догмы могут уберечь тебя от гниения изнутри. Порядок. Честь. Долг. Три столпа, на которых зиждется непоколебимая сила.
Никакой опасной философии. Никаких развлечений. Трусость, предательство, гордыня, неподчинение, эгоизм - строжайше запрещены. Служение идеалам, более высоким, чем комфорт - вот, что придает жизни смысл, а характеру - непоколебимую твердость в том, что, отдавливая очередному выродку яйца кованым сапогом, ты делаешь это во имя великой и благой цели. Вот почему, каждый раз сражаясь более яростно, чем эти сучьи твари, Роберт знал, что путь его - праведный. Вот почему ему хватало сил стойко терпеть невзгоды.
И сейчас, не взирая на усталость, он не стал снимать шлем, а с плеча - походный мешок, что нес при себе, как того требовал Кодекс: каждый храмовник сам несет свой скарб в походе. Безмолвный лишь повернул голову, посмотрев на брата - и своего командора - Элиаса, готовясь услышать приказ.
Скажет - будет привал. Скажет - будет дозор. Скажет - и Роберт продолжит путь.
Порядок. Честь. Долг.
Было хорошо повторять про себя эти три слова. Всегда помогали чеканить шаг.
-
Знатно всем сестрам по серьгам раздал. Понравилось.
-
Шикарный пост.
-
-
Могуч.
-
С почином, храмовник!
-
Предрассудки - интересное дело для отыгрыша.
-
+ от потерянной души
-
Эй, мы не страданием торгуем! А ну докажи, что мы... ах, чорт. Молчаливый. И не оспоришь. =))
-
Очень!
|
|
Вижу, что не привык. Не то, чтобы я была защитницей недоступного, но все же Линч относился ко вседоступности с той самой противной и разрушающей стороны, которая лишь развращает людей, ускоряя их деградацию. И это даже не вопрос изобилия или нищеты, не вопрос власти либо ее отсутствия. Это - вопрос личности. Воспитание - от слова питать. Вот и не питали взрослые ничем полезным. Я, конечно, не спец по врожденным качествам и насколько одно корелирует другое. Тем не менее, конечный результат - мерзок.
Кейт весьма в тему. Более чем. Это Линч мне уже надоел. Как на минном поле с капризным истеричкой. Юнец... Это не выверенные вкусом и возрастом мужчины, способные отличить понятие удовольствия от грубой сиюминутной прихоти. Способные растягивать и смаковать, даже если сами не умеют дать то же самое женщине. Нет, даже не так... Дело не в возрасте. Кристофер - воплощение ребенка, взращенного с дефицитом внимания и попыткой компенсации через свое гиперэго? Он самоутверждает собственное влияние каждый раз, когда остра его паника, внутренняя, детская, что его снова оставят ни с чем. И страх требует тотчас же доказательств, что контроль все еще в его руках. И эта глупая иллюзия, что ручной зверек в самом деле способен дать ему то самое, настоящее, в чем он действительно нуждается. Бег в никуда. Но они бегут. С завидным упрямством. Пустоту в душе им заполняют развлечения, закономерно притупляющие удовольствие со временем, ибо суррогат никогда не станет подлинником. Позже в ход идет веспа... Но и она не вечно будет помогать ему. Будущее таких, как Кристофер, довольно однообразное и предсказуемое. Редкая птица, как говорится, осиливает очнуться и задуматься. Ладно, черт с ним. Когда отпадает необходимость играть роль, можно переключиться и осмыслить все. Пусть веспа и дурманит, способствуя самонадеянности. Но при необходимости концентрирует мыслительные способности. Вот только меня на психоанализ потянуло. А стоит задуматься о насущном. И вывод прост: Кристофер - не вариант. Да, именно из-за инфантильно истерической натуры. Он и сам над собой не властен. С таким если кто и справится, то явно не я. Не с текущим багажом знаний и навыков. Проще говоря, это - неоправданный риск. Да и овчинка выделки не стоит. Ведь самым главным аргументом является другое. А какова реальная власть у этого человека? Нет, мне определенно нужны гарантии. Здесь более уместной мишенью стал бы его отец. А не это капризное недоразумение.
Что отличает альфа-самца от массовки? Такие, как Линч, своим подходом никогда не добьются истинной власти. Разве что по стечению обстоятельств. Но удержать ее долго точно не смогут. А мне нужна акула. Настоящая. И обладающая приличной властью уже сейчас. У таких людей всегда есть принципы, понятия. Я сейчас не копаюсь в их морали. Но мне импонируют более рассудительные и уравновешенные личности. Обладающие подлинной властью.
Линч навел меня на другие мысли. Я искала путь через "Затмение" и его публику. Но по правде говоря... Реальные акулы разве приходят сюда? Ну, возможно, иногда, для разнообразия. У таких хватает своего эскорта... Привата... На их территории. Проще говоря, мне нужны люди, которые выведут к таким клиентам. Я что-то слышала о специальных должностях, которые занимаются поиском и подбором. Выйти бы на них... только как...
Те, кто не из низов, заходят через парадный вход и окручивают "в пределах этикета". Мне же даже из искренности не удалось. Чертов Даниэль. Таким, как я, доступен лишь черный ход. И хорошо будет, если моя личность останется не узнанной. Хоть я и не особенно рассчитываю... Но нужно постараться.
Кейт - воплощение уравновешенности. Всегда восхищаюсь. Как ей не прилетает от таких уродов? Работенка вроде ее или вышибал - самая опасная, как по мне. В конце концов, нас именно они защищают... А еще ее искусство отшивать мужиков. Черт. Я ору! И рыдаю одновременно. Сколько еще учиться и сколько пришлось отложить...
Я уже было обрадовалась, понадеявшись, что блондин решил подождать своей очереди. В теперешней ситуации он казался мне приятным отдохновением... Даже отрадой. Это как из загаженного сортира выйти в чистую гостиную. Подкупала его неискушенность, что ли. А, может, он казался мне безопасным. И я могла бы раскрыться и подарить что-то невообразимое, не дергаясь судорожно каждое мгновение... Только благодаря веспе я скрывала себя где-то глубоко внутри, чтобы опасения и неуверенность не мешали играть роль. Но неизменно впоследствии все всплывало ужасной усталостью и моральным истощением после. Так мало в этой жизни перепадает чего-то по-настоящему приятного. - Жаль, - нейтрально бросаю я в ответ, направляясь в комнату отдыха. Не в коридоре же стоять и беседовать. Тем более, на такие темы. - Улетели пятьсот баксов. - добавляю задумчиво. Ну да, баксов много не бывает. - Спасибо, - говорю по дороге негромко, пока женщина не ушла по делам. - От Линча веет проблемами. Политику клуба игнорирует напрочь. - пожимаю плечами. - Его, конечно, можно понять, если в других местах она лишь для галочки. Надеюсь, у "Затмения" - жирная крыша. - нервно улыбаюсь. Лучше катился бы в свой Миднайт обратно. Кстати, что она помнит об этом месте?
Прежде я особо не лезла в дела клуба - да и кто бы меня посвятил. Хоть и было интересно, как владельцам удается не рассердить кучу похотливых толстосумов и воображал, защищая своих девочек. Сейчас же я живо заинтересовалась данным вопросом. Тем более, сын мэра. Чем политика клуба обернется для меня, если этого кретина опять принесет сюда нелегкая? - Я серьезно, на что стоит рассчитывать? - спрашиваю у Кейт. - Просто смотреть этот считает ниже своего достоинства. Еще и веспу глушит, как безумный. Что не сильно способствует его вменяемости.
|
|
|
- Спасибо, Стелла. Можешь..., - тут Феникс сделал паузу, чтобы отпить отвратительный, остывший кофе. Ему вовсе не хотелось глотать ту бурду, в которую превратился напиток, но того требовала ситуация. - ...можешь пока разобрать мою почту и подготовить документы на понедельник.
Она была красивая, и, чего уж греха таить - неизменно радовала глаз не только посетителей, но и адвоката. Однако же трахать собственную секретаршу - жуткий моветон. Это как признать, что больше ты никого заполучить не можешь. И потому Колдуэлл не упускал случая поиздеваться над ней, когда настроение было паршивым. Тупая, но исполнительная, а, главное, понимающая, что места лучше ей не найти, она велась каждый раз - и каждый раз терпела. Вот и сейчас Эф-Джей смаковал каждое изменение в ее лице, от надежды, сменившейся радостью, когда он вроде бы произнес слова, что она так хотела услышать, до разочарования, когда поняла, что же на самом деле было ей сказано.
Непередаваемо-приятное ощущение - испортить кому-то жизнь, когда свою улучшить не получается.
- Добрый вечер, - поприветствовал, наконец, Феникс вошедшего. Последний обладал невероятным умением тарахтеть, когда Эф-Джей собирался сказать слова приличия и молчать, когда стоило, собственно, переходить к сути. Впрочем, адвокат был терпелив и дождался окончания рваной, бестолковой истории.
Как можно столько говорить, вкладывать столько эмоций - и обойти вниманием даже толику смысла, не дать ни единого твердого факта?
- Прежде всего, хочу сказать, что сочувствую вашей боли, - выдав фирменное "лицо сожаления" произнес Эф-Джей. - И я, разумеется, готов вам помочь.
Чуйка подсказывала - дед заплатить не сможет. По крайней мере, не по расценкам самого Феникса. Да и в существование "общих знакомых" он как-то сомневался, но...
Но такой тип людей - старых верных псов - всегда был самым опасным. Если ему откажут везде, если оставят с чувством неотмщенной несправедливости, он вполне может взять старую охотничью двустволку и пойти вершить старый-добрый суд Линча всем причастным и непричастным. И теперь, когда он перешагнул через пород Колдуэлла - Феникс попал в этот список. И теперь лучше остаться старикану другом, чем врагом. А уж как покрыть расходы Эф-Джей придумает. Не впервой.
- Но давайте пройдемся по фактам. Вы ведь, если не ошибаюсь, много лет служили во имя справедливости и порядка? Значит, нам нужны детали и факты, чем их больше, тем лучше. Давайте по порядку. Ваша дочь, Мелоди, она...?
Тут Феникс сделал паузу, вновь с сочувствием посмотрев на старика, предоставляя тому возможность самому рассказать о том, в каком сейчас девушка состоянии. Жива? Мертва? В коме? В больнице? Может дать показания или же нет?
|
|
Поздняя осень. Но здесь жарко. Впрочем, сейчас, в комнате отдыха, я бы сказала, скорее сонно. Коварное для такой работы состояние. Действие веспы уже закончилось. Столько номеров оттанцевала. Так всегда. Ну почти. Сын мэра? В такое время? Бровь невольно скользит вверх. Хлопнула себя по щекам, пора. Так много часов уже прошло… Пожалуй, не принимала бы второй раз веспу. Но ради сына мэра? Хотя нет, ради себя. Держать высоту. Держать планку. Это – моя репутация, мой знак качества. Аккуратно отодвигаю ноготком небольшую часть. Все же не стоит в полном размере. Принимаю. Открывать рот и говорить что-либо нет никакого желания. Смотрю на себя в зеркало, сверяясь все ли в порядке. Я часто делаю так, ибо даже за мгновения может испортиться какая-либо деталь, что крайне нежелательно. Киваю Виктории.
К этому танцу я выбрала короткое темно-серое платье, обтягивающее, тонкое, с кружевным лифом. Никаких трусиков, никакого бюстгальтера. Еще не раздевшись, я уже буду рождать интригу. Случайность, в моменте которой можно успеть увидеть вожделенное. Без интриги возбуждение теряет свой накал. Это плохо. Всегда должна быть кульминация. Долгожданная. После сладкого томления. Иначе есть риск затеряться среди толпы женщин, искренне верящих, что достаточно дать мужчине то, чего он жаждет, бездумно вывалив это ему на голову.
Я люблю кружево. В чем смысл прикладывать лед, если к моменту раздевания тело будет гореть? И не удастся порадовать клиентуру дерзко торчащими сосками? За спокойную грудь много чаевых не наберется. Кружево же раздражает, совсем чуть-чуть, чтобы не больно, но всегда в тонусе. И когда я стяну лиф, мне не будет стыдно за плохо выполненную работу. Не говоря уже о том, чтобы сливать драгоценные па на незаметную подготовку в процессе оголения. Еще одна хитрость, которую я решила пустить в ход. В конце концов, теперь я ищу покровителя. Пора включать и тяжелую артиллерию. Я уже успела подметить, что мужское эго склонно многое приписывать собственным заслугам. В особенности, если вовремя и правильно посмотреть на мужчину! Подтолкнуть его к мысли, что все – именно благодаря его присутствию. Ему самому. Я видела, как другие женщины делают подобное. Пришел и мой черед. Влажная промежность творит чудеса, а неподдельное наслаждение – коварную магию. Пусть верит, что он – единственный. Что текут именно на него. Я уже подготовилась к выходу, введя внутрь два шарика. Сосредоточенность на номере не даст мне слишком увлечься ощущениями тела. И позволит использовать собственное возбуждение на благо дела.
Пора. Свет мигает. Звучит ритм. Он зовет. Стук каблуков. По сцене. В такт. Высокие шпильки. Покачивающиеся бедра. Пробегающая по телу приятная дрожь. Свет скользит вверх, плавно открывая идущую к публике. Легкий муар дыма, подернутого неоновым светом. Медленный, тягучий, обволакивает, ласкает… Соблазнительное тело теряется в его облачках. Лишь иногда световой акцент выхватит манящий изгиб… Ладони обхватывают холод металла. Пилон. Резкий порыв воздуха в лицо. Прикрытые веки. Истома. Дым рассеивается, но продолжает скользить кудрявыми клубами по полу… Кажется, благодаря ему я хожу по волнам?
Спина изгибается все сильнее. Грудь, играющая в кружевах, скользит по пилону вниз. Медленно, для смакующих взоров. Внутренние мышцы сжимают шарики, чтобы не потерять. Пусть зрители попытаются представить, что я чувствую… А я рисую чувства лицом. Мне хорошо. Публике не обязательно знать, что я соблазняюсь собой, а не их озабоченными рожами. Металл греется от моего тела. Носок скользит назад, я растягиваюсь по полу, практически ложусь в дым, как в шелковую постель. Оказываюсь на спине. Изгибаюсь, зову в свои объятия. Томление.. Плавно, плавно… Но это не все. Я хочу драйв! Ткань платья ползет вверх. Нога устремляется вверх. Обхватывает пилон. И вот я уже взмываю вверх. Ладони жадно приникают к металлу. Да, как будто я собираюсь ласкать его. Я кружусь вокруг, в воздухе… Волосы разлетаются, бьют по лицу, влажнеют… Поволока застилает глаза. Мы почти на одной волне, верно? Вглядываюсь в глаза присутствующих, читаю их реакцию. Я хочу приковать эти взгляды к себе, чтобы мужчины забывали сделать вдох! Немного опасности! Ослабляю хватку и тело стремительно скользит вниз по пилону. Еще немного и разобьюсь. Своевременный хват. Остановка. Игривая улыбка. Сажусь, вскидываю руки за спину и снова играю с пилоном. Ножка скользит по ножке… Медленно стягиваю кружевную ткань с плеча. Меняю ноги… второе плечо… Гляжу в зал. Улыбаюсь. Томно. Иначе уже и не получается. Еще пара грациозных движений и я уже стою на коленях. Наклоняюсь… скольжу ладонями по полу вперед. Прикасаюсь телом. Скольжу дальше, чувствуя, как стягивается с груди лиф. Прогибаюсь в спине, медленно, что хочется кричать от нетерпения, подымаю плечи. В объятиях дыма взору являются сладкие формы. Изящно подымаюсь, играю бедрами, вращаюсь… Невзначай демонстрирую влажную промежность. Иду обратно к пилону. Прижимаюсь к нему, как к мужчине в порыве страсти. Играю… Вновь взмываю вверх. Парю, как на волнах экстаза. Жарко? Должно быть жарко! Для такой страсти нет усталости. Плавно скольжу вниз. Сажусь на ягодицы. Теряюсь в загустевшем дыме. Пока меня не видно, стягиваю платье, оставляя на кончике пальцев. Дым резко рассеивается очередным потоком воздуха. Соски твердеют еще сильнее. Отшвыриваю платье ногой в пространство. Закладываю ногу на ногу. Больше никакого дыма. Скольжу ягодицами по полу в стороны. Ритмичное трение открывает больше… Открывает и тут же скрывает. Скольким хотелось бы сейчас погрузиться в мое лоно? Я улыбаюсь. Я всегда улыбаюсь. Я знаю. Иначе я здесь не плясала бы. Апогей…. И еще немного изящества и ласки. Для приятного послевкусия.
Мы все мечтаем об этом в настоящей жизни. И я не встречала еще ни одного, кто получил бы. Несбыточная мечта… Я покидаю сцену.
Посетители редко цеплялись ко мне в клубе. Но не гнушались подождать на улице. Посмотрим, какая рыбка заплывет в мою бухту сегодня. На улице я выгляжу иначе, нежели в клубе. Статусно, прилично и дорого. Иной макияж, образ… Сегодня в шкафчике меня дожидается теплое приталенное платье до колен, сапоги на каблуке с высоким голенищем. Стильное пальто. Сумочка под стать образу. Аккуратная шляпка. И дорогое белье. Кто знает, каковы теперь ожидают маршруты по дороге из «Затмения». А пока стоит принять легкий душ и переодеться. Настроение – отличное. Разве что тело слегка разочаровано так и не наступившей разрядкой, которой я себе не позволила на сцене. Впрочем, это исправимо.
|
|
Вороны сложились в высокую фигуру короля-leiche. Дохнуло морозом и схватило сердце страхом. Томас оглядел зал, он видел, как его братья по оружию боятся, но берут себя в руки. Загоревшиеся огнём глаза Лютера говорят о том, что старика вновь посетило безумие. "Сейчас для него самое время", думает гауптманн, надеясь, что подобное безумие снизойдёт и на него самого. Тщетно, страх только усиливается. Мгновенно вспотевшая спина покрылась инеем. Сведя лопатки, Боммель ощутил как хрустит морозной корочкой нательная рубашка под гамбезоном. Думает о том, что если сейчас лизнуть панцирь, то можно к нему примёрзнуть, словно глупое дитя. И словно глупое дитя он ничего не может вспомнить о том, как можно было бы победить этого мертвеца. Ландскнехты атакуют. У кого-то голос пускает петуха. У кого-то подрагивают руки. Кто-то, со спокойствием висельника, берёт в руки оружие и атакует. Конрад лежит, уже умер? - Все там будем, - шепчет себе под нос и видит вырывающееся облачко пара. Людвиг кричит нелепицу, за которую, в другое время, получил бы в морду. Незачем кликать смерть когда не нужно, вот она, стоит перед ними в облике короля-трупа. Ульрих хорохорится, Фридрих молится. Ханс кричит про видения в шаре и Боммель вспоминает ту мутную картинку. Действительно, ничто им не мешает трактовать видение как хочется. Дуболомы стоят как будто бы в растерянности, рыцари стоят затихшие. Кажется, что жизнь осталась только в них. В закалённых битвами ландскнехтах, в прожигающих жизни людях без класса, без родословных, только лишь с долгом и любовью к отблескивающим луной грошам и слепящим, словно солнце, дукатам. Им не хватало чего-то, может быть сигнала, может быть решимости. "Ничего, сейчас налюбуетесь на решимость, сучье племя", - Томас достал два обломанных пополам гроша и закинул их в дуло пистолета. Заметил, что пёс замер в ожидании приказа. Улыбнулся - совсем как лохматый ландскнехт! - Фас! Холодно. Совсем продрогли. - Барабан! - крикнул Карлу, затягивая хорошо знакомую его бойцам строевую песню своим зычным, поставленным баритоном. - Unser liebe Fraue Vom kalten Bronnen, Bescher' uns armen Landsknecht' Eine warme Sonnen! Lasst uns nicht erfrieren, Wohl in des Wirtes Haus Ziehen wir mit vollem Säckel, Und leerem wieder 'naus. Die Trommel, die Trommel, Der Mann, der Mann, der Mann Hei ridirideran, ridiran, frisch voran! Landsknecht voran! Der Trommler schlägt Parade, Die seid'nen Fahnen weh'n, Jetzt heißt's auf Glück und Gnade Ins Feld spazieren gehen. Das Korn reift auf den Feldern, Es schnappt der Hecht im Strom, Heiß weht der Wind von Geldern, Herauf den Berg op Zoom. Die Trommel, die Trommel, Der Mann, der Mann, der Mann Hei ridirideran, ridiran, frisch voran! Landsknecht voran!*
-
Хорош, мощно прям, вдохновляет.
-
Гауптман оч крутой.
-
Landsknecht voran! Hei ridirideran, ridiran, frisch voran!
|
-
Пружинисто пошел кругом, повел карусель схватки. Катана выплясывает в танце обмана, выписывает размытые яркие узоры ее искрящий клинок. Навязать темп, запутать, закрутить врага. Заставить подстроиться под твой ритм.
Образность - наше всё. Очень стильно.
|
|
|
Томас
Почесав восковой нос на твою просьбу, библиотекарь Морвана принёс толстый украшенный золотом и светящимися камнями том на латыни под названием "Книга О Зверях с Неизвестных Полей, Столь же Популярная, Сколь и Полезная". Ты принялся за работу с источником.
Перед тобой просторная, как поле, книга. Пушистый свет свечи дрожит на желтоватых листах. Гравюра изображает пенное море и грозу, и луну, и подводную голову со страшными глазами и бесчисленными гибкими руками - она насилует трёхмачтовый корабль, одна мачта уже отломилась. Надпись на латыни гласит: Kraken Octopus. Ниже приводится руководство:
Под громоподобными волнами Бездонного моря, на дне морском Спит Кракен, не потревоженный снами, Древним, как море, сном. Тысячелетнего века и веса Огромного водоросли глубин Переплелись с лучами белёсыми, Солнечными над ним. На нем многослойную тень рассеял Коралловых древ неземной раскид. Спит Кракен, день ото дня жирея, На жирных червях морских, Покуда последний огонь небесный Не опалит Глубин, не всколыхнёт вод, — Тогда восстанет он с рёвом из бездны На зрелище ангелам… и умрёт*.
Переворачиваешь страницу. Молодая женщина с пламенными волосами и гигантскими крыльями летучей мыши улыбается читателю, обнажая волчьи клыки. В одной руке она держит отрубленную голову воина с печально поднятыми вверх глазами, в другой - серп. Strix - гласит латинская надпись. Статья под картинкой предписыват бороться со стригами так: днём нужно отыскать их на кладбище с помощью коня, переводя его через могилы, когда конь упрётся и не захочет переступать - там лежит стрига. Нужно вбить два кола - в оба сердца, стригу следует крепко держать - она начнёт бить руками и рычать, затем надлежит раскрыть её рот и набить чесноком, чтобы она не могла стиснуть зубы или прокричать проклятие. Потом голову стриге отрубают, а тело нужно сжечь, читая молитву. Какую молитву следует читать, в тексте не сказано. Наверно, молитвы в ходе работы приходят интуитивно.
На следующем развороте стоящий на двух ногах волк с человеческим телом и руками. Его окружили пейзане с вилами и факелами, а сам он занят тем, что перекусывает пополам женщину. Руки волка подняты над головой в жесте праздничного дурачества, а лезущие из орбит глаза передают выражение слабоумия и любопытства. По-латыни это будет: versipelles. Бороться с ними предлагается отсечением головы.
Далее трактат изображает Epibouleus Oxisor - льва размером со слона, с двумя человеческими головами и хвостом скорпиона. Спасения от этого существа нет. Jaculique volantes - двуглавый змей с лапами орла и пернатыми головами свил себе на гравюре гнездо в ветвях дуба и готовится ринуться на голову проходящих мимо беспечных селян. Рекомендуется для защиты от него носить с собой кошку. Cathoblepos - напоминает покрытого латами вола с непропорционально большой головой, направленной в землю. Сказано, что эта тварь из засушливых южных земель питается ядовитыми травами, потому так раздута от яда, что не может поднять головы от земли. По данными других исследователей Cathoblepos видит под землёй клады, а сам он никакой не бык, а демон, который настолько жаден, что не может оторвать от тусклого блеска золота своего взгляда и потому принужден ходит с вечно опущенным рылом. Сказано так же, что его смрадное дыхание убивает всё вокруг. Единственный способ одолеть Cathoblepos'а - блеском богатств заманить его на дно моря или озера, или реки. В естественной среде обитания это невозможно - тварь живёт в Африканской пустыне...
-
Гениальный мастерский ответ на запрос игрока
-
Грамотная работа с источником помогает не только в науке, но и в бою!
-
Это шедевр, конечно) Специально вернулся, когда плюсомёт откатился
-
На самом деле ты мог бы сделать модуль, целиком состоящий из таких вот зарисовок.
Все равно бы плюсовали.
|
|
|
|
|
|
-
Равнодушно смотрела в окно, пока ободки вокруг ее зрачков посверкивали серебром, считывая информацию и проявляя произошедшие в этом переулке события. и изящно покинула его, шлёпнув устойчивыми каблучками по покрытию земли. Приподняв бровь, с нарочитым удивлением задаёт вопрос. Класс, просто класс
|
|
-
Несложно прочитать их хмурые лица: они ненавидят вас, вурма, короля Морвана II. Возможно, вурма всё-таки больше. По-крайней мере ни вы, ни король не опускались до того, чтобы переворачивать их лодки и жрать купающихся детей.
|
-
Дезертирующие деревья это топ
-
Да, черт возьми, дерево дезертир! Ха!
|
-
Классный парень. Ну и поскольку тыл прикрывает старый греховодник Карл :))
-
Ну точно, сплавил компанию король, ибо оскорбился досугу их разгульному, […] да еще и вдобавок нарядам щегольским обзавидовался.Вот оно шо!
|
|
|
|
|
-
ссылкаВот это я понимаю, не стратеги и не тактик)
|
-
И знаешь, зачем я здесь. Знаешь, что я обвинитель, судья и палач в одном лице. Поэтому слушай меня так внимательно, как не слушала еще никого в своей жизни. +
|
-
Тема с огромными экзоскелетами неуловимо напоминает слегка "метал гир") Вообще, всё это обилие возможностей исключительно интригует - теперь стало гораздо понятнее, что из себя представляют местные операции.
|
В большом зале Пайка стоял чад кутежа. За грубо сколоченными столами пировало полсотни железнорожденных - от влиятельных лордов до простых капитанов, имевших в распоряжении всего один корабль. Вздымались вверх и сталкивались друг с другом деревянные кружки и резные рога, вино и пиво мешались друг с другом, а споры и хохот сливались в общий гул, в котором сложно было различить отдельные слова.
Однако, гул прекратился, стоило лишь одной фигуре подняться со своего места во главе самого длинного стола. Когда Эурон Грейджой, Король Соли и Скал, выпрямился во весь рост, хлебальники заткнули даже самые пьяные и безбашенные.
- Друзья мои! Мои драгоценные родственники и верные соратники! Давненько лорды зеленых земель не радовали нас своими письмами. Однако, буквально сегодня, ворон из Долины Аррен принес мне вот это!
В его руке, поднятой вверх, развернулся на всеобщее обозрение небольшой свиток. Впрочем, небольшим он казался только в сравнении - для ворона это был едва ли не максимально возможный груз.
- Что там, мой король!?
Выкрикнул чей-то пьяный голос. На что Эурон улыбнулся еще шире и принялся читать, перемежаемый взрывами хохота от аудитории:
- "Лорды Железных островов! Среди вас немало достойных воителей и мореплавателей" - о да, а мы-то и не знали! "и тем не менее вы по какой то причине следуете за Эйроном Мокроголовым" - каково, а? Признавайтесь, капитаны, кто из вас настолько ударился в благочестие, что желает следовать за моим братцем. О, а здесь еще лучше - "Род Грейджоев уже подводил вас в прошлом: поражение в мятеже, решение отдать своего последнего сына на откуп северянам, а сейчас его возглавляет и вовсе человек не способный вести людей в битву." Поняли, да? Вы все, достойные воители и мореплаватели, вручили корону из плавника тому, кто даже в битву людей вести не способен! И так бы и оставались в своем неведении, кабы мудрецы из зеленых земель не открыли вам правду! "Разве может он править железнорожденными? Одна лишь мысль о том, что Эйрон вознамерился занять Харренхол, наследие Харрена Черного, величайшего из королей, отбрасывает тень на вашу честь. " - Все слышали? Мы еще и близко не подошли к тому, чтобы взять нашу древнюю столицу - а у лордиков зеленых земель уже припекает под задницами!
К концу речи Эурона на ногах стояли уже половина зала. Железнорожденные потрясали топорами, сыпали оскорблениями и обещали дому Арренов страшные кары. Но гомон снова затих, когда со своего места поднялся Эйрон Мокроголовый. Лицо жреца Утонувшего Бога было мрачнее тучи, а глаза казались темнее самой глубокой морской пучины.
- Кто написал эту мерзость, брат?
Спросил он голосом, холодным, словно льды далекого Севера.
- Лорд Петир Бейлиш, прозванный Мизинцем.
Ответил ему Эурон.
- Если мой король позволит, я лично отрежу этой собаке его мизинец вместе с языком. И звать его станут Бейлиш Обрезок.
Эурон выдержал паузу, наслаждаясь напряженным вниманием, прикованным к его персоне.
- Нет. Жрецу Утонувшего Бога ни к лицу самолично карать всякого язычника, посмевшего раскрыть свою грязную пасть. То, что мертво - умереть не может.
— оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде.
Наклонил голову Эйрон, соглашаясь со словами своего брата. Но Эурон еще не закончил.
- Однако, это не значит, что мы оставим это письмо без ответа. Но вместо того, чтобы слать ворона, уподобляясь трусам из зеленых земель, мы пошлем им посольство. Голосом Железнорожденных будет говорить достойный - тот, кто сможет ответить за наши слова там же, где они прозвучат.
Железнорожденные возбужденно загомонили, приветствуя мудрость решения и наперебой предлагая себя в качестве посла. Поднятая вверх рука правителя заставила их вновь притихнуть
- И нет здесь никого более достойного, чем мой второй брат. Виктарион!
Доселе не поднимавшийся с лавки, Виктарион Грейджой молча выпрямился во весь свой богатырский рост, исподлобья глядя на Эурона.
- Ты возглавишь посольство в земли Арренов.
- Как пожелает мой король.
Без слов было ясно, почему Эурон сделал именно такой выбор. Отправить в Орлиное Гнездо кого-то незначительного - значило бросить Арренам в лицо явное оскорбление. Но при этом король не собирался терять кого-то их своих лучших сторонников, если лорды Долины решат взять посла в заложники. Виктарион же был его главным соперником на вече - и последним, кто преклонил колено перед новым Королем Соли и Скал. Если он сгинет в зеленых землях - Эурон страшно отомстит их обитателям. Но горевать о его смерти - не станет.
_____________________________________________________________________________________________
На фоне собравшихся на совет лордов Долины - не обделенных ни силой, ни ростом, Виктарион Грейджой возвышался, словно одинокий дуб в березовой роще. Несмотря на то, что Эурон лишил его права командовать Железным Флотом, он так и не расстался с плащом лорда-капитана. Девять слоев золотой парчи были сшиты в виде кракена дома Грейджоев, щупальца болтались у голенищ. Поверх кафтана из черной вареной кожи надета кольчуга, на поясе висели кинжал и меч. Руки Виктариона, сами похожие на два бревна, были сложены на груди, а густой голос гремел, отражаясь от стен зала.
- По всем законам - старому и новому, Железных островов и зеленых земель - за клевету полагается вира. Лорд Бейлиш, прозванный Мизинцем, был изобличен в клевете и лжи, которую он не посмел даже озвучить сам - а лишь трусливо прислал ее с вороном. И вот теперь, лорды Долины, я - Виктарион Грейджой, стою перед вами и требую положенной виры. Чем вы заплатите ее?! Железом?!
Здесь острый взор Виктариона уперся в непроницаемое лицо Джона Аррена.
- Или золотом?!
Здесь взгляд бывшего лорда-капитана стал презрительным и заскользил по толпе, выискивая тонкую фигуру Петира Бейлиша.
|
0. И что все это такое?
Если вы читаете строки, то вы либо пришли посмотреть на блог Гримсона и прекрасно знаете, кто он такой, либо же просто пытаетесь понять, что это за модуль - не модуль. Поэтому я готов предположить, что первый пост многим будет совершенно не интересен, но, тем не менее, должен его написать.
Итак, поехали. Позвольте представиться, Гримсон. Именно так, в русском написании. Я достаточно долго пробыл на этом ресурсе админом, а сейчас - просто обычный пользователь. Вы, наверное, могли заметить, что этот пост написан он имени другого пользователя, Grimson. Это тоже я. Мой клон. Сразу сделаю оговорку, что создание клонов на этом ресурсе запрещено, кроме случаев, когда это согласовано с администрацией. В данной случае создание клона было согласовано. Он не будет использоваться нигде, кроме этого модуля. Причина такого трюка достаточно банальна - я не хочу, чтобы мой основной аккаунт мог получить какие-либо "плюсы" за неигровые посты. Но про плюсы мы поговорим отдельно.
Теперь про троллей. Можете посмотреть на картинку персонажа. А также на картинку в моем профиле (Гримсон). Это тролль. Старый тролль. Норвежский тролль. Когда-нибудь я вспомню про песню про троллей. Но не суть. А важно вот что. Когда-то я пришел на этот ресурс, и здесь уже были гоблины. Модераторы в смысле. Откуда повелось, что модераторы - гоблины - это уже не ко мне. А потом повернулось так, что я стал одним из трех администраторов ресурса (здесь требуется отдельный рассказ). И мы разговаривали и думали, как бы себя назвать. Нужно что-то больше гоблинов... Могли и орками назваться, кстати. Не помню уже, кто предложил троллей, но это сразу показалось всем прикольно. Тут и современные ассоциации с троллингом, и правда что-то типа гоблина, но посерьезней. А еще другой админ, Одинариус, сокращался до Одина. И тут опять прослеживается северная мифология. Тогда и эта картинка появилась, а слово закрепилось.
На картинке тролль старый. Частично превратившийся в камень. Это про меня, наверное, да. Когда тут недавно играющие со мной узнали, сколько мне лет, чуть на вы не захотели перейти. Да нет, лет вовсе не так и много, сорока пока нет. Хотя близко. Но тролль все равно старый получается.
И вот этот старый тролль Гримсон, бывший админ этого ресурса, будет вот здесь писать всякую ерунду про этот ресурс, ролевые игры и вообще. И спрашивается, а на кой это вам сдалось? Да вот понятия не имею. Но можете подписаться на блог.
-
Интересно. Читается легко.
-
Пока мы не говорили отдельно о плюсах, держи) Если тут нужен ещё один блог, то, пожалуй, именно от тебя.
-
Желаю удачи с блогом!
-
Даёшь адекватный бложек про ролевые события про мировые новинки ну такое да, про личные какието моменты.А я чё я ничё я мимо проходил решил зайти на огонёк.
|
|
|
|
|
|
-
Застывшие взгляды спрятаны за пластиком окуляров, синим как небо, которого эти люди никогда не видели. Класс. Не первый такой момент, тоже комплексно.
|
|
|
|
|
|
|
Море пробуждалось. Волны росли под натиском ветра и орошали брызгами борта кораблей. Эйерон слышал в глубине глас Утонувшего Бога, вещавший: в этот день я буду с тобой, верный мой раб. Ни один безбожник не сядет на мой Морской Трон.
Утопленники нашли его здесь, под ребрами Нагги, прямого и сурового, с развевающимися на ветру волосами.
— Время пришло? — спросил Рас.
— Пришло, — кивнул Эйерон. — Идите и созовите всех.
Утопленники, стуча одной палицей о другую, двинулись вниз.
Треск поднялся такой, будто сто деревьев разом застучали ветвями. Бум-бум-бум, начали бить барабаны. ААААААААОООООООО, запели боевые рога. Люди, бросая свои костры, шли к чертогам Серого Короля: гребцы и кормчие, корабельщики, воины с топорами и рыбаки с неводами. Одних сопровождали рабы и морские жены, других, часто ходивших в зеленые земли, — мейстеры, певцы и рыцари. Простолюдины, невольники, дети и женщины охватили подковой подножие холма, капитаны и короли всходили по склону. Эйерон видел веселого Зигфрида Стонтри, Андрика Неулыбу, посвященного в рыцари Харраса Харло. Лорд Бейелор Блэкрид в собольем плаще стоял рядом со Стонхаузом в потертой тюленьей коже. Виктарион возвышался над всеми, кроме Андрика, — без шлема, но в доспехах и в золотом кракеновом плаще. Быть ему королем, думал жрец. Кто усомнится в этом, посмотрев на него? Мокроголовый воздел костлявые руки. Рога, барабаны и голоса умолкли, утопленники опустили палицы. Лишь рокот волн, который не дано унять человеку, звучал как прежде.
— Из моря мы вышли и в море вернемся, — начал Эйерон — тихо, заставляя собравшихся напрягать слух. — Штормовой Бог в гневе своем сверг Бейлона с высот его замка на камни, но теперь он пирует в водных чертогах Утонувшего Бога. — Жрец поднял глаза к небу. — Умер Бейлон! Умер железный король!
— Король умер! — хором подхватили утопленники.
— Но то, что мертво, умереть не может — оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде! Брат мой Бейлон, чтивший старый закон и плативший за все железом, Бейлон Смелый, Бейлон Благословенный, Бейлон Дважды Венчанный, вернувший нам наши вольности и нашего бога, — Бейлон умер. Но железный король восстанет, и взойдет на Морской Трон, и будет править нашими островами.
— Король восстанет! — откликнулся хор.
— Воистину так. — Голос Эйерона загремел, как прибой. — Но кто он? Кто сядет на место Бейлона? Кто будет править священными островами? Здесь ли он? — Жрец раскинул руки. — Кто будет у нас королем? _________________________________________________________________
У Эйерона сводило живот, и ему казалось, что шум прибоя усилился. Пора уже Виктариону заявить о себе.
— Кто будет у нас королем? — снова возгласил жрец, но на сей раз его горящие черные глаза отыскали в толпе брата. — Девять сыновей родилось от Квеллона Грейджоя. Один из них превзошел всех братьев могуществом и не ведал страха.
Виктарион, встретившись с ним взглядом, кивнул. Капитаны расступились перед ним, и он взошел на ступени.
— Благослови меня, брат. — Виктарион стал на колени, склонил голову, и Эйерон оросил его чело соленой водой из меха.
— То, что мертво, умереть не может, — промолвил жрец, и Виктарион завершил:
— Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде.
Когда он встал, внизу выстроились его заступники, прославленные бойцы: Ральф Хромой, Рыжий Ральф Стонхауз, Нут-Цирюльник. Стонхауз держал знамя Грейджоев — золотой кракен на черном, как полночное море, поле. Как только он развернул его, капитаны и короли стали выкрикивать имя лорда-капитана. Виктарион дождался, когда они умолкнут, и начал:
— Все вы меня знаете. Если хотите услышать сладкие речи, поищите их в другом месте. Я петь не мастер. У меня есть топор и вот это. — Он покачал вечу два огромных своих кулака в кольчужной броне, а Нут поднял над головой устрашающий боевой топор. — Я был хорошим братом, — продолжал лорд-капитан. — Когда Бейлон задумал жениться, он послал на Харло за своей невестой меня. Я командовал его ладьями во многих сражениях и был побежден лишь однажды. После первой коронации Бейлона я отплыл в Ланниспорт, чтобы подпалить львиный хвост. Во второй раз он доверил мне освежевать Молодого Волка, если тот побежит в свое логово. От меня вы получите больше, чем получили от Бейлона. Вот все, что я хотел вам сказать.
ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН НАШ КОРОЛЬ! — закричали его заступники, а из сундуков полилось серебро, золото, драгоценные камни — богатейшая военная добыча. Капитаны принялись хватать самое лучшее, повторяя клич: — ВИКТАРИОН! ВИКТАРИОН! ____________________________________________________________
Но весь этот гвалт рассек, как удар меча, голос рога.
Раскаленный зловещий вопль, повисший в сыром морском воздухе, пронизывал тело до самых костей. ААААААААААААРРРРРРРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ! В рог дул человек Эурона, бритоголовый и страшный. На руках у него сверкали золотые и опаловые браслеты, широкую грудь украшала татуировка в виде хищной птицы с окровавленными когтями.
Витой черный рог, который он держал обеими руками, был длинней человеческого роста. Его скрепляли кольца из красного золота и темной стали. Когда рог звучал, казалось, что вырезанные на них иероглифы древней Валирии загораются красным огнем.
- ААААААААААААРРРРРРРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!
Ужасный звук, исполненный боли и ярости, терзал слух. Эйерон, зажав уши, стал молить Утонувшего Бога послать могучий вал и захлестнуть рог, но тот продолжал завывать. Это зов самой преисподней, хотел крикнуть жрец, но его все равно бы никто не услышал. Надутые щеки разрисованного трубача обещали вот-вот лопнуть, птица на его груди словно порывалась взлететь. Древние знаки раскалились уже добела. Рог ревел, и эхо, рожденное им в холмах, отражалось от гор Большого Вика по ту сторону залива, заполняя собой весь мир.
Всем уже мерещилось, что этот рев будет длиться вечно, но тут он умолк.
Трубач, выдохшись наконец, пошатнулся и чуть не упал. Орквуд с Оркмонта подхватил его под руку, Лукас-Левша Кодд принял у него рог. Жерло рога дымилась, а на губах трубача жрец разглядел кровавые пузыри. Птица у него на груди тоже сочилась кровью.
Эурон Грейджой взошел на холм медленно, и глаза всего веча неотрывно следили за ним. Чайка над головой кричала не переставая. Безбожник не может сидеть на Морском Троне, твердил про себя Эйерон. Однако он не мог помешать брату высказаться, и его губы шевелились в безмолвной молитве.
Заступники Аши и Виктариона расступились. Жрец сделал шаг назад, опершись рукой на холодное ребро Нагги. Эурон, став на пороге чертогов Серого Короля, обратил свой улыбчивый глаз к капитанам и королям, но жрецу виделся и другой его глаз, тот, который Эурон прятал.
— Железные Люди, — сказал Вороний Глаз, — вы слышали, как трубит мой рог. Теперь выслушайте меня. Я брат Бейлона, старший из живых сыновей Квеллона. В моих жилах течет кровь лорда Викона и Старого Кракена, странствовать же мне довелось дальше, чем им обоим. Лишь один из ныне живущих кракенов никогда не испытал поражения. Лишь один никогда не сгибал колена. Лишь один дошел до Асшая через Край Теней, где видел чудеса и ужасы, не поддающиеся воображению…
— Если тебе так понравилось там, отправляйся обратно, — крикнул розовощекий Кварл-Девица, один из заступников Аши.
Вороний Глаз не снизошел до ответа.
— Мой младший брат хочет завершить войну Бейлона и взять Север. Моя дорогая племянница сулит нам мир и сосновые шишки. — Темные до синевы губы искривились в улыбке. — Аша предпочитает победу поражению, Виктарион мечтает о королевстве вместо жалких клочков земли. Со мной вы получите и то, и другое. Вы прозвали меня Вороньим Глазом, а у кого же глаз острее, чем у вороны? После каждой битвы вороны слетаются сотнями и тысячами на трупы убитых. Смерть они видят издалека. Я вижу и говорю вам, что Вестерос скоро погибнет, и те, кто пойдет за мной, будут пировать до конца своих дней. Мы, Железные Люди, некогда были завоевателями. Молва о нас гремела повсюду, где слышался шум прибоя. Брат предлагает вам довольствоваться холодными и мрачными землями, племянница обещает и того меньше… я же дам вам Ланниспорт, Хайгарден, Бор, Старомест. Дам Простор и речные земли, Королевский и Дождливый леса, Дорн и Марки, Лунные горы и Долину Аррен, Тарт и Ступени. Вестерос будет наш целиком! — Он бросил взгляд на жреца. — К вящей славе Утонувшего Бога, само собой.
— ЭУРОН! — крикнул Лукас-Левша Кодд.
— ЭУРОН! ВОРОНИЙ ГЛАЗ! ЭУРОН! — завопил Рыжий Гребец.
Немые и черномазые с «Молчаливого» раскрыли сундуки Эурона и высыпали дары. Жрец услышал голос Гото Харло, набравшего полные руки золота; к нему присоединились Горольд Гудбразер и Эрик-Молотобоец.
— ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН! — Крик разрастался, переходя в рев. — ЭУРОН! ВОРОНИЙ ГЛАЗ! ЭУРОН КОРОЛЬ! — Точно сам Штормовой Бог вещал из грозовых туч над холмом Нагги: — ЭУРОН! ЭУРОН! ЭУРОН!
Даже жрец порой сомневается. Даже пророка порой посещает ужас. Эйерон Мокроголовый больше не находил в себе бога. В громе голосов, выкрикивавших имя его брата, ему слышался скрежет заржавленных дверных петель.
-
Хах, а я думал, что это у меня много текста. Класс, чувствуется знаток вселенной - шикарный пост. Хотя это Дорн и Марки он зря, конечно :)
|
|
|
|
Мир пал. Сабелла, что цеплялась за свою правду и своё прошлое, за тоненькие ниточки надежды, осознала это впервые на той площади, когда ручку ее сжимала крепкая рука Мэтта. Когда слова его вонзались в уши, а сознание едва ли не уходило. Папа мертв. Мама мертва. И брат тоже. Правда обрушилась на неё слишком внезапно и малышка споткнулась, потеряла равновесие, растерянно повисла на руке своего защитника. Столь же растеряно и тихо извинилась, направляясь дальше. Сосредоточившись только на простых движениях. Топ-топ. Переставлять ножки. Вперёд и вперёд, не оглядываясь. Папа, мама и братик... - Знаю, - шепотом, сквозь слезы ответила тогда Белла. Вытерла глаза и сжала кулачок. - Знаю. И не забуду. Предателей и изменников, истинных цареубийц. Тех, кто ворвался в ЕЕ дом, неся смерть. Пригретых змей, показавших жало. Глаза в тенях и лживые языки. Она не забудет.
Прошлое осталось далеко за спиной. Растворилось с плачущей Кэтрин и напряженным Мэттом. Свернуло за угол вместе с конем сира Дункана. Впереди лежало будущее. Затерянное в укромной долине, посреди величественного леса, подоткнутое грядой невероятных гор, уходящих вершинами к богам. Белла долго привыкала к новому быту. Привыкала к тому, что о ней больше не заботятся нянечки или милая Кэтрин. Привыкала к самостоятельности и одиночеству, враз навалившемуся на маленькую девочку, лишенную прошлого, отсечённого от всего, что было ей любо. Передав своего драгоценного дракончика сиру Дункану, Сабелла словно приняла для себя это важное решение - теперь она не принцесса. Теперь она только девочка и будет ей до тех пор, пока не придёт время расправить крылья. А оно придёт. Она точно знала.
Ее кошмары почти закончились. Свежий воздух и близкое присутствие Бэрримора хранили покой, вселяли какую-то уверенность. Малышка лучше спала ночами и довольно быстро привыкла к их новому убежищу, получая искреннее удовольствие от новых впечатлений. Она никогда не нарушала запрета Бэрримора и не пыталась спускаться к городку. Люди... Люди перестали ее волновать и занимать. Люди таили в себе предательство, опасность и зло. Скрытое зло. Лес был куда надежнее и понятнее. Сначала девочка уходила недалеко, боясь заблудиться. Осторожно гуляла по окрестностям и привыкала к дикой природе, наблюдая за птичками, белками и зайцами. Училась ходить тихо, училась «видеть». Давалось ей это не особо удачно, но она не унывала и вскоре сама повисла на Бэрриморе, прося научить ее читать следы и охотиться. Жалость к милым зверушкам закончилась там, где начался голод. Мясо не появлялось волшебным образом на столе, девочке пришлось увидеть, как сдирают шкуры, сливают кровь и разделывают туши. И вскоре она уже просила охотиться вместе. На рыбалку Белла ходила с таким же восторгом. Это была возможность посидеть на берегу и завалить Бэрримора очередной порцией своих бесконечных вопросов и рассказов. Белла замкнулась в себе, но рыцарь оставался тем единственным человеком, с которым она оставалась прежней. Она делилась с ним своими скромными прогулками и путешествиями, активно помогала по дому и с огромным восторгом приняла предложение обучиться сражаться на мечах. В ней сидело что-то. Что-то, что она пока не понимала. Что-то, жаждущее крови и мести, жаждущее справедливости. И ради этого Белла была готова стараться изо всех сил, каждый день и даже больше, лишь бы уметь постоять за себя. Она больше не хотела бояться.
Тем морозным утром она увлеклась откапыванием съедобных корешков из-под снега и ушла слишком далеко. Внимание ее привлёк скулёж и крики боли. Крики животного. Обрадовавшись возможной легкой добыче, девочка сразу рванула туда, но вовремя одернула себя и настороженно подкрадывалась последние метры. Когда перед ее взором предстал щенок, поливающий кровью снежную насыпь, Белла хмуро оглянулась по сторонам, словно боясь что откуда-то выскочит владелец капкана. Но время шло, животное билось в агонии, а никто другой не подходил. Чем-то этот волчок напоминал ей ее саму. В родном лесу угодивший в предательский капкан, оставленный и брошенный, совсем одинокий. Поджав губки, девочка поискала какую-нибудь толстую и крепкую палку, подходя к щенку. - Тише, не вой, - серьезно сказала, - я знаю что больно. Но надо потерпеть. Она подошла без страха и протянула руку, готовая к тому, что ее сейчас тяпнут за пальцы. Надо было как-то прижать его, чтобы он не метался еще больше... И она рискнула, второй рукой с помощью палки и «рычага» разводя капкан. - Вот так. Не скули. Нельзя плакать. Она сама шмыгнула носом и сняла платок, перевязывая малышу рану. - Надо быть сильным. И подняла его, чтобы отнести домой, тщательно заметая следы.
|
|
-
Или ты только разогревать женщин умеешь? :)
Интересный поворот с Циракхом и клятвой. Я пока не понимаю до конца, к чему это может привести и как обернуться, но уже сейчас имеется очень много вариантов действий в дальнейшем.
|
|
Как привыкнуть к новому миру? К новой постели и новым стенам вокруг? К людям, которых она совершенно не знала? Как привыкнуть к потери и смириться с тем, что есть рана, которая никогда не заживет? Сабелле повезло. Она была в том возрасте, что помогает сгладить углы, найти быстро новые точки опоры. И ей повезло вдвойне - ведь ее сейчас буквально окружили заботой и пониманием. Малышка быстро привязалась к своим новым друзьям. К молчаливому и угрюмому Мэтту, в котором быстро разглядела верного добряка. Того, на кого можно положиться. Она любила рассказывать ему о своей жизни и в итоге осмелела достаточно, чтобы залезать ему на колени и засыпать там, словно котёнок. С особой теплотой относилась она и к его жене. Кэтрин. Тоскуя за маминой лаской, девочка льнула к этой женщине за тем, чем она была готова делиться с осиротевшей девочкой.
Нет, грусть и тревога не прошли. Даже после пробуждения сира Бэрримора Белла не чувствовала себя более в полной безопасности. Ее часто преследовали кошмары о том полу-звере полу-варваре. О криках во дворце. О падающих гвардейцах. Эти кошмары не давали покоя и часто ночью девочка приходила к своему рыцарю, стараясь бесшумно и осторожно лечь под его бок, чувствуя себя так более защищённой.
Та откровенная речь в тихом полумраке кухни надолго запомнилась ей. Вошла в душу и осталась навсегда, свернувшись чем-то тёплым и приятным. Тогда Сабелла смотрела на Мэтта широко распахнутыми глазами, не понимая половины из того, что он говорил. Но запоминая. И вздрогнув от удара кулака об стол, девочка вскинула гордо голову, сверкнув острым взглядом. - Король - мой папа. И никакой Мортеган его не заменит.
Бредя по улицам города в своей королевской накидочке, маленькая принцесса чувствовала какое-то непонятное волнение. Страх и ужас. Словно из каждого переулка, из-за каждого угла на неё смотрят злые глаза. Будто стоит только раз оступиться и случится что-то непоправимо-ужасное. Что-то кошмарное. Она шагала в своих походных ботиночках и сжималась в комочек, растеряно натыкаясь на людей, прошмыгивая под их ногами. Пока не добралась до площади, где и началось ее первое осознание взрослой жизни. Слушая слова герольда, Сабелла белела все больше и больше, сжимая ручки в кулачки. Она не понимала, как так. Что за чепуха? Почему Мортеган берет «бремя королевской власти»? Ведь король ее папа. Ее отец! Она уже готова была крикнуть это, выскочить вперёд, но на плечо легла тяжелая рука и малышка вздрогнула, увидев Мэтта. Сжав губки, она позволила ему уводить себя прочь, не смея больше сопротивляться. Только оборачиваясь обратно, чуть не свернув шею. - Для моего блага? - Тихо спросила и не узнала свой голос. - Для моего блага?! Что с папой?! ЧТО С ПАПОЙ?!
Прощание оказалось неожиданно болезненным. Маленькая принцесса успела привязаться к этим людям. Она ходила за Кэтрин хвостиком, помогая собираться. Прощалась с псом, долго сидя с ним. Ворчливо спрашивала у Бэрримора почему это им так срочно надо ехать и почему они не могут остаться здесь подольше. Обхватив шею хозяйки дома ручками, Сабелла к ней прижалась и погладила по волосам. Будто успокаивая. - Все будет хорошо, - храбро и уверено сказала, а потом глянула на Мэтта. Губки ее снова сжались и девочка подбежала к гиганту, обхватив его за ногу. - Вот, это тебе, - буркнула, протянув плетённый ремешок из кожаных ленточек, который сделала от скуки на досуге. Сабелла долго махала рукой, доставляя неудобства сиру Бэрримору, а затем, шмыгнув носом, повернулась и тронула поводья. - Я могу повести. Правда-правда.
Она крутила головой и наслаждалась видами дикой природы. Глубоко вдыхала запах сосен и совсем не ожидала очередного подвоха. Когда мужчины спешились и стало понятно, что и с сиром Дунканом надо прощаться, Сабелла топнула ножкой. Да что ж это такое! - Нечестно, - засопела она, глядя на Бэрримора, а затем перевела взгляд на вспорхнувшего в седло рыцаря, что поклялся ей в верности. - Стой! Догнав, девочка долго переминалась, сомневалась, но все-таки протянула ему свою самую дорогую драгоценность - игрушечного дракончика. - Чтобы не грустил. А я уже взрослая, мне не надо больше. Только заботься о нем.
Снова оказавшись в седле, Белла покосилась через плечо на сира Бэрримора. - Куда мы едем?
-
- Король - мой папа. И никакой Мортеган его не заменит. Очень надеюсь, что после перерыва всё-таки получилось настроиться =) Обожаю Беллу, по-прежнему выше всяких похвал. Мило, трогательно, очаровательно.
|
-
Когда-то Кравенский пытался сломать мою игру схожими способами - когда персонаж делает то, чего от него не особенно ожидаешь или ожидаешь в последнюю очередь. По-настоящему сильного мастера выдаёт то, что он резолвит подобные заявки стильно и органично, создавая у игрока ощущение действительно гибкого и интерактивного РП. Ну и Риш жалко, да.
|
-
«Всегда в твоём сердце, моя Мирайа». Можно было бы погрустить, но Мирайа доставила слишком много проблем перед окончательной смертью. И вот это класс. Воздух зазвенел от холода. По красной почве пошёл иней, морозная рябь. Вообще, какая-то совершенно лютая жесть подкралась достаточно незаметно. Очень классно, спасибо
|
|
|
|
|
|
-
- Фотки для журнала «Дно Жизни»? прорезая влажный темный воздух крошечным лучиком тепла. Она зло выпустила сизый дым в козырёк, - Говори когда и куда. Эксцентричная персона, конечно. Необычно, на стиле
|
-
Сцена топ просто. Ультимативная брутальность зашкаливает, на стиле, чистое шоу!
|
Как легко жизнь делает виток, сменяя курс, казалось бы, нерушимых постулатов. Негласных правил, которые никто не мог нарушать. Вот, только прошлой ночью она засыпала в своей великолепной спальне, в окружении привычных вещей, теней, которые со временем перестала бояться.. А в следующую лежит уже на чужой постели чужого дома, крепко прижимая дракончика, как последний крючок к прошлой жизни. К настоящей жизни.
Все то время, что они проделали путь к этому дому, Сабелла вела себя тише мыши и ниже травы. Она будто застыла, заморозилась, окаменела. Спокойно отдалась в руки незнакомой женщины, послушно и молчаливо позволила ей отвести себя в комнату, и также послушно сложила вещи на указанный стульчик. Понимание и истерика нашли ее уже в кровати. Укрывшись крепко одеялом, уткнувшись в мягкую подушку, ощущая медленно уходящий из постели холод, она тихо разревелась. Глотая слезы, боясь, чтобы ее, не дай боги, никто не услышал. Грызла кулачок и ещё крепче прижимала дракончика к груди. Если бы кто ее нашёл в это время и спросил в чем дело, она бы не смогла сформулировать свои мысли. Просто.. это было внутреннее понимание, осознание, что она потеряла нечто очень важное. Бесценное. И потерялась сама. В чужом доме. В чужой семье. В чужой ночи.
Утром Белла спустилась вниз в одной рубашке. Лохматая, как черт, и такая же хмурая. Опухшая после бессонной ночи в слезах, растерявшая весь свой обычный оптимизм и детскую непосредственность. Некоторое время на рассвете она ещё ждала, сидя на кровати и свесив ноги, что сейчас придут гувернантки и приведут в порядок ее буйную шевелюру. Но никто не пришёл. А сама она управляться расческой не умела. Поэтому, в знак протеста девочка ещё больше взлохматила свои волосы у зеркала, взяла подмышку дракончика и спустилась вниз, чтобы оценить потухшим взглядом стол. Живот предательски заурчал, но Сабелла, ни на кого не посмотрев и не отреагировав на приветствия, просто развернулась и вышла. Разве кто-то мог понять ее?..
Первым же делом она попыталась проникнуть к сиру Бэрримору. И первым же делом наткнулась на строгость хозяина этого дома, поймавшего ее умело за шкирку и выдворившего прочь. Это стало первым ее бунтом. Она принцесса, в конце концов! Кто ей смеет запрещать проведать своего рыцаря?! Ох, что она только не выдумывала, чтобы попасть за эту проклятую дверь. И пряталась, и выжидала, и маскировалась. Ползла туда ночами, громко ругалась с Хорнвудом. В конце концов это стало уже игрой в упрямство. Белла не сдавалась, не сдавались и домочадцы. Впрочем, победить девочка не смогла, поэтому начала подкладывать в щелочку для своего друга и защитника рисунки, которые рисовала во время своего заточения. Там были и турниры, и кони, и страшный человек-медведь, от которого маленькую девочку в платьице защищал преданный рыцарь.
С удивлением для себя Сабелла нашла себе друга. С удивлением, потому что в первые дни она его и боялась, и терпеть не могла. Мэтт Хорнвуд. Человек, на которого не действовало ни обаяние, ни положение маленькой принцессы и с которым они были в состоянии холодной войны. Когда голодовку терпеть стало уже невыносимо и Сабелла за очередным ужином сдалась, осторожно пробравшись на кухню, она надеялась, что там никого не окажется. Но застала хозяина своего прибежища. Ретироваться было уже как-то стыдно и малышка с важным видом сама начала накладывать себе в мисочку, едва не перепутав кашу для собак с человеческой пищей. Первые его попытки заговорить она игнорировала. Сидела молча, не отвечала на вопросы. А когда он замолчал и ее ложка пару раз звякнула в гнетущей тишине, Сабелла не выдержала. Ее будто прорвало. Она начала говорить с нарастающим темпом, рассказывая о том, как скучает по брату. Какой у неё прекрасный отец и какая волшебно красивая мама. Что они обязательно найдут ее и все станет как прежде. Слезы текли в кашу, девочка то и дело шмыгала носом, размазывая по лицу и лохматым волосам соленую влагу. Она и не заметила, как ей стало легче.
После этого случая Белла уже сама искала и ждала каждый вечер встречи с Мэттом. Первая боль прошла, малышка убедила себя в том, что все это временные неудобства и скоро все и правда наладится. Надо только переждать. К ней начала возвращаться бодрость и привычный всем светлый позитив. В комплект к которому шло чудовищное любопытство. За эти несколько недель, умирая от тоски в своем ограниченном пространстве, Сабелла успела перезнакомиться со всеми, узнав все, что только могла узнать. Вплоть до того, как звали первую собаку Кэтрин и когда Мэтт стал таким здоровяком. Она приставала к Дункану, интересуясь его прошлой жизнью. И, конечно, почти не отходила от сира Бэрримора, когда к нему наконец-то начали пускать. В первый же раз принцесса влетела в его комнату и прыгнула на него, тут же начав щебетать о том, как она скучала, и как все неправильно, и что ей ничего не разрешают и ничего не говорят. Сотни жалоб, сотни слов в минуту. И крохотные ручки, что крепко-крепко обнимали шею старого рыцаря. Рыцаря, отдавшего больше, чем нужно было для спасения одной маленькой принцессы.
С каждым днём энергия копилась в Белле все больше и больше, а девать ее стало уже совсем некуда. Что-то она тратила на помощь Кэтрин по дому, учась впервые вытирать пыль, мыть посуду, стирать белье и даже упрашивала разрешить помочь в готовке. Что-то уходило на пролистывание книг с картинками и рисунки. На чтение вечерами для Бэрримора. Но в итоге этого стало не хватать. Время шло, а Беллу так и держали в неведении. Смириться с этим она никак не могла. И начала совершать первые попытки побега.
-
Впрочем, победить девочка не смогла, поэтому начала подкладывать в щелочку для своего друга и защитника рисунки, которые рисовала во время своего заточения. Там были и турниры, и кони, и страшный человек-медведь, от которого маленькую девочку в платьице защищал преданный рыцарь. Как мило)
Прекрасный пост, очень умело передающий ту болезненную атмосферу взаимоотношений с ребёнком в чужом доме после трагедии. И поведение самого ребёнка, собственно. Особенно такого, как Белла) Я в некотором роде знаю о чём говорю, так что да, тронуло.
|
С самого начала этого дня Салливан себя никак не проявлял. Вначале было слишком ошеломительно, люди, высадка, инструктаж и сразу в бой. Потом, потихоньку придя в себя, парень начал осознавать и своё положение, и предполагаемое будущее, а потому начал решительно действовать с целью выживания. При всём этом он не ощущал никакой привязанности или каких-то эмоций к людям, его окружавшим. К людям, которые умирали вокруг и что-то делали. Единственные, кто хоть как-то отложился в сознании новоиспечённого солдата - Онни Ярвинен, лейненант Стокманн и Конор Солд (хотя последний совершенно точно был говнюком). Именно поэтому, когда бойцы начали по одному покидать свои боевые позиции, позорно оставляя безымянных защитников из числа тех, кто работал в учебном центре, умирать - Джей серьёзно разозлился. "Ублюдки" - рычит Стокманн и это понятно. - Трусливые куски дерьма! - добавляет от себя Салливан. Прямо в эфир. Потому что, казалось бы, бесполезные усилия по сдерживанию НОДов на самом деле не были бесполезными. Каждый выстрел был важен. И теперь за линией поля было аж семь смертоносных роботов, вырубавших всех подряд!
Что в это время делал капитан? Спасал свою бабу. А точнее - забрал с собой двух бойцов, поставив жизнь своей бабы выше жизни всех остальных. - Ну что за ебаный день... - вздохнул Салливан, понимая, что кому-то надо будет что-то делать. Видимо, это будет он. Видимо, делать это самое ЧТО-ТО надо уже сейчас, потому что шаттл ёбнулся о землю и шансов спастись больше не будет. Во всяком случае, не в ближайшее время. Очень хотелось выжить, это была основная движимая сила в поведении Джея уже продолжительное время, а так - в течение почти всей его жизни. Но сейчас его бесила трусость окружающих, халатность командира, который так долго пытался показать, какой он крутой бугор, безразличие командования к их жизням.
Во рту появилось неприятное ощущение и лицо перекосило как от него, так и от мыслей. - Ладно, нехуй здесь больше делать. Эй, братан, делай как я! - обратился по каналу связи ко второму оператору меха. Виртуозно и аккуратно подхватывая беззащитные тела вырубившихся солдат, Салливан начал собирать их как ягоды в корзину - он когда-то видел по трансляции похожую рекламу. На Стелларисе никаких полянок с ягодами давно уже не было, но аналогия была понятна. - Слыште, бичи, не стойте столбом, операция провалена. Цепляйтесь спереди за броню, я прикрою, - это уже адресовалось тем, кто мог двигаться и стрелять. Действительно, пропустив под щит НОДов, теперь их уже не выкуришь обратно. Оставалось только пытаться спасти тех, кого можно. Но гнидой Джей не будет, пусть даже этих людей он почти не знает. Это не безымянного петуха оставить на растезание здоровенному нигеру в тюрячке. Это... хуй знает что это, чем потом занимаются роботы-пидоры с пленными, но это явно хуже. Намного хуже. Потому Джей решил спасать, раз может. Кто-то ведь должен?
Тех, кто был обездвижен, солдат закидывал в шаттл как шары в боулинге. G-8, конечно, тот ещё гроб, но, по крайней мере, такие вещи как падения гасит хорошо. - Нихрена, сэр, вы тоже отступаете, - Джей безцеремонно схватил Стокмана и перенес его к кораблю. Что лейтенант мог сделать против меха? - Можете пожаловаться на меня в трибунал или как там называется, - рассмеялся в эфир.
"Вот так, жертвовать собой ради других? Да ну, что за сопли. Выкарабкаюсь. Как-нибудь. Наверное".
|
-
Все это осталось где-то позади, растворилось в голубизне глаз, которой могло позавидовать затянутое туманом и тучами небо. Девушка явно была встревожена - а Ремигий был не из тех, кто способен пройти мимо. Ведь все, чего достаточно Дьяволу для того, чтобы умножить зло на земле и втянуть другого во тьму - это бездействие ближнего.
|
|
|
Стук и крики за дверью заставили аристократку подобраться. Сонливость схлынула, включилась паранойя. Кто так настойчив в столь поздний час? И, лишь узнав по голосу ночного гостя, Шарлотта от ужаса окаменела, стала бледнее простыни, сжала ручонками край одеяла, на выдохе слетело с ее губ: - Уэсли…
Если Хартиган сейчас стоял у ее порога, то, очевиднее некуда, с задержанием одного проходимца возникли какие-то проблемы. У целого отряда? Андерсон обещал, что пойдет не один. Обманул? Хартиган был здесь, он требовал ее, и похоже ничего не боялся… Означало ли это, что Уэсли сейчас… О, как забилось девичье сердце! С болью, с ненавистью к себе, к миру. Молодой офицер накануне «освобождения», он «отбыл свой срок» в этом неприветливом месте, а теперь, не дождавшись наград и новых назначений, сгинул, пытаясь защитить одну заключенную? Шарлотта не была рождена отнимать чужие жизни, но сейчас ей хотелось… Хотелось всадить в черное сердце Рэймонда огромный охотничий нож, по самую рукоятку. Не вернут этим Уэсли, но это место видимо не зря принадлежало преступникам, оно питало душу самыми грязными чувствами, приглашая упасть в эту грязь, ко всем грешникам, испачкаться и увязнуть.
Если бы у Шэри был такой нож… Разъедаемая страхами, болью и ненавистью аристократка около минуты не могла пошевелиться, сдвинуться с места, или что-то ответить. Шок парализовал… Ну почему ее домишко попросту не смыло в океан волной? Когда же вернулась власть над собой, девчонка, как разбуженная лаем кошка, спрыгивает с постели, прижимается спиной к стене и немигающим, опустошенным взглядом утыкается в уличную дверь. Хлипкая преграда продолжает сотрясаться под ударами подлеца. Шарлотта понимает – он не уйдет. Ему ничего не стоило на самом деле просто приложить чуть больше усилий, чтобы вывернуть преграду с петель и замков. - У… У-у-убирайся! – визгливо тявкнула беззащитная Виллоу, в отчаянии схватив табуретку, словно она чудесным образом могла сокрушить кого-то, кто сильнее и злее ее стократ.
|
-
С той лишь разницей, что Лета точно знала - в каждой страшилке есть доля истины. Хорошо. Вообще нравится. А ещё забавно наблюдать, насколько резко контрастирует реакция Леты с реакцией предыдущего охотника)
|
28 июня 2019 года, пятница, три дня до. 19:24:Фрэнк задержался в офисе. Дел в последний перед отпуском день осталось немного, дома ждала нередко истерившая Оливия, завтра обещал придти отец. Цифры на экране монитора сливались воедино, он заметил, что в третий раз пересчитывает уже проверенное. 19:46:Фрэнк отправил законченный документ в печать, откинулся в кресле и потёр уставшие глаза. Всё. Он переключился на браузер, вбил в поиске запрос: "где провести отпуск акция срочно" и кликнул по первой же ссылке. Старый дом где-то в южной глуши, доступная цена, удобные сроки. Для верности он погуглил агенство и, убедившись, что оценки с отзывами положительны, набрал номер. 29 июня 2019 года, суббота, два дня до. 09:59:Звонок в дверь и последовавшие за ним материнский крик "Джинни, открой!", топот маленьких ножек и срежет замков разбавили какофонию городских звуков. На пороге стоял молодой парень в костюме-тройке, явно слишком жарком для летней духоты. Завидев девчонку, он блеснул белоснежными зубами. — Могу я увидеть мистера Фрэнка Питерса? 10:26:Фрэнк снял с ручки колпачок и поставил размашистые подписи на договоре об аренде и копии. Риэлтер широко улыбнулся и стукнул печатью: — Это мне, а это вам, — стопка бумаг разделилась на две части, одну половину парень спрятал в своём дипломате. Ладони исчезли друг в друге. — С вами приятно иметь дело, мистер Питерс. — Он разомкнул рукопожатие, вытянул из нагрудного кармана платок и утёр со лба пот. Лицо его вдруг утратило прежнюю теплоту. — В доме живёт смотритель, мистер Смит. Он позаботится о бытовых вопросах. Вот ключи, — он протянул связку. 16:38:— Какие-то вы торопливые сегодня, — нахмурился давно уже исподлобья поглядывающий на семейство Энди. — Мечете, будто отбирают. Случилось чего? — Мы в отпуск собираемся! — порадовала дедушку Джинни. Лицо Энди вытянулось. 16:42:— Так ты, значит, с отцом, скотина неблагодарная? — выплюнул Энди и глубоко вдохнул, набирая воздух на новую тираду. — Для этого, падла, я тебя воспитывал? Ну, змеюка подколодная! Чёрта с два вы куда без меня поедете. Вертел я на штыке ваш отпуск, но одних теперь не отпущу. Забыли, значит, про меня? Ну-ну. 22:29:Муж с отцом наконец проорались и невестка постелила свёкру в гостевой комнате — Эндрю выпил, поел и наотрез отказался покидать сыновний дом. "Забыть меня решили?" — кричал он. — "Хер вам! Не дам шанса! Сдохну, тогда забудете!". Покидав в сумку всё то, что завтра нужно будет отсмотреть ещё на раз, наготовив на всю семью, Оливия наконец забралась под одеяло. Фрэнк храпел, но к ней сон не шёл. Зажёгся экран ноутбука, засветился пейзажами. Айронвид? 23:10:Интересный факт: поместье стоит на утёсе над рекой и окружено лесом. Интересный факт: семейство Блэквудов, владевшее им три столетия, исчезло в одну ночь. Интересный факт: некогда богатая деревня по соседству ныне вымерла. Иных соседей в пределах пятидесяти миль нет. 01 июля 2019 года, понедельник, сегодня. 14:22:Приехавшая прошлым утром Кэтлин прижималась к плечу Энтони (не столько из-за нахлынувших чувств, сколько из-за тесноты в салоне минивэна, вмещавшего в себя аж восемь человек с багажом) и свободной рукой копошилась в телефоне, время от времени озвучивая наиболее интересные моменты. А именно: 1. Поместье построенно в семнадцатом веке и с тех пор ни разу не перестраивалось, только ремонтировалось. 2. Семейство Блэквудов, построившее его, имело существенное влияние на судьбу штата, занималось благотворительностью, владело немалой частью расположенных здесь предприятий, было одним из богатейших кланов в стране. 3. Расследование его исчезновения не дало результатов, единственным его свидетелем был двенадцатилетний мальчишка — их приёмный сын, чьё имя не разглашалось прессе. 4. До недавнего время поместье "Айронвид" не было доступно для аренды. За исключением нескольких статеек про одержимость полтергейстом на ресурсах, вызывающих сомнения уже дизайном, большая часть упоминаний о нём обрывается почти полвека назад. 5. В наиболее поздней публикации, датированной 6 марта 2019 года, землю, на которой расположен особняк, пустили с молотка. Туристическая корпорация, выкупившая её, в августе собиралась снести все постройки и возвести на их месте отель. Автор заметки призывал читателей подписать петицию о признании поместья историческим памятником, но она набрала лишь двенадцать голосов. 20:35:Смена штата ознаменовалась резким ухудшением погоды. Не успела граница исчезнуть из зеркала заднего вида, как тёмные тучи скрыли солнце, а по ветровому стеклу забарабанили первые капли. 22:12:Из-за бури не было слышно мотора, молнии били одна за другой, казалось, что следующая непременно ударит в минивэн, дрожащий на тонкой полоске серпантина. Резкий порыв ветра совпал с особо скользкой лужей, машина вильнула, шоркнула по ограждению, Фрэнк едва справился с управлением. Сантиметров не хватило до обрыва. 22:27:Из-за стены дождя вдруг вынырнули плетённые ворота с калитками. Запертые. Фрэнк затормозил, остановился и дважды нажал на клаксон. Приехали. 22:28:За воротами не было видно движения. Фрэнк снова погудел. 22:31. Сейчас:Фрэнк взял ключи от поместья и открыл дверцу, отчего весь салон продуло ледяной сыростью, когда одна из калиток вдруг распахнулась.
|
|
|
|
|
-
Они думали, разместиться там предельно компактно - хорошая идея. Думали, "0101111011000101010111!" - "Как замечательно хорошо и уютно мы тут сидим!". Хех, НОДы. Подумайте ещё раз... Это 5)
-
Всё самое прекрасное в комментарии Ищу десантную ячейку НОДов прицелом. Они думали, разместиться там предельно компактно - хорошая идея. Думали, "0101111011000101010111!" - "Как замечательно хорошо и уютно мы тут сидим!". Хех, НОДы. Подумайте ещё раз...
|
-
(((((
-
И ещё он помнил, как обещал родителям вернуться с войны. Словно сторонний наблюдатель, он осматривал развернувшийся вокруг ад: люди в огне, техника уничтожена, всюду дым и кишки. Где-то носятся выжившие, но долго ли они сохранят этот статус, если ничего не предпринять? Мы не сделали из тебя капитана Америку, извини! Спасибо за игру, Вуди хорош. Был хорош)
|
|
Вся система в огне.. Зря эти офицеры так открыто переговариваются. Периферийные миры уничтожены. Что это значит? Карл читал фантастические предположения о уничтожении миров. Достоверно не было известно ничего, но даже сама тень возможной мощи синтетиков напрягала неимоверно. Поговаривали что они вообще считают любую органику - шлаком.
Оклахома потеряна. Братья. Старший и младший. Артур и Джозеф. Мать. Отец. Дед в конце концов. Старая высушенная солнцем коряга. Неужели они все погибли там? НОД не щадит, не берёт пленных. С этих чипованных станется устроить геноцид. Не оставляют они людишек на "потом", чтобы поиграть. Спланировали. Рассчитали. Ударили. Наверное, так. Хотелось сесть и заплакать. Где-то там, на далёкой Оклахоме, под палящим солнцем остались развалины ранчо.
Неужели родина потеряна? Нет больше сладкого сиропа. Вокруг неожиданно всё будто покрылось пеплом, посерело. Должно быть что-то с визором шлема. Надо бы сказать..кому-то. Громада g-8 застыла будто экзоскелет разом лишился питания. Карл закрыл глаза. Надо принять это, смирится. Пережечь это.
Так же как горят плакаты. В белый невесомый прах. Он часто наблюдал за этим. там на своей земле.
Добро пожаловать на Оклахому. Вам здесь понравится. Здесь можно полетать - без флаера, самому. Просто дождитесь смерча- это не так уж и долго, поверьте, на нашей планетке они часто спонтанно возникают. Сядьте на пути его следования с холодным пивом, контейнера, и ждите. Видите? Та белая полоска, высоко в небе. И пылевое облако? Оно близко. Ещё не поздно сесть на своего железного коня, и удрать от него подальше. Молодёжь нередко так испытывала так себя. Садились в свои рыдваны, и подъезжали поближе. Кто ближе всех подъехал, и кого не подхватил смерч - тот молодец.
Кто-то грюкнул по плечу, а затем потащил куда-то к зданиям. Сержант не сопротивлялся. Карл открыл глаза, порывисто вдохнув воздух. Оказывается, он секунд двадцать не дышал. В голове, пульсировало что-то, отдаваясь болью. Ненависть и ярость, перекованная злоба. Вырвать их механические сердца. Выдрать их драную гидравлику. Выбить им шарниры. И бить их током, пока движения не прекратятся. Нет. У них нет нервов. У пехотных НОДов нет даже близко ничего подобного. Боль - это просто сигнал рецепторов о повреждении. Если что-то и есть подобное, то только на узлах. А до туда не так просто добраться. Оклахомец мыслил неправильно, мыслил категориями биологического объекта, как привык, ведь будучи ксенобиологом, и понимал это сам.
Но потрясение, ярость от этого не уходила. Снова прикрыл глаза. Надо делать, то что можешь, и пусть будет то что будет. Так говорил дедушка Карла, Карл. Кажется что он стоит где-то за спиной, заложив руки за спину, и сверля недовольным взглядом ему спину. Какого чёрта его внук тут нюни распускает? Юноша на всякий случай обернулся, но рядом никого не было.
Сажа с визора куда-то исчезла. Показалось, наверное.
- Думаю я, Егоза. - Голос Карла был хриплым и немного нечётким. - Бля. Язык прикусил. Бери щит, укрытие нам всем точно пригодится. Стреляешь ты из рук вон плохо, так что..хех. - налетела громада Бакстера. Броня смягчила удар, поэтому ксенобиолог остался стоять на ногах. Карл рефлекторно обнял громаду. И похлопал по спине.
Слова этого Уолеса жгли душу хуже клейма. Оклахома потеряна. Потеряна. Потеряна. Потеряна. Потеряна. Потеряна. Отчаянный зов о помощи отправленный в пустоту. Но никто не придёт. Космические громадины роботов, с лёгкостью вскрывающую орбитальные станции. Устаревшее оборудование, неспособное сдержать настоящего врага. Пока он тут бегал под крики капитана, его землю утюжила орбитальная бомбардировка. А немногочисленные силы планетарной обороны задыхались в бункерах, спешно экипировались, пытались вспомнить как стрелять и что защищать. Запускали ракеты. Выпускали всю какую ни есть авиацию. Пытались не подпустить врага к космодромам. И гибли. Гаснут точки сопротивления. Методично, одна за одной. Синтеты не допускают ошибок. В последние бункеры наверняка пустили пехоту. Или просто утюжили планету, до тех пор пока ни одного подземного убежища не осталось.
Может удалось организовать эвакуацию, может нет. Неизвестно. Наверное получилось. Может прислали даже помощь - не для того чтобы отбить планету, нет. Для того чтобы вытащить конвои с беженцами. ВКС же своих не бросает.
- Бакстер, Бак.. - боль, душевная боль. Одна на двоих. Семьи, родные, дом, друзья, земля, поля..Всё это сожгли эта погонь. Механическая скверна. Пожиратели миров. Они должны сдохнуть. И он, Карл Уолтерс, сделает всё что может. Чтобы больше это не повторилось. - Мы отомстим. Пока мы живы - Оклахома тоже жива, слышишь, здоровяк? Не забывай. Помнишь? Сильны, едины, работаем, пока не упадём. А теперь - выше нос. Мы ещё выберемся, и узнаем, что там с нашими. - Карл бережно сжал громаду земляка. Чужое горе - это помогает пережить своё собственное. Даже если он оплакивает, то же что и ты сам.
- Бак, они что тебя совсем не подлатали? Ну-ка, пошли к медикам! - оставив Бакстера, уже успевшего заграбастать себе "самую большую пушку в лагере", как мысленно окрестил его оружие Карл пошёл к складу. Махнул рукой Дэлтон. Подошёл к ящикам, с бронёй. Покряхтел. Оставалась одна, последняя. Желающих почему-то больше рядом не было.
- У меня щит сгорел. Я возьму. Беречь всё равно смысла нет. – Говорил Карл слегка отстранённо. – Юна, помоги раздеться, чтоль. – процесс снятия брони слегка затянулся. Нет, не потому что g-8 была плохо сконструирована. Просто Уолтерс слегка тормозил. Вынырнув из экзоскелета, Карл замер, оглядывая себя. Непривычно-то как. Словно..что-то не так. Нет уже ставшего привычным усиления, нет чувства защищённости. Всё-таки g-8 очень неплоха в своём роде. - Забавно. – что именно счёл Карл забавным, он не счёл нужным объяснить, просто хлопнул девушку по плечу ладонью. Звонко эдак. Не будь хлопка, на Егоза бы вряд ли это заметила. Ну и ещё это всё у неё происходило прямо перед лицом.
Коротко хохотнув, сержант принялся облачаться обратно, предварительно перекинув все запасные батареи.
Гранаты. Карл сам не знал, почему именно они. Почему не пусковая установка? Кроме того, что она громоздкая и неудобная. И того, что он понятия не имеет как с ними управляться. Хотя, наверное, там всё просто – наведи на НОДа, зажми курок, выстрели. Возможно, стоило бы и взять их, но в гранатах привлекала..относительно короткая дистанция и простота. А так же то, что одна из них была плазменной.
-
Всплакнул.
-
Очень круто!
-
Хорош, Карл, хорош.
|
-
За Оклахому, Бак!
-
Сильно, хорош.
|
Подошёл какой-то хмырь. Усатый, мордатый, прямо видно - местный ферзь. И ведёт себя как ферзь. Даже капитан по струнке вытянулся. "Полковник, значит. Только нихера у него авторитета не видно, похоже штабной мудила обычный", - пожал плечами в тон своим мыслям. Раз уже даже полковник этот говорит, что они все солдаты - значит так и есть, ни присяги, нихера. "Зато полевые суды теперь на нас распространяются", - эта мысль была уже не такой весёлой. - Ладно, хер с ним, тут бы выжить, - подвёл итог своим размышлениям.
Вид ящиков возле грузовика заставил улыбнуться. Интендант не выжил, за что НОДам большое спасибо. Бери, что хочется, никаких тебе проблем с описями и документами. - Спасибо, сэр, - это уже Стокманну. Нормальный он мужик, а что молчит большую часть времени, так это ещё лучше. Облачившись в броню, Салливан опять ощутил это неуютное чувство, но постарался его прогнать. Никаких проблем на этот раз не наблюдалось, а уж то, что доспех был разблокирован с самого начала давало прямо-таки бурю информации. Чтобы не быть дурачком, Джей напряг стоящего рядом солдата ("по-братски") рассказать о всех фишках и примочках брони. Зачем копаться во всём самому, если опытный пользователь - вот он? Дома никогда не было кайфа самому страдать над руководствами или мануалами, так зачем изменять привычке? - Сэр, разрешите обратиться! А может быть есть ещё какие-нибудь функции есть, о которых нам надо знать? В броне, имею в виду.
Выбирая из предложенного вооружения, Джей думал недолго. Пулемёт ему нахер был не нужен. Тяжелый, неуклюжий. Из такого проще стрелять, когда он зафиксирован. Прошлые два боя показали, что полагаться надо на мобильность, перестрелки на прочность с НОДами чреваты быстрой смертью. В ту же категорию он отнёс и ракетную установку. Вот щит - это была тема. Один в броне, второй в руке. Очень хорошо, очень удобно, при желании можно даже ещё кого-нибудь прикрыть, почему нет? Они ведь, вроде как, отряд теперь. Или взвод.
Эвакуацию им одобрили. Шаттл пришлют. "Но есть один нюанс..." - как в любимом анекдоте дяди Юэна. - Я, бля, уверен - пока будем ждать шаттл - нас здесь придавят. Давайте, может, укрытия какие возведем, - предложение было такое себе. Оглядел развалины зданий и представил, как те прекрасно сладывались при попадании снаряда истребителя НОДов. Или какой-нибудь другой хероты, чем там они стреляют.
|
-
Удивительно, как можно было разворотить комплекс в такой короткий срок, но наибольшее разочарование у Алекса вызвали разрушенные столовка и баня. Только настоящие изверги, которым чуждо всё человеческое, могли поступить так с базовыми потребностями Homo Sapiens.
|
|
|
-
Исключительно интересная смена точки зрения - описание новой работы прям топ, правдоподобно и как-то исключительно образно. Разговоры с клиентами выступают своеобразным лейтмотивом на фоне, доставляет. И как-то очень подходит тому, как я на данный момент вижу Леона.
|
|
|
-
в десятый раз проверяя карманы плаща, в которые она точно ничего не клала сегодня, Сама сосредоточенность, совершенно ничего подозрительного)
|
-
- Сир Бэрримор, - тихо, едва слышно, дрожа от ужаса, но достаточно внятно произнесла принцесса, - убейте монстра. Достаточно, сир Вардис! Убейте его.
|
|
-
Когда ты сказала, что в Легендах скоро тоже начнётся движ, у меня было несколько мыслей, но, как оказалось, вообще не в том направлении) Проникновенный взгляд. - Почему мы не сделали этого раньше?.. Какой, однако, интересный вопрос!
|
|
Зато девица, чей рассказ так взбудоражил психику офицера за последние минуты, почувствовала себя практически как дома. О своей судьбе, в которой не было, как ей казалось, никаких зазорных эпизодов, она говорить не робела, разве что порой тетя Клэр не забывала ей повторять, мол все, что происходит в семье леди, там и должно оставаться, любая крошка информации – это лишь стартовый узелок в узоре, вышитом сплетницами-мастерицами.
На вопрос, что в финале изрек офицер, можно было бы и не отвечать. Это больше походило на констатацию факта, чем на что-то еще. Шери сначала пожала плечами, а потом, уставившись в оконце, пробормотала: - Тяжело, наверное, любить чужих детей. В этом я не могу ее обвинить.
Настроение что-то под конец совсем скатилось до хмурых туч, даже скорее резко. Виду не подавала, безразлично всматривалась в стекло, за которым бурлила и струилась вода. Туманный далекий горизонт полыхал блеклыми вспышками еще более далеких гроз, а остатки дня догорали, видимо, по другую сторону, заслоненные свинцовой пеленой, что не имела ни конца, ни начала. Фонарики – вот это было даже как-то символично и красиво. Изумительное в противостоянии крошечных золотых огоньков с подступающей чернющей ночью. «А вдруг это ее глаза? Желтые, как у кошки. Да, черная кошка в темной комнате… Крадется грациозно прижимаясь к полу, бесшумная, опасная, с горящими золотом глазами…» - помчался ассоциативный ряд потоком горного ручья, вынуждая художницу выпасть на время из реальности. В таком образе она представила себе ночь на острове и ей страстно захотелось написать эту картину! Огромный ночной зверь, крадущийся меж построек и деревьев, чей силуэт едва различим в тумане и во мраке, чье око загорается там и здесь…
Резко встрепенулась Шарлотта лишь заслышав про наличие на острове благородного напитка. Вид у девицы был весьма удивленным. Вдохновение внезапно растворилось, как и нагнанная им меланхолия. «Да, черт возьми! Да!» - ликовала Шарлотта, но только в тайне от всех, лишь заискивающе стрельнула глазами в Уэсли и сдержанно добавила: - Сегодня промозгло и сыро с самого утра. Может глинтвейн? Чтобы согреться… Стоит сказать, я не ожидала, что для заключенных здесь что-то завозят из алкоголя. В конце концов сосланы они сюда не праздновать уж точно. Или сие снова привилегия офицеров? Девушка из колючей и запуганной чужеземки постепенно расцветала нежным и уютным мягкостью хлопка цветком. С Уэсли сейчас она себя чувствовала очень спокойно, комфортно и надеялась, что это взаимно. Шэри улыбалась то открыто, то скромно. Обычно не занятые делом ручки пряталась и ютились на коленках под столом, то теперь, будто немного осмелев, показались на столешнице пальчики - пожалуй единственные предатели, выдававшие нетерпение. - Скажи, а ты сам давно здесь работаешь? – пока Андерсон решался по поводу напитков, Виллоу тоже решила немного разбавить интригующую тишину обычным будничным вопросом.
|
|
|
|
|
Рыба, как ни странно, была хороша. Возможно потому, что повара тетушки Клер все, как один, готовили ее отвратительно пресно и вообще рыба редко закупалась к столу, поскольку кроме Шарлотты в доме ее никто не жаловал. А здесь – румяная корочка, не потерявшее форму филе, упругое и сочное… И порция. Она была достояна отдельной похвалы. Такой тарелки Шарлотте бы хватила на три приема пищи! Еще бы – на острове рыбы в изобилии, здесь она наверняка имела цену не выше цен на картофель.
Девица, прикрыв от блаженства глаза, жадно втянула ноздрями горячий «дымок», вредная пища – оскалилась бы язвительно тетушка, считавшая любое блюдо, имеющее мало-мальски приятный внешний вид, потенциально опасным для ее жизни, и жизней остальных домочадцев, разумеется. Сложно сказать, когда забота о здоровье перестала быть… здоровой и приняла гипертрофированный характер, но тетя Клер признать на своей тарелке могла лишь нечто пареное-переваренное, или печеное до состояния, что можно даже не жевать. Но при таком раскладе умудрялась залить за воротник до, во время, и после трапезы не меньше полбутылки красненького! Странно, что Шери вспоминала сейчас все это, сидя за столом не напротив опекунши, а здесь, в колонии, супротив… По сути Уэсли, по воле судьбы, и мистера Рейнарта в частности, тоже стал ее опекуном, хотя сначала Шарлотта, все также в мыслях рассуждая обо всем этом, назвала его надзирателем. Хорошо, что парень не умел читать мысли, ему бы точно не понравилось такое сравнение. Оно и Виллоу не приглянулось.
Вскоре стало невозможно сопротивляться пленительным ароматам и разговоры ушли на второй план, а воспоминания о тетке так вообще на десятый. Девушка ела осторожно, разбирая рыбу на маленькие кусочки, чтобы ненароком не напороться на кость. Учитывая уровень голода – не трудно догадаться, что процесс практически полностью завладел вниманием девушки. А Уэсли, вместо того, чтобы и самому приняться за еду, все пытался ее убедить в том, что риск – это его работа, а он - настоящий профессионал. Что же, с этим она не могла поспорить, имея лишь призрачное представление о способностях и заслугах офицера Андерсона. Вот мастерством обворожительных улыбок, да, юноша сейчас во всю пользовался, тем самым заставляя порой Шарлотту прятать смущенные глаза обратно в тарелку. Ну а вскоре ее личико вовсе залилось румянцем, что не могло укрыться от любого, бросившего в ее сторону взгляд.
Да, жизнь в колонии была сурова, сомнений не возникало, но… Кое с чем Виллоу не могла смириться, никак. В голове не укладывалась одна серьезная несправедливость! - Уэсли… - промямлила красная Шери, уже почти вжавшая подбородок себе в грудь от скованности, - неужто и правда? Неужто здесь нет хотя бы бани? Как же мыться-то, прямо в море, обдуваемом всеми ветрами…
|
-
Следя за тем, чтобы ёрзающие сослуживцы его не придавили нечаянно, Джей разглядывал тело перед собой. Классная была тёлка. А теперь вот всё, кончилась. И не спасли эти хвалёные железки. Меланхолично перевёл взгляд в смотровую щель и заорал: - Железный ублюдок нас догнал! Сраный Пак-мэн! Мощь конечно.
|
|
|
|
|
-
Возможно именно благодаря этому когда выстрел НОДов разорвал водителя по полам, она лишь сильнее сжалась в укрытие и крепче сжала винтовку, расширенными глазами наблюдая за последующими действия противника. Правдоподобно, класс.
|
Убедившись, что незнакомцы готовы идти, мальчик продолжил давать ответы: - Конечно, вы не единственные заблудшие души в этом мире, - он снисходительно улыбнулся здоровяку. - Здесь их не счесть. Просто сейчас пришло именно ваше время. Ваши сущности устали скитаться в Забвении, они не смогли найти покой. Но сумели найти это место. Такое случается, что некоторые приходят сюда одновременно. Каждому свой черёд... Мальчик развернулся и указал туда, где от разряда молний блестела водная гладь. - Сначала надо пересечь Воду, чтобы очистить помыслы. Потом перейти Туман, чтобы познать истину. Затем преодолеть Огонь, чтобы доказать стойкость. И, наконец, если вы сумеете дойти, вас встретят Врата и примут ваши несчастные, искалеченные души. Вы их не пропустите. Негритёнок двинулся вперёд, уверено ступая босыми ногами по прохладному песку. - Что касается Пожирателей душ... - тут мальчик нахмурился и испугано осмотрелся по сторонам, прежде чем продолжить. - Они - безжалостные, вечно голодные охотники. Сперва они должны умертвить плоть, которую вам даровали Бескрайние земли. И уже потом, когда ваша душа останется даже без этой жалкой защиты, они ее поглотят. И вы перестанете существовать. Но вам помогут, если вы окажетесь этого достойны. Пройдите испытания, и докажите, что ваша душа заслужила дойти до Врат. Большего я не могу сказать, - мальчик оглянулся на своих спутников. - Я сам здесь оказался не по своей воле. Эти знания пришли ко мне внезапно, с моим первым пробуждением в этой пустыне, - плечи его поникли, возможно, он чувствовал себя виноватым за то, что не мог вам объяснить все конкретнее. А может думал о чем-то своём. Дальше он шёл молча, стараясь ускорить шаг. Полоска воды становилась все ближе. И вскоре стало ясно, что она простирается во все стороны на многие-многие километры. Очевидно, это та самая Вода, о которой говорил мальчик и которую надо пересечь. Где-то у линии горизонта стелился Туман. Чем ближе вы подходили, тем заметнее становилось, как можно перейти эту реку(?). Через неё был перекинут висячий мост. Простая конструкция не выглядела очень надежной: несущим элементом служил канат, из него же были выполнены поручни, деревянный настил кое-где провисал, а то и вовсе отсутствовал. В ширину проход был меньше метра. Было заметно, как он качается на ветру, чуть не касаясь поверхности воды. Когда до входа на мост оставалось буквально несколько шагов, до слуха путников долетело чьё-то утробное, низкое рычаний. Позади, на расстоянии пятнадцати метров, стояла тварь. Высотой около метра в холке, существо было похоже на мутированного питбуля, с которого сняли шкуру и вывернули ее наизнанку. Со спины сыпался песок, видимо он таился все это время где-то под ним. И, дождавшись, когда путники пройдут вперёд, пёс поднялся, стряхивая остатки песчинок. Гора мышц, острые когти-лезвия, разинутая пасть готова была проглотить голову любого из вас целиком. Существо оскалилось, сверкая длинными острыми зубами, слюна пенилась и стекала вниз. Глаза наливались кровью. Проваленный нос жадно втягивал воздух. - Это гончие псы Пожирателей, - дрожащим голосом прошептал мальчик.
|
|
-
Top 10 moments to stop game for a week Серьёзно, более неподходящее место для паузы просто невозможно придумать, ахах)) Но ты понимаешь, да. Очень классно. Очень.
|
|
Что же… Шери покорно пожала плечами. Похоже вопрос был просто делом вежливости, и ответ на него был совершенно неважен. Ее же, судя по знакомым обрывкам маршрута, сейчас вели как раз именно «домой». Девушка куталась плотнее в свой пока еще весьма приличный на вид плащ, временами ее шаг заметно замедлялся, особенно когда волна ветра била прямо в лицо, сбрасывая с головы глубокий капюшон и путая растрепанные завитки.
Шарлотта словно бы тоже воды в рот набрала, но периодически и совсем недобро все же поглядывала в спину Уэсли. Мог бы, с самого начала ничего не спрашивая, отконвоировать ее восвояси… Все здесь происходящее с людьми ее основного окружения казалось каким-то несуразным спектаклем гастролирующего цирка… Оставляют подопечных на произвол судьбы, осужденные головорезы при личном оружии разгуливают, секта, тонущие суда, скандалы, интриги… Никакого порядка – подумала Виллоу, снова вспомнив бумажный бардак в архиве. Ну да, для полноты безумства на острове не хватало лишь художника, такой простор, такие впечатления!
Размышляла обо всем этаком Шарлотта пребывая в довольно ядовитом расположении духа. И на Уэсли начала ползти взаимная в ответку обида! Эмоций было сегодня через край, голос разума вообще охрип еще по дороге в колонию и сейчас его заглушали даже плохо смазанные дверные петли. Она уже во всю рисовала себе картину, как, не оборачиваясь, хлопнет дверью перед носом Андерсона, но парень и в сладкие грезы вклиниться умудрился своим сбивчивым монологом! - Не стоит… - промямлила в ответ зазнайка.
Но эти неуверенность, и сам голос, как он звучал – все вкупе снова представляли парня в выигрышном свете! Все, без исключения, в его манерах и в поведении дьявольски шло этому… молодцу! Шери уже не могла сказать точно, когда она перестала ворчливо сопеть и начала присматриваться к деталям офицерского мундира… Чудесные стрелки на брюках вот, к примеру, бесподобно подчеркивали длинные крепкие ноги, и… - Что? – Шарлотте пришлось отвлечься от созерцания офицерской филейной части, но зато, вновь едва не пойманная на мелком преступлении, она опаять являла собой эталон невинности и кротости, - Конечно! И на это есть две причины! В приказе коменданта ничего про обед не звучало, и это было бы самоуправством, да и снова возвращаться в то заведение, одной… Ну, я бы не рискнула. Ладно, в бездну обед! Ужин когда? Его-то хоть я не пропустила?
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
Всё на высшем уровне - проработка, стиль, сюжет, индивидуальный подход к генерации вообще без комментариев, я уже говорил. Очень классно, очень нравится, ещё и сеттинг мрачного киберпанка. Спасибо.
|
|
-
Сержант. Онни отлично справляется, на высоте.
-
Они точно что-то кладут в синтетическую еду. Пересолили, черти!
|
|
|
-
Какая ирония – Томас считал себя на голову выше большинства биомусора попавшего под призыв, но вот он, валяется на земле в первые минуты учебной симуляции боя. Он что, может умереть так же глупо в настоящем бою? Страх. Вот так и бывает. Мощь, годнота.
-
Такой вот хреновый вархаммер, да.
|
|
-
Клауд уже собирался спросить, один ли он это видит, но ответ пришел раньше вопроса. Трое игроков из его группы выбыло. "Опа." - Подумал он осознавая, что игра началась очень резко. На лбу появилась испарина, точки на радаре гипнотически удерживали внимание.
|
Бета
— Да шевели ты булками, тащищься, как икеевский андроид, — хрипло прикрикнула Юна на напарника. Дыхания не хватало даже на бег, не то что на полноценную перебранку.
Где только таких делают, и кто додумался его запихать в армию?!! Юна была очень зла. Самое рациональное сейчас — плюнуть на этого хромоногого и втопить, улепётывая от непонятной и оттого ещё более страшной хрени. Но что-то, о наличие чего у золотой девочки и сама мисс Дэлтон, и окружающие её ни сном, ни духом не подозревали, заставило затормозить, восстанавливая дыхание и поджидая медика. Если бы Юне сказали, что это таинственное нечто люди обычно называют совестью, рассмеялась бы в лицо идиотам, но факт оставался фактом, бросить Джерри наедине с хренью она не смогла.
А очень скоро не могла вообще ничего. Только пялиться на game over местного розлива. Она не успела даже выстрелить. Даже прицелиться толком не успела. Да что там — даже осознать как следует, что видит перед собой. Юна валялась на поросшей влажной растительностью земле Паразида, таращилась на красную надпись и чётко осознавала — жить ей осталось три месяца. Вот ни днем больше. Закончится обучение и их бросят в какие-нибудь незнакомые джунгли, где ты даже не успеешь понять, отчего умер.
Интересно, кто-нибудь пожалеет о ней? Друзья, пожалуй, будут взбудоражены, все же смерть в бою ново, модно и свежо, не то что приевшиеся наркота и самоубийства. Но пожалеют? Едва ли. Бобби ещё порадуется, что выигрыш платить не надо. Родители, сестры? Первым на неё плевать, вторым больше наследства достанется. Разве что брат, брат о ней пожалеет. Мимоходом, между делом.
Юна лежала, пялилась на красную надпись и оплакивала себя. Вообще-то развозить сопли мисс Дэлтон было не свойственно, но узнав о собственной смерти кто угодно впадет в уныние. Из этого состояния вывел её голос Рыжика. Горе-связистка только сейчас осознала, что всё ещё слышит переговоры.
Вот это номер! Трупы у нас нынче могут оставить завещание. «Придурки. Даже смерть сымитировать нормально не могут». Жалость к себе вытеснили злость и привычное чувство презрения к окружающим козлам. Пари просрано. Отдохнуть спокойно не дадут! Ну чего он разорался, сам не видит, что связисты сдохли?!
— Мы всё, — зло сообщила Юна. — На нас выкатился какой-то блядский колобок с шипами. Пиздец просто.
Ну что ж — нет худа, без добра. Никуда больше не надо спешить. Лишь бы не вернулось это противное чувство — обреченности. Наверно, чтобы отогнать его нафиг, Юна и заговорила с хромоногим:
— Ну что, набегался? Так как всё-таки тебя сюда угораздило?
-
— Мы всё, — зло сообщила Юна. — На нас выкатился какой-то блядский колобок с шипами. Пиздец просто Ох уж эти колобки
-
тащищься, как икеевский андроиджить ей осталось три месяца. Вот ни днем больше. Закончится обучение и их бросят в какие-нибудь незнакомые джунгли, где ты даже не успеешь понять, отчего умер.
-
тащищься, как икеевский андроид Метко!
-
I like it!
-
Живой персонаж. Во всех смыслах.
-
на валялась на поросшей влажной растительностью земле Паразида, таращилась на красную надпись и чётко осознавала — жить ей осталось три месяца. Вот ни днем больше. Закончится обучение и их бросят в какие-нибудь незнакомые джунгли, где ты даже не успеешь понять, отчего умер. — Мы всё, — зло сообщила Юна. — На нас выкатился какой-то блядский колобок с шипами. Пиздец просто.
|
-
Шикарный отыгрыш.
-
Таблетка хорош!
|
|
|
|
-
+
-
. Тайрон словно стал героем «Рамбо 13: НОДорубка», Запускайте Кракена Я аж чаем подавился. )))
-
Тайрон - мощь.
-
Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь...
|
-
Чёрт, кто в лес, кто по дрова. Сочуствую. А в целом командуешь грамотно. А обещание про шляпу это отдельный плюс.
-
Поджечь что-нибудь. Всё, что горит. Роскошно, на одном дыхании!
-
Ласковый сержант :-):-)
-
Головняк херов!! Назад в строй, сука! Копать окопы в полный рост! - Бизон? Бакстер! - вот это уже был удар в печень. Прикладом. Парни, рассредотачиваемся, окапываемся и обороняемся! Ещё не всё просрано! - Наконец-то, как и обещал в общем. Это шедевр! Ещё не всё просрано)
|
-
Монтана щас всех расставит по местам :)
-
Еще Вуди Вудкроун. Фигасе, деревянное дерево. Как они живут вообще с такими именами? Монтана классная.
-
- Слышь, Челси Стоун. - Монтана долго не раздумывала. - Ты так, на всякий случай, запомни, что я не парень. Глаза разуй. Или уши там прочисть, я не знаю. Не то, чтоб я там обиделась или феминисткой была. Но не забывай, мать твою. Девушка я. Баба.
|
Бета.
Заряды. Горячая плазма пролетевшая мимо него. Карл вздрогнул. Ещё немного, и он бы стал самым недолго продержавшимся сержантом застреленным на поле боя сослуживцами. Карлу хотелось орать матом на херовых стрелков. Однако вместо этого он только посмотрел на тушу, затянутую в комплект брони G-8. С винтовкой в руках. Чёрт побери, овцы и свиньи на родной ферме не умели стрелять из них!
Карл уже раскрыл рот, чтобы высказать всё, что думает о толстых негров. Однако что-то помешало. Острый взгляд лейтенанта под лопатку? Недавний взрыв эмоций на Юну Дэлтон? Слова отца, которые относились вообще-то к животным, сказанные ещё в детстве? "Терпением и уважением, шаг за шагом". Шаг за шагом.
- Стог. Рыхлый. - Рыжий словно со стороны услышал свой холодный и спокойный голос. - Упаси вас Господь бог ещё раз нажать на гашетку, держа оружие направленным в сторону своего товарища по взводу. Я бы не хотел очутится на больничной койке с ожогом лица или выжженными глазами. Автоматика имеет свойство ошибаться. Игры кончились, когда мы притащились на призывной пункт! И скоро столкнёмся с синтетами. Положение насчёт оружия - касается каждого из вас. -
Кивком разрешив инструктаж, Карл попытался принять позу, которая хотя бы немного скрыла его мандраж. Временами подбадривая земляка, и одёргивая тех кто отвлекается. Инструктаж..честно говоря, рыжик надеялся что он не забудет каково это, стрелять из этой винтовки. Мандраж никак не проходил. Хорошо, что хотя бы часть того, что он не знал или не понимал, удалось разъяснить. Всё-таки Уолтерс привык быть частью команды. Так было всегда. Семья, вместе с немногочисленными работниками. Учёба вместе с теми, кто действительно хотел учится. Он привык играть если не первую скрипку, то точно не последнюю. Там, в той жизни, на гражданке..Чёрт побери!
Здесь же ему предлагают сыграть на скрипке без струн, и судя по звукам, с енотом внутри! А вместо смычка - лобзик по металлу! Боже, дай терпения, провести этот концерт до конца на своих двоих и не сильно опозорившись.
- Итак, свора. Мы все прослушали рядового О'Райвера. И теперь знаем чуть больше. В случае если я вдруг лягу в землю, он будет исполняющим обязанности сержанта на этих учениях! Рядовой Райверс - встать в общий строй! Отряд! Закрепить винтовку в походное положение! Это значит - в магнитный зажим, на спине! -
Заменитель заменителя. Фыркнул про себя оклахомец. Но парень толковый, может и выйдет чего. Не дожидаясь пока толпа приведёт себя в порядок, недосержант повернулся к Юне и Джерри.
- Добровольцы-связисты! Приготовится к бегу! - Карл ухмыльнулся. Определённо, у него выходило хуже, чем у капитана. Но паузу он потянул на несколько секунд. - Марш! Марш! Марш! - Воображаемый лобзик завибрировал в руках у талантливого исполнителя.
- Алекс - вперёд, шевелись! Топай! О замеченных странностях докладывать по связи! Не теряй визуальный контакт с нами! Не беги слишком сильно, выбирай путь осторожно! -
Коробка с енотом пришла в движение. - Кеннет! Тим! Вместе со мной, шаг за шагом! -
- Бизон, Стог! Вы в хвосте, прикрывайте нас и друг друга! Бизон - не позволяй делать глупости Стогу! Стог - не позволяй тормозить Бизону! Из виду не терять, лицом своим по сторонам смотреть! Давайте парни, шаг за шагом! - уже набирайте скорость сержант вспомнил об одной важной вещи. - И опустите эти грёбанные забрала! Все ведь знают как пользоваться связью?! -
Пробегая мимо лейтенанта Карл поймал её взгляд. Задумчивый? Испытующий? Терпеливый? Ещё какой-то? Карл подозревал, что за забралом его лицо было плохо видно. Но всё же, он подмигнул Мии.
Отряд Бета потихоньку набирая темп медленно вваливался в зелёный массив джунглей.
-
Оркестр! Играйте музыку! Вообще, очень правдоподобный отыгрыш - именно такое что-то и выйдет, если внезапно сделать сержантом такого человека, как Карл)
-
Всю жизнь хотел быть сержантом?
-
Здесь же ему предлагают сыграть на скрипке без струн, и судя по звукам, с енотом внутри! А вместо смычка - лобзик по металлу! Боже, дай терпения, провести этот концерт до конца на своих двоих и не сильно опозорившись.
Наконец-то плюсую этот шедевр.
|
|
|
|
С отчужденным недоверием Шарлотта посматривала на Хэла, пока тот умышленно вилял словами, тем самым проверяя наверное прочность нервного пучка современной аристократки. И, видимо сделав для себя какие-то выводы, мужчина помиловал любопытный нос фантазерки, да принялся зачитывать с листа.
Шарлотте не удавалось сохранить равнодушный вид – пусть ее интерес к персоне Декарта и сводился к минимуму ранее, но не теперь. С оттенком горечи промчалась в памяти их несуразная последняя встреча. Прием, который Шери не могла пропустить – юбилей директора главной столичной галереи. Разумеется, долю своего внимания она получила на празднике: рядышком терлись почитатели ее творчества, соратники по «профессии» здесь тоже собрались – обсуждался большой совместный проект для местного благотворительного фонда, который намеревался поднять виновник торжества. Именно здесь Джеймс почему-то решил, что пора открыть Шарлотте глаза на то, какие чувства она в нем пробудила. Это было задачей непростой – поймать «фею за хвост», добиться уединения, собраться с духом… Виллоу же, вовлеченная всеми мыслями в горячие обсуждения проекта, не желала сегодня замечать молодого аристократа, хотя бывали ведь и такие эпизоды в их «сложных отношениях», когда она сама была не прочь его компании, в особо суетливые, или наполненные серой тоской дни. Декарт казался девушке универсальным человеком, таким, который знал, что и когда сказать, как себя повести, а главное его преимущество заключалось в исключительном умении появляться рядом именно тогда, когда это было уместнее и нужнее всего. Но в этот вечер ухаживания Джеймса впервые показались Шарлотте невообразимо навязчивыми. Словно бы он должен был существовать лишь в нужное и удобное время, а в остальное растворяться призраком… Горящие глаза Виллоу раздраженно полыхали в те мгновения, когда Джим пытался умыкнуть минуточку ее драгоценного внимания, которым она охотнее делилась со всеми вокруг. Еще бы! В конце вечера должен был решиться основной волнующий здесь многих вопрос – кто из творцов возглавит сей проект! Разумеется для Шери это была задача вечера! А тут он, со своими «позвольте украсть вас на минуточку», или «разрешите пригласить вас на танец»… - Простите Джеймс, но сегодня мне абсолютно не до вас. – на эмоциях, совершенно случайно выпалила девушка чистую на тот момент правду.
Это было некрасиво, демонстрация недостойного потребительского отношения отринула Декарта, он больше не появлялся в ее поле зрения, а у Шери не хватало смелости принести ему свои извинения. Но вскоре она и вовсе о нем забыла, прямо вот до этого момента, со статьей. И те слова теперь торчали костью в горле, дыхание сбилось и краска подступила к лицу. Она была на грани слез, так сильно тронул художницу самоотверженный, хотя и бессмысленный уже, поступок отвергнутого Джеймса. А о нависшей над ним угрозой за это заступничество Шери догадалась и без подсказки коменданта.
Накалявшуюся драму сопровождала симфония шторма, грозно гремящая за надежными стенами административного корпуса. В груди у Шарлотты сейчас творилось приблизительно то же, что и за окном – хаос, эмоциональные всплески. Все это Рейнарт обрубил снова совершенно бестактно, перепрыгнув на другой разговор. Будто проверял ее, раскачивал, пытался раскусить на линии стресса ее способность к лукавству и наглому вранью. Увы, но все треснуло в одночасье – и хитрая уловка Хэла, и попытка Шарлотты сгладить утренний инцидент, чтобы по шапке не получил Уэсли, оставивший тогда ее в одиночестве. Алые губки дрогнули, испуганный взгляд, который только что отлип от созерцания природного гнева, «вцепился» в чуть расширенные зрачки коменданта. Похолодевшая ручонка коснулась царапины и по наитию принялась заслонять «страшную рану» воротником рубашки. Глупо было бы уже юлить и извиваться, все на лице написано! В разведку с Виллоу точно ходить не стоит… - Так там… Там, ну... – заклокотала Шери, силясь проглотить ком в горле,- Да ерунда в сущности же, царапина! Больше скажу! Этого следовало ожидать! Мне теперь жить среди таких… А я что? Я не умею, как они! В жестокость, в угрозы. Ну не мне вам рассказывать, какое там за стеной общество. Если бы не вы и Уэсли, меня бы затравили здесь уже к утру.
И Шарлотта повесила голову. Как-то все неудачно и в одночасье накинулось на нее, нахлынуло. Как ни старалась она, а глаза непослушно принялись ронять на колени прозрачные крупные бусины, расходящиеся в складках юбки темными пятнами-призраками.
-
- Простите Джеймс, но сегодня мне абсолютно не до вас. – на эмоциях, совершенно случайно выпалила девушка чистую на тот момент правду. Бедняга Декарт. Лучше бы систему координат изобрёл, чем вот это вот всё :) Бессердечная карьеристка!
|
Гамма
Когда невозмутимый или даже скорее индифферентный к происходящему офицер Стокман сухо кивнул, дозволяя Оливеру присоединиться к отряду «Гамма», который выбрала его косвенная знакомая - Монтана Смайлс - парень испытал странный моральный подъем. Впервые за последние сутки что-то шло по его плану и не пыталось унизить или доставить ему физический дискомфорт.
Впрочем, армия явно не была намерена радовать субтильного призывника такими подарками: как садист-отчим, поджидающий приемного сына в тёмной прихожей, чтобы нанести болезненный удар из-за надуманной причины, так и ВКС - в лице капитана О’Коннора, естественно - не уставали «радовать» рядового Уикерса. Очередными «добрыми вестями» стала информация о некой показательной миссии, которая возлагалась на плечи свежеиспеченных солдат призывной службы. И если внутренне, Оливер понимал зачем был устроен изнуряющий марш-бросок и наступала эра драконовской дисциплины, то планируемый увеселительный тир был совершенно ни к месту. С тем же успехом, запрограммированных НОДов могли выпускать против недостаточно мотивированных добровольцев где-нибудь на Средних уровнях родного Стеллариса: показушничества было бы в разв больше, а угроза - при реальном соответствии описанному уровню - примерно аналогичная.
Уикерс хотел было выступить с разгромной речью, но передумал: как ни странно свежеразделенные взводы были рады предстоящей разминке. Сам Оливер, если честно, тоже радовался, но в основном тому, что на прибывших грузовиках предстояло ехать как полагается, в кузове, а не бежать за или перед ними.
Прогресс.
Ещё прогресса требовало явно затянувшееся знакомство с Монтаной: парень даже знал ее имя, успев провести возможный морфологический разбор, но удачного момента все никак не представлялось. Грузовик нехило трясло в дороге, а ожидание хоть каких-то слов от Стокмана леденило душу и чувства, даже не смотря на занимающуюся жару. Старшим в отряде, «сержантом на час» сделали наголо бритого парня-марафонца, что подбадривал отстающих во время кросса: с группой Уикерсу, совершенно точно, повезло.
Всю свою жизнь до армии, Оливер был совершенно чужд проявлениям милитаризма и не питал особого пиетета к оружию или военному обмундированию. Но вот собственный внешний вид, который достаточно объективно моделировался с помощью весьма тощего сослуживца Уикерса, внезапно добавил уверенности бывшему химики-любителю и он решился на робкий шажок социализации: можно было ненавидеть армию или капитана О’Коннора, но девушку надо поблагодарить. Отыскав барышню, Оливер смущенно покашлял, привлекая внимание и протянул худую руку для рукопожатия:
— Кхм. Я.., - первоначальный импульс был потерян и стоило немалых трудов начать стандартный протокол социального контракта общения.
— Я Оливер, - наконец-то представился молодой человек, — Оливер Уикерс. Спасибо, большое...за помощь, кхм.
Впервые за этот крайне долгий день, Уикерс нашёл в себе силы не отводить взгляд. Тем более, по какой-то совершенно нерациональной причине, отпускать ёмкий омут этих холодных серых глаз не хотелось совершенно. Оливер вздрогнул от приятной дрожи и с несвойственным ему энтузиазмом добавил:
— Нет, правда, спасибо. Если бы не ты, капитан бы обосрался от счастья пинать меня все 10 километров... Как, кстати, ваше имя, мисс? *
...Минутой позже
Костюм G-8 Оливер оценил по достоинству: естественно, между привычным парню Immersive Virtual Reality костюмом и этим, общего было только частица, содержащая название «костюм», но вот прямыми альтернативами интерфейсов, что использовались в тактическом шлеме и самом костюме - Уикерсу пользоваться доводилось. Конечно, армейцы могли нагородить нестандартных или попросту дебильных софт-решений, но была вещь, которая являлась для Оливера куда большей загадкой: его оружие.
Естественно, что как молодой человек, отдавший толику своей студенческой жизни на всевозможные компьютерные и виртуальные игры, он прекрасно понимал с какой стороны «смерть-палка» и им подобное стреляет, но физическое обладание повергли его в недоумение и легкий трепет, переходящий в шок.
...Минутой позже
...Разобравшись, наконец, как и что работает - или хотя бы попытавшись - Оливер услышал во взводном канале переговоры отряда.
— Кхм. Говорит Уикерс, кхм. Я не претендую на истину в последней инстанции, господа сослуживцы, но как мне кажется, даже дорога к району противника будет тем ещё приключением. Может стоит сразу придумать построение? “V”-образным обратным клином, например...
-
Впервые за последние сутки что-то шло по его плану и не пыталось унизить или доставить ему физический дискомфорт. Сам Оливер, если честно, тоже радовался, но в основном тому, что на прибывших грузовиках предстояло ехать как полагается, в кузове, а не бежать за или перед ними. Классный типчик, мне он ещё со времён "преференций" понравился :)
-
Это немного странно. Возможно, неожиданно. Но я рад это читать здесь.
-
Славный такой ботан.
|
|
|
|
-
Хромые, убогие..агрессивные Позитивный персонаж, хорошо иронизирует
-
Чёрт побери, Уолтерс уже второй раз пытался познакомится с соотечественником! А тот, видимо слишком погружённый в мысли о виски и кукурузных полях затеял..потасовку, по сути. Крик души просто) Как это я ещё не плюсовал Карла?
|
-
аватарка + заявка = "с сумасшедшим поселили!" ©
-
Шикарный! За последнюю фразу :-)
-
— Вы чё, мать вашу?! Бурагозите... Колоритный перс, нравится.
|
-
Проклятье, не хватало еще чтоб девчонка крепко засела в мозгах. Не то место, не то время. Да и девица, пожалуй, не та.Моя жизнь.
-
Дэлтон. Проклятье, не хватало еще чтоб девчонка крепко засела в мозгах. Не то место, не то время. Да и девица, пожалуй, не та. Вот этот отмечу, хотя все посты классные. Нравится отыгрыш, персонаж.
|
-
Прикольная чика без башки, мне нравится.
-
Очень классно отыгрываешь. Не уверен, насколько типичный для тебя образ - раньше точно был не типичный, по крайней мере :) но получается классно.
|
|
|
|
-
Скоро мы станем одной командой. Нужно выручать погибающих под беспощадным солнцем Парадиза товарищей. Подал руку грузному богатырю чёрной расы - здесь все одной крови. Подтолкнул бережно в спину худого молодого воина с трясущимися руками - ничего-ничего, как говорят у нас на Хельсинки-5. Ничего-ничего! Придержал под локоток падающую от усталости девчонку - она тоже опора Федерации теперь! Может, будет водить истребитель в бой. Может, станет псиоником экстра-класса. Может, хотя бы просто перед смертью убьёт НОДа! Это плюс.
-
Когда интроверт ставит интересы армии выше своего комфорта, я понимаю, что вижу настоящего солдата.
|
Сегодня у Виллоу явно что-то приключилось с ощущением времени- будто бы в моменты коротких заминок кто-то незримый ставил на паузу жизнь, и похоже лишь Шери чувствовала нервозную неловкость на сей счет. Пока комендант молчаливо отыскивал ежедневник, пока дымила его сигара – Шарлотта бегло изучала пространство, словно здесь она оказалась впервые.
- Простите? – вздрогнув, захлопала она ресницами невинно, стоило ей ощутить на себе взгляд босса, - Не нужно ничего говорить, мистер Рейнарт. Я слышала об этом острове и ложных надежд не питала. Так-то лучше. Тишина внушала ей одиночество, но уже от обмена простыми формальными фразами становилось немного уютнее. И лицо Шарлотты смягчилось, кое было каким-то неживым и серым, напряженным.
- Не может не радовать и тот факт, - пошуршав мокрым плащом, художница повесила его в указанном месте и вновь приблизилась к столу начальника, - что я сейчас здесь, а не в море, как полагалось бы рядовому заключенному.
Глаза, наполненные искренними благодарностью и теплом, задержались на лице Хэла не более секунды, и снова увильнули, «прогуливаясь» по столу начальства. Блокнот, исписанный небрежным размашистым почерком, меняет владельца – ложится в маленькие женские ручки грубый кожаный переплет. Шелест бумаги, тихое шуршание карандаша – на листе рождаются плавные отрывистые линии, а на Хэла уже поглядывает поверх блокнота совершенно незнакомая ему Виллоу – серьезная до смешного, странная в целом и отчужденная, и при том с алчным проблеском любопытства в глазах. Она, чиркая бумагу, держала блокнот практически у лица, навесу, жевала то нижнюю губу, то кончик карандаша, явно вовлеченная в процесс, растворившаяся в том, что уже рисовала ей ее фантазия. И не сильно, в общем-то, ее бы отвлекали перебросы короткими фразами, светские новости, если бы не бьющая по цели проницательность коменданта.
Шери, анализируя услышанное, в очередной раз подняла серьезные очи на коменданта, не прерывая при этом линию опустила их вновь на бумагу. В первые мгновения можно было решить, будто ничего из вышесказанного ее не касается. - Декарт? – опустив наконец блокнот, Шарлотта изменилась в лице – поджались и искривились губы, брови изогнулись от удивления и округлились глаза.
Ясное дело – здесь уже стало не до рисунка, любопытство взыграло выше некуда. Ну и раз уж Хэл едва ли наугад выстрелил своей версией, то содержание газетенки вдвойне было интригующим для Виллоу! Видно в столице не прошло бесследным исчезновение аристократки. Каторжница рухнула пятой точкой на стул, стоявший по ту сторону стола от коменданта, сложила посиневшие от волнения ручонки на коленках и впилась в Рейнарта немигающим взглядом. - Вы прочитаете сами, или дадите мне? – демонстрируя нетерпение, Шери придвинулась на сантиметр ближе и вообще являла собой эталон неусидчивости.
-
На самом деле, очень часто эту игру вспоминал. Очень рад, что мы продолжаем! Отыгрыш на уровне, классный пост.
|
|
-
— И что же ты, с такой нежной, привыкшей к дорогому белью кожей забыла в армии, где казенное тряпьё натирает мозоли сильнее наждачной бумаги? Этот отыгрыш определённо нужно отметить.
|
|
|
|
|
-
Поэтому присев на нагретый асфальт, Стейнмонд наслаждался теплыми лучами солнца, небом и тихим спокойствием, все на что ему оставалось надеяться, что со службы он все же вернется, и вернется целым и в собственной памяти, а если повезет, то его еще чему-нибудь и научат. Что-то в этом есть, нравится этот парень.
|
-
Эх, надо было захватить панаму, очки и шорты Милашка )
-
Чёрный айсберг выше всяких похвал)
|
|
|
|
|
Уильям хладнокровно ведёт машину, словно ничего особенного с ними и не случилось. Подумаешь: шары с зубами. Глядя на него, и Ника не позволяет себе поддаться страху. Бояться некогда, сейчас нужно хоть чем-то помочь напарнику. А монстры все ближе и ближе к своей цели. Пилот мысленно представляет себе, как ускоряется истребитель. Послушный самолёт, похоже, готов на всё, чтобы угодить ему, он даже начинает лететь быстрее, хотя и до этого двигался на пределе. Чуть-чуть, но все же – это позволяет выиграть немного времени. Жаль, сосредоточиться как следует Уильям не может, все его внимание и концентрация сейчас заняты пилотированием. Немного отставшие было шары, с легкость догоняют истребитель снова. Вот один клацает огромными зубами, дотянувшись до крыла, и кусок металла словно обрезают гигантским ножом.
Видя это, Уильям решается на отчаянный маневр. Он резко бросает самолёт влево, где маячит одна из "черных дыр". Упустивший буквально из зуб свою добычу лангольер, шарахается вслед за истребителем. Только в последний момент пилот выправляет курс, несясь вперёд. Это почти за гранью возможного, но машина словно бы помогает, она слушается даже не рук — мыслей. Истребитель, едва не задев дыру, проносится мимо, а неуклюжий, хоть и быстрый, шар, не успев развернуться, плюхается прямо во тьму. За ним летит его чуть припоздавший собрат, повторяющий во всем траекторию первого.
Ника, зажмурившись от напряжения (возможно, это и к лучшему, по крайней мере девушке не грозит опасность впасть в панику от происходящего), пытается вообразить себе турбины. Реактивные турбины под каждым крылом истребителя. Их мысли с Уильямом работают в одном направлении, словно они вдруг стали понимать друг друга без слов. Скорость. Необходима скорость. Оснащенный дополнительными устройствами, самолет рвется к финишной черте с невиданной доселе скоростью. А вот шары вроде бы отстали. Растворились во тьме? Исчезли?
Облегчение и надежда длятся недолго. Угодив в дыру из тьмы, лангольеры и не думают исчезать. Наоборот, они напитываются, наполняются этой тьмой, купаются в ней с животным удовольствием, разбрызгивая тьму во все стороны, как молочные поросята купаются в вожделенной луже. Брызги тьмы, попадая туда и сюда, мигом прожигают дыры на небосводе, а сами шары, словно обожравшись, увеличиваются в размерах. Теперь они гораздо, гораздо больше, чем с самолет. Зато и лететь им намного тяжелее, чем раньше. Так тяжело дается движение обжоре после сытного ужина.
Но даже замедленные, монстры все еще слишком быстры. Впрочем, у истребителя почти получается уйти, он достигает цели — Ника и Уилл чувствуют это безошибочно. Теперь впереди вместо неба и облаков какой-то неясный туман, а позади с двух сторон истребитель окружают, дорвавшиеся, наконец, до его металла, чудища. Уильяму кажется, что машина издает жалобный стон, прежде чем в пасти лангольера исчезает её хвост, затем крылья. Треск и скрежет наполняют кабину, она разваливается на части, и Уильям с Никой летят куда-то вниз, в туман...
... Они снова приходят в себя на полу. Это уже становится традицией. Все тот же неизменный бокс: белые стены, белый потолок, белый пол. Оглядывают друг друга. Кажется, Уильям довольно болезненно ударился коленом, когда падал, да ещё и лбом приложился, но в целом – это пустяки. Главное — они в безопасности, и на Нике ни царапины.
— Приветствую вас, соискатели, — торжественно вещает знакомый голос, пока Уилл и Ника вертят головами в попытках осмотреться. Осматривать, впрочем, нечего. На этот раз ни картин, ни надписей, ни выемок. Одна белизна и вездесущий голос Глисса.
— Поздравляю вас, вы до конца прошли этот путь. Я несказанно счастлив, что первым могу приветствовать вас на выходе из Лабиринта. Скорее всего я умер задолго до того, как вы попали сюда, однако, вместе с тем, я родился через несколько веков после вас. Добро пожаловать в будущее. Ваши способности нужны человечеству. Я рад, что говорю вам об этом первым.
Произнеся всю это довольно пафосную абракадабру, Глисс замолкает. Ника и Уильям недоуменно смотрят друг на друга. Что это все значит и главное, куда идти дальше? Впрочем, замешательство длится не долго. Уже знакомая тьма накрывает их, сминая белые стены. Путники словно проваливаются в глубокий колодец, в котором ничего нет. Секунда, другая и это ощущение проходит.
=========
Мелкий, но противный дождик моросит из дырявого, нахмурившегося тучами неба, поливая из гигантской лейки опушку леса: молодые сосенки, кое-где жухлую, но в целом ещё зеленую траву, усыпанную пожелтевшей осенней хвоей дорожку, деревянные домики в отдалении и двоих человек. Эту парочку он умудряется вымочить до нитки всего за несколько секунд. Уильям и Вероника молча стоят под дождём, вдыхая лесной аромат. Пахнет грибами и далеким костром. И ещё чем-то знакомым, но непонятным. Мир выглядит до ужаса статичным, с непривычки это кажется неправильным. Ни одна травинка не желает изменяться ни на йоту, ни одна дождевая капля не слушается, не соглашаясь падать в сторону, а не странникам на головы. Миру нет никакого дела до их желаний. И весь он словно какой-то блеклый, неяркий. Трава не изумрудно-зеленая, а просто зеленая, небо не режет глаз насыщенностью красок, даже этот дождь, он пахнет, но как-то приглушенно, вовсе не так, как будет пахнуть дождь в мечтах или воспоминаниях. Обыденное, скучное. Настоящее. Как же можно было спутать жалкие иллюзии — слишком яркие и красочные, чтобы быть правдой, с этим великолепным в своей обыденности настоящим?
Дождь заряжает всё сильней, грозясь превратиться в полноценный ливень. Откуда-то издалека слышатся раскаты грома. Сюда идёт гроза. Ноет ушибленная при падении коленка Уильяма. Они куда-то пришли. Только куда и зачем? Может быть, самое время сказать друг другу что-нибудь, но слова, что мозг только что подсказывал без устали, вдруг делись куда-то. Замечательный, интуитивно-понятный язык сгинул без следа. Ушла дармовая легкость. Нике остается только вспоминать давнишние уроки английского. Похоже, они ей все-таки понадобятся.
И только осознав это, двое, наконец, отворачиваются от леса и оглядываются назад. Огромное, белоснежное яйцо куполом высится в центре поляны. Цельное — без дверей и каких-либо отверстий. Тот самый прохладный и гладкий на ощупь материал, из которого состоят стены бокса. Только на этот раз Уилл и Ника глядят на них снаружи.
-
Повторюсь. Очень классная игра, в основе которой лежит идея, просто созданная для социального взаимодействия между игроками. Очень жаль, что приходится всё это форсировать.
|
С подушкой в обнимку, накинув сверху еще и одеяло, Шарлотта отправилась открывать дверь. Нечто бесформенное, еще по всей видимости спящее и нежелающее пробуждаться, встретило Уэсли на пороге. - Доброе утро… - подавив зевок, промямлила девушка из глубин своего укрытия. Было сложно представить что-то более нелепое и умилительное одновременно: массивная «мантия» спрятала фигурку Шери и ее голову, под подбородком торчал кусочек подушки, которую она стискивала в объятиях, растрепанные волнистые локоны выбивались из укрытия, торчали во все стороны и змеились по одеялу. - Я скоро. – послышалось из недр складок и Шарлотта удалилась, даже дверь позабыв прикрыть. Или специально она оставила дом открытым, приглашая Уэсли подождать ее в прихожей? Она не пояснила, но было видно, как девушка с вещами удаляется на кухню, где из прихожей сложно было что-то разглядеть.
Шарлотта вернулась в комнату действительно быстро - одетая, причесанная, но все еще на вид сонная. Расхаживая по комнате, зажав какие-то непонятные проволочки губами, девушка сначала заплела свободную косу, а затем свернула ее в пучок, закрепив прическу металлическими шпильками, которые сразу «утонули» в волосах. Тазик стоял в комнате не просто так, это конечно не раковина с краном, к которым она привыкла, но это не являлось отговоркой, чтобы пренебрегать правилами утренней гигиены. Зубки начистила, умылась с мылом, а потом уже и кровать заправила. Кто же теперь за нее это делать будет? Если нет домработниц, то и повода нет все в бардаке оставлять!
Ну вот, совсем другое дело! К адъютанту вышла Шери совсем другим человеком – ухоженная, посвежевшая и даже вполне бодрая леди! Присев на табуретку обулась, с удивлением обнаружив в сапожке деньги, которые на сей раз она, отвернувшись, перепрятала в мешочек, что был подколот у нее булавкой с внутренней стороны вчерашней блузки. Только юбку одевать не стала, заменив ее сегодня на удобные брючки. Плащ накинула сверху, так как накрапывал дождик, вышла из домика и заперла крепко дверь. В руке девушка что-то держала. Что-то, что до этого лежало на табуретке. - Я действительно голодна, - наконец подала голос Виллоу, поправив свободной рукой капюшон, - Сто лет не пила нормальный чай кажется. Так что идем скорее! Последнее она заявила так бодро и жизнерадостно, будто бы направлялась на прогулку с другом. И правда, забылась немножко, едва Уэсли за локоть не схватила, чтобы идти под ручку. Осеклась, намереваясь это сделать, и застыла на полпути, сцепив руки за спиной. - Идем. – как-то уже совсем сухо добавила она, отступая на шаг назад.
Конверт Шарлотта спрятала во внутренний карман плаща. С «ночным посланием» следовало еще разобраться, но уместнее это будет делать в кабинете коменданта. - Кто-то ночью приходил. – говорила она на ходу, держась от адъютанта чуть в стороне, как положено заключенному. – Стучал в дверь, до смерти меня напугал и ушел. Дежурные ведь так не развлекаются, правда? А значит кто-то нарушил правила.
|
Изогнув бровь, Вероника на миг взглянула на мужчину с непониманием, а потом видимо смекнула, и ответила весьма размыто, выражая лишь главную суть. Просто не время сейчас вдаваться в подробности и зачитывать лекции по истории, которая до сих пор являлась предметом споров. - Победила жизнь. – не выдержав напора во взгляде попутчика, звонко отрапортовала девушка, после чего решила пояснить уже в более спокойной манере, куда более привычной, - Гитлеровцы проиграли. О том, какой ценой миру досталась эта победа я расскажу тебе, если захочешь, но по дороге. А Великобритания по-прежнему здравствует, как и ее королевская династия. Европа и Штаты живут хорошо, Советский Союз рухнул, в стране так называемая демократия теперь.
О том, что мир по сути после победы над фашистами практически не вылезает из войн, пусть менее масштабных, но не менее жестоких, она умолчала. Корея, Въетнам, Арабо-Израильские конфликты, Ирак, Афганистан, Чечня, и многое другое осталось за кадром в ее скупом рассказе. О том, что мир на грани третьей мировой… Зачем ему сейчас все это? Он ведь задал вполне конкретный вопрос, и Вероника честно на него ответила. - London is the capital of Great Britain. Five-o’clock tea. Как-то так, да? Все на своих местах. – с загадочной улыбкой процитировала она школьный учебник английского, - Так ты британец? Это замечательно! Давно хотела подтянуть свой английский.
Мысль о том, что Уильям был военным, немного опечалила ее, как печалит все, что связано с войной. Значится он погиб, сражаясь за свою родину, тогда его стрессовое состояние оправдывалось вдвойне. Молодой, симпатичный, наверняка уже обзавелся семьей, и теперь ужасно страдает, ничего не зная о ее судьбе. Как бы хотела Ника утешить его и сказать, что живы его родные люди… Только, не зная наверняка, она не стала бы лгать, даже чтобы немного приободрить британца. А еще… Что-то подстегивало ее скорее отправиться в путь. Чувство направления, невесть откуда взявшееся, укоризненно раздражало все нутро, когда девчонка топталась на месте. - Поедем на машине, или… - она озадаченно посмотрела на взлетную полосу, что была бесконечно длинной, и вполне себе могла заменить автомагистраль. – Ну ты видел моего монстрика, я слишком мало знаю о самолетах, чтобы заставить мечту воплотиться. Надежнее на машине.
|
«Он так и не понял?» - приложив палец к губам, подумала Вероника, рассматривая растерянного незнакомца внимательнее. Его одежда походила скорее на некую форму, чем на модный фасон из современности, но и далеким предком его нельзя было назвать. Она пошла ему на встречу неторопливым шагом, с озадаченным видом, убрав руки в карманы курточки. - Мы умерли. – констатировала на ходу Ника, и продолжила пояснять по мере сближения, - А это место называется лабиринтом Глисса. Не думаю, что в какой-либо из религий, или в мифологии можно встретить упоминания об этом лабиринте, однако, как ты убедился, он есть. Зачем его проходить? Видишь ли… Нам ничего не объяснили с самого начала, и вопросы задать было некому. Так что цель яснее некуда – идем, чтобы узнать, зачем мы шли, и что в конце.
Поравнявшись с мужчиной, Ника осторожно положила ладонь ему на плечо и пристально, с некой тревогой, заглянула в его глаза. Казалось, она прочитала его мысли, хотя это было не сложно - на лице у соискателя было все написано: - Нет. Мысли о сумасшествии оставь для более абсурдных обстоятельств, которые, поверь мне, здесь иногда возникают. То, что ты чувствуешь – нормально, но оно лишнее. Ты не смог придумать, как за две минуты исправить то, что с тобой случилось. Теперь просто прими свою гибель, как уже случившееся и неизбежное, и тот факт, что после смерти есть что-то, чего мы, земные люди, далеко не сразу можем понять. Тут интересно, на самом деле интересно, и всяко лучше, чем просто сгинуть в небытие. Есть тьма.
Она осторожно взяла его за руку и развернула лицом к качающемуся вдалеке лесу: - Ты волен лепить из нее все, что пожелаешь, если поверишь в то, что действительно способен на это. Леса, взлетная полоска – это моя картина. А что изобразишь ты? Попробуй, это не сложно. Главное – поверь, вырази словом свое желание, оно почему-то так проще дается.
|
Стоило заговорить о искусстве, как Шарлотта сразу же подняла голову. Конечно же она сможет! И еще как! Лишь бы поменьше маячить по колонии у всяких уголовников на виду. - Хоть краской, хоть углем. Да хоть пальцем на песке. – скромно улыбнувшись, ответила девушка, и вкрадчиво добавила, - Вас будет интересно писать, у вас, сер Рейнарт, у вас лицо фактурное. Если будет потом желание, и найдутся материалы, я бы могла заняться вашим бюстом. Скульптурный потрет. – добавила она, на всякий случай.
Вот теперь настало время для кофе – хмурые тучи тоскливого настроения расступались, и тонкая бледная ручка потянулась за чашкой. Первый глоточек был осторожным и маленьким, всё-таки комендант упредил, что его помощник не очень умело варил напиток, однако Шарлотте не в чем было упрекнуть молодого парня, их служанка варила такой же кофе. И либо они оба это отвратительно делали, либо Хэл Рейнарт сильно принижал способности напарника в этом деле. Шери пожала плечами, мол кофе, как кофе. Как ты его не вари, а пережаренные зерна все равно будут горчить, и аромат будет резковат. Она никогда не воспринимала этот напиток как нечто, предназначенное для эстетического удовольствия. Вся соль напитка заключалась в его исключительной способности «лечить» усталость, давать энергию, разгонять кровь. Вот и сейчас у Шарлотты застучало в висках, но дело было не только в кофе…
- Я понимаю, сер… Вы все доходчиво объяснили. Ох… - слова явно давались ей тяжеловато. Девушка очень быстро опустошила чашечку – нервничает бедняжка, совсем вот забыла, как пьют кофе леди, смакуя каждый глоток. Опрокинула в два глотка, как дома привыкла, и придирчиво поставила сосуд на блюдце, точно попадая донышком в кружок. Так она тянула время, не осознанно конечно. В руках ничего не осталось, их нечем было занять. Раньше, в волнении, она крутила пальцами карандаш, или мяла кусочек бумажки, то сейчас принялась щипать и теребить складку юбки. - Сер. А вам не нужна уборщица? Я бы могла! И папки ваши в порядок привести, за порядком следить, и кофе буду варить! Я, конечно, не умею варить кофе, но я научусь! – здесь она мельком глянула на Уэсли, не посчитал ли тот ее наглой и ушлой соперницей? Случайный взгляд автоматически задействовал неудавшегося бариста в ее далеко шагающем плане. Хотя план – сказано слишком громко, скорее уж призрачная мечта, тлеющая на просторах надежды, как застывшее в закате солнце. - А Уэсли… - немного задержав взгляд на парне, продолжила тихо щебетать леди Виллоу, и снова обернулась к изначальному собеседнику, - Если вы мне позволите помогать вам тут… Он мог бы просто провожать меня до домика, и… - дальше девушка совсем решительность растеряла, снова начала голову к груди клонить и мямлить, - Иногда… Возможно изредка… Встречать меня по утрам у дома.
|
Когда земля резко пошла вверх, на сближение... Нет, конечно, пилот прекрасно понимал — это его «спитфайр» падает вниз, но не мог отделаться от ощущения, что искалеченный истребитель застыл на месте, а тёмная плоскость вздыбилась, раззявила хищный рот, тянется вверх к объятому пламенем металлу. Так вот, когда стало окончательно ясно — конец именно сейчас. Не завтра, не в следующем бою, и уж тем паче не через пятьдесят лет, — это ведь заняло всего секунду-другую, не больше. Сколько оказывается можно увидеть и почувствовать за секунду. И тёмную громаду приближающейся земли, и трещинки на полу кабины, и неэстетичную, неправильную кроваваю кашу в том месте, где обязаны находиться ноги в удобных, утеплённых лётных ботинках. Слишком много всего. А ещё сладковатый запах духов Бети. Он-то откуда здесь? Её полуулыбка было последнее, что Уилл увидел, прежде чем темная громада догнала, навалилась, раздавила. Боли он не почувствовал. Только тьму...
Белый свет резанул даже не по глазам — взорвался в голове, и вот тогда только пришла боль. Всего мгновение, Уильям не успел не рассмотреть, не понять, что же это за свет такой, как тьма снова накрыла, унося болевые ощущения с собой. Но легче от этого не стало. Тьма сама по себе казалась не лучшей заменой боли. На этот раз все длилось долго. Очень долго. Чувство времени тут не помогало. Это продолжалось несколько секунд или столетия — пилот не знал. Знал только, что слишком долго, чтобы выдержать. Тьма. Она отличалась от привычной темноты, как ястреб отличался от голубя. Не просто отсутствие света. Что-то хищное, что-то инородное, противное бытию.
Уильям летел, летел, как летают птицы, растворяясь в этой тьме, как сахар растворяется в кипятке. Даже с его крепкими нервами, привычными ко многому, сложно было не поддаться ужасу. Когда перед тобой не враг, а нечто противоестественное, противное самой природе жизни, паника — защитная реакция, отработанная веками. Безусловный рефлекс. Вот только бежать некуда.Тьма была живой, она питалась страхом, переваривала его, множила, воплощала в виде уродливых фантомов: вот железная махина "мессера" раз в десять больше, чем она обязана быть в реальности, вот жуткая, оскаленная пасть какого-то чудовища, болотная топь. Фантомы.
Стоило взять себя в руки. Возможно, эти жуткие порождения тогда бы отстали от него. «Не думай о белой обезьяне». А этот полет, кажется, был бесконечным. В мире не осталось больше ничего, кроме тьмы и ее уродлиых порождений. Уилл обречен вечно лететь в невесомости, пока не растворится, не исчезнет... Возможно, это и есть смерть?
Однако, чем бы это не было, очередная вспышка белого света вырвала пилота из липкого киселя. Он вдруг обнаружил, что сидит на полу. В комате, напоминающей какую-то не то модерновую тюремную камеру, не то саркофаг. Абсолютно белые стены без окон, пол и потолок из непонятного металла. Какая-то искусственная атмосфера и такой же свет, струящийся словно ниоткуда. Мужчина с удивлением посмотрел на свои совершенно целые ноги, потом перевел взгляд вокруг.
Нет, стены были не пусты. Одну из них украшала надпись "К ПОЕЗДАМ!", снабженная стрелкой и неглубокая выемка под ней. А другую... У Уилла закружилась голова, к горлу подкатила тошнота, как при сильной и внезапной перегрузке. Всю стену занимала картина, изображающая всю ту же тьму. И только приглядевшись пилот увидел изображение издевательски-безоблачного вечернего неба и силуэт горящего истребителя, обреченно пикирующего к земле.
— Приветствую вас, соискатели, — раздался вдруг голос. Не понятно, шел ли он от потолка или от стен. Голос вроде бы был нормальный, мужской. Только вот говорил он не по-английски. И даже не по-французски или немецки. Этот язык был Уильяму не знаком. Между тем, пилот отлично его понимал.
— Если вы слышите меня, значит, вы почти справились с заданием. Сказать, в чем оно заключается, я пока не могу. Могу только заверить, что создал этот Лабиринт не из прихоти и не ради развлечения. Здесь можно остаться навсегда и, если вы решитесь идти дальше, вы должны понимать, что идете на риск. Сейчас вам необходимо сделать выбор. Он прост: вернуться или идти вперед. Тем, кто решит вернуться, я смогу дать немного времени. Две минуты. Больше не смогу, это максимум. Вы вернетесь на две минуты раньше, чем ушли.
С каким заданием и кто должен был справиться — оставалось загадкой. Как и то, про какой Лабирин толкует голос. А вот сам тембр. Нет, это не было похоже на радиоэфир, слишком чисто, но все же создалось ощущение какой-то искусственности. Записи. Живые люди так не говорят.
— Если же вы решитесь продолжить путь, то все, что вам надо будет — это его продолжить. Создать необходимый транспорт и ехать. Ничего сложного. Жду вас в конце Лабиринта, — продолжал голос.
После этих слов последовала пауза. А дальше тон изменился. Сейчас в нем звучали нотки, подобные которым пилот слышал в голосе командира, когда тот командовал боевой вылет, понимая, что парни скорее всего не вернутся. И предчувствие не обмануло, голос заговорил о чем-то подобном.
— Выбор окончательный. Те, кто сейчас пойдут вперед, уже никогда не вернутся назад. Тем, кто решит вернуться, может не хватить ни времени, ни сил что-то изменить в своей судьбе. Подумайте хорошо.
Опять возникла пауза. На этот раз длинная. Кажется, он умолк окончательно. Но все же, в конце-концов голос зазвучал снова. Только одно короткое слово:
— Удачи.
И что это все, черт подери, значит?
|
Толчок со скользкого, коварного обрыва, гнилое болото приняло в свои объятия – так бы описала Шарлотта свои ощущения, когда окончательно осознала, что все это не чья-то злая шутка, не случайность, и не ошибка, и даже не предупредительный «выстрел» судьбы. Все кончено. Надели наручники, как на рецидивиста. Да, так было положено, исключений стражи порядка не делали никому, хотя это был довольно грубый аксессуар для тоненькой нежной ручки и девушка при желании могла бы освободить запястье. Шарлотта не понимала ничего, шествуя по улице предрассветного города под конвоем. Небо оплакивало ее, пронизывающий морской ветер напрасно пытался осушить эти слезы. Черные зеркала элитных кварталов мрачно смотрели во след, осуждающие своим молчанием. Люди еще мирно спали в своих постелях, но уже скоро об этом будут шептаться…
*** Сначала, в первые дни путешествия над бескрайней водой, казалось, что ожидание убьет ее раньше, чем дирижабль коснется твердыни. Слишком мало комфорта, подозрительные и внушающие опасения личности окружали ее, одаривая плотоядными, недвусмысленными взглядами, да оскалами хищными. Хотелось съехать по кожаной спинке кресла и схорониться между рядов, закрыть глаза и, открыв их в следующий миг, очутиться в другом месте! Голова разрывалась от догадок и версий о том, кто так жестоко смог с ней свести счеты: родственники, отвергнутые женихи? Или та дама, которая на одной из выставок, налакавшись шампанского, решила публично высказать свое негативное впечатления от картин художницы? Шарлотта тогда не сдержала эмоций, и сухо ляпнула той что-то про отсутствие вкуса. А еще припомнилась давнишняя история, в которую ее приплели за компанию: подпольная газетёнка, критикующая власть, редакция которой состояла всего из двух человек. Писателя взяли на месте, а вот художника-карикатуриста найти не смогли. Шарлотта попала под подозрение якобы по доносу, но суд тогда нехотя оправдал девушку, не имея по делу ни одного вменяемого доказательства. Еще тогда ей бы следовало задуматься – а кто и за что решил ее оклеветать? Еще тогда ей следовало уехать, как предлагала тетушка, но Шери наотрез отказалась, наивно посчитав случившееся недоразумением. А теперь то что на судьбу сетовать? Она давала ей шанс, а Шарлотта не замечала его, ослепленная успехом, привороженная яркими огнями столичных вечеринок.
Так можно было сойти с ума! В конечном итоге Шери наотрез отказалась страдать – достала блокнот и угольки, абстрактно выражая все свои переживания на бумаге. Черные рваные линии заполняли практически весь лист, и с первого взгляда можно было ничего не увидеть. Но стоило приглядеться, расположив картинку на вытянутой руке, и восхититься тонкой игрой светотени в замысловатой штриховке, играющей на грани глубокой ночи и тусклого сияния холодных звезд. Здесь, в глубине эскиза, царили мрак и темнота, такие же иссушающе-безнадежные, как в душе у самой художницы. Едва заметная фигурка в центре, подсвеченная всполохом падающей звезды, склонила голову к земле, в скорбящем жесте обхватив ее руками. Существо казалось беззащитным, хрупким, едва ли не раздавленным в тисках черноты. Но если приглядеться внимательнее, то картина менялась, полностью переворачивая первое впечатление. Еще более призрачным силуэтом, практически неразличимым на черном фоне, вырисовывался пожалуй главный герой композиции: ангел-хранитель, нависший над сломленным созданием, будто бы купол. Бескрылый ангел в просторных одеждах обнимал свое дитя так тепло и самозабвенно, как обнимают только матери свое горюющее чадо. Шарлотта, забыв на мгновение обо всем на свете, засмотрелась на черный лист, и легонечко вздрогнула, явственно ощутив теплое прикосновение к шее. Приятный морок, растаявший в ту же секунду, стоило ей моргнуть. От сердца распространялось тепло, согревая застывшее тело и мысли. С этим изображением в руках Шарлотта впервые за много дней заснула спокойно.
Очнулась девчонка спустя много часов, когда разносили еду. Впервые здесь, на борту, она ела с большим аппетитом, решив, что силы ей еще пригодятся! Так очередные сутки пролетели куда более стремительно, чем предыдущие. За день Шери умудрилась нарисовать несколько портретов, преображая свои страхи, придавая им более приятную форму. Разумеется она изобразила ту пробирающую до мурашек троицу заключенных, что всю дорогу сверлили ее со всех сторон. Лысый и пронырливый с виду шарлатан на бумаге выглядел обаятельным кавалером из высшего общества, стоило лишь его «причесать» и чуточку облагородить самые яркие его черты, верно расставив акценты. Угрюмый тип, смахивающий на кровожадного мясника, стал похожим на сварливого дедушку, когда шрамы, уродовавшие лицо мужчины, превратились в самые обыкновенные морщины. Со здоровяком было сложнее… Обрисовать как-то менее мрачно пустующую глазницу Шарлотта догадалась не сразу. Но в итоге вышел харизматичный пират, с бросающим вызов прищуром и лукавой улыбкой, в шляпе и с дымящейся трубкой в зубах.
Казалось – страхи побеждены, да и дорога подошла к концу. Но не успела Шери с долей облегчения вздохнуть, в поле зрения вновь очутился недавний пират, красноречивее всяких слов, одним лишь глазом и мимикой выразив все, о чем думал. Шарлотта почувствовала, как резко начала покрывать холодным потом ее спина. Взгляд одноглазого резко осадил, буквально расплющил девчонку, ставшую серой от переживаний за свое будущее. Она не смогла выдержать этот взгляд, и сразу же спрятала свои большие от страха глаза, вперившись в пол.
На выход Шери поплелась последней, когда конвоир уже навострился ее, засидевшуюся, выгонять. Она взглянула на него умоляюще и не смогла проронить ни слова – беспристрастные глаза мужчины четко дали понять, что любые слова попросту ничего не изменят. Шарлотта кивнула, будто бы согласившись, подобрала свои вещи и, как бы душа не сопротивлялась тому, сошла на землю.
|
Оуэн
Моряк лезет за носовым платком сорок пятого калибра...
Он слабо осознает где он, что он здесь делает. Пол под его ногами качается, словно палуба во время шторма в том году. Только теперь вместо мичмана почему-то красотка, которая никогда не достанется такому пьянице и ублюдку, каким был он. Может, поэтому она тоже вскинула пушку? Становится больно в груди и мир на какое-то мгновение очерчивается яркими цветами и резкими линиями. Вспыхивает, как никогда прежде, и затухает во тьме.
Моряк вспоминает, что так и не отправил маме письмо, глупое, почти бессмысленное, которое лежит в ящике комода. Она не назовет его "Джерри" больше никогда.
Больно...
Руби
Никогда прежде она не чувствовала себя такой живой, как на грани смерти. Она играла всеми этими мужчинами, словно куклами в маленьком детском театре. Маленький "Браунинг", покоившийся прежде на соблазнительной подвязке, выплюнул огонь уродливому моряку прямо в лицо. Странная штука, судьба, что раскрашивает брызгами крови молодое девичье личико, которое все никак не перестанет улыбаться, не смотря на то, что уже мертво. Она выбрала его, Оуэна, выбрала своим последним кавалером, и не кольцами, а свинцом они скрепили свой союз. Молчаливо принесенная клятва "до конца наших дней" была исполнена быстро.
Рэймонд
Клокочущая злоба переполняет молодого детектива. В этой девушке, кажется, воплотилось все, чего он желал, но не мог достичь, но что было у Феликса. В нее же Дэй вложил все злокозненные мысли и темные планы ночных улиц этого города. В ту, которой не обладал. В ту, которая улыбалась ему, обольстительно и насмешливо, прежде чем спустить курок в неповинного гражданина. Из рукава Рэймонда "выстреливает" "Дерринджер". Сперва - прыгает ему в руку, повинуясь хитроумному механизму, а затем -палит ей в лицо. Пуля разбивает девушке висок. Она мертва - но все также красива. Рэймонд не может заставить себя прекратить думать о ней. Когда ее тело содрогается от новых выстрелов, он думает лишь о том, как она могла бы изгибаться в его объятиях.
А потом его голова превращается в кашу.
Мэтью
Он был Синглтоном, черт бы побрал этот гребаный мир, и он всегда был один! Все, что случалось с Мэтью, всегда происходило вокруг него. Сам же он предпочитал оставаться как можно более непричастным. Но в такие моменты, когда ты сидишь голой жопой на пороховой бочке с подожженными фитилем, нужно сделать правильный выбор. И пердеть от страха - явно не лучший вариант. А вот обрез под стойкой - очень даже.
Мэтью попросту снес башку молодому детективу, пальнул в затылок, почти что в упор. Сейчас не те времена, чтобы говорить о чести. Единственное, что важно - остаться в живых. Поэтому как только один из служителей закона "потерял голову", Синглтон рыбкой отпрыгнул в сторону. Через несколько секунд его уже никто не увидел: бутлегер скрылся через люк, который вел в подземный ход, который, в свою очередь, выходил в ливневку.
Его убили месяц спустя, когда Синглтон пытался перейти границу Канады.
Патрик
Ты умел крутиться, выживать. И это была далеко не первая твоя перестрелка. Твой выстрел в Красавчика был точным расчетом: если победит полиция, можно будет подмазаться к ним, а если мафия - всегда можно сказать, что капо замочили копы. Но если хоть кто-то заглянет в его автомобиль снаружи...
Поэтому Патрик действительно торопился. Надо отдать ирландцу должное - он действительно попал макароннику в живот. Теперь спагетти будут вываливаться. И госпожа удача вновь помогла Маккалагаху: он сумел затеряться в общей суматохе, вывалиться из чайной и свалить к чертовой матери вместе со своим муншайном.
Позже полиция объявит его погибшим в перестрелке, но настоящая судьба этого человека остается неизвестной.
Массимо
Будем честны: Красавчик устал. Устал играть в гангстера, устал купаться в деньгах, устал от перестрелок и стычек с полицейскими, устал командовать солдатами мафии и выбивать деньги с упрямых лавочников и банкиров. Не этого он хотел. Не это ему было нужно. Для него, для Красавчика, одной Руби на свете больше, одной меньше - все едино. Он надеялся этим выстрелом убить что-то в себе. У него не получилось.
Зато получилось у Патрика, хотя и не совсем. Массимо бы выжил после той раны.
Но у Феликса получилось тоже.
Феликс
В тот момент показалось, будто ты незаметно для себя спустился в ад. Умирает красавица Руби. Умирает твой помощник - еще совсем парнишка. Умирает Красавчик, уже от твоей руки. Умирает пьяный моряк.
Потом ты садишь с обеих рук в итальянцев, которые сторожили снаружи и кинулись внутрь, заслышав стрельбу. Затем угоняешь автомобиль мафии и едешь в особняк Дона. Там что-то празднуют.
Ты врываешься туда с Томми-ганом и понимаешь, что у семьи действительно крутые пушки. И убиваешь там всех. Дона Барлоне. Его жену. Его детей. Его старую маму. Его подручных и их семьи. Всех.
Когда приезжают твои коллеги, ты просто стоишь посреди всего этого бардака. Твои бывшие друзья смотрят на тебя с ужасом.
А потом тебя казнят на электрическом стуле.
-
Годнота получилась, стильно и интригующе. Модуль определённо отбился по впечатлениям.
-
Надо отдать ирландцу должное - он действительно попал макароннику в живот. Теперь спагетти будут вываливаться. Пусть переходит на лазанью, она крупнее :) ЗЫ: жаль только, что судьба Патрика в итог совсем неясна..
-
Хороший эпилог и спасибо за игру)
-
Спасибо за хотя бы один законченный модуль в моей копилке:)
-
классная идея модуля. и исполнение)
|
Патрик спрятал в карманы вспотевшие руки. Это не был запланированный визит, его как будто что-то толкнуло заехать именно сюда. Он проезжал мимо и подумал, а что если зайти осмотреться, прощупать почву, и если позволит ситуация, по-быстрому скинуть владельцу дешёвый муншайн. Понадеялся на легендарную ирландскую удачу. Просто Мак-Адамс, постоянный покупатель, владелец одноимённого паба, сегодня заартачился и сообщил, что теперь он будет работать с итальянцами, а не с ирландскими ребятами с Четырнадцатой улицы. У итальянцев, мол, лучше муншайн. Как у макаронников может быть лучший муншайн, чем у людей, которые изобрели виски? Чёртов шотландец что-то скрывает. Возможно, макаронники нашли способ на него надавить, то ли припугнули, то ли что-то посулили, и он решил бортануть молодых ребят-ирландцев, которые только начинали свой путь к успеху, чтобы влиться в стройные ряды матерой итальянской мафии. Проблема была в том, что Патрику срочно нужны были деньги. Дом его матери сгорел, и она пострадала, сейчас она лежала в Пресвитерианском Госпитале на Восьмой авеню. Пока что за все было заплачено, но потом нужно будет купить новый дом, Патрик с удовольствием в свое время съехал от матери и ни за что не хотел съезжаться обратно. Впрочем, она-то была бы счастлива. Ей было бы кого пилить, взывая ко всем святым и без конца цитируя Краткий Католический Катехизис. Ему даже пришла в голову мысль, а не подстроила ли она специально этот пожар. Э, нет, надо было быстро действовать, чтобы отстоять свою драгоценную свободу. Чтобы со временем продать её за регулярный секс и горячие обеды какой-нибудь порядочной и набожной ирландской девушке. Патрик совершенно не видел никакой иронии, заключённой в этих рассуждениях. Патрик знал, что этот бар принадлежит макаронникам, но он не ожидал увидеть тут знакомую рожу Красавчика. Они сталкивались и раньше, только чудом Патрик ушёл живым из ресторана, где началась большая пальба и несколько человек отдало Богу душу. А все началось с небольшой потасовки. Он на секунду остолбенел, и тут один из двух потрепанных жизнью типов у стойки выдал в себе копа. Это был пат. Пропетлять незамеченным уже считай не удалось, потому что если Красавчика будут забирать, он тут же сольет его копам. Какой-то бандитского вида тип, сидящий в стороне, тоже странно на него поглядывал. Красавчик наверняка был не без охраны, и охранники, скорее всего, были готовы открыть по копам стрельбу. Если они их убьют, Массимо наверняка займётся Патриком. Итальянцы весьма нервно относились к попыткам перехватить их бизнес, и на быструю смерть от пули нечего были и рассчитывать. А может, Массимо его все же не узнает? Возможно ли, что наибольшую опасность представляет этот тип, который попытался обратить на него внимание копов? Может, это и есть охранник Массимо? Бандит, итальянец или копы. Решать надо было быстро, и Патрик, сглотнув, нащупал в кармане рукоятку кольта.
-
У итальянцев, мол, лучше муншайн. Как у макаронников может быть лучший муншайн, чем у людей, которые изобрели виски? + Да и в целом годно, понравилось.
|
Сцена. Лишь на сцене она чувствовала себя живой, купаясь в свете софитов и море обожания. На ней она сияла в полную силу, источая свою страсть, словно аромат, в окружающее пространство. О сцене она мечтала с детства, ища выход своим амбициям и раздираемой противоречивыми эмоциями натуре. И с детства она много работала над собой, оттачивая каждое свое движение. Много сил она отдавала и вокальному мастерству, конечно, но и даже говорить она училась так, чтобы влюблять в себя. Она всегда мечтала быть бриллиантом этого города.
Вряд ли кто-то понял это ее желание, как ей казалось. И казалось ей это не на пустом месте. Как же часто она слышала, что она всего лишь кукла, пустышка. И даже жалели. Впрочем, получив все это, оставаясь ночью одна в "четырех стенах", она задумывалась о том, а так уж хороша ли эта жизнь? Эти мысли пугали ее. Она бежала от них, как от чумы. Ведь другого она не знала. Тогда и появилась другая страсть. Точнее даже не появилась, а приобрела маниакальные качества. Мужчины ее привлекали всегда, а что такое отказ, она и не знала. И в этом была ее проблема: встретить влюбленного в нее было просто, гораздо сложнее влюбиться было самой. И она искала. Искала везде.
"Фэллии`кс... " нежно звала она его, слегка нараспев и проглатывая последние две буквы его имени. Она встретила его в участке. Почему-то полицейские считали, что такая, как она, должна интересоваться окружающими людьми, знать все обо всех. Конечно, иногда Руби слышит о чем говорят за столиками посетили, но ей все равно. Какое ей дело до всей этой грязи? Она рождена не для этого. Даже там, в отделении, в момент их встречи, она оказалась солнцем. Его солнцем. Во время выступлений она незаметно подкладывала ему записки, что ночью будет ждать его, и видя радость в его глазах, будто обретала крылья. Как же давно это было...
Зажав двумя пальчиками тонкий длинный мундштук, она двинулась чуть в сторону, приблизив сигарету к своему... своему... Она не знала, как можно было охарактеризовать их отношения. У него была власть, и благодаря этой власти она была под защитой. Под защитой семьи. А ему по статусу было положено при себе иметь красивую женщину.... Приблизив сигарету к нему, она замерла в ожидании, пока тот достанет зажигалку и прикурит так, будто совершит какой-то только им ведомый ритуал. В такие моменты она наблюдала за ним из-под дрожащих ресниц. Время будто замедлялось. В его глазах появлялось что-то, предназначенное только ей, и его обычно плотно сжатые губы, говорившие о том, что он не расслаблялся ни на минуту в общественных местах, постоянно сканируя пространство на наличие опасности, расслаблялись, и даже уголки ползли вверх. Хотя, может этого на самом деле ничего и не было. И виной тому богатое воображение ее чувствительной натуры.
Сейчас в ее жизни не было любви. Не было ни чувств ни эмоций. Душа ее металась. Сцена давала успокоение, но ненадолго. Хотелось чего-то яркого, взрывного. Интересно, что произойдет, если свести в одном месте тех, кто так мешает друг другу?.. Затянувшись, она прислушивается. Ей и не нужно поглядывать на часы. Вот он момент. Пришел, значит. Она и не сомневалась. Усмешка на мгновение искажает ярко красные губки. Да-да, она прекрасно видит, что и кому от нее нужно. Розовые очки, которые она так упорно не хотела снимать, давно разбиты. И именно теми существами, которые так привлекают ее. Ирония судьбы. Так-так, а это еще кто? Ах да, напарник. Видя, как этот напарник смотрит на Феликса и на нее, напрягается, чтобы скрыть беззвучный смех. Девушка оживилась. Все даже интереснее, чем она предполагала.
Помогла им?! Да ей просто скучно же! Подавив смех, она расслабляется, поднося мундштук ко рту, словно происходящее ее не касается. Хотя, так и не затягивается. Она на своей волне. Руби представляет, что теперь это кабак ее сцена. Только все происходящее не заранее поставленный и отрепетированный номер. Здесь все настоящее. И главное, чувства настоящие, яркие! Вот чего ей так не хватало последнее время! Но. Пусть сейчас она играет и не главную роль, но играет. И далеко не последнюю. В стороне она не останется, ведь а иначе зачем тогда все это?! Осталось только незаметно достать браунинг, спрятанный в складках платья. Коуп и Манчини ей уже не интересны. Они ей все равно этой "забавы" не простят. Она обольстительно улыбается молодому детективу. Зачем? Да просто, натура такая. Ей нравится, когда на нее смотрят так, будто она центр вселенной. Певица плавно откидывается назад и опускает руки.
|
Прежде чем зайти внутрь, Феликс долго просидел за рулем свой машины, припарковавшись через дорогу. Не потому что на улице был ливень и холод. Теплый свитер и горячая кровь держали тепло достаточно долго, а модный кожаный плащ позволяли дойти посуху хотя бы до «чайной».
Коуп откинул барабан «кольта». Два капсюля оказались наколоты, и детектив долго рылся в бардачке побитого «паккарда», прежде чем нашел надорванную коробку. Меняя патроны в гнездах, он невольно вспомнил, как больше пятнадцати лет назад сидел он в своей первой засаде. Как дрожал в его руках штатный «смит-вессон», как он вскидывал шпалер в выбежавшего бандита, как он же выстрелил в него чуточку раньше...
В полицию его забрали прямо из-за университетской парты. Молодого отличника юридического заприметил детектив Валентайн и протащил к себе в отдел без всяких вступительных взносов в виде службы в патруле или в каком-нибудь транспортном отделе. Пять лет он плелся за Валентайном, как верный пес, ждущий похвалы. Валентайн скидывал на него всю черную, бумажную работу, пока сам купался во славе, тайком сохраняя газетные вырезки про себя в небольшом альбоме. Помнится, когда он встретил в парке своего патрона, который подгонял любимого спаниеля ласковым «Ищи!», Феликс узнал в этом псе себя.
Но Коуп не роптал. Не оглядывался на молодых завистников, жаждавших работать с самым популярным детективом. Не обижался на насмешки дряхлых стариков, втайне завидовавших слишком легкому пути выскочки. Ему не нужно было много денег, он не искал ни с кем схватки, не нуждался в обилии женщин. Самое необходимое – дом, жена, машина (тогда его «паккард» был новым и совсем без вмятин) – он имел. Поэтому и работал он честно, не выслуживаясь и не пресмыкаясь.
На шестом году все изменилось. Ранним утром после ночной смены он выехал, как казалось, уже на крайний вызов. Который перевернул всю его жизнь. В канале на окраине нашли самого популярного детектива города Валентайна, а через пять метров, отдельно, нашли его голову. Выродки даже не пожалели того самого спаниеля, но с ним разделались по-человечески – просто застрелили. Именно тогда пришел Феликс в уже свой кабинет и внезапно осознал – а жизнь-то только начинается!
Феликс начал стремительно расти. Детектив. Лейтенант. Старший детектив. Заместитель начальника отдела. Коуп отрабатывал доверие сполна. Не страдавший от тщеславия, детектив, засучив рукава, начал стремительно заполнять тюрьмы всяким сбродом. Начал добывать и уничтожать подпольный алкоголь. Всячески истреблял наркоторговцев, не скупясь на патроны тридцать восьмого калибра. Впрочем, он не беспредельничал. Не унижал, не запугивал. Не нарывался на лишние пули. Он взятки не брал – зарплаты и подачек всяких запуганных клерков хватало сполна – но даже мафиози знали: копать специально, без нужды детектив Коуп не станет. Но попадешься – не обессудь. Его стали бояться и уважать. Настолько, насколько это мог каждый себе позволить, конечно. Феликс мог зайти на любую малину и быть уверенным, что в спину ему не выстрелят.
Но что-то застопорилось. Продвижение прекратилось – зачем нужен самостоятельный начальник, когда есть такой успешный слуга, чернорабочий? Жена ушла. Ну как ушла – сначала из дома вылетел ее голожопый любовник, а потом и она сама была выкинута на декабрьский мороз в том, в чем мать родила. Вторая ушла сама, не прожив в «счастливом» браке и года. Изо дня в день он приходил, ненавистно смотрел на табличку «Lt. Cope» и погружался в работу, которая ему как-то стремительно опротивела.
Нет-нет, да искал он возможности уйти. Понятно, что ему этого не позволяли, и он остался у разбитого корыта. Начал пить. Чуть не спился, протрезвел. Начал работать еще усерднее, настраивая против себя тех, кому не нужен был слишком знающий коп. Активно готовил младших детективов, которые протекали через зал совещаний, как вода через сито.
В каком-то смысле серьезно повлияла на его жизнь Руби. Как-то он опросил ее, как свидетеля. Внезапно для себя начал посещать ее выступления. А однажды поздно вечером, немного датый и печальный, приехал он к ней в дом. И она его не прогнала. Не отказала. Неделю потом Феликс жил, как во сне. Дарил цветы, смотрел щенячьим взглядом, любил, как мог и где мог.
А потом будто заново протрезвел. Осознал, что это для него она такая красивая, но ведь наверняка есть кто-то еще. А может даже, много кто еще. И кто-то посерьезнее, чем стареющий детектив. Любовь прошла, но на ее место пришло привыкание. Просто вошло в привычку изредка приходить к молодой красотке и заниматься с ней любовью. Одновременно Феликс увяз в деле. Кто-то очень хитрый и умный вел полицию вокруг носа, оставлял лишь трупы и пустые коробки. Несколько месяцев полиция ходила в дураках. А Феликс получил несложный намек – если этот беспредел в городе закончится, то две капитанские полосы он получит сходу. И Коуп стал рыть. Ох как стал. Старички в отделе не узнавали «выскочку» - разбитые кулаки, извечный запах пороха, ежедневные вызовы коронера. И горящие адским пламенем глаза.
Даже нынешний напарник был для него больше обузой. Это же надо догадаться – зайти в переулок далеко не в самом благополучном квартале одному и умудриться выделаться перед не самыми благополучными людьми. Теперь его ждет боль ссадин на лице и служебная проверка насчет потери табельного оружия. Ну и фиг бы с ним. Только бы не подвел сейчас. Феликс захлопнул барабан, убрал «кольт» в карман плаща и коротко сказал: - Ну, пойдем.
Внутри было неуютно и как-то убого даже для подпольного бара. С ходу приметил потенциальных бутлегеров. Но сегодня на него Коупу было плевать. Пусть гуляют. До завтра. У бармена он как-то излишне бодро потребовал «холодного чаю со льдом», а в оригинале – канадского виски и закурил, поделившись с бедолагой-напарником сигаретой. Боковым зрением он сразу заметил Руби. И Красавчика. Неуловимого Массимо Манчини, этого гадкого макаронника. Именно на него он нарыл значительную информацию, в последний раз оставив итальянскую «торпеду» без зубов. Впрочем, прокурор оказался человеком боязливым, и ордер об аресте подписывать сразу отказался. Ну ничего. Победителей не судят.
А Руби, конечно, стерва еще та. Все слухи, что он слышал последнее время, подтвердились. Уж не для того ли она завела его сюда, что его расстреляли прямо тут с пары-тройки «томми-ганов»? Ну ничего. Феликс затянулся крайний раз и потушил сигарету. Или все-таки последний? А впрочем… хорошо, что эта курва пришла. Есть одна мыслишка. А если что – простреленная после первого раза рука еще ни разу не дрогнула… Правда, неизвестно откуда взявшийся моряк чуть было все не испортил. Хотя Феликс не подал виду. В знак уважения взялся тремя пальцами за поля шляпы и кивнул головой.
Развернувшись по широкому пути, Феликс сходу достал револьвер, чтобы капо не заметил, и предупредил напарника, чтобы прикрыл, в случае чего. Пальцем, наверное. Allea iacta est. Такие выпады не прощают. Теперь уж, если размахнулся, то надо бить...
Раз – и тихонько, неслышно отводится курок. Два – и Коуп уже перекрывает пути отхода. Три – и вот детектив Феликс Коуп стоит рядом со вскинутым револьвером, еле торчащим из плаща, и говорит: - Спасибо, сладкая, ты нам очень помогла. Вставай, Манчини. Мы за тобой.
-
Хорош, стильно, под стать атмосфере.
-
Нравится, как раскрыта трагедия героя)
|
-
Он вновь будет рыцарем, пускай и без доспехов, коня и замка. + Хороший персонаж, упорно и упрямо гнувший всю игру свою линию. Несгибаемый. Спасибо за игру!
-
Растрогал... У него все получится.
|
ссылка... Сания идёт вслед за Максом, поддерживающим девушку одной рукой, и думает о том, что горе и счастье переплелись в один сплошной клубок. Который ещё долго предстоит распутывать. Наверно – всю жизнь. Длинную или короткую... Про детей Дункан не отвечает ничего. И этот ответ так же ясен, как вздымающееся к небу жаркое пламя. Догорает в сердце надежда, лишь тлеет ещё уголёк. Их надо найти. Живых или мёртвых... «Рыцарь… дяденька…спасли». Нет, не спасли. Не уберегли. Тоненькие ножки торчат из тулупа, в нём, верно, могло бы уместиться три Эйты разом. Юный рыцарь в залатанном плаще поддерживает под руку свою прекрасную даму, передавая ей из рук в руки мотыгу, словно фамильный клинок. Где-то там, где тепло и не больно, ждёт мальчишку Алистер. «Кем ты был неведомый сказочник? Солдатом? Вором? Жив ли до сих пор или гниёшь в какой-нибудь городской канаве? Не уберег. И мы не уберегли. Да кому он нужен этот мир, если в нем то и дело нужно хоронить детей?» «Я хотел защитить детей. Это не должно было закончится так... о, Единый, я просто хотел защитить детей. Неужели это не стоит капли твоего прощения?». «Стоит, Дитрих, это стоит гораздо большего. Только вот боги разучились прощать. Даже люди и те больше не умеют...» Дети... Графиня... Юная Астория. Может быть, хотя бы её получится уберечь. Забрать, увезти из этого ада. Должны же у неё быть какие-то родственники, хоть кто-нибудь, кто отогреет девочку. Плохо, когда ты совсем один. Жить плохо. А умирать ещё хуже. Если одному. Санни обещала накормить Энзо похлёбкой. Жирной похлёбкой из зайчатины. Кажется, это обещание выполнять теперь не придётся. О, она просто эксперт по невыполнимым обещаниям. Ложь во спасение, горькая ирония. Лгать умирающему – страшнее не придумаешь. Эта ложь, похоже, не раз спасала ей жизнь, уж слишком яростно стремилась обернуться правдой. У неё получилось, почти получилось. Осталось чуть-чуть. «Потерпи, осталось совсем немного. Мы скоро придём. Совсем скоро. В красивый город Оретан. Я там никогда не была, как и ты. Но думаю, что это очень красивый город. Там родился твой отец, а он не стал бы рождаться где попало. Там твои дедушка с бабушкой. Они тебя ждут. И любят». «Снова лжёшь, Сания, это входит у тебя в привычку. Может быть им нет никакого дела до ребёнка, а тем более до тебя. Злых вестников не любят, ты скверная замена единственном сыну. Ты ведь даже не жена ему, никто». А ведь до Оретана ещё надо дойти. Она и раньше была обузой, а уж теперь. С такой-то рукой. И... «... кажется ты опять додумалась дать невыполнимое обещание. Как будто одного было мало для счастья. И кому? Жрецу Урфара. Это надо же умудриться. Поклясться остановить зиму. Да уж, зачем размениваться по мелочам. За язык никто не тянул. И как собираешься выполнять? Тебе это не по силам. Отец бы мог». Отец... он был мудрым человеком. Научил всему, что знал сам. В Оретане, наверно, нужны врачи. Теперь, когда Гильдии и её знаменитых целителей больше нет. Может и аптекари пригодятся на безрыбье. И даже аптекарские ученицы. Только вот Санни никогда не слыхала, чтобы кто-то готовил микстуры одной рукой. Может быть, обойдется. Заживет, как надо. У Ашиля в сумке обеззараживающая мазь. Надо попросить Макса замотать руку. И посетить местный лазарет. Наверняка там найдется не одна лишь приправа для похлебки. Им понадобятся лекарства в дорогу. И не только для неё самой. Мало ли что может случиться. Стоит запастись лекарствами, едой. Немного отдохнуть и уходить отсюда. Это место пропахло смертью, ребенку не обязательно всё это видеть. Даже если он ещё не родился. Тем более, если он ещё не родился. Собственно, почему он? Сания всегда думала о ребёнке, как о сыне, когда позволяла себе такую роскошь – думать о нём. А позволяла редко, иначе можно легко раскиснуть, упасть и лежать на дороге, не в силах подняться. А сейчас... сейчас вдруг увидела девочку. У неё были были чёрные, как у Тьера, волосы и серые глаза Санниного отца. Дочка... Уна. Да, пусть будет Уна. Красивое имя. Санни улыбается, а сердце сжимается от боли, и рука на этот раз не причем. Рыжеволосая северянка усмехается, откидывая со лба потную прядь. «Замерзать вдвоем веселее». Что ж, кому суждено сгореть, тот не замёрзнет. «Вы бы понравились моему отцу, миледи. А понравиться моему отцу дорого стоит». Она так и не успела этого сказать. И ничего уже не сможет сделать для той, которая тащила её на себе по вьюге и закрыла собой их всех в безнадёжном бою. Только отблеск пламени рыжих волос горит в сердце жарче, чем пламя Урфара в жаровне. Дорога до каменных ступеней – всего несколько шагов. А кажется бесконечной. Так же шла она по снежной пустыне целую вечность назад, шла пока силы не оставили. Пока не пришлось тащить её по снегу Уне и солдату. Как его звали? Нехорошо, негоже забывать имена. Он, кажется, жутко ворчал, а Санни... Санни даже не успела его поблагодарить. – Эларик... его звали... Эларик, – она вдруг понимает, что шепчет это вслух. Макс подумает, что у неё начался бред. Нет, сэр Макс подумает. Старик не стеснялся, раскрывая чужие секреты. Это не хорошо. Сания не собирается лезть никому в душу. Какая разница: сэр, не сэр. По крайней мере этому человеку она успеет сказать «спасибо». – Макс, я... Спасибо за всё. Я должна... кое-что сказать... тебе. У меня... будет ребёнок... ты его... спас... Вот она и открыла свой самый страшный секрет. Люди – такие смешные создания. Хранят свои маленькие тайны, а потом умирают. И некому помнить их имена. Как звали того хмурого лесоруба, что сгинул в пурге? Звездочёта? Санни не может припомнить и сердится на себя. А девушку, что орудовала кинжалом, словно плясала? Тэрия. И у неё тоже, должно быть, были страшные секретики, никому, кроме неё самой не нужные. А теперь её больше нет. Их всех нет. Остались в снегу вместе со своими тайнами. Умар написал бы про это книгу. Он любил рассказывать на привале, что пишет книгу. Про них всех тоже непременно напишет. А теперь не будет им никакой книги. Кто-то там на далёком юге не дождется. Да полно, была ли у него семья. Путешественникам семьи не положены. У Пада наверняка семьи не было. И у белокурой Каталины тоже. Если выбрали своей судьбой войну, тут уже не до семейного очага и детишек. Может, это и к лучшему. А всё равно – несправедливо. За какие грехи осудил олень солдата? За что досталось Каталине пламя Урфара? Алый плащ, алое пламя жертвенного костра. У неё всё могло бы ещё быть, если бы кому-то не приспичило спасать мир. Спасать мир – лучший способ его погубить. Откуда жрец выкопал это чёртово пророчество? Это ведь бред. Это не может быть ничем, только бредом. Но олень снова заглядывает в душу. И ледяные скульптуры застыли в беззвучном крике. Это ведь бред... Нужно будет найти эту книгу. Наверное, это какая-то имперская книжка, поэтому Сания не знает. Что-нибудь из их религии. Симона могла бы подсказать. Юная жрица и единственная причина не проклинать жрецов Урфара. «Благодари её за это, старик. Найди там и на коленях благодари. Твой бог пустышка, раз не смог спасти даже Симону». Что ж, а у Сании остался кинжал. И надежда, что его не придется... использовать по назначению. Странно, что врачи носят такие же. Тьеру не хватило чуть-чуть до выпуска и подобного кинжала, а у Ашиля был? Приходилось ли ему? Нет, он из тех, кто всегда боролся до последнего. Как и Тьер. «Не волнуйся друг, вытащу, и не с того света вытаскивал...» «Только тебя, лекарь, некому было вытащить с того света. Всё, что я смогла, это смотреть и не отворачиваться. Вряд ли тебе сильно помогло. Я бы хотела так научиться. Если смогу». Смутные тени живых и мёртвых идут рядом, и, кажется, боль отступает. А может, это просто начинает действовать снадобье Ашиля. Мёртвые и живые вперемешку. Идёт к замку Юрген, поддерживая Адрианну. Что он теперь станет делать, потеряв свою цель? Кажется, Предназначение, в очередной раз посмеялось над стариком. Над ними всеми. Сгибается под тяжестью рюкзака Дрег, Шваркс прыгает возле него с радостным лаем. Сания не может понять, то ли это верный пёс нашёл хозяина, то ли очередная тень, ожившее воспоминание. Коробейник по крайней мере не пропадёт. Вот за него Санни спокойна. Этот выгребется. В рюкзаке наверно пол-Теравии и еще четверть Аэдвера. Не простудился бы без шапки. Надо будет поискать тёплые вещи. Сказать Астории, чтобы собрала деньги и ценности, что-то, что может ей пригодиться. Идти придется долго. Лучше, конечно, не идти. Может быть, тут найдется лошадь и повозка. Возможно, Дункан хоть в этом не соврал. «Мы уйдём на рассвете». «Сколько же вас уйдет? И сколько дойдет? А сколько останется лежать тут, на чужой земле? Куда вы собрались, домой? Далековато отсюда. Небось, не видели таких зим ещё. Что ж, наслаждайтесь. Это ваша победа. Такой у неё вкус. Верно, не ожидали?». Санни прижимается к Максу, словно тот может защитить её от любого зла. Словно, так она в безопасности и ничего плохого больше не случится. Где-то в небесной кузне машет молотом Оравер, стоит за тиглем отец, Преподобный читает свои проповеди. Где-то там отдыхают погибшие на этой бесконечной войне. И кому какое дело, на чьей они были стороне. Уж точно не богам. Их же не существует. Где-то там отдыхают погибшие, а им, живым, отдыхать ещё рано. Разве что самую малость, несколько часов перед дорогой...
-
Мощный эпилог. С призраками круто и упоминание всех и каждого дорогого стоит. Поставил бы десять плюсов, если б мог.
-
Обещанный плюс за во всех отношениях потрясающий эпилог. Спасибо за игру, прекрасный отыгрыш и безграничный энтузиазм!
|
-
Мощно, прям пробирает. И, если я правильно понял, с парой хороших отсылок. Спасибо за игру! p.s. д100 - Логин : 1 - ∞ ;)
|
-
Хорош. И идея с монеткой достаточно интересная.
-
Мне следующий пост тоже понравился, особенно про то, как отобрал ключи и ходил, где хотел и делал, что хотел, но этот вообще классный. Сцена с монеткой прямо перед глазами. Очень символично. Дункана тонко унизил, так ему )
|
Так он и пошёл. Пыхтя, нагруженный будто мул сумками и умирающим человеком. И такой же непреклонный, как мул.
- Нет, жрец..ты может уже и подох, но я всё же..уф, хочу..чтобы последнее, что ты видел в своей жизни был не пылающий свод церкви..которую...уфх..ты поджёг..а небо. Небо и снег этой страны. Неплохо, для такого засранца, как ты, а? –
Холодный ветер в лицо. Ряса в испачканных кровью пальцах трещит. Вот-вот порвётся – эта одежда отнюдь не рассчитана на то, что её носителя будут нещадно волочить.
- Юрген, слышал, что этот жрец сказал? Ты будешь жить ещё долго. Пророк доморощенный, вроде на вид лёгкий, а ташишь, будто все грехи мира. Гузно небось отъел! - с натугой пропыхтел северянин, несправедливо ругаясь на вообщем-то сухопарого служителя Урфара. Весь в дыму, торговец волочился где-то позади, наёмника, и не очень хорошо соображал, надышавшись жаром и дымом. Часовня, видевшая так много и так мало, протяжно застонала. Что-то захрустело. Дрег искренне надеялся, что это не его хребет.
Вот и крыльцо. Первой вдох относительно чистого воздуха, после чада и угара церквушки. Голова кружится. На мгновение, Дрег замер, борясь с головокружением, между миром жара и привычным ему холодом. Закашлялся. Боль пронзила лёгкие, судорога скрутила его. Он едва не отпустил тело жреца и сумку. Даже дыхание, очевидно из-за разницы температур, казалось дымным. На мгновение, суеверный торговец испугался, что жрец-таки обиделся за несправедливые обвинения, и теперь мстит с того света, и начал с лёгких, которые теперь медленно тлеют болью, и дымят. Но кашель унялся так же быстро как и начался.
Дрег распрямился. О нет, он не оставит тело этого мужа огню. Почему-то это казалось ему правильным. Чьей бы марионеткой он не был, оставлять его на поруганию пламени казалось неправильным. Последняя дань уважения? Или может бы оно смыло грехи этого негодяя?
Так или иначе, но коробейник вытащил остывающее тело проигравшего свою последнюю риторику жреца. Красное пятно на снегу. Тулуп придётся оттирать. Потом. Холод колол лицо, но пропотевшее тело кажется только с благодарностью принимало поцелуи далёкой родины. Мужчина опустился рядом с трупом на колени. Зачерпнул снега, и ничуть не заботясь принялся растирать свои щёки. Ему нужно было прийти в себя.
Несколько мыслей неотступно билось в его голове. Жрец ничего не предсказал ему. Северные боги вновь закрыли своего непутёвого сына ладонями от огненного взора Преподобного? Или он просто не успел прозреть? Так или иначе, но Дрег считал себя вправе не следовать неясным пророчествам. Он отблагодарит своих богов, и будет защищать этот мир, как умеет. Хитрость, деловая хватка, и отчаянное желание не просто выжить, но обернуться с прибылью. То, что принято называть деловой хваткой. Быть может, он сумеет защитить себя и близких, от тех загадочных тварей, которых помянул жрец.
Но это была лишь одна мыслей. Куда больше сейчас занимало торговца другое. Дочь графа. Графиня? Да, графиня. Её нужно спасти. Флинта, Асторию и Шваркса. Шваркс и Флинт пережили предыдущее судилище Лося, а значит, скорее всего пережили и это, а значит и невинное дитя должно было пережить. В груди всё ещё тлела боль, но это было лишь слабое напоминание. Возможно, Дрег был болен, но сейчас он чувствовал себя вполне силах.
Коробейник медленно поднялся. На потные волосы быстро налип снег и пепел. Северянин не видел этого, иначе бы пришёл в ужас, помянуя о том, чей это может быть прах. В глазах прояснилось. Сания вместе с лесорубом. Девушка, не побоявшаяся рискнуть собой, и перед лицом ныне обезглавленного огненного монстра пилила верёвки. Сумка Ашиля.
Дрег оставил истекающее кровью тело жреца, и зашагал к парочке. Окровавленный разруб исходил паром. - Вот. Возьми. Ну, то есть..Максимилиан, вы не возьмёте эту сумку? Там могут быть лекарства, которые помогут при ожогах. А я..должен найти выживших. Мне кажется, надо уходить отсюда. Это место неспокойно, и даже северные боги, не будут вечно оборонять нас. -
-
Хороший пост. И северные боги, и гузно, и беспокойство о собаках и детях. Очень хороший.
-
Гузно небось отъел! Дрег просто кладезь юмора в этой игре ))
|
Морозный воздух и холод казался восхитительным после провонявшей смертью часовни. Если бы ещё так не болела рука. Санию словно разрывало на маленькие кусочки и всё никак не могло порвать, место, что служило когда-то её рукой, ныло и пульсировало, смотреть на то, во что она превратилась, было просто жутко. Девушка глухо стонала, закусив зубами костяшки пальцев здоровой руки, иначе орала бы уже в полный голос. Надо найти лекарства, замотать чем-то. Демоны, какая же это пытка! В глазах то и дело темнело, сознание всё пыталось дезертировать с поля боя. Нужно найти какое-нибудь снадобье, да побыстрее, так она долго не протянет. Двор с провалами ворот, ледяными скульптурами возле казармы, лежащими на земле телами, представлялся продолжением порожденного адской болью бреда. Всё же спутанное сознание отмечало и Юргена, и бредущую к ним чью-то фигуру. Где Дрег? Мыслить здраво получалось плохо, мысли вообще путались, растворяясь в очередной волне боли, сосредоточиться она не могла. Ничего это пройдет, ничего. Главное – она жива. Её ребёнок. Она крепкая. Не сдохла раньше и сейчас не собирается. А ведь это всего лишь рука. Точнее то, что от нее осталось. Вряд ли она когда-то будет способна работать, как надо. Перспектива остаться калекой несколько месяцев назад привела бы Санию в ужас, теперь ей было всё равно. Лишь бы не болело. Всего лишь рука, а хочется кататься по земле, чтобы только прекратить это. Что же они чувствовали, когда огонь пожирал не руку, а сердце, лёгкие, мозг? Уна, Каталина, Ашиль, Адрианна... Люди, что пришли сюда до них, и чьих имен теперь никто не узнает... Жертвы магов в чумных деревнях... Меньшее зло... Идиот, какой же он идиот. Это такое зло, что и представить нельзя. Разве что сунуть руку в огонь. Она теперь знала.
Макс всё ещё держал её на руках, Сания хотела сказать ему, чтобы поставил. Хотелось сунуть обожжённую руку в снег, чтобы унять боль, хотя этого делать было как раз нельзя, она знала. Но очень хотелось. Только говорить не было сил. Фигура остановилась совсем рядом с ними. Рыцарь Дункан. Хотя, какой он рыцарь. Рыцари дерутся честно, на поле боя, а не заманивают путников в дом и не травят. Тот, кто добровольно стал цепным псом и рабом, рыцарем больше быть не может. Макс... Мысли перескочили с одного на другое. Почему старик назвал его рыцарем? Дункан... Что-то важное было, но рука так болела, что она не могла сообразить. Старик послал его привести остальных. Он вернулся один. Сании не хотелось спрашивать, не хотелось слышать ответ. Если ничего не спрашивать, можно думать, что они убежали, спрятались. С ними всё в порядке.
– Макс... д-д-ети... у него... узнай, – её хватило только на такой невразумительный шепот.
|
|
Лучшая шутка дьявола в том, что он убедил мир, будто дьявола не существует © к/ф «Обычные подозреваемые» («Подозрительные лица», "Usual suspects«)
Мир Тьмы, Вампиры: Маскарад (для тех, кто еще не играл, но хотел бы)
Представьте на секунду, что вампиры существуют. Что они выглядят как обычные люди и все, что им нужно, — не выходить на солнечный свет. Что они обладают физической силой, в несколько раз превышающей человеческую. Что пули им не страшны. Что стоит им заглянуть человеку в глаза, и тот становится послушной марионеткой. Что воспоминания о том, как клыки сомкнулись на твоей шее, затуманиваются, оставляя после себя лишь воспоминания о невероятном наслаждении и легкую слабость? Насколько сложно будет таким существам жить в современном обществе?
Ответ: сложно. В большинстве своем люди не представляют угрозы — они лишь пища, пища разного сорта. Если тебе не лень тратить силы, ты можешь питаться представителями высшего общества, смакуя изысканный гемоглобиновый букет. Если ты не особенно разборчив — что же, на улицах полным-полно отребья, которое никто не станет искать...
Одни из самых страшных врагов вампира — это сами вампиры, что вполне естественно. Стоит тебе пробежаться со скоростью поезда или швырнуть в кого-нибудь трамвай, и последствия не заставят себя ждать. В эпоху, когда на каждом мобильнике есть камера с высоким разрешением, подобные действия могут привести к печальным для вампиров последствиям: как ни крути, но даже самые старые и ужасающие из них зачастую бессильны против, например, огнемета. Или ядерной бомбы. Наученные горьким опытом времен Испанской Инквизиции, вампиры создали структуру, которая называется Камарилья. Она призвана защищать сородичей (как они предпочитают себя называть) от мира смертных, поддерживая режим строжайшей секретности («Маскарад»). Кино про вампиров, игры, компьютерные и настольные ролевые игры — прекрасный способ превратить кошмарных чудовищ ночи в глупый, местами банальный до пошлости миф...
По своей натуре вампиры — охотники-одиночки, вынужденные обитать среди себе подобных. Большинство из них сконцентрировано в городах, которые предоставляют легкий доступ к крови и защиту от оборотней, обитающих за городскими пределами. Способность к сосуществованию никогда не была сильной стороной человека, и эта черта лишь усугубляется после его смерти. Подогревается ситуация и тем, что сами сородичи не однородны: чаще всего они принадлежат к кланам, условным «семьям», каждая из которых определяет способности новоиспеченного вампира и его слабости. Разумеется, обладая многовековой историей, многие кланы враждуют (тайно или открыто) между собой. Практически в каждом из кланов не прекращается и внутренняя грызня за более высокое и престижное положение среди равных. А внутри каждого отдельного вампира идет бесконечная война между человечностью и зверем — темной стороной, которая заменяет живому мертвецу бессмертную душу.
Пусть вас, как игрока, не пугают сложные правила генерации и непонятные слова в обсуждениях знатоков Мира Тьмы: того, что вы только что прочитали, вполне достаточно, чтобы начать игру. Большинство вампиров современных ночей, как и вы сами, не знают ни вампирской истории, ни соотношения сверхъестественных сил, ни темных таинств. А умелый мастер поможет создать лист персонажа и грамотно введет вас в этот мир.
Но есть кое-что, что вы должны понимать с кристальной четкостью: Мир Тьмы не зря называется именно так. Вам придется бороться за выживание, яростно и изо всех сил. Если вы хотите подняться чуть выше и стать чем-то большим, чем бесправный кусок мяса, которым можно помыкать как угодно, — вам придется идти по головам. Те, кто слабее вас, будут бить в спину. Те, кто сильнее вас, хотят, чтобы так и оставалось. Если у вас есть друзья — это прекрасный способ воспользоваться вашей слабостью по отношению к ним. Добро исчезло, и его крохотные искорки так сложно отличить от подделок. Хэппи-энда не будет. И если все неожиданно разрешилось хорошо — это не конец, а лишь короткая передышка перед чем-то действительно... кошмарным.
-
+
-
Спасибо. Очень познавательно.
-
Отличный ввод в мир!
-
за внятное объяснение Маскарада и Камарильи.
-
Очень ёмко и наглядно. С удовольствием почитаю продолжение.
|
|
От адской боли Сания уже плохо понимала происходящее. Девушка упала на колени, тряся обожжённой рукой и скуля сквозь зубы, как наказанный щенок. Перед глазами снова плясали оранжевые круги, как тогда - во время битвы с волками. Любовь, ненависть, страх смерти, жажда жизни, надежда, отчаяние - всё было ничто, не имело ни малейшего значения. Важно было лишь, что у окна валяется её сумка, там есть лекарства - это была единственная внятная, человеческая мысль, на которую дочка аптекаря сейчас была способна. Всё остальное тонуло в животной боли, сейчас Санни мало чем отличалась от дикого зверя, от чумного волка.
Преподобный вскинул руку, и лишь этот жест сумел пробиться сквозь оранжевую пелену, туда, к любви, ненависти, страху и надежде. К человеческому сознанию.
"- Нет!" - ей казалось, что она кричит, душа кричит, но наружу доносился лишь невнятный стон. "Нет!" - кричал и бился кто-то в охваченном агонией мозгу. - "Оленя больше нет. Больше не нужно. Остановись! Зачем? Ну зачем? Остановись! Пожалуйста!"
А потом старик отступил, глядя на свою руку так, словно это его ладонь, а не Сании сожрало сейчас пламя. Раскинул руки, замер, будто привязанный к столбу. Бессильный. Сания увидела, как кинулся к ней Макс, увидела невредимого коробейника рядом, Юргена, сжимающего саблю. Она замотала головой, пытаясь поймать взгляд старого телохранителя.
- Юр... ген... - слова выговаривались неохотно, больше похожие на змеиное шипение, прорывающееся сквозь стиснутые зубы, - н-не н-на... да... боль... ше ж-жертв.
Макс склонился над ней, что-то шептал утешающее, смысла чего Сания уже не могла разобрать.
- Сумка... моя... л-лекарства, - Санни и сама не знала, кому это говорит, повиснув на руках у лесоруба. Нет, рыцаря. Старик назвал его рыцарем. Она даже не вспомнила о том, что меньше суток назад, уже говорила эту фразу, говорила Ашилю. Сквозь оранжевую пелену боли лишь помнила одно, нужно что-то сказать старому жрецу, что-то крайне важное, но сил на это уже не осталось. Сания уткнулась лицом в плечо Макса, будто ища защиты.
|
|
|
-
Классный пост. Прочуственный такой.
-
Или хотя бы сдохнуть на своих вещах. Весь Дрег в одной фразе :) Шикарный пост, и я мне перестаёт доставлять персонаж. Персонаж, в котором инвентарь играет чуть ли не большую роль, чем история и характер. С специально для него придуманными богами, очень целостный и живой.
|
-
Знаешь, если так надо, можно ведь найти таких, кто за 100 р. спустится в подвал как миленький, еще и скажет спасибо, а не ждать сотню лет, на крайний случай взял бы, да сделал это доброе дело сам. Вот она, современная логика) У альва явно слишком консервативное мышление для нашего времени.
|
Пока старик вешал то, что уже давно мозгом Марины маркировалось и заботливо устроилось на полочке с ярлыком "псих", в крайнем случае "прикол", девушка занялась делами более насущными. По крайней мере, никто никого не убивал и всё ещё не проявлял агрессивных поползновений. А потому она сняла рюкзак и полезла за перекисью. - Там - маленькая ранка, - сказала уже не шепотом, но все ещё тихо. В конце концов, обработать непаливно уже не получится. Еще и Денис уселся неподалеку. Да и порванную юбку на мало-мальском свете и так все увидят. - Мало ли, какая тут зараза, - в этот момент Марина красноречиво скосила взгляд на сумасшедшего проглота, - лучше не рисковать с инфекцией. Она достала вату, оторвала кусочек и смочила в перекиси. Брови девушки то и дело подымались. Нет, конечно, и раньше хватало всяких Наполеонов, как королей, так и тортов, в местах не столь отдаленных. Сейчас же тенденции поменялись и полководцы уже не в моде, зато всякие расы и прущая фентезя рука об руку с фантастикой - очень даже. Марина едва удержалась, чтобы не съязвить, почему же так слабо. Эльфы какие-то. Вон, затесался бы каким-то анимешным героем, только кишка тонка рискнуть так себя внешне переделать? Вспомнились девочки из интернета, превращающие себя в кукол. Вот одна глаза под анимеху рисовала, собиралась даже пластическую операцию сделать. Может, к этому времени уже и сделала. В общем, Марина сдержалась. Решила не портить ребятам удовольствие, хотя и весьма сомнительное на ее взгляд, в попытке вывести старика на чистую воду или просто поприкалываться. А вот идея разделяться и переть в подвал была уже откровенно самонадеянной. В мире и без мистики с чертовщиной опасностей дофига. Особенно на фоне утверждений старика о том, что он мог бы сделать с их телами, сразу думалось о столиках с пинцетиками и каком-нибудь газе, лишающем воли или сил сопротивляться. Может, он ещё это все на камеры снимает и в черной зоне интернета в прямом эфире бабло рубит. Ага, спаси старичка, спаси печати, чтобы великое зло в виде каких-нибудь кредитов, например, не заставили бедолагу голодать без омаров и шелков. Короче. Артур вернулся как раз вовремя. И ещё более вовремя Макс, наконец, отчалил от центра представления, именуемого теперь не иначе, как маньяк. Пора было действовать. Цацкаться и уговаривать брата, который явно был настроен не пойми на что, ведь мог и не блефовать со стариком, Марина, не церемонясь, попыталась шустро схватить того за руку и за счёт элемента неожиданности сильно толкнуть в сторону Артура. - Уходим. В отличие от подруги она скептически относилась к действиям Максима, потому так ничего и не ответила на этот счёт. Не хотелось даже уколоть старика мыслью на тему добровольной принудительности. Тоже, блин, высокая цель по спасению мира от зла. Выйди тогда и по-людски попроси. А то пришли и подыхайте. Особенно ее добило про месячные, раз у тебя они, то подыхай и вовсе без вариантов. Нет, чтобы отпустить. То есть, даже если бы кто и пожертвовал собой, такие женщины все равно погибнут. И выживет только не кровящий. Мило. У мужика явно была какая-то травма на тему женщин. И кто знает, что за особые извращения и мучения он им приготовил. Толкнув брата, Марина, так и не успев обработать рану подруге, ткнула ей в руки ватку с перекисью. Закинула быстрым жестом флакон в рюкзак, перевесив его через плечо, и схватила палку, быстрым широким шагом отправившись вслед за братом. Она очень надеялась, что если тот вздумает отказаться, Артур сообразит его удержать и вывести. Во всяком случае, все они знали Марину не один год, чтобы понимать ее нежелание здесь рисковать. Тем более, она ещё и как старшая отвечала за младшего.
|
Он прыгает на тебя. Ты ловишь его за горло. Поднимаешь. Вырываешь кадык - бежит тёплая влага, заливает тебя. Отбрасываешь уже бездыханное тело. Нейтан мёртв. Весь бой занял не больше трёх секунд. Шагаешь к гаитянину. Но он (напряжённый, помрачневший, злой) трусливо рассыпается в прах. Стоишь. Четверо вас. Ты, запачканный чужой кровью. Истекающее ей тело лучшего друга. Эмма, безразличной колодой лежащая на кровати. Булькающий в наступившей тишине Баттерз. И Джессика. Джессика? Не улавливаешь момента, когда она появляется здесь. Будто пуховым одеялом опускается с потолка. Белоснежно-чистая. Сияющая. Бесконечно далёкая. Она смотрит на тебя и твоё сердце останавливается. Улыбается - и оно снова стучит, гораздо быстрее. Она проходит (нет - пролетает, парит в воздухе) мимо тебя. Приближается к Эмме. Кладёт ладонь ей на лоб, гладит, целует: так заботливая мать проверяет температуру у любимого ребёнка. Шепчет (ты не слышишь слов, но они будто отражаются эхом у тебя в голове): - Проснись, малышка. Всё позади. Эмма садится. Ты смотришь и не веришь: на глазах она меняется, набирается жизни. Уходит худоба. Зарастают следы от уколов. Она раскрывает веки, взгляд блестит здоровьем. Она видит тебя. Затем Джессику. Улыбается. Широко. Потягивается: - Мама? Папа? Я видела странный сон! Окружающего пиздеца явно не замечает. Джессика обнимает её. И отпускает. Подходит к Баттерзу. Трогает его за плечо: - Подъём, старый воин! С Баттерзом происходит та же перемена. Он перестаёт напоминать мешок, выпрямляется, встаёт на ноги. Синяки зарастают. Переломы (судя по изменению осанки) срастаются. Он не кажется проснувшимся, скорее удивлённым, поражённым. Твоя жена обнимает его. Прижимается щекой к щеке. Шепчет на ухо: - Позаботься о ней! И поворачивается к тебе. Её глаза - бездна. Её улыбка - космос. Сотня мыслей копошится у тебя в голове, тысячу слов хочешь сказать, десяток действий сделать. Но что-то мешает: язык вязнет в горле, не поднимаются руки, даже шагнуть навстречу не можешь. Первые лучи солнца уже забрались в окно. - Герой, - она парит к тебе. - Защитник. Убийца. Спаситель, - всё ближе и ближе. - Вернулся из могилы. Наказал негодяя. Помог дочери, - весёлая искра играет в уголках её глаз, ты не можешь понять, смеётся она над тобой или хвалит. Лицо любимой в сантиметре от твоего. - Спасибо! - звенит в голове голос. Она впивается в губами в губы. Растворяешься в ощущении. Теряешь чувство времени и пространства. Уже угасая, замечаешь чужую мысль. "Найди меня. Найди покой, Джон". А потом остаётся только пустота. И на освободившееся место прорывается боль. ********** Теперь ты помнишь. Вечность гнева. Боли. Отчаяния. Жажды крови. Вины. Безумия. Беспомощности. Ад? Скорее клетка. Но ты нашёл выход. Нет. Тебя выпустили. ********** Прохладный ветерок приводит тебя в чувство. Ты сидишь на краю разрытой могилы и смотришь себе в глаза. Твой портрет. На твоём надгробии. Светит полная луна, ни следа рассвета. - Я прошу прощения за эту задержку, мистер Аллен, но мне просто необходимо с вами поговорить. Поднимаешь глаза. За камнем с погребальными надписями возвышается человек. Худой. И длинный. С тростью. В сюртуке и котелке. ( ссылка) - Первым делом я хочу признаться: мне не нравится, что вы сделали со шпаной. Я понимаю: они вам помешали. Но можно было обойтись и без смертей: в конце концов они были всего лишь детьми. Он выжидает: кажется, ждёт, что ты что-то скажешь. Но ты молчишь. Ещё не хочешь говорить. Он пожимает бровями: - Впрочем, если б не тот досадный случай, мы бы сейчас не разговаривали. Вы хорошо послужили нам. Убили Тейлора, изгнали гаитянина, вышли из собственного тупика. Спасли свою дочь. Я думаю, не стоит упоминать, что с ней всё будет в порядке: мистер Баттерз сделает всё для того необходимое. Он вновь делает паузу, на сей раз короткую. Сглатывает. - Но у нас с вами есть нерешённое действие. Убийством детей вы обрекли себя на ад (поверьте: он не так страшен, как о нём рассказывают). Но мы испытываем острую нехватку кадров и можем вам помочь. Он смотрит. Он спокоен. - Мы - это Ворон. Ворон - это мы. Каждый из нас. В старину мы приходили в образе птицы, но сейчас, - он слегка разводит руками, как бы негодуя из-за падения нравов, - другие времена. Я - Ворон. Можете думать обо мне, как о жнеце... ангеле смерти, если угодно, в вашей культуре этот образ распространён сильнее. Мы сопровождаем души погибших. Чаще всего на тот свет, но в редких, исключительных случаях, - он улыбается, как бы намекая: вот он ты, - на этот. Я привёл вас. Не просто так, не из-за каких-то ваших личных заслуг: вы оказались удобны. Он снова переводит дух. И объясняет: - Думаю, вы помните: ваш друг и убийца, Нейтан Тейлор помимо наркотиков, женщин и экстрима в своей бурной юности увлекался эзотерикой и оккультизмом. Но то, что началось, как очередной эксперимент по расширению сознания привело к чудовищным результатам. В своих изысканиях он наткнулся на работающий, обещающий силу и богатство ритуал. Так сюда вернулся демон, известный вам под именем "гаитянин". Связанный магией крови он остался на Земле, чтобы служить Тейлору. К сожалению, для разума Нейтана призыв не прошёл бесследно. В ту ночь он тронулся рассудком и в последующие годы старался удержаться на грани. Увы: ему то не всегда удавалось. Жертвами одного из "срывов" вы и стали. Он снова молчит. Наверное, даёт время осознать. - В задачи Ворона входит устранение и поддержание контроля за сверхъестественными явлениями. Разгуливающий по миру живых демон, да ещё и высшего круга, нам не нужен. Потому мы послали вас - убить Тейлора, единственный якорь, удерживающий гаитянина. Это не совсем по правилам, но выбора у нас не было: хороший человек, да совпавший с нами целями - огромная редкость в последние века. В случае успешного выполнения вас ждала награда: воссоединение с супругой на небесах. Он мрачнеет и вздыхает. И тут же светлеет. - Увы, вы запятнались. Убили невинных. С таким в рай не берут. Только в ад. Но, что плохо вам, хорошо нам. Я предлагаю вам работу, мистер Аллен. По миру бродит множество существ, которых быть здесь не должно. Множество неотмщённых душ томится в заточении собственной боли. И не каждого можно вернуть. Вы будете нашим... оперативником, если хотите использовать это слово. Чем-то вроде... вампира? Только питающимся не кровью, а ненавистью. Вы будете живы, вы будете рядом с дочерью. Однако, есть и цена. Вы не будете человеком. Если вы умрёте, вы попадёте в чистилище. Оттуда нет пути в рай, вы более не увидите супругу. - Есть и другой путь, - после очередной паузы продолжает Ворон. - Вы можете принять свою судьбу, отправиться в Ад. Непростое испытание, мало кто его прошёл, а у вас, к тому же, теперь там могущественный враг. Но если вам повезёт и вы всё сделаете правильно, вы найдёте дорогу к Джессике. Что скажете? Он останавливается, уже надолго. Теперь отмолчаться не выйдет.
-
Совершенно неожиданный поворот, но тем не менее сильно. Выбор не из лёгких как персонажа, так и, что не менее важно, для игрока. Интересно наблюдать, как сказываются последствия принятых ещё в самом начале решений. В общем и целом, игра доставила много различных эмоций. Спасибо. Более полно я ещё выскажусь.
|
|
Раз за разом она проигрывала. Каждый раз, когда уже начинала верить, что ещё чуть-чуть и до жреца дойдут слова, он просто поднимал руку. Адрианна, лекарь, Каталина... Перед глазами встало морозное утро, искорки солнца на снежной корке и улыбка беловолосой лучницы, от которой на душе теплело и верилось: всё закончится хорошо. Сложно поверить, что это утро того же дня, в котором раз за разом вспыхивает факелом живой еще человек. Не было больше ни страха, ни отчаянья, только упрямая уверенность, что надо пытаться ещё и ещё. Искать, что его проймет. Но она проигрывала, то ли не умела убеждать, то ли убедить в чём-то фанатика просто не представлялось возможным.
Уна хотела сражаться. Каждый пытался делать то, что мог там, в другой, настоящей жизни. Где не было это кошмара. Сания равнодушно смотрела на груду вещей, из которых Преподобный достал и бросил меч. Равнодушно, пока до неё не дошло, чьи это вещи. Что делали все эти люди? Пытались воззвать к разуму, вырваться, как Макс, умоляли, ругались, просто лишились чувств? Что бы они не делали, отсюда никто не выбрался. Даже имен их никто и никогда не узнает. "Наших тоже", - мысль показалась ей обидной.
Уна упала на колени, а Сания уже набрала воздуха, чтобы начать очередную тираду, которая, может быть, на этот раз на него подействует. Что он там говорил: оленю не пройти ворота? Олень играючи разломал боевой лук за секунду, ворота наверняка продержатся дольше. Минут пять. Может даже восемь. Набрала и выдохнула, так и не сказав ничего. И дело было не в огненном биче, в который превратилось пламя, хотя выглядело впечатляюще, а в том, что вслед за мечницей на пол повалился Макс. Все-таки ему удалось распутать веревки. Преподобный этого не видел, и Санни теперь старалась даже не дышать, чтобы он не обернулся. Она снова подергала путы за спиной, с безумной надеждой, вдруг что-то выйдет. Бесполезно, конечно, куда девушке до лесоруба.
А огненный меч вился в руках жреца перед стоящей на коленях баронессой, и против него у Уны была только брошенная железка. Безнадежно. Санни мало что знала о магии, но из того, что слышала, прекрасно понимала - обычное оружие против нее бессильно. Это был нечестный бой, где одна сторона заранее обречена на поражение. Преподобный был трусом. Просто трусом. Он мог сражаться только с теми, кто заведомо слабее его. Наверно все садисты и палачи в душе обычные трусы, мучая других, они получают иллюзию своей силы. Император тоже был трусом. А Уна была смелая. Смелость не в том, чтобы не бояться. В том, чтобы преодолеть страх. Наверно, это было по большему счету уже все равно, все умрут: и храбрые, и трусы, но это было странно важно. Жаль только, что никто и никогда не узнает ничего. Хоть бы имперцы пришли что ли, полюбовались бы на своего Преподобного. Что то текло по щекам, горячее и соленое, и Сания с удивлением поняла, что плачет. Она не плакала с того дня, когда поняла, что беременна и жить осталось всего-ничего. Не плакала, когда умирал Тьер, не плакала, когда ждала, пока чума придет за ней, не плакала, валяясь от бессилия в снегу. И потом тоже. Проклинала, ругалась, ненавидела, но плакать не могла. Теперь слезы текли по щекам сами собой, и не от страха или горя, скорее от счастья, что есть еще в этом мире люди, не забывшие честь. Жаль только, что никто и ничего не узнает.
-
Шикарный отыгрыш. Рефлексия - это далеко не всегда плохо. Особенно, когда она уместна и хороша.
-
Беременна?! Неожиданный поворот...
|
|
Сегодня мы расспросим господина Kravensky и посмотрим, с чем его можно (и нужно) кушать. Орфография, грамматика и пунктуация участников интервью сохранена.
Ведущий: Как ты попал на ДМ? Не алгоритм действий, а что заставило там оказаться? Развернуто, если можно. Kravensky: Качнул я себе как-то игрушку "Vampire: The Masquerade — Redemption". А там система сложная, нихрена не понятно. А я где- о слыхал, что она не просто так, а из сеттинга ролевого. Ну, и полез в интернет разбираться. Нашёл посвящённый миру тьмы сайт: wod.su. Читнул корник, захотелось поиграть. В первом же модуле ("Печаль небес" ныне покойного Shagull'а) познакомился с неким GreyB'ом. Зацепились языками, начали общаться. Через несколько месяцев внял наконец его уговорам, зарегистрировался на ДМе. Ещё через несколько начал играть. Это если алгоритм. А по сути: тут круто и люди интересные. Почти сразу обнаружил, что тут делают мощные, концептуальные модули, от которых веет чем-то действительно стоящим и настоящим. Это меня подкупило.
Ведущий: Как получилось, что твои игры приобрели марку [Kr] и почему они так быстро сгорают? Kravensky: Тег [Kr], во первых, дань уважения и наглое подражание Ронхейму, отмечающему свои игры тегом [Rh]. А во вторых, на ДМе есть люди, чьи модули мне интересны просто потому, что это их модули. Следовательно, я убеждён, что есть люди, для которых мои модули имеют то же значение. И хочу давать им возможность замечать их, просто увидев в "наборах". Всякие эксперименты с выделением названия меня не привлекают, а тег прост и стилен, мне нравится.
Мои игры сгорают быстро, потому что я их быстро сжигаю. А сжигаю я их потому что отвлекаюсь, путаюсь и зависаю. Другие дела требуют внимания. Развитие сюжетов приводит к "проблеме роста", когда множество задумок уже не умещается у меня в голове. Всё это и кое-что иное приводит к простоям, после которых уже не хочется возвращаться к игре.
Ведущий: Считаешь ли ты себя нехорошим человеком в связи с этим, редиской, так сказать, ведь тебя люди ждут и верят? Kravensky: Нет, не считаю. Раньше считал. Потом понял, что это меняет только моё состояние, в частности - удовольствие от игры. Я бросаю игры вне зависимости от того, ненавижу ли я себя за это. Но если я ненавижу, презираю, наказываю себя, начинать и водить новое становится сложнее, груз "ответственности" нередко является той самой соломинкой, переламывающей хребет верблюду. А пожирание самого себя, попытки заставить водить отнимают последние капли фана. Плюс, меня все знают. Нередко я предупреждаю о том, что бросаю модули. Стараюсь не создавать ожидания, которые не смогу оправдать. Если при этом игрок всё равно подаёт ко мне заявку, он знает, на что идёт.
Ведущий: Считаешь ли ты себя хорошим, ответственным игроком? В какие игры (стиль, сюжет) тебе нравится играть? Kravensky: Не знаю, хороший ли я игрок. Это решать тому, кто имеет критерии "хорошести". Но я игрок интересный, активный, нередко яркий. Это важно. Я ценю это в других. Ответственным же я себя не назову хотя бы потому, что моё понимание "ответственности" отличается от многих других. Но в последние полтора с лишним года (с момента моего крайнего возвращения на ДМ) я, как игрок, скорее надёжен, чем ненадёжен. Бросаю редко, хотя бы потому, что реже выбираю модули, которые мне захочется бросить. Играю я почти во всё (личность мастера мне важнее жанрово-стилевой принадлежности), хоть и тяготею к реалистичным боевикам и выживачам.
Ведущий: Считаешь ли ты себя частью ДМа и сообщества, словно мы какая -то тайная организация? Kravensky: Ни частью тайной организации, ни "ролевого движения" я себя не считаю. Однако я определённо являюсь участником ДМа и одним из представителей его сообщества. Что, конечно, ни к чему меня не обязывает: это всего лишь обобщения, обозначающие совокупность индивидуумов.
Ведущий: Я знаю, что ты пишешь разнообразное. Что первее: желание играть или же писать? То есть мотив твой в чем? Kravensky: Желание писать сильнее, в этом вижу больше перспективы и удовольствия. Однако, почти не умею. Игры чутка про другое, про опыт.
Ведущий: Есть у тебя на Дме враги, хочешь ли ты убить их в какой -нибудь игре? Обезличено. Kravensky: Прям врагов-врагов нет. Есть кое-кто, кто мне не нравится, есть те, кому не нравлюсь я, но не более. В PvP же с большим интересом убиваю друзей: они круче и интереснее (и часто убивают меня).
Ведущий: Какой совет ты бы дал новичкам, решившим заглянуть на ДМ? Kravensky: Не надо.
Ведущий: Мешают ли по твоему мнению политические ситуации для развития ДМа? Kravensky: Они мешают некоторым игрокам и мастерам и это не есть хорошо.
Ведущий: Считаешь ли ты, что взрослые гетеросексуальные темы мешают игре? Нужны ли отношения и флирт в играх, или же игра для игры? Вот первая пачка. Kravensky: Если б я так считал, я бы их не играл. Отношения и флирт нужны там, где они нужны, там, где они способствуют взаимодействию между персонажами, раскрытию их, двигают сюжет. Если это просто потрахушки ради потрахушек, это совсем иные ролевые игры, которые мне не всегда интересны.
Ведущий: Что по твоему мнению мешает игрокам играть и получать удовольствие? Где вот этот баланс "рефлексия-экшен"? Kravensky: Ничего не мешает. Кому-то в кайф эмоционально накачивать себя рефлексией, или "раскрывать" персонажа в мыслях и воспоминаниях, или писать много букв ради плюсиков, они делают это. Для меня ролевые игры — выбор, проявляющийся, в первую очередь, в действиях, я (чаще всего) акцентирую внимание на внешнем. У кого-то третьего другой подход, и он тоже имеет право на существование. Проблема в несовпадении ожиданий. Когда ты заявляешься в игру, ожидая быстро-весело-брутально, а там каждая секунда действия - отдельный пост-простынка. Или, наоборот, хочешь от игрока соплей и драмы, а он бахает две строчки. Баланс во взаимопонимании.
Ведущий: Считаешь ли ты, что сайту нужно перерабатывать большое количество новичков для отделения зерен, или же нужно подбирать качественных и только после этого звать на ДМ? Kravensky: И то, и то. Звать крутанов полезно. Но, бывает, годные игроки приходят и сами. Процент просто низок. Как, впрочем, в любом увлечении. Вспоминая анекдот, который Бродяга иногда цитирует: "Вы каждый год новые". Кто-то остаётся. Большая часть уходит. Из тех, кто остался, некоторое число - уже сложившиеся игроки. Плюс, те, кто со временем могут развиться в крутана. Плюс, те, кто вряд ли смогут. Я не назову это "переработкой". Скорее, ДМ даёт возможности раскрыть то, что уже есть в человеке.
Ведущий: Как ты относишься к несерьезным играм на ДМ (треш, угар, содомия)? Kravensky: к несерьёзным играм я отношусь с интересом. Беда в том, что их тоже нужно уметь делать. И мало кто умеет. Те новичковые песочницы, что возникают как грибы после дождя, чаще всего хрень полная. Хоть и претендуют на тег "трэш" и им свою негодноту объясняют. Несерьёзная игра - отдых. Способ хорошо провести время в нередко приятной компании. Пример: "Morgon Dawn". Треш? Треш. Годнота? Годнота. Но и она строится на чём-то (в данном случае — на стереотипах о Советском Союзе, коммунизме и всяком таком). Но когда единственный фундамент — искромётное петросянство мастера и участников, получается уныло.
Ведущий: Демократия или диктатура на сайте должна быть? Kravensky: Во первых, не "должна". А во вторых, самоуправление. Человек имеет право решать сам за себя, в тех случаях, когда последствия его решений не ущемляют чужие свободы. В нашем же случае, решения меньшинства ущемляют свободы большинства. И это не есть хорошо.
Ведущий: То, что мы делаем, это ребячество или взрослый может себе такое позволить? Kravensky: Ребячество, доступное только взрослому.
На этом интервью позвольте закончить, а мы продолжим искать следующую жертву.
-
Почаще бы.
-
За интервью и отдельно за потрясающую работоспособность.
-
Иех =) это таки случилось. Не поверишь, лет 6 ждал. Или меньше, х.з.
-
Интересные вопросы, не менее интересные ответы..
-
За перпендикулярное мышление. Хорошая рубрика.
|
|
|
|
|
|
"Он же верит в то, что говорит. Остановить Холод. Вот, значит, как. Самое страшное тут, что он сам верит в то, что говорит. "Не вы первые, не вы последние". Вряд ли путники к ним забредают каждую неделю. Окрестные деревни, замковая челядь? А имперцы? Они тоже верят, что Преподобный поможет им пережить эту зиму? Но почему? Если это все только плод больного воображения и не больше, с чего они вообще поверили? Не может же эта дикость действительно влиять на погоду? Хотя, почему, собственно, не может? Если магия оказалась способна породить болезнь, выкосившую за месяц целую страну, то она способна на что угодно. Дело лишь в силе мага. Все они чокнутые. Пророчества древних... Как бы ни так. Вы сами и породили этот холод своими чертовыми экспериментами. Нельзя же безнаказанно издеваться над природой. Доколдовались, суки. Другой способ..." Санни лихорадочно напрягала мозг, пытаясь придумать этот другой вариант, который устроил бы старика. Он слишком уверен. Или все же способен засомневаться?
На миг, всего на миг Сании показалось: что-то в нём дрогнуло, что-то человеческое. Нет, самообман, ей просто хочется так думать. Такие люди не знают жалости, они все уже решили для себя. Будь у Сании хоть какая-то надежда, что поможет, она бы сейчас плакала, умоляла, унижалась, да что угодно, хоть обувь ему целовать, чтобы оставил им всем жизнь. Но такой надежды просто не было, мольбы его только распалят, это ведь тоже страдания, так необходимые его богу. Высшая цель. Плохо. Уж лучше бы он жаждал власти, славы или чего-нибудь подобного. А это... Хуже, чем благородная цель, сложно что-то придумать в нашем мире. Ради нее люди прощают сами себе любую подлость. Разве она сама не так же поступала? Разве не понимала, на что обрекает трактирщика с женой, крестьян, у которых тащила последний кусок? "Спасти жизни невинным людям. А мой сын в чем виноват, кроме того, что его родители - два придурка, которые только и смогли в жизни, что помереть, когда не надо?" Нет, это бесполезно. Ни переубедить его, ни разжалобить она не сможет. Другой способ...
Все же он колебался, едва заметно, но колебался. Возможно, не был так уверен в успехе, как показывает. Если придумать этот другой способ... Остановить Холод. Легко сказать. Безжалостные сапфировые глаза снова будто заглянули в душу. Даже здесь, среди нестерпимого жара, пробрал озноб. Стрела, замерзающая в полете, Пад и Дитрих с застывшей гримасой ужаса на лицах... Остановить. Они пробовали все. Угрожать бесполезно, стрелять бесполезно, но и просить тоже бесполезно. Чем он был, этот олень? Существом из древних легенд или побочным действием одного из веселых магических экспериментов? А может быть вообще ответом на имперскую чуму от еще одного сбрендившего чародея, только теравийского. Прощальный подарок победителям. В Гильдии тоже понимали толк в жертвах и страдании. Кем бы он ни был – он шел сюда. Сколько они были без сознания? Возможно, уже дошел.
Голос Уны разорвал порочный круг бьющихся в агонии мыслей. Остальные молчали. Пытались вырываться или совсем затихли. Не пришли в себя, смирились, или не знали, что еще можно сказать тут? Только Юрген бормотал нечто странное, так перекликающееся с ее собственными мыслями. Но не Уна. Такая юная, такая бесстрашная и самоотверженная. «Настоящий ученый должен рисковать. Просто обязан. Но только собой», - всплыло вдруг в памяти. «Знаете, миледи. Вы бы понравились моему отцу. Возможно, он даже изменил бы свое мнение о людях с оружием, а заставить папу поменять мнение – дорогого стоит». «Неужели, я ей никогда уже этого не скажу?» Старик со всей ее властью над их жизнями сейчас казался донельзя жалким рядом с опутанной веревками девушкой.
Впрочем, он этого не понимал. Тряс горящую огнем кисть и, наверно, сейчас сам мнил себя почти богом. «Скоморох. Жалкий фокусник. Ты и мизинца ее не стоишь». Заворожено Сания наблюдала, как Преподобный идет к Адриане. Той, наверно, повезло больше, чем любому другому из них. Потерять сознание, сейчас это было настоящей удачей. Хотелось вжаться в столб, исчезнуть, не дышать, чтобы только выиграть те несколько секунд, пока не настанет её очередь. Очень хотелось. Ужас при мысли о том, что жрец сейчас повернется к ней с этой своей пылающей кистью, сдавил горло петлей, мешая говорить. И все же она говорила, быстро, захлебываясь словами, словно пьянчужка дешевым пойлом, пытаясь успеть, пока он не дойдет до своей беспамятной жертвы.
- Подождите… пожалуйста… послушайте. Я должна рассказать кое-что сначала. Это жертвоприношение, оно никому не поможет и, скорее всего, сделает хуже. Мы видели того… то… с чем вы боретесь. Он может убить взглядом, легко, если захочет. Но не убил всех. Вместо этого отправил нас сюда. Это… это ведь не для того он сделал, чтобы помочь Урфару бороться с собой же. Ему выгодно то, что вы делаете сейчас, он этого и хочет. Дух зимы, называйте как угодно. Он отправил нас сюда и сам пришел следом. Я видела со стены.
Сания почувствовала, что задыхается. От жары, от страха, от ожидания, что Преподобный сейчас повернется в ее сторону, протянет свою кисть…
- Отправил сюда, потому что хочет забрать себе жертву, принадлежащую богу, - закончила она упрямо. – Я не знаю, кто были люди, которые… которых… но сейчас все будет не так. Я думаю, он рассчитывает на то, что обряд просто пройдет наоборот. Он что-то сделал там с нами со всеми, с каждым, что-то темное и злое. Вывернул душу наизнанку, а потом… отправил сюда. Сам. Чтобы вы сделали то, что делаете. Ему незачем было отправлять к вам жертвы, которые пойдут ему во вред. Просто решил обхитрить. Не дайте себя обмануть. Пожалуйста...
"Я сделала все, что смогла. Наверно впервые за эти дни моя совесть чиста, папа."
|
Маленькая девочка, конечно же, не представляла, что творится в голове старого сира Бэрримора. Его строгий и собранный вид, как всегда, совсем не наводил ни на какие определенные мысли. Часто говорили, что эмоций по нем вовсе прочесть невозможно. Для Беллы это заявление однажды стало поводом для игры. Она при малейшей возможности искала отпечатки чувств в морщинках рыцаря, в гусиных лапках его глаз и в положении губ. Могла целыми минутами пялиться на него, а потом резко вскрикнуть: «ага!», когда решала, что увидела нечто, невидимое другим. Сейчас, будь она немного внимательней, может и смогла бы приметить грусть, затаившуюся в обветренных временем складках его лица. Но маленькая принцесса была всецело поглощена своей незыблемой и непоколебимой верой в то, что над семьей Вертарана нависло злое проклятие, которое способны разрушить добрые, сильные чары. А самый добрый и сильный чародей на свете, бесспорно, мэтр Октавиан Ринн. И все ведь складывалось, как нельзя удачно. Осталось только навестить чародея и просить его о помощи. В голове у Сабеллы это приключение уже было на стадии самого благополучного и счастливого финала (как у всякой сказки) и она громко воскликнула Оливеру: - Самая взаправдашняя правда! Я поговорю с ним и он поможет, вот увидишь. Я же принцесса, я должна.. нет, я вот даже прям обязана помогать тем, кому могу помочь, - ее голубые глаза горели всей непоколебимостью справедливости и самого наивного, детского благородства, еще не познавшего мучительной боли жизненных реалий. – Слово принцессы, вот.
Девочка пыталась грозно смотреть на сопровождающего, используя всю свою самую решительную решимость и упрямство, отговорить от которых ее могли только два человека на всем белом свете: мама и папа. Так вышло, что один как раз был неподалеку… Принцесса надула губки и обиженно глянула в сторону короля, пытаясь вспомнить то жутко сложное слово. «Дисидекация.. дикадисация… дискреди… Напридумывают слов!» С папой она спорить не хотела. С мамой не могла, а с папой именно что не хотела. На помощь пришла гениальная мысль, что это прекрасная возможность найти Октавиана и исполнить свое принцессовское слово. - Так и быть, - важно вздернув нос (все еще была в роли), подняла юбки девочка, - Раз мое присущие не необходимо, то я пошла. Она развернулась и пошла. Вспомнила, что не попрощалась, резко обернувшись. - Оливер, увидимся еще, - помахала ручкой и, наткнувшись на взгляд сопровождающего, вернулась в образ важной принцессы, вновь задрав нос, - Я поговорю с мессиром волшебником и дам вам знать о.. об… Опять забыла слово. - Дам вам знать, - кивнула, махнув растрепанными волосами, упавшими на глаза, и продолжила свой путь вниз, «грациозно» споткнувшись. - Я была внушительна? - Потирая ушибленную коленку, шепотом спросила у сира Бэрримора, пока они спускались.
Сбежав к отцу последние ступени, Сабелла взяла его за руку, задрав голову. - Папа.. А ты знаешь про таинственную болезнь Вертранов? Знаешь? Ведь точно знаешь!
|
"Никогда. Никогда ничего не проси у высших сил. И уж тем паче - никогда ничего не требуй. Они же могут и прислушаться, дав желаемое. Ты, кажется, недавно возмущалась, что твоя смерть слишком холодна, идиотка? Как говорят жрецы: не волнуйтесь, ни одна молитва не остается без ответа. Кажется, сейчас согреешься." Первое, что Санни почувствовала, приходя в себя, нестерпимый жар. И тошноту. Но ко второму она уже притерпелась. Яркий свет ударил в глаза, она зажмурилась, вновь приоткрыла осторожно веки, давая привыкнуть. Это она зря. Не стоило зрелище того, чтобы вообще глаза открывать. "Уж лучше бы они нас и впрямь отравили". Языки огня плясали на лице Преподобного, белая повязка на глазу покрыта красными пятнами. Отсвет пламени? Кровь? "Кажется, кто-то его основательно приложил". Это бы принесло удовлетворение. В другой раз. Не сейчас. Санни подергала веревки за спиной, безуспешно пытаясь распутать. Безнадежное дело. Но смотрела только на старика. Он был похож сейчас на демона. И таким ей нравился гораздо больше, чем раньше. Слава всем богам, пропади они пропадом, не будет больше этой притворной доброты, от которой её с первой встречи со жрецом тошнило не хуже, чем от их похлебки сейчас. Будет просто... просто огонь. По крайней мере это честно. Надоело вранье, как же надоело. Свое, чужое, все.
Догадаться было несложно. Даже ей, не особенно разбирающейся в религии. Огненное жертвоприношение. Значит, все-таки Урфар? Не похож ведь. Или еще какая-нибудь секта? Как там пела жрица? Сания попыталась напрячь память, это все было, казалось, вечность назад. "В руках наших алые стяги, и пламя по жилам течет". Алые, демон тебя задери. Можно было и раньше вспомнить. Впрочем, какая разница. Помощи ждать некуда. Она вспомнила о кинжале под накидкой. Кинжал Симоны, какая ирония, явиться на жертвоприношение со своим ножиком. "А я везучая".
Маги боролись с чумой огнем, сжигая все, что только можно. Если бы она ушла хоть на день позже, наверно и к ним явились бы люди с факелами. А теперь она к ним сама явилась. Итог один. Может, никуда она и не убегала вовсе, не было ничего этого? Ни дороги, ни вьюги. Предсмертный бред пораженного болезнью мозга. Просто кто-то сейчас зажжет факел. Санни почувствовала, что сходит с ума. Сходить с ума было приятно, не нужно больше думать, как выпутаться. Сумасшедшим прощается все. Даже не выполненные клятвы. Конечно, все это бред, никуда она не ушла. Просто чума. Она, наконец, оторвалась от старика. Почувствовала на себя его взгляд, и отвела глаза. Не выдержать. Полукруг, столбы, люди. "Дочка, когда же ты научишься мыслить здраво". Она не хотела мыслить здраво, она вообще не хотела мыслить. Сойти с ума и потерять сознание. Но отец же не отстанет. Он всегда был дотошным, когда у Санни что-то не выходило. Никакой снисходительности. Еще раз и еще, пока не получится. "Я не могу мыслить здраво, папа. Мне жарко". Ладно, придется попытаться. Отец ведь не отстанет. Положим, она могла бы выдумать вьюгу, и чумных волков, и оленя, и даже Преподобного демона, но их-то она выдумать не могла? Это кем надо быть, чтобы выдумать аристократку, тянущую ее по снегу? Дитриха, закрывающего собой детей? Доктора? Каталину? Всех остальных? Нет, такое ей точно не под силу. Это не бред. Всего лишь ловушка. Всего лишь. Пустяки какие, подумаешь, их всего-то сейчас сожгут.
Санни вдруг совершенно успокоилась. Пропал куда-то страх. Она переводила взгляд с одного силуэта, на другой. Кажется, тут не все. Детей нет, рыцаря. Удалось сбежать или... Помощи ждать некуда. Имперский гарнизон и никого вокруг. Знал ли тот черноволосый солдат, что их ожидает? Судя по последнему взгляду, что удержала память, знал прекрасно. Похоже, они не первые тут. Нет, солдаты им не помогут. Даже если сочувствуют пленникам в глубине души, никогда ничего не отважатся сделать. Черноволосый арбалетчик даже предупредить ее не решился. Или не захотел. "Да это же смешно. Ты уже готова искать помощи у имперцев. С таким же успехом поищи ее у вон того мужика в центре круга. С чего ты вообще взяла, что они вообще хотели бы вам помочь? Это же их ловушка, дура". Всё так, и всё же, всё же... Она вспомнила взгляд парня. Как будто вьюга вымела из души все лишнее, все уже не нужное. Ненависть. Та самая ненависть, что заставила бросаться на волков. Её больше не было. Не осталось. Выплеснулось до капельки, до дна. "Я вас прощаю, - сказала она невидимому арбалетчику, - хотя тебе, наверно, и нет до этого дела".
Она снова подняла глаза на Преподобного. На этот раз без всякого трепета. Богов нет. И демонов нет. Есть просто люди. Которые научились махать мечами или махать заклинаниями. Какая в сущности разница. А людей незачем бояться. Смерть не минует никого, не в людской власти ею управлять. Смерть есть разложение материи, окончательное и бесповоротное. Все что может этот Преподобный - это сдвинуть сроки. Или поднять неживое. А их души останутся при них. Да кому оно нужно, этакое сокровище. "Видишь, папа, я научилась мыслить логически, ты был бы доволен". Нет, он, пожалуй, доволен бы не был. Он сейчас бы на ее месте начал, наверно, изучать обряд. С папы сталось бы, проявлял бы научное любопытство, пока не сгорел. Действительно, для чего же это нужно. Как же это... когда, чтобы усилить действие лекарства вносишь совершенно нейтральный сам по себе компонент. Катализатор, вот. Они Преподобному нужны, как катализатор. Только вот...
Сания поймала взгляд Преподобного. Вот кто совсем свихнулся. Столько ненависти, откуда. Неужели, она выглядела так же? Тогда, в лагере. Она даже не стала притворяться спящей. Бесполезно, да и надоело притворяться. Она дочь своего отца и умирать, дрожа от страха, не будет. А лучше вообще не будет. Может есть у них шанс? Крохотный шанс. Они все надеялись. Отец, Тьер. Знали, что бесполезно, но искали вакцину и надеялись до последнего. А те, кто надежду потерял, жгли города. Еще живых, и уже мертвых. "Я выбрала".
- Подождите... Скажите одну вещь... пожалуйста... Для чего? - спросила она безумного старика и голос не дрожал. Ну почти не дрожал, если быть честной. - Для чего нас было будить? Разве спящие хуже горят?
|
|
- Как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Если бы не Ирка, я не заморачивалась бы вообще. Тут повсюду столько пылищи, мебель убитая. Короче, крайне сомнительное местечко для нормальной встречи с друзьями. Что может быть сильнее? Нежелание тратить драгоценное время на столь бессмысленные вещи, мучить себя неудобствами, пойти против своей природы или все-таки любовь к сестре? Пусть она не такая сладкая и теплая... Ну вот не умела девушка все эти телячьи нежности, не получались они у нее. Все будто что-то там пыжится, вымучивает, а на выходе получается выжатая неуклюжая хрень. Потому, львам - саванна, медведям - лес, птицам - небо, а рыбам - вода. Ну и так далее. Лучше делать то, что все-таки получается и совершенствовать этот навык. Марина никогда не считала себя умнее других, но вот ущербнее в выражении чувств - определенно. Постепенно перестаешь и пытаться. Да и так жить спокойнее. И легче сохранить трезвость рассудка. Сегодня ее подвело это правило? Можно сказать, что шла она из прагматичного расчета успокоить сестру. Но желание успокоить Иру подсказало сердце. - Насчет сквозняка огорчу. Здесь он повсюду. Окна выбиты, на втором этаже даже не заколочены. Так что, здравствуй, милый ветерок, он нам друг теперь на всю ночь. - девушка несколько удрученно хмыкнула. - Теплые вещи и пледы захватили, переживем, надеюсь. Лето как никак. А вот с остальным сложнее. На втором этаже - одни спальни, в этом плане на первом посвободнее, в гостинке, где то странное зеркало, вообще много пространства, а в столовке есть стол, вроде даже еще не сгнил. Лестница наверх - посередине здания, со второго этажа еще хорошо обозревается гостиная. На остатки перил лучше не облокачиваться. - девушка нахмурилась, размышляя, затем продолжила: - Признаться, я ожидала, что здесь будет больше свободного места и еще больше мусора от всяких гуляк. Вам не кажется странным, что за десятки лет никто не додумался слямзить и вынести что-то? - последнее она уже договаривала нарочито зловещим голосом. - Здесь своя особая призрачная охранная система. - девушка заулыбалась. - В общем, я целиком за то, чтобы держаться вместе. Особенно это касается вас, - красноречивый взгляд на Васю и Макса. В вопросе этих двоих Марина поддерживала инициативу Дениса, предоставляя ему быть авторитетом среди младших. Сегодня он и Артур были основными защитниками их компании. Не говоря уже о том, что девушка доверяла Шишкину, как брату. Подумать только, сколько раз выручал он ее в школьные годы. Воспоминания заставили улыбку Марины стать чуть мягче. - Итак, у кого какие планы и предпочтения?
-
Марина никогда не считала себя умнее других, но вот ущербнее в выражении чувств - определенно. Постепенно перестаешь и пытаться. Да и так жить спокойнее. И легче сохранить трезвость рассудка. Вот это сильно, очень правдоподобно. И сразу так, после пары штрихов, персонаж вырисовывается.
|
Как показала практика, попытки себя убедить, что все будет хорошо, в окружении жестоких неонацистов не столь эффективны, как рядом с вежливыми и корректными земными полицейскими. Бурная фантазия Сильвии против воли вытаскивала из памяти описания самых разнообразных пыток и мучений, бросая их в лицо все больше и больше паникующей женщине. Пока что психолог еще могла держать себя в руках – но только пока. Каждый взгляд, каждое движение карателя казались ей предвестником конца, и ван Эллемеет, не в силах больше переносить этого, прикрыла глаза. Несчастную била крупная дрожь. Сплетя пальцы она мысленным рефреном все повторяла бехдин, надеясь, что священные тексты придадут ей сил. Увы, но этого не произошло. Более того: пока Сильвия отгородилась от мира закрытыми веками, главный архи-палач приблизился к ней почти вплотную. От внезапно ставшего близким голоса, обратившегося именно к ней, психолог дернулась, как от удара, и инстинктивно попыталась отойти назад. Этого ей не дали сделать: женщина почувствовала, как по подбородку скользнули чьи-то грубые шероховатые пальцы, насильно заставившие ее поднять голову.
Глаза Сильвии распахнулись, и ее собеседник имел удовольствие наблюдать, как в светло-карих глазах плещется, бушует море страха, вот-вот готовое выйти из берегов и с головой захлестнуть женщину. Ее все продолжала бить нервная дрожь, содрогались плечи, опущенные вниз уголки губ дергались, будто она из последних сил пыталась сдерживать рыдания. Ван Эллемеет смотрела на мужчину снизу вверх, как кролик на удава, и ничего не могла сделать. Все члены словно бы окостенели, не хватало сил не то что на рывок, а даже на попытку отстраниться. А если бы и были, она бы все равно не смогла сделать этого: все строки бехдин вылетели из головы, оставив после себя страх и апатичное безволие.
Будто издеваясь над всеми правилами приличия, гестаповец современности вежливо представился. Сглотнув, психолог не нашла ничего лучше, чем ответить дрожащим тонким голоском: - Сильвия Анна Мария де Йонге ван Эллемеет, леди Измей. Счастлива видеть Вас, господин Феликс, - и, сама того не желая, охваченная страхом и нежеланием смерти, тихо и неуверенно добавила, - я тоже почти арийка, не надо… Сказала – словно расписалась в собственном бессилии. В капитуляции. Слезы сами брызнули из глаз: сначала медленными, тяжелыми каплями, а потом все быстрее и быстрее. Вскоре уже она вся тряслась от рыданий.
А убийца уже потерял к ней интерес. Услышав «наденьте на нее ошейник», плачущая девушка возликовала, сквозь плач пробормотав: - Спасибо!. Пускай он наверняка был средством дистанционного уничтожения заключенного, но все-таки при этом означал, что ее не собираются убивать вот прям сейчас. Словно камень свалился с души женщины: она все-таки еще поживет!
Ван Эллемеет не сопротивлялась произволу: все бесполезно, все кончено. Измученная, продолжающая всхлипывать, она просто рухнула на колени и покорно склонила голову – пусть делают, что хотят. Она не солдат и никогда не была им. Она не герой дешевых боевиков, а просто слабая женщина, с которой есть ее вера. А одной верою пули не остановишь.
А вот последнее предложение Феликса даровало помимо надежды пожить еще чуть-чуть еще и шанс спастись. Недорогая цена: увести с планеты пару преступников, спасая их от народного гнева, но самой остаться в живых. Да, он мучил, убивал, насиловал. Но – их, а не ее. Он – мерзавец, достойный смерти. А вот она – нет. Так стоит ли его смерть смерти ее самой, Эрика, других уцелевших членов экипажа «Ренессанса»? Нет, конечно не стоит. Глотая слезы, стоящая на коленях Сильвия, глотая слезы, взмолилась: - Эрик, будьте благоразумны! Давайте избежим новых жертв! Примите, примите предложение господина Феликса, пожалуйста!
-
Если даже священные тексты не помогают, то что остаётся? Неожиданная реакция, но, тем не менее, очень правдоподобная.
|
|
Убивая, Регина зажмурилась. Даже зажмурившись, Барреа видела перед собой лицо той, которую убивает, а спиной чувствовала осуждение тех, кому эта жертва Ястреба дорога. Регина Барреа никогда раньше не убивала вот так, в упор, в лицо.
Ястреб выдохнула и открыла глаза, лицезреть труп оказалось легко, легче, чем находить под закрытыми веками живое лицо. Под закрытыми веками груз вины, здесь же, перед глазами — всего лишь тело, одно из тысячи подобных, Регину уже давно не тошнит и не воротит от вида мертвых тел.
У экипажа линкора теперь есть еще один веский повод действовать и вмешиваться, а Борман — идиот. Никогда не вынимай козыри раньше времени — об этом знает любой воришка. Борману всего лишь нужно было сказать, что это женщина из Сопротивления (ведь Регина не знает в лицо всех), всего лишь не доставать козырь, не говорить о том, что девица — инструмент давления на линкор. Ему было бы достаточно промолчать.
Регина успела задуматься над тем, как ей теперь суметь незаметно вытащить цианид, но Борман оказался еще более глупым. Заложница Барреа оказалась не нужна ему. Борману оказался не нужен даже истерзанный, измученный Ястреб, признающий свою вину, встающий на колени перед императором на виду у всех (а ведь ее можно было бы заставить, любого можно заставить, там, где бессильны мотиваторы, есть боль и нейротоксины). Регина Барреа думала за двоих — вшитая в инстинкты привычка аферистки просчитывать ходы на десяток вперед, предугадывать, на какой позиции окажется каждая из фигур. Борман же... Борман оказался глупцом. Поэтому когда император прицелился, ровно за секунду до выстрела, Регина Барреа засмеялась. Беззлобно и просто засмеялась — она смеялась человеческой глупости и величию трагедии человеческой жизни, где такие глупцы и пустышки неведомой силой оказываются наверху.
— Ты умрешь, зная, что дело всей твоей жизни полностью уничтожено...
Регина уже не слышала. Она умрет, зная, что мертвая беловолосая женщина перед ней — последняя. И смерть Ястреба — освобождение, жизнь тяжела.
Она сделала много ужасного. И ей уже давно очень холодно. Ей легко умирать. Это даже не смелость, отвага или храбрость, нет. Это всего лишь выбор не пути, радость встретить завершение муки, радость избавления от боли. Способна ли жить рыба без хребта? Так и Регина Барреа кончилась там, где пляска смерти вокруг выломала хребет маленькой воровайке. Сопротивление заставляло Регину жить, необходимость жить Регине диктовала та самая птичка колибри, нарисованная тогда, впервые, по наитию, от злости... Даже нет. Эту птицу послал Бог — тогда и там, это Бог рисовал колибри руками Регины, теперь Барреа знает.
|
|
|
|
В умиротворяющей тишине безлюдных полей громом разносится грохот копыт о каменное полотно дороги. Ни единой души вокруг. Только лишь моя цель и путь к ней. Я наслаждаюсь освежающим потоком прохладного воздуха, обдувающим лицо, чувствую как треплются на ветру волосы. В те моменты, когда мчащаяся во весь опор лошадь отталкивается ногами от земли и зависает в воздухе, я даю команду телу замедлить течение времени. Смакую наступивший момент невесомости, словно легкое летнее вино. Наслаждаюсь лучами теплого солнца, согревающими лицо. Закрываю от удовольствия глаза. А затем время возвращает свое течение, и следует мощный пружинящий удар тяжелого тела. Дрожь распространяется от поясницы до кончиков пальцев. И снова я взлетаю ввысь. Взгляд направлен в ослепительную синеву безоблачного неба, но я не задаюсь вопросами, не обращаюсь безмолвно к создателю. Молчит вечно беспокойный разум. Молчат и инстинкты. Я безмятежен.
Так проходит остаток дня. Светило неумолимо клонится к горизонту, и окружающий мир приобретает медный оттенок. А в месте с медью в эти места приходит тьма. Удлиняются тени. Сгущаются сумерки. Пробуждаются инстинкты. Ночь в этом мире действительно вызывает тревогу. Тем временем, мой путь подходит концу: передо мной возвышается гора монументальным неприступным шпилем, а в ней зияет тьмой пещера. Судя по всему, единственный вход. Ловлю себя на мысли, что воспринимаю одинокий храм, не как святилище, а как крепость. Крепость, которую вот-вот возьмут в осаду. С этой точки зрения нахожу тоннель впереди чрезвычайно удобным: единственный ход, мимо которого не пробраться чудовищам. Освети его, да сдерживай натиск, пока твоя миссия не будет исполнена. С другой стороны, кто сказал, что противником не окажется какая-нибудь летающая тварь ? Или что-то, что попросту устроило здесь ловушку загодя.
Мое ездовое животное замедляет шаг, понимая что мы прибыли. Умное создание. То, что хочет отсюда поскорее убраться, только подтверждает его мудрость. Соскакиваю с животного. Теперь она может повиноваться своим инстинктам. Пусть бежит, куда глаза глядят. А моя предыдущая лошадь, вот, нисколько тревоге не поддается. Жизнерадостно щиплет редкую траву у самых камней, словно бы делая приглашение войти под каменные своды. Я готов его принять, но прежде мне понадобится факел. Не вижу смысла гулять в кромешной тьме. Кора, трава, сухие листья толстая палка. Десять минут, и готово. Самым муторным будет, пожалуй, плести веревку. Обычно, это довольно успокаивающее занятие, но я чувствую в себе нетерпение. Мне хочется поскорее войти в этот храм. Столкнуться с тем, что меня там ждет. Достичь цели, когда она так близка. Приходится себя попридержать. Разум нашел бы забавным, если бы мою подзащитную убили как раз за те минуты, пока я готовил себе освещение. Наконец, закончил. Приходится потратить еще немного времени, чтобы заставить кучку собранного с камней мха заняться язычками пламени, которые тут же перескакивают на любезно подставленный самодельный факел. И вот, я уже готов сделать шаг в кромешную тьму.
|
|
|
|
|
|
|
-
Прекрасный отыгрыш! Тем ценнее и лучше, что частично саботирует задумку союзницы)
-
А он, оказывается, к их вещам приглядывался, себе выбирал, что покрасивее. Вынесла фраза ))
|
|
|
-
(если, конечно, не в темноте) Я принцесса и... делаю, что хочу, да. И снова очаровательно)
|
|
Наступил момент, когда Дженне пришлось решать. И этот выбор оказался одним из тяжелейших в её жизни. Тяжелее, чем в тот самый миг, когда она решилась улететь в неведомые дали, покорять космос, исследовать новые миры. Ведь на Земле остался её мужчина. К тому моменту он сделал ей предложение. Как всё сложилось бы, если бы Дженна осталась на родной планете? Если похоронила бы собственные мечты?.. Неужели та жизнь могла бы принести ей то же удовольствие, что принёс тот короткий миг восхождения на челнок «Ренессанса»? Так странно. Она до сих пор жила именно тем мгновением. Мгновением славы в свете софитов… Но всё стало совершенно иначе. Теперь – ей вовсе не хочется никого оставлять. Делать подобные опрометчивые выборы…
Но всё это произойдёт потом. Чуть позже, когда в отсеке спаскапсул развернётся настоящая битва на поражение. А пока – что-то ей движет, какой-то необъяснимый порыв. Заставляет сделать несколько шагов навстречу, обнять, ощутить чужое тепло… Вместе с поцелуем в голове рождается странная мысль, что ей это было нужно. Всё это время. Своеобразная подпитка чужими чувствами… Ведь Дженна ощущает это. Его ответ. Его эмоции. Страсть. И понимает, что не может ответить на них в полной мере. В той, в которой хотел бы он. По большей части, это действительно благодарность. Страх. Финальная точка в их отношениях. Она ведь с самого начала знала – их знакомство непродолжительно… Всё, что творилось сейчас в стенах этого комплекса – всё это ради того, чтобы вернуться к своим. К тем, по кому действительно тоскует.
Жаль, что всё складывается именно так. Быть может, если бы их не настигли преследовали и они спокойно сели в спаскапсулу, уплывая на поверхность… всё сложилось бы совсем иначе. Поцелуй приобрёл бы совсем иные оттенки. Радости и восторга, искренности… Но всё случилось именно так. Дженна стоит у последнего люка, наблюдая, как загорается на дисплее таймер. Минута – и дверь разблокируется, впуская её в спасительное лоно капсулы. Там она будет, наконец, в безопасности… Но эта мысль вовсе не успокаивает. Наоборот – обратный отсчёт всё больше её нервирует. Ведь там, позади неё, разворачивается настоящий бой, угрожающий сорвать все её планы. А ведь спасение так близко – всего в метре от неё, за порогом шлюзовой камеры…
Дженна обещала себе не смотреть. Довериться Лео. И сразу же нырнуть в капсулу, как только дверь откроется. Но что-то ей движет – любопытство, азарт, страх – и пилот оборачивается, не в силах игнорировать то, что происходит. Ей не хочется смотреть на Лео, отчего-то. Какое-то новое чувство обжигает изнутри и не даёт покоя… И тем больнее видеть, что он – проигрывает. Всё происходит словно в ускоренной съёмке. Взгляд едва поспевал за движениями солдат. Девушка вовсе не удивилась появлению очередного творения Эйзенхауэра – словно предчувствовала, что напоследок именно они доберутся до беглецов… И чем больше она наблюдала, тем меньше ей хотелось переступать этот чёртов порог.
…Удар в диафрагму. Лео отлетает к стене. Исход предрешён. Если он проигрывает одному – что будет после того, как подойдут остальные?.. Неужели солдат изжил себя? Неужели многие учёные Земли, исследующие тематику «сверхсолдат», оказались правы, и чувства и самосознание на поле битвы лишь мешают?.. Неужели это её вина? Эгоистично. Это было так эгоистично с её стороны. Использовать его. И напоследок подарить надежду… И так эгоистично будет просто уйти. Оставить его здесь на растерзание гончим Эйзенхауэра. Это именно то, что она, вопреки моральным принципам, так желает… Уйти. Спастись. Вернуться к «Ренессансу». Капитан. Что с ним стало? Что стало со всеми остальными?.. Но вместе с этой мыслью пульсирует совсем иная. Она рождается где-то в недрах тела, у истоков бушующей крови… Я не хочу его оставлять. Только не его.
|
|
|
Мафиози улыбнулся и улыбки этой, самодовольной И вполне искренней, было одно определение "Я знал, что ты так скажешь". - Курите? - спросил он, извлекая из ящика стола коробочку красного дерева, которая, хоть и была украшена без излишеств, совершенно точно оповещала зрителей о статусе ее владельца и собственной стоимости. Вопрос, впрочем, оказался риторическим, - Узнаю этот взгляд, - любовно приподнимая крышку и извлекая привычным жестом толстый столбик отличного качества сигары, он приговорил ту к казни, щелкнув гильотинкой, и с соблазнительным шуршанием она забрала у сигары "голову". Стоило Блэквотеру раскурить её, как кабинет наполнился ароматным терпким дымом, способным повергнуть в экстаз любого, даже не слишком заядлого курильщика. Да что там - он и противника дурных привычек обратил бы на свою сторону.
- Прошу, - протягивая Итану сигару, он решил, что пришло время и для его одиноко лежащей казненной. Затянувшись, и дав мужчине, как следует, насладиться процессом, он продолжил. - Мне нужны такие профессионалы, как вы. Резкие, точные, хладнокровные. Я почти не обижен на вас за смерть моего лучшего человека, но хотелось бы посмотреть ваше желание сотрудничать, так сказать, во всей красе.
Батлер всё это время сидел, вжавшись в стул, подобно загнанному в угол щенку. Он переводил взгляд с Блэквотера на Итана, видимо, пытаясь понять, отчего ему, Ричарду, не предложили сигару и чем таким приглянулся его гипотетический родственник ненавистному бандиту. Но молчал, боясь возобновить разговор о подписи, о которой, казалось, все забыли. Однако Гарри Блэквотер не забывал ни о чем...
- Вот, что вы сделаете. Сейчас мистер Батлер подпишет отказ от собственности в мою пользу, а вы его пристрелите. На место коробочки с сигарами теперь встала другая, попроще, извлеченная, впрочем, тоже из стола. Гарри открыл ее и извлек револьвер, подобный тому, что Итан нашел на заброшенном заводе, и придвинул тот мужчине. - А если откажется подписывать, прострелите ему колено. Затем второе. И так до тех пор, пока подпись не будет стоять.
Батлер побледнел. Он действительно стал белым, как полотно, даже пот выступил на лбу, а взгляд его теперь полностью сосредоточился на лице Итана, словно он заранее пытался угадать ответ. - Я не подпишу... - тихо, но твердо пробормотал он. - Подумайте, Итан, если мы родственники, всё, что я построил, и ваше тоже, - добавил он шепотом, но размеры кабинета позволяли услышать его каждому находящемуся в нем.
Самодовольная улыбка Блэквотера стала шире. Он откинулся, словно зритель в vip-ложе и наблюдал за спектаклем, который сам же и начал.
|
|
|
-
Сперва я написал пост, в котором за припасами идёт Тарвин.. Но потом решил, что пришло время показать, кто на самом деле здесь босс) Очень классно, продолжаем.
|
|
Стоит сделать всего маленький рывок – и ситуация кардинальным образом изменится. Но слишком многое зависело от мельчайших факторов – траектории, времени, цели… Дженна, кидая гранату, особо о них не задумывалась. Скорее, в девушке безошибочно сыграли рефлексы. Всё же, она в первую очередь – военный пилот. Такой же солдат, как и Лео. Не настолько сильный, не настолько проворный и совсем не генномодифицированный… Но и Земля может похвастаться подготовкой кадров. Поэтому граната летит с точностью до миллисекунды именно туда, куда нужно. В скопление чёртовых дроидов, которых девушка толком и не видела – но могла определить их местоположение исключительно по звукам работающих сервоприводов. …Глухой хлопок. Разорвался крошечный эллипс, высвободив из нутра волну энергии. Заметила в воздухе лёгкий мираж, электрический ток – граница которых едва не достигла укрытия Лео. Дженна не успела бы дёрнуть парня на себя. И в тот миг ощутила страх – вдруг она настолько плохо рассчитала траекторию, что зона поражения дойдёт и до него… Но всё обошлось. В следующую же долю секунды энергетическое поле погасло, а характерный запах прожжённой проводки говорил о том, что её цель выполнена.
Но, по-видимому, это был не конец схватки. Лео внезапно вышел из-за своего укрытия, несколькими точными ударами поражая невидимые для Дженны мишени. В ответ – пронеслись перед глазами лучи бластеров, не задевая, однако, парня даже вскользь. Быстрый как дьявол. Девушка едва успела понять, что откуда-то сбоку подошла подмога вышедшим из строя роботам… Лео управился поразительно быстро. - И всё? Это – все наши противники? – с усмешкой произносит Коулман, выходя из кабинета и наблюдая в залитом багрянцем коридоре обездвиженные машины. Энтузиазм удачно окончившегося боя разливается внутри адреналином. Ей хочется ещё, ей – мало. Ведь она не сделала ещё ни одного выстрела, не использовала весь свой потенциал… Конечно, не настолько большой, как у её спутника, но тем не менее. Впрочем, было ли у неё право жаловаться? Весь всё хорошо закончилось – и это главное. И закончилось ли?..
…Они вновь бредут по коридорам куда-то вперёд. Вновь не издавая ни звука. Страшно. Страшно, что их могут услышать, что из-за поворота может показаться очередной робот. Да и после столь очевидного сигнала тревоги – вполне вероятно, что в коридорах комплекса появятся и такие же как Лео солдаты… Это подстёгивает. Но Дженна не может молчать. Ей хочется поговорить. Расспросить её спутника, что станет с комплексом. И какие последствия возымеет для них этот чёртов сигнал тревоги?.. Не заблокируются ли некоторые важные двери? Не отключатся ли спасательные капсулы? Не узнал ли обо всём происходящем сам император?.. Но девушка молчит. Молча следует за парнем, не задаёт лишних вопросов. У неё будет время всё ему сказать – будет, но после.
…Наконец, они достигли отсека со спаскапсулами. Только переступив порог, Дженна застыла, с надеждой взирая на шлюзовые камеры в противоположной стене. Прошло не так много времени. С тех пор, как девушка очнулась в стерильной белоснежной комнате. Сутки? Несколько часов?.. Но, казалось, оно растянулось на целые дни. Далеко позади, словно в прошлой жизни, остались знакомые и родные лица. В какой-то момент девушка похоронила мечты увидеть их снова… И всё же – какой-то частью верила, что сделает это. Выберется. Сможет. Она была готова уничтожить несколько сотен людей ради того, чтобы вернуться к друзьям и семье. И вот – эта возможность буквально в её руках. Всего в нескольких метрах от неё – капсулы, способные доставить её на поверхность. Она вновь увидит землю, города, людей и все блага цивилизации. Почувствует лучи солнца на коже… Посмотрит в глаза тем, по кому так неимоверно скучает. Стоит лишь сделать шаг. Последний…
…Толчок в спину. Делает несколько неуверенных шагов вперёд, но не теряет равновесия. Оглядывается назад… Лео. Стоит у порога коридора, к чему-то прислушивается. Требовательно указывает на капсулы. Но Дженна ничего не слышит. Не видит перед собой той угрозы, что чувствует парень. Не понимает, в чём дело… Колеблется. Он просит оставить его. Она знает, почему. Знает, чем это может кончится. За краткие доли секунд перед её глазами разворачиваются сцены будущего… Она не может уйти просто так.
Срывается с места, в пару шагов оказывается рядом. Прижимается, обхватывая шею парня. Знает – время идёт. Но хотя бы этот краткий миг она вырвет из когтей неумолимой судьбы, следующей по пятам… Тёплый, порывистый поцелуй. Наполненный обуревающими её эмоциями. Её благодарность, не высказанная вслух, но выраженная именно таким способом… Ей так проще. Ей так этого это не хватает. Возможно, это последний шанс... - Не задерживайся. Слышишь? И будь осторожен, - шепчет, касаясь лбом его подбородка. Открывает, наконец, серебристо-серые глаза. Смотрит не менее твёрдым и требовательным взглядом. Ладонью проводит по щеке, мгновение глядя в глаза солдата. Нехотя отстраняется. Разворачивается и уходит, не оглядываясь назад.
|
Дрег медленно садился. "Сын" покинул его. Собаку он отдал сам, сочтя что солдаты не оценят его настойчивость. Когда Флинт ушёл, Дрег лишь махнул рукой на прощанье. И вот сидя за столом, торговец медленно приходил в себя. Испарина на лбу. Лёгкая дрожь и не уверенность движений. И самое главное - нежданная свобода. От груза. От одежды. От холода. Он успел забыть о том, каково это. Просто сидеть и никуда не торопится. Их вещи забрали слуги. Рюкзак, который давил спину всю казалось бы почти всю жизнь..За последние недели Дрег сидел свободно чуть ли не впервые. Не беспокоясь ни о чём. Тело ломило. В поясницу воткнули горячую спицу. Усталость. Хотелось просто спать. Дрег смотрел в пустоту перед собой. Ароматы похлёбки не беспокоили его - то есть рот конечно наполнился слюной, а желудок скрутило от неожиданного приступа голода. Но отрешённый взгляд торговца был направлен куда-то в себя. Запуталась душа торговца во вьюге. В рогах огромного лося. В его бесконечной чёрной пасти. В белых зубах, которые так выделялись на фоне темноты.
Но понемногу тепло и еда привели его в порядок. Он очнулся, когда наконец вспомнил, что дочь аптекаря что-то спросила. - Санни, нет. Не было там рядом крепостей. И замок этот..к западу от столицы. Недалече. - И мрачно ухмыльнувшись в бороду, Дрег налёг на пищу. Похлёбка. Густая. Вкусная. Кажется там мелькнула парочка сушёных грибов, кусочки каких-то плотных клубней и мясо. Хорошая еда. Исполненный благодарности, коробейник подхватил кубок. Но думал он не о тех кто выжил. Скорее о тех, кто не пережил. Думал о убитых, загрызенных волками. И это было видно по его лицу. Но не он здесь задавал речь и тон. Поэтому он просто пригубил вина. Вежливо, но едва ли кто-то назвал бы его глоток жадным.
Так или иначе, но торговец, чётко знал, что доброту и гостеприимство, пусть даже навязанное..стоит поощрять. Дрегу не так чтобы сильно хотелось вставать, но тем не менее он поднялся. - Прошу прощения, добрые сэры и леди. - Немного покряхтывая, мужчина с некоторым остервенением принялся ковылять к своему мешку, что лежал под скамьёй у стены. Он провёл там целую минуту, что-то бормоча себе под нос. Руки перебирали товары и запасы, заготовки, какие-то свёртки, мешки..казалось им не будет конца..пока наконец он торговец не нашёл то что искал. Туесок..и ещё что-то, тщательно завёрнутое в тряпочку. Что-то в глубинах мешка звякнуло глухо, когда он убирал мешок обратно под лавку. Когда коробейник вернулся, то на его лице была..некая решимость, что ли. То чего раньше не было. Казалось, что лихорадка на время отступила, и только неестественно красные щёки Дрега указывали, что это отнюдь не так. Он решительно зашагал к сэру Дункану и графини.
- Ваша светлость. Я простой человек, скромный торговец. Позвольте преподнести вам дар. - Дрег осторожно подошёл и водрузил открытый туесок перед графиней. Мёд. Сладкий, крупнозернистый, вкусный. Возможно, девочка и не сладкоежка, но всё равно, она должна оценить такой дар. - Это вересковый мёд, с вольных просторов. Для графини, которая сохранила человеколюбие в такую годину. От имени всех дошедших до вашего дома..и тех кто не дошёл. - Меж тем Дрег развернул второй свой дар, и положил рядом с первым. Маленькая палочка, едва ли длинней ладони. Вся покрытая резьбой, а оголовье украшала морда подозрительно напоминающая драконью. Стилос. При взгляде на неё лицо торговца как-то изменилось, дёрнулось. Возможно, вспомнил что-то личное. Но всё же мужчина продолжил.
- А это, ваша светлость.. Эта вещь с далёкого для вас Севера, моей родины. Я сам выбрал и срезал ветвь. Понемногу, пока было время, делал резьбу на нём. Эта вещь видела сотни костров и ночей, и проделала долгий путь. Пускай она нынче будет у вас. - Дрег неловко улыбнулся, и положил развёрнутую замшелую тряпочку рядом с туеском мёда. Если первый подарок был от всех, то этот дар был от самого торговца..или скорее ремесленника, которым когда-то давным-давно был северянин.
|
Лин проследовала за Уной в зал, присматривая за остальными, чтобы никто не отстал. В какой-то момент, пожалуй, потеряла бдительность, ибо в следующую минуту обратила внимание на отсутствие Флинта. Сердце тут же судорожно забилось, и девушка приотстала, ища глазами паренька. Увидела только его спину, маячившую в другом конце двора, куда уносили собаку… Чёрт бы его побрал, маленького негодника. Или хитреца – как уж посмотреть. Лин всей душой надеялась, что с ним будет всё в порядке. В конце концов, этот маленький прохвост просто не может попасться и дать себя в обиду. Если бы на Лин не лежала ответственность за всех остальных - кинулась бы за мальчишкой… Но пришлось идти в замок.
Как она и думала, поданные яства оказались скудными. Похлёбка, вино, поросёнок. На дюжину человек – бедный ужин. Но, как говорится, - бери, что дают. Выбирать не приходилось. И, честно говоря, Лин была рада видеть хотя бы это. Подумать только – ради гостей эти люди зарезали свинью. Девушка отчего-то не сомневалась, что скота в их загонах не так много… Почувствовала голод, болезненно изъедающий её изнутри. Тем не менее, присев за стол рядом с Уной, лучница не накинулась на ароматно пахнущую пищу. Чего-то ждала. Может, пока Дункан отрежет себе кусочек, а может – каких-то кардинальных изменений, невербальных сигналов… Дункан. Он сидел не так далеко, и Лин пристально за ним следила. Не нравился он ей. Если Преподобный не нравился своим влиянием и речами, то рыцарь представлял из себя потенциальную угрозу. Особенно разволновалась Лин в тот момент, когда отдавала ему лук. И видела довольную улыбку на губах.
В конце концов, в зал явилась и сама графиня Уинтворт. Молоденькая барышня, совсем дитё. В простеньком, без украшений, наряде. В ней чувствовалась неуверенность. И власть над ней Преподобного. Становилось ясно, кто именно тут всем заправляет… Что произошло? Графиня потеряла родителей и теперь правит своими владениями, советуясь со священником? Или ещё хуже – обычная крестьянка, марионетка этих шарлатанов… Впрочем, эту версию Лин почти тут же отмела. Уинтворт говорила правильно. И не выглядела простолюдинкой даже в таком платье. Пока графиня и баронесса разговаривали, Лин, не выдержав, отрезала себе кусочек свиньи. Положила на язык и некоторое время просто держала ломоть во рту. После дней голодовки идеально протушенное жирное мясо казалось просто божественным…
Не заметила, как поднялся Преподобный. Высказал тост. Лин запоздала подняла бокал – скорее, машинально. С подозрением взглянула на содержимое… С опаской – на всех остальных. Заметила неуклюжее движение Санни и усмехнулась. Молодец, девочка. Только если все начнут проделывать такие фокусы, это будет выглядеть странно. Лин подняла бокал чуть выше, поддерживая тост. Подождала, пока не выпьют своё хозяева замка. Поднесла бокал ко рту… промокнула губы. Но глоток так и не сделала. После чего Лин обратилась непосредственно к графине, поддерживая беседу: - И правда, путь был долог и труден. Мы многих потеряли, пока шли… Ваши владения зима тоже не пощадила, Ваша Светлость. Как и, верно, вашу семью, - долгим пронзительным взглядом смотрела Лин на графиню, пытаясь прочитать её эмоции. Не самая лучшая тема для разговора, не самая тактичная. Девушка ждала реакцию от Преподобного, но важнее было получить её от самой девчонки.
|
|
|
|
|
|
|
Момент. Момент истины. Так сложно надавить на чёртову кнопку… И одновременно так просто. Но последствия будут необратимы. И сотни, если не тысячи жизней останутся на совести Дженны. Она не знает никого из этих людей, ни разу не видела их в этом комплексе, но знает наверняка, что с большинством её связывает единая судьба. Эйзенхауэр… И только он даёт ей надежду. На то, что она делает это не зря. Сейчас, Отто. Минут через двадцать ты станешь куском обугленного скелета, прахом, что осядет на морское дно… И все творения, труд твоей жизни – будут погребены под толщей воды навсегда. И Дженна, закрыв глаза и прикусив губу от этой сладкой мысли, нажимает кнопку, запуская операцию самоуничтожения.
Но ничего не происходит. Вернее, экран показывает, что код принят, но никаких тебе оповещений о начале обратного отсчёта, безэмоционального женского голоса из динамиков… Только свет. Алый, словно кровь. Кровь всех тех людей, что Дженна обрекла на смерть. Но Лео, кажется, расстроен. Более того, ругается. Более того – подтверждает вскользь закравшиеся опасения, что аварийное освещение вызвано вовсе не системой самоуничтожения… Похоже, Эйзенхауэр оказался предусмотрительнее, чем полагал его собственный телохранитель. Смятение в душе. Дженна не понимает, рада она этой новости или нет. С одной стороны – облегчение. Муки совести не будут отягощать её душу. С другой – разочарование. Ведь рациональность и холодный расчёт диктуют, что комплекс необходимо уничтожить. Но теперь уже плевать. Самой бы выбраться…
Лео встаёт к двери, как только из коридора слышатся звуки чьего-то приближения, чуть высовывается – и едва не получает зарядом бластера в голову. Говорит о количестве нападающих. И судя по звукам – нападающими были никто иные как старые знакомые роботы. Похоже, сигнал тревоги автоматически активировал отключённых стражников, и теперь шансы добраться до спасательной капсулы стремительно падали. Твою же мать! Ну дёрнул чёрт сюда притопать!.. Дженну почти тут же охватило отчаяние. Она ведь могла отказаться от этой авантюры, достичь транспортника и уплыть. Выяснять куда более важные для неё вопросы – что стало с командой «Ренессанса», что будет со всеми ними после этой опустошительной войны, если Эйзенхауэр не лгал… Но ведь сама согласилась принять участие в этой затее, хотя знала, каковы могут быть последствия.
Однако в следующее мгновение Дженна кидает взгляд на Лео, что продолжает сохранять спокойствие даже в такой ситуации и стойко реагировать на изменяющееся окружение. Краткое мгновение раздумывает. Если у неё была бы возможность вернуться сейчас к тому моменту, когда он задал тот вопрос… ответила бы она то же самое? Несомненно. И дело даже не в том, что Коулман – любительница искать приключения на собственную задницу, хотя это тоже весомый аргумент. Сколько в том, что она бы просто не смогла оставить тут этого парня. Он всё это время её сопровождал. Помог выбраться из безвыходного положения. И каждый раз доказывает, что вбитые в голову установки – полная чушь, развивает в себе человеческое начало… Ведь сейчас перед ней не машина. Человек. Обычный парень, что так же, как и она, пытается выбраться. Нет, она определённо не смогла бы его оставить. А мысли летят дальше, всё дальше – они уже в челноке, в городе… Но постой, Дженна. Вопросы будущего останутся в будущем. …Девушка подходит к Лео, решительно отрывает от магнитного пояса одну из гранат. Что ж, вот и наступил момент истины. - Если всё получится, валим нахрен отсюда, - и с этими словами, активируя гранату, бросает её в коридор, в сторону источников звуков…
-
Дроиды полностью оправдывают своё название и, судя по результату броска, вообще ни на что не способны =) В частности, очень рад, что получается набрать вполне нормальную скорость.
|
Это был тот волнительный восторг, который можно испытать лишь один раз в жизни. Как первый снег, первый нарушенный запрет, первый поцелуй или... Первый турнир. Не видавшая никогда до этого момента ничего подобного, Сабелла все выступление просидела с приоткрытым ртом, охая, ахая и прикрывая губы ладошками на каждый новый удар по щиту красного рыцаря. После того, как он столь феерично и непреклонно - будто волею самих богов - скинул противника с седла, как бесполезную груду металла, девочка была уверена в его победе... Но стоило сиру Адриану пойти в неумолимое и жестокое наступление, как девочка позабыла о том, что ей необходимо дышать. Воздух лишь бессильно выходил из легких, пока пальчики впивались в мягкие ладони. Несмотря на заверения отца о том, что никаких тяжелых травм они друг другу причинить не могут, принцесса до ужаса боялась, что сир Итан пропустит хотя бы один удар... Его соперник действовал столь методично и сокрушительно. Казалось - вот... вот сейчас!.. В этот самый момент произойдет что-то непоправимое! Не выдержав напряжения, Сабелла закрыла глаза руками и тут же растопырила пальчики. Жутко страшно, но ведь и жутко интересно же! Сама не понимала, какие эмоции в ней сейчас преобладали. Она желала победы Вардену, уже занеся его в категорию "своего рыцаря". Ведь этот бой он посвятил ей. И теперь ей казалось, что нет никого более ловкого, умелого и грациозного. Ну... разве что, папа. Но папа, он особенный. Лучше его вообще никто не может быть.
Последний звон отгремел весеннею грозою, когда Белла выдохнула остатки воздуха и наконец вдохнула новый, заполняя агонизирующие легкие. Он победил. Ее рыцарь выиграл. Голубые глаза ярко сверкали, наблюдая за этим удивительным человеком. В этот день у него нашлась новая маленькая поклонница.
Лишь спустя мгновение своего внутреннего ликования, Сабелла обратила внимание на цветок, что протягивала ей королева-мать. Уже и без того широко распахнутые от волнения глаза девочки раскрылись еще шире. Затрепетал зрачок. - Мамочка... - с трогательным восторгом прошептала принцесса, бережно принимая хрупкую, бархатную розу. В такие моменты она сразу забывала о строгости королевы, утопленная в ее внимательной заботе. Мама замечала все и знала лучше кого-либо, как порадовать дочь. Приняв розу, Белла неуверенно посмотрела на отца. В ее огромных глазах сейчас читалось: "вот прям так?.. Прям можно? Прям к нему спуститься?..". Это же словно попасть в нарисованную картину, которой можешь только любоваться. Ножки принцессы слегка задрожали, но она храбро слетела с колен отца, чинно направившись вниз с королевского помоста. Каждый шаг ее был пропитан торжеством. Спинка выпрямилась, головка взметнулась. Чтоб каждый видел, как гордится она этой победой в свою честь. Спустившись вниз, принцесса замялась. В какой-то миг ей показалось, что образ рыцаря исчезнет, стоит ей приблизиться. Вблизи он и вовсе казался каким-то ненастоящим. Но она все равно подошла прямо к нему, немножко смутилась и засияла своей солнечной улыбкой. - Сир Итан Варден... Интересно, что нужно говорить в таких случаях?.. Она в торжественных речах еще совершенно не разбиралась... Наверное, надо как-то оценить его заслуги, выдающиеся таланты, его ловкость, скорость, безупречность отточенных движений. Отметить, что это был самый лучший бой, который она когда-либо видела (и первый увиденный вообще). Что-нибудь там... про честь и доблесть... про славу и... Как-то слишком долго. Мама ее обычно просто хвалит за что-нибудь хорошее. - Вы - молодец, - выдохнула со всей своей детской искренностью и незамысловатостью Сабелла, протягивая рыцарю синюю розу.
|
У Эйты дыхание перехватило, когда замок и крепостная стена приблизились настолько, что пришлось задрать голову, едва не плюхнувшись при этом назад. Капюшон при этом слетел, обнажая коротко стриженые серебристые волосы, но она этого словно и не заметила.
Взволнованная до крайности, Эйты даже перестала оглядываться назад. Весь отрезок пути сюда она всё пересчитывала оставшихся, проверяла, чтобы никто не пропал. Отчего-то на душе было горько и только один раз удалось вспомнить, почему. Вспомнить и тут же забыть. Дяденька Бородач так и не нашелся... Если он охотиться пошёл, то стоило его подождать, а так вернется,а никого и нет на прежнем месте, один же он точно постесняется в замок пойти - вон он какой огромный, ух! Там наверное живут серьезные люди - важные, занятые и умные. А в самой высокой башне в нежно-розовом платье юная принцесса с крошечной бриллиантовой короной на прелестной золотоволосой головке. Эйты отвлеклась ни на шутку и ненадолго забыла про утрату.
Перед воротами она правда и вовсе оробела, даже попробовала замедлить шаг, остановиться, чтобы не первой заходить, а то и вовсе, может, не показываться в замке... В конце концов, помог капюшон. Нахлобучив его обратно на голову, Эйты почувствовала себя лучше.
Рассматривая исподлобья встречающих их людей, она немного разочаровалась - серьезными они были, да и занятыми, наверняка, были, но вот умными... Зачем им понадобилось оружие у них забирать? У них что, своего нет? Или они хитрят так? Хотят, чтобы всё оружие им досталось...
Эйты почувствовала себя крайне рассудительной и взрослой и даже решила рассказать рыцарям, что она их насквозь видит, но тут случилось необыкновенное...Просто чудо произошло, даже забылись все мысли! Пестряк отца нашел! Надо же, шел ведь почти рядом, собачку его гладил, даже разговаривал с ним, а понял только сейчас! Ну конечно! Метель ведь случилась, не видно ничего... Вот они и не узнали друг друга. Эйты была так рада, так рада! Глаза ее вспыхнули, улыбка, наивная, широкая, радостная, преобразила лицо. От счастья даже дыхание перехватило и она не смогла с первого раза произнести. Но уж потом-то получилось, громко, торжественно: - Как хорошо, что ты нашел папу!
"Может,и я своего тоже найду" вторила этим словам потаённая невысказанная мысль, согревающая душу и всё-всё делающая таким легким, веселым, добрым...
- Здравствуйте, - поддавшись радости, продолжила она, обращаясь к дедуле в красивой одежде (всё красное - красивое и точка!) - Я Эйты! А принцесса здесь есть?
|
|
-
Да их даже не убивали... Срамота, да и только. Действительно, позорище какое )))
-
Нравятся его размышления.
-
За философию рыцарей и грамотную мотивацию персонажа.
|
-
который в одиночку уложил восьмерых его людей", ибо его Палач стоил пятерых, это я вам без дураков заявляю. Везучий был засранец, простите мой французский. ох уж эти кубы, даже Палача уложили)
|
С рукой довольно быстро было покончено - спасибо курсам первой помощи на Земле. Однако почти сразу Лео одёрнул её, озадачив девушку. Остаётся всё столь же серьёзен… Двинулись с места. Вышли из арсенала, углубившись вновь в лабиринты коридоров. Дженна держала винтовку наготове, почти забыв о собственном смехотворном облачении. Наверняка со стороны зрелище было ужасным: но, благо, по пути им никто так и не встретился… Даже странно. Девушка каждую минуту ожидала нападения. За очередным поворотом ей то и дело грезились сотрудники комплекса и даже бойцы… Но коридор оказывался неизменно пуст – как и многие до него. Похоже, Отто не любил излишнего присутствия персонала…
Очень скоро добрались до самого кабинета. Дорогу Дженна последние пару десятков метров начала узнавать. Операционные за стеклом, дверь с табличкой… Сердце отчего-то болезненно ёкнуло. Это было не столь давно… Послушные машины привели её сюда, где она впервые познакомилась со своим мучителем. Познала ужас того, куда попала. Какие устремления имеет этот человек… Ей не хотелось заходить в этот кабинет. Но всё же пересилила себя и сделала шаг. Вновь оказавшись в знакомой обстановке. Мягкие ворсинки ковра укутали голые стопы; девушка не могла не порадоваться этой маленькой мелочи и не пошевелить в них занемевшими пальцами ног.
Лео сразу же направился к креслу. Но не это вызвало в ней подозрения – в самом кресле, вполне вероятно, могли быть встроены средства коммуникации, с которых и осуществлялся вход в систему самоуничтожения… Подозрения вызвала его расслабленная поза – вдруг сейчас он скажет что-то вроде «Вот и попалась» и ловушка захлопнется… Но брошенные им слова имеют иной смысл. Не менее страшный… Мурашки побежали по коже, словно мелкие льдинки, вонзающиеся в спину. Она и не подозревала, насколько в действительности боится Эйзенхауэра. Если даже эта маленькая сценка из прошлого пробуждает в ней фобию. Дженна не смеётся. Даже не улыбается. Ей не по себе. - Не делай так. Пожалуйста, - произносит тихо и спокойно. Всё могло быть иначе. Тогда, несколько часов назад, она хотела обойти стол, приблизившись к учёному, и положить ногу на подлокотник. Озвучить недвусмысленное предложение… Могла бы озвучить его и сейчас, поддержав эту внезапную ролевую модель игрой. Но всё не так. Сухой ком стоит в горле. Напряжение во всём теле. Страх, что кто-нибудь Эйзенхауэра всё же обнаружит и включит тревогу…
Лео нажимает какую-то кнопку, и за книжными полками обнаруживается панель. Поднимается с кресла, подходит, вводит код. Дженна всё это время хмуро за ним наблюдает. Почему-то думает о переменах и человеческом сознании… Прошло не так много времени. Он изменился. Совсем не кардинально, но определённые перемены в нём ощущались. Как минимум, в этой расслабленной позе… Всё меньше от машины, всё больше от человека… Сколько должно пройти времени, чтобы он окончательно стал собой?.. Код введён. Остаётся лишь нажать кнопку. Не может. Вновь психологические барьеры… Бьёт стену, заставив девушку вздрогнуть. - Так, ну хватит портить руки, - подходя к парню, произносит Дженна, накрывая рукой его кулак. – Иначе следующего выреза туника не переживёт. Несмотря на то, что шутит - тон девушки совсем не весёлый. Понимает, какая степень ответственности теперь ложиться на неё. Тяжкий груз… Наверняка у Лео нет никаких сомнений. Если бы не барьеры – он нажал бы эту долбанную кнопку. Но ей тревожно.
Встаёт возле панели. С тяжёлым вздохом кладёт пальцы на кнопку. Чувствует жар, постепенно охватывающий тело… Это так сложно. Сделать одно простое действие. Ведь последствия… будут непоправимы. Нельзя раздумывать. Нет времени. Ты ведь уже всё решила, Дженна… Она закрывает глаза. Как маленький ребёнок, что не хочет видеть ужасы реального мира. И опускает указательный палец. - Бежим, - выдыхает короткое слово.
|
Помнил ли Флинт? Конечно, помнил. Только признаваться себе в том совершенно не хотел. Дитрих защищал их, легко разрубил несколько волков, стоял бок о бок, совсем рядом. Потом — рухнул. Флинт помнил лицо Ашиля напротив, помнил, как легко и безвольно упал в снег принесённый лук. А потом не помнил ничего. — Скоро придёт, — улыбнулся Воронёнок наконец, с трудом проглатывая последний кусок мяса. — Наверняка охотится где-нибудь рядом или ещё что-нибудь... Он придёт. Всё хорошо будет.
Мысли о Дитрихе захватили Флинта целиком и полностью. Несколько раз, когда Эйты не смотрела, он с беспокойством отворачивался и начинал оглядываться по сторонам в поисках знакомой фигуры. Ни следа. Обращаться к Ашилю с этим вопросом сейчас было не лучшей идеей: тот выглядел ужасно ослабшим. Да и не то чтобы Флинту действительно хотелось об этом говорить...
Воодушевление Волшебницы и её сияющий от радости взгляд самую малость приободрили Воронёнка. Замок, точно. В замке тепло и спокойно, никто их не тронет. Они смогут отогреться и как следует отдохнуть. А потом — обязательно доберутся до Эредина. Обязательно. — Обязательно, — отозвался Флинт с бодрым кивком. Кажется, даже его улыбка в этот момент слегка задрожала. От холода, разумеется.
* * *
А потом они двинулись в путь. Отдых у костра придал мальчишке сил и позволил идти наравне с остальными — благо, процессия и так двигалась медленнее обычного, помогая измождённым. Помня о наказе Сании, Воронёнок держался рядом с Эйты и время от времени даже передавал ей мотыгу: с таким своеобразным посохом брести по сугробом было гораздо проще. Да и что за Волшебница, в конце концов, без посоха?
Впрочем, когда компания, наконец, приблизилась к воротам замка, мотыгу сжимал уже Флинт — очередь есть очередь. Сжимал — и с удивлением рассматривал показавшегося из-за калитки старика. Давненько он не видел таких пёстрых господ. На фоне тёмных стен замка и белоснежного пейзажа вокруг новый знакомец выглядел почти нелепо, но что-то внутри не давало Воронёнку расслабиться и по привычке мысленно усмехнуться. Странный он, этот Земляничный старикан. И голос у него — вон какой... А взгляд — и того суровее.
По коридору мальчишка ступал с опаской, крепче сжимая рукоять мотыги и всё ещё не отходя ни на шаг от Волшебницы. Если что-то и вправду не так с этим Земляничным, она поймёт первой. Может, и Флинту расскажет, если повезёт. А внутри их встретил ещё один. Этот на старикана совсем не походил — бородатый и при плаще, а ещё сразу назвал себя по имени. Сразу видно — настоящий рыцарь, совсем другое дело. Вот только просьба его Воронёнку всё равно ужасно не понравилось. Ишь чего удумал — мотыгу ему отдать. Ага, конечно. Флинт с ней расстаётся только по собственному желанию и только тогда, когда кому-нибудь рядом посох походный нужен. А зачем рыцарю походный посох? Ему и так живётся неплохо.
Поборов первый порыв — надуться, фыркнуть и прижать мотыгу поближе, чтоб никакой рыцарь не отобрал, — Воронёнок поджал губы и задумался. Пришлось соображать как можно быстрее — вряд ли эти местные господа станут долго раздумывать. Когда рядом прозвучал вопрос Земляничного, Флинта было не узнать — растерянно оглядевшись по сторонам, он тихо всхлипнул и обернулся через плечо, тут же наткнувшись взглядом на обессиленного Дрега. Подойдёт. — Па-а-ап?.. Жалобный тон — то, что надо. Когда-то такими манёврами Воронёнок выбивал себе вторую или даже третью порцию обеда. Потом, правда, Алистер пронюхал, что мальчишка всего лишь хочет набить брюхо досыта, и пресёк дальнейшие попытки посягательства на общие запасы пропитания. А жаль. Такая схема была...
Чтобы подойти к Дрегу, Флинту хватило бы и пары широких шагов, но он поступил совершенно иначе. Как следует опёршись о мотыгу, он перенёс вес тела на левую ногу и доковылял до коробейника со всем возможным трудом. — Вы же поможете папе, да? — Мальчишка всхлипнул ещё раз, чуть-чуть потянув Дрега за рукав и преданно переводя взгляд с Земляничного старикана на его дружка-рыцаря. — Папе тяжело сейчас, он устал очень... Лезвие мотыги было благополучно скрыто под слоем снега, так что та вполне могла сойти за обычную походную палку для раненого или калеки, но кто этих внимательных знает. Земляничный вон так точно всё видит этими своими хитрющими глазёнками. — Палочку бросить надо? Я без неё не смогу, — доверительно пробормотал Флинт, обращаясь к Дрегу, но всё-таки говоря достаточно громко, чтобы и эти двое сумели различить его слова.
Нет уж. К чужим он без своей мотыги ни за какие коврижки не сунется.
-
Хитрюга!) До чего же хорош пацан.
-
Изобретательный!) Ну и за Земляничного старикана. Забавные он прозвища придумывает)
-
Порадовал постом, хитрец))
-
Сообразительный)
|
Комментировать высказывания тех, кому еще не открылся свет Ормузда, психолог не стала. И дело даже не в том, что она спешила связаться с Ренессансом – просто ни место, ни время были не подходящими. Она не настолько опытна, чтобы на скорую руку суметь заронить в сердца неверующих зерна истинной верны, одновременно очистив их от плевел скверны, а краткая лекция в ее исполнении наверняка не найдет дорогу к душам слушателей – не надо и гадать, чтобы знать, что так и будет. Сильвия знала, что ее время придет, и была свято уверена, что когда ее допустят на новое, свободное от цензуры бормановцев радио, она сумеет донести свои слова до всех слушателей – ведь и ее, истинно верующей, стараниями тирания будет свергнута. Пускай элкорцы поймут, что Ахурамазда всегда был с ними, пусть почувствуют, кому они обязаны свободой, пусть заинтересуются сказанным проповедницей – и тогда бехдин расправит свои могучие крылья над многострадальной планетой. Так нужно ей. Так нужно им. Так дóлжно.
Эмили осталась за спиной, усталая и опустошенная, никак не отреагировавшая на указания ван Эллемеет. Сильвия не стала ее осуждать или побуждать к действиям – девушка и так многое сделала для нее. Но и оставаться утешать тоже не стала – все та же проклятая нехватка времени, которое не раз уже за сегодня то тянулось мучительно-долго, то неслось быстрее спортивного аэрокара. Бросив сочувственный взгляд на страдалицу, мобеда уверенным шагом проследовала внутрь огромного особняка. Расположение комнат она примерно запомнила, да и с помощью банальной логики могла предположить, что где находится: не в первый раз она посещала столь обширные владения, да и родовое гнездо что родителей, что бывшего супруга не сильно отличалось от поместья мистера Мерка.
Так что восхищения повстанца Сильвия не разделяла: красиво – да, изящно – да, достойно – да. Ну и? Сейчас у них другие цели, и любование архитектурными и дизайнерскими изысками можно отложить на потом. Несколько удивленная отсутствием камердинера, но не придавшая этому значения психолог нетерпеливо поторопила мужчину: - Идемте же, время не терпит!
Ответа она не дождалась – яркие энергетические лучи, с которыми женщина не так давно свела близкое и весьма неприятное знакомство, пронзили ее спасителя, даже не успевшего увидеть источник угрозы. Ван Эллемеет громко испуганно ойкнула и попятилась, каждую секунду ожидая, что следующий залп достанется ей. Один удар сердца. Другой. Вдох. Выдох. А она все жила. Сильвия уже заметила стрелков, но солдаты местечкового фюрера пока что не стреляли. Пока что. Мобеда была готова воевать за чужую революцию и свободу для себя и своих знакомых с «Ренессанса», но вот умирать за это… Сопротивляться она не могла – что может сделать безоружная гражданская группе профессиональных вояк? Бежать? Женщина хорошо понимала, что просто не успеет выскочить из ставшего ловушкой штаба оппозиционеров, не получив пару-другую выстрелов в спину. И не было никакой гарантии, что броня защитит от них. Да и если успеет – что сможет сделать она одна на чужой планете без связей, без знания местности, без денег, наконец? Ничего – только нищенствовать и проповедовать за кусок черствого хлеба или синтетической пайки. Причем недолго – борцы с религией ее найдут и хорошо если просто убьют на месте. А ведь эти звери могут придумать и что похуже…
Сильвия решилась. Подняв руки вверх, она крикнула: - Я сдаюсь! Я безоружна! Не стреляйте!
|
Строгий окрик матери вызвал на лице ее дочери насупленную гримасу. Щеки малышки раздулись, и она показательно обхватила руку короля, прижавшись к нему с видом "папу-люблю-больше-всех". Потому что папа не ругается никогда. Папа самый лучший. Это мама могла без конца повторять все эти занудные: "не сутулься", "следи за прической", "веди себя, как подобает принцессе", "не бегай", "не прыгай", "не кричи". Сплошные не-не-не. Ей казалось, что правильная принцесса должна всю жизнь сидеть с видом, будто она проглотила палку, не двигать головой, дабы не растрепался ни один локон и иногда позволять себе благосклонную улыбку. Ужас! В такие моменты Белла вовсе не хотела быть принцессой и завидовала девочкам, которые могут с утра до ночи бегать в рваных платьях, падать в грязь, лазать по деревьям, играть с мальчишками и есть дикие ягоды. Никаких уроков, никаких правил, никаких ограничений. Вот ведь повезло им родиться не принцессами!
Впрочем, об обиде Сабелла забыла за один миг, подпрыгнув на коленях короля и вытянувшись, чтобы лучше видеть арену. Прав был Тристан - до чего этот красный рыцарь впечатляющий! Бой еще не начался, а он ведет себя так, будто уже весь турнир выиграл. Девочке стало интересно, самоуверенность это или уверенность. Она в этих понятиях до сих пор путалась и особо не забивала себе голову. Его любила толпа, а значит было за что. Даже вон Тристан без ума. Очаровать Тристана - это надо постараться. То ли дело дядя Абигейл. Ух, мрачный... От одного его вида у принцессы мурашки защипали руки. Грозный, угрюмый.. Еще и черный. Любящая сказки и собственные выдуманные истории, Белла определенно точно была уверена в том, что черное носят лишь злодеи. И сейчас в ее бурном воображении грядущий бой представлялся как бой хорошего сира Вардена и плохого сира Адриана. Конечно, это только на этот бой... На самом деле дядя Абигейл не мог быть злодеем. Но ей отчаянно захотелось, чтобы победил красный рыцарь. Да еще и в ее честь! Она от восторга умрет!
Прибывший Оливер отвлек девочку от мучительного ожидания. Она радостно засветилась, когда он сел всего на ряд ниже, и начала осторожно (незаметно от бдительной мамы), стягивать со своих волос шелковую ленточку. - Они же не поранят друг друга? - Вдруг забеспокоилась Сабелла, от волнения запутавшись пальцами в волосах. - Папа-папа, это ведь все понарошку?.. Большие копья выглядели... внушительно. Девочка как представила, что такое должно вонзиться в соперника, как ей дурно стало. А что если даже их сверкающие доспехи не выдержат?.. Справившись наконец с лентой, Белла скрутила ее в жгутик, подалась вперед и перебросила через голову Оливера, пытаясь подать ему знак, что заметила его. Она бы с радостью окликнула его, но боялась маму даже больше, чем дракона. Лучше не злить.
-
Ей казалось, что правильная принцесса должна всю жизнь сидеть с видом, будто она проглотила палку, не двигать головой, дабы не растрепался ни один локон и иногда позволять себе благосклонную улыбку. Нет, ну это действительно совершенно невыносимо!)
|
|
«Какая бородатая тут, однако, должно быть графиня, раз всякий заросший, словно плешивая дворовая собака, сброд смеет говорить за неё… Южане… слишком мягкие, слишком податливые, не удивительно, что вас так легко уничтожила Империя» - однако внимание графа уже скользнуло на его собственную «госпожу».
Уна - вся такая аккуратная, утончённая, красивая, подобравшаяся и величественная аки герцогиня, не ниже, и что? Стала довольно мило перекидываться с местным начальником гарнизона фразами как обычная дворовая девчонка.
«Она сейчас что, заигрывает с ним? И какого лешего этот петух до сих пор не попросил доказательств, а лишь пялиться на неё словно впервые в жизни рыжую девку увидел?» - негромко кашлянув, но, так и не добившись желаемого результата, воин вздохнул и медленно потянулся к висящему в ножнах мечу, как раз когда из ворот показалась ещё одна фигура непонятного посола.
«А вот походу и графина, ан нет,… кажется, я ошибся… Что? Преподобный? Вы серьёзно?» - в глазах привыкшего к своему дурном лорду блеснул на мгновение настоящий интерес, впрочем, он практически тут же сменился настороженностью, искусно спрятанной под маской равнодушия.
«Что ты такое? И почему алый цвет?» - в отличие от лучницы Лорензо не утруждал себя подсчётами и рассматриванием непосредственно солдат. Раз они послушны, достаточно захватить командира и уж тогда внутрь они точно попадут, но вот что дальше? С каждой секундой эта крепость начинала нравиться бывшему графу всё меньше, и виной тому было то, как не правильно тут всё устроено. Взгляд рыцаря бродил по воинам, но старался заглянуть за них, узнать, что же там, внутри, куда они так старательно хотят прорваться в тепло или в пуховую ловушку?
Впрочем, окончательно добила Энзо именно его новая «госпожа», что перед входом в замок отвесила поклон, поклон мать вашу пусть и статному, но обычному безродному мужику, занимающемуся делами просветления слабых умов, дабы управлять последними было бы легче.
«Ты точно баронесса, а не её фрейлина?» - так и хотелось спросить несчастному графу. Но, и гордая лучница, сделала то же самое. Это оказалось последней каплей, и Лорензо попросту накрыл лицо ладонью, правда, через мгновение продолжил её движения, дабы снять с себя капюшон, чтобы это не выглядело так уж очевидно.
Левая рука тем временем скользнула под плащом к кинжалу, висевшему на поясе, и мягко обхватила рукоятку. Это успокаивало и давало собраться с мыслями.
- Дункан, а тут водятся зайцы? Я видел несколько свежих следов у леса, когда мы проходили там, но так и не заметил по дороге сюда ни одной деревеньки, - голос рыцарь специально понизил, чтобы слышал его разве что только сам страж, - не расскажешь мне почему?
Воин улыбнулся, на жреца он даже не смотрел, удостоив того, лишь коротким кивком головы и предоставляя возможность ему и начальнику гарнизона войти первыми. В конце концов, сейчас их положение выше, чем у телохранителя баронессы, да и логично, что если это всё это одна большая ловушка, то Энзо попросту прикончит командира, чтобы оторвать тявкающим псам голову до того, как те начнут понимать, что происходит на самом деле…
-
Ох и вредный же у него характер )))
-
Я буду звать его "Наш ручной гендерный узурпатор")) Хороший пост, забавный, эдакий он бука, этот Энзо
-
Хорошая и грамотная реакция, нравится.
-
Ты как всегда офигенен.)
|
-
- Пришёл в себя? – склоняется над тобой голова девушки, светлые волосы отбрасывают на лицо тень. Различаешь голубые глаза, что впиваются в тебя возбуждённым и тревожным взглядом. Пытается улыбаться, как ни в чём не бывало, и у неё это неплохо выходит. Отменно передана та самая сцена пробуждения на операционном столе..
|
|
От всяких недобро-укоризненных взглядов Белла пряталась в объятиях большого и самого лучшего, по ее мнению, короля. Папа был для нее целым миром. Как много хитростей и трюков придумывала она с самого детства, пытаясь украсть его у всех этих вельмож, советников и дел государственной важности. Сбегала, пробиралась тайком на собрания, предлагала папе коварный план, в котором она его похитит из дворца. Они бы смогли уехать далеко-далеко. В горы. Или лес. Самый дремучий. Чтобы никто не нашел, и они там были бы только вдвоем каждый день, каждый час, каждую минуту! Он бы с ней играл, рассказывал бы ей истории, сказки и... На замечание о матери и брате девочка тогда запнулась и щедрым жестом доброй воли согласилась похитить и их. Так и быть. Папа смеялся. Она любила его улыбку. Искорки, которые появлялись в его глазах и лисички, расползающиеся в их уголках. Просто он не знал, что ей не нужны все эти игрушки, наряды, украшения. У принцессы было все, что она только могла пожелать - так говорили. Врали. Ведь больше всего она желала, чтобы папа был рядом всегда-всегда.
Отвлекалась от своих грустных размышлений девочка, глядя на гостей и рассматривая знакомые лица. Ее зоркие голубые глаза следили за каждым присутствующим, остановившись на Абигейл. Она попыталась привлечь внимание подружки, радостно махая, но та ее не замечала... "Обиделась", - сокрушенно подумала принцесса. Вот только на что?.. Ах, ну да... Наверное на то, что они с Оливером просто взяли и... сбежали. Плохо дело. Теперь разговаривать не будет, точно. Вот даже не смотрит на нее! - Я тоже считаю, что лучше пусть уж победит сир Варден, - важно кивнула принцесса. - А то дядя Альберт может споткнуться и больно упасть, если будет все время ходить с задранным носом.
Стоило королю начать разговор о Вертранах, как глаза Сабеллы загорелись. Она повернулась к нему... чтобы попасть под руки королевы. - Ну маааам, ну всеее... Мне нравится, когда так... Отшатнувшись, девочка дождалась пока мать сдастся и незаметно взъерошила тот кусок несчастных волос, который был подальше. Маленький бунт. - А почему... - начала принцесса и прервалась, чтобы засиять в ответ на незаметное подмигивание сира Бэрримора. С обожанием уставилась прямо на него, стараясь подмигнуть. Проблема была в том, что она никак не могла научиться подмигивать. У нее получалось только двумя глазами сразу, как бы она ни старалась. Вот и в этот раз... Девочка делала страшные лица в попытке освоить не осваиваемое. Гений конспирации. Потерпев поражение, вернулась к незаконченному вопросу. - А почему со странностями?..
-
- Ну маааам, ну всеее... Мне нравится, когда так... Отшатнувшись, девочка дождалась пока мать сдастся и незаметно взъерошила тот кусок несчастных волос, который был подальше. Маленькая бунтарка =)
|
Эйты взглянула, куда показывал Флинта и тут же зажмурилась, ибо память прошило что-то неприятное, связанное с этим человеком, что-то резкое и грубое и отрывающее ее от чуда, от мечты... И звали его так...нехорошо... Милых людей так не зовут... Палачом его звали, вот как! Глядя, как он достает из-под снега топор, Эйты на мгновение похолодела, но рядом был ее рыцарь, Пестряк...Ф..ф..линт почему-то, и она почти не испугалась. - Нет, нет, - разволновавшись, она затрясла головой, - дяденька Бородач, его еще волки кусали, ему больно было, а другой... вон тот, - она указала пальцем на лекаря, едва способного подняться, - обещал, что поможет... Помнишь? - лоб прочертила морщина, глаза встревоженно следили за лицом Пестряка, ожидая хотя бы тени узнавания. - Помнишь? - нетерпение взяло верх, в голосе ощущался накал отчаяния, пополам с надеждой и неизвестно еще, что победит в конце концов.
От пищи и питья Эйты не отказалась, напротив, поглощала их машинально и всё оглядывалась, пытаясь вспомнить, кого знает. Глаза привыкали к сверкающему солнцу, к сияющему снегу,но первое волшебство уже прошло, а мысли переместились на спутников. Скользя пытливым взглядом по их лицам, Эйты думала о чем-то своем, пока наконец не заметила нечто, увлекшее ее не на шутку. Она даже подняться попробовала, но ноги совсем ослабли.
- Замок! Это замок! - воссияла она и схватила Флинта за руку. -Там может быть....
Отец... В понимании Эйты в любом замке могла находится ее семья - няня и отец. Ведь в сущности замки и крепости все похожи друг на друга, как две капли воды, особенно для человека, не видавшего прежде ни одного.
- Мы туда пойдем? - спросила она в нетерпении, едва придя в себя после первой волны счастья.
|
Продрогший рыцарь крайне умело балансировал на грани, чтобы не поддаться холоду и не свалиться в лихорадку как другие. Когда к нему обратилась жизнерадостная Сания, и сообщила о потерянном кинжале, воин лишь усмехнулся, но распахивать плащ, и показывать возвращённую из туши грузного зверя находку не стал, да и говорить он сейчас толком не мог, а потому лишь кивнул.
Пока девушки собирали хворост, Энзо мало-помалу двигался довольно шустро, возвращая себя в строй, и всё же ему был крайне необходимо согреться и поесть, прежде чем делать что-либо.
Предметы, необходимые для розжига были и у рыцаря, но зачем пытаться самому дрожащими руками разжечь, когда есть другие, что находятся в более лучшей форме.
Усевшись на полы своего плаща, довольно близко к огню, так чтобы металл, покрывающий меховую броню, мог понемногу нагреваться, бывший граф вытянул вперёд руки, с которых снял перчатки, чтобы они тоже согрелись и наконец-то перестали предательски дрожать.
Суп варить никто не собирался, а потому Лорензо лишь извлёк на свет несколько оставшихся у него кусков мяса и принялся жевать, запивая горячей безвкусной талой водой. Еда, конечно, так себе, кинь он в котелок ту же картофелину, отвар стал бы куда вкуснее и полезнее, но кто знает, как к этому отнесутся другие, потому воин просто сохранял молчание и отогревался, слушая остальных. - Спорить смысла не вижу, но чисто по логике вещей, поставь себя на место местного землевладельца. Сидит он в своих землях, которые замучил холод, голод и чума. У него в услужении несколько полуголодных, а может и голодных, солдат. И тут к нему приходят две симпатичные девушки…
Да, у них есть союзники в рощице на холме, но они, то есть мы – далеко! А вы такие доступные и так близко! Как думаешь, что с вами двумя сделают? – усмехнувшись, спросил Энзо, откусывая очередной кусок, что он размачивал до этого в кружке. – Понимаете девочки, кто бы ни сидел в этой крепости, а судя по тому, что рядом нет деревушки это именно крепость, ну если только её не выжгли маги. Для них вы не благородные принцессы, а средство для коротания длинных зимних вечеров и развлечений. Вы можете сейчас начать орать на меня и говорить что я – идиот, а вы знаете благие дома и так далее, но что если солдаты даже не доложат о вас своему господину? Что если стрелу ты пустить не успеешь? Прикажете нам штурмом крепость брать, чтобы вырвать вас из лап солдатни? Нет, девочки, с леди ходят не девушки и это не в обиду тебе сказано, стреляешь ты метко, я в этом вчера убедился, просто ты – девушка! А девушка в понимании мужиков ну никак не может быть охраной, только простите фрейлиной и служанкой, что причёски да юбки поправляет. Если хотите провернуть что-то подобное, то с нашей госпожой в идеале должны пойти я и Юрген, ну или хотя бы кто-то один из нас, но явно не одна девушка!
-
голос здравого смысла.
-
За Энзо, брутальный.
|
Не обращая на Лео никакого внимания, Дженна выбирала оружие, полностью отдавшись этому процессу. В той ситуации, в которой она оказалась, таскать с собой пушку-другую будет явно нелишним, однако не только это влияло на её очевидно повышенное настроение. Детская радость от вида игрушек. Только в ассортименте находились игрушки для взрослых… Дженна успела пощупать каждое из представленных оружий. Взвесить на руке. Попробовать прицелиться. Подумала, что винтовки чуток отличаются от тех, что она видела на Земле. Отличаются и видом, и весом. Быть может, модифицированная копия или прототип собственной разработки… Не откажет ли это неизвестное оружие, когда ей придётся из него стрелять?.. Впрочем, свою армию Эйзенхауэр не снабдил бы второсортными ресурсами. Он не стал бы мелочиться. Тем временем Лео произносит в её адрес какую-то фразу об оружии, но Дженна продолжает копаться в арсенале. - Терпеть не могу войны, - рассказывает она, подбирая себе пистолет. – Но оружие, корабли и прочие технологии – отражение нашего изобретательного ума, человеческого прогресса. Изощрённая детальность конструкции, лаконичный дизайн, за которым скрывается убийственная мощь. – Девушка отрывается от своего занятия, наконец, переместив взгляд на Лео. Смотрит краткий миг, улыбается уголком рта. – Ты ведь тоже своего рода оружие…
В конце концов, снаряжение собрано, магнитный пояс закреплён пониже талии. Твёрдое решение брать именно штурмовую винтовку. Привычное солдатское оружие. Ещё одно твёрдое решение – перебинтовать уже, наконец, Лео руку. Разрывая на себе тунику, Дженна украдкой поглядывала на свисающую конечность. На то, как капала с пальцев кровь. Небольшая лужа натекла рядом с ногой. Превосходно… И он ещё сопротивляется? Заметила, что тот, в свою очередь, поглядывает на обнажившуюся часть тела, даже не думая отвернуться. Закатывать по этому поводу сцену Дженна точно не стала, не сказала ни слова, лишь дёрнулся слегка уголок губ. Смотри, мне не жалко. …Подходит с этим тонюсеньким куском ткани, требовательно смотрит в глаза, буквально оккупирует повреждённую руку. Опускает взгляд, морщится. Дженна не была настолько уж слабонервной, чтобы от представшего зрелища у неё тут же помутился разум, но рука была действительно всмятку. Она и не думала, что всё настолько плохо… Множественные разрывы, осколки костей… Мгновение Дженна просто разглядывает, но почти тут же принимается за дело. Зная, что Лео боль не чувствует, всё равно старается бинтовать аккуратно. - Не спорь, - отрезает она. После чего примирительно улыбается. – Я понимаю, что твой организм совершенен и всё в том же духе, я также отдаю себе отчёт, что от этой тряпки вряд ли будет какая-то польза… Но хотя бы скроет рану. И кровь не будет капать на пол, как сейчас… Алые пятна на полу кто-нибудь рано или поздно заметит. Согласен?
Лео размышляет. О том, что надо поскорее выбираться. Дженна это прекрасно понимала, и с каждой минутой всё больше чувствовала вкус свободы. Делала шаги по направлению к выходу, осторожные, но верные. И Лео неизменно в этом помогал. Удивительно. Зачем?.. Не скрывается ли за этим что-то ещё, как она подозревала ранее? Он предлагает новый сценарий. В котором Дженна самостоятельно доходит до капсулы, а Лео, тем временем, пробирается в кабинет Отто и активирует механизм самоуничтожения… Девушка хмурится, припоминая этот самый кабинет. Всё, что там было опасного – отсутствие тапочек. Поразительно, но именно это и думает Дженна. Вместо угрызений совести по поводу многих и многих смертей… Она приняла решение ещё там, в операционной. Обдумала, пока шли до арсенала. Отшлифовала эту мысль, смирилась с ней. Ей будет плохо. Очень плохо потом, когда она выберется. Но она так же понимает, что просто не сможет спасти всех. А этот комплекс… слишком опасен. - Ты уверен? Вдруг я потеряюсь или со мной что-то случится? – с хитрой улыбкой произносит девушка. – А ещё хуже, вдруг что-то случится с тобой? Я же не прощу себе, что не смогла прикрыть тебя в нужный момент. Но улыбка медленно тает, выражение её лица приобретает задумчивый и серьёзный вид. - Я понимаю. Из меня сейчас не лучший солдат и плохая поддержка… Так что давай справимся побыстрее и уплывём отсюда к чёрту, - ухмыляется.
-
Я понимаю, что твой организм совершенен и всё в том же духе, я также отдаю себе отчёт, что от этой тряпки вряд ли будет какая-то польза… ахахах)) ты конечно бла-бла и бла-бла, но всё равно давай сюда руку..)
|
Смежить веки. Всего лишь набраться сил, одолжить сил у самого себя, на минуту-другую, не больше. Шершавый язык на лице. Хотел бы Дрег иметь силы сказать Шварксу, чтобы тот оставил его в покое и не мешал уснуть, укрывшись мягким белым одеялом. Снег кружится в темноте, два тела прижавшиеся друг к другу в попытках сохранить хотя бы кроху тепла. Сопротивление? Его больше нет. Есть только холод, пробивающий до костей. Озноб, разделённый на две души - собачью и человечью. Осуждённые рогатым владыкой на медленную гибель, они спят и погружены в свои видения. Дыхание через раз вырывается с хрипом. Ресницы и борода покрытые красивым снежным налётом. ***
Темно. Крепкий деревянный сруб. Окна забранные стеклом и крепкими деревянными ставнями. За ними тьма - не увидеть ничего. Там ходят сохатый, с метелью в рогах. И справедливостью в распоротой требухе. Очаг горит ярко, яро, словно нарочисто старается дать побольше тепла, но свет от него идёт не дальше пяти шагов. Вся обеденная зала тонет во тьме, и масляный фонарь на столе не в силах этого исправить. Дом почти весь во власти ночи, и только парочка мрачных торговцев отказывается отдаться старому доброму сну, отказываются отдать себя воющей тьме и холоду на своём сердце.
Дрег и Эрнесто сидят за столом. Они пьют что-то горячее и исходящее паром. Красное, как кровь. Крепкое, пахнущее алкоголем. Их разговор внешне спокоен, но исполнен подспудной борьбы, прежде всего с самими собой. Здесь нет правых и виноватых. Есть лишь учитель и ученик. Оба связанные семейными узами. Оба связанные дружбой и партнёрством длинною более десятилетия. Оба бородатые и похожие как два сапога. Даже беда у них - одна, на двоих. Сейчас они далеко от чумы и войны. У Эрнесто остался один только сын, из троих. Пустеющий дом зажиточного купца. Прислуга разбегается. Говорят, что на чердаке ещё слышат скрип верёвки, на которой повесилась жена Эрнесто. Говорят что её тень ещё ходит по дому, и стонет над двумя опустевшими кроватями. Боги безжалостны.
- Дрег, я всё понимаю. Возможно, сейчас для этого не лучший момент, но с тобой, мой старый товарищ, мы... - Эрнесто подымает чашу, будто собираясь провозгласить здравицу, но синяки под глазами и осунувшееся мрачное лицо говорит о другом. - Сможем дойти до столицы. И мы сможем окупится, окупится с лихвой. Я знаю, я уже прикидывал, каково это будет по деньгам. Кой-какие товары на складах есть, а моё слово, всё ещё весомо среди иного торгового люда. А уж если мы с тобой вместе пойдём, как встарь, то народ в нас поверит. Соберём караван, наберём охраны и.. -
Но Дрег видел, что за краснобайством Старшего стоит. Кому как не ему видеть, что творится на душе у старого друга? Кому как не другому прожжённому торгашу видеть правду, даже когда старший сумел выторговать решимости у самого себя? Не хочет Эрнесто отправляться в путь. Здесь сын. Родная кровь. Здесь разваливающиеся дела. Здесь могила жены и двух детей. Не дай боги, сгинет всё это, без крепкой руки хозяина. Смутное время. А как потом заново жить начинать? Эрнесто уже не так молод, как встарь. Опять же, сын. Нет, добрые люди не дадут ему сгинуть, но всё же...
И всё же молчит северянин. Пьёт вино неразбавленное. Знает. Знает что это единственный путь попасть туда, в стольный град. Дойти туда сейчас, когда морозы уже вовсю замели, а на дорогах больше нет закона и стражи. Туда в очаг свирепствующей чумы. На могилу Эйсли, своей жены. Отдать ей последние почести, как велят суровые северные боги. Так предками заповедано. Не её предками, но его. Знает коробейник, скажи он хоть слово поперёк этой затеи, и с радостью Эдуардо откажется. Но молчит. Позволяет говорить. И с каждым словом Эрнесто сам себя всё больше и больше убеждает. С каждым глотком креплёного вина, крепкого, красного, сладкого. Вот уже щёки раскраснелись, а в глазах мелькнула прежняя живость. Грузно поднимается Эрнесто. Подходит смотрит на пламя очага, бороду свою длинную оглаживает.
Дрег качает головой, и медленно к окну бредёт. Тело ломит непривычной болью и слабостью. Чудится, будто слабые далёкие голоса во тьме его зовут. Будто ребёнок какой поёт. Или какой-то солдат зовёт, надрываясь, называя смутно знакомые имена. Кто такая Уна и Санни? Смутное что-то брезжит на краю памяти. Дрег со вздохом отходит обратно, к своему другу, и смотрит в очаг. Пляска пламени завораживает как всегда. Маленькие огненные ящерицы играют в чёрном от жара полене. Позже, они подтащат скамью укрытую овечьими шкурами, уснут на ней, у очага. Убаюканные уютом и лаской тепла.
***
Медленно приходит в себя Дрег. Дрожит под мягким одеялом снега. Под грузом сугроба. Шваркс уже пробудился. Пёс перенёс лютый холод куда лучше. И сейчас только ждёт пока хозяин очнётся. Тычется носом в лицо. Встаёт медленно, раскидывая снег. И каким-то чудным образом оказывается больше чем коробейник. Но это почему-то его не удивляет.
Пёс смотрит на безбрежную долину, засыпанную снегом, а затем садится на задницу и неожиданно девичьим голосом молвит. - - Уна! Уна! Я здесь! -
- Шваркс? Ты..чего? Ты же всегда был кобелём, ты чего по женски..лаешь..говоришь. - Дрег с ужасом смотрит на своего пса. А тот клыки щерит. И рычит.
- Подъём! Солнце встало, не прохлаждаемся! Выбирайся из-под сугроба! - в глазах пса разгорается синее пламя. И кажется растут рога. На долину будто тень наползла.
- Нет.. - звонкий разбойничий свист пронзает весь мир, заставляя Дрега вздрагивать всё крупнее и крупнее. И отползать от пса всё дальше. А Шваркс не сдаётся. Подходит одним крохотным шагом. Вглядывается в лицо своего хозяина. Открывает свою пасть, полную тьмы, и скулить начинает.
- Доброе утро. Пойдём в замок. Микстуру от жара! Замок! Котелок и огонь разожгите! С мечом веток набрать проще! Ветки лучше волков! Рубка дров - предки-выдумщики! - и всё разными голосами. И вот тут-то Дрег не вытерпел, и вскочил, да как рукой за нос уцепился.
- А ну молчать! Хорошие псы не говорят! Они только гавкают! Ах ты сучья морда, да чтоб при мне больше ни слова сказать не смел! Да я тебя сейчас! -
Тут-то Дрег и проснулся.
***
Шваркс рядом крутится. Выбрался уже из сугроба Дреговского, где коробейник уставший лежит. Выбрался и уже нору изрядную сделал. Всё что нужно - это пойти по его разрушенному следу. Распрямился кое-как усталый скрюченный Дрег. Выкарабкался. На четвереньках стоит. Ноги ноют. Шею будто свело - поворачивать голову больно и то больно. Идти нужно куда-то. Первый рывок чуть не стал последним. Так и клонит обратно в снег плюхнуться. И озноб. Холодно. Холодно не снаружи, холодно внутри. И вместе с тем жарко. Потно. Словно в бане побывал только. Знает, что это такое, каждый опытный путник. Знает что скоро лихорадка заберёт все силы.
Каталина руку протягивает. Рядом лучница. Рядом. Руку протягивает, помощь предлагает. И коробейник не отказывается. Встаёт. Медленно. С кряхтением. - Рюкзак. Отведи. Меня. - говорить ещё не больно, но слова уже экономишь. Кашлянул, раз другой Дрег. Сплюнул в сторону. - Рюкзак. Палатка рядом с ним. Палатка и рюкзак рядом. Большой сугроб и поменьше. Где они? - закрыл глаза на секунду Дрег, сосредотачиваясь. Даже думать маятно. И чуть не упал, когда Шваркс подпрыгнул, да в лицо заглянул.
- А ты мне тут разглагольствовать не вздумай! - суровую хриплую отповедь дал Дрег. - Лучше рюкзак мой найди! Веди! К палатке веди, балбесина! - и пёс, довольно задрав хвост удрал куда-то вперёд. А Дрег на Каталину уже навалился.
- Помоги. Доковылять. К замку не надо. Костёр надо. Дымный. Крепость увидит. - перед глазами плывёт всё. Но главное Дрег успел увидеть. И совет пытался дать, как мог. Фразы рубил. Мысли рубил. Перерывы делал между словами и фразами. - Часовые придут. Помогут. Или убьют. Вы через часок в лес отойдите. Если с собаками, то всё равно не поможет, а так, вдруг уйдёт кто. А я здесь. У палатки останусь. Да. Встречу. Арбалетом. Иль словом добрым. -
- Хорошо живым быть. Да. Умирать тяжело. Особенно от руки неумелых. -
-
Какой же это был долгожданный пост!) Но тем не менее он получился замечательным.
-
Шваркс? Ты..чего? Ты же всегда был кобелём Дрег как всегда доставляет )))
-
В основном, за первый флешбек. Простая жизнь обычных людей в смутное время.
|
|
|
Бррр! Санни просыпается от жуткого холода. Что, чёрт подери, происходит? Почему такая холодрыга, какого демона она валяется в снегу, руки и ноги занемели, а лицо колют еловые ветки вперемешку с намёрзшим льдом? На пикник похоже мало. Какое-то время Санни никак не может сообразить, где она и что с ней. Пока не натыкается на заметённую снегом почти пустую бутылку с вином, брошенную под ногами, и странный кинжал, который почему-то сжимает в руке. Воспоминания приходят разом, больше похожие на кошмар. Ей совсем не хочется это вспоминать, не хочется возвращаться в реальность, но выбора как всегда нет. Выходит, она всё-таки заснула. Что-то не очень взбодрил такой сон, хорошо, что вообще проснулась. Но раз ещё жива, надо бы как-то согреться и поискать остальных. Она пытается двигать отёкшими ногами, сжимает и разжимает пальцы рук, чтобы восстановить кровообращение. Поначалу выходит паршиво. Но это ничего. Кое-как стягивает негнущимися пальцами рукавицы, трёт снегом руки, когда они начинают немного слушаться, щёки и нос. Дотянувшись до сумки, убирает туда бутылку, заворачивает в тряпку кинжал и тоже суёт в суму. На дне забытая краюха хлеба - она жует, чувствуя, как возвращается к жизни. Сейчас бы чая, горячего. Но и так неплохо, по крайней мере, можно попробовать встать. Попытка номер раз благополучно проваливается, ноги, которые весь предыдущий день издевались над хозяйкой, окончательно обнаглели и не слушаются. Санни со вздохом стягивает сапоги, разматывает тряпьё и трёт кожу снегом до тех пор, пока она не краснеет и не начинает болеть. Вот так уже лучше. Наконец, с трудом выбирается из своего убежища, почти ползком, встаёт и оглядывается вокруг.
Открывшаяся картина опьяняет не хуже любого вина. Светит солнце! Солнце! Кажется, Сания уже успела забыть, что оно в мире вообще существует. Тепла от него, конечно, как помощи от Единого, но какая красота. С минуту Сания просто любуется на искрящийся, сверкающий под солнечными лучами, как россыпь драгоценностей, снег. Едва не погубивший её. Но сейчас девушка об этом не думает, она вообще на миг забывает обо всём, забывает обо всех бедах и просто любуется на эту зимнюю сказку. В такую погоду хорошо пробежать часок на лыжах, а потом отдыхать у костра, пить сладкий чай и любоваться на белоснежный покров. Санни мотает головой, словно стряхивая наваждение. Не будет больше лыжных прогулок, катания на коньках и игры в снежки. Зима показала свой звериный оскал, нечего теперь снова притворяться доброй волшебницей, нет ей больше веры.
Девушка сердито оглядывается. Чёрт побери, а где она собственно? Это что угодно, только не их разгромленный лагерь, с пятью ободранными ёлками. Сзади самый настоящий лес. А впереди... Санни невольно присвистнула и протёрла глаза, проверяя, не померещилось ли ей. Крепостные стены, приземистое строение из серого камня. Да это же самый настоящий замок! И почти рядом! Тепло, люди, еда! Сердце бьётся часто-часто, кажется, сейчас вовсе выпрыгнет из груди. Как же мало человеку надо для счастья! И тут она замечает, как из- под одного из деревьев показывается человеческая фигура, мелькают такие знакомые рыжие волосы, дальний сугроб начинает шевелиться, кто-то пытается выбраться оттуда, никак не понять - кто. Она бросается к рыжеволосой и кричит на ходу, зовёт своих. Голос хриплый, срывающийся, концерты под буран не проходят даром, но это такая ерунда. Сейчас Санни счастлива настолько, что почти не замечает ни холода, ни усталости, будто бы уже всё плохое позади. Вместе, они вместе.
- Уна, Уна, я здесь! Каталина, Ашиль, Адриана, Дрег... - она зовёт их всех, обводя глазами лес - не покажется ли ещё кто-то.
|
|
-
Очень уютный пост - снег за окном, кресла, камин, "успокаивающий отвар".. Прекрасная атмосфера, обожаю такое.
|
|
Вьюга пришла на эти земли. Ветер разметал жалкий костерок, оставив лишь шипящие угли в снегу. Нет больше защиты от Агни. Огонь умер, не успев стать выше и сильней. От него не будет тепла, не будет надежды. Можно забраться на в палатку и надеяться на то, что лики многочисленных богов отпугнут этот кошмар. Но так ли это? Дрег остановился. Буран за оленем усиливается. Могущественный дух, ночной демон., что кружит за собой целые потоки ветра. Буран пришёл. Сердце бьётся где-то у горла, кажется вот-вот выпрыгнет изо рта, окровавленным комком прямо на холодный снег. Коробейник замер, пошатываясь. Сапфиры глаз цепляют воспоминания прямо из души. Метят. Копаются.
И казалось бы вот - он конец. Колени подгибаются. Хочется закрыть глаза, не видеть, не слышать это чудовище. Чёрное на белом, с яркими точками глаз. Шажок - и распахивает свою пасть. Тьма внутри, ещё тёмнее чем сам силуэт лося. Упасть. Закрыть глаза. Не двигаться. Но ноги несут вперёд. Всем телом налегает коробейник. И под одежду медленно вползает мороз. Рёв бьёт по ушам, кажется бесконечным. Шваркс впереди скорчился калачиком. Борода вся седая и жёсткая. Шаг. Ещё шаг.
- Ты..ты! Нет! -
Провал. Ожидание. Это было так давно, что этого почти не было. Старый-старый остров Ирр. Народа Ирр. Скалы, которые оттаивают летом, скалы, скованные зимой. Их приводили сюда. Не всех, нет, это был долгий путь. Для тех Ирр, что осели вне острова. Они приводили сюда своё потомство. Чтобы оставить его на одну ночь на скале посреди острова. Всегда в один и тот же день, но только один раз. Чтобы потомки знали, что такое настоящие герои и боги. Говорят - что весь остров, это старый бог скованный во льдах. А старые легенды говорят что герой, первый Ирр, вырвал своё сердце и бросил его в океан, чтобы его детям было где жить. Бог, сердце героя, просто скала. Это всё неважно. Важно лишь одно. В одну единственную ночь на острове всегда слышно могучий удар, рокот которого слышно по всему острову.
Маленький Дрег стоит на утёсе. Внизу спокойное безбрежное море. Солёный ветер врывается в ноздри. Дёргает волосы. Хочется закрыть глаза. Мать очень просила не спать этой ночью. Держать глаза открытыми - и мальчишка весь день готовился. Он без колебаний выпил ту особую настойку, что раздавал мудрец Ирр среди детей. Проглотил горечь. От неё немного тошнило и голова кружилась, но теперь, ночью, когда слабый серп луны едва освещал рельеф острова..Дрег не чувствовал усталость. Лишь лёгкость во всём теле, да необычно яркие звёзды, глядящие прямо на него. Бесконечность. Было бы здорово задуматься над этим. У ветра сегодня особый вкус. Он что-то поёт, но Дрегу никогда разобрать слов. Утёс, непоколебимо вздымающийся над водой. И будущий путешественник и торговец стоит, вглядываясь в небо, слушая ветер. И кажется, что начало Тропы-к-Очагу так далеко. Сколько он так стоял? Сколько было таких же как он, по всему острову? Когда пришёл первый удар он был один. Дрожь, сотрясающая весь остров. Дрожь от которой он чуть не упал вниз, в море.
Падение - на землю. Раскинуть руки, вцепится в пук травы, испуганно замереть, устремив взгляд в небеса. И слушать ветер. Рокот стих на мгновение. А затем ударил ещё раз. Восторг. Кажется что нечто огромное, живое, прямо под тобой выпускает воздух что набирало весь год. Ветер что кружит вкруг маленького тела в ритуальных одеждах - дыхание его. Что слышится биение сердца, звучащего так редко по сравнению с сердцем перепуганного мальчишки. Будто кто-то громадный и бесконечный положил на свою ладонь. И чуток покачивает. Звёздная бесконечность кружит. Твердь вновь сотрясается под мальчишкой. А сердце продолжает биться, не попадая в ритм этого острова. Слышаться песнь - одна общая, единая на всех. Со всех сторон. Кажется поёт сам остров. Слов не понять, но люди, люди множество людей стоят в темноте и поют будто одно единое целое. В унисон. И чувствуется единство. С людьми. Островом. Ветром. Мальчишка закрывает глаза, позволяя унести себя этой песне, этому медленному биению огромного живого существа, Ирр. Народ. Остров. Бог. Скоро он встанет, и пойдёт к остальным...
Глаза слезятся. Дрег продолжает смотреть во всепоглощающую тьму пасти Существа. Много лет прошло, но коробейник ещё помнит то биение, помнит, как мир и он были едиными. Ему ли боятся смерти? Ноги перестают дрожать. Краем глаза торговец видит Шваркса. Собака свернулась, и лишь жалобно скулит. И почему-то этот скулёж для Дрега больше значит, чем вой оленя. Верный пушистый комок..
Утро. Белый снег режет глаза. Долгая и одинокая дорога. Верная ломовой конь, запряженный в телегу, долгая снежная дорога, милостивое солнце на вершине. Дрег уже выехал несколько часов назад из Каленцов, когда приметил нечто необычное. Маленький щенок, вмёрзший в лёд. Маленький пушистый комок, скулящий у тракта, под неказистым деревом, давшим ему приют. Оставленный людьми, оставленный даже своей стаей и матерью если она у него была. Жалобный взгляд прощающегося с жизнью животного. Вялое тявкание на подъезжающего странника..И Дрег не выдержал. У него было мягкое сердце - братья не раз ему это говорили. И теперь, разводя костёр Дрег чётко осознавал их правоту. Сколько щенок просидел здесь? Все лапы во льду. Может кто-то из деревенских таким жестоким образом избавится от лишнего помёта, и разлив воды оставил щенка там? Вроде бы уже не совсем мелкий, псина. Если так - то это изрядная жестокость. Костёр, весёлый, яркий плясал у дороги уже через пять минут. Дрег не пожалел ни лампового масла, ни сил чтобы развести это тёплое чудо.
Щенок, уже слабый от холода скалит зубы, когда человек приближается с котелком горячей воды. - Ну же, маленький, спокойно. Сейчас я тебе ноги освобожу. Потерпи только, ещё чуть-чуть. - Первая кружка горячей воды заставила щенка выпучить глаза. Нет, Дрег лил не кипяток, но прикосновение чего-то столь тёплого, как язык матери и столь же заботливого было для маленького пса в новинку. - Как же тебя угораздило, маленький? Уснул под утро нешто? Вот глупенький. -
Уже минут через двадцать Шваркс грелся у костра, преданно заглядывая в глаза своему спасителю, и пожирая едва подогретую солонину. Такой большой и сильный, человек, победивший лёд, вожак который был достаточно упрям, чтобы не пройти мимо гаснущей искры жизни. Торговец, потративший несколько часов светлого времени суток, которые можно бы было потратить на дорогу. Друг и хозяин до смерти.
- Отдай моего пса, тварь! - Дрег наконец встряхивается. Ломает свои словно заледеневшие суставы. Мчится к собаке. Бранясь, спотыкаясь, вскидывая посох, словно для того чтобы ударить, или хотя бы просто погрозить этой тонкой смешной веткой огромному ревущему существу. - Заткнись, мразь! Сучий потрох! Никто не смеет обижать мою собаку! Я обломаю тебе рога и выколю ими твои зенки, сволочь! -
И достигая наконец желанного комка меха и шерсти, коробейник замирает. В нерешительности. Он бы поговорил с лосём. Попытался бы что-то сделать, втолковать этому духу что незачем гневится на людей. Но прежде надо вывести Шваркса из под его влияния.
- Я здесь, Шваркс, я рядом. - и руки в знакомых варежках хватают пса. Цепляются в шерсть. Подымают - одним рывком. Слышно как Дрег немного кряхтит. Посох пришлось бросить - прямо в снег, но собаку в одной руке не утащить.
-
Просто здорово!
-
Интересная история. Импонирует привязанность Дрега к его питомцу)
-
За рядового Шваркса, в частности, и за уровень вообще.
-
!
-
Очень душевный пост. Ну и Спасти рядового Шваркса. конечно же)
|
|
Угроза. Вот что видела перед собой Лин. Поднятую магией тварь, что грозила нарушить их покой. Ничего хорошего от этого мерзкого создания Лин не ждала. И, вскинув лук, она тщательно прицелилась. Но услышала чей-то голос, тоненький женский голосок. Увидела боковым зрением, как приближается к ней Адрианна, говоря о том, чтобы Лин поверила в безобидность нежданного гостя… - Я – солдат. Я не имею права верить в светлое и доброе, - отрезала лучница, бросив короткий взгляд в сторону споткнувшейся Адрианны. И лучница выпускает, наконец, стрелу…
Неверное, волнение и усталость всё же взяли своё. Стрела отклонилась от изначальной траектории, огибая голову и метя куда-то в спину… Плохой выстрел. Лин сразу поняла, что за этим последует. Осознала свою ошибку. Непростительную ошибку… На краткую долю секунды перед её глазами промелькнула картина, как разозлившийся олень протыкает рогами вставшего перед девчонкой лесоруба… Что с тобой, Лин, ещё минуты назад ты так хорошо справлялась с волками… Но судьба у стрелы оказалась иной. Нарисованная воображением картина тает перед действительностью. А реальность оказалась такова, что стрела до оленя вовсе не долетела… Застыла в полёте, покрывшись инеем. Изумлённая, Лин замерла, не в силах сдвинуться с места… Когда ощутила нестерпимый холод на ладони. Её лук. Затрещал, извиваясь ледяным узором, и рассыпался на осколки… А затем распался и остальной мир.
Рубиновое море. Шлейф, что тянется за ней от окраины города до центра. Алые плащи, застывшие в лужах крови, смятые и растоптанные. Гордость Теравии. Лучшие бойцы королевства. Большинство из них упокоились вечным сном навсегда, под ногами сотен, тысяч имперцев. Всё было кончено. Застыла Лин посреди улицы, уставившись на последний алый плащ под своими ногами. Стискивая лук до побелевших костяшек пальцев. Разметались светлые волосы, выбились из-под шлема. Собственный плащ местами порван, доспехи окроплены чужой кровью… Почему всё вышло именно так? Почему она осталась жива? Злой рок судьбы… Она должна была погибнуть вместе с остальными. Получить стрелу в голову. Клинком в сочленения доспеха. Увидеть, как мир заливает кровью, пасть доблестно в сражении… Она погибла бы за то, во что верила… До того, как не узнала, что всё кончено. И верить больше не во что. Они все мертвы. Её соратники, её друзья. Регулус Ройс, последняя надежда. Все мертвы… Лин осталась одна. Одна на пустынной улице, одна на всём свете… Почему ей так не повезло? Она хотела бы умереть. Если рай существует, она была бы с ними… Но судьба оставила её гнить в этом умирающем мире с чувством вины. Горечью и утратой. …Тяжёлые шаги десятков солдат. Они где-то за углом. Патрулируют уже принадлежащие им улицы. Лин натягивает тетиву. Сейчас, они появятся в поле её зрения. Стрела пробьёт чью-то голову. Лин не успеет достать новую, когда они подбегут к ней, вырвут лук и обезглавят… …Шаги проходят мимо. Лин затаила дыхание, спрятавшись в нише стены в маленьком переулке. Прижимая чёртов лук к груди. Уже не командир. Слабачка.
…Приходит в себя мучительно медленно. Чувствует холод, объявший расслабленное тело, обжигающий щёку. Поднимается на четвереньки, тяжело дышит. Жар. Жар по всему телу, трясутся конечности словно в лихорадке. Ощущает, как слипаются от замерзающих слёз ресницы. Кто-то рядом. Кто-то разговаривает с ней, пытается объяснить какой-то план. Помогает встать, но ноги не слушаются. В конце концов, он уходит, а Лин бессильно тянет руку вперёд, хрипло произносит его имя. Но уже отошёл. Уже разговаривает с тем, кто наслал на неё видения, перевернул всё внутри, выпотрошил наружу то, что хотелось забыть. В тот же момент лучница ощущает рядом чьё-то присутствие. Чей-то голосок слышит, иглой проникающий в воспалённое сознание. Видит перед собой протянутую фляжку... Санни. - Спасибо... - хрипло произносит Лин, вслушиваясь в знакомый голос. Та предлагала бежать, а ей хотелось возразить. Куда. Куда мы пойдём, мы так устали, смертельно устали... Но вместе с этим осознанием приходит другое. И Лин, возвращая флягу, смотрит вперёд, на оленя.
Разумен. Магически силён. Он видел всё, что таилось в её душе, и Лин это чувствовала. Разве такое возможно?.. Лесной дух – это ведь просто сказка… Но кроме того, что сказка только что вывернула её душу наизнанку, она убила двоих. Дитрих, Пад… Они лежали в снегу, и не клубился пар дыхания у головы. Бездвижны. Мертвы. Чем больше Лин об этом думает, тем больше отстраняется от происходящего. Разговоры. Кто-то пытается говорить с этим существом, а девушка, словно завороженная, идёт к Дитриху, видя перед собой лишь один предмет...
Смятение в душе. Сомнения. Затем – ярость, обида. На себя. На монстра из снежной мглы. Хватит. Ты не заберёшь больше никого из этих людей. Ты. Отвратительное порождение этого искаженного голодного мира. Олицетворение упадка. Только посмей тронуть кого-то еще. Слышишь, тварь? Ты лишил меня оружия, но не лишишь силы воли. Я или ты. Совершенно неравные шансы, магический выродок, но мне плевать... Ненавижу. …Стискивает лук до побелевших костяшек пальцев. Натягивает тетиву… В тот же момент замечает, что Максимилиан заносит топор, Уна встаёт в боевую позицию, Тэрия целится в оленя палкой. И словно видит всю эту сцену со стороны. Видит остальных, кто пытается наладить с существом контакт и тех, кто в панике бежит… Но всё – бесполезно. Лезвие топора бликует в свете костра… Сейчас всё будет только хуже. Но есть те, кто в происходящем не виноват... - БЕГИТЕ! ОТСТУПАЕМ! Но Лин не отступит. Она готова. Теперь никуда не убежит.
|
«Война оставляет шрамы, которые никогда не затянутся, потому что это всеобъемлющая травма. Первый человек, которого я убил, был шестнадцатилетним пацаном. И таких случаев было слишком много. Не хочу рассказывать о них».
«Что ты творишь дура?!», хотел было крикнуть Юрген, но было уже слишком поздно. Тетива была спущена, и стрела устремилась прямо в Зверя. Она должна была попасть в него, но покрылась за мгновение покрылась инеем и рухнула в снег, не причинив существу вреда. Кажется, тому, кого старый телохранитель принял за Духа Леса, это не понравилось. А затем, усача поглотил огонь колдовских глаз.
Юрген роняет саблю в снег и хватается за голову разинув рот в немом крике. Кровеносные сосуды лопаются в глазах и мир погружается в красный цвет. Лишь синий огонь остается прежним. Струйка красной жидкости течет из налитого кровью глаза по щеке и кажется телохранитель плачет кровавыми слезами. Не в силах устоять на ногах из-за пробудившийся старой раны, ветеран падает на колени.
Что-то вторглось в его разум и утянуло обратно, в тот самое место, в ад на поверхности земли. Тела животных и людей смешались. Звенело оружие, кричали люди. Кленок рассекает живот, человек пытается засунуть выползающие кишки обратно. Сабля сверкает, собирая кровавую жатву. Боль пронизывает тело. Теряю равновесие, не понимаю, как оказываюсь на земле. Нога не слушается, не могу встать. Чертова лошадь придавила её. Рядом лежит враг, он тоже пытается подняться. Знаю, что нужно делать. Камень врезается в его лицо. Потом еще и еще, затем раздается характерный звук проломленных лицевых костей. Потом все останавливается. Звуки стихают. Я вижу черный пепел, что падает с небес, словно комья снега. Потом зажигаются падающие звезды смерти, освещая вечерние сумерки, и мир утопает в огне.
Рано или поздно вы доходите до состояния, когда надо решать, хотите ли вы жить или нет. Во-первых, ты боишься до смерти, потому что ты есть, а потом тебя не будет – и это страшно. Но потом ты доходишь до состояния, когда ты перестаёшь бояться вообще. Может быть, ты выживешь, может быть нет, но все воспринимается нормально. Действительно нормально. Это просто вопрос о том, успел ли ты сделать то, что должен был, или нет. А старый солдат знал, что у него еще осталось одно дело.
Юрген вырывается из состояния транса. На этот раз всё-таки пронесло. Олень отвернулся. Он видит застывшую барыню. Не стоит дожидаться повторного взгляда существа, нужно увести её. Сейчас же.
|
Флинт не из трусишек. Никогда он не боялся ни людей, ни животных. И олень, пусть даже мёртвый и слегка жутковатый, исключением точно не станет. С расстояния он видит, как Эйты медленно приближается к зверю, и успокаивается окончательно. Волшебнице он доверяет целиком и полностью. Если волшебница уверенно идёт в сторону посланного им духа, значит, он хороший. Значит, он может помочь.
Флинт встряхивает головой, сбрасывая комья приставшего к плащу снега, и проводит ладонью по лицу, силясь разглядеть сквозь вьюгу удаляющуюся всё дальше Эйты. А когда он снова открывает глаза, всё рассеивается и пропадает в синем пламени двух точек-зрачков. Флинт не из трусишек и потому отвечает оленю встречным взглядом.
* * *
— Мала Синичка, да коготок востёр, а? — Убирайся к чёрту, дурак надутый! Низенькая девчушка в жёлтой рубахе старательно делает вид, что не дуется, и с тяжёлым вздохом сбрасывает инструменты на землю. Длинноносый паренёк рядом поступает так же. Флинт усмехается и тоже опускает лопату и грабли, оставляя в руках только верную мотыгу. — Брось ты это, Скворец, — улыбается он во все тридцать два, хитро поглядывая на мальчишку. — Любой пятилетка знает, что ты без ума от нашей Синички, а всё равно задираешься. Я вот думаю: может, вас, голубков, сегодня одних оставить работать, чтоб помирились? — Ну, Воронёнок!.. Синичка стремительно краснеет, а в следующую секунду слишком уж угрожающе хватается за грабли. Заливаясь смехом, Флинт срывается с места: он знает, самой младшей беспризорнице ни за что его не перегнать, так что и стараться не следует. Обернувшись, чтобы взглянуть на её успехи, он вдруг застывает на месте с широко распахнутыми глазами. Огород старых Хиггсбери исчез. Перед ним — старая разваленная хибарка, в углу которой жмутся друг к другу двое: низенькая девчушка в жёлтой рубахе и длинноносый паренёк. Их плечи едва различимо дрожат, а тела наполовину увязли в сугробе. Флинт тянется к ним и понимает, что его губы сковывает тот же мороз. Флинт тянется к ним и не может издать ни звука.
* * *
— Он сказал, там плохие люди. Ей определённо сложно говорить, но она продолжает, поднимая на Флинта взгляд светлых-светлых глаз. Чайка всегда была любимицей Алистера, и это признавали все. Быстрая, юркая, лучше всех на свете рассказывающая сказки, она почти всегда была рядом с ним, не отставая ни на шаг. Алистер не возражал — только улыбался и качал головой, когда кто-нибудь начинал злиться и ревновать. — Он сказал, так нужно, потому что Альбатрос — самый старший и сильный. Старшие и сильные всегда защищают тех, кто слабее. Альбатрос действительно был старшим и сильным, был тем, кто ушёл первым. А ещё Альбатрос был братом Чайки — вот почему сейчас она изо всех сил сжимает Флинта за плечи, как будто надеясь на то, что сейчас он встанет, пойдёт и вернёт Альбатроса назад. — Алистер сказал, так нужно… Сказал, что он справится. Флинт слышал это. Алистер сказал: «Он молодец. Не бойтесь: в конце концов, у нас с ним даже имена на одни и те же буквы начинаются, а? Значит, я всегда с ним, всегда могу его защитить. И всё будет хорошо». — Алистер же никогда не обманывает, правда? Флинт сжимает зубы и заставляет себя встретиться с чужим взглядом. С безжизненным, пустым взглядом. Холодные руки Чайки уже не сжимают его плечи, а всего лишь безвольно обмякают поверх. Её тело скатывается на землю, и Флинт видит, как бегущая куда-то толпа давит затерявшуюся среди них девочку. Быстрая, юркая, лучше всех на свете рассказывающая сказки, Чайка умирает у него на глазах.
* * *
— Так что, я должен идти? — Ага. Увидимся с тобой в Эредине, дружок. Улыбка Алистера на этот раз даже теплее обычного. Его тяжёлая ладонь путается в волосах Флинта, и мальчишка по привычке доверительно закрывает глаза. — И Скворец придёт? И Синичка тоже? — Конечно. Два маленьких мертвенно бледных тела жмутся в углу, засыпанные снегом. Алистер хлопает Флинта по плечу. — И Альбатрос потом вернётся к нам? — Обязательно. Плохие люди уйдут, потому что он очень сильный. Он — и остальные тоже. Кровь струится по широкой груди брата, и он беззвучно протягивает руки к небу — так же, как сестра, задавленная бегущей толпой. Алистер вручает Флинту мотыгу. — Всё же будет хорошо, да? Флинт видит, как Алистер хмурится и говорит, но не слышит его слов. Несколько крошечных фигурок — тёмных, искалеченных, замёрзших, убитых и растоптанных — тянутся к нему в последнем объятии и утаскивают куда-то вниз. А потом всё вокруг снова затягивает метелью.
* * *
Флинт слышит крик где-то позади. Замечает, как падает в снег Командирша. Видит, как оттаскивают в сторону волшебницу. Трясущиеся плечи и мокрый снег, отчего-то так не вовремя забившийся в глаза, заставляют его сделать усилие и подняться на ноги. Только тогда Флинт наконец замечает лежащую под ногами мотыгу и всё равно не помнит, когда успел выронить её из рук. На секунду он отчётливо ощущает обиду и отвращение, смешанные с желанием забросить глупый, никчёмный инструмент как можно дальше в метель. Это ведь даже не оружие. Зачем глупый Алистер подарил ему такую бесполезную штуковину? Зачем он постоянно смеётся над ними и обманывает? Где на самом деле сейчас Синичка, Скворец, Альбатрос, Чайка и остальные? Где все? Горло стискивает чем-то тяжёлым и мёрзлым. Флинт слепо прижимает мотыгу к груди и смотрит на отвернувшегося оленя — долго, настойчиво и — совсем немного — потерянно. — А я всё равно верю, — упрямо выдыхает Воронёнок Флинт. — А ты злишься. Ты хороший, просто тебе неприятно, что мы тебя обидели. Поэтому ты… так. Но всё хорошо. «Всё же будет хорошо, да?» — отдаётся воспоминанием собственный голос где-то под коркой сознания. — Всё хорошо. Мы просто боимся, но не хотим тебя обижать. Вообще не нужно никого обижать. Медленно-медленно Флинт несколько шагов в сторону, всё так же прижимая мотыгу к груди, как плачущего ребёнка. Рядом — длинный Юрген и волшебница, которая всё-всё знает и понимает. Которая говорит, что им нужно уходить. «Так что, я должен идти?» — снова доносится до него собственный голос. — Всё будет хорошо, — доверительно говорит Флинт кому-то. — Никто не умрёт.
-
Ох... до слёз прямо!
-
Уфф, зачиталась! Интересно, как последовательно персонаж раскрывается.
-
+
-
Ну хороша же лирика!
-
Красивый пост.
-
Отличный пост.
-
Отличный пост. Правда. И этот разговор..эхма, жаль что у нас такой разброд и шатание в партии, но всё равно. Хорошо показываешь.
-
Вот на что-то такое я на этом кругу и рассчитывал. Хорошо, пробирает.
-
Хорошая лирика
|
|
|
В то время, как Вертран подмечал любые детали, принцесса, казалось, не замечает ничего. Ни язвительных ноток в голосе Абигейл, ни ее насупленного взгляда, ни раздражения, которым от нее веяло. Она была ее подругой. Для Беллы подруга - это кто-то очень важный. Тот, кого надо беречь, заботиться. Тот, от кого не ждешь ничего плохого. С кем можно разделить сокровенное. Слова дочери герцога порой задевали девочку, поднимая волну детской обиды. Когда обижали ее отца, ей сразу хотелось его защитить перед всем светом. Доказать, какой он на самом деле мудрый, смелый, благородный... Но очень быстро она остывала, предполагая, что Эби ничего дурного не имела в виду.
Сабелла словила себя на мысли, что не может никак отвести взгляда от гипнотизирующих глаз Оливера. Столь яркие, они, казалось, должны принадлежать тому, кто отмечен Даром, а не простому человеку. Но дело было не только в этой чарующей глубине переливов... Он будто видел больше других. Его глаза смотрели глубоко, цепко. И при этом не вызывали дискомфорта. Им приятно было любоваться, как красивой статуэткой. - Белое дерево! - Воскликнула принцесса. - Это то, что я определенно мечтаю увидеть своими глазами. И если будет такая возможность - я ее точно не упущу. На лице ее расцвела мечтательная улыбка. Выросшая в прекрасной Аркадии, Сабелла гордилась тем, что здесь ее дом. Но неспокойное ее сердце увлекало дальше. Она не представляла, как можно провести жизнь на одном месте. Ей столько всего хотелось увидеть. Истории, легенды, сказки - все это пока было лишь скучными строчками в книгах, порой разбавленными пестрыми картинами художников и дополненные собственным выдающимся воображением.
Обрадовавшаяся тому, что все согласны, принцесса резко развернулась, чтобы обмереть на месте при виде леди Мелиссы. Вот ведь как не вовремя! В любой другой момент она бы сама с радостью помчалась готовиться к турниру, изнывая от нетерпения... Но ведь сейчас она только-только познакомилась с Оливером! И дала обещание показать галерею... Папа всегда говорил, что обещания надо выполнять во что бы то ни стало. Эта последняя мысль поселила в нее решимость. - Бежим, - строго произнесла Сабелла, будто они готовились убегать от стаи разъяренных демонов, а не от гувернанток. - Если меня сейчас поймают - все пропало. Голос трагически надломился. Для нее хуже ничего не было, чем бесконечные часы перед зеркалом, застрявший в спутанных локонах гребень, сотни нарядов и оханье по поводу ее растрепанного вида. - Туда! - Бесцеремонно пихнула детей в нужную сторону. Сама чуть задержалась, чтобы крикнуть леди Мелиссе: - А я готова! Абсолютно и совершенно готова! Развернулась на каблучках и дала деру, задавая своим спутникам бодрый темп.
|
|
|
-
Слабоумие и отвага! Красиво, с чувством, нравится.
-
1...2...3 FIGHT! где там мой поп-корн?))
-
Ого) Интересная тайна прошлого.
|
- У тебя тоже, - кивнул улыбнувшийся, наверное, впервые за всё их совместное путешествие Лорензо, принимая фляжку обратно. Легко закинув её снова в свой мешок, рыцарь сделал пару шагов и, наклонившись, выдернул из поверженного волка арбалетный болт, вошедший в глазницу почти наполовину. Меньше минуты ушло у него, чтобы обтереть с дротика остатки крови и мозгов о снег и местами сохранившуюся на поверженном животном мягкую шерсть, а затем, вновь зарядить им арбалет. Повесив, не нужное более, смертоносное оружие на поясной крючок, выстрелить, вися на котором оно самостоятельно уже бы не смогло, да даже если бы болт и сорвался, то просто безобидно угодил бы в землю, усыпанную снегом, никому, в сущности, не навредив. Разумеется, убивать предполагаемую еду таким дротиком, возможно теперь и было опасно, но для сражений он был ещё вполне пригоден. А охоту в подобный буран, рыцарь представлял себе крайне слабо. Вздохнув, воин поднялся и уже даже сделал пару шагов в направлении костра, когда, не иначе как чудом, заметил знакомый отблеск собственного кинжала, воткнутого Санией в шею вполне здорового на вид волка.
- «Конечно, здоров он, как же! - хмыкнул Лорензо, чувствуя себя каким-то мародёром, обшаривающим трупы павших врагов. Придавив сапогом морду мёртвой твари, рыцарь рывком достал потерянное девушкой оружие, почти сразу же слегка отступая, когда с негромким бульком вслед за покидающим тушу лезвием кинжала на снег пролилась небольшая струйка начавшей сгущаться крови, окрасившая его в густой тёмно-красный цвет. – Прокалить в огне, почистить и можно будет вновь использовать. С другой стороны… чума – тоже своего рода яд. Проклятье да о чём я вообще думаю!»
Рыцарь негромко выругался, обтирая щедро напившуюся кровью сталь о мех. А затем вогнал кинжал в предназначенные для него ножны и сделав пару шагов к костру устало привалился к дереву, как раз тогда, когда всеобщее внимание привлёк ещё один незваный гость.
Как ни странно, желания атаковать внезапного пришельца у графа не возникало. Да, это магия! Зачатки каких-то воспоминаний из детства, не выбитые до конца учителями, только подтверждали это. Но если это действительно так, то какой смысл сражаться? Если же это иллюзия, то неподалёку должен был быть и тот, кто её создал. В любом случае, если этот олень спугнул волков, то он или тот, кто создал его им не враг, так зачем напрягаться попусту?
Время словно смеясь, стало искусственно замедлять свой бег, превращая секунды в минуты. Сунув руку в мешок, рыцарь, которого голод уже начал основательно покачивать, нащупал один из припасённых для такого случая кусков валеного мяса и наблюдая за тем, как вновь переполошился, словно разворошённый ногой муравейник, их уменьшившийся в численности лагерь, стал довольно спокойно разжёвывать свою добычу. Со спины его защищала вьюга и могучий ствол дерева, спереди же почти всё пространство было освещено несколько раскиданным костром, от которого к тому же несло запахом палёной плоти и шерсти.
|
Меланхоличный взгляд холодных глаз провожает убегающих потрепанных "санитаров леса". Адрианна отчаянно избегала смотреть на кровь и трупы, от чего выглядела неестественно и скованно. И еще более напуганной, чем обычно. Губы ее дрожали. Вдох. Выдох. Ей то и дело приходится напоминать себе, что она все еще жива. Может, все действительно не просто так? Может, судьба благосклонна к аристократке, не привыкшей носить ничего тяжелее ажурного веера на украшенной перстнями руке во время бала? Чушь. "Просто кто-то дрался в первых рядах, рискуя собственной жизнью. Вместо тебя умер кто-то другой. А ты даже имен их не помнишь, неблагодарная девчонка." Так бы рассудила ее добросердечная, но порой излишне справедливая нянечка. Она была из тех старушек, что безумно любишь и столь же сильно боишься будучи ребенком.
Инстинктивно девушка замирает. Будто странное существо ее чудом не заметит, если старательно не шевелиться. Взгляд ищет спасения в уверенности Юргена. И не находит. Возможно, сама смерть настигла их. Отмщением за чужие провинности. Справедливости больше не существует, она погребена в руинах старого мира. Нехорошее предчувствие заставляет сердце испуганно колотиться в груди, а жар приливает к вискам. Аристократичная натура в прежние времена, скорее всего, подсказала бы ей упасть в обморок. И пусть ответственность берут на себя сильные мужские руки. Так поступали почти все малодушные богачки. А теперь? Теперь нужно проблемы решать, а не избегать их.
Лесной хозяин. Адрианна не знала баек о белом олене, что охранял свое царство природы подобно королю. Но когда сталкиваешься с чем-то, что царственно взирает на тебя, побеждая саму смерть, начнешь воображать и не такое. - Это... это... это оно издало тот крик?- девушка вырвалась из оцепенения, сковывающего и не дающего мыслить хоть сколько-то здраво. Вопрос глупый и неуместный. Но себя было уже не перебороть.
Эйты идет на встречу белому демону, чей взгляд был пустым и пронизывал насквозь одновременно. Смотришь в глаза призраку, и видишь само время, что неотвратимо ускользает. Кто-то решает отдохнуть. Серьезно? Бородатый мужчина, похожий на лесоруба пытается остановить запутавшуюся маленькую девочку. Юрген же в свою очередь пытается остановить его. Кровопролитие и бой уже изрядно поднадоели. Переговоры с демонами- вот, чем путники еще не пробовали испытать себя на прочность. Не рехнулся ли Юрген, случаем? Каталина не мелочится. Как лидер и человек твердого характера решает стрелять. Можно ли убить то, что уже мертво? Даже если отсечь голову. Странные обстоятельства и столь же странные размышления.
Удивительно, но Адрианна доверяла Юргену куда больше. Даже если тот тронулся умом. Аристократка рванула по сугробам к лучнице, стоявшей в боевой стойке и натянувшей тетиву лука. Она подбежала к той сбоку и попыталась предотвратить выстрел или направить его куда-то выше, нежели в цель. - Не делай этого! Может, он пройдет мимо и все? Если ты можешь поверить в ходячего мертвеца, кровавую магию или некромантию, что мешает тебе поверить во владыку леса? Вдруг, Юрген и Эйты правы? А если так, то нам не одолеть его: он олицетворяет саму природу, он- идея,- аристократка пыталась навести Каталину на мысль, что конфликт не всегда- решение проблемы. Тем более конфликт с чем-то, чего не понимаешь. Правда, не смотря на это, продолжила она неуверенно.- К тому же... он и так мертв.
Если белый величественный олень действительно лесной владыка, он и так уже страдал. И причина тому никто другой, как люди. Нельзя усугублять все еще больше.
Не смотря на все происходящее вокруг, лишь Тэрия и Ашиль вели себя благоразумно, помогая раненым.
-
Можно ли убить то, что уже мертво? Ну наконец здравый смысл!
-
Красивый пост. И интересное взаимодействие) К моему провальному броску идеально вписывается.
-
Отменный пост. Красивый отыгрыш, интересные мысли.
-
славно славно
|
|
|
- Это ещё что за чертовщина на наши головы? Тоже по заячьей похлёбке соскучился? Открыть трактир для упырей что-ли, - Сания опускает кинжал. Сомнительно, чтобы им можно было успешно атаковать нежить, хотя, кто их знает, жрецов Урфара - какие у них там цеховые секреты имеются. В любом случае ей совсем не хочется причинять вред животному. Видок у оленя, конечно, тот ещё, но, как говорят аэдверцы, на себя сначала в зеркало посмотрите. Зеркала нет, и хвала Единому. Тут, впрочем, и без него всё ясно. Ну дохлый олень, и чего кривиться? Они вроде как живые? Она смотрит на Дитриха, над которым склонился Ашиль, на Пада, пытающегося унять рану. Кому-кому, а Сании ясно - они уже мертвецы, как и этот олень. Да только они ли? На груди у Санни письмо, можно сказать дневник. Признаки, симптомы, сроки, развитие болезни, попытки лечения. Все неудачные. Тогда, осенью, слоняясь по полям в ожидании, пока зараза до неё доберётся, она находила прямо-таки мазохистское удовольствие перечитывать всё это помногу раз, как будто сама отлично не помнила, с чего всё начинается и чем заканчивается. И про опасность крови там тоже было. А тут всё кровью просто провоняло.
Сания спохватывается, что и на её замечательную песцовую накидку, спасибо имперской шлюхе, у которой её одолжила, крови пролилось немерено, хорошо хоть на кожу не попало. Она рывком скидывает с себя мех, оставшись в одном шерстяном платье. Зверский холод обжигает, как и сознание, что сейчас достаточно внимательно к ней присмотреться, чтобы догадаться обо всём. Поэтому она действует быстро, очень быстро. Тщательно вытирает кровь о снег, подпаливает ветку от костра и безжалостно выжигает роскошный мех везде, где были кровавые следы. Теперь накидка выглядит страшно и жалко, от неё несёт горелым, да и в плане согрева много теряется, зато проклятой крови не осталось. Она одевается, а олень смотрит, кажется, прямо на неё. Знает он что-ли?
*** Тогда снег выпадал в основном по ночам и таял к утру, но всё равно было чертовски холодно. Особенно если на тебе тонкий, осенний плащик и туфли, кто спорит, модные и дорогие, но совершенно не приспособленных для ходьбы по дорогам в такую погоду. Эйфория от того, что чума обошла стороной, очень быстро сменилась отчаяньем. Денег у неё не было, вот не подумала Санни о каких-то там деньгах, уходя, зачем они мертвецу, а есть хотелось. И подножного корма попадалось всё меньше и меньше. Вдобавок, ночуя на улице, она вполне рисковала к утру замёрзнуть. Попытки переждать зиму в каком-нибудь трактире или деревне не увенчались успехом. Изголодавшимся и озлобленным людям вовсе ни к чему был лишний рот. В одном месте на неё просто собак спустили, как на какого-то разбойника, а она всего лишь попросилась на ночлег. И, кстати, о разбойниках, разной швали по дорогам шаталось в достатке. Эти могли зарезать просто так или за кусок хлеба, стоило только попасться им на глаза.
- В одиночку девушке нечего и думать добраться до юга, - уныло размышляла Санни, сидя в углу придорожного трактира и ковыряясь в миске пустой похлёбки. Последняя монетка, из случайно обнаруженных в подкладке плаща (да здравствуют дыры в карманах, и ленивые девушки, которые во время не чинят одежду), ушла на эту нехитрую пищу и возможность подремать до утра на лавке в общей зале, а что будет завтра? Послезавтра? - Что-то надо делать, это плохо закончится, - сказала Санни похлёбке. Та закончилась. И тут к дверям трактира подъехала карета. Роскошная такая карета, с имперским гербом или как там эта штука называется. И трактир мгновенно опустел, всех смело, как тараканов, при виде веника. А Санни в углу старательно прикидывалась ветошью, деваться ей было некуда. Дама, что ехала в карете, в роскошной песцовой накидке и отороченных мехом высоких сапожках, сразу же потребовала комнату, жаровню, горячей воды, ужин и вина. Внизу она не осталась. А вот её свита, довольно многочисленная, заняла столики и гоняла трактирщика с женой в хвост и гриву, требуя лучшие вина и блюда.
- Да откуда у него тут возьмутся лучшие блюда, людям жрать нечего по вашей милости. Впрочем, зала как по волшебству наполнилась ароматами, которых Сания, кажется, целую вечность уже не встречала. Но ей, недавно страдающей от голода, стало не до еды. Всё, о чём могла сейчас думать девушка, куда направляется карета. И по всему ехала она в Оретан, а куда ещё может ехать карета с эскортом из имперцев? Слухи ходят, что там сейчас сам император, чтоб он абрикосовой косточкой подавился. Карета большая, дама едет в ней одна. Внутри тепло и они будут в столице ещё до наступления настоящих морозов. У Санни есть драгоценности, это дураки-трактирщики ничего в этом не смыслят и отказываются даже тарелку супа налить, а леди, похоже, аристократка, должна увидеть, какая им цена. Да и в конце-концов разве ей не пригодится служанка? Корсет там расшнуровать, грелку в постель, что ещё служанки делают? Сания понятия не имела, они слуг не держали. Мама вполне могла себе позволить помощницу, но не желала, чтобы по дому шастали чужие люди. Но в любом случае, ничего хитрого в такой работе быть не могло, это не лекарства составлять. Идти просить, да ещё у имперцев было до того противно... Вот не просто унизительно, а удавиться сразу легче, чем что-то у них просить. Санни бы ни за что не пошла. Но она дала обещание. И должна была выжить. Любой ценой. - А гордость и достоинство можешь засунуть себе..., - внутренний голос глумливо уточнил, куда это всё засунуть. - Для тебя это непозволительная роскошь. Сания встала и тихонько поднялась вверх по лестнице.
В комнате дамы горел свет. Девушка притворила дверь. Посреди комнаты весело горел огонь в маленькой жаровне. Меховая накидка висела на стуле, а сапожки стояли возле кровати. Кровать была шикарная, с настоящей периной. Дама полулежала на ней и пила вино. Сания начала говорить быстро, чтобы не передумать и не сбежать. Её переполняло чувство отвращения к себе. На даму старалась не смотреть, поэтому и пропустила момент, когда недопитый бокал полетел в голову. Но уж визгливый крик пропустить было не возможно. И тут такое началось... Истерики на тему, что тут привечают всякую шваль, нищенок и побирушек, ор пьяных имперцев, обещающих спалить этот клоповник, бледное, как у покойника лицо трактирщика. В общем, выставили её на улицу среди ночи, а она, между прочим, честно заплатила за ночлег последнюю монетку. Но кто слушать-то будет.
Идти только куда? Ночью, по холоду отправляться в путь - самоубийство сразу. Сания и осталась возле трактира, под окном, стараясь, чтобы изнутри её не заметили. Топала ногами, как танцор, чтобы согреться, но всё равно через пару часов зуб-на зуб не попадал. К тому времени свет в зале погас, видимо все разошлись спать. Санни подергала дверь - заперта, конечно. А замок-то не хитрый. Не сложнее весов будет, сколько раз доводилось перебирать и калибровать. Достала серёжку, ту самую, за которую супа не налили, поковырялась. И ничего сложного, оказывается. Или это она такая способная. Ничего худого она делать не собиралась, просто погреться, а поутру уйти, пока не заметили. В конце-концов, честно уплачено. Камин почти догорел, только слабый отсвет бросал на столы, с которых ещё не убрали остатки трапезы. Вот твари же! Нет, ну какие твари! Не доели даже. Санни жадно доела, стараясь не шуметь и вино из всех бокалов допила. Оно, видимо, и ударило в голову с отвычки. Молча сняла плащ и туфли сняла, поднялась наверх. Дверь была заперта, спала скандалистка имперская. Санни вновь поковырялась в замке, замки тут были - одна видимость. Огонь в жаровне все еще горел, сохраняя приятное тепло и освещая комнату, как ночник. А дама действительно спала. И не одна. Но меньше всего сейчас девушку волновала интимная жизнь этой шлюхи. Главное, вещи были на прежнем месте. Швырнула туфли и плащ на пол, сгодится сучке, схватила сапожки с накидкой и вылетела оттуда с бешеной скоростью. В сапогах и мехах на улице было тепло, даже жарко, Сания неслась по дороге, стремясь до утра убраться подальше от трактира, от пережитого волнения, даже про опасность не думала. И уж тем более не позволяла себе думать, что сделают утром психи-имперцы с толстым трактирщиком и его женой. Сами виноваты, она честно заплатила, и ей надо выжить.
*** Мёртвый олень смотрел так, как будто знал. Или ей мерещится уже. - Что ты хочешь от нас, что? - выдохнула она устало. - Нам просто надо выжить. Ты мёртвый, а мы живые. Ещё пока. Надо нам, как ты не понимаешь? - Лекарь, она повернулась к Ашилю, - нужно убираться отсюда как можно скорее, иначе нам всем конец, чума сожрёт. Ты должен это понимать. Объясни людям. Вздохнула, подобрала кинжал, но поднимать не стала. Нашла глазами Каталину. Если не выжить в одиночку, нужно действовать вместе, это Санни поняла ещё тогда, в конце октября. - Что дальше? Каталина, что теперь делать?
-
Нравится Сания.
-
Прекрасный пост!
-
- Что-то надо делать, это плохо закончится, - сказала Санни похлёбке. Та закончилась. Философски)) Отличный пост и интересная история однако.
-
Молодец. Хороший постецки)
|
|
Больше всего Сабелле нравились эти дни. Дни, когда дворец оживал, будто выходящий из спячки большой зверь. Отряхивался от зимнего томления и раскрывал многочисленные глаза. Жизнь становилась более насыщенной, что не могло не радовать принцессу. Коридоры превращались в настоящие бурные потоки, в которых маленькая девочка чувствовала себя блестящей золотой рыбкой. Она вглядывалась в лица прислуги, даря каждому, у кого была минутка посмотреть на нее - очаровательную улыбку. Ей нравилось, когда люди улыбались в ответ. Даже самые скучные лица благодаря этой, казалось бы, мелочи - освещались каким-то внутренним светом, становясь красивее. Уже в своем юном возрасте Белла хорошо улавливала искренность этих жестов. Улыбка для отдания долга правилам приличия или же та самая. От которой становилось легко на душе. Она недоумевала - почему люди так редко улыбаются. Это же так просто. Один крошечный жест, который может для кого-то сделать день чуточку лучше. А если их собрать за день побольше? Тогда не страшны никакие тревоги и переживания.
Протискиваясь сквозь служанок, принцесса заинтересованно смотрела - не появились ли среди них новенькие. Конечно, она не знала всех, кто работал во дворце поименно, но благодаря своему врожденному любопытству и вниманию к деталям - считала, что безошибочно могла отличить тех, кто был здесь уже давно, и тех, кого видела впервые.
Как этого мальчика. Уж его-то она точно бы запомнила. К детям у Беллы был особый, повышенный интерес. Ей нравилось общаться со взрослыми, но они все казались такими загадочными и порой немного снисходительными. Будто знали что-то, о чем не знала еще она. С ровесниками проще. Увидев первого незнакомца, да еще и недалекого от ее возраста, принцесса широко улыбнулась, предвкушая новое знакомство. Интересно, кто он?.. Неужели один из этих таинственных Вертранов? Он был похож на кого-нибудь таинственного, в его задумчивом, отрешенном виде. На какой-то момент она даже притормозила, залюбовавшись отблесками света в его волосах.
И почти сразу ускорилась, разгоняясь. - Эби-и-и! Сабелла не знала, какой должна быть та самая особенная и лучшая подружка, и искренне считала Абигейл именно "той самой". Дочь герцога всегда казалась ей воплощением внешнего благородства и утонченности. Она была в восторге от ее волос и недоумевала, как это ей удается всегда сохранять столь опрятный вид. Вот кто из них двоих больше походил на принцессу. Особенно сейчас, когда Белла после всех своих гонок по дворцу и "полетов" с магом стала похожа на взъерошенную, лохматую птичку. Последние метры до подружки девочка проехала на туфельках по отполированному полу, широко раскрыв руки и шлепнувшись в спину Абигейл. - А ты знаешь, что на турнире будет сир Итан? Знаешь, знаешь?! А еще твой дядя сир Адриан! Уж это ты точно знаешь! Она ворвалась в разговор, особо не заботясь о том, что прервала его. С любопытством выглянула из-за плеча подруги, поближе разглядывая мальчика. - Привет! Я тебя раньше здесь не видела. Как тебя зовут? И громким шепотом взволнованно уточнила сразу и у девочки. - Эби, кто это?..
|
|
-
Очень нравится. И прошлый пост хотелось бы оценить, антуражный флешбек, этакая атмосфера "пыльного" послевоенного мира. Или, по крайней мере, мне таковой показалась) Здесь тоже класс - стильно и интригует.
|
-
- Ну что, Артодан, ты не поставил на колени меня тогда, не поставишь и сегодня! Я умру стоя! Мощь, очень нравится этот парень.
|
-
В особенности на того самого Итана, которым подшучивала долгое время над братом, бегая вокруг него с громким смехом "влюбился, влюбился!".
Ее самая любимая игрушка. У него были даже крошечные крылышки. И огромное желтое пузо.
- Привет, - сложив ручки за спиной, наклонилась, задирая голову так, чтобы посмотреть на его лицо снизу-вверх. - Почему ты на меня никогда не смотришь?.. Я тебе не нравлюсь?
Ну просто прелесть ведь)
|
Дрег смотрел на промысел богов. На гибель маленькой жрицы, почти девчонки, храброй и сильной, с волей и мудростью чуждого ему Урфара в сердце. Она была достойна жить на Севере. На смерть Оравера, могучего кузнеца, выронившего свой молот. Сильные руки поникли, борода окрасилась кровью. Волки рвут его, рвут на части гиганта. Коваль был куда сильнее, чем коробейник, но даже его неоспоримая стать и сила спасовали перед тремя волками. Северные боги пришли сюда. И это их жестокость, их воля, что никто из людей Севера до сих пор не пострадал. Уна, чьи движения столь стремительны, что её меч опережает животных на три шага. Белая даже в этом пляшущем полумраке полоска клинка, Рыцарь Энзо, ставший скалой для голубки-Каталины. Хотя какая голубка, вон как клекочет, требует и угрожает. Орлица скорей. И он. Торговец. И тоже цел.
Здесь, у костра, почти безопасно. Шваркс у ноги, жмётся и скалит клыки на серые тени. Проклятые твари скачут среди людей, пытаются отхватить кусочек ещё живого, кровоточащего мяса. Можно вновь поднять арбалет. Безумная мысль - вытащить из рюкзака кое-что, и облить волков, пусть носятся палёными тенями во тьме, валяются в снегу, пытаясь потушить угли в свалявшейся шерсти. Мысль была соблазнительна, и должно быть, её нашёптывал сам Агни, всегда радующийся языкам пламени. И даже правильной - в конце-концов, маги боролись именно так. Но доставать из недр рюкзака бурдюк, а затем аккуратно обливать струйкой их и кидаться углями в волков? Долго, глупо, в одиночку не справится. Зато каков бы был эффект! Все бы покупатели точно обратили внимание на Дрега, люди любят всё яркое. Но лохматый был недостаточно безрассуден для такого шага.
И вот, бородач решился. Услышал рокот биения сердца Ирр? А может это Угг коснулся его плеча, подбадривая его огнегривым кивком? - Эйты! Флинт! Сюда! - Крикнул Дрег и перехватив посох устремился к своему мешку. Не приведи Угг, навалится какая-нибудь тварь сзади на мальца, будет плохо. Или это жалкое моровое отродье начнёт трепать рюкзак.. Это же сколько сжечь придётся! Ярость поднималась из глубин души торговца. Злоба человека, чьё имущество выродилось теперь в один-единственный, путь и большой, рюкзак. Все его надежды теперь - в нём. Его - и жизнь довольно многих зависит от этого мешка. Никто не посмеет отнять это у него, пока его сердце способно стучать. Катастрофа чумы не переломила торговца в мелкую щепу, и от неё он будто бы стал только крепче.
- Блохастые, лохматые твари! - начал орать разъярившийся Дрег. - Мои товары бесплатно никто ещё не получал, нет! Ни поганая знать! Ни ебучие разбойники, конченные висельники! Ни клыкастые мерзавцы из окаянных трясин! - потрясая посохом торгаш вошёл в раж. Слюна летела из-зо рта, желтоватые зубы скалились в кривой усмешке. А в глазах светилось безумие, и вера в собственную непобедимость. Ведь северные боги здесь, они защищают своих язычников. Да и чёрное слово, как известно, лихо гонит. - Нахуй отсюда валите, волосатые мешки с чумой! Пока я вам яйца не отбил! -
Наконец, захлебнувшись словами торговец перехватил посох в обе руки - так было удобней, и просто глухо заворчал, словно большой и очень злой зверь. Да, его горловое ворчание было не очень убедительно и громко, но гримаса застывшая на лице, оскаленные зубы, яростный взгляд и самое главное - длинный палка в руках, всё это могло внушить волкам некоторую опаску. Шваркс, опять же, рядом. Единственное о чём Дрег жалел, так это о том, что до сих пор не последовал совету Эрнесто о посохе. Нет его был всем хорош, чуть более массивный и тяжёлый на нижнем конце, ухватистый удобный. Но Эрнесто рекомендовал отдать посох мастерам, чтобы они вырезали часть низа, и залили внутрь жидкий свинец. Старший партнёр утверждал, что в драках такие посохи здорово помогают, хотя сам и предпочитал валашку.
-
Мои товары бесплатно никто ещё не получал, нет! персональная защита на свой рюкзак. Под столом от смеха просто )))) Несмотря на всю трагичность момента )
-
персональная защита на свой рюкзак. Это прекрасно) Да и в целом замечательный пост, сильный.
-
Какие эмоции!) И вот это: персональная защита на свой рюкзак. доставило)
-
Да ты жжешь))) Особенная благодарность за хокку))
-
Круто! :D
-
Хоть кому-то помогают ещё его боги.. Яростный коробейник доставил)
|
Вдох. Выдох. Свист выпущенный стрелы – словно услаждающая слух музыка. Как давно Лин не слышала сопровождающей какофонию битвы композиции собственного оружия... Словно в прошлой жизни. Где не было месту зиме, голоду и лишениям. А существовали лишь служба, надвигающаяся война и цель. Да. Когда-то у неё была цель. А сейчас?.. Быть того не может, чтобы ты осталась без цели. Ведь все эти люди – пусть знакомство с ними не столь продолжительно, но они преодолевают трудности вместе с тобой. Представители разных королевств и национальностей – сейчас, под гнётом обстоятельств, они объединились в единый народ. А ты – их маленькая армия. И не позволишь, чтобы твой народ безжалостно истребляли.
Волки валят стеной, в едином порыве, сносят воздвигнутые преграды из человеческих тел. Вблизи они кажутся ещё уродливее, ещё страшнее. Они – словно воплощение чумы, боли и смерти, прокатившихся по Теравии. Словно последний оплот угасающей болезни, способной вдохнуть гибель во всё живое. Энзо встал впереди, защищая от её атаки волков. Надо отдать ему должное – в этой ситуации он повёл себя достойно, тут же забыв о перепалке. Стоило показаться опасности, как и в голове лучницы выветрились любые, не касающиеся выживания мысли.
Они сметали всех. Вцепились в Дитриха и Пада, Умара и Клауса. Повалили Санию (глупая девчонка!) и Ашиля. Загрызли Симону и Оравера… Пламя жрицы погасло. А вот пламя в груди лучницы разгоралось всё больше. Симоне ведь около пятнадцати было, ещё совсем дитя. И тот миг, когда девочка падает в снег… Словно замедлился, позволяя воспоминанию за секунду промелькнуть перед глазами…
Чёрные штандарты взмывали ввысь, устремляясь к налитому свинцом небу. Казалось, им не было числа, а под развевающимися флагами Артодана притаился отвратительный чёрной сгусток человеческой массы – безжалостные воины империи. Постепенно, они приближались к столице, и рокот их шагов проносился эхом по улицам застывшего в ожидании Эредина. А где-то там, позади тёмной лавины, виднелась фигура в чёрном. Так далеко… Слишком далеко для полёта одинокой стрелы. Это был не её бой. Её бой должен развернуться через пару мгновений на опустевших кварталах столицы. Кровопролитный и беспощадный. - ЛУКИ Т-ТОВСЬ! ВСТАТЬ В ПЕРВУЮ ЛИНИЮ! ДУГА ШЕСТЬ ПАЛЬЦЕВ ВВЕРХ, ПОПРАВКА НА ВЕТЕР – ПОЛПАЛЬЦА ВПРАВО! СТРЕЛЯЕМ ПО КОМАНДЕ!.. Они приближались. Сметающая всё живое волна смерти. Облачённая в тёмную сталь, пробить которую в состоянии далеко не каждая стрела. Но именно такие стрелы и находились в распоряжении лучников. Они выкосят первые ряды сучих детей, максимально. - ЗАЛП! …Ливень стрел рухнул на приближающуюся баталию имперцев. - ЗАЛП!.. …Распростёрлись на подходе к городу тела. Но живых всё ещё много. Слишком много… - ЛУКИ, НА ТРЕТЬЮ ЛИНИЮ! ДУГА ТРИ ПАЛЬЦА! ПОПРАВКА… Знаменитый Центральный легион, копейщики в алых плащах, сомкнувшие строй перед лучниками, полностью приняли на себя удар имперской пехоты. Они держались. Держались и умирали. Их брали количеством, и в какой-то момент просто смяли… - ОТСТУПАЕМ!.. Тогда она впервые испугалась по-настоящему. Впервые бежала. Боролось. Пыталась подкосить артоданцев из укрытий, но с каждым шагом они преодолевали препятствия, вторгаясь в город и двигаясь к центру. А где-то над головой сиял магический луч – битва магов, исход которой в тот момент был совершенно неясен. Но сердце Лин до последнего было с Регулусом Ройсом. Со своим отрядом. До того, как они все не пали.
Клокочет что-то в груди. Яростно бьётся о стенки грудной клетки сердце… Разброд. Хаос. Мельтешение. Кровь повсюду. Алые пятна на снегу – словно алые плащи на мостовой… Это всего лишь волки. Чёртовы звери. Такие же уродливые в своей природе как пришедшие издалека завоеватели. Остальные пытаются. Сопротивляются. Даже Флинт и девчонка без имени. Даже Сания и Тэрия, не испугавшиеся чумных выродков. Почуяв кровь и потеряв вожака, волки остановились. Всего мгновение. За которое Ашиль успел произнести целую речь… Чёрт возьми. Отхватят тебе задницу на ели – запомнишь на всю оставшуюся непродолжительную жизнь. - ОТСТАВИТЬ НА ЕЛЬ! ДЕРЖАТЬ ПОЗИЦИИ, МАТЬ ВАШУ! СБИВАЕМСЯ В КУЧУ, ДОБИВАЕМ! КТО ПОЛЕЗЕТ, ПЕРВЫМ ПОЛУЧИТ СТРЕЛУ В ЗАДНИЦУ! В подтверждение слов – очередная стрела свистит в воздухе. Словно ищет, кто помясистей на ель взбирается. Но – нет. Всего лишь – спину очередной полинявшей твари. - Ближе к лагерю, Энзо, Эл. Окружаем!
-
ОТСТАВИТЬ НА ЕЛЬ! ... КТО ПОЛЕЗЕТ, ПЕРВЫМ ПОЛУЧИТ СТРЕЛУ В ЗАДНИЦУ!
Ха-ха-ха-ха ржал как птеродактиль.
-
Хорошо.
-
Мощно! Как же их всех жалко
-
Харьган, романтика однако. Молодец.
-
За классный пост и отменный флешбек.
|
|
Я оставил остывающее тело. Я забрал последнее, что принадлежало этому замерзающему куску мяса - обноски, которые он носил. Когда последний раз смотрел на него, то в память врезались лишь странно белые ноги и руки старика. Цвета бивня мамонта, с просинью. Тьма прибрала и его теперь.
А эти люди смотрели на меня. Они запомнили, как нужно поступать с теми, кто сдался. Это было плохо. Айлин смотрит на меня дольше всех. Кажется, она теряет надежду. Или наоборот, становится достаточно жёсткой, чтобы жить дальше?
Тьма вцепилась и в меня. Искушает. Вьюга вцепилась в капюшон, срывает его с меня. Треплет ёжик невероятно коротких волос. Пытается забиться в уши. Я смотрю на тьму, медленно поглощающую шаги между нами. Страх порой вытворяет страшные вещи, и потому нет крепче отравы. То, что лишает человека надежды на победу, на выживание, то, что иссушает руки, некогда умелые с оружием..то, что гонит людей, с целью в виде маяка.
- Найду, чем тебя пробрать. Жди. Найду Оружие. – обещание. И во мне взрастает упорный росток упрямства, расчётливой злости и воли, диковинный цветок с жёлтыми восковыми листьями, с жадными корнями, с щипами, которые вот-вот войдут в полную силу. Оно покушается на моих людей. И цветок распускается. Рискнёшь подойти, вдохнуть этот горький аромат? Безобидный рыхлый снег летит в лицо, ветер нашёл в лесу какое-то громкое древо, и оно отозвалось на его потуги длинным жутким скрипом. Ожесточившийся колючий ветер, что не ветер уже, а предвестник бури вновь набрасывается на меня. Я набрасываю капюшон, и догоняю своё стадо. Их нужно доставить до Маяка. А потом? Потом видно будет. А пока побуду между тьмой и моими людьми. Может она отпустит их души, и попробует на зуб меня? Я сильный, справлюсь и с ней.
Молчаливая дорога. Я то обгоняю своих людей, разведывая хороший путь, то хожу кругами, проверяя местность. Вдруг, найдётся чего съедобное? Моим людям нужна пища, желательно горячая. Странно, что у них нет с собой даже горячего угля в клетке, чтобы раздуть из него пламя. Впрочем, как его убережёшь-то? Тяжёлая крышка неба. Серая, будто каменная, монолитная, непреодолимая. Будто боги отгородились от нас, и не кажут сюда больше носа.
Иногда я помогаю своим товарищам. И с каждым разом всё больше и больше убеждаюсь, что я настолько сильней, чем любой из них, будто я и вправду нечто большое чем человек. Я не даю упасть в снег больше ни одному из них. Поддерживаю, если надо, некоторое время за руку. Будто делюсь своей мощью. Тормунд даже благодарно кивнул разок. Тьма не выпила из него все соки.
Плато не застало меня врасплох. Хотя я и думал, что Маяк в нескольких днях пути, но теперь я понимаю – это не так. Всего-то несколько часов – и вот мы здесь. А тьма? Она довольно далеко. Почти день пути, если она будет двигаться дальше. Можно будет передохнуть здесь. Я жду своих людей. И они потихоньку, группками по несколько человек появляются. И все замирают, не решаясь идти туда. Некоторые из моих людей падают на колени, обхватывая руками голову. Понимаю. Я тоже ожидал здесь увидеть не это.
Но меня смущает не это. Между убогих шалашей и палаток нет ни одного костра. Они явно здесь не один день. И никто из них не сподобился добыть огонь? Даже если ты немощная тля – всё что тебе нужно, это забраться наверх, прихватив с собой парочку факелов! - Группа! По моей команде! Встали и пошли туда! – команда идти вперёд словно разрывает чары. - Айлин. – рыжая девушка оказывается рядом как нельзя кстати. Она тоже смотрит на завороженно на огонь, будто волк на кусок свежего мяса. – Айлин! – Она с трудом отворачивается от Маяка. Смотрит на меня. Всё такая же наглая и задористая. – Я не вижу ни одного костра. Где они все? – Я рефлекторно щурюсь, пытаясь увидеть хоть один крохотный огонёк..но его нет. Маяк…Маяк – это ловушка. Но для этих слабых людей. Не для меня. Я смогу если не сделать из него оружие против тьмы, то хотя бы уйти отсюда.
|
Вместо ответа Нил вырубил связь, и Фейт усмехнулась. Через минуту начальник безопасности окажется здесь, и куда нагляднее его реакцию продемонстрирует выражение лица. Осознала, что ей до чёртиков хотелось на неё посмотреть. Обычно невозмутимый – как бы отреагировал Эммерих на раздвоение личности Армстронга?.. Знакомься, Нил, это – Джон Первый, а это – Джон Второй. Как определить настоящего – непонятно. Так что теперь наша команда пополнилась на одного человека. Прошу любить и жаловать двух начальников станции… Но как бы Фейт ни хотелось сострить, демонстрируя свой великолепный сарказм, она прекрасно понимала, что сейчас он будет явно не к месту. А ирония – всего лишь защитная реакция на проявляющиеся раздражители. Раздражители, что так и мельтешили перед глазами. Вырубить их нахрен, что ли… Никакой пользы, только нервируют, а бедняжку Аманду и вовсе запугали.
…Гермодвери распахнулись, впуская начальника безопасности в рубку. Но сделать шаг Нил так и не успел… Тени в помещении в одну секунду разрослись до кромешной тьмы, накрывшей рубку густой пеленой. Это длилось всего пару мгновений, но Фейт успела встать в боевую позицию с бластером наготове, прислушиваясь к отзвукам внутри чернильного сердца – пульсирует ли что-то в его недрах?.. Но почти сразу же сердце станции налилось багряной кровью, измазывая ею стены, аппаратуру, лица. Словно кровавый отпечаток того, что показывала камера из медотсека. Словно смерть теперь пришла и сюда. Она здесь. И скребётся где-то за стенками станции. Дышит в узких пространствах переборок неведомой, ирреальной жизнью. Существует ради единственной цели. Той, ради которой уничтожила остальных.
- Шутки кончились, - теперь голос девушки был по-настоящему серьёзен. Покрутив регулятор на коммуникаторе, связалась с Эммерихом, одновременно негромко говоря и всем остальным: - Надеюсь, все это слышат и у меня нет галлюцинаций. Нил, возвращайся. Через вентиляцию – в моторный отсек, на «аварийке» долго не протянем. Постараюсь отвлечь эту тварь. Фейт тихо, крадучись, подобралась к стенке, откуда слышались странные звуки. Подошла почти вплотную, вслушиваясь в дробь шагов. Приложила ладонь к холодному металлу, нежно провела – я хочу встречи с тобой. Хочу, тварь. Откуда ты взялась? Как смогла так быстро погрузить станцию в хаос?.. Пришла ли из мрака космоса или уже была здесь?.. Но Фейт почти ощущала её инородность. Почти понимала, какова её природа. Когда-то она проникла на станцию крошечным организмом и нашла пристанище в теле репликанта. Биологический материал. Его здесь достаточно для поддержания жизни. Здесь есть лаборатория по его созданию. Это же так чудесно! Будь Фейт инопланетным паразитом, у неё потекли бы слюнки. Можно штамповать носителей, сколько душе угодно. И один из них сейчас – позади неё… Но какими бы ни были догадки – всё ложь, пока Фейт не удостоверится в их истинности.
Отойдя на несколько шагов назад, девушка сделала первое действие для того, чтобы помочь Нилу хоть чем-то: бросила в стенку первый попавшийся предмет. - Иди сюда, ублюдок! Ну же! – прошипела сквозь стиснутые зубы.
-
Ня.
-
Эмоционально, решительно, классно. Особенно хороший пост, подчёркивающий некоторые черты характера персонажа.
|
-
Ну что, старый добрый друг, ты много лет не подводил в кузнице, теперь тебя ждет другая работа... Хороший персонаж, хороший пост.
|
Не считал время Умар, глядя в снежную даль, не знал, сколько стоял так, неподвижно, не замерзая лишь из-за костра, что немного грел спину. Но знал точно он лишь то, что скоро придут твари хищные: забрать на тот свет беглецов. Мысль эта глодала душу путешественника, что провёл годы в дороге, но ни разу не столкнулся с такой проблемой, он всегда был с помощником. Даже Али Баба и его безжалостные разбойники не были так страшны, как звери, бандиты были человечны, они сохранили жизнь сына Сабита, подивившись его пустой храбрости, волки же загрызут даже ребёнка. И великий страх овладел ибн Сабитом, ведь среди спасавшихся от голода были и дети: дурочка, да Вороненок. Нельзя было дать их в обиду, скрыть их надо от зверей хищных. Но где? Вокруг снега, а острый нюх волка найдёт мальчика или девочку, и заберёт зверь их жизнь. Значит они должны защищаться, Флинт, как мужчина, Эйты, как храбрая воительница, коими славится одно из племен севера, о котором путешественнику поведал сам Эрвинг. Искатель глядел вдаль и молился, чтобы боги были милостивы и помогли глазу жителя пустынь заметить хищников.
Но взгляд Умара, что глядел в снежную даль, не смог различить силуэты хищников раньше, чем стало поздно. Голодные твари стали видны сквозь вьюгу, когда оказались в двух шагах от уставших путников. Ужаснулся ибн Сабит, понял, что животные нападут и лишь выкрикнул: "Волки". Встрепенулись все: вперед вышел рыцарь, обнажив клинок, дровосек не отстал, даже девушка, что поклонялась странному богу оказалась в первой линии. Устыдился тогда искатель, но он не был воином и сделал шаг назад, оставив товарищам возможность прикрывать первую линию, достал скимитар и взглянул на волков, что желали отведать плоти беженцев. "Не сегодня", — прошептал свою главную молитву сын Сабита и выставил вперёд свой клинок, хищник, что жадно скалился, двинулся в сторону путешественника, не оставив последнему иного выбора, кроме как защищаться. Сверкнув своими красными от чумы глазами, зверь набросился на путника с востока, что прибыл в разорённый край с севера. Взмахнул клинком Умар, сын Сабита, да в сторону двинулся, не подставляя себя под удар.
|
|
|
|
"Ну вот, уже почти сварился" , - мурлыкал себе в бороду Ашиль, помешивая свой отвар. Работа с травами всегда приносила ему успокоение и даже усталость и мороз как то отступали в сторону, давая мозгу возможность отстраниться от всего насущего. Почти с каждой травой, или листочком, или цветочным бутом была связана своя история. Да, было конечно очень много грустных воспоминаний, но Ашиль всегда заставлял себя идти дальше, вперед, никогда не забывая о плохих историях, но всех да вспоминая только хорошие. Да, у каждого цветка есть своя история. Смесь запахов, доносящаяся из котла играла разными нотками, вот прорезался особый запах щепоти Вербены, а вот и сон-трава проявила себя, выбившись из общей какофонии запахов, да так, что Ашиль аж прицокнул. "Хороший сбор был, вон как пахнуло, сильная травушка". Но вот, мерный шум и лад обустраивающегося лагеря был нарушен громкие лаем собаки, единственного друга человека, на которого всегда можно положиться и не ждать предательства. Да, собаки любят искренне, и готовы отдать свою жизнь за своего хозяина, пусть тот даже этого не стоит, да.. Резко обернувшись на лай, Ашиль заметил как в темноте горят множество алых глаз, а из темноты к их лагерю выходят силуэты волков. Вскочив на ноги,и взяв в одну из своих рук шило, а в другую нож, Ашиль начал внимательно всматриваться в темноту. Тут сбоку полыхнуло и он смог разглядеть самую ужасную для него, как для врача картину. Волки были заражены чумой. Кровавые глаза, пролежни дерганья. Это была магическая чума.. Увиденное заставило Ашиля только еще крепче схватить орудия в руках своих, которыми он сегодня собирается убить столько волков, сколько сможет. Видя, как некоторые отсупают назад, а другие наоборот, делают шаг вперед, он не задумываясь делает тоже шаг в перед и краем глаза замечает, как их ужин, летит в сторону волков. - Дурак,- процедив сквозь зубы бросает в сторону Дрега Ашиль, даже не поворачивая в его сторону головы. Не то сейчас время, что бы отвлекаться на всякое. Собраясь сделать еще один шаг, что бы стать уже в первую линию с теми, кто решился защитить их лагерь, Ашиль слышит голос Пада, оказавшегося рядом. да, правильные слова он говорит. Как бы не была огромно ненависть врача к этой болезни, ему нужно будет сделать все, что он сможет ля того что бы помочь выжившим после боя. Но и себе он отказать тоже не может. Тем более вот рядом стоит и Сания, которая только вот вот недавно лежала на волокушках. - Пад, спасибо, я верю в вас, но я врач, и я должен бороться так, как я могу. Это первая атака, она будет самой опасной,- посмотрев внимательно в глаза Пада, Ашиль продолжил. - Вот отразим её, и я отойду под вашу защиту, но здесь и сейчас, я рядом с вами, стою плечом к плечу с тобой, так как нужно, так как правильно. Закончив, Ашиль перехватил по удобнее свои орудия в руках и стал внимательно смотреть на волков. - Подходите твари, я для вас лично проведу урок анатомии..
|
|
Эйты кивала и слушала, слушала и кивала – ей все, каждое словечко было интересно, она впитывала новую информацию, как мох вбирает влагу, и глаза ее неотрывно следили за собеседником, лишь изредка возвращаясь вниманием к веткам, а потом и людям вокруг. Одна мысль не давала ей покоя – кто такой Симон (такого человека она припомнить не могла, как ни старалась) и почему он не помогает своей сестре, той доброй девушке, что первая спросила, как ее, Эйты, зовут*.
Отвлеклась от рассказа пестряка она лишь дважды. Рассеянной улыбкой встретив угрюмого бородача, что изо всех сил старался быть заботливым, она радостно закивала, принимая его компанию, с нежностью глядя, как тот споро принялся помогать им. Его густой успокаивающий голос напоминал ей о ком–то, сверлил голову щекочущим воспоминанием, но никак не помогал выудить из пелены памяти этого «кого–то», только поманил знакомым отзвуком и пропал.
Эйты не расстроилась, к тому же пестряк снова задал вопрос, который ее развеселил ни на шутку. Надо же – а может она и правда волшебница?! Невольно тронув белесый локон, она улыбнулась, прислушиваясь к себе, и так загорелась этой мыслью, что едва не уронила солидную груду веток, которую тащила к расстеленному покрывалу.
Волшебница…А ведь и правда…
Она смущенно кивнула, а потом кивнула еще раз, уже увереннее. И даже плечи расправила, будто так виднее был ее новый статус. Так заигралась, что рычание – глухое, яростное, убийственное – показалось ей сначала завыванием ветра, запутавшегося в ветках их огромной спасительной ели. В себя привел ее страх, написанный на лицах людей, ярость в желании выжить, решительность – каменными и чужими вдруг стали их лица. Надо признаться, на какую–то крошечную секунду Эйты успела испугаться, что это игру, которую они с пестряком затеяли, разозлила вдруг всех.
Медленно повернувшись, она широко раскрытыми глазами оглядела весь периметр и попятилась. Не потому, что испугалась, а потому что так бородач велел, а он добрый, хороший, он знает, как надо. – Голодные, – прошептала она так тихо, что только клуб вырвавшегося пара выдал ее, – На каждого хватит…
Ну же, ты ведь волшебница, Эйты! Что мешает тебе быть ею, если в тебя верит, по крайней мере, один человек… Эйты зажмурилась, ничего не приходило на ум, но она старалась. Ах, вот же оно!
Эти строки отпугивают любого врага. Так говорила нам старая нянька…
Как же это?...Ах, вот! Сосредоточенно помычав себе под нос, Эйты зажмурилась и принялась выводить мелодию. Она напоминала колыбельную, хотя мотив получался скорее воинственным, с такой песней вполне могли идти в бой. А слова, что пошли следом, были и вовсе ни на что не похожи. Языка этого она не знала и пела по памяти, возможно, коверкая, искажая тем самым значение песни. Испарина покрыла бледный лоб, а глаза светились затаенным огнем, полные губы, чуть дрожа, выводили каждое слово, не громко и не тихо. Эйты знала – волки ее слышат.
И еще что–то…..Что–то еще…
Пользуйся им, только когда станет страшно!
Руки зашарили под безразмерным бушлатом и наружу показалась лишь одна ладонь в толстой рукавице с неестественно длинным кривым ножом. Зажав рукоять до хруста, Эйты всё вглядывалась в обезумевшие морды и, на секунду прервав песню, прошептала так, что услышали ее лишь бородач да пестряк. – Я волшебница, ты угадал…
-
Очень милая и интересная девочка, каждый пост нравится)
-
Вот теперь и мне приходится ждать, когда можно будет плюсануть) Настоящая волшебница.
|
Спокойный и крайне молчаливый обычно рыцарь лишь вздохнул и с укоризной посмотрел на лучницу. «Даму? А какая здесь на морозе, в лесу, в такой буран, чёрт тебя подери разница кто ты? Да будь хоть трижды принцессой Артодана, хоть обычной крестьянкой, сейчас это, действительно, не имеет ровным счётом никакого значения, потому что ты и они в опасности!»
Вот, что хотел сказать Лорензо, когда нечто необычное в вихре из сотен маленьких снежинок, беспощадно жалящих лицо, привлекло его внимание. И это была отнюдь не дворняга, вечно сновавшая под ногами их сравнительно немногочисленного отряда, а в данный момент скалящая на него свои зубы, но нечто совсем иное. … Просто Энзо показалось, что краем глаза он уловил какое-то странное движение там, где, по идее, никого быть уже не могло, затем снова, и ещё. Позабыв о Каталине и том, что собственная гордость заставляет его хоть что-то ей ответить на всю эту безосновательную браваду, воин резко обернулся в сторону дороги.
Первая мысль, проскочившая в сознании, что это ползёт чудом уцелевший лесоруб, но уже через мгновение, на шерсти вожака, ведущего свою, пусть уже и обречённую на смерть, но всё ещё достаточно сплочённую и верную ему стаю, появился характерный отблеск от костра. А ещё секундой после, под заливистый лай Шваркса, острый взгляд различил и характерные следы, оставленные колдовской чумой. Да, Лорензо никогда не был трусом, он был готов встретить любого, даже многократно превосходящего его врага, но только того, с которым можно было бороться!
Это же проклятие, что империя обрушила на весь альянс, болезнь, что не лечилась ничем, кроме всепожирающего пламени, уничтожающая деревни и выкашивающая едва ли не целые города. Этим невидимым врагом была магия.
- Твою же ж, ... – впрочем, заканчивать рыцарь не стал. Тут и так было всё крайне очевидно. Картина наконец-то вставала на свои места. Волки не отставали от них не из-за того, что не хотели искать иной источник пропитания, а просто потому, что их собственное время и так уже было на исходе. Да и остановились они сейчас не из-за страха, нет! Его больше не могло быть в этих залитых кровью глазах, его вообще не было у тех, кто болен. Они выбирали. Выбирали себе жертву, чьё мясо буду срывать с кости, прокусывая своими пожелтевшими зубами податливую человеческую плоть, чьей горячей кровью испачкают свою морду, пусть и в последний раз…
Воспоминания тут же нарисовали перед глазами картину из пары десятков крестьян, ломящихся в закрытые ворота замка лорда Торнуда, бесстрашные, с такими же полными безумия глазами. Лорензо непроизвольно вздрогнул. Однако переел ним всё ещё оставался один вопрос. Что ему теперь делать?
- Отходим, – достаточно громко, скомандовал рыцарь, вскидывая заряженный арбалет, и снимая откинул чуть в сторону походный мешок. Всё заняло не боле пары секунд, и вот же сумка, а за ней и тяжёлый плащ падают в снег, а Энзо выхватывает один из клинков.
- Я стану твоим щитом, стреляй, - продолжил граф, наконец-то почуявший на себе всю силу бурана и холода. «Ничего, скоро согреюсь. В бою всё это бы только мешало!» Глаза рыцаря внимательно бродили по стае. Лорензо не собирался стрелять в вожака – это было с его точки зрения глупо. Ведь это не обычная стая. Да, напугай он здоровых волков, всё было бы куда проще, но эти… эти больше не испугаются! Оставалось только дождаться, пока кто-то из больных и замученных голодом зверей не кинется прямо на него, и только тогда можно будет стрелять. А заодно молится всем богам, чтобы лучница не возомнила себя героиней и не начала палить во всех подряд. Жизни остального отряда, равно как и той милой девушки, взявшей на себя совсем недавно роль заботливой жёнушки, а заодно и кинжал Лорензо, рыцаря мало волновали. О них он будет думать, когда окажется позади стаи, а не прямо перед ней.
-
Суровый рыцарь, которому плевать на весь отряд, решил стать чьим-то щитом) Миленько)
-
Суровый рыцарь, нравится.
|
Внезапно, вырывая Санию из мира тепла и уюта, зашёлся пронзительным лаем пёс, девушка недовольно обернулась на звук, поварёшка выпала из рук. Из темноты, злорадно скалясь облезлыми мордами, на неё надвигалась чума. О, она слишком хорошо помнила её в лицо, чтобы мгновенно узнать. Вот значит, как да? Вот для чего всё это было? Чтобы она осознала, что умирает не одна, чтобы успела почувствовать, успела понять, полюбить, поверить! Вот для чего нужна была эта отсрочка. Кому-то там наверху это видимо кажется особо забавной шуткой. Да будьте вы прокляты, да будьте вы все прокляты, боги этого несчастного мира, с вашим извращённым чувством юмора. Она видела, как умирают дети, старики, знакомые и незнакомые. Она ничем не могла им помочь. Никогда. И Тьер не мог. И отец. Отец пытался, он сутками просиживал в лаборатории, забывая поесть. Знал, что бесполезно, что бьются маги, не ему чета, что нет вакцин от этой заразы и всё равно пытался. Не мог по-другому. Отец всегда испытывал все свои новые лекарства на крысах, а если те выживали - на самом себе. Он говорил - учёный должен рисковать, просто обязан, но только собой. Мама не ругалась, лишь украдкой плакала каждый раз. Отец мягкий, добрый, никогда ей не перечил, но тут был твёрд. Имперские маги использовали в качестве крыс всю Теравию. О, как же Сания надеялась, что им доведется однажды испытать и на себе всю прелесть своего дьявольского изобретения!
Говорят, любая девушка выбирает пару, похожую на её отца. Так ли это или нет, но в случае Сании было чистой правой. Тьер ей тоже никогда не говорил слова поперек. Она временами бесилась от этого и нарочно испытывала его терпение, желая, чтобы обругал или одернул, ударил, наконец - мужчина должен быть более твёрд, уверен, мужчина должен быть главой. А он улыбался ей мягкой, какой-то беспомощной улыбкой, гладил по волосам и говорил: "да, конечно, милая". В тот день она впервые услышала "нет". Сначала не поверила. Ругалась, плакала, умоляла, доказывала. А Тьер гладил её волосы и говорил своим мягким, извиняющимся голосом: "нет, милая, иди одна". И шёл в город с жалкими, бессильными микстурами в карманах, которые никого не могли спасти.
- Зачем ты идешь туда снова? Ну зачем! Ты ничего не можешь для них сделать, ничего!
- Потому что по другому не могу..., - виновато глядел Санни в глаза и уточнял с болезненной честностью - Могу. Не хочу.
Конечно, никуда она без него не ушла, тогда она еще не знала, не понимала, а потом было уже поздно. Отец умер у неё на руках и мама. Тьер последним. Она дала обещание, которое не могла выполнить, которое просто нельзя было выполнить, оставалось только ждать смерти и Сания ждала. Но чума не пришла за ней... только затем, чтобы она поверила, что выберется, что выживет, что выполнит слово. Только затем, чтобы голодала на дорогах, чтобы крала и врала, уничтожая в душе все, чему учили с детства, чтобы обрекла на погибель незнакомых людей, чтобы тащилась куда-то в буран, замерзая от холода, потому что верила, потому что наделась. И теперь, подарив ей достаточно надежды, чума вернулась забрать своё. Это подло, это просто подло даже в этом щедром на подлости мире!
Бешеная ярость разгоралась в ней, незнакомая, безумная ярость. Сания больше не думала, не чувствовала, не жила. Лица плыли перед ней: мама, отец, Тьер... и он, она его сразу узнала, хотя никогда не видела, перед глазами заплясали оранжевые круги. Зажав в руке рыцарский кинжал, Сания кинулась мимо захлебывающегося лаем пса, мимо Каталины и Энзо прямо на чуму, прямо на ее гнусную, безобразную, проклятую морду. Попытаться ударить мерзкую тварь изо всех сил! Первой. Ты ничего не можешь для них сделать. Ничего. А я могу...
|
|
Потеряв сознание, девушка выглядела так, будто просто спит. И сон этот, казалось, стер все тревоги и печаль. До этого Адрианна то и дело хмурилась из-за предпринимаемых усилий в нелегком пути. Увы, ответить жрице она была уже не в силах.
Огнепоклонница же прошла мимо занятых делом людей и тихо обратилась к лишившейся чувств: - Леди** Адрианна! Быть может, вы не помните меня, но нас представили на пиру Его Величества пять лет назад. Мой отец, лорд Де Винтер с вашим кузеном добыли кабана на охоте, а вы похвалили нехитрое рукоделие вашей новой юной подруги. Мастер Ашель, лекарь, сейчас занят, но я могла бы вам помочь. Вы позволите, госпожа***?
Сквозь беспокойную полудрему девушка слышала смутно знакомые голоса. Кто-то обратился к Юргена с добрым советом. А кто-то и к ней самой. Она силилась ответить, но ослабшее тело не слушалось. Язык ее не слушался. Она припоминала голос жрицы. Именно она столь храбро держалась, и именно ее песня звучала в начале путешествия. И как она не узнала раньше! Ведь когда-то, они уже встречались. Не даром говорят, что человек куда лучше запоминает горести, нежели счастливые моменты жизни. А тот день был одним из безмятежных летних выходных.
Далекий далекий день из прошлого, будто бы и вовсе принадлежащего кому-то другому. Пир Его Величества. Каждый мечтает посетить подобное мероприятие, просто чтобы взглянуть на высший свет. Множество придворных дам, пестрящих вычурными платьями, искусно украшенных драгоценными камнями и вышивкой. Кажется, в ту пору была в моде парча, затканная золотыми и серебряными нитями. Как давно это было. Адрианна чувствовала себя тогда серой мышкой на фоне мелькающего моря драгоценностей и светских бесед. Не смотря на это ее многим представили, и вели себя с ней согласно рангу. Как и любому пиру, тому предшествовала охота. Чудовищное зрелище, как наездники загоняют несчастное животное со сворой вышколенных собак. Развлечение богатых и не любящих рисковать лицемеров,как тогда казалось самой Адрианне. Но и не присутствовать было бы моветоном.
Минули все эти краски, будто сон, сказка. Сейчас отчего-то становилось непереносимо холодно. Будто и сами воспоминания замели хлопья снега. Руки ее дрожали. И ощущение было будто закоченели сами кости. Тело было деревянным, а дыхание прерывистым. Адрианна очнулась. Присела, смахнув хлопья снега. Огляделась вокруг и решила размяться, разогнать кровь по телу. Согреться. После она устроила скромную трапезу, конечно, поделившись с Юргеном. Немного вяленого мяса и хлеба. Он мог услышать тихое "спасибо" ее слабым голосом. Он успел привыкнуть к немногословности "госпожи", научился понимать девушку. То была благодарность за то, что суровый мужчина неприятной наружности ее не бросил, поступив великодушно. Ей было невдомек, что тот не мог поступить иначе.
Кажется, к Адрианне обратились. То была светловолосая девушка, имя который она не успела запомнить, к своему же неудовольствию. Та была опытной охотницей. Хоть какое-то дело, поручение. Аристократка согласно кивнула в ответ и направилась добывать еловые ветки. Даже самое простое занятие поможет отвлечься от собственной беспомощности в самый неподходящий момент. Аристократка вышагивала сквозь сугробы, придерживая края, подбитого мехом плаща. В который раз она благодарила судьбу за то, что у нее высокие сапоги. Меньше вероятности, что в них набьется снег. Ненавистный и обжигающе холодный. Куда ни глянь, куда ни беги, везде он. Будто бескрайняя белая пустыня. Проходя мимо сестры Симоны, Адрианна вежливо поздоровалась, и улыбнулась маленькой Эйте. По-доброму, ободряюще.
|
Ветрено. До багрянца в глазах. Каждый шаг отдаётся в голове. Белый снег, тёмное низкое небо, ветер в лицо и злые секущие снежинки. Тяжкий, муторный день подошедший к концу. Солнце совсем укатилось на запад, и мир укутался сумеречной синевой. Ветер треплет ушанку, гладит бороду, задерживаясь в покрытых инеем жёстких волосах. В его завываниях слышится смех Улле. Иногда мнится что ты один противостоишь этой бури - но это не так. Рядом мелькают остальные. Огромный кузнец, будто шагающая глыба. Красно-белый плащ Каталины впереди - словно маленький маяк. Дрег знает что такое маяк - давным-давно он плавал на корабле..в другой жизни, там было огромное тёплое солёное море и солнце. Здесь в такие чудеса не верилось. Кажется, если плюнуть - плевок уже приземлится ледышкой. Буря всё усиливается. Бьётся о тулуп. Ищет дыры, слабости, щели. Лишь бы забиться под одежду и выцепить драгоценное тепло из тела. Шиш, Улле, тебе не найти здесь добычу..
- Стой! Привал! - Дрег послушно остановился. Уставился вперёд, опираясь на посох, словно на палку. Ёлка. Настоящая, живая ёлка. Первая вестница небольшой хвойной чащи.. Боги на их стороне. Торговец растянул губы в улыбке. Память не подвела, и ему не придётся вставать на путь к Очагу. Вместе с остальными пересчитал…вьюга и ветер унесли одного из храбрецов. Смерть сняла с него последнюю мерку, и второму лесорубу придётся искать делать себе гроб. Коробейник только покачал головой. Он не будет думать сейчас о старых сказках. Нет. Его просто разорвали волки. Людоеды. Волки, пристрастившиеся к человечине, хвостатые твари. Они должны умереть.
Дрег встрепенулся. Встряхнулся всем телом, как громадная усталая собака. Скинуть лишний вес снега. Кажется, товарищи нашли подходящую ёлку, в которую можно вырыть берлогу. Значит пришло время и ему скинуть свой груз и распрямится. Опытный глаз бывалого путешественника…здесь бы пригодился такой, опытный, бывалый путник, прошедший сквозь мороз, бурю, горы, зимний лес, ледяные равнины, обморожения, кровоточащие от недостатка правильной пищи зубы. Способный выжить в любых условиях, несмотря на холод, голод и даже одиночество. Не человек – а живая легенда из тех древних времён, когда боги ещё ходили по земле. Да, хорошо бы чтобы такой странник был рядом.
Но действительно опытный путник избежит всего этого. Самые мудрые переживают зиму дома, или хоть в каком-то убежище, где нет нужды бороться с волками и морозом. Те же, кого нужда или прихоть судьбы всё же выгоняют из дома в такую пору, должны озаботится припасами и компанией. У Дрега, когда он покидал он покидал последний город, было и то, и другое. Нужные припасы, еда, сани, крепкие, но неприхотливые кони, правильные люди, умеющие держать клинок, но не пускающие его в ход без нужды, знакомые если не лично, то хотя бы доброй молвой, что неизбежно сопровождает хорошего торговца в купеческих кругах. Крепкая ватага вышла. Но увы, слишком маленькая, и теперь почти все из тех кто вышел вместе с ним отправились к своим богам. Кто собрался торить Тропу-к-Очагу, кто к Единому. А вот Дрег остался пока был среди тех счастливчиков, которые выжили и смогли продолжить дорогу. Но даже тогда он не повернул назад.
Так или иначе, но торговец быстро понял, что нужно делать. Для начала прикинул расстояние от ёлки-берлоги до ближайшего дерева. Переставив свой огромный рюкзак к ближайшему дереву, коробейник принялся обустраивать лагерь. Кажется, за то время пока рюкзак был не на его спине, то он стал ещё тяжелей. Верёвки, что была в его мешке, должно было хватить от одного ствола к другому. Для начала торговец принялся танцевать странный, но вполне объяснимый танец. Утоптать землю, раскидать и расчистить снег в стороны, неподалёку от костра и берлоги. Ветер и темнота мешали этому, но не слишком.
Коробейник был совсем рядом, когда Пад разводил огонь и вид первых искр и дымного пламени только разбудил его голод и урчание в желудке. Но перед тем как греть пищу, нужно разбить палатку. На сытый желудок двигаться поначалу труднее. Тем не менее Дрег помог Паду обустроить кострище получше.
- Когда-то, в далёкой-далёкой юности, я был печником. - объяснял свои действия по обустройству очага говорил Дрег. - У нас это уважаемое искусство. Хороший мастер не только сделает очаг, способный обогреть без проблем целый дом и служить десятилетиями, но и украсит его так, что не стыдно принимать каких угодно гостей. Ну, пожалуй, что мог - я сделал. Надеюсь, до утра не прогорит. Пойду я. Дел ещё много. -
Маленьким, но вполне ухватистым топориком вырубить несколько веток – и очинить их до остроты. Жерди для котелка и колья, которые ещё предстоит вбить в снег и промёрзшую землю. Тут вновь придёт на помощь топор – обух в такой ситуации справляется ничуть не хуже молотка. Только сначала надо шкуру накинуть, прикинуть, где будут колышки. Извлекая этот огромный сшитый кусок кожи, Дрег вновь ухмыльнулся. Старый друг, путешествовавший с ним не первый год. Друг, украшенный символами и росписью гордого, но такого малолюдного и холодного Севера. В основном, конечно же, с внутренней стороны. Языческие символы, такие привычные и родные. Варежка сама собой проходиться по вышитому сестрой топору Угга. От накативших воспоминаний на душе стало будто теплей. Как и почти все прошлые разы, боги сегодня будут ночевать внутри. Смотреть на спящих, охранять их покой и сон. Дрег тряхнул головой. Бивак ещё не разбит. Не время предаваться воспоминаниям. Для них будет время – у костра. Перекинуть кожу через натянутую верёвку, разместить её поровнее.
Шаг назад, ещё шаг. Довольный своей работой коробейник цокнул языком. Скоро, совсем скоро тент будет стоять здесь, нерушимой преградой от любой бури! Ну, на самом деле не от любой, но всё равно – это будет вполне приличное укрытие, слава всем богам Севера!
Теперь за лапником для подстилки. Резкий разворот, и гордый своей запасливостью и работой негоциант наталкивается на тонкую фигуру звездочёта, скорчившуюся у самой земли. Этот учёный хлюпик что-то чертил на снегу, тонкой, невесть откуда взявшейся в этом еловом бору палочкой. Дрегов неосторожный, и немного неуклюжий шаг едва не разрушил всю эту красоту. Северянин замер, силясь разглядеть в темноте смутно знакомые рисунки. Мог ли он видеть их раньше? Вполне может быть. Эти звездосмотры умный народ, чего они только не видят на своём пути.
- Извини, Клаус. Не приметил я тебя. – буркнул Дрег, и ушёл к деревьям, подальше. А вдруг этот меценат на самом деле колдун? От колдунов и волшебников торговец был не слишком в восторге и предпочитал в целом держаться подальше. Мало ли как оно всё обернётся. Возвращаясь с охапкой лапника, Дрег всё же притормозил у фигурки ещё раз.
– Это..Как закончишь со своим записями и рунами, подходи к огню. Я чай варить буду. – Сказав эти слова, мужик перехватил охапку поудобней, и помахивая топориком зашагал к своему недовозведённому тенту. Придёт Клаус или не придёт – это его дело. Главное ведь пригласить. Пока торговец ходил за ветками для подстилок, он приметил так же говоривших в сторонке рыцаря и женщину-маяк. Но и не подумал вмешиваться в их диалог. Судя по лицам, их разговор походил на беседу кошки с собакой. Или может это отсветы огня так падали? В конце-концов благородные, не дети, общий язык найдут. На всякий случай торговец обошёл их по дуге, не желая вслушиваться. Такие дискуссии могут и до ссоры довести, а нет хуже для челнока ссоры, чем ссоры солдатской, с применением острых колюще-режущих предметов.
Дрег вбил и закрепил как мог колышки и натянул шкуру на них. Должна выдержать. Вновь расчистить и утоптать площадку внутри тента – метель вовсе не думала утихать, и ельник был не очень хорошей защитой от ветра. Но где же обещанная помощь от Каталины? Кажется, маленькая лучница застряла со своим хахалем и помощи от неё не дождёшься. Ну и ладно. Коробейник справится и один.
-
Объемно. Славно, славно.)
-
С богами, ночующими в палатке очень неплохо) да и вообще, нравится бесконфликтный и душевный такой коробейник
|
|
|
-
Хорошо, прям чувствует в тексте усталость перса. То самое паршивое состояние, когда тебе плохо, холодно и жарко одновременно.
|
Сабелла склонила голову сначала в одну сторону, потом в другую, пытаясь разглядеть город за выдающимся силуэтом мэтра. Задачка не из простых... Все, что ей осталось - кусочки неба, выступающие над его лысиной, словно над холмом, обрамленным скудной растительностью.
Турнир! Ее первый турнир! Вот как, как ее могли заставлять думать о чем-то другом?! Какие-то гномы.. гоблины, тоннели... Это все проплывало мимо, задевая лишь отголосками монотонного голоса. И выветривалось вместе с теплым ветерком, свободно гуляющим по залу. Папа выполнил свое обещание. Ох, как же она завидовала Тристану все эти мучительные годы. Какая несправедливость - родиться самой младшей. Впервые весна не принесет ей разочарований и надутых губок. Впервые не надо хныкать у отца на коленях, строя молящие глазки. Она так долго этого ждала!
Чтобы слушать о гномах, в то время, как весь замок уже расцветает... Все только о будущем мероприятии и говорят. А мэтр Стефано говорит о Невин.. Невард... Навердадаре... Вот зачем ей забивать голову тем, что уже давно кануло? Она вообще не видела смысла в истории... Изучать то, что было давным-давно - пф! Кому это надо?.. Тяжело вздохнув, девочка с тоской посмотрела на песочные часы. Засорились. Точно засорились. Она-то знала, что урок уже должен был кончиться. Где же эта заветная последняя песчинка?.. Нет, невозможно! Сабелла старалась быть послушной, боясь, что папа воспользуется любой незначительной шалостью, чтобы наказать ее и отменить обещание. Она это не переживет. Поэтому уныло подтянула пергамент и начала активно водить пером, макая в чернила. Интересно, сможет ли она наконец познакомиться с Вертранами?.. Рыцарский турнир представлялся ей чем-то сказочным и удивительным. Так всегда кажется, когда тебе что-то запрещают. Не зря же ее столько лет ограничивали. Интерес теперь был распален до предела, словно раздутые мехами угольки. Перо скрипело от натуги. Белла поджала губки, старательно выводя линии. Ее голубые глаза горели. Она уже подпрыгивала на месте, предвкушая будущие новые знакомства и новые впечатления. Нужно найти сира Бэрримора. Уж он-то наверняка лучше всех знает о турнире. У нее скопились тысячи вопросов. А еще она хотела в гостевые комнаты. Посмотреть, кто уже приехал. Новый взгляд на часы отобразился на ее лице сморщенным носиком. Да они тут уже полдня торчат! Бедный мэтр, наверное, и не догадывается, что с часами что-то не так. А если ему не сказать - так и будет что-то бубнить до хрипоты, пока голос не сорвет. Она должна быть хорошей девочкой. Заботиться об окружающих. Даже об этом лысом нудном старике. Совсем уже закопался в недра Невдар..Навадавара вместе со своими гномами... - Мэтр Стефано! Белла резко прервала его, а только потом вспомнила, что надо поднять руку. Махнула пергаментом, шлепаясь со стула и, шурша юбками, подбегая к учителю. - У меня для вас неушивательная новость, - она слышала, как такие фразы говорят взрослые с забавными каменными лицами. И потом такие же лица становятся у тех, кому они это говорят. Девочка постаралась сделать такое же серьезное лицо, вручая пергамент мэтру и выдерживая паузу. Или там было не "неушивательная"?.. Ее взгляд зацепился за птицу, пролетающую где-то в синеве над лысиной. Мотнув головкой и чуть растрепав золотые кудри, Сабелла опустила голос до шепота, торжественно выдохнув: - У вас часы засорились, - и тут же с хохотом бросилась к двери, стуча крохотными каблучками на туфельках. - Гномы превратились в гоблинов - я все запомнила! - Крикнула она уже из коридора.
|
-
Наверняка до Эредина совсем немножко осталось. Всего-то ещё пару шагов Какой милый )
-
Но пурга усиливалась, а зоркость Флинтовых глаз оставалась всё той же — первоклассной, Персонаж доставляет)
-
добро
-
Пойдём вместе! Я тебя защищу. Честно ждала, когда смогу это отплюсовать))
|
Продолжая это шествие надежды, отрезанный от остальных снежным вихрем, Пад остался один на один с собой. Худший собеседник. Временами лживый, но зачастую жестокий и честный: - Сколько уже пройдено и сколько предстоит пройти? Осилят ли все этот путь, да и куда он ведет? Юг, неужели они и вправду считают, что там лучше, чем те земли что мы уже оставили позади? Война прошла, но до мира еще далеко. Смерть и разрушение повсюду, болезни и голод - вот что принес нам Артодан. А теперь он засылает к нам своих воинов слова, ведь сломать врага мало, нужно его сломить. Сучка Урфара мало того что пытается казаться доброй, так еще и позволяет распевать себе песни своего мерзкого божка. Чертовы фанатики пришли в его страну и убивали его людей, друзей. Да только вот его самого оставили в живых, и правильно, к чему убивать того, кто уже сломлен. Сломанные мечи идут на переплавку, сломанные же люди - в могилу. Надеюсь, удастся выбрать себе подходящее место и если Единый подкинет нужных карт, то может один из лесорубов вырубит для меня полусгнившее деревце, доски которого станут стенами уютного домика в земле. Хотя вряд ли эти двое занялись бы подобным. Марку, казалось нет дела вообще ни до чего, что впрочем, не удивительно. Потерять жену и дочь в таком кошмаре, представить не могу каких мук ему стоило пройти Орлану. Никому бы не пожелал такой участи, разве что имперским собакам, зрелище сгораемым когорт, несомненно согрело бы душу. А что доставило бы другому лесозаготовщику? Глаза светятся умом, он не так крупно сложен как предыдущий экземпляр, но куда более шустрее и проворнее, по крайней мере, Паду показалось именно так. Ни слова о прошлом, ни фразы о будущем и лишь действительность может претендовать на короткое предложение. И если этот серьезный мужчина просто не высказывал желания к разговорам, то вот сумасшедшая девочка была хоть и застенчивой, но все же более словоохотливой. Когда она там прибилась…хм, наверное…нет, да ладно признайся уже, что ты побаиваешься ее. Боишься и сторонишься, ибо не знаешь, что от этого существа ждать. Какие мысли крутятся в ее чудной голове, и нет ли среди них такой, как прирезать всех ночью во сне? Повадки зверя и то легче предсказать чем, то что выкинет эта девчушка, а значит она опасна, опаснее зверя вдвойне. Если кто-то и не боялся опасности так это Каталина. Всегда впереди, думаю так было и до того как свора жалких, слабых, не готовых к такой жизни людей, повисла на ее плечах. Надеюсь, она простит меня за то, что взвалил на нее это бремя, ведь сам я его уже не способен нести. Чудо что не несут меня. Хотя кто знает, как сложилось бы судьба куда менее милого бродяги, наверное оставили бы в снегу и он бы присоединился к своим братьям по оружию. Но вот их мы не бросили. Еще бы, одну точно дотащили бы, вон какой у нее верный цепной пес. Сама во всем черном, траур? Калеке бы польстило, если она одета в цвета грусти и скорби из-за тысяч погибших во славу короля. Но Пад не был настолько наивным, личная драма -скорее всего, а королевство, кому оно нужно? Нет его больше. Да и ты, разве ты сам не цепляешься за него, только потому, что под стягами его величества ты был на коне и хорош собой? Но вот теперь ты никто, тень себя прошлого, которого не вернуть, как бы не хотелось. А вот кого хотела бы вернуть Сания, остаётся загадкой. Кто этот Тьер? Кто он для нее? С другой стороны, какая мне разница, был ли то Тьер или она воды просила, будучи в бреду и полу-сознании. В конце концов, могло и послышаться. Знал я одного Терра, когда-то и его вела дорога приключений, а потом ему прострелили колено. Еще грудь, плечо и голову, конечно же. Дурак не носил шлема. Интересно он сразу умер или успел взглянуть на мир одним глазком? А какой он мир, глазами ребенка? Наверное, такой же лживый как сам Флинт. Такой же побитый и неунывающий. И мир и этот мальчишка повидали всякого дерьма, но ни тот ни другой не сломались, в отличии от сам знаешь кого. Это Алистер дал ему эту мотыгу? Если да, то он глупец, лучше подарил бы мальчишке меч. С другой стороны, глупцом, возможно, был мой отец. Растить ребенка, что бы тот отнимал чужие жизни, это ли не глупость. Стоит признать, делал он это хорошо, с непоколебимой уверенностью в собственной правоте. Шутка ли, сорок два убитых за шесть боев. Герой войны. Так ты думал о себе, с гордостью неся зарубки на левом наплечнике? Сорок два греха и это только те, которые ты сопроводил взглядом, только те которые ты помнил. Убийца. Ну а скольких убил ты, высокий, худощавый немолодой мужчина отталкивающей внешности? Уверен, твои руки тоже в крови. Пад в некотором роде завидовал ему. Здоровый и сильный, имеет цель и идет к ней. Надеюсь, его дорога будет усеяна, куда меньшим количеством трупов, чем моя собственная. А в том, что Юреген дойдет, наемник даже не сомневался. Другое дело Ашиль. Полная противоположность воинам, человек чье призвание спасать жизни. Неужели на севере мало больных, да и сам он выглядит не очень-то здоровым. К чему такое рисковое путешествие? Я бы хотел услышать его историю. Но что бы услышать узнать ее, рассказчик должен быть жив и об этом стоить помнить. Да, Пад, его жизнь стоит дороже твоей, постарайся не забыть это, когда придет время. Если уж и говорить о цене жизни, то больший интерес вызвала Тэрия. Аааа…плевать, сколько стоит ее жизнь, куда важнее, сколько стоит ночь с ней. Девушка была необычайно красива и вполне вызывала чисто мужское желание. Правда, не в такой холод. Но в целом он понимал, почему этот недобиток прильнул к ней. На взгляд самого Паддида, собеседник из нее был так себе, но тут похоже их с Элариком вкусы различались. Да и в конце концов явно не слов от нее хотели мужчины. Захотел бы поговорить пристал бы к Уне. Не то что бы она сильно уступала, но полагаю, на расположение ее промежности у меня бы просто не хватило денег, да и духа наверное тоже. Чего доброго – пырнет мечом. Аристократка, на севере, одна и с беглецами, да еще и с оружием обращаться умеет. Откуда только такие берутся. Хотя, если бы отец позволил, Пад попытался бы найти именно такую. Однако искать позволяется далеко не каждому. Да и не каждый найдет. А ты, Умар, что ты нашел в этом богами проклятом севере? Как тебе наша погодка, не нравиться да? Да и мне, честно говоря - тоже, забери меня с собой на юга, а? Слышал там император обосновался. Пад сплюнул в заснеженную мглу. Затем еще раз, уже в собачий след. По поводу Дрега, в голову мыслей приходило не очень много. Обычный торговец, хитрый, ушлый, болтливый. С таких, хорошо снимали всяческую мзду и налоги. Парой их грабили, порой «Падшие» сами грабили тех, кто грабил. Понятное дело – торговцам никто ничего не возвращал. Ну, хоть дороги вновь становились безопасными. Но вот кто действительно мог чувствовать себя в безопасности так это здоровенный мужик Оравер. Счастье, что такие довольно редко участвуют в войнах. Только представьте себе как в дребезги разлетаются кости под чудовищным ударом молота. Эээх, вот и нога снова заболела. Вот бы идти, так же быстро как Дитрих. Ублюдок всем своим видом показывает как ему тяжело с нами. А нам с ним как буд-то легче, вон торговец постоянно озирается и судя по бандитской роже – не зря. Но судить людей по внешности – дело мерзкое, пора бы уже прекращать. Кто знает, что у них внутри. Лорензо выглядит надежным, надеюсь таковым и является. Пад возлагал на него определенные надежды, боялся лишь, что может не успеть их озвучить, прежде чем умрет. …Звездочет…Звездочет в снежной пустыне…Слушай, Единый, никогда ничего не просил, но поведай тайну, что этот придурок тут забыл? -Стоим! ПРИВАЛ!
Самое время. Надо бы костер разжечь. Холодно, ссука.
-
Здорово!
-
Здорово!
-
Любопытно, как даже во внутреннем монологе об окружающем и внешнем раскрываются именно какие-то внутренние штуки думающего персонажа. Пад интересный.
-
годно
-
Ксайтр, красавец. Побольше таких постов в этой игре. Молодец, реально, хвалю.
-
Вот это пост! А сколько рефлексии... Мне определенно нравится.
-
Красиво, мрачно, со стилем.
|
|
Рыцарь без особого энтузиазма наблюдал сначала за лесом, затем за дорогой, что становилось всё труднее различать из-за усилившегося снегопада, за, группой и, наконец, за маячащими тенями. Примерно прикидывая свои силы и дальность, Энзо уже снял с пояса арбалет и взвёл его в боевое состояние, вставив в него один из немногочисленных, оставшихся у него дротиков. Благо предусмотрительный воин, ещё на прошлой стоянке перевесил всё необходимое для боя поближе, чтобы в случае атаки приближающейся стаи голодных волков быть готовым снять хотя бы вожака. Это могло помочь Лорензо выиграть немного времени для группы, и помочь им перейти в своего рода боевое построение. Когда начались первые проблемы.
Он уже даже не тешил себя мыслью о приманки и запутывании следов. Нет, теперь никакая река им уже не поможет! Слишком голодными глазами смотрят звери, слишком сильна их жажда вцепиться своими зубами в податливую плоть, напиться тёплой крови, пачкая в алый цвет свою не менее замёрзшую, чем сами путники, морду.
Энзо не стал вмешиваться в разборки касательно того, кто понесёт, понесут ли вообще, ему было, мягко говоря, плевать, но и придавать преследователям сил тоже как-то не хотелось и всё же… он, как один из последних присоединившихся к этой группе, предпочитал не вмешиваться и вначале понять уклад дел.
Очередной вой, совсем неподалёку, почему-то вовремя незамеченный острым глазом привыкшего за пару последних месяцев к охоте, рыцаря, заставил Лорензо вздрогнуть. Да в таком буране не трудно было бы и медведя не заметить, не то что волка, и всё же, рука сама скользнула к клинку, а затем к ножам.
Группа всё ещё решала, что именно им стоит делать, а Энзо просто стоял достаточно близко, чтобы слышать всё о чём идёт речь, насколько это позволял набирающий силу буран и высматривал хищников. Он был готов к из атаке. Северные доспехи, отделанные изнутри песцовым мехом, были крайне тёплыми и вместе с ним крайне прочными. Они легко выдерживали удар меча, если только хозяин не вёл себя как идиот и не кидался на противника с мечом наголо. При этих воспоминаниях, лицо Лорензо приобрело крайне хищное выражение. Хорошо ещё, что никто из партии его сейчас не видел…
|
Зарраза! Ноги всё-таки подвели её. Сания лежала в снегу, который с каждой секундой казался всё теплее и теплее, и злилась.
На себя - какая же она дура, чего стоило взять из дома хотя бы лыжи. Свои собственные, которые так и остались навсегда стоять внизу, под лестницей, не дождавшись в этот раз зимы и катаний на озере. Да что там лыжи, среди кучи бесполезного хлама, что она захватила с собой, выбираясь осенью из города, не нашлось даже ножа. Хорошо хоть остатки лекарств догадалась захватить. Сейчас они ей сильно помогут, кто бы спорил! Отравить волков, да-да, когда подберутся совсем близко. - Шу-шу-шу, хорошая собачка, милая собачка, скушай сладкий порошочек, меня не надо. А что подберутся было просто вопросом времени. Санни пыталась подняться, но ноги окончательно отказались подчиняться, просто предали хозяйку в самый ответственный момент. Да она же вовсе не устала, ну вот совсем нет, она бы еще шла и шла, а только ноги, заразы, сволочи, не желают. И глаза закрываются. Хочется поудобнее устроиться в снегу и поспать... всего минуточку, снег такой мягкий, словно перина. Она поспит совсем немного, так тепло и мягко, а потом пойдёт дальше. Непременно встанет и пойдет.
На Тьера с его манией помогать людям. Ну и кому ты помог? Вот кому? Они даже не твои соседи, ты тут чужак на севере. Они тебе никто, а ты не рыцарь, чтобы давать обеты. Ты просто недоучка, ты им ничем не обязан. И ничего не мог для них сделать. Мы могли бы уйти по теплу, спокойно добраться до Оретана, а они всё равно бы умерли. Они всё равно бы все умерли, как ты не понимаешь? Раз даже маги всё, что смогли придумать, выжигать свои чёртовы круги. Ну и кому помогло то, что ты умер вместе с ними? Так просто умереть, да? Трус. А ты, Санни, иди, ты мне обещай. Скотина, гад, ненавижу тебя, ненавижу. Вот возьму и сейчас тоже помру, тебе назло. Тебе можно, а мне нет, да? Наверно злость была единственным, что не позволяло всё-таки закрыть глаза. Заснуть. Не дожидаясь прихода волков увидеть сны о юге.
Мерзкие твари. Бегут тут за нами, как будто другого зверья, кроме горстки доходяг, не найти. Жрать хотят. Зайцев жрите, чтобы у вас клыки повыпадали и шкура облезла. Воют ещё. Тут самой впору выть. Санни с тоской глядела, как удаляется от нее спина. Чья? Она не помнила, кто шёл впереди, не до того было. Она их вообще не знала, а они её. Какое им до неё может быть дело. Пойдут дальше. Спины, спины... сядут у тёплого костра. Никто не остановится. Разве что, чтобы подобрать мешок. Бросят. А знали бы её секретик, бросили бы ещё раньше.
Она злилась на них на всех за то, что не упали, за то, что у них есть силы идти дальше, а у неё нет. Потому что будут сидеть у костра и уплетать виноград на юге. Она им завидовала. О, как она им завидовала! Ей нужно было выжить, ей. Просто необходимо. Она злилась на Единого. И на этого имперского бога со смешным именем. Сволочи, как только допустили подобное. Видала я ваш рай. У-у-у, я вам все выскажу. Всем все выскажу. Сания закусила губу до крови, чтобы отогнать сон, и снова попыталась подняться. И снова уткнулась лицом в снег. Тогда она просто поползла по снегу, уже не замечая, что тратит последние силы, оставаясь на месте.
|
В лесу распахнулась душа Эйты, с чистым воздухом соединяясь. Сама она будто бы тоже со снегом слилась – чистое к чистому, белое к белому. Ощупывая глазами бескрайние холодные земли, щурясь от летевших в глаза снежинок, они с ветром шли навстречу друг другу – девчонка, улыбаясь, ну а снег, безудержно, почти безумно хохоча. Обоим было радостно. Какая разница, отчего!
И было так с того самого дня, как из лесу, белая от налипшего снега, неизвестно откуда, вышла навстречу бредущим путникам улыбающаяся и курносая, с требовательно–любопытным выражением осматривая синеглазо впервые встреченных за долгие дни людей. Пропустила тех вперед, да и пошла следом. Лишь изредка неясный шепот слышался чуть справа и позади, никому, впрочем, не мешая. Смотрела она чуть исподлобья и всегда с улыбкой, ласково, словно принимая любое отношение к себе. Говорила тихо, голосок звенел трогательно, в смущении прикусывалась нижняя губа.
Лишь несколько раз Эйты расстроилась. И не было в этой искренней печали ни тени страха от бесконечно пустынных, непрекращающихся белых холодных полей; ни обиды на мерзлые руки, что никак не могли согреться, и расстроенных людей, нет–нет да и отправляющих ее или друг друга идти лесом, куда подальше. Пока беззлобно, да и на том спасибо. Не было в ее грусти и равнодушия – подёрнутого морозом участия, бывшего человеческого тепла. «Зайчик бедный, совсем жить перестал, совсем. Носик холоооодный….» – шептала звенящим от слез голосом над каждым убитым зверьком Эйты и принималась, ладонями глаза закрыв, шептать еще горше, то ли молясь, то ли оправдываясь «Нам кушать нечего просто, это в последний раз, в последний раз». И каждый последний раз такое случалось – слезы мерзлыми дорожками прокладывали путь, чтобы оборваться и застыть еще в воздухе крошечными льдинками, тряские пальцы преграждали путь зрению, не в силах взглянуть на невинную смерть, призванную виноватую жизнь спасти.
Однако ничто не сравнилось с ее удушливым горем, когда путникам удалось добраться до Орлана. Ноги несли ее по дымящемуся пепелищу, голые ладони подхватывали угольки и не в силах удержать, сбрасывали. Эйты к чему–то прислушивалась, принюхивалась, с кем–то беседовала вполголоса, почти причитала. Лицо мучительно кривилось, но не плакало. «Ох, бедняжечки, совсем ничего, нету ни души – ни крошечки, ни старичка… Зачем же так?!» Приговаривая, Эйты обошла всё пепелище, оскальзываясь на редких островках подтаявшего и превратившегося в лёд снега. Остановилась в стороне. Замерла, разглядывая причудливую встречу черного и белого, и кивнув, подытожила «Так есть. И будет так, да». Затем встала и, пошатываясь, побрела вперед, даже толпу ждать не стала, словно знала заранее, куда все направятся.
***
– Бедненькие, голодные такие… – пуская изо рта пар и в очередной раз прислушиваясь, сказала она, поджала в задумчивости нижнюю губу, совсем по–детски, замерла на пару секунд, придвинулась чуть ближе к людям, – Есть хотят… И словно в знак согласия близко, едва не за первым деревом справа, пожаловался ей в ответ протяжный волчий вой. Эйты улыбнулась, кивнула и, бодро переставляя ноги, двинулась дальше.
-
Какая милая девочка)
-
Интересная.
|
-
Здорово!
-
Красивый пост)
-
Качественный отыгрыш.
|
-
Нравится образ этакого искалеченного инвалида, который, в то же время, ещё не отчаялся и кое-что может, благодаря опыту и специфическим навыкам.
-
Хм...любопытный персонаж, надо бы присмотреть за ним...
-
+
|
|
Осторожно, много ненужной воды. Если хотите сэкономить время, читайте со второй части.
I Новорожденному рассвету исполнилось всего несколько минут, а люди уже умирали. Со своего места стоящий на коленях у дымящегося костра Юрген слышал их крики боли, приносимые холодным ветром, дующим из лощины, и безмолвно вверял их души Единому. Или любому другому божеству, которое, быть может, наблюдает за ними этим суровым безрадостным утром. Лохмотья тумана цеплялись за землю, пока болезненное солнце медленно, словно нехотя, взбиралось на бледное небо, сменяя ползущую вниз полную луну и заливая своим мутным светом лощину, в которой две армии встречали новый день, готовясь уничтожить друг друга. Юрген неуклюже поднялся, массируя распухшее колено, и поморщился, когда его кости затрещали. Он слишком стар для того, чтобы снова спать на земле; все тело его ломило от пронизывающего насквозь холода. Тысячи людей наполнили лощину: копейщики, лучники, меченосцы и потрепанные остатки полков, поневоле задержавшихся после бойни у Ждевки. Они вылезали из-под одеял и раздували едва тлеющие угли костров, возвращая огонь к жизни. С того места, где стоял Юрген, он видел примерно две трети армии. Рядом всхрапнул закутанный в шкуры Щука. Через какое-то время он выбрался из своего лежбища и жадно припал к бурдюку с квасом, которую потом протянул Юргену. Тот кивнул в знак благодарности и тоже приложился к напитку. Лицо Щуки, испещрённое оспинами, растянулось в улыбке.
- Ну, Усач, как думаешь, выбьем мы из них все дерьмо сегодня?
Незамедлительно последовал короткий и бесстрастный ответ. - Нет.
- Тьфу на тебя. Вечно, это нагоняешь, свой ентот. Писи-пис-писмизм, во! С нами же теперь колдуны. Они уж точно покажут этим мятежным курвам. Теперь численный перевес, этих восставших лордов ничего не значит!
- Эй вы там! Чего расселись как куры на шесте. А ну быстро, вскочили и построились сучьи дети! – донесся до них голос десятника.
В этом сражении и правда участвовали маги, как вы уже поняли только, с одной стороны. Вот только своим колдовством, поливали они не только чужих, но и своих. Что это было, ошибка? Пренебрежение жизнями наемников, что дерутся за звонкую монету? Наверняка не скажет никто. А виновные теперь, сочтут ответ, ниже своего магического достоинства. К их счастью, никто из «благородных» не пострадал. Как и их верноподданные силы. Но репутация волшебников была подмочена. Что, впрочем, не помешало им в конечном итоге приложить все силы, чтобы замять неурядицу и всячески свести на нет нежелательные последствия.
Сожжённая деревня пробудила в Юргене, старые воспоминания, которые он так старался забыть, но видимо не смог. Он узнал эти аккуратные, почти симметричные линии пепелищ. Перед его глазами вновь предстали горящие силуэты и в нос ударил запах горелого мяса. А как они кричали…храни их Единый. Десятник пропал в ослепительном огне быстро, без крика. Наверное, он даже не успел понять, что произошло. Земля, там, где он стоял, оплавилась и превратилась в стекло. Щуке же повезло меньше. Он умирал долго, в страшных ожогах. Юрген видел их…караваны живых мертвецов. Обугленные головешки, которые еще не поняли, что они уже умерили. Бывшие противники, опираясь друг на друга, возводили свои оплавившиеся глаза к небу. Их глотки издавали хрипы. Они шли, пытаясь найти избавление. И падали замертво через десять шагов. Тогда Юргену показалось что он попал в пылающий ад, разверзшийся прямо на бренной земле.
II Юрген потряс головой отгоняя виденье и грязно выругался. Неужели эта магическая чума, была настолько ужасной, что колдуны использовали последние средство, выжигая болезнь каленым железом? Сколько еще заражённых людей и зверей осталось? Черт его знает. Старый вояка, предпочел не задерживаться в этом Богом забытом месте. Был соблазн поискать уцелевшие погреба, в которых крестьяне прятали свои запасы, но Юрген решил не рисковать понапрасну. Да и вряд ли там что-то осталось. Их путь продолжился. Морозный ветер, этой зимой превосходил все самые мрачные прогнозы. А Юрген повидал на своем веку достаточное количество холодных зим. В действительности, эта зима ничем не отличалась от той, что была года назад, или два года. Но с тех пор, как он топтал снега прошло достаточно много времени, и его память, вероятно избавилась от худших впечатлений. Ветер пробивал до костей и казалось сдирал с телохранителя кожу живьем, не смотря на дополнительные слои теплой одежды. Усы теперь скорее напоминали сосульки, а нос приобрел красный цвет. Смертельная усталость накапливалась в ногах, а стая волков сжималась как удавка на шее маленького отряда. Звери ожидали своего часа, и он вот-вот наступит.
Юрген шел вместе юной госпожой где-то в середине колоны. На чем он настоял. Аргумент его был довольно прост и бесхитростен. Самые опасные места в любом отряде, это авангард и арьергард, а чем больше живых щитов будет между барыней и предполагаемой опасностью, тем лучше. На поясе телохранителя покоилась сабля и кинжал. За спиной висел походный мешек, колчан со стрелами, и простенький охотничий лук, сейчас со спущенной тетивой.
Начиналась снежная буря. Идти дальше, было не разумно. Как оказалось, старый наемник, не один так думал. Через завывание ветра, Юрген отчётливо услышал голос:
- Темнеет. Метель крепчает. Надо бы подыскать место для ночлега. Серки вроде рядом, да и буран тоже только крепчает.
- Согласен. – проскрипел в ответ Юрген.
-
Он слишком стар для того, чтобы снова спать на земле; все тело его ломило от пронизывающего насквозь холода. Мрачный тип, колоритный.
-
Сожжённая деревня пробудила в Юргене, старые воспоминания, которые он так старался забыть, но видимо не смог. Он узнал эти аккуратные, почти симметричные линии пепелищ. Перед его глазами вновь предстали горящие силуэты и в нос ударил запах горелого мяса. А как они кричали…храни их Единый. Десятник пропал в ослепительном огне быстро, без крика. Наверное, он даже не успел понять, что произошло. Земля, там, где он стоял, оплавилась и превратилась в стекло. Щуке же повезло меньше. Он умирал долго, в страшных ожогах. Юрген видел их…караваны живых мертвецов. Обугленные головешки, которые еще не поняли, что они уже умерили. Бывшие противники, опираясь друг на друга, возводили свои оплавившиеся глаза к небу. Их глотки издавали хрипы. Они шли, пытаясь найти избавление. И падали замертво через десять шагов. Тогда Юргену показалось что он попал в пылающий ад, разверзшийся прямо на бренной земле. Шикарный абзац, впечатлил
-
Красавец! Хороший пост, правда.
-
Мои любимые длиннопостики подъехали) Классно.
|
|
|
- Холодно. Кушать хочется. Ноги устали,- обозначила Тэрия свои мысли, кутаясь в шаль. Плакать тоже хотелось, но слёзы сами наворачивались на глаза даже помимо воли - их остатки замерзали на щеках при каждом сильном порыве ветра. Пить тоже хотелось, но не так уж и сильно - она уже не один раз пробовала пожевать снег, и, несмотря на то, что зубы немели от холода, это несколько утоляло жажду.
Ноги тоже болели, от столь долгой ходьбы их иногда сводило судорогой. Девица в общем-то не жаловалась, но похоже что её сапоги, хотя и были весьма удобны (и красивы, если их как следует почистить), всё-таки не были предназначены для столь долгих пеших переходов - и потихоньку начинали натирать ноги.
Что же до остального, то, помимо снега и холода, пугала темнота. И вой за спиной. И ещё спутники. И судьба выжженой деревни. Сначала Тэрия брела рядом с девушками, потом немного отстала, но после того, как завыли волки - снова нагнала отряд. Корзинка мешалась при ходьбе, но куда больше стесняла её пустота. Однако путь был столь долгий, что даже танцовщица, обычно не обращающая внимания на мир вне стен своего разума, пригляделась уже к каждому своему спутнику не по одному разу. Все казались старыми знакомыми - красивые и не очень, сильные и доходяги. Однако в последние несколько часов взгляд Тэрии оказался прикован к спине мужчины в тюрбане - этот путник был явно не местный, и это позволяло увлечь себя догадками о том, кто он и откуда.
...
Потом к ней прибился солдат. Девушка сперва напугалась присутствием угрюмого здоровяка, приблизившегося с ней и начавшего рассказывать о чистке туалетов лопатами, гаупвахте и методиках штопания портянок и издевательств над новобранцами. Впрочем, когда выяснилось, что ей лично ничего прямо сейчас не угрожает, а солдат (или дезертир - впрочем Тэрия предпочитала считать Эла солдатом) старается быть милым, девушка расцвела и, немного посмеявшись над более-менее удачной шуткой, сама стала рассказывать о своём детстве, проведённом в деревне, и - в частности - о пережитой однажды зиме, которая была столь мягкой, что подснежники появились прямо перед новым годом.
Впрочем, собеседник умолк, когда настали сумерки. Тэрия постаралась держаться его поближе, чувствуя себя более защищённой рядом с бывалым воякой. Пускай даже не слишком красивым и слегка двинутым - всё лучше, чем волки.
|
Дрег опёрся на посох. Тяжело. Тяжело вот так вот шагать, каждый час, каждый день. Слушая волков. Думая о том, как далеко ещё столица. Усталость и холод просачивались прямо в кости. Не отстать. Сделать ещё один шаг. И ещё. Дух севера не сломить какой-то там вьюгой. Поправить сумку, и опираясь на посох сделать ещё один шаг. Старый дорожный товарищ, уж он-то не подведёт, если сам не оплошаешь. Крепкая палка, способная отогнать брехливого пса..или даже волка, как коробейник хотел бы надеяться. Не слишком голодного и одинокого.
Торговец осознанно держался поближе к кузнецу, надеясь что этот могучий ремесленник не станет его грабить при первом же удобном случае. А неоспоримая сила коваля давала шанс, что тот сможет отбиться от любого нападения, и если Дрег не будет излишне глуп, то при удаче сможет защитить и его. В конце-концов, он тоже когда-то был мирным человеком, спокойным. Не тем кто привык лить кровь и отнимать нажитое непосильным и долгим трудом. Коробейник на это надеялся. В конце-концов, его повозка сгинула и пришлось брать с собой только самое необходимое.
Другие же вызывали опасения. Рыцарь, явно привыкший брать своё, если понадобиться - силой. Да судя по выговору и тому короткому знакомству, он тоже с Севера, но совершенно из других мест, нежели Дрег. И это тоже внушало опасения, а если уж заикнуться, как ценят жизнь и скарб обычных людей благородные, то этот парень запросто может оказаться первым у его мешка. Однако если Лоренцо внушал опасения, то человек, назвавшийся Юргеном и вовсе пугал мирного торговца. В нём встретилось всё чего может боятся торговец в лихую годину. Шрамы, говорящие о нелёгкой судьбе, взгляд, способный заставить забыть о чём угодно от страха, оружие и непростой доспех. Прочие тоже не внушали доверия, мало ли кто эти бродяги и проходимцы?
Однако Дрег был здесь. И его больше беспокоил тяжёлый груз за спиной, да усталость, что неизбежно приходила даже к такому опытному страннику, как он. Не сбиться с шага, да идти в этой белой пустоте, вперёд, дальше, за всеми остальными. Где к слову Шваркс? Эта беспокойная собака любила походить по каравану, от начала до конца. Коробейник на мгновение остановился оглядываясь. Темнеет. Чёрные ветки деревьев, белая вьюга, метель которая к вечеру только усиливается. Мороз кусающий щёки и пробирающий даже сквозь варежки. Налобный ремень упирается в голову и кажется замёрз в форме эдакого треугольника. Ничего, с ним куда легче идти чем без него. Пёс вроде как был совсем неподалёку. Буквально минуту назад Дрег видел краем глаза его мелькнувший хвост и...чтобы отвлечься от беспокойства, торговец таки не утерпел, и произнёс, будто ни к кому не обращаясь, но всё же вслух и довольно громко.
- Темнеет. Метель крепчает. - облако пара вырвалась из его рта, прямо на поседевшую от инея бороду. А торговец всё так же говорил очевидные всем вещи. Просто потому что кто-то должен их сказать. - Надо бы подыскать место для ночлега. Серки вроде рядом, да и буран тоже только крепчает. - Дрег устало повёл шеей из стороны в сторону, разминая, и пошёл дальше, впрягаясь в свою ношу вновь. Сам себе телега, сам себе возчик и тягловой вол.
-
Оригинальный персонаж. И пост хороший.
-
Дорожная рутина северян) За качество и оперативность.
-
Твоего персонажа можно вычислить даже вслепую) Спокойствие и сила - вот девиз Деркта)
|
Холод. Кусачий и нестерпимый. Он обжигает кожу, он пропитывает одежду, скользит мурашками по спине. Заставляет безудержно сжимать и разжимать занемевшие пальцы, крепче стискивать в объятиях норовящее упасть из рук оружие. Сколько прошло времени с последнего привала? Лин уже потеряла счёт дням. В вечном полумраке зимы так сложно определить время суток, а шествие в никуда растягивается в бесконечность. Она привыкла к постоянному чувству голода, стараясь всё реже касаться припасов. Привыкла к лишениям – одним из них в какой-то момент стал собственный доспех, безжалостно оставленный где-то в недрах покошенного сарайчика, где девушка провела несколько ночей перед тем, как отправиться в долгое путешествие. Стащенные у какого-то торгаша ткани и мех подстреленных животных послужили отличным утеплением к поддоспешной одежде. Лин нисколько не жалела об этой потере, просто не представляя, как смогла бы тащить на себе в буран килограммы стали, даже несмотря на то, что оставила своё тело беззащитным. Привыкла и к беспрестанно заканчивающимся стрелам. Она прекрасно помнила их первоначальное количество. И как по глупости потеряла несколько из них. Теперь же – берегла каждую стрелу. Точила наново. На лезвии их наконечников – чья-то смерть. Но и её жизнь.
Холод. С каждым днём он становится невыносимее. Снег валит и валит, не думая заканчиваться. И воспоминание о тепле помещения и согревающем огне становится всё тусклее и призрачнее, словно обрывок сна. А бесконечное шествие во мглу кажется единственной возможной реальностью. Словно весь мир вокруг накрыла снежная пелена… И лишь изредка остовы человеческой цивилизации напоминали, каков он был раньше. Лин шагала вперёд, и алый плащ развевался за её спиной подобно флагу. Казалось, лучница не ведала усталости. У неё хватало сил не просто идти, но не плестись в конце группы. Группы, к которой в какой-то момент она прибилась. Или они прибились к ней?.. Уже неясно. Ведь они меняются. Эти люди. Одни умирают, погребённые в сугробах. Другие приходят из мглы… Лин никогда не оборачивалась. Ей было всё равно на этих людей. Абсолютно плевать, кто жив, а кто умер, даже несмотря на то, что крупной добычей, когда та попадала в её руки, она делилась. Ей хотелось жить. У неё была цель – дойти до чёртового Эредина. В котором у неё не осталось ничего. И позади – уже тоже…
Но приоритеты меняются, правда, Лин? Особенно в тот момент, когда ты остро осознаёшь одиночество. Когда понимаешь, что становишься тенью себя самой. И изо в день слышишь угрожающий волчий вой, а встреченные на пути деревни оказываются стёртыми с лица земли безжалостной магией… Наконец, ты начинаешь оборачиваться. Приглядываться. Их лиц почти не видно за стеной снега и в тени головных уборов. Но благодаря одежде и определённым мелочам можешь составить о них первое впечатление. В толпе ты сразу различаешь двух подростков и женщин. Последние – создания по виду хрупкие, удивительно, что ещё не отстали. Позади одной из них чёрной тенью возвышается молчаливый страж. Понимаешь, что детей и женщин защищать нужно в первую очередь. Видишь мужчин, различных возрастов, телосложения и достатка, и почти все – вооружены. Некоторые из них не слишком внушают доверие, внешне походя и на крестьян, и на разбойников. Некоторые кажутся уж очень безобидными – такие, как торговец с собакой и иностранец. А есть и те, кто одним своим видом взывает к её памяти, выдавая опытному глазу солдатскую подготовку. Такие привыкли выполнять команды. Хорошо. Так Лин и шла. Присматриваясь и размышляя о чём-то своём. И размышления её часто прерывал вой, заставляющий судорожно сжимать в руке лук… Они уже близко.
|
|
И снова привычная тьма. Мягкая. Нежная. Обволакивающая. В очередной раз принимает меня в себя будто колыбель утомленное дитя. Неужели я снова не существую ? Этот раз кажется отличным. От чего-то… что было раньше… Да, огонек. Я вижу огонек перед собой. Пламя тяготеет к пламени, и я двигаюсь к нему. Скольжу, лениво перебирая ногами. Сложно сказать, возник ли он предо мной лишь миг назад или был там всегда. Разрастается, обращаясь в сияющий столп. И разгоняет густую смолу, подменяя белой пеленой, обретающей форму придорожной стоянки.
Я стою посреди зеленой травы и любуюсь рассветом. Капли росы переливаются на свету драгоценными камнями, ноздри щекочет тонкий дымок от потухшего костра. Я осматриваюсь. Вижу брошенный на земле меч. Вижу лежащего рядом Нигушура. Неужели он мертв ? Разбил голову об острые камни ? Какая нелепая смерть. Позорная для такого как он. Бездарное ничтожество. Подхожу к его телу и склоняюсь над ним. Касаюсь тыльной стороной ладони его лба, провожу рукой до щеки. Все это кажется невероятно неправильным. Оборачиваюсь через плечо, чтобы увидеть расположившегося рядом мужчину. Приятная внешность, золотистые волосы, надменное выражение лица. Отмечаю, что он очень похож на меня самого. Почти столь же идеален.
«А я уж было начал думать, что орудие больше некому направить».
- Как бы не так, - отвечает всё с той же ухмылкой. – Должен признать, ты неплохо отделал ту псину и кое-чему с прошлого раза всё-таки научился. Его бархатистый тенор приятно ласкает слух и, кажется, звучанием собственного голоса наслаждается даже он сам. - Ты ведь знаешь кто я, не так ли? По крайней мере догадываешься?
«Вот и прекрасно», - ухмылка встретилась с ухмылкой. «Потому что я совсем не представляю, как орудию искать нового владельца.» Выпрямившись во весь рост, я направляюсь к собеседнику и занимаю место на бревне по правую руку от него. Сажусь, и продолжаю любоваться восходящим солнцем. Со стороны мы, наверное, выглядим как двое закадычных друзей, вместе встречающих новый день. Едва ли это так.
«Я рад, что зрелище пришлось тебе по душе. Стараюсь учиться быстро. Догадываюсь ли я, кто ты ? Определенно. Знаю ли ? Думаю, ты позаботился о том, чтобы я мог опираться лишь на интуицию, а не на знания. Наверное, я не раз тебе об этом говорил, но я не понимаю зачем, лишать меня памяти и делать этим слабее. Еще, кстати, я догадываюсь, что мы с тобой сейчас говорим не потому что, тебе захотелось принести мне свои похвалы.»
Вместо ответа твой собеседник устало вздыхает. - Ты снова и снова продолжаешь твердить одно и то же, - произносит он с нарочито скучающим видом. - Я устал объяснять те то, что, по всей видимости, ты просто не способен постигнуть своим крошечным мозгом… Если я когда-нибудь решу, что тебе потребуются твои воспоминания и весь накопленный опыт – ты всё это непременно получишь. Ты слаб ровно настолько, насколько это необходимо в сложившейся ситуации. И да, ты прав, я здесь не для того, чтобы всё утро петь тебе дифирамбы. Он продолжает: - Казалось бы, что может быть проще – прекрасная леди в беде, несчастная и всеми покинутая, в одиночку несущая бремя глобальной миссии на хрупких плечах, - декламирует немного напыщенно, акцентируя внимание на шаблонности ситуации. – Признаюсь, мне пришлось слегка постараться, чтобы протолкнуть в число избранных именно твою блондинку-подружку. Казалось бы, превосходный намёк – прекрасная девушка и джентльмен-охотник без цели… Смеётся, явно находя что-то бесконечно уморительное в описанной ситуации. - Отличная возможность заручиться её расположением, наладить контакт и, заодно, прекрасный способов обрисовать твою конечную цель. Но нет же! Ты вновь умудряешься всё, что только можно, испортить – и я снова вынужден являться сюда, терпеть твоё общество и словно умственно отсталому объяснять всё на пальцах.
«Неужели у тебя сложилось впечатление обо мне, как о шаблонном защитнике прекрасных дам ? Тогда считай меня оскорбленным до глубины души. Ты столкнул меня с чудовищем (прекрасный намек, спору нет) – я его поверг. Спас твою избранную от смертельной опасности. Заручился ее расположением, наладил контакт. И даже довез бы ее до нашей с ней конечной цели, согласно своему обещанию. Если бы не одно но. Магия. Неужели ты знал, что я не попытаюсь научиться этой магии ? Что она мне откажет, и что мне придется попробовать каждый способ, каждую идею ?» Теперь я скопировал его устало-скучающую интонацию: «И вот теперь ты вынужден снова являться сюда, терпеть мое общество, и, словно умственно отсталому, объяснять всё на пальцах. Хотя всего этого, можно было бы избежать, если бы я знал твой план заранее. По крайней мере, ту часть, где нужно мое участие».
Подхватив его настроение я тяжело вздохнул, давая ему пару секунд, чтобы осмыслить сказанное, вернулся к своему обычному тону голоса и посмотрел на своего создателя: «Предлагаю вернуть беседу в более конструктивное русло. Я так понимаю, одного раза спасти ее жизнь оказалось недостаточно и теперь, мне нужно нагнать эту девицу и спасти ей жизнь еще десяток раз ?»
- Магию? – мужчина вновь начинает посмеиваться. – Неужели ты действительно думаешь, что вы, обезьяны, на самом деле на что-то способны? Магия, ха. Ты и тебе подобные – лучшие представители этой немощной расы, ваши способности на голову превышают оные подавляющего большинства. И что же? Когда-нибудь чувствовал в себе силу повелевать светом? Он зачем-то проводит ладонью по волосам. - Сегодня ты особенно уморителен, Нигушур. Вся магия этого «Ордена» - всего лишь моя энергия, смехотворно малой частью которой я позволяю, из личных соображений, этим мартышкам распоряжаться. Я – бог солнца и света, охотник. Не думал же ты, что я позволю этим ничтожным смертным использовать свою стихию без позволения? Ты и сам прекрасно знаешь ответ, - хмыкает. – Чтож, я понимаю твоё недовольство. Ты хочешь быть посвящённым в нюансы плана. Хочешь понимать, ради чего сражаешься и, быть может, даже умрёшь. Не так ли?
Он смеется надо мной. Потешается. Считает, что так демонстрирует мне свое превосходство и величие. Видит во мне всего лишь выдрессированного пса, и при каждом удобном случае не стесняется об этом напомнить. Признаться, это раздражает. Я не отличаюсь стойкостью к издевкам. И с удовольствием свернул бы шею любому, кто посмел бы надо мной насмехаться. Но по мою левую руку сидит не любой. Он властен надо мной и способен сжечь меня в любую секунду, будь на то его прихоть. И он прекрасно знает, что я это понимаю. Я держу свои желания под контролем, и мое лицо не выражает ничего, кроме едва уловимой усмешки.
«Сегодня я особенно уморителен именно потому, что ты сделал меня таким. Я оперирую теми знаниями, что получил за несколько часов. Женщина назвала это магией – я называю это магией. Знаю я, что это дарованная тобой сила ? Нет. Потому что ты сделал меня таким. Хочу я обладать властью над светом ? Да. Потому что ты сделал меня таким. Почему я, настроил Арианну против себя, попытавшись научиться магии именно таким образом ?» Я улыбнулся собеседнику, позволяя тому самому ответить на этот вопрос. Помни создатель, что ситуация в которой мы находимся, в конечном счете – лишь отражение твоих собственных свершений и твоих же собственных планов. Потому что высшее существо из нас двоих только одно, и это не я.»
«Это не недовольство. Я готов сражаться и готов умирать. Я хочу знать свою цель, чтобы я смог ее достичь. Чем больше я знаю, тем я сильнее, и сейчас ты определяешь силу своего орудия. Ты волен не сказать ничего, и, вероятно, обречь меня и весь свой план на провал или сказать достаточно и позволить мне добиться успеха. Так какова твоя воля ?»
- Впечатляющая самокритичность, - изрекает он, самодовольно почёсывая подбородок. – Обычно вы пытаетесь проявлять куда большую независимость. Впрочем, это не имеет никакого значения. Создатель неторопливо поднимается на ноги. - Можешь считать, что у меня хорошее настроение - я освежу слегка твою память и расскажу немного о твоей миссии. Отходит чуть в сторону. - Как ты знаешь – вернее, когда-то знал, существует практически бесконечное множество вселенных и параллельных миров. Утро вокруг сменяется на кромешную темень – и всё лишь затем, чтобы проекция Аполлона стала нагляднее. В воздухе перед тобой вспыхивает колоссальное множество сияющих точек, символизирующих, по всей видимости, упомянутые миры. - Мы, Создатели – вы, смертные, зовёте нас обычно богами, пытаемся следить за порядком в континууме, одновременно препятствуя разрушительной энтропии. Да, Нигушур, сами пространство и время действительно трещат по швам и до сих пор целы лишь благодаря нашим усилиям. Некоторые создатели, в их числе я, - подмечает с ухмылкой. – Активнее иных вмешиваются в естественный ход вещей и пытаются предотвратить вселенский коллапс. Другие же, наивные идиоты, в своей глупости полагают, что в их распоряжении всё время мира – и даже не замечают, как его последние песчинки проскальзывают между неплотно сжатыми пальцами. Дело в том, что естественная энтропия – не единственная наша проблема. Мы находимся в настоящей войне – войне, которую почти что уже проиграли. Ты внимательно наблюдаешь за демонстрационной проекцией – и наконец понимаешь, что тебя обеспокоило сразу же. Один за другим, сияющие шарики гаснут, растворяясь в окружающей темноте. Стремительно, но, практически незаметно из-за колоссального их количества. - Но, даже не смотря на это, некоторые из моих сородичей до сих пор отказываются признавать сам факт наличия посторонней агрессии, - презрительно фыркает. – Тупоголовые обезьяны. Как видишь, охотник, тьма наступает. Наступает одновременно по разным фронтам, поглощая один за другим наши миры. Проекция развеивается, повинуясь мимолётному движению ладони Создателя. И вновь вступает в свои права раннее утро. - И каждый провал одного из охотников – это гибель целой вселенной. Именно поэтому, Нигушур, ты должен догнать девочку и удостовериться, что она доведёт до конца ритуал.
В ответ на его комментарий, мне едва удается сдержать желчный смешок: этот бог света настолько слеп и самовлюблен, что воспринимает как акт повиновения обвинение в недальновидности и глупости. Я сказал ему о том, что если бы он не заигрался во всесильного владыку, лишив меня памяти и молча «намекая» на мою цель, вместо того, чтобы объяснить свои планы заранее, мы бы с Арианной уже подъезжали к храму. Он же пропустил все это мимо ушей, видимо, пытаясь не выказать восторг от того, что я назвал его высшим существом. Забавно.
Когда я только открыл глаза и бросился сражаться с бестией по повелению своего созидателя, я мнил его чем-то всеведущим. Бесконечно мудрым и сильным. Я ошибался. Орудие оказалось в руках самодовольного болвана, раба собственного эго. Пусть. Не мне выливать ушат ледяной воды в лицо упивающемуся собственными грезами богу. Я никогда не был дураком и декларируя, что являюсь всего лишь жаждущим быть примененным в бою орудием, не называл создателю другие две части собственного кодекса: жажду быть, как выразился владыка света, «охотником» лишь потому, что такое служение делает меня сильнее, и служение ровно до тех пор, пока мой повелитель способен сделать меня сильнее. И момент, когда ему будет нечего мне предложить, может оказаться намного ближе, чем я думал.
Создатель завершает свою речь. И в установившейся многозначительной тишине раскатами грома звучат три моих медленных хлопка. «Прекрасная презентация, владыка, я чувствую себя вдохновленным сражаться и умирать за наше дело как никогда. Но ты рассказал мне о ходе целой кампании, когда мне нужны были обстоятельства одного боя. Кто наш враг на этот раз ? Эти чудовища не могли взяться сами собой, учитывая с каким упорством они пытаются лишить жизни твою избранную, а значит, их кто-то направляет. Как победить этих тварей ? Мечом и светом женщины - понятно, более чем достаточно, но, возможно, ты знаешь еще что-то, что может прийтись кстати. Известны ли тебе планы врага ? Может, с высоты ты уже видишь, как они собираются в стаю и пытаются устроить нам засаду у храма. Не хочешь ли ты рассказать мне еще чего-то важного для успеха моей миссии ?»
Каким бы напыщенным и самовлюблённым болваном не казался тебе Аполлон, столь откровенного издевательство даже он не смог не заметить. Обращённый на тебя неприязненный взор ясных голубых глаз вполне однозначно напоминает, что за подобное отношение к божеству неминуемо полагается наказание. Кажется, он понимает, что в своей заключительно речи ты над ним откровенно глумишься. Необычная для создателя задумчивая улыбка лишь подтверждает твои опасения – словно он размышляет, как именно отплатить тебе за чрезмерную дерзость. И в такие моменты он особенно опасен в силу своей безумной непредсказуемости. Кто знает, какое наказание может родить воспалённое сознание этого лучезарного эгоиста? Так или иначе, сказанные им дальше слова никак не подкрепляют твоих подозрений. - Этот мир – своеобразная укреплённая точка на линии фронта, - произносит Аполлон как-то особенно тихо, сосредоточенно разглядывая траву под ногами. – Я позаботился о дополнительной системе защиты – тысячелетия назад, по местному исчислению, создал орден и храм. К слову, твоя белокурая подружка знает меня как преподобного Арамеса, бессменного магистра ордена и единоличного хранителя света. Присвоенные себе же громкие титулы он перечисляет с нарциссическим наслаждением. - Благодаря повторяемому раз в сотню лет несложному ритуалу, нам без труда удаётся отгонять наседающий мрак. И время очередного ритуала, как ты уже догадался, вот-вот наступит. Тогда, на дороге, ты одолел не просто монстра – одного из скажённых охотников. Я не в первый раз сталкиваюсь с этими отвратительными созданиями – и, уверен, что вокруг храма рыскает не один. Но по-настоящему тебе стоит бояться не этих отвратительных шавок. Опасайся клубящейся вокруг первородного пламени темноты. Аполлон смотрит на тебя исподлобья и уверенно произносит: - Обещаю, в нужный момент ты почувствуешь, что и как нужно делать. И в этот момент ты не останешься без поддержки. А теперь, Нигушур, пора просыпаться - времени остаётся немного.
Значит, то противоестественное существо, сраженное мною, когда-то было человеком ? От такой мысли по спине пробегала дрожь. Сложно даже представить, какая извращенная сила способна преобразить тело до неузнаваемости. Или чья воля. Воистину, враг, с которым я сражаюсь по воле своего создателя, невероятно могущественен. Об этом говорит и то, что, несмотря на мои усилия, усилия подобных мне и даже тщания самих богов, тьма все же берет верх. Шаг за шагом. Мир за миром. Они гаснут с ужасающей скоростью, а все что нам остается – лишь с отчаянием отбиваться от приближающегося ничто и надеяться, что мы, люди, сможем что-нибудь придумать, пока не стало слишком поздно, пока мироздание не обратилось в прах и не погребло нас под своими обломками. Тем не менее, нужно бороться. Бороться хотя бы из отчаяния. По крайней мере, это единственное, что остается помимо того, чтобы рухнуть в бессилии и ничтожности своей на колени и склонить голову перед топором палача. Кто знает, быть может, божественное орудие в руках этого самодовольного божка сможет выиграть время, для изобретения плана, может даже, и само станет сильнее, закалится во мраке и предотвратит надвигающееся поражение.
Киваю. Теперь уже мрачно и серьезно. Без тени насмешки. «Принимаю твое обещание. Я готов достигнуть цели, пробуждай меня». Встаю, как, если бы это имело какое-то значение. И бросаю взгляд на свое тело со стороны последний раз.
|
Действия Дженны оказались практически безрезультатны. Не то, что бы девушка была такой уж слабенькой, но и старик по габаритам явно её превышал. Поэтому продвижение к столу длилось дольше, чем ей бы хотелось. Впрочем, она и не думала всерьёз, что будет тащить его в одиночку. Лео почти сразу подошёл к ней, взял за шкирку учёного и без всяких усилий потащил к стенке, не останавливаясь, чтобы выслушать её вероятные возражения. Дженна выпрямилась. Хотела что-то сказать ему в спину, но не стала. Ей, конечно, импонировало, что он всегда и во всём помогает, с того самого момента, когда она смогла достучаться до его изувеченного барьерами и установками сознания, но вот так постоянно стоять в сторонке и смотреть она не могла. Роль отстранённого зрителя, инфантильной и ничего не могущей без мужского вмешательства девицы ей претила. И она отчего-то до сих пор ощущала слабый привкус вины, как будто она была повинна в том, что с ним произошло… Или просто пользовалась им как средством достижения цели.
Её собственные мысли словно нашли отражение в его словах. Возможно, не так явно. И никаких обвинений в её адрес не было сказано. Но Дженна, прислонившись к стене и наблюдая за Лео, что раз за разом сжимал в бессильной ярости кулак, ощутила некую… грусть. Обиду и за него, и за всех, кто был к этим опытам невольно причастен. И вновь ей вспомнилось, что она – далеко не единственная подопытная. И чувство вины стало таким нестерпимым… Потому что теперь она была виновата не только перед Лео. Но и перед всеми этими несчастными людьми – за своё везение. - Я понимаю, - каким-то особенно тихим и бесцветным голосом отозвалась девушка, опустив глаза на пол. Она не была уверена, что он расслышал её слова, ибо в тот момент говорил об Отто. Вновь об убийстве…
Он не понимает. Он научен убивать. У него сидит это в голове. Дженна же… Дженна – дитя иного мира. Мира, где не всё так безупречно, но где не убивают людей при первой же возможности. Она знала, что, если бы не психологический барьер, он давно бы прикончил Эйзенхауэра. Но она – не могла. Если ей будет угрожать смертельная опасность, вряд ли рефлексы её подведут, но сознательное убийство… У неё были определённые мысли. По поводу того, что делать с Отто и его лабораторией. Уже озвученное солдатом предложение всё больше посещало её голову… Это будет уже иная смерть. Не убийство. Но – уничтожение угрозы этому миру. Взорвать комплекс вместе с Эйзенхауэром и всеми несчастными подопытными. Готова ли ты, Дженна, взять на себя такое?
…Коридоры комплекса встретили их мёртвой тишиной. Ни роботов, ни людей. Казалось, он просто вымер. Если здесь всё ещё происходили учения солдат, то звуки боя явно не могли просочиться сквозь толстые стены этого лабиринта. Или же Лео, зная обходные пути, вёл их самым безопасным. Дженна следовала за ним и старалась не отставать. Стопы уже привыкли к холоду, но слегка онемевшие ноги передвигались хуже, чем могли бы, имея на себе обувь. Да и заданный Лео темп нельзя было назвать размеренным и неспешным. Они шли в молчании. Даже если Дженна и хотела заговорить, она попросту не решалась; и думала, что Лео молчит по тем же соображениям, хоть испытывает, вероятно, меньший страх перед возможностью столкнуться с кем-то из персонала. В той небольшой комнатке она чувствовала себя в куда большей безопасности, чем здесь, в переплетении коридоров. Казалось, что отовсюду из-за угла может показаться сотрудник комплекса, солдат или робот, и эти навеянные воображением образы щекотали нервы. И как бы парадоксально это ни звучало, но и придавали их шествию некий азарт.
В конце концов, Лео привёл её к одной из множества дверей. Стандартная процедура сканирования отпечатков, за которой девушка не смогла наблюдать – уж очень Лео был высок, чтобы так просто выглянуть из-за его плеча, - но услышала знакомые звуки разблокировки. Створки дверей распахнулись, впуская посетителей в помещение… Первое мгновение Дженна застыла на пороге, охватывая взглядом открывшееся ей зрелище. Можно сказать, у неё захватило дух от представшей картины, а чувство азарта, что так приятно жгло ещё с момента выхода из операционной, многократно усилилось. Далеко не все вещи были способны вывести её из равновесия в хорошем смысле, а девушке в который раз пришла мысль о фетишизме. И отчего-то из глубин памяти выплыло воспоминание. О том, как она выбирала себе оружие на линкоре, стоя рядом с Фрэнком... - У-у-у… мои крошки, вы прекрасны, - подходя к стендам, обратилась она непосредственно к их содержимому, словно забыв о присутствии Лео, который в этот момент подбирал себе оружие. Тачки. Космолёты. Оружие. Чем их больше и чем они экзотичнее, тем счастливее себя чувствует Дженна.
Прикусив губу, девушка принялась деловито осматривать «товар», не лишая себя возможности его пощупать и взвесить. Как оказалось, ассортимент милых её сердцу «крошек» оказался невелик. Пистолет, штурмовая и снайперская винтовка. Но хотя бы это – Дженна не жаловалась. Лео уже выбрал себе оружие, так что ей пришлось с выбором поторопиться. Не хотелось дольше необходимого задерживаться в этом комплексе. С сожалением Дженна отложила снайперку. Любила этот вид оружия, но редко удавалось им пользоваться. В данном случае, в относительно узких пространствах оно совершенно не подходило. А вот обычная штурмовая винтовка вполне отвечала всем требованиям. Как и пистолет. Ну что, девочка, ты уже не так беззащитна!..
Вооружившись, Дженна застыла, оглядывая себя. Усмехнулась. Оружие вкупе с туникой выглядели странно. Впрочем, вряд ли кому-то до этого будет дело. - Жаль, что снаряжению в этом арсенале не нашлось места. Теперь я выгляжу не как беглянка из психушки, а как очень опасная беглянка из психушки, - посмеялась Дженна. После чего взглянула на Лео, а вернее – на искалеченную руку. Кровь почти прекратилась, но всё же была. Да и в целом смотреть на это зрелище было не особо приятно. Как он ещё умудрился вооружиться одной рукой?.. – Тут есть поблизости медпункт? На твою руку страшно смотреть. Говоря это, Дженна опустила винтовку на спину и принялась... в буквальном смысле рвать на себе одежду. Кусок ткани на бедре - мелочь, она и так не особо одета, чтобы придать значение небольшому вырезу на этой уродливой тунике. Избавившись от какой-то её части, Коулман подошла к парню. - Руку, - деловито произнесла, кивая на раненную конечность.
-
- У-у-у… мои крошки, вы прекрасны, - подходя к стендам, обратилась она непосредственно к их содержимому, словно забыв о присутствии Лео, который в этот момент подбирал себе оружие. Тачки. Космолёты. Оружие. Чем их больше и чем они экзотичнее, тем счастливее себя чувствует Дженна. Интересная грань персонажа. Пост очень классный.
|
|
|
«Сказка действительно красивая», - соглашаюсь я с Арианной. И до жути идеалистичная. Романтичные юнцы, убогие и обездоленные очень любят такие истории. Тем, кто не способен защитить себя, очень нравится верить в то, что существуют добрые и благородные борцы со злом. Рыцари без страха и упрека, готовые пожертвовать своей жизнью ради других. И если верящие в это глупцы не могут найти таких рыцарей сами, они сочиняют небылицы, поселяют этих борцов с несправедливостью на небеса. Как будто, если никому из этого мира не нужны бесхребетные ничтожества, то найдется кто-то среди звезд. Я сам, хоть, похоже, и схож в умениях и возможностях с этими «охотниками», являюсь лишь орудием. Орудию все равно, что разить: злодея или добродетеля, чудовище или грудного младенца. Орудие пользуется своей силой, пока у него есть цель, и есть хозяин. Пока оно исполняет цель, служа хозяину, оно становится сильнее. И служит оно хозяину только до тех пор, пока он может направить орудие и сделать тем самым его сильнее. Все просто и все честно. Так, наверное, живут и другие «странники», если, вообще существуют.
Девушка тянет руку в костер. Я не пытаюсь ее остановить. Смотрю, заинтересованно ожидая, что произойдет. Меня не заботит, если она получит ожоги по своей глупости. Я дал слово защищать ее от смертельной опасности, а не от самой себя. Более того, она уже не раз доказала, что способна на большее, чем обычная девица. Пламя не трогает ее. Но отдает ей свой свет и тепло. Её воля придает им форму цветка. Затем живого создания. Подобия, по крайней мере. Устремляется, повинуясь желаниям, чтобы рассыпаться солнечной пылью во тьме. Это захватывает дух. Великолепие могущества и власти над светом.
«Научи меня», - мой голос остается спокойным, но взгляд выдает восхищение и волнение. «Покажи, как ты это делаешь, расскажи, что внутри тебя происходит. Объясни, смысл сотворяемых тобой знаков, и ты больше не будешь должна мне просьбу».
В ответ на твою просьбу Арианна лишь рассмеялась. - Я не могу обучить тебя этому, Нигушур. При всём желании не могу. Ты не член Ордена, ты не проходил Посвящение, у тебя даже нет нашего талисмана… Нас с самого детства учат этому, учат годами. Нет ни единого шанса, что я смогу за несколько часов обучить магии совершенно незнакомого с ней человека, - она говорит искренне и уверенно. Не похоже, что увиливает или же врёт.
«А ты попробуй», - широко улыбаюсь я в ответ на ее веселье. В улыбке этой, впрочем, нет ни капли смеха. И ни капли вежливости. «Хотя бы самым основам. Я – прилежный ученик и быстро учусь. Мы же в любом случае не сможем двинуться отсюда до рассвета, а так проведем время с пользой. Если быть членом ордена, чтобы обучаться – формальность, думаю, мы можем ее опустить. В качестве благодарности за спасение. Если составляющая магии, прими меня в него или расскажи, как им стать самостоятельно. Ты должна знать. Амулет… Его наверняка можно изготовить или ты можешь отдать мне один из тех, что у тебя в сумке. Ты же ведь не хочешь разрушить нашу связь словом ? Она заключается не просто так, и ее разрушение может повлечь за собой очень печальные последствия».
- Не простая формальность, - отрицательно качает головой Арианна. – И я не обладаю достаточной властью, чтобы принять тебя лично. И не могу дать тебе чужой талисман, они обладают особой связью с владельцем. Она ненадолго замолкает, задумавшись. - Я не смогу научить тебя нашей магии, Нигушур. При всём желании не смогу.
«Что же такого происходит на посвящении, что открывает в человеке способности к магии ?» Замечаю, что «игра в вопросы» перестает быть игрой, превращаясь понемногу в некое подобие допроса. Теперь, когда задета тема владения магией. Задета моя жажда и страсть. Я вцепился в эту соломинку к власти над светом и не отпущу ее. Так или иначе, я намерен добиться своей новой цели. Во что бы то ни стало.
«Если талисман связан с владельцем и не передается, значит, их изготавливают. Как это делают ?»
- Это сложно объяснить, Нигушур, - спокойно и терпеливо отвечает тебе Арианна. – Каждый человек является своеобразным… Проводником. Существом, способным воспринимать и пропускать сквозь себя магическую энергию, преобразовывая её на выходе в нечто иное. Чаще всего – именно то, что и пытался получить заклинатель. Во время обряда посвящения один из магистров направляет свою энергию в сердце ученика, помогает ему прочувствовать и ощутить безграничные запасы магии света в пространстве… Но даже тогда, после этого, даже лучшие из нас оказываются ни на что не способны. Ни на что не способны без талисмана, который многократно усиливает магические способности своего обладателя. И секреты его изготовления мне неизвестны. Пальцы девушки продолжают нервно перебирать серебряную цепочку на шее. - Тогда я была в опасности, мне было страшно. Я хотела лишь защититься и свет проявился ослепительной вспышкой. Это существо, эта жуткая… Тварь… - голос Арианны дрожит. – То, с какой лёгкостью оно расправилось с лучшими рыцарями Ордена… Я никогда прежде не видела ничего подобного. Она внимательно смотрит на тебя. И, кажется, в недрах бездонных озёр голубых глаз ты видишь отражение жуткого оскала поверженного порождения мрака. - Словно сама ночь разверзлась и породила это создание. Я ощутила, буквально прочувствовала, истинную важность возложенной на меня миссии… Поверь мне, Нигушур, если подобные твари появляются при свете дня и не прячутся, скрываясь в тенях, это может означать лишь одно. Древние и Настоятель всегда были правы - Пламя медленно угасает. Мы непременно должны провести ритуал как можно скорее.
«Дай угадаю, и ты еще не способна направить энергию в сердце и сделать другого своим учеником ?» , - в моем голосе начинает угадываться разочарование.
Девушка рассказывает мне, что смогла сотворить столь мощную магию лишь в бессознательном порыве отчаяния. Страха перед смертью и желания выполнить свое задание. И у меня рождается идея. Вспыхивает крошечной искоркой надежда, что я все же смогу получить желаемое. Я поднимаю на нее взгляд своих темных глаз, и в них вновь читается интерес. Но сначала мне нужно выяснить еще кое-что.
«Можешь создать свой цветок снова ? Я хочу его коснуться».
- Нет, - она улыбается, словно бы извиняясь за беспомощность. – На это способны только магистры. В ответ на твой следующий вопрос Арианна кивает. - Могу. Но ведь это пустяк, просто бесполезная безделушка… - пожав плечами, слегка нахмуривается. Ты видишь, как в глубинах голубых глаз девушки проскальзывают золотые искры. Как вспыхивает, появляясь из ниоткуда, над её ладонью крошечный светлячок. Секунда – и он трансформируется, превращаясь в небольшую вытянутую свечу, на кончике которой полыхает маленький огонёк, сотканный, кажется, из жидкого света.
В этот раз я наблюдаю за ней тщательно, словно пытаясь разглядеть в Арианне те самые потоки магической энергии, о которых она говорит. Наблюдаю за тем, как к лазури ее глаз примешивается золото. Вижу, как разрастается ядрышко света, играючи меняет формы. На секунду мне кажется, что этот танец форм намерен. Что она пытается поразить меня им словно фокусник годовалого ребенка.
Я медленно и осторожно протягиваю к желанному свету свою руку, будто боясь спугнуть его, и пытаюсь прочувствовать каждой клеточкой своего тела эту сияющую материю. Мне интересно, остается ли свет в ее руках всего лишь иллюзией или наполнен той самой волшебной силой.
«Пустяк, говоришь ? А что бы было для тебя не пустяком ? Что ты можешь сделать со светом, затратив все свои умения ?»
Твои пальцы беспрепятственно проходят сквозь созданную Арианной свечу – свет, вопреки обманчивому впечатлению материальности, совершенно бесплотен. Повинуясь желанию девушки, свеча обтекает твою ладонь, подлетает чуть выше, превращаясь в небольшую лучистую сферу. - Красиво, правда? – спрашивает она с улыбкой. И тут же отвечает, уже совершенно серьёзно: - В нашем мире, странник, свет – ещё одна форма оружия. Оружия Ордена в вечной борьбе с наступающей ночью. Свет неприятен для существ, который черпают свои силы из первозданного мрака. Он способен ранить их и даже убить. Если я захочу выложиться по полной, позволить энергии меня полностью опустошить… Чтож, думаю, я смогла бы ненадолго развеять эту ночь. Разогнать в самых потаённых уголках даже тени. По крайней мере, смогла бы в теории.
Я не отвечаю ни на ее улыбку, ни на ее слова. Полностью поглощенный происходящим. Она любуется рукотворным светом, видит в том, что сейчас делает развлечение, несмотря на то, что живет в таком мире и сражается с порождениями тьмы. Наверное, она может себе это позволить. Приручив эту силу, играть с ней словно божество со своим творением. Я не могу. И для меня повисший передо мной шар магического сияния – совсем не игрушка. «А если бы ты попыталась не охватить своим светом весь этот покрытый мраком мир, а наоборот, направить свечение и собрать лучи в одной точке ?» , - руки мои тем временем попытались выхватить кусочек сферы, закрыв его от целого. Интересно, пропадет ли он или останется на месте ? «Ты никогда не играла с кусочком кривого стекла ? Не пыталась поджечь через него солнечными лучами сухой мох или траву ? Как думаешь, могла бы ты своей силой развести костер ? Или прожечь кусок дерева ?»
Закончив изучать сферу, я снова посмотрел в ее глаза, напоминающие теперь дневной небосвод с сияющем на нем светилом, и кивнул в сторону золотистой фигуры. «Можешь сделать ее теплой, как бывает теплым солнечный свет, или, например, твердой ?»
Отделённый от общего источника свет пропадает. Просто развеивается. Сфера, впрочем, моментально восстанавливает целостность, стоит тебе чуть отвести в сторону руку. Очередной твой вопрос заставляет Арианну задуматься, позволив сфере рассеяться. Вновь лишь потрескивающее пламя костра отгоняет от вашего уютного лагеря безграничные ужасы ночи. - Нет, - девушка медленно качает в ответ головой. – Я никогда не пробовала, но… Не думаю, что такое возможно. Я не знаю, как это сделать.
«Интересно», - меня тут же посещают мысли по поводу этих занятных опытов. «Значит, она не создает свет, подобно материи. Она собирает свою так называемую «магическую энергию» в какую-то точку, превращая ее в источник самого обычного света. Он горит ярко, но не может обойти мою руку. Ее свет не дает тепла. Ни частички. Иначе я бы почувствовал хоть что-то, когда пронес руку сквозь ее светлячка. Это значит, что магический свет не порожден пламенем, подобно тому, настоящему, что отгоняет от нас тьму, или жаркому солнцу, освещающему наш путь днем. Просто свечение. Она не управляет светом. Это всего лишь фокус. Действительно игрушка, оказавшаяся удобной, для борьбы с чудовищами мрака. А вспышка, которой она могла бы прогнать ночь – просто очень большой маячок света. И нет в самой этой силе ничего такого, что жгло бы обитающих в ночи. Обжечь их можно даже светом от обычного факела».
Я разочарован. Уже в который раз за этот короткий вечер. «Этого достаточно». Неопределенный жест в сторону сферы. Я упираюсь в колени и встаю с места. Ночной воздух обдает лицо холодом. Мой меч и щит все еще висят у меня за спиной. Надежные, настоящие. Надежда повелевать светом обратилась дымом и зеркалами. Лишь только на искусство владения клинком я могу положиться в этом путешествии. Впрочем, оставался еще один факт. То, с какой силой отлетела прочь кровожадная бестия, опаленная вспышкой. Несмотря на то, что я не смогу вспомнить, даже если бы и был свидетелем такого прежде, это кажется необычным. Обычный свет не может такого сделать. И я хочу проверить это тоже. Отхожу к самому краю круга света. И оборачиваюсь к спутнице. Инстинкты бьют тревогу. Спиной ощущаю сотни взглядов, устремленных мне в спину. Разум рисует щупальце, ложащееся мне на плечо. Отмахиваюсь от видений.
«Сейчас я на тебя нападу». В подтверждение слов рука обхватила шершавую рукоять. «Я хочу, чтобы ты меня остановила. Рань своей магией. Сбей с ног, как сбила чудовище. Придумай еще что-нибудь. Буду, кстати, признателен, если после этого останусь жив. Бежать тебе не куда, если не хочешь быть разодранной на части во тьме. Оружие не поможет – ты не удастся нанести мне им вред. Ослепление не поможет – как только я приду в себя, нападу снова. Я дам тебе десять секунд на раздумья».
Если она не способна меня научить, есть другой способ. Намного менее надежный. Намного более тяжелый. Но, все же, способ. Когда-то я слышал от мудрого человека одно выражение. Или, возможно, читал. Не уверен в обстоятельствах. Но уверен в смысле: «То, что нас не убивает, делает нас сильнее». Арианна сказала, что смогла защититься, потому что ей было страшно. Она не сотворила заклинание осознанно. Может, страх придаст ей сил и в этот раз. И она сделает своим волшебством что-то, что кажется ей выше ее сил. За одно и проверим, вдруг, эта женщина просто врет, что ничего не может, потому что я не из Ордена. Посмотрим.
«Десять…»
Арианна смотрит на тебя с удивлением и испугом. Новая идея кажется ей странной, безумной, даже бредовой. Весело пляшущие языки пламени вашего костерка отбрасывают на лицо девушки глубокие тени, среди которых ледяными озёрами сияют её невинные голубые глаза. - Зачем? – кажется, на этот раз в мелодичном голосе собеседницы ты различаешь не только страх и мольбу, но и злость. Она тоже поднимается в своих белых одеждах – светлые волосы непослушным водопадом рассыпаются по плечам. Даже выпрямившись в полный рост Арианна оказывается ниже тебя едва ли не на целую голову. Так и смотрит – снизу вверх, немного затравленно, задрав подбородок. - Чего ты добиваешься, Нигушур? Что и кому пытаешься доказать? – её звонкий голос разносится над пустынной равниной. - Если ты не собираешься помогать мне – так и скажи, - распаляется всё сильнее, чеканя каждое слово с обидой и злостью. – Я лучше пойду сама, чем стану умолять тебя об оказании милости. Она приподнимает в нервной улыбке уголки губ, подхватывая с земли свою белую сумку. - И знаешь, что, странник? – спрашивает, резко мотнув головой. – Я не настолько боюсь темноты, как ты, видимо, думаешь! Поворачивается к тебе спиной и смело идёт, уходя прочь от костра.
«Доказать ?!», - мои слова сопровождаются удивленным смешком. «Мне не нужно ничего никому доказывать. И объяснять тоже. Люди делятся на две категории: одним объяснять бесполезно, другим попросту опасно. Забыл добавить: слова тоже не помогут. Меня ими не остановишь. Шагай во тьму, если хочешь, не ее тебе надо бояться. Три…»
Меч выскользнул из своей темницы. Негромкий шелест стали о ножны прорезал тишину. Очертил кончиком меча по земле дугу. Развернулся плечом к уходящей беззащитной фигуре. Как же я хотел бы, чтобы это было все же не так. Хоть что-нибудь. Давай же.
«Два…»
Останавливается, опустив голову. Уже за пределами отбрасываемого костром светового кольца. Медленно поворачивается. На лице и в глубине пронзительных глаз ты видишь невесть откуда взявшуюся решимость. Арианна смотрит на тебя со странной смесью страха и ненависти – от недавнего позитивного настроя не осталось теперь и следа. Тонкие губы девушки едва заметно подрагивают в нервной улыбке - она продолжает перебирать пальцами серебряную цепь медальона. - Знаешь, - её голос немного дрожит, но, в целом, достаточно успешно доносит презрение. – Когда ты появился и зарубил то чудовище… Я подумала, что ты – посланников богов. Знамение свыше. Но на самом деле… Твой обратный отсчёт, тем временем, завершается.
Наклоняю голову набок. «Но на самом деле…», - вторю за ней эхом с полувопросительной интонацией. «Пора».
Рывок вперед. Простой. По прямой. Двигаюсь быстро, как если бы сражался с бестией. Или любым другим противником. Ноги пружинят о землю. Промчавшись две трети пути, замедляюсь. Это все еще спринт. Но уже на скорости, которую смог бы развить любой. Замахиваюсь дугой. Широкой. Неправильной. Показной. Никогда бы так не ударил. Убийца поступил бы по-другому: короткий, быстрый укол в живот или горло. Чем ближе к ней, тем ленивей движения. Мышцы ноют протестующее. Лезвие остановится не ближе чем в двух ладонях. Ее жизнь оборвется, только если сама шагнет под меч. Было бы печально. Тем не менее, слежу за каждым ее движением внимательно. Она бесполезна. Или все же ?
Скользишь навстречу, а Арианна даже не думает двигаться с места. И не только потому, что просто не успевает – она не пытается даже просто отвести взгляд или же заслониться руками. Полный холодной ненависти сапфировый взгляд обжигает – в эти секунды блондинка куда сильнее напоминает тебе воинственную амазонку или какую-то прекрасную фурию, чем запуганную и беззащитную девушку. За мгновение до того, как ты замахиваешься для своего показного удара, что-то меняется. Глаза девушки вспыхивают, наполняясь, на крошечную долю секунды, расплавленным светом – и теперь она действительно походит скорее на богиню, чем на обычного человека. А сразу после – этот свет вырывается потоком наружу, бесстрашно устремляясь тебе навстречу и разрывая на куски обманчиво тихую ночь. Вполне ощутимо бьёт тебя в грудь – настолько сильно, что разом выбивает весь воздух из лёгких. Рукоять меча выскальзывает из пальцев, а сам ты – отлетаешь, отброшенный могучим ударом. Долю секунды ты можешь наслаждаться тишиной и покоем – среди невесомости и сулящего покой и безопасность мягкого света, заполонившего собой, кажется, весь окружающий мир. Но, следом – резкий удар затылком о землю. И всё вокруг заполоняет абсолютная темнота.
-
За отыгрыш на протяжении всей сцены)
-
Напросился на неприятности) Интересно было почитать. Красивый пост, отличный отыгрыш.
|
-
Но иногда создавалось ощущение, что Земля давно уже стала адом и все эти слова про добро, зло, выбор, даже сам по себе Бал ста королей - всего лишь дань традиции. Вот нравится мне эта мимолётная философия, которая периодически проскальзывает ненавязчиво в тексте.
|
И все-таки гражданским не место на войне, даже если эти гражданские гордо щеголяют перед местными чином лейтенанта. Не вышло из Сильвии солдата, не вышло – и все тут. Отчаянная решимость и искренняя вера оказались не в состоянии заменить опыт и подготовку: лазерные лучи так и не попали в цель. Женщина только и успела, что мысленно проклясть себя за досадное отсутствие меткости, как неприятели открыли ответный огонь. Их стрельба мигом наглядно продемонстрировала разницу в подготовке: психолога не спасли ни готовность к ответному огню, ни то, что большая часть ее тела оставалась в укрытии. Сам момент попадания ввязавшаяся не в свою войну мобеда даже не отсекла – вот только что глаза на долю секунды ослепли от плотного снопа лучей, как тут же тело прошила боль.
В первый момент Сильвии показалось, что она убита и умирает – никогда впредь жившей большую часть своей жизни в сытом тепле и довольстве женщине не доводилось испытывать столь острых страданий. Голова гудела, уши не слышали ничего, кроме дикого бешенного набатного звона, все тело словно бы погрузилось в раскаленную лаву. Лишь чудом психолог сумела остаться на грани сознания, хотя блаженное забытье мрачной тенью маячило неподалеку. Во рту пересохло, и первую секунду она даже была не в силах вымолвить ни звука. Но боль нарастала и нарастала, поднималась, как поднимается полоса прибоя, заполняя собой все естество ван Эллемеет. И тогда Сильвия закричала: протяжно, надрывно – словно и не человек, а смертельно раненная лань. Ноги подкосились, и психолог рухнула на землю, в грязь и пыль. Вся сжавшись, она кричала от боли, а когда голос сорвался – стонала. Вместе с продолжением боли из глубин мозга стало поступать холодное осознание, порожденное медицинским образованием: раз больно, значит она жива. А раз она еще не умерла, то куда более живые противники сейчас придут и исправят эту оплошность. Надо было встать, подняться и отбиваться до последнего – в глубине души мобеда это понимала. Вот только сил сопротивляться не было. Психолог смирилась со своей участью – что бы она не делала, ей не выжить.
Вот только у судьбы были на последнюю оставшуюся в живых сотрудницу «Надежды» другие планы. Когда над ней склонилась мужская фигура, леди ван Эллемеет поняла, что обречена. Сильвия чувствовала болезненно-острую горечь и обиду: н что она такого сделала, чем прогневила Ормузда, что теперь умирает во цвете лет, не сделав многое из того, что могла и должна была бы. А еще чувствовала глухую досаду: она так хорошо жила, так счастливо и безмятежно, родители и Лайонел были ей надежей и опорой, а она их бросила ради своей веры и эфемерных целей. И ради чего? Чтобы умереть на заштатном мирке, так ничего и не сделав? Зачем, зачем ей это надо было? Могла же ведь, могла продолжать жить тихой мужниной женой и горя не ведать. А теперь – только смерть. И страх.
Но ожиданиям женщины не суждено было сбыться. Когда ее заставили подняться, она боялась, что ее расстреляют или будут пытать, но зрелище, открывшееся сквозь завесу слез, радикально переменило ожидания мобеды. Взорванный кар, раскиданные бездвижные тела солдат, абсолютно цивильный вид волокущего ее человека – не надо было обладать даром пророчества, чтобы понять, что ее снова спасли повстанцы.
Вместе с этим осознанием даже боль отступила. Не исчезла совсем, но стала меньше, глуше. Пускай гул в ушах не прекращался, ощущение того, что она сбежала из почти уже сомкнувшихся костлявых лап смерти, не могло не радовать. Будь у нее больше сил, психолог бы сейчас прыгала бы и кричала от радости, но ее хватило только не то, чтобы изобразить слабое вымученное подобие улыбки и стараться хоть как-то помочь спасителю впихнуть ее в гравикар.
Машина взлетела, давая Сильвии возможность сполна полюбоваться полем проигранного боя. Мятежники были разгромлены. Путч провалился. Те, кто поднялся против тирании, или умерли, или умирали, или попали в цепкие руки бормановских псов – а это, похоже, похуже самой смерти. Женщина понимала, что это жуткое зрелище должно было пробудить в ней боль и сострадание к несчастным, но сейчас мобеда жалела только себя. Ей никак не удавалось заставить себя сполна осознать, что там, внизу, сейчас гибнут люди – живые, разумные, каждый со своей душой и ценностями. Ни в чем не повинные люди. Все это было словно в тумане, словно бы на картинке, а не взаправду: видение, не более того. Отвернувшись от окна, ван Эллемеет опустила глаза, не желая наблюдать этого. Сквозь боль и никак не прекращающие слезы Сильвия, вся сжавшаяся и мелко дрожащая, негромко произнесла сорванным хриплым голосом: - Нам надо в вашу штаб-квартиру. Или в любое другое место с мощной станцией связи. Мы обязаны, обязаны выйти на связь с «Ренессансом». И еще… Скажите, я сильно ранена?
|
Девушка не знала, как отреагирует Крис на легкомысленно брошенную фразу о том, что оплата произведётся исключительно после помощи. Но почувствовала, что хуже точно не будет, если он сам располагает к подобному тону. Ей хотелось поддержать его, ведь текущий в таком ключе разговор – как раз в её духе. Несмотря на выбранную профессию, Уэллс терпеть не могла официоза или какого-либо напряжения с собеседником – а именно последний фактор и имел место быть в беседе с Крисом… Хотелось любыми способами его развеять, хотя бы невинной шуткой. Но он, кажется, воспринял её серьёзнее. Кэт, побледнев, внимательно смотрела на Эллингтона, словно он только что прочитал её мысли. И чем дольше он говорил о том, что ему не нужны деньги, тем большую тревогу она ощущала. Ведь Кэт продолжала платить Крису за информацию ещё долгое время после начала их отношений, это было чем-то… абсолютно нормальным. Просто не могла поступать иначе. Для человека, способного переступать определённые грани, у неё так же присутствовало одно качество: она не любила долги и старалась по ним расплачиваться. Впрочем, никогда и не печалилась, если тот, кому она должна, не требовал оплаты. Поэтому девушка благоразумно промолчала и в задумчивости опустила глаза. Значит, не из-за денег…
В конце концов, он завершил фразой о том, что помогает ей исключительно по старой дружбе. Что-то в его тоне насторожило девушку, и Кэт почувствовала холодок, ненавязчиво пробежавший по спине, а в голове прозвенел тревожный звоночек. Уже по его интонации она поняла, что он до сих пор прекрасно всё помнит. Но несмотря на собственные опасения и мрачный тон Криса, она ощутила и радость. Отчего-то на душе стало легче, словно он ответил на один из множества волнующих её вопросов. Естественно, ответ так и не прозвучал, но кое-что из его слов Кэт поняла, и теперь смотрела на мужчину потеплевшим взглядом. Ей подумалось… что несмотря на прошлое, угрожающее нарушить едва воцарившийся мир, ему так же, как и ей, не хочется вновь расставаться. Она подняла в радостном порыве руку, но та застыла на полпути, а Кэт слегка смутилась собственному жесту. Была у неё одна привычка: закреплять свою благодарность не только словом «спасибо», но и прикосновением. Бывало, когда он приносил заветную папку с информацией, она касалась его щеки, дарила лёгкий поцелуй, порой – брала с улыбкой за руку. Но сейчас подобное действие могло лишь оттолкнуть… И Уэллс медленно опустила руку обратно на руль. И в этот момент в голову пришла мысль, подкрепляемая твёрдой решимостью, что за спасение сестры она расплатится.
…Кэт замолчала, переводя взгляд на Криса и ожидая его реакции. Сердцебиение слегка участилось: девушка волновалась насчёт того, что мог подумать её собеседник. Произошедшая история ей самой казалась невероятной, а как она представлялась в глазах мужчины Кэт даже не представляла. Крис высказал подтверждающее её домыслы предположение о том, что история действительно кажется странной, и в этот момент выглядел настолько задумчивым, что Уэллс небезосновательно предположила: он слушал её настольно внимательно или настольно невнимательно?.. Но последующая фраза о кисти развеяла её сомнения насчёт его заинтересованности. - Честно говоря, я без понятия, куда её могли отвезти, мне об этом точно не докладывали, - с грустной усмешкой произнесла девушка. – Скорее всего, где-то у вас в лаборатории. Лежит одиноко на полке… Пока о ней никто не вспомнит, - Кэт вздохнула. И с интересом посмотрела на Криса. – А к чему ты о ней заговорил? Думаешь, можно взять отпечатки и пробить по базе личность похитителя?.. – Девушка заметно оживилась, чувствуя, что вот они, очередные плюсы общения с полицейским. Ощутила даже некоторую дрожь предвкушения: и от нового, крайне интересного дела, и от того, насколько быстро они к нему перешли. Но Крис тут же вернул её с небес на землю, напомнив о требующих решения вопросах.
Кэт заметно погрустнела, бросив взгляд на блокнот, лежащий перед рулём, – куда она его закинула, выбегая из машины. Белоснежные страницы были исписаны, а текст местами перечёркнут. Рядом с блокнотом лежал и диктофон – неизменный в работе атрибут. Девушка ощутила до крайности смешанные чувства. С одной стороны, в ней вновь пробуждались долг и ответственность, а также неуёмная энергия, с которой она делала свою работу, и желание наконец её закончить. Но с другой… Пожалуй, она впервые так сопротивлялась сама себе, ведь совершенно не хотела расставаться с Крисом. Так приятно было вновь побыть в его обществе. Даже ощущая, что сейчас всё совсем не так, как раньше. Но уже одно его присутствие, его голос, напоминали ей о былых временах… Она вспомнила себя в прошлом и увидела словно со стороны. Как каждый раз тщательно подбирает гардероб, до мельчайших деталей, - она выбирала исключительно подчёркивающие её достоинства наряды, и большинство из них обладали свойством обтягивать стройную фигуру. Как появлялась перед Крисом, флиртовала и ловила жадные взгляды. Ей так нравилось дразнить его… А потом она не устояла и сама. Но жизнь оказалась куда более сложной штукой.
- В каком состоянии твоя одежда? – Кэт с трудом разлепила пересохшие губы и провела по ним кончиком языка. После чего, мысленно вновь возвращаясь в салон автомобиля, улыбнулась. – Что же подумает твоя свидетельница, если ты придёшь на встречу в мокрой одежде? Кэт взяла в руки телефон, открыла карту и передала Крису. - Вбивай адрес. Если поблизости будет магазин, можно тебя… м-м… немного привести в порядок. Мне кажется, мы только убьём время, если попробуем добраться до дома. На слове «дом» голос, конечно же, предательски дрогнул, и Кэт поспешила заняться замком зажигания. Если они сделают всё быстро, она, возможно, и успеет к назначенному Энтони сроку. Но отчего-то говорить о работе Крису ей очень не хотелось.
|
Ответом ему было молчание. Угрозу в воздухе, казалось, можно было пощупать, настолько ощутима она была. А новенький, хрустящий еще спальный мешок хищно распростал свою темную алчную пасть, принимая мужчину. Эмбер снова заплакала, потеряв из поля зрения отца, пришлось напомнить ей, что это ненадолго. Однако было ли это правдой, не знал никто. Первые пара секунд в зыбкой сумеречной темноте были в буквальном смысле, вышибающими дух. Казалось, будто из тела вытягивают жизнь, способность жить, смысл существования. И всё то время, что провел Итан в плену черного мешка, его окружала ватная изредка поскрипывающая тишина. Ни голоса дочери, ни угроз, ни шагов, ни шороха не ощущал он, сколько бы не пришлось напрягать слух.
За то, что ему сейчас приходилось делать, Итан себя, откровенно говоря, ненавидел. Задыхаясь в затхлой темноте спального мешка физически и морально, старательно прислушивался к любым звукам извне и, от нечего делать, считал секунды. Никаких команд он, впрочем, больше не слышал – словно похитители испарились вместе с деньгами и Эмбер, а он, словно идиот, теряет сейчас драгоценное время. Подозрения мужчины укреплялись с каждой секундой, а его терпения не хватило надолго – не прошло и пяти минут, как Итан, чертыхнувшись, принялся расстёгивать молнию.
Первым в образовавшуюся щелочку Итан заметил отсутствие стула с деньгами, затем, расстегнув молнию до середины – отсутствие дочери. Последнее обстоятельство несколько затмило его разум и тот чуть дольше доносил до Итана смысл изменившейся вокруг него картины. Стены, в общем, остались на месте, но казались новее, а окна вдруг сделались целы; пустой проем,сквозь который он беспрепятственно проник сюда, теперь загораживали внушительные ворота; пол, пять минут назад усеянный битым стеклом и осколками каменной кладки, был относительно чист, а большую часть зала занимали громоздкие неповоротливые с виду станки, и столь же огромные детали, то ли от поездов, то ли от кораблей – все это сейчас было неважно.
Спальник, услужливо предоставивший Итану свое тепло и покой, оказался простым брезентовым мешком как раз его роста. За мутным поделенным на сектора окошком под самым потолком по–прежнему царил день, но было сумрачно – ворота, способные помочь в вопросе освещения, были плотно притерты, а половина окон - заперта ставнями, то есть огромными железными заслонами, грубыми и ржавыми.
В глубине этой полутемной залы почудилось Итану шевеление, а затем раздался оттуда же и стон – густой, протяжный, мужской. Следом слабый голос спросил «Кто здесь? Извольте выйти на свет! У меня пистолет и я так просто не дамся».
Наконец, глаза вычислили силуэт – если воображение и игра света над ним не потешались, Итану предстало сидящее тело, подпирающее спиной стену. Форма головы представлялась необычной и лишь потом он понял, что на незнакомце была шляпа, эдакий котелок, точно как у Чарли Чаплина. Тело восседало, вытянув ноги и уронив беспорядочно руки, точно было пьяно или смертельно устало.
|
|
Наблюдая за лучом, безжалостно режущим металл, и за действиями Эйзенхауэра, Дженна заметно нервничала. Стоя чуть поодаль, скрестив руки на груди и кусая губу, она вглядывалась в то и дело мелькающие надписи на экране. Они не говорили ей ровным счётом ни о чём, но её не покидало чувство, что Отто делает совершенно не то, что от него требуется. Вызывает на подмогу роботов, отсылает шифрованные сообщения, блокирует какие-то двери… И от этих мыслей Коулман сходила с ума. Голова шла кругом от этой неопределённости… В конце концов, учёный выпрямился и взглянул на дверь, где яркий прямоугольник сиял правильными и практически оконченными линиями. Дженна проследила за его взглядом, ощущая, как заколотилось от волнения сердце. Стена, прожжённая лазером, осталась в целости, а двери отчего-то распахнулись, являя взору присутствующих бездушные машины… В первую секунду девушка испугалась их устрашающего вида. Но практически сразу обратила внимание на отсутствие огонька в глазницах. А затем – по их абсолютно недвижимому состоянию – поняла, что роботы вышли из строя. Эйзенхауэр не обманул. Одной проблемой меньше.
Но оставалась и другая. А именно – наладить связь… Почти сразу же, вновь склонившись над панелью, учёный объявил, что связаться с повстанцами невозможно. Но попытался связаться с «Ренессансом» - весьма вероятно, что просто для вида. Дженна усмехнулась, совсем не удивившись такому повороту событий, но улыбка её приобрела оттенок горечи. Кажется, она действительно поверила, что в следующую минуту услышит голос Эрика или Фрэнка. И тем больнее было осознать, что поговорить с ними ей не удастся… Но вот Эйзенхауэр вновь подаёт голос. И вновь предлагает сделку. В первое же мгновение – вероятно, от сильного расстройства из-за невозможности связи с экипажем – проснулось желание выразиться крепким словцом, что она думает по поводу его новой сделки. Но за неё это сделал Лео – в более грубой форме. И отключившийся от удара Эйзенхауэр упал на пол, так и не высказав свою гениальную мысль.
Дженна прислонилась спиной к стеклу, ощутив резкое головокружение. Бурлившие в ней эмоции не получали выход, и от этого страдал весь остальной организм, переживая сильнейший стресс. Несмотря на прилив накатившей слабости, ей стало неизмеримо легче благодаря поступку Лео. Каждая минута, проведённая в обществе учёного, негативно сказывалась на её и без того натянутых до предела нервов. Лео в один миг решил ещё одну проблему – пресёк дальнейшее общение с Отто… Пытаясь прийти в себя, девушка путешествовала взглядом по помещению, пока вновь не обратила внимание на замерших у открытых дверей роботов. «Я на сегодня последняя, и возможно, это ваш счастливый билет». Так некстати ей вспомнились собственные слова, сказанные в роскошном кабинете Эрика, после которых началась череда совершенно необъяснимых, непредсказуемых и нежеланных событий. Тот день прошёл так стремительно. Но так хорошо отпечатался в её памяти... Она вновь увидела лицо Фрайзера с отпечатком усталости, искру расположения в его глазах. И чем больше она говорила, вглядываясь в его глаза, тем больше чувствовала: эта должность уже в её руках. Она увидела себя словно со стороны: заражённую неистовым энтузиазмом даже после долгих часов ожидания своей очереди. Она помнила и свой гардероб: джинсы, белый пиджак и белые кроссовки… И теперь её любимая обувь валяется где-то в недрах этого грёбанного комплекса!.. Тот день запомнился ей так хорошо, словно произошёл только вчера. Чёрт побери, она не сдалась даже тогда. Она не была лучше, чем многие, побывавшие в кабинете Эрика, в её досье числился неприятный инцидент, повлёкший за собой травму – Дженна подняла вверх правую руку. Прошло уже достаточно времени с тех пор, и порой она забывала, что теперь её конечность имеет синтетическую природу… Она не сдалась тогда, хотя знала, что имеет больше шансов получить отказ, чем согласие. Но что происходит с тобой сейчас, Дженна?..
…Несколько минут, прислонившись к стеклянной перегородке, девушка приходила в себя. Страх перед Эйзенхауэром, изъедавший её изнутри, отхлынул, возвращая ей присутствие духа. В её голове уже рождались совершенно иные, гораздо более приятные мысли, рассеивая призрак прошлого и в то же время многократно усиливая желание увидеть его снова. В своём воображении Дженна уже бежала к выходу, уже плыла в капсуле, уже выбиралась на поверхность… От удовольствия созерцания этих картин пилот закусила губу. А в глубине расширившихся зрачков зажглась искра прежнего, казалось бы, испарившегося энтузиазма. …Она отталкивается от стены. На губах играет довольная улыбка, в то время как её обладательница медленным шагом подходит к Эйзенхауэру. - Отличный хук, Лео, - произносит она. И мягко поворачивает обнажённой ногой распластанное на полу тело, убеждаясь, что мужчина точно в отлючке. Как приятно всё-таки видеть его таким… беспомощным. Но обсуждение Отто на этом не закончилось. Дженна взглянула на парня, внимательно вглядываясь в его лицо. Это естественно, что подопытному хочется прикончить своего истязателя – Дженна тоже была бы не прочь наказать учёного. Но вместо согласия она выразила иное. Положив руку на плечо Лео и чуть сдавив его пальцами – стальные мышцы, какое всё-таки приятное ощущение, – на его слова она ответила следующее: - Ну-ну, не кипятись, горячий парень, - с улыбкой произнесла. – Ты прав, нужно выбираться отсюда. Жуткое местечко, не хочу провести здесь ни минуты дольше. Но запоминать его ещё и благодаря тому, что мы замарали руки… - задав риторический вопрос, девушка пожала плечами и кивнула на обездвиженного учёного. – Я вот что думаю. Он пообещал связаться с моим экипажем, но так и не связался. Следовательно, сделка аннулируется. Следовательно, его заточение возобновляется. Дженна, в весьма благоприятном расположении духа, попыталась потащить учёного к всё той же злополучной стенке, после чего взглянула на Лео с красноречивым выражением на лице: «Поможешь ты мне или нет?» - Если он придёт в себя, когда мы будем уже почти на свободе… думаю, тебе тоже не хочется, чтобы он помешал нашим планам, - ответила она на немой вопрос.
|
|
Томительное ожидание. Минуты, безвозвратно утекающие в бездну небытия. То короткое время, показавшееся Кэт вечностью, когда она, сидя за рулём своего автомобиля, дожидалась ушедшего к своей машине Криса. Вцепившись в руль до побелевших костяшек пальцев, она вглядывалась сквозь лобовое стекло на перемещающуюся в потоке машину, ожидая, что знакомый «Форд», вырулив на соседнюю улочку, уедет, оставив её здесь в одиночестве… И сердце предательски ёкнуло, когда из остановившегося автомобиля всё же вышел её водитель и сквозь разыгрывающуюся непогоду направился в сторону её «Фольксвагена»… Тем страннее выглядело его общество сейчас. Это казалось сном, нереальным сном – слишком много времени прошло с их последней встречи. И, подумать только, Крис сидит рядом, разговаривает с ней и разглядывает её семейное фото… Чёрт, а ведь последний раз, когда она пыталась поговорить с ним, он сбрасывал трубку, обрывая её попытки. Тем лучше, что прошло столько времени. Она была уверена, что он ничего не забыл. Но, видимо, уже не так сердился, как прежде.
…Кэт замолчала, выложив, как на духу, собственную историю. Её немного трясло – но, скорее всего, не из страха, что Крис сейчас пренебрежительно отмахнётся и уйдёт, хотя и он, естественно, имел место быть. Внутри неё клокотала злость: по большей части на себя. За то, что она не смогла остановить того незнакомца и спасти сестру. За последний год Бэкки стала для неё всем. Она – словно сама Кэт. Та Кэт, которая не была зациклена на работе, которую не волновала собственная карьера. Та ветренная девушка, которой Уэллс уже никогда не станет. И журналистка, едва ли не затаив дыхание, ждала реакции Эллингтона, прекрасно осознавая, что решать чужие проблемы – прерогатива исключительно альтруистов. Тем более, что их совместная проблема – если её можно так назвать – так и не нашла решения. Разговор ещё не состоялся, и Кэт, несмотря на отсутствие набожности, молилась, чтобы он произошёл не сейчас, но когда-нибудь потом… Сейчас, помимо этого, её волновала та улыбающаяся девушка со снимка.
И Крис заговорил, наконец, переведя на Кэт взгляд. Коснулся подбородка, и девушка в который раз подумала, насколько вместе с щетиной изменился его облик – до чего же меняют людей такие, казалось бы, незначительные детали… Странное желание возникло – коснуться этой щетины. Было бы необычное для неё ощущение, ведь Крис раньше безупречно брился. Естественно, Кэт этого не сделала. Вскоре она и сама позабыла о собственном желании, стоило Крису продолжить разговор в пугающих для неё интонациях. Кэт напряглась, чувствуя, куда именно он клонит, и сердце забилось от волнения с удвоенной силой. В голове вихрем пронеслись различные варианты того, какую цену он может запросить. Первой же мыслью стали деньги, следом – секс, хоть это и казалось слишком невероятным, потом – информация, но, как правило, этот ресурс интересовал только её… Но прежде, чем Кэт пришла в себя и решилась задать вопрос, он улыбнулся, разрядив обстановку, и ответил согласием. Словно камень с души… Однако девушка не смогла бы скрыть собственную бледность, да и ответная улыбка вышла несколько нервной.
Кэт тряхнула головой, словно отгоняя непрошенные мысли. И пытаясь вернуть присутствие духа. Чёрт, и даже если он действительно запросил бы цену, уже не включишь просто так «соблазнительницу», чтобы её снизить, хоть этот образ у Уэллс зачастую срабатывал. С Крисом такое не прошло бы, не теперь… И странно, что он согласился, а вопрос цены оказался просто шуткой. Где-то тут скрывался подвох, не иначе. - Крис… Я понимаю, что, возможно, отвлекаю тебя от каких-то дел и от работы, и действительно не хочу, чтобы ты тратил время впустую. Поэтому, что касается цены… - Кэт не могла не заговорить об этом, хотя бы из приличия. Но и не была бы собой, если бы не добавила: - Впрочем, вопрос цены пусть останется подвешенным. Дело ведь необходимо ещё выполнить. Кэт столь же обезоруживающе улыбнулась, поддерживая заданный им шутливый тон. Но улыбка потускнела, стоило ей вновь вспомнить о произошедшем. - Как сейчас помню – на часах было «три ноль три»… Глубокая ночь. Обычно Бэк, если долго засиживалась, проводила время в ванной. Но в этот раз она, скорее всего, сидела в своей комнате, когда этот ублюдок ворвался в дом и выкрал её. Потому что я помню следы. От кухни – по лестнице – и мимо моей комнаты до её двери… Он пришёл с улицы абсолютно обнажённым, даже обуви не было. Странно… - Кэт в задумчивости водила рукой по рулю, наблюдая за собственным незамысловатым действием. – Он не чувствовал холода. Не чувствовал боли. Это чертовски странно. Учитывая, что я отстрелила ему кисть… Кстати, она как вещдок сейчас где-то в вашем хранилище, - девушка неопределённо махнула рукой. И, наконец, обернулась к мужчине. – Но больше всего меня поразило то, как он смог уйти от меня. Постарайся просто вообразить… Он надел Бэк на голову кислородную маску и нырнул в ледяную реку.
|
|
Луч лазера стремительно рассекает воздух, прорезает разделяющее пространство и впивается обжигающей иглой в плечо первого Армстронга. А затем, не долее, чем через секунду, - в плечо второго. Они оба, к огорчению Фейт, выдают совершенно идентичную реакцию. Оба изумлены, оба кричат, оба выражают негодование в весьма резких оборотах. Но Фейт они нисколько не трогают. Девушка, так и не опустив бластер, хмурится и наблюдает за мужчинами. Ну, хотя бы различать их сможет. Тот, что с ободком и ожогом слева будет Джон Первый, а тот, что вышел из жилого отсека и царапинкой справа, - Джон Второй. Целая династия, чтоб их. - Если ты ещё не понял, Джон, - спокойно, но твёрдо отвечает Фейт, переводя взгляд с одного Джона на другого, - то поясняю ещё раз: на борту станции чрезвычайная ситуация. Я уточняла дальнейшие инструкции, но ввиду обстоятельств, смею взять на себя ответственность дальнейшего их невыполнения. После чего девушка оборачивается к Аманде, что выглядит ещё хуже, чем накануне. Жалкое зрелище. - Прекрати размазывать сопли, Ридл, и возьми себя в руки, - сурово произносит. От прежней, готовой к альтруизму и спасению экипажа, Фейт не остаётся практически ничего. Что-то внутри неё словно оборвалось в тот момент, когда в рубке управления появились два Армстронга. Страх покинул сознание, вытиснился рациональностью и холодной решимостью. И, кажется, впервые за эти долгие дни Фейт почувствовала себя совершенно иначе. Почувствовала себя… живой. Этот вкус азарта на языке чувствовался так остро. И так приятно.
В коммуникаторе слышится знакомый голос. Нил. Ей кажется, или в его тоне она различает беспокойство? Какая неожиданность. Но ни она, ни двоица Армстронгов не спешат отвечать ему. Последние и вовсе затевают диалог, пытаясь убедить Фейт бросить бластер и поверить кому-то конкретному. Уголок рта непроизвольно поднимается вверх в ухмылке: они могут пересказать хоть все разговоры прошедших дней, но бластер Фейт не опустит. Они сами лишний раз убеждают её им не верить. Как оказалось, память настоящего Джона Армстронга полностью перенесена в память его клона. Или клонов – кто знает?.. - Я тут раздумываю, - начала говорить Фейт и подошла к ящику, из которого Эммерих не так давно извлёк бластеры. – На станции диверсия. И началась она ровно после того, как произошёл скачок. – Девушка запустила ручку в нутро ящика, разгребая его внутренности. Но стоило кому-то из подозреваемых шевельнуться, и взгляд тут же перемещался на них, а бластер принимал угрожающее горизонтальное положение. – Кто-то из вас – а в большей степени и оба – определённо что-то скрывает. И мне очень хочется знать, что именно. – палец осторожно двигает регулятор мощности. И не в лучшую для Джонов сторону.
В ящике не оказалось ничего ценного. И, в конце концов, Фейт решает выйти на связь с Нилом, докладывая о непредвиденных обстоятельствах: - Всё в порядке, Нил. Если подразумевать физическое состояние каждого из нас. Армстронг так и вовсе двойне в порядке. Советую тебе поспешить. Проблем стало на одну больше. Прокручивая в голове различные варианты, почему так произошло, девушка приходит к выводу, что всё это время разгадка заключалась там, где ни она, ни Нил её не замечали. По крайней мере, какая-то часть этой головоломки точно притаилась в одном из отсеков. И Фейт была готова это проверить собственноручно. Но для начала – необходимо заглянуть в записи камер. - Я советовала бы вам начать говорить, - разбираясь с панелью управления, Фейт обращается к мужчинам. – Хоть что-то в свою защиту. Какие-то доказательства помимо ничего не значащих фраз. Потому что чуть позже вам придётся покинуть это помещение. А когда мы встретимся в следующий раз… кто знает, - девушка усмехнулась, адресуя улыбку своим мрачным мыслям.
|
Да, Данте не был ни рыцарем в сияющих доспехах, ни закоренелым идеалистом; и в его голове появлялись коварные замыслы - ведь молодой капитан городской стражи был амбициозен. Но Эстакадо всегда чувствовал, где надо остановиться, чтобы не стать омерзительным самому себе. Упасть в глазах окружающих - скверно, но зачастую всё же поправимо. Упасть в глазах собственных - явление необратимое. Данте проиграл и остался тем, кем был до всей этой волокиты с титулом. У него, как у капитана городской стражи, был долг защищать закон в Пьяченце. Как бы не стремилось к нулю число поддержавших его в совете, эту обязанность с Данте пока никто не снимал. Это был и его город - город который он действительно отел защитить. Эстакадо трезво оценивал ситуацию. Пока в крови кипит адреналин сражения, пока открылось второе дыхание, он сможет противостоять Джованни. Но это продлиться недолго. Скоро его движения совсем замедлятся, и Данте станет крайне уязвим. К тому же, броня сильно затрудняет движения утомлённого тела. Но она же даёт преимущество, которого нет у Матиаса. Теперь, когда король воров был далеко от Сальваторе, Данте всецело сосредоточился на поединке. Он не замечал, что творится вокруг, доверив всё остальное своим людям. В них Эстакадо не сомневался. Капитан городской стражи старался вкладывать в удары меньше силы и использовать инерцию полуторного клинка и доспеха. Медленнее, тяжеловеснее, рискованней, но... Его противник, похоже чувствовал себя уверенно. И это хорошо. Пусть он недооценивает того, с кем связался. - Увы, я не могу остаться в стороне, - выдохнул Данте. - Мы с тобой по разные стороны закона. Более капитан не сказал ничего. Следовало беречь дыхание и не расслабляться. Проклятый миланский доспех казался стопудовым, бок терзала боль, но Эстакадо не ослаблял своего размеренного напора. Пусть противник был быстрым, это не позволило ему преуспеть. Броня не подводила своего владельца. Сражение продолжалось в прежнем темпе - тяжёлые удары Эстакадо, ловкие уклонения Матиаса - и прежняя упорная ничья. С той лишь разницей, что Данте преследовал только одну цель и выжидал, когда же Джованни, наконец, ошибётся. Избранная тактика сработала, когда оппонент собрался проскочить мимо Данте к Стефану и поскользнулся в луже крови. В этот миг Эстакадо нанёс последний удар. По-прежнему стоя между Джованни и Стефаном Сальваторе, Данте молчаливо наблюдал за моментом краха первого. Что же, на сегодня это поражение - самое горькое. Король не только проиграл войну, но так же потерял корону, а его вассалы разбегаются. Ему грозит теперь только заключение - и все те неприятности, которые обычно отягощают последние дни жизни того, кто поднял оружие против графа. Но иногда следует позволить противнику уйти с достоинством. Данте заметил, как Матиас достал слабеющими руками нож. Он сделал вид, что замешкался; этого Джованни хватило на то, чтобы отравить себя предназначавшимся Сальваторе ядом. Но это не слишком много меняет. Лишившись предводителя, преступники Пьяченцы станут уязвимы. В попытках решить, кто теперь главный, они не раз сцепятся, сделав половину работы по собственному истреблению за городскую стражу. Но Данте и его солдаты будут к этому готовы. Данте Эстакадо тяжело опустился на одно колено, стянул с руки латную перчатку и коснулся пальцами шеи распростёртого в крови мужчины. Что ж, король воров был мертвее мёртвого. Эстакадо осторожно вынул маленький нож из холодеющих пальцев левой рукой, всё ещё облечённой в перчатку. Капитан городской стражи медленно поднялся; теперь, когда горячка боя утихла, усталость навалилась на него неподъёмным грузом. По правде говоря, Эстакадо было трудно стоять - не то, что двигаться. Но пока дела его незакончены, позволить себе хоть минуту слабости он не мог. Он вздохнул и убрал со лба беспорядочно разметавшиеся волосы. - Вынесите отсюда тела, - Данте отдал приказ, опираясь о низенькую деревянную загородку и надеясь, что это выглядит непринуждённо, а не так, будто он сейчас рухнет. Его воины и без того знали, что им следует делать, но их лидеру нужно было как-то отвлечься от мучительной боли. - Тех, кого поймали - под арест. Живыми они остаться должны, целыми - в зависимости от оказываемого при задержании сопротивления. Завтра я лично допрошу их. Сцепив зубы от боли, капитан городской стражи сдвинулся с места. К счастью, его выдержки хватило для того, чтобы подойти к Сальваторе и Сориа, не согнувшись в пути пополам. - Вам больше ничего не угрожает. Джованни мёртв. Он убил себя отравленным ножом, которым, по всей видимости, собирался лишить вас жизни, синьор граф, - Данте бросил оружие на возвышение, с которого Стефан недавно произносил свою речь - благо, оно было рядом. - Я не успел остановить мерзавца.
-
Закон и порядок прямо :3
-
И все-таки Данте - герой!
-
Отменное описание поединка, полностью прояснилась мотивация персонажа. В целом образ Данте очень понравился, может где-нибудь ещё поиграем.
-
и в его голове появлялись коварные замыслы Внезапно!)) А если серьёзно, замечательный финальный пост. Достойно ответила)
|
|
Досадно. Промахнуться с такого расстояния по мишени размером с мотоцикл из дробовика... да, пожалуй чувство досады будет вполне уместно. Впрочем, я не позволяю ему захватить меня полностью, ведь это лишь очередной сюжетный поворот, да и собственно в мотоцикл я попал, пусть причинив ему вред куда менее значительный, чем планировался изначально. Что ж, вслед за чувством досады меня должно было постичь — разочарование? Горечь? Ощущение провала? Защитник, роль которого я сейчас исполнял, должен был чувствовать что-то из этого набора, ведь миссия, которую я взял на себя, близилась к финалу, причем совершенно не успешному. Комариный укус дроби, разорвавший шину мотоцикла, никак не мог помешать убийце закончить начатое. Диана стояла прямо перед ним, и, успев на личном опыте познакомиться с его меткостью, я знал, что он не промахнется. Время тронулось вперед, набирая скорость, но задолго до хлопка глушителя воздух где-то в стороне от меня разорвался другим выстрелом. Чертовски похожим на мой собственный Benelli M4, из которого я так досадно промахнулся. Бритоголовый водитель "БМВ", которого я списал со счетов, полностью сосредоточившись на убийце, оказался в нужном месте в нужное время. И с дробовиком в руках, что только добавляло весомости его присутствию на сцене. И, в отличие от меня, он не промахнулся, выбив седока из мотоцикла и отшвырнув его на снег по другую сторону полицейского "Форда". По всей видимости, убийца тоже списал его со счетов, за что и поплатился. Впрочем, аплодировать меткому спасителю Дианы не было времени. Я знал кое-что, чего не знал водитель — а именно, что дробь нашему "черному всаднику" была, невзирая на тавтологию, что слону дробина. Нужно было срочно действовать, не давая противнику форы. Хватать Диану, садиться в "Форд" и удирать в метель — вполне себе план. Вот только я не собирался больше бежать. Еще с того момента, как над перевернутой фурой расцвел пламенный цветок из моих рук, я решил, что больше не буду убегать.
-
Наслаждаюсь практически каждым постом.
-
А я, пожалуй, наслаждаюсь каждым) Вдохновляешь.
|
Не прошло и нескольких минут, как пространство вокруг Матиаса начало меняться. Постепенно, с каждым его словом атмосфера накалялась, в воздухе сгущалось нечто неуловимо-угрожающее, словно музыка, льющаяся со струн музыкального инструмента – но на сей раз инструментом служил его собственный голос. И, вероятно, эта невидимая и неслышимая музыка, а именно нотки его голоса, насторожили одного из слушателей. Матиас краем уха расслышал, как звенит сталь тяжёлых сапог. Позади него молча передвигались фигуры, словно вставали в шахматную комбинацию… Да. Они все пешки в его игре. Теперь – они в его власти. Ведь ещё немного, всего мгновение, и этот зал окажется слишком тесен для них всех…
Всего несколько секунд. Время словно замедлилось – но исключительно благодаря приливу адреналина в его крови. Он увидел множество фигур, что, разбивая окна и выколачивая двери, прорвались в зал Совета с оружием наготове. Он мог бы изумиться происходящему. Обнажить свою рапиру и кричать «Мятеж!», защищая теперь уже законного владельца графской цепи. Мог бы. Но не стал этого делать, на удивление большинства членов Совета. Лишь лёгкая, довольная улыбка тронула его губы. А в следующий момент – Джованни резко развернулся, парируя готовый обрушиться на него удар полуторного меча… - Что, Данте, не сидиться в сторонке? – подогревал своего противника Матиас, ловко уходя от града тяжеловесных ударов. У него это получалось без особого труда. Мужчина словно танцевал в бою, с лёгкостью уклоняясь от атак Эстакадо. Неповоротливый, в полном облачении из стали, оппонент не мог соревноваться с Матиасом по скорости, чем последний без зазрения совести пользовался. – Ты проиграл в голосовании, тебя не выбрал никто – только наш дражайший Сальваторе, да и то потому, что за меня голосовать побоялся. Ха! Тебе тут делать нечего, Эстакадо. Этот бой не твой. Я позволю тебе уйти. А ты дашь мне вспороть его брюхо. И забудем все обиды между нами, м-м? Матиас откровенно издевался.
И по мере того, как противник проигрывал, Матиас всё чаще обращал внимание на то, что творится вокруг, что сыграло в итоге с ним злую шутку… Марио оказался полным трусом. Чёрт побери, Матиас бы нисколько не удивился, если бы оказалось, что тот проголосовал в итоге не за него. А вот Нинни не подвёл – всё, как они и условились. Кузнец жаждал власти и денег в той же степени, как и предводитель восстания. Марсель – который вовсе не являлся Джованни братом – среагировал молниеносно, как и пристало закалённому в потасковках бандиту. И остальные его люди – с тем же рвением принялись окружать стражников, бросаясь в атаку и нисколько не жалея сил. Несмотря на худшее по сравнению со стражниками снаряжение, воры и убийцы Пьяченцы дрались с не меньшим энтузиазмом, что и защитники города. Вероятно, даже с большим. Посему, кровь стражников разливалась по мрамору с той же быстротой, как и кровь предателей… Но вниманием Матиаса в большей степени завладел сам Стефан. Каким-то образом новоявленный граф оказался на полу – в компании своей любовницы, столь яростно его защищающей. Нечего сказать – прячется под юбкой, когда перед его глазами разворачиваются подобные события. Сальваторе явно ошеломлён и всё никак не придёт в себя. Какой замечательный, выгодный для Джованни момент…
Матиас потерял бдительность. В тот момент, когда начал отступать, чтобы сблизиться со Стефаном и в один момент решить исход схватки. Ему всего лишь нужно было достать одну вещь и метнуть его в Сальваторе – и закон проиграл бы беззаконию в один миг. Это и послужило причиной его катастрофического провала. Он смотрел на Сальваторе, пытаясь убрать клинок левой руки, - и именно в этот момент так нелепо поскользнулся на крови… Это конец. …Упав на колени, Матиас выставил перед собой раскрытую дагу. Но механизм клинка не выдержал силы полтораручного меча. Лезвие прочертило в воздухе смертоносную дугу и врезалось в плечо Джованни.
Боль. Такая тягучая, такая обжигающая. На мгновение Матиас забыл обо всём происходящем. Забыл даже о том, кто он есть. Разум на короткое мгновение погас, уступив вспышке всепоглощающей боли. Кровь ручьём заструилась по плечу и груди, пропитывая кожаный доспех насквозь. Лишь затем, когда меч вышел из страшной раны, Матиас болезненно поморщился. И тут же вспомнил. И окинул зал взглядом, полным горечи и ещё не потухшей ярости. Минуты молчания сменились топотом множества ног – его люди покидали место битвы так же стремительно, как и ворвались сюда… - Назад! Вы… вы все поплатитесь, вы все сдохните, твари!.. Назад, я сказал!.. – но властный голос главы гильдии воров уже не был столь громким и срывался на хрип. В конце концов, вместе с осознанием поражения пришло отчаяние. Сердце бешено стучало в груди – что лишь способствовало кровотечению. Джованни перевёл взгляд на Стефана. Он не хотел смотреть в эту минуту на Данте, фактически, своего убийцу. Не он являлся его истинным врагом, а лишь визирем, как звали ферзя его далёкие турецкие предки. Визирем, защищающем на доске короля. Шах и мат. Но не Сальваторе – а самому Джованни.
Матиас растянул губы в самодовольной, с ноткой горечи улыбке. Отбросил сломанную дагу и дрожащей рукой достал из-за спины то, что всё это время лелеял надежду метнуть во врага. Метательный нож, на кромке которого – смертельный яд. Но теперь – поздно. Он не сможет как следует прицелиться и промахнётся. Или Данте, приметив опасное оружие, вот-вот выбьет его из руки… Эта идея с самого начала была лишена смысла. Поэтому он достал нож с другой целью. - Правь, Стефан. Тебе дали такую возможность. Если потребуется – разбери этот город по кирпичику. Что уже не сделаю я… Матиас был крайне жестоким человеком, о чём не ведали окружающие его сейчас люди. Он был жесток временами к жене, к своим поданным, к отцу – которому без колебаний всадил нож в спину, лишь ради того, чтобы отобрать его место во главе гильдии воров. К врагам он был не менее беспощадным, но присутствующим здесь людям уже не дано узнать о степени его жестокости, что он собирался применить к каждому из них… Но Матиас умел проигрывать. И знал себе цену. Он не будет умолять этих тварей о пощаде. Нет. Его уже ничего не могло остановить. Жена и сын – далеко отсюда, за городом, в безопасности. Его люди предали его, как только увидели на одежде лидера кровь. Он здесь один. И один расплатиться за своё восстание… Ядовитый нож, наконец, увидел свет. Остро заточенное лезвие с лёгкостью распороло кожу вдоль запястья. Частицы яда проникали в кровь по венам… Секунды жизни. Обмякло тело, упавшее в лужу крови. Прощай, Пьяченца.
-
Аплодирую стоя посту, автору поста и отчаянной храбрости персонажа! Матиас был великолепен и опасен, и за его действиями следить было с каждым разом все интереснее.
-
Матиас дал всем жару. :3
-
Мощь, невероятно красивый финал. Спасибо за игру, вышло просто отменно.
|
Морозный ветер покусывал открытую кожу, норовил скользнуть внутрь одежд, вызывая неприятные мурашки по коже. С каждой минутой, проводимой на холоде, Кэт ёжилась и дрожала всё сильнее, несмотря на то, что приток адреналина и учащённый пульс не позволяли ей замёрзнуть. А что уж чувствовал Крис, будучи в заледеневшей мокрой одежде, девушка даже не представляла. Поэтому, когда он махнул рукой в том же направлении, куда чуть ранее показывала она, Уэллс кивнула и без промедления направилась в ту сторону, решив, что с машиной они определятся, когда до неё дойдут. Прилив какой-то необъяснимой заботы не позволял ей дольше задерживаться в городском парке, что сулило бы Крису серьёзным обморожением. От волнения и переживаний за мужчину девушка шагала быстрее, чем ей бы хотелось. Хотелось чуть помедлить, оттянуть тот самый момент разговора. Это сейчас он так спокоен и относительно приветлив, но что ждать потом, когда она выложит ему свою проблему? Захочет ли он помогать ей после того, что было?..
Они приблизились к дороге, ситуация на которой оставалась столь же неизменной, как и некоторое время назад, что не слишком способствовало повышению настроения. Подумать только, всего несколькими минутами ранее её волновали совершенно иные проблемы – и как всё кардинально изменилось благодаря всего одной встрече. Чуть раньше её голову занимали исключительно Чарли Мейсон, интервью и совещание… И как бы парадоксально это ни звучало, но она совсем забыла об Энтони и поставленных им сроках. Время шло, очень скоро наступит тот момент, когда босс начнёт волноваться и названивать. А у неё до сих пор не дописана статья. Как иронично. На одной чаше весов оказалась страсть всей её жизни – работа. На другой же – её сестра и мужчина, забыть о котором спустя столько месяцев она так и не смогла. Что ж, Кэт, рано или поздно подобный момент бы настал. И несмотря на попытку мысленно уверить себя, что она всё успеет, где-то глубоко внутри зрела уверенность в своём ещё не решённом выборе. Очевидно, одна из чаш сейчас ощутимо перевешивала.
- Так, я свою вижу. Не будем терять времени, - остановившись у проезжей части сказала Кэт и ступила на дорогу, ловко обходя замершие автомобили и ловя на себе заинтересованные взгляды водителей. Постоянно невольно оборачивалась, словно боялась потерять Криса из виду. По правде говоря, знакомый «Форд» она тоже приметила. Удивительно, как им удалось припарковаться настолько близко и при этом не заметить друг друга. Но девушка, молниеносно прокрутив в голове варианты, рассудила, что Крису сейчас за руль лучше не садиться. В крайнем случае, подбросит куда ему надо по пути…
…Кожу приятно покалывало от дуновения тёплого воздуха. Озноб постепенно проходил, но мелкая предательская дрожь всё ещё сковывала её движения. Какое-то время Кэт сидела молча, давая и себе, и ему возможность прийти в себя и насладиться теплом. С каждой секундой девушка отогревалась, и вскоре смогла стянуть с себя шарф. Мелкие снежинки на нём превратились в холодные капельки воды. Тревожное чувство не проходило. Реальность это или сон? - ущипни себя, Кэт. Прошло так много времени с тех пор, как он последний раз сидел здесь, рядом… И в то же время – словно всех этих месяцев разлуки и не было. Она прекрасно помнила ту первую встречу. Пасмурный день, томительное ожидание. Дверца, наконец, открылась, впуская в салон незнакомца… Чем же он тогда её привлёк? Она отчётливо помнила, что уже с первых секунд ощутила необъяснимое влечение, с тех пор нисколько не исчезнувшее. Амбиции, внешность, характер?.. Или, скорее, совокупность множества его черт. Кэт уже давно себе призналась, что просто потеряла голову. Это, естественно, не входило в её планы, но, в конце концов, инициатором их бурного романа стала именно она…
Кэт бросила взгляд на бардачок. На нём лежало так и не убранное фото, на котором запечатлелись две фигуры – её и Бэк, похожие практически как две капли воды. Как бы ни было сложно начать этот разговор… она должна попытаться объяснить ему, уговорить помочь – не ради себя, но ради Бэкки. А поставив перед собой цель, она, как правило, её добивалась. - Это она, - девушка кивнула на снимок. – Ребекка, моя младшая сестра. Бэк переехала ко мне совсем недавно, поэтому вы с ней никогда не виделись… - Кэт вздохнула, собралась с духом и решительно продолжила: – Пару дней назад я проснулась ночью от её крика. Она звала меня. Так громко и надрывно… Я сразу поняла, что что-то не в порядке, и достала пистолет. Дошла до лестничной площадки… - взгляд девушки уставился куда-то в одну точку, словно она видела перед собой всё то, что происходило той роковой ночью. – Помнишь кухню? Из неё вели две стеклянные двери – в гостиную и во внутренний двор. Весь её пол был усыпан осколками стекла, а мою сестру тащил на плече какой-то голый ублюдок. Я пыталась его догнать… даже выстрелила пару раз и попала. Но это его не остановило, и он скрылся вместе с Бэк. – Девушка нервно комкала в руках шарф. Казалось, в её голосе появились сердитые нотки, которые тут же растаяли, стоило ей обернуться на Эллингтона. – Это вся история, в очень… кратком её виде. Крис, пожалуйста… в полиции дело отложили в долгий ящик, кажется, они мне даже не совсем поверили. Мне очень нужна твоя помощь.
|
- Прямой канал связи с линкором?, - голос Сильвии даже несколько ожил и приободрился. В нем даже послышался тихий, словно далекое эхо, отзвук того веселого задора, что и раньше, - Что же вы сразу не сказали? Или это я все пропустила? Тогда приношу свои извинения за неверные указания. Скотти, ты буквально спасаешь нам этим жизнь и время. Тогда, конечно же, мы отправляемся в особняк, и да сохрани нас Ормузд.
Взрыв прервал монолог психолога, и та, довольная, повеселевшая и даже немного посвежевшая, отправилась за своим защитником вперед, к столь близкой - рукой подать - свободе. Губы женщины, досель печально склоненные и крепко сжатые в тонкую нить, наконец посетила легкая, еще пока что осторожная улыбка. Она шла ван Эллемеет куда больше, чем мрачная отстраненность и сосредоточенность - жительница Земли словно бы озарилась изнутри теплым и мягким светом, который, казалось, нес всем присутствующим заботливое и ненавязчивое участие и поддержку. Причем, в отличие от той отрепетированной и тщательно выверенной мягкой и понимающей улыбки, которой улыбалась Сильвия-мобеда и Сильвия-психолог, эта шла из глубины сердца, являя миру истинные чувства и характер женщины.
К сожалению, надежда на лучшее долго не прожила. Жестокая реальность войны бессердечно и непреклонно стерла это проявление светлых чувств с ее лица - стерло кровью тех, кто были назначены ее защищать. Брызнули алые фонтанчики из груди так и оставшегося безымянным бойца, пронзительно и даже нереально яркие на фоне окружающей серости, и ван Эллемеет остолбенело (в который уже раз за последние пару дней?) замерла, неверяще и непонимающе глядя на то, как тело мужчины словно бы в замедленной сьемке опускается на землю, исторгая из себя кровь и жизнь. Это была не первая смерть, которую видела Сильвия, но сейчас нервы девушки, измотанной ярой пропагандой при штурме дворца, были и так натянуты до предела, и подобное зрелище, к которому она так и не смогла привыкнуть, било по сердцу больнее ножа. Она все еще улыбалась, словно бы не веря в происходящее, все еще блестели только начавшим возвращаться задором глаза, но печать скорби и отстраненности вновь завоевывала свои позиции, в очередной раз подтверждая, что все светлое и радостное на войне - прах и тлен.
Наверное, психолог так и стояла бы недвижно, получив предназначенную ей пулю, если бы не среагировавший первым Скотт. Мужчина оказался достоен тех функций, что возложила на него Ястреб, вырвав подопечную с линии огня и укрыв ее за толстой кладкой стены. Незадачливая мобеда почувствовала неслабый удар спиной о гладкую поверхность, выдохнула резко от неожиданности и, продолжая стоять недвижно, как статуя, во все глаза смотрела перед собой, пытаясь справиться с колотящей ее изнутри дрожью. С трудом, словно бы сквозь плотную пелену, до нее начало доходить, что сейчас рна избежала неминуемой смерти, что она еще живет и дышит - в отличе от того несчастного, что ушел в Пламя перед той дорогой на свободу, что проделал минутой ранее. Охранник также попытался нырнуть в укрытие, но шальяная змея-лазерная очередь настигла его. Сильвия испуганно вскрикнула, зажав рот рукой и крепче вжавшись в стену. Она не верила своим глазам: нет, Скотт не мог, не должен быть так просто ранен! Это все бред, это все кажется! Слезы сами собой текли по щекам, когда надрывный крик Скотта вторил выкрику мобеды. Этот безумный вопль смертельно раненного животного словно кнутом ударил по Сильвии, заставляя ее собрать волю в кулак и что-нибудь предпринять.
- Нельзя стоять и плакать, я мобеда! Я слуга Ормуза и кровь моя - чистое Пламя, дух мой - ярый свет!, - сквозь зубы шептала плачущая ван Эллемеет, - Соберись и сражайся! Думай, Силь, думай, надо спасти себя и Скотта. На этих нацистах наверняка есть аптечки, а их я смогу взять только с трупов. Думай, думай! Может, у Скотта или у несчастного погибшего осталась еще взрывчатка или гранаты? Тогда все проще - надо проверить, если, конечно, я смогу втащить тело, проклятье ангра манью на его убийц! А если нет? Что делать, крошка-Силь? А тогда... Тогда буду стрелять по топливному баку этого дэвового авто - дай Пламя, он полный и рванет. Ну, с Богом!
-
действуй, Сильвия, действуй! мне очень нравится, что она не статична, она живая
-
Отменная реакция, просто отлично.
|
В тот знаменательный день мало кто из голосовавших за избрание нового графа Пьяченцы мог предположить, что тот накал страстей, что будет при голосовании, еще не предел. Что будет не только битва авторитетов и перьев, но и сталь будет пущена в ход. Погибнут не только мечты о величии, но и те люди, что жаждали его: для себя лично или для кандидатов. Кровь, пролившаяся на улице города, никак не хотела отпускать Пьяченцу из своих уз - и те, кто пережил клинки кондотьеров, снова столкнулись со смертью.
Данте Эстакадо не был благородным рыцарем в сияющих доспехах - и у него были темные планы, как захватить власть в случае поражения на выборах. Но к чести хранителя правопорядка, он преодолел эту слабость, оставшись честным хотя бы перед самим собой до самого конца. Свист Матиаса для него расставил все точки над i - и глава городской стражи бестрепетно ринулся спасать своего более удачного оппонента, только и успевшего, что произнести полную достоинства речь. Решительные действия Данте, последовавшие за этим осознанием, не всем сразу стали ясны: тот же де Боно, узрев, как стражник опракидывает его друга, во весь голос заорал: - Эстакадо, твою мать, bastardo! Какого diavolo! Здоровяк уже начал подниматься, гневно топорщамбороду, когда вокруг завертелось самае настоящая вакханалия.
По свисту своего главаря с крыш и окон, из-за портьер и маленьких комнатушек полезли бандиты, готовые с оружием в руках вырвать для соего главаря право править. И, почти одновременно с ними, в ставшем полем битвы зале появились первые городские стражники и солдаты Сориа. Члены Совета, застигнутые нападением в расплох, по-разному отреагировали на происходящее вокруг них безумие. Марио Марио, по-бабьи взвизгнув, рухнул на пол, прикрыв голову руками и подвывая. Кальдерони, напротив, решив, что оставаться на месте побоища опасно, стал осторожно просачиваться к выходу, как и Его Преподобие, кстати. Зато Марсель Джованни и Самсоне Нинни сразу ринулись в бой - причем, к удивлению стражников и солдат, на стороне бандитов. Кузнец обрушился лавиной на растерявшегося Эмилио, а "родственник" Матиаса - на ближайших стражников. Неаполитанка же, в свою очередь, извлекла откуда-то тонкий искривленный кинжал и, шипя как кошка, медленно-медленно стала приближаться к упавшему Сальваторе. Что же до Сориа, то тот, живо осознав всю опасность происходящего, схватил с тела одного из погибших клинок и ринулся в битву, ругаясь, как пьяный боцман - нетипичное поведение для выдержанного и старающегося быть спокойным солдата.
Бой разгорелся и за пределами дома Совета - с улицы слышались крики и звон мечей, полные паники вопли обывателей и заглушающий все прочие звуки вой раненного. Стрелки разбойников не ожидали того, что жертва внезапно уйдет с линии огня - в Стефана ударила только одна стрела, да и та - на излете. Впрочем, и она могла бы принести немало бед, если бы не подаренная мавританская кольчуга: добрая броня выдержала удар и, не смотря на свою кажущуюся тонкость, спасла жизнь своему хозяину. Сальваторе отделался только дем, что от силы удара у него выбило дух, да наверняка здоровым синяком в месте удара. Второго залпа преступники сделать не сумели - они были вынуждены вступить в перестрелку со стражей и солдатами. Да и те защитники порядка, которые ворвались в зал, следуя указаниям Сориа и присевшей рядом с новым графом Магдалены, всячески прикрывали своего нового господина как от клинков нападающих, так и от их стрел. Бой разгорелся нешуточный: стражники были лучше вооружены и более опытны с клинком, а criminale - яростнее и подвижнее. Недостатки и достоинства сражающихся уравновешивали друг друга, и уже не один человек отправился на встречу с апостолом Петром обсуждать свои грехи. Смерть каснулась и членов Совета - пудовые кулаки Нинни разможили голову де Боно, но меч старого вояки не дал кузнецу уйти безнаказанным: тяжело раненный, тот гулко стонал, прислонившись к стене и пытаясь собрать выпадающие внутренности. Пол был залит кровью и наполнен стонами и криками раненных, но живым было не до них - сейчас умами обеих сторон завладел бой. Бандитам не удалась внезапная атка, но это не обескуражило их. Предчувствуя грядущее богатство, они снова и снова кидались на солдат с целью прорвать их строй и убить Стефана Сальваторе - со смертью графа всякое сопротивление потеряет смысл.
А в центре этой бойни сражались Данте Эстакадо и Матиас Джованни. Миланский доспех и полутораручный меч против легкой кожанной брони и рапиры и даги. Долг против стремления вырвать силой желаемое. Закон против беззакония. И наконец, одна отвага против другой. Матиас увернулся от первого удара, и capitane пришлось скрестить с ним клинки. Джованни, к удивленю Данте, оказался более чем достойным протвником - он действовал быстро и точно, полностью пользуясь своим преимуществом в легкости и скорости. Он предпочитал не блокировать атаки тяжелого полуторника, а уворачиваться от них, переходя в немедленную контратаку и оттесняя противника. Не раз и не два жало рапиры достигало Эстакадо, но каждый раз качественная броня спасала своего владельца: не иначе, Господь хранил его от ран. Пот бежал по лбу капитана, волосы слиплись. Проклятый глава воров и разбойников каждый раз с легкостью уклонялся от атаки, и стражник чувствовал, что начинает уставать - сказывалась бессонная ночь и вес доспехов. Но все-таки переменчивая фортуна выбрала себе любимца. Очередная атака - и Матиас подскользнулся на крови кого-то погибшего. Долю секунды. Всего долю секунды не хватило ему, чтобы уклониться. Тяжелый меч, созданный для пробивания доспехов, с легкостью разбил слабую защиту рапиры, с отвратительно-чавкающим звуком погрузившись в плечо Джованни, ломая кости, разрывая мясо и сухожилия. Боль была безумной - словно бы глава воров заживо попал в лапы к Дьяволу. К счастью, страдания Матиаса были недолгими - стоило окровавленному мечу выйти из раны, как на разум неудачливого путчиста опустилось блаженное забвение.
Стоило их лидеру рухнуть в крови, как все его поддельники живо осознали, что ловить тут нечего. Сальваторе они не убили, Матиаса потеряли, а самим им не в жизнь не стать новыми правителями - сейчас к солдатам подойдет подкрепление, и головы всех нападающих в скором времени украсят собой пики. Надежда на влась и богатство рухнула в кровь и пыль - и бандиты, огрызаясь железом, попросту дали деру. Только когда последний нападающий, сумевший спастись, покинул залу, а с улицы крикнули, что беспорядки подавлены, только тогда солдаты покинули кольцо, центром которого стал граф Стефан I Сальваторе. Раненный в руку стражник, прикрывавший своим телом Стефана, с кряхтением поднялся сам и помог подняться графу. Подошел и окровавленный Сориа. По лицу мужчины с разбитых губ струилась кровь, но он, хотя и не без труда, проговорил, поклрнившись: - Благородный граф, мятеж Джованни подавлен. Его люди, кто успел, разбежались, а он сам тяжело ранен capitane Эстакадо. Прикажете отправить людей к дому бунтовщика?
А неаполитанка попросту крепко прижалась к Стефану, прошептав: - Клянусь распятием, я счастлива, что ты жив.
-
Пост - огонь! :3
-
Спасибо за игру. В общем, в конечном итоге, мне очень понравилось. Расстраивает конечно пара вещей, из-за которых образ Стефана вышел немного неполным - мне так и не дали отыграть дуэль, я так и не смог разыграть парочку задуманных давным-давно сцен, но, в общем и целом, "Беспорядки в Пьяченце" стали одной из моих самых любимых игр. А сам Стефан - одним из наиболее проработанных и интересных для меня персонажей.
-
Слишком многое хочется сказать и слишком многое хотелось - но за время игры, увы, забылось. Так что попытаюсь сложить сейчас цельную картину своих впечатлений. Начну от общего к частному.
Для начала - игра просто великолепная. По части концепции, продуманности и количества интересных деталей. Очень радовали неписи - все живые, разные, со своей мотивацией. И, конечно, подкупает знание мастера матчасти - а именно исторической составляющей модуля) Мне очень нравится, когда мастер разбирается в тематике того, что ведёт. Ну и, конечно, нельзя не отметить литературность игры, что была на высшем уровне. Мастер-посты вдохновляли.
Теперь о частностях. Во-первых, - и думаю, ты сама это быстро поняла - еженедельный прирост доходности был плохой идеей. Хотя бы потому, что внутриигровое время не достигло даже первой недели) Но по мне, это игру никак не испортило. Если бы игровое время, рассчитанное на дни, существенно сократилось... Отыгрыш был бы совсем иной. Более... стратегический что ли, сухой. Во-вторых, местами мне не нравилось чувство своей изоляции. Вот званый вечер и голосование в финале были для меня самыми яркими и запоминающимися моментами, как раз потому, что там было взаимодействие с другими игроками. Возможно, в том моя же вина, что в другие моменты времени я оппонентов не повстречала, потому что занималась поисками какого-то Апостола, пока другие занимались внутренней политикой, лол. И всё же вот, порой было такое ощущение) А вместе с ним - что я делаю всё не так)) Местами мне казалось, что туплю я безнадёжно... И, на самом деле, в финале я удивилась, насколько шансы на победу возросли. Не зря суетилась и голову ломала)
Отдельно хочу отметить: - Идея позволить нам играть своими неписями была крутой, хотя неписи мне в итоге игроков не заменили - но было интересно, словно рассказ пишешь. - Сцену в ратуше. Хоть кого-то Матиас убил!)) - Сцену с представлением. Это был неожиданный поворот)
И да. Матиас таки пал, но пал как глав злодей этой игры! >=)
Как-то так. Спасибо за интересную, наполненную вкусными деталями и вдохновением игру.
|
|
|
-
Ах, какое вступление!
-
Начало прям интригует!
|
-
Хорошо вышло! Сочно.
-
Стильно.
|
-
Атмосферно! Жестоко и прагматично.
-
*пожимает руку* Хорошо постреляли.
-
Крутая)
-
Вот стерва, однако.
-
Bad girl ^^
-
То чувство, когда сделала бы то же самое;)
|
-
Но земля слишком быстро впитывала влагу, а коровы не были техасскими рейнджерами, и потому не пили из отпечатков своих собственных копыт и не рассказывали об этом всем подряд. Это бесподобно!
-
Но земля слишком быстро впитывала влагу, а коровы не были техасскими рейнджерами, и потому не пили из отпечатков своих собственных копыт и не рассказывали об этом всем подряд. Вот за это отдельно) а ещё за информацию, идею и концепцию модуля
|
|
-
Данте - благородная няша. Временами даже слишком.
-
Действительно, крайне внезапный Данте) и полностью в своём репертуаре
-
Неожиданные, но вне всякого сомнения героические действия.
-
Вот об этом я и намекала)) Капитан стражи против лидера воров - со стороны выглядит классно) Ну и тут добавлю, насколько внезапный Данте внезапен)
|
Как бы ни хотелось Стефану сорвать установившийся порядок голосования, ему это не удалось. Сориа твёрдо дал понять оппоненту Матиаса, что в случае отказа тот покинет этот зал сиюминутно. Джованни, глядя на весь этот цирк и скрестив руки на груди, ухмылялся. Честно говоря, это был бы неплохой вариант развития событий. В своей победе он нисколько не сомневался, а отсутствие одного из трёх кандидатов лишь укрепит его и без того высокие позиции. Но, конечно же, Сальваторе отступать тоже не собирался. Чуть ли не скрепя зубами согласился на чудовищные для него условия и быстрым росчерком запечатлел на бумаге имя одного из своих соперников. И в эту минуту интуиция Джованни едва заметно кольнула, давая понять, что рассчитывать на благосклонность Стефана ему не стоило. Судя по тому, каким прожигающим взглядом его наградил Сальваторе… Матиас криво усмехнулся. Он прекрасно знал, что чьё бы имя не оказалось сейчас на бумаге, он не проиграет. Так и оказалось. Джованни действительно не проиграл. Но и не выиграл. Матиас обводил присутствующие лица в зале раздражённым и нетерпеливым взглядом. Маска хладнокровия и учтивости начинала трещать, обнажая вспыльчивую натуру своего обладателя. Желваки играли на щеках, но мужчина внешне оставался спокоен. Собственно, всё произошло именно так, как он и предполагал в своём худшем варианте. Данте проголосовал за Стефана, Стефан – за Данте. В этом не стоило сомневаться, иначе этой идиотской ситуации с равенством голосов не случилось бы… Матиас послал теперь уже единственному оппоненту испепеляющий взгляд. Какая ирония, что на чаше весов оказались их фамилии. Впрочем, мужчина не мог не порадоваться провалу Эстакадо, хотя проигрыш оппонента и занимал гораздо менее приоритетное место в его размышлениях. Гораздо большее – его значимость для второго круга голосования.
Матиас занервничал. До этой минуты он чувствовал себя в безопасности. Он был уверен в тех людях, что вписывали его имя. Он был уверен, что проиграть просто не может. Но отдать право последнего голоса выбывшему кандидату… Идиотский план, просто идиотский! Во взгляде Джованни теперь читалась неприкрытая ненависть, красивое лицо мрачнело с каждой секундой всё больше. Луиджи Сориа, ты ещё поплатишься за свою глупость, это я гарантирую. А ты, Эстакадо… Пожалуй, ты ещё долго будешь скулить от боли, когда я до тебя доберусь. Ведь я чувствую, что выбор твой будет в корне неверен. К разыгравшейся кровожадности радушного хозяина тратторий примешивалась необъяснимая надежда, что на листке всё же окажется его имя. Но Сориа, забрав последний бюллетень, начал говорить, а сердце Джованни, кажется, совсем перестало биться…
Сальваторе.
Жар мгновенно распространился по телу мужчины, сократились от напряжения мышцы – он вцепился со всей силы в рукава собственной куртки. Карие глаза буравили столешницу так, что казалось – ещё немного, и в ней непременно появится дыра. Он не смотрел на Стефана, когда тот поднялся и подошёл к Луиджи, принимая высший дар этого города – графскую цепь. Поднял глаза лишь в тот момент, когда новоиспечённый правитель начал свою речь, и во взгляде Стефана, направленного в его сторону, он прочитал свой приговор. Триумф. Злорадство. И больше всего на свете Матиас хотел стереть эту улыбку с его лица. Или нарисовать другую – от уха до уха… Несуществующая кровь заливала реальность перед глазами Джованни, окрашивая её в иные, багровые оттенки. В это мгновение хозяин тратторий перестал существовать. В мир явился совершенно иной человек, которого никто из присутствующих ещё не знал. Матиас смотрел на Стефана уже не глазами политика, но глазами убийцы. …На мгновение громкий свист заглушил все остальные звуки. Таким образом глава гильдии воров обратил на себя внимание. Он медленно поднялся, и улыбнулся настолько совершенно, насколько был способен. Но в этот раз помимо обычного спокойствия и ироничной усмешки на лице отразилась целая смесь эмоций, делающих его резче, неприятнее. - Господа, мы все ждали этого мгновения, - с улыбкой начал говорить Матиас, выходя из-за стола и разводя руками. – И вот, он настал. Достопочтенные Советники избрали нового предводителя нашему осиротевшему городу. Пьяченца обрела в лице Сальваторе, безусловно, достойную защиту и честного правителя. – Матиас обернулся к своему недавнему оппоненту и теперь – врагу. – Стефан, - с лучезарной, источающей необъяснимое веселье, улыбкой продолжал Джованни, - мои искренние поздравления. Бесспорно, ты это заслужил. – Мужчина сделал упор на последнем слове. – А теперь, мои благонравные, бесхитростные и неподкупные друзья, отметим же сей день. Будто он последний… - тон криминального авторитета приобрёл угрожающий оттенок.
-
Карты брошены - теперь пан или пропал!
-
Конфронтация, противостояние, буря эмоций - просто прекрасно. Замечательный пост.
-
Каков негодяй! :3
|
Ludovico Einaudi — In un'altra vita ссылка Играй, флейтист! И смех, и слезы, и кровь, и позы плесни на лист. Съедаем жаждой и пресыщенный, играй флейтист! Когда и водка не лезет в глотку, играй, флейтист! Когда в махорке труха с щебенкой, играй флейтист!
Печатью мечен, не будь беспечен: фальшь не простят, Пусть криво скроен, судьбу героя примерь до пят, Взвывай от боли, ползи до края, не сметь назад! Пусть в одиночку, пусть против роя, срываясь в мат.
Жетон на грудь и по-детски лихо, играй флейтист! В карьер рванув, и то в крик, то тихо, играй флейтист! Чтоб только Ноты и только Слово, играй флейтист! В такт, факт и прямо, не знай другого, играй, флейтист! Замедли бег метроном-тревоги, играй, флейтист! Стирая ноги в пути-дороге, играй флейтист! Сойдя на нет, раздарись по крохам, играй, флейстист! Не сомневайся. Рассудят Боги. Играй флейтист!
Просто даже самый уродливый урод способен на Подвиг. Просто. Все просто: есть одна афера, которую аферистка Барреа до сих пор не смогла провернуть, есть только одна задачка, которая, как колобок, со всех сторон круглая, крути-верти, не откроешь — Борман, император, о прошлом которого никто ничего не знал, мужчина не посещающий даже проституток, мужчина, к которому Регина не сумела подкатить, который Особенный, потому что вот такой. Тиран, в которого она теперь влюблена самой кровожадной любовью. Отвратительно по своей сути? Верно, абсолютно отвратительно. Очень просто, проще чем дважды два. Словно заноза в заднице, словно камешек в ботинке, словно прыщик на носу, словно стрелка на чулках, словно сломанный карандаш, вымокшая сигарета, осечка. Неудобно до зуда в пальцах, желанно до зуда в паху. Сложно. Невероятный путь, годы, жизни, литры пота, бесконечные напряжение и страх. И единственное, что есть при решении сложных задач — разбить большое на малые части, решать постепенно, поэтапно, крохотными победами двигаться к большой. Главное двигаться, главное — не отступить. Неужели она смогла бы остановиться там, в коридоре, за дверью? Никогда. Она не остановилась бы, даже если бы он вышел и прижал ее к стене, расстегивая на ней плащ и пробираясь под рубашку. Не потому, что сколько-нибудь милы и желанны его руки — ничуть, они не греют, никакие не греют уже давно. Но потому что иначе она никто, она воровайка, которая не смогла обчистить карман. И плевать, что отец не отругает — он никогда не ругал — важно, что ругается она сама. Все в ней, внутри нее, ругается. Все ссорится со всем. И так будет, пока не станет иначе, пока она не щелкнет пальцами и не улыбнется. Как она устала от лжи! Ей бы кричать: Борман, поиграй со мной в себя самого, расскажи мне о себе все-все, покажи мне себя самого, который злится, ненавидит, хочет, алчет, любит! Но нет, они не снимут маски. Один никогда, а вторая до тех пор, пока жив другой. И какая она? Какая она без маски, какая она, когда голая? Воровайка Регина? Слезливая дочка Ирвина? Лидер Сопротивления? Ястреб? Они увидели Ястреба в колибри, в маленькой, крохотной птичке, которую Регина нарисовала на стене, пытаясь помочь себе, согреть саму себя хоть немного, хоть глупым воспоминанием, прошлым, которое уже ничто, прах, небытие. Ястреб — люди выдумали его сами. Ястреб — это фикция, блеф, иллюзия, это пыль, это хуже прошлого, потому что не существует совсем, нигде, никогда. Они видели Ястреба в колибри. Борман видит Ястреба в Регине? И актриса не стала играть. Всего лишь прошла вглубь комнаты, не скрывая бластера. Всего лишь села. У него револьвер с разрывными пулями, у нее бластер с лазерным зарядом. Какая к чертям разница! Только один вопрос: — Кто ты такой, Борман? Покажи мне себя самого. — Кто эта девушка? Та пропавшая с линкора, да? Регине в общем-то плевать на девушку. На, кажется, Дженну, кажется, Коулман. Ей важно понять Его, вогнать в выстроенную в голове систему заветный недостающий кусочек. Знать что-то важное о нем. Она знает о людях ВСЕ, и даже больше. Она знает, чего они хотят, знает, как это им дать, она знает, во что они верят, о чем мечтают, она знает неистребимую темноту их душ и она видела свет глаз, но она не понимает чудовище перед собой. Важно, чтобы оно сдохло, но не менее важно раскрыть его, обналичить, обличить, узнать. Сможет ли она заставить его стать узнанным ею? Такое что истинная близость — сродни смерти — для такого необходимо Решение, Подвиг. У Регины Барреа нет ни одного способа заставить Бормана пойти на подвиг. Кто угодно, только не он. Тысячи "кого угодно" по ее-его легкому велению сейчас умирают на улицах. Только не ОН. У него револьвер, у нее бластер. Два чудовища друг напротив друга, два нежных тирана, глаза в глаза. Для нее, он — уже мертв. Для него — мертва она. Слишком похожи для того, чтобы не встретиться, не увидеться, не столкнуться лоб в лоб. С самими собой. С отражениями. С тенями. Интересна ли она ему также, как он ей? Хочет ли он ее смерти, но более всего ее сути? Действительно ли мертвым можно рассказывать все?
-
Отлично, прям вообще замечательно. Конфликт, конфронтация, кульминационный момент личной драмы - всё на месте, как надо.
|
Бросив последний, полный невысказанного страдания взгляд на потолок, - словно бы в надежде увидеть "Ренессанс", Сильвия двинулась вслед за Скоттом. Отдав приказ об эвакуации, психолог боле не беспокоила себя техническими мелочами вроде определения конкретного маршрута - она приняла общее решение, пусть же мужчины решают в частностях. Она сделала, что могла, и пусть тот, кто может лучше, попытается сам. Как вода скозь пальцы, утекали силы. Этот огонь, эти гневные тирады и напряженная работа разума выпили всю женщину досуха, оставив взамен лишь пустую оболочку, в котрой последними искрами тлел огонек долга, поддерживаемый Верой. Только благодаря этому чувству мобеда еще продолжала держатьси и находила в себе силы хотя бы просто идти, не отрываясь от маячащей впереди спины повстанца.
Шла Сильвия подобно автомату, подобно заведенной механической игрушке. Шаг. Еще шаг. Снова шаг. Пальцы вцепились в рукоять пистолета, как в единственное надежное и стабильное место на земле. Ведь стены и пол не столь крепки, они в любой момент могут вспыхнуть алым проблеском ламп тревоги, закачаться от взрывов, содрогнуться в предсмертном треморе камня и сложиться под оглушительное крещендо смерти, навек став могилой для самоуверенной жительницы Матери-Земли, попавшей из огня да в полымя исключительно по собственной глупости и наивности.
Шаг. Еще шаг. Снова шаг. Надо. Двигаться. Вперед.
Несколько раз психолог, забывшись, налетала на спину Смита, или внезапно останавливаясь, так что в нее чуть не врезался компьютерщик. И каждый раз звучало бесстрастно-спокойное, словно бы сделанное изо льда "Извините. Двигаемся дальше". Подчас ноги отказывали и Сильвия спотыкалась, чуть не падая - спасали стены или помощь спутников. Силы утекали безвозвратно, и психологу начинало казаться, что весь этот проклятый бункер бьется подобно человеческому сердцу - то сдимаясь, то распрямляясь. Иначем чем обьяснить, что стены становились то ближе, то дальше? Старые страхи возвращались: а не повторит ли Элкор судьбу "Надежды"? Не придут ли дэвы и сюда? Не идут ли они... за ней?
...Сильвия не знала, как она не умерла в этих катакомбах, но чувствовала, что зарождающуюся клаустрофобию ей долго не изжить. Открытая на улицу дверь стала для нее подобна вратам в царство Ормузда, и с новыми силами (откуда они только появились!?) женщина устремилась на свободу, как умирающий в пустыне от жажды стремится к живительному оазису. Ей всем сердцем хотелось оказаться на свободе: почувствовать кожей порывы ветра; вдохнуть полной грудью чистый, не рециркулированный воздух; увидеть над собой бескрайнюю гладь, а не давящие, нависающие стены - словом, выйти из гробницы на свет Солнца. И пускай на дворе ночь, пускай вокруг кипит война, пускай в этот момент гибнут люди, а она сама должна не медля ни секунды устремиться помогать чужим людям чужой планеты и чужому, в принципе-то, экипажу чужого корабля - ван Эллемеет не могла не застыть посреди двора, закрыв глаза и всем своим существом чувствуя, как мир вокруг распаляет золу того пламени, что неустанно горело в ней.
Свобода есть жизнь, и эти краткие минуты (или долгие часы, Сильвия не знала) вновь доказали эту неприложную истину. Когда надежды не осталось, пришло возраждение, а гнет бункера тирании сменился широким пространством борящейся с ней свободы. И если это не символично, что тогда символично? Воздух и открытое пространство дали ей волю жить дальше и действовать, а остальное - в ее хрупких человеческих руках. Так было. Так будет.
Голос техника резко вырвал психолога из глубин мыслей. Подняв на него бездонно-глубокие, куда как более темные, чем обычно, глаза, Сильвия сказала с жесткой улыбкой: - Нет. Ни шагу назад. Никакого штаба. Мы обязаны выйти на связь с линкором, и мы это сделаем. Любой ценой. Потому что Свобода и Возраждение нужны всем. И вам. И мне. И Элкору. И даже Борману. Нас... нас ждет станция связи. Мы должны - значит, мы можем.
-
великолепный пост! и пульсирующие стены, сжимающиеся, что человеческое сердце, и вот эти шаги, усталость, преодоление и призрак свободы и вера шикарный пост! один из самых лучших постов здесь, по моему мнению
-
Яркий, прекрасный, эмоциональный пост.
|
|
Принимая бумагу от последнего подписанта, Сориа тяжело выдохнул - словно пловец перед погружением. Сейчас все окончательно решится. Девять человек, не исключая его самого сейчас поставят точку в затянувшемся безвластии. Хорош будет их выбор или нет - покажет время, но любой кандидат в разы лучше той анархии, что захлестнула Пьяченцу: еще недели такого безумия город не протянет. Пускай грядут перемены, пускай даже сам Сориа лишится своего места - все это меркнет перед тем, что может ожидать тихую Пьяченцу без твердой руки. В конце-концов, правители и их подданые приходят и уходят, а Город остается. Луиджи Сориа был патриотом своей родины, и был готов положить голову на плаху во имя ее блага - поэтому он и выбрал того, кто, по его мнению, сможет обеспечить стабильность и процветание.
Все замерли в ожидании, и было слышно только, как бьется о стекло муха, да как гудит за стенами толпа. Впрочем, этот мерный и спокойный рокот не был предвестником грядущих трудностей: так шумят о скалистые берега волны Адриатики, когда теплый ветер с юга подымает пенные буруны, бросая их о камни в неизбывной борьбе земли и тверди. Избирающие и избираемые, застыв, ждали решения, а люди за стенами дома совета жили своей жизнью. Многие ждали вестей вместе с ними, но большинству было наплевать: толкали свои повозки зеленщики, укладывали стропила нового дома поденщики, плавили железо кузнецы, торговцы в лавках наперебой расхваливали свои товары, а крестьяне, живущие за воротами Пьяченцы, начинали свой ежедневный труд.
Могут ли немногие решать судьбы прочих? Кто дал им такое право? Как случайные, в общем-то, люди смеют взваливать на себя такой груз ответственности: ведь их ошибка будет так дорого стоить, и пострадают не только они, но и те, за кого они высказались. А ведь стоит глянуть вокруг незашоренным взором, и можно понять, что эти, волею судьбы, избранники решают куда больше, чем могут себе представить. Пьяченца - лишь одна из жемчужин во владениях величественного герцога Миланского, но решения его в чем-то будут продиктованы и происходящим в этом тихом провинциальном городке - одно вчерашнее выступление кондотьеров чего стоит. А действия герцога Сфорца, в свою очередь, оказывают влияние на политику французского короля и Его Святейшества Наместинка апостола Петра. А уж решения этих власть имущих влияют на весь мир. Вот так члены Совета Пьяченцы, мало еому известные за родными стенами, пусть и немного, но влияют на весь мир. Увы, но мало кто из них думал об этом. Кто искал сиюминутной выгоды, кто-то решал, исходя из личных симпатий и антипатий, кто-то просто был свято уверен в правильности своего решения. Глобальные проблемы их не занимали, но их нельзя винить за это. Мало кто мог охватить разумом что-то за предалами города или, как край, всей раздробленной Италии. Выборщики, в большинстве своем - не могли. А вот те двое, одному из которых суждено было сейчас надеть графскую цепь, змеей свернувшуюся на постаменте возле Сориа, были способны на это. Их талантов вполне хватало на то, чтобы видеть на несколько шагов впереди. Но победил только один.
Луидж Сориа поднял глаза и отчеканил, глядя прямо перед собой: - Достойные члены Совета Пьяченцы, чьи права на этот выбор дарованы Герцогом Миланским, пришли ко мнению, что правом стать графом Пьченцы наделяется благородный Стефан Сальваторе, глава городского магистрата. Подойдите, синьор Сальваторе, и позвольте возложить на вас сию золотую цепь с гербом нашего славного города - как знак вашего нового титула. Будьте достойны Пьяченцы, и да будет Пьяченца достойна Вас. А те, кто сегодня назвал Ваше имя, готовы словом и делом помогать графу в управлении городом. Слава графу Сальваторе!
-
Прекрасная игра, в целом и частности. Спасибо. А Стефан, безусловно, будет доволен. Он долго к этому шёл и безусловно не собирался сдаваться. Отдельно хотелось бы отметить сцену званого вечера, Эмилио и Франческу-пророчицу) В ближайшее время дам итоговый пост, раскрою, так сказать, окончательно все карты для остальных.
-
Таки ня было играть)
-
Эх, то чувство, когда победа почти у тебя в руках... но столь же стремительно из них ускользает) Несомненно, запоминающийся финал. Запоминающийся явным противостоянием оппонентов, которого в моменты расхождения по своим домам немного не хватало. Так что финал смог с лихвой это восполнить. Честно, я за Матиаса очень переживала. Не скрою, что расстроилась из-за его проигрыша... А впрочем... игра продолжается)
-
Это было изящно. :3
|
-
С достоинством, однако. Мы еще вернемся. :3
-
Крайне достойно, прям в стиле Данте.
-
На самом деле жаль. Данте достойный кандидат.
-
Данте умет не сдаваться и, проиграв, не проигрывать)
|
|
|
Она понимает тонкую нить второго смысла, вложенного в мои слова. Качает головой, сопротивляясь... чему? Воспитанию? Врожденному чувству жалости? Обычному человеческому сопереживанию? Не столь важно, потому что ее эмоции в этот момент прекрасны — чистые, искренние, неподдельные, и твердо подавленные волевым решением. Внутренняя борьба, отблески которой пляшут на лице Ди вместе с отблесками пламени, заслуживает аплодисментов, и я аплодирую — тихо, незримо, скрываясь под маской Джона. Крик статиста на фоне сплетается с треском пламени. Второй статист все еще греет снег вокруг себя, и мне все так же нет до него дела. В какой-то момент я даже ощущаю далекий отблеск чувства ошеломления — ведь Джон Сабик, патрульный, холост, и в кошмарном сне не мог представить себе ситуацию, в которой он столь наплевательски отнесется к чужой жизни. Впрочем, Ди солидарна со мной — в этом я теперь уверен, и мне не нужно задавать ей лишних вопросов. Она делает то, что лучше для нее. Выживает любой ценой. И это правильно, поскольку наш бой еще не окончен. Начало второго раунда возвещает далекий рокот мотора. Я слышу его, мерное биение стального сердца в паре километров от нас, и этот звук едва слышно, но очень настойчиво прорывается сквозь душераздирающие крики съедаемого пламенем водителя фуры, до которого нам обоим нет больше дела. Я слышу его, и я замечаю, что Ди тоже чувствует его — участившимся пульсом, расширенными зрачками, мелкой дрожью в пальцах, обреченной мольбой в голосе. Я не двигаюсь с места, глубоко вдыхая морозный воздух. — Нам некуда ехать. В отличие от Ди, в моем голосе нет обреченности. Более того, я не уверен, что хладнокровный тон Джона смог в достаточной мере скрыть... радость. Восторг. Упоение! Потому что теперь я чувствовал зеленоглазого убийцу. Так же остро и ярко, как Джона Сабика, патрульного, холостого, как будто я сам был таким же, как он. Возможно, все это было следствием удара об асфальт, и я просто не заметил, как приложился головой. Но мне казалось — нет, я был уверен! — что понимаю убийцу. Ощущаю его желания. Его цель. Ведь его цель пересекалась с моей, и это роднило нас сильнее, чем братьев-близнецов. Благодаря этому родству, а возможно, благодаря каким-то безумным мыслям Джона, я понял, что мне нужно сделать. Я шагнул вперед к Ди, но моей целью был полицейский "Форд", поэтому на девушку я не обращал больше внимания. Наверное, в моих глазах плескалось легкое безумие от переполнявшей меня радости.
Я достаточно хорошо представлял себе итог, но последовательность действий, которая должна была привести к этому, была несколько туманной, поэтому я шел к "Форду", слабо понимая, что мне от него нужно. Однако я так же знал, что до того, как черный, как ночь, автомобиль не спеша доберется до нас и исторгнет из своего нутра зловещего пассажира, у меня есть пара минут в запасе, и я собирался сполна воспользоваться ими. На заднем сиденье лежал дробовик, который перекочевал мне на плечо. В багажнике стальной змеей свернулась шипованная лента — четыре метра острого металла, которые я бросил на снег у переднего колеса "Форда". Там же нашелся пятиметровый буксировочный трос — два стальных крюка и пятнадцать тонн предельного усилия на разрыв —, толстые жгуты высоковольтных проводов для "прикуривания", и наконец, огнетушитель. Богатство для какого-нибудь сталкера в эпоху постапокалипсиса, все эти вещи сейчас имели ценность и для меня. Заведя мотор и открыв капот "Форда", я накинул на минусовую клемму аккумулятора "крокодил" и прицепил другой конец к шипованной ленте. Второй провод вцепился в ленту, а "крокодил" другого конца лег рядом с плюсовой клеммой. — Ди! Подоедини вторую клемму, когда придет время. Я думаю, это будет достаточно очевидно. Возможно, надо будет размотать ленту — защелка наверху, просто срываешь ее, и лента развернется сама. Отойдя от машины на пару шагов, я поставил у ног огнетушитель, снял с плеча дробовик и повесил вместо него свернутый мотком буксировочный трос. Проверив заряды в дробовике, я аккуратным пинком уронил огнетушитель плашмя, и сгреб ногой небольшой сугроб над ним. Черный автомобиль приближался, прогрызая яркими фарами снежную темноту перед собой. Чем ближе был он, тем больше восторга переполняло меня, хоть я и еще раз предусмотрительно оглядел свою сцену — декорации были расставлены так, что подъезжающий автомобиль мог видеть меня, "Форд" с открытым капотом, и Ди, стоящую возле него. Фоном для нас был гигантский костер фуры. Все остальное должно было стать сюрпризом, и ощущение того, что эту сцену пишу я сам, сломало даже хладнокровие Джона. — Золото, Ди. Сколько золота вокруг!.. — прошептал я, растягивая губы в ухмылке.
-
Прямо теряешься. в какой из игр тебя плюсовать. :)
-
Хорошо подготовился, интересная задумка) И в целом пост шикарен.
-
Отменный отыгрыш, в целом и в частности.
|
Дженна торопилась, расстёгивая затягивающие Эйзенхауэра ремни, совершенно не заботясь о его удобстве. Голос мужчины причинял ей практически тот же дискомфорт, что ему - эти ремни. Хотелось просто заткнуть уши руками и не слышать учёного. Но вместе этого, с возрастающим раздражением, девушка продолжала своё дело. В конце концов, её труд увенчался успехом. Хладнокровный монстр вновь был на свободе, что совсем не устраивало Коулман. Но другого выбора у неё не было. Она оглянулась на дверь, от которой слышались пронзительные звуки резака. Совсем скоро в этой комнате окажутся дроиды. И её маленькому бунту придёт конец… Что там говорил Лео? Что оружие охранников нельзя использовать?.. Что ж, Дженна, ты ходишь на лезвии ножа. Лео один, и он не способен защитить тебя от всех роботов в этом комплексе. Ты уже убедилась – Лео так же и не всемогущ. Его тело, хоть и напичкано мутациями, по-прежнему хрупкое. Человека так просто сломать…
Отто, видимо, чувствуя, что преимущество на стороне Дженны и её союзника, сделал весьма неожиданное предложение. Девушка ошеломлённо смотрела в лицо своему бывшему надзирателю, едва ли понимая, серьёзно он говорит или нет. Короткие секунды замешательства, сомнений. Шестерёнки в голове лихорадочно крутились. Ей просто не верилось, что учёный делает подобные предложения. Ей! Кого он ещё недавно считал исключительно расходным материалом. А сейчас… он почувствовал своё поражение? Что случилось? Где его гордость? Где верность своему императору, в конце концов?.. Разум отказывался понимать и принимать его идею. Слишком много в ней было «но». Как минимум – не лжёт ли он, говоря о революции. Ещё сутки или несколько суток назад Дженна была на поверхности, и город вполне мирно существовал, центр кипел жизнью, раскрашенный неоновыми красками… Разве могла случиться революция всего за несколько дней?.. Её так же одолевала мысль, что Эйзенхауэр сразу же придаст, воткнёт нож в спину, при первой же возможности освободится от своего обещания. И ей будет гораздо хуже, чем сейчас. Сейчас Борман ещё ничего не знает ни о провале эксперимента, ни о мнимом предательстве Эйхенхауэра. Но стоит нажать на нужную кнопочку коммуникатора, и всё тайное станет явным.
Разум. Несмотря на многие факторы, из-за которых верить учёному не хотелось, сердце, бешено бьющееся в груди, подсказывало иное. Где-то внутри неё теплилась искра надежды. Сердце подсказывало, что Отто сейчас как никогда искренен. Что в этом деле у него есть собственная выгода. Свержение императора? Страх погибнуть от рук Лео? Страх быть сметённым революцией, вовремя не выбрав правильную сторону?.. С лица Эйзенхауэра спали надменные маски, обнажая суть. Но причин его поведения Дженна не понимала. Сердце начало биться с удвоенной силой ещё с тех пор, как Эйзенхауэр заикнулся о «друзьях». Какую роль принимают они? Какую роль принимает «Ренессанс», будь он проклят? Борман хотел вытянуть из неё информацию о корабле. Он вытянул бы её из любого члена экипажа, но подвернулась она… Не играет ли её экипаж такую же ключевую роль, но на другой стороне баррикад?.. И есть вообще эти «баррикады». Дженна мотнула головой. Она чувствовала, что близка к правде. Но её доводы по-прежнему остаются лишь доводами, подкреплёнными словами учёного. Который, в общем-то, не внушал доверия…
Время уходит. Огонёк резака по-прежнему путешествует по металлу, приближая момент столкновения с его обладателем. - Хорошо, старик. Мы подойдём к этой чёртовой консоли. И для начала ты остановишь этого робота, - указала на дверь. – Поверь, если эта машина окажется здесь, то первым же делом Лео толкнёт под огонь его лазера тебя. Чертовски кружится голова от власти, что оказалась в её руках. Лео. Я становлюсь таким же кукловодом как Отто. Прости, но пока эта роль неизбежна. - Не знаю, зачем ты это делаешь и какие у тебя цели… Все твои проекты. Эксперименты… Финансирования Бормана тебе больше не видать, - презрительный тон. Дженна подобралась, постаралась подавить в себе отвращение к этому человеку. – Но так и быть. Налаживай связь с тем, кто стоит во главе восстания. Я хочу увидеть и услышать свой экипаж. – Голос дрогнул. – Только без шуток, старик. Дженна не очень-то мягко подтолкнула Эйзенхауэра к стеклянной комнате. Оказавшись за спиной учёного, девушка посмотрела в сторону Лео. И в её взгляде явственно отпечатались горечь и вина. Ей вовсе не хотелось использовать солдат Отто. Словно они... марионетки, пешки в глобальной игре, не люди. Но, в конце концов, до их использования дело может и не дойти. Основная причина, почему она согласилась довериться Эйзенхауэру – конечно же, её экипаж. Ей невероятно хотелось услышать знакомые голоса. Узнать, что произошло... Но и назойливый робот, пытающийся прорваться в комнату, представлял из себя проблему. В крайнем случае, думала про себя Дженна, Эйзенхауэр всё ещё рядом, под контролем. Если что-то пойдёт не так, ему же хуже.
- Лео, готовься оборвать связь при необходимости, - добавила девушка, как только они оказались за стеклянной перегородкой. – Мы же не горим желанием увидеть некоторые знакомые лица, правда? В этот момент она бросила на учёного испепеляющий взгляд. Её подогревала мысль, что даже если ему удастся договориться с лидером сопротивления, вопреки, вероятно, его же доводам, в комплексе он не останется. И уходя… Возможно, Лео прав. И им стоит уничтожить этот комплекс к чёртовой матери, чтобы генномодифицированные солдаты не попали в руки ни к одной из сторон. От таких мыслей щемит сердце. Но если Отто не лжёт… Слишком высока вероятность, что солдаты послужат во зло.
|
В тот момент, когда ее нежная миниатюрная светлая ручка утопает в моей обветренной разгоряченной ладони, где-то в глубине меня неожиданно начинает пробуждаться смутно знакомое чувство. Волна едва заметного покалывания проходит сквозь локоть, плечо и россыпью тонких иголочек растворяется где-то в груди. Я не могу дать этому чувству имя. Не могу вспомнить его природу. Знаю лишь, что оно – еще один маленький кусочек самой моей сути. Неотступно сопровождает меня всегда и везде. Маленьким свечным огоньком начинает сиять внутри каждый раз. Вновь и вновь. Настойчиво и упорно. Несмотря на то, что чьи-то пальцы столь же терпеливо раз за разом тушат его, прежде чем по своей прихоти отправить в очередное плаванье по морю тьмы. Это нечто, что подпитывается тем же самым топливом, что и бушующее пламя ненависти, дающее мне силы, нечто, что с каждым пожаром в моей душе на шаг становится все ближе к тому, чтобы потухнуть навсегда. Разум подсказывает, что противоположность силе стоит назвать слабостью. Мне кажется это кощунством. Это некая потребность. Которую вызывает девушка передо мной. Похоть ? Едва ли. Хотя она определенно красива: кроткий взгляд огромных лазурных, будто теплые летние моря, глаз, высокий прямой лоб, нежная светлая кожа, округлое лицо, точеная фигура, которую завистливо пытаются скрыть когда-то белые дорожные тряпки. О красоте таких слагают сказания. Ради таких начинаются войны. К таким влечет меня. Но с похотью я хорошо знаком: она не может угнездиться глубоко в сердце, она быстро выдувается ветрами и стачивается песком. Любовь ? Ха! Сомневаюсь… Новообретенное чувство ей определенно в чем-то родственно, но это не любовь. И вновь я прихожу к своей неспособности определить эту частичку.
Мои мысли, тем временем, слегка унимают азарт в глазах, а лицо на мгновенье поражает задумчивость. Сейчас не время копаться глубоко в себе, и я возвращаюсь к сделке. Поверх ее руки ложится вновь моя. Нечто беззащитное у меня в руках укрывают моя плоть и моя сталь. Взгляд встречается со взглядом.
«Да будет так. Теперь мы связаны словом», - говорю я Арианне.
Она предлагает мне привести своего коня. На это я ничего не отвечаю, лишь поворачиваюсь к ней спиной и двигаюсь по направлению к животному. Гнедая лошадь в это время, пользуясь моментом, старательно перерабатывает пожухлую траву. Подхожу и хлопаю беззлобно коня по левому боку.
«Ну как, вкусно тебе, трусливая скотина ? Надеюсь, ты наелся – нам предстоит долгий путь.»
А что с него взять то ? Животное и животное, даром что обученное. Хватаю удачно поднявшую морду лошадь под уздцы и собираюсь подвести ее к своей новой спутнице, как вдруг перед моими глазами в очередной раз разворачивается удивительное зрелище. Девушка склоняется над телами, читая некую заупокойную молитву, и срывает с мертвецов подвески. А дальше неведомая сила охватывает пламенем покойников, обращая их в кучу пепла. Свободная рука непроизвольно устремляется к моей собственной груди, пытаясь нащупать под кожаной курткой такой же амулет, как у тех четверых, а в голове, подобно мотылькам, вновь начинают роиться мысли. Какова природа этого пламени ? Пожирает ли тела, лишенные защиты, сама реальность этого мира или такова природа этих рыцарей ? Быть может, они были не совсем людьми ? Или же амулеты оберегали плоть от силы самой Арианны. А если, даже, медальоны здесь вовсе и не обереги, а лишь доказательства смерти, что не должны были быть сожжены хрупкой девушкой вместе с прочими вещами ? Кто же стоит предо мной: человек или высшее создание ?
Слезы, текущие по ее щекам кажутся удивительными и прекрасными. Любой мужчина, видящий плачущую женщину, теряет над собой контроль. Его начинают переполнять либо сострадание, либо желание. Такова уж наша природа. Взяв себя в руки, я медленно повел коня к ней, выслушивая ее разъяснения по поводу нашего маршрута. Пока она была занята рассказом, я слушал ее лишь одним ухом, поглощаемый собственными мыслями о ее силах. Я не питал наивной уверенности, что просто спросив получу честный ответ. Но я знал, как проверить наверняка. Стоило ее закончить, я выпустил поводья из рук и сделал несколько шагов к ней вплотную. Быстрее, чем она успела среагировать, моя рука легла на ее спину. Другая, коснулась затылка, чтобы девушка не смогла отстраниться. Мои губы прижались к ее губам в поцелуе. Если она на самом деле богиня во плоти, играющая со мной, то за такую дерзость я буду пожран ее мистическим пламенем заживо. Обветренная кожа. Вязь мышц. Остов прочных костей. Пока не обращусь в горстку праха у самых ее ног и не буду развеян холодными осенними ветрами. На вкус как спелая вишня.
|
-
Понятия не имею, насколько был согласован с мастером уровень жести, но отыгрыш, что ни говори, пугающе качественный. Такому маньяку я бы с превеликим удовольствием прострелил голову на месте ведущего детектива.
|
Джованни, размышляя, не переставал следить за происходящим. Сосредоточенность, ухмылки, глубокая задумчивость на лицах почтенного Совета создавали некое напряжение обстановки. Но Матиас наблюдал за ними с завидным хладнокровием, и цепкий взгляд, путешествуя по залу, то и дело вылавливал изменения в мимике каждого члена Совета. Интересно развивались события, крайне интересно. Кто-то вписал имя сразу – естественно, тут же выдавая свою преданность тому или иному оппоненту. Кто-то медлил, и на то были личные причины. Такие, как неуверенность в собственном выборе. Хотелось, мягко говоря, поторопить их. Негоже заставлять уважаемых синьоров ждать. Но больше всего Матиасу хотелось отобрать у них перья и самому вписать избранное имя. Нетерпение жгло его изнутри. Но мужчина некоем образом не выдавал своих эмоций. Вспыхнувший огонь отражался искрами в каре-зелёных глазах, но взгляд его был направлен на Совет. Лишь изредка Джованни поворачивался к другим кандидатам. В этом не было никакой демонстрации незаинтересованности, отнюдь. Но их реакция, в данный момент времени, интересовала его мало. Выражения их лиц ничего не скажут Матиасу о том, какой выбор они сделали. Он и так знал, какой.
Однако в какой-то момент Сальваторе решил обратить внимание на себя, громогласно объявив о том, что считает присутствующих в зале недостойными. С самой первой фразы Джованни понял, к чему Стефан клонит, и усмехнулся. Право, себя не похвалишь – никто не похвалит. Да ещё и завёл речь про нужды господ и простых граждан. Менее всего Матиас был уверен, что он о них думает. Но тактика, безусловно, достойна внимания. Именно так его дражайший родственник и попал в Совет. Стоит лишь напомнить о нуждах города… Но следующая реплика удивила его больше. Голос против всех?.. Матиас выгнул бровь и обернулся на Совет – как он отреагирует на подобную выходку? Если бы подобный метод голосования принимался ко вниманию, им воспользовались, как минимум, все претенденты на графскую цель. В лучшем случае. В худшем – неуверенные в своём выборе члены Совета последовали бы той же логике и… Получается, что голосовали бы исключительно те, кто уже твёрдо определился со своими симпатиями. Это, безусловно, хитро. Но где же хвалённая непредвзятость и нужды города?
Совет, уже, к слову, проголосовавший, вскипел от негодования. Вероятно, кто-то задался вопросом, мог ли он сам сделать нечто подобное, но, как показалось Матиасу, большинство восприняло реплику Стефана как сопротивление установившемуся порядку. Оно и к лучшему. Что, зря Матиас бумагу марал? Если бы Совет принял идею Сальваторе с милостью, Джованни демонстративно съел бы свой листок. Но Совет не принял идею Сальваторе, и Луиджи, поднявшись, выразил единогласное решение. В принудительной форме. Голосуй, иначе ты – вне игры. Матиас не смог сдержать довольной улыбки, нисколько не заботясь, что об этом подумают остальные. Почему бы и не порадоваться провалу соперника? - Стефан, - продолжая улыбаться, Матиас обратился к своему оппоненту. – Выразить свои антипатии ты сможешь и после собрания. И не заставляй меня жалеть о своём выборе, право. Синьор Джованни расстроен, что ты так плохо думаешь об остальных кандидатах, как и уважаемый синьор Эстакадо. Как и достопочтенные члены Совета, что уже вписали их имена. Естественно, Матиас был ни капли не расстроен. Достойнее себя никто из претендентов в этом зале не нашёл бы, просто Сальваторе решил поделиться этим со всеми. Но вот решение Совета уважать стоило. Негоже раздражать тех, кто с выбором уже определился. И будущего правителя, если волей судьбы им окажется Джованни или Эстакадо, тоже.
|
Торопливо заскрипели перья. Все знали, за кого они хотят голосовать. Кто-то интересовался личной выгодой, а кто-то - благом Пьяченцы, кто-то вписывал имя легкой и недрогнувшей рукой, а кто-то мялся, до последнего сомневаясь в своем выборе. Каждый чувствовал, что сейчас за его плечом стоит история: ведь в этот миг они определяют жизнь своей родины - маленькой, тихой и кажущейся стороннему наблюдателю такой пасторально-спокойной Пьяченцы.
Марио затравлено глядел по сторонам, нервно теребя ставший вдруг давящим воротник и никак не решаясь вписать то имя, которое он выбрал. Мужчина то и дело вытирал широким платком испарину, тяня время, пока, наконец, не решился.
Из иного теста был вылеплен Нинни. Не из теста даже - из стали. Уж он-то не сомневался ни секунды. Каждое движение пера - словно взмах кузнечного молота. Самсоне как никто другой уверен, что выковывает в эти мновения обновленный, лучший Город.
Отец Феликс невозмутимо выписывал убористые витиеватые буквы, тихо улыбаясь своим мыслям. У достойного пастыря явно был свой план, и он был непрочь вместе со всеми прочими половить золотую рыбку в мутной воде.
Старый вояка де Боно нп стал на сей раз разглагольствовать. Высунув язык, он старательно выводил буквы, после чего, гордый своим успехом, орлиным взором оглядел присутствующих - словно полководец, оматривающий оставшееся за ним поле боя.
Запустив пятерню в волосы, несколько напряженный Кальдерони выждал, когда первые записавшие отложат в сторону перья, после чего сам неторопливо внес имя своего избранника. Мужчина был аккуратен: не первый, не последний - он оставался в середине.
Единственная женщина в Совете просто проигнорировала замечание священника. Одной из первых поставив имя своего кандидата, она умудрялась ласково и ободряюще улыбаться всем вокруг - словно бы в зале и не шла незаметная война.
В Марселе Джованни никто не сомневался. Юнец быстро вписал чье-то имя - наверняка старшего родича, после чего развалился в кресле, наблюдая за потугами остальных и даже с вызовом глядя на самодовольного де Боно.
Сориа же спокойно и обстоятельно вписал на бумажку имя, после чего приготовился ждать результатов. Внезапная выходка Стефана его, как и всех прочих, немало шокировала. По залу пронесся тихий недовольный ропот таким открытым вызовом общественности, но Луиджи, к чести его, не поддался возмущению большинства, властно махнув рукой и взяв слово: - Сальваторе, ты нарушаешь правила голосования. Я сказал, что голосуют все, и только за трех кандидатов, за исключением себя. Я, как временно исполняющий обязанности председателя, не буду сейчас разбираться, почему ты решил проигнорировать это требование и попытался сорвать голосование. Вместо этого я подсчитаю голоса и, если твой не окажется решающим, то так кж и быть, ты сможешь воздержаться. Ежели без твоего выбора не будет ясно, кто победил, ты или проголосуешь, или снимаешь свою кандидатуру. А я уж постараюсь, чтобы весть о твоем самоуправстве дошла до Моро.
Недовольный и суровый Сориа тяжело поднялся, самолично собрав бумаги с именами. Короткий подсчет голосов, и он медленно повернулся к Сальваторе: - Стефан, сейчас твой голос необходим и в некоторых случаях даже решающ. Ты обязан выбрать Джованни или Эстакадо. Или-или. Ну или я буду вынужден приказать вывести тебя, после чего мы переголосуем. Решай, Сальваторе.
-
Заинтриговала. :3
-
Обстановка накаляется) Перечитываю текст и понимаю, что в голове уже каша из различных предположений. В некоторых я, уверена, не ошиблась, но кое-то вызывает большие подозрения. Интрига!
-
И это они называют демократией?! Чёртовы бюрократы.. А момент истины действительно близок.
|
Представления кандидатов закончились. Голос Матиаса, оглашавший залу, стих, и наступила пронизывающая тишина. Казалось, обстановка накалилась до предела, в следующее мгновение должно начаться голосование, что решит если не всё, то многое. Джованни переводил взгляд с одного лица на другое, отмечая некое волнение в каждом. Сам Сориа в тот момент довольно чему-то улыбался… Матиас прищурился, вглядываясь в грузную фигуру солдата. Несомненно, Луиджи уже видит себя в числе Совета, раз совершенно не переживает. И у Луижи, собственно, были все шансы. Но голосование не начиналось. Вместо этого с места поднялся никто иной как отец Феликс. Матиас ожидал услышать речь, едва ли не проповедь, призванную вселить в души находящихся чувство стыда и справедливости; призвать к честности. Но вместо этого он обратился к самому Сориа, практически в грубой форме давая ему наставления. Матиас с упоением следил, как бледнело лицо Луиджи с каждой фразой священника, и ухмылка расцветала на его лице. Что ж, длиннорясый, неплохо. Но вряд ли это повлияет на мнение Совета. Несмотря на заносчивость Сориа и яркую реплику де Боно, путь в Совет ему был заказан. Но больше, чем публичное унижение Сориа, заинтересовала новость об изменившихся правилах. Отец Феликс предложил выбрать трёх, а не двух, членов Совета. Заместо трёх умерших. Ухмылка Джованни искривилась. Такое положение дел его не совсем устраивало. Впрочем, настаивать на правилах голосования, принятых неформально самим Луиджи, мужчина не собирался. Возможно, всё это и к лучшему. Но, наконец, голосование началось. Опустились над столами руки, заскрипели по бумаге остроконечные перья. Джованни, несмотря на сдержанность и полный контроль над собой, всё же ощутил некоторое волнение. В уме складывались определённые комбинации голосов, исходя из предположения, кто получит место в Совете… Отец Феликс вновь разрядил обстановку, не преминув высказать своё мнение об одном из кандидатов. Матиас не смог сдержать усмешку. Какое злорадство, отец Феликс, право… Краткие мгновение ожидания. Томительного ожидания. Кто-то вписал имя сразу, кто-то медлил с выбором. Джованни оглядывал членов Совета. Странное ощущение укреплялось с каждой секундой внутри. Ощущение зависимости от всех этих людей. От них, в определённой степени, зависит его судьба. Наконец, Сориа поднялся с места, держа в руках итоги голосования. И, помедлив, произнёс долгожданные имена. Сориа, Джованни и Дестефани. Матиас выдохнул с облегчением. Всё же, Совет оказался более благоразумным и лояльным к его семейству. Сориа, как он и предполагал, оказался среди Совета; правда, присоединился к коллегам он уже без прежней спеси. Дестефани же чинно и тихонько села, создавая впечатление благоразумной леди. Её-то он увидеть в числе Совета точно не ожидал. Впрочем… подавляющее число присутствующих мужчин намекало на такой исход событий. Проводил взглядом Марселя, бесцеремонно усевшегося в своё кресло. Необходимо подучить родственничка манерам; впрочем, это дело долгосрочной перспективы. Сейчас перед ним, как и перед всеми членами Совета, стояла нелёгкая задача. Вписать на листке избранное имя. Матиас склонился над бумагой. Девственно-чистой, слегка желтоватой. Вскоре она будет запятнана именем. Именем одного из его конкурентов. Мужчина оторвал глаза от стола, дабы бросить красноречивый взгляд на своих «друзей». Кальдерони заметно нервничал, и Матиас окатил его холодным и в тот же момент успокаивающим взглядом. Марио и Нинни слегка заговорчески улыбнулся. Присутствие в числе Совета Марселя красноречиво указывало на их преданность. Если всё так и останется… Джованни обернулся на соперников. И в его взгляде читались различные эмоции. Презрение. Насмешка. Если имя избранного будет не Джованни – то никого. Он ярко видел перед собой их кровь. Кровь на полу. На их одеждах. Их застывшие глаза… Он желал убить их так же сильно, как и заполучить графскую цепь. Кровожадность была свойственна его роду. Его отца боялся весь криминальный мир. В каком-то роде, Гаспаро получил безграничную власть – среди убийц и воров. И Матиас получил её по наследству. Но он хотел большего. Гораздо большего. Он хотел видеть этот город, окрашенным в красное… Нет, пожалуй, так далеко он не зайдёт. Всё же, в этом городе живёт его семья. Где они сейчас?.. Выбрались ли из города?.. Джованни почувствовал болезненный укол. Но – собрался. Выкинул эти мысли из головы. Вновь посмотрел на листок. Начал подсчёт голосов…
Марио – за Джованни Нинни – за Джованни Кальдерони – за Джованни Джованни – ну естественно за Джованни… Четыре голоса за Джованни, неплохо. Де Боно – за Сальваторе Дестефани – за Сальваторе Старый вояка предан Стефану. А вот что роится в прекрасной головке Магдалены – неясно. Но, предположим, что за Сальваторе, так как выдвинута она была именно им. За кого будут голосовать Сориа и отец Феликс Матиас не знал. Но мог предположить, что оба – за Эстакадо. Сориа и Эстакадо близки по сфере деятельности, а отец Феликс – человек правды и порядка. Кто как не начальник стражи подходит на роль избранника?.. Сориа – за Эстакадо Отец Феликс – за Эстакадо
Матиас склонил голову вбок. 4-2-2, если его расчёты верны. Теперь необходимо правильно разложить карты. В лучшем случае, кто-то из его оппонентов проголосует за него. Допустим, Эстакадо. Если и Матиас, и Сальваторе проголосуют за Эстакадо – у последнего будет 4 голоса. У Матиаса – 5. Отличный расклад. В худшем случае и наиболее вероятном, эти двое проголосуют друг за друга. Джованни для них фигура тёмная и неясная. Тогда у обоих выйдет по 3 голоса, и стоит Джованни черкнуть фамилию кого-то из них – он с этим человеком окажется наравне по количеству голосов. А это уже плохо. Что ж. Так ли уж важно, чьё имя вписывать? Наиболее вероятный сценарий – что с кем-то Матиас окажется наравне. Что предпримет Совет, чтобы определить победителя, - мужчина не знал. Но знал прекрасно, что если не он получит графскую цепь, то оборвёт ту, что сдерживает его псов… Но если Сориа, отец Феликс и Дестефани решат по-своему… Матиас тонко улыбнулся. И вписал имя «Эстакадо».
|
-
Перечитал всю ветку. Мощь, просто мощь.
-
Может я из тех, кто вошёл во тьму, но не как ослабший и отставший - а как воин и боец? И она не смогла переварить мою душу, забрала только воспоминания?
|
|
Его армия никогда не завоевывала, она освобождала (с)
Регина сумеет в "по-хорошему" с кем угодно, кроме Бормана. Регина не слышит Бормана и не смотрит на Адама. Она не может прочитать в глазах соратника никаких чувств, потому что не смотрит в глаза. Барреа ожидает, что Адам все доведет до конца, сделает все четко и верно, только снаружи. Сделает все за нее. Оставит в покое, оставит саму разбираться с собственной жизнью, хоть скорее смертью. Адам не оставляет. В сознание с четким стуком впечатываются одно за другим слова "взвод танков, поддержка с воздуха, тяжелый десант...". Регина смеется, впервые так отчетливо чувствуя себя не кукловодом, а марионеткой. Хоть она и была таковой. Они все под Борманом таковы.
Это никогда не кончится, это не кончится для нее до те пор, пока один из них не умрет. Или оба.
Мысль приносит ни с чем не сравнимое удовольствие. Облегчение. Вместе с этим оживает сама Регина. Она медленно встает, вновь глядит внутрь бункера, глядит так, будто способна видеть сквозь стены. И когда оборачивается, когда смотрит на Адама, у нее просветленное лицо. И злое. И жадное. — Прости мне мою слабость, Адам. Она слишком понадеялась на девчонку, на почти близняшку. Чересчур. Нельзя было. Рано. И она не успевает почувствовать себя дурой, потому что некогда, теперь у нее ни до чего нет дел, кроме...
Регина достает карманный пэк. — Иза! Иза, я знаю, что ты жива, отзовись. Где вы? Почему Ренессанс еще не атаковал дворец? Я убью тебя, курва, если... Регина пробует связаться со второй Региной, но договорить не успевает. У нее есть дельце прямо здесь и сейчас, дельце поважнее. Дельце к своим. Регина настраивает связь с ворами. Она скажет им то, что уже говорила, но сейчас это важно по-настоящему: — Воров считают ублюдками и изгоями. Нам не верят, нас не любят, нас бояться. Я дочка Ирвина Барреа, и я горжусь тем, кто я есть и кем родилась. Давайте удивим всех напоследок, ребята, никогда не знала людей с более ловким умом и широким сердцем, чем шулера и карманники. У нас здесь скоро будет жарко, прикройте. Она все еще верит, что даже если они не получат ее видео сообщения, они вспомнят. Вспомнят все. Ведь она говорила им такое не раз, она уже все им сказала.
— Адам, ты должен вывести людей, а я должна остаться здесь, Адам. Кто-то должен быть здесь. Если эта гнида решить сбежать, кто-то должен остановить ее. Возьми мой пэк и продублируй мои сообщения. Ты за старшего, Адам. Ястреб кладет руки на плечи Адаму, Ястреб целится в глаза, хищно, стремительно. У нее колдовской взгляд, ей не раз говорили. Сейчас ее взгляд еще и искренний, она не манипулирует, не обманывает, она верит. И шепчет: — Если нужно, то это приказ, Адам, хоть ты сам знаешь, что нет. И... оставь мне пистолет. Регина прячет себя и Адама от глаз интеркома бункера. Как минимум живой они ее не получат. Регина жалеет только, что не взяла с собой цианид, который есть у второй девчонки. У Бормана точно не будет трофея под именем Регина Барреа. Раздавленный Ястреб? Таких не бывает. Она не из таких.
— Иди, Адам. Ей важно посмотреть в спину уходящему ему, запомнить его, запомнить его живым и победителем. — Эй ты, ошметок! О чем ты там хотел со мной потелепаться? Валяй, меси, все внимание. Только мне не улыбается за дверью топтаться, или ты перед бабой всыкоша отхватил, ну? Вороваечка Регина очень хочет, чтобы Борман пустил ее к себе.
|
Белоснежной крошкой сыпется с крыши автомобиля снег, оседая на тёмных волосах девушки и за воротником пальто, болезненно кусая открытую кожу. Люди вокруг смотрят на неё с нескрываемым любопытством, ещё не успев осознать, что объект их внимания только что создал на дороге ещё одну проблему помимо затора, оставив автомобиль с включённой «аварийкой». Но все окружающие факторы перестали интересовать Уэллс, как только она захлопнула дверцу. Пульс участился слегка от волнения. С каждым своим шагом Кэт понимала, что приближается к той точке невозврата, когда время будет окончательно потеряно. Написание статьи отложится, и позже Энтони получит совершенно сырую её версию. Телефонный номер так и не будет набран, и в связи с этим поиски Бэкки не начнутся. Переплетение вероятностей сейчас ощущалось как тугой узел, стянувший короткое мгновение её жизни. Слишком многое на кону, чтобы вот так просто выпорхнуть из Фольксвагена и умчаться в неизвестность. И всё ради чего?.. Какой-то дурацкой статьи, на которую у Кэт итак нет времени. В который раз промелькнула мысль, что работа всегда была для неё важнее. Даже сейчас уже подросшая Кэтрин Уэллс продолжает делать домашнее задание так же тщательно и так ответственно. Стремится получить хорошие отметки. И получить за это соответствующую награду. И всё же… что-то внутри протестовало против таких соображений. Ведь всё дело в том, что Кэт любила быть в центре событий. Любила знать обо всём, что происходит в родном городе. Любила быть свидетелем интересных ситуаций. И если подытожить всё перечисленное – Кэт просто была излишне любопытной. Вот и сейчас пересилить себя и задавить в себе это чувство было крайне сложно…
…На пруду столпилась многочисленная толпа. Серая и безликая – именно такая, какая обычно стоит за спиной корреспондента, вещающего в камеру о произошедших событиях. Кэт отлично себе представляла этот момент. Как камера фокусируется на лице симпатичной девушки-репортёра, а после – на встревоженных лицах окружающих людей, что через секунду зрителем непременно забудутся. И уже затем фокус настроится на приличных размерах лунку посреди водоёма… Всё стало ясно с первых секунд. Её подозрения полностью подтвердились. Некто, совершенно случайно забредя на тонкий лёд, стал жертвой неминуемых обстоятельств. Какое-то время, скорее всего, этот некто пытался вынырнуть из воды, чем и привлёк внимание толпы. Но холод сковал тело. А безликая толпа осталась безучастна. И если бы не подобные ситуации, таким как Кэт не на чем было бы зарабатывать.
Журналистка поспешила достать телефон, но вместо камеры включила незаметно звукозапись. Подошла поближе к толпе, высматривая кого-нибудь, кто наиболее всего подходил на роль рассказчика. Молодых людей Кэт почти сразу отбросила: обычно они немногословны. А вот старик с тростью вполне может рассказать что-то интересное… Девушка продвинулась ближе к деду, в первые ряды. Тронула его за руку, собираясь обратиться с вопросом о том, как всё произошло, когда её внимание отвлекло знакомое лицо, мелькнувшее на противоположной стороне. В первые секунды она подумала, что ей почудилось. Просто плод её ожившего воображения, не более. Но стоило присмотреться получше и убедиться окончательно: это явно не фантазия, а зрение её нисколько не подвело. Рядом с лункой стоял он.
Кэт застыла. Клубы пара изо рта стали появляться реже, взгляд сконцентрировался исключительно на одном объекте. Казалось, в это мгновение её перестали интересовать и старик, и статья, и даже утопающий. Какая-то часть внутри твердила, что это не он. Хоть и прошло достаточное количество времени, но Кэт отлично его помнила. Гладковыбритое лицо, блеск в глазах… Человек, стоящий совсем рядом, не был похож на того Криса, которого она знала: щетина темнела на коже, и лицо приобрело какие-то жёсткие, несвойственные ему черты. В то же время другая часть не сомневалась в том, что перед ней действительно Эллингтон. Сколько бы времени не прошло, как бы сильно не менялись люди – но примитивная биохимия оказывается сильнее, безошибочно указывая на того или иного человека. Кэт не могла объяснить даже себе, как именно – но она просто чувствовала, что это он. Крис… Он стоял совсем рядом и тяжело дышал. А Кэт не могла заставить себя сдвинуться с места или просто его окликнуть. За краткое мгновение перед глазами пронеслись десятки или сотни мгновений. И приятных, и тех, что хотелось забыть навсегда. Короткий миг Уэллс существовала в своём мире. В мире, где были только двое.
Характерный плеск воды вывел девушку из оцепенения. Секунду спустя она осознала, что Крис сделал то, на что у всей толпы не нашлось решимости. Нырнул в ледяную воду. Волнение, с которым она бежала к месту событий, усилилось… …Полминуты. Минута. Полторы… За Крисом шагнул кто-то из толпы, видимо, вдохновлённый его примером. Кэт, забыв напрочь о старике, напряжённо наблюдала. Смогут ли они оба выбраться, учитывая, насколько невообразимо холодной была вода?.. Девушка не заметила, как её начало трясти от озноба. Она едва обратила внимание на приближение службы спасения, несмотря на воющую сирену. Её мысли занимало совершенно иное. Вдруг… это такая ирония?.. Жизнь позволила увидеть Криса вновь, перед тем, как забрать ещё и его…
Но пессимистические мысли остались позади, как только из воды показались три фигуры. Выдыхай, Кэт. Всё в порядке. Вроде в порядке.
…Спасённого мальчика тут же принялись откачивать и заворачивать во всевозможные одежды, согревая окоченевшее тельце. Уэллс не без сожаления взглянула на оживлённую теперь толпу, понимая, какой материал уходит прямо сейчас у неё из-под носа. Но ей уже не хотелось ни брать интервью, ни делать снимки. Не теперь. Девушка перевела взгляд на Криса, что стоял неподалёку. Гораздо меньшее количество желающих пожертвовали ему собственную верхнюю одежду. И, похоже, этим единственным добровольцем стал неизвестный парень, нырнувший следом. Кэт сделала неуверенный шаг вперёд. Она так долго решалась. Откладывала звонок уже несколько дней. Боялась, что он вновь сбросит вызов. Или услышать его гневный голос… Но теперь он здесь. Совсем рядом. Пренебрегать такой возможностью было бы просто глупо... И потому остальной путь она проделала вполне уверено. - Крис… - сердце застучало предательски быстро, стоило ему поднять глаза. Но Кэт изо всех сил старалась казаться спокойной. – Я тут… по случайности, и видела, что ты сделал. Это было… самоотверженно. И довольно опасно. Можно сказать, героически, судя по количеству желающих помочь, - слабо улыбнулась, пытаясь говорить так же легко и естественно, как и в обыденности. - Ты в порядке?.. Столько времени прошло. Так странно заговорить с ним вновь. Словно не было всех этих долгих месяцев – но осталось нечто за гранью времени. То, что называют пропастью. Преодолеть которую теперь исключительно трудно. - Вам стоило бы осмотреться у врача. Вам обоим, - Уэллс перевела взгляд на неизвестного спасителя, после чего кивнула на машину скорой. - Обморожение может иметь последствия.
-
Ох, до чего восхитительный пост! Все чувства и мысли переданы на твердую пятерку! Заслужила, отличница;)
-
Долгожданная встреча) Классный пост!
|
Не считая попыток нескольких человек, публика, в основном, молчала и лежала, не дергаясь. Кто-то шипел, кто-то хрипел, кто-то закашлял... Вся эта какофония вязко селилась в сознании, едва воспринимаясь ими. Попытки двигаться или говорить сразу дали о себе знать огромной болью, не привычной, а острой, обжигающей, будто этот жар никогда не закончится... Если что-то и толкало сквозь это марево беспросветности, так это - инстинкт самосохранения. Но, похоже, некоторым даже он не помог... Зрение возвращалось очень медленно, потому картинка все еще не обретала привычную резкость, смазывая многие детали, будто зрение резко упало единиц на 0,5. Но одно уже было ясно. Они брыкались и, наверняка, побили друг друга... Пусть и невольно... Обжигающая горящая боль была настолько сильной и всепоглощающей, что не давала почувствовать нытье от ссадин, но они были на теле... Солнце было гораздо ниже, чем в момент их прибытия… Часа два прошло, не меньше… Сознание могло зацепиться за одну странную деталь, которая не вписывалась в происходящее, делая его каким-то неправильным. Это - дорога. Нет, не сама дорога. Ирина Николаевна и Резина валялись у бордюра по эту сторону. А по другую... ходили, как ни в чем не бывало, люди. Просто отдыхающие, которым, казалось, не было вообще никакого дела до столь огромного количества лежащих пострадавших... Как такое может быть? Ощущение неправильности ситуации порождало не только это. Они ведь даже не смотрели в эту сторону! А если и смотрели, то как-то мимолетно, буднично... Как же паршиво было Максиму, ведь Лена увела его подальше, ему ползти до автобуса было дольше многих. Еще Балашову с новой вожатой, Троянскому, который и вовсе оказался на клумбе, и бывшему координатору с Резиной... К слову. Под этими двоими был раскорячен асфальт. Словно его слегка пробурили. И Тимур был дальше всех по расстоянию. С его стороны не было видно никого, возможно, парень так сильно дергался, что откатился за торец здания. Лена, оставшаяся лежать позади, не шевелилась. А новая вожатая нахмурила лоб, попыталась дернуть руками, но вышло лишь слабое шевеление. Вопросы Балашова остались без ответа... Впрочем, не только его вопросы. Медик, которую он искал взглядом, была далековато, в самом центре пострадавшей толпы. Женщина сейчас подымалась с земли и потирала свой лоб одной рукой, а другой уперлась в землю, чтобы не свалиться. Кто удивил, так это Меньшикова, которая встала, как и Балашов, но в отличие от него не свалилась. Девочка устояла и с ужасом стала смотреть по сторонам, не зная, к кому первому бросаться на помощь. Хотя не сказать, что она была бодра. Кристина тоже пошатывалась, но она хотя бы стояла! Наконец, решившись, она встала на четвереньки и поползла к Троянскому, который лежал вниз животом и из-за растительности было не понятно, жив ли он вообще. Неподалеку от Эльвиры, по телу которой, казалось, пробегали статические разряды, лежала Леся, Аделт, Шпаков, чуть дальше пыталась ползти Овсанна, и, казалось, будто она мигает, как сбоившая голограмма… Хотя, скорее, прозрачность ее тела менялась... А по другую сторону где-то в десяти сантиметрах от земли «лежал» животом вниз прямо в воздухе парень из группы подошедших позже, еще там, на вокзале. Тот с вьющимися светлыми волосами и веснушками, кажется, его звали Богдан. У парня был шок, его глаза напоминали пять копеек, а сам он не понимал, как такое могло получиться, и безуспешно пытался вернуться на землю. Ладони его касались асфальта, но тело продолжало висеть в воздухе. Источник статических разрядов нашелся сразу за Богданом. Это был водитель. Он лежал наполовину под автобусом и из его подергивающегося тела периодически вырывались слабые электрические разряды. Кирилл услышал глухое хрипение Саши, лежащего неподалеку, который все еще продолжал биться в конвульсиях и из его тела то тут, то там периодически вырывались блеклые всполохи огня. С остальными тоже это все происходило? Почему осталось только у Довченкова? Кажется, больше никто не «догорал». Взгляд у Саши был ошалелый и полный боли. Но кричать не получалось, из пересохшего сдавленного горла вырывался только хрип. И тело его не обугливалось. Да и ни у кого не обуглилось. Как и одежда. Чего не скажешь о Довченкове, чей прикид был дыряв, как гигантский дуршлаг. На лицо Харсаеву упало пару очень холодных дождинок. Откуда? Небо было ясным – ни единого облачка. Какое же это блаженство – пусть и две капли прохлады на измученной адским пламенем коже… Но насладиться он не успел. Взгляд мазнул по Алисе, девушке было плохо, как и всем остальным. Она лежала в невесть откуда взявшейся луже воды, сейчас она смотрела на Харсаева и его сознание накрывала, накрывала уже знакомая агония, она словно усиливалась многократно… И сводила с ума. Образ Алисы растворился. Парень остался наедине с тем, что внутри. Внешнее отошло на зданий план. Это оказалось еще более невыносимым, чем до видения! В голове образовался неясный гул. Будто кто-то включил одновременно радиостанций сто не меньше, вперемешку с трансляцией звуков природы и погоды во всех странах мира… Ползущий к автобусу Максим по дороге задел собой сумку, которая не ударила его совершенно, хотя столкновение было и он должен был это почувствовать. Но было ощущение, словно пнул воздушный шарик. Сумка даже отлетела от него, будто имела вес воздушного шарика, с чувствительной к сопротивлению воздуха и ветра траекторией. Впрочем, парила в воздухе она недолго, всего пару секунд, после чего грузно свалилась на землю, как вполне себе обычная сумка с обычным весом. Неподалеку от Ромы лежала Даша, которая мычала что-то невнятное вперемешку с хрипом. Девушка была взволновала и напугана, она глядела в небо невидящим взглядом и словно сумасшедшая что-то бормотала… Еще взгляд Ерошина-Мельникова зацепился за абсолютно голого парня, который лежал почему-то на своей одежде, будто она сама с него свалилась, судя по ее расположению, и прошла сквозь тело парня. Это был ранее неприметный и тихий брюнет с прыщами на лице по имени Саша. Парню явно не было дела до наготы, он периодически дергался и лицо его было искажено мученической гримасой. Где-то там за Дашей виднелись Оля и Тоня, а на Тоне валялась чья-то… рука? Как будто ее растянули, как резину… Судя по выглядывающему белому цветку, за Антониной лежала Евгения, та самая, с которой возник конфуз из-за покрашенной груди. Это последнее, что им запомнилось...
|
|
-
Мне нравится благородный и честный подход Данте^^
-
Таки Данте у нас прямо рыцарь)
-
Стильно, Данте в своём репертуаре.
-
Данте хорош. Вызывает уважение.
|
|
|
|
Ах, начало лета в Италии! Прекрасная пора, когда еще полуденный зной не заявляет свои права на несколько часов кряду, но когда уже города и села укрываются плотным шатром зелени, а молодая свежесть девственно-чистого неба напоминает верующим плат Мадонны. Это те дни, когда вся природа манит человека прилечь в тени олив, услаждая взор свой окружающей красотой, а нутро свое - молодым вином. Это та пора, когда быстротечные реки так и тянут окунуться в них и смыть вместе с утренним сном или вечерним потом всю грязь и грехи. Это дни, что следует отдать страсти и отдыху, усладе и любованию красотой жизни. Так оно и должно было быть, так оно и было бы. Но то, что происходило сегодня в Пьяченце, было для жителей ее куда интересней и важней, чем молчаливое созерцание. Сегодня должно было решиться, кто станет новым правителем города, и под чьим началом Город продолжит свою долгую, полную взлетов и падений жизнь. И лавочники закрывали свои магазинчики, купцы и приказчики бросали дела, благонравные матроны и юные дебютантки откладывали шитье, дворяне и священники бросали свои дела, слуги забывали помочь господам - весь народ, как одно большое тысячеглавое существо, спешил на площадь Ангелов, дабы своими глазами увидеть это эпохальное событие. Жители Италии - наследники великого Рима, всегда ценили хлеб и зрелища превыше всего остального; и были уверены, что нынешнее зрелище их не разочарует. Даже вчерашний giorno di sangre не мог отвратить толпу от ее стремления увидеть схватку политических гладиаторов, где победившему достанется графская цепь, а проигравшему - бесславная отставка, разорение и, как венец всех страданий, смерть. В окружении свиты и охраны по улицам города следовало Трое. Трое тех, кто дожил до финала, трое тех, кто надеялся на победу. И толпа приветствовала их оглушающими воплями, поддерживая своих кумиров и желая им победы. Нельзя было сказать, кого люди Пьяченцы возлюбили больше: у каждого нашлась масса преданных сторонников, каждый так или иначе заслужил любовь жителей. Где-то гул толпы, словно гул моря, был чуть тише, где-то - чуть громче, но это не значило почти ничего. Человеческое море бурлило, волновалось, спорило до хрипоты и как оглашенное орало слова подлержки своим префератам - и это видели и те, кто входил в Совет. Выборщики все больше понимали, насколько сложна и нетривиальна оказалась стоящая перед ними задача. Трое... Они шли по улицам Пьяченцы, по улицам, где еще вчера лилась кровь. Мимо обгорелых руин и мимо дорогих особняков, мимо инсул и фонтанов, мимо лавок и нищих лачуг. Они шли твердо, уверенно. Сегодня на этой сцене примами были они, и весь город жил и дышал ради них, и только. Сегодня, в этот чистый, светлый и тихий летний день, был самый важный момент в их жизни: день выборов. День судьбы. Стефан Сальваторе... Спокойный и невозмутимый, уверенный и надежный, чуть улыбающийся своим мыслям, с легкой хитринкой во взоре - будто бы он знает то, что не знают остальные. Дорогие пышные одежды сидят на нем с шиком и изяществом - никакой пошлости, только величие и достоинство. Благородный синьор Сальваторе - словно бы живое олицетворение власти: мудрой, взвешенной, отцовской. Словно бы для него Пьяченца - не вотчина, а большой семейный том, требующий надежной руки. Матиас Джованни... Пылкий и горячий, он выглядит открытым и гостеприимным: словно бы хозяин траттории пришел в город, как в свое заведение, и теперь по-хозяйски оглядывает его, внимая приветственным крикам посетителей. Одетый просто, но со вкусом, он напоминает одного из них - человека из толпы, волею судеб вознесшегося, но не забывшего свое прошлое. Живое олицетворение того, что каждый в этой жизни может подняться - было бы рвение и талант. Данте Эстакадо... Пускай усталый и замотанный - он стоек и готов ко всему. Всю ночь он посвятил безопасности Города, патрулируя его вместе со своими стражниками и людьми Сориа. И теперь, вымотанный после бессонной ночи, он пришел к зданию Совета, готовый возглавить Пьяченцу, словно бы свою городскую стражу: властно и крепко. И слепому понятно: при нем в городе восторжествует закон. Не будет пощады к ворам, убийцам, казнокрадам. И Фемида распростет свою длань над Пьяченцей. И будет спокойно: ведь Закон - это стабильность. Одоспешенный и настороженный, Луиджи Сориа провел Троих в зал Совета, где под неусыпной охраной десятка солдат уже ждали будущего графа Пьяченцы оставшиеся пятеро советников: безмятежный отец Феликс, нервный и подвижный Марио Марио, сжимающий кулаки Самсоне Нинни, задумчиво обкусывающий ногти Леопольдо Кальдерони и насупленный и суровый Эмилио де Боно. Сальваторе, Джованни и Эстакадо заняли своим места: Совет в сборе. Вот только вчерашний день многое изменил: еще четыре кресла остались свободны, а их владельцы погибли или бежали. Трое привели с собой тех, кому было суждено занять эти места: по только Совет мог решить, кто именно удостоится этой чести. Кандидаты ждали в отдельной комнате, и Сориа, взявший на себя функции временного председателя без права голоса, объявил: - Синьоры вам сейчас представят шесть человек, готовых занять место среди Вас. Будьте добры, отдайте каждый свой голос за двоих из них. Все планы сработали, люди готовы.
Операция по эвакуации прошла успешно, а патруль - без эксцессов. Все планы сработали, кроме вербовки солдат: все люди Сориа были в патрулях вместе с городской стражей и Данте Эстакадо самолично: агитация и подкуп невозможны.
|
Общий враг сближает. Признаться, в данном случае Максимилиан почти с радостью пересел к окошку, оно и подальше от известной личности, и спокойнее, хотя бы Елена не будет считать его извращенцем. Настало ли время для еще одной дневниковой записи? "Здравствуй дневник! Место Коры занял мусор, я пощупал кое-что очень интересное, а сейчас болтаю с тем-самым, волком на всех смотрящим, парнем?" Нет, всё же некоторым вещам лучше созреть, пока что же юноша старательно не смотрел на переговаривающихся или нет девушек и напротив, вперил немигающий взгляд серых глаз, скорее любопытный, чем какой-то еще, в Андрея. Юноша попытался припомнить Троянского где-нибудь, но как оказалось они даже не разговаривали. Что же, вот и повод поговорить. - На удивление неприятная... На мгновение, взгляд, а за ним и голова, перебежал на Резину, явственно намекая на объект следующей фразы. - Ситуация, не правда ли? Но тут как обычно вмешалась толпа, склонная как известно к самым разным групповым действам, от оргий до судов Линча, сейчас кажется происходил именно последний. Резина наконец дотянулась до своего закономерного конца, агрессивной к ней внешней среде, а вздумав наброситься на Елену, гарантированно настроила против себя всех тех, чьи симпатии однозначно были на стороны девушки. И первого - Максимилиана. Фантик? Двуличность? Нет, ну в самом деле, кто бы что говорил. И скопировав бесстрастный тон Троянского, празве что внеся в него чуточку менторских ноток, юноша начал свой рассказ. - Станислава пытается сказать, что все люди в глубине души одинаковы, двуличны и носят маски, но на деле для нее это означает, что все так же уродливы как она. Сама она наверное думает - "я с ними со всеми играю, я хоть признаю за собой это" - но на деле это всего лишь примитивная форма самоутверждения за чужой счет на почве комплекса неполноценности. Полагаю, стоит проявить жалость к несчастному человеку, а не грызть ее. И всё же, Станислава, я бы настоятельно просил вас пересесть отсюда. Вам ведь с нам еще жить. А если ваша доморощенная теория о двуличности людей верна, разве не найдем мы общего языка чтобы обратить вашу жизнь здесь в Ад? Шестой круг, если уточнять. Благодарю за понимание.
|
|
- Пауза. - холодный голос поставил одностороннюю видеосвязь на рекомую паузу - спасибо Эшли, такие моменты не нуждались в автоматизации и дополнительных разьянеснениях команд.
Фрэнк слушал Бормана внимательно: лицо и голос "тирана" оказались достаточно типичными, ожидаемыми. Это были качества лидера, что было очевидно, ведь никто другой и не мог получить столько власти в масштабах одной планеты. Почему-то богатое воображение легко нарисовало Эрика на месте этого локального Императора: осунувшегося под тяжестью принятых решений и событий, подобных Надежде и прочему.
Отогнав миражи, СиБи вернулся к проблемам куда более реальным. Он обернулся, уставившись в черный зев дула ручного бластера. Мышцы спины предательски дрогнули, сжавшись, самую малость напружинились ноги, но усилием Воли Фрэнк всё-таки не стал ломать огневолосой Алисе руки в классическом армейском захвате, что был сейчас так уместен.
- Мисс Картер. Я НАСТОЯТЕЛЬНО рекомендую убрать своё оружие обратно на пояс и, впредь, не расчехлять его без команды, - смотреть прямо в миловидные глаза девушки поверх её оружия было проблематично, но Фрэнк старался, - В противном случае, если вы не перестанете упорствовать в своей эмоциональной глупости, у нас останется лишь два возможных варианта, - Фрэнк добавил максимум недовольства в свой голос и мимику, скорчив мину словно от зубной боли и сверля взглядом Алису, - Первый вариант, мисс Алиса Джесика Картер с планеты Элкор - вы не перестаёте мне угрожать и согласно корабельному кодексу Солнечной Федерации объявляетесь локальным преступником, чьи действия расцениваются как прямая угроза капитану данного судна. Я сломаю вам правую руку, а затем и шею, решив данный вопрос, - болезненная маска растворилась в холодной усмешке психопата, - во втором варианте, если мне это, по какой-то причине не удастся, то вы убиваете единственного представителя команды на данном линкоре и автоматически перемещаетесь ИИ корабля из списка гостей в список захватчиков. Стандартная практика, в таких случаях, предписывает бортовому компьютеру осуществить зачистку всех отсеков и отбыть в последний дружественный космопорт, коим данная планета совершенно точно не является.
Полинг сделал половину крошечного шага, уперевшись лбом в ствол бластера и продолжил своим холодным серым голосом:
- Тем самым вы лишитесь жизни, а заодно и обречете весь свой народ, ради которого всё это затевалось, на мучительные репрессии, которые наш общий "друг" обязательно осуществит после того как подавит наши бунты неповиновения.
Пауза.
- Но если ваш бластер СЕЙЧАС ЖЕ перестанет быть в зоне видимости и вы прекратите мешать КАПИТАНУ Службы Безопасности Солнечной Федерации и исполняющему обязанности КАПИТАНА боевого-исследовательского линкора, то, возможно, ОФИЦЕР всё-таки найдет способ переговорить с диктатором, вместо того чтобы тратить время на уговоры юной и симпатичной бунтарки!
Пауза.
- Эшли, доложи статус калибровки тяжелого дизентегратора, - уже совершенно спокойно запрашивает Полинг. Ему нужна всего секунда или две, чтобы понять, дошли ли его речи до сознания девчонки...
|
Лео оставался спокоен даже сейчас, невзирая на изувеченную руку. Разглядывал с таким выражением, словно ничего страшнее царапины не произошло. Несмотря на то, что от вида окровавленной конечности было несколько не по себе, Дженне захотелось подойти и оглядеть её получше. В ней снова кипели порывы искреннего участия, подавить которые девушке всегда было крайне трудно. Но она так же прекрасно понимала, что её осмотр совершенно ничего не даст. Максимум, что умела Коулман – обрабатывать и перебинтовывать раны и, конечно, не без участия аптечки, но вот навыками соединять раздробленные кости точно не обладала. Ладно, Дженна. Признайся хотя бы себе. Тебе просто хочется ещё раз потрогать это шикарное тело. Невольная улыбка проступила на губах, и в тот же момент улыбнулся и Лео, а девушка поймала себя на мысли, что говорит он о чём-то невесёлом. Контраст настроений в этот момент зашкаливал. - Хм… Чисто теоретически, оружие можно забрать у робота. Думаю, он будет не против, - тут же нашлась с ответом Дженна, кивнув на груду стали. – Если это вообще реализуемо, то проблема с оружием решена. Подумала, что первым делом, как выберется отсюда и всё останется позади, она развлечётся как следует.
Идею с живым щитом Лео воспринял прохладно, но вероятность успеха не исключил. Дженна вздохнула. Естественно, в этой затее был риск. Роботы не мешкают, в отличие от людей, и стреляют крайне метко. Одного Эйзенхауэра для щита будет явно недостаточно… Но тем не менее. Если есть хоть малейший шанс – почему бы не попробовать?.. Дженна потянула руку к сковывающим учёного ремням и застыла. Пленённый человек закашлялся и зашевелился, приходя в сознание. Страх больно кольнул изнутри – но тут же отступил перед пониманием того, что Эйзенхауэр не способен причинить ей вреда. Теперь. Но выводить её из равновесия у него всё ещё отменно получалось.
Бойкая девка. Дефектный солдат. Но на этом он не закончил. Переключился на Лео, вновь концентрируя внимание на его внезапно произошедшем «сбое». И говорил он с таким ядовитым тоном, словно ему действительно не было наплевать. Что ж. Творение сразило бога, неудивительно, что гордость последнего так пострадала. Что больше волновало Дженну – так это искренность его речей. Похоже Отто и вправду не догадывался… Девушка бросила взгляд на солдата. И как она не старалась сохранить в себе рациональные сомнения, но капля доверия всё же упала в чашу их взаимоотношений. Или эти двое – актёры, ещё не получившие Оскара.
Дженна слушала Эйзенхауэра спокойно, стараясь не распалять в себе чувство ненависти. Мечтала заехать ему по лицу снова, но что-то останавливало: наверняка любопытство. Что же он скажет про неё, такую бойкую девку?.. Собственно, назвал Лео биомусором и принялся за дело. И, пожалуй, уже эта последняя фраза её крайне задела. Не любила она, когда людей считали биомусором. Или материалом… Солдат остался хладнокровно-равнодушен к его речам. Но Дженне стало труднее сохранять самообладание. Сноп искрящих эмоциями мыслей взорвался внутри черепной коробки благодаря словам учёного. …После того, как я к тебе относился. Как? Как относился?.. Я ведь просто подопытная. Мышка в клетке. Источник полезной информации. И ресурс для твоих исследований… Дженна сжала кулаки. …После всего, что с тобой сделал. Сделал что?.. Сердце забилось чаще, а в голове запел нестройный хор пугающих мыслей: имплантаты, датчики, и вполне возможно – самоуничтожающиеся… Чем он её напичкал?! …В новом мире такие как ты не выживают. Внутри словно что-то перевернулось. Он явно над ней «поработал». Или совсем двинулся, решив, что эксперимент уже произошёл… И тем не менее, его слова возымели эффект: Дженне стало по-настоящему страшно. Лишь приложив усилия, ей удалось прийти в себя и не удариться в панику. О нет. Её страх он точно не увидит – много радости для этого ублюдка. - Новый мир? Где-то я это уже слышала. И ничем хорошим там не кончилось, - Дженна старалась отвечать холодным тоном, но сквозь интонации просачивались отвращение и ненависть.
Девушка принялась за ремни, стараясь не обращать внимание на лепет безумца. Они теряют время, выслушивая его болтовню. Кто знает, может, его речи и вовсе сплошная ложь. А с Дженной всё в порядке – он ничего не успел сделать… В этот же момент оглушающие звуки резанули по слуху. Обернувшись, девушка обратила внимание на нечто действительно пугающее: дверь кто-то методично вскрывал резаком. Не оставалось сомнений в том, что это явно не помощь… - Помоги мне, - отрывисто бросила Коулман парню, но в этот момент Эйзенхауэр вновь заговорил. Девушка остановилась и прислушалась, держа в руках концы ремешка. Сама она не верила Отто ни на секунду. И сомневалась, что учёный действительно хочет им помочь. О, она прекрасно знала, чего он добивался: загнать их в ловушку… Но последние его слова заставили задуматься. В голове тут же возникли знакомые образы. Если он не врёт… Боже. Что могло с ними произойти? Где её команда сейчас?.. Может, они поэтому не приходят? Может, уже давно убиты?.. - Но до этого угроза линкора эксперименты проводить не мешала, правда? – девушка продолжила расстёгивать ремни, но теперь её движения стали гораздо резче. Старалась высвобождать учёного максимально болезненно. Голова кружилась от клокочущей внутри злости. - Мне абсолютно плевать, правда там революция или нет. Ты выведешь нас отсюда. И гарантией нашего освобождения будет твоё присутствие на капсуле, - усмехнулась. – Ты ведь не против поплавать, старик? Впрочем, выбора у тебя всё равно нет.
|
|
|
- Естественно, - уже себе отвечает Фейт, наблюдая, как закрываются створки гермодвери. Нил не изменяет себе даже в подобной ситуации. Мог бы сказать «спасибо». Подавляя в очередной раз раздражение, девушка присаживается на крутящийся стул. Морщится, вслушиваясь в чужое дыхание – словно Эммерих не в коридоре, а стоит совсем рядом и буквально дышит в спину. Какое-то мгновение спустя чувствительность микрофона значительно снижается – додумался подкрутить регулятор. Фейт ненадолго остаётся одна. В следующую минуту в помещении появляется Аманда – всё с тем же затравленным выражением на лице, словно полная противоположность ушедшему начальнику безопасности. Успела немного привести себя в порядок, но лучше от этого выглядеть не стала. Девушка лишь пожимает плечами в ответ. Не гнать же её теперь обратно в медотсек?..
Фейт глубоко вздыхает, касаясь пальцами лба, словно о чём-то задумавшись. Но какие бы мысли не пришли в этот момент в её голову, они тут же прервались голосом Эммериха. Девушка подняла глаза, концентрируя внимание на транслируемом изображении. Сердцебиение слегка участилось, но Фейт без труда удалось подавить волнение. Первое, что бросается в глаза, - багрово-алый свет, заливший помещение. И только после в кровавом зареве вырисовываются контуры пяти капсул, с помощью которых и осуществлялся контроль над клонами. Осуществлялся – именно в прошедшем времени. Судя по сигналам панелей каждая из капсул сейчас пребывает в нерабочем состоянии… Что-то болтает себе под нос Эммерих. Выражает степень изумления Аманда. И входит в рубку новое и столь ожидаемое лицо – Армстронг, - интересуясь произошедшим… Но их слова, слетающие с губ, вязнут в пространстве. Никто из них не стал медлительнее – мозг Фейт заработал с поразительной быстротой.
Однозначно, аппаратура не вышла из строя сама. Все пять модулей одновременно – очевидная диверсия. В рубку управления не поступал сигнал о прекращении работоспособности капсул – значит, скачок энергии повредил гораздо большую часть компьютерного обеспечения, чем они думали. Или КиД-системы повреждены таким же образом, как и капсулы. Но наиболее правдоподобная для Фейт версия – сам скачок не произошёл случайно… Их пятеро. Каждый из них в той или иной степени умеет обращаться с техникой – специфика их работы требует разносторонних умений, да и взаимодействие с оборудованием максимально упрощено. Но для таких манёвров, как выведение из строя части комплекса, пожалуй, поверхностных знаний не хватит. Стефани. Уже не столь миловидный доктор. Как говорит инструкция по эксплуатации, репликантами может управлять исключительно донор ДНК. Очевидный участник диверсии, вероятно, и повредивший капсулы. Но основное ли действующее лицо? Аманда. Её плаксивое выражение лица может является маской, а поведение – игрой. Однако Ридл – учёная, не инженер. Здесь не достаёт фактов. Нил. Пусть он и не вызывает особую симпатию, но вызывает доверие в способности решать проблемы. Однако он – начальник безопасности и имеет доступ ко многим системам, что уже не говорит в его пользу. И если предположить, что Джон действительно всё это время находился в жилом отсеке, то… у Эммериха было достаточно времени, чтобы вывести капсулы из строя. Джон. Самая весомая фигура, обладающая наибольшими возможностями. Что мешало ему ранее перенагрузить системы для одного единственного энергоскачка?.. Дин. Человек, непосредственно работающий в модуле управления репликантами. Когда произошёл скачок, он, по идее, находился в одной из капсул, из-за чего и был травмирован… Возможно, к моменту, когда Дина доставили в медотсек, капсулы были уже повреждены – все, кроме одной… И если учесть, что Стефани поехала крышей, вырисовывается вполне цельная картина их сотрудничества. И сейчас Треверс повредила последнюю.
Вариантов множество. Главное – не запутаться в клубке вероятностей. Их пятеро. И каждый имел потенциальную возможность повредить оборудование. Кто-то из них методично разрушал привычный мир – но с какими целями?.. Фейт обводит окружающих людей быстрым взглядом. Бластер покоится на коленях, сложенные на груди руки не дрожат – и не дрогнут, если потребуется действовать быстро. Дави на курок. Ещё раз. И двое окажутся на полу подобно обезглавленному репликанту. Минус два имени в малочисленном списке… Останутся ещё трое. Найти Треверс и покончить с ней навсегда. Выстрелить в спину Нила. Оборвать жизнь так и не пришедшего в себя Дина. Если отбросить гуманность, это – самый верный способ по устранению угрозы. До той поры, пока угроза не повредила окончательно комплекс и не истребила точно так же всех остальных. Необъяснимое чувство рождается где-то внутри. Мысль, совершенно не подкреплённая рациональностью и доводами. Словно всё, что происходит вокруг, не более чем спектакль, поставленный совершенно иным разумом, не участвующем на сцене своего творения. Словно сценарий написан исключительно для Фейт. Но в следующую секунду ощущение ирреальности проходит. Позволяя девушке вновь нырнуть в омут событий…
…Замершие секунды вновь продолжают ход. Джон приближается, вглядываясь в картинку трансляции. Шея чиста – отсутствие штрих-кода немного успокаивает Фейт. Ещё недавно воображая, как лазерный луч прорезает лоб начальника станции, девушка хладнокровно следит за Армстронгом. Её собственные глаза отражают алый квадрат транслируемого изображения, оттеняя истинные эмоции. - Модуль управления репликантами полностью вышел из строя. Похоже, повреждены все капсулы без исключений, - ровным тоном доложила Фейт. – И произошло это буквально несколько минут назад, потому что чуть ранее из модуля осуществлялось управление репликантом для попытки убийства… Предвосхищаю твой вопрос, Джон. – Деловито подняла вверх указательный палец. – Репликант принадлежал Треверс и как доказательство сейчас лежит в медотсеке… обезвреженный. Аманда и я – свидетели его неадекватного поведения. Системы наблюдения и, как выяснилось, КиД так же вышли из строя. Положение самой Стефани – неизвестно, сканеры фиксируют её датчик в моторном отсеке. Но судя по тому, что ещё недавно модуль работал, скорее всего, она именно в нём… Сейчас там как раз находится Нил, и, конечно, он предельно осторожен. Будут какие-то специальные указания по поводу случившегося? – Фейт не отрывала взгляда от лица Армстронга.
|
|
Леся к тому времени уже попила сок и глядела в окно. Когда парень присел рядом, протянула ему пачку: - Будешь? Лена на вопрос Овсанны отвечать не стала, только улыбнулась. Ответ Максима ее немного удивил и Кузнецова заинтересованно спросила: - Ты хочешь куда-то конкретно уехать? И почему хочешь покинуть Россию? Координатор, тем временем, вела перекличку и уже почти заканчивала. А вот у Лены, только она договорила, из сумочки раздался смешной кривляющий булькающий звук, причем, довольно громко. Девушка переменилась в лице, выразив крайнюю степень непонимания и торопливо открыла сумочку, чтобы посмотреть, что там такое. Звонил ее мобильный - блестящая, не слишком старенькая красная раскладушка. Или просто выглядела так, потому что с ней бережно обращались? Булькание стало еще более слышным, что прекрасно слышала даже Эльвира. Алёна и Яна спереди прыснули от смеха. А вот Лена, похоже, не понимала... вот только что? Рука отправилась за мобильным, чтобы ответить, как вслед за бульканием еще громче раздался ужасно режущий слух женский крик. Пронзительный, болезненный... Еще и на старой полифонии... Сама Кузнецова чуть скривилась, резко дернувшись и чуть не выронив телефон, торопливо его открыла, чтобы, наконец, ор закончился, и, поднеся к уху, несколько гневно выпалила тому, кто звонил: - Очень смешно! В ответ послышался смех какой-то девушки, - для Максима слышимость того, что говорил абонент была довольно хорошей. Или смеялись громко? - Лера, я в автобусе! Там еще громче рассмеялись. Кажется, смех был даже несколько детский. - Какого черта??? - послышалось недовольное от Яны, сидящей прямо перед Леной. Резина еще матернулась. Леся Лешина, сидя подальше, не испугалась, но брови удивленно приподняла, мол, что там такое. - О, у нас шутники завелись, - улыбнулась Матвеева, спокойно пытая взглядом Воинина и дожидаясь ответа на поставленный вопрос. Кажется, ее не смущала такая близость и девушка чувствовала себя комфортно. Потому ни взгляд не опускала, ни скользила им где-нибудь. Просто смотрела парню прямо в глаза. - Извините! - с пылом выпалила покрасневшая Кузнецова, ни к кому конкретно не обращаясь. И продолжила говорить с звонящим: - Лера, ты ставишь меня в неловкое положение. Это была плохая шутка. - Но ведь смешно же? Смешно?? - послышалось бодренькое от Леры. Точно ребенок. - У них смешные были лица? - У меня самой было смешное лицо, мне было не до них. - Уммммммм, - недовольно послышалось от Леры. - Ты поела? - Не скажу! - Мама рядом? - Нет! - Лера! - Чтоооо? - Позови маму. - Она ушла. Лена вздохнула. - Скажи ей, что я уже в автобусе еду. Только передай обязательно! Пусть не волнуется, я как заселюсь, перезвоню. - Хорошо! - недовольно ответила Лера. Кузнецова убрала телефон от уха и принялась копаться в настройках, чтобы убрать этот жуткий рингтон, заодно принялась проверять, не подменили ли его еще где-то. А контактов у нее в телефоне была тьма...
|
|
|
|
-
Я не могу утверждать, что я особенный, хотя мои способности заведомо превосходят способности обычного человека. Эту фразу я просто не могу не отметить. Уж очень веет от неё классической атмосферой первоисточника) Эта схватка вписана в сюжет, но кто сказал, что я не имею права на импровизацию? И вот это просто класс, да.
-
Все это приводит меня, ценителя хороших постановок, к мысли о глобальном сценарии, который разыгрывается вокруг нас. Пожалуй, я готов пожать руку режиссеру. Люблю подобные отступления ^^ Практически разрушение четвёртой стены, хм)
|
|
Похоже резкий ответ тезки заставил Белоусова еще больше напрячься и стушеваться, благо, хиппи разбавил атмосферу. - Ясно, - ответил Аделт. - Давайте знакомиться. Только не спрашивайте про имя, - усмехнулся он. - Я - Аделт. - Женя, - представился Шпаков. - И я не второгодка. - поторопился добавить он. И тут же заметил: - Странно вообще, как можно не заметить наше столпотворение. - Ну да, - подхватил Рябов. - Мы хоть и разбрелись немного, но все равно - кучка. - Андрей, - снова представился Белоусов, несколько невпопад, но перебивать разговор не хотел и потому дождался паузы. - Сурово, - тем временем, ответила Алиса Балашову, чуть приподняв бровь, видимо, представляя себе этот интернат. - Чтобы время не терять, лучше решайте потихоньку, кто с кем в комнате будет. Места по три человека, если помните. - погромче, чтобы все слышали, ответила координатор. - К автобусу все равно должен кто-то провести, а дорогу знаю только я. - добавила женщина. - К тому же вас поровну, парни могут просто нести девичий багаж. И никто не задержится. Голос ее звучал спокойно, размеренно. В данный момент она казалась воплощением умиротворения. К собравшимся подошла еще одна девушка в сопровождении симпатичного молодого человека, который, впрочем, был не кандидатом в "Эдельвейс", и после слов блондинки "спишемся", попрощался, пожелал хорошего отдыха, поставил ее черную сумку на асфальт и ушел. Блондинка же оказалась симпатичной. Настроение у нее определенно было хорошее. Она держала в руке стаканчик с молочным коктейлем и попивала его через трубочку. Поправив маленькую белую сумочку, висящую через плечо, она направилась к вожатой. - Здравствуйте, я - Елена Кузнецова. - голос у девушки был приятным, а сама она казалась довольно воспитанной. Лена была стройная, подтянутая, среднего роста, изящного телосложения. На голове имелись солнцезащитные очки, а одета она была в воздушное шифоновое платье персикового цвета. Без рукавов и бретелей, длиной до колен, с белым широким атласным поясом, пришитым на него же. Шифон был изрядно помят в месте сидения. От нее пахло приятными цветочными духами. Определенно брызнулась перед выходом из поезда. На ногах у нее имелись золотистые босоножки на каблуке. Выбивалась она какой-то грациозностью и аурой спокойствия из общей массы. Уверенная в себе девушка, даже с поволокой некоторого благородства. - Здравствуй. Дай мне свою путевку, - уже привычно попросила координатор. - Сейчас, - Лена перевела взгляд на присутствующих. - Подержите, пожалуйста, кто-нибудь, - она вытянула чуть вперед стакан с коктейлем. Таня и Алиса, тем временем, о чем-то тихо переговаривались, глядя на эту девушку оценивающе.
|
Ожидая результатов сбора сведений, напряженная словно струна Сильвия стояла подле возящегося с инфопанелью бойца и взволнованно постукивала ногой по полу, ежеминутно то поправляя непроизвольным жестом волосы, то заглядывая солдату через плечо. Она понимала, что это несколько неприлично, но, по крайней мере, у нее хватало такта не торопить его преждевременными вопросами об успехах. На поболтать имелся непрерывно транслирующий разговоры Скотт, хоть как-то разряжающий откровенно нервную обстановку. Сама психолог отделывалась ничего не значащими фразами, направленными скорее на поддержание разговора, чем на реальную заинтересованность: ее сейчас больше волновало долгое молчание третьего члена отряда. Неожиданно прогремевший взрыв заставил психолога подпрыгнуть, ойкнув от испуга, и в панике оглядеться, выискивая источник шума и пути отхода. Не усмотрев ничего опасного поблизости, женщина шумно выдохнула, пожав плечами и смущенно улыбнувшись. Покраснев от легкого стыда, она развела руками, словно бы молча извиняясь за проявленную панику. Увы, но всем было не до нее: безымянный продолжал колдовать над панелью, а помрачневший Скотти принимал очередную передачу. На тихий вопрос Сильвии: - Что говорят?, - негр сокрушенно пояснил, что связи беаой и кораблем нет. Мало того: бормановцы предприняли наступление по всем фронтам, и проникшие во дворец освободители оказались в ловушке. Мышеловка почти захлопнулась, и шансов сбежать из нее до подхода злых и голодных кошек было прискорбно мало. Не обнадежил и Третий: никакой информации о Дженне не было, не было и сведений о местах заключения важных персон поблизости. Передав информацию, бойцы замолчали, ожидая решения своего временного командира. Решения Сильвии.
Психолог, хоть и была офицером, не была кадровым военным, и что сейчас следовало сказать или сделать, не знала, и от этого становилось еще горше и противнее. На нее возлагали надежды, а она всех подвела. И, если еще протянет время, не только подведет, но и погубит и их, и саму себя. Последяя оставшаяся в живых из экипажа "Надежды" стояла бледная, как полотно, не в силах вымолвить ни слова. Сердцеибудто бы норовило выпрыгнуть из груди, кровь прилила к вискам, а кончики пальцев задрожали, похолодели в ожидании неизбежного. Ах, если бы тут был храбрый и надежный Макс, ее благородный единоверец, так нелепо погибший! Если бы тут был рассудительный и находчивый мистер Фрайзер! Если бы рядом с ней был опытный и изобретательный мистер Поллинг! Ахурамазда, да хоть та же безумная и решительная Барреа! Они бы наверняка что-то придумали, они бы стопроцентно нашли выход и спасли бы и себя, и Коулман! А она сама кто!? Непочтительная дочь, неудачливая мобеда, несостоявшаяся жена, неумелый психолог, отвратительный друг, приносящая несчастье женщина и просто испуганная трусиха, не знающая, что предпринять.
А что-тотделать было надо. Думай, Сильвия, думай. Рассуждай, куда диктатор мог заточить важную пленницу, с которой он неверняка не раз говорил. Стань им хоть на секунду. Постарайся понять его мотивы и намерения. Но при этом не забывай, что кругом кипит бой, и сейчас каждый миг на счету. Думай и о том, как спасти себя и тех, кто рядом с тобой. И ван Эллемеет решается. Говорит голосом сухим, пустым, безэмоциональным. В так ярко выделяющихся на бледном лице глазах - тоска и смертная печаль. Если она хоть в чем-то ошибется - пропадет. - Выходим подсобными помещениями, стараемся миновать солдат. Ищем черных вход для слуг и все такое, можно даже окно. Нам нужна городская радостанция, чтобы вызвать "Ренессанс", а Дженна... Дженне придется подождать, инче пропвдем и мы, и она. Ищем любую машину. И еще: на базе подчиненных этого вашего Феникса могут держать пленников? Ответите по дороге, а сейчас надо бежать.
-
Ах, если бы тут был храбрый и надежный Макс, ее благородный единоверец, так нелепо погибший! Если бы тут был рассудительный и находчивый мистер Фрайзер! Если бы рядом с ней был опытный и изобретательный мистер Поллинг! Ахурамазда, да хоть та же безумная и решительная Барреа! ага действуй в среде единомышленников
-
Ах, если бы тут был хоть кто-нибудь (с) :) Отменно разыграна беспомощность персонажа, разбираться на этот раз действительно придётся самой
|
-
Атмосферный мальчик, атмосферный пост!:)
-
Весьма оригинальный способ подачи мыслей персонажа.
-
Исключительно интересный типаж.
|
|
Невозмутимости Магдалены Дестефани мог позавидовать кто угодно. Кроме Стефана Сальваторе, конечно. Южанка, хоть и была искушена в сокрытии чувств, не смогла быть настолько же "нечитаемой", как и ее гость: через вежливую заинтересованность нет-нет, да пробивались ростки чувств. Причем чувств горячих, ярких, неудержимых: внутри, под этим спокойствием, она вся кипела. И тем необычней было то, что она научилась скрывать эту бурю - пусть не так совершенно, но лучше многих, кого встречал мужчина. Они оба знали об этом, и неаполитанка молчаливо признавала превосходство собеседника. Тем не менее, хозяйка поместья и ее визитер продолжали с упоением играть эти маски: толи в силу привычки, толи из-за удобства, толи потому, что разучились иначе.
Слушала Магдалена Стефана, однако, в высшей степени внимательно и собранно. Будто бы не благородная синьора, а солдат сидел перед хитороумным заговорщиком. Дослушав до конца, она сдержанно кивнула: - Согласна. Я в твои шансы верю не меньше - иначе бы не согласилась на такое... оригинальное предложение поддержки. И меня радует, что ты сначала решили заняться делом первой необходимости, а не удовольствиями. Это вселяет дополнительную надежду на успех предприятия. Как говорил Экклесиаст: "Время всякой вещи на земле. Время разбасывать камни и время собирать камни, время строить и время разрушать". Сейчас у тебя, да и у меня, буду откровенной, время собирать камни и строить фундамент победы.
Короткая пауза. Вино забыто, забыт и кальян. Женщина всецело отдалась во власть собственных мыслей. Стефану было знакомо подобное состояние: напряженная работа разума, анализ вероятностей и последствий. Поиск оптимального решения - безо всякой суеты и спешки, мешающей в подобном деле. Синьора Дестефани взвешивала все pro e contra различных вариантов, пока, наконец, не пришла к какому-то единому суждению. Когда она заговорила, быстрый гортанный южный акцент прорезался в ее тоне еще сильнее - погруженная в свои мысли, она вовсе позабыла следить за речью: - Я знаю, кого посетить, чтобы заронить в их головы зерна нужных мыслей. Было бы побольше времени, я бы постаралась, чтобы вовсе не осталось плевел, но время, время... Его всегда не хватает. Оно вечно утекает, как песок сквозь пальцы. Но в моих интересах успеть за эту ночь как можно больше.
Когда Сальваторе уже было собрался уйти, новоявленная невеста остановила его: - Подожди, есть еще одно дело. Я не хочу, чтобы все усилия пошли прахом из-за чьей-то стрелы или ножа во мраке. Постой. Она позвонила в небольшой колокольчик, и на сигнал примчалась одна из служанок. Быстро скомандовав ей что-то на арабском наречии, неаполитанка замерла до того момента, пока дверь не распахнулась, и в комнате не возник дюжий сарацин, несший на вытянутых руках поблескивающую воронением короткую кольчугу. С поклоном положив свою ношу рядом с хозяйкой, слуга скрылся, а Магдалена обратилась к Сальваторе: - Это тебе. Надень завтра. Пулю она не остановит, а вот меч или стрелу - вполне. До завтра. И береги себя.
|
Порой, взгляд способен сказать куда больше, чем слова или действия. В данный момент взгляд Лео, направленный на экран с высветившимся на нём сообщением, и рассеянность, с которой он слушал Дженну, складывались для девушки в общую и вполне очевидную картину. И закружились в голове вопросы. Каково это - быть преданным своим отцом?.. Каково это - исполнять его приказы?.. Но мысли о семье Борманов и их внутренних проблемах, в данном случае отражающихся и на ней, вытеснились дальнейшими словами парня. Под водой. Всё это время Дженна находилась под водой.
Девушка непроизвольно подняла глаза вверх. Просто представила, что над ней - толща воды, невообразимые океанические объёмы жидкости, способные в считанные секунды смять, раздавить такой маленький объект как сама Дженна... Космос - другое дело. Необъятные просторы пустоты никогда её не пугали. Не страшил вакуум, способный убить со столь же потрясающей быстротой. Океан вселенной, вобравший в себя множество миров, ассоциировался лишь с безграничными далями и... свободой. Особенно, когда ты - в кабине надёжной и преданной машины, оснащённой по последнему слову техники. Что представлял из себя этот комплекс и насколько он был надёжен - Дженна не знала, но могла лишь догадываться, сколько сил в него вложено и какие средства задействованы. Вероятно, на подводный бункер, создаваемый ради чудовищных экспериментов, Борман не скупился... Что и подтвердил Лео.
Он продолжал говорить, а Дженна продолжала поражаться его способности в любой ситуации оставаться крайне невозмутимым. Только эта улыбка, что изредка мелькала на лице, да смутная тень эмоций во взгляде сбивали с толку. Даже при всём желании она не смогла бы ответить себе на вопрос, действительно ли доверяет этому человеку. И способна ли доверить жизнь. Но - выбирать не приходилось. А спросить о подобных вещах не представлялось возможным... Ответ был предсказуем, но правдив ли?..
База оборудована системой самоуничтножения. И, конечно же, Лео знал секретный код. Ей оказалось крайне сложно представить его в роли телохранителя-истукана, запоминающего каждое действие Эйзенхауэра, при этом будучи в состоянии неполноценного самосознания. Впрочем, понять эту систему психологических барьеров ей было ещё сложнее. В воображении тут же вспыхнула яркая картинка. Как вся эта чёртова база разлетается на кусочки, поднимается столб дыма и медленно рассеивается под водой, плывут вверх пузыри воздуха... Одна лишь мысль не даёт покоя. А как же люди?.. Остальные, над кем Отто проводил свои эксперименты. Но Дженна предпочла промолчать. Пока.
Итак, десять минут на побег. Катастрофически мало. Но если представить, что через жалкие десять минут она будет вне этих стен, близка к свободе... На душе становилось легче. Словно она уже вышла, уже сбежала. Но реальность очень скоро напомнила о себе. ...Дженна едва успела понять, что случилось. Она помнила, как обернулась на дверной проём, услышав лязгающие металлические звуки, помнила силуэт робота, возникший перед глазами... А затем мир поплыл, она ощутила, что теряет равновесие, тело - привычную координацию, а после резкое столкновение выбивает из неё дух. Смягчил удар, как потом оказалось, ещё не пришедший в себя Эйзенхауэр.
Последующие события произошли настолько быстро, что девушка осознала увиденное лишь несколько секунд спустя. Словно кадр из фильма, развернувшийся прямо на её глазах. Вот дрон-охранник выцеливает мишень, вот вырываются из дула орудий яркие лучи... Казалось, уйти от прицельного огня, столь мощного выстрела - просто невозможно. Но Лео в который раз продемонстрировал удивительную реакцию, развил сверхестественную скорость, легко уходя от прожигающего лазера. И в следующий момент - с удивительной силой - вырубил робота всего лишь ударом кулака. Эксперименты Эйзенхауэра, может, и чудовищны, но результат просто потрясающий.
Досматривать сцену девушка уже не стала. Находиться на открытом пространстве в разгар боя было как минимум самоубийственно, и Дженна проворно юркнула за стенку с пленённым на ней учёным. Его всё-таки не так жалко... Прислонившись к ней спиной и пытаясь унять участившееся сердцебиение, она слушала, что происходило в помещении. Судя по громыхающим звукам, робота всё же удалось вывести из строя. Дженна выглянула. Из дверного проёма уже сыпался град выстрелов, но вновь - не задевая солдата. Прислонившись к стене, он заблокировал дверь, и только сейчас девушка обратила внимание на его руку. Встреча со сталью явно не пошла ей на пользу. - Похоже нас обнаружили. Перевела взгляд на улыбающееся лицо Лео. И почему-то захотелось стереть с него эту улыбку... Ей было совсем не до смеха. Совсем. Душу вновь сковал страх. И только усилием воли ей удалось сохранить остатки самообладания и не запаниковать. - По крайней мере, - поразительно-спокойно ответила девушка, - наручники теперь ни к чему. Поднялась на ноги, но выходить из укрытия не спешила. Нервно перебирая пальцами подол короткой туники, лихорадочно обдумывала их положение. - Что теперь? Они ведь уже послали сигнал, верно?.. Так просто мы не уйдём, - глядя куда-то в сторону, произнесла девушка. Ей ярко представилась картина: за дверью их ждёт целая армия роботов... Но Лео, при всей свой мощи, вряд ли способен справиться со всеми. И, словно вспомнив о нём, подняла на него глаза. - Твоя рука, - более бесстрастно, чем хотелось, сказала Дженна, не удивляясь, а скорее констатируя факт. Девушка пребывала в шоке. Со всей ясностью осознала серьезность ситуации и ее последствия...
Невыносимо хотелось оказаться отсюда как можно дальше. Вновь ступить на борт Ренессанса и увидеть знакомые лица. Где Эрик? Где Фрэнк?.. Почему никто из них не приходит?.. Ей до боли хотелось увидеть их лица. Сейчас. В этот момент. В дверном проёме... Но, бросив полный надежды взгляд на дверь, Дженна лишь убедилась: никто не придёт. Она - в хорошо защищённом подводном бункере, о существовании которого, пожалуй, знает лишь император... Что-то заныло болезненно внутри. Но у неё ещё оставался Лео. - Сколько ещё вокруг этих роботов? Если мы выйдем сейчас, возможно, мы успеем убежать до того, как не подоспеет... подмога. А если... - Дженна неожиданно замолчала. Вышла из своего укрытия. Посмотрела внимательно на Эйзенхауэра. Конечно, использовать его как расходный материал подобно ему самому, девушке не хотелось. Но... выбирать не приходится, верно? - А если использовать его как щит? Для того, чтобы выйти отсюда. В программе роботов ведь должен быть заложен код, мешающий причинить ему вред... "Как у тебя", - едва не сказала Дженна.
-
Эксперименты Эйзенхауэра, может, и чудовищны, но результат просто потрясающий. Эйзенхауэр был бы польщён. - По крайней мере, - поразительно спокойно ответила девушка, - наручники теперь ни к чему. Главное сохранять оптимизм в любой ситуации)
Шикарный пост!
|
Прелестная неаполитанка на комментарий новоявленного жениха лишь хитро сощурилась, широко улыбнувшись мужчине. Судьба никогда не заносила Стефана на юг Аппенинского полуострова, и он не мог с уверенностью судить о тамошних нравах, но здесь, среди бескрайних полей Романии и поросших лесом холмов Лацио, в землях, где жили веселые и трудолюбивые люди, ценящие широкие улыбки и открытое проявление чувств, то, как улыбалась южанка, казалось странным и непонятным. Она совсем не разжимала губ и не раскрывала рта во всю ширь - в общем, не делала того, что делали все вокруг. Сальваторе и сам не следовал всеобщему примеру - но он и не улыбался так часто, предпочитая держать серьезное и строгое лицо. Наверное, если их будущая семейная чета будет выходить в свет вместе, то они произведут на почтенную публику неизгладимое впечатление: словно путешественники из другой страны, лишь невзначай заглянувшие на огонек и не собирающиеся следовать всеобщему радостному гомону и веселью.
Отточенным жестом женщина воздела бокал, словно бы салютуя Стефану. Вскинула гордо голову, против всяких приличий глядя глаза в глаза и скрывая в самой глубине взора торжество. Несколько секунд она, не мигая, смотрела на собеседника, а затем плавно и медленно склонила голову, глядя на гостя из-под полуопущенных ресниц: - Ваше здоровье, синьор Сальваторе!, - мягко и нежно произнесла она, продолжив далее уже куда тише, практически на грани слуха: хотя и достаточно отчетливо для того, чтобы мкжчина не упустил не слова, - мой господин и повелитель, союзник и равноправный партнер, покровитель и помощник...
Отпив самую малость, синьора Дестефани поставила кубок, в котором еще плескалась алая жидкость, и откинулась на высокие цветастые подушки. Немало не смущаясь присутствия Сальваторе, женщина сладко потянулась, позволяя легкой ткани очертить все очертания фигуры, оставляя их практически неприкрытыми для нескромных глаз. Впрочем, дворянин заметил, что совсем уж распущенными и непристойными одежды дружной с сарацинами южанки не были: открывая практически все, они, тем не менее, оставляли и достаточно загадок, позволяя фантазии наблюдателя уже самостоятельно домысливать все прочие пикантные и таинственные подробности. Пряныц аромат сгорающих трав, легкий перезвон браслетов на руках далеко не праведной женщины со святым именем, тканые ковры и низкое ложе у маленького дастархана, текуче-плавные движения хозяйки комнаты и тихая музыка, донесшаяся откуда-то с низу могли у многих посетителей создать впечатление, что они пребывают где-то далеко в землях, полных песка и ветра, землях, находящихся под властью жестоких слуг Пророка, магометан, бестрепетно идущих в бой под зеленым знаменем против благословенного Его Святейшеством воинства крестового.
Но проблемы, что интересовали Магдалену, лежали далеко от ветхозаветных земель, пребывая в плоскости куда как более приземленной и обыденной. Приняв решение, кого из соперников поддержать, неаполитанка, которую нельзя было упрекнуть в нерешительности, была готова отринуть сладкую негу ради действий: ведь теперь, помогая Сальваторе, она помогала и самой себе. Дальнейшие слова ее были куда как более серьезны и деловиты, откровенно дисгармонируя с вальяжной позой и нежными чертами: - Стефан, какие у тебя самого дальнейшие планы на сегодня? И есть ли в эту ночь виды на меня и моих людей?
|
|
|
|
|
-
За последнюю фразу особенно.
-
Экс -Моисей - Интеллектуально модифицированная лайка, первое живое существо пережившее полет на субатомных двигателях, талисман команды Будда-Шань справедлив и суров)
-
Колесо Сансары крутится, крутится, крутится...
-
Чёрт возьми, я теперь хочу прочитать модуль про этих перерожденцев. :D
-
Ненене 5ого чужого не хочу
-
Была только кнопка с плюсом, поэтому жахнул плюсом х) Однако, этот пост - это нечто. В хорошем смысле ;)
-
За хорошее воображение в послесловии
-
За интересную игру, стойкость, находчивость и главное - отличный эпилог!
-
Хомяки в космосе! :D
-
Былинно
-
+
-
Даешь разведотряд Рембо! :) Пойду планету выносить )
-
По мне, играть в такие игры означает создавать себе нехилую карму. Но финал настолько прекрасен, что все искупает . Круто. )
-
Моя жизнь никогда не будет прежней...
|
|
Аманда заметно нервничает, её руки дрожат, в глазах отпечатался испуг. Она молчит, больше не пытаясь убедить в чём-то Фейт; пока последняя ищет инструмент и для себя, наверняка наблюдает за её передвижениями. Девушка почти физически ощущает на себе взгляд Ридл – и от него ей не по себе. Фейт пытается убедить себя, что всё хорошо, что ситуация ещё не вышла из-под контроля, но напряжение Аманды передаётся и ей. И становится как-то… неуютно. - Я вернусь, - коротко бросила через плечо Фейт, не вкладывая какого-то определённого во фразу смысла. Просто стараясь подбодрить Аманду, которой придётся остаться тут одной.
Бесшумно закрылись гермодвери за спиной. Оглушающая тишина ударила по слуху. Фейт замирает на месте, глядя на виднеющуюся впереди дверь. Но мысли её гораздо дальше. Вне этих стен, за стальными переборками станции. Она всё ещё мысленно с Амандой – хорошая ли это была идея, оставить её в медотсеке?.. Её состояние оставляет желать лучшего. Нить мыслей тянется дальше – сквозь прочную дверь, в рубку. Там уже должен быть Эммерих. Там должен быть Джон. Как он отреагирует на шокирующую новость?.. …Отзвуки шагов нервируют. Фейт идёт вперёд, глядя в пол. И видя перед собой вовсе не стальную сетку и носки ботинок – одни и те же картины всплывают перед глазами. Как клон Стефани едва не прикончил двоих. И как легко отделилась его голова от тела…
…Количество человек в рубке управления не соответствовало ожиданиям. Фейт разочаровано вздохнула. Подумала о том, где может находиться Армстронг. В последний раз он, кажется, направлялся к себе – подавленный и чересчур молчаливый. Девушка задержалась в проёме чуть дольше, чем следовало бы. И Нил, похоже, тоже не спешил радоваться её обществу. Молча опустил глаза на компьютер, вероятно, занимаемый собственными мыслями. Стоило сделать шаг вглубь помещения, как всколыхнутая движением атмосфера разрядилась и голосом Эммериха. Фейт медленно подходит к столу, слушая его отчёт, и выражение её лица становится всё более мрачным. Слишком многое здесь не сходится. Их реальность рушится как карточный домик. Если Стефани в техническом отсеке… Кто же в модуле управления репликантами?.. Фейт чувствует, что именно это – главное. Разгадка именно там. - Кто-то явно не хочет, чтобы мы узнали правду. Раньше времени, - тихо и скорее себе говорит девушка.
Фейт опасливо озирается на двери. Пять прочных, стальных дверей. За одной из них – убийца. И, возможно… Он уже был здесь. До того, как явился Нил. Невозмутимо прошёл сквозь рубку, пытаясь скрыться как можно быстрее. В жилой отсек. Но в этой теории есть один главный минус... Голос Эммериха прерывает её раздумья. Мужчина решил действовать по протоколу, объявив по коммуникатору о чрезвычайном положении. Фейт вспыхнула как спичка от раздражения: что он творит? Теперь убийца не просто знает, а абсолютно уверен в том, что его ищут. Аманда, если послушается, уйдёт из медотсека и оставит Дина. Единственный плюс – скоро здесь появится Джон. - Не уверена, что это была хорошая идея, - произносит Фейт. Не могла смолчать, но и спорить с начальником безопасности ей тоже не хотелось. Она наблюдает, как Нил достаёт из ящика стола какие-то предметы. Многочисленные средства связи. И бластер. Девушка протягивает к нему руку. В какой-то момент в голове рождается странный вопрос: а умеет ли?.. Но в следующую секунду уверенно берётся за рукоятку и кивает: - Конечно. Почему-то не сомневается, что умеет.
Нил поднимается и торопливо направляется к одной из дверей. Фейт провожает его слегка напуганным и задумчивым взглядом. Судя по всему, он думает о том же, о чём и она: в техотсеке остался микрочип, в то время, как его хозяйка находится в совершенно другом месте... - Будь осторожен, Нил, - бросает в спину девушка и надевает обруч. И отчего-то кажется, что к модулю следовало идти ей...
|
На комментарий Адама Сильвия только кивнула, всеми силами пытаясь скрыть недовольно дернувшуюся щеку: надо же так облажаться, дэвы побери! Что ей стоило чуть подумать, и самой дойти до того, что только очень альтернативно одаренная личность будет устраивать казематы для особо опасных преступников в собственном дворце! Хоть девушка и не была перфекционисткой, но так по-глупому опозориться, расписавшись в своей некомпетентности, ей было, мягко говоря, неприятно. Да и, уж если быть откровенной с самой собой, было у нее и гаденькое, недостойное благородной дамы желание во всем превзойти эту самую нахальную Барреа, и доказать всем окружающим (и ей в первую очередь!), что Сильвия Анна Мария де Йонге ван Эллемеет несравнимо умнее, способнее и лучше этой хваленой "Ястреба". Тут, наверное, сыграло свою роль то, как небрежно и незаинтересованно глава мятежников отнеслась к ней. Привыкшая ко вниманию со строны окружающих, и к тому, что к ее словам если не прислушиваются, то хотя бы выслушивают, достойная уроженка "Дер Зевен Провинсен" попросту не могла смириться с безразличием. Да и общая критическая ситуация наложила свой отпечаток на в основном сдержанную Сильвию: ее усталость, раздражение и негатив выплеснулись в желании побороться с Региной за место самой уважаемой и авторитетной женщины отряда - и плевать, что на стороне мятежницы есть клика преданных соратников, а за спиной ван Эллемеет - совершенно никого.
Идея извлечь сведения из контрольной панели была наиболее правильна и актуальна. Конечно, легче всего это информацию можно было бы получить, если взять в плен и допросить кого-нибудь из приближенных Бормана, осведомленных о месте заключения "особых преступников", но тут Сильвия была бессильна: где взять такого человека, она даже не представляла. А посему психолог спокойно проследовала вслед за Скоттом и его оставшимся безымянным напарником - сейчас ее функции фактически сводились просто к представительским, остальное бойцы ударной группы повстанцев должны были сделать сами. К счастью, дорога не прошла в мрачном молчании: словоохотливый чернокожий солдат, добровольно взяв на себя функции радиопередатчика, делился со спутниками происходящим у двери бункера. Любопытствующая ван Эллемеет, в свою очередь, подбадривала его продолжать, не стесняясь со смехом комментировать те или иные высказывания Императора. А вот речи Регины она предпочитала не критиковать, хоть там и было, к чему придраться - психолог сомневалась, что бойцы по достоинству оценят обсуждение их командира в такой нелицеприятной форме. Все шло своим чередом, пока Скотт со смехом не транслировал неприкрытую угрозу, высказанную Борманом. Раздухарившийся и находящийся в приподнятом настроении боец даже напрягся от того, что хватил лишку, принявшись неуклюже извиняться. Сильвия его вины не видела, и, положив мужчине руку на плечо и чуть придержав его, мягко улыбнулась: - Ну что ты так волнуешься за свои слова, Скотти? Не извиняйся - правильно все делаешь! Наоборот - большое тебе спасибо за то, что ты передаешь слова диктатора и товарища Ястреба. Так что продолжай!
Сделав небольшую паузу для того, чтобы спутник ее обдумал сказанное, девушка продолжила, но уже более озабоченным тоном: - Ну вот не нравятся мне угрозы Бормана. Он обречен, и знает это. Неужто у него не припрятано какого-нибудь туза в рукаве? Что-то я сомневаюсь, что он сейчас блефует. Или у него есть связь с какими-нибудь лояльными армейскими подразделениями, расквартированными за городом, или у него под дворцом и площадью зарыта дэвова гора взрывчатки. Если это так, то он не задумываясь рванет ее, не выходя из бункера: по принципу умру я, умрите и вы со мной. А вдруг, Ормузд знает, он может вызвать сюда флот Конфедератов - и тогда нам всем придется не сладко. Вобщем, на месте госпожи Барреа я бы не тратила время на переговоры, а сровняла его убежище с землей раньше, чем он успеет пикнуть. А ты? Кстати, может намекнуть Ястребу, чтобы она заканчивала демагогию и отдала приказ "Ренессансу"? О, - обратила она внимание, - вот и информационный центр! Давайте, товарищи, быстро-быстро ищем информацию о тюрьмах и о Дженне Коулман и на первой скорости выдвигаемся на обнаруженную точку.
Диалог Сильвии и Скотта прервал второй солдат. От сообщенной им новости ван Эллемеет раздраженно поморщилась: - Проклятье! Глушилку этот дэвов Император, что ли, включил? Ладно, Ариман с ним! Работаем в ритме венского факстрота, мальчики, словно от этого зависит наша жизнь и смерть! Если не выйдет - уходим отсюда и едем к любой ближайшей тюрьме, желательно - для самых важных и опасных заключенных. Знаете, где она?
|
|
|
-
Мощно! Держись, познавший Дао хомяк!
-
Вот это сила, вот это дух!
-
Прекрасный пост!
-
Класс.)
-
ну оно же
|
|
|
-
Отвратительный отыгрыш должен быть поощрён. Налицо откровенное неуважение к сопартийцам, дискредитация мастерского авторитета и непрофессиональное поведение. Обидели? Не устраивает модуль? Спокойно объясняешь свою позицию и мирно ливаешь. А за то, что мы имеем сейчас, имеет смысл наказывать. Предупреждение здравомыслящим - не играйте с Edvard'ом Lori.
|
Стоило Стефану начать говорить, как неаполитанка, чуть расслабившись, смежила веки, продолжая слушать Сальваторе уже с закрытыми глазами. Она не спала, нет - невозможно погрузиться в дрему, при этом подлерживая горделиво поднятую голову и временами отпивать маленькие глотки из переливающегося отраженным пламенем свеч бокала. Легкие драпировки, укутывавшие поднявшуюся женщину, чуть соскользнули, откывая взгляду мужчины возможность любоваться плавным покатом белоснежного женского плечика, неприкрытого ничем. Ни дуновения ветерка не касалось собравшихся причудливыми складками одежд Магдалены - и они застыли, словно бы скованные внезапными оковами льда волны. Лишь на высоко вздымающейся груди, легкий шелк то натягивался, обрисовывая контуры фигуры, то вновь опадал, укутывая замершую владелицу своей загадкой. Кальян был забыт, и тяжелые клубы дыма, заполнившие комнату, медленно-медленно опускались к ногам беседующей пары, напоминая в своем неспешном неостановимом движении море, отливающее от возносящихся к небесам прибрежных утесов. Даже огонь, будто бы ощутивший всю важность момента, перекратил свой буйный танец, припав к самому основанию и лишь освещая невеликое пространство комнаты и нарушая тишину во время пауз в словах главы магистрата лишь легким, еле слышным на краю слуха потрескиванием. Казалось, в этом доме останавливается и время, и своя земля - Стефан словно очутился вне всего городского шума, вдали от окровавленных мостовых и жестоких беспринципных разборок за власть. Сама атмосфера дома неаполитанки, медленная, тягучая и по-восточному неторопливая, словно бы исподволь побуждала к мечтательному созерцанию и спокойным размышлениям и рассуждениям: когда ничто не способно помешать пытливому разуму отыскать все дорожки к вожделенной цели среди сонма ложных и обманчиво-привлекательных путей, ведущих лишь в пропасть небытия. Можно было понять, что если это чувствует и Магдалена, и чувствует перманентно, что побуждало ее сохранять вечный нейтралитет и быть для самых именитых людей города если не приятельницей, то просто милой и обоятельной дамой, которой при случае не грех и помочь.
Стоило Стефану завершить свою речь, как глаза неаполитанки распохнулись, при неверном освещении выглядя еще более темными, чем обычно. Говорила она, словно бы эхо - негромко и плавно, размеренно и спокойно. Сальваторе даже казалось, чтоион начал узнавать в ее словах свои интонации: - Власть... Сильное, емкое, привлекательное слово. Власть - всласть. В близости этих слов есть какой-то скрытый подтекст, наверное. Но тот, кто у власти, возвышается на голову над остальными, и эту голову рано или поздно захотят укоротить, и чем выше вознесешься, тем сильнее. Да и падать с вершин больнее, равно как и подняться после падения. Сегодня ты на коне, а завтра... Sic transit gloria mundi. Я же предпочту оставаться в середине. Безопасность... Это всегда приятно, когда хрупкую женщину, - Дестефани повела обнаженным плечиком, позволив одежде сползти еще чуть ниже, - готовы защищать и оберегать, а то она так устает от самостоятельного противостояния суровому и не знающему жалости миру мужчин. - Деньги... Вы правы. Они нужны всегда, но они - не самоцель, а лишь наиболее простой способ этих целей достичь. Да и слово мое дороже презренного металла. От вина же я, само собой, не сиогу найти в себе сил отказаться. Пускай оно мимолетно, как прекрасное виденье, но оно есть верный друг тому, кто знает меру и умеренность, и знает, когда их следует отбросить. Не зря говорят, что вино есть кровь христова. Кровь есть жизнь, и, предлагая мне вина, вы предлагаете свою жизнь - я ценю это. Но той, которой интересны загадки Господа нашего, как не назови его и на каком языке не молись, куда как важнее знания и возможность приложиться к источнику их, пускай путь к этому роднику и закрыт для простых людей. Каюсь, - вновь закрыв глаза, Магдалена молчала несколько ударов сердца, прежде чем продолжить, - я алчу знаний, и в том есть мой грех и моя страда. Стефан, ты предложил союз превыше прочих под луной. За одно слово "да" ты готов навек приковать себя к чужой тебе женщине. Я с этого брака получу для себя многое, ты же - только немного повысишь шансы стать обладателем графского титула, что может стать твоим, возможно, даже и без моего согласия. Это предложение, - поднялась она со своего места, - мне льстит и как женщине, и как человеку, да и ты сам - умен и по-мужски симпатичен. Не красив, нет - но привлектелен и, предполагаю, надежен. За такую цену я готова согласиться. Но подумай еще раз: готов ли ты заплатить ее?
|
|
|
Послушно следуя за Адамом и Региной, Сильвия ван Эллемеет не понимала, что они сейчас творят. Как можно в этот славный час единения населения Элкора, в этот миг сверженья старого строя забыть о тех, кто, не жадя жизни своя, пошел на приступ цитадели тирании? Душой психолог хотела остаться там, с волнующимся людским морем, но долг звал ее следовать за "Ястребом": в конце-концов, именно Барреа является лидером сопротивления и, наверное, знает, что делает. Хотя насчет последнего у Сильвии возникали сомнения: больно странно, нетипично и неуравновешено вела себя глава повстанцев - словно бы она забыла о res publica, их общем деле, сконцентрировавшись исключительно на мелких себялюбивых личных чувствах мести власть власть придержащим. Для девушки все это казалось неправильным и непонятным: не такими были главы бунтовщиков в тех исторических трактатах, что читала она. Регина походила скорее на палый лист, захваченный внезапным порывом ветра и вознесенный на краткий миг выше родных крон.
Следуя за широкой, закованной в броню спиной провошатого, взбудораженная и накрутившая себя Сильвия мало-помалу успокаивалась, возвращаясь в привычно спокойное и несколько отстраненное состояние. Бешенное пламя в ее груди, хотя и не затухло еще, подуспокоилось, обернулось донельзя раскаленными углями - тихими, пока кто-то не бросит на костер ненависти новые дрова гнева.
Бронированный внутренний бункер Бормана произвел на мобеду самое серьезное впечатление. Чтобы его взять с земли требовалось, наверное, или привлечение роты специальных сил, или использование какого-нибудь инженерно-штурмового батальона, обеспеченного всей специальной техникой. Сильвия, хоть и была офицером резерва, военным не была, но и она понимала, что выкурить бывшего Императора из его норы невозможно. Ну или, как минимум, крайне время- и ресурсозатратно. Не говоря уже о значительных человеческих жертвах, сопряженных с данными мероприятиями. Зато "Ренессанс" мог запросто превратить это уютненькое гнездышко в братскую могилу Бормана и его избранных клевретов. Барреа, по-видимому, военным была еще в меньшей степени, чем второй лейтенант ван Эллемеет - и это не смотря на длительное, как поняла психолог, руководство партизанско-диверсионными частями элкорских резистенционеров. Пошла, как по бульвару, к самому входу в бункер. Зороастрийка криво и презрительно усмехнулась: она что, будет биться головой о стену и умолять Императора выйти "на честный бой один на один"? Или в бессильной злобе пинать тяжелую дверь, не в силах лично придушить диктатора? Или начнет читать тирану проповедь о том, какой он был плохой и злой - в лучших традициях дешевых голофильмов о героях Федерации?
В глубине души Сильвия надеялась, что Регина, убедившись в неприступности укреплений, отдаст приказ "Ренессансу" открыть огонь, но надежды эти таяли с каждым шагом "Ястреба". Словно карточный домик, они окончательно рухнули, когда безумная мятежница посмела произнести ей две противопечащие друг другу команды: "поспешить к Ренессансу" и "отыскать пропавшего пилота". Что бы ни хотела Барреа сделать с бункером Бормана, она собиралась сделать это в отсутствие вынужденной союзницы, отсылая ее незнамо куда. Как и на чем добраться до корабля? Где искать Дженну? Все эти вопросы требовали ответов, а отдавшая приказ их явно не имела. Сильвия выпрямилась, словно бы получила пощечину, вскинулась недовольно. Уже было успокоившийся, вновь разгорелся гнев в груди. Мировой пожар крови, Господи, благослови! Хотелось подойти и ударить по лицу ненормальную, даже не снимая бронеперчатки, чтобы хоть кровь привела ее в себя. Но психолог осознавала, что верные псы "Ястреба" не дадут ей причинить вред своей начальнице - и ван Эллемеет только сжала раздраженно кулаки, бессильная что-либо изменить.
Несколько глубоких вдохов и выдохов, и девушка почувствовала в себя достаточно сил ответить Регине, не сбиваясь на рычание: - Поняла. Отправляюсь на поиски пилота. При наличии сведений о ее вероятном местонахождении, а так же о местонахождении внутренней тюрьмы, прошу передать их мне. А так же мне нужны два бойца для охраны и защиты. Обернувшись к подчиненным Адама, она вскинула в воздух сжатую в кулак руку, согнутую в локте: - Солдаты, настал наш час! Кто готов освободить узников преступного режима, ожидающих своего конца в темницах Бормана!? Вперед! Революционный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!
-
эмоции — высший пилотаж, очень понравилось, живо, интересно и по--настоящему
-
Я уже соскучилась по твоим постам) Сильвия классная. Рассудительная.
-
Во всей красе Сильвия)
|
|
|
-
Одна минута, потому что ей насрать на меня. Трогательно. В контексте этой фразы предыдущие упорные попытки добиться права на звонок приобретают особенный смысл.
-
— Одна минута, потому что ей насрать на меня. Чёрт, как наверное хреново осознавать это.
|
Доктор Вилсон проводил взглядом Мэригольд, которую вывел медбрат, ответил на вопрос Освальта: - Легально? Думаю, да, но вот лимит полномочий был явно превышен, - доктор едва желчно улыбнулся, - Все звонки: адвокатам, близким и начальству – после первого сеанса терапии. Надо решить вашу загадку…Предпочитаете проходить лечение индивидуально или, кхм, групповым вариантом? Я бы рекомендовал второй вариант – всё-таки регрессивная амнезия имеет свойство учитывать самые невероятные зацепки памяти… Его рассуждения прервал другой врач, стоявший на входе в помещение. Был он внешне мягче, приятнее глазу, и излучал ауру добрососедства всем своим видом, хотя сейчас и был разозлён. - Хауз, верни мой халат! – с порога заявил он, видимо, не сразу оценив масштаба происходящего и “криминальность” пациентов, содержащихся в палате. Увидев ещё и кровь, он чуть затормозил, добавив на своё лицо, весьма богатое на мимику и эмоции, изрядную долю удивления, - кхм…Извините. Впрочем, поглядев пару секунд на пол, он вновь вернул осуждающий взгляд на Вилсона-Хауза, который продолжал вещать, как ни в чем не бывало, попутно стягивая с себя халат: - …памяти. Мои рабы, в смысле, коллеги, провели первичный осмотр ваших тел, взяли заборы крови и слюны, - халат покинул плечи доктора,- Мы исключили тяжелые повреждения головы, - безжалостно смят сильными руками, - отравление природным и производственным газами или тяжелыми металлами, воздействие наркотических и алкогольных средств, - и легким броском был отправлен на голову вошедшего доктора, - …Вы уже записаны на МРТ головы и, собственно, сеанс гипноза и психотерапии, - доктор Хауз, победно притопнул ногой, полностью игнорируя гневный взгляд доктора Вилсона, надевавшего свой весьма помятый элемент профессионального дресс-кода. - Хауз, это мальчишество, - устало произнёс он, закончив. - Это? Нет, это два человека с регрессивно-перманентно амнезией, пробывших в необъяснимой отключке почти 3 с лишним часа, а потом спящих словно младенцы, - ничуть не смущаясь обсуждения пациентов, ответил он. - Я про халат, - уточнил Вилсон. - А я про людей, чьи драгоценные жизни мы поклялись спасать! – напыщенно продекламировал весельчак, театрально подняв руки к потолку, - Нам за это платят, - добавил он заговорщицким “шепотом”. Вилсон вздохнул, помотал головой и вышел из палаты.
|
Лицо девушки помрачнело в тот момент, когда палец Нила всё же надавил на крючок. В синих глазах Фейт на короткое мгновение отразился лазерный луч, беспощадно прожигающий шею репликанта. В этот момент всего одна мысль прожгла её собственную голову – пару секунд назад она могла ему помешать. Отклонить руку, выбить лазер. Но… не стала. Молча наблюдала за выполняющим свою волю начальником безопасности. Мертвенно неподвижный репликант окончательно превратился в биомусор. По крайней мере, теперь он действительно не представляет опасности, и этот безапелляционный факт успокаивал. Единственное, что навевало тревогу – сам Эммерих. Определённо, в сложившейся ситуации он чувствовал себя… комфортно. Вероятно, всё дело в его подготовке – начальник безопасности обязан быть готовым к подобным внештатным ситуациям и разобраться в случившемся. Однако… эта картина, когда луч бластера с лёгкостью, как нож масло, отсёк голову репликанта ещё долго будет стоять перед её глазами. И лицо Нила с выражением ледяного спокойствия...
Однозначно, отталкивающий индивид с чертами характера, на которые она доселе не обращала внимания. Или, быть может, они попросту не выражались в повседневности… Естественно, ведь отстреливать репликантам головы не было необходимости. Но Фейт не могла не признать, что он был одним из тех, кто действительно мог разобраться в этом бардаке. В отличии от Аманды, которая, повизгивая, поднялась с пола и с округлёнными от ужаса глазами уставилась на репликанта. Отстрелил бы ещё ноги, чтобы наверняка, - едва не вырвался из уст Фейт злобный комментарий. Но она, прикусив губу, сдержалась, всё это время наблюдая за девушкой.
Не дожидаясь какой-либо реакции, Нил направляется к двери и задерживается в проёме. Его тон не оставляет сомнений в том, что настроен мужчина решительно. Фейт и саму очень интересовало, как такое вообще могло произойти, поэтому она не видела смысла его останавливать или оспаривать решение. Он уходит, оставляя девушек наедине со спящим Дином и обезглавленным клоном Стефани. Фейт переводит взгляд на Аманду, которая в этот момент бросает вслед ушедшему недвусмысленно обидные слова. Хорошо, что Нил их не слышит. Впрочем, Фейт отчего-то сомневалась, что они могли его задеть...
Ридл в панике меряет шагами медотсек, кажется, что ещё немного - и у неё случится истерика. Мельтешение перед глазами нервирует, но Фейт прекрасно её понимала, сама едва придя в себя от шока. Поэтому не останавливает и молчит. Ждёт, когда та хоть немного успокоится. И Аманда останавливается. Повернувшись к ней, буквально умоляет оставить её здесь. Фейт испугалась. Испугалась того, что увидела в глубине её глазах. Словно… смотрела в собственное отражение и видела собственный взгляд. И в нём застыло внутреннее волнение. Отразился страх, липко покрывающий душу, медленно пожирающий разум. Тот же самый, что пыталась задавить в себе Фейт. Страх перед будущим. Столь же тёмным, что и окружающий станцию космос…
- Послушай. Возьми себя в руки. Паникуя, делу не поможешь, - ровным тоном отвечает Фейт, удивляясь, насколько спокойно звучит её голос. Когда кто-то рядом боится больше, чем ты, ощущаешь некую… ответственность. И в данный момент девушка чувствовала свою обязанность в том, чтобы попытаться успокоить коллегу. Она перевела взгляд вглубь помещения, скользнула им по многочисленным полкам. Пока не натолкнулась на предмет, мирно покоящийся на полу. Подойдя, Фейт подняла его и покрутила перед глазами. После чего подошла к Аманде и целеустремлённо вложила в её руку. - Хорошо. Оставайся и смотри за Дином. В случае чего – не бойся применить эту штуку. – Фейт чуть смягчила тон: - По крайней мере, если он очнётся, рядом будет хоть кто-то, кто сможет объяснить произошедшее. – После чего принялась искать импровизированное оружие и для себя…
Страх не должен мешать. Страх вяжет мышцы, обвивает в непроницаемую плёнку разум. Фейт не желала бояться. И вполне уверенно направилась к выходу.
-
оказывается, как игрока я тебя по-прежнему могу плюсовать O_o Отличный персонаж и шикарное ассистирование)
|
|
|
|
Перед глазами все ещё стояли картины разнообразных изощренных пыток. Несмотря на то, что враг - повержен и лежит на полу без сознания, не представляя совершенно никакой угрозы. Страх перед тем, что едва не случилось, жил в ней ещё какое-то время. Тело сотрясала мелкая дрожь - эмоции утихали неспешно. Лео стоял молча, никак не реагируя на ее внезапный порыв. Дженна и не ждала никаких проявлений моральной поддержки, помня, что ещё недавно он представлял из себя послушную, бесчеловечно-жестокую марионетку Эйзенхауэра. Возможно, где-то в глубине души надеялась, что человечность все же проявит себя... Его рука касается спины, и от неё по коже распространяется приятное тепло. Дженна открывает глаза, смотрит вперёд, в одну точку, и пытается разобраться в собственных ощущениях. Дрожь прекращается - она чувствует, что именно этого жеста ей не хватало. Но теперь иная мысль не дает покоя: до этого он был для неё просто солдатом, безликой машиной для убийств, но всего один жест, пара фраз с соответствующей интонацией - и она смотрит на него иначе. Уже как на мужчину. И собственное, подверженное эмоциональному порыву действие кажется теперь не столь невинным. Просто разомкнуть объятия, оторваться от источника тепла и защиты оказалось до крайности трудно. Особенно теперь, когда, прижавшись благодаря ему теснее, она явственно ощущала крепкое мужское тело.
...Скрестив руки на груди, девушка наблюдала за передвижениями Лео. Замешательство сменилось злобным удовлетворением при виде оказавшегося в заточении Эйзенхауэра. Множество ремней сковали тело ученого, лишая возможности двигаться. Ещё больше ей понравилась мысль о том, как среагирует Отто, придя в себя. Вероятно, он будет в ярости. И в ужасе. Любые средства коммуникации окажутся вне его досягаемости... Дженна наблюдает и прислушивается к Лео. Он ничего не знает о Ренессансе?.. Эйзенхауэр, конечно же, не озаботился о том, чтобы ввести парня в курс дела - тот же просто солдат, с тупым послушанием выполняющий приказы... - Теперь поподробнее, - улыбнулась девушка, как только Лео коснулся темы побега. Но входящий сигнал видеотрансляции прервал его рассуждения. Парень смотрел на экран, и Дженна обернулась. С раздражением и страхом глядя на высветившееся оповещение. Собственно, это мог быть кто угодно... Но если вновь Борман?.. Эйзенхауэр в плену и без сознания, а кроме него некому ответить на вызов. Девушка думала о том, не спохватятся ли так рано ученого?..
Рассуждения. Лео рассказывает о том, о чем Дженна уже догадалась. Но упоминание о проекте Эйзенхауэра порождает теперь и вопросы. Неужели... все эти так называемые универсальные солдаты, которых она видела в ангаре, все же люди? Не клоны, выращенные в пробирке. Люди. И что-то подобное Отто хотел сотворить с ней?.. - У меня не было возможности нормально представиться... Дженна вновь оборачивается, теперь уже глядя с интересом на Лео. И, безмятежно улыбнувшись, он произносит свое имя. Леонард. Борман.
Дженне всегда было трудно скрывать эмоции. Возможно, ей и сейчас не удалось сохранить должную невозмутимость. В серых глазах девушки отпечатались изумление и пожирающие изнутри противоречия. Всё. Всё стало выглядеть совершенно иначе. И вспомнилась ей фраза Отто о том, что она - слишком ценный по словам императора пленник... Она молча наблюдала, как сын Бормана берет со стола наручники, как подходит вплотную к ней, предлагая простой план. Она смотрит в его глаза пристально, словно желает найти во взгляде необходимые ответы... Все это время Борману была необходима информация. Эйзенхауэр не смог ее получить. Возможно... есть другой способ? Другой подход. Двухметровый и голубоглазый, спасший девушку от беды и заслуживший её доверие. В тот же момент что-то внутри категорически отвергает подобное предположение. Его реакция, мучительное преодоление заложенной программы, отразившееся на лице, - были очень естественны. - Для начала, посвяти меня в подробности своего плана. Если что-то пойдёт не так... я должна знать, что мне делать. И еще... Где мы? Если мои предположение верны и мы на космической станции, то в одном нам повезло. - На лице девушки появляется гордая улыбка. - Я пилот. - Дженна делает паузу, опускает руку на наручники, касаясь кисти Лео кончиками пальцев. - Как их открывать? Если... каким-то образом мы разминемся - я не хочу в них оставаться.
Леонард. Борман. Кем он был в прошлом. Какие намерения преследовал сейчас... Становилось неважным по единственной причине. У Дженны просто не было выбора. Леонард Борман был её шансом на свободу.
|
-
очень правильная реакция)
-
— Ебать ты мощный Ебать я ржал :D Перцовый баллончик мог задеть и офицера, но офицер был готов на жертвы, ради граждан своей страны. Он поклялся о том, что будет ценой жизни защищать граждан США, и теперь он не отойдёт от долга, ведь лучше сутки пролежать в койке с болью в глазах, чем знать, что кто-то пострадал ещё больше, чем мог из-за твоего бездействия.А вообще, вот бы все копы были такие как офицер Освальт.
-
Надо же, какой принципиальный. А ведь мог бы еще выкрутиться (может быть)), если бы играл в несознанку. Молодец!
|
|
ссылкаРегине совсем не нравится все, что ей говорят, кроме... Они достигли Ренессанса. — Это прекрасно. Тихо говорит Регина так ласково, как будто бы эта женщина смотрит сейчас на цветок, подаренный возлюбленным. Она говорит с любовью об оружии, она не умеет иначе. Регина — боль, ее рана не заживает, Ястреб кровоточит душой ежедневно, и кажется ей, что сопротивляться больше нет сил. Сегодня она сумасшедшая, усталая сумасшедшая. — Свяжитесь со всеми, успокойте людей, — привычно раздает гладкие указания Барреа, заметив наконец, что других вокруг слишком много. Она оборачивается, мутные впалые глаза, уставшие глаза осматривают тех, кто идут с нею. "Зачем они все идут за мной?"— Сильвия, спасибо вам. Поспешите к Ренессансу, к Фрайзеру, отыщите вашего пилота. Это прощание. Это означает: "займитесь своим делом и оставьте меня в покое". — Мощностей Ренессанса хватит, чтобы уничтожить дворец вместе с бункером, ведь хватит, Адам? Это прощание. Это мольба: "скажи "да", пожалуйста, Адам, даже если "нет", скажи мне "да", уверь меня в том, в чем мне так нужно сейчас увериться!". — Уходите, уходите отсюда все. И найти Феникса, я обещала Бритве... Не Ястреб и не лидер Сопротивления — она помешалась сегодня, сейчас, когда она на пороге, но не может достигнуть желаемое, она воровайка Регина. Грим сошел с лица. — Уходите... Тихо нашептывает голос и умоляют глаза женщины, которая на грани. Здесь Рубеж, который она не перейдет, она не хочет переходить, после смерти Бормана нет для нее жизни, она не из тех, кто способен строить мир, она любит только смерть. На этом все, здесь конечная, и не нужно спасать ее, не нужно уверять в наличии пути после — это невозможно. Она, пожалуй, уже мертва. Давно. Можно выбрать нестрадание, но порой страдание выбирает тебя. Та, которую выбрало страдание, идет глубже и криво улыбается корявому приветствию. — Меня зовут Регина Барреа. Ей хочется, чтобы он запомнил ее фамилию, хоть и знает она, что Борман не запомнит. Борману плевать. — Почему так, Борман? Почему сейчас так? Почему не иначе? Кто задушил тебя, прежде чем ты стал душить других? Она тоже теперь умеет душить и как поистине жаль, что Бормана — единственного, кто по-настоящему достоин быть задушенным ею — она задушить не в силах. Она не может даже коснуться: тонкие пальцы бессмысленно скребут по двери.
|
Бег ради жизни. Позорный бег – явно не то занятие, ради которого Альде-Охотник здесь сегодня. Кровавый бой, сеча накоротке, вражеские кишки на рукояти меча или, в крайнем случае, бой в строю, где храбрые воины забирают жизни противников – вот его стихия!
Но Альде бежал. Экономя силы, сберегая дыхание и крепко держа Орла Легиона. За спиной свистели стрелы, но римлянин уверенно продвигался вперёд – казалось, всё идёт как надо. Но Боги! Как же недолговечна ваша благосклонность, и с какой жестокой усмешкой на устах вы шутите над смертными, бросая свои обшарпанные игральные кости людских судеб на радость хозяйке заведения Фортуне. Альде был силён и умел, но бриттскому лучнику повезло: стрела вонзилась в плечо, найдя лазейку в доспехе. Ужалила метко, словно побеспокоенная змея из лёжки-засады. Впилась болезненно, благо тело слушалось беспрекословно, отключая дразнящее ощущение боли, мешая драгоценной римской крови остаться на земле грязных варваров - и без того слишком много её сегодня пролилось. Охотник и легионер, закусывают пряжку шлема, ощущая во пересушенном рту соленный привкус кожи и металла. Единым движением, сжимают оперение в кулаке – крепко, как учили и уже ни раз приходилось делать в прошлом – каким бы и чьим бы оно не было. Рывок всегда неприятен, но самое сложное – решиться. Стрела с неприятным звуком выходит из тела, звякнув о подкольчужник. Оперение и древко отправляются в овраг, а острие бережно кладется в карман – оружие ранившее Охотника, само по себе трофей. Но Альде недооценил мятежников: ноги стали подводить – и дело было не в кровотечении.
Ноги заплетаются, картинка окружающего мира превращается в вязкий фимиам, а финал предсказуем – какая-то коряга по ходу движения метко бьёт под лодыжку, отправляя Альде в короткое падение на дно оврага. Сознание, чахлым слепым стариком, глупо тычется в стены яда, что коварные бритты нанесли на свои стрелы, но проигрывает: галлюцинации начинают свой поход, причудливо видоизменяя привычную картину мира, мучая загнанное тело. Наконец Альде была дарована свобода от оков.
Густой туман вился вокруг в такт ритму боевых барабанов. Имя Охотника вторит им также. Он чувствует этот ритм Войны: атак конницы и натиска пехоты. Залпов лучников и спущенных снарядов катапульт. Кровь и смерть – всё это ощущает Альде. Всё это – и есть Альде.
Но вот впереди проступает силуэт мужчины. Мощный, могучий, внушающий трепет и почтение. Броня его подобна коже, а плащ – крыльям. Охотник склоняет колено в знак почтения и чести лицезреть того, кто был его Отцом. Того, чьей частью он был сам.
- Ерунда, Великий, я справлюсь, - отвечает Альде с толикой бахвальства, - позволь лучше узнать мою цель во всём этом хаосе битвы – к чему я здесь, Великий? Не лечи моих ран и не рази моих врагов, но подскажи путь и цель, прошу!
-
Свирепый парень. Нравится, очень хорошо подходит на роль.
-
Альде крут)
-
к чему я здесь, Великий? Не лечи моих ран и не рази моих врагов, но подскажи путь и цель, прошу! Классно
|
Голос Эшли, отличавшийся от стандартных голосовых модулей ИИ, сейчас ласкал слух, словно любимая lounge-музыка, даруя полное ощущение уюта и покоя под покровительством могучего искусственного интеллекта, который своим существованием избавляет уставшую органическую форму жизни от множества мелких и крупных проблем. На этом фоне фраза рыжеволосой Алисы казалась неким святотатством.
- Нет, конечно, мисс Картер, - холодно ответил Фрэнк девушке, уничижительно глядя на неё самую малость сверху вниз, - в самом деле: вы же не разбиваете информационно-исторические модули в местах славы вашей планеты, если вам не нравиться его слова? Тем более Эшли – отнюдь не модуль, а полноценный член экипажа, так что ведите себя хорошо. – Полинг позволил себе лёгкую язвительную полуулыбку.
Мягкое кресло уютно поглотила офицера, доводя комфорт перенапряженного тела до максимума. Пальцы заскользили над голо-панелью интерфейса, устанавливая связь с планетой.
- Нет, мисс Картер, все эти смерти ради того, что будет дальше - вашего и нашего будущего, - с лёгкой хандрой в мыслях и голосе ответил СиБи. Хотелось верить самому в собственные слова, но перед глазами отчётливо стояло симпатичное веснушчатое лицо рыженькой Найны, а в ушах звучали ехидные и сальные шуточки Тёрнера. Полинг потряс головой, стараясь отогнать дурные мысли: больше никто не умрёт. Кроме, возможно, десятка засранцев, решивших, что узурпация власти в масштабах планеты может пройти совершенно безболезненно для них.
Наконец, на связь вышел Элкор. Очкастый техник, кажется Майк или Марк, удивленно улыбнулся, глядя на изображение своего монитора, где виднелся Полинг и две девушки-пилотэссы за его спиной, но его весьма бесцеремонно перебили: слабым, но жестким голосом.
“Эрик!”
- Капитан Фрайзер, сэр! – Полинг посчитал не лишним, впервые за время полёта принять стойку “смирно”, вскидывая руку к голове в воинском приветствии, чего не водилось за ним несколько последних лет – по разным причинам: от отсутствия формы до отсутствия людей, которым он был готов “отдать честь”, - Ценой героических потерь нам удалось прорваться на борт Ренессанса. Мисс Эллемент и капитан Шепард, спасенные нами на “Надежде”, сейчас должны штурмовать дворец под руководством местного лидера сопротивления мисс Барреа, что спасла нас, надеясь на нашу помощь в свержении режима местного диктатора. Дженна…Мисс Коулман, по моим сведениям, пока не нашлась… - Фрэнк помолчал, поиграв жвалами хмуро, ожидая пока Эрик переварит сухие факты, - Сэр, повстанцы ожидают атаки главного орудия Ренессанса, мне необходима корректировка координат для снижения случайных жертв и точечного огня – вы даёте разрешение?
Фрэнк внутренне ликовал. Какая-то локальная форма патриотизма разрывала его душу, которая, казалось бы, давно забыла это сентиментальное ощущение гордости за свою сторону и флаг подразделения. Капитан выжил. Капитан справился.
Значит, и у Фрэнка нет права на ошибку или слабость: Полинг расправил плечи, облегченно выдохнув – внутренний стержень был в полном порядке.
|
|
|
-
Яркий персонаж, колоритный.
-
Да!! Ярость! Да!! Вмажь глупому детективу - докажи всем, кто здесь мужик! Если серьезно, то прекрасный пост и игра, так держать ;)
-
Этот пост отдельно хотел бы отметить. И в сумме за сцену
-
Интересный персонаж :)
А козло-шлюху надо найти и убить!
-
Понятное дело, что пост висит на главной, вот я его и заметил. :D Но здесь — не-не, всё повествование прочиталось легко, и всё здорово — но именно здесь понравилось, что Джейкобс делает отсылку к своим габаритам и сравнивает с Фрэнки. По-моему, это клёво. Почему-то эта деталь, которая довольно сильно влияет на восприятие и хорошо помогает удержать в голове образ персонажа, часто ускользает от внимания. Вот и плюс. Блин, чёт рассказ какой-то написал)
|
Глава Первая. Плата по счетам.
11.12.2012, near 9 AM. Central Salem, State hospital Salem's Plainsboro. Не самая большая палата, для этого действительно огромного госпиталя, была хорошо освещена и весьма чиста - больница держала марку лучшего мед учреждения на протяжении последних пяти лет - в том числе и реальной заботой о таких мелочах. Здесь были представлены и использовались новейшие образчики передовой прикладной медицинской науки: два огромных магнитно-резонансных томографа, куда можно было засунуть человека целиком, и парочка ММРТ - младших, мобильных братьев сего чудесного ухищрения инженерной мысли. Прочей техники и хитрой, и проверенной временем также хватало - с такими солидными грантами, что получались из окружного бюджета, было бы грешно жаловаться. Зарплаты, впрочем, были не самыми высокими, но текучка у младшего персонала была достаточно существенной, хотя уже на должность докторов, кого попало не брали. В целом и частности, обрести сознание именно в чистой и светлой палате для Билла и Грега было куда приятнее и перспективнее, чем, скажем, в городском коллекторе или каком-нибудь безымянном сугробе южного района. Тихонько писчали датчики, фиксируя жизнедеятельность этих двоих, показывали пульс и какие-то цифры мониторы. Пустовало еще две койки, зато над ними висел маленький черный прямоугольник ТВ. Пульт покоился на общей тумбе, рядом с двумя пластиковыми стаканами с водой и пакетиками апельсинового сока. За окном второго этажа было уже утро. КрисВчерашняя ночь осталась десятком баксов на прилавке любимого полицейского бара “Emergency Call”, да лёгким похмельем, что почти не чувствовалось в сравнении с обжигающим кожу морозом. Проклятая погода была под стать самому городу: беспокойные вихри заметали эти места, стараясь скрыть под покровом снега или архивных дел, кучу всего. От серийных убийств, о которых нужно извещать в ФБР, до проворовавшихся чинуш из мэрии и администрации округа. Крис уже прилично варился в котле убойного отдела, чтобы понимать: некоторые дела, как не вертись, останутся закрытыми – потому что так нужно кому-то сверху. Это ужасно бесило, но после своего сокрушительного фиаско с Кэтрин и выявления утечки информации, ему стоило немалых трудов просто остаться в полиции – не то что оказывать давление на высшие эшелоны. Им затыкали все нишевые дыры, сбагривали 100% “глухарей”, делая козлом отпущения по версии статистики отдела, выставляли крайним в некоторых резонансных делах, но упорно не выгоняли из Управления. Такой детектив как он был в каждом управлении каждого более-менее крупного городка: даром, что в патрули не назначали, как в старые времена в Патрульном департаменте. Конечно, тёмно-синяя форма патрульного была самой узнаваемой, да и сама работа обладала некой романтикой, но Крис предпочёл бы тихо спиться, вместо возвращения в этот ад рутинных дежурств и наёмных постов. Как бы не вертела судьба, его работа была по-извращённому, но интересной. Все эти убийства, расследования и поиски улик, да и преступников, были чертовски увлекательным занятием, которое не оставляло места и времени для всякого рода деструктивным мыслям и намерениям. Впрочем, для всего остального работа также не оставляла времени – разве что место у барной стойки в Вызове, да стакану с виски находилось место в плотном графике следователя… Детектив ждал лифт, всё ещё зябко ежась после быстрой прогулки от своего старенького форда к дверям больницы. Тэда он оставил во втором часу ночи на поруки таксиста – парень был молодцом, хорошим собеседником и слушателем, но с алкоголем пока не дружил. Где-то в 8-ом часу, Криса с трудом разбудил звонок его начальника – Джима Гордона. Шеф был явно не в духе, сдержанно продиктовав адрес госпиталя Сайлем Пленсборо (который, конечно же, был известен детективу и так) и номер палаты – 205, где находились двое его новых подследственных. “ – Мутное дело, Крис. Разберись побыстрее. Отчёт по месту происшествия ждёт тебя в участке на ресепшене – не затягивай.” – короткие рубленные фразы занимали свободное место в сонной голове Эллингтона, пока тело спешно собиралось буквально на автопилоте.
|
|
|
Уж невесть чем, но слова Андре расстроили Марию. Даже под тяжелым архаичным доспехом было видно, как поникли плечи девушки, как печально склонилась под грузом тяжких дум голова. Даже такой неискушенный наблюдатель, как младший Сальваторе, мог заметить, как на лице дочери Эмилио пролегла глубокая морщина печали, и как грусть черным крылом убрала и радость, и спокойствие, и чувство долга перед беспечным отцом. Одновременно с этим простоватое лицо Марии наполнил какой-то внутренний свет, исходящий из глубины: словно печаль смыла все земное, наносное, оставив чужим взглядам возможность увидеть что-то, что таилось под строгой маской юной воительницы. Лишь миг длилось наваждение - и вот голова синьоры де Боно вновь поднята, поддернутые только что туманом глаза смотрят прямо и бесстрастно, уголки слишком узких для того, чтоб быть привлекательными, губ смотрят чуть вниз, придавая лицу выражение надменной суровости. Словно бы и не было того, что заметил Андре, словно бы юноша ненароком заглянул в замочную скважину, узрев то, что не должен был видеть. Голос Марии мог сравниться с ледниками Альп - столь холодна стала единственная охранница особняка. Ни нотки чувства, ни крупицы эмоций не было в этом сухом негромком тоне: - Я передам моему отцу и господину это письмо, синьор Сальваторе. Вы же смело можете уведомить Вашего благородного отца, что Эмилио де Боно не пропустит заседания Совета, что бы не случилось за эту ночь. В том Вам порукой будет мое слово чести.
Молодой синьор Руссо целиком и полностью соответствовал своему родовому имени: горячий, порывистый - даже волосы, и те отливали в рыжину так, что при ярком солнечном свете казались медными. Позднюю гостью он встретил в своем небольшом доме собственнолично, окружив синьору Сальваторе обходительной и при том ненавязчивой заботой. Никаких попыток ухаживания, никакой льстивости или лизоблюдства к более знатной даме у него не было: дом Руссо, хоть и был небогат, и не мог похвастать столь уж древними корнями, тем не менее был уважаем и почтеннен - не то, что многие нынешние нувориши. Когда же Эстелла обьявила ему цель своего визита, молодой дворянин, словно пружиной подброшенный, подскочил с лавки, взмахнув пораженно руками и с изумлением воззрившись на девушку. Лишь спустя несколько секунд он прерывисто выдохнул: - Синьора, вы не шутите? Вы ангел, принесший благую весть! Благодарение Богу, что он услышал мои мольбы. Я не буду просить время на раздумия - знайте, Вито Руссо принмает ваше предложение и готов поддерживать дом Сальваторе во всех его начинаниях!
Неаполитанка даже не сменила позы, продолжая все так же полулежать в расслабленной и разнеженной позе, иронично глядя из-под полуопущенных век на Стефана. По губам женщины блуждала легкая задумчивая улыбка, полная невысказанной загадки: словно бы синьора Дестефани знала о собеседнике некую тайну, но не спешила ее раскрывать. Вальяжная и спокойная, она совершенно не походила на иных благородных дам - и уж точно ни одна приличная женщина не стала бы встречать малознакомого мужчину в такой позе и в таких открытых и легких одеждах. Да и расстояние предпочла бы выдержать бóльшее: чего невеликая комнатка не позволяла. В заполонивших комнату терпких клубах дума черты лица неаполитанки растворялись и причудливо изменялись. Посмотришь краем глаза - и перед тобой совсем юная девушка весен шестнадцати отроду, моргнешь - и ей хорошо за сорок, приглядишся чуть пристальнее - и вновь она похожа на себя обыкновенную. Вместо ответа Магдалена взяла стоящий рядом бокал, в котором плескалась густая карминовая жидкость, в которой, казалось, плавали золотые искорки. Полюбовавшись игрой света и тени сквозь хрупкое стекло, она чуть отпила, смакуя содержимое, и подняла взгляд на Сальваторе, отвечая ровно и чуть певуче, с легкой, еле заметной толикой усмешки в голосе: - Как жаль, что все в этом мире столь недолговечно. Я могу долго любоваться этим вином - но разве один лишь только вид принесет мне усладу? А отопью его - мало-помалу оно закончится, оставив лишь приятные воспоминания, пустой сосуд, и ничего кроме. Досадно, не так ли? Благословен тот, у кого есть прелестная дочь и сын - продолжатель славного имени, которое воспела слава предков. Но стократ более благословен тот, кто нашел в себе мужество и здравый смысл посвятить себя тем делам, что затмят славу покойных героев минувших дней. Не нужно быть гадалкой, чтобы понять цель твоего визита. Моро стравил дворян Пьяченцы между собой, и надеется на полную лояльность победителя при ослабевших оппонентах. Я не удивлюсь, что он и есть - таинственный наниматель кондотьеров, которыми Сфорца ввергает город в пучину гражданской войны. Ты намерен победить - и победить достаточно честными методами. Благородная и достойная цель: я бы, наверное, поступила так же. Тебе нужен мой голос в Совете - я думаю, за меня проголосуют многие. Но тебе нужно, чтоб этот голос звучал за тебя - и это похвально. Мне льстит, что ты первый, кто пришел ко мне с этим, и я готова отступиться от нейтралитета, поддержав таою кандидатуру. Но, - тут она наконец совершила первый жест за время монолога, сокрушенно разведя руками и пожав открытыми взору Стефана плечами, - добрые дела, достающиеся даром, быстро забываются. Что ты готов предложить мне взамен моего голоса, Стефан, глава дома Сальваторе. Не место в Совете, нет - я и без него прекрасно жила. Так чем же ты готов поступиться ради победы?
Плавным движением женщина перетекла из полулежащего в сидячее положение, устремив на Стефана пронзительный взгляд чуть прищуренных глаз. Тяжелый взгляд, так не сочетающийся ни с милой улыбкой, ни с мягкостью тона.
|
Последний пилот Империи был мёртв ещё до того, как сгорел в пламени термальной вспышке Тейн. Может у аса было дурное предчувствие или жена внезапно, неадекватно, просила не идти сегодня на службу, хватаясь за сердце и заламывая руки - изводясь в предчувствии беды. Может он потрепал по голове своего сына в последний раз.
А может и не было ничего, как и его самого теперь. Как Тейна. Как деспотия и империя Бормана. Как справедливости на пути "Ренессанса".
Как там Фрэнк говорил Эрику: "Каждое мгновение вокруг тебя гибнут люди, или собираются умереть или собираются заставить кого-то умереть. Тебя не отпустит Смерть, Эрик...", кажется так? Фрэнк врал. Смерть не отпускала лишь его.
Всё к чему он притронулся с того самого Инцидента, всё шло прахом. Собственная служба, отношения с офицерами полка, казавшиеся абсолютом, затем и дело отца, над которым старик работал последние годы. Теперь и грандиозный замысел Фрайзера, замысел, ценой которому стали мечты амбициозного наследника и чужие жизни. Сидел бы Эрик дома и всё было бы иначе. Фрэнк разрушал всё.
- Дело не в гибели, Алиса, - через силу выдавил из себя Полинг, когда гравитация прекратила изображать из офицера безопасности ручной эспандер, - дело в памяти. Каждый значимый поступок обязан остаться в истории: от правления Бормана до гибели Тейна. Память обязана иметь плоть, иначе её считают историей, а истории, к сожалению, очень редко воспринимают всерьёз...
Безмолвная пустота. Чернота бескрайнего космоса. Столь пугающе холодная и чужая. Столь ожидаемая и желаемая. Линкор оказался на месте, зеленоватой кометой, забывшей о собственном деструктивном предназначении, застывшей почему-то на орбите планеты. Могущественный и безлюдный, Ренессанс выжидал. Выжидал когда вернуться хозяева, выжидал когда двигатель вновь оставит позади многие и многие километры пространства.
Фрэнк коснулся сканера частот, силясь найти приёмную волну линкора:
- Эшли, как слышишь, приём. Говорит Фрэнк Полинг, заместитель капитана Фрайзера, - СиБи повторял эту фразу как пароль, как молитву, надеясь на пассивный сканер ИИ. Когда наконец связь появилась, он отдал команды, убедившись что канал защищен, - Открыть ангар. Принять мой истребитель и ещё два. Пилоты остальных истребителей получают статус "временных гостей" без права повторного визита и кодов доступа.
Почувствовав себя вновь "in charge", Фрэнк устало, но довольно, выдохнул:
- Я скучал, Эшли, - тёплая улыбка на секунду тронула плотно сжатые нитки губ, терявшихся в бороде, где за последние сутки добавилось седых волос.
Закончив брифинг Эшли, Фрэнк вернулся на общую частоту "своего" звена:
- Всё в порядке, меня идентифицировали. Паркуемся в ангаре и выполняйте распоряжения ИИ - она у нас нервная, - в голосе слышался сарказм, - добро пожаловать на "Ренессанс".
"Добро пожаловать домой."
-
Депрессивно-глубокомысленный Фрэнк тоже мне нравится) Отличный пост.
-
Добро пожаловать домой, Фрэнк) Красиво.
|
|
Казалось, её слова растворились в пространстве, впитались в стальные стены, так и не достигнув ушей собеседника. Практически никаких эмоций не отразилось на его лице. Лео по-прежнему был совершенно безучастен. Он не сдвинулся со своего места ни на дюйм, даже не удостоил её ответом. И когда дверь отъехала в сторону, Дженна ощутила несравнимое ни с чем отчаяние. На пороге стоял он. По привычке заложив руки за спину, он смотрел прямо на неё, и этот взгляд, казалось, проникал в самые уголки её души. Несомненно, этот человек умел вселять страх одним своим присутствием. Особенно теперь, когда она полностью осознавала, на что он был способен. В помещении стало слишком тесно. Или просто его оказалось слишком много?..
Эйзенхауэр медленно двинулся в её сторону. Он не торопился. Здесь он ощущал себя полноценным хозяином – территории и ситуации. В полной мере упивался минутами абсолютной власти. Дженне хотелось отвернуться, не видеть этой лицемерной улыбки. Равно, как и не могла оторвать взгляда, полного жгучей ненависти и дикого ужаса. Дыхание становилось сбивчивее по мере того, насколько близко он приближался.
Как всегда, он завёл разговор. Как всегда, был наигранно-учтив. Ему не нужно производить впечатление сейчас – на подопытный материал?.. Смешно. Но он продолжал эту игру, до последнего. Вероятность успеха оценивается в 87,3%. Почти на девяносто процентов Дженна могла быть уверена, что выживет после чудовищной операции, но оставались какие-то жалкие десять процентов, игнорировать которые просто невозможно. Есть шанс, что эксперимент провалится. Есть шанс, что Дженна не выдержит этих пыток… Хоть бы всё это закончилось быстрее.
Дженна закрывает глаза, проводит кончиком языка по пересохшим губам. Старается не слушать голос учёного, отстранится от реальности. В свои последние минуты она вовсе не хочет думать о человеке, который убьёт её или испортит жизнь. Она воскрешает в памяти родные лица. Моменты, в которые была вместе с ними. Она помнила. Так отчётливо, словно это произошло несколько часов назад. Как Клэр разбудила её утром – в тот день, когда Дженна собиралась на собеседование к Эрику. С визгом бросилась в постель и едва не свалила её на пол. Да. Так лучше. Лучше думать о ней.
Но, стоило ей открыть глаза, как мысли о племяннице тут же выветрились из головы. То, что она наблюдала сейчас, заставляло сердце биться чаще. Казалось, кровь наконец начала приливать к онемевшим конечностям – Дженна сжимала кулаки и дёргала стягивающие запястья ремни, не в силах просто смотреть. Смотреть, как творение безумного создателя выходит из-под контроля. И, сдавливая его горло, с невероятной лёгкостью поднимает последнего над полом. Ей просто не верилось. Её слова действительно на него подействовали.
Сбивчивое дыхание, крупная дрожь во всём теле. Она едва сдержала крик, когда Лео швырнул Эйзенхауера в стену, так легко, словно учёный почти не имел своего веса. Сдержать эмоции было невозможно, и от того, насколько быстро развивались события, кружилась голова. Солдат тут же приблизился и, не теряя времени, занялся ремнями, быстро и методично высвобождая её из плена. Гремели защёлки, девушка ощущала долгожданную свободу. Она могла повернуть головой, двигать руками, сделать шаг… Сделала первый шаг и едва не упала. Перед глазами потемнело, и на мгновение мозг утратил контроль над телом. Секунду спустя осознала, что Лео её поддерживает, не давая упасть на пол. Она даже не успела поблагодарить.
В следующий миг он уже стоит рядом с учёным, выбивает что-то из его руки с противным хрустом. Дженна поняла, что совершенно не помнит, как он там оказался. Короткий промежуток времени словно стёрся из памяти – весь её организм был сосредоточен только на том, чтобы восстановиться после чудовищной дозы транквилизатора и минут (часов?) однообразного положения тела. Но солдат внезапно остановился. Замер в бездвижной позе, сжимая кулаки, и даже отсюда ей было видно, насколько он напряжён. Пришло осознание ещё до того, как Эйзенхауэр произнёс это вслух. Конечно же, любой творец оградит себя от опасности, которую может нести его творение. Это так очевидно… Так умно с его стороны.
Дженна ощущает жгучую злость. Не может просто наблюдать. Делает несколько шагов, осматривается, хватает первый попавшийся тяжёлый инструмент и бредёт в сторону учёного. Сейчас действительно похожая на пациентку какого-то изолированного учреждения – выбившаяся причёска, остатки косметики, подобие оружия в руках и прожигающая ненависть во взгляде. Стройная нога девушки могла лечь на подлокотник кресла – и тогда, возможно, всё было бы по-другому. Но теперь она придавливала поверженного учёного к полу, а сама девушка – возвышалась над ним, с остервенением глядя на Отто сверху вниз. - Богов свергают, - коротко бросила она, после чего размахнулась предметом, что держала в руках, и ударила в висок учёного. Предмет с металлическим лязгом упал на пол.
Эмоции хлынули лавиной. Сдержать слёз было невозможно, её всю трясло. Дженна отошла на пару шагов назад, приложив ко лбу ладони и пытаясь прийти в себя. Осознать, что сейчас произошло. Взгляд уставился на солдата, который почему-то ей помог. Если бы не он – что было бы с ней сейчас?.. Надеюсь, тебя не переклинит, - подумала и повисла на шее парня в крепком объятии, пришлось встать на цыпочки. «Спасибо», - хрипло и едва слышно произнесла. У неё не хватало слов, чтобы выразить иначе благодарность, которую ощущала. Он действительно спас ей жизнь.
Дженна не торопилась расцеплять рук, казалось, прошло несколько долгих минут, прежде чем она опомнилась и отстранилась. Блуждающим взглядом смотрела на бессознательное тело учёного. Она не могла его убить, не та сила удара. Она вовсе не хотела его убивать, хоть и чувствовала, что его смерть избавит многие жизни от страданий. Но нужно было что-то делать. Нужно что-то делать! Бежать. Но Эйзенхауэра так просто не оставишь. - Лео, послушай, - она буквально вцепилась в плечо парня. – Нам нужно выйти отсюда. Я должна найти своих друзей – я не знаю, где они, но наверняка знаю где наш корабль. Ренессанс – ты ведь слышал о нём?.. А этот… - девушка указала на учёного, - ни ты, ни я не можем от него избавиться. – Обернулась и улыбнулась. Кивнула на стол с ремнями. – Но можем хотя бы ненадолго остановить.
|
Иду, скольжу, лечу по переходам исполинского дворца. Звук шагов гасят ковровые дорожки. Огоньки свечей колеблются и трепещут, отмечая наш путь. Даже не хочу думать, сколько труда стоило возвести и украсить это сооружение. Как будто роскошь и величие хоть раз защитили их обладателя?! Мне лично по душе небольшой дом, которым можно управляться без слуг и чужих людей. Только там обязательно должен быть камин и кресло около него. Вытянуть ноги, в одной руке бокал сладкого вина, в другой толстая книга. Мечты, мечты…
Первый шок от моего проявления прошел, и я смогла задуматься о том, что будет дальше. Проявление, интересный термин я употребила, но какой подходит больше? Воскрешение, творение, нисхождение, реинкарнация? Ничего определенного, но это точно не походит на обычное рождение. Если я спасу Теренса, и всех остальных, что будет со мной дальше? А если не спасу? Возвращаться в темноту и тишину совсем не хочется. Нет никакй гарантии, что после этого я снова увижу свет. Пока я напряженно раздумываю, губы раскрываются и плюют словами, словно сами по себе. Поддержание разговора не требует особенных усилий. - На меня ты можешь положиться всегда. Но я думала, что у тебя есть верные люди. Просто не верится, что такой человек как ты, не обзавелся собственной командой. Теми, кто будет обязан и предан не Теренсу и королевству, а лично тебе. Ловлю взгляд собеседника, пытаясь понять реакцию. Может такая спецгруппа у него все-таки есть?
Прикосновение рук ночи несет прохладу и влагу. Люблю такую погоду, она напоминает об осени. Смотрю на город сверху вниз, как на детскую игрушку. Большинство домов уже погрузились во тьму. Один из парадоксов времени, простолюдины и дворяне живут в различных временных потоках. Одни встают с первыми лучами солнца, другие в это время только разъезжаются с балов. Усмехаюсь. При такой планировке, я не заблужусь и всегда смогу вернуться во дворец. Он как паук в центре паутины, нависает над остальным городом.
С благодарным кивком головы принимаю плащ и надеваю. Он позволит временно укрыть как лицо, так и оружие.
Инквизиторов оцениваю очень пристально. Ведь нам возможно придется сражаться вместе. Но я готова и к тому, что придется схлестнуться с этими ребятами. Предать могут только близкие люди, друзья, родственники. У меня здесь их нет. Даже мой спутник и король воспринимаются больше как функции и символы, а не живые люди. Хотя военный рядом постепенно становиться для меня просто человеком. Живым, теплым, со своими принципами, убеждениями, переживаниями… Меня удивил выбор оружия наших временных союзников. Двуручник мощное оружие, но подходит больше для битв в поле. Я ожидала увидеть что-то более приспособленное для городских условий. Баклероы, короткие мечи, штурмовые топоры, клевцы и моргенштерны... Получается, что инквизиторы не смогут работать в строю, собственное оружие помешает. Значит это хорошо подготовленные бойцы-одиночки и мне не страшны. Против строя мне было бы работать намного сложнее. Значит и у наших врагов есть шансы на сопротивление.
Смотрю вместе с Уорреном, он второй в этом мире обрел для меня имя, на подошедшего магистра. Мое лицо тоже скрывает тень капюшона. - Я глаза короля, архонт Вергилий , - ровно и равнодушно бросаю я. – Я не помешаю вашей нужной и важной работе. Просто постою за надежной спиной маршала.
|
Ревущее чудище влетело в меня на огромной скорости, словно ураганный порыв ветра. Рев, впрочем, сменился визгливым верещанием, когда оно само насадило себя на острие моего клинка. Удар вырвал бастард из рук, и чуть было не опрокинул меня самого, несмотря на устойчивое положение. Но я, все же, удержался на ногах. На этот момент я поставил все: свою жизнь, жизнь той девицы, наверное, свою репутацию в глазах той сущности, что наблюдала за мной, право называть себя воином, в конце концов. И победил. А теперь тварь уползала от меня, корчась и оставляя за собой след чернильной крови. От ее поразительной регенерации не осталось и следа, более того теперь, она, казалось, работала в обратную сторону, заставляя существо уплатить долг смерти. Но несмотря на то, что оно явно было обречено, создание не оставляло призрачной надежды спастись, уползти в траву и зализать раны, несмотря на огромный кусок стали в груди. Ничтожество. И тебя я называл хорошим противником ? Пламя, пожирающее мою душу стремительно гасло, оставляя лишь щемящую пустоту в груди.
Но кроме ненависти меня направляло еще нечто. Засевший в подкорке инстинкт. Сама моя суть. В этот раз воображение даже не нарисовало мне сцену того, как я ухожу прочь, предоставляя чудовищу право издохнуть в собственной крови и слизи. Потому что это было абсурдом. И, кроме того, в нем застрял мой меч. Быстрым шагом я направился за ним, вдоль смоляной дорожки из того, что заменяло твари кровь. Приостановился в шаге от ползущего на боку хрипящего создания. И стал наблюдать. На моем лице расплывалась презрительная ухмылка. Буквально через несколько секунд оно оказалось, наконец, на обочине, в полуметре от травы. В полуметре от спасения, как, наверное, бестия считала. Спасения, разумеется, не было. Наступил сапогом ей на ребра и завалил на спину. Тварь негромко зашипела и из последних сил начала обвивать мою ногу сочащимся антрацитовым туманом щупальцем. Я не обращал на это никакого внимания. Мои руки обхватили залитую угольно-черной кровью рукоять, разбавляя эту жижу рубиновыми каплями. И я навалился на рычаг всем весом. Судорога охватила всю склизкую тушу, когда лезвие пошло вдоль шейных позвонков, разделяя глотку моего врага надвое. А потом начавшая истончаться туманом черепная кость хрустнула под моей тяжестью. Я с усилием вытянул глубоко засевший меч из мертвого тела и двинулся прочь. Да, точно, щупальце. Мертвецкой хваткой оно сжимало мою ногу. Будто не хотело, чтобы я уходил. Положил свое оружие рядом с собой и вытянул кинжал, прикрепленный к голени, чтобы вновь вспороть омерзительную плоть.
Наконец, я избавился от прощальных объятий существа и, вернув полуторник в ножны, направился к трем мертвецам и стоящей посреди них девушке. Интересно, так что же меня все-таки побудило ее спасти ? Или, быть может, кто ? Поймал себя на мысли, что не знаю, чего ожидать от девицы. Я не имел ни малейшего представления, кто она такая и что собирается делать дальше. Пока она, впрочем, ничего и не делала, лишь смотрела на меня с потрясением. Остановился рядом с бывшими рыцарями. Интересно, кто же они такие ? И куда направлялись вчетвером ? Перевел взгляд на хрупкую фигуру в белом. И задал ей два вопроса: «Что это было, и могут ли такие же быть поблизости ?» Пожалуй, сейчас это самое важное. Не дожидаясь ответа, склонился над единственным, кто хотя бы попытался воспротивиться смерти. И снял с его руки щит. Он мне еще понадобится. Отложил в сторону. И начал расстегивать ремни, на левой латной перчатке. С учетом того, что я постоянно норовлю схватиться за лезвие, перчатка пригодится мне даже больше.
|
Скорость была просто поразительной. За те краткие секунды, за которые Фейт достигла своей цели, она успела полностью осознать собственные возможности. Тело, словно отлаженный механизм, действовало быстро и рефлекторно. Скопленное напряжение в опорной ноге за долю секунды превратилось в энергию, с которой Фейт сделала рывок. Мышцы привычно сокращались, и каждое движение правильно поставленного шага координировалось мышечной памятью, запечатлёнными в теле рефлексами. Странно, что она успела подумать о подобных вещах. В голову пришла мысль, что уже не первый раз она наблюдает в себе способности, которые едва ли можно было назвать обычными для человека. И тем не менее, она предпочитала списывать подобные вещи на свою натренированность и хорошую подготовку к условиям жизни на станции. Иначе как ещё объяснить ту лёгкость, с которой она двигалась сейчас?..
Казалось, время замерло. На мгновение, перед самим столкновением. Уже приближаясь вплотную, Фейт впилась взглядом в лицо Стефани. Вероятно, хотела увидеть в её глазах ответ на свои вопросы. Но – за долю секунды до её смерти – поняла, что не увидит в них ничего. Взгляд миниатюрной милой женщины был поразительно пустым.
Столкновение. Девушка вовсе не думала останавливаться. На развитой скорости врезалась в Стефани плечом и только тогда остановилась. Покачнулась вперёд, но устояла, и внутри всё сжалось от напряжения – осадка кипящей в ней энергии. Она развеялась тут же, а в Фейт – ни капли усталости. Медик, хоть и была покрупнее девушки, но удара не выдержала и свалилась на операционный стол. Палец машинально надавил на спусковой механизм, и из лазерного скальпеля вырвался луч – в этот раз ни для кого не смертельный. В тот же момент заработал включённый медицинский лазер.
То, что происходит следом, потрясает и ужасает. Прибор сверлит в теле Стефани аккуратную дыру, достигая внутренностей, и это кошмарное действо сопровождается конвульсиями пострадавшей, её полным боли криком и отвратительным запахом горелой плоти. Фейт едва перебарывает себя, не отшатывается в сторону при виде ужасающей картины – подходит к панели управления. Дышит сквозь закрывшую нижнюю часть лица ладонь, пытаясь вдыхать как можно меньше этого тошнотворного запаха. Сквозь слёзы видит заветную кнопку отключения и ударом кулака вырубает лазер, надеясь, что тот не успел причинить вред Дину.
Прибор отключается, все звуки, кроме всхлипов Треверс, затихают. Сама Стефани, ничем не удерживаемая, сползает с койки и распластывается на полу. Короткие обрывочные движения конечностей замирают, и перед Фейт лежит неподвижное и мёртвое тело. О чём оповещает индикатор, погаснув навсегда. Теперь в медотсеке царит полнейшая тишина, обрывать которую девушка не торопится.
Оранжевый свет, сменивший привычное белое освещение, давит на психику. В медотсеке, позади привычных предметов, заплясали уродливые тени. Тени ползут по поверхности стен, полу, потолку и вползают в её душу, сеяв в ней семена страха. Они уже давали свои первые ростки – с каждой секундой Фейт накрывало ощущение нереальности происходящего, а за ним – ужас. Так не должно быть. Это просто невозможно. Слишком сложно поверить в то, что это правда… Но Аманда тоже это видит. И обращает её внимание на столь красноречивую деталь.
Штрих-код и цифры. Характерные для существ, неспособных к разумному мышлению и не проявляющих склонности к насилию. Они совершенно безопасны. Так утверждают их создатели… Репликант. Трудно поверить в очевидное, но доказательство перед глазами. Стефани – бездушный робот... По крайней мере, это объясняет её необычайную жестокость. И, при этом, порождает массу вопросов. Среди них всё это время был репликант? Ходил, разговаривал, существовал подобно человеку. Можно объяснить её присутствие тем, что хозяйка робота боялась делать что-то своими руками – но в этом случае, хозяйка должна быть на борту, как минимум. А сам робот – не должен быть настолько… человечным.
Собственные угрызения совести тут же испарились. Нельзя жалеть о смерти создания, не обладающего душой и созданного руками человека. И, можно не сомневаться, запрограммированного им же на определённые, опасные для жизни действия… Возможно, Стефани… четырнадцатая модель просто вышла из строя. Но… почему они, чёрт побери, узнали о том, что среди них есть репликант, только сейчас?.. Когда критическая ошибка уже произошла?!
Девушка быстро выходит из оцепенения. Берёт в руки лазерный скальпель, что обронила Треверс. - Покажи мне затылок, - твёрдо, с нотками разыгравшейся паранойи, произносит Фейт, даже не думая приближаться к Аманде. В её руке оказалось оружие, но она не спешила из него целиться. Она вовсе не думала, что Аманда – ещё один репликант, но проверить всё-таки стоило. – Не смотри так на меня, мне надо убедиться, - уже мягче произнесла девушка.
|
|
|
Самозабвенно отдаваясь ораторству, Сильвия не забывала внимательно поглядывать по сторонам: не только оценивая реакции и настрой толпы, но и с любопытством наблюдая, что предпримет Барреа. И когда та начала свой полный пафоса и самолюбования марш, психолог едва удержалась от того, чтобы не хлопнуть себя рукой по лицу: дэвы побери, это она, что ли, профессиональная опытная революционерка? Ужели она думает, что выбранный ей способ разжигания активности и ненависти толпы - самый лучший и эффектный? Ван Эллемеет казалось, что вся эта оперетка направлена в первую и последнюю очередь ради достижения одной цели - удовлетворения эго Регины. Но в слух обьявлять об этом или хоть как-то демонстрировать свое недовольство союзницей было не просто глупо - это было просто-напросто преступно, и женщина лишь крепче вцепилась в рупор, продолжая распалять толпу по своему, по-старинке. В конце-концов, это не ее Элкор, а регинин, и всю ответственность за провал и гибель простых людей понесет именно революционерка.
Идея дружного скандирования этого сладкого слова "свобода" не подвела, и, к вящему довольству ван Эллемеет, вскоре уже вся площадь, забыв обо всем, орала: "Свобода! Свобода!". Толпа - это жестокий и трусливый зверь, выплескивающий свою неуверенность, свои опасения в бешенном вое. И сейчас этим простым словом разрозненная людская масса цементируется, спаивается воедино, в огромный, тысячеглавый, тысячерукий организм, где плечо соседа и его сорванный голос придают больше уверенности, и так далее по цепной реакции. История, психология и хорошее образование - это те самые три кита, на которых зиждится если не все, то многое. Опыт предшествующих поколений, подвергаясь критическому анализу, дает ответы на любые вопросы. Сильвия никогда не мнила себя революционеркой или мятежницей, и даже в детских играх всегда выступала на стороне тех или иных легитимистов или правоохранителей, но сейчас, когда пришлось стать мятежницей, она подошла к делу со всей серьезностью и грамотным историческим подходом.
Народ завелся, громогласно скандируя "Свобода!", и Борман не выдержал. Сохраняя хорошую мину при плохой игре, тиран приказал разогнать демонстрацию и поспешно, хотя и пытаясь сохранить достоинство, скрылся с балкона. Сильвия только и успела, что взвыть обрадовано: - Бежит! Бежит!, - как после короткого и донельзя формального предупреждения полицаи открыли огонь. Сдернутая с плеч и мигом прикрытая телами верных слушателей, психолог вся сжалась, услышав стрельбу и надрывные крики первых жертв. Замерла, замешкалась, подалась назад и толпа, с испугом ожидавшая огня тяжелых турелей. К вящему облегчению женщины и ее окружения этого не последовало - зато открывшиеся ворота наглядно показали, что жертва капитана Максимилиана Шепарда оказалась не напрасной. Словно единый организм, толпа выдохнула и качнулась вперед, желая впиться скрюченными пальцами в горло прислужников диктатора. Желая впиться им в глаза, топтать в кровавое месиво, переломать все кости: в общем, мучить других ради того, чтоб заглушить свой страх, не разбираясь с степени виновности конкретного индивидума, видя в нем не выполняющего приказы солдата, а мучителя, грабителя и насильника.
Понимавшая, что для того, чтобы вести за собой людские массы, ей самой надо стать воплощенной идеей, порывистая и свято верящая в этот миг в идею освобождения из-под пяты угнетателя Сильвия растрепала пятерней аккуратно уложенные волосы и заорала во весь голос в рупор, сопровождая спич короткой очередью в воздух: - Вперед, на баррикады! Смерть тирану и его клике! Свобода и равенство! Отомстим за смерть наших детей, мужей, жен, матерей! Вперед, граждане! Не отступать! Наше дело правое!
Ведя за собой толпу, ван Эллемеет ринулась к воротам, стараясь не смотреть на расстрелянные и разорванные тела и не наступать на трупы - не комильфо будет, если пламенный пропагандист революции при виде растоптанного тела прислужника тирана будет блевать, как пережравшая кошка. Женщина старалась смотреть прямо и только прямо, тихо радуясь, что спины впередиидущих не дают ей возможности стрелять по живым людям. Слова кончались, а огонь в сердцах народа надо было поддерживать неугасаемым. Сильвия не могла похвастать идеальным слухом и певческим голосом, но решила скомпенсировать это громкостью и искренностью исполнения. И она, смело идя вперед, запела строки бессмертной "Марсельезы": Вперед, сыны отчизны милой! Мгновенье славы настает. К нам тирания черной силой С кровавым знаменем идет. Вы слышите, уже в равнинах Солдаты злобные ревут. Они и к нам, и к нам придут, Чтоб задушить детей невинных. К оружью, граждане! Ровняй военный строй! Вперед, вперед, чтоб вражья кровь была в земле сырой.
-
Вдохновляюще и со стилем)
-
До мурашек, мощь!
-
Сильвия классная, ярая, яркая, высокомерная. Мне нравится. Ну и "Марсельеза", это чудесно.
|
|
Я вожак. Вождь. Теперь я знаю это. Люди вокруг..нет, уже позади, за моей спиной, шевелятся. Они признают меня, признают моё превосходство и готовы слушать мои приказы. Я чувствую это - так же как чувствую биение своего сердца. Взгляд на серых тварей. Слабые, беспомощные. Сильные лишь тем, что способны ещё двигаться. Первый враг на моём пути. Огонь внутри жжёт всё сильнее и сильнее. Побуждает двигаться. Вырывать сердца врагам. Эти стылые комки из груди моих врагов. Вырывается наружу - пока ещё я жду. Я даю шанс своим людям подняться. Нащупать оружие. Хочется сегодня увидеть их силу. А слабость? Слабость уже видно.
Рык вырывается из моей груди. Я распаляюсь, подобно сухой шерсти, подобно мху на которые падают искры. И первые языки пламени уже взвиваются ввысь. Я рычу - но не так как мог бы рычать человек, а крупный хищник, готовящийся к атаке. Дающий понять "убью и сожру, беги". Так мог бы рычать пещерный медведь, шкуру которого я ношу на плечах, или тигр. Звук пронизывает до от пяток до волос на голове - он начинается с низкого, и почти неслышного рыка. Который чувствуешь всей своей кожей. От него хочется убежать, поддаться панике. Он нарастает постепенно. Даже если я сейчас захочу - я вряд ли смогу заткнуть себе пасть. Словно кто-то из моих великих звериных предков и духов сейчас вселился в моё тело. Наконец рык переходит в рёв. Сокрушающий. Сбивающий с ног простой и яркой мыслью "смерть рядом". Сильного он сделает слабым. Слабый убежит прочь - и станет моей добычей.
Но они не убегают. Серые люди с тьмой залёгшей так глубоко в глазницах. У них нет надежды. Нет Очага. Им бы убежать - против такого защитника этих тёплых и слабых людей у них не больше шансов чем у птицы против бурана. Или хотя бы начать подбадривать друг друга - громкими воплями, потрясанием оружием. Хотя бы сбиться в кучу. Но они и этого не делают. Возмутительно. Словно я им несу освобождение на наконечнике своего копья, а не мучительную смерть. Тьма залегающая так глубоко в глазницах. А есть ли у них вообще глаза? Неважно.
Время замедляет свой ход. Кажется, я могу скользить между снегом. Кровь стучит в висках. Сердце колотиться как бешеное. Кажется, сквозь ветер я слышу как снег скрипит под ногами моих людей. Тех, кто нашли своё оружие. Тех кто попытается мне помочь. Потом. А сейчас...Враги идут разрозненной толпой - это стоит использовать. Первый, ближайший ко мне кажется даже не понял что произошло. Кремниевое копьё прошило его живот - я с трудом удержал свою руку чтобы копьё не прошило его насквозь - и чёрная кровь окрасила снег. Кажется я задел что-то важное у ублюдка - когда я выдернул копьё, какой-то искалеченный и исходящий паром комок внутренностей упал в снег. Губы растягиваются сами собой в усмешке. Подсекаю древком копья его колени - и тело отправляется в сугроб, нелепо взмахивая руками и теряя драгоценный топор. А я рвусь дальше. Не ожидая другого серого, пытающегося метнуть в меня своё кривенькое и слабое копьецо. Походя вскрываю ему глотку ножом - вторая улыбка расцветает на его горле. Третий пытается остановить меня ударом топора. Наивный глупец открылся - и я жалю его копьём прямо в сердце, останавливая его навсегда. Четвертому повезло больше других - он попытался обойти меня сбоку и метил дубиной в голову. Метнулся вниз, и через мгновение распрямился, вбив ему свой нож прямо в подбородок и пробивая нёбо. Нож пришлось оставить, но я откуда-то знал, что он остался цел. Кремень крепок. Следующий поделился со мной топором, когда я ударил со всей мощи плечом в грудь, одновременно вырывая из пальцев древко примитивной секиры. Клянусь, я чувствовал как его кости сминались под моим напором! Ещё одному я раздробил локоть и коленную чашечку, два молниеносных удара, и оставил подыхать - мои люди добьют его. Парочка попыталась встретить меня плечом к плечу, и принять на копья, как будто я был глупым медведем и грудью бы налетел на их остроги. Но я не был медведем, хотя и носил его шкуры. Оба упали в снег - один с размозженным виском, другой лишился руки навсегда. Она осталась лежать рядом с ним, сжимая древко ещё тёплыми, но уже мёртвыми пальцами.
Медленные, слабые. Они ничто перед моей мощью. Они не бежали - и я не понимал, что их останавливало. Такое чувство, что сейчас я могу прыгнуть выше ели. На самое небо. Убить их всех, а потом прийти в их стойбище, и вырезать всех там. Но они всё равно не бежали. Однако сейчас у меня не было времени размышлять над этим. Я убил ещё одного одержимого тьмой в глазах, и понял что крепление топорища шатается. Рубило на незнакомом оружии немного елозило. Первые из моих соплеменников(а моих ли? я был настолько больше и сильнее любого из них, что они казались..чужими?) уже сцепились с крайними из серокожих. Я метнул свой топор в спину одного из атакующих наш лагерь, а затем кинулся к следующему двуногому врагу. С лёгкостью вышибил из его рук оружие и схватил за горло. Душить эту мерзость? Терять на это драгоценное время? Выдавливать из него жизнь по каплям? Терпя его слабые удары руками и ногами, пусть и смягчённые толстой шкурой на моих плечах? Не мой метод. Мои ногти уже пропороли тонкую и уязвимую кожу на горле. Мои пальцы уже сжимались на чём-то уязвимом и слабом. Трепещущем. Я потянул на себя, одновременно смыкая пальцы..и вырвал кадык. Кровь хлынула на мою руку. Шкуру потом надо будет почистить. Человек был уже мёртв, и я отбросил агонизирующее тело подальше от себя. И откуда такая жестокость? Следующий мой противник получил кусок окровавленного мяса в лицо. Думаю, его это ошеломило. Я не стал спрашивать, и ударил копьём под рёбра, в солнечное сплетение.
Я убил ещё многих, прежде чем осознал, что друзей вокруг становится всё больше. Возможно, я и был залитым кровью чудовищем в их глазах, стремительно сражающийся среди тёмных силуэтов. Но я был своим чудовищем. Монстром, который берёг их. Которому они подчинялись. Я сберёг несколько жизней своих соплеменников, предпочитая драться плечом к плечу вместе с ними, пользуясь своим преимуществом в силе и скорости. Один из охотников, бородатый, кряжистый и крепкий, убивал врагов особенно ожесточённо. Так же как и я. Не стесняясь в средствах, помогая себе криками. Он мне понравился, хотя в драке он кажется терял себя, забывая обо всём. Я помог ему пару раз, а после оставил свои заботы о нём. Помощь была нужна и другим. Огляделся. И почувствовал лёгкую усталость. Почти все враги лежали в снегу. Мои люди тщательно добивали их, не оставляя даже шанса подняться и причинить нам хоть какой-то вред. Лишь горстка избитых и окровавленных силуэтов осталась на ногах, но их уже окружали мои люди. Пять тёмных и шатающихся силуэтов. Сколько их было? Двадцать? Тридцать? Я хорошо поработал. Осталось завершить.
Я выдернул свой нож из черепа ещё не успевшего остыть мертвеца. Поднял топор - он пришёлся мне по руке, и пошёл к врагам. Мои охотники не чтобы не атаковали - просто было куда проще. Добить раненных и одиночек, чем бросаться на толпу. Вот они и уцелели. Я примерился к одному из них, сощурился, прицелился...и швырнул копьё в противника. Тот не замедлил упасть. Один из оставшихся повернул ко мне своё измождённое лицо. Я бросился вперёд, и раскидал их как жалких щенков. Топор в моей руке оставил на них ещё несколько отметин, но сейчас я себя сдерживал. Не стоит тратить силы на эти ничтожества.
Наконец, они остались лежать в снегу. Живые, еле шевелящиеся. - Хош! Прочь от них! Я желаю говорить! - рыком и пинками я отогнал от измождённых и избитых самых настырных, и жестом приказал забрать оружие. Поигрывая топором, я подошёл к одному из них. Мне показалось, что он дрался лучше других. Вожак? - Почему ты здесь, червь? - Я наступил ему на ладонь, которой он шарил в снегу, пытаясь найти хоть что-то. Схватил за шкуры, и рывком поднял из снега. - Почему у вас тьма в глазах? Почему вы вновь приходите? -
|
Следуя по улицам Пьяченцы к особняку де Боно, Андре мог убедиться, что произошедшее столкновение оказалось не столь пагубным для города, как могло бы быть. Да, кое-где над домами вился легкий сизый дымок от потушенных пожаров, где-то кто-то рыдал взахлеб, иногда встречались выбитые двери, похожие на разверстый в последнем крике рот мертвеца, да иногда на мостовой встречались кровавые разводы - но тех разрушительных и жутких последствий войны, что можно было бы ожидать, не оказалось, и в этом была немалая заслуга как его отца, так и, в какой-то мере, и самого Андре. Медлительные и излишне осторожные стражники не смогли бы быстро перехватить всех, разбойников, и позволили бы им уйти с награбленным, а люди Джованни и вовсе наплевали на простых горожан, ринувшись на подмогу ныне покойному Альберти.
Не считая этих остаточных следов скоротечного боя, лишь одно выдавало тот факт, что не все спокойно в Городе - периодические патрули из людей Сориа, решительным шагом меряющих улицы и внимательно осматривающих всех подозрительных: не приведи Господь, в еще чью-то бедовую головушку взбредет мысль погреть руки на несчастьях Пьяченцы. Юноша убедился в этом, когда один из сопровождавших его солдат Дома перебросился парой слов со знакомым из патрульных, а тот, пригладив усы, довольно заявил: - Так что все нормально - тоже полезно иногда прогуляться, а не сидеть безвылазно, ожидая решения Старшого и посвящая все время тренировкам. Жалко, конечно, - раздосодованно махнул рукой он, - что не довелось порезать кондотьеров, зато как минимум наш отряд уже вздернул на ближайших платанах троицу cazzo, решивших поживиться чужим добром. Теперь они, ха-ха, каются в этом святому Петру, но я не думаю, что тот простит таких idioto. Ладно, бывай, мы пошли. Удачи!
Приближаясь к поместью де Боно, юноша убедился, что размышления нового отцовского приятеля также низменны, как и он сам. Из распахнутых окон дома доносились похабные песни, громкий звон чаш и грязная ругань, которыми люди Эмилио активно пересыпали любые фразы. Судя по всему, победа над кондотьерами послужила обитателям дома хорошим поводом выпить, и теперь они с пугающим энтузиазмом нажирались, стараясь, судя по всему, достигнуть даже более скотского состояния, чем обычно. По своей обычной безалаберности, бородач и не подумал выставить охрану, надираясь вместе со своими дружками-подчиненными, и роль часового на себя взял единственный трезвый человек во всей этой вакханалии - так и не снявшая доспехи Мария де Боно, по прежнему опоясанная мечом, но на сей раз сжимающая в руках взведенный арбалет. Заприметив молодого Сальваторе, девушка успокоенно опустила оружие и, дождавшись, когда он приблизится, совершила вежливый, но совсем не женский полупоклон: - Здравствуйте, синьор Андре Сальваторе. Мой отец сейчас, эээ.... Несколько занят, и не сможет, наверное, принять Вас, как подобает. Смогу ли чем либо-помочь?
...Стефан же в это время прибыл к особняку синьоры Дестефани, на воротах которого покачивались пять повешенных тел в фантазийных беретах - каждое с чернооперенной стрелой в груди. Глаза покойников были выколоты, уши, носы и гениталии вырезаны чьей-то жестокой рукой, языки, видимо вырваны клещами - они висели рядом с мертвецами. Проследовав мимо ужасающих украшений, синьор Сальваторе оказался встречен уже знакомым пожилым сарацином, немедленно распластавшимся по земле при виде высокого гостя, отклячив к небесам тощий костлявый зад. Не смея поднять глаз на благородного синьора, старик зачастил: - Ай, мудрейший из хитрейших Штэфэн аль-Ваттор, ничтожный раб своей хозяйки припадает к твоим стопам, пораженный царственностью твоей осанки и львиным величием взора. О, услада думающих и блистательное копье справедливейших, целую пыль под твоими ногами, будучи такой же, как она, перед грозным величием достойнейшего. Если сын твоего отца желает усладить слух свой беседой с той, что владеет здесь, ничтожный с трепетом доносит, что его ждут, и испрашивает милости проводить хиторумнейшего из высокородных к ней.
Если бы со Стефаном в покои синьоры Дестефани зашла и Эстелла, она бы, наверное, поразилось тому, что после ее ухода почти ничто не изменилось: неаполитанка все так же полулежала на мягком ложе, наслаждаясь вкусом кальяна, все так же клубы дыма заволакивали комнату, создавая обстановку тайны и мистичности, все так же загадочно улыбалась своим мыслям изящная хозяйка. При виде Сальваторе Магдалена, оставив кальян, плавным, текучим движением поднялась, присев в неглубоком реверансе и сверкнув огоньками глаз: - Я жала кого-то из трех, и счастлива видеть первым тебя - как мудрого политика и отца прекрасной Эстеллы. Желаешь ли ты чего-либо? Вина, фруктов, тяжких ароматов, изысканной беседы?
|
|
Фейт заходит следом, но Аманда уже спешит к операционному столу. Стефани стоит спиной к девушке, управляя медицинским лазером и программируя его на операцию. Казалось, женщина была полностью увлечена процессом, сосредоточена на своём деле. И потому ответила на вопрос Фейт не оборачиваясь. Даже её голос не показался в тот момент каким-то странным, уловимые нотки нервозности Фейт тут же списала на переживания за Дина. Девушка несколько расстроилась. Думала, что застанет Тайлера в сознании, сможет с ним поговорить. Но он до сих пор пребывал в обморочном состоянии, и, вероятно, придёт в себя ещё не скоро. Однако им некуда торопиться, можно и подождать какое-то время. Главное, чтобы с Дином было всё в порядке. И, зная профессионализм Треверс, в подобном не приходилось сомневаться…
Но, в конце концов, что-то начинает идти не так. Чувство на грани интуитивных ощущений. Кольнуло что-то изнутри в тот момент, когда увидела профиль обернувшейся Стефани… Фейт застывает на месте, наблюдая разворачивающуюся картину. Вселяющую ужас с каждой долей секунды. Всё начинается так обыденно – в руках медика какие-то инструменты, из которых она выбирает что-то необходимое. Запоздало приходит мысль, что в данный момент он ей не нужен – над Дином с лёгким гудением начинает работу медицинский прибор. И в этот момент лицо Аманды страшно бледнеет и исчезает за поднятыми руками – в то время, как лазерный скальпель направляется в её сторону…
Всё происходящее кажется страшным сном. Ирреальностью, в которую неожиданно попала. Окружающее пространство густеет от накопленного напряжения, и, казалось, само время остановило свой ход. Застывают предметы, звуки работающего лазера отходят куда-то на второй план, словно в замедленной видеосъёмке. Движения впередистоящих людей становятся неправдоподобно медлительными, тонут в густоте замерших секунд. Только сейчас девушка осознаёт, насколько лихорадочно соображает мозг. Мысли внутри черепной коробки разгоняются до невиданных пределов, бьются о её стенки и наэлектризовывают тело, готовое к рывку. За краткое мгновение до того, как Фейт бросается вперёд с поразительной скоростью, она успевает полностью осознать, насколько критически-опасна и необычна сама ситуация. Она помнила Треверс совсем другой. Милой, дружелюбной. Не способной на то, чтобы кого-то обидеть. И вот сейчас… она пытается кого-то убить?.. Не верилось. Но вопрос о природе побуждений самой Стефани в данный момент был совершенно неактуален.
Рывок. Со странной готовностью, несвойственной быстротой, Фейт срывается с места, ощущая вполне комфортный бег. Столько лет на станции с отличной от земной гравитацией, но мышцы до сих пор помнят нагрузку, движения не сковывает слабость – налёт прожитых в космосе лет… Её решение было стремительным и однозначным. Воображение быстро нарисовало ей все возможные варианты, и в выборе наиболее, как ей казалось, правильного она не сомневалась. Аманда. Дин. Никто из них не заслуживал столь глупой и странной смерти. Быстрой и жуткой. Никто из них не должен пострадать, а сама Стефани – обязана ответить за то, что собиралась сделать… Тело разгоняется в процессе бега. И пусть, имея сравнительно небольшую массу, оно не обладало внушительной силой, но простейшая инерция должна была ей помочь.
|
Драма разыгрывается вокруг. Нет, не драма. Трагедия. Десяток жизней, которые забрал одинокий синеглазый стрелок, оставляют рваные зияющие дыры потери и шока в жизнях тех, кто избежал пули. Дюжина трупов. Считаю машинально. Ровно дюжина, но их было бы больше, если бы не Джон Сабик. Если бы не его — моя — меткость и скорость реакции. Одиннадцать выживших. И их было бы гораздо больше, начни я стрелять сразу, а не следуя инструкции. Но имеет ли это значение? Револьвер в моей руке смотрит в пол, я иду к телу жертвы моей меткости, и нарастающий хаос вокруг не слишком меня беспокоит. Но вот я уже рядом с телом, вглядываюсь в бездонные сапфиры — и меня постигает чувство глубокого разочарования. Обман. Подделка. Фальшивка. Я искал драгоценность, подарок, трофей — а нашел лишь это! Ложный блеск пирита в куске отколотой руды разочаровывает усталого старателя меньше, чем эти обычные глаза сейчас огорчили меня. Они по-прежнему блестят синевой, но это лишь мутация, или контактные линзы, или даже новомодная татуировка глазного яблока — неважно. Они не имеют ценности для меня. А значит, роль Джона Сабика придется играть дальше. Сцена еще не закончена, и хорошо, что я не успел слишком выйти из образа. Мой взгляд отпускает глаза мертвеца, переключаясь на другие детали. Капли крови на кафельном полу, кусочки разлетевшегося черепа, прилипшие к столешнице, ошметки мозгового вещества на искусственной обивке дивана — у кафе теперь новый дизайн. Подошел бы для прошедшего Хэллоуина, но сейчас, пожалуй, несколько отпугнет постоянных клиентов. А их ведь и так выжило не слишком много. Кстати, о выживших. Офицера окликает девушка. Светловолосая, с мелодичным голосом, с приятным взгляду лицом и фигурой, с редким изумрудно-зеленым цветом глаз. Алчность трофея змеем шевелится внутри, чтобы тут же разочарованно отступить — это тоже просто глаза. Быстро перебираю эмоции, которые были бы присущи ситуации, приемлемы для Джона. Разочарование, которое снедает меня на самом деле, не очень подходит. Может быть, гнев? Праведный, карающий, сулящий возмездие? Нет. Страх? Тем более. Торжество? Нет, не то, не то! Кто же ты, Джон Сабик, патрульный, холост?! Я задавал себе этот вопрос перед стрельбой, и сейчас часть ответа, включающая в себя слово "хладнокровный", вдруг кажется мне верной. Да. Хладнокровный. Уверенный в себе. Знающий, что делает. Вот оно. — Он уже никуда не идет, — спокойно указываю дулом револьвера на тело, но не спешу убирать оружие. Он мог быть не один. А в памяти Джона, в которой я роюсь на правах хозяина, находятся фильмы о зомби-апокалипсисе, которые заставляют меня отправить оружие убийцы пинком под ближайший стол. — Зачем он хотел вас убить? Этот вопрос должны будут задавать детективы, но никто не мешает мне получить ответ раньше них. Не дожидаясь ответа, я отвожу взгляд от девушки, осматривая кафе и подступы к нему. Убийца действительно мог быть не один... но с какой стати я вообще верю зеленоглазой даме? А с какой стати мне ей не верить? — Пройдемте в машину, — я протягиваю ей свободную от оружия руку, чтобы помочь встать. — Там бронированные двери. Это должно вселить в нее мимолетное ощущение безопасности, хотя она и так не выглядит слишком напуганной. Но еще в машине осталась моя рация, а раз уж я вновь Джон Сабик, патрульный, холост — нужно доложить о ситуации.
-
Ай, как же вкусно ты пишешь, Азз! :3
-
Хороший коп.
-
Шикарный отыгрыш, радует.
-
Отличный пост.
-
НАКРУТКА РЕЙТИНГА БАНЬТЕ МЕНЯ
|
Данте Эстакадо, Матиас Джованни, Стефан СальватореОни смогли. Они сделали это - три благородных семейства внесли каждое свой вклад в победу над кондотьерами, не ожидавшими того, что горожане будут так жестоко обороняться. И уже почти не слышалось звона клинков, все тише был треск пожарищ, а перепуганные простецы начинали аккуратно покидать свои норки, опасливо оглядываясь - неужто все закончилось? Сегодня тихая, спокойная и провинциальная Пьяченца впервые за долгие годы познала сладковатый вкус крови на мостовых и тяжелый, горький привкус пепла на губах. Сегодня Пьяченца вышла из этих испытаний обновленной и закаленной, словно бы повзрослевшей. Как девушка, что достигла совершеннолетия, она готова была связать свою судьбу с мужем и повелителем. Так уж сложилось, что городской Совет - сердце общественной и политической жизни города, оказался тем местом, что незримым зовом призвал тех трех, кто были готовы схлестнуться за власть над городом. Но пришли они не одни - собственные солдаты и те, кто поддержали своих товарищей в этот giorno di sangue, были готовы с оружием в руках отстаивать притязания своих лидеров. Джованни со своими людьми и солдата и покойного Альберти вышел из напоминающего покойника здания Совета, смотрящего выбитыми окнами-пустыми глазницами в безучастное небо; Сальваторе и де Боно во главе маленькой армии прибыли со стороны залитой кровью и заваленной телами площади, и сапоги в крови делали их похожими на каких-то безжалостных убийц похлеще кондотьеров; ну а по via Florencia прибыли ровным строем городские стражники во главе с capitane Эстакадо. Три маленьких армии застыли друг напротив друга, сверля противоположные стороны тяжелыми взглядами, и казалось, достаточно пары искр, чтобы все вспыхнуло, и благородные синьоры решили завоевать свое право на власть над городом с оружием в руках. Первым не выдержал один из парней Альберти, толи самый молодой, толи самый глупый: - Вы опоздали, cretino! Это мы прибили кондотьеров, а Джованни зарубил их вожака! Ха-ха, опаздали! На него шикнул ветеран из солдат Матиаса, баюкающий раненную руку: - Заткнись, баран, но было уже поздно. Не выдержал уже де Боно, раскатисто буркнувший угрожающим тоном на всю площадь, продемонстрировав весьма оригинальные познания в алхимии: - Сейчас мы тут посмотрим, у кого тут яйца стальные, а у кого так - ртутной амальгмой покрыты. Зашелся кашляющим смехом один из сержантов Эстакадо: - Против закона прешь, борода? А пеньковая тетушка тебе не жена? Возможно, против воли командиров, их подчиненные бы сейчас сами схлестнулись в бою, если бы на сцене не показались те актеры, которые опаздали к общему представлению: Сориа и его люди. Мигом разобравшись в ситуации, Луиджи заорал: - Прекратите, горячие итальянские парни! Первого, кто пустит кровь, порешу самолично. Как Альберти? Жив? Узнав, что глава совета мертв, мужчина взял инициативу в свои руки. Выйдя между четырьмя отрядами, он возвысил голос так, чтобы его слышали все: - Не хочу ругать Моро, но он явно не подозревал о подобном повороте событий. И боюсь, что после пролитой крови, если мы не выберем графа и градоправителя, резня возобновиться. Поэтому я принимаю решение и за Сфорца, и за всех нас: завтра мы выберем новых членов Совета взамен погибших, а те уж изберут нового графа Пьяченцы. Я временно, до выборов, занимаю должность покойного Альберти, а мои люди будут патрулировать город, чтобы не произошло никаких неприятностей: вместо твоих парней, Эстокадо, совершенно верно - ничего личного. Кстати, я вам сообщаю, что Пикколомини, по чьему попущению все это было, наши мирные горожане, видевшие, как кондотьеры выходят из ее дома, разорвали на куски. И еще - Колонна сбежал из города, так что в истинном нанимателе головорезов можно не сомневаться. Так что у нас освободилось три места, не считая Альберти: Пикколомини, Колонна и этот, очередной Фаррадечи. Все синьоры, расходимся, а завтра в девять утра решим судьбу города. Семья ЭстакадоПри скором марше по via Florentia солдаты и стражники настороженно оглядывались по сторонам - а не как еще не все кондотьеры кончились? Никому не хотелось получить арбалетный болт промеж глаз, и бойцы были бдительны, как никогда. Наверное, только напряженная паранойя позволила одному из городских стражников - седоусому ветерану, помнившему еще деда Данте, увидеть в проулке вжавшихся в стену чужаков в ярких беретах. Люди Эстакадо не стали атаковать неприятелей в лоб, а поступили умнее - арбалеты, отобранные у пленных, были им в том подспорьем. Итогом короткой стычки было пленение еще двух головорезов, а еще три мерзавца уже никогда не будут осквернять воздух своим смрадным дыханием. Новых пленных отконвоировали в распоряжение Паоло, а уж хваткий лейтенант сумел сделать так, что ни одна живая душа из посторонних не прознала о невольных гостях дома Эстакадо. Благонравная же Челесте своим христианским милосердием и преданной заботой сумела найти путь к душам даже самых зачерствевших людей. Юная девушка никогда не слышала столько благодарностей в свой адрес, как сегодня - жители Пьяченцы и вправду оценили по достоинству деяния той, кто, забыв о себе, всею себя отдала тем, кто стал жертвой кровожадных убийц: купцы и нищие, дворяне и портовые рабочие - всем она несла слова поддержки и протягивала руку помощи. И все понимали, как редка столь белоснежная чистота в этот жестокий и кровавый век, и не уставали благодарить синьору Эстокадо. Семья ДжованниПосле того, как подлый арбалетный болт поразил в спину их командира, оставшиеся в живых наемники поняли, что пощады ждать безполезно, и приготовились к своему последнему безнадежному бою. Вот только боевой пыл их иссяк, а дух был сломлен. Люди Джованни и Альберти за несколько минут без потерь упокоили оставшихся, и здание совета было окончательно зачищено от кондотьеров. Люди покойного Джироламо, потерявшие в этом бою своего капитана, застыли растерянными, не зная, что им делать дальше - без командира и без хозяина. Вариантов, если быть откровенными, было у них немного, и они сами осознавали это. Посему выжившие, недолго думая, прямо в залитом кровью и заваленном трупами кабинете присягнули на верность тому единственному, кто принял их под свое крыло - Матиасу Джованни. Так как сын и наследник главы совета погиб здесь же, их несостоявшийся спаситель мог рассчитывать и на деньги покойных. Конечно, чтобы проинвентаризировать все имущество и разобраться с внезапно свалившимся на голову наследством потребовался бы не один день, но сольдо пятьсот-семьсот можно было получить почти сразу же - а это было неслабым подспорьем в грядущем эндшпиле противостояния. Кроме того, можно было быть уверенным, что гильдия выполнит все, что им приказано - об этом козыре в рукаве Эстакадо и Сальваторе тоже не знали, а значит, Матиас как минимум на пару шагов опережал их. И теперь главным было удержать этот отрыв. Семья СальватореЗадумчивая и улыбающаяся одними губами неаполитанка словно бы и не слышала раздражения в тоне юноши. Выпустив к потолку клубы тяжелого дыма, она неспешно перевела на вошедшего поддернутый дымкой взгляд, в глубине которого плясали похожие на свет одаленных костров искорки. Тихо усмехнувшись и прикрыв веки, она легко покачала головой и ответила, чуть растягиавая слова: - Нет, мой милый мальчик, ты ошибаешься. Жива я, жива и дочь твоего отца, живы и все слуги мои. Я не потеряла ничего - только приобрела превосходную собеседницу, и кто знает, сколько бы еще слов мы подарили друг другу, если бы не твой внезапный визит. Город оплакивает потери, а я - умиротворенно нежусь тут. Отложи же в сторону копье суровых речей и убери в ножны меч поспешности, и раздели с нами вина и дым от аравийских трав. Враг сюда не войдет, а те, кто опоясались мечами, чтобы спасти город, скоро изгонят покусившихся на Пьяченцу глупцов обратно в Шеол, где им самое место. Люди Стефана даром времени не теряли - в суете и суматохе они, спасая горожан, искали кого-нибудь, похожего на их господина. К вящей удаче, один такой нашелся - вольный мастеровой-каменщик из Милана, лишь сутки как прибывший в город. Не составило труда его изолировать и, опоив, спрятать ото всех и оставить дожидаться синьора.
-
А ведь многое могло решится именно в этот момент)) Но я рада, что игра продолжается. Вдохновляет, как и всегда.
-
Какой пост! :3
-
Я, конечно, хотел лично выдвинуть предложение на совете и уже даже придумал речь, но так выйдет тоже прекрасно.
|
|
|
Марий отвечает и с каждым его словом брешь в памяти зарастает, обретая факты и подробности этой истории. Память центуриона, вещь, как оказалось ненадежная, сейчас искрила пренеприятными известиями: варвары разобьют девятый легион - свершившееся или еще не содеянное?
Часть Альде, которой принадлежал шлем центуриона и вся его жизнь до сегодняшнего дня, была шокирована и подвалена. Другая же его толика, чьей прерогативой было абсолютное имя и, видимо, навыки, лишь легкомысленно "развела руками" как бы в недоумении спрашивая "и что?". На счастье легионеров обе половинки души всегда были Воинами, готовы продолжать сражение даже в безвыходной ситуации...
Пилумы, как и ожидалось, собрали свою кровавую жатву: легионеры умеючи вогнали короткие метательные копья в незащищенные ряды бриттов, как следует проредив наступающую толпу. Теперь наступило время коротких мечей, гладиусов, так любимых имперцами за остроту, прочность и невероятное удобство при сражении в строю.
И в этот самый миг, когда ожесточенная решимость легионеров вкупе с их короткими клинками принялись отнимать жизни не менее решительных и храбрая варваров, течение времени дрогнуло, дав перебой. Альде с удивлением обнаружил, что все происходящие стало тягучим, замедленным ирреальным: можно было с легкостью делать что угодно, ведь для центуриона, как ни странно, такое было в порядке вещей - он по-прежнему был быстр и стремителен.
- ЦЕНТУРИЯ! ТРИ ШАГА НАЗАД! - проорал Альде и сам выступая вперед: ему нужно было место.
Тело, натренированное за годы службы не ради праздного удовольствия прочих, подобно некоторым атлетам, а для служению Богу Войны и Императору, сейчас стало идеальным. Мускулы бугрились на могучих руках, рефлексы и навыки были максимально обострены. Альде стал вестником Смерти - каждый шаг отбирал жизнь бритта. Каждый шаг делал Девятый Испанский более легендарным. Каждый шаг заставлял Адьде чувствовать себя Охотником.
Выход из плотной фаланги строя - встречных удар в шею здоровяка с двуручным зазубренным топором: маленький фонтанчик крови, который несомненно, превратится в поток, но немного позже. Альде, тем временем, ребром щита ломает шею другому, эфесом кроша зубы третьему. Короткой подсечкой роняет четвертого, пронзая его нагую грудь клинком, и на противоходе, крутанув меч в руке, добивает беззубого третьего.
Дальше Охотник не считал: это были не его цели, это была лишь приятная разминка, возможно, перед настоящей нагрузкой. Альде двигался вдоль строя, вперед и по сторонам, методично вырезая и калеча беззащитных варваров. Кто-то лишался головы, кто-то кистей рук, а кто-то - самые везучие - сразу жизни. Их счастье заключалось в том, что они так и не увидели Кровавого Центуриона, что был покрыт кармином и багрянцем кровавых брызг, как Цезарь пурпуром и народной любовью.
Режущий, колящий, эфесом и щитом. Каждый - чья-то жизнь. Каждый - новый шаг. Альде не чувствовал усталости или обычного напряжения боя, лишь навязчивое ощущение истинной жизни, беспрестанного упоения битвой. Поджать противника ударом щита, а затем выпустить ему кишки, пока он ме-е-едленно заваливается на товарища? Сделано. Грубым ударом ноги, закованной в латаные поножи, ускорить падение тела, придавив грузной тушой какого-то неудачника? Легко. Так же легко как и раздавить его кадык каблуком сапога, и броситься к следующему, лишая его жизни.
- FOR THE ROME! - кричит, видимо центурион Альде. Альде-охотнику плевать за чье имя сражаться. Гладиус стал продолжением его руки, нанося смертельные росчерки и узоры на тела этих восставших варваров, но на их месте с легкостью мог оказаться кто угодно. В какой-то момент, Альде закинул щит на спину, а меч убрал в ножны, заменив "уставное" оружие на двуручную секиру убитого берсерка: оружие дрянное, слишком эгоистичное, по меркам центуриона, но вполне подходящее для смертоубийства по меркам истинного Альде.
Секира разила беспощадно и верно, не хуже римского оружия, люди умирали слишком быстро даже для этой бойни: ломались и хрустели кости, рассекались глотки, тела и конечности, жалкие доспехи их вываренной кожи - Альде уверено продолжал зачищать пространство перед строем...
-
Органично влился в центуриона. Красивая игра какая.
-
Брутально. Классная сцена, и сам пост крут)
-
Очень явственно представил это слоу-мо. Шикарный образ, яркий, запоминающийся.
|
|
|
Окружающая пустота давила, напоминая о безграничных далях сквозь плотное стекло иллюминаторов, на голограммах галактических карт. Сияют разноцветные звёзды, отображённые с детальной точностью на вращающейся модели. Маленькая копия галактики. Столь малым кажется расстояние от станции до Земли – одно прикосновение к моделирующей схеме, и маленькая планета как на ладони. Постоянная связь, в то же время, обеспечивала непрерывный обмен информацией, контакт с близкими и коллегами. Лишь теперь в полной мере ощутила себя изолированной. Загнанной в ловушку посреди безжизненного пространства, когда вокруг – лишь холодный и бескрайний космос, а рядом – горстка встревоженных людей.
Но отчего-то она не чувствовала столь сильного беспокойства, практически полностью контролируя внутреннее волнение. Гораздо больше её занимала сложившаяся ситуация и способствовавшие тому обстоятельства. Вопросы витали в голове до тех пор, пока не обратила внимание – уже некоторое время она возит стилусом по поверхности планшета, рисуя что-то на сенсорном экране. «Судьба». Любопытно, зачем она написала это слово?.. Запоздало приходит осознание, что так звучит её собственное имя. Вынырнув из глубин памяти, оно отчётливо отпечаталось в мозгу. В таком случае, в слове явно ошибка… Надпись так же быстро исчезает, обнажая текст какого-то отчёта. Сухой, полный научных терминов и длинных фраз. Чувство, что знает его – автор явно она, и многие часы девушка потратила на эту работу. И, то же время, он кажется ей столь скучным…
Наконец, поднимает глаза, разглядывая сидящих вокруг людей. Знакомые ей лица. Уже много лет. Но наблюдает с таким интересом, словно видит впервые. Ей действительно интересно. Смотреть на реакцию, делать на её основе свои собственные выводы. Аманда, например, отчаянно пытается разрядить обстановку, но получатся плохо: недовольно пробурчал в ответ Нил, Джон вообще уставился в экран и делает вид, что разговор его не касается. Хотя, она готова была поспорить, тот переживает больше остальных, ведь именно ему отвечать за произошедшее. Что же тому предшествовало?.. Фейт припоминает, что неполадки произошли в отсеке управления репликантами, из-за чего случился скачок напряжения, отрубило связь, вышел из строя один из двигателей. Пострадал так же один из сотрудников.
Внезапно накатило раздражение. В самом деле, ничего сверх катастрофического не произошло. Оставшиеся двигатели выровняли траекторию вращения, перезагрузка системы обещает вернуть связь с родной планетой в ближайшие часы, Тайлер, конечно, пострадал, но жив-здоров. Однако окружающие вовсе не спешили выкидывать из головы неприятные мысли, нагнетая атмосферу красноречивым молчанием. В конце концов, постоянно думая о плохом, можно сойти с ума… Фейт не хотела думать о плохом. Ей вообще здесь находиться не хотелось. Сидеть на месте – равносильно мукам абсолютного бездействия. Стихийный порыв заставил её подняться, небрежно бросив на стол стилус. В самом деле, ей что, сидеть, слушать тишину и наблюдать, как Аманда пытается обратить на себя внимание начальника? Последний фактор подстегнул её к действию. В самом деле, все слишком серьёзные. А шутки Аманды с трудом можно назвать настоящей поддержкой. - Не переживай, Джон, - проходя мимо Армстронга, коснулась его плеча. – Всё ещё наладится. Мы справимся. Лучшие из лучших же, забыл? Фейт подходит к Аманде и Нилу, вниманием которых решила теперь завладеть. - Кто-нибудь составит мне компанию? - произнесла девушка, положив руки на спинки их стульев. - Я собираюсь проведать Дина.
-
Уже нравится Фейт)
-
Хорошая девочка.
|
Темнота дрогнула и перестала быть однородной. В ней плавали пятна, где тьма была темнее тьмы. А вот одна область чуть просветлела, как будто налилась внутренним светом. При этом она осталась той же темнотой. Ни одной искорки света. Нет других цветов, ни агрессивного красного, ни спокойного коричневого, ни рыжего, рожденного этими двумя. Почему я подумала именно об этих цветах? Я? Кто? Где? Ничего не помню. Черт! Кто такой черт? Надеюсь, это не «маленькая смерть». Было бы слишком пошло очнуться голой в чужой постели.
Сразу после этой мысли я почувствовала собственное тело. И одежду на нем. Сразу все. Только что оно не ощущалось, а потом раз… и появилось. Судорожно глотаю воздух, как утопающая, вынырнувшая на поверхность темной и холодной воды. Первые несколько мгновений одежда воспринималась как нечто чужеродное и неудобное. Здесь чуть давила, там чуть болталась и везде здорово раздражала кожу. Потом эти ощущения прошли, а я поняла, что стою. Открывать глаза не хотелось, я мотнула головой и не почувствовала привычного движения волны волос. Они оказались заплетены в косу, уложенную на голове. Черт! Кто такое сотворил с моими волосами?! Убью!
Раздуваю ноздри и распахиваю глаза. Люди, люди, люди… Вокруг… везде… двигаются… говорят… жестикулируют… господа и слуги… значит общество сословное… Где я в этой системе? Анализ… Местоположение, правитель рядом, сравнение костюмов, наличие оружия… Особая функция? Уже легче, хотя все равно память пустая. Меня отравили? Что я вообще помню?
Я. Цинис. Имя.
Импровизирую: Цикады безмятежно стрекотали в саду, И вдруг испуганно смолкли. Небо стало черным. Исчезло золотое Солнце.
Странный ритм стиха, похожий на биение пульса, когда строки уменьшают свою длину, а потом увеличивают. Откуда я его знаю?
Анализ и синтез, собираю мир вокруг как мозаику. Музыка, смех, движение, горящие свечи, тусклый блеск золота и живой блеск глаз.
Двери распахиваются и я чувствуя, что гармония нарушена. Опасность. Не мне, тем, кого я должна защищать. Проще всего было бы уронить правителей на пол, убирая с возможной линии атаки. Но я уже достаточно понимаю мир, чтобы предположить, что это нанесет урон их чести. Поэтому я, толкнувшись ногой от стены, стремительно скольжу к незваному гостью. Шпага в правой руке, кинжал в левой. Сейчас нас соединяет незримая идеальная прямая. Выверенная геометрия дестрезы… Мысленно рисую на паркете круги Тибо, со вписанными в них звездами. Останавливаюсь на своей части окружности. - Потрудитесь снять маску.
|
|
Ночь, снег, атмосфера праздника. Рождество скоро, не иначе. Город вокруг погрузился в дрему, вздрагивая редкими прохожими в свете фар патрульной машины. Дворники услужливо сбрасывают мокрые капли со стекла, напарник услужливо заполняет своими стенаниями тишину, заглушая даже вездесущее радио. Джон Сабик, патрульный, холост. Костюм, привычный и разношенный, натирает швами. Жетон колет ребро. Револьвер неуклюжей глыбой оттягивает пояс вместе с наручниками. Весь Саммерфил вокруг, живой, настоящий и привычный, кажется настолько нормальным, что вызывает отторжение. Все это, кроме фамилии. Сабик — истинно, незыблемо. Свое. Том не выдержал напряжения, свернул за кофе к Молли. Хорошее заведение, приятное, приветливое персоналом. Культурные посетители, уютная обстановка. Хороший кофе, опять же. Такое заведение привлекает людей приличных и добродушных, и нынешний подозрительный посетитель, застывший в стеклянных дверях манекеном, выглядит там так же неуместно. Наверное, сегодня просто день такой. Канун рождества, пора чудес. Не всегда хороших и приятных. Например, патруль, выпавший семейному Тому вместо домашнего вечера с детьми, женой и телевизором. Например, это вот навязчивое ощущение, будто ты только что проснулся, но сон вокруг и не думает заканчиваться. Например, человек с пистолетом в уютном кафе, и пуля, нашедшая сердце официантки. Думала ли милая Кэтрин, если это она, что ее жизнь закончится вот так, в канун рождества... А что в такой ситуации делает Джон Сабик, патрульный, холост? Человек с пистолетом — это опасность для жизни офицера, а значит нужно предупредить напарника. — Том, пистолет! — короткий взмах в сторону стрелка. Том наверняка догадается перемахнуть через машину или укрыться за водительской дверцей. Человек с пистолетом — это десять-тридцать-два, а значит нужно попросить помощи. — Диспетчер, десять-тридцать-два! Кафе "У Молли"! — левая рука рвет рацию с панели, палец вдавливает кнопку вызова. Правая рука расстегивает кобуру и открывает дверь, тело рывком выпрыгивает наружу, утопая ботинками в мягком снегу. Потому что человек с пистолетом — это опасность для жизни окружающих, значит нужно обезопасить гражданских. — Все на пол! — Громкий крик, разрывающий тишину снежного вечера возле уютного придорожного кафе. И тут же протокольный выстрел в воздух, подтверждающий серьезность слов. Револьвер без глушителя, его услышат все, имеющие уши. Руки опираются на распахнутую дверцу, дымящийся ствол выцеливает стрелка. Кто ты, Джон Сабик? Просто хороший коп, излишне правильный коп, или хладнокровный убийца в погонах? Я не знаю, кто я. Я импровизирую.
-
Детально, атмосферно. Понравилось.
-
Каждый концепт уникален, со своим стилем и определяющими чертами. И это действительно круто.
-
Лучшее что я видел на главной за долгое время.
-
Нет-нет, чувак, «леген... дарно» у нас вот это вот))
-
Сочно, мистер Сабик. Весьма и весьма :)
-
Я не знаю, кто я. Я импровизирую. великолепно!
|
|
Тьма. Безвременье. Несуществование. Густой, почти осязаемый мрак обволакивал меня. А я плыл в нем маленькой бледной искоркой. Рассекал смоляной океан. Все ниже и ниже. Глубже во тьму. Я не ощущал ничего. И так продолжалось. Вечность. Продолжалось, пока до меня не донеслось нечто. Нечто властное. Накатывается волнами и беззвучно требует. Повелевает. Настаивает. На мгновение я испытал раздражение. Захотелось отмахнуться. Поморщился. И открыл глаза.
Тусклое серое небо давящей пеленой нависало надо мною. Безучастно наблюдало за одиноким путником. Цокот копыт, мерные толчки между ног. Лошадь. Обнаружил в своих руках поводья. Опустил взгляд на темно-гнедое создание, идущее по каменной дороге. Взгляд проскользил по седлу, гриве, замер на левой руке. Переложив поводья в правую, поднял ее. Осмотрел оливковую кожу. Пустил пальцы волной, наблюдая, как связки по очереди очерчиваются и вновь пропадают под кожей. «Где я ?», - задал себе я первый посетивший меня вопрос. Огляделся. Поля темной травы, хмурый сосновый лес, горный пик впереди – ничего из этого не дало мне ответа. Я не знал, зачем я здесь и как сюда попал. Я знал только одно. Я – Нигушур. Попробовал имя на вкус. Приятное. Знакомое. Улыбнулся.
Впереди увидел троих и одну. Трое – воины, рыцари. Сталь. Латы. Напряжение. Угроза. Двигаются, охраняя девушку в белом. Руки сжимают обнаженное оружие. А к ним подбирается нечто. Вынырнуло из зарослей. Черное, мерзкое, уродливое. Ощутил, как на меня нахлынуло чувство. Отвращение. Но не страх. Почему-то я не боялся это. Интересно.
Натянуть поводья, развернуть лошадь, пустить галопом прочь. Пусть оно их сожрет. К чему ввязываться в это дело ? Сильный пожирает слабых. Так и эта тварь уже пробила грудину, и сейчас пожрет первого неудачника. Интересное предложение. Мой мозг всегда любил простраивать цепь событий, как она развернулась бы, если бы я поступил по-другому. Но я ощутил бурю ненависти в своей душе. Желание спасти девушку, во что бы то ни стало. Желание размозжить своим сапогом уродливую морду этой твари. Я не был героем, не был рыцарем – это я знал наверняка. Я без зазрения совести бросил бы ее. Но я чувствовал, что это неправильно. «Ты же за этим меня разбудил, да ?», - мысленно обратился я в никуда. «Ну что ж, я тебя позабавлю.»
Я пришпорил лошадь, прильнул к ней, когда обдало холодным вечерним воздухом. Чудовище было очень быстрым. Времени у меня почти не было. С моих уст сорвался громкий угрожающий крик. Отвлечь эту клыкастую штуковину на секунду. Пусть она промедлит. Может тот бронированный увалень все-таки извернется и даст ей пинка. Ну, или хотя бы протянет на пару секунд больше и выиграет мне немного времени. Правая рука перебросила поводья и сама потянулась за спину, обхватив шершавую рукоять. До этого мгновения я даже и не подозревал о его наличии за моей спиной. Прямой обоюдоострый меч-бастард. Длинная рукоять, массивное вытянутое навершие, широкая гарда, алмазообразный клинок с долом. Это все вспыхнуло в моем мозгу, стоило пальцам сомкнуться на оружии. Спешиться я точно не успею, потому я решил просто сбить это существо, надеясь, что копыта переломают твари кости или хотя бы оглушат. Сам же я был готов соскочить с коня, как только почувствую, что под непосредственной угрозой или же лошадь выходит из-под моего контроля.
-
Красивый пост.
-
Отменный отыгрыш.
|
-
Очень круто. Захотелось даже фильм посмотреть.
|
ссылкаТолпа, как женщина... (с) Регина стоит спокойно. Мягкая улыбка играет на лице. Люди пришли сюда, и плевать, сколько и чего скажет теперь Борман, плевать - эти ему не поверят, ни один из них не верит ему, их уже не сломить, не смутить, эти живы. У нее вышло. Она бы заплакала, но сдерживается, она слишком хорошо научилась контролировать себя и не умеет заплакать. И стоя вот так, тихо наблюдая вакханалию, предшествующую чумной пляске смерти, Регина открывает истину, тайное сакральное знание: ради людей, она творила для себя, но и для людей. Мучила, убивала, душила, ломала и обманывала ради многих. И пусть гореть ей в жарком пламени за такую смелость - избрать саму себя мессией, назначить, разрешить, позволить себе определять, кому придется умереть - пусть, она сумела оживить весь Элкор. Люди, способные бороться, живы. Люди, имеющие собственное мнение, живы. Пусть на коленях, но сейчас она верит, что когда-нибудь Элкор излечится, встанет и выпрямится во весь рост, упиваясь свободой. Когда-нибудь после. Регина прошла к Сильвии, заставляя ряды вокруг женщины сомкнуться вновь. Жалкая защита, и все-таки Барреа способна дарить, заботиться и оберегать. Иногда. Особенно сейчас, когда она так отчаянно жива в своей борьбе и борьбе многих. - Ты - молодец, отважная, береги себя. Сказала Регина Сильвии и продолжила стоять молча. Выслушала посыльного. - Не сомневалась, передай всем, что Ястреб жив, Ястреб - это все мы. Кивнула в ответ и... Не сдвинулась с места ни на дюйм. Она стояла до тех пор, пока не увидела в толпе мальчишку, ребенка, юнца лет десяти. Барреа пробралась сквозь толпу, присела на корточки, снимая капюшон, заставив людей около тихо ахнуть - теперь лицо Ястреба известно. - Выживи. Прошептала, сняла с шеи цепочку с кулоном - подарок отца - и одела на мальчика: - Если я умру, ты станешь Ястребом. Обещаешь? Мальчишка кивает. Пронзительный контакт глаз закручивает нити судьбы. Теперь ей совсем не страшно, совсем-совсем не страшно умирать. Толпа, что женщина, за ней необходимо ухаживать, она просит себе прелюдии, не обязательно долгой, обязательно - пламенной. Хорошего любовника отличает качественная прелюдия и красивый финал. Ваш выход, леди! Эти слова отца слышит Регина внутри себя сейчас. И ей будто десять, и она как будто в белом, и она - принцесса, а папа - самый-самый. - Я люблю тебя, папа... Шепчет Барреа и шагает вперед, сначала к Сильвии. - Помни, что это не совсем твоя война. Так говорит. Крики женщины бессмысленны. Даже крики многих бессмысленны - их расстреляют за просто так. Толпа не достигнет цели, ни один не достигнет цели. Борман не спустится, он знает, что его разорвут здесь же, он не спустится вниз никогда. Поздно призывать к совести. Есть время только для... И Регина выходит вон из толпы, потому что она - та, которая бьет словом точно в цель, умеет, потому что многих кричащих легко прервут, заставят заткнуться, а ее... А она интересна. Инкогнито Ястреб интересен всему Элкору, а Борману более всех - у него к ней та же извращенная любовь, Барреа ни капли не сомневается. И ей расступаются. И ей открывают широкий проход, в котором она течет. И вокруг нее тишина, лютая тишина, волшебная, красивая тишина - ее хотят слушать. Все узнают ее. Все видели видео. Борман узнаёт и видит ее. Это триумф маленькой леди, которая враз серьезнеет лицом, враз превращается в мужчину, способного угодить женщине-толпе, влюбить в себя навечно. И этот мужчина готов принять огонь на себя. Регина скидывает плащ и медленно осматривает людей вокруг. Она смотрит присутствующим в лица, мягкой полуулыбкой приветствуя каждого, тянет незримые ниточки связи между собой и ими. Они - Ястреб, одна Регина бессильна, эти многие смогут все. Картинным жестом вынимает пистолет и отдает кому-то из своих в толпе. Безоружна, одна, женственна и трогательна стоит она перед Борманом теперь, не удостоив Императора даже взглядом, предмет ее обожания не стоит для нее ни гроша, она не станет ухаживать за ним, ей ценнее толпа. Так нужно. - Я - Регина Барреа - счастлива, что стою сегодня здесь, с вами. Свободные жители Элкора! Да, свободные, вы уже свободны. Меня называют Ястребом, но Ястреб - это вы, вы все. Отождествление, известный ораторский прием, о котором Регина не слышала и не читала - это в крови. - Вы свободны решать, кому верить и за кем идти. Вы свободны, вы уже свободны. И я говорю вам спасибо, за вашу смелость, за отвагу, за бесстрашие, за будущее ваших детей, за будущее Элкора. Слова бьют в уши раскатом грома. Крещендо! Ее не волнует сейчас то, насколько грубо могут прервать - одним выстрелом перечеркнуть жизнь и слово - она в своей стихии, она сейчас живет по-настоящему, впервые она - та, которая есть, та, которая стала, та, которая решилась когда-то, она настоящая. Она бы заплакала сейчас, сумела бы, позволила бы себе, но ей не хочется плакать, ей хочется говорить, еще и еще, увлекать людей, кольцевать словом, опоясывать, влюблять в саму себя больше и больше. Ты - не лучший оратор Элкора, Борман. Ты не шел путем Барреа. Тебе не достает навыков. И... ты не лучший оратор, Борман, потому что у тебя из спины не растут крылья, потому что ты одинок, с тобой не ходит около правда, правда моя и со мной, правда этих людей, правда всего человечества, эволюционировавшего до понимания простых истин: счастье быть свободным, счастье в том, чтобы просто быть собой, счастье - иметь право не убивать и не быть убитым.- Моего отца убили шавки императора, когда мне было 17, поэтому я здесь. Грош цена смерти моего отца, грош цена смерти любого Элкорца, если мы не сумеем отстоять свою свободу, если хоть один из нас сдастся, грош цена всем нам, грош цена Ястребу. Так помните цену, которую мы платим изо дня в день, которую уже заплатил каждый из вас, помните и не отступитесь. Идите до конца, как не боюсь идти я. Ястреб не сдается. И тогда Регина поднимает глаза. И во взгляде усмешка. В ее глазах наглость дикарки. - Спустись ко всем, Борман, я обещаю сохранить тебе жизнь, не будь трусом, спустись сюда, ответь за каждую жизнь, которую отобрали твои собаки. Ты не спустишься! Тебе хватит ума. Так знай: мои люди не уйдут отсюда. Мы требуем сложить полномочия, лжеимператор, садист и диктатор не имеет права власти над Элкором. Элкор желает быть свободным. Скоро группа моих людей достигнет "Ренессанса", и твои силовые точки станут находиться под пристальным наблюдением моих прицелов. Уходи в отставку сейчас, если хочешь обойтись малой кровью, если хочешь остаться жив, Борман. Это не угроза. Это правда. Правда со мной, Борман. Жестко, ультимативно, по-существу. Воровайка внутри Регины говорит совсем другим языком, она кричит: - Снимай шапку, сучий потрох, лишнего наворотил, гнида-Борман, иди сюда! Иди, сссука, я расцарапаю тебе лицо, форшману и рассштопаю, висельник ты херов. Снаружи Регина культурная, время заточки и воровских слов для Бормана еще не настало.
|
|
-
ееее!!!
-
Штыком коли, прикладом бей! Глаголом жги сердца людей!
-
Шикарная сцена. Отличный персонаж.
-
Красавчик! Ему нужно было зилотом родиться.
|
Она никак не ожидала, что невинная просьба обнять ее обернется таким тесным знакомством с телом Валара. Подумать только, еще час назад она мечтательно раздевала его глазами, а сейчас он сам расстегивал перед ней кожанку, обнажая массивную грудь. Феари от такого представления просто замерла, удивленно уставившись на него огромными глазищами. Он, казалось, этого не заметил. Не заметил ее робости или не стал замечать, об этом никто уже не узнает. Он просто подошел, накинул ей на плечи плащ и принял в свои объятия, прижав к горячему телу в край оробевшую девушку.
И руки ее как-то сами собой обняли его спину. Ледяные скорее от волнения, чем от ночной прохлады руки нежно легли на широкую спину, способную объять необъятное и укрыть от всех тревог. Он был так близко, так горячо дышал ей в шею. Феари тихонько умирала в его руках. Таяла нежным воском, едва не плача от переполнявших душу чувств. Счастье затопило ее с головой, погрузило в лучистые воды несказанной радости, и Феари, даже если бы и захотела, то ничего бы сказать не могла. Он говорил о чем-то с Ульрихом и низкий голос отзывался во всей груди гулким шумом. И Феари чудилось, будто она всю жизнь прижималась к его груди и чувствовала как голос отражается во всем его теле.
Тепло его тела было убаюкивающим, родное, самое нежное тепло. И в этом тепле можно было с легкостью забыться, утонуть в вечном забвении и быть навеки счастливой. И только Феари подумала о том, как хорошо ей вот так стоять с ним в обнимку, как вдруг его рука скользнула по ее спине и Феари обожгло. Острое словно клинок желание коснуться его губ губами алым росчерком разрезало ее мысли, и Феари, вздрогнув, отпрянула от него, все еще не выпуская из рук, крепко вцепившись в его руки. Стояла, лохматая, испуганная и не знала как быть с самой собой, только что нежившейся в теплых нежных лучах заботливых рук, и вдруг.. Потом нашла в себе силы отпустить его, хотя пальцы совершенно не хотели расставаться. Да что там пальцы, надо было видеть, как ей трудно было оставить его. Словно маленькому ребенку отдать любимую игрушку. Кажется, вот-вот и страстным порывом схватится обратно. Однако, отпустила. Отвела глаза, красная как рак, и отчего-то смешно взлохмаченная, очевидно собственными чувствами. Щеки горели, тело полыхало. Вот так согрелась.
- Пошлите найдем эту несносную девчонку и научим ее хорошим манерам, - только и сказала она, глядя в кромешную тьму. Было ужасно стыдно за саму себя. Так стыдно, что хотелось убежать вслед за Мел.
-
Шикарно.
-
Просто божественно, даже слов нет. Так ломануть хребет о колено! :)))
-
Мне очень понравился легкий оттенок эротичности и желания. Красиво. И веришь.
-
такая вся интересная и на излете такая мамочка, ой)
|
Казалось, в тот момент из головы вылетело даже, что совсем рядом стоял человек, вселяющий в неё страх. Способный повлиять на её жизнь в скорейшем времени. Не волновало, что, возможно, в эти мгновения решалась её собственная судьба. Тогда занимало лишь одно – внезапное преображение Лео, которого та безапелляционно считала неполноценным человеком, едва ли способным разумно мыслить. В голове рождались вопросы, вызванные совершенно неуместным интересом. Каким образом ему удалось пробиться сквозь поставленный заслон тупого послушания? Что именно с ним сделали, чем напичкали? И, в конце концов, кто он? Выращенный в лабораториях клон или всё же… человек?
Кем бы он ни был, но в данный момент времени он демонстрировал поразительную способность мыслить и обращаться к собственной памяти. Какие-то определённые ассоциации вызывал у него образ Бормана. Видя усилия, написанные на его лице, с которыми он пытался вспомнить этого человека, Дженна испугалась даже, что в один момент его просто переклинит. Представила, как знакомый с техникой механик, как внутри его организма будто что-то перегревается и, в конце концов, выходит из строя. Может, она переборщила с именем Бормана? Не стоило так сразу выливать на парня поток информации, надо было дать время осознать свои воспоминания, и уже после – её слова, её просьбу? В одном была проблема – нет у неё времени…
Если бы не мимолётно брошенный в сторону Эйзенхауэра взгляд, Дженна не обратила бы внимание, с каким хмурым выражением ведут разговор собеседники. Что-то было не так, беседа, вероятно, велась на какую-то особенно острую тему. Но из-за чего могли спорить предводители этой кошмарной организации девушку совсем не волновало. Важен был тот факт, что чем больше они спорят, тем больше у неё в запасе драгоценных секунд.
Наконец, Лео повернул к ней голову. Оглядел, остановил взгляд на её лице. И во взгляде его было нечто осмысленное, оттенённое настоящими эмоциями. «Хочешь». Такое странное слово. Словно короткий, исковерканный ответ. Или вопрос, сказанный с утвердительной интонацией?.. Гораздо более красноречивым был его жест, кивок. Это вселяло надежду. На то, что он понял и действительно хочет ей помочь. В тот же момент экран напротив погас. Стёрлось с поверхности монитора лицо, на секунду отпечатавшись перед глазами запомнившимся изображением. Учёный на некоторое время застыл посреди комнаты, заставив застыть в ожидании и её… Неужели сейчас всё решится? Он войдёт и начнёт свои чудовищные эксперименты.
«Ты Дженна». За вуалью страха, накрывшей её побледневшее лицо, была заметна искренняя, неподдельная радость. Подобная тому, когда Клэр впервые произнесла её имя. И ведь так схоже. Неумение правильно составить слово, произнесение имени словно при первом знакомстве… Сейчас он напоминал ей больше ребёнка, чем созданную машину для убийств. Эйзенхауэр обернулся, но в его глазах не было ни капли интереса. Казалось, он всё ещё живёт недавним разговором, размышляет о чём-то своём и напрочь забыл о самой Дженне. Но если бы так. Повернувшись к панели управления, начал резкими движениями что-то набирать. И теперь пришли в движение механизмы, которых Дженна доселе не замечала. Где-то рядом с ней находился крайне странный аппарат, и от него к девушке тянулись, словно вены, какие-то провода. Казалось, эксперимент вот-вот начнётся, и десятки странных игл вопьются в тело... Или пройдёт по конечностям заряд электричества. Или ещё что похуже... Но перед этим учёный всё же решил посетить своё очередное творение.
Сердце бешено колотилось в груди. Так тяжело дышать из-за туго стягивающих ремней… Казалось, ещё немного, и ремень лопнет от напора расширяющейся грудной клетки. Или она попросту задохнётся… Она понимала, что в её распоряжении секунды. Мгновение на то, чтобы попытаться что-то сделать. Помешать обстоятельствам взять верх над её судьбой. Помешать Эйзенхауэру стать кукловодом, превращающем её в такую же точно марионетку, как Лео… Лео. Её единственный шанс. Чёрт возьми, она даже не думала, что ей придётся искать помощи именно у него… Он словно бомба с часовым механизмом – кто знает, когда и как его переклинит снова, какие мысли придут в голову и что он станет делать в следующий момент. Помогать или подчиняться приказам. Но сейчас – абсолютно всё равно, какими средствами возможно достижение цели. Дженна перевела взгляд на беловолосого парня, умоляюще глядя ему прямо в глаза. Лео до сих пор не спешил прерывать возникшую паузу. Но сейчас ей и не требовалось услышать от него какие-то слова. Ей нужно было иное. Действие. - Пожалуйста. Он убьёт меня... – Казалось, губы онемели и едва шевелились. – Ты не должен ему подчиняться. Ты человек, а не робот. Прошу тебя...
|
Кажется, Борман ее все-таки не услышал - что на самом деле и не удивительно: попробуй-ка перекричать толпу вокруг! В раздражении Сильвия даже притопнула ножкой - вот и изощряйся после этого в изящной словесности, когда тебя услышат, дай-то Заратустра, два десятка окружающих! Впрочем, не могла не отметить психолог, горячий монолог принес все-таки свои плоды - окружающие революционеры расступились, образовав вокруг девушки свободное пространство. Их маневр не остался незамеченным, и вещающий с балкона император даже удостоил оставшуюся в одиночестве женщину любопытствующим взглядом - кажется, он понял, что Сильвия вещала что-то о его свержении. Под этим, хоть и кратковременным, но тяжелым и властным взглядом ван Эллемеет заметно поежилась - он пробирал до костей, подавляя и вытягивая всю душу. Встреться она с его обладателем один на один, и не факт, что у Сильвии хватило бы сил возражать такому человеку, пытаться отстаивать что-то свое, а не склонить голову, признав грозное и подавляющее величие собеседника. Но, правы были разные авторы, из толпы кричать полегче будет - чувство плеча, поддержка массами играют весьма значительную роль в придании уверенности, и получается эффект расходящихся концентрических кругов в замкнутом пространстве: волна из эпицентра идет к краям, набирает силу, чтобы удариться о борт, после чего возвращается, утроившись, обратно к центру. Проще говоря, она уверенностью заражает толпу, а уверенность толпы поддерживает и наполняет уверенностью ее.
А тем временем Борман продолжал вещать, и слова его были полны убежденности и силы, твердости и властности, разумности и искренности, все боле отдаляя толпу от революционных агитаторов и заводил мятежа. Пока оставшаяся в одиночестве психолог раздумывала, как бы получше докричаться до императора, к Барреа, доселе молчащей, пробился какой-то парень, незамедлительно начавший докладыаать о чем-то. Приблизившись на пару шагов и навострив ушки, ван Эллемеет поняла, что боец докладывает о результатах дейстаия штурмовой группы, которая, хоть и вступила в бой с противником и понесла потери, все-таки смогла выполнить приказ. Услышанное вызвало не лице Сильвии радостную улыбку - первый шажок на пути к победе сделан! Правда, помимо радости, было и некоторое, достаточно подленькое, облегчение от того, что она не пошла в штурмовую колонну: с ее бы умениями, вернее, с их отсутствием, ее бы там наверняка пристрелили! Но нет ни одной хорошей вести, что не была бы усугублена плохой, а в данном случае - отвратительной: погиб Макс. Первый ее прихожанин, верный друг и помощник, последний, кроме Сильвии, кто пережил бойню на "Надежде" погиб за чужие интересы на захолустном мирке, как наемник какой-нибудь. Но переживать времени нет: жалость - это слабость, а революционный агитатор не может позволить себе проявить слабину, когда вокруг тысячи ушей внимают его словам, и когда нельзя дать деспоту ни малейшей возможности склонить чашу весов в свою пользу.
Сейчас был важен оолько один вопрос: как привлечь внимание Бормана именно к себе, как втянуть его в полемику? Выстрелить в воздух? Нет никакой гарантии, что клевреты диктатора не изрешетят ее. Надо было, раз уж нет громкоговорителя, возвыситься над толпой. И женщина знала, как это сделать.
Сжав зубы, ван Эллемеет лишь коротко кивнула вестнику, глядя на него и Регину взглядом, наполнившимся на пару секунд болью и грустью, а затем приказным тоном сказала: - Ребята, подсадите меня к вебе на плечи - надо втянуть Бормана в спор, надо тянуть время и дать истребителям достичь "Ренессанса". И, Ормуздом молю, найдите мне рупор или какой там громкоговоритель!
...Когда крепкие руки мужчин вознесли ее над толпой, ван Элемеет, сложив руки рупором, заорала изо всех сил, надрывая связки: - Элкоцы, Борман! Да хоть кто-то в это верит!? Разве вы вместе с ним убивали ваших соседей!? Разве вы сами вышли из Федерации, чьи солдаты умирают за нашу и вашу свободу!? Это он убивал! Это у него руки по локоть в крови! Видите!? Вы видете кровь на нем! Он весь омыт кровью элкорцев - нашей кровью! Он говорит - наша жизнь нелегка? Он сам разрушил ее! Это он все разрушил, мы знаем! Он запер нас ради своих амбиций, он не хочет, чтоб Федерация нам помогала! Он даже сейчас врет, юлит из последних сил! Разве нас звал сюда кто-либо! Нет! НЕТ И ЕЩЕ РАЗ НЕТ!!! Мы, элкорцы, сами пришлю сюда, мы натерпелись, хватит! ХВАТИТ ТЕРПЕТЬ! Борман, Спустись с балкона к нам, не возвышайся! Ты не выше нас, ты не лучше нас! Приди сюда, услышь слова народа и знай, что голос свободы ты не задушишь! Мы - свободные элкорцы, все мы вмести и есть - Элкор! А ТЕПЕРЬ - ПОВТОРЯЙТЕ ЗА МНОЙ: ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА!!!
|
Тишина. Мёртвая тишина. Казалось, она преследовала его с того момента, когда он ступил на усеянную трупами площадь. Кровавый след кондотьеров вёл его вперёд, к ратуше, а тишина преследовала, окружала и угнетала. И шаги десятков сапог эхом раздавались внутри черепной коробки, спутываясь с собственными невесёлыми мыслями. Он чувствовал волнение своих солдат. Почти слышал учащённое биение их сердец, тяжёлое дыхание. Переживали ли они за свои жизни? Определённо. Но на лицах их – упрямая сосредоточенность. Руки сжимают мечи без предательской дрожи. А Матиас… подавал пример абсолютного хладнокровия. Ни одной эмоции не отразилось на его лице, когда он, в сопровождении своей свиты, поднялся по ступеням и вошёл в пустующий холл. Когда раздавал приказы, разделяя людей на несколько групп. Когда двинулся вглубь здания, находя всё новые и новые доказательства пребывания кондотьеров… Поживились ребята на славу. В какой-то момент Джованни решил, что ему уже не посчастливится встретить здесь долгожданного противника. В доме было подозрительно тихо, на пути не встретилось ни одной живой души. Очевидно, Матиас со своим актом помощи немного опоздал. Это огорчало. Но мужчина по-прежнему продолжал искать. В одной из комнат он и его группа натолкнулись на кондотьеров, видимо, решивших пограбить убитых. Слишком увлечённые процессом, бандиты не сразу заметили вошедших. И поплатились за этой жизнью. Кровь первых убийц растекалась по полу, и жажда возмездия кипела внутри и бухала в висках вместе с собственным сердцебиением. К несчастью, один из кондотьеров успел выкрикнуть предупреждение. Матиас насторожился. Плохо дело. Но осторожничать уже не хотелось. Несмотря на полное отсутствие эмоций на лице, Джованни нервно сжимал рукоять меча. Но не страх служил тому причиной. Жажда убийства, жажда расправы. Ему хотелось подняться на второй этаж, найти Альберти и главаря кондотьеров как можно скорее. Воображение несло его вверх по лестнице, а верный клинок уже распарывал живот противника, выпуская его содержимое наружу. Впрочем, Джованни не терял бдительности. Минутой спустя Матиас мысленно хвалил себя за правильную расстановку сил своего маленького войска. Новенькие щиты впередистоящих солдат приняли на себя залп болтов, практически в упор в сравнительно небольшом пространстве. Среди шума поднявшейся суматохи раздался его громкий клич, призывающий отделённые им группы. Послышался издалека топот, и вскоре основную атакующую группу пополнили ряды защитников и арбалетчиков. Джованни не дал врагу опомниться. Он знал, что перезарядка болта в среднем занимает несколько секунд, и эти драгоценные секунды могли стать фатальными для стрелков. Так и вышло. В одну секунду рванули с места мечники, взлетая по лестнице в мнимое укрытие стрелков. И тут же послышался ответный залп за его спиной, просвистели заряды, скашивая первые ряды кондотьеров. И он сам, чувствуя необыкновенный прилив сил и ярости, побежал вперёд, навстречу опасности, навстречу кровопролития, которого он так жаждал… И вот – первая пролитая им кровь. Яркая клякса на дорогом ковре. Неоднократно ступал по нему сам Джованни, приходя на собрание совета. Он помнил царившую здесь атмосферу. Напряжённого недоверия между членами совета, излишнего официоза… Казалось, он в совершенно иной реальности. В другом здании, с другой обстановкой. Там, в прошлом, не кричали, умирая, люди. Не валялись бездыханно на том самом ковре, впитывающем теперь алые краски… Кровь фонтанировала. Клинок пел в его руке, вибрировал слегка, встречаясь со сталью. Танцевал смертельный танец, прорубая путь своему владельцу. Хладнокровия на лице – как не бывало. Яркие искры горят в глазах, застыла полуулыбка. Пятна крови на щеке дополняли его образ убийцы. И он вспомнил. Как это приятно. Убивать. …Кондотьеры отступали. Как понимал Матиас, отступали не с целью загнать в ловушку, но от отчаяния, прибиваясь к оставшимся силам, теснясь к тому, кто мог повлиять на исход битвы. Который, по сути, был уже предрешён. Кабинет Альберти. Знакомый интерьер. Когда-то здесь было уютно. Во многом – благодаря его хозяину. Который теперь мёртвой тушей лежал возле стола… Чёрт побери. Обжигающая злость. Отразилась на лице, уродливо скошенной гримасе ненависти и отчаяния. Он поднял взгляд, увидел его. Причину и следствие. Одноглазый ещё подавал признаки былой смелости, приказав расчистить середину кабинета. Матиас слегка повернул голову, бросив взгляд на своих людей и растерянных солдат Альберти. Махнул рукой, приказывая отступить. Сделал шаг вперёд, принимая вызов. Главарь кондотьеров оказался весьма искусным противником. Ловко уворачивался, проводил быстрые контратаки, отражать которые оказалось сложнее, чем Матиас предполагал. Но и Джованни был не лыком шит, сдаваться не собирался. Почти сразу выбрал тактику пассивного ожидания, позволяя противнику делать красивые пируэты и нападать, в то время как сам – защищался. Ослабить бдительность одноглазого, вымотать его было целью Матиаса. Они кружили в центре зала, и в гробовой практически тишине слышался звон стали, когда Джованни заметил арбалет в руках одного из своих людей, направленный в спину головореза… Весьма удачный момент. Так пленительно отказаться от принципов чести, приказать всадить в спину болт, и на том битва была бы окончена. Легко, быстро, без малейших для себя осложнений. И в то же время – красивый финал честного поединка был не менее желаем. Только было несколько факторов, значительно влияющих на уже принятое решение Джованни… Риск. И, самое главное, отсутствие зрителей в лице горожан. Мужчина сделал едва заметный кивок. Выждал, когда просветит в воздухе арбалетный выстрел. И бросился вперёд, дабы завершить бой действительно эффектно. Отрубив одноглазому голову. ------------------------------------ И вновь скрытое действие. Забираем отрубленную голову кондотьера в мешок, какой-нибудь перстень Альберти - для доказательства. Выходим из ратуши, двигаемся к тихому ремесленному кварталу, посещаем Марио и Нинни (предварительно, хорошо бы собраться вместе в чьём-то доме). Представляем доказательства смертей главы совета и главаря кондотьеров. Намекаем, что эти доказательства можно представить горожанам, сманиваем республиканцев на свою сторону. Всё это при условии, если Матиас ни с кем из соперников не встретится. Впрочем, если стычка окажется бескровной, вполне можно оставить действие на "после". Мальчишка предупреждает о движении соперников. Как итог: приказ расставить людей в засады для обстрела, в случае контрнаступления на главу гильдии (соответственно, приказ стрелять будет осуществлён самим Матиасом сигнальным жестом). А то что-то их всех много... После посещения Марио и Нинни, скорее всего, действительно двигаемся к дому. В случае, если троица не решила собраться у Джованни. В планах (и под вопросом пока): когда жители города повылазят из домов, уличная шпана может разнести слушок, что именно Матиас убил главаря. Свидетелей нет, но все про это знают, как-то так.
-
Так пленительно отказаться от принципов чести, приказать всадить в спину болт, и на том битва была бы окончена. Легко, быстро, без малейших для себя осложнений.
Это был абсолютно правильный выбор. И само описание боя - сильное.
-
Вот кто у нас по полной программе развлекается. :)
-
Эффектно и зрелищно)
|
|
- Их больше нет, Фермер, - обреченно пробасил в ответ Янг. Эфир практически затих, но в ушах до сих пор, словно бесконечное жуткое эхо, отзывались их предсмертные крики и хрипы. Казалось, теперь он будет слышать их всегда, и всякий раз будет сжиматься что-то внутри от невыносимой горечи и боли утраты. Огромный, под стать Янгу, шахтер Сакс, шизик Мэтчстик, Санта-Мария шутник и растяпа, идеалист Парсонс, конченый дебил Облич, суровый и будто из стали вылитый сарж, малышка Эми, храбрая и дерзкая, Доу, Йорк, Ливид, Харя, погибшие еще раньше - кем они были ему? Приятелями, с которыми можно провести время, болтливыми или наоборот молчаливыми собутыльниками, товарищами по оружию, что прикроют в нужный момент? Оказалось, не только. Кем-то еще. Без кого стало по-настоящему одиноко.
Не было ярости. Не было страха. Не было даже острого желания мстить. И действительно, кому мстить? Тупым бессловесным тварям, этим животным, насекомым, или кто они там - бессмысленно. Их как рыб в море. Тысячи. Сотни тысяч. Космическая саранча, стремящаяся туда, куда ей укажет королева. Вот этой суке отомстить было бы самое то. Но только хрен ее достанешь...
Зато была обреченность. Почти апатия. И ясное осознание того, что ему отсюда не выбраться, что эти вон рыла с раззяваными уродскими пастями и есть лицо его смерти. Им нет конца, сколько не кромсай штыком. Они прут и прут, не боясь, не считаясь с потерями. И кто-то из них все-таки добудет его черную задницу. Обязательно.
Силы, нервы, боеприпасы - все на исходе. Может лучше послать все к ебеням? Забраться в какую-нибудь глухую комнатушку, сесть там напротив двери, отстреливая лезущих в нее тварей, и просто остановиться хоть на несколько минут перед неизбежным концом? Оглянуться назад, вспомнить пару-тройку счастливых моментов, может даже, не знаю, помолиться о своей замаранной душе... Уйти человеком, а не одуревшим от бойни бешеным зверем, яростно полосующим ножом сплошной нескончаемый поток биомассы, который так и так не одолеть...
"Выше, парни! Давайте ещё раз взглянем на небо! Плотт, Макнамара, Янг! Не останавливаться!" - Чиро воскликнул.
Вот. Короткой очередью разнес башку очередного раптора. Точно. Еще раз взглянуть на небо. Извернувшись, штык в брюхо другому уроду вогнал, что в прыжке его вздумал прикончить. Прекрасная мысль. И вправду. Давайте взглянем. Еще раз.
-
Говорят на Корхале красивые закаты.
Годный пост. И добротный персонаж.
-
Жить, братка!
-
+
-
Хорош.
-
Янг крут. И, при этом, очень живой.
|
-
Девиз огнеметчиков самый короткий в Доминионе - "Гори, сука!".
Неплох!
-
Девиз огнеметчиков самый короткий в Доминионе - "Гори, сука!". Точно.
-
Отличный девиз.
|
|
|
Протискиваясь сквозь плотную толпу вслед за Региной, Сильвия из раза в раз ловила себя на странной мысли: все происходящее казалось каким-то нереальным, каким-то грубым фарсом, издевательством над событиями нескольковековой истории. Женщина даже помыслить не могла о том, что когда-нибуль она примет участие во всенародной революции, причем даже не в качестве рядовой участницы, а практически одной из руководительниц мятежа, одной из тех, кто стоит одесную от харизматичной персоны вождя восстания. Всю дорогу психолог сомневалась в правильности своего выбора: пойти за Барреа в самую гущу событий. Она не солдат и не агитатор, и вполне ведь могла остаться в особняке, дожидаясь исхода конфликта. Так нет ведь: дернули дэвы наплевать на собственную безопасность и ввязаться в открытое противостояние какой-никакой, а законной власти Элкора. Оружие и броня не добавляли ей уверенности: если гвардейцы диктатора откроют по толпе огонь, то Сильвия, как вооруженный и защищенный противник, станет для них одной из первых целей. А если даже ее не застрелят, то ломанувшаяся прочь от подавляющего огня толпа сметет и растопчет ее. Женщина хорошо понимала, что все эти милитаристские приспособления для нее почти бесполезны: чтобы стрелять в живого человека, мало иметь оружие - надо еще и решиться убить. А вот с этим как раз были проблемы: ван Эллемеет в жизни никого не убивала и даже не хотеля убить, и чувствовала, что в ответственной ситуации у нее, скорее всего, не хватит сил выстрелить во врага. Пускай она числится офицером резерва, но она - не солдат, а обычный скромный психолог, ее дело - лечить души, а не отнимать чьи бы то ни было жизни, ведь какими бы их обладатели не были плохими, какждый из них - уникальное творение Ормузда, и отнимать его дар безо всякойцна то нужды есть грех перед Богом.
Как бы то ни было, сейчас она - одна из тех, кто идет свергать диктатора, и отступиться уже не получится. И Сильвия настраивала себя, накручивала, заботливо пестовала ненависть к угнетателю и его прихлебателям, разжигала в своей душе пламя непокорности и кураж, боевой раж и азарт. Выступая против Бормана, она должна действительно испуытывать к нему ненависть и злобу - без этого ничего не выйдет, и показной гнев ее будет лишь пустой оболочкой, за которой нет ничего, кроме самой Сильвии Анны Марии де Йонге ван Эллемеет, мятущейся и сомневающейся. Восторженные взгляды толпы, направленные на нее, помогали сконцентрироваться и подготовиться, внушали уверенность в себе и оказывали незримую поддержку той, кто шла защищать их свободу. Не сразу психолог поняла, что восторг этот направлен не на нее, а на ее снаряжение, а как поняла - несколько приуныла и поумерила свой пылкий энтузиазм. Шутка ли: всего-то оружие, которого нет у других, какая мелочь! Лучше бы восхищались самой женщиной, отправившейся ради них туда, где можно умереть не за грош!
...Вышедший на балкон Борман оказался видным и представительным мужчиной с аккуратной черной бородой и изящными руками. Но не это выделяло его - взгляд. Цепкий, властый взгляд уверенного в себе человека, знающего цену себе и своим способностям. Взгляд человека, который правит не по праву крови, и даже не по праву выбора, а по праву сильного, праву достойнейшего. Голос был ему подстать: глубокий, звучный, полный внутренней силы, словно бы заставляющий склонить голову и послушно внимать. Такому голосу нельзя было не покориться. Такому голосу нельзя было покориться, нельзя было дать ему возобладать над собой, и ван Эллемеет покрепче стиснула винтовку, прерывисто шепча слова молитвы Заратустре. Покосившись на Регину, Сильвия с горечью осознала, что та безмолвствует, не собираясь перехватывать инициативу, а только сурово исподлобья смотрит на расположившегося на балконе диктатора Элкора.
Приблизившись к мятежнице, психолог отчетливо и зло прошипела, так громко, чтобы ее услышала Регина, но более никто вокруг: - Не молчите же! Не дайте ему завладеть толпой! Перехватывайте! Боритесь, Ариман вас пожри! Решив не тратить времени даром и не дать такому оратору, как Борман, перехватить инициативу и показить весь революционный порыв толпы, Сильвия сделала несколько шагов вперед, подняв голову у устремив взгляд на Бормана. К грядущим словам и интонации она отнеслась максимально серьезно: речь ее должна быть бойкой, живой, куражистой. Она должна заводить толпу, и в голосе не место сомнению. Вот усмешка - подойдет. Уверенность - просто необходима. Вера в свои слова - основа основ. Коротко и жестко рассмеявшись, Сильвия ван Эллемеет прокричала: - Граждане? Нет граждан для тирана - только рабы! А убийца своих сограждан - преступник и тиран! И народ Элкора, граждане его, пришли требовать ответа у тебя, Борман! У тебя, доведшего их до такого состояния! Но в какое бы скотское состояние ты не пытался загнать нас - дух свободы жив, его не победить, пока дышит последний честный элкорец! Если ты любишь наш дом, если у тебя не умерла совесть - спустись с балкона в народ, держи ответ перед теми, кто пришел к тебе!
-
Спасибо за классную игру.
-
великолепно! настроение, а речь какова! огонь очень мощно, я в восторге от напарницы
-
Вот неизменно вдохновляет на ответные посты.
|
|
-
Всё по делу, и, при этом, красиво.
-
Надеюсь, он справится. #Фрэнкиживи
|
|
|
ссылкаДа, девочка Регина - назначенная Ястребом смертница. Только это лишь часть правды, вся правда в том, что первая и единственная, истинно Регина Барреа - смертница тоже, смертница, вероятность завершения пути которой в любой момент зашкаливает за 200%. Давно и однозначно. Регина всегда знала эту цену свободы Элкора. Сколь бы ни была хитра, сколь бы ни была умна и изворотлива, сколько бы людей не стояли за спиной - она умрет, она обязана думать именно так. Этот, самый живучий, самый отвратительный страх, она должна была победить, выгрызть из самой себя давным-давно. Иначе - ей никогда не быть здесь. Здесь. На улицах. Внутри потока, который расступается перед ней, который вместе с тем защищает ее, обволакивает и смыкается, где нужно, внутри потока, где она течет. Все теперь знают ее лицо. Видели. За пол часа до этого Тернер выкинул в сеть заранее уготованное моменту видео. Нарезка дел Сопротивления, где всюду она - Регина Барреа. Рисующая ястребов-колибри на лбах апостолов, расписывающая птицами стены подвалов, где собирались участники Сопротивления, где вербовали к себе новых людей - на видео она, в плаще, без капюшона. "Найди меня, если сможешь!" - нагло говорит Регина Борману в финале видеозаписи. Сегодня она обналичилась, сегодня она кривится в усмешке собственной смерти, выйдя на улицы, сегодня ей стоит только чуть отвернуть в сторону капюшон и человек рядом узнает ее - любой, любой готов нести ее сейчас. И Регина сейчас дышит, дышит тысячей вздохов других около, дышит с ними, за них и за себя, за ту маленькую девочку, потерявшую когда-то отца, за эту новую, взрослую женщину, собравшую вокруг себя многих, сплотившую под собой воров и обычных людей, поставившую богачей и бедняков на одну ступень перед лицом смерти. Сейчас она безумна, сердце клокочет и рвется, сердце жаждет свободы, человек, поставивший на кон все, идет взять свое. Весь мир ее, она это знает, другие не становятся Ястребами, другие не возглавляют Сопротивление. Только отчаянные, только безумцы, только уверенные в своей силе, соглашающиеся лишь на победу, отбрасывающие все остальное прочь даже в мыслях - только такие могут. Она смогла. Она сейчас здесь. Цена свободы. Смешное словосочетание для Барреа. Цена свободы - боль. Слишком очевидно, чтобы не смочь понять. Цена свободы - черствость, цена свободы - плевок, харкание кровью - вот она цена свободы. Она обналичилась толпе у дворца. Актриса без страха и упрека. Ей все равно. Ей хочется сейчас только вытащить пистолет и продырявить эту величественную башку, ораторствующую с величественного балкона величественные речи, цена которым грош! Ей хочется, но Регина сдерживается. Встает ровно. Замирает. Замирают и люди вокруг. Это унисон - частично спланированный, но большею частью энергетический, явивший себя здесь, в толпе, в массе, когда целое многим больше единицы. Это целое способно разрушить дворец, смести собой словно лавина, это же целое испугается и неистово задрожит, если испугается и задрожит хоть один. Поэтому ближе к ней и к Сильвии только свои - те, кто не научен бояться власти, те, кто всегда отыщут путь, истинно ее люди - воры. И они молчат. Вор молчит - жди бычки. Так говорил Ирвин Барреа.
-
Цена свободы - черствость, цена свободы - плевок, харкание кровью - вот она цена свободы. Хороший пост, сильный. И слог хорошо подобран.
-
Актриса без страха и упрека. Отлично.
|
-
Правильный пост.
-
- Я тут понял, мужики, что перед смертью хочу трахнуть Моралес. Не ты один, бро, не ты один!
-
Мы думаем, что ради такого стоит и выжить :)
|
|
-
Шон доставляет :)
-
Ниче так, душевно)
-
- Иди в морпехи, говорили они, - ни с того, ни с сего начал Шон. - Тёлки течь будут от одного твоего вида, говорили они! - нацелил винтовку на приближающегося зерглинга. - Что-то я не вижу, чтобы ты текла, дорогая! - выпустил урановую очередь ему в морду. - А ну теки, сука!
-
Они говорили))
|
СальватореКажется, де Боно был абсолютно счастлив. Держа на плече обнаженный двуручник и широким шагом следуя вперед, Эмилио довольно скалился пеньками гнилых зубов, демонстрируя весьма щербатую улыбку, и воинственно топорщил бороду, самодовольно оглядываясь по сторонам и выглядывая, с кем бы скрестить клинки. Самоуверенность мужчины, принявшего "командование на себя", продолжалась ровно до первого перекрестка. Судя по всему, вопрос о том, куда идти дальше, был для мужчины непосильной задачей. Расстеряно оглянуашись и даже порастеряв воинственный пыл, де Боно обернулся к Сальваторе: - Так, Фано, в обшем, того. Этого. Я тут командую, так что скажи, куда мне приказать вести наши соединенные войска, чтобы надрать задницы как можно большему числу bastardo, жгущих нашу Пьяченцу? Я помню, что к площади, но как бы ты посоветовал мне пройти до нее? Ты не стесняйся, брат, говори - а я уж отдам приказ, и мы вместе выпустим им кишки! Дочь Эмилио, следовавшая все время рядом со Стефаном, перехватила взгляд Сальваторе и молча воздела очи горе, наглядно демонстрируя свое отношение к словам и поведению любимого отца, так сейчас похожего на расстерянного потерявшегося мальчика. Глава магистрата, конечно, указал подходящий путь - времени терять было ну никак нельзя. Довольно кивнув, приободрившийся де Боно тут же зарычал в полный голос на подчиненных: - Эй, слышали, бараны, что посоветовал мой брат Фано!? А ну-ка взяли свои задницы в руки и маршем двинулись! Давайте, давайте, парни, покажем врагам, кто в Пьяченце настоящие мужики и кто не побоялся выйти на бой и пустить им кровь! Держимся вместе, смотрим по сторонам, сохраняем построение! При первой подмеченной опасности - сообщаем лично мне или Фано! А там - все вдруг рвем дистанцию до этих членососов и наваливаемся все вдруг! Левый прикрывает правого, раненные отходят во второй ряд. Не геройствовать мне - нам покойники ни к дьяволу не нужны. Геройствовать буду только я, хе-хе-хе, потому что у меня самый длинный... меч! Врагов не жалеем, в плен не берем - один хрен, эти наемные твари ни о чем не знают. Своими словами о повышенной бдительности бородач как в воду глядел - не прошло и пяти минут, как за гулом недалекого пожарища и чьими-то рыданиями на соседней улице раздался дробный стук копыт, приближающихся к сводному отряду, почти достигшему видневшейся впереди площади, заваленной трупами. Подняв руку и хищно оскалившись, де Боно остановил бойцов, и вовремя: из соседнего проулка прямо перед солдатами выехало несколько конников в фантазийных беретах, крепко сжимающих мечи. Кондотьеры сами были в шоке от такой встречи, и даже не успели повернуть коней, как все звуки окрест заглушил могучий рев Эмилио: - Вперед! Спустя пару десятков секунд все было кончено: пять наемников и один их конь были убиты, равно как и один из солдат де Боно, а сам Эмилио, облокотившись на окровавленный клинок, обращался к Сальваторе: - Эти cazzo убили Винченцо! Ну ничего, зато сами подохли! Трофеи - пополам. Площадь впереди явно пуста, что делаем дальше? ...Кажется, кондотьеры в особняк Дестефани не попали: по крайней мере, кроме одинокого трупа нападающего не было видно никаких следов борьбы. Сам дом стоял тихий и молчаливый, словно бы вымерший, но ни следов пожара, ни следов боя на нем не было. По взмаху руки Лацци солдаты аккуратно двинулись к воротам, и у Андре уже было отлегло от сердца: все безопасно, как вдруг мир вокруг взорвался шумом и криками. Что-то крикнул капитан, послышался свист, кто-то коротко взвопил рядом, и под ноги юноши рухнуло тело одного из солдат с коротким толстым болтом в груди. Засвистело что-то и со стороны поместья. Внезапно ворота распахнулись, и какой-то человек в полосатом халате на непонятном языке крикнул что-то людям Сальваторе, зазывно махая рукой. Бойцы не заставили себя долго ждать, и, прикрыв юного синьора, гурьбой ввалились на территорию особняка. Ворота тотчас захлопнулись, ограждая мужчин от опасностей на улице. Капитан с грустью отметил, что неизвестные стрелки прикончили двоих из его людей. Впрочем, осмотревшись, он убедился, что слуги хозяйки дома зря времени не теряли: в окнах второго этажа он углядел несколько смуглых фигур с луками. Встречавший гостей мавр поклонился до земли Андре, и гортанно произнес на плохом итальянском: - Сын моего отца рад приветствовать кровь от кровь благородный Штэфэн аль-Ваттор. Та, кто рождена от одного лона с ты, сейчас с госпожой. Желаешь увидеть дочь своего отца? За враг нэ волнуйся - две души ушли к Аллаху, а еще двоих оставшихся отправят туда же наши стрелы. ...Мало-помалу Эстелла почувствовала, как все вокруг поддергивается легкой дымкой - словно рассветный туман. Девушке стало почему-то так хорошо, так легко и приятно, что хотелось петь и танцевать. Неаполитанка, сидящая рядом и нежно улыбающаяся гостье, сейчас казалась роднее всех на свете и прелестнее всех под солнцем и луной. Эстелла понимала, что за всю свою жизнь она никогда не испытывала такого счастья, как сейчас. Внезапно она ощутила, как обжигающе-горячая ладонь Магдалены накрыла ее пальцы. Голос хозяйки дома звучал бархатно и участливо: - Хорошо ли тебе, Эстелла Сальваторе? ДжованниКажется, Маттиас все-таки немного опоздал. Не было слышно в доме ни криков, ни звона оружия - ничего. Возможно, кондотьеры уже оставили поле битвы, но проверить было необходимо. Джованни полагал, что осторожность никогда не бывает излишней, и его люди были тут с ним солидарны. Не смотря на кажущееся спокойствие, внутрь солдаты аошли настороженно, готовясь к бою и заранее разбившись на группы, определенные Маттиасом. Похвальная предусмотрительность сослужила им хорошую службу: среди убитых чиновников бойцы увидели троицу кондотьеров, во всю занимающихся мародерством. Маттиасу даже не пришлось отдавать приказы - разъяренные убийствами и пожарами воины а несколько секунд сорвали дистанцию, в рукопашную атаковав бандитов, занятых сбором трофеев. Те даже не успели оказать сопротивления - и вскоре все трое были мертвы. Одно огорчало - фактор внезапности был утрачен: один из покойных успел пернд гибелью крикнуть: - Тревога!!! На нас напали! Из-за этого досадного происшествия отряду, ведомому самолично синьором Джованни, пришлось столкнуться с противником уже готовым к бою. Идея застать всех кондотьеров врасплох провалилась: но трое все же лучше, чем никто. Первыми по лестнице на второй этаж взобрались щитники, принявшие на себя всю тяжесть обстрела. Появилимь первые трупы: но, если бы не предусмотрительность Маттиаса, потери были бы гораздо больше. Второй залп арбалетчики сделать не успели, да и не собирались: дистанция была невелика, и они, выхватив клинки, с ревом столкнулись с авангардом штурмовой группы. Противниками кондотьеры оказались достойными, и вскоре начали оттеснять людей Маттиаса и Альберти к лестнице. Прикончив одного из нападающих, Джованни зычно позвал на помощь солдат, зачищающих первый этаж. Подоспевшее подкрепление сумело переломить ход боя, и чаша весов наконец склонилась в пользьзу защитников Пьяченцы. Рубясь с очередным негодяем, Маттиас выглядывал лидера кондотьеров, и вскоре с уверенностью мог сказать, что неприятелем руководит здоровый одноглазый мужик, от чьих точных и скупых ударов атакующие падали один за другим. Но все воинское мастерство не могло помочь бандитам удержать холл, и вскоре они были оттеснены в одну из комнат, оказавшихся кабинетом Альберти. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что и глава совета, и его сын не дождались помощи: их тела, равно как и тело неизвестного молодого человека в дорогих одеждах были наглядным свидетельством того, что негодяи все-таки сумели обезглавить город. Маттиас самоотверженно начал прорубать себе путь к лидеру кондотьеров и, наконец, свалив оппонента, оказался лицом к лицу с одноглазым, бросив ему в лицо вызов. У разбойника, видимо, остались еще какие-то понятия о чести, и он глухо прорычал в ответ: - Разойдитесь, парни! Сейчас я насажу этого idioto, как свинью на вертел! Бой замер, и солдаты и кондотьеры с превеликим любопытством стали наблюдать за поединком двух лидеров. С первых же минут Маттиас понял, что враг гораздо искусней его во владении клинком, и от ран Джованни пока что спасал только щит. Кондотьер атаковал скупыми и рассчетливыми ударами, заставляя торговца отступать и кружить по комнате, не давая ему никак перейти в контратаку. Шансы на победу еще оставались, но мужчина понимал, что они невелики. Понимали это и подчиненные Джованни. Приняв на щит очередной удар кондотьера, торговец встретился глазами с одним из своих солдат: кажется, его звали Бенито. Боец поднял с пола арбалет одного из мертвецов и взвел его - теперь от Маттиаса требовался лишь кивок, подтверждающий необходимость стрельбы. Это было бы бесчестно, но могло бы закончить поединок тут же. ...Гарнизон поместья, и Синьора Джованни вместе с ними, приготовились к потенциальной осаде, а заодно предоставили свою защиту тем, кто искал спасения за крепкими стенами. Укрывшиеся во дворе особняка жители города были счастливы и безмерно благодарны семейству, спасшему их и представившему достойнейшую защиту. И более всех - благородной синьоре Беатрис Джованни, чья милость даровала им жизнь в охваченной войной Пьяченце ЭстакадоХитрый остроумный план Эстакадо был реализован блестяще. Как выяснилось, кондотьеры тоже не горели особым желанием немедленно вступать в бой (на самом деле, они просто рационально ждали сигнального рожка командира, который должен бвл быть сигналом к отступлению), и с радостью приняли участие в неспешных переговорах, состоящих в основном из разных реплик, по смыслу сводящихся к одной простой: - Не пора бы вам, стражнички, валить отсюда? Данте в долгу не оставался, и, пересыпая, как и разбойники, свою речь бранными словечками, предлагал своему визави из-за телеги, представившемуся Уббальдо, почти то же самое: - Сами валите из города, пока мы таким петушкам, как вы, все перышки не повыщипывали! Бесеба шла к обоюдному удовлетворению, и мужчины находили истинное наслаждение в перебранке с собеседником, а так же в том, что столь драгоценное время утекало. Данте знал, что каждая минута перепалки приближает победу сил под его командованием, и, когда заметил одного из солдат, махнувших с крыши, удвоил и свои усилия, и громкость голоса, превзойдя самого себя по цветастости эпитетов и оборотов. Уббальдо после особо удачной тирады капитана аж зааплодировал, выражая свое восхищение искусством оппонента. Десант не заставил себя долго ждать, став для кондотьеров внезапным, как гром посреди ясного неба. Господь был милостив к людям Эстакадо: никто не погиб и даже не переломал себе конечности. Быстро спрыгнув и отстегнувшись, они обрушились на неприятелей, как коршуны на беспечный курятник, ударив арбалетчикам в тыл. Обескураженные противники не смогли оказать достойного сопротивления, и, потеряв одного, самого прыткого, сдались на милость победителя. Городские стражники же потеряли только одного человека легко раненным: болт погибшего кондотьера, единственного, кто успел выстрелить, разорвал ему бедро и улетел дальше, и теперь над матерящимся солдатом, облокотившимся на край кондотьерской телеги, суетились его приятели, перевязывая кровоточащую ногу. К Данте подошел улыбающийся Паоло: - Дуче, ты был гениален и безупречен! Это шикарно! Вот уж действительно, всем нам есть, чем у тебя поучиться! Наклонившись поближе к капитану, он заговорщицким шепотом продолжил: - Данте, у нас есть четыре опытных бойца, о которых никому не известно. Может, нам сохранить им жизни и использовать... в своих целях? О них-то никто и знать не знает во всей Пьяченце. Будут нам козырем. ...Челесте, не жалея себя, неустанно заботилась о несчастных жителях Пьяченцы, многие из которых были ранены. Большая часть из них пострадала во время давки на площади, и кто-то по-умнее счел, что безопаснее всего будет в доме командира стражи, куда и привел страждущих. Заботящаяся о тех, чье тело пострадало, девушка не забывала и о тех, кто пал духом, даря им слова одобрения и утешения, находя для каждого свое доброе слово. Один из священников собора, добровольно вызвавшийся помогать ей и с мягкой улыбкой следивший за Челесте, улучил свободную минутку и, перекрестив синьору, произнес: - Синьора Эстакадо, вы просто ангел во плоти, спустившийся с небес во спасение смертных душ. Я восхищен вашим христианским милосердием и неустанной заботой о несчастных, и обязательно буду молиться за вас и вашего достойного брата, что ныне с мечом в руке защищает город. Я думаю, сам епископ будет счастлив услышать о вашем благородстве.
-
Всё-таки Эмилио исключительно удачный персонаж, улыбает постоянно) И модуль отличный, но это я уже говорил :)
-
Божественный пост. :3
-
Люблю подобные моменты) Красивая сцена.
|
-
- Есть. - Ответил Чиро командиру надтреснутым голосом. В этот момент в нём что-то поломалось. Что-то навеки изменилось. Исчезла из глаз искорка веселья. Пропала улыбка. Он положил руку на плечевую пластину силовой брони медика спасшего ему жизнь, и слегка сжал её (впрочем, едва ли Парсонс мог бы это почувствовать), а уже следующим движением развернул его в сторону лестницы. Очень стоящий пост.
|
-
Мощь, на протяжении всей игры радует очень годный сержант.
-
Есть бойцы, как бойцы. Надо стрелять - стреляют, надо бежать - бегут. А есть бойцы, как хуй в поле - просто стоят. Может, видом наслаждаются, может забыли, что дальше делать - хер их пойми. В голос!
|
|
Ритмичное бормотание прервал хриплый сдавленный стон. Затих и стрекот винтовки. Массивные руки бронекостюма, дернувшись, безвольно повисли. Еще один шип пробил грудную клетку. В этот момент бой для Янга закончился. Боец замер, застыл, будто разбитый параличом, а затем как-то медленно, неуверенно шатаясь, точно пьяный в дым, развернулся, отходя от окна-бойницы, и привалился к стене. Больше он двигаться не мог. Только сипло и порывисто дышать. Каждый маленький глоточек воздуха оплачивался мучительной болью, словно в легкие насыпали толченого стекла. Насколько его еще хватит? Пять минут? Десять? Скорее раздерут на части зерги. Сейчас запрыгнет пара-тройка этих ревущих вопящих тварей, вгрызуться в обездвиженное тело и увидят какого цвета Лоу изнутри. Почувствовав слабость в ногах, морпех сполз по стене на пол. Вдруг шаги. Кто там? Ореол света. Неясный контур в пелене, застилавшей Лоу глаза. Пытаясь разглядеть вошедшего, сощурился подслеповато. И увидел. Высокая фигура в белых одеждах. Над головой сверкающий нимб. Благостная умиротворенная улыбка на чернокожем лице - воплощение неземного спокойствия. Ангел. Посланник Бога. Пришел забрать его в рай для всех ниггеров... - Боец, ты охренел!? Волшебный образ рассеялся и ангел превратился в Майкла-коновала. - Отставить ловить иглы хлебалом! Была команда сваливать! Ты что, хочешь ослушаться нашего сарджа? Я тебя уверяю - не хочешь! - Бля, чувак, ты не видишь, что ли? - обиженно пробасил Янг, - Из меня ёбаные штыри торчат! - кашлянул, чувствуя во рту металлический привкус крови, - Я тут щас кончусь нафиг! Но возмущаться всерьез он не собирался. Сказать по правде, медик появился как раз вовремя. И сразу принялся за дело. Выдернул второй шип (Чё, по-аккуратнее нельзя, да??), начал заливать в пробоины на броне какую-то мутную хрень. И тотчас же по всему телу засвербело защекотало так, что просто невыносимо захотелось почесаться. - Э, Майк, ты чё туда заливаешь-то? - осведомился Лоу заметно пободревшим голосом, - У меня после этого стоять будет, ваще? А потом вдруг встал и пошел. Винтовку с пола поднял. - Ну давай, короче, двигать отсюда! Где там сардж?!
Пока шли, отпихиваясь от наседающих со всех сторон тварей, увидели как исполинский ультралиск насадил на свою косу и поднял ввысь Крэгшоу. Бедный Харя взлетел, сбрызнув кровушкой асфальт, и с размаху шмякнулся оземь. - Ах ты ж драный сука-бегемот, маза фака! - расстроился Лоу, - Сожри урана, тварь! Однако улучить момент для того чтобы засадить добрую очередь в огромную тушу ультралиска не удалось. Мелкие зерги напирали со всех сторон, не оставляя Янгу не секунды свободной. Он стрелял в упор, колол штыком, выпуская уродам потроха, давил и пинал тварей тяжелыми ступнями, орал оглушительно им прямо в харю. - Да что б вас всех..! Сдохните, тараканы проклятые!
|
-
- Гы-гы. - Выдал Рик, наблюдая, как располовиненная туша Крэгшоу шлепается на асфальт. Реально, таким смешным и успокаивающим показалось это зрелище. Может, никогда в жизни мистер Мэтчстик не чувствовал себя таким спокойно-расслабленным, как сейчас. - Гы-гы. Гы-гы-гы. Ха-ха. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! ХА-ХА-ХА-ХА! Ты настоящий друг!
-
Жжот. Жжот!
-
Немного безумия в ленту
-
Ебнутый от рождения, ресоциализированный, и теперь вновь ебнувшийся Рик Мэтчстик познал прелесть войны. +))
|
|
-
добротно
-
Не знаю почему, но именно на эту песню ассоциации у меня с Моралес: ссылка
-
Медслужба доминиона умеет лечить на ходу.
+
-
Медслужба доминиона умеет лечить на ходу. На бегу. В прыжке. Да что там, даже падая без парашюта, можно извернуться и ширнуть регенератор. А тут даже почти удобно. Самое главное - ткнуть щуп, куда надо. Крылья, ноги... Главное - щуп)))
-
- Будет приятно, - сообщила она Харе. - Не останавливайся, это всего-навсего анестетик. Дыши, детка. Всем таких медиков)
|
|
|
-
зерглинги топтались в сторону бутиков, явно завидев бешеные скидки (до 75%) на брэндовую одежду Гламурные зерги.
-
+ Напор, ирония и хаос рубилова. Гут.
-
Цепляет.
|
На работе было скучно и пусто. За весь день – два посетителя, из которых один ошибся конторой, и весь разговор с ним ограничился указанием на правильную дверь, а второму нужна была начальница, которой не было на месте, и Джейн записала его в «окно» на четверг. Бумажной работы было тоже не так много, а сама миссис Грейс весь день в бегах – тишина и спокойствие. Можно читать, ненавязчиво болтать с кем-нибудь по сети и наслаждаться почти уютным одиночеством и легкой, светлой грустью, часто посещающей ее осенью.
Джейн любила осень. Ее угнетала жара и тяготили толпы туристов, заводнявшие Ласт Харбор летом, а осенью, когда все они уезжали, городок словно бы вздыхал свободнее – и она вместе с ним. Солнце становилось ласковее, небо изменчивее, а море – темнее и прохладнее. Их офис находился в одном из немногих городских небоскребов на двадцать первом этаже, и через большое окно приемной, где она проводила большую часть своего рабочего времени, если открыть жалюзи, была видна небольшая полоска моря – сегодня свинцово-серого под несущимися по небу тучами, чуть неспокойного, облизывающего тяжелыми волнами опустевшие пляжи, перебирая песок и гальку и унося куда-то в глубину мелкий мусор, чтобы переварить его где-то в темной пучине, будто огромная кошка, вылизывающая шерсть – так же деловито, увлеченно и неспешно, шерстинка к шерстинке – камушек к камушку. Морю ведь никогда не нужно никуда спешить… Джейн вот сегодня тоже не нужно. И почему-то ее жутко потянуло к морю. Еще разок взглянуть на расплавленный металл, в который превращалась вода под косыми лучами заходящего солнца, пока световые дни не сократились настолько, что она будет идти с работы уже в темноте.
Закончив работу и заскочив домой лишь переодеться, она вышла на пустынную в прохладный вечер набережную. В будний день не в сезон здесь мало кого можно увидеть – большинство кафешек и дискотек, летом бурлящих жизнью и превращавших набережную в шумный муравейник, уже закрылись, порт находится в другой стороне, а немногочисленные в это время туристы все больше по вечерам греются в отелях или барах. Из местных здесь разве что бегают по утрам трусцой – почему-то поразительно мало тех, кто всю жизнь живет у моря, по-настоящему его ценит и любит просто проводить время с ним рядом. Джейн же родилась и провела первые пятнадцать лет своей жизни в другом городе, где моря не было, поэтому все еще не утратила уважительно-восхищенного отношения к нему.
Неспешно идя на своей волне, Джейн могла бы и не заметить парня, если бы он не выделялся так на фоне закатного неба, одинокий и какой-то нездешний. И могла бы и не услышать его, если бы буквально несколько минут назад, выходя на набережную, не вынула из ушей маленькие капельки наушников, чтобы сменить музыку инструментов музыкой моря и ветра. Когда же он обратился к ней, она удивилась и растерялась настолько, что даже оглянулась вокруг, убеждаясь, что больше никого рядом нет, – она была не из тех девушек, с которыми часто знакомятся на улице. Особенно симпатичные молодые парни с такими удивительными глазами и таким приятным голосом.
Вопрос был столь же странным и потусторонним, как и сам незнакомец, и девушка удивленно взглянула на небо – хоть оно и было пасмурным большую часть дня, гоня тяжелые тучи на север, дождя не было. Более того, у горизонта пелена облаков была разорвана, обнажая полоску неба и позволяя скрывающемуся солнцу подсвечивать темно-рыжую шевелюру парня, отчего казалось, что она будто бы светится – будто бы весь он светится особым, густым медовым светом, словно весь он был порождением этого осеннего заката – или ее больного воображения, истосковавшегося по романтике. Джейн, как завороженная, подошла к нему поближе, где-то в глубине души готовая к тому, что он сейчас исчезнет, растворится вместе со скатившимся в море солнцем – и отчаянно этого не желая.
Подавив единственный, но глупый вопрос-ответ «А что же еще?», она еще пару секунд продолжала молчать. Что-то подсказывало ей, что именно сейчас и именно этому человеку ответить так будет не просто неуместно, а совершенно непозволительно. Но что-то ответить было надо, хотя бы для того, чтобы продолжить разговор, и она, снова взглянув на небо, неуверенно, почти шепотом отозвалась:
- Наверное…
Какие у него все же невероятные глаза…
|
|
|
Привычный мир расплылся на сотню смазанных оттенков. Звуки смешались в единую какофонию, плавно перерождаясь в оглушительный звон. Твёрдость пола. Наползающий отовсюду холод… Здесь было комфортно. В уютной, спасительной темноте. Где не было ничего – ни реальности, ни воспоминаний. Лишь бесчувственная аморфность существования. Без снов и грёз, без волнений и проблем. В глубинах сознания нет ни единой искры осознанности. Полная изолированность от действительности. Длинная пауза. Провал во времени, отрезок жизни, который заполнила чернеющая пустота. В один момент она просто развеялась, отхлынула, выбрасывая в реальный мир.
…Она приходила в себя долго и мучительно. Первое, что ощутила, - нестерпимое головокружение. Приоткрыла веки, сморгнула выступившие от яркого света слёзы. Тёмные полосы маячили перед глазами – выбившиеся пряди волос щекотали кожу, прилипли от влаги к скулам. Она застонала. Невыносимо мутило. Хотелось свернуться, прижать к животу колени и накрыть голову руками. С удивлением обнаружила, что не может пошевелиться. Конечности не слушаются. Словно вовсе атрофировались. Несколько долгих секунд Дженна приходила в себя, но только теперь, ощутив по-настоящему испуг и мощный прилив адреналина, пришла в сознание окончательно. Безумные мысли посетили её голову. Осмысленность появилась в блуждающем, затравленном взгляде.
Ремни. Десяток крепких ремней стягивали её всю. Ноги и руки. Туловище. Шею. Она не владела собственным телом. Слабо шевелила онемевшими от замедленного кровообращения пальцами. Практически не могла вращать головой. Они врезались в кожу, прижимая крепко к чему-то жёсткому. Только теперь Дженна обратила внимание на собственное положение. Несколько безумно долгих, страшных секунд осознания спустя… Вертикально поставленная стенка со множеством ремешков. Даже не операционный стол.
Всего мгновение – и перед её глазами сфокусировался движущийся силуэт. Где-то за стеклом, в нескольких метрах от неё. Так близко и одновременно безопасно-далеко. Непонимание вначале сменилось отвращением и ужасом. Нахлынувшие эмоции позволили приоткрыть завесу, отделявшую настоящее с прошлым. Понемногу начала возвращаться память. Сквозь вату обрывочных мыслей в разум проникали эпизоды произошедшего…
***
…Её последняя фраза отпечаталась в пространстве громким эхом. Ибо наступившая после тишина ударила по слуху. Всё оставалось как прежде. Ничего не изменилось. Послушные биороботы продолжали боевую подготовку. Шагали в строевом порядке, выполняли беззвучные команды, целились в безгранично далёкие мишени. Лишь здесь, на втором ярусе, витало в воздухе напряжение. Атмосфера накалилась до такой степени, что, казалось, окружающее пространство лопнет от переполнявшей её ярости. Наконец, старик нарушил тишину. Заговорил негромко и спокойно. И Дженне было абсолютно плевать на то, что именно он говорил. В сухом тоне она различила явную угрозу. Поняла по его голосу, что разговоры кончились, и теперь её ждёт нечто действительно страшное. Она вырыла себе яму.
Всего секунда. Возможно, даже меньше. Острая боль в резко сведённых лопатках, бездвижное положение, в котором оказалась. Не успела понять. Не успела попытаться вырваться. Резкий удар выбил из неё дух. Размазал реальность в сплошное тёмное пятно. Прокатился по телу волной наэлектризованной боли, бьющей по нервам и вяжущей мышцы. Казалось, она уже не сможет вдохнуть. Ощутить в лёгких столь желанный воздух… Едва сделала глоток – жадный, звучный – как внезапная пощёчина со звоном хлестнула по щеке.
В этот момент перед глазами возникло уже знакомое мужское лицо. В обрамлении кудрявых тёмных волос. Где-то в отдалении раздался детский смех. Мгновение перед беспамятством. Мгновение угрызений совести. Не думала о себе. Думала о том, что будет, когда они узнают… Когда «Ренессанс» опустится на орбиту, принеся с собой дурные вести. Или вовсе не вернётся… Простите. Не убивайся, Луис. Не плачь, Нелли. Не забывай меня, Клэр.
Грубое прикосновение чужих пальцев, чья-то рука приподнимает голову. Тонкая игла пронзает кожу шеи. Уже знакомый раствор разливается по венам…
***
Она не хотела никого винить. Не потому, что не видела в этом смысла… Просто так сложились обстоятельства. Она не винила себя. Ни разу не пожалела о сказанных словах. Ведь даже наигранно-вежливый разговор когда-нибудь бы перетёк в стадию полного игнорирования, стал ходом эксперимента. Возможно, она была далеко не первой, кто с тупой прямотой доказывал чудовищность его замыслов. И в который раз это оказалось бесполезно. В конце концов, она высказала всё, что о нём думала. И её удовлетворяла эта, пусть и маленькая, победа над лицемерием и страхом. Она ни в коем случае не винила Эрика. Не винила в выборе, включающем в список её кандидатуру. В любой момент могла отказаться от миссии, но сама поставила подпись на подтверждающем её участие документе. Всё могло сложиться совсем иначе. Но им не повезло с самого начала, просто не повезло…
Дженна вспомнила себя. Словно со стороны увидела фрагмент из собственного прошлого. Яркие вспышки камер, роскошные аэрокары, красная дорожка. Пять фигур на фоне белоснежного челнока – словно символ светлого будущего, великой миссии, ждущей этих людей в далёком космосе. Красиво и со вкусом. Официально, с корреспондентами. Ощущается налёт романтики, оторванность от жестокой реальности, радужные надежды и героизм. Да, тогда они все были героями. Были избранными. И ей это нравилось. Быть кем-то исключительным. Быть в центре внимания. Позировать перед объективами камер, раздаривая толпе ослепительные улыбки. Тогда ей было всё равно, что будет после. На разговоры, лишённые смысла в нутре самого челнока. На ждущее её будущее. Главное – лишь этот момент. Лишь сияющая молодость, прикрытая обтягивающим дорогим платьем, завистливые взгляды, восторги первых поклонников. Жизнь в свете софитов. И плевать, что она длилась всего мгновение…
Реальность слишком жестока. Что-то клокочет внутри, подкатывается к горлу сухим комом. Ей хватает усилий сдержаться и не показывать слабость. Ни за что не заплачет перед этим ублюдком. Не будет умолять о пощаде. Пусть. Пусть делает всё, что хочет. Но если где-то есть всё же справедливость… Карма, божественная сущность – не важно… Пусть же он сдохнет в мучениях. Его настигнет возмездие. Сладко-долгая смерть… Когда-нибудь.
…Сквозь стекло она видит, как оживает неприметный ранее экран. Незнакомое лицо появляется в поле зрения. Мужчина крупного телосложения, темноволосый. Кто-то, с кем Эйзенхауэру понадобилось посовещаться перед началом очередного эксперимента. И Дженна не обратила бы на него должного внимания, продолжая пытаться смириться с судьбой, если бы не одно обстоятельство. Чей-то голос вполне отчётливо назвал уже знакомую фамилию. Девушка, безучастно глядя на лицо чернобородого, едва повела бровью. Подумалось в первую секунду, что ей просто мерещится. Пока не пришло осмысление, что кроме неё и молчаливого стража в комнате никого нет. С изумлением она перевела взгляд на стоящего у двери парня, впившись в него глазами, пытаясь осознать очевидное. Лео. Боже, Лео. Да ты говорящий… Мало того, что говорящий, похоже, ещё что-то понимающий. Шестерёнки в голове двигаются. Остановившийся на экране взгляд отражает какую-то внутреннюю эмоцию… Казалось, что-то в ней камнем рухнуло вниз. Чтобы снова вспорхнуть с приятной лёгкостью.
- Выбрал момент… Вовремя… - пробормотала Дженна, разлепляя сухие губы и не узнавая собственный хриплый голос. Прочистила горло, сглотнула. Начала говорить чуть громче и живее. Ощутила, как нестерпимо хочется на свободу... – Борман. Да-да, Борман. Что ты о нём знаешь? Кто это – Борман? – начала повторять эту фамилию, пытаясь вырвать парня из сковавшего разум отупения. Явно, что-то у него с этой фамилией связано. И она зацепилась за неё как за ниточку. – Пожалуйста, не молчи. Умоляю, поговори со мной… Борман, да. Там, на экране. – «Злой и плохой дядя, ты не должен его слушаться», - хотелось наставительно, как ребёнку, сказать. - Я хочу выбраться отсюда, Л... - имя так и не сорвалось с языка. Вспомнила, как быстро он среагировал, когда его произнёс Эйзенхауэр. - Послушай. Надеюсь ты всё же не такой тупой, каким кажешься... Помоги мне. Ей просто не верилось. Именно в этот момент он внезапно раскрыл, что обладает зачатками разума. А она... Ей ничего не оставалось, как уцепиться за эту возможность. Даже если потом она поплатится. Не попытаться она не могла. Хоть и понимала, что Лео - всего лишь биологическая машина. Слишком долго из него выбивали человечность. Слишком долго играли с геномом.
|
|
|
|
|
|
|
|
Маки дождалась слова детектива и только затем отключилась. Дождь на улице постепенно усиливался, а когда Леон спустился вниз и вышел из дома, то улицы встретили его порывом ветра, который гнали большие вентиляторы на стенах домов, и каплями дождя в лицо. Плащ его был светлым, но даже так, и не смотря на заявления фирмы производителя, на нем попадались выбеленные хлором пятна. Говорили, что Осирис использует два типа дождя - с хлором очищающий и обычный, без примесей. Улица встретила Леона тишиной. Вокруг узкой дороги-шоссе, над которой были проведены пути линий с электричеством, стояли темные фигуры домов. В вечном сумраке Подрая, они казались великанами, обступившими мужчину, и смотрящими на него провалами темных окон. Ни одно из зданий не было ниже этажей двадцати и тянулось вдаль почти до самого конца района. Тут и там на тротуаре были припаркованы машины. Их антенны, которыми они касались линий над шоссе, были сложены и убраны - в Подрае и так все воняло канализацией или нечистотами и потому большая часть транспорта использовала электричество и батареи, а не старый добрый бензин. Экономия и возможность не задохнуться под колпаком верхнего города. Машина ждала Леона почти у самых дверей. Это была одноместная служебная капсула на трех колесах, такая узкая, что там едва хватало места и одному. Как только детектив опустился на мягкое, потертое сидение, как крышка машины-капсулы закрылась и загудел мотор. Прямо перед ним высветился небольшой дисплей, отражающий карту и путь, по которому собиралась идти машина, а рядом сводка о погоде, информация о районе и тому подобные данные. Из верха машины выдвинулась антенна и, коснувшись проводов, бросила на крышу россыпь искр, а затем капсула сама вырулила на шоссе и поехала к месту убийства. Конечно, она могла следовать не только по линии-пути, но и ехать автономно, но тогда начал расходоваться заряд батарей. Да и Леон никуда не торопился. По дороге ему мало попадалось другого транспорта - люди еще спали и только редкие окна домов бросали свет на тротуар у домов. То тут, то там по глазам резали яркие неоновые вывески баров, магазинчиков да и просто тех, кто хотел привлечь к себе внимание в мире без солнца. Впрочем, тут их было мало - машина двигалась вдоль главной дороги - Стикса - где вывески и плакаты освещали улицу лучше любых фонарей. Даже сейчас, крыши домов, что стояли вдоль основной дороги города, были словно освещены ореолом света. И, как и путь до дома Леона, путь занял не больше минут трех. Уже издали детектив увидел полицейские машины у одного из домов, бросающие сине-красный свет по стенам, и людей, что столпились около голографической линии. Пара копов следили за порядком и, когда капсула подкатила ближе и отцепилась от линии-путей, тут же разогнули зевак. Место убийства выглядело как разваливающийся десятиэтажный дом, на стенах которого, кое-где, зияли пятна отвалившегося защитного покрытия. Ни одно окно не горело, а распахнутая дверь подъезда казалась темной пастью. - Детектив. - кивнул Леону один из копов, что охраняли периметр. Это был невысокий, полноватый мужчина, чей правый глаз был заменен на фото-имплант среднего качества. пара светодиодов выступал сквозь кожу около него и горели белым. - Она вас уже ждет. - и он указал на дверь дома, где стояла одинокая фигура. Туман, или же все таки пар, гонимые воздушными вентиляторами у домов, то и дело нагонял облачка, закрывающие обзор, но Леон и сам понимал кто его ждет. Безупречно выглядящий андройд второй версии, на голову ниже него самого, в неизменном, идеально выглаженном, темном костюме. Маки.
|
|
|
|
|
|
|
Здесь нет ничего. В окружившей, необъятной пустоте. Во мраке несуществующего мира. Здесь нет ничего, кроме твоего не угасшего сознания. Воспоминаний, что яркими огоньками вспыхивали, напоминая о чём-то далёком… Сквозь время и пространство. Сквозь пережитые годы, изменившие всё: уклад жизни и тебя саму… Ты видела вновь лес. Чувствовала прикосновения ледяных капель и вязкую грязь под ногами. И собственное падение в зеркальную бездну… Сон или явь? Действительно ли она была там, в тот миг? Чёрная луна, накрывшая собой весь остальной мир. Окутавшая своей тенью. Её возросшее влияние в это мгновение было столь ощутимо… Здесь нет ничего, кроме трёх фигур. Слишком малых в сравнении с окружающей их бездной тьмы. На дне бесконечно глубокой пропасти. Нет паники, нет волнения. Ты их не чувствуешь. Ни в них, ни в себе. В душе – странное, парализующее спокойствие. Обречённость, с которой смотришь на ситуацию со стороны, словно непричастный наблюдатель. Одновременно хочется и плакать, и смеяться. Твоё стремительное бегство… к чему оно было? Ведь теперь ты пришла к тому, от чего убегала. И ощущение не покидает… ощущение, что всё зря. Надежды, стремления – рассыпались осколками. Острыми, ранящими осколками.
Не сразу доходит смысл фраз. Не сразу Айлин замечает приближение Ариса, погрузившись в собственные печальные мысли. Всё ещё удерживая руку Константины – человеческое тепло напоминает о том, что она не одна. Айлин поднимает глаза, всматриваясь в лицо подошедшего Хеллгейта – несколько долгих секунд словно его не узнавая. Лишь постепенно разум цепляется за рождающиеся в голове ассоциации и недавние переживания, выводя девушку из оцепенения. Несколько мгновений – и она вспоминает. Слушает его голос, отмечая с удивлением, насколько спокоен его тон. Наконец, понимает произнесённые слова. Она вспоминает. Моменты своей жизни в особняке – когда в нём появился телохранитель, приставленный братом. Близким человеком, что, чувствуя вину, просто сбежал от неё. Откупился роскошью… Вспоминает собственное недовольство, вспышку гнева. Резкость, с которой относилась к новому в доме лицу. Считала, что он здесь абсолютно лишний. Тысячи мелких капризов. Сотни бессмысленных приказов. Колкости в адрес молодых служанок. Чья-то чужая жизнь. Её прошлое.
Короткое время – на осознание. На то, чтобы вновь вернуться в настоящее. Вспомнить вопросы, что так и не были высказаны вслух. Вспомнить собственное волнение, с которым Айлин смотрела в глаза Константине, берясь за ручку деревянной двери… Растаял мираж. Рассыпались надежды. Айлин нахмурилась. И с каждой секундой взгляд становился осмысленнее. Что-то внутри содрогнулось от неприязни и протеста, разливаясь обжигающей волной. - Что? Наколдовать?.. – девушка ощутила противную мелкую дрожь. – Тебе ещё хватает наглости так спокойно разговаривать? Словно ничего не произошло?.. – В тоне гораздо больше удивления, чем злости. - Ты оставил меня. Там, в очаровательной компании оживших трупов! От Константины отвернулся, когда ей нужна была помощь. Не помнишь, Арис? – Её голос был ядовито-спокоен. – Ты мог ради приличия исполнить обязанности, пока бы мы не выбрались! Но в этом слишком много чести, ударить в спину приятнее, м?.. Бросить в кишащем мертвецами подземелье!.. И теперь мы тут по твоей же вине. - Голос несколько изменился, сдерживать злость было невыносимо. - Знаешь, что? Сам ищи выход! Я тебе ничего наколдовывать не собираюсь! Привязанность. Страх. Облегчение. Подобные чувства из недавнего прошлого слишком резко отошли на второй план. Иные эмоции поглотили. Айлин вцепилась в руку Константины, ожидая, что та её поддержит.
-
Знаешь, что? Сам ищи выход! Я тебе ничего наколдовывать не собираюсь! Очаровашка^^
-
ахах, доставил обвинительный монолог :)
|
|
ссылка- Все получится, Адам. Ей бессмысленно что-либо говорить, этой женщине. Она вдохновляет. Она вдохновляет тем, насколько уверена в своих словах. Слово, сказанное ею, будто обретает плоть и силу, какую-то абсолютно волшебную силу, которую эта женщина с легкостью расплескивает вокруг. Сеет, дарит. Так просто! Тихим, приятным голосом, плавными жестами вселяет собственное знание в других. Бог когда-то поцеловал эту женщину в макушку, а потом забрал у нее отца. - Марк, сообщи мне, если капитан очнется до того, как мы выступим. Сначала только мне. Больше ничего. Барреа поднялась в комнату, считающуюся здесь ее. Тронула ладонью стену, осмотрелась и махнула рукой. Очень легко оставить то, что тебе не принадлежит, а когда знаешь, что на самом деле тебе не принадлежит ничего и нигде... Регина забрала лишь плащ и фото испод матраса. Секретик. Ястреб всмотрелась в лицо на пластиковой карточке. Борман. Фото, которое она рассматривает перед сном ежедневно, фото - напоминание. Борман - не просто цель. Борман - ее единственная любовь. Извращенная, ненормальная, пурпурно-черная любовь. Человек, который сделал ее мир столь интересным. Интересным до тошноты. Человек, который забрал ее себе полностью. Человек, о которого сломал зубы весь Элкор. О нем никто ничего не знает - ни его детства, ни его настоящего. Несуществованец. Недосягаемый и желанный, ее мужчина, тот самый, которого она видит во снах. Только эти сны не наполнены радужными картинками совместных удовольствий, это темные, зыбучие сны, где один убивает другого. Медленно. Кто сегодня? Благодаря Борману ее жизнь не свелась лишь к воровству, она выросла благодаря Борману, она почти достигла Неба. И вокруг нее только небожители. Хоть никогда путь не сводился только к походу по ступенькам. Должна быть идея. Должен быть человек, который в идею верит, который питает ее изо дня в день, кормит других собой и своей верой. Пусть даже эта вера в ничто - какая разница! Все боятся. Страх непреодолим просто так, страх естественен, страх призван уберечь. Добровольно шагнуть в смерть - для такого нужно абсолютно избавиться от страха в себе, сделаться невозмутимым и безумным, нужно бесконечно огромно верить. Смельчаков на самом деле не существует. Существуют идеи, которые могут овладевать людьми сильнее страха. Ее идея, эта фотокарточка - день за днем убивали в ней страх. Страх души перед собственным падением, перед путем в бездну, бездну ответственности за других и подталкивания других к смерти. Суметь вдохновиться и вдохновлять - это, единственное, требование к самой себе Регина понимала всегда. Пара коротких сообщений своим. Регина спустилась в гостиную. Принесла вино. Орьянское. - Угощайтесь, господа. Если кому-нибудь нужно что-нибудь еще, просто скажите. Быть может, вы голодны? Из меня никогда не выйдет прилежная и заботливая хозяйка дома, полагаю. Просто сказала. Просто утекла в дальний угол. Мундштук и папироса. Бокал вина. Затяжка, глоток. Все это может стать последним. Даже вдох. Как дышал бы человек, ежедневно прогнозирующий собственную смерть в следующую секунду? Медленно дышит. С трудом осознает происходящее. Вспоминает былое. В происходящем вокруг чужие люди. В прошлом радость, звонкая, легкая, детская. Настоящее в былом, в сегодня только ложь и извращенная, убогая любовь-цель. Она все-таки присутствует, понимая, что не может оставить все так просто, все еще не может пустить ситуацию на самотек. Рано. Слушает в пол уха, самозабвенно отдаваясь парочке своих удовольствий. Вдохновенно заговорила женщина, а Регина вздохнула - ей теперь точно ни к чему здесь так говорить. Это нравилось. А стратегии Регина всегда предоставляла мужчинам, они хозяева информационного поля и войны. Всегда. Она не первый год ночует около карт и планов наступления, и до сих пор ни черта не разбирается даже в нарисованных значках. И это прощают ей. Ей прощают все за ее веру и умение сеять ее вокруг. Шум в коридоре разрушает идиллию уютного пространства гостиной. - А вот и девочка! Весело говорит Регина и встает, оставив бокал и мундштук с тлеющей папиросой на столе. Широко шагает, распахивает двери и впускает внутрь еще одну Регину - девушка бесконечно похожи на Барреа. В них двоих теперь можно запутаться. - Единственный способ обеспечить безопасность групп - отправить с ними Ястреба. Знакомьтесь, Регина. Борман хочет заполучить меня живой, уверена в этом. Когда мы выдвинемся, Марк запустит в сеть мое обращение, Борман наконец постигнет мое лицо, весь Элкор. Борман даже не догадывается, сколько у Ястреба лиц. Даже не два. Ястреб - это Элкор. Внутри Регины сейчас пустота. Внутри плещется безграничное ничто. Девушка, Регине пришлось очень постараться, чтобы заполучить ее к себе, чтобы сделать из нее смертницу, понадобилось много трудов, потребовалось цинично уничтожить ее семью, убить руками императора, но на самом деле самой - короткий компромат, извращенная подстава, чтобы заполучить себе одиночку, просто потому что она слишком похожа на Барреа. Борман не знает, что сплясал под дудку Регины однажды, точнее его люди. Этой маленькой победой Регина невероятно гордится. - Наверх, третья дверь справа, найди там себе то же... Регина показала руками на саму себя, проводила женщину взглядом и вернулась к папиросе. Теперь она улыбалась. Сообщения своим дошли по назначению. Все получится - сейчас она верит в это сама. И это самое главное ей - верить.
-
Барреа поднялась в комнату, считающуюся здесь ее. Тронула ладонью стену, осмотрелась и махнула рукой. Очень легко оставить то, что тебе не принадлежит, а когда знаешь, что на самом деле тебе не принадлежит ничего и нигде... Регина забрала лишь плащ и фото испод матраса. Секретик. Ястреб всмотрелась в лицо на пластиковой карточке. Борман. Фото, которое она рассматривает перед сном ежедневно, фото - напоминание. Борман - не просто цель. Борман - ее единственная любовь. Извращенная, ненормальная, пурпурно-черная любовь. Человек, который сделал ее мир столь интересным. Интересным до тошноты. Человек, который забрал ее себе полностью. Человек, о которого сломал зубы весь Элкор. О нем никто ничего не знает - ни его детства, ни его настоящего. Несуществованец. Недосягаемый и желанный, ее мужчина, тот самый, которого она видит во снах. Только эти сны не наполнены радужными картинками совместных удовольствий, это темные, зыбучие сны, где один убивает другого. Медленно. Вот за это особенно плюс.
-
Борман. Фото, которое она рассматривает перед сном ежедневно, фото - напоминание. Борман - не просто цель. Борман - ее единственная любовь. Вот уж действительно: оригинальная интерпритация.
И непись необычен.
|
|
Покидая медицинский отсек, Сильвия была погружена в глубокую задумчивость. Да уж, как говорят в простонародье - взялся за гуж, не говори, что не дюж. Она согасилась помогать резистенции - а значит, она должна им помочь. Но, выступая на стороне мятежников, нельзя забывать об интересах тех, кто прибыл на Элкор вместе с ней. Ну и о своих собственных интересах тоже, конечно. Дело оставалось за малым - соблюсти во всем этом баланс. Но дэвы кроются в мелочах: следовало учитывать не только цели обеих высоких договаривающихся сторон, но и каждого человека в них. А вот это было еще той проблемой. "Итак, - думала ван Эллемеет, - цели постанцев ясны, как и более-менее ясны их лидеры. Барреа - харизматичный лидер без особого опыта; этот, как там его, Адам - главный военный эксперт, типа капитана Шепарда; ну а мистер Мерк - мозг и финансы подполья. Значит, в первую очередь надо уделить внимание Барреа и Мерку, причем первой - на публике, а второму - в узком кругу".
Пока Сильвия размышляла подобным образом, все, кроме медика и продолжавшего лежать в медботе Фрайзера, уже покинули помещение. Несколько замешкавшаяся, психолог быстрым шагом проследовала за ними, испытывая немалый дискомфорт от того, во что она ныне одета. Легкий алый оттенок ее щекам добавила и шальная мысль о том, что спасители наверняка, переодевая, видели ее обнаженной: вполне вероятно, что те мужчины, что сейчас шли рядом, как раз и были теми, кто узрел ее в столь неподобающем виде.
Психолог помотала головой, отгоняя непрошенные мысли, и попробовала сосредоточиться на следующей части задачи: интересах тех из членов экипажа "Ренессанса", что пребывает вмемте с ней на базе революционеров в здравом уме и твердой памяти - то есть Макса и Фрэнка. "Что же, - вновь погрузилась в раздумья Сильвия, - с Шепардом все проще. Сейчас, чтобы ему угодить, достаточно того, чтобы поспособствовать в получении им долгожданного оружия. Я себя в этой больничной одежде и я-то чувствую неуютно, а уж он, без брони и, тем более, без оружия вдвойне". Затем ван Эллемеет перевела взгляд на спину шагающего впереди Поллинга. Ей слишком мало довелось узнать об этом человеке, которого называли на корабле непонятной абривеатурой "SieBie", но он ей показался мужчиной взвешенным и рассудительным. Вот только последняя его выходка здесь, в медотсеке, выбивалась из общего впечатления, причем в плохую сторону. Сейчас, подуспокоившись, женщина задавалась вопросом: играл ли он тогда, при переговорах с Барреа, или позволил на миг стать самим собой? Ответов у Сильвии на этот вопрос не было, посему идею касательно Поллинга она сформулировала для себя довольно обтекаемую: "Фрэнки у нас, видимо, любит руководить. Надо ему представить подобную возможность и поддержать его начинания и планы касательно дальнейших действий экипажа и повстанцев".
Тем временем Адам открыл группе дверь в помещение, оказавшеесе арсеналом. Сильвия не разбиралась во всех этих орудиях убийства, но подозревала, что что-то из имеющегося здесь она видела ранее. Местный начальник охраны, кажется, думал уводить троих вынужденных "гостей" далее, но ван Эллемеет опередила его задумчивой репликой: - Кажется, вооруженного конфликта нам не избежать, да и капитану Шепарду для душевного равновесия необходимо вооружиться... Поровнявшись с космодесантником, она посмотрела ему в глаза снизу вверх бесстрастным взглядом спокойных карих глаз: - Капитан, будьте так любезны, вооружиившись сами, подобрать оружие мне, а затем и, при необходимости, капитану Поллингу. Я бы попросила вас не медлить с этим - не хорошо задерживать нашего достойного проводника.
...Поднявшись вслед за Адамом по лестнице наверх, психолог на несколько секунд замерла: от яркого натурального света и от удивления окружающей ее роскошью. Словно бы она и не на забытом Ормуздом Элкоре, а на родной Земле, в отчем доме или в особняке любезного супруга. Сама окружающая роскошь женщину, привыкшую к не менее дорогой и кричащей обстановке на Земле, не удивила - странно было видеть ее здесь, да еще в доме одного из глав мятежа, не связанного, как пончла Сильвия, с планетарной элитой. Ничем не прокомментировав увиденное, ван Эллемеет молча проследовала за элкорцем в отведенные экипажу покои и так же молчаливо выслашала его, лишь кивком подтвердив, что она все поняла. Когда за Адамом захлопнулась дверь, Сильвия, сложив руки на груди, привалилась к стене, неторопливо и оценивающе разглядывая помещение. "Достойно, достойно... Мистер Мерк явно не бедствует, раз может позволить себе подобную обстановку. Даже папенька с маменькой наверняка бы сочли этот дом достойным свого визита, не говоря уже о драгоценном Лионеле, всегда мерявшем людей по признаку их достатка. Так что и мне нечего привередничать". Еще раз осмотревшись в поисках одежды и не углядев ничего подобного, женщина, сделав умильное личико и широко распахнув глаза, обратилась к Шепарду: - Макс, посмотри в шкафах и прочем, пожалуйста, нет ли тут какой-нибудь одежды. Или у Адама спроси - а то я что-то не подумала. Пожалуйста, мне очень-очень дискомфортно так ходить!
...Спустя двадцать минут ван Эллемеет вместе с прочими спустилась в гостиную, уютно устроившись в широком мягком кресле. Единственное, что она восприняла несколько болезненно, так этот то, что гостям предложили только чай, тогда как сам хозяин прихлебывал горячий кофе. Бывшей страстной любительницей того же напитка Сильвии было неприятно, что ей кофе даже и не подумали предложить. Конечно, она могла бы озвучить свою просьбу, но этому мешала прорезовшаяся родовая гордость - ни у кого ничего не просить, даже в мелочах. Доклад Адама женщина слушала спокойно и даже несколько отстраненно, сосредоточив свое внимание, как казалось, исключительно на чашке чая: Сильвия никак не могла заставить себя воспринимать проблемы Элкора, как свои собственные. Из медитативного состояния ее вывели лишь слова о гибели Хладовин. Подняв взгляд на сидевшего напротив мужчину, психолог прошептала: - Как... Как же так? Пережить падение "Надежды", чтобы быть убитой солдатами при аресте? Беллис, несчастная Беллис... На просьбу изложить план действия женщина отмалчиваться не стала. Аккуратно поставив чашку на стол и покинув уют кресла, она поднялась во весь свой невеликий рост, положив одну руку на стол, а другую уперев в бок. Оглядев собравшихся, Сильвия четким, хорошо поставленным голосом проповедницы произнесла: - Я не солдат, и пускай решают Поллинг и Шепард - они куда опытнее меня в подобном. Но и мне понятно: время не ждет! Пока мы рассиживаемся здесь, там, на улицах, под пятой тирана погибают мирные люди, поднявшие головы и решительно сбросившие рабские оковы. Наш долг - помочь им! Я не уверена, что наших сил хватит пробраться в логово Бормана - но мы способны прорваться к "Ренессансу" и, разбомбив с орбиты дворец диктатора и глушитель, поставить на колени прислужников сатрапа! Все просто: можешь - значит должен. Я готова с оружием в руках умереть за свободу Элкора и за Федерацию, хоть и предпочту осаться в живых и увидеть возвращение Свободы! А вы, - она горячим взором обвела присутствующих, - готовы?
-
Сильно, хотя и слог изменился. Местами сложновато читается и воспринимается.
-
о, эта горячая пламенная речь на излете, такая неожиданность, но здорово, да, абсолютно здорово!
-
Бывшей страстной любительницей того же напитка Сильвии было неприятно, что ей кофе даже и не подумали предложить. Конечно, она могла бы озвучить свою просьбу, но этому мешала прорезавшаяся родовая гордость - ни у кого ничего не просить, даже в мелочах. Очень такой показательный для Сильвии момент, характерный)
|
Один день. Всего лишь сутки в её распоряжении находилась эта сила. Магия, в таинства которой её не посвятили. Не поведали всех тонкостей обращения с ней. Не дали столь необходимых знаний, азов, знакомство с которыми, безусловно, происходит у каждого ученика Гильдии на первых этапах обучения. Всего один день. Эви ещё многого не знала о собственном даре. Чародейка полагалась исключительно на интуицию и ощущения. И, пожалуй, всё явственнее понимала, насколько легко ей даётся подобный метод изучения. Жившая в ней энергия больше не вскипала смертельным и затягивающим водоворотом, текла спокойно и размеренно, не вселяя страха в свою же обладательницу. Эви всё ещё опасалась таящегося в ней могущества, но, казалось, магия утихла навсегда. И теперь беспрекословно подчиняется, словно верный зверь, уснувший у её ног. И так же, как он, впитывая чувства хозяйки. Казалось, именно эмоции служили для её силы выходом… Страх смерти в Эредине, позволивший переместиться. Желание заглушить боль. Проснувшийся минутами ранее поток. И теперь… Ноющая тоска внутри и чувство вины за то, что оставила близкого человека.
И знакомые черты внезапно выплыли из глубин памяти, соткались узором во тьме прикрытых век, являя лицо её брата. Слишком яркая картинка. Живой взгляд светлых глаз, растрёпанные тёмные волосы. Эви вздрогнула. Сразу почувствовала, что возникший перед ней силуэт вовсе не плод воображения. На секунду ей почудилось, что она слышит его голос. И наблюдает во взгляде укор… Забилось сердце чаще. Девушка вскочила с места. Сорвалось с языка единственное слово. Его имя. Эви не стала задерживаться больше. Вывела лошадь на протоптанную дорогу, взобралась в седло и тронула животное, направив в ту сторону, куда указывала ей сила. Ниточка, за которую чародейка охотно зацепилась, следуя в неизвестном направлении. Только сейчас девушка задумалась о том, куда ведёт её выстланный магией путь. Большую часть жизни проведя в движении, почти никогда не задерживаясь подолгу на одном и том же месте, Эви научилась определять по многим признакам собственное местоположение. Стороны света. Время суток. И сейчас ей не составило труда сориентироваться и понять, что пульсирующий луч энергии ведёт её на запад. Что-то внутри кольнуло. Смесь различных эмоций, но в основном – страх. Она старательно избегала любых проявлений войны. Сбежала от неё всего несколько часов назад. И теперь добровольно следует в сторону, откуда началось наступление. В тот же момент она прекрасно понимала, что, если её семья именно там, в Артодане или возле его границ… они могут находится в опасности. Не воины, не маги. Простые циркачи… Причина, почему близкие оказались в этот период времени именно там, казалась ей сейчас несущественной. Единственное, что имело какую-то значимость, - помощь, в которой, возможно, они нуждались.
…Становилось пасмурно. Небо над головой потускнело, налилось застывшим металлом. Силуэт солнца практически полностью скрылся за серой мглой. Эви ждала, когда почувствует на коже первые обжигающие капли, почти не сомневаясь, что в скором времени хлынет ледяной ливень. Поёжилась, представляя себе дорогу в последующих условиях… Пропитавшаяся влагой одежда, размытые дороги и плохая видимость были, несомненно, худшим вариантом развития событий. Погода в точности отражала её собственное настроение. Казалось, тучи сгущались не только над головой, но и в её душе. Не было желанного покоя. Пустота заполнялась самыми мрачными предчувствиями, ощущениями, совершенно отличными от предвкушения скорой встречи и радости успешных поисков. Навеянные недавно образы оживали в голове непроизвольно. Эви не могла выкинуть из головы эпизод, свидетельницей которого стала некоторое время назад.
Кровь на руках. Боль, отражённая в тусклых глазах архимагистра. Заволакивающий взгляд туман. Близость смерти ощущается так явственно… Убийство. Столь хладнокровное и кровавое. Столь долгожданное. Жестоко с его стороны – позволить ей наблюдать столь жуткую картину. Напомнить вновь о том, какое значение в действительности имеет прошлое. И как долго он к этому шёл. Сколько зла совершил ради одного мгновения сладкой мести... Что он чувствует теперь? Удовлетворение и радость от содеянного? Или понял, в конце концов, что прошлое никогда не вернётся?.. Слух уловил отдалённую мелодию, наигранную струнами скрипки. Отражение гнетущего воспоминания. Что-то обжигает внутри. Рождается первая искорка чувств. Эви ощущает болезненный укол в сердце. Укол смятения и сомнений. Ещё недавно уверенная в том, что связь возникла исключительно по воле Архарона, Эви силилась найти в буре его эмоций какие-либо доказательства. Желание оттолкнуть? Пренебрежение и обида?.. Хоть что-то. Что позволило бы выкинуть его из головы, полностью сосредоточиться на своей цели. Не находила. Не могла понять. Не могла заставить себя не думать об этом. Чародейка мысленно перенеслась за полог шатра. Воскрешая в памяти предшествующий осаде вечер.
Обвинение, брошенное в его сторону. Она помнила его так отчётливо, словно событие произошло всего мгновение назад. Отрицание и искренность. Недоверие таяло так же стремительно, как и суеверный страх перед образом монарха. В голове крутились детали неминуемого разговора. Открывшихся тайн. Эви помнила. Все оттенки своих эмоций, пережитых ещё совсем недавно. Помнила свой вопрос, так и не высказанный вслух. Она не решилась его задать. Не знала до сих пор. Почему всё произошло именно так. Почему он позволил ей увидеть самое сокровенное… Невольно мысли вновь вернулись к Ройсу и его смерти. Может… ей бы удалось? Остановить Архарона в последний момент. Если бы она не ушла. Если бы стояла рядом, наблюдая падение архимагистра. Ещё некоторое время назад в подобное она отказывалась верить. От затеплившейся искры надежды веяло теплом. Воображая, что она могла бы повлиять на исход, становилось чуточку легче. И одновременно тяжелей. Теперь это в прошлом. Он сделал свой выбор, так же, как и она.
…Дорога уводила всё дальше. Расстояние до цели сокращалось, но, полностью поглощённая собственными мыслями, Эви не обращала на это внимания. Не замечала течения времени, отмеряющего проведённый в дороге промежуток. Казалось, всё застыло в тишине, и даже окружающий пейзаж казался до абсурдности однообразным и неизменным. Развилка появилась перед глазами неожиданно. Эви натянула поводья, остановив лошадь и вглядываясь вдаль, куда уводили дороги. Девушка почти сразу определила, что одна из них ведёт к столице, в то время как вторая – непосредственно к границам государств. В голове тут же родились определённые ассоциации, воображение нарисовало картины событий. Фантазия вела её вперёд. Влево – опустошённая войной местность, пограбленные обозы, следы копыт на дороге. Вероятно, когда-нибудь она настигнет кочующих вдоль тракта всадников. Поплатится за безрассудное путешествие в одиночестве. Вправо – лесистая местность, поросшая березняком. Скрывшим от взора возвышающийся вдали город. Полыхающий пожарами Эредин. В своём воображении она слышала приказы, выкрикиваемые командирами войск. Видела, с какой уверенностью солдаты Артодана вступают во дворец, занимают резиденцию короля, вывешивают флаги победителей… Различала знакомый силуэт среди сотен подвижных фигур. На секунду ей показалось, что он смотрит прямо на неё. Видит сквозь разделяющее их пространство.
Ощущение на грани физического присутствия. Заставившее замереть, пропустить удар сердца. Пробежавшие по спине мурашки щекотали кожу, достигли шеи, сводя лопатки. Его голос слышался совсем рядом. Словно не было никакого расстояния вовсе. На мгновение Эви даже поверила. Повернула голову, в надежде увидеть. Но окружающая местность была столь же пустынна, как и несколько секунд назад. Услышала отголосок его мыслей. Перед внутренним взором возник образ мужчины среди берёзовой рощи. Унять дрожь в теле было практически невозможно. Она не успела ничего спросить. Жадно впитывая крупицы информации, расширенными от изумления глазами смотрела куда-то вдаль, поднеся к губам тыльную сторону ладони. Связь оборвалась столь же стремительно, как и возникла. Эви не могла поверить. Ей не хотелось верить в то, что это правда. Она уже смирилась, какое-то время назад убеждала себя, что ей стоит обо всём забыть и отпустить. Размышляя о сделанных выборах, заставляла думать, что так всё и должно было закончиться. Что их пути совершенно различны… Он вернулся. Зачем он вернулся? Зачем снова всё усложнил?..
Эви чувствовала, как к горлу подкатывает сухой ком, щиплет от слёз глаза. Ландшафт округи расплывался словно в тумане. Снова. Это происходит вновь. Почему ей всегда не всё равно? Почему стоит кому-то, хоть сколько-нибудь для неё важному, позвать её, и она готова мчаться во весь опор? Спасать, протягивая руку помощи. Порой, вытягивая из самых скверных ситуаций. Семья. Джек. И теперь он… Буря эмоций захлёстывает. Заставляет нервно тянуть поводья, отчего кобыла гарцует на месте. Наверное, впервые Эви подумала о себе. Ощутила обиду. Она не должна. Не должна становиться частью чьей-то истории, вплетать в неё своё сопереживание – как уже известно, имеющее столь пагубное для окружающих влияние. Не должна вновь выбирать… Всё должно было быть не так. Всё должно было завершиться в шатре. Стать всего лишь воспоминанием. Ведь она уже смирилась. Согласилась с собственным решением… Лошадь мотнула головой, ощущая во рту режущий металл мундштука, и тронулась с места резко, взвивая облако дорожной пыли.
***
Янтарный свет заливал собой небольшое помещение. Окутывал пространство притягательным уютом, ни с чем не сравнимой атмосферой уединения. Она лежала рядом, держа его за руку и глядя в потолок. Свет свечи очерчивал её профиль, золотил разбросанные по подушке волосы. Тепло. В этой комнате, продуваемой сквозняками из щелей в подгнивших досках, всегда становилось теплей и уютней. Когда эта девочка приходила и ложилась рядом. Улыбалась, как сейчас. Рассказывала. Он не мог видеть то же, что и она. Не способен был преодолеть за день то же расстояние. Познать все те вещи, о которых она с такой горячностью и энтузиазмом ему повествовала. Он слушал. Впитывал её истории и всё запоминал. Составлял обо всём личное представление и фантазировал. - …Он был просто глупым мальчишкой. Нисколечко не жалею, что убежала. Томми, ты слушаешь? Она повернула голову, вопросительно глядя на него. Он вздрогнул, только сейчас поймав себя на мысли, что действительно прослушал какую-то часть. Думал о своём. Глупый мальчишка. Очередной глупый мальчишка. Когда-нибудь она повзрослеет и найдёт какого-нибудь самого глупого. Уйдёт и не вернётся. Улыбнулся сестре. Печально и тоскливо. - Извини, я… я слушаю.
***
Лошадь мотнула головой, чувствуя металл на языке. Спешившаяся всадница вела её под уздцы. Сожаление? Сочувствие? Желание помочь?.. Чувства, что неизменно были частью её личности. Позволяли разуму отступить перед велением милосердной души. Она давно забыла, каково это – руководствоваться какими-то иными принципами. Казалось, с самого детства подобные эмоции прочно вплелись в её внутренний мир. Сделали хрупкой и одновременно твёрдой – способной на многие вещи ради тех, кто ей действительно дорог. Эви редко думала о себе. Чувство жгучей обиды – на несправедливость ли, определённого человека – было для неё непривычно. Ей нужно было время. Чтобы разобраться в себе. Чтобы найти причину. Сожаление? Сочувствие? Желание помочь?.. Что-то вело её вперёд. И с каждым шагом ей становилось ясно. Они играют роль второго плана.
Спасение. Второй шанс. Новая жизнь. Глоток свежего воздуха в запертом пространстве. То, о чём мечтают многие люди. Желая изменить всё одномоментно, перечеркнуть ряд ошибок, забыть их. Или сохранить в памяти горьким опытом. Лишь бы оставить позади. В этот день разорвались оковы прошлого. К лучшему или к худшему эти перемены – в тот миг было неизвестно. Рассыпались грани, устилая иной путь. По которому Эви следовала слепо. В надежде, что он действительно правильный. Что он действительно ей нужен, этот шанс, эта новая жизнь. Этот человек. Всё стало по-другому гораздо раньше. В тот момент, когда она ощутила в себе поток магических сил. Именно тогда она сделала первый шаг навстречу чему-то неизведанному. Именно он позволил ей переместиться. Назначил встречу, которую никто не ждал. …Деревья расступились. Эви остановилась на каком-то расстоянии, различив знакомую фигуру. На покрасневших щеках блестели влажные дорожки слёз. Ей не хотелось говорить, разрывать мгновение красноречивого молчания. Но мысль, настойчиво бьющаяся в голове, оформилась нитью новой связи. Нашёл ли ты то, что искал?..
-
Прекрасный пост напоследок. Это был долгий путь. Пусть Эви - не из тех персонажей, что идут со мной с самого старта, но одна из тех, чей своевременный донабор помог пережить модулю трудные времена, а мне - открыть для себя потрясающих игроков. Спасибо за игру.
-
Огромное спасибо за игру!
|
-
Что-то подсказывало, что больше не будет таких дружеских посиделок в свободное время. +
-
Вроде как за оду, но пост тоже крутой.
|
Накурили. Наследили. Пиво разлили. Стекло разбили. С ума посходили. Свиньи...
Всё это напоминало их посиделке в юности. Им по 17-18 лет. Молодые. Энергичные. Обезбашенные. Смелые. Они не думали о завтрашнем дне. Они не думали о будущем. Они не думали о здоровье. Они не думали о том, что о них подумают окружающие: родители, знакомы, соседи. Они не думали. Совершенно. Курили, пили, дебоширили, шумели, сорили деньгами. Деньгам родителей. И их совсем не мучила совесть. Зачем ещё их родители работали и зарабатывали деньги, как не для того, чтобы их любимые детки их спускали на всякую чушь?
Ноги Мадлен ступали по деревяным ступеням лестницы. Шаги отбивались четкими нотами в голове хозяйки дома, а ноты это будоражили воспоминания. Она вспоминала, как пару лет назад Мэтт в пьяном угаре полз по этой лестнице, называя себя Человеком-пауком, восклицая "ща я вам всем покажу! Ща вы всё увидите!", после чего бухнулся с третьей ступени вниз и уснул. Вспомнила, как Джесс до поступления в вет академию накурилась травы, надела халат с блестинками её матери, взяла пустую бутылку от пива и пела песни Мадонны, заявляя о том, что не нужна ей эта ветеренария, она уедет покорять Голливуд, ведь она талантлива, не так ли? И все вторили ей: "Да-да, Джесс, ты талант! Фортуна обязательно повернется к тебе. Ты будешь получать миллионы. Тебя будут обожать, боготворить". Мадлен улыбнулась. Вот это были гулянки! Наутро они все просыпались кто где - в ванной, на полу в кладовке, сидя на унитазе, под столом на кухне. Где угодно, но не вкровати. Малкольм говорил всегда, что если ты наутро после пьянки просыпаешься в кровати, значит это была не пьянка, а так, бабское чаепитие. А ещё как-то раз Джероми...
Шмяк! Что-то оказалось под ногами. Чуть сердце не остановилось. Пару сантиметров и это что-то оказалось бы на голове. Если ты не знаешь, что это, то лучше к нему не прикасаться и вообще не подходить близко. Любопытно, конечно, но инстинкт самосохранения всё-таки сильнее. А ещё оно шевелится, фи. Мадлен сделала пару шагов назад. Остановилась. Присела на корточки. Нагнулась поближе. Какой красивый синий цвет... Где-то рядом была Джессика. Нужно позвать. Может, она знает. - Хэй, Джесс, детка! Можешь подойти? Мне нужно твоё профессиональное мнение.
-
:))) Такие детали повышают правдоподобность отыгрыша компании.
-
Это супер! все теперь знают, какие мы на самом деле белые и пушистые!
|
Во всём есть смысл. Твердят учёные, раздумывают философы. Ищут в случайном стечении обстоятельств крупицу рациональности, истины, изначальной причины – трактуя на разный лад феномен, неподвластный для их понимания. Подспорье различных дискуссий, столкновений взглядов. И почему-то перед глазами так отчётливо возникают яркие картины: спорящих до пены у рта людей, писателей, потративших изрядное количество времени на собственные труды. На собственную, исписанную чернилами точку зрения. Во всём есть смысл. Так говорят люди. Так говорят книги. В движении светил на небосводе. В движении человека. Во всей его жизни. Но ты не веришь. В последующие мгновения проникаешься уверенностью, что они лгали. Смысла не было. Ни в чём. И цепочка событий, приведшая к тому, что случилось секундой позже, - всего лишь чьи-то решения. Выбранные варианты из множества хаотично рождающихся и стремительно растворяющихся вариаций. Судьба? Рок?.. То, что привело вас всех сюда. Что позволило спуститься в подземелье. И пройти все его испытания – ровно до сих пор. Не было в этом смысла. Ни в чём. На твои вопросы не было ответов.
…Вера. И, пожалуй, живое воображение. То, что позволило Айлин взять себя в руки. Собраться, стряхнуть оцепенение, вытеснить хор бесконечных голосов. Позволило двигаться вперёд. Кричать, едва ли не приказывая. В этот раз – совсем не для того, чтобы показать характер. Теперь это было ни к чему. Но чувствовала – если не она, то никто. Поддавшаяся панике Константина. Увязший в собственных мыслях Арис. Разве они могли? Ведь он так близко. Самый простой выход. Дверь, ведущая из проклятого зала. Там не будет голосов. Там их ждёт тишина. Айлин надеялась… Надеялась, что всё получится. Реннарт послушно следовала за ней, ещё недавно взирая на неё опасно вспыхнувшим взглядом. Но Айлин не боялась. Была уверена, что чуть позже чародейка и сама всё поймёт. Она оказалась права. Что доказывало молчание за её спиной. Надеялась, что Арис послушает. Дрогнет клинок, застынет разливающееся по камню золото бликов. Что-то заставит его остановиться, обернуться, послушать. Но он не слушал, не оборачивался. Отгородился привычной стеной равнодушия. Было слишком поздно. Айлин поняла это в последние секунды. Уже практически на бегу осознавая, что не успеет. Ещё живший перед глазами образ, казалось бы, готового свершиться будущего стремительно таял, оставляя осадок определённых эмоций. Бухало в висках, пересохло в горле. Сожаление ощущалось привкусом горечи, искренние изумление и ужас отразились в тёмных глазах. Отразилось последнее движение старика. Кровь, хлынувшая на ветхие одежды…
Всё застыло. Всё ушло. Всё, что когда-то казалось столь материальным. Ощущаемым. Понятным. Кануло, стёрлось с лица реальности и пространства, оставляя вечную, промёрзлую пустоту. Всё вокруг – словно почерневший от густой кляксы пергамент. Словно прах рассыпавшихся границ. Их больше не было. Пол. Потолок. Стены. Есть только Она. Айлин остановилась. Замерла. Ощущая колючий, режущий страх. Стынет в жилах кровь. Кружится голова. Краткая потеря ориентации в пространстве – ей казалось, что в этот миг она определённо лишиться чувств. И упадёт в зеркальную бездну, что разверзлась под её ногами. Горькая обида. Единственное, что ещё удерживало её сознание на поверхности. Крупная дрожь разливалась по телу, её трясло – от страха, от гнева, который она едва ли могла выразить словами. Уже не осталось в голове вопросов. Они не имели смысла. Осталась лишь злость. И воскресшее в памяти мгновение…
Тьма поглощала. Окружила. Она слепила. Проникала в самые дальние уголки души. Айлин не хотела говорить. Бросать в пустоту очередные столь же пустые слова. Нахлынуло спокойствие. Обречённость. Прошлое. Она вновь заперта. Куда бы она ни бежала. От кого бы ни пряталась. Вечная темнота будет следовать следом. И в ней её проклятие. Её спасение. Видимо, ей уже никогда не скрыться. От пробирающего взгляда. Отзвука чужого голоса. Холода прикосновений.
Прикосновение… Тёплая рука всё ещё сжимает её кисть. Словно издалека Айлин слышит голос. Женский. Ощущает чужое присутствие рядом. Постепенно вспоминает. Константина спрашивает. Думает, что они куда-то перенеслись. У Айлин совершенно иное чувство. Чувство, что тьма пришла за ними. За ней. Накрыла непроницаемой завесой. Похоронила заживо в подземелье, где призраки ушедших лет ещё секунды назад нашёптывали отвратительные вещи. О том, что они останутся здесь навсегда. Навсегда? Навечно?.. Вечность – всего лишь мгновение. Капля воды в океане. И в целом мгновении – вечность. Айлин не отвечала. Всего лишь вечность. Целое мгновение. Ни в чём нет смысла. Нет смысла искать выход. Зачем? Они уже здесь. Где всё начинается и всё заканчивается. Где невозможно найти то, что Константина ищет. Зерно истины. Ниточки, ведущей к спасительному свету. Трясущейся рукой Айлин стирает с ресниц солёную влагу. Тускнеет лазурная фантазия перед глазами.
Где-то впереди застыла вторая фигура. Причина и следствие. Тот, кто взвалил на себя решение поставленной перед собой проблемы. Избавился от неё столь радикально. Она вполне ожидала. Того, что он не послушает. Стоило только вспомнить события последних часов. Но верила до последней секунды. К чему было выбирать? Свет или тьма. Древо или металл. Люди или одиночество. Айлин верила теперь словам Реннарт, кажущимся в эти минуты едва ли не пророческими. Свет, Тьма. Сталь… Он вернул её к тому, от чего она убегала. - Какая теперь разница, - едва слышно шепнула Айлин после долгого молчания. Сама не зная, себе или Константине. Смотрела в сторону едва различающегося силуэта мужчины. Кричать и доказывать вновь, нервничать и биться в истерике, быть кем-то, кто стал лишь потухшим воспоминанием – бессмысленно. Казалось, в их распоряжении было бесконечно много времени. - Ради чего? - несложный, казалось бы, вопрос. Произнесённый предательски дрогнувшим голосом, на удивление спокойным тоном. Пожалуй, подразумевающий чуть больше, чем только что произошедшее. Пожалуй, совершенно определённо подразумевающий намного больше. Вряд ли окружающие могли представить, насколько в действительности. Айлин не знала, есть ли вопросы у Константины, которые та ещё не решилась высказать вслух. Но они совершенно точно были у Айлин. Она всё ещё искала смысл.
-
Безусловный плюс за реакцию на происшествие, и, самое главное, за это: Она всё ещё искала смысл.
-
Как же мне нравится Айлин. Такая она настоящая и глубокая
-
Прям непривычно её такой потерянной видеть. Думаю, все ожидали куда более ярко выраженное негодование)
|
В религиозном исступлении, густо замешанном на мутном вареве ненависти и страха, Константина остервенело чеканила тираду за тирадой и никак не могла остановиться. Слова - громкие, звучные, страшные и полные глубокой убежденности, так и рвались с ее уст. Крепко сжимая в объятиях Айлин, жрица словно бы заслоняла себя и ее раскаленным щитом речей, прикрываясь от масок пламенными словами и живым теплом человеческого тела. В одно из мгновений голос Реннарт, выкрикивающий в полное шепотов и обвинений пространство столь своеобразный символ веры, взлетел до буквально-таки невозможной громкости и затем захлебнулся надспдным кашлем: видимо, Огненная умудрилась сорвать голос. Впрочем, ей это не помешало, откашлявшись, продолжить вещать все так же фанатично - но теперь говорила она хрипло, и речи ее напоминали скорее карканье ворона.
Наверное, одному Карруму ведомо, сколько бы вещала огнепоклонница, если бы не проявившая инициативу Айлин. Когда черноволосая аристократка ужом вывернулась из объятий, Константина лишь удостоила ее удивленным взглядом, подбоченясь было, чтоб продолжать неостановимый поток слов. Сейчас она не была собой - в зале стояло заключеное в хрупкую человеческую плоть слово Очищающего. В такт каждой фразе тяжким молотом стучало обжигающее сердце, будто бы желая высвободиться из клети ребер, тонкие пальцы жили своей жизнью, извиваясь, словно языки пламени. Глаза жрицы были темны и пусты - словно бы ушел из них разум, оставив после себя лишь обугленный остов фанатизма. Но, когда ладони Делагарди коснулись висков Реннарт, в темной бездне зрачков говорившей, обрашенных на свою спутницу, показалось нечто живое. Еще не прежний взгляд Константины, но уже и не эта пугающая пустота, окрашенная багрянцем блестящей россыпи свечей - словно бы зарождающимся безумием.
Слова Айлин не произвели на Пламенную какого-либо впечатления - в отличие от хлесткой пощечины. Щеку контрразведчицы будто опалило пламенем, и она инстинктивно отшатнулась, неуверенно поднеся руку к горящему лицу. Мало-помалу во взоре ее стала появляться осмысленность, и вместо тьмы в нем загорелась ярость. Словно вторя порыву души, на пальцах Реннарт затанцевали маленькие язычки огня, готовые в любой момент вспыхнуть яростным пожарищем. Злобно глядя на ударившую ее дворянку, Константина хрипло прошипела: - Ты! Да как ты смеешь! Я... Что она собиралась сказать дале - осталось неизвестным: Делагарди, перехватив жрицу за не объятую огнем кисть руки, потащила ее за собой, прочь от неумолкающих ликов, по дороге требуя кого-то остановиться, опустить меч.
Охвативший Константину гнев оказался короток, как молитва перед боем. Он как нахлынул неумолимым оглушительным пенным прибоем, заставляя сердце биться чаще, а длани - в прямом смысле этого слова гореть; так и быстро схлынул, оставив на каменном побережье души мокрый след раздражения. Чиновнице оставалось лишь в глубине души возблагодарить свою спутницу - за то, что она вывела ее из транса; и за то, что не дала возможности ярости прорваться наружу, нечаянно опалив тех, кто этого не заслуживал. Благодарение Карруму, сейчас Реннарт уже могла держать себя в руках и трезвым рассудком оценить правильность действий аристократки: даже за пощечину Константина не держала на Айлин зла.
Проследив за направление взгляда тащившей ее за собой девушки, Константину увидела, как Арис неумолимо возносит клинок над кажужимся мертвым старцем. От чистой стали лезвия отражалось пламя свечей, делая меч похожим на объятый чистым пламенем, а владельца его заставляя воспринимать как героя из древних, полузабытых легенд. К ужасу конттразведчицы, почитавшей седобородого старика уже мертвым (иначе он бы давно хоть как-то отреагировал), древний обитатель комнаты с фресками медленно-медленно начал поворачивать голову к остро наточенной смерти - словно бы жаждал гибели от клинка рыцаря. Это было настолько неожидано, настолько сюрреалистично, что шокированная жрица аж громко ойкнула, прикрыв себе рот свободной рукой. Не хватало им полуразложившихся оживших мертвецов, обуреваемых голодом, как выискалась очередная мумиеподобая нежить, настроенная на самоубийство под клинком решившего разобраться с проблемами радикально солдата.
Не успела Огненная что-либо сказать или сделать, чтобы помешать мечнику, как вдруг внезапно комната вокруг вздыбилась, как норовистый жеребец; стены, словно бы запылав изнутри расплавленным серебром, сложились, как карточный домик; под оглушительные вопли перепуганных масок пол и потолок ринулись навстречу друг другу, как давно потерянные возлюбленные. Пламя свечей вспухнуло ужасающим лесным пожарищем, все вокруг закрутилось, как в водовороте, перед глазами Константины замелькали разноцветные искры. Все это продлилось лишь мгновение, достаточное для того, чтобы моргнуть. А когда женщина открыла глаза, вокруг не было уже ничего - она словно бы оказалась в неком "никогда и нигде", в неких чертогах вне времени и пространства. И она была не одна: Айлин все так же продолжала сжимать ее руку, а Арис - свой верный меч.
Жрица пораженно огляделась вокруг, расширившимися от удивления глазами оглядывая то теряющийся в бесконечности зеркально-черный пол, то клубящуюся вокруг легкую дымку полумрака. Все то, что окружало их ранее, исчезло. Не веря глазам своим, Константина, не вырывая своей руки из ладони Айлин, опустилась на одно колено, каснувшись кончиками пальцев полированной глади под ногами. Пол был удивительно реален и материален - словно бы он был здесь из века век. Но при всем при этом он же был донельзя страннен и необычен - ни один народ под солнцем не смог бы изготовить такое обширное ровное пространство без трещин, смычек, щербин, зазоров. Напрашивалось только одно мнение - они попали за пределы родного универсума. Но вот куда: в обитель ли кого-то из богов или в некое Межпространство? И что виной тому: шепот масок или смерть древнего старца?
Усилием воли подавив зарождающуюся панику, Реннарт, не вставая, подняла напряженный взгляд на своих спутников, изобразив на лице некое невеселое подобие улыбки: - Ну что, поздравляю с прибытием сюда. У кого-нибудь есть мнение, куда мы попали после того, как рыцарь Арис отомкнул ключом меча замок горла старика? Вот у меня, дорогие мои, есть такое подозрение, что нас вообще выбросило за пределы родного мира.
Реннарт очень хотелось сорваться в неконтролируемую истерику, побегать, покричать, поплакать, наконец, выплеснув обуревавшие ее чувства, но она внутренне понимала, что этого нельзя делать. Те слова, что сказал ей Бог, навек выжглись раскаленными буквами на ее душе - не падать, не сдаваться. И сейчас Константина, как бы не было тяжело на сердце, была готова искать выход из сложившейся ситуации.
-
Отменно. В частности, на протяжении второй половины поста как-то цепляют прям некоторые крайне удачные образы и метафоры.
-
Перечитала. Красота же.
-
Сильный характер) И замечательный пост, как всегда
|
-
Пост, как всегда, великолепен. И жуть пробирает с описаний.
-
Был практически уверен, что не получится. Отличное описание - ярко, ёмко, ничего лишнего.
|
СальватореВернувшись в родные пенаты, Стефан немедленно развил бурную деятельность, и вскоре два отряда солдат Сальваторе, ведомые главой дома и его сыном, выдвинулись в охваченный беспорядками город. Кое-где над Пьяченцей рдело зарево пожарищ, в отдалении слышался звон клинков и чей-то громкий надрывный плач, переходящий в вой. Но солдаты главы магистрата были бойцами опытными и умелыми, и общей панике, что, казалось, повисла тяжелым пологом над всем городом, не поддавались. Они лишь покрепче стискивали рукоятки мечей и настороженно глядели по сторонам - никому не хотелось словить из-за угла тяжелый арбалетный болт или кинжал в спину. Возглавляемый лично Стефаном десяток бойцов быстрым шагом двигался в сторону особняка де Боно. Профессиональные солдаты, они даже при таком спором передвижении держали строй, готовые в любой момент отразить опасность. К счастью или несчастью, на via Latina, по которой они двигались, кондотьеров еще не было: эти cazzo наверняка творили свои бесчинства в другом месте. Когда отряд уде почти приблизился к особняку де Боно, Стефан понял, что еще чуть-чуть бы, и он опоздал. Из ржавых ворот, так и не раскрывшихся полностью, выходили облаченные в кирасы и салады мечники Эмилио. Сам их крепкий бородатый командир, защищенный не в пример лучше своих подчиненных, уже стоял на улице, опираясь на двуручный меч, и в своей излюбленной манере подгонял бойцов: - Ну давайте, давайте, отродья петуха и собаки! Шевелите вашими тощими задницами! На войнючке-на войне медлить нельзя, а то те figli di puttana, что устроили эту заваруху, разграбят весь наш гребанный городок и сбегут ко всем чертым. Сандро, bastardo, хрен ли ты щит мой тащишь? Я его че, себе на член подвешу, когда буду своей крошкой рубать врагов? Неизвестно, как быстро бы де Боно, занятый своими солдатами, обратил бы внимание на отряд Сальваторе - скорее всего, только после того бы, как Стефан обратился с нему. Но события опередила никто иная, как Мария де Боно, так же, как и прочие солдаты, одоспешенная, и контролировавшая дорогу. Вооруженная арбалетом девушка кашлянула, привлекая внимание Эмилио, а когда тот не отреагировал, отошла на пару шагов поближе к нему и громко и отчетливо проговорила: - Отец, подожди. К ним идут люди Сальваторе. Услышав это, де Боно-старший резво развернулся на месте и, увидев Стефана, сунул свой огромный меч в руки не ожидавшей такой реакции дочери и, тяжело переваливаясь, помчался, распахнув объятия, к Стефану, чем-то в этот миг напоминая здоровенного такого кабана. Подлетев к мужчине, Эмилио сгреб его в охапку и крепко сжал в порыве чувств, бася на всю округу: - Фано, fratello! Как я счастлив тебя видеть, клянусь Святым Крестом и кишками Спасителя! Вот что значит - настоящий друг! Как узнал о войне, сразу привел своих людей ко мне в подчинение! Да, fratello, я все понимаю, можешь ничего не говорить! Я буду командовать нашими силами! Ну что, куда идем? Мария де Боно, так же подошедшая к отряду, лишь пр крыла лицо рукой на радостные вопли отца. И когда тот сделал паузу, чтоб отдышаться, тихо сказала: - Приветствую благородного Стефана Сальваторе. Я счастлива, что мы будем биться вместе. ...Группа Андре, а, вернее сказать, capitane Лацци, так же проделала большую часть пути без происшествий. В конце-то концов, не считать за происшествие то, что за ними теперь плелись два-три десятка перепуганных горожан, причитавших и плачущих, моливших помочь именно им и проклинавших не делающих этого солдат, но, тем не менее исправно следующих за ними. Мало-помалу отряд приближался к особняку Дестефани, и тут у солдат появились первые подтверждения того, что неприятель рядом: тут - пятна крови, там - распростертое тело пожилого мужчины, там - выбитая дверь и женский плач из дома. Проследовав вперед еще некоторое время, бойцы углядели впереди, почти напротив дома Дестефани, распрастертое на земле тело в луже крови. Покойник, из груди которого торчала чернооперенная стрела, продолжал крепко сжимать арбалет, скалясь застывшим лицом в безмолвствующее небо. Фантазийный берет с перьями, краса и гордость кондотьеров, валялся рядом, в пыли. Но ни дружков покойника, ни лучника с черными стрелами не было видно. ...Не успели милые дамы распрощаться и расцеловаться, как к ним ворвался какой-то мальчишка сарацинской наружности. Рухнув перед Дестефани лицом вниз и отклячив костлявый зад, он что-то быстр проговорил на незнакомом Эстелле языке. Госпожа выслушала его и повернулась к девушке, грустно улыбнувшись: - Милая, в городе беспорядки. Мой дом только что попытались захватить, но, получив отпор, отступили. Я не могу себе позволить выпустить тебя на улицу в такое время - мало ли, что может случиться? Давай пока посидим еще, покурим кальян... Мой дом точно не захватят, а бандитов в городе наверняка скоро уничтожат. Не возражаешь, душа моя? ДжованниСобрав солдат, Маттиас вместе с подчиненными углубился в ремесленный квартал. Там, в отличие от центра города, все было тихо и спокойно. Почтенные ремесленники и подмастерья, что должны были формировать городское ополчение, предпочитали сидеть тихо и не высовываться: а то мало ли, что происходит, убьют ведь ненароком! Пускай с напададающими разбираются те, кому по долгу службы положено защищать горожан - городская стража; да те, кто привыкли держать меч - охранники благородных синьоров. А их дело простецкое - сиди и жди, кто победит. Все одно победитель не будет резать дойную корову - ремесленников, а пограбят чуть - ну и что. Лучше уж так, чем жизнь терять. Оружейник, впрочем, прятаться от солдат Джованни не стал, разумно решив, что лучше уж открыть дверь толпе вооруженных молодчиков, колотящих в дверь с воплем: - Открывай, bastardo! Свои же! Не откроешь - на собственных кишках удавим!!! Услышав пожелания солдат и их господина, торговец, не прекословя, тут же продал им шесть щитов, подарив в довесок и седьмой - как свой вклад в оборону Пьяченцы. Дорога до дома Альберти не заняла много времени: прямо на полпути Маттиас встретил полтора десятка солдат, неуверенно и с изрядной долей опасения двигающихся по направлению к городскому совету. Трактирщик узнал их - это были охранники главы совета. При виде людей Джованни они отступили на пару шагов, готовые вступить в бой, но были остановлены уверенной и зажигательной речью Маттиаса, коротко обрисовавшего ситуацию в городе, и по праву сильного взявшего командование над расстеряными вояками. Соединившись, оба отряда выступили в сторону центральной площади. К тому моменту, как они прибыли, ни кондотьеров, ни зрителей там уже не было: лишь десяток тел, погибших в давке, валялся тут и там. Быстрый осмотр показал, что ни Беатрис, ни ее телохранителей среди покойных не было. Удостоверившись в том, что жена, скорее всего, спаслась, Маттиас коротко скомкндовал: - К городскому совету! Быстро! Подчиненные Джованни и Альберти тут же перешли на бег и ринулись к стоящему неподалеку зданию совета. Кондотьеров видно не было - лишь у дверей мешками волялись два городских стражника. Из дома доносился звон клинков и чьи-то предсмертные крики... ...Беатрис вместе с охранниками в это время пробивалась сквозь плотную толпу бегущих людей, подгоняемых злорадным хохотом кондотьеров. Алессио, один из телохранителей, где-то потерялся, а второй - Джулио, крепко, до боли сжав руку женщины, потащил ее сквозь людское море. Кто-то толкался, кто-то пинался, однажды Беатрис была вынуждена пройти по распростертому на земле телу ребенка - свернуть было невозможно. Ругаясь на чем свет стоит, Джулио вытащил нож, буквально прорезая себе и госпоже пкть на свободу. Ему сейчас было плевать, кого и как он режет: он озлобленно шел вперед, и перепуганное стадо, лишь недавно бывшее людьми, расступалось - лишь вслед неслись проклятья и стоны. Синьора Джованни уже сама была забрызгана кровью, спина ее адски болела - чей-то удар оказался точным. Наконец, усталый и озлобленный солдат вырвался с ней на свободу из узкой улочки, ставшей местом смерти для многих невинных, и тут же побежал, не отпуская руки Беатрис: - Не отставайте, синьора! Недолгая дорога - и окровавленные и избитые солдат и женщина ввалились за ворота особняка Джованни. Привалившись к стене и размазав рукавом по лицу кровь, Джулио выругался и выдохнул: - Спаслись... Все три десятка гильдейских, забыв обо всем, занялись исполнением указаний Маттиаса. И если те, кто занимался работой с Кальдерони, были в относительной безопасности, прочим пришлось попытать воровскую удачу. Налет на тратторию, где сидела банда Корноухого, прошел успешно: девять противников за одного своего - хороший размен. Теперь у Джованни конкурентов в городе не было. А вот с налетом на стражу не получилось. Отвернулась фортуна, не случилось фарта. Пара раненных bastardo из стражников - вот и весь итог. А пятерым фартовым больше не дышать воздухом свободной Пьяченцы: зарубили их псы Эстакадо, хорошо хоть, в плен не взяли. Впрочем, criminale останавливаться на достигнутом не собирались: жизнь воровская, она как игра в кости - проиграл первый круг, отыграешься на втором. ЭстакадоБартоло и Алессио спешили изо всех сил. Стражники понимали, что сейчас отвлекаиься нельзя ни на что: ни на кондотьеров, ни на покойников, ни на брошенные в испуге мирными жителями дома, ни на помощь кому бы то ни было. Солдаты Сориа были той силой, что способна преломить исход противостояния и изгнать налетчиков из города. Ну и, конечно же, вкупе с ними сами бы стражники почувствовали бы себя уверенней. Домчав до ворот, стражники заколотили с воплями: - Откройте, откройте, тревога! Как это ни удивительно, из открывшегося на воротах окошка выглянул сам Сориа собственной персоной: - Что расшумелись? - Так ведь эта - беспорядки в городе. - Если наши, - он зло усмехнулся, - благородные господа рубятся, не смотря на запрет епископа, то чем я могу помочь? Вы все и так насрали на Пьяченцу! - Нет, нет!, - перебивая друг друга, загомонили стражники, - это разбойные кондотьеры! Они убивают горожан и жгут город! Мы, как можем, пытаемся навести порядок, но сил не хватает. Capitane послал за вами! Всю эту фразу бровь Луиджи задумчиво ползла вверх: он явно был шокирован узнанным: - Кондотьеры? Всех? Это... Меняет дело. Бойцы, на выход! Через пять минут полсотни охранников покойного графа и два стражника выдвинулись в центр Пьяченцы. Сам Эстакадо в это время, собрав своих людей и нескольких встречных стражников, отдал приказ слугам и нескольким бойцам укрыть всех, кто хочет убежища, на территории своего фамильного особняка. Желающих набралось достаточно - за надежными стенами люди чувствовали себя в безопасности. Capitane и большая часть его людей, оказав помощь горожанам, выдвинулись в сторону городских казарм. Первый из бойцов, опрометчиво выскочивший на открытое пространство перед кордегардией, рухнул, схлопотав арбалетный болт в грудь. Парню повезло - он умер сразу. Но, видимо, не все были столь везучими - у стен казармы раздавался чей-то надсадный всхлип, перемежаемый громкими матерными ругательствами. Приглядевшись, можно было увидеть несколько трупов в форме городской стражи, и пару раненных, которых невидимые стрелки не добили видимо для того, чтоб сеять нервное напряжение среди защитников. Но и люди Эстакадо были не лыком шиты: забравшись на крышу соседнего дома, один из воинов доложил, что за поваленными наземь телегами сидят арбалетчики: видимо, тем самые, сто собрали среди людей Данте кровавую жатву. В ожидании приказаний солдаты застыли. ...Челесте действительно прекрасно знала родной город. Куда там залетные кондотьеры - местные бы не смогли поймать юркую девушку. Охранники ее, понимая всю опасность ситуации, не стали перечить госпоже и последовали за ней. Таким образом, маленькая группка из синьоры Эстакадо и ее людей дворами выбралась на задний двор родного дома, где пришедшие получили весть, что Данте отбыл к казармам. Челесте следовало решить, что делать: присоединиться ли со своими людьми к брату, организовать ли оборону особняка или заняться теми из добропорядочных граждан, что нашли здесь приют. ФаррадечиДолпа кондотьеров внизу, вот-вот готовая пустить кровь, конечно, действовала на нервы. На какое-то время все присутствующие в кабинете Альберти замерли, погруженные в свои мысли. Первым из задумчивости вышел Лучано Фаррадечи - юноша услышал, что кондотьеры уже звенят мечами где-то внизу. Юноша понял, что у него остались последние секунды решить: останется ли он умирать вместе с Альберти или попробует спастись бегством.
-
Теперь даже я уверовала в то, что Данте как-то странно относится к графской цепи. XD
-
Городу определённо не хватало подобной встряски) Красивые сцены вышли.
-
Шикарный же модуль! Очень надеюсь, что мы все соберёмся с силами и всё-таки организуем здесь ТЕМП :)
|
ссылка- Снова не спишь? - Еще чуть-чуть. Пап, я красивая? - Конечно! Самая красивая! Разве Локи так не считает? Регина улыбается: отец все знает, читает ее словно раскрытую книгу, да и она не прячется с ним, с ним она всегда может быть собой. С ним и с Локи. Локи молодой и пылкий, жаркий и преданный, Локи осыпает юную Барреа цветами, и уже которую ночь ей не хочется спать, ведь абсолютно невозможно спать, когда тонешь в любви. С Локи все становится легко и просто, ясно. С Локи выходит легко воровать и легко тратить. Регина влюбилась, и отец знает об этом. Он не слишком доволен тем, что Локи, как и он сам, вор, но и его дочка вопреки всему - воровайка, в душе она - воровайка. И если ей по душе Локи, то... Он не умеет злиться на дочь, нет в мире ничего, что бы он ей не позволил или не простил. И если мальчишка делает ее счастливой, Ирвин тоже будет счастлив, заставит себя.
Через месяц Ирвина не стало. Еще через месяц Регина Барреа, выплакавшая тонны слез по отцу, встретилась с Локи. Она уже была другой. - Иди ко мне. Просто и легко. Она позволила ему все, позволила и себе. Для ее будущих дел девственность - помеха. Ей хотелось запомнить, впитать в себя, чувствовать. И забыть утром навсегда. - Это всего лишь было, Локи. Кто ты такой? Он не мог понять. Никто бы не смог. Можно ли поверить, что эта, циничная и злая, была самой хрупкой и нежной ночью? - Я всего лишь простилась с тобой. Тебе же понравилось? И мне. Это все, тебе пора. Маленькая девочка внутри Барреа ревела навзрыд, насмерть, но эта, сильная, та, для которой не существует преград, эта была спокойна. Злой Локи - никому до не удавалось видеть его таким. Он страдал, страдал по кабакам и весям, страдал сам себе и при всех, но ей уже не было до этого никакого дела. Регина Барреа доломала свой хребет, перемолола в себе самое светлое - любовь, юношескую, чистую, настоящую. Свою мечту. Ничего. Пустота и расчет ради совсем другой мечты, ради вполне однозначной цели. Локи получил ее нож в самое сердце, а потом нож под ребра, вот только известие о его смерти не вызвало слез даже в маленькой девочке внутри Барреа, девчонка пропала. Она уже решилась, решилась на мечту больше и грандиознее - жить - вопреки. Победить императора. Кто, если не она? Кто еще настолько сумасшедший, чтобы идти и верить, тащить веру впереди себя, сеять вокруг себя зерна сопротивления, прорастающие страшными пурпурными цветами. Она уже давно сеет цветы смерти, лелея нерожденный, самый заветный, самый черный цветок смерти Бормана.Первый апостол ей дорого достался. Верное платье, крапленая колода карт, его ненависть ее "удаче" и жажда ее "продажного" тела, икона с ликом святой Терезы, долгая дорога к доверию хозяйки закрытого борделя и одновечернее возведение самой себя в ранг "проверенных" - в обмане не бывает мелочей, все до последней детали должно плести ложь. Они вошли в апартаменты. Более шикарного места Регина не видела и даже позволила себе удивиться, теряя на мгновение маску, совсем крохотное и мимолетное мгновение, не оказывающее никакого действия ни на что, потому что обласканный и расслабленный ею Уильям уже не мог думать. Сказать точнее - он теперь думал исключительно членом, этой второй головой мужчин, которая у большинства становится первой. Регина внутри брезгливо морщилась, Мишель же улыбалась, ласково и чуть лукаво. Он стал целовать с порога, и она непреклонно оттолкнула его, указывая рукой на умывальник. Во всех апартаментах, независимо от их цены, всегда есть такие. Мыть себя перед сексом с проституткой обязанность всех. Проститутка моется после. Она сняла платье, подьюбник и корсет, украшения, туфли, наконец шляпку и легла, гитарой струясь по кровати, выставляя округлые бедра, чуть согнув ноги, вытягивая носочки. Он вымылся и шел к ней, а Регина гадала, чего он хочет. Это станет понятно с первым поцелуем. Нужно услышать первый поцелуй мужчины, чтобы уловить, какая в нем жажда. Не нужно целовать самой, не стоит отвечать, пока не станет ярко слышен его поцелуй. Регина смотрела на Уильяма и гадала, каким случится поцелуй - нежным или страстным. Поцелуй случился горячим, властным, он мстил, желал отыграться. И да, она легко могла теперь принять игру, стать подобострастной и податливой, струиться под ним, сменив в финале служение на обладание, оседлав его самой, выискать его ритм, сломать его сопротивление, ведь истинно доминант не бывает, вот только ей нужно убийство, а не чужой заразный член. Апостолы, служки и рабы Бормана - ни один из них не мужчина для Барреа. Она позволила лишь поцелуй, позволила ради игры, ради собственного интереса. И убила. Быстро, легко, хладнокровно и вместе с тем удовольственно. Тогда встала, подмылась как будто между ними действительно случилось соитие, надела платье, забрала деньги, оставив икону на столике и птичку колибри на его лбу. Хозяйка борделя успела заметить лишь ускользающий шлейф ее платья. Аэрокар ждал. Орьянского хотелось неимоверно. Сразу, много, до дна. И ванну. Смыть все это не ее. Труп, конечно, нашли утром не в борделе, только вредную Регину не интересуют ничьи заботы, кроме своих собственных.Регина мысленно улыбнулась словам Мерка. Ссыкливому богатею захотелось побыть на коне. Глупое желание собственного превосходства и контролирования ситуации, столь же наивное, сколько никчемное: мечтающие всегда оставаться на коне рано или поздно остаются с носом. Победа - продукт постоянного труда, продукт искренней деятельности и веры. Снаружи Барреа смотрела спокойно и дала Элтону договорить, в описании сути ситуации мужчина был верен, он говорил то же, что сама Регина немного ранее, говорил чуть жестче, так, как она себе позволить не могла. Регина снисходительно отнеслась в такому, все-таки в финале заметив ему и присутствующим: - Никто никому ничего не должен, только каждый нуждается. Сопротивлению нужен дружественный линкор, экипажу "Ренессанса" сейчас необходима поддержка людей Сопротивления. Ты - мне, я - тебе, все просто. Следом сама собой открылась женщина. Все всегда говорят сами - сумей услышать. Барреа внутри хохотала, наружняя же Регина смотрела неизменно ровно. Сама Регина использовала молитвы, именно использовала - обманывала молитвой сама себя в моменты, когда требовалось успокоиться или собраться. Барреа не умеет верить ничему, истинно верить она не способна. - Полагаю, когда победа Сопротивления будет достигнута, свобода слова и веры даст вам право сеять слова Заратустры на Элкоре. Регине подумалось, что такое будет абсолютно не в ее юрисдикции потом. Регина не метила в будущую власть Элкора, она даже шапкой воров оставаться после не желает - это осознала сейчас, осознала впервые, ведь Регина никогда не размышляла о том, что станет после. И окончилось скоро - до размышлений дойдет тогда, когда переломится хребет Бормана, когда цель будет достигнута, сейчас - пустое, а Барреа не из тех, кто тратит силы и время на пустое. Взявший слово Полинг ей нравился, он заслужил ее самое пристальное внимание: Регина посмотрела так, что Фрэнку стало впору воспламениться, она будто выуживала из облика деталь за деталью и... ела? И улыбнулась. Улыбнулась Регина. Улыбнулась воровайка - обезоруживающе искренне, по-настоящему. Он не лгал. Только вот стоило подождать еще немного, дождаться решения капитана, хоть и нельзя было прервать эту жажду деятельности в мужчине, оба вопроса потребовали разрешения. - Пойдемте, я все-таки покажу вам личные комнаты, а после в гостиной Адам расскажет все о текущем положении дел. Вам, полагаю, будет неуютно продумывать ход действий в нынешних костюмах. Капитан Шепард, я особенно прошу вас принять мое приглашение, полагаю, всем нам не обойтись без ваших знаний и навыков. Я скажу лишь, что готова разговаривать с Борманом, ему, верно, любопытно, как выглядит Ястреб, вот только мое место не в штабе, а на улицах среди людей, и я планирую занять это место через несколько часов. Возможны последствия. Смерть возможна. Может распуститься пурпурный цветок ее собственной смерти, но Регина давно не живет без риска. Риск необходим ей. Ей необходима вера других. То, что сейчас - только присказка. Убедиться, что они станут действовать сообща, убедиться, что смогут вместе и справятся без нее - это все, что ей нужно. Регина - Элкорка, а такой место среди таких же, как она сама. Кто бы что ни думал о ней, об этой женщине, какой бы ни приходилось видеть ее, она навеки застрявшая в своих 17-ти девчонка-воровайка. Регина показала комнаты и спустилась ожидать в гостиную, распорядившись подать гостям чай, сладости и фрукты.
|
О, звон стали, висящий в воздухе во время поединка, капитан городской стражи не спутал бы ни с каким иным. Смутные сомнения и тревоги отразились на лице мужчины сумрачной тенью, затмив вмиг умершую на его губах улыбку. Безошибочно завернув за нужный угол, Эстакадо воочию узрел следующее: две патрульные группы стражников – по три человека в каждой – были заняты добиванием неприятеля. Убитые выглядели довольно характерно, а по лицам стражей порядка нельзя было сказать, что им эта маленькая победа далась легко. Стало быть, то, о чём предостерегал Данте, произошло. - Синьор, - начал один из воинов, - здесь… - Я уже знаю, - прервал солдата Эстакадо и протянул ему снятый с указательного пальца правой руки перстень с родовым гербом. – Ты, Бартоло, и ты, Алессио, отправитесь к Луиджи Сориа и расскажете ему о том, что происходит в городе. От моего имени вы попросите помощи. Он почти наверняка не откажет, а потому вы на время присоединитесь к его людям. Остальные – за мной! Назначенные гонцами Бартоло и Алессио пришпорили коней, торопясь выполнить поручение капитана. Впрочем, как можно быстрее преодолеть расстояние до владений Сориа было и в их собственных интересах: вдвоём они не представляли значительной ударной силы, а потому рисковали быть замеченными и убитыми. Данте Эстакадо не надо было угадывать, кто превратил чудесный солнечный день в кровавую бойню. О, это был не лис Сальваторе, не больше всех пострадавшие Фаррадечи, не потенциальный король преступного мира делец Джованни – никому из них не выгодно разорять город и массово убивать его жителей. Все они метили в графы, как сам Данте, а потому подобное для них непрактично в высшей степени. Какой хозяин, находясь в здравом уме, станет разорять собственное, пусть пока потенциальное, имущество? Каждый из них имел определённый вес в городе, каждый имел не только желание, но и шанс получить бразды правления в свои руки – разновесный, да только суть не в вероятностях. Капитан готов был дать на отсечение не только обе руки, но и голову – за резнёй стояла пятая политическая сила Пьяченцы. Тот, кто хотел получить город, но не был обозначен среди соискателей титула. Тот, кто мог позволить себе купить кондотьеров с потрохами, но чьего золота не хватило бы, чтоб хоть чуточку отбелить свою скверную репутацию. Да, за безумием и хаосом, охватившими Пьяченцу, стоял всеми недолюбливаемый Доменико Колонна. Жестокий, порочный, избалованный юнец не станет думать о последствиях в силу собственного запредельного высокомерия и спеси. Но затеянный им ход нельзя назвать глупым – в заварухе могло погибнуть большее число его конкурентов. Однако не только это волновало Данте. Челесте. Если Орфео находился под присмотром преподавателя и охраной личных солдат дома, то Челесте отправилась по поручению брата. Успела ли она вернуться до начала кровопролития? Разумеется, девушка не покинула бы родных пенатов без сопровождения, но разве это гарантирует ей безопасность в той ситуации, что развернулась в Пьяченце? Эстакадо и четыре стражника направлялись к особняку, выбирая самый короткий путь. Удивительно, но ни разу им не встретилось большого скопления кондотьеров – к вящему недовольству капитана, бывшего не прочь сделать какого-нибудь проходимца ровно на одну голову короче. Дома удача изменила Данте (ибо только удачей можно объяснить то, что небольшой отряд не столкнулся с превосходящим численно противником) – Челесте отсутствовала. Хорошо, если она находилась там, куда должна была явиться. А что, если нет? Сжатые в нитку губы и нахмуренные брови всё же выдавали гнев capitane, хоть он и привык держать эмоции в узде. Он строго наказал брату оставаться в учебной комнате вместе с наставником. Затем выбрал троих из лучших своих людей и велел им искать сестру. Два десятка воинов он оставил у особняка, поручив им организовать оборону и размещать в семейном гнезде Эстакадо мирных горожан. Данте также немало насторожило почти полное отсутствие сопротивления со стороны стражи. Какого чёрта они остаются в казармах? Сам Эстакадо, командуй он наёмниками, озаботился бы нейтрализацией тех, кто мог помешать его планам, заранее. Насколько умён мерзавец, стоящий во главе конодонты? Одного противника – Доменико Колонну – капитан уже недооценил, и результат был плачевен. Опростоволоситься на каком-то безродном негодяе он просто не мог, а потому с оставшимися солдатами устремился к казарме.
-
Великолепные и правильные идеи, достойные главы городской стражи)
-
Иногда мне кажется, что Данте - единственный здесь, кого на самом деле заботит судьба города и его жителей :)
-
Интересный персонаж)
|
Победа. "Победа!" Это слово пронеслось через разум мага как молния и едва не вырвалось наружу безудержным, яростным криком. Когда последняя стоящая чего-либо чародейка полетела вниз, через перила, маг понял, что битва выиграна. Архимагистру осталось жить последние минуты, а остатки сопротивления, состоящие из учеников и посредственных преподавателей, явно истощались. Михаэль понимал, что это то самое мгновение, к которому он шел все это время. Когда отравлял слугу, когда сражался с Энией, когда устроил огненный ад на площади перед храмом. Да, все это было именно ради того, чтобы Регулус наконец получил своё. А Крауц - своё. Драматическая сцена, развернувшаяся между архимагистром и темным магом, поистине впечатляла. Как проявлением давно позабытого искусства, так и выражением лица Регулуса. Этого старинного волшебника, который ранее казался принципиально непобедимым. Никогда Крауц не подумал бы, что увидит умоляющее выражение лица у Ройса. Но когда это произошло, маг почувствовал упоительное чувство превосходства. Да, если бы не Крауц, этого бы никогда не произошло. Никогда... Момент, когда Архимагистр пал, был ознаменован выпадением первого снега. Маг улыбался, выкрикивая заклинания, сверкая молниями и огненными шарами. Хохотал, когда очередной ученик оказался сожженым заживо или замирал в неестественной позе после соударения со стеной. Он понимал, что это уже не битва - это бессмысленное кровопролитие. Но ничего не мог с собой поделать - гордыня и самомнение взяли над ним верх. Но этому не было суждено продлиться долго. Вышедший победителем из схватки Арахон в мгновение ока покончил с остатками лояльных архимагистру волшебников и, отдав короткое распоряжение, исчез. Крауцу стоило немалых усилий взять себя в руки и сдержанно кивнуть Эрике: - Да. Сделали. "Я сделал" Поправив плащ, маг вышел поближе к балкону, встав недалеко от места, где через проломанные перила вылетела пожилая чародейка. Кашлянув в ладошку, маг произнес несложное заклинание и усиленным голосом начал вещать: - Доблестные защитники Эредина! Говорит с вами Михаэль Крауц, последний из выживших приближенных короля. Архимагистр пал, шансов на победу у города в нынешнем положении нет. Приказываю вас капитулировать, остановить кровопролитие. Войска Артодана не тронут тех, кто добровольно сложат оружие и явятся во дворец на капитуляцию. Город сдается. Это окончательное решение. Прервав действие заклинание, чародей простоял на балконе еще несколько мгновений. Он рассматривал город и окрестности - его новые владения. Сожженную площадь через церковью, опустошенные улицы, границы города, на которых велась ожесточенная борьба. Все это стало его. Обернувшись к своим союзникам, чародей улыбнулся. - Поздравлю, мы победили, друзья. Необходимо подготовить все к капитуляции и, как мы уже слышали, заточить оставшихся сторонников Архимагистра. Нам многое предстоит сделать. "Очень многое..."
-
Шикарно. Прям чувствуется торжество, заметны все ключевые особенности характера персонажа.
-
Было приятно наблюдать за твоей игрой) Отличный персонаж получился.
|
Никто не мог знать. В одной из тратторий, принадлежащих семье Джованни, было тихо и относительно спокойно. Несколько завсегдатаев топили свои проблемы на дне хрупких бокалов, обжигающая граппа разливалась по телу приятным теплом, согревала от холода колючих и неприятных мыслей. Здесь люди могли отдохнуть и забыться. Могли, уединившись за отдельным столом, беседовать о собственных делах, что не должны были достигнуть чужого слуха. Хозяин делал всё, чтобы в его заведениях посетители ощущали себя комфортно, едва ли не по-домашнему. Всё-таки, траттории являлись семейным делом, и Матиас вполне успешно продолжал стезю своего отца. Человек, что потревожил эту непоколебимую атмосферу уединённости, являлся одним из доверенных людей хозяина. Влетев в помещение, подручный бегом пересёк зал, ворвавшись в комнату, выделенную Матиасом для собственных нужд. Дверь распахнулась громко, ударившись о стену, и на пороге предстал взволнованный и побледневший парень. Тяжело дыша, пытался собраться с духом, и лишь несколько долгих секунд спустя выпалил внезапную новость. Никто не мог знать. Поистине, последние дни в Пьяченце пестрили событиями далеко не обыкновенными для маленького тихого городка. С каждым днём обстоятельства набирали всё более неожиданный оборот, становилось ясно, что за масками учтивости спрятались личные счёты и тщательно выстраиваемые планы. Импровизированный Колизей со своими собственными боями… Пожалуй, сравнение было отнюдь не изящным, вряд ли изнеженных высокородных особ вообще можно сравнить с гладиаторами, но суть оставалась та же. В подобной игре борьба идёт не на жизнь, а на смерть. Что и доказывали убийства Фаррадечи. Никто не мог знать, что подобное случиться так скоро. Матиас ожидал, что пройдёт как минимум несколько дней, прежде чем кто-либо решиться на подобный шаг. Слишком импульсивный и наглый. И совсем невыгодный для того, кто подобные вещи спонсировал. Рано или поздно станет известно, кто нанял кондотьеров, и тогда репутации смельчака конец. Но то, что пришло в голову Джованни, было слишком далеко от размышлений, кто в действительности приплатил головорезам. Прикусив золотую монетку клыком, продемонстрировал окружающим белоснежную, полную злобного удовлетворения улыбку. - ...Значит так, - тон Матиаса стал глуше и резче. Хлопнув по столешнице ладонями, отчего звякнула монетка в руке, и слегка наклонившись, глава гильдии начал перечислять новые указания. Возникшие условия требовали импровизации. И, честно говоря, происходящие в городе события Джованни были как нельзя на руку. – План с телегой и Кальдерони остаётся в силе, однако, пользуясь случаем, снимаю ограничения на истребление людей Корноухого. Эти ублюдки не должны увидеть вас с Кальдерони, поэтому вырезать вы их можете спокойно. Когда Сальваторе очнётся и что-то заподозрит, будет уже поздно. Это первое. Второе – стражу поснимайте к дьяволу, этих тварей должно остаться в городе как можно меньше. Только пользуйтесь дальним оружием, господа, чтобы никто не видел вас на месте преступления. Впрочем, - Матиас коварно улыбнулся, - сейчас на улицах практически никого не останется. А страже явно будет не до вас. Несмотря на всеобщий хаос, вы будете действовать в нашем излюбленном стиле – тихо, быстро, незаметно. Даже чёртовы кондотьеры, сукины дети, не должны знать, что на улицах действует кто-то ещё. Матиас задумался. Пленительной показалась мысль приказать людям влезть в дома соперников. Однако Джованни прекрасно понимал, что весть разносится слишком быстро, и конкуренты будут делать то же, что собирался сделать он – защищать собственные дома и семьи. - План с Кольвицци и слугами так же остаётся в силе. Однако со слугами можно повременить – сейчас несколько не до них. За моими соперниками организовать слежку. Я должен знать об их передвижениях. – На лице Матиаса отразилась недобрая усмешка. – Я знаю, о чём вы все подумали. Прирезать ублюдков, пока есть возможность. Но я вам отвечу – не торопитесь, друзья. Будьте осторожны. Сейчас у каждого нервишки на пределе. Каждый огородит себя всевидящей стражей, за прочной бронёй из их щитов. Нужно бить в тот момент, когда они того не ожидают, раскроют панцирь и будут более уязвимы… Матиас представил, как расправляется с врагами собственными руками. Он лелеял надежду, что именно так всё и будет. - Если кого-то засекут и я услышу недобрые вести, что некие головорезы разгуливают по городу, да ещё узнаю в этих слухах собственное имя, - карие глаза грозно обвели лица присутствующих, - собственноручно вырежу кишки и подвешу за них на эшафоте. Вы поняли намёк? Именно. Докладывайте о передвижениях. Ждите удобного случая. И если он представится… Ни в коем разе не действуете по одному. Нападать группой на одиночку. Закон волчьей стаи. Закон нашей стаи. Надеюсь, вы уяснили, господа, и не облажаетесь. Вспомните людей, которых я послал с поручением за город. Где они теперь? Я уверен, кормят крыс в какой-нибудь выгребной яме… Осторожность не помешает. Тем более, когда на кону все наши жизни. Джованни прекрасно знал, что некоторые могут быть недовольны его политикой. Но верил, что они так же хорошо понимают значимость его слов. В конце концов, змеиная стратегия позволила ему сесть на почётное место главы гильдии. Матиас отдал последние распоряжения, назначив Зверя основным хранителем информации. Соглядатаи доносили о действиях соперников ему, и он складывал разрозненные куски в единую картину. После чего передавал новости Джованни через мальчишку-посредника, оборванца, что на улицах, обычно, никогда не обращал на себя внимания. Предварительно, Матиас сообщил свой маршрут на ближайшие часы. *** Матиас выходил из траттории скорее в задумчивом и сосредоточенном состоянии, чем действительно обеспокоенным. Где-то на периферии сознания мелькали мысли о семье, дорогих для него людях, что, возможно, наблюдали в этот момент развернувшуюся на улицах Пьяченцы бойню. Они ждали его. Его долг как отца и мужа – в первую очередь защитить. Поразительная холодность и отстранённость застилали разум, поглощая чувства. Он прекрасно понимал, что эмоции в подобных случаях – первейший враг. Въедаясь в душу всё глубже, они не уйдут. Пылающим пламенем потекут в венах, заставляя сердце биться чаще. Заставляя думать нерационально. Он не мог себе этого позволить. Не теперь. Некоторые вещи его действительно интересовали. В последнюю очередь это был спектакль, блестящая идея Беатрис, что уже терпела фиаско. Он не сомневался, что рано или поздно наёмники доберутся до самого яркого мероприятия сегодняшнего дня. Но его мало волновал тот факт, что спонсируемый проект оказался убыточным. В сущности, ему с самого начала было плевать на судьбу представления. Единственное, что придавало его раздумьям оттенок волнения, - знание о том, что жена находится именно там. В первую очередь его занимали мысли о самих кондотьерах. Какие доводы руководили тем, кто решился устроить в городе массовое побоище? Кто вообще являлся целью и конечным пунктом в продвижении наёмников?.. Подсказки крылись в уголках его собственной памяти, в осколках разбитого зеркала истины, что оказались своевременно в его руках. Сложить всё воедино не составило труда. Цепочка выстраивалась сама собой. Седлая коня, Матиас думал о том, насколько велик риск промахнуться. Но он не промахнётся. Не должен. *** Что-то не так. Фредерико был ещё мал, чтобы полностью понимать всю ситуацию, он мог полагаться исключительно на собственные чувства и ощущения. Интуиция ребёнка не могла его подвести. Особенно в моменты наиболее критические. Мальчик стоял у окна нижней террасы, наблюдая улицу и дома, утопающие в живописной зелени. Маленькая площадь перед домом пустела – прохожие с поразительной быстротой исчезали из поля зрения. И лишь где-то в отдалении, в конце двух ветвящихся вглубь города проспектов, виднелось сумбурное и хаотичное движение. Фредерико не мог рассмотреть, что именно там происходит, но отчего-то чувствовал: что-то не так. Рука легла на его плечо. Ребёнок поднял голову, в который раз испугавшись уродливого шрама на лице этого человека. Но в серых глазах его не было злости, не было характерного для взрослых укора, как обычно бывало, когда Рико сбегал от нянечки. В глубине полуприкрытых глаз пряталось выражение твёрдой решимости и слабого страха, которого не углядел бы любой другой взрослый, но так отчётливо чувствовал ребёнок. - Мой синьор. Вам не стоит оставаться здесь. Рико не был послушным и усидчивым ребёнком никогда. Даже Флавио, чей авторитет был сравним с отцовским, бывало, страдал из-за его проделок. Однако что-то в его тоне заставило мальчика усомниться в затее протестовать… Ребёнок не успел окончательно выбрать позицию поведения, когда со стороны парадного входа послышался топот копыт и после – торопливые шаги, сопровождаемые хлопком входной двери. Рико юркнул под руку солдата и скрылся в недрах особняка. На пороге стоял отец. Взъерошенные короткие волосы, тяжёлое дыхание. Блуждающий взгляд, казалось, видел перед собой совершенно иные предметы, но вовсе не дом, не слугу, не сына. Матиас заметил Рико только когда мальчик потянул его за руку. Джованни просто отмахнулся. Заметил приближающегося капитана и направился к нему. Рико не мог понять всего, что говорил отец. Единственное, что он осознавал со всей ясностью, – тот чем-то встревожен, чем-то поглощён и отдаёт очередные приказы. Больше всего на свете мальчик желал понимать причины. Впитывая случайно достигшие его слуха фразы, движения и манеры. И в равной степени он желал получить от этого человека хоть каплю внимания. Ребёнок наблюдал, как одномоментно ожил дом. Повсюду слышались шаги слуг, со стороны двора доносились звуки лязгающей стали и топота тяжёлых сапог. Фредерико не понимал. У него были вопросы. Множество закономерных вопросов, со всей детской непосредственностью и любопытством задаваемые отцу. Что продолжал его игнорировать, как и большинство находящихся в помещении взрослых. Бросив что-то напоследок капитану стражи, Матиас резко развернулся по направлению к двери, с явным намерением уйти вновь. В этот момент Рико пронзительно закричал и со всей яростью и обидой потянул за плащ, требуя обратить внимание на себя. Джованни обернулся, лишь сейчас опустив глаза на сына, словно впервые заметив его присутствие. Мужчина не сказал ни слова. Опустился на одно колено, положил руку на затылок Рико и коснулся губами его лба, на мгновение прикрыв глаза. Подобная нежность его отцу была совсем несвойственна. Долгие секунды молчания. После чего Матиас поднялся и вышел. А на плечо ребёнка вновь легла рука Ферро. *** На лице синьоры Джованни играла миловидная и кокетливая улыбка, изредка прикрываемая кремовым веером в тон её платью. Щёки горели от яркого и совершенно естественного румянца, а в тёмных, практически чёрных глазах Беатрис сиял восторг. Сторонний наблюдатель не без оснований мог предположить, что молодая особа радуется началу представления. Кто-то мог приписать ей корыстолюбие, с которым девушка смотрела на мероприятие, озолотившее Амадэо благодаря расточительству её мужа, и теперь в полной мере наслаждалась результатом совместных усилий. Кто-то бы разглядел в её волнении искренние чувства от созерцания деяния искусства. Всё вышеназванное было, в общем-то, правдой. Но в большей степени ею руководили пережитые во время недавнего разговора эмоции. Хотелось поделиться деталями с Матиасом, и как можно скорее, но ей приходилось ждать. Сидя в одиночестве, ловить на себе любопытные взгляды. Этот день должен был запомниться приятным и лёгким времяпрепровождением, сладким послевкусием от замечательной игры актёров и роскошных декораций сцены. Сегодня Беатрис планировала оставить мысли о Пьяченце и её интригах хотя бы на некоторое время и просто наслаждаться жизнью, как то было раньше. Впрочем, Беатрис лгала сама себе: ощущала возросшую гордыню, благодаря интересу, проявляемому по отношению к ней со стороны общественности. Когда-то – девочка из многочисленного сословия, после – одна из многих богатых семейств, теперь – одна из четырёх. Круг стремительно сужался. Лестница положения росла. Действительно наслаждаться жизнью она сможет после того, как граница сузится до одной... Пожалуй, её сегодняшним планам не суждено было сбыться. Всё изменилось слишком неожиданно. Всеобщее настроение изменилось резко, атмосфера мероприятия накалилась до предела, и причиной тому служили вовсе не бурные овации. Приглушённый шум, шёпот обсуждения – всё затихло и замерло ровно до того момента, пока не раздались первые крики. Топот копыт, массовое бегство… Всё вокруг закружилось и слилось, унесло Беатрис в совершенно иной мир – мир страха и насилия. Крики стонущих людей, пострадавших от конников, чей-то противный визг поблизости… звуки смешались, иглой вспарывая разум и мешая соображать быстро. Кто-то из наездников направился в её сторону. Два стражника, на чьём присутствии так настаивал Матиас, своевременно спасли её от надвигающейся опасности. Конец. Конец её планам. Это полный крах. Актёры, напрочь забыв о реквизите, распарывая ткани недавно сшитых костюмов, спешно покидали сцену. Зрители разбегались в панике, способные думать в этот момент только о собственной шкуре. Что-то внутри болезненно сжалось, накатило беззвучными рыданиями, но Беатрис стойко держалась, приложив к лицу ладонь. Не позволяя себе выказывать внешне горькую обиду и отчаянье. После осознания навсегда потерянных возможностей и крушения надежд, родились мысли о чём-то более важном. - Сын! Мой сын… Беатрис вцепилась в руку одного из стражников, с ужасом глядя в его глаза и видя перед собой лицо Фредерико. - Я должна вернуться к сыну. Сейчас же. Домой! --------------------------------------------------------- Не могу я без приватов... Если подытожить действия гильдии: - Они занимаются погрузкой телеги Кальдерони; - Они истребляют людей Корноухого; - И городскую стражу; - Но не соперников. Доносят и ждут указаний Матиаса.
Если говорить о действиях Матиаса: - Он заглядывает в кузню, +6 щитов для ближних; - Он едет к дому Альберти, собирает его стражу или присоединяется к ней, если она уже выступает (думаю, те уже узнали, что их синьор в опасности); - Затем едет к спектаклю, спасает положение, людей и Беатрис, если та не успевает уехать сама, после - двигается к городскому совету; - И напоследок: наталкиваясь на разрозненные группки городской стражи, собирает под своё "крыло", двигаясь единым фронтом. Не вербует, но кооперирует. Однако если после всего происходящего кто-то из городской стражи захочет уйти под лидерство Джованни - тот против не будет уж точно.
В связи с последним пунктом глобальная цель: подавить влияние Эстакадо, в особенности, перед Альберти, скооперироваться с главой городского совета, спасти его от кондотьеров.
П.С. Мои аппетиты на инициативу просто безграничны. Надеюсь, всё это можно завершить за один ход, но что-то я сомневаюсь...
-
Великолепные, великолепные описание и стремления! А строки от лица ребенка - это вообще нечто!
-
За подробное, основательное описание действий и переживаний героев.
-
Часть от лица Фредерико особенно хороша. Яркий образ, насыщенный.
|
Фрэнк почти радушно улыбнулся Сильвии, легко кивнул здоровенному Шепарду. Ни то что бы они смогли за краткий срок заменить старую команду на эмоциональном фронте, но шанс пустить корне в этом эфемерном пространстве у них явно был – Полинг легко находил отклик и внутреннюю симпатию к этим людям. Рукопожатие оказалось чуть более долгим, чем рассчитывал Фрэнк – Регина выглядела растроганной, чуть беспомощной и казалась благодарной за иной подход, чем выказала остальная часть спасённых. Но Полинг чётко понимал, что ключевое слово здесь – “казалась”: дрожание ресниц, трепет на кончиках пальцев, лёгкий полувздох прежде чем начать говорить. Мисс Барреа была превосходной актрисой. А ещё она была красивой девушкой, которая возглавляла Сопротивление, что для Фрэнка было личным пунктиком – подобная веха в жизни не может не изменить человека, не сделать его собственноручно выкованным оружием возмездия и флагманом Идеи. Полинг сам был таким в прошлом.
“Прекрасный союзник или опасный противник?” – выбор, что предстоял Фрэнку был непрост, как и обстоятельства, в которых находился экипаж и пассажиры Ренессанса.
Когда мистер Мёрк принялся раздраженно объяснять ситуацию “на пальцах”, СиБи разорвал чрезмерно близкую дистанцию с Региной, внимательно слушая речь, которая всё больше начинала напоминать отцовскую нотацию, а не рассуждения повстанца. Когда же заговорила Сильвия, Фрэнк не подал виду о своём недовольстве: он много лет пробыл в космосе, но Бог так и не встретился ему на пути. Достаточно гуманный, чтобы быть толерантным, Фрэнку не претило допускать кому бы то ни было, обманывать самого себя по мелочам: веруйте, если это поможет вам выполнить ваши обязанности, почему бы и нет. Но когда доктриной Религии начинают объяснять помощь или вражду, когда жрицы какого-нибудь Бога пытаются собрать дань, деньгами, солдатами или иным способом – Полинг бунтовал. Бунтовал рьяно, со всем духом прогрессивного атеизма, что веками копился на Земле и в более дремучее время, чем Эру космических путешествий, когда наступил его Звёздный Час.
Общение начало наполняться чрезмерной эмоциональностью, и Фрэнк поднял руку, привлекая внимание и прося тишины:
- Мистер Мёрк, Мисс Барреа. Как я сказал ранее, мы благодарны Вам за спасение и безусловно готовы отплатить по счетам за него – помощью в устранении правящей верхушки нынешнего правительства Элкора. Хоть наша ключевая миссия и содержит в себе гуманитарную цель, нейтральную от Галактической Войны, но мне, как бывшему офицеру Федерации, будет приятно, если где-то в этой проклятой черноте, будут править лояльные Федерации люди, а не тиран-узурпатор. И дело здесь не в религии, - холодный взгляд в сторону Сильвии, - или нашей “беспомощности”, - точно такой же взгляд на Мёрка, - а в том, что мы и Ренессанс стали катализатором событий. Зная суть жизни Сопротивления, с уверенностью скажу, что вы были далеки от своих целей – слишком расслабленно выглядит город. Нет затравленных взглядов полиции и роялистов. Нет взрывов в промышленных зонах и постоянных патрулей. Мы нужны вам, куда больше, чем можно представить – как верно заметила мисс Эллемеет, наша смерть оказалась бы лишь статистикой…НО. Я не собираюсь тратить время на пустые пререкания: у вас есть цель, у нас есть цель и они вполне прекрасно сочетаются, без выяснений кто и кому обязан, - холодная полуулыбка ко всем присутствующим.
Полинг вышел в центр комнаты, глядя преимущественно на Регину и Мёрка:
- На сколько безопасно это место и сможет ли быть эвакуирован капитан Фрайзер в случае чего? У вас есть данные, где содержатся наши пленные товарищи? Система глушения связи этого Бормана, находится в комплексе планетарной связи по стандартам строительства или это спец объект? Сможем ли мы провести две операции одновременно? Какими средствами усиления мы обладаем: техника, тяжелое вооружение, промышленная взрывчатка, артиллерия, удаленно управляемые дроиды или боевые боты? Вы готовы вести переговоры с Императором после выведения линкора на боевую позицию?
Фрэнк начал задавать вопросы. Фрэнк решил действовать.
“Don’t fuck with SiBi” – злорадно подумал он.
-
Разница в мировоззрении команды шикарна и тем более интересна^^
-
Фрэнк начал задавать вопросы. Фрэнк решил действовать. и хватка у него мертвая.
-
Рада возвращению Френка) А вот эта фраза прям доставила: он много лет пробыл в космосе, но Бог так и не встретился ему на пути.
-
Ты как всегда крут, но в последнее время тебя очень мало :)
|
-
Вот кстати не знаю, как бы сам отыграл перса в такой ситуации. А Малкольм получается очень даже.. Правда, судя по всему, уже не совсем Малкольм)
-
Вильгельм великолепен:) П.С. извини, что поздно:)
|
...вычайных ситуаций. Слушаю вас.
Сознание странно раздваивается. Одна Джессика в панике озирается - Джероми... Мадлен... Кинг, Кинг! Назад! Вторая Джессика вцепилась в пластиковую пластинку айфона, держится за него, как за канат, чтобы не смыло за борт, говорит звенящим металлическим голосом, холодно и отчетливо, как киборг. Типичная картина афффекта, кли-ни-чес-ка-я.
- Это Джессика Кьюли. Дом Мадлен Хайтауэр, дорога на юг от Сеннен Коув вдоль побережья. Здесь пятеро людей. Троим внезапно стало плохо... (Озирается. ) Приступ паники, удушье... похоже, галлюцинации. (А Мадлен - она тоже что-то пила, на кухне?) - Что? Мы не принимали наркотиков! Никаких наркотиков никто не принимал, двое парней выпили немного пива, и все! Собака хозяйки, доберман-пинчер, не подчиняется командам, агрессивна... (Кинг рванул в ванную вслед за Малкольмом) - Нужен врач, токсикологическая служба, я попробую оказать помощь... я медик... (Все разваливается, момент уже упущен. Мадлен не смеется, это она хрипит, пытаясь вытолкнуть из горла застрявший в нем вопль. Кинг не слушает человеческих слов, триггер в его мозгу уже перещелкнулся на "догнать и убить", Джероми... судорожно дергается, пытаясь вцепиться пальцами в доски пола, кричит... что? "Бегите!" Джероми, мы здесь! Ты с нами!) - Помогите нам! Приезжайте скорее! Мэйдэй, мэйдэй, SOS. Собака, проявляющая агрессию к людям, должна быть... Кто это говорит? Тед? Ублюдок. Заткнись, я сама знаю. Ты мне уже не нужен. Шокер, надо скорей достать шокер, Малкольм сейчас пальцем не двинет, чтобы защититься. С айфоном у уха, уже влажным от ее судорожного дыхания, бежит на деревянных ногах к своей большой дорожной сумке, дергает молнию одной рукой, роется в никчемном барахле, скорей нащупать твердую рукоять шокера, скорее... надо вырубить Кинга. Мадлен мне не простит.
|
Когда капитан Шепард закончил свою полную тактических планов и идей речь, ван Эллемеет степенно кивнула: - Благодарю, капитан. Ваши пояснения нам очень помогли. К тому времени, как Макс закончил речь, наконец-то пришел в себя Поллинг - пока что единственный человек из экипажа, кто действительно имел право хоть что-то решать. Возвращению этого человека в мир живых Сильвия была действительно счастлива: за время полета офицер безопасности корабля показался ей мужчиной разумным и рассчетливым, логичным и рассудительным, взвешивающим каждое свое слово. Он казался эдаким старшим братом: временами суровым, но неизмеримо справедливым и заботливым. И обращенные к нему слова психолога были на сей раз абсолютно искренны: - Капитан Поллинг! Фрэнк! Рада, что вы вернулись к нам.
Поинтересовавшись состоянием капитана и получив ответ, что оно не стабильно, безопасник поблагодарил повстанцев за спасение и, к вящему удивлению ван Эллемеет, поднялся и подошел к Барреа, поздоровавшись с ней рукопожатием чуть более долгим, чем велят правила приличия. В глазах неотрывно наблюдавшей эту сцену Сильвии плеснулось темное пламя раздражения: кажется, она ошибалась в Поллинге. При виде этой мятежной красотки Барреа, ставшей внезапно такой женственной и хрупкой, капитан, по-видимому, сразу потерял голову, и был готов сразу удовлетворить любую просьбу харизматичной девушки. Весь этот мерзкий слащавый водевильчик, вся эта сцена, достойная любовных романов, психологу резко не нравилась - просто, интуитивно, по факту. Ван Эллемеет твердо поняла, что пора брать инициативу в свои руки, пока мужчина не испортил все дело.
Но прежде чем Сильвия решилась начать свою речь, слово взял так долго ждавший этого момента Мерк. Хоть и общающийся с гостями с некоторым снисхождением, мужчина был все-таки вежлив и корректен, а главное - точен в формулировках и описаниях. И, по-видимому, был одним из немногих, кто знал, как общаться в приличном обществе, что было, несомненно, ему только в плюс. Но вот с некоторыми высказанными сентенциями Сильвия согласиться не могла - мужчина, конечно, умело подтасовывал факты в свою пользу, но и сама психолог была не из тех, кого легко провести. Спокойно дождавшись окончания монолога одного из немногих присутствующих здесь воспитанных людей, впн Эллемеет ответила, чуть улыбнувшись и понимающе кивнув собеседнику: - Господин Мерк, мы премного благодарны Вам подробную и точную диспозицию ситуации, равно как и за описание потенциальных затруднений, которые можем испытать мы в частности и Элкор в целом. Но, увы, я не могу согласиться с Вами, что наше положение несколько более удручающе, чем у Сопротивления. Что можем потерять мы? Жизнь - и все. Что можете потерять вы? Идею - а это конец всему. Погибшим достанется посмертие, а смерть Идеи навек погрузит Элкор в рабство. Я думаю, что не будет преувеличением, если я скажу, что капитан Фрайзер, буде он в здравии и твердом сознании, весьма озаботился бы своевременным спасением попавших в плен членов экипажа, равно как и восстановлением попранной справедливости. Ежели Вы не ошибаетесь, то увы - время работает против нас всех, и мы не имеем возможности дождаться, когда господин Фрайзер окажется в состоянии принять решение. Я готова принять на себя ответственность в принятии решения об оказании поддержки Сопротивлению - и тут, как я услышала, со мной согласны господа Поллинг и Шепард.
Перед следующей фразой Сильвия сделала краткую паузу, собираясь с духом. Будет правильно, если она заронит в эти мятежные души искру Божественного Пламени - но делать это надо крайне осторожно, дабы не вызвать негатива у неверующих. Вдохновенным, тихим голосом ван Эллемеет продолжила говорить. В этот миг она словно бы преобразилась - ушла сухость и деловитость из речи, в глазах воссияла фанатичная убежденность, движения рук ставшие плавными и медлительными, стали напоминать некий сакральный танец: - Кроме того, меня ведет по жизни Огонь Души, что незримо освещает мне путь и помогает в трудную минуту. Помочь Вам, отринув мирские заботы, есть шаг на дорогу чистых помыслов и высшей справедливости. Спасти друзей своих - в высшей степени благо. И знаю я, что с именем того, кто превыше всех нас, мы решительной рукой раздавим горло имперской гадины, восстановив попранную и утраченную правду. В замен я смиренно бы попросила о малости - позволить мне после победы над нечестивцами принести сюда слово Заратустры - как в виде речи по общепланетной передаче, так и в виде слова печатного - дабы открыть Элкору свет бехтин, свет Ахурамазды. Ведь что есть империя Бормана, как не царство Ормузда? Ложь, жестокость и безверие - три столпа, на коих покоются эти обители слепой злобы. Мы своими глазами видели дэвов, и осознали, что слуги императора ничем не лучше их. Я лишь мобеда, а не воительница, и не могу решить, как нам лучше приступить к осуществлению нашего правого дела - на это есть те, кто более умел и опытен. Но вера моя крепка, и я готова сама, ажимая оружие в руках, сделать все, дабы благородные борта "Ренессанса" стали кинжалом, приставленным к горлу лже-Императора.
-
Мобеда ты мобеда!
-
Сильвия в своём репертуаре)
-
Ведь что есть империя Бормана, как не царство Ормузда? Вот действительно :)) Отличный пост. Радует правдоподобность критически-негативного отношения к деяниям сопартийцев
|
|
Голос, прозвучавший из темноты, позволил Баттлоу однозначно идентифицировать журналиста, а тот упомянул Ханну. Все едва различимые фигуры в коридоре наконец обзавелись персоналиями. — Мистер Уэйн, отличное предложение. Если потребуется, то мой фонарь лежит в верхнем ящике стола в моем кабинете, сразу под правой рукой. Там незаперто. Идеальный порядок, в котором Баттлоу содержал не только свою жизнь, но и свои вещи, сейчас играл ему на руку, но он даже не обратил на это внимания. Некоторые люди могли позволить себе беспорядок, но только не Роджер. Он хотел продолжить инструкции, как вдруг заговорил психолог. Баттлоу нахмурился, невидимый в темоте, слушая его предложение — оно казалось иррациональным. Роджер сам не блистал обширными познаниями в области ремонта дизельных генераторов, но по крайней мере у него был опыт работы на исследовательских станциях. Досье Бьюкэннона не содержало никакой информации об имеющихся у психолога технических навыках, и поэтому следовало отправить его делать свою работу — успокаивать людей. Но в этот момент Джеймс взял его за локоть и слегка сжал его. Роджер вскинул брови, но этот жест так же остался незамеченным, зато дал начальнику станции необходимую секунду, чтобы понять, что психолог настаивает на своих словах, хотя причин для этого Баттлоу по-прежнему не видел. Но, наконец, в его предложении блеснуло зерно рациональности. — О'кей, мистер Бьюкэннон. Отправляйтесь с Филлипсом и окажите ему любую необходимую помощь, — с легким нажимом ответил Роджер. Под любой помощью он подразумевал как посильный физический труд, так и возможность обезвредить механика в случае неадекватного поведения. Оставалось лишь надеяться, что Джеймс поймет его правильно. — Я пойду в столовую, и пришлю к вам доктора Кларк. И еще кого-нибудь в помощь, лишняя пара рук вам не помешает. Так что, мистер Уэйн, займитесь с Ханной фонарями, и занесите в столовую несколько штук. Мистер Филипс, — Баттлоу повернул голову туда, где предположительно должен был находиться механик, — постарайтесь наладить электроснабжение в кратчайшие сроки. Мы на вас рассчитываем. Последняя фраза была сказана совершенно нейтральным тоном, и Роджеру было в принципе все равно, как его поймет механик: ощутит ли ответственность за предстоящее дело, или же задумается о серьезности взыскания, которое его ждет в случае неудачи. Пробравшись мимо Ханны и Алекса, Роджер пошел обратно в столовую, периодически придерживаясь рукой за стену, чтобы не терять равновесие.
|
Внутри отчётливо заиграла тревога как только погас свет. Сигнал, почти слышимый трезвоном звонка громкого боя, таким, какой располагался у них в казарме над дверным проёмом. Прежде чем Джеймс успел отдать себе отчёт в своих действиях, его рука раскрытой ладонью легла с боку на поясницу, туда, где должно было находится цевьё штурмовой винтовки. Но его там не было, только ткань рубашки и тёплая плоть. Бьюкэннон успел заставить себя не присесть, чем избавил себя от резкой боли в больной ноге. Давно такого с ним не было. Толчком включилась голова, заработав почти на полную мощность, мгновенно раскладывая случившееся по местам, необходимым для единственно правильного решения. Свет погас. Видимо Джонатан накосячил гораздо больше, чем предполагалось сначала. При этом он явно сказал не всё, а уже услышанное не нравилось Бьюкэннону совсем. Прежде всего тем, что он чутьём подозревал схожесть симптомов доктора и дизелиста. Внятных оснований пока не было, но странная интуитивная уверенность внутри не отпускала. А если так, если хотя бы предположить, что так, то творилось что-то совсем странное. Глухим фоном звучали вопросы Роджера, задаваемые дизелисту, а голова тем временем продолжала свою работу: Джонатана нельзя было оставлять без присмотра, более того, с его симптомами необходимо было разбираться дальше. Однако он был специалистом, который мог устранить неисправность в энергоснабжении станции, потенциально грозившую серьёзнейшими проблемами. Единственным квалифицированным специалистом, что само по себе нарушало технику безопасности. Хорошего не жди, если ты на ледяном континенте, а генератор запорот. Долго ли они протянут без тепла и света? Ох хорошо бы, если бы Филипс не убил его совсем. Очень хорошо. Взгляд метнулся к Баттлоу, выхватывая его контуры в почти полной темноте. Нет, оставлять его с Джонатаном нельзя, дизелист его боится, а значит не сможет работать как надо с и так перегруженной психикой и страхом из-за нависшего начальника за плечом. Сам же Роджер похоже не испугался, чётко выстраивал фразы и отдавал сейчас распоряжения, пресекая потенциальное распространение паники. Хорошо. В бурном потоке мыслей и заключений очертился круг предстоящих задач: лишить в меру возможности излишней нагрузки психику дизелиста, стимулировать её для проведения необходимого ремонта. Наблюдать за выполнением работ и самим Джонатаном, после больше выяснив о его состоянии. Избежать паники. И всё это предстояло сделать с некоторым нарушением текущих распоряжений Баттлоу. Глубоко вздохнув, Джеймс заставил говорить себя медленно и негромко, излучая голосом то спокойствие, на которое был способен в сложившейся ситуации: - Роджер, я думаю Джонатан справится, он ведь профессионал. Но он.. - возникла очень короткая заминка, пока Бьюкэннон подбирал наиболее мягкий термин, - поранился. Я присмотрю за ним и обеспечу необходимую помощь. Как психолог, рекомендую вам отправится в столовую, одним присутствием вы успокоите людей, не говоря о том, что там вам удобнее будет контролировать обстановку и координировать действия персонала, пока они не разбрелись в потёмках кто куда самостоятельно. Своё обращение Джеймс сопроводил тем, что в темноте, чтобы никто не видел, аккуратно прихватил начальника за локоть. Роджер не был глуп. Подобное нарушение личного пространства должно было показать ему важность говоримого. Как минимум, Джеймс надеялся, что после этого начальник не будет спорить. Отпустив локоть Баттлоу, Бьюкэннон повернулся в потёмках на голос журналиста. - Мистер Уэйн, прежде чем искать фонари, не могли бы вы привести сюда мисс Кларк? - Джеймс чуть наигранно смутился. Эта эмоция, как и наигранность, были необходимы, ведь они были неуместны в потенциально опасной ситуации, а значит явно давали сигнал окружающим, что ситуация не такова. - Я оказал помощь мистеру Филлипсу, но боюсь мои навыки несколько заржавели. Пусть настоящий врач посмотрит, на всякий случай. - психолог улыбнулся в почти полной темноте, выдерживая взятый образ, даже если его улыбки не было видно. На едва уловимых тонах голоса это скажется. Только договорив, Джеймс заметил, что свет погас не полностью. Пара ламп ещё горела. На самом краешке сознания что-то цеплялось за эту деталь, выделяя её. Джимми не был специалистом, но и его знания шептали ему, дело могло быть совсем не в генераторе. Он был в этом почему-то уверен и лишь глупый ум цеплялся за отсутствие профильного образования. Так или иначе обращать сейчас внимание окружающих на эту деталь, тем более испытывая сомнения самому, было почти преступно. Внутри колыхнулся страх, но Джимми не обратил на него внимания, он был слишком поглащён выполнением поставленных задач. Не смотря на прошедшее время, организм легко вошёл в этот режим, выработанный когда-то на войне. Есть, видимо, вещи, которые можно забыть только умом. Джеймс в потёмках придвинулся ближе к Джонатану, переключая на себя его внимание. Травмированный, в его состоянии, дизелист был потенциально ближе всех к панике. - Как думаешь, два калеки доберутся до генератора на ощупь, или доктора с собой прихватим? Пусть думает что угодно про неуместные шутки. Пока его голова занята этим, она не занята другим.
|
/ ссылка/ Александр Розенбаум
Посвящение Актрисе
Смотрите, женщина идет, не без Христа. Толпы ухмылки ей в почет. Она пойдет на эшафот, Кривя в усмешке едкой рот, В ее лета Стюарт и та Была чиста...
Смотрите, женщина идет по мостовой, Дитя порока, дочь добра, Вчера глупа, сейчас мудра, Ее не встретишь так с утра. Смотрите, женщина идет по мостовой.
Смотрите, женщина идет. Она пьяна. Она пьяна не от вина, А потому, что не одна, И ей знакома тишина: Когда кругом царит содом, ей тихо в нем.
День так высоко, Мир под каблуком Раскалил Легким ветерком. Пожалеть о том Стоит ли? Свет достать рукой Было так легко - Стало далеко. Жить бы - не тужить, Королевой быть, Властвовать. Только не забыть, Как вели кормить Сказками. Только не простить, Как могла любить, Как могла любить...
Смотрите, женщина идет, не без Христа. Толпы ухмылки ей в почет. Она пойдет на эшафот, Кривя в усмешке едкой рот, В ее лета Стюарт и та Была чиста... Она обещала Бритве достать Феникса, об этом думает, спиной впитывая кадры расправы - принимает удар, спиной, вновь чувствует, вновь падает в темноту, возвращается на четыре года назад, когда враз стало пусто, когда она стала одна. Безотцовщина, безпризорница, бесприданница. Она бы хотела смеяться. Громко смеяться им, этим двоим. Женщине, в которой читается соперничество, с которой Регине тягаться неинтересно. Нет ни времени, ни сил, ни страсти для такой игры. Смеяться мужчине, гипертрофированному защитнику женщины. Ей бы смеяться, а потом отвернуться, уйти. Они оба словно бронированные, Регина легко читает притворство и равнодушие. Если бы женщина знала, что стоит перед той, у которой под каблуком сама ложь, если бы мужчина мог видеть дальше женщины... - Как вас хорошо сделали! - так Регине хочется сказать. Они оба кажутся сложными, неприступными, но на самом деле доступны и просты, только найти ключ, зацепку. Религия, ключевое убеждение - увидь, возьми себе и воздействуй. Только оба ей без надобности. Не нужны. Совсем. Никто из них, ни один не принимает решение, а значит нет смысла воздействовать. Ей нужен капитан. - Зовите меня Регина. Такое она себе позволяет. Такое - не смех и не бунт, но просьба правды. О, как она ценит правду - никому никогда не познать, как Регина ценит правду. В себе, к себе, свою. Настоящую себя, которой иногда, кажется, нет. Пропала, растворилась, улетела. А потом она садится в кресло и на остальные слова женщины только кивает, как будто даже растерянно. Смеется внутри этому забавному слову "прошение". Регина Барреа не из тех, кто попросит, она возьмет сама, заберет себе так, что бывший обладатель даже не заметит пустых теперь карманов. Она всего лишь не спешит. Она научилась ждать. - Присутствуйте. "Делайте, что хотите" - так она думает, возвращая лицу теплую, принимающую улыбку благодушия. И на краю сознания мелькает мысль, что стоило не спасать этих двоих. Они не мешают, но они не нужны. Только третий живой. Рожденный, не сделанный. Заместитель - не капитан, но безусловно лучше, чем ничего. Движение души велит ему коснуться, Регина вскидывает бровь - удивлена. Прикосновение, как мечта, как улыбка. Удивление Барреа к лицу, и Регина не сдерживает сама себя, зная об этом. Легкий румянец, дрогнувшие ресницы, чуть тронутый призраком улыбки рот. Встает, тянет уверенную ладонь, которая крошится сразу же, как только оказывается в руках мужчины. В его ладонях не рука лидера - рука женщины, мягкой, теплой, ранимой. Податливая вода. "Помоги мне. Спаси меня. Умоляю" - в глазах. Как карманничество и ловкость рук - навык тела, ложь - навык ума. Интуиция, провидение. И Регина творит, что чувствует. Вызывает в нем мужчину, который в первую очередь защитник, который стена, который, если стоит сам себя, не оставит женщину - мать, жену, сестру. Это она. Сейчас - это она, Регина Барреа. Стать вдруг самой больной и слабой. Хотите знать как, когда внутри воет ветер холода и одиночества, быть снаружи хрупкой, беззащитной и трепетной, спросите у Регины Барреа. Она даже руку убирает будто нехотя. Медленно. Жест не нарочитый - естественный, недолгать, недоиграть - святотатство. И ведь это естественно: женской руке застыть в других, уверенных, сильных. Ресницы на излете вновь дрожат. А потом пропало, растаяло, словно видение, его, только ему показанное, короткое - морок, дымка, иллюзия - только им увиденное, осознанное пропало, женщина сменилась лидером - Регина обернулась Ястребом, а этой нужен лишь один мужчина - Борман. - Я гарантирую вам безопасность и неприкосновенность до тех пор, пока это в моих силах. Мне нужен лишь Борман. Благодарю, капитан Шепард. Им уже 5 лет "недостаточно информации для анализа", что ни день, то - "разведывательно-диверсионный рейд", и "оборона потенциального противница" безупречна, "технический перевес" на стороне Императора, и он превосходит ее "численный", а "диверсия административных центров управления" сегодня с треском провалилась, и погибли люди, многие. Погибли ее люди. Каждый день погибают ее люди. И "прямое боестолкновение" давно уже не страшит ее, хоть, конечно, капитану Шепарду до этого нет ровно никакого дела. - Элтон, говорите. Ей давно уже пора перестать замечать их и заметить Мерка, что и делает, не хватает только "можно" на излете.
-
Ёкнуло. Годно)
-
Отличный пост. Просто отличный.
-
Оригинальная оценка. Может получиться интересное столкновение интересов и мировоззрений.
-
Красиво и поэтично
-
И на краю сознания мелькает мысль, что стоило не спасать этих двоих. Они не мешают, но они не нужны. Правильно, так их :) не хватает только "можно" на излете. и вот это сильно. Отличный пост, правда отличный.
-
Больше плюсов богине плюсов! Меньше багов движку ДМа!
|
"Голем — глиняный великан, которого, по легенде, создал праведный раввин Лёв для защиты еврейского народа."
Не известно, из какого "теста" лепили Шепарда, но своё прозвище он получил более чем заслуженно. Такое спокойствие, неподвижность и отсутствие эмоций, который демонстрировал великан, просто не укладывалось в голове. Словно не живой, машина, глиняная кукла, он стоял и молча глядел перед собой, не вмешиваясь и не принимая участия в переговорах, которые вела психолог Надежды и "Проснувшаяся королева" по совместительству. Даже предоставленный видео ряд, хотя и был зафиксирован и отработан нервными центрами головного мозга, не вызвал в нём приступа праведного гнева и жгучего желания немедленных действий. Ну да, смерть, война и разрушение не самое приятное зрелище для человека разумного и деятельного, но ведь и Новаришских Легионеров готовили не воспитателями детских садов. Отнюдь, каста Войны готовила своих сынов для активных боевых действий в любых условиях, с любым противником, который только посмеет вторгнуться в пределы Империи. Чёрт побери, даже если потребуется, то и за её пределами Легионеры готовы были исполнить любой приказ королевы, если такова её воля. Жестокая военная доктрина, презрение к собственным жизням, к слабостям, малодушию и лицемерию. Жгучее желание служить людям, защищать империю, быть в гуще сражений и побеждать, вот основные догмы, на которых строилось воспитание Легионеров Наварро. Они всегда открыто смотрели в лицо опасности, с улыбкой на врагов и преданно на королеву. "- И мы не знаем страха..." Орали тысячи глоток устремляясь в атаку или маршируя на параде. "- .. Где падёт один, встанут двое! Имя нам - Легион!"
Преданным псом, Макс находился возле Сильвии, вот только хвостом не вилял, за отсутствием такового. В остальном же, верный сын империи, нёс службу исправно, внутренне соглашаясь с доводами молодой Королевы. Верно ведь, война эта не её, а следовательно и не его. Крови Макс повидал, пожалуй больше, чем все присутствующие вместе взятые, так что к показанному фильму отнёсся нейтрально, понимая, что когда сталкиваются интересы двух противоборствующих сторон, то жертвы неизбежны. Что же до дипломатического протокола и игр в "Гляделки" между переговорщиками, то тут Макс вообще был в стороне, как говорится "У каждого своё поле боя." И если на дипломатическом Макс проигрывал по всем фронтам, то на военном поприще он был мастером. Хотя идея интересная, провалить дипломатию, втянуть сторону в конфликт и одержать военную победу. Но нет, следуя зову генов, Голем даже в мыслях не мог пикнуть или дёрнуться поперёк воли монаршей особы.
Один раз он всё же дёрнулся, когда речь зашла о том, что удалось прочитать в новом уставе - Ахур... Макс моментально сообразил, что возможно сейчас представиться возможность "Отахурамаздить" всех присутствующих и обратить в правильную веру, возможно даже против воли и согласия обращаемых. Подался чуть было вперёд корпусом и замер, поскольку дальнейших указаний относительно добровольно-принудительного обращения в новую веру не последовало, зато последовал неожиданный вопрос.
- Госпожа ван Эллемеет, для анализа тактических и стратегических возможностей, а так же для выработки и принятия плана дальнейших действий, недостаточно информации для анализа. Полагаю разумным провести разведывательно-диверсионный рейд по тылам противника с целью сбора информации и захвата пленного, с последующим допросом, для выявления наиболее уязвимых мест в обороне потенциального противника. Имею основания полагать, что численный и технический перевес находится на стороне вероятного противника, что делает прямые боестолкновения малоэффективными. Единовременная атака наиболее важных точек сможет уровнять шансы сражающихся. Необходимо уничтожить коммуникацию между подразделениями, что лишит их эффективного взаимодействия. Атака по казармам, внесёт панику среди личного состава и деморализует бойцов противника, снижая их эффективность на 20-25%. Диверсия административных центров управления заставит противника распылять силы, что позволит малыми силами устраивать точечные, неожиданные удары, захватывать ключевые точки и средства коммуникации. Если я верно понимаю расклад сил, то гражданское население поддерживает скорее повстанцев, нежели новое правительство. Лишенные связи, деморализованные и рассеянные, силы противника станут лёгкой мишенью для уничтожения имеющимися силами сопротивления... Капитан Шепард доклад закончил.
Оказалось эта глыба не только умеет говорить, но и вполне чётко и ясно излагать свои мысли и проводить анализ возникшей ситуации при достаточно малых обьёмах информации. Любопытное открытие для присуствующих. Хотя чему удивляться. Война... Война никогда не меняется... Познав и приняв её правила, тебе уже всё равно где, когда и с кем сражаться.
-
Вот теперь Макс действительно сумел удивить Сильвию.
-
Мощи пост. Особенно первый абзац. А война, конечно же, никогда не меняется :)
|
Лес не сильно нравился Фрэнку, но дышать тут было действительно проще: богатый кислородом, воздух насыщал лёгкие, что жадно глотали его, будто путник воду, после недельных скитаний по засушливой пустыне. Но что-то было не так: чуждое, злое нечто ощущалось за спиной. Полинг обернулся. Лесной массив обрывался резко, мгновенно, будто масло отрезанное ножом – такое в реальности бывает очень редко. Деревьям свойственно выгорать постепенно, но то что, лежало за пределами зеленной зоны, не было похоже даже на пепелище – скорее филиал Христианского ада. Выжженная земля вперемешку с ломанными кусками асфальта. Чьи-то искореженные трупы и едкий чёрный дым жженого нанопластика.
Всё это Полинг видел не раз и не два: боевые действия не оставляют места для сантиментов, по крайней мере, непосредственно на фронте. В качестве потверждения, в дали раздались звуки взрывов. На границе зрения СиБи заметил фонтаны земли, взметнувшейся к небу: эффект точечной планетарной бомбардировки был ему хорошо знаком…слишком хорошо. Фрэнк устало вздохнул и побрёл глубже в чащу. Хотелось вздохнуть полной грудью и насладиться естественной тишиной природы, но рокот огня нарастал, заставляя думать о насущном. Одинокий мужчина тряхнул головой и…
…Свет безжалостно резал глаза, лишь усиливаясь от белых стен комнаты. Ложе капсулы было мягким, но тело нещадно ломило: болело всё, но хотя бы несильно. Какой-то мужчина суетился перед Фрэнком, пытаясь привлечь его внимание и увидеть ответную реакцию, хотя бы в мимике. Что-то печатает на клавиатуре медбота. Смешно щёлкает пальцами и светит маленьким фонариком в глаза, фиксируя изменения зрачка.
“Забавный парень,” - весело подумал Полинг, но улыбнуться почему-то не вышло. Как оказалось, всё что выходило за пределы сознания, так и оставалось не сделанным: тело отказывалось слушаться своего хозяина, чем весьма перепугало, как минимум, двоих присутствующих – этого очкастого парня и самого Фрэнка. Вышедшее из-под контроля тело бездумно пялилось в одну точку, а разум, закованный в кандалы этого бастиона Бессилия, угнетенно бился о стенки своей камеры.
“Теперь я знаю, как точно сойти с ума” – загнанно думал бывший капитан службы безопасности. Пытаясь компенсировать собственную недостаточность, он принялся анализировать услышанное и вспоминать присутствующих. Большая часть видимых людей была незнакома Фрэнку, зато голос Сильвии Ван Эллемент, он узнал сразу же. Судя по её словам, космопех Шепард всё ещё жив. Наличие второй, тихо гудящей капсулы восстановления, даёт надежду, что и Эрик также выжил – вряд ли бы местные Хозяева стали бы спасать кого-то из экипажа броневика. Анализ много не дал: мисс Эллемент держалась вежливо, чуть отстранённо и, ожидаемо, перекладывая бремя ответственности на владельца корабля. Её собеседница, держалась приветливо и максимально доброжелательно, что было весьма великодушно для того, кто полностью контролировал их дальнейшую судьбу – Император, на которого так и не удалось посмотреть, такими мелочами не озаботился, например.
“На кону Ренессанс…наши жизнь…и свобода Элкора” С этой мыслью незримый барьер беспомощности и неподкрольности лопнул, обдав болезненными осколками разум Фрэнка. Непрошенный вздох вырвался из осипшей глотки, а тело зашлось в болезненном спазме. Откашлявшись и кое-как усевшись на своём ложе, Полинг тихо попросил: - Воды…
Когда просьбу удовлетворили, Фрэнк поинтересовался у парня в очках, что колдовал над медботами: - Как он? – легкий кивок на капсулу Эрика, где лежал его капитан – теперь без сомнений.
- От лица экипажа…Ренесанса и меня лично – благодарю за спасение, - поблагодарил он девушку, одетую в белую рубашку и тёмные брюки. Черная прядь дополняла образ “простого человека”, коей, впрочем, рушился при виде пистолета. Фрэнк кое-как доковылял до дамы и протянул руку: странный порыв, желание тактильного контакта, в эру космической связи и звездолётов, но СиБи не стал мешать своим желаниям, довервшись интуиции. Когда её ладонь утонула в его, он представился: - Фрэнк Полинг. Бывший капитан службы Безопасности Федерации, ныне глава службы безопасности Ренессанса…и заместитель капитана Фрайзера, - глаза смотрят в упор, ловят малейшую дрожь ресниц, - нам нужны гарантии, что после помощи вам, мы сможем продолжить путешествие – наша миссия амбициозна…но крайне важна, для всех, кому нам удастся помочь.
-
ништяк! абсолютный ништяк! вот так я сказала, прочитав твой пост
-
С возвращением! Методичности и хладнокровия Фрэнка определённо здесь не хватало.
|
Как и предполагала Сильвия, ответила ей все та же Регина Барреа, решившая поддержать беседу на должном культурном уровне. Впрочем, с точки зрения психолога, получалось у нее преотвратно: сказывался, видимо, недостаток образования и воспитания. Чего только стоило одно обращение: "Госпожа Сильвия"! Называть собеседницу по имени, да еще одновременно поименовав ее спутника по фамилии, было признаком полнейшего неуважения. Намеренно ли Барреа намеревалась унизить своего визави, или это было следствием малограмотности и неискушенности в особенностях дипломатического протокола, оставалось неясным, но легче от этого не становилось. Все это было настолько оскорбительно, что Сильвия даже позволила себе показательно отреагировать на эту грубость, на несколько секунд дернув краем губ и бросив недовольный взгляд чуть в сторону от переговорщицы.
Пока Регина Барреа отвечала на вопросы, ван Эллемеет скользнула взглядом по ее соратникам, пытаясь понять их реакцию. Солдат и медик интереса не представляли - специалисты в своем деле, не больше. А вот темноволосый холеный красавчик явно желал сам вклиниться в беседу: но почему-то сдерживался. На основании наблюдений психолог сделала для себя вывод, что, по-видимому, ее оппонент является в своем коллективе все-таки старшей: иначе лощенный господинчик наверняка бы взял слово. Придя к подобному мнению, мобеда внимательнее присмотрелась к темноволосой элкорке, пытаясь на основании внешних проявлений представить ее психологический портрет. Аккуратная короткая прическа, чистая кожа - значит, следит за собой. Одежда - простая и достаточно универсальная, однако не оставляющая впечатления мужской. Выбивающаяся прядь и незаправленная рубашка - слишком показательно-четкое абстагирование от делового стиля. Попытка казаться "простой девчонкой, близкой к народу"? На поясе - пистолет: то есть, она готова к вооруженным столкновениям, даже находясь на своей базе. Признак ли это паранойи? Возможно. Движения Регины досточно четки, резки и уверенны, но при этом несколько скуповаты, самую малость не доведены до логического конца. Привычка сдерживать себя? Вероятно. Выражение лица при этом - теплое, мягкое и душевное, чуть усталое: словно бы она тратит дни и ночи, трудясь во благо родного народа. Итого - маска доброго, отзывчивого вождя, лидера народных масс. Но, при этом - именно что маска. Несколько искусственная, деланая, не натуральная. Под ней - живая, порывистая женщина, привыкшая действовать быстро и резко, не считаясь с посторонним мнением. Скорее всего, туда же можно добавить обостренное чувство социальной справедливости - иначе не быть ей мятежницей. По всему Барреа ввходила женщиной суровой, решительной и отчаянной, но, при этом, не чуждая некоторой романтики и наивности, тонкой душевной организации и совестливости - типичнейший пример фанатичной революционерки, готовой ради торжества утопических идей "справедливости, равенства и братства" утопить планету в крови. Для себя ван Эллемеет пришла к выводу, что с этой женщиной следует быть предельно аккуратной и корректной: чем Ариман не шутит, не понравится ей формат общения, и прикажет она экипаж "Ренессанса" расстрелять перед строем. Во имя светлого будущего, конечно.
Мысли эти пронеслись в голове опытного психолога Сильвии за какой-то десяток секунд, а Регина тем временем подтвердила, что невезучие гости Элкора оказались в штабе планетарного Сопротивления. За исключением еще трех человек: те, если верить революционерке, попали в лапы правительственных сил. Но ван Эллемеет поразила даже не эта весть, а то, что наследница идей Пассионарии согласилась предоставить гостям-пленникам доступ в арсенал. Это говорило о многом: в частности о том, что все они настолько нужны бунтовщикам, что те готовы поставить под угрозу свою безопасность ради создания положительного имиджа перед экипажем. Впрочем, долго поддерживать сухое деловое общение пламенная мятежница не смогла, решив воздействовать на чувства собеседницы путем информирования о страданиях своих клевретов. Это оказалось неудачной идеей: Сильвии не было никакого дела до терзаний и трагедий любого из клики Барреа - ну, потерял мужчина семью в полицейской операции, и что с того? Став на путь конфронтации с планетарным правительством, пускай даже во имя светлого будущего, он сам выбрал свой путь и сам подписал приговор семье. Если Сопротивление проиграет, такой конец будет закономерен для всех его членов.
На этом время словестных игрищ закончилось: революционерка напрямую сообщила, что линкор нужен и той, и другой стороне как способ расправиться с неприятелями. И экипаж "Ренессанса" как раз и является залогом того, что это сверх-оружие будет действовать. Все это было крайне плохо: Сильвии чертовски не хотелось влезать в местные разборки, и уж тем более принимать решение об осуществлении угрозы космической бомбардировки - это прерогатива так и не пришедшего в себя Фрайзера. Сама ван Эллемеет, будучи патриоткой своей родины, больше склонялась к идее помощи Résistance, и не потому, что они были хоть чем-то лучше "мышиных мундиров" - просто из-за того, что по получении помощи повстанцы будут вынуждены вернуть Элкор под власть Федерации.
В качестве эпилога Барреа продемонстрировала гостям видеозапись работы правительственных карателей, уничтоживших семью одного из приспешников Регины. Ван Эллемеет, хотя и смотрела безо всякого интереса, в нужных местах охала, ахала, закрывала глаза - вобщем, всячески демонстрировала, как она шокирована увиденным. В душе же она оставалась абсолютно спокойной: ну не ассоциировалась у нее эта запись с гибелью обычных людей: просто еще один триллер, не боле того. Куда страшнее было, когда у нее на глазах умирали конвоиры в сером - от шока Сильвию тогда спасла лишь контузия. Даже ужасы на "Надежде" были страшнее: умом женщина понимала, что дэвы захватили тела живых людей, бывших ее коллегами и знакомыми, но сам факт такого был настолько ирреален, что психолог так и не смогла до конца осознать гибель несчастных - настолько происшедшее вступало в противоречие с привычным миром.
Когда Барреа завершила свою репрезентацию, Сильвия поднялась со своего места и вежливо поклонилась визави, держа речь еще более официальным тоном, и даже сократив количество жестов: - Благодарю за ответы на вопросы, госпожа Барреа, а так же за наглядную демонстрацию методов, применяемой во внутренней политике власть придержащих Элкора. Мы, со своей стороны, шокированы и глубоко поражены увиденным, и выражаем соболезнования родичам погибших, - она склонила голову в знак скорби, - равно как и негодование против действий полицейских сил планеты, попирающих не только законы человеческие, но и заветы Ахур..., - поняв, что ее уносит куда-то не туда, ван Эллемеет закашлялась, прервав свою речь. - Прошу покорнейше извинить меня. Мы восхищены вашей силой воли и стремлением к восстановлению справедливости: лучше умереть стоя, чем жить на коленях, не так ли?, - резкий жест открытой ладонью к Барреа: знак поддержки и искренности, - Понимая, что действия так называемого "императора Бормана" направлены на предательство интересов Федерации, мы осуждаем его действия и надеемся, что борцы с преступным режимом сумеют свергнуть антифедерационную диктатуру, обеспечив Элкору безопасность и процветание. К нашему сожалению, мы не имеем полномочий решать вопрос об использовании линкора в имеющей место быть конфронтации, так как это является исключительной прерогативой капитана Фрайзера, однако, со своей стороны, надеемся на то, что ваше прошение будет не только рассмотрено, но и удовлетворено. Так же нам хотелось бы выразить свою благодарность за представленную возможность переодеться, подкрепить свои силы и посетить арсенал - эти действия с вашей стороны заставляют нас увериться в благожелательности намерений штаба Сопротивления Элкора. Ежели это не доставит Вам затруднений, мы с капитаном Шепардом желали бы присутствовать при возвращении сознания к господам Фрайзеру и Поллингу. Смею надеяться, вы не откажете нам в этой малости.
Закончив эту фразу, Сильвия повернулась к Максу, на несколько секунд прикрыв глаза, чуть кивнула ему в знак поддержки: - Капитан Шепард, возможно вы, как воинский эксперт, можете добавить что-либо к вышеизложенному на правах специалиста. Мы с интересом выслушаем ваше мнение.
-
ахаха, целый психологический портрет! Весьма впечатляет)
-
Вот это я понимаю - социалка) Светская Сильвия негодует :) Классно. Ярко, грамотно. И профессия психолога пригодилась.
|
Как и ожидалось, Эйзенхауэр никак не отреагировал на её просьбу. И всё же, внутри что-то болезненно кольнуло, а лицо обожгло подступившим румянцем. С такой тщательностью он выстраивал свою лицемерную игру, и в какой-то момент девушка действительно поверила, что он пойдёт ей на встречу. Это, чёрт побери, всего лишь какая-то обувь. По сути – мелочь. Но почему-то его игнорирование разозлило её не хуже, чем все эти пространные разговоры об эволюции и отсутствии прав. Потому что даже такая мелочь красноречиво говорила о том, что Дженна здесь совершенно никто. И Отто абсолютно плевать, в каком физическом состоянии она сейчас пребывает. Мёрзнет – ну и пусть. Она ведь всего лишь подопытный материал…
Прежде, чем Дженна успела что-либо возразить, Лео, до того молча стоящий рядом, настойчиво вытолкнул её прочь из кабинета, не давая и шанса на сопротивление. Естественно, девушке хотелось закричать, например, столь подходящее моменту: «Убери руки!» Но она так же понимала, что в этом не будет совершенно никакого смысла. Здесь ей у неё нет ни свободы, ни выбора. Как оказалось. Что, впрочем, не мешало ей молча злиться, накапливая где-то внутри себя раздражение и ярость. Лео, схватив девушку под локоть, повёл её куда-то вперёд по коридору, а Эйзенхауэр следовал позади, ни на минуту не выпуская свою подопечную из виду. Дженна буквально физически ощущала на спине его прожигающий взгляд, от которого мурашки бегали по коже. И ничуть не меньшее впечатление производил парень, с такой хладнокровностью выполняющий приказы учёного. Конечно, его общество гораздо лучше «железяк», но чем он от них отличался?.. Он проявлял к пленнице и всему окружающему столько же интереса, сколько и эти машины. И от этого становилось не по себе. Словно рядом действительно шагал робот…
И, конечно же, Эйзенхауэр просто не мог за время прогулки молчать. Упиваясь, по-видимому, властью над своей жертвой, Отто говорил о других своих проектах, о том, что Дженне повезло. Что она завидовала бы мёртвым, став материалом для «Прометея»… Невероятный прилив злости едва не выбил из неё дух. Сердцебиение участилось, а девушка тут же представила себе размеры этого комплекса. И везде, буквально повсюду – сотни, тысячи камер с такими же заключёнными, как и она сама… Боже. Этот человек действительно монстр. Сколько у него было подобных до неё? Сколько судеб он уже загубил ради своей же алчности?.. Невозможно даже представить. Поэтому теперь Коулман, как никогда, хотелось вырваться на волю. Оказаться как можно дальше отсюда и от этого психопата с его навязчивыми идеями о прогрессе… Эрик. Фрэнк… Где же вы?..
…Вскоре шествие по пустым коридорам окончилось. Герметичные створки разъехались в сторону, предоставляя взору Дженны поистине потрясающую картину. Перед ней, ярусом ниже, расположился необыкновенных размеров ангар, тянущийся далеко вперёд. И в нём, в различных и специально выделенных секторах, происходили самые настоящие боевые учения. Внутри словно что-то рухнуло. Ничего подобного девушка и представить себе не могла. А Эйзенхауэр, тем временем, не забывал комментировать увиденное, наблюдая за Дженной. Девушка слушала, и не сразу заметила, что хватка сопровождавшего её парня ослабла. С расширенными глазами они наблюдала за происходящим, перемещая взгляд от сектора к сектору и всё более понимая, в какое место её занесло… Универсальные солдаты. В бывшем – обычные люди. Модифицированные по прихоти учёного, лишённые собственной воли, чувств и эмоций. Страшно подумать, что может сделать один такой «робот» на поле боя. Никаких сожалений. Никаких колебаний. Отточенные движения, мгновенная реакция… Дженна перевела ошеломлённый взгляд на застывшего позади Лео. Не стоило сомневаться, что блондин – один из этих солдат… Иначе как объяснить его отрешённость и хладнокровие?.. Невероятно. Просто невероятно. Эйзенхауэру удалось воплотить в жизнь то, что долгое время не могли разработать учёные Федерации. Была ли в этом причина отстающего прогресса или запреты законов и морали… Чёрт побери. Этот старик вообразил себя богом. Творцом, что так легко может распоряжаться чужими жизнями… Отвратительно.
Дженна скрипнула зубами, как только учёный вновь напомнил ей о «Ренессансе». Напомнил об экипаже и пассажирах, разбередив ноющую в душе рану. Но это стало всего лишь каплей в её и без того переполненной чаше терпения. Зачем он показал ей всё это? Похвалиться? Получить одобрение в лице какой-то «подопытной»?.. Ничего подобного этот монстр от неё не услышит. Как не услышит и интересующие его новости. - О миссии рассказать? О «Ренессансе»? – в голосе появилась предательская хрипотца, девушка едва не срывалась на крик, сжимая от злости кулаки. – Одно я могу сказать однозначно: наша миссия не предполагала никакого акта агрессии, здесь вы можете быть спокойны. Хотя, как я посмотрю, вашу планетку давно пора разобрать по кусочку вместе с вашими бесчеловечными экспериментами. – Её тон становился всё более нетерпеливым и яростным. От последующих слов ей становилось всё легче: – Ты конченный урод, Эйзенхауэр! И полный тупица, если думаешь, что я расскажу что-либо тебе! Вы тут закрылись на своей планете и варитесь в собственном соку, неудивительно, что таким как ты приходят в голову всякие омерзительные вещи. Хочешь услышать что-то о Федерации?.. Что ж, я кое-что о ней поведаю. Например, что в Федерации не принято лишать людей прав и делать из них бездушных кукол, как это делаешь ты, ублюдок!.. Как же это восхитительно, говорить правду. От неё невероятно кружится голова. И словно пар клубившейся злости выходит вместе с резкими и обидными словами… Ещё не настала минута, когда ей станет страшно. А потому – она упивалась этим коротким мгновением свободы слова, не думая о последствиях.
|
Решено. Точка невозврата уже наступила, разделяя события на отдельные отрезки времени. На прошлое и будущее. Словно две абсолютно отличные друг от друга жизни. Эви в прошлом… беззаботная девочка. Лишённая того невероятного дара, что попал к ней совершенно случайно и добровольно. В её мыслях – мир напускного веселья, минутной радости. Ярких нарядов, непрекращающегося танца, в котором кружилось всё, что мог выхватить из толпы её взгляд. Размывались лица, стирались чужие тревоги, сливались в единую картину тысячи разноцветных искорок, выпущенных из рук иллюзиониста… Там, в прошлом, всё было так легко. Так просто. Единственная цель – бесконечный тракт, горизонт, за которым высятся постройки очередного города. Жизнь в постоянном пути. Жизнь за спиной Джека Харпера. Оглядываясь назад, Эви с уверенностью могла бы сказать, что видит другого человека. Та самая Эви из будущего. Девушка, в руках которой сосредоточены неведомые ранее магические силы. Ставшая свидетельницей кровопролитной битвы в столице Теравии. Встретившая человека, обладающего могуществом и властью, возможностью творить историю. Так мало, и в тот же момент – слишком много факторов, чтобы бесповоротно изменить всё. Приблизить к той самой точке. Поменять её навсегда – запечатлеть яркие и самые важные воспоминания, исказить мысли, изменить привычные для её мироощущения вещи.
Она знала, что после этой ночи всё будет иначе. Поняла ещё в тот момент, когда, путешествуя по уголкам собственной памяти, увидела себя со стороны. Родившиеся внутри ощущения не могла облечь в мысли, но чувствовала – её прежняя жизнь закончилась. Знакомые лица по-прежнему волновали, но приходящие на ум ассоциации шли врозь с радостными воспоминаниями детства и юности. Вместо тёплой ностальгии – тревога. Вместо живых, трогательных моментов – тусклые фрагменты прошлого. Всё осталось там. За чертой. Она могла бы пойти с Архароном. Ответить на его вопрос утвердительным отрицанием, подразумевающим согласие идти вслед за ним, по размытому от пролитой крови пути. Могла бы продолжить череду слишком резких и будоражащих перемен. Войти в колею его жизни, встав за его спиной точно так же, как стояла за Джеком, полностью вверяя своё будущее. В глубине души Эви жаждала изменить предначертанную с рождения судьбу. Когда-то верила, что исключительно ради театра. Теперь понимала, что хотела всего лишь вырваться из бесконечно кочующего образа жизни… В то мгновение она думала, что действительно бросит всё. Но необдуманное решение могло стоить ей слишком многого. Почти представляла, во что превратилась бы её собственная жизнь, жизнь в окружении постоянных смертей. И именно это оказалось весьма весомым аргументом, чтобы отказаться от предлагаемых альтернатив. Бесспорно, слишком заманчивых. Манящих чем-то новым, загадочным и могущественным. Знаниями, открывшимися именно благодаря ему. Постоянно возникающей связью, контролировать которую оказалось практически невозможно. Воспоминаниями чужой боли. Сделать шаг навстречу – пленительно и слишком просто. Тяжело развернуться и уйти, не оборачиваясь. Но Эви поступила так, как считала нужным.
…Золотое от рассветных лучей утро. Растворилась туманная дымка, впитавшись в протоптанную, со скудной растительностью почву. Эви видела перед собой пустующую долину, помня, что ещё несколько часов назад здесь царило оживление, и оглушительный шум мешал сосредоточиться. Бросила взгляд на смирно стоящих возле входа лошадей. Ей не составило труда взобраться на одну из них – гнедую, более приземистую, навьюченную сумками. В одной из которой оказался весьма полезный дорожный плащ. Спокойная, приученная к ездокам кобыла вскинула голову, гарцуя на месте, словно разминаясь перед долгой дорогой. Ухватив узду, Эви взглянула на чернеющий проём полуоткрытого полога. Медлила. Словно чего-то ждала. Ждала, что он выйдет? Остановит её?.. Смогла бы она в таком случае снова отказаться?.. Девушка покачала головой, отгоняя наваждение бурно взыгравшего воображения. Нет, всё будет, конечно же, не так. Несколько мгновений томительного ожидания. Громкое сердцебиение давит в виски. В конце концов, она тронула лошадь, направив её по одной из дорог, извилисто тянущейся вглубь страны.
***
Пожухлые осенние листья, рассыпанные по утоптанному тракту, хрустели под копытами мирно бредущей лошади. В лёгком, колючем от первых заморозок ветре слышались отголоски вступившей в свою силу осени. Вереница подхваченных его потоком листьев кружила по пустынной дороге, наталкиваясь на разросшийся по краям кустарник и срывая с поредевших ветвей ало-золотистые украшения. Когда-то здесь ездили одинокие путники, катили повозки, слышались голоса возниц и всадников. Среди мрачных теней лесной опушки ставили засады готовые на всё ради наживы головорезы. Но Эви совершенно об этом не задумывалась. Не слышала звонкую тишину в округе, не чувствовала в этот момент своё одиночество, исключительность своего пребывания в месте, где уже давно не осталось людей. Мысленно Эви была слишком далека от этой местности и даже от собственной цели, ведущей её именно в этом направлении. Ей отчего-то грустно. Она знает, что приняла правильное решение. Знает, что не смогла бы наблюдать за развернувшейся осадой. За лишением очередных жизней. Не смогла бы относиться к нему как прежде. Запомнившийся ей образ не ассоциировался с убийцей, и она вовсе не хотела, чтобы это изменилось. Она должна смириться. Отпустить ситуацию. Думать о потерянном брате и участи её семьи. Ведь ради них она оставила позади нечто важное. Один из путей на перекрёстке судьбы, к которому уже не вернуться. Что-то заставляет оборачиваться назад. Печально размышляя, что конкурировать с призраками прошлого она всё равно была не в силах.
…Он не мог оставить её так просто. Преследующий образ начал оживать постепенно, спустя не слишком длительное время. Эви, впрочем, совершенно не следила за движением светила в небе, и не могла бы сказать в эту минуту, какое количество времени находилась в пути. Существуя где-то в иной реальности, она начала понимать, что картины перед глазами – отнюдь не её фантазии, а ноющая боль в груди – не просто отголосок недавно пережитого удара. Чужие эмоции нахлынули внезапно, мощным потоком, полностью перебивая внутренние противоречивые чувства. Слишком остро вонзившиеся в сердце, так, словно они – твои собственные. Одновременно понимаешь, что твоё сознание растворилось не полностью, ты трезво мыслишь, видя ситуацию со стороны, но чужими глазами. Слыша чужой, но до боли знакомый голос. Силуэты людей, домов. Неясные тени вокруг, принимающие более чёткие очертания по мере приближения. Жгучее чувство ненависти прожигает изнутри… Кобыла, словно почувствовав перемену во всаднице, остановилась.
Едва помня о том, как оказалась на земле, Эви подошла к ближайшему дереву, упершись в него рукой, словно в этот миг перед взором представали не картины осады, но вертелся от головокружения весь остальной мир. Голова действительно болела. От обилия насильно вторгающейся в разум информации, которую при всём желании она не могла выбросить из головы. Не могла прекратить нескончаемый поток рисующихся перед глазами обличий города в его прекрасной, изуродованной войной архитектуре и множества незнакомых лиц. Эви не знала, почему это происходит. Если где-то внутри черепной коробки и жила какая-то догадка, то никак не хотела выплывать на поверхность сознания. Новоявленная чародейка лишь чувствовала вновь вернувшуюся связь. Несколько отличную от того, что было раньше – теперь, и она это понимала со всей ясностью, перед ней были вовсе не воспоминания. Она не слышала его мыслей. Просто наблюдала. За тем, что происходило в Эредине сейчас, в эти минуты.
В тот же момент эмоции одолевали не только чернокнижника, находящегося в нескольких милях отсюда. Где-то возле дороги, у небольшого пруда, к которому свернула безвозмездно отданная лошадь, застыла девушка, неспособная вынести разом чувства обоих существ. Слишком сильная обида, сладкая месть, поглощающая ярость мага – затапливали, подхлёстывая её пульс. Но в её душе рождались собственные эмоции. Злость. На обстоятельства, что позволили их встрече произойти. На себя. На него. Больше всего она злилась именно на него. - Оставь меня!! Крик отчаяния, наполненный и грустью, и гневом. Эви больше не могла стоять на месте. Схватила подгнившее яблоко, валяющееся под ногами вместе с массой точно таких же плодов, не обратив внимания, что именно взяла в руку. Размахнулась и бросила его как можно дальше. Услышала всплеск воды, тут же поглотившей брошенный предмет, увидела фонтан брызг и рябь потревоженной зеленовато-синей глади. Замершие на поверхности листья замерцали от слабых, утихающих волн. Почему это происходит?.. Она ведь уже сделала выбор. Она ушла. Почему она продолжает ощущать его присутствие?.. Хотелось просто закрыть глаза и больше не видеть. И, одновременно, не хотелось совершенно. Ещё один плод полетел в воду. Ещё один. Ещё. В конце концов, Эви просто сдалась. Позволила неподвластным её воле чувствам струится сквозь себя, пропуская всё, абсолютно всё, включая подпитываемую воспоминаниями ненависть и жажду возмездия. Она просто застыла на месте, ощущая, как загустела вокруг неё энергия, разливаясь густой и невидимой дымкой. Эви тяжело дышала, бессильно опустилась на колени, пытаясь успокоиться. Услышав, словно со стороны, как падают позади неё взмывшие в воздух фрукты, с глухим стуком разбиваясь о твёрдую землю. Она сдалась.
Она видела всё. Всё из того, что происходило в столице. Кровь, залившую мостовую, трупы. Слышала близкие крики умирающих. Смотрела, как стремительно приближалась заветная цель. Дворец, на балконе которого застыла искомая фигура. Казалось, Архарон в этот момент не видел перед собой ничего больше… Она знала, кто этот человек. Память услужливо дала подсказку в форме воспоминания чернокнижника. Беловолосый мальчик, что со страхом и трепетом слушал своего друга, отказываясь участвовать в его затее… Неужели это он? Трудно поверить. Седовласый старик менее всего напоминал того пугливого мальчика. Как минимум – стойкостью, с которой противостоял императору Артодана. И, конечно же, возрастом. Прошло слишком много лет… Столько лет?.. Невозможно поверить. Архарон изменился. Ужесточились черты лица, тонкие и аристократичные, не напоминающие более о юности. Но ничего в нём не говорило о старости. Не отразились на нём прожитые года совершенно. И за всё это время его жажда мести нисколько не убавилась… Неужели он этим жил? Эви была шокирована. Ощутила горячий румянец на щеках, представляя, сколь велика, на самом деле, разница в возрасте. Целое поколение.
Наблюдать и думать о своём одномоментно было, по меньшей мере, странно. Но за прошедшие часы Эви вполне свыклась с ролью зрителя. Злость немного утихла. Ровно до того момента, пока армия, во главе со своим императором, не приблизилась ко дворцу. Решающий момент. Стремительность событий. Казалось, время ускорило свой ход. Что-то произошло там, на балконе. Что-то, из-за чего сопротивляющийся архимагистр дал слабину. Впрочем, слишком много обстоятельств играло против него. Здоровье чернокнижника, чему поспособствовала сама Эви. Теперь – ситуация, которую она не могла видеть… Но чувствовала, что об этом знал сам Архарон. Один шаг – и от заветной цели его отделяет короткая дистанция. Которую он столь же быстро и легко преодолел… - Нет. Не нужно. Не делай этого. Она говорила, но слетавшие с губ слова утекали в никуда. Не достигая слуха того, кому предназначались. Сердце билось слишком быстро. Его – от переполнявших чувств, свершения давно готовящегося плана. Её – от волнения и ужаса. Эви вскрикнула, когда это произошло. Мотала головой в попытках выкинуть из головы образ умирающего старика. Не видеть окровавленную руку с зажатым в ней сердцем. И секундами спустя всё прекратилось. Всё. Картина действительно растаяла, возвращая ей спасительную тьму. Затих вихрь эмоций. Но не её. Она по-прежнему ощущала бушующую злость и горечь. Настолько сильные, что на краткое время, казалось, потеряла сознание.
Открыла глаза, когда ощутила, что жар постепенно сходит, и мороз неприятно щиплет кожу. Вспомнила, где находится. Эви огляделась. Поняла, что сидит, прислонившись к стволу поросшей мхом яблони. Совершенно не помня, каким образом до неё добралась. Опустошение. Тень испытанных эмоций. Долгие минуты она просто сидела на месте, глядя куда-то вперёд и пытаясь прийти в себя. Не понимая, зачем он всё это ей показал. Хотел доказать, что её сбивчивая речь не имела смысла? Что прошлое действительно важнее?.. Она пыталась понять. И себя в том числе. Ненависть, которую она так боялась ощутить... Появились ли её отголоски где-то внутри?.. Эви не могла ответить на этот вопрос. Ей было плохо. Морально раздавленная, она была не в силах мысленно вернуться даже к собственной цели, чувствуя странную пустоту внутри. Лишь какое-то время спустя немного ожила, оставляя рядом огрызки от яблок. Где-то рядом паслась кобыла, разделив с ней трапезу и поглощая треснутые от недавнего падения плоды. Нужно двигаться дальше. Свыкнуться с мыслью, что всё кончено. Эви прикрыла глаза, пытаясь развеять запечатлевшиеся в памяти картины осады. Попыталась сконцентрироваться, представить себе лицо Томми. Она знала, что владеет магией уже в достаточной степени, но не могла понять, что выйдет из её неожиданной затеи. Может, магия поможет ей и в этот раз?.. Отыскать тех, кто, возможно, действительно её ждёт. ...Рука легла на ноющую рану. Которой на её теле никогда не было. Она не смогла бы. Не смогла бы его остановить.
|
Тень В мире всегда найдутся глаза, что увидят тебя. Куда бы ты не спрятался. Где бы не укрылся. Будет взгляд, что распорет острым лезвием покров твоей тьмы. Раскурочит, вывернет наизнанку тени, в которые ты привык так уютно кутаться. Проскользнет в душу, схватится за сердце. Вникнет в суть, которой не существует. В правду, которой никогда не было. В мире всегда найдутся уши, что услышат тебя. Твой крик. Твою боль. Твои слезы или смех. Но хуже всего – твое молчание. Повисшую в омертвевшем воздухе тишину, распятую сгинувшим давным-давно ветром. Они накроют тебя ей. Проглотят, заворачивая в спираль. Оставляя там, где больше не будет вопросов. Где не нужны ответы. В мире всегда найдется язык, что будет говорить с тобой. Облизывать шершавыми перепонками, пачкая слюной отвратительной истины. Знаешь, что такое истина? Истина – бездонное небо над головой. Где-то там, выше каменных сводов. Истина в том, что оно есть, было и будет. До тебя, до рождения цивилизаций. После тебя, после падения их. Истина в том, что оно безразлично. Выберешься ты или останешься здесь. Падешь, или пойдешь. Станешь кем-то великим, может. Занесешь себя сам дрожащей рукой пьяных бардов в вехи истории. Чтобы пели песни о Героях. Чтобы дрожали и трепетали сердца тех, кто не знает каково это – умирать. Снова и снова. Мир видит тебя. Слышит тебя. Говорит с тобой. И ему – безразлично.
Он не двинулся с места. Не пошевелился. Не повернул головы. Она так и осталась висеть в напившемся светом тысяч свечей воздухе. Глядеть своей антрацитово-смолянистой пустотой. Куда-то вперед. Куда-то сквозь. Настолько глубоко и далеко, что казалось – нет его. Муляж. Кукла. Кто-то давно умерший. Кто-то, севший многие века назад за этот стол и так и не нашедший в себе сил встать. Он никак не отреагировал на вычурные речи Константины, что прозвенели весенней оттепелью в давно оглохшем зале. Он не дернулся на крик Ариса, потревоживший дрогнувшие длинные огоньки. Не повернул головы на молчание Айлин. И разум охватило чувство нелепости. Несуразности. Будто они случайными гостями забрели на чужое театральное представление, забыв одеть маски и парадные костюмы. Словно они попали туда, где слов не бывает. - Глядите, глядите. - Какие живые. - Какие странные-странные. - Слишком живые. - Таких здесь давно не было. - Глядите-глядите! - Они дышат. - Они говорят. Говорят! - Смотрите, какие странные. - Это люди? - Да. Это точно люди. - Но почему такие неправильные? - С ними что-то не так. - Определенно. - Кто они? - Кто они? - Кто они? - Кто вы? Десятки голосов сплетались какофонией. Гул нарастал, впиваясь в уши. Они порвали замершую тишину в лоскутья. Они растащили ее, размазали по выбеленному светом пространству. Женские. Мужские. Девичьи. Юношеские. Старческие. Детские. Хриплые и звонкие. Сиплые и низкие. С разными акцентами. С разным произношением. Их становилось все больше. Больше. Они начинали давить прямо на голову. А старик молчал. Рот его оставался сомкнут, сплетен сеткой морщин. - Кто вы такие? - Вы неправильные! - Странные! - Вы не люди! - Зачем вы пришли? - Вы пришли к Нему? - Нет. Они не к Нему. - О Нем не знают. - О Нем забыли. - Но тогда почему они тут стоят? Почему? - Они потерялись. - Нет-нет. Они заблудились. - Нет.. они... - Они прокляты. - Они отмечены лживыми богами. - Они обречены. Понимание пришло чуть позже. Когда гул голосов начал буквально вжимать в пол. Стоило лишь поднять голову, чтобы увидеть – лица, выложенные искусно мозаикой, живые. Они смотрят. Они слышат. И они говорят. - Эй, вы там. - Да, вы. Они кривляются. Корчатся. Улыбаются и плачут. Их мимика такая настоящая. - Эй, вы знаете, что вы прокляты? - Вы знаете, что вы заблудились? - Вы знаете, кто вы? - Вы знаете, что вы обречены? - Эй... - Эй, внизу.. - Мы вас видим. - Мы вас нашли.
Гидра За Уку поспевать было не просто. Проворство и скорость нового знакомого могли только поражать. Окрыленный подарком в виде яблока (которое он так и не укусил ни разу, оберегая, будто божественный дар), уродец бежал впереди, ныряя то в один, то в другой тоннель. Разветвлений становилось все больше и логики в выбранном Уку направлении найти не удавалось. Он уходил то вверх, то вниз. То во мрак, то снова к свету. Петлял, кружил и порой казалось, что они возвращаются к тем же самым местам, что были мгновение назад. Но скорости провожатый не сбавлял, а двигался так уверенно, что оставалось убеждаться в мысли – он либо точно знает, куда идет, либо безумен. А может и то, и другое разом.
Порой им виделись тени. Многочисленные, низенькие, кривые тени. Они мелькали вдоль самых стен, проскальзывая за каменными наростами. И в движениях их было что-то слишком дерганное. Злое. Потустороннее. От этих вибраций волосы становились дыбом. Кожа покрывалась острыми, как иголочки, мурашками. Замедлялся сам собой шаг, а в горле сворачивался скользкий, гадкий комок. Мир плыл и тек, теряясь в глубине подземных гротов. Давно был забыт запах ветра. Свет солнца. Вкус воды. Руки и ноги стянуло усталостью. Выцвели краски. Ушли яркие тона. Ничего не осталось кроме мрака тоннелей. Кроме вечного, как сама твердь, лабиринта. Но каждый раз неизменно выныривала светлым пятном уродливая голова, скалясь клыкастым подобием улыбки. - Человеки идут! Идут за Уку! Уку ведет! Уку хороший. Уку выведет. Человеки.. двигайте лапами! И снова вперед. Уговорить стонущее тело на еще один шаг. И еще один. Обмануть, солгать, что он самый последний. А тело доверчиво двигается, проталкиваясь неуклюже сквозь мрак.
- Сюда.. сю.. Уку резко встал, вытянувшись горбатой струной. Его глаза-блюдца распахнулись. Шумно вошел в легкие воздух. Внешне ничего не изменилось. Это был очередной коридор в паутине таких же. Глаза давно привыкли к мраку и к проплывающим вдоль стен теням. Ничего не изменилось. Только запах. Он появился едва ощутимой ноткой. Что-то гнилостно-отвратительное. Что-то очень кислое. - Нет-нет-нет, - сиплым шепотом затараторил проводник, - Уку не боится... нет.. Уку не... Бежим! БЕЖИМ!! Взвизгнув, он со всех ног понесся вперед.
-
Вот здесь особенно чувствуется жанр психоделики) Очень атмосферно.
-
Оживающие фрески - это действительно страшно.
-
А вот это уже действительно жутко. Классная сцена.
|
|
Очередное утро очередного дня, ставшего пометкой в ветхом календаре, казалось бы, висящем на стене как одна из декораций для этого места. Рядом с потрёпанной картой с погнутым углом и серыми потёртостями, красноречиво указывающими на то, насколько часто она использовалась в прошлом. Пометки маркером, разноцветные кнопки, благодаря которым кусок истёртой бумаги ещё держался на доске. Лора изучила карту, казалось бы, вдоль и поперёк, вместе с потускневшей картинкой цветов на календаре. Знала совершенно ненужные вещи, как, например, количество лепестков на девяти чёртовых ромашках. Могла бы, закрыв глаза, в точности воспроизвести участок земной поверхности, на котором расположился северный берег Гренландии и разбросанные вдоль него острова. Полгода работы на Доусоне. За подобный срок окружающие вещи имели свойство попросту надоедать. …Кутаясь в плед, она опустилась на холодное кресло, ощущая мурашки на коже под толстым свитером. Она терпеть не могла холод. Когда-то мечтала улететь отсюда как можно скорее, в родной солнечный город. Теперь… Заваленный книгами стол, аппаратура, в которой она действительно разбиралась. Даже ромашки на стене, казалось, уже не так раздражали. Обстановка за всё это время успела стать слишком привычной, в какой-то степени – родной. Люди, с которыми работала, представляли собой весьма сплочённый коллектив. Нравились даже те, с которыми, по сути, никогда не виделась. Привыкла к их голосам, искажённым в радиоэфире. Через неделю со взлётной площадки Доусона должен взлететь самолёт. В нём уже забронировано одно место на её имя. Почти полдень. За окном медленно опускалось за горизонт солнце. Обычно в это время остальные базы выходили на связь – принятая из соображения безопасности каждодневная необходимость. Северный Мюррей. Северо-восточный Фарадей. Западный Диксон... Постоянно слышались голоса капитанов на разных частотах, зачастую и на основном – направлять корабли и предупреждать о непогоде входило в её обязанности. Эфир никогда не молчал. Никогда. Но сегодня… Многие корабли – по крайней мере те, что выходили в Северный Ледовитый официально – были уже оповещены о надвигающемся циклоне. Лора непроизвольно бросила взгляд на карту, и воображение нарисовало на ней движущиеся точки. Сейчас в открытом океане их были единицы. И совершенно точно она знала, что никто из капитанов не рискнул плыть дальше, вглубь Арктики. По подсчётам учёных, со дня на день циклон должен был накрыть Фарадей и позднее – Мюррей. Именно эти станции и начали беспокоить связистку несколько позже. …Канадец с Диксона вышел на связь в десять минут двенадцатого. Девушка с неизменно резким тоном и парень с русским акцентом молчали. Лора знала, что они выходят в эфир довольно поздно. Казалось бы, беспокоиться не стоило. Был полдень. Солнечного света за окном практически не осталось…
***
Джозеф, Саманта, Алекс
Наблюдать за Джиджи всегда было интересно. Парень являлся полной противоположностью Майклу – изменчивое настроение, бьющая через край энергия, энтузиазм новых затей. Практически то же можно было бы сказать о Шоне. Моррис на их фоне резко контрастировал и выделялся. Всегда спокоен – по крайней мере внешне. Движения плавны, неторопливы. Скрывают внутреннюю силу, бугрящуюся твёрдыми мышцами под тонкой тканью водолазки. Немногословен – в отличии от своих приятелей. Вот и сейчас он наблюдал за товарищами молча, лишь усмешка редко появлялась на его лице. Наблюдал, как искрились глаза Шона, когда тот, выдумав очередную потеху, обратился к девушкам за другим столиком. Наблюдал, как вскочил с места Джозеф, неуклюже уронив вилку и с волнением в голосе оправдывался за внезапный порыв Адамса. И так же быстро ретировался с места событий, видимо, решив предоставить дальнейший их ход на волю Шона. На лице последнего отпечаталось недовольство. Моррис не мог видеть, что происходило за его спиной, но услышал резкие нотки в голосе Саманты. Нетрудно было догадаться, причиной чего стал хмурый вид пилота. Моррис никогда не был против женской компании. Но, несмотря на собственную вспыльчивость, Майкл обладал неподходящей для него чертой характера по части ухаживаний – он был застенчив. И сейчас, как и во многих случаях до этого, полностью полагался на Шона, внутренне поддерживая его задумку разговорить обособившихся дамочек. А пока – следил за Джефферсоном.
- …Поиски себя… - глухо повторила Элизабет, проследив взглядом за движением руки Сэм, хлопнувшей по книге. Лиз уловила нечто виноватое во взгляде Саманты, и в этот момент отчётливо поняла, что, в сущности, сидящая напротив девушка права. Стоило поднять глаза и оглядеться. Люди. Вокруг всегда были люди, спрятали за маской эмоций или их отсутствия истинные мотивы. - Наверное, именно поэтому мы все здесь, - задумчиво произнесла доктор. Кажется, впервые за долгое время взглянув на всех этих людей по-другому. – Тебе не стоит переживать, - вновь обратилась к собеседнице. – У тебя впереди ещё долгий путь, ты можешь найти себя и в иной профессии, - улыбнулась. – Но, не пойми превратно, работа кинологом тебе действительно подходит. Саманта потянулась, пожаловалась на холод. Лиз отметила про себя, что уже давно его не ощущает – благодаря исходящему от батарей жару… …В голосе Шона чувствовались амбиции недавно родившейся идеи. Излишняя откровенность, приторность наигранно любезных слов. Элизабет недовольно сморщила нос, ощущая, как воздвигнутая вокруг них грань распадается на мелкие кусочки. С Сэм ей было комфортно и легко, но расположившаяся за столиком подальше компания вовсе не внушала доверия. Спасатель, ставший на минуту центром внимания, поспешил подняться и сгладить повисшее в воздухе напряжение, и Лиз облегчённо выдохнула. Несмотря на пристрастие Джозефа к громким выступлениям, всё же из всей троицы он импонировал ей больше остальных. Саманте, по-видимому, нарушители спокойствия тоже не слишком симпатизировали. Девушка повернулась, проследив взглядом за Джозефом, и развела руками. После чего резко развернулась и обратилась снова к Элизабет, полностью проигнорировав самоуверенную реплику Шона. Лиз спрятала улыбку за бумажной салфеткой, едва коснувшейся губ.
…Столовая не могла похвастаться своими размерами, а потому Моррису с его врождённо отличным слухом было слышно практически всё, что происходило у «окна» кухни. Вначале взгляд зацепился за юнца, сидящего теперь в одиночестве за соседним столиком. Отметил его особенно растерянный вид, с которым он, словно побитая собака, смотрел вслед удаляющемуся от стола журналисту. Обозлённый взгляд. Словно его не пригласили на вечеринку. Если бы Майклу не было настолько на него плевать, он обязательно бы сказал что-нибудь ободряющее. Он поймал себя на мысли, что поддерживает парня хотя бы в испытываемых к Уэйну эмоциях. Моррису не приходилось сталкиваться с журналистом в открытую, но тот ему заведомо и уже давно не нравился. Он был из той же породы, что учёный-кретин и девка из коморки с радио, вечно себе на уме, даже несмотря на кажущуюся открытость. После штурман обратил внимание на то, что происходило непосредственно у кухни. И вновь выхватил взглядом фигуру Ханны, к которой уже подошёл Джозеф. Тот говорил о каком-то журнале, и в голосе слышались примирительные нотки. Что ты с этой дурой возишься, - думал Моррис, наблюдая напряжение и некое пренебрежение во взгляде обернувшейся девушки. Больше всего он терпеть не мог надменность, и именно её в ней и наблюдал. Наверное, единственное, что мешало вскочить и подойти – отсутствие в крови подстёгивающего к активности алкоголя. Неплохая, кстати, мысль – взять бутылочку пива… Необязательно же ждать вечера, правильно?.. Ханна закатила глаза, после - искривила губы, махнула рукой. - Забей. Но если уж ты подошёл и явно интересуешься моим мнением, то, по мне, устраивать по утрам концерты – не лучшая из твоих затей, Джозеф. Вон, твой друг скандирует вечерние посиделки – лучшая альтернатива. Но вряд ли я на них приду. – Со звоном посуды отставила поднос. - А журнал я всё-таки у тебя возьму, если ты не передумал. Моррис едва сдержал накатившую злобу. На щеках играли желваки. В этот момент Джефферсон отошёл, и рядом с девушкой оказался Алекс. На его фразу о какой-то информации Ханна усмехнулась, направившись вместе с ним из столовой. Если бы кто-то из них в эту секунду оглянулся – встретил бы его истинно недоброжелательный взгляд.
***
Джеймс, Роджер
Джонатан ощущал себя в ловушке. Загнанным в тупик зайцем, в которого прицелились сразу из двух орудий. Ассоциация с охотой пришла ему на ум сразу, непроизвольно, как было бы с любым человеком, увлечение которого стоит едва ли не на первом месте. Филипс ждёт характерного щелчка, ранящий выстрел. И стоящий рядом психолог уже начинает тщательно к нему прицеливаться, выверяя слабые места. Джонатан поморщился, когда тот отпустил его руку, уголки губ дёрнулись в нервной улыбке, дизелист опустил глаза, стараясь не смотреть на Джеймса. Ощущая вполне очевидное давление с его стороны. И в тот же момент понимая, что отвертеться ему не удастся. Тем более что в паре шагов от него застыл Роджер, столь же требовательно глядя ему в глаза. Тон, не оставляющий сомнений в том, что последствия молчания могут быть вполне серьёзны. - Ладно, ладно… - в конце концов сдался он, поднял на психолога затравленный взгляд. – Вы только не судите прямо сразу, док… Джеймс отчётливо наблюдал борьбу, отражённую в тёмных глазах Филипса. Заметил красные прожилки вен, исчерчивающих белки. Очень похоже на отсутствие здорового сна, причём случай явно запущенный. Однако, - Джеймс это помнил, - ещё пару дней назад Филипс казался вполне бодрым и здоровым. Стоящий чуть позади Роджер наблюдал лишь внешнее волнение, проявляемое его подчинённым – тот со всем старанием пытался отвести глаза от начальника, а выступившие на лице красные пятна вполне успешно скрывали его бледность. В свою очередь Джонатан, пусть и знал Баттлоу достаточно давно, при каждом подобном случае, когда на кону была его профессиональная репутация, отчего-то робел словно провинившийся мальчишка. Но Роджер, зная Филипса дольше, чем все остальные, мог догадаться: лежащая на дизелисте постоянная ответственность за сложную аппаратуру не позволяла ему расслабляться перед начальством. - Ещё пару недель назад об этом начал заикаться Мэтт. Дескать, культуру здешних аборигенов ему интересно изучать. Ну, мы тогда вдвоём в курилке стояли, он и завёл этот дурацкий разговор… Типа надо у этих чернокожих взять пару вещей, для исследований, ну вроде того. Джонатан понимал, что в этот момент его речь выглядела вполне безобидно, но чем больше рассказывал, тем больше нервничал и заикался, искажая собственный рассказ. Особенно потому, что чувствовал на себе суровый взгляд Роджера и проницательный – Бьюкэннона. Перед последним признаваться в дальнейшем ему вовсе не хотелось. - Ну я ему, типа, ты сдурел, ты погоду изучаешь, какие ещё в задницу вещи… И, ну честно, после этого мы с ним разговор об этом не заводили. Я как-то забыл, а тот видать за собачницей опять бегать начал. Джонатан кружил вокруг да около, медленно подводя к главному. - Короче мы с ним потом поссорились. Я вроде как начал находить в своей комнате всякую ерунду, вроде той, что эти эскимосы любят. Какие-то кости под подушкой, на бусы наступил, навернулся… Синяк на жопе до сих пор. Кхм, простите. А они как появлялись, так и пропадать начали. Понимаете? Пропадать! Я, конечно, выбесился. Мэтт со своими игрушками ко мне в комнату захаживает, совсем обнаглел… Ну и мы и поссорились. Филипс ненадолго замолчал. Продолжал смотреть в пол. - Да я бы и не придал этому значения, я-то чё, ссоры всякие не люблю. Думал с ним помириться даже. Сегодня. Дизелист бросил взгляд на собеседников, уловив на их лицах вполне очевидное непонимание. - Мне со вчерашнего дня всякая дрянь снится, - наконец, подвёл итог он. – Я пытался поспать, но один хрен… Видать, у котла задремал и не заметил, что не туда повернул. Док, только не считайте меня психом… Вдруг это грёбанные безделушки виноваты? Я, знаете, как будто вижу во сне эскимосов со всеми этими идиотскими амулетиками. Стоят вокруг, среди тумана. И впереди какая-то баба с белыми глазами, слепая что ли. Но это всё, что я помню, чес-слово. Джеймсу, между тем показалось, что дизелист, несмотря на то, что выложил всё как на духу, всё-таки что-то недоговаривает. То ли боится, что его компетентность окажется под сомнением, и Баттлоу отстранит его от работы, отправив на первом же рейсе домой.
***
- …Повторяю, на связи база Доусон. Фарадей, ответьте. Слова ускользают в пустоту, на другом конце – абсолютная тишина. Практически не различаемый статический шум нарастает, заменяя привычные звуки голоса. В слабом потрескивании таится пугающая безжизненность. Разве у неё могут быть поводы для паники? В конце концов, связисты могут отрываться хотя бы ненадолго от постоянного просиживания в рубках. Секундная стрелка передвигалась на циферблате с ужасающе громким звуком. Тик-так. Она её нервировала. Заставляла каждый раз возвращаться к часам взглядом, наблюдая, как медленно сходит с места другая, минутная – именно минуты шли на счёт. - …Фарадей, ответьте. «Парень, это уже не смешно». Лора прекрасно знала пристрастие русскоязычной нации к идиотским шуткам, но ей просто не хотелось верить, что ради подобного сотрудник станции пожертвует своими прямыми обязанностями. - Фарадей. На связи Доусон… Любые слова поглощала мёртвая тишина.
***
Мрак таит в себе угрозу. Истина, выжженная в памяти поколений. Отравляющая разум. Закрывающая глаза на действительность. Порождающая в человеке затаившиеся внутри страхи. Так было испокон веков. Так должно было оставаться. Память предков учит – не выходи из круга света. Где-то за ним притаилась оскалившая клыки неизвестность…
***
Саманта, Джозеф
- По-доброму тебе завидую, - вздохнула Кларк после короткой рецензии Сэм о сне. – Как доктор не могу не отметить, что у тебя правильный режим сна. Как и у многих здесь, пожалуй, - улыбнулась. – У меня?.. Сны… Плохие сны. Вряд ли из-за погоды. К несчастью. – Улыбка на её лице увяла. Собеседница могла наблюдать, как стремительно тускнеют светлые глаза. Но они тут же зажглись вновь; казалось, голову Лиз посетила какая-то навязчивая мысль. – Я недавно обратила внимание, что в питомник часто заглядывает Мэтью. Заинтересовался собаками? – Как следствие, Элизабет говорила с лёгкостью несведущего человека. Двери столовой громко хлопнули. В помещении становилось всё меньше людей. Напряжённая в начале обстановка разряжалась благодаря отсутствию гомона голосов. Элизабет едва ли не физически ощущала, насколько легче стало дышать после ухода очередных сотрудников станции. …Огарок сигары с шипением потух, сминаемый о посеревшую со временем пепельницу. Шон выпустил изо рта последний клуб дыма. Проворчал что-то себе под нос, на что Моррис ответил предложением выпить. После чего оба поднялись с места. Только направились в разные стороны. …Адамс появился перед Лиз и Сэм неожиданно, сверкнув белоснежной улыбкой, особенно контрастирующей с тёмной кожей. Майкл привычной походкой вразвалочку шёл к кухне. Джозеф был уже практически в ней. - Дамы, ну что же вы… - начал Шон. Но докончить фразу он не успел. Всё утонуло. Слова. Движения. Цели. То, что ещё недавно представляло собой чёткие очертания осязаемого, видимого предмета, расплылось в густоте облепившей всё окружающее тьмы. Накрывшая всех, кто находился в столовой, слишком неожиданно – она ослепила присутствующих, полностью потерявших ориентацию в пространстве на несколько долгих секунд. Представления об окружающих вещах выскользнули из сознания, оставляя людям возможность ориентироваться исключительно на слух и прикосновения. Джозеф, застывший в дверном проёме, в этот момент ощутил кожей руки поток воздуха, слух уловил стук, отдалённо напоминающий шаги. Лёгкие и едва слышные. Может, показалось?.. Явление сквозняков на станции было абсолютно привычным. Лишь постепенно на фоне черноты начали проступать едва заметные силуэты людей, находящихся возле окна, – благодаря отражающему свету снега. Нечётко. Размыто. Душно. Лиз запаниковала первой, ощущая, как многократно возрос пульс. - Что… что происходит?.. – произнесла она. - Без паники, - хриплым голосом произнёс где-то рядом Шон. – Очевидно, в генераторе что-то замкнуло. Джозеф, тащи фонарь! И где там Джереми ходит, его налево…
***
Алекс
Ей всё равно. С таким девизом Ханна вполне успешно прошла большую часть своей жизни. Привыкнув на всё смотреть сквозь пальцы, и даже если что-то видела – делала вид, что ничего не замечала. Ведь ей всё равно. Так действительно легче. Когда полностью снимаешь с себя ответственность за поступки окружающих, предпочитая просто не замечать очевидных мотивов. Совесть чиста. Конечно, она всё понимала. Понимала, почему Кевин навязывается ей вот уже третью неделю. Давно уже обратила внимание на невербальные намёки с его стороны. И предпочитала думать, что парню просто нечего делать. В этой лишённой привычной суеты коробке сложно оставаться без поддержки. Но лично Ханна с этим справлялась. Какое ей, в общем-то, дело, что какому-то Фишеру постоянно скучно?.. Сейчас, оставляя Кевина в столовой, ощутила какое-то особенно противное чувство. Как будто просто его кинула. С какими бы целями он не втирался к ней в доверие, но всё же проводил с ней большую часть времени. Девушка даже привыкла к его назойливому присутствию. Последний взгляд, выходя из столовой, она бросила на него. - Ну наконец-то, - бросила Ханна, оказавшись за дверью. - Джозеф ещё ничего, но эти двое просто вымораживают. Ты видел взгляд Майкла? По-моему, он немного ненормальный. …Коридор встретил их прохладой и тишиной. Внезапная мысль родилась в голове, вследствие недавнего разговора о популярном журнале. Для чего Джозефу вообще понадобилось с ней мириться? Короткие разговоры о музыке вряд ли сблизили их настолько, чтобы теперь называться друзьями, чьё мнение хоть сколько-нибудь важно. Журнал. Статья. Ханна повернулась, вопросительно и слегка насмешливо глядя на идущего рядом журналиста. Интересно представить его лицо, когда она начнёт рассказывать «почему Ханна оказалась здесь». Ещё недавно она сомневалась в собственной затее, но она приняла решение. Почему бы и нет?.. Это будет даже забавно. Если, конечно, он действительно решил писать эту статью. Ведь ничего не мешает ему точно так же пустить пыль в глаза. Осталось всего несколько дней. Несколько скучных дней. - Изначально статья не включала «характеры» сотрудников, правда? – с усмешкой произнесла девушка. Вся эта ситуация её больше забавляла и разбавляла привычный уклад, чем действительно интриговала. – Скажи честно, ты это придумал давно или только что сымпровизировал? Ханна, пожалуй, сама не знала, чего добивалась услышать, ведь уже согласилась. Впрочем, могла бы догадаться, к чему тот ведёт. Предпочитала вновь всё пустить на самотёк, закрывая глаза на какие-то очевидные вещи. В конце концов, она соглашалась только на статью. …Часы над дверью обозначили полдень. Выход из коридора был близок ровно настолько, что Ханна успела взяться за ручку двери. Именно в этот момент всё вокруг исчезло. Стены, потолок, пол. Размылись в чёрной кляксе, изуродовавший холст окружающего пространства. Лишь слабо мерцала люминесцентная лампа над головой, остывая. - Твою же… - фыркнула девушка. Она не видела лица спутника совершенно. - Джонатан напортачил, не иначе. Но в рубке есть фонарь, на крайний случай. Ханна рванула на себя дверь и столь же резко сошла с места.
***
Джеймс, Роджер
- …Но это всё, что я помню, чес-слово. – Филипс перевёл дух. Сделал паузу. – Хотя… Договорить парень не успел. Дальнейшее произошло буквально за пару секунд. Резким щелчком погасли все лампы в главном коридоре, оставив лишь пару квадратов света с той и другой стороны. Через северное окно всё так же виделись белоснежные холмы на фоне снежной пустыни острова. Рельеф местности чётко выделялся на фоне абсолютно чёрного неба. В следующее мгновение Роджер почувствовал удар от внезапного столкновения. - Какой идиот тут встал… - послышалось ворчание позади. Голос явно женский.
-
Оу, это действительно впечатляющий пост. На самом деле шикарно. Моррис крут. Тут вообще можно много чего ещё говорить, но я лучше этим и ограничусь :)
-
Не устаю восхищаться атмосферой и проработкой
|
Леди Ирвен, она была похожа на деву битвы из древних сказок. Растрепанная копна огненно-рыжих волос, часто вздымающаяся от долгой скачки и поисков грудь и холод казалось бы вечно тёплого янтаря, застывший сейчас в глазах Северной Леди. Она скептически осмотрела мага – её маленькую надежду, искорку, что должна была помочь разрешить конфликт, снять защиту с неуязвимого монарха и дать её лучшему лучнику шанс сделать то, чего не смогла сама воительница. Чего при всём своём желании она не сможет никогда! Леди хотела высказать этому старику все, что о нём думает, сказать, как ненавидит этого, в общем-то, совсем подневольного человека, когда в памяти всплыло недавнее, но кажущееся теперь таким далёким ощущение смерти, что она испытала благодаря другому магу. - Я отомщу! Найду его и отомщу! – тихо прошептала про себя Ирвен, а в следующее мгновение жизнь деревенского колдуна была прервана точным выстрелом. Девушка не собиралась мучить старика. В этом не было смысла, кроме насыщения своей собственной гордыни, маленькой, но крайне гаденькой мести. О, добрый герцог научил свою дочь многим вещам, о части из которых она никогда не расскажет никому. Так, например как сдирать кожу с человека, чтобы тот не умирал в течение нескольких часов, даже без помощи мага, как охотится, и убивать свою добычу на полном скаку и как убивать без малейших колебаний. Разница была лишь в том, что раньше перед юной Ирвен был кролик, куница или степной хорек, а сейчас – человек. Достав свой кинжал, больше похожий на перо и необычайно острый, что всегда был рядом с ней. Своё любимое оружие, свою защиту, что уже не раз могла оборвать жизнь как самодовольного тогда ещё наследника, так и его верной собачки – Уильяма, что вечно таскался за своим старшим другом, словно хвост. Да, возможно именно по этой причине, видя насколько Уил тихий и мирный, она даже не замечала его в тени красавца Брандона Лерратона. Его беда была в настойчивости и порывистости, в неугомонности, что не исчезла с годами и именно поэтому он сейчас штурмует её замок, даже не подозревая, что столь желанной добычи внутри уже нет! Перерезав уже мёртвому магу горло, она вышла наружу. Так или иначе, но девушка хотела быть уверенной, что он не вернётся мстить. Вдохнув полной грудью, морозный воздух и закашлявшись ей, пришлось для себя отметить прискорбный факт, что жизнь среди тёплого климата Аэдвера плохо сказалась, на ней. Подозвав своих людей и перебив тех немногих женщин и мужчин, что остались в лагере стряпать обед и заниматься мелким ремонтом, Ирвен забралась на лошадь. Её мутило от запаха крови на собственных доспехах, от осознания содеянного и всё же. Теперь перед девушкой лежал путь домой, туда, где её ждала неизвестность…
Замок окутывали клубы чёрного дыма. Казалось, всё кончено – Верденберг уничтожен, разграблен и сожжён дотла, но, конечно же, это было не так. На самом деле - то тлела и чадила трава, слишком влажная, чтобы разгореться в полную силу, но всё ещё сохранявшая в себе остатки воспоминаний об огненной бездне, которая буйствовала среди зелёного моря совсем недавно. Впрочем, вездесущий дым скрывал от глаз Ирвен самое главное – детали битвы, вполне возможно, уже завершившейся. Она отправилась в свою вылазку слишком давно – с тех пор могло измениться действительно многое. Среди дыма проступали кое-где силуэты, одинокая всадница своём пути миновала изувеченные тела. Они, трупы, были буквально повсюду – сражённые стрелами и сгоревшие заживо люди, в самых неестественных позах застывшие на земле. Их взгляды навеки сохранят это уникально выражение – дикую смесь страха, удивления и безмятежности, которую можно найти лишь в тех глазах, которые уже видели смерть. Неопределённость длилась мучительно долго, но даже она не смогла растянуться на бесконечность. Навстречу Ирвен из клубов дыма вынырнула группа людей – пешие, они бесстрашно шагали навстречу, нисколько не беспокоясь о том, что сотня метров – смешное расстояние для такой лучницы, какой с самого детства являлась Ирвен Эйр Ла’круа. Ей потребовалось лишь мгновение, чтобы опознать Брандона в предводителе этого небольшого отряда – сияющие доспехи короля Аэдвера были покрыты корочкой запёкшейся крови, роскошные чёрные волосы слиплись в бесформенный ком, а в глазах Лерратона не было даже намёка на торжество. Пустые ножны монарха беспомощно болтались на поясе – кажется, у того не было с собой даже меча. Он тоже заметил Ирвен – девушка поняла это сразу. По странному выражению, которое промелькнуло тенью на усталом лице. Не улыбнулся, не прокричал ни единого слова. С той же методичностью продолжил шагать ей навстречу.
Ирвен неслась назад, совершенно не думая, что, возможно, ей придётся подаваться в бега, что война уже проиграна. Она ничего не знала о том, что её ждёт. Неопределенность подстёгивала девушку, а та, в свою очередь заставляла спешить несчастную гнедую кобылу. Как бы там ни было, а сбежать ей уже не удастся. Эта мысль настигла Северную Леди слишком поздно, она оторвалась от своих благоразумных телохранителей, решивших, что загонять лошадей – не лучшая идея и что если они прискачут парой-тройкой минут позже, это ничего не решит для общего исхода. Зато хотя бы даст их госпоже шанс затеряться в лесу или горах, если конечно она успеет добраться туда раньше, чем меткая стрела настигнет герцогиню Верденберга среди бескрайних равнин Вольных Просторов. И вот за кольцом чёрного дыма стали различимы шпили замка. Развороченные ворота и немногочисленные столбы дыма, вот всё, что говорило о том, что в этой твердыне совсем недавно кипела битва. Монолитные камни стен и строений всё также равнодушно взирали на чаяния людей, на их извечную мышиную возню. Всё в этом месте казалось таким правильным, грамотно выстроенным и сделанным на века. И лишь подлая магия посмела обрушить часть извечной гармонии северного города-крепости. Галоп, которым неслась лошадь, сменился трусцой, а после и вовсе стал усталым шагом животного, что никак не хотело идти. Ни одна обученная лошадь не перепрыгнет и не перешагнёт лежащего на земле человека, а здесь их было слишком много. У Ирвен, правда оставалась возможность спешиться и идти, но она боялась, что ноги не станут слушаться свою хозяйку. Каждый метр, по медленно покрывающейся снежком земле давался Северной Леди с неимоверными усилиями. Сравнить это можно разве что с попытками крестьянской девчонки, заблудившейся в лесу из трупов, залезть на ёлку от преследующих её голодных волков. К слову сами волки не заставили себя просить дважды. Небольшую процессию, появившуюся в развороченном проёме, девушка заметила сразу же. Буквально через секунду был вскинут лук и наложена стрела. Но выстрелить Ирвен не могла. Не в него… Кобыла покорно продолжала движение, а эльфийская лучница застыла словно изваяние. О том, что она не статуя, посаженная кем-то забавы ради на лошадь, говорило лишь её всё более учащающееся дыхание.
Снегопад постепенно усиливался. На смену робким хлопьям первых снежинок приходила настоящая вьюга. Не осталось уже и следа от того радужного утра, в котором сияющий король повёл на штурм своих всадников. Мир преобразился до неузнаваемости в течение какого-то ничтожного часа – серые тучи заполонили небо, пронизывающий зимний ветер дул прямо в лицо, порождая ещё более сильное желание скорее укрыться в каком-нибудь здании. Но Бран, казалось, не обращал ни малейшего внимания на капризы погоды. Отсутствующий взгляд короля сфокусировался на стальном наконечнике стрелы Ирвен – стрелы, которая не спешила устремляться навстречу беззащитному королю. Лерратон остановился – замерли чуть позади и солдаты сопровождения. Немного их было. Чуть меньше десятка. Теперь король упрямо смотрел девушке прямо в глаза, упорно пытаясь перехватить взгляд последней. Брандон расправил плечи, приподнял голову, словно демонстрируя таким образом, что готов умереть. Не станет сопротивляться. И просто стоял, ожидая, пока всадница подъедет чуть ближе. - Всё кончено, Ирвен, - крикнул он. Голос короля оказался на удивление хриплым, глубоким и почти незнакомым. – Мунлайт мёртв.
Если бы девушка стояла на ногах, то непременно бы упала, словно подкошенная трава. Вскинутый было лук, безвольно опустился. Она никак не могла понять, где меч короля и почему он безоружен, зачем с ним люди и почему так тихо вокруг. Холодная решимость, что двигала Северной Леди, исчезла без следа. Ей было больше некого защищать, незачем сражаться. Тот, кто стал для неё всем – исчез. Ускользнул, сбежал, бросил её, оставил одну против целого мира, что так пугает хрупкую девчушку, сокрытую под бронёй этикета и решимости Ирвен Эйр Ла’Круа. Ещё пара секунд и грозное оружие эльфийского народа падает в снег, а следом за ним лишь чудом не сползает сама наездница. Стоит отдать должное выучке несчастной кобылы, она покорно шла вперёд, чувствуя впереди своего хозяина. Каким-то чудом, в том диком хаосе, что устроил Мунлайт для армии Брандона, девушка умудрилась взять именно её. Хотя покрывавший почти весь двор дым и не давал особого выбора. Леди тогда проста взяла первую попавшуюся, и невдомёк ей было думать о том, что если лошадь вышла из того марева первой, значит и её всадник был первым, кто прискакал на ней к воротам. И вот теперь это аукнулось тем, что животное покорно шло к своему хозяину, вновь почувствовав себя королевским конём, что совсем недавно нёс на своей спине монарха Аэдвера, вместо уставшей от долгой скачки кобылы. Во всём этом была некая доля какой-то иронии. Лошадь короля, сама привезла хозяину искомый им трофей. Совсем безоружный, безропотный и сломленный. Не ту дикую неприступную Ирвен, а словленную женщину, которая, не смотря на это, ничуть не потеряла, не своего шарма, ни красоты. Лишь глаза… вечно весёлые яркие искорки янтаря. Что подбадривали и воодушевляли – поблёкли. Из них попросту исчезла жизнь. Перед королём была лишь его добыча, что к тому же вот-вот грозилась выпасть из седла и отправиться в ближайший всё ещё не глубокий сугроб вслед за луком. - Почему? – едва слышно прошептала девушка, - Зачем?
Лерратон молча наблюдал, как сперва на землю падает лук, а после – спрыгивает с лошади сама девушки. Хлопья снега белели, создавая контраст, на чёрных волосах короля. Гамма эмоций танцевала в голубых глазах Брандона Лерратона, но он по-прежнему оставался крайне немногословен. Словно не знал, как может отреагировать Ирвен. Словно не мог подобрать правильных слов. Солдаты из группы сопровождения – лишь лица на фоне. Как и четыре всадника, что неторопливо приближались к девушке с другой стороны. Они не имеют никакого значения, практически не участвуют в сцене, развернувшейся прямо у них на глазах. Брандон осторожно шагнул вперёд, сокращая и без того крошечную дистанцию между собой и целью. В конце концов, он так много ради этого сделал, столько препятствий преодолел. Он ураганом пронёсся сквозь всю страну во главе небольшого отряда, не зная толком, желает ли вернуть Ирвен… Или её прикончить. Он лично вывел войска за границу Альянса, возглавил солдат во время штурма укреплённого замка. Он сражался и убивал, рисковал своей жизнью. Чёрт побери, он не совершал ничего подобного никогда прежде. Почему? О, он мог бы ответить. Готов был взорваться, кричать и доказывать – о своих чувствах, правах, о несправедливо нанесённой обиде. Но вместо этого промолчал. И продвинулся вперёд на ещё один шаг.
Девушку трясло. Она больше не делала попыток ни приблизиться к замку, ни отдалиться от медленно приближающегося к ней короля. Одна лишь мысль о том, что там, за воротами она увидит тело своего избранника, сковывала её и заставляла слёзы течь по щекам крупными каплями. Прекрасная, но потерянная, своевольная, но раздавленная – Ирвен представляла собой сплошной комок контрастов и противоречий и никто, даже она сама не мог бы сказать, что именно сделает Северная Леди в следующий момент. Её изящная кисть меж тем потянулась было к припрятанному кинжалу, но вдруг замерла, а два янтаря, что казались от слёз ещё более прекрасными и чистыми устремили свой взгляд на правителя Аэдвера - П-почему? – слегка запинаясь, произнесла она вновь.
А ведь правильный ответ давно вертелся на языке. Брандон знал его, всегда знал. Знал вот уже долгие годы. Всё просто – объяснение очевидно. Не воинская бравада, не жажда возмездия, даже не уязвлённая честь. Свою роль, конечно, сыграла его вопиющая безответственность как короля Аэдвера, но это было скорее обстоятельством, чем причиной. Сказать ведь так просто. Набраться сил и произнести всего несколько слов. Особенно глядя в полные слёз глаза девушки, которой действительно нужно услышать ответ. Услышать прямо сейчас. Но Брандон не смог. Слишком упрямый, слишком импульсивный – он так и не заговорил. Хоть и мог сказать сейчас действительно многое. О чувствах, жертвах и предательстве. Вместо этого он молчал. Молчал, вспоминая события уходящего дня. Бездумную ярость, которая утром вела его в бой. Марш мертвецов на закате. Решающую схватку с Мунлайтом. Столько усилий приложено ради достижения этой минуты. Столько пролитой крови, столько смертей. Эти несколько дней походили на безумную череду образов и идей. Брандон просто летел вперёд, не думая об альтернативе и возможных последствиях. Несколько раз он опасно балансировал на грани провала, снова и снова превозмогая всяческие препятствия на пути. И всё это ради того, чтобы оказаться именно здесь. На этом поле, которое стремительно белело под воздействием усиливавшегося с каждым мгновением снегопада. Чтобы стоять напротив Ирвен, чтобы говорить. Ещё несколько часов назад у него в голове была речь. Он предвкушал этот момент, подбирал слова, которые казались тогда единственно верными. А теперь… Брандон просто молчал. Молчал в надежде, что его взгляд окажется красноречивее самой впечатляющей речи.
Кобыла сделала ещё пару шагов по уже порядком занесённому снегом полю, и остановилась возле своего хозяина. Вокруг царила поразительная тишина, было даже слышно, как безразличные к людским проблемам и страданиям снежники опускаются на землю и трупы, медленно, но уверенно стирая своими маленькими, хрупкими телами картину развернувшейся здесь недавно бойни. Лошадь нетерпеливо переступала с ноги на ногу, стоя возле короля, а её наездница будто бы обратилась в статую, не замечавшую ничего вокруг. И лишь редкие облачка пара, да всё ещё текущие по щекам слёзы, говорили королю о том, что перед ним живая женщина, а не мраморное изваяние, искусно повторяющее его возлюбленную. Да, она была прекрасна, наверное, красивее чем когда бы, то ни было прежде. Мокрые пушистые реснички, на которые опустились и застыли льдинками снежинки, фигурка идеально подчёркнутая доспехами эльфийской расы и практически не скрываемая после скачки тёплым плащом с меховой опушкой, выбившиеся из-под шлема волосы, что рассыпались по плечам подобно языкам дикого пламени, на фоне белоснежных равнин и янтарь глаз, которые неотрывно смотрели на правителя Аэдвера и в которых было невозможно прочесть абсолютно ничего. Одно оставалось для всех загадкой – каким чудом эта сломленная казалось бы женщина всё ещё держалась в седле, ведь она потеряла всё! Что же заставляло Северную Леди вести себя столь гордо, будто бы это не её крепость пала и теперь разграбляется жалким отрепьем, что привёл с собой самовлюблённый монарх, не её люди погибли и лежат в наметаемых волею природы сугробах и, разумеется, не она только что потеряла в изначально неравном бою своего возлюбленного. Какми-то чудом создавалось впечатление, что это Брандон проиграл всё и теперь подошёл просить пощады у победительницы, но это была лишь игра. Последняя игра Ирвен эйр Ла`Круа. Красивая, пусть и напускная неприступность, возможно даже смелость, которой порой так не хватало всем тем женщинам, что побывали в постели у Брандона Лерратона. Это было то, что невозможно приобрести, чему нельзя научить, что даётся столь малому количеству человек и потому делает их уникальными и вот теперь, монарх Аэдвера наблюдал это воочию, подле себя. То сокровище, за которым он пустился в чужие территории, которое умудрился упустить, хотя держал всегда подле себя, то, на котором навсегда оставил свой след его извечный друг и соперник Уильям Мунлайт. Северная Леди тяжело дышала, хотя и старалась это скрыть, но грудь то и дело предательски вздымалась, словно задавая вопрос, что же правит её хозяйкой бешенство или же желание. Ирвен и впрямь сейчас было тяжело. Глухая боль где-то внутри сменялась пустотой и отчаяньем, затем приходила мысль о том, что всё уже кончено и можно попросту отдаться на волю судьбы, что вынесет её куда-нибудь по своему течению. - «Я убью его!» – эта мысль возникла внезапно, она была навеяна ненавистью и досадой. Король Аэдвера сам настроил эту женщину против себя, своими глупыми поступками и тем, что не сохранил Лунному Лорду жизнь. - «Почему? Почему? – эти вопросы предназначались отнюдь не Брандону, ведь Северной Леди было, мягко говоря, плевать на все оправдания и попытки короля, что-то исправить. Она спрашивала того, кто уже никогда не даст ей столь желанный для неё ответ. – Почему ты не отпустил меня прошлой ночью Уильям?» Гневный взгляд скользнул по растерянному монарху, переминающемуся возле лошади, словно нашкодивший ребёнок, ожидавший наказания от строгой матери за невинную казалось бы шалость, затем по его свите. Звук приближающихся лошадей говорил, что подкрепление вот-вот будет здесь. Замершая было рука, продолжила свой путь и ухватилась за рукоять кинжала, лёгкое движение и ступни герцогини выскользнули из стремян. Теперь ничто не спасёт её жертву, осталось только нанести удар и всё!
Внутри Ирвен раздирали противоречия. Они сталкивались промеж собою, словно сговорившись свести леди с ума. С одной стороны был Мунлайт – мягкий, добрый, немного неуклюжий мальчик, вечно шмыгающий носом и пытающийся перегнать своего старшего друга хоть в чём-то. С другой – Лерратон, что поначалу казался северянке образцом мужественности и рыцарства, у которого легко получалось всё, за что юный королевский отпрыск только не брался, всё... - «Отвратительно! Как ты можешь думать об этом? Ведь всё было решено ещё на том злосчастном балу! Ведь… ведь я сама пожелала быть с Лунным Лордом, мне же так понравились его ласки, его поцелуи и я… Я была лишена этого из-за того, что он на меня обиделся за попытку спасти его, а теперь, теперь я никогда не получу его из-за тебя!» - ещё один взгляд в сторону короля и, вместе с ним в ней что-то сломалось. - «Я… не могу! Почему я не могу убить его? – истерика медленно брала над северянкой верх. Слишком медленно? Возможно. Зато - неотвратимо – Потому что я до сих пор люблю его? Этого развратного пьяницу, который только и делал последние пять лет, что трахал размалёванных шлюх да пил вино? Как вообще можно к нему что-то испытывать? Как…» - но закончить свою мысль, Северной Леди было уже не суждено. Усталость и нервное напряжение всё-таки взяли верх даже над ней. Холод, пронизывающий тело, часовая скачка, отвратительный запах гари и крови, даже на её собственных доспехах, нервные потрясения – всего этого для девушки, которой только должно будет исполниться шестнадцать, оказалось слишком много. Рука, сжимавшая рукоять кинжала – ослабла и скользнула вниз, безвольно повиснув. А два прекрасных янтаря, что всегда так манили к Ирвен мужчин, закрылись. Прошла томительная секунда, прежде чем окружающие смогли понять, что леди не решила моргнуть, что не закатила глазки, подобно дворцовым фрейлинам, просто сознание оставило свою хозяйку. И как подтверждение этого – обмякшее тельце стало стремительно сползать с кобылы короля, готовясь вот-вот упасть в такой мягкий и всепонимающий пушистый снег.
|
-
Фиона, ты не пошлая, но мне нравится. XD
-
Прекрасно
-
Аааа! чудесно! Спасибо!!!
-
прелесть!)
-
полезная рубрика
-
приказ о штуковой отакеВы ничего не понимаете! Тут имело ввиду Ju-87 она же "Штука"
-
+
-
Безусловно! Это победа!
-
Надо сохранить и перечитывать, когда накатит тоска)))
-
Как всегда классно. Ряд моментов повеселил, а характерный почерк одного деятеля без труда вспомнил даже спустя столько времени :)
-
Через небольшое время у Мэтта источилась почти вся еда (Сточил.)Мой день. Что за день понедельник — сплошной динамит... ©
-
Весело, задорно, с перчиком. От души начал смеяться на четверти, на половине уже не мог остановиться совсем. Спасибо.
-
Твою ж чешую! Ржал до слёз.
-
стал читать эту рубрику с того момента, когда сам в ней побывал обсмеянным. марку держите, успехов и дальше.
-
Редко плюсую, но это того стоит!!!
-
Умора)
|
Опять неожиданно - вместо голоса Ясото, низкого, отрывистого, говорившего будто по слогам, донесся неожиданный быстрый говор капитана. Голос капитана, который пять минут разрушил планы пирата, сейчас также тонко и умело рушил планы собственной команды. Что раньше, холодный пот и страх выстрела в спину или озноб и ужас потерять команду, этот вопрос Гор себе мог задать, пока цифра 8 часов 04 минуты 52 секунды превратилась в 8 часов 04 минуты 53 секунды. Прошедшая между этими значениями времени вечность, сильно состарила старшего помощника и точно добавила седых волос. - Противник в переборке! – крикнул Гор и сделав прыжок к двери так, чтобы оказаться сбоку и не подставляться под огонь, выставил вперед свой пистолет. На этот раз между ним и пиратом будет не более пятидесяти сантиметров. Теперь винтовка пирата не просто убьет старшего помощника, а распылит Гора по мостику. Но пистолет Гора не просто повредит руку "бандита", а покалечит его. - Компания, - Гор имел в виду кают-компанию, - в трех метрах на шесть часов пират! Ясото – быстро луч погрузчика на переборку! Усиление 3000 Ньютонов. Теперь, если Ясото успеет, пират будет весить 340-360 килограмм, а полом для него будет крыша переборки. Важно, что винтовка пирата будет весить не меньше шестидесяти. И наконец на исходе четвертой секунды, как запрограммированный он отправил сообщение, прокричал, прошипел в сторону пирата. - Кидай оружие! Твой шанс выжить - сдаться! «Тик-так», «тик-так» - на часах 8 часов 04 минуты 58 секунд. Что может уместиться в это божественное, непознанное время? Почти пятьдесят пять миллиардов периодов излучения цезия-133 и всего триста картинок перед глазами Гора, сложившиеся в кино со скорее всего трагическим финалом. А еще туда вместился голос Джулии, который говорил что-то малопонятное, неясное. Стивен испугался, что он забыл родной язык. Мозг не сразу понял то, что она произнесла.
- Гор, Кенди как-то сказала, что любовь важней, она сказала, что однажды я пойму и стану выбирать жизнь. Походу, девчонка была права. Я соскакиваю, Гор. Если сможешь и успеешь подскочить к моему малышу истребителю в темпе, заберу с собой до ближайшей планеты. Если решишь прихватить часть экипажа, я не против, но не обещаю быть добренькой, не умею.
Кэннди сказала, сказала, а потом выстрелила себе в лицо из станнера, перед этим выкрутив его на максимальную мощность. Но это не имело сейчас значения в виде вульгарной реальности. Это было, но это никак не относилось к тому, что сказала Джулия. Это был «инсайд», катарсис для "Пираньи". То, что иногда меняет людей. Гор, не верящий не на секунду в возможность такого превращения, был очень рад за Джулию. О да, было почти пятьдесят пять миллиардов к одному, что это только эпизод в ее жизни, а может нет? Тогда Джулия обрекала себя на ужас осознания собственного я, "страшного я", по мнению Гора. Мысленно пожелав ей удачи, он открыл связь. - Джулия, беги, бери своих людей и просто беги! – крикнул он, - выживай и переживи это все. Я думаю шансы у нас и вас есть. Уходите сразу в подпространство, не задерживайтесь в системе. Если кто-то из моих людей решит спастись, забери его, прошу об этом. Не трогай моих людей! Я верю тебе! Гор действительно верил. Сейчас он чувствовал, что происходило что-то уникальное. Ясный и чистый свет прямо в голове вымыл оттуда голоса сомнений, голоса угнетающего психоза. Стивен понимал, что это временно, и демоны вернуться, но сейчас кристальным разумом совершенства он понимал, что Джулия не поднимет руку ни на одного члена его экипажа, если он будет корректен и будет уважать ее пространство. Он помолчал, и добавил уже не только для Джулии. - Моей команде! Я запрещаю бежать! Мой приказ – оставаться на месте! Если кто-то решит сбежать на истребителе пиратов, который находиться по координатам сетки 1:15:10 и будет находиться там еще несколько минут, готовый принять людей на борт, увести отсюда. Если вдруг вы решите спастись бегством и уйти, забрать средние скафандры, набрав код 5319nm78, знайте, я приказывал обратное!
-
Вот это круто. Я тут случайно и, как следствие, читал только один пост, но образ персонажа как-то сразу сформировался.
-
Моей команде! Я запрещаю бежать! Мой приказ – оставаться на месте! Если кто-то решит сбежать на истребителей пиратов, который находиться по координаторам сетки 1:15:10 и будет находиться там несколько минут, и готов принять людей на борт и увести отсюда. Если вдруг вы решите спастись бегством и уйти, забрать средние скафандры, набрав код 5319nm78, знайте, я приказывал обратное! мощно +
-
Хороший пост, жаль смазан местами и недостаёт армейской/морской терминологии и стилистики оборотов речи.
-
Прям чувствуется решимость самурая!
|
-
Прекрасно уловила настрой и общую атмосферу - ты понимаешь, как нужно в это играть. Я правда рад, что наконец с кем-то пошло взаимопонимание. P.S. Отсылка сюда отлично зашла. Спойлеры правда, но, надеюсь, там не всё однозначно.
|
Принятое однажды решение нельзя обратить. Нельзя повернуть время вспять и вернуться к тому перекрёстку своей жизни, по извилистым дорогам которого необратимо уходят отвергнутые когда-то возможности. Тают призраками собственные идеи, исчезают данные судьбой шансы. Бесповоротно. И даже возвращаясь к судьбоносному промежутку времени мысленно, довлеешь иллюзией свободного выбора. Иллюзией, что ещё можно повернуть назад. На всё лишь только секунды. Чтобы обернуться и задать себе вполне резонный вопрос. Вопрос, отразившийся во взгляде тёмно-карих глаз. Но ответа не было. Его не будет. Есть только невероятное множество подсказок. Одну из которых даёт перед выбранной дверью спутница. Почему бы не последовать за ними?.. Что-то в её тоне внушает доверие. Распространяет какое-то тепло, которого тебе так не хватало. И появляется на твоём лице улыбка. Слабая, едва заметная, но она отражает твоё внутреннее состояние. Облегчения. Лёгкости. Тот момент, когда твои сомнения развеялись чужой поддержкой. Так странно её ощущать. В пожатии руки. Во взгляде. В голосе. Чуть ранее – в прикосновении к своей шее, заставившее вздрогнуть от неожиданности и возмущения. Вопреки всему ты промолчала. Почему бы и нет.
…Яркий свет ослепил на краткое мгновение. Айлин прищурилась и опустила голову, стараясь привыкнуть к освещению. Вспышка надежды где-то внутри. Надежды, что сейчас она увидит солнце… Но вспышка потухла, оставив после себя горечь. Ещё прежде, чем открыла глаза, девушка поняла всё без лишних слов и подсказок. Не было звуков шелестящей листвы. Не чувствовалось прикосновение ветра и обжигающих солнечных лучей. Не шумел прибой подземной реки. Всё замерло в царственной тишине, и вместе с ней застыло время. Не хотелось видеть это снова. Не хотелось поднимать голову. Смотрела в пол, различая каменную плитку под ногами. Осознавая, что камень уходит всё дальше, он не заканчивается обрывом, не заканчивается травянистой почвой. Он уходит вглубь какого-то нового помещения. Вот так, Айлин, рушатся надежды. Неприятное ощущение, ведь правда? Граничащее с охватившим отчаянием и очередным приступом страха. Подземные своды давят. Спёртым воздухом невозможно дышать. Она задыхалась. Благодаря собственной возросшей панике. И ощутила в этот момент, как сдавливает её руку Константина… Но – давление чужой руки уменьшалось с каждой секундой. Чародейка справилась с волнением, успокоилась. Что нельзя было сказать об Айлин.
Стоило только поднять глаза. Как взгляд тут же зацепился за знакомую уже фигуру, отчего-то замершую в самом центре комнаты. Не просто замершую – он сидел на полу, спиной к двери, глядя куда-то вверх. Казалось бы, не обратив никакого внимания на вошедших. Злость и обида. Где-то в душе. В участившимся пульсе, лихорадочных мыслях и образах недавно случившегося инцидента. Захотелось развернуться и выбежать из помещения прочь – в той же степени, как и подбежать, угрожающе сжав маленькие кулачки, и с криком негодования и ярости вновь обвинять… Мгновением спустя она проследила за его взглядом.
Потолок залы был выложен искусной мозаикой. Творения неизвестного художника казались не просто застывшими изображениями – они производили слишком сильное впечатление, приковывая на себе взгляды присутствующих. Живые. Разные. Человеческие лица, столь непохожие на безликие пустые черепа. Их взгляды пугают. Пронизывающе холодные, навсегда застывшие, глядящие на людей свысока и, казалось бы, отовсюду. Разноцветные глаза смотрят и видят. Смотрят вглубь души и что-то среди её осколков различают. Это странно. И страшно. Эмоции и чувства переплетаются, сменяются так быстро, что не успеваешь ухватиться за выражение чего-то одного. Стоишь, не понимая, что происходит и почему эти наскальные изображения вселяют панический страх. Это ведь просто картина. Живописная и жуткая. Но – картина. Горькая усмешка трогает губы. В этом чёртовом подземелье всё не просто. Чьи это лица? Так реалистично изображены, словно художник рисовал их с натуры. Словно видел каждого из них когда-то… Поразительная память. Или… Мурашки бегут по телу. Чужие лица. Останки тел. Блуждающие по подземелью души. Складывающаяся картина гораздо страшнее, чем та, что изображена на камне…
Его лицо было столь же холодным и непроницаемым. Взгляд – такой же пустой, потерявший былую жизненную энергию. Потухли в глазах искры вины, испарилось злобное удовлетворение. Айлин не узнавала этого человека. Смотрела на маску, что заменяла ему лицо, и пыталась разглядеть в её прорезях недавнего знакомого. Глуповатого и неуклюжего крестьянина. Константина с тревогой посмотрела на Делагарди, а та, в свою очередь, с должным непониманием ситуации ответила на её взгляд. С тем же беспокойством. Ещё недавно она переживала за насильно навязанную этому человеку роль, и осадок прежних эмоций дал о себе знать. Что успело произойти за это время? Почему он так изменился?.. И только ли он? Быстрый взгляд на Ариса. Волнение усиливалось по мере осознания неестественности, неправильности происходящего. Что если, обернувшись, он посмотрит на них тем же взглядом?.. Остекленевшим и не выражающим ровным счётом ничего.
Маг ушёл. Без слов покинул помещение через дверцу, которую Айлин до того не замечала. Открыв взорам девушек нечто необыкновенное. Присутствие кого-то ещё в первый миг напугало. Но, различив сетку морщин на лице и серебристую бороду, успокоилась. Старик, казалось, был столь же древним, как и лабиринты подземных катакомб… Однако чем внимательнее вглядывалась, тем больше пугающих деталей обнаруживала. Отросшие ногти. Ветхие одежды. Отсутствие руки и, что самое страшное, - отсутствие глаз. Мёртвый взгляд из-за пустоты. Провалы глазниц вобрали в себя частичку тьмы. Айлин застыла под его взглядом, отчего-то чувствуя, что несмотря на неспособность видеть физически он всё же их различал. Ощущала, что от него зависело в этот момент многое. Но понимание чужой власти не хотело укореняться в ней. И посему она хмуро наблюдала за Константиной, обратившейся непосредственно к «источнику мудрости». В какой-то степени осознавала, что старик может им помочь. Но, конечно, просить сама о какой бы то ни было помощи – не смогла бы.
Разрыв тактильного контакта вывел её из оцепенения. Только сейчас Айлин поняла, что всё это время держала за руку Константину, совершенно не обращая на то внимания. Смешанные чувства. Что-то внутри заставило поднять руку вслед спутнице, словно взыграл какой-то рефлекс, недавно затронувший душу страх, – но и в тот же момент одёрнуть. Айлин стояла позади Реннарт всего лишь в одном шаге. И ощущала, словно встала за её спину, отгораживаясь от людей, находящихся в этом зале. Но правдой это было лишь частично. Страх и паника, благо, не полностью поглотили её сознание, оставляя ей возможность мыслить. Вопросы. Множество вопросов. Но Айлин молчала. Она знала, что если откроет рот, то всё испортит. Потому что ощущала возрастающее в себе раздражение – на возникшие обстоятельства, на отсутствие выхода, на молчание странного старика. И злость на Ариса возымела своё влияние. Пусть говорит Константина. До того момента, пока хотя бы что-то не станет ясно.
-
Великолепно описано, как Ледяная Королева мало-помалу оживает и начинает чувствовать.
-
Мм, классно. Интересные мысли, жутковато местами. Неизменно прекрасная реакция персонажа.
-
Чувства Айлин поглощают
|
ссылкаДорогой она разглядывает только их капитана, остальные нужны постольку-поскольку. Он - тот мужчина, для которого она станет выбирать сегодня платье. Даже сейчас, когда он более напоминает бедствие локального характера, Барреа успевает оценить качественную ткань одежды и внимательно рассмотреть черты лица. Этого недостаточно. Обман вслепую - вот что придется выстраивать ей. Двигаться на ощупь, ей придется двигаться на ощупь, и, надо признать, такое не лишено некоторого шарма и притягательности. На Элкоре у нее десятки глаз и ушей, всегда есть информация до нападения, для нападения. Об этом же человеке Регина не знает ничего. Он же - самый нужный ей человек за четыре последних года. Линкор - ее шанс, шанс тысяч таких как она, живущих надеждой и верой, постоянно находящихся в страхе и озлобленности. Заяц, которого гонят собаки и прижимают к воде, оказавшись в ловушке, в безвыходности, бросается на собак, скалясь. Жители Элкора - что затравленные зайцы. Регина устала. Ей хочется обмана в мирное время, когда быть шапкой воров и аферисткой - вкусно, когда подобное лишено окраски необходимости, только движение энергий обманывающего и обманываемого, бесконечный, причудливый узор, контракт, в котором каждый получает свое, каждый остается в выигрыше, даже тот, кого обманули, потому что люди сами позволяют управлять собой, людям нравится обманываться. Ястреб оставляет экипаж "Ренессанса" на попечение своих людей и закрывается в комнате. Глухой замок, чтобы в полной мере расслабиться, чтобы ощутить безопасность. Это иллюзия самой себе, добровольный договор обмана с самой собой. Регина плещет в бокал Орьянского, заправляет папиросу в мундштук, следом погружается в теплую ванну. Когда закрывает глаза, видит отца. Ей не хватает его. По-человечески. Без обмана. Регина скучает. Ей кажется, будь на ее месте Ирвин, они все были бы уже свободны. Ирвин никогда не ошибался, Ирвин всегда знал наперед, Бормана еще не существовало в жизни Элкора, а урка Ржавый читал маленькой Регине "Путь пилигрима". Теперь она - пилигрим. Обернувшись в полотенце, Регина ложится на кровать. Это чтобы унять дрожь тела. Это чтобы больше не кричать внутри. Она устала. _ _ _ _ _ _ _ _ Регина вышла ко всем в черных брюках и белой рубашке. Пистолет на поясе. Волосы собраны на затылке, вьется лишь прядь справа. Аккуратная, ухоженная, немного жесткая, но и теплая, теплая улыбка и теплый же взгляд чуть усталых глаз. Незаправленная рубашка - доля небрежности, чтобы ей не казаться поддельной, фарфоровой, ненастоящей. Только она и вправду ненастоящая, но кто может об этом догадаться? Шапка воров. Лидер сопротивления. Читается ли это в лице хрупкой девушки перед ними? Конечно, нет. Не читается ни призвание, ни то, насколько ей все равно, плевать на людей вокруг, есть только цель, они - средства. Не читается ни бесконечная усталость, ни страх, ни нетерпение, с которым она ждет. Никто не прочтет в ней смертницу, а внутри она такова. Регина поставила все на сегодня, даже жизнь. Оглядывает людей и медботов, оставляя вопрос Мерка без внимания. "Сыкло!" - так говорит ему пацанка Ржавого внутри нее, наружу же - улыбка, достойная лучшего из мужчин. - Будем ждать. Четыре часа. Бесконечно долго. Совсем коротко. Восприятие обозначенного времени зависит только от того, с какой стороны посмотреть. У нее есть 4 часа - с такой стороны она смотрит. Сейчас восемь человек множатся, разрастаясь до сотен и тысяч, но 4 часа у Регины есть. И ждет. Абсолютно спокойно. Внутри шторм, цунами, извержение вулкана, но наружу не просачивается ничего. Приходят в себя мужчина и девушка. Регина сопровождает их пробуждение теплой, принимающей улыбкой. - Здравствуйте. Вы в безопасности. Если кому-нибудь из вас что-нибудь нужно, просто скажите. Меня зовут Регина, Регина Барреа. Добро пожаловать на Элкор. Вас, полагаю, приняли не слишком радушно, но это теперь позади. И молчит. Время их вопросов и ее ответов. Время играть в игру. Время играть на грани фола, словно в последний раз.
-
Сильная женщина в тяжелых обстоятельствах. Посмотрим, куда ее приведет принципиальность и чувство справедливости.
-
Любопытно и необычно посмотреть, что из этого получится! :)))
-
Вот здесь чувствую лидера. Интересная сцена.
|
Сильвии в период студенческой юности, которую она, как представитель так называемой "золотой молодежи", не раз проводила в пьянках и гулянках в ущерб учебе, было не привыкать просыпаться в неизвестных местах, куда ее и таких же как она отвозили друзья приятели. Доводилось ей просыпаться и в разнообразных особняках, и в съемных квартирах, и в номерах гостиниц, и, один раз, даже в аэродромном ангаре - ее тогдашний кавалер не придумал ничего лучше, чем привести толпу вусмерть пьяных приятелей на военную базу, где командовал его отец. Так что психолог, придя в себя, некоторое время наслаждалась полузабытыми ощущениями: идеальной чистотой разума и воздушной легкостью хорошо отдохнувшего тела. Изнутри женщину распирала бодрость и энергия, хотелось подняться с жестковатого ложа и, не медля, сделать что-нибудь хорошое - станцевать, например, или приготовить на всех кофе. Но блаженная пустота сознания продолжалась недолго: безжалостная, как оккупант, память напомнила обо всем происходившем тяжелым пинком в мозг. Разум Сильвии наполнился картинами недавнего прошлого - вот жмущиеся в дальней комнатке несчастные обитатели "Надежды", вот встреча с Фрайзером и захватившими тела мертвецов дэвами, вот спасение в виде "Ренессанса", вот бегство от линкора конфедератов, вот высадка на Элкоре, вот поход по магазинам - самое светлое воспоминание за ближайшее время, вот неонацисты в книжной лавке, вот арест и конвоирование, и, наконец, как вишенка на тортике из этих слоев - сбитый транспорт, мертвые и умирающие солдаты, жадно клокочущее пожарище, кровь на лице и два неизвестных: один - спасающий, другая - убивающая.
Вспомнив все, ван Эллемеет почувствовала, как ее лоб покрывает холодная испарина, и непроизвольно вжалась в койку, крепче сжав веки. Замерев, психолог несколько минут лежала неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям и окружающему миру. К несчастью, их нежданные спасители были неразговорчивы, а, может, просто сильно заняты. Тихо выдохнув, мобеда аккуратненько-осторожненько приоткрыла один глаз. Чуть приподняв голову, она по-быстрому, за несколько мгновений, оглядела саму себя и тут же опустила голову на место, вновь смежив веки. Увиденное нисколько не обрадовало Сильвию: стоило сменить унылую корабельную форму на приличный наряд, как снова ее лишили приличной одежды, выдав взамен больничный комбинезон. Не лучше этого факта было и то, что к ее рукам, как минимум, а то и к другим частям организма были подключены непонятные то ли трубки, то ли проводки, то ли катетеры. А это означало, что организм мобеды получил существенные повреждения и нуждается (или, по крайней мере, нуждался) в немедленном медицинском вмешательстве. Хотя после всего пережитого ван Эллемеет не удивилась бы, что все эти приспособы будут использованы для пыток и тому подобного. Вповь приоткрыв глаза, Сильвия немного повернула голову и осмотрела комнату. Увиденное напоминало какой-то дорогой госпиталь: две операционных капсулы, суетящийся около них врач, и двое неизвестных: высокомерный мужчина и строгая женщина на правах взолнованных родственников. Из общей картины выбивался только развалившийся на стуле парень, рядом с которым стояла винтовка - напоминая о том, в какую, простите, задницу попал экипаж "Ренессанса" и невезучие обитатели "Надежды": вот уж воистину - из огня да в полымя!
Пока "спасители" не обратили внимания на ее пробуждение, женщина вновь закрыла глаза и вернулась к прежней позе. Пока ее не "разбудят", есть время подумать, и Сильвия попыталась разложить по полочкам всю имеющуюся информацию: "Итак, что мы имеем? Начнем от общего и перейдем к частному: метод дедукции, да. А имеем мы давно потерявший связь Элкор, где правит некий Император, устроивший на планете настоящее полицейское государство. Это раз. Имеем мы экипаж "Ренессанса", арестованный людьми вышеупомянутого Императора с неизвестными целями. Это два. И, наконец, имеем мы неизвестных, атаковавших правительственный конвой и отбивших нас, то бишь - экипаж "Ренессанса", от государственной полиции. Итак, Сильвия, к каким выводам мы можем прийти: в Федерации нет Императоров - значит, местный владыка наш враг. В Конфедерации их, вроде как, тоже нет - значит, он независимый диктатор. Дальше. Враг моего врага - мой друг. Значит, эти инсургенты нам, как минимум, союзники. Вопрос в другом: зачем мятежникам потребовалось так спешно освобождать нас, да еще так грубо? Элкор не похож на зону боевых действий, и вооруженное нападение на полицейский броневик - вряд ли ординарное событие. Для чего мы так нужны императорским неонацистам и повстанцам, или дело вообще в чем-то ином?"
Домыслить Сильвии не дали: рядом послушался шум, треск, и вскоре лицо женщины заслонила какая-то тень. Сквозь полуприкрытые веки ван Эллемеет разглядела, что этим "кем-то" был никто иной, как бравый капитан Шепард, нависший над ней и теперь с любовью смотревший в лицо психолога. Мысли медички тут же перешли на внезапно изменившуюся ситуацию: "Тааак... Наш бравый вояка очнулся и тут же ринулся ко мне. Ормузд Светлый, он же до сих пор уверен, что я - его "Королева"! Как бы этот идиот со стальными мышцами что-нибудь не натворил, решив, например, что мне тут угрожают! С него же станется попробовать тут все разнести по кирпичику, даже безоружным! Надо срочно что-то предпринять! Руководство ситуацией должно быть у старшего... мммм, ну, пускай не по званию, зато по интеллекту!" Приняв подобное решение, Сильвия открыла глаза и негромко сказала: - Капитан Шепард, отставить. Станьте смирно, агрессии не проявлять. Эти люди нам не враги. Пока что. С некоторым трудом поднявшись и присев на край койки (благо длина проводов позволяла), ван Эллемеет поморщилась от болезненного покалывания в местах соединения котетеров и обратилась к обитателям комнаты, мысленно посетовав, что ей в очередной раз приходится представляться полным именем: - Доброго времени суток, господа. Я - лейтенант резерва военно-медицинской службы Федерации Сильвия Анна Мария де Йонге ван Эллемеет, леди Измей. Благодарю вас за спасение меня и экипажа моего корабля из рук предателей-Имперцев. С кем имею честь беседовать, господа, и кому мы обязаны своим спасением?
-
вот и славненько, а то Инайка уезжала и Регину брала с собой)
-
Очаровательно и трогательно.
-
Все-таки Сильвия бесподобна.
|
Чумой война накрыла, хомут надеть решила. Лихой грозой рокочет, с орбит снарядом бьёт. Но знает сердце твёрдо, не взять нас вражьим мордам, Покуда знамя реет и лупит пулемёт.
Но знает сердце твёрдо, не взять нас вражьим мордам, Покуда знамя реет и лупит пулемёт.
С забавой мрачноватой не снюхаться с горбатой, С надеждой в королеву и верой словно лёд, Стоять мы будем крепко, стрелять мы будем метко, Покуда кровь клокочет, покуда болтер бьёт.
Стоять мы будем крепко, стрелять мы будем метко, Покуда кровь клокочет, покуда болтер бьёт.
Ни дети Акатая, ни слуги Улюкая, На родину Наварро, где королева спит, Не ступят шагом властным, старания их напрасны, Покуда на орбите воюет Легион.
Не ступят шагом властным, старания их напрасны, Покуда на орбите воюет Легион.
Чумой война накрыла, хомут надеть решила. Да только обломились, опять не их черёд, Текают без оглядки, сверкают только пятки, Наварро стяги реют, надёжен Легион.
Текают без оглядки, сверкают только пятки, Наварро стяги реют, надёжен Легион.* Строевая песня 13го Орбитального Легиона Её Императорского Величества Матери Белатрикс. Согласно уставу: "Только смерть бойца может служить оправданием невыполненного приказа!". Макс же, который испытывал на своей шкуре все прелести орбитальных сбросов неоднократно, умом понимал, что потеря сознания это не смерть, но вот поделать ничего не мог. Как не пытался он фокусировать своё внимание и напрягать "доступные организму резервы", сильнейшее сотрясение, кровопотеря и множественные переломы оказались сильнее. После недолго противостояния, Шепа закинуло в беспамятство, где и оставило на неопределённый срок. Вообще стоит сказать отдельное спасибо Новаришской броне, спроектированной лучшими умами касты Творцов и имеющей избыточный запас прочности на случай непредвиденных обстоятельств. Тот факт, что Макс, рухнувший с высоты птичьего полёта на обломки гравикара, остался жив, иначе как чудом назвать сложно. Любая иная броня стала бы посмертным саваном для облачённого в неё бойца. Новаришская же, использующая в своей конструкции не ньютоновскую жидкость, Стала спасением, поскольку один из слоёв изоляции, напоминавший воду затвердевал по мере оказания на него воздействия. Таким образом, при ударе внешняя оболочка затвердела, превратилась в скорлупу, а внутренняя, хотя и затвердела, но в меньшей степени, поскольку подверглась воздействию только тела Макса, тормозящего и амортизирующего о ньютоновскую жидкость. Если бы не этот факт, Макс напоминал бы банку паштета. Пробуждение было по армейски быстрым. Организм приведённый в сознание, моментально разослал команды жизненно важным органам. Сердце, привыкшее к повышенной гравитации в несколько ударов повысило кровяное дваление, могучие лёгкие насытили её кислородом, надпочечники и железы внутренней секреции добавили необходимый химический коктейль для эффективной жизнедеятельности организма. Вот только человеческий разум немного запаздывал за инстинктами. До мозга, как до утки на третьи сутки, дошло произошедшее и тело Макса напряглось, дёрнулось в спазме, кулаки сжались, по телу прошлась волна на бухающих от напряжения мышц. Подскочив на своём ложементе, Шепард инстинктивно взвёл руку для удара, стараясь защититься от неведомых, а возможно приснившихся, противников. Шутка ли, когда отрубаешся в броне, а очнувшись обнаруживаешь себя в трико. И это при том, что в броню встроена система защиты, не позволяющая извлечь бойца без его согласия. Своеобразный механизм защиты, не позволяющий захватить в плен живого легионера. Вот и возникает резонный вопрос: Как? Или те, кто его извлекал обладали Новаришским армейским МедАгрегатом, или они потратили уйму времени на последовательное извлечение Макса. В прочем, было ещё одно логическое объяснение. Броня от столь сильного удара могла просто не выдержать перегрузки, поломаться, лопнуть словно яйцо и лишиться большинства защитных свойств. Та же не ньютоновская жидкость, хотя и защитила тело внутри, но могла разорвать под высоким давлением внешние элементы экипировки. Эта мысль пришла хотя и запоздало, но достаточно во время, чтобы Голем не набросился на стоящего у стены мужчину. Выискивая потенциальных противников, взгляд Голема наткнулся на королеву. Инстинктивно уловив её спокойный пульс, Макс тоже несколько успокоился. Жива, а значит всё было в порядке и не напрасно. Поднявшись на ноги, он двинулся к изголовью спящей. Трубки, шланги, иглы и прочие катетеры с глухими щелчками отрывались от его тело. Под странным трико проступали небольшие кровоподтёки, но такие мелочи не беспокоили защитника. Его ни пуля ни штык не должны останавливать, не то что иголочки и трубочки. Остановившись у изголовья, Голем застыл неподвижно, с трепетом и благоговением глядя на спящую "Проснувшуюся Королеву."
-
Хорошая песня) А Макс - верный и надежный защитник.
-
Ну отлично же - и информации хватило, и нестыковки все разъяснил.
|
|
Гидра Яблоко изменило многое. Очень многое. Оно стало началом. Оно перевернуло весь мир. Во всяком случае – странный мир странного существа. Уставившись своими блюдцами-глазами на предложенный подарок, Уку даже приоткрыл рот. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем его взгляд коснулся лица Джека. И снова – к яблоку. И к Джеку. К яблоку. Заволновавшись, уродец начал подпрыгивать и приплясывать, оглядываясь по сторонам, будто вот-вот сейчас должен был выскочить кто-то и отобрать его неожиданную добычу. Но никто не показывался и Уку, воспользовавшись этим, метнулся вперед, длинными кривыми пальцами подгребая фрукт. - Ш-што это?.. Што эта-а?! От переживаний он начал говорить еще более невнятно. Мочки пальцев осторожно поглаживали кожуру, ласкали, словно яблоко было каким-то напуганным зверьком и Уку пытался его успокоить. - Эта мне? Мне?! Это мне! Даже ребенок не радовался бы так предложенной эльфийской конфете. Вновь юркнув за каменный нарост, Уку издал хрюкающие захлебывающиеся звуки, смутно напомнившие смех. - Мне! Мне! Они принес-сли Уку подар-рок! Звуки издавались продолжительное время, прежде чем с другой стороны укрытия вновь не показался огромный глаз. Исковерканный рот растянулся от уха до уха, изображая жуткую улыбку, делающую лицо твари еще омерзительнее. - Подар-рок! Добр-рые, добрррые ч-человеки! Уку тож-же добрый. Уку хорош-ший. Уку поможет. Баюкая яблоко, существо сделало несколько осторожных горбатых шагов. Длинная его рука махнула куда-то вперед. - Без Уку не выйдете. Нет-нет. Не получитс-с-ся. Нет-нет-нет. Там лабиринты. Там с-старые катакомбы. Пещ-щеры, где много таких, как Уку. Но не таких хорош-ших. Нет-нет... не получитс-ся. Уку поможет. Да-да. Идем. Идемте! С-скорее! Продолжая издавать веселое хрюканье и прижимая яблоко к щеке, уродец помчался вперед, показывая удивительную прыть.
Тень Мягко открылись деревянные ставни. Ослепил свет, вонзаясь в привыкшие к полутьме глаза жадно и голодно. Так, как умеет лишь свет. Вплавляясь в припухшие веки, жалами входя в самый зрачок. Пронзая насквозь и дурманя одним ярким пятном. Дверь закрылась сзади, отрезая одну реальность от другой. И постепенно, чудовищно медленно, одно безумное солнце начало распадаться на многочисленные искры. Десятки. Сотни. Может, тысячи? Свечи. Их тонкие огоньки вздымались вверх, пуская ажурные нити сизого дыма. Трепетали от сквозняка, чтобы вновь принять ровный строй. Теплый воск. Падшее богатство. Затерянная в пыли роскошь. Это место было древним. Давно забытым. Богами, жрецами, людьми. Здесь время погибло, корчась в судорогах на ветхом полу. Здесь времени больше не существовало. И лишь стоило глазам привыкнуть к свету, как сверху придавили монолитной тяжестью чужие взгляды. Лица. Лица. Лица. Их так много. Они такие разные. И столь искусно созданы, что кажется – вот-вот моргнут нарисованные ресницы. Вот-вот чуть шире разойдутся складочки у губ. И мертвый крик вырвется из разинутой пасти, проходя ураганом по длинному коридору. От начала, до самого конца, где... Стоит стол, выточенный словно из воска. Потекший, оставшийся молочно-янтарными пятнами. И торчащие многочисленные фитили, как иглы сгоревшего давным-давно ежа. Перед столом застывшая фигура крестьянина, а за ней кто-то еще. Кто-то... нужный сейчас. Кто-то важный. И в душу приходит осознание – он знает обо всем. Он расскажет. Он поможет. Или погубит. Страх вместе с желанием поднимается из груди, затапливая сознания. Алчно впиваясь в кожу, просачиваясь в кровь, чтобы пульсировать глухими барабанами в висках. Чтобы дрожали руки и не было сил подняться. Как у него. Оказавшись в длинном коридоре, полностью затопленном многочисленными горящими и погасшими свечами, Айлин и Константина в первую очередь заметили силуэт Ариса. Он сидел чуть дальше, прямо в центре. Безучастный. Застывший, будто страж. Только приглядевшись можно было увидеть мимолетные движения, говорящие о том, что он еще жив. Дышит. Горит. Болит. Как и все люди.
Крестьянин обернулся. Его лицо тонуло в ярких вспышках многочисленных искр света. Но даже так, даже с этого расстояния можно было разглядеть – мертвое спокойствие. Абсолютную безучастность. Ни эмоций. Ни чувств. Лицо человека не бывает таким. Никогда. Окинув пристальным взглядом тех, кто вошел, оставшись позади, он вновь отвернулся и двинулся с места. Плавной походкой скрываясь за дверью, что была в противоположном конце коридора. И открывая того, кто сидел и ждал. Все это время. Все эти долгие, скользнувшие в бездну годы.
Он был стар. И сух. Он был слеп. Седые волосы опали тонкой паутиной на закутанные в истлевшую хламиду плечи. Плешивая борода почти полностью скрывала лицо. Одна рука покоилась на подлокотнике, вонзившись в дерево длинными, слишком длинными ногтями. Рукав второй безвольно свисал, говоря о том, что под ним ничего нет. У него не было и глаз. Ни черных, ни белых, ни цветных. В пустых роговицах свернулась гнездами тьма. И лишь она смотрела на незваных гостей.
-
Очаровательная встреча. До дрожи пробирает: особенно глазки.
-
Уку очарователен с:
-
Шикарный слог) Всегда очень приятно читать.
-
Что-то давно все это дело не плюсовал. Хотя стоило бы.
|
Верна, тысячу раз верна старая пословица: "Человек предполагает, а Бог располагает". Этим двоим даже не понадобилось видеть друг друга: хитрая подлость одного и самоуверенное упрямство другого столкнулись, и кругами по воде по городу разошлись эти страшные события. Пьяченца балансировала на грани, и лишь разумность ее обитателей удерживала город от падения в кровавое безумие. У четырех претендентов на графскую цепь были свои планы, свои мысли и идеи: но сейчас они рассыпались пеплом. Трагическую гибель Антонетты все пережили - смерти одного человека оказалось недостаточно для хаоса. Но теперь, освобожденный злой волей, демон кровопролития поднял голову и устремил свой взгляд на некогда тихую Пьяченцу.
Лишь один человек точно знал, что послужило причиной этих событий. И еще один - мог бы догадаться, будь ему отпущено дольше времени. Все прочие - жили как жили: любили и ссорились, придумывали заговоры или отдыхали от трудов праведных, смотрели представление или работали. Но был тот, в чьем сердце не осталось ничего, кроме ненависти. Гордость Доменико Колонна была изваляна в грязи, выпотрошена и раздавлена, унижена и оскорблена - и только кровь могла смыть нанесенное оскорбление. И у Римлянина были те, кто был безаговорочно готов пролить кровь за него. Взбешенный юноша быстро нацарапал письмо - и вскоре уже оно лежало на столе у Рамиро да Карманьола, командира кондотты "Cacciatori".
Одноглазому было плевать, кого резать: солдат, торговцев, женщин, детей - пока в мешочке мелодично звенят сольдо, все едино. Откинувшись на спинку стула, кондотьер отхлебнул еще вина и почесал щетинистый подбородок: спешка и открытость действий ему претили, но стоящая в письме сумма с лихвой перекрывала все эти неудобства. Мужчине было плевать, что он нарушит законы гостеприимства, и было безразлично, что его люди будут резать жителей мирного, совершенно не готового к войне города. Рамиро было невдомек, что сподвигло хитрого и осторожного Колонна приступить к таким решительным действиям - впрочем, его это не особо заботило. Возможно, знай он, что причиной всему - личные обиды юноши, все бы могло повернуться по-другому, но кондотьер был профессионально нелюбопытен. Залпом допив вино, он с кряхтением поднялся и отправился собирать солдат. Плевать, что скажет Пикколомини, свято верящая, что это именно она наняла кондотту - приказ получен, а деньги семья Колонна платит всегда, и деньги весьма не маленькие. Такие, чтобы пяти десяткам опытных головорезов хватит на то, чтобы прирезать одного idioto и ввергнуть в страх целый город, да еще на вино и шлюх останется.
Конечно, слуги Пикколомини, увидев готовящихся к выходу вооруженных кондотьеров, попытались остановить их. Налетели, удивленные, с вопросами, попытались сослаться на имя своей синьоры, убедить наемников не делать этого. Бесполезно. С гнусной ухмылкой да Карманьола подошел к пожилому управляющему, что громче всех орал, покивал спокойно на его обвинения. А затем - сграбастал за грудки и нанес неколько сильных ударов: в челюсть, в нос, под дых. Брезгливо отбросил залитое кровью тело старика, мигом свернувшегося калачиком у его ног и лишь тихо постанывающего от боли. Пнув тело, в пару широких шагов подошел к парню, ринувшемуся было на подмогу несчастному. Слуга пытался защититься, но пудовые кулаки кондотьера преодолели жалкое сопротивление. Удар, еще удар - и на землю рухнуло еще одно скулящее окровавленное тело. Рамиро был по-своему честен: убивать слуг нанимателя, пусть даже фиктивного, он не собирался. После двух жертв остальные застыли, как кролики перед удавом, в испуге смотря на одноглазого. Да Карманьола тяжелым взглядом обвел стоящих перед ним людей, смотря им глаза в глаза. Никто не выдержал - все отвели взгляд. А стоящие во дворе пара охранников даже предпочли бросить мечи - от греха подальше. Единственный взгляд кондотьера застыл на дрожащей парочке: симпатичная горничная прижалась к своему кавалеру, спрятав лицо у него на плече. И без того противная ухмылка наемника стала еще более скабрезной. Недолго думая, он в пару шагов достиг молодых людей, и грубо вырвал девушку из обьятий не посмевшего сопротивляться юноши. Наслаждаясь перепуганным глазами бедняжки, да Карманьола жестко поцеловал ее, всю облапив, и рыкнул на ухо: - Жалко, на тебя сейчас нет времени, малышка. Но ничего, я скоро вернусь, и тогда папочка Рамиро сделает тебе настоящих солдатиков, а не маменьких сынков, как этот cazzo. Хохотнув, кондотьер оттолкнул девушку и обернулся к застывшей толпе, уперев руки в бока и хрипло шикнув на них: - Что встали, как жена Лота? Дел никаких нет!? Живо всев дом, пока мои головорезы вас не заставили! Дважды повторять не пришлось: до смерти перепуганные слуги и охранники, счастливые от того, что Одноглазый никого не убил, одним стадом ломанулись в дом под дружный хохот и сальные шуточки наемников. Лишь двое избитых продолжали валяться на земле, но до них никому уже не было дела.
Дождавшись, когда "благодарная публика" скроется с глаз, да Карманьола прикрикнул на своих подопечных: - Что разоржались, жеребцы? Потерпите, парни - и скоро этот вшивый городок сам упадет к вам в руки, как перезревший плод. Семья Колонна приказала нам прирезать местного главу совета Альберти - уж не знаю, какие у них с ним счеты - и заодно напомнить прочим bastardo, у кого тут власть и сила. Сильно жечь и грабить не надо: попугать да проучить. Хотя, думаю, пара выпотрошенных сундуков и обрюхаченных девиц никого не заинтересует, а мы должны поразвлечся! Верно, псы!? Сделаем дело, получим свои сольдо - и все шлюхи Рима наши! Так зачем нам тянуть время в этой грязной вонючей провинции? Вы за мной, братва?, - Рамиро вещал вдохновенно, единственный глаз его горел жаждой наживы, по губам блуждала не предвещающая ничего хорошего врагам ухмылка, пудовые кулаки то сжимались, то открытыми ладонями словно пытались заграбастать всю Пьяченцу.
Ответом Одноглазому был дружный рев кондотьеров. Они, словно голодные псы мясо, почуяли запах золота, и отступаться не собирались. Командир довольным взглядом обвел полсотни своих людей, наслаждаясь их готовностью немедленно ринуться на бой и разграбление. Прочистив горло, да Карманьола продолжил: - Слушай мою команду, орлы. Клаудио, разбей свой десяток пополам и прогуляйся по центральным улочкам: попугай местную публику. И когда мышки попрячутся в норку и думать забудут о том, чтоб казать нос - можешь выгрести запасы из пары лавочек. Уббальдо - тоже делись. Сам засядь с арбалетами у местных казарм и не давай, если что, местным увальням из городской стражи попытаться выбраться в город, а прочих пошли разогнать толпу, что пьесочки на площади смотрит. Пускай они возьмут лошадей из конюшни Пикколомини: верхом разгонять орду сподручнее. Пускай наведут такую панику, как только смогут. Ну а я самолично с прочими пойду откручивать голову Альберти. Поняли, дерьмоеды!? Кто обосрется - ответит передо мной! Ну да хватит трындеть - за дело!
Дружной гурьбой кондотьеры вывалились из замершего в ужасе особняка Пикколомини, уже готовые разойтись. Задержало их только одно: патруль городской стражи, неспешно, в развалочку обходившей вверенный их заботам город. Увидев орду вооруженных до зубов мужчин, троица стражников замерла, замерли и наемники. Недолго продолжалась немая сцена - Рамиро прошипел: "Стреляйте, черт бы вас побрал!" - и первый ряд дал залп из арбалетов. Так и не успевшие ничего осознать городские охранники срезанными снопами рухнули на мостовую Пьяченцы. Пролилась первая кровь. Но кондотьеры хорошо понимали, что к ночи многие из жен и матерей в городе будут оплакивать мертвых мужей и сыновей. Теперь вся надежда Пьяченцы была на четыре благородных дома, и без того уже сцепившихся в борьбе за власть. Где бы ни были члены семей Джованни, Сальваторе, Фаррадечи, Эстакадо - на утро весь город узнал, что произошло с ними и как они себя повели. Земля слухами полнится - и Пьяченца не была исключением.
...Более всех из глав домов повезло Маттиасу Джовани - владелец трактиров, не ведая о нависшей опасности, решал финансовые вопросы со своими подчиненными, когда к нему ворвался один из подручных, перепуганный и бледный, сообщив прерывающимся голосом весть, что вошедшие в город кондотьеры устроили резню, и пока что явно не собираются покидать несчастную Пьяченцу.
Беатрис Джованни, решившая позволить себе несколько отдохнуть от трудов и забот, наслаждалась великолепной "Энеидой" в исполнении труппы маэстро Амадэо, когда из ближайшего проулка показалась пятерка верховых. На них поначалу никто не обратил внимания, но всадники, вооруженные нагайками ворвались в толпу зрителей, распихивая их корпусами коней и хлестая направо и налево плетьми. Люди, словно один организм, заорали, застенали, актеры на сцене застыли, позабыв слова. Перепуганные зрители, безжалостно хлестаемые неизвестными кавалеристами, сделали именно то, что и хотели кондотьеры: с криками и воплями ломанулись по всем ближайшим улицам, спасаясь от злодеев. Беатрис бы наверняка затоптали - если бы не ее охранники, прикрывшие своими телами синьору. Крепкие парни смогли выстоять и не упасть под ноги безумной толпе. Но люди все еще метались, а всадники, видимо, не собирались останавливаться.
...Сидя в седле, Стефан Сальваторе спокойно двигался к намеченной цели, размышляя о своих делах. Болезненный вскрик неподалеку вывел его из состояния задумчивости: оглянувшись, он увидел пятерку неизвестных солдат, поваливших на землю какого-то человека. Пара пинков тяжелым сапогом вырвала у лежащего болезненные вскрики, и один из мучителей, видимо удовлетворившись проделанным, склонился к бедняге, шаря у него на поясе. Его напарник, отвлекшись от увлекательного зрелища и оглядевшись, заприметил Стефана и громко вскрикнул: - Парни, еще одна мышь! Гоним его?
Андре Сальваторе отдыхал дома, когда в его покои как вихрь ворвался капитан домашней стражи: - Молодой синьор, простите за вторжение, но в городе беспорядки. Видимо, кто-то из наших оппонентов решил применить силу. Ваши отец и сестра сейчас в городе: что прикажете?
Эстелла Сальваторе же в это время мило беседовала с Дестефани. Ни дочь Стефана, ни неаполитанка даже представить не могли, что за окнами тихого особнячка в это время разгорается зарево кровавого карнавала. Две леди неторопливоибеседовали за изысканым вином, и мало-помалу беседа подходила к своему логическому завершению.
...Лучано, новый глава дома Фаррадечи, в это время был на приеме у главы совета достопочтенного Джироламо Альберти. Торговец оказался благообразной внешности мужчиной с глубоким чистым голосом, и был достаточно вежлив для того, чтобы, отложив все дела, принять нежданного гостя. Распорядившись принести вина и легких закусок, Джироламо усадил юношу в глубокое кресло, и сам застыл рядом. Положив руку на спинку кресла неподалеку от плеча гостя, глава совета скорбным тоном выразил юноше свое сожаление от скоропостижной смерти Бернардо и от убийства юной Антонетты. Кажется, Альберти был действительно опечален происходящим в городе - Лучано не уловил в его голосе ни тени лжи или льстивого участия. Тяжко вздохнув, купец пообещал, что воздействует на городскую стражу и ее капитана: в целях ускорения поимки преступника. Продолжить беседу им не дали: на улице раздался громкий вскрик, переходящий во всхлип, а затем - гулко стукнувшая дверь. Присутствующий в кабинете темноволосый юноша, чем-то похожий на хозяина кабинета, любопытствуя, выглянул в окно, и тут же спрятался за стеной. Смуглое лицо молодого человека побледнело, в глазах плеснулся страх: - Там солдаты! С противоположной стороны, откуда кричали, наверняка тоже они! Все, кого я вижу, вооружены и явно серьезно настроены! Отец, что делать, отец!? Не ожидавший такой новости старший Альберти грузно облокотился на кресло, где сидел Фаррадечи, смахнул мигом проступивший пот и осипшим, бесцветным голосом прошептал: - Я, кажется, догадываюсь, чья это работа... Нам, скорее всего, не уйти. Одна надежда: обороняться до подхода городской стражи или оставшихся людей покойного Росси. Сын - собирай всех, кого сможешь: чиновников, стражников, посетителей - все равно.. Я не воин, даже не дворянин - но я лучше умру в бою, чем сдамся на лживую милость кондотьеров... Словно бы только сейчас вспомнив о присутствии Лучано, Альберти так же тихо обратился к нему: - Не могу от вас ничего требовать, синьор, даже просить не имею права. Но... Вы с нами, или понадеетесь, что наемники вас, как стороннего человека, пропустят?
...Данте Эстакадо спокойно ехал верхом по освещенной летним солнцем улице, щурясь от бьющих в глаза солнечных лучей и широко улыбаясь встречным горожанкам. Да что там только горожанкам - всему родному городу. Хорошая погода, хорошие вести - почему бы и не порадоваться? Жизнь только одна, и глупо тратить ее на уныние. Это пусть угрюмые швейцарцы вечно ожидают плохого, или суровые испанцы мыслят только о Боге и золоте - итальянец всегда будет счастлив и весел, и всегда будет надеяться на лучшее. И именно у тех, кто не впадает в грех уныния, все получится. Из доволных раздумий Данте вырвал звон клинков на соседней улице, впрочем, почти тут же стихший. А затем, словно отзываясь на звуки боя или поединка, со стороны Площади Ангелов донесся многоголосый крик боли. Со своего места капитан Эстакадо не мог понять, что творится, но услышанное не оставило сомнений - в Пьяченцу пришла беда.
Челесте Эстакадо со своими охранниками была у дома Дестефани, когда в конце улицы показались пять фигур в темных плащах и ярких фантазийных беретах с перьями. Зоркий взгляд девушки углядел, что все мужчины сжимают в руках арбалеты. Видимо, это заметели и ее спутники, но выводы их были несколько более далекоидущими. Пьетро, старший над охранниками, знавший Челесте еще ребенком, взмахнул рукой, и двое других бойцов прикрыли девушку своими телами от возможных стрел. Седоусый Пьетро, склонившись к Эстакадо, громким шепотом обратился к ней: - Че... Синьора Челесте, надо бы нам уходить отсюда. Прикажете попроситься в особняк Дестефани? Дай Бог и святой Джорджо, они не откажут в помощи: уж больно подозрительны мне эти типы.
-
Люди добрые, что твориться-то в городе! Ярко, неожиданно. Это прекрасно.
-
Шикарный пост. Просто шикарный. :3
-
Весьма неожиданно и очень круто. Мне определённо нравится, как повернулись события)
|
|
Константина всегда полагалась на саму себя, на свои способности и возможности. Ее многие считали фанатичкой - и она это не отрицала: не может тот, кого поцеловал Огонь, не верить в Очищающего. Для нее Огонь всегда был жизнью, всегда был дыханием, сердце ее всегда стучало: Кар-рум, Кар-рум, Кар-рум... Она не могла себе представить жизнь без бьющегося в груди Огня - и тот ей отвечал взаимностью. Не смотря на то, что когда-то она носила жреческий сан, Константина Реннарт была свято уверена, что Пылающему нет дела до просьб и молений смертных: он дал им душу, он дал им пламя, он дал им способность принимать самостоятельные решения - так зачем ему ежедневно отвечать на обращенные к нему мольбы? Да, она сама не раз и не два в день взывала к Очищающему: то с просьбой о помощи, то с просьбой поддержки, то с просьбой благословить трапезу - да мало ли с чем? Но, молясь Карруму, она никогда не ожидала прямой поддержки Бога: это было привычкой, это было проформой, это было концентрацией и самовнушением - но не жаждой немедленной божьей помощи. Темноволосая женщина, что отчаянно сражалась с почти повергшим ее мертвецом, не привыкла сдаваться. Каррум даровал ей пламя для того, чтоб оно пылало до последней минуты, обжигая врагов и согревая друзей. Сдаться? Опустить руки? Это предательство самой себя, предательство веры - это все равно, что залить пламя водой. Константина не боялась погибнуть: ведь она понимала, что любая трудность - ее испытание на прочность перед Богом. А как можно подвести то, что является самой сущностью своей? - Никак. Таково пламя: оно и жжет, и греет. Оно разное. И Реннарт это принимала так, как есть - ибо и была Пламенной.
Все произошло ровно так, как дóлжно. Она не подвела Очищающего, и сила Огня, милостью Его, не оставила скромную служительницу Каррума. Алая, пунцовая, местами добела раскаленная волна захлестнула мертвеца - лишь пепел осыпался на пыльный пол и полуупавшую женщину. Жестокая, кривая улыбка словно разрезает лицо Константины - она не знает никакой жалости к испарившейся твари. Но стоило ей попытаться настороженно оглядеться в поисках новой угрозы, как на краю зрения возник кто-то еще. Резко переведя взгляд на силуэт, Огненная застыла. Тот, кто стоял перед ней, не нуждался в представлениях. Она узнала его сразу: ведь столько лет подряд именно под его образом Константина еженощно зажигала маленькую лампадку. Карие глаза пораженной увиденым женщны уставились неотрывно в два неморгающих, бесстрастных огненных провала, с недоверием и удивлением вглядываясь в снизошедшего на землю Бога. Реннарт чувствовала, что она тонет в этих бездонных колодцах чистого пламени, где, не преломляясь, отражалось все: и благое, и грешное. Бессмысленно было бы таиться, что-то скрывать, юлить или играть словами - Он знал все. Ведь он и был всем, он и был Истиной - не доброй, не злой, - ведь истина не имеет окраски, - просто Истиной с большой буквы. Он просто был богом - ее Богом. И в эти мгновения он решал, жить ей или умереть, достойна ли она или нет.
Константина не отвела взгляда, неотрывно смотря глаза в глаза лавового юноши. Готовая принять любое решение своего покровителя, она спокойно ждала решения, зная - он не ошибется. Женщина жадно прислушивалась в надежде услышать слова Бога, но он молчал. Так не сказав ни слова, Каррум просто начал растворяться в воздухе, лишь перед самым своим исчезновением дотронувшись до замершей своей бывшей жрицы. Каснулся - и исчез. Реннарт шумно выдохнула сквозь сжатые зубы. Ее Бог не только признал ее достойной жить, он еще и оставил напоследок завет: "Не смей падать.Никогда." Глядя в пустоту на то место, где стоял Каррум, контрразведчица коротко кивнула: "Я не упаду".
Приходившую в себя после поединка и нежданной встречи, темноволосая Огненная не сразу даже заметила тонкую женскую руку, готовую помочь ей встать. Но желающая помочь была настойчива - и Константина подняла глаза. Хоть и смотрела жрица снизу вверх, Айлин показалось, что отдолевшая мертвеца женщина возвышается над ней, одновременно пребывая где-то не здесь - столь страннен был затуманенный взор фанатички. Будто пробуждаясь от дремы, Константина неуверенно кивнула и, опершись на руку аристократки, поднялась, негромко поблагодарив: - Спасибо за помощь. Я тронута заботой обо мне. И рада, что ты сейчас рядом. Когда Айлин бесцеремонно схватила руку Реннарт, рассматривая проявившийся знак, та не высказала никакий претензий: лишь с некоторым удивлением обратила внимание на нежданно проявившийся символ. Но недолго длилось сомнение: почти сразу же черноволосая узрела, как сквозь дымку отстраненности в глазах Константины проступило какое-то глубокое понимание всей сакральности метки. С губ огневички слетело лишь одно слово: - Каррум...
Когда же дворянка недоуменно каснулась своей шеи, пытаясь понять ощущение странного холода, чиновница, видимо, что-то предположив, не чинясь, сама потянулась к ней, накрыв руку Айлин своей. После встречи с Богом женщина эманировала крайне сильно, и ее спутница ощутила от пальцев Реннарт теплое, нежное, ласковое тепло: казалось, руки Константины полны любви и заботы - ведь сейчас она была Пламенем согревающим, жаром костра и заботой влюбленной, тем Пламенем, что существует только для близких. Отогнув ворот, жрица увидела проступивший знак. Возвможно, несколькими десятками минут ранее она бы поразилась, но сейчас все было предельно ясно. Константина всепонимающе улыбнулась и шепнула прямо около уха Айлин: - А ты тоже благословлена. Но не Им...
...Когда же спасительница потянула ее за собой, Константина даже не сопротивлялась - лишь благодарно кивнула. В молчании она проследовала за аристократкой до самой двери со звёздами. Выбор. Теперь их ждал выбор. И право выбора было у той, что помогла ей. Лишь когда Айлин остановилась, бросив несколько неуверенный взгляд на нее, жрица тихо ответила: - Идем. Хоть выбор и заманчив: ты - Тьма, я - Свет, и двери нам предлагают в свет и во тьму. Но... в эту прошли двое: почему бы не последовать за ними?
-
Это надо очень постараться, чтобы так глубоко прочувствовать персонажа и его мир :) Нравится, как всегда
-
Красиво. Атмосферно. Определённо нравится) И ведь действительно, в каком-то смысле персонажи олицетворяют свет и тьму)
-
Вот это сильно.
|
Девочка? Дженна вспыхнула, ощущая горячий румянец на щеках - бесспорно оживляющий её слишком бледное от побочных эффектов снотворного лицо. Отравившая кровь злость, растекающаяся по венам, в этот раз имела примесь оказавшегося совершенно не к месту веселья. Губы искривились в саркастической ухмылке. Девочка. Какая она ему девочка?.. В другой момент такое обращение могло ей понравится, но явно не в данной ситуации - и не из уст этого мерзкого старикашки. В таком случае, ей стоит называть его дедушкой. Или папочкой?.. Наверное, больше всего ей не понравился его тон. Нотки превосходства чувствовались в голосе учёного. Ему, очевидно, нравилось ощущать себя выше по положению, чем стоящая перед ним девушка – практически обнажённая, в едва прикрывающей тело тряпке и даже без обуви. Удивительным оказалось то, что ему, в сущности, было плевать именно на этот фактор – никаких похотливых взглядов, гадких улыбочек. Конечно, с какой-то стороны, это безусловно радовало. Ибо последующие слова не оставляли сомнений в том, что никуда её отпускать не собираются. Ведь у неё нет никаких прав – как оказалось.
- …Но твоя дерзость мне нравится, Дженна. Я даже отвечу на пару вопросов. Какие вопросы?! Выпусти меня отсюда. Я вовсе не желаю тебя слушать – я хочу на свободу!.. Растущий гнев разрывал изнутри, высоко вздымалась грудь от частого дыхания. Она стояла в позе, скрестив руки на груди, и наблюдала, как старик поднимается с места и смеётся каким-то своим мыслям. Неприятный смех. Он оказался на голову выше и вовсе не таким уж сухим и немощным. Старик был ещё в форме, чувствовалось, что не так давно он состоял на военной службе. Вполне возможно, состоит и по сей день – эти странные наблюдения, что велись внутри огромных стеклянных помещений, могли финансироваться никем иным, как правительством. В этом случае… её проблема становилась серьёзнее.
Он начал расхаживать по кабинету и читать ей лекцию сомнительного содержания. Представь, что бы было… если бы «не»… Дженна так и видела его в какой-нибудь аудитории, посреди десятков слушателей, которым подобные темы могли быть интересны. Но они совершенно определённо не были интересны ей. Однако девушка прислушалась. Попыталась понять, к чему он ведёт. Где-то на середине монолога отчётливо поняла, что основой его замысла является прогресс. Прогресс – двигатель науки… Да-да, знаю. Не зря столько лет в Академии просидела. Но для чего ты это мне рассказываешь?.. Промелькнула мысль, что ему это просто нравится. Что-то втолковывать. …Учёный остановился возле неё. Взгляд Эйзенхауэра приковался к лицу девушки, словно в ожидании какой-либо реакции, но, по-видимому, не обнаружив искомого, старик замолчал. Дженна ощутила сильный запах отнюдь не самых изысканных духов.
Его дальнейшие слова заставили её застыть в напряжении. Ты здесь – ради науки. Ты – подопытный материал. Ты будешь участвовать в некоем проекте под названием «Лазарь», которое, в общем-то, тоже пока ни о чём не говорит… Но, чёрт побери, уже намекает, что в стенах этих лабораторий тебя ожидают не самые приятные процедуры. Застывшая на губах улыбка пугала. Во взгляде блуждало нечто такое… словно перед собой он видел цель, достижение которой было столь желанно и близко. Определённая мания. Отражение безрассудства, с которым многие учёные пускаются на самые отчаянные эксперименты. Теперь представить себя на одном из стоящих в зале столов было, как минимум, проще.
Дженна ещё не до конца справилась с родившимся в душе смятением и колючим страхом, когда в кабинете появилось новое действующее лицо. Конечно же, доселе ей совершенно незнакомое. Старик назвал его Лео. Короткие белые волосы, подкаченное тело, юность – и всё бы хорошо, только взгляд какой-то пустой. Отсутствующий. Лео вошёл, совершенно не обратив на присутствующую девушку никакого внимания. Зато Дженна успела осмотреть его с ног до головы, отмечая, насколько плотно сидит на нём эта странная форма. По крайней мере, смотрится она точно неплохо. В другое время Коулман обязательно бы отпустила комментарий на сей счёт, но сейчас благоразумно промолчала. Старик вновь заговорил. Некоторые его фразы загнали девушку в тупик. Несмотря на то, что он явно считал её своим будущим материалом для исследований, в данный момент относился к ней как к обычному человеку, посетителю. Какое лицемерие. Ей стало до боли обидно. За то, что, лишив свободы, ещё и издевался, намекая на потерянные возможности цивилизованного общества… Я всего лишь подопытная, старик, верно? К чему эти чёртовы формальности…
Короткий, практически односторонний разговор о «Ренессансе». Сердце забилось чаще, судорожно сокращаясь. В очередной раз подозрения подтвердились. И чем им так приглянулся линкор с Земли?.. Ответ ей дали тут же. Информация. Им нужна была информация. Интересного плана вопрос, вполне логичный, родился в её голове – сколько же лет они просуществовали без связи с Землёй, если ничего о событиях в остальных мирах не знают?.. Но, честно говоря, ей было всё равно. Перед глазами встали лица её команды и спасённых с «Надежды» людей. В данную минуту она переживала за их жизни больше, чем за линкор и какую-то там информацию. Борман. Кто-то по фамилии Борман стоит во главе этой дьявольской махинации. По крайней мере, выше Эйзенхауэра в иерархии точно.
Мысли стремительно менялись, рождались в голове новые ассоциации и умозаключения, - но старик прервал этот процесс, предложив прогулку. Конечно, экскурсия была в любом случае предпочтительнее, чем названные ранее «средства». Лео шёл с ними, и его роль до сих пор была не ясна. Для чего солдату необходимо присутствовать рядом? Неужели Эйзенхауэр боится, что не справится с какой-то девчонкой?.. Последними фразами Отто уже обращался непосредственно к ней, и в них чувствовался явный подтекст. Издёвка. - Вам просто невозможно отказать, - развела руками Дженна, с нажимом произнеся третье слово. – И, может, выдадите мне хотя бы что-то из обуви? Ваш материал примёрзнет к полу от холода, если его не обуть.
|
Кто-то есть. Вокруг. Кто-то всегда был. Искажённое ненавистью лицо преследует в воображении, оглушительный крик, раздающийся отовсюду и ниоткуда – за гранью твоего убежища. Здесь хорошо. Внутри. В поглотившей твою фигуру темноте. Душный воздух раскалён частым и прерывистым дыханием, капельками пота, выступающими на лбу. Каштановые локоны спутались, прилипли к коже. Вертикальный луч света пересекает лицо, свет отражается в тёмной радужке глаза. Не шуми, Айлин. Не спугни эту спасительную тишину. Прислушайся к отзвуку чужих шагов. Кто-то идёт. Она?.. Отодвинься. Подальше от дверцы. Замри, затаив дыхание. Кто-то придёт. Обязательно тебя обнаружит. Пусть это будет не она. Кто-нибудь из прислуги… Ты же не хочешь прятаться снова?.. Время течёт слишком медленно. Окружающая тьма – неизменна. Неизменна и ты. Всё так же боишься… Скрип дверцы. Льётся ослепительный свет на сидящую в глубине фигуру. И протягивается чья-то рука. Показалось на миг – в плотной перчатке. И лишь затем различаешь бледные тонкие пальцы. Глаза привыкают к свету постепенно. Всё ещё не видно лица… Но где-то там, за чертой тени, спряталась пугающая улыбка.
…Он был с ней. Всё это время. Существо, сотканное огнём. Чёрная тень. Шлейф пылающих следов. Айлин видела его лишь краткое мгновение. Слишком мало времени – очертания были почти неразличимы. Вспышка оранжевого света. Зарево яркого пламени. Силуэт скелета покрылся огненной паутиной, и лишь затем – почернели отполированные землёй и временем кости, рассыпаясь в прах. Воплощение ужаса в один миг обратилось в горстку пепла. Что-то внутри содрогнулось. От испуга. От восторженного изумления.
Она слышала – смех позади себя. Практически видела насмешливую улыбку, искривившую тонкие губы. Он знал. Знал всё. Протягивал ей руку, касался самых тёмных уголков души. Видел её настоящие мотивы. Не смеши. Это не ты. Это твой страх. Казалось бы, так легко – отвернуться, покинуть это место. Оставить практически незнакомую девушку в смыкающихся объятиях смерти. Уйти, скрывшись за дверью. Совсем как он… И насмешливая улыбка безумного бога отражается на её же лице. Только застыла в уголках губ необъяснимая печаль. Но Айлин не колебалась. Нашла причину, объяснение своего же поступка. Задавила искренность, запирая в очередной раз себя настоящую в шкафу. Да. Она ей нужна. Её сила… Такое могущество. В одном лишь прикосновении. Шансов выбраться с ней гораздо больше. К тому же… не так страшно будет открыть ту проклятую дверь.
Каждый шаг – всё увереннее. Цель – ближе. Решение – твёрже… Каждый шаг – всё легче. Окружающий хаос из расставленных преград отступил. Оказался где-то за гранью её реальности. Мгновение какого-то иного существования. Приятной лёгкости. Недосягаемости. Айлин протягивает ей руку, помогая встать. Почти тут же с одежд огненной чародейки поднимается ворох чёрной пыли – всё, что осталось от посягнувшего на её жизнь мертвеца. Девушка замечает искру – что-то яркое на запястье Константины. Практически бесцеремонно поднимает её кисть ладонью вверх, касаясь кончиками пальцев странного изображения. Она готова была поклясться, что до сего момента его здесь не было. Такую деталь она бы заметила… Почти тут же – странное ощущение. Холодное прикосновение к шее. Словно обжигающий лёд… Накрыла её рукой, пытаясь нащупать. Пальцы не чувствовали ничего, кроме гладкой кожи и горячего пульса. Промелькнуло во взгляде непонимание, но – лишь на миг. Откуда-то извне приходит осознание того, чем является этот феномен. И вновь взгляд падает на руку Константины…
Секунды промедления. Они не стоят ничего. В их распоряжении – целая вечность. Ходячие трупы больше не протянут к ним свои костлявые руки. Они застыли изваяниями, практически не двигаясь. Не обращая внимание на двух девушек совершенно. Айлин. Всегда распоряжающаяся жизнью других людей. Помыкая ими, чувствуя собственную власть. Сейчас... возникло ощущение сходства. Словно не его рука, а её, остановила мертвецов. Мысли спутались. Уходи. Отвернись от безликих существ. Уже не представляющие угрозу, они всё ещё пугают своей умершей человечностью. - Идём, - девушка тянет за собой Константину. Улыбается несколько снисходительно, но с долей дружелюбия. Спряталось в улыбке, во взгляде что-то ещё. Печать его присутствия. – Они не тронут нас. Но не смей отпускать мою руку.
Обратный путь был свободен, не затруднённым постоянным волнением за свою жизнь и возникающими препятствиями. Казалось, фигуры мертвецов расступаются сами, давая дорогу ищущим выход людям. С близостью дверей возникал и выбор, который они отстрочили. У Айлин не было сомнений в этот раз. И пусть признаться себе вновь было слишком сложно – она мастерски умела находить отговорки и мотивировать себя ложью. Это ведь так очевидно – где свет, там и выход. Зачем углубляться куда-то в темноту, которая, вероятно, ведёт ещё дальше в подземелье?.. Зачем углубляться в размышления, когда ответ лежит на поверхности?.. К тому же, в определённом смысле, теперь она несла за кого-то ответственность. Это слишком странное и непривычное ощущение. Если бы она выбрала железную дверь – пошла бы Константина за ней? Изначально, эта женщина выбрала деревянную. И если бы чародейка развернулась и ушла? Она оставила бы Айлин вновь одну… Девушка не могла этого допустить.
Подойдя к двери со звёздами, Айлин остановилась, ощущая, как сильно колотится сердце в груди. Что ждало её там? Неужели правда – выход?.. Несмотря на то, что обе двери вели в одну сторону, добраться до чего бы то ни было при свете гораздо проще… Хорошо, если без очередных ловушек и сюрпризов. Она прикрыла глаза на мгновение. Увидела перед собой картину далёких просторов. Практически услышала щебет птиц и лёгкий шум ветра в высокой траве. Так хотелось вновь оказаться на свободе... Замкнутое пространство давило. Почти тут же перед внутренним взором ожил давно знакомый образ. Он там, где-то внутри – или уже снаружи?.. Столь же быстро уходит? Остановился в ожидании и сомнениях?.. Второй вариант представить оказалось сложнее. Она практически в него не верила. Нарисовать в воображении презрение в его глазах оказалось куда проще. Вспомнились прошедшие дни. Каждый день, за который она умудрялась отчитать всех в поместье – и его в том числе. Вытирать ноги о других – было так просто, так весело… Беззаботное существование аристократичной особы, не обременённой совестью и моральными принципами. Почему она задумывается об этом сейчас?.. Не смеши. Это твой страх. Да. Страх. Я боюсь… Вдруг ушёл? А если нет - быть может, в его глазах я прочитаю те эмоции, что грезятся мне сейчас?.. Увижу ненависть. Пойму, что выбрала неправильную дверь... …Айлин оборачивается, бросая несколько неуверенный взгляд на Константину. Берётся за ручку.
-
Небольшая ломка характера ей только на пользу. Мы с Арисом, конечно, её искренне ненавидим, но это говорит только в пользу успешности выбранного концепта :)
-
Для Айлинн решиться на помощь кому-то - воистину подвиг!
-
Гладко, мысли так приятно струятся
|
Она не должна. Знала, что совершенно не обязана это делать. В любой момент могла развернуться и уйти. Отринуть собственное, казалось бы, твёрдо принятое решение. Отстраниться, опустить руки, оставить всё как есть. Убить в себе сочувствие. Это было бы правильно по многим причинам. Но стоило вспомнить. Отчаяние и боль. Горькую истину. Когда-то данное им обещание. Уже слишком поздно. Все мосты сожжены. Путей назад нет. Осталась единственная проторённая войной дорога – финал, которого он так долго ждал. И, независимо от того, каким он будет, - Эредин уже ничто не спасёт. В его глазах она видела решимость.
Забудь, хотя бы на некоторое время. Развей сомнения. Ведь ты ждала его. Ты сознательно приняла это решение. Взвалила на себя такую непосильную ношу, груз ответственности, о котором обязательно вспомнишь чуть позже. Война отходит на второй план. Панорама кровопролитной битвы больше не рисуется перед внутренним взором. Крики умирающих в твоём воображении людей затихают. Теперь здесь царствует умиротворённая тишина. И едва слышное чужое дыхание, соприкасающееся с твоим собственным. И чужой голос, мягко и ненастойчиво отговаривающий от твоей же авантюрной затеи. Так трудно поверить в то, что он – император могущественного Артодана, жестокий правитель, способный идти по головам ради собственных целей. Где эта жестокость?.. Где отражение чернил, выписывающих уродливые кляксы на его собственной магической сфере?.. Она прекрасно помнила. Мрак поглотил лишь часть её. За всё время их короткого знакомства он словно был… настоящим?..
…Прикосновение его рук заставило её вздрогнуть. Отчётливее ощутить пересекающую линию раны. Где-то за её чертой спрятался никогда не дремлющий зверь. Беспокойный и завывающий. Он медленно пожирал его тело. Пронзительный взгляд голубых глаз мешал сосредоточиться. В глубине их, казалось, застыл немой вопрос. Ты решила? Ты ещё можешь отказаться. Её ответный взгляд таил в себе обречённость и подкреплённую определёнными мотивами уверенность. Я знаю. Но уже не могу.
Порыв. Что-то внутри неё всколыхнуло океан дремавшей силы. Она ощутила, что доселе жившие в ней страхи начинают постепенно испаряться – по мере того, как затихал бурлящий водоворот, трансформируясь в спокойное русло. Течение потока было полностью ей подвластно. Тихий шёпот. Фраза, заставившая её слабо улыбнуться в ответ. Сейчас сомнений в его искренности не было совершенно.
Золото тёплых лучей. Оно обволакивало её тело, её руки, перетекало волной чистой энергии дальше, в чудовищную рану. Она почувствовала, что в это мгновение Архарон помогает найти ей выход – ненавязчиво и едва заметно для самой Эви. Новые ощущения разлились внутри согревающей эйфорией. Всплеск радости и восторга. Умиротворение и лёгкая, головокружительная слабость. Казалось, сознание накрывает пелена, концентрируя силы и мысли на единственном действе. Яркие нити вплетаются в узор её собственной магии. Кровавые щупальца первородного хаоса протянулись из раны, пуская корни в тело. Холодная лазурь, олицетворяющая собой какие-то воспоминания. Палитра красок смешивается – приходит понимание полной картины, ощущение своей же власти, способной всё изменить. Исцеление приносило успокоение и ей. С каждой секундой укреплялась уверенность в том, как именно должен использоваться её дар.
…Растущая волна боли. Она ощутила её слабым покалыванием в кончиках пальцев, дрожью в его руках. Пульсация, сосредоточенная в его груди, росла, рвался наружу запертый зверь. Она оказалась не готова к тому, что произойдёт мгновением позже, поэтому сейчас – нахмурилась, приоткрыла глаза, вглядываясь в лицо Архарона и пытаясь понять, за что он извиняется. …Вспышка. Искра, перечертившая грудь, невыносимый жар полыхнувшего пламени. Удар, которого она совсем не ожидала. Боль распространилась мгновенно, парализовала тело, затопила сознание, вытесняя собой остальной мир. Не было сил для крика. Для сопротивления. Невидимое лезвие слишком неожиданно, слишком яростно вспороло её тело, отразив невыносимые страдания самого Архарона. Реальность расплылась на сотни смазанных оттенков, ушло ощущение опоры, вместо него - невесомость. Она падала. В пропасть беспамятства.
…Чужое тепло. Его руки обхватили её ослабевшее тело, препятствуя падению. Она совершенно не контролировала ситуацию, ощущая, что силы полностью её покинули. Практически не понимала происходящего, едва помня, как оказалась на диване. События последних часов переплелись и спутались, и отделить их в памяти на отдельные моменты оказалось совсем не просто. Текли минуты, Эви приходила в себя. Частый пульс утихал, дыхание становилось ровным и спокойным. Первое, что она почувствовала, - слабую пульсацию энергии в своей ладони. Секундой спустя пришло осознание – он сжимает её руку, использует магию. В его действии было больше помощи и поддержки, чем могло показаться со стороны. Если бы не он – всё закончилось бы гораздо плачевнее, это она понимала с поразительной для её состояния ясностью. Он смотрел на неё. Спрашивал. Сам же ответил на свой вопрос. Эта странная и совершенно неприемлемая для безжалостного правителя забота. Наверное, она ожидала чего-то другого. Кровожадной улыбки, искривившей губы? Вспышку злобного удовлетворения в глазах?.. Ей уже не стоило удивляться отсутствию подобных эмоций. На их месте было… облегчение, изумление. Он прижимал руку к груди, наверняка ещё не в силах поверить в очевидное. И вновь что-то внутри потянулось к проблеску света.
Он отпустил её руку и поднялся, прерывая в очередной раз возникшую связь. Движения – свободны, не скованны постоянной болью. Эви едва заметно улыбнулась, понимая, что её усилия не пропали даром. Она смогла это сделать. Полностью избавить от невыносимых мучений. Она могла бы гордиться собой. Могла бы… - Спасибо. Просто и коротко, практически без эмоций. Ты ожидала чего-то иного?.. Улыбка таяла, постепенно сходя с побледневшего лица. Он стоял совсем близко, опустив на неё взгляд холодных голубых глаз, и воображение нарисовало ей декорацию совершенно отличную от интерьера походного шатра. Увидела, как развивается на ветру длинный чёрный плащ, услышала далёкие звуки битвы и алое зарево разгоревшихся пожаров… Где-то вдали кричали люди. Умирали, заливая город кровью, окрашивая улицы ярким багрянцем. Она убила их. Всех. Каждого, кто встанет на его пути. Пронзительная боль в сердце. Теперь ей жить с ней. Жить с чувством вины. Она это заслужила...
Девушка неторопливо села на диване, ощущая крупную дрожь, болезненно распространяющуюся по всему телу. Внутри рос обжигающий ком, но глаза – по-прежнему сухие. Она не позволяла себе показывать слабость. Знала, что вид никому не нужных слёз лишь всё усугубит. Ничего уже не изменить. - Теперь ты уйдёшь?.. Эви с трудом подняла глаза. В напускном безразличии его тона она различила тень эмоций. Она действительно это слышит? Едва ощутимое волнение и страх?.. Почему ему не всё равно? Она сделала всё, что в её силах. Теперь нет боли. Нет самой основной проблемы. Нет. Не нужно. Пожалуйста. Так тяжелее... Поздно что-то менять. Поздно отказываться от собственных решений. Как бы ни хотелось повернуть время вспять и всё изменить. Заставить забыть обо всём – о когда-то данных обещаниях, о преследующих призраках прошлого, о войне, развернувшейся за этими стенами. За островком мира и спокойствия.
Эви поднялась на ноги, ощущая слабость в коленях. Сделала шаг навстречу. Понимала, что ещё немного – и всё решиться. Навсегда и бесповоротно. Колотилось сердце в груди, мешая сделать вдох. В её глазах – какая-то необъяснимая надежда, отражение едва успевших зародиться чувств. Она взяла его за руку, слабо сжала тонкие пальцы. Не отрывала взгляда от его лица. Возможно, он уже начал понимать и без слов. Где-то в глубине небесной лазури отразились горечь и печаль. Глаза могли рассказать всё. Я боюсь. Боюсь начать ненавидеть. Боюсь увидеть совершенно другого человека. За стенами шатра – война. Боль. Смерть. Принесённые тобой. Кем-то, кого я ещё не знаю. Я хочу запомнить эти мгновения. Запечатлеть в памяти того, кто помог мне – я верю, что бескорыстно. Пусть всё останется так. Запомнится прохладой шатра и откровением далёких воспоминаний. Помощью и заботой. Пусть станет очередным памятным моментом в течении жизни. Облачится в мысли и сны. Даже если я соглашусь... Я не смогу. Видеть смерть, ощущать её постоянное присутствие. Я буду лишь наблюдать, не в силах никому помочь. Моя роль - обуза. - Надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь. Архарон... – тихий, надломанный голос. Уже кажутся странными формальности светского общения. Тёплая, немного печальная улыбка застывает на её губах. Краткий миг, длинною в вечность. Подняла руку, коснувшись кончиками пальцев его груди - того места, где остался шрам. Где осталась частичка её энергии. Отчётливая мысль - теперь это её стезя. Она обучится, станет целителем. Тем, кто дарит жизнь. Какая ирония, что стоящий перед ней мужчина способен её отнимать... Конечно, она не могла принять собственное решение, безоговорочно с ним согласиться. Но и остаться - тоже... Возможно, очевидных знаков судьбы всё же недостаточно?.. Нехотя, она отпускает его руку. Отводит взгляд, отворачивается, направляясь к выходу. Он поймёт. Примет. Отпустит. Уйдёт своей, предопределённой ему дорогой. На войну, в которой ей нет места.
-
Это прекрасно. Вся история, как по мне, безумно красива - и финал выходит более чем под стать. Одна из моих любимых веток вообще, не только в одной отдельно взятой игре.
|
-
Ох, замечательно. Спасибо!
-
Твои арты это, конечно, вообще отдельная тема) Просто шикарно рисуешь.
|
Низкий гул. Рокот приближающейся грозы. Никто его не слышал. Никто не улавливал слабых волн. Всё вокруг замирало. Жизнь покидала родной край, и никто не был в силах это предотвратить. Ей оставалось только наблюдать. Прислушиваться к звукам сборов, приглушённым торопливым голосам. С сегодняшнего дня в племени царило оживление. Подавленность и суета. Гасли огни в снежных хижинах. Выли псы. Она слышала. И понимала гораздо больше, чем каждый из окружающих её людей. Направленный на горизонт взгляд видел темноту. Густую, пульсирующую. Её исчерчивали голубые жилы пронзающих молний. Мрак таил в себе угрозу. Застыл на кромке неба, разрезая облачную перину и поглощая солнечные лучи. Все смотрели на неё. Зная прекрасно, что невидящий взор не различает перед собой силуэты. Зная, что не посмотрит в их глаза, в которых отпечатался изъедающий страх. Она молчала. Слова не стоили ничего. Слова были не нужны. Они и так всё понимали, отражая собственные мысли в тихом ропоте. Единственном имени. *** Джереми
Во взгляде сквозит холод. Пронзающий лёд. В нём нет обыкновенного для ребёнка тепла и любопытства. Лишь слабый огонёк интереса тлел угольками в чёрных глазах. Он не обратил внимание на складываемый нож, будто не видел в этом куске металла угрозу совсем. Не дёрнулся от испуга, не оторвался от своего занятия даже. Возможно, в столь юном возрасте он просто не понимал значение столь опасной игрушки в твоих руках?.. На улыбку твою он не ответил, продолжая пережёвывать мясо. Казалось, изнутри его пожирал голод - словно он длительное время не ел. Ребёнок оторвал взгляд от твоих глаз лишь в тот момент, когда ты поднял руку. Твоя ладонь оказалась интереснее, чем нож. Линии на коже привлекли его внимание, взгляд следовал по ним ровно до того момента, пока ты не нарушил молчание. Маленькое темнокожее создание наморщило лоб. Вряд ли ребёнок понимал значение слов - никакой искры понимания не вспыхнуло в глубине чёрных глаз. Но по сосредоточенному лицу становилось ясно, что он занят какой-то своей мыслью. Он протянул тонкую руку, и маленькие пальчики его были окрашены багровым оттенком. Рука остановилась. Ровно за секунду до того, как тишина прервалась вновь. Голос привлёк его. Приглушённый толстой дверью, ведущей в кухню. Женский. - ...Джереми, у тебя тут что-то сгорело!.. Ребёнок поднялся со шкур. Ты обратил внимание, что он двигается абсолютно свободно, холод не сковывает его. Кусок мяса шлёпнулся на пол, и по деревянным доскам застучали босые ножки. Он шёл по направлению к кухне.
***
Джеймс, Роджер
Филлипс поморщился от боли, как только психолог, практически без его согласия, дотронулся до обожжённой руки. Казалось, дизелист вот-вот выдернет кисть из цепкой хватки Бьюкенона, но удержался от резкого порыва, доверившись профессионалу. Однако профессионал, пусть и действовал сноровисто, причинял ему некоторый дискомфорт - всё-таки кожа пострадала в достаточной степени, и любое прикосновение вызывало болезненный отклик. Стоило припомнить прошедшие недели, чтобы понять - что-то произошло. Обычно с Джонатаном не было проблем. Дизелиста без труда можно было охарактеризовать простым словом, которым его окрестил ранее Шон. "Живчик". Филлипс не любил сидеть на месте, почти постоянно расхаживая по станции, прислушиваясь к чужим разговорам, иногда составляя компанию там, где его дружелюбно встречали. Иногда пропадал в котельной, часами копаясь в генераторе. Как следствие - сваливался вечером в кровать и засыпал крепким сном. В голову не приходило ни одного случая, чтобы Джонатан пришёл к психологу с жалобами на сон или к Элизабет - с какими-либо симптомами простуды. На вид он был крепким парнем. На слова Джеймса слегка удивился. Потёр глаза здоровой рукой. - Да всё в поря-а-де, док, ну серьёзно. Я, может, не выспался чуток, ну с кем не бывает? Не заметил, как повернул вентиль не туда... Да этот чёртов котёл живёт своей жизнью вообще. В этот момент дизелист посмотрел куда-то за спину психолога и заметно побледнел.
...Шум столовой остался позади. Решительные шаги сокращали расстояние, приближая начальника станции к выходу из крыла. В голове зрела новая проблема, требующая его внимания. В прохладном коридоре было гораздо легче её обдумывать. Впереди маячила дверь, ведущая в главный коридор. Над ней - часы. Отработанный график всплыл в памяти пометками на календаре. Группа учёных вот-вот должна выйти на связь, предупреждая о том, что оказались на месте. Смазанные петли не скрипнули. Дверь распахнулась бесшумно. Глаза Баттлоу тут же встретили испуганный взгляд Филлипса.
***
Саманта, Джозеф, Алекс
На бледном лице Элизабет действительно застыла искренняя улыбка – редкость для неё. Лёгкий налёт грусти чувствовался во взгляде доктора, но причина крылась где-то в глубине души – там, где засели самые неприятные воспоминания. Тем не менее, с Сэм она чувствовала себя комфортно. Желания отсесть и вернуться к одинокому времяпрепровождению не возникало. - Философия бывает интересна, но только в тех случаях, когда твой взгляд совпадает с мыслями авторов, - дополнила Лиз. – И представь, сколько нужно иметь свободного времени, чтобы сидеть и записывать все свои мысли? Из чего потом получаются вот такие томики. – Женщина указала на книгу глазами и отдала её Сэм, которая уже сама тянулась к Ницше. Взгляд доктора зацепился за цитату, заинтересовавшую Хейз. Секундой позже её собеседница прочтёт: «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». «По ту сторону добра и зла», - гласила бордовая обложка. - Так просто назваться философом – стоит только иметь иную точку зрения и развивать её, - задумчиво произнесла Лиз, наблюдая за опустившей глаза Самантой. – Иногда она даже находит в читателях отклик. Думаю, Ницше каким-то образом виноват в том, что по Земле ходит столько атеистов. На последнее высказывание девушки доктор рассмеялась. - Нет, конечно, не его. Оставлю себе – засыпать с Ницше действительно легче. ...Сквозь помутневшее стекло различались очертания рельефной местности, укрытой белоснежным покровом. Граница холмов выделялась на фоне помрачневшего неба. Чернота далёких туч нависла над вершинами, отдавала странной неестественностью, несравнимой с обычными природными оттенками. Капельки влаги зажглись голубоватым сиянием, отразив сверкнувшую молнию. …Выступление спасателя довольно быстро завершилось. Позади раздался смех Шона. Лиз перевела взгляд на Сэм, и в нём действительно читалось беспокойство. Рядом опустел столик – начальник станции решил покинуть столовую. Где-то позади скрипнули ножки стула – кто-то ещё собрался уходить. - Не выношу шум, - призналась женщина, хотя по выражению лица становилось понятно, что она хотела сказать что-то другое. Краткий миг борьбы с собой. Откровенность была доктору не присуща, но она решилась. – В последнее время я плохо сплю. А ты, Саманта? – Переступить черту и назвать Хейз сокращённым именем Лиз всё же не смогла. – Мне кажется, это из-за атмосферного давления. Всё-таки циклон… Продолжить Элизабет не смогла. Громкий, с хрипотцой, голос пилота нарушил их уединение.
…Шон, за три недели изучивший почти все нюансы натуры своего новообретённого здесь друга, к подобной реакции Джозефа был готов. Постарался отвлечь его разговором о Джошуа, вспомнив о нём едва переведя взгляд на Роджера. Детали разговора с психологом он не расслышал, но ему действительно показалось, что в этот раз беседа ведётся серьёзная. Адамс вздохнул и затянулся сигарой. Оранжевый ободок тлеющего огня пополз к губам. Со всей присущей ему любопытностью захотелось вскочить и последовать за начальником для того, чтобы выпытать эти самые детали. Джозеф явно затаил обиду. Наклонившись, почти шёпотом указал на реакцию остальных, и пилот проследил взглядом за всеми, кого назвал Джиджи. Оскалился в белозубой улыбке на фразе о Баттлоу. Адамс, в свою очередь, был человеком компанейским, дружелюбным, распространяющем своё дружелюбие в явно навязчивой форме, и «лёгким на подъём». Он даже не умел обижаться. Но Джозефа в данный момент понимал. Личность всё-таки творческая, ранимая. Моррис коротко произнёс: - Да. Кое-кто точно не оценил. – Хруст костяшек пальцев. Блуждающий по лицам соседей взгляд наконец-то направился на спасателя. Джозеф мог разглядеть в нём затаившуюся злобу – почти как в тот день, когда он и Хьюберт чуть не подрались, но эмоция родилась явно не из-за пения. В этот момент отодвинулся стул Ханны, и девушка направилась в сторону кухни с подносом в руках. - Брось, Джо. Ты просто выбрал неподходящее время. Люди только проснулись, им не до веселья. Вот вечером… - Шон ткнул в него кулаком и подмигнул. – Воскресенье же, парень. Несколько бутылочек спиртного – и никакого тебе презрения. Алкоголь сближает – тебе ли не знать, а? – Адамс рассмеялся, перехватил взгляд обернувшейся Саманты. – Что говоришь? Внимания не хватает? Ну, это поправимо… Эй, дамы! Не изволите ли присоединиться к нашей скромной компании? – Шон громко обращался к Лиз и Сэм. – И кстати тут прозвучала в исполнении моего товарища песня. Он, так сказать, переживает, понравилась ли вам… кхем… композиция. Думаю вот уговорить его на бис, только в вечернее время. Можно выбрать и что-нибудь другое. У в запасе ещё много чего есть. Да, Джо?
…Кевин действительно напрягся. Самым странным в сложившейся ситуации было то, что Фишер, старающийся со всеми держать короткую дистанцию и поддерживать дружеские отношения, в данный момент слушал Уэйна без особого энтузиазма и интереса, словно в правдивость его слов не верил. Одновременно искорки обычного отчуждения в глазах Ханны постепенно гасли - вложенная в речь доля искренности сыграла свою роль. Кевин наблюдал за ней. Обычная напряжённая поза со скрещенными на груди руками, вопросительно поднятая бровь. Но он видел, и готов был поклясться, как девушка начинает стремительно преодолевать собственную границу недоверия. В общем-то, причин не доверять словам журналиста и не было – тем более, что патриотизм, особенно после недавно грянувшей войны, у американцев действительно имел место быть. Как бы то ни было, Кевин внутренне запаниковал. Ощутил себя игроком какой-то подстроенной игры и понял, что стремительно теряет позиции. Его корабль уходил на дно, а вместе с ним и тщательно воздвигнутый мостик хрупкого взаимопонимания. Три недели, и каждый чёртов день он пытался подступиться к коллеге, наталкиваясь на весьма прохладный отклик. У него явно были причины для раздражения. Однако неконфликтный по природе, Кевин предпочитал скрывать собственные чувства. Особенно старался их скрыть от себя. - Вообще-то, идея неплохая, - слегка неуверенно после обжигающего взгляда Ханны вклинился Фишер. – Неоднократно слышал подобные истории – люди их любят. Слабая тень скользнула по светло-смуглому лицу девушки. Сомнения. Но, очевидно, они касались не слов Кевина – каких-то внутренних противоречий. Переводила взгляд с одного лица на другое, и в нём промелькнула неуверенность. Опустив глаза, девушка резкими движениями собрала на поднос остатки посуды и поднялась с места, громко скрипнув ножкой по отполированному настилу. И вновь у Кевина появилось ощущение, словно он снова что-то сделал не так – и это вполне наглядно отразилось на лице. - Наверное, ей она всё же не понравилась, - со слабой улыбкой произнёс Фишер, посмотрев на собеседника. - …Джереми, у тебя тут что-то сгорело!.. – раздался голос Ханны. Стоя у кухонного «окна», махала рукой, пытаясь справиться с запахом палённого бисквита и тянущимся от духовки дымом. Почти сразу с соседнего столика раздался громкий голос Шона, обращающегося к сидящим в отдалении девушкам. Кевин заметил, что начальник станции вышел, и улыбнулся. Адамс в отсутствии Роджера явно осмелел. Ханна незамедлительно появилась снова, но присаживаться обратно не спешила. С раздражением, если не сказать злостью, наблюдала за Шоном. Скользнула взглядом по Джозефу, отчего-то теперь сидящего с таким кислым выражением словно съел лимон. Обратила внимание на Майкла – присущее ему спокойствие его покинуло, и он со странной ухмылкой наблюдал за своим напарником. Вероятно, ей повезло, что Моррис в этот момент не оглянулся в её сторону... - Ты собираешься осуществлять этот твой сбор информации или так и будешь сидеть? – девушка обратилась к Алексу, явно намекая на недавний объект беседы. Судя по всему, хотела уйти поскорее – пока Шон не повернулся к ней.
-
Вдохновляет)
-
У тебя всегда живые и яркие миры, как и персонажи, населяющие их
-
У каждого НПСа свои мотивы и мысли, все они очень живые и достаточно разные. А такие мелочи очень сильно задают в подобных модулях атмосферу.
|
|
Вот оно. Мгновение, которого хватило для того, чтобы изменить ход войны. Схватка с Архароном началась. Крауц ухмыльнулся и кивнул, казалось бы, сам себе. Но для его союзников этого оказалось достаточно. Взрыв! Белым шумом отозвались усилия Крауца и его союзников в головах магов - всех, от учеников до Архимагистра. Поняв, что все завершено успешно, Михаэль расхохотался. Все, дело сделано! Старый магистр повержен, это просто вопрос времени - ему не устоять без поддержки Гильдии против такого могущественного врага. Хохот Крауца разносился по подоконнику и прилегающему помещению, судя по всему, выдергивая лояльных магистру волшебников из забвения. - Вы проиграли, глупцы! Во весь голос произнес Крауц, не осознавая того, что творит. Он был опьянен победой. Опьянен настолько, что чуть не упустил момент, когда в него полетел сноп красных молний. Старая женщина, которая выпустила их в мэтра, выглядела настолько разъяренной, что радость Михаэля резко приубавилась, когда он в последний момент успел выставить защитную полусферу. И он, очевидно, был не единственным, кто подрвегся нападению. У лояльных Регулусу волшебников, видимо, был еще порох в пороховницах... - Ублюдки! Выкрикнул кто-то из другого конца зала, запустив в предателей огненным шаром. За ним с колен встали еще несколько учеников и преподавателей. Их было немного, но все равно куда больше, чем трое предателей. Крауц перестал хохотать, приготовившись к серьезной и обстоятельной, хотя и неравной, битве. Его глаза загорелись яростью, и сгусток едко-зеленого пламени сорвался с кончиков пальцев, полетев в первого попавшего лоялиста. Как выяснилось, это был ученик. Михаэль даже припомнил в нем молодого человека, который задавал вопросы на лекциях. На мгновение в сердце Крауца что-то ёкнуло, но лишь на мгновение - высшая цель была куда важнее. Пройдя как нож сквозь масло, магическое пламя охватило все тело ученика, и почти мгновенно его заглотило - осталась лишь горстка пепла да костей. Усилив защиту, Крауц обратил больше внимания на пожилую женщину, очнувшуюся первой - она сражалась с Эстебаном, явно уступая ему в мастерстве. Однако она была не единственной проблемой. Куда хуже было то, что Михаэля подпирали к стене трое волшебников, которые были готовы нанести удар в любое мгновение. Как можно сильнее укрепив защиту, Крауц приготовился контратаковать, как вдруг мощнейший телекинетический удар поверг всех троих на землю. Очень удивившись, маг оглянулся и просиял улыбкой - вот и те, кто остались верны здравому рассудку. Немногочисленные союзники мэтра, долгожданное подкрепление. Михаэль вновь расхохотался, понимая, в какую сторону склоняется чаша весов. Предоставив всем остальным разбираться с немногочисленными пришедшими в себя учениками и магами средней руки, Крауц решил, что самое время разобраться с пожилой бестией. Пробравшись как можно ближе к Эрике и своему бывшему наставнику-мистицисту, он подал им сигнал, предлагая объединить усилия. Услышав согласие, он начал начитывать заклинание, которое ему вторила Эрика и бывший учитель. И через несколько мгновений, усилием воли нескольких волшебников одновременно, скопилась телекинетическая волна такой силы, что, казалось, она способна обрушить балкон, на котором происходит действие. Достаточно сконцентрировав эту волну, волшебники отпустили ее, направив в сторону пожилой волшебницы. Крауц вновь ядовито улыбнулся. Все, дело сделано. Гильдия пала. Вопрос нескольких часов, когда над замком начнет развеваться флаг с орлом.
|
Прочная сеть. Невидимая, но осязаемая - затянутые верёвки и узлы крепко врезаются в кожу. Режут осознанием несвободы. Твоя клетка вполне реальна. Она состоит из белоснежных стен и имеет всего один выход. Дверь заперта, и только некто извне решает, когда им открыться. Когда натянутый повод можно слегка ослабить и выпустить запертое существо из его тюрьмы. И, по совместительству, убежища, укрывающего от прячущейся за дверью неизвестности. Клокочет ярость. Распространяется по телу жар, трансформируясь в поток неиссякаемой энергии. Кажется, что в этот миг ты способна свернуть горы. Разорвать обвязавшие тело путы. Снести иллюзорные стены и вырваться на волю. Ты чувствовала - свобода где-то близко. Стоило лишь протянуть руку, вцепиться в стремительно тающий мираж, ухватиться за возможность... Это чувство - обман. К сожалению, осмысление происходит слишком медленно. Постепенно сознаёшь, что вырваться, докричаться - не удастся. Ты действительно в клетке. И твой повод натянут настолько сильно, что рискует стать петлёй...
Ярость никуда не исчезла. Затихла, притаилась где-то в уголках души, в глубине измождённого тела. Уступив место внешней хладнокровности и сосредоточенности, с которой продолжала буравить взглядом чёрную точку под потолком. Сидя на кушетке, обхватив ноги руками. Дженна не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она очнулась. Его течение остановилось совсем. В маленьком пространстве ничто не нарушало царящий здесь покой. Не могло разорвать тишину - кроме собственного голоса; не напоминало об утекающих в безвестность минутах - кроме испаряющейся среди осколков воды. Пришло самое отвратительное чувство. Чувство жалости к самой себе. Ощущение безграничной свободы действий, оставшейся вне этой комнаты. Её упущенные возможности. Тысячи упущенных возможностей. Варианты развития событий. Даже если ей суждено было попасть в это место... Какого чёрта она не пошла в клуб? Перед тем, как оказаться запертой в ловушку, она могла бы вдоволь насладиться жизнью, в которой вольна делать всё, что хочешь. Пусть это иллюзия продолжалась бы какое-то время. Но она очнулась бы здесь с осознанием, что последние часы свободы были насыщенными и яркими.
Закрой глаза. В представшем мраке засияют разноцветные огни. В оглушительной тишине, где-то вдали, раздастся громкая музыка. Воображение уже рисует двигающиеся фигуры, частично скрытые светомузыкой и полумраком. Душный запах пота, тяжёлое дыхание окружающих людей. Конечности слабеют и почти не слушаются, но даже в таком состоянии удаётся стоять на высоких каблуках. Головокружение, чувство лёгкости и пьянящей смелости. Собственный смех. Чьи-то руки на талии. От подвижного танца задирается юбка обтягивающего чёрного платья - того самого, в котором садилась в белоснежный челнок. Не обращаешь внимания. Соль на губах. Глоток прозрачного напитка - горечь не ощущается уже давно. Кислый сок лимона слегка отрезвляет, но лишь на мгновение. Забываются лица. Стираются собственные переживания и проблемы. Всё остаётся на дне хрупкого стакана. Они всё ещё сидят за барной стойкой, методично поглощая содержимое собственных бокалов. Даже отсюда видно их мрачные лица. За стоящим в зале шумом не слышно разговора, но ты и так прекрасно знаешь, о чём они могут говорить. Не нравится напряжённость в почти застывших фигурах. Тебе весело. Энергия требует выхода. Расстояние тает, почти не чувствуешь собственных напружинившихся ног. Сваливаешься на Фрэнка, обхватив его за шею и целуя в щёку, оставляя алый след от помады. Смеёшься, запускаешь пальцы в приглаженные волосы, растрепав слишком ухоженную по твоим меркам причёску. Произносишь какие-то слова, которые совершенно не важны, - они тут же растворяются в оглушительной музыке. Рука тянется к аккуратно подвязанному галстуку на шее Эрика, полоска ткани лёгко струится из-под пиджака, змеясь между пальцами. Мгновения - и, закусив губу, портишь ещё одну причёску. Тянешь галстук на себя. Идём со мной. На танцпол. Хватит угрызений совести и грустных мыслей.
...Мучительно возвращаться в жестокую реальность. Снова видеть давящие белые стены и красный огонёк камеры. Понимание возросшей пропасти между прошлым и настоящим вгрызается в сознание яростно, буквально пронзая воспалённый химией разум. Что-то внутри колет и обжигается, подступает к горлу, сводит от боли. Резко поднялась с места, возобновив метания по комнате, едва не забыв о мозаике осколков, рассыпанных в углу. Рвёшь, мечешь, но без толку. Никто не слышит. Не видит. Но даже если и наблюдает - явно потешается над этим зрелищем. И не спешит дать необходимые тебе ответы... Дверь всё так же заперта. Кулак покраснел и зудел в том месте, которым несколько раз приложилась по твёрдой поверхности. Бессмысленно. Твои действия совершенно нерациональны. Лишняя трата сил. Но если просто сидеть и ждать - можно сойти с ума... ...Гладкая дверь бесшумно отъехала. Рука застыла в воздухе и медленно опустилась. Практически задыхалась от собственного тяжёлого дыхания. В ушах звенело от участившегося сердцебиения. Две фигуры. Металлические конструкции. Взгляд кроваво-красных глаз холодил кровь.
- Пациент 9-А81. Следуйте за мной. Вас хочет видеть профессор Эйзенхауэр. Неестественный, лишённый эмоций голос. Поднятые дула встроенных в машины орудий. Вновь эта фамилия. Всплывает в подсознании картинка. Зелёные глаза и выражение в них. Зачем он это сделал?.. Он действительно выполнил приказ. Привёл её к человеку со столь звучной, но ничего не говорящей фамилией. Вот он - шанс узнать её обладателя. Узнать причину жалости, вспыхнувшей во взгляде офицера... Дженна не сопротивлялась. Даже не думала. Когда на тебя смотрят стволы пулемётов, даже не задаёшься вопросом, стоит ли бунтовать против прямого приказа. К тому же, ей не терпелось увидеть этого Эйзенхауэра. И, конечно же, не терпелось покинуть эти стены.
...Металлический пол обжигал обнажённые ступни. Полз по ногам холодок. Коулман обвила тело руками, следуя куда-то вперёд, вдоль коридора. Позади раздавалось едва слышное жужжание сервоприводов. Она не оборачивалась. Знала, что пулемёты направлены ей в спину. Ощущение беззащитности практически полностью подавляло волю и рассеивало ещё недавно бушующий гнев. Бесконечные двери, помеченные цифрами. Схожесть с номером, который дали ей, указывала на вполне очевидный факт. За толстой стеной прятали других людей, заперев в точно такой же клетке. Что значили эти числа? "9" - номер корпуса, этажа? "А" - кодовый символ очередного эксперимента? Последние цифры - порядковый номер пациента, очевидно... Воспалившийся мозг цеплялся за разные мелочи. Зацепился за воспоминание о спутнике, о котором сообщила при приближении к планете Эшли. Почему эта мысль пришла в голову именно сейчас?.. Что-то внутри упало, сдавило, онемело. Искры надежды давали всё меньше тепла. Когда найдут её команду... Что станет с ними? Их привезут в это же место? Или в иное? Или вовсе не найдут - каким-то образом, чудом, им удастся избежать подстроенной ловушки?.. Даже если так, вернётся ли кто-нибудь за ней? Будет ли искать?..
Лифт. Подъём наверх. Дженна осмотрелась, ища глазами очередную камеру. Что угодно, лишь бы не смотреть на застывших изваяниями роботов. Новый уровень оказался совершенно отличным от предыдущего. Внушительных размеров зал, уходящий вглубь этажа. Тонированное стекло делило его на секции, образуя лабиринт связанных между собой комнат. Девушка догадалась о функциях этих помещений сразу. Оборудование, напоминающее медицинское, готовые к эксплуатации операционные столы... Забила крупная дрожь. Впервые за всё это время в душу прокрался липкий страх. Дженна. Пожалуйста. Не позволяй ему парализовать разум. Не бойся, только не бойся... Продолжая путь, она старалась успокоить себя. И, как ни странно, ей это вполне удавалось. Не закрепилась ещё в сознании связь с этим местом. Не верилось, что выхода нет. Картинка никак не хотела складываться в паззл и являть в воображении собственное тело на одном из этих столов. Она верила, что найдёт дорогу отсюда. Верила, что кто-нибудь за ней явится. Он не мог просто забыть о ней. Лишиться кого-то ещё.
Несколько секунд Дженна буравила взглядом табличку, не понимая написанного. Всё ещё думая о своём. Лишь когда бесшумно отъехала перегородка, Коулман пришла в себя. Кабинет Отто Эйзенхауэра оказался совершенно отличным от виденных ранее помещений. Мягкий ковёр, книжные полки, кожаное кресло... Единственное, что не вписывалось в интерьер, - невероятных размеров экран позади рабочего стола. Эйзенхауэр оказался практически таким, каким ей и представлялся. Типичным на первый взгляд учёным. Аккуратный. Лощёный. Чётко выверенные движения, скрытая в них сила духа, запертая в увядающем теле старика. Странно, что будучи косвенно связанным с медициной, он не решился на столь популярные операции по омоложению... Впрочем, Дженна слышала, что в учёных кругах возраст и соответствующая внешность определяли некоторые позиции авторитета. Он заговорил, и в голосе его послышался акцент. Девушка не смогла уловить его природу, но в голову пришли некоторые ассоциации, связанные с национальностью, некогда говорившей на подобном диалекте. Что-то связанное с педантичностью, пунктуальностью и, как ни странно, агрессией. Задумываться над происхождением этого человека ей не хотелось вовсе. Его тон не оставлял сомнений в том, кто именно занимает здесь доминирующее положение. Не просьба - почти приказ. Прозвучавшая фраза показалась ей несколько странной... Но тут же подумалось: в базе проживающих на планете людей её точно нет. Откуда же ему знать?.. Этот факт немного пугал. Ему что, всё равно, кого запирать в четырёх стенах и подвергать каким-то сомнительным наблюдениям?.. Будь она какой-нибудь принцессой с самой ближайшей планеты, лишение свободы которой грозило бы катастрофой этому чёртовому Элкору, - он бы тоже, не церемонясь, отдал приказ привезти её в это место? А если она скажет что-то подобное - возьмёт да отпустит или вопрос задан исключительно для вида?.. Дженна ощущала закипающее внутри раздражение, граничащее со злостью.
Текли секунды, пауза затягивалась. Она должна ответить. И, вероятно, от её ответа всё же что-то зависело. Иначе он бы и не поинтересовался. Мысль столь внезапная, смелая. Воображение нарисовало ей очередную картину. Как она подходит и садится на стол, вытягивает на кресло стройную ногу. Приторно-сладко улыбается, и таким же приторно-сладким голосом произносит вполне тривиальную фразу. Может, договоримся? Девушка усмехнулась, внутренне над собой посмеявшись. Судя по количеству комнат, она наверняка была не первой, кто этот смелый вариант думал опробовать. Больше волновало, что на ней не было ни платья, ни каблуков, ни косметики. Вполне возможно - круги под глазами, полный хаос на голове. Почти без вариантов. Это выглядело бы ужасно. И кроме того, старик не производил впечатления способного попасться на крючок простака.
Ворсинки ковра щекотали и согревали ступни. Приятные ощущения. Успокаивающие. Ей вовсе не хотелось успокаиваться. Царящее в кабинете умиротворение - наигранно, призвано снизить тревогу посетителя. Но, несмотря на роскошный и тёплый интерьер, уютно здесь она себя не чувствовала. Дженна шла по этим ворсинкам к столу, не собираясь стоять в дверях. Хотела смотреть на него вблизи. Продемонстрировать собственную силу, собственный стержень и почти полное отсутствие страха. - Дженна Коулман, - громко, почти с вызовом, ответила девушка, словно в её имени таился столь необходимый ей источник внутренней храбрости. Слова текли из уст неторопливо, отчётливо. - Пилот истребителя, состою на службе линкора "Ренессанс". Корабля Земли, на минуточку. Думаю, мне не стоит объяснять, какими правами обладают земляне на территориях Федерации? Ваша деятельность - незаконна. Я требую, чтобы меня выпустили отсюда сейчас же и дали связаться с капитаном. Лучшая защита - нападение. Это Дженна усвоила ещё на академической практике. - Собственно, а кто вы? Что это вообще за место и какого чёрта вы меня здесь удерживаете?
-
Оу, ну тут у меня сразу несколько комментариев. Во первых, практически так я и представлял себе реакцию Дженны, когда моё больное воображение впервые породило концепт сцены в клубе (где-то ещё на середине первой главы). Во вторых, оригинальные идеи и мысли - в частности, особенно интересным показался предпоследний абзац :) Ну и в целом - необычно, ярко, эффектно. Типичная Дженна :)
|
Решив, что она достаточно поиздевалась над солдатами, дальнейшие действия конвойных Сильвия сносила молча - лишь кинув исполненный ненависти и презрения взгляд на хама-офицера, посмевшего так грубо обойтись с ее вещами. Мысли женщины были подстать ее взгляду: "И как только таких в армию берут? Подобным негодяям место разве что в тюрьме! Ну ничего, если у его командования мозгов побольше, чем у креветки, они его взгреют так, что он будет долго сожалеть о своей выходке! Долго - всю жизнь в отставке! А нас они должны, да что там должны - просто обязаны отпустить с извинениями!". Процедив сквозь зубы: - Подчиняюсь произволу, - ван Эллемеет проследовала за солдатами к армейскому бронеавтомобилю. Слабым утешением от потери покупок был только факт того, что она успела переодеться в нечто приличное.
Первым туда начал загружаться Макс: и, судя по кряхтению и шуму, обычно ловкий и аккуратный штурмовик умудрился причинить максимум возможных неудобств конвойным, выразив таким образом свой протест незаконному задержанию, а, заодно, и попытавшись убедить потенциальных врагов в собственных бессилии и неумелости. Когда шум стих, ближайший караульный автоматом указал Сильвии на дверь: загружайся, мол. Не став в очередной раз качать права, психолог залезла в броневик, обернувшись и бросив напоследок: - Могли бы подать даме руку, офицер. Пусть я обвиняемая, но права быть женщиной вы у меня отнять не можете.
Вглядевшись в полумрак салона, ван Эллемеет, к своему несказанному удивлению, обнаружила там, помимо конвоиров и Макса, еще и Фрайзера с Поллингом. Как видно, на экипаж "Ренессанса" была объявлена тотальная охота. Впрочем, пока к их компании не присоединились Коллман и Элисон, была еще надежда на помощь извне: если, конечно, эта помощь понадобится. Сильвии было очень интересно, за что же их все-таки взяли: это произвол местных властей, или Фрайзер действительно в чем-то замечен, а она с Максом просто случайные жертвы, попавшие в жернова закона? Как бы то ни было, правила приличия оставались правилами приличия, и арест - еще не повод их нарушать. Оглядев присутствующих, женщина подарила всем лучезарную улыбку, а затем обратилась к арестованным мужчинам, решив сыграть для окружающих "под дурочку" и выдав со скоростью пулемета тираду: - Эрик, Фрэнк, здравствуйте! Вот уж не чаяла вас здесь увидеть! За что нас всех арестовали, вы не знаете? Эрик, вы не представляете, этот нахальный блондинчик, что меня арестовал, не только отобрал у Макса все оружие, но и все мои пакеты с покупками! Мало того, что отобрал, он еще и разбросал их по всему магазину! Переключив внимание на солдат, устраивающаяся Сильвия продолжила щебетать с теми же интонациями: - Он что, женоненавистник? Или его девушка бросила? Или просто проблемы с женским полом? Следующая очередь слов была вновь направлена на Эрика: - А что мы такого сделали? Мы же ничто не сделали! Я не хочу быть в камере - там фу-фу-фу!
Наконец, конвоиры не выдержали, и попросили болтливую арестантку заткнуться. Женщина в сером, видимо, та самая сержант Хендриксон, приступила к первичному допросу задержанных. Артачиться психолог не стала, и, похлопав недоуменно глазками, с некоторой обидой в голосе ответила: - Я? А вы меня не знаете? Вы модные инфовыпуски с Земли не читаете, и светскую хронику не смотрите? Я - Сильвия Анна Мария де Йонге ван Эллемеет леди Измей, сейчас прохожу работу психологом на корабле капитана Фрайзера. А за что нас арестовали? А кто этот император и откуда у вас взялась Империя? Я об этом не знаю и мне ужасненько интересно! Расскажите, пожалуйста, офицер!
Неизвестно, сколько бы продолжался этот допрос и во что бы он в итоге прекратился, как, к ужасу Сильвии, броневик нежданно-негадано попал под обстрел. Сомнений не было - это была не авария и не досадная случайность, а целенаправленная попытка сбить транспорт вооруженных сил Элкора. И кому это только могло понадобиться!? Как видно, на планете шла гражданская война: скорее всего, между сторонниками Императора и лояльными Федерации гражданами. Первой мыслью ван Эллемеет было упасть в проходе и тем затаиться от осколков, но психолог быстро поняла, что это - не выход: упадет на нее туша в доспехах, и поминай, как звали. Побледневшая и испуганная женщина вжалась в стенку броневика, зубы невольно начали отбивать чечетку. С пересохших губ слетали неслышимые в грохоте отрывочные слова молитвы. Несчастную машинку болтало и кидало в разные стороны, словно огромный великан решил поиграть с ней, как с мячиком. Внутри все смешалось: кто-то погиб, кто-то просто упал, кто-то ругался, а кто-то надрывно стонал. Сама Сильвия уже пару раз чувствительно ударилась о стены и окружающих, по виску заструилась тонкая струйка крови из рассеченной от удара кожи. За относительную целостность и сохранность женщины следовало говорить спасибо Максу: Голем, как мог, оберегал ее от существенных травм, хотя обезопасить вообще от всего он, конечно, не смог.
Спастись броневик не смог, и был сбит, устремившись подбитой птицей к земле. Ван Эллемет на какое-то время, может, несколько секунд, а может несколько минут, потеряла сознание, а когда пришла в себя, оказалась лежащей на бетоне рядом с искореженной машиной, в окружении трупов охранников. Голова, руки, ноги - все немилосердно болело, в глазах все двоилось, во рту стоял свинцовый привкус крови. Было чертовски страшно за себя и за коллег: как там они, все ли выжили? Что с ними дальше будет? С кряхтением поднявшись на колени, Сильвия пополза к ближайшей мышасто-серой фигуре, в надеже в суматохе стащить оружие, а то и ключ от наручников. Со скованными руками и саднящим телом передвигаться было крайне неудобно, но женщина не знала, что произошло с остальными, и опасалась, что им придется помогать, а потом, по-возможности, и убегать. Психолог очень надеялась, что стрелять ей не придется, но оружие в такой ситуации и само по себе могло стать неплохим аргументом против неонацистов. Сцепив зубы и мысленно ругая собственную слабость последними словами, Сильвия упрямо двигалась к цели, надеясь, что ее действия останутся незамеченными.
-
- Могли бы подать даме руку, офицер. Пусть я обвиняемая, но права быть женщиной вы у меня отнять не можете.
-
Жизнь за Королеву! Вы как всегда великолепны. Буду скучать по вам и вашим постам!
-
Сильвия по всей видимости решила найти индивидуальный подход к каждому конвоиру :))
|
Сила чистой веры. Знание, что там, за кромкой, тебя ждет Он. Уверенность в Боге - уверенность в себе. Осознание того, что сейчас она - не человек, а светоч, лучина истины, что ведет за собой две заблудшие души. Не есть ли это символ - средь мертвых тел, что еще ходят по земле, двое следуют за лампадкой чистой веры из тьмы неведения в свет, что тонкой дорожкой пролег из щелки дверей спасения. Константина ни на минуту не сомневалась: это - знак свыше. И, наверное, будь у нее больше времени, она бы оценила и символизм своего падения - как затухает выполнивший свой долг и осветивший путь костерок. Реннарт могла бы собой гордиться: она сумела проложить путь тем, кто следует за ней, и дала им возможность беспрепятственно проследовать сквозь траурный строй тех, кого каснулась печать разложения и смерти. Могла бы - но было не до того.
Споткнуться в самом конце пути было донельзя обидно. Еще обиднее и гораздо страшнее было то, что она вывела из дремы нежить, ухватившись за лапу ближайшего покойника и оторвав ее. Руки жрицы были перепачканы в полусгнившей плоти мертвеца, и само подобное касание вызвало у Реннарт резкий приступ омерзения и отвращения, к горлу подступил отвратительный, склизкий комок: будто разлогающееся мясо проникло через поры в нее саму, и теперь пыталось найти дорогу на свободу из ее организма, попутно прихватив за собой все внутренние органы женщины.
Не успевшая хоть что-то предпринять Константина почувствовала, как ее горло обхватили расползающиеся от сильного нажатия пальцы мертвеца. Обломанные длинные грязные ногти отвратительно царапнули шею, под воротник вместе с тонкой струйкой крови потекла отвратительно завонявшая плоть нежити. Казалось бы, руки неупокоенного должны быть слабы: омертвевшие мышцы не могли сжаться, старые гниющие сухожилия не могли удержать кости. Но хватка живого мертвеца была стальной, и контрразведчица почувствовала, что начала задыхаться. В потемневших глазах замерцали звезды, от резкого движения душителя она повалилась на пол, увлекая за собой так и не отпустившего горло мертвеца, с увлечением продолжающего ее душить. В лицо Реннарт дохнуло смрадом смерти, пустые провалы глаз неотрывно уставились на нее, выдящиеся из-за полусгнивших губ пожелтевшие зубы словно скалились в злой улыбке. Вокруг них раздались натужно-шаркающие и стучащие звуки: не надо было быть пророком, чтобы понять, что остальные твари двинулись на подмогу своему собрату.
Лежащая под навалившимся сверху мертвецом Константина захрипела, задергала ногами, чувствуя, как каблучки бессильно бьются об пол. Вцепившись в склизкую руку монстра она путалась оттолкнуть ее, но все было бессильно - хватка восставшего не ослабевала. Вторая же рука в это время судорожно скользила по поясу в поисках единственного оружия - такого маленького, такого бесполезного кинжала. Женщина почувствовала, как затрудняется дыхание, как внутри сворачиваются тугие жгуты боли. Ей до одури не хотелось погибнуть от рук какого-то дохляка, и остаться недвижным телом в этой странной зале, с синюшным лицом и в луже собственных нечистот.
Казалось, что все бесполезно. Но отчаяние придало решимость. Если бы неупокоенный мог видеть и говорить, он бы наверняка поклялся, что узрел, как в помутневших было глазах умирающей зажегся буквально-таки пылающий костер ненависти, способный, казалось бы, испепелить не только его, но и весь это чертов храм. Пламя, верное, яростное, бущующее пламя не оставило Константину, обернувшись из теплой лампадки веры в разрушительную и безжалостную стихию. Налилась огнем рука женщины, сжимающая лапу мертвеца, в воздухе повис запах паленой плоти. Сейчас Реннарт не берегла дарованные ей свыше силы, собираясь попросту пережечь сжимающую горло длань. Вторая рука, нащупав наконец стилет, вырвала его из ножен, с силой вгоняя в поддатливую бочину чудовища. А вместе со сталью она щедрой рукой высвободила тугой, перевитой хлыст раскаленно-алой, почти белой силы беспощадного огня из самой своей сущности. Сущности Огня, что сейчас жаждал впиться жестокой лаской в разлагающуюся плоть и поглотить ее, поглотить ее всю, оставив после себя лишь прах да золу. Истинному Пламени все равно, чем питаться, Истинному Пламени все равно, что будет гореть. Нежить, дерево, камни, женщины и дети, правые и виноватые - Очищающему Сиянию все равно. И пусть весь мир сгорит в огне: всегда найдутся те, что станут среди бьющихся хищных языков и будут хохотать, глядя, как обновляется мир. Зная, что лучшая трава растет только на пепелище. Любя этот мир и все в нем боле, чем самих себя. Зная, что Огонь есть Любовь.
-
Для оценки символизма собственного падения всегда стоит оставлять немного лишнего времени :)
-
Мне нравится, как ты отыгрываешь служительницу пламени. Моя любимая стихия)
|
|
Макс особо не дёргался и вперёд не лез. Терпеливо ожидая, когда Её Величество самолично ответит на поставленные вопросы по мере своего желания. Но похоже желания у неё не было, поскольку военные так грубо её прервали и попросили заткнуться, что Шепу стоило не малых усилий сдержаться и не начать бойню прямо сейчас, сразу, не дожидаясь прибытия в место, где вражеских морд будет много. Сдержался, даже представился согласно протоколу о капитуляции, поскольку скрывать то, кто ты - значит стесняться этого. А Макс Шепард не стеснялся, он гордился тем кто он есть и чего достиг. Поэтому, когда Сильвия умолкла, Макс отрапортовал:
- Макс Шепард. Капитан Её Величества, Королевы Биатрикс. Каста Воителей. Тринадцатый Штурмовой Легион. Рождён на Новом Челябинске, систем Наварро. Направлен на исследовательскую станцию "Надежда" для обеспечения безопасности научных сотрудников.
Коротко и лаконично просто, без изысков, только для того, чтобы обозначит свой статус и соответственно то, как можно обращаться с этим военнопленным, а от чего лучше воздержаться.
Возможно, в сложившихся обстоятельствах это было и не совсем правильно, учитывая действия задерживавших их бойцов, но Новариши высоко ценили воинскую честь, а по сему соблюдение протоколов было частью традиции. И если кто-то их соблюдать не собирается, это уже их проблемы, отношение к таким будет соответствующее. Главное, что сам Макс действовал правильно и упрекнуть его было не в чем.
Когда первый толчок сотряс гравикар, Голем напрягся, а с наступлением второго пришел в движение. Орбитальному Штурмовику ненужно было объяснять произошедшее и как следует поступать. Прошедший через горнило орбитальных сбросов капитан, сразу понял, что запахло жаренным в прямом и переносном смысле. К тому же, сбылись его опасения относительно хрупкости и ненадёжности конструкции. Будь у этого агрегата крылья, то даже будучи подбитым он смог бы спланировать и приземлиться, а так... "Орбитальный сброс! В наших капсулах атеистов нет!" В прочем, не было ни крепежей, ни ремней фиксации, ни самого захудалого прыжкового ранца, чтобы покинуть аппарат, который имеет стать все шансы братской могилой. Вероятнее всего, будь Макс среди бойцов, он бы просто вышел в дыру пробитого корпуса и попытался бы найти более мягкое место для падения. Водоём, деревья или некие здания, что смогут замедлить падение, ломаясь под его весом. Броня бы защитила, хотя и не обошлось бы без сильных ударов и потрясений. Но разве они могут испугать штурмовика? Нет! А вот наличие королевы, может. Причём страх за жизнь королевы превосходит все страхи вместе взятые, побуждая Новаришей не щадя собственных жизней, бросаться на защиту, игнорируя инстинкт самосохранения. Ведь ты жив, пока жив Род.
Макс поднялся со своего места с той скоростью, с которой вылетают пули из болтера. В одно мгновение он сорвал Сильвию с места и прижав к груди, упёрся в ближайщий угол, увеличивая количество точек фиксации с поверхностью в несколько раз. Плечи в потолок, ноги на ширине плеч, руками обвить королеву, образовав дополнительный амортизирующий кокон вокруг из собственного тела и брони. Сжать, достаточно плотно, чтобы не её не дергало из стороны в сторону, но и достаточно мягко, чтобы не переломать кости.
Удар, ещё удар... Часть обшивки срывает. Макс приседает, подминая королеву в своих объятиях, уменьшая площадь соприкосновения. Ломающиеся переборки и части несущих конструкций бьют со всех сторон, вгрызаясь в броню, скрежеща рваным металлом о металл, стараясь добраться до беззащитного тела. Голем бросает короткий взгляд в пробоину, видит приближающуюся землю. Отсчитывает секунды, в первые в жизни стараясь не ошибиться в расчётах, ведь на кон поставлено слишком много.
Буквально за несколько секунд до соприкосновения с землёй, Голем распрямляется, увлекает за собой Проснувшуюся Королеву, вываливается в пробитый корпус и использует его для снижения скорости падения. Отталкивается от корпуса, распрямляется всем телом, одновременно выпрямляя руки и отталкивая вверх и в сторону Сильвию, гася скорость её падения, что бы та не разбилась, не упала на остов гравикара и её сверху ничем не пришибло. Секунда, удар. Броня хрустит и мнётся, корёжится сама и ломает метел транспорта. Спасая Королеву, Макс не заботился о своей жизни, он спиной рухнул на конструкцию, прикладываясь всей поверхностью тела и не имея возможности совершить перекат и погасить импульс падения. Всё время он отдал Сильвии.
Свесившаяся на бок голова, сквозь затухающее сознание и забрызганный собственной кровью лицевой щиток, взгляд выхватывает тело женщины лежащей на земле в некотором отдалении. Она шевелится, встаёт. Губы Макса улыбаются, по щеке течёт кровавый ручеёк. Он смог, он сумел, он спас. Выполнил свой долг, защитил королеву! Эйфория и блаженство наполняет его разум и тело, после чего весь окружающий мир погружается в чернильное ничто.
-
Макс - герой. Действительно, все действия в точном соответствии с его мироощущением.
-
Прекрасно, истинно герой!
-
Прекрасно обыграна спорная ситуация. Макс отработал в полном соответствии с логикой персонажа.
|
Женщина-сержант скалилась, благодаря "за содействие", по-змеиному искажая лицо в притворной улыбке: хорошо содействие с пистолетом у лица! К сожалению, рациональную позицию Фрэнка капитан не разделял - Эрик жжог взглядом похлеще перегревшегося двигателя. СиБи давно отметил эмоциональность и некую импульсивность Фрайзера: вся эта миссия была его огромным "хочу", материализовавшимся при помощи богатства и честолюбия - хорошая цель, но...такая наивная. Всем этим людям не нужна помощь - Фрэнк вспомнил сумасшедший взгляд барменши из клуба и полную невозмутимость толпы горожан. С другой стороны, совсем не таким Фрайзео планировал помогать: всё происходящие здесь было грандиозной ошибкой, за которую рано или поздно кому-то придется ответить...
Тем временем, "дружеская атмосфера" внутри броневика была нарушена: здоровяк в смутно знакомом силовом скафандре ввалился внутрь, как показалось Фрэнку, нарочно расталкиваю "серых" при посадке. Спустя секунду СиБи осознал, что наглый гость является никем иным, как Шепардом - их новым знакомцем. Появление же Сильвии окончательно потвердило эту "версию".
Пока симпатичный сержант объясняла новичкам "цель визита", Фрэнк бросил насупленному Эрику:
- Правду легко узнать связавшись с коспортом, а нам, сейчас, проблемы, например, с контрабандой или нелегальной перевозке не нужны.
...в какой-то момент времени броневик ощутимо подкинуло, начисто ломая мнимое спокойствие: стенка вогнулась внутрь, а сам транспорт начал немилосердно терять высоту, заваливаясь на бок. - Говорит сержант Хенриксон!... - надрывалась белокурая бестия, силясь добиться ответа из комуникатора, а Фрэнк..."Железный" Полинг смеялся. Каркающий смех, далекий от искреннего веселья ровно настолько же, на сколько и от истерики, это был смех злорадства - неверная система дала ожидаемый сбой.
А затем тряхнуло еще раз: дальняя стенка броневика с гулом и пламенем разрушилась, открывая на краткую долю секунды картину вечернего неба, и безапелляционно бросая Фрэнка, Эрика и двух амбалов из числа "серых" на жесткий пол. СиБи перевернулся, ногами гася удар туши, закованную в сталь.
- СЕЙЧАС! - заорал безопасник, куда-то, по направлению головы Фрайзера, хотя в шуме, что наполнял падающие остатки броневика, тяжело было услышать даже собственные мысли. Но Фрэнк не растерялся: оседлав штурмовика, он принялся бить лицевой щиток, скобой от силовых наручников, и окружающее пространство мало его волновало.
А зря.
Не было возможности уточнить, что именно прервало его освободительную деятельность, грубо швырнув обратно на пол: тренированный удар прикладом уставного карабина в затылок или безжалостная физика вкупе с какой-нибудь оторвавшейся частью броневика. Затылок заныл болью, а вслед затем наступила тьма.
...Осознание пришло мнгновенно: они готовили бунт. Вооруженный бунт. В темном помещении дежурной комнаты наблюдения, в бледным свечении монитора и дисплеев, на лице лейтенанта Полинга был заметен выступивший на лбу пот. На деле холодная испарина покрыла все тело, под армейским серым кителем, а мышцы чуть подрагивали, подстёгиваемые сознанием: дело приняло катастрофический оборот и сейчас грозилось окончательно превратиться в нечто непоправимое.
- Не делайте лишних движений, лейтенант, - вкрадчивый голос помощника сопровождаются включением света и характерным щелчком, снятого с предохранителя, оружия. Серый китель Джеймса украшала заметная красная нарукавная повязка, мнгновенно ответившая, на кучу немых вопросов, что на копилась у Фрэнка к своему помощнику.
- Вы можете высказать свое недовольство официально Джей... - Бросьте, Фрэнк! - зло перебил его бунтарь, - трибунал - не моя цель. Вставайте, прогуляемся.
Экран монитора за спиной Полинга показывал, как два человека с красными нарукавными повязками подошли к смене охраны Арсенала. В динамиках раздались выстрелы. Фрэнк глубоко вздохнул и закрыл глаза...
...Сознание, милосердно спрятавшись в темноте забытья, упорно отказывалось возвращаться: и впрямь, какой в этом смысл, если болит абсолютно всё? Кое-как, непослушными руками, вытерев с лица кровь, Фрэнк разллепил глаза. Было очень жарко, где-то совсем рядом полыхал огонь. Тело нестерпимо жгло и крутило - боль была адской. Фрэну закричал - казалось пудовая гиря застыла где-то на груди, и из горла вырвался лишь жалобный хрип.
- Эр..ик...капи...тан, - полувопрос, полузов. Без особой надежды или цели. Без истового желания или крайней необходимости. Всего лишь скромное доказательство собственной жизни.
"Глупо получилось, Фрэнки..." - подумал Полинг, закрыв глаза и вновь провалившись в спасительную темноту беспамятства.
-
Вот хорошо вышло! Вот вкусно. Место нашлось и желанию свободы, и мужественности, и уму, и глубоким смыслам.
-
Отлично обыграна сцена. В любой ситуации Фрэнк неизменно хладнокровен)
|
Холодный край. Край мира. Столь далёкий и неприветливый. Вымощенный гладким камнем источенных утёсов. Укутанный покровом снега. Защищённый прочным панцирем из льда. Тих и неподвижен океан. Словно уснувший зверь. Его шероховатая шкура покрыта островерхими наростами айсбергов и холмов, выступают чешуйчатыми шипами торосы. Спит. И дыхание его приносит пронзительный ветер. Человек - песчинка на теле гиганта. Всмотрись в темнеющую даль, где обрывается линия горизонта. Поднимаясь на высоту птичьего полёта и каждый раз наблюдая эту картину. Поразительно обширные территории. Неподвижный океан и бесчисленные ледяные гряды. Множество рассыпанных по поверхности островов. Они неизменны. Только здесь, с огромной высоты, можно охватить взглядом частичку ледяного мира. Понять его истинные размеры. Осознать, где в действительности оказался. Внизу горят сигнальные огни вертолётной площадки, чуть дальше - слегка накренившись, в окружении пристроек, стоит станция. Единственное здание на многие мили вокруг. Кусочек цивилизации. Хрупкий. Маленький. Приютивший нескольких созданий. Они решили, что в этом мире им найдётся место.
***
Опустошив посуду и, видимо, завершив разговор, Бьюкэнон поднялся, оставляя начальника станции в гордом одиночестве. Его уход для некоторых так и остался незамеченным, как и исчезновение с кухни знакомой фигуры Бона. Голоса становились громче, в разговоры вступали молчащие до этого момента люди. Лёгкое оживление. И вместе с ним в атмосферу помещения ворвалось резкое тепло, обозначив повышение температуры капельками пота, выступившими на коже под слоем тёплых одежд.
Лиз наблюдала за своей собеседницей с улыбкой. На лице застыло выражение наигранной вежливости, что таяла с каждой секундой от начала диалога. Таяли возведённые воображением границы. - Ты права, очень жарко. - Из речи Саманты Кларк зацепилась за наиболее актуальное, слегка оттянув ворот водолазки. Задержалась взглядом на Джеймсе, двигающимся к выходу. Задумалась. - Прости. Нет-нет, конечно, не помешала. Честно говоря, я слегка заскучала в обществе Ницше. Бен любит этого философа, но мне он даётся с трудом. Тонкие пальцы доктора непроизвольно легли на желтоватые страницы, в то время, как свободной рукой Лиз поднесла ко рту чашечку с кофе. Единственное, что могла заметить Хейз, - начало какой-то цитаты, обрывающейся под аккутарным ноготком Элизабет. Что-то про чудовищ. - Верн? Отличный выбор. - Ком встал в горле, и Элизабет не смогла произнести всплывшую в сознании фразу. - Я давно не читала Верна. Поделишься как прочтёшь?.. Здесь просто извечный дифицит книг, - улыбнулась. - Взамен могу предложить что-то из собственной скромной библиотеки. Поправив выбившийся локон, доктор посмотрела в окно. Сквозь осевшую влагу едва проглядывались очертания холмов. Проведя по стеклу пальцем, Элизабет оставила на нём черту. - Темнеет. Бен с группой должны уже добраться до северного берега. Может, зря Джозеф не поехал... Развивающаяся мысль, подкреплённая возрастающим волнением, была прервана песней. Лиз, слегка нахмурившись, смотрела куда-то за спину Саманты.
...Кевину с трудом удавалось сохранять безмятежное выражение лица. Ни ненависти, ни злости не читалось в выражении карих глаз, но в глубине их отразилось какое-то внутреннее переживание. Фишер поёрзал на месте, всё ещё удерживая в ладонях горячую чашку, умудряясь мёрзнуть даже в душном помещении. Казалось, в обществе Уэйна ему неуютно. Особенно после того, как внезапно нагрянувший собеседник обратился непосредственно к Ханне, проигнорировав его точку зрения. В другой момент Кевин не заострил бы на этом никакого внимания, привыкший ко всему относится с философской лёгкостью и завидным позитивом. Но сегодня его извечно хорошее настроение просто пропало. - Интервью? - усмехнувшись, Ханна скрестила руки на груди. - Всё настолько плохо, что ты готов слушать лекцию про работу радиоприёмника? О да, очень интересно. У статьи будет просо ошеломительный успех. Наблюдать в голосе Ханны язвительность было вовсе неудивительно. Кевин искренне полагал, что за три недели неплохо узнал каждого из присутствующих. В особенности, Бушеми, рабочее место которой отделялось от его собственного тонкой перегородкой. Однако он поймал себя на мысли, что не может с лёгкостью сказать то же о журналисте. Чувствовалась контрастная обособленность, и каждый раз его дружелюбие наталкивалось на некую холодность. - Да, мне здесь не нравится. Сидеть в четырёх стенах - не слишком весёлое занятие, знаешь ли. Да и посмотри вокруг... - Скорее всего, последняя фраза касалась сидящей рядом весёлой тройки, потому что взгляд связистки направился именно туда. После чего девушка опустила глаза, явно пытаясь понять, на что уставился Джефферсон. Шон, кажется, не обратил никакого внимания на её фразу, увлёкшись пением Джозефа. Но тихо сидящий в углу Моррис посмотрел на девушку не самым дружелюбным взглядом. - В очередной раз завтрак превращается в балаган, - поморщилась Ханна. - Но поёт-то отлично, - с улыбкой произнёс Кевин, лишь после осознав собственную ошибку. Девушка нахмурилась, но промолчала. - Алекс, ты эту статью хотя бы начал?
- ...Вот это по-нашему, - Шон, казалось, развеселился после сообщения о том, что Джозеф остаётся. Откровенно говоря, этот парень был единственным, с кем можно было повеселиться и втихую от Роджера напиться, без риска ухудшения и так дружеских отношений. Моррис, хоть и любил выпить, делал это тихо и скучно, до полного отключения сознания. Хотя Шону и нравился напарник, времяпрепровождение с ним не отличалось, так сказать, динамикой. Заметив взгляд Джозефа, пилот усмехнулся и подвинулся ближе, собираясь что-то произнести, но его оборвал сам Джефферсон, затянув знакомую песню. Негр почти сразу подхватил её, правда, подпевая на манер усиления последних слов в строчке. Ещё забавно хмурил кустистые брови, держа в руках толстую сигару. Пепел, незаметно от него, медленно опадал на столешницу. Майкл, казалось, остался к песне равнодушен, всё ещё буравя взглядом сидящую за соседним столиком девушку. - Шикарно, Джо, - с улыбкой довольного кота проговорил Адамс, затянувшись сигарой. - Но когда мы услышим твою песню, а? Мы с Майклом давно ждём чего-нибудь новенького, из твоего собственного репертуара. - Мужчина бросил взгляд на сидящего неподалёку Баттлоу. Тот любил порядок, а поведение Джозефа, как минимум, нарушало чужое спокойствие. Слегка наклонившись и понизив голос, Шон заговорил: - Слышал, как начальник и психолог болтали о Джошуа. Кажись, всё серьёзно, и он скорым рейсом отправится обратно на материк. Улетит пташка из насиженного гнёздышка. Что, Джо, вздохнём спокойно, а?
***
Джеймс
Лёгкий гул голосов остался позади. Едва слышно хлопнула дверца за спиной, закрывая от взгляда оставшихся в столовой людей. Небольшой социум Мюррея, жужжащий улей, не позволяющий сосредоточиться исключительно на собственных мыслях. Всегда что-то отвлекает. Что-то вырывает тебя из повседневного одиночества. Проблемы, которые неободимо решать. Люди, которые требуют твоего внимания. В соседнем крыле есть твой собственный угол. Твой маленький временный дом. Ты можешь прийти туда и забыться. Утонуть в воспоминаниях, погрузиться в воссозданный воображением мир из книг. В этом углу уютно. Там не будет проблем. И чужих лиц. Только ты, наедине с собой. В коридоре повисла тишина. Прерываемая тяжёлым стуком трости и отзвуком твоих шагов. Стоило выйти в главный коридор между корпусами, как тщательно выстраиваемое одиночество было нарушено. Прислонившись к стене, стоял Филлипс. Дрожащей левой рукой пытаясь перемотать ладонь правой. Под белоснежной марлей розовела опухшая от ожога кожа. Джонатан не сразу поднял глаза. И когда поднял, ты заметил под глазами "синяки". - О, док... Я там слегка перестарался... Вентиль чуток не туда, да он и того... Там парилка наверняка, да?
***
Джереми
Твой собственный крик вспорол тишину и утонул в пустоте. Если там что-то и было, то оно откровенно над тобой издевалось, вовсе не спеша показываться. Позади - спасительный выход. Свет из приоткрытой двери падает на деревянный настил, прочерчивая по нему полосу. Где-то там остались люди. До слуха всё ещё доносились их приглушённые голоса. Осталась помощь. Те, кто мог решить проблему за тебя и самым простым методом. Филлипс, например, неплохо владел винтовкой, вполне успешно отгоняя выстрелами медведей. Они всегда чуяли запах еды. Вероятность появления здесь медведя была низкой, но она была. Кто-то забыл запереть внешнюю дверь на засов - и животное проникло на склад... Шоколад - самое малое из того, чем оно могло полакомиться. Но ящики и контейнеры были в относительном порядке. Не виднелась над "холодильниками" и белая холка. Не слышалось характерное рычание и звуки раздираемых упаковок. Здесь было чертовски тихо. Шаг. Чуть слышный скрип дерева под ногой. Густой пар изо рта мешал видеть дорогу. Её чертил луч света из кухни... Только ты и твоё оружие. Ты и твоя собственная смелость. Тает расстояние, уходит время. Позади уже остаётся внушительное пространство склада. В царственной тишине слышны только шаги. Только твои шаги и быстрое дыхание. Заползает под одежду мороз, прилипая к телу холодным потом. Последний шаг. Решишься?.. ...Если бы страхи могли ожить, они смотрели бы на людей точно таким же взглядом. Голодным взглядом пронзительно-чёрных глаз. Они смотрели на тебя, на твоё лицо, совсем не замечая лезвия в руке. И в тот момент, когда ты появился, нарушив покой этого существа, оно вгрызлось в толстый кусок мяса маленькими белоснежными зубками. Маленькое, смуглокожее, в коконе из чего-то мехового, напоминающего шкурку животного. Сальные чёрные волосы опускались на лоб, на щёки, скользя кисточками по свежему куску мяса. Верхняя часть тела была прикрыта грубой светлой тканью, подчёркивающей худобу детского тела. На вид - не больше девяти лет, совершенно не различимого, на первый взгляд, пола. Ребёнок молча жевал мясо.
-
Я был готов ко всему, но никак не к маленькому чукче, жрущему сырое мясо *_*
-
Живые и проработанные НПСы - чувствуется, что у них есть история и взаимоотношения. Что, конечно, же оказывает значительное влияние на общую атмосферу. А это уже замечательно.
-
Очень яркие и продуманные неписи, что прекрасно оживляют мир и поддерживают сочную атмосферу)
|
Эстакадо. Опять Эстакадо. Конечно, в свете последних событий и полученной информации, Данте был далеко не самой неприятной личностью, на которую в этом городе можно было наткнуться, но его появление, так или иначе, ставило крест на большинстве планов Стефана. Перечёркивало все возможные выгоды, которые намеревался изначально получить Сальваторе по итогам проведения этой беседы. С холодной улыбкой он неизменно вежливо взирал на потенциального противника, никоим образом не выдавая собственного разочарования. Впрочем, если подумать, даже из разговора такого формата можно было извлечь определённую выгоду. Чем Сальваторе и намеревался заняться. Пристально глядя Данте прямо в глаза он спокойно ответил: - О, отнюдь, совершенно не возражаю. Моё дело может подождать, в связи с чем предлагаю сперва синьору Эстакадо изложить цель своего визита.
Понимая, что оба кандидата на графскую цепь преследуют свои цели, причем, вполне возможно, противоположные, владелец замка приготовился выслушивать замаскированные красивыми словами словестные пикировки. У Луиджи не было никакого желания влезать в политику, но та пришла сама, в образе двух мужчин. Фигурально выражаясь, городские проблемы с ноги распахнули ворота в замок, взяли самого Луиджи за шкирку и ткнули носом, как нашкодившего котенка, в необходимость принимать какие-либо решения.Мужчине такоц расклад в корне не нравился, но утешало только одно: оба гостя были людьми разумными и приличными, которые не позволят себе гнусных выходок - по крайней мере на глазах у него. Делать было нечего, и Сориа, мысленно выругавшись, приготовился слушать, не смея признаться даже самому себе, что ему любопытно: что же заставило Данте и Стефана посетить его именно сегодня? Мужчина задумчиво перевел взгляд со Стефана на Данте и решительно кивнул: - Стефан, вы, как всегда, безупречно вежливы и благородны. Это делает вам честь. Капитан - мы ждем вас, прошу.
Однако, и для Данте в сложившейся ситуации были и неоспоримые плюсы. Явившись в замок Сориа, он спутал все карты оппонента. Его дело не требовало строгой секретности, а вот Стефан здесь явно по куда более деликатному вопросу, имеющему отношение к гонке за графским титулом. Чтож, первый ход этим утром Эстакадо вполне удался. Капитан улыбнулся уголками губ и удобно устроился в одном из кресел: - Моё дело касается моих непосредственных обязанностей и ситуации в городе. Позвольте мне небольшое отступление, синьор Сориа, прежде чем я перейду к сути своей просьбы. Итак, как вам наверняка известно, теперь в Пьяченце крайне неспокойно. Если нападение на солдата, закончившееся гибелью части нападавших, не столь значительно, этого нельзя сказать о трагической смерти благородной синьоры Фарадеччи. Это преступление требует непременной поимки и исполнителя, и измыслившего злодеяние. Убийство носило политический характер, в чём я не сомневаюсь. Почти наверняка жертвой должна была стать не несчастная женщина, а её брат. Сие означает, что сил для поиска негодяя потребуется изрядно. В это же время - со дня на день - в нашей славной Пьяченце объявятся кондотьеры. С оставшимися незанятыми людьми я не смогу защитить город, а потому прошу вас об услуге: было бы замечательно для безопасности горожан, если бы ваши люи помогали патрулировать улицы.
Внимательно слушавший речь капитана Луиджи только задумчиво скреб пробивающуюся на подбородке утреннюю щетину и изредка кивал - толи Эстакадо, толи своим мыслям. Выражение лица у Сориа было несколько мрачноватым и задумчивым, уголки губ чуть опустились вниз. Когда Данте закончил, он тяжело вздохнул и ответил: - Насчет того, что жертвой должен был стать глава дома Фаррадечи - вы уверены? Могло ли это быть убийство из ревности, неразделенной любви или чего-то подобного? Доказательства есть? Я не спорю - злодея надо схватить и казнить, но кого вы подозреваете? Что же о кондотьерах, - Сориа несколько неопределенно пожал плечами, - ваша информация несколько устарела. Ведомые Пикколомини и Кольвицци, они уже вьехали в город и расположились в особнячке Женьев. А вот усиление патрулей - дело хорошее. Но я выведу своих людей только в том случае, если все четыре вероятных наследника моего покойного синьора отправят на охрану города свои личные отряды - пускай и вы, и они этим продемонстрируете свою лояльность именно Пьяченце. Ну ладно, хотя бы трое. Но - не меньше. Ваше мнение, синьоры? Кстати, прежде, чем ответите. Стефан - я бы хотел знать твое мнение об убийстве Антонетты, кондотьерах и патрулях. Ты мужчина умный, умнее многих из нас - что скажешь?
- Если бы у меня были неоспоримые доказательства, синьор Сориа, то и злодей был бы давно в моих руках. Убийство совершено слишком чисто и тонко, чтобы быть убийством не почве ревности или прочих страстей, не находите? Его готовили основательно, со знанием дела, правильно выбрав момент - на то указывают и улики, и опрос свидетелей. Не рассчитал мерзавец лишь чистой случайности, погубив Антонетту вместо Бальдассаре. Стоящими за этим злодейством я подозреваю двоих, но в сей момент ничего существенного выдвинуть против кого-либо из них не могу. Эстакадо говорил без лишних эмоций, глядя в лицо Луиджи как человек, на уме которого совершенно нет никаких хитростей. - Что касается патрулирования с участием личных отрядов благородных семей - лично я не возражаю. В пределах рузумного, конечно. Выведя на улицы своих личных солдат, я оставлю некоторое их число для защиты моих сестры и брата. Тоже самое я рекомендовал бы и другим, поскольку в Пьяченце вероятна ещё одна сила, которой поперёк горла встали все вероятные наследники, как вы изволили выразиться, Луиджи. Сказав так, Данте умолк, всем своим видом давая понять, что тоже заинтересован выслушать мнение Сальваторе.
Стефан задумчиво почесал подбородок, усевшись в свободное кресло. Молча он наблюдал за беседой благородных господ, пытаясь разглядеть в их речах скрытый между строк смысл или некий секретный контекст. Впрочем, тщетно. В который раз он с некоторым удивлением поглядывал на лицо Эстакадо, откровенно не понимая мотивацию последнего. Иногда Сальваторе начинало казаться, что Данте не особенно рвётся к «короне» правителя Пьяченцы, быть может брезгуя вступать с остальными в борьбу. С одной стороны, усиление патрулей и все предложенные капитаном стражи меры действительно пойдут на пользу городу и усилят его оборону, но к чему пытаться добиться стабильности, когда все остальные, в частности Стефан, изо всех сил раскачивают лодку? Очевидных варианта здесь было три. Либо Данте просто кретин, в чём Сальваторе мягко говоря сомневался. Либо ему действительно не наплевать на простых жителей этого города, что было ещё менее вероятно. Либо же он таким образом зарабатывал себе репутацию, пытаясь выглядеть более благонадёжно на фоне всех остальных. В ответ на свою последнюю мысль Стефан загадочно ухмыльнулся – посмотрим, куда денется вся эта репутация, когда Пьяченца утонет в крови и погрязнет в междоусобицах. Привычно погрузившись в собственные размышления, Стефан упустил момент, когда хозяин обратился уже прямо к нему. - Не верю в такие совпадения, - всё столь же задумчиво изрёк он. – Бытовое убийство в тот момент, когда семья Фаррадечи балансирует на грани политического уничтожения? Едва ли. Вынужден согласиться с нашим доблестным капитаном. Заказчик убийства, кем бы он ни был, либо метил в брата несчастной… Либо заранее избрал того следующей целью. Сальваторе замолк, предоставляя собравшимся возможность обдумать его очередное высказывание. - Будь моя воля, я бы вообще вышвырнул этих кондотьеров из города… Но всё же вынужден признать, что они не представляют для нас такую угрозу, чтобы выделять собственных людей на регулярные патрули. Мера дорогостоящая, но не особенно эффективная, если как следует поразмыслить. Он снова замолк. - Патруль навряд ли спасёт от одинокого убийцы в ночи, а что касается банальных уличных беспорядков… Чтож, если наша стража не в состоянии обеспечить необходимую безопасность, то встаёт вполне определённый вопрос. Зачем тогда такая стража нужна? С холодной улыбкой он перевёл взгляд с Луиджи на Эстакадо.
Эстакадо внимательно слушал конкурента, уделяя его речам внимания не меньше, чем речам хозяина замка. Весьма интересно было слушать, как из своих слов Стефан Сальваторе вьёт плеть для фатального удара. О, этот человек никогда ничего не скажет просто так - тут уж капитан не сомневался. Разумеется, Данте дождался. Но было бы как минимум неблагоразумно полагать, что он останется в долгу и позволит просто так заткнуть себя за пояс. Ответом на улыбку и выпад Стефана был спокойный, но несколько усталый взгляд Данте. - Позвольте заметить синьор, что ваш вывод напоминает попытку заключить в сосуд жидкости столько, сколько в несколько раз превышает его объём, - вежливо, но вместе с тем довольно жёстко возразил капитан. - Большинство механизмов хорошо работает в определённых условиях, вне которых их эффективность снижается. До недавнего времени в Пьяченце было спокойно и комфортно; такой ход вещей всех устраивал, но никто не замечал его причины - рвения стражников в исполнении своего долга. Для того, чтобы поддерживать порядок в обычной обстановке, моих людей достаточно. Но сейчас на кровавую тропу встали отнюдь не отщепенцы, с которыми им приходилось иметь дело раньше. Ныне за оружие взялись солдаты домов и нанятые негодяи. В довесок к ним присоединились кондотьеры. Городская стража физически не может контролировать такое число потенциальных угроз. Странно, что вы упускаете это из виду, синьор Сальваторе.
Подозрения Луиджи, к его глубочайшему прискорбию, оправдались. Первый же вопрос вызвал у двух синьоров оживленный спор, где каждый желал разгромить оппотнента, приводя, как казалось Сориа, веские и логичные доводы. Но проблема заключалась в ином: сам спор - это еще пол-беды. Беда - это то, что именно Луиджи должен был выступить в этом фехтовании словами судьей и арбитром. Вопрос был тяжел и важен, и мужчину глодали сомнения: что же решить? Наконец, Сориа принял решениея: - Ммм, Стефан, - начальник охраны покойного графа постучал пальцами по столу, - мне кажется, что в словах Данте есть немалая доля правды: кондотьеры - это не бандюги из подворотен, а опытные головорезы. Если они захотят, то запросто перебьют стражников. Но если патрули усилят мои люди и солдаты Домов, тогда само их присутствие сможет укрепить порядок и остудить горячие головы, избавив город от потенциальных агрессоров. Усиление стражи не будет же заниматься чисто стражницкими делами - только патрули и охрана. И беречь они будут, между прочим, и твою семью в том числе. Да и горожане будут благодарны тем, кто позаботится о них.
Стефан начинал откровенно получать удовольствие от этой беседы. Его деятельный разум никогда не переставал генерировать всё новые и новые планы – в который раз Сальваторе убеждался, что при должной доле наглости и самоуверенности любую ситуацию можно повернуть себе на пользу. И, в принципе, несмотря на некоторые отклонения от первоначального плана, пока что для него всё складывалось относительно превосходно. С губ мужчины не сходила всё та же вежливая и холодная улыбка, которая, в теории, должна была просто выводить из себя его оппонентов. - О, не стану отрицать, в кое-чём синьор Эстакадо всё-таки прав, но право слово… Вы действительно думаете, что при текущей ситуации в городе кондотьеры рискнут напасть на городскую стражу в открытую? Или, тем более, против официальных представителей власти выступят люди тех благородных господ, которые надеются в будущем править нашим маленьким городом? Я нахожу несколько странными подобные предположения… Сальваторе вновь мастерски выдержал паузу, преисполненную скрытой интриги. - В конце концов, в городе сейчас нет официального правителя – в случае открытой резни мы всегда сможем обратиться за помощью… Да хоть в сам Рим. И ничья репутация не пострадает, поскольку нет сейчас никого, на ком лежала бы полная ответственность за контроль ситуации. Стефан снова замолк, вдохнул полной грудью. - В случае, если глубокоуважаемый синьор Эстакадо признает, что не в состоянии справиться со своими прямыми обязанностями, то я готов временно принять на себя полномочия командующего городской стражей и наглядно продемонстрировать, что вполне способен обеспечить спокойствие на улицах с помощью уже имеющихся в распоряжении стражи ресурсов. Он всё ещё улыбнулся – словно последнее предложение было на самом деле какой-то изысканной шуткой.
Старый плут продолжал свои интриги, и Данте не был удивлён. Он ожидал, что хитрец Стефан вновь и вновь будет стараться склонить чашу весов в свою сторону, обличив оппонента в крайней некомпетентности. Эстакадо понимал его мотивы и стремления, однако такое переливание из пустого в порожнее казалось ему утомительной и бестолковой тратой времени. - Не знай я вас и вашей благонадёжности, синьор Сальваторе, я счёл бы ваши слова подстрекательством и попыткой оскорбления, - капитан городской стражи даже позволил себе лёгкую улыбку, точно всё сказанное его конкурентом было изысканной и весьма забавной шуткой. - Позвольте разъяснить цель моих слов и действий, поскольку они, кажется, восприняты не совсем верно. С прежней открытостью взора Данте вновь говорил прямо и откровенно, что никак не сочиталось с ситуацией: - Я волнуюсь не из-за репутации и не из-за возможного выступления против городской стражи. Благородные дома, воюющие против представителей исполнительной власти - это абсурд. Я всего лишь знаю, что невозможно имеющимся у меня количетсвом солдат уследить за обычными преступниками, всегда находящимися в любом городе, кондотьерами, которых легко купить, и теми силами, которые будут брошены в кровавый котёл иными алчущими графского титула. Я не хочу кровопролития и невинных жертв; во имя этого стремления я действую, но не из боязни за чей-либо вес в обществе. Я не желаю обращаться за помощью в Рим, поскольку если в этом настанет нужда, это будет означать, что уже слишком поздно, что ситуация вышла из-под контроля, а в противостояние втянуты те, кто втянут не должен был. Не допустить катастрофы - вот что обязан делать я, а не дожидаться открытой резни.
Пока два достойных синьора со всем пылом отдались дуэли слов прямо в зале замка, сам его владелец, Луиджи Сориа, все сидел в своем кресле и вертел в пальцах пустой кубок с вином, мрачнея прямо на глазах. Впрочем, общая мрачность явно не мешала воину внимательно прислушиваться к собеседникам и тщательно взвешивать их доводы. Данте и Стефану выпала возможность сравнить их нынешнего слушателя с предыдущим - и тем разительнее Сориа отличался от де Боно. Он не был умным ученым - вроде Фаррадечи, он не был интриганом - вроде Сальваторе, не был торговцем - вроде Джованни, не был рассчетливым логиком - вроде Эстакадо. Но в глазах мужчины была видна искра интеллекта, а о твердости его моральных принципов, определявших жизненное кредо, знали все.
Дождавшись ответной тирады Данте, Луиджи решил, наконец, сам всять слово. Кашлянув, привлекая внимание, мужчина заговорил медленно, с расстановкой, явно обмысливая каждое свое слово: - Успокойтесь, синьоры. Мы все выслушали проблему капитана Эстакадо, и я вижу, что помощь в ее решении необходима. Но есть логика и в словах синьора Сальваторе, - он кивнул на Стефана. - Так уж вышло, что решение надо принять мне. Вы оба правы - каждый по-своему, и я не знал, что и решить. Но в итоге я все-таки определился, как достичь консенсуса. Уважаемый синьор Данте - мои люди вам помогут: располагайте ими в рамках патрулей и так далее. Но запомните - это не дает Вам права снимать с несения службы своих подчиненных. Уважаемый синьор Стефан, Вы тоже правы, и Ваши люди останутся при Вас. Попрошу лишь о том, что если будет угроза всему городу, они выйдут на его защиту. Прочим обладателям собственных солдат я сегодня же напишу письмо с той же просьбой, что была адресована Вам. Захотят - хорошо, нет - увы... Что же, решив один вопрос, я думаю, самое время перейти к цели Вашего визита, синьор Сальваторе.
На протяжении не слишком продолжительной речи Сориа, Стефан беспрестанно мрачнел. Неужели Луиджи на самом деле не понимает, что происходит? Неужели старый глупец не видит скрытых мотивов, не чувствует, кто и с какой целью сюда на самом деле явился? - В случае необходимости мои люди приложат все усилия для установления порядка на улицах, - кивнул он, понимая, что иной ответ может быть расценен едва ли не как открытое оскорбление. Сальваторе мрачно улыбался – он всегда понимал, что Данте никогда бы не согласился на его предыдущее предложение, выдвинув его лишь с целью накаливания обстановки и некоторой дискредитации оппонента в глазах хозяина, невольно выступившего в этой дискуссии третейским судьёй. Ничего путного, впрочем, не вышло. Эстакадо смог в очередной раз отговориться, утопить истинные мотивы в хитросплетениях слов – исход, в принципе, более чем ожидаемый. Но всё же Стефан в итоге оказался немного разочарован – Данте получил в своё распоряжение людей Сориа. Хоть тот и обмолвился, что люди эти могут быть использованы исключительно для наведения порядка на улицах, но опытный Сальваторе видел и скрытый подтекст. Тем больше простор для использования личных ресурсов Эстакадо, тем меньшее количество его собственных солдат будет вынуждено простаивать в патрулях. Стефан хотел было возмутиться, возразить, открыто высказав свои домыслы, но в очередной раз сдержался. Иначе не был бы Стефаном Сальваторе. Вместо бессмысленных споров и криков внимательно выслушал вопрос, который адресовался уже ему самому. Настал момент истины. Мужчина улыбнулся, уже нисколько не беспокоясь относительно присутствия Данте. Настало время кое-что прояснить. - Синьор Сориа, я прибыл сюда с целью вполне понятной и определённой. Точнее с вопросом, призванным помочь городу избежать ненужных интриг и конфликтов. Всем известно, что вы – доверенное лицо покойного графа, человек, пользующийся в Пьяченце уважением и обладающим достаточной властью. Человек, с мнением которого считаются многие. С минимально необходимым количеством комплиментов в конце концов было покончено. - Повторюсь, своим визитом я в ни в коем случае не хотел бы хоть как-нибудь повлиять на ваше решение. Всего лишь задать прямой вопрос – кого поддерживаете вы в этой гонке за власть? Может ли какая-нибудь сторона рассчитывать на вашу помощь? При Данте Луиджи наверняка не рискнёт намекать на взятку или личную выгоду. В то же время поставленный вопрос действительно имел право существовать – просто задан был несколько более прямо, чем обычно принято в определённых кругах. Впрочем, здесь не могло быть и речи ни о каком пресечении грани приличий.
Пристально наблюдавший за реакцией своих собеседников Сориа, видя недовольство Стефана, несколько помрачнел и задумчиво побарабанил пальцами по столу, явно принимая для себя какое-то решение. Впрочем, ответ Сальваторе его вполне удовлетворил - промедлив несколько секунд, Луиджи согласно кивнул и крепко пожал руку собеседника: - Не волнуйтесь, Стефан, я не собираюсь облегчать службу людям Эстакадо - мои подчиненные доложат мне, если люди Данте будут отлынивать от службы. Подойдя к капитану стражи, Луиджи так же пожал ему руку и проговорил: - Похвально, что вы думаете о Пьяченце, Данте. Это очень важно и ценно: в наше непростое время каждый, кто заботится о родном городе и его благе - на вес золота. Вернувшись на свое место, Сориа приготовился слушать речь Сальваторе. За время монолога Стефана бывший подручный графа сначала в задумчивости крутил в пальцах бокал вина, явно взвешивая слова Сальваторе, а затем вовсе прикрыл глаза, сосредоточившись на своих мыслях. И вот, наконец, последнее слово было сказано. Глава магистрата сумел задать крайне щепетильный вопрос, но при этом и крайне важный. Луиджи даже подивился откровенности чиновника - и месте с тем почувствовал уважение к смельчаку, в лоб спросившему о наболевшем. Взвесив все pro et contra, Сориа отставил кубок и навалился локтями на стол, подперев голову руками. Он понимал, что сейчас надо быть аккуратнее со словами, и как можно точнее изложить свою точку зрения: - Да, Стефан, вот уж удивил так удивил. Не ожидал от тебя такой прямоты и откровенности. Уважаю за храбрость и логичность - сомнительно, что кто-нибудь из вашей четверки не интересуется мнением прочих и их позицией. Вот только с комплементами ты переборщил - я и так знаю, какой я хороший. Но это так - мелочь. Я понимаю, на тебе все же сказывается длительное общение с окружающими в самой куртуазной форме. Вновь задумчиво постучав по столу и почесав висок, хозяин дома собрался, наконец, со словами и продолжил: - Что до меня, то я не поддерживаю никого. Кого сделают графом, того я и буду поддерживать. Но сам решать - нет уж. Моя цель и мой интерес - покой и благо Пьяченцы. Исключительно. Я не собираюсь никому помогать ни словом, ни делом, и скорее даже постараюсь помешать любому, кто попытается решить ваше состязание методами, могущими навредить городу. От себя добавлю, что менее всего я желаю графской короны новому Фаррадечи - сомневаюсь, что чужаку наш город так же дорог, как и местным, и Джованни - лавочникам и трактирщикам всегда важнее их карман. Ты же и синьор Эстакадо - равно достойные и благородные мужи. Но решайте вопрос о графстве как-нибудь без меня, ага? И без кровопролития.
Если какое-то качество в политике Стефан и считал действительно ценным, то это непредсказуемость. Сидящие в этой комнате люди могли лишь гадать, что побудило Сальваторе сыграть в открытую именно здесь и сейчас, но такой человек, каким он являлся, ничего и никогда не предпринимал просто так. Каждый шаг был точно выверен, безупречно просчитан и идеально вписывался в общую цепочку событий, которая, как надеялся Стефан, должна была в итоге привести его прямо к победе. Высказывание относительно комплиментов он решил просто проигнорировать – как знать, может Сориа впоследствии устыдится и придёт к выводу, что основательно нарушил здесь правила этикета. Конечно, Сальваторе сам призывал собеседника говорить откровенно, но общепринятые нормы приличий в высшем обществе никто ещё, понятное дело, не отменял. Стефан, как человек исключительно воспитанный и корректный, естественно обязан пропустить мимо ушей подобное замечание. От прямого ответа Сориа, впрочем, всё-таки решил воздержаться. Отдал равное предпочтение присутствующим в этой комнате. Сальваторе улыбнулся собственным мыслям – интересно, окажись здесь ещё и Джованни, к примеру, попал бы тот тоже в список имеющих равные права фаворитов? При мысли о Матиасе Стефан вновь почувствовал раздражение – очередная интересная идея посетила исключительно деятельный разум мужчины. - Благодарю за откровенность, синьор Сориа. Не могу сказать, что такой ответ меня особенно радует, но… Ведь все мы прекрасно понимаем, что именно каждый из нас хотел бы услышать? – он улыбнулся решив, что немного юмора отлично поможет разрядить атмосферу. – Отдельно благодарю за оказанное гостеприимство, но на этом хотел бы откланяться. Много дел, требующих моего прямого вмешательства… Вы должны понимать.
Выслушав ответ Сальваторе, Сориа хохотнул: - А что вы еще ожидали услышать? Больше мне сказать нечего: ни добавить, ни отнять. В общем и целом, синьоры, желаю Вам удачи в ваших начинаниях, и надеюсь, что город выберет себе достойнейшего предводителя. Сим позвольте выразить Вам мое почтение. Храни Вас господь и Святая Дева. Пожав руки гостям, Луиджи распрощался с ними.
- Я всего лишь делаю то, что должен делать на моём месте любой, Луиджи, - Данте ответил на рукопожатие. Сориа не шёл ни в какое сравнение со вчерашним собеседником. Не возникало сомнений, что Луиджи Сориа крайне умён и достаточно откровенен, но при этом ещё и чертовски осторожен. Этот человек невольно вызывал к себе уважение, а его верность собственным внутренним правилам в некотором роде располагала к нему. Этот точно не купится на уловки, и это делает ему честь. Однако Данте испытывал крайнее любопытство. Стефан вынужден говорить о цели своего визита - говорить, когда рядом один из его конкурентов. Какаой путь он изберёт? Будет вертеться, точно уж на сковороде и рассыпать полунамёки? Или же подхватит воцарившуюся тут тенденцию изъясняться прямо? Эстакадо увлечённо слушал диалог Сориа и Сальваторе, находя его крайне занимательным. Луиджи снова показал себя мужчиной незаурядного интеллекта, выкрутившись и не дав однозначно ответа, но одновременно.. не продемонстрировав себя лицемером. Но кое от чего оттолкнуться можно было. В своём ответе он лаконично обрисовал политическую обстановку в городе в том виде, к которому склонялся Данте. Фарадеччи, бывшие не по нраву помощнику предыдущего графа, на текущий момент были самым слабым домом Пьяченцы - Бернардо и Антонетта мертвы, во главе находится никому не известный Бальдассаре. Если падёт и он, то окончательный выход этого сесмейства из игры будет не за горами - малолетний сын покойного Бернардо станет относительно лёгкой мишенью и явно не сможет продолжать борьбу Фарадеччи за власть. Матиас Джованни по части опасности явно уступает Сальваторе. А вот Стефан действительно был главным оппонетом Эстакадо. Достаточно умный, хитрый и коварный, он если не шёл в ногу с Данте, то мог уже и опередить его на шаг. Случайно ли Сориа высказался именно так? Было ли за его словами что-то, кроме исключения возможного конфликта с кем-либо из его гостей? Капитан счёл, что всё-таки было. Возразив на дважды высказанное в его адрес одозрение касательно возможной эксплуатации чужих Эстакадо умеренно выразил некоторое возмущение на грани оскорблённости такими замечаниями: - У вас не будет повода упрекнуть меня в злоупотреблении вашим содействием, синьор Сориа. Если бы я его вам предоставил, это было бы лицемерием с моей стороны, а следовательно - ниже моего достоинства.
Сориа, уже вновь надевший привычную маску спокойствия, должным образом разбавленного лишь дежурной заинтересованностью в рамках правил приличия, чуть улыбнулся и кивнул Эстакадо: - Данте, я это знаю. Но напомнить, сам понимаешь, не лишне. Вон, все знают, что грабить-убивать нельзя, а святые отцы это повторяют каждый день. Вобщем, не держи зла, если я тебя невольно задел - это не специально, видит Бог. Ладно, синьоры, не буду Вас задерживать. Данте, Стефан, - он вежливо кивнул каждому, - удачи Вам.
Стефан не мог сказать, что добился поставленных перед визитом целей, на разочарования почему-то совершенно не чувствовал. Напротив, беседа оказалась весьма интересной и в некотором роде даже приятной… Пребывая в приподнятом расположении духа, Сальваторе вежливо попрощался с хозяином дома и поспешил первым покинуть его кабинет. На крыльце особняка, впрочем, он слегка задержался – задумчиво уставился вдаль, отстранённо наблюдая за повадками собственной лошади. Задержался ровно настолько, чтобы позволить Данте себя догнать. Со стороны этот манёвр мог показаться случайному наблюдателю совершенно незапланированным и более чем естественным. Сальваторе прекрасно понимал, что принимает решение до крайности импульсивное. Знал, что не потратил должного количества времени на обдумывание и анализ. Он неторопливо повернул голову, вновь взглянув на оказавшегося рядом Данте и как бы невзначай заявил: - Никогда не стоит недооценивать лавочников, синьор Эстакадо. Стефан замолк, словно желая ограничиться только этим абстрактным советом. - Есть люди, которые очень любят рассказывать мне чужие секреты. Конечно, не просто так. Иногда они ошибаются, но куда чаще сообщают чистую правду. Пожалуй, пора уже было переходить к сути – как знать, насколько быстро Данте обычно теряет терпение. - Матиас Джованни – глава преступного мира Пьяченцы, негласно курирующий подавляющее большинство воровских группировок. Сальваторе улыбнулся. - Удачи, синьор Эстакадо. И быстро сбежал вниз по ступенькам, направляясь к оседланной лошади.
Вежливо попрощавшись с Сориа, Данте покинул его апартаменты вскоре вслед за Стефаном Сальваторе. Происходящее выглядело довольно забавно - особенно если учесть, что с этим хитрецом капитан городской стражи сталкивался уже второй денб к ряду. Интересно, завтра утром они тоже пересекутся? Представив себе такую картину в ярчайших красках, Данте едва не рассмеялся. Впрочем, от проявления безудержного веселья его удержал вид нарочито отрешённого Стефана. Вряд ли он задержался здесь просто так. На недостаток выдержки Эстакадо никогда не жаловался, а потому выслушал слова главы противоборствующего дома спокойно и с должным вниманием. - В нашем нелёгком деле никого не стоит недооценивать, - ответил мужчина. - Разве что мертвецов, что спят беспробудным сном в своих могилах. Дальнейшее в сказанном Стефаном подтверждало некоторые домыслы самого Данте, но удивительным было совсем не это. Почему вдруг Сальваторе открыто указывает на Джованни? Хочет столкнуть Эстакадо с упомянутым лавочником, а потом добить того из них, кто переживёт соперника? Разумно и вполне в духе Сальваторе. Но перед окончательным выводом надо бы хорошенько обдумать ситуацию. Данте кивнул и вернул улыбку: - И вам удачи, синьор Сальваторе. Он неспешно продолжил спуск по лестнице, наблюдая, как быстро покидает особняк его политический противник. Определённо, в Пьяченце что-то происходило, и Данте кожей чувствовал грядущие изменения. Вопрос в том, каковы они будут.
|
Вокруг небольшого шатра, ставшего для Эви приютом на эту ночь, царил настоящий хаос. Человек, не связанный с происходящим, не знающий отданные солдатам команды, мог бы растеряться при виде столь оживлённой суеты. Не понял бы, что под каждым действием подразумевается вполне чёткий приказ, отданный ранее практически каждому подразделению огромного войска, и вместо хаоса здесь царствует исключительный порядок. Сейчас, при свете дня, размер армии Артодана выглядел гораздо внушительнее. Проезжали мимо конники, поднимая облако пыли. Где-то за серой дымкой раздавалось бесконечное стальное эхо. Рядом маршировали полностью экипированные в чёрные доспехи солдаты, спеша присоединиться к основному строю. Опадали верхушки шатров. На Эви никто не обращал внимание. Даже поставленная возле входа стража исполняла свои обязанности молча и сосредоточенно. Не появлялись и слуги. Казалось, в суматохе грядущего события все просто забыли о гостеприимно принятой императором девушке. Несколько раз она порывалась выйти из шатра и пойти искать Архарона. И в тот миг, когда, казалось, решение было уже принято, что-то её останавливало. Здравый смысл? Ведь повсюду имперцы, которые наверняка ничего о её присутствии не знают. Или страх новой встречи?.. Боязнь увидеть отвращение и услышать пренебрежительный отказ. Она по-прежнему стояла и ждала.
Течение времени замедлилось. Часы тянулись, разливались в пространстве тягучей смолой. Чёрный улей пустел, резкие лязгающие звуки утихали. Опустилась на утоптанную землю пыль, позволяя видеть пространство, ранее заполненное бесчисленным множеством шатров. Их практически не осталось. Эви начала терять веру в то, что он появится. Начала сомневаться в собственных решениях. Упрекала себя за странную и совершенно неприемлемую жажду знания, порыв, позволивший ей вторгнуться в чужое прошлое. Теперь всё испорчено. Безнадёжно испорчено.
…В задумчивости опустив голову, Эви не сразу заметила приближение всадника. Лишь в тот миг, когда вороной конь остановился, девушка подняла глаза, обнаружив воплощение собственных мыслей. Во взгляде голубых глаз не читался ни ужас, ни отвращение. Скорее… удивление?.. Сама Эви с трудом скрыла облегчение, отразившееся на её собственном лице. На породистом, тонконогом жеребце, в абсолютно чёрном облачении император действительно выглядел величественно. Казалось, эта роль ему подходит, и до сего момента ему успешно удавалось её играть. Мгновением позже образ даст трещину, обнажая простую человеческую сущность. В который раз горячее пламя сочувствия обожгло её изнутри. Спешившись, чародей улыбнулся. Улыбку искривила боль. Чуть позже она превратится в усмешку, сочетающуюся со сказанным подобающим тоном вопросом. Не требующим, впрочем, ответа. Стража покинула пост. В воздухе разлилась оглушающая теперь тишина. Только отдалённые крики командиров напоминали о готовящемся нападении на Эредин.
Эви не спешила прерывать возникшую паузу, пытаясь распутать клубок мыслей и подобрать правильные слова. Окинув взглядом долину, собрала слегка дрожащими пальцами ткань полога и отошла, молча приглашая войти в шатёр. То, что она собиралась сделать, не должны увидеть сторонние наблюдатели, не ведающие об истинном положении дел. Она обернулась не сразу. По следам императора шествовало молчание, которое Эви вовсе не стремилась обрывать. Ещё немного. Минута. На то, чтобы собраться. Поймёт ли он то, что она сейчас сделает? Не удивится? После вчерашней её тирады?..
Девушка, наконец, повернулась, ощущая, как всё немеет внутри от совершенно непонятного страха. Она боялась вовсе не его. Скорее… собственной силы. Эта ночь показала, что магия вовсе не такая грозная и с ней вполне можно совладать. Но… Эви никогда раньше ничего подобного не делала. - Вчера вы дали мне выбор, - напомнила она, не сомневаясь, что это вовсе не требуется. – Но прежде, чем я скажу ответ, я должна кое-что для вас сделать. Это… благодарность. За вашу помощь. Эви подошла, сократив расстояние до абсолютного минимума. Подняла руки, коснувшись ладонями его груди и практически на телесном уровне ощущая болезненный укол под плотной тканью. Где-то внутри, в клетке рёбер, билось чужое сердце. - Я никогда не делала этого раньше, - немного извиняющимся тоном произнесла чародейка. – Направьте меня, если что-то пойдёт не так. Зачем она делает это?.. Зачем обрекает на смерть чужие жизни? Она ведь знала, для чего Архарон здесь. Знала, что помогает ему в претворении его же плана. Устраняя грозящую провалом проблему. Сочувствие слишком губительно. …Закрыв глаза, Эви сконцентрировалась, стараясь выкинуть из головы все посторонние мысли. Очень скоро ладони потеплеют, она ощутит, как вокруг тонких кистей завьются лёгкие, но осязаемые потоки энергии. Протекая, казалось бы, из самых жил тела и сосредотачиваясь где-то в середине ладони. Она надеялась только на то, что её сил хватит. И магия будет ей послушна.
|
Тень Я слышу твои шаги. Я ощущаю твою поступь. Не поступь рока, но что-то влекущее за собой перемены. Ты на моем пороге. Ты у моих дверей. Ты привел с собой… Зло. И тьму. И голод. Боль и пыль страждущего, оставленного в небытие мира. Я не хочу вспоминать… Оставь меня. Уйди. Уйди туда, откуда ты пришел, неся на своих плечах пыль гаснущего солнца. Я ненавижу твою правду. Я ненавижу твою реальность. Я не хочу признавать тебя, как дань своей бессмертной души. Уйди. Прочь! Но ты глух и слеп в своем невежестве. Твои движения так неосторожны. Так грубы. Ты касаешься запретного с вожделением любопытного ребенка. Ты разбиваешь и ломаешь просто потому, что не умеешь иначе. Не знаешь как. Никогда не знал. Ты для меня – ничто. Ты для меня – все. Мое проклятие и мой смысл. Вехи истории, что я запрятал глубоко в долины пустоты. Я стремился сбежать, а ты пришел. Снова. Ты пришел на кончиках их ресниц. В их любопытных и тревожных взглядах. В их скомканных движениях. Без истины. Без лжи. Так, как умеешь только ты. Одним лишь гулким эхом в давно погибших стенах. В глазах распятых и проклятых душ. Ты захватил меня и пленил. Ты оборвал мои потуги. Мой вор. Мой палач. Мой враг и друг. Мой Бог. Уйди. Молю тебя… уйди… Но ты делаешь новый шаг. И эхо отражается от стен. Уходит рябью пламени неровного света янтарных свечей. Растекается по выцветшим камням моих выцветших надежд. Тебе не нравится мой новый дом? Я выбрал изгнание. Я выбрал покой. Отчего же ты преследуешь меня? Их шаги так близко. За первым и последним поворотом. Их голоса звучат ударами барабанов в моих оглохших ушах. Я слеп, я глух, я нем. Я не умею понимать. Я не умею осязать. А ты послал их снова. Очередные жертвы твоей безумной игры. Такие хрупкие. Такие смелые. Такие… Люди. Когда же ты научишься? Когда же ты поймешь? Они не смогут. У них не хватит сил. Обернись. Вглядись в их лица. Там смерть и страх. Там смрад отчаяния и боли. Там вера скрестилась с мукой. А прах стал надеждой. Отчего же ты не хочешь просто оставить их? Ты так глуп… Ты столь порочен. Мой забытый Бог. Мой отверженный миром идол. Они сломаются, вот увидишь. Они лопнут, как переспелые вишни, оросив мои стены своей горячей кровью. Я докажу тебе. Я научу тебя. Я сотру эту улыбку с твоего несуществующего лица.
Айлин «Ты слышишь их боль? Скажи мне. Ты чувствуешь?» Его шепот пробивался сквозь заслоны разума. Он входил иглой в личное пространство, разбивая его на многочисленные осколки. Он был так близок. Он был так нужен. И столь страшен в своем проявлении безумия. Его острый антрацитовый взгляд. Беспросветная смоль, поглощающая собой все существующее и не существующее. «Они никогда не обретут покой» Он знал. «Вечное гниение» Он знал все. «Вечная смерть. Нет жизни в этой пустоте. Нет страха, нет радости. Только боль. Бесконечные омуты, затопленные миазмами того, что ты еще не понимаешь, моя любимая девочка» Его рука лежала на плече. Несуществующая, но такая реальная. «Не хочешь им помочь? Или же не так… не хочешь разгадать загадку? Айлин. Какая дверь правильная? Ты знаешь? А я знаю» Он смеялся прямо в ухо, прикасаясь прелым дыханием к самой мочке. Осторожными и ласковыми движениями откидывая пряди. Поглаживая макушку. «Спроси меня, Айли. Спроси. Один вопрос. Один ответ. Все так просто»
Константина Огонь растекался в груди. Неистовал, полыхал. Будоражил. Он отогревал весь этот убогий мир, растекаясь живительной рыжиной. Вспыхивал то рубином, то янтарем. Тысячью расплавленных звезд. Входил под кожу. И замирал у сердца, свернувшись теплым клубком. Ты моя. А я твой. Так он шептал, потрескивая. И обнимая так, как не обнимет ни один любовник. Тонкие черные пальцы поглаживали оголенную кожу, оставляя пламенные следы. Поцелуи огня. Он никогда не предаст. Он никогда не оставит. Его смысл и правда всегда рядом. Его горючие, давно высохшие слезы. Все правильно. Все верно. Ты не ошибалась. Твой клинок остер так же, как и слово твое. Как твоя незыблемая правда. Ты шла вперед, падая и вновь вставая. Ты несла в себе любовь, пропитанную кровью. Ведь кому-то надо. Ведь кто-то должен. Не бойся, Константина. «Я буду рядом»
Арис Ты никогда не слушал. Ты никогда не слышал. Но только не сейчас. Открой глаза. Распахни слипшиеся веки. Ты не верил в меня, а я все еще верю в тебя. Я вижу твою усталость. Я растекаюсь вместе с ней по твоей крови. Я проникаю в самое сердце, чтобы кружиться там в хороводе недосказанного и бессмысленного. Ведь глубже ты не пустишь все равно. Не оставишь. Не спасешь. Не примешь мои слова или мои страхи. Я ведь тоже умею бояться. Помоги мне. Арис. Я ведь не просил никогда. Я никогда не знал, как это. Я не молился и не искал тех, кто верит. Я блуждал вместе с тобой по запутанным дорогам мира, чтобы рухнуть в пустоту однажды. А теперь ты нужен мне. Помоги мне найти эту веру. Покажи, что в мире есть зачем вставать с колен. И гордо поднимать голову. И видеть россыпь этих звезд на забытом всеми небосводе. Покажи мне смысл, пока мое время не ушло.
*** Крестьянин завис. Он застыл так, словно был высечен из камня. Его испуганный взгляд пронзал насквозь, олицетворяя все самое человеческое. Все самое приземленное. Это страшно очень. Вот так взять и… просто пойти. В самую гущу мертвецов. Под их мерное утробное и голодное урчание. Под их стеклянные взгляды. Осторожно лавируя меж давно сгнивших тел, распадающихся на крупицы отдельных кусочков плоти. Это чертовски страшно. Страшнее только кинжал под ребрами. Потому что он – реальнее. - Бешеная сука, - жалобно проскрипел крестьянин, глядя в толпу поднятой им же нечисти. Закусил губу и… пошел. Он пару раз споткнулся. Один раз почти упал на хрипящего мертвеца, тупо разглядывающего бездну. Всхлипнул, вцепившись пальцами в свой собственный кафтан. И кажется что-то прошептал одними губами, но его, конечно, уже никто не расслышал. Прошла вечность, прежде чем он оказался у деревянной двери, припав к ней спиной. Ему удалось. Все получилось. Он прошел и его никто не заметил. Вдох. Выдох. Рука шарит по шероховатой поверхности, чтобы коснуться ручки, неловко дернув ее. Без скрипа, без шороха – дверь отворилась. За ней успел мелькнуть теплый янтарь еще более яркого света, прежде чем крестьянин не заглянул внутрь, закрывая огонек своим резко потемневшим силуэтом. Вдох. Выдох. Он обернулся, одарив своих спутников зловещей усмешкой. И юркнул за дверь, прикрыв ее осторожно и абсолютно бесшумно.
-
Действительно красиво. Очень нравится.
-
Красотища!
-
Замечательная игра, осталось только окончательно войти в темп)
|
|
|
В глубине ледяного пространства так сложно оставаться просто человеком. Просто собой. Кем-то столь крохотным, задавленным всей монолитностью этих ледяных изваяний. Этих скал, сверкающих осколками незнакомого и чужого мира на берегах темных вод. Когда я получила сюда приглашение, я не думала о том, как тяжело будет справиться с этим чувством. Я привыкла к теплу и солнцу. К легкости и незамысловатости. К беспечности, что расходится вместе с уголками губ, рождая легкомысленные улыбки. Такие улыбки расцветают у людей, когда они видят возню собак и их искреннюю чистоту. Такие улыбки остаются навсегда, как что-то незыблемое и нетленное. Я в это верила. Я хотела верить.
Холод щипал и кусался, а под руками шуршала густая шерсть. Живое тепло живых существ. У тебя такой странный взгляд. Он… пугает. Мэтью. Я старалась делать вид, что ничего не замечаю, пока руки скользят и путаются в ремнях. Все так же светло улыбаясь, порой поглядывая на него оживленно, встречаясь со странной задумчивостью, отполированной блеском затемненных стекол очков. Даже сквозь них я чувствовала что-то необычное. Что-то, о чем не говорят вслух. Тревога? Волнение? Но все было таким привычным, если только я успела уже привыкнуть к здешним льдистым пейзажам, воплощениям дикой холодной красоты. Все было, как всегда. Кроме этих туч.
- Я люблю вставать рано, - улыбка редко сходила с моего лица. Особенно тогда, когда она была нужна кому-то. – Возвращайтесь скорее. Провожая их взглядом, я пыталась понять и осознать, отчего так давит это хрустальное промерзшее небо на голову? Почему так страшно оторвать взгляд от удаляющихся саней? - И будьте осторожны, - этот тихий шепот не слышал уже никто. Даже я сама.
*** Свобода. Это было главным, так она думала, открывая вновь шуршащие страницы книги. Свобода оставаться собой, и свобода оставаться независимым. Плата за нее была высока и многим непосильна – одиночество. Сэм это чувствовала. Как умирает этот мир. Медленно, но верно идет к закату, гася свое огромное солнце и замедляя пульсирующее где-то глубоко сердце. Не задумываясь о великом и вечном, она все равно каждый раз возвращалась к одной и той же стене, не понимая, отчего не может найти эту свободу? Все время какие-то обязательства. Борьба. Выживание. Работа. Люди одели на себя многочисленные, многослойные маски, чтобы найти свой скрытый смысл. А его просто нет. И во всех этих выверенных движениях, в пустых фразах, в мимолетных взглядах – застыла ложь и фарс. Пустая бессмысленная игра, в кулуарных пространствах которой остаются одинокие и угрюмые лица. Печаль, мучения, страдания. О, как же любят люди страдать. И она ничем от них не отличается. Именно поэтому она здесь. Чтобы потеряться, а не найти. Чтобы забыть, а не вспомнить. Смена обстановки пойдет на пользу – с таким лозунгом Саманта отправлялась сюда. Может, это было правильно. А может и нет. Она боялась, что после этих снежных ночей забудет о том, как существовать в привычном мире. Он уже казался слишком далеким. Солнце, зелень, земля. Господи боже, она начала забывать, как выглядит трава. Как пахнут цветы. А ведь прошло так мало времени. Здесь, за чертой вечной зимы…
*** Девушка снова тряхнула головой, с неудовольствием осознав, что она застыла на одной и той же строчке, не продвинувшись даже на абзац. Она ненавидела, когда так происходило. Внимание растекалось по черным отпечатанным буквам, проскальзывая куда-то в сухие страницы. Бессмысленная попытка сосредоточиться.
- О! Сэм вздрогнула, осознав, что побеспокоила кого-то даже того не заметив. Остановившись взглядом на Элизабет, она улыбнулась своей широкой и искренней улыбкой, что всегда делала ее лицо немного излишне восторженным. - Прости-прости, я не помешала? – Затарахтела Саманта, закладывая палец меж страниц вместо закладки. – Это все моя рассеянность. Сегодня она какая-то особенная. Улыбка стала виноватой, и девушка свободной рукой стряхнула с волос застывшие в них хрусталики растаявшей зимы. - И тебе приятного аппетита! А секрет моей книги я тебе легко открою – это Жюль Верн. Хлопок по невзрачной обложке. - Мне показалось, что для такого места это произведение будет атмосферно правильным. Ух, что-то душно, да? Сэм небрежно перевернула книгу содержимым вниз и подскочила, стягивая жилетку. - Бон там разгулялся не на шутку, видимо, - продолжала она тарахтеть, уставившись любопытным взглядом на книгу Лиз. - А ты что читаешь?
-
Изумительно, Тира
-
Не могу не отметить отдельно, очень уж жизненно. Девушка снова тряхнула головой, с неудовольствием осознав, что она застыла на одной и той же строчке, не продвинувшись даже на абзац. Она ненавидела, когда так происходило.
После прочтения осталось странное ощущение многогранности персонажа. И это прекрасно.
-
Рада, что флешбэк обрёл закономерную концовку) Замечательно получилось.
|
Слова сказаны. Точки расставлены. Всё определено и закономерно. Всё так, как и должно быть. Как было до этого кошмарного дня. Так думала Айлин, удовлетворяясь своим маленьким выступлением. Думала, что теперь вновь в безопасности – воздвигнув спасительную стену, любые возможные удары по которой не принесут никакого результата. Здесь был её замок. Её маленькое королевство холода. Где под мягким белоснежным покрывалом уснули воспоминания. Ей хотелось вернуться. Под своды ледяного замка. Лелея спрятанные в нём сокровища. Драгоценности из настоящих, искренних чувств. Пряча их от чужого взора и запирая наглухо ставни. С самого начала. Любой, кто встретит её впервые. Натолкнётся на глухой барьер из равнодушия и пренебрежения. Принцесса? Нет. Эта сказка о разбитом зеркале… Сейчас… возвращение к спасительной крепости не принесло должного облегчения. Слишком острое ощущение, что всё изменилось. Раз и навсегда.
…Айлин практически не прислушивалась к разговору следующих за ней людей. Не думала и злорадно радоваться факту, что они всё-таки идут в выбранном ей направлении. Она спешила, громко цокая каблучками по каменному полу. Слышала собственное тяжёлое от волнения дыхание. Желание выбраться из подземного лабиринта в это мгновение было безгранично велико. Оранжевый свет струился, растянув тёплые лучи и слепя глаза. Позади оставалось пространство темноты. Цепью тянулись и удалялись звуки шагов, погружая коридоры в тишину, и каждый шаг, казалось, пробуждал ото сна обитающие здесь сущности. Айлин не знала, видят ли или чувствуют их её спутники. Но спешила уйти от этих существ как можно скорее. Встреч с покойниками на сегодня достаточно.
Уже так близко. Выход. Она знала. Она верила… …Девушка остановилась на пороге, оглядывая открывшееся её взору помещение. Различного рода эмоции стремительно сменялись на аристократично-бледном лице. Несомненно, она радовалась тому, что видит хоть какие-то признаки человеческого присутствия. Обыкновенные бытовые вещи, знакомую обстановку. Однако… На общем фоне явно выделялись лишние здесь фигуры. Встреченная ранее толпа мертвецов рассредоточилась по всему залу, явно не желая двигаться с места. Айлин едва не закричала от отчаяния. Ну почему снова?.. Эти твари не могут просто взять и рассыпаться в прах?! В конце концов, этим останкам уже несколько столетий. Магия. Чёртова магия этого простолюдина… Пока девушка «остывала», пытаясь осознать неизбежное, подошли остальные. Айлин поймала себя на мысли, что её каким-то образом волнует то, о чём они могут думать в этот момент. Одёрнула себя. Одёрнула руку, что ещё недавно сжимала чужую. В очередной раз она вновь выкинула странные мысли из головы, убеждая себя, что нужно сосредоточиться на другом. Она не обернётся. Нет. Айлин вновь вернулась к осмотру комнаты. В этот раз обратив внимание на следы вина на бокалах, пятнами раскрасившие хрусталь, и пустые страницы пергаментов. Неожиданная ассоциация подобралась к возникшей картине – «декорация». Однако она тут же о ней забыла, стоило увидеть ведущие из зала двери. Железная. Деревянная. Где-то должен прятаться выход. Проблема была только в одном…
Айлин наконец повернулась, уже собираясь сообщить о том, что первой, конечно же, не пойдёт, когда её новая спутница решила всех удивить. Девушка заметила кинжал, приставленный к боку крестьянина, и отчётливо видела в глазах несчастной жертвы обстоятельств страх. Слушала полную неестественной мягкости речь и всматривалась в женское лицо. Жёсткое. Решительное. Было ясно, что они многого о ней ещё не знают. Заметила неожиданно присоединившегося к ним мальчика в шляпе, никак не обнаружившего своего присутствия ранее. Она помнила его - один из тех, на кого указали Жрецы. Перевела взгляд на Ариса, что в этот миг облокотился о стену, отводя руку от меча. Устало закрыл глаза, явно обособляясь от происходящего и пуская события на самотёк. Ещё недавно он защищал отступающих беглецов в Холле, а теперь – опускает руки. В чём дело?.. Его геройство ей совсем не нравилось, но и эта перемена - тоже. Голос девушки, которую, как успела расслышать Айлин, зовут Константина, сорвался. Приказной тон, угроза. В это мгновение в душе Делагарди возникло просто ужасное, отвратительное, мерзкое чувство. Ещё пару каких-то секунд назад она была уверена, что отойдёт с дороги, с хладнокровной улыбкой наблюдая за опасной прогулкой неудачника-мага. Радуясь, в конце концов, достойному наказанию и исполнению близкого для её высокородной особы плана. Это ведь обычный крестьянин, один из многих тысяч. Однако… Она стояла на месте, колеблясь. Не решаясь отойти. Смотрела в глаза этому человеку. До тех пор, пока не отвернулась, уйдя с пути. Что-то внутри всё же победило. Безвыходность? Рациональность? Мстительность, в конце концов?.. Из-за него ожили мертвецы. Ему и пожинать плоды своих трудов. И всё же… В этот раз Айлин ничего не сказала. Лишь молча наблюдала за незнакомцем. Только радости в её взгляде не было.
-
Снежная королева как всегда восхитительна.
-
Проявление истинных человеческих качеств не всегда красиво. Но так реалистично
-
Шикарно всё-таки выдержан образ капризной аристократки. И, в то же время, не так уж всё просто.
|
Поздно. Уже слишком поздно. Слова обращаются в ветер, они – ничто. Здесь и сейчас творится история. Чуть позже летописцы обрекут её в сухую прозу, менестрели подберут красочные метафоры, вплетая в рифму. Совершенно не ощущаешь, что находишься в водовороте событий, никаким образом от тебя не зависящих. Твоя жизнь – никак не связана с жизнями тысяч солдат Артодана и его поданных. Никак не связана и с теми, кто оказался заперт в осаждаемом городе. Но каким-то образом на твоём пути возникла фигура, чьими руками вершились судьбы их всех. И твоя – в том числе.
Он всё же остановился. Всё же выслушал её сбивчивую, исполненную жалости в отношении к теравийцам речь. Остановился возле выхода, но не обернулся. В воздухе повисло напряжение. Эви затаила дыхание, ожидая, что он сорвётся на крик. В подобный момент, когда на карту поставлено всё, какая-то девчонка решает воззвать к его совести и состраданию. Думает, что можно щёлкнуть пальцами – и война тут же прекратится. Её слова пропитывал идеализм… Слишком поздно. Я не хочу. Эви опустила глаза и едва заметно кивнула, скорее себе. На что она рассчитывала? Зачем вообще завела этот разговор?..
В эту минуту Эви не задумалась над причинами. Не успела разобраться в собственных ощущениях. Дав какие-то распоряжения, Архарон вновь обратился к ней. Он позаботился о лошади. И о том, чтобы лишить её спокойствия на оставшееся до утра время… Дал ей выбор.
***
Ткань шатра едва слышно трепетала от ветра. Шорохи и отдалённые отзвуки шагов вспарывали воцарившуюся под куполом тишину. Она лежала на жёсткой кровати и смотрела в потолок. Не стала снимать платье, несмотря на предложенный слугами ночной наряд, и не стянула с постели покрывала. Единственная свеча, оставленная на столе, освещала пространство импровизированной комнаты и отбрасывала мрачные тени. Золотистые волосы, рассыпанные по подушке, искрились в её тусклом свете. Она была здесь и была где-то далеко. Она думала о том, где находится. И о тех, кто её окружает - крепко спит в многочисленных шатрах, набираясь сил перед скорой битвой. Всего лишь орудия чужой воли. Что она делает среди них? Почему не ушла при первой же возможности?.. Он предлагал. Их разговор начинался с того, что ей – абсолютно нечего бояться. Она может уйти.
Теперь Эви не чувствовала себя в капкане артоданских войск. Не чувствовала и ужасающей усталости, что преследовала её несколькими часами ранее. Осталась… опустошённость. И выбор, который ей дали. Выбор… Казалось, это какая-то насмешка судьбы. Ирония. Толчок в неизведанном направлении. Она могла тысячу раз спросить себя – почему? – но она никогда не получит ответа. Этот день. Эта ночь. Слишком стремительно меняется её жизнь, не оставляя шанса вернуться к истоку и всё исправить. Чуть более суток назад она перешивала свой костюм для выступлений и готовилась к приёму в особняке знатного лорда. Сутки назад всё было совсем иначе. И думала она о таких мелочных проблемах, как цвет пуговиц наряда… Эви грустно улыбнулась. Ей хотелось сказать себе: что было – уже не важно. Но, к сожалению, это было бы сплошной ложью.
Выбор… Ответ был очевиден с самого начала. Он лежал на поверхности. Но чем больше Эви о нём думала, тем больше путалась в собственных мыслях. Прокручивая в голове те немногие моменты, за которые успела познакомиться с Архароном. Всего один вечер… Кто бы мог подумать. Всего несколько часов, за которые простая циркачка узнала, возможно, главную тайну могущественного чародея. Как после этого не верить в иронию?.. Не верить в судьбу? Эви повернулась на бок, вглядываясь в пляшущие по полотну тени. В изгиб собственного тела, запечатлённый на ткани. Тень и свет. Почему в жизни так сложно определить – где добро и где зло?.. Почему среди ослепительных бликов скрывается тень, а в густом мраке подчас грезится проблеск света?.. В этом твоя проблема, Эви. Вера в людей горит внутри не затухающей искрой. Из-за неё ты произнесла те слова ему в спину. Желая верить, что они найдут отклик. И не задумываясь, что они могли стать тяжким грузом, очередным напоминанием для человека, чью душу не окончательно заволокла тьма. Она хотела верить, что в нём ещё есть свет. Не он ли являлся источником его внутренней борьбы?.. Той, что она ощутила в первый же контакт.
Ей не хотелось думать об этой странной связи. Хотя бы сейчас. В эту минуту. Но стоило выкинуть из головы его образ, как его заменяли другие. Фигуры, что уже никогда не появятся в её жизни и никогда не сотрутся из памяти. Фигуры, что были для неё значимыми, но не влияли на её судьбу сейчас, и те, кто ворвался в неё, изменив в один миг. Их было так много. И все они были её прошлым. Люди, чьи черты она помнила в мельчайших подробностях. И те, на кого едва взглянула, не успев толком запомнить их лиц. Воспоминания. Возможно, они – ключ к её решению?..
Девушка повернулась на спину, вновь подняла глаза на потолок. Его очертания начали постепенно размываться, преображаясь в уже знакомые формы. До тех пор, пока на неё не взглянула пара небесно-голубых глаз. Уставший и печальный взгляд. Эви подняла руку, и отражение повторило за ней. Кончики пальцев коснулись зеркальной поверхности, и перевёрнутые силуэты покрылись рябью. Чародейка закрыла глаза. И океан обрушился на неё.
…Она видела их. Путешествуя по закуткам собственной памяти, глядя на происходящее со стороны. Переживая моменты собственного прошлого сторонним наблюдателем. Странные ощущения. Чувство… что она видит чужую жизнь. Она «перелистывала» страницы своей биографии сумбурно. Что-то прошла быстро – например, несостоявшуюся казнь в Эредине, а на чём-то задержалась подольше. В особо памятные для неё мгновения жизни. Видела Томми. И печаль в его глазах, которую доселе не замечала. Видела Джека, и у неё вновь защемило сердце. Так не должно было случиться… Теперь всё это – прошлое. А будущее по-прежнему пугает своей неопределённостью.
…Утро наступило так же неожиданно, как и сон, накрывший её измученное сознание. Эви совсем забыла о времени и не замечала его течения. За плотной тканью шатра не виделся рассвет, его лучи не проникали под полог купола. Лишь огарок свечи и потухающее пламя напоминали об ушедших часах. Грозные чёрные тени тускнели, сливаясь с цветом шатра. Она засыпала с мыслью о том, что уже знает ответ.
***
Её разбудил шум. Лязг стали, бесконечный топот, ржание лошадей и громкие переговоры. Тонкие стены шатра лишь слегка приглушали звуки. Эви не сразу поняла, в чём дело. Повернулась на другой бок, свернулась, прижав колени к груди и натянув на себя скомкавшееся покрывало. Ей снилось что-то хорошее, и было обидно упускать приятный сон. Но окружающий хаос не позволил вновь провалится в забытье. И всё чаще возникали мысли о предстоящей осаде. Подготовка к которой наверняка уже началась. Выбор… Девушка села, ощущая себя разбито после столь короткого отдыха. Но стоило вспомнить о принятом решении, и она тут же взбодрилась. Чуть быстрее забилось сердце. Размышляла – правильный ли сделала выбор. Медленно встала. Медленно поправила постель. И подошла к выходу, высунув златовласую голову и с интересом разглядывая оживший лагерь. Молча ожидая. Его. Или слуг. Кого-нибудь, кто заполнит одиночество и напомнит о выборе.
|
Поразительно, насколько одномоментно могут изменяться события и обстоятельства. Ещё несколько минут назад ты думала совершенно о других вещах, не представляя, каким образом может обернуться поездка на арендованном аэрокаре. Сейчас эти вещи казались столь далёкими и… несущественными. Важными. Но отдалившимися на бесконечно огромное расстояние. Теперь и не вспомнить – ведь совсем иное заняло твои мысли. Только одно. Незнакомец, что, проигнорировав вопрос абсолютно, достал устройство сканирования и навёл в твою сторону, вовлекаемый в процесс проверки. О чём думает он? Какой приказ ему был отдан?.. С каждой секундой надежда получить ответ таяла. Внутри образовалась ноющая пустота отчаяния. Кипящая злость не давала панике вырваться наружу, однако в глубине души ты уже понимала, что тебе не уйти от так называемого правосудия.
Результатом короткой процедуры сканирования стал противный писк гарнитуры. Дженна дёрнулась от неожиданности, и ощутила, как обрывается нить. Последняя нить, связывающая её с Ренессансом и командой. Затем незнакомец заговорил. Вероятно, с начальством по встроенному коммуникатору. Девушке безумно хотелось сделать шаг вперёд и смачно выругаться в устройство, но она сдержала безрассудный и детский порыв. Вместо этого она подняла голову, с волнением вглядываясь в лицо офицера, словно он мог ответить на её невысказанный вопрос. Всего одна фамилия, сказанная им вслух. Подтверждающая её догадки и заставляющая учащённо биться пульс. Они ищут Эрика. Они найдут его, несомненно. И всех остальных. Противный страх пополз по ногам, защекотал спину. На кого ей надеяться в случае, если её спутникам не удастся избежать той же участи?.. Хотелось верить, что выход найдётся. Что ещё не поздно. Что их всех отвезут в одно и то же место, и они смогут обсудить сложившуюся ситуацию… Но что-то не так. Это Дженна ощущает почти физически. Наблюдает перемену в глазах человека, который мгновениями ранее бесстрастно и без лишних колебаний заковал её в наручники. Тень эмоций скользнула по изуродованному шрамом лицу. Стоящий чуть позади солдат заговорил. Назвал незнакомую фамилию, не говорящую девушке ни о чём. Только… Выражение во взгляде удерживающего её офицера совершенно изменилось.
Он опустил руку в тяжёлой броне ей на плечо. Остановился на мгновение, решаясь сделать то, чего Дженна боялась больше всего. Краткий миг. Секунды. Коулман едва заметно покачала головой. Не хотела произносить вслух, но глаза её выдавали. Пожалуйста. Не надо. - Нет, посто…! Не успела. Игла больно жалит в шею, и яд начинает распространяться тут же. Немеют конечности, перед глазами – туман. Поздно. Ничего не изменить. Чужой голос проникает сквозь густеющую завесу, но она уже не может ответить. Последний миг осознанности. Замешательство, отражённое на лице девушки. Но и оно сотрётся с лица мгновением позже…
***
Безбрежный океан тьмы. Волна, увлёкшая её за собой в чернеющую пропасть. Густую и вязкую. Холодную и непроницаемую. Её глубины - бесконечны. Она падала. Она задыхалась. Не могла кричать и позвать на помощь. Не чувствовала собственного тела, и каждая мысль – размытое отражение всплывающего изредка сознания. Чужие прикосновения. Какие-то звуки, отдалённым эхом вспарывающие темноту. Боль, что вспыхивала неожиданно и резко, и так же быстро исчезала, словно потухшая в ночи искра. Тянулась. Изо всех сил. И не могла найти направления. Не могла найти выход в окутавшем её мраке. Абсолютно везде – холод. Клетка для собственного разума. Сдалась. Где-то там, внутри физической оболочки, на глубине бездны – опустилась, закрылась от искажённых картин реальности, возникающих на поверхности. Поплыла по течению бушующего океана…
...Обрывки. Яркие вспышки во тьме. Знакомые лица. Тонкий голосок Клэр прорывался сквозь завесу, но она с ужасом понимала, что не различает её лица. Её девочка слишком далеко. Есть кто-то ближе. Силуэты, удаляющиеся и возникающие совсем рядом. Пестрящее веснушками лицо, рыжеватые волосы. Нагловатая ухмылка на лице мужчины. «Как ты получила должность?»... «Эйб и Найна мертвы»... «Добро пожаловать на "Ренессанс"»... «Рад, что всё в порядке»...
…В какой-то миг океан затих. Успокоился. Отступил.
Звенящая тишина. Боль в висках. Слабость в теле. Дженна приходила в себя бесконечно долго. Каждое движение отзывалось острым головокружением. Слабый стон, сорвавшийся с потрескавшихся губ. Девушка открыла глаза и тут же сощурилась от яркого белого света. Отвернулась. Опустила дрожащую руку на лоб, ощущая выступивший на коже пот. Постепенно на смену болезненному отупению от вкачанных веществ приходило осознание происходящего. Сначала – в форме простейших ощущений. Жёсткая подстилка. Яркое освещение. Холод. Дженна попыталась подняться на локтях, что удалось не с первой попытки. Нужно собраться. Сконцентрироваться. Это безумно важно, она не может проваляться на этом месте вечно.
Некоторое время девушка сосредоточенно изучала пространство, в котором оказалась. Скудное убранство белоснежной комнаты. Отсутствие окон. Закрытая дверь, едва заметная и сливающаяся со стеной. И, наконец, камера. Дыхание учащалось. Внутри образовался обжигающий ком, подступающий к горлу. Не хотелось в это верить совсем. Хотелось думать, что всё это – просто ужасный сон, очередной кошмар, сотворённый химической дрянью. Нет… Нет. Нет!!! …Девушка едва смогла подняться на ослабевших ногах, держась за кушетку. С каждым мгновением силы возвращались к ней – равно как и хлёсткая ярость, вяжущая мышцы и отравляющая разум. Подошла к двери, едва не упав на неё. Навалилась, провела ладонью по её поверхности. Хлопнула. Сжала руку в кулак – ударила. Кричала. Звала. Хотела за эту дверь – на волю, которой её лишили. Жар распространялся по всему телу. Бежал по венам адреналин. В глазах – слепая ненависть и ужас.
…Быстрые шаги. Резкие повороты. Дженна не могла стоять на месте. Лихорадочно думала. Где она, каким образом здесь оказалась. Что станет с ней теперь. Кому всё это нужно… Мысленно возвращалась к последнему моменту перед тем, как потеряла сознание. Помнила. Жалость в его глазах. Это была именно жалость...
…Жёсткая кушетка. Слишком твёрдая для спальной мебели. Она сидела, обхватив колени руками, и смотрела в камеру. Неотрывно. Словно перед ней – глаз разумного существа, что неустанно следил за ней. Она знала – там, за линзой, на другом конце сидел вполне реальный человек. И, вероятно, смотрел в монитор прямо на неё. Чуть ранее она обратила внимание на одежду. Вернее, на её отсутствие. На грубый отрезок ткани, что её заменял. Они забрали всё. И теперь она ощущала себя практически голой. Лишённой привычных удобств и комфорта. Клокочущая ненависть. Стакан с нетронутым содержимым полетел в стену и звонко разбился на десятки мелких осколков.
|
Очередной рок-н-рольный "заруб" вывел Джереми из легкой прострации: раздача проходила по плану, все одобрительно кивали, глядя на блюда и многие просили добавки. Бон, облаченный в белый колпак, улыбался похвалам, и лишь выставлял новые порции.
Жарко стало не сразу: духовка изначально задала свой диктат температуры, а затем пота добавила и скорость готовки - повар был на высоте. В какой-то момент Бон осознал, что температура в помещении и без того весьма высока и дело далеко не в кухонных агрегатах или обилии людей - топило так, что об батарею можно было обжечься! Глянув на порционную раскладку и стол раздачи готовых блюд, Джереми с неудовольствием отметил "должника" - Джон Филипс. Техник, видимо, решил устроить курорт вместо завтрака, подумал Бон, улыбнувшись шутке юмора дизелиста - лишь бы перерасхода по горючке не было, а то шутнику достанется пара ласковых от мистера Баттлоу. Начальник станции был человеком строгим и консервативным, у которого всё было если не расписано по минутам, то уж точно имелось в минимальных планах, так что тут не забалуешь - что к лучшему: вряд ли Арктика прощает подобные ошибки...
Но, так или иначе, с основной массой блюд было покончено, а финальный штрих - торт - почти был готов: коржи были приготовлены и смазаны, а вот глазурь и взбитые сливки надо было забрать с холодного склада. Накинув пуховик (что в условиях кухонного температурного беспредела, выглядело идиотизмом), дабы не простудить лёгкие, Джереми открыл дверь склада, наслаждаясь прохладой.
Бодрый мотивчик в наушниках доиграл, касетник щёлкнул, обозначая окончание плёнки с музыкой и повар остановился, чтобы сменить сторону. Вдруг, в навалившейся, будто снежный ком, стало очень неуютно. Что-то щёлкнуло и внутри Джереми: обычно оптимистичный, с железными нервами, он застыл ошарашенный дурными предчувствиями. Рука автоматически нырнула под пуховик и поварской фартук, нащупывая рукоять верного ножа - сожми посильнее и будто брат, здоровенный морпех погибший почти десять лет назад в далёком Иране, стоит за твоими плечами, готовый вломить любым врагам дяди Сэм и твоим личным.
Если бы. Только ты в дурацкой позе и армейским ножом в руках. Только кучка людей в соседнем помещении, которые, впрочем вряд ли услышат твои крики. Только сотни миль снега и льда во все стороны...
"Господе Иесусе, что за бред, нигер - соберись!" - подумал Джереми, не убирая впрочем нож и стянув с головы наушники. Шаг вперёд. Ещё. Ещё. Мимо коробок и ящиков с консервами и крупами. К синебоким контейнерам. Где-то слева...
- Эй, если ты там жрёшь шоколад - я вырежу твою филейную часть и подам как главное блюдо! - швырнул в морозную пустоту повар, пытаясь отогнать невесть откуда взявшийся страх неизбежного.
-
#политкорректность А если серьёзно, то яркий и не вполне обычный персонаж.
-
Ууу.. Удачи) Мне нравится этот негр
-
Отлично. Нравится.
|
Сигнал часов рассеял сладкое сонное забытье. Я вновь увидел скудный интерьер комнаты, которую за последние недели привык считать своей. Картины сна растворились; вновь вернули в реальность, напоминая о ждущих делах и проблемах. Я не помнил, что мне снилось. Не помнил, как и в каждое утро своей жизни. Тускнеющие с каждой секундой обрывки не говорили ровным счётом ни о чём. Лишь ощущения – всегда оставались ощущения. Сегодня… подниматься с постели было тяжело. Мне никогда не хотелось полежать подольше, укутавшись в одеяло. Я никогда не просыпал ни одну экспедицию. Всегда вставал легко и точно по будильнику – скорее, дело было в привычке, чем в пунктуальности. Но сегодня на душе скребли кошки. Не знаю, как это объяснить. Возможно, мне приснился кошмар? Возможно, я видел во сне кого-то, по кому скучал. Но выходить из этой комнаты мне не хотелось совсем.
...Быстрый завтрак в кругу коллег. Бен молча поглощал яичницу с беконом, опустив глава в тарелку. Как обычно, думает о чёт-то своём. Джошуа ворчал под нос. Я слабо улыбался на его нелестные фразы в адрес Майкла, не поддерживая тему о недавно случившемся инциденте между ними. Как обычно, неправ был именно мой коллега. Зачем, спрашивается, ему понадобилось отпускать комментарий по поводу того, что Майкл поглощает слишком много запасов спиртного?.. В конце концов, Моррис на вылетах трезв как стёклышко и, если и пил, то точно не напивался. Но Хьюберт просто не умеет молчать. Иногда он меня порядком достаёт. Но, кажется, старик ко мне наиболее благосклонен, чем к кому-либо на этой станции. За неимением другой компании, именно мне он любит рассказывать, как терпеть не может всех остальных. Я совсем с ним не согласен, но спорить не намерен. Первое время я мечтал о том, чтобы его перевели как можно скорее, но теперь даже привык к нему.
…Собаки облизывались и махали завитыми хвостами, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу. Мохнатые тела увили крепкие ремни с застёжками, тянущиеся к саням. Саманта практически закончила с упряжью, и всё это время я наблюдал за ней. Я думал… Догадывается ли она о том, что я чувствую? Понимает ли, почему молчу?.. На востоке светлеет небо. Золотистые лучи выглянули из-за края исполинских льдин. Я перевёл взгляд на солнце, наблюдая, как мерцает солнечный диск сквозь тёмные стёкла очков. Ещё минуты, и он скроется. Украдёт свет, оставляя холод и темноту арктической ночи.
Облегчённый сегодня рюкзак лёг на сани, занимая пологое свободное пространство. Сам я встал позади, упираясь на подножки и держась за рулевую дугу. Вначале этот способ передвижения был слишком непривычен. Теперь, уже наученный, знал, как правильно стоять на нартах без риска сорваться с них по дороге. - Ты выглядишь довольно бодро для раннего подъёма, - сказал я, обращаясь к Хейз. – Вряд ли теперь тебе придётся вставать так рано: из-за этих туч… - Мэтью, заткнись и поехали. Я хочу вернуться раньше, чем запланировано по графику. Время идёт. – Джошуа в своём репертуаре. Я вздохнул, перевёл взгляд на Саманту, улыбнулся. - Надеюсь, сегодняшняя поездка действительно будет недолгой. Может, я ошибаюсь в своём выборе?.. …Нарты тронулись с места. Засеменили десятки лап по хрустящему снегу, унося всё дальше от станции.
***
25 сентября. Воскресное утро. В полдень практически все сотрудники станции находились в столовой, наслаждаясь сытным завтраком, приятными ароматами выпечки, доносящимися с кухни, и теплом, что, казалось, концентрировалось всегда именно в этом закутке Мюррея. Здесь стоял привычный шум. Звон столовых приборов, звуки передвигаемой посуды с кухни, гул голосов. В эти мгновения станция - маленький улей посреди ледяной пустыни - оживала. Ровно до того момента, когда сотрудники не покинут столовую, разойдясь в компании или в одиночестве по собственным делам. Их становилось всё больше. Просыпаясь, они двигались сюда. Кто-то - возможно, не выспавшийся, сидел, едва прикрывая рот зевотой. Кто-то - бодро заканчивал свой завтрак, думая уже далеко не об оставленной совсем недавно уютной постели. Наблюдать за ними было интересно. Ему всегда были интересны люди.
Шон был одним их первых, кто зашёл в столовую, оккупировав столик под окном. У второго окна села Элизабет, молча кивнув ему в знак приветствия и раскрыв свою книгу. Моррис подсел к нему сразу, как увидел. Филлипс не задержался, как обычно, отправившись сначала к котлу, дабы подкрутить вентили и дать побольше тепла в столовую. Впрочем, чуть позже здесь станет и так душно от скопления людей. Следом за Ханной зашёл и Кевин, практически сразу усмотрев себе место напротив неё и вовлекая в мало интересующую Адамса беседу. Пожалуй, он был уже стар для понимания подобных вещей. Почти тут же показался Бьюкенон, проковыляв за свободный столик. Шон не любил его профессию, но как человек Джеймс был для него интересен. Как минимум, он тоже служил. В какой-то момент Шон обратил внимание на взгляды, которые психолог бросал на сидящую отдельно Элизабет. Заметив их, доктор смутилась и вновь опустила глаза в книгу.
Вошёл Баттлоу – неизменно аккуратный и сдержанный. Шон усмехнулся. В подобных случаях он любил отпускать шутливые комментарии по поводу его чрезмерной серьёзности и любви к чистоте и порядку. «Выглажен как на свадьбу, Роджер. Хотя ты и так уже женат на своей работе». Начальник подсел к психологу, и между ними завязался разговор. Прикурив сигару – неизменный утренний ритуал, - Адамс некоторое время вслушивался в беседу. Затем появился Джефферсон, с плеером и наушниками, прервав его занятие. - Что, Джо, с музой совсем беда? - усмехнулся Шон, обнажив ряд белоснежных зубов. – Не в том месте ты её ищешь, парень, хотя как знать… Ещё несколько деньков, и у тебя есть шанс покинуть это место. Ты как, Джо? Останешься ещё на месяцок? – Клуб дыма погрузил собеседников в туман.
Со своего места Адамс видел зашедшего в столовую Уэйна. Забрав свой поднос, он оглядел зал, скорее всего, соображая, куда бы опуститься. И выбрал место возле Кевина. Столик стоял рядом, прислушиваться не было необходимости. Вначале и Фишер, и Бушеми опешили, занимаемые мыслями о резко прервавшейся теме, однако первым в новый разговор включился именно Кевин. - Я уверен, ничего серьёзного, - улыбнулся техник, казалось, не обращая внимание на иронию в голосе журналиста. – Сколько мы уже здесь гроз пережили, и ничего… Всего лишь туча побольше. От неё и холод такой дикий. – Словно в подтверждение, Кевин сжал ладонями горячую кружку с кофе. - Всего лишь туча? – раздражённо бросила Ханна, ещё секунду назад горящая желанием высказать что-то иное. - По-моему, это немного больше, чем «туча». Радиоприёмники с каждым днём барахлят всё больше, меня не радует перспектива остаться без связи на этом проклятом острове. А хуже того – если будет буря, она нас здесь запрёт чёрт знает на сколько.
В это мгновение в столовую влетела Хейз. Снег, принесённый Самантой, быстро растаял, капельками оседая на волосах и одежде, впитываясь в тёмное, отполированное дерево пола. Занимаемая своими мыслями, девушка присела к окну, вероятно, не сразу обратив внимание, к кому подсела. Лиз оторвалась от чтения. Секундное замешательство. Доктор явно не привыкла к компании на завтраке, однако, поддержать её всё же решилась. - Приятного аппетита, - с улыбкой произнесла Кларк и опустила взгляд на раскрытое чтиво. – Не хотелось бы тебя прерывать, но… можно поинтересоваться, что ты читаешь?
***
Джереми
Наверное, в аду не было так жарко, как было в эти мгновения на кухне. На лбу блестели капельки пота, стекая по вискам. Под потолком клубился пар из приоткрытой духовки. Но ты знал, что дело вовсе не в работающей технике. Приложи руку к батарее – ожог заработаешь. За работой время текло быстро. Исчезали со стойки подносы, унося на себе очередную порцию. До тех пор, пока не осталась единственная порция Филлипса. Но дизелист пока не появлялся и, судя по температуре в помещении, появится к тому моменту, когда все уже позавтракают. Оставались последние «штрихи», и твой воскресный шедевр в форме торта будет готов.
…Дверь склада с едва слышным скрипом раскрылась. Здесь царила прохлада практически неотапливаемого помещения, что, в сравнении с жарой кухни, была гораздо приятнее. Гул голосов остался позади. Вдоль стен выстроились стальные контейнеры, служившие «холодильником» и хранящие наиболее скоропортящиеся продукты. В центре – небольшая пирамида из деревянных ящиков. Практически все были помечены надписями из белой краски, что слились с тонким слоем покрывшего поверхность инея.
Блаженная тишина. Слегка щиплющий кожу холод. С каждым выдохом перед глазами стелется туман из пара. Стоило сделать пару шагов, чтобы понять, что ты здесь не один. Возможно, именно внутренний голос подсказал тебе остановиться? Или слух уловил едва проступающие в морозной тиши звуки?.. Определить источник не составило труда. В конце склада. По левой стене. Где-то между громоздкими боками голубоватых контейнеров.
-
Атмосферность этого модуля на высшей планке. Очень рада, что он двигается дальше
-
Невероятно долгожданный пост :) А вообще - очень атмосферно, первоклассно передан дух затерянной среди льдов и отрезанной от цивилизации станции.
|
Когда спасенная барышня соблагоизволила «поблагодарить» Константину, да еще в такой форме, в душе женщины мгновенно вспыхнул казалось бы уже остывший пожар чувств и эмоций. Ответ Реннарт был полон ехидства и такого количества яда, что мог бы отравить весь королевский совет, и еще бы осталось на пару десятков гвардейцев: - Если Вас еще раз потребуется спасти – я приму это к сведению, и изложу просьбу о помощи Вам в письменном виде. И, добавлю: не забывайте… леди, что вы имеете отношение с титулованной дамой – как и вы сами. Так что потрудитесь тоже не забывать о правилах хорошего тона.
Высокомерная особа, решив в очередной раз продемонстрировать свой бессмысленный гонор и спесь, целеустремленно проследовала к виднеющемуся невдалеке источнику света, уведомив, что наличие или отсутствие спутников ей безразлично. Константина была бы не прочь продемонстрировать черноволосой, что такое – блуждание по подземельям в одиночку, да вот беда – направление, избранное аристократкой, было единственно верным. Хмыкнув, чиновница зло усмехнулась и поднялась с земли, готовая двинуться вслед за первопроходчицей.
В отличие от своей спутницы, рыцарь Арис оказался куда как более вежливым и разумным, попросив женщину представиться. Отмалчиваться Константина не стала, но и всей правды говорить тоже не собиралась: сообщенные ей сведения соответствовали действительности – вот только были прикрытием. Вежливо улыбнувшись в ответ, Реннарт легко кивнула и представилась, стараясь сдерживать клокочущее раздражение – не хватало еще отыграться за высокомерную дрянь на ее кавалере: - Константина Реннарт, чиновник для особых поручений Кабинета внешней политики*. А вы, рыцарь Арис, и ваши спутники?
…Дорога до источника света была бы недлинной и даже спокойной, если бы не растяпа-мужлан, угодивший камешком ей в лодыжку. Обернувшись и пристально посмотрев на селянина, Константина буквально ожгла его взглядом, сулящим разные муки. Не смотря на низкий поклон простеца, и без того нервная контрразведчица прощать его не собиралась, лишь мысленно отметив: «Я тебе это еще припомню, кривоногий идиот!»
Добравшись до янтарного свечения, Реннарт зажмурилась, прикрывая глаза ладонью. Когда зрение привыкло к смене тьмы на свет, Огненная получила возможность осмотреть открывшееся ее взору помещение. Увиденное скорее дало больше вопросов, чем ответов: кто зажигает эти свечи, кто оставил эти пергаменты, почему слой пыли не тронут, куда ведут две дальние двери и, наконец, что же это вообще за место-то такое? Но все эти вопросы меркли перед тем, что лихо проскакавшие мертвяки решили, как на злро, остановиться и замереть именно здесь. Вот они-то и представляли из себя основную помеху – кто знает, не нападут ли они на неосторожных, решивших попробовать добраться до дальних потенциальных выходов? Холодный разум девушки в эти секунды заработал четко, как часы. Рисковать собой не хотелось, рыцарь и аристократка могут быть полезны, странный тип в шляпе – вообще загадка. А вот неосторожный крестьянин… Да, пожалуй, он и был лучшим кандидатом в разведчики – его, как минимум, не жалко.
И вновь стилет покинул ножны. Но на этот раз – что бы затрепетать у ребер мужлана, проколов ему рубаху и дотронувшись до кожи. Голос Константины, обращенный к парню, был полон нежности и елея: - Милый мой человек, прогуляйся-ка ты к деревянной двери и попробуй открыть ее. Ты же не хочешь получить десяток сантиметров стали под ребра здесь и сейчас? Не бойся – мертвецы смирные, они не укусят: ты даже им не вкусен. И вдруг внезапно тон женщины сменился на резкий, сухой и командный: - Ну, что стоишь? Пошел, пошел, пошел! Живо!
*Министерство иностранных дел
-
Внезапно жёстко, шутки закончились.
-
А идея-то отличная) Жестоко, но действенно.
-
Характер ^^
|
Макс, довольный тем, что аборигены хоть как-то знакомы с протоколами капитуляции, разжал свои пальцы-тиски, высвобождая комбиболтер и давая возможность начальнику патруля самостоятельно изъять оружие. Правила были соблюдены, Голем отдал оружие старшему или равному по званию, а уж что он с ним будет делать и кому передавать, это его уже не заботило. Захочет сам пупок надрывать, пусть тащит, не захочет, пусть тащат другие...
В прочем, сам процесс передачи оружия вызвал на каменном лице Шепарда весёлую ухмылочку, поскольку оказалось, что комбик для офицера был неподъёмным и тот поспешно сбагрил его подчиненному. Сервоприводы пискнули, принимая ношу, которая по размерам была как половина бойца, а весила...
Тут стоит отметить, что комбиболтер является версией стандартного штурмового болтера комбинированного с плазменной, лазерной или иной пушкой. От чего стандартный вес в двадцать пять кило увеличивался почти в двое и достигает сорока килограмм в полностью снаряженном состоянии. Для Новаришских бойцов это даже не вес. При их массе, габаритах и мышечной системе, они вполне могли таскать вес равный своему собственному и при этом не очень сильно уставать. Сказывались тренировки и особая подготовка, которую проходили все бойцы. В прочем, Максу в этом отношении повезло, он был кроскастером, требования к нему были достаточно лояльные. Всего-то уметь работать с весом равным собственному. А вот клинкастеры, составлявшие элиту и гвардейские полки, те могли поднимать и перемешать грузы в полтора-два раза превышающие собственный вес. Правда росточком и габаритами они были поболее.
С невозмутимым видом, Голем продолжал стоять на протяжении всей процедуры капитуляции. Дажt когда на его броню прикрепили неведомую хрень, и электроника отключилась, он вновь улыбнулся, поскольку аборигены, по видимому, не встречались с Новаришами в принципе. Иначе они бы знали, что электронные компоненты систем никак не связанны с боевыми возможностями. Ведь электроника слишком ненадёжная. При хорошей РЭП атаке, она делает своего обладателя уязвимым, не позволяет стрелять, воевать, перемещаться... То ли дело механика, пневматика и оружие построенное на принципе отвода пороховых газов из трубки ствола. Даже если во всей галактике не останется и вольта электричества, Новариши не потеряют своей боеготовности. А отсутствие кондиционера, вентиляции и прочей электронной начинки, не такое уж большое неудобство, которое можно и потерпеть.
Макс как-то неопределённо пожал плечами, когда посмотрел на штуку на броне и наручники, развернулся, встал за спиной Сильвии. Ну пусть так, пусть думают, что они его нейтрализовали, пусть думают что в безопасности...
Неотступно двигаясь следом, Шепард первый раз в жизни пожалел о неработающей электронике. Такой спич королевы нужно было записать, а потом транслировать для поднятия боевого духа во всех гарнизонах, а тут такое дело... Ну ладно, если Род будет благосклонен, то ещё представиться возможность записать.
Остановившись возле гравилёта, Голем с опаской взирал на чудо электроники. Нет, он не боялся этого устройства, видел подобные. Видел, как подобные электронные устройства падают только из-за повреждения электрических цепей или просто от РЭП атак... Лезть внутрь ему совершенно не хотелось. Это как добровольно залезть в гроб, накрыться крышкой и ждать когда тебя донесут до кладбища... Да и места внутри...
Шеп приблизился к входному люку, заглянул внутрь и... Не нашел там места где разместиться. Задумавшись, он прислонился плечом к борту ховера, от чего тот покачнулся и даже немного сдвинулся в сторону...
Нет, определённо, оставлять Королеву было нельзя! Макс одним прыжком запрыгнул внутрь, от чего весь гравилёт заходил ходуном, словно лодочка на волнах. В пол шага он оказался возле свободного места. Ну как свободного, сам Макс бы туда не поместился, даже одна его нога, но он честно попытался. Принялся втискиваться между двумя бойцами с краю и ещё одним, что сидел в глубине и о чём-то беседовал с...
Вот те здрасте! Все в сборе и без приглашения! Неужели вечеринка намечается? Макс улыбнулся и всё таки втиснул свою тушку на лавку, от чего двух крайних бойцов выдавило наружу. Поёрзав на сидении и устроившись поудобнее, Макс постарался не шевелиться и по возможности не дашать, поскольку машина начинала ходить ходуном. А ведь им ещё куда-то лететь... Не хватало ещё чтобы по его вине погибла королева...
|
Наручники с характерным звуком защёлкнулись, любовно обвив запястья Фрэнка. Следом такой же щелчек - и мистер Фрайзер тоже пленнен. Никакого геройства, прыжков с личным оружием на конвоиров или попытки побега - чревато. Наручный коммуникатор Эрика пал жертвой при обыске - видимо в отместку за спрятанный бластер. Девайс Фрэнка для удалённого управления, пока пощадили: то ли халатность, то ли аванс.
Честные граждане, как оказалось Империи, а не Республики, Элкор толпились по стеночкам клуба, сиротливо уткнув взгляды в пол - никто не хотел оказаться на месте той несчастной с переломанной шеей. Город, тем временем, стал ещё прекрасней: бездушный неон заливал темноту ночи холодным и колючим светом, не оставляя места сумраку, как солдаты в серой броне не оставляли места сопротивлению и непослушанию. Город, безучастный к произошедшему, продолжал жить своей насыщенной жизнью, и стоило конвою покинуть стены клуба, двери залопнулись и вновь заиграла музыка - праздник жизни не может так нелепо закончиться!
"Упаковав гостей" внутрь броневика, их посадили на дальнюю от входа скамью. Серые болванчики расселись перед ними: громоздкие, мешающие друг другу. Фрэнк быстро взглянул на Эрика: НТЗ действовало безотказно - капитан выглядел серьёзным и злым, а не пьяным и удивлённым, лишь бы не решился действовать нахрапом, наобум. Полинг едва различимо улыбнулся: давно уже наручники не защелкивались на его собственных запястьях...
У бойца, сидящего напротив, зеркальный щиток шлема сложился, представляя взору миловидное женское личико: волевое, гордое и целеустремленное.
- А пока у нас есть прекрасная возможность поговорить. Мистер Фрайзер, я полагаю? – она мило улыбнулась... Пауза. Эрик буравил её взглядом, явно ненавидя её сильнее прежнего, за то, что она оказалась милой барышней. Фрэнку было плевать.
- Именно так, - ответила сама на свой же вопрос. – А вы..? Взгляд, теперь адресованный уже Фрэнку. - Нет смысла упрямиться, мы всё равно всё узнаем. Если ответите сейчас на наши вопросы, то сэкономите себе… Здоровье, а нам море времени.
Всякая миловидность покинула лицо незнакомки: боевой офицер с миссией дознания наконец-то выбрался из неудобных одежд любезности и гулко стукнул сапогом, задавая вопросы и не приемля отказов.
- Ваше имя? Сколько людей осталось на корабле? Какова настоящая цель вашего визита?
"Настоящий допрос. Однако, в чем причина и с чего бы Элкору прославлять Императора?" - думал Фрэнк, но вслух, конечно же, говорил совсем другое:
- Фрэнк Полинг, офицер безопасности "Ренессанса", нахожусь в условиях трудового найма у мистера Фрайзера. На данный момент на корабле никого нет: весь экипаж, насколько мне известно, находится на планете. Мы здесь транзитом. Собирались отдохнуть после...неудачного задания и продолжить свою основную миссию: оказание помощи мирам и станциям, оставшимся из-за войны без связи.
Фрэнк упорно пытался вспомнить причины смены формы власти на планете. Следом, память терзал этот чёртов серый крест, что был повсюду: на броне, оружии, патрульной машине...
Задавать вопросы Фрэнк посчитал лишним: вопросы здесь, по праву сильного, задают они, а простых солдат вряд ли интересует то, о чем они могут спросить. Зато отыграться за "наглость" вполне могут - стоит не утомлять конвоиров до прибытия к этому самому Борману...
|
С резким, словно выстрел, клацаньем на руках женщины захлопнулись наручники, словно завесой отрезав Сильвию от того бытия, что было таким спокойным и обыденным еще десять минут назад. Этот хлесткий, жесткий звук словно бы вырвал ван Эллемеет из безразличного оцепения, что было охватило ее при виде направленных в грудь автоматов.
Склоненная в покорности голова женщины медленно поднялась, из-за упавших на лицо прядей волос в офицера впился чуть сощуренный, надменный взгляд. Губы полковничей дочки тронула злая, презрительная усмешка: будто это солдаты были у нее в плену. Суетящиеся мысли Сильвии обрели непривычную четкость и точность, неся с собой один позыв: "Черт побери, разве могут эти полудикие провинциалы, эта отсталая переферия Федерации, посметь сделать что-то противозаконное с ней, рожденной на столице-Земле? Как они вообще могут рассчитывать обвинить ее в чем-то? Этот напыщенный идиот не понимает, с кем связался, и вскоре ответит перед командованием за свои действия. Она - не покорная овечка, которую можно вести на убой, она - дочь офицера, мобеда behdin, уважающая себя женщина, наконец! Что эти кретины могут посметь ей инкриминировать? Шпионаж? - Смешно. Дочь начальника отдела Генерального штаба, она бы как шпион была полезнее на Земле. А тут, в этом захолустье, и шпионить-то не за чем. Не тайных любовниц местного планетарного воинского начальника вычислять же, и не искать компромат на планетарного президента в борделе с маленькими мальчиками? Даже обвинить ее в использовании чужой личности они не могут: в конце-концов, установить соответствие ее персоны реальности не составит труда: и биометрические данные не являются тайной, и фотографий в светской хронике нескольких лет давности предостаточно."
Уверившись таким образом, выпрямившись и гордо расправив плечи, ван Эллемеет кончиками пальцев поправила сбившиеся манжеты рубашки и высокомерно сложила руки на груди. Осмотрев старшего группы с ног до головы, она иронично процедила сквозь зубы: - Офицер, ужели вы и сейчас настолько боитесь хрупкую девушку, что, будучи под охраной четверых автоматчиков, все равно надеваете на нее наручники? Поистине храброе деяние и, главное, согласующееся с офицерской честью. Так как у Сильвии это был не первый арест, она вдоволь насмотрелась на то, кто как себя ведет при задержании, и на сей раз решила действовать по методу одной из своих подруг - Анны Фрейтаг, предпочитавшей в общении с правоохранителями вести себя нахально и даже несколько отвязно, ходя по грани и буквально бросая вызов конвоирам. В конце-концов, если они признают ее невиновной - то отпустят и без этого, а если приговор уже сформилирован, но только не объявлен - она постарается изрядно попортить кровь тюремщикам и палачам. Не делая в своей речи пауз, психолог продолжила, перейдя на деловой и сугубо официальный тон, призвав себе на помощь остатки юридических знаний и весь запас красноречия: - А теперь, молодой человек, будьте так любезны все-таки приступить к исполнению своих прямых обязанностей, и зачитайте задержанным их права и обязанности: не заставляйте меня и своих подчиненных сомневаться в вашей компетентности и способности исполнять данную ответственную службу, порученную Вам командованием в надежде на Вашу разумность и умелость. Ах, да, - женщина резким кивком головы указала на валяющиеся на полу пакеты покупками, - соблаговолите поднять мою собственность и отнести ее к месту моего дальнешего пребывания. Я пока что еще задержанная, а не обвиненная, и, по закону, вы не имеете права причинять ущерб вещам, имуществу и предметам, находящимся в моем владении, пользовании, распоряжении: иначе я буду вынуждена подать встречный иск на ваши противоправные действия, повлекшие за собой материальный ущерб. Опустив руки вниз и остановив свой взгляд на точке где-то заилевым ухом офицера, Сильвия приказным тоном завершила монолог: - А теперь - берите мои вещи и сопровождайте меня к месту временного содержания.
Нахальничать - так нахальничать до конца. Еще раз обведя презрительным взором конвоиров и подмигнув Максу, женщина, хотя и не без некоторого труда, выудила из кармана чуть помятую пачку сигарет и зажигалку. Ван Эллемеет решила нагло и вызывающе закурить прямо в помещении: она теперь арестованная, и терять ей нечего. Захотят неонацисты - пускай отбирают сигарету у слабой и беззащитной женщины, лишний раз подтвердив, что только с такими они и могут воевать.
|
Обдуваемый лёгким ветерком, Ларс неспешно шагал по улицам Лондона, перебирая в уме имена своих вольных и невольных противников, а также припоминая официальную форму составления доноса. Кляуза по самым скромным прикидкам выходила достаточно внушительной, чтобы любой средний сотрудник отдела кадров скривился, как от зубной боли, при одном взгляде на кипу печатных листов, но отступать от задуманного злопамятный демон был не намерен. В конце концов, эдак недалеко и профессиональную хватку потерять, стать кем-нибудь вроде Язифаэля. Хотя вот любопытнейший факт - несмотря на неприкрытое презрение, которое питали коллеги к мастеру рун, рейтинги его не падали уже который год. Ларс склонен был связывать текущее положение дел со скромностью и учтивостью вечно притворяющегося старомодным британцем Язифаэля, которые позволяли ему покорять сердца уставших от маскулинной брутальности дам, жаждущих пришествия галантного рыцаря, по всему свету. Сам Рунный Мудрец деликатно умалчивал о деталях своих романтических похождений, и Ларсу оставалось лишь догадываться, что именно творил с женщинами этот непростительно тихий и вежливый демон, дабы чаша весов, знаменующих извечную борьбу за людские души, неизменно склонялась в сторону Ада.
Погружённый в раздумья, демон чуть не столкнулся с мрачного вида парнем, двигавшимся ему навстречу с лицом, выражающим нечто среднее между решимостью Абаддона, толкающего свою ежегодную речь, и ехидством Харона, втолковывающего бессмысленно пялящемуся на него офисному сотруднику, что он действительно уже не жилец и подавать апелляции уже, мягко говоря, поздновато. Шустро метнувшись на другую сторону дороги (парень, разумеется, не мог его видеть, но Ларс не горел желанием находиться с ним рядом), демон проводил его фигуру долгим и пристальным взглядом. Да, вы верно догадались - Ларс узнал прохожего! Примерно три года назад под его чутким руководством душа молодого человека была выиграна, но обстоятельства произошедшего послужили толчком к развалу всего отдела и дезертирству одного из лучших подчинённых Разрушителя. Не желая больше об этом думать, демон мысленно пожелал органам правопорядка продержаться ещё два года до предполагаемой поимки весьма способного юноши и ускорил шаг. (Если вам кажется, что Ларс на секунду пожалел будущих жертв своего бывшего клиента вместо того, чтобы логично ожидать его депортации в родную страну и смертной казни, после которой его душа наконец-то достанется кому надо... лучше перекреститесь.)
Чем ближе был паб, тем отчётливее становилось чувство тревоги, тянущее за собой вязкий, липкий страх, которого демон не испытывал даже в самые тяжёлые минуты на ковре перед начальством. Вместе с ним пришло и крохотное, почти неосязаемое чувство вины, надежды, что никогда не поздно вернуться и всё исправить, но Ларс гневно отмёл его, пробурчав несколько нелестных слов о вражеской пропаганде. Это могло означать только одно - где-то рядом находился его вполне реальный соперник в беспощадной схватке за душу Милли Джереми По. "И безнадёжной", - печально подумал демон, вспоминая приглушённый гогот и издевательские посвистывания коллег, провожающих его на задание. Встряхнув головой, Ларс даже стукнул себя по лицу, чтобы вернуться в успокаивающую его измученный разум колею ставшей за долгие тысячелетия привычной ненависти к окружающим. Он ненавидел начальство, равнодушное к чаяниям ветеранов сверхъестественных войн, ненавидел человечество, с одной стороны погрязшее во грехе, а с другой всё никак не дающее Адским Владыкам получить их долгожданную добычу, чтобы погрозить кулаком Создателю, доказав порочность его творения, ненавидел Небеса и ангелов с их самодовольными рожами, песнопениями и лицемерной добродетелью, ведь ни для кого не секрет, какие чувства испытывает тот же архангел Гавриил к Пандемониуму и его Властителю... и именно с этими мыслями, дав ненависти поглотить себя и смазать ноющие раны своего сознания, он сделал последний шаг и, привалившись к стене, стал подглядывать из-за угла за своей целью и её собеседником, отринув самую возможность размышлений о том, что где-то глубоко внутри него тихо плачет в темноте утративший свет Надежды сын Божий Лиросаэль.
|
Всё пошло не так. Абсолютно всё. И совершенно не трудно вспомнить, где некая точка во времени отмеряла тот отрезок, в котором события приняли худший оборот. Ещё тогда, когда массивный Ренессанс, сверкая стальными боками, выбрался на периферию незнакомой системы. Когда на обзорных экранах наблюдались колонизированная планета и станция. И белоснежный челнок устремился навстречу «Надежде»… Происходящее в эти минуты событие лишь подтверждало факт преследующих миссию неудач. Совсем неудивительно, что, прибыв на одну из многочисленных планет, они тут же ввязались во что-то крайне неприятное. Они?.. Почему-то, Дженна не сомневалась, что в ближайшее время нечто подобное произойдёт и с её спутниками. Ведь не превышение же скорости стало причиной такого эффектного появления стражей правопорядка?.. На губах заиграла ироничная, но горькая усмешка. Девушка наблюдала за торможением крупных машин, за поворотом орудий, за людьми, что слаженно выбирались из нутра аэрокаров, держа наготове винтовки. Нет, тут дело явно не в превышении скорости…
Вихрь чувств затихал, оставляя место страху и, как ни странно, любопытству. Ей совершенно не дали времени подумать над тем, что произошло и что делать дальше, - очередной водоворот событий затягивал. Неясным оказывался выход из сложившейся ситуации. Неясными же были намерения руководства, направившего группу военных и обозначившего цели. Её собственное будущее, насильно вверяемое в чужие руки, становилось всё неопределённее. Всевозможные перспективы таяли перед фактом ограниченной свободы. Это – страшно. Оказаться отделённой от общества в замкнутом пространстве, при оказываемом постоянно давлении. Страшно представить, что последует дальше и как поведут себя заключившие над ней контроль люди. Какой суд свершится затем и какие будут предъявлены обвинения…
Стоя в окружении людей, угрожающе направивших на тебя оружие, ощущаешь себя слабой до боли. Собственное прерывистое дыхание свидетельствует об увеличивающейся с каждой секундой степени волнения. Единственное, что всё ещё связывает тебя с Ренессансом, - гарнитура, позволяющая общаться с Эшли. Но и та – всего лишь бестелесный робот, что в данное мгновение не мог сделать ровным счётом ничего. Надежда выйти из этого переплёта постепенно угасала. Слишком безлюдно. Слишком пустынно. Аэрокары проносятся мимо, совершенно не замечая происходящего внизу. Позиции бойцов всё так же неизменны. Она видела своё отражение на зеркальной поверхности шлемов. Страх, отпечатывающийся на открытом лице, и хрупкость застывшей безоружной фигуры. Всё более укреплялось осознание своей беззащитности.
Один из военных выступил вперёд, поднимая щиток. В глаза бросился шрам, перечеркнувший часть лица. Ярко выраженная деталь, она не задержала внимание девушки. Гораздо больше её волновал пронизывающий холод в его взгляде. Ни толики теплоты или какого-либо сочувствия. Лицо – практически без эмоций, словно застывшая маска, и столь же бесстрастен тон. Ужесточающий произнесённую им фразу. Вы арестованы. Болезненно сдавливают чужие пальцы запястье. Попавшая в капкан рука сжимается в кулак, аккуратные ноготки впиваются болезненно в ладонь. Она чувствует кончиками пальцев трепещущий пульс под кожей. Течёт по венам обжигающий страх. Она нарушила закон.
Вспышка. Ярость внутри обрушивается волнами, затапливая иные эмоции. Одновременно с болью, остро вспыхнувшей в районе плеча. Выгнулось тело, резко опустившись на капот арендованного аэрокара. Распущенные волосы коснулись стальной поверхности, закрывая практически обзор. - Поаккуратнее, урод!.. – шипит Дженна, топнув ногой в совершенно безуспешной попытке вырваться. Переполняющая энергия находит выход в бесполезных дёрганных движениях плечами. Ощущение потерянной свободы – наручники сковали запястья. Чужие руки так же бесцеремонно вернули её в обратное положение, поставив лицом к человеку со шрамом. Тяжело дыша, Дженна смотрела в зелёные глаза с переполняющей её злостью, не сразу обратив внимание на предмет в руке офицера. Лишь после брошенной им фразы о сопротивлении глаза опустились, заметив иньектор с дозой неизвестного раствора. Чёрт возьми, за кого он её держит?.. Обращается с ней едва ли не как с вещью, теперь ещё и напичкать веществом, подозрительно напоминающим транквилизатор, хочет. Безоружную девушку, у которой при себе явно нет ничего, чем можно обороняться – благо, под юбку ещё не начали заглядывать в поисках какого-нибудь ножа… - Послушайте, - почти уверенно начала Коулман, - я и не собираюсь сопротивляться. Эта процедура совершенно лишняя. И я хочу знать, какой закон нарушила. Надеюсь, вы потрудитесь объяснить мне, какого чёрта я арестована?
-
Дженна, как всегда, замечательна. Каждый пост достоин плюса.
-
Крайне правдоподобная и живая реакция. Надеюсь, вы потрудитесь объяснить мне, какого чёрта я арестована? Нет.)
-
Какие нехорошие дядьки, обидели девочку. Макс злой, Макс Крушить и наводить справедливость!
|
Безропотно подчинишись произволу, Сильвия покинула проклятый книжный магазин, в душе проклиная жестокость и варварство солдат. Она бы с радостью вступилась за несчастную хозяйку лавки и ее книги, но, видимо, закон был не на ее стороне. По крайней мере сила уж точно была в руках этих... Женщина задумалась, стараясь подобрать как можно более емкое и хлесткое определение. Этих... Этих... Этих неонацистов, вот! Но радость от нахождения нужного слова не могла перебить всю ту тяжелую, давящую ауру бессмысленного насилия, котрая сопровождала этих молодчиков. Стараясь не смотреть на ужасающие методы местных правоохранителей, грустная Сильвия подняла глаза на Шепарда и тихим скорбным тоном, как при покойнике, обратилась к капитану: - Идем. Нам здесь нечего делать. Понуро повесив голову и опустив плечи, расстроенная ван Эллемеет решила вернуться на корабль: там, по крайней мере, не увидишь подобной мерзости. Тяжелой походкой Сильвия медленно побрела в сторону эскалатора вниз, как можно дальше от свежеокрещенных новым именем местных солдат. Казалось, торговый центр опустел, став напоминать лишь тень своего былого величия. По-видимому, для местных такое явление карателей было не в новинку, и несчастные спешили скрыться с глаз садистов как можно быстрее. Как жаль, что не нашлось никого, кто мог бы противостоять этим мучителям, грабителям, душителям религии и печатного слова.
Но далеко уйти им не дали: в спину будто бичом ударил исполненный самодовольства повелительный окрик: - Вы арестованы! Немедленно бросить оружие! Медленно, словно нехотя, понурая женщина развернулась к холеному хлыщу-офицеру и, выглянув из-за спины прикрывшего ее Макса, подняла глаза на говорившего. Резким жестом отбросив упавшие на глаза волосы, Сильвия отточенным многими тренировками пренебрежительно-холодным взглядом посмотрела глаза в глаза командиру карателей. Края губ женщины надменно и чуть презрительно опустились вниз - будто она смотрела на что-то мелкое, но премерзкое.
Слепые черные зрачки стволов, казалось, смотрели прямо на нее, готовые в любой момент с ревом выплюнуть маленькие свинцовые сгустки смерти, которые так жаждут впиться в ее плоть и вкусить свежей крови. Как хорошо бы сейчас было, чеканя шаг, подойти к наглецу и высокомерно сказать: - Офицер, ты хоть знаешь, кого пытаешься арестовать? Решил всю оставшуюся жизнь провести в самом захолустном гарнизоне? Я устрою. Наклонись-ка ко мне и послушай: это не предназначено для ушей твоих дуболомов. А потом - точным ударом в пах повалить хама и с ледяным спокойствием наблюдать, как верный Макс за пару секунд делает из тупых и жестоких солдат изящное макраме - так быстро, что никто из них и не успеет выстрелить. Да, было бы здóрово. Вот только ван Эллемеет твердо знала, что так бывает так только в дешевых голофильмах. Психолог отчетливо понимала, что ее пристрелят раньше, чем она успеет сделать хоть что-то: маловероятно, что командир карателей окажется столь уж неловок и растерян. Умирать женщине чертовски не хотелось, тем более так - по глупости. В конце-концов, ей сидеть не привыкать: с того времени, как Сильвия приняла behdin, в тюрьмах на Земле ей довелось провести месяца два, не меньше. Так что зороастрийка почитала себя практически профессиональной сиделицей и мученицей за веру. Ну и, в конце-то концов, по мнению мобеды, инкриминировать им нечего - ведь они ничего не делали. И вообще: капитан Фрайзер их точно вытащит. Так что Сильвия решила для себя, что лучше покориться беззаконию - так и она, и Макс целее будут. Выступив из-за спины Шепарда и осмотрев исполненным презрения взглядом пятерку бравых вояк, наставивших оружие на одного мужчину и безоружную женщину, психолог процедила: - Я, Сильвия Анна Мария де Йонге ван Эллемеет, леди Измей, подчиняюсь Вашему произволу. Мы готовы проследовать до места заключения, но уведомляем, что требуем, во-первых, сеанс связи с командиром нашего корабля, а во-вторых, информируем, что лично я и, следовательно, те, за кого я ручаюсь, подсудны исключительно суду Земли: так что в случае выявления в наших действиях признаков состава правонарушения Вы обязаны нас депортировать на землю. Ведите... Вергилий.
|
Плачет и чувствует спиной, как вытягиваются в недовольную ниточку губы Элтона. Да чтоб его, не червонец она, чтобы всем нравиться! Хоть и те, что вокруг, привыкли к червонцу. Ты всего лишь можешь говорить. Ты никогда уже не будешь в порядке. Они убили тебя. - Я притащу тебе Феникса, обещаю, Эд. Поверь. Пожалуйста. Мне. Мелкой. Мелкой можно верить, Мелкая не умеет врать своим. Говорит тихо, но уверенно. Возвращает самой себе себя. Сильную, неумолимую, сладкую тем, кто ей нужен, но и терпкую, кислую тем, кто по другую сторону, Регину. Ту, которую несколько лет не принимала собственная колыбель. Ту, которая умеет добиваться и вернулась в колыбель матерью, центровой уркой, шапкой.
Больше к этому разговору никто из них не вернется. Ни при всех, ни в одиночестве - у них другая доля. Другой смысл. Другой удел. Регина только понимает, что никогда не тронет Бритву. Он, сломанный, стал сегодня родным - как бы уродливо не звучало. Он теперь наместник ее среди всех.
Идет, долгими улицами пробирается к заколоченной церквушке на окраине. Испепелить это здание власти еще не добрались. Петляла нещадно, пока шла, но лишь мальчишку на хвосте приметила и то, что скрылся он на ее подступах к церквушке - улыбается, себя такой вспоминает и как сама следила и предупреждала о чужих около. Так же грязно наверное следила, а может чисто - а мальчишку приметила лишь оттого, что все маневры их ей с детства известны? Крохотное окошко в заколоченной двери. Стук. Стук. Тишина. Повторить. Стук. Стук. Открывается оконце - руку просунуть. На безымянном пальце этой руки желтое колечко, а под колечком наколочка заветная - ее и показывает, откинув камень драгоценный кольца с хитринкой в сторону. Крохотная, не более сантиметра точечка. Ее им и нужно. Разрешают войти. - Где шныренок?, - требовательно спрашивает, скидывая на стол три тысячи кредитов. - Дело по твою шею, митька*, и по всех. Льюис Гастон. Достаньте мне о нем все.
"СЕНТИМЕНТАЛЬНОСТИ???"- ревет Ястреб. Регине хочется схватить Элтона за горло и душить, ломать его шею тонкими пальцами, ей хочется долго убивать за то, что посмел тронуть, посмел запачкать названием "сентиментальности". Хочется, но наружу не просачивается ничего. Хотите знать, как разламываясь внутри от боли или злости, быть снаружи спокойной и даже довольной? Хотите знать, как стать снаружи милой? Хотите знать, как показаться обаятельной? Спросите Регину Барреа.
- Вы очень похожи на своего отца. И эта россыпь родинок на щеке, как у матери... Регина вскидывает бровь вверх. Давненько ей не приходилось удивляться. - Знаете, Регина, между людьми столь разных сословий-призваний не может быть дружбы. Но, верно, родись Ирвин аристократом или же родись я вором мы стали бы неразлучны. Это сейчас нет разницы в сословиях-призваниях, просто потому что Император Элькора смел эту разницу своим деспотизмом. Все люди одинаково хотят одного - быть свободными. Хотят и объединяются. - Вы действительно так хороши, Гастон, как говорит о вас город? Регина устало снимает клипсы с ушей и растирает мочки. На самом деле она раздевается - крохотная деталь, еле различимый намек, всегда читаемый мужчиной, улавливаемый вибриссами его подсознания. - Я не плохой, не хороший, Регина. Я лишь делаю то, что должен, и стараюсь делать это хорошо. - И что для вас означает делать хорошо работу человека у власти? - Попытаться вернуть людям толику свободы. Ничего больше. - Отец никогда не упоминал о вас, Гастон Льюис, поэтому не уверена, насколько вам можно верить... - Полосатый, - прерывает он. Тогда Регина понимает. О Полосатом отец поминал. Всякий раз, когда девочка спрашивала о шраме на лодыжке, говорил "След меченого, был бы смертельным, если бы не полосатый". Кто тот неведомый полосатый Регина не знала, отец отмахивался от ответа всякий раз, в воображении девочки это был маленький бог, которому стоит молиться время от времени. И она ведь так и делала - "Полосатый убереги". Регина вспоминает и смеется сама себе. Возвращает клипсы ушам - ей больше не нужны уловки. - Вы знаете, Гастон, между нами мог бы завязаться роман. Жаль, разные сословия-призвания. - Признаю, вы настолько хороши, Регина, что по поводу межсословных романов я бы поспорил. Но женат и уважаю свою супругу. Барреа одобряюще улыбается и встает: - Была рада узнать о вас, Полосатый. Мне пора. - Но вы, верно, зачем-то пришли сюда, Регина? В дом Гастона Льюиса не просачиваются так просто женщины. - Под вас копают траншею, Гастон. Я должна была узнать что-нибудь очень отвратительное, получить за это нечто очень-очень нужное мне. Всем. Но ваш ежедневный туалет - недостаточная информация. А копаться в вашем прошлом с моим отцом, где уверена найдется масса интересного, я не стану из памяти отцу и полосатому. Тем более так совсем не интересно - ведь вы сами рассказали мне почти все. Вы - тот случай, когда Регина Барреа сломала зубы. Уже более суток десяток знающих людей находятся неотлучно около вас, ваших близких, вашего прошлого, но они не нашли ничего. Поэтому я пришла сама. Теперь уйду, память отца мне дороже. - Вы рано собрались уходить. Я пожалуй знаю, что вы можете дать тем неведомым, копающим под меня. Получите - что желаете. Я в итоге выйду сухим из воды, можете быть спокойны. Раз между нами не выходит романа, позвольте мне стать вашим другом.
- Нам нужен этот "Ренессанс". Это наш шанс. Это моя колибри. Спасибо, папа! - Элтон, вы чудо. Бритва, собери всех. Это шанс. Это самый шикарный шанс из всех, устраиваемых нам судьбой за последние пять лет. Выдвигаемся через пять минут. Я стану говорить с капитаном. Регина не умеет управлять звездолетами, но Регина Барреа умеет управлять людьми. - Марк, выясни все о каждом из экипажа. И, пора, пора сделать "винт". Самое время.
"Винт" - кодовое название подготовленной мини-диверсии. Винт - несколько локальных взрывов под резиденцией Императора. Это не полноценная акция сопротивления, хоть они готовят и такую, это - усмешка. Усмешка Ястреба Императору. Император не пострадает, что ему сделается за пару часов, на которые в резиденции последствиями взрывов будет перекрыты свет, вода, заблокироны двери, будет взломано управление всех аэрокаров в радиусе 200 метров вокруг дворца, пока не заведут запасной генератор? Ничего не сделается этому ублюдку. Но это ее усмешка призвана не для того, чтобы убить. Это для того, чтобы отвлечь, чтобы отряды вояк забегали что крысы по подвалам, стали неустанно шариться среди подземных этажей в поисках людей сопротивления, устроивших ЭТО. И никого не нашли. Так улыбается Ястреб, нарисованный там всюду, там, под землей Ястреба больше, чем где бы то ни было.
Оборачивается идти к себе, у двери только замирает и говорит спиной. - Бритва, отправь к ветерану Мурку.
|
Наступает решающий момент. Тот момент, когда вот-вот будет ясен исход партии. Осталось совсем немного - передвинуть пару фигур. Фигур, которые ты никак не можешь контролировать. Которые сильнее игрока в сотни, тысячи раз. Фигуры, которые, видимо, уже начинают двигаться сами. А шахматная доска, еще совсем недавно бывшая привычной, в клетку, становится размытой и серой. Цвета смешиваются, линии исчезают. И остается голое поле, на котором вырастают дома, замок и огромное, неисчислимое количество черных знамен, на которых изображен орел. Забавная схватка - легион солдат с одним из сильнейших волшебников во главе против горстки солдат и сотни магов. Исход немного предсказуем, или по крайней мере так казалось Крауцу. Зачем сражаться за слабых и погибать, если можно примкнуть к сильным и наслаждаться победой? Разумно ведь. Особенно, если и сильные и слабые находятся так близко. И ты, к сожалению, волей судеб оказался не с той стороны баррикад... И, видимо, Крауц оказался не единственным, кто следовал похожей логике. Старые товарищи, известные еще со времен обучения, тоже были здесь. Все до единого - те немногие, кому Михаэль мог доверять. По-настоящему доверять. Настолько, чтобы ввести их в эту партию на своей стороне. Ну или попытаться ввести. Однако все пошло не так гладко, как было задумано. Отказы поступали один за другим, в то время как согласились лишь несколько. Эрика - бесовская девчонка. Михаэля уже давно терзало желание узнать о некоторых талантах девушки, весьма отталенных от тонких материй. Но, увы, как и у многих других, у него не ничего не вышло. Зато сейчас, проявив куда большее доверие, чем многие другие, она решилась выступить против потерявшего рассудок Ройса. И Эстебан - оплот пуританства в этой пестрой компании, как ни странно, смог зреть в корень. Итого их оказалось трое - Михаэль, Эстебан и Эрика. Печально, но что есть, то есть. Итак, все оказалось готово. Время приступать к самому интересному... битва началась. Огромное количество команд, распоряжений, телепатических посланий. Воздух накаляется, накаляются и куда более тонкие материи, делая чувства Архимагистра куда скуднее. Да и ввиду общей занятости он, скорее всего, окажется попросту не в состоянии отследить каждое телепатическое послание, которое будет передано в городе. Воспользовавшись этим, Крауц попытался связаться с давним... приятелем. Если, конечно, можно так назвать человека, который, фактически, тобой повелевает. Итак, Михаэль, оказавшись как можно дальше от цепких лап, глаз и ушей Архимагистра попытался связаться с таинственным темным магом, которому доверил свою жизнь и свои планы: - Приветствую. Какие будут указания? Мысленная беседа с Архароном всегда была чем-то особенным. Казалось, он навязывал свои правила без малейших усилий, непринуждённо манипулировал визуализацией диалога, воссоздавая какие-то образы из собственной памяти и, как обычно, полностью контролировал ситуацию. На этот раз вокруг возвышались украшенные роскошными барельефами стены утопающего в полумраке тронного зала – не эрединского, совершенно другого. Более огромного, излишне роскошного и, пожалуй, даже безвкусного. Чувствовалось, что это место находится крайне далеко от обоих участников ментальной беседы. Скорее всего, где-то в сердце обширной артоданской империи. И ещё одно ощущение упорно не проходило – безнаказанности и защищённости. Спокойствия и беспочвенной уверенности в том, что эту беседу никто не сможет подслушать. Тёмный маг холодно улыбался, величественно восседая на троне. - Приветствую вас, мэтр Михаэль, - невозможно было прочитать эмоции, что скрывались в бездне голубых глаз чародея. – Рад, что вы всё-таки решили придерживаться нашего общего плана. Он замолчал, пристально вглядываясь в лицо своего сомнительного союзника. Будто пытаясь уличить Крауца во лжи. - На этот раз мой план до ужаса прост. Осталась в прошлом фаза интриг. Когда мы схлестнёмся… Я и ваша хвалёная Гильдия... Ты не станешь объединять свои силы со всеми остальными. Ты ударишь им в спину. Организуй что-нибудь грандиозное. Диверсию. Ошеломи их, лиши концентрации. Этого будет более чем достаточно. Архимагистра предоставь мне. Он замолчал, но тут же тихо добавил: - Только мне. Михаэль кивнул, однако скорее себе, нежели собеседнику: - Понял. Обернувшись к двум своим товарищам, он сообщил: - План прост. Необходимо дезориентировать как можно больше человек, вот и все. Нас мало, мы не в силах тягаться со всей Гильдией. Но оказать некоторую помощь... да, это мы можем. Насколько я знаю, маги рассредоточены по городу. Наша задача - избавляться от них как можно быстрее, пока они не успеют поднять тревогу. Вроде просто, не так ли? Оглядев собравшихся, Крауц поднял бровь.
-
Нравится наблюдать за твоей веткой.
-
Шахматные метафоры - это всегда круто :) Ну и конечно: Зачем сражаться за слабых и погибать, если можно примкнуть к сильным и наслаждаться победой? Действительно.
|
Они приближались. Нарастали, словно шум приближающегося урагана, звуки десятков шагов. Двигались, не издавая ничего похожего на крики и стоны безвольной толпы - эхо человеческой массы до сих пор напоминало о себе тихим отзвуком запомнившихся мгновений. Они - совершенно другие. Эти существа, порождения тьмы. Эти костлявые тени людей, сохранившие на своих останках обрезки одежд, напоминающих о давно ушедших временах. О том, кем они были. Кусочки памяти, рассыпающиеся в песок. Сейчас, в этом коридоре, прижавшись к стене и моля всех существующих богов о собственном спасении, стояла девочка. Сжавшись, корчась внутренне от выползающих из самого нутра давно забытых страхов. Помнишь скрип дверцы шкафа и притаившуюся за ней тьму?.. Помнишь шорох плотных штор, легко касающихся пола?.. Помнишь тень, пролёгшую по углам широких коридоров?.. И шаги. Всегда были шаги. От них ты бежала. Бежала… до сих пор… Не хочу. Не хочу ощущать, как тонкие пальцы сжимаются на моём горле. Не хочу чувствовать холод. И горький привкус чужого триумфа… Но ещё несколько шагов. Совсем малое расстояние. Я слышу их. Они идут. Идут за мной. И в этот раз – я не смогу убежать.
Собственное бессилие разлилось в теле немеющей вязью. Хотелось плотнее прижаться к стене, хотелось просто исчезнуть и очутиться в другом месте. Не слышать, не видеть, не чувствовать то, что последует дальше… Дыхание смерти пахнуло ей в лицо смрадом. Где-то возле неё клацнула челюсть, лязгнула ржавая сталь, звонко шаркнула по каменному полу кость. Рядом. Они совсем близко. Айлин зажмурилась, слабо застонала и пошевелилась, пытаясь отстранится. Некуда уйти. Некуда отступать. Она ощущала себя словно окружённая охотниками добыча. Ещё несколько секунд – и прицельный удар оборвет бешеный стук в груди… …Поток звуков устремился дальше по коридору.
Прошло несколько мгновений прежде, чем Айлин решилась открыть глаза и убедиться. Не верилось. Смерть была так близко… Мягко касалась её тёплым запахом разложения. Напоминая о хрупкости её собственной жизни. И… они просто ушли. Пробежали мимо. Не обратив внимания на прижавшихся к стене девушек совершенно. Айлин шумно выдохнула. Ощутила слабость в коленях. На краткий миг закрыла глаза снова и коснулась затылком стены. Хотелось плакать. Хотелось смеяться. От накатившей расслабленности едва не потеряла сознание. Перед глазами помутнело, и девушка, опустив голову, закрыла лицо ладонями. Чужой голос вторгся в ослабевший разум. Первой опомнилась незнакомка, резко оттолкнувшая её от приближающейся толпы мертвецов. Извинялась. На миг забывшая о постоянной злости, питавшей её, Айлин никак не отреагировала. В какой-то миг внутри вспыхнула искорка света, и девушка ощутила подобие… благодарности. Она не привыкла выражать подобные чувства. Айлин услышала, как незнакомка отрывается от стены и делает шаг в сторону, и опустила руки, вглядываясь в полумрак коридора. По сравнению с плотной завесой тьмы, сейчас здесь было даже светло для непривыкшего зрения. Какой-то миг на её лице проявилось отражение истинных чувств: замешательство, усталость, радость. Она увидела стоящих поодаль крестьянина и на шаг впереди – Ариса. Встретилась взглядом с телохранителем, заметив тень переживания на лице. Колдунья снова начала говорить, обращаясь теперь к Хеллгейту. Видимо, на собственные силы в поиске выхода не слишком полагаясь. Возникла в голове мысль, что девушка думает правильно: до того момента, как Айлин не свернула, Арис вёл их вперёд вполне успешно… Но затем она вспомнила другое. Причину. А ещё…
Маска холодной отстранённости вновь появлялась на её лице. Слабость рассеивалась, страхи улетучивались. Без них становилось гораздо легче. Легче вновь стать той, кому заслужила репутацию взбалмошной девицы. Сейчас, при свете, оголяющем существующие в нём формы и позволяющем видеть истину, - она не могла допустить иного варианта развития событий. Не могла. Не хотела. - То есть как это – нельзя? – с ходу, тоном, лишённым приятных и добрых нот, начала Айлин, нахмурив тонкие брови. – Я пойду, куда захочу, вне зависимости от решения кого либо из вас. Резкий тон, гневный взгляд. Он остановился на простолюдине. Изначальной причине всего случившегося. - Ты! Больше не смей ко мне приближаться. Тронешь ещё хоть раз – я прикажу отсечь тебе руку. И никаких идиотских молний. Не умеешь – не берись, остолоп. И ты, - посмотрела на девушку. Осеклась. – В этот раз… спасибо. Но подобного обращения я не допущу. «Спасибо» - и то сквозь зубы. Перевела взгляд на Ариса. Уже знакомый взгляд. Если некоторыми мгновениями ранее в нём было что-то хорошее, то теперь – потухло. - Я знаю, куда идти, - обращалась к незнакомым спутникам. - И мне совершенно всё равно, пойдёте вы следом или нет. Если да – извольте держать расстояние. С этими словами Айлин развернулась, всколыхнув шёлковое море нижних юбок и, не дожидаясь ответа, двинулась к янтарному источнику света, следуя пульсирующим в оранжевых лучах силуэтам.
|
При словах молодого Сальваторе Лауренсио хитро-хитро усмехнулся и потер ручки, до боли напоминая в эти секунды одновременно карнавального злодея и крысу, завидевшею кусок бесхозного сыра. Чуть хрипловатое гнилостное хихиканье дополняло образ законченного и глуповатого негодяя, вот только... Бдительный Андрэ не уловил во взоре ди Ферранте никакой радости или ажиотажа: водянистые глаза старика смотрели холодно, строго и жестко, даже несколько оценивающе, заставляя вспомнить рассказы о непроницаемых туманах Альбиона. Кажется, Лауренсио скорее играл на публику, чем действительно действовал по велению сердца. Отсмеявшись, помощник покойного графа хрипло откашлялся и продолжил уже спокойным и деловитым тоном: - Что же, юноша, ваш интерес весьма похвален. Я уверен, что пытливый ум вашего отца сможет извлечь пользу из моих слов. Ну да ладно, приступим. Если про кого-то надо будет рассказать по-подробнее, не стесняйтесь - уточняйте. Итак: Отец Феликс. Ну, тут все просто: покажи заботу о народе, пожертвуй денег церкви, ходи на молитву каждый день - и все будет хорошо. Имеет слабость к "истинно верующим" - готов им многое простить. В особых грехах не замечен. Альберто Кольвицци - жадность во плоти и амбициозность без талантов. Но хитрости и подлости не отнять. Неофициально работает на Колонну в надежде получить дворянство. Недавно зачастил к Пикколомини. Именно после его визитов Женьев и пригласила кондотьеров - но это так, логика. Возможно проработать его связь с Колонной и публично обличить в продаже секретов - для него это станет концом карьеры. Имеет слабость к деньгам и власти - но тут Римлянина не перебить. Луиджи Сориа - хороший, честный вояка. Умеет работать не только мечом, но и головой. Любит Пьяченцу и ценит откровенность. Главная слабость - в честности и щепетильности. Сейчас ищет достойного синьора, которому может предложить свою верность. И лучший способ добиться этого - стать для него копией покойного графа Росси. Витторио Джильди - гуляка и кутила, любитель женщин, лошадей и скачек. Имеет влиятельную родню в Милане. Слабости его, я думаю, и так видны. А вот грешки за душой есть: пара заколотых мещан, не вовремя вернувшихся к женом, да повесившаяся от тоски барышня в Генуе. Ну и долгов немало - расплатившись с одними, он тут же влезает новые. Джанни Неро - а вот он - тайна о семи замках. Скрытен, cazzo, и живет в лесу. Но охотник - дай Бог каждому, как и его ребята, собственно. Я бы заподзрил, что он может иметь связь с бандой Апостола - иначе ее бы этих criminale давно нашли. Август Брауберг - напыщенная посредственность, только и умеющая, что добывать деньги. Практически честен - то бишь берет, но по-маленьку. Ничего интересного. Джироламо Альберти, хотя и выглядит подчас полным idioto, на деле - умный и расчетливый мужчина. И при этом - весьма жесткий и хваткий. Поверить может, и доверится может, но если его подвести - не постесняется наказать провинившегося. Республиканец не по убеждениям, а, скорее, по политической конъюктуре - так ему выгоднее и легче вызывать любовь у горожан. Для него важнее всего сохранить свое положение и паритет сил в городе. Доменико Колонна - маленькая, богатая, хитрая дрянь. Решил, по моим сведениям, сам включиться в борьбу за графскую цепь, опорочив остальных кандидатов. Недавно чем-то сильно обидел Альберти. Посадил Кольвицци на прочную цепь из золота и посулов. Таких лучше или иметь в друзьях, или душить в колыбели.
Итого, юноша, с вас я бы взял сто шестьдесят сольдо - по двадцать за персону, но так как вы сын Стефана, да еще и первый мой визитер, ограничусь восемьюдесятью. И еще по тридцать буду брать за создание хорошей репутации в глазах этих синьоров, равно как и за организацию приватной встречи с ними. Может, что-то еще интересует вас, Андрэ Сальваторе?
...Услышав речи Эстеллы, неаполитанка, запрокинув голову, рассмеялась чистым серебристым смехом. Спустя несколько секунд веселья она успокоилась и вернулась в прежнюю позу, искренне улыбнувшись собеседнице. Пригладив темные, чуть вьющиеся волосы, Дестефани луково посмотрела на гостью: - Эстелла, вы великолепны и неотразимы, простите меня за невольный смех - я просто восхищена вами и рада найти в Пьяченце столь... интерсную синьору. Видит небо и море - я отдаю дань вашей откровенности, чесности и интересному и грамотному подходу к делу. Поистине, синьора, - она послала девушке воздушный поцелуй с ладони, - я вас обожаю. Вы сумели меня заинтриговать. Затянувшись кальяном и выпустив к потолку густую струю дыма, неаполитанка, хитро прищурившись и легко улыбаясь, посмотрела глаза в глаза Эстелле. Тонкие пальцы Магдалены словно сами собой подобрались поближе к синьоре Сальваторе. - Здесь нас никто не услышит и не увидит, а все сказанное не покинет пределы особняка. Поверьте, и я, и мои люди умеем быть молчаливыми. Так что тут, за воротами моего дома, вы в безопасности большей, чем где бы то ни было. Что же до предложения провести время более продуктивно..., - по губам Дестефани скользнула лукавая усмешка, - я слушаю тебя. И скажу сразу - любопытство меня может подтолкнуть на многое.
|
Эпохи проходили над моей головой. Скажи мне, который сейчас век? Светит ли по-прежнему солнце, там, наверху? Колышет ли ветер зеленые ветви деревьев? Выросли ли они? Я помню их совсем маленькими. Такими тонкими и несмелыми. Скажи мне, по-прежнему ли пахнет там медом и травой? Или запах крови вытеснил эти такие дорогие сердцу ароматы? Я помню зло. Я помню добро. И помню насколько они близки друг другу. Скажи, остались ли звезды на черном бархате неба? Или же рассыпались все, погасли, не желая видеть глупость людскую? Я помню… я был там. Я дышал этим ветром, я подставлял солнцу лицо. Я вкушал тот мед. Скажи мне, многое ли изменилось с тех пор, как спустился я в первозданную тьму? Ты нарушил мой покой. Ты пришел без спроса. Ты упал в мою колыбель. Твои шаги так грубы и неосторожны. Так громыхает сердце. Я слышу твой страх. Я вижу твою силуэт. Ты идешь сквозь мою тьму, с моими тенями. Ты ищешь. Что ты ищешь? Выход? Или меня? Скажи мне, зачем ты пришел?
Сталь Эта чудовищная сила. Эта жажда крови, затмевающая все – иссякла. И вернулась боль. Хлынула потоком, разрывая плоть, входя кинжалами острыми в каждое прошлое и будущее движение. Расплавляя ткани, обжигая сердце. У гвардейца не было лица. У него был молот. Движение вперед оборвалось резко. Вспышка в глазах. Непонимание. Арбалетная стрела в груди. Звон доспеха при каждом шаге. Блеск стали на лезвии клинка, входящего в плечо и просекающего тело до самого основания. У гвардейца не было лица. А молот он оставил себе.
Гидра Металлический человек. Стальной снаружи, закованный в латы внутри. Было ли у него сердце? Умел ли он слышать что-либо, кроме приказов тех, кому принес клятву? Когда-то он был мальчишкой. Простой русоволосый мальчик, каких много бегало по трущобам столицы людей. Белоснежная улыбка. Веселый смех. И мечты. Такие важные для ребенка. - Я стану рыцарем! – Говорил он, а с него смеялись друзья и подруги сироты. Какой же рыцарь из того, что не имеет рода, что остался один на один с этим миром? - Я стану! – Супился он и смело размахивал палкой. Он верил в идеалы. Он жил своей мечтой. И однажды достиг ее. Палка в его руках волшебным образом превратилась в крепкий острый меч. А деревянные доски, подвязанные гнилыми веревками – в блестящий доспех с алыми гербами короля. Слава. Честь. Благородство. Об этом мечтал маленький мальчик. Только есть ли слава и благородство там, где из сердца выжигают чувства? Где на грудь ставят раскаленное клеймо принадлежности? Делают из души вещь, а из тела послушную марионетку. И что-то сломалось навсегда. В ясных глазах потух свет. Распалась вера. Остался один лишь смысл – убивать. Убивать, не зная сомнений. Не помня о страхе. Не подпуская чувства. Оставаясь ожившей стальной горой, в которой томится маленький русоволосый мальчик, пойманный в тюрьму своей мечты.
Ледяные струи воды поднимались, принимая облик. Слишком медленно. Райна чувствовала, как пела и струилась волна. Как тянулась она к той, что умела ее слушать и понимать. Но слишком медленно. Гвардеец взмахнул мечом, а девушка отчетливо увидела, как сталь острого клинка пройдет сквозь ее мягкую плоть. И станет алой вода. И взвоет горько милый сердцу поток. Растворится ее жизнь в родной стихии. Мимо прошелестел ветер, набирая силу. Ветер, что стал уже чем-то родным и привычным. Другом, помощником. Защитником. Сорванный с пальцев рыжеволосого юноши, он ласково растрепал волосы девушки и пронесся мимо, поднимая воду. Останавливая течение. Выворачивая плоть подземной реки. Огромная волна прошла сквозь гвардейца и опала серебристым веером брызг. Вот и все. Он стоял. Сквозь прорези шлема можно было увидеть светлый поблекший взгляд. Это была последняя искра жизни. Спустя лишь мгновение, что длилось бесконечно долго, гвардеец короля, лучший из лучших стражей – рассыпался. Куски плоти, разрезанные ветром, упали в воду, уносимые течением. Маленький мальчик освободился из своей стальной темницы.
Тень Изломанные, дерганные движения. Перевалы с ноги на ногу. С обрубка на обрубок. Скрип залежавшихся костей, столетиями не смазанных чистой, теплой кровью. Шорох сухожилий, натягивающихся изъеденными червями нитками. Вот-вот лопнут. Вот-вот оборвутся. Шепот сухой кожи, рассыпающейся, будто прелые листы по осени. Такие хрупкие. Шагнувшие за грань и не нашедшие покоя. Разбуженные неосторожной и неумелой рукой. Мертвые. Была ли разница между ними и той безумной толпой живых, что осталась наверху, ведомая рукой пастырей своих? Жрецов Девяти. Отличались ли они хоть чем-то, кроме прогнившей плоти и остановившихся давным-давно сердец? В их глазах таилась схожая бездна. Мрак без начала и конца. Ни целей. Ни мечт. Лишь крепкие узы, связывающие и заставляющие повиноваться. Он разбудил их. Он украл их сон. Он открыл их веки, впуская зеленый свет в иссушенные стекла зрачков. Они искали. Они тянули руки. Они пытались что-то мычать, но издавали лишь нечленораздельные звуки. Потерянные. Он сказал – бежим. И они побежали. Туда, куда он указал. К янтарному огоньку впереди. Изломанными, дерганными движениями. Спотыкающимся неровным строем. Мимо тех, кто упал и поднялся. Мимо тех, кто успел уйти с дороги, вжавшись в черные холодные и скользкие стены.
Айлин и Константина чувствовали этот запах. Он будет преследовать еще долго, не оставит так легко. Запах смерти, миазмы пустоты и мучительных столетий разложения живьем. Отнятые души, распоротая плоть. Все это было так близко. Можно было протянуть руку и коснуться их хрупких конечностей. Разверзнутых в немом крике ртов. Заглянуть в пустоту глаз, за которой таился другой совсем бог. Бог, что творит смерть.
Следы Он где-то отстал. Тот старик с лицом юноши. Тьма наплыла и отхлынула, слизнув его своим течением, оставив позади. Потерянный в лабиринтах подземных катакомб, где потолок служит опорой великому храму. Виглик остался один. Или нет? Маленькая искорка чистого белого света. Она появилась где-то сбоку, проплыла мимо. Кокетливо замерла и метнулась вверх, осыпавшись на пол впереди силуэтом ребенка. Мальчик или девочка? Свет или тьма? В этом образе все смешалось. Сплелось. Улыбка от уха до уха. Абсолютная чернота глаз. Беззвучный смех и рывок вперед. Догони меня. Я здесь. Здесь. А теперь вот здесь. Догони меня. Поиграй со мной. Оно бежит, а никто его не замечает. Оно бежит мимо двух мужчин и застывших у стены девушек. За толпой мертвецов, что тоже бегут куда-то навстречу янтарному огоньку впереди коридора. Оно бежит и смеется без звука, отдаваясь эхом в ушах. Оно зовет за собой.
-
Прекрасная вязь слов. Я очень люблю читать твои посты.
-
За историю гвардейца.
-
Потери! Потери! Потери!
-
Ввиду некоторых ИРЛ-обстоятельств не мог поддерживать должный темп, но игра по-прежнему очень нравится.
|
Слова Галахаэра, преисполненные великой скорбью, будто мрачным эхом отдавались в сознании девушки. Трудно было признать правду из чужих уст, хоть она и являлась очевидной. Мрачное предчувствие все это время не оставляло ее, будто следуя тенью по пятам. Скрыться от неизбежного невозможно. Селина обернулась, оглядывая мрачное шествие. Эльфы за ее спиной скорее напоминали призраков прошлого, хоть на самом деле и являлись остатками их будущего. Скорее всего всего, лишь немногие выживут. И сейчас, в этот мрачный час, каждый из них готовился покинуть этот мир с честью. В последней битве, против истинного врага. Они, будто выходя из тумана забвения, с каждым шагом все больше преисполнялись уверенности в собственном долге. Каждый из них лишь на время запутался, и теперь осознавал это дорогой ценой. Всего-то и надо было указать направление. Но правильно ли поступила друидка, преисполненная гневом несколькими минутами назад? Видимо, другого выбора у нее не было. Что ж, прошлого не изменить, как бы сильно того не хотелось.
Селина ступала все дальше и дальше, приближаясь к неминуемой, возможно, последней битве. Она все шла, и сомнение ее укоренялось в сердце, ведь она оставляла позади друга, которому обещала помочь. Обещание, данное с легкостью, точно так же и было нарушено. Угрызения совести, будто паразиты, разрастались в сердце, наполняя его горечью и сожалением. Оглядываясь она уже не видела антрацитовых глаз, выражавших столь многое. Химера осталась позади, у нее был свой путь. Своя судьба. Она не забудет этого прощального взгляда, выражавших печаль и укоризну. Быть может, они будут преследовать ее до конца дней.
Оказавшись среди поселения людей, чуждых и непонятных, окруженная мощными грубыми строениями, Селина почувствовала себя в неволе. Привыкшая жить сама по себе, посреди леса, она непривычно озиралась по сторонам. Все казалось столь чуждым и необычным. За исключением страха. Он устилал своей незримой дымкой земли, по которым она проходила. И эта была не исключением. Пустовавшие улицы города и вовсе казались лишь заброшенным памятником былого величия. Затишье перед бурей.
Там и тут люди что-то сообщали послу эльфов на своем, непонятном языке. И лишь в голосе чувствовалась тревога. Как выглядела Селина со стороны? Скорее всего диковато для местных людей. Перепачканная от долгой дороги одежда, растрепанные волосы, татуировки. Позднее, уже во дворце, эльфы узнали вести. Хорошие и плохие. Пытливым взглядом девушка разглядывала предводителей местного народа, не скрывая своего любопытства. Неприязнь или, быть может, неодобрение витали в воздухе. Эльфам не доверяли. Их здесь терпели из-за нужды. Странно было ожидать чего-то еще. Друидка проигнорировала холодный прием. Она здесь не задержится дольше, чем того требуется. Так или иначе.
Звуки нарастают, кажется, отовсюду. Сначала это звон колоколов. Непривычный для эльфийского уха звук. Он заполоняет собой весь город, в том числе и стены дворца. Старцы меняются в лице, не веря ни собственным ушам, ни худшим из собственных догадок. Внимание Селины так же переключается на приглушенную барабанную дробь. Что-то надвигается к этому городу. Неумолимо, настигая свою цель, загнанную в ловушку. Девушка движется вслед за Галахаэром, будто в трансе. Орда уже здесь. Взгляд ее изумленно изучает горизонт. - Пожалуй, нам нужен толковый полководец для обороны,- слова девушки обращены к послу.- Полагаю, лишь тактика и крепкие стены смогут нас спасти. Удача уже не на нашей стороне.
|
Смерть не имеет лица. Она забирает души, жадно поглощая и оставляя лишь пустую оболочку. Тело, что уйдёт в землю вместе с прошлым. Развеется с прахом память. Сотрутся воспоминания. О тебе забудут. Преданный земле, ты станешь ничем – забытой, истлевающей, погребённой оболочкой. Тенью того, чем был раньше. Они были людьми когда-то. Существа, кошмары, призванные в мир живых, призраки ушедших лет, не имеющие теперь желаний и высоких целей; со своей собственной судьбой при жизни, что так или иначе привела их к единому закономерному концу. Их пустыми глазницами смотрела на мир сама смерть, принимая личину бездушных теперь тварей. Заставляя двигаться иссушенные в толще земли сухожилия, повелевая мертвецами словно искусный кукловод. Готовая пополнить их ряды. Ждущая того, что кто-то из живых совершит ошибку… Что это было? Злой рок? Невезение? Судьба?.. Воодушевлённая тем, что казалось ей теперь правильным и являло собой призрачный шанс, Айлин развернулась и двинулась в новом направлении слишком резко. Пышные ткани дорогого платья заструились в тишине водопадом шелестящих звуков. Покатился тронутый туфелькой камень. До сего мгновения Арис молча двигался следом, доверивший ей, а девушка вполне уверенно вела их вперёд, с каждой секундой острее ощущая поток нематериальных сущностей. Забыла об осторожности… лишь на краткий миг. Его оказалось достаточно для того, чтобы вспоровшие тишину звуки обратили на себя внимание оживших трупов.
Айлин застыла на месте, слыша скорый грохот костей по твёрдому камню. Учащённо забилось сердце, бухая в висках громким набатом, мешая прислушиваться к надвигающей угрозе. Трудно поверить… Трудно смириться. В эти секунды щупальца страха заползли глубоко в душу и парализовали тело. Двинуться с места было невозможно. Невозможно попытаться что-то предпринять. Айлин стояла, глядя в пустот, сдавливая облачённые в перчатку пальцы. Понимая, что ещё мгновения… Я не хочу умирать! Внутри всё разрывается на части. Человеческое существо, одна жизнь… очередная отнятая смертью жизнь. Ты станешь забытым воспоминанием, подобно поднятым из земляной колыбели мёртвым. Сейчас – остро ощущаешь собственную слабость. Неспособность что-то изменить… Один лишь миг – и перед глазами проносятся лица людей, имеющих в твоей жизни какое-то значение. Любимые брат и отец, некогда оставившие тебя ради призрачных побед в партии безумных королей. Служанка, что на протяжении всего детства была лучом света в окутавший тебя тьме. Мама, заслонившая собой солнце надежд и лучшего будущего. Арис… …Девушка оборачивается. В сгустившейся тьме ничего не видно. Где-то вдали, словно прибой, текли нарастающие с каждой минутой звуки. Прошло не более пары секунд, прежде чем она ощутила, как он разжимает руку. Испуг. Затем – глухой удар, прорывающийся сквозь плотный покров теряющей свою силу тишины. - Давай! - В искажённом мраком пространстве его голос звучит словно иначе.
…Грубая сила, оттолкнувшая её куда-то в сторону. Айлин едва успела осознать, что произошло, когда буквально напоролась в темноте на что-то живое. Не смогла сдержать вскрика, оказавшись в объятиях неизвестного существа. Практически тут же оно её отпустило, вторя ей испуганным криком. Айлин отступила на несколько шагов, ощущая, как сильно бьётся о грудную клетку сердце, готовое вырваться из тесного плена. Натолкнувшись на каменную преграду, вжалась в стену, боясь куда-либо сдвинуться. Хаос сплетающихся событий достиг в эту секунду своего пика. Её луна была так близко… Чёрный силуэт рассеялся вспыхнувшим огоньком. Делагарди зажмурилась от непривычного, бьющего в глаза света. Пару мгновений, и она смогла различить фигуру знакомой уже девушки, что следовала за ними ранее. Не пришло в голову ни одного слова, что можно было бросить незнакомке, – в данный момент они не имели значения. Повернула голову в том направлении, где остался её спутник.
Страшно. Наблюдать за ожившей волной мёртвой плоти, неуклюже передвигающей конечностями. За тьмой, притаившейся в глазницах голых черепов. За клеткой оголённых рёбер, удерживающей где-то внутри слабый огонёк жизни. Они двигались к Арису и неумелому магу-простолюдину. Ещё немного… буквально несколько шагов… Айлин замерла, ощущая цепкий ужас. Последний закричал. Слишком громко для узкого коридора. Схватил Хеллгейта, потянув за собой. Девушка оторвалась от стены, машинально вцепившись в ткань юбки. Опережая тело, воображение несло её дальше по коридору, унося прочь от порождений смерти и собственных страхов… Она видела, что случилось потом. Как оступился крестьянин и дёрнул Ариса, падая вместе с ним. Громыхнула о камень сталь доспехов… Неужели всё закончится именно так?.. Смесь эмоций, вспыхнувших в душе. Так мало времени, чтобы в них разобраться… Страх. Сожаление. Отчаяние. Сомнения… Собственный эгоизм и желание выжить любой ценой тянули вперёд. Что-то заставляло остаться. Беги, Айлин. Ради этого остался он. …Толпа мертвецов пробежала мимо, совершенно не обратив внимание на двух мужчин.
Чья-то рука вновь изменила события. На этот раз – рука незнакомки, грубо толкнувшая её к стене. - Да что… Девушка едва успела сообразить и подавить волну раздражения, когда огненная волшебница, низко наклонив голову, бросила ей в лицо: - Замри и не рыпайся, коли жизнь дорога. Звучало грубо. Звучало оскорбительно для неё. В другом месте и в другое время Айлин обязательно показала бы этим двоим, включая крестьянина, собственный характер, напомнив о том, коей высокородной особой является. Странно, как всё меняется в наполненном смертельными ловушками подземелье… Незнакомка отпустила её и встала рядом. Ты – сумасшедшая. Раз решила остаться. Решила, что мертвецы не заметят нас и пробегут мимо. Посмотри в то, что осталось от их лиц, вглядись в пустоту глазниц и раскрытых ртов. Разве не видишь в них голод?.. Ты… я тоже. Чёрт побери, я сошла с ума, оставаясь здесь с тобой. Сладко. От танца творящегося вокруг хаоса упоительно сладко. …Айлин отвернулась. Не хотела смотреть на мертвецов. Не хотела наблюдать их приближение. Вместо них она увидела… свет. Янтарную искру, мерцающую вдали. Паутина теней медленно ползла к ней, указывая дорогу.
-
Завораживающие описания и великолепное взаимодействие)
-
Каждый персонаж, каждый пост - уникальны. Впрочем, моё мнение ты и так, думаю знаешь)
-
Ты так красочно раскрываешь атмосферу, что мне уже и писать не о чем)
|
Реннарт не знала, сколько минут, а, может быть, часов, продолжалось это еле слышимое продвижение. Долгие и тяжкие дни тренировок дали о себе знать: Константине было не в чем себя упрекнуть, и двигалось она так тихо, как только можно. Но этого оказалось мало - не все смогли не разбить хрупкий хрусталь тишины. Шорох, удар - словно набатом по темному тонеллю раздался шум. Ошибся кто-то один, но услышат - всех. Бывшая жрица замерла, вцепившись в рукоять кинжала, как в утопающий в соломинку, и вся обратилась в слух. Где же их не живые преследователи, как близко? Но не ожидала застывшая девушка, что в нее с размаху врежется... нечто. И, вместо того, чтобы обороняться и встретить нападающего холодной сталью или пламенными искрами, она испуганно взвизгнула, отступив на пару шагов назад - совершенно не готовая к открытому противостоянию.
И тут произошло то, чего служительница Карркма ну никак не ожидала: медленно, словно нехотя, тяжелый полог тьмы опал к ногам, замер пуховой периной на пыльном полу и исчез. Резкая перемена освещения больно ударила по глазам, и контрразведчица прикрылась рукой от слепящей полутьмы коридора. Рядом слышилось чье-то учащенное дыхание и сердцебиение: а значит тот, кто в нее врезался, живой. А живые здесь и сейчас не опасны. Легкое усилие воли и разума - и на пальцах женщины забился, затрепетал маленький огонек, теплым и ласковым свечением привнесший в вековечную тьму легкий отствет надежды и спасения. Разомкнув веки, щурящаяся от яркого света Константина нервно огляделась по сторонам. Впереди мглу коридора рассеивалало притягательное янтарное свечение - там, наверное, был выход. Рядом с бывшей жрицей оказалась надменная и истеричная вертихвостка-дворянка, а вот Арис-мечник и громкоголосый неклюжий селянин заметно подотстали: слава Пламенному, что не потерялись совсем. А за их спинами неровной стеной гниющей плоти и костей стояли те, от кого они пытались убежать - те, на чьих смертях воздвигся Храм Девяти. Воин и крестьянин тоже увидели преследователей, и с их стороны раздался оглушительный, полный неприкрытой паники вопль: - Бежим!!!
Вот только в эту минуту Девять явно отвернулись от пленников темных дорог под храмом: убегающие замешкались, запутались и, наконец, рухнули на пол. Остолбеневшая Реннарт во все глаза уставилась на двух мужчин, ожидая, что ожившая масса нежити вот-вот разорвет их на мелкие клочки. Но неожиданности для Ищейки за эту бесконечную минуту не закончились: ходячие покойники вместо того, чтобы набросится на ближайших жертв и вкусить свежей плоти, со всей целеустремленностью заводных игрушек устремились прямо на нее.
Женщина испуганно пискнула и непроизвольно отступила еще на пару шагов. С мигом пересохших губ перепуганной чиновницы слетело злобное: - С-суки! В голове бился один вопрос: что же предпринять? Привычный к решению разнообразных задач мозг в экстренных условиях работал с математической четкостью: мало шансов, что мертвецы любят именно женщин. Они не разорвали мужчин - а значит, не тронут и их. Наверное. Если они не будут стоять у них на пути. А если будут? Не нападут ли отродья на нежданную помеху, а затем, вкусив крови, и на всех остальных? Неизвестно. Пока предположить можно одно - по неведомой причине нежить идет на свет выхода, и мешать им - себе дороже.
И вот решение принято, и на исполнение его осталось не так много времени. Ухватив в крепкие обьятия одетую в роскошное черное платье аристократку, Константина резким рывком впечатала ее в стену, прошипев на ухо: - Замри и не рыпайся, коли жизнь дорога. Сама же контрразведчица, отпустив спутницу, стала плечом к плечу с ней, замерев спиной к стене, поближе к не-мертвым. В спокойно опущенной руке Реннарт продолжал ждать своего часа острый кинжал: если она не права, то пусть именно она станет первой жертвой тварей и продаст свою жизнь подороже. А эта наивная дурочка, оказавшаяся не в том месте и не в то время, пускай живет. Не ее долг - защищать верных подданых Королевства от всех угроз: внешних и внутренних.
|
|
Ты никогда не увидишь небо. Твоих глаз не коснется солнце. Не обнимет чистый, свободный, напитанный летом ветер. Твои ноги не ступят на упругую зеленую траву. Не скользнут пальцы по золотистым стеблям пшеницы. Ты не услышишь песни пьяных гномов в таверне. Не встретишься с презрительным взглядом высокородных эльфов. Ты не почувствуешь вкуса вина на сухих губах. Остроты такаякских специй. Тепла чужого тела в руках. Ты не бросишь кости на игральную доску. Они уже выпали. Всмотрись. Вслушайся. Знаешь, что ты увидишь? Ты останешься здесь. Здесь. Ты останешься во тьме. Под пластами почвы, держа на голове кровавый храм безумия. Ты останешься тут, вместе с ожившими кошмарами, вместе с проснувшимися призраками воспоминаний. Эхо чужой боли станет твоим. Вязь чужих мыслей проникнет в твою голову. Сведет с ума. Ты останешься здесь. Ты никогда не увидишь небо.
Сталь Вверх. Пока есть силы. Пока не кончилась ярость. Пока еще кипит кровь. По камням, видя, как растекается по ним чернильная тьма, распадаясь. Действие чужого ослепляющего заклинания подошло к концу. И ты снова видишь. Ты видишь свою размякшую, раздробленную конечность. Ты видишь руки, на которых синюшными буграми вздулись вены. Ты видишь камни. Ты цепляешься. Подтягиваешь. У тебя хватит сил. Чтобы оказаться наверху. Здесь. Где стоят на пьедестале девять жрецов. Где замерла безликая и многоликая толпа. И гвардеец стоит так близко. Стоит с молотом в руках. Твоим молотом.
Тень Порой один лишь шаг отделяет от неминуемой смерти. Один жадный глоток воздуха спасает задыхающегося. Одна протянутая рука вытягивает из пучины кошмара, из океана зла. Одна брошенная монета спасет кого-то от голода. Или погубит. Один маленький незначительный поступок может все изменить, нарушив планы судьбы, растрепав волю рока. Жизнь взметнется вверх и разобьется не окрепшими крыльями о каменные своды огромной могилы.
Это было так страшно. Идти вперед, нащупывая руками камень, зная, что в следующий миг пальцы могут скользнуть по податливой, проваливающейся и сгнивающей плоти. Внутрь костей, путаясь в иссохших сухожилиях, в звенящих бубенцами коконах органов. Человек, что поедает человека. Это было ужасно. Ощущать прикосновение спертого дыхания, несущего терпкий и сладковатый привкус могилы. Так близко. Совсем рядом. Один лишь шаг… Все закрутилось быстро. Время, что до этого тянулось тонкой полосой – лопнуло. Оборвалось, перерубленное чьим-то неосторожным шагом. Хрустом камушка под ногой. Слишком громким шорохом платья. Неверное направление и вот уже все смешалось. Мир, съеденный тьмой, колыхнулся. Айлин почувствовала, как сильные руки вытолкнули ее прочь. Куда-то вперед. Дальше. Туда же, куда по наитию следовала Реннарт. Они столкнулись и прошло несколько мучительных секунд, прежде чем осознали, что оказались в объятиях живых, а не мертвых. А позади раздавался нарастающий шорох. Что-то двигалось, копошилось. ОНИ двигались. Услышав, почуяв, мертвецы все, как один ринулись на Ариса. Его рука скользнула по воздуху, застряла в чьих-то просохших ребрах, прежде чем вырвалась из плена костей. За его локоть кто-то схватился. Сейчас их тупые зубы вонзятся в шею и лицо. Выдавят с жадным плеском глаза костлявые пальцы. И все потеряет смысл. Станет пустым и далеким. Ни переживаний, ни страхов. Одна лишь смолянистая густая темнота. Темнота. Она кончалась. Срок действия чужого колдовства иссяк. Расползся мрак вдоль стен, растекся черными волнами. В катакомбах не было почти никакого освещения, но после этой ужасающей живой пустоты глаза вдруг начали различать силуэты. Где-то чуть впереди по коридору можно было увидеть стоящих рядом Айлин и Константину. А за ними, еще дальше – мерцал волшебный янтарный огонек. Такой теплый. Такой желанный. Выход ли? Или что-то другое? Мрак распался и Арис смог разглядеть того, кто ухватил его за руку – крестьянин. Огромные испуганные глаза. Чуть перекошенное, ничем не примечательное лицо. Но кроме его глаз, на воина смотрели и другие. Сухие, повыпадавшие из слишком больших глазниц. Повисшие на тоненьких синих ниточках, как детские погремушки. Они смотрели на него. Они стояли и смотрели. Они ВИДЕЛИ. - Бежим!!! – Закричал крестьянин и пихнул Ариса в сторону спасительного янтарного огонька. О его неуклюжести можно было бы воспеть балладу. Споткнувшись, парень уронил и себя и воина на пол, застонав от болезненного ушиба. Это был уже явный конец. Десятки гнилых ног сорвались с места. Десятки ног взрыли каменистый старый пол. Они оказались рядом. Вот чей-то прохудавший ботинок возле самого носа. Вот чей-то сапог с металлическим ободком. Разорвут. Сожрут. Не оставят ничего… Они пробежали мимо. Все мертвецы, что были в коридоре. Они просто… пробежали мимо и помчались в сторону Айлин и Константины.
Гидра Время текло в потоках подземной реки, колыхаясь в такт ее быстрому течению. Время звенело и переливалось в мерцающих кристаллах, проросших сквозь твердые породы каменистой почвы. Время, что умело быть таким разным. Стремительным, как горный водопад, обрушивающий жизни и низвергающий судьбы. Спокойным, как зеркальная гладь лесного озера. Воинственным, словно дикий ветер вольных равнин, где еще бродят племена и песни шаманов доносятся до ушей Девятерых без масок и жрецов. Успокаивающим, будто ласковый бриз, несущий соленые слезы океана. Время замерло, застыло, запечаталось, давая двум людям крохотные мгновения передышки. Их было так много. И так чудовищно мало.
Райна почувствовала первой. Он приближался. Об этом напела вода, прильнув к ногам испуганно. Сильный, неутомимый. Истинный воин короля. Ищейка, что не выпустит их следа, не прекратит погоню. У него был приказ. А все остальное – неважно. Жизни, судьбы, мечты и будущее чье-то. Все ляжет под могильную плиту рано или поздно. Будет сожжено и развеяно по ветру. По такому дикому и не спокойному ветру. Джек ощутил мгновением позже. Поток воздуха скользнул к его лицу, растрепал волосы. Прошуршал о преследователе, который был совсем близко. Гвардеец вынырнул из воды бесшумно, словно был ее продолжением. Оставалось лишь гадать, как он плыл в своих тяжелых латах. Но доспех защитил от ударов. Спас от острых камней, на которые швыряла коварная река. Он обнажил клинок, поднимаясь в полный рост, сражаясь с течением и подходя к берегу. Взвыл ветер раненым зверем, поднимая волну. Впился в воду, вздыбливая ее, пытаясь обрушить на голову убийцы. И… затих, заскулив. Опал вместе с веером брызг. Слишком тесно. Слишком узко. Здесь ветру не разгуляться. Не явить полную свою силу.
Следы Отхлынули воды тьмы, словно волны океана. Распались, растеклись. Непроглядная чернота щупальцами пробежала по стенам, устремляясь к своему создателю. К тому, кто ее породил. К Виглику. Она вошла, огнем обжигая, льдом замораживая, грея и заставляя дрожать от холода. Она просочилась сквозь поры кожи, втекла в кровь. По венам и капиллярам к самому сердцу, загнездившись, свив кокон. Она обрела покой. А мир обрел очертания. Все еще слишком темно, но после антрацитового безумия различимы силуэты, угадываются детали. Длинный коридор, в котором волею судьбы оказались плечом к плечу странный парень в шляпе и старый маг с молодым лицом. Впереди – ОНИ. Ни живые, ни мертвые. Скрюченные, распадающиеся на куски, омерзительно воняющие. Воскресшие. Их много. Десятки. Антиас успел почувствовать прикосновение чужой силы, пробудившей мертвецов. Этот человек был где-то рядом. Чуть дальше по коридору. Они просто стояли и смотрели куда-то перед собой, в одну точку. А стоило Виглику отдать свой нелепый приказ – они побежали. Не оглянувшись даже. Просто кинулись вперед, убегая прочь от людей.
-
Как всегда красивая вязь слов)
-
Интересно получилось. Неожиданный поворот)
-
Not today (c) :) Отличный пост, нравится сцена.
|
*Бум-бум-бум* Голем, с легкостью и непринужденностью носорога, шагал следом за своей королевой, чеканя шаг в парадном карауле, и был чрезвычайно горд собой и выпавшей на его долю честью. Он даже в самых смелых мечтах не мог предположить, что окажется рядом с проснувшейся королевой и сможет нести не легкое, но очень почетное бремя, охраны VIP персоны. И если бы эмоции можно было бы изменять в ватах и вольтах, то Макса можно было бы сравнить в термоядерной электростанцией.
- Эээмм...Не только для Вас покупки? Голем несколько озадачился. Неужели Королева будет делать покупки для кого-то ещё? В прочем, ответ пришел следом за ступором. - Покупки? Для меня? Благодарю, госпожа ван Эллемеет, но не думаю, что в гражданском торговом центре удастся найти Ранцевый Штурмовой Навигационно-тактический Комплекс "Попрыгушка" или Тяжелый кластерный дезинтегратор материи "Немезида" в комплекте с Кваркониевым карапейсом, усиленным синтетическими волокнами внешнего экзоскелета... Макс, видя непонимание во взгляде Королевы, пояснил. - Шутка. Плоский армейский юмор. Такие вещи стоят как чугунный мост и выдаются в исключительных случаях...
Проведя рукой по локеру внешнего нагрудного контейнера, Голем извлек свою карточку и вручил Сильвии. - Можете распорядиться финансами по своему усмотрению, а по поводу компенсации затраченных средств не переживайте. Род Новаришей возместит их в полном объёме. Что же до благодарности, деньги всегда были хорошим способом сказать "Спасибо" и вовсе не обязательно поступать на службу, драить полы или мыть посуду, отрабатывая сомнительный долг. Никаких же документов и обязательств Вы не подписывали?
"Ещё бы Королева что-то подписывала. Да её подпись в разы ценнее и дороже, чем то скудное финансовое довольствие, что было выдано капитаном. В прочем, он же не виноват, что не знает её истинного положения и статуса. Одним росчерком когтя Кселла, Королева может создать из пустынной планеты оазис, а богатый обитаемый мир дезинтегрировать до атомарного уровня. Знал бы капитан, кто у него на борту, скорее всего он поступил бы иначе... Может стоит ему рассказать? Нет, пока ещё рано. Конспирация и безопасность превыше всего..."
- У богатых свои причуды... Констатировал Макс и коротко пожал плечами, когда Сильвия закончила рассуждать об увиденном на звездолете. Для самого Макса ничего удивительного и странного, пока, не происходило. Есть звездолет, есть экипаж, есть богатенький капитан, который совершает некие поступки, руководствуясь собственными целями и мотивами, и не особо утруждая себя посвящением в детали случайных пассажиров. Всё логично. Единственное, что не логично, так это оставлять Королеву там, где ей быть не хочется.
- Может быть зафрахтовать звездолёт, капитана и его команду для перелёта на Новарро? Рискнул предложить Шепард, вполне разумный вариант, который пришел ему в голову. Смутился, поскольку негоже было лезть солдату со своими предложениями к Королеве. Она и без "сопливых" разберется. Спасло положение то, что они дошли до нужного ей магазина, а назойливые промо-дроиды болтали за троих, отвлекая внимания Сильвии от сгорающего со стыда, Макса. И пока женщина занималась покупками, Голем старался лишний раз не отсвечивать и на глаза не попадаться, хотя с его габаритами это было и не просто. Обращения промо-дроидов, разбивались о его холодное и молчаливое равнодушие, из-за чего быстро теряли интерес и с удвоенной прытью устремлялись к Сильвии.
- Да хоть на край света... Отозвался гвардеец Её Королевского величества и устремился следом. Вот только оставаться снаружи ему совсем не хотелось и вовсе не по тому, что хотелось лицезреть прелести королевы, за это можно и жизнью расплатиться, а исключительно из соображений безопасности. Пришлось искать компромисс. Войдя в помещение следом, Макс удостоверился, что кроме дроида никого нет, после чего вышел, заслонил вход и решил никого не пускать. И не пустил бы.
На девятой минуте ожидания, Макс еле сдерживался, чтобы не вломиться в помещение с болтером на перевес, и только размеренно-спокойный пульс Королевы останавливал его от преждевременных действий. Если бы она испугалась хотя бы таракана, вместе с входной дверью в помещение влетел бы Макс... Но на сей раз обошлось без эксцессов.
По возвращении, Сильвия обновила гардероб, а Макс не сразу понял, что означает обращенное к нему "Мне идёт?" и "Тебе нравится?" Кто он и кто Она!? Да ей вообще, что угодно будет к лицу, и дело не во внешних данных, просто солдаты Рода почти на чисто лишены эстетического восприятия и подчиняются сугубой прагматичности. Это представитель касты Вершителей может быть стилистом, тонко разбирающимся в эфемерных течениях моды... А он... Нравиться ли ему? Конечно нравиться, конечно идёт, если Королева что-то выбрала, значит это уже хорошо само по себе. Именно об этом и поведал Голем.
- Отлично. Очень идёт. Очень нравиться... Хотя я бы и добавил плазменный разрядник и несколько сегментов ксенталовой брони... и генератор защитного поля...
Но вместо предложенных, вполне рациональных вещей, Сильвия решила обойтись цацками и побрякушками. Проверяя их на прочность, Макс случайно сломал несколько крупных бусин, тяжело вздохнул. Такие большие, а хрупкие, не защитят. Если бы защищали, можно было увешать ими Сильвию с головы до пят...
- Клещами, может, и не вытянешь... Прикажете допросить с использованием Клинганских методов дознания?.. Похоже Макс в очередной раз сморозил глупость, за что ему стало очень стыдно... По тому остальную часть монолога он предпочёл молчать и кивать, соглашаясь, в нужных местах...
Да святиться имя Ахуры Мазды, направляющей Королеву! После беготни по торговому комплексу она обратила свой взор и устремила свои стопы к оружейной лавке... Но и тут Макса ждало разочарование, даже два. Разочарование первое - лавка торговца не дотягивала по ассортименту до полок с детскими игрушками в военном лагере Новаришей. Такими пукалками даже броню не поцарапать. Разочарование второе - даже этот хлам им отказались продавать, ссылаясь на некие писюльки, которых у них не было.
"Ну ничего, это вам не Наварро. Там Королева хоть тяжелый флагман Джагернаут может со стапелей взять, никто даже не спросит зачем."
Перехватив комбиболтер поудобнее, Макс встал за спиной Сильвии, гордо демонстрируя достижения Новаррийской военной мысли и выказывая полнейшее пренебрежение к скудному ассортименту торговца.
- Есть в курилку... И Макс бодренько зашагал за Сильвией в выбранном ею направлении. Правда от перекура отказался ибо не положено при исполнении. А вот от перекуса отказаться не смог, особенно от тортика, что лежал на витрине. Шепард очень любил сладкое, но в силу своей должности и образа жизни, не мог себе позволить всяких нехороших излишеств. Да и молодому, растущему организму, требовалось всегда чуточку больше, чем сбалансированная комби-каша.
Когда тортик оказался в руках у Макса, вместо вилки он взял обычную супную ложку, которая в огромных ладонях, закованных в бронеперчатку, казалась десертной. Открыв забрало, стрельнул глазами по сторонам в поисках "Врагов и интервентов", не обнаружил таковых, попытался присесть. Хлипкий стульчик затрещал и едва не сломался. - Я пешком постою, не возражаете? Извиняющимся тоном спросил Шепард. Встав рядышком, водрузив тортик на ладошку и зачерпнув солидный кусок, отправил его в рот. Энергично прожевал, проглотил, повторил процедуру раз десять и тортик закончился. Поставив тарелку на стол, Макс поспешно закрыл забрало, встал на караул, словно и не было никакого тортика, и вообще, это не он схомячил торт, а кто-то другой... Сильвия же продолжала кушать неторопливо и размеренно, как и подобает важной персоне.
- Макс Шепард, рост 211, вес 159 кг. Волосы тёмные, глаза карие. Родился на Челябе... Прошу прощения на Новом Челябинске, система Наварро. Принадлежу Касте Воителей. Тринадцатый Штурмовой Легион. Капитан армии Её Величества, королевы Биатрикс. Участвовал в Накрийской, Валкарской и Иштарской военной компании. Орбитальный десант на Рагнароке-317, Абисе-7 и Фурии-426. Штурм крепостей Алакриса и Небула. С началом Последней войны направлен в составе Легиона для несения службы в рядах Земной Федерации. После уничтожения вверенного мне отряда, списан Земной Федерацией на "Надежду"... Дальше вы всё знаете...
Собственно Макс и не думал отказываться, просто вся его биография и "всё-всё" умещалось в сухой выжимке из досье. Сильвия его наверняка читала, не могла не читать, но всё равно спросила. И Макс повторил написанное слово в слово. Его проверяют? Оценивают? Если и так, то он уже достаточно накосячил и накосорезил, чтобы получить нагоняй и выволочку. Всё таки он не церемониальный парадно-выходной солдатик, а вполне себе боевая единица. Может, стоять и маршировать красиво он не умеет, зато у него много других талантов... Так что получать "по каске", Шепард уже был морально готов, не в первый раз, как говорится.
Дальнейшие похождения по магазинам, медленно но верно, превращали Макса в некое подобие вешалки. Всё больше и больше всевозможных пакетиков он закреплял на внешней разгрузке, освобождая руки Королевы от ноши и не давая своим рукам держать нечто помимо оружия. В конце концов он тут ради этого...
В книжном магазине, пока Сильвия общалась с продавцом и обсуждала произведения литературы, Голем вернулся к чтению текста подаренного молодой Королевой. А вот когда в двери вошли трое, Макс среагировал мгновенно, встав между гражданскими и военными, буквально запихнув Королеву за спину и опустив ствол комбиболтера с нейтральных сорока пяти градусов, положенных по караулу, до боевых, тридцати двух с половиной. Ощетинился, напрягся. Нервы на пределе, зрачки во всю радужку, отслеживают малейшие движения.
К счастью, люди в форме не проявили агрессивных намерений по отношению к охраняемой персоне, что позволяло сохранять нейтралитет. А вот когда женщина выскользнула из-за спины, смешно чеканя шаг, подошла к старшему офицеру патруля и несколько неумело отдала честь... Тут Шепарду ничего не оставалось, как последовать её примеру. Хрен кто разберёт церемониал молодой Королевы. Может это её боевой друг, товарищ или наставник? Значит нужно тоже поприветствовать адекватно, раз Королева решила так.
*Бум-бум-бум-бах-клац-клац-хрясь* С силой поставив ногу на пол, словно на плацу, Голем с лязгом щелкнул каблуками и сопроводил жест лязгом локтей по броне. Козырнул. Но мало того, что своими "строевыми" выходками он наделал немало шуму, так ещё и пол задрожал, зашатался и, кажется, подпрыгнул, причем вместе с Сильвией, продавщицей, старшим патрульным, его бойцами и полками с книгами.
Макс тихонечко ойкнул в глубинах своей брони. "- Ну "так точно", значит "так точно"... Хотя может ему по роже съездить? Легонько, для профилактики, чтобы знал, как с Королевой общаться? Полежит пару недель в коме, подумает?" Правда мыслей своих он не озвучил, а ещё раз козырнул, прощаясь с офицером при исполнении, и направился следом за женщиной. Оказавшись с наружи, Макс притормозил. - Видел... Жуть... Так это что? Не ваш знакомый? Так я это, мигом, вернусь и приобщу его к этой вашей Ахурамазде!..
Но то ли Сильвия его не расслышала, то ли сильно торопилась, то ли не хотела ввязываться в неприятности, но она схватила Макса за локоть и потянула в сторону кабака, где по её уверениям должен был находиться Капитан... Что же, слово Королевы - закон и Шепард не смея ослушаться направился следом. Будет ещё возможность, он обязательно растолкует им при помощи Друджа, где находится Аша...
-
Макс великолепен! Шикарная из них парочка получается)
-
Вкусный пост. С юмором)
-
Марширующий, закованный в броню и увешанный пакетами Макс, должно быть являл собой забавное зрелище :)
-
Я просто представил себе эту картину :)
|
Исполинская бездна поглощает, рушит на голову могущество низвергнутого потока тьмы, впиваясь в разум горячими иглами страха. Реальность перестала существовать. Отступила перед извивающимися, нематериальными фигурами оживших кошмаров, что тихо, по пятам, следовали за бредущими вперёд беглецами. Звуки шагов тонут в зыбкой тишине. Вьются коридоры паутиной, бесконечные повороты остаются позади – путаются мысли, теряя им счёт. Пустота. Абсолютный мрак. Протяни руку – и коснёшься шероховатого камня стены. Дотронься и пойми, что ничего кроме этих стен нет. Ничего больше не осталось. Только надежда. На то, что бесконечное шествие во тьме когда-нибудь прекратится. Когда-нибудь ты вновь увидишь свет. Увидишь ту жизнь, которая осталась далеко позади – за чертой времени, когда ты в первый и последний раз пересекла порог храма… «Помоги мне». Мысль, что впилась в сознание. Обращение к тому, кто всегда наблюдал, не вмешиваясь. Она ощущает прикосновение его руки к плечу – и шёпот становится невыносимо громким. Но… слов не разобрать.
…Внезапный крик заставил Айлин вздрогнуть, а в следующую секунду на неё что-то буквально навалилось. Что-то живое и крайне неуклюжее. Она ощутила его дрожь, услышала неприятный стук зубов. Содрогнулась от брезгливости и тут же попыталась сбросить его руку. Вторым чувством стало опасение, с которым она пристально вглядывалась во мрак – как следствие, разглядеть что-либо не представлялось возможным. Совершенно неожиданно, крестьянин предложил рассеять темноту. Делагарди зло усмехнулась, совершенно не представляя, каким образом он собирается это сделать. …Вспышка молнии, на краткий миг, осветила пространство длинного коридора, выхватив из густого мрака застывшие фигуры. Темноволосую девушку, совершенно неожиданно здесь оказавшуюся – её присутствие в первое мгновение напугало Айлин. Стоящего рядом Ариса, наблюдающего за очередным явлением магии. Творящего её крестьянина. Разветвилась молния, поползла по тёмному камню стен, оставляя на них извилистые червоточины. Зачарованная красотой зелёных молний, теперь Айлин застыла, ощущая, как немеет всё внутри от первородного ужаса. Неужели всё произойдёт так, как она представляла, и своды подземелья действительно рухнут?.. Но – стены выстояли. Повеяло могильным холодом. Пахнуло запахом разложения. Из глубин чёрных трещин показались скрюченные, гнилые пальцы. Они тянулись жадно к ним. Воплощения тьмы и смерти, они выбирались наружу из многочисленных открывшихся проходов. Страх окутывает. Впивается в грудную клетку, заставляя сердце биться быстрее. В душе зарождаются первые ростки истерики, ядовитая злость отравляет кровь. Айлин сжала до боли руку в кулак, глубоко вдохнула, собираясь бросить этому простолюдину самые обидные и злые слова, что приходили в голову. Но вместо них изо рта вырывается лишь шумный выдох, за которым следует частое и прерывистое дыхание. Нет сил ненавидеть. Нет сил сопротивляться. Отчаяние проникает в самые уголки души. С каждой минутой пребывания в этом подземелье всё становилось только хуже…
Застываешь на месте. Боишься пошевелиться. Кажется, что любое твоё движение всколыхнёт волну пульсирующей во тьме гниющей плоти. Взгляды пустых глазниц направятся на тебя, челюсти жадно клацнут искрошенными от времени зубами, алчно протянутся костяные руки… Толпа. Жаждущая. Голодная. Теперь – орда мёртвых тварей. Раньше – живых, обезумевших людей. Неужели всё это – реально? Неужели всё это действительно происходит с тобой?.. Ощущение, что ты попала в кошмар, выхода из которого нет. Ущипни себя – почувствуешь боль, но не проснёшься. Здесь всё по-другому. Другая жизнь. Другие люди. Воздух, которым ты дышишь, имеет запах пыли и разложения, оставляет внутри осадок впитывающейся с каждой секундой тьмы. Ничего не осталось. Надежда постепенно угасала, наполняя обречённостью. Разливалась дрожь, проступали первые слёзы. Что делать теперь? Как смирится с тем, что твоя жизнь оборвётся несколькими мгновениями позже? Как найти в себе силы противостоять подобным обстоятельствам?..
Словно прочитав твои мысли, Арис тянет тебя за руку. Поднимаешь взгляд. Всматриваешься во тьму. Не можешь разглядеть, не можешь понять мотивов, не видя отражения эмоций на лице. Его рука до боли сжимает твою, заставляя двигаться вперёд. Неужели он не сдался? Неужели верит, что они смогут выбраться?.. Первое мгновение – сопротивляешься. Боишься сделать шаг. Боишься ступить навстречу ждущей неизвестности. Заложенный инстинкт самосохранения заставляет стоять на месте. Чуть позже приходит осознание, что движение – единственно верное решение. И тьма в этот раз – союзник. Подхватывая юбки, осторожно двигаешься следом. Отбрасываешь все посторонние мысли. Доверяешь свою жизнь человеку, отношения с которым с трудом можно было назвать тёплыми. От которого убегала. К которому относилась не лучше, чем к вещи. Он мог оставить тебя здесь, отпустить руку, забыть о данных твоему брату клятвах. Мог бы... Но в вероятность подобного просто не хочется верить. Всё, что было, – теперь совершенно не важно. Осталось где-то позади, размылось во мраке, развеялось в потоке обезумевшей человеческой массы. Есть лишь цель, указывающая дорогу слабым проблеском вновь вспыхнувшей надежды.
Тьма непроницаема. Тьма объяла, утопила в себе человеческие фигуры, размыла лица. Хорошо, что никто не видит выражения её лица. Не видит слёз и страха, отпечатавшегося во взгляде карих глаз. Это была совершенно другая Айлин. Растерянная и напуганная. В ситуации, когда деньги и положение не решат ровным счётом ничего.
|
- Ублюдок! Испод земли тебя достану и в землю врою, расшлепаю суку! Хватает ее сзади и тащит, бежит, что есть сил, знает: должен успеть, ради нее обязан. И она знает - молчать, не дергаться - достойная дочь затихла в руках своего отца, словно не страшно ей, бровью не ведет, она не помешает, то что клокочет у нее внутри не помешает ему спасти. Ирвин потому и брал Регину с собой, уверен был, пацанка не подведет, даже сейчас - его настигнут, спину прошьют, а она сбежит, научена так. Тогда же Ирвин впервые испугался и брать ее с собой зарекся. Ржавый испугался по-настоящему, почувствовал себя ничтожным ссыклом перед силой адской машины новой власти Элькора. Не за себя зассал, за дочь.
Конечно, он смог, в охапке широких своих лапищ вынес ее.
Темнота. Три обшарпанных карточных стола, дальше три шконки. Четыре вора и пацанка. Ирвин Барреа, центровой уркаган, расклад дает, кто теперь на Третьей улице и на всем Элькоре заправляет. Регина не слушает, смотрит в пол под собой - она была там и сама видела, а что воры скажут - она знает.
Только не успели сказать, дверь вышибло, Бритва Регину за волосы к полу со стула враз стащил, в охапку сгреб, скрутил, под дальний стол с нею прошмыгнул. - Ирвин Барреа! - Ба! Да к нам сам апостол пожаловал! Ржавого прервали: - Вы обвиняетесь в нарушении третьего пункта Личного Кодекса Элькора. Данное преступления считается особо тяжким, наказание осуществляется на месте. Выполнить! Слышит Регина выстрел, одновременно чувствует руки Бритвы - скрутил еще крепче и рот зажал. Дернулась раз, дернулась два, Бритва мертвой хваткой держит, рыпаться не дает. Так и держал, пока шаги громкие, армейские не стихли.
Отпустил. Юркнула вон из объятий, тогда и увидела отца на полу с прошитой зарядом лазерной винтовки грудью. А Бритва снова схватил, даже крикнуть не позволил, даже труп отца обнять. - Идем или он умер зря, или вся жизнь его - за зря. Тащит ее, крепко держа, не как отец пол часа назад, по-другому скрутил: рот зажал, за волосы ведет-тащит, на своих двоих держаться рядом с собой заставляет. Тащит и поет: - А ты катись, катись, жизнь патлатая, Катись поле перекатное, изломанное, Катись серая, да залатанная, Прочь от урки центрового, крученого! Ты катись, катись ветром северным, Передай спасибо матери, вернусь еще, Я братве не врал, у своих не крал, Теперь лютым стал уркаганищем.
***
Тянет Регина руку к столешнице, там блюдо дорогого стекла, оно нужно ей, чтобы разбить, чтобы Бритва возненавидел, чтобы взревел, чтобы выжать из него боль... И замирает рука, когда она его слышит.
- Ничего не скажешь? Это означает "что теперь?".
Знает, что теперь Бритве, то же, что ей четыре года назад. Больно. Больно вспомнить и больно думать, что придется убить его. Есть в Регине, как в любом другом, нормальное, человеческое. Только за вереницей обманов, встреч, людей, за жаждой победы забыла она уже о таком в себе. И Бритва, верно, тоже о таком в ней забыл. А другие - и вовсе не знают. Никто из тех, что здесь - не знают ее, пацанку Ржавого, кроме Эда. Удобно себя Ястребом именовать, удобно слышать как гремит вокруг "Регина Барреа", а что пять лет с кличкой Мелкая среди воров ошивалась плаксивая дочка Ржавого - о таком только воры знают. Бритва знает.
- Теперь у нас обоих больше никого нет, Бритва. Никого кроме Сопротивления. Идем или они погибли зря. И поет, ровно так же отчаянно, наплевав на всех, кто вокруг, кто увидит ее теперь такую настоящую - поет Бритве тихо: - А ты катись, катись, жизнь патлатая, Катись поле перекатное, изломанное, Катись серая, да залатанная...
Катятся. Катятся слезы по щекам Регины. Это настоящие - слезы маленькой колибри, так отец называл.
|
Как выяснилось вскоре, задачу себе Сильвия поставила не из легких. Ближайший торговый центр оказался еще той громадиной, и ориентироваться в нем было весьма непросто. Прогуливаясь по магазинам в поисках вещей из списка, психолог отметила для себя некоторую странность: по сравнению с людским морем на улице тут, можно сказать, почти никого и не было. Изучая интерактивную карту центра, девушка параллельно пыталась понять: чем это вызвано. Вариантов было несколько, но не один из них не казался ей истинным: толи местные живут столь бедно, что не могут позволить частые походы сюда, толи для них еще не настало время для прогулки по магазинам, толи этот центр просто сам по себе весьма не бюджетен для кармана среднего элкорца. Найдя на карте подходящий магазин одежды, женщина уверенно направилась на четвертый этаж, машинально отметив, что Шепард, как верная тень, тут же последовал за ней. По дороге ван Эллемеет обернулась к спутнику и, улыбаясь, обратилась к нему: - Макс, мы тут пришли делать покупки не только для меня. Если что надо - не стесняйся, говори. Мы сходим и купим. Только вот что я думаю: как нам потом рассчитываться с капитаном Фрайзером? Получается-то, что мы сейчас живем на его деньги! А это - моветон, правильно? И, кстати, как ты смотришь на то, чтобы попытаться устроиться к нему в экипаж? Во-первых, мы ему жизнью обязаны, во-вторых, я бы не хотела оставаться на Элкоре - я тут чужая, ну а в третьих, своей службой мы отработаем наши покупки. Надо только с ним поговорить: я никак не возьму в толк, какая у него цель? И корабль, и экипаж у него донельзя странные. Он ни исследователь, ни колонист, ни военный. Тогда кто? Там, на Земле, он был миллионером - так что же потянуло его в глубины космоса и, тем паче, на нашу маленькую станцию? О, а вот мы и пришли!
Во время пути Сильвия, не прерывая беседы, осматривалась по сторонам. А посмотреть было на что: повсюду были яркие, зазывные рекламы, предлагающие потенциальным покупателям что угодно - от мебели до бытовой электроники, от одежды до недвижимости. Витрины буквально ломились от широкого ассортимента, а андроиды-консультанты наперебой расхваливали свой товар. Путь оказался недолгим, и вскоре Сильвия и ее спутник зашли в искомый павильон - магазин деловой одежды. Именно на нем по здравому размышлению ван Эллемеет и остановила свой выбор. Тратить чужие деньги на ворох разнообразных платьев не хотелось, и женщина решила, что нейтрально-деловой стиль - лучшее из возможного. Экономить за всю свою жизнь дочь полковника генерального штаба так и не научилась, живя то на средства отца, то на средства мужа. Это на "Надежде" не на что было тратиться, а тут... От возможного выбора прямо-таки глаза разбегались. С видимым удовольствием неторопливо осмотрев предложенные консультантом вещи и по несколько раз заставив андроида побегать туда-сюда для сравнения заинтересовавших ее образцов, Сильвия крепко задумалась. Хорошие качественные костюмы были весьма дороги, а брать что-то бюджетное, но менее качественное не хотелось. Заложив руки за спину и нервно пройдясь по залу, психолог наконец завершила внутреннюю борьбу, решив, что может себе позволить наконец сбросить корабельную форму и одеться, как подобает приличной девушке из хорошей семьи. Попросив отложить буквально на десять минут несколько вещей, женщина подошла к Максу и, сказав: - Ну-ка давай зайдем еще кой-куда, а потом вернемся, - целенаправленно поспешила к недавно виденной вывеске магазина нижнего белья.
Настоятельно попросив Шепарда подождать снаружи, она быстро, буквально в течение десяти минут, приобрела необходимое и, довольная, вышла с покупками: - Ну а теперь - обратно! Вернувшись назад, Сильвия заперлась в примерочной, выбирая подходящий наряд. Пришлось себя сдерживать и не накупить все. В итоге девушка остановила свой выбор на приталенном черном костюмчике, в комплект к которому шли как брюки, так и юбка, светло-голубой блузке с отложным воротником, строгой белой рубашке и чернильно-синем кардиганчике. Ко всему этому Сильвия прикупила и хорошие удобные туфли на невысоком каблуке. Распорядившись упакавать свои старые вещи, кардиганчик и блузку, ван Эллемеет, расплатившись, показалась перед Шепардом, чуть-чуть покрутившись и дав рассмотреть себя со всех сторон: - Ну как, Макс? Мне идет? Тебе нравится? Может, что добавить или убрать?
Следующей своей целью женщина выбрала примеченный на первом этаже павильончик с разной бижутерией. Спустившись вниз и прикупив себе пару недорогих, но весьма симпатичных сережек и заодно изящное колечко, Сильвия сверилась с картой и решила пробежаться в поисках необходимых для нее предметов веры. Через пол-часа беготни по разным точкам усталая девушка присела на ближайшую лавочку и обиженным тоном обратилась к своему телохранителю: - Нет, Макс, ну ты посмотри, какие они! Из них и клещами не вытянешь ничего! Все мнутся, гады, уводят разговор в сторону, отводят свои бесстыжие глаза, словно я у них спрашиваю, как лучше подорвать местный Парламент! Нет, я понимаю, и на старушке-Земле к религии относятся не слишком одобрительно, но не запрещают же! А тут... Да, меня дома, конечно, пару раз арестовывали за веру, но не просто же за то, что я верю в Ормузда! Это просто некоторые наши идиоты во главе с профессором Кёнигом считали, что необходимо насильственное свержение власти и приведение всех к истинной вере принудительными методами. Но это же не вариант, верно? Вот я всегда считала, что праведное слово надо нести неизменно с добром, и не заставлять, а стараться, чтобы все уверовали добровольно, сами сделали выбор в пользу Истины! Нельзя же всех силком гнать к правде - иначе она перестанет быть правдой. Правильно я говорю. А эти... Эти... Да ну их, верно? Не хотят - и не надо. Я же и так мобеда, а не кто-то там! Обойдусь и без необходимых вещей: Ормузд и так со мной! Ладно, засиделись мы тут: пошли дальше.
И снова путь Сильвии лежал на четвертый этаж, но на этот раз в другое крыло огромного здания. Там, в самом конце, расположился оружейный магазин. Спустившись по эскалатору вниз и добравшись до места, психолог твердым, не терпящим возражений тоном озвучила свои пожелания. Но и тут ее ждала неудача: хмурый торговец потребовал представить специальное разрешение. Его у ван Эллемеет и Шепарда не было, и как психолог не пыталась пояснить, что они только что прилетели, и скоро вновь покинут планету, а посему разрешения у них нет, мужчина оставался непреклонным: нет, нельзя, не положено. Устав от беспочвенных уговоров, Сильвия раздраженно фыркнула и, резко развернувшись на каблуках, покинула оружейную лавку. - Достали они меня все, в печенках сидят, - обратилась она к капитану Шепарду, - То нельзя, это нельзя, а об этом вообще не знаем. Устала я, пошли в курилку, покурим, а потом перекусим. Кстати, о сигаретах: вот чем надо закупиться. Но разочарования сегодняшнего дня, как выяснилось, еще не закончились: больше пачки в одни руки было нельзя, а на тихий вопрос об опиуме и опиатах последовал резкий отказ. Купив сигарет на себя и на космодесантника, Сильвия забрала обе пачки и торопливо поспешила вниз, на первый этаж, в курилку. Блаженно выкурив подряд пару сигарет и подуспокоившись, она улыбнулась верному охраннику: - Ну что, перекусим?
И снова все по тому же эскалатору они поднялись наверх, под самую крышу, где располагался ресторанный дворик. Заказав себе легкий коктейль и мороженное и принудив Шепарда тоже купить себе что-нибудь, зороастрийка устроилась за столиком и попросила: - Макс, пока мы тут сидим, расскажи о себе. Все-все! Мне ужасненько интересно! И не смей отказываться! Пока космодесандник делился подробностями своей биографии, Сильвия, внимательно слушая его, с любопытством наблюдала за немногочисленными местными: как они себя ведут, как живут, чем вообще дышат. Как психологу, ван Эллемеет было просто интересно составить на основании визуальных данных портрет характера типичного элкорца.
Где-то через пол-часа, отдохнув, женщина решительно встала из-за стола: - Ну что, пошли дальше? С канцтоварами, планшетом, духами и предметами гигиены трудностей не возникло. Вручив Максу очередной пакет с покупками, светящаяся счастьем ван Эллемеет направилась к тому, что оставила, как говорится, "на сладкое" - к книжному магазину.
Как оказалось - не зря Сильвия откладывала визит в обитель книжной мудрости до последнего. Местный магазин оказался настоящей сокровищницей - и в первые минуты девушка замерла в немом благоговении. Хозяйка этого дворца знаний оказалась подстать своим владениям, и вскоре продавщица с гостьей вовсю горячо обсуждали разнообразнейшее творчество, к обоюдному удовольствию предпочтя сконцентрировать свое обсуждение на классических трактатах: как совсем древних, так и относительно свежих.
Неизвестно, сколько бы продолжалась беседа двух библиофилов, но произошло то, чего никто не ожидал: тяжелой уверенной поступью в книжный магазин вошли солдаты. И они явно пришли не за крупицами мудрости: весь вид их буквально-таки кричал об ограниченном параграфами устава разуме. Сам вид вошедших воскрешал в памяти неплохо знающей историю Сильвии строки о древних ужасах, когда коричневая чума нацизма грозила затопить землю. Те древние завоеватели, говорят, тоже вот так же входили в книжные лавки, сжигая накопленные за многовековую историю знания. Словно наяву, рожденная на Земле увидела кадры старой-престарой хроники: в безучастное ночное небо поднимается столб пламени от тысячи тысяч пылающих книг, а молодчики с закатанными рукавами, факельным шествием проходя мимо трибуны с беснующимся оратором, бросают в клокочущий огонь все новые и новые тома. Напуганная всплывшими воспоминаниями, женщина непроизвольно вздрогнула. Слава Ормузду, верный Шепард в пару шагов заградил ее своим телом от вошедших. Все остальное непряженно замершая Сильвия наблюдала, словно очередную хронику: с губ офицера слетели презрительные слова обвинения, и его зловещие подчиненные безжалостно начали валить на пол стелажи с книгами, с бессмысленной жестокостью к древним инкунабулам ища... что-то? Возмущенная таким варварством, ван Эллемеет попыталась ринуться к командиру этих ублюдков, но была остановлена Шепардом. Или, может, ей показалось, что космодесантник не собирается выпускать ее из-за спины? Наконец, беспощадные солдаты нашли, что искали: ликующий негодяй продемонстрировал обнаруженную книгу с золотым крестом на обложке. Библия, книга веры христиан - сразу поняла Сильвия. И ей стало даже как-то горько и обидно за несчастную хранительницу знаний: не то, чтобы мобеда так уж любила идеологических оппонентов-христиан, но ей горько было видеть, как другой человек страдает за свою веру - ведь она сама была на ее месте. Вот только тут ситуация была куда как страшнее. Надо было точно понять, с какой целью явились сюда солдаты. Выскользнув из-под руки Шепарда, психолог, твердо чеканя шаг, подошла к офицеру. Вытянувшись по струнке и звонко щелкнув каблуками, она по-военному четко отдала честь: - Господин самый главный начальник, разрешите обратиться. Мы приезжие, и не желаем нарушать законов. Могли бы вы пояснить нам, что конкретнее нарушила эта женщина: чтобы мы сами по незнанию подобных нарушений не допустили? В ответ офицер бросил на девушку полный удивления взгляд – взгляд человека, который не привык, чтобы кто-то обсуждал его распоряжения или ему перечил. На мгновение хозяйка магазина получила короткую передышку – всё внимание теперь переключилось на Сильвию. Блондин криво ухмыльнулся, словно общался с недоразвитой или отсталой, и, приняв от солдата книгу, многозначительно ткнул пальцем в золотой крест на обложке. - Религия, - коротко пояснил он. – А теперь выметайся отсюда. Вы оба. Немедленно. Военные повадки Сильвии явно не произвели особого впечатления на этого парня.
Исполняя недвусмысленный приказ, женщина вновь козырнула: - Так точно, господин офицер. Макс - за мной! Быстро покинув павильон, она торопливо прошептала: - Нет, ты это видел!? Жуть какая! Давай быстрее к Эрику: лучше нам не разделяться, а то мало ли что? Кажется, я помню, где располагается кабак, куда они с Фрэнком направились!
-
Зачитался. Особенно доставил момент с отсылкой к истории.
-
Мощь!)
-
Настоятельно попросив Шепарда подождать снаружи, она быстро, буквально в течение десяти минут Что для девушки мгновение, для других бесконечная мука в ожидании! И хвала Ахура Мазде, что избавила бравого бойца Швейка Шепарда от искушения! :)))
-
Куда же женщина без покупок ^^ Мне понравилось. Насыщенный пост.
|
|
Упорядоченный хаос урбанистического мира во всём своём великолепии: шум несущихся машин, гул многочисленной толпы, громкая музыка. Тонкое стекло чуть опустилось вниз, впуская в салон посторонние звуки с улицы. Его бьющийся, пульсирующий ритм в своём многогранном и разностороннем движении... Пестрили всевозможные рекламные вывески, завлекая потенциального клиента яркостью и красотой, забивая голову совершенно лишней информацией. Сливалась человеческая масса, размывались лица - оставляя лишь красивые улыбки рекламных моделей. Аэрокары всё быстрее проносились мимо, превращаясь в однотонные линии, – словно точки чужих кораблей на обзорном экране истребителя. Мягко скользит по воздуху аэрокар. Слабо ощущается скорость – для сидящей за рулём девушки вождение и пилотирование, после стольких практик, стали подобны игре. Тело реагирует на ситуацию быстрее, чем успевает подумать мозг. За годы тренировки выработались определённые рефлексы, позволяя в некоторых случаях расслабиться и не думать о дороге совершенно. Сегодня ей не нужно было спешить. Игра на опережение на трассе крупного мегаполиса становилась просто бессмысленной. Но Дженна продолжала добавлять обороты, словно соревнуясь с невидимым соперником. Возможно, он и существовал – в уголках собственного разума – и являлся олицетворением себя самой... Той Дженны, что всегда всем улыбалась, стараясь подарить частицу собственной, бьющей через край жизнерадостности. Той Дженны, что в любой ситуации пыталась найти выход, совершенно отрицая неблагоприятный исход. Той, что просто не представляла себе жизнь без приключений...
Кто эта девушка? Управляющая аэрокаром практически бездумно, делающая резкие повороты и игнорирующая какие бы то ни было сигналы других водителей. Выражение её лица отнюдь не жизнерадостно. В серых глазах пилота переливалась тёмными оттенками боль. Ещё никогда. Никогда она не опускалась до паники и полного отчаяния. Что произошло сегодня? Что происходит с ней сейчас?.. Почему в груди - неприятный, клокочущий, разрывающий изнутри ком собравшихся воедино чувств, осознать которые она и сама была едва в состоянии? Сминаются мысли под гнётом восстающих из уголков памяти образов. Трансформируются в эмоции, что стремительно менялись на лице. Лица. Среди бесконечного потока машин, в безликой толпе, за вспышками неона - она видела знакомые лица. Они преследовали её. Смотрели с укором. В глазах застыл невысказанный вопрос... Сложно контролировать чувства. Практически невозможно не злиться. Особенно теперь, не ощутив никакой поддержки со стороны её спутников. Оглушающее, сравнимое с пугающей тишиной, одиночество. Не хватает людей. Не хватает родных. Тех, кто мог бы опустить руку на плечо и тепло улыбнуться. Простого действия ей было бы достаточно, чтобы с лёгкостью перешагнуть через жизненные препятствия и вернуться к той самой, никогда не унывающей Дженне. Впрочем. Сквозь застилающую глаза обиду она видела, что не ей одной нужна поддержка. Капитан потерял своих людей - тех, за кого нёс ответственность. На «Надежде» остались родные и близкие выживших. Она могла бы... забыть о собственных волнениях ради того, чтобы помочь кому-то, кто переживал гораздо больше. Если бы они позволили... Впустили её в свои мысли. Высказали вслух свои переживания. И ей, и им было бы легче.
...Картина за стеклом постепенно меняется. Остаются позади зеркальные многоэтажки, сменившись низкими, менее презентабельными зданиями. Повсюду мелькают трубы фабрик, исчезают неоновые вывески многочисленных заведений. Дженна не сразу приходит в себя. Не сразу понимает, что оказалась в совершенно другом районе. Лишь какое-то время спустя приходит осознание, а вместе с ним – тревога. Слишком резкий контраст и смена обстановки. Увиденное зрелище ей вовсе не нравилось. Клубы дыма, что валили из труб заводов, напоминали о тех временах, когда Земля была отравлена токсинами и погибала. Благо, Дженна не застала тех времён, но знала об этой печальной части истории своей планеты. Здесь… похожая ситуация. И близость фабрик к бизнес-центру настораживала. Или она сама не заметила, как пролетело время, пожирая километры воздушного пространства, выбрасывая её куда-то на периферию огромного города?.. Дженна не успела ничего сделать. Не успела повернуть обратно. В зеркале заднего вида появились силуэты громоздких броневиков. Белый крест на металлических боках машин ясно давал понять, что преследующие, скорее всего, являлись служителями закона. Последующая предупреждающая фраза окончательно убедила в этом девушку. Коулман усмехнулась. Забилось учащённо сердце. Вспомнилось, как когда-то ей приходилось на бешеной скорости скрываться от полиции на родной планете. Рычал двигатель, подгоняемый вкачиваемыми в него веществами. Гудели оповещающие сигналы преследователей. Бесконечные подворотни, сужения дороги, туннели и – финал. Победа. С поразительной лёгкостью Дженне удавалось обмануть копов. Вот и сейчас она сжимала руль до боли в костяшках, бурлил адреналин, требуя выхода скопившейся энергии. Ей так этого не хватает… Давай, Дженна. Дави на педаль. Ощути вновь вкус жизни. Поддайся азарту. Ведь в этом и есть вся ты.
Но Дженна не слушает потаённый голос собственных амбиций. Снижает скорость и идёт на посадку. Ей совсем не нравится, как именно они ей угрожают. И направленное на аэрокар дуло лучевого орудия не добавляло уверенности в собственной затее. Наоборот, с каждой секундой укрепляется мысль, что так быть не должно. Для «полиции» эти ребята ведут себя по-военному агрессивно. Интересно, так случается с каждым превысившим скорость аэрокаром?.. Что ж, глядя на кипящий мегаполис, трудно было сказать, что на этой планете царствует тоталитаризм. Может, это и является объяснением того, почему машину сдали в аренду без заполнения всякой документации – всё дело в постоянной слежке?..
Аэрокар плавно опустился на дорогу, отъехала дверца. Первым делом показались белоснежные неспортивные кроссовки и только после – сама девушка, облачённая в простое чёрное платье. Подняла руки, улыбнулась уголком рта. - Да ладно, ребят. Я просто чуть-чуть заигралась. Больше не буду. Волнение. Тревога. Голос разума говорит, что повода для паники нет, и Эрик, в крайнем случае, её вытащит. Но интуиция подсказывает, что что-то здесь не так.
-
Её ждёт не самый приятный сюрприз :) Просто отменно.
-
Как и всегда - великолепные описания как мыслей и чувств, так и окружающей действительности. Нравится мня с тобой играть, вот нравится, и все)
-
Пилотесса, всегда такая пилотесса. А ещё говорят, женщина за рулём... Любопытно, что бы они сказали про женщину за штурвалом звездолёта класса Джагернаут! :)))
|
Все таки изрядная доля наглости и самоуверенности вкупе с толикой везения значат ничуть не меньше, чем все годами отточенное мастерство королевских гвардейцев, элиты, лучших из лучших. План Константины удался на все сто процентов, и она сумела вырваться из опасной близости к солдатам. Замерев на несколько секунд и услышав, что погони нет, девушка со всех ног кинулась в заполненный тьмой ближайший коридор, откуда она буквально только что слышала человеческую речь.
Во время своего побега женщина уже несколько раз ударилась выставленными вперед руками в каменную кладку очередного поворота, и после каждого такого столкновения, следуя изгибам подземелий, сворачивала и двигалась дальше, до тех пор, пока руки ее не нащупали что-то теплое и поддатливое. И в этот же момент тьму разорвал истошный вопль, заставивший и без того бывшую на пределе измученных чувств Огненную испуганно отпрянуть в сторону и начать нервно нащупывать висящий на боку верный кинжал.
Но, как оказалось, оружие не потребовалось. Тот же дрожащий голос сообщил, что может разогнать тьму и, будто подтверждение этих слов, в шаге от Константины появились бледные зеленоватые молнии, которые вмиг осветили узкий коридор и тех, кого догнала шпионка. Тот самый великолепный мечник с поверхности, насупленный и мрачный, его капризная черноволосая дама, чем-то похожая на одну из Скорбящих, и какой-то перепуганный селянин, которого она, кажется, видела в кругу среди осужденных. И именно с рук этого нелепого крестьянина, к удивлению жрицы, и срывались ветвистые искрящиеся зеленые молнии.
Не успела Реннарт облегченно выдохнуть, как началось что-то уж совсем жуткое и противоестественное. Покорные зеленым искрам, из стен и пола показались костяные руки, раздвигающие, разрушающие каменную кладку старого тонелля. Изумрудное мерцание начало меркнуть, но в подступающей тьме Константина увидела, как пробудившиеся от вековечного сна покойники, числом не менее полусотни, выбираются на поверхность. Женщина почувствовала, как ее прошиб холодный пот, как побежали мурашки, как прилипла к спине вмиг пропитавшаяся потом рубаха. Контрразведчица и раньше находила в своих густых темных волосах отливающие серебром седые волосы, но сейчас она была свято убеждена, что их прибавится как минимум вдвое, а то и втрое. Нервно облизнув пересохшие от страха губы, Реннарт дрожащей рукой вытерла выступившую испарину и нетвердой поступью сделала пару шагов в сторону от нежити. Все тело Огненной словно сковало льдом, и каждый шаг давался ей с превеликим трудом. Впрочем, как заметила бывшая жрица, вновь опустившая свой непроглядный полог тьма мешала не только ей, но и неупокоенным: женщина слышала, как буквально в паре шагов от нее скрипят и стучат кости, как шаркают поднятые черным колдовством мертвецы, как они врезаются друг в друга и в стены. И в это слепоте мерзких тварей и было ее спасение.
В голове замершей соляным столбом Константины, пытавшейся понять, что ей предпринять, всполошенно заметались различные мысли и идеи. До боли хотелось обругать некроманта-самоучку, но даже на это не хватало сил. Хотелось взмолиться Карруму о помощи - но пересохшие губы не слушались. В разуме перепуганной женщины вмиг оформилась идея: снова попросить Очищающего о помощи и обрушить потолок и стены коридора на головы вылезших из глубин преисподней не-живых. Но, какой бы эта идея не казалась заманчивой, Реннарт от нее, скрепя сердце, была вынуждена отказаться. Во-первых, нет никакой гарантии, что она сама не погибнет под устроенным обвалом, а во-вторых, толпа ходячих скелетов служила идеальнейшим щитом между ней и потенциальными преследователями. Теперь уже бывшая Ищейка не сомневалась, что оставшиеся у провала вскоре падут под мечами преследователей, и вскоре передовые гвардейцы вкупе со своими товарищами, которые, наконец, преодолеют устроенный ей в храме завал, ринутся в погоню за беглецами. И тогда они в ходе преследования наверняка попадут в костлявые лапы живых мертвецов. Кто бы не победил, у Константины и ее невольных спутников будет достаточно времени, чтобы замести следы.
В душе бывшей жрицы шевельнулось сожаление к тем троим, что остались за спиной: раненный громила, стареющий мужчина и странный парень в нелепой шляпе наверняка сейчас гибнут под ударами безжалостных воинов его королевского величества. Впрочем, чиновница осозновала, что ничем не смогла бы им помочь, не смогла бы спасти, а только сама бы погибла там. В конце концов, все они - люди взрослые, и сами сделали свой выбор. И до воздасться каждому по делам и по решениям его. Ну а ей самой обязательно надо выжить, обязательно надо выбраться на свет солнца - любой ценой.
За спиной, невдалеке, послышались тихие, на грани слуха, шаги и шелест одежды. Константина сразу поняла - это уходят те, кого она догнала. Оставаться один на один с восставшими покойниками не было никакого желания, и, собравшись с духом и нервно выдохнув, женщина сделала маленький шажок в сторону от бродячей нечисти, а затем еще и еще один. Ориентируясь на тихие звуки впереди и ведя кончиками пальцев по стене, чтобы не потеряться, Пламенная последовала за отступающей троицей.
-
Правдоподобная реакция и качественная рефлексия. С каждым постом Константина раскрывается всё больше.
-
Люблю читать ее чувства и мысли
-
Интересный концепт выходит, на самом деле. И рефлексия отменная.
|
Холод отнимает боль. Крадет память. Замораживает тоску, вмерзая льдистыми корнями в сеть капилляров и вен. Просачиваясь все дальше. Глубже. Пока сила дышать не станет единственной силой. Пока сердцебиение не превратится в единственный смысл жизни. Здесь все иначе. Другие правила, другие законы. И вечные льды, нерушимым покровом обнимающие продрогшие темные воды со взлохмаченными пенными гребнями волн. Блеклое солнце, служащее напоминанием о том, что было оставлено позади. Не дарящее тепло, не способное согреть. Пустая круглая бляха, слабо пробивающаяся сквозь набухшую сталь изгрызенных ветрами облаков.
Сколь мал и тщедушен человек. Сколь зыбко и незначительно его существование. Об этом начинаешь задумываться только здесь – на краю мира. Остановись. Вдохни глубже опьяненный морозной чистотой воздух, и придут они – излюбленные гости отрочества и одиночества. Мысли, что уносят далеко за край дрейфующих айсбергов. Что растекаются волею неспокойного разума, стремясь объять необъятное. Осознать мир вокруг. А вместе с первым осознание приходит жестокая правда – миру наплевать. На твое существование. На твои страхи и надежды. На тот чуткий трепет, что пронес ты до самых этих берегов, стремясь задать вопросы и найти ответы. Смысл? Истина? Вера? Здесь – нет. Здесь ты – никто. Только лишь маленький кристаллик снежинки, поднятый острым ребром саней. Секундное кружение, вознесение к небу. Попытка прикоснуться к его провисшему озябшему брюху. Вспышка на неуверенном солнечном лезвии луча. И – падение. Столь стремительное, бескомпромиссное. Краткий миг твоей жизни оборван вечностью, которая бродит здесь многие века. Которая видела рождение этого мира и пустоту, что следует неотступно за ним по пятам.
А через несколько мгновений, стоя на белоснежном снегу, понимаешь – тебя нет. И не было никогда. Вот и весь смысл. Вот и вся вера. Сомневаешься? Вглядись в океан безбрежной лазури, переходящей в застывшее серебро. Вглядись и почувствуй - там, в груди бездна. Одно маленькое сердце, неспособное согреть этот огромный мир льдов, как и одно гигантское солнце. Тебя нет. Засыпая и просыпаясь. Втискиваясь в плотные ткани одежды. Делая первые шаги, не зная, когда они станут последними. Прошлое, будущее – снежная пыль. Тут существует лишь настоящее. И его шепот ты слышишь во тьме, проглатывая подступающий непонятный ком. Где тишина срослась с одиночеством, где ветры воют, вгрызаясь колючими пастями в лазурные берега, где падают звезды за горизонт, исчезая в глубинном антраците диких вод… Тебя нет. Твое рождение. Жизнь. И смерть, что когда-нибудь станет последней точкой такой короткой главы. Ты пришел ни с чем. Ты уйдешь пустым. Ты падешь, как многие до тебя и после. И вся твоя значимость, все твои жалкие потуги чего-то добиться и оставить какой-либо отпечаток – заметут метели. Сотрут следы. Изгонят память. Тебя нет. И здесь ты понимаешь это так, как никогда до этого.
*** Они были прекрасны. Выдрессированы, ухожены, ласковы. Они верили людям и тянулись к доброте, встречая новую смотрительницу горящими глазами, в которых словно застыли льдины этого снежного пустынного края. - Я о них позабочусь, - легко пообещала Сэм седому кинологу, чье дежурство прибыла сменить. Прибытие… Долгие сборы, многочисленные слова прощания, тяжелые и грустные взгляды родных, не понимающих зачем ее несет в такую даль и глушь – и вот она здесь. Трудно поверить, что этот хмурый серебристо-стальной закуток не снится ей. Но щипать себя нужды не было – с этим прекрасно справлялся мороз разбушевавшейся и набирающей обороты стихии. Она никогда не любила холод. Будучи подвижной и активной, все равно умудрялась постоянно замерзать. И с первым же шагом по этим льдам – продрогла до самых костей, вздрагивая и пребывая в некотором состоянии прострации. Зачем ты здесь, Саманта? Вот, что спрашивала она про себя, осматривая станцию и принимая указания. Но стоило заглянуть в эти ясные глаза, подкупая прикормом отзывчивые собачьи сердца, как вопрос ускользнул, забытый. Все было не так плохо. Станция создавала впечатление маленького улья, наполненного жужжащими пчелами-учеными. Не успевшая толком ни с кем познакомиться (почти все свободное время Хейз посвящала собакам, намереваясь прочувствовать характер каждой из них), она, тем не менее, обратила внимание, что компания собралась достаточно интересная и не подразумевающая проблем. Во всяком случае, если судить по поверхностной корочке вежливых улыбок и учтивых слов. С людьми Сэм всегда было сложно. Собаки намного честнее и открытие. Собаки никогда не укусят без причины. Лучиком теплого солнца в этом краю зимы стал для нее Мэтью Уайт. Неизменная улыбка на светлом лице и легкая манера общения могли расположить кого угодно. Саманта все еще чувствовала себя неловко в новом коллективе, но с Мэтью общалась охотно, раскрывая природную свою отзывчивость и доброту. Без этих качеств кинологом она бы не стала.
25 сентября. Воскресенье. Сэм привыкла вставать рано, от того долго будить ее не пришлось. Выскочив из кровати, она умылась, провела утренний ритуал, который не занимал более пяти минут, одела рабочие вещи, прошлась расческой по непослушной гриве, с горем пополам собрав ее в хвост на затылке, и вскоре была уже около клеток питомника, проследив, чтобы собаки не остались голодными, но и не переели. Она подготовила нарты, впрягая взволнованных и подвижных от нетерпения питомцев. Проводила группу ученых, пожелав им удачи. И только после этого направилась требовать свой законный завтрак, конструируя мысленные башни догадок на тему того, как на этот раз извратится их удивительный повар.
Влетев в кухню на привычной скорости, Сэм вытряхнула из волос снег, забившийся туда после игры, которую выпросила заскучавшая Хеви, заставив ее задержаться. - Всем приятного аппетита, - поздоровалась она с теми, кого не видела и насобирала поднос, блаженно щурясь на яичницу. - Бон, ты волшебник, - в очередной раз похвалила повара, выклянчив себе еще кофе и несколько печенюшек. Уже с подносом и появившейся буквально из ниоткуда книжкой, девушка плюхнулась на первое попавшееся ей место, не разглядев потревожила чей-то покой или нет. Она была всецело увлечена новой главной Жюля Верна.
-
Шик :3
-
Очень рад, что ты здесь. Игра обещает быть классной.
-
Жизнерадостный персонаж внутри безжалостных, безысходных и мрачных словесных конструкций. Песчинка в океане судьбы. Классно, в общем, да.
-
Великолепная игра слов. Красивый пост.
|
Дым от сигареты сизым столбом уходил куда-то под потолок, что терялся в бликах светомузыки, вытягиваемый из зала мощной системой вентиляции - такое количество пьяных и обдолбанных тел, потели в трёхкратном размере, и стоит системе отключиться, как посетители мгновенно потонут в амбре друг дружки...
Басы всё так же били по ушам, но Фрэнк слышал и слушал только Фрайзера:
- Тебя там не было, Фрэнк, - на удивление разборчиво проговорил капитан. – Одно дело Эйб. Он солдат, он прекрасно понимал, чем рискует и на что идёт. Но Найна… Ответственность здесь лежит только на мне. Он замолчал, прицениваясь к своевременно наполненному бокалу. - Первая миссия, спасено четверо по цене всего двух… Знаешь, к черту подобную математику. Фрайзер мрачно ухмыльнулся и залпом принял в себя новую порцию алкоголя. - Я сворачиваю экспедицию. Забросим домой остальных, потом я верну вас на Землю…
Первой мыслью Полинга было желание ударить капитана по лицу, либо отвесить ему смачную оплеуху - видимо, алкоголь помогал слишком слабо, либо Эрик слишком уж зациклился. Ему была необходима встряска. Фрэнк положил руку на плечо капитана, переходя на доверительный тон и отбрасывая субординацию за ненадобностью:
- Послушай парень, меня много где не было, а тебя и подавно. Но не надо быть ветераном войны, чтобы понимать, что люди гибнут. Поверь на слово, для спасательной миссии успех 1 к 2 - это отлично: подчинённые гибнут на сущих пустяках, по глупости, недосмотру и тебе, как командиру, придётся нести этот груз. - сигарета зашуршала фильтром и утонула среди товарок в пепельнице с логотипом клуба. Следующая смертница была подожжена сразу же.
- Каждое мгновение вокруг тебя гибнут люди, или собираются умереть или собираются заставить кого-то умереть. Тебя не отпустит Смерть, Эрик, никогда - пока ты делаешь хоть что-то, она будет рядом, - Фрэнк добавил в голос злого сарказма, - только если ты не запрёшься в своём особняке и будешь лить слёзы...глупые, чёрт побери, и бессмысленные - хуже чем смерть твоей команды!
Рука СиБи крепко сжала плечо капитана, непроизвольно делая тому больно.
- Запиши имена Найны и Эйба в почётный мемориал "Ренессанса" и помни ради какой цели они погибли, слышишь меня, мистер Фрайзер?! - Фрэнк поймал себя на том, что еле сдерживает себя, чтобы не перейти на полноценный крик - так не похоже на стального Полинга, - если ты свернёшь миссию, ты предашь их память, сделав их смерти ни то что печальными, а - вот уж точно - бессмысленными...
Тем временем, музыка в клубе как-то странно затихла, а молодёжные танцы, больше похожие на смесь афилактического шока и последующие конвульсии, прекратились. Более того, народец оперативно рассасывался по залу, стремясь избавить данное место от собственного присутствия.
Фрэнк собирался было эвакуироваться на волне общей паники, вместе с хандрящим капитаном, чуя, что дело может принять дурной оборот, но их рефлексия отняла драгоценные секунды. Чуйка, как и оборот, не заставили себя ждать: пятеро солдат в серых бронекостюмах, с винтовками и зуботычинами наперевес, умело и быстро продвигались в центр клуба. На их серой броне были изображены белые кресты, что шевельнуло в памяти Фрэнка сумбурное неудовольствие: что-то из древней истории, кажется, ещё Докосмической эры - сходу и не сообразить...
Ошибки быть не могло - столь целенаправленное продвижение, могло иметь лишь один финальный вектор - бар. Можно было бы наивно предположить, что солдаты страдают от жажды, но совершенно дурная улыбка барменши и полукольцо вокруг Эрика и Фрэнка, не давали придаться столь идеалистическому мышлению.
- Эрик Фрайзер, - прогремел усиленный встроенной в шлем костюма аппаратурой голос одного из солдат. Капитан, не высказывая ни малейших признаков тревоги, небрежно крутанулся на стуле, поворачиваясь к нарушителям спокойствия лицом. – Именем Императора, вы арестованы по подозрению в создании угрозы национальной безопасности планеты Элкор. Вы будете немедленно заключены под стражу, а всё ваше имущество подлежит конфискации в пользу правительства до прояснения ситуации.
"Да уж, такие обвинения за неоплаченный постой в космопорте не предъявляют", - мелькнула едкая мысль, -"попали, как говорил сержант Хантер: как член в рукомойник..." Как только "серый" начал говорить, Фрэнк, отогнав дурные мысли, как можно не заметнее, исподлобья, уже оценивал две вещи: насколько хорош бронекостюм Имперских солдат и насколько интересуются его скромной персоной?
Заключения и выводы оказались печальны: двое из пятерых уже ненавязчиво держали его в возможном секторе огня, пресекая всякие дурацкие попытки сигануть через барную стойку или прочь из оцепления. Бронекостюмы оказались вполне современные с должным уровнем защиты, против пистолета уж точно, да и "умная" электроника шлемов, сводила на нет обладание светошумовыми гранатами.
Полинг медленно поднял руки над головой, осторожно делая шаг вперёд и загораживая собой Эрика:
- Без глупостей, капитан, - это Эрику, таким ровным голосом, будто ситуация – часть развлекательной программы. Для их внезапных пленителей, слова были произнесены с минимальным вызовом, но твёрдо:
- Мы сдаёмся, господа, но просим вас помнить о правах обвинённых, кодексе военнопленных, если вы задерживаете нас по военным причинам, а также презумпции невиновности.
"Вот тебе и встряска, Фрэнки, смотри не упади..."
-
Отличный пост. Красиво и лаконично, в соответствии с образом персонажа.
-
Эх, такая попойка сорвалась! :))) Ну ничего, это только присказка, сказка-то, впереди?
|
- Я уже помог тебе. Он говорит – она не слушает. Все мысли заняты одним лишь событием, что должно было произойти несколькими часами позже. Война. Испепеляющая, опустошающая встреченные на её пути города. И именно этот человек был её главной причиной. Именно в его голове прятался ответ на главный вопрос: почему?.. - Ты действительно хочешь знать, да? Нет. Она была не уверена. Она знала лишь одно: что её всё это не касается. Ей хотелось оказаться в безопасном месте, там, где не будет людей, способных её спокойствие нарушить. Но беззаботной жизни циркачки пришёл конец. Слишком долго она игнорировала происходящие в мире события. Слишком долго отказывалась верить в плохой исход. И теперь… Да. Она должна была знать. Она хотела знать.
Его голос тает. Остаётся где-то на поверхности, в то время, как её саму затягивает в пропасть прошлого. Покров пережитых лет, осадок чувств и эмоций… Весенний лес. Сквозь плотный ряд деревьев пробирался он – юноша, что отдалённо напоминал императора. В глазах сияет любопытство. Он шёл навстречу красивой мелодии скрипки. Воспоминание, сменившееся слишком стремительно. Древняя книга, свеча. Взгляд жадно скользит по желтоватым страницам. Эви не понимает содержания древнего текста. Он сам говорит ей. Она слышит отголосок его мыслей. Это история. Стёртые кем-то воспоминания. Им обуревает восторг, ей – ошеломление. Кладбище. Надгробия и кресты. Фигура, возвышающаяся над могильными плитами. Кто-то стоит позади – человек в чёрном одеянии. Он изменился. Годы прошли. Прячется боль в глубине глаз. Магические пассы, непонятные ей жесты – и бездушное тело оживает. Это не человек. Она никогда не видела это существо. Но понимает, кто он. Вождь. Убийца. Кукла в руках кукловода. Белокурый юноша. Стоит, потупив взор. Неуверенно отвечает. Тому, кто пытается донести до него преимущества использования запретной магии. Ажиотаж, энтузиазм. Они наталкиваются на молчание молодого волшебника, понимающего, что его друг переходит черту. Доводы тают перед нерешительностью. Он отворачивается и уходит.
Хаотичное движение мыслей, чувств, воспоминаний. Вихрь уносит дальше, за выстроенные чужим сознанием барьеры. Она видит брешь. Знает, что за завесой показанных ей отрезков жизни прячется что-то ещё. Главное. То, что сотворило из молодого алхимика жестокого чёрного мага. Ей хотелось заглянуть за полог этой тайны - чем дольше она находилась в чужом прошлом. Пыталась выстроить цепочку событий, что привела к кровопролитной войне. Ей не пришлось ломать преграды. Не пришлось просить. Иллюзорные стены затрещали, обнажая то, что он так старательно скрывал.
…Яркие эмоции вспыхнули, окрашивая воспоминание в мрачные тона. Сильные чувства – ярость, обида, боль. Соткали паутину, оплели ей стоящего в центре помещения человека. Взгляды всех присутствующих в зале были обращены на него и двух женщин. На их лицах – обречённость, страх, неверие. Громкий женский голос зачитывает приговор. Вперёд выходит пожилая женщина. Двигается медленно к плахе - знакомому уже Эви предмету. Палач заносит топор, и в следующее мгновение опускает его на шею старушки. Судья называет девушку. Приговор тот же – смертная казнь. Вспышка горечи и страха. Путаются мысли. Внутренности сводит от боли. Мелодия скрипки играет где-то вдали. Он хочет остановить их. Хочет что-то сказать. Его не слушают. Опускается лезвие топора. Предрешив судьбу не только убитых, но и того, кто остался жив.
...Резко оборвалась связь, вышвыривая её сознание из памяти чародея. Мгновение она не понимает, что находится вновь в шатре, продолжая мысленно проживать чужое воспоминание. Слишком сильное впечатление произвело на неё увиденное, чтобы прийти в себя сразу. Практически не замечает, как он грубо отстраняется и поднимается с места. Её глаза – расширены и смотрят вперёд, совершенно не видя того, что происходит в реальности. Эви не была готова к тому, что увидела. Знала, что найдёт в его прошлом смерть и лишения, но видеть их воочию – невыносимо. Перед глазами всё ещё пылала алым пламенем кровь, обагрившая плаху, и лежали обезглавленные тела… Страдание. Боль, которую он пронёс сквозь года. Продолжая слышать звуки скрипки. Продолжая жить навсегда ушедшими мгновениями. Она понимала. Пережив его же утрату – теперь она его понимала. Слишком сильное чувство. Слишком сильная привязанность. Жить, зная, что тот, кто тебе дорог, ушёл навсегда… Но какой ценой он хотел отомстить тем, кто вынес приговор? Почему теперь страдают обычные люди? Невиновные в том, что однажды маги Гильдии лишили жизни близких ему людей. Это был несправедливый поступок – эти женщины не заслуживали смерти. Но разве поданные Теравии заслуживают её?.. От подобных мыслей начинает болеть голова. Прекрати об этом думать, Эви. Это не твоя война. Он так решил. Он решил утопить страны Альянса в крови, путь ради мести за одного лишь человека. Это его судьба. Ты не должна вмешиваться. Но всё-таки… Осталась ли в нём ещё хоть капля человечности? Понимает ли он, что сотворил? Понимает, в какое чудовище сам же превратился?.. Понимает. Так хотелось думать ей. То, что она разглядела в нём за короткое время знакомства, - неужели не является отражением его истинной натуры?.. Ей не хотелось верить, что всё это – игра и фальшь. Иначе почему он впустил её в свой разум?..
Эви поворачивает голову, бросая взгляд на его спину. Он уходит, явно не хочет оставаться здесь – где раскрылись его тайны и самые болезненные эпизоды прошлого. - Простите… - хрипло бросила она. – Я не думала… - сбивчивые фразы. Не знает, что сказать. Как выразить своё соболезнование. Пожалуй, уже поздно для сочувствия. Она думает о предстоящей осаде. Думает о том, что сейчас он уйдёт и больше они не встретятся. Разве он захочет видеть её ещё раз, после того, что Эви узнала?.. Она должна попытаться. Должна сделать хоть что-то. Пока у неё появился шанс… Ради тех, кто не достоин был умирать. - Её уже не вернуть, - тихо говорит девушка, и голос её слегка дрожит. – Не знаю, вправе ли говорить об этом теперь, но... Она мертва. И чужие смерти не воскресят её. - Он уходит. Вот-вот покинет шатёр. Колотится сердце, мешая вдохнуть. - Пожалуйста, постойте! - шаг навстречу. - Я хочу сказать... Все эти люди - крестьяне, солдаты, горожане... Они не заслужили этого. Не заслужили смерти. Они... мы ни в чём не виноваты перед вами. Я прошу вас. Возможно, уже поздно... Но подумайте. К чему приведёт эта война? Что будет после... того, как ваша месть свершится?.. Я не могу требовать большего.
|
Когда-то давно по этой земле бродила тьма. И тьма эта имела плоть. Угольно-черная. Лишенная глаз. Видящая насквозь. В ней рождалась истина, в ней сбрасывала лживые покровы сущность всего живого. Мир обретал суть. Мир поглощал ужасом. На пустынных берегах она свивала гнезда, отдирая от себя кусок за куском. Сея семена пустоты, что прорастали корнями глубоко в землю, оплетая горячее сердце. Они и поныне растут в тишине забытых мест. Пыльных склепах и гробницах. Пронзая сумраком почившие в почве тела. Распускаясь смолянистыми бутонами на дне пропастей, умытых ржавой кровью. Эта тьма не похожа на ту, что приходит вместе с ночной прохладой. Она абсолютна. Она бесконечна. Она не знает слов, к ней невозможно привыкнуть. Алчная, голодная, она будет преследовать тебя до последнего вздоха, отравляя разум гиблым страхом. Ужасом древних легенд, оживающих под ее скользким брюхом. Здесь ее дом. Под храмом веры. Под сенью Богов. Под их защитой и покровительством спит она многие века. Чтобы проснуться однажды и вгрызться в мягкие податливые ткани. Отделяя волокна кожи, выдавливая глаза. Хрустнув костями в звенящей тишине. Сладкая от гнили. Затхлая от пыли. Хорохорится, наряжаясь в новые одежды. Встречая новых гостей. Ты болен. Ты заразен. Инфицирован. Дотронься до живота рукой и ощутишь – она там. Она уже внутри.
Тень (Арис, Айлин, Реннарт) Чернота угнетала. Давила на нервы. Втискивала в землю, заставляя неосознанно пригибаться все ниже. Чернота, в какой оживали древние страхи, вылезали старые забытые друзья. Ночные кошмары. Тайные скелеты. Все это прошло давно. Все это похоронено было. Память пройденных бед, отпечатком выламывающая душу. Отрывающая кусок за куском. А сейчас – опять. Ожило, воплотилось, хлопнуло по плечу, заглядывая в глаза и ослепляя их. Во мраке, где нет ни одной искры – тишина кажется слишком громкой. Удары неспокойного сердца. Триумфальные барабаны в ушах. Что-то скребется где-то рядом. По каменной крошке ступает чья-то нога. Острые когти оставляют борозды с дробящим сознание страхом. Застынешь – оно придет и вонзится наточенным клювом, разрывая грудину, раскрывая лепестки ребер. Побежишь – догонит, обнимая шипами, сдирая живьем кожу. Остается идти и верить, что эти звуки – лишь игра воображения. Только шорох. Мышь. Или крыса. Задетый случайно камень. Или чья-то плоть? Безумие обволакивает. Крадет мысли. Не позволяет думать и сохранять покой. Пока не вспыхнет яркий свет на краткий миг. И поймешь – лучше бы он не загорался.
- Крестьянин замолк. Он брел где-то совсем близко, прижимаясь к стене. Каким-то чудом умудряясь не отставать от Ариса и Айлин. Его дыхание вплеталось в нестройную мелодию их шагов. Неловкий, неудачливый и все еще безымянный – все время спотыкался, едва слышно что-то бормоча. Так продолжалось некоторое время. Мгновение? Год? Здесь его поток размазался и потерял значимость. Остался только липкий ужас, гуляющий по спине. Они не могли привыкнуть к мраку, но привыкли к тишине. И от того крик, вспоровший ее густой полог, показался оглушающе громким. - До меня что-то ДОТРОНУЛОСЬ!!! Крестьянин заорал и прыгнул вперед, наскакивая на рыцаря и его леди. Повис на их руках, вздрагивая от ужаса и колотясь зубами друг о друга. Его можно было понять. Чужое прикосновение в абсолютной мгле, когда нервы оголены, могло вызвать и остановку сердца. - Я-я-я мо-могу разогнать тьму, - внезапно заявил безымянный парень. – Я п-попробую… После его слов Ариса зацепила неловко воздетая рука, ударив случайно по уху. Он замахал конечностями с удвоенной силой и усердием, стремясь призвать силу своего бога и увидеть, что же коснулось его. На мгновение мрак ему разогнать даже получилось. От рук крестьянина разнеслись зеленые искры молний, разветвляясь и ударяясь в каменистую землю катакомб. Эти вспышки позволили всем троим разглядеть девушку, которая шла наощупь за ними. Ту самую, чьи руки были объяты пламени. С которой Арис сражался наверху. Они тогда не знали еще, что зовут ее сестра Константина. Судя по всему, именно она и наткнулась случайно на парня. Крестьянин испустил протяжный выдох, обмякнув и прижавшись к стене. Но выпущенные им зеленые молнии оказались не только лишь источником света. С шипением просачиваясь в пол, они вызвали мелкие трещины на нем, сквозь которые медленно потянулись к воздуху скрюченные гнилые пальцы с проступающими белыми костями. Изумрудные искры буквально вытягивали тела покойников наружу, являя глазам четырех людей их исковерканные смертью, разбухшие уродливые тела. Легкие сжались от омерзительной вони. Споткнулось в груди сердце. Нежить. Неупокоенные. Вызванные крестьянином вспышки оживили их, пробудив. А затем погасли, погружая коридор в абсолютный мрак. - Ой… - едва слышно выдавил неудачливый парень.
Сталь (Буга, Антиас, Виглик) Они рядом. Они близко. Беззвучные даже в тяжелых латах. Умелые воины, обученная элита. У них нет своей воли. У них нет своей правды. Есть слово Девяти, есть их свет, что несут они в мир тьмы очищением. И здесь, в глубинном загустевшем мраке – они не знают о страхе. Не помнят о сомнениях и человечности. Псы короля. Его верные волки. Всего двое и это – слишком много для тех троих, что остались во мгле.
- Буга попытался встать. Буга сделал это очень зря. Боль прошила тело насквозь, разрывая его пополам. Боль вгрызлась в мозг, чавкнув извилинами. Равновесие удержать не удалось и гигант с грохотом припал на колено вновь. Когда абсолют тьмы еще не коснулся глаз, от рук бескомпромиссной ведьмы отделилось несколько полыхающих искр. Они впились в то кровавое месиво из раздробленных костей, мышц и крови, запекая мясной пирог. Выжигая ткани, оставляя обугленные черные следы. Ты думал, что тебе больно, Джон? Ты был не прав. Покайся. Ибо боль – вот она. Слепит, визжит в груди, уничтожает разум. А потом пала тьма. И хорошо, возможно. Ибо сокрыла она тот горящий окорок, в который превратилась верная некогда конечность. Но кое-чего ведьма добилась – она остановила кровь. Хотел рычать, а вышел сдавленный стон. Хотел махнуть рукой, а дернулся лишь палец. Нет сил, нет правды. Мир жесток. И у берегов его найдешь ты свою смерть. Она уже алчет, надвигаясь блестящей грудой металла. Хищник, что носит доспехи гвардейца. Кто-то попытался подойти. Помочь. Поднять. Оттолкнуть прочь. Ты видел пламя, что стеной поглотило одну из фигур в латах. Второй страж успел шагнуть вперед. Сквозь меркнущий свет огненной стены блестел его клинок. Он стремительно надвигался на тебя.
- Пламя вспыхнуло стеной, разрывая пространство пополам. За ним остался один гвардеец, остановленный взбунтовавшейся стихией, призванной старым магом. Второй успел проскользнуть, уверенно двигаясь к скрюченному на земле здоровяку. Антиас пытался помочь и был откинут обезумевшим от боли громилой. Он ударился спиной в стену, наблюдая за тем, как гвардеец надвигается на безногого. А потом тьма скрала свет.
Гидра (Райна, Джек) Прохлада забытых воспоминаний. Кровь, страхи, боль – все уносит серебряный подземный поток. Обнимает вместе с живительным человеческим теплом. Сквозь пелену небытия ощущаются чужие прикосновения. Руки, бережно поддерживающие над водой. Не дающие захлебнуться. Шепчущие что-то губы. Неважно что – оно утешает. Оно позволяет расслабиться и плыть по течению. Верить миру вокруг и судьбе, что стала вдруг милосердной, улыбаясь рыжему пареньку.
Райна растворилась в воде. Здесь была ее стихия. Тут она казалась всемогущей. Безумие, устроенное в храме – осталось позади и сейчас казалось чем-то сюрреалистичным. Нереальным. Реальным был незнакомый певец в ее руках. Впрочем, такой ли уж незнакомый? Мелодия воды и ветра соединила их, связала. Скрепила души, не позволяя просто так бросить и уйти от страхов и ужасов. Она чувствовала – что-то преследует их. Что-то чужеродное есть в водах этой реки. Оно позади и вода старательно пытается вытолкнуть это из себя. Швыряет на камни, стремясь разбить. Но крепкий доспех гвардейца так легко не сломать, а решимость в его сердце не затопить даже самым быстрым потоком.
- Прошли минуты, а может быть – часы. Ласковые воды реки вынесли свою дочь и ее ношу к неизвестным берегам подземного грота. Искрящаяся пещера, сквозь стены которой прорастали магические кристаллы, мерцающие в темноте лазурно-бирюзовым свечением. Ланаэк – драгоценный камень, используемый в посохах чародеев. Легенда гласит, что это слезы самой Зари, пролитые за тех, кто не обрел покой. Месторождения ланаэка считались большой редкостью и так странно было найти их здесь – в пещере где-то недалеко от храма. Райне удалось вытащить рыжего из воды на что потребовалось немало сил. Девушка устала. Она чувствовала слабость в руках, каждый вдох отдавался болью в груди. Этот побег дорого им стоил. Им обоим. На виске у парня она заметила еще кровоточащую рану. Он медленно приходил в себя, возвращая утерянное сознание.
-
Красиво-то как! Превосходный пост!
-
Люблю эту игру, с каждым постом всё больше и больше. Она просто шикарна.
-
Очень красиво. И крестьянин в очередной раз доставляет)
|
Пустота. Покрытая слоем полумрака. Имеющая запах сухого камня и пыли. Зажатая в пространство тянущихся вперёд коридоров. Повсюду - глухие стены. Давят. Дают осознание того, что над головой – толща земли. Ощущение хрупкости нависающего над тобой потолка. Ощущение, что любое неосторожное действие повлечёт за собой самые неприятные последствия. Извиваясь, по поверхности камня пойдут трещины, руша кажущуюся хрупкой конструкцию и низвергая на беглецов гнев одной из четырёх стихий. Чем дальше – тем сильнее был страх. Тем скорее хотелось выбраться. Оковы каменных стен заставляли чувствовать себя в ловушке.
Здесь кто-то есть… Чьи-то чужие взгляды пронзают. Тихими шагами преследуют. Определённо, эти создания были совершенно отличны от её невидимого спутника. В глубине чёрных глаз – первобытный голод. Айлин не знала, каким образом она ощутила их присутствие. Может, это суеверный страх отравляет разум, заставляя видеть образы, которых в реальном мире не существует?.. Ей хотелось остановиться. Застонать. Закрыть голову руками – не слышать чужого голоса, закрыться от чужих глаз. Почему они преследуют её? Что им от неё нужно?.. Хватит. Прекратите. Я просто хочу домой. Хочу выбраться из этого кошмара, забыть всё, что здесь было. И всех этих людей.
- Эй! Подождите-подождите! Обыкновенный человеческий голос вплетается в безумный шёпот незримого существа. Мужчина говорит что-то о тех, кто остался позади. Айлин не понимает. У неё не возникало даже мысли о том, что за кем-то стоило вернуться. Арис останавливается. В полумраке подземного коридора трудно различить выражение его лица, но ей почему-то кажется, что он недоволен. Но если сейчас он согласиться с этим человеком и пойдёт обратно… Она будет очень злиться. Она не сдвинется с места. Они будут идти только вперёд и до тех пор, пока не найдут выход.
Неожиданно присоединившийся к ним спутник указывает куда-то назад. Айлин поворачивает голову, вглядываясь в проход коридора. Сразу понимает, что именно насторожило крестьянина. Волна пугающе-чёрной тьмы. Она пожирала стены, и они тонули во чреве наступающей бездны. Девушка ощутила дрожь подступающего страха. Ужас перед неизвестностью всегда существовал в человеке. Сковывая волю, он заставлял бежать вперёд. Бросив простолюдину какую-то фразу, Арис побежал, ведомый чувством опасности. Айлин последовала за ним, с трудом догоняя в пышных юбках платья и ощущая волну нарастающей паники. Воображение живо рисовало, как в следующую секунду океан тьмы поглотит их, не оставляя шанса выбраться… Кто знает, что способно обрести формы в ирреальном пространстве царства теней? Те создания, что следовали за ними?.. Мгновения отделяли их от кромешной темноты. Фигура Ариса удалялась, и в душе вспыхнул режущий страх. Она боялась не успеть. Не добежать. Остаться в одиночестве, потерянной среди чернеющей пустоты. Злилась – на себя, за промедление, и на спутника, за то, что поторопился. Она ведь не умеет бегать так же быстро… Он остановился и обернулся. Оставалось буквально несколько шагов, когда ей в голову пришла совершенно неожиданная мысль: куда они, собственно, бегут?.. Всё дальше от пролома – единственного выхода, который они знали. Вглубь лабиринта коридоров. Ей стало страшно. Но не из-за волны тьмы. И не давящего пространства подземелья. Вдруг… они не смогут найти другой выход?.. В последнюю секунду потянулась, хватая его руку. Тьма сгустилась вокруг.
…Бег сменился быстрым шагом. Бешено трепетал пульс, просачиваясь сквозь кожу в ладонь чужой руки. Частое и тяжёлое дыхание – девушка совсем не привыкла бегать. Она не видела ровным счётом ничего. Ни крестьянина рядом, ни Ариса впереди, ни даже его руку. Казалось, она просто ослепла. Это ощущение сильно дезориентировало. Закружилась голова. Чувство пространства размылось – становилось совершенно неясно, где стены, где повороты, где вообще всё. Вцепилась свободной рукой в запястье Хеллгейта, боясь, что он её отпустит. Только сейчас она задумалась о том, что явилось причиной затопившей коридоры тьмы. Чья воля дала ей свободу?.. Неужели их по-прежнему преследовали жрецы Девяти и этот феномен – лишь вершина того, что их ожидает?.. «Помоги мне». Фраза возникла в голове сама собой, вместе с неосознанным желанием. «Помоги мне, пожалуйста».
-
Красивый и интересный пост.
-
Что ни пост - шедевр)
-
Очень рад, что пошёл сюда в паре с тобой. Превосходный отыгрыш, а образы персонажей прекрасно дополняют друг друга.
|
Часы показывали 6:50. Календарь показывал "25 сентября. Воскресенье." Аккуратная галочка, сделанная маркером, примостилась внизу ячейки календаря. Похожая как две капли воды на двадцать точно таких же галочек, отметивших наступление предыдущих дней. Будто сделанная под копирку. Или роботом. Роджер мог бы усмехнуться этой ироничной мысли, если бы в этом проявлении эмоций перед самим собой был какой-то смысл. Но он просто нацепил колпачок на маркер, положил его на стол под календарь и взял с полки бритвенные принадлежности. Заранее припасенный стакан воды стоял тут же.
На наведение порядка в своем углу ушло два дня — с учетом приоритетного исполнения своих непосредственных обязанностей. Из всех вещей, занимавших свободное пространство полок, шкафов и тумбочек, Роджер оставил лишь чучело зайца. В основном потому, что оно висело на двери и ничем не мешало. Все остальное после тщательной сортировки отправилось либо в коробки на склад, либо в специально отведенные места на полках, рядом с его личными вещами. Впрочем, пакеты с мусором тоже не остались обделенными.
Вооружившись бритвой, Роджер открыл дверцу шкафа, на внутренней стороне которой располагалось небольшое зеркало. Взяв в свободную руку бумажное полотенце, чтобы не мусорить на пол, он посмотрел на свое отражение и принялся за бритье. Капля геля, немного воды, чтобы развести его до пены, и бумажная салфетка наготове, чтобы вытереть все лишнее. Умение побриться "под расческу", чтобы только подравнять бороду, но не сбрить ее начисто, было особым искусством. Борода в академическом сообществе негласно считалась прерогативой профессоров, поэтому Баттлоу до получения докторской степени тщательно брился каждое утро. Но докторская степень осталась позади, он получил признание как эффективный начальник экспедиций, и вот уже несколько лет оттачивал искусство "стрижки".
Утренний ритуал позволял быстро набросать план на сегодняшний день. Точнее — прогнать в голове пункты, заблаговременно подготовленные со вчерашнего вечера. Сегодня было воскресенье, а значит — выходной. Первая половина дня будет занята еженедельной рутиной — вместо вылета ученые отправятся осматривать оборудование на севере острова. Для этого им потребуется упряжь, о чем его вчера уведомил Уайт, и получил разрешение. Сегодня, минут через 10, он должен зайти снова и подтвердить выезд. Следует ознакомиться с метеосводкой и решить, необходим ли группе спасатель ввиду погодных условий. Остальные займутся своими обычными делами, и так будет продолжаться до обеда. Воскресный обед будет, как всегда, небольшим праздником. Необходимо уточнить у Джереми меню. После обеда у всех будет свободное время до вечера, не считая связиста и дизелиста, которые должны будут следить за вверенным их заботам оборудованием. Впрочем, воскресный сеанс связи по обыкновению является сокращенным, а дизельный генератор исправен и требует лишь рутинного обслуживания. Поэтому они тоже смогут присоединиться к остальным — сегодня вечером Фишер подключит видеомагнитофон, чтобы они могли посмотреть привезенный с материка свежий фильм. Роджеру тоже придется его смотреть. Но это наименьшее из зол, которое ждет его сегодня. Необходимо переговорить с Хьюбертом. Последний инцидент в пятницу был достаточно острым. Подробности прошли мимо Баттлоу, поскольку он пришел лишь в конце, чтобы загасить ссору на корню. Известно лишь, что Моррис что-то спросил у Хьюберта, тот ответил, а через десять секунд оба активно выражали намерение набить друг другу морду в нецензурной форме. Характер Морриса был не подарок, но манера общения Хьюберта раздражала всех, ио что куда хуже — сказывалась на эмоциональном фоне в коллективе. А от этого страдала эффективность, чего Баттлоу не мог допустить ни при каких обстоятельствах. Впрочем, инцидент был исчерпан, и Роджер намеревался поговорить с ним как раз с этой позиции — он не собирается держать на него зла, если Джошуа наконец перестанет задираться со всеми подряд. Тем не менее, это уже второе устное предупреждение, и третье закончится выговором с занесением в личное дело, о чем Хьюберт прекрасно осведомлен — равно как и о том, что после второго выговора он отправится на материк с первым же судном. Баттлоу намеревался провести разговор самостоятельно, но затем проконсультироваться с психологом касательно причин поведения Хьюберта и способов устранения этой проблемы. Из утренних дел оставался еще журналист, который пока так и не решил, отправится ли он с учеными на север острова, или же останется на станции.
-
Понравился персонаж ещё на этапе подачи заявок - правдоподобный и интересный концепт.
-
Продуманный персонаж
-
Ничуть не жалею, что отдала эту роль тебе. Превосходный отыгрыш. И весьма радуют детали. Очень правдоподобно.
|
Бездонная пропасть. Тьма, скрытая подо льдом и толщей океана. Посмотри. Как переливаются оттенки, сливаясь с глубинной чернотой. Как темнеют проплывающие мимо айсберги, протягивая вниз ледяные корни. Как играет тусклыми бликами солнце на практически гладкой поверхности. И сливаются светлое небо и голубоватый лёд, размывая линию горизонта. Холодные воды океана таинственны и опасны. Сквозь стекло прозрачных волн ты видишь силуэты обитающих в них существ и белёсую тень подводных льдов. Поразительных размеров кит проплывёт под кораблём, заставляя наблюдать его ленивое и плавное передвижение. Вынырнет из глубин касатка, скрывшись за очередной грядой кочующих айсбергов, и заметишь в отдалении белую, сливающуюся с пейзажем, фигуру медведя. Жизнь в своём многообразии. Она достигла и этого отдалённого уголка планеты. Суровый климат. Пронизывающий холод. Налёт одиночества. Зачем ты покинул лоно цивилизации? От чего бежишь и чего ищешь? Здесь, в безжалостной ледяной пустыне. Где нет практически людей и привычных удобств. Где океан спокоен и тих, в окружении сотен безмолвных, разнообразных по своей форме фигур. Где повсюду преследует ощущение полной изоляции… Убежище. Вдохновение. Слава. Открытия. Задай себе вопрос. Сейчас, стоя на борту корабля, приближающего тебя к конечному пункту. Подумай. Правильное ли ты принял решение, оставив всё, что у тебя было.*** 25 сентября 1988г.Арктическое утро вспыхнуло золотом солнечных лучей. Серая дымка туч, наползающая с севера, рассеялась на некоторое время; на небе, выглядывая из-за горизонта, появился край огненного диска. Словно в насмешку напомнив о тёплых утрах на материке, обагренных алыми лучами восходящего солнца, через несколько минут он скрылся, и голубая лазурь начала стремительно темнеть. Последний золотистый луч ласково коснулся верхушек ледяных гряд. Последний – в этом году. Теперь время привычного дневного освещения начнёт сокращаться. Часы, минуты, секунды… Мир холода и тишины погрузится во тьму. Уже сейчас стаи обитающих на севере зверей ищут укромные места, чувствуя приближение зимы. Этот месяц выдался по-особенному холодным. Грузные, налитые чернотой рванные тучи то и дело появлялись на горизонте, с каждым днём приближаясь к острову на некоторое расстояние. Океанические течения приносили всё больше плавучих льдов, рассыпанных осколками по его гладкой поверхности, - сталкиваясь, они формировали причудливые конструкции торосов. Синие воды начали покрываться коркой льда – светлеющего по мере собственного разрастания вглубь. До середины сентября в отдалении можно было наблюдать скопление лодок-каяков: коренной народ севера заканчивал сезон ловли тюленей и моржей. Иногда они подплывали на близкое расстояние к южному берегу острова, и с небольшого возвышения, на котором располагалась станция, хорошо просматривался весь процесс охотничьего промысла. Часто, с вертолёта, наблюдались передвижения групп эскимосов на упряжных нартах. Сливались с белоснежным покровом их полукруглые хижины. Эскимосы никогда не проявляли большого интереса к тёмному объекту в небе и белым людям, встреченным ими на том или ином острове; привыкли к присутствию жителей материка, иногда шли на контакт и, наученные южными собратьями, умели торговаться бартером. С некоторых пор рассыпанные по океану дрейфующие острова становились всё более безлюдными. Некоторые кочевые племена покидали свои обиталища и плыли на юг, к берегам Гренландии. Завывающий ветер становился всё более колючим и пронизывающим. Обрывки движущихся с севера туч приносили грозу: на потемневшем полотне неба вспыхивали ярко-голубые искры, сопровождавшиеся невообразимым грохотом раскатов и полным отсутствием осадков. Несколько дней назад разыгралась буря, занеся все входы снегом; пришлось усердно поработать, вызволяя Мюррей и прилегающие объекты из снежного плена. Пожалуй, единственный случай, когда живущим на станции людям потребовалось действовать вместе. Три недели для тех, кто прибыл с последним кораблём, прошли достаточно однообразно. Не считая постепенного сокращения солнечных минут, движения айсбергов и редкого появления аборигенов и животных, окружающий мир практически не менялся. За окнами - тот же безрадостный пейзаж и рельеф ледяных холмов. Кроме этого, жизнь на станции велась действительно по расписанию - даже те, кто не был связан с научной деятельностью, каким-либо образом привносили в общую картину свои ежедневные привычки и ритуалы. Ранними "жаворонками" Мюррея являлась учёная часть состава. Практически каждое утро поднимаясь раньше остальных, поднимая пилота, штурмана и спасателя, завтракая и отправляясь в полёт на дальние острова, где было установлено специальное оборудование. За исследованиями и наблюдениями вне станции они проводили большую часть своего времени в будни. Чуть позже рабочий день начинался для остальных. Ранее... ---
Роджер
"...Результаты исследований должны быть зафиксированы в текстовом формате, запечатаны в водонепронецаемую оболочку и перенаправлены в научный центр". "...Начальник станции уполномочен составлять расписание распорядка рабочего дня; обязан регулировать взаимоотношения между подчинёнными; имеет право составлять отзывы и рецензии..." Папка с документацией нашлась в нижнем ящике стола, и покрывавший её слой пыли явно свидетельствовал о том, что к ней ближайшие месяцы не прикасались. Как и к большинству находящихся в этой комнате вещей. Предыдущий начальник явно не отличался пристрастием к порядку, что, скорее всего, отражалось и на дисциплине. Небольшой кабинет в юго-восточном крыле станции с трудом можно было назвать уютным; деревянная громоздкая мебель, едва помещающаяся в узком пространстве, нагромождение предметов на полках. Казалось, здесь собралось всё, что не уместилось в лабораторию и личные шкафы сотрудников. Над самой дверью красовалось чучело зайца-беляка - предмет интерьера, которым частенько любовался заглядывающий к Баттлоу Филипс. Дизелист, как уже знал Роджер из длительного с ним общения, особенно интересовался охотой. Ещё один человек, на которого он мог положиться, - Адамс - совершенно не изменился с их предыдущей встречи и по-прежнему отличался излишней словоохотливостью.
Помимо общей документации, на руках у Баттлоу имелись краткие досье и рекомендации на новоприбывших и тех, кто находился на станции дольше. В целом, по документам, большинство сотрудников производили неплохое впечатление, но по истечении трёх недель можно было с уверенностью сказать, что бумаги осветили не всё, с чем новому начальнику пришлось столкнуться. Среди учёных самой "занозой" являлся Джошуа Хьюберт, любящий препираться и выражать своё мнение по поводу и без. Ссора могла возникнуть беспочвенно, помогали лишь жёсткие меры. Вторым, кто вызывал опасения, был Моррис - которого советовал и расхваливал в своё время Шон, умолчав, по-видимому, о его не слишком мягком характере. Впрочем, Майкл практически всегда был молчалив и умышленно конфликтных ситуаций не искал, реагируя исключительно на раздражители. В остальном, всё было относительно в норме. Большинство приняло его спокойно, адаптировавшись к новым порядкам.
Несколько папок содержали результаты исследований. На посеревших от времени страницах было зафиксировано едва ли не всё, увиденное и рассмотренное учёными станции. Пролистав папку, Роджер в очередной раз убедился, что больших открытий за прошедший период времени сделано не было. Пару остовов получили свои названия, оказавшись не дрейфующими, но в остальном... Ничего, кроме изменения климата, о чём говорят не только учёные Мюррея. С каждым годом скорость таяния льдов незначительно увеличивается. Пожалуй, этот год станет исключением. Последние страницы содержали метеосводки и заключения экологов, складывающиеся в одну картину: похолодание и замерзание океана за последние полтора месяца происходят быстрее, а с севера постепенно движется циклон. ---
Джереми
- Ну, вот, знач, смотри... Плотный мужчина вытер о фартук грязный нож, шмыгнул носом и начал указывать лезвием этого же ножа на те или иные предметы на кухне, используя его как указку. С первого взгляда становилось понятно, что рабочее место этого индивидуума совершенно ему соответствует. Не то, чтобы здесь было так уж грязно... Но нагромождение посуды и коробок с продуктами, которые, по идее, должны были стоять на складе, являло собой плачевную картину. Бардак, с которым Бону пришлось разбираться в последующие дни. Ранний подъём - готовка завтрака. Обед. Ужин. Всё велось по расписанию, привыкнуть к которому не составило труда, но вызвало определённые трудности, ведь основным видом деятельности Джереми на всё время стала готовка. Утро, день, вечер. Пятнадцать людей, что садились есть в разное время и имели разные вкусы - следовать им или нет, оставалось решением Бона. Холодильник заменял менее отапливаемый, чем остальные помещения, продуктовый склад. Из жары кухни - в холод склада, и так постоянно. Однако труды не были напрасными, и Бон частенько получал порции хвалебных речей в свой адрес. Один из прибывших вместе с ним людей, компьютерщик Фишер, без труда угадывал ту или иную кухню, блюда которой подавались к столу, и мог посоветовать новый рецепт. Чуть позже Джереми узнает, что Кевин вовсе не повар. Но часто путешествовал и попробовал, в своё время, множество различных блюд. ---
Саманта
Питомник Мюррея являлся лишь пристройкой к основному зданию. Тусклое освещение, тонкий настил пола, сетка расположенных друг за другом клеток. Сквозь щели деревянных стен просачивался холод. Их было двенадцать. Двенадцать превосходных породистых собак-хаски. Они встретили её заливистым лаем, любопытство сияло в разноцветных глазах. Спины некоторых животных покрывала чёрная густая шерсть, но у большинства она имела коричневый оттенок. - Они дружелюбны и приучены к смене кинологов, так что проблем возникнуть не должно. - Мужчина, лет пятидесяти, с серебристой сединой в волосах, коснулся клетки, и одна из собак лизнула его руку. - Но не балуй их слишком часто, иначе перестанут двигаться. И так выпускают редко. - Он поднял глаза на девушку, и во взгляде его читалась неподдельная грусть. Было видно, как искренне он привязан к этим существам. - Позаботься о них. Вечером этого же дня кинолог отплыл на судне, перед этим дав Саманте некоторые советы, назвав имена каждой собаки и особенности в раскраске и характере для лучшего запоминания.
Собаки действительно не доставили девушке особых проблем и быстро привыкли к новому человеку. Лишь один чёрный голубоглазый строптивец долгое время отказывался принимать из её рук пищу и всячески обходил человека стороной. Животные любили её. Чувствовали доброту, с которой она к ним относилась. Не составляла исключение и собака по кличке Хеви. Несмотря на то, что её хозяином являлся Джефферсон, она тоже привязалась к Хейз. Какое-то время проблемой было включение Хеви в сложившуюся общность стаи, но по прошествии нескольких дней дело уладилось, и собаки мирно сосуществовали друг с другом.
К услугам кинолога обращались не слишком часто. Для передвижения на дальние расстояния в распоряжении группы имелся вертолёт, упряжные сани же использовались в случае перемещения по самому острову. Когда кто-то хотел воспользоваться санями, в первую очередь подходил с этим вопросом к начальству и затем обращался к ней. Понятно, что учёные пользовались ими чаще. И по устоявшейся уже традиции к ней неизменно подходил Мэтью Уайт. Как успела отметить Саманта и остальные новоприбывшие - самый общительный из учёного состава и группы "старожил" в целом. Амбициозный молодой человек, задавшийся целью написать диссертацию и построить карьеру в будущем. Было заметно, что он проявляет к девушке ненастойчивую симпатию. ---
Джозеф
Шум работающих лопастей заглушал собой остальные звуки, но даже сквозь него был слышен голос пилота, привыкшего, по всей видимости, его перекрикивать. Дурная это была привычка или нет, но Шон просто не представлял себе полёт в молчании и считал своей обязанностью его нарушить.Так, все, кто участвовал в вылетах, уже знали, что он водил грузовичок с ранеными и находился в самом пекле вьетнамской войны, где-то под Кхешанью, вытаскивая американских солдат буквально из-под носа противника. Его товарищ Моррис, как правило, молчал. Его товарищ Моррис, как правило, молчал. В вылетах спасатель участвовал всегда, по предписанным тому правилам. Критических ситуаций случалось, конечно, не так часто, но казусы были, и Джефферсон, отвечая за безопасность людей, реагировал должным образом. Так, в середине месяца Джошуа Хьюберт провалился под лёд, и если бы не реакция спасателя, всё закончилось бы весьма плачевно. Правда, от самого Хьюберта Джозеф особой благодарности не получил, но в глазах того же Адамса заслужил уважение. И если с Уайтом и Грином в общении, в целом, проблем не возникало, то Джошуа представлял собой настоящий сгусток негатива. Он любил делать всё по-своему, из-за чего, собственно, и пострадал, провалившись в ледяную воду. Когда в экспедиции участвовал Баттлоу, его ворчание становилось вовсе невыносимым. Узнав о его карьере музыканта, в первую очередь вопросами его стал донимать Шон - попросту из любопытства, потому что в его вкусе был старомодный джаз. Из всех сотрудников станции в музыке неплохо разбиралась Ханна. ---
Алекс
Сенсация. Открытия. Статьи, под которыми нескромно красуется фамилия "Уэйн". В первую же неделю стало ясно, что материал для подобной сенсации придётся собирать долго. Жизнь полярников была размеренной и в некотором роде тихой, и нечто откровенно выходящее за рамки случалось здесь редко. Замкнутое пространство. Определённый круг лиц. Распорядок, которому он должен был следовать. Его присутствие вызвало определённый интерес, и вопросы о том, что за статью он пишет, стали привычными в первое время. Затем - все просто привыкли. Не оставлял в покое только Адамс, донимающий абсолютно всех. Очередной вылет начинался с подобных вопросов: "Ну, что там со статьёй, Алекс?", "Как с вдохновением, Джо?". На которые приходилось что-то отвечать. Журналист был единственным, кроме спасателя, кто, не входя в состав учёных, был допущен к экспедициям. На острове, на котором располагалась станция, снимать было абсолютно нечего - кроме того случая, когда аборигены подплыли к нему достаточно близко. В целом, какой-то материал всё же был. В экспедициях на острова они зачастую видели эскимосов, наблюдая их быт. Видели животных, к которым можно было подойти достаточно близко. И некоторые из учёных отвечали на его вопросы, если таковые возникали. Эколог Хьюберт вообще не шёл на контакт и разглашать какую бы то ни было информацию отказывался. Однажды он даже поскандалил с начальником на почве того, что журналисту вообще в экспедиции не место. Грин не был достаточно общителен и на вопросы отвечал неохотно и кратко. Основным источником информации был Уайт. Молодой учёный быстро нашёл с ним общий язык и частенько делился своими соображениями. От него Алекс узнал о циклоне, быстром замерзании воды и аномальном похолодании. И о том, что ранее подобного не было. Ближе к концу месяца, в последний вылет, на котором присутствовал Уэйн, вертолёт приблизился к надвигающемуся циклону - или, вернее, приблизились сами тучи, несколькими днями ранее находившиеся ещё на приличном расстоянии от этого же островка. Налитые чёрной тьмой, расчерченные молниями, похожими на испещряющий организм вены, - пугающая красота природного явления. ---
Джеймс
Наблюдать за поведением человека всегда интересно. Особенно за людьми в ограниченной рамками пространства группе. Малый социум наглядно демонстрирует все формы человеческих взаимоотношений - в той степени, в которой опытный психолог способен их увидеть. Особенно, как отмечают большинство учёных этой области, демонстрацией истиной натуры человека, его качеств и недостатков, становится критическая ситуация. Такая ситуация, в которой едва ли не выживание становится задачей первостепенной важности. Но, понятное дело, подобных ситуаций на Мюррее не возникало, и сказать сразу, кто и что из себя представлял, было сложно. Небольшая часть их общества отличалась ярко выраженным негативом. Отрицательные эмоции кипели в Хьюберте, Моррисе и Бушеми - в различных стадиях их выражения. В голове Майкла явно сидел какой-то особенно неприятный для него момент, но говорить об этом он был не настроен. Ханна, в основном, отличающаяся редкой язвительностью, страдала разве что эгоизмом. С остальными нужно было разбираться тщательней и наблюдать за ними дольше. Например, Грин и Кларк. Их кровная связь бросалась в глаза не сразу. Сторонние наблюдатели вряд ли смогут различить в них родство, не обладая достаточной внимательностью. Некоторые манеры речи и жестов, одинаково спокойный характер всё же выдавали в них брата и сестру. Этот факт они не то чтобы скрывали, но явно не выносили на всеобщее обсуждение. Кларк. Женщина средних лет, достаточно симпатичная, во всём аккуратная и ухоженная. Тихий омут группы и человек, застать которого за общением с кем-то было, в общем-то, трудно. Она его, казалось, избегала. Возможно, Джеймс не обратил бы на неё внимание, наслаждаясь собственным покоем, пока через три недели его пребывания на станции она сама не подошла к нему. - Мне снятся сны, - начала она, нервно щупая рукав свитера. Под глазами её пролегли тени. - Кошмары. Каждый раз я вижу в них... ребёнка. Я не помню, почему мне было страшно. Не помню, что происходило с ним... Но уже которую ночь вижу именно его. В тот день добиться чёткого ответа, что это за ребёнок, Джеймс не сумел. Если он начинал говорить о семье или друзьях, имеющих детей, Элизабет всеми силами увиливала и говорила, что совершенно его не знает. Консультировалась, стоит ли ей принимать успокоительное.
Сегодня вылета не намечалось. По расписанию – плановая проверка оборудования, установленного на севере острова. Уайт, Хьюберт и Грин встали, по привычке, рано. Разбудили Саманту – вежливый стук в дверь, голос Мэтью, просящий её заняться упряжью. До этого был предупреждён об отъезде Роджер. Какое-то время спустя начали просыпаться остальные. Кто встал раньше – наблюдал за отъезжающими учёными на впряжённых собаками санях. Джереми Бон занял свой неизменный пост на кухне, по истечении трёх недель уже неплохо ориентируясь в небольшом пространстве и переоборудовав всё под себя. Вышел из комнаты Филипс, потягиваясь и зевая. Не дожидаясь приготовления завтрака, проследовал в юго-западное крыло, к генератору. Сначала проверка, затем завтрак. "После еды делать ничего неохота," - аргументировал тот. Пилот и штурман встали по привычке рано. Шон, по обыкновению, завёл бессмысленный разговор, стараясь вовлечь в него каждого, кто заходил в столовую. Темой сегодняшнего утра был фильм 85-го года "Безумный Макс", привезённый на станцию кассетой с последним судном. Элизабет, по обыкновению, сидела отдельно и в одиночестве, читая лежащую перед ней книгу. Сегодня Ханна и Кевин сидели за одним столиком. Девушка редко проявляла к кому-то интерес, но с Кевином нашла как минимум одну общую тему - компьютерная техника. Фишер, напротив, со всеми поддерживал одинаково дружественные отношения и часто интересовался делами других - будь то собственное дело, музыкальная группа, статья или обращение с животными, и видеть его в компании очередного сотрудника станции было неудивительно. Утро 25 сентября начиналось совершенно обычно.
-
Этого стоило подождать.
-
Потрясающий пост! На взлет :3
-
Потрясно. Я прям зачитался. Приятной вам игры)))
-
Хороший старт )
-
Красочно, сочно, вкусно. Начало сходу погружает в атмосферу
-
Это потрясающе, крайне атмосферный вступительный пост.
|
Отдав распоряжения детям, Стефан оседлал коня и уже было собирался отправиться в замок покойного графа - этот символ власти в Пьяченце, и навестить почти безвылазно сидящего там Сориа, как к нему приблизился Марцелло - один из стражников, сегодня заступивших на пост у ворот. Выглядевший весьма озадаченным, солдат приблизился к синьору и, стукнув себя кулаком по нагруднику, обратился к Сальваторе: - Синьор, тут такое дело. Извините, что отвлекаю, но я мыслю, что это важно. В меня какой-то мальчишка кинул камень и убег, а сам булыжник, как оказалось, был завернут в бумагу. Я нашел в себе смелость передать это лично Вам в руки: а ну, как это - послание? Отдав булыжник, завернутый в бумагу и перевязанный нитью, стражник ушел. Развязав узелок и выбросив камень, Стефан прочитал написанные явно второпях буквы: "Capo! Это срочно! Чуть свет, за город, туда, где стоят кондотьеры, выехала Пикколомини, а с ней - Альберто Кольвицци. Мне мой человечек сказал, что она взяла с собой много soldo. И еще, предупреждаю: Кольвицци последнее время зачастил в гости к Колонне, и каждый раз ходит к нему в черном плаще, таясь ото всех. Мой подручный слыхал, что он, нажравшись, называет посланца герцога "фра Нико". Мне кажется это подозрительным, capo!"
Дорога от особняка Сальваторе до замка Росси была недолгой, и вот конь Стефана уже гарцевал у ворот. То ли Луиджи после смерти графа стал параноиком, то ли почитал дисциплину первейшей из солдатских наук, но даже неискушенный в военном ремесле чиновник приметил, как хорошо охраняется замок. У ворот дежурят два солдата с алебардами, на стенах караулят арбалетчики, еще пара солдат вместе с десятником, которого легко можно отличить по плюмажу на шлеме, стоят за воротами. При виде одинокого всадника, небрежно бросившего: - Я к синьору Сориа!, - часовые напрягаться не стали, но и глаз с гостя замка не спустили. Проводив главу магистрата внутрь и дождавшись, когда лошадь Сальваторе окажется в деннике, sergente кивнул и попросил: - Достойный синьор, я Вас прошу, проследуйте за мной. Capitane Сориа уже ожидает Вас. Зала, где Луиджи принял гостя, располагалась на втором этаже замка, и на пути к ней Стефан заметил еще пару часовых с арбалетами. Дворянин отметил про себя, что взять крепость на копье без осадных машин было бы чертовски сложно. Проводив гостя до Малой Залы, оставшийся безымянным sergente вежливо откланялся и застыл у входа. А внутри Сальваторе уже поджидал сам Луиджи Сориа. Выглядел мужчина несколько невыспавшимся, но следов вчерашних возлияний на лице уже не было. Capitano кивнул вошедшему: - Buongiorno, Стефан. Какими ветрами тебя занесло сюда в столь ранний час? Извини, не могу встретить тебя подобающе: ты не предупредил о своем визите. Возможно ты голоден, или хочешь выпить? Или у тебя, как обычно, дела превыше всего? Не успели они начать беседу, как заявился Данте Эстакадо: чертов стражник действовал и мыслил, видимо, буквально так же, как Стефан. Луиджи поприветствовал и его и предложил беседу на троих.
...Когда Андре подошел к дому ди Ферранти, он даже подумал, а не ошибся ли он адресом? Разве может помощник графа жить в таком... обычном домике, окруженном чуть запущенным садом? Как оказалось - может. Пожилой слуга встретил юношу и, раскланявшись, провел его в спальню господина, пояснив: синьор изволили немного приболеть. В скромных покоях младшего Сальваторе встретил сам хозяин дома, даже не покинувший ложе: тощенький и неуловимо напоминающий крысу Лауренсио, закутанный в теплый халат и с влажным компрессом на голове. При виде вошедшего глаза ди Ферранти загорелись, он приподнялся и всплеснул сухими ручками: - Андре, мальчик мой! Счастлив тебя видеть! Ну хоть у кого-то оказались мозги, и он навестил старого меня! Я уж начал разочаровываться в городе! Ну что, сколько? Видя недоумевающий взгляд ошарашенного потоком слов юноши, он пояснил: - Сколько ты готов мне заплатить, и какую информацию ты, вернее, твой достойный отец, хочешь получить?
...Кажется, неаполитанка ждала ее. Стоило Эстелле перешагнуть порог особняка Дестефани, как появилась сама хозяйка: как обычно яркая, улыбающаяся, воздушная и счастливая от визита гостьи. Магдалена словно бы и не устала от вчерашнего раута, и была все так же свежа. С легкой улыбкой кивнув синьоре Сальваторе, она плавным жестом указала на лестницу: - Доброе утро, Эстелла. Ты все так же хороша и цветуща, впрочем, как всегда. Рядом с тобой я, право дело, иногда чувствую себя старухой. Я так рада, что ты пришла! Окажи мне честь и раздели со мной утреннюю трапезу - она будет проходить в Мавританской гостиной. Там мы с тобой и поговорим. Развернувшись к слуге, южанка построжевшим тоном скомандовала: - Фернандо, распорядись подать завтрак мне и моей гостье в Мавританскую. И побыстрее! Мавританская гостиная действительно оправдывала свое название: пушистые восточные ковры на полу и стенах, россыпь мягких подушек у невысокого дастархана, стоящий неподалеку от него кальян, легкий аромат благовоний в воздухе... Расположившись на подушках, Магдалена предложила: - Устраивайся поудобнее. Сейчас все принесут. Возможно, после легкой трапезы нам раскурить кальян?
|
Спрыгнув вниз, Константина тут же кинула взгляд наверх, в светлое пятно провала над головой. Мечник не стал прыгать, ну что же - это его выбор, и в нем тоже есть плюс: он задержит преследователей, пускай и ценой своей жизни. Следом девушка огляделась, осматривая оказавшихся с ней внизу: дворянка стояла в задумчивости, небритый мужчина разминал пальцы, крестьянин испуганно озирался. А вот здоровяк, провалившийся первым, лежал на земле и стенал раненным зверем - что-то или кто-то раздробило ему ногу. Перед раненным сидел на четвереньках юноша в странной шляпе и что-то шептал. Не успела бывшая жрица подумать, что ей предпринять, как свет из проема вверху заслонила чья-то фигура и спрыгнула вниз. Реннарт инстинктивно отшатнулась и уже было собиралась возвать к Пламени, но спрыгнувшим оказался тот самый воин, с которым она оборонялась от гвардейцев. Он, по-видимому, передумал геройски помирать и теперь присоединился к компании неудачников, собирающихся осуществить классический воинский маневр - отступление, или, говоря литературно - ретираду. Ну или, если попросту - драпать. Мужчина не стал терять время на раздумия и, быстро осмотревшись, приказал, кивнув в сторону здоровяка: - Помогите ему. Сам же он при этом целеустремленно направился в один из тоннелей. С криком: - Эй, постой!.. Арис! – аристократка, подобрав юбки, стремглав бросилась следом за солдатом.
Глянув вслед уходящим, чиновница криво усмехнулась: нашелся умник! Они, значит, помогай раненному и жди гвардейцев, а этот Арис со своей черноволосой дамой сердца за это время скроются во тьме тонеллей. Но определенная логика в словах мечника была: сейчас Константина оказалась не в той ситуации, чтобы разбрасываться союзниками, пускай и сомнительными. Эта туша мяса еще может послужить славному делу спасения ее жизни. Вот только как ему помочь? Девушка не была медиком, да и на службе в Департаменте ее скорее учили, как калечить, нежели как лечить. Но кое-что женщина все-таки знала: например то, что основная причина смертности при подобных ранах - это потеря крови и заражение. А лучший способ предотвратить это - прижечь поврежденное место и прервать кровоток. Правда, раненный от такой, с позволения сказать, "медецины" в полевых услових может отдать Девяти душу, но тут уж или одно, или другое. Тяжело вздохнув и выражая всем своим видом скорбь от того, что ей приходится заниматься эдакой нелепицей, Константина мысленно воззвала к Очищающему и, когда на кончиках пальцев затрепетали язычки пламени, отправила их в полет к окровавленной ноге матерящегося и стенающего громилы.
Но, увы, насладиться делом рук своих контрразведчица не успела: внезапно вокруг рухнул густой полог непроглядной тьмы. Не надо было быть магом, чтобы понять, что эта непроницаемая завеса - дело рук человеческих. И вновь Реннарт вжалась в стену, пытаясь понять, что же ей делать. Разогнать то, что вокруг, не смогло бы и самое яркое пламя, а значит, взывать к нему бесполезно. Снова сверху послышался шум и лязг металла, невдалеке послышался звук приземления двух одоспешенных тел: не иначе, как гвардейцы оправились от ее маленького "подарка" и поспешили в погоню. Да вот не рассчитали, и с разбегу нырнули в ту же тьму, что и преследуемые.
Чуть в стороне от замершей женщины раздался незнакомый мужской голос: - Помогите мне с ним и бежим!, - и в коридоре начала проявляться стена огня. Как Константина и подозревала, магия особо не помогла - светлее вокруг не стало, да и само чистое пламя словно задыхалось в кромешной темноте.
Сейчас перед Реннарт стоял только один вопрос, вопрос жизни и смерти: что делать, чтобы вырваться из этой тьмы, не угодив под клинки гвардейцев? Кто хочет - пусть помогает гиганту, а она будет спасаться. К счастью Константины, долгая служба в Департаменте душевного согласия не прошла даром, и в экстренной ситуации старшая ищейка сразу же вспомнила лекцию господина дие Таула, отвечавшего за подготовку агентов: - Так, дамы и господа. Рассмотрим следующую ситуацию: вы оказались рядом с вооруженным противником, желающим вас убить, в темном помещении, и никто из вас ничего не видит. Основной ваш вопрос: что делать? Так вот, во-первых: не поддаваться панике. Во-вторых: не поддаваться панике! Вы должны действовать с умом, быстро и рассчетливо. Забудьте о попытках убить неприятеля, это вы еще успеете. Главное для вас - уцелеть самим. Если противник вооружен рукопашным оружием, то он, дезориентированный, будет наносить удары не глядя. И это - наш главный плюс. Присядьте, пригнитесь: таким образом ваш враг, атакующий на высоте собственного роста, не заденет вас. И сразу же, оставаясь в той же позе, мчитесь в сторону выхода, от неприятеля. То, что вы бежите на карачках, все равно никто не увидит, и вы не опозоритесь - темно же, хе-хе! Вон, Реннарт это будет вообще просто - она и так мелкая, а так станет еще ниже! Запомните, сынки-дочки, ваша цель - выжить. Так что бегите изо всех сил - потом отдохнете.
Слова господина наставника замечательно подходили к нынешней ситуации, но оставалась одна проблема - а куда конкретнее бежать? Ответ пришел неожиданно: чуть в стороне послышался топот убегающих ног, шум падения и истошный вопль: - Эй! Подождите-подождите!
Кем бы ни был кричавший, он был одним из приговоренных, и бежал он, несомненно, за Арисом и его вертихвосткой. Слава Карруму, идя на церемонию, экс-жрица надела костюм для верховой езды: рубаху, жилет, штаны и высокие сапоги - будь она в юбке, задуманное провернуть было бы куда как тяжелее.
Не теряя времени даром, Константина пригнулась и, выставив вперед руки, со всех ног ринулась на крик, выпрямившись лишь после полутора десятков шагов, когда клинки королевских вояк точно остались за спиной. Поднявшись во весь рост и продолжая держать перед собой руки, женщина продолжила мчаться в сторону источника звука, костеря про себя проклятых верховных жрецов и их цепных головорезов, треклятую тьму и идиотов-товарищей по несчастью.
-
Интересно почитать стороннее мнение о персонажах, особенно с критической точки зрения. И пост отличный, читается легко и красиво.
-
Задорно и с юмором. Крутой пост)
-
Со стихией и богом ты точно не промахнулась)
|
Теперь всё позади. С этими мыслями девушка плавно опустила истребитель и откинулась на спинку кресла, слыша характерные звуки закрепляющих корабль стыковочных модулей. На прозрачном экране «Шторма» транслировалось изображение ангара в реальном времени. Она наблюдала, как открываются гермодвери белоснежного шаттла и из него появляются незнакомые лица. Она ждёт, что из него выйдут ещё двое, но их нет. Конечно же, нет. Погасла панель управления. «Крышка» с тихим шипением отъехала, выпуская её в пространство ангара. Дженна немного медлит, понимая, что её ждёт встреча с людьми, пережившими нечто ужасное. Если подумать, у выживших на станции остались друзья и, возможно, семьи, которые, подобно Найне и Эйбу, теперь мертвы. Хуже этого, наверное, ничего нет. Если представить, что на Земле произойдёт нечто подобное, и её родные погибнут… Пережить такое было бы сложно.
…Девушка неторопливо выбирается, стараясь отогнать невесёлые мысли. Перед космолётом уже стоит Эрик, ожидая, пока она спуститься. Грусть во взгляде, тень различных эмоций на лице. Алые пятна крови, напоминающие о произошедшем. - Рад, что всё в порядке, - произносит капитан и, не дожидаясь её ответа, уходит. Дженна смотрит ему в спину, прекрасно понимая его состояние. Жаль, что всё повернулось именно так… Но что-то хорошее во всём этом кошмаре было – он остался жив сам и спас некоторых людей, пусть и ценой жизней своего экипажа. В конце концов, они знали, на что шли. И разве не спасение уцелевших было их основной целью?..
Она поворачивается к шаттлу и тем, кто из него вышел. Три девушки, один мужчина, выделяющийся особенно высоким ростом. У всех – различная степень переживания, отражённая на бледных лицах. Стоят, не зная, что делать теперь. Конечно, вся их жизнь разом изменилась, трудно прийти в себя за короткий промежуток времени и осознать, что весь ужас остался позади. Дженна сочувствует им. Ей хочется приободрить их. Улыбнуться весело, заставить забыть о том, что было, хотя бы на мгновение. - Привет! Я – Дженна, я тут всем рулю. Всем, что является истребителем. Добро пожаловать на наш скромный корабль, - смеётся, немного наигранно, девушка, приближаясь к выжившим. Замечает фигуру Полинга, вошедшего в ангар. Фрэнк стремительно приближается, явно задавшись целью провести краткий экскурс. – Всё, что касается функционала Ренессанса и его удобств, вам расскажет вот этот серьёзный дядя. Но если что – обращайтесь. Я не кусаюсь. С этими словами Коулман поворачивается и уходит, оставляя на мужчину все проблемы с введением новоприбывших в курс дела. Горячий душ – вот что ей сейчас было необходимо.
***
Время на корабле идёт медленно. Медленно сменяются цифры на электронном циферблате. Чем больше думаешь о тех, кто остался на станции, - становится хуже. Не верится. Словно они просто сошли и не попрощались. Наверное, это к лучшему, что она не видела их смертей… Хотелось отвлечься. Нужно было отвлечься. Она не могла сидеть в каюте и давиться собственными переживаниями. Кому-то для того, чтобы прийти в себя, требовалось одиночество, но не ей. Ей нужны были люди. Возможно, она была единственной среди всех находившихся на Ренессансе, кого угнетало отсутствие какой бы то ни было компании. Именно поэтому некоторое время она мозолила глаза всем, кто выходил из своих кают, и старалась вывести на разговор. Хоть о чём-нибудь. О всяких глупостях. Понимая, что её жизнерадостность выглядит в данном случае неуместно, а улыбка может вызвать раздражение. Короткие беседы и редкие встречи расстроили её больше, чем приободрили. - Да ну вас всех, к чёрту, - в сердцах произнесла она в пустоту, направляясь в собственную каюту. По телу стремительно распространялась дрожь от накопленного раздражения и злости. Наверняка они просто не понимают, почему она ведёт себя подобным образом. Не понимают, что так пережить произошедшее ей было проще…
…В каюте слишком тихо. Лёжа на кровати и закинув ноги на стену, она смотрела в потолок и слушала тишину. Чем дольше слушала – тем больше разрасталась в душе горечь. Вспоминала близких – смех малютки Клэр, тёплую улыбку Нелли, Луиса… Правильно ли она сделала, что оставила их? Ради чего поменяла всю свою жизнь?.. Она боялась этих вопросов. Даже больше, чем угнетающего одиночества. До этого мгновения она верила в миссию Фрайзера, но теперь совершенно растерялась. Первое же дело оказалось полнейшим провалом, и они не застрахованы от подобного в будущем. Их мало. Их было всего пятеро. Они верили, что смогут изменить чужие судьбы и на что-то повлиять… Что будет теперь? Эрик подавлен. Возможно, не верит в целесообразность продолжения этой кампании. Экипаж в растерянности. Выжившие… То, что с ними произошло, вообще не укладывалось ни в какие рамки. А ты, Дженна? Чего хочешь ты? Вернуться домой – погребая собственные амбициозные планы?.. Вернуть всё в спокойное русло жизни, череда дней в которой будет однообразно-скучной и предопределённой. Карьера. Возможно, свадьба и дети. Красивый дом и серия спортивных аэрокаров. Она знала, что будет, если она вернётся на Землю. Вероятно, какая-то часть её хотела этой стабильности и желала вернуться к тем, кто остался дома. Но… Её тянуло к неопределённости даже ближайшего будущего. К опасностям. Ей нравилось это ощущение азарта, ощущение, когда в крови играет адреналин. Нравилось принимать быстрые решения. Окунаться с головой в водоворот событий, быть в самом их центре. Это была её стихия. Как она могла оставить всё это?.. Как могла позволить Фрайзеру отменить свою миссию, пусть и подкреплённую определённой долей идеализма?.. Конечно, всё получилось совсем не так, как они того хотели, столкнувшись с реалиями, но их дело – верное. Настоящее. В основе его - помощь, и, в какой-то степени, они его осуществили, доказательством чего являются четверо уцелевших. Она всё так не оставит. Она обязательно поговорит с ним и убедит, что миссию стоит продолжать. Поговорит с Фрэнком и заставит остаться, если у него возникли мысли о том, чтобы уйти сейчас. …Думая об этом, Дженна не заметила, как провалилась в сон.
***
…Спускаясь с трапа последней – как обычно, много времени было уделено сборам, - Коулман на мгновение остановилась. Шум мегаполиса ударил по слуху – звуки шагов, тысяч чужих голосов, стремительно несущихся машин. Она неторопливо оглядывала представшую ей картину. Стеклянные многоэтажки плотно выстроились вокруг посадочной площадки, отражая в зеркалах окон алый закат. Огромные прозрачные экраны транслировали рекламу. Девушка с белоснежной улыбкой что-то демонстрировала многочисленным прохожим – как когда-то рекламировал вступление в войска Тёрнер. Ей здесь уже нравилось. Это место напоминало Землю. Именно в такой обстановке Дженна чувствовала себя комфортно. В атмосфере кипящей городской жизни. Пройдя короткую процедуру осмотра и собеседования с администрацией, они вышли на пространство многолюдной улицы. Почти тут же одна из девушек попрощалась и уехала, Эрик куда-то увёл Фрэнка и ещё двое скрылись в неизвестном направлении. Дженна не успела их остановить. Проконсультировалась с Эшли по гарнитуре о будущем месторасположении её команды и ушла в другую сторону. В голове созревал некоторый план…
…В салоне аэрокара приятно пахло чистотой. Бесшумно работал двигатель. На спортивную машину ей не хватило, но и этого было достаточно для того, чтобы прокатиться по городу «с ветерком». Практически всё, что было наличными, она спустила на аренду. Дорога призывно уводит вперёд. С каждой минутой небо становится темнее, всё чаще загорается яркий неон. Мелькают разнообразные аэрокары и проносятся мимо всё быстрее. Резкие повороты обходятся легко – она чувствует машину как собственное тело. Она подождёт. Подождёт, пока они хорошенько напьются - в том, что они направились в клуб именно за этим, Дженна не сомневалась. Развяжется язык. В конце концов, они начнут говорить – пусть о плохом, пусть о насущных проблемах. Но пора бы ей уже узнать, что представляют из себя её спутники. ...Скорость аэрокара всё увеличивается. Сердце бьётся всё чаще. Отравляет кровь злость. Наверное, она начинает нарушать правила, но ей плевать.
-
Очень хороший пост, очень интересный символизм: скорость, как шанс убежать от самой себя.
-
Жалко девушку, на эмоциях, да ещё и с нарушением скоростного режима... Разобьется же, дурёха! :(
-
Интересный характер, радует бесконечный энтузиазм. Ну и ты знаешь, что я традиционно фанатею от Дженны))
|
По оживленной улице Вереции среди сотен других шли двое. Долговязый мальчик с багажем шел впереди, сзади, отставая лишь на пару шагов, - женщина, лица которой не было возможности разобрать под вуалью маленькой черной шляпки. Женщина куталась в темно синее пальто, обитое мехом, и несла в маленьких ручках муфточку. Со стороны эти двое походили на сына с матерью, но родственниками вовсе не были. - Потише, - говорила она ему, будто лошади, вливаясь в человеческий поток, растворяясь в нем, - Право возьми. Они вместе вошли в "Рокот" через неприметную дверь на заднем дворе. Мальчик вышел совсем скоро. ... - Тот, кого вы ожидаете, с минуты на минуту будет... В этой комнате не принимают клиентов, - хозяйка смутилась, заметив брезгливое выражение лица собеседницы. - Меня интересует еще один мужчина, Пьер Блан - владелец завода по производству запчастей для каров...Что говорят о нем люди? Что знаете о нем вы? - Не наш клиент. Честный человек с поистине добрым сердцем. Везучий в деньгах, но не в любви, жена ушла два года назад, выбрала бороздить просторы галактики с каким-то залетным пройдохой, оставив Пьеру многочисленные долги и двух маленьких дочерей. - Благодарю за информацию, очень признательна. - Немного Орьянского, чтобы скрасить ожидание? - Да, пожалуй. Тот, с кем у Регины была назначена встреча здесь, в "Рокоте", не заставил ждать себя слишком долго - несколько минут ее томления, скрашенных приятным комплиментом, чтобы набить себе цену и добавить встрече немного церемониальности, добавить встрече крохотную толику загадочности. Всего несколько минут, чтобы попытаться разжечь в ней любопытство, но не слишком, чтобы не потерять внимание Регины навсегда - нельзя передержать с той, которая так нужна. - Мишель Белоуз, Сара Оливия Бланш, Мария Дантаниель... - Микки Ян был ублюдком, но ублюдком, подготовленным ко встрече с ней, ублюдком, которому эта встреча была очень нужна. Хоть минутами ожидания он не разжег в Регине какого-нибудь любопытства - откуда ему знать, что в делах Регина более всего ценила простоту, театра ей хватало по горлышко непосредственно в "работе" - но его информированность она оценила. - Регина Барреа. Оставим лишь это имя. И ближе к делу, я могу провести в Вереции не более пяти дней, - имя, которое гремело за ее спиной, следуя по пятам и прокладывая ковровую дорожку впереди, Регина произнесла так просто, будто оно не стоило даже этого легкого движения губ. - Как скажете, Регина. Есть надежная информация о том, что некий Гастон Льюис намеревается одержать победу над нынешним мэром региона в выборах. Мы все, и я в частности, не заинтересованы в таком повороте истории. Но город уже счел Гастона святым, хоть мы то понимаем: таких не существует... Мне необходим скелет из шкафа, нечто, способное преградить Льюису путь к власти, просочившись в информационные каналы. - Понимаю... Что вы можете предложить взамен? - Деньги? - Не нуждаюсь. - Верных людей. - Не заинтересована. - Карту подземных сооружений сердца Элькора. Линии связи, энергетическое обеспечение большинства зданий - там вы найдете очень многое. Бесценная находка для людей вашей профессии, будет известно, где и как укрыться в столь непростое время. Он говорит: бесценная находка для воров. Она думает: бесценная находка для Сопротивления. ... Бутылка Орьянского осталась неначатой, а их разговор не продлился дольше десяти минут. Сразу после Регина уже направлялась к предоставленному ей в пользование аэрокару. Мудрая, взрослая женщина, дорогая и самоуверенная - такую маску надела. Ей оборачивались вслед мужчины, и шептали за спиной обличающе-язвительные речи женщины. Внутри она улыбалась - но снаружи ее лицо было смиренно-достойным, спокойным в своей уверенности и несколько отрешенным, хоть и никто не мог видеть этого за черной вуалью шляпки. Двухэтажный особняк, у которого Регина остановила кар, контрастировал с барачными лачугами вокруг. Регина уже только по расположению дома - немало могла сказать о хозяине. - Здравствуйте, я - Софи Триер. Арэйм Тассел должен ожидать, - представилась. Щедро расплескивать вокруг энергию обманывающего - почти искусство, и в этом искусстве на Элькоре никто не мог превзойти Регину. - Лили... Ах, бедная Лили! - Арэйм сжимал в руках письмо и не в силах был сдержать собственной горечи. Скудное послание было написано рукой его сестры. - Да. Это действительно ужасно. Я видела, как его арестовали. Они были жестоки с ним. И ваша сестра... Одна с тремя детьми. Она не может связаться с вами, не может позвонить... Я дала ей пятьсот кредитов, больше - она не взяла. - Конечно, я верну вам. - Я не возьму денег обратно, но боюсь она больше не примет моей помощи. Если хотите, можете передать ей письмо со мной. Я уеду через три дня. - Предполагаю, вам будет неудобно посещать меня вновь, не считаю возможным задерживать вас, Софи, поэтому передайте ей лучше... Софи сложила в муфточку чек и бриллиантовую брошь, почтенно попрощалась и вышла. ... А завтра Софи совершила то, ради чего приехала изначально. - Простите... - приносил свои извинения Пьер Блан, неумело задевший ее руку, проходя мимо в узком коридоре третьего этажа "Роскоши". Софи была очаровательна, особенно хороша, в день своего лучшего настроения, смиренна, но естественно удивлена и взволнована. - Не стоит, пустое, - легко произнесла она, одарив его милейшей улыбкой на прощание. Раннее утро обещало им прекрасный день. Он хотел еще что-то сказать, но Регина была быстрее. Ей не нужно было больше разговоров, ей лишь нужен был момент. И она его создала. ... - Сестра упоминает о ней в письме. Софи помогла ей. Ее завод процветает... - Арэйм сидел в кресле кабинета Пьера расслабленно, будто они говорили о каких-нибудь несерьезных вещах. Эти мужчины были хорошими друзьями, им даже удалось стать выгодными друг другу компаньонами. - Ты не первый, кто говорит, что эта юная вдова - железная леди, знающая свое дело. Но не будем торопить события. Женщины не могут разбираться в таком на уровне мужчин. И я все-таки считаю... Этот разговор Регина не могла слышать, но она знала о нем. Потому что этот разговор обязан был состояться. Люди склонны платить за все. Арейм попытался вернуть Софи долг: несуществующий долг сестры в пятьсот кредитов и свой собственный долг ее несуществующему сочувствию. ... Полдень. В зале шумно. Речь Пьера только начала набирать обороты, постепенно создавая вокруг тишину почтения к деньгам. И в тишину зала, хрип его голоса вошла она, задержалась в дверном проеме и степенно-гордо проследовала на свободное кресло. Он узнал ее. Женщину своего утра. И был удивлен. Ему казалось, что такой женщины здесь увидеть невозможно - легкой, ласковой, милой. Не было ей места в этой обстановке дележки барышей. Но она была здесь, а барыш следовало делить. Он оправился и продолжил. Речь его, казалось, никогда не кончится. Она выдержала все, терпеливо, не шелохнувшись, только внимательно смотрели глаза. - Остались ли у вас вопросы, господа, перед тем, как я приму решение, с кем стану сотрудничать? Регина-Софи подняла руку. - Софи Триер, - представилась, а он вновь удивился - то, что говорили об этой женщине, шло немного в разрез с тем, что он видел. Легкая, невесомая словно бабочка - за этой женщиной невозможно было разглядеть репутацию "железной леди". - Простите, я все-таки хотела бы обратить внимание на качество выбираемых материалов, - она резонировала его ритм речи, - Правильная технология, увы, не гарантия успеха. Пористое углеродное волокно, возможно, не позволит деталям выдержать те нагрузки, которые придутся на них в процессе эксплуатации. Я предложила бы использовать жесткосплавный карбонопрофилат и знаю отличного поставщика. Таким лицо Пьера видеть еще не удавалось. Она говорила то, в чем он был уверен сам. Та самая женщина утра говорила это. Он уже знал, кому отдает свое предпочтение. Она более не заговорила. Он доиграл роль ведущего и решающего и отдал ей конверт с векселем. ... Софи прибыла в "Роскошь", сложила денежные бумаги вместе. Сожгла письмо Пьера к ней, неслучайно оказавшееся в конверте. Сожгла не читая. Приглашения Софи не примет. Софи просуществовала еще пару часов, пока обналичивала вексель Пьера. Потом Лили в другой конторе получила немалую сумму по чеку. А уже через какой-то час аэрокар нес Регину в "Рокот". У нее оставалось только три дня. Столько продержится запах духов Софи в носу у Пьера. ...
***
Регина спустилась в подвал особняка с бокалом Орьянского в руках - привычки неизменны. Финальный глоток и девушка замерла, ястребом уставившись в экран монитора. Ей в отличии от Бритвы удалось вынести представившуюся картину. Хоть и нельзя сказать, что происходящее за тысячу миль не вызвало в Регине отклика чувств: Феникс подобрался слишком близко, одного этого достаточно для того, чтобы ненавидеть его и умирать от собственной ненависти, разламываясь на тысячи кусочков самой себя. И можно даже не говорить о том, что Регина побывала на месте Бритвы каких-то четыре года назад - слишком мало, чтобы ране перестать сочиться кровью - и сейчас она заново переживала самое страшное событие своего прошлого.
Она нашла в себе сил сначала смотреть. Потом нашла в себе сил отвернуться.
Она притащит Бритве Феликса Рейвенхольма, чего бы не стоило. Она уже подобралась довольно близко. Надежные люди рассказали девчонке кое-что... Она притащит Феникса Бритве, но сейчас... Сейчас она опоздала, сейчас она оказалась позже, сейчас Ястреб плелась в хвосте.
- Немного терпения, - отвечает Регина Элтону. Кивает: определенно выслушает, но чуточку позже, сейчас - важнее другое.
Регина приближается к остекленевшему Бритве, поднимает пустой бокал высоко над головой, и с силой стряхивает руку вниз, разжимая тонкие пальцы - вдребезги разбивает бокал об пол! Выжимает пронзительный, страшный звук из пространства вокруг - звук, который должен спровоцировать реакцию Бритвы.
Какой бы яркой не была эта реакция, пусть даже он попытается задушить саму Регину за то, что произошло - они выдержат, все вместе они выдержат. Регина знает: нужно, чтобы реакция произошла сейчас, лучше раньше пережить вспышку гнева и боли - пусть харкает кровью и хрипит сразу же. Иначе - он может стать тем, кто помешает замыслам. Иначе он может не сдержаться за дверями особняка, может не сдержаться завтра, послезавтра - может отреагировать чересчур бурным гневом там, где это не нужно. Иначе - он может погубить всех их. Если на кону окажется Сопротивление - Бритву придется убить. Пусть лучше он перевоет-переболит сейчас. Никогда не будет для Регины той цены, которую она была бы не готова заплатить этой будущей победе. Не будет такой, при которой Регина скажет хватит. Ястребу уже давно нечего терять.
|
Сильвия стояла и молча смотрела в иллюминатор. Конфедераты не погнушались исполнить свою угрозу, и атаковали корабль капитана Фрайзера, но надежная защита линкора смогла уберечь судно от повреждений: "Ренессанс" лишь чуть тряхнуло. Девушка пошатнулась, опершись рукой на стену, но взгляда не отвела. Мятежники и не подумали гнаться за уходящим кораблем: они, развернувшись бортом к молчаливой и безжизненной "Надежде", открыли огонь по станции, даже не подозревая о том, что сами оказались лишь игрушкой в руках Провидения, их руками захлопнувшего дорогу дэвам. Вот только... надолго ли? Мертвая "Надежда" заслужила подобное огненное погребение, и ван Эллемеет не могла бы придумать лучшего конца для погибшей базы. Теперь все те, кто погиб, став надлежаще погребенными, несомненно попадут в царство Ормузда. А те, кто выжил... что же, им предстоит жить за себя и за тех, кого уже нет. Как и всякая behdin, Сильвия понимала, что к концу всех путей надобно относиться с философским спокойствием и стоицизмом, принимая его как должное. Но при виде распадающегося на куски места, что стало ей домом, на глаза девушки навернулись непрошенные слезы. Чертовски хотелось отвернуться и разрыдаться в три ручья, но усилием воли психолог заставила себя остаться и досмотреть печальную картину до конца, отдавая последнее "прощай" тем, кто погиб в темных коридорах от рук прóклятых созданий Аримана. Наконец, станция и уничтоживший ее линкор конфедератов скрылись из виду. Сильвия, утерев слезы, оторвала взгляд от иллюминатора, в который теперь было видно лишь глубины космоса, и тихим голосом обратилась к тем трем, что спаслись: - "Надежды" больше нет. А это значит, что надеждой должны стать мы. Должны рассказать человечеству об увиденном.
...А дальше была стандартная процедура регистрации неожиданных пассажиров линкора. И эта рутинность, после всего произошедшего, казалась не менее пугающей и противоестественной. Начальник службы безопасности корабля, представившийся мистером Поллингом, внимательно выслушал новоприбывших и записал их данные, а затем - раздал передатчики и кратко рассказал о правилах поведения на корабле. Сильвия хотела было спросить: как там мистер Фрайзер, но поняла, что это сейчас будет крайне несвоевременно. Вряд ли ему сейчас лучше, чем им - а в таком состоянии лучше не лезть. Не дай Ормузд, сделаешь хуже. Ван Эллемеет удовольствовалась тем, что молча кивнула офицеру Поллингу и проследовала в отведенную ей каюту.
Корабль, на котором она оказалась, был донельзя странным. Тайной веяло от всего: начиная от миллионера-капитана, невесть зачем пошедшего во флот, и кончая загадочным отсутствием толпы матросов и прочих членов экипажа: коридоры были девственно пусты, напоминая этим заброшенную "Надежду". Покачав головой, женщина отогнала от себя дурные ассоциации, и попыталась сконцентрироваться на чем-нибудь позитивном. Но недавнее прошлое не отпускало, и дорога до каюты у Сильвии прошла в непрестанной борьбе с самой собой. Закрыв дверь, психолог в изнеможении рухнула на койку, смотря пустыми глазами в потолок. Как же так? Как такое вообще могло произойти? Что стало причиной появления дэвов? На все эти загадки не находилось ответов, да и врядли в силах человеческих было найти их. Мобеда осознавала, что требуется возблагодарить Создателя всего сущего за свое спасение и вознести ему хвалебную молитву, но сил подняться с кравати не было: все тело ныло и болело и, получив долгожданный отдых в безопасности, не желало покидать ложе. Сильвия и сама не заметила, как смежились веки, дыхание стало ровным, и она уснула.
...Сон принес отдохновение, но не принес покоя душе. Осознав, что она преступно проигнорировала необходимость молитвы, ван Эллемеет, словно подброшенная пружиной, подскочила с койки и рухнула на колени. Застыв на секунду, она поняла, что Спаништ - священный огонь, тут явно не сыскать: ее огненная чаша-аташдан сгинула вместе со станцией. Мысли женщины заметались в поисках хоть чего-нибудь, что было способно заменить Истинное пламя, но ничего личшего, чем огонь зажигалки, она найти не смогла. Достав ее из кармана, психолог щелкнула кремнем, пробуждая к жизни маленький трепещущий язычок огня, и торопливо вознесла молитву Мудрейшему. Пламя трепетало, жгло пальцы, но Сильвия нашла в себе силы закончить строки и лишь тогда разжала руки и выпустила зажигалку. Подув на обоженные пальцы, она сморщилась и со вздохом поднялась с колен.
Теперь оставалось решить для себя вопрос: что делать дальше, как жить? Еще раз вздохнув, зороастрийка помассировала себе виски и легкой быстрой походкой зашагала по каюте.
Два шага вперед - стена. Дома ее точно не ждут. Разворот наместе, заложить руки за спину. А где ждут? Девять шагов вперед - дверь. Ни где. Разворот, подойти к иллюминатору, прижаться лбом к холодному стеклу. Светлейший дал ей понять, что теперь ее судьба связана с Эриком Фрайзером, и негоже противоречить Воле его. С нажимом провести рукой по волосам, покачать головой, устремив взор в потолок. Это кисмет: судьба. Рано или поздно, но Спаситель расскажет, какая у него цель. Пройтись кругом по комнате. А уж ее дело - открыть мистеру Фрайзеру дорогу к Истине. Приняв решение, женщина остановилась и удовлетворенно кивнула: теперь у нее есть цель, а значит - есть, ради чего жить. Выудив из кармана некогда белого, а теперь серо-красного медицинского халата пачку сигарет, Сильвия блаженно закурила: благо системы вентиляции позволяли дымить прямо в каюте. Конечно это, к сожалению мобеды, был обычный табак, а не опий - но уж есть то, что есть. И на том спасибо.
Выкурив пару сигарет и хоть немного восстановив душевное равновестие, ван Эллемеет решила, что надо бы переодеться: то, в чем она спаслась со станции, имело ну совершенно неподобающий вид. К удивлению женщины, у двери ее ждал переодевшийся в броню Шепард. Поздоровавшись, психолог поинтересовалась у мужчины, что ему надо, и получила простой, хотя и несколько странный ответ: защищать ее. Сильвия была неслабо удивлена, и даже собиралась поинтересоваться у капитана: а почему, собственно, именно ее, а не Элисон или Хладовин? Но, зная неразговорчивость Макса, решила для начала обдумать этот факт, прежде чем спрашивать. Возможно, она и сама найдет ответ. За время пути к гардеробу и выбра подходящей ей по размеру униформы "Ренессанса" зороастрийка все-таки смогла найти для себя логичный и единственно верный ответ: несомненно, это воля Ахурамазды, не оставившего свою жрицу без поддержки. Шепард сделал первый шаг на пути к прозрению, и теперь ее задача - помочь увидеть воину свет Истины во всем ее великолепии. Но вот как это сделать? Те экземпляры священной книги "Behdin", что у нее были, остались на уничтоженной станции, и нести печатное слово стало невозможно. Начать проповедь лично, с нуля? Не логично - она только запутает Шепарда и даже, возможно, отвратит его от благой веры. Ответ пришел сам, будто извне: раз нет книги, надо ее написать! На память Сильвия никогда не жаловалась, и большую часть "Behdin" могла восстановить по памяти. А забытые места... Что забытые места - она восполнит лакуны своими словами, по собственному разумению. Повеселев и приободрившись, переодевшаяся в новую чистую одежду ван Эллемеет уверенным шагом направилась обратно, не забыв по дороге зайти по указаниям Эшли в хранилище и взять себе инфопланшет, которому и предстояло стать новым носителем слов Ормузда. Шепард всюду тенью следовал за ней, и остановился только перед входом в каюту, явно намереваясь остаться здесь и стать на караул. Ласково улыбнувшись огромному десантнику, Сильвия сказала: - Макс, я буду благодарна, если ты будешь защищать меня, будучи внутри моей каюты, а не снаружи.
...Большую часть оставшегося времени до приземления психолог провела за написанием своей версии "Behdin", и незадолго перед высадкой вручила Максу свеженапечатанный экземпляр, пояснив: - Если ты действительно хочешь защищать меня, ты должен ознакомиться с этим и по возможности принять это. Это поможет тебе лучше узнать меня.
...Планета, на которую они высадились, оказалась родиной мисс Хладовин, как раз решившей вернуться к себе домой, прочь от пережитых ужасов и испытаний. Тепло попрощавшись с доктором, ван Эллемеет решила, что первым делом не помешает пройтись по магазинам и купить ряд жизненно необходимых вещей. Ну а те из них, что не продаются, заказать изготовить. Конечно, ей было несколько стыдно брать деньги у Эрика, но делать было нечего: раз уж она решила остаться на "Ренессансе"... Потратив несколько минут, женщина составила список необходимых расходов. 1) Купить оружие - бластер модели "Манлихер XIV-K1" 2) Заказать изготовление ножа, копирующего жреческий кинжал "Aša-mainyu" 3) Заказать пошив жреческой мантии 4) Заказать аташдан 5) Купить книг в дорогу 6) Купить письменные принадлежности и бумагу 7) Купить инфо-планшет 8) Купить одежду, обувь etc. 9) Купить косметические и гигиенические принадлежности 10) Купить сигарет побольше, и кальян, и кальяные принадлежности 11) По возможности - поискать опиума 12) Купить хронометр 13) Купить очки
После похода по магазинам психолог твердо решила связаться с Эшли и узнать, где в тот момент будет Эрик: Сильвия собиралась серьезно поговорить с капитаном как о прошлом, так и о своем будущем. А заодно - получить ответы хоть на некоторые загадки. Улыбнувшись ставшему уже привычным Максу и попросив его сопровождения, женщина покинула свой будущий дом - линкор "Ренессанс", и вышла в город. И лишь покинув корабль, мобеда осознала, что за делами и заботами даже не поинтересовалась подробностями о том месте, куда они прибыли.
-
Необычный персонаж. Со своими тараканами в голове
-
- "Надежды" больше нет. Интересная игра слов в контексте событий и с передачей смысловой нагрузки.
-
Классный пост, яркое описание эмоций и переживаний.
|
-
Красиво. Сильно. Интересно. Очень хорошая игра, держущая постоянно в напряжении.
-
Нравится модуль, вот прям с первого поста нравится. Очень такого плана игр не хватало.
-
Насыщенно. Нравится) Роль Крестьянина особенно интригует.
|
Разукрашенный красным по белому, Голем сделал шаг из шлюзовой камеры и ступил на палубу космолёта. Шатл он покинул последним, предоставив право первого выхода капитану корабля и двум женщинам с "Надежды". Зафиксировав громоздкое оружие в ранцевом сокете, Шеп двинулся следом за спутниками, сохраняя достаточную дистанцию, чтобы ненароком не наступить на пятки и в тоже время быть достаточно близко, что бы не упускать деталей. Капитан покинул стыковочный узел достаточно быстро, его место занял другой человек, представившийся и спешно вводящий прибывших в курс дела и раздавая штатные воксы. Привычным движением, Макс сменил частоты коммуникатора и терпеливо дождался, когда и девушки сделают тоже самое. В предоставленную каюту идти он не торопился, а по сему проводил женщин и остался стоять снаружи в коридоре, размышляя о том, что ему делать дальше. Королева. Это определенно был пульс Королевы. Ни один Новарриец не сможет перепутать его ни с чем на свете. Это заложено в генах, это уклад и традиция Наварро. Служить и защищать, подчиняться и следовать пульсу Королевы. Когда-то давно, на заре колонизации, в эпоху расцвета технологии, первые поселенцы прибыли на Челябу. Планета оказалась земного типа, с пригодной для дыхания атмосферой, богатыми залежами ресурсов, разнообразной флорой и фауной. Даже соотношение суши и океанов было сопоставимо с земными. Но был один существенный недостаток- плотное ядро планеты, в следствии чего, стандартная гравитация в 2,75 была больше земной. Для людей это означало, что всё на этой планете весило в два с половиной раза больше чем на земле. Данный фактор чуть не стал фатальным для колонистов. Человеческие организмы не были приспособлены к такой гравитации и таким нагрузкам. Даже кровеносное давление не справлялось с закачкой крови в сосуды, чего уж говорить о попытках работать с оборудованием с руками, ведь порой даже вес собственного тела поднять было сложно. Люди быстро уставали, а ведь ещё нужно было вести борьбу за выживание с дикой и достаточно агрессивной природой. Выход был найден нестандартный, при помощи генной инженерии. На собрании Колонии, было принято решение включить ДНК местных живых организмов в человеческое. Наиболее интересным образцом для скрещивания показались дикие хищники Иена, живущие подобно насекомым, неким подобием роя-муравейника в скальных пещерах.
Первые попытки генетического скрещивания оказались неудачными. Рождавшиеся дети наследовали слишком много от Иена, включая высокую степень агрессивности, они не могли нормально жить и функционировать в обществе, будучи плохо обучаемыми. Второе поколение, ставшее в последствии основным, давшим жизнь Новарии, оказалось вполне удачным. Кровеносная система, мышцы и мускулатура, крепкие кости, высокий рост, человеческая обучаемость, нормы морали и мыслительные процессы, всё было великолепно, но ровно до того момента, когда в третьем поколении Новаришей не родилась Первая Королева. Именно её появление пробудило, дремавшие до этого момента, гены Иена. Общество замкнулось неким единым информационным полем, разделилось на три касты, где каждая каста чувствовала своих собратьев, что позволяло действовать слажено, направляя совместные усилия для достижения цели. Каста созидателей, являлась основой производства, промышленности и строительства. Её представителей отличал не высокий рост, крепко сбитая, кряжистая фигура и выносливость. Каста творцов, вобрала в себя ученых, деятелей искусств, политиков и управленцев всех мастей. Они отличались высоким ростом, меньшей мускулатурой, но значительно более развитым интеллектом среди других каст. Последняя каста, Каста воинов, к которой принадлежал и сам Голем, была кастой войны и защиты. Воители вобрали в себя всего понемногу, отличались высоким ростом, крупными габаритами и хорошо развитой мускулатурой. Ещё одной особенностью, Наследия Иена, стала репродуктивная система. Ведь именно королева, влияла на репродуктивную способность женщин. Если в ближайшие годы нужно было много строить, то рождались строители, если нужно было продвинуть науку, то ученые, если воевать- то воины. Нет, Королева не ограничивала своих подданных, её желание влияло только на то, кто будет рождаться чаще. Так у двух Воителей мог родиться Созидатель, а у созидателей - творец. Любопытно, но ген Иена был столь силён, что женщины Новарии могли рожать от любого, даже чистого человека и ребёнок наследовал гены Иена. А вот мужчины, нет. Они не были носителями гена, при связи с обычной женщиной у них рождался обычный ребёнок, ну разве что чуть крупнее сверстников, чуть сильнее, чуть выносливее.
Поскольку структура общества стала напоминать рой-муравейник, то и терминология в Новарии была специфической. Рой заменили на Род, города на человейники и так далее...Макс тряхнул головой, посмотрел на часы в углу визора. Чуть не присвистнул. Прошло чуть более часа, пока он стоял и вспоминал курс истории Новарро. За это время мысли оформились, стали кристально прозрачными, ясными и четкими. Сразу стал понятен смысл предназначения и то, что нужно делать дальше. Да, где то в родне по женской линии у Сильвии ван Эллемеет, были Новарийцы, и в критической ситуации этот ген пробудился, призвал Касту воителей на помощь. Макс чувствовал, как тогда на станции, в боевое поле вклинился пульс Королевы. Необычное совпадение, мало того что проснулся ген Рода Иена, так ещё и оказался королевским. Нет, ничего странного. Королевы периодически рождались и их не убивали, они оставались при дворе, им позволяли создать свой Дом. Если на одной планете становилось тесно, они могли колонизировать любую другую и родной мир Новарро всячески помогал в этом новой Королеве. Ресурсами, защитой, силой, всем, чем только можно. Ведь она часть рода. А Род, это всё! Голем на краткий миг открыл забрало, установил Вокс. Вызвал Эшли, уточнил расположение Арсенала и направился в путь по коридорам. Достигнув нужного помещения, он вновь проконсультировался с Эшли, разыскал наносборщик и запросил изготовление Штурмовой Новварийской церемониальной брони. Вся церемониальность которой, заключалась исключительно в черно-желтой раскраске и ничем более не отличалась от обычной. Дополнительно, он запросил нанести на наплечник знаки различия, регалии и символ своего легиона - Волчью голову. Когда изготовление было закончено, Макс разоружился, представ перед визорами и камерами наблюдения в первородном виде. Скинув белую, казанную броню, он облачился в привычный доспех, взял пару вибро клинков из стоек, взял штурмовой комби-болтел, закрепил его в штатное гнездо. Заполнил сокеты костюма расходниками в виде гранат и дополнительных боеприпасов, после чего вернулся к покоям Королевы и стал ждать. Куда бы она не пошла, он будет следовать за ней. Таково предназначение воителя, служить и защищать.
|
Уильям без особого труда разглядел фигуру в доспехах, некогда сияющих, сейчас же покрытых гарью, кровью и ошметками налипшей плоти. Сражение развивалось лучше, чем он изначально предполагал, и ополчение всё ещё сдерживало противника – пусть с трудом, не имея опыта настоящего боя и лишь с едва ли двадцатью часами тренировок, но они держались. «А ты идёшь прямо в ловушку, мой друг». Если бы Единый существовал и мог заглянуть в душу к лорду Мунлайту, он бы увидел, насколько тот нехотя поднимает оружие против человека, которого знал всю свою жизнь. Но выбор был сделан уже давно. Уильям бы предпочёл избежать смерти короля, однако только полный идиот последует по пути уже давно потерянных воспоминаний во время битвы. - Поджигай! По его приказу, лучники обрушили град огненных стрел по груде развалин, в которую превратились ворота и примыкающие к ним секции стен. До того, как Брандон во главе своего клина рыцарей не врубился в защиту гарнизона, у оглушённых, ошалевших, но подгоняемых суровыми затрещинами воинов замка было достаточно времени, чтобы щедро полить маслом новоиспечённую преграду. Огненные потоки пламени вспыхнули, мгновенно заставив часть наседающих воинов Брандона в панике заорать, когда полыхающее пекло начало пожирать закованные в броню тела. Мгновенно запахло мерзкой вонью горелого мяса. Прямо на его глазах, величественный рыцарь, долгие годы тренировавшийся убивать для своего короля, обхватил голову руками, отшатнулся немного в бок, пытаясь сбить огонь со спины и шеи… но те невезучие, кто перебирался во внутренний двор как раз во время начала пожара, в панике напирали вперёд, не разбирая ни своих, ни чужих. Благородного рыцаря сбили на землю; он упал, попытался было встать, но напоролся на меч ополченца, легко нашедшего путь к беззащитным мышцам шеи.
Естественно, это было лишь временное преимущество. Лунный Лорд прекрасно понимал, что хоть отряд Брандона, успешно прорвавшийся внутрь замка и оказался отрезан от подкреплений, у его воинов всё ещё был огромный боевой опыт. Через какое-то время огонь угаснет, и тогда они получат новое подкрепление. Вместе с тем, ополчение имело весьма высокие шансы сбросить нападавших прямо в полыхающее пламя и взять голову короля-безумца, в погоне за женским сердцем оставившего свою страну на растерзание чуме. Естественно, если Уильям и его отряд гвардейцев их поддержат. Когда контратаку возглавит лично Лунный Лорд, даже самые трусливые почувствуют победу, до которой – всего ничего, нужно лишь обхватить копьё покрепче и в едином порыве двинуться вперёд, насаживая врага на острые наконечники, точно диких животных на вертел. Можно сказать, что вся битва была сценой, в которой победу получал тот, кто лучше всего расставит соответствующие декорации. Подняв щит, Уильям защитился от удара взбежавшего на стену солдата Брандона и одним быстрым движением ткнул его клинком в живот, заставив нападавшего оступиться и свалиться со стены вниз. Кейн и его люди уже выступили на его защиту, без труда оттеснив разрозненные группки воинов прочь. Вскоре со стены подоспело подкрепление, и дорога вниз оказалась свободной.
- Кейн, и вы все! За мной! Ирвен, ты… Уильям оглянулся. Его возлюбленной нигде не было видно. Но… Ирвен же стояла прямо тут! Всего несколько минут назад! Он смотрел вокруг точно раненный зверь, разом забыв о сражении, в котором решалось их будущее, о людях, которые связали с ним свои судьбы. Точно безумец, Лунный Лорд оперся руками о стену и свесился вниз, пытаясь сквозь вязкие облака дыма разглядеть силуэт своей Северной Леди. - Милорд! - Кейн схватил его за плечо, но Уильям сбросил его руку с рычанием. - Где она?! - Кто?... – начал было гвардеец, но почти тут же осёкся. Не требовалось особого ума, чтобы понять, кто именно ворвался в мысли его лорда. Для Кейна, привыкшего видеть Мунлайта холодным и расчётливым, такая внезапная вспышка страха была по-настоящему пугающей. Он хотел выжить в этом бою… но было похоже, что Лунный Лорд терял голову всякий раз, как только безопасность Ирвен оказывалась под угрозой. Внезапно Уильям издал тихий, сдавленный стон. Закусив губу, он смотрел на удалявшуюся прочь группу всадников, и даже сейчас мог разглядеть среди них хрупкую фигуру девушки в эльфийских доспехах. Кейн мог лишь предполагать, насколько сильно связаны эти двое друг с другом, но сейчас для таких эмоций просто не было места. Вновь схватив Мунлайта за плечи, воин заглянул ему в глаза и увидел лишь волнение и боль, ведущие вслед за сбежавшей герцогиней Верденберга. Подумав, что он об этом ещё не раз пожалеет, Кейн как следует размахнулся и со всей силы двинул высокого лорда в лицо. …
Судя по тому, как ошалело посмотрел на него Мунлайт, он ожидал этого в последнюю очередь. - Какого чёрта?! - Это вы какого чёрта тут делаете?! – ему пришлось повысить голос, чтобы перекрыть шум сражения. – Идёт бой и наши жизни зависят от вас! Так что, наконец, возьмите себя в руки и пошевеливайтесь! В глазах Уильяма на мгновение промелькнула такая жгучая злость, что Кейн невольно отступил на шаг назад. Мунлайт скрежетнул зубами. Поняв, что теперь следует тщательно соблюдать субординацию, Кейн вытянулся по струнке смирно в ожидании приказов. - Мы ещё к этому вернёмся, капитан. Перехватив щит поудобнее, Уильям резко обернулся и рванул по лестнице вниз. Кейн и остальные последовали за ним. Пусть это всё ради неё… Нет, именно потому, что всё это ради неё, сейчас он должен забыть об Ирвен и сосредоточиться на битве. Что бы она ни собиралась сделать, у неё была на это причина. Лунный Лорд мог лишь верить своей возлюбленной и сквозь кровь и оборванные жизни, завоевать для них обоих право жить свободно на бесконечных Вольных Просторах.
Их отряд волной обрушился на фланг короля. Уильям орудовал сверкающим серебряным мечом, точно лёгкой ветошью; едва коснувшись, острое лезвие вспарывало закованные в сталь фигуры и беспрепятственно погружалось в мягкую плоть. Когда он одним ударом снёс голову с плеч у какого-то воина с топором, пытавшегося преградить ему путь, и поток крови щедко окатил его доспехи, со всех сторон – сначала тихо, но затем всё более и более громко, зазвучали голоса. Они кричали. - За Верденберг! За Верденберг! За Верденберг! Уильям словно бы разом стал знаменем. Героем, вселявшим в сердца друзей надежду, а в сердца врагов – один лишь безжалостный ужас. Всем своим видом он напоминал яростного демона битвы: в посечённых доспехах, но невредимый; с чужой кровью на лице и нерушимым отрядом из десяти гвардейцев за спиной - к нему, как к пылающему костру посреди ночи, тянулись защитники этого одинокого замка… и он вёл их вперёд. К победе. Естественно, Брандон его заметил. Он рвался к нему, но повсюду встречал яростный отпор. Ополченцы держали строй, со всех сил били своими длинными копьями, сохраняя дистанцию, но каким бы ни было сильным его желание скорее наказать предателя, королю потребовалось какое-то время, чтобы оказаться с Мунлайтом лицом к лицу. Тейн и Разиэль – братья фехтовальщики, годами отрабатывавшие работу в паре, застыли по бокам от своего лорда, держа наготове длинные, каплевидные щиты. Уильям глубоко вздохнул, поднимая свой меч для удара; словно бы предсказывая близкую развязку, «Полуночник» полыхнул ярким светом и Лунный Лорд внезапно почувствовал их единение друг с другом. Он направил свой разум по лезвию эльфийского клинка, посмотрев в ненавидящие глаза короля холодным взглядом светлых глаз. - Прощай. Отбросив в сторону воспоминания, когда-то крепко, очень крепко связывавшие Уильяма Мунлайта и Брандона Лерратона, Лунный Лорд сделал шаг вперёд и позволил «Полуночнику» нанести первый удар.
Кейн никогда не видел своего лорда таким до странного сильным, как сейчас. Гвардеец был умелым бойцом, отдавшим свою жизнь постоянным тренировкам на плацу, но теперь он просто… просто не успевал. Лорду Мунлайту нужна охрана – так думал капитан. Его нужно защищать от угроз. Но правда была в том, что Лунного Лорда сейчас было просто не остановить. Гвардейцы лишь шли за ним, поднимая свои щиты, чтобы раз за разом отражать новые удары, пока Уильям сверкающим метеором прорубал им дорогу к королю Аэдвера. Те же, кто как Кейн, увлеклись схваткой и отстали всего на одну минуту – тех уже не было рядом с Мунлайтом. Его меч окрасился кровью; Кейн легко и размеренно дышал, блокируя удары врагов своим круглым щитом. Затем следовала контратака. Танец продолжался ещё какое-то время, пока гвардеец не пронзил грудь очередного противника длинным узким мечом. Затем он поднял голову, почувствовав на себе чей-то взгляд. Новый враг. Он выглядел сильным и абсолютно точно разъярённым. Хрипло расхохотавшись, Кейн оттолкнул ногой труп только что убитого солдата и бросился на Андре, размахивая своим клинком из стороны в сторону.
-
Один из лучших постов за всю ветку. Это великолепно.
-
- Прощай. Отбросив в сторону воспоминания, когда-то крепко, очень крепко связывавшие Уильяма Мунлайта и Брандона Лерратона, Лунный Лорд сделал шаг вперёд и позволил «Полуночнику» нанести первый удар.
Да начнётся битва!)))
|
|
- Эйб и Найна мертвы, - в упор глядя на Фрэнка, повторил он. Медленно, с расстановкой. Осознавая собственные слова до конца. – Вся эта проклятая экспедиция – большая ошибка.Не дожидаясь, а возможно и не нуждаясь, ответной реакции, Эрик, чуть ли не бегом, отправился в свою каюту. Ни то что бы Фрэнк опешил от подобной реакции - скорее он был бы удивлён её отсутствию. Слишком велика нагрузка, слишком многое пришлось прогнать через себя и заново оценить Эрику...СиБи лишь тяжело вздохнул, приветствуя неожиданных спасёнышей: двух девушек и одного здорового парня. - Добро пожаловать на "Ренессанс". Меня зовут Фрэнк Полинг - я офицер безопасности этого корабля, а также осуществляю дистанционный контроль. В отсутствие капитана, я исполняю его обязанности. На корабле функционирует особенный ИИ - кодовое имя Эшли, ответит на все ваши вопросы - в рамках разумного, конечно. Сейчас, прошу настроить ваши передатчики на внутренние частоты корабля или получить новое оборудование, - Фрэнк открыл небольшой ящик, промаркированный тремя дугами , и подбросил на руке маленькие вокс-бусины передатчиков, запечатанные в девственный полителен, - Эшли покажет вам ваши каюты и оповестит о плановом приёме пищи... Лица людей были изнемождены, почти как и лицо Эрика. Сколько их близких, знакомых и друзей погибло там и сколько стало отвратительными носителями черной субстанции? Наверное, уже не важно: "Надежда" оказалась ловушкой, как для незваных спасателей, так и для её работников. Фрэнк гнал прочь слова капитана, находя множество причин продолжать, но всегда находя и контрдовод - так уж было устроено его сознание. Почти всегда в финале значилось "мы не успеем спасти всех" - сурово и правдиво. Фрэнк опять вздохнул, сев за консоль, и принялся просматривать личные дела "спасёнышей": стандартная процедура помогала слегка отвлечься - та самая спасительная рутина. Сильвия ван Эллемеет.Красивое имя. Маленькая фотография с красивой улыбкой и миловидным личиком. Сильвия Анна Мария де Йонге ван Эллемеет Возраст: 29 стандартных лет Место рождения: Земля, регион De Zeven Provinciën Рост: 175 см. Вес: 63 кг. Волосы: темные каштановые Глаза: карие Отличительные особенности на теле: отсутствуют Физические недостатки: близорукостьБолее подробная информация заставила Фрэнка улыбнуться: как всегда бойкие кадры не в почте у гос. СБФ-цев. "Психолог, хм. Возможно, лучшая новость за весь этот полёт - такими темпами её помощь нам всем очень скоро пригодится", - мрачная ухмылка, следующий файл. Беллис Хладовин. Красивая, чертовски красивая и эффектная - медик. Грустная улыбка и болезненная мысль: "все красивые медики - мёртвые медики? Надеюсь, что нет." Внутреннее чутьё подсказывало, что дело не ответит на все вопросы: сухие даты, названия - никаких резолюций на полях и кричащих событий. Хороший специалист. Красивая женщина. Курит. Есть тату. Характер нордический. Макс Шепард `Голем`. Сотрудник Службы Безопасности "Надежды". Коллега. Вряд ли виновник тотального коллапса на станции, но по факту - причастен, только есть ли смысл предъявлять…взыскание в официальной форме? Вряд ли. Гипертрофированное чувство справедливости и понятие чести. Высокая степень благожелательности и ответственности. Добродушен к сослуживцем. Силён. "Слабоумие и отвага, как наш почивший герой с цифровых разворотов?" - мрачно и зло подумал Полинг, памятуя об участи Эйба - "Не похоже..." --- Вернув оружие в арсенал и проверив курс корабля с помощью незаменимой Эшли, Фрэнк отправился в свою каюту. Контрастный душ, парочка снэков и...полная неопределённость. Что будет если Эрик решит завершить всё предприятие? Где искать слова для капитана, а если не получится - то денег для исков Федерации? Но нет, к чёрту: слишком многое поставлено на кон, чтобы так глупо закончится - многие умирают и, определённо, все смертны. Но, чёрт возьми, не у всех есть "Ренессанс", ресурсы и возможность решать чужие проблемы и глобальные беды. А иногда, даже нет возможности выбрать где и как сдохнуть... Остаток полёта Фрэнк провёл в подобных мрачных мыслях: возвращаться на Землю "на щите" - не хотелось. --- Антаресс и Элкор, куда прибыл "Ренессанс", принял гостей радушно - лояльность Федерации и прочая, прочая. Беллис покинула их общество сразу после прибытия - хоть кому-то повезло оказаться дома по собственной воле. Эрик, неадекватно перевозбуждённый, в приказном порядке объявил о грядущих сутках "отдыха", и не слушая возражений спустил всех на грешную землю. Всех кроме Фрэнка: должность Полинга предполагала заботу о членах экипажа на поверхности, а тут ещё и личный приказ капитана. Фрайзер отправился в "Затмение": клуб, бар, гостиница, притон и публичный дом в одном флаконе - были бы желание и кредиты. У Эрика были кредиты, но желание, к счастью, СиБи, заключалось в простом человеческом "надраться". Полинг поддержал первые два тоста: "за нас" и "за них, не чокаясь", а потом дал Эрику карт-бланш в плане пьянства. Алкоголь приятно горячил внутренности, но оставлял голову трезвой - та самая тонкая грань, которую Фрэнк всегда так ценил в качественном алкоголе. Эрик же вливал в себя одну за одной, очевидно не намереваясь придаваться гурманским изыскам, а стремясь забыть весь ужас, пережитый за прошлые сутки. Удобно облокотившись спиной на барную стойку и наблюдая за разнообразными клубящимися людьми, Фрэнк сидел рядом с капитаном, который активно заливал горечь утраты и мнимую собственную несостоятельность. - Мой отец всегда говорил мне: алкоголь и наркотики - лишь увеличительное стекло. Они не меняют твоих эмоций, Фрэнки, а всего лишь усиливают их...Хватит пить, мистер Фрайзер - это не вернёт павших и уж точно не сделает вас сильнее, - если бы не манеры Полинга, то достаточно пьяный Эрик мог бы заметить лёгкое презрение, но СиБи слишком хорошо владел собой, - какие наши дальнейшие цели, Эрик? Неужто вся мощь и ресурсная база "Ренессанса" будет потрачена на уничтожение спиртного в барах Элкора? - лёгкая саркастическая усмешка. - Пачку сигарет, пожалуйста! - это уже симпатичной барменше. Закурив СиБи упёрся своим фирменным взглядом в капитана, не забывая, впрочем об окружающем пространстве и возможных угрозах.
-
Неужто вся мощь и ресурсная база "Ренессанса" будет потрачена на уничтожение спиртного в барах Элкора? Улыбнуло) Отличный пост, да.
-
Отличный пост, хорошая реализация интересных идей.
-
Сильный пост, интересные оценки личному составу.
-
отличный пост! а это: Полинг поддержал первые два тоста: "за нас" и "за них, не чокаясь", а потом дал Эрику карт-бланш прям-таки скрутило вкусностью
|
Темно. Душно. Затхлый запах сырости и перечный – поднявшейся пыли. Окружающие стены дают ощущение защищённости. Здесь нет алчной толпы – она осталась там, наверху. Вместе с девятью фигурами в алых рясах, что наводили суеверный страх и трепет. Неужели они не остановят их? Не вмешаются в стремительно меняющиеся события, позволив им уйти?.. Ведь в их власти – раскрошить, обрушить на головы беглецов тяжёлый мрамор. Одним лишь действием они погребут их всех под завалами храма, обрекая на быструю, практически безболезненную смерть. Вырывая из оков жизни, отстраняя кажущуюся им угрозу от остального, построенного на их собственной власти мира. Но они по-прежнему бездействовали. Почему?.. Почему всё сложилось именно таким образом? Она явилась за помощью. Рассказала о своих проблемах. Позволила одному из них прикоснуться к себе и заглянуть в глубины разума и души. Они… они что-то увидели!.. Не могли не увидеть. Неужели оно позволило им так легко вынести смертный приговор?.. Но, может, вы все – и правда самозванцы? И ваши проблемы – лишь плод воображения. А ты… медленно сходишь с ума. Падая в пропасть прошлого и обитающую в нём тьму. Её цепкие когти впиваются в душу, вытравливая то хорошее, что в тебе ещё осталось. Осталось ли?..
…Рёв поверженного зверя. Громкий, утробный рык, столь оглушающий в замкнутом пространстве. Секунду спустя понимаешь всё. Видишь перед собой очерченный светом силуэт высокого мужчины, что буквально мгновением ранее размахивал молотом. Силуэт скорчился, сел. Последний удар совершил: со всей злостью и обидой, но явно уже не с целью сокрушить стены. Сморщилась, зажала нос от ударившего по обонянию металлического запаха крови. Различила мерцающую жидкость, разливающуюся по каменному полу. Стало дурно – отвернулась. Раздражение. Злость. Я же говорила. Ещё двое оказываются во власти подземного полумрака: мужчина, что помогал сдерживать толпу вместе с рыжеволосым певцом, и смеющийся парень в шляпе. Едва бросила взгляд, пытаясь не смотреть на искалеченную ногу гиганта.
Доносится сверху грохот. Дрожит пол под ногами – несколько секунд только. Страх. Что случилось? Звуки, напоминающие обвал. И после – короткие крики и тишина. В следующий миг вниз спрыгивает темноволосая женщина. Айлин помнит её: помнит, как на её руках плясал огонь, изгибаясь и касаясь тех, кто к ней приближался. Подняла взгляд, пытаясь разглядеть что-то за неровными краями обрыва. Пугающе долгие мгновения. Неужели это действительно произошло?.. Нет. Ошиблась. Некоторое время спустя его фигура появляется в проёме. Сверкает на свету доспех – и секунду спустя его блеск угасает в окружении плотного мрака. Вздох облегчения. И вместе с тем кипит злость – какого чёрта он вообще медлил?.. - Помогите ему, - бросил остальным, явно давая понять, что заниматься пострадавшим не намерен. Подошёл к ней, кивнул. Айлин всё ещё держала руку у лица и хмуро смотрела на него привычно-недовольным взглядом, скрывая истинную эмоцию. Ушёл вперёд, ничего не сказав. Она задержалась на краткий миг, оглядывая оказавшихся в тех же обстоятельствах людей. Вновь посмотрела вверх – вроде бы их было больше. Не хватало кого-то… Ах, да. Двое. Парень и девушка. Смогли ли они уйти? Или, в конце концов, допелись?.. Неважно. Главное – выбраться самой. Упал взгляд на раненного. Нахмурилась пренебрежительно, отстранилась. Уж она-то тем более помощью заниматься не станет. - Эй, постой!.. Арис! – повелительно-капризным тоном выкрикивает имя телохранителя и бросается следом. Ухватилась за плащ, стараясь поспеть за спутником и не потеряться.
…Тьма. Чернеющий провал на теле реальности. Абсолютная пустота, нематериальная, но осязаемая, словно тонкое сукно. Идёшь навстречу – и ныряешь с головой в бездну. Подводит зрение. Лишь отчётливо слышишь звуки шагов и дыхания. Мрак всегда пугает. Никогда не знаешь, что скрывается в нём. Но стоило ступить за порог тусклого света – и колкий страх перед неизведанностью притупляется. Этот голос… где-то позади. Рядом. В твоей голове. Он рассказывает о том, что тьму не нужно бояться. Из неё есть выход. Слабость. Головокружение. Миг – чувство единения мыслей, ощущение окружающих вещей в иной ипостаси. Глубже смотрит взор. Пытаясь найти в открывшейся картине суть, но вместо этого – абсолютный, неупорядоченный хаос. Миг – разъединение. Отделившееся сознание. Она вновь идёт за Арисом, и вокруг – глухие стены. Ощущение. Как тогда, с рекой. Оно ведёт вперёд – гораздо дальше, чем они успели пройти. Но его недостаточно для полной уверенности… Он шепчет, смеясь. Убеждает. Даёт ответы. Он мягок и ненастойчив. Его взгляд пугает – словно смотрит отовсюду. Его присутствие вновь ощущаемо, как и тогда, в пустых коридорах особняка и посреди оживлённой толпы… Теперь его тень не прячется за лицами обезумевших. Она тянется за ней. Паника. Учащается пульс. Они должны были помочь. Они должны были рассказать… - Я хочу домой. Я устала. Нам долго ещё идти? – ноет позади Хеллгейта девушка, пытаясь заглушить чужой голос.
-
Шикарный характер и интересный персонаж.
-
Айлин прекрасна
-
Айлин шикарна - образ живой, интересный и необычный. Классно пишешь, как всегда классно.
|
|
Дух и разум Константины продолжали пребывать в полном расстройстве и недоумении от происходящего. Как? Почему? Зачем? Что сталось с ней самой? Девушка была смятена и растеряна, не до конца понимая происходящее. Пускай память ее и не подвела, пускай все происшедшее помнилось отлично, но выстроить логическую связь и найти хоть какое-то объяснение всему происходящему Реннарт не могла. Ответов на невысказанные вопросы, увы, не было, и усилием воли сотрудница Департамента (теперь уже наверняка бывшая, подумалось девушке) заставила себя сконцентрироваться на первоочередной задаче - собственном выживании.
Слава Карруму, он не оставил мольбы своей жрицы, пускай и бывшей, без внимания. Со страшным грохотом рухнула колонна, напомнив подрубленный дуб, подмяв под себя многих людей но, в ценой их жизней, отрезав часть гвардейцев от их жертв. К горлу женщины подкатил неприятный комок, и ее чуть не вырвало. За время королевской службы девушке довелось увидеть всякое: и пытки, и смерти, и казни. Она почитала себя закаленной и привыкшей к виду смерей и мучений, но то, что предстало сейчас перед глазами, не шло ни в какое сравнение с ранее пережитым: оно было в разы ужаснее. Упав, колонна погребла под собой многих людей, виноватых лишь в слабости своей воли, и теперь из-под обломков тут и там торчали застывшие смертной судорогой руки, ноги, тела, виднелись внутренности, кости, лужи крови. Воздух наполнился запахами крови и испражнений, в воздухе словно повис неприрывный смертный крик. Стоглавое чудище-толпа, задавленное обломками, кричало, стенало, рыдало на тысячи голосов, молитвы и стоны смешались с богохульствами и проклятиями. Безжалостная сила, высвобожденная экс-жрицей, не пощадила никого, и под грудой камней оказались представители всех возрастов и всех сословий королевства: от благородных нобилей до нищих крестьян, от сморщенных старух до новорожденных младенцев. Открывшаяся взору Константины картина была сюрреалистична в своем безумном ужасе, и женщина, ставшая виновником этого кошмара, прикрыла на несколько мгновений глаза, моля, чтобы ее не вырвало прямо тут. Пошатувшись, Реннарт чуть не упала в яму, но смогла удержать равновесие. Собравшись с духом, она заставила себя прямым взором осмотреть дело зова своего, запомнить все это и постараться недопустить подобного впредь.
Но не все в зале оказались под или за рухнувшей колонной, и не все из тех, кто был ближе всего к обвиненным, стояли очарованными неизвестной силой. Четверо гвардейцев, обнажив мечи, ринулись исполнять волю жрецов. Одного из воинов остановили огненные звери, вызванные явно не чиновницей, другой рванул в сторону от провала - к еще не спрыгнувшим юноше и девушке, сотворивших второй пролом. А вот оставшиеся двое явно избрали своей целью Константину и незнакомого ей мечника, застывшего рядом. Реннарт была уверена, что стоящий рядом с ней мужчина не сможет противостоять элите элит королевской армии, и уже начала подумывать о том, чтобы отправиться во тьму провала следом за остальными, оставив потенциального покойника, как увидела, что тот несколькими сильными и точными ударами оглушил оппонента. Женщине хотелось закричать: Браво!, и аплодировать искусному воину, но она быстро отбросила неуместные в такое время глупости. Пришла пора действовать и ей.
На нервно дрожащих пальцах темноволосой замерцали алые огоньки, закружились вокруг рук: привычные чары, известные ей еще со времен послушания. Взмахнув руками, бывшая жрица направила маленькие огоньки в лица гвардейцев: с каждой руки в свою цель. Конечно, они не могли убить солдат, но отвлечь и дезориентировать их вполне были способны. На большее сейчас у нее не было сил, да кинжал у пояса был явно бесполезен против меча, и посему Ищейка сочла, что все возможное они уже предприняли. Времени терять было нельзя, и Константина ухватив мечника за руку, закричала: - Прыгаем!, и потянула воина за собой.
|
|
|
День третийВоистину, ныне в Пьяченце каждое новое утро не только приносило все новые и новые вести, но и было одно страшее другого. Стоило только солнцу взойти, как со скоростью молнии из уст в уста полетели новые слухи. Крестьяне, прибывшие с открытием ворот на городской рынок, подмастерья ремесленников, портовые рабочие и старые сплетницы и думать забыли о том, что Пьеро теперь, стараниями Жозетты, первейший рогоносец города, о том, что Макол-гуртовщик опять подрался в кабаке, а почтенного Луиджи, торговца шерстью, видели вдрызг пьяным в порту. Произошло то, что затмило собой извечные разговоры: в Пьяченце пролилась кровь. В эту ночь был нанесен первый удар по благородным домам, борящимся за графскую цепь. Город замер - все понимали, что первые капли крови, окрасившие мостовую, могут стать сигналом к ужасающей резне, которая затронет не только претендентов, но и весь город. Каждый обыватель понимал, что теперь новые смерти - лишь вопрос времени. И время до них утекает, как песок сквозь пальцы. ...Когда гости дома Дестефани разъехались, собрались в недолгую дорогу и Фаррадечи - им, как устроителям вечера, правила хорошего тона велели покидать раут последними. Экипаж уже прибыл, и слуга услужливо распахнул дверь. Бальдассаре, погруженный в свои мысли, чуть задержался, а вот Антонетте явно нетерпелось поскорее покинуть гостеприимный дом и отправиться к себе. Но не успела девушка подойти к двери, как что-то просвистело, и с глухим вскриком она рухнула на колени, схватившись за живот. Все замерли, не в силах понять, что произошло. Несколько секунд все вокруг застыло, и на ночной улице воцарилась тишина, нарушаемая лишь прерывистыми всхлипами Антонетты. Кучер пришел в себя первым, и спрыгнул с козел, подбежав к госпоже. Опустившись рядом с ней, мужчина в изумлении вскрикнул: - Стрела! Это простое слово разрушило оцепенение, все засуетились, подбежали к раненной, из особняка выскочила взволнованная хозяйка вечера, ахнувшая при виде скорчившейся гостьи и стремглав кинувшаяся назад. Новый крик разорвал тишину: - Стража, стража! Слуги неаполитанки, поддержанные парой охранников замершего над сестрой Бальдассаре, ринулись на поиски убийцы, выбежавший из дома доктор Магдалены склонился над стонущей девушкой, невдалеке послышался топот сапог ночного патруля... Но все оказалось бесполезно: проникший глубоко во внутренности арбалетный болт смертельно ранил Антонетту и, не смотря на все усилия медика, Фаррадечи вскоре скончалась. Тело ее увез побледневший и дрожжащий Бальдассаре, не выпускавший из обьятий труп сестры. Не улыбнулась удача и ищущим убийцу - они вернулись ни с чем. Разное судачил народ: кто-то видел в этом длинную руку одного из оппонентов Фаррадечи, кто-то подозревал республиканцев, а иные голосили, что семья Фаррадечи проклята, ибо не ученым они покровительствовали, а колдунам и магам. Но все понимали, как шатко стало положение дома: стоит умереть малолетнему Данте, сыну Бернардо, как эта семья будет устранена с политической арены города. ...На фоне эдаких ужасов почти без внимания осталась весть, принесенная прибывшими из-за города крестьянами: к окраинам Пьяченцы прибыла прибыла вольная кондотта, видимо, готовая предложить свои услуги тому, кто больше заплатит. А может, им уже кто-то заплатил? Но во всей этой череде темных вестей было и светлое пятно: благородные и щедрые Джованни подарили Пьяченце толику прекрасного - с их благоволения сегодня будет показана народу новая пьеса - "Энеида". И это грело сердца людей, готовых заплатить невеликие деньги ради того, чтобы на время забыть об ужасах вокруг. ...Да уж, эта ночка выдалась тяжелой не только у капитана, но и у его подчиненных. Только они взялись за покушение на драгоценную особу командира, как на тебе - убили Антонетту Фаррадечи. Патруль sergente Джиминьоли нашел лестницу, приставленную к крыше соседнего дома, а на ней самой - чей-то теплый плащ. Неведомый убийца явно долго выжидал свою цель, прежде чем выстрелить и немедленно убежать. Нашлось и оружие - охотничий арбалет, притопленный в канаве неподалеку. И еще одно поняли стражники, опросив свидетелей: жертвой должен был стать Бальдассаре, но его внезапная остановка спасла ученому мужу жизь: вышедшая вперед сестра прикрыла покойного своим телом.
Остаток ночи Маттиас провел со своим "новым другом" Кальдерони, поэтому утренний доклад от топтунов приняла Беатрис. Неприметный мужчина, принесший в дом свежие овощи, доложил: - Значицца вот, синьора. Старший Сальваторе и капитан Эстакадо были у де Боно, причем достаточно долго. Младший Сальваторе до вечера помогал Браубергу готовить подати к отправке в Милан. Челесте Эстакадо заказала новую пьесу у мэтра Амадео, а затем навестила ученого. Фаррадечи похоронили покойного в фамильном склепе и сидели дома. И вот еще: Леонисио видел, как Колонна-римлянин заходил к синьору Альберти с личным визитом. Кроме того, почесавшись и сморщившись, информатор сказал, что убийца Фаррадечи неизвестен, но он точно не из людей Джованни. Впрочем, наиболее важной была последняя новость: - И еще, того. Мы углядели, что за обьектами следят еще и головорезы Корноухого. Этот мерзавец, как известно, не подчиняется Маттиасу, а работает сам по себе. Его, видимо, кто-то нанял следить. И, судя по всему, это Сальваторе: за ним единственным не было топтунов.
Вместе с утренними слухами и сплетнями к Стефану на стол легла и подброшенная записка: одного из караульных неизвестный попросил передать срочное послание синьору. Корноухий, а именно он был автором текста, был предельно короток: Фаррадечи - отпели покойного Бернардо и сидели дома. Данте Эстакадо - посетил де Боно. Челесте Эстакадо - посетила хозяина театра и ученого. Маттиас Джованни - встречался со своими людьми. После этого несколько его людей отбыли за город. Беатрис Джованни - посетила Дестефани, ушла раздраженной. Колонна - посетил Альберти, ушел довольный. Прибыли кондотьеры. Наниматель неизвестен. Убийца Фаррадечи не известен. За Вами и за прочими следят люди Джованни."
...Вместе с утренними слухами и сплетнями проснувшемуся Доменико сказали, что его в соседней подворотне ожидают три человека, по виду - приказчики или подмастерья, и просят личной встречи. Говорят, что от вчерашнего собеседника.
...Весела и хороша жизнь кондотьера в славном Риме, но семья Колонна платит сольдо не за то, чтобы бравые парни тискали шлюх и распивали вино. Когда пришло послание от нанимателей, стало ясно, что закончились сытые деньки, и пора кондотте отправляться в захолустную Пьяченцу, помогать одному из Колонна - Доменико, дьявол знает что забывшему в этой большой деревне под властью эмиссаров Сфорца. Приказ был прост: прибыть в окраины города, дождаться подсадного "нанимателя", и выполнять все указания Доменико. Любые расходы Семья брала на себя. И вот поздним вечером кондотьеры стали лагерем в лесу неподалеку Пьяченцы, в голос поржав над проезжим крестьянином, молившим их быть осторожными и держать оружие наготове: в округе, дескать, пошаливает кровожадная банда некого Луки, по прозвищу Апостол. Солдаты веселились во всю: ну какой, спрашивается, разбойник в здравом уме и трезвой памяти посмеет напасть на вооруженных до зубов кондотьеров. Почтовый голубь улетел с весточкой в город, а значит, им только оставалось ждать визита так называемого, хе-хе, нанимателя: некую синьору Пикколомини.
-
А события, между тем, становятся все интереснее :)
-
Белиссимо! Брависсимо! А, собственно, чего ещё иного ожидать от Доннушки? =)))
-
Вот так поворот!
-
Прикольно про Фаррадечи, которые покровилельствуют колдунам :)
-
Волнительно)
-
Что творится-то, люди добрые!!!
|
Стрела, выпущенная Ирвен, неслась точно в цель, на её пути не было преград, руки девушки не дрогнули, она знала, что не может промахнуться и… в последнее мгновение, когда до Брандона оставался едва ли метр… выпущенная Северной Леди смерть растаяла. Просто испарилась, сгорев в голубой дымке. Глупо сморгнув пару раз, девушка отправила в полёт вторую, потом третью, но ни одна из них не достигла желаемой цели.
- Магия, - прошипела герцогиня. В её памяти оставались лёгкие отголоски детства, в котором Уоррис развлекал Роберта и его юную дочь, становясь вместо мишени в центр двора и создавая вокруг себя незримый защитный купол. Все лучники отца стреляли по нему без остановки, но ни одна из стрел не достигала цели, все они были обречены сгореть в пламени магических потоков. Но у всего есть свои слабые места. Отцовский маг, подохший от чумы, словно бездомная псина – был надеждой и опорой Верденберга. У этого замка всегда был хотя бы один маг. Что не удивительно ведь герцоги рода эйр Ла'Круа очень хорошо платили за службу. По этой же причине вокруг замковых стен никогда не копался ров и не выстраивался частокол из обтесанных заострённых брёвен. В них банально не было необходимости, а герцоги, под такой же защитой, что сейчас была у Лерратона, врывались в ряды врагов и сминали их своим свирепым натиском. Но у этого кажущегося преимущества есть и оборотная сторона. Маг, дающий уверенность и защиту становится и главной уязвимой точкой, определяющей, по сути, весь исход боя.
- «Маг, я должна найти мага. Ну же … мантия, где-то должен быть человек в мантии, а не в доспехах» - Ирвен никогда не понимала эту странную привычку-привязанность носителей магического дара к дорогим развевающимся тканям, не способным защитить в случае опасности. Но блуждающий пристальный взгляд так и не смог выцепить в волне воинов короля Аэдвера желанной цели. - «Его нет? Серьёзно? Но тогда…» - девушка выпустила по Брандону ещё одну стрелу, однако эффект барьера так никуда и не делся, а потом загорелась передняя часть первого кольца и послышались десятки криков и стонов обожженных людей. Северная Леди с отвращением отвернулась и поблагодарила Единого, за то, что её зрение не позволяло увидеть, как открытые участки тел наёмников покрываются струпьями и язвами ожогов, как те становятся всё чернее и лопаются, разбрызгивая вокруг прогревшуюся, но всё ещё не свернувшуюся кровь. Но степной ветер не имел того же милосердия и к замку подлетел сначала вкусный запах разгоревшегося масла и подпаленной травы, а после он сменился отвратительный аналогом, из опалённой шерсти, сгоревших волос и штандартов, а также горящего заживо мяса.
- Все! – крикнула герцогиня, - Сменить цель! Цельтесь в рыцарей, король недосягаем для наших стрел, его защищает магия! – звучный голос девушки был услышан и разнесён по защитникам, а леди оставалось лишь одно, как можно скорее избавить Брандона Лерратона от этой защиты. Взяв четырёх лучших лучников из пятёрке переживших страшную чуму и три колчана стрел, рыжее солнце лорда Мунлайта спустилась по невидимому для нападавших участку стены. Задачей стояло проникновение в лагерь врага и уничтожение вражеского мага. Стоило Ирвен и её маленькой свите отойти на пару метров, как позади них вспыхнуло второе кольцо, отрезавшее им все пути назад. Подскакавшие к воротам рыцари бросали своих скакунов и забирались по скользким камням, оставшимся от некогда могучих ворот наверх. Встречный ветер, дующий со стороны нападавших был девушке как нельзя на руку. Он затягивал почти всё пространство темным туманом. Конечно, это мешало лучникам вести прицельный огонь, но и дало Северной Леди возможность умыкнуть скакунов, для осуществления задуманного. Да южные лошадки не шли ни в какое сравнение со своими северными собратьями, леди была сейчас не в том положении, чтобы придираться к таким сущим по своей сути пустякам. Забравшись с грацией кошки в седло она выпустила пару стрел, по особо ретивым нападавшим, что решили побороться за право поймать столь желанную королю Аэдвера добычу вперёд самого монарха и пустилась в галоп.
Всадники мчались, огибая горящую дугу и стремясь к просвету. По особому распоряжению своей госпожи, оставшийся в замке, пятый лучник, выпустил зажженную стрелу в дальний конец сектора. Пламя стремительно начало распространяться, готовясь вот-вот отрезать леди от её цели и подставить под удар «хвоста», несущегося по их пятам. Возможно, они бы даже догнали её и смогли бы вдоволь насладиться нежным телом девушки, пуская бедняжку по кругу, но не сегодня! Сегодня Единый был на стороне Ирвен эйр Ла'Круа и они успели. Пятеро всадников преодолели невидимую, пролитую маслом черту в самый последний момент, оставив преследователей гореть в огне. Пришпорив своего скакуна ещё сильнее, девушка неслась вперёд. Прекрасные белые снежинки сейчас казались ей колючими ледяными иголками, что немилосердно вонзались в её разгоряченное от скачки и адреналина лицо. Она неслась на всех порах. И, хотя, до лагеря было почти полчаса езды, Северная Леди отчаянно надеялась успеть туда гораздо раньше. Пусть она вернётся назад лишь, когда всё будет кончено, пусть не сможет увидеть смерть одного из самых близких для неё людей, но она поможет, уравняет их шансы, а ещё … Ирвен знала, что оставшийся в замке лучник исполнит прямой приказ своей госпожи, чего бы ему это ни стоило!
|
Миг падения в бездну. Миг необъятной пропасти. Бездонные озёра, проливающие безумие… Она смотрела в них – в её глаза – и видела отражение себя. Частичку того, что поселилось внутри, пульсируя в едином ритме с сердцем. Всепоглощающая тьма в глубине расширенных зрачков. Испуг. Шаг в сторону. Протянутые руки не дотянулись. Воображение живо рисует картину того, что могло бы случиться, если бы Айлин не успела. Если бы не подоспел Арис. Как впиваются пальцы в плечи, в шею, в лицо, превращая его в израненную гримасу боли… Что бы эта девушка ощутила? Сожаление и досаду? Удовольствие и триумф? Всколыхнулось бы что-то в душе, в то время, как руки исполняли чужую волю?.. «Осторожно, моя милая девочка. Мое хрупкое дитя…» Айлин развернулась и побежала. Не видела, что было после. Не заметила, что прихожанка пришла в себя на какое-то время. Но даже если бы и заметила – вряд ли придала значение. Единственная мысль с каждой секундой становилась отчётливее, отпечатываясь на воспалённом сознании. Мысль о реке, которую неожиданным образом почувствовала.
…Пол. Абсолютно ровный, не тронутый трещинами и углублениями. Холодный мрамор, что таил под собой найденный ею выход. Она чувствовала. Она знала. Бурные потоки реки там – прямо под их ногами. Но между ними была такая несущественная и в то же время слишком твёрдая преграда как слой глянцевого камня. Айлин видела смутные силуэты в отражении мрамора, что стояли рядом, последовав за ней. Видела собственную фигуру, склонившуюся вниз и дотронувшуюся до поверхности пола, словно желая убедится в очевидном. Тонкие брови нахмурились, и с губ готов был сорваться стон, соединивший в себе обречённость и неверие. - Выход! Это выход! Она поднимает голову и поднимается сама. Следует за Арисом, что уверенно ведёт её куда-то к пьедесталу. Краткий миг сопротивляется. Не может понять, о каком выходе речь. Лишь после, увидев провал в полу, осознаёт. Крестьянин, остановившись на краю, нелепо падает вниз, вызвав на её лице нервную улыбку. В то же время она замечает, что обстановка вокруг изменилась. Люди, что ещё недавно бездумно шагали вперёд ради претворения чужих желаний, остановились. Слышит, как голосу рыжеволосого певца вторит другой – высокий и явно принадлежавший женщине. Волна раздражения вновь прокатилась по телу. Она не успела увидеть её – ту, с чьей помощью удалось усмирить кровожадную толпу. Сквозь ряды безоружных пробирались гвардейцы, недвусмысленно грозя обнажёнными клинками, и девушка поспешила в единственному в данной ситуации выходу. Жрецы по-прежнему не двигались со своих мест. Не мешали покидать храм. Не вмешивались.
Чёрный зияющий провал. Раскрытая пасть тьмы, готовая поглотить любого ступившего в неё. Арис указывает вниз. Он хочет, чтобы она спустилась. «Туда?!» - мысленно капризничает Делагарди, питая явное отвращение к тёмному пространству и неизвестности, что ждёт её внизу. Но она молчит. Понимает, что это её единственное спасение. - Осторожно. Он помогает ей спуститься, пока есть время. Остаётся наверху, прикрывая остальных и вызывая в ней недовольство и страх. Недовольство – ибо кого он должен защищать, этих незнакомцев или её?.. И страх – что если с ним что-то случиться? Она останется одна. Не считая странного существа, что незримо присутствовал рядом и нашёптывал необъяснимые вещи. …Вихрь поднятой юбкой пыли. Ударивший в глаза полумрак. Ощущение чужого присутствия – здесь явно был кто-то ещё. Крестьянин, что споткнулся и упал в пропасть – интересно, он вообще в порядке после подобного? Привыкнув к темноте, замечает гиганта, в опасной близости размахивающего огромным молотом. В первую секунду осознания – отпрыгнула подальше, боясь попасть «под горячую руку». - Прекрати. Ты нас убьёшь! - раздражённо бросает девушка, с недоверием и испугом наблюдая за крушащим землю молотом.
|
Его голос - тих и спокоен. В его тоне не сквозит удивление от сказанного ею. Может, отразилась эмоция на лице - в тот миг, когда она согласилась остаться. - Эви… Было странно слышать произносимое имя – она так и не представилась. Впрочем, стоило ли удивляться после всего произошедшего?.. За те мгновения необъяснимого контакта, вероятно, он успел вырвать из её памяти даже такой несущественный, по сути, клочок информации… Интересно, что он успел увидеть ещё? Видел ли Томми? Джека? Сару?.. - Конечно, ты не обязана идти туда. Эви выдохнула и заметно расслабилась. На лице появилось даже подобие улыбки. Возможно, она здесь действительно не из-за войны… - Скажу честно, я понятия не имею, почему ты решила остаться… Она и сама не знала, почему. Продолжала задаваться этим вопросом. Пусть она здесь под его защитой – но чувствовала себя отнюдь не защищённой. Когда кругом – вооружённые солдаты Артодана, когда где-то в соседних шатрах происходят политические дебаты, в ходе которых решается судьба Теравии... Сложно чувствовать себя комфортно. Но почему-то здесь – в этом шатре – ей было достаточно спокойно. Островок умиротворения в творящемся вокруг них хаосе. Возможно, здесь она действительно найдёт помощь.
- Завтра я могу уже не вернуться. Я не смогу в одиночку противостоять объединённой силе Гильдии Магов. Теперь не смогу. Не беспокойся, лошадь, деньги… Я оставлю соответствующие распоряжения. В его словах чувствуется обречённость. Может, грусть. Усталость. Сочувствие продолжало жечь изнутри. И в тот же миг она понимала – он идёт на войну против одной из стран Альянса. Она должна была сочувствовать горожанам, что остались в Эредине. Должна сочувствовать магам, противостоящим вражеской армии и пытающимся защитить своё государство. Но почему она сочувствует ему?.. Наверное, ответ был проще, чем казался. Все, кто находился в осаждённом городе – были далеки. Имели призрачные силуэты, являлись лишь серой толпой – с лицами, искажёнными кровожадной яростью, выкрикивающими проклятья в отношении приведённой на казнь женщины... Но этот человек – был прямо перед ней. Изливал душу. Говорил о своей слабости. Смотрел на неё с такой надеждой… - Ты можешь помочь. Прикосновение – и мир взорвался на тысячу искр, вновь унося её в другую реальность.
…Тёмные воды реки омывают тысячи идущих сквозь них человеческих тел. Блестит начищенная сталь доспехов, лезвия клинков отражают тысячи незнакомых лиц. Застыло на них выражение хладнокровной жажды убийства. Она была им. Видела его глазами. Чувствовала его силу – невероятную, всеобъемлющую, способную создавать поразительные вещи. Она чувствовала то же, что и он. Окрыляющую свободу. Притаившийся в уголках души гнев. Текучую в жилах жажду мести. В это мгновение мир был у его ног. Всё вокруг подчинялось ему. И поставленная когда-то цель осуществлялась… Но прорезает пространство яркий луч. Краткое мгновение – и оно вспороло его тело. И кипящие в нём амбиции рассеялись перед густой, разливающейся внутри болью…
…Инстинктивно положив руку на грудь, Эви дёрнулась и шагнула назад, делая резкий вдох. Миг – и она вновь была в шатре. И режущая боль в груди растворилась. - Я заигрался. Сложно должным образом контролировать эту силу. Практически невозможно… Он опускает голову. Неподдельное страдание отразилось на его лице. Преграда неожиданным образом растаяла, показывая ей мгновения после ранения. Она увидела незнакомые лица, склонившиеся над ним и пытающиеся что-то с раной сделать. Ощутила боль и ужас. - Ты можешь помочь. Раны магического происхождения может исцелить только магия. Он тяжело дышал. На лбу выступили капельки пота. Всё сильнее впивались тонкие пальцы в чёрную ткань…
Жалость. Сострадание. Милосердие. Всё это – частички одной единственной личности, объединившей в себе множество самых положительных качеств. Вряд ли большинство людей способно было похвастаться столь же светлой душой. Поразительная человечность. Неиспорченность. Искренность. Эви определённо было не место в мире коварства и интриг. Возможно, ей просто везло, что на пути её не встречались люди, способные её добротой воспользоваться. Повезло, что она встретила Харпера. Казалось бы – столько достоинств, присущих лишь меньшинству. Неискушённость во многих аспектах. За её плечами не было предательств. Не высилась за ней гора из голов, по которым она шла ради своих целей. Её руки и её совесть – абсолютно чисты. Человек, сотканный жизнью и судьбой из света. Что она делала здесь, в царстве тьмы?..
…Так тянется душа к источнику боли. Так хочется усмирить её и заставить молчать завывающего в теле зверя навсегда. Видеть чужие страдания особенно тяжело. Ощущать её в воссозданных фрагментах воспоминаний – невыносимо. Эви. Не протягивай руку. Не касайся. Оттолкни это чувство. Ведь всё это – ложь.
…Неожиданная мысль вгрызается в разум. Ворочается беспокойно и поселяется внутри, укрепившись остатками рациональности. Застывает рука. В голубых глазах отражается изумление. Тело покрывает сыпь мелкой дрожи от вползающего в душу холода. Отторжение. Жалость – но уже к самой себе. - Значит… - ком в горле. – Значит, вот зачем всё это было… Взрывается что-то внутри, осколками рассыпаясь и раня. Она ведь… искренне думала, что он хочет ей помочь. Что ему по какой-то причине не всё равно. Оказалось… всё ради своей же выгоды?.. И только недавно затапливающий страх перед властителем могущественного государства напоминает о себе в виде слабого проблеска среди сгустившегося тумана обиды и непонимания, закрывающего ей глаза на всё остальное. Делая несколько шагов назад, она нервно сжимает руки. Стучит сердце о грудную клетку, и от его ударов – невыносимо больно. Всё раздражение, скопившееся за месяцы путешествий с Джеком, - вырывается наружу из самых глубин души. Её используют. В очередной раз её просто используют. Вместе с этой мыслью приходит другая, третья – лавиной они затапливают её сознание. Проснись, Эви. Задави сострадание. Он – не обычный человек, которому нужна помощь. Он – император, ведущий за собой уничтожающее всё на своём пути войско. И он хочет, чтобы ты помогла ему в этом. Участвовала в войне, но иными методами. - Значит, за этим вы… вы привели меня сюда? – Она не сдерживает поток слов, срывающихся с языка вместе с ядовитой обидой. – Потому, что я способна вылечить вас? Способна повлиять на итог осады? Если всё может закончиться завтра – разве вы успеете мне помочь? Обучить? – Смешивается ирония с горечью. – Получается, я просто инструмент в вашей войне… Или такова плата за моё обучение?.. Она не успокаивается. Напротив. Её трясёт – от выплёскивающегося раздражения и головокружительной смелости. - Зачем вообще эта война? Зачем столько смертей?.. – Эви искренне не понимает. Её тон смягчается. – Территории вашей страны – они огромны. Люди, ресурсы… У вас есть всё! Но человеку всегда всё мало – нашёптывает тихий голос разума. Шаг. Другой. Она стоит близко. - Вы же не плохой человек. Я хочу в это верить. Она кладёт руки на его голову, касаясь ладонями висков. Прекрасно зная, к чему это может привести… Ей хотелось узнать правду.
|
|
-
Интересный взгляд на происходящее. И описания, и чувства замечательны.
-
Таки не поплаваем( Озвученные мысли жреца особенно нравятся. Красиво.
-
Люблю этот приём - описание ситуации через взгляд со стороны, от второстепенного, вроде как, персонажа. Иногда очень стильные и впечатляющие посты выходят. Например, этот :)
|
- Мне кажется, мистер Полинг, или вы не в том положении, чтобы задавать мне такого рода вопросы?.. Несколько презрительная усмешка играла на губах полковника. Во взгляде его читалась жёсткая решимость, с которой он явно любыми способами готов был захватить корабль землян. Было в нём что-то ещё: превосходство, самонадеянность. Этот человек заранее, и не без помощи современных ИИ, предопределил исход потенциальной битвы и собственные шансы выйти в ней победителем. Он уже чувствовал себя победителем. Был уверен, что они сдадутся без боя. Пульс утихал; Дженна старалась успокоиться и найти в сложившейся ситуации некоторые преимущества. Она не знала, как Хортен отреагировал бы на заявление о том, что капитан находится на станции. Но верила, что фигура Фрайзера окажется ключевой. Должна. Но если конфедерату интересен исключительно Ренессанс… Чёрт побери, она всё так не оставит! Даже если им придётся сдаться – она попробует что-нибудь сделать. Повлиять. Уговорить. Но оставить этих людей на произвол судьбы она не могла.
- Я требую вашей немедленной и безоговорочной капитуляции. Дженна нервно сжимала руки в кулаки. - …В случае неповиновения я буду вынужден… Но договорить полковник не успел. Что-то щёлкнуло в консоли, загорелись разноцветные огни. Изображения Полинга и Хортена сузились, и на экране появилось новое лицо. Этого человека Дженна не знала. Потухший взгляд, тени под глазами. Растрёпанная причёска, что всегда была аккуратно уложена. Багровые пятна на волосах и костюме… Этот человек был явно не тем, кто покидал линкор некоторое время назад. Отдалённо его напоминал, и в то же время являлся кем-то другим. - Говорит Эрик Фрайзер, капитан «Ренессанса». Затаила дыхание даже. Вникала в смысл сказанных фраз. Пыталась осознать, что действительно слышит капитана. Осознать, что они выбрались самостоятельно и живы. Как? Каким образом им это удалось?.. Неожиданно для неё самой возникло раздражение. Собственные амбиции оказались нереализованными. Энергия не нашла выхода. Планы не осуществились. Всё закончилось совсем не так, как она того ожидала. Но с другой стороны… Они живы. Они смогли выбраться. Внутри разливалась тёплая волна искренней радости. На губах заиграла белозубая улыбка. Впервые Дженна откинулась на спинку кресла, но расслабиться так и не смогла. Теперь её обуревал несколько иной энтузиазм. Подъём духа от присутствия в конференции Фрайзера. Она была уверена, что теперь всё будет хорошо. Хотелось поскорее их встретить. Хотелось поскорее избавиться от третьего лица в форме полковника, что теперь в её видение будущего совершенно не вписывался.
- …Сожгите их всех. Выжгите проклятую планету дотла. На лице Дженны проступило изумление. Вероятно, как и на лице Фрэнка. Закружились в голове вихрем мысли. Вопросы. Но главное: становилось понятно, что станция «Надежда» обречена. Неужели… там не осталось выживших? Неужели большинство людей оказались не в силах противостоять неизвестной форме жизни? И теперь коридоры станции безжизненны. Полны чужеродной человеку органики. И полумрак помещений теперь захлёбывается вечной тишиной… Их миссия оказалась бессмысленной. Одна из жизней – загублена. Планы Эрика Фрайзера, в свете этих событий, казались просто романтической мечтой… - Найна и Тернер мертвы. …Две жизни. Внутри образовывается болезненная пустота, что начинает формироваться в колючий комок, прорывающий внутренности и добирающийся до самых чувствительных струн души. Осознание. Жалость. Грусть. Ещё недавно она видела их. Эйба с его вечной ухмылкой и бьющей через край самовлюблённостью. Найну, молчаливую и неприступную. Ещё недавно они были здесь, в ангаре – выходили вместе из шаттла, с приятным удивлением и предвкушением предстоящего полёта взирая на внутреннее убранство дорогостоящего линкора… У каждого из них были свои собственные причины сесть на этот рейс. Рейс в один конец, как оказалось.
Кольнуло. И растаяло. Девушка понимала, что сейчас совсем не время для подобных мыслей. - …Дженна в порядке? Она вновь поднимает взгляд на экран, вглядываясь в выражение лица их капитана. Заметила что-то в глубине глаз. Поняла, насколько, в самом деле, он опустошён. Она не знала, что произошло на станции, но догадывалась, что увиденное сильно на него повлияло. Не хватало ещё, чтобы экипаж Ренессанса заразился депрессией и, тем более, она началась с Эрика. Потери – потерями, но об этом каждый из них сможет подумать позже. …В эфир врывается её голос. - Это была эффектная точка в разговоре, - с едва слышным весельем произносит Дженна. – Бедный Хортен, наверное, локти кусает и не знает, что теперь делать. Вам бы лучше поторопиться. А то надумает ещё нас вместе с планетой поджарить. Истребитель легко взлетает и устремляется сквозь энергетическую завесу в космос. Навстречу белоснежному шаттлу.
|
Время текло медленно, отмеряя секунды, падающие в безвозвратную пропасть ушедших мгновений. Мимо проносились силуэты молчаливых слуг, заканчивающих свою работу. Эви стояла чуть поодаль, скрестив руки на груди и наблюдая. Впрочем, казавшаяся с виду неприступная поза на деле была лишь попыткой моральной защиты от неизвестного ей окружения: обхватила руками тело, ощущая, как сводит от дрожи где-то между рёбрами, и взгляд её был вовсе не так внимателен. Она смотрела на остывающую воду в золотой ванне, которую уже начали быстро и практически беззвучно черпать, освобождая нишу и оголяя переливающийся драгоценный металл. Изящный и дорогой предмет интерьера – было странно видеть его в обстановке походного шатра. Как и десятки зажжённых свечей, выстроившихся неровными рядами вокруг свободного пространства. Затем они все ушли, оставив её в одиночестве. В шатре стало особенно пусто, и приглушённые плотной тканью посторонние звуки, казалось, доносились из другого мира. Эви не могла стоять на месте. Нервно вышагивала вокруг дорогостоящей мебели и всё размышляла, что сможет сказать ему при повторной встрече. Думала, что скажет ей он. Как будет вести себя теперь – как встреченный ею человек из леса или как чувствующий собственную власть монарх… Второго его воплощения она боялась гораздо больше.
Её мысли самым неожиданным образом материализовались, и на пороге возникла знакомая уже фигура в чёрном облачении. Девушка застыла, с некоторым испугом вглядываясь в появившегося человека, словно ожидая от него самого худшего – проявления каких-то особенно отвратительных качеств. Но он застыл так же. Смотрел на неё молча некоторое время и словно чего-то ждал – ей показалось, или на его лице появилось выражение невысказанного вопроса?.. Короткое мгновение он молча оценивал её новый, куда более презентабельный и опрятный внешний вид, и под этим взглядом девушке стало несколько неуютно. Поёжилась. Вцепилась пальцами в ткань платья. Вздохнула глубоко, стараясь преодолеть скопившееся напряжение. Убеждала себя, что всё будет в порядке.
Он кивнул и проследовал к дивану, на который тут же по-хозяйски опустился. Эви стояла рядом, подавляя в себе желание отойти в сторону. Не то чтобы этот человек был ей столь уж противен – сколько дёргал за ниточки разума страх, мешая сосредоточиться на элементарных вещах. Всё ей грезилось, что она попала в ловушку, из которой нет выхода… Но он заговорил. Назвал своё имя. Усмехнулся при высказывании о собственном положении. И тут же предложил ей уйти, если ей так хочется. Сердце судорожно забилось от охватившего её волнения. Ей просто не верилось в то, что он правда предлагает ей это – без приказного тона и каприз. Неужели всё действительно так просто?.. Не совсем. Мгновением позже он расписывал ей то, что могло её ждать, если она будет продолжать игнорировать поселившуюся внутри неё силу. Он говорил тихо, заставляя её настороженно внимать его речам. И они находили в ней отклик – она верила, что он говорил правду. Видела по выражению в глазах, чувствовала по скрывающейся в тоне горечи. Ощущала по собственному внутреннему состоянию, что магия рвётся наружу, пытаясь найти выход… Страх перед человеком затмевается иным – перед материей куда более могущественной и первородной. Возможно, он того и добивался. Но в тот миг Эви об этом не подумала, принимая на веру его слова.
- Магия – дар. Тебе повезло. Повезло в том, о чём даже мечтать смеют очень немногие. Если понять, как управлять этим, то твоя жизнь в корне изменится. Слушай меня… Реальность вокруг меняется, медленно расползаясь и оголяя спрятавшуюся за цветным полотном пустоту. Пространство накрыла тень – и в ней слабо сияли далёкие огоньки свечей. Мгновение, и они потухли.
…Яркий солнечный свет проникал сквозь прорези бежевых штор. Ткань трепетала и касалась пола краями в порыве лёгкого ветра, проникающего сквозь маленькое приоткрытое окно. По деревянному и слегка неровному полу рассыпались причудливые фигуры золотистых бликов. Небольшая комната. Увешанная дешёвыми картинами и потрескавшимися портретами. По углам её расставлены различные вещи, участвующие в цирковых выступлениях. Маленький стол, захламлённый книгами. Просевшая, прибитая к полу кровать… Пёстрое убранство могло бы оттолкнуть случайного зрителя, но каждая мелочь в этой комнате Эви дорога и знакома с детства. Каждый предмет – со своей собственной историей. Особенно кровать, на которой она проводила большую часть времени вместе с Томми. Эта комната была его клеткой и всем его миром. И что-то заныло болезненно внутри. Она словно снова пережила моменты их взросления. Услышала свои собственные шаги, пересекающие комнату. Увидела его улыбающееся лицо и книгу в руках – в который раз она отрывает его от чтения. В его глазах отражение искреннего счастья и самой тёплой любви.
- Мило. – Чужой голос вторгается в воспоминание и выводит девушку из оцепенения. Эви поворачивает голову и видит рядом чародея. Он держит её за руку, оглядывая открывшийся его взору интерьер маленькой комнаты. Внезапно ей стало неприятно – оттого, что он вновь ворвался в её сознание и выудил из уголков памяти самые бережно хранимые моменты. Заставил вспомнить прошлое – и теперь своим присутствием напоминает о том, что всё окружающее обман. И прикосновение… слишком неожиданно. Но вопреки всему она не одёргивает руку. Её внимание привлекает зависшая над полом сфера – странный шар, которого в её воспоминаниях никогда не было. Разноцветный и переливающийся, он вновь и вновь менял оттенки. От него исходило приятное тепло. - Твоя сила. Ты можешь обращаться к ней. Ты можешь ею и управлять. Эви протянула руку, желая коснуться её поверхности. И нечто изнутри сферы потянулось к ней, переплетаясь в пальцах и проникая сквозь кожу. Необыкновенное ощущение распространялось по телу вместе с яркими лучами света; ощущение единения с чем-то бесплодным, но имеющим свою собственную волю. Охватывающее чувство понимания каких-то вещей, которые раньше казались слишком сложными и далёкими, прорывается тяжёлым вздохом и мелкой дрожью.
Практически тут же всё вокруг вновь меняется. Сфера чернеет, словно наливаясь изнутри густыми чернилами. Солнечный свет тускнеет; его тепло сменяется холодом тёмного камня. Убранство комнаты преображается до неузнаваемости. Дым. Кровь. Плаха… Это не её сфера. Не её воспоминание. - Достаточно…
…Ставший привычным интерьер походного шатра. Огни свечей мерцают и колеблются при малейшем движении воздуха. Иллюзия растворилась, оставив после себя напоминание в форме искрящегося ощущения силы и странного состояния Архарона. Он отступил, выдернул буквально свою руку из её. И вместе с тем всё исчезло. Он говорил, опустив глаза и прижимая руку к груди. Эви поймала себя на мысли, что практически его не слушает. Что вновь возвращается мысленно к той окровавленной комнате, пытаясь понять, какую роль присутствующие в ней предметы сыграли в его жизни. Почему теперь в его словах сквозит едва заметная грусть, а невидимый недуг снедает изнутри. И просыпалось внутри неё совсем недавно забытое чувство – то самое, с которым она прожила всю свою сознательную жизнь и испытывала по отношению к брату, а затем и к Джеку… Сострадание и забота были частью её натуры. Частью чего-то большего, что объединяло практически всех женщин – данного им от природы инстинкта. Зарождающаяся жалость постепенно растапливала возведённую ей преграду. - Завтра утром мы пойдём на штурм Эредина. Это необходимо… Но я не держу тебя. Не могу требовать. Ты можешь уйти в любой момент. Он поднял на неё взгляд, и в нём не было ни давления, ни настойчивости. Скорее… надежда?.. Эви вздохнула, пытаясь сосредоточиться на том, что он говорил. Мысли переплелись и спутались.
Эредин?.. Значит, вот зачем он спрашивал её про этот город. Хотел узнать о нём побольше, вероятно, представляя, как ступит в него победителем... Последний удар по столице – и Теравия окажется у его ног. Правда, в выражении его лица вновь не видно какого-либо оттенка превосходства. Говоря про Эредин, он оставался равнодушен, словно… акт вторжения был простой необходимой формальностью. Загадка, решение которой пряталось лишь в его голове; природу его побуждений она постичь была не в силах, и продолжала сомневаться и задаваться вопросами, что же он за человек. Почему так пренебрежительно относиться к своему титулу, почему с такой неохотой говорит о войне в общем… Он давал ей выбор. Это была не ложь и не прихоть. Она ощущала искренность, с которой он произносил последние фразы. И Эви растерялась, не зная, как ей поступить. В первое же мгновение она обрадовалась, уже представляя себя в седле предоставленной ей лошади, мчащей её вдаль, вглубь страны – к семье. Чувство свободы разлилось и окрылило, поднимаясь от живота к груди глубоким вдохом. И в тот же миг упало камнем вниз – она вспомнила его слова о таящейся внутри магической силе и её опасности. И что-то ещё не давало ей согласиться на щедрое предложение и уйти сразу – ощущение укрепляющейся связи?.. Этой странной протянувшейся нити, каждый раз сплетающей два чужеродных друг другу разума при попытке использовать магию. Эви некоторое время колебалась. Теперь настал её черёд опустить глаза и задуматься. Смятение, боль разлуки с семьёй, страх собственных сил, ужас обрекающей на смерть войны, жалость… Всё смешалось. Чувства, эмоции. Эви запуталась. Она вновь начала мерить комнату шагами, сжимая в пальцах ткань юбки. - Я… - остановилась, хотела что-то сказать, замолчала. – Наверное, лучше… - покачала головой, возобновляя движение. Тянула время, оттягивая момент окончательного решения. Не подозревала, что, возможно, нервирует наблюдающего за ней мужчину.
Кто ещё поможет ей с тем, что творилось с ней с сегодняшнего проклятого утра?.. Но он - имперец. Враг. Пришедший захватить их земли, растоптать гордость, втоптать её народ в грязь, ради самых мелочных и алчных целей... Но он не похож на такого человека... Тогда зачем всё это делает?.. Мысли, мысли, мысли... Сплошные вопросы, ответы на которые, как ни странно, мог дать только он. В конце концов, Эви встала перед ним и, набравшись духу, выпалила: - Я останусь. Но только при одном условии – я не буду присутствовать при штурме города. Это не моя война, и я не хочу в ней участвовать. Ведь у неё всегда будет возможность уйти. Правда?..
|
Нервно закурившая вторую подряд сигарету Сильвия поперхнулась дымом и во все глаза уставилась на Шепарда, абсолютно спокойным и невозмутимым тоном выдавшего тираду, которая была бы логична и актуальна сутки назад, но не сейчас. Измученный нервным напряжением разум психолога, словно птица в клетке, заметался из стороны в сторону, не понимая капитана. Шутит ли он, или совершенно серьезен? Пытается ли поднять им настроение, или сам ищет защиты в казавшихся ранее незыблимыми строках уставов и положений? Неясно, неизвестно, непонятно. И решать - нет ни сил, ни времени, ни возможности. Но если офицер безопасности хотел ей поднять настроение - он своего добился. Опущенные вниз уголки губ ван Эллемеет приподнялись в легкой, немного неуверенной улыбке, в глазах блестнули и погасли искорки веселья. Слова женщины, поначалу звучавшие неуверенно, к концу фразы обрели твердость и даже некоторую смешинку: - Капитан, я... Вы понимаете, что... Тьфу, черт побери, да хоть тысячу кредитов! Как начальник станции лично подпишет штраф - так и заплачý. И, может, даже заплáчу. А пока что я, пожалуй, продолжу курить - нервы-с, знаете ли, офицер.
И действительно, эта короткая, не имеющая никакого отношения к тому, что происходит на корабле, реплика заставила ван Эллемеет приободриться и даже почувствовать некоторый заряд бодрости. Здесь и сейчас она чувствовала себя спокойнее и уверенее, чувствовала себя в безопасности. И даже не пистолет в кармане был ей наиглавнейшей защитой, нет: Шепард и Фрайзер, два уверенных и сильных мужчины, два надежных воина были тем щитом, что ограждали ее от сонмища опасностей вокруг.
Но суровая действительность не давала забыть о себе - и даже в столь тихом месте напоминала о себе новым покойником, чья броня носила на себе цвета "Ренессанса". Наверное, это кто-то из погибших солдат абордажной команды корабля. Интересно, сколько же их погибло на станции? И сколько вообще душ поглотили дэвы? Тихо попросив Ормузда приветить эту душу в Пламени, Сильвия аккуратно, по самому краю, обошла тело несчастного, стараясь не наступать ни на распластанное тело, ни в застывшую темным зеркалом лужу крови под ним.
Следуя за мужчинами, психолог внезапно вспомнила своего сурового отца, генерального штаба полковника Корнелиуса де Йонге ван Эллемеет. Вот интересно, что бы сказал он на все это? Пожалел бы свою непутевую дочь, вляпавшуюся в эдакий ужас, или бы, как обычно, побагровев лицом, заорал бы, что она сама во всем виновата, и если бы не ее благоглупость с мерзкой сектой, она бы ни за что не оказалась на этой вшивой станции и не подверглась бы таинственной опасности из глубин космоса? Неизвестно. Строгий полковник, конечно, любил свою малютку-Силь, но считал ее, особенно после принятия истинной веры, непроходимой дурой. Да и к процессу воспитания он относился весьма строго, почитая дисциплину первейшей из добродетелей. А бывший муженек? Что сказал бы он? Как бы он повел себя в такой ситуации? И тут Сильвия поняла, что она в замешательстве, и даже не представляет себе ни реакции, ни действий бывшего. Лайонел оставался для нее загадкой - ранее она никогда не интересовалась им, и сейчас не могла даже представить его поведение. Значит ли это, что она поспешила с разводом? Значит ли это, что...
Прикрыв глаза, штатный психолог "Надежды" покачала головой, отгоняя ненужные мысли. Что было - то было, что было - прошло. Нет смысла воскрешать призраков прошлого и думать о неслучившемся. Сейчас надо бежать, бежать со станции, погрузившейся во тьму. Жалко только оставлять копии Чистой Книги - дэвы наверняка их уничтожат. Увы, но Сильвия дословно не помнила всю Behdin от корки до корки, и воспроизвести утраченное со стопроцентной точностью не могла. А значит - придется по памяти печатать новые копии, ибо слово Заратустры надобно нести как словами, так и в печатной форме.
...Вот и шаттл. Вся погруженная в свои мысли, Сильвия заняла одно из пустующих мест и пристегнулась. Скоро, совсем скоро корабль унесет ее прочь от ужасов "Надежды", скоро она спасется. Она - но не прочие, не те многие и многие, кто были на станции. Из раздумий ван Эллемеет вырвала активировавшаяся связь. Не веря ушам своим, психолог с замиранием сердца слушала переговоры Фрайзера и офицера Конфедерации, одновременно боясь как упустить хоть слово, так и встрять в разговор. Все происходящее казалось чуждым и странным, непонятным и противоестественным - словно царство безумия со станции выплеснулось в большой мир. Слова Эрика о сожении этой планеты заставили девушку первоначально содрогнуться от ужаса, но это была лишь первичная реакция. Откуда-то изнутри, из глубины души женщина чувствовала, что капитан "Ренессанса" совершенно прав - нельзя, чтобы ЭТО распростроанилось дальше, за пределы того места, где ткань пространства разорвалась, выпустив в обитаемый космос слуг Аримана. Несколько раз Сильвия порывалась сказать хоть что-нибудь, но подходящих ситуации слов не нашлось, и остаток полета она решила провести в молчании и успокоении. Прикрыв глаза, зороастрийка попыталась настроиться на медитацию.
Но повисшее молчание казалось жутким и неестественным, пугало до дрожи. Более нельзя было сидеть в давящей на сознание тишине, и Сильвия, собравшись с духом, нашла в себе силы произнести: - Корабли Конфедерации, вот напасть же... Эрик, Макс - мне кажется, они настроены весьма решительно. И что нам делать? Может, предложить им самим прогуляться на станцию, в царство Аримана?
|
Кричат люди. Бьются о видимые и невидимые преграды. Давят стихией действующей в едином порыве толпы. Рвутся вперёд и умирают от острого лезвия меча. Сгорают в пламени, превращаясь в пепел. Падают от ледяных клинков, вспоровших сердца. Они не видят павших, переступая через изуродованные тела. Не слышат голос разума. Бросили свою человечность на алтарь во имя далёких богов, принося себя жертву по велению чужого слова – Их слова. Таких же людей, как и они. Возомнивших себя вершителями судеб. В их глазах нет страха. Зеркала их душ отражают лишь чёрную, доведённую до исступления злобу. Скрюченные пальцы тянутся к тем немногим, кто в этой ситуации пытался защититься. Их лица – уродливые гримасы ненависти. Они сами – словно бездушные куклы. Во имя чего человек превращается в животное, полностью отдав свою волю и крупицы доброты и бросаясь бездумно на убийство?..
Но сейчас это было абсолютно неважно. Под сводами Облачного Холла творилась история. Чужие судьбы сплелись воедино. Эти существа. Ты ведь чувствуешь, что они такие же, как и ты?.. Что их окружает ореол силы, способной созидать и разрушать. Разрушать… Текут реки крови. Падают люди, захлёбываясь предсмертным криком. Уходят жизни, и их становится меньше. Гораздо меньше. Но вы всё ещё живы. Стоите на ногах и делаете всё ради собственного выживания. Подобно этим несчастным, что с последними усилиями пытаются до вас дотянуться. Но они слабы – видишь? Хрупкое тело, податливо-мягкая плоть. Как плавно и легко разрезает их сталь, и разливается по полу алое вино… Они все что-то делают. Трепещут в запертой клетке, пытаясь прорваться сквозь живую преграду. И даже он – обнажив смертоносный клинок, защищает, даёт тебе шанс. Но ты не делаешь ничего. Овладевающее толпой безумие не сеет в твою душу смуту и страх, но с каждой секундой ты чувствуешь разливающуюся внутри силу. Жадно скользит твой взгляд по чужим лицам. Ловит выражения отпечатавшегося на них помешательства, заглядывая в остекленевшие от бездумной ярости глаза.
В какой-то миг окружающее пространство перестаёт существовать в привычной форме. Всё видится словно в ином свете: люди слились в единую волну, и они, словно прибой, приносят к твоим ногам возрастающее могущество. Власть реальна и ощущаема. В это мгновение кажется, что стоит лишь чего-то захотеть – и оно исполнится… Но к чему что-то ещё – когда вокруг самый сладостный и желанный пир? Остальные тревоги и желания отходят на второй план, и сознание устилает плотная пелена, рассеивая мысли, образы прошлого… Это миг сладкого чревоугодия. Миг воцарения Хаоса. Он здесь. За спиной. Протягивает руки и опускает их на твои плечи. Нашёптывает вещи, не имеющие смысла. Смысла нет. Порядка нет. Мира нет. Есть только первозданная сущность всего. И только в ней – истина. В глубине чужих глаз. В утробном вопле перед смертью. В занесённом орудии… Хаос. Стоит только захотеть. И забыть обо всём. И забыться.
…Но вторгается в разум чужой голос. В рассеянной, концентрированной тьме, что неизбежно образовывается в стенах храма, внезапно появляется проблеск тёплого света. Отголосок порядка в затапливающем пространство хаосе. Хочется заткнуть уши. Хочется кричать и заглушить звук этого голоса. Здесь властвует совершенно иная стихия, и подобным напевам не место под сводами наполненного кровавыми разводами дворца. Она оборачивается, с яростью глядя на того, кто нарушил её идиллию. Ощущает обжигающий ком, сдавивший горло и мешающий произнести злые слова. И раздражение нарастает, скапливаясь в сжавшейся в кулак руке… Звонкая пощёчина… Её отзвук раздаётся звоном в голове. Боль, которой не чувствовала уже очень давно, вновь разливается и обжигает, оставляя горячий след на щеке… Резкое отвращение. К тому, что было. К тому, что сейчас с ней происходит. Чужеродная власть над её разумом постепенно тает, оставляя за спиной лишь ощущение призрачного присутствия. Опускается рука. Рассеивается туман. Сознание вновь возвращается, балансируя на грани полного владения собой и обволакивающего, дурманящего безумия. Так не должно было быть. Они должны были помочь. А ты – не должна была превращаться в свой собственный кошмар…
…Толпа продолжает наседать, не видя перед собой ничего, кроме обозначенных жрецами целей. В слепой вере движутся вперёд, желая собственными руками принести им смерть. Арис продолжает убивать, вновь опуская окровавленный клинок. Но их слишком много. Очередные силуэты вынырнули из человеческой массы и обрели собственные лица. Одна из них – девушка – приближалась к Айлин. Липкий страх впивается во внутренности. Когтями вгрызается в грудную клетку. Растёт паника, мелкой дрожью разливаясь по телу и заставляя отступать назад. Силы – в ней всё ещё пульсировали многократно выросшие силы. Но Айлин медлила, не находя им применения. Растерялась. Лихорадочно думала, что нужно делать. Их слишком много… Но что-то происходит. Кольнувшее чувство понимания и возрастающего осознания, что выход есть, ненастойчиво вмешиваются в происходящее, давая надежду выбраться отсюда живой. Мысленно устремляется внутренний взор по скрытым коридорам - и наталкивается на фигуры в алых рясах, преградивших путь, и затем во двор, видя за собой преследующую толпу... Хаос отступает перед порядком рождающегося в голове плана. Она могла бы развернуться и убежать. И оставить его здесь – как обычно и делала по собственной прихоти в той или иной ситуации. Но сейчас… сейчас всё по-другому. Одно дело – сбежать, оставив его в толпе равнодушно-гудящей толпы, и другое – бросить на произвол судьбы среди безумцев. Попытаться? Или не стоит?.. - Арис! – звонко кричит Айлин, заглушая остальные звуки. Ждёт, пока обернётся, и указывает куда-то влево. – Там есть река! Теперь можно попытаться им помочь.
-
Превосходное описание мыслей и чувств, просто превосходное)
-
Сложно будет её, на самом деле, не ненавидеть :) Просто отменный пост, каждый здесь особенно доставляет.
-
Она прекрасна)
|
Чужой голос рядом заставил Джека поднять голову. Этот голос не был голосом безумия — одного из обречённых на следование приказу Девяти или их не менее сумасшедших жертв, оправдать которых мог разве что страх за собственные жизни. Это был голос человека, живого, настоящего и, кажется, ощущавшего почти то же, что чувствовал сам Лавелл. Неожиданный союзник выглядел по-настоящему разозлённым, и тон, с которым он обратился к жрецам, лишь подтверждал его намерения. А потом произошло нечто. Джек понял лишь то, что его сторонник, судя по уверенным движениям при создании водяной сферы, был магом. А ещё то, что и сам Лавелл на мгновение обрёл потрясающие воображение способности. И если бы неизвестно откуда взявшийся поток ветра просто обрушился на людей впереди, Джек и не подумал бы, что имеет к этому происшествию хоть какое-то отношение. Но нет: ветер осторожно оттолкнул людей назад, чуть ближе к воротам, не сам по себе. Лавелл почувствовал, как мелко-мелко задрожали ладони, как в груди забила крыльями вольная чайка, как всё сознание вдруг наполнилось совершенно невообразимой лёгкостью. Казалось, вот-вот — и взлетишь, поднимешься над землёй, перестанешь существовать здесь и появишься где-то в неизведанном там.
Сбивчиво выдохнув, юноша открыл глаза (когда они вообще успели закрыться?) и понял: получилось. Водяной щит авторства сурового союзника и ветер, материализовавшийся будто бы из одних только мыслей Джека, сплелись воедино и сумели… Вероятно, помочь? Помочь людям, обречённым на трагическую гибель от рук своих же жертв. Ведь именно это сейчас было так необходимо. Сработало! Обернувшись к незнакомому магу, Лавелл улыбнулся и невольно рассмеялся: коротко, негромко, чуть успокаивающе и совсем по-мальчишески. Он знал, он всегда знал, что заключённый в сознании ветер нужно просто выпустить на свободу. Ему нельзя было существовать взаперти, он рвался на волю, жаждал быть препятствием и помощником одновременно. Ветер хотел жить. Джек хотел было что-то сказать, но слова так и не сорвались с языка, а улыбка померкла, едва только он вспомнил об остальных семерых. В гуще сражения сложно было разобрать детали, но Лавелл видел: жертвы чужого безумия боролись, проливали чужую кровь, их голоса то и дело обращались в яростные крики ненависти, обращённые в пустоту. Они кричали даже в том случае, если хранили молчание, потому что отчаянная эмоция всегда звучит по-особенному громко. Вот совсем рядом ловко орудует мечом статный воин, и, едва только очередное тело касается земли, внимание бойца привлекает следующий несчастный. Он мог бы петь о рыцарстве, благородстве честной битвы и верности даме, но вместо этого кричит, окропляя Храм густой тёмной кровью невинных. Вот чуть дальше совсем юная девушка, столь преданно оберегаемая своим спутником-воином, заливается страшным смехом, от которого всё тело невольно сводит жуткая дрожь. Она могла бы петь о хаосе той битвы, что ведёт за неё рыцарь, о красоте этого безумия на двоих, но вместо этого кричит, забывая о чужих угасающих жизнях. Вот в стороне… Нет. Джек видел каждого из тех, кто невольно оказался в числе жертв этого кровавого представления, и был убеждён в том, что все они являлись людьми. Но в ней он не мог разглядеть ничего человеческого. Словно объятая пламенем собственной ярости, она пела. Лавелл не мог разобрать слов, потому что не слышал песни за треском пламени: она будто источала чистое разрушение, чистую смерть в самом жестоком её проявлении, в сожжении заживо всего человеческого вокруг. А на пепелище, как известно, ничего не растёт. Джек зажмурился.
— Hедопетая песня замрёт на губах, И опять долгий путь померещится сном. Что ты ищешь в пустынных и диких краях, Где вздымаются скалы над серым песком?
Лавелл стал петь всё чаще с тех самых пор, как в сознании закружился неумолимый шепчущий ветер. Иногда он сочинял сам, и в такие моменты Джеку казалось, что это именно бриз подсказывает ему слова и их созвучия, переплетая между собой образы и создавая мелодию. Но та песня, что пришла в голову юному путешественнику сейчас, была иной.
— Злобный ветер кружится в багровой дали Hад равниною этих проклятых земель. И бесплотные кости белеют в пыли, Для чего ты пришёл в этот край, менестрель?
Эту мелодию он знал с детства. Единственной таверной в родной деревне было местечко под названием «Медовый вереск», в котором ночи напролёт играл на лютне и исполнял песни собственного сочинения один человек. Человек так и не назвал своего имени маленькому Джеку Лавеллу, часто посещавшему «Вереск» лишь для того, чтобы ещё разок услышать его голос.
— Ты играешь на лютне чудесный мотив, Что крылатою птицей летит над тобой, В этой песне — шум ветра и моря прилив, И трава шелестит на поляне лесной.
Отец Джека не желал, чтобы единственный сын водил дружбу с подозрительным бардом, но однажды мальчишка всё-таки осмелел, вновь сбежал в таверну под вечер и обратился к певцу с вопросом. Убрав с глаз постоянно спадавшую на них рыжую чёлку, Лавелл спросил: «Почему у тебя такой красивый голос?».
— Ты прошёл через зной и трескучий мороз, Под бичами дождя, через град и метель, И лишь лютню в руках ты с собою принёс, Безоружным пришел ты сюда, менестрель.
Бард рассмеялся и потрепал малыша по голове, отчего непомерно длинные рыжие пряди снова закрыли Джеку обзор. «Каждый на свете имеет самый красивый голос, дружок, — отвечал певец. — Вся штука в том, что не всякий способен вовремя вспомнить об этом».
— Hо врагов показался отряд среди скал, Уходи же скорей, а не то не успеть! Разве ты, менестерель, этой смерти искал? Разве это так важно, чтоб песню допеть?
После этого Лавелл больше не робел перед талантливым музыкантом. Он приходил в таверну каждые выходные, и каждые выходные на закате бард учил его петь, неустанно напоминая усердному ученику тот урок, что дал ему в первый раз. Джек помнил чужие слова до сих пор, помнил каждую интонацию, заключённую в такой простой с виду мысли. «Каждый на свете имеет самый красивый голос». А потом юноша решил покинуть деревню. Ему было невероятно грустно расставаться с любимыми, по-настоящему родными местами, с отцом, с щебетанием птиц по утрам и, конечно, с мудрым учителем. Но бард не стал отговаривать своего воспитанника. Узнав о его намерениях, он только понимающе кивнул, а в ночь перед уходом Лавелла научил его одной песне. Простенькой песне, повествовавшей не о великом герое, не о прекрасной даме и даже не о преобразившемся бандите. То была песня о скитальце-менестреле.
— Ведь врагу наплевать, есть ли меч у тебя, И в крови захлебнулась последняя трель, Тихо выпала лютня, безмолвно скорбя... Безоружный, упал на песок менестрель.
Джек поднял обе руки вверх и окинул постепенно прорывавшихся сквозь щит людей взглядом вдруг посветлевших зелёных глаз. Потом этот взгляд обратился и к тем, кто с такой уверенностью шёл на убийство. А затем Лавелл закрыл глаза, и ладони его едва заметно дрогнули снова — абсолютно так же, как в первый раз. Нужен был инструмент. Нужна была музыка, именно сейчас, чтобы подкрепить оборвавшийся голос, певший о слабости, тяжести и страхе, мелодией надежды. Негромкая, успокаивающая, смиряющая музыка. Нужна была свобода. Нужен был ветер.
— А враги уходили, смеясь над тобой — Ты пришел в этот край, чтобы песенки петь! Hо всё так же шумел над землёю прибой - Это песня твоя продолжала звенеть.
Джек открыл глаза, расправил плечи, гордо поднял голову и запел с новой силой. Теперь взгляд певца был обращён к троим безумцам, что направлялись прямо к нему и магу, что так отважно выступил на его стороне. Теперь ветер снова поможет им, наверняка поможет, и создаст из своих потоков по-настоящему прекрасную и воодушевляющую мелодию. Потому что каждый на свете имеет самый красивый голос. Песня зазвучала чуть иначе, в мелодии появились новые образы: образы других людей, внявших зову менестреля. Лавелл протянул руку приближающейся троице, предлагая им присоединиться к пению, и вторая ладонь обратилась с тем же призывом к людям за щитом.
— И легенды старинные правду гласят, Что та песня вернула на землю апрель, И в цветущем краю позабыт тот отряд, Hо зато твоё имя здесь славят в веках, менестрель.
Каждый на свете имеет самый красивый голос. «Прошу вспомните об этом…»
-
Достойный ответ, да. Превосходно)
-
Каждый пост все больше и красивее) Отличный отыгрыш.
-
Ну очень красиво написано)
-
Вот это просто шикарно, на самом деле.
-
Один из сильнейших и лучших постов в модуле. Молодец
|
Земля молчалива, тиха и неспешна вода, незаметен воздух. Но пламя - жаркий и яркий огонь, никогда не молчит. От маленькой свечи до пылающего пожара, пожирающего город - оно говорит, оно шумит, оно общается. Тихий треск дров в камине, капли воска, стекающего вниз, крики сгорающих заживо - это голос огненной стихии, голос Каррума. Но те, что понимают язык пламени, знают: беседа с огнем всегда несет в себе боль. Земля согреет, вода охладит, воздух обнимет - а жар огня обожжет. Все имеет свою цену - и просящие огонь о помощи знают, сколь дорога бывает цена. Они расплачиваются собой - но через самосожение души и тела обретают единение с буйством пожарища. И через свою боль взывающие к первейшей из сил принесут в десятки, в сотни раз больше страданий другим, тем, кто покусился на власть Огня.
Константина чувствует, как ее касаются болезненно-жаркие поцелуи пламени, как ее страстно обвивает мучительно-нежная мощь огня. Мало, мало, чертовски мало. Нельзя щадить себя, если хочешь отомстить другим. Нет большего греха перед Короной, чем предательство, и те, кто посмели поднять руки на офицера тайной службы - тоже суть предатели. И, кроме того, нет более тяжкого греха перед Каррумом, чем неверие в слово Его - и те, что отринули ее речи, должны убедиться в своей ошибке самым мучительным и жестоким образом; дабы никто впредь не посмел даже помыслить о том, чтобы идти против Очищающего.
Буйное, нетерпеливое пламя уже пожрало первые жертвы - но это были лишь отдельные искры, каснувшиеся толпы, решившей дотронуться до бешенного, безумного жара. Скоро, совсем скоро глупцы познают всеразрушительную мощь алой ярости, способной испепелить и душу, и тело. Боль, жестокая боль поселилась в ее теле - но это лишь знак благосклонности Пылающего. Очарованная безумной пляской сумасшедшего пламени, бьющегося в ее сердце, экс-жрица уже позабыла о том, кем она была, позабыла, зачем пришла сюда. Милосердная память напрочь отсекла понимание того, что жертвы ее - всего лишь ведомые волей жречества простецы, старательно выполняющие приказ Девяти. Для захваченной адской круговертью страстного, пылкого, всепожирающего огня Константины они - лишь неразумные мотыльки, устремившиеся к костерку в ночи.
Полуобезумевшая от нахлынувшей силы Реннарт расхохоталась сквозь боль. Они думают потушить огонь в ней? О, как же они заблуждаются! Крупная, дородная женщина мчит на нее, желая смерти бывшей жрице. Ужели она думает, что пламя не обожет ее? Смех, легкое, текучее движение кисти - словно бьющийся язычок костерка, и жалящие осы-искры слетают с пальцев в прямо в лицо наивной, посмевшей подойти близко, готовясь впиться в щеки, в глаза, объять пламенем волосы. Над шумом побоища, над звоном клинков взметнулся высокий и чистый голос Константины: Мотылек мой, мотылек, Как затейлив твой полет. Не стремись на огонек - Огонек тебя сожжет...
Искры слетели с руки, а Реннарт уже и думать забыла о несущейся к ней смертной, еще не знающей о том, что она обречена. Глаза бывшей служительницы Каррума, в которых, кажется, изнутри бьется огонь, останавливаются на трещинах на полу. Мало, слишком мало для того, чтобы всепожирающая стихия насытилась теми подношениями, что она приготовила для нее. Миг - и без того стоящая на коленях женщина сгибается к мрамору пола, касаясь его ладонями, касаясь его лбом, позволяя растрепавшимся волосам рассыпаться по полу. Поклон - просьба к Очищающему принять жертву и распахнуть под толпой пропасть. А песенка, старая, простая песенка все звучит, все мечется по залу, то взлетая под самый потолок, то пролетая над головами агрессивно настроенной человеческой массы. Легких крылышек узор Разлетится в белый прах, Не лети на мой костер - Вы горите на кострах...
Пять секунд преклонения, пять ударов сердца. Достаточно для того, чтобы Пылающий услышал. И Константина, словно припавший к самой земле огонь, взметнулась вверх - будто этому огню подкинули новую пищу. Безумный взор женщины замер на одной из колонн - она слабее всех остальных, и именно слабость сделает ее первой жертвой. Закрепленное на ней огромное паникадило манит, тянет освободить пламя свечей из заточения, тянет накормить их живой человеческой плотью. Если ищешь ты тепла - Вот тебе моя ладонь, Пусть она не так светла - Но не жжется, как огонь.
Глаза закрыты, и сама Константина замерла на несколько секунд, пытаясь стать одним из тех ярких язычков пламени, что бились наверху. Тихий, мягкий жар свечи, разгоняющий тьму, дарящий свет. Танцующий, плавно изгибающийся язычок пламени. В такт колышущемуся огню тело женщины изогнулось, повторяя движения огонька. Почувствовать свечу, стать ей, слиться с ней воедино. Воспламенить паникадило и заставить колонну рухнуть в толпу, дав возможность жару пламени танцевать на телах тех, что отвернулись от слов Очищающего. Мотылек мой, мотылек... Ты не слушаешь меня. Как прекрасен и жесток Золотой цветок огня...
|
Мир раскололся. Лопнул. На одной стороне его осталась жизнь. Та, что была раньше. Сложная, а может быть простая. Легкая или же наполненная тяготами каждодневной борьбы. Пропитанная соком терзаний, волнений, переживаний. Все, что имело смысл. Тянуло цепочку правд и решений. Что значимым было, а может и нет. Там был ты. Видишь? За границей хрусталя, каким глупые люди называют глаза. Там был ты. Твои великие дела. Твои мысли и чувства. Воспоминания.
Зазмеилась трещина на полу, ускользая под ноги хлынувшей голодной массы. Треснул мрамор.
Здесь, за этой чертой - возврата нет больше. Тот мальчик или девочка остались позади. Ты входил под своды великого храма, неся бережно свои надежды. Грея у сердца веру или же неверие. Это уже не важно все. Ты изменился. И осталась кривая усмешка, отведенная уголками губ вверх. Боль непонимания в глазах. Жар, поднимающийся вдоль тела. Режущий, рвущий. Остался гнев и страх. Слово жалящее, вошедшее в душу, молвленное девятью мудрейшими. Или девятью глупцами?
Общее. Толпа тянула руки. А в глазах их - безумие переходило барьеры нерушимых постулатов. Догмы, что отравила каждый день существования. Велик закон Девяти. Нерушимо их слово. И шевелящаяся розоватая масса пойдет вперед, чтобы сломить, стоптать, проглотить и не подавиться. Она выплюнет кости былого, глодая скупую подачку тех, кто Вершит. Кто право имеет. Чей голос едино велик и бескомпромиссен. Не говори с ними. Не слушай их. Не смотри в прорези мертвых масок, ибо в глазах ты увидишь свой приговор. Толпа тянула руки. Толпа неслась вперед. И каша из кривых лиц превратилась в воздух. А воздух стал рыком утробным. И почернели облака у самых сводов. Мелькнули молнии, раскурочивая пространство, пропитанное болезнью разума. Не ищи здесь смысла. Не надейся на логику и доводы рассудка. В храме, что стал домом правящей руки - лишь вера есть. Покоится, царапая плитку пола. Оставляя борозды на ровной поверхности стен. Голодная, голодная вера. Алые рясы. Алая кровь. Алая кайма на гобеленах. Цвет расы людской, символ их торжества. Венец их сущности. Багрянцем омыты земли Нольна. Багрянец вгрызся в Западный Падец. Растекся, привкусом крови на сухих губах. Отравил берега мира, хранимого Девятью. Алые рясы. Алые глаза толпы. Безумие обрело свой оттенок.
Буга. Мошка. Маленькая черная хитиновая мошка, крылышками бессмысленно дергающая. Трепыхающаяся чего-то и куда-то. Так ты себя ощущал. Ибо что есть твой молот против того, кто бесконечные годы питался злобой всего этого мира? Собирал по крупицам ненависть. На завтрак вкушал ярость. За прорезями алой маски осыпались вспаханной землей глаза. Жажда убивать породила ответ. Жрец Отума зарычал диким вепрем. Руку вскинул могучую, обтянутую жалкой тряпкой красной рясы, которая не могла скрыть кочки мышц. И отлетел молот обратно, врезавшись в грудь до хруста костей. Откинув от пьедестала под ноги алчущей толпы. Он сделал шаг вперед, но плеча коснулась рука того, кто нес слово Каль. Качнулась голова в предупреждающем жесте. Нет. Им нельзя вмешиваться.
Состояние: сломано несколько ребер. Дышать трудно. Боль тягучая по телу ползет, в груди сворачивается. Но злоба поднявшаяся душит сильнее. Пульсирует в висках вздувшимися синими жилками. Вставай. Круши. Докажи.
Реннарт. Сначала было пламя. Оно пришло в этот мир. Породило его. Обожгло, вытачивая форму. Двигая пласты земли, скаля острые клыки скал. Поднимая, роняя, выжигая. Оно творило, принося очищение. А сейчас оно зверело, разрывая почерневшую душу. Вороша угли той хилой надежды, что когда-то была. Когда-то вела. Сюда, под своды великого храма. В ловушку, как оказалось. Глупо. Бессмысленно. Обидно. И... яростно. Гнев растекается по венам. Гнев высушивает слезы в глазах. Гнев становится пламенем, а пламя становится злостью. Ожившей волей Каррума. Ведь он ведет. Его черные крылья тенью упали за спиной. Змеится трещина по мраморным плитам. Еще одна. От рук расходится вязь паутины. Так трудно. Так тяжело. И на лбу драгоценные алмазы пота блестят, превращаясь в солоноватый поток. Слиплись волосы. От жара дымятся пальцы. Веером брызг растекается огонь, входя в толпу. Жаля, кусая. У неизвестной женщины воспламенились светлые локоны. Закричала. В отчаянии кинулась бежать, раздувая ветерком пожарище на голове. Лопается кожа, открывая чернеющие кости. Высыхают глаза. Сумасшедший вопль. Невыносимая боль. О, ты знаешь, как это больно - сгорать живьем. Но это все неважно. Важно то, что трещины на полу слишком маленькие. А толпа все ближе.
Состояние: Жарит, горит, печет. Огненный зверь рычит, вырываясь наружу вместе с язычками неконтролируемого пламени. Двоих ты сожгла. Они еще живы, но уже мертвецы. Еще трое отвлеклись перекинутым на одежду огнем - пытаются сбить.
Хеллгейт. - Они спятили! Спятили! Он кричит и мельтешит под ногами. Путается, сбивает мысли. Странный человек, что выглядит обычным крестьянином и от того резко выделяется из пестрой группки девяти у пьедестала. Так вышло, что он оказался рядом. Сонмы голосов превратились в гул. Жужжание роя. И очень легко отказаться видеть в них людей. Очень просто забыть, что за каждой лицевой маской сокрыта жизнь. С мелочными волнениями и тревогами. С запахом печек больших. С топором на дворе и связкой дров. С кузнечными мехами, а может шерстью остриженных овец. Легко было забыть, что эта жизнь ничуть не хуже твоей. Она тоже имеет право на существование. Она тоже горит каждый день, шагая вперед и слепо веря во что-то. В богов, в короля, в великих мира сего. Кто-то выбирает веру в себя, а кому-то необходимо верить в мироздание. Так всегда было. Айлин очутилась в опасной близости к толпе. Ее чуть не смяли, но ты оказался проворнее. Скользит меч. Свистит, вспарывая ставший вдруг красным воздух. Раз. Два. Три. Это так просто. Податливая плоть рвется, расходясь аккуратными разрезами. По шее. По рукам. В живот. Это так легко. Они ведь не воины. У них нет доспеха. И в глазах - пустота слепой веры. Падает женщина, пытаясь зажать фонтанирующую струю крови из шеи. Бесполезно. Рухнул на колени какой-то мужик, собирая выпадающие синевато-пурпурные внутренности из идеально-ровного разреза внизу живота. Бессмысленно. Еще один. И еще. Их руки не дотянулись до той, кого поклялся защищать. И не дотянутся уже никогда. А на затылке взгляд пристальный. Острый. Внимательный. В нем нет укора. Нет презрения или поддержки. Обернешься, а там - никого. Только крестьянин нелепый топчется и руками махает, вырываясь из объятий толпы. Кричит что-то. К тебе прыгает, пытаясь попасть под защиту меча.
Состояние: Трое не встанут никогда. Женщина, мужчина и какой-то старик. Двое ранены и корчатся на полу. Но это так мало. Крохи по сравнению с тем океаном, что прибоем человеческой массы накатывает вперед. И теперь уже к Айлин протягивает руки молодая симпатичная девушка с карими глазами. А к тебе бросается светловолосый мальчишка лет десяти.
Лавелл. Легкий ветерок прошелестел по ногам. Качнул одежды разные и пестрые. Запутался в разноцветных волосах людей. Ты видел их лица. Видел их глаза. И страх. Где-то очень глубоко за границей пустых зеркал, объятых безумием. Страх человеческий, живой, настоящий. Они двигались вперед, но разве имели выбор? Разве могли они противостоять воле девяти жрецов? Разве слово их могло быть нарушено? Нет. И люди шли. Под свистящий меч, под огненные брызги, под водяные бичи. Сгорая, падая, вопя от боли. Их крик входил в самую душу и рвал ее на ошметки. Простые люди. Такие же, каких ты встречал на дорогах этого мира. Такие же, как те, что привечали тебя хлебом и водой. Дарили кров и тепло. Просили о помощи и предлагали свою взамен. Они не идеальны, нет. На свете нет идеалов. Но разве не в этом его красота? Возможно, среди них есть предатели, лжецы и воры. Может, убийцы есть. Но разве заслуживают они смерти такой? В огне или под ударами меча. В струях режущей воды. В безумии, что охватило их, поглощая разум. А ты? Заслуживаешь смерти? Легкий ветерок превращается в поток. Воздух крепнет и сжимается, становясь осязаемым, твердым. Он загустевает и резко бросается вперед, отталкивая толпу назад. Отодвигая всю эту пластилиновую массу, лишенную собственной воли, объятую пламенем сумасшествия.
Состояние: Послушный воздух оттолкнул большинство к дверям. Кого-то сбил с ног, кого-то просто мягко отодвинул. Выиграл драгоценное время, освобождая пространство. Но долго ветер не удержит их.
Старый. Несправедливость всегда была бичом этого мира. Ее можно было увидеть в каждом тесном закоулке. В трущобах городов. Меж домиками селян. И в пышных залах дворцов. Она лилась вместе с вином в чаши знати и королей. Она топталась пылью дорог под замотанными обмотками ногами. Под колесами скрипящих телег. На ней зиждилась вера и законы людские. Она вопрошала и вершила суд. Она говорила устами тех, кто прятал за масками лица. И слова ее ядом входили под кожу. Текли с кровью в самое сердце, отравляя, заставляя задохнуться от непонимания. От тщетной попытки остановить хаос и найти порядок там, где о нем позабыли. - Вы не виноваты, - согласился сухой и спокойный голос жреца Каль, стоящего на пьедестале и безлико глядящего на разворачивающуюся перед ним драму. Он говорил тихо, но отчего-то слышно его было хорошо. Выступили капельки влаги вокруг. Подернулся воздух, словно вспотел. Пошел рябью, превращаясь в твердый полупрозрачный щит. Оттолкнул нескольких, что уже тянули руки свои в попытке схватить и затоптать. - Никто не виноват. Потянулся дальше послушно, расширяя свои границы и укрывая тонкого рыжего паренька, из протянутой руки которого пронесся поток ветра, отпихивая массу людей. Вода и ветер сплелись воедино, становясь монолитной стеной, огораживая пространство. И в груди родилась уверенность, что вместе с этим пареньком вы сможете оттеснить толпу еще дальше. Только бы хватило сил. - Посмотри сам, - продолжал безликий жрец. - Посмотри, как вы опасны. Что творите. Он говорил о тех людях, что падали друг за другом. О простых людях, которых сжигали, резали, крушили и ломали, как куклы. - Вам нельзя жить.
Состояние: Водяной щит сплелся с воздушным потоком Джека. Образовал твердокаменную прозрачную стену, оттеснившую почти всю толпу на несколько десятков метров.
Райна. Они двигались вперед сплошной стеной. Без мысли в стеклянных глазах. Без крупицы сознания. Наполненные словом великих жрецов и волею их беспричинной. Неопровержимой. Они тянулись и из глоток их вырывался гул. Монотонный и непрерывный, он вползал в мозг, вытесняя разум. Сводя с ума. Ты видела, как рядом зажглось неистовое пламя. Как загорелись руки женщины с темными волосами, что оказалась в одном кругу с тобой. Огонь сорвался с цепей и кинулся в толпу, кусаясь и поглощая. Вопли и крики сплелись в какофонию нестерпимого звука и более всего на свете захотелось, чтобы они все замолчали. Упали замертво или просто исчезли, но оставили вас в покое. Ведь вы не сделали ничего плохого. Ведь вы... Вода ожила, запела и заструилась под пальцами послушно. Вода свилась в тугие струи, заканчивающиеся острыми лезвиями. Длинные ее плети ринулись прямо на толпу, на тех, кто жаждал крови и смерти. И они получили кровь и смерть. Прозрачные потоки резали не хуже меча, кромсая людскую плоть. Захлебнулся в собственном предсмертном крике молодой паренек. Лопнула, как сухой пергамент, кожа огромного мужика. Один из водяных бичей вошел в горло вопящей женщины, раздувая до невероятных размеров, пока не лопнул живот, обрызгав кровавой взвесью стоящих рядом.
Состояние: Жизни четырех забрала вода. Быстро, жестоко, бескомпромиссно. Еще трое ранены серьезно.
Делагарди. Так тонка завеса, отделяющая мир порядка от мира хаоса. Неразличима грань, за которой восходит на престол безумие. Опасное, острое, смеющееся хрипло. В его лучах сгорает ложь и выпячивается истина. Оно открывает то, что на самом деле прячется на дне грешных душ. И вместе с ним приходит осознание собственной силы. Вместе с ним на плечи ложатся руки с длинными пальцами, а самого уха касается чье-то дыхание. Ты чувствуешь его. Не видишь, но знаешь. Он так близко. Чернотой бескрайней глаз обжигает. Улыбается широко, нашептывая неясные слова. Это и неважно, что ты не понимаешь. Смысла нет. Правды нет. Невинных - нет. Сколько лет оковы давили на грудь, не давая дышать. Сколько лет холодной испариной выступал вместе с потом долг. Сломленная, сжатая, распятая обыденностью дней и сумасшествием матушки. Потерявшая нормальную жизнь. Забывшая, как это, когда нормально все. Он подарит свободу. Он раскроет крылья вместе с тобой. Он не оставит никогда. Не предаст. Он будет рядом и выпьет все слезы. Он будет смеяться в унисон и рыдать навзрыд в подушку. Он будет лгать и говорить правду. Он станет тьмой в углах и светом ясных дней. Ты только впусти. Раскройся. Дай волю. Всем своим желаниям. Всем своим страхам. Не беги больше. И он обнимет крепко. Опустит подбородок на плечо. И больше никогда не уйдет. Тот, что носит имя - Безумие. Тот, чье лицо - Хаос. "Ло" Арис подарил тебе сегодня много драгоценностей. Рубинов, что рассыпались по полу кровавыми брызгами. Потоками жизни тех, кто падал и не вставал. Они все хотели прикоснуться к тебе. Разорвать. Оставить на память по маленькому кусочку Айлин. Каждый пытался урвать клочок, но Хеллгейт исправно играл свою роль. Он был ловок. Умел. Он бил безжалостно и насмерть. И никто не притронулся к тебе, пока душой овладевало неведомое и пугающее чувство единения с чем-то высшим. Кем-то.
Состояние: Сила подвела. Не нашла выхода, не смогла разжечь еще больше пламя безумия, что охватило людское море вокруг. А вот чувство одиночества ушло навсегда. Ты знаешь, что Он рядом. Он здесь.
Виглик. Образы. Картинки. Видения. Они легко вплывали в голову и вытекали из нее так же легко. Где-то внизу разворачивалась драма. Там кричали люди. Там гудели люди. Там умирали люди. Такие забавные и нелепые. Такие смешные и страшные. Они лопались кровавыми брызгами и это было удивительно красиво. Столько красок вдруг на холсте мраморного пола. Алый, огненный, прозрачно-сизый. Пурпурный цвет безумия и желтый оттенок лжи. Стальное благородство и охровая честь. Все здесь. Ты только возьми кисть и нарисуй свою картину. Новое видение. Новую правду. Чернота заволокла глаза. Чернота вытравила сомнения. Шелест антрацитовых крыльев и угольная смоль. Мир вокруг дрогнул. Мир внутри рассыпался. И раздался детский смех. Лицо белое, как молоко. Свет чистый, как рождение мира. Яркий, ослепительный круг, за которым загорелись звезды. Теплые, искренностью наполненные, несущие в себе силу, пришедшую из других вселенных. Из тех мест, где о добре и зле не знают. Где не существует черного и белого. Где свет и тьма - едины. Серебром белого тумана разошлось кольцо лучей маленького солнца. Солнца, которым вдруг стал ты. Слепящий, погрузивший всю залу на мгновение в сплошной белый абсолют. Вселивший в тела тех, с кем стоял в кругу одном - твердость, уверенность, силу. Забравший то же самое у тех, кто вязкой массой стремился поглотить и смять.
Состояние: Свет чистый разошелся по холлу, неся благо тем, с кем оказался рядом. Неся упадок тем, кто желал зла.
-
Прекрасны картины слов - ничуть не менее, чем прекрасны изысканные картины из под кисти величайших художников. И чувства в строках - как в душе.
-
Насыщенный и яркий эпизод. Связь с богом именно такая, какой я ее себе представляла, да)
-
Уже очень нравится модуль. Пока что каждый пост вдохновляет)
|
Шепард, методично и неторопливо, воплощал задуманное в реальность, ведь таковы жизненные установки защитников человечества - "Космодесант своих не бросает" и "Командир входит в бой первым, а выходит последним".
Шаг за шагом, Голем приблизился к оружию, служившим своеобразным рубежом. Гранаты одна за одной тонули в кадаврах, испаряли, испепеляли, дарили дополнительные секунды для дальнейших действий. Именно из этих секунд сложились минуты, позволившие бойцу добраться до тяжелого вооружения.
Прекратив метать гранаты, Макс, словно игрушку, поднял оружие одной рукой и сдёрнув аккумулятор с магнитного крепления вставил в пазы. Оружие ожило, шкала индикации заряда мигнула красным, а затем пройдя весь спектр цветов позеленела. Дальномер ожил, а фокусирующие линзы пришли в движение, подстраиваясь под оптимальную дистанцию оказавшуюся в прицеле. Взяв пулемёт двумя руками, Шепард перенёс точку опоры на отставленную назад ногу, превращаясь в некое подобие стационарной турели. Наведя ствол на вываливающихся из-за угла кадавров, он нажал тангенту. Воздух наполнился ионами, напоминая запах грозы. Яркое свечение наполнило конденсатор энергий, а в следующее мгновение последовала длинная очередь выстрелов, буквально распиливающая энергетическими всплесками тела противников.
Огненная стена продолжала терзать бренную плоть ровно столько. сколько было необходимо, чтобы Фрайзер вернулся из комцентра, завернул за угол и скрылся в кабине лифта.
- Так точно... Привычно отозвался Голем на слова незнакомца и прекратил заградительный огонь. Бросив короткий взгляд себе под ноги, он извлёк последнюю оставшуюся плазменную гранату и закрепил на поясе, а вот осколочно-фугасную он поставил на боевой взвод с таймером задержки, бросил в ящик, а сам ящик толкнул дальше по коридору. - Десять секунд... Космодесантник с грацией носорога развернулся вокруг своей оси и устремился к лифту. Всей своей массой он врезался в косяк, тормозя возле лифта и протискиваясь внутрь. - Пять секунд... Палец-сарделька ткнулся в номер этажа, а затем в кнопку аварийного закрытия дверей. Створы медленно поползли на встречу друг другу. - Три... Две... Железные переборки сомкнулись, лифт пришел в движение. - Одна... Кабину тряхнуло и чтобы не раздавить кого-то из присутствующих при падении, Шепард раскинул руки и упёрся ими в противоположные стенки.
Ящик с гранатами детонировал. Железные цилиндры, семена смерти, заботливо посеянные рукой Шепарда, взошли красными огненными цветами. Оставалось только гадать, что именно произошло на оставленном этаже, но в одном можно было быть уверенным, после такого взрыва, плоть разорвёт на клочки и черномассе уже будет некем управлять.
Когда тряска стихла, Макс отцепился от стен, повернулся к научнику Сильвии ван Эллемеет и доложил: - Задача выполнена. Огненное очищение, завершено. Сказано это было столь буднично и спокойно, словно не было, минутами ранее, неравного боя с превосходящими силами противника не знающего ни боли, ни сомнений ни усталости. Словно находятся они не на обречённой станции, а где-то в безопасности, далеко от мест событий и пришел с докладом не боец с передовой, а обычная штабная крыса получившая сухую сводку статистики по каналам радиосвязи.
Закончив доклад, Макс вновь повернулся к створкам лифта, стащил со спины оружие и принялся инспектировать его состояние, во избежание недоразумений в дальнейшем. Ему вполне хватило времени, пока лифт полз между этажами и когда створки вновь открылись, Голем стоял в боевой стойке, ожидая противников по ту сторону.
Первым вышел Фрайзер, за ним Голем, прикрывающий с высоты своего роста всё пространство вокруг. Возле лифта было чисто и спокойно, чего не скажешь о бойне за поворотом. Макс остановился на краткий миг, чтобы по следам восстановить рисунок боя.
Видя состояние людей, Макс решил, что лучшим способом привести их чувства в порядок, будет сменить объект их переживаний и набор эмоций, на что-то другое. Пусть это будет злость. ненависть или недоумение, главное чтобы не страх и отчаяние.
Повернувшись на слова научника, Шепард приблизился, поднял брошенную сигарету, затем пальцами сдавил уголёк той, что курила девушка. - Сильвия ван Эллемеет, за курение в неположенном месте вам выписан штраф в пятьдесят кредитов, ещё пятьдесят за разбрасывание мусора, а так же двадцать кредитов экологического сбора, за загрязнение окружающей атмосферы и биосферы станции... Лицевой щиток безопастника не выражал никаких эмоций, а голос, синтезированный внешними динамиками, не имел эмоционального окраса, в следствии чего было невозможно сказать, шутит он или говорит серьёзно.
Но как бы то ни было, Макс сохранял предельное внимание и концентрацию, периодически поворачивая голову и оценивая окружающую ситуацию, готовый в любое мгновение начать действовать.
|
Ужас, объявший Сильвию при виде ужасающего дэва, устроившего кровавое пиршество на костях ее несчастных спутников, как и полагается ужасу, послужил причиной резкого выброса адреналина, действия которого как раз хватило до полного одержимыми перекрестка. Вид несчастных обитателей надежды, чьи мертвые тела были захвачены злыми духами, вновь подстегнул, позволил женщине получить еще немного запаса нервной бодрости и перепуганной активности, достаточных как раз для того, чтобы обчистить арсенал и прикрыть отход своих. Но стоило дверям лифта отрезать психолога от этажа, погруженного в кошмар, как силы покинули ее, и вымотанная женщина, сунув пистолет в карман лабораторного халата, рухнула, где стояла. Помутившимся взглядом ван Эллемеет обвела своих спутников - четыре, их осталось только четыре. Таинственный капитан Фрайзер, несгибаемый Шепард, замершая Беллис, испуганная Элисон. Только четверо. Душу затронуло нехорошее предчуствие - ужели на "Надежде", кроме них, не осталось ни одной живой души? Ужели вторгшиеся на станцию дэвы собрали кровавую жатву в виде всех прочих сотрудников? Ей чертовски не хотелось верить в это, но тихий голос разума настаивал, что уж на шум стрельбы и взрывы гранат оставшиеся в живых обязательно бы прибежали.
Двери лифта распахнулись, и Сильвия, опершись на стену кабины, тяжело поднялась, устало осмотревшись и заняв саое место за спиной капитана Фрайзера. Этаж, на котором оказались они, являл собой разительный контраст с царством Армимана, откуда они только что выбрались: ни кровавых потоков на стенах, ни растерзанных тел, ни следов от стрельбы на стенах коридора. Эвакуация. Нет, не эвакуация - бегство от непознанной, но от этого еще более страшной угрозы. Мелькнула мысль: раз они спасаются со станции, то надо забрать из квартирки все необходимые вещи: куда же она без них? Как она сможет бросить праведные книги и милые ее сердцу мелочи, как она сможет оставить все это на запятнанной кровью станции? Мелькнула - и пропала. Какие вещи? Какие книги? Жизнь бы спасти: ведь каждая минута на "Надежде", превратившейся в обитель безумных кошмаров, приближает ее к смерти.
Апатично следуя за Фрайзером, Сильвия осознала, что ей жутко хочется курить. Конечно, на станции это было запрещено - за исключением специально отведенных для табакокурения мест, но следить за исполнением этого положения теперь было некому. И вообще, в том положении, что они очутились, бессмысленно думать о следовании уже бесполезным запретам. Дрожащими пальцами ван Эллемеет извлекла из кармана помятую пачку и зажигалку. Вцепившись в сигарету губами, она несколько раз нервно щелкнула зажигалкой, пока перед ее лицом не возник небольшой язычок пламени. Наконец, табак начал тлеть, и Сильвия глубоко затянулась сизым дымом, успокаиваясь и приводя в порядок мысли и чувства. Но даже запах никотина был не в состоянии перебить смердение мертвой плоти, которым, казалось она пропиталась, даже вкус табака был не в силах перебить словно вплавившийся в губы вкус горящей плоти. Нервно поежившись, ван Эллемеет в несколько затяжек докурила, и, выбросив окурок, закурила по-новой. Сейчас сигареты были для нее словно бревно для потерпевшего кораблекрушение - единственным спасением. Тихим голосом психолог, не поднимая глаз, произнесла: - У меня остались сигареты... Поделиться?
-
Между прочим курить на орбитальной станции вредно, я бы сказал запрещено! :)
-
Интересная сцена с сигаретами вышла :)
|
Под сводами Храма кипела, бурлила в потоках чужих эмоций и амбиций жизнь. Многоголосая толпа молила, тянула руки к тем, кто безмолвно застыл на пьедестале, взирая на людей с холодным отрешением. Казалось, им совершенно не было дела до тех, кто с разгоравшейся искрой своих желаний явился к ним из далёких краёв – лишь бы вымолить призрачный шанс их исполнения. Жрецы застыли. Жрецы молчали. Вслушивались в неумолкаемый гомон, не отвечая на многочисленные вопросы и мольбы. Казалось, каждый в этом зале считал своим долгом и последней возможностью докричаться до неумолимых судей, способных повлиять на их никчёмные мелкие судьбы. Толпа наседала. Толпа давила. Каждый жаждал стать тем, кого коснётся неоспоримая воля богов. Тем, кому в дар принесут счастье и ответ на самые важные вопросы. Каждый мелочно думал о себе, обнажая собственный эгоизм и алчность, пытаясь перекричать своего соседа и протиснуться поближе к властным фигурам, стоявшим на помосте в своих алых рясах и ничего не выражающих масках, скрывающих их личности. Казалось, лишь их взгляды пламенем подаренного им могущества обжигали подвижную человеческую массу, видя то, что никто другой видеть не мог.
В эти мгновения Айлин думала о том, что они вряд ли обратят на неё внимание. Она – лишь одна из немногих, кто пытался докричаться до девяти безучастных существ; почему они должны были обратиться именно к ней? Но она продолжала стоять. Продолжала упрямо буравить взглядом того, кто всегда говорил от лица Первого, мысленно едва ли не моля посмотреть на неё. Ей нужна была помощь. Она говорила правду. Она обнажила практически душу перед безликими глашатаями богов, а они в ответ – молчали. И зрел в ней плод кипящей ярости. И давала свои первые ростки паника. Что будет, если они не увидят то, что так беспокоит и тревожит её последние дни?.. Она уйдёт. Уйдёт ни с чем, так и не получив ответы. Нет. Она не покинет эти стены. Пока не получит то, что хочет.
И фигуры в масках ожили. - Мы видим вас… - Мы слышим вас… - Мы говорим с вами… Сердце пропустило удар. Девушка напряжённо наблюдала за жрецами, что сходили со своих мест. Никогда она не была во Дворце раньше, никогда не видела, как происходит обряд выбора того, кому будет даровано божественное благословение. В то мгновение она не догадывалась, что их предпочтение падёт на неё и тех немногих, кто, растолкав толпу, пробился к пьедесталу. Не догадывалась, но желала этого так же сильно, как и все присутствующие в зале. Он подошёл к ней. Человек, чьё лицо было сокрыто под маской. Она видела лишь блеск его глаз сквозь тонкие прорези. Но не могла разобрать, с каким выражением он на неё смотрит. С интересом? Раздражением? Или, может, привычным уже равнодушием?.. И пронеслись в голове мысли о том, что он должен был ей сказать. «Я верю тебе». «Я всё понимаю». «Я вижу…» Но он не произнёс ни слова. Лишь поднял руку, с целью до неё дотронуться. Айлин дёрнулась и подалась назад, нахмурив брови и недоверчиво на него взирая. Но всё же застыла. Не сопротивлялась. Подумала о том, что несколькими мгновениями спустя она будет знать то, что так её волнует… Он коснулся её лба, и на короткий миг она закрыла глаза. …Вспышка. Что-то внутри болезненно обожгло и разгорелось до пожара, охватывающего сознание и тело. Но почти сразу же нахлынувшее чувство проходит, оставляя после себя ощущение чужого вмешательства. Словно заглянули в её душу и вывернули наизнанку всё то, что являет собой Айлин Делагарди. Чертовски неприятно.
Она отходит на шаг назад, как только жрец опускает руку и вместе с остальными возвращается к пьедесталу, смотря ему в спину вопросительно и с затухающей надеждой. И это – всё? Он ничего не скажет? Он не хочет ей помочь?.. Раздаётся знакомый голос позади, и она ощущает мягкое и ненастойчивое прикосновение к своей руке. Ей кажется, или в его тоне слышится тревога?.. Но ей всё равно. Она злится. И в раздражении одёргивает руку, не оборачиваясь, словно отмахиваясь от чужих забот и волнений. Проходит какое-то время, и жрецы, отвернувшиеся от толпы, вновь обращают на людей свои взгляды. Вновь смотрят на избранных. Вновь говорят. И говорят страшные вещи. - Мы долго думали, что вы есть… Толпа затихает, жадно ловя каждое их слово. - Вы не люди. Больше нет. Казалось, все затаили дыхание, не смея прерывать жрецов. - Вы - самозванцы. Что?.. - Вы – зло. Это правда?.. - Убейте их. И раскатившийся по залу гул стал им ответом.
...Пролетают мгновения. Время стало вязким и тягучим. Душное пространство вобрало в себя все худшие человеческие чувства: зависть, ярость, ненависть, и они выплёскивались из людей через край, плотно окутывая тех девятерых, что стояли в центре толпы. Айлин ощущала на себе сотни пар чужих глаз, уставившихся на неё голодным взглядом. Она чувствовала их жажду крови, с которой они обступали её со всех сторон, готовые разорвать её по прихоти своих идолов. Краткое мгновение девушка стояла на месте, пытаясь прийти в себя и осознавая только что услышанное. Звон вынимаемого из ножен клинка привёл её в чувство, и Айлин впервые огляделась, всматриваясь в окружающие её лица. Лица, на которых отпечаталась слепая вера. Она видела и остальных избранных, что с тем же изумлением осматривались. Она видела, что произошло с ними в следующий момент. И кольнувший её страх проходит. Уступая место странному спокойствию. Ироничная, неуместно весёлая улыбка трогает уголки губ. Ей хорошо. Ей правда хорошо. Она не чувствует ужас от наседающей толпы. Не чувствует благодарность за то, что холодная сталь вспарывает позади неё тела ослеплённых злобой людей. Не чувствует трепет перед девятью фигурами на постаменте. Она ощущала невероятный прилив сил.
Всё это – просто восхитительно. Все кричат о своём безумии, вопрошая жрецов о его природе. Все просят избавить их от него. Но всё, что они делают, - становятся ещё большими безумцами, играя в разыгранное под сводами Облачного Холла представление. Не подозревая, что зрители – вовсе не они. Девять пар глаз продолжали наблюдать. Девять пар глаз смотрят именно на них…
Айлин смеётся. Звонко и заливисто. Ей правда смешно. Прийти за помощью – и получить такой удар в спину. Может, стоило подыграть? Показать им, что такое настоящее безумие?.. Впрочем. Всё, что происходило вокруг, итак было полнейшим помешательством. Как ещё она могла доказать то, что они хотели увидеть?.. Айлин обернулась, глядя на развернувшуюся сцену насилия. Арис умело орудовал мечом, окропляя пол под ногами чужой кровью безоружных и, по сути, невинных людей. Она подумала, что ещё никогда не видела его в этом деле. Не наблюдала, как он хладнокровно, не задумываясь, убивает. Убийство – это в самом деле страшно. Представить, что одним взмахом клинка ты отнимаешь чужую жизнь… Наверное, она должна была отвернуться в отвращении?.. Но она его просто не ощущала. Всё это – часть того самого безумия, о котором все говорят. И ей это нравилось. Но постой, Арис. Не усердствуй так, выполняя свою ненавистную работу. Минутами спустя всё прекратится, вот увидишь. А пока – я немного поиграю и сброшу с доски пару ненужных фигур. Ведь того хотят Они.
|
То был день, который ждали многие. Фанатики, лицемеры, нищеброды. Вельможи, писари, наемники. Чины и звания стягивались завесой облаков под куполом храма. Умирали, корчась, титулы. Глаза толпы не имеют смысла. Лишены имен. Толпа уродлива в своей пестроте. Бесплотна в своей многоликости. Толпа есть страшный зверь, чья необузданная истина сметет любое слово. Задавит волю владык и королей. Неконтролируемое стадо, напоенное ядом веры. Жадная до чудес пустота. Алчная до представлений масса. И что может быть горше - смотреть на них, не видя ничего? Девятеро, как и во многие другие Дни Силы - слушали. Молчали. Внимали. За воском масок не различить было лиц и лишь глаза горели ярым пламенем тех сущностей, о которых знали все. Девять великих богов. Девять, что сотворили этот мир и берегли его покой. Девять, чьи помысли оставались завесой тайны.
- Он украл мою корову! Я точно знаю! Я видел на калитке кусок его штанины! - Прошу вас... у нее раздуло руки и эти... язвы... начали лопаться. Прошу вас... - Я плачу налоги! - О великие, да будет свет вашей веры... - Спасите. - Казните! - Верните... - Я потерял свой медальон. Он очень дорог мне. Ну правда...
Толпа говорила. Кричала, шептала, давила, выплевывая слюну своих надежд и пустотелой воли. Выла, расплачиваясь голодом за шанс урвать персональное маленькое чудо. Жрецы имели право отказать. Они не обязаны были помогать и зачастую исполняли волю лишь нескольких из всей этой копошащейся и многорукой людской патоки. Молчаливые, безучастно смотрели они на говорящих, не сделав ни единого шага навстречу. Пока голоса сплетались в гомон и отвратительную какофонию. Пока падали на колени одни и гордо вздымали головы другие. Пока не молвили слово семеро, такие разные и такие похожие. Выделяющиеся на фоне обыденных просьб безумством собственных желаний. На них смотрели косо, с сомнением. Поглядывали, чуть сторонясь. А вскоре к ним присоединился еще один. В обычной серой льняной одежде, худощавый, ничем не примечательный паренек, кроме, разве что, излишне живой мимики. Он вторгся в круг семерых, разведя руки и склонившись в неловком поклоне. Споткнулся, запутавшись в собственных ногах. Уцепился рукой за светловолосого мужчину. Извинился, отряхивая несуществующие пылинки с того, кто носил имя Арис, о чем знала лишь одна особа, присутствующая в этом зале. - О, великие, у меня на самом деле схожая проблема с этими господами! - Звонкий голос, пшеничные тонкие волосы до плеч, водянистые глаза. - Я чувствую, что меня охватывает необычное... безумство. Я чувствую... силу, да! Помогите же, слышащие, не оставайтесь глухи и безучастны к просьбам ваших смиренных слуг.
Говорят, что с тех пор, как жрецы занимают верховные должности и становятся гласом Девяти , избранными служителями совета - они одевают свои маски навсегда. Говорят, что с того самого часа, как трехглавый колокол разносит весть благую - теряют они право снимать их прилюдно. У девяти жрецов нет лиц. У них нет имен. У них есть чин и обязанности. У них есть голос, что вершит судьбы великой расы людской. - Мы видим вас, - молвил служитель Каль, подняв руку во второй раз. И вместе с этим жестом затих гомон, смолк шум. Толпа усмирилась, покорно опустив глаза. - Мы слышим вас, - к скрипучему голосу под белой маской присоединился хрипловатый женский, скрытый голубыми перламутровыми наростами. Служительница Лулы. - Мы говорим с вами, - пропел тот, что носил на лице серебристо-бурые перья сокола. Жрец Эйне. Простой обряд. Безликие слова. Начало представления.
Они сошли одновременно и толпа все поняла без слов, расступившись полукругом вокруг девятерых избранных людей. Это было не удивительно, что первыми обратили свое внимание старейшины именно на них. Напротив восьмерых остановились восемь святых. Один остался безучастен, стоя на границе пьедестала. Одновременно прикоснулись ко лбам вопрошающих тонкие пальцы. И вспыхнуло. Загорелось. Обожгло. Нарастающий сонм внутри. Боль, что безумием океана набрасывается и рвет. Рвет до последнего лоскутка кожи. Иссушивает до последней капли крови. Это длилось незначительную долю секунды. Даже сердце не успело совершить удар. И хорошо. Иначе бы уже не совершило. Отступив назад, жрецы вновь зашли на пьедестал и образовали тесный круг. Они говорили слишком тихо, чтобы хоть один обрывок слова долетел до жадно ожидающей толпы. И говорили долго. Время сыпало песок в чашу терпения. Время кривлялось, усмехаясь злорадно. Ожидать становилось все мучительнее.
Когда жрецы расступились, занимая свои былые позиции, вперед вышел служитель Каль. - Мы долго думали, что вы есть, - серые глаза смотрели на девятерых, вокруг которых до сих пор звенящей пустотой рдело свободное пространство. - Вы не люди. Шумно вздохнул за спиной ядовитый многоликий зверь. - Больше нет. Десятки глаз впились. Десятки рук сжались в кулаки. - Вы - самозванцы. Загустел воздух. Дышать стало тяжело. Сдавило легкие болезненным спазмом и распустился в животе огненный цветок. - Вы - зло. Слова хриплого приговора. Слова нерушимого закона и единого вердикта. - Убейте их.
-
Сходу я такого совершенно не ожидал. Шедевральная сцена.
-
Воистину неожиданный поворот.
-
Вах, люблю подобные повороты) Круто!
-
фигассе!
|
- Сегодня я буду рисовать. - Виглик редко разговаривал с кем-либо и ещё реже обращался первым. Но эта заветная фраза означала, что на следующие несколько дней парень выпадает из жизни приюта. Выпадает из жизни вообще. Дверь в его комнату - а старшим полагались отдельные комнатушки - будет закрыта, еду ему должно оставлять у порога и ни в коем случае не прерывать и не вмешиваться. Шесть лет назад, когда начались эти странные "приходы" так повелел отец Иеронимус, бывший глава приюта, и его распоряжение касательно странного парня оставалось в силе до сих пор, хотя самого старика уже давно не было в живых. Эти четыре слова парень произнёс обращаясь к девчушке лет четырнадцати во время обеда. Внезапно встал, уронив ложку в наполовину съеденный суп и словно слепой, двинулся к выходу из столовой. Виглик смотрел строго перед собой и время от времени натыкался на предметы мебели или других приютских. "Он будет рисовать", "Начинается приход", "Виглик заговорил". Детский шепоток обгонял его и возле дверей его встретила Аксинья. Молоденькая и добрая девушка по имени Аксинья ласково взяла Виглика под руку и повела в его комнату. В прихожей Виглик внезапно остановился. Да так резко, что Аксинья едва не упала и едва не утянула его с собой. - Что случилось, Виглик? - Девица обеспокоенно взглянула в глаза Виглика и отшатнулась в ужасе. Глаза были чёрные как ночь. Два бездонных провала, в которых утонули зрачки. Аксинья замотала головой и снова взглянула на молодого человека - привидится же такое? Глаза как глаза. А на губах как-будто лёгкая улыбка. Аксинья уже несколько раз сопровождала Виглика во время "приходов", но такое видела впервые. - Он пришёл за мной. Он зовёт меня. - Тихо произнёс парень.
Внезапно, "приход" закончился. И закончился очень странным образом. Обычно после этого Виглик недели почти ничего не ел, сидел в своей комнате и то плакал, то блаженно улыбался, своим мыслям, чувствам и видениям. А затем снова на долгое время уходил в себя, превращаясь лишь в бледную тень человека. Но сейчас парень зачем-то пригладил волосы и поискал взглядом свою шляпу, висевшую здесь же. Мягко высвободился из рук Аксиньи, взял шляпу и сразу же надел её, натянув на самые глаза. - К-кто тебя зовёт, Виглик? - Испуганно пролепетала девушка, наблюдая за непонятными действиями сироты. - Он посылает мне знаки. - Тихим, заговорщицким шёпотом произнёс Виглик, внезапно бросившись к отпрянувшей девушке и поймав её за руку. - Он шёптал мне, он посылал сновидения, образы, запечатлённые на картинах, он пытался показать, дать понять, что мне нужно сделать! А я дурак. Я не понимал, я боялся, я боялся жить. Я не знал зачем живу. Думал, что живу, но я не жил. Я не знал. Но я получу ответ. Ответ будет дан! Огонь и дождь, чёрное и белое, жизнь и смерть, кровь и молоко, выбор! Сделай выбор! Понимаешь? Жизнь - это выбор. И я... я... Отведи. Отведи меня в комнату. Сегодня я буду рисовать! Сегодня я узнаю. Сегодня... сегодня...
Вспышка закончилась так же быстро, как и началась. И вот перед Аксиньей снова обычный Виглик в своей дурацкой шляпе и с пустым взглядом. - Сегодня я буду рисовать, - Мёртвым голосом повторил он, словно и не вставал из-за стола и всё ещё обращался к девочке напротив. Перепуганная Аксинья снова взяла Виглика за руку и повела в его комнату, строго соблюдая указ Старших. Сегодня он будет творить.
Картины, великолепные шедевры, были свалены в кучу прямо на полу. Копии этих гениальных творений висели в домах у многих важные людей королевства, а оригиналы валялись под ногами словно мусор. Только одной картины здесь не хватало. Самой первой, после продажи которой приют позволил себе некоторые излишки. Говорят, изображение прекрасной девушки с чёрным как ночь конским туловищем висело прямо в сокровищнице короля Сважиона и любовался им он в одиночку. Правда это или нет, Виглика не интересовало. Равно как и не обращал он внимания на картины под ногами, продавать которые запретил повинуясь каком-то странному наитию, но правда на копии дал согласие, если можно считать согласием вялый и безразличный кивок, после того как вопрос повторили трижды.
Оставив парня наедине со своим воображением и талантом Аксинья прикрыла дверь и побежала к Старшим рассказать о странном поведении Виглика. А Виглик уже творил. Он знал, что эта картина будет последней в его жизни, но даже не догадывался, что молодой человек на картине очень похож на него самого. Можно даже сказать, его копия, но только повзрослевшая и возмужавшая. Виглик никогда не глядел в зеркало, поэтому не мог представить себя в образе этого стройного мужчины с сильными руками и широкой грудью, зачем-то накинувшего нелепо чёрный плащ, застёгнутый золотой заколкой на шее и развевающийся за спиной под порывами невидимого ветра. Не мог даже представить, что ему когда-то захочется взять в руки меч, пусть даже и такой красивый, с кроваво-красным камнем вделанным в гарду и сияющим чистым светом острием. А ещё он совершенно точно не видел людей без зрачков. При этом, из одного глаза исходило нежное-белое сияние, а другой казался чёрной точкой провала на лице, но удивительно не портил картину. Заднего плана не было. Вернее, была какая-то непонятная серость. И только приглядевшись можно было заметить, что правая часть тела мужчины с клинком как-будто подёрнута, охвачена, атакована той же серостью - она темнее левой.
Эту картину Виглик написал быстро. Остаток дня и целая ночь. Не лучшее из его творений. Однако Виглик испытывал ощущения, которые... казались непонятными. Никогда ещё он не чувствовал, что жив так остро как сейчас. Вокруг раздавались непонятные шумы, запахи стали отчётливее, голова разболелась и раскалывалась от новых знаний и слов значения которых ранее ускользали. Как будто кто-то взял и запихнул целую Большую Королевскую Энциклопедию в его голову за одну ночь. Ну скажите на милость, откуда простому сиротке знать, что имя короля светлых эльфов Вьильниль или что Академия Разлома находится возле Лысой Балки? Виглик смотрел на эту картину и стонал от боли, разрывающей голову. Но теперь он точно знал, что делать и точно знал, куда идти. Странным образом "родив" последний шедевр, он точно избавился от всего того, что мешало жить. Но взамен получил кучу вопросов и всего лишь одно название где искать ответы.
- Я ухожу. - Это был не вопрос и Старший, отец Дарий, сразу понял это. Необычное поведение, слова обращённые к Аксинье, ещё одна картина. Что-то случилось, что-то произошло. Он понял, что странный паренёк больше ни на час не задержится в приюте, что пришло его время и следует отпустить его. Отец Дарий коротко кивнул и распорядился приготовить отпускные - немного денег, две пары одежды, кисти, краски и ... - Нет. - Виглик решительно прервал Старшего и покачал головой в подтверждение своих слов и Старший снова его понял. - Куда ты отправишься, Виглик? - Мягко спросил отец Дарий, глядя своими большими, мудрыми глазами на парня. Он уже знал ответ, но всё равно спросил. - В Небесный Храм. - Это были последние слов парня, которые он произнёс в приюте. Никаких прощаний, никаких слёз. Только нелепая шляпа на голове, немного денег и узелок вещами и едой.
- Меня привела сюда судьба. - С такими словами выступил Виглик перед главными жрецами страны. - Светоносный меч или чёрный плащ, день или ночь. Поясните мне значение, помогите сделать выбор.
Он ничего не требовал. Но и не просил. Он просто говорил эти слова зная, что именно за этим пришёл сюда. Сказать и быть услышанным. Получить слова напутствия от мудрейших и умнейших. Получить ключ, подсказку, направление.
-
Это чудесно
-
художник...
-
Это красиво.
|
Для Северной Леди эта ночь была совсем иной. Во-первых, она в отличие от крестьян, собиралась сбежать вместе с тройкой своих телохранителей в лагерь короля и попытаться провести переговоры… хотя где-то внутри и понимала, что это, как минимум, бессмысленно. И если бы не Уильям, которого больно назойливо отвлекала всё та же Елена… К слову говоря, леди таки нашла с ней общий язык и даже подыскала для неё интересную партию, от которой целительница громко отшучивалась, но глаз таки положила. Во-вторых, ей предстояло приготовить свою часть армии к битве. И если у Мунлайта это были воины и крестьянские мужики, то девушка учила женщин как брать в руки лук. Елене тоже досталось. Она занималась подготовкой себе ассистентов для предстоящих операций и лечений. Весь замок был в бешенстве из-за монарха, что припёрся так не вовремя - ведь прошло менее суток с того момента, как последний обоз с беженцами укрылся в замке, и последний тык продовольствия занял своё место в и без того забитых складах Верденберга. Когда же весь замок лёг спать Ирвен, в отличие от своего наречённого, не бегала вокруг замка и не готовилась к обороне путём обливания окрестностей маслом. О нет, она смотрела «сладкие» сны. Так или иначе, но лицо первого убитого тобою человека ты запоминаешь навсегда, но леди не видела его: лишь шлем, да герб. Зато теперь она точно знала, за что ещё хочет отомстить королю. За эту глупую необходимость убивать; за то, что она – прекрасная девушка, должна испачкать свои руки в кровь и всё из-за чего? Правильно, только из-за бредового желания Лерратона вернуть… А что он, собственно, хотел вернуть? Кого? Не ёе же? Она для него потеряна. И это король должен был понять из письма. Девушка проснулась лишь к рассвету и первое, что она сделала, так это решила разбудить своего возлюбленного лёгким поцелуем в сомнительной надежде, что эта их утренняя игра вновь возьмёт над Уильямом верх, и он будет обладать ею. Но вопреки желанию прекрасной леди, Мунлайт лишь стал собираться. У него, как у воина, были свои, куда более важные на этот момент дела. - Надень, - тихонько начала Ирвен и наткнулась на немного озадаченный взгляд, - надень на себя доспехи моего отца и… или хотя бы его плащ. Пожалуйста. Ведь теперь ты правитель Верденберга. Ирвен ожидала возражений, но сейчас Лунный Лорд лишь кивнул ей и послушался. Северная Леди немного озадаченно посмотрела на Уильяма. Его новый вид в чёрно-красных цветах дома эйр Ла`Круа со светлыми волосами, присущими на севере только роду Мунлайтов, выбивающимися из-под шлема, делали из благородного лорда довольно забавную и странноватую птицу, а не грозного воина. Девушка рассмеялась и на вопросительный взгляд лишь покачала головой. - Давай я помогу тебе, - улыбаясь, пролепетала Ирвен, расчёсывая и укладывая непослушные локоны своего любимого так, чтобы даже наметанный глаз не сразу смог увидеть хвост, надёжно спрятанный заботливыми руками девушки под доспехи и плащ, дополненный к тому же большим капюшоном на случай непогоды. К чести Роберта надо было сказать, что он ничуть не уступал юному Мунлайту в росте, разве что в плечах был немного пошире, так что доспехи были несколько более свободны, чем следовало. Мастер легко подогнал бы их за ночь, если бы вечером Лунный Лорд не был столь обижен на Ирвен за ее, так и не состоявшуюся, выходку. Он поймал её за полу плаща, когда Северная Леди уже перемахнула через бастион, и стал методично тянуть назад. Она могла уйти, но это бы означало предательство… а всё, чего так хотела девушка, так это спасти своего любимого от безумного правителя Аэдвера. Она была готова на всё, и всё же… Уильям не отпустил её. Прижал к себе сильно-сильно, так что Ирвен уже считала, что Лунный Лорд попросту раздушит её хрупкое тело, но… нет. В тот вечер она увидела на его глазах слёзы и поняла, что никогда и никуда больше даже не подумает уходить от него. Он был для неё слишком дорог, и если в грядущей битве им суждено погибнуть, то лучше смерть от клинка, чем расставание с тем, кого она не могла называть никак иначе, кроме как: «Любимый»… Мотнув головой и отгоняя прочь воспоминания, Северная Леди оказалась довольна результатом, после чего кивнула Уилу, что всё готово. Ей же самой доспехи помогли одеть её прислужницы, число которых, после вечера прилежного обучения стрельбе, значительно возросло. Они были готовы к бою, во всяком случае, так считала Ирвен. Ведь если ей не дали решить дело миром, то пути назад уже нет. Выйдя из замка, Северная Леди затравленно оглянулась. Всё вроде бы оставалось на своих местах, всё точно так же, как и вчера, и всё же… что-то поменялось. Поменялись лица людей. Если ещё вчера они тряслись от одной только мысли об огромном войске, то сейчас негромко переговаривались о запасах, о том, как будут делить куш от армии южного королька и сработает ли коварный замысел нового Лорда-Правителя. - О чём это они? – спросила она у Уильяма, но тот лишь загадочно улыбнулся, сказав девушке, что у неё замечательные и необычайно исполнительные подданные. Всё это ещё больше поставило Ирвен в тупик, но она не стала вдаваться в подробности. Раз у её возлюбленного есть план, значит всё хорошо. Стоя на укреплениях, прямиком над воротами и лишь чуть поодаль от Мунлайта, девушка наблюдала за тем как вражеское войско готовится к выходу на её, Ирвен эйр Ла`Круа, дом. Внутри закипала какая-то ярость, желание сражаться. - Пусть только приблизятся, и я поубиваю каждого из них, - прошипела Северная Леди за пару мгновений до того, как светило окончательно скрылось в облаках, а с небес посыпалась белая крупа. Взрыв застал девушку врасплох и если бы не молниеносная реакция Уильяма, возможно леди бы уже не было среди живых. Но теперь она была в бешенстве. О нет, её ничуть не испугала возможность упасть. Северная Леди, всегда опасавшаяся хоть чем-то приоткрыть завесы своих тайн, показаться странной южным дурёхам, теперь же была абсолютно свободна. Наконец-то Ирвен могла вести себя как того требовали её инстинкты охотника, забыть про большую часть правил и позволить своим огненно-рыжим волосам развеваться по ветру. И, хотя её крайне вежливо просили надеть шлем, девушка настояла на своём. Теперь она была маленьким пятном пламени на серо-белом смазанном фоне. Ошибиться в том, кто это, было попросту невозможно! Зачем Северная Леди пошла на такой шаг? Наверное, точно не смогла бы ответить и она сама, просто Ирвен была уверена, что так надо. Речь Уильяма её конечно тронула, но не сказать чтобы сильно. Скорее леди в это время думала о своей собственной. Короткие приказы, что она ещё помнила с детства. Как отец распоряжался своими людьми и теперь эти же люди крайне быстро оказались возле своей госпожи. - Мы убьём короля, и боя не будет! – воодушевлённо произнесла девушка. – Запомните все! Если вон тот человек в самых ярких доспехах умрёт или хотя бы будет ранен… мы победим! Наёмники уйдут, поняв, что им не заплатят, а благородные лорды вернуться в Редоран, грызться за трон и корону. Вы все, помните, чему я вас учила! А теперь возьмите ваши луки, наложите стрелы и стреляйте в лошадей и всадников. Готовсь! Огонь! – вместе с этими словами навстречу кавалерии короля устремились стрелы. Параллельно с этим закончили свою работу мастеровые, пропитав камни, насколько это вообще было возможно, и начали стаскивать дрова, сооружая подобие частокола и наваливая их на камень для будущего костра. Сама же Северная Леди забралась в одну из бойниц и вскинула свой лук. Она прекрасно видела свою цель, оставалось совсем немного. Совсем чуть-чуть – дожать последние крохи чувств, что всё ещё теплились внутри неё и поразить самую обычную мишень.
-
- Мы убьём короля, и боя не будет! – воодушевлённо произнесла девушка. – Запомните все! Если вон тот человек в самых ярких доспехах умрёт или хотя бы будет ранен… мы победим! Да! Убей его, убей!)) *devil*
-
Ну вот умеешь же. И хорошо, и оперативно.
|
Он оставил её одну ещё за несколько часов до восхода солнца. По телу разливалась приятная усталость - возможно, она ещё и скажется в предстоящем ему трудном дне, но сейчас Уильям Мунлайт старался думать об этом как можно меньше. Поцеловав свою возлюбленную, Лунный Лорд молча оделся и вышел, погруженный в другие, куда более напряженные размышления. Поразмыслить действительно было над чем. В прямом столкновении, победу неизбежно одержит более тренированное и дисциплинированное войско, поэтому с его стороны было бы ошибкой целиком полагаться на высокие стены этой крепости. Пожалуй, следует подготовить ловушку: ударить так, чтобы враг, настроенный на долгое и кропотливое сражение, был ошеломлён неожиданным быстрым ударом. Детали плана битвы наконец-то оформились в единое целое и Мунлайт довольно улыбнулся, ступив на холодные камни замкового двора. Медлить больше нельзя. Разыскав оружейника, в этот момент зорко наблюдавшего за туманными силуэтами внутри вражеского лагеря, Уильям кратко велел ему следовать за ним. Поднять нужное количество людей тоже не составило никакого труда – пусть ополчение и повиновалось без особой охоты, но в их глазах, обращённых на Лунного Лорда, плескалась горячая жажда надежды. Они действовали во тьме. Только так. Уил слишком хорошо знал подлость и коварство королевской крови: он превосходно помнил, как действуют монархи Аэдвера; изучил, пока был Лордом-Советником Его Высочества. В архивах Редорана хранилось множество записей… в том числе и о штурмах крепостей. Когда-то изучивший их все досконально, Уильям теперь опасался, что один из тех же планов Лерратон попробует осуществить у стен Верденберга. Этому его учили с детства, вбивая знания пудовым молотом в головку юного наследника престола... и хотя Брандон и вырос совершенным ничтожеством, но он хорошо усвоил как, куда и самое главное - зачем посылать войска. Заставив внутренний двор замка ожить, будто разворошённый муравейник, лорд принялся отдавать далеко не самые понятные приказы – во всяком случае, для простого люда, вряд ли видевшего в своей жизни что-то кроме сохи и плуга. И только его собственные воины да пара десятков истинных защитников крепости гоготнули и молча последовали распоряжениям Лунного Лорда, подгоняя нерадивых крестьян скорее протереть глаза, взять себя в руки и встать в строй с оружием в руках.
Верёвки были сброшены с двух сторон. Никто не рисковал задавать странному правителю вопросы - им хватало и свирепого взгляда, чтобы удержать при себе возмущение и рвущиеся наружу вопросы. - При всём уважении, сир, - начал было Реджис, - но то, что мы делаем здесь… совершенно бессмысленно! Высота огня недостанет и до колен их лошадям, а утренняя роса так и вовсе удвоит время разгорания огненного кольца. - Нам и не нужно большой стены - достаточно будет просто небольшого пламени. Если оно разгорится и высушит траву, то мой план сработает. Да и в любом случае… это их ненадолго остановит. Даже если они попытаются объехать препятствие, то всё равно станут мишенями для ваших стрел. Больше Арман спорить не стал, прикинув в уме, что не понимает, зачем им вообще покидать стены крепости, которая только на его памяти выдержала несколько десятков осад.
Однако не прошло и часа, как поступил ещё один приказ от Лунного Лорда и Реджис всё же не выдержал: - Со всем уважением к вам, милорд, но эти стены… - опять начал он, но был вероломно перебит Мунлайтом. - Да, Верденберг хорошо укреплён, - Уил задумчиво потёр подбородок. - Но насколько я знаю нашего врага и всю его родословную… ещё ни один, я повторюсь Арман, не один из королей Аэдвера, носящих фамилию Лерратон, ни разу не сражался честно! А значит, он раздобудет магов… возможно даже нескольких. И я сомневаюсь, что ваша госпожа и её блистательный лук успеют справиться с ними до того, как случится непоправимое. Решительность в голосе лорда убедила старого оружейника отступить, несмотря на его непреклонную уверенность в том, что названный правитель всё же зря расходует ценные ресурсы.
Крестьяне вместе с воинами проливали два масляных кольца. Одно из них находилось в пятистах метрах от замка и было разделено на три сектора так, чтобы каждый можно было независимо зажигать по мере необходимости. Второй круг был потолще, располагаясь непосредственно под стенами города. Центральный сектор первого кольца, обильно и хорошо пролитый, должен был принять на себя большую часть кавалерии - вот почему он был около метра толщиной. Оставшиеся два боковых кольца были просто пролитой линей. Зазор между секторами составлял немногим больше полуметра - именно это, по задумке Лунного Лорда, должно было дать им необходимое время. Конечно, качество работы оставляло желать лучшего, но у них просто не было возможности сделать всё как положено, да и безумием бы стало требовать от обычных крестьян соблюдения точных норм военного искусства. Ещё только прибыв в Верден, Уильям яро сокрушался на тему того, что вокруг замка нет ни частокола, ни даже рва. Он собирался отдать соответствующие распоряжения и задержись армия Брандона хотя бы на пару дней, их бы тотчас же встретила необычайно «зубастая» крепость. Но этого не случилось, и теперь Уильям пытался создать некое подобие таких укреплений с помощью средств, которые имел под рукой. Когда последние приготовления были завершены и все следы пребывания людей за стенами стёрты, лорд дал своим людям пару часов на сон. Впереди их ждал очень долгий и трудный день… до окончания которого многие просто не доживут.
Рассвет пришёл внезапно. Казалось, что он только что упал в постель, как его уже будят нежные губы Ирвен и её ласкающие прикосновения, каждое из которых пробуждало желание взять её прямо сейчас, но… нельзя. На это попросту нет времени. Нежно поцеловав свою возлюбленную, Лунный Лорд провёл тыльной стороной ладони по её щеке и ласково прошептал: - Позже… сначала мы выиграем этот бой. Теперь Уильям знал, что под сердцем этой девушки растёт его продолжение и даже если он умрёт, его род всё равно не прервётся. На самом деле, он уже победил, хотя Брандон этого ещё не понял. Послушавшись совета своей Северной Леди, Мунлайт оделся в цвета рода эйр Ла`Круа. Это был хитрый ход, который непременно внесёт ещё большее воодушевление в ряды его воинов. При этом совершенно не важно, что ещё вчера «войско» Верденберга мирно пахало землю… теперь они должны были защищать то, что дорого их собственным семьям, а значит – будут сражаться как львы. Утро выдалось прекрасным. Сначала сквозь тучи пробилось солнце, поприветствовав весь мир своим светом и словно объявляя двум противникам о начале боя, а после, смущённо скрылось, чтобы найти очередной просвет в тёмных и тяжёлых, полных снега, облаках. Это был первый, но уже по-настоящему зимний снег. И пусть дом Уильяма находился несколько южнее, он знал, что этот снег уже не растает. Теперь оставалось самое трудное – воодушевляющая речь. Ещё недавно Лунный Лорд цинично поносил толпу, в приступе отчаяния задумавшую сдаться без боя. Он не винил их. Разве может обычный человек, который лишь пару дней назад узнал с какой стороны нужно браться за меч, найти в себе достаточно мужества, чтобы посмотреть смерти в лицо? Тогда были нужны именно такие - жестокие и хлёсткие слова, способные заставить взглянуть на ситуацию под другим углом. Но сейчас… сейчас им была нужна не просто надежда, но уверенность в победе. И Лунный Лорд знал, что способен её обеспечить.
Момент, когда войско Брандона выдвинулось на штурм, Уил нашёл наилучшим для привлечения к себе всеобщего внимания. Но… ворота! Прямо под тем самым местом, где стояли они с Ирвен! Мунлайт покачнулся - крепкая каменная кладка, практически монолитом возведённая здесь несколько веков назад, выдержала, но не без последствий. Несколько людей попадало вниз, оглашая пространство вокруг дикими криками страха. Туда же едва не улетела сама герцогиня, и только реакция воина позволила ему вовремя схватить девушку за руку и вытянуть её обратно. В целом, потери были не велики: всего около десятка крестьян получили небольшие ранения, но они ещё вполне могли сражаться; один или два – погибли, ещё несколько оказались погребёнными заживо под обломками. Впервые Уильям благодарил Единого, что ни настоящие воины, ни Ирвен не пострадали. Однако нужно было действовать, и действовать быстро. - Масло сюда, живо! – отдал он короткий приказ и люди, уже привыкшие подчиняться новому господину, резво кинулись вглубь замка, чтобы спустя несколько минут выкатить на свет тяжёлые бочки, наполненные смолой и маслом. Они больше не спрашивали, что, зачем и почему. Время вопросов прошло. «Он – лорд, его этому учили. Пусть будет так, как скажет он… лишь бы я дожил до вечера!» - вот как думали сейчас солдаты, и это было только на руку Мунлайту. Ему оставалось доделать последний штришок... теперь, когда оборона должна стать ещё более жаркой, люди обязательно поймут его правильно. - Заливайте им камни, да не жалейте! Смолу на внешнюю часть! Я хочу, чтобы камни были как можно более скользкими! И шевелитесь! Арман легко понял идею Лунного Лорда и теперь старался привести всё в надлежащий вид. Ему самому крайне повезло: пролетев всего пару метров, он умело сгруппировался и, не смотря на свой возраст, сумел приземлиться прямо на чей-то всё ещё тёплый, безымянный труп, отделавшись лишь парой ушибов и ссадин. Излишне говорить, что настоящий воин их уже давно не считал за увечье.
Громко крикнув, Уильям привлёк к себе напряжённые взгляды солдат и вздёрнул вверх руку, сжатую в кулак. - Сейчас, здесь, мы все равны перед лицом врага! Да, их больше и они лучше вооружены, лучше обучены. Да, им удалось проломить наши ворота! И пусть их ведёт сюда король… Но это король чужой страны! Эти люди – лишь подневольники и мародёры! Вы думаете, там остался хотя бы один рыцарь в сверкающих доспехах? – Мунлайт специально указал в сторону скачущего Лерратона. - Нет! Они идут сюда убивать! И останься вы в деревнях, было бы тоже самое! Но здесь, сейчас! У вас есть оружие, есть соратники, есть люди, которым, как и вам, есть что защищать! Свою жизнь, честь тех, - Лунный Лорд кинул взгляд на Ирвен, - кого мы любим, наших жён и детей! И мы будем сражаться за них до последнего вздоха, до последней капли нашей крови! Вы же со мной? Дружный рёв стал ответом на его старания. - Не слышу! Вы готовы порвать эти ходячие железки за свой дом и свою семью? Ещё более громкие вопли одобрения разнеслись по замку. - Так давайте же покажем этим южным мальчикам, кто здесь истинные хозяева Севера и Вольных Просторов! – Лунный Лорд обнажил свой меч и дружный рёв оглушительной волной прокатился вокруг. В тот же самый миг, его женщина, его Ирвен, до того расставлявшая своих лучников, скомандовала первый залп. Так началась битва за Верденберг.
-
Громко крикнув, Уильям привлёк к себе напряжённые взгляды солдат и вздёрнул вверх руку, сжатую в кулак. - Сейчас, здесь, мы все равны перед лицом врага! Да, их больше и они лучше вооружены, лучше обучены. Да, им удалось проломить наши ворота! И пусть их ведёт сюда король… Но это король чужой страны! Эти люди – лишь подневольники и мародёры! Вы думаете, там остался хотя бы один рыцарь в сверкающих доспехах? – Мунлайт специально указал в сторону скачущего Лерратона. - Нет! Они идут сюда убивать! И останься вы в деревнях, было бы тоже самое! Но здесь, сейчас! У вас есть оружие, есть соратники, есть люди, которым, как и вам, есть что защищать! Свою жизнь, честь тех, - Лунный Лорд кинул взгляд на Ирвен, - кого мы любим, наших жён и детей! И мы будем сражаться за них до последнего вздоха, до последней капли нашей крови! Вы же со мной?
Вот это я понимаю речь лорда)))) аж за душу цепляет ^_^
-
Вспомнился "Stronghold" :) Речь впечатляет, особенно финальная часть.
|
Очередной шаг назад, вновь выбросы энергий колоссальных мощностей выгрызают куски плоти противника. Обугливают до костей, испаряют части тел и внутренностей, оставляют сквозные, зияющие раны с обугленными краями.
Действия Голема можно было бы назвать красивыми, если бы они не были столь страшными и отвратительно мерзкими. Точность и выверенность, с которой работала боевая машина человечества, могла ввести в состояние праведного экстаза любого командира, окажись он наблюдателем в учебном бою с аниматронами. Но не было ни командиров, способных оценить почти балетную грацию, ни противников аниматронов, выключающихся при получении критического урона, ни учебки, с её вечными побудками, тревогами, хроническим недосыпом, вечно ноющими мышцами и скудной пайкой, состоящей из серой витаминизированной биопасты, со строго регламентированной дозировкой минералов, витаминов, белков, углеводов и протеинов... Была лишь суровая реальность, в которой противники не выключались и даже не думали умирать, когда в головах и грудных клетках появлялись сквозные дыры.
Скорее всего, будь это обычные противники, Голем бы побил свой собственный рекорд, перескочив за отметку пяти десятков уничтоженных целей, сейчас же он не был уверен, что смог эффективно поразить и одну. Липкое и зловонное облако, состоящее из дыма и запаха палёной плоти, брызг крови и ионизированного разрядами воздуха, плотно окутывало место сражения, дрожало и частично снижало обзор. Словно в мясорубке тела перемешивались, падали оторванные конечности, фонтанчиками била темно-красная, почти черная кровь из разорванных артерий, а за спинами надвигающихся противников было не разобрать, сколько осталось лежать неподвижно. Времени на пристальное разглядывание не было. Первые ряды наступающих продолжали наступать, задние ряды напирали, затыкая образовывающиеся бреши. Они шли, надвигались, погребали под своими ступнями упавших и тех, кто пытался ползти. Казалось этот бой никогда не закончиться, ещё немного и жернова мясорубки остановятся, не справляясь с напором сухожилий, мяса и костей.
Сначала закончились заряды в плазменном пистолете, а секунду спустя, лазерник прочертил косую линию на груди ближайшей цели и обречённо моргнул красным огоньком индикатора, возвещая истощение аккумулятора. Не теряя времени, Голем обрушил ставшее ненужным оружие на голову противника, проламывая череп, раскалывая его на две части и вдавливая между ключиц. Следующим движением, он вложил весь свой вес в удар, направленный в корпус умертвия. Масса помноженная на ускорение отбросили тело назад. Оно с силой ударилось, на краткий миг притормозив наступление. Остановилось, упёрлось в плотные задние ряды и вновь пришло в движение...
Макс отступил ещё на шаг, разрывая дистанцию и в этот миг окружающая обстановка изменилась. Изменилось освещение, к чавкающим звукам шагов добавилось гудение и окрик.
Шеп инстинктивно дёрнулся в сторону, словно услышал команду "Вспышка слева". Чуть присев, он крутанулся волчком оценивая обстановку в тылу. Люди, лица, свет, двери лифта, оружие посреди прохода... Бросив короткий взгляд на противников, Голем сорвался с места из позиции "низкий старт". Словно снаряд, запущенный туго натянутой пружиной, он в несколько больших прыжков преодолел расстояние отделявшее его от дверей арсенала. буквально на доли секунд он притормозил возле оставленного оружия и скрылся за переборкой.
Конечно, оружие ему было необходимо, чтобы защитить гражданских, вот только были обстоятельства, которые опытный солдат учитывал лучше гражданских специалистов. Во первых, стрелковое оружие уже доказало свою неэффективность против текущего противника. Во вторых, в арсенале оружие храниться не заряженным, отдельно от боекомплекта. Скорее всего, научники этого не знали и не учли такого нюанса. Именно по этой причине, Шепард не стал тратить время на бесполезный предмет и сосредоточился на поиске того, что действительно могло помочь.
Среди ящиков с оборудованием он разыскал контейнер с маркировкой ПГ/ОФ 20 и одним рывком вытащил его с полки. Толкнув его ногой к выходу, он сгрёб аккумуляторную батарею повышенной мощности и закрепил её на магнитном захвате своего комбеза. Метнувшись к ящику, он сорвал пломбы и вскрыл верхнюю панель. Внутри ровными рядами лежали пузатые, яйцеподобные предметы с изогнутой фиксирующей скобой предохранителя и цветными ободками, обозначавшими тип боеприпаса. Руки Голема взяли первый цилиндр с зелёным ободком, пальцы сжали скобу и провернули регулятор объёма в положение 1,5м, установив его чуть выше середины шкалы. Чуть приподнявшись, Голем размахнулся и словно пинчер бейсбольной команды, швырнул гранату в строй противника. Граната с чавканьем пробила истерзанную грудную клетку некроморфа и застряла где-то в следующем позади.
Несколько секунд, которые Голем потратил на боевой взвод очередной гранаты, показались вечностью, но когда они закончились... Ярко зелёный плазменный пузырь вздулся изнутри эксчеловеческой биомассы, пожирая всё, до чего мог дотянуться. Кто-то, оказавшийся в самом центре, испарился под воздействием сверхвысоких температур, кто-то с краю лишился половины тела. Среди атакующих образовалась полутораметровая дыра, как те, что образовываются в швейцарском сыре. К несчастью, масса двигалась и брешь достаточно быстро затянулась.
Следом за первой, полетела вторая и третья граната. Голем каждый раз пододвигал ногой ящик всё ближе и ближе к оружию... Ему мало было проредить противников, ему нужно было ещё дать возможность проскочить опасный поворот тому, кто представился Фрейзером, а сделать это можно только задержав некроморфов, добравшись до оружия, зарядив его, и отрезав потоками огня противоположные края перекрёстка, давая возможность мужчине подойти к лифту...
|
Эви поднялась земли, отряхнула по привычке платье и направилась вслед за незнакомцем. В воздухе повис немой вопрос, который девушка задать так и не решалась, и продолжала молча следовать за мужчиной, гадая, что же ждёт её за завесой выдуманной реальности. Звуки скрипки становятся громче – они звучат словно отовсюду, окружая и заставляя к ним прислушиваться. Хотелось остановиться. Остаться за чертой ненастоящего мира и наслаждаться царящим в нём умиротворением. Но осознание того, что всё это лишь плод воображения, изрядно портило теперь впечатление. Заставляло сожалеть о том, что всё это – искусственное, будто… тщательно продуманный фокус. Наверное, впервые она оказалась зрителем, который безоговорочно поверил в правдоподобность иллюзии.
Но, как и любая иллюзия, сотканная магически фантазия чародея начала расплываться, обнажая истинную суть того, что их окружало. Сияющая палитра цветов поблёкла, и неожиданно подул пронизывающий холодный ветер. Постепенно меняющееся пространство сильно отличалось от того, что Эви видела минутами ранее – контраст был просто поразителен. Словно в один момент сменилось время года, и цветущая весна уступила промозглой осени. Мир внезапно потускнел, и чудесные звуки живой природы сменились воем ветра и хрустом сухой листвы под ногами. И мелодия скрипки, что провожала их из воспоминания, отыграла свой последний интервал и завершилась, оставшись где-то позади – в том мире, который существовал лишь в памяти идущего рядом человека.
Моросил дождь. Эви куталась в грязный плащ, пытаясь как-то согреться. Следуя за своим спутником и опустив глаза, она думала о том, что очень устала. Насыщенный день не давал возможности отдохнуть, и всё, что с ней сегодня произошло, так или иначе повлияло на её судьбу. В голове не укладывалось, как за один день могло произойти столько событий, - она ощущала, что измотана, физически и морально. И потому почти не задумывалась, куда ведёт её незнакомец. Надеясь только, что там ей будет спокойно.
…Через какое-то время лес расступился, и они оказались на пространстве пологой равнины. Звуки, что были отдалённо слышны из опушки, теперь слились воедино с представшим ей зрелищем. Перед её глазами раскинулся военный лагерь. Между разноцветными шатрами, ткань которых трепетала на сильном ветру, передвигались вооружённые люди. Звуки соприкасающейся стали и гомон голосов смежались в единый шум, создавая общую картину оживления и подготовки к предстоящей битве. На длинных пиках красовались чёрно-золотые штандарты Артодана. Казалось, её сердце замерло и перестало биться. - Всё в порядке, не бойся, - произнёс её спутник. Но последовать его совету Эви не могла.
От основной массы людей отделяются четверо: трое, как подобает солдатам, вооружены и облачены в доспехи. Четвёртый держит в своих руках предмет, который ни с чем иным спутать просто невозможно. Но, что самое ужасное, её опасения начинают сбываться, и корона, перекочевав в руки её недавнего знакомого, водружается на его темноволосую голову. - Ваше Превосходительство… Чародей повелительно отмахивается, заставляя своего подчинённого замолчать. - Позже. Выделите моей спутнице личный шатёр… Организуйте ванну, подберите одежду. Обеспечьте абсолютную безопасность. Если с ней что-то случится, ты за это ответишь. – Затем он обращается к ней: - Есть кое-какие дела, я зайду через час. И постараюсь научить тебя управлять твоей силой. Эви трудно было понять, как она выглядит в этот момент. Наверное, на её лице проявилась нездоровая бледность, и в голубых глазах застыло странное выражение. Но она всеми силами пыталась скрыть собственный страх, впившийся в медленно бьющееся сердце.
***
Она почти не обратила внимание на убранство шатра, в который её отвели. Ей было всё равно на то, какие вопросы рождаются в головах встречающихся ей людей. Не обращала внимание на слуг, что заходили к ней и приносили разнообразные вещи. В промежутках времени, когда её оставляли в покое, приготавливая ванну и новые одежды, Эви ходила по импровизированной комнате, скрестив руки на груди и меряя её быстрым шагом. Тело била крупная дрожь, и явно не от холода. Странное дело. Вроде бы она здесь по доброй воле, но ощущает, будто её заперли в клетке. В сущности, так оно и было – разве у неё оставался выбор?.. Мысленно она возвращалась к тому, кто стал главной причиной всех её волнений. Там, в лесу, он казался ей… совершенно другим. Обычным человеком. Если бы она знала, кем он является на самом деле… Но теперь уже поздно. В окружении тысяч вооружённых воинов шансов скрыться незамеченной совсем не оставалось. Чего она боится? Он ведь явно дал понять, что настроен к ней доброжелательно, но… пропасть, разделяющая их сословия, была слишком велика. Суеверный трепет перед фигурой, обладающей властью, никуда не исчезал. С детства подобным ей внушали, что монархи непредсказуемы и капризны, и по всем предписанным правилам способны были менять жизни поданных и с лёгкостью её лишать.
Время шло, и Эви всё больше смирялась со своим новым положением. Пульсирующий внутри страх, наконец, начал притупляться, и мысли, возникающие в её голове, приняли совсем неожиданный оборот. Сначала она спросила себя мысленно, зачем ему вообще нужно с ней возиться? У королей всегда много дел, им некогда заниматься подобными вещами, как обучение неопытных магов таинствам чародейства. И сам собой возник ответ – зачем-то она ему нужна. Возможно, её новые силы способны были сыграть какую-то роль в войне?.. Судя по последним событиям, Эви свои возможности совсем недооценивала. Или война в каком-то роде уже наскучила, и правителю нужна была игрушка. Играть судьбой чужого человека – для властных особ подобное было обыденностью. Но, почему-то, в это ей мало верилось. Пусть они были знакомы совсем непродолжительное время, но маг не произвёл на неё впечатление избалованного и мелочного человека.
...Чуть меньше часа хватило слугам, чтобы привести её в порядок. На распаренной в горячей воде коже проявился здоровый румянец, золотистые волосы красиво переливались на свету. Грязное платье сменил тёмно-зелёный наряд, и теперь её окутывал приятный цветочный аромат. Эви смотрела на себя в зеркало и думала о том, что не узнаёт ту девушку, что смотрела на неё в отражении. Но не из-за того, как она выглядела теперь, - в голубых глазах циркачки притаилась грусть, и появившиеся в уголках глаз морщинки несколько её состарили. Этот человек был кем-то другим - пережившим какие-то значительные события, - но явно не Эви. Не той Эви, что когда-то пустилась в долгое и лишённое каких-либо планов путешествие.
|
Ты бежала. Вперёд. Навстречу темноте и неизвестности, вглубь лесной чащи. Не глядя назад. Цепляясь за ветви, сдирающие оборки ткани на платье, оставляющие ссадины на коже, хлещущие по лицу словно жестокая пощёчина. Глаза полны слёз. Не разбираешь дороги. Лишь проносятся мимо серые силуэты деревьев, лишь утопают ноги в грязи, оставляя в ней глубокие следы – которые тут же смывает беспощадный ледяной дождь. Страх и обида горячат кровь. Сердце болезненно колотится о грудную клетку. Тёмные волосы выбились из косы, спутались и прилипли к влажному от дождя и пота лицу.
Что было и что будет – сейчас совершенно неважно. Остальной мир отошёл на второй план и перестал существовать. Люди, что были центром твоей маленькой вселенной – их лица стираются, размываясь дождём, уносятся ветром, остаются на потемневшей листве, ласково касающейся твоей головы… Вперёд. В мир, полный грёз и тишины. В лабиринт деревьев, холмов и рек. Под спасительную тень пушистых древесных кронов... Туда, где тебя никто не услышит. Где тебя не увидят. Не найдут. В самое сердце леса.
…Резкое падение. Перестала ощущать опору и чувствовать сквозь промокшие туфли вязкую землю. Всё окружающее превращается в размытое пятно, и единственное, что успеваешь заметить, - испуганный взгляд собственного отражения… Спокойные воды лесного озера приняли тебя, объяв мягкой, колюще-холодной пеленой. Секунды борьбы – и добровольно сдалась. Холод водоёма сковал ноги, затем и руки. Лишь держалось на плаву тело, разомкнулись губы, жадно глотая наполненный режущей свежестью воздух. И смотрели ввысь наполненные ужасом глаза.
Дождь прекратился. Водная гладь была умиротворённо ровна – спокойствие её нарушалось лишь звоном капели, стекающей с низко опустившихся над водой листьев. Серое небо покрыто облачной дымкой, и за ней прячется жёлтый солнечный диск, проглядывающий сквозь плотную завесу. Солнце. Заря. Что жадно тянула к ней свои руки, но не могла дотянуться. Что была бесконечно далека и взирала на неё с высока своего божественного пьедестала. Взгляд карих глаз оставался равнодушным – пока вода не сомкнулась над ней. Принимая в объятия глубинной бездны…
Всегда. Каждый раз, когда она видела этот сон. В последнее время он часто ей являлся. Именно тот случай, когда она, сбегая из дома, упала в озеро. Но сон всё больше искажался. В нём появлялось то, чего наяву никогда не было. Однажды чёрный силуэт луны закрыл собой солнце. Идеально круглый шар. Отгораживающий мир от солнечных лучей и погружающий его в серый сумрак. Окаймлённый желтоватым ореолом – словно прожжённая дыра на небесном холсте. Словно дверь в другой мир. Словно… глаз нечеловеческого существа, смотрящий свысока прямо на неё. Этот сон – он стал приходить каждую ночь. До тех пор, пока она не потянулась к луне. Ощутив, что обладает во сне волей и сохраняет невероятно ясное сознание – это было её решение. Это было её желание. До тех пор, пока не почувствовала ответное прикосновение… И чёрная луна не стала её частью.
***
...Чужое касание ощущалось сквозь сон слишком явственно. Айлин вздрогнула и открыла глаза, продолжая видеть перед собой всю ту же преследующую её картину затмения. Нет никакого осознания того, что случилось, но… внутри рождается странное, непохожее ни на что чувство. Ощущение, что всё вокруг поменялось – и в то же время осталось абсолютно таким же. В комнате царил полумрак. Сквозь плотные шторы врывался солнечный свет, и в лучах его кружились пылинки. Здесь было душно – комнату не проветривали уже давно по причине того, что последние месяцы её вообще мало кто посещал. Как правило, здесь хранилась старая мебель – и на одном из запылившихся диванов лежала она. В ночной сорочке, накрытая чем-то жёстким и колючим и отдалённо напоминающем плед. Эта комната – одно из десятков помещений её особняка, куда редко заглядывали слуги и уж тем более никогда - хозяева. Помещений, где никто не мог её потревожить. Хозяева… Уголки губ поднимаются в ироничной ухмылке. Мысли устремляются к человеку, который уже много дней назад оставил её. Формально владелец этого поместья – он. А она… Теперь её клетка открыта. Она может уехать. Куда угодно. В её распоряжении достаточно средств, чтобы прожить безбедно где-нибудь на прибрежных землях, омываемых океаном, - или в ином другом месте. Но привыкшая к заточению птица всегда остаётся там, где её вырастили.
Айлин села в своём импровизированном ложе, вслушиваясь в тишину дома. Стоило подождать лишь несколько минут, и где-то над головой послышались первые звуки шагов. Девушка была уверена, что слышит Эбигейл – старую служанку, что была с ней с самого детства. Наверное, она была единственная в этом поместье, кто искренне волновался за хозяйку. Даже несмотря на то, что все уже давно привыкли к её частым исчезновениям и знали, что через какое-то время Айлин появится сама – Эбигейл всё равно искала её каждое утро. Это… в какой-то степени забавляло девушку. Но ещё больше её забавляло то, как реагировал на её пропажи нанятый братом воин. Подумать только – человек, которого тебе приказали охранять, взял да и пропал из собственной спальни, и на утро все только и делают, что занимаются его поиском. Девушка улыбнулась, представив, как он снова злится или как Эбигейл откровенно его терроризирует, заставляя искать Айлин вместе с ней. Когда-то они её даже находили. И девушка делала вид, что всё в порядке и в доме вообще ничего не случилось. - Мой завтрак уже готов? – сладким голосом спрашивала юная Делагарди и, поднимаясь с дивана (кресла, софы или прочей части интерьера), следовала мимо нашедших её людей.
Айлин вновь вспомнила тот день, когда Хелгейт появился на пороге её дома. Она была поражена. Она была в ярости. Подумать только - Рейнольд прислал кого-то, кто бы следил за ней как за малым ребёнком. Мысль о том, что он действительно за неё волнуется, совершенно выветрилась из её головы, оставив место лишь злости и обиде. Сначала она попыталась выдворить телохранителя из дома, прямо высказав, что его присутствие для неё совсем нежелательно - и ещё множество обидных слов вдогонку. Но убедившись, что сделать это не так-то просто, начала попросту игнорировать. Если ты не хочешь чего-то видеть - сделай вид, что его нет. Откровенно говоря, вела себя Айлин не лучшим образом, но ей действительно было всё равно, что об этом думают остальные. Потом настал (и до сих пор продолжался) период, когда ей вздумалось подействовать ему на нервы. Иди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что - примерно так выглядел сценарий, с которым она неизменно к нему обращалась. Ещё и шантажировала, что выдумает нелицеприятных баек и поведает их брату. Собственно, она никогда даже не задумывалась, зачем этот человек вообще согласился на подобную работу, и ей было всё равно, что станет с ним, если он её лишится. Зачем ей всё это было нужно?.. Захотелось. Так было веселее. Так было проще... Сегодня она снова что-нибудь придумает.
***
В последнюю неделю стали происходить странные вещи. Они проявились не сразу. Постепенно. Словно давая ей осознать то обстоятельство, что всё действительно изменилось. Мелочи, на которые она не хотела обращать внимания, переросли в нечто большее - в явные намёки на присутствие того, кто менял её жизнь. Находясь одна в помещении, ступая по пустому коридору - она ощущала, что рядом с ней кто-то есть. Но, оборачиваясь, не обнаруживала никого. Чужие шутки?.. Чем бы ни были эти явления, они страшно её нервировали. И жизнь в особняке Делагарди становилась всё более невыносимой для его обитателей, претерпевающих раздражительные нападки юной графини. Сама Айлин вряд ли обратила внимание на то, что менялось не только окружающее пространство, но и что-то внутри неё - словно бы перерождалось. Она всё больше напоминала человека, на которого быть похожей вовсе не хотела. За одним лишь исключением - она ненавидела порядок. Тишину. Пустоту. Всё это нужно было заполнить. Вещами. Событиями. Шумом...
Всё чаще Айлин, в сопровождении Хелгейта, а иногда и исчезая от него, уходила из дому, не появляясь весьма продолжительное время. В поместье, пусть и расположенном в столице, было невыносимо тихо. Ей нужна была толпа. Ей нужны были люди. На площадях и разнообразных приёмах всегда царило оживление, которое было ей так необходимо. Каждый человек в городе делал то, что ему вздумается, не подозревая, что становится частичкой чего-то большего. В последнее время Айлин всё чаще ловила себя на мысли, что отчётливо чувствует эти совершенно несвязные потоки хаотичного движения. Порой она могла просто остановится и закрыть глаза, чтобы в полной мере ощутить вокруг себя кипящую жизнь и почувствовать её вкус. Но это далеко не единственная странность, с которой столкнулась девушка. Однажды, разозлившись на одного молодого человека, Айлин дала ему пощёчину. В другой раз с силой сжала руку соперницы. В третий - коснулась чьего-то плеча. Все эти случаи практически не были связаны друг с другом, за одним лишь исключением - люди, на которых она злилась, впадали в очень странное состояние, близкое к... безумию?.. Полуосмысленный взгляд, совершенно нерациональные и непредсказуемые действия - да, наверное, кроме слова "безумие" иное будет неуместно. Сначала это пугало. Затем стало вызывать вопросы. И луна по-прежнему являлась ей во сне.
***
В наступивший День Силы Айлин никому не сказала, что собирается в Алый Дворец. Кроме везде сопровождавшего её телохранителя, конечно, - спустя пару месяцев она вполне привыкла к его назойливому присутствию, хотя её пренебрежительное отношение к нему так и не изменилось. В какой-то степени то, как всё сложилось, ей даже нравилось - фигура вооружённого рыцаря за спиной, пожалуй, добавляла ей в глазах окружающих значимости. Она не знала, зачем идёт ко Дворцу. Не знала, какой вопрос хотела задать. И нужно ли кому-то говорить о том, что с ней происходит. Но знала наверняка, что определённо хочет быть там. Отчего-то она волновалась. Она редко переживала по какому-либо поводу, но что-то подсказывало, что сегодняшний день обещает перемены. Раздражение вылилось на служанку, что пыталась расчесать густые и непослушные волосы Айлин; и, в конце концов, капризная аристократка заставила Ариса выдворить "безрукую дрянь" из поместья без права вернуться назад. Какое ей дело до той, что не может выполнить даже самую простейшую работу?.. Наверняка, молодая служанка рыдала и проклинала взбалмошную девицу, лишившую её работы, но Айлин забыла о ней, едва покончив со сборами.
...Под сводами Облачного Холла действительно собралась многочисленная толпа. Переминаясь на месте, сосредоточенно наблюдая за фигурами в масках, - люди ждали своей очереди, чтобы обратится к жрецам Девяти. Напряжение всех собравшихся остро ощущалось. Однако ступив за порог Холла, её собственное волнение частично прошло - в подобной обстановке она чувствовала себя отлично. Стоя рядом с телохранителем, она улыбалась, обводя присутствующих заинтересованным взглядом. - Простолюдины думают, что боги решат все их проблемы. Как мило, - усмехнулась Айлин. Умолчав о том, что сама втайне надеется на то же. Он ведь до сих пор не знал истинной цели её визита в Храм - но, возможно, догадывался по тому, что происходило с ней в последнее время. Девушка не стала стоять в стороне и ждать очереди - вряд ли она вообще догадывалась, что здесь есть очередь - и направилась уверенным шагом вперёд. К человеку и посреднику того, кто - как она считала - стал частью её жизни. Совершенно абсурдное и нелепое предположение, но... чувства ведь не врут, правда? Не так уж важно, что говорили остальные и с какими просьбами они явились в этот зал. Айлин практически не обратила внимание на тех, кто подобно ей, вышел к пьедесталу, рассказывая с виду неправдоподобные истории. В этот миг её волновал только один вопрос. Ещё никому она об этом не рассказывала. Было странно говорить об этом сейчас. - Я хочу знать, что со мной происходит, - звонкий голос девушки отражается от стен гулким эхом. - В моих снах я вижу чёрную луну. Я уверена, что это не просто сон. После того, как она появилась, моя жизнь... стала другой. Что-то происходит с теми, кого я касаюсь. Что-то происходит со мной. И... я... - обращаться к кому-то с прошением, а не приказом, было непривычно и тяжело, и голос девушки звучал всё глуше, - прошу вашей помощи.
-
Чудесно же) приятно погружаться в персонажа
-
Восхитительный пост и шикарные описания!
-
Просто на высшем уровне. Зачитался, потрясающий пост.
|
Взгляд девушки коснулся светлого лоскута неба в поисках успокоения. Она старалась привести мысли в порядок и унять нахлынувшие эмоции. Фатализм не лучшая черта, теперь ставшая некой особенностью их расы. Они потеряли все. Они знают терпкий вкус горечи и жгучий привкус разочарования. И ни одна радость жизни, ни одна из утех никогда не заглушат ее и не заставят забыть. Это их наследие, память и достояние. - Как скажешь,- обреченно вздохнула она, что-то для себя решив. Лицо ее стало спокойнее. И лишь оттенок печали остался одинокой искрой в темно-изумрудных глазах. Селина опустила свой взор, вернувшись к картинам настоящего и следам, отголосками произошедшего несколько мгновений назад.- Я согласна, не стоит разменивать всего одну жизнь на сотни и даже тысячи. Быть может, даже больше. Но подумай, кем мы стали. Оглянись. Ты видишь? Видишь, какое достоинство у нашей расы? Ты понимаешь прекрасно, о чем я. Ты испытал на себе все это гораздо раньше меня. Друидка скользнула взглядом по могучему древу и вновь обратилась взором к собратьям. - Я не склонна рассуждать, что количество может перейти в качество. И мой друг стоит всех этих оборванцев без рода и племени. И, честно говоря, я с радостью забыла бы этот день. В какой-то момент в голосе, казалось бы, успокоившейся вновь расположенной к разговору девушки, появились ледяные нотки. Сейчас она решила судьбу не только свою, но и своего спутника. Загадочной химеры, о которой никто из присутствующих ничего не знал. - Она стоит всех этих жизней,- утверждение повисло в воздухе немым приговором, который Селина была готова выдвинуть не колеблясь. - Но ты правильно заметил. Там будут люди, которые достойны своего будущего. Быть может, я смогла бы встретить кого-то более достойного среди этих призраков собственного прошлого,- она кивнула в сторону стоявших, теперь уже безропотных эльфов. Видимо, под призраками она подразумевала именно их. Возможно, даже себя и самого Галахаэра. Во многом, суждения ее не столь касались людей. Потрясение этого дня еще не сошло на нет. Еще не оставило ее в покое. И все же зеленоватое пламя на узорах потухло. Больше не было гневных потоков и магических всплесков. Селина замолчала. Она будто вслушивалась в шелест листвы, тихие отголоски ветра. Но взгляд ее прояснился, отбросив дымку задумчивости. Она обратилась к химере, вновь облачая слова в образы. Больше уже по привычке. - Ты ведь понимаешь, какой выбор стоит передо мной? Как бы поступила ты?- стоило вопросу слететь с губ Селины, а мысленным образам воплотиться, губ ее коснулась теплая улыбка. И все же в ней присутствовала грусть.- Я уверена, ты бы поступила правильно. Если бы не обстоятельства, конечно. В какой-то момент эльфийка не совладала с собой, она нахмурилась опустив взгляд. Но тут вновь посмотрела на химеру. - Ты ведь понимаешь, что я не могу поступить иначе? Прости меня. Прости, что не могу сдержать обещания. Но ты в праве не идти со мной. Ты можешь продолжить свой путь сама, чтобы спасти свою душу. Или пойти со мной на удачу. Хоть она и давно отвернулась от нашего народа,- усталый вздох и поникшие плечи девушки говорили о том, что она успела привязаться к новой знакомой. Слишком долго она была совсем одна. Слишком сильно было магическое касание, открывающее взгляд и чувства химеры с ее собственной точки зрения. Будто они стали родными за столь короткое время. И самое страшное- осознание неизбежного, надвигающегося рока безумия ее нового друга. - Что ж, Галахаэр, думаю, нам стоит поспешить. Надеюсь, я не совершаю новой ошибки, отправляясь на очередную бойню. Селину теперь мучил всего один вопрос, правильно ли она поступила. Чиста ли теперь ее совесть.
|
Корноухий, который, кстати, свое прозвище не подтвердил, будучи обладателем двух немалого размера ушей, иронично поглядел на потенциального нанимателя и покреб заросший щетиной подбородок. Глядя на Пьеро, Стефан бы никогда не заподозрил бы в нем бандита - скорее, вожак шайки походил на не слишком преуспевающего ремесленника, только и сводящего концы с концами. Лицо разбойника было обманчиво мягким и спокойным, движения - плавными и вальяжными. Но опытный Сальваторе сразу заметил цепкий и жесткий взгляд Корноухого, и, приглядевшись, убедился и в том, что кажущаяся неторопливость движений не менее обманчива, чем сам внешний вид вора. Ухмыльнувшись, Корноухий откинулся на спинку стула и задумчиво произнес, даже не скрывая ухмылки в голосе: - Поработать, значит, на тебя... синьор. Шпионить, воровать и убивать твоих политических соперников. То есть из честных и свободных воров стать твоей личной бандой, я правильно понимаю? Словно в подтверждение своего вопроса Пьеро щелкнул пальцами, и Стефан почувствовал, как кто-то, видимо, до этого незаметно стоявший у главы магистрата за спиной, поднес к его шее острый кинжал и чуть, не до крови, надавил. Корноухий насмешливо продолжил: - А если я решу сейчас прирезать тебя и продать голову за пару тысяч сольдо твоим врагам? Уверен, они ради такого и в долги не постесняются залезть? А, чиновник, как тебе такой расклад? На лице Сальваторе не дрогнул ни мускул - словно бы и не было кинжала у горла. Спокойно и уверенно он произнес: - Это будет твоей ошибкой, Пьеро. Я дал тебе возможность поймать удачу за хвост, и только ты можешь решить - воспользоваться этим единственным шансом, или нет. Бандит рассмеялся и махнул рукой: - Пуччо, спрячь перо. А ты, синьор, явно не из глины сделан. Уважаю. За твердость и упрямство - уважаю. Ты не нервничаешь и не молишь о пощаде, как многие. Мне и моим ребятам будет приятно работать с таким разумным и достойным человеком. Что же, - он фыркнул и нарочито выделил слова, - благородный синьор, мы согласны. За слежку - пол-сотни в неделю. Прочее - по отдельной договорной цене. Я дам тебе Пуччо - того парня, что стоит у тебя за спиной, возьми его слугой к себе в дом. Через него и будем связь держать. Кстати, - тут Корноухий даже приподнялся, - у меня есть к тебе еще одно предложение, и оно наверняка повергнет тебя в шок, когда ты узнаешь это, - разбойник аж рассмеялся своей идее, - Сто сольдо - и я назову тебе имя главы городских криминале, согласен? Не прогадаешь! Стефан пристально поглядел в глаза развеселившемуся Пьеро, и тот не выдержал, отвел взгляд: - Деньги доставят завтра. Бандит, отвернувшись и смотря в стену, кивнул: - Поверю на слово, партнер, хотя это и не в моих обычаях. Ты же, хех, дворянин! Так вот - глава местных criminale, которому подчиняются все, кроме меня и этого Апостола из леса - Матиас Джованни.
|
Шаги, слишком громкие для расшатанной психики, отражались от металлических стен, окрашенных уже привычным цветом крови. И конца этому морю отчаяния не предвиделось. Будто само марево пыталось утопить несчастных заблудших в этот край смерти. Странное ощущение внутренней окаменелости сменялось тревогой. Скорее даже ее отголоском, чувства испытываемого по привычке человеческой натуры. Девушка старалась поддерживать внутреннее напряжение, хотя сосредоточиться было чертовски сложно. То и дело приходилось оглядываться вокруг. Казалось сами тени ожили и колеблясь в неверном свете следили за продвигающимися вперед. К неизвестности. Сознание стремилось отрешиться и перейти в некую равнодушную рефлексию на грани полубезумного отчаяния, граничащего с осознанием всей гиблости ситуации. Слишком много скептицизма, нездорового, давящего под тяжестью обстоятельств.
Беллис старалась держаться ближе к Элисон, прекрасно понимая состояние той. Оставалось надеяться на призрачную удачу, шагая вперед неуверенно, будто стараясь научиться простым движениям заново. Не паниковать. Ни за что на свете. Не бежать сломя голову, прижимаясь к стенам, иллюзорно безопасным. Быть может, помощь подоспела как раз вовремя, если конечно капитан Фрайзер осознавал то, с чем столкнулся. Но если судить по поступкам, тот должен был быть не хрупкого десятка. Эта мысль стоила того, чтобы ухватиться за нее. Но Беллис мало верила в человеческий фактор. А в удачу и подавно. Они продвигались будто по безжизненному склепу. Вот, чем стала ее личная Надежда. Их Надежда. Но, по сути, она больше не принадлежала людям. Странное стечение обстоятельств. Обескураживающее. Почему именно так?
Ход мыслей прервала остановка впереди следующих. Беллис ободряюще потрепала Элисон за плечо. Скорее инстинктивно желая приободрить. Ей и самой хотелось, чтобы кто-то просто вышел и сказал, что все окончено. Что это была проверка, иллюзия. Да хоть что-то, что спасло бы несчастных из этой удручающей ситуации. - Не смотри,- бросает она девушке- ученой, непонятно на что вообще надеясь, к чему взывая. Взгляд ее уходит далеко вперед. Дыхание перехватило на мгновение. Образование медика сейчас лишь усугубило внутреннее представление Беллис творившегося с группой тел впереди. Почти религиозный страх замер глубоко в груди. Чем стали все эти люди? Что могло породить подобное? Будто неизведанные темные боги глубин космоса сейчас насмехались над ними. Пожалуй, к лучшему, что сама Хладовин не верила в них. Не признавала ни одну из божественных каст.
Мне кажется, самая милосердная вещь в мире - это неспособность человеческого разума связать воедино все его составляющие. Мы живем на тихом острове невежества посреди черного моря бесконечности, и это не значит, что нам надо выходить за его пределы. Науки, продвигающиеся каждая в свою сторону, до сих пор приносили нам мало вреда; но в один прекрасный день собирание разрозненных кусочков знания в единое целое откроет нам такие страшные перспективы реальности и нашего в ней положения, что нам останется либо сойти с ума от этого откровения, либо спасаться от света знания в мире и безопасности нового средневековья.
Воспоминание. Вспышка. Отрезвляющая и жестко возвращающая к реальности. Инопланетное существо еще и паразитировало на клеточном уровне. Все это время оно становилось сильнее. Оно. Зачем оно пришло сюда, что искало?
Тела тех, кого Беллис ранее встречала среди этих коридоров, когда-то, будто в выдуманной реальности, залитых искусственным светом ламп. Она знала почти всех их так или иначе. Кого-то мельком, с кем-то даже доводилось переброситься парой фраз. Стоило поблагодарить то обстоятельство, что девушка могла рассмотреть далеко не всех. А узнать и подавно. - Что делать?- голос прозвучал неуверенно, будто и не принадлежал Беллис вовсе. Медика одолевали смешанные чувства, заставляя мешкать. Она продолжила несколько тягостных мгновений, полных раздумья, спустя.- У них должен быть центр нервных соединений, подающий команды. Что-то должно руководить ими. Ты можешь разглядеть что-нибудь, Шепард? Боже... Тяжело было смотреть на то, что стало со старыми знакомыми. Нет, девушка не скорбела по утерянным. Чувство скорби слишком глубоко, слишком лично, чтобы испытывать его к едва знакомым коллегам, практически чужим людям. Но в том, что произошло с их телами было схоже с осквернением. Неправильно это все, гнусно. Происходящее вызывало обиду от чувства несправедливости, злость от бессилия и отчаяния. Будь прокляты эти инопланетяне! Или те, кем являлись странные создания. Смотреть на дальнейшую картину становилось невозможно. Хладовин инстинктивно приобняла Элисон, заставляя отойти немного назад. Заставляя отвернуться. Ей нельзя было смотреть. Ей нельзя было этого знать. Ученая не было создана для такого тяжкого груза воспоминаний. Да и никто.
|
— Давай же... Эй... Джек, чего встал? Секунда — и едва слышимый шёпот сменился резким разочарованным хлопком ладони о колено. Джек заметил метнувшуюся за тенью кустов серую спину хищника и лишь после этого понял, что до сих пор не выпустил стрелу. — Ну ты, рыжий, и даёшь! Явно не твой день, — Итан смотрел на него со слегка насмешливым недовольством, подтягивая колчан. — Не выспался, а? Или замечтался о ком? Лавелл отрицательно помотал головой. Голос — ещё более тихий, чем тот, что принадлежал Итану во время выслеживания добычи, — от этого, впрочем, не исчез. — Устал немного, — коротко вздохнул Джек, понимая, что ответить любопытному охотнику всё же придётся. — Наверное, скоро отправлюсь дальше. — Опять?! Ты же всего с неделю назад у нас остановился! Эх, молодёжь... На самом деле, молодому путешественнику и впрямь нравилось это поселение. Спать под открытым небом, по утрам подниматься под пение птиц, а вечерами — петь уже самостоятельно, вместе с другими охониками, — всё это пришлось ему более чем по вкусу. Но теперь, когда этот неясный голос... Возможно, Джек просто привык избавляться от любых неприятностей путём перемены мест. — Вот что я скажу, — вновь подал голос Итан, бросая взгляд на удаляющегося в раздумии юношу, — ветер у тебя в голове вместо мозгов, рыжий. Неожиданно — даже для самого себя — Лавелл вздрогнул.
Таверны всегда отличал шумный рой человеческих голосов и повышенное содержание в помещении не слишком трезвых физиономий. Однако, по иронии судьбы, именно там предпочитающий тишину Джек чаще всего находил себе кормившую его работу. — ..ну я ему и говорю: тащи свою задницу в Крельнус, Гарри! Погибли твои детишки, это и ежу понятно, чего уж там о жрецах гововорить. Но хоть покоя там для душ их попросишь, или ещё чего... Жрецы эти, они ж, понимаешь, всё-ё-ё могут! Обычно Лавелл не имел никакого желания прислушиваться к пьяной болтовне, но сегодня, напротив, силился заглушить собственное нарастающее сумасшествие какими угодно звуками. И почему-то именно на словах пьянчуги с растрёпанной бородой и недвусмысленно покрасневшими глазами голос в голове совсем немного стих: ровно настолько, чтобы Джек сумел различить чужую речь. — Простите, — немного неуверенно окликнул юный приключенец сидящего за соседним столом оратора, — я не ослышался: на всё способные жрецы? В Крельнусе? — Да ты, видно, из какого-то другого мира, малец, раз слыхом не слыхивал о Дне Силы! — Сперва пьяница расхохотался, а потом вдруг посерьёзнел и обратил к Джеку на удивление трезвый взгляд тёмных глаз. — Храм Неба в столице. Совет жрецов, карающих и милующих, способных как проклянуть, так и... излечить, — последнее слово собеседник особенно подчеркнул. — На всё воля Девяти. Лавелл нахмурился, а его собеседник вернулся в состояние не вполне адекватного веселья так же быстро, как вышел из него минуту назад. Некоторое время Джек продолжал сидеть за столом, буравя взглядом его деревянную поверхность, а потом вдруг резко поднялся с места, набросил на плечо рюкзак и зашагал в сторону выхода, спокойно перешагивая через пьяные тела. Голос в голове скользнул и осыпался лёгким бризом, позволив юноше услышать прощальные слова бородатого выпивохи: — Ну, сынок, попутного тебе ветра!
Карту с подробными объяснениями того, как скорейшим образом можно добраться до столицы, получить было нетрудно. Нетрудно было и шагать сутки напролёт с крайне редкими остановками: Джеку не привыкать, последние годы он только и делал, что переходил от места к месту. Даже засыпать на жёстких ветвях деревьев, чтобы не оказаться застанным врасплох ночными хищниками, в конце концов оказалось не самым сложным занятием. Что было по-настоящему трудно, так это претерпевать сводящие с ума вихри в собственной голове. Иной раз это было лишь лёгкое шепчущее дуновение ветра, но иногда оно обращалось в полноценный тайфун, всем своим существом обрушивающийся на сознание. Одним утром, просыпаясь, Джек со счастливым выдохом обнаруживал себя там же, где заснул вечером, а другим — за мили от места остановки. Временами он забывал о карте и просто шёл, не различая пути, непроизвольно доверяясь той дороге, которой вёл его дурманящий бриз. И так каждый день, каждый час, каждую минуту: ветер, кружащий, подхватывающий, сумасшедший, не давал своей жертве покоя. В последние дни путешествия, едва почувствовав шелест травы, кустов или ветвей, Джек невольно хватался за лук. А потом ветер успокаивал его дыхание.
Ветер — внутренний ветер — успокаивал его дыхание и тогда, когда Джек ступал по залу Облачного Холла. По крайней мере, именно так казалось Лавеллу. Всё вокруг вопило о непривычности, неправильности и проявлялось в слегка скованных движениях и глубокой внутренней тяжести: слишком много людей, слишком мало воздуха, совершенное отсутствие неба над головой — только жутковатая облачная завеса, — а окон и вовсе нет... Но лёгкий, свободный ветер-шёпот внутри помогал — лишь этот единственный раз, — и Джек был ему благодарен. Тысячи взглядов вокруг были обращены к жрецам: те же стояли неподвижно, холодно и спокойно, являя собой лишь пророков, лишь проводников воли Девяти, а не людей, коими их считали когда-то. Лавелл почувствовал, как по спине пробежала дрожь. Держа путь в столицу, он отчего-то совсем забыл подготовить речь. А ведь предстояло ещё и пробиться к жрецам, заставить их услышать себя, зазвучать настолько убедительно, насколько это вообще возможно. Джек ещё раз огляделся и, как следует натянув скрывающий рыжую шевелюру капюшон, направился в самую гущу толпы. Прошествовавший мимо него гигант расталкивал народ с очевидной целью поскорее добраться до жрецов. Лавелл успел подхватить за плечи пожилую женщину, случайно попавшую под удар: вероятно, после падения та уже не смогла бы подняться на ноги. Если задуматься, сколько жертв вообще оставляли после себя подобные события? Стремление восславить Девятерых оборачивалось смертью и разрушением. А могло ли быть иначе? Джек предпочёл дождаться собственной очереди и быстрым движением сбросил капюшон. Привыкший говорить тихо, он всё же успел собраться с силами, и голос юноши зазвучал наперекор ветру в его голове: спокойно, уверенно и — совсем немного — печально: — Я один из многих сумасшедших, что пришли сюда умолять об исцелении. Голос, что завладел моим разумом, не произносит слов: он общается со мной одним своим существом, напоминающим дуновение ветра. Иногда спокойный и тёплый, иногда — хладный в своей ярости, он не оставляет меня ни на мгновение. Я много путешествовал, пытаясь бежать, но всё тщетно. Прошло лишь три дня, однако я не чувствую, будто он собирается остановиться. И потому обычный сумасшедший среди множества других сумасшедших теперь здесь, о жрецы. Я прошу вашей помощи. Я прошу свободы для ветра в моём сознании.
|
Несмотря на уход Матиаса, вечер продолжался. Кажется, никто и не обратил внимание на это обстоятельство, но Беатрис прекрасно знала, что всё было ровным счётом наоборот. Практически каждый на этом приёме в тайне или открыто наблюдал за всеми избранными Сфорцой домами, делая определённые выводы практически из каждого действия, совершаемого их представителями. Взгляд, улыбка, смех – всё достигало чужих глаз и ушей. При этом старательно создавая вид напускной оживлённости и дружелюбия. Эту странную, пропитанную отвратительным лицемерием атмосферу девушка почувствовала практически сразу, как только пересекла порог этого зала. Теперь она осталась одна посреди этих практически незнакомых людей. Конечно, в первую же секунду в душе её вспыхнуло негодование и злость на Матиаса, но она прекрасно понимала, что надолго он её одну не оставит. Впрочем, оказалось всё немного иначе. Практически сразу после его ухода, Дестефани собрала гостей за столом. Началась поминальная часть вечера, и один из Фаррадечи, а затем и сама хозяйка, высказали короткую, но проникновенную речь. Впрочем, было достаточно трудно обмануться их притворно-прискорбным тоном и опущенными печально глазами. Было ли на этом вечере хоть кому-то не всё равно, что стало с бедным Бернардо?.. Возможно, лишь тем, кого интересовала его смерть и благодаря ей некоторые выгоды. Казалось, даже сам новоявленный глава дома не слишком скорбит по своему родственнику. Наверное, только сейчас синьора Джованни обратила внимание на присутствие капитана стражи среди гостей. Момент его прибытия она упустила, и теперь с некоторым интересом за ним наблюдала. Не сразу, но ей бросились в глаза шрам и пятна крови на одежде. Сердце тут же учащённо забилось. Не слишком приятные мысли возникли в её голове. Удовлетворившись несколькими минутами скорбного молчания, Дестефани переместила всю процессию в другую часть зала, и вечер продолжался так же, как и начался – казалось, все уже и забыли про Фаррадечи, возобновляя разговоры на более интересующие темы. Беатрис растеряно оглядывала толпу в поисках мужа и всё больше злилась. Девушка отошла от стола, намеренная присоединиться к той группе молодых дам, с которыми беседовала ранее, решив ни в коем случае не демонстрировать досаду. - Синьора Джованни? Беатрис обернулась, возможно, даже слишком резко, не ожидая, что кто-то её остановит. - Стефан Сальваторе, - представился незнакомец, и девушка обвела его пристальным взглядом. Пожалуй, он был намного её старше. – Мне не выпадала честь встретиться с вами лично, а теперь… После всех этих событий… Я уверен, это недоразумение срочно необходимо исправить. В улыбке его было что-то отталкивающее. Холодное. Словно прячущая истинные намерения небрежно надетая маска. Если бы не эта улыбка, Беатрис сочла бы его обращение простой данью вежливости. - Позвольте предложить вам выпить… Он протягивает ей бокал с вином. Ровный круг алой жидкости мерно покачивался, выведенный из равновесия движением руки. Подобного она не ожидала. Не ожидала, что кто-то воспользуется отсутствием её мужа, ради… чего? Вглядываясь в серые глаза мужчины трудно было понять, чем он руководствовался. Решил скрасить её одиночество? Благородный, но не лишённый некоторых недочётов поступок. Беатрис сомневалась, что дело было именно в этом. Скорее, в её фамилии. Что ж. Как и любая, сколько-нибудь умная девушка, Беатрис притворилась невинной овечкой. И приняла из его рук бокал, не подозревая, что его содержимым может оказаться не только вино. - Синьор Сальваторе, - очаровательно улыбнулась девушка. – Как мило с вашей стороны, что вы решили поддержать меня и составить мне компанию. Право, не знала чем занять себя от скуки. – Оглядела зал. Задержалась на Дестефани и Эстакадо, что отошли в сторону, о чём-то беседуя. – Не сочтите за грубость, но я обратила внимание, что в компании Эмилио де Боно вы тоже скучали. – Лёгкая усмешка. – Он выглядит, пожалуй, слишком... суровым и мрачным. - И занудным, почти наверняка. Матиас вышел из особняка не в лучшем расположении духа. С его стороны было не слишком красиво оставлять Беатрис одну, но и тащить её с приёма было бы неразумно. Не маленькая девочка, в конце концов, чтобы водить её за собой. Он переживал только за одно – как бы кто-то из соперников не воспользовался его уходом... Матиас действительно волновался за жену. Пусть на приёме было многолюдно, но, как знал по опыту заядлый вор, это не играет совершенно никакой роли, когда ты хочешь достигнуть своей цели, а толпу всегда можно обмануть – она не так внимательна и прозорлива, как кажется. На пороге его встретил один из подручных, Баччо. Выглядел он не слишком презентабельно для слуги, впрочем, за это Матиас переживал меньше всего. Гораздо больше за то, что Быстрого Ножа заметили люди Дестефани. Джованни уже понял, что хозяйка была вовсе не так проста, и старался быть настороже. Матиас выслушал вора, и ощутил, как в душе закипает ярость. Словно где-то внутри него дышат паром горны, и в разгоревшемся пламени куётся горячая сталь, готовая пронзить любого, кто в этот миг способен был перейти ему дорогу. - Ничего не предпринимать, - жёстко отрезал глава гильдии, сверля своего подчинённого взглядом, не сулящим ничего хорошего. - Уезжай и передай мой приказ до завтрашнего дня никуда не соваться – без моего ведома из города ни ногой, тебе ясно? И повторю первый и последний раз, Баччо, для тебя и остальных столь же недалёких, - Матиас сделал шаг вперёд, - никогда больше не являться на подобные приёмы. Если кто-то узнает обо мне больше, чем нужно, я спущу с вас шкуру. С каждого.
После того, как Баччо скрылся, Матиас ещё какое-то время провёл на улице, пытаясь прийти в себя. Конечно, не стоило надеяться, что его планы враз осуществятся. Он что-то не учёл. Не мог понять что. Не мог вернуться на приём, не обдумав ситуацию - мысли вихрем кружились в голове, делая предположения того, что могло произойти. Всё было очень просто. Не Апостол пресёк попытку контакта, скорее всего. Матиас подумал о тех людях, что находились сейчас на приёме, и картинка вполне органично сложилась в паззл. И первым, кто пришёл ему на ум, был капитан городской стражи... Его люди - просто идиоты. Но что делать теперь, когда Джованни оказался зажат в рамки? Он был почти уверен, что у него не получиться связаться с Апостолом прямым способом - благодаря всевидящей страже. Однако был Кальдерони... Что жил где-то поблизости. Ему не нравилось, как всё получалось. Ему не нравилось думать, что Эстакадо был способен выбить с доски его фигуры. И то, что в его распоряжении был целый гарнизон вооружённых людей тоже не добавляло оптимизма. Мысли начали принимать определённый ход, и остановить бурный поток было практически невозможно. А если... Стража - преданные своему командиру солдаты. По идее. Но они такие же люди, как крестьяне, как знатные особы, вполне способные переживать за собственную шкуру в моменты кризисов и забывать о долге. Первое, что приходило на ум - смута и мятеж. Пожалуй, Эстакадо пора подрезать крылышки. Не важно теперь, он или кто-то другой убил его людей - Матиас понял одну очень нехорошую вещь.
|
В кабине «Шторма» Дженне было уютно. Ставшая уже привычной панель управления встретила её разноцветным мерцанием различного рода сенсоров и кнопок. Комфортное кожаное кресло приняло форму её тела; оружие, что находилось за спиной, пришлось отложить в небольшие грузовые ячейки. Перед ней практически тут же загорелся экран, транслируя в компьютерную систему истребителя происходящий между Фрэнком и представителем конфедератов диалог. Но ещё до того, как динамики начали передавать звук, Эшли настойчиво высказалась против попытки открытого противостояния, словно прочитав мысли девушки. Дженна усмехнулась, когда ИИ бесстрастным голосом произнесла фразу о суицидальных поступках – не зря компьютер такой мощности называют интеллектом. Была в её словах своеобразная ирония. Конечно, её захотелось заткнуть. Дженна до ужаса не любила заумных речей, особенно, когда ей указывали, что правильно, а что нет. В общем-то, она понимала, что это грубая статистика, но сам факт того, что, благодаря каким-то расчётам у неё может что-то не получиться, её откровенно бесил. Эти бездушные машины никогда не учитывают человеческий фактор и такую странную переменную как удача. Впрочем, небольшая речь Эшли была вполне убедительной, и Дженна с вылетом не спешила. Несмотря на распирающее её желание активно действовать и подогреваемый энтузиазм, делать что-то наобум, что могло привести к летальному исходу, всё же было глупо. Но если Федерация откроет огонь, у неё просто не останется выхода.
Дженна вглядывалась в фигуру на прозрачном мониторе. Красный с золотом мундир, несколько странная обстановка за спиной – всё это было чересчур старомодно, словно улетевшие когда-то с Земли люди остались в прежнем веке или активно поддерживали старые традиции. Девушка просто не могла не обратить на это внимание. Но, пожалуй, через пару секунд уже забыла об этом, занимаемая иными мыслями. Полковник – различного рода символы на одежде указывали именно на это звание – начал говорить. Сердце стучало так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди. Плотно сжатые губы, внимательный взгляд, что едва ли не сверлил изображение незнакомца. Она слушала и нервно царапала облачёнными в стальные перчатки пальцами подлокотники кресла. Всё шло, видимо, совершенно не по планам Эрика.
Он говорил то, что было и так очевидно – у Ренессанса было слишком мало шансов против боевой машины ВКС Федерации. Он предлагал компромисс – хотел задержать незваных гостей на некоторое время. Иначе – следует угроза в голосе – «Бесстрашный» откроет огонь по станции и планете. Дженна едва не взвыла от изумления и праведного гнева. Что?.. Лишить жизни невинных людей, выживших – если такие оставались, - ради того, чтобы удержать чужой корабль. Суки. Давят на жалость и человечность. И, скорее всего, за всем этим кроются вполне определённые и далеко не безобидные цели. Например, захват и изучение чужих технологий. Или иные: связанные с этой странной космической субстанцией. Как бы то ни было, понять, что именно конфедератам от Ренессанса нужно, было достаточно трудно. И Дженна была почти уверена, что в случае удержания линкора они Землю больше не увидят. Где это было видано, чтобы влиятельные люди говорили правду?.. Но какой у них был выход?
Полинг начал давать ответ, и пилот напряжённо слушала командира безопасности. Перевела взгляд на полковника – поймала себя на мысли, что он как-то молод для подобной должности – и переключилась на внутренний канал связи. - Вряд ли этот, - весьма некрасивое слово, - даже заинтересуется нашей миссией. По-моему, его больше интересует сам линкор или мы. Но в одном он прав – сопротивляться почти бесполезно. Ещё у меня появилась мысль… Вряд ли она вам понравится, Фрэнк, да и им тоже. Может… попросить у них помощи? Мысль и правда была неожиданной и довольно дерзкой. Учитывая то, что они находились явно не в выгодном положении. Но спускаться одной на станцию было достаточно рискованно, а здесь появился шанс привлечь к этой миссии кого-то ещё. Правда, если такой шанс вообще у неё был. - Может, сыграет роль то, что командир экспедиции находится на самой станции? – Как полагала Дженна, в войне захват одной лишь главной фигуры мог повлиять на весь исход. Вполне возможно, что полковника это заинтересует – командиры всегда знают больше.
|
...Это случилось за пять суток дня воссоединения Сакри и Ри. С самого утра на центральную площадь Крельнуса - столицы Королевства, начал стекаться городской люд: нобили и простецы стремились занять места получше, чтобы ничего не пропустить в предстоящей церемонии. Казнь всегда остается тем зрелищем, что никогда не приедается, и на котором всегда множество народа, желающего своими глазами увидеть, как королевский палач приведет в исполнение очередной приговор. На деревянных трибунах, предназначенных для обеспеченных мещан и небогатых дворян, между дородным торговцем тканями и пожилым дворянинином, одетом по столичной моде двадцатилетней давности, присела невыскокая темноволосая девушка, судя по одежде - из чиновников средней руки, получающих личное дворянство за выслугу. Занятому своей молодой и весьма вульгарно нарядившейся спутницей купцу было не до соседки, а вот пожилой господин, близоруко сощурившись, пригляделся к новоприбывшей и, удостоверившись, что перед ним не выходец из низов общества, приподнял шляпу: - Мое почтение, леди. Женщина, по чьему лицу блуждала довольная улыбка, удивленно воззрилась на соседа, будто недоумевая, зачем она ему понадобилась. Но этикет есть этикет, и женщина кивнула: - Благославение Девяти на вас, лорд. Продолжить разговор словоохотливый дворянин не успел - заиграли фанфары, приветствуя прибытие его величества Сважиона, да продлятся годы его бесконечно. Коль поприветствовал толпу, тут же взорвавшуюся оглушительными овациями и изъявлениями верности правящему дому. А вскоре началось то, ради чего множество жителей и гостей Крельнуса собрались на площади Девяти - казнь. Эшафот сегодня он украшен белой траурной парчой в честь того, что казнят дворян. Казнь обставлена со всем этикетом: головы преступникам рубят церемониальным позолоченным мечом, плаха покрыта алым шелком... Вот полетела в корзину голова графини, отравившей своего мужа, вот расстался с жизнью рыцарь, два года разбойничавший на Золотом тракте. Пожилой дворянин скосил глаза на соседку, безо всякого интереса наблюдавшую за исполнением приговоров, и подивился: и чего она пришла, раз не имеет ко всему этому интереса? Но вот герольды озвучили новое имя: - Барон Лерис, именем короля и королевского суда обвинен в государственной измене и приговорен к усекновению главы!
Женщина поддалась вперед, хищно уставившись на поднявшегося на эшафот преступника, и, если бы провинциальный дворянин видел глаза соседки, то подивился бы яростному пламени ненавести, плещущему в глазах только что спокойной и даже скучающей женщины. Жестокая улыбка и до побелевших костяшек сжавшие перила пальцы выдавали, что судьба приговоренного ей небезразлична, и она получает огромное удовольствие, наблюдая за тем, как барон вот-вот лишится головы. Шшух!, - просвистел клинок палача, и буйная головушка Лериса упала в корзину. Женщина быстро облизнулась, словно чувствуя на губах кровь казненного, и удовлетворенно откинулась на спинку лавки. Пораженный столь странной реакцией мужчина, как мог, отодвинулся от соседки. А вскоре так и не представившаяся чиновница покинула трибуны, не дождавшись окончания всех казней.
...Зачем люди предают свою страну? На этот вопрос нельзя дать однозначного ответа: каждый по-своему приходит к этому. Например, последний объект внимания Константины, старшей Ищейки Департамента - барон Лерис, был, по ее мнению, обыкновенным дураком, проигравшимся на ставках и решившим немного подправить свое пошатнувшееся материальное благополучие. Ну кто, спрашивается, подталкивал достопочтенного барона продавать тайные документы Военной коллегии одному из свитских эльфийского посланника? Только его собственные пороки. Само собой, Лерис и не думал особенно маскироваться, полагаясь на почти безупречный послужной список и громкое имя - за что и поплатился. И посему теперь невезучий предатель приговорен к казни. А вот его эльфийского партнера Департамент не тронул: не в обычаях дипломатических игр устранять обнаруженного конфидента заклятых друзей и соседей. На уровне посольств и представительств тайные службы блюдут все правила неписанного этикета, по которым агенты такого уровня пребывают в безопасности, хотя противоположная сторона и знает о них. К чему дипломатические скандалы? А вот собственные подданые, вступившие в сношения с визави Департамента душевного согласия Королевства, таким иммунитетом не обладают. Константина не была сторонницей пыток, но и не чуралась их применения, тем более, когда к ее услугам был целый штат заплечных дел мастеров. После нескольких часов интенсивной обработки милейший барон буквально пел соловьем, рассказывая о всех своих делишках, так что сестра Константина, в миру известная, как госпожа Реннарт, только и успевала, что записывать. Наконец, словоизлияние предателя закончилось, и женщина, удовлетворено улыбнувшись ему, захлопнула папку: - Спасибо, господин Лерис. Я думаю, что чистосердечное признание поможет вам избежать дальнейших пыток... перед казнью. Уведите и приведите его в порядок: негоже, чтобы в последний путь он отправился в таком состоянии, как сейчас. Барон, явно рассчитывавший на снисхождение, был уязвлен в лучших чувствах, и, скривившись, зарычал: -Да будь ты проклята, Красная Ведьма! Гори вечно! Ответом ему стал спокойный взгляд темно-карих глаз и легкий кивок: - Я и так горю. В моем сердце пылает незатухающий факел веры в Каррума. И этот огонь не погаснет никогда.
...Это началось три дня назад, когда близился час воссоединения Сакри и Ри, и это было... странно. Открываешь глаза, и видишь, как твоя родная комната пылает, как в ней бесится и мечется заключенное в тесное узилище стен бешенное пламя. Внезано буйство огненной стихии стихает, и вот оно уже все концентрируется вокруг тебя. Но огонь этот не обжигает: он лишь ласково касается кожи, скользит по щеке мечущимся алым язычком, целует со всем пылом Изначального Пламени. Проходит всего пара секунд - и этот несравненный в своей первозданной красоте огонь словно проникает в тебя, сливаясь с замершей в восхищении душой. Пара ударов сердца - и все вокруг кажется прежним. Сквозь неплотные занавеси в комнату проникает первый, еще несмелый лучик утреннего солнца, все так же отсчитывает время клепсидра, все так же лежат на столе чернильница и недописанный отчет. Все вокруг прежнее. Вокруг - но не внутри. Такое ощущение, словно вернулись полузабытые дни юности, исполненные горячей веры и фанатичности. Словно та странная иллюзия, представшая на короткое время перед глазами, действительно зажгла в ней затухающие угли того костра, что некогда горел в душе. Дальнейшие несколько часов просто выпали из памяти. Что она делала? Что с ней происходило? Неизвестно. Пламя сердца требовало действия, требовало выхода - и, прийдя в себя, Константина заметалась по дому, громким голосом проповедуя невидимым собсеседникам Слово Каррума. Как в трансе, она не осознавала своих слов, будучи сконцентрорована исключительно на необходимости хоть как-то выговориться. Когда все слова были сказаны, усталая женщина рухнула у камина, и, замерев, долго любовалась игрой пламени в очаге. Но угли души разгорелись вновь - и дальше все понсеслось с невероятной скоростью. Проповедь в храме, проповедь на улице: ведь надо дарить жар своих речей и тепло Каррума окружающим! Короткое заключение в кордегардии за нарушение общественного спокойствия. Слава Очищающему, городская стража не стала долго держать госпожу Реннарт в заключении, отпустив под честное слово не собирать подобные митинги на улицах. Тепло и свет, надо нести огонь и свет окружающим! Надо потушить огонь, гложащий изнутри. Константина с головой нырнула в пучину кутежа и гулянок, восхваляя за бокалом вина Каррума и расточая любезности окружающим; а вскоре - даря свое тепло практически незнакомым мужчинам. Ведь нельзя удержать внутри себя такой пожар: им надо непрестанно делиться с людьми, согревать из замерзшие, закостеневшие души.
И пламя вновь почти прогорело - лишь под золой еще рдели угли, готовые вскоре вновь заставить вспыхнуть сердце старший Ищейки. В минуты прозрения женщина осознала, что то, что творится с ней - странно, непонятно и противоестествено. Она не в состоянии самостоятельно справиться с этим, а значит - надо наступить на горло собственно гордыне и пойти искать помощи. Слава Очищающему, завтра будет День Силы, и кто, как не верховные жрецы, способны помочь ей справиться с охватившим ее безумием, с пламенем, жгущим ее изнутри и бегущим по ее венам?
...Наконец, настал день воссоединения Сакри и Ри, день, когда Мудрые решат ее проблему. Стекается к Алому дворцу толпа, и сестра Константина, она же госпожа Реннарт - одна песчинка среди неисчислимого множества разночинного люда, стремящегося донести до жрецов свои слова. Но что могут значить их жалкие, мелкие проблемки перед тем, что твориться с ней!? Не будь чиновник так вымотана, она бы наверняка бы ярилась и раздражалась на это сонмище просителей, но усталость брала свое - и ей удалось держать себя в руках. Пока что удалось. Вспомнились слова одной простонародной песни, посвященной Очищающему. И они как нельзя лучше подходили к нынешнему состоянию женщины: Догорают угли, клонится голова Не бывает вечно пламя и праздник. Но под пеплом можно найти огонь, Если не остыло сердце.
...Вот и Облачный Холл. Наконец, высшие жрецы дозволили просителям держать слово. Реннарт, пробившаяся в первый ряд, выждала момент, когда предыдущий ходатай закончил свою речь, и сделала шаг вперед. Рука взметнулась к лицу, и на ладони жрицы на несколько секунд появился маленький язычкок пламени - знак того, что она служит Карруму. Закрыв глаза, Константина произнесла: - Благославение Девяти вам. О помощи взываю к вам. В сердце моем, в душе моей, поселилось ярое пламя, толкающее меня в пропасть безумия, смущающее мой разум иллюзиями несуществующего и призраками забытого. Жажда изменения мира переполняет меня, жажда зажечь его так, чтобы он никогда не погас. Подобрав алое платье, женщина опустилась на колени перед Девятью, смиренно ожидая решения своего вопроса. А то Пламя, что поселилось в ней, будто подняло голову из пепла, желая принести огненное очищение всем пребывающим здесь. ...Можно принести в темный дом огонь и зажечь лучину, осветив его, а можно поджечь весь дом, разогнав тьму на многие мили вокруг.
-
Вот что значит вжиться в роль. Потрясающе :) Рада играть с тобой.
-
Интересный персонаж, красивый пост. Здорово)
-
Религиозные фанатички вообще шикарно у тебя получаются :))
|
-
Шикарный арт и шикарное начало! Как я правильно сделала, что подала заявку сюда^^
-
Да.
-
Шикарный старт.
-
Ух!
Пошла жара :3
-
Красиво всё начинается, да)
|
Самым странным и в то же время притягательным в магии была возможность ощущать окружающее пространство за пределами собственных органов чувств, словно сама душа касалась тех или иных вещей. Эта возможность была для неё слишком нова, и Эви не могла контролировать её в полной мере. Не знала она, что за связь образовалась между ней и этим человеком, и почувствовала её не сразу. Отдельные, сказанные ей слова складывались в обще описание, что представляло город в выгодном, по её же задумке, свете, но картины, что рождались в голове, кардинально отличались от того, каким именно она хотела преподнести Эредин. Прекрасный, кипящий жизнью и буйством красок – те далёкие моменты стирались из памяти, заполняя её новыми, более яркими и кровавыми эпизодами. В какой-то момент Эви поняла, что видит их не одна. Словно кто-то другой заглянул в её собственный разум, незримо коснувшись самых неприятных и памятных моментов. Словно кто-то видел их её глазами… Это ощущение было острым и в некотором роде неприятным, будто невидимая рука коснулась твоей же души. Но мгновение кольнувшей неприязни проходит, и зыбкая связь укрепляется с каждой секундой. Ты не можешь это контролировать. Не можешь осознать, что частичка тебя уже устремила свой любопытный взор в открывшееся сознание чародея – не находя ничего определённого, но видя совершенно разрозненные фрагменты, едва ли способные сложиться в единство чужой личности. Но что-то складывается всё же в общую картину: ощущается в нём некая внутренняя борьба, природу которой Эви почувствовать так и не сумела.
Едва новоявленная чародейка понимает, что происходит, как связь неожиданно обрывается. Невидимая нить хлёстко бьёт по сознанию, заставляя Эви вздрогнуть – к подобным ситуациям она ещё не привыкла, и разрыв ощущается почти физически. - Это необходимо. Только теперь она обратила внимание на незнакомца – улыбка стёрлась с его лица, уступив место совершенно иному выражению. Искры восхищения в его глазах потухли, уступая место горечи и разочарованию. Эви понимает, что невольно показала ему то, что стало теперь со столицей. Конечно, он не имел право вторгаться в её разум - если это вообще произошло по его инициативе - но Эви действительно было жаль, что он узнал правду. С другой стороны… горькая правда лучше лжи. Когда-нибудь он бы её узнал. - Этого места не существует. – Лёгкая, отстранённая улыбка. – Точнее, быть может, где-то оно есть… Или было когда-то. Эви не понимает. Смысл фраз доходит постепенно, выстраивая целый ряд ассоциаций и умозаключений, в ходе которого девушка удивлённо озирается по сторонам. Ей не верилось. В её взгляде сквозило изумление. Лесной мир, что жил по своим законам и цвёл и благоухал и трепетал в порыве лёгкого – настоящего – ветра, что вобрал в себя тёплые солнечные лучи, играющие в ярко-зелёной листве, шорохи и звуки движущихся зверей, птиц, насекомых – несомненно живых, - что раскрывался перед глазами во всей своей многогранности и красочной палитре. Он не мог не существовать – он был прямо перед ней.
Затем незнакомец подходит к ней, а в мелодию лесных звуков ненавязчиво вторгается тонкая, едва слышная музыка – не природного происхождения, но, безусловно, звучащая в композиции с ними гармонично и красиво. Кажется, Эви узнаёт инструмент – источником восхитительных, задевающих струны души звуков была скрипка. - Я воссоздал его. На основе воспоминаний. Незнакомец протягивает ей руку. Тонкую, по-своему изящную, лишённую изъянов и огрубелостей; убеждающую в том, что её обладатель явно не простолюдин. Эви смотрит на неё какое-то время, будто изучая, но на самом деле её мысли витают вокруг того, что он только что назвал своим воспоминанием. Она пытается осознать и поверить, и вместе с тем приходит огорчение. Ей совсем не хочется, чтобы слова мужчины были правдой. Ей хочется… лечь в траву, ощутить её щекочущую мягкость; окунуться в мир окружающих звуков и забыть о тех тревогах, что ранее с ней произошли – скорее всего, именно для подобных целей эта частичка реального мира и была создана. - Я приношу свои искренние извинения за доставленные неудобства. Ты оказалась здесь по чистой случайности. Эта сила… Тебе она неподвластна. Тебе нужна помощь. Пойдём со мной. И вновь эти слова. О том, что ей нужна помощь. Всего за один день этот человек – второй, кто произносит их. Не предлагая помочь, но утверждая, что ей это необходимо. Это могло бы разозлить и уязвить – её словно читали как открытую книгу, - но Эви лишь кивнула головой, соглашаясь, и взяла его руку. Да, ей нужна была помощь… Эви совсем потерялась. Эви не знала теперь, кто она есть – обычная простолюдинка, девушка, умеющая только лишь развлекать публику танцами и трюками и зарабатывающая, в сущности, гроши за возможность дарить мимолётную радость, или маг, способный контролировать невероятные силы, подчинять стихии, видеть суть вещей и менять ход событий… Эта – другая Эви – пугала её.
|
Громкий стук в дверь остался для Уильяма незамеченным. Раздетый по пояс, в одних лишь коротких кожаных штанах, совершенно не стесняющих движений, Лунный Лорд неуловимо скользил по фехтовальному залу, раз за разом отражая атаки своей гвардии. Серебряное лезвие «Полуночника» ярко сияло, дезориентируя, мешая нанести верный удар, а быстрое и опасное мелькание клинка Мунлайта вынуждало Кейна держаться подальше, пытаясь остановить контрудары своего лорда лёгким баклером на левой руке. Но в отличие от Тейна и Разиэля – братов фехтовальщиков, всегда действующих парой, капитан предпочитал пусть и осторожно, но подбираться к Лунному Лорду самостоятельно, выжидая подходящего момента для атаки. Грудь Уильяма вздымалась и опускалась; он дышал легко и размеренно. Энергия переполняла тело Мунлайта. Прошли томительные ожидания последних дней, дело близилось к схватке. Столкновению. Поединку воли своих бойцов, открытому и ничем не замутнённому бою. Видит Единый, но именно сейчас Лунный Лорд был в своей стихии. «Полуночник» незаметно скользнул в левую сторону, и тут же рванул прямо и вверх. Поймав лезвие противника на свой меч, Уильям обвёл его вокруг клинка и вырвал меч из хватки Разиэля… после чего, тотчас же шагнул в сторону, пиная Тейна по ноге. Гвардеец не успел отреагировать и рухнул на каменный пол, в то время как длинный меч Разиэля, подхваченный силой инерции, совершил полный оборот вокруг «Полуночника» и упал прямо в подставленную руку Мунлайта. Кейн напрягся, поняв, что остался со своим лордом один на один.
- Милорд… Незнакомый голос заставил Мунлайта резко отскочить на два шага назад, разрывая дистанцию. Во взгляде всё ещё плескался азарт, но он умел себя контролировать. Коротко оглянувшись, Уильям бросил меч в ножны. - В чём дело? – властно спросил он. Опасливо покосившись на грозного лорда, крестьянский мальчишка помялся, прижимая к груди свою маленькую шляпку. Он принёс не самые хорошие вести. По правде говоря, слуги не знали характера Мунлайта и опасались, что будущий герцог окажется весьма буйным на расправу. Поэтому и послали ребёнка – уж на нём зло то вымещать лорд точно не будет. - Там… там взрослые взбунтовались. - Взбунтовались, говоришь? – бросив взгляд на Кейна, Уильям махнул ему рукой и одним движением накинул на себя рубаху, принявшись быстрыми, скорыми движениями застёгивать пуговицы. – Ну, пошли… поглядим на этих взрослых… Капитан бросил баклер у стойки и молча подхватил свой арбалет, принявшись натягивать тетиву с помощью «козьей ноги». Кроме своих навыков фехтовальщика, он ещё и превосходный стрелок – качество, крайне полезное для личного телохранителя. Отличный парень этот Кейн, как ни посмотри.
Вероятно последнее, что ожидал увидеть пожилой оратор, привлёкший столь огромное внимание, так это направленную на него арбалетную стрелу. Что не помешало наглецу пошире раскрыть пасть, собираясь излить тонну праведных негодований… Но в этот момент раздалось треньканье тетивы. Стрела насквозь прошила бочку, на которой возвышался над своей паствой неудачливый демагог, и та рухнула, когда от силы удара из деревяшки вылетела большая часть досок. Крестьянин растянулся на земле и тотчас же подскочил, хватая воздух широко раскрытым ртом. - Отличный выстрел, Кейн, - похвалил своего капитана Мунлайт. - Благодарю, мой лорд, - вежливо ответил гвардеец, растянув губы в широкой улыбке. Толпа на какое-то время затихла, после чего недовольно загудела, взорвавшись приступом благостного гнева. Со всех сторон послышались крики, вопли, понукания «идти и валить этого лордика», но подойти ближе отчего-то никто так и не решился. Поморщившись, Уильям властно поднял вверх руку, и уже через минуту вокруг воцарилась напряжённая тишина. Вопрос прозвучал до крайней степени невинно. - А в чём, собственно, дело? И тут же ему ответил разноголосый вой: - Мы не хотим умирать! - Хотим защиту и стены! - Иди и сам воюй со своим королем! - Верно, верно! - Тихо! – прикрикнул на них Мунлайт и Кейн недвусмысленно качнул арбалетом, намекая на возможные последствия. Толпа недовольно притихла, ощетинившись злобными крысиными глазками.
- Сколь же коротка ваша память… - со вздохом произнёс Уильям. – Не далее, как несколько часов назад я просто и понятно изложил вам ситуацию. Но если до вас до сих пор не дошло, то мне не сложно повторить ещё раз. Со всех сторон послышалось недовольное бурчание. - Да, скажи нам, скажи! – размахивая в воздухе факелом, вклинился в речь лорда недавний оратор, но тут же, встретившись взглядом с Мунлайтом, решил, что нет ничего неразумного в трусости, благоразумно отступив за спины своих более храбрых товарищей. - Неужели я не говорил, что вам придётся держать оружие в руках? – риторически вопросил у присутствующих Уил. – Вас набирали для защиты этого замка от северных варваров, и вы все прекрасно видели, в каком состоянии находится гарнизон. Так неужели вы считали, что призраки умерших солдат защитят ваших жён и детей? Неужели вы думаете, что варвары бы не разграбили ваши деревни, не щупали бы ваших женщин и не угоняли бы мужчин в рабство? Так вы считаете? - Но это не варвары! – раздался с задних рядов всё тот же голос. На этот раз, правда, ему вторило куда меньшее количество народу. - О да, вы можете надеяться на милосердие Брандона Лерратона, пьянчуги и развратника, проводящего всё своё время в пирушках! – Уильям беззлобно рассмеялся. – Вы что, и правда считаете, что разозлённые солдаты короля пройдут мимо ваших деревень? Да какие проблемы! – лорд обернулся. - Эй, ты там! Тащи верёвки, да поживее! Замковый слуга показал на себя пальцем, словно бы пытаясь понять, обращались ли именно к нему. - Милорд сказал тебе, чтобы ты притащил верёвок, - перевёл Кейн, нацелив на несчастного арбалет. Слуга мгновенно исчез – испарился он, что ли?
Пока толпа озадаченно перешептывалась, Лунный Лорд молчал и нетерпеливо барабанил носком сапога по земляной брусчатке. Наконец, появился давешний знакомый с несколькими помощниками, тащившими в руках толстые валики крепких канатов. - Свяжите их вместе и перекиньте через стену, чтобы длины хватило до самого низу. Крестьяне явно недоумевали, не вполне осознавая, что, собственно, происходит. Уильям решил им помочь: - Смотрите! Вот вам верёвка. Слезайте и катитесь обратно как шелудивые крысы, хоть в свои деревни, хоть на все четыре стороны. Но что же с вами станет, мои дорогие, любимые солдаты? – Лунный Лорд саркастически улыбнулся. – Ведь для короля вы – не более чем источник заразы… Думаете, он оставит вас в живых? Да он уже сжёг сотни деревень в своей стране, лишь по одному подозрению в том, что их жители где-то подхватили чуму! Хотите принести ему себя на блюдечке? Давайте! Тут ведь не его страна, и сдерживаться ему абсолютно не нужно! Возможно, часть женщин даже останется жить, чтобы понести на свет потомство Аэдверских солдат. А может и нет. Кто знает буйные нравы этих наёмников? Вокруг повисла полная тишина. Тем временем, слуги связали канат и даже успели приглашающе перекинуть его через стену. - Ну, так что? – Уильям скрестил руки на груди. – Можете уходить. Давайте-давайте, не задерживайте друг друга! Нам ещё воевать! И у нас, в отличие от тех, кто сбежит, будут мощные стены Верденберга, о которые безуспешно разбивались иные, куда более многочисленные орды. Не тратьте моё время впустую и не мозольте глаза своей трусостью!
Тем не менее, несмотря на столь милостивое позволение покинуть опасное место, к канату отчего-то так никто и не подошёл. Так он и провисел ещё два часа… пока его не убрали. Во всём нужно знать меру.
-
Очередной шедевр. Это нужно было отметить плюсиком ^_^
-
На самом деле, вся эта сцена - очень красива. Вроде как, противопоставление ситуаций в лагерях противостоящих друг другу сторон, причём продемонстрированное чрезвычайно успешно (по крайней мере, со стороны игроков). Хоть мы и отошли здесь довольно далеко от канонического понятия "ролевая игра", но мне всё равно очень нравится то, что выходит в итоге.
|
Траурная церемония, больше похожая на обыкновенный светский раут, шла своим чередом. Гости мирно беседовали, попивая вино, кто-то изредка подходил к столу, кто-то задумчиво слушал менестреля и аккомпанирующий ему небольшой оркестр. Хозяйка вечера, бросив благодарный взгляд на Доменико и отдав какие-то указания слугам, присоединилась к компании, обсуждающей петушиные бои, заняв место Матиаса Джованни, которому даже на светской церемонии не дали отдохнуть, побеспокоив очередными рабочими моментами. Вскоре разговоры этой компании, не без усилий синьоры Дестефани, перешли на текещую ситуацию во Флоренции, стонущей под фанатичной диктатурой Саванаролы, которую не одобряли все присутствующие, наконец найдя хоть какую-то точку соприкосновения взглядов. Наконец, прибыл последний припозднившийся гость - капитан Эстакадо. Извинившись перед собеседниками, Магдалена встретила гостя, сделав комплимент его прекрасно подходящему к этому печальному вечеру наряду, и проводила его ко столу. Вскоре, по просьбе Дестефани, все собрались у Бальдассаре Фаррадечи, которому неаполитанка и предоставила право первого слова - как ближайшему из присутствующих здесь родственнику по мужской линии. Прокашлявшись и немного помявшись, непривыкший говорить речи гуманист все-таки подобрал нужные слова и громким голосом обратился к достопочтенной публике, молчаливо внимающей ему: - Синьоры и синьориты! Мой брат, Бернардо, был славным и достойным мужем и хорошим человеком. Увы, он умер во цвете лет - но такова природа людская, ведь все мы смертны. Я... Я хочу, чтобы мы все подняли кубки за него. И пускай он послужит нам примером человеколюбия и добронравия. Он всегда привечал тех, кто несет свет разума - и пускай мы все пойдем по его стопам. Он умер, и его больше нет с нами. Но мы его помним, и это хорошо. Все. Выслушав сбивчивую речь безутешного родственника и дождавшись ее окончания, хозяйка вечера вместе со всеми выпила за покойного Бернардо, и тихим, полным скорби голосом сказала: - Я тоже позволю сказать пару слов о безвременно почившем Бернардо Фаррадечи, славном воине и добром христианине. Господь забрал его к себе из этой юдоли скорбей, и ныне благородный синьор пребывает в раю, смотря на нас с небес. И в этот вечер мы все, как один, вспоминаем его заслуги, и благославляем Создателя за то, что нам довелось общаться с сим достойным во всех отношениях синьором, черпая мудрость из его слов. Мы все скорбим о том, что он покинул нас, и приложим все усилия, чтобы не посрамить его память. Помолчим же, вспомним все хорошее, что он сделал и нам и городу, и выпьем за упокой его чистой души. А потом продолжим наш вечер - ибо мы живы и не готовы предаваться греху уныния. ...Когда все поминальные слова были сказаны, и гости вновь разбрелись по зале, музыканты заиграли легкую танцевальную мелодию, и вот уже первые пары закружились в танце по обширной зале. Сама же Магдалена, оставив гостей веселиться и пить, утащила в сторонку Данте Эстакадо, о чем-то беседуя с ним. После церемонии чувствующие себя не в своей тарелке де Боно снова прибились к семейству Сальваторе. Эмилио, нервный и напряженный, но старающийся держать спину прямо и смотреться уверенно, залпом отпил прямо из горла прихваченной со стола бутыли и, сыто отрыгнув в сторону, обратился к главе дома Сальваторе: - Слыш, Фано, мы постоим тута, а? Мне среди этой помойки не уютственно, а ты, хоть и французик, а мужик нормальный. Да и дочь у тебя красивая, как дамасский клинок: с ней того, даже стоять рядом приятственно. И все же, что за паскуды решили выпустить кишки моему sergente? Ну вот я думал-думал, и все же решил, что это наверняка этот бородатый имбецил-Фаррадечи. И грустит он потому, что его план провалился, и ясно, что мы его скоро возьмем за гузку, а? Мария де Боно, стоявшая чуть за спиной отца, при этих словах закрыла лицо рукой, будто не желая даже видеть то, как ее отец пытается изъясняться "куртуазно". Девушка сквозь пальцы бросила взгляд на танцующие пары, явно желая присоединиться к ним, но осталась стоять на месте, не смея перечить воле сурового Эмилио.
После церемонии чувствующие себя не в своей тарелке де Боно снова прибились к семейству Сальваторе. Эмилио, нервный и напряженный, но старающийся держать спину прямо и смотреться уверенно, залпом отпил прямо из горла прихваченной со стола бутыли и, сыто отрыгнув в сторону, обратился к главе дома Сальваторе: - Слыш, Фано, мы постоим тута, а? Мне среди этой помойки не уютственно, а ты, хоть и французик, а мужик нормальный. Да и дочь у тебя красивая, как дамасский клинок: с ней того, даже стоять рядом приятственно. И все же, что за паскуды решили выпустить кишки моему sergente? Ну вот я думал-думал, и все же решил, что это наверняка этот бородатый имбецил-Фаррадечи. И грустит он потому, что его план провалился, и ясно, что мы его скоро возьмем за гузку, а? Мария де Боно, стоявшая чуть за спиной отца, при этих словах закрыла лицо рукой, будто не желая даже видеть то, как ее отец пытается изъясняться "куртуазно". Девушка сквозь пальцы бросила взгляд на танцующие пары, явно желая присоединиться к ним, но осталась стоять на месте, не смея перечить воле сурового Эмилио.
Услышав об интересе Беатрис, маэстро весь расцвел: - Ах, прекраснейшая из достойнейших женщин под луной! Актеры уже репетируют, а я здесь, проникаюсь духом высшего общества и беседую с вами, той, кто почти стала моей музой. Сам вид ваш возносит душу вашего скромного слуги к вершинам Парнаса, даруя ему все новые и новые искры таланта поэта! Вы чудо и ангел во плоти, и я не в коей мере не подведу вас! Но пойдемте к нашей хозяйке вечера, она уже собирает всех для глупого траура по болвану-Фаррадечи!
...Матиаса проводили к выходу из особняка, где его ожидал, переминаясь с ноги на ногу, один из его подручных, известный Джованни как Браччо Быстрый Нож. При виде Маттиаса тот громко обратился к дворянину: - Синьор, простите, что отвлекаю, но в "Веселой норе" произошло одно неприятное происшествие, и хозяин сказал доложиться Вам. Я вам сча доложусь обо всем ентом. Слуги дома Дестефани пвежливо отошли подальше, так, чтобы не услышать ничего, а разбойник шепотом продолжил: - На банду Апостола мы не вышли, но вот Пьетро Мелкий, что отправился искать их в сторону тракта на Брешию, не вернулся, хотя обязан был. Вот селезенкой чую - подстрелили его эти древолазы засадные. Че делать-то будем, capo? Мабуть, ночью исчо группку послать в ту сторону? И пущай они ищут, а заодно поорут, что они им не враги.
После траурной церемонии хозяйка дома подошла к капитану и попросила его вместе с ней отойти в сторонку. Оказавшись в отдалении от прочих гостей, неаполитанка мягко положила руку на грудь капитана и уверенным, не терпящим возражений тоном обратилась к нему: - Данте, я вижу, что вам пришлось столкнуться с врагами, дабы попасть сюда. Эти негодяи посмели пустить вам кровь, я отчетливо вижу это. Проклятье на головы тех, кто посмел напасть на вас! Я настоятельно требую, чтобы вы проследовали за мной на второй этаж, где я смогла бы излечить ваши раны, если они не глубоки, или обеспечить вам надлежащий покой и уход. Не отказывайте мне, рыцарь, прошу вас.
-
Одна из моих любимых игр, на самом деле. Все просто отлично.
-
Главное, чтоб Эмилио не заревновал. :)
-
Действительно крутой модуль. Дух соперничества чувствуется)
|
Шаг, ещё шаг. Левый коридор... - Чисто. Смещение. Правый коридор. - Есть контакт...
Шепард остановился, наведя оба ствола на скопление потенциального противника. Несколько секунд взгляд военного изучал вероятного противника и оценивал собственные возможности. Но именно этого времени хватило, чтобы экс-человеческая биомасса пришла в движение, издала нескладный не то рык, не то стон, а в голове вновь заработал генератор, вкручивающий в череп саморезы высоких частот.
Лицо Макса за лицевым щитком гермошлема скривилось словно от зубной боли. Пришлось до хруста челюсти стиснуть зубы и несколько раз энергично моргнуть.
Под правую руку просунулась маленькая фигурка гражданского и что-то тихонько пискнула. Из-за гула в голове разобрать слова не удалось. Ограждая человека от опасности, Голем, словно шлагбаум, опустил руку с лазерной винтовкой и уверенным движением оттеснил девушку себе за спину. Отклонив корпус назад он сместил её в слепую зону, за пределы видимости надвигающихся "психов".
Лицевой щиток дёрнулся, когда Макс мотнул головой, пытаясь прочистить голову от навязчивой, тупой, ноющей боли.
*- ЕСЛИ БОЕЦ БОИТСЯ, СОМНЕВАЕТСЯ ИЛИ ДУРНЫЕ МЫСЛИ ЛЕЗУТ В ГОЛОВУ, ТО ЛУЧШИЙ СПОСОБ ИЗБАВЛЕНИЯ ОТ ВСЕХ НАПАСТЕЙ ПОВТОРЯТЬ УСТАВ ИЛИ СТРОЕВЫЕ ПЕСНИ!* Голем ухмыльнулся. Кажется высокие ноты командного голоса сержанта из учебки прошли сквозь года и звучали на той-же резонирующей частоте, что и голоса ходячих трупов.
Мы к планете приближались, нас ловили на прицел. А в наушниках смеялись: "Улетай, покуда цел!" Но насмешки не спасают, есть приказ, проложен курс… А исход войны решает человеческий ресурс.
В том, что это именно трупы, Шепард не сомневался. За время проведённое в учебке и годы боевых действий он достаточно хорошо успел изучить анатомию человеческого тела. Верно ведь говорят, чтобы эффективно убивать, нужно знать уязвимости противника...
Стала логика жестокой, как на шахматной доске: От колоний нету прока, если вид "на волоске". Что вам толку от планеты, коль народ повержен в прах?! А цена любой победы измеряется в гробах.
Подбородок космодесантника приподнялся, когда слова научного специалиста достигли аналитических отделов мозга. - Так точно... Подбородок опустился утвердительным кивком. Освободив руку, Макс снял ключ-карту с собственной брони и передал научнику. - Арсенал прямо по коридору. Пройти, открыть дверь. Если не получится, уходите по лестничным маршам...
Мы врывались в атмосферу из заоблачной дали, Сквозь огонь в стальную стену развернулись корабли. А внизу горят кварталы, смотрят в небо сотни глаз… Вам колоний было мало?! Мы идём, встречайте нас!
Массивная туша космодесантника вновь вскинула оружие и твёрдым уверенным шагом направилась "встречать" гостей, занимая место посреди коридора. Шепард остановился оценивая надвигающуюся массу, прикинул дистанцию и возможные пути для тактического отступления. Пять метров до близкого контакта, пятнадцать метров до лестницы...
В кутерьме воздушной битвы - кто кого загонит в гроб: Атмосферный истребитель развернулся прямо в лоб. Я лечу навстречу смерти - управляемый снаряд… Истребители, поверьте, замечательно горят!
Волны точат камни... Шепард решил, что входить в ближний бой сейчас не самое рациональное решение и подобно волне, он будет сближаться, наносить удар и откатываться, постепенно заполоняя проход останками. Но это будет чуть позже, когда бластер и лазерник истощат энергетические ячейки. Да, на некоторое время, упавшие тела замедлят продвижение биомассы. Четыре наскока до поворота. На некоторое время задержаться у поворота. используя угол, как укрытие, не позволяющее окружить и атаковать с нескольких направлений. ещё около десятка ударов можно успеть нанести отступая к лестнице... А потом... Потом, когда не останется места для отступления, сдерживать умертвия до тех пор, пока научники не откроют арсенал или не уйдут на иные горизонты "Надежды".
В голове космодесантника не было мыслей о сожалении, как не было мыслей о безрассудной гибели. Их так учили, что их смерть никому не нужна, а нужна победа. Нужно выполнить приказ. И если сказано удерживать позицию, то боец будет её удерживать выжимая всё из сложившейся ситуации для достижения цели. Если потребуется, он закупорит трупами весь коридор от пола до потолка, но не пропустит ни одну тварь мимо. Закончатся заряды? Плевать! Верный нож превратит эти ходячие кадавры в фарш. Расчленить руки, ноги и головы на части...
Нашу "акцию возмездья" осудил десяток рас, Но проклятья бесполезны, если выполнен приказ. Говорят: "Привлечь к ответу!", а за этим - только страх… Ведь цена любой победы измеряется в гробах.
Пять метров... Четыре... Огневой контакт!
Пальцы Шепарда замкнули спусковые скобы. Оружие направленное в головы и шеи кадавров, огрызнулись энергетическими всплесками. Голем сделал первый шаг назад...
Ведь цена любой победы Ведь цена любой победы Ведь цена любой победы измеряется в гробах...
|
Где-то там остались люди. Люди, которых ты знаешь всего несколько дней. Кто они тебе? В сущности, никто. Коллеги по работе, если не сказать иначе, ибо за такой короткий промежуток времени вы так и не стали командой. Разрозненные, каждый в себе и своих мыслях – разобщённая группа, объединённая одной лишь призрачно-мечтательной целью. Всего несколько человек, что верили в собственную возможность поменять ход событий. Нарвавшиеся на грозящие опасностью реалии, способные лишить их жизни. Смерть, что казалась далёкой и нескорой, оказалась настолько материальной, что одного прикосновения неизвестного существа было достаточно для того, чтобы она унесла жизнь одного из них. Глупцы. Мечтатели. Вероятно, Дженна вполне оправдано находилась среди них. Она знала, что значит близость смерти. Она догадывалась, что её шаг был слишком импульсивен. Но не могла иначе. Оставить этих людей на произвол судьбы значило бы задавить в себе человечность и поддаться трусости. Побояться заглянуть в лицо смерти, не попытавшись вырвать из её лап попавших в ловушку людей. Всё это черты отнюдь не Дженны. Со всей свойственной ей смелостью и самоотверженностью она готова была ступить на станцию с ироничным названием «Надежда», во тьму неизвестности, для того только, чтобы дать им шанс. Об этом она думала – но частично. Было в ней что-то ещё, что обычно называют жизненной энергией – она текла в ней, переливаясь через край, готовая найти выход, лишь бы подвернулась идеальная ситуация. Как бы удивительно это ни казалось, но сложившиеся обстоятельства как нельзя кстати подходили для реализации собственных возможностей и амбиций. Что ни говори, но девушка больше всего не любила сидеть в стороне, в то время, как где-то происходили самые интересные, пусть и опасные, события. Опрометчиво кидаться в самую их гущу – в этом была вся она.
Но невозможно, чтобы планы враз осуществились. Обязательно произойдёт что-то, что помешает. То, на что будешь досадливо ворчать или яростно ругать несправедливость судьбы. В тот миг появилось то, чего пилот никак не ожидала увидеть. Не сейчас, по крайней мере. Готовая к вылету, она досадливо наблюдала за массивной фигурой корабля, что плавно двигался в пространстве космоса навстречу Ренессансу, с каждой минутой отсрочивая её операцию по спасению на неопределённое время. Боевой линкор ААА-класса, называемый «Бесстрашным». Судя по его внушительным размерам, это название ему было дано неспроста. Бесстрашно приближаясь, линкор сулил им проблемы. Или необходимую им помощь – во что Дженна почему-то слабо верила, догадываясь, как именно в этой части галактики относятся к землянам. Девушка посмотрела на Фрэнка взглядом, в котором читались раздражение, удивление и жёсткая решимость. Страха там явно не было. Вполне уверенно она потянулась к оружию, что лежало перед ней. Гранаты, винтовки, бластеры – всё заняло свободные ячейки. - Дадите мне картинку в «Шторм», Фрэнк. Надеюсь, всё обойдётся без боя, но если что – моя малышка всегда готова засадить им ракетами. С этими словами Дженна вышла из арсенала, направившись обратно в ангар.
Думать о том, почему представители Федерации оказались здесь именно сейчас и для каких целей, совершенно не хотелось. Перед Дженной вставали вполне очевидные задачи: в случае обстрела защищать Ренессанс, пусть и ценой собственной жизни. Пройдя обучение в Академии, она прекрасно понимала, что пилоты истребителей - те люди, от которых в некотором роде зависит исход битвы, если в особо удачном случае у них получиться обезвредить корабли, представляющие настоящую угрозу. Но в остальном, их жизнь не так ценна как жизни командиров, что, управляя флагманами, отдавали приказы, которым пилоты обязаны были подчинятся. Виртуально смоделированная ситуация на учениях чётко давала понять, что во многих случаях жизнь пилота была исключительно в его руках. Но в хаосе начавшейся битвы трудно контролировать всё, что тебя окружает, и потому сбитые истребители - потухшие сигналы на собственной панели - были абсолютно нормальным явлением. Они знали, на что идут. Что являются обычным пушечным мясом. И каждый раз это понимание всё больше въедается в разум, и теперь ты добровольно маршируешь на смерть - такую программу, как в робота, в тебя заложили. Впрочем... что-то внутри всё-таки протестует. Где-то глубоко, в тех недрах разума, что отвечают за инстинкты выживания. Но ты не проиграешь. Твой сигнал не потухнет. Всё решиться мирно, а «Шторм», некоторое время спустя, благополучно приземлиться на станции. Верить в иное просто не хотелось.
|
|
Короткие переговоры - и вслед за Шепардом жалкие остатки уцелевших отправились к командному центру по тихим, как могила, но опасным, как Друджо Дмана - зороастрийский ад, коридорам некогда мирной станции. Какая же все-таки жестокая шутка Судьбы: надежда на спасение к обитателям "Надежды" пришла извне! Сильвия нервно, одним лишь уголком губ, улыбнулась эдакому каламбуру. Да уж, воистину, верны слова древнего поэта Лермонтова: Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Одна лишь радость - сэр Фрайзер, кажется, не заметил ее оговорки.
Шаг за шагом, метр за метром выжившие приближались к своей цели, приближались к спасению. Нет, не зря Ормузд привел этого офицера на превратившуюся в царство Аримана станцию - это знак свыше, символ благоволения Его к жрице своей. Пускай кругом кровь и смерть - они вырвутся из паутины зла, чтобы принести человечеству весть о новой угрозе, перед которой меркнут и бледнеют все предыдущие.
Багровые отблески аварийки, багровые пятна на некогда белых стенах. Тишина там, где ранее звучал веселый смех и велись неспешные разговоры о работе. Только звуки шагов пяти человек нарушают траурное безмолвие. Только темно-красный свет ложится на сосредоточенные лица, своим мерцанием превращая их в жуткие маски не принадлежащих этому миру существ. Только горстка праведников, бросившая вызов творениям Зла. Только бесконечно одинокие люди, которых поддерживают лишь Надежда и Вера.
Погруженная в свои мысли психолог, следовавшая сразу за Максом, чуть не врезалась в спину замершего капитана, выглянувшего из-за угла. Судя по всему, дэвов там не было - иначе бы храбрый воин незамедлительно открыл бы огонь по ним. Ван Эллемеет распирало любопытство: что же так поразило бесстрашного Шепарда? В иной бы ситуации она, возможно, решила бы терпеливо дожидаться слов охранника, но сейчас и так бывшая на грани нервного срыва девушка не смогла побороть врожденную любознательность и выглянула в коридор из-за спины мужчины. Увиденное заставило ее замереть на месте и мгновенно пересохшими губами отчетливо прошептать: - Gho'ule... Ожившие мертвецы... Одержимые. Те, кого она знала, те, с кем она еще вчера беседовала, были, несомненно, мертвы. И смерть настигла их отнюдь не от дэвов - те буквально поглощали тела. Но кто убил их, сейчас было не важно: стоило только бессмертным душам несчастных уйти в царство Ахурамазды, как тут же опустевшую оболочку плоти заняли Визареша - дэвы смерти. Было жутко видеть таращащиеся на живых слепые глазницы, сжатые судорогой скрюченные пальцы, разверстые раны. Снова, будто исподволь, начали возвращаться прежние всепоглащающий ужас и безбрежное отчаяние, но мобеда уже была готова встретить их, не дрогнув, ибо пройденные испытания укрепили свою веру.
Вдруг гули, как один, издали безмолвный вопль и медленно двинулись по направлению к живым, с явной целью приблизить нынешнее состояние Сильвии и ее спутников к своему собственному жалкому существованию. Несчастные марионетки Визареша не узнавали никого, да и не должны были узнавать - их толкала вперед неиссякающая жажда кровопролития, они алкали теплого человеческого мяса. Они уже не были теми, кем прежде - учеными, охранниками, техниками; а были лишь пустыми оболочками для вселившегося в них Зла. И долг Сильвии, как мобеды, да и просто как честной бехдин, состоял в том, чтобы освободить тела от одержимости. И сделать это надо было любой ценой - даже разрушив тело. Разумом ван Эллемеет все это понимала, но смотреть на ковыляющую к ним орду живых мертвецов было по-прежнему жутко. Не выдержав нервного напряжения от увиденной сюрреалистической картины и испуганно пискнув, психолог спряталась за надежной спиной Шепарда и скороговоркой произнесла дрожащим голосом, в котором вскоре мелькали просительные интонации: - Там орда гулей и они хотят нас разорвать! А там, - она махнула рукой, - станционный арсенал! Мы обязаны освободить их от одержимости, пусть даже и оружием, подарить им огненное очищение! Побежали туда быстрее, а!
|
Пожалуйста. Не хочу. Умирать…
Что-то произошло. Ты ощущаешь это каждой частичкой своего тела. Собственную невесомость и ничтожность в объятиях бесконечной пустоты – она поглотила тебя всю, целиком, без остатка, вырывая из лап смерти, что готова была сомкнуть свои невидимые челюсти… Совершенно неожиданно огненная сущность, вызванная одним из магов, исчезла. Растворилась в стремительно меняющемся пространстве, оставшись где-то далеко – в той стороне, где происходила сейчас знаменательная и кровавая сцена государственного переворота, от которой ты так желала убежать. В тот миг не осознала, что твоё желание сбылось; лишь зародился инстинктивный страх перед необъятной бездной.
Всего несколько секунд. Мгновения неопределённости – и вихрь новых ощущений вырывает тебя из круга колючего холода. Реальность вновь вторгается в сознание, наполняя его звуками и образами. Полёт совершенно неожиданно заканчивается приземлением на жёсткую поверхность, и в теле вспыхивают очаги боли в ушибленных местах. Соприкосновение с землёй оказалось отнюдь не мягким.
Ещё несколько секунд. На то, чтобы понять – где очутилась. Чтобы впитать в себя окружающее пространство, ощутив кожей рук мягкость травы, тепло солнечного света, запахи лесной свежести, так отличающиеся от городских. Услышать и понять, что представляют собой эти чудесные звуки, что наигрывают восхитительную мелодию первозданной, не тронутой природы. Солнце слепит глаза. От чистого воздуха першит в горле. Только мгновеньем спустя осознаёшь, что вокруг тебя – лес. Целый мир, не подозревающий, что где-то в его части очутилась девушка, только что избежавшая кошмарной смерти. Мир, в котором царит созидание и покой, и нет тех, кто способен в одночасье это разрушить ради своих целей… Трясущаяся ладонь опускается на глаза – пытаясь скрыть солнечный свет и утирая возникшие от слепящих бликов слёзы.
- Красиво, правда? Чужой голос вторгается в идиллию лесных звуков. Эви не ожидала услышать здесь кого-то ещё, искренне полагая, что оказалась в месте, лишённом человеческого присутствия. Жаль, что это не так. Приподнявшись на локтях, девушка осмотрелась, отмечая красоту представшего её глазам лесного пейзажа. Частое сердцебиение успокаивалось, привнося в душу умиротворение. Картины битвы постепенно стирались и тускнели, и всё, что произошло с Эви в последние часы, отходило на второй план – в тот уголок памяти, куда откладываются те вещи, о которых хочется поскорее забыть. Поднявшись на дрожащих руках, Эви села и обернулась, вглядываясь в незнакомца, что с тем же интересом следил за ней. Сразу бросилась в глаза его чрезмерная, нездоровая бледность и утончённость черт, что могло бы сказать о его благородном происхождении. Но что-то ещё, едва неуловимое, присутствует в нём. Некоторая скованность мучимого болью существа. Перед ним – фолиант да пару чёрных свечей, синее пламя которых выдаёт используемую мужчиной магию. На то же указывали её собственные ощущения – словно магические силы всколыхнулись, указывая на служащие ей предметы. - Прошу прощения, поймать я пытался совсем не тебя. Продолжая смотреть на притягивающие взгляд огни, Эви горько улыбается. Что было бы с ней сейчас, если бы не он?.. Если бы не странное стечение обстоятельств, заставившее его соткать заклинание, паутиной затянувшее её в это место? Возможно, её собственных возможностей не хватило бы, чтобы перенести себя куда-то ещё.
Эви окончательно приходит в себя, и вместе с тем приходит неожиданная мысль о том, что выглядит она просто ужасно – а теперь, повалявшись в земле, и того хуже. Но, как ни странно, её это мало волнует. Гораздо больше – кто этот незнакомец и куда она попала. - Ты ведь из Эредина, правда? Расскажи мне о нём. В его голосе чувствуется неприкрытый интерес и восхищение – вероятно, самим городом. Который теперь утопал в безрассудной войне, заливая свои мостовые кровью. И картины эти вновь оживают перед глазами; вместе с громкими звуками лязгающей стали и криков. Эви вздрогнула. Перевела на мужчину испуганный взгляд. Какое-то время просто молча вглядывалась в его лицо, силясь понять, что же можно сказать. Он хотел услышать вовсе не правду. Он хотел знать, каким был город до всего произошедшего – скорее всего, даже не подозревая, что творилось там сейчас. И Эви улыбнулась. Несколько снисходительной, словно материнской улыбкой, но несомненно дружелюбной. - Эредин?.. – повторила девушка и отвернулась, смотря в одну точку – словно видела там образы далёкого города. – Он прекрасен. Шумен. Оживлён. Он очень… яркий. Наполненный красками: пёстрой толпой и домами, украшенными растительностью садов и разноцветными крышами. Есть улицы, где высятся только богатые поместья, а где-то – сплошь ремесленные лавки. А ночью он сияет, как… фонарик в темноте, особенно издалека… - в горле застревает ком, а перед глазами картина: небольшой фургон на холме и две фигуры, что смотрят на утонувший в сияющих огнях город. Ведь это было совсем недавно… Недавно Эредин был именно таким, каким он ей запомнился. – Когда-нибудь он снова им будет, - тихо, скорее самой себе, произнесла девушка прежде, чем ненадолго замолчать. Лишь спустя короткую паузу она вновь посмотрела на незнакомца, прямо спросив: - Кто вы? И почему я здесь? - и хоть ответ на последний вопрос был очевиден, Эви не могла его не задать.
-
Как же это классно, на самом деле. Особенно удачный пост - чувства, эмоции, все ощущения персонажа переданы до крайности красиво и живо.
|
Семейство Эстакадо пока задерживалось, и церемонию прощания без них пока не начинали. Зато прибыли Бальдассаре со своей сестрой Антуанеттой: все в черном, траурные, печальные - уж они-то точно были опечалены внезапной смертью Бернардо. Судя по их нервному и напряженному поведению, дела у семейства Фаррадечи шли крайне плохо: ну не могли изысканный гуманист и скромная барышня в такой тяжкий и ответственный период удержаться на борту раскачивающегося в море интриг корабля власти в Пьяченце, не говоря уж о том, чтобы встать у штурвала. Впрочем, дом Фаррадечи был весьма разветвлен и многочислен, и никто бы не удивился, если на смену не справившемуся ученому пришел бы кто-нибудь более хваткий. Впрочем, на званном вечере у Дестефани взвинченным Фаррадечи ничего не грозило, и они потихоньку стали расслабляться. Впрочем, представители почтенного семейства держались рядом друг с другом и почти ни с кем не беседовали - лишь перекинулись парой фраз с хозяйкой дома. Сама синьора Дестефани прогуливалась между гостей, оставаясь с каждым вежливой и предупредительной, находя для каждого доброе слово и даря изысканный комплимент. В своих беседах неаполитанка была осторожна, и всячески избегала обсуждения политики и текущей ситуации в городе, щедро делясь в замен этого римскими, миланскими и венецианскими сплетнями, новостями моды и искусства. Бдительно следившие за окружающими синьоры не могли не заметить, что Магдалена старательно обходит всех по порядку, при этом стараясь не уделять никому больше времени, чем другим. Из этого прямо-таки напрашивался определенный вывод: молодая вдова свято блюдет нейтралитет не только между схлестнувшимися домами, но и между всей городской верхушкой. Гости пили вино, периодически подходили к столу за закуской, и в целом вели себя ровно так, как и ожидалось. Исключение составляла лишь республиканская троица, против обыкновения все так же продолжающая о чем-то шушукаться, подозрительно косясь по стронам. Явно, эти синьоры были заняты каким то своим, очень важным делом, раз уж даже на рауте не могли отвлечься от него. Впрочем, подслушать их переговоры было бы затруднительно: не смотря на то, что они оживленно спорили, тон они держали крайне тихий. Даже Самсоне, раздраженный и злой, не орал басом, как обычно в подобных ситуациях, а тихо переругивался с коллегами. А вот старуха-Пикколомини, поймавшая в свои сети несчастного Доменико, вещала во всю. Бедный римлянин был вынужден, соблюдая приличия, выслушивать долгий монолог о здоровье любимых собачек пожилой синьоры, их здоровье и способах кормления. Отвлеклась Женбев лишь на подошедшую Дестефани, явно и громко прошипела что-то типа: battona neapolitana, молча выслушала комплимент своей внешности и платью и затем, подбоченясь и презрительно глядя на вдову, громко заявила: - Зато скоро ко мне прибудут мальчики-кондотьерчики, и любой мужчина позовет меня в жены! Не то, что тебя, никому не нужная тощая cagna! Южанка в ответ на эти неприкрытые оскорбления лишь мило улыбнулась и подняла бокал "за пышущую здоровьем синьору Пикколомини, которая, разменяв пятый десяток лет, прекрасна, как сороколетняя". Старуха неодобрительно покосилась на Магдалену, а потом, решив, что не след ей, такой богатой и знатной, обращать внимания на недостойных, продолжила свою беседу с Колонной. Еще одна группка образовалась вокруг увлеченно беседующих Сориа, ди Ферранти и Джованни, обсуждающих петушиные бои. Вскоре к ним присоединился и Кальдерони, пожаловавшийся на то, что последняя неделька у него выдалась ужасной: сначала Красный заклевал Посейдона, на которого Леопольдо поставил ажно сотню сольдо, а затем какие-то мерзавцы разграбили один из его обозов - одни убытки, вобщем. Ну а прочие беседовали кто о чем: Стефан, например, разговорился с семейством де Боно, причем, судя по лицу Эмилио, которое можно было читать, как открытую книгу, беседа шла вполне дружески; а к Беатрис Джованни подскочил маэстро Амадео, облобызавший ее в обе щеки и начавший скороговоркой о чем-то вещать, активно жестикулируя. Мирное течение только-только начавшегося вечера было на несколько минут прервано одним из слуг Дестефани, сообщившего, что синьора Джованни ждут у входа по очень важным делам, связанным с одной из тратторий. Извинившись перед почтенным обществом, Маттиас на некоторое время оставил его. Кажется, де Боно был рад видеть здесь хоть одно немного близкое лицо. Крепко обняв Стефана, он даже попытался быть вежлив и куртуазен, в меру своих сил: - Приветствую, синьор Сальваторе. Приветствую, прекрасная Эселла, - склонившись, он поцеловал даме ручку, - Вы очаровательны и, клянусь жоп..., - спохватившись, он проглатил так и не успевшее вырваться слово, - И сногсшибательны, вобщем, как лавина рыцарской коницы. Повернувшись обратно к Сальваторе, он продолжил без переходов: - А смотри-ка, Стэф, Фаррадечи-то жмутся и нервничают, саva... Тьфу! Вобщем, походу, знает кошка, чье мясо съела, а? Мария же, в противовес разговорчивости отца, лишь несколько неуклюже сделала реверанс и коротко поздоровалась: - Счастлива видеть синьора Сальваторе и его достойнейшую дочь. Для меня честь лицезреть вас и беседовать с вами.
Пока де Боно, пытаясь остаться в рамках приличия, распинался, разум Стефана вспоминал, что он еще слышал и знает о хозяйке дома. Наконец, припомнилась давняя, года три назад, беседа с неаполитанским купцом. Он клялся и божился, что покойный муж Магдалены обладал знаниями тамплиеров, а сама она была злокозненным алхимиком и ведьмой. Вот только проверить слова купца не представлялось возможным.
Расцеловав Беатрис, размахивающий руками словно мельница маэстро, отвесив несколько изящных комплементов, поделился с "ослепительно прекрасной поклонницей искусства, рядом с которой блекнет красота Венеры" своим счастьем: - О, богоподобная! Вы не представляете, как повезло мне. Синьора Эстакадо меня навестила сегодня, и слова ее целебным бальзамом легли на мою душу: она тоже желает спонсировать искусство! Правда, - Амадео горестно вздохнул, - она чужда Высокому Творчеству, и заказала веселую пьеску для простецов, для быдла. Да и суть пьесы будет о том, как двое сыновей: хороший стражник и плохой вертопрах делят наследство почившего родителя! Ну никакого стремления в высотам мысли, к полету чувств! Зато сольдо прибавится, и я, возможно, сам смогу оплатить представление моей мечты!
|
|
Лучи солнца, вновь прорезавшиеся сквозь облака, поспособствовали очередному выпадению мага из весьма неприятного бессознательного состояния. Приоткрыв один глаз, а за ним второй, мэтр начал с титаническими усилиями вспоминать, где он вообще находится, как здесь оказался, и кто он, в сущности, такой. К счастью, амнезия не входила в один из побочных эффектов повышенного содержания стали в организме, и осознание пришло само собой. Всплыли в сознании воспоминания о геенне огненной, устроенной им самим на площади. Дикая смесь отчаяния, торжества и сожаления. Сколько человек погибло там? Сколько из них были достойными? Сколько стояло на пути у Крауца, а сколько оказались невинными жертвами? Соотношения были явно не очевидными. Тяжело моргнув, волшебник готов был снова погрузиться в сон, как вдруг услышал тяжелый скрип, с которым отворяются двери, который напомнил ему обо всем - и во войне, и о выигранном небольшом количестве времени, и о том, что действовать необходимо как можно быстрее. Однако быстрее, чем он успел начать задавать вопросы, голос подал сам стражник. Заинтересованно взглянув на вошедшего, Крауц присел на кровати, хотя и далось ему это довольно тяжело и болезненно. - Что там? Преодолев то небольшое расстояние, которое теперь почему-то показалось просто огромным, Крауц взглянул на улицу. Да, пейзаж был поистине замечательным и завораживающим. Завораживающим настолько, что Михаэль потерял дар речи. Архимагистр? Здесь? Как это возможно? - Катастрофа... Еще слышно произнес себе под нос маг, опустив взгляд себе под ноги. Нужно что-то делать. Срочно. - Так. Сколько прошло времени? - требовательно спросил маг, обернувшись. - Сейчас вечер, мэтр, - отчитался стражник. - На площади кто-то выжил? - Достоверно неизвестно, мэтр. "Хм... Много же времени потеряно." - Где Нокс? Где наследники Ричарда? В глазах стражника мелькнул страх. Крауц был требователен и строг. Казалось, что в эту секунду королевский чародей видит собеседника насквозь. - Не могу знать, мэтр. - Так узнай! - от волнения перешел на крик маг, однако резкая боль, которой отозвались легкие, заставила его на секунду согнуться, - и приведи сюда несколько слуг, - перейдя на слабый хрип продолжил мэтр, - так быстро, как сможешь. Выполняй! Стражник не преминул возможностью удалиться. Михаэль остался стоять на подоконнике, наблюдая за все приближающейся колонной его бывшей семьи. Какая ирония - буквально месяц назад он был одним из них. А через пару дней, возможно, будет величаться королем. Время, все-таки, наиболее тонкая и неуловимая из материй. Слуги прибыли и помогли Крауцу привести себя в порядок. Для встречи с Архимагистром Крауц выбрал как можно более строгий, но от того не менее дорогой наряд - шелковая серая туника с гербом Гильдии на груди, отсутствие шпаги на поясе, ставшей уже частью его ежедневного гардероба, белые шерстяные штаны и высокие кожаные сапоги. Никаких вычурных украшений, никаких излишеств. Необходимо продемонстрировать максимальное смирение. По крайней мере, сейчас. Закончив с приготовлениями, маг призвал к себе пару гвардейцев и с их помощью начал продвигаться в тронный зал, отправив слуг со всем возможным усердием искать Нокса и наследников. Однако подготовки внешней для встречи с Архимагистром было бы недостаточно. Необходимо было привести в порядок свои мысли. Заставить самого себя поверить именно в то, что хотелось бы узнать Архимагистру. Запереть свои собственные суждения в самом дальнем уголке сознания и оставить их там под семью печатями, чтобы Архимагистр, по крайней мере без какого-либо усилия, до них не добрался. Боль, испытываемая ежесекундно этому сильно препятствовала, но Крауц сделал то усилие, на которое был способен. Заставил себя мыслить именно так, как должно. Как должно перед Архимагистром. Небольшое кресло, установленное рядом с троном, было уготовано для Крауца. Как Нокс, так и королевские дети, почему-то, не явились. Видимо, придется вести этот роковой прием самому. Ну чтож, значит так тому и быть. Глубокий вдох, выдох. Максимальная сосредоточенность. Определенный ход мыслей. Все приближающиеся шаги за закрытыми дверьми тронного зала заставляли сердце биться чаще, и каждый удар отзывался адской болью. Но Михаэль не выдавал этого. Михаэль был спокоен и готов к приему человека, более чем способного пустить все долгие планирования и приготовления Крауца коту под хвост.
|
Вопрос синьора capitane, казалось, совсем не удивил мечника. Тот стоял в расхлябанной позе, почесывая волосатую грудь, и дерзко смотрел на допрашивающего: - Ну убил, да, а че!? Я че, криворукий чиновник, или баба, чтобы визжать и прятаться, когда меня грохнуть хочут? Он сказал, че хочет должок карточный отдать, ну я и вышел, значицца. Часов в полночь гдет енто было. Я с компаньонами тренировался, понимаешь, ну он позвал - я вышел. Эти bastardo полезли меня резать, но я-то не промах! Отделал двоих cazzo, как бог черепаху, и они, ссыкливо поджав хвосты, сбегли. Харь я ихних не рассмотрел - че мне пялиться в рожи, когда их убивать надо!? Могу, значицца, только сказать, что вояки они херовые: не отребье портовое, канешн, но и не ветераны войны с лягушатниками. Да и их школа фехты местная, так че не разберешь, че да как. Ребятки их из арбалетов попыталися снять, да без толку. Убегли, подлюки. Че это за cazzato была, знать не знаю, ведать не ведаю. Но вот че подумал - местные меня знают туго, значицца, это не совсем местные. Может, этот приезжий бородатый cretino-Фаррадечи замутил? Больно он подозрительный, да еще братец мерзавца-Бернардо, который меня и синьора крепко не любил? Данте внимательно вслушивался в ломанную речь Чени, на фоне которой говор его хозяина и правда казался верхом изящества. Когда мечник умолк, сделав своё предположение, Эстакадо мысленно кое-что для себя отметил, а после спросил: - Ты можешь назвать имена людей, которые были свидетелями нападения? Быть может, кто-то из них рассмотрел нападающих лучше. Не дожидаясь ответа Чени, сразу несколько soldato из строя подали голос: - Я тама был! И я видел. Да и я! Ну а я из арбалету по ентим buca di culo стрелял, да смазал по темноте! Видевшие нападение вояки ничего нового не сообщили: нападавшие были в темных плащах с капюшоном, надвинутым на лицо, да и никто не пытался их рассмотреть. Единственное что, они единодушно сошлись во мнении, что брони на нападавших не было. Валентино, арбалетчик, выглядевший посообразительнее прочих, добавил, что один из нападавших перед бегством хрипло крикнул что-то типа: Хватаем тела и драпаем!; но сразу сказал, что определить по речи произнесшего это не сможет. В прочем же мнение солдатского общества было единодушно: это наверняка солдаты Фаррадечи, крепко нелюбящие парней де Боно, и в особенности храброго победителя Гастоне Чени. Уж у кого у кого, а у этих ceffo повод напасть ночью, подло и мерзко был, как пить дать. И бойцы были готовы поклясться в этом именами Пречистой Девы и Санто Джорджо. Капитан городской стражи перевёл взгляд на арбалетчика: - Почему ты не расслышал как следует слова этого человека? Он говорил на другом наречии или его речь была с изъяном? Валентино еще отдал вежливый полупоклон, задумавшись на пару секунд, и ответил: - Да нет, синьор, я не вслушивался просто. А речь его была самой обыкновенной, как у меня или Чени, к примеру. Выслушав стрелка, Эстакадо кивнул: - У меня больше нет вопросов к вашим людям, синьор де Боно. Однако я должен заметить, что все они единогласно указывают предполагаемым виновником главу семьи Фаррадечи. Что вы сами думаете по этому поводу? Бальдассаре Фаррадечи - новый человек в Пьяченце. За время своего пребывания здесь он вступал с вами в конфликт или как-то иначе выражал своё дурное или пренебрежительное к вам отношение? Эмило недоуменно пожал могучими плечами, нахмурился, стараясь подумать: - Да нет, я его даже не видал. Вот братец его был паскудой редкостной, и считал себя самым крутым. И его придурки тоже считали себя умелей моих парней. Француз, а ты что думаешь? Стефан внимательно слушал, даже не думая вклиниваться в развернувшийся на его глазах диалог. Иногда ухмылялся в ответ на мысли, которые оставались полной загадкой для посторонних. Чего хотел добиться бравый капитан своими вопросами? Ничего ценного узнать таким образом ему определённо не удалось. Вообще, если подумать, кому могло быть выгодно убийство Чени? Мелкая сошка, не имеющая никакого влияния в серьёзных кругах. По каким-то причинам люди Эмилио были свято уверены в виновности Фарадеччи, но, если поразмыслить как следует, у него было не больше мотивов, чем у всех остальных. Если отбросить такие факторы, как личная неприязнь или мелочная месть, которые вполне могли продиктовать провалившееся покушение, то что остаётся? Можно ли как-то использовать смерть Чени в контексте бушевавшего в городе закулисного противостояния? Может ли как-то использовать сам Стефан это событие? Вопрос Эмилио стал неожиданностью - не сказать, чтобы слишком приятной. Но застать Сальваторе врасплох было до крайности сложно. - Зачем Фарадеччи нападать на Чени? – спокойно осведомился он, задумчиво почесав подбородок, искусно изображая вежливую заинтересованность. На первый взгляд, вроде повод и был, но… В конце концов, Стефан не так давно бросил в лицо Эмилио куда более весомые аргументы. Пора ненавязчиво вернуть де Боно на правильный курс. Нельзя позволить так просто спустить на тормозах это дело, каким бы ничтожным червём он не считал самого пострадавшего. Нужно использовать все возможности. - Из простой мести? Это было бы слишком уж очевидно и даже Бальдассаре наверняка это понимает. Они не стали бы подставляться столь откровенно. Мне кажется, наш доблестный капитан не может не двигаться по ложному следу. Давай же Эмилио, соображай. Не так сложно сделать нужные выводы. Не может не двигаться. Превосходная игра слов. Жаль только, де Боно наверняка не оценит. - Ээээ, - де Боно нахмурился, явно не поняв тирады Стефана, и почесал мясистый красный нос, - Merde! Так его же cretino не пойманы, и явно предполагали ретираду, раз сразу похватали своих и сбежали! А у кого еще может быть зуб на моего sergente!? Явно, что никто из типа знати нашей помойки о нем и знать не знает. Значит, это простецы. Бальдассаре - гуманист, а значит - тупой, и мог повестись на предложения своих cazzo. А те и рады угрохать Гастоне. - Данте и Стефан, казалось, слышали, как скрипят мысли под нахмуренным лбом Эмилио, в кое-то веке решиашим использовать голову нетолько для того, чтобы носить на ней шлем. - Это не ты, это точно - ты вчера мне в друзья набился, и, хоть и подставил, но случайно. Данте я с утра собирался набить хлебало, но сейчас вижу, что он молодец, делает свое дело. Вобщем, мужики, - он пожал могучими плечами, - я благодарен вам за заботу о Гастоне, но никак не погу понять: кто бы это мог быть. Может, stronzo-Бальдассаре реально решил продолжить дело своего братца-cazzone? Мысли Сальваторе были безрадостны. О боги, этот человек безнадёжен. Если забыть о том, что он напрочь игнорировал вполне конкретные намёки на определённую версию, то выстроенная Эмилио логическая цепочка была даже, пожалуй, достойна внимания. В конце концов, зачем Стефан так активно пытается обвинить в преступлении Эстакадо? Если подумать, какая ему в конце концов разница, кто попадёт под удар и будет ли жертвой действительно виновный в этом чёртовом преступлении? Хоть Сальваторе никогда и не воспринимал Фарадеччи всерьёз, но всё-таки уж точно не будет лишним убрать эту фигуру со сцены. Стефан старательно изображал глубокую задумчивость на лице, уже осознав, что продолжать гнуть своё – занятие глупое и совершенно лишённое смысла. - А знаешь, Эмилио, пожалуй, ты прав, - медленно проговорил он, для пущей эффектности кивнув головой. Словно только что на глупого француза снизошло озарение. Пусть Эмилио немного порадуется, поверит ненадолго, что его ум на деле не менее остер, чем меч. – И правда, чёрт побери, наверняка эта происки треклятого Фарадеччи. Он «потрясённо» замолк, анализируя только что полученную информацию. - Приношу свои извинения, синьоры, по всей видимости, я был не прав. Эмилио гордо подбоченился, довольный успехом, произведенным результатом и полученной похвалой. Тщеславному ветерану было до одури приятно, что он оказался умнее "умников". Радостно хохотнув и улыбнувшись, он обратился к гостям: - Diabolo! Я ж говорю, что это он, как пить дать! Я ж не дурак какой-то! Фано, спасибо за поддержку, ты, оказывается, еще не безнадежен! Капитанчик, ну а ты что думаешь? Давайте втроем со своими пацанами пойдем и сделаем ему вендетту по-сицилийски, а из самого гуманиста, - это слово де Боно будто выплюнул с презрительной миной, - отбивную по-милански? Солдаты де Бно, казалось, только этого и ждали, поддержав слова хозяинарадостными криками согласия. От лица народа выступил все тот же неугомонный Чени: - Синьоры, вы того! Простите, че встряваю, но давайте стража типа придет задерживать Бальдо по подозрению в попытке смертоубийства, и будет действовать предельно нагло, чеб idioto Фаррадечи попытался напасть на них. Ну а мы, значицца, придем страже на помощь и перережем их, как курят. Один из стрелков удиаленно посмотрел на Гастоне и высказался: - А епископский запрет? Чени громко расхохотался: - Так они же нападут! А мы только будем обороняться. Толкнет кто из этих cazzo стражника, а мы их резать! Де Боно посмотрел на Данте и Стефана: - А что, смысл в этом есть! А, синьоры? Стефан являл собой воплощение абсолютной невозмутимости. Слушая Эмилио, он не переставал размышлять, пытаясь сходу просчитать возможные последствия предлагаемого хозяином плана. Плана, надо сказать, в точности в духе де Боно – плана грубого, почти бессмысленного и сводящегося, по большей части, к бездумной резне. В теории, конечно, это могло бы ослабить дом Фарадеччи и даже, быть может, удастся достать его главу, но… Сальваторе не спешил высказываться, искоса поглядывая на единственного здесь представителя органов правопорядка. Чёрт его знает, как поведёт себя этот Данте. Оставалось надеяться, что не бросится арестовывать де Боно немедленно – в окружении людей Эмилио подобное поведение поставило бы под сомнение здравомыслие Эстакадо. Стефан выжидал, искоса поглядывая на уже некоторое время молчавшего капитана. Откровенно говоря, всю эту свистопляску с допросом Данте затеял с одной-единственной целью - разговорить Стефана Сальваторе, а не Гастоне Чени. Тот, равно как и все его коллеги на службе у де Боно, не сказал бы ровным счётом ничего полезного, что и было доказано на практике. Конечно, Эсткадо не допускал и мысли о том, чтобы недооценивать такого противника; тем не менее, посмотреть на Сальваторе в деле определённо стоило. Капитан рассматривал самые разные итоги затеянного мероприятия, но только не тот, в который всё грозило вылиться. Он намеревался подтолкнуть Эмилио в совсем другом направлении, но вояке слишком понравилась догадка Гастоне о причастности Фаррадечи. Данте голову готов был дать на отсечение, что умерший покровитель учёных ни за что не пошёл бы на поводу у своих солдат. Точно так же он был уверен касательно родственника почившего первого клинка Пьяченцы: тот походил на осторожного и умного человека, а такие в первый же день прибытия не творят безрассудств. Но де Боно был упорен в своих заблуждениях. Похоже, для того, чтобы этот обладатель ослиного упрямства понял намёк, этим намёком следовало зарядить пушку и выпалить Эмилио прямо в лоб. Всё то время, что де Боно и Сальваторе излагали свои логические построения, Данте держался со стоическим спокойствием. Уж если Эмилио не оценил слов Стефана, но капитан городской стражи сделал это в полной мере. - Я считаю, синьоры, что следует действовать согласно букве закона, - осторожно начал Эстакадо, - пока у нас нет ничего, кроме догадок об истинном виновнике нападения. Одного Фаррадечи нальзя схватить, поскольку тот отдал душу Господу, второго - из-за того, что он всё же дворянин. Пока его вина не доказана, у меня связаны руки. Но если Фаррадечи вновь повторит своё злодейство, правосудие не заставит себя ждать долго. Эстакадо мимолётно взглянул на Стефана. Да, нельзя изменить направление ярости де Боно. Но его можно самую малость подтолкнуть. Стефан перехватил мимолётный взгляд Эстакадо и вежливо улыбнулся. Забавно. Именно Эмилио в этой комнате говорит больше всех и громче всего. Именно Эмилио, безусловно, является наиболее заметной фигурой. И сам наверняка считает себя в эти секунды полным хозяином положения. Даже не догадываясь, что им прямо сейчас пытаются искусно манипулировать, направить в противоположные стороны. Что прямо здесь, при нём, ведётся другая, куда более занимательная игра, чем показной допрос и возможное нападение на дом Фаррадечи. Стефан ничего не сказал, во всём соглашаясь. Но, в отличие от Эмилио, он прекрасно умел читать между строк. Де Боно широко улыбнулся, продемонстрировав стражнику и чиновнику пеньки гнилых зубов, и крепко обнял гостей: - Ладно, синьоры. Вы правильные парни, хотя и слабаки. Зуб даю, мы выведем паршивца на чистую воду и загоним ему в поганую глотку клинок и отрубим вшивые ручки, чтоб не пытался прибить моих солдат. Прокашлявшись, де Боно продолжил: - Но на прием к неаполитанской cagna пойти надо. Покойник-Бернардо, хотя и был порядочным cazzo, но клинком махать умел. Надо его достойно проводить к Господу, а уж потом разбираться с его братцем-шельмой и battona-сестрой. Вобщем, я сейчас к моей милой маленькой хрупкой Марии, скажу ей, чтоб напяливала на себя тряпки и готовилась к выходу. Бывайте, синьоры. Кивнув, ветеран, не оглядываясь, покинул казарму. Чени, оглядевшись, шикнул на солдат, приказав заниматься своими делами, и подошел поближе к гостям, поманив их пальцем, прошептав: - Синьоры, я сча хочу сказать че? Мы все будем щасливы расквитаться с солдатами Фаррадечи, а вы хочите устранить соперника на графство. Мне, в общем и целом, похер, кто станет графьем, но семейство дохляка должно быть перебито. Diabolo, я сумею подбросить им окровавленные тряпки и прибить пару из этих idioto. Синьор Данте, ты обнаружишь трупы и позовешь стражу и синьора Стефано и хозяина, как свидетелей. Мы с пацанами спровоцируем бузу, и, когда эти stronzo начнут шуметь в ответ, мы их перережем: они же тупые, как мохнатые яйца Вельзевула! Че, как идейка? Вам меньше соперником, нам - радость от смерти главных оппонентов и самых опытных противников; мы, значица, станем лучшим отрядом в нашей вонючей Пьяченце! Че, а!? Слушая Чени, Стефан с трудом сдерживался. Этот самодовольный нахал определённо был ему до крайности отвратителен. Вместо того, чтобы внимать коварным замыслам, которые на удивление продуктивно генерировал его подлый умишко, хотелось вогнать кинжал прямо в брюхо ублюдку. Хоть Сальваторе и понимал, что его предложение может принести выгоду. Хоть и знал, что и не на такое готов пойти ради достижения поставленной цели. Но если тех же Данте и Фарадеччи он по-своему уважал - так, как уважают достойных соперников, то этот червь вызывал эмоции до крайности противоположные. Даже такой человек как Стефан сомневался, стоит ли использовать Чени в качестве иструмента. Так или иначе, сперво имело смысл услышать позицию официальных властей, то бишь - единственного среди присутствующих представителя закона. Сама Фемида, оживи эта каменная статуя и занеси меч правосдуия над головй Гастоне Чени, не могла быть более грозной и упрекающей, чем вгляд Данте Эстакадо, устремлённый на мечника. - Гастоне Чени, - Данте говорил холодно, но так, будто едва сдерживал гнев, - ты обращаешься к капитану городской стражи и к главе магистрата - людям, чьим долгом является забота о благосостоянии и безопасности Пьяченцы, предлагая им участие в преступлении. В наших интересах вывести негодяя на чистую воду, а не утопить город в крови. Следи за своим языком, солдат! Ты служишь смелому и честному человеку - так не бросай же тень на его добродетели. Чени удивленно посмотрел на Данте и пожал плечами: - Да я че? Я ниче! Я это так, значицца, к слову. Ну, бывайте синьоры. Еще раз недоуменно посмотрев на мужчин, sergente направился к своей койке, куда и рухнул, демонстративно закрыв глаза. Поняв, что беседа окончена, прочие солдаты также вразнобой попрощались с гостями дома. Глядя ему вслед, Стефан не переставал холодно улыбаться. Закон сказал своё слово, избавив Сальваторе от необходимости анализировать возможные последствия очередной моральной дилеммы. И, видят боги, спорить по этому поводу он совершенно не собирался. - Синьор Эстакадо, - он приблизился к Данте. - Боюсь, на это утро у меня запланирована ещё одна встреча. Надеюсь, преступник непременно будет пойман и по закону наказан. До скорой встречи. Глядя собеседнику прямо в глаза, Стефан протянул руку.
|
Всего шаг отделял мужчину от смерти, которую он все это время преследовал по пятам. Он сеял ее вокруг себя, возможно, отчаянно призывая или просто пытаясь забыться. Смерть обходит стороной сильных духом, пусть даже их действия несут лишь разрушения. Мужественный воин принял смерть безоговорочно и с устрашающей решительностью, порождая тем самым сомнения у самой Селины. Он смотрел ей прямо в глаза с какой-то поражающей ее саму открытостью. Но менять что-то было уже совсем поздно. Магическая стрела, сплетающаяся из потоков энергии уже сорвалась с пальцев и стремительно настигала цель. Она попала прямо в сердце. Отпустила сомнения и боль. Прервала цепочку воспоминаний. Девушка же была готова закричать от обиды. Так не должно было случиться! Она ведь могла все изменить. Все могло быть совсем иначе. Его имя было Азраил. И он улыбался, глядя на молодую эльфийку. Смерть запечатлела это неуместное выражение на его лице. Селина не испытывала радости от убийства, лишь обиду и горечь потери. А от улыбки этого эльфа становилось и того хуже.
Время потеряло свою ценность. Что есть время для рода живущего почти вечно? Что есть смерть для тех, кто ни во что не верит? Неужели их всех ждет лишь забытье и пустота?
Происходящее дальше усталый разум просто отказывался воспринимать как реальность. Девушка действовала скорее по привычке, спасая свою собственную жизнь. Лица нападающих. Они мелькали рядом. У некоторых нападающих запоминались лишь какие-то детали, рассматривать просто напросто не было времени. У кого-то был фамильный перстень, гордость и отличительный знак той или иной семьи, у кого-то расшитая одежда знати. Все потеряло свою четкость на несколько мучительно долгих мгновений. Она лишь отражала атаки, не понимая, почему они все так верили в успокоение убийством. Почему не приняли ее слов, она ведь пыталась подарить им надежду. Новое будущее. Идею. А не бессмысленную резню, продолжением который стали эти молодые эльфы. И втягивали в нее всех, к кому прикасались. Вот и Селина вновь действует скорее так, как должна. Нежели так, как сама того желает.
Все прекратилось точно так же, как и началось. Девушка стояла пытаясь отдышаться, взгляд ее исподлобья яростно сверлил Яервара. Но никто больше не подходил, не пытался напасть. Селина в этот момент, должно быть, выглядела устрашающе. Перепачканная кровью одежда и кожа, под которой все еще оживало легкими всполохами изумрудное пламя. И взгляд, прожигающий насквозь, ненавидящий каждого из присутствующих. Как много ей хотелось сказать, но она так и не сумела облачить свою мысль в слова, жестокую правду.
Это сделали за нее, освобождая от обязанности вновь говорить, убеждать присутствующих. Легендарный Галахаэр, облаченный в черный, будто траурный, наряд вышел из тени. На свету черты лица его приобрели некоторую резкость, и все же он был красив. Какое-то время девушка не могла что бы то ни было ответить. Она просто наблюдала за происходящим, не веря свои глазам. Даже она слышала то, как воспевали его мудрость. Увы, таких как он слишком мало в их роде для спасения. Селина методично очистила лезвия клинков о собственные походные брюки, хуже уже не будет, и спрятала их в ножны. Взгляд ее приобрел свойственное эльфийке спокойствие. Но выражение лица... она была разочарована в собственных собратьях. - Это большая честь,- кивнула она послу и телохранителю королевы, Галахаэру. Селина не испытывала желания разговаривать, пусть даже с ним. Она слишком молода, она все еще испытывает чувства так, будто каждое из них физически осязаемо. Ее сердце еще не успело покрыться отрешенностью за долгие годы жизни. Нет в ее словах холодка и равнодушия.- Жаль, что вот так. Селина переступила через горы трупов без колебаний. Она подошла к людям и передала каждому из них образы того, что они свободны. Попыталась извиниться. Она показала им то, как они могут выбраться с этой поляны и направиться по дорожке либо к городу, либо дальше, куда им нужно. И дала немного имеющихся у себя денег и еды. Это не возвратит время вспять, не заставит забыть все пережитое. Весь ужас этого дня. Но, по крайней мере, покажет некоторую заботу. Покажет, что не все эльфы кровожадны, что они просто напуганы и запутались. Что во многом они похожи. Она проследила, чтобы те безопасно покинули поляну.
Наконец она подошла к Яервару. Взгляд ее изучал каждую эмоцию на лице эльфа. - Видишь, каждый из них убит по твоей вине,- одну руку она положила эльфу на плечи, а другой она обвела горы трупов, жест вышел весьма показательный и широкий.- А ты даже не потрудился замарать собственные руки, чтобы хоть кого-то из них защитить. Запомни их лица. И храни память этого дня до самой смерти.
Она отстранилась весьма резко, будто ей было противно даже рядом находиться. Селина подошла к химере, опасаясь, что эти незнакомцы могут натворить еще какую-нибудь глупость. В глазах ее затаились боль и разочарование. - Видите, что вы натворили по собственной глупости. Лишь напрасная смерть дорогих вам товарищей. Пусть лучше за вас продолжит думать мудрый Галахаэр. У него это получается гораздо лучше. Мне жаль, что все вышло именно так. Но вы сами не оставили мне выбора.
Эльфийка пыталась сделать собственный выбор. Она разочаровалась в собственных сородичах, хоть все это время и искала их, надеясь объединить, и хоть что-то сделать во имя нового будущего. Которого, как ей казалось, у них больше нет. Друидка проследила за взглядом посла. - Это мой лучший и единственный друг в моем путешествии. Она нуждается в помощи, став жертвой кровавой магии. И будь я проклята, если весь этот сброд заслуживает помощи больше,- впервые за несколько мгновений на лице Селины отразилась вся горечь принимаемого ею выбора. Казалось, она была готова разрыдаться. И все же нет, подкатываемая истерика сдерживалась усилиями воли. Она присела на камень рядом с химерой. - Что вы знаете о кровавой магии, Галахаэр? Можно ли спасти душу, вселенную в тело химеры?
|
Крошечное создание по сравнению со своим большим и более сложным прототипом. Обладающее небольшой массой, но высокой манёвренностью, малой физической мощью, но огромной скоростью. «Шторм» пересёк энергетическую завесу, оказавшись в ангаре Ренессанса, и опустился на прежнее стыковочное место. Некоторое время спустя кабина раскрылась, высвобождая сидящего внутри пилота, и вскоре из нутра истребителя показались стройные ноги и их обладательница, что резво срыгнула на пол. Пока истребитель преодолевал расстояние между станцией и линкором, бушевавшая внутри девушки энергия несколько утихла, но осталась и даже укрепилась собственная уверенность в том, что её план был наиболее верным. Некоторое время назад, осмотрев "Надежду" повторно, Дженна пришла к выводу, что никакого иного входа внутрь, кроме пробоины между метеоритом и корпусом, не было. Очевидно, тот, кто отрезал путь к отступлению, заблокировал и остальные шлюзы, а потому пристыковаться обычным способом не представлялось возможным.
Необыкновенное воодушевление охватило девушку, и все её мысли молниеносно устремлялись к «Надежде» и людям, что оказались во власти непредвиденных обстоятельств. Живое воображение рисовало ей картину смерти Найны и Эрика, их собственного страха и паники, бесконечного бегства в запертом лабиринте… Разве можно было оставить всё, как есть? Разве можно было не попытаться спасти то, что осталось от экипажа?.. Ха… То, что осталось, - печально подумала Дженна, и сердце предательски пропустило удар. Но об этом она подумает позже.
- …Мисс Коулман, приборы фиксируют странные показатели эмоциональной активности. Рекомендация – немедленно явиться в медицинский отсек для сеанса оздоровительной терапии. Дженна, спеша из ангара, едва обратила внимание на замечание Эшли, только тихо пробормотала что-то наподобие «Да пошла ты…» и направилась дальше, едва ли не бегом преодолевая расстояние между «Штормом» и выходом, и затем – по коридорам, к арсеналу… По пути она разговаривала с Фрэнком, и наверняка в микрофоне было прекрасно слышно её тяжёлое дыхание. - Отлично, Фрэнк. Пока вы думаете, каким образом сжечь эту хреновину, я, пожалуй, прогуляюсь по станции. Вы не забыли, что оружие, которое часть нашей команды взяла с собой, оказалось совершенно неэффективно?..
…Гермодвери, ведущие в арсенал, плавно отъехали, и Дженна уверенно шагнула внутрь. Взгляд блуждал по витринам с оружием. Выглядело всё это великолепие весьма внушительно, пилот истребителя ощутила даже некоторый подъём боевого духа. Дженна искала кое-что определённое. Пальцы коснулись стали лежащего перед ней оружия. Конечно, девушка не была физиком, но ей, как и наверняка любому другому человеку, казалось, что самой разрушающей силой являлся огонь. Чем выше температура – тем выше вероятность, что объект попросту сплавится, пожираемый частицами горения и хаосом движущихся невероятно быстро атомов… - Фрэнк, я тут подумала, что ваша идея поджогом не так уж плоха, - за то время, пока девушка разговаривала с Полингом, она вполне уверенно подбирала оружие для себя и запертого на станции экипажа Ренессанса. Так, в сторону были отложены плазменные бластеры, импульсные винтовки с увеличением радиуса действия, несколько разномастных гранат и турель с запасом импульсных зарядов. – Несколько ракет с плазменной начинкой должны обработать метеорит. И пока они начнут действовать, я залечу внутрь через пробоину. Я уже чувствую, как вы там выходите из себя, но, пожалуйста, лучше заткнитесь и не мешайте мне выполнять спасательную операцию. После этих слов Дженна зашла в кабину для экипировки. Хоть и более тяжёлая версия костюма, чем тот, что был на ней сейчас, вряд ли мог остановить чёрную субстанцию, но всё-таки в нём девушка чувствовала себя более защищённой.
|
-
Хорошие вопросы, правильные вопросы)
-
На самом деле, эта сцена просто бесценна. Ввиду целого ряда факторов.
|
Де Боно еле сдерживался, чтобы не выставить Эстакадо, но когда капитан объяснил причины своего визита, гнев Эмилио быстро потух, как пламя, залитое водой. Уж чего-чего, а расследования от городской стражи он не ожидал. Конечно, ветеран сразу понял, что Данте имеет в этом деле свою заинтересованность - ему надо произвести на жителей Пьяченцы положительное впечатление и убедить их, что именно он и есть лучший кандидат на графскую корону. То, что Эстакадо занялся этим делом, по мнению де Боно, гарантировало ему алиби в покушении на sergente: ну какой idioto будет инициировать следствие против себя самого. А, кроме этого, хозяин особняка внезапно осознал, что покушение на Чени могло быть связано не с каким-нибудь карточным долгом, а непосредственно с текущей политической ситуацией. Конечно, доверия capitane не внушал, и Эмилио сегодня с утра хотел пойти бросить ему вызов, но сейчас дворянин делал свою работу, и делал ее в интересах де Боно. Это было похвально, и подуспокоившийся вояка милостиво кивнул: - Ладно, capitane, расследуй. Это дело доброе. С Чени сейчас погутарим. Токмо не особо долго - надобно из вежливости на этот пальцем деланный прием прийти, помянуть cazzo-Бернардо. А заодно приударить за этой battona-Дестефани: она очаровательная баба, а я - самый лучший мужик в нашей долбанной Пьяченце. Когда Стефан спокойно, хотя и несколько холодно, высказал свое мнение, Эмилио с некоторым удивлением перевел взгляд на него. Кустистые брови ветерана нахмурились, лоб прорезали несколько глубоких морщин. Де Боно помотал головой, собираясь с мыслями и осознавая слова гостя, а потом все таким же громогласным тоном произнес: - А че, французик дело говорит! Он, конечно, жалкий чиновничек, но не какой-нибудь bandito и stronzo, так что пущай послушает - может, че умное в голову придет. Да и слова своего он не нарушит: иначе я оторву ему его вранцузскую голову! И вообще: в моем доме ни у кого ни от кого нет никаких тайн. Те bastardo, что попытались выпустить кишки Гастоне, должны быть найдены и казнены. Cavolo! Их, cazzo, надо конями разорвать, в назидание всем прочим! Так что, синьоры, - де Боно с кряхтением поднялся из-за стола и обвел взглядом собеседников, - пошли все вместе в казармы, поговорим с Гастоне и прочими soldato. Авось, прочие парни могли что-нибудь видеть.
По пустующему особняку синьоры втроем спустились на первый этаж, откуда по скрипящей леснице спустились в подвальную комнату, где квартировали солдаты де Боно. Под аккомпанимент скрипа половиц из приоткрытой двери доносились звуки лютни, и чей-то высокий красивый голос выводил посвященные покойному Малатеста строки: С добрым утром, наместник святого Петра! Вы, я вижу, опять безнадёжно упрямы. Мне вливать философию Зла и Добра - Всё равно, что сворачивать в терцию гамму. Если выписать мне вид на жительство в Ад, К Вам же черти сбегутся с болезненным лаем И в слезах и соплях будут Вас умолять: "Заберите его - мы с ним жить не желаем!"
Когда Эмилио сотоварищи вошли в залу, отдыхающие бойцы мигом повскакивали с мест и встали по струнке. Игравший на инструменте солдат чуть замешкался, откладывая лютню, и присоединился к остальным. Дождавшись ровного строя, де Боно проревел: - Чени, выйти вперед! Отвечай на вопросы нашего капитана стражи по попытке прибить тебя! Из строя вышел высокий жилистый длиннорукий мужчина с пышными усами и волосатой грудью, одетый в одни нижние штаны, и замер, ожидая вопросы.
-
Чем мне нравится де Боно, так это своей ультимативной непредсказуемостью: не мужик, а русская рулетка! XD
-
а я - самый лучший мужик в нашей долбанной Пьяченце. :)))) В целом, за сцену.
|
Пролог: Дурное Предзнаменование ... И без конца дорога. Грязная, чужая, но где-то, в глубине души он понимает, что ближе этой дороги у него никого нет, и, вероятно, уже не будет. И пускай его новые одеяния, купленные на последние деньги в придорожной ярмарке, совсем прохудились, а его верный конь заляпан грязью, он понимает, что главное в его жизни еще не случилось, а потому подгоняет коня и идет. Идет туда, где его не было и где это главное, может быть, и произойдет...
Узкая дорога, петляющая среди темного серого леса становилась все больше похожа на сплошную растянутую лужу грязи. Один из некогда важных трактов представлял собой жалкое зрелище. Виной всему, несомненно, был густой лес, который просто кишел ворами, грабителями, недобитками. Бедными отчаявшимися людьми, готовыми зарезать спящего за пару сапог. Когда листва с деревьев опала, а холодные северные ветра добрались и сюда, лихого люда поубавилось и теперь смрад разложения был добрым попутчиком для путешественников, напоминая ненавязчиво о вреде разбойничьей жизни. Временами, тела лежали у самого края дороги. Апатия местных обитателей была понятна: мало кто захочет копать могилу среди толстых корней для соратника, в котором самое лучшее это то, что он сдох. Несмотря на то, что лес был старым, с массивными деревьями и густыми зарослями, вездесущий ветер прорывался и сюда, протаскивая следом мелкую снежную крошку, которая слегка покрывала обледеневший тонкой коркой слой грязи. Новый поворот открыл картину определенно неожиданную, хотя и довольно привычную для местных времен. Небольшой пятачок вырубленный в лесу был некогда пристанищем для путников, об этом говорил покосившийся обгоревший остов двухэтажного здания. Уцелели еще конские перевязи, колодец и табличка на дороге: "Милость Лорда де Сазана. Ночлег 2 зол., ужин 1 сер.". Все остальное представляло собой пир для ворон, которые нахально каркали, лениво перескакивая с одного тело на другое. Деловито ерошили черные перья на толстых тушках и вышагивали по гербовым туникам, чтобы поближе подобраться к лакомым кусочкам. Лиц и глаз уже не было на павших воинах, зато оставались языки, до которых они пытались добраться с ленивым энтузиазмом. Тела были наспех обобраны: кое-где еще валялся в грязи меч, шлем, перевязь с кинжалом и ножнами, да и кольчуги не стягивали. Хотя, со времени боя прошло не больше двух дней и то, что начали нападавшие, еще не успели довершить случайные путники и бродяги. Отдельно выделялся предводитель отряда, не меньше: седовласый грузный мужчина в латном доспехе, окрашенном в красно-синие цвета дома, с бронзовым позолоченным обручем поверх шлема. Он был посажен на кол. Щит и меч были привязаны веревкой к его рукам. На Щите герб: синее дерево на красном поле с двумя скрещенными черными мечами. и девиз: "Твердыня леса хранится мечем". Он смутно помнил местных малых Лордов. Но что-то про этого де Сазана явно слышал. Умер он не так давно: вороны только-только приступили к трапезе. Они толпились на поникших плечах, пока сверху не плюхнулся мощный черный ворон, раза в два больше всех остальных, он одним движение разметал галдящую недовольную толпу собратьев. Его клюв вонзился через тонкую кожу века в помутневшее глазное яблоко. Перецепившись за плечо трупа, он крутил головой, тянул, напрягая свое небольшое тельце, пока глазное яблоко не оказалось полностью в его клюве. Действо это носило какой-то гипнотический характер. Ворон с легкостью проглотил глаз и тут, в надвигающихся сумерках, Артур увидел, как шесть черных глаз ворона наливаются кровью, становясь алыми, подобно рубины, подсвеченные в свете пламени. Его хриплая птичья глотка изрекает только одно каркающее слово: - Крейн! Веки лорда распахиваются, открывая помутневший глаз и пустую окровавленную глазницу. Сзади с грохотом падает из седла Жиньон, его оруженосец. Артур оборачивается машинально, а секунду спустя нет уже ни ворона, ни мертвого взгляда лорда. Помутнение. Морок. Не иначе. Жиньон подцепил воспаление легких два дня назад. Пылкий юноша с горящими глазами и неимоверной наивностью потухал прямо на глазах. Кто бы мог подумать, что две недели дороги способны его убить? Крупная дрожь колотила его тело, на шее и лице выступили крупные капли пота. И весь жизненный опыт Артура подсказывал, что юнец не дотянет до утра.
|
Время перестало существовать, как перестала существовать окружающая реальность, передаваемая в мозг всеми органами чувств. Разум, перегруженный объёмами поступающей информации, раздираемый логическими противоречиями и импульсами посторонних флуктуаций, принял единственно верное решение - отключить боевой организм, лишая противника возможности действовать в обход заложенных в космодесантника морально-этических установок.
Воля защитника человечества была столь велика, что не позволила ему сорваться в безумие, предпочтя стать живым заслоном, обречь себя на мучительную смерть, но не допустить врага в своё тело и не стать его оружием, повёрнутым против тех, кого было призвано оберегать.
Это было воспитание, хотя правильнее сказать дрессура и программирование. Через боль, через лишения, через внушение и пропаганду, сотни и тысячи механизмов денно и ношно трудились над созданием идеальных солдат, ставящих жизнь и судьбу человечества выше собственных и не сомневающихся в приказах командования. Их готовили так, что они могли пройти лёд, огонь и мясорубки сражений. Они могли сойти с высокой планетарной орбиты на землю при помощи одного прыжкового ранца и вступить в бой, они могли терпеть боль. Казалось, их готовили ко всему, но нет. Всё же подготовка не включала в себя столкновение с противником залезающим под черепную коробку. Увы, никто из учёных, составлявших "Доктрину воспитания" не мог предположить, что человечество столкнётся с чем-то, что выходит за рамки привычной физиологии и все предусмотренные меры окажутся тщетными, что защитник человечества окажется бесполезным грузом, игрушкой, марионеткой, не способной что-то противопоставить невиданному противнику.
Да, позже, анализируя собственные воспоминания и записи с камер шлемофона, Макс будет изрядно выбит из колеи, поскольку не смог выполнить заложенную программу. Стыд и позор от собственной некомпетентности, комплекс слабости, желание "Искупить свою вину кровью", всё это будет, но потом. Возможно он даже станет пациентом и обьектом для научного исследования специалистами психиатрии. Но сейчас...
Мозг активировался и принялся рассылать команды всем органам. Тело обмякло, мышцы приобрели эластичность и руки чуть опустились. Пришли чувства, пришло зрение и мозг, убедившись, что отклики организма соответствуют нормам совместимым с жизнью, продолжил выполнение последней заданной команды. Пальцы утопили спусковые скобы оружия. Лазерный луч прочертил алую линию вдоль коридора, а пистолет плюнул сгустком плазмы в закрытую дверь. Следующим движением, Голем перевёл прицел лазера на дверь и уже два энергетических удара обрушились на железные переборки. Пластик обшивки и верхние слои вскипели, раскалённый расплав брызнул на нагрудные пластины, зашипел, зашкворчал, зачадил черным дымом. Раз за разом энергетическое оружие выбрасывало заряды, пока разум окончательно не прояснился и не дал команду отбой, поскольку противника впереди не было.
Плечи Шепарда повернулись на девяносто градусов, а лицевой щиток дёрнулся в сторону коридора, изучая местность позади и тех, кто уцелел. На незнакомце он задержался чуть дольше.
- Выводите гражданских, я прикрою...
Холодный, синтезированный голос прозвучал из внешних динамиков гермошлема, после чего, массивная туша повернулась к дери, взяв на изготовку оружие и медленно попятилась назад.
Шепард не был дураком и в воинском искусстве понимал не меньше генералов, и если незнакомец не продырявил спину, когда была такая возможность, значит сейчас они сражаются на одной стороне.
-
Шикарнейшее описание реакции и психологии идеального солдата^^
-
Очень живо все его действия представляются, крайне логично.
|
Королевские знамена… Если бы не собственные глаза, Уильям бы ни за что не поверил в то, что он видит. Брандон здесь? Сейчас? В такое-то время? Да что он о себе возомнил? Против собственной воли, Лунный Лорд почувствовал, как с силой сжимаются его кулаки. Ах, с каким удовольствием бы он сейчас взял короля за шкирку, опустил в чан с дерьмом и хорошенько притопил его там, наглядно продемонстрировав Лерратону, что сейчас чувствует его народ. Какого чёрта он сюда явился?! Если уж так не терпелось вернуть Ирвен, то мог бы послать любого лорда, пышущего подростковой удалью и желанием выслужиться. Король должен быть со своим народом, а не непойми где, за многие сотни километров от Редорана! «Я ожидал, что ты рано или поздно появишься здесь, Брандон. Но я думал, что ты правитель Аэдвера чуть больше, чем по названию, - Мунлайт хмуро обвёл взглядом чёрные точки солдат, с каждой минутой всё больше проступающие на горизонте. – Я тебя переоценил». Уильям попытался прикинуть, когда передовые отряды противника достигнут стен Венденберга. Выходило, что у них в наличии шесть, максимум восемь часов. Времени вполне достаточно для того, чтобы организовать оборону. - Королевские знамена ещё не значат сильного войска. Если они оказались здесь почти одновременно с нами, значит, навряд ли успели хорошо подготовиться, - Мунлайт совершенно спокойно обернулся к оружейнику. Минутная вспышка гнева, которая промелькнула у него на лице и тотчас же исчезла, точно некое наваждение, сейчас казалась лишь нелепой игрой света и тени. Разве мог этот человек показывать эмоции перед подчинёнными ему людьми? Уил не выглядел загнанным зверем, на которого, угрожающе нацелив луки, наступают многочисленные охотники. Нет… черты лица Лунного Лорда оставались какими-то застывшими, точно выточенными из камня. Его осанка, манера держаться, небрежно откинутый в сторону плащ и даже лёгкая задумчивость, с которой Мунлайт провёл рукой по подбородку – ничто не выдавало в нём страха или неуверенности в себе.
- Арман, прикажите перенести со склада массивные каменные блоки и разгрузить их возле ворот. Отрядите на это пару десятков человек… нужно быть готовыми завалить их. Стальная решётка на воротах должна быть всегда опущенной - она удержит каменные блоки с другой стороны, - Уильям бросил короткий взгляд на Реджиса. Естественно, он разжёвывал всё так подробно не для опытного воина, наверняка видевшего на своём веку и другие осады Верденберга. По большей части, он делал это для того, чтобы оружейник и окружающие его воины, почтительно застывшие на расстоянии от командиров, поняли – пришлый лорд знает, что делать. – Остальных новичков вооружить арбалетами. В глаз белки им, конечно, не попасть, но вот ранить или убить кого-нибудь из врагов на расстоянии стрельбы даже крестьянам под силу. Уильям слегка нахмурился. - Женщины и дети… пускай те, кто почувствует в себе достаточно смелости, подносят боеприпасы стрелкам. Остальные пусть кипятят масло – я хочу, чтобы у нас всегда было, чем угостить чересчур пылких противников, - он покачал головой и его светлые волосы непослушно растрепались по плечам. – Сейчас не то время, когда можно отсидеться за спинами воинов. Арман выслушал Мунлайта молча. Тот отдавал стандартные приказы, которые оружейник уже не раз и не два слышал за свою долгую жизнь. Ему всё было понятно без слов. - Выполнить это сейчас, милорд? - Будьте добры, - Лунный Лорд вновь обернулся к горизонту. Крохотная чёрная точка, чуть ранее отделившаяся от основного войска, постепенно принимала характерные очертания всадника. – А пока посмотрим, что скажет нам королевский посланец.
К тому моменту, когда рыцарь всё же доставил своё сообщение, весь замок значительно переменился. В короткое время укрепления Верденберга оказались заняты стрелками, представляющими серьёзную угрозу для любого, кто захотел бы приблизиться к владениями Ла’Круа – хотя наиболее безопасные позиции использовались лучниками, формирующими костяк обороны замка. Да и не были так уж удобны для арбалетчиков узкие, перпендикулярные бойницы, предназначенные для стрельбы из лука… Ничего удивительного. Замок был спроектирован и построен очень давно – в то время арбалеты ещё не получили такого повального распространения, да и не зачем было нужно гордым северянам это оружие трусов – разве что, в качестве крайней меры. Потому и хранилось на складах новое, добротно сделанное оружие… даже несмотря на крайнюю нелюбовь к нему солдат Роберта, славящихся своей меткостью на многие мили вокруг. В своё время Уильям подумывал о реформах, долженствующих заменить дорогостоящее и долговременное обучение лучников армии Аэдвера на тренировку обычных арбалетчиков, за которыми лорд видел будущее. В последнее время технологии значительно шагнули вперёд, что делало арбалет оружием хоть и дорогостоящим, но идеально пригодным для быстрой тренировки солдат, позволявшим вводить их в строй за какие-то жалкие месяцы. Правоту своих идей он видел и сейчас - обычные крестьяне, получив в свои руки смертоносные машины убийства, ощущали себя по иному, как-то иначе… и даже у последнего труса в глазах появлялась смелость, когда он видел, что делает с тяжёлыми латными доспехами простая арбалетная стрела, пущенная отнюдь не самой умелой рукой. Всё прошедшее время Лунный Лорд следил за тем, как его воины пристреливают позиции. Боеприпасов было так много, что он находил лишним заботу об их сохранении в последние часы перед началом осады. Стоит отметить, что Арман проявил себя и здесь, добросовестно вколачивая в головы вчерашних крестьян как именно должно быть направлено их оружие, чтобы поразить противника, находящегося на различном расстоянии от стен крепости. Это была идея старого оружейника, и Мунлайт её тут же одобрил – чем тренироваться на мишенях во дворе замка, гораздо более полезным будет заранее подготовиться к отражению штурма, обеспечив какую-никакую, но меткость для новобранцев, вчера впервые взявшихся за арбалет.
В целом, тренировки и напряженная работа изгнали из крестьян страх. Лунный Лорд помнил, как держал перед солдатами речь, напирая на неприступность стен Верденберга и хорошо укреплённые позиции, которые можно легко оборонять против значительно превосходящих сил врага. Говорил он и про то, что склады забиты провизией под завязку, а окружающая их местность совершенно непригодна для ведения осадных работ. Не из чего было делать настоящие тараны, требовавшиеся, чтобы выломить крепкие дубовые ворота замка, а для создания штурмовых лестниц достаточной длины, врагу пришлось бы исходить весь север вдоль и поперёк. Не забыл он и вновь упомянуть о том, что теперь только на их плечах лежит ответственность за защиты своих семей - ведь наёмники, нанятые королём, не будут церемониться с врагом, безропотно склонившим голову. Не оставалось сомнений, что речь его целиком и полностью была направлена на сформированное лично ополчение. Бывалые солдаты лишь усмехались, слушая, как пришлый лорд расхваливает достоинства местности, но публике менее искушённой спокойные слова Уильяма Мунлайта вселяли уверенность. - Ну и вляпались же мы, милорд, - тихо буркнул Кейн за его плечом, когда взмыленная лошадь посланца замерла возле закрытых ворот. Лунный Лорд встретил его холодным, отстранённым взглядом. - Всё не так плохо, как тебе кажется. Арман верно определил значительную часть армии Брандона – наёмники, вероятно, купленные за обещание быстрой и кровавой награды. Уильям слегка усмехнулся. Посмотрим, как они затрясутся от страха… когда узнают, что собираются ворваться в чумной замок.
Деликатное кашлянье Реджиса вырвало его из раздумий. - Они согласились? - Пятьдесят человек… - Арман временами поглядывал в сторону рыцаря, однако, поскольку лорд продолжал его игнорировать, не стал акцентировать внимание на ожидающем королевском парламентёре. – Но вояки из них сейчас никудышные, милорд. - Многого и не нужно. Достаточно, чтобы люди Брандона хорошенько подумали, против кого они собираются воевать. Арман хмуро пробормотал себе под нос: - Их храбрость будет увековечена в веках… Старому оружейнику не особенно нравилась эта идея, но ослабленные, заболевшие воины Верденберга всё ещё могли послужить на благо своей родине. Небольшой отряд из тех, кто ещё был способен стоять на ногах. Все они будут вооружены, одеты - но так, чтобы продемонстрировать королевским солдатам покрытые струпьями и язвами лица, исхудавшие тела, впалые щёки… Многие из них едва могли передвигаться самостоятельно, но каждый был рад встретить благородную смерть от мечей врага. Уильям вздохнул. Несмотря ни на что, он всё же не хотел сражаться против своего старого друга... но теперь этого уже не избежать. Ради Ирвен. Ради их будущего, ради её долгой и счастливой жизни…
Мысли Мунлайта прервал красивый и очень стройный воин с луком за спиной, незаметно вдруг появившийся перед ним практически вплотную. Дыхание Уила сбилось, когда он заметил под тёмным капюшоном прекрасные, такие знакомые янтарные глаза… А затем он просто стоял и наблюдал за тем, как владычица Верденберга убивает посла Брандона Лерратона, разом поставив жирную точку в его сомнениях по поводу их дальнейшей борьбы. - Во имя Единого, Ирвен, что ты тут делаешь? – тихо шепнул ей Лунный Лорд, всё ещё пытавшийся осмыслить, кого она только что назвала малышом. – Здесь же опасно… хотя я и знал, что ты не будешь сидеть сложа руки. Но девушка лишь лукаво улыбнулась, посмотрев в глаза своего возлюбленного. - Я здесь, чтобы сражаться за наше будущее. И будущее того, кто ещё не появился на свет. Услышав подобное, Уил слегка опешил, но ему было совершенно нечего возразить против желания своей Северной Леди.
-
- Во имя Единого, Ирвен, что ты тут делаешь? – тихо шепнул ей Лунный Лорд,
Конечно же она пришла поразвлечься ^_^ что же ещё могла забыть на стенах осаждённого замка прекрасная леди, находящаяся в положении и с луком на перевес ^_______^
-
Бросок обреченных впечатляет, да. Отличный пост.
|
|
[Game of the Thrones - The Rains of Castamere - ссылка] В далёком ныне детстве, у маленького, тогда, Тома, была простая и незатейливая мечта: стать большим. Вырасти сильным и крепким, как отец, чтобы защищать себя (тогда от мальчишек, но как подрастёт - обязательно были бы Злые Враги), защищать тех, кто был бы слабее и нуждался в защите. Быть смелым, как тысяча легионеров и один маршал. Быть умелым, как десяток фаворитов Короля, по праву Сильнейшего, носящих белые доспехи Чемпиона. Быть тем, кто сможет. Томас вырос. Стал сильным и крепким. Стал лейтенантом. Доказал, себе, маленькому и беззащитному. Доказал давно усопшим родителям. Доказал всему чертовому миру, что он чего-то стоит. Он - может. ...Ваймс стискивал эфес "своего" меча, грозясь погнуть красивую ковку эфеса, либо же сломать себе пальцы от натуги. Жирная тварь, что по нелепой случайности, была его непорседственным командиром, продолжала вымещать злобу над молодым парнишкой, куроча его лицо, громадой своих кулаков. Свинья не знала, что её мясник близко. "К чёрту всё!" Торнс обернулся, лишь за тем, чтобы увидеть свой конец: стальной молнией сверкнул клинок, располосовывая ублюдка от плеча до необъятных размеров живота. Крови стало ещё больше... И тут, в ход боя вмешалась магия. Мэтр Крауц не даром считался лучшим и не даром был Придворным Чародеем - должностью далеко не титульной и постановочной. Магия была сокрушительным даром, с волей коего, приходилось считаться и амбициозным полководцам и своенравным королям: сложно не принимать в расчёт, человека, который может спалить тебя и всё окружающее дотла по одной лишь прихоти своей воли. Эти люди, требовали постоянного надзора, абсолютного контроля и, что надежнее, гарантированной лояльности... Стражники взмыли в воздух, словно осознавшие себя птицы: с криком рванув навстречу ветру, небу и свободе. Полёт, правда, продлился недолго: воля белобрысого знакомца Ваймса, быстро охолонила новоявленных пернатых, мягко спустив с недалеких небес на землю, но кому-то повезло меньше. С тяжким хрустом шмякнулась часть стражников о земь, не оставляя, впрочем, сомнений касательно их участи: неестественные для живых позы, замершие в немом укоре, обращенным к жизни, магам и нерадивому лейтенанту, в частности. Не уберёг. Не справился. Не смог. Сегодня, здесь были собраны лучшие кадры Стражи, прошедшие несколько лет, а то и десятков лет в повседневной Службе. Те что видели рассветы и закаты преступных группировок, политических деятелей и самой жизни Эредина. Те, что ни раз и ни два, оказывались в ситуациях, где убьешь ты или тебя - и всё это, в десяти минутах пешей ходьбы от чьих-то спокойных и сытых жизней и судеб. Эти люди умирали по прихоти человека, возомнившего себя выше Богов. Человека, решившего, что его Дар и он сам - слишком хороши для служения людям и государству. Человеку, считавшему себя кукловодом или кем-то, кто в праве распоряжаться чужими судьбами и судьбами целого Государства. Крик вырывался из груди Ваймса помимо его воли: - АРБАЛЕТЫ! ПОВТОРИТЬ ЗАЛП! Крик рвал связки, обещая хрипоту и боль в горле. Крик душил сознание, обещая удвоенные дозы морка, чтобы уснуть. Крик тащил тело, переполняя адреналином, заставляя скрести землю, словно раненный зверь - лишь бы свернуть ублюдку шею. Над стеной дозором ходит, Вечно пьяный страж. Он покой наш охраняет, Пьяный стражник наш. Тяжела у парня служба, С горя он всё пьёт. Ты налей за стража чарку, Пусть хранит народ! Выпьем раз и выпьем дважды: Страже - будь почёт!
В темноте полночной страшной, В вечном патруле, Эрединец настоящий: Стражник на стене.Глупая трактирная песенка, орала хором павших - страшным кошмаром Тома - в голове Ваймса, а Ваймс орал её вслух, надеясь хоть как-то заглушить мертвецов. Голоса были знакомы до боли, до дрожи в коленях, до первых седых волос и заикания - голоса павших товарищей нынешнего лейтенанта. Голоса Стражников. Мэтр Крауц, стоял на помосте, раскинув руки в стороны и нараспев читая странные и страшные слова. Ваймс не знал, что они значат, не знал, что произойдет, но надеяться на гребанный загородный домик, жену с огромными сиськами и бесконечный бочонок эля и делянку морка - было бы глупо. Мэтр Крауц должен был умереть. Схватив чьё-то копьё, что в избытке валялись на земле, ставшей грязью из-за дождя и крови, с короткого разбега Том отправил оружие в звенящий полёт: рука заболела от сильного броска, но он остался доволен. Он - смог сделать хоть что-то. Чего бы это ни стоило. Чем бы это не кончилось.
|
Бойня. Резня. Вооруженная революция. Элементарное неповиновение. Все то, что сопровождало величайшие из государств в тяжелые, смутные времена. Простой народ, как свойственно ему, никогда не понимает того, что делает. он просто идет за тем, чьи речи ему ближе. И этим, нередко, обрекает себя на гибель. Им невдомек, что они противостоят силе, о которой и понятия не имеют. Они не понимают, что за невежество поплатятся жизнью. - Ты как всегда глуп, Элтон, - прокричал Крауц, наблюдая за тем как они, совместно с девушкой, отчаянно пытаются ему противостоять, - даже ты не понимаешь, в какую безнадежную войну втягиваешь государство. Маг уже был уверен, что толпа стражников вот-вот раздавят упрямого целителя, но нет. В глазах Михаэля на мгновение мелькнул страх - этот выскочка из прошлого вновь смог оказать достойное сопротивление. " С этим необходимо заканчивать" Успел только подумать волшебник и встать в нужную позицию, как в воздухе оказался огромных размеров ледяной клинок. Однако на этот раз королевский чародей не растерялся. " Нет, только не сейчас" Приложив немало усилий, Крауц все-таки смог отвести летящий на него меч. Послышался треск разбивающегося стекла - исполинское орудие разбилось на множество малых осколков, которые, разлетаясь по площади, невольно ознаменовали поражение Элтона. " А я предупреждал..." Битва продолжалась. Однако далеко не в пользу сторонников королевской власти. Единственные защитники безнадежного монарха остались на помосте, и это не могло радовать. Артур старался как мог, но этого было мало. В памяти Крауца вдруг всплыло воспоминание о том, что Энию тоже вели красные легионеры. И что от них не было ни звука с момента начала бойни. " Чтоб вас!" Подумал Михаэль, осознавая, насколько поздно. Обернувшись, он в последний момент увидел наставленные на него дротики. Взмах рукой - и телекинетическая волна понеслась в сторону легионеров-изменников, сбивая их с ног, или по крайней мере несколько дезориентируя - в общем, давая Крауцу немного времени. Ситуация становилась совсем печальной. Все или ничего. У каждого из них был только один шанс. Маг развернулся к королю. - Спасайтесь, Ваше Величество. И, произнеся формулу, указал на своего монарха ладонью. Яркая, секундная вспышка - последнее воспоминание о короле. Маг телепортировал его туда, незнамо куда. "Лишь бы подальше" - таким был сложно составленное формульное указание. Но как оно сработает - неизвестно. Впрочем, мага это не сильно волновало - от короля нужно было избавиться тем или иным способом. " Бегите в замок и доложите о происходящем. ЭТО ПРИКАЗ!" Услышал в голове Майерс, внезапно обнаруживший отсутствие монарха. Михаэля не намного больше волновало то, послушается ли его приказа фаворит ныне погибшей королевы. Теперь его вообще мало что волновало. Резко встав в замысловатую позицию и подняв руки к небесам, Крауц широко улыбнулся. Он бы никогда раньше не подумал, что действительно применит это заклинание. Никогда бы раньше не предположил, что будет настолько безрассуден. Или настолько отважен? Михаэль начал вслух, громко зачитывать сложную формулу. На ладонях чародея вспыхнуло пламя, в глазах исчезли зрачки - полное сосредоточение. Одна-единственная ошибка в формуле и от королевского советника не останется и следа. Но он не допустит ошибки. О нет, не на этот раз. Еще одна строчка. И еще. Вокруг Крауца воздух накалился до предела, а отдельные участки помоста вспыхнули. Еще несколько слов. Огонь, до того слабый, внезапно вспыхнул, обжигая лицо первым штурмующим. Еще одна строчка непонятных никому, кроме него и Элтона, слов. Да, совсем чуть-чуть. Страх в глазах старого приятеля - именно то, что ожидал увидеть чародей. - Ignis!Оглушительно громко прозвучало последнее слово заклинания. Огонь, до этого успевший расползтись, может быть, на метр, вспыхнул, поднявшись на два метра в высоту и закружился, как смерч. Михаэль захохотал. Началось. Самое грандиозное шоу, которое когда-либо видал Эредин. И прямо перед храмом Единого. Михаэль начал делать систематические пасы руками, с каждым взмахом которых пламя распространялось, продолжая кружить вокруг чародея, заполняя всю большую площадь. Первые стражники уже взвыли от боли - они сваривались в собственном соку. Крауц продолжал хохотать. С ошеломительной скоростью пламя продолжало распространяться. На лице Крауца выступил пот, но он даже не думал останавливаться. Черный плащ начал тлеть. Пламя заполонило уже едва ли не всю площадь, поднимаясь огромным огненным столбом, который можно было бы видеть едва ли не из любой части Эредина. Огненный ад. Геенна. Да, это было именно то. Однако и этого Крауцу оказалось недостаточно. Все или ничего - сейчас это было именно так. Кольцо, до этого светившееся фиолетовым светом, треснуло, улетев в огонь и практически сразу расплавившись. Аккумулятор энергии, копивший ее в течении нескольких недель. Он был опустошен и все, что в нем имелось было пущено на поддержание этого заклинания неимоверной силы. Казалось, будто вот-вот загорятся камни. Шпага, висевшая на поясе, покрылась инеем - даже из нее Крауц забрал остатки сил. Но и этого было мало. Голова чародея закружилась, из носа пошла кровь. Он черпал силы уже не только из окружающей среды и пронизывающих все потоков энергии, но уже и от огня собственной жизни. Границы огненного ада уже не были видны - весь обзор заполонило пламя. И только небольшой сферой посреди этого смерча стоял чародей, хохоча, словно безумный. И вдруг в одно мгновение все прекратилось. Михаэль понял, что если не завершит, то уже не сможет извлечь никакой пользы из происходящего. Опустив руки, он упал на колени. В одну секунду пламя потухло, открывая обзору огромную обугленную часть Эредина. Михаэль, протерев глаза от сажи и дыма, взглянул на творение своего Искусства...
|
Безумие. Облачённое в разноцветные плащи; стекающее с мостовой ручьями дождевой воды, смешавшейся с кровью. Поселившееся в головах всех этих людей, затопившее алчный разум. У каждого безумца своя цель, и правы лишь те, кто пытается выжить в нахлынувшем хаосе. Люди. Бегут. Кричат. Проталкиваются сквозь толпу. Всё в них подвластно инстинкту, что гонит их прочь с проклятой площади. Оставляя на доске лишь самые важные фигуры. Фигуры, имеющие власть.
Эви осознала свою ошибку слишком поздно. Подняв глаза, она наблюдала за тем, как вершится в это мгновение судьба всего королевства, за выражением лица правителя Теравии и его помощников. Всё отошло на второй план – бегущие люди, приближающиеся воины в зелёном облачении... Ничто не сравнимо с моментом, что является переломным в судьбе десятков, сотен, тысяч людей. О подобном всегда рассказывают летописи, и потому он кажется слишком далёким, несколько неправдоподобным. Но когда перед твоими глазами свершается сама история… противиться искушению невозможно. Эви продолжала стоять, с ужасом наблюдая картину происходящего. С ужасом – потому что казнь для неё не прекратилась. В этот миг на смерть были обречены десятки людей. Стражники повернулись разом, словно по приказу, и одновременно обнажили клинки. Начищенная сталь блеснула в свете тусклого, скрытого облаками солнца, и вспорола тела облачённых в алое людей, не успевших осознать произошедшее и дать достойный отпор. Кровь обагрила мостовую, слилась с цветом плащей, что укрыли в этот миг холодный камень…
Резня. Настоящая бойня. В одночасье все, кто находился на площади, совершенно сошли с ума. Сорвались с мест, подобно цепным псам, оскалив стальные клыки и впиваясь ими в плоть противников. Безучастные, ничего не выражающие лица вдруг сбросили маски, и за ними показались уродливые воплощения настоящего Человека. Алые и Серые плащи, окружившие помост подобно статуям, ожили, и вместе с ними свершился акт чьего-то плана. Время маскарада прошло. Место действия теперь напоминало театр кукловодов. Их было двое. Эви чувствовала это так же ясно, как холодящие кожу дождевые капли, как солнечный свет. В тени творящегося беспорядка стояли фигуры, от которых исходила аура чистейшей энергии. Эви ощущала её едва ли не физически; её ток, протекающий в пространстве, её невероятную силу. Первородная, стихийная, но контролируемая всего двумя людьми… Вихрь невидимых, но остро ощущаемых энергетических потоков закружил её, ломая её волю и сопротивление. Её затягивало в омут событий, и собственная, едва прирученная магия потянулась к мощнейшим источникам, желая влиться в поток, желая действовать – как наточенный, верный меч пульсирует в руке в жажде новой битвы. Отчаянно вырываясь, стремясь на свободу – сквозь решётку чужого для неё сознания.
В чём дело, Эви? Ты плачешь? Дрожишь? Хочешь домой, к родным и близким?.. И забыть всё, что произошло в этот день. Не видеть десятки смертей и кровь, что багровым озером растекается по площади. Не участвовать в битве, которая не имеет к тебе никакого отношения… И дерево посреди поля, и рука родного человека в твоей руке – всё это становится бесконечно далёким. Тонет в родившемся хаосе, тускнеет под гнётом увиденных реалий жизни. Почему люди так жестоки?.. Что движет ими? И могут ли эти цели оправдывать средства их достижения? Тебе не понять, девочка. Ты просто одна из тысяч, из низшего сословия. Игры разума высших мира сего не для твоего ума.
Кто прав? Чьи мотивы вернее и справедливее? Кто проливает кровь не из эгоистичных побуждений, но за правое дело?.. Внутри уже родился ответ. Никто. Каждый из них – в той или ной степени – действует исходя из собственных соображений выгоды, касаются они интересов других людей или нет. Никто. Но они верят. В собственную власть, в собственную силу. И в то, что истина на их стороне.
…Но ты слишком долго думаешь. Бурлящий поток магической силы уже рвётся наружу, и остановить его ты не в силах. В последние секунды лихорадочно блуждают в голове мысли. О том, как остановить её – и о том, что её уже не остановишь (и не хочешь этого втайне). О том, на чью сторону ты бросишь эти могущественные силы – и как это повлияет на исход боя. Кто-то обрёк девушку на казнь… Кто-то привёл с собой войско… Кто-то заставил убивать… Кто-то собрал восстание, в которое вошли и стражники – по сути, такие же простые люди, как и те, что сбежали с площади ещё несколькими минутами ранее… На чьей бы стороне ни была правда, но решение, пусть и где-то в подсознании, уже было принято. Ты долгое время являла собой безликую тень, полагаясь на решения других…
-
Эх, а я так надеялся... :)
-
Живо, красочно. Замечательно.
|
Постепенно сонм призраков стал рассеиваться, и сквозь них, сквозь заплаканные глаза Сильвия уже могла различить до боли знакомые стены "Надежды". Тающие видения негодующе взвыли, и в последний раз бросились на девушку, пытаясь смять последний хрупкий заслон ее разума, поглотить ее сознание целиком, ввергнуть зороастрийку в пучину безумия. Но та, пока еще полуразмытая, реальность, что открылась ван Эллемеет, стала для нее тем якорем, за который она уцепилась, как утопающий за хрупкую соломинку, оставаясь в сознании. Мобеда чувствовала, как липкие щупальца безумия нехотя отпускают ее, а ужасающие видения вокруг медленно тают. Праведные бехдин не привыкли сдаваться, и Сильвия, потихоньку ставшая осозновать себя, почувствовала в себе новые силы, почувствовала в себе готовность сопротивляться влиянию извне. Искусанными в кровь губами психолог отчетливо прошипела: - Врешь, не возьмешь! Я верю, что не одна! Моя вера сильна, Ахурамазда всегда со мной! Надсадный вопль теней ли, дэвов ли последний раз ударил по ушам, и кищащие вокруг злые духи пропали. Были ли тому причиной ее слова, или что-то иное, Сильвия не знала, но факт оставался фактом: она была свободна. Постепенно приходя в сознание, ван Эллемеет осознала себя стоящей уже вне пределов лаборатории. Как она здесь оказалась, женщина не могла понять: жестокая память молчала. Мобеда чувствовала себя усталой и разбитой, словно пробежала пятидесятикилометровый кросс в полной выкладке космодесантника. Голова нещадно болела, будто тысяча тысяч маленьких дэвчиков заколачивали в нее гвозди, заплаганные глаза будто жгло яростным пламенем, искусанные в кровь губы болели. Ничуть не чинясь, Сильвия вытерла губы рукавом некогда белого халата - на рукаве остались алые разводы. Даже простое поднятие руки поначалу оказалось маленьким подвигом: все члены казались тяжелыми, будто налитыми свинцом. Но ван Эллемеет понимала, что сейчас нельзя жалеть себя и позволять боли овладеть телом. Надо было вставать, надо было делать хоть что-то, ведь не зря неугодны Ормузду долгое безделье и слабость. С трудом поднявшись, Сильвия оперлась на стену, чтобы не упасть, и огляделась. Сейчас рядом с ней были только живые люди, а проклятое отродье Аримана, по-видимому, осталось за запертой дверью. Впрочем, не все присутствующие пребывали в состоянии, аналогичном тому, в котором была она. То, что незнакомый ратаэштар-воитель (кстати, мама буква на его доспехе соответствовала его предназначению - это ли не добрый знак!) был собран и пребывал в полной готовности встретить угрозу, откуда бы она не шла, не удивило психолога - иного она от того, кто послан принести гнев Ахурамазды проклятым дэвам, и не ожидала. А вот то, что доктор Хладовин мало того, что держалась на ногах, но еще и явно была в здравом рассудке, шокировало зороастрийку. Как же так? Почему она, праведная бехдин, чуть не сошла с ума под чарами дэвов, тогда как неверующая Беллис смогла победить тени и отринуть их раньше, чем сама мобеда? Взгляд измученной женщины скользнул по тем, кто только приходил в себя: вот капитан Шепард, вот бедняжка-Элисон... Сильвия оглянулась в поисках последнего члена их группы, но Джона нигде небыло. Никаких слов не требовалось - несчастный остался там, за стеной, и был уже, несомненно, мертв. Прикрыв глаза, жрица прошептала краткую молитву, дабы души покойных не были перехвачены и съедены дэвами: - Ятха Аху Ваирьо, Атха Ратуш Ашад Чид Хача, Вангхэуш Дазда Манангхо, Щьяотхананам Ангхэуш Маздаи, Хшатрэмча Ахураи — а, Йим Дригубьо Дадат Вастарэм! Исполнив свой долг перед покойными, Сильвия вернулась к мучившему ее вопросу: почему же Беллис устояла, а она - нет. Мозг девушки сейчас казался ей девственной пустыней, не оскверненной разумом, и посему любая мысль казалась пришедшей извне - от Бога. Таким ей показался и всплывший в уме ответ: сама Сильвия куда более близка к Ормузду, а посему и испытания ей выпали более тяжкие, тогда как доктор Хладовин еще не увидела свет истинной веры, и посему милостивый Ахурамазда подобными деяниями и своим благоволением доброжелательно указывает ей путь к свету. Другой же неверующий - Шепард, был подвергнут испытанию дэвами только затем, чтобы таинственный незнакомец исполнил свое предназначение. Элисон же, возможно, еще не дозрела до того момента, когда сможет встать на путь Истины. Снова обретя твердость в вере и поняв, что отныне ей пора заняться самосовершенствованием для перехода на новую ступень чистоты и праведности, ван Эллемеет повеселела. Теперь у нее снова были цель и предназначение, а значит - было куда стремиться. Что до тех, кто погиб на станции - что же, такова их судьба, они не сумели преотдолеть испытание нечистыми. Одновременно с этой мыслью психологу вспомнились слова Экклесиаста, хоть и не бывшего бехдин, но весьма неплохо понявшего суть учения великого пророка Заратуштры: Всему свое время, и своя пора Назначена каждому делу под небом: Время рождаться и время умирать, Время насаждать и время искоренять, Время убивать и время лечить, Время ломать и время строить, Время плакать и время смеяться, Время горевать и время плясать, Время разбрасывать камни и время собирать камни, Время обнимать и время избегать объятий, Время приобретать и время терять, Время хранить и время выбрасывать, Время рвать и время сшивать, Время молчать и время говорить, Время любить и время ненавидеть, Время войне и время миру. Сейчас Сильвия отчетливо понимала, что Ормузд, в неисчерпаемой мудрости своей, позволил Ангра Манью сойти в мир живых. Но не для того, чтобы разрушить его, нет. Божественной целью было то, чтобы человечество перед лицом угрозы извне объединилось под эгидой учения Заратустры и отдолело дэвов, вступив в праведности и благочестии в новый Золотой век. Успокоив себя этими, весьма сомнительными, логическими выводами, психолог повернулась к спасителю. От резкого движения голова девушки вновь закружилась, заставив ее вновь опереться на заляпанную кровью стену. Подняв глаза на мужчину, Сильвия открыто улыбнулась ему, превозмогая боль: - Благодарю Вас. Вы спасли нас от дэвов, и отныне мы у Вас в долгу. Можем ли мы, по мере наших сил, оказать Вам какую-либо помощь? Есть ли еще спасенные? Повернувшись к доктору, психолог продолжила череду вопросов: - Беллис, как остальные?
-
любая мысль казалась пришедшей извне - от Бога. Таким ей показался и всплывший в уме ответ: сама Сильвия куда более близка к Ормузду, а посему и испытания ей выпали более тяжкие, тогда как доктор Хладовин еще не увидела свет истинной веры, и посему милостивый Ахурамазда подобными деяниями и своим благоволением доброжелательно указывает ей путь к свету. Другой же неверующий - Шепард, был подвергнут испытанию дэвами только затем, чтобы таинственный незнакомец исполнил свое предназначение. Элисон же, возможно, еще не дозрела до того момента, когда сможет встать на путь Истины. Очень здорово!
-
Галлюцинации в качестве подтверждения веры..)) Замечательный пост.
-
Надеюсь в процессе игры станет понятно, что все эти страшные слова означают! :)
|
Движение – жизнь. Всё в этом мире подчинено определённым законам, основой которых является одно простое правило – всё должно быть в движении. Малейшие атомы никогда не стоят на месте, продолжая бесконечные колебания в пространстве. Позволяя существовать предметам и явлениям. Движение не прекращается никогда. Что-то умирает, засыпая вечным сном в земле, и в тот же миг рождается что-то новое, наполняя мир и замыкая круг. Ничто не вечно. Ничто не бессмертно. Так, молния, пронзив грузные потемневшие небеса, возникает на краткий миг и исчезает навсегда, оповещая мир о собственном существовании раскатом грома. Так, что-то уходит из этого мира, не оставляя после себя ничего. Но мир продолжает существовать дальше.
Что останется после тебя? Что станет той ниточкой, что приведёт к тебе? Вероятно, ответ на этот вопрос кроется в тех, кто являет собой то новое, что возникает ради баланса жизни и смерти. В детях. Единственных существах, что хранят о тебе память долгие годы. До тех пор, пока воспоминания не сотрутся в новых поколениях, и ты не станешь по-настоящему мёртв. Ощущая близость смерти, неминуемо задумаешься о таких вещах. О том, насколько бренна и зыбка твоя собственная жизнь. О том, кто будет помнить тебя после преодоления этой пугающей черты…
Смерть. Самое страшное, что может случиться с тобой. Думать о ней – невыносимо. Ожидание её угнетает. Остаётся лишь надеяться на то, что она придёт как можно позже… Невозможно быть готовым к смерти. Невозможно не жалеть; о потраченном времени, о потерянных возможностях. В краткий миг, когда жизнь уходит из тела, но сознание ещё не угасло, подобные мысли заполняют его. О людях, что остались жить. О людях, не встреченных и не рождённых. О собственных ошибках. Краткий миг. Но затем приходит холод. И смиренное спокойствие. Бежать некуда, сожалеть поздно. Что бы ты ни делал или не успел свершить – всё уже не важно…
…Ева. Одна из миллиардов. Абсолютно такая же, как и все. И совершенно иная. Человек, подверженный страстям и необдуманным поступкам. Человек, совершивший ошибку, которая стала для неё роковой. Ошибку?.. Пожалуй, за всей иррациональностью её действий скрывался некий смысл, и она вполне осознанно выбрала эту дорогу. С тех самых пор, как на её же руках умер близкий человек, в её душе поселилось то, что до самого конца пожирало её изнутри. Чувство вины. Чувство утраты. Возможно, часть её уже умерла, и потому принять собственную смерть было легче… Как человеку, который сам бросился на острие ножа. И последний её взор был устремлён в небо. Туда, откуда падали белоснежные хлопья снега. Туда, откуда наблюдали за Землёй далёкие светила. Где кончались занесённые снегом верхушки деревьев и начиналось пространство полной свободы…
Откуда-то издалека раздаются звуки выстрелов. Словно из другого мира. Нет сил смотреть. Нет сил опустить голову и увидеть смерть своего врага. Нет сил осознать, что всё позади. Что кровавый ритуал прерван навсегда. Накатывает слабость. Холод проникает под кожу, льётся по венам и находит сердце. Всё медленней и медленней бьётся оно; затихает пульс. И боль, что так сильно обжигала, отходит на второй план. В последние секунды её не ощущаешь совсем.
Падение в пустоту.
Ослабли конечности. Опустились руки. Тело превратилось в лёд, не контролируемое и лишённое сопротивления. Тело падает на снег. Открытые глаза смотрят вперёд. На сражённого противника. На жертву. На приближающегося человека. Понимает ли она то, что произошло? Чувствует ли что-то в последнюю секунду жизни?.. Теперь это не имеет смысла. Ева Бонен перестала существовать.
|
One Army Man - ссылка - Что здесь происходит? "Справедливость, мой Король" - гнать прочь эти мысли, конечно, но слишком уж сильно предвкушение крови. Ваймса не смущала цена "последнего шанса" Теравии - лейтенант, как никто другой, знал, что не замаравшись весьма сложно достигнуть результата и вовсе невозможно в такие краткие сроки. Поэтому прольётся кровь. - Стража! "Нет, Ваше Величество. Не сегодня. Не в этот раз" - Стража! Магически усиленный голос белоголового, резонируя в головах стражников и остальных союзников, призвал их к действию. А следом раздался голос того, кому доверили свои жизни и судьбы стражники: Ваймс рванул клинок из ножен, всаживая его в сочлененья брони близстоящего легионера. Его крик потонул спустя секунду, в общем гвалте бойни, но он был первым: "Стража-бей!". Замелькали плащи: серые, коих было больше, быстро теснили алые, смешивая красивую ткань с кровью и грязью. Алебарды и мечи, болты и кинжалы собирали свою кровавую дань: можно было успокаивать свою совесть, что всё это был идеальный тактический манёвр, но... Очевидно, что это было предательство и не сражение, а резня. Легионеры в алых плащах, не помеченных черными лентами, в большинстве своём остались лежать бездыханными телами благодаря подлости и внезапности, а не выучке стражи и муштре. Спорить было можно долго, но отрицать - бессмысленно, и всё что теперь имело смысл - лишь цель, за которую они заплатили собственными остатками чести. Томас увидел в толпе Торнса: тот, покраснев от ярости и гнева, схватил кого-то из немногочисленных стражников-новичков, присутствующих здесь, и задавая глупые вопросы, принялся бить ему лицо, нанося удар за ударом своими немаленькими ручищами. Убедившись, что большинство стражников в порядке, а "неотмеченные" Алые плащи убиты, Ваймс отдал новый приказ: - Арбалеты! По Крауцу - ПЛИ! А сам, перехватив клинок поудобнее, лейтенант направился к Торнсу: - СЭР ТОРНС! КАК ПРЕДАТЕЛЯ И БУНТОВЩИКА, ВЛАСТЬЮ ДАННОЙ...К чёрту! Сдохни, жирная мразь! Ваймс с яростью выдохнул, фокусируясь на тучной фигуре противника: может он и был шире лейтенанта раза в два, но это, отнюдь, не было причиной недооценивать его. Каждый шаг лейтенанта сейчас был наполнен, какой-то уверенностью, коей не было ранее: он знал, что сражается за то, во что верит. Это чувство давненько не присутствало на многочисленных заварушках и стычках с мелкой шушерой, что были неотъемлемой частью службы стражников. Это было похоже на своеобразное Откровение: абсолютная уверенность, абсолютное знание, абсолютная готовность. Смерть, конечно, не прельщала Томаса, но была бы встерчена, как что-то естественное или просто старый друг, неожиданно явившийся в гости без предварительной весточки. "Может быть это и есть Искупление?"
|
Внезапность. Совершенно неоспоримое преимущество, особенно когда речь идет о предательстве. Элтон обыграл Крауца, поставил в очень невыгодные условия, сыграл на том, о чем Михаэль бессовестно забыл. Увлекшись придворными Короля, чародей и думать не думал о простом народе. Что, в свою очередь, сыграло с ним злую шутку. Клинки стражников обнажились, и прошлись сквозь ряды легионеров как нож сквозь масло. Кровь, много крови. Крови невинных людей, вставших между молотом и наковальней. Авторитет монарха подорван. Народ будет слушать либо того, кто пожелает золотых гор, либо того, кого будет бояться. И если Элтон прибегнул, скорее всего, к первому методу, то Крауцу эта метода не казалось слишком надежной. Повернувшись к монарху, маг закричал: - Мой Король, вы... Как вдруг почувствовал, что в его разум вцепились когти. "Он поплатится..." Развернувшись к своему оппоненту, Михаэль вступил в ментальную схватку, и каждый, кто был способен различать колебания тонких материй, почувствал бы сейчас, как накалилась обстановка вокруг. Сражающиеся вокруг предатели и бунтовщики как будто перестали существовать, во всем мире осталось лишь двое - Крауц и Элтон. Испытание Воли. Изо всех сил напрягшись, Крауц все-таки смог низвергнуть противника, на время скинув ментальные оковы, успев передать ему короткое сообщение: "А я предупреждал тебя, чтобы ты уезжал из города..." Происходящее вокруг вновь вернулось на свои места. Резня, по другому и не назовешь. Коммандующий легионерами еще пытался что-то сделать, но он был обречен. С таким количеством бойцов он просто не мог выстоять против порядка тридцати стражников. - ПЛИ! Вдруг услышал чародей, только пришедший в себя после ментального противостояния. Но уже было поздно. Некоторое количество болтов устремилось в Михаэля, однако он только усмехнулся. Практически синхронно врезавшись, они отскочили от него. Послышался треск. Обвес, который висел на Михаэле, треснул и посыпался по помосту. Защита сработала именно так, как и планировалось. - Ну чтож, мой ход. Вновь усмехнувшись скорее про себя сказал Михаэль. Проделав несколько размашистых пасов руками, он совершил довольно неожиданный ход - просто поднял большинство стражников в воздух. Человек двадцать в кольчугах и коже начали хаотично перемещаться в воздухе и соударяться друг о друга, пока маг держал руку вытянутой в верх. - Интересное у тебя понятие о справедливости, Элтон, - сказал маг, воспользовавшись секундным недоумением сражающихся, - вместо изменницы ты обрек на смерть верных легионеров, себя и своих людей. Резкое движение рукой в сторону противника - и все тела, что только что витали в воздухе, с большой скоростью устремились в сторону Элтона, намереваясь раздавить его своей массой, а заодно, по возможности, и сломать шею.
-
Интересный образ) Понимаю, что многое упустила, не читая соседние ветки.
-
Вне зависимости от исхода конфликта, Михаэль был хорош.
|
Убрав клинок в ножны и пристально посмотрев в глаза мужчине, Мария степенно кивнула визитеру: - Что же, синьор, я вас предупредила. Будьте в этом доме гостем, и, если мой почтенный отец будет несдержан по отношению к вам, уведомьте его об этом. Добро пожаловать в особняк де Боно, для нас честь встретить вас в этих стенах. Увы, мы не были готовы к вашему визиту, так что не обессудьте за недостаток гостеприимства. Я распоряжусь, чтобы слуги с завтраком были наготове, и в любой момент имели возможность предоставить вам кушанье. Надеюсь, хозяин дома вас не сильно обидит, будьте снисходительны к нему и его нынешнему состоянию. А теперь извините меня, но я вынуждена Вас покинуть. Еще раз отвестив легкий полупоклон, девушка утерла платком взмокший лоб, и направилась ко входу для слуг, откуда явственно доносился запах какой-то стряпни.
Внутри особняка де Боно было тихо и пустынно, будто черная смерть в один миг забрала всех его обитателей. Но Стефан, знавший горячий нрав Эмилио, не стал обольщаться - наверняка солдаты и челядь поспешили попрятаться по углам от разгневанного утренними вестями хозяина. А что де Боно был в гневе, так это глава магистрата понял сразу, по валяющемуся у стены приметному мориону с алыми, немного потрепанными перьями. Подобный шлем мог принадлежать только хозяину особняка, и гость, знавший привычку ветерана, когда тот был в раздражении, швырять головной убор об пол, мигом сделал надлежащие выводы. Да и слова Марии подтверждали увиденное. Вопрос был только в том, как быстро перегорит озлобленный вояка, и как быстро окажется способен к более-менее разумному и связному разговору. По скрипучей лестнице Стефан поднялся наверх, и на секунду замер у приоткрытой двери. Кроме потрескивания дров в камине и тяжелого сопения де Боно больше звуков не слышалось, а значит, хозяин особняка уже выпустил пар на свитских, переломал пару лавок, выпил пару бутылок своего прокисшего пойла под кличкой вино, и теперь, наконец, успокоился. Покрайней мере, на это следовалоинадеяться. Но Сальваторе знал, что и в таком состоянии Эмилио может вспыхнуть мгновенно - а значит, в общении надо быть предельно осторожным. Тяжелая дубовая дверь, протяжно заскрипев давно не смазываемыми петлями, отворилась, впуская главу магистрата в уже знакомую залу. В углу все также горел камин, а за столом сидел так и не снявший панцирь де Боно. Перед ним на дубовой поверхности в ряд, как солдаты на плацу, стояли пять бутылей вина, и еще пара, как заметил чиновник, уже опустошенными валялись под столом. Рожа де Боно была красной, как перья на отброшенном шлеме, но в глазах его уже не было ярости и злобы - только затухающее раздражение. При виде вошедшего ветеран грузно поднялся во весь рост и расправил широкие плечи. Опершись на стол, он несколько секунд буравил гостя взглядом, и наконец, стукнув по столу так, что стройный ряд бутылей нарушился, прогудел: - А, это ты, маленький stronzo! Che cazzo vuoi da me? Что, решил оторвать от стула свою французскую buca di culo и прийти позлорадствовать над моим провалом? А вот vaffanculo!!! Не дождешься! Тебя с лестницы спустить, или сам сбежишь, поджав трусливый хвост! Ишь, что выдумал: запретить дуэли, зная, что я иду бить Эстакадо! Не смотря на грозный вид де Боно и его воинственно топорщующася бороду, Сальваторе отчетливо понимал, что сейчас Эмилио поднимать на него руку не собирается, да и ругается, как кондотьер, не потому, что ненавидит его, а от общего взвинченного неудачей состояния. Но еще многопытный мастер интриг понимал, что такой легкой победы над простоватым воякой, как вчера, не получится: хотя врагом де Боно он не стал, но и "дружком-французишкой" быть перестал. Впрочем, к остальным претендентам на графскую корону грубый ветеран точно относился еще хуже, что не могло не радовать. Кроме того, в предстоящих переговорах у Сальваторе был еще один козырь: излишне умный и, как оказалось, весьма сноровистый в обращении с клинком Чени в ближайшее время точно не сунется к хозяину, а значит у Эмилио не будет никакой поддержки, и он будет решать только сам.
|
События, как это часто бывает, развиваются вопреки ожиданиям. Чтобы успокоить нервы, Беллис считала секунды. Раз. Два. Да к черту. Нервы слишком на пределе. Створки открываются слишком быстро, обнажая простую и даже глупую истину. Странным созданиям не нужно взламывать замок. Им достаточно просто расплавить металл, как мягкий податливый пластилин. Играючи, не задумываясь. Беллис как-то ошалело воззрилась на незнакомца, желая задать всего один простой вопрос. И, черт подери, она его задала. - Ты кто еще нахрен такой?- вот тебе и приветствие, и пожелания, и добрые напутствия. И все же доктор улыбнулась незнакомцу, не сдержав радости от того, что их не попыталось убить нечто, набросившись через открывшийся дверной проем. Радости, что перед ними человек, не сошедший с ума. Такая мелочь: копошится в проводах электронного замка, а надежду вселяет почти как целое войско солдат. Рука помощи им сейчас не помешает. Особенно если она может держать оружие. Мужчина выглядел бы на фоне кровавых пятен весьма контрастно, если бы и сам не был с ног до головы ею заляпан. Она бы и еще что сказала, но грохот ошарашил девушку, заставляя замолчать на полуслове. Беллис оглянулась, моля всех известных ей богов лишь об одном. Но они ее явно не услышали. Он пришел за ними. Их личный ночной кошмар.
Все произошло так быстро. Дженнифер, боже... Существо не было похоже ни на что, что доводилось раньше видеть Беллис. Тело и гибкое и сильное в то же время. Психоволны. Ужасающие, лишающие возможности здраво мыслить. Создается впечатление, что странный смоляной мышечный комок был создан для охоты на разумную расу. Каждое столкновение происходило так, словно впервые. Беллис чувствовала как вместе с проливающейся кровью коллеги внутри нее оживают не оправдавшиеся надежды. Все ее проступки всплывают яркими картинами. Лица людей, что она так старательно отталкивает от себя. Невольно в такие моменты хватаешься за голову. И дальше у тебя всего два варианта: начать истерику или взять себя в руки волевым усилием. Беллис стиснула зубы так, что аж скулы побелели от напряжения. Секунда промедления. И взгляд вновь обретает ясность, хотя создается впечатление, что девушка на грани.
- Пошел нахуй из моей головы,- прошипела доктор на манер злобной ощерившейся кошки. Ну уж нет, она не сдастся. Нужно достучаться до тех, кто рядом с ней. Нужно скрыться как можно дальше от этого существа. Беллис набрала в легкие побольше воздуха и громогласно крикнула.- На выход! Думай о хорошем. Первая любовь. Прогулки по ночному городу. Прекрасное звездное небо и луна, озаряющая своим серебристым светом. Лихая езда по полупустынному городу. Думай о радостных моментах в жизни, не поддавайся. Не бывает ничего абсолютно безнадежного. Эта боль, она не твоя. Она принадлежит кому-то другому. Ты сильная, ты сможешь.
Беллис действовала словно в полузабытье. Но действовала быстро, тормоша сначала ближайших к ней и подталкивая к двери. Первым оказался космодесантник. Шепард был к ней ближе всего. - Давай же, шевелись, ты нужен нам сейчас. Ты ведь такой умница. Давай, думай о хорошем, о родных, давай,- в ход пошло уже знакомое средство- пощечина. Потом девушка изо всех сил начала толкать мужчину на выход. Потом Сильвию. - Да, да, йенг... тьфу, язык сломаешь. Представь себе Ахуру Мазду. Он выходит из ослепительного света и берет тебя за руку, давай. Давай! Он ведет тебя прямо к этому чудесному выходу, вперед, ну же,- и все это сопровождалось толчками к двери, упорными, немного резкими. Она все тараторит и тараторит.- Вот, представь, что этот милый военный и есть Ахура, он тебе поможет. - Поможет же!- прикрикнула на незнакомца Беллис на грани истерики. Она и сама скоро перестанет понимать, что происходит. Поток мыслей начинает путаться. И только этот дурацкий Ахура из головы не выходит. Чтоб его.
Дальше самое сложное. Нужно было приблизиться к Элисон в направлении той ужасающей твари. Господь милосердный, казалось, что тело существа вибрирует, перемалывая кости, фильтруя кровь. Кровь. Кажется, она повсюду. Кровавое марево повсюду перед глазами. Она будто плывет в нем, а движения такие медленные и неловкие. Приходилось постоянно мысленно себя подталкивать, подбадривать. Лицо Хладовин стало напоминать застывшую маску от напряжения. Но она сделала еще одно усилие. Приблизилась к Элисон и потянула ту за руку. Требовательно, с силой, но так, чтобы та все-таки не упала. Стекло предательски хрустело под ногами. Еще немного и руки доктора начнут дрожать. Ей страшно. Она не военный, не спасатель и не убийца. Напади это странное существо на нее сейчас, что она сделает? Лучше не думать об этом. Надо помочь остальным. Или она не сможет потом с этим жить. - Джон, ну, хоть ты! Давай, уходим, пожалуйста!
-
Пошел нахуй из моей головы Характер, вот это характер! Э-э-эх!
-
Сильная женщина, смелая женщина. И пост прекрасный.
-
Есть мнение, что не того человека назначили космодесантником! И с половой принадлежностью что-то попутали! Слышите? Это стальные "бубенчики" звенят! :)))) Ну прямо настоящая русская женщина, и звездолёт на форсаже остановит и в горящую орбитальную станцию! Ух!
-
Я просто представил себе сцену эвакуации сопартийцев :))
|
Память редко подводила Уильяма – слишком уж часто от неё зависело множество вещей, непосредственно связанных с его обязанностями аристократа. Хотя, по правде говоря, он ожидал, что столь ранние события могут немного забыться с течением времени… но план этого замка столь крепко впечатался в сознание Лунного Лорда, словно бы сама судьба планировала его непростое возвращение. Это, разумеется, было не так – потомственные дворяне не верят в подобные суеверия. «Но в сложные времена суеверия зачастую спасают» - холодно подумал Уильям, прогнав мысль о том, как бы сам он желал поверить в того Бога, который заступится за них с Ирвен, приведя к счастливой и долгой жизни друг с другом. Всё вокруг навевало воспоминания, но едва ли Мунлайту сейчас было до них. Опустевшие коридоры, смердящие тела, забившиеся по углам длинных тёмных коридоров и угрюмые лица воинов, несущих караул даже в такое жуткое время – ведь больше некому было защищать Верденберг от соседей, вряд ли упустивших возможность пограбить деревни, оставшиеся без защиты сеньора… Несомненно, дух северного народа вызывал у Мунлайта неподдельное уважение, и в иное время он мог бы найти успокоение в ностальгии о прошлом, но сейчас лорда больше беспокоила девушка, обхватившая его шею своими маленькими ручками и прижавшаяся к его груди – такая сильная и уже пережившая столь многое… не склонившаяся ни перед чем. Но сможет ли она одолеть смерть собственного отца? Видеть, как он умирает? Зачем… зачем он несёт его к ней?
На мгновение устало прикрыв глаза, Уильям привёл свои мысли в порядок. Отказать возлюбленной в желании видеть отца, измученного болезнью, разумеется, было бы более безопасно, но положа руку на сердце – он уже подверг их опасности, задержавшись в чумном замке. И отказать в праве видеть Роберта - возможно, в последний раз, было выше его сил. Мунлайт понимал всё это. Он прекрасно осознавал, что будь Эддард при смерти – вряд ли бы болезнь остановила его от желания отбить у смерти ещё несколько минут драгоценного времени. Но когда Ирвен кинулась через всю комнату к постели Роберта… старика, в котором он с трудом признал герцога, виденного им много лет назад, взгляд Уильяма остекленел. Он протянул руку, словно пытался удержать девушку, но его пальцы поймали лишь пустоту. «Я так не хочу отпускать тебя… и не хочу, чтобы ты испытывала боль. Но сейчас я ничем не могу помочь. Только быть с тобой вместе». Сделав глубокий вдох, Лунный Лорд встал подле Ирвен и молча, успокаивающе положил свою ладонь ей на плечо, напоминая о том, что сейчас он здесь, рядом… и никуда, никогда от неё не уйдёт, какие бы препятствия не стояли у них на пути. - Здравствуйте, Роберт, - отстранённо произнёс Уильям, обращаясь к умирающему как к старому другу, которого не видел уже много лет – не как к человеку, который уже был одной ногой в могиле.
Дрогнули веки измученного старика, из последних сил пытавшегося бороться со смертью. Хоть и осознавшего давно уже, что победить чуму невозможно. Скорее всего, исключительно из упрямства, что всегда было свойственно мужчинам рода эйр Ла’Круа. Мускулистое некогда тело превратилось в обтянутый кожей мешок костей, глаза ввалились, кое-где даже на лице виднелись жуткие язвы. Ни о какой радости встречи не могло быть и речи – приходилось прилагать все усилия, чтобы побороть откровенное отвращение и страх. В смерти нет почти ничего благородного, почти всегда родственникам приходится изображать правильные эмоции около постели умирающего. А человек, который лежит на кровати… Ненавидит сам себя в такие моменты. Слишком слаб, жалок, ничтожен. Ущербен. Обуза для всех. Особенно угнетает подобное положение Роберта, гордого властителя севера. Лорда, ярости которого на протяжении долгих лет боялись враги, а подчинённые трепетали при одной мысли о возможности навлечь на себя его гнев. А теперь… Он слишком немощен даже для того, чтобы самостоятельно справить нужду или хотя бы просто без чужой помощи подняться с кровати. И всё-таки, Роберт с трудом приоткрывает глаза. Несколько болезненно долгих секунд пытается сфокусировать взгляд, в глубине которого уже поселился отпечаток неумолимо надвигающегося конца. Он долго смотри на лицо Уила, но так и не появляется в усталых глазах ничего, хотя бы отдалённо напоминающего узнавание. Но ситуация меняется, стоит лорду обратить взор на лицо сопровождавшей Мунлайта девушки. Смешанные эмоции. Радость и грусть. - Ирвен, - срывается полный недоверия стон с губ, потрескавшихся ввиду терзающей лихорадки. Роберт даже нашёл себе силы приподняться на локте в своём ложе. Словно вид девушки, в которой он без труда узнал свою утраченную много лет назад дочь, придал умирающему немного сил.
Поняв, что несмотря на опасность заражения, оттащить девушку от умирающего отца не получится, Уильям лишь вздохнул и оставил Ирвен с последним родным ей по крови человеком, который вот-вот должен был умереть. И как Мунлайт ни старался, но слышать плач своей леди, видеть, как от рыданий содрогается её хрупкая фигура - это было просто выше его сил. Если бы он был в состоянии сделать с её слезами хоть что-то… Но справиться с болезнью Роберта, похоже, мог только Единый – который вряд ли когда-либо существовал в этом мире. Уильяму пришлось напомнить себе о том, что ни он сам, ни тем более Ирвен, как и никто другой из их отряда всё ещё не попал под воздействие чумы, хотя подданные Лунного Лорда нередко проезжали мимо заражённых поселений. Кроме того, не было похоже, чтобы болезнь передавалась именно телесным путём… иначе Елена – бывшая травница, тесно знавшая людей в своей родной деревне, уже непременно скончалась бы. Мысли Уильяма вновь вернулись к возлюбленной, но усилием воли он заставил собственные страхи утихнуть. Некоторое время… а возможно и навсегда – если Ирвен не захочет покидать родной дом, им придётся жить здесь. Как бы ни сложились обстоятельства, он всё ещё оставался Лунным Лордом. А никто из рода Мунлайтов не мог бы упрекнуть его в безответственности.
Оружейник обнаружился во внутреннем дворике Верденберга. Не дав старику раскрыть рта, Уильям прервал его, поманил за собой взмахом руки, возвращаясь с Реджисом обратно в тепло коридоров, после чего самым тщательным образом расспросил оружейника обо всём, что казалось ему важным. Много ли людей осталось? Хватает ли на всех припасов? Есть ли вокруг враги и многие ли знают о чуме, обрушившейся на неприступную твердыню? Эти, и многие другие вопросы сыпались на Армана настоящей снежной лавиной. Казалось, Мунлайт не желает упустить ничего, ни единой мелочи… а ведь он тут ещё даже не хозяин. Впрочем, дело было за малым. Да и откуда местным знать, стала ли их госпожа уже его супругой или ещё нет? Новости не слишком обрадовали Лунного Лорда, хотя лицо его оставалось спокойным и бесстрастным. Конечно, Уильям знал, что замок обезлюдел, но оказалось, что во всём Верденберге наберётся от силы четыре десятка человек. Остальные были либо больны, либо мертвы, и их остекленевшие глаза смотрели на равнодушное Солнце, парящее в синих небесах, с немым укором во взгляде. И всё же, приходилось работать с тем, что есть. Приказы отдавались чётко и правильно, понять их двояко было просто невозможно. Всем своим видом он выражал отстранённую, хладнокровную решимость: не паниковал, действовал уверенно и последовательно, одной своей аурой сильного человека увлекая людей за собой. Уже через пару часов в замке не осталось ни единого трупа. Все были сложены на центральной площади - той самой, где в прошлом он впервые учился стрелять из лука. Больных перенесли в отдельную комнату, и хотя Уильям хотел приказать добить несчастных, облегчив тем самым их последние мучительные часы, но всё же… не стал. Связи всегда имели слишком большое значение для людей, да и он сам не рискнул бы отпустить в мир иной дорогого ему человека. «Всем им нужно время, чтобы попрощаться».
Велев приготовить горячую ванну и заняться уборкой замка, Уил устроился в самом отдалённом уголке Верденберга, в суровой и аскетичной комнате, когда-то принадлежавшей местному писарю. Опустив голову на сложенные в замок руки, Мунлайт закрыл глаза. Ему было нужно время, чтобы собрать разбежавшиеся мысли воедино и составить план дальнейших действий. Мысли Лунного Лорда сами собой скользили по прошлому; они гуляли по коридорам мрачного замка, в углах которого поселилась тьма, оставленная муками и страданиями людей. Когда-то он был здесь вместе с отцом… На глаза попалось чёрное гусиное перо. Пошарив по полке пару минут, Уильям достал из ящика маленькую тёмную баночку. Запах чернил тут же ударил в нос, стоило только ему легонько откупорить пробку. Уил разгладил свежий лист бумаги и крутанул перо в руках. Форт Бейли был совсем недалеко отсюда - если для Эддарда хоть что-то значили родственные узы, он мог бы рассчитывать на помощь отца. Но было ли в случившихся событиях нечто такое, о чём ему не стоило говорить? По правде говоря, едва ли Брандону сейчас есть до них дело. Лунный Лорд был даже почти уверен в том, что Мунлайт-старший до сих пор пребывает в счастливом неведении касательно судьбы своего блудного сына. Что же написать? Он должен заботиться о своей избраннице - увезти её в безопасное место или сделать таковым это, если Ирвен упрётся окончательно. С другой стороны, куда ему везти её? Их никто и нигде не ждёт. К отцу? Так ведь он тоже может предать его, выдав девушку королю. Уильям прекрасно знал, что все доводы будут бессмысленны и разобьются о стальную волю Эддарда Мунлайта, если позволить тому быть хозяином положения.
«Отец. Ты, верно, будешь удивлён, получив это письмо от меня в такое время. Сколько же месяцев прошло с тех пор, как я писал тебе в последний раз? До тебя наверняка доходили слухи о моей судьбе и о том «вероломном» поступке, который я совершил, украв наречённую короля прямо у него из-под носа. Но что сделано, то сделано. Я сам выбрал свою судьбу и не намерен сворачивать с этого пути, пусть даже ради неё мне придётся потерять всё, чем я когда-либо обладал. Отец. Я люблю Ирвен эйр Ла`Круа. Люблю уже очень и очень давно. Конечно, не будь той глупой выходки, которую я позволил себе из-за дурманящего зелья, на самом деле предназначенного для моей леди, то вряд ли бы обстоятельства сложились так ужасно для положения Уильяма Мунлайта при дворе. Случайность, не более того… и всё же, эта случайность изменила мою судьбу. Теперь я в Верденберге. Эта прекрасная, когда-то величественная крепость переживает не лучшие времена – я до сих чувствую горький привкус смерти на губах, вспоминая то множество мёртвых тел, которые оставила после себя чума, сполна наигравшись с гордыми северянами. Даже герцог… Роберт эйр Ла’Круа скоро умрёт. И никто не в силах ему помочь. Отец, прошу, прими это как свершившийся факт – я не отрекусь от Ирвен и готов пойти из-за неё против самого Единого, если он только осмелится показаться перед моими глазами. В строках, которые ты сейчас читаешь, ты не найдёшь ни капли притворства. Чтобы укрепить Верденберг, мне понадобятся воины, слуги, мастеровые… Если бы не то сложное положение, в котором мы оказались, я бы не просил у тебя помощи, но обстоятельства подталкивают меня к решительным действиям. Мне так же понадобится помощь твоего мага, чтобы изменить свою внешность и стать другим человеком, которого не будет больше преследовать Брандон в своей слепой жажде мести. Надеюсь, что мы ещё встретимся. Уильям Мунлайт».
Посыпав готовое послание мелким песочком, столь дорогим и ценным в Аэдвере и, как оказалось, в изобилии встречающимся в устье местных рек, Мунлайт скрепил послание собственной печатью. Выбрав самого быстрого гонца… конечно же, не без помощи оружейника, он велел посыльному добраться до форта Бейли как можно быстрее. К слову говоря, Арман так быстро стал его правой рукой, что ещё немного, и Уильям начнёт опасаться, что без этого человека не сможет ступить здесь и шагу. Уж слишком много знал этот старик. Время летело незаметно. Разведав местность, Лунный Лорд со своим отрядом объехал окрестные деревни и убедился в том, что кругом царит достаточно спокойная, мирная обстановка. На пришлого дворянина, конечно же, косились, но относились почтительно – тем более, он ехал под флагом Верденберга… а это само по себе заставляло крестьян склонять головы в поклонах. Познакомившись со старостами, Мунлайт тщательно расспросил их. Задавал вопросы о численности, о том, хорошо ли работается на полях и не тревожат ли крестьян болезни. Но нет… по сравнению с самим замком, здесь был сытый, благодатный край, и Уил против воли почувствовал облегчение. Велев отправить в Верденберг представителей от каждой посещённой им деревни, Лунный Лорд вернулся обратно в замок.
Начинало темнеть… Лишь вечер выдался относительно спокойным, хотя горящие тела не вдохновляли ни на что иное, кроме как упасть в постель и забыться тихим сном, но Уил всё же дождался, пока не заснёт его любимая. Ласково поглаживая её по милой головке, он пытался успокоить свою возлюбленную, шептал ей на ушко нежные слова, а после попросту загрёб в охапку, заставив забыть обо всех и всём, кроме него и его ласк. Утром сообщили о смерти Роберта. Оставив на девушку подготовку похорон и прочие мелкие хлопоты, Лунный Лорд вышел во двор замка встречать представителей деревень. Перед Уилом стояла не самая простая задача. Конечно, он мог взять свободных мужчин и, совместно с оружейником, попытаться сделать из них более-менее сносных бойцов, но на это ушло бы слишком много времени. К тому же, мало кто захочет покидать свои дома просто так. Но началась осень, и основные работы по сбору урожая уже были завершены… Гениальная идея пришла сама собой. Людям нужен кров и защита, а Мунлайту верные воины и слуги. Так что самым правильным стал приказ о немедленном переезде всех селян под стены замка, вместе с их пожитками и семьями. Нет, он не пугал их скорыми набегами или чем-то подобным – просто и понятно, так, чтобы дошло до каждого, объяснил на пальцах случившееся, упомянув, что если не они сами, то некому будет защитить их близких. А самое простое решение для этого – укрыться за высокими стенами опустевшего замка. Уже к вечеру второго дня Уильям стоял на крепостной стене, наблюдая за вереницей повозок и за людьми, спешащими до заката оказаться в Верденберге, который обещал спокойствие и безопасность.
-
Полотнище :D
-
Восхитительный пост ^_^
-
Замечательно. Еще бы почаще писал - просто цены бы не было.
-
Одобряю.
-
Отличный пост. Аж зачитался )
-
Великолепный пост. Хотя какой-то это пост? Полноценная глава книги) Пройти и не поощрить такой труд просто нельзя)
-
Эмоционально, атмосферно, и вообще красиво! +
-
Вот оно - развитие персонажа.
|
С глухим ударом металлические створки разъехались, являя за собой широкий коридор. И слава Ормузду, что дэвов, чьего явления Сильвия подспудно ожидала, не было. Но и без даэвов увиденное представляло собой жуткой зрелище разрухи и смерти. Пятна крови, густой человеческой крови в мерцающем багровом свете казались бесконечно глубокими и будто до краев наполненными тяжелым отраженным сиянием. Интересно, какому идиоту взбрела в голову мысль сделать аварийный свет в красных оттенках? На фоне творящейся на "Надежде" катастрофы мигающее алое сияние преломляло тени, обращая происходившее вокруг в сюрреалистическое подобие Бездны. Сама прерывисто мигающая лампа напоминала собой зрак умирающего зверя, и, вкупе с тревожными отблесками в лужах крови, еще больше давила на психику, еще больше пугала будто затаившимися по углам ужасами. И самым кошмарным было то, что эти ужасы обитали не только в подсознании Сильвии, но действительно были ужасающе реальны и материальны. Взгляд психолога приковала к себе единственная живая фигура в этом царстве смерти и крови. И, к удивлению ван Эллемеет, этот человек отнюдь не был одним из сотрудников станции. Более того, он не принадлежал ни к армии, ни к одной из известных психологу корпораций. Женщина вообще не могла предположить ни одной структуры, чьим симоволом являлась бы золотая буква «Р». Ясно одно - этот человек тут неспроста, а значит - помощь прибыла! Автоматически Сильвия отметила, что их спаситель был с ног до головы покрыт запекшейся корочкой крови. В иной день ее от подобного зрелища наверняка бы вывернуло, но происшедшее сегодня на неопределенное время отбило всякое чувство брезгливости: слишком многое за этот краткий промежуток времени довелось увидеть и пержить психологу. Впрочем, приглядевшись, она убедилась, что эта кровь не принадлежит мужчине в зеленом: видимо он при самообороне был вынужден принести покой одному из несчастных гех - одержимых дэвами. Спаситель явно понимал, что находящиеся в подобной экстремальной ситуации люди наверняка могут быть эмоционально неуравновешены и склоны к необдуманно-агрессивным поступкам, и поэтому вел себя крайне осторожно и доброжелательно, ни в коей мере не желая вызвать к себе недоброжелательность. Ван Эллемеет широко улыбнулась и опустила бластер: ее молитвы были услышаны, и Ормузд прислал им на спасение сего воина. Но не успела женщина выразить благодарность неизвестному, как ее отвлек раздавшийся за спиной, прямо в лаборатории, грохот падения чего-то тяжелого, а следом за ним - полный животного ужаса вопль, оборвавшийся также внезапно, как начался. И этот вопль явно издал не человек, испуганный всего лишь падением чего-либо - это был смертный страх живого существа, чья жизнь готова вот-вот отправиться в светлое пламя Аташ. Перепуганная криком Сильвия мнгновенно забыла о неизвестном, резко развернувшись на звук - лишь для того, чтобы увидеть дэва, пожирающего несчастную страдалицу Дженнифер.
Вновь вернулась, уже, казалось, позабытое чувство всеобъемлющего страха и бессилия, таранным ударом разбило хлипкие преграды уверенности в спасении и в собственных силах. Словно раскаленные гвозди вонзились в виски, пытаясь дотянуться до хрупкого человеческого разума, в горле резко пересохло, все члены саднели так, словно их долго и старательно избивали. В голове нарастал чудовищный звон, долгий протяжный, на одной ноте - словно штопор он ввинчивался в мозг, оттеняя легким оттенком безумия и без того терзаемый болью разум. Шум все разрастался, заполняя голову, но теперь в нем зазвучали полные сарказма и скрытой насмешки неразличимые шепотки, издевающиеся, смеющиеся, играющие с сознанием зороастрийки. В глаза будто кто-то бросил горсть песка. На лице пошатнувшейся Сильвии заблестела серебристая дорожка слез, но ван Эллемеет не собиралась сдаваться девам так просто. Пересохшими губами, ставшим будто чугунным языком она прерывисто зашептала: - Йенгхе хатам аат йеснэ пайти вангхо... Но тьма вокруг и не думала рассеиваться. Женщина уже и не видела своих спутников в этом клубящемся море мглы, и с их пропажей тихой сапой в разум начало закрадываться осознание того, что она осталась совсем одна. Через силу, превозмогая боль в пересохшем горле, в мучимой голове, психолог все пыталась завершить святые строки "Авесты" на давно мертвом языке фарси: - Маздао Ахуро ваэтха Ашат хача... Но тьма не отходила, а шепотки вокруг набирали силу, перерастая в монотонный гул толпы, глумящейся над бессильной что-то изменить проповедницей. Мобед все пыталась представить священный огонь Аташ, но чаша перед ее глазами все оставалась тусклой и потухшей. Сквозь рвущие грудь рыдания она с трудом произнесла последние строки: - Йаонгхамча тансча таосча йазамайдэ... Но проверенные веками, произнесенные тысячами и тысячами бехдин слова не приносили успокоения. Кошмары кружились вокруг, застилая взор, и Сильвия, не вынеся страданий духа и тела, разжала руки и рухнула на колени. Безполезные против посланцев Ангра Майнью фонарик и бластер глухо ударились о пол, будто сотворенный из густых, антрацитово-черных облаков. Голоса в голове торжествующе взревели над упавшей мобеди, и ставшие еще более отчетливыми тени завели вокруг нее до судорог жуткий хоровод. Постепенно тени изнутри наливались злым багровым светом, до тех пор, пока одна из них не покинула круг, вознесясь над рыдающей в бессилии женщиной. ...Полковник Корнелиус де Йонге ван Эллемеет никогда не кричал на беспутную дочь, никогда не ругался и не гневался на нее. Но сейчас отец был мрачнее грозовой тучи, а озлобленный голос его напоминал раскаты грома: - Ты отреклась от семьи, ты отреклась от нас с матерью, ты отреклась от всего, что нам дорого. Ты нам больше не дочь! Ты одна! ...Лайонел лорд Измей с тоской и презрением смотрит на ту, что некогда носила его фамилию. Губы мужчины при виде бывшей жены кривятся в брезгливой улыбке, а на руках он держит маленький скелетик, пристально наблюдающий за женщиной пустыми глазницами: - Ты разрушила семью. Ты разрушила все, что было. Из-за твоего предательства я ушел на войну и умер там в первом же бою. Но ты убила не только меня, - он приподнял скелетик, - своей подлостью ты убила нашего так и не зачатого сына. Ты - убийца! Ты - одна! ...Мобедан-мобед с осуждением глядит на жрицу. Задержав взор на ней лишь на секунду, он отводит глаза, не желая даже видеть ее. Через силу он цедит: - Ты своей глупостью и слабостью оскверняешь веру. Ты труслива и бесполезна. Самим своим существованием ты порочишь и оскверняешь веру. Ты больше не одна из нас - ты больше не бехдин. Ты - одна. ...Тени вокруг торжествующе воют, и вот уже вокруг Сильвии вьется хоровод из друзей, знакомых, коллег, единоверцев. Они смеются над ней, плачущей, презирают ее, стоящую на коленях, на сотни разных голосов злобно скандируя: -Ты одна! Ты предательница! Ты худшая из всех, кого только видела Земля! ТЫ - ОДНА! ТЫ - ОДНА! ТЫ - ОДНА!!! Тело - бог с ним, не до мучений тела сейчас: душа кровоточит сильней. И самое паршивое было то, что Сильвия понимала, что доля правды в этих словах есть.
-
Сходить с ума веселее, если делать это вдвоём, держась за ручки.
-
Интересно, какому идиоту взбрела в голову мысль сделать аварийный свет в красных оттенках? :D Нет, ну представь, автоматическое сообщение: "Тревога, тревога. Защита отключена. Тревога," и загорается такой нежно-голубенький свет, а где-то и вовсе светомузыка играть начинает. И тут такие монстры всех жестоко карают. Кровь, кишки.
А так да, пост отличный, мне нравится :).
-
Потрясающе. Слава Ормузду!
|
|
|
ссылкаНеправдоподобно яркий красный свет мерцает, будто отбивая одному ему известный ритм. Усталый взгляд со временем начинает привыкать, и становится возможным разглядеть руины лаборатории. Кажется, что каждый из предметов начинает жить своей собственной жизнью, откидывая причудливую тень. Металлические поверхности отражают сидящих в изоляции людей искаженно, гротескно. Вглядываешься и вглядываешься в обстановку, пока не становиться совсем жутко и не по себе. Беллис и сама не заметила, как начала беспокойно расхаживать из стороны в сторону. Лишь хруст стекла под ногами возвращает из задумчивости к реальности происходящего. Боже милостивый, это действительно происходит с ней и с этими людьми. Кто они? Что прячется за всей этой внешностью? И самое главное, есть ли у них хоть малейший шанс выбраться со станции, погрязшей в крови собственных обитателей. И так вопрос за вопросом, пока их не становиться слишком много, пока голова не начинает идти кругом. Беллис не сразу осознала, что в упор уставилась в лицо Сильвии, наконец остановившись. Что она говорит? И от слов этой женщины становилось лишь еще тяжелее на душе. И ведь та действительно верила в то, что говорила. Хладовин неуверенным жестом подняла один из перевернутых стульев и присела на него. Да, так немного лучше. Сильвия звучала жутко, будто пророк среди затерянного мира, населенного неизвестными кровожадными, господь милосердный, дэвами. Демонами. А ведь эти существа, им неизвестные и, что самое страшное разумные, бродили, рыскали где-то там, снаружи. Утоляли свой голод телами тех, кого еще не так давно можно было назвать коллегами. И ведь надо же, в ее голове умещалась вся эта странная неуместная картина, в которой авестийский пророк выйдет из бесконечного света и милостью своей спасет их никчемные души. Взгляд доктора был тяжелым и задумчивым, но та молчала. Пыталась целиком осознать происходящее и понять, не сошла ли она с ума. Падающего - подтолкни. Так говорил Заратустра. Взгляд Беллис перешел на космодесантника. Это что, заразно? Он хоть понимал, что вообще сейчас сказал? В происходящем вокруг них кошмарном хаосе, они и были этими самыми падающими. По логике вещей. Девушка зажгла сигариллу, руки ее дрожали. Ароматный дым и терпкий вкус табака отрезвлял. Должно быть, волосы и одежда Беллис уже совсем пропахли куревом. Но что поделать, она сейчас не могла иначе. Забери у нее табак сейчас- что от нее останется? Сплошной комок нервов. Хотя Шепард действовал трезво, это радовало. Он что-то соображал в физиологии пришельцев, будучи свидетелем их зверства. Да и Джон наконец достал свою голову из жопы и начал рассуждать относительно трезво. Пробраться к спасательным капсулам- идея хорошая. Пусть ученый и психовал в экстремальной ситуации, голова у него оставалась на плечах. Беллис невольно проследила за его взглядом- к решетке, преграждающей путь к вентиляционной трубе. За ней начиналась полная тьма и неизвестность. Создавалось невольное ощущение того, что откуда-то из этой темноты что-то внимательно следит за ними, изучает. Ему нужно лишь время, которого у людей не было. Дотлевшая сигарилла обожгла пальцы Хладовин, заставляя бросить окурок на пол. Боже... повсюду были разлиты химикалии, больше напоминавшие в неверном свете кровь. Казалось, что это кровавое марево вот-вот станет ощутимым. Должно быть, ей просто снится страшный сон. Смотрите. Враг уже у ворот. Что-то или кто-то пытался открыть дверь. Хладовин мало что понимала в напавших на них чудовищах, порождениях чужой галактики, далекого и непонятного мира. И ведь надо же, космодесантник догадался попросить о помощи истеричного Джона. Ну уж нет, она не доверит ему ничего тяжелее ручки. Не говоря уже о какой-никакой ответственности. - Нет уж, Джон, отойди, будь добр,- девушка решительно пересекла небольшое расстояние до металлической двери. Голос ее звучал решительно и почти грубо, не претерпевая какие бы то ни было возражения.- Побудь лучше рядом с Элисон. Беллис кивнула, прости господи, Голему и, стоя чуть в стороне, нажала на кнопку. Дверь неспешно открывалась, и без того действуя на нервы. Девушка внимательно вглядывалась во тьму дверного проема, силясь разглядеть, что же скрывалось в ее глубинах.
-
Великолепный пост, поразительные описания и правильнейшие чувства! Я в восторге!
-
Немного здравого атеизма в этой ситуации определённо не помешает :)
|
Не получив ответа или хоть какого-то отклика на предложенный план, Шепард нервно поджал губы и сосредоточился на конструировании устройства.
Сложно было кого-то винить и что-то требовать в сложившейся обстановке. Среди всех присутствующих он был, пожалуй, единственным человеком, кто хоть как-то сталкивался с нестандартными ситуациями. Но тогда было проще, тогда были командиры и начальство, которое говорило, что нужно делать. Говорили "Идти на штурм" и Голем шел, занимал позиции и держал оборону. Говорили "Сражайся или умри" и вновь Голем шел, сражался и умирал. Его собирали по частям и вновь возвращали в строй...
Ковыряясь с деталями, Шепард всем своим существом прочувствовал ответственность, которую несут командиры. Ответственность не за одну, свою жизнь, а за жизни сотен и тысячи бойцов, которых вынуждены отправлять в бой.
Шепард с лёгкостью был готов пожертвовать своей жизнью, но оказался не готов принимать решение за других. Тем более, что другие были лицами гражданскими, почти не знакомыми с военным ремеслом. Будь здесь хотя бы полк, рота или взвод космодесанта, хотя бы десяток бойцов с которыми прошел горнило войны, всё было бы иначе. Чёрт побери, даже десяток новобранцев из учебки были бы лучше, чем группка научников в белых халатах. Загнанные, испуганные, отчаявшиеся, рассчитывающие на чудо, которого не будет. Ибо на войне чудес не бывает. Они смотрят на него, сверлят взглядами спину, на что-то надеются и ждут. Ждут, что безопасник, такой спокойный и невозмутимый, найдёт способ спасти всех. Ведь они привыкли, что с экранов галопроекторов пропаганда вещала "Космодесант не знает страха!". Знает, ещё как знает. Каждый раз перед высадкой трясёт и выворачивает наизнанку. Тело покрывает липкая испарина пота, мышцы костенеют, а разум вопит о грядущей опасности, пытается придумать тысячи оправданий, лишь бы только не нестись в железном гробу на штурм очередного вражеского укрепления... Так было и в первый раз, так было и в последний, так будет каждый раз, к этому невозможно привыкнуть. Единственное, что отличает простого человека от десантника космической пехоты, так это умение посмотреть страху в глаза, побороть его, обуздать, не дать поглотить и лишить воли. Космодесант очень хорошо знает свой страх и может его контролировать. Он тысячу раз будет бояться, возможно даже больше, чем ничего не понимающие научники, инженеры и тех состав, бегущие прочь от опасности. Но он всё равно будет сражаться, сражаться с врагом и собственным страхом.
Так было на Иштване, когда первая волна десанта обрушилась с орбиты на вражеские укрепления. Из десяти тысяч бойцов, до поверхности дошли только три тысячи. Остальных, размещённых в десантных капсулах, сбивали ещё в атмосфере. Две тысячи смогли расчистить плацдарм для второй волны, а когда начался второй штурм, то в живых оставалось чуть менее тысячи. И каждый сражаться за десятерых...
Шепард облизал пересохшие губы и попытался проглотить сухой комок, застрявший в горле. События штурма Иштваана пронеслись перед внутренним взором.
Нет, он не мог, не имел права подвести людей, которые рассчитывали на него. И пусть запчастей не хватало, проклятое устройство никак не хотело собираться. Но и опустить руки он не мог. Лучше хоть какое-то движение, действие дающее надежду окружающих, чем немая констатация обречённости.
От работы и размышлений, Шепарда отвлёк тихий голос одной из сотрудниц и ожидая худшего, Макс моментально развернулся всем корпусом, ощетинившись оружием.
Он быстро оценил обстановку, понял на что показывает девушка. Вернув аккумулятор в лазерную винтовку и буквально за один шаг преодолел расстояние отделявшее его от каталки с развороченным телом, схватил рукой и передвинул к двери, поставив её поперёк. Одна нога упёрлась в край каталки, а вторая упёрлась в пол, образовав небольшой редут. Эфемерный, на долю секунды способный задержать противника, но всё же способный подарить лишнюю секунду-полторы. Всё таки после увиденного, смятого железа и разодранных тел, сомнений не оставалось, этот рубеж обороны сомнут моментально.
Ощетинившись оружием, Макс замер словно стационарная артиллерийская установка. Возникла неловкая тишина. А Голем, словно завороженный, смотрел то на дверь, то на мигающую лампочку.
Понимание происходящего пришло достаточно быстро и Шепард кованным голосом произнёс: - К бою готов. Открыть переборку...
Собственно то, о чём сейчас думал Макс сводилось к одному. Субстанция сминавшая железо, словно упаковочную фольгу, не нуждалось в открытии замка электронными методами. А раз так, значит кто-то другой пытается проникнуть в помещение. Кто-то другой, мог быть только сотрудник станции и не важно нормальный он или сумасшедший. С человеком Макс готов был справиться, и даже не с одним. Тем более, два ствола и небольшое заграждение дадут достаточно времени чтобы оценить степень угрозы и то, кто находиться с той стороны и в каких количествах. - Джон, открывай. По моей команде будь готов закрыть переборку...
Макс повернул голову и осмотрелся, прикидывая, достаточно ли он занимает места в проходе, чтобы в случае стрельбы с той стороны, снаряды пришлись в его броню и не задели научников. Вроде бы достаточно.
|
Тянутся минуты, неумолимо приближая действо к финалу. Кровавому, полному бурных восторгов и облегчения. Почему?.. Почему в человеческих душах столько глубинного зла, что они безбоязненно демонстрируют очередными недобрыми поступками? Эви было действительно трудно понять тех, чья жизнь основывалась на лицемерии и ненависти, тех, кто в исполнении своих мелочных желаний не видел вокруг себя то прекрасное, что существует в этом мире. Сейчас, вслушиваясь в одобрительные оклики толпы, всматриваясь в застывшие злые улыбки, Эви думала о том, что единственный человек, который действительно разделял её взгляды, безвозвратно ушёл. И она осталась совершенно одна – в толпе незнакомых алчных людей, что отводили душу на несчастной девушке, которая, вероятно, давно раскаялась в собственных поступках.
…Дождь неприятно холодил кожу, застывая на ней крошечными каплями. Эви поёжилась, спрятав руки в ткани плаща. Взгляд её блуждал по мостовой, наблюдая, как темнеет от влаги камень и заполняются водой мелкие трещины, как нетерпеливо переминаются с ноги на ногу близстоящие свидетели казни. До неё доносился их приглушённый шёпот, и девушка едва подавила в себе желание закрыть уши руками и не слышать эти полные отвращения и злобы речи. Но, словно по её желанию, всё стихло. Глашатай закончил свою речь, но продолжения не следовало: не слышался свист рассекающей воздух стали и следующего за ним глухого удара, не слышался характерный стук о пол помоста и одобрительного восклицания собравшейся толпы. Совершенно неожиданно на площади стало слишком тихо.
Какое-то время Эви не поднимала головы. Боялась, что взгляд выхватит из несостоявшейся сцены именно ту картину, видеть которую она не хотела совсем. Но время шло, утекали драгоценные секунды, а перед собором Единого было по-прежнему тихо. Но вот позади раздались звуки многочисленных шагов, словно толпа начала молча и послушно передвигаться в сторону. Не выдержала девушка и обернулась, почувствовав на себе остро чужой взгляд. - Тебе нужна помощь. Мужчина в чёрном плаще. Он смотрел прямо на неё и разговаривал с ней. Растущее удивление сменилось любопытством, смешанным со страхом; словно нашли её самую большую слабость. Но не могла Эви ничего ответить. Не знала, как правильно среагировать на его слова. Совершенно незнакомый ей человек, по всей видимости, маг, сразу почувствовал, что в ней живёт дар, совладать с которым у неё не было сил. Но… разве сейчас время и место для каких-либо вопросов? Наверное, он это тоже понял. Или потерял к ней интерес. Или ушёл от заведомых ответов ради того дела, с которым действительно явился на эту площадь.
- Сегодня не будет пролита кровь невиновных, Крауц. Игры давно закончились, старый приятель. Эви ощутила, как кожа рук покрывается мурашками, а тело начинает бить слабый озноб. Взгляд, направленный на рыжеволосую девушку, перемещается на мужчину, что всё это время стоял позади короля и теперь вышел вперёд. На лице его выражение скорби, но, как показалось Эви, мнимой. - Мне очень жаль, Элтон. Я понимаю тебя. Необходимость отнять жизнь у этой девушки не вызывает во мне ничего, кроме глубочайшей печали. Но она - изменница. Она покушалась на жизнь короля, а, в последствии, и на мою. Законы военного времени предельно ясны, старый друг. Другого выхода нет. Девушка стала невольной свидетельницей весьма драматичного и, вероятно, пагубного для неё самой и многих окружающих момента. Обстановка накалялась с каждой секундой, стража нервно сжимала в руках оружие. На площадь, с примыкающей улицы, бесшумно ступили воины в зелёных плащах, без каких-либо опознавательных знаков и символов. Гнетущая сцена казни стремительно перерастала в открытое противостояние. А в душе белокурой девушки происходила настоящая буря чувств, до которых, конечно, никому кроме неё самой не было дело.
|
Святой мастер или тяжело быть королем.Как вы наверняка заметили, модуль "Мир Дроу" получил широкую известность и даже двойную огласку в нашем блоге. Огласку довольно интересную, так как она представляет собой два противоположных мнения на происходящее. Казалось бы, что еще можно выжать из этой темы? Но нет, история еще не окончена, и теперь пришла моя очередь. Надо сказать, модуль я не читал. Мне дороже мое эмоциональное здоровье. Сегодня я узнал, что там в одной из веток fil211 сексуально овладел играющим кросспольной лолей Ратидаром. Этой информации мне более чем достаточно на ближайшее время. Однако, обсужд модуля является более чем достойным чтивом сам по себе. Говоря по простому, из модуля начинается бегство игроков. Но нам, разумеется, интересны причины. В центре внимания - Francesco Donna, игравшая матрону дома. Ключевой персонаж. Как оказалось, вместо того, чтобы сразу рьяно искать, с кем бы совокупиться, ударилась в дровийские интриги и политику. Чем разгневала мастера, который добродушно пообещал, что если она не проявит должную активность, её изнасилуют мастерские нпц. Обещание, сделанное вне игры, повергло игрока в определенный шок, и она отказалась играть дальше. Видимо, мастер не мог даже помыслить о такой возможности, так как мгновенно впал в истерику, активно приправленную заявлениями о том, какой он хороший и как ему тяжело, и какие игроки у него сволочи. Желающие могут пройтись по обсужду игры, я же не буду приводить тут все оскорбления от лица мастера, но их на данный момент уже достаточно. Все это с обещаниями перепилить модуль, закрыть модуль, передать модуль кому-нибудь другому... В течение всего дня, под слышимый аж из чата ДМа хруст попкорна, драма перетекала то в одну, то в другую стадию. За это время успел уйти еще один игрок, почти вернулась матрона и снова ушла, поняв, что ей тут ничего не светит, бывший помощник по модулю метафорически плюнул в мастера, мастер убрал требования обязательного секса... Собственно, поведение мастера и вызывает такое волнообразное движение, так как он впадает в истерику, как будто бы отходит, громогласно объявляет, что он идет на какие-то уступки, после чего почти сразу закатывает следующую истерику по этому самому поводу. Иными словами это, к сожалению, просто не назвать. И все это происходит даже сейчас, пока я пишу эту статью, в реальном времени. Попробуем тем не менее подвести какой-то итог дня. Ушедшие игроки уже вряд ли вернутся. Я полагаю, им хватило того, что они увидели сегодня, даже если у них были какие-то мысли о возможном возвращении ранее. При этом существует все еще достаточный контингент игроков, которым, видимо, нравится то, что там внутри происходит. Эти требуют продолжения банкета. На данный момент я не могу найти требования безудержного секса в описании игры. Но, хотя мастер и сокрушался о том, что все потеряно, и выкинутые слова не вернуть, он вполне может вернуть все те же требования. На данном этапе модуль, вероятно, все же не закроется, но перейдет в некую следующую стадию. Какой она будет, я лично предугадывать не возьмусь.
-
Доброта и достойное итоговое заключение
-
Очень удачно выбрал ключевые моменты - особенно смешно для тех, кто и так следит за событиями :)
-
Газета истину глаголет)
-
я бы лучше не написала точно)
-
Не понимал о чем речь. Почитал обсужд. Однозначно плюс 100
-
=)
-
Сегодня я узнал, что там в одной из веток fil211 сексуально овладел играющим кросспольной лолей Ратидаром.простите, оно само
-
Феерично.
-
Сегодня я узнал, что там в одной из веток fil211 сексуально овладел играющим кросспольной лолей Ратидаром
Нет, тоже не смогу пройти мимо этого знакового события. Просто сексуальная революция (ц), эпоха победившего кросспола. За что боролись, ога.
-
Краткий экскурс. Норм
-
При первом взгляде на статью хотел сказать "А не слишком ли много чести, три упоминания в газете?" Но она того стоит)
-
Сегодня я узнал, что там в одной из веток fil211 сексуально овладел играющим кросспольной лолей Ратидаром Ну, что тут еще скажешь? Занавес [...]
-
И, что самое главное, все это уже было. С меньшим размахом, с меньшим количеством действующих лиц и в другом сеттинге. Волею судьбы тогда я оказался наблюдателем, так что точно могу сказать, чем это закончится. Закрытием игры, удалением ее и решением больше не мастерить. Придерживаться которого мастер долго не сможет. Вопрос только - когда? Некоторым игрокам, как оказалось, нравится отыгрывать педозоогеронтофилию и тройное проникновение.
-
Полностью согласен. И вообще кросс пол в эро-модулях это признак Бисексуальности, что в свою очередь не комильфо. Я не толерантный, так что долой геев и бисексуальных!
|
Тишину разорвал громкий звук выстрела, раскатившись по округе гулким рокотом и ударив по барабанным перепонкам. Этот несравненный миг, когда спускаешь крючок пистолета и ощущаешь, как лишь одним движением твоей руки из смертоносного оружия высвобождается спрятанная в нём сила. Небольшой предмет, придуманный человеком, скрывает в себе столь могущественный потенциал – он был способен на то, чтобы лишить человека самого дорого, что у него есть. Его жизни. Те, кто говорят, что символы власти – это короны и подобные никчёмные вещи, врут. Настоящая власть скрывается в хитроумном приспособлении, призванном убивать… Похоже, Вест отлично это понимал. Теперь поняла и Ева. Поняла, что значит отбирать чужую жизнь и ощущать себя тварью, способной вершить чужие судьбы; в тот миг, когда взгляд умирающей впился в детектива, и по её телу распространились уродливые багровые кляксы. В тот миг, когда в душе девушки всколыхнулись чувства ответственности, сожаления и утраты и она осознала собственную ошибку. Застыв на месте, она наблюдала, как оседает обмякшее тело, как сходят с лица Анджелы выражения изумления и страха, как окропляет снег тёмно-алая кровь… Ощутила крупную дрожь. Внутри всё свело от ужаса и шока. Задрожал в руках пистолет…
Короткое мгновение медлил и Адам. Но пришёл в себя гораздо раньше, чем сама Ева. В его руке появилось собственное огнестрельное оружие, дуло которого направилось на неудачливого детектива. Звуки выстрелов привели девушку в чувство, но было поздно… Ощущения слабости и ноющей боли, что ещё недавно испытывала Ева, угодив в капкан, не шли ни в какое сравнение с парализующей, острой болью и жаром, что растекались по всему телу. Все мысли тут же отошли на второй план, в голове пульсировала единственная мысль о том, чтобы эта агония прекратилась. Пистолет выскользнул из рук и провалился в снег. Но Еве уже не было до него дела. По ногам прошла судорога, и девушка упала на колени, не в силах вынести ужасающую боль. Дрожащая рука коснулась пальто в том месте, где его ткань несколько секунд назад вспорола пуля. Она видела его силуэт, приближающийся к ней, и краем сознания понимала, что от самой смерти её отделяют какие-то жалкие мгновения.
Неужели всё закончится вот так?.. До самого конца ей не верилось в то, что финалом этой встречи будет её смерть. Она смирилась с подобным исходом давно, тогда ещё, когда ступила на протоптанную лесную тропу, что вела к проклятому дому. И всё же, что-то заставляло её верить в то, что у неё всё может получиться. И отрицать тот факт, что её существование может прекратиться. Возможно, это в природе людей – до последнего верить в собственные силы и благополучное разрешение ситуации. И не понимать затем, как произошёл провал, и почему всё сложилось совершенно иным образом… Сегодня ниточка жизни в теле Евы оборвётся. Она проиграла. Проиграла с самого начала, когда взялась за дело о некоем маньяке-убийце. Проиграла, когда решила, что сможет остановить его. Но упрямо лезла в тщательно расставленную ловушку.
Отрешённым взглядом раненная наблюдала за тем, как приближается её палач. За ножом, что уже был окрашен кровью другой жертвы. За выражением лица, на котором сияла гнусная, самодовольная улыбка. В глазах самой Евы – первобытный ужас, скрыть который с трудом удаётся. Но она молчит. Не просит пощады. Не разыгрывает спектакль, который всё равно не имеет смысла. Ещё несколько секунд… Свободная рука тянется к тому месту, куда упал пистолет. Внутри всё разрывается от осознания собственного бессилья и поднимающейся волны протеста за своё же бездействие. Мгновения. Которые решат всё.
|
Когда случается критическая ситуация, в голову лезет целый ворох мыслей, которые обычно обитают где-нибудь на задворках сознания, будучи вытесненными своими более сильными собратьями. Но вот случается нечто, что выводит человека из состояния равновесия, и в наступившем хаосе разума наступает переворот: слабые вскрывают метафорические склады с оружием, хватают мысленные автоматы и выкашивают подчистую сильных, забирая всю власть себе. Говорят, что перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами, кадр за кадром от самого раннего воспоминания и до момента, когда зловещая старуха в черном балахоне является за очередным должником. Джеймс не был при смерти и совсем не собирался по ту сторону, как минимум, пока Томми не поступит в колледж и не обзаведется семьей, поэтому не было необходимости вспоминать какие-либо сентиментальные моменты из жизни. Но ситуация была критическая, слабые мысли свергли сильных собратьев, и перед глазами встала знакомая до тошноты ситуация, совсем, совершенно не подходящая под то, что детектив увидел, выбегая на крышу: измалёванное белым гримом лицо оскаливается в улыбке, смотря на которую нельзя было не улыбнуться в ответ; носитель этого лица, то ли человек, то ли имбецил с актерскими наклонностями, скуривший нехилую дозу марихуаны, открывает несуществующие ставни, проходит через невидимые двери, гипнотизируя своими пластичными движениями в полосатой майке. Что будет в финале представления, знали, наверно, все. Невидимая стена, в которую мим, поскользнувшись на несуществующем банане или просто оступившись по собственной дурости, впечатается со всего размаха, встретив непреодолимый барьер. Конец сцены.
Ступеньки оставались позади пачкой за один шаг. Что-то исконно мужское, инстинкт охотника, пробудилось в детективе. Дыхание сбилось; резко и сильно вдыхая воздух ртом, Джеймс пытался пригнать в кровь кислород, который тут же тратился на преодоление очередного провала в лестнице. Сердце вовсю стучало, стараясь сохранить работоспособность в организме, перешедшим в аварийный режим. Но это было не важно, ведь на крыше его ждал убийца, которого он так долго выслеживал, из-за которого стольких людей постигло несчастье. И вот столь стремительный и столь же утомительный подъем наверх заканчивается выходом на крышу. Детектив, ни секунды не медля, не останавливаясь, проходит на последний уровень безумной игры Адама Веста. И тут он, словно мим, впечатывается в несуществующую стену: сомнения приковали ноги к полу, ледяной воздух бьет в лицо, слепя потоком колких снежинок, а зажатый в руке пистолет наведен куда-то в воздух, в сторону, а не на того, за кем велась охота. Роли поменялись. Преимущество отошло к Весту, к ухмыляющемуся ублюдку, держащему нож на горле своей последней, еще живой жертвы, Анджелы. Джеймс застыл, не двигаясь. Слова убийцы звенели в его ушах, несмотря на воющий ветер вокруг них. Битва, можно считать, уже была выиграна: что бы ни произошло, преступник будет либо закован в наручники, либо убит. Но это... всего лишь битва, а победа в войне могла быть гарантирована только, если девушка останется в живых. Можно было, конечно, не целясь, сходу навести пистолет на цель и сжать курок, надеясь, что пуля попадет ровно в голову Веста и он не успеет шевельнуть ножом. Бросить, отставить эти мысли в сторону. Только конченные мудаки поступают так, как показывают в голливудских блокбастерах-боевиках. На то, чтобы прицелиться и выстрелить, уйдет секунды четыре-пять. Адаму, как и любому здоровому человеку, нужно всего лишь секунды две, чтобы среагировать и дернуть ножом по горлу своей заложницы. И конечно же, есть вероятность попасть выстрелом в девушку, так что весь вопрос упирается в то, готов ли Джеймс заплатить за убийцу тринадцать жизней или он остановится на двенадцати, готов ли он перейти через эту черту или нет. Нэш, вдруг подсказала услужливая мысль, он еще взбирается по лестнице, и если отвлечь убийцу, то преимущество может вновь перейти к детективу с приходом агента ФБР. — А?! Не слышу! Повтори! — закричал в ответ Джеймс, отводя пистолет еще дальше от Веста в сторону, показывая таким образом, что не собирается стрелять. Ублюдок не стоил чертову дюжину жизней хороших, порядочных людей.
|
Тихое и спокойное утро в Пьяченце разительно отличалось от такой беспокойной ночи. С холмов дул легкий ветерок, приносящий с собой запах лесной свежести. Весь город, казалось, дышал покоем и умиротворением, и даже можно было подумать, что свежий ветер и ласковое солнце смыли с лиц прохожих выражение настороженности и беспокойства. Проезжая по центру города - площади Ангелов, Стефан огляделся, и, как оказалось, не зря - он успел заметить, как в здание городского совета заходит Бальдассаре Фаррадечи. И, хотя под бородой мужчины сложно было разглядеть улыбку, Сальваторе показалось, что новый глава своего дома находится в приподнятом настроении. Глава магистрата знал, что кроме Альберти в это время нет никого из важных лиц города, и сделал очевидный и совершенно справедливый вывод о том, что имено к Джироламо и направился утренний визитер. Пока благородный синьор замер, наблюдая за соперником, к его лошади подобралась известная всему городу безумица - Франческа, чьи слова, как говорили в народе, являются пророческими. Сумасшедшая постучала пальчиком по ноге мужчины и, дождавшись, когда на нее обратят внимание, посмотрела совершенно разумным и осознанным взглядом в глаза синьора. Одетая в одно нижнее платье из беленого льна, она внимательно глядела на мужчину сквозь упавшие на лицо пряди длинных черных волос. Сегодня голос ненормальной был чист и высок, в нем звучал напор и убежденность, настойчивость и сила: - Что есть ты, человек, идущий по трупам? Ты желаешь благосклонности мясника? А ведь ты не друг ему - недруг. И ты желаешь вновь облечь его паутиной лжи. Но ужели ты думаешь, что попавший в твои сети один раз попадет туда вновь? У тебя есть один беспроигрышный ход, играющий во власть - связать себя и его общей кровью, забрав себе навек то, что сотворено им. И прежде, чем Стефан успел что-либо ответить или предпринять, безумица исчезла, оставив главу магистрата в одиночестве обдумывать ее слова. Чтотэто было? Бред ли, пророчество ли, тайные слова от неизвестного доброжелателя - неизвесно. Решить эту загадку, как и догнать изчезнувшую, былотневозможно, и оставалось только решить - верить ей, или нет. А если верить - то что она имела ввиду? За подобными размышлениями Стефан и незаметил, как добрался до особняка де Боно. Над поместьем ветерана царила непривычная тишина, и заглянувший в открытые ворота Сальваторе увидел, что внутренний двор почти пуст: лишь пара дуболомов, переминаясь с ногиина ногу нервно посматривала на дом за спиной, да и кто-то с комплекцией винного бочонка в одиночестве отрабатывал удары по соломенной кукле. Мечник был одет в длинную архаичную кольчугу, несколько сковывающую движения, а поверх нее носил панцирь. Голова тренирующегося была скрыта выглядевшим несколько помятым саладом, забрало которого было закрыто. Не смотря на немалый вес подобного снаряжения, воин уверенно и активно атаковал и переходил в защиту, действуя, с точки зрения Стефана, весьма грамотно и умело. Наконец вояка толи завершил подход, толи устал и отошел от манекена, спрятав палаш в ножны. Тяжело вздохнув и выругавшись, солдат стянул шлем, явив миру длинные пепельные волосы и широкое лицо с грубыми, будто вырезанными из камня чертами. На ум главе магистрата сразу же пришли слышанные как-то от заезжего барда строки о женщине-воительнице Жанне де Дампьер, графине де Монфор. Но снявшая шлем женщина не была Жанной - перед Стефаном была никто иная, как Мария, дочь Эмилио де Боно. Обернувшись и увидев всадника, девушка спокойно и чинно кивнула Сальваторе: - Доброго утра, синьор. Если вы желаете посестить моего достопочтенного родителя, я рекоменлую вам быть осторожнее: он сейчас несколько не в духе и настроен излишне агрессивно. Вы можете найти его в покоях на втором этаже. Если вы не к нему, то езжайте с Богом своей дорогой.
...Опасения Андре о том, что Брауберг воспротивится тому, что пересчитывать и опечатывать золото вместе с ним будет не Стефан Сальваторе, а его сын, оказались беспочвены. Мрачный немец, услышав объяснения юноши, молча пожал плечами и дал знак следовать за ним. Когда они попали в святая святых сборщика податей, Андре понял, что его глаза скоро вылезут на лоб от стройного ряда мешков с золотом, готовых к отправке в казну Сфорца. Молодой человек на секунду представил, как бы он мог зажить на такое богатство, но вовремя спохватился и отбросил ненужные мысли. Сейчас его задача - незаметно добыть как можно больше золота для отца. И самое главное - не попасться. Это будет позор нетолько ему, но и всей семье. Да и еще, кроме того, наслышанный о крутом нраве Моро молодой Сальваторе понимал, что суровый герцог не побоится казнить того, кто покусился на его золото. Когда они остановились у стола, немец воззрился на Андре своими водянистыми глазами и проскрипел: - Так, юноша. Слушай и запоминай. Мы берем мешки и пересчитываем количество золота в них. Считаем выборочно - на все у нас нехватит сил. Считай аккуратно и точно - недоздача будет вычтена из твоего кармана. Потом скрепи проверенный мешок этой печатью. В одном мешке - сто сольдо монетами разного достоинства. Работай хорошо и достойно и не отвлекай меня: пока ты будешь считать монеты, яизаймусь расчетами на бумаге. Это не для посредственностей, так что из нас двоих только я могу этим заниматься. Ах, да. Если понадобится обратиться ко мне, запомни: для тебя я - герр фон Брауберг. Уяснил, юноша?
К обеду несчастный Андре был совершенно измотан, и уяснил для себя, что деньги - это нетолько удовольствие, но и адский труд. Душу Сальваторе грело только одно: по всей одежде он рассовал честно взятые на благо Семьи (украденные, как хихикнул внутренний голос) сольдо. Всего он насчитал сто тридцать золотых. Сто тридцать золотых за пол-дня! Поистине царская добыча.
|
Ничто не предвещало того, что произошло в этот бесконечный и жуткий день. Никто не был готов к тому, что произошло. Они жили, общались, работали, любили - все как всегда. Обычным этот день начался и для Сильвии. Работы для психолога сегодня небыло, и женщина, вознеся молитву Священному Пламени, поудобнее устроилась в кресле, планируя посветить день книгам. Но долго отдыхать психологу не дали. По неизвестным причинам на станции многие прежде адекватные и разумные люди начали терять рассудок, будто решив испытать знания Сильвии всеми разновидностями безумств. Их было так много, что никакие индивидуальные беседы были невозможны. Кроме того, повышенный уровень агрессии многих пациентов вынудил держать рядом с беседующим с одержимой толпой психологом охрану. Но и солдаты чувствовали себя не в своей тарелке, еле прикрываясь щитом устава и дисциплины от приливной волны заполняющего станцию безумия. Но прежде, чем ван Эллемеет достигла каких-либо успехов, свершилось новое происшествие: начальник безопасности станции также сошел с ума и отключил АМР. Тяжелые глыбы метеоритов разорвали обшивку станции, и ножом в сердце проникли внутрь. С метеоритов на "Надежду" вышли ОНИ. Дэвы, визареша, демоны - слуги Ангра-Майнью. И неважно, были ли они ксеноморфами или это материализация кошмаров и потаенных страхов запертых на затерянной в глубинах безбрежного космоса людей. Они пришли с одной целью - убивать. И ни ашаваны, ни друджванты немогли помешать им. Сильвии повезло, что она в это время находилась в одиночестве в коридоре, ведущем к командному пункту, и ей не пришлось столкнуться с безумием других, как и с дэвами. От нахлынувших кошмаров женщина рухнула на пол, обхватив руками разрывающуюся под напором невиданных кошмаров голову. Казалось, черви пожирали ее тело; казалось, она замерзает во льду; казалось, она медленно гниет заживо; казалось, она спасается бегством от темной стороны своей души - и никак неможет убежать. Один Ормузд знает, сколько длился этот приступ безумия, пока во тьме сознания не загорелась маленьким, теплым и ласковым светом лампадка аташдана - Благого Пламени веры. Для измученной души Сильвии это стало знамением, и именно оно помогло психологу освободиться от удушающих щупалец безумия. С трудом поднявшись, словно через тяжкую завесу ван Эллемеет сделала шаг. В голове будто взвыли трубы, нежелая оставлять добычу. О Ахура, вознеси Ты меня через Армайти, Силу дай, Святейший Дух одари хорошей долей; Мазда, Ашей призови, дай в награду Мысль Благую. Первый шаг дается тяжело, из саднящих от боли глаз, кажется, вот-вот выступит кровь. Голос Сильвии, сначала дрожжащий, сбивчивый, набирает все большую силу, разгоняя тьму в душе. В помощь покажи ты мне, о Всевидящий, награду, Ту, что Мысль Благая даст, ту, что в силах твоей власти; О Святая Армайти, научи, как в Ашу верить. Второй шаг дается уже легче и проще, но от каждого движения будто чугунных ног ломит все тело. А вокруг уже - не бездна кошмаров, а зыбкое марево, сквозь которое пробиваются очертания знакомых стен станции. В помощь покажи ты мне, о Всевидящий, награду, Ту, что Мысль Благая даст, ту, что в силах твоей власти; О Святая Армайти, научи, как в Ашу верить. Третий шаг. Сильвия будто выныривает из темных глубин на поверхность реального мира. Чуть пошатнувшись, женщина опирается на стену. И, хотя физически она вымотана, будто бежала кросс, голос ее наливается силой и уверенностью, словно бы без участия самой мобеда вытаскивая ее из гибельного забытья. Радость будет Ахуре Мазде! Слава тебе, о Атар Ахуры Мазды, благодетельный, величайший из Изэдов! Ашэм Воху, Ашэм Воху, Ашэм Воху! Еще шаг, и опущенная голова гордо поднимается, взгляд тверд и осознан. Чистая вера и ее праведность помогли справиться с напастью, и теперь ее долг перед Ормуздом и людьми спасти остальных.
...Но желанию Сильвии было не суждено сбыться. Покинувшая одинокий коридор психолог казалась подхвачена царящей на станции вакханалией ничем не сдерживаемого безумия. Она увещевала и уговаривала, била по щекам и стреляла, пытаясь защитить себя и спасти прочих. Но все было безрезультатно, и вскоре ван Эллемеет увидела настоящих владык этого безумия - обретших плоть дэвов, пришедших устроить на "Надежде" свой кровавый пир. От увиденного женщина замерла в оцепенении, забыв все слова молитв, и лишь испуганно смотрела на проползающую невдалеке тварь, понимая, что ничем неможет ей помешать. А когда оцепенение спало, она со всех ног устремилась как можно дальше от увиденного, в глубине сознания понимая, что в замкнутом пространстве станции она не спасется, и визареша рано или поздно придут за ней. ...Когда страх прошел, психолог осознала себя запершейся в маленькой лаборатории вместе с пятью другими такими же счастливчиками. Всех она знала в лицо, всех она знала поименно. Увы, никто из ее немногочисленной паствы неспасся. По крайней мере, их здесь небыло. Пришедшая в себя Сильвия молча сидела и курила, понимая, что и без того початая пачка скоро закончится, и ей уже будет нечем себя занять. Как психолог, она должна была поддержать в коллективе здоровый дух, но как это может сделать та, кто сама еще не пришла в себя? Но что-то делать было надо. Надо. Должен - значит можешь. Понимая, что сейчас не время для проповедей, ван Эллемеет, не обращаясь ни к кому конкретному, вслух произнесла, понмая, что неможет удержать в себе одной эти слова: - Это наказание нам за то, что мы забыли о вере, забыли о заветах Заратустры. Мы отринули сами себя, мы отринули то, что защищало наши души. И теперь пришло воздояние. Это дэвы - демоны злобы, чья цель - уничтожить все живое. Но я верю, что мы можем пережить это. Я знаю - помощь придет. Ахура Мазда своей благой рукой направит к нам спасителей, и мы будем освобождены из этого царства безумия. Но в это надо верить. Я - верю. А вы - поверьте мне, - помотав головой, психолог обвела взглядом немногочисленных оставшихся в живых, - Мы все должны верить в благое, верить в помощь. Тех, кто пришел сюда, невозможно понять с материалистической точки зрения, а это означает, что только Behdin защитит нас. Мы - люди. Мы - величайшее творение Его. Ужели мы отступимся перед неизвесным? Ужели мы опустим руки и будем смиренно готовиться к смерти? Мы должны верить, что помощь придет, что нас не бросят. Но и мы сами должны подумать, чем мы можем помочь нашим будущим спасителям, а не терпеливо ожидать своего часа, как скот на бойне! Давайте все молча посидим и подумаем, и да поможет пламени наших душ Пламя Ормузда! Произнеся это, Сильвия умолкла, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Нето, что она не верила в собственные слова, но сидеть без дела было смерти подобно. Но и выходить в безумие было чертовски страшно. Доктор Брэндон речитативом просила о помощи, но ответа небыло - передатчик все также безмолвствовал. Снова сорвался Джон. Воистину, ужасы пережитого способны перевернуть психику человека с ног на голову. И хотя молодой человек кричит и брызжет слюной, определенная логика в его словах прослеживается. Воистину, мироздание помогает тому, кто помогает себе сам. Вот только как это сделать? Как? Из отрешонности Сильвию вырвал звук звонкой пощечины. Вопли Джона достали даже невозмутимую Беллис, и женщина применила к нему самое грамотное успокоительное. Прервав истерику, женщина первой нашла в себе силы обратиться к товарищам по несчастью и предложила выбираться. Хотя четкого плана и у нее небыло. Пожав плечами и затушив сигарету об стол, Сильвия ответила: - Я согласна. Надо действовать, надо выбираться. Помощь приходит к деятельным. Но как? Мне кажется, что у нашего выхода будет очень много общего с воинскими операциями, так может, господин капитан Шеппард выскажет свои предположения по наиболее оптимальному пути до арсенала и командного центра. Я неуверена, что одной силой молитвы в состоянии изгнать дэвов, и не помешало бы поискать защиту и оружие. И вообще, действие - лучший способ борьбы со страхом, да.
-
С метеоритов на "Надежду" вышли ОНИ. Дэвы, визареша, демоны - слуги Ангра-Майнью. Боже, кто все эти люди? Мы не звали их на вечеринку! :)))
И хотя больше половины терминов не понял, но тараканы породистые у нашего психолога! :)))
-
Для полного антуражу она еще должна курить лечебную марихуанну :3. Колоритно получилось, да.
-
Замечательно. Действительно то, чего тут для полного счастья ещё не хватало.
|
Время и пространство практически бесконечны. А здесь, взаперти, время кажется бесконечно растянутым, пространство все же гнетет. Четыре металлические стены куда ни глянь. Можно сделать всего несколько шагов, но желания нет абсолютно никакого. Они сидят здесь притаившись в металлической коробке, словно лабораторные крысы. Раньше космос завораживал своей неизвестностью, узорами на таком таинственном темном покрывале неба. Есть ли во вселенной кто-то кроме нас, задавались люди вопросом. Беллис всегда было на это глубоко наплевать. Ее волновали куда более приземленные вопросы. Но судьба решила иначе- вот, держите правду во всех ее оттенках безумия. Экстравагантный подарок, не так ли?
Взгляд из под полуопущенных ресниц. Приходилось часами разглядывать собственных коллег, не зная, радоваться ли, что она не осталась одна или ненавидеть каждого из них. Они провели в этой клетке уже несколько часов, и на каждого происходящее действовало по-разному. Беллис замкнулась в себе. Она никогда не блистала чудесами социального взаимодействия. Конечно, она уважала коллег. Но к тесному общению была не готова, тем более к командной работе ради выживания. Где-то там снаружи расхаживало нечто из глубин космоса. О, сколько иронии было в происходящем. Теперь Беллис даже могла усмехнуться про себя после того, как прошла первая волна паники. Или депрессии, она путалась. Мысли и эмоции представлялись единым хаосом, будто что-то незримое обрушилось на сознание. Первая стадия. Беспокойство. Теперь наступила вторая. Отторжение. Беллис не желала знать, что за той дверью. Она не желала помнить, что то чудовищное нечто убивает и пожирает людей. Она всем своим сердцем, со всей своей ненавистью не желала находиться здесь. Если они вовремя что-то не предпримут или их чудом не спасут, наступит апатия. Как врач, она знала симптомы. Но самым странным было диагностировать себя. Наверное, так и погибает надежда. Она вновь осмотрелась по сторонам. В прямом и переносном смысле Надежда умирала.
Беллис пришла в себя почти сразу, как только они прибыли в этот отсек. Времени раздумывать или паниковать у нее не было. Она изо всех сил пыталась спасти жизнь Роджера Дэнниса. Хотя что уж там, говоря честно, хотя бы избавить от мучительной смерти. Профессиональная этика. Пациента можно было считать мертвым уже по прибытию в этот отсек. Но шквал эмоций на тот момент требовал каких-то действий, если не паники. А паниковать было не в ее стиле. Как сейчас, она помнила свое невозмутимое лицо, отражающееся в металлической поверхности, в момент смерти Роджера. Чудовищная и несправедливая смерть. Ей было искренне его жаль. Но если дать брешь эмоциям, их уже будет просто не остановить. Она или начнет рыдать, как бедняжка Элисон, или истерить как этот придурок Джон. Кто-то должен сохранять спокойствие. Паника их всех погубит.
Беллис почти ничего не помнила, как и все остальные. Не нужно быть вундеркиндом, чтобы догадаться, странные пришельцы производят какие-то эманации, порождающие галлюцинации и воздействующие на людей на психологическом уровне. Они были неготовы, были уязвимы.
В конце концов, даже Беллис не выдержала. Все это время она сидела на одном из стульев, размышляя и выкуривая сигариллу, одну за другой. Теперь докурив очередную, руки было нечем занять. Врач резко встала и подошла к Джону, отвесив тому ощутимую пощечину. - Заткнись,- не повышая голоса и все же грубо прервала его Беллис. Она терпеть не могла слабаков и слюнтяев.- Мы никуда не пойдем без четкого плана действий, понял? Если хочешь- флаг тебе в руки. Не надо из нас всех делать смертников. Черт подери, она переборщила. Но как еще унять его истерику, она не знала. И вот только сейчас до ее сознания дошло, что ее руки все еще в крови. Чужой крови. Не извинившись она направилась в сторону столов и сброшенного оборудования. Пару минут поисков, и она нашла спирт и пару тряпочек для протирания столов. Благо, в лаборатории такого добра обычно с избытком. Резкий запах ударил в ноздри, ну и пусть. Зато никакой анти санитарии. - А теперь давайте подумаем. Джон все же прав. Вполне вероятно, наш сигнал блокируется прямо со станции. С большой вероятностью за несколько часов, его кто-нибудь уже должен был бы получить. Нам нужно придумать, как это исправить. Может, здесь есть вентиляционная система или что-то похожее? В конце концов, исхода у нас всего два в худшем случае. И я искренне надеюсь, озвучивать их мне не придется,- в голосе врача все же чувствовалось напряжение. Но та старательно пыталась все скрыть ледяным спокойствием. Мысленно она поминала все, на чем свет стоит. Но в первую очередь то, что она никогда не интересовалась станцией на которой работает. Перед ее глазами всегда была лишь ее проф пригодность и спасение человеческих жизней.
-
На мой вкус немного паники бы не помешало! :) В мирное время бегущий врач вызывает недоумение, а в военное- панику! :)))
-
Даже если забыть о феерическом темпе, то это все равно очень и очень впечатляющий пост :)
-
Очаровательная и рассудительная дама!
|
Когда всё началось, Макс немым исполином нёс вахту на вверенном ему участке. Примерно раз в пол часа он переступал с ноги на ногу, а раз в час сдвигался со своего места и уходил в патрульный обход.
Вой сирен AMP*, словно машина времени, вернула сознание в прошлое, когда корабельные ревуны и красные сигнальные лампы играли тревогу и предстоящий штурм вражеских орбитальных укреплений...
Статистика была неумолимой, каждый из пяти десантных ботов сбивался на подлёте. И каждый из тысяч бойцов штурмовых бригад молился кому угодно, лишь бы не попасть в эти чёртовы цифры статистики запланированных потерь.
По началу, всё было достаточно тихо. Согласно боевому расписанию сотрудники ССБ* заняли посты боевого дежурства, согласно утверждённому плану. Но потом, что-то пошло не так. Совсем не так. Люди окрысились, изменились, стали творить совершенно неразумные вещи и этому не было логического объяснения. Они бросались друг на друга, ломали технику и оборудование. Даже те, кто был призван защищать, покидали свои посты и начинали кровавую расправу над попавшими в поле зрения сотрудниками станции.
Около часа продолжалась вакханалия криков ужаса и боли на всех частотах связи, потом последовало отключение систем AMP, перегрузка генераторов, отключение силовых контуров и сбои в работе реактора. Станция перешла на аварийный режим работы.
На протяжении всего часа, Голем находился на своём посту, охраняя почти никому ненужный перекрёсток между двумя дальними отсеками станции. Он бы простоял и дольше, ожидая распоряжений начальства, но волею судеб, как позже выясниться один из тронувшихся умом сотрудников, с техническим резаком на перевес бросился на бойца. Предупредительный окрик. Оружие на изготовку. Предупредительный выстрел под ноги. Безумец и не думал останавливаться... Последовал выстрел и разрезанное лазерным оружием тело, развалилось на две половинки.
"- ЗАПОМНИ БОЕЦ! ЛАЗЕРНОЕ ОРУЖИЕ ПРОЖИГАЕТ В ПРОТИВНИКЕ АККУРАТНУЮ ДЫРКУ И ЗАПЕЧАТЫВАЕТ ЕЁ ЗАПЁКШЕЙСЯ КРОВЬЮ. ЭТО НЕ СМЕРТЕЛЬНОЕ РАНЕНИЕ И ПРОТИВНИК СПОСОБЕН ПРОДОЛЖАТЬ БОЙ. ЧТОБЫ УБИТЬ НАВЕРНЯКА, ВО ВРЕМЯ ИМПУЛЬСА ПОВЕДИ СТВОЛОМ В СТОРОНУ, РАЗДЕЛЯЯ ТЕЛО НА ДВЕ И БОЛЕЕ ЧАСТИ..." Орал старший сержант Джим Хайли в учебке, вдалбливая в чугунные головы будущих космодесантников, армейские истины...
В прочем, сам Макс уже мог бы дослужиться до звания майора, если бы не списание на "Надежду". А так, боевого капитана штурмовой космодесантной группы "Волчья голова", словно титана отправили в Тартар. И если для кого-то станция была "Надеждой" на лучшее и светлое будущее, то для Шепарда она стала тюрьмой и свалкой на задворках космоса. Боевой механизм, не имеющий возможности применить свои навыки и умения в полной мере, медленно ржавел, дожидаясь когда его окончательно утилизируют за ненадобностью, спишут в дом ветеранов или что ещё похуже.
Но упавшее тело было лишь первой волной приближающегося цунами. Шепард собирался рапортовать об инциденте, как появился ещё один человек и ещё... Они, как и первый, игнорировали приказ остановиться, игнорировали предупредительные выстрелы... Падали, заливали кровью полы и стены. Их было много, а энергозаряда оружия было мало. С последними нападавшими пришлось вступать в рукопашную, от чего штатная белая броня ССБ покрылась алымии розовыми разводами от выплеснувшихся на неё галонов крови.
"- БОЕЦ НЕ РАССУЖДАЕТ, НЕ СОМНЕВАЕТСЯ И НЕ ДУМАЕТ. КАЖДАЯ ПОТЕРЯННАЯ СЕКУНДА МОЖЕТ СТОИТЬ ВАМ ЖИЗНИ. ВЫ ЧЁТКО ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ ЧТО ДЕЛАТЬ. ДОВЕДИТЕ СВОИ НАВЫКИ ДО АВТОМАТИЗМА, ЗАПРОГРАММИРУЙТЕ РЕФЛЕКСЫ И ИНСТИНКТ САМОСОХРАНЕНИЯ БУДЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ САМ НА ПРЯМУЮ, МИНУЯ ВАШ МЕДЛЕННЫЙ И СОМНЕВАЮЩИЙСЯ МОЗГ, ОБРЕМЕНЁННЫЙ НОРМАМИ МОРАЛИ И СОЦИАЛЬНЫМИ УСТАНОВКАМИ."
Вдолбленные годами тренировок, поведенческие рефлексы почти сразу овладели космодесантником, разум стал лишь немым сторонним наблюдателем неспособным повлиять на происходящее, поскольку осознание происходило значительно медленнее чем развивающиеся события. Бег по коридорам, выстрелы, рукопашные схватки, попытка организовать бойцов, черная масса пожирающая плоть равно эффективно, как и сталь. Потери среди сотрудников ССБ, потери среди персонала, трупы, кровь, мерцающие лампы коридоров, крики, стоны... Все слилось в единый комок ощущений и если бы не опыт пережитого ранее кошмара войны, Макс определённо свихнулся бы.
Разум вновь взял верх над инстинктами в небольшой комнатке, где кроме его самого были ещё люди. Гермодвери были закрыты, а возле них, немым и неподвижным изваянием стоял Голем. Прошло уже более трёх часов и разум успел вычленить ключевые моменты произошедшего, но понимания происходящего всё равно не было.
В очередной раз к нему подскочили, ударили по нагрудной пластине и вновь получили сухой и спокойный ответ, словно записанный на плёнку: - Вы в безопасности. Соблюдайте спокойствие, помощь уже в пути...
Со стороны могло показаться, что за бело-алой бронёй скрыт не человек, но машина, столь спокоен и невозмутим был Голем. Но это было только внешнее проявление. Сам же Макс лихорадочно искал возможные варианты дальнейших действий, поскольку сказочка "Нас скоро спасут" исчерпала свой лимит использований.
|
По отдалению от тропы, след кровавой магии ослабевал, не нависая над сознанием дурным предчувствием. Становилось немного легче, даже мысль о предстоящем противостоянии настолько сильно не угнетала. По началу Селина осторожно кралась, затем перешла на бег, осматриваясь по сторонам и стараясь запомнить дорогу. Окружение леса все же успокаивало и придавало уверенности. Так, словно всего пару шагов отделала ее от чужого дома и совсем родного, знакомого с детства. Она вслушивалась в отдаленные голоса, стараясь примерно представить происходящее и подготовиться к дальнейшим действиям. Проанализировать, выработать план. Но... одно дурное предчувствие сменилось другим. Только вот груз на совести Селины стал куда тяжелее и от чего-то на сердце появилась ноющая тоска. Будто ее предали. Будто все, чему ее учили было ложью. Все ее ценности противоречили тому, что она предчувствовала. Нет, такого быть просто не может. Ее сознание, скорее всего, просто играет с ней. Все могут ошибаться. И она, Селина, тоже.
Последний шаг оказался самым тяжелым. Всего один шаг, но казалось, именно он отделял ее от коварства всего мира. Только он мог сохранить душевный покой Селины. Стоило просто развернуться и уйти. Но крик. Боже, он не давал ей покоя. Он резал по самому больному, заставляя нетерпеливо дергаться. Нет, Селина не сдастся. Даже если весь мир вдруг перевернется и встанет вверх тормашками. И вот, спасительная изумрудная пелена спадает. Зрелище, представшее перед девушкой, окончательно разбивает ей сердце. Как же теперь быть? На чьей ты теперь стороне, заблудшая душа?
Мгновение шока заставило Селину несколько секунд помедлить. Она судорожно огляделась по сторонам, пытаясь понять, снится ли ей кошмар или все и правда происходит наяву. Мертвецы, сколько их. По коже пробегает холодок и хочется бежать куда угодно, бежать без оглядки. Реликвия их народа стала виселицей. Предзнаменованием для человеческого рода о том, что у них нет более друзей. Лишь враги со всех сторон. Предзнаменованием деградации эльфийской расы и их скорой гибели. Не выстоять им в одиночку. Даже по одиночке их всех рано или поздно сотрут с лица земли.
Не бывать этому! Мысль, внезапно породившая злобу, неведомую до сих пор. Злобу на весь этот сброд, порочащий память предков. Уж лучше смерть, чем такое существование! Будто горстка паразитов, наживающаяся на чужом горе. Шаг вперед. Темный узор на теле девушки вновь обретает мягкое почти бархатное свечение. - Достаточно!- ее разгневанный голос перекрывает мольбы о помощи, крики страха и родную речь, смешки, перешептывания. Он звучит громогласно и исполнен власти. В тот же миг легкие багровые искорки вспыхивают, перерубая многочисленные веревки. Перерубают, не вредя при этом могучему исполину. Трупы падают на землю безвольными марионетками. Всего один единственный выживший чудом бородатый мужчина теперь может отдышаться. Пусть он станет свидетелем, что не все представители их расы столь озлобленны и глупы. Жаль, что это место вряд ли теперь удастся покинуть живым. Даже Селина не представляла, как она сможет переубедить, пересилить всех этих воинов. Но и будущего она уже не видела. Лишь смерть.
Несколько секунд тишины. Осознания. Эльфийка осматривала присутствующих, любовалась ими. И прощалась с ними навсегда. Взгляд ее остановился на зачинщике. Тот был подобен образу, что так старательно восхвалял в своих песнях их народ. Серебряные волосы, светлая кожа без единого изъяна, но взгляд... это выражение лица, наполненное злобой и мстительностью выдавали гниющее изнутри сердце. - Оглянитесь вокруг! Что вы перед собой видите? Загляните в лица друг другу и осознайте же наконец жестокую правду! Вы стали ничуть не лучше людей, что отвернулись от нас! Но у них хотя бы была причина. А не желание отомстить за несуществующую обиду. Вы бродите по землям людей и не видите очевидного! Их земли гибнут. Людской род одолевает чума! Их земли разрывают на части маги крови! Они не смогли бы помочь нам даже желая. Их королевство тоже нуждается в помощи. А вы! Вы! Упиваетесь злобой и вымещаете ее на тех, кто слабее вас,- так начала свою речь гордая эльфийка под множеством взглядом. В ней не было страха, лишь решимость. Готовность к смерти и потерянная навсегда надежда на будущее для их народа. Для тех, кто выжил в страшной резне.
- Разве этого хотели бы наши предки? Разве так они представляли наше будущее. Вы сами воруете его у себя! Веками наш народ собирал по крупицам и хранил мудрость этого мира. Мы были старожилами всего самого прекрасного, что только существует на свете. Пусть наши дома разорены, и большая часть из нас покинула этот мир навсегда, у нас еще есть надежда. Если мы будем осмотрительны, мы сможем объединиться и отстроить города. Пусть нас будет меньше, но мы не станем извергами и паразитами! Мы никогда не восполним эту потерю. Этот мир больше не принадлежит нам. Но во имя выживания мы должны объединиться с людьми! Пусть эта раса моложе нас. Пусть их сердца одолевают сомнения и страхи, но они ничуть не хуже нас. Не лучше, но и не хуже. Они просто другие, не надо их за это ненавидеть! Одумайтесь! Прекратите это бесчинство!
Она была непреклонна, хоть и ощущала все эти пытливые взгляды на себе, непонимание. Но их всех объединяла одна боль. Боль утраты. И всепоглощающее, порой толкающие в пучины безумия, отчаяние. Но сейчас она пыталась пробудить в них память того, какими все они когда были. Селина обращалась ко всему лучшему, что жило в их сердцах. Она верила, что души всех этих молодых эльфов еще можно спасти. А если нет- она похоронит их всех, даже если и самой придется умереть. Она оставит кровавый след в этой истории. Поставит точку на этом кровопролитии.
-
- Достаточно! Тот самый случай, когда более уместным представляется английский вариант. А пост, на самом деле, сильный.
|
Так мучительно возвращаться в реальный мир после того, что с тобой произошло. Так оглушительно тихо становится в кабине «Шторма» после исчезновения сонма голосов, что ещё недавно кружили в твоей голове и навязывали тебе собственные, иногда и искажённые воспоминания. Заставляли вспомнить тех, кто ушёл из твоей жизни, как ты надеялась, не навсегда. Заставляли почувствовать вкус горького расставания и страха, заново пережить некоторые моменты и события… Голоса людей, которых не было рядом. За то короткое мгновение, что они бились о стенки черепной коробки, истошно вопя и заглушая собой любые другие звуки, кабина космолёта стала настоящей камерой пыток. Ещё никогда Дженна не чувствовала себя настолько беспомощной. Когда ситуация полностью выходит из-под контроля, когда стальной монстр перестаёт подчиняться и сходит с ума; и ты – ты тоже сходишь с ума. Перестаёшь различать реальность и галлюцинации, доверяя тому, что видишь и слышишь. Всё вокруг – сплошной, необузданный, первозданный хаос, что проникает сквозь металлические перегородки корабля из бездны космоса, впивается в органы чувств и заставляет поверить в то, чего нет…
И вот – всё закончилось. Неожиданно и резко, словно ничего этого не было. «Шторм» по-прежнему был безупречно послушен, электроника не мерцала выходящими из строя системами, в эфире вместо режущего слух треска – голос Фрэнка. - Дженна! Ни в коем случае не садись на станцию! Повторяю, НЕ САДИСЬ НА СТАНЦИЮ! "Надежда" заражена - неизвестная форма жизни, паразитирует на органике, возможно имеет какие-то телепатические возможности... Эйб убит. Один из дроидов был самоуничтожен - особого вреда этим...тварям, он, впрочем не нанёс. Связи с командой нет. Сейчас Фрайзер и Найна пытаются скрыться внутри станции, мой дроид двигается следом, а за нами - те черные субстанции. Замерев на месте, вцепившись в штурвал, девушка пытается вникнуть во фразы, что льются из динамика. Ужас, что сковывал её ещё минуту назад, проходил, сменяясь привычной невозмутимостью. Пульс с каждой секундой бился всё ровнее. Единственное, что напоминало о произошедшем, - дорожки от слёз на щеках, капельки пота и едва заметная дрожь в конечностях. Осознание того, что говорит Полинг, приходит так же неожиданно, и некоторые слова впиваются в мозг, сосредотачивая на себе внимание пилота. Паразиты… Эйб мёртв… Связи нет… Фрайзер и Найна пытаются скрыться… Голова начинает болеть от обилия информации. Дженна хмурится и вглядывается в экран, просматривая посланную Фрэнком запись. Картинка отличалась особой чёткостью, что позволило ей рассмотреть практически всё, что произошло на станции. И особенно в памяти отложился момент, когда Эрик разговаривал с чудовищем. И оно… оно ему отвечало. Чёрт побери, оно вполне осмысленно шевелило ртом и двигалось! А после сгусток чего-то чёрного, текучего, подозрительно напоминающего её «метеорит» поглотило Тёрнера. Волна паники начала затапливать разум, и девушка с трудом её подавила.
- Дженна... Ты располагаешь оружием, способным пробить обшивку "Надежды"? Я предпочел бы избавиться от этого черного... метеорита в обшивке комплекса, да и, возможно, нашу команду придется возвращать... нестандартными способами. Пилот «Шторма» какое-то время смотрела на Полинга недоумевающим взглядом, и в серых глазах её читался всевозрастающий гнев и наполняющий её энтузиазм. Трудно было сказать, на что именно злилась сейчас Коулман – на то, что всё пошло совершенно не так, как нужно, или на то, что не смогла быть там и хоть как-то повлиять на произошедшее, - но чувство злости, распространяющееся по телу вместе с жаром, подстёгивало к активным действиям. - Ты предлагаешь мне расхреначить эту чёртову станцию вместе с Эриком и Найной?! Ты видел, как эта тварь прыгала, когда в неё целились оружием? Что-то я не горю желанием рисковать и пытаться выбить эту штуку из корабля. А если куски этого «нечто» разлетятся по всему космосу и прилипнут ещё к чему-нибудь?.. К Ренессансу, например. Я хочу вернуться на целый корабль, без грёбанных зомби на борту. – Дженна выдохнула. Пока говорила, лавировала среди обломков, стараясь не приближаться к «метеориту» на близкое расстояние. – Я хочу спуститься на станцию, - внезапно произнесла Дженна с необычайной твёрдостью и нотками играющих амбиций. – Мы уже примерно представляем, что это за тварь, можем подобрать подходящее оружие. И мне нужно больше дроидов. – То, что они стоили приличную сумму, её мало волновало. – Гермодвери вряд ли заблокировались случайно. Шлюзовую камеру перекрыли, как глушат сигналы со станции. Я вот думаю… Дойти до рубки будет очень опасно? – самодовольная усмешка. – Я их вытащу, Фрэнк. И вовсе необязательно для этого вести обстрел по «Надежде» и этой странной штуковине. У шлюза должен быть ручник в любом случае. Осталось только найти наших бегунов. Истребитель плавно вылетел из среды обломков, направившись вдоль станции, на безопасном расстоянии от чёрного субъекта. Если у них не выйдет вернуться к транспортнику Ренессанса, им понадобиться запасной выход. Который Дженна сейчас и искала.
|
|
Он стоял там, впереди, закрываясь телом невинной девушки, что от страха не издавала ни звука. Силуэты их размывались, терялись очертания среди густого, не прекращающегося снегопада. В округе стояла мёртвая тишина, лишь изредка прерываемая воем ветра. Сердце готово было разорвать грудную клетку; от учащённого пульса бухало в висках. Её бросало в жар, и оттого пробирающий мороз стал менее ощутим. Ева совершенно забыла о холоде, думая только о том человеке, что стоял всего в нескольких метрах от неё. Кто бы мог подумать, что они встретятся именно так, при таких обстоятельствах? Ева воображала себе совершенно иную встречу. До недавнего времени она верила, что сможет взять его на месте преступления, но подобные фантазии быстро выветрились из её головы, как только стало ясно, что поймать маньяка и тем более застать его врасплох практически нереально. Затем она представляла себе, что какие-то улики выведут её на этого человека, и они с Хэнком найдут его прямо в его логове. Арестуют на глазах у его же семьи, и Ева с грустью и неким торжеством будет наблюдать за лицами его близких; как стремительно сменяется на них выражение изумления, разочарования и ненависти. Но всё это - в прошлом. Всё случилось так, как хотел того убийца. Так, как было в её собственном сне - за исключением того, что Ева не убегала. Она уже не могла никуда убежать. И, странное дело, вовсе этого не хотела. Встретив свой ночной кошмар во плоти, столкнувшись с ним взглядом, она не ощутила в себе того леденящего страха, что сковывал её каждый раз при мысли об убийце или после пробуждения от душераздирающего сна. Наоборот, в этот миг в ней жило странное спокойствие и вела она себя на удивление хладнокровно. Тогда он казался ей чем-то... необъяснимым, неуловимым; существом со своим мировоззрением и словно не от мира сего. Но сейчас детектив убедилась - он просто человек. Такой же, как и она сама. Их отличало только то, что Адам переступил черту установленных социумом норм, оступился и сошёл с ума в своей неверной, как считала сама Ева, философии. Что ж... Всё теперь не важно.
- Бросайте оружие, детектив! И тогда я отпущу девушку. Она – всего лишь приманка. И вы это понимаете. Да, Ева это прекрасно понимала. Она так же понимала и то, что не Анджела должна стать его последним кровавым штрихом в собственной биографии. Каждый раз, находя очередных убитых жертв, Ева поражалась неуловимому сходству, что присутствовало между ними и ней самой. Каждый раз она старалась не думать об этом и выкинуть эти мысли из головы, но подсознание, верно, зациклилось на них, и внутри поселился противный, скользкий страх. Ева не могла признаться даже самой себе, что боялась. Но - боялась. И в очередном кошмаре она вновь видела образ убийцы и его нож, вспарывающий её горло... Адам Вэст. Сейчас, стоя на близком расстоянии, я думаю - что-то в тебе есть знакомое. Возможно, черты твоего лица напоминают мне кого-то или в голосе твоём слышатся знакомые нотки?.. Но такого просто не может быть. Я никогда не видела тебя раньше. Память подсказала бы мне тот эпизод, когда мне довелось с тобой столкнуться... И, подумав об этом, становится жутко. Ты ведь всегда знал, кто я. Выяснить, где я живу, какие заведения посещаю, не составило бы для тебя труда. Тень. За моей спиной всегда было две тени, и одну из них я никогда не замечала. Неужели... Ты мог избавиться от меня гораздо раньше, но делаешь это только теперь. Когда карты раскрыты, и полиция знает тебя в лицо.
...Несколько долгих секунд Ева вглядывается в лицо Вэста, продолжая держать в руках пистолет. От финала их отделяет всего несколько мгновений, и у неё было лишь два варианта на выбор: сдаться или попытаться что-нибудь сделать, с риском для жизни Анджелы. Что ты выберешь, Ева?.. Времени на размышления у тебя нет. Сейчас, когда все мосты сожжены, и у тебя есть шанс расплатиться за все свои кошмары, за смерть Хэнка... Ева переводит взгляд на Анджелу. Бедная девушка, попавшая под горячую руку, ни в чём не повинная. Выживешь ли ты после этой ночи?.. Если она выбросит пистолет, где гарантии, что Адам не прирежет её тут же?.. К чему ему свидетели? Судя по тому, что он сделал с женщинами в аптеке, оставлять их он не любит. И, расправившись с двумя девушками, он выйдет на охоту на Нэша. Внезапная мысль обожгла разум. Детектив нахмурилась и напряглась. Кажется, она приняла решение.
- Хорошо, Адам. Только позволь ей уйти. Сегодня должна быть только одна жертва, как по графику, верно? Рука начала опускаться, в стремлении выпустить пистолет. Только в последнюю секунду пистолет застыл в горизонтальном положении, а палец уже давил на спусковой крючок... Даже если она не попадёт, выстрел может услышать Эдвард.
|
|
-
Это был хороший годный персонаж. Так я Бель и не дорисовал. =(
-
Шыыкарно
-
Мда, Красавица доставляла. Была пара особенно красивых моментов.
-
Красиво.
|
Девушка продолжала идти по направлению, как она думала, окраины. Надеялась найти пристанище, надеялась найти кого-то, кто ещё не успел уехать из города и собирался это сделать... Но Эредин был полон одиночества. Серый, практически безлюдный. Сквозь забитые доски на окнах иногда проглядывает участок пыльного стекла, и в нём отражается солнце - желтоватое и столь же безрадостно-тусклое. Большинство табличек, на которые с надеждой обращала внимание девушка, давно потемнели и запылились, где-то висели на одном лишь крючке, а где-то и вовсе валялись возле негостеприимно запертой двери. Немногочисленные прохожие, что встречались ей по дороге, со странным отчуждением смотрели на девушку в грязном платье; никто не отвечал на её просьбы, и она перестала спрашивать. Просто шла вперёд, надеясь, что дорога приведёт её куда-нибудь, где можно отдохнуть и прийти в себя...
Она вспомнила, как любила путешествовать по городам, в которые они с Джеком заезжали. Изучала, искала такие улицы и площади, где были большие скопления людей. А потом, после выступлений, когда у неё оставалось немного свободного времени перед тем, как они покинут этот город, она прогуливалась по нему, зачастую запутываясь в паутине переплетённых улиц и бульваров и так же легко находя дорогу назад. В то время, как Джек развлекался в очередном баре... Несколько месяцев назад она была здесь. Была в Эредине. И вспоминала с грустью, что не успела как следует изучить этот город. Жалела потому, что не могла сориентироваться сейчас, когда ей это было жизненно необходимо. Она чувствовала себя ребёнком, который потерялся в незнакомом месте... Но даже недолго пробыв в Эредине тогда, она совершенно не узнавала его сейчас. Живой, полный человеческой энергией, амбициями, сейчас он являл собой скелет того живого существа, коим являлся раньше. Чума завладела городом, оставив на нём глубокие шрамы, которые даже после войны не затянутся сразу.
Холодно. Это утро выдалось особенно холодным. Эви куталась в столь же грязный, как и платье, дорожный плащ, но и он не спасал. Она поняла, что начинает сильно замерзать. Ноги едва идут. Хотелось плюнуть на всё и сесть на ближайшую скамью или лестницу, упиваясь собственной болью и слабостью, и лишь что-то глубоко внутри мешало ей сдаться. Ведь не для того Джек пожертвовал собой, чтобы его дар пропал здесь и сейчас впустую... Стоило ей подумать об этом, как пришло оно. Тепло разлилось по телу, она ощутила, как нечто невидимое и неосязаемое заботливо укутывает тело. А после того змейки энергии, что вились вокруг неё и жаждали найти выход её силам, растворились и запечатались в ней. Магия уснула, уступая главенство своей обладательнице, и Эви лишь облегчённо вздохнула; ей удалось удержать эту необузданную силу и, как она надеялась, приручить её. Хотя бы на время.
...Через несколько минут - или часов? Эви совсем забыла о времени - девушка вышла к небольшой площади. Здесь было гораздо многолюднее, чем на всех остальных улицах. Лица жителей были направлены вперёд. Нахмуренные, озлобленные, они смотрели на что-то впереди себя, и Эви заинтересовалась. Маленький рост не позволял ей увидеть всю картину, но даже отсюда она различила нескольких людей, что стояли на помосте перед толпой. Алые одежды, стражники, человек в маске... Эви почувствовала, как учащённо забился пульс, и ноги сами понесли её дальше. Пробираясь сквозь толпу, она пыталась разглядеть этих людей получше, но, едва достигнув начала, остановилась. Её глаза упали на фигуру в потрёпанном платье и рыжие волосы, что упали на пол помоста. Из-за опущенной головы невозможно было рассмотреть лица незнакомки, но Эви словно точно знала, какое на нём выражение, и какая боль скрывается в глубине глаз обречённой на смерть. Глашатай начинает зачитывать приказ, шум толпы умолкает. Только сейчас Эви осознаёт, что в действительно происходит и кто эта девушка. Изменница.
Эви стоит и смотрит, не в силах отвести глаз. Почему-то в этот момент ей было абсолютно всё равно, кто стоит на помосте - пусть и сам король и первые люди в королевстве. Её заботила лишь одна жизнь. Что сейчас оборвётся. ...Голубые глаза Сары смотрят в потолок; пустые, безжизненные. Обездвиженное тело распластано на полу. И не поднимается от дыханья грудь, не чувствуется исходящее изо рта тепло... Ещё один раз. Она должна увидеть чужую смерть ещё один раз. Внутри неё растёт и зреет протест. И сомнения. К сожалению - или к счастью? - она была из тех людей, что в первую очередь ценит жизнь и наказание через лишение жизни было для неё сплошной дикостью. Джек... если бы ты был здесь, что бы ты сделал? Смог ли смотреть на убийство? Стоять и бездействовать?.. Что бы не сделала эта девушка, она не достойна такой участи. Но, Эви... Ты ничего не сделаешь. На её убийство есть воля короля, и все бумаги подписаны его рукой. Сам король принял такое решение, и ты будешь его оспаривать? Нет. Ты будешь стоять и смотреть на то, как совершается очередное убийство. Хуже и быть не может.
К концу речи глашатая Эви опускает голову и смотрит на каменную мостовую, ощущая, как сильно стучит сердце в груди. Она не будет смотреть. Смотреть на это её не заставят.
|
|
Идея господина Сальваторе поискать воров по тавернам, по мнению Серхио, была просто смехотворна: ну небудут criminale в открытую в кабаках обсуждать свои преступные планы! Но воля синьора есть воля синьора, и конюх, скрепя сердце, отправился в тратторию. Пускай он никого ненайдет - так хоть гульнет за хозяйский счет. Хуже всего было то, что ему выпал какой-то совсем затрапезный кабак у речного порта: "Пьяная Селедка". Там, наверняка, ничего достойного не сыщешь. Делать было нечего, и слуга Стефана, заказав вина и тарелку овощей, уселся за один из столиков. ...За прошедшие пол-часа в "Селедке" ничего не изменилось: докеры все также пили и ругались, официантки неторопливо и с неохотой разносили заказы, вяло похихикивая, когда их шлепали по задницам. Парню было смертельно скучно, и он уже подумывал навестить красотку-Клавдию, а хозяину солгать, что до утра просидел в кабаке, как до чуткого слуха конюха донесся обрывок разговора, в котором мелькнуло чье-то прозвище: Корноухий. Серхио мигом приободрился и напрягся: о Коноухом Пьеро в городе незнали только глухие и приезжие. Говорят, этот бандит не входит в гильдию воров Пьяченцы, и работает исключительно в своих интересах. Глотнув местной кислятины, парень как можно менее незаметно присмотрелся к говорившим. Корноухого упомянули сидящие за соседним столиком двое: здоровый мужик, волосатый настолько, что шерсть лезла даже из-под расстегнутого воротника, и крепкий субъект с повязкой на глазу и эстоком на поясе. Склонившись над столом, они о чем-то перешептывались, и разговора слуга больше не слышал. Молодой человек нервно улыбнулся: кажеться, ему повезло. Вот только как подойти к ним и предложить работать на Сальваторе? Этого Серхио незнал. Снова отпив местной бурды, конюх решил, что лучший выход - это правда. Попросив официантку принести за соседний столик бутыль самого лучшего вина, что найдется в этом заведении, он тяжело выдохнул и внаглую подсел за столик к этим двоим. Взгляд, которым бандиты смерили парня, мог бы испепелить его наместе, и Серхио поежился: ему было действительно страшно. Показав открыте ладони, он сходу взял быка за рога: - Я слышал, вы упомянули Корноухого. Я не сикофант, и быть им не собираюсь. Я слуга господина Сальваторе, и хочу предложить вам от его имени работу по профессии. И достойное вознаграждение. Одноглазый недоверчиво фыркнул, но, зная нынешнюю ситуацию в городе, резонно предположил, что будущие графья действительно могут искать людей вне закона для осуществления своих целей. А это - возможность ой как нехило зарпботать. Прокашлявшись, он жестом руки остановил бородоча и ответил: - Завтра в двенадцать дня. Здесь же. Увидем солдат - мы исчезнем. А потом исчезнешь ты - навсегда. Теперь - проваливай. Бледный, как мел, Серхио едва нашел в себе силы кивнуть, и на подгибающихся ногах покинул тратторию, поспешив домой, к синьору Сальваторе.
Не смотря на ночное время, у особняка де Боно кипела деловитая суета: маленькая армия ветерана при свете факелов продолжала готовиться к бою. Мужики, не смотря на поздний час, были веселы и бодры, обсуждая завтрашний бой. А в том, что он будет, никто из них явно не сомневался. Кто-то точил клинки, кто-то стрелял по мишени из арбалета, несколько групп бойцов были заняты тренировочным поединком... Агосто Лацци, капитан стражи Сальваторе, и его четыре бойца тихо и незаметно высматривали среди топчащихся во внутреннем дворе солдат де Боно нектого Чени. Чем обычный sergente мог так помешать их господину, что тот пожелал похитить его, воякам было неизвестно, но играть в угадывание они не собирались. Надо - значит надо. Микеле, один из его бойцов, первым углядел Гастоне. Что же, раз он наместе, да еще и в толпе других бойцов, пора приступать к плану "Б": явному, наглому, рисковому, но, при малой толике удачи, действенному. Подойдя к воротам, Микеле крикнул: - Хэй, парни! Гастоне тут? Из-за стены откликнулись: - Чени, что ли? Тут он! - Пущай идет сюда, я ему долг пришел вернуть! Переговорщик, явно отвернувшись, крикнул во двор: - Sergente, к тебе пришли! - Кого еще черти носят? - Должок, грит, возвращает! - О! Сольдо, это хорошо, это прально! Ща выйду. И действительно, ворота открылись, и на улицу вышел сам Гастоне, в кожанной броне, с клинком и дагой на боку. Широкими шагами он подошел к стражнику, и внимательно посмотрел на него: - Где деньги? И кто ты, я что-то неприпомню! Пока солдат де Боно говорил с Микеле, Массимо должен был оглушить его рукояткой кинжала, и, подхватив, унести. Но что-то пошло нетак. Видимо, острый слух закаленного ветерана донес до него тихий скрежет вытаскиваемого из ножен клинка. Гастоне не стал ни спрашивать, ни удивляться, а отточенным годами тренировок движением выхватил клинок из ножен и вогнал его в шею незадачлиаому Массимо. Стражник, захлебнувшись кровью, осел на землю. Прочие, поняв, что их идея провалена, не теряя времени даром попробовали убить усача. Но Чени был опытным мерзавцем, и, сумев парировать все атаки, поднырнул под руку Паскуале и вонзил тому дагу в сердце. Отпрыгнув на несколько метров, он заорал: - Враг! Во дворе особняка послышался топот, и Агосто понял, что все пропало. Если бы не покойные, он давно бы приказал бежать, но оставлять тела солдат Сальваторе здесь - значит, признаться в атаке. И капитан хрипло крикнул: - Хватаем тела и драпаем! Бог миловал солдат Стефана, и задуманное им удалось. Ни Чени, ни высыпавшие наружу арбалетчики не смогли помешать организованному отступлению, хотя в телах мертвецов пара болтов и застряла. Несолоно хлебавши, стражники вернулись к синьору, сообщить о сокрушительном провале.
|
Звонкая трель не умолкала до того самого момента, пока Ева не подняла трубку. За это короткое время в её голове проносились самые различные мысли о том, кто бы это мог быть, и с каждым шагом, приближаясь к аппарату, она всё больше верила в то, что на том проводе должен оказаться именно Адам Вэст. - Добрый вечер, детектив. Ева почувствовала, как поползли по коже противные мурашки. Внутри всё напряглось. Осознание того, что с ней разговаривает Он, леденило душу. Убийца. Ева затаила дыхание, вслушиваясь в его голос. Холодный, спокойный. Он мог бы принадлежать тому, кто некоторое время назад вышел из хижины... Убийца. Сердце стучит быстро, разгоняя по венам кровь. Этот момент... наконец-то. Человек, встречи с которым она жаждала уже давно. Человек, что уже несколько месяцев снится ей в кошмарах. Человек, что незримой тенью присутствует в её жизни... Сегодня это случится. Они расставят все точки над "и". - Вам понравился мой маленький сюрприз, не так ли? И словно в подтверждение нога болезненно "заныла", давая о себе знать. - Выгляните в окно, детектив. Ева повернула голову. В окне были видны силуэты, неясно очерченные посреди белоснежного марева. Она видела его. Видела, как он прижимал к себе несчастную жертву. Всё-таки он не врал... - Выходите, детектив Ева. Медленно и с поднятыми руками. Или я перережу Анджеле горло. Мы ведь не хотим этого, правда? Девушка молча положила трубку. Медленно опустила её на крючок, продолжая вглядываться в фигуры перед домом. Вот так всё и закончится. Эта игра изначально велась по его правилам, и финал будет именно таким, каким написал его в своём сценарии Адам...
Нет смысла убегать. Нет смысла задавать свои бесчисленные вопросы. Почему и как - уже не важно. Красная шапочка встретила волка, и он вот-вот её съест. Так уж ли важно, почему волк голоден и куда она направлялась до этого момента?.. Ева отошла от тумбы, взяла брюки, которые предварительно оставила возле камина просохнуть, присела на диван и начала неторопливо их натягивать. Почему... почему она так спокойна? Словно... она ждала именно этого. Ждала этой встречи. Знала, что всё получится именно так, и никак иначе. Вторая за сегодняшний вечер таблетка обезболивающего отправилась в рот. Грязное от крови пальто вновь было на ней. Пистолет снова верно и преданно лежал в руке, готовый к действию.
Ева не спешила вставать. Огляделась хорошенько. Подумала о том, что, возможно, ей удастся перехитрить Вэста и обойти дом... Но дверь была лишь одна. А окна... Ева нахмурилась, с грустью глядя на оконные раны и думая о том, что если бы не злополучная нога, она смогла бы спрыгнуть... Если бы часом ранее она была чуть повнимательней... Но к чему казнить себя теперь?
Детектив поднялась с дивана и, хромая, направилась к двери. У неё был только один шанс на спасение. Если Эдвард успеет вернуться вовремя. Дверная ручка с лёгкостью опустилась. Проём увеличивался, открывая ей небольшой дворик перед домом. Мороз тут же защипал кожу. Он стоял там. И перед ним - бедная и ни в чём не повинная жертва. - Отпусти её, Адам. Ева сделала несколько шагов вперёд и, держась за перила, начала спускаться с лестницы. Вторая рука была поднята, и дуло пистолета смотрело в небо.
|
ссылкаДва дня длились бесконечно долго, но Дженифер оставалась в этом мире живым огоньком, позволяя фигурам и хороводу декораций кружить на арене, оставаясь внутри хрустального шарика со снежинками в ожидании, когда скорлупа треснет и рассыплется алмазными брызгами, выпустив ее в реальность. Верно, что Нэш поставил ее на место. Детектив с этим согласилась. Она ухмыльнулась, отдав должное крепости воли агента, которого собиралась подмять под себя силой личности. - Usted es el jefe*, - голос Джен приобрел беглое звучание испанского из подворотен и бедных районов Сан-Франциско. Словно в довершение образа, девушка сотворила свободный пластичный жест, который закостенелым белым без тренировки не повторить. – Но проверить, верно, необходимо. *** - Проклятый снегопад, - Джен схватилась за дверцу, чтоб ее не швыряло на сидении. Она не любила лихие заезды. Куража и умения не хватало на погони. Кое-чему полезному ее научили в полицейской школе вождения, но мягкий и нежный характер девушки противостоял неоправданному риску. Сейчас был другой случай, и то она старалась, чтоб силовую работу выполнили парни из специального подразделения. Бывшая журналистка кинула опасливый взгляд на Хэнка. Напарнику сразу не понравился агент, но детектив не хотела ссоры между мужчинами. Это мешает делу и вообще вредно без должных оснований. После резкого поворота Дженфире обернулась посмотреть как дела у Нэша. Ей не понравилось, что между коллегами по цеху начались странные игры в попытки возвыситься или уколоть друг друга. - Хэнк, я тебя прошу, - тихо и мягко зашептала детектив, положив напарнику руку на плечо и наклонившись ближе, чтоб их не подслушали. Разумеется, она понимала, что Нэш видит ее попытки, но много слов не потратила. Девушка кинула осторожный взгляд на ФБР-овца, пока деликатно убеждала Хэнка не идти на рожон. *** - Хах. Да, ты просто огромный, Хэнк, - детектив позволила себе последнее мгновение повеселиться, легонько толкнув напарника, раздувшегося от брони. Она нацепила свой бронник. Куртка отказывалась застегиваться, а это означало, что будет холодно. – Сэр, вам бы тоже приодеться. Это не шутки, - заметила Джен, приглядевшись к таблеткам, которые глотал агент. Девушке они показались необычными. – Я возьму еще один на случай если вы передумаете. *** От вида агента Джен бросало в дрожь, когда их взгляды встречались в зеркале заднего виденья. С ФБР-овцем творилась нечто странное. И как только его держат в управлении? Впрочем, наверное, тоже самое думают о ней. Как назло вновь предвестник в радио зазвучало шипение. Детектив не выдержала и выключила приемник. По пути она проверяла фонарик и пистолет. Ей очень хотелось, чтоб обошлось без стрельбы и убийств, но в глубине души она не верила в хороший исход, психологически приготовившись к худшему. *** Неохотно выбралась Дженифер из автомобиля. Она включила фонарик, осветив тропинку от начала и на несколько метров вперед. Приготовила пистолет. Через распахнутую куртку проскальзывал холод. Она точно простудится, но это того стоило. Темнота вокруг вселяла страх. Близость опасности успокаивала, проясняла сознание. Пар шел изо рта, а тишина оглушала. Скрип снега под ногами казалось чем-то неуместным. Отсутствие связи в этой части мира напомнило, что помощи ждать не придется, а значит им втроем надлежит разбираться с куском дерьма, который удерживает похищенную девушку. «Господи, пусть в этот Новый Год свершится чудо, - подумала детектив». - Идем, - решительно произнесла детектив, первой направившись по заметенной тропке.
|
Люди. Существа слабые, бренные, смертные. Олицетворяющие хаос и разрушение, алчные, жаждущие; раскрытые рты, просящие лучшего, большего. Погрязшие в грехах, в ненависти – как истинные потомки Каина, пустившие зло в своё сердце. Утонувшие в бесконечных войнах, льющие реки крови – во славу собственной прихоти. Достойны ли вы жизни? Достойны ли вы спасения? Рая? Вы – любимые творения Господа, заслужили ли вы его прощение? Молитесь. Молитесь усердней, представляйте лик его и раскрывайте перед ним свои сердца. Клянитесь, что сделаете всё ради его прощения, что возлюбите ближнего своего и отпустите всё то зло, что поселилось в вас. И вы… соврёте. Лицемерие и ложь давно пропитали ваш разум. Вы способны лгать, лгать Богу, лгать самим себе. Вы верите, что достойны, но вы неправы. Вас ждёт Ад. Но возможно… столкнувшись когда-то с истинным злом, вы начинаете понимать; разделять хорошее и плохое, тёмное и светлое. Ценить, любить, следовать. Но сколько вас? Сколько людей способно понять истинную суть вещей? Отделить зёрна тьмы от своего бессмертного существа. Беспрекословно верить. Созидать. Люди. Камень преткновения. Единение добра и зла. Бушующий океан чувств и мыслей. Любимые творения Господа, ненавистные отвергнутому сыну его. Главные войны будут происходить там, где вы и не подумаете. В вас самих.
***
Act I
Дни плавно перетекали в другие и были похожи на предыдущие; с тех пор, как вы покинули монастырь святого Иакова прошло пару недель, не менее. Никогда не приходилось вам путешествовать столь продолжительное время, да ещё в такую даль, довольствоваться по пути скудными припасами да выслушивать брань негостеприимных хозяев. Дорога уводила всё дальше. Петляла, взбиралась на холмы, утопала в лесном массиве, пересекала реки. Путешествие, имеющее конечную цель, и в то же время – бесконечно долгое. Время растянулось, позволяя вам вдоволь вкусить кочующей жизни. Дни на ходу, ночи – под сенью звёздного неба или в очередном хлеву, куда вас согласились пустить на ночлег. Было кое-что, что делало это путешествие особенным. Природа, живая и дикая, раскинулась перед вами во всей своей красе; стоило вам въехать в очередной лес. Глядишь, и меж деревьев промелькнёт лисий хвост, да не замолкает пение птиц, а по ночам сквозь густую листву виднеется силуэт филина, и слышится в округе протяжный волчий вой. Очередные поселения встречали вас гомоном человеческих голосов, что начинали резать слух после нескольких часов тишины, и десятки незнакомых лиц мелькали перед глазами. Вы стали свидетелями самых разных ситуаций; где-то смешных, где-то грустных, где-то и вовсе пугающих. Возможно, что-то подобное вас ждёт и там, куда вы держите путь.
Дортфорт. Так назывался город, что указал вам ваш настоятель Симон. На карте он был помечен ничем непримечательной точкой, и располагался где-то на юго-востоке Англии. «У нас нет оснований полагать, что в этом именно месте обитает колдун или ведьма, но до нас дошли вести; благородная семья Дортфорта выслала письмо, в котором выказывает собственные опасения на то, что в их городе есть нечто настораживающее, тёмное. Вместе с письмом отправитель прилагал изображение символа, что некоторые свидетели видели на стенах домов и на земле. Очень похоже на символику, что используют в своих шабашах и колдованиях ведьмы». Изображение, карту и некоторые наставления вы получили, и отправились в путь. Наперёд зная, что в город прежде вас направился рыцарь-храмовник. Об этом вам и сообщил Симон, только читалось при этом на лице его недовольство. Явно что-то рыцарь сделал не так, но подробности настоятель опустил. Его звали Ральф Олдридж. Некое представление о нём вы к тому моменту имели: он был одним из немногих рыцарей, что присягнули на верность Ордену и вообще знали существовании нечисти. В библиотеке вашего монастыря наталкивались вы на записи о нём; редкие, обрывистые, но они имели место быть. Записей же и дневника, что вели большинство охотников, Олджриджа вы не нашли; рыцарь явно не был любителем описывать свой быт и приключения. Олдридж слыл мрачной и неразговорчивой личностью, но ходили слухи, что его потомкам приходилось сталкиваться с чем-то очень могущественным и им повезло остаться в живых.
***
До конца утомительного путешествия оставалось совсем немного: несколько миль, рассечённых гористой местностью и густым лесом. Близился вечер; небо тускнело, и начинали слабо мерцать разноцветные звёзды. Лес на короткое время затих и очнулся - зажил своей ночной жизнью. Копыта ваших лошадей вязнут в свежей грязи; намедни был дождь. До города оставалось всего час-другой езды.
|
- Отнеси меня к отцу, - тихо прошептала девушка, и, хотя, ей очень не хотелось показывать собственную слабость перед своими людьми, что и так уже натерпелись от болезни. Она не могла позволить себе просто упасть. Пусть лучше её несёт сын старинного друга Роберта, чем все видят, насколько Северная леди слаба. «Нет, не могу, нельзя! Я должна быть сильной, быть смелой. Ещё не всё потеряно. Наши мечты, они ещё могут закончиться хорошо. Всё ведь ещё может закончиться хорошо правда Уил?» - Ирвен подалась чуть вперёд, подарив лорду поцелуй. Один из многих, что уже были между ними. Ведь они уже так давно сбились со счёта. Хотя в памяти каждого должна была остаться та ночь…
Холодный воздух свидетельствовал о вступившей в свои права осени и о скором зазимье. Здесь, на севере, всегда эти два времени года приходи рано и бессовестно нагло. В то время как весна и лето вечно опаздывали в эти места, блаженно грея жителей других стран. В детстве Ирвен считала это не честным, сейчас же была благодарна скорой непогоде. Ведь она накроет весь Север и не даст ни одному отряду, да что там отряд, даже ни одно войско не рискнёт и носа высунуть на улицу в это время, а люди в латах, наподобие тех, что служили Брандону Лерратон. Все они замёрзнут в своих железяках, гордо зовущихся доспехами, так и не дойдя до их убежища.
«Да, как бы ни повернулась судьба, пока у меня не будет способа изменить внешность Уильяма, мы никуда не тронемся отсюда. Заражённых всегда можно изолировать. Народ собрать с окрестных деревень. В конце концов, во мне течёт кровь Роберта эйр'Ла’Круа, пусть и смешанная с эльфийской. Я смогу, я должна сделать всё, чтобы восстановить свой дом. Но как быть, если Уил не захочет? Отпустить его? Это выше моих сил и всё же… если таково будет его желание…» - Ирвен на мгновенье уткнулась в грудь Лунного Лорда, словно боялась, что он исчезнет прямо сейчас, просто возьмёт и раствориться, оставив её одну посреди этого царства хаоса и ужаса, в которое превратился двор крепости Верденберг. Она родилась и провела первые годы своей всё ещё короткой жизни именно здесь в Вердене, заснеженном Вердене – одном из самых больших герцогств во всех Вольных Просторах. Месте, славившимся на весь альянс своими бьющими без промаха лучниками, что если не превосходили, то вполне могли потягаться в своей меткости с лесным народом, и необычайно быстрыми, выносливыми мохноногими лошадьми. Месте, что хоть и пришло из-за неведомой болезни в относительный упадок, но так и не потеряло своего величия и великолепия. Конечно, замок Роберта не шёл ни в какое сравнение с дворцом, стоящим в славной столице Аэдвера, Веларии или тем более Теравии, не говоря уже про Артодан и прочие государства, охраняемые мощными армиями и находящиеся значительно южнее. Что мог противопоставить дом герцога чертогам правителей, управляющих и безбожно доящих целую страну, а то и несколько за раз. Но это был её дом. Всегда тёплый и уютный, всегда набитый кучей слуг и услужливыми лакеями, чьи улыбки не были фальшивыми, не источали смрадный яд, как при дворе Брандона. Никто из них не желал Ирвен смерти, ну кроме того единственного раза, все верили, что маленькое рыжее солнце, носящееся по каменным залам и наполняющее их озорным детским смехом и какой-то добротой, принесёт в Верденберг мир.
Так ли это? Ведь Ирвен, действительно могла сделать это, стать королевой и присоединив эти земли к Аэдверу помочь народу пережить подступающую зиму, помочь справится с потерями,. Загладить боль утраты, обеспечить теплом дома в приближающейся холода, но что теперь? Что Северная Леди, на хвосте у которой в любой момент может появиться новый отряд, присланный из столицы по её душу, может сделать? Она одна, совсем одна и отец никогда не учил ее, как справляться со всем этим. - Мне страшно, - пролепетала Ирвен, так чтобы расслышать её слова смог только Мунлайт. Она вновь постаралась оказаться к нему как можно ближе, найти у него укрытие, услышать тёплые ободряющие слова, понять, что он останется с ней навсегда, что никто и никогда не разлучит их.
Уильям знал замок и шёл совершенно без подсказок со стороны оружейника, семенившего следом за Лунным Лордом. Сначала это показалось Ирвен странным, но после пришло ещё одно воспоминание… «Он же уже был здесь. Точно! Они почти неделю гостили у нас. Боже как же давно это было и всё же…» - Северная Леди вновь взглянула на своего возлюбленного, но уже как-то совсем иначе. В её маленькой милой головке роились вопросы, десятки вопросов. И… почти столько вещей, что необходимо сделать или хотя бы начать делать прямо сейчас. А ей мешает её ставшее впервые таким хилым здоровье. Это казалось Ирвен странным, она никогда прежде не болела и то, что её самочувствие так сильно покачнулось, заставляло девушку волноваться о том – не заразилась ли она сама этой ужасной чумой. И, хотя Елена утверждала, что девушка совершенно здорова, Северная Леди верила ей с каждым разом всё меньше. Что-то явно изменилось, но вот только что? Этого юная леди никак и не могла понять. А может просто не пришло ещё время. Вновь и вновь отмахиваясь то от воспоминаний, что внезапно накрывали девушку с головой, насильно отматывая время на десять лет назад и преображая помрачневший замок на глазах. Зажигая потушенные сейчас свечи, раздвигая стены, делая помещения более просторными. Рисуя картины оживлённо сновавших людей, как прислуги, так и знати, что очень часто приезжала к гостеприимному Роберту и буквально пестрила различными платьями и нарядами. Хоть в этом Вендерберг был похож на проклятый Редоран. Но… не сейчас. Не когда здесь так тихо, что отчётливо слышны шаги двух пар ног идущих к покоям герцога.
Комната отца… о она осталась прежней, совсем такой же, какой её помнила покидающая дом девочка, только немного уменьшилось места, да и человек, лежащий на кровати не был больше похож на того смелого герцога, что собственной потехи ради сражался с лесным зверем в рукопашную. Ничего в нём не напоминало того храброго и отзывчивого человека, каким его помнила Ирвен. Лишь больной мужчина, превратившийся в старика, хотя он был всё ещё достаточно молод, и мог бы вполне дать фору многим молодым людям, но не сейчас. Не когда ему оставались считанные часы в этом мире. - Отец, - чуть не свалившись прямиком на пол, кинулась к постели Северная Леди. Хотя она и знала, что нельзя касаться заражённых, но всё же не удержалась. У неё на глазах появились слёзы. Ирвен упала на колени перед кроватью и обхватила прохладную руку Роберта своими ладошками.
- Отец, пожалуйста проснись! Я здесь, я … я вернулась домой, скажи же мне хоть что-нибудь, прошу, я … я так давно не слышала твоего голоса. А когда Реджис сказал, что ты болен, я … я...., - но слов у девушки больше не было, она не знала, что сказать, не знала можно ли будить умирающего лорда. Девушка испытывала раздирающую боль внутри. Ей стало как-то совершенно всё равно, что планы не удались, что она не сможет уехать в другую страну со своим любимым. Ведь на её глазах сейчас, прямо сейчас умирал последний родной для неё человек, возможно единственный кто никогда и ни за что не спросит с неё ничего за своё тепло. Который был готов на всё и не смотря на это отдал дочку во дворец. В лучшее как он думал место ко двору короля. В тёплые и сытные места, подальше от холода севера. Роберт был прав по своему и сейчас Ирвен понимала его. Она простила отцу все те долгие годы расставания и вечной тревоги от редких писем и подарков, простила и то, что была вынуждена жить одна в стане врагов, вдалеке от родного очага, но это… это было просто не честно. Она вернулась домой, желая обнять взбалмошного герцога и рассказать ему за ужином о столь дерзком поступке, что она предприняла о бегстве практически из-под венца, а он… он лежит перед ней больной и сломленный, охваченный проклятой вездесущей чумой и она ничего, совершенно ничего не может с этим поделать.
- Отец, - вновь тихо прошептала плачущая девушка, смотря во всё ещё закрытые глаза Роберта эйр Ла'Круа.
|
Мир представал в своих самых ярких красках, пьянящих и дурманящих больше, чем самый сильный наркотик на всем белом свете. Он дарил необычайно яркие эмоции, ощущение полета среди бесконечного, обнимающего своим спокойствием неба. Такого нежного, такого заботливого. Днем он был подобен бесконечной спокойной водной глади. Ночью же навевал тоску по дому и вселял трепет миллионами ярких огней. Таких далеких и равнодушных. Но яркое лоскутное одеяло над головой дарило Селине чувство свободы, которую она всю жизнь жаждала. И незримые ржавые цепи обязательств, державшие ее посреди, теперь казавшегося крохотным, леса, оборвались вместе с тысячами жизней ее сородичей. И каждый шаг, будь он по изумрудному мягкому ковру или по обжигающему незнакомому пологу бурой земли, отдалял молодую девушку от дома. Со временем дни стали сливаться. И если опасность после столкновения с кровавой, всеобъемлющей слабый разум, магией дарил остроту восприятия, то сливающиеся в однообразное марево дни долгого путешествия эту остроту стирали. Притупляли чувство осторожности, вселяли тоску. С каждым днем Селина все больше чувствовала пустоту и утрату. Она осознавала, что сменила одни цепи обязательств на другие. Они тяготили душу, вселяли отчаянье. Новая, ранее неизвестная, бездна поглощала хрупкое молодое сердце. Ночью девушка просыпалась от ярких кошмаров.
Ее окружали мертвецы, тянули свои костлявые руки со свисающей лохмотьями кожей и обнажающейся плотью. Из пустых глазниц их на манер слез текла темная кровь, часть ее застыла на лице. И пустота этих дыр леденила душу. Заставляла кричать и бежать дальше. Она все бежала и бежала посреди бесконечного тумана. Девушка искала что-то. Она не понимала что. Во сне она ярко представляла себе свет, теплый и уютный. Но каждый раз выходя к нему из тумана, находила лишь костер, в котором горели и корчились все новые мертвецы. И в их искаженных болью лицах она узнавала родных. Каждый раз кошмар оборачивался для нее одной и той же трагедией. Они настигали. Неторопливые, но упрямые. Методично идущие к своей цели, жаждущие лишь отмщения и неведомого для себя покоя.
Селина просыпалась и продолжала путь, успокаивая страдающее сердце тем, что все не напрасно. У нее есть благая цель. Она не такая, не монстр, не бездумный убийца. Боже, нет. Селина все чаще слышала это странное людское словечко. Боже. Да разве существуй он на самом деле, позволил бы он такому происходить? Неужели эти странные создания, чей век был столь быстротечным, верили в бога? В такого жестокого, непоколебимого и равнодушного. Брат ополчился против брата. И подобно кошмарному сну в окружающем ее реальном мире, Селина натыкалась на мертвецов. У каждого была своя история при жизни, своя легенда. Короткая, полная боли. Во имя кого все эти живые существа умирали, убивали друг друга? Сжигали, как тряпичных марионеток. Кого-то вешали. Повешение- жестокая смерть, бесчеловечная и унижающая. Среди сброда, чьи разговоры долетали до чуткого эльфийского уха, долетали насмешки. Эти ублюдки верили, что человеческая душа покидает тело через рот. Странно и жестоко. Ведь так они обрекали человека на вечные муки после смерти. Все эти слухи казались пространными для Селины, лишенными смысла. Она не верила в жизнь после смерти или в богов. И тем более, в единого бога. Но тем более жестокой ей казалась человеческая натура. Так какова она на самом деле? Неужели все люди такие? Уничтожающие все вокруг себя, беспощадные. Но были и другие, попадались все реже и реже. То были отчаявшиеся жертвы обстоятельств, недобитые и слишком слабые, чтобы постоять за себя.
Но убийц, разбойников и несчастных беженцев объединяло одно важное обстоятельство. Они бежали прочь от того места, котором направлялась Селина, гадавшая о том, что ее ждет. Ловушка. И силки ее с каждым днем будто захлопывались за ее спиной. Отчужденность наступила, как чувство само собой разумеющееся. от бессилия что-то изменить. Лишь идти, вперед, не смотря ни на что. Равнодушие, поглощало ее измученный взор, уставший от картин страдания и смерти.
И лишь молчаливый спутник, не смотря на свою внутреннюю борьбу, помогал Селине не сойти с ума. Помнить о цели пути. Девушка поддерживала химеру,как могла, пыталась утешить. Когда та находила в себе силы для общения, Селина подбадривала спутницу. Призывала помнить о том, кем она была раньше. Ее былая жизнь поможет ей найти ту искру, ту таинственную силу, что наполнив ее , как бесконечный чистый родник, исцелит ее душу. Она призывала вспомнить о том, прекрасном, что наполняло ее, дарило ей так часто пренебрегаемое чудо быть собой. Мы есть опыт всего пережитого. Мы являемся хранилищем наших воспоминаний, они делают нас теми, кто мы есть. Помни и ты. И твоя история будет жить вечно,- успокаивающим голосом вторила Селина, стараясь вселить надежду своей спутнице под аккомпанемент шелестящего ветра.- Будь сильной. Ты нужна мне.
Песок, светлого и сопровождающего теперь уже постоянно путников, петлял среди теплой зелени. Петлял и направлял куда-то дальше, на юг. Дальше, в петлю наступающего безумия. Тишину пронзил громкий истошный крик. Пронзил и оборвался на высокой надрывной ноте. Страх и боль были явно различимы в нем, оборвав раздумья на мгновение забывшейся Селины. Девушка без колебаний поспешила к источнику. Сорвалась, спеша и пугаясь от одной мысли, что может опоздать. Она должна помочь тому, кто еще может быть спасен. Быть может, когда-нибудь сильная рука ближнего точно так же поддержит и ее однажды.
|
|
Цепкий взгляд быстро выхватывал слова из письма, складывая картинку воедино: обеспечить охрану казни. Ваймс ни раз и ни два участвовал в подобном: вешали отребья в Эредине часто и с удовольствием, другое дело, что обычно это делали прямо на рынке или перед воротами, а не на главной соборной площади...Да и фигура была незаурядная: Эния Тинтур, аристократка, что буквально на минувшей неделе спасла Его Величество от покушения имперского чародея. Вся районная городская стража и пара отделений легионеров: неплохие меры безопасности для УЖЕ приговоренной - стоит опасаться? Козырнув капитану Адлеру, Ваймс собрался было вернуться к псевдо-убийце, но его вниманием завладел новый визитёр. Новое действующее лицо заинтересовало лейтенанта: Том давно принял для себя, что совпадения, это такая вещь, коей не свойственно происходить случайно - кому-то всегда выгодно, чтобы случилось именно так, а не иначе...
- Сержант, свяжите арестованного и ждите меня в коридоре, - приказал он Сэму, не спуская глаз с незнакомца, - говорите, уважаемый - побыстрее и по существу...и держите руки на виду - нервный денек. Томас расположился ближе к углу комнаты, чтобы не маячить в окне и контролировать каждое движение "переговорщика". Сэм кивнул, рывком заставляя скулящего недоубийцу подняться на ноги и, тщательно маскируя свою агрессию под положенное, согласно правилам, сдержанное обращение с арестованным, выпроводил того из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Незнакомец спокойно наблюдал за действиями сержанта, не делая попыток приблизиться и не пытаясь вообще что-либо предпринимать. - В мои намерения не входит ваше убийство, сержант, - хладнокровно проговорил он в ответ на реплику Ваймса. – Всего лишь предложение. Но, прежде чем я его озвучу, хотелось бы получить ответ на один несложный вопрос. Кому вы служите? Королю? Торнсу? Альянсу? Или только себе? - Лейтенант, - холодно поправил Ваймс незнакомца, - моя верность Королю не обсуждается и, уж тем более, с незнакомцами, которые носят одежды убийц...Кто вы и что вам угодно? Мужчина мрачно усмехнулся, словно наказывая самого себя за оплошность. - Конечно, лейтенант, прощу прощения. Звания в наши времена растут очень быстро… Было заметно, что он задумался. Решает, стоит ли считать упоминание верности королю за необходимый ответ. Вздохнул и всё же ответил: - Меня зовут Элтон Файен. Я – чародей. И не имею никакого отношения к недавнему покушению. Если бы я хотел убить вас, вы бы были мертвы. Я здесь, чтобы сделать одно предложение. Он замолчал, выдерживая короткую паузу. - В надежде, что не только мне небезразлична ещё участь Альянса. Моя разведка действует довольно оперативно – я знаю, что в письме. Знаю о казни. Эния Тинтур – не изменница, а жертва. Настоящий враг давно уже притаился в королевской тени. Выполняя свои прямые обязанности, вы лишь способствуете победе Империи. Завтра на чёртовой площади нам будут нужны мечи городской стражи. Чтобы предоставить Альянсу хоть один шанс.
"Чародей". Ваймс ненавидел магов: их силы лежали за пределами общедоступного понимания, хотя сталь, конечно, при обильном попадании в организм вызывала стандартные последствия. - Я не знаю, откуда вам известно о содержимом письма, но под этими словами, - Томас нарочито небрежно взмахнул письмом, - стоит подпись Торнса, Начальника Городской Стражи Эредина, который присягал на верность Королю... В поле зрения Ваймса попался арбалет неумелого убийцы - незаряженный, к сожалению...
Помолчав он взглянул мэтру Файену прямо в глаза и спросил тихо, оставив, неуместное вообщем-то, бахвальство: - Хоть одна причина вам верить, мэтр? И не надо ссылаться на грёбанную честь: никто в этом городе ею не дорожит, слышите - никто! - Торнса, - насмешливо повторил Элтон вслед за лейтенантом. – Главнокомандующего городской стражей, который продался имперцам с потрохами. Чёрт побери, да это знают все, у кого ещё осталось хоть немного мозгов. Все, кроме нашего дальновидного короля, который сделал своим новым фаворитом самовлюблённого ублюдка Крауца… Он говорил тихо, но голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. - Да, настоящее противостояние происходит там, на линии фронта. Имперцы вот-вот пересекут реку, начнётся война… Но, если мы проиграем здесь… Если мы проиграем завтра, то никаких шансов у Альянса уже точно не будет. Ричард не видит врагов у себя перед носом… Но он – наш король и других у нас нет. Маг замолчал, собираясь с мыслями: - Когда вы поймёте, что мне можно верить, будет уже слишком поздно. Имперцы повсюду, каждая третья хоть сколько-нибудь значимая фигура куплена золотом Артодана… Но ничего кроме слов я предъявить не могу.
Бунт. Орлен. Торнс. Морк. Убийцы. Империя. Король. А теперь ещё и этот маг с информацией, что полностью подтверждает, добытые ранее немногие крупицы сведений о положении дел...
Слишком много фактов навалилось на Томаса: ему требовалось время обдумать и свою верность Королю, и свою цену, а пока получалось лишь раз за разом спасать свою шкуру от разномастной швали. Что-то по наивному детское, эдакий юношеский максимализм бунтовал внутри Ваймса, ещё при разговоре с Торсном, мол: "Ты конечно кое-где заходил за границы возможно, Томми, но это уже перебор..." С другой стороны, житейский опыт подсказывал, что победителей не судят...
- Мэтр Крауц? Придворный маг? А что у вас за мотив - вы даже не на службе Короля, мэтр, что вам за интерес? Личные счёты с Михаэлем Крауцем?, - взгляд Ваймса был самую малость насмешлив, а голос ехиден, но - в пределах разумного: всё-таки собеседник был чародеем. - Если вы говорите правду...Мне нужны доказательства, мэтр Файен, хотя бы косвенные: без этого у меня связанны руки вот этим приказом, - Томас потряс письмом, - и человеком, его отдавшим. Иначе, в официальной версии, я буду ещё одним изменником, купленным этой Энией и не более того... Элтон снова вздохнул. По всей видимости, пришло время сбрасывать карты. - В любом случае, историю напишут победители. Крауц – ублюдок, каких надо ещё поискать, но обвиняю я его совсем не поэтому. Хоть натворил он всего более, чем достаточно. Я вхожу в объединение людей, которые ещё пытаются что-то сделать, хоть как-то противостоять. Пусть даже и за спиной у его величества короля. Большинство имён не имеют значения, но информацией снабжает нас лично Стефан Келлфар. Всё равно, в случае чего вам никто не поверит, - он прошёл мимо Ваймса и остановился напротив окна. - Королевская разведка не снабжает доказательствами, но данные её неизменно точны. Однако, вы всё ещё не выставили меня отсюда, лейтенант. Вы сомневаетесь, а значит сами догадываетесь, что каждое моё слово – чистая правда. Мы собирали информацию и о вас. По каким-то причинам Стефан считал, что этот разговор не лишён смысла. Что наша беседа имеет шанс на успех. Этот город нуждается в помощи. Весь Альянс. С вами или без вас, но мы завтра попробуем осуществить задуманное. Решайте, Ваймс. Если всё получится, то оправдываться вам уже не будет нужды. Томас не скрывал своих эмоций - он колебался. До глубины души хотелось верить этому чародею, верить что у Альянса есть шансы, и далеко не каждого, включая Ваймса, можно купить обещаниями и горстью серебряников. - Даже, если меня послушает стража...Что делать с легионерами? Мои бойцы привычны ловить воров, да отмороженных ублюдков, и лишь пару отделений ветеранов смогут потягаться с солдатами... Элтон резко повернулся, отрывая взгляд от окна. Впервые с начала разговора, в глубине серых глаз произошли изменения – к холодной решимости прибавилась ещё и надежда. - Маршал Эдмунд слишком высокого мнения о своих ребятах. В любом случае, именно стража в подавляющем большинстве будет обеспечивать безопасность. Солдаты лишь для усиления, но не для замещения основных сил. Вас будет в несколько раз больше, они не ожидают нападения… Думаю, устранить их не составит труда. Но жизненно важно исключить малейшую возможность утечки информации.
Чародей обернулся, глядя на Томаса, удивленным взглядом человека, не верящего своим ушам, нежели добившегося желаемого. Ваймс решился.
- Чёрт возьми, мэтр, вы либо спаситель, либо самый коварный ублюдок на моей памяти, но, вы правы - даже не зная вас, вам я верю больше, чем собственному начальнику...Я согласен, сэр Элтон - вы получите поддержку стражи. Какой-то сигнал, ключевое слово, непредвиденная ситуация, всё что мне нужно знать? - Келлфар был прав, - с некоторым удивлением озвучил он свои мысли. - Позаботьтесь о том, чтобы ваши люди получили соответствующие инструкции. Исключите возможность утечки информации. Подозреваю, что свои шпионы есть и у наших врагов. Вы поймёте, когда нужно действовать. Убедитесь, что ваши люди тоже поймут. Элтон задумался. - Будут другие. Парни из тайной службы, люди Келлфара. Заменят часть легионеров. Чёрная ленточка на правом плече. И, конечно же, без собственных солдат было бы нелепо планировать подобное предприятие... Он улыбнулся и коснулся ручки двери: - Вы знаете, что делать, лейтенант. Надеюсь, мы на самом деле договорились. Маг ушёл, осторожно прикрыв за собой дверь.
Маг ушёл, а Ваймс остался. Остались сумбурные мысли и новые обещания. На что он сейчас подписался? Искупление или новая подлость? Первое доброе и справедливое дело за последние несколько безумных месяцев или очередная злая шутка, в которой Ваймс и его ребята окажутся лишь инструментами: полезными, но бездумными. Постоянно озираясь, Томас вернулся в казармы, по дороге купив в три дорога пол унции морка у знакомого мальчишки-бегунка. Последние офицерские подъемные канули в Эрединскую машину по выкачиванию денег из простого люда: безжалостный механизм с хрустом пережевывал тех, кто не сумел справиться с собственными демонами и проблемами. Грязный и с головы до пят, вымазанный чужой кровью, механизм Зла, год за годом делал своё дело, прячась за маской обычной столичной суеты: Ваймс знал основные принципы, стал одним из предохранителей, ограничивая поток наглых деталей, рвущихся наверх этой сложной цепочки, но, как ни крути, бедный ублюдок, гниющий в казематах, был прав - Ваймс был частью этого ублюдочного спектакля, и нервная дрожь, что била лейтенанта, пока он раскуривал долгожданное зелье, была тому прямым свидетельством. Сделав пару глубоких затяжек, Ваймс поспешил взять себя в руки и вернуться к подчинённым: очень многое надо было успеть за остаток этого безумного дня. Справившись с собой, он вернулся на плац и посвятил себя, тренировкам личного состава, бою на короткой дистанции и внезапным атакам, собрав всех свободных стражников, включая ветеранов, чем не мало удивил их. Программа занятий и тренировок, была нарушена, и вместо эшелонированного наступления в построении для копейных армейских атак, они изучали бой накоротке, в неудобных условиях всеобщей свалки и околопьянных потасовок матросни в портовой таверне.
Но день завершился и стражники убыли. Сержанты и ветераны должны были собраться на плацу через два часа после отбоя, по его приказу, а сам Ваймс поспешил уединиться в своем "логове". Наглухо закрытая коморка оставила его в относительном покое, чего не скажешь о вездесущих мыслях, упрямо не желавших тонуть в клубах раскуренной трубки.
"Империя. Империя купила Торнса, Крауца и бог весть кого с потрохами: даже не знаю, где мне будет место после всей этой заварушки, а, Томми? Что там обычно делают с предателями на государственных должностях? Три года строго режима, с пытками и потехами тюремной стражи, а затем четвертование, ага. С другой стороны, Артоданцы вряд ли жалуют цепных псов, кусающих за руки хозяев, причем - поочередно..." Пальцы ерошили короткие волосы, будто вознамерившись проскрести черепную коробку лейтенанта в поисках истины. Непрошеным гостем выступили слёзы. "Ты запутался Томас. Ты в конец погряз в этой навозной куче, измазался дерьмом по самую макушку, и пытаешься казаться чистеньким, требуя призания этой комедии и лицемерия от окружающих - так не получится, парень, ты же знаешь и видел, КАК это работает...Что бы сказала мама, Томми? Гордилась бы она ублюдком-сыном, ступающего по головам, ради собственной шкуры и продавшего своё государство и клятву, за офицерский чин?" Деревянная плоскость стола без упрёка приняла в себя и без того сбитый кулак лейтенанта. Боль чуть помогла. Ставки сделаны, а вежливый стук в дверь, подсказывал, что его ждут. Его ждут ЕГО люди. Три с лишним десятка глаз смотрели на него сквозь ночь, слегка недоумевая, почему лейтенант собрал их в столь поздний час: - Завтра мы будем охранять казнь. Казнить будут ту, кто предала Короля, по крайне мере - так говорят... Помолчав, он поискал на лицах понимания: его было мало, все привычно ждали команды. Здесь были многие из тех, кто молча смотрели на смерть напыщенного лорда Орлена, чьи погоны и меч, сейчас отслуживал сам Ваймс. "Они не продадут" - Она не предавала вас. Не предавала ваши семьи или меня. Но ВЫ слушаетесь меня и только меня: завтра там будет СЛИШКОМ много начальников...Если я достану меч - вы сделаете тоже. Если я упаду лицом в брусчатку - вы последуете за мной: я ни разу не подводил вас, и не предавал... И если сумбурная полночная речь была воспринята неоднозначно, то последнее заявление было встречено сдержанным одобрительным гомоном. Они не продадут, а он не продаст их.
Довольный собой, Ваймс отправился спать: завтра предстоял тяжелый день.
|
ЭКСТРАПАК НОВОСТЕЙ ЗА НЕДЕЛЮ!
Здравствуй, ДМ! На связи — журналист на полставки, Неджим Рекки, с простым желанием нескромно увеличить свои доходы путем такого же нескромного увеличения количества своих публикаций в любимой всеми газете. Как написано в моем трудовом договоре, каждая напечатанная строчка повышает мое благосостояние на целых восемь центов, так что не будем терять времени!
Зима переходит в заключительную стадию. В феврале мороз трескучий Щиплет за уши и нос. И сугробов снежных кучи Дядька нам февраль принёс. (А. Вятский)
Не знаю, как у вас, дорогие дмчане, но у меня за окном в Москве — настоящая оттепель, и никаких сугробов пока не наблюдается. О том, каким коварный февраль предстал перед вами, я могу лишь догадываться в зависимости от вашего текущего местоположения, будь то Россия, Украина, Америка или даже Центральная Африка. Собственно, последний месяц зимы может представлять для нас интерес, потому что он знаменует... скорое пришествие статистики за январь! Напоминаю, что в статистике за декабрь в тройке самых лучших игроков по сумме голосов находятся Seth (+40), Akkarin (+36) и Tira (+33), а в тройке самых лучших модулей по все той же сумме голосов — Д - Дискомфорт (+118), Обитель [DoW] (+63) и Fallout: Короткая Весна (+38). Будут ли изменения в топах? Кто выиграет в тотализаторе на этот раз, определив самых лучших игрока и модуль за январь? Спортивные страсти накаляются, плюсы льются рекой, а тролли выжидают подходящий момент, чтобы опубликовать январскую статистику.
Мастер умер, да здравствует Мастер!
Модуль "Честь и Похоть (N.C.18)" остался на попечении аcассистента Bangalore после того, как мастер fairyhead, известный своими декабрьскими метаниями в чате в попытке создать популярный модуль, пропал после нового года. Во всяком случае ассистент превосходно со всем справляется, а похоть и честь превышают все рамки приличия в этом модуле.
Сырные страсти.
А вы знали, что можно подать петицию троллям на становление мастером в отдельно взятом сферическом модуле в вакууме? Это в высшей мере исключительная и редкая практика для особых случаев, а сама процедура выглядит так: вы пишите свои намерения одному из троллей, а мастер того модуля, на управление которым вы претендуете, подтверждает переход власти от него к вам. В случае, если мастер не отвечает/пропал, собираются подписи со всех игроков данного модуля, что они согласны с такой рокировкой. Разумеется, все проходит достаточно индивидуально, и полезность этой процедуры довольно небольшая, так как можно создать модуль-клон и попросить игроков перейти туда. Но ведь нужно всегда стараться поступать честно! Это и сделал Bangalore в модуле "Честь и Похоть (N.C.18)", где он был ассистентом. В смысле, поступил честно. Как выяснилось, предыдущий мастер fairyhead стал слишком занят ирл после нового года и в результате не мог вести модуль, в котором приняли участие девять игроков, польстившихся на детектив и эротику (самые сложнейшие жанры ролевого отыгрыша по моему мнению), а сам Bangalore не мог раскрывать запутанный сюжет и раздевать персонажей дальше без помощи напарника из-за своей загруженности другими играми. Поэтому после подачи троллям заявления-просьбы о постановке его на мастерский учет в данном модуле он открыто обратился к игрокам с призывом поддержать его стремления, попутно объяснив ситуацию, так как некоторые из игроков возможно хотели играть именно с fairyhead'ом. В итоге все игроки поддержали Bangalore'а, и лишь один CHEEESE покинул затем игру, объясняя это тем, что он хотел подружиться с fairyhead'ом.
На данный момент розы модуля "Честь и Похоть (N.C.18)" успешно цветут для всех, кто заскочит на огонек пофантазировать о том или ином повороте событий, ассистентом мастера Bangalore стал Инквизитор, а количество игроков увеличилось на две штуки.
Букеровская премия от дма: продолжение.
В отделе форума, посвященному конкурсам, был определен список тем, вышедших в полуфинал в результате первичного голосования. Среди них скрываются те самые четыре темы, на которые будущим участникам Пятого Литературного Конкурса предстоит написать свои гениальные рассказы. Вот они (в скобочках — отданные за них голоса): 1) Схватка (+5) 2) Потому, что в кузнице не было гвоздя (+6) 3) [***] небо (+4) 4) Созерцание/наблюдатель. (+4) 5) Преступление (+3) 6) Вещества (+3) 7) Человек и общество (+3) 8) Любовники (+3) Как видите, разницы между шестью темами практически нет. В ваших руках — возможность помочь доопределить темы, рассказы по которым доставят массу удовольствия как жюри, так и простым зевакам, явившимся поглазеть на работы конкурсантов. Свои мнения и предложения можно оставлять в теме: "Конкурсы. Обсуждение общих вопросов." Ну а сам прием работ начнется уже в середине-конце февраля. Гражданин ДМа, слава и почет — почти в твоих руках, не пропусти начало конкурса!
-
Информативно и интересно. И да, наконец-таки о конкурсе)
-
Полезная рубрика, на самом деле. Кто-то давно должен был что-нибудь такое организовать, да и изложено интересно.
-
Неджим молодец)
-
А ты ведь выяснил и написал статью.)) *похлопала* Заказ однако выполнен.
|
В наивности и честности де Боно сомневаться неприходилось: этот porco наверняка выполнит то, что обещал "другу-французишке", если только ему не помешают совсем уж непредвиденные обстоятельства. А два-три десятка не самых худших вояк в рамках тихой Пьяченцы, это та сила, с которой хочешь-нехочешь, а придется считаться. Был еще один интересный вопрос, связанный с Эмилио: а что он сделает, если к нему с подобным предложением явиться еще кто-либо? Спускаясь с лестницы, Стефан анализировал свой разговор, и убеждался, что поступил правильно. Вот если бы еще как-нибудь пресечь попытки других общаться с этим доверчивым idioto.... Бросив презрительный взгляд на нахального плебея-Чени, Сальваторе уже собирался покинуть особняк, как sergente бросил ему вслед: - Слышь, французик, не ты один интересуешься моим господином! Пока ты вкладывал ему в уши свое вранье, сюда еще и Челесте Эстакадо приезжала! Я, конечно, дал этой бабе от ворот поворот, и сказал, что ты сейчас в доме брешешь, но знай - не ты один такой умный! И лучше бы ты проваливал подобру-поздорову, а то у меня руки чешутся вогнать тебе арбалетный болт меж лопаток! ...Умный отличается от дурака в том числе и тем, что знает, когда лучше смолчать. Стефан был умным, а Чени, хоть и небыл дураком, особым интеллектом не отличался, и, сам того не желая, выдал чиновнику важные новости. Было ли тому виной раздражение усатого на Сальваторе, или на своего хозяина, или что-то иное, но факт оставался фактом: несдержанный вояка поработал на пользу столь нелюбимому им человеку. Смысла вступать в перепалку или пытаться узнать по-подробнее небыло: все итак было ясно. Капитан городской стражи послал свою сестрицу поболтать с де Боно, а визит Стефана и вспыльчивость Гастоне помешали ей в этом.
По здравому размышлению, глава городского магистрата решил, что тайность в его делах небудет лишней, а кто может сделать незаметно очень многое? Правильно - те, кто пребывает на теневой стороне жизни. Стефан был уверен, что в Пьяченце, как и в любом другом приличном городе, criminale создали свою гильдию. Вот только где их найти? Увы, но ранее чиновнику услуги воров, бандитов и разбойников не требовались, и теперь он незнал, как выйти на них. Наверняка какая-нибудь таверна в городе является неофициальной штаб-квартирой этих cazzo, но какая? Ряд таверн принадлежал семейству Джованни; другие - разным местным купчикам; а "Золотая Роза", самая богатая и роскошная во всем городе, кому-то из римлян. Кроме того, она служила убежищем Доменико Колонна, а этого юношу, при всех его многочисленных пороках, в сношениях с городскими бандитами заподозрить сложно - он птица не того полета. Скорее бы Стефан поверил, что эмиссар герцога Моро пришлет бандитов и убийц из Вечного города, но пользоваться услугами местных zoticone? Сомнительно. В итоге Стефан пришел к выводу, что если он будет мелькать по всем кабакам собственной персоной, то его оппоненты могут что-то заподозрить. Нельзя недооценивать врага, и нельзя раскрывать перед ним свои планы: пускай они действуют в открытую, пускай они демонстрируют всему городу свои стремления - Стефан Сальваторе останется в тени, и выступит только тогда, когда сочтет нужным. Наиболее разумным казался вариант послать самых хватких и бойких слуг и солдат пособирать информацию по тратториям - может, кто и проговориться. Но был еще один, несколько опасный, хотя и более быстрый вариант: богатый господин в приречной части города наверняка станет приманкой для местных rapinatore, и тогда можно устроить рыбалку на живца. Оказавшиеся в затруднительной ситуации бандиты наверняка не откажутся поработать на Стефана. Ну или свести его с собственным старшим, а то, чем черт не шутит, и с главой местной Gilda dei ladri. Вобщем, над этими вариантами стоило подумать и выбрать наилучший.
Вопрос Андре не застал клирика в расплох: отец Феликс явно представлял, какая сила стоит за каждым из домов. Помассировав саднящие виски, усталый епископ, к счастью для Андре незаметивший своей оговорки, ответил: - Сын мой, на все наши вопросы мы можем найти ответ в Библии. Ибо сказано нам: Господь – свет мой и спасение моё: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут. Если ополчится против меня полк, не убоится сердце моё; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться. А ежели кто ослушается указа Церкви... Вспомни "Послание Римлянам", сын мой: Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. И тогда сердце народа Пьяченцы преисполнится гневом Божьим, и обратятся они с оружием в руках на тех, кто сознательно отверг волю Церкви. Но не из греховной мести мы это сделаем. Ведь писал апостол Матфей: А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую. Мы совершим это лишь во исполнение воли Его. Те, кто покусится с мечом на дом Сальваторе, почувствуют на себе гнев Божий, от вас же не потребуется людно и оружно противостоять ослушникам - достаточное число честных жителей Пьяченцы будут рады стать орудием возмездия Его как в искоренении зла, так и в защите праведных.
Путь Эстеллы к родному дому оказался столь же долог и утомителен, как и путь в монастырь. Но вот сначала перед взором девушки выросли стены Пьяченцы, а после того, как она миновала городские ворота, спустя некоторое время и стены родного особняка.
|
|
Крауц, спускаясь все глубже в подземелья, призванные служить таким мрачным целям, невольно погружался в мрачные думы. Станет ли лучше, когда его план осуществится? Действительно ли получится избежать массового кровопролития? Почему на улице такая скверная погода? Все больше задумываясь над этим, Михаэль все меньше обращал внимания на окружающую действительность. Скорее машинально, нежели осмысленно, кивнул тюремщику на одном из уровней, так же машинально удержался на ногах, когда случайно неудачно наступил на одну из весьма неустойчивых ступеней, которых было много на этих уровнях. Очевидно, их не посещали уже много лет, если не столетий. И никому, естественно, не было дела до этого места. Руны, начертанные для сдерживания применяемых магических сил, практически потеряли свою былую мощь. Стены сыпались. Казалось, что вот-вот вся эта громада рухнет прямо на голову чародею, но нет. Михаэль прошел дальше. Общая атмосфера угнетала. Крауц, казалось, слышал крики магов и людей, объявленных еретиками. А от мысли о том, что он и сам мог оказаться здесь, волшебник настойчиво пытался избавиться вообще. Пройдя в камеру чародейки, маг несколько раз убедился, что тюремщик удалился, а шпионов Келлфара поблизости нет (в этом он положился на простейшее заклинание тепловидения). Подойдя ближе и делая вид, что упорно не замечает полный ненависти взгляд леди Тинтур, маг совершил настолько изысканный поклон, на какой вообще был способен: - Ну здравствуйте, миледи.
Не было уже ненависти в затравленном взгляде. Адамант крайне пагубно воздействует на здоровье заточённых в него чародеев. Совершенно безобидный для обычных людей чёрный металл сводит с ума могущественных заклинателей, отравляя каждое мгновение их заключения. Лишь за несколько коротких часов тёмные мешки уже залегли под глазами девушки, посерело неотразимое прежде лицо, а вызов изумрудного взгляда погас. Настоящая пытка. Она не обращала уже внимания на многочисленных крыс. В первые минуты пыталась отгонять, но потом стало попросту всё равно. Слишком сложно было даже шевелиться под уничтожающим воздействием адаманта. Но физическая боль была далеко не главной проблемой. Куда хуже то, что обруч на шее заставлял ежесекундно биться в безумной агонии разум. Наносил непоправимый вред тому, что всегда являлось главным оружием выпускников Гильдии. Тусклый свет, разорвавший мрак камеры, казался чем-то нереальным. Явлением из другого, давно забытого мира. Голос Михаэля, прорезавший тишину, которая, казалось длилась уже целую вечность. При виде изысканного поклона не хватило сил даже приподнять уголки губ в холодной усмешке. - Мэтр Михаэль, - хрипло прошептала она в ответ. Не подчинялись практически голосовые связки.
- Леди Эния... С глубочайшим сожалением в голосе произнес Михаэль, подходя к заключенной. Его крайне забавляла эта игра. Как будто лев гоняет по клетке мышь. Дохлую мышь. По адамантовой клетке. - Зря, зря вы это затеяли. Как вы могли так чудовищно поступить? Уголками губ Крауц на мгновение ухмыльнулся, подойдя вплотную. Рука королевского чародея скользнула по скулам леди Тинтур. - Как? Еще раз переспросил маг, слегка наклонившись, чтобы оказаться на одном уровне, лицом к лицу с Энией. Он обхватил несколькими пальцами подбородок своей недавней соперницы, поднося ее губы ближе к своим и зашептал: - Вы были очаровательны в этот момент, миледи. Я даже подумывал сдаться, чтобы сейчас оказаться на вашем месте. Уверен, никакие муки адаманта не сравнились бы с вашим горячим дыханием и коварной, торжествующей улыбкой... Волшебник едко усмехнулся и поцеловал Энию. После чего, оторвавшись от ее губ, вновь вытянулся и кашлянул: - Однако все, что бы я ни делал, это делается во благо Альянса. А Ваш коварный замысел потерпел окончательный крах. А с проигравшего всегда что-то взымается, так ведь? Еще одна ухмылка. - Настало время платить, миледи. Расслабьтесь.
В схватке за власть всегда может быть лишь один победитель. Кто-то достаточно искусен в плетении паутины интриг, подобно опытному шахматисту на несколько шагов вперёд просчитывает ходы противника, опережая того на каждом этапе и в итоге одерживая феерическую победу, а кто-то… Напротив, проигрывает схватку за схваткой. Внезапно осознаёт, что все его гениальные манёвры уже заблокированы и предвосхищены – кто-то оказывается в подземелье, в цепях. Чтобы затем и вовсе сложить голову на плахе. Эния не отвечает – лишь смотрит на Михаэля затуманенным взглядом. Ничего не предпринимает, когда пальцы Крауца дотрагиваются до её подбородка, лишь вздрагивает, когда губы чародея касаются кожи лица. Лишь когда Михаэль отстранился, в зелёных глазах вспыхнул знакомый изумрудный огонь. - Не смей меня трогать, грязный ублюдок, - с ненавистью в голосе прошептала она. – Я бы никогда не оказалась на твоём месте… А знаешь почему? Потому что прикончила бы тебя ещё там, в тронном зале. Маг подошел к девушке и положил руку ей на лоб. Закрыв глаза, он сконцентрировался. Разум Крауца, полностью направленный на покорение разума Тинтур, занял ключевые позиции. Граница между знаниями и воспоминаниями двух волшебников практически стерлась... с той лишь разницей, что Крауц мог это контролировать, а миледи - навряд ли. Михаэль уже проделывал это. В деревне, с умирающей девушкой. Однако ей едва ли что-то грозило, ведь рассудок практически покинул ее. А вот леди... Крауц мог видеть, слышать, ощущать воспоминания леди Тинтур. Однако нельзя предсказать, чем это может обернуться для чародейки. Волшебника интересовало все, что могло быть как-то связано с королем или людьми, близкими к нему. Диалоги, письма, мысли. Или Артоданом, если вдруг такое найдется. Нещадно перематывая ненужные эпизоды, Крауц принялся наслаждаться зрелищем...
Существует несколько способов проникновения в чужой рассудок. Слияние разумов по обоюдному согласию, скрытное вторжение или… При обстоятельствах, когда объект может прибегнуть к сопротивлению, можно попробовать грубый взлом. Михаэля мало интересовала морально-этическая сторона вопроса – без тени сомнений он бесцеремонно вторгся в разум Энии, жестко и безжалостно сломав те смехотворные барьеры, что попробовала воздвигнуть на его пути практически лишённая сил чародейка. Она вздрогнула, застонала, но Крауца вовсе не интересовал непоправимый ущерб, который он каждым своим грубым движением наносил её разуму. Маг безжалостно выдирал из потока памяти интересующие его воспоминания, нисколько не заботясь о количестве разрушений, которые он сеял вокруг. Эния давно уже не сопротивлялась, но особой щепетильностью Михаэль всё равно не отличался. Ничего интересного… Детские годы, обучение в гильдии, бытовые воспоминания. Крауц продолжал копать, хоть из носа девушка и текла уже кровь. Большое место в память захватил Аксидий Нуар – хмурый мужчина. Телохранитель, которого Михаэль пару раз видел, но никогда не заострял внимания на этой непримечательной личности. На несколько секунд сознание Крауца затопили жаркие эмоции эротической сцены – похоже, Эния использовала преданного стража не только по прямому его назначению. Вечер накануне турнира… Приватная беседа с Гектором в его кабинете. Полыхают зеленью глаза чародейки, накладывающей на брата сложное заклинание. Это многое объясняло. В частности, то, почему лорд Тинтур привстал, сам напарываясь на копьё оппонента. И ничего больше. Король, Артодан… Ничего, что могло бы оказаться на самом деле полезным.
Маг, оторвавшись от разума леди Тинтур, обреченно вздохнул. Ничего интересного, все зря. Ну чтож, видимо, она действительно оказалось не при чем. Бывает. - Какая жалость, миледи, - пожав плечами, произнес Крауц. - Ну чтож. Отдохните в свою последнюю ночь. В дальнейшем мы, к сожалению, будем лишены возможности созерцать вашу красоту. Проведя ладонью перед глазами Энии, маг прошептал несложную формулу. Простейшее, стандартное усыпляющее заклинание, которое, как правило, не используется ввиду того, что из-за его чрезвычайно простого строения этому заклятью очень просто сопротивляться. Но не в случае волшебницы, истощенной адамантовыми цепями и совершенно бесцеремонным ментальным вторжением. Дождавшись, пока леди Тинтур заснет, Михаэль приступил к следующей части плана. Волшебник начал начитывать формулу, вырисовывая в воздухе символы, которые, когда фигура оказалась закончена, вспыхнули перед глазами миледи и сразу же потухли. Крауц усмехнулся. Еще одно базовое, но от того не менее действенное заклинание. Своего рода маяк, при помощи которого, сконцентрировавшись, всегда можно узнать приблизительное направление к цели. Однако негоже ведь полноценному волшебнику пользоваться стандартными заклинаниями, при помощи которых студенты стараются не потерять свои конспекты? Михаэль, еще давно, модифицировал этот небольшой трюк так, чтобы узнавать о любом перемещении цели. Когда тот, на ком находится метка, изменяет свое положение в пространстве, в голове звучит негромкий, но довольно надоедливый писк. Но это куда лучше, чем сбежавшая пленница, верно? Удовлетворенно кивнув, маг, в очередной раз поклонившись леди Тинтур, покинул камеру, направляясь в свои покои.
|
|
Опершись на могучую руку, де Боно задумчиво и несколько печально смотрел куда-то в стену, являя собой, как сказали бы древние римляне, аллегорию задумчивого Марса. Впрочем, этот Марс для основателей Вечного Города, как и для Стефана Сальваторе, был излишне бородат, вонюч и вульгарен. На слова собеседника Эмилио покочал сидевшей на красной бычьей шее головой и промолчал: толи в красках представлял бой с Эстакадо, толи в кое-то веке решил подумать. Чиновник молчал, давая собеседнику переварить полученную информацию и выразить свое мнение о ней. Высморкавшись и вытерев пальцы о бороду, воин наконец нарушил тишину, глухим голосом высказавшись: - Да, этот bastardo хороший враг. Мог бы быть еще лучше, если бы поменьше думал. Если хочешь услышать мое мнение, все беды Bella Italia от мозгляков. Сам посуди: все траханные Папы и большинство герцогов умеют думать, но только получат по морде, как сразу поднимают лапки и сдаются, боясь, что им сделают еще больнее. А почему? Потому что слабаки! Только наш Моро единственный нормальный среди них. Он, конечно, тоже мозгами пораскинуть может, но он всеже, в первую очередь, воин. А чем я хуже? С Пьяченцей-то уж справлюсь... Так вот, дружок, ты там уладь все с суетливыми церковниками, которые орут о том, что честным католикам, дескать, непрестало пускать юшку другим честным католикам. Обьясни святошам, что, если ими не будет править сильная рука, то придут французы или сарацины какие-нибудь, и возьмут город на копье. А я уж завтра постучусь в ворота дома Эстакадо, этого capitane трусливых засранцев, имеющих наглость называть себя стражей, и выбью из него и его людей всю пыль, да так, что весь город закашляется. А пока попрощаемся: мне еще домашними делами заниматься надо, да и доченька внимания требует, кровиночка моя ненаглядная. Так что бывай, французишка, и завтра приходи к дому Эстакадо - обещаю незабываемое зрелище!
Епископ, видимо, был доволен словами и реакцией юноши, и, еще раз благословив его, попросил удалиться, пока он будет писать обращение к горожанам. Уже знакомый Андре послушник вывел его из покоев отца Феликса и оставил в небольшой, явно гостевой, келье. Мебилировка была скудной: стол да стул. В углу комнаты висело немного потускневшее от времени распятие, а на столе были Библия, кувшин с питьевой водой, да несколько горящих свеч. Предложить юноше поесть никто и не подумал. Пока Андре обдумывал свою беседу с прелатом, он вдруг подметил некоторую странность: использованный Феликсом эпитет для обозначения Троицы прозвучал как-то... странно? Но юноша, увы, теологом небыл, и понять, что же тут не так, немог. Может, стоит соообщить об услышанном отцу? Вдруг это чем-то поможет? Спустя пол-часа все тот же мальчик проводил его обратно к епископу.Легким движением руки священник указал наследнику Сальваторе на лежащее на столе письмо и предложил от имени отца подписать его, присоединившись росчерком пера к официальному заявлению Церкви в Пьяченце: "Дети мои, благословенные жители Пьяченцы! Святая мать наша католическая церковь вместе с вами скорбит о нашей утрате и смиренно молится за душу покойного графа Агостино Росси. Но не забывает церковь и о прихожанах своих: четыре благородных дома подвергнуты искушению властью. Мы верим, что на смену графу Росси придет достойнейший из них. Но, дабы диаволовы козни не заставили кого-либо пролить христианскую кровь, мы на седмицу запрещаем в Пьяченце все дуэли, а такожде любые поединки оружные. И власть мирская в сием начинании всяко поддерживает власть духовную. И да будет любой нарушитель подвергнут гневу Господа и добрых людей. Отец Феликс, епископ. Стефано Сальваторе, глава магистрата."
Монахов обители святого Льва можно было называть по-разному: грешниками; пьяницами; прелюбодеями; мерзавцами, способными угрожать женщине... Но одного у них было не отнять - мелкие грешки и потворство плоти не мешали им блюсти заповеди святого. Из женщин в монастыре появлялись только редкие шлюхи, и то они после выполнения своей работы незамедлительно выставлялись вон: аббат считал, что пусть лучше братия спустит гормоны в родных стенах, чем будет грешить по округе. А пьянство... Сегодня был особый день, и Эстелле просто неповезло. Старый кондотьер отец Марко, узнав от сына свежие новости, приказал выставить несколько бочек вина для братства. Он понимал, что претенденты, ищущие поддержки церкви, не обойдут своим вниманием и стены его обители, что сулит щедрые подношения от властолюбивых мирян. Чем не повод для маленького уютного празднества? Вот и привратники вместе со всеми и "причастились". И, хотя их и пошатывало, мертвецки пьяны они небыли, да и стрелять в девушку бы не стали. А угрозы... Что угрозы? Просто повод поскорей спровадить увидевшую их не в лучшем виде надоеду. Как Эстелла не уговаривала монахов, они оказались неприступны в своем упорстве. И пришлось дочери Стефана несолоно хлебавши повернуть коня от монастырских ворот и отправиться обратно домой, к любящему отцу.
|
Мужчина коротко кивнул: - Запомни, ты дважды дал свое согласие, - без тени улыбки все тем же первоначально мягким, мелодичным голосом напомнил незнакомец. - После третьего отступать будет поздно. И некуда. Но об этом позже, - он нетерпеливо мотнул головой. - Агнесс, дочь моя, проводи мистера Чейза, - тут старик позволил себе наглую усмешку, - к..донорам. Незачем медлить. Инструменты уже на месте. Он смеялся над тобой, открыто, с вызовом. Он знал твое имя. А может не только имя, но и всего тебя? И не скрывал этого. Хотя сам и не думал представляться. Дерзость? Или он хотел показать, что ты здесь не случайно? Что они, кем бы не являлись, искали именно тебя? Льстит? Пугает? И его обращение у девушке: "..дочь моя..". Конечно же, ты обратил на это внимание. Из и правда связывает кровное родство? Внешне совсем не похожи. Но мало ли... Да и так ли это важно?.. И, более не обращая на Элтона никакого внимания, незнакомец стал собирать горящие свечи в охапку и по одной тушить их тусклое пламя. Агнесс подняла с пола брошенные шляпу и маску и вернула их на место. Повернула голову к Чейзу, мотнула головой, предлагая следовать за собой, и первой направилась к лестнице, ведущей из подвала.
Казалось, там, в подвале странный разговор занял от силы пятнадцать минут. Но перемены снаружи произошли разительные: начинавшийся моросящий дождь набрал силу и теперь лил с почерневшего неба, точно кто-то выжимал тучи, туман застилал дорогу так, что ног не было видно, утро стало глубокой ночью. А девушка уверенно вела за собой, то и дело оборачиваясь в сторону Чейза. Ждала, пока тот нагонит, и снова - переулки, дворы, проезды. Квартал злачных лачужек оставался за спиной. По обеим сторонам дороги стали попадаться жилища торговцев, ремесленников... Агнесс не обращала внимание на то, что совершенно промокла. Ею двигало нетерпение, азарт. И это читалось в резких махах руками, то и дело ускоряющемся шаге. Ей с трудом удавалось вновь сбавить ход, когда она вдруг замечала отстающего Элтона. И вот, наконец, остановка. Перед Чейзом - двухэтажный особняк. Фасад показался знакомым, возможно он тут бывал. В своей прошлой жизни. Зашли внутрь. Ощущение дежа вю усилилось. На второй этаж Агнесс буквально взлетела и исчезла за одной из дверей. Заглянув туда, Чейзу открылось, почему ему знаком этот дом. Ведь когда-то он принадлежал ему... Ему и его семье... Жене и дочери, которые сейчас лежали вместе на одной широкой кровати... Тела явно обнажены и накрыты простыней. Странно, но они не изменились. Совсем. А должны были! Черррт подери! Должны были! Ни следов разложения, ни даже намека на то, что смерть приходила к ним давно! Даже следы болезни потускнели, хотя все еще были видны. Так не должно быть! Но так было... На прикроватной тумбе - открытый ящик с инструментами. В ногах покойниц - медицинский халат. У кровати - Агнесс в нетерпеливом ожидании. - Это они... - тихо, но восторженно объявила девушка то, что Чейз уже наверняка понял. Жутко, но Агнесс смотрела на них с нескрываемой любовью и нежностью. - Если, конечно, ты согласишься... - прозвучал знакомый голос за спиной. Незнакомец.
|
О нечисти, не имеющей право на существование и люд простой гнетущей
Здравствуй, неофит. Присаживайся. Расскажи мне, что ты знаешь о Нечистом? А о детях и порождениях его?.. Я так и думал. Что ж. Я поведаю тебе о том, кем полнится наш мир; помимо творений божьих, конечно. Слушай внимательно, неофит, я не стану повторять дважды.
Никто не знает, какими были первые твари и когда именно они пришли в наш мир. Были ли они здесь с самого его сотворения или возникли стихийно во время смут? Наш Орден - столь же древний, как и сами эти существа. Таковы законы мира Отца нашего - для каждого зла существует своё орудие, что во имя Его будет нести добро и свет. И орудием против воплощений ада являемся мы. Но - я отклонился от темы, прости старика.
Итак, я начну с самого малого. Бывает, услышишь в деревне рассказы о том, что бродит по земле мертвец, не поверишь - а оно окажется правдой. Возможно, увидишь даже когда такого, да не признаешь. Происки ведьм или иных бесов - за ради забавы или иных целей они воскрешают умерших, и бродят по земле останки (не всегда успевшие усохнуть в матушке-земле, впрочем), проклятые и бездушные. Мертвецов не всегда легко вернуть обратно в землю: бывает, колдовская связь так сильна, что оживший труп упокоится лишь только со смертью своего воскресителя. Но - таковы случаи редки, сын мой. Большей частью, мертвецы умирают навсегда благодаря очищающему огню. Есть так же упыри, что когда-то восстали из могил благодаря той же бесовской магии. Да только отличаются они от обычных мертвецов тем, что боятся солнечного света да жажда убийства в них гораздо сильнее. Такими становятся, в большинстве своём, бывшие колдуны да ведьмы, и избавиться от них посложнее будет. Осиновый кол в сердце обездвижит их. После чего - отрубить отродью голову да оставить на сожжение под солнцем. Чуть посильнее их вурдалаки будут, что принимают человеческий облик и не похожи на мертвецов. Они хитрее, чем их собратья, но способ их устранения - тот же. Гораздо страшнее такие твари как оборотни. Они похожи на людей и могут даже спокойно жить в их скоплении. По ночам же они оборачиваются страшным зверьём и распространяют свою волчью заразу на тех, кого не успели сожрать. Их морит лютый голод, они быстры и сильны. Одолеть такого зверя трудно - но боится его плоть серебра, а потому верный способ убить его - прострелить серебряной пулей в сердце.
О существовании ведьм и колдунов, ты, верно, слышал! Это люди, соблазнённые дьяволом и принявшие его сторону супротив Господа нашего. Он даёт им силу и возможность творить всякие бесчинства, потому ведьмы заслуженно считаются одним из самых страшных бедствий. Их много, и зачастую они устраивают шабаши. Вычислить их несложно, если знать как - ведь частенько они прикидываются самыми обычными людьми, но знай: ослепляющая красота может быть одной из её черт, дабы сбить тебя с пути праведного. Но у ведьм, у которых не остаётся сил на подобное колдовство, зачастую можно заметить всякие дьявольские метки - бородавки, скрюченные отросшие ногти, особенно большие родинки. Они творят свою магию под покровом ночи, когда мирный люд спит. Это могут быть мешочки с дьявольскими травами, заговоры, восковые куколки - словом, вся та чертовщина, которой праведные люди не занимаются. В отличии от другой нечисти, ведьмы напрямую выполняют волу Нечистого, и миссия их заключается в убиении и устрашении большего числа божьих сынов и дочерей. А потому - падёж скота, чума, голод - всё это происки ведьм. Найти её непросто, но вот лишить проклятой жизни можно легко. Хоть серебром, хоть сталью - оружие убивает её как и любого человека. Но запомни, сын мой! Она может воскреснуть. Потому лучший способ: через сожжение, повешенье или утопление. И тогда, когда душа её уходит из тела в ад, нужно прочесть над ней псалмы. Иначе вернётся она к тебе мертвецом.
Теперь поговорим о дьявольских детях непосредственно. Бесы - существа относительно безвредные. Маленькие и надоедливые, но в большом количестве могут доставлять проблемы. По большей части - это прислужники ведьм, что выполняют за них грязную работу. Или порождения особо тёмных мест, где они впоследствии и обитают. Святая вода и псалмы нужные могут быть для них смертельны. Но подошёл я к самой мрачной части своего повествования. К демонам. Их разновидностей много. Все они разные, и многие обладают своими уникальными способностями. Самые слабые приходят в наш мир в своём обличии, подобно бесам. Серебро и Слово Божие против них - лучшее средство. Но есть и такие, что не могут пробиться в наш мир в своей истинной ипостаси - слишком огромны, наш мир их не воспринимает. Их сила поражает! Они способны на всё то же, что и ведьмы, но влияют на умы людей в гораздо большей степени. Им не нужны ни восковые куклы, ни травы - им достаточно влиться в твой разум и найти в твоих мыслях зерно сомнений, чтобы вырастить из него гнилой плод. И так как выйти из ада в собственной шкуре они не могут, они вселяются в человеческое тело. И это очень страшно, сын мой. Обнаружить такого демона не всегда можно. Он боится святой воды, но она его не обжигает. Он скрипит зубами на распятье - но оно его не изгоняет. Лишь долгое и утомительное чтение псалмов. Лишь это может изгнать его из человека - но не убить! Есть на свете реликвии, способные на то, чтобы поразить невидимое существо демона, но такие реликвии - легенды...
Надеюсь, ты слушал внимательно, неофит? Ступай. Cum Deo.
|
|
Сила. Могущество. Власть. Их получают те, кто достоин. Те, кто прогрызает себе путь на место под солнцем. Или те, кто настолько удачлив, что рождён под счастливой звездой. В руках их – то, к чему стремятся многие, чего жаждут. Эти люди… правители, их приближённые, богачи. Деньги способны на многое, деньги способны купить чужую жизнь. Но, верно, природа предусмотрела иной путь получения власти – самый естественный, первородный. Магия. Она струилась в жилах, густая и лёгкая, смешиваясь с кровью, впитываясь в тело. Неосязаемая и невидимая никем, кроме неё самой. Эви… Могла ли ты вообразить, что когда-нибудь будешь обладать подобной силой? Мир перед тобой приобрёл совершенно иные краски, тебе подвластно многое. Всё… Это и дар, и проклятье. Что делать с такой мощью? Как её использовать?.. Никак. Эви никак её не использовала. Она боялась. Внутри неё притаился страх, внутри неё жила другая Эви – маленькая, боязливая, она сжалась в комок и наблюдала за этой пульсирующей субстанцией, что медленно, но верно овладевала её собственным телом. Плескалась, переливалась, извивалась змеёй вокруг неё. Задушит……Эви брела по грязным улицам неизвестного города, и с каждой минутой образ Джека испарялся из головы, вытесненный другими мыслями; о том, где она оказалась и что делать теперь. Девушка шла, перешагивая через дурно пахнущие трупы, зажимая нос и стараясь не вдыхать этот сладковато-удушливый запах разложения. Не получалось. Через какое-то время она к нему даже привыкла. Город. Умирающий. Серый. Мёртвый, как и брошенные прямо на его улицах трупы. По обе стороны от неё раскинулись невысокие дома, выстроившиеся плотным рядом вдоль мостовой. Их окружали заборы и ограждения, за которыми, как думала Эви, когда-то резвились дети, а на верёвках сохло чистое, свежее бельё. Когда-то… Эви удалось остановить прохожего и спросить о собственном местоположении. Но, кажется, отвечать он не горел желанием – буркнул только название города и ушёл, оставив девушку. Но даже после того, как тот скрылся из виду, она продолжала стоять на месте, в смятении и изумлении. Эредин?.. Неужели это Эредин? Тот самый, который они посещали с Харпером несколько месяцев назад?.. Девушка по-новому взглянула на город, на дома, на его улицы. На её лице читалось изумление. Она не узнала его под гнётом ворвавшейся в него чумы. Странно. И страшно. Осознавать то, что некогда цветущий Эредин пал от рук неизлечимой болезни, о которой ещё недавно никто и не знал… - Дамы и господа! Мы украдём лишь минуту вашего драгоценного времени!.. Одна из площадей Эредина кипела и бурлила, словно бурный поток. Звуки шагов звонко отдавались эхом от каменной мостовой, и бесконечные разговоры и чужие крики оживляли эту часть города. Торговцы и простые горожане, все были вовлечены в одно действо, что прервалось звонким призывом молодой златовласой девушки. Её яркий наряд привлекал взгляд, как и её искусное обращение с обручем. Разноцветное кольцо крутилось вокруг её рук, ног, талии, шеи, игриво и легко вертясь с места на место, танцуя и взлетая вверх. Но это представление было лишь разогревом публики: главным действующим лицом был маг, что всё это время стоял чуть поодаль. И, как только перед парочкой иллюзионистов было собрано достаточное количество зрителей, он выступил вперёд, и началось Оно. Волшебство, ради которого стоило остановиться, забыв о делах…
Эви, раскрасневшаяся, сбивчиво дыша, отошла в сторону, к их небольшому фургону, который она купила, чтобы таскать собственный реквизит. Джек, конечно, был против, но когда понял, что на собственной карете передвигаться проще, перестал поднимать эту тему. С улыбкой она наблюдала за лицами людей, что, раскрыв рты, следили за порождением фантазии мага. Так забавно было каждый раз видеть одно и то же выражение – удивления и радости. Во всех городах и поселениях люди разные, но объединяло их всегда одно – общий восторг. Тут она обратила внимание на мальчишку, что стоял поблизости от неё и, скрестив руки, с ухмылкой наблюдал за иллюзионистом. В другой раз, может быть, Эви и не обратила бы на него внимание, но её заинтересовало, с каким выражением лица он наблюдал представление. - Я вижу на вашим лице скепсис и неверие, юноша, - обратилась, подойдя к нему, девушка. – Отчего же? Мальчик, казалось, только сейчас обратил на неё внимание. Хмыкнул. - Да потому, что всё это ерунда. Вы развлекаете людей ради какой-то минуты славы. Но ведь всё это – овации, восхищение – оно длится лишь первые мгновения. А потом люди вновь возвращаются к своим проблемам. К чему вам это? Эви нахмурилась, не ожидая подобных соображений от ребёнка. - Ну… Дарить людям радость – это наша профессия. Я думаю, вы не правы, полагая, что наши выступления не имеют никакого эффекта. У зрителей, например, повышается настроение… - И только? - И потом люди вспоминают о чуде, что они когда-то видели. Когда-нибудь, когда им очень тоскливо… - Чуде? – мальчик едва ли не прыснул со смеху. – Обычная магия. - О! Обычная? – Эви даже разозлилась за Джека. – Это сложно – управлять мельчайшими частицами… - Да знаю я. И всё равно – ерунда всё это.
Стало грустно. Вот он, тот самый момент, когда можно было вспомнить о магическом «чуде», стоя посреди сплошного хаоса, поля сражения жизни и смерти… Маленький, умный скептик. Конечно, эти чудеса не принесут ничего, кроме минутного восторга. И сейчас, вспоминая, как Эви выступала посреди площади этого города, вспоминая все завораживающие иллюзии, она не могла бы с уверенностью сказать, что ей становилось легче. Наоборот, прошлое как-то давило. Осознанием того, что утекло. Осознанием того, насколько всё плохо сейчас… Мальчик. Что с ним стало? Валяется ли его тело, подобно всем умершим от чумы, где-то на холодных и грязных улицах Эредина? Или он жив и поступил умно, сбежав отсюда вместе с семьёй?.. Магия по-прежнему жгла изнутри, норовя выплеснуться наружу. Эви это беспокоило – она сдерживала в себе эти растущие силы, не давая им выхода. И главное, не понимая, что с ними делать. Будь в её силах перемещаться так же легко, как это сделал Джек… Она было бы уже далеко отсюда. Но отчего-то рисковать Эви не хотела. Не хотела обращаться к магии. Наконец, она сошла с места и пошла, уже более уверенно. Грязь на её платье засохла, юбка затвердела, и больше всего на свете Эви хотела всё это смыть. Она направлялась куда-то в противоположную сторону города, пытаясь вспомнить, где находится таверна и ища любые другие таблички над дверьми домов. Её надежда может быть напрасной, но… вдруг? Вдруг какое-то заведение ещё работает и её примут?.. Денег у неё с собой не было, но, может, она отплатит им какой-нибудь мелкой бытовой работой… Ей нужно помыться. Ей нужно отстирать грязь. И хотя бы какую-то крышу над головой на ночь. А потом… потом она постарается уехать отсюда. Вместе с каким-нибудь очередным беглецом.
|
Ева поморщилась от боли, поднявшись на ноги и машинально перенеся вес на больную ногу. Оперлась на руку Нэша. Он продолжал говорить и убеждать её в том, что идти обратно бессмысленно. Даже плохо соображая от боли и переохлаждения, она всё равно понимала, что он прав. Конечно, она не дойдёт. Но... его слова о приближающейся помощи не выходили из головы. Может, он сказал это только для того, чтобы приободрить её?.. Сделав пару неуверенных шагов, она вспомнила о телефоне, и, поковыляв, заставила агента остановиться. Телефон стал неотъемлемой частью современного человека, и, даже нерабочий и бесполезный, он вселял надежду на то, что связь с остальным миром ещё возможна. Аппарат нашёлся не сразу, и не с первой попытки у неё получилось достать его из сугроба. Но вот телефон оказался в руке, и Еве стало как-то спокойнее. Всё это время Эдвард называл её на "ты". Детектив начинала приходить в себя и понимать, что ей такая неформальность совершенно не нравится. Хоть они и находятся здесь вдвоём во внерабочее время, это вовсе не значит, что нужно переходить границы. Но Ева лишь молча следовала за ним, морщась и стискивая зубы от боли.
Кое-как, но они всё же добрались до дома. Нэш усадил её на скамейку и взошёл по лестнице вверх. Огнестрельное оружие наготове, предельная сосредоточенность во взгляде. Ева и сама напряглась, думая о том, кто в данный момент должен был находиться в доме... - Никого. Бонен выдохнула, словно с плеч свалился тяжкий груз. И в тот же миг пришло осознание того, что вовсе не это она желала услышать... Она надеялась, что Адам Вэст будет здесь. Надеялась, что они смогут спасти девушку. И что же, получается, она приехала сюда напрасно?.. И всё это - зря? И несчастная жертва умрёт в полночь - они не успеют, с её-то ногой...
Агент вернулся за ней и помог подняться по ступеням. Ева оказалась в небольшом, квадратном помещении, являющимся основным и, наверное, единственным в этом доме. Здесь стояла кое-какая мебель, маленький холодильник, и в камине догорали последние угли. Девушка присела на диван, оглядывая комнату. Нэш подошёл к стене с фотографиями. - По всей видимости, он здесь всё же был, - сказала девушка, кивнув на камин. После чего она перевела взгляд на Нэша. Всмотрелась в его лицо и в фотографии, что он разглядывал. - Прошу, снимите мне одну. Я хочу посмотреть на него. - "И сравнить". - И... моя нога, - напомнила Ева. - Надеюсь, здесь есть аптечка. Меньше всего на свете Ева хотела застрять на Рождество в каком-то богом забытом месте вдвоём с человеком, к которому она даже не знала как относиться - со страхом или с доверием. Меньше всего она хотела тратить время зря... И не хотелось думать о том, что всё это мог быть сплошной обман, и она оказалась в самом центре тщательно сплетённой паутины...
|
|
Уильям слушал оружейника, и его лицо становилось всё мрачнее и мрачнее с каждым сказанным словом. С каждым взглядом, с каждым шагом внутрь этой величественной крепости, неприступной для вражеских войск, но покорно склонившей голову перед неостановимой болезнью… в душе Мунлайта собирался гнев. Тщательно скрываемый, но всё так же становившийся сильнее день ото дня, он накапливался – будто горючими, вязкими каплями, в прозрачную воду лилось тёмное масло. Лунный Лорд думал, что доставил Ирвен в безопасное место. Но разве можно назвать таковым замок, объятый чумой? Более того, разве он мог оставить здесь любовь всей своей жизни, когда девушка и без того была чудовищно измотана дорогой и тяжёлыми условиями их путешествия? А если она заразится? Что он будет делать тогда? Хотя никто из их отряда ещё не погиб от чумы, Уильям не знал такого человека, который мог бы поручиться за сохранность жизни в подобных условиях. Спрыгнув на землю одним лёгким движением, лорд взял лошадь под уздцы и молчаливо посмотрел на оружейника. Светлые глаза Мунлайта не выражали абсолютно ничего – одну лишь холодную, отстранённую решимость. - Мне жаль, - только и смог произнести он.
Лунный Лорд помнил, как когда ему было шесть, он – слабый мальчик, измученный постоянными болезнями и недостатком физических сил, осмелился спросить у своего отца: «Почему Единый дал мне столь слабое здоровье? Почему мой слуга, мой ровесник, с рождения обладает несравненным крепким физическим телом и превосходным аппетитом, а я прилагаю столько сил просто для того, чтобы казаться здоровым?» По детской наивности, Уильям был убеждён, что он, несомненно, в чём-то провинился, но никак не мог найти недостатков ни в своём усердии к тренировкам, ни в послушании родителю или учёбе под бдительным оком наставников. Некому было объяснить причины недомогания мальчика - в то время Эддард Мунлайт был куда больше увлечён другими своими важными, неотложными делами, проводя почти всё свободное время в кампании старшего сына. Излишне говорить, что Уил ему ужасно завидовал: как же, красивый, обходительный, сильный и благородный наследник рода Мунлайтов! В конце концов, именно ему достанется форт Бейли, именно он будет участвовать в турнирах, гнаться за улыбками девушек и присутствовать при дворе короля. Счастливчик Артур! Кипя от злости, Уил вкладывал все свои силы в погоню за старшим братом, но в отличие от Артура, будущему Лунному Лорду ничего не давалось легко… А ещё тяжелее было бороться со своим слабым телом, не приемлющим ни холодных температур, ни даже сильных нагрузок. Когда же он ворвался в общий зал и тихо, но настойчиво бросил этот вопрос лорду Мунлайту прямо в лицо, тот был ошарашен. Естественно, все вокруг сразу сильно переполошились: тогда Уильям едва ли был в центре внимания местных сплетен, а такое поведение тут же возбудило интерес лизоблюдов вместе с заезжими аристократами, которые присутствовали на приёме у Эддарда Мунлайта именно в тот самый злосчастный день. Мальчишка никогда не был глуп и прекрасно понимал, насколько провокационный вопрос он осмелился задать перед всеми этими людьми… Но Уильям желал получить ответ. И он его получил, запомнив на всю оставшуюся жизнь.
- Посмотри на небо, Уильям, - сказал Эддард Мунлайт. – Ты видишь Солнце? Уил бросил взгляд в окно, игнорируя настойчивое внимание притихшей публики и жадные взгляды, которые он ощущал на себе подобно присосавшимся к коже пиявкам. - Я вижу, отец. - Вчера я приказал казнить трёх воров на замковой площади. Видел ли ты, чтобы Солнце изменило свой ход? Мальчик помнил тот день. Помнил он и то отвращение, и тот страх, которые впервые испытал, увидев своими глазами смерть людей – показательно-жестокую, лишенную даже крупицы необходимости. И хотя в его горле тут же пересохло от дурных чувств, Уил привык не показывать своей слабости, продолжая с вызовом смотреть родителю прямо в глаза. - Нет, оно вело себя так же, как обычно. - Хорошо, - кивнул Эддард. – А когда пожар уничтожил посевы в деревне, и десятки людей погибли от голода, замерло ли Солнце, наблюдая за их страданиями? - Нет, отец. - Выходит, что нет разницы между муками хороших и плохих людей, - хмыкнул лорд Мунлайт. – Может быть, небесное светило замерло бы перед королем, очутись он в беде… Ты так считаешь? Сжав кулаки, Уильям покраснел от злости, но смог лишь выдавить из себя: - Нет, отец. Солнце не делает отличий между людьми. - Так отчего же ты думаешь, что Единому есть до тебя дело? – черты лица лорда-отца явственно заострились, взгляд потяжелел. Эддард подался вперёд. – Каким бы слабым не было тело, в твоих жилах течёт кровь Мунлайтов. Моя кровь. Если же ты тоже считаешься себя Мунлайтом, то тебе никогда не бывать заложником судьбы. Только творцом. Не больше и не меньше!
В тот день Уил ушёл со званного приёма ещё более потерянным и одиноким, чем прежде. Но вместе с тем, он ясно и отчётливо понял, что не может надеяться ни на кого, кроме самого себя. В конце концов, усилия мальчика принесли свои плоды – здоровье выправилось, тело окрепло, а люди начали видеть в нём кого-то большего, чем просто лишь ребёнка своего отца. Теперь же от него зависели другие люди, за судьбы которых Мунлайт взял на себя ответственность. И он не собирался никуда отступать. «Что бы ни случилось, я ни за что не позволю Ирвен погибнуть». Пусть единственное безопасное место перестало быть таковым, плевать. Он – Лунный Лорд, и он найдёт выход из любого положения, каким бы сложным оно не казалось. *** Едва услышав тихий голос Ирвен, Мунлайт в мгновение ока оказался возле кареты, тут же забыв обо всём на свете кроме неё - девушки, ради которой он готов был пожертвовать собственной жизнью. «Ты хочешь идти сама? Ты же так сильно ослабла, глупая!» - Нет. Тебе нужно отдыхать, любовь моя, - непреклонно произнёс Лунный Лорд, решительно наклонившись к девушке и взяв её к себе на руки. – Я сам отнесу тебя... куда захочешь.
|
Клонившееся к закату лето,… чем ближе карета становилась к северным границам Аэдвера, тем сильнее ощущалась рука могучего Севера, что каждый год брал свою положенную жатву. Где отмёрзшими частями тел крестьян, которые из-за высоких налогов не могли позволить себе ночь в тепле, а где и вовсе жизнями. Хотя, рабочий мужик, лишившийся руки или ноги и так записывался в смертники и мог ловить на себе лишь жалостливые взгляды окружающих. Девка, она могла ещё как-то выжить, пристроиться, за скотиной пытаться ходить, да мужа ублажать, но все прекрасно понимали, что калеки никому не нужны. Одного такого помнила Ирвен. Ей было четыре, когда на улице стоял невероятно сильный мороз. Так уж случилось, что отец уехал толи на охоту за зверем, толи защищать окрестности от ретивых соседей, но не о том речь. В одну морозную ночь, когда даже самый скупой человек не жалеет лишнюю головёшку подкинуть в печь и была та история, что впала девчушке в память…
Юная леди заметила собачку на улице и, накинув сверху меховую шубку, вышла за пределы дома. Дверь захлопнулась, а из-за вьюги никто не слышал криков будующей Северной леди. Странно, но поначалу Ирвен вовсе не ощущала холода, видимо заботливая мать нашептала что-то перед смертью, чтобы защитить своё нерадивое дитя, зная, что та будет на удивление шустрой и своевольной. В девочке почти не осталось эльфийской крови, даже уши были обычные, что во многом облегчило ей дальнейшую жизнь, но не тогда, не в ту ночь. Ирвен не знала имя этого человека, она лишь помнила как он, так же как и она попытался достучаться до служанок, но те не открыли. Сейчас, вспоминая этот случай Ирвен понимала, что её хотели убить, но тогда… ребёнок свято поверил, что их просто не слышат из-за рвущего душу ветра и холода. Ледяные снежинки касались нежной кожи и таяли, скатываясь по личику словно слёзы. Это и были слёзы, но тогда, Ирвен ещё не знала, что это такое. Мужичок, чьё имя она так и не узнала, уволок её в конюшню, зарылся вместе с ней в сено и обнял, пытаясь согреть. Там было относительно тепло, пахло высушенной травой, которая противно кололась, но помогала согреваться.
- Молчи, тебя не пустят в дом, потому просто молчи, - повторял он снова и снова, а после всё стихло, буря стихла, да и он - стих. «Уснул» - разумно предположила Ирвен, кутаясь в шкурку и придвигаясь плотнее к тёплой преграде, скрывавшей её от ветра. Выгнанный из дома крестьянин, без роду и племени, он знал, что обречён и всё же умудрился укрыть собой девочку, согреть последними остатками своего тепла, спасти от ветра и обморожения. А она, она тогда ничего ещё не понимала. И лишь утром, когда от ночного ненастья остались лишь наметённые сугробы, будущая леди проснулась от ржания коней. Вернулся её отец. О, да, благородный лорд не стал разбираться кто прав, а кто виноват, по чьей прихоти или недосмотру его единственное дитя от любимой женщины оказалось на морозе. Роберт просто повесил на своих воротах всех нянек, и учителей, что были приставлены следить за ребёнком. Он знал, что лжи будет много, как много было и слёз у близких, наблюдавших всю зиму за раскачивающимися телами родных им людей. Но никто не посмел возразить что-то против, все знали, что сделали бы точно так же, будь они на месте грозного северного герцога. Человека же, что согрел ребенка, похоронили с почестями лорда, да только что толку в том, как ты будешь погребён, ведь жизни нет, ничего нет.
Маленькая слезинка скатилась по щеке девушки и упала на пол кареты. Сейчас было лето, а не зима, да и вообще Ирвен не понимала, почему ей вдруг вспомнилось это. Ответ пришёл сам, и он был ещё печальнее и отвратительнее чем предательство слуг. Чума – жестокая, отвратительная болезнь, что благословением Единого не коснулась отряда беглецов, не замучила и не затерзала их по дороге. Хотя Ирвен и слегла с простудой, от которой Елена почему-то сначала бросилась прочь. По-видимому, решив, что леди заразилась именно чумой, но жизнь крестьянке оказалась дороже и та, набрав каких-то трав, пичкала ими девушку снова и снова, пока организм Северной леди не смог побороть недуг.
Тишина окрестностей давила на Ирвен. Привыкшая, нет, выросшая в вечно гудящем дворце, она уже и забыла что это такое шум ветра, качающего степные нивы, заставляющего дрожать древесные листочки… Всё это было одновременно и новым и старым. Конечно, пять лет назад леди эйр Ла’Круа уже проезжала этим маршрутом. Тогда она с Его Величеством ехала за Уильямом в форт Бейли, сейчас же гордая крепость оказалась позади двухдневного перехода. Всё, что помнила северная принцесса, изменилось, стало другим, незнакомым. Это расстраивало и пугало и всё же,… где-то внутри было тепло,… она вернулась домой.
Вести о потерях, об ужасах, что натерпелись её люди, всё это отягощало девушку, но вместе с тем, заставляло поновому взглянуть на перспективы и на своё возможное будущее. Что подумала Северная леди, какие мысли терзали её в тот момент, когда она услышала, что её отец присмерти. Последний родной человек – неизвестно. Наверное, она никогда не расскажет об этом никому, даже тому, кому будет верна всю оставшуюся жизнь. С неким усилием, девушка открыла дверцу кареты и тихонечко позвала:
- Уил, помоги мне, пожалуйста, - голос девушки был достаточно уверенным и всё же и она и Лунный лорд знали, что у Ирвен не хватит ил самостоятельно передвигаться на большие расстояния. Болезнь отняла у девушки слишком много сил и заставила её и без того точёную фигурку ещё под исхудать. Так что она вполне бы могла поспорить с голодающими крестьянками Аэдвера, кому в действительности живётся сытнее и ей бы поверили.
-
Это был просто поразительный флешбек. Бедная Ирвен столько натерпелась в своей жизни, а теперь ещё и замок весь выкошен чумой. Очень... очень хочется, чтобы у неё всё было хорошо.
-
Присоединяюсь к предыдущему оратору. Действительно великолепный пост.
|
Синьор Сальваторе никогда не отступался от своих планов, тем паче, от тех, коии могут послужить к вящей славе его семьи. И он всегда был готов взять самое тяжкое дело на себя, ибо кому, как не главе семьи, пристало преотдолевать трудности. Так и в этот раз: раздав детям указания, сам Стефан лично отправился с визитом к Эмилио де Боно. Но прежде, чем мы продолжим нашу историю, остановимся на персоне пятого по влиятельности дворянина в славной Пьяченце. В наше цивилизованное и просвещенное время этот мужчина казался ожившим анахронизмом их эпохи Рожера Гвискара. Большой, заросший клочковатой бородой, шумный и самоуверенный, он был бы своим в ту жестокую эпоху, когда добрый меч в твердой руке уже был гарантией удачи и власти. Нынче же, в наши культурные дни, этот воин, не удосужившийся даже научиться читать и писать, казался чужаком. Но зато от него можно было не ждать интриг, хитростей, подлостец, отравленных чаш: если он с чем-то был не согласен - то заявлял об этом в лицо, если хотел ударить - в это же лицо бил. Но законы гостеприимства были для де Боно святы: на гостя, кем бы он ни был, Эмилио ни за что бы не поднял руку. В славной Пьяченце он гордо носил неофициальный титул второго клинка города, уступая в этом лишь Бернардо Фаррадечи. Впрочем, самого пожилого вояку то, что он всего лишь второй, не заботило - по его мнению, его воинский опыт был важнее изощренной фехтовальной школы Фаррадечи. ...Особняк де Боно выглядел несколько запущенно: обветшалые серые камни, дырявая крыша, давно забытый и запущенный сад... Но в этом запустенье царило несказанное оживление: суетились два десятка солдат, надрывно орал торговец, пытаясь уговорить купить у него товар по-дороже, кто-то укреплял досками полуобвалившуюся стену... Такое ощущение, что Эмилио толи готовился к грядущему штурму, толи вообще к большой войне. Поначалу на Стефана никто не обращал внимание, позволив синьору Сальваторе вдосталь оценить находившиеся во дворе особняка войска. Всего ему удалось насчитать девятнадцать солдат в куртках из плотной свиной кожи и стальных барбютах, причем не меньше десятка из них носили с собой арбалеты. Прочие же имели в своем распоряжении добрые алебарды местной ковки. Наконец, один из приближенных де Боно, известный главе магистрата как Гастоне Чени - высокий жилистый длиннорукий мужчина с пышными усами, обратил внимание на постороннего и удивленно воззрился на на гостя, явно признав того. Сальваторе практически слышал, как заскрипели мозги вояки, пытаясь понять, как бы ему поступить с ним. Наконец, на лице Чени появилась мерзенькая улыбка, и солдат расхлябанной походкой, в развалочку, заправив пальцы за пояс, подошел к Стефану и сплюнул рядом с его сапогом: - О, са-ам си-иньор Сальва-аторе пожаловал! Че надо? Пришел сдаваться на милость старшого? Выслушав ответ дворянина, солдат понял, что решать подобное - уж явно вне его и без того не широкой компетенции. Но удержаться от того, чтобы еще раз не продемонстрировать свое мнение о Стефане, криво усмехнулся и показательно почесался в районе паха: - Ладно, чиновничек магистратский, пошли к тому, кто всяко лучше тебя. Ходь за мной. Стефана провели на второй этаж дома де Боно. В зале, где оказался Сальваторе, все прямо-таки кричало о сущности владельца: массивный дубовый стол, закопченный до черноты камин, шкуры на полу, оружие на стенах... И вот здесь хозяин особняка уже смотрелся вполне органично, и вся его массивная фигура произволила впечатление безжалостной мощи, напоминая Стефану о некогда разрушивших Рим вандалах. Цвет некогда яркого колета де Боно был почти неразличим из-за слоя грязи на нем, борода воинственно топорщилась, здоровенный двуручный меч в ножнах ожидал своего часа. При виде Стефана здоровяк развел руки, в одной из которых был зажат немалых размеров окорок, а в другой - полная вина чаша из потемневшего от времени серебра: - Сальваторе, французишка! С чем пожаловал, граф недоделанный! Хлебни-ка вина, ты, небось, такого и не пробовал!, - несколько широких шагов и, не выпуская из рук пищу, Эмилио сжал мужчину в медвежьих обьятиях, - Давай-давай, садись за стол, жрать уже принесли! Кто знает, - он гулко расхохотался, - не будет ли это твоей последней трапезой. Выпустив Сальваторе из крепких, похожих на захват объятий, де Боно грузно протопал к столу. - Садись. Здесь ты в безопасности, клянусь мощами святого Петра.
...Небольшое же путешестивие Андре обошлось без каких бы то ни было особых происшествий: пока еще по Пьяченце можно было ходить спокойно, не опасаясь ножа в спину или стрелы из-за угла. Вот и конечная цель его пути: величественная церковь святого Амвросия Медиоланского. Поговаривают, что сам епископ из всех раннехристианских Отцов Церкви чтит превыше всего именно этого святого, и искренно следует по пути его деяний. К моменту появления Андре в церкви шла молитва, и сегодня на ней прихожан было на удивление много - видимо, сегодняшние тревожные вести заставили многих вспомнить о вере. Войдя под своды дома Божия, наследник Стефана вместе со всеми преклонил голову, слушая с детства знакомые слова молитвы. С нетерпением дождавшись последнего Amen, молодой человек попросил ближайшего послушника ответи его к отцу Феликсу. Юноша даже не стал спрашивать, зачем молодому дворянину потребовался епископ, а только смиренно кивнул и тихо попросил следовать за ним. ...А отец Феликс в своем кабинете терзался муками творчества. Действия герцога Сфорца, буквально-таки стравившего между собой дворян Пьяченцы, была не по нутру набожному священнику. Он был уверен, что несегодня-завтра означенные четыре дома, аки львы рыкающие, вцепятся друг другу в глотку и, поправ божьи заветы, начнут творить беззаконие. И епископ твердо намеревался им в этом помешать. Послание, столь удачно начатое со строк "Обращения к Фессалоникийцам", застопорилось на втором же абзаце, и теперь отец Феликс сосредоточенно грыз перо, пытаясь решить, о чем писать дальше. Может, следует хоть на неделю запретить в городе все дуэли? В знак траура о покойном, конечно же. Размышления церковника прервал визит Андрео Сальваторе. Отложив перо, епископ осенил вошедшего крестным знамением и мягко поинтересовался: - Мир тебе, сын мой. Что привело тебя не просто под сень храма, а в сию скромную келью? Тут, конечно, отец Феликс несколько погрешил против истины - келья явно не была скромна, не говоря уже о немалой библиотеке а ней. Хотя, конечно, по сравнению с убранством "келий" многих кардиналов кабинет епископа действительно являл собой образчик скромности и утилитарности.
...Когда Этелла вместе со служанкой (ибо не пристало знатной даме ходить одной!) достигла казарм городской стражи и поинтересовалась у стоящего на проходной караульного местонахождением лейтенанта Джустиниани, ответ от седоусого ветерана на воротах ее изрядно огорчил: как оказалось, почти сразу после речи гонца Паоло приказал седлать коня и покинул казармы в неизвестном направлении. Только одно усач мог сказать точно - лейтенант сейчас не с патрулем, и только Бог ведает, где сейчас черти носят молодого офицера. И закончился бы ее визит ничем, если бы молодая девушка своей красотой и искренней печалью не вызвала у усталой и давно зачерствевшей души пожилого стража порядка нечто, весьма похожее на отцовские чувства. Прежде, чем девушки ушли, ветеран, сняв шлем и расправив усы, обратился к ним, доверительно наклонившись поближе и снизив голос почти до шепота: - Доченька, если ты так хочешь увидеть своего лейтенента, то я тебе скажу вот что. Он наверняка поехал в монастырь - рассказать обо всем своему отцу. И останется он там, скорее всего, до завтрашнего утра - ему не впервой. И еще, милая моя девушка, прости старика, но я скажу: поостереглась бы ты с ним! Наш лейтенант, конечно, мужик видный, но еще тот женолюб. Ой да поиграет он с тобой да бросит, честно! Пока стражник делился с ней этой информацией, Эстелла прикинула: если она сейчас верхом выедет к монастырю и не будет там задерживаться, то к вечеру может успеть вернуться домой.
|
Все стадии обычной пытки проходили как...обычно. Сначала, если человек не сломался сразу, все взывают к чести, долгу и прочей чепухе. Затем, пытаются унизить, выйти на раскаяние, увидеть в глазах палача сострадание и самобичевание. Потом их забирает Боль. Дааа, Хозяйка вечера спускается в зал лично, чтобы попривествовать дорого гостя, обнимает его за плечи, страстно целует в губы и начинает кружить в танце, дикой пляске... До тех пор, пока страдалец не станет говорить то, что захочет услышить палач.
Но триста золотых...В глазах Ваймса на секунду мелькнул страх - он сделал пару шагов в сторону, чтобы видеть всю комнату целиком: и вход, и окно, и неумеху-ассасина...и Сэма. Паранойя, подогретая нехваткой морка в организме, захлёстывала Тома, обжигая сознание и чуть приутпляя разум. Десять лет назад, случись Томасу оказаться вовлеченным в преследование преступников, он бы помогал за идею: преступник должен сидеть в тюрьме или быть вздёрнут на висилеце, и никак иначе! Пять лет назад, Ваймс, ещё не познавший настоящее положение дел в Эредине, а лишь унюхав огромную навозную кучу, мастерски сокрытую за фасадом благополучной столичной жизни, конвоируя пойманных воров, светился от удовлетворения. Три года назад, Том Ваймс, считал, что всякая мразь заслуживает жить в страхе, но не всякая мразь одинаково полезна - кому-то вместо страха вполне сгодится и плаха. Год назад, сержант Том Ваймс, наверняка разбил бы наёмнику лицо и бросил его в барраки стражников, рассказав, что тот сделал и наслаждался бы эффектной и эфективной массовой пыткой.
А лейтенант Ваймс, здесь и сейчас, самолично пачкает руки, доказывая ублюдку, что он не прав. Не прав в том, что родился, что вырос и стал таким идиотом. Не прав в том, что решил разобраться в том, о чём даже не ведал. Не прав в том, что продался Империи. Болезненная мысль кольнула Ваймса: "А сам то ты кто? Может парень не сильно ошибается, называя тебе зарвавшимся ублюдком и головорезом у власти? Не ты ли обещал - чего уж юродивого строить - предать Короля, по первому щелчку пальцами?"
- Свяжи его, Сэм...ну или меня, если хочешь прибавку к жалованью, - криво ухмыльнувшись пошутил лейтенант-головорез.
"Император. Кто-то узнал о моих бесхитростных вопросах? Или просто чистят структуры, не взирая на лица, а Торнс ещё не успел внести его в "список полезнных делу"?...Чёрт, сколько вопросов, чёрт чёрт чёрт..."
Небрежно придавив носком ботинка рану в плече парня, Ваймс продолжил задавать вопросы - но на эти, хотя бы, существовали ответы, которые можно было получить прямо сейчас: - Кто твои поддельники? Кто координирует вас? База, штаб-квартира? Откуда взялась идея нацепить это и куда вы должны были доставить...мою голову?
Ваймс ожидал ответов, разглядывая лицо несчастного, пытаясь вспомнить этого парня и пытаяясь вспомнить, хоть одного должника, лояльного настолько, чтобы не убить его на пороге.
|
Это солнечное летнее утро первого июля 1497 года жители тихой Пьяченцы запомнят надолго. Старый граф умер, но жизнь горожан продолжалась своим чередом: ранние торговцы раскладывали товары, пекари будили помощников, чтобы приготовить просыпающемуся городу свежий хлеб, ночной патруль стражи передал дела утреннему и спешил по домам, а те, позевывая, приступали к обходу... Два тряпошных цербера из городской стражи скучали у городских ворот, успешно проигрывая битву со сном, когда их дрему разогнал топот копыт. Всадник в такое время не может быть случайным путником: это Паоло и Клаудио твердо усвоили. Отлипнув от стен, полусонные стражи города встали в воротах, готовясь встретить незнакомца или предупредить город об опасности. Но гусями, спасшими Рим, двум небритым молодцам не суждено было стать. В облаке пыли показались два всадника: молодой человек в дорожном плаще и его спутник - воин со штандартом герцога Миланского - не иначе как Моро решил облагодетельствовать оставшихся без непосредственного правителя подданых какой-то вестью. Споро отворив ворота и впустив гонца, стражники разбудили сменщиков и умчали радовать пробуждающийся город вестью: Приехал посланец герцога Сфорца! Добрые жители Пьяченцы, наученные современной историей, отреагировали на весть мгновенно, и вскоре на центральной площади собралась большая толпа, ждущая вестей. Удовлетворившись количеством сбежавшегося народа, посланец удовлетворенно кивнул и, прокашлявшись, зачитал письмо: "Наш всенародно любимый господин и повелитель герцог Миланский Лодовико Мария Сфорца скорбит вместе с вами о смерти своего верного вассала - графа Росси, и, в искренней заботе о народе Пьяченцы, дабы он не остался без отца и правителя, повелевает: в течение месяца благородные семьи Джованни, Сальваторе, Фаррадечи и Эстакадо будут неустанно трудиться на благо родной Пьяченцы, и по прошествии месяца тот, кто сумеет лучше всех проявить себя, получит из рук нашего господина графскую цепь и титул владыки славной Пьяченцы. И да поможет Вам Бог. Лодовико, герцог."
И, пока простые горожане пытались понять, что грядет за этой вестью, а купцы подсчитывали грядущие барыши и разорения, власть придержащие думали совсем по-другому. Их тяжелые слова камнем падали на уши окружающих и, превращаясь в былинку под порывами ураганного ветра, мчались от одного человека к другому, искажаясь и перевираясь, изменяясь и коверкаясь, чтобы, в итоге, тяжелым золотым осесть в казне слухов тех, кому герцог Моро выразил свое благоволение. Наибольшей достоверности заслуживали следующие сплетни: ...Говорят, что, услышав гонца, Эмилио де Боно ажно покраснел и, швырнув свой берет наземь, в гневе растоптал его, ругая на чем свет стоит выскочек, посмевших занять место, которое должно было принадлежать ему. А потом он умчался в свой дом, как ошпаренный! ...А еще поговаривают людишки, что синьора Пикколомини шепнула своей служанке, что ей срочно надо искать мужа из будущих графов! ...Зятек мой, чтоб он сгорел в аду, бездельник, слыхал, что Колонна громко так заявил: дескать, без него тут никто графом не станет, а сам он, мерзавец, вообще подумывает о том, чтобы забрать Пьяченцу себе. ...Хосподин мой! Нинни-кузнец, услыхавши хонца энтого, лапищи-то свои поразмял и грит, значицца: от таперича мона рясу публике делать! Чеб енто значало, а, хосподин? Эвон как завярнул: рясу, значица, публике делать! Нешто всех в монастырю ряшыл поназагонять? ...Почти половина городского совета заперлась в доме Альберти и там что-то решают! ...Отец Феликс всех нас благословил и пообещал, что церковь останется в стороне, но не забудет тех, кто ее поддерживал.
По крайней мере, этим слухам вы могли доверять: они пришли к вам из разных источников. Теперь их надо было использовать с умом - будущему графу, коим, несомненно, станете имено вы, пригодиться каждая крупица информации. И теперь Пьяченца, словно по инерции жившая, как обычно, начала замирать, словно природа в преддверии неизбежной бури. Шторм интриг, ураган клинков, цунами заговоров и девятый вал смертей: все это грозило обрушиться на доселе мирный город. Кто станет правителем Пьяченцы? Как много переживет этот месяц? Что станет с городом? Все это зависит только от вас. Итак: - ДОСТОПОЧТЕННЫЕ СИНЬОРЫ И СИНЬОРИНЫ, НАША ПЬЕСА НАЧИНАЕТСЯ! СИЛЬНЫЕ ДУХОМ ЗАМРУТ В ОЦЕПЕНЕНИИ, А СЛАБЫХ И БЕРЕМЕННЫХ МЫ ПОПРОСИМ УДАЛИТЬСЯ - ЭТО ЭПОХА РЕНЕССАНСА! ВАС ЖДУТ СЛЕЗЫ И КРОВЬ, ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ, ВЕРНОСТЬ И ПРЕДАТЕЛЬСТВО! И ВСЕ ЭТО - В НАШЕЙ МАЛЕНЬКОЙ ЛЮБИМОЙ ПЬЯЧЕНЦЕ! ...Но горожанам было не до слов Валерии, известной городской сумашедшей...
-
Отличное начало, нравится атмосфера. Пора пробуждать свой стратегический гений)
-
Конечно, упаси нас бог жить в интересные времена, но задним числом почему не полюбоваться?)) Красивый старт, браво)
-
Интригующее начало ^^ Мне уже очень нравится)
-
Отличное вступление. )
|
Бэнг-бэнг. Слезы текли по мохнатым щекам, смешиваясь с дождем. Белоснежка, светясь от счастья, закружила Кролика в танце, отчего тот внутренне сжался. Точно такой же танец минуту назад закончился для Доброй Феи свинцом в живот. Кролик даже ощутил тяжелый металлический привкус во рту, тупую фантомную боль в животе, тяжесть от резко расслабившихся мышц... Но Белоснежка продолжала излучать счастье, и искорка, призрачный огонек надежды коснулся своим лучом измученного мозга Кролика, вместе с холодным поцелуем веселящейся Белоснежки, отпечатавшимся где-то на макушке, между ушей. - Теперь Седьмой Гном может быть свободен. Что может быть прекраснее, чем слышать это? Нахуй все, нахуй всех, найти хряка с медведем, и валить отсюда, в Нору, запереть дверь и исчезнуть для внешнего мира на неделю. Не меньше. Но... Бэнг-бэнг. Фантомная боль в животе отступает перед реальной — чуть ниже. Липкое тепло хлещет по ногам, белый туман вокруг застилает взгляд, радостные слова Белоснежки тонут в заложившем уши звоне, и даже вид распоротой напополам глотки Белоснежки, звук ее захлебывающихся последних вздохов и вкус ее крови, залившей все лицо, не могут перекрыть одной простой мысли. Эта сука нажала на кнопку. Фраза "боль была адской" избита донельзя, и к ситуации не подходила совершенно, потому что к боли, словно раскаленный гвоздь воткнувшейся в мозг Кролика, следом забили еще ящик таких же гвоздей — осознанием факта, что его яиц больше нет. Возможно и части хера. Кролик упал в лужу, уткнувшись мордой зажимая руками промежность, и завыл. Бэнг-бэнг, блядь. Белый кокаиновый снег вокруг оседал, прибиваемый каплями дождя, и Кролик судорожно и старательно пытался втянуть его носом как можно больше. Все-таки обезболивающее. Над телом Белоснежки из-за пелены дождя появилась приземистая плотно сбитая фигура. Глядя на него слезящимися глазами, ощущая волны боли, растекающиеся из промежности по всему телу, Кролик вдруг дохуя чего понял. — Су-у-ука... Сжав коленки, Кролик перевернулся на спину, подставляя лицо дождю. Лицо его вдруг растянулось в жуткой гримасе, кровь Белоснежки стекала с лица под струями дождя и слезами, ручьем лившимся из покрасневших выпученных глаз, в которых плясало безумие, а сквозь стоны боли проступили истерические нотки смеха. — Вот же су-ука.. Ха... Охуенно! Охуенно, блядь, провернул! Ха-ха! Утопил промзону, блядь! А-ха-ха... как же больно, ебаный в рот... В говне и крови утопил! Мастер... Блядь... Художник... Окровавленная рука отлепилась от страшной раны, из которой тут же хлынула очередная волна крови, и пошарила за пазухой, вытаскивая под дождь портсигар. Сейчас Кролик, когда сошел первичный шок — а точнее, был вытеснен одной до боли знакомой волчьей мордой — понимал, что в принципе, оторванные яйца можно пристроить обратно, рану зашить, и вообще подлечиться и стать обратно крутым Кроликом, если ему кто-нибудь окажет первую помощь в ближайшие минут десять. И положит мошонку, валяющуюся тут в грязи, на лед. Вот только фигура Биг Би своим видом и ножом в руке перечеркивала все надежды. Кролик смотрел на него и понимал, что прожить десять минут ему не светит. — Дай огоньку, волчара... Не будь позорным.
-
#Кролик_живи
-
Azz Kita доминирует везде. =))
-
Так красиво отыграть потерю яиц - это надо уметь.
-
Кролик вдруг дохуя чего понял. вообще подлечиться и стать обратно крутым Кроликом :)))) Честно говоря, на прочтение всех веток у меня сил не хватило, но персонаж в любом случае хорош)
|
Этот тотальный кошмар не собирался прекращаться. Мозг отчаянно выл и визжал, панически перебирая все возможные, но сейчас не осуществимые варианты дальнейших действий. Тело не слушалось. Оно было словно ненастоящее. Будто кто-то поместил сознание в неживой манекен и теперь Найна пытается из него выжать хоть что-то. Кажется, она не дышала уже целую вечность. Горели легкие, разбивалось о ребра сердце, обливаясь кровью в безумном ритме. Пульсировал страх. Бился в унисон с отвратительными опухолями, проникшими в реальность из абиссалей древнего ужаса. Страх поглощал, отравляя собой каждую клеточку кожи. Выедал разум и логические доводы, оставляя только панику и безумие. Страх был осязаем. До него можно было прикоснуться, обжигая пальцы о разъедающую плоть кислоту. О бессмертных монстров, что, бесспорно, обладали зачатками паразитирующего разума, стремясь уничтожить и погубить. Проглотить.
Девушка словно загипнотизированная смотрела на развернувшийся перед ней спектакль. Она не чувствовала себя участницей этой кровавой мессы. Не могла осознать себя здесь в алых лучах света, на забытой богами станции. Здесь богов не было. Только едкая боль и миазмы необузданного реликтового зла. Только страх. Страх... Непоколебима была тварь в своем желании поглотить ее. Добраться, протягивая щупальца и заполняя собой. Найна чувствовала себя беспомощной, как никогда. Парализованная ужасом, она могла лишь стоять на коленях, не мигая глядя на то, как приближается к ней чудовище. Жалкие выстрелы бластера не могли помочь. Говорят, перед смертью жизнь проносится перед глазами. У девушки перед глазами стояла только черная биомасса, вытесняющая все, что было до этого и что могло бы быть после. Ее прошлое, ее будущее. Отбирая настоящее. И хотелось лишь одного - проснуться. Хотелось как никогда. Открыть глаза и прорвать криком уютную тишину спокойной комнаты, где ничего не угрожает. Где мир знаком и привычен. Но жизнь такой подарок ей сделать не могла. Зато сделала другой.
Монстр отлетел в сторону, разорванный очередью пулеметных выстрелов проснувшихся охранников. И только после того, как зрительный контакт с черными провалами глазниц лопнул - Найна вспомнила, что ей нужно дышать. Она судорожно и шумно схватила воздух губами, втягивая в кипящие легки. Обмякла, упираясь руками в пол, опуская голову, давя всхлипы. Остекленевшие глаза кровоточили слезами под защитной маской костюма, которая начинала шипеть и пузыриться от разъедающей все кислоты. Словно в замедленной съемке смотрела она на развернувшиеся действия. На ползущую по потолку вторую тварь. На то, как расправляется она с высокопрочными и непробиваемыми дроидами. Как легко проламывает сплавы металла, словно ломая нелепые игрушки. Все казалось бессмысленным. Эти... биомассы неуязвимы. Их нельзя ранить, невозможно уничтожить. Они заползают в голову, навевая морок иллюзий. И ведь кто-то должен все это контролировать. Но кто? Что?
Перед лицом мелькнула тень и Найна в ужасе отшатнулась, вскидывая руки, но вовремя поняла, что это Эрик. Живой, настоящий и без черных отростков, паразитирующих на его теле. И он говорил единственно разумную мысль, которая все последние секунды отчаяния билась и в голове девушки. Бежать. Конечно, им остается только бежать. Пузырящийся пластик маски искажал внешний мир. Девушка боялась ее снимать, не зная, что за инфекция витает в воздухе. Каким образом чужеродные организмы могут дотянуться до ее сознания. Но, с другой стороны, маска не спасла их от галлюцинаций, навеянных этими чудовищами. И лучше уж так, чем бежать вслепую. Избавившись от нее, Найна схватила предложенную руку капитана, крепко сжав и одним рывком поднимаясь на ноги. Путь назад им был отрезан. Значит, осталась только одна дорога - залитые кровавым маревом длинные коридоры проглоченной бездной ужаса станции. Станции, под нелепым, но сейчас таким необходимым названием "Надежда". Она хотела верить. Хотела больше всего на свете. Что эта надежда у них все еще осталась. - Бежим.
|
И все-таки он обернулся. Дойдя до конца пролета между покосившимися, обветшалыми домами беднейшего лондонского квартала, незнакомец в облачении чумного доктора остановился на мгновение, чтобы посмотреть назад. Элтон шел за ним. Не теряя более ни секунды, неизвестный свернул вправо. Очередной узкий переулок, грязный, смрадный, пустынный. Можно ли привыкнуть к такому облику столичного города? А если долгое время прожил среди тех, кому завтрак готовит кухарка, убирается горничная и даже дверь не приходится отпирать самому?.. Дождь все усиливался. И хотя было только раннее утро, небо начинало затягивать темными тучами. Ветра почти не было, и надеяться на то, что он разгонит непогоду, не приходилось. А значит надо готовиться к ливню. Интересно, сможет ли он очистить разум? А душу? И в этот раз незнакомец остановился у конца последнего дома небольшого переулка. Убедившись, что Чейз еще идет за ним, он вновь юркнул куда-вправо. Еще проулок, двор, щель между домами, двор, еще, другой, - незнакомец все вел и вел, не позволяя Чейзу приближаться к себе, но и смотря, чтобы тот не отстал. Когда через несколько минут подобных плутаний стало казаться, что с Элтоном просто играют в кошки-мышки, издеваются, хотят надурить, неизвестный, наконец, остановился у неприметной двери, ведущей в подвал небольшого ничем не выделяющегося дома. Человек в костюме лекаря уверенно последовал по ступеням вниз, махнув рукой в приглашающем следовать за собой жесте. Всю дорогу он молчал. Наверное, пришло время (и место) объясниться с Чейзом. Или там внизу очередной лабиринт, ведущий непонятно куда?! Только один вариант проверить. Внизу царил полумрак. Пока Элтон спускаясь рисковал сорваться от неосторожного шага, незнакомец зажигал свечи. Квадратная небольшая комната. Кроме стен и полок на них (с подсвечниками) ничего в помещении не было. Незнакомец обернулся на звук шагов и заговорил: - Прошу прощения, что пришлось держать Вас в неведении, - лекарь готовился к разоблачению, снимая шляпу и плащ. - Но у меня не было уверенности, что Вы последуете за мной, когда узнаете, кто я... - на пол полетела маска с длинным клювом. А перед Чейзом, поправляя длинные, спутанные каштановые волосы стояла незнакомка. Женщина. Молодая. Привлекательная: стройная, опрятная, с чистой кожей и белыми зубами, миндалевидными янтарными глазами. Вот это новость! Женщина-лекарь? Вздор! Украла где-то костюм и теперь играет в доктора! Или нет? Но откуда у нее образование?! Теперь понятно, почему она молчала. - Думаю, я могу Вам помочь, - заявила незнакомка. - если скажете, что Вы ищите в этом месте?? Я дам Вам искомое. Ну, - тут девушка замялась, опустив на мгновение глаза, - не совсем я... Точнее, совсем не я, а тот, кому я помогаю и кто нуждается также в Вашей помощи. Но об этом после. Сперва ответьте Вы. И она выжидающе посмотрела на Чейза. С надеждой? Любопытством? Можно ли ей верить? И раз она задает подобный вопрос, значит не знает, кем ты являешься. А ты уже возомнил себя важной фигурой, которую разыскивают по всему Лондону?..
|
|
|
Говорят, что хуже всего - бессилие. Когда не можешь ничего сделать, не можешь повлиять на ситуацию и взять ее в свои руки. Когда собственных действий недостаточно для того, чтобы что-либо изменить. Когда вынужден быть зрителем, но не участником. Раньше Найна об этом не задумывалась и, возможно, согласилась бы с этим утверждением. Сейчас она сказала бы, что это полная чушь. Хуже всего, когда ситуация в твоих руках, но ты не знаешь, что можешь сделать. Какой из вариантов будет правильным. Какие действия приведут к нужному результату. Спасут. А какие - уничтожат.
Реальность дробилась на осколки. Съезжала неустойчиво в сторону и дрожала, словно растаявшее желе. Вихри белого и красного света смешались. Кровь и чистота слились. Первые вспышки "озарений" она не могла себя контролировать. Стояла в оцепенении с первобытным ужасом по левую руку и абиссальным страхом по правую. Паника захлестнула разум. Горячая, обжигающая нервные узлы. Ледяная, замораживающая любые мысли и логические доводы. Девушка боялась моргнуть и глаза поспешно начали слезиться, в тщетной попытке смыть соленой жидкостью поражающие своей фантасмагорией и жестокостью образы. Этого не могло быть. Нет. Это бред. Галлюцинации. Что-то влияет на их мозг, вгрызаясь в него с алчным голодом. Что-то проецирует образы несуществующего мира, заменяя настоящий. Но какой настоящий, черт побери?! Паника. Она убивает быстрее пули. Она стирает со страниц жизни простое и незамысловатое слово - личность. Она уничтожает само понятие "человек". Разбирает на запчасти душу, оставляя лишь судорожно дрожащую тварь, которая будет действовать, полагаясь на эмоции, но не на логику и разум. Найна все это знала. Знала, как работает мозг и все его защитные механизмы. Это то, что она учила на далекой безопасной Земле. То, что им преподавали, расшифровывая древнюю латынь. Но эти знания сейчас не могли помочь отделить правду от лжи. Как и не могли избавить от ужаса, что проник в каждую клетку, каждый капилляр и нейрон. Она видела эту тварь. Господи боже... она ее видела. Черный мрак пустых глазниц. Сдертую кожу. Оголенные мышцы, выпирающую сетку сосудов. Сломанную кость. Все это не могло ее напугать - ей доводилось видеть трупы и пострашнее. Но они не двигались. Не двигались прямо к ней, впиваясь мертвой бездной глаз, что видели саму смерть. Видели исход и антрацитовую глубину, где нет места живым. И не будет никогда.
Судорожно сглотнув, девушка застонала, хватаясь руками за голову, падая на колени. Ноги не держали. Руки вспотели. Из глаз текли пекущие слезы, застилая двоящийся на параллели мир. В одном было уютно и хорошо. В одном было безопасно. Там белые стены и ровный свет ламп. Там добродушный встревоженный старичок, подбирающийся все ближе в своей участливой заботе. Там все нормально. Так, как должно быть. Второй мир был похож на воспаленную реальность душевнобольного человека. Кровь. Алый свет. Монстр. И хуже всего - ЭТО. Что-то, что служит центром всего зла. Из чего выходят корни, растекаясь по окружающему пространству, заполняя все щели и сколы, заползая под кожу. Оно смотрело прямо на нее. Оно знало. Чувствовало. Как знала и чувствовала сама Найна. Уперевшись руками в пол, она смотрела, как сокращается дистанция между ней и этой тварью. Как заражают тела Эйба и Эрика черные щупальца. Все труднее становится дышать, все страшнее поверить хотя бы в один мир.
Красный или белый? Если белый, то все просто и легко. Не нужно ничего делать. Можно остаться на коленях и закрыть глаза, больше не веря им, отвергая сумасшедшие образы. Позволить старичку ученому помочь. Прийти в себя и вколоть успокоительное, а потом уже разбираться с причиной нервного перенапряжения и галлюцинациями. Если же красный... Рука девушки скользнула к кобуре, пальцами касаясь приклада пистолета. Она никогда не стреляла. Не убивала. Не умела и не желала. Она была врачом, а не убийцей. Ее дело - спасать. Находить лекарства и помогать там, где надежды нет. Надежды нет... Станции больше не существует. Ее охватило безумие и оно сейчас проникает под защитный костюм, впрыскивается в кровь, ядом устремляется к самому сердцу. Красный или белый? Если красный, то она видела лишь один выход и он ей не нравился. Он ее пугал. Тем, что могло не получиться. Тем, что придется заставить себя поверить в кровавый ужас и пульсирующий болью гнойник. Тем, что она могла ошибиться и невинный человек умрет от ее руки. Готова ли она была пожертвовать чужой жизнью? А рискнуть своей? Ни Эйб, ни Эрик не собирались ничего делать. Первого словно парализовали, второй рухнул на колени вместе с ней, не понимая что происходит. Видит ли он то же, что она? Черт побери... Красный или белый, Найна? Времени не осталось. Оно растягивалось как могло, но больше не могло подарить драгоценных секунд. Монстр в облике человека или же человек в облике монстра - приближался. В какой же мир она поверит сейчас? Какая реальность выглядит более правдоподобно? Конечно, белая. Найна многое повидала в своей медицинской практике, но еще не видела таких опухолей, которые заставляли бы трупы двигаться. Которые навеивали бы бред галлюцинаций, чтобы сокрыть истину. Так не бывает, не могло быть. А если?
До чудовища оставалось каких-то несколько шагов. Бежать было некуда, помочь ей никто не мог. В глазах дроидов зажегся угрожающий огонь или ей только показалось? Шлюз позади обесточен. Впереди - создание из безумных кошмаров. На телах Эйба и Эрика уже шевелятся черные пульсирующие отростки и волосы встают дыбом. Красный или белый? Девушка резко подняла руку с пистолетом, наводя дуло не на труп перед собой, но на опухоль, что паразитировала на нем. Она старалась не думать о том, что если ошибется реальностью, то убьет сейчас невинного человека и не простит себе никогда. А думая о том, что если она не выстрелит и не попытается сделать хоть что-то, видя как их всех пожирает чудовищный мутаген - не простит себе тем более. Она выбрала красный мир. И выстрелила.
|
Приятно познакомиться. Рад знакомству. Добро пожаловать в наш убойный отдел убойных следователей. День добрый. Приветствую. Здравствуй. Йоу, чувак! Столь приятная встреча в столь приятную погоду. Привет. Прощай. Здрасьте, кто пожаловал. А вы агент ФБР, Эдвард Нэш, я полагаю? Какие люди пришли в наш скромный уголок! Рад вас видеть.
Всё это фигня. Все эти словесные выражения, обращения никому не нужны, когда необходимо делать дело. Эдвард Нэш вызывал у детектива презрение. Не столько из-за каких-то внешних привычек, сразу бросившихся в глаза Джеймсу, а скорее из-за того, что агент из ФБР будет мешать. Отберет все материалы дела. Или позволит продолжать расследование, но под своим начальством. Необходимо будет ввести его в курс дела, а затем ждать на каждое свое действие особое разрешение агента ФБР. Все эти проволочки займут драгоценные минуты, если не больше, и все это время Хэнк не будет отомщен, как и другие жертвы убийцы. Пока. Хотя, может быть, детективу не понравились как раз внешность Эдварда Нэша и его манера держаться. Впрочем, Джеймсу сейчас было абсолютно все равно на то, что именно могло заставить его презирать агента ФБР с первого взгляда. Гейтман просто всем телом чувствовал контраст между ними.
Неужели Джеймс пришел сюда быстрее Элис? Наверно, она приводит себя в порядок дальше в дамской комнате. Или решила отпроситься с работы на сегодня, завтра, послезавтра, бесконечность. Любой после пережитого сегодня такое сделал бы. Но только не детективы убойного отдела. Но только не она. В это Гейтман верил и на это надеялся, так как ее голова варит по части убийств чуть ли не лучше его; Вероятность того, что двенадцатая жертва на фотографии могла оказаться просто десятой жертвой в эту полночь, была довольно высокой, а ведь это придумала Элис!
— Да, Джеймс Гейтман, - сухо кивнул ему детектив и, обойдя агента ФБР, двинулся к своему столу, чтобы скинуть на спинку стула подле него пуховик. — Только что вернулся с места жительства предполагаемого преступника. Найджел, — попытался Джеймс обратить внимание своего коллеги на себя. — Хэнк... мертв. Элис ранена, но вроде в порядке.
Как же он ненавидел себя за то, что ему приходилось говорить это! Снова и снова! Пальцы будто вновь ощутили жар крови, струившейся из пореза на шее, а перед глазами встал вид Хэнка, всего в ожогах и царапинах. Жуткая белая кость, вырывавшаяся из неестественно согнутой руки, и медленно, но верно затухавшее дыхание... Прошел всего час или полтора; тело напарника и друга едва успело остыть, а Джеймс словно какая-то неудержимая сплетница трезвонил новость о нем, говорил, сообщал. Каждое слово вгрызалось в сердце чувством вины, несмотря на все желание детектива сначала найти убийцу, а уже потом горевать. Жалко, что люди не могут, как хотят, управлять своими эмоциями. Нехорошо было такое говорить, но это нужно было говорить и детектив продолжал говорить.
— Ублюдок прикрепил на дверь бомбу, которая взорвалась, как только мы попытались открыть дверь. Кажется... Хэнк принял на себя весь удар, хотя я стоял рядом с ним. Боже, — совсем убито произнес Джеймс, доставая сигареты из кармана пуховика, — он хотел сегодня пригласить Элис на свидание. Закуривая, Гейтман взглянул на Эдварда Нэша. Это был еще тот вопрос, чьи глаза впивались сильнее в тело оппонента. — Нам известно имя преступника, как он выглядит, где он жил, телефонный номер его жены, где предположительно она с дочерью сейчас находится и когда они вернутся в Нью-Йорк, — детектив поддался чуть вперед. — Девушек он убивает особым образом, ритуалом, а случайных жертв - быстро, аккуратно и со знанием дела. А еще он знает, что за ним ведется охота, но его это не беспокоит: он затеял с нами какую-то свою сумасшедшую игру, в которой мы уже потеряли ход, а я - друга. А еще он дал ясную подсказку, кто будет одной из его следующих жертв, и эту девушку нужно срочно найти. Есть еще вопросы, агент? Пепел с сигареты упал на пол, но Джеймс не заметил этого.
|
Смех послужил ей ответом. Эви вздрогнула и шагнула в сторону, едва не наступив на труп. Это был не тот смех, от которого становиться легче. Девушка напряглась, почувствовав, что после возникшей паузы последует что-то страшное. Она лишь отсрочила неизбежное. Поняла Эви, что слова её не возымели эффекта. Её надежды на их человечность – всего лишь глупые надежды. У неё были конкуренты повлиятельнее – голод, нищета, болезни и смерть. Отчаянье настолько глубоко въелось в плоть этих людей, что им стало абсолютно всё равно на тех, кто был рядом. Кроме себя и своих низменных потребностей. Она проиграла ещё до того, как решилась вступиться за себя.
- Воткнёшь в меня два ножа? Ну попробуй, девочка, - произнёс стоящий рядом громила, достав собственный нож. - Она говорила про болезнь. – Эви бросила на старика полный надежды взгляд. Но ей уже не верилось, что он сможет хоть как-то повлиять на своего «товарища». - Врёт. Или нет. Не важно. Ему действительно всё равно. Рука сама потянулась за спину, скорее по привычке. Но не нащупав там сумку, сжалась в кулак. Конечно. Весь её реквизит остался в номере. И остался он там потому, что она каким-то образом оказалась здесь… Сильная рука сдавила ей горло. Пальцы впились ей в шею, не позволяя пошевельнуться. И лезвие грязного ножа так угрожающе близко… - Лучше бы тебе не сопротивляться, девочка. Слёзы выступили на глазах. Посмотрела Эви на небо. На это чёртово небо.
Ты помнишь, как сияло солнце? Помнишь, как пели птицы? И аромат полевых цветов? И золото лучей, пробивающееся сквозь сочную зелёную листву. И лёгкий ветер, что едва касался кожи. И мягкий ковёр из трав. Ты помнишь мою руку? Как пальцы переплелись с твоими. Как крепко она сжимала твою. Ты помнишь, что тогда мне обещала? Что уходишь не навсегда. Что ты вернёшься ко мне. Возвращайся, Эви. Я жду тебя.
….Солнце сияет так ярко. Его луч проник сквозь тело, коснувшись души. Так горячо. Так… странно. Я не забыла, Томми. Я вернусь. Чего бы мне это не стоило – я вернусь. Плевать на карьеру актрисы. Плевать на работу ассистентки – после того, что произошло, я никогда больше не стану помощницей иллюзиониста. Не смогу видеть на месте Джека никого другого, и смотря на мага, буду вспоминать её. Сару. Глупые иллюзии… Лишь ты имеешь значение. Твоя жизнь. Как я могла оставить тебя?.. Дождись меня, Томми…
…Непокорность? Воля? Ошеломление? Страх? Чем бы это ни было, оно зажгло внутри искру. Горячее пламя обожгло и выплеснулось наружу волной ослепительно-яркого света. Он затопил переулок, вобрал в себя тела мертвецов и живых. И лазурь над головой померкла. Мир тонул в призрачном свете, и никто кроме Эви этого не видел…
…Луч энергии вырвался из руки девушки, словно сорванный с цепи пёс, набросившись на угрожавшего ей мужчину. Ударил в грудь, и тот с лёгкостью отлетел в сторону. Энергия. Кипела. Выплёскивалась через край. Её так много. И этот свет – так материален, одушевлён, так предан ей... Стоит лишь захотеть чего-то.
Они бежали. На лицах их – не поддельный ужас. Они боялись. Боялись её. Или того, что стало теперь ей?.. Этот человек. Этот наглец, что посмел ей угрожать. Этот грешник с низменной развращённой душонкой. Этот хрупкий, смертный человек… Рука Эви поднялась, и нити рокочущей энергии связались воедино между кончиками пальцев. Эта густая, почти неосязаемая материя – пульсировала. Она чувствовала её ладонью. Чувствовала её, словно бы она была продолжением её руки. Такая сила. Могучая, разрушительная. Способная лишить жизни...
Эви… Ты лучше знаешь, что делать. Ты достойна этого куда больше, чем я.
Месть ничего не решит. И даже этот случай – он никого из них не исправит. А эта сила… не должна использоваться так. Рука опускается. Нити распутываются, змейкой рассеиваясь в воздухе. Опускаются голубые глаза, глядя на землю. И в них – грусть, удивление и… понимание. Теперь Эви поняла всё. Как оказалась в этом месте. И смысл последних слов Джека… Но почему?.. Почему ты доверил такую силу мне?.. Я – простая девушка из семьи циркачей, единственное, что я умею, это веселить публику. Чем я это заслужила? Я не достойна, Джек, ты ошибся!.. Джек… что с тобой будет теперь? Без… силы, без магии? Ты похоронил себя. Заживо.
…Проходит какое-то время, прежде, чем девушка начинает двигаться. Её шаг по-прежнему нестроен. Её руки обхватили хрупкое тело, пытаясь унять дрожь. На лице её - выражение отрешения и глубокой задумчивости. Ещё минуту назад она думала о том, что хочет оказаться вновь в таверне. Переместиться, как сделал это с ней Харпер. Порывалась увидеть его ещё раз, порывалась попробовать спасти… Но здравый смысл не позволил ей этого сделать. Она не знала, как перемещаться. Не знала, сколько времени прошло. Не знала, как бороться с чародеями… Глупая девчонка. Теперь всё это позади.
|
|
Длинный коридор. Засохшие пятна крови и темный мерцающий свет аварийных огней мгновенно убивают надежду на быструю и успешную миссию, подтверждая смутную, доселе, тревогу. Дистанционное управление функционирует исправно и Первый, без малейших задержек, переставляет механические конечности, продвигаясь вперед и внимательно изучает окружающее пространство, ведомый Полингом. Вот разбитый столик с кровавыми брызгами и чем-то темным, бывшим некогда, скорее всего, содержимым чьей-то черепной коробки. Вот труп доктора разорванный напополам: беднягу будто разрубили на две части. - Не так уж и плохо. Мистер Фрайзер, скрывая дрожь в голосе, нарушил давящую тишину , повисшую было в эфире. Полинг хотел было призвать к осторожности, но хозяин, встречающий гостей, упредил его очевидные слова. Фигура приближалась из дальней части коридора, и от одного взгляда на нее становилось не по себе: иссохшая кожа плотно обтягивала сухожилия и мышцы, вообщем-то отсутствуя - прозрачная пленка кожей уже считаться не могла. Ребра и кости выпирали из туши этого существа, а там где следовало бы быть ноге - торчал обломок кости, резко выделяясь белым. Фрэнк повидал за свою службу всякого: обожжённые лазерами и плазмой тела солдатов - иногда даже живых, старые добрые огнестрельные ранения разрывными патронами, да и простая и грубая - почти животная - расчлененка была в самом начале карьеры, при содействии полицейским Веги-Прайм, одного из многочисленных миров-ульев, перенаселенных и угнетаемых социальным неравенством. Маньяк "работал" специально грубо и жестоко, оставляя как можно больше крови и плоти, что немудрено, ведь своих жертв он вскрывал раритетной бензопилой, вдохновленный, видимо, земным фольклором прошлых веков. Но ЭТО было живым. Нечто приблизилось, и стала видна новая деталь: черная, густая субстанция, пульсирующая в такт сердцу, если оно ещё билось, ворочалась по всему телу человека, уходя отростками в пустую глазницу несчастного.
Фрэнк стукнул ни в чем неповинную панель консоли удаленного наблюдения: - Оспа, твою мать! Выдохнул резко, с шумом прогоняя, ставший за секунду ненавистным кислород, сквозь ноздри. Вдохнул спокойнее. "Соберись, Фрэнки, соберись". Полинг собирался было поднять правую руку "Первого", в которую был встроен пулемет, но его опередил Фрайзер: - Почему вы больше не выходили на связь? Тварь подняла руку, указывая на свою грудь. Опустила, заметив понимание. "Разумная значит..." Фрэнк вдавил кнопку свзяи, выводя свой голос на внешний динамик робота: - Сколько...выживших на борту станции? Что известно об отсутствии связи и происхождении...вируса?
|
Напряжение действительно нарастало. Маг понял, что ввязался в партию с далеко не тривиальными противниками. Хотя первый ход и был крайне удачным, а качественный перевес оказался на стороне Крауца, но количественный фактор может очень неплохо испортить общую картину. Так что ходы необходимо продумывать крайне тщательно. Маневр, который провернула Эния, оценил не только Келфар, но и сам Крауц. Это действительно была довольно серьезная оплошность, о которой не соизволил подумать волшебник. Однако ситуация была по-прежнему исправима. - Леди Эния говорит правду, Ваше Величество. Однако только частично. Вторжение действительно началось, но информацию я получил гораздо позже. Не раннее, чем за мгновение до того, как произошел этот чудовищный инцидент. Я бы просто физически не успел вам сообщить это, а наличие смертельно опасного врага для вашей персоны в этом зале куда страшнее, чем отсрочка сообщения о вторжении на минуту или даже на две. Маг переминался с ноги на ногу, приготовившись к любым последствиям. Битва может начаться прямо здесь, в этом зале. А может не начаться вовсе. Но перестраховаться стоило. Крауц приготовился к наихудшему исходу, мысленно повторив все формулы, необходимые для наиболее быстрого выставления как ментального, так и физического щита. - Верьте мне, Ваше Величество, - уже гораздо тише произнес Крауц, - ваша жизнь в серьезной опасности.
- Времени было более, чем достаточно, - спокойно прокомментировала высказывание Михаэля Эния. - Проклятая ведьма, - недовольно пробормотал маршал Эдмунд себе под нос. Келлфар молчал, настороженно переводя взгляд с одного действующего лица на другое. - Безусловно вы правы, мэтр, - проговорил Ричард, вновь переводя на девушку карающий взгляд. – Всё сходится, леди Эния. Нет смысла отрицать очевидное. Стефан прикрыл глаза. В этот момент он понял, что дело проиграно. Что судьба Теравии, а, быть может, и всего Альянса, только что в корне переломилась. - Ваше Величество, - вновь начала чародейка с уже куда меньшим хладнокровием. – Зачем мне вас убивать? У меня нет влияния при дворе или возможности захватить власть. Это бессмыслица! Изумрудные глаза с ненавистью взглянули на Крауца. Стэфан молчал. Он чувствовал, что навряд ли удастся переубедить короля.
- Все очень просто, миледи, - произнес Крауц серьезным голосом. Не смотря на то, что ему хотелось говорить едко, саркастично, смеясь в лицо Эние. - Артодан. Он предложил вам куда больше, верно? Маг перевел взгляд с короля на Энию, после этого вновь на короля. Выражение лица Михаэля оставалось ожесточенным, сосредоточенным. Он всем своим существом выражал готовность идти на любые меры во благо Альянса.
- Артодан, - эхом повторил Ричард. Гнев и ярость горели в глазах короля. – Конечно же Артодан. И за сколько вы продали Альянс, леди Эния? Он говорил тихо и жёстко. С угрозой, скрывать которую уже не пытался. Чародейка молчала. Она искала поддержки у присутствующих, но не находила. Лишь презрение читала на лице престарелого маршала. Одно безразличие получала у Нокса. Капитан стражи, Артур, смотрел на неё с некоторой долей сочувствия, но этот, конечно же, и не подумает даже пойти против приказа. Наконец, в отчаянии она обратила взор на Келлфара. На этот раз Стефан не отвёл взгляда. В глубине изумрудных глаз он прочёл просьбу, мольбу. Вступиться, донести своё мнение королю. Она ещё тешила себя надеждой, не понимала, что уже проиграла. Келлфар тянул, сомнение читалось в его серых глазах. Несколько томительно долгих секунд тянулась эта зрительная дуэль. В конце концов, шпион решился. Заговорил, тихо и хрипло: - Я считаю, что мэтр Михаэль полностью прав. Ричард кивнул. Именно это он и хотел услышать. Удивление и ярость на лице девушки, обескураженной и ошеломлённой подобным предательством. - Стража. Схватить её! – громогласный крик короля.
|
Мужчины как правильно сильно переживали, когда ситуация балансировала на грани согласия и отказа. Злились и обижались, если получали "нет" на очередной завуалированный предлог, вместо обычного приглашения к рандеву. Дела обстояли хуже, если прозвучит кодовое слово "свидание". Во всяком случае, так писали в журналах и серьезных книгах об отношениях. Некоторым малым опытом эти воззрения подтверждались. Однако Дженифер с трудом верила, чтоб Хэнк, привычный к любому ответу, демонстрировал столь сильные чувства. Напарник представлялся закаленным в любовных делах, спокойным и жизнерадостным человеком, чтоб заострять внимание на подобных глупостях. Маловероятно, чтоб отказ детектива поверг его в апатию, но, похоже, она ошиблась в оценке. Дурашливая маска спала, обнажив человека как будто серьезного и невероятно ранимого. Джен надеялась, что не слишком ранимого. Ее разбитое сердце после неудавшихся отношений покрылось шрамами. "Доктор" и нежное обращение требовались ей в первую очередь, но при взгляде на серьезный подход напарника относительно согласия, девушка отчетливо осознала, что пока не способна стать чужим лекарством. От Хэнка детектив ожидала максимум страстной интрижки, а напарник оказался лучше, чем она думала. Опасения начали одолевать Дженифер, что из-за прошлого негативного опыта она не откроется в полной мере. Страх обжечься заставлял сворачивать паруса на бриге "Легкокрылом", даже если ветры дули в страну Светлого Счастливого Будущего. Впрочем, рано думать о плохом. Еще ничего не произошло.
Пальчики Хэнка ритмично отбивали по рулю легкую мелодию из приемника. Девушка оставила на время отчет, чтоб подумать отвлеченно. Незначительная деталь привлекла внимание детектива. Обычный нож без гарды должен оставить порезы. Маньяк использовал кухонные ножи. Они без гарды. Значит, когда он их втыкал, рука могла сорваться и порезать ему пальцы. Ладно, если в мягкие ткани попадает, но если во что-то твердое? К примеру, кость, то сто пудов рука сорвется. Убийца действует кроваво. Найти пару капель чужой крови среди крови жертв довольно трудно. Даже если он работает в перчатках, то это не оставит точных улик. Нож принадлежит ему, а по опыту, зная особенность убийства бытовым ножом, он может держать про запас несколько перчаток и стереть оставленные следы. Однако, порезы на пальцах – это очевидное свидетельство.
Возвратимся к кровавому стилю убийства. Кровь чертовски плохо отстирывается и плохо смывается с фарфоровой поверхности раковин. Маньяк, вероятно, действует продуманно, потому что если удары в живот не вызовут характерных брызг крови, как если бы он перерезал горло, то в любом случае запачкает рукава одежды и перчатки, а значит ему нужно где-то переодеться и где-то утилизировать окровавленное тряпье. Особенно в случае, если он будет перерезать горло лицом к лицу с жертвой, чего, по-видимому, мерзавец старается избежать, действуя из-за спины? Может быть, он так же наносит удары ножом в живот из-за спины? Что объясняет удивление не меньше, чем в сценарии случайной встречи.
Дженифер не оставляла мысль, что жертвы, каждая без исключений, знакомы с убийцей. Проверка связей девушек не выявила закономерности. Знакомство выходило мимолетным и случайным? В принципе, если маньяк опытный соблазнитель и приятен на внешность, даже если не одарен положением и деньгами, то красотки клюнут на красивые слова и стиль ухаживания. В том числе, если мужчина озвучивает комплименты об очевидных фактах. Джен задалась вопросом. Она бы повелась.
Машина остановилась. Время на раздумье закончилось. Дженифер покинула авто следом за Хэнком. Адреналин будоражил кровь. Встречу с убийцей детектив ожидала с момента обнаружения первого трупа, потому не чувствовала холода. В подъезде обычной пятиэтажки, когда напарники поднимались наверх, бывшая журналистка нервничала из-за медлительности Хэнка. Ей хотелось скорее покончить с ублюдком, но в последний момент, когда они остановились у квартиры «504», сомнения одолели девушку. Ее принципы и убеждения не позволяли без ордера ворваться в квартиру человека, чья вина пока никоим образом не доказана. К тому же это было противозаконно. Вдруг они ошиблись? Обвинение в убийстве девяти человек слишком серьезно, чтоб от этого пострадал невинный. К тому же Хэнк не спешил подниматься на пятый этаж, так почему они теперь должны вламываться? Этому типу все равно не убежать, а если он побежит, то ситуация обретет четкость.
Дженифер расстегнула верхнюю одежду и кобуру, чтоб удобнее добраться до пистолета в случае эскалации конфликта. Неизвестно как отреагирует обитатель квартиры. - Нет, это неправильно. Нам нужен ордер, - зашептала детектив, чтоб ее случайно не услышали за дверью. - Нельзя нарушать права частной собственности. Давай позвоним.
|
|
Представление разыгрывалось по сценарию. Все действующие лица находились на месте. Михаэль позволил себе на мгновение ухмыльнуться, но лишь на мгновение, когда самые внимательные персоны были увлечены бессмысленными дрязгами. Крауцу стоило немалых усилий сохранять внешнее спокойствие. Ведь он, как-никак, должен вот-вот совершить то, что перевернет историю Теравии. И, возможно, историю всего мира. Однако многолетняя выдержка, тренировки Воли и внимания давали знать о себе - Михаэля можно было посчитать внешне задумчивым, озабоченным чем-то, но никак не взволнованным. Будучи голодным, он поглощал стоящее перед ним блюда, периодически запивая его вином. И вот, на сцену выходит персонаж второго плана, действия которого, однако, должны стать гвоздем всей программы. Маг позволил себе не на долго взглянуть на него, но с пренебрежением, с которым он смотрел и на остальных слуг. Чары действовали, это уже хорошо. Однако волшебник никак не мог спрогнозировать, пойдет ли что-то не так. В момент наложения заклятья он почувствовал некоторую неуверенность, но она была незначительной. Возможно все и действительно обойдется. И вот, бокал поставлен. Король, ничего не подозревающий, уже потянулся к нему, как вдруг волшебник закусил губу. "Срочно! Любому, услышавшему или узнавшему об этом сообщении, прибыть на границу. Артодан начал вторжение! Повторяю, любому..." Эта пламенная речь сопровождалась многочисленными звуками, сопутствующими любой крупной схватке - звон мечей, свист стрел, рассекающих воздух, камни, летящие из катапульт или уже прилетевшие и оказывающие, по меньшей мере, губительное влияние на оборонные сооружения. Однако тут было что-то еще... Звуки взрывов. Да, там был не только от волшебник, который передавал сигнал. Там присутствовал весь тот отряд, о котором сообщал Регулус. "Позже... Позже..." Подумал маг, приложив все свои волевые усилия для того, чтобы сохранить безмятежность, с которой сидел ранее. И вот он, момент истины. Король взял бокал, поднес его к губам, он вот-вот сделает глоток... "Черт бы вас всех побрал!" Подумал волшебник, возможно, слишком громко, однако не выразить своих эмоций хотя бы мысленно он не смог. Вот в чем заключалась оплошнось. Вот она! Время! Однако еще больше времени терять было нельзя. Волшебник мгновенно вскочил со стула, подойдя к слуге. - Все отойдите от него! Вскрикнул маг. Глаза Михаэля засверкали голубыми искрами. Мэтр подготовил это иллюминационное представление заранее, однако его исполнение планировалось несколько иначе. Крауц начал усердно что-то шептать, приложив руку к груди слуги. Напряжение, до того незримо витавшее в воздухе, стало, казалось бы, осязаемым. Как будто воздух стал тяжелее. Любой волшебник смог бы понять, что это обыкновенный фокус, игра на публику, но единственная волшебница, присутствующая здесь, едва ли сможет что-то противопоставить доверенному советнику Ричарда. Ладонь Михаэля засветилась светло-голубым светом, и конвульсии несчастного начали ослабевать. Через минуту подобного заклинательства Крауц встал. Его вид был не просто мрачен. Казалось, будто он увидел саму смерть в глазах этого несчастного прислуги. Маг встретился взглядом с Энией, и казалось, что он ее этим взглядом готов испепелить. - Поздно, - разорвав тишину веским словом, произнес маг, - разрыв сердца. Подождав несколько секунд, маг добавил. - Однако это не самое печальное, что я могу сообщить вам, ваше величество. В этом зале находится предатель. Отойдя на несколько шагав назад, Крауц выставил руку вперед, в сторону умершего прислуги, произнеся. - Ширак! Тело несчастного на мгновение вспыхнуло, после чего сразу же погасло. - Это - объявил маг, - простейший, наиболее примитивный прием для обнаружения последствий применения магии. Одна из первых вещей, которым учат в Гильдии. И на этот раз Крауц не соврал. Это был действительно наиболее простой прием, не требующий тонких манипуляций или ощущений. - Из этого мы можем сделать вывод, что слуга находился под воздействием некоторых ментальных сил. А вино, которое он подал вам, наиболее вероятно, отравлено. Не обращая внимания ни на какие возгласы в зале, маг продолжил, обращаясь уже лично к королю. - Вы можете обвинить меня, и потерять своего наиболее преданного советника. Кроме того, какой толк был для меня рассказывать это, если бы я сам был виновником такого ужасающего поступка, как покушение на короля? А можете обратить свой взор на особу, совсем недавно и при загадочных обстоятельствах прибывшую во дворец и так же, как выяснилось на недавнем балу, обладающую возможностью осуществить то, свидетелем чего стали мы с вами.
|
Зачем ты прячешься под птичьей маской, доктор? От себя всё равно не спрятаться. Положил ли сегодня душистых трав в ее длинный клюв, чтоб не чуять отвратительный запах чумы и самой смерти? Или уже привык? Смрад, кажется, уже повсюду: въелся в изрытые колеями дороги, пропитал стены всех домов, витает в воздухе, незримо, неосязаемо... И вот-вот дотянется и до тебя. Спасут ли тебя тогда твои намазанные воском одеяния, микстуры, уколы? О, ответ тебе хорошо известен. Ну же, произнеси его в слух! Или...боишься?.. Уж не потому ли ты сейчас снова при параде: шляпа, маска, костюм, плащ. И трость. Скольких мертвых она коснулась? А ты сам?.. Посмотри на себя. Стервятник. Так тебя зовут за глаза в тихом перешептывании. Ведь ты верный спутник Смерти. Ее вестник. Гонец. Может, сам ты так не думаешь, но объясни это тем, к кому приходишь с помощью и от кого ты уходишь вновь без ответов. Объясни это горюющим вдовцам, ревущим детям, обессиленным матерям. Ты являешься им Спасителем, Надеждой. А что оставляешь после себя?.. Но они продолжают ждать тебя. Продолжают звать, молить, захлебываясь слезами и отчаяние. А потом - прощают, тихо, смиренно. И это, пожалуй, хуже проклятий... Чувствуешь еще угрызения совести? Или уже нет? Врач, не спасший свою семью, но сумевший сохранить собственное здоровье. А рассудок? Был бы он здоров, ты давно бежал прочь с остальными, а не оставался в крысином городе. И что ты ищешь на его темных злачных улочках? Я уверен, рано или поздно, ты это найдешь. А пока...
Лондон готовился встретить новый осенний день. Еще одно чумное утро, которое мало чем отличается от чумной ночи. Разве что бледное, точно заболевшее, зараженное солнце разбавит черноту сумерек серым рассветом. Краски кончились: серые дни, серые люди. И дождь, нескончаемый, моросящий. К нему привыкаешь, как к жужжанию назойливой мухи, которую никак не удается поймать и с соседством которой приходится лишь мириться. И все мирились, сидя дома у очага, или прячась под крышами таверен, или кутаясь в накидки плащей. Комната, которую Элтон Чейз занимал не так давно, не шла ни в какое сравнение с предыдущей, которую он некогда делил с любимой женой. Квадратное помещение с низкими потолками и грязными окнами. Зато дешево: дешевое убранство, дешевые соседи. И пробивающий до костей холод. Зима все ближе. Неяркий свет масляной лампы лениво отгонял последние сумерки, наполняя комнату ароматом горящего животного жира. Это, конечно, не душистые свечи в его прежнем доме, но хоть что-то. В окно стучал дождь: просился внутрь или звал наружу?
-
Мне нравится.
-
Приятно пишете.
-
+
|
|
|
- Пойдет. Схватим его, а там ситуация сама разрешится, - Джен спешно собрала со стола бумаги, раздумывая о темных и зловещих происшествиях. Ее голову занимали страшные видения смертей девушек и переполняла жажда скорее схватить негодяя. Детектив предвкушала, как мерзавец попадет в ее руки. Она мысленно прокручивала эпизод, как вырвет признания, сожалея лишь о том, что преступника в Нью-Йорке нельзя отправить на казнь. Маньяк заслуживал высшую меру правосудия, но в Штате Нью-Йорк эта мера считалась антиконституционной.
- И от меня. Хорошо проведите вечер! - бросила детектив. Хэнк услужливо пропустил ее вперед. Напарник по части галантности умел предвосхищать ситуации. Стоило признать, это редкое качество для копа. После того, что они видели, сохранять бодрый и веселый нрав довольно трудно. Дженифер с напарником как будто друг друга стоили. Не хотели черстветь. Элис это выводило из себя, словно она почтенная дама с двумя детьми прошлого века, но бывшей журналистке нравилось подобное обходительное обращение.
Только на выходе произошел маленький инцидент с коллегами из другого отдела. Ситуацию спас Хэнк. Он быстро сообразил, что ответить на вопросительные взгляды. Дженифер оставалось сохранять спокойствие. Она улыбнулась и помахала парням на прощание.
До машины детектив добралась грациозной девичьей трусцой и быстро нырнула внутрь салона. После теплого помещения выходить на улицу не представлялось заманчивым. Тело била легкая дрожь, а воздух бесчеловечно обжигал кожу морозом. Даже сидеть было холодно. Машина после нескольких часов на морозе сохраняла внутри враждебную температуру. Неудивительно, что первой темой разговора стала погода.
В салоне Джен принялась спешно изучать бумаги. Хэнк водил довольно аккуратно, чтоб позволить себе сосредоточиться на чтение, не опасаясь головной боли или чувства тошноты. Если бы не темное предзнаменование - шипение по радио, то выход проходил на отлично. Предчувствие чего-то совершенно чудовищного охватило детектива.
- Такая работа, - отозвалась латиноамериканка со вздохом. Она давно смирилась, что журналисты и копы одинаково не ведают отдыха, когда офисные отдыхают. - Было бы чуть легче, коли не жуткий холод. Добрый хозяин собаку на улицу не выпустит, а нам приходится работать. По крайней мере, мы не патрульные, а им совсем не сладко. - Детектив пробежала взглядом несколько строчек из отчета, когда ее словно громом поразило. Подобного поворота Дженифер никак не ожидала. Она полагала, что Хэнку нравится Элис, но приглашал он напарницу. Мало того, его галантность не выглядела чем-то особенным. Он раздавал авансы многим. Детектив это считала чертой характера, чем-то вроде ее дежурного флирта, который проявлялся независимо от того, с кем ей приходится говорить. Для себя она знала, кто действительно ей приглянулся, но посторонний человек часто обманывался. Это не значило, что она намеренно очаровывала глупую жертву. Это получалось само и без задней мысли. Журналистская манера общения? Вероятно, да. По данной части в напарнике Джен видела собственное отражение, только мужскую версию.
Девушка отложила бумаги и украдкой взглянула на парня. Она едва заметно загадочно улыбалась. Признаться, ей нравилось, когда Хэнк проявлял к ней интерес и во всем держался как джентльмен. Он уступал бывшему мужу, но вероятно это из-за того, что она привыкла к плохому обращению со стороны Грэга. Ей сложно представить рядом хорошего нормального мужчину. И они напарники, а если это серьезно, то кому-то придется перевестись в другой отдел. Управление запрещало подобные связи, потому что часто любящие половинки не выдерживали напряжения, когда другому грозила опасность. Супруги или любовники вели себя неадекватно, вплоть до нарушения инструкций.
Напряжение Хэнка не ускользнуло от наблюдательного взгляда. Он предложил ужин как бы между делом - это заметно огорчало, ведь без привычной открытой улыбки и взгляда в глаза не позволило ощутить себя особенной. Дженифер раздумывала несколько мгновений.
"Ну, он мне нравится... И я бы с ним поужинала... Это непрофессионально, но ведь об этом не обязательно знать всем подряд? И это не обязательно закончится постелью... Все-таки он мне нравится... Но может отказать? Блин, не хочу его обижать. Только посмотри, как он крепко держит руль... Мы просто поужинаем и ничего больше. Как коллеги. Или нет".
- Будет здорово провести этот праздник с тобой... - произнесла Дженифер. Она смутилась собственному ласковому тону голоса. Спохватившись, детектив уткнулась в чтение отчета и надеялась, что румянец плохо заметен на смуглой коже.
|
Величие этого мира, пожалуй, сосредоточилось в самых мелочах – тех деталях, что составляли каждую человеческую жизнь. Одно брошенное слово на прощание, один взгляд, одно движение… Эти простые вещи были способны менять ход событий. Всё, что составляло реальность, - оно разливалось и пульсировало, жило в пространстве и времени, подобно живому существу. И каждый человек – крупица на его частично материальном теле, его клетка, что неразрывно была связана с другими. И когда эти клетки с их простой и в тот же миг замысловатой жизнью соприкасались – начиналась новая история. Новый виток этой длинной невидимой спирали… Сегодня один из таких витков отмирал. Сегодня атомы великого организма Вселенной разъединялись. Каждый должен был идти своим путём – встречая на нём других людей, вплетаясь в их судьбы, впуская их в свою собственную.
Эви не была к этому готова. Не ожидала она, что эта история окончиться так внезапно. Не ожидала, что расставание окажется столь невыносимым, как и осознание того, что теперь их судьбы навсегда оторваны друг от друга. Не ожидала, что её обыкновенная стойкость духа подведёт её, и внутри всё будет сводить от боли и переживания за Джека. Она не представляла, что будет с ним теперь. Теперь, когда его же руками была отобрана жизнь. Теперь, когда за ним явилась стража в сопровождении могущественных чародеев. Теперь, когда ему будет назначено наказание, и все светлые моменты его жизни потускнеют и когда-нибудь сотрутся, словно истлевший от времени пергамент. А на новых страницах – только чёрные жирные кляксы грядущего будущего…
Но Эви ошибалась. Глядя на его спину, на его вызывающе поднятую голову – она думала только о том, что сейчас его уведут, и ниточка, что связывала их, оборвётся. Думала, что Джек сдался совсем. Вероятно, потому, что она сдалась сама. Но Джек был бы не Джек…
В последнее мгновение, когда до стражников оставалось небольшое расстояние, Джек остановился и произнёс слово. Жёсткое, грубое «нет». Только его она и услышала сквозь собственный шум в ушах. Практически беззвучные рыдания прекратились, она смотрела на мага во все глаза и не могла поверить. И в тот же миг поднялось что-то в душе – от радости. В его словах она услышала нотки неповиновения, твёрдости – то, что хотела слышать в его прощальной речи. И вот теперь… Ты полон сюрпризов, Джек Харпер.
…Взвились в воздухе разноцветные искры, окружили, образовали купол. Голос старика в алой рясе; он разгневан. В радужный шар летят молнии, но ни одна не способна пробить в нём трещину. Неужели… неужели ты… Иллюзионист поворачивается и подходит к ней. Опускает руки на плечи, заставляет встать. - Эви. Не знаю, как ты отнесёшься к тому, что я сейчас сделаю… Простишь ли когда-нибудь. Или обрадуешься… Что-то не так. Всё идёт не так. Он говорит совсем не то… – …Но я чувствую, так будет правильнее. Ты лучше знаешь, что делать. Ты достойна этого куда больше, чем я. Вопросы. Бесчисленные вопросы в голове. О чём он? – Эви не понимает. Она смотрит ему доверчиво в глаза, но в них – сомнения и отчаянье, потому что она уже всё поняла. Не собирался Джек давать страже отпор. Не собирался уходить от ответственности и сбегать. Но приготовил нечто такое, что стало бы для них неожиданностью. Что-то такое, что предназначалось ей…
Откуда-то издалека доносится голос чародея. Громкий крик, срывающийся от напряжения. Но девушка не обратила на него внимания. В этот миг мир начал растворяться, теряться в покрывшей его синеве. Невидимые волны плескались о края сознания, и Эви начинала тонуть. Задыхаться. Ощущать, как неосязаемый водоворот начал затягивать её – в бездну. Тепло. Горячие ладони. Взгляд синих глаз. Бездна взяла своё. Бездна поглотила её целиком. Наполнила невидимым светом, энергией, что ниточками связала всё тело изнутри. Добралась до разума и пронзила его. И всё, что её окружало, приобрело иные оттенки. Осталось тем же – и в тот же момент стало совершенно иным. Мир изменился. - Жизнь становится куда проще. Но самое главное – я уверен, ты сможешь найти этому достойное применение. Прощай Эви. Береги себя.
То, что представляло собой купол, исчезло. Руки иллюзиониста отпустили её плечи. Она чувствовала это. Как и множество других вещей – словно отголоски чего-то знакомого, а иногда и нового. Поэтому не сообразила сразу, что Джека нет рядом: вслушивалась в этот незнакомый мир. И лишь несколькими секундами спустя, что показались вечностью, она опустила голову и увидела его. Сидящего на полу, окружённого стражниками, в ореоле фиолетового сияния. Эви подняла руку. В немом порыве сострадания, оформившимся в желание помочь. Прикоснуться к нему. Последний раз. Она не успела попрощаться… Не успела сказать последние слова… И в то же мгновение поняла, что не сможет до него дотянуться. Не сможет ничего сказать на прощание. Он – слишком далеко. Его фигура растворяется. Очертания помещения размываются, и её поглощает новый водоворот. Но в этот раз бездна таит в себе холодную беспросветную тьму…
***
Запах. Тошнотворный. Режущий. Проникающий глубоко в лёгкие. Чужие голоса. Где-то на грани сознания, всплывающие и тающие в голове. Смысл фраз размыт. Грязь. Противно-жидкая. Пропитавшая бардовое платье и плащ. Застывшая на коже. Ощущаемая сквозь мокрую ткань.
«Джек»…
То, что произошло лишь несколько мгновений назад, оказалось таким далёким. Сгустком прошлого. Того, что уже не вернуть. Обречённость. Горечь. Боль. Но их уже практически нет. Они расплываются в том зловонии, что царило вокруг неё, облепив её тело грязью и смрадом, проникая во внутренности. Образ иллюзиониста тает в окружающем её хаосе. Рядом какие-то люди. Хочется окликнуть их, попросить о помощи. Она представляла уже, как протягивает им руку… Но каждая их фраза размывает в воображении эту руку, заставляет отказаться от этих намерений. Сквозь туман в голове девушка понимает, что ничего хорошего ей эта компания не сулит. Они ей не помогут.
Она открывает глаза. Узкая полоска неба. Синего, тусклого. Казалось, что оно погасло – стены, что возвышались кругом, украли солнце. На глаза наворачиваются слёзы – но не от душевных терзаний, а от резкого запаха. Начинает вращать глазами, с ужасом понимая, что оказалась в незнакомом месте, и люди, что стоят рядом, смотрят на неё недобрым взглядом. Поворачивает голову чуть в сторону и видит: мертвец. Пустые глазницы уставились прямо на неё, сквозь сгнившее мясо проступают кости, и между размягчёнными волокнами мышц ползают мелкие белёсые твари. И запах… гнилой, острый, распарывающий внутренности. Эви привстала на локте, ощущая противную крупную дрожь и ком в горле. Её вывернуло.
Когда ей стало чуть легче, она села, тупо уставившись на незнакомцев. По щекам текли слёзы, внутри всё горело от болезненного жара. Она дрожала. Но сила духа, что жила в ней с самого рождения, не позволила страху и боли взять верх. Эви всё прекрасно понимала. Понимала, в каком ужасном положении оказалась. Понимала, что находится неизвестно где и некому ей помочь. И то, что если она что-либо не сделает, её изнасилуют и, возможно, убьют в этом же переулке. Рядом с разлагающимися трупами. Нужно что-то делать. Но где взять силы?.. Сможет ли она убежать? Сможет ли при необходимости дать отпор?.. - Не приближайтесь, сэр. Если не хотите проблем – не приближайтесь. - Ей приходилось уповать только на то, что выглядит она ужасно и сходит на чумную и на собственное красноречие. И для того, чтобы не чувствовать себя в уязвимом положении, поднялась на трясущихся ногах. - Подумайте о том, что на моём месте могла бы оказаться ваша дочь или жена. Я тоже чья-то дочь... Моему отцу хватит и того, что я умираю от неизлечимой болезни. - Врать тяжело, но приходится. - А если всё же решитесь - я буду кричать, всажу в вас пару ножей, и если вы ещё останетесь в живых, вы умрёте от чумы через несколько дней, и ни один доктор не сможет вам помочь. - Пожалуй, стоило проявить характер. Всё же, Эви верила в то, что даже в самом падшем человеке ещё может жить добро. Но если слова о близких не смогут помочь, то она хотя бы покажет, что не боится. Простодушная Эви.
|
Мексиканская дуэль, или, как это принято называть, мексиканское противостояние. Разновидность решения проблем за гранью закона, дуэльных традиций и здравой логики, на тонком следовании звериным инстинктам и четкому пониманию того, что смерть практически неизбежна. Спусти курок, и секундой позже твои мозги окажутся на противоположной стене. Или просто жди. Пули. Или, на крайний случай, хорошего случая для выстрела, ну или, того момента, когда твои расшатавшиеся нервы вдавят до упора сталь спускового крючка. Но это все лирика, красивый момент, кульминация, существующий благодаря нескольким принципам, следование которым обязательно. Итак, первое:
1.0. Хороший Фон. Нет никакого смысла лезть в смертельную ловушку без малейшей доли эстетики. Эстетика. Красота момента, это то, что не дает участнику спустить курок при первой возможности, это то, что заставляет его говорить, перед тем, как нажать на спуск. И, да, участники не должны быть кончеными отморозками. В этом деле нужны люди принципиальные, но, нет, это не отдельный пункт, потому как участник дуэли, не более, чем еще одна декорация, красивый штрих. Культурное клише, втискивающее любое осмысленное существо в рамки повествования, практически художественного, поистине красивого. Так или иначе, именно фон противостояния заставляет даже самых расчетливых изливать душу откровенно и красочно, подобно всем известным злодеям и героям. И тут все удалось наславу: Тьма захлестнула Город, затекла в русло его засраных улиц, задушив одиночные огоньки еще не разбитых фонарей тугими струями дождя. Сами небеса навалились на шпили зданий, обглоданные временем, дождями и ветрами, тугими плотными тучами, плотно прижатыми к крышам домов, они низвергли вниз потоки воды. Черные капли, обрушивающиеся из черных сводов неба, падали в непроницаемую черноту улиц, сливаясь с черными помыслами тех, кто вышел сегодня на арену большой игры. Форт. Неприступный, оцепленный бетонными блоками и кольцами колючей проволоки в ареоле света мощных прожекторов, пронизывающих массу воды, низвергающуюся с небес. Белые стены, серо-коричневое дерево полов, желтые буквы над темно-синими стрелками, голубой холодный свет неоновых ламп, черные люди с оружием и те, в чьих глазах Тьма нашла вечный приют.
2.0. Сопровождение участников Кто-то еще считает, что легко собрать в одном месте всех участников не раскрыв карт предстоящей игры? На Кролика не смотрите. Он в этой истории случайно. И пусть коротает последние минуты безмятежности в наркотическом угаре, пусть и немного осыпавшимся от тряски на дорогах. Ушастый шельмец урвал билет на это шоу ценой большого везения.
Уютная забегаловка за спиной Красавицы растворяется в потоках дождя, словно нарисованная мелом, она расплывается, стекает и блекнет под струями дождя, по мере того, как она бредет по дороге в большую непроницаемую Неизвестность. Шум дождя наполняется ревом мощных двигателей и мощные лучи фар выхватывают ее из тьмы, заставляя застыть посреди дороги. Стекло водителя опускается и бородатый смурной гном приглашает ее сесть в салон, чуть глубже, на переднем сиденье джипа сидит бледная особа. Белоснежно-бледная. И в руках ее как нельзя более контрастно покоится вороненая сталь оружия. По дороге в Ад тебе всегда по пути с грешниками: широкий салон встретил ее теплом, холодным светом и неожиданно-ожидаемой компанией. Добрая Фея сидела напротив, укрывшись золотым капюшоном плаща. Рядом с ней, прямо на полу сидел долговязый Кролик - один из местных барыг.
Одиночество. Одиночество шло рука об руку с Маленьким Большим Пятачком, ограждая его от случайных встреч. Одиночество берегло его Ношу. Все его дела, ошибки, решения, действия и даже помыслы смыкались мощным дубовым перекрестьем на его хребтине. Темными переулками и подворотнями он шел туда, где светом холодных неоновых фонарей сияла Его Голгофа.
Безмолвные тени стояли в дверных и оконных проемах созерцая. Оружие на предохранителе и десятки глаз впились в скользящий во тьме кортеж и одинокую фигуру, бредущую в ночи - последние участники этой игры.
3.0. Последние слова до начала игры ... и никаких штампов из разряда "пусть катятся кости", никаких пафосных "ты в игре". Последние слова это точка в главе, открытие новой страницы, срыв покровов, момент истины. НО. Никаких штампов, никаких потрясений.
- Прости, детка, - Добрая Фея протягивает Красавице небольшой золотой медальон. Медальон Чудовища. С двумя маленькими портретами, написанными на тонком фарфоре. - Я не могла ничего сделать. Когда Джек ранил его, все было уже предрешено. Его схватил, стыдно сказать, Храбрый Портняжка. Этот хлыщ в компании с людьми, которых они используют для своих дел. После исчезновения Железного Дровосека, лишь Чудовище мог защитить наш дом от этого Зверя Биг Би.
- Эй, свинота, мы уж думали тебя завалили, - Кот-в-Сапогах по панибратски подвалил к Пятачку, - Ты не поверишь, какую передрягу мы только что пережили. Чудом, буквально, и то только благодаря мужикам, которых привел Винни-Пух и их мощному арсеналу. Суета в помещении участка была нешуточной: всюду сновали вооруженные люди, Пиноккио раздавал приказы в привычной манере, Винни болтал с людьми, пожирая при этом очередную банку протеина. Медового. - А еще сюда подваливает Добрая Фея, после того, как мы повязали Чудовище, у нее нет шансов. Она согласится на все наши условия.
- Эй, ушастый, - Пиноккио похлопал по щекам Кролика, сбивая с его шерсти последние крупицы Пыльцы, - Ты можешь присутствовать на переговорах, если хочешь, но, запомни, что бы ни происходило - не вздумай вмешиваться. Усек?
|
- Сожалею о том, что так получилось. Я бы хотел попросить не говорить никому… О том, что видели меня в таком состоянии. Ева машинально кивнула, подумав о том, что и некому ей об этом случае рассказывать. Даже Элис - не хотелось нагружать её подобными подробностями, тем более, что опасения Евы могут быть напрасными. Но она продолжала стоять, продолжала его разглядывать и задаваться вопросом: кто он? Кто этот незнакомец, что страдает от сильнейших головных болей, что в ночь на Рождество занимается работой, что зачем-то приходил навестить её в больницу?.. Этот последний вопрос - он так и витал в воздухе, невысказанным. Этот простой и очевидный вопрос... - Спасибо, но я должен сегодня проверить дом… А ещё… Мне лучше умыться. Спокойной ночи, детектив. Второй раз ты со мной прощаешься, - думает Ева, наблюдая за тем, как он уходит. Надеюсь, последний...
Девушка разворачивается, и на деревянных ногах следует к выходу. По спине бегут мурашки. Его рука всё ещё покоилась в кармане, когда они распрощались... Она так надеялась, что это обычная паранойя. Что её просто преследует собственный страх - из-за недавно произошедших событий... И, вспомнив о них, перед глазами вновь встало лицо Хэнка. Неужели мёртв?.. Где-то в этой больнице лежит его тело - бездушное, неподвижное. Труп. Такой же, каких Ева видела сотни на своей работе. А где-то в полицейском участке - его рабочее место, которое впредь будет пустовать, его компьютер, на котором до сих пор хранилась эта ужасная фотография... Не верилось. Всё, что произошло с ней несколько часов назад, - оно словно было во сне или в какой-то параллельной реальности, но не с ней, не в её жизни. И в тот же миг - какая-то обречённость, горькая правда ложатся тяжким грузом на её плечи. Осознание того, что всё это было. И было с ней.
Убийца... Готовит свой хитроумный план. Держит в заложниках невинную девушку. Ждёт полночи - той точки, когда со всем будет покончено. Его последнее убийство, последний штрих... Адам Вэст. Кто ты такой? Зачем всё это делаешь? Какие мотивы тобой движут?.. Впервые за всё время работы детективом Ева задумалась над этими вопросами. Она задавались ими и раньше, но только сегодня, только в этот день, когда умер её напарник, она задумалась о них с живым интересом, бросая их мысленно в пустоту - самой себе. И понимая, что не в силах на них ответить, но знать - нестерпимо хочется. Кем возомнил ты себя, Адам Вэст, если вздумал рушить чужие судьбы?.. Никогда бы я не подумала, что ты разрушишь мою. Она была такой... обособленной. Похожей на крепость - казалось, ничто не могло её пошатнуть. Но ты смог. И как эффектно...
У неё был адрес коттеджа. Она могла бы поехать туда. Она могла бы найти его. Заставить ответить за всё... Но этим займётся Нэш. Но в том ли он состоянии?.. Сегодня Рождество. Самый обычный вечер... Твоя машина - в нескольких милях отсюда. Можно вызвать такси... Ехать одной? Или позвать Хэнка?.. Он мёртв. Очнись.
...Ева стоит возле больницы. Сомнения терзают её. Она знала, что должна сама принять это решение и уже сама будет за него отвечать. Если убийца не лжёт - сегодня на его счету будет ещё одна жертва. Ещё один проигрыш на счету Евы... Детектив набирает номер такси. Вызывает. Пока машина едет, она может подумать ещё...
|
Странное существо излучало уверенность и непостижимую жестокость. Разум, казалось, у этого гибрида из разных существ имеется, но какая логика им движет- загадка еще та. Каждое движение гигантской химеры Селина улавливала лишь краем глаза, чувствуя на себе внимательные взгляд нескольких пар красный сверкающих огоньков. Они впились в нее, будто на расстоянии стремясь ужалить. Химера уловила мысленный сигнал, служащий вопросом. Но проигнорировала, продолжала свое движение, напирая на столь обманчиво хрупкую эльфийку. А сердце ее холодело каждый раз, стоило гиганту уменьшить расстояние между ними. Если бы долгожители, что люди называли эльфами имели богов, Селина уже молилась бы. Но сейчас она чувствовала лишь одиночество и решимость. Столь ярые, столь всепоглощающие, что хотелось кричать и рыдать одновременно.
Ведьма истошно надрывала глотку, издавая озлобленные крики. Любой морской пират или полководец мог позавидовать такой энергетике и жженой глотке. Эльфийка понимала, что в полутьме ее татуировки горят подобно сигнальному огню: вот она я! Здесь! Но сосредоточенность на заклинании мешала об этом думать. Ворожея всегда твердила Селине, что узор будет подобно талисману оберегать ее и направлять природную энергию. Она твердила что-то о легендах, и о духах, что обитают рядом, о мудрости. Но друидка была слишком молода и беспечна, и тогда не придала значению ее слов и слушала в пол уха. Каждый раз стоило начать ей заклинание, узор светился темным мягким изумрудным светом. Выждав нужный момент и оказавшись на относительно безопасном расстоянии от монстра, Селина направила удар. И начался сплошной кошмар. Девушка поняла, на сколько большую ошибку она совершила. Страшную. Непоправимую.
Селина не только видела, но и частично чувствовала ту силу, которой манипулировала сумасшедшая старуха. Да, она была уверена, она на самом деле старуха. Иначе и быть и не может. Образ неясно сменял один другого, стараясь оттенить правду от желаемого сумасшедшим разумом внешнего идеала. На мгновение эльфийке показалось, что мир померк. Так близко оказалась химера. То были наполненные ужасом и отчаянием секунды. Тьма и море крове. Сила, могущественная и обманчивая, словно ртуть, пульсировала вокруг. Ведьма направила свои чары к беспомощным марионеткам. Эльфийка отчаянно старалась отдалиться от монстра и улавливала изменения в людях лишь отрывочно. Но то были образы смерти. Той, что настигает постепенно, иссушая и обворовывая до тех пор, пока от жертвы не останется лишь пустая оболочка. Люди один за другим, ослабевая падали на землю. Лицо каждого из них больше напоминало многовековую мумия, чья кожа по тонкости схожа была с пергаментом. Лишь кости сохраняли человеческие очертания узнаваемыми. И каждый умирал с абсолютным равнодушием и готовностью. Их глаза потухли, магическая пелена ослабла и растаяла в ночном воздухе. Будто и не было. А сумасшедшая ведьма, убийца лишь хохотала.
Селина оказалась напугана. Доведена до отчаяния. Она тяжело дышала, грудь то вздымалась, то опускалась. От постоянного бега лоб покрылся легкой испариной. Худшее оставалось лишь впереди. Друидка обозлилась. Сегодня человеческие боги остались равнодушны к несправедливости. А значит суд будет вершить она. Так или иначе. Пусть даже ей придется отдать жизнь. - Честь превыше всего!- яростно закричала Селина на своем родном языке, не созданным для военных кличей и бравад. Благозвучное наречие больше подходило для слагания песен. И посему сейчас на мгновение остановившись, гордая, но не сломленная, она больше напоминала барда выкрикивая эти слава. Последовало очередное заклинание. Но Селина уже что-то говорила, бросая каждое слово со всей злостью и желочью, на которую была способна. Она хотела уничтожить ненавистную химеру. А после и ведьму. И все же перед глазами вставали лица, невинно умерших. Особенно той маленькой девочки, чья жизнь так и не успела начаться. И сердце от того сковывала боль, обида за несправедливость. И чувство вины. Ведь ее необдуманные действия привели к таким последствиям.
|
Долгий и опасный путь на Север оставил у Лунного Лорда тягостное ощущение начала приближающегося конца. Смердящие столбы дыма, тянущиеся от деревень, объятых неизвестной болезнью; кресты с распятыми на них «колдунами»; изуродованные трупы, валяющиеся в грязи – как много их было! Едва ли не каждая пятая деревня становилась жертвой проклятой напасти. Более того, неостановимое заболевание практически добралась до столицы. Если бы Уильям верил в Единого, он бы наверняка проводил многие часы в молитвах, стремясь вымолить прощение для своей страны, погрязшей в грехе и погибающей по воле Божьей. Но он, как и большинство дворян, был атеистом и с горечью констатировал лишь безалаберную работу разведки, равно как и собственную невнимательность к развитию медицины или выделению средств, способствующих соблюдению личной гигиены среди всех слоёв населения.
История военных конфликтов пестрит примерами болезней, охватывающих густонаселённые города. Конечно, теперь искать первоисточник бесполезно, но… Проклятье – это ведь его, и только его ошибка! Что бы там не думал Брандон, именно на его плечах лежала тяжесть управления страной. Да, чёрт возьми! Если бы ему хоть кто-то доложил об этом… Неизвестная болезнь гуляет по Аэдверу, и никому до неё нет дела! А Брандон, словно умалишённый, со всей своей неутомимой прытью стремится получить только Ирвен… «Не вини его, - хмуро посоветовал себе Мунлайт. – Ты сам потерял голову и поставил личное выше общего. Но… я не мог сделать иного выбора. Прости меня, мой народ… Прости за то, что я оказался неспособен привести тебя к лучшей судьбе». Столь мрачные мысли грызли Уильяма всякий раз, когда он видел новую жертву страшной болезни, и лишь только Ирвен была его лучом света во мраке ночи. Но даже самое долгое путешествие когда-нибудь заканчивается.
В отличие от остальных членов своего отряда, Уильям не стал спешиваться. Конечно, особых причин для этого не было – ведь лошадь куда удобнее вести в поводу, когда ворота в замок уже так близки… Но он не собирался просить милостыню, словно какой-то бродяга. Нет, он – Уильям Мунлайт, бывший лорд-советник короля Брандона Лерратона, рождённый наследником Эддарда Мунлайта и будущим владельцем форта Бейли, не станет больше склонять голову ни перед кем, будь то хоть Брандон, хоть сама Смерть во плоти! Поэтому он остался сидеть в седле, гордо устремив к старику взгляд своих светлых глаз, и его волосы красиво растрепались по плечам, ведомые ветрами Вольных Просторов. - Значит, так вы встречаете свою леди, вернувшуюся в родной замок после долгих лет отсутствия? – его мягкий, бархатистый голос неожиданно громко прозвучал в холодной тишине северных земель. Казалось, словно бы не он это сказал, а какой-то великан, величественно вопрошающий старика на стене, едва достающей ему по пояс. И что могут сделать такому грозному противнику какие-то лучники, уже наверняка занявшие свои боевые посты за этими узкими бойницами, так идеально подходящими для стрельбы из лука?
«Ирвен… вот ты и дома. Теперь ты в безопасности, любовь моя. Как я и обещал, - тень на мгновение упала на его лицо. – Ведь я отдам всё ради тебя. Даже если это будет моя жизнь». - Я Уильям Мунлайт. И если моего имени вам недостаточно, то вскоре вы сможете убедиться в правоте сказанных слов собственными глазами, - Лунный Лорд бросил короткий взгляд на карету. – Мы проделали большой путь и устали с дороги. Надеюсь, я не ошибусь, если скажу, что правила гостеприимства всё ещё действуют во владениях лорда Роберта эйр Ла’Круа?
|
|
Грязь этого места вселяли ощущении безысходности - мол, все здесь будем, гнить, ожидая пока, кто-то из наиболее сердобольных обитателей этих трущоб, не сожжёт трупы. Писк здоровенных жирных крыс, что всегда были первыми на празднике чумы и смерти, окончательно выбил лейтенанта из колеи. Стены начинали давить на Ваймса, сгущая мрачные краски существования до каких-то сюрреалистических ощущений: казалось ещё чуть-чуть и расплющат корявые дома незадачливых стражников, что рискнули оставить относительно безопасные улицы, свернув в эти проклятые всеми богами и людьми погребальные трущобы. Или так действовал запах близкого гниения людских тел? Или это первые признаки подкравшейся чумы? Или может отсутствие морка, что заставлял обдумывать всякие мелочи, чуть ли не неделями, вместо пары миллисекунд? Как знать... Но вот двое, что показались в единственном проёме впереди - знали наверняка. Замотанные в серые плащи с глубоким капюшоном, фигуры безмолвно взирали на стражников, являясь вестниками смерти, которая никогда не упускала возможности случиться. Если вдуматься, Смерть - не была ничем иным, кроме как проводником, ведь причина всегда крылась в людях, их поступках или бездействии: глупо обвинять Смерть, если именно ты спускаешь арбалетный болт. А ещё, некоторые, считали, что Смерть это он, а не она, впрочем... Впрочем приснопамятные арбалетные болты из пустой софистики превратились во вполне не иллюзорные стальные огрызки, что торчали из-под кожаного нагрудника, одного из новичков. Мальчишка удивленно опустил взгляд на лишние отверстия в своём теле и, мгновенно испустив дух, ткнулся прыщавым и безбородым лицом в грязь и нечистоты переулка. Положение было аховое - засада выбрала место и время нападения очень удачно: не было полной экипировки с тяжелыми ростовыми щитами, что надежно бы укрыли от арбалетных атак. Не было обученного отряда, готового втоптать в местную грязь любого, по приказу лейтенанта Ваймса. Были только Том, верный Сэм, да напуганный юнец, подобный своему товарищу, что уже лежал в небольшой луже крови. Убийцы вытащили кинжалы на свет, обнажив, сверкающую на солнце, сталь и истинную цель своего присутствия, если кто-то из стражников ещё не догадался. Разум был, на секунду, близок к панике, но холодные рефлексы и тело сработало самостоятельно, открывая рот, выталкивая слова из вмиг осипшей глотки, протягивая руку к убитому и подбирая алебарду. Руки потели, ощущая чуть шероховатую рукоять древка, а ноги уже начинали разбег. - Бегом, наголо! - скомандовал Ваймс, понимая, что пытаться убежать от арбалетов по другой дороге - бессмысленно. Оставалось лишь прорваться сквозь этих "работников кинжала", подняв их на остриё, пока им было сложно маневрировать в узком проёме, и после, надеяться скрыться в туннелях переулков, ведущих к Рынку. Скрыться, чтобы выяснить, кто посмел сделать подобное, бросив открытый вызов страже Эредина. Выяснить, чтобы отомстить. Именно, что три недели! Я уже соскучился :3
-
А ещё, некоторые, считали, что Смерть это он, а не она, Пасхалка обнаружена :)
|
|
-
Жаль, что так получилось. Мне действительно нравилась эта ветка. Надеюсь увидеть ещё когда-нибудь в каком-нибудь из своих проектов :)
-
Буквы. Смысл. Персонаж. Отыгрыш. Финальный пост и музыка.
Всё на пятерочку, спасибо :3
|
Ей было всё равно. Всё равно на то, кем являлась эта загадочная незнакомка с экрана. Её совершенно не волновала её личность. Пожалуй, ей было любопытно, жива она или нет, но это всё, чем ограничивался её интерес. Станция. Вот что представляло собой настоящую кладезь информации, шкаф со скелетами, пространство, наполненное необъяснимыми событиями. Вот что так притягивало. Это было похоже на игру в чёрный ящик, содержимое которого ты должна угадать… - Сделаем это. В тоне Эрика Фрайзера меньше уверенности, чем он того планировал. Но Дженна не обращает на это внимания совершенно. Все её мысли заняты загадкой, что представляет собой «Надежда», и молнией проносятся вдоль коридоров, к истребителям, и затем к самой станции, опережая тело. Энергия, энтузиазм, подогреваемый делом, что впитало в себя все остальные заботы, - всё в ней кипит, обжигает. Ей нужна была только команда… Девушка вскакивает с места едва ли не второй, бежит лифту – навстречу своим мыслям, что уже далеко отсюда.
***
«Шторм». Создание из сплавов стали, механизмов, что вьются внутри. Бесконечные поршни, провода, усилители, приводы… Чудовище, облачённое в красивую обтекаемую оболочку. Верное, преданное пилоту чудовище.
Кабина. Узковата. Здесь душно. Ремни безопасности. Руки чуть дрожат. Дженна делает на скорую руку хвост и слышит, как убираются волей Эшли крепежи, что удерживают корабль на месте. Пора на взлёт.
Перед ней – панель управления космолётом. В этот миг Дженна понимает, что застыла на месте и буравит эту панель взглядом, пытаясь осознать, какой сюрприз ей устроил Фрайзер. Она, по наивности своей, в кабину пилота не заглядывала – что там может быть интересного? Но то, что предстало её глазам сейчас, было неожиданностью. Не то, что бы Дженна не знала про телепатическое управление… Но подобных космолётов было мало и они стоили больших денег, поэтому и летать на учениях приходилось на том, что давали. К подобному она была просто не готова. И пожалела, что не заглянула сюда раньше. У неё было целых два дня на то, чтобы потренироваться в управлении «Штормом», но вместо этого… Прекрати, Дженна. Ты всё сможешь.
Только вот… Последний раз ты была в кабине пилота уже очень давно. Ты помнишь, когда? Это было после того, как тебя выписали из больницы. Какое-то время ты сидела дома и отходила от операции. И лишь затем, усилиями Нелли, вернулась в Академию… Ты помнишь, как было в тот первый после выписки раз? Как тебя трясло от волнения, как закрадывались в голову невесёлые мысли о том, что ты не сможешь справиться с управлением… Ты помнишь, как боялась? Как от страха сводило руку?.. Помнишь, как смогла побороть эту слабость и взлететь? Перешагнуть пропасть и не позволить отчаянью сковать душу. Ты бы не простила себе, если бы вышла из кабины, не попробовав. Ты бы не простила себе, что позволила какой-то частичке твоего тела завладеть мыслями настолько, что ты хотела лишить себя будущего. Этого будущего. В тот момент ты не знала, что будешь сидеть в самом дорогом истребителе Земли и лететь навстречу неизвестности ради того, чтобы исправить ошибки всего человечества. Тогда не знала. Но, вероятно, чувствовала, что тебя ожидает подобное. Хотела так думать. Мечтала. Это были амбиции, что позволили тебе шагнуть вперёд. Что удерживает тебя сейчас? Страх работы с новой технологией? Страх неудачи? Страх того, что ты можешь подвести всю команду и особенно Фрайзера?.. Нет. Тебя ничего не удерживает. Всё это – абсолютно мелочно и не достойно внимания. Есть лишь ты. И твоя цель.
…Стальной корпус отразил солнечные лучи. Маленькое космическое тело отделилось от большого, набирая скорость. Тёмный силуэт истребителя слился с пейзажем космоса, теряя контуры на фоне звёзд и скользя по пустому пространству вакуума. Вильнул и выпрямился, направившись навстречу «Надежде».
Управление и правда было несложным. Но очень уж непривычным. Дженна просто не обладала достаточной линейностью мышления, её мысли не были столь последовательны, чтобы контролировать команды, которые она передавала «мозгу» корабля. Поэтому с самого начала всё пошло наперекосяк. Ей пришлось вручную сбавить скорость, потому что ощутила, как взвыли двигатели, с огромным ускорением направив «Шторм» на станцию. Сердце фигурально подсочило от испуга, обжог адреналин. Коулман хорошенько выругалась и более резко и сильно, чем хотела, надавила на нужный рычаг. Панель раскрылась, выдвинулся уже привычный штурвал. Она почувствовала себя гораздо лучше, взявшись за знакомое управление. Расслабившись, она подумала о том, что сенсорный дизайн интерфейса ей даже нравится, и в обзоре на 360 градусов что-то определённо есть.
…Громада станции увеличивалась на глазах, разрасталась, закрывая собой звёзды, солнце, планету. Изображение, без перебоев передаваемое на экран, становилось чётче, словно Дженна видела всё своими глазами. Видела рельеф станции, выступающие кабели и модули, тени, что пролегали между ними. Груда металла, - подумала девушка. Но с какой тщательностью и продуманностью построена…
- Внимание всем, - произнёс из динамика Эрик. – Мы на подходе. Истребитель медленно плыл вдоль поверхности «Надежды», а глаза пилота с усердием высматривали то, что могло бы показаться странным. В какой-то момент «Шторм» повернул вправо, нырнув в тень огромного улья.
|
Еще пара кусочков добавилось в мозаику знаний об убийце. Вдумчивый идеалист - выбор книг это подтверждал. Такие типы гораздо опаснее обычных психопатов или грабителей. Люди с идеями часто становятся опасными, если идеи эти приводят не на тот путь. Нет, в самих Ницше, Ремарке и Брэдберри не было ничего страшного, ну, разве что, в последних двух точно. Просто они показывают, что убийца читал их, задумывался о различных сферах жизни и возможно вывел для себя свои собственные убеждения, свои собственные идеи, не пользуясь общепризнанными субстратами в виде религии, модных тенденций, прививаемых телевизионными передачами и интернетом, и обычных норм поведения, впитываемых от окружения. Говорят, всего десять книг могут изменить всю твою жизнь, но, чтобы найти их, нужно прочитать тысячу. Разумеется, это все могло быть пустословием, Джеймс мог ошибаться; эти книги для Адама Веста могли оказаться просто приятным чтивом, и он просто достаточно аккуратен был, чтобы не попадаться на протяжении нескольких месяцев, и убивает... разве без всякой цели? Должна быть какая-то цель, потому что в убийстве девушек прослеживался некий... ритуал. Женщины в аптеке были убиты в совершенно другой манере, да и бомба эта совсем не походила на прежний аккуратный стиль. О боги, которым молятся люди со всей Земли, Джеймс уже был практически готов к тому, чтобы самому стать чудовищем для поимки другого чудовища.
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя. (Ф. Ницше)
Взяв в руки фотографию в рамке, Джеймс внимательно вгляделся в девушку на ней. Была ли она хоть сколько-нибудь похожа на жертв убийцы? Детектив презрительно хмыкнул и затем со всего размаха приложил рамку о краешек полки с книгами. Стекло хрустнуло, на деревянных планках посередине рамки остались глубокие вмятины. Гейтман доломал рамку и достал фотографию. Она ему еще пригодится, а пока он сложил ее пополам и положил во внутренний карман куртки к сигаретам. "Черт возьми!" - возникла раздраженная мысль. - "Я ведь давно говорил Хэнку не задерживаться с Элис. Почему такие типы, как этот Адам Вест, живут в браке и воспитывают свое потомство, а мой лучший друг умер, не успев познать этого!?" По крайней мере у детектива была еще одна ниточка, которая могла превратиться в полноценный удушающий поводок для убийцы. Девушка с фотографии и ее дочка Тиффани. Джеймс взял в руки телефонную трубку: возможно этот телефон позволял перезвонить на номер, оставивший сообщение на автоответчике, или этот номер был записан в какой-нибудь телефонной книжке, находящейся где-нибудь рядом. В любом случае детектив хотел "перезвонить".
|
За спиной оставались сверкающие бока Ренессанса. Впереди маячил черный силуэт зловещей станции. Найна вжалась в свое сидение, пытаясь привыкнуть к крепкому захвату нового костюма, что сменил привычную для нее одежду. Глаза девушки блуждали. Она всматривалась в самые разные детали интерьера шаттла, пытаясь успокоить обезумевшее сердце, которое отчего-то подскочило к горлу, вырвавшись из перикарда и отрываясь от своего привычного места в грудном отделе. Кровь стучала в висках. Пульсировала в кончиках пальцев. Застилала глаза розоватым маревом.
Никогда еще она не чувствовала себя настолько беззащитной. В черной пустоте космоса, наедине с оживающими страхами. В маленьком коробке шаттла, который нес ее к коробку побольше. К Ящику Пандоры. Отчего-то казалось, что стоит им войти, как откроются двери после которых уже не будет возврата. Сметет привычный и знакомый мир. Окунет во что-то, от чего Найну всю жизнь так старательно берегли. Боль, смерть, страх, отчаяние. Она практически не видела всего этого. Этого не было на Земле. Там - победили болезни. Обуздали смерть. Изгнали боль. Там был лишь солнца свет и покой существования, не нарушаемого ничем посторонним. И можно было жить, не задумываясь о том, что кто-то где-то этих прав лишен. Иссушен безнадегой и забыт богами, в которых перестали верить давным-давно. Можно было. А она не смогла. И теперь летит в консервной банке к тому, с чем столкнуться совсем не готова. Не готова же?
Блуждающий взгляд наткнулся на Эйба. Увидев уже такие знакомые черты лица, Найна почувствовала нарастающий приступ раздражения и злости, что вызывал у нее этот человек. Когда говорил, когда молчал. Одним своим существованием. Но сейчас в этом раздражении она нашла для себя спасение. Уставившись в его лицо, она почти с упоением погрузилась в собственные чувства к этому мужчине, отвлекаясь таким образом от страха и отчаяния. Находя ниточки, чтобы не потерять связь с реальным миром. Ей необходимо было взять себя в руки. Почувствовать себя той, кем она хотела стать. Не напуганной рыжей девчонкой, но специалистом, что направился сюда помогать. "Помогать, Найна. Именно ради этого ты полетела. Не ради славы или денег. Ради отражения в зеркале. Ради глаз, в которые ты будешь смотреть без сожаления. Ради собственной души, что больше не может существовать на краю драмы. Не может бездействовать. Готова ли ты рискнуть ради собственных идеалов? Готова ли заплатить за это ценой собственного ужаса и страха?" Уже не получится убежать. Не получится спрятаться. Притвориться, что она не при чем. Что просто проходила мимо и стала случайными свидетелем.
Девушка прижала к себе удобную сумку-укладку, вспоминая как мчалась по коридорам к медицинскому отсеку и собирала то, что может понадобиться. Не только от неизвестного вируса, но и вообще для оказания любой помощи. Первой или второй. А может быть и третьей. Лучшим ее оружием были шприцы и ампулы. Лучшей надеждой - вакцины и лекарства. "Соберись" Это было первое испытание и от того, как она его выдержит - зависело очень многое. Не делать глупостей, быть внимательной, помогать там, где она может помочь. Не мешаться, но и не стоять в стороне. Это все казалось просто и понятно, только вот действовать придется во вражеской среде с которой она никогда не сталкивалась. И защитить ее от возможной угрозы могут лишь два человека - Эрик и Эйб. Насчет Эрика она еще не сложила определенного мнения. Не знала как он относится к команде и насколько сильно дорожит каждым из них. Все же - они были еще чужими друг другу. Незнакомцами. Случайными гостями, которых свело под одним черным небом, усыпанным безликими звездами. Эйб... и того хуже. Он не вселял уверенности, не внушал доверия. А между ними двумя поселилось непонимание и раздражение, которые не способствовали тому, чтобы подставить спины друг другу. Найне казалось, что в случае чего он скорее толкнет ее в руки опасности, чем поможет. И без того упадническое настроение рухнуло ниже гравитационного ядра. Девушка глубоко вздохнула, прикрывая глаза и титаническим усилием воли прогоняя из головы любые посторонние мысли. Заставляя себя сосредоточиться на эпидемии, вакцине, помощи. На лице той девушки, что нуждалась в них. Нуждалась, как никто другой.
Вздрогнув от толчка, Найна открыла глаза и мягко поднялась, надевая на лицо маску сосредоточенности. Она вышла вслед за Эриком, вглядываясь в угрожающего вида дроидов, которые поселили в нее чуть больше уверенности. - Как мы будем действовать, капитан? - Спросила медик у Эрика.
|
Джон. - Самки? Ной? Лихард поперхнулся содержимым очередного тюбика, предусмотрительно отложив его на край стола и глядя на Джона ироничным и скептическим взглядом. - Парень, а ты этой дряни не переел? Может в ней воздействующие на мозг препараты находятся в небольших количества? Класилда подняла руку, призывая Лиха к тишине и тяжело вздыхая. Она устала. Устала думать о будущем и пытаться навести порядок между членами вынужденной команды, коей они ни разу не являлись. Но женщина понимала, что без сотрудничества дальнейшее их существование сведено к минимуму. - Джон, - очень мягко начала она, тщательно подбирая слова и пытаясь донести свое видение до этого человека. - Пойми, Ривена - враждебная планета. Там кроется что-то, о чем мы не имеем ни малейшего понятия. И пытаться строить там колонию - это... глупо и рискованно. Особенно учитывая, что нас семь человек. Нам бы выжить просто. Выжить до того момента, как перегрузится корабль и мы сможем вернуться на него, чтобы постараться связаться с остальными Ковчегами. Это хороший шанс для нас - найти их и присоединиться. В этой части Вселенной или в другой. Взгляд ученой стал колким, острым и жестким. Светлые брови нахмурились. - И ни о каком продолжении рода и, господи прости, самках - речи и быть не может. Мы не ходячие инкубаторы. Я лично не позволю никому притронуться к девочкам. Никому. Ни ради каких целей. В погоней за выживаемостью нам нельзя утратить то, что делает нас цивилизованными людьми.
Артур. Криста тихо засмеялась, поворачивая голову и разглядывая лицо Артура. От нее веяло спокойствием и почти умиротворением. Казалось, что она совсем не испытывает больше страха. Словно знает, что у них все получится. Что они выживут. Смогут найти ниточки, которые выведут их хоть к какому-нибудь будущему. А сделать это будущее комфортным для себя - это уже задача каждого из них. - Похоже, о грядках только Джон мечтает, - весело сказала девушка, снова отворачиваясь к потолку. - Класилда не хочет организовывать колонию из семи человек на враждебной планете, Артур. Ну, если я правильно поняла ее позицию, конечно... но это действительно глупо. Ривена - перевалочный пункт. Пересадочная станция. Через двадцать пять дней перезагрузятся системы Пангеи и мы сможем снова запустить корабль. Мы сможем попробовать выйти на связь с другими Ковчегами. Мне кажется, что это лучшая идея из всех... что об этом думают другие - я не знаю. Но Лихард и Джереми поддержат Класилду - это и к гадалке не ходи. Джон сам себе на уме, он грезит воскрешением цивилизации. Анна - ребенок, она пойдет туда, куда пойдут взрослые. А я... Девушка глубоко вздохнула, замолчав на некоторое время. Прикрыла глаза, избавляя себя от созерцания надоевшего уже потолка. Возвращаясь мыслями к образам, которые запомнились ей на Земле. Возвращаясь мыслями к тем людям, которых она потеряла. К той жизни, которой лишилась. Навсегда. - Земля погибла, Артур, - в тихом голосе девушки скользнула боль. - Я тоже любила ее. Несмотря на то, что жизнь моя, судя по всему, сильно от твоей отличалась. Я провела практически всю ее часть в лабораториях, видя лишь кусочек неба и большую территорию проезжей части. Я каждый день считала аэрокары, смотрела на них и думала о тех людях, что сейчас мчатся куда-то по своим делам. Я представляла себе их жизни. Счастливы ли они в своей свободе? Понимают ли ее? Ценят ли? Криста вытянула руки и подтянула одну ногу, скидывая тапочки. Черная ткань создавала резкий контраст с белой постелью. - Но даже несмотря на все это - я любила Землю. И вернулась бы обратно, если бы было куда. Но ее больше нет. И не будет. Как и тех людей, которых мы знали. Произнесенные слова упали тяжелым камнепадом в атмосферу безликой комнаты. Девушка поджала губы. Ее лицо расчертила гримаса боли и тоски. Сказав о своих мыслях вслух, она вновь почувствовала эту глубокую зияющую рану. Вспомнила момент пробуждения в карминовой бездне, откуда не было выхода. Реки крови и то месиво, что было ее любимым братом. Единственным, кто всегда был рядом. Кто мог поддержать и собрать по осколкам разбившийся мир. Это он верил, что все будет хорошо. Это он улыбался ей и вел за руку вперед, счастливый, что она стала свободной. Даже если за эту свободу пришлось заплатить распятым домом. По щекам Кристы потекли слезы, оставляя мерцающие дорожки. Она не истерила, не рыдала, не комкала в пальцах покрывало. Ее боль была тихой. Почти спокойной. Но была.
-
- И ни о каком продолжении рода и, господи прости, самках - речи и быть не может. Мы не ходячие инкубаторы. Да!))
Ну и пост отличный. Будем надеяться, что таки удастся вернуться к хорошему темпу и приятной для всех игре)
|
|
|
Плывёт сознание. Растворяется в боли. Физической, моральной - уже не так важно... Реальность - словно серая масса, нависшая над головой, окружающая и давящая своим присутствием. И эти глаза старушки, что с сочувствием взирают на тебя, - их взгляд сквозит сквозь пелену растаявшего пространства и остаётся где-то позади. Бесчисленные ступеньки как в тумане - ничего не видно из-за слёз. Наконец, они заканчиваются. Последний пролёт. Открытая дверь. Ледяной сквозняк, пробирающий до костей, и снежинки, что радостно залетают внутрь подъезда, опускаясь на ковёр. Всё кружится. Мчится в бешеном хороводе. И лестница, и двери квартир, и входная дверь - остаются там, в прошлом. В том участке памяти, где навсегда остался этот эпизод. Этот шумный, кровавый, страшный эпизод...
На улице всё так же холодно. И холод этот отрезвляет на какое-то время, проникает, кажется, в самые органы и заставляет кровь застыть в жилах. Головокружение на пару секунд прекращается, чтобы Ева смогла разглядеть машину скорой помощи и носилки, втаскиваемые в её распахнутые дверцы. Но возвращается вновь. Резко бьёт по голове, и перед глазами всё расплывается во мраке. Чувствует Ева, как голова запрокидывается назад, и чьи-то руки подхватывают её на лету. Глаза смотрят вверх, на то, как падают вниз снежные хлопья. В этом действе было столько простоты и совершенства. Не было той лжи и суеты, что окружали людей. Лишь умиротворение холодной зимней ночи... Тьма взяла своё.
***
Постепенно всё возвращается. Очертания сна начинают расплавляться, обретая чёткость, ей совершенно не свойственную. Абстрактные формы, округлость и нечёткость контуров - уступают идеально выверенным линиям стола, края постели, стен. Ещё замутнён взгляд. Ещё стоят перед ним образы кошмара. Но беззаветно уходят - уходят вглубь зрачков, проникая сквозь органы зрения куда-то внутрь головы, чтобы остаться в той части мозга, где хранится всё ненужное и забытое.
Она не помнила сон. Помнила лишь, как было страшно. Как вязли ноги в чём-то похожем на снег - только был он почему-то алым от крови. Помнила бледное лицо Хэнка, но видела ли она его во сне или то воспоминание яви?.. Помнила испытываемый животный ужас, достигший той точки апогея, когда тело отвечает на импульс и просыпается. Она проснулась резко.
На столе завибрировал телефон, заставив участиться пульс. Ева испугалась, но успокоилась, поняв, что это всего лишь гаджет. Вгляделась в дисплей - три пропущенных вызова и сообщение. "Ева, ответь. Я проверила Веста. Бывший коп. Безработный. Кроме квартиры недвижимости практически нет – только какой-то коттедж за городом, да и то оформленный на жену. Перезвони". Вздохнула тяжко от волнения. Наконец-то. Информация. Вспоминает Ева тут же. О том, что было накануне. И становится грустно и волнительно - что стало с Хэнком? Жив ли ещё её напарник?.. Сожаление и горечь вновь вгрызаются в душу.
В этот момент в палате появился незнакомец. Вошёл бесцеремонно, осмотрелся. Напугал Еву до дрожи. Эти стальные глаза, этот шрам... Уж не агент ли ФБР пожаловал? - Кто вы? - холодно спросила Бонен, пронзая незнакомца не слишком дружелюбным взглядом.
|
- Спокойной ночи, ребята, - выдохнула Дженифер. Время неумолимо играло против детектива. Оно гнало стрелки часов вперед, отмеряя короткий промежуток для получения улик и догадок. Убийца установил неумолимый отрезок, за который женщина обязана его поймать, но тщетно. Со временем нельзя договориться. Его нельзя уговорить замедлить ход. Оно не сжалится, что ты устал и замерз. Оно наблюдало как рушатся Империи и погибают сотни тысяч людей, не выдержав условий и напряжения. Ему нет дела до терзаний одного единственного детектива, желающего спасти красоту и молодость из сложных моральных побуждений, чуждых бездушному измерению этого мира. Оно своим существованием напоминает, чтоб Джен действовала на опережение, если хочет остановить негодяя, чтоб она проявила чудеса интуиции, допытавшись до раскрытия картины смертей девушек.
Проходя мимо тела погибшей Эшли Лэйнор, детектив засмотрелась на труп. Она отрешенно кивнула судмедэксперту. Холод сковал приятные черты лица девушки, подарив им короткое бессмертие. Белизна кожи и снега контрастировали с бурыми пятнами застывшей крови. Предательская мысль посетила измученный разум бывшей журналистки, будто маньяк оказывал сомнительную услугу жертвам, позволяя им уйти из сложного мира юными и свежими, запомниться друзьям, родителям и знакомым не сморщенной старухой, но редким цветком, который сгорел раньше отмеренного срока.
Мороз прогнал детектива до машины. Воображаемый перезвон бубенцов отдалялся, исчезая в ночи. Рождественский дух ускользал под гнетом жестоких обстоятельств. Как устраивать праздник, когда дело встало? Пир среди чумы не для Дженифер. Убийства отталкивали близящийся Новый Год.
Забравшись внутрь салона, детектив провернула ключ зажигания и поспешно включила обогревание. Мотор послушно заурчал, не подведя на лютом холоде. Послушный Форд выдержит русские зимы, не то что редкую непогоду Нью-Йорка. Женщина сложила молитвенно ладони, всхлипнув и смеясь. Пережитый стресс давал о себе знать. Бесконечно долгие секунды она продержала замерзшие ладони на шероховатой поверхности руля, собираясь с последними силами, чтоб вернуться домой на пару часов ради спасительного сна. Здравый смысл подсказывал, что Джен не должна терзать себя, иначе от хронической усталости и переживаний она перестанет быть эффективной, но надежда упрашивала ее не оставлять попыток. Детектив подошла настолько близко, что не имеет права расслабиться и отступить хотя бы в малом.
- Ладно. Поехали, - врубив громко заезженный диск Мэрайя Кери, валявшийся в бардачке без футляра, поцарапанный и запылившийся, следователь направилась домой. Теплота в салоне дурманила, а веки слипались помимо воли. Снегопад не позволял разглядеть дорогу дальше десяти метров, вынуждая ехать медленно и осторожно. Городские службы не справлялись с чисткой дорожного полотна. Они выберутся позже. Вероятно, после праздников.
Застывшая бутылка воды на пассажирском сидении спасала отчасти. Джен прикладывала ее к лицу, когда вздрагивала, понимая, что вот-вот заснет за рулем автомобиля, пока не остановилась на знакомой улице. В ночи и с занесенным снегом двором детектив не сразу признала, что дома. Она забыла, как припарковала машину, как поднялась на четвертый этаж, засыпая на ходу, как забралась в квартиру и разделась, чтоб рухнуть в постель без чувств, провалившись в темноту и надеясь, что сновидения не побеспокоят измученный разум. Завтрашний день предстоял во много раз труднее. Времени на отдых практически не осталось. От недосыпа ее будет колотить озноб. Радовало, что она не держит кошку. Режим жизни детектива не позволял позаботиться даже о себе должным образом.
*** Следующий день не принес ничего нового. Дженифер сидела за рабочим столом, привыкшая к темноте и пустоте убойного отдела, занятая работой. Рождественские огни по-домашнему душевной елочки отбрасывали веселые огоньки на отчет. Глаза слезились от усталости. Текст буквально плыл, но детектив не отвернулась и не закрыла веки. Она раз за разом перечитывала отчет и сведения, старалась увязать детали, но это никогда не приносило плодов.
- Эшли... последняя, - прошептала Джен. Женщина собралась отложить бумаги, чтоб подумать со свежей чашечкой кофе, откинувшись на спинку офисного кресла, когда по коже пробежали мурашки, стоило ей заметить десятый номер. Темное предчувствие шевельнулось внутри. Легкий страх закрался в душу с холодком, пока не осознаваемый. Ему требовалось время вызреть. - Но я же... десятой не было... я ее не помню, - пробормотала детектив, вчитываясь.
Грянул гром. Это оказалось ее имя. Дженифер резко выдохнула, точно получила ударь в грудь. Тело сковало ужасом. Цветок страха расцвел в грудной клетке, захватывая сознание. Домашняя обстановка отдела уколола враждебностью. Во тьме притаилось нечто. Маньяк подменил ее отчет! Боги, он наблюдал за ней, а она не осознавала!
Детектив хотела обернуться, но рядом шевельнулась тень. Убийца стоял за спиной, ожидая удачного момента, когда она дойдет до конца отчета. Женщина сжала зубы, обозленная на обстоятельства, стараясь не сдаваться под гнетом страха, но слишком поздно. Она не успевала обернуться, не успевала выхватить пистолет из кобуры. Она... проиграла. Призраки, явившиеся предупредить, следующие за ней из жажды отмщения, явились в последнее мгновение, когда кровавая рана разверзлась на горле. Девушки что-то говорили, но боль парализовывала, а паника вынуждала хвататься за шею, чтоб остановить хлынувший на бумаги поток теплой липкой крови.
*** Дженнифер с криком села на кровати, хватаясь за шею. Прикосновение кошмара не покидало детектива. Во рту пересохло, вынуждая издавать хрип при каждом резком вздохе. Холодный пот покрывал смуглокожее тело латиноамериканки. Свет не способен разогнать пережитый ужас. Всклокоченные волосы свидетельствовали, что она спала беспокойно. Джен понимала это, но едва успокоила начинающуюся истерику. Она бесконечно радовалась, что жива и невредима, пока не обратила внимание на раздражающий звонок и часы.
- Все в мире – прах и тлен, все суета сует и всяческая суета, - Джен поднялась с кровати, накинув халат на ловкое золотистое тело в лучах приглушенного зимнего солнца, чтоб стоически выдержать удар судьбы. Опоздание на работу она не могла исправить.
- Детектив О`Дэннис. Кто говорит? - спросила бывшая журналистка, подняв трубку. Ей требовались эти часы сна, чтоб продолжить. Пусть делают выговор. Черт бы побрал обстоятельства! Про себя Дженифер решила, что успеет собраться за пять минут. Благо у нее выглаженной одежды на неделю.
|
Неловкая пауза затянулась, и никто не спешил её прерывать. Хэнк сосредоточенно вёл автомобиль, всматриваясь в снежную бурю за окном. Ева смотрела в своё запотевшее от дыхания окно, наблюдая, как подхваченные ветром снежинки разбивались о стекло, оседали на землю мягким покровом. Она думала о том, что боялась этого дня. Боялась, что Хэнк переступит черту между рабочими и личными отношениями. Наблюдая за служебными романами в их отделе, возникающими и затухающими, Ева только укреплялась в мысли, что они мешают работе. Это была лишь мимолётная симпатия, которая ощутимо мешала - мешала рационально мыслить, отвлекая сотрудника от важных дел. В их работе подобное было недопустимо. О чём только думал Хэнк?.. Она не давала ему ни поводов, ни намёков предполагать, что она могла бы согласиться на свидание. И вроде бы никогда не скрывала своего отношения к служебным романам. Ева злилась. Злилась на напарника за то, что завёл их общение в тупик, за то, что отвлёк от действительно важных мыслей. Злилась на себя, что начинала думать о его предложении как о простом ужине, не таящем в себе «ничего такого». Она уже очень давно не развлекалась, и в последнее время общалась с близкими исключительно по телефону... Музыка слегка разрядила обстановку, и Ева немного расслабилась.
…Машина остановилась у многоэтажного дома, очертания которого лишь угадывались под покровом сгущающегося снегопада. Фонари выхватывали из мрака клочки занесённой снегом земли и изредка освещали кирпичные стены. - Должно быть здесь. Пора с этим заканчивать. Ева была с ним согласна.
Две фигуры вышли из автомобиля и тут же подверглись атаке поднявшегося ветра. Крупные снежные хлопья прилипали к волосам, к шарфу, к куртке, забирались под ворот, леденя кожу. Детективы поспешили в дом, где, столкнувшись в тёплым воздухом, снег начал таять и превращаться в расплавленный лёд. Впереди их ждал сломанный лифт и лестница, подъём по которой обещал им согреться и отойти от сюрпризов погоды. Но Ева не согревалась. Холод проник в неё, впитался в тело, леденил душу. С каждой ступенькой возвращались к ней мысли об убийце, и слова Хэнка отходили всё дальше на второй план. Ей не верилось… Не верилось, что в одной из этих квартир живёт её загадочный маньяк. Не верилось, что сейчас он был так близко. Не верилось, что всего несколько мгновений отделяют её от встречи с собственным ночным кошмаром…
Очередной пролёт остаётся позади. Квартира «504» встречает их глухо запертой дверью. - Ломаем? Хэнк ухмыляется. Было видно, что он готов на всё, чтобы взять преступника. Но у них не было ордера, и это Еву останавливало. На что она надеялась, приехав сюда?.. Она не могла взять и ворваться в чужой дом, тем более, что лицо убийцы лишь на 85% совпадает с личностью Адама Вэста. Наверное, она надеялась посмотреть этому человеку в глаза. Надеялась тут же опознать в нём того, кого так долго искала. Нить, обвязывающая охотника и его жертву, натянулась. В этот раз охотником была Ева, готовая дёрнуть за эту нить. Оборвётся ли она или из тьмы неизвестности наконец покажется её жертва?..
Бонен задумчиво покачала головой. - Не забывай, что у нас нет толком улик, чтобы доказать причастность Вэста к убийствам. Ты и сам знаешь, что если мы возьмём его таким способом, а потом окажется, что он не наш маньяк, - у нас будут большие проблемы. Ордера на арест у них не было. Боже, зачем она вообще ввязалась в эту авантюру и так опрометчиво бросилась за Хэнком?.. Теперь она жалела, что согласилась. Нужно было согласовать всё с начальством, взять разрешение… Но что-то внутри противно сверлило, когда она думала о том, что её дело отберут ФБР. Чувство борьбы, которого в ней доселе не было. Чувство досады – как будто зря старалась, зря портила карту красным маркером и приносила в лабораторию всё новые мелочи, надеясь, что хоть одна из них что-нибудь скажет об убийце. - Ломай, - выдохнула Ева, отошла в сторону и отвернулась, как будто напарник должен был сделать что-то страшное.
|
|
Найна не успела съязвить на очередной панический приступ Эйба Тернера, вслушиваясь в голос Эрика. А когда вновь открыла рот, чтобы возразить – на экране появилась девушка, залитая красным аварийным светом, словно кровью. Глядя в ее глаза, Найна почувствовала приступ страха и жалости одновременно. Она стиснула подлокотники кресла почти до болезненного хруста.
- Действительно, ситуация слишком странная, - очень тихо сказала рыжая девушка, как только Эрик смахнул зацикленную видеозапись. Еще удивительнее оказалось то, что молчала целая планета. Найна не сразу поняла это, осознав лишь тогда, когда сказал Фрайзер. Уставившись на него так, словно это он был ответственен за неясность всей ситуации, она нахмурилась, пытаясь найти наиболее безболезненный выход. Это было страшно. Действительно жутко. Нет, не мифическая и ушедшая в легенды оспа, которой могло не существовать в принципе. А молчащая планета и молящая о спасении станция, чей сигнал глушили изнутри. Захватчики? Пираты? Вышедший из-под контроля вирус?
- Возможно, просьба о вакцине лишь отвлекающий маневр, чтобы заманить нас на корабль, - тяжело вздохнув поддалась паранойе Тернера Найна. Да и как было не поддаться, учитывая всю цепочку вываленных на них фактов? – А может это действительно мутировавший вирус. Во всяком случае, перед тем как отправляться на планету – не мешало бы выяснить что случилось со станцией. Но если это ловушка, то посылать туда кого бы то ни было опасно.
Перед глазами встало лицо девушки. Мольба в ее голосе. Отчаяние. Медик посмотрела на Эрика. - Капитан, извините, но если вы примите решение о том, чтобы послать туда разведывательную группу, то я настаиваю на своем участии. Если это все же вирус – мне необходимо увидеть как можно больше и увидеть собственными глазами. Девушка обмякла в кресле, в прострации уставившись на молчащий экран. - Если те, кто остался на станции имеют не благие намерения – дрон ничего выяснить не сможет. Его либо уничтожат, либо, если они умнее – покажут то, что уверит нас в наличие инфекции. Мы можем попытаться послать его с внешней функцией «собрать образцы вируса», а с внутренней – исследовать станцию. Она скользнула взглядом по Эйбу и вновь перевела на Эрика. - Но вы же понимаете, что кому-то из нас в любом случае придется отправиться на станцию? Мы не можем просто бросить их. Разве не для этого были все эти грандиозные сборы? Мы отправились на «Ренессанс» чтобы помогать. Во всяком случае, - едкий взгляд на Тернера, - я верю, что большинство из нас. А этим людям нужна помощь. Я уже не говорю про возможные причины тишины целой планеты.
Девушка помолчала некоторое время и подытожила: - Мое предложение послать дрона, дождаться хоть какой-то информации от него и отправить разведывательную группу в несколько человек. И в числе этих нескольких человек должен быть ученый и медик. Возможно помощь необходимо будет оказать на месте и как можно быстрее. Конечно, она боялась. Никогда раньше не сталкивалась с такими ситуациями и никогда не испытывала этого странного сосущего чувства. Тревога. Опасность. Ужас. Желание убежать в каюту и накрыться покрывалом, оставив все решения мужчинам. Она боялась, но не давала волю страху. Древние клятвы, что до сих пор давали врачи всплывали нерушимыми скрижалями в голове. Она боялась. Посильнее этого Эйба. Возможно, сильнее всех, кто собрался на мостике. Но остаться в стороне она не могла. Как ученый, как медик, как девушка.
|
|
- Как скажете, мисс. Будем ждать вас в зале. Отразилось на лице Роннингтона понимание. Он понял. Только совершенно не то, что являлось правдой. Выдумал что-то и понял, что лучше не мешать магу и его ассистентке. Понял по их лицам, что стряслось что-то действительно важное. Он ушёл. Оставил их в коридоре одних. Облегчённо выдохнул Джек. Эви видела, как вновь опустились его поднятые в напряжении плечи и расслабилось слегка лицо, а в глазах вновь появилось выражение снедающей его муки. Харпер широкими шагами направился к выходу, уверенно покидая этот проклятый дом. Эви засеменила следом, оглядываясь, чтобы их не увидели слуги. Навсегда. Теперь уже навсегда.
***
Комната, которую она оплатила для себя, встретила её немым молчанием. Уютной тишиной. Всё здесь было так же, как она оставила до ухода в поместье Роннингтонов. Кровать была аккуратно застелена. На подоконнике лежали нитки и обрезки ткани. На кресле был сложен вчерашний костюм, который ещё не успел упаковаться в дорожную сумку. Всё было так же. И в тот же миг - по-другому. Сам воздух, казалось, зарядился злой, нечистой энергией, а тишина, что царила в номере, казалась слишком тяжёлой и гнетущей. Свет, льющийся в окно, не рассеивал всю тьму. Она по-прежнему пряталась по углам. Пряталась в закоулках души...
Эви села на кровать. На самый краешек. Стала ломать руки, нервно теребить подол платья, кусать губы. Ей хотелось вскочить и убежать. Убежать поскорее. Во всём, что было перед её глазами, она видела образ Сары - в том костюме, в котором она встретила её вчера; в этой постели, на которой, лёжа ночью, она размышляла о ней; в том зеркале, в котором она разглядывала себя и вспоминала яркую красоту любимой дочери Роннингтона. Мёртвой дочери Роннингтона... Непрошенные слёзы вновь подступили к глазам. Но Эви не заплакала. Она выплакала всё ещё в той спальне... Обхватила себя руками, закрыла глаза. На лице её возникла гримаса страдания. Настоящего, неподдельного страдания. Согнулась она пополам, опустив тело на колени, смотря головой в пол. Беззвучные, болезненные рыдания практически без слёз. Захлёстывали. Сминали. Выжигали остатки воли. Она должна была собраться. Собраться с силами, чтобы встать и спуститься в таверну. Где её ждал Джек. Но ещё чуть-чуть... Она побудет здесь ещё чуть-чуть... Соберёт вещи. И пойдёт.
***
В этот раз она не обращала внимание на людей, что копошились сейчас в просторном помещении таверны. Не обращала внимание на их разговоры, на их поступки. Не интересовало её это. Она увидела Джека. Он сидел за прежним столиком. Он был подавлен настолько, что даже сразу её увидел и понял на неё глаза. Глаза, в которых не отражалось больше прежней искры жизни.
Девушка села напротив, ожидая, пока он нарушит тишину. У неё не было сил, чтобы нарушить её первой. - Эви… - его голос был на удивление спокоен. – Спасибо за всё, что ты сделала для меня. Действительно много раз выручала. Но, на этом, по всей видимости, всё. Ассистентка уставилась на своего спутника непонимающим взглядом. - Я больше не смогу таким заниматься. Направлю силы на что-нибудь… Действительно значимое. Как всегда рекомендовали «коллеги». Она не верила своим ушам. Это говорит Джек?.. - Я знаю, ты давно хотела уйти. Вернуться к своим. Многое тебе не нравилось, кое-что не устраивало совершенно. - На столе появился звонкий мешочек с монетами. - Этого более чем достаточно. При умеренных расходах вам хватит лет так на десять… Ты более, чем заслужила это. Кольнуло сердце. Участилось дыхание. Нет! Она не верила. Не хотела в это поверить. Не могла и подумать о том, что Харпер помыслит об этом... О прекращении своей работы. Он слишком любил её, чтобы вот так в миг от неё отказаться. - Ещё раз спасибо. Эви ощутила, как дрожат руки, и опустила их на колени, скрывая от иллюзиониста. Впрочем, он даже не смотрел на неё. Всё?.. Это всё?.. Спасибо - и разбежались? Забыли обо всём, что было за время этого странного, сумбурного, но несомненно интересного путешествия?.. Забыли о том, с какой радостью взирали на них лица детей, лица взрослых, надежду которым они дарили, превратив в чудо их скупую, мелочную жизнь? Забыли о развлечениях и последующих приключениях, что настигали Джека в любом месте, где бы он не появлялся? Забыли о том, как возилась с ним, едва ли не как с ребёнком, Эви, как решала его заботы и привожала обратно в гостиницы, укрывая от тревог? Она не могла поверить. Всё это - в прошлом?.. Что-то внутри неё запротестовало. Не могла понять что. Не могла просто так согласиться с его решением. - Но... Джек... - хрипло начинает Эви. - Что ты такое говоришь?.. Разве ты сможешь оставить дело всей своей жизни? Забудешь? Но... но вспомни хорошее, что было в нашей работе. Помнишь, лица детей, которые смотрели на нас из первых рядов? Помнишь улыбки на лицах прохожих? Ты дарил им столько счастья... - Ком в горле. Небольшая пауза. - Я уверена, пройдёт время, и ты пожалеешь о своём решении. Чего она хотела добиться? Думала, что маг возьмёт и передумает?.. Ей самой в это слабо верилось, но в тот миг её затопило отчаяние. Она представила, что возвращается к родным... Но родных ещё нужно найти - где они остановились в этот раз она не имела понятия. Она представила, как будет путешествовать одна. Что пути их разойдутся. И, возможно, уже навсегда. - Я не виню тебя, Джек. Не вини и ты себя. Пожалуйста, - хватается за его запястье, и в этом жесте столько скрытой мольбы, столько переживаний. Она понимала, что ему нужно время, чтобы осознать и принять всё произошедшее. Она чувствовала его боль, словно своими же руками убила Сару. Она чувствовала, что не в силах оставить его сейчас... Как она будет без него?
|
Эния Тинтур за трое суток прижилась во дворце так, словно ни дня не жила где-то еще. Уже следующим утром Мартин, по ее ненавязчивой просьбе, привез ей около десятка нарядов и служанку. Последняя была торжественно тиха в первые полдня, но после принялась болтать без умолку, к вящему неудовольствию своей хозяйки. К концу второго дня не осталось никого во всем огромном дворце, кто бы не удостоился улыбки леди Тинтур, а среди прислуги она и подавно стала любимицей. Создавалось впечатление, что Эния продолжала наслаждаться жизнью, не прикладывая к тому особых усилий и уж тем более не интересовалась происходящим вокруг. Но это было не так.
В день собрания она появилась в зале последней, не опоздав, но и не поторапливаясь. Темно изумрудное платье и меховая накидка переливались в отблесках утреннего света, пока леди Тинтур, плавно вышагивая, двигалась к своему месту за столом. Безмятежная улыбка как всегда едва касалась губ, глаза сияли счастливо, словно по-другому и быть не могло - знавшие ее чуть более часа уже не удивлялись этой ее легкости и непосредственности. Без них леди Тинтур перестала бы существовать. В качестве приветствия обведя присутствующих беспечным взглядом, она смиренно подождала, когда сидящий слева Артур отодвинет стул и поможет ей сесть - в отношении манер она была неумолима.
Новостей было много, в основном, отнюдь нерадостных, но Эния не перестала улыбаться. Лишь на секунду улыбка покинула ее, когда она чуть взглянула в сторону, пытаясь увидеть, что делает за ее спиной Нуар и вспомнила, что Нуара там нет - найти брата не получалось, а отлучиться пока не представлялось возможным.
- Ваше Величество, - когда пришла очередь Энии говорить, она ничуть не растерялась, это было просто невозможно. Гордая осанка и неизменная улыбка, лукавый взгляд и неторопливая речь – с этим, так или иначе, приходилось мириться всем и король не был в этом исключением, - моя бабуля…а у меня, как и у всех, она была – по крайней мере, мне так рассказывали – любила говорить «Если в твоем доме творится непотребство, не торопись искать причины за дверью, разгляди внимательней его обитателей», - леди Тинтур затем выдала вполне театральную паузу и продолжила мысль, - Вы никогда не задумывались, Ваше Величество, что враг или какой-то его приспешник, может сидеть внутри и управлять всем прямо из вашей страны. Вы хорошо знаете своих ближайших союзников? Не замечали странных совпадений, когда при появлении в вашей жизни одного или нескольких приближенных, неизменно происходило нечто плохое? Я к тому, что наверняка чума, нападение, смерть вашей супруги, похищение и покушение – дело рук одних и тех же людей и кто-то из них даже прямо сейчас может находиться среди нас, с удовольствием слушая наши смешные потуги что-то решить и тут же выступая вестником для своих коллег. Не может быть, Ваше Величество, чтобы вы ни разу не думали о таком и чтобы у вас не было подозреваемых. Быть может, стоит обратить свое внимание внутрь своего дома сию минуту?
Обаяние, с которым Эния произносила свою речь, вполне могло сгладить дерзость, иногда весьма неприкрытую, которая наверняка не прошла бы, не будь у говорящего столь же очаровательной улыбки и уверенности в голосе.
|
- Доброе утро, мистер Полинг. Бортовое время - 6:30. Время в пути...
Приятный голос Эшли ласкал слух, а тело, ещё не проснувшись до конца, ловило последние блаженные секунды. "Подъем" - строго сказал Фрэнк сам себе, выдергивая сознание из ленивого и опасного состояния, когда можно ненароком позволить себе "ещё пять минуточек" и проспать всё что запланировано.
А дел хватало.
Зарядка в каюте, умывание, легкий завтрак и занятия уже в зале: незименный утренний моцион, без последнего пункта правда, уже долгое время был "Ритуалом Нового Дня", даруя привычну. уверенность в силах и размереность трудовых будней. Всего раз Фрэнк увидел Фрайзера в спортзале, чем не приминул воспользоваться, задав свой вопрос. Больше в это же время он его не видел, чего нельзя сказать об Эйбе Тернере - тот просто жил здесь. И в арсенале. Сколько бы не выставлял и не являлася Фрэнк любителем предупреждать конфликтные ситуации - отношение к оружию он никогда не скрывал. Оно вдохновляло его, своими вывереными гранями, своей рациональной простотой, а местные представители - ещё и отличным дизайном и качеством: мистер Фрайзер, несмотря на благие намерения, явно был из той категории людей, что также, как и Фрэнк, считали, что "Добро должно быть с кулаками"...
Как бы там не было - Фрайзер отлично подготовился: всевозможные модели вооружения радовали глаз знающих людей, а таких здесь нашлось целых двое - Фрэну и Эйб. К последнему, Фрэну почувствовал нотки уважения, глядя на то, как парень, почти любовно и с филиграностью часовщика перебирал внутренности какой-то "малышки". Правда, завоеванные пункты доверия, гулко канули вниз, стоило Тернеру открыть рот и озвучить очередной самопальный перд, содержавший кличку. "СиБи..." Фрэнку стоило немалых трудов сохранить непоколебимое выражение лица, игнорируя это поверхностное и фамильярное прозвище. "СиБи..." Так называли "пароходных" офицеров СБ, приписанных к наземным и десантным ротам, в должности офицера контрразведки. "Успокойся, Фрэнк, это ПРОСТО еще один наглый морпех, Фрэнк, улыбнись Фрэнк..." И Фрэну холодно улыбался, являя шутнику аккуратную и спокойную улыбку, похожую больше на акулий оскал, умей они улыбаться.
"Улыбнитесь, Фрэнк!" - и сама Дженна расплывается в красивой улыбке: то ли показывая "как надо", то ли смеясь с каменной маски, что хранил Полинг - неясно, так сразу, без дополнительной информации. Сама Дженна, выспавшись - воспряла духом, кажется, позабыв об агрессии. На время, видимо, но получалось у нее здорово...А еще офицер СБ вспомнил, где слышал ее фамилию: ежегодные сводки Лучших со всех факультетов ВАФ. Конечно, можно было найти десятки миллионов выпускников Академии, но то что именно на этом корабле тысячелетия, оказались двое с одной и той же альма-матер...забавно.
Окончание первого дня он провел в грузовом трюме, вскрывая массивные контейнеры и проверяя дроидов, что с избытком припас Эрик - мистер Фрайзер не обманул, сказав, что нет необходимости в личных затратах на дроидов - лишь интегрировать привычные системы взаимодействия. Новенькие "бойцы", естественно, в отличном состоянии, все как один, были исправны и готовы к несению службы. Фрэнк рутинно проверил, кажущиеся бесконечными, ровные ряды обычных наблюдательных турелей. Продиагностировал "Защитников" - обычная версия, разве что, модель получше: фронтовая броня чуть крепче, а информационное ядро - производительнее. Тяжелые модели типа "Бастион", были также ожидаемой мерой (за явным исключением военного подряда, хотя судя по "Штормам" в ангаре - это не было проблемой). А вот, что касается последних двух "подарочков"...Фрэнк не видел традиционной подарочной ленточки, но вот чувства - чувства неподдельной, мальчишеской радости захлестывали, вроде бы, серьезного мужчину с серьезной профессией. Улыбка, которую не видел ни Фрайзер, ни новостные камеры, ни Дженна со своим "Улыбнитесь"...все 32 зуба глядели в темноту контейнера. - Ну, ты и загадка, капитан..., - протянул Полинг, не снимая с лица полу-идиотского выражения. Дроидов профиля Радио электронной Борьбы в гражданском варианте не существует. Нет, конечно ВЫ, могли слышать другое или даже покупать их услуги через хакеров-посредников, но поверьте на слово старому офицеру СБ - эти красавцы - живое воплощение сплавов гения роботехники и инженерии: великолепные характеристики производительности, хорошая защита от внешних угроз и огромное покрытие. В качестве "бонуса" - мощный энкриптор для шифрования, взлома и контроля вражеских удаленных коммуникаций - вещь, в условиях позиционной и оборонительной стратегии, крайне полезная. С помощью Эшли вывести инфо панели и консоли на виртуальный экран в рубке не составило никаких проблем и второй день прошел под эгидой программирования.
Когда Эрик вызывал "Надежду", Фрэнк молча смотрел на него: капитан был не по годам собран, чествуя, что сейчас определяется судьба их предприятия. Подтянулись остальные. Хрипел динамик, выдавая слова. Слова, по сути, полные отчаяния и жалости: какая-то дрянная оспа стала проблемой. Болезнь что давно, очень давно была побеждена - вновь воспряла, собирая кровавую жатву.
Фрэну внимательно слушал, пытаясь понять, что же заставляет его натуру, недоверчиво скрестись о стенки предчувствий.
-
Хороший пост, хороший персонаж.
-
Значит, Дженне он не улыбается, а улыбается каким-то дроидам ^^
|
ссылкаНочной воздух, его свежесть и прохлада после пыльного и затхлого подземелья, мягкая, столь привычная, трава под ногами не приносили успокоения. Странно, обычно привычная обстановка придавала уверенности Селине. Даже в весьма затруднительных ситуациях. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу и раздумывая о дальнейших действиях. Несколько десяток пар глаз, горящих яростными тлеющими углями в полумраке, следило за ней. Пристально. Жадно. Отстраненно. Марионетки двигались, одна за другой. Не отводя пустого взгляда, лишенного раздумий. Но даже тогда их дыхание и сердцебиение оставалось неуловимо. Будто и вправду всего лишь мертвецы, управляемые магией. Главное- не спешить, не дергаться. Помнить- они всего лишь жертвы, вряд ли кто-то мог выбрать подобную участь добровольно. Хозяйка торжества не заставила себя ждать слишком долго, видимо, обладая страстью выступать на публике. При порабощенном поселении- тяжелое испытание. Да уж. Девушка не сразу поняла, кто именно перед ней. Сначала она разглядела безумный взгляд, в котором чувствовалось мрачное предвкушение. Холодный и властный взгляд, переполненный магической энергией. Казалось, он вот вот захлестнет Селину яростным водопадом. Остальной образ менялся, перетекая из одного в другой. Будто тело женщины постоянно лепили, как из податливой глины. Детали улавливались с трудом и далеко не сразу. Понимание. Оно пришло не сразу. Перед друидкой предстала сгорбленная тяжестью прожитой жизни старуха, чей страх перед смертью толкнул ее к изучению запретного искусства. Ведьма таила свой уродливый облик в теле молодой привлекательной женщины. Волосы цвета воронова крыла и губы цвета свежей крови. Женщина- вамп, не иначе. Селина чуть улыбнулась. То было своеобразное приветствие противника, которым безусловно нельзя было в некоторой степени не восхищаться. Но восхищение это было изрядно приправлено страхом и отвращением. Кровь- мощный и запретный стимулятор потаенной силы, зачастую изменяющий носителя с каждым применением. Каждое живое существо лишь добыча в руках искусного мага крови. Добыча и возможность потенциального увеличения собственного могущества. Если сравнивать магию с карточной игрой, то маги крови те самые игроки, что вечно мухлюют. И вот обманчиво хрупкие алые ниточки связывают кукловода и его жертв. Первая попытка атаки. Никакого сосредоточия и силы разума не хватит, чтобы разорвать связь крови, а значит нужно действовать иначе. Не растрачивать драгоценное магическое могущество. По силе Селина и так была лишь ничтожной крупицей в сравнении с морем пролитой этой сумасшедшей крови. Презрительный смех, а эльфийка все молчит и изучающе наблюдает. Раздумывает. Марионетки угрожающе замаршировали, оглушительно в ночной тишине. И лишь смех пронзал нестройный оркестр из людских тел. Звук становился сильнее с каждым шагом, эхо, казалось, витало вокруг эльфийки прямо в воздухе и стремилось обрушиться. Театральность, присущая тщеславным смертным, чей разум поработила жажда власти. Ведьма говорила с эльфийкой, заботливо переводя образами каждое слово. Каркающий хриплый голос вторил мелодичному молодому. Непонятные слова и утомляющее восприятие чужого вмешательства. Не смотря на то, что друидка стояла посреди поляны, ощущение замкнутости нарастало, давило. И наконец девушка ответила ведьме. Спокойно и беспристрастно. - Мне льстит твое внимания, но вынуждена отказаться, старуха. И пусть она прозвучит самоуверенно, даже глупо. Лишь бы не выдать свой страх. Безумная ведьма не должна чувствовать слабину. Азарт и жажда кровавого зрелища переполняют ее. Власть над чужой жизнью, что может пьянить больше? Селина и сама могла сказать, что наслаждается убивая ненавистных орков. Но в то же время стыдиться своего высокомерия. Ее народ обладает высокими моральными ценностями, стараясь постичь мудрость предначертанного. Мудрость, что сокрыта в окружающем их мире. Что-то заставило ее оглянуться. Пещера! Она пропала, вместе с, казалось бы, спасенной химерой. Ведьме все же удалось задеть чувства друидки. Она обернулась и заглянула в глаза, скованные льдом и безумием. Во взгляде же самой Селины читались жалость и сострадание. Она скорбела по той душе, что не смогла спасти. По тому образу одинокого существа, что впервые за долгое время узрело небо и могло почувствовать прикосновение свежего ветерка. Всего на мгновение происходящее стало малозначимым для Селины. Она пропустила пару фраз сумасшедшей, уловив лишь что-то связанное с Жнецом. - Мне жаль, что смерть переполнила эти края. Ты сама не понимаешь, во что ввергла собственную душу и разум. На сцену импровизированного театра под открытым небом ступил сам Жнец. Создание, чья плоть оказалась скована хитином, хоть и проглядывалось в нем что-то от паука. Во мраке с трудом различались темные глазки насекомого, будто блестящие бусы опоясывающие тело. Покрытый множеством шипов силуэт все отчетливее проступал посреди алых огоньков. Мощное тело держало баланс за счет множества паучьих пушистых лап. Управляет ведьма и им тоже, или просто приручила? Правда ли он жестокий убийца, чьи звериные инстинкты наслаждаются вкусом крови побежденного врага? Или, быть может, союзник, заключенный в новое тело? Мысли пробегали в голове стремительно, в то время как Селина готовила к бою заклинание. Девушка не меняла позиции, спокойно прицелившись. Она послала в голову приближающегося существа вопрос, облаченный в простой образ, прежде чем выстрелить. Что ты есть?Татуировки друидки чуть светились в темноте темно-изумрудным причудливыми орнаментом. Как и глаза. Она призывала свои внутренние силы, что отражалось на ней внешне. Сейчас она являлась защитником естественного природного порядка вещей. Пыталась сосредоточиться. Почувствовать единение с природным могуществом. Селина взывала к справедливости. Последовал выстрел. Селина действовала просто и обдуманно. Со стороны могло показаться, что целилась она в паукообразную химеру. Но на самом деле, выстрел предназначался сумасшедшей ведьме. Друидка понимала, что открытое применение магии ей не поможет в убийстве чародея крови, чья сила была соткана из жизненной энергии десятков, а может, и даже сотен убитых существ. Оставалось надеяться на удачу.
|
Панорама космоса тает. Расплывается полосатыми кляксами. Уплывают со сверх-скоростью звёзды, прочерчивая по тёмному полотну яркий след... Она не заметила. Практически не обратила внимание на то, как дрогнул корабль благодаря заработавшим двигателям. Не уловила тот момент перехода, и оттого просто сидела и хлопала глазами, наблюдая странную картину перед собой. И что - всё? Летим? Как ни странно, но старт Дженна пережила спокойно. Возможно, ещё просто не поняла, что Ренессанс с каждой секундой отдаляется от Земли всё дальше и дальше, а позади остаётся целая жизнь. Она переживала. Но ждала ещё больших переживаний. Ждала, что сердце пропустит удар, что возникнет резкая боль. Но её не было. Пока не было. Думала она о том, как устали ноги. Проносились мысли о том, где сделает остановку их корабль. Интерес и любопытство впивались в вены, обжигали, нарастали - сметая горечь и грусть. Девушка не умела страдать и упиваться этим ощущением. И переключилась на что-то более радостное куда быстрее, чем предполагала - как только покинула своё кресло. Как только вышла из рубки. Целых два дня. На шикарном дорогущем корабле. Это, чёрт возьми, настоящий курорт!
***
Её каюта оказалась просторной. Настолько просторной, что Дженна не могла сообразить, куда ей девать столько пространства. Одна кровать чего стоила. На неё девушка и плюхнулась, едва завидев и скинув у порога туфли. Красота... Лежит несколько долгих минут, глядя в потолок. Понимает, что в голове невообразимо пусто. Улетели мысли. Словно остались там, в Солнечной системе. Уже далёкой. Недосягаемой. Представляет идеальный круглый шар. Зелёно-голубой. Покрытый тонким слоем облачной перины. Медленно вращается. Медленно удаляется. Как в том экране в шаттле. И в конце концов становится миниатюрным, таким, что можно держать на ладони. Но вокруг - темно. Нет звёзд. Нет планет. Нет луны. Всё исчезло. Всё растворилось в небытие. И в этой темноте так же медленно растворяется сознание. Ускользает в сладкий сон.
***
"Утро" Дженны началось довольно весело. Не в том плане, что всё валилось из рук, но было у неё просто превосходное настроение. Она чувствовала себя наконец отдохнувшей, проспав целых одиннадцать часов. Чувствовала в себе силы, с которыми можно было начинать новое дело или даже свернуть горы. В каюте ей, понятное дело, не сиделось. Задержалась она здесь только чтобы одеться да включить планшет. Был у неё интересный план. И, в конце концов, что ещё оставалось делать в томительном ожидании прилёта? Сидеть на месте она не могла.
Видеозапись началась с изображения её, сидящей в позе лотоса на кровати. - Приве-е-т! Малышка, ну как ты? Скучаешь? - Дженна послала камере воздушный поцелуй. Никакого дискомфорта от того, что она разговаривает с планшетом, она не ощущала. - Это я не тебе, Нелли. - Рассмеялась. - Ну как вы? Как Джим? Ещё злиться на меня? И... надеюсь, разговор с Луисом прошёл нормально? - лёгкая дрожь в голосе. - У меня тут всё окей, сижу в шикарных пятизвёздочных апартаментах. Если как-нибудь встретишь Баркса, обязательно покажи ему эту запись - пусть локти кусает. А, впрочем, плевать на него. Я вам сейчас такое покажу...
Берёт планшет в руки и направляет камеру на свою каюту, демонстрируя лаконичный чёрно-белый хай-тек. - Круто, а?
Ещё несколько минут бесполезной болтовни, и съёмка перемещается в коридор. Камера в руках Дженны следует по лабиринтам Ренессанса, исследуя его вместе с девушкой. Поэтому за кадром доносились вечные восторженные восклицания и смех. Где-то в столовой в кадр попал как обычно серьёзный Фрэнк. Рядом выросло приближённое лицо Дженны и её ладонь, прижатая ко рту. - Серьёзный дядя. СБшник, все дела. - Лицо исчезает, а закадровый женский голос произносит. - Эй, Фрэнк, улыбнитесь! Вы на Ренессансе, чёрт возьми! - Смех, камера удаляется.
Остальные помещения были исследованы таким же образом. Промелькнуло веснушчатое лицо Найны, где-то - хмурое лицо Эрика, а где-то - накаченные мускулы Эйба. "А, здешний альфа-самец," - раздражённо произнесла Дженна и быстренько перевела камеру на что-то другое.
Она изучила практически все закоулки огромного корабля. Не обделила вниманием и арсенал, и мед-отсек, и ангар. В последнем случае её восторги удвоились. - Ну-у, собственно, это всё, что я хотела вам показать. Пардон, если экскурсия затянулась, но, зная тебя, Нелли, представляю твою реакцию. Ну, не печалься. Может, когда-нибудь, когда я прилечу обратно, я уговорю Фрайзера показать тебе корабль. Поцелуй за меня Клэр.
***
Остальное время Дженна провела с пользой. Теперь, переодевшись в повседневные удобные вещи, она могла исследовать то, что было ей так интересно. Направившись в ангар, Дженна осталась там надолго, провозившись со "Штормами" длительное время. Основательно покопавшись во внутренностях и изучив каждую детальку. Конечно, в теории она знала об устройстве этих космолётов, но на практике ей не приходилось встречаться с этими монстрами. Теперь, когда они были в её распоряжении, она просто не могла упустить случая познакомиться с их "начинкой". К тому же - лучше пилоту знать, что и где расположено в той машине, на которой он летает. Случиться может всякое.
Весь день посвятила космолётам. И только на следующий занялась собой. Атмосфера закрытости и одиночества среди огромного пустующего пространства только способствовала погружению в себя. Различные тренажёры позволили провести интенсивную тренировку и растяжку - едва не переусердствовала. Однако, в какой-то момент, ей стали мешать такие обстоятельства, как присутствие Тёрнера. Он просто не мог пройти мимо и не начать строить из себя нечто такое, что Дженну только отталкивало. Без разрешения подошёл ей помочь и начал рассказывать тысячу ненужных вещей. "Игнорируй, игнорируй", - как мантру читала Дженна, но его призрачные намёки доводили её до белого каления. Пару язвительных ответов не дали результатов - тип оказался непробиваемым и, похоже, не стремился уходить от образа. "Фальшивка ты, Тёрнер," - буркнула девушка, покидая зал.
С остальными членами команды она старалась поладить и заговаривала как можно чаще. Она могла говорить о пустяках, но ей было важно общаться и искать контакт. Улыбалась рыжей девушке, всегда здоровалась и интересовалась её исследованиями в лаборатории. Улыбалась Фрэнку, и фраза "Улыбнитесь, Фрэнк!" стала едва ли не коронной. Улыбалась Эрику, тепло и искренне, всё ещё думая о том, что он выбрал её из более походящих кандидатов. Разговаривая с каждым, пыталась заглянуть глубже в их внутренний мир.
***
На палубе уже присутствовали остальные. Дженна поспешно села в своё кресло, к сожалению, близкое к креслу Тёрнера, и выдохнула. Успела. Они стали свидетелями выхода Ренессанса из гипер-пространства. Картинка абстрактных фигур сменилась вполне знакомым изображением звёздной системы. В середине её горела звезда, до боли похожая на Солнце, и вокруг неё вращались всего три планеты, одна из которых приняла на свою поверхность людей. На орбите этой планеты зависла станция, названная колонистами "Надеждой". Внимательно всматриваются серые глаза в увеличивающееся изображение станции. Сердце колотиться в груди. Эти два дня прошли так стремительно... И вот - их первая миссия. Миссия, в которой они не имели права совершить ошибку.
Наконец, Эриком была установлена связь со станцией. Чей-то незнакомый голос лился из динамиков и говорил вещи, к которым Дженна была морально не готова. Станция заражена. Смерть гуляет по коридорам "Надежды", забирая с собой человеческие души. Смерть была так близко - всего лишь на другой стороне экрана.
Их медик тут же проявила профессиональный интерес, расспрашивая о том, что случилось с людьми. - Оспа… Проклятая оспа. Лежит уже большая часть экипажа – мы изолировали их в отдельном отсеке… Подумать только, оспа. У нас просто не оказалось нужных лекарств… Человека было едва слышно, но всё же все они различили его слова. Болезнь, которая давно уже не появлялась на Земле. Которую победили. Которая стала лишь частью истории. - У вас ведь есть лекарство? Ну или хотя бы вакцина? Дженна перевела взгляд на Найну, затем на Эрика. Вероятно, есть - Фрайзер должен был быть готов ко всяким непредвиденным случаям. По крайней мере, то, что мельком увидела Дженна в медотсеке, являло собой внушительное зрелище. Она задумалась о том, что на станцию определённо нужно послать людей. Будет ли она одной из тех, кто пойдёт?.. Конечно, будет. Она же пилот, в конце концов. И ей слишком интересно, чтобы сидеть на месте и просто наблюдать.
|
-
Знаешь, мне всё-таки нравится такой стиль игры. Есть в нём свои плюсы, и ощутимые. Рад, что ты решилась таки поучаствовать.
|
У парня чувствовались проблемы, но ответ несколько успокоил детектива. Что если девушка заходила в аптеку? Какая иная причина побудила легко одетую красотку выбраться на мороз посреди ночи? И что она купила в аптеке? Ничего кроме водительского удостоверения Джен не обнаружила на теле блондинки. Даже денег. Это ставило в тупик. Живет ли она где-то в этом районе? Или приехала на машине? И если на машине, то где машина? А может быть это убийца обитает где-то неподалеку и нагадил в собственном округе? - Да, недалеко есть аптека... - бывшая журналистка ощущала приступы параноидальных мыслей, потому что патрульные ничего не сообщили ей о свидетельнице. Впрочем, она не спрашивала. - Спасибо, Эйк, - связь обрубилась в очередной раз. Дженифер нахмурилась, сосредоточенная на осмотре переулка. Дрожь ненадолго оставила детектива. Ветру негде было разгуляться в узком пространстве. Парок изо рта белым дымком выделялся в темноте. Фонарик просвечивал верх мусорных баков, но ничего, чтобы привлекло внимание не попалось на глаза. Даже залитой кровью крутки. Ничего. - Чертова кошка! - выдохнула женщина, вздрогнув от неожиданности. Это напомнило детективу насколько она уязвима и что нужно сохранять предельную бдительность. - Спокойствие, только спокойствие, - прошептала латиноамериканка, вздохнув. Взглядом она проследила за убегающим зверем и направилась следом, встревоженная и со взвинченными до предела нервами.
Проулок представлял из себя идеальную возможность скрыться незаметно с перекрестка, где совершенно убийство. Даже если появятся свидетели, а детектив окинула взглядом окна домов, то они едва ли придадут значение случайному неприметному парню, вышедшему из подворотни. В отличие от домов напротив места происшествия. От мыслей о том, сколько работы предстояло совершить у Джен заболела голова и опускались руки. Только бы эксперты нашли что-нибудь стоящее! Потому что опрашивать местных - занятие долгое, трудное и невероятно утомительное.
Детектив собиралась запустить пятерню в волосы, но быстро вспомнила, что она в перчатках и что лучше не оставлять на них свои пото-жировые следы. Стянув перчатки и отправив их в карман, она направилась обратно, признав частичное, но не окончательное, поражение. Убийца относился к хитрым говнюкам. Может быть профессионал? Сколько раз она задавалась этим вопросом? Не счесть...
По выходу из переулка, Дженифер выключила фонарик и, придерживая ворот одежды, направилась к аптеке, дав жестом патрульным знать, чтоб не упускали из виду тело. Одолеваемая мрачными мыслями, она видела надежду вызнать необходимую информацию у Стейси Ванкувер. Яркая вывеска аптеки кричала о возможности, что фармацевту посчастливилось видеть маньяка. От холода слезились глаза, заставляя оплакивать жертв помимо воли. Легкий макияж у слишком занятого детектива не грозил растечься тушью по лицу, но доставлял мало приятного.
И Стейси вероятно действительно повезло. В плохом смысле.
В месте, где царила белизна, чистота и строгий медицинский порядок, где ярко горел свет, а прозрачные витрины манили обозреть красивые современные упаковки препаратов, Дженифер застыла, пораженная глубокой тишиной и пустотой, как в участке управления полиции, но контрастирующей и противоположной, когда вокруг царит не темнота, но спасительный свет, по сути ничем не защищающий. Иная подача, но похожие впечатления. Взгляд по интуиции скользнул вниз, заприметив алую кровь на белом кафеле. Сердце застыло, игнорируя тепло в помещении.
"Он был здесь! - мысль громом прозвучала в голове". Руки потянулись за пистолетом и фонариком, на случай если мерзавец прячется в помещение и в любой момент выключит свет. Глубокое осознание ужаса, что патрульные не могли не заметить негодяя повергли с неба на грешную землю. Сержант и напарник вели себя подозрительно! Как она могла не заметить? Щелкнул переключатель предохранителя пистолета. Бесшумно выдохнув, Дженифер направилась по кровавому следу, опустив дуло в пол. - Стейси? С вами все в порядке? - подала голос бывшая журналистка, выдав свое появление. Надо было вызвать подмогу, но руки заняты, а патрульную рацию детективы редко когда брали с собой.
|
Голос сержанта Крофорда долетел до Джеймса, но детектив ничего ему не ответил. Он прекрасно слышал его слова, но то ли силы закончились, чтобы озвучить свою мысль, то ли мозг включил автопилот, пытаясь сберечь хоть немного энергии, Джеймс ничего не мог сказать. Однако желание схватить преступника усилилось в разы. Нет, не из-за просьбы, звучавшей в тембре голоса полицейского, а из-за отчаяния, охватившего детектива, из-за смертей, которые продолжали случаться. Сознание Джеймса отступило куда-то вглубь, пока детектив поднимал ноутбук и выходил из подсобки. Тело действительно шло в автопилоте. Повернулось к полицейским, фотографирующим трупы, устало махнуло им рукой в знак прощания. Все мысли в голове остановились. Гейтман не хотел сейчас думать ни о чем. Скрипнула дверь аптеки, когда он вышел навстречу снегу, тут же собравшемуся засыпать целиком пришельца в его мире сплошного холода. Джеймсу было все равно: детектив перешел через дорогу, не обращая внимания на колкие снежинки, бьющиеся о его лицо, последний раз глянул на труп Эшли Лэйнор, сел в машину и поехал.
Он не замечал, как проезжает перекрестки, едет ли действительно в нужном направлении. Дороги куда-то ускользали из поля его зрения, словно Джеймс был в трансе. Хорошо, что ночью в канун рождества в такую погоду мало найдется желающих прокатиться по городу. Дворники едва справлялись со снегом, который пытался закрепиться на лобовом стекле. По бокам верхних углов ему это удалось: дворники просто не доставали до туда, обрабатывая полкруга, достаточных только для минимального обзора вперед. Боковые зеркала и заднее стекло замерзли напрочь. Свет из фар не пробивался сквозь снегопад дальше нескольких метров. Так что Джеймс ехал почти наугад, смотря только вперед и лишь иногда поглядывая на ноутбук, лежавший на переднем пассажирском сидении.
Механические повреждения вроде бы до некоторой степени не могли уничтожить информацию, записанную на жестком диске. Если отдать его компьютерным умникам в отделе, может еще удастся получить видео с камеры аптеки. Это при условии, что убийца не счел своим долгом снять жесткий диск или там оперативную память. Джеймс в этом не сильно разбирался, да и сил уже не было, чтобы отыскать нужные части в сломанном ноутбуке.
В любом случае ему осталось только доехать до дома, а дальше ноги сами его поднимут на второй этаж, где располагалась его квартирка. Джеймс войдет туда, сразу укутавшись в тепло, генерируемое батареями, положит ноут на стол, выпьет стопку виски, налитого из уже на четверть опустевшего Мак'калана, и бухнется спать, не раздеваясь.
|
"Этот город боится меня. Я видел его истинное лицо: улицы,- продолжение сточных канав, а канавы заполнены кровью. И когда стоки будут окончательно забиты,- вся эта мразь начнет тонуть. Когда скопившаяся грязь похоти и убийств вспенится до пояса, все шлюхи и политиканы посмотрят наверх и возопят: "Спаси нас!". Но я прошепчу: "Нет". Теперь весь мир стоит на краю, глядя вниз в чертово пекло. Все эти либералы, интеллектуалы, сладкоголосые болтуны, И отчего-то вдруг никто не знает, что сказать. Подо мной этот ужасный город,- он вопит как скотобойня полная умственно-отсталых детей, а ночь воняет блудом и нечистой совестью..."
С тяжелым выдохом, спустя минуту, грозившим перерасти в крик, Томас оторвал голову от подушки. Ткань была мокрая от холодного пота, что немилосердно струился по вискам и спине - чертовы кошмары могли доконать кого угодно, даже видавшего виды, Ваймса. Лейтенанта Ваймса.
Не выдержав, молодой офицер, рывком оторвался от кровати, отгоняя остатки дурного сна и садясь за стол. Недописанный рапорт, один из, наверное, десятка и стопка не вскрытых даже писем. Раскурив размоченный жмых морка, что уже не зельем, а смолой, использовался второй раз и не приносил должного облегчения, а лишь отгонял кошмары и "пропажи", Ваймс принялся за работу.
Тонкое и острое лезвие кинжала срезает сургучную печать Торговой Гильдии, освобождая дорогой пергамент и глупые слова: "Уважаемы лейтенант Ваймс, поздравляем Вас с повышением и доводим до Вашего сведения...бла-бла-бла...обязаны поспособствовать...бла-бла-бла...пропал член гильдии Оливер Горсмиш, мастер тканей и ковров"
Томас почесал голову и хмыкнул. Старый пройдоха Оливер "пропал без вести" ещё позавчера, закрыв лавку и покинув Эредин на рассвете. "Наверняка, оставил неоплаченные долги в конторе, проныра". Быстрый штамп резолюции, щедрая порция чернил падает на дорогую бумагу, подтверждая должность владельца, а буквы, все ещё кривые с недавнего сна, пишут отрезвляющее послание, сообщая нелицеприятную правду.
Ещё три подобных письма от разных Гильдий: пропал, должен, не выходит на работу. Каменщик, бард, алхимик. Мертв, заражен, сбежал. Следующее письмо из Центрального Управления, канцелярии Торнса. Ваймс унял дрожь в руках - предыдущее подобное письмо, снабженное печать о секретности содержимого, поведала новоиспеченному лейтенанту о попытке вторжения Атроднаских войск - безуспешной, но явно, не последней.
В этом же, Томас прочитал всего лишь одобрение его рапортов о присвоении внеочередного звания Сэму и повышения оклада для ветеранов. Ваймс улыбнулся - очевидные прелести нового статуса приятно грели душу, но не стоило забывать и о себе: его спасительная травушка, морк, частенько употребляемый, в поисках забытья и спокойствия, посреди всей этой грязи, нынче густо замешанной на крови - почти иссяк.
Этот момент морка, требовал особого контроля: достав чистый лист, Том принялся писать для Сэма личный приказ: " Сержант! Поздравляю с повышением и поручаю Вам , в тайном порядке, отыскать Волана по кличке Дурман, что, как вы знаете, является внедренным продавцом морка и прочих опиатов, и установить за ним скрытное наблюдение. Разрешаю произвести контрольную закупку на 3 золотых. Получить ден. средства, в канцелярии, сославшись на мое имя. Ваймс."
Оформив надлежащим образом бюрократическую сторону вопроса, Томас стал чуть спокойнее, да и незаметно для него, минуло почти полтора часа: сон снова приглашал в свои обьятия, так и быть, обещая не пугать странными видениями, присовокупленными очень верными словами...
"Улицы - сточные канавы, а канавы залиты кровью...До чего же верно подмечено, черт его раздери!" - думал Ваймс, пытаясь занять комфортное положение для сна.
В этот день Ваймс должен был лично проверять успехи приданного ему подразделения: новые рекруты, под началом "старой гвардии", занимались весьма продуктивно, разучивая нетипичные для стражи построения и способы строевого наступления, но честолюбие Томаса и те взгляды, коими одарили их Алые Плащи...Ваймс поклялся себе, что к смотру его люди будут обучены ничуть не хуже регулярных соединений, а может и лучше.
Плац был залит солнечным светом, бликами игравшем на доспехах и шлемах бойцов. Второй час они заучивали "пехотную" атаку с перестроением шеренг, что так успешно проявила себя совсем недавно на бунтующих улицах Эредина. Ваймс ходил между шеренг, подбадривая ехидными комментариями и советуя, как избегать ошибок.
Несмотря на постоянный контроль, в его голове прочно жили две мысли: когда Сэм прибудет с докладом и кому можно верить, в сложившейся ситуации, готовящегося, уже военного переворота - "птички" напели ему о том, что его новый покровитель - не в ладах с нынешней верхушкой знати. Вкупе с его словами, что были сказаны Ваймсу - поведение и возможные замаслы трактовать двояка было весьма проблематично: зрел заговор, переворот, путч, бунт - как угодно. Конечно, в перевороте можно было найти не мало выгодных возможностей, но в совокупности с Имперским вторжением, что прямо сейчас набирало обороты, всё это играло новыми красками: новая метла метет по новому и глупо было бы ожидать, что простое мясо и пешек, вроде Томаса, новые хозяева не пустят в расход при первой возможности или даже сразу.
Грустные и тревожные мысли снедали Ваймса, а "лечебного" морка, что поспособствовал бы, помог упорядочить всю эту мешанину чужих планов и паутину интриг - не было. В воротах казарменного двора показался взволнованный Сэм. Найдя глазами Ваймса, он устремился к нему. - Лейтенант, сэр, - Том раздраженно махнул рукой, мол, "давай уже", - вообщем, нашел я нашего Волана - только менее живым, чем при прошлой нашей встрече. - Бери двух бойцов, пойдем покажешь...
...А Том стоял и смотрел на Волана, его поставщика, который безжизненно лежал в одном из переулков на куче трупов, негласном кладбище жертв уходящей чумы. "Внедренный в ряды преступной группы лиц", по легенде, которую оформил для него Ваймс, Волан "радовал" лейтенанта своим перерезанным от уха до уха горлом и очевидным отсутствием свежих поставок. Вся цепочка сбыта, товар которой, так долго служил Ваймсу успокоительным и бодрящим средством забытья, видимо, ушёл в другие руки, что было крайне печально, ведь возможности, что выпала при налете на, ещё тогда, неопытного Волана, который не успел подняться, "работая" обычным бегунком - могло и не представиться.
- Ещё один, лейтенант, - озвучил и без того очевидное Сэм, намекая, что можно отсюда и убираться. - Да, конечно - дел полно. Жаль ублюдка, полезный малый...был. Ладно, топаем обратно в казарму, закончим с тренировками на сегодня, поможешь мне с этими охламонами.
Городская стража направилась к выходу из злосчастного переулка, что стал братской могилой для многих. Как сам Эрдин, рискует стать для всех остальных в весьма близкой перспективе.
|
Два дня пролетели слишком стремительно и незаметно. Найне их катастрофически не хватило. С того самого момента, как они «вошли в поток» она первым делом направилась в медотсек и… застряла там до самого выхода из гиперпространства. Застряла увлекательно и с фанатичным блеском в глазах. Изучая аппаратуру, что была ей частично знакома, а частично вызывала недоуменную заинтересованность, Лерьен углубилась в новые и старые технологии, привыкая к приборам, что в дальнейшем будут слушать ее руку. Нет, не каюта стала ей домом, а именно этот отсек. Отсюда не хотелось уходить и в первую ночь она с трудом заставила себя покинуть помещение и добраться до душа, а потом и до кровати. Всецело поглощенная своими действиями, она предпочитала общаться исключительно с Эшли, которая помогала идентифицировать и изучить свойства того или иного объекта.
Несколько раз к ней заглядывал Фрайзер и задавал вопросы, которые своей непосредственной простотой ставили ее в тупик. Ей с трудом удавалось сохранять сдержанный вид, пряча улыбку и осознавая, что в аппаратуре, которую сам и закупал - Эрик не знает ни черта.
Порой вспоминая о необходимости поесть, она отправлялась в столовую и несколько раз натыкалась на ненавистного Эйба. Этот разговорчивый попугай доводил ее до ледяного бешенства, которое она с очень большим трудом скрывала за маской напускного безразличия. Удивительно как быстро этот человек пополнил ее списки самых отвратительных личностей, что доводилось встречать рыжей девушке. Игнорируя его многочисленные прозвища и тщательно обходя стороной, один раз она все же не сдержалась и ринулась к этой обезьяне с пустым подносом в руках. Нет, она не обрушила его на голову мужчины, но заглянула в его глаза с таким вулканическим бешенством, что он должен был весьма отчетливо понять – за холодной маской скрывается огонь. И его лучше не будить.
Сон на корабле не нес успокоения. От переизбытка впечатлений или… от чего-то другого. От холода звезд. От черноты на экранах. От пустоты в сердце. Впервые она оказалась оторвана от дома. Впервые шагнула в бездну и встретилась с ее мглистым взглядом. Это пугало. Это приносило чувство одиночества. Лежа на кровати и тщетно пытаясь забыться в снах, она видела перед глазами калейдоскоп бесконечных видений. Воспоминаний. Отголосков прошлого. Людей, что окружали ее всю сознательную жизнь. Что были рядом, заполняя своим присутствием ее мир. Мир солнечный, цветущий и зеленый, разрезанный шпилями небоскребов. Мир полный достатка и незыблемого покоя. Все было так просто. Так понятно. Вставать каждый день и видеть голубое небо. Говорить, смеяться, жить. Здесь же… Здесь царил сумрак неведомого. И куда он мог завести в следующий момент оставалось неясно. Найна впервые оказалась в космосе. Впервые разорвала тонкие ниточки души, что связывали ее с сердцем родной планеты. С домом. Это было болезненно. Это оказалось одиноко и печально.
А потом босые ноги на холодном полу. Длинная рубашка – вся одежда. Взлохмаченная голова с еще влажными волосами. Открывающиеся двери медотсека. Блок с психоактивными лекарствами. Маленькая желтая таблетка на ладошке. Простывшая постель. И сон. Глубокий. Черный. Бесконечно-тяжелый. Словно окружающая вселенная. Вязкое пространство, лишенное смысла и чувств. Такое прекрасное в своей вечности. Такое чужое в своей бездонности.
Призыв на мостик Найна услышала находясь не на своем привычном уже месте в медотсеке, но в электронной библиотеке, куда она пришла в поисках необходимой медицинской литературы. Прислушавшись к металлическому голосу, девушка направилась к мостику и обнаружила там в числе первых собравшихся Эрика с Эйбом. Глянув на бестактно дремлющего мужчину, она скривилась и уселась на свое место, изначально подобранное на как можно более дальнем расстоянии от Тернера. Оставаясь молчаливой, девушка с любопытством разглядывала пейзажи новой звездной системы. Новой для нее, конечно же. Вега казалась близнецом солнца, что вызвало ностальгические и весьма теплые чувства.
А вот голос в динамике заставил напрячься. - Какого рода эпидемия? – Впервые подала голос Найна. – Каковы симптомы? Мне нужно максимальное количество данных по роду, характеристике и протеканию заболевания. А так же о его последствиях и результатах уже существующих исследований, если они проводились. Либо классификация инфекции, если она относится к уже существующим.
|
Все время полета, Тернер был увлечен собственными делами, внезапно перестав отсвечивать. Большую часть времени, мужчина проводил в зале, стремясь как можно быстрее обрести былую форму, а так же и немного прибавить. Эйба буквально заклинило на упражнениях. В основном, они были статическими, которым их подвергали в тренировочных лагерях, для наилучшей работы со стрелковым оружием. Когда-то, помнится, эти упражнения дико бесили и выматывали Тернера: по нескольку часов, как идиоты, стоять в упоре лежа на полусогнутых руках... Напряжно и скучно, а главное время чертовски долго идет, пока ты замираешь в подобном положении. Сейчас же, когда разум его более-менее повзрослел, мужчина научился сам подбирать себе упражнения, при чем, со знанием дела. Мысли о том, что он скоро вернется в строй, оказались чертовски мотивационными, отчего даже сам Тернер удивился собственному трудолюбию и усидчивости. Даже отсутствие возможности над кем-нибудь поиздеваться, нисколько не смущали морпеха. В качестве развлечения он, бывало конечно, наблюдал, как приходят в зал и другие обитатели "Ренессанса". Напускал серьезный вид, когда это был Фрайзер, или же оголял торс, начиная усиленно работать, будь то Дженна. Последней, он даже предлагал помочь с растяжкой, при чем все его идеи для подобных упражнений носили весьма эротический характер.
За тот путь, что успел преодолеть Ренессанс, Тернер даже успел дать пару кличек некоторым товарищам из экипажа. Фрэнк у него стал "Сиби". Небольшая аббревиатура от "Служба Безопасности". Отчего-то имя этого человека забывалось моментально, а вот его должность - всегда была на уме. Сиби правда, на свою кличку почти никогда не откликался. "С непривычки просто", - думалось Эйбу, когда он убеждал себя в мысли, что нужно ему чаще ее напоминать. Дженне, он дал прозвище "Дженна". Вот ее имя-то как раз, никогда из головы не вылетало. Однако, Тернер всегда произносил его исключительно так, чтобы оно звучало скорее, как прозвище стриптизерши. Таким тоном вызывают на сцену "Анжел", "Жасмин" и "Париж". Дженна. Ррр, Дженна. Она, к слову, так же проявляла к Тернеру неоднозначное внимание. Однажды даже засняла его за тренировкой, пока тот был частично обнажен. Эйб хотел предложить ей более откровенные кадры, но та отчего-то отказалась. Застеснялась, наверно. Ограничилась лишь его мужественной фразой: "Служу Солнечной Федерации" и наглядной демонстрации бицепса. Не избежала участи быть отмеченной вниманием Тернера и медик. Ее прозвище родилось моментально, при чем, не в единственном количестве. Имя девушки он запомнил, но вот звать ее им категорически отказывался. Возможно, ему нравились ее неодобрительные взгляды, и злобные вздохи. "Веснушка", "Белка", "Рыжик", "Доктор Няшка"... В какой-то момент подбор нового имени превратился в своеобразную игру. Так же как и придумывание причин, по которым Тернеру было трудно провести несколько часов в разлуке с ней. "Вы мне нужны, как солнышко цветочку", "рыбка котику", "пирожок толстяку", "косточка собачке", "травка лошадке", "дерьмо мухе", "пуля недоноску", "варенье к чаю" и "сахар диабетику". С последним вариантом мужчина однако, попал впросак: девушка моментально парировала сей выпад, заявив, что как раз сахар диабетику нужен в последнюю очередь, чем в итоге испортила все настроение придумывать новые причины.
Но не только "сплочением экипажа" занимался Эйб. Да-да, именно сплочением, а как иначе назвать вызываемую общую ненависть со стороны команды?.. "У этих ребят уже есть общие интересы, которые я им подарил буквально за два дня", - смеялся мужчина, когда речь заходила на этот счет, уже на более серьезной волне. Держать язык за зубами, и не язвить и дурачиться при виде кого-то из группы - было сущим испытанием. Хотелось общения, а завязывать (вернее "навязывать") разговоры морпех умел только так. Пожалуй, единственным стоящим собеседником, которого не выносило сразу при разговоре с Эйбом была Эшли. Болтать с искусственным интеллектом оказалось весьма увлекательно. В большинстве своем, мужчина расширял за ее счет свой кругозор, за то время, пока находился в арсенале. Оказалось, что это действительно крайне приятно... Когда впервые за долгое время, он прикоснулся к рукояти боевого оружия, на глазах едва не выступили слезы. Какое знакомое чувство... ладонь, за долгие годы службы, казалось, была приспособлена лишь для этого. Она уже деформировалась так, что оружие в ней лежало идеально. "Ренессанс" предоставил воистину, впечатляющий выбор. Тернер видел в этом арсенале более сотни способов убийства. То, в чем он был действительно профессионалом. К чему уж, излишняя скромность?.. Лучше бойца, чем он сам, Тернер еще не встречал. Все, кто были рядом с ним - погибли при Даунфоле, а кто был против него - погибли от его же руки. Лишь дурак не разглядел вы в солдате превосходного воина. "А вот Фрайзер не дура-ак", - думалось Эйбу, когда он проверял калибровку или разбирал очередной ствол. Эшли знала каждого производителя любой винтовки. Каждая деталь и винтик в оружии - какой материал, откуда, какие технологии использовались при разработке. Она выдавала всю информацию, что несомненно радовало. Сотня способов убийства, в разуме Тернера превращались в тысячу, когда Эш сообщала о уязвимости бластеров, или возможности перегрева тех или иных участков снайперской винтовки. Производители, иногда, шли на жертвы, повышая боеспособность выпускаемых стволов. При наличии достаточной степени изобретательности, эти нюансы, несомненно, могли обратится в плюсы.
Надоедливо-заинтересованный голос бортового компьютера, застал Тернера за попыткой вздремнуть. Уже почти отойдя в мир Морфея, он был вызван на мостик, сообщением "о скором прибытии". Не успев до конца продрать глаза - дневной сон всегда приносил тяжелое пробуждение, Эйб плюхнулся в свое законное кресло (на которое обещал мочиться, если кто-то попробует посягнуть), и уставился на экран. Возбуждение, нетерпение, азарт!.. Возможно, он бы и испытал их, не урони подбородок на грудь с тихим сопением. Почти до конца отключившись на попытке Фрайзера пойти на контакт, мужчина был моментально вырван из сна, когда с "Надежды", наконец, кто-то ответил. Дернувшись и едва не упав, морпех резко встал, затем сел, а затем попытался изобразить заинтересованное лицо.
-
Ну это уметь надо. Такого отыгрывать.
-
Этот парень в одиночку создаёт атмосферу целого экипажа :) когда он проверял калибровку с некоторых пор это слово вызывает определённые ассоциации)) возможно, ты даже понимаешь о чём я)
|
До водопада Иль позволила себе побыть обычной девушкой. Силы покинули ее. Физические, моральные, магические. Выжженная пустошь внутри собственной души избавляла от любых мыслей, не оставляла ничего хорошего. Все возможности ее тела свелись к тому, чтобы сцепить руки в замок на шее Берита. Чтобы опустить тяжелую голову ему на грудь и почти беззвучно шепнуть: «Спасибо». Если бы не он – вряд ли она встала бы с того завала. Не смогла бы. Определенно не смогла. Ноги бы не удержали, да и желания жить не хватило бы. Она цеплялась за эту самую жизнь уже из чистого упрямства и по инерции, не видя для себя никакого будущего. Чувствуя бесконечное одиночество и руины души. А потом был водопад. Стена воды, белым серебром врывающаяся в мир. Оглушающий шум. Падение. Холод. Тьма.
Когда в последний раз Ильва ощущала тепло? Если бы у нее спросили – она не смогла бы ответить. Все предыдущие дни разбили само ощущение заботы. Замуровали во льду и вечной боли. Там, на острых гранях безликой смерти – нет солнца. Нет тепла. Нет жизни. А здесь – есть. Девушка очнулась от шершавых прикосновений и согревающей тяжести, прогоняющей холод и боль, страх и тьму. Это было настолько приятно и нужно ей сейчас, что еще не открыв глаз – она вцепилась в это незнакомое солнце, судорожно прижимаясь всем телом. Обвив руки вокруг мощной шеи, уткнувшись лицом в пахнущую светом шкуру. По пальцам скользнул холод металлического обода, но сейчас все это было неважно. Весь мир рассеялся и потерял свою значимость. Мир всегда был холоден и жесток, а это гигантское существо оказалось теплым и мягким. Тем, о чем Ильва забыла. Тем, что не могла вспомнить даже сейчас, не веря, что такие ощущения могут существовать в ее прозябшей реальности. Вместе с теплом возвращалась магия. Ее сила переливалась, словно из истощившегося кувшина. Золотом проникая под кожу, расплавляясь и принося невероятное чувство облегчения. Она многое могла пережить. Боль. Унижение. Ненависть. Предательство. Одиночество. Но только не отсутствие магии. Без нее Иль была ничем. Без нее она теряла связь с тонкими потоками мира и уже не чувствовала себя живой. Не чувствовала себя человеком. Глубоко вдохнув запах пепельной шерсти, девушка вцепилась пальцами в шкуру. До боли. Так крепко, словно обещая, что не отпустит никогда. Не выпустит из рук это благословенное тепло. Не оставит в одиночестве. Не позволит никому отобрать. Голову вскружил ржавый аромат крови. Чужая боль и чужое угасание. Он умирал. Кем бы он ни был, но он умирал. Израненный, уничтоженный, раздавленный. Такой же, как она. Его жизнь гасла, отдавая последнее тепло и крошки иссякающего света. Это было правильно. Она знала, что должна сделать. Выпить его до дна, исцеляясь и возвращая свой резерв. Восполняя утраченное и сохраняя тепло его жизни внутри собственной души. Где-то здесь должны быть люди, что были с ней. Ричард. Берит. Лили. Они могут быть ранены, им, возможно, нужна помощь. Убив этого зверя, она получит силы и сможет найти их. Все правильно. Все, как должно быть. Одна жизнь гаснет, чтобы вторая разожглась. Он все равно уже мертв. Этот могучий зверь повержен. Пальцы почти прорвали шкуру ногтями, от усилий и цепкой хватки потемнело в голове. «Давай, девочка. Покажи, какое ты чудовище. Похуже этого зверя. Тебе выпал шанс – не упускай. Убей или умри. Закон жизни гласит…» - Ненавижу… Тихо и проникновенно шепнула она льву. Шепнула так, словно он мог понять лучше кого бы то ни было. Причину ее ненависти. Ее ярости. Ее боли. У нее отняли так много. А теперь она должна отнять в ответ. Она должна быть сильной. И его жизнь прекрасная плата за эту силу. Тонкие пальцы перебирали шерсть, не чувствуя страха. Сейчас она была сильнее этого исполинского хищника. Она могла иссушить его, пока он так неосторожно разлегся на ней. «Давай же» Ильва потянулась к самой душе льва. К горящей звезде. Потянулась, сжимая бережно в руках. У нее есть достойный подарок – забвение. Он, как и она, должно быть очень устал. Но разжалась хватка прозрачных потоков, застонала девушка от собственного бессилия, откинувшись на холодную землю. Открыла глаза, впившись золотым взглядом в лазурный. На лице ее отразилась гримаса обиды и злости. Это было совсем несправедливо. Протянув руку, чародейка дотронулась ладошкой до выбитого глаза, прикрыв его ковшиком, словно в попытке защитить. - А тебя кто так? – Шепотом спросила она, начиная задыхаться под тяжестью этого мохнатого тела. Но не хотелось выползать – снаружи было слишком холодно. - Прости, - все говорила она льву, прикрыв веки и касаясь родника восполненной частично силы. – Прости, я не могу тебя убить. Сквозь ладонь протянулся свет. Пропущенный через самую душу, ставший теперь частью Иль. Он запульсировал, нехотя ворочаясь и покидая тело новой хозяйки. Сквозь ее пальцы проникая в разорванный глаз зверя. Смешиваясь с кровью. Пробираясь в голову. Забирая боль.
|
Дженифер устало провела рукой по лицу. Она наклонилась над столом, в очередной раз осматривая бумаги. Кресло отозвалось привычным скрипом, а в тихом помещении даже шелест одежды звучал громче, чем оно на самом деле.
Картина убийств не менялась. Она давно оставалась статичной, даже когда добавлялись новые данные. Ответ был где-то здесь, но разум отказывался найти путь, который придет ее к победе. Она что-то упустила. В чем-то запуталась. Но в чем?
Детектив тяжело вздохнула и поднялась из-за стола, пригубив безвкусное кофе, чью горечь и эффект перестаешь ощущать после третьей кружки. За окном о стекло бились снежинки, упорные, как бывшая журналистка. Они сумел отыскать лазейку в полицейское управление, но снежинок было заметно больше, чем один упрямый коп, которая не желала сдаваться. Сколько себя помнила Дженифер она всегда оставалась на праздники. У журналистов, танцовщиц и в продажах не бывает законного отдыха. Однако, в последний год, когда объявился маньяк, задержаться на рабочем месте стало делом принципа. Не просто желанием выслужиться в новой сфере деятельности, не потому, что некуда и не для кого возвращаться, даже не столько из чувства справедливости, которое вначале заставляет искать правду, а потом охотиться на реальных хищников не словами и призывами, но делом. Пером и шпагой. С этим чувством невозможно бороться. Ненависть и страх, как две свитые линии ДНК, перед чудовищем, который совершал зверства с молодыми хорошенькими женщинами, находило отклик в душе детектива О`Дэннис вероятно сильнее, чем во многих иных людях. В этом было что-то личное. Нечто связанное с индивидуальностью бывшей журналистки. Особенности убийства заставляли Джен с особой грустью взирать на маленькую елочку. В праздновании Нового Года был особый дух Рождества. Всегда жаль проводить его на работе, но не в этот раз. В этот раз она надеялась подарить миру нечто бесценное - спокойствие и мир, знание, что негодяй пойман и будет наказан по закону, но не вышло. Плохой из нее Санта, пусть он никогда не дарил федеральной тюрьме пойманных преступников.
Детектив расхаживала перед рабочим столом, словно запертый в клетку тигр. Пустота наваливалась тяжелым грузом, а холодок с окна напоминал, что где-то в ночи орудует безжалостное больное чудовище, которое она обязана остановить, но в силу обстоятельств не получается добиться желаемого.
От усталости и переработок Дженифер странно чувствовала себя. Слишком много размышлений впустую отнимали последние силы. У нее даже не осталось энергии, чтоб попрощаться с Хэнком, который, вероятно, задерживался до последнего именно из-за нее. Улыбка вышла вымученной. - Конечно. Спасибо, - слова мужчины не внушали надежды, но малейшее выражение поддержки многое значило для детектива.
Звонок на телефоне вывел женщину из внутреннего созерцания. Дженифер оторвалась от разглядывания разноцветных огоньков гирлянды. Реальность обступила вокруг, заставив вздрогнуть. Мысли покинули уставшую голову. Стоя в кругу одинокого света среди царившей вокруг тьмы офицер полиции подняла трубку без лишних размышлений. - Детектив О`Дэннис, слушаю, - прозвучал ее наигранно бодрый голос.
|
Она видела. Она всё видела. Борьбу, отражённую на его лице. Затаённую боль. Она чувствовала. Она жалела. Понимала, что этот инцидент - лишь воля случая, а не его собственная. Переплелись внутри неё, сплелись единым коконом разочарование и сострадание. В её душе происходила та же борьба. Невесёлый мысли кружились в голове, покрывая сознание слоем раздумий, прерываемых острой пронзающей грустью, исходящей из сердца. Он не виноват. Нет, нет. Он виноват. Да! Что ей делать?.. Что думать о нём теперь? Как смотреть ему в глаза?.. Всё, что было до этого, было детским лепетом по сравнению с этой ситуацией. Лучше бы она ещё сотню раз помогла ему пьяным дойти до номера, чем один раз узреть мёртвого человека, погибшего практически от рук иллюзиониста.
Она видела, что слова её достигли его сознания. Открыл он глаза. Стукнул пол, разбивая костяшки. Эта немая ярость была свидетельством его собственных переживаний, но Эви не раздражалась. Не прерывала. Покорно ждала, пока он встанет и оденется.
Они вышли в коридор. Они словно оказались в совершенно другом мире. Здесь было тихо и спокойно, лишь в отдалении слышались многочисленные голоса и шум - гости столпились в зале. Все ждали празника. Все ждали чуда. Все ждали Харпера. Но сегодня - не суждено им было увидеть его чудесный номер, насладиться его умением покорять магию, узреть пластичную фигурку ассистентки. Не сегодня. И, вероятно, уже никогда. Они оставили за собой комнату. Комнату, в которой произошло Оно. Сара лежала там, в изножье кровати. Обездвиженная, хрупкая, уснувшая мёртвым снов. Эви последний раз бросила взгляд на эту спальню. Теперь она будет сниться ей в кошмарах.
Они молча идут по коридору. Каждый в своих мыслях. Лица - бледны. Глаза - потухли. Нет в них былой искры жизни. Эви начинает думать о том, как им пройти незамеченными. Больше всего на свете она не хотела встретиться с мистером Роннингтоном. Она просто не знала, как сможет посмотреть в глаза любящему отцу. Что скажет ему. Как сможет увести Джека от его бдительного ока. Скрыть на лице остатки переживаний. И, конечно, в этот момент он и появился. Так резко и неожиданно, что Эви сначала подумала, что её мысли просто материализовались и ей грезиться. Но его голос звонко пронзил тишину коридора: - О, вот вы где, мистер Харпер! Гости уже заждались, пора начинать! Случайно не видели Сару? Едва сдержалась Эви, чтобы не разрыдаться вновь. - Всё в порядке? Вас кто-то обидел, мисс? Он смотрит прямо на неё. Он ждёт ответа. А Эви?.. Она не могла смотреть ему в лицо. Потупила взгляд, проглатывала слёзы. Смогла только покачать головой. Сердце бешено стучало в груди. Боже... Надо что-то сказать... Надо усыпить его бдительность... Отвлечь... Убежать... - Всё в порядке... - хрипло отвечает Эви, и на её лице появляется подобие улыбки. Она смотрит на мага и замечает недобрый взгляд. Нет, нет. Только не выходи из себя, Джек. - Мистер Роннингтон, случились такие обстоятельства... нам нужно отложить выступление. И ненадолго отойти. Пожалуйста, подождите нас в зале вместе с остальными гостями. Мы... мы скоро придём туда, - Эви старается широко и искренне улыбнуться. Пожалуйста. Забудь о Саре. Забудь о том, что ты о ней спрашивал.
|
|
|
Ирвен так и не смогла уснуть. Сначала она смотрела в потолок и старательно изучала его трещинки и поблёскивающую в свете фонаря паутину, потом смотрела за одевающейся Еленой, которая снова запуталась в хитросплетениях корсета истинной леди. «Оно и не мудрено - вдруг подумалось Северной леди, - крестьянка, что взять с неё? Просто напуганная, замученная крестьянка, потерявшая всё из-за своих знаний и невежества жителей деревни. Что, будучи необразованными всё свалили на обычную девушку. С другой стороны, чем я лучше? Я могла бы уже завтра стать королевой Аэдвера, могла править страной и, со временем, вернув ко двору Уильма, встречаться с ним. Но… нет, я предпочла любовь и побег, что могло, а возможно ещё и будет стоить жизни нам обоим. Его отец, смог бы спрятать Уила у себя, но я… я слишком ценна для Брандона, да к тому же Мунлайты всегда были слишком честолюбивы и верны короне, чтобы пойти на подобное. И в кого он только такой?» - девушка улыбнулась, а её мысли уносились в далёкое, и не очень, прошлое, к воспоминаниям, о её возлюбленном, о том, как она всегда играла с ним. Как оттачивала на бедном юноше свою мастерство светских игр, порой вгоняя того в краску или наоборот доводя чуть ли не до крика и всё же… сейчас эта память стала для неё истинным сокровищем. Драгоценностью, что девушка была готова защищать даже ценой своей жизни…
Он вернулся с едой, как и обещал, но леди лишь обречённо вздохнула, ей совершенно не хотелось есть, возможно, из-за не проходящей слабости, а может из-за всего пережитого за последний день. Да и вечер преподнёс сюрприз не хуже королевского банкета. «А ведь тот бокал предназначался мне, а не ему. Это я должна была умереть, а не он потерять свой титул и друга. Все беды и проблемы в его жизни только из-за меня и даже сейчас, я всё ещё являюсь источником неприятностей, что преследуют Уила, идя за ним по пятам…» - Ирвен не сдержалась и заплакала, порывисто обняв и прижавшись к бывшему Лорду-Советнику Его Высочества. - Уильям, - тихо и осторожно начала она, отодвигая от себя принесённый Лунным Лордом поднос с едой. – Что нам теперь делать? Куда идти? Зачем мы вообще всё ещё едем на север? Давай сбежим в Теравию? Куда угодно, хоть в пустыню, хоть на край земли, я поеду с тобой куда скажешь, только не в форт Бейли, не к тебе домой. Твой отец не примет нас, а даже если и так, то непременно разлучит, чтобы выдать меня Брандону, а я не хочу потерять тебя! – слова девушки сопровождались всхлипываниями и прерывались, чтобы вдохнуть воздуха, которого Северной Леди сейчас катастрофически не хватало.
Ласково улыбнувшись, Уильям легонько приподнял девушку за подбородок и нежным, аккуратным движением вытер мокрые дорожки слёз на её щеках: сперва с одной стороны… затем с другой. Хотя положение и приписывало ему сохранять сдержанность и хладнокровие, но рядом с Ирвен, Лунный Лорд всегда был до невозможности мягок. Но… пусть. В сторону эти глупые мысли. Кто посмеет сказать, что истинная любовь, ради которой Уил ныне готов был рвануть на край света, действительно недостойна аристократа? Любовь и есть удел аристократов! Простым людям никогда не понять ту глубину чувств и ту сложность проблем, которые порой стоят между влюблёнными – прямо как сейчас. Вот почему именно о них поют барды, прославляя храбрость и решительность вспыхнувших чувств. Чувств, которые так легко затоптать жестокой реальности… стоит лишь сделать один неверный шаг. - Успокойся, любимая, - Мунлайт вдохнул запах её прекрасных золотисто-рыжих волос, непослушным водопадом ниспадающих на хрупкие плечики девушки и прикоснулся губами к нежной коже её лица. – Я и не собирался ехать в Форт Бейли. «Ведь тогда отец, руководствуясь тем, что он посчитает правильным, попытается выторговать для меня прощение. Он будет скрывать нас с Ирвен, но только до тех пор, пока сделка не состоится, - печально подумал Лунный Лорд. - Я слишком хорошо тебя знаю, мой дорогой папа, чтобы самолично выбить почву у себя из-под ног». - На самом деле, - продолжил он, - Сейчас мы направляемся к тебе домой.
Девушка раздумывала над словами Уила, всё ближе прижимаясь к нему. А когда захотела обнять, то ей снова помешал принесённый лордом поднос с едой. Фыркнув, Ирвен поставила его на некое подобие тумбочки возле кровати. - Значит домой? Интересно, что скажет Роберт, увидев спустя почти десять лет, - улыбнувшись, Северная Леди стала расстегивать пуговички на камзоле Мунлайта… «Я так давно не видела отца. И если бы не регулярные подарки… то решила бы, что он совсем забыл обо мне. Разумеется, войны с северными дикарями и междоусобицы – вещь постоянная в Вольных Просторах, но он мог хотя бы раз навестить меня за всё это время! Скорее всего, у него теперь новая женщина и наследники, что она подарила ему, так что мы будем там лишними, совершенно не нужными гостями» - мысли давили на девушку, но она не хотела делиться ими с лордом, только не сейчас. Ей хотелось снова забыть обо всём в его тёплых, сильных и таких нежных объятьях Уильяма. Раствориться в ласках лорда, что в отличие от самой Ирвен уже явно не раз бывал в постели с женщинами и прекрасно знал, что и как нужно делать.
Взгляд Ирвен притягивал, почти гипнотизировал. Мунлайт тонул в её чистых янтарных глазах и всё, чего он хотел сейчас – лишь быть с ней как можно дольше. «Если цена за потерю титула такова, - подумал Уильям, - То я совсем не против потерять его ещё раз». - Что бы он ни сказал, я уверен, твой отец ни за что не оставит тебя в беде, - Лунный Лорд улыбнулся, накрыв руку девушки своей и потянувшись к её губам. – Как и я никогда не оставлю тебя… Было нечто такое, что он не хотел говорить своей возлюбленной прямо сейчас. Брандон точно поймёт, куда они отправились – это было слишком очевидно. И подобно тому, как отец Уильяма готов был защищать его даже ценой потери Ирвен, так и герцог мог выдать Мунлайта, чтобы слегка задобрить вздорного короля. Но Ирвен, да ещё и против её воли, он не отдаст никогда. А это единственное, что имело значение…
Слова Уила согревали девушке душу, и она без лишних мыслей и сомнений сама подалась вперёд, давая губам двух влюблённых соединиться в поцелуе. Её свободная рука нежно обняла лорда, давая Ирвен возможность приблизиться к Мунлайту ещё ближе, почувствовать исходящее от его тела тепло. - Значит, едем ко мне домой, - улыбаясь, произнесла Северная Леди, увлекая за собою Уила, в нагретую постель и желая сейчас только одного… Да, в её мыслях промелькнула, боязнь того, что Роберт поступит с Лунным лордом также, как поступил бы и Эддард Мунлайт с ней самой, но Ирвен слишком хорошо помнила герцога и его желание иметь сына а не дочь и теперь у него такая возможность появится. Если его маг просто изменит внешность Уильяма, то Роберт может объявить его своим ребёнком, конечно, спать с собственным братом это не очень хорошо, но на севере нет ни церкви, ни королевских законов, что запрещали бы делать подобное… Ночь прошла очень активно… для них обоих. В основном, на этаже было тихо и посторонние звуки не отвлекали влюблённых - разве что, стража временами ходила по коридору, но честные воины чувствовали себя немного неуютно под несколько более громкий, чем следовала бы, шум из комнаты, в которой расположился тот самый женственно-красивый оруженосец Мунлайта. Ладно бы с девушкой, так нет же… всё у этих благородных через одно место.
Что касается иных неожиданных ситуаций, то к большой удачи для них, они так и не решились постучаться к Мунлайту в дверь. Во всяком случае, во второй раз он бы не был столь добр и это придётся запомнить каждому, кто посмеет причинить зло Луне всей его жизни. Наконец, усталая, но довольная парочка заснула в объятиях друг друга, а утром их уже ждал запряжённый экипаж и гвардия, готовая броситься за своего милорда на оголённые мечи. На лицах солдат застыло мрачное выражение: они потеряли друзей, да и спали от силы всего несколько часов. Много времени пришлось потратить на могилы для павших товарищей, ради бандитов же тревожить землю не стали – так и оставили на растерзание собакам. К счастью, о провизии тревожиться больше не приходилось. Рассудив, что мёртвому таверному она всё равно ни к чему, Уильям хмуро приказал сгрузить продукты из оказавшейся весьма обширной кладовой в их дорожные мешки, что солдаты с радостью и сделали. Не забыли и про толстые пуховые одеяла, а так же про другие предметы быта, которые помогли бы всем им пережить суровый северный климат. - Постарайся не скучать без меня, - произнёс Лунный Лорд, ласково убирая упавшую на лицо прядь волос за уши Ирвен. Затем Мунлайт спрыгнул со ступеньки кареты и, захлопнув за собой дверь, велел вознице выдвигаться. Оседлать собственного коня было делом пары секунд. Впереди их ждал долгий-долгий путь на Север…
|
Солдаты выстроились в линию, готовые нанести удар по единственному оставшемуся за завалом пленнику. В одну шеренгу смогло уместится лишь пять человек, однако каждый был вооружен арбалетом. Юноша заметно дрожал, отчего его меч начал ходить ходуном, в ожидании казни. Дерек не так представлял себе свою смерть. И не боялся, думая, что она настигнет его внезапно, в запале боя, и он даже не успеет этого осознать. Сейчас же, все происходило совершенно иначе. Каждый шелест, каждый скрип и каждое движение, отдавались в сердце молодого человека буквально барабанной дробью. Но он еще не собирался сдаваться. Видимо, именно поэтому молодых и отправляют на смерть: в своей наивности они верят, что смогут пережить все невзгоды. В сердце Дерека так же теплилась надежда выжить. Он собирался еще немного побороться. Еще чуть-чуть... - Пли! - раздался оклик, и пять болтов со свирепым ревом отправились к своей цели. - Асай! - воскликнул юноша, обратив один из самых грозных ударов дуалов в щит. Грозный выкрик, что переводится с древнергийского, как "сила" сжал воздух, ударив во вражеские болты. Три из них, встретившись с блоком, отлетели будто щепки, однако два других, что были посланы с запозданием, не наткнулись на преграду, и нашли свою цель. Один пробил бедро, второй - вонзился в грудь. Раттингем припал на одно колено, ошарашенно выплюнув из легких воздух. Пытаясь перетерпеть вспышку боли, несчастный мальчик попытался вновь встать на ноги, однако очередной залп оборвал все его попытки. На этот раз цель нашли три болта. Плечо, грудь, шея. Два других сухо стукнулись о стену позади. Дрожащей рукой уцепившись за тело стрелы, что насквозь пробила горло, Дерек пытался остановить кровь. До конца осознав, что ему уже не выжить, он все же с глупой настойчивостью пытался продлить свое пребывание в этом мире, на какие-то секунды. - Довольно... - холодный женский голос отразился от стен. Солдаты быстро отодвинулись, пропуская вперед молодую женщину. Угасающее сознание Дерека с трудом распознало в ней мельтарума - два золотых глаза буквально пронзали насквозь. - И кто тут у нас?.. - мило улыбнувшись, женщина потрепала светлые локоны, стоящего перед ней на коленях юнца. Ему уже не хватало сил, чтобы поднять на нее взгляд - голова медленно клонилась вниз, а глаза стекленели, - Куинс!.. Начальник крепости, будто какой-то непоседливый служка, выскочил вперед, на первый же зов. Женщина тем временем, ласково сняла с Раттингема обод, и отбросила в его сторону. - Милый Куинс, кто тут у нас?.. - повторила женщина, и на этот раз ее улыбка была скорее кровожадной, нежели ласковой. Безумно вглядываясь в лицо начальника крепости, она впилась острыми ногтями в голову Дерека так, что тот даже тихо вскрикнул, истратив свой последний вдох. Глаза юноши резко закатились, истекая кровью. После прочтения разума своей жертвы, женщина нисколько не утратила внимания к Куинсу, ожидая от того достойного ответа. - Я... я не знаю, - моментально сдался лорд, чем вызывал наигранную гримасу грусти у девушки. Откинув назад белоснежные волосы, она еще немного посмотрела на мужчину, после чего выдохнула: - Это печально. С яростью оттолкнув от себя мальчика, женщина грубым взмахом заставила завал подняться вверх. Камни вернулись на свои места, освобождая дорогу. Не пропуская вперед гертрамских псов, беловолосая двинулась вперед по коридору, с леденящей душу уверенностью. Шум воды и холод становились все ближе, пока, наконец, не стал очевиден провал. Замерев у самого края водопада, женщина без страха посмотрела вниз и озадаченно цокнула: - Ушли... Не дожидаясь от нее каких-либо сигналов, Куинс велел арбалетчикам сделать залп вниз. С десяток раз щелкнули затворы, отправляя дождь из болтов за убегавшими.
- Хватит, - нетерпеливо встряла мельтарум, сделав нервный жест рукой, - Ты. Она указала на одного из солдат. - Собери людей. Отправляешься на поиски беглецов. Двух мужчин взять живыми. Второй отряд отправь прочесать местность. Здесь где-то бродят их люди. Найдите их раньше, чем они встретятся. Куинс! - Да, миледи! - в очередной раз испуганно выпрыгнул вперед начальник. - Возьми меч Куинс... - последовав жесту, один из солдат протянул мужчине клинок, - И избавь нашего юношу от головы. - Но... - Я хочу, чтобы ты это сделал. Как закончишь - отправь ее в подарок отцу. Ну что встали? Вперед! Все, кто получил приказ, моментально разбежались, оставив лишь Куинса в брезгливом непонимании смотреть на тело юноши. - А кто его отец?.. - наконец, решился пробормотать он, с мольбой уставившись на мельтарум. - Фридрих Раттингем. Она как-то беззлобно хохотнула, и направилась в сторону выхода. - Дельтул сделал свой ход. Ну наконец-то!..
|
- По правде говоря, у меня нет никакого особого плана. Согласно последним сводкам, система коммуникаций нарушена практически везде – связь потеряна примерно с 70% звёздных систем, всё ещё официально входящих в состав Федерации. В любой из них могут быть люди, которые отчаянно нуждаются в чьей-либо помощи и не могут её запросить. И мы эту помощь им предоставим. Вслушивалась. Пыталась понять слова. Гнев ещё владел её разумом, но начинал уступать холодному спокойствию. Ей не верилось. До сих пор не верилось, что она действительно выиграла шанс и теперь находится среди четырёх счастливчиков. Впрочем, относительное это понятие - их миссия, хоть и носит масштабный и миротворческий характер, но вполне может стать провальной. Люди. Где-то там. Нуждаются в помощи. В помощи пяти людей. Таких же слабых, как и они сами. Что они могут?.. Что они готовы сделать, чтобы помочь десяткам, сотням, если не тысячам нуждающихся? Дженна ещё не осознавала. Поэтому она внимательным и цепким взглядом разглядывала Фрайзера и думала: понимает ли он, что делает? Нет, нет, конечно понимает... Готов ли к такой ответственности? Наверняка. А... продуманы ли его действия? Всё-таки эта игра в войну происходит не на шахматной доске, а Фрайзер вовсе не адмирал флота.
Что-то закралось. Скользкое. Противное. Недоверие? Страх? Непонимание? Дженна прикрыла глаза и чуть покачала головой, как бы отгоняя непрошенные мысли.
- В качестве стартовой точки я выбрал Вегу. Достаточно далеко от периферии, связь с ней потеряна почти полтора года назад. Кроме двух обитаемых планет есть там станция, которую называли «Надежда». Нужно ведь где-то начать… Хорошо. "Надежда" так "Надежда". Ей всё равно, откуда начинать. Не всё равно только то, что станет с их миссией.
***
Мерцающий энергощит принял маленький шаттл в нутро исполинского корабля. Дженна, успев забыть о том, что было несколько минут назад, уже думала совершенно о другом. И сердце её стучало всё быстрее и быстрее...
Цокнул каблук о гладкий пол. Яркий свет ударил в глаза. Поморщилась девушка, приложив ладонь ко лбу. - Добро пожаловать на «Ренессанс». Перед глазами предстало просторное помещение, способное вместить несколько десятков пузатых транспортных кораблей. Ангар. Дженне доводилось бывать в ангарах и побольше, поэтому на широту свободного пространства она практически не обратила внимания. Её взгляд привлекли сияющие тёмно-зелёные корпуса остроносых машин. Красота. Совершенство. Восторг, отразившийся на лице девушки, был совершенно искренним. Она поборола в себе желание подойти к космолётам и прикоснуться к холодному металлу - Эрик повёл всю группу из ангара. Дженна и так задержалась, разглядывая своих новых красавиц. И, пожалуй, одной из её первых мыслей стало перекрасить их в чёрный глянцевый цвет. Правда, вряд ли такое было осуществимо...
***
Петляли коридоры, раскидывая перед экипажем лабиринты из гладких стен, створок, гермо-дверей. Дженна не старалась запомнить дорогу, всё ещё находясь под впечатлением от "Штормов". Не сразу поняла она, что Эрик привёл их на капитанский мостик. Подавила вздох раздражения. Единственное, о чём она мечтала - снять каблуки и платье и облачиться в повседневную одежду. - С возвращением, мистер Фрайзер. - Примитивный искусственный интеллект. Я называю её Эшли. У каждого из вас уже есть соответствующий уровень доступа… Ваши комнаты – этажом ниже. Путь к медотсеку, арсеналу и прочему всегда можно уточнить у Эшли – она слышит вас в любой точке корабля. Располагайтесь. Что ж... Уровень, что ниже, подождёт. Усаживаясь в кресло, Дженна ждёт. Волнуется. Сжимает подлокотники. Думает о том, что вот он, тот момент. Переломный. Бесповоротный. Сейчас заработают мощные двигатели и огромным скачком отбросят корабль от Земли. От всех тех, кто остался на ней ждать своих героев. Оборачиваясь, вглядывается в лица, надеясь найти в них те же сомнения и страх.
|
Порой бывает трудно отмерить первый шаг. Найти отчетную позицию. Точку старта. Уловить тот момент, когда что-то кардинально меняется. Нет, не в общей структуре и системе решений, но одно единственное мгновение, доля секунды, которая решает абсолютно все – прошлое, настоящее, будущее, жизнь, судьбу, смерть. Как ничтожно коротка она и как бесконечно важна. И сейчас Найна вяло и почти с безразличной методичностью рылась в лабиринтах собственного сознания и памяти, пытаясь отыскать этот спусковой крючок, этот маленький тумблер.
Случилось ли это тогда, когда она впервые увидела интервью Эрика? Тогда еще без этих глупых и наивных мыслей о собственном вкладе в спасение колоний. А просто с любопытством, которое бывает, когда в привычный мир врывается что-то нетипичное. Что-то, что завлекает внимание и заставляет думать. Или это было тогда, когда она посмотрела в свое отражение ранним утром и увидела нечто, что ее напугало и что ей понравилось? Вызов. Желание оказаться в самом центре мясорубки. Желание что-то изменить, вцепившись в горло судьбы. Возможно, именно тогда она приняла это самое важное решение, но было ли оно тем самым шагом вперед? Первым по дороге в холодную и притаившуюся Вселенную. А может это случилось в том кабинете на самом пике «Успеха»? Когда между ней и будущим находился всего лишь один стол и взгляд чужого, далекого от ее мира человека.
Все происходящее сейчас казалось наваждением. Сном. Чем-то эфемерным и нереальным. Мозг отказывался принимать величие белокрылых ангаров и яркое освещении коридоров. Отказывался принимать, что все изменилось и уже невозможно повернуть назад. Не сейчас. Никогда. Нет. Этот первый шаг она осознала в полной мере лишь сходя с трапа. Когда нога ее коснулась отполированного идеально ровного пола ангара в чреве «Ренессанса». Когда в легкие вошел новый воздух – искусственный и приправленный решимостью. Он был таким же, как многие другие. Как мириады шагов, что она уже делала в своей жизни. И другим. Другим настолько, насколько это было возможно. Закончилась целая эпоха для нее. Закончилась целая жизнь. И началась другая.
Найна не знала, испытывают ли схожие чувства люди, что шли рядом с ней. От чего отказались они, чтобы попасть на этот корабль? Вряд ли хоть кто-то из них был настолько же неподходящим, как она. Она отказалась от дома, от семьи, от Земли. От всего, к чему привыкла. От мира, который всегда был справедлив и правилен в своем лицемерном эгоизме. Где все было легко и просто. Где не нужно было думать о смерти и жизни, где под ногами дышала полной грудью твердая земля, а над головой висло лазоревое небо. Здесь все было иначе. Холодные пространства бесконечных звезд. Их ослепшие от вечности глаза. Никаких эмоций. Никаких чувств. Красота застывшего времени, растекшаяся туманностями и сгорающая на хвостах комет.
Это был ее первый шаг. Самый первый и самый неуверенный. Возможно, потом она отвердеет и зачерствеет. Возможно, научится скрывать проблески восторга и страха за гранью глаз. Но сейчас Найна была все еще слишком взволнована, чтобы вдумываться в то, о чем говорит Эрик. Она видела перед собой глаза Космоса. И эти глаза были холодны и прекрасны.
Решив, что исследовать корабль и изучить медотсек она сможет и после старта, девушка обвела еще одним пристальным взглядом экран и уселась в одно из кресел. Она откинулась на его спинку и полностью расслабилась, почти растворяясь в этом корабле. Чувствуя, как волнение сменяется ожиданием и нетерпением. Как страх и ужас от неизвестности иссякает, не выдерживая мерцающего света звездной пыли. Чувствуя, как рождается новая Найна Лерьен.
|
|
Когда молодой и импульсивный эльф двинулся на него, положив руку на рукоятку меча, Исенгрйм лишь улыбнулся. Улыбка расползалась все шире, словно вырезанная на лице рана, переходя в зловещий оскал. Холодная злоба переполняющая его ждал лишь малейшего повода, любой провокации. Какая-то часть сознания следопыта, пришла в ужас в этот момент. Почему. Этот молодой эльф один из последних выживших из его народа. Один из тех, кого он так долго и упорно искал, потеряв всякую надежду. Тогда почему, почему он готов так холоднокровно убить его. Великий лес, что же с тобой стало капитан пятого отряда. Неужели тот, первый аэн Каомхан Маха, медленно растворяется в ком-то другом. В том, что родился на поли бойни, продираясь через разорванные трупы братьев по оружию, под стенами Последний Крепости. Надломленная и изуродованная личность, вот кто ты теперь, да? Молодой эльф остановился в последнею секунду, видимо вспомнив о слухах что ходили вокруг отрядов Лесных Братьев. Омерзительная улыбка, медленно сползла с лица следопыта. К нему пришло осознание, того что он только что хотел сделать. Страшная правда. Но это было не самое страшное, то одиночество что терзало его изнутри…он думал, что от него будет спасение. Ведь он не один, он не последний из детей Светлого Леса. Но, видимо для него уже было слишком поздно. Он чувствовал лишь боль и отчужденность даже среди представителей некогда прекрасной, высшей расы, к которой следопыт причислял себя с такой гордостью. Над лагерем повисла мертвая тишина, нарушаемая лишь завывание ветра и треском хвороста в костре. Никто не решался проронить и слова. Галахаэр поднялся. Не отводя взгляда от изуродованного лица следопыта, он направился к нему огибая костер.
- Почему ты так смотришь на меня, Исенгрим?
Тишина теперь, казалось, была абсолютной. Ни один звук не смел вклиниться в диалог. Смолкли сверчки, престал трещать хворост в костре. Даже непоседливый, холодный ветер решил обойти этих двоих стороной. Сам воздух дрожал от повисшего напряжения.
- Объединиться с людьми? Предупредить королей Альянса? – телохранитель издевательски расхохотался, остановившись в нескольких метрах от Исенгрима. – Я «удостоился» аудиенции у каждого из них. Говорил со всеми. Объяснял ситуацию, расписывал перспективы, просил помочь. Разве что, только не целовал ноги и не умолял. Видел бы ты ублюдка, что сидит в Редоране… Они были предупреждены. Каждый из них. И теперь должны расплатиться за свои ошибки. Так же, как пришлось сделать это и нам.
- Галахаэр, он прав, - мелодичный голос, раздавшийся откуда-то позади, прямо под ухом. Эльфийка, которую Исенгрим почему-то не видел раньше, стояла в нескольких метрах за его спиной. Она была красива, даже по меркам бессмертных. Следопыту даже показалось что передним стоит Королева, теперь понятно почему здесь находится её телохранитель. Но мираж быстро развеялся, следопыт понял, что ошибся.
- Орки – вот наш настоящий враг. Живая волна, которая катится по миру, сметая всё на своём пути. Кто-то должен в конце концов их остановить. Галахаэр наконец опустил глаза. Воспоминания яркой вспышкой озарили измученный сверх всякой меры рассудок.
- Я знаю. Знаю, что прав. Но мы не просто так здесь торчим… Башня – отправной пункт, точка сбора. Ориентир, который может привлечь больше выживших в наши ряды.
На Исенгри́ма навалился весь стресс, отчаяние и усталость, что преследовали его последние месяцы. Плечи его поникли, следопыт будто бы стал меньше ростом. Из глаз ушел тот самый огонек одержимости. Он больше не был похож на проклятого или ангела мщения. Лишь еще один измученный и изуродованный эльф. Лесной брат, надел на лицо повязку, скрывающую раны. Пришелец, так дерзко ворвавшийся в лагерь, заговорил медленно, словно через силу, делая над собой невероятное усилие.
- Прости меня…посол. Меня переполняет боль, затмевающая мой разум. Я пытался найти виноватого, хоть как то, переложить ответственность…за случившееся. Королева взошла на престол в ужасное время. Она была не готова…да и никто из нас не был готов. Ты говоришь, что ты столкнулся с тем же ужасом что и я? - голос следопыта дрогнул. – Я так не думаю. Я видел, как наш народ попадает в ловушку. Как орки, несмотря на все наши ловушки, несмотря на то что сам Лес скрывал все наши следы, медленно настигали нас. Неважно сколько мы убивали, неважно как далеко мы отрывались, прикрывая отступление основных сил…орки точно знали где мы. Они знали, где находится Последняя Крепость. И я не мог понять, откуда, как они это делают…пока не встретил Его. Вождя Орды. О о о, это не просто…орк. Это существо не принадлежит нашему миру. Он разорвал мага, рискнувшего выйти за стены вмести с нами…Заклятья, что заставляли плавится землю и вскипать в жила кровь, не причинили ему не малейшего вреда. Он уничтожил всех, в одиночку изменив исход битвы. Словно демон…или голем из древних легенд. Но…не это самое страшное. Я видел его глаза. И жуткую черную волю, Волю что двигала этой тварью. Я не могу спокойно умереть, до тех пор, пока это существо и те, кто его создал не будет уничтожены.
Воспоминания пережитого ужаса, жгли разум Исенгри́ма как каленое железо. Он по привычки провел рукой по ране.
- Меня…гнал карательный отряд, уничтожающий выживших. И когда я умирал, на границе великого леса, меня нашли люди. Те кто стоят ниже напыщенных лысых приматов с коронами. Они никогда раньше не видели эльфа. Но спасли меня, оказали мне помощь. Но Вождь знал где я. – по лицу странно следопыта прошла судорога. А в оставшемся остекленевшем глазе, вновь начал разгораться огонь безумия. – Он знает, где каждый из нас. Орки пришли в эту деревню через несколько дней. И все повторилось. Резня, начавшаяся под стенами, Последний Крепости продолжается. То, что случилось, будет продолжаться вновь и вновь. Я хочу это прекратить!
Голос одноглазого, едва не переходил на хриплый крик. Сжав зубы, он замолчал.
- Эта…Башня, ориентир не только для нас. Орки будут здесь через день, может быть два. А что до человечества, то оно не заканчивается на королях и их советниках, что подписали нам смертный приговор. Подумайте над этим. Завтра я встречусь с хранителем Башни и уйду дальше, в земли людей.
-
Ну замечательно же.. Не только за этот пост, но и за предыдущий. Там откат плюсомёта не дал вовремя оценить. Сцена в общем шикарная, как по мне получилась. Люблю я, всё-таки, эту игру.
|
|
|
Собственные шаги гулко отдаются в голове девушки; она продолжает мерить ими комнату, не замечая, как быстры и дёрганы все её движения. Перед глазами всё кружится и сливается в одно разноцветное пятно - из-за слёз, из-за сильного головокружения, что следует после резких разворотов. Кажется, что голова сейчас лопнет от недобрых мыслей, отягощающих её сознание. Она старается не смотреть на тело Сары, распластавшееся на полу. Старается не смотреть на Джека, что сидел на кровати и, кажется, чему-то улыбался, потирая щёку. Нет. Она всего этого не замечала. Думала о том, что станет теперь. Слёзы продолжали обжигать кожу, глаза покраснели. А сердце... так болезненно сжималось сердце. Она так старалась забыть, так старалась выкинуть из головы прекрасное лицо умершей, её недоумённый остекленевший взгляд. Ей было так жаль... Так пронзительно и остро вонзались в неё сожаление и горечь. Словно она потеряла близкого друга. Кого-то, кто был ей важен. Пусть она видела её всего несколько мимолётных мгновений, но не могла не жалеть о смерти совсем ещё юной девушки. Представляя, что ещё час назад она жила полной жизнью, дышала, возможно, любила. И стала... ничем. Грязью в земле, пылинкой в безграничном океане времени. Для неё оно остановилось. Навсегда.
- А кого я ещё мог позвать? Почему всегда всё оборачивается именно так? Почему это происходит со мной? С каждым разом всё хуже и хуже? Она почти не обратила внимание на его слова. Остановилась посреди комнаты и, уткнув лицо в горячие ладони, продолжала плакать. С новой силой. Чувство сострадания жило и пульсировало в ней, накатывало снова и снова, и удержать эти стихийные волны дрожи и слёз было невозможно. Удар в стену. Резкий звук. Эви дёрнулась и подняла лицо, недоумённо смотря на Харпера. Словно только вспомнила о его существовании. Он приближался, и силуэт его становился всё чётче. Эви поняла, что практически ничего не видит из-за слёз. - Знаешь, Эви… Это было чудесно. Чудесно, пусть и недолго. ...Платок насквозь пропитался влагой, но девушка продолжала упрямо тереть глаза. Вот фигура Джека стала более различимой, и она обратила внимание на его лицо, что было повёрнуто к ней в зеркале. Он смотрел на своё отражение, но отсюда она отчётливо видела его анфас. Бледное лицо. Глаза, в которых отразились испытываемые им муки. - Ты ведь знаешь, за что я люблю своё дело. За моменты, во время которых можно забыть обо всём. Моменты настоящего, полные восторга, во время которых пропадает и будущее, и прошлое. С Сарой я чувствовал… Нечто подобное. Не хотелось думать о последствиях, не хотелось думать ни о чём другом. Она восхищалась мной. Абсолютный восторг, наивный и детский… И это было чудесно. Чертовски приятно… ...Что?.. Что он говорит?..
Эви ощутила возрастающую в душе ярость. Обида ещё не прошла, и его слова задели её за живое. Моменты восторга, значит... Не хотелось думать ни о чём другом... Да ты хоть раз думал о чём-то кроме себя?! Этих моментов в твоей жизни было не счесть сколько, и о чём ты жалеешь сейчас? О том, что момент ушёл? О том, что несколько минут назад ты упивался собственным счастьем? О том, что было приятно?.. Эви сжала кулачки и сморщила нос, только что не топала ногами. - Я… Я не знаю, что произошло, Эви. Возможно, потерял контроль… Она умерла. Умерла по твоей вине! Ты убийца, Джек....
Он отходит от зеркала и опускается перед телом Сары на колени. Протягивает к ней руку и дотрагивается до холодной кожи. Она отворачивается и кусает палец - сама не зная зачем. Возможно, вымещая тем самым кипящую в ней злобу на Джека. Смотрит в пол и пытается успокоиться. А затем, долгие секунды спустя, переводит взгляд на мага вновь. И... Просыпается в ней жалость. Та самая, ужасно раздражающая её саму жалость к этому странному, своеобразному существу. Та самая, что не позволяла ей оставить его на произвол судьбы, когда он бывал нетрезв, когда вытворял странные вещи и влипал в самые разные ситуации. Жила в ней светлая, непорочная доброта, и сердце всегда тянуло к хорошим поступкам, пусть бы это была всего лишь небольшая помощь. Умела она посмотреть на ситуацию под другим углом, продолжая и злиться, и переживать одновременно. Умела находить причины, по которым человек сделал что-либо непреднамеренно, его лучшие черты, его особенности. За то время, что она путешествовала с Харпером, она успела хорошенько изучить его и даже привязаться. Не представляла она, как могла бы в этот момент его оставить. Не представляла она и то, как сможет простить его, но глубоко в душе уже простила. Видела боль на его лице, и тянулась к этой боли как светлячок на свет, желая и ощутить её, и погасить в то же время.
- Джек. Рука Эви ложится на плечо иллюзиониста. Невысокий рост позволил ей всего лишь нагнуться, не опускаясь рядом. Во второй руке она держит его вещи. - Прекрати. Её уже не вернуть. Пойдём отсюда. Пожалуйста. Перестань, пожалуйста...
|
Омерзительно. Этот человек был ей омерзителен. Пришла на ум неожиданная мысль, что это лишь маска, за которой спряталась настоящая сущность, но мысль была тут же отброшена и забыта. На фоне едва ли не личного оскорбления трудно было сохранить трезвую голову и ещё о чём-то думать. - А по поводу меня, я тебе с удовольствием бы рассказал, но!.. Лучше это сделать в более "интимной обстановке", а то сама понимаешь... О, снять бы туфлю и швырнуть в этого зарвавшегося солдафона. - Блин, ребята, ну чего вы такие серьезные. Я ведь шучу. Пытаюсь обстановку разрядить. Немного пикантного юмора. Сексуальных маневров и в мыслях не было! Шутки он шутит… Как же… Сузив глаза, посмотрела пронзительным взглядом. Но почти тут же скрестила руки на груди и демонстративно отвернулась к экрану. Всё внутри кипело, и от Дженны буквально исходила аура неприкрытой злобы. Вероятно, глупо было обижаться на подобные, ничего не значащие фразы. Но... задело её что-то. Какую-то струну в душе. Если бы девушка была в этот момент спокойна, она обязательно разобралась бы в природе своих чувств, но за пеленой нарастающей ненависти и презрения не видела очевидного. Не поняла, что ещё на фразе о «таких» пилотов», ощущала резь глубоко в сердце. Неожиданно, этот человек нашёл её слабое место.
Карьерные достижения. Собственная квартира. Спортивный аэрокар. Всё это – её. Её собственное. То, во что не вмешивались никогда другие люди. То, что она заработала сама и своим трудом. Это могло показаться странным, что девушка из обеспеченной семьи стремится быть от неё обособленной и делать всё сама. Но таково было её решение. Враз изменив свою судьбу этим решением, она была тверда и непреклонна. Сексистские шутки были ей знакомы. Тот же Баркс долгое время не мог поверить, что она сможет хорошо летать. Не верили многие, ожидая от дочки крупного бизнесмена провала, думая, что в Академии она исключительно благодаря семейному бюджету. Ей пришлось доказывать, что она способна на большее, чем просто быть Коулман, тенью своего отца. Всё время. Сколько себя помнила. Она доказывала всем и себе в частности, что может быть отдельной личностью и построить свою жизнь самостоятельно.
В тот миг она об этом не подумала. Ударила в голову злость и обида. Она сидела и молча бесилась.
- Найна Лерьен, медик, - представилась другая девушка. Дженна перевела на неё взгляд, который, вероятно, хранил ещё остатки всепрожигающей ненависти, отчего не слишком любезно пронзил сидящего напротив медика. Она была... спокойной. Отрешённой. Высказывание Эйба её, в отличие от Дженны, не задело. Несмотря на рыжий огонь в волосах, её красота была несколько холодной. Коулман поймала себя на мысли, что ей даже нравится разглядывать это веснушчатое лицо и это занятие её даже успокаивает. Посмотрела на Фрэнка, отметив его серьёзную и подчёркнутую утончённость. Если бы не лёгкая улыбка на губах, она подумала бы, что выглядит он даже сурово. Упал взгляд на фигуру, что сидела впереди. Эрик Фрайзер. До сих пор не проронивший ни слова. Тот, благодаря которому она здесь была. - Мистер Фрайзер, расскажите нам побольше о нашей миссии, - обратилась она к Эрику, намеренно проигнорировав все эти формальности с представлением. В конце концов, сам Эрик их уже представил публике, не могли запомнить имена? Однако прервал её голос Фрэнка, и Дженна недовольно покосилась на офицера.
|
|
Неумолимость надвигающегося конца Иль приняла со спокойствием и без страха. Еще тогда, когда ее пальцы вонзились в глаза ублюдка Гайсета – она знала, что для нее это последний день. Она обманывала смерть слишком долго. Слишком долго ее воскрешали и возвращали в измученное тело, пытаясь сломать. Слишком упорно выдергивали с самого края, когда бороться уже не было сил. Не бывает ничего вечного. У любой истории есть конец. Ильва смерти не боялась. Уже нет. Не после того, что сделал с ней Гертрам. Не после бесконечных ужасов и страхов, страданий и потерь. Сейчас ей почти все равно и можно даже позволить себе облегченную улыбку, сплетая последние потоки силы в бессмысленном танце, пытаясь удержать то, на что у нее ни за что не хватит сил. Она была готова влиться в поток. Раствориться в чистой энергии, что обливает каждую крупицу этого мира. Стать чем-то большим, чем истерзанное и уставшее тело. Просвистеть ветром. Упасть водой. Растечься светом. Она была готова ко всему.
Но только не к тому, что чьи-то руки толкнут ее в спину, обменивая жизнь, кидая року в лицо вызов. И вместе с исчезающим золотом в глазах сплелись нити удивления. Такого невероятного и необузданного, какого она не чувствовала давно. Наверное, с тех пор, как родной брат предал ее. А сейчас совершенно чужой человек спасает, отдавая свое будущее. Почему? Девушка упала на холодный пол, тут же резко развернувшись. Сквозь алый туман в глазах, сквозь боль и опустошение иссякнувшей силы – она смотрела на каменный завал и сейчас более всего ощущала собственную беспомощность. Она так хотела заглянуть за эти монолитные булыжники. Так хотела понять, что двигало этим человеком. Почему он оказался добрее, чем те люди, которые делили с ней одну кровь.
Она видела, как к завалу подошел Ричард. Она видела, как пляшет ураган эмоций на его лице. Там было столь много чувств, что впору ими захлебнуться. Обида, ярость, злость, гнев, отчаяние. Любовь. Во времена лишений и потерь в человеке проявляется вся его привязанность к тем, кого он принимал как данность. Кто был рядом столь долго и постоянно, что иначе просто не могло быть. Иль видела, что вместе с камнями обрушившегося потолка рухнул непреклонный мир Ричарда Асхелла. Он остался по ту сторону завала и собирался умереть. И в этом была ее вина. Для нее этот симпатичный милый паренек с взъерошенными волосами был никем. Очередной случайный и безымянный гость в ее жизни. Кто-то далекий от понимания. И смерть его не должна была ничем отозваться в сердце девушки. Не должна была.
Чародейка с трудом нашла в себе силы подползти к обвалу и прижаться руками к камням. Она прислушивалась к себе, отчаянно пытаясь найти хоть какие-то крупицы силы. Хоть какие-то ее отголоски. Но сила ушла. Покинула ее, оставив после себя опустошающий холод, выжигая золото из глаз. Делая их такими, какими они были на самом деле – зелеными, с карим ободком вокруг зрачка. Она ничем не могла помочь. И сердце скребнуло лезвием сожаления и вины. - Глупый мальчик, - тихо шепнула она камням, словно они могли понять. – Лучше бы я.
Она слышала крик Ричарда, обращенный к ней. Видела гнев в его глазах. Смотрела в ответ устало и спокойно, зная, что гнев его более чем оправдан. Но ничем не могла помочь. - Моя сила ушла, - не оправдываясь, не ища причин, а просто констатируя факт, сказала девушка. Уже не чародейка, а обычная девушка. Так странно было это осознавать. Так удивительно болезненно. - Я не знаю, когда она вернется. «И вернется ли»
С трудом перевернувшись, Ильва облокотилась спиной о камни, уставившись в пустоту. Она не хотела никуда бежать и что-либо говорить. Она пыталась понять, что чувствует сейчас Ричард. Что чувствовала бы она, если бы на ее глазах умирал ее брат? Боль. Даже несмотря на то, как сильно он ее ненавидел. Даже несмотря на то, как жестоко ее предал. Ричарду с братом повезло больше. Она видела обрывки его воспоминаний и могла попытаться осознать насколько эти двое были привязаны друг к другу. А потому просто сидела, ничего не говоря. Не пытаясь утешить или уговорить спасать свою жизнь. Не произнося этих странных слов, которые обычно произносят. О том, что жизнь Ричарда важнее. Что его брат не может умереть зря. Не бывает жизни важнее или не важнее. Не бывает меньшего зла. Бывает боль от потери близкого. Бывает отчаяние и впившиеся в ладони ногти. Бывает ярость, за которой прячется пустота. И осознание, что на сердце образовалась дыра. И осознание, что она никогда не зарастет. Это Иль могла понять, как никто другой.
|
Постройка из белого камня, на опушке соснового бора, стремительно приближалась, но эльф все равно нахлестывал лошадь, заставляя животное лететь галопом. Следопыт боялся, что образ башни растает, уйдет сквозь пальцы как очередная терзающая иллюзия, рождённая его сознанием. Просёлочная дорога, петлявшая между полей, стремительно мелькала под копытами лошади. У подножья башни, зоркий глаз Лесного Брата, заметил палаточный городок. Дым костров, снующие между палатками фигуры. Кто это…не может быть…Не уже спасшиеся собратья? Неужели, кто-то еще выжил в этой резне. Сердце эльфа бешено застучало, объятое пламенем. Быстрее еще быстрее. Если бы Исенгри́м верил в верховное божественное проведение, сейчас он бы молился всем богам и абстрактным сущностям, да хоть самому Единому, почитаемому людьми. Только бы его догадка подтвердилась. Эльф заставил лошадь остановится лишь в нескольких метрах от входа. Животное задавлено захрипело и едва не встало на дыбы, чуть не сбросив незадачливого всадника и маленькую девочку. Но все к счастью обошлось. Эльф грациозно, словно лесной кот, спрыгнул с лошади, и что-то быстро зашептал животному на ухо, гладя по шее. Спасибо тебе. Сделала все. А теперь отдыхай. Бока кобылы перестали часто вздыматься, дыхание выровнялась, цель достигнута, ну а теперь заслуженный отдых. Новый хозяин очень ей доволен.
До острого слуха Исенгрйма доносились отголоски родной и знакомой речи. Он едва смог побороть в себе желания помчаться в палаточный лагерь. И все-таки это был не мираж. Они живы, кто из эльфов спасся! За все последние недели, эльф не был так счастлив как в этот день. Следопыт помог Мэри слезть с лошади и огляделся по сторонам. Белоснежные ступени, ведущие к массивным дверям – входу в башню, были совершенно пусты. Но вот одна из створок распахнулась и вниз, на встречу маленькому импровизированному отряду, сбежал мужчина. Совсем уже глубокий старик, но по его движениям можно понять, что он все еще здоров и крепок, а меч в его руке не дрогнет. Не человек. Полу эльф. Он остановился, не доходя нескольких метров и поприветствовал следопыта.
Если эльфы были Луной, то люди всего лишь её отражением на поверхности грязного заросшего пруда. Искаженным отражением кривого зеркала. Кем же тогда были полукровки? Как такой союз человека и эльфа в обще появился в этом мире. Они так похожи, так много взяли от своего бессмертного родителя. Но, можно ли назвать их равными настоящим эльфам. Или они извращённая пародия на совершенство, чье существование было ошибкой?
Страж Башни не понравился гордому следопыту. Его манера речи, и этот тон. В любой другой ситуации Исенгри́м почитал бы это личным оскорблением. Но, полукровка был прав. Настали воистину Темные времена. Времена, когда высшая раса этого мира должна унижаться и просить помощи. А если ты просишь помощи, проглоти свою гордость. Забудь её. Величие Древних навсегда осталось на развалинах Листа. Ничего уже не изменишь. Лицо Исенгри́ма, обратившись в застывшую маску скрывало, переполняющие его чувства. Он лишь приложил правую руку к сердцу и поклонился стражнику.
- Я…- эльф запнулся. Как сложно было произнести это. Его имя. Оно вызывало вихрь воспоминаний, кровавого и огненного водоворота, резни, фигуры Вождя и бегства, лишённого всякого смысла. Отчаяние и страх. - Исенгри́м аэн Каомхан Маха. Капитан пятого отряда Лесных Братьев, уничтоженного у стен Последней Крепости. Она…- следопыт кивнул в сторону девочки. – Дочь кузница из поселения людей Хэндистон. – название деревни эльф выговорил как-то ломано. – Теперь его больше нет.
Исенгрйм замолчал, колеблясь какое-то время, видно решение далось ему не легко. - Я отправлюсь к своим собратьям. Но перед этим, я хотел бы встретиться с Хранителем. Я должен с ним поговорить.
Если его собраться здесь, Хранитель должно быть знает о надвигающейся Орде. О ужасном Вожде. Следопыт не скажет ему ничего нового. Но, если полукровки знают об опасности, почему они еще здесь? Неужели они собираются принять этот бой. Нет, кровь эльфов, даже такая порченая, не должна пролиться вновь.
|
|
-
Ещё в Кьоле заметил, как ты играешь цветами, акцентируешь внимание именно на них. Здесь гамма другая, но акцент тоже есть. И это цепляет, создаёт уникальную атмосферу, придаёт модулям стиль. Не зря всё-таки художник. Впрочем, это так, мысли вслух. Пост понравился :)
|
Она видела это в его глазах. То, что и ожидала там найти – отказ. Можно было не произносить слов. Можно было не извиняться и натягивать на лица вежливые улыбки. За масками уставших людей, таких как Фрайзер – порой таятся ответы на все вопросы. Стоит лишь заглянуть чуть глубже в бездонные глаза. Уходя из кабинета она улыбнулась ему. Тепло, открыто и ободряюще. Зная, что больше никогда не увидит. На плечах этого человека словно высилась груда неподъемных камней. Его опустошенное лицо, обветренное сложными решениями и многочисленными потоками информации вселяло девушке сочувствие. - Удачи, мистер Фрайзер. Дежурные слова, что так часто слетают с губ людей пока они не задумываются об их смысле. Калейдоскоп ненужных порой эмоций. Найна говорила вдумчиво. Она говорила искренне.
Позади осталась игла «Успеха». За спиной она вонзалась в синюю лазурь, впрыскивая в небо инъекции человеческого величия. Грандиозность его стремлений. Амбиции и эгоизм свершений. Девушка не обернулась, но перед глазами ее ярко стоял этот образ. Она с удивлением увидела аэрокар брата, который блестел неподалеку. Улыбнулась, предчувствуя его облегчение. - Ну? – Мрачное лицо, готовое к плохим новостям. Строгие складки в уголках губ. Потемневшие глаза. Они были так не похожи, отражениями в зеркалах напоминая, что их не связывает кровное родство. Их связывает нечто большее. - Антилопа гну, - пробормотала девушка, устраиваясь на мягком сидении рядом с братом. – Они кстати вымерли. Такие забавные существа были, а сейчас только в заповедниках остались. И то не на Земле. Печально… - Нана! Она покосилась на его напряженное лицо и засмеялась, не выдержав. - Господи, Кай, да с тебя картину писать можно – старший брат в мыслях о будущем сестры. Сделай лицо попроще. Не возьмет он меня. Прохладный салон наполнил вздох облегчения. Черты лица смягчились, взгляд потеплел. Руки расслабились, а в глазах зажглись искорки радости. Разительная перемена с маской строгости и безудержного гнева. - Он тебе отказал? Так и сказал? - Ну… не совсем так. - А как? - Да черт тебя побери, Кай, не возьмет и точка. Я это точно знаю. Брат пытливо посмотрел на лицо сестры и плавно поднял машину в воздух. - Ладно, это нужно отметить. - Ты хотя бы попытался сделать вид, что сожалеешь! – Возмутилась Найна, швыряя сумку на заднее сидение. - Вот еще. Ты знаешь мое отношение к этому мероприятию.
Элитный ресторан на вершине небоскреба. Артерии города, растянувшиеся под стеклянным полом балкончиков. Здания, утыкавшие улицы в хаотичном порядке. Каин что-то заказывал и о чем-то говорил. Кажется, что-то о будущем. О важности принятых решений. О последствиях собственных поступков. О… Найна не слушала. Она смотрела на маленькие домики и пыталась понять отчего на сердце ее так спокойно. Может потому, что она изначально ждала отказ? Ждала этот извиняющийся блеск в глазах уставшего человека. А теперь ее ждет обычная жизнь, такая же, как у многих других. Счастливая – сказал бы кто-то. Кто-то, но не она. - Ты меня не слушаешь, - терзая ножом залитый соусом бифштекс, обвинил ее Каин. - Надо родителям позвонить, - спохватилась девушка. - Я уже позвонил. - Черт, Кай! Ты можешь хоть какие-то решения и поступки оставить для меня? - Учитывая какие решения ты принимаешь – это весьма сложно. Найна тяжело вздохнула и примирительно замолчала, тоскливо уставившись в салат и тыкая вилкой в маленькие красные черри. - Это было важно для меня, - тихо сказала она. - Позвонить родителям? - Да нет же… полететь. Нож раздраженно бряцнул о тарелку. - Это было не важно, а глупо! И слава богу, что этот Фрайзер увидел в тебе того человека, который не потянет эту «светлую миссию». В голосе брата звучала издевка. Найна кинула на него обиженный взгляд. - Ты не веришь в него. - А с чего мне верить? - Я верю. Я точно знаю, что он на правильном пути. Им движет что-то большее, чем всеми нами, Кай. Им движет предназначение. Судьба, рок, если хочешь. Что-то должно произойти. Что-то, что повлияет не только на ограниченное количество людей. На своем корабле он несет надежду. Надежда в наше время – вымирающий вид, занесенный в черную книгу. Мы живем в стальных коробках, мы наполняем свою жизнь суррогатом, мы замкнулись внутри себя так, как никогда раньше. Посмотри на лица людей, Кай. Посмотри на свое лицо. - Что не так с моим лицом? - Все слишком идеально – вот, что не так. Слишком правильно и от того так одиноко. Девушка говорила с нескрываемой печалью. Ее взгляд коснулся дорог и остановился на игле «Успеха». Она представила, как Эрик Фрайзер сидит в том кабинете на верхнем этаже. Представила его лицо. - Я верю, что у него получится.
У нее всегда был шанс съехать из родительского дома и поселиться в какой-нибудь большой квартире на престижной улице. Или купить маленький домик, что сейчас стало поистине роскошью. В семье Лерьен эти мысли были не приняты. Они жили в одном доме и оттягивали момент расставания, как могли. У Каина все еще не было семьи и Найна думала, что он сам не готов к ней. Брат слишком глубоко ушел в свою работу, меняя девушек на каждые выходные. Она сама так не могла. Она привязывалась к людям слишком крепко, если те находили путь к ее терпеливому и порой холодному сердцу. В своей жизни она любила только раз и та саднящая рана все еще не зажила. Этот вечер они провели так же, как и многие другие до него. Родители не задавали вопросов. Они поужинали вместе, смеясь с забавных историй отца, к которому привозили «особенных» пациентов. Все было как всегда. Уютный дом и тепло в глазах семьи. Непринужденная атмосфера, что была ей знакома с самого детства. Все было хорошо. Только уже засыпая в своей кровати, Найна все никак не могла выбросить из головы образ просторного кабинета и рассыпавшегося города по ту сторону гигантского окна. Усталость в незнакомых глазах чужого человека, чья миссия и идеалы находили такой острый отклик в ее собственном сердце. Все было хорошо. Если не считать щемящей душу пустоты.
- Ты говорила, что он отказал тебе! Девушка не сразу поняла, что случилось. Она выныривала из сна, отчаянно цепляясь за кромку одеяла и непонимающе вертя лохматой головой. В заспанных глазах все еще плескался сон. - Что?.. Над кроватью стоял взъерошенный и яростный Каин. Он был настолько зол, что, казалось, сейчас стекла лопнут. - Ты говорила, что Эрик Фрайзер тебе отказал, Нана! В комнату вбежала обеспокоенная мать, поглядывая на взбесившегося сына и словно примеряясь куда лучше его ударить, чтобы обезвредить до того, как он задушит сестру собственными руками. - Он… он должен был отказать… Девушка не понимала, что именно происходит и встряхнула головой, прогоняя остатки сна. - Что случилось, Кай? - Что случилось? – Зашипел брат, резко хватая ее за руку и выдергивая из спасительных объятий одеяла. Протащил за собой до первого этажа, где сидел на диване отец, гипнотизируя белый плоский телефон. Каин нажал на маленькую пластину и комнату наполнил знакомый голос, искаженный механической интонацией. «Мисс Лерьен. Космопорт «StarGate». Полдень» - Что это значит, Нана? Или он хочет принести тебе свои личные извинения перед отлетом? Девушка смотрела то на брата, то на телефон. Она никак не могла осознать происходящее, прокручивая в голове детали беседы. Но он должен был ей отказать.. она чувствовала это.
- Ты никуда не поедешь, черт тебя возьми! - Отойди с дороги, Кай. Найне стоило больших усилий сдерживать себя и не влепить брату пощечину. Или пнуть его ногой. Времени оставалось совсем мало, а она не собрала вещи, не подготовилась. Известие об отлете прилетело слишком неожиданно, врываясь в ее устоявшуюся жизнь, словно ураган. - Позвони и откажись, - брат был упрям и слишком зол, чтобы слышать ее. - Тебе придется смириться, - она была не менее упряма. Утро прошло наполовину в сборах, наполовину в ссорах. Каин ходил за девушкой попятам, вопя на весь дом и расшвыривая ее вещи. Родители пытались загладить напряженную атмосферу и помочь дочери собраться, но угомонить этого берсеркера было нелегкой задачей. - Послушай, Кай, - девушка резко остановилась и обернулась к брату, сверкая глазами. – Ты же знаешь, что не остановишь меня. К чему это все? Ты действительно хочешь расстаться вот так? Он не хотел. Конечно не хотел. Но признать этого не мог. - Делай что хочешь.
Жаркое солнце и расплавленный сапфир неба. Толпы людей, пестрые одежды, взволнованные лица. Найна показала документы, села в аэрокар и вышла в свою новую жизнь. Она была одета в неподходящий для такого помпезного торжества наряд – темно-синие джинсы, голубая блузка, коричневый ремень и такие же ботинки. Рыжие волосы яркой медью блестели на солнце, вспыхивая порой красным золотом. И это было, пожалуй, самое нарядное во всем облике маленькой и хрупкой девушки. Вместо косметики – веснушки. Вместо радости – растерянность. Она стояла среди членов команды, судорожно всматриваясь в их лица и понимая насколько неуместно выглядит среди них. Белая ворона в голубых одеждах. Белая ворона с огненной кипой волос. В каждом из них сквозила уверенность и монолитная сила. Чувствовался опыт и непоколебимость. В двух мужчинах и девушке. «Я не должна быть здесь» Но даже они меркли по сравнению с человеком, что присоединился к ним чуть позже. Эрик Фрайзер выглядел сегодня значительно лучше, чем вчера. Ни следа от усталости. Ни намека на ужас прошедшего дня. Найна не отрываясь смотрела на него. Жадно, испытывающе. На ее лице не было улыбки. «Почему ты передумал?» Нереальность происходящего и крепко сжатые пальцы рук. Казалось, что девушка не замечает толпы и ее пронзительных взглядов. Она еще раз посмотрела на своих будущих компаньонов, встретившись глазами с самоуверенным лицом человека, которого не раз видела по телевизору. Кажется, его звали Эйб. Не задержавшись на его лице, она нашла в толпе другое, более важное сейчас. Каин. Он стоял рядом с родителями и боль в его глазах Найна могла рассмотреть даже отсюда. Сердце кольнуло, рухнув вниз живота. Она опустила голову, пытаясь осознать происходящее. Ей хотелось подойти к Фрайзеру и сказать, что он ошибся. Что он принял неправильное решение. Что ей очень жаль, но она не может быть членом его экипажа. А потом она услышала слова этого самоуверенного придурка. Этого излишне радостного Эйба Тернера. Слова, которые нашли в ее сердце отклик. Девушка подняла голову, вглядываясь в его лицо. И осознала, что сейчас она там, где должна быть.
-
Что не пост, то праздник! :3
-
Давно не было модулей, где я плюсовал бы все поголовно посты.. Но здесь просто в восторге. Читается с удовольствием.
|
Короткий, но столь желанный ответ Фрайзера, вызвал у Тернера бурю восторга. С возбужденным удивлением, он уставился на своего, теперь уже, начальника, и вовремя сдержал порыв обнять того по-братски. Взамен этого жеста, морпех вытянулся по струнке и отдал честь: - Капитан. Едва сдерживая улыбку сказал Тернер. - Я не подведу, - еще одна фраза, которая уже казалась немного лишней, слетела с губ. Боясь наговорить еще чего, мужчина быстро удалился, прежде чем Фрайзер мог бы передумать. Выскочив из кабинета, он сделал глубочайший вдох, будто только что вынырнул из воды. Согнувшись прямо рядом с дверью, Эйб еще пару секунд переводил дух, и тихо хихикал, пока вдруг не заметил тысячу заинтересованных взглядов. - Оу... Как он мог забыть о них?.. - Уважаемые! - знакомое лицо и громкий голос привлекли внимание многих, - Всем спасибо, все свободны! Разведя руки в стороны выжал из себя Тернер, и к своему изумлению заметил, что некоторые действительно встали и даже направились в сторону выхода. - Воп-воп-воп!.. - не ожидая такой реакции, Эйб поспешил остановить их, - Я пошутил!.. С нескольких сторон послышалось обиженное "идиот". Справедливо. Но настроение Тернеру это никак не подпортило.
---
Весь оставшийся день, он усердно готовился к отлету. Первое, что пожелал сделать Тернер - наестся. Конечно, он терпеть не мог Землю, но кое-что ему все же нравилось. Еда. Есть Тернер мог в любых количествах. То кулинарное разнообразие, что существовало на голубой планетке было чертовски притягательным - не ровня безвкусной массе, которую пихают в пайки солдатам. Истратив за день на ресторанны ту сумму, которую рядовому землянину хватило бы на месяц, Эйб логически заключил, что это, возможно, будет его последнее приключение, и оттого то количество денег, что он сейчас имел, было бы жалко вот так, пустить в расход. Нужно было найти, кому бы все отдать. Проверив по телефону список своих друзей, мужчина с удивлением обнаружил, что друзей у него не было. Родственники?.. Из тех, с кем он общался за последние два года была лишь сводная сестра-стерва-капитан, и отец-предатель-адмирал. Этим двум и так есть, откуда деньги брать. И он их не так уж больно и любил, чтобы отдавать все нажитое имущество.
В голову пришла блестящая мысль перевести все в какой-то благотворительный фонд. Весь вечер блуждая по интернету, он искал самый интересный вариант, на различных сайтах по сбору денег. И обнаружил его. Молодая девушка, видимо, ученый, возбужденно вещала с экрана, о какой-то загадочной форме жизни, на одной из необжитых планет. Название, которое она дала этому виду, было чертовски смешным. Эйба вынесло минут на сорок, после того, как эта девица с серьезным видом произнесла его: "пенатрахитратокс". Судя по ее увещеваниям, обитала эта тварь на планете, где человеку выжить было довольно проблематично. Были нужны деньги на создание станции. Судя по информации с сайта, эта заявка висела уже полгода, и набрала лишь двести кредитов из миллиона требуемых. Отметка "актуально" была обновлена два дня назад. - Вот дура, - сквозь хохот простонал Эйб, в пятый раз просматривая ее презентацию, с красочным падением в конце. А затем перевел деньги. С единственным комментарием: "выкинь очки, коза, на дворе тридцать первый век".
---
Толпа зевак и камеры - гребаная рутина, не вызывающая в сознании ни капли волнения. Лишь радость от того, что он больше их не увидит, придавала настроению оттенок счастья. Эйб улыбался, не скрывая своего удовольствия. Он пришел самым первым, давая журналистам облизать камерами свое прекрасное тело с ног до головы. В последний раз. Когда стали подтягиваться другие члены уже легендарного экипажа, он разглядывал их с огромным интересом. Каждый должен был быть профессионалом, как уверял Фрайзер перед открытием вакансий. Неужто каждый?.. Появление пилота было крайне эффектным. Оценочно скривив лицо, безмолвно выражая слово: "неплохо", мужчина едва успевал сглатывать подступившие слюни. - Чур моя, - шепнул парень на ухо слишком серьезному "офицеру службы безопасности", и гадко хохотнул. Стоит потом уточнить, кто кому тут будет приходится начальством, а то неловко было бы опозориться перед своим непосредственным командиром... Был еще один новый сослуживец. Эйб его с трудом заметил. Девушка, именуемая медиком, могла бы спрятаться прямо посередине пустой комнаты. Маленькая, невзрачная, хиленькая... Было такое чувство, что она сама чем-то болеет. Уставившись на нее сверху вниз, Тернер оскалил в улыбке зубы и внимательно смотрел в ее сторону, ожидая момента, когда она не выдержит, и тоже повернет голову. Когда, взгляды, наконец, встретились, мужчина подмигнул, сказал одними губами: "привет", после чего вновь вернул себя исходное положение и поспешил сделать доклад парню и конторы: - Я передумал. Беру рыжую.
Началось интервью. Журналистка с главного канала была чертовски знакома. Она уж точно задавала Тернеру пару вопросов на камеру. Это было сто процентов. Но парня интересовал другой вопрос: он с ней спал, или нет?.. Этих чертовых журналисток перебывало в его постели огромное количество. Некоторые даже дважды. И его последняя пассия была из той же серии. Кстати, она там не затерялась в толпе?.. Хотя, он бы заметил это красное от злости лицо... Уйдя в размышления о том, как эта женщина выглядит без одежды (так бы он ее точно вспомнил), Тернер едва не проворонил возможность сказать пару слов. Притворяться на камеру он умел. Строить серьезную морду, говорить о серьезных вещах... Сейчас хотелось сморозить глупость. Показать средний палец, спустить штаны, крикнуть: "прощай тухлая планета!", и продемонстрировать свое истинное отношение к тем уродам, что едва не заставили его стухнуть на голубом шаре. Но он не стал этого делать. И не потому, что боялся опозориться. Просто он обещал Фрайзеру, что не подведет. - Вам уже известны наши цели, - изменив свой голос до брутального баритона, начал Тернер, - Те идеалы, что ведут наш отряд на бескрайние просторы Вселенной. Вы хорошо знаете человека, который решился на эту сумасшедшую авантюру. И, хах... Мужчина выдал смешок, и будто смущенно взглянул на землю: - С подачи СМИ вы уже, наверно, даже успели узнать о каждом винтике "Ренессанса", чего уж там... Трудно сказать что-то, чтобы не повторяться. Голос чуть изменился. Приблизив микрофон в плотную к губам, Эйб стал говорить тише и спокойнее, однако на громкость это никак не повлияло: - Значимость этого момента невозможно переоценить. Пауза. Его так учили. Чтобы успели осознать, и новая фраза казалась более желанной и значимой. - На ваших глазах, сейчас, творится история. Событие, что войдет в летопись человечества, какой бы исход не ждал эту затею. На плечах этих отважных людей... Мужчина указал на экипаж: - Огромная ноша. Именно от них будет зависеть то, чем станет эта "Одиссея Фрайзера", как для нашей планеты, так и для всей Вселенной. Именно их поступки спустя сотни лет будут описаны в учебниках, и показаны в документальных фильмах. Великий крах или великое свершение - никому сейчас не ведомо, как именно мы войдем в историю. Но в любом случае, наш рассказ начнется именно с этого момента. Прошу: запомните его. Короткая пауза. - Спасибо.
|
- Добро пожаловать. Слова, которые Дженна мечтала услышать. Слова, ставшие началом чего-то большего, чем просто приключения - началом новой, полной событий жизни. Она знала. Она ощутила это в тот момент, и выражение её лица приобрело оттенок удовольствия и радостного предвкушения. Загорелись глаза, не сдержала улыбку. - Спасибо, - вежливо, и скорее на автомате ответила девушка и, поднявшись, направилась к двери, ощущая, как одеревенело всё тело - и от долгого сиденья, и от переполнявшего её восторга. Который, впрочем, она не сдержала, едва оказавшись за пределами кабинета. - Есть! - выкрикнула она, поднимая вверх кулаки, чем ошарашила подошедшую секретаршу, которую захотелось обнять и растормошить - но вовремя остановилась. - А я знала, что так и будет, - гордо похвасталась девушка и едва не вприпрыжку пошла к лифту, напрочь позабыв о поручении секретарши её проводить. Ей было явно не до неё.
***
...Ночной город встретил её сиянием сотен, тысяч огней, затопляющих город яркими пятнами света. Они проносились мимо её окон, сливаясь в разноцветные полосы, представляя собой одну непрерывную панораму. Высились облачённые в стекло многоэтажки, чёрными шпилями разрезающие тёмно-синее, практически беззвёздное небо. Середина ночи. Центр города. Он никогда не спал. Горели вывески, рекламные щиты, большие неоновые буквы, и никогда не утопали в тени широкие проспекты и улицы, пространство которых освещалось со всех сторон. Дженна любила этот город. Любила его в ночное время суток, когда дороги пустели, оставляя ей призывно тянущуюся вперёд неоновую полосу разметки. И она глубже вдавливала педаль, словно бы хотела достичь конца этой линии. Но она тянулась вперёд, ускользая за поворотами, продолжая игру.
В салоне было тихо. Мощный двигатель едва слышно урчал. Мягко скользило металлическое существо по воздуху, словно бы под ним не пустота, а гладкая твёрдая поверхность. Она не включила музыку. В тишине вслушивалась в работу механизмов. Прикасаясь к рулю, ощущала безграничную свободу и слияние со стальным монстром. Чувствовала каждый поворот, каждую скорость. Наслаждалась мгновениями, что были ей даны. Зная, что уже сегодня покинет Землю.
Это было невероятно. Ещё час назад, выбежав из здания, она кричала от радости, позвонила Нелли, разбудив её, прыгала на месте, не желая сдерживать эмоции. Села в аэрокар и, выехав со стоянки, рванула в центр. Но потом к ней пришло спокойствие, удовлетворение собой и хладнокровная уверенность, что так и должно было быть. Что-то внутри начало обретать смысл, рождаться, как из кокона рождалось прекрасное новое создание. Шанс, который может сделать Дженну личностью легендарной, личностью, раскрывшей себя и свой потенциал. Нечто, гораздо больше и важнее, чем пресловутая служба в штабе. Нечто, что способно менять мир. Теперь она была частью этого события. Интуиция направила её на этот путь, упрямство заставляло долгие часы сидеть в зале ожидания, а сила воли помогла собраться в нужный момент и не упасть духом. Вкус победы был и оттого сладок, что Дженна целенаправленно к этому шла, не оказавшись в кабинете Фрайзера случайно.
Умиротворение возникло в её душе, на лице играла улыбка. Она улыбалась себе, своей удаче, улыбалась, прощаясь, этому городу, аэрокару, что преданно выполнял её команды, набирал скорость и уносил её прочь из центра. Немая грусть зажглась где-то внутри и потухла, едва она представила роскошный космический корабль. На гладких бортах его красовалось слово "Ренессанс".
***
Дверь ей открыла Нелли. Потрёпанная, заспанная, с синяками под глазами, но с добродушной улыбкой на лице. За спиной Дженны светлело небо, очерчивая её фигуру. В руках её - спортивная сумка. - Я поставила своего мустанга рядом с вашим пони. Надеюсь, он не против потесниться? Нелли вздохнула и отошла от дверного проёма, размышляя о том, что Джим будет ворчать, увидев в гараже спортивный аэрокар Дженны. Не то чтобы ему было жалко место, но вид её машины вызывал у него душевные терзания и образы детских мечтаний о красивой гоночной тачке.
Дженна с ходу бросила сумку на кровать "своей" комнаты и направилась дальше, в спальню малышки. Клэр уже давно сладко спала, посапывая во сне и обсасывая большой пальчик - никак не отучится от этой ужасной привычки. На столике горел ночник, мягким светом окутывая детскую и личико малютки. Длинные ресницы отбрасывали на пухлые щёки острые тени. Девушка опустилась перед кроваткой на колени, вглядываясь в черты лица своей племянницы и находя в ней сходство с собой - прямой нос, форма губ. Трудно было представить, что уже сегодня ей придётся проститься с её любимой девочкой, и, вероятно, на долгое время... Перебирают пальцы прямые, слегка вьющиеся локоны, поглаживают макушку. Грустная улыбка скользит по лицу. Она боялась этого. Боялась пожалеть о своём решении. И теперь образ спящего ангела будет преследовать её на борту Ренессанса, и она вновь и вновь будет возвращаться в памяти к этому моменту. Жалея, что не сможет больше поцеловать Клэр, обнять её, взять за ручку.
...На кухне шумели электроприборы, с завидной быстротой выполняя команды. Хлопок - и из тостера выскочили поджаренные тосты, кофеварка услужливо налила в чашку эспрессо, а микроволновая печь выдвинула подставку с разогретой едой. Волнующие ароматы напомнили Дженне, что она ужасно голодна и обессилена. - Ну, и как всё прошло? - поинтересовалась Нелли, сидя напротив сестры и попивая горячий кофе. В глазах её живой и неподдельный интерес. - Если бы ты оказалась на моём месте, ты бы и в лифт не зашла. - Всё так плохо? - Пятизначный номер. - Я завидую твоему упрямству. Ты всё-таки дождалась. - Десять часов. И между прочим, я была далеко не последняя в очереди. Я устала, Нелли. Так устала, что почти не понимаю твоих вопросов. В уголках губ сестры притаилась грусть. - Но... он не сказал на какое время вы улетаете? - Нет. Да и какая разница? Наверное, слова показались жестокими. - Мы будем тебя ждать. - Ой, не надо такого тона, Нелли! Говоришь так, как будто я иду воевать, - посмеялась девушка, запивая горечь в словах кофе. - Ничего со мной не случиться, я всего лишь пилот. Притом, хороший. - Да, я... не сомневаюсь. - "Просто вернись". - Лучше расскажи, как тебе Фрайзер? Такой же как на экране? - оживилась сестра. - Чего это моя жена интересуется другими мужчинами? - на пороге возник Джим, вероятно, разбуженный суматохой в кухне. - Между прочим, весьма известной личностью. Мой муж не смотрит новости? Дженна проходила у него собеседование сегодня. Брови Джима поползли вверх. - Ну и? Выгнал в зашей? Сказал, что к чёрту ему такая раздолбайка сдалась? - Вообще-то, ты разговариваешь с новым пилотом Ренессанса, - гордо подняв голову ответила Дженна. - Правда?! А... - пауза. - Луис об этом знает? Он, кстати, сегодня звонил мне на работу, спрашивал про тебя. Тон Джима становится холоден. Конечно, Луис - его близкий друг. - Я буду признательна, если до полудня ты ничего ему не скажешь. Нелли, а ты проследи за ним. - Дженна поднимается с места и направляется из кухни. Обходя Джима, встречается с его суровым и недовольным взглядом, который наталкивается на стальной взгляд самой Дженны. Перепалка продолжалась несколько недолгих секунд, пока девушка проходила мимо. На сон оставалось совсем мало времени.
***
Утро было просто сумасшедшим. Началось всё с того, что Клэр проснулась рано и залезла в кровать к Дженне. Мешала ей спать и будила щекоткой и щипками. Мычание Дженны никак не способствовало осознанию у девочки того, что это тёте неприятно, а лишь подогревало интерес. Она ползала по ней как гусеница, пока не свалилась с кровати вместе с одеялом. Потом, уже проснувшись, Дженна возилась с племянницей и игралась как кошка с клубком, пока её не забрала Нелли. Потом йога, но как только вставала в очередную позу, её гарнитура начала разрываться от звонков родителей и Луиса. Потом завтрак, душ, сушка волос, покраска ногтей одним лаком и затем другим. Выбор одежды, который просто сводил её с ума. Пиджаки, джинсы, брюки, туфли, кроссовки... Трудно вообразить, как всё это способно уместиться в голове женщины. От сладкого предвкушения кожа покрывалась мурашками, и сердце билось всё чаще и чаще - с каждым таявшим на глазах часом. За час до выхода Дженна не удержалась и, зайдя в Сеть, полезла в социальные сети, где везде написала статус: "Сегодня. 12:00. Я буду в вашем мониторе ;)", а некоторым близким друзьям разослала сообщения подобного плана: "Эй, не забудь включить проектор в полдень!". Гаджет тут же загудел от новых вызовов, но Дженна с довольной ухмылкой отложила его. Она занята и не будет им отвечать.
***
...Отъезжает дверца вверх, и из чёрного аэрокара показывается стройная обнажённая нога. Глянцевая поверхность механического хищника сияет в свете ярких вспышек, отражает выпуклый корпус белоснежного шаттла и лица сотен незнакомых людей, что в этот момент повернулись к роскошному кортежу. Высокий каблук опускается на твёрдый асфальт, после чего из тени внутреннего салона появляются плечо, профиль лица и, наконец, тело. Сразу становится ясно, что аэрокар вполне под стать появившейся девушке - облачённая в дорогое чёрное платье чуть ниже колен, обтянувшее фигуру и открывающее столь же чёрную татуировку, чёрные лакированные туфли, чёрный шарик пирсинга в носу и тонкий золотой браслет - единственные на ней украшения, и с алой помадой на губах.
В последние мгновения она решилась на платье. До последнего убеждаясь в правильности выбора кроссовок, джинсов, майки и пиджака (теперь уже кораллового) и отказываясь от более классических вещей. Но позвонила ей мама, и Дженна соизволила принять вызов. Чувствовалось, как сдерживала слёзы Ким, говоря ей об удаче, о гордости, но в голове Дженны уже всё смешалось. Лишь голос матери проникал в закоулки души, вырывая то, что сама она хотела скрыть - боль расставания. Ей стало жаль, что она не решилась встретиться с родными. Ощутила вину перед ними, что не смогла выкроить время. Эта вина тяжестью легла на её плечи... Ради Маркуса и Ким она надела платье. Зная, что бизнес-партнёры Маркуса тоже будут смотреть передачу и видеть на экране его дочь. Зная, что сам Маркус будет напряжённо вглядываться в её фигуру на экране. Зная, как впечатлительна мама - в её силах было потерять чувства от плохого, как ей казалось, сочетания вещей. Порадовать их хотя бы этой мелочью.
...Но сейчас, стоя под прицелами десяток камер, она уже забыла о том, для чего надела платье. Ощутила пристальное внимание чужих людей, ощупывающих её пронизывающими взглядами. Любопытство и нездоровый интерес читался на их лицах, особенно у молодых особ, что визжали за стеной охраны. Дженне было немного неуютно. Но быстро включился в ней рефлекс - улыбка засияла на лице, и серые глаза слегка прищурено смотрели в камеру. "Баркс будет в шоке," - злорадно подумала Дженна, и оттого улыбка на лице становилась шире.
Последняя в шеренге, Дженна успела мельком посмотреть на своих спутников, отмечая, как они все были непохожи. Кажется, среди них она заметила знакомое лицо - его звали Эйб Тёрнер и образ его так и крутился в голове, но память не хотела давать чёткое воспоминание. Второй мужчина присоединился к ним позже, выйдя из кольца охраны. Представительный, серьёзный - Дженна сразу поняла, за что он отвечал в их путешествии, ещё до того, как Фрайзер его представил. Последней была девушка пониже её ростом, рыжеволосая и веснушчатая, выглядевшая хрупкой и нежной - совсем не такой, как сама Дженна. Первым в шеренге, стоял Фрайзер - в костюме с иголочки, и, приняв микрофон, говорил проникновенную речь, обращаясь к зрителям. Было видно, что перед камерой он не смущался, и говорил с аудиторией доверительно. Она была рада, что речь его не затянулась на длинный заученный монолог. Вопросительный взгляд на спутников говорил о том, что он не против отдать микрофон. В этот момент она подумала, что не хочет ничего говорить. Что ей плевать, в общем-то, на публику. Но и одновременно пришла мысль, что всё это словно шоу. И зрителям нужна была пища для размышлений, повод для сплетен. Это был тот самый момент, то испытание, которое они должны были пройти, пока не скроются за спасительными стенами Ренессанса. А пока - они пешки в игре, затеянной Фрайзером для землян.
Дженна уверенно протянула руку к микрофону, ещё не зная, что будет говорить. Она ведь говорила правду - она любила играть. - Хочу выразить благодарность. Да. Всем, кто пришёл сюда и наблюдает за нашим отбытием, всем, кто смотрит сейчас на экраны. Для нас важно ваше внимание и поддержка. Это нелегко - покидать Землю, зная, что впереди ждёт неизвестность. - "Они думают, что я здесь по блату, по блату..." - Я хочу сказать... спасибо мистеру Фрайзеру за этот шанс. За шанс сделать что-то необыкновенное и вместе с тем важное. И... спасибо нашим родным, что отпускаете нас в эту опасную авантюру, - белоснежная, чуть грустная улыбка. "Гордись мной, папа, хотя бы сейчас..." Чуть дрожащей рукой она протягивает микрофон в сторону, ожидая, что кто-то примет эстафету.
-
Все эти вещи - мелкие нюансы, диалоги с знакомыми, маловажные мелочи.. Они ещё на момент старта оживляют персонажа, что здесь бы особенно не помешало. Очень яркий образ.. И я снова зачитался.
-
Шикарно!
|
Вчерашний день упорно не шёл из головы, будто замыслив устроить в голове Фрэнка логово, в котором навсегда будут звучать слова Фрайзера «Принят», наполняя нутро сладким вкусом победы и триумфа. Окрыленный победой, Фрэнк, будто мальчишка, выпорхнул из кабинета, еле успев натянуть маску профессионального безразличия, но песня, песня новых свершений была способна разорвать его изнутри: наконец-то снова в деле!
Вернувшись, домой и, порадовав отца, Полинг младший, занялся своими долгами и обещаниями: съездил на могилу матери. Навестил коллег на сборочном пункте, передав тем остаток полномочий и завещав ни в коем случае не продавать патент Министерству Обороны. Оплатил издержки судебных тяжб, погасив задолженность перед своими же адвокатами: аванс, переведенный со счетов Эрика, уже наполовину решил финансовые проблемы, что было очень кстати – ещё одних «акул кредиторов» он бы просто не вынес – убил. Суетной день клонился к завершению, и большая часть дел была сделана. Сын и отец сидели в гостиной, перед старым и уютным каминном, наслаждаясь обществом друг друга, элитным виски и немногочисленными фразами. - Фрэнк, мальчик мой…Я уже далеко не молод – не перебивай! … я уже стар и могу тебя не дождаться, несмотря на всю эту медицину, - чуть презрительно скривил губы отец, -все мое имущество, включая этот дом, я завещаю тебя, с дарственной по прибытию…Если ты…если ты не вернёшься – средства уйдут в фонд Фрайзера. Всё-таки он затеял чертовски правильное дело… - Я понял тебя, отец. Спасибо. Маленькие осколки слёз не прошеными гостями застыли в уголках глаз Фрэнка, заставив свести все разговоры к минимуму, дабы не выдать своих чувств. Так они и коротали вечер: уютный огонек камина и отец с сыном, ставшие самыми близкими друг другу в эти часы.
Фрэнк проснулся рано. Стандартный утренний моцион, состоявший из умываний и зарядки, пролетел незаметно, на автопилоте. Побрившись, как следует, он позавтракал и начал собираться. Побросав немногочисленные печатные манулы по прикладной сварке и боевой инженерии (многие считали бумажные издания архаичным носителем информации, но книги всегда нравились ему больше), Фрэнк вытащил из шкафа старый китель офицера СБ, давненько не видевший света. На месте капитанских петличек, ткань была чуть светлее, подсказывая наблюдательному взгляду о наличии в прошлом звания у обладателя этой формы. В сумку отправился и армейский нож: единственное, что наверное, поступившись принципами, Фрэнк присвоил в частное пользование, уходя со службы. И, конечно же, фотография его родителей, ещё в молодости, что неизменно сопровождала его все эти годы космических странствий и службы. Погода, согласно календарю, радовала. Окружное голосование выиграло легкий дождь, лишь на следующий день, опять заставляя сиять солнце раскаленным диском на бездонно синем небосклоне. Может, показалось, но город чуть снизил свою активность: множество работодателей, в знак солидарности, выделили время с 10 до 14 свободным, дабы люди спокойно могли наблюдать отправление героев воочию. Космопорт “StarGate” тонул в зеркальной лазури, бившейся в гранях и отражениях множества кораблей, ангаров и стеклянных башен навигации. Огромная площадь самого большого космопорта, сейчас пустовала, да и вообще, он знавал лучшие дни: война разрушила большинство очагов торговли, оставляя безумные прибыли за чертой разумного самосохранения и межсистемной перевозкой теперь занимались лишь совсем отмороженные личности, чье прошлое, да и настоящее, порой, могло стать не одним десятком килобайтов в полицейском досье. Территория была знакома Фрэнку: цепкая память услужливо восстанавливала маршруты, коими молодой ещё Фрэнки топтал местные залы – на первом курсе Академии они проходили практику по психологии толпы и правилам таможенного досмотра, именно здесь. Несмотря на заблаговременное прибытие Полинга, толпа уже собралась: фанаты, небезразличные, да и просто зеваки набивались к входу, надеясь первыми увидеть счастливчиков. Бывшему офицеру СБ, всегда нравилось растворяться в толпе, а нынешний статус «героя-инкогнито», лишь добавлял веселья происходящему. Самые разные версии и догадки, касательного будущего и успеха строились «экспертами домашних теорий», предполагая скорую смерть экипажа, захват корабля (причем, как пиратами и «Свободой*», так и самой Солнечной Федерацией) и другие виды мучительной и безвременной кончины, на вкус и диапазон пессимистических настроений обладателя подобных мыслей. Были, конечно, доброхоты, верящие в абсолютный успех предприятия, что было приятно, но не слишком прозаично: Фрэнк, благодаря складу ума, характеру и профессии, застыл где-то в значении 1.5, между этими двумя версиями. Но его должность обязывала критически мыслить, выискивая пытливым разумом, возможные проблемы, ошибки и оплошности. И, конечно же, не забывая о человеческом факторе. В половину 12, Фрэнк решил сбросить своё инкогнито, и обратившись к охране проследовал на пункт ожидания экипажа. Черный аэрокар, блестящий и внушающий, доставил «счастливчиков» на взлётную площадку. Всего пара минут, никаких разговоров – все сосредоточены и нервозны, знакомиться будут позже. Краткие минуты ожидания «шефа» и Эрик Фрайзер, кажущийся, ещё свежее и моложе, чем вчера, предстает перед почтенной публикой, вставая в один ряд со остальными. Журналистка из FNN, c маленьким дроидом-камерой за спиной, миновала кольцо охраны, делая памятные фото и беря у Фрайзера очередное интервью, коими была полна Сеть: это уже напоминало диалог Эрика с общественностью. Эрик сказал небольшую и проникновенную речь и представил свою команду. Звездой их экипажа, помимо самого Эрика, был и Эйб Тернер – лицо рекрутинга и пиара ВКС Солнечной Федерации. Девушку-пилота, Дженну Коулман, Фрэнк где-то, определенно видел, причем, память цеплялась скорее за имя и фамилию, чем нежели за весьма выделяющуюся внешность. Симпатичную рыжую девушку-медика, Найну Лерьен, он, абсолютно точно, видел впервые , но мгновенно распознал в ней человека, хоть и юного, но упорного и целеустремлённого до крайности. Фрэнк спокойно глядел в объектив камеры дроида, с деланно-обыкновенным лицом, хотя в голову, прорывая серьёзность и собранность, до сих пор немножко била мнимая иллюзорность происходящего, заставляя какие-то потаенные фибры души, отвечавшие за гордость и тщеславие – трепетать. Впрочем, говорить что-либо в микрофон, любезно протягиваемой миловидной журналисткой, посчитал лишним: тут есть целых две звезды, вот пускай и отдуваются.
|
От уходящих во тьму сводов пещеры гулко отозвалось зловещее эхо. Режущий слух звук удара металла о камень пронзил тишину, будто выдвигая приговор. Подводя итог всему увиденному вопреки воле хозяина темницы. За ним последовал болезненный скрип, будто истошный надрывный крик. Визг, переходящий в плач. Несколько несмелых шагов и вот, чудовищная химера оказалась совсем близко под лучами магического света. Он гротескно очерчивал черты насекомого, теперь кажущиеся смертельно опасными. Острые хищные жвала и взгляд огромных темных глаз, скрывающий внутреннюю природу существа, его восприятие. Грудь существа и придатки, все это очерчивалось резко и неприглядно в полутьме. Будто существо и само было грубым изваянием из камня, продолжением этой пещеры. Селине стало не по себе. Но странное чувство усиливалось вместе в приближением химеры, движущейся будто во сне. Медленно и неуклюже. Чувства и образы нахлынули на ее разум бушующим потоком. Девушке показалось, что она находиться в двух местах одновременно. Она испытывала и недоумение перед новым созданием перед собой и радость освобождения. Боль потери, скорбь по умершим и новую чудовищную натуру. Тело казалось неудобным и громоздким, будто костюм на маскарад, пришедшийся не в пору. И мир, разделенный на части будто на мозаику, преображенный и непривычный.
От видения избавится было тяжело, Селина будто стала частью химеры на несколько пугающих мгновений. Взгляд друидки ошарашенно проводил взглядом новую знакомую. Телепатическая связь их была несколько куда более сильной, нежели это бывает обычно. И то было что-то сродни еще и передачей эмоций и мысленных образов. Все это сливалось в весьма непростой комплекс чувственного восприятия посредством эмпатии, открытости друидки. Образы схлынули потоком морока вместе с отдалением чудовищного богомола. Несколько секунд промедления. Мгновения, необходимые, чтобы вспомнить зачем она здесь. Девушка провела рукой по лицу, нет, хищных жвал не было. Взглянула на руки, нет, то были все еще ее руки. Ловкое движение. Тонкая крепкая сталь, что может убить всего одним ударом, будь он точным. Хваленый эльфийский метал, о котором ходят легенды.
Самым сложным в убийстве на этот раз было даже не чувство сострадания и совести, а возможность нанести смертельный удар с первого раза. Селине требовалось некоторое время, чтобы понять, где у каждого из существ находилось сердце. Девушка вошла в обитель отчаяния, огороженную стальными прутьями, напевая тихую эльфийскую песнь. То были слова прощания и благославения. Она провожала этих существ в лучший мир, где те смогут обрести для себя покой. Взгляд ее был сочувствующий и успокаивающий. Не смотря на то, что она несла с собою смерть, она дарила соим жертвам избавление от тяжкого бремени. Покинуть клетку стало поистине облегчением, хоть образы и навсегда засели в памяти. Они будто не успокоенные души умерших, навсегда оставшиеся за спиной Селины, молчаливые и суровые спутники.
Приближаясь к своему новому спутнику друидка заметила трогательную картину: когда долгое время заключенный рвется на свободу и в страхе не смеет ступить в мир, которого так давно не видел. - Худшее уже позади,- успокаивающе заметила Селина, сохраняя в своем голосе спокойствие, будто она знала, что делала. Будто и не волновалась вовсе.- Я пойду первой, проверю. Если все будет спокойно, позову тебя. Селина прошла мимо химеры, что грозно возвышалась над эльфийкой за счет своего роста. Друидка обернулась на выходе и по-доброму заметила напоследок: - Не переживай, я не брошу тебя здесь совсем одну. Я обязательно вернусь за тобой.
-
Девушка вошла в обитель отчаяния, огороженную стальными прутьями, напевая тихую эльфийскую песнь. То были слова прощания и благословения. Она провожала этих существ в лучший мир, где те смогут обрести для себя покой. Красивая сцена. Пост понравился.
|
Осыпался потолок, грозя навеки замуровать беглецов в стенах проклятого замка. Умереть, или продолжать мучительное существование, под гнетом пыток, сырости и постоянно голода?.. Берит и на секунду не задумался остановиться. Движимый безумным отчаянием, этот человек сделал невозможное, проскочив вперед единым порывом. С его же скоростью успел проскочить один из солдат, почти моментально выйдя из опасной зоны. Ричард был следующим. Незначительно отстав от лидирующих бегунов, из-за ноши, в виде маленькой девчонки, он так же попытался прорваться вперед. Был ли он чертовски везуч, или же ответственность за маленькую жизнь придавала ему сил, но и Ричард смог преодолеть смертельную грань, вовремя оказавшись за нужной чертой.
Ильва не успевала. Она чувствовала это. В течении всего бега, ей иногда помогал Дерек, позволяя не рухнуть на скользких полах. Каждый раз, когда она сбавляла темп, он покровительственно подталкивал ее, не смея обогнать и уйти вперед сам. Сейчас же, ситуация была критическая. Потолок рушился, и время шло даже не на секунды - на мгновения. Девушка попыталась остановить неминуемую гибель, которая уже неслась к ее голове, желая раздавить под собственным весом. Глаза вспыхнули золотом, и все потемнело - Ильва знала, какую цену стоило заплатить за последнее колдовство. Она знала, что отдав последние силы может лишиться зрения или даже рассудка. Но хватит ли этих крупиц сил, чтобы остановить тонны камней?..
Не хватит. За считанные мгновения, громада пробила ее попытку удержать своды. За крупицы секунд, она успела осознать, что сейчас ее жизнь оборвется. Было ли в этом понимании сожаление?..
Толчок.
Мягкий, но сильный. Ей уже несколько раз довелось почувствовать его, за то время, пока они бежали к роковому коридору. Сейчас он больше походил на удар, но все равно в нем чувствовалась какая-то осторожность, сдержанность. Нежность, что-ли… Этот последний толчок, если бы был сказан словами, наверно, звучал бы как: «Живи». Девушку выкинуло вперед, уронив на холодный пол. В каких сантиметрах от обнаженных ног, обрушились последние камни, чудом не задев. Отдав последние силы на попытку удержать потолок, ее мир будто сжался. Теперь она не чувствовала нити окружающих ее сил, не знала присутствие каждого живого существа поблизости. Остались лишь примитивные чувства, которыми пользовались обычные люди. Потребовалось время, чтобы обвести взглядом присутствующих, и понять, кого не хватает. Дерек и тот безымянный солдат. Они не успели.
________
Юный Раттингем, успел вовремя затормозить после толчка, чудом уцелев. Пара камней ударила по голове и плечам, едва не сбив защитный обод, но юноша вовремя его поправил. - Ричард!.. - испуганно выдохнул парень, когда перед ним выросла неприступная преграда, - Ричард… Пальцы забегали по камням, ища брешь. Ее не было. Нерушимый монолит, который невозможно было сдвинуть. Заметив рядом с собой чьи-то ноги, парень ошалело подскочил к телу, пытаясь узнать, кому оно принадлежит. Арбалет и старый меч… - Слава богам… - с облегчением прошептал юноша, и, набрав, в легкие больше воздуха, еще раз громко выкрикнул: - Ричард!!! Затаив дыхание, он стал прислушиваться к раздающимся за преградой звукам. Но услышал другое. Звон вражеских доспехов, и щелчки взводимых арбалетов. Враг вошел в коридор.
Обернувшись к алой толпе, которая будто лава готова была его поглотить, юноша встал ровно, стерев с лица все страхи и сомнения. С тихим стальным шопотом вышел из ножен меч, готовый пойти за своим хозяином в последний бой. - Времени уже нет, Ричард, - глядя на врага, говорил он, - Уходите. Лучше я, чем ты.
Парень не знал, слышит ли его брат. Но он решил все-же сказать это, на случай, если молодой Асхелл попытается вытащить его отсюда.
|
Языки пламени плясали в костре. Вязкую, будто клей, тишину ночи изредка нарушали завывание прохладного осеннего ветерка, да треск горящего хвороста. Но ни песни цикад, ни криков ночных птиц не было слышно. Животные будто бежали из этих мест, спасаясь от какой-то неясной, но ощутимой на инстинктивном уровне угрозы. Путники расположились в небольшом редеющем лесочке. Эльф развел костер в овражке, поэтому дыма было мало и вряд ли кто-нибудь мог его заметить. Добротная гнедая лошадь, некогда принадлежащая таинственному следопыту с Севера, мирно щипала траву. Её уздечка была привязана к низкорослому деревцу. Девочка спала, сжалась комочком рядом у костра. Единственным удобством, было снятое с лошади седло, заменяющие подушку. На лице Мэри проглядывались еще не высохшие дорожки слез. Девочка постоянно плакала, её мир рухнул, но она пока еще не понимала этого. Она хотела вернуть туда, в разоренную деревушку Хэндистон, на краю мира. То, что дверь в славное и светлое прошлое для нее навсегда закрыта, она поймет потом. Вмести с этим знанием придет боль, которая навсегда поселится в её сердце. Исенгри́м сидел спиной к костру. Ему не хотелось спать. Его не отпускали мрачные мыли, образы прошлого, словно настойчивые призраки шли за ним по пятам. Даже истерики ребенка, не могли вывести его из этого состояния. Нет, эльф выполнял свое обещание, он заботился о ребенке, но делал это как-то отстранённо. Ну может быть эльф не мог заснуть еще и потому, что во время скачки он отбил себе весь зад. Все-таки он не был опытным наездником, да что там, ему в обще раньше не приходилось передвигаться верхом. Как он только не вылетел из седла, во время дикой скачки. Костер догорал. Эльф начал клевать носом. На какое-то мгновение лесному жителю показалось, что он провалился в сон. Когда он открыл глаза, на границе света и мрака, застыли тени. Они двигались медленно, обходя маленький лагерь по кругу, словно затухающий костер не пускал их дальше. Неописуемый ужас сковал Исенгри́ма, когда он разглядел лица ночных пришельцев. Это были эльфы. Бледные мертвецы с пустыми глазами. Он знал имя каждого из них. Эльф хотел кричать, хотел бежать прочь, но не проронил и звука. Тело не слушалось его. Костер затухал, мертвецы двигались все быстрее, все уверение, их движения начли перерастать в безумную пляску. Когтистые пальцы тянулись к следопыту, будто пытаясь втянуть его в свой страшный танец. Танцуй с нами эльф, это твоя судьба. Когда костер погас, исчезла последняя преграда сдерживающая морок. Сотни рук вцепились в эльфа. Он чувствовал, что умирает. Он чувствовал ледяное прикосновение смерти, будто само его существо рвется на лоскутки истончается и проваливается в вечное забвение. Страх не минуемый и окончательной смерти, казалось бы, никогда не был так силен. Безумный кошмар прекратился, когда эльф проснулся от первых лучей солнца. Роса покрыла его лохмотья, было ужасно холодно. После бегства из Хэндистона, каждая ночь превратилась для Исенгри́ма в испытание. Сон не переносил желаемого отдыха, лишь сильнее подрывал эльфа. Лесной Брат поднялся на ноги, растер затёкшие мышцы. Девочка все еще спала. Нехитрый комплекс упражнений, ментальных и физических, стал уже привычкой, отнял не больше тридцати минут. Эльф разбудил девочку, им нужно было продолжить свой путь.
Один раз они проезжали через деревню. Пустую и брошенную. Оставленные дома, пустыми глазницами окон пристально наблюдали за странниками, рискнувшими проехать здесь. Лошадь нервно била копытом, но эльф все же проверил несколько домов. На кроватях лежали разлагающиеся тела. Коса смерти прошла здесь собрав богатый урожай. Болезнь, эпидемия. Исенгри́м не собирался задерживаться там и секундой больше. Неизвестно, опасна ли эта болезнь для эльфов и как она распространяется. Эльф не рискнул заходить в другие поселения. Делал вынужденные крюки обходя их. Почему-то он не сомневался, что там, их ждет та же картина. Изредка на его пути встречались люди. Они не обращали внимание на него, он не обращал внимание на них. Дыхание войны ощущалось повсюду. Кроме брошенных деревень, Исенгриму приходилось проезжать и через кое-что другое. За версту воняющих магией пепелищ. Видимо маги людей доведены до отчаяния, они не знают, как победить болезнь и поэтому пытаются выжить её как гной каленым железом. Если нога гниет, её нужно отрезать, чтобы спасти жизнь больному. Видимо кто-то, руководясь подобными мыслями, взял на себя роль единоличного палача. Возможно это замедлит распространение болезни. Но подавляя симптомы, не устранишь причину их появления. Для королевств людей настали темные времена.
Редко встречались звери. Что бы выжить лесному жителю приходилось охотится, убивать других живых существ. Неважно, кто это был, лесная птица, кролик или полевка. Эльфу уже было все равно. Да и оголодавшая девочка, тоже не воротила носа. На постоянные рыдания нужны силы, тут уж без еды не как. Но помня о свирепствующей болезни эльф тщательно осматривал любое животное. Если оно чем-то настораживало его, Исенгри́м предпочитал не рисковать и выбрасывал его. В тот день им повезло. Попался кролик. Худющий правда, но есть можно. Лесной брат выпотрошил его и снял шкурку. В этот вечер он раскрыл маленькую тайну Мэри. Она подкармливала пса. Следопыт заметил его недавно и не как не мог понять, почему пес продолжает их преследовать и всегда находит их. Глупый человеческий детеныш. Он дает ей еду, она выбрасывает её подкармливая какую-то дохлую псину. Из эльфа чуть не вырвалась все злость тихо копившееся, со времени начала их совместного путешествия. Все эти крики, плачь, постоянные задержки. Если бы ни эта девчонка, он передвигался в два раза быстрее. Эльф был готов зарваться, но ярость его быстро утихла. Эта девочка, как и он сам потеряла свое место в мире. Она лишилась всего. Нет, он просто не мог срываться на нее. Если хочет кормить этого пса, то пусть. Черт с ними. Исенгри́м молча отдал свою часть ужина девочке, правда он при этом был мрачнее тучи. Белая башня в конце концов выросла впереди.
То, что жаждал увидеть одинокий путник на протяжении последних недель в конце концов предстало перед глазами. Светлая Вежа. Мэри сидела на лошади, Исенгри́м шел пешком ведя кобылу за уздечку. Как примут его дальние родственники? Не люди и не эльфы, полукровки застрявшие казалась бы на границе двух различных миров. Кто знает…лучше варианта у него все рано не было.
-
Мощно, да
-
Очень приятно читается)
-
Отличный пост.
|
Бесшумно открывается дверь, и взору Эви предстаёт чужая комната, частично скрытая в полумраке. Пересекая порог, она вторгается в чужой мир - несомненно, это были чьи-то покои. Книги, что выстроились плотным рядом на полках, мебель, цвета, в которые комната была выкрашена, украшения, навроде картин и ковров, - всё говорило о вкусах и предпочтениях того, кто являлся этой комнате хозяином. Даже характерный телесный запах, слабо слышный среди ароматов вина, духов и книг, казалось, осел на каждой частичке интерьера, вздымался при каждом шаге и проникал в лёгкие вместе со спёртым пыльным воздухом.
Эви входит в помещение, и первую секунду оценивает и восторгается его убранством, в тайне радуясь возможности побывать в таких роскошных покоях. Но вот её взгляд упирается в фигуру, что села к ней спиной, и мысли тут же возвращаются к немому призыву, что привёл её сюда. Несомненно, это был Джек. Неподвижно сидел он на краю кровати, смотря куда-то вперёд себя и не замечая вошедшую девушку. Спина напряжена, плечи опущены. Никогда ещё Эви не видела обнажённое мужское тело, и лицо её налилось пунцовой краской. Закрыв за собой дверь, она следует к нему, преодолев стыд и смущение, и каждый шаг отдаётся болью в коленях. Сердце стучит, норовя выскочить из груди, а в голове - сонм мыслей. Она смотрит на кровать, что ещё недавно была заботливо застелена руками слуг, и теперь бельё её покрыто волнистыми тенями, взбитое возлежащими на них телами. У кровати лежат верхние детали гардероба мага, которые тот не потрудился повесить на стул и бросил куда попало. Воображение девушки живо представило себе картину происходящего здесь, но не хватало в теперешней мозаике событий одной существенной части - самой Сары. И, стоило ей подумать о красавице, как лицо её предстало перед её глазами. Безупречная белая кожа, казалось, светилась потусторонним светом, а голубые глаза уставились в потолок невидящим взглядом.
Эви охнула и отскочила, сразу ощутив, что с девушкой что-то не так. Внешне она выглядела спокойной и умиротворённой, но что-то в ней было неестественное. Кукольное. Словно ушла душа из красивой оболочки. Приблизилась Эви. Села перед ней на колени. Её не смутило то, что Сара была практически обнажена и сквозь нижнюю сорочку просвечивало стройное молодое тело. Не смутило, потому что к этому моменту она всё поняла. Перед ней лежала уже не девушка. Труп. Она заплакала. Беззвучные рыдания волной прокатились по телу, и слёзы текли со щёк и падали на руки, сложенные на коленях. Как-то по-детски выпятила нижнюю губу, прищурила глаза, не в силах остановить потоки слёз. Дрожащая рука потянулась к лицу девушки и закрыла ей глаза. Она не увидит больше этот мир. Не сможет встретить своё девятнадцатилетие, выйти замуж, родить целую ораву красивых голубоглазых детишек. Её жизнь окончилась здесь и сейчас. И иллюзионист был каким-то образом с этим связан. Но взгляд его, полный отрешения и печали, красноречиво говорил о глубине его собственных переживаний. Возможно, в другой раз Эви обратила бы внимание на состояние Джека, посочувствовала ему, пожала ему руку, утешая, но не сегодня. Не при этих обстоятельствах.
Вытянув из кармана платок, Эви утерла слёзы и резко вскочила на ноги. Обернувшись к Джеку, отвесила звонкую пощёчину, со всей силой, на которую была способна. В этот удар она вложила все чувства, что в данное мгновение испытывала - боль, горечь, сострадание, ненависть. О, сейчас она ненавидела Харпера больше всего на свете. За то, что он каждый раз во что-то её впутывал, и сейчас побил все свои рекорды. Пощёчина - ещё малая толика того, что она мечтала с ним сделать. Расцарапать лицо, схватить за волосы. Но ассистентка сдержала эти резко нахлынувшие порывы, и, приложив платок ко лбу, начала расхаживать по комнате. Щёки горели, и всё тело покрывал жар. Она ощутила, что ей требуется высказаться. Вот уже второй день ни Джек, ни даже Роннингтон не желают её слушать, и в этот миг её терпение лопнуло. Лопнуло и расплескало всё негодование и злость, что бушевали в ней в эти минуты. - Ты просто невыносим, Харпер! - едва не сорвалась она на крик, но вовремя вспомнила, что их могут услышать слуги. - Ты... ты... Мало того, что ты оставил меня одну среди гостей, так и успел снова натворить дел! Вечно ты влипаешь в ужасные истории, а я зачем-то решаю твои проблемы!.. - Перед глазами мутнело из-за слёз. - Я даже не хочу спрашивать, что случилось в этот раз. Как это случилось. И почему перед тобой мёртвая д... - запнулась. - Зачем ты меня позвал? - открыто спросила девушка, но мысленно сама ответила на свой вопрос: чтобы подумать о том, что делать теперь. Девушка всегда любила поворчать на Джека, но сегодня в ней кипела буря эмоций, скрывать которую она была не в силах, и осмелела настолько, что говорила всё, что думала. В конце концов, в этой комнате, рядом с ней, лежал уже мёртвый человек, погибший из-за её спутника, и её чувства были оправданы. Нет, она вовсе не считала, что Джек сделал это намеренно - не видела она его убийцей, да и не выглядит убийца так подавленно, совершив своё преступление. Но он был виноват. Смахнув капли слёз с длинных ресниц и немного успокоившись, она произнесла: - Нам нужно спрятать её и уходить.
|
Холод. Обжигающий, режущий. Клинки тысяч льдинок вонзились в кожу. Чёрнота вокруг пугающе бесконечна. Миллиарды светил тускнеют, уступая место всепоглощающему Ничто. Увеличивается пространство, простираясь в вечность, сужая кругозор до зрительных органов чувств. Хочется кричать, но в вакууме нет звуков. Хочется рвать на себе кожу, но её уже срывает холодными пальцами пустота. Хочется уйти в свой внутренний мир, отгородится от осознания величия и широты той бездны, что люди называют Вселенной. Хочется лететь, опуститься на землю, но нет крыльев. Есть лишь слабое тело, что быстро и вместе с тем ужасающе медленно умирает. Среди звёзд и вечной ночи.
***
Открывая глаза, Дженна думала о своём страхе. Лёжа на постели и глядя в потолок она размышляла о том, как пугающе и вместе с тем волнительно было бы оказаться в открытом космосе, далеко от родной планеты. Конечно, она была в нём на учениях, но никогда не думала о том, что ей когда-нибудь придётся улететь из Солнечной системы. Покинуть дом. А потом она села на кровати и подумала, что всё это чушь собачья. Важно было только то, что она приняла решение. Возможно, самое радикальное, какое она когда-либо принимала в жизни, но это было бесспорно то, чего она искренне хотела. Она никогда не отступала от того, что уже для себя решила.
Обернулась, смотря на мужчину, что спал на животе лицом к ней. Разметались по подушке кудри тёмных волос. Дыхание было ровным, спокойным. Она знала, что он пришёл домой лишь несколько часов назад, утомившись от долгой рутинной работы, поэтому сон его был крепок. Что было, несомненно, на руку самой беглянке. Беглянке... Только так Дженна могла назвать саму себя. Да, она бежала. Бежала от собственной жизни, которая, в общем-то, плохой не была. Обычная жизнь, со своими волнениями, падениями и счастливыми моментами, и - прекрасная, беззаботная жизнь по сравнению с теми, кто был оставлен медленно умирать на колонизированных планетах. Она - сумасшедшая?.. Решила покончить со всем сразу, обрезая пуповину, ведущую в прошлое. Да, она этого хотела. И она знала, что этот мужчина, который через месяц должен был стать её мужем, не понял бы её. Рассердился. Ушёл. Вернулся бы и умолял остаться. Но... Дженна не любила долгие расставания. Не жалела она о том, что уходит. Покидает размеренность и стабильность, что поселились в её жизни и паразитировали. Покидает ради полнейшей неизвестности. Она явно сумасшедшая.
***
Дженна поднялась с постели довольно рано. Солнце едва вышло из-за горизонта, медленно перекатываясь на безоблачном небе и стремясь достигнуть зенита, когда девушка, бесшумно расхаживая по квартире босиком, начала собирать вещи. Спортивная сумка была раскрыта, и в неё прямиком из шкафа складывались вещи, которые она сочла необходимыми взять с собой, оставив львиную часть гардероба на полках. Её самоуверенность могла бы поразить стороннего наблюдателя - ведь она ещё не прошла собеседования, а уже собирает вещи в полёт. Но Дженна была не из тех людей, у кого в голове могут родиться сомнения и появиться мысли подобные "А если...". Ей вполне хватало собственных упорства, амбиций и желания идти до конца, чего бы ей это не стоило. Нет, она не стремилась идти по головам, но решила сделать всё, что в её силах, чтобы получить эту сказочную возможность. Не мыслила она жизни после отказа. Не хотела и думать о нём.
Полчаса утренней зарядки, и онемевшее от сна тело начало наполняться энергией, а контрастный душ и кофе помогли освежить голову и сосредоточиться на предстоящем мероприятии. Пока готовилась, тщательно подбирая туалет, отключила все средства связи, прекрасно зная, что будет названивать ей отец, грозя остановиться, и слать сообщения мать, умоляя остаться. Ей не хотелось, чтобы в этот момент что-то отвлекало её, не хотелось видеть и слышать то, что могло спровоцировать её пожалеть о принятом решении, хотя бы и на несколько недолгих минут. Не хотелось чувствовать угрызения совести перед семьёй, и она поглубже заталкивала это чувство глубоко в душу. Полностью отдавшись воле момента и живя настоящим. Не думая, что в будущем её может ждать смерть, которая разобьёт сердца родителей. Всю жизнь стремившаяся идти наперекор им, она всё же любила их, а они продолжали волноваться о ней.
Одежду для собеседования Дженна выбирала недолго, остановившись сразу же на свободных закатанных до щиколоток джинсах, белой майке, открывающей её визитную карточку - татуировку на шее, и белом пиджаке. И аккордом полуклассического образа стали белоснежные кроссовки безупречного качества. Этому научила её мама - выбирать дорогие и удобные обувь и бельё. Какие бы лохмотья на тебе не были, но эти детали гардероба должны идеально тебе подходить. Сняла пирсинг, решив, что ему в образе не место. Сделала конский хвост, открывающий лоб и скулы. Единственным украшением стал браслет-гаджет на правой руке. Лёгкий макияж, тонкие стрелки на верхних веках. Отец был бы поражён. Последний раз он видел её такой представительной ещё в школе. Дженна улыбнулась своему отражению, чувствуя, что день будет превосходным.
***
Закрытый гараж на автостоянке встретил её мирно дремлющей тьмой, разбуженной открытой дверью, через которую в него проник ярко-жёлтый свет. Закружились в вихрях воздуха пылинки, а квадрат света упал на единственный стоящий здесь аэрокар. Её любимец. Её творение. Собранное по частям, тысячу раз переделанное и доведённое до состояния совершенства. Приземистая обтекаемая машина режущего глаз белого цвета, тонированными стёклами и чёрными рамами. Оно смотрело на неё хищно прищуренными фарами, ожидая, когда вновь взревёт мощный двигатель и оторвёт его от земли. Её гордость. В которую вложены только собственные деньги и ни кредита из банковского счёта отца. - Детка. - Приблизилась Дженна к машине и приложилась к ней щекой. - Малышка моя. Осознание, что она оставляет своего механического "питомца" на Земле, удручало.
***
...Перед зданием "Успеха" толпились и люди, и автомобили. Дженне с трудом удалось проехать сквозь плотный поток и кое-как затолкать аэрокар среди сотен других машин на автостоянке. Казалось, сегодня здесь всё было забито до отказа. Оживлённая улица гудела гомоном чужих голосов, и девушка заметно занервничала, но и одновременно и приободрилась, чувствуя всеобщий ажиотаж и радость предстоящего события. Оставив сумку в машине, с пустыми руками она направилась в само здание, отметив, как роскошно оно выглядит и с внешней стороны, и внутри. Впрочем, лаконичный дизайн в стиле хай-тек и охранные роботы не слишком её впечатлили. Подобные помещения она видела десятки раз, посещая работу отца. Перед ресепшеном собралась приличная толпа. Красивая девушка в белом костюме мило улыбается и просит проследовать в один из лифтов, куда и следует несколько посетителей вместе с Дженной. Кажется, лифт скоро обвалится от такого количества человек, помещённых в него разом. Платформа мягко поднимается и едет вверх. Дженна, протиснувшаяся к стеклу, смотрит на открывшуюся панораму города и думает о том, как ей хочется вытолкнуть из лифта всех этих людей. Какого чёрта их так много?.. Но время идёт, лифт всё не останавливается. Кажется, словно он уносит в самое небо, и кабинка вот-вот вылетит в открытый космос. Раскинулись перед ней здания города, будто на ладони - макет урбанистического мира. Чувство, что она его покидает. И покидает навсегда.
Зал ожидания встретил её душным запахом пота и лёгким шумом. Ей выдали номер, цифра на котором её вовсе не радует. Но Дженна не унывает, садится в одно из кресел и ждёт. И ждёт. И ждёт. Кажется, что время застыло, и что людей в зале вовсе не убавляется. Наоборот, их становится всё больше и больше. Уже забываешь о комфорте, разваливаешься в кресле и поглядываешь на всех недобрым взглядом, а они одаривают тебя таким же. Все на нервах. В комфортабельное кожаное кресло словно подложили иголок, невозможно сидеть на месте, но только встанешь - и прощай удобное место. Задница, откровенно говоря, онемела. Ноет желудок, требуя еды. Болит голова от царящей духоты. Игры на гаджете надоели. Она не хотела писать Нелли до тех пор, пока всё не решится, но ей слишком скучно. "Проснулась?" Ответа ещё нет. Она кладёт голову на кулак и бесцельно смотрит в толпу. И в этот момент замечает знакомое лицо. Пара глаз уставилась прямо на неё. - Коулман? Неужели? Рой Баркс, один из её сокурсников. Радость узнавания сменяется злостью, ибо Баркс был на пару ступеней её выше в рейтинговой таблице выпускников. Чёртов Баркс, что он тут забыл?.. - Какими судьбами? Я думал, ты завязала с пилотированием. Или ты на другую должность претендуешь? - Нет, Рой, я всё тот же пилот. И с чего ты взял, что я завязала? - Ну... - Многозначительный взгляд. Невысказанный ответ. - Всё в порядке. Я всё ещё в деле. Присел рядом, разговорились. Он скрасил её одиночество на добрый час, пока не подошла его очередь. - Ну, удачи тебе, Коулман. Парень заметно волновался. - Только не заикайся там, Баркс. Уходит, оставляя её снова одну.
"Проснулась. Клэр не давала спать всю ночь... Ну как ты?! Как собеседование? Неужели?.." "Да всё ок. Сижу, тухну" "Сколько уже тухнешь?" "Три часа, двадцать шесть минут иии не знаю сколько секунд, уже сбилась со счёта" "Так много людей?" "Ты просто не представляешь..." "Ну, расскажешь потом, как всё было. Клэр опять плачет" "Поцелуй её за меня"
***
Неумолимо тянется время. Между каждой минутой - целая вечность. С черепашьей скоростью сменяются на циферблате числа. Но, кажется, уже перестаёшь этого замечать. Тело приросло к креслу, а в голове - полный бардак мыслей. Вроде бы, между шестым и седьмым часом ей даже удалось вздремнуть... Уже с седьмого она стала мечтать о том, чтобы выбежать отсюда и наплевать на это собеседование, и лишь невероятное упорство заставляло её продолжать ждать.
Этот момент настал как-то неожиданно. Дженна игралась в гаджете, полностью сосредоточившись на игре и наплевав на счёт, и не сразу сообразила, что механический голос назвал её порядковый номер. Только после второго раза до неё дошло, и она бросилась к двери. Резкое движение способствовало сильному головокружению, и девушка пошатнулась, встав с кресла. Сердце учащённо забилось, и сонная дремота тут же сошла с её лица. Пожалела она об одном - что не следила за очередью и не посмотрелась в зеркало. Не хотелось бы предстать помятой и с размазанной по лицу косметикой. Проходя мимо стёкол, мельком взглянула на себя и отметила, что вроде всё не так плохо.
...Кабинет оказался не таким большим, как она себе представляла. Белый интерьер контрастировал с чёрным костюмом единственного сидящего за столом человека и темнеющим небом за его спиной. Глаза его были опущены на планшет, он лишь мельком взглянул на вошедшую посетительницу. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять - он измотан. Вероятно, хуже, чем все, кому пришлось ждать своей очереди. Ей стало даже жаль его. На приглашение сесть девушка ответила угрюмой гримасой. Она не горела желанием вновь отсиживать задницу, но пришлось последовать правилам приличия. От долгого пребывания в кресле, сейчас она сидела даже излишне прямо, словно бы желая упасть с края стула. - Мария? Я больше не могу. Много ещё там? Отсылай их. Передай мои искренние извинения и соболезнования. Да. Конечно. Дженна ощутила... весомый пинок судьбы. Добрый, смачный пинок. Впрочем, не в плохое для неё направление. Она - последняя. Последняя, кого Фрайзер принял. Она могла бы быть первой из тех, кому отказали после долгого утомительного ожидания. Но провиденье само дало ей шанс. - Сегодня, за день, в этом кабинете побывали тысячи людей. Большая часть из них безумно мечтает попасть на этот корабль. Как думаете, Дженна, должен ли среди всех них я выбрать именно вас? В словах его лёгкий сарказм, который Дженна просто не захотела улавливать. Раздражение, сконцентрированное в ней после десяти часов безделья, словно улетучилось. Она уже настроила себя на борьбу. И хоть все заученные фразы, что она готовила заранее, забылись, это не помешало ей начать импровизировать. Забыв о том, что сумка с вещами ждёт её в машине и сегодня же может отправится обратно домой вместе с самой Дженной. Сосредоточившись на единственной цели. - Кажется, я на сегодня последняя, и возможно, это ваш счастливый билет, - улыбнулась девушка. - Если честно, я не знаю, что говорить. Я забыла всё, что хотела сказать уже много часов назад. Я знаю, что в вашем кабинете побывали пилоты, которые на голову выше меня, но... Я быстро учусь. Я хорошо летаю. Я разбираюсь в технике самолётов и кораблей. Пилотирование для меня... мм... не просто работа. Это моя жизнь. Если вы читали моё досье, вы помните, что там написано про травму и про то, что я якобы не справилась с управлением. Зря я об этом говорю, только в ущерб себе... Но хочу сказать, что травма - не финал моей карьеры, тем более, что сейчас с моим здоровьем всё в порядке. И раз уж говорю о плохом, скажу и о хорошем - я была в десятке лучших своего выпуска... Я хочу заниматься этим и дальше. Хочу покорять новые горизонты. Увидеть другие миры. Не просиживать в штабе, когда мои навыки могут пригодится на настоящей войне. И ещё - я азартный игрок. Полностью вовлекаюсь в процесс, углубляюсь в дело, пока не достигну цели. Для меня это шанс доказать себе, что я могу сделать нечто большее. Что могу оказаться по-настоящему полезной. Пауза. Перевела дух. - Я думаю, вам нужны люди, способные не просто хорошо поработать. Не просто имеющие превосходные навыки той или иной профессии. Вам нужны те, кто верит в ваше дело и хочет стать его частью. Не хочу показаться навязчивой и лгуньей, но я действительно хочу стать частью этой кампании. Не ради славы, хотя она и будет неизбежно следовать за всеми, кто ступит на ваш корабль. Не ради денег. Ради себя и возможности изменить мир. Кажется, речь её затянулась. Дженна боялась, что Фрайзеру захочется спать от её разговора, но этот монолог помог девушке выплеснуть всё то напряжение, что скопилось в ней за день. Ей стало гораздо легче. Ещё и оттого, что она решила просто открыться и не выдумывать красивых фраз.
-
Еще один алмаз ДМа :) Люблю как ты пишешь.
-
Отлично! Заявленная импульсивность чувствуется)
-
Понравилась)
-
Это невероятно мощно. Зачитался.
|
ссылкаКрасной краской распишем узоры, Вместо кисти - острый клинок. Ты снискал себе ни славы, ни позора, Только глупо навечно умолк.
Грязным кулем остался на камнях, Желчной памяти будешь предан. Я тебя не увижу в кошмарах, Спи спокойно, дурак капитан. Томас ни раз задумывался: "Почему умирают хорошие люди?". Ответ был прост и печален: предательство. Их предают друзья, ради которых совершается множество добрых поступков. Их предают любимые, ради которых живут. Их предают владыки, ради которых верно служат и трудятся. Их предают собственные идеалы, разбиваясь о твердолобость и жестокость этого мира... У злых людей всё гораздо проще: они всегда страдают лишь от собственного бессилия. Вот и в этот раз, получилось так, что Орлен - был хорошим, а Ваймс - сильным. Бывший и ныне мертвый капитан допустил ошибку: его идиотизм и абсолютное неумение понимать ситуацию, сыграли с ним злую шутку, сделав "чужим среди своих". Вообщем-то, даже если сержант пропустил бы удар дворянина, пережил бы он Тома ненадолго: стражники бы не простили подобного, зайдя так далеко. Угроза трибунала, мягко говоря, Ваймса беспокоила не сильно: он-то прекрасно понимал, что в такое время на потери личного состава будут смотреть, как минимум, сквозь пальцы. Безумная атака Уильяма была легко отпарирована: шансов у неё было не больше, чем у пьянчужки, схватившегося за нож и рискнувшего выйти против стражника в честном поединке. Отведя дворянскую сталь в сторону, сержант бесхитростно направил собственный меч ему в живот, продавливая сильной рукой тонкую кольчугу и нанизывая знатное тело на клинок, словно порося на шампур. Удивление и детская обида мелькнули во взгляде капитана Орлена. Взор его помутнел, ресницы, быстро-быстро, захлопали, будто недоуменно и пытаясь дать глазам навсегда запомнить последние мгновения жизни. Резким движением Ваймс выдернул меч, давая телу рухнуть в пыль мостовой. Вытерев клинок о плащ капитана, лежавшего у его ног, Ваймс громко произнёс: - Капитан пал, ведя наивные переговоры с бунтовщиками - его тело оказалось погребено трупами восставших, после того как мы, по моему приказу, перешли в атаку. Держитесь этой версии, господа Стражи Эредина и Вас никто и ни в чем не упрекнет! - внёс ясность в "официальную версию" Ваймс, - Сжечь трупы, только не трогайте тела и постарайтесь не дышать рядом с ними - я точно видел чумных среди этого сброда. Знаком подозвав Сэма, Том вручил ему свой клинок, взяв себе меч капитана, что был на порядок лучше уставного оружия стражников, даже приобретенного за свой счёт: - Держи, Сэм. За верность, - скупо поблагодарил брата по оружию Ваймс, продолжая осмотр личного имущества и забирая себе капитанские пожитки. Закончив с непродолжительным мародерством, они подхватили труп Орлена и оттащили в общую кучу мертвых бунтовщиков, где среди крови и грязи, уже замелькали факелы "погребальных" костров. Спустя несколько минут, Томас построил стражу в боевой порядок, и на ходу объявил: - Через полчаса, а то и меньше, в городе появиться солдаты из легиона. Мы должны продержаться до их подхода, желательно разгоняя подобные сборища бунтовщиков...Мы - стража Эредина, города грязи и тысячи лиц и мы будем нести свою службу, вопреки любому: будь то восставшие плебеи, идиоты-дворяне или хоть Артоданские шпионы! За Короля! Тишина пустых улиц горящего Эредина, нарушаемая лишь мерным стуком марширующих стражников, пугала. Повсюду были видны следы мятежа: разбитые стекла окон и вынесенные с петель двери. Многочисленные пожары, в особо укрепленных зданиях, трупы, множество трупов, валявшихся прямо на улицах. Смутное время наступило, к радости заказавших эту "музыку", но бунт всегда подавляется кровью. Всегда.
|
С трудом разлепив веки, Эйб уставился на потолок спальни. Шесть утра, а он так и не смог поспать... Опыт подсказывал, что лучше и не пытаться. Хотя, даже при наличии желания и возможности, ему это никак не удавалось... Был ли вообще смысл продолжать делать попытки?.. Рядом зашелестели простыни: обнаженное тело недавней знакомой пыталось завернуться в одеяло. Озябла, бедняжка... Ближе к утру, кондиционер должен был немного поднять температуру, однако не спящий Эйб вовремя вернул настройки в исходное положение, оставив комфортную прохладу. Пусть использует одеяло по назначению, зря что ли покупала?.. Покорно отдав свою часть постельного белья, Тернер позволил захватить женщине все пространство, а сам стратегически отступил на пол. Ожидая коснуться ступнями холода, мужчина и тут наткнулся на чудеса техники: пол был с подогревом. "Уютная, твою мать, Земля", - подумал зло, скривив лицо до неузнаваемости. Его бесила эта до смешного комфортная планета. В первую неделю даже казалось, что из унитаза сейчас выдвинется рука, и заботливо подмоет тебе задницу. Куда не плюнь, везде был какой-то абсурдный наворот, вызывающий лишь один вопрос: "реально существовали люди, разрабатывающие это бесполезное устройство?..". Вот уже неделю он обитал в этой чертовой квартире. Ее обладательница жила тут исключительно ночами, поэтому помещение было стерильно, как офис. Ни кухни, ни еды, ни каких-либо предметов интерьера, которые могли бы натолкнуть на мысль, что это квартира живого человека, а не огромная зарядка для дрона.
На приближение Тернера, окно стало чуть светлеть, позволяя разглядеть вид. "Режим панорамы" - гласила полупрозрачная надпись на уровне лица мужчины. - Уйди... - устало буркнул Тернер и коротким движением руки отогнал от себя надпись, в самый крайний угол, - Прозрачность девяносто процентов. Услужливое окно послушно сменило настройки, позволив свету заполнить комнату. Голое тело позади недовольно заворочалось. - Семьдесят, - поспешил исправиться мужчина, надеясь, что свет не нанес фатальное поражение сну его любовницы. Общаться сейчас хотелось меньше всего, а у этой женщины вопросов всегда была уйма... После очередного изменение, мужчина еще долго смотрел на открывшийся вид, стараясь забыть о своих волнениях. Как же ему было страшно... На первый свой бой он выходил с меньшим испугом. Тогда ему наоборот было даже весело и интересно. Он был абсолютно уверен в том, что полностью готов, и никто его не сможет остановить. А сейчас... Готов ли он был к отказу?.. Нет. Казалось, отправиться в "Одиссею Фрайзера" было единственным шансом вырваться из всего этого дерьма. "Дерьмом" Эйб разумеется считал эту сладкую жизнь в столице. Ему не хотелось быть популярным. Ему не нужны были деньги. Он не хотел "помогать" родине строя героические морды на камеру. Его место было там - в самой жопе галактики, в самых скверных условиях, с оружием наперевес. Ему нравилось то время, когда отдых приходилось буквально вырывать силой. Когда ты так уставал, что не было сил даже поспать. Его тело, не привыкшее к столь долгим перерывам, буквально трещало по швам, упрашивая своего обладателя вытворить что-то этакое. Распирало. Но дело было и не только в этом. Жажда выплеснуть энергию более-менее компенсировалась беспорядочными половыми связями. А вот мысли о том, что он будет тухнуть на Земле до конца своей жизни - вот это уже действительно начинало волновать. Сидя без настоящего дела, он начинал ненавидеть себя. Отчего-то казалось достойным завершением жизни, сдохнуть где-нибудь на краю вселенной, в неравной схватке с врагом. Эйб даже слегка завидовал тем ребятам, что сложили свои головы в его последней битве. Станция была отбита. Они вошли в историю. И ушли из жизни в самом пике силы и славы. А он их пережил. Чтобы стать бесполезным куском дерьма, и закончить свою жизни как тепличный землянин. - Мф! Стукнув кулаком в стекло, мужчина с удовольствием ощутил боль в костяшках. Нет, пока он еще не бесполезен. Сейчас он еще может вернуть все на свои места. Взглянул на время. Семь часов. ----- - Здравствуйте, я Эйб Тернер! - очаровательная улыбка в зеркало. Успев сделать интенсивную зарядку, бывший морпех начал потихоньку собираться, потратив четверть часа лишь на попытку вытренировать идеальное приветствие. Все было не то, и все было не так. Какие вопросы будет задавать Фрайзер? Как он будет оценивать Тернера? Мысль о том, что миллиардеру может не понравится тонус мышц потенциального бойца, сподвигла Эйба совершить несколько нехитрых упражнений. Будто эта маленькая тренировка могла за раз вернуть ему идеальную форму. Затем, мужчина долго работал над белизной своей улыбки, потратив почти все одноразовые щетки своей знакомой. Но он же морпех. Не звезда. О нем и так уже сложилось не самое лучшее мнение. Стоит быть серьезнее. - Эйб Тернер, к вашим услугам! - отдал честь собственному отражению. Уже лучше. Нужно держаться этого образа. Военная выдержка и дисциплина. Фрайзер должен оценить. А что он будет спрашивать?.. Какая разница. За время сборов, Эйб успел убедить себя в мысли, что он уже готов ко всему. -----
- Ты уверен, Эйб?
А вот к такому вопросу он не был готов. Строго выдержав заданные рамки, коротко представившись, и уверенно войдя в кабинет (и даже сдержанно улыбнувшись на слова о "знаменитости"), мужчина в итоге был совершенно сбит с толку этой простотой Эрика. Да, именно "Эрика", поскольку язык не поворачивался называть его "Мистер Фрайзер". Подойдя к обозначенному стулу, морпех задумчиво провел по нему ладонью, так и не решившись сесть. - Более чем, - сверкнув желваками заявил он, уверенно кивнув. На Фрайзера он не смотрел, упорно продолжая изучать стул. Боялся встретиться глазами. Боялся, что сквозь это "прикосновение взглядов", этот человек узнает о его отчаянии. О его безумном желании вырваться отсюда. Узнает о его слабости и страхе. - Здесь, мое призвание пропадает зря. Возможно, вам это трудно понять, но... Эти удобства. Этот достаток... Эйб сжал зубы, ища нужные слова: - Я будто запертый в клетке тигр. Ведь ему не нужны уход и мясо в избытке. Ему нужны его степи, его свобода. Эйб мало знал о фауне Земли. Но отчего то всегда казалось, что такой красивый и благородный зверь, может обитать исключительно в диких прериях. - Я хочу быть полезным. Я хочу заниматься тем, ради чего был рожден. Уверен ли я?.. Да, черт подери, да! Тысячу раз.
|
За суетой обычной реальности ускользает что-то важное, теряясь среди шпилей небоскребов и пестрящих информацией вывесок. Оно просачивается в аккуратные стоки, исчезая в тенях канализационных систем. Застревает в пышных, практически идеально круглых шапках деревьев. Найна не любила суету больших городов. А Земля стала именно этим – одним исполинским городом, что раскинулся сетью цивилизации, словно паук, опутывая голубой шарик. Был ли он до сих пор голубым? Или стал серебристо-серым? Люди так упорно пытались вернуть и сохранить то, что когда-то отняли у этого мира – природу, чистоту, ресурсы, экологию. Высосанная, выкаченная и разбитая планета воскресала, словно феникс из пепла. Она открывала свои новые глаза, истыканные иголками величественных небоскребов. Разевала рот, зашитый нитями впечатляющих мостов. Она чувствовала, что больше никогда не сможет избавиться от этого двуногого паразита, вцепившегося в ее тело мертвой хваткой. Люди жадны. Люди алчны. Они пытаются наполнить свое окружение собственной значимостью. Инстинктами своего присутствия. Оставить вечный след. Казалось, что ничего не изменилось с тех древних пор, как человечество называло себя венцом творения. Люди не поумнели, просто массивы их поступков стали более глобальны, затрагивая на этот раз не только кусочки родной солнечной системы, но и отдаленные регионы близлежащего космоса. Вирус цивилизации прогрессировал, устремляясь все дальше и вонзаясь блестящими носами ширококрылых кораблей в новые звезды. Семена человечества сеялись на планетах, оставляя после себя росток неуверенной надежды, что этот мир будет лучше. Что тут получится как-то иначе. Что ошибки прошлых тысячелетий не коснуться здешней земли. Найна была далека от этого. Всю свою жизнь она провела среди этих шпилей и пестрых толп. Среди выразительных лиц с блестящими глазами и терпеливыми улыбками. Она научилась не замечать бесконечные потоки миллионов людей, относясь к ним так, словно они были лишь уместной декорацией. Она научилась остро чувствовать свое одиночество именно в этих шумных стадах.
Утром она пережила очередной разговор с братом. Каин в который раз высказал ей все, что думает о ее авантюрной задумке. - Ты медик, Найна. Ты врач. Твоя работа – жизни спасать, а не бороздить космические пространства на благо духу приключений. Скажи мне, когда это в тебе успело взыграть романтическое детство? Каин умел быть жестоким, когда злился. Умел давить на больные точки и своими словами буквально пригибать к земле. - Кай, я устала слушать это каждый день по нескольку раз. И устала повторять тебе одно и то же. Я делаю это не ради приключений. Просто там мои навыки могут оказаться куда более полезнее, чем здесь. Брат фыркнул, заставив девушку скривиться. - Ты уже одна из лучших на этой планете и хочешь так бездарно погубить свой талант. Здесь у тебя будет возможность развиваться и двигаться дальше. Становиться лучше. А там тебя ждет только… - Смерть, - устало закончила Найна. – Почему ты так уверен, что я там погибну? - Да посмотри на себя! Ты же тепличный огурец! О выживании ничего не знаешь, за пределами планеты никогда не была. Это глупая затея, Нана. Когда он злился – он намерено не выговаривал эту «й». - Слушай, Кай, это просто собеседование. К нему толпы желающих и, я думаю, у меня практически нет шансов. - Вот и не иди. - Я хочу прогуляться. - Прогуляться?! - Да, прогуляться. Посмотреть город и побывать в «Успехе», когда еще такая возможность выпадет? - Ты издеваешься? Девушка улыбнулась. Ласково и искренне. Все-таки ее радовало, что брат так беспокоится о ее судьбе, пусть и считает несмышленым ребенком. - Он мне точно откажет – не волнуйся. Зачем ему хилая девчонка на борту? К тому же, я уверена, что к нему придут медики и получше меня. - Это слабое утешение, - мрачно и тяжело вздохнул Каин. Помолчал некоторое время и напряженно выдавил: - Тебя подвезти?
Найна избавилась от брата за несколько кварталов от «Успеха». В конце концов ей действительно хотелось прогуляться и побыть в тишине некоторое время. Ей хотелось найти ответы. Ответы на вопросы распространенной категории «почему». Почему она решила перечеркнуть свою блестящую карьеру? Почему она не слушает Каина, который, безусловно, прав? Почему она так стремится в космос? Почему она здесь? Она шла вперед и казалось, что с каждым новым шагом ответ обязательно придет. Вот сейчас. Вот тут. Вот здесь. Но следы простывали позади, здание приближалось, а в голове зияла черная дыра пустоты. Она не понимала себя и своих стремлений. Возможно, впервые в жизни действительно не понимала. Найна действительно была уверена, что ее не возьмут, зная о количестве претендентов на роль экипажа. У нее были блестящие навыки и хороший талант, но вряд ли этого было достаточно. Девушка остановилась посреди улицы, задрав голову и пытаясь найти затерянную в голубой лазури вершину колоссального исполина. Голова закружилась. Конечно, Каин прав. Ей не место ни здесь, ни на борту того впечатляющего корабля, который последние дни активно транслируют по всем новостным каналам. Ей не место среди забытых и заброшенных миров, где… Люди страдают. Умирают. Отрезанные от цивилизации, забытые и никому не нужные. Взращенные на отголосках жестокой войны. Оставленные на произвол холодной судьбы. Поджав губы, девушка решительно вошла внутрь.
Она улыбнулась симпатичной блондинке и последовала в стеклянную коробку лифта. С какой-то отстраненной апатией и меланхолией смотрела на распластавшийся мир, уходящий к далекому горизонту. Крошечные игрушечные здания скоро вытеснили калейдоскоп людей-муравьев. Найна ладонью прикоснулась к холодной поверхности стекла. Может все наоборот? Может, ей нужно искать не причины стремления улететь, а причины для того, чтобы остаться? Что ждет ее на Земле? Успех. Определенно. Ее ждет репутация одного из лучших медиков. Ее ждут конференции, диссертации и благополучная семья. Жизнь в мире, покое и уюте. Жизнь с теми, кого она любит. А там ее ждут, возможно, страдания, потери, лишения, смерть. И спасенные жизни. Чего стоит даже одна человеческая жизнь? Ничего. Она бесценна. Ни одна корпорация мира, ни один такой вот шпиль, куда были вбиты баснословные деньги не стоит улыбки на лице того, кто должен был умереть и не умер. Найна знала лишь одну причину для того, чтобы сейчас выходить из лифта и терпеливо ждать. И этой причины было достаточно.
Ожидание было утомительным, но девушка философски относилась к нему, продолжая думать на отстраненные темы собственной значимости и бестолковости. Когда подошла ее очередь – она даже не сразу осознала это, удивленно хлопнув рыжеватыми ресницами. Этот человек оказался абсолютно таким же, как и на экранах. Разве что слишком измотанный и уставший. Девушка представила какая толпа прошла через этот белый стул и содрогнулась. Она осторожно присела, примерно сложив руки на коленях. Провела блуждающим взглядом по комнате, не задержавшись на витраже за спиной Эрика, но остановившись на его лице. У Найны была плохая привычка изучающе и пристально смотреть людям в лицо, забывая про рамки приличия. Услышав его вопрос, девушка удивленно моргнула. Это был именно тот вопрос, на который она искала ответ все это время. Тот самый вопрос, который вырос камнем преткновения между ней и Каином. Вопрос, который так долго оставался без ответа. Она улыбнулась. Легко и непринужденно, отчего-то совсем не чувствуя волнения. - Чтобы помочь, - лаконично и легко ответила, не отрываясь от лица человека напротив. Она могла бы многое сказать. Красивые, напыщенные фразы, наполненные красочными эпитетами и метафорами. Про ценность человеческой жизни, про колыбель цивилизаций, про единственно-достойную цель. Про идеалы и стремления. Могла бы, но… - Я просто хочу помочь.
-
Потрясающий пост, читается легко и с интересом. Отличный персонаж - ее мировоззрение именно здесь будет особенно актуально.
-
Очень круто)
-
Это точно ФРПГ, а не вступление книги?) Девочка Найна - столько амбиций, Лакмус-бумажка добрых затей. Пускай братец Каин злиться, Так будет лучше - не робей.
Веснушками яркими отмечена с детства, И каждый, кто видел - влюблен. И ради дела, хороши любые средства: Команда "Ренесанса" крепчает день за днем.
-
Чертовы ограничения не позволяют мне сразу выставлять плюсы! А когда позволяют, я об этом уже забываю) Вспомнил, слава богу. Хороший пост)
|
-
ВОТ какие обзоры надо делать. Еще про модуль ОХКЪ бы и... идеально =3.
-
вопросы - это свежо и интересно, побольше бы таких информативных постов
-
Да здравствуют приятные инфоповоды.
-
Интересно получилось, познавательно.
-
Всё по делу и со стилем. Поздравляю.
-
интер..вьююююююю... милое такое х)
-
Профессионально и стильно.
-
Доброты новость. Очень плюс, знаете ли.
-
Польщёнъ вниманiемъ къ своей скромной игрѣ и всѣцѣло раздѣляю мнѣнiе относительно литературнаго таланта г-жи Ярославны.
|
|
|
Земля. Колыбель Человечества хорошела собой из года в год, по праву, называясь Раем: живописные ландшафты парковых зон соседствовали с огромными небоскребами, мимо которых плотной цепочкой мчались аэркары, будто суетливые и трудолюбивые муравьи. Когда-то, на этом месте ютились утлые, малоэтажные домишки, а количество людей, претендовавших на проживание в трущобах, многократно превышает количество даже самих трущоб, из которых, зачастую, целиком состояли города.
Фрэнк, сколько себя помнил, всегда больше любил окраины мегаполиса: там, так четко, можно было увидеть "границу владений", пусть и искусственно проложенную заново с расцветом эпохи колонизации, но всегда ему напоминавшую, что есть куда стремиться человечеству и Фрэнку, в частности. Повсюду были натыканы рекламные панели с широчайшим ассортиментом предлагаемых товаров и услуг: от предложений приобрести фермерские удобрения для участка, средства от импотенции и бесплодия, покупки личного аэрокара под скромный процент или недвижимости в центре, до необходимых вакансий на относительно новых планетах и, конечно же, уже набившая оскомину, агитация о вступлении в ВКС Солнечной Федерации. Харизматичный космодес, ставший лицом агиткампании, широко улыбался с огромного монитора, а голос из динамиков яростно уверял, что "именно ТЫ необходим СФ для победы!". "Забавно, но "именно Я", Федерации нужен, исключительно, как источник дохода...", - невесело подумал Фрэнк молча взирая на конечную точку их с отцом утренней прогулки. Огромная, самая высокая на Земле, макушка огромного офисного комплекса "Успех", кажется, касалась облаков, что были редкими гостями в эти знойные летние дни. Поглядев на это архитектурное великолепие из стекла и метала, уносящее свои шпили высоко-высоко верх, Стюарт Полинг, хмыкнул, хлопнул сына по плечу и пожелал удачи. Фрэнк улыбнулся, выдохнул, и вошел в прохладный зал. Беззвучно распахиваются стеклянные двери перед очередным посетителем, открывая взору идеально белый цвет интерьера, а гостя - десятку сканеров и камер наблюдения. Фрэнк бегло изучив дроидов ("...ничего необычного, мк.2, версия "Охранник" - просто и надежно...") направился к миловидной блондинке за местным ресепшенном, которая, с неизменной улыбкой и очаровательным голоском, уже приветствовала его: - Доброго дня, мистер Полинг. Уточните цель прибытия? - Доброго, мисс. Собеседование у Эрика Фрайзера. - 10ый лифт, пожалуйста.
Наслаждаясь тишиной и открывшейся панорамой, Фрэнк поднимался на лифте, оставляя город далеко внизу под собою, а вместе с ним и тревоги последних дней, охваченный красотой прекраснейшего вида и новыми чаяниями. Оптимистичный прилив слегка сбавил темп под гомон, что донеся из открытых дверей лифта, по окончании затянувшегося подъема. Совсем печально стало, когда хромированный дроид металическим голосом озвучил номер Полинга: 26481.
Напитки, весьма приятный внешний вид весьма приятных девушек из персонала и общий комфорт ожидания помогали несильно - время тянулось бесконечно медленно, вязким потоком, оставляя слишком много пространства для собственных мыслей и волнений. Кто-то, не выдержав, уходил, проклиная Фрайзера, нескольким стало плохо, но большинство постепенно скрывались за вожделенными дверями, выходя с неизменно каменным лицом. Интрига! Вот что правило балом в этом бесконечном ожидании, параде надежд и планов на успех собеседования и грандиозными возможностями в будущем, после окончания этой авантюры.
Фрэнк спокойно ждал очереди, но масштабность его впечатлила: насколько он знал, предварительные фильтры, введенные рекрутскиси компаниями Фрайзера, отметали до 90% претендентов и попасть на личную встречу с мистером Фрайзером, считалось, уже достижением. "Куча, черт возьми, счастливых людей!" Очередь пестрела многообразием, мелькали одежды всех цветов и фасонов: кто-то пришел в парадном, кто-то в служебном, не постеснявшись нацепить все медали и регалии, подчеркивая собственный статус. Сам Фрэнк был одет в любимый белый костюм, который плотно сидел по крепкой фигуре и прекрасно контрастировал с его глазами. Некоторые лица казались Полингу знакомыми, некоторые совершенно точно он узнавал, но это не имело значения - с бывшими коллегами "по конторе" его ничего не объединило, да и эгида здоровой конкуренции не способствовала установлению дружественных разговоров.
Наконец, спустя 7 долгих часов ожидания и мысленного проецированная предстоящей беседы, динамики объявили заветные цифры, вызывая легкую зависть соседей и приглашая бывшего капитана СБФ предстать перед взором Его. Кабинет, в духе минимализма, лишенный какого-либо декора и оформленный в белых тонах, был просторен и открывал не менее захватывающий вид, чем в лифте. Но внимание Фрэнка было всецело поглощенно возможным работодателем: Эрик Фрайзер сидел за столом, привычный своим обликом, что так часто мелькал на экранах, и облаченный в черный костюм, конечно же, идеально сидящий на нем. - День добрый, мистер Фрайзер. Он, устало поднявшись, обреченно вздохнул при виде очередного соискателя и подошел к окну, бросив через плечо предложение располагаться. По его виду и поведению было понятно, что столь необходимая мера личного собеседования необычайно трудоемка и измотала молодого человека до крайности. Глянув в планшет, Эрик, чуть поджал губы, явно чем-то недовольный, задал вопрос: - Почему я должен взять именно Вас, мистер Полинг? Фрэнк, за годы своей жизни, побывавший всего на одном, подобного рода "собеседовании" - разговоре с деканом факультета СБ в академии - весьма нервничал и оказался слегка сбит с толку, но все же нашелся, что ответить, не давая паузе затянуться слишком надолго: - Я - лучший, мистер Фрайзер. Мой опыт службы в СБФ - уникален, а последние разработки на ниве охраненных технологий смогут гарантировать нам безопасность в ходе наземных миссий. Мои системы защиты не имеют известных по эффективности аналогов, да и мой чуткий контроль за своим детищем - лучшая гарантия от производителя, - ответил Фрэнк, чуть улыбнувшись в конце. Фрайзер наверняка слышал тысячи вариантов ответа на этот и подобные ему вопросов за эти дни, но помимо скорлупы слов, ему были необходимы факты. И если Фрайзер обладал хотя бы половиной, приписываемых ему связей и мозгов, то они были у него, не взирая на грифы Секретности архивов СБФ. Фрэнк бесстрастно и цепко наблюдал за реакцией и красноречивой мимикой Эрика, глядя тому, прямо в ясные голубые глаза.
-
Красиво пишешь) Отельный плюс за стих.
-
-_- оказывается, на этот заковыристый вопрос есть вполне адекватный ответ...
-
Отлично же
-
Отличный пост. Глубина отыгрыша и степень погружения в созданные вселенные не перестает удивлять.
|
- Идете вперед! - подал знак солдатам Дерек, и поспешил помочь Ильве подняться. Осторожно удерживая девушку, он еще какое-то время помогал ей идти, даже не спрашивая, нужна ли ей была помощь. Следом за солдатами, вышел Ричард с девочкой. Дерек пропустил вперед несломленную, и повернулся в сторону бывшего пленника. - Быстрее… - властности в его голосе не хватило. Отчего-то ему стало стыдно командовать столь матерым воином, как Берит Фахтор. Поэтому юноша лишь молча дождался, когда тот найдет себе нож, простится с дядей, и вручит тому оружие. Когда сборы были закончены, молодой человек взглянул на оставшегося пленника и произнес: - Мне очень жаль… - и не смея задерживаться, он следом за остальными исчез в дверном проеме. Фахтор же, совершенно не жалел о том, что был оставлен. Где-то в глубине души, он был счастлив. И чертовски спокоен. Сжимая в ладонях рукоять кинжала, он с удовольствием повертел его в сухих руках. Знал ли Берит, как распорядится этим клинком его дядя?.. Конечно, знал. Любой, кто пробыл в Гертраме хотя бы пару дней, разделил бы желание уставшего от жизни старика. Он уже не страшился смерти. Единственный страх, который его успел посетить - это мысль о том, что его вновь вернут с того света, чтобы продолжить истязать в этом аду. Гарольд торжественно поднял клинок, будто древний жрец, готовый принести жертву. Он знал, как уйдет из этого мира. Так, чтобы пока восстанавливали его тело, дух успел уйти далеко в мир теней, без шанса вернуться обратно. Развернув острие в сторону левого глаза, мужчина тихо выдохнул: - Да здравствует король! После чего, резким движением вонзил в себя клинок.
Тем временем, отряд, возглавляемый Ричардом, двигался по узким коридорам замка. В месте, где лестница уходила в сторону водопада, уже были слышны звуки приближающихся солдат. - Твою же… - едва не выругался Дерек, но все же не потерял самообладание. Быстро преодолев злополучную лестничную площадку, молодые люди оказались перед коридором, из которого веяло холодом. Шум явно свидетельствовал о том, что они движутся в правильном направлении. Единственное, что смущало: коридор был чертовски длинным и просторным. Если их нагонят раньше, чем они успеют добежать до спасительной пропасти, их расстреляют в спины.
- Нужно бежать. Быстрее!.. - завопил Дерек, подталкивая вперед остальных. Он двигался сзади, пытаясь помочь тем, кому удалось сбежать. Он чувствовал приближение врага. И Ильва тоже чувствовала. Ей даже не нужно было оборачиваться, как юноше, чтобы точно знать, где враг. «Дуум» - простонал воздух, предупреждая девушку о насильственном вмешательстве в земную твердь. Она отчетливо ощутила, куда пришелся удар: прямо в своды коридора. Мельтарум, что пытался их догнать, но еще не появился в поле зрения, попытался обрушить потолок на головы убегавших. И ему это удалось. Множество трещин паутиной разошлись по стенам. Потолок стал обваливаться.
|
Как Эви и ожидала, Джек тут же переключился на прекрасную даму, являющуюся виновницей торжества. Обольстительный тон, слегка прищуренный взгляд. Словно кот, решивший полакомиться сметаной. Только вот вместо сметаны выступал куда более прелестный объект. Сара, похоже, была не против себя увести. В последний миг Харпер махнул Эви рукой, но что означал этот жест? Девушка так и не поняла. Проводила взглядом парочку, думая о том, как некрасиво поступает этот человек. Всё же он пришёл сюда не один, но сразу же оставил свою спутницу, не подумав о том, что его ассистентке может быть некомфортно одной на мероприятии подобного масштаба. Да и на вечеринке поскромнее... Но Эви была к этому готова. Она могла только в очередной раз закатить глаза и принять его таким, какой он есть. Его поведение, конечно, оставляло желать лучшего, но что с него взять?.. Эви привыкла. Только вот грусть во взгляде никуда не ушла.
Джек растворяется в толпе гостей вместе со своей новой спутницей, а к ней обращается мистер Роннингтон: - О, после того, что я видел вчера на площади… Уверен, все будут в восторге. Ваш номер просто не может не понравиться… Эви улыбнулась. Это прекрасно, что такой влиятельный человек так восторгается их выступлением, которое, и Эви это знала, могло бы быть и получше. Конечно, это всегда приятно, когда твой талант оценивают по достоинству. - Спасибо, - говорит девушка. Но Джеральд, казалось, и не заметил этого. Погрузился в свои мысли и завёл длинный монолог, поглядывая на Эви, но вовсе не ожидая от неё какой бы то ни было реакции. Он говорит о своей дочери, не замечая её отсутствия. Он говорит ей о каждом госте, рассыпаясь в лестных эпитетах, называет имена, которые Эви вряд ли ещё когда-нибудь услышит. Она смотрит на кричаще разодетых женщин, на элегантно одетых мужчин и чувствует себя не в своей тарелке. Как её вообще сюда занесло?.. Но с каждой минутой ей становится всё легче. Поступок Джека забывается, а Джеральд оказывается на редкость приятным собеседником. Даже удивительно, что этот человек - хозяин роскошного поместья - так долго поддерживает с ней разговор, хотя гости продолжают прибывать и их нужно идти встречать. В свою очередь Эви не сказала ему практически ни слова, а только улыбалась и поддакивала. Наверное, он нашёл в ней того, что искал и не мог найти в остальных гостях - слушателя. Девушка обладала простотой и непосредственностью обычной крестьянки, и лесть и лицемерие были ей несвойственны. А, может, она просто подвернулась ему под руку, чтобы поговорить и высказать свои мысли. Как бы то ни было, Джеральд оказался хорошим собеседником, хоть и немного занудным. И Эви стала ощущать себя гораздо комфортнее благодаря ему. Но время шло. Зала была полна, а Джека всё не было. Девушка начала переживать, что он и вовсе не придёт. А что будет, если Роннингтон заметит пропажу дочери? Ужас... Эви знала, что стало бы тогда, и ей было заранее стыдно. Она пригубила вина, ощущая во рту чуть кисловатый привкус. Она не умела определять качество вина, но оно показалось ей достаточно вкусным. По крайней мере так ей могло казаться благодаря знанию о сумме, вложенной в покупку этого напитка.
- Расскажите мне о мистере Харпере, Эви. Неожиданный вопрос. Он сбил её с толку. Но не успела она придумать ответ, как в голову проник чужой голос, впутываясь в её собственные мысли. "Эви". Чужая мысль. Чужая воля, вторгшаяся в её разум. Эви поморщилась - она не любила, когда Джек так делал. То, что это сделал Джек, было несомненно. Когда-то он уже проворачивал подобные фокусы, и ассистентка до сих пор не могла к этому привыкнуть. - Извините, Джеральд, что прерываю нашу беседу, но мне нужно отойти... срочно, - улыбается девушка, касаясь руки Роннингтона. Главное, чтобы он не подумал, будто она увиливает от ответа. Эви направилась к лестнице на второй этаж, попутно размышляя, что могло случиться эдакого, требующего её внимания. Она злилась. Конечно, она злилась. Думала о том, что она для Джека как собачка, которую можно позвать и она тут же прибежит. Но в тот же момент - не могла не прийти. Сердобольная её душа требовала вызволить мага из очередной переделки.
Пока Эви поднималась и искала комнату, она думала о том, что могло произойти за это время. Что Джек натворил. Сначала ей грезилось нечто безобидное и вместе с тем безумное, навроде пожара, который иллюзионист случайно устроил, или порчи имущества Роннингтонов. Но чем ближе Эви приближалась к комнате, тем страшнее становились её мысли. А вдруг он сделал что-то с Сарой и им придётся оборачивать в ковёр её труп?.. Эви, ну что за мысли?! Девушка покачала головой, отгоняя дурные думы. Не могла она найти объяснения тому, зачем Харпер мог её позвать.
Тонкая рука девушки потянулась к ручке.
|
Уильям смотрел на сержанта невидящим взглядом, пока стражники выполняли приказ, сдвигая позицию шеренг вперёд. Они остались вдвоём, буквально в паре шагов, за спинами остальных: дворянин и простолюдин. Молодое лицо аристократа исказила гримаса паники, явно давая понять, что капитан полон противоречий и сомнений. Отшатнувшись от Ваймса, он принялся стучать по плечам стражников с арбалетами, что стояли во второй шеренге, нервно держа на прицеле бушующее море толпы. Он стучал им по плечам, заглядывал в лица и кричал: - Назад! Все назад! – почти истерично, срываясь на фальцет, голосил капитан, протискиваясь к первой шеренге, сквозь строй.
Том почувствовал, как начинает накатывать безумие. Ярость терпкой волной заполняла разум, отодвигая на второй план все запреты и устои, освобождая демона гнева, что живет в каждом человеке, от глупых оков цивилизованности и фальшивых улыбок вежливости. Эта сила, что так часто брала верх над подточенным разумом Ваймса, так ярко расписывала как бьёт идиота-выскочку по лицу, втаптывая плюмаж капитанского шлема в грязь, на глазах всех бойцов, втаптывая в грязь сам статус и суть этого знатного критина. Демон, глумливо улыбаясь, продолжал рисовать красными красками подавленное силой восстание и бунтовщиков, что мешали Ваймсу делать его работу, болтающимися на Северных воротах, где частенько вешали разбойников в назидание простым людям.
- Отставить! Держать строй! Из толпы вынырнул рослый бородач, вооруженный топориком, и покрытый чумными струпьями. Левая щека его напоминала арбузное месиво, если бы не гной и куски плотья, отваливавшиеся от бедняги, буквально на глазах. - Именем Короля! – Уильям снова пронзительно завопил, почти выбравшись из строя, видимо, полагая, что упоминание монарха обладает некой мистической силой миролюбия. Как ни странно, но на Ваймса подействовало – демон заполз обратно, да и Томас прекрасно знал: если бить аристократа , то насмерть, ведь закон всегда был на их стороне… Презрительно сплюнув, он подошел к арбалетчикам и положил алебарду себе под ноги. - Засунь в задницу своего короля! – заорал бородач, что вырвался вперёд из толпы и, безумно вращая глазами, стоял на острие людской нервозности и жажды крови, - Я всю жизнь живу в этом городе! Исправно плачу налоги! И никогда не жаловался! И что теперь, что, чёрт тебя дери, теперь?! Почему голодают мои дети?! Почему уже несколько недель не платят зарплату? Почему никто не может вылечить эту чуму?! – он ударил себя по изуродованной щеке, где гноем исходила трупная метка Чумы, заставив стражников брезгливо поморщиться.
«К черту тебя и твои приказы, Уильям Орлен, сейчас все и произойдёт, а нас, честных стражников, задавит толпа обезумевших голозадых крестьян, потому что ты, истеричная твоя морда, упустил возможность захватить инициативу», - зло подумал Ваймс, собираясь отдать приказ к атаке.
Но его опоередили. И не кто-нибудь, а сам Его Величество Король Теравиийский, Ричард Вальф Старший. Суровый голос, такой отрезвляюще спокойный в дикости окружающей действительности, такой властный и уверенный раздался в голове Томаса, и, надо полагать, остальных горожан. Жители Эредина. Ваше поведение нелепо и недопустимо даже в условиях мирного времени и совершенно непростительно ввиду нависшей над Альянсом угрозы. Ваше восстание незаконно. Оно сеет хаос в наших рядах, действуя на руку противнику. Вы требуете свободы? Она у вас есть. Справедливости? Найдите её хоть где-нибудь в этом жестоком мире, и тогда я дам её вам! Несмотря на мои усилия, без крови обойтись не удастся. Это безумие должно быть прекращено. Как король Теравии, я приказываю каждому верному мне человеку немедленно сложить оружие. Вернуться домой, к жене и детям. Прекратить бунтовать, ухудшая и без того ужасную ситуацию. Каждый, кто ослушается меня – пожалеет. Будет объявлен преступником, лишён защиты закона. Ровно через полчаса я отдам приказ ввести в город войска. И да поможет Единый тому, кто всё ещё будет оставаться на улицах.
Толпа присмирела, раздирая спаивающий её костяк безумных слов, людскими переживаниями и мыслями. Во взглядах появилась осмысленность, а за ней и страх: не только за свои поступки, но и близких, что в этот смутный час ждали их по домам. За чумную заразу, что панибратски назвалась их друзьями, и вывела на одну площадь вместе с прокаженными. За королевский гнев в виде войск, что скоро втопчут в пыльные улицы тяжелым стальным сапогом, всякого, кто посмеет усомниться в нынешнем Правителе. Но «чумные бунтари», которые потеряли всё что было дорого, еще до крамольных выкриков и желания причинить справедливости сильным мира сего – они были опасны. Они могли в один момент сломать наступившую тишину и безмолвие осознаных мыслей. Переварив услышанное «лично» от Короля Ваймс ухмыльнулся – приказ был получен из самых высоких источников: «Куй железо, пока горячо, как говаривал отец…», подумалось ему.
Ни секунды не колеблясь, он выхватил заряженный арбалет у ближайшего стражника, прицелился с плеча впередистоящего и отправил толстый болт в недалекое, но тем не менее, смертоносное путешествие. С гулким свистом разрезал кусок дерева и стали безмолвие, повисшее после ментальной связи на площади, и короткую дистанцию. Арбалетный болт снес гниющую щеку бородача, застряв где-то в его поганой глотке и грузное тело, нелепо взмахивая руками, осело на землю, заливая пространство кровью и заполняя его же сдавленным бульканьем. - Вы все слышали Короля: бунт будет подавлен! Кому есть, что терять – бегите!, – орал Ваймс во всю глотку, не давая горожанам опомниться от такой внезапной смерти их случайного лидера, - Стража! Шаг через два, вперёд!, - добавил он уже обычным громким голосом, обозначая начало медленного наступательного передвижения вперед. С силой вложив разряженный арбалет в руки ошалевшего капитана, Ваймс ухмыльнулся, поднял свою алебарду и занял своё место в первой шеренге, подстраиваясь под шаг стражи, что только что закончила переговоры с обреченными бунтовщиками. «Бунт всегда подавляется Силой и Кровью. Всегда».
|
|
|
Когда всё было кончено, Уильям брезгливо отряхнул клинок и одним резким движением сунул его обратно в ножны, после чего кинул взгляд на свою возлюбленную – она всё ещё продолжала прятаться под одеялом. - Это я, Ирвен, - произнёс Мунлайт вдруг тихо и необычайно ласково. – Похоже, что всё закончилось. Всё хорошо… Растекающиеся лужи крови под ногами и приглушенный женский плач, кое-как слышимый из коридора, создавали пугающий контраст уверенным словам Лунного Лорда.
Глухой удар тела о деревянный пол вновь вернул Северную Леди в реальность, вырвав из спасительного забвенья, даруемого ей сном. Её снова начало трясти ведь теперь в комнате повисла тишина, тишина, что пугала гораздо больше любых криков. Одеяло приглушало звуки и, потому Ирвен не могла услышать Елену, она ждала и судорожно пыталась понять, куда ей деваться в случае если… «Нет, я не должна даже думать об этом, Ведь Уильям один из лучших фехтовальщиков в королевстве, он просто не может проиграть. Но ведь их может быть много и почему не слышны голоса солдат? Что вообще здесь творится? Брандон не должен был найти нас, ведь Отто мёртв, а значит, у него больше нет мага, способного достать нас, и всё же я должна…» - её мысли прервал голос любимого.
- Уил? – тихонько отозвалась Ирвен, высовывая голову из-под одеяла и разрушая свою идеальную маскировку. Увидев Лунного Лорда, на котором была кровь, девушка забыла обо всём на свете и кинулась к нему, запутавшись в одеяле и едва не упав, она прижалась к Мунлайту, став своими тоненькими ручками ощупывать его. - Ты не ранен? С тобой всё в порядке? Я могу чем-то помочь? – но у девушки было не так много сил, к тому же она так ничего и не ела с самого утра и, потому запал кончился слишком быстро, и она стала медленно опускаться вниз.
Увидев, что Ирвен начинает буквально заваливаться назад от слабости, Мунлайт взволнованно воскликнул: - Осторожней, глупая! После чего приобнял девушку за талию и прижал её тело к себе, не дав ей окончательно рухнуть вниз. Адреналин, бушующий в крови после недавней схватки, теперь… при данных обстоятельствах, вызывал далеко не самое рациональное желание. Несмотря на манящую близость Ирвен, приходилось держать себя в руках. «Испачкалась в крови этих подонков…» - слегка поморщился Уильям, но вслух успокаивающе произнёс, пытаясь унять своё собственное участившееся сердцебиение: - Это не моя кровь,… так что со мной всё в порядке, - взгляд лорда сделался слегка озабоченным. – А вот ты явно с трудом на ногах стоишь.
-Но я так испугалась за тебя, - Северная Леди оглянулась на лежащие, на полу тела трёх мужчин и только сейчас решилась спросить, - а где твои люди? Где вообще все? Почему так тихо? А ещё… поцелуй меня. – тихо попросила она, своего возлюблённого. - Потом… - ласково ответил Мунлайт, поднося свои губы к губам девушки. Как и всегда, когда он был рядом с ней, Уильям смотрел в её прекрасные янтарные глаза и чувствовал, что падал… тонул… и никак не мог очнуться. Но возможно, этого и не нужно было делать.
Слившись с Ирвен в нежном поцелуе, сдерживая свою страсть, он крайне нехотя оторвался от её сладких губ и провёл рукой по мягким золотисто-рыжим волосам девушки. - Потом… - вновь повторил он. – А сейчас отдыхай. Подхватив Ирвен на руки, Лунный Лорд понёс её к постели, равнодушно переступая через трупы у себя на пути. Оказавшись вновь на постели, Северная Леди поймала собравшегося оставить её лорда за руку. - Останься со мной, не уходи, пусть всё решит утро, я не хочу оставаться сейчас одна. Пожалуйста! – тихим голосом произнесла Ирвен, потянув Уильяма к себе.
На какое-то мгновение Мунлайт почти позволил себе сдаться. Поддаться своей Северной Леди, которой сейчас как-никогда нужны были любовь и забота… но когда их тела почти соприкоснулись, Уильям резко оперся руками о кровать и с трудом выдохнул: - Подожди, любимая… Конечно, желание быть с Ирвен и не думало никуда уходить, но... не так. И не сейчас. Ведь Уильяму до сих пор не было известно, что стало с верными ему людьми, за которых он нёс ответственность, а из комнаты на них продолжали молча смотреть своими остекленевшими глазами ещё тёплые трупы. Вдруг в таверне остались и другие враги?
И всё же, он никак не мог заставить себя оторвать взгляд от девушки. Хотелось броситься в её объятия и забыть обо всём... - Я знаю, что ты боишься, но пожалуйста, потерпи ещё немного, - Лунный Лорд мягко улыбнулся. – Во всяком случае, до тех пор, пока я не принесу тебе поесть. У тебя же до сих пор и крошки во рту не было, правда? - Да, - с некоторой неохотой произнесла Северная Леди, ей слишком не хотелось отпускать возлюбленного в темноту и неизвестность ночной таверны. Девушка не знала, что опасности больше нет, а потому переживала, за Уильяма, больше чем когда-либо за свою собственную жизнь.
- Возвращайся поскорее, пожалуйста, - произнесла Ирвен, вновь укутываясь в одеяло, в уголках её прекрасных глаз появились предательские капельки. Леди была сильной, но всё равно не на столько, чтобы остаться одной сейчас, но её долг, заставлял девушку покориться. Она позволит себе всхлипнуть носом, лишь, когда бывший советник его величества уйдёт достаточно далеко, чтобы не услышать ей слабости. Так её учили, так должна вести себя леди, всегда скрывать все свои эмоции, чтобы она не чувствовала и как бы плохо ей не было.
|
Похоже, Джек не появится. Эви вздохнула и отложила столовые приборы. Что ж, если он захотел остаться без ужина - его право, но сидеть и ждать его она не собирается. И как только девушка поднялась с места, она заметила Харпера. Но не его одного - компанию магу составляли громоздкие чертежи, которые он бесцеремонно разложил на столе. Эви не оставалось ничего другого, кроме как присесть обратно и ждать. И ждать... чего? О, она прекрасно знала. Его сосредоточенный взгляд говорил о том, что лучше его сейчас не беспокоить. Что в его голове происходит сложный мыслительный процесс, прерывать который себе дороже. Он вглядывался в наброски, выполненные в неизвестном стиле и на неизвестном для Эви языке, едва ли обращая внимание на окружающих. Честно говоря, ассистентку мало интересовали эти старые бумаги. Гораздо больше её интересовало состояние Джека - о, оно было ему несвойственно. Когда это было видано, чтобы её спутник так переживал насчёт номера и тщательно его планировал? Неужели...? Но мысль едва успела оформиться в голове девушки, когда к столику их подошла миловидная зеленоглазая официантка, томно вздыхая и бросая на Джека самые нежные и манящие взгляды. Чего он, в прочем, не замечал. Отмахнулся, буркнул "спасибо". Да, это всё, что он мог сказать женщине, успев влюбить её в себя и потеряв к ней интерес. Увы. Эви даже виновато улыбнулась бедняжке, когда та посмотрела на неё. Она понимала, что сама ни в чём не виновата, и вовсе не она является причиной столь странного поведения иллюзиониста. Так же будет и с Сарой. Определённо. По-другому быть и не могло. Он поиграется и бросит свою игрушку. Это вполне в его духе.
Эви продолжала слушать Джека и кивать и пытаясь вставить хоть слово - но маг оказался не расположен к диалогу. Девушка, позабыв уже свои обиды и злобу, была настроена как никогда оптимистично. У неё было множество идей по улучшению номера. Но разве его заставишь слушать?.. Эгоист. Раздражённой и неуслышанной Эви отправилась спать. Чтобы завтра, с самого раннего утра, начать работать над костюмом.
***
Стоило признаться, что Эви, нанимаясь на работу, вовсе не ожидала, что ей придётся быть ещё и проводником. Это одна из тех сторон её работы, о которой в контракте скромно умолчали. Конечно, девушка была не против поискать дорогу, тем более, что ориентировалась в незнакомых местах она весьма неплохо. Но он мог хотя бы спросить её, хочет ли она ехать или идти пешком! У неё было достаточно громоздкое двухслойное платье. Вернее, костюм, скрытый платьем. Ей было, как минимум, нелегко передвигаться в жарком наряде. Но Джек, похоже, даже не обратил внимания. И Эви пошла вперёд, попутно спрашивая дорогу у прохожих. Поместье Роннингтонов знали практически все, что позволило им найти его в кратчайшие сроки. И чем ближе они подходили, тем сильнее учащался пульс.
Дом Джеральда был поистине великолепен. Даже отсюда, с улицы, можно было видеть его изящные архитектурные очертания. Двустворчатые резные двери гостеприимно открывались перед броско и богато одетыми гостями, впуская их в иной мир - роскоши. Эви не была готова ступить в этот мир. Наверное, это был первый раз, когда её пригласили в поместье известного графа. Она волновалась так сильно, что готова была схватить юбки и удрать отсюда при первой же возможности. Но держалась. Глубоко дышала. Не позволяла себе думать о плохом. В конце концов, она не может подвести Джека.
- Прекрасно выглядишь, - сказал Харпер, одарив ассистентку искренней улыбкой. Эви едва смогла пошевелить губами, чтобы ответить "Спасибо", и поэтому лишь слабо улыбнулась. Наверное, он решил её приободрить, потому что девушка считала, что выглядит отнюдь не лучшим образом. Платье было сшито из недорогого материала и скроено достаточно наспех - чтобы прикрыть костюм, - и готово было разойтись по швам. Объём на волосах, так тщательно созданный руками девушки, казалось, исчез, как только её бросило в жар от волнения. На лице - ни кровинки. Она чувствовала, что похожа на мумию. Но вот Джек, кажется, чувствовал себя лучше некуда. Сиял, как начищенный ботинок, и улыбался чаще, чем за всю их поездку до Оретана. Она завидовала его самообладанию и немного злилась, потому что прекрасно знала, что думает он вовсе не о выступлении.
- Рад видеть вас, мистер Харпер, - услышала она знакомый голос. - Проходите. Эви, - подал руку хозяин, и девушка, страшась, пересекла порог дома.
...О том, чтобы находится в подобном месте, Эви не могла и мечтать. Затаив дыхание, она наблюдала, как грациозно двигаются по залу люди благородных кровей, как изящно берут в руки бокалы, как неспешна и красива их речь. Убранство залы, в которой оказались спутники, являлось прекрасной декорацией к самому действу - такая же богато украшенная, как и господа, явившиеся на вечер. Резные потолки, барельефы на стенах, гардины, высокие шторы, ткань которых была в несколько раз дороже, чем та, что ушла на её платье. Ей хотелось плакать. От восторга. - Ещё не все собрались, - говорил в это время хозяин вечера. - Высший свет Оретана, избранная публика… - Эви сглотнула, ощущая предательскую нервную дрожь в руках и пытаясь это скрыть, сцепив пальцы. - О Сара, ты ведь помнишь мистера Харпера?
В этот миг на сцене "театра" появилось одно из основных действующих лиц. Она была восхитительна. Даже Эви на какое-то мгновение ей залюбовалась. Она была поистине красива - природа щедро одарила её чарующей улыбкой, красивыми глазами цвета утреннего неба, роскошными блестящими локонами, женственными формами и милыми чертами лица. Неудивительно, что она смогла привлечь внимание Джека. Сара была лучшей из тех, кого Джек когда-либо очаровывал. В этот миг Эви ощутила себя серой мышью. В сравнении с ней. Маленькая, не яркая, без излишеств, почти без украшений. Ей никогда не было стыдно за себя и за своё происхождение. Но сейчас она ощутила резкий контраст, из-за чего ей стало неуютно и некомфортно. Ощутила себя... менее красивой. В этот миг в глазах Харпера зажёгся огонь. Азарт. И Эви поняла, что вторую часть вечера ей вновь придётся коротать одной... Ей оставалось только постараться расслабиться и делать своё дело.
- Спасибо за приглашение, - мило улыбнувшись, ответила Эви Джеральду, хотя и знала, что всё внимание было приковано к её спутнику. - Надеюсь, вам понравится наш номер. - Ей хотелось сказать, что они много над ним работали и прочее в том же духе, но врать она не любила. - Очень красивый дом, мистер Роннингтон. У вас отличный вкус, - решила перевести тему Эви, обращаясь к отцу Сары и предоставляя Джеку возможность пообщаться с его дочерью. Ей даже не пришло в голову, как комично могли прозвучать эти слова из уст девушки неблагородного происхождения.
|
|
|
Огонь. Ужасы города, объятого пламенем. Причем как напрямую, так и метафорически - помимо огня, бушующего по всему городу на домах, повозках и других строениях, столица Теравии была объята пламенем безумия, охватившего в один миг практически весь город. Толпа, поддавшись сладостным речам ораторов, обещающих откровенно больше, нежели способных дать, стала бесноваться, грабить, убивать, насиловать. Они совсем потеряли рассудок за тем горем, которое их постигло в последние дни. Горожан винить было трудно - они потеряли родных и любимых, не говоря уже об урожае и собственных домах. Но, увы, поделать ничего не в силах был даже Крауц - а он, к своему несчастью, считал себя самым могущественным человеком в этом загнивающем городе. Проезжая мимо очередной улицы, на которой стража пыталась совладать с взбунтовавшиками, мэтр заметил знакомого капитана стражи. Аристократа, совсем недавно назначенного на эту должность. Беспросветный балбес, но, к счастью, хорошо знает, что такое послушание. "Ждите указаний. Они вскоре поступят." Задержавшись на мгновение, сообщил безмолвно ему Крауц, убедившись, что этот мелкий аристократишко его узнал. После чего, свернув в ближайший переулок, отправился дальше, как можно быстрее, ко дворцу. Дворец пустовал. Так непривычно - Михаэль даже за то недолгое время, которое провел здесь, привык наблюдать неимоверное количество людей разных социальных прослоек, шныряющих по дворцу. Но не сейчас. Страх разогнал их всех по собственным комнатам и поместьям, в которых они чувствуют себя в безопасности. Глупцы. Зайдя в зал, маг не без удовольствия наблюдал за тем, как Король отрекается от человека, который мог бы вставить Крауцу наибольшие палки в колеса. "Удачи, Келлфар. Больше ты мне не помешаешь" Подумал мэтр, усмехнувшись в ответ презрительному взгляду шпиона. Подойдя к королю, однако, маг сделал максимально серьезное и озабоченное проблемами лицо. - Мой король... Крауц вздохнул. - Золотом можно купить человека, но только страх может сделать его истинно верным. Страх ранит глубже чем, чем меч. Я боюсь, что вы просто вынужденны подавить этот бунт силой. Если затянуть еще, то пострадают больше невинных людей, по-прежнему сохранивших рассудок, и, как следствие, верных вам. Но вы ведь не хотите, чтобы летописцы упоминали вас, как Ричард Кровавый, верно? Чародей позволил себе на мгновение ухмыльнуться. - Дайте этим обездоленным людям возможность сдаться, вернуться к вам под крыло. Пусть никто не скажет, что вы были беспощадны. Пусть все видят, что кровавые меры не более, чем необходимость. Маг переступил с ноги на ногу, подойдя ближе к монарху. Вид действительно открывался роскошный. - Если вы мне позволите, я смогу помочь вам донести ваши слова до народа. Вас услышит весь город, уверяю. Дайте только согласие, и слова, которые вы произнесете сейчас, могут изменить ход истории. Маг в ожидании замер, надеясь услышать от монарха согласие. Если все выйдет именно так, как задумано, то заслуги Михаэля уже никто не сможет отрицать.
|
-
Когда я пришёл на этот сайт, то был уверен, что не наступит ситуация, которая вынудит меня поставить кому-нибудь минус. Я ошибался. Это ужасно. Не только этот пост в частности, но и весь отыгрыш в целом. На протяжении всего модуля. В описании говорилось, что я хочу видеть красивые и большие посты. Эмоции и переживания персонажей. Но не скупые несколько строк. Не всегда даже несколько. Ситуация, когда в критический момент персонаж принимал решение, основываясь не на собственной логике и соображениях, а на случайном броске дайса - вообще вызывает недоумение. В общем, разочарование более чем взаимно. Но я промолчал бы, если бы не всё, произошедшее после. Надеюсь, мы никогда и нигде больше не встретимся. Не стану благодарить за игру.
|
Капитан Орлен бросил недовольный взгляд, всё же, отдав приказ выдвигаться. Нервы у всех были напряженны и этот пафосный хлыщ вытягивал последние жилы: эта должность не подходила ему с первого дня службы. Человек то он был неплохой, но абсолютно не понимал и не хотел понимать с чем имеет дело. Грязь Эредина на королевской службе всегда рядом с тобой: либо ты с разбегу топчешь её, не боясь забрызгать парадный мундир, либо обмазываясь ею, грамотно маскируешься, не давая алчности и безумию превратить лицемерный и сытый покой города в вакханалию и беспредел. Если ты, конечно, не заинтересован в обратном. Но новоиспеченный капитан, пытался справиться с местными нравами, стараясь, даже не смотреть в сторону истинного лица этого города. Очевидно у него не получалось.
Колона по два споро вышла с плаца, не веря в свою удачу. Стражники не скрывали своего раздражения, нервно накручивая и без того резвый шаг. Стоило им покинуть пропитанную их потом площадку плаца, как парадные ряды стали распадаться на привычные патрульные группы по 3 человека. Вот и неизменный капрал Сэм Фитчер, уже был рядом, окликнув Тома по имени, что позволялось далеко не многим. Устало улыбнувшись, Ваймс кивком указал на место слева от себя. Сэм был эталоном стражника. Стражника с большой буквы «С». Он понимал, что есть люди, которым лучше не переходить дорогу, но и под всякую шваль стелиться себе дороже. Он был соль местной отравленной земли и её же плоть – оборотная сторона злобы, руководившей этим местом. Как и он сам, его юмор всегда балансировал на грани, периодически предоставляя парню после своих перлов такую амплитуду возможных реакций: от плахи до трона, как говорится.
Его перевели из Внешней Стражи, когда Ваймс уже был сержантом. За пару дней присмотревшись к пареньку, Том понял, что такие кадры в его службе – редкость. Сэм держался молодцом, выдержав и нервотрепку, что устраивали новичкам и с оружием справлялся на твердое «отлично». Ну а за свой юмор, собственно и получил лычки: как-то на ежегодном смотре генерал Поль Нокс, проходя мимо бесчисленных шеренг стражи, гвардейцев и солдат, построенных на Дворцовой Площади, услышал где-то в шеренгах еле сдерживаемый смех. Сделав грозное лицо, и ломая парадный строй, он пошел на голос шутника, коей принадлежал бедняге Сэму. Огромная туша генерала нависла над немаленьким Сэмом, тесня его авторитетом, статусом и, наконец, пузом. - Что, сынок, смешно? - Так точно, господин генерал! Нокс удивленно смотрел на безумца, в растерянных чувствах, меняя выражение лица с злобно-уставного на заинтересованное. - Ну, и что же тебя так рассмешило, что ты, решил заржать на построении?! - Отгадайте загадку, мой господин, - почти не запинаясь, предложил Сэм, - что может родится на белый свет без жизни, без головы, без губы и без глаза, а все равно нестись по всему свету с грохотом до самого дня своей смерти? Генерал, захлопав глазами, почесал голову и растеряно покачал головой, подтверждая, что не знает ответа. - Это же обычный пердеж, мой господин!
Сдавленные смешки волнами начали расходиться от Сэма, будто от камня, пущенного сорванцом в воду. Генерал честно сдерживал смех, но не выдержав, первым заржал в голос, затмевая самых породистых скакунов. Спустя секунды смех сотрясал человек сто, а через минуту, когда дальние шеренги успели пересказать содержимое шутки – и весь плац. Так Сэм Фитчер получил внеочередное звание капрала с двойным окладом, а генерал – репутацию веселого человека, ценящего солдатскую шутку. Все в плюсе.
Ваймс стёр непроизвольную улыбку, что всегда выступала на лице, когда он вспоминал об этом эпизоде, да и похождениях бравого капрала Фитчера в целом. С количеством его острот, могли поспорить только его любовные похождения, благо парень удался и в плане внешности, ничуть не хуже остроумия.
Зарождающееся хорошее настроение было разбито на осколки вместе с битым стеклом, уничтожением коего толпа оппозиционеров, видимо, решила ознаменовать начало эпохи перемен. Удивительно, но капитан проявил себя с лучшей стороны – его крик уже разносился по улочке, призывая стражников вернуться и построиться. Что и было сделано, в самом спешном порядке и с искреннем рвением.
Толпа была вооружена обычным скарбом бунтовщиков: косы, вилы, оглобли, топоры и факелы. Не Бог весть что, но это рубеж. Когда люди теряют индивидуальность, мутируя в безликую толпу, подогреваемую языкастыми ораторами – быть беде. Самая большая мерзость состояла в том, что по логике вещей, именно этих людей, сержант Ваймс, как и вся остальная стража и должны были защищать…
Уильям был похож на карликовую собачонку, что начали входить в моду у придворных дам: скакал перед строем стражи, размахивая саблей и пытаясь что-то донести бунтовщикам.
«Уильям, Уильям, Уильям…Мертвый номер – посмотри на их глаза. Их остановит только кровь» - подумал Ваймс, понимая, что уговоры здесь уже бесполезны: слишком много навалилось на простой люд, слишком вкусно умаслили их зазывалы. - Собраться! -, коротко рыкнул он своим бойцам и вовремя – рубеж был оставлен.
- Всем немедленно сложить оружие и разойтись по домам! Именем Короля, я приказываю… - К черту Короля!
Следом за крамольными речами в голову Уильяма прилетел не менее крамольный булыжник, проверяя крепость шлема и самого капитана: шлем оказался надежнее, а вот неподготовленный к народным революциям и бунтам господин Орлен потерялся. В глазах его заплясали озорные нотки паники, лицо побледнело, а координация нарушилась. Прокладывая путь прямо сквозь толпу, промчался всадник. Свечкой зависнув перед частоколом алебард стражи, лишь на секунду, он свернул в один из многочисленных переулков. Ваймсу показалось, что это был придворный чародей, Мэтр Крауц, но даже если так – толку от этого не было.
Том понимал, что сейчас прольется кровь и этого не избежать: даже если сам Король выйдет сейчас на улицы, обещая лично вылечить чуму или накормить голодных, найдется такой же умник с камнем за пазухой и злобой в глазах. А если злоба ещё и щедро приправлена звонкой монетой, как подозревал Ваймс – шансов на добрый исход не было.
- Держать строй! Три шага вперёд! Вторая шеренга – арбалеты, готов-сь!
Зычный голос привычно резал слух стражников. Командовал сержант Ваймс. Их сержант. Резким движением, почти опрокидывая, Томас втянул капитана в строй, не желая ждать очередного, более удачного метателя камней.
Держа Уильяма за плечи, Ваймс орал ему прямо в лицо: - Капитан, это БУНТ! Дайте приказ сражаться! Ну же!
|
|
Эредин... Нет, не так. ЭРЕДИН! Великая столица Теравии, коей управляет наш любимый Король Ричард Вальф Старший, да святится имя его. Богатейший город, что растет и процветает, благодаря благосклонности самого Единого. Город, в котором побывав раз - захотите остаться навсегда!
Если не повезёт - вашим новым домом станет сточная канава Эредина, правда ненадолго. Знаете, сколько платят, так называемым, "Ночным Падальщикам", что ночью растаскивают трупы по подворотням? Верно, нисколько! Они сами берут дань, с ещё неостывших тел. Вот, с кровью сложнее, тут уже от квартала зависит - как быстро уборщики всё вытрут...
- Стоп, Томас, о чём ты, раздери тебя черти, ты думаешь?!, - тихо пробормотал Том Ваймс, сержант городской стражи славного города Эредина, в котором, неудачно открыв рот, зачастую протягиваешь ноги. Прекрасный город, в котором шансы дожить до утра, прямо пропорциональны количеству охраны за вашей спиной. Милый сердцу каждого гражданина город, где большинство муниципальных должностей передаются строго по наследству или "купчей грамоте", в виде весьма объёмного кошеля с золотом. - Да чтоб тебя..., - снова огорчился усталый мужчина, растирая сонные глаза и мятое лицо. Так было всегда, когда морк переставал действовать, а отчёт - ещё не написан. "Гребанный Орленн! Откуда только такие берутся?" - костерил Ваймс недавно назначенного в его прямое руководство молодого капитана Уильяма Орлена, человека из знати, человека без мозга и солдатской жилки. "Ничтожество и спесивый, заносчивый засранец - вот он кто, а не "Вааааашеблааагородие Каааааапитан Его Величествааа УильЯм Орлен"...,"- не унимался Том, очищая свою трубку от прогоревшей и вязкой субстанции, что ещё днем была морком - наркотическим "зельем", "сапогами", как её называла чернь, стряхивая пепел прямо на неудавшийся лист бюрократических обязанностей. Специфический запах поплыл по каморке, что радушно выделило родное государство взамен сгоревшему дому, теряясь в ароматных клубах дыма от обычного табака, чередуя темно зеленый цвет наркотика и серый табачный. В этом дыму тонули проблемы и злоба, Тома, тонул глупый капитан, который казался слишком юным, чтобы справиться на таком важном участке, тем более в такое важное время. Тонули беспечные горожане, что, несмотря на богатый опыт жизни в этом городе, умудрялись совершать глупые ошибки и становиться его жертвами. Тонул двуличный мирок, где Ваймс был завязан последние 5 лет: система круговой поруки цепко держала его и других членов "теневого сообщества". Ей было неважно, кто ты: нищий-осведомитель, стражник-с-закрытыми-глазами, вор-доносчик, телохранитель-убийца, шлюха-отравительница, ей было плевать - ты хотел денег, а она предлагала тебе всего лишь ещё одну маску, но взамен грозила разрушить остатки прошлой. Жаль, что не сразу это становилось ясно. Тонул и сам Ваймс, с наслаждением забывая о проблемах, о себе самом, своих глупых и наивных мыслях, что терзали его юношеское сердце и совесть, какие-то 5-6 лет назад: всех спасти и защитить, ха...Вторжение, смерть родителей, пепелище вместо прошлого и, конечно же, забывая, гребанный Эредин и всю его грязь, которой теперь являлся и он сам.
"Во славу Короля!" - мысленно воскликнул Ваймс, стряхивая оцепенение, в которое частенько впадал, когда действие морка ослабевало: его безумно раздражали эти, "пропажи", как он их называл, в которых, он снова и снова встречался со своими страхами и видел уродливые отражение себя самого и своего битого сознания. Умывшись в бочонке с водой, Сержант Том Вайс, ещё раз проверил закрыт ли сундук с личными вещами и, задув лампадку, вышел в очередную ночь, вольготно наступившую на улицах Эридана.
Построение было назначено через 15 минут, но все стражники, назначенные в патруль на эту ночь, уже стояли на плацу. Сержанта заметили и выстроились в две шеренги, приводя себя в парадный вид и туша трубки. Пара замечаний, у кому-то из новичков поправить ножны, кого-то подогнать за нерасторопность и - вуаля! - патруль к смотру готов.
Из-за стены доносились голоса: причина общей нервозности, всех кто получал жалованье из государственной казны. Небывалый подъем в качестве и количестве оппозиционеров и бунтовщиков, людей, знакомых с политикой или, как минимум, понимающих откуда растут ноги у любой толпы, заставлял задавать вопросы - Ваймс был одним из них. Это были не просто народные волнения и не просто накипь обывателей, которых, вполне справедливо и резонны достали военные налоги и бессилие властей, касательно вопросы Чумы. Нет, дело было в другом, и Тому было интересно, чьи силы и монеты, трясут это болото, что гордо именовалось столицей Теравии.
Явив пик аристократических манер и явившись минута в минуту, капитан Орлен, принялся ходить перед строем, в сотый раз талдыча об опасностях и важности именно этой ночи. Ваймс тихо бесился на каждой из таких эпохальных речей: парни уходившие в патруль, при желании и отсутствии заносчивости и субординации, могли бы рассказать капитану с десяток историй, куда более занимательных, чем его надоедливый и глупый трёп. Вот, взять, к примеру, историю о трёх отрубленных головах, что находили, ночь за ночью в их квартале. Они перебрали множество версий, часами сидели в засадах, спускали деньги на осведомителей в поисках хоть каких-нибудь зацепок или мотивов, а помог лишь случай: в пекарне, что располагалась в трех домах от бараков стражи, кто-то из молодых в утреннем каравае нашел маленький пучок светло-серебристых волос, с головы последней жертвы - красивой, при жизни, девушки. Оказалось, что старая хозяйка пекарни, видимо, двинувшись рассудком окончательно, заплатила своему тестомесу за скальпы самых красивых местных девушек, а парень, оказался хоть и сильный, но дурной донельзя: деревня, куда там. Отделение Ваймса при аресте потеряло троих: недооценив сначала деревенщину с ухватом в руках, а потом и старуху - с арбалетом.
Чертыхнувшись, Том вернул своё внимание к "важному" обращению капитана, которое, Слава Единому, наконец-то, подошло к концу, и, прокашлявшись, вышел из строя, обращаясь к своим бойцам:
- Всё ясно, стражи?! Патрулировать, не конфликтовать, ждать возможного приказа! Разрешите приступать к патрулированию, господин капитан?
|
|
|
ссылкаThe most merciful thing in the world, I think, is the inability of the human mind to correlate all its contents. We live on a placid island of ignorance in the midst of black seas of infinity, and it was not meant that we should voyage far. The sciences, each straining in its own direction, have hitherto harmed us little; but some day the piecing together of dissociated knowledge will open up such terrifying vistas of reality, and of our frightful position therein, that we shall either go mad from the revelation or flee from the light into the peace and safety of a new dark age.Каждый шаг вглубь темной пещеры отдавался гулким эхом, что не поспевало за стуком сердца напуганной Селины. Она спускалась все дальше, на встречу неизвестности, по истертым каменным ступеням. Она все шла и шла в ожидании того, что может изменить ее представление о существующем порядке вещей. Руны своим свечение, казалось, вторили звукам неспешных шагов. Единственные живые души остались далеко позади, обезумев от страшной тайны, что таились в глубине подземелья. Их крики ненависти затихали по мере ее удаления от входа. В поиске утешения, а может быть из страха того, что таиться во тьме, Селина зажгла магическую искру, что теперь освещала ее путь. Загадочные символы, должно быть, подпитывались от магической энергии, и теперь они сияли еще ярче, кровавым жутким оттенком. Они будто кричали, предостерегая путницу. Но у нее более не было выбора. Звуки из самых глубин пещеры, то нарастали, то вновь затихали. Природа их была неизвестна Селине, хоть и казалась смутно знакомой. Будто она встречала их раньше, но все никак не могла узнать. Эхо, отражавшееся от каменных сводов, искажало их, преобразуя в нечто чудовищное. Требовалась недюжинная сила воли, чтобы не повернуть назад и не принять, возможно, самое роковое решение в своей жизни. Убийство, каким бы оно ни было, всегда ложится на исстрадавшуюся душу тяжким грузом воспоминаний и угрызений совести. Порой о нем забываешь, но рано или поздно яркие образы смерти все равно возвращаются. В конце концов, Селина преодолела спуск, осознавая, что неизвестные ей существа уже совсем близко. Чему свидетельствовала уже местами поеденная ржавчиной, но все еще крепкая, металлическая решетка. Взору незадачливой путницы предстали жертвы чудовищных и жестоких экспериментов. Их создатель пытался создать своего рода химеру, но фантазия его озадачивала странными логическими умозаключениями. Что может заставить создавать такое? Злой мастер практиковал магию темную и запретную. Возможно, здесь каким-то образом была замешана некромантия и искусство, что можно было назвать лепкой из плоти. Но оба предположения все же оставались в корне неверными. Название такого рода магии было тяжело подобрать, и от того лишь еще больше становилось не по себе. Но так или иначе, Селина застыла, не смея оторвать своего взора. Из всех странных существ наиболее цеплявшимся за выживание оказалась странная помесь богомола и лошади. Верхняя часть была неестественно огромной для насекомого и устрашающе хищной. Оно издавало ритмичные пощелкивания челюстями, что казались воинствующими и в то же время отчаянными криками. Существо металось из стороны в сторону, мечтая покинуть свое заточение. Первая пара ног, что принадлежала туловищу богомола была похожа на хищные клешни, которыми тот остервенело обрушивал удары на стены своей тюрьмы. Селина испытала необъяснимую жалость к жертвам, что теперь были вынуждены либо умереть, либо жить оставшись навсегда уродцами, не вписывающимися ни в одном из известных ей обществ. То была их судьба и тяжкий рок одновременно. Она осторожно подошла ближе и... заговорила, ни на что особо не надеясь. -Шшшш, успокойся,- тихо начала она обращаясь к существу, метавшемуся из стороны в сторону.- Так ты ничего не добьешься. Ты понимаешь меня? Собственно, Селина не знала почему, но решила попробовать. Раз этих существ создала магия, то возможно, они могли понимать ее. Ради чего создаются химеры? Ради прихоти. Ради услужения. - Я могу помочь тебе, если ты успокоишься,- она завершила свое короткое обращение к тому, чью жизнь все еще можно было спасти. Селина осматривала своды тюрьмы, надеясь понять, как можно освободить создание, которое, пожалуй, она могла окрестить химерой. Но если оно будет настроено воинственно, у нее не останется другого выбора, кроме как его убить. Освободить от бремени, что легло на его уже исстрадавшуюся душу и тело.
|
-
Ты.. Уничтожила... Всех нас... Это чертовски эпично. Запредельно красиво. И грустно. Первая игра, которая дошла до конца. И игра великолепная. Спасибо Тира.
-
За завершенный модуль. За талант. За красоту мыслей и слов.
-
Большое спасибо за игру! Здорово, когда мастеру удается довести модуль до логичного конца. Настоящий подвиг!
-
Это было круто! Даже жаль, что страшная сказка закончилась...
-
Я знала! Знала! Не очень люблю это произведение, в форме Кьоль оно выглядит гораздо лучше!
Это была вдохновляющая игра. Моя первая законченная логически!
-
-
спасибо за интересную игру
-
Фуф, я наконец дочитал и нисколько не жалею. :)
|
Она не смотрела больше. Закрыла глаза. Устало, тяжело обмякла на скамейке. Подставляя лицо пекущему солнцу и раскаленному воздуху взрыва. Она не дернулась, когда он произошел. Четко по плану. Тогда, когда и должен был. Она не почувствовала внутри ничего. Сожаление, страх, грусть. Только лишь холодный зев пугающей пустоты. Бессмысленный день. Бессмысленные повторы. Все кончилось.
Элис не хотела видеть этого еще раз. Не хотела переживать снова. Но переживала. За закрытыми глазами она наблюдала, как падает крошка осколков на раскаленную мостовую. Как падают люди, словно бумажные человечки. Боль в их глазах. Отчаяние в их позах. Смерть, суматоха, дребезг трагедии, которая пришла в этот мир благодаря чьему-то эгоизму. Алчности.
Элис не хотела видеть. Не хотела чувствовать. Она вспомнила лицо Орлена и подумала о том, что больше его не увидит. Никогда. И ту симпатичную девушку по имени Джейн. Они погибли. Больше не будет шанса, не будет возврата. Петля разорвалась. Лопнула. Судьба, наконец-то, исправила свою ошибку. Жар этого дня, казалось, не кончится никогда. Никогда не пройдет, навсегда оставшись в сердце девушки. Тяжелой надгробной плитой с размытыми именами тех, кого она не знала. Кого не смогла спасти. Да, она не должна была. Конечно. Это не ее вина. Не она закладывала проклятые бомбы. Не она спровоцировала взрыв. Но на душе было так гадко. Так отвратительно мерзко. Словно больше никогда она не почувствует свежего дыхания ветра. Словно никогда не сможет улыбнуться. Словно призраки умерших всегда будут за ее плечами с немым укором в бесплотных глазах.
Она должна была умереть. Сегодня. Если бы все шло по плану и если бы их не закрутило воронкой времени, то для нее все кончилось бы сегодня. Она упала бы на том холодном полу и смотрела бы, как рушится вниз потолок. Пришло бы забвение смерти и где-нибудь на зеленой лужайке выросла бы еще одна белая плита с аккуратными буквами «Элис Ривера». Вот так все должно было быть. А она жива. Сидит на скамейке, как ни в чем не бывало. Глаза закрыты. Руки сложены на коленях. На щеках – мокрые дорожки слез. Она сидит и не чувствует ничего, кроме пустоты. А так хочется разозлиться. Так хочется вскочить и кричать. На небо, на Мину, на этих глупых людей, которые не хотели бежать, не хотели верить… На Джейсона, что статуей застыл рядом. На Орлена и Джейн, за то, что они не вернутся. На китайца, который не сделал достаточно. На себя. Да, на себя больше всего. За бесполезность и беспомощность. За выброшенный шанс. За эти траурные лица, наполненные скорбью и непониманием. Вина, которая никогда не пройдет. Ошибка, которая никогда не будет исправлена. Если бы только у них был еще один шанс. Может, все бы было иначе. Может они успели бы, действуя сообща. Элис не могла встать. Ноги были будто прикованы к скамейке. Не получалось даже открыть глаза, налитые свинцом. Не получалось посмотреть на лицо Мины и… и что? Успокоить ее? Она жива и это главное. Хотя бы это Элис смогла сделать. Хотя бы кого-то она смогла спасти.
Даже голос Джейсона не смог заставить ее приподнять тяжелые веки. - Ты ведь замешан в этом, - тихо сказала она, откинув голову назад. Сама не понимала откуда у нее такой вывод. Может та брюнетка поселила сомнения в ее голову? Или тот китаец? С этим парнем определенно было что-то не так. Он странно себя вел и у него был пистолет. Вряд ли он был кем-то из органов правопорядка, учитывая, что вместо того, чтобы дождаться полицию он собрался удрать. С ним что-то было не так. Но какое теперь это имело значение? Элис нашла в себе силы открыть глаза. Она не смотрела на руины торгового центра и людей. Не смотрела на Мину и оставшуюся девушку-брюнетку. Она смотрела на Джейсона, почему-то очень желая, чтобы он сказал правду. Чтобы он сказал правду о том, что он не замешан. Что конечно он простой человек, который случайно оказался в этом дерьме. Ей хотелось верить, что все они – не виноваты.
-
Хороший пост Тира, очень хороший. Радует, что Элис всё-таки дойдёт до финала. И мне прям грустно от того, что я собираюсь сделать дальше :)
|
Эви даже не пыталась скрыть своё разочарование. Всё это отразилось на её миловидном личике, помрачневшим буквально за одно мгновение. Стоило ей услышать тихое и вкрадчивое "Эви". Это "Эви" она слышала уже тысячу раз. И всегда после него следовали одни и те же поступки. Джек... Он такой, какой есть. Никогда не изменится. Эта простая истина открылась ей не так уж давно, и чтобы это понять, ей пришлось испортить немалое количество своих нервов. Но сейчас... Сейчас ей стало просто всё равно. Единственное, о чём она сожалела, так о своих потраченных времени и силах.
Каждый раз. Она старалась каждый раз. Старалась красиво играть на публику в паре с Харпером. Старалась не злить его и даже потакать. Старалась вытянуть его из болота, куда он сам себя заводил. И если с первым пунктом всё выходило хорошо - они отлично сработались за эти месяцы, чего греха таить, - то с двумя другими всё было гораздо сложнее... Эви отпустила его локоть и вздохнула. Она ощутила себя... старухой. Нянькой. Женщиной, что не хочет отпускать от себя ребёнка и каждый раз волнуется за него, переживает за каждый неосторожный шаг. Ведь по сути он таким и был. Взрослым ребёнком. А она - несмотря на всю свою весёлую непосредственность, - обладала здравым, возможно, не по годам, умом. Может, ей суждено было встретить этого человека, чтобы повзрослеть самой?
Что ж. Если ты опять вздумал ввязаться в очередную авантюру - пожалуйста. Разве я могу сказать хоть слово против? В конце концов, это твоя жизнь и твоя карьера, а я только девочка на побегушках, дополнительные чаевые и бесплатный секретарь. Всего лишь голос разума, который ты, зачастую, не слышишь. Но... как хочешь, Джек. Я устала. Выбилась из сил. Я постоянно думаю о своём актёрском потенциале, переживаю, что слоняюсь по миру с тобой, в то время, как могла бы покорять сцену. Каждый день я вижу перед собой лицо Томми, вспоминаю о нём, волнуюсь, как ему живётся среди нашей непростой родни. Нервничаю. Дёргаюсь. Боюсь, что он тоже заразился этой страшной чумой. Боюсь узнать, что он умер... Но для тебя ведь всё это игрушки. Вся жизнь - игра. Да, Джек?
Незаметно от всех, Эви прячет лицо под капюшоном и утирает слезу.
***
По дороге на постоялый двор и Эви была достаточно молчалива, что так же было несвойственно ей. Печальные мысли заполняли её разум. Угнетали. Сжимали в рамки обыкновенных человеческих переживаний. Она чувствовала себя очень подавлено. Но даже сама не могла себе ответить, почему. Возможно, сказалась усталость и постоянные волнения за семью. Но такой грустной она давно себя не ощущала.
- Нам нужен номер, - заводит разговор Джек, отрывая её от собственных невесёлых мыслей. – Нечто особенное, уникальное. Феерическое. Следует учесть, что всё будет проходить в помещении… Что-то необычное. Казалось, он говорит сам с собой. Он редко рассуждал на тему своих выступлений, в этом преуспевала сама Эви. Обычно она предлагала ему внести в программу какие-то свои задумки, касающиеся её части выступления. И хоть она выступала как артистка одна, это не мешало ей придумывать всегда что-то оригинальное. Может, отличающееся какой-то деталью или даже костюмом, но что-то новое. Стоило Джеку сказать, что он планирует показывать, как ассистентка предлагала свои идеи, способные сделать номер Харпера ярче. Но сегодня у неё не было желания что-то выдумывать. Нетипичная для неё меланхолия.
- Не злись, Эви, - внезапно посмотрел на девушку он, слегка улыбнувшись, - Я знаю, о чём ты думаешь. Понимаю, что тебе это не нравится. Но на этот раз… Всё будет иначе. И подзаработать немного никогда не помешает, ведь правда? Эви уставилась на него таким взглядом, как будто у мага выросла вторая голова. Грустные мысли внезапно куда-то улетучились, и девушка заметно приободрилась. Её мнения он спрашивал редко - вернее, почти никогда, - и теперешнее его поведение о чём-то да говорило. Может, его мучает совесть? Ведь Эви не горела желанием идти на это мероприятие. Но Джек и совесть... Это было странно. Очень странно.
"С тобой точно всё в порядке?" - хотелось спросить ассистентке, но едва она открыла рот, как её собеседник ускорился. Ей пришлось догонять его, пытаясь не рассыпать всё, что они заработали за сегодняшний вечер.
***
Горячая вода стала для неё настоящим спасением. Сбросив пышный костюм и бельё, она погрузилась в горячую ванну, с наслаждением вдыхая наполненный ароматом лаванды пар и ощущая колючесть старательно подогретой воды. Уж за такие щедрые пожертвования она могла себе позволить понежиться в ванне, тем более, что подобный шанс выпадал ей нечасто. Ей нужно было расслабиться и выветрить голову от ненужных мыслей. Тем более, что к завтрашнему дню она должна быть во всеоружии - благоухать как цветок и очаровывать искренней улыбкой. Блаженство. Рай. Исцеление. Пузырьки покрыли водную гладь, как только девушка опустила под воду белокурую голову...
...Когда волосы чуть подсохли, Эви оделась и спустилась на первый этаж, где расположилась таверна. Всякие волнения только способствовали хорошему аппетиту. Впрочем, волнения уже прошли, а вот аппетит остался. Она могла бы попросить принести еду в комнату, но не захотела. Она не любила делать то, что могло бы сказать о ней, как о важной гостье. Даже если в этот период времени у них с деньгами было хорошо, она особо ими не разбрасывалась - зная, что чёрный день не за горами. Да и не только поэтому - не ощущала Эви себя той, кто выше служанок по положению. Конечно, её работа в корне отличалась от их, но она была такой же девчонкой из низшего сословия. И тщеславием не страдала. Наоборот, ей нравилось проводить время среди самых обычных крестьян и горожан. Здесь она чувствовала себя комфортно. Конечно, встречались всякие подонки, но в основном это были обычные работяги. Иногда она заставала какую-нибудь весёлую историю подвыпившего старика и с удовольствием её слушала, зная, что половина её - сплошная выдумка. Изредка заставала вечер танцев и с удовольствием приплясывала под аккомпанемент местных и иногда не самых лучших музыкантов. Возможно, дело было в том, что Эви любила людей, и неважно, из какого они были сословия.
Сев за столик, Эви очаровательно улыбнулась молодому бармену, проводившему её взглядом, и стала ждать официантку.
|
|
Как жаль, что жители Хэндистона, в свое время не озаботились возведением, хотя бы частокола вокруг своей деревни, и ограничились лишь хлипкой оградой. Кто знает, может быть сейчас, от него было больше проку. Видимо жители раньше не сталкивались с какой-либо серьезной опасностью. Возможно деревня была у черта на куличиках, лихим людям особо нечем здесь было поживится. Может быть по счастливой случайности звериные тропы также обходили эти места стороной. Может быть, хотя в это эльфу верилось слабо, жители Хэндистона уважали древний лес и не старались рубить вековых гигантов без веской на то причины. Кто знает, но это уже не имело значения. На хлипкую ограду неслись четыре десятка зеленокожих великанов, и не стоило возлагать надежды на то, что она задержит их хоть на секунду.
Три стрелы, с наконечниками излучающими тусклый лазурный свет, пронзили тьму и нашили свои цели. Беззвучно, не произнеся ни крика, ни хрипа, упали трое из детей болот, и больше не поднялись. Ночную тишину разрубил душераздирающий рев, переполненный ярости боевой клич орков. Исенгрйм уже не раз слышал его. Во время штурма Последней Крепости и когда орки нагнали его, полумертвого в лесу. Размахивая оружием зеленая лавина перешла на бег. Им больше не нужно скрываться, несколько минут, и они вороваться в деревню. Их слишком много, он один не справится со всеми. И скорее всего это лишь разведчики, скауты, посланные вперед основных сил орков. Чудовищный зеленый Левиафан еще скрыт, но скоро он явит себя, по приказу своего неуязвимого Вождя! В сознании эльфа промелькнула малодушная мысль, бежать, спастись, растворившись во мраке. Оставить лысых обезьян. Они проигнорировали унизительные мольбы лесного народа о помощи, теперь пусть столкнуться с последствиями своих действий! Флейта играет все громче, все отчётливей. Где то в глубине леса Инсенгрйму чудятся фиолетовые огни. Нет, он не убежит поджав хвост, проглотив свою гордость война! Гнев не позволил ему уйти. Он должен нести смерть оркам. Он хочет, чтобы они познали его боль. Но кроме гнева было еще другое более слабое и не понятное ему чувство. Несмотря на свое брезгливое отношение к людям, эльф не мог так просто бросить своих спасителей. Что это, пресловутая гордость и честолюбие Высшей Расы? Лесной брат не знал и даже не хотел об этом думать. Кузнец стоящий рядом с ним что-то прошептал и перекрестился. Наверное, взывает к высшим сакральным абстракциям. Как глупо. Эльф выхватил из колчана новую стрелу и наложил её на тетиву. Играй чертова флейта! Громче, еще громче! Пусть обильно льется орчья кровь в эту ночь. Выстрел, затем другой, третий. Лесной брат стрелял на приделе своих возможностей. Ослабшее тело ныло от боли, свежие едва зажившие раны, норовили открыться вновь. Но лазурные молнии эльфийских стрел находят свои цели. Звуки флейты, больше не были похожи на музыку, а скорее на ужасное завывание зимней бури. Исенгрйм потянулся было за еще одной стрелой, но колчан был пуст. Извергая проклятья, эльф схватил грубое копье, служившие ему ранее костылем и пронзил им самого прыткого орка, таким вот странным образом, оно и вернулось к своим создателям. Эльф сдернул со своей спины колчан и ткнул им в кузнеца.
- Мне нужно больше стрел человек! Стрелы!
Эльф говорил очень громко, пытаясь перекричать звуки чудовищной флейты в своей голове. Безумный взгляд стрелка наткнулся на стоящею неподалеку телегу. Эльф указал на нее кузнецу. Затем на хлипкую ограду. Наверное, Гарольд опять слышал непонятную тарабарщину на языке остроухих. Поймет ли он что хочет сказать этот странный эльф?
- Заслон! Преградим им путь телегами.
|
|
|
|
Улыбки озаряют лица людей, окруживших небольшую площадку перед магом. Ещё несколько минут назад - такие чужие, такие одинокие и мрачные, теперь они светились от счастья. Того мимолётного счастья, что способен подарить лишь неожиданный и яркий сюрприз. Это счастье было куда восторженнее, куда сильнее, чем то, что испытывали зрители в цирке. В такие моменты Эви ощущала себя на своём месте. Она чувствовала. Чувствовала настроение зрителей и впитывала его, и переполнявшая их радость передавалась ей. Эти восторги - такие яркие, запоминающиеся, острые, - так приятно пульсировали в её сердце. Особенно неподдельное счастье, написанное на лицах детей. Как правило, Эви трепала их по волосам или целовала в щёчку - родители не запрещали подобной невинности, тем более что она исходила от весёлой и ярко одетой ассистентки фокусника-иллюзиониста. Но было ли это тем, что хотела сама Эви?.. Да, танцевать и фокусничать на публике было её призванием, но время нещадно движется вперёд. А она нет. Её танцы, её трюки - всё те же... Не так давно ей исполнилось двадцать лет. Двадцать лет! Тот возраст, когда многие молодые девушки выходят замуж и определяются с целью в жизни. У дам рода Уоттерсов целью всегда было семейное дело, передавшееся из поколения в поколение. Никто никогда не хотел ничего другого. Эви стала единственной, кто пошёл наперекор традициям и покинула лоно семьи. И для чего?.. Для того, чтобы выступать в подобной же программе, только с другой труппой, состоящей всего из одного человека. Но она хотела совершенно другого!..
- С вами был я, Джек Харпер, и моя непревзойдённая ассистентка - Эви! Спасибо за внимание. Эви сделала изящный реверанс, заслышав коронную фразу. Это действие было отточено у неё до автоматизма. И продолжила собирать пожертвования. Судя по тяжести шляпки, - сегодня им очень повезло.
Задумавшись на какие-то секунды, она едва не пропустила одного человека. И поняла свою ошибку только когда в шляпу опустилось что-то увесистое. Она быстро пришла в себя и натянула привычную улыбающуюся маску, хотя мысли её были далеко от зрителей и этой площади. Мужчина, что бросил ей мешочек с деньгами, ответил на её улыбку и воскликнул: - Мистер Харпер!
Успев подобрать плащ и накинув его на плечи, скрыв тем самым яркий костюм, Эви проследовала за Джеком, которого увели подальше от толпы. Что-то ей не нравилось, как принимали ход события. Обычно такие разговоры тет-а-тет ни к чему хорошему не приводили и, как правило, заканчивались последующим приключением, из которого вытягивала Харпера, конечно же, Эви. Посему она встала чуть поодаль, с недовольной миной взирая на собеседников. Поначалу казалось, что и Джеку не нравится этот разговор, и у ассистентки отлегло от сердца. Больше всего ей хотелось сейчас прийти в номер и снять с себя костюм с пышной юбкой, и отложенный поход в гостиницу заставлял её нервничать. Как оказалось, некий Роннингтон возжелал видеть мага на мероприятии своей дочери, и Эви совсем уж было расслабилась. "Да он за эту дурь не возьмётся," - мысленно махнула рукой девушка, но тут вмешалось непредвиденное обстоятельство. Оно обладало чарующей улыбкой, длинными тёмными локонами и красивыми голубыми глазками. И вообще всеми достоинствами, какие только может иметь женщина для мужчин, показав их в своём глубоком декольте. "О нет..." Увидев, каким стал взгляд Джека, Эви тут же поняла, что дело дрянь. Если она не вмешается, им и правда придётся проводить время на этом празднике, и, самое ужасное, Джек как обычно оставит её одну в толпе гостей, а сам свалит с очаровательной красоткой. Нет, с неё хватило однократно такого опыта. Конечно, ей удалось развлечь гостей одной и оставаться центром внимания весь вечер, но Харпер поступил подло. Так она ему и сказала. Да. Только, видимо, мимо ушей пролетело. У него всегда мимо ушей пролетает, особенно когда он пьян. И этот раз мог стать таким же, как и прошлый.
- Знаете, нам вообще-то пора. У нас плотный график. Мистер Харпер - очень занятой человек, - взяла инициативу Эви и обхватила Джека под руку, крепко сжимая его локоть. У неё редко получалось его контролировать, но попытаться стоит. - Извините, мистер Роннингтон. Но вы ведь нас поймёте? Только не сердитесь, прошу! Мы уже обещали, и не можем взять слово назад. Эви откровенно лгала и улыбалась самой наикрасивейшей из своих улыбок, не забывая яростно тыкать Джека в бок. Пусть потом поорёт, но зато она спокойно проведёт вечер.
|
|
Попутчики выглядели совсем плохо. Браун понимал, что рано или поздно они могут сорваться и случится беда. В критической ситуации стараешься предугадать любое развитие событий. Больше всего настораживал Ата, переполненный пугающей решимостью - ему не составит труда избавиться от своих компаньонов, чтобы уничтожить конкуренцию и заполучить нужный ключ. Зачем? Может быть просто потому, что он может? Отто тоже мог сорваться - похоже, он ненавидел всех вокруг (включая себя), погрязший в своих заблуждениях. Наверняка он считал, что все они предатели и трусы, два раза подряд бросившие Лило, их проводницу и, можно сказать, спасительницу (а может и что-то большее для него?), сражаться с нечистью в одиночку. Такой человек может запросто решить, что никто из присутствующих не достоин попасть в Кьоль. На что же в таком случае он может пойти, чтобы всех остановить? Аннабелль выглядела не так угрожающе как мужчины, но от неё тоже можно было ожидать чего угодно. Пит не раз замечал намеки на безумие в её поведении, и хотя причиной этому могло быть постоянное напряжение и стресс, вызванные событиями последних дней, тяжкие сомнения всё же не покидали Брауна.
Подстегнутый своими опасениями, Пит попытался немного успокоить спутников, убедить их, что они все вместе смогут пройти внутрь, если с первого раза подберут нужный ключ. Он и сам в это верил, однако в то же время понимал, что может ошибаться. А что если вперёд сможет пройти лишь один? В таком случае это должен быть Браун. Именно поэтому он предложил свою кандидатуру в качестве испытателя. И он с готовностью бы пошел на этот риск, но.. не успел. Отто решил всё сделать сам.
Пит пристально наблюдал за движениями Отто. Сначала в голове воцарилась пустота, а спустя мгновение Браун осознал, что страстно желает, чтобы изумрудный ключ оказался неправильным. Но что с тобой, Пит? Ради этих чувств ты прошел весь этот путь? Что стало с твоей мечтой, искренне доброй и светлой? От такого лицемерия она превращается в дерьмо, вот что. И Браун решительно пресек злобу, рождающуюся в душе. Ему было очень страшно и холодно.
Грохот открывающихся дверей привел Пита в чувства, а слова Стража откликнулись нервной дрожью по телу. Ключ оказался верным, и Лило мертва. Браун не испытал ни радости, ни печали - только облегчение. Дорога открыта. Лило обрела покой. А не за этим ли девушка шла в Кьоль во второй раз? Не за своей ли смертью? И стоит ли в таком случае идти дальше? Даже Страж отговаривает путников от этого, а ведь они убили его детей..
Браун сомневался не долго. Достаточно вспомнить о своем прошлом, объективно оценить настоящее и представить будущее, чтобы понять, чего ты хочешь. Пита всю дорогу терзали сомнения о том, каким образом Кьоль исполнит его мечту, и на ум приходило два варианта - маловероятный и извращенный. Маловероятный подразумевал, что Кьоль наделит его силой изменить весь мир целиком, избавить его от страданий. Разве в такое можно поверить? Вряд ли кому-то это под силу. Гораздо проще изменить человека, извратить его мечту, исказить восприятие, помутить сознание, наделить его верой в то, что он достиг желаемого. Невообразимо страшно представить, как это может произойти, и чем обернется. Но другого пути нет, Браун уже был морально готов к любому варианту. Только с Кьолем у Пита есть будущее, и пусть Кьоль решит, каким оно будет.
-
Красиво. Обстоятельно. Логично. Хороший парень Пит - его я ненавижу меньше всего :)
-
Хорош. Впрочем как и всегда. Спасибо за персонажа, за хороший отыгрышь.
-
Отличный персонаж. Сколько раз я это уже говорила? Ну правда же.
|
Вконец измучившись, Аннабелль глядела онемело в темный коридор и казался он ей отражением ее собственной души – темной, грязной, холодной, измазанной чужой кровью.
Мама Белль, опомнись….Нет крови на твоих ладонях. Пропала, умерла, ушла к мечте – одно и то же. Никто не проклинает твои поступки сильнее тебя самой. Ты сама позволила приходить кошмарам.
Там за равнодушными стенами едва слышно заплакал младенец. Ее ребенок. Он знал, что она тут, что Мама пришла и встреча неизбежна теперь, и позволил себе подать, наконец, голос.
Избавься от сомнений – он зовет тебя. Ты познала тысячи страданий, твое сердце до сих пор рвут изнутри эти проклятые угрызения. Все закончилось. Это ли не знак, что ты должна быть там, куда удалось дойти?! Ты ведь веришь в знаки, так?
Напряженный взгляд внутрь темноты окрасила улыбка. Дурманящий аромат хвойных лесов, что окружали ее дом, трава как шелк, еда, добрые соседи – когда это перестало нравится? А когда полюбилось вновь? Все познается в сравнении, Мама…
Найдутся деревни, где ты еще нужна, где ты сможешь искупить свой поступок. Не стоит того твоя мечта и пока на тебе нет людской крови, вернись и живи, как прежде, не позволяй ничему больше затуманить свой разум. Молись и Он услышит, а если нет, значит, не пришло еще твое время, Мама Белль.
Невольный шаг назад и вновь оцепенело смотрит Аннабелль внутрь. Внутрь себя, не Кьоль – туда, где больше загадок и, наверняка, больше путей.
Но зачем возвращаться?! Там не ждут. Вот он, Исполняющий мечты! Протяни руку, дотронься. Хватит жадно всматриваться, просто ступай уверенно, как шагала до этого, не терзаемая сомнениями, ведомая мечтой. Прекрати думать о прошлом, ты уже не та. Нет тебе места в прежней жизни.
Пусть сдохнут те, кто посчитал ее недостойной своей мечты. Пусть сами извозятся в таком же дерьме, если посчитали этот путь легче остальных.
Но путь к справедливой мечте светел и радостен, Мама Белль. В нем нет удушливых болот и гниющих лесов, нет смерти на каждом шагу и десятков чудовищ, готовых тебя разорвать, чтобы остановить. Что, необходимо было испытать все это, чтобы стать матерью?! Сотни женщин избавляются от детей ежедневно, не желая обременять себя, а ты пошла на смерть, чтобы держать в руках тепло, роднее которого не будет. И хочешь отступить?!
Отнимет больше, чем даст….Что еще можно отнять у нее? Только воспоминания. Или Кьоль посягнет на ее мечту?! В груди, на месте равнодушного сердца, стало холодно.
Ты видишь свое семейное счастье за кровавым коридором? Видишь?! Тогда ступай без сожалений!
Еще не отдавая себе отчета в содеянном, Мама Белль повернулась спиной к прогнившему городу, где отчего-то исполнялись мечты.
Не ведаешь, что творишь!
Женщина шагала, как можно быстрее, удаляясь от проклятого места. Открылись глаза и приняли правду – не будет ей покоя нигде, но в пустоте сырой и пахнущей останками, тем более.
Дорога обратно всегда короче, Мама Белль, не сомневайся...
-
-
Сильно. Верю. Это значит что ты прочувствовала персонажа. Это значит что он живой...
-
Это правильный выбор. И пост красивый. Заметно, что решение принималось в процессе написания.
-
Одуматься никогда не поздно. Надеюсь, Аннабелль сможет вернуться домой.
|
-
+ За загадку! :)
-
Но никто не умрёт больше. Загадка разгадана, не удастся больше отведать сегодня крови ненасытному городу. Размечтался, как же. Она мертва. Грустно, бесконечно грустно.
-
Тяжелый выбор. До этого поста я даже не сомневался, как поступлю. А теперь вот сам не знаю, что делать дальше :)
|
|
|
-
А вот и первый арт) С нетерпением ждем вводных!
-
.
-
Красавчик, да))
-
Какого-то вампира напоминает ^^
-
Потрясающе!
-
Нужно больше картинок, рисунков самых разных!
-
Традиционно в восторге от иллюстраций :)
-
Клааассный!
-
Какой крутой ^^
-
Гавриил однозначно похож на Тёмного эльдара из вселенной Вархаммера 40к.
-
Чую, я несколько недооценил степень хардкорности этого модуля.
-
Отличный арт.
-
Продолжаем собирать коллекцию =3. Арт- это всегда приятно.
-
Я просто уже без ума от Гавриила.
-
просто шикарный рисунок*_* и вообще Мастер молодец
-
Долго думал, чего не хватает этой картинке. А потом понял - моего плюса)
|
Северная Леди надёжно спряталась пол плюшевой защитой одеяла, как она тогда думала. Мысли Ирвен были лишь о теперь уже бывшем Лорде-Советнике короля. Как же он был прекрасен, как хорош. Девушка практически не сомневалась, что он сможет остановить, в узком помещении, целую армию. Она часто наблюдала за тренировками между Уильямом и Брандоном. Это было захватывающим действом, да что там, леди росла, наблюдая за ними. Каждая дуэль и тренировка как замысловатый танец, движения которого казалось абсолютно невозможным повторить. Шах, взмах, отход и перекат, а после всё повторялось или дополнялось выпадами, пируэтами, что рисовали их тренировочные мечи в попытке достать противника, уколоть его по больнее, доказав превосходство лучшего мечника. Мысли девушки окрасились тёплыми воспоминаниями о прошлом. Прекрасном и беззаботном прошлом, в котором она была по-настоящему счастлива. Была прекрасной «дамой сердца», за право ужинать или гулять по саду с которой, и проходили эти невиданные большей частью двора поединки. И да, сейчас Северная Леди осознавала, какой безмятежной и глупой она была в своих надеждах, как заблуждалась, считая, что этот мир прекрасен и в нём нет зла. И, хотя, война не задела Аэдвер, но вернувшиеся после неё… все они изменились! Изменился и Мунлайт, что вынужден был замещать отца. Сильно изменился, настолько, что Ирвен даже не сразу узнала его. То странное чувство, что она испытала тогда, когда они с Браном приехали за ним и… ещё более странная просьба его отца. Теперь девушка поняла, в чём она заключалась, но оказалась слишком поздно. Им больше не по силам изменить что-либо. И предыдущей ночью она должна была достаться королю, а не тому, кто стал для неё её Солнцем, путеводной звездой…
Выбитая дверь заставила леди Ирвен вздрогнуть, но столь скудное освещение оставило это незамеченным для верзилы, что ворвался в комнату, хотя, поняв, что может стать отвлекающим фактором, девушка постаралась вести себя ещё тише и почти не дышать, лишь бы не повредить своим существованием своему возлюбленному. Все её мысли сошлись до банального страха и оцепенения. Её вера в Уильяма не покачнулась, но всё же она боялась за него, боялась, что его ранят. Звук удара клинков, лишь усилил её опасения. Неужели Брандон нашёл её, неужели её заберут во дворец и она превратится в наложницу для похотливого короля, обязанную до конца своих дней выполнять все, даже самые грязные желания монарха.
«Нет, нет, нет. Лучше я убью себя, чем достанусь ему. Ни за что я не буду с ним, только не с Брандоном, чего бы мне это не стоило!» Так думала девушка, вплоть до глухого удара тела об пол. Помимо своей воли Ирвен вновь вздрогнула и интуитивно зажала себе рот своими прекрасными ручками, дабы не закричать, ведь она не знала, кто был повержен. Её трясло, словно от лихорадки или озноба. Однако с трудом, но Северная Леди умудрялась сохранять практически идеальную тишину и не шуршать. А в некоторые моменты она даже переставала дышать, превращаясь в совершенно не шевелящийся комок из простыни и одеял.
«Меня здесь нет!» - говорила она себе. – «Я лишь постель, оставленная лордом, меня никто не увидит и никто не станет проверять, есть ли кто в скомканной груде пуха и льна!» - эти мысли помогли ей продержаться до момента, когда она наконец-то услышала слова любимого, которые пусть и пугали её, но говорили о том, что тот, кто ей дорог всё ещё жив и именно это было для девушки самым главным и волнительным моментом. «Он жив, он защищает меня, я… я так люблю его!» - с этими мыслями прекрасная леди Ирвен вновь провалилась в зыбкую дымку сна.
|
Огромная площадь кишела людьми как одеяло клопами в самой худшей забегаловке. Сравнение, конечно, было отнюдь не лучшим, но это первое, что пришло Эви в голову. Вероятно потому, что девушка впервые за долгое время смогла хорошенько помыться в приличной гостинице и привести себя в порядок. Последние месяцы путешествия оказались слишком выматывающими, и дни, что они провели в дороге, были пропитаны сплошным негативом и расстройствами. Эви готова была признать, что вина за все ссоры лежала исключительно на ней, но у неё была на то причина. Девушка вытащила из кармана юбки маленький портрет, что носила всегда с собой, и, не общая внимание на прохожих, поцеловала крошечное лицо, изображённое на нём. Ей было больно. Слишком больно, чтобы говорить об этом и слишком больно, чтобы не кричать. Разрываясь между работой и семьёй, она всё же выбрала работу и отложила своё возвращение. Но мысленно всегда находилась рядом с Ним. Думала о нём. Думала о странной хвори, что могла настигнуть и забрать его жизнь так же, как унесла жизни многих тысяч поданных Альянса. И каждый день она утешала себя тем, что Томми находится с семьёй, а они всегда в движении и могут просто объезжать особо опасные поселения. Это соломинка, за которую она хваталась, успокаивая себя.
Время идёт. Джек медлит. Эви убирает портрет обратно в карман и внимательно следит за его лицом. Не время, чтобы предаваться своему горю. И в тот же момент - самое оно. Сейчас, стоя посреди многолюдной улицы, она ощущала себя как никогда одинокой. Вокруг неё кипела жизнь, сотни голосов роились вокруг неё плотным туманом, устилал мостовую ковёр из топота сотен ног. Каждый человек, что проходил мимо, был полностью поглощён своими проблемами, включён в какие-то разговоры, имел своё собственное настроение. Это был рой. Настоящий пчелиный рой. И каждая пчела, как в улье, имела свою определённую функцию, не связанную с деятельностью других пчёл, и при этом оставалась со всеми единым целым. Но Эви ощущала лишь отрешение. Вероятно, как и многие, кто проходил мимо неё, ведь в подобные моменты ты остро ощущаешь лишь своё существование, настроившись на свои, иногда весьма печальные, думы. Но подождите. Кажется, она вновь отвлеклась.
И в этот миг в темнеющее небо устремляются вихри сияющих искр, окрашивая его яркими цветами и превращая его в чистое полотно в умелых руках художника. Пальцы Джека едва видимо перебирают воздух, а глаза смотрят вверх, на собственное творение, как и сотни пар чужих глаз. Слышатся удивлённые и пугливые возгласы, сменяющиеся криками восторга. Эви не могла не улыбнуться. В такие моменты она всегда улыбалась и радовалась за тех, кто видел это шоу впервые. И печаль, что зрела в её душе, улетучивалась. Наступал момент того самого волшебства, когда можно было забыть обо всех проблемах и поддаться радостным эмоциям, обуревавшим в этот миг большинство зрителей. Эви была счастлива, что была частью этого спектакля и могла помочь людям отвлечься. Дарить радость было её призванием.
Взгляды иллюзиониста и ассистентки встречаются, и он делает едва заметный кивок. Команда, без которой Эви не посмела бы выйти на "сцену". Но она и так знает, когда её выступление. За всё время их совместной работы она выучила весь сценарий наизусть. Но, похоже, Харпер не спешил доверять ей в этих вопросах, но Эви и не злилась. На подобного чистоплюя грех злиться - только нервы себе испортишь. И вот выходит она. Сбрасывает тёмный плащ, что до этого покрывал её плечи, и в пару прыжков достигает свободного пространства вокруг мага. Картинка, проецируемая Джеком, сменяется, и на фоне тёмно-синего неба предстаёт изображение принцессы. Она заточена в башне, она плачет, она мечется, а в окно заглядывает злобная морда дракона. И Эви, с необыкновенной точностью, повторяет все её действия. Прикладывает руку ко лбу, изображает горе, двигается в такт её движениям. Всё это занимает не более нескольких секунд, и на "картинке" вновь появляется главное действующее лицо в виде рыцаря. А Эви не останавливается. Изящное па, и она оказывается лицом к лицу со зрителем. В её руках неожиданно появляются шары для жонглирования, и артистка, продолжая танцевать, жонглирует и скользит по краю импровизированной сцены, не забывая дарить публике самые искренние и весёлые улыбки. История всё ещё рисуется на небосводе, подводя к финалу, и через пару минут Эви достанет шляпу и пойдёт по второму кругу, держа её наоборот и собирая деньги. В этот раз сборы не должны подвести. Хоть ситуация в странах и критическая, но очаровательная улыбка способна внести в пожертвования существенный процент.
-
Замечательно.
-
Интересный персонаж.)
|
ссылкаУтро того самого рокового дня встретило Селину обыденностью и спокойствием, но то оказалось лишь затишье перед бурей. Перед смертью и кровью, что обрушились на ее народ, пока сама девушка занималась обыденными и привычными для себя вещами. В ту самую секунду, когда она готовила похлебку, где-то на ее земле проливались реки крови. Где-то вдалеке крики о помощи обращались во все стороны и не находили адресата. Боль, что осталась без ответа. Смерть, о которой ей только предстояло узнать. Птичий ворчливый вскрик заставил вздрогнуть эльфийку, что слишком привыкла к одиночеству. То был ее Ворон, верный друг, что наблюдал за ней наклонив голову. Несколькими днями ранее она отправила его за новостями домой, и тот наконец вернулся. - Вот ты где, негодник,- приветливый взгляд и спокойное обращение. Ворон гаркнул громче, тревожнее. Выпрямил гордо голову, вспорхнул и приземлился прямо посреди стола с разложенной едой. Часть приправ, метнулось в воздух, просыпаясь со стола. Селина удивленно и раздраженно махнула рукой, пытаясь согнать птицу. Но та снова каркнула, оставшись на месте. Селина заметила письмо, надо же столько шума из-за новостей. Друидка отвязала непривычно свернутый кусочек бумаги, будто и вовсе его передавали в спешке. Теперь-то она заволновалось. Но было уже слишком поздно. История ее народа затухала, навсегда уходя в небытие. История, оставившая багровый след посреди спокойствия леса. Обломки ее истории. Обломки ее жизни. Ее самой. Первый порыв- мчаться на помощь, искать выживших. Собираться на войну, даже если и самой суждено было погибнуть. Так или иначе сборы заняло некоторые время, и у Селины появился шанс все хорошенько обдумать. И если целая армия ее народа не остановила вторжение, что сможет сделать она одна? Она выжила волей судьбы, благодаря лишь простому везению. Сколько времени летел ее ворон с новостью? Вскоре удача отвернется и от нее, если оставаться на месте. Эльфийка написала предупредительную записку своей знакомой ведуньи. В прошлом ее прогнали из поселения, не сумев прогнать из лесу вовсе. Прогнали подальше за инакомыслие и радикальность мышления. Селина знала ее долгое время. И понимала, что если бы не собственное одиночество, то тоже сторонилась бы странную мрачную, по их меркам, старуху. Но эта самая старуха многому научила ее саму, и Селина отплатила той же монетой. Отправила своего ворона с вестями к ней. Иначе та рисковала встретиться с нежданными гостями перед собственной смертью. - Найди меня после,- прошептала вместо благодарности и прощания друидка. Она верила, что животные, и птицы в том числе, понимают куда больше. И слова необходимы далеко не всегда. Бегство заняло несколько дней, а то и недель. Природа раскрывала всю свою красу в увядании. Повсюду ее окружало всех оттенков золото листвы, сквозь которую лишь однако проглядывались незначительные изумрудные крапинки. Атмосфера привычного леса нашептывала о спокойствии и безмятежности. Селина так и не поняла бы от чего бежит, если бы не пара случайно встреченных ею орков. То были не слишком сообразительные и отбившиеся от основной группы вояки. Лес, скорее всего, казался им однообразным, где каждая роща не отличается от предыдущей. Они не видели знаков, не чувствовали единения с духом леса. Селина посчитала их глупцами, некоторое разглядывая грубую кожу доспехов, неухоженный местами заржавевший метал оружия. Друидка вышла на поляну, разглядывая незнакомцев почти по-звериному наклонив голову. Тогда верх над ней взяла слепая ярость. Она прошептала, скорее даже прошипела, на незнакомом для них языке. В тот момент, когда ее заметили, в орка покрупнее летела багровая стрела. То был бурый, похожий на ржавчину оттенок. Цвет крови, что застыл на темном камне, становясь похожим на грязный грубый янтарь. Тупая морда с выступающими клыками успела зарычать, прежде чем тело самого война начало сгнивать заживо. Злоба исказила ее, но не страх. Орк сквозь боль попытался настигнуть ненавистную эльфийку. Но не успел, неестественно завалившись на бок. Часть органов, необходимых для жизни, просто напросто сгнило, оставив в неестественно огромном теле дыру, из которой сочилась темная кровь. Второй орк был чуть худее и значительно выше. Тот успел уклониться от магической стрелы, напав и оглушительно закричав. То была угроза, воинственный клич. Ему Селина отрубила голову. Сначала лезвие вошло в шею чуть больше, чем на половину. Второй удар завершил начатое. Тогда-то у нее и появилась странная идея с насаживанием голов на самодельные пики. Она поступила так с обоими врагами. Пусть чуждый народ знает, что лес никогда не станет их домом. Мстительное сердце Селины ликовало. Но то была лишь капля в море. В ее собственном море крови. Владения людей начались для Селины внезапно. Пустота пейзажа будто обрушилась на нее. Деревья вокруг просто напросто отсутствовали и укрыться было негде. Лишь поля, из года в год обрабатываемые земледельцами. Тогда друидка и помыслить не могла, что простой люд, живший лишь честным трудом, сможет оказаться столь жесток. Они гнались за эльфийкой, как за диким зверем. Будто охотники, загонявшие дичь. И если бы не пустота в их взгляде, Селина предпочла бы их все перебить. Ради чувства справедливости, чувства собственного достоинства. Но ей показалось, что они напуганы чем-то. Быть может, поджидали чего-то, что приходит к ним в ночи. Чего-то страшного, о чем она даже не подозревала. Селина смягчилась, оставив шумящую толпу позади себя. Предоставит ли ей судьба еще один шанс? Темное зёво пещеры поглотило ее. Селина шла, будто заколдованная рассматривая зловещие знаки, пытаясь их понять, расшифровать. И все понапрасну. Любопытство подталкивало куда-то вперед наравне с какофонией людских криков позади. Обрывки фраз на незнакомом языке сливались. Ясна была лишь угроза, что те несли в себе. Эльфийка даже дотронулась в каком-то странном для себя порыве до светящихся надписей. Но не почувствовала ровным счетом ничего. Что ж, быть может это ее судьба. И она встретит ее достойно. Щелкающие хищные звуки заставляли сердце друидки сжиматься в страхе. Она вновь стала добычей. Дичью, что следовала в умело расставленные силки. Но Селина преодолела страх, аккуратно шагая в полумраке и готовясь к самозащите. Быть может, она победит жуткого монстра или некроманта его призвавшего, и люди придут в себя. Извиняться, нарекут ее своим героем. Кто знает. Оставалось лишь надеяться на лучшее.
|
-
Чувак, я не знаю кем ты был на Земле, но явно не спортсменом. Упасть на ровном месте и сломать ключицу с ногой – это надо очень постараться. Временный эффект «неудачник» на 10 ходов. Бонус на любые физические броски -10. Ладно-ладно, я всё понял))) Ну а пост плюсую другой, потому что он крайне красивый.
|
К загадкам у северянина было двойственное отношение. С одной стороны - когда-то давно, еще в детстве, в Дерлане, долгими зимними вечерами малышня частенько развлекалась игрой в загадки. Да и взрослые тоже питали к этому виду устного народного творчества некоторую склонность. Загадки разного рода постоянно фигурировали в сказках и сказаниях, в песнопениях бардов, загадки загадывали храбрым героям прекрасные красавицы и ужасные чудовища. Но то были северные загадки, если можно так выразиться, загадки, построенные вокруг понятных северянам вещей, построенные по определенным правилам. Дурным тоном считалось загадывать что-то такое, чего собеседник никак не мог знать, а еще хуже было - составить загадку без подсказок, ведь мастерство отгадчика заключается не в том, чтобы угадать, а в том, чтобы найти ключ. С другой стороны - южане загадывать загадки не умели. Загадывающий загадку южанин совсем не беспокоился о том, можно ли ее разгадать - напротив, старался сделать ее как можно более невнятной, непонятной и запутанной. У них даже в сказках такое сплошь и рядом случалось - хитрован-герой, загадав "что у меня в карманчике" обманывал страшного демона. По понятиям северян же такая загадка и загадкой-то не считалась - считалась издевательством, и на месте демона любой северянин, забыв про загадки, просто наказал бы наглеца. Вот и сейчас, стоя перед дверью, Льёт гадал что его ждет. Должен ли он найти ключ по подсказке, которую пока не понял? Или перед ним очередное южанское "пойди сюда, не знаю куда"?
Четыре камня, четыре источника энергии. Алый рубиновый, лазурный сапфировый, цвета листвы изумрудный, бесцветный бриллиант. Надо то ли выбрать какой-то один, то ли выбрать правильную последовательность. И черт его знает что именно. Рубин Льёта не привлекал вот ни разу. Слишком агрессивно. Агрессию нужно скрывать, смирять и выпускать на волю только в нужный момент - а иначе от нее мало толку. Изумруд тоже не особо возбуждал. Мир, покой, возрождение жизни - все это для целителей и для женщин. А Льёт не был ни целителем, ни женщиной. Мир и покой он воспринимал сугубо в утилитарной форме - как нечто, необходимое для отдыха, исцеления и подготовки к грядущим сражениям. Сапфир был чуть ближе по настроению. Монолитная, уверенная в себе сила - такое Льёт уважал. Чем-то таким мечтает быть любой воин, любой маг, любой адекватный человек, стремящийся к силе и власти. И, наконец, бриллиант. Бриллиант эмоционального окраса не имел - и этим отличался от остальных. Может быть, в этом-то и ключ? Если бы требовалось выделить из четырех камней самый непохожий на остальные - ответом точно был бы бриллиант. Однако, с другой стороны ключ может быть совершенно иным. Изумруд четко ассоциируется с целительством - есть такой факультет. Рубин с разрушением - такой факультет тоже в наличии. Может, нужно выбрать камень своего факультета? Но вот незадача - какой из камней алхимический, а какой - мистический? С одной стороны - алхимики не имеют дела с конкретными стихиями, значит и камень у них должен быть бесцветный. С другой - алхимики варят зелья и вообще про жидкости много знают, следовательно сапфир им тоже подходит. Мистики в каком-то смысле тоже не оперируют прям таки стихийным волшебством, просто взаимодействуют с энергией - так что бриллиант вполне по ним вариант. Но ведь и сапфир по духу тоже огого как подходит - все эти правила Мордекайнена, вся эта холодная голова и уверенность в себе...
Итак, с точки зрения факультетов и эмоций - подходили сапфир и бриллиант. С точки зрения метода исключения - подходил бриллиант. Два к одному. Оставался еще шанс того, что надо выстроить последовательность - но Льёт решил на этот шанс наплевать с высокой колокольни. Слишком муторно. Льёт не мог знать, сколько времени уже прошло. Но он прекрасно знал, что выбор надо сделать. Какая-то слабая его часть очень, очень опасалась ошибиться и настойчиво требовала подумать - но северянин не был бы северянином если бы не мог решиться на риск. И молодой маг, уверенно и решительно, потянулся к бриллианту.
|
Эния усмехнулась и хитро поглядела на телохранителя поверх своей чашки. - Не забывай, что я иногда копаюсь в твоей славной голове, дорогой брат. У тебя там, - она постучала пальцем по собственному лбу, -нет плана получше. Ты хотел управлять со мной имением отца, пусть даже невидимо для остальных. Так почему противишься моему решению? Мне необходимо захватить здесь власть как можно скорее. Она в задумчивости постучала ногтями по прекрасному и баснословно дорогому фарфору чашки. - Откровенность за откровенность, Нуар. Как ТЫ видишь нашу дальнейшую жизнь? Под началом Олоиса? Пф, смешно, не находишь?
О, у Энии была просто потрясающая способность незаметно и непринуждённо уходить от прямого ответа на вполне недвусмысленно поставленный вопрос. Нуар проигнорировал высказывание относительно прозрачности содержимого собственной головы, задумавшись, впрочем, как бы точнее сформулировать суть своих претензий. Ещё совсем недавно, стоя у окна, он был переполнен яростью, объят праведным гневом и полон решимости выплеснуть всё это прямо ей в лицо, но теперь… Эния умудрилась повернуть беседу таким образом, что все его слова превратились внезапно в нытьё и пустые сверх всякой меры жалобы. Этим искусством она владела не менее безупречно. Казалось бы, можно было считать конфликт абсолютно исчерпанным, но Нуар думал иначе. Странное настроение толпы за окном передалось и телохранителю. Хотелось улучшений, перемен или, хотя бы, призрачных надежд на светлое и безоблачное будущее. А ведь действительно… Аксидий совершенно не представлял их дальнейшее сосуществование. Чем всё это закончится? К чему приведёт? Нуара этим вечером беспокоили совершенно несвойственные ему размышления над вопросами такого рода. Он не мог вечно быть её телохранителем, не мог постоянно находится в тени. Хотелось когда-нибудь выйти на свет. Да, ему нравилось текущее положение дел, это было чертовски приятно, но… Не могло продолжаться слишком долго. Аксидий понимал, насколько нелепо выглядит со своей попыткой «демонстрации чувств», поэтому решил прибегнуть к столь понятным Эние доводам логики, которыми она сама умело манипулировала: - Ты могла бы найти куда более выгодную партию. Человека, действительно имеющего влияние при дворе, из более уважаемой семьи. Менее смазливого, чёрт побери. – не выдержав, выпалил он.
- Ах ты мой дорогой ревнивый братик, - Эния, неожиданно переполненная нежностью, поднялась и спустя секунду уже заглядывала Нуару в глаза, хитро прищурившись и обезоруживающе улыбаясь. - Настолько ревнуешь, что хочешь подложить меня под одного из старых лысых приближенных короля, - Эния провела пальчиком по упрямым губам Аксидия, - который, к тому же будет настолько умен и опытен во всякого рода интригах, что без труда сделает меня, не говоря уж о тебе, своей комнатной леди. Ты этого хочешь? - руки скользнули чуть ниже и Тинтур приобняла телохранителя за шею, заставляя взглянуть в свои глаза.
Как можно было ей сопротивляться? Аксидий утопал в изумрудных озёрах чарующих глаз, чувствовал лёгкое прикосновение руки к своей оголённой шее и понимал, что вновь теряет нить беседы. Из последних сил цепляясь за обрывки своих мыслей, Нуар хрипло проговорил: - Ты могла бы… - замолк, собирая в кучу осколки разбегающихся мыслей, - Придворные чиновники вовсе не столь проницательны, и ты это прекрасно знаешь… - вновь замолкает, не выдерживая укоряющего изумрудного взора. Не оставляет, впрочем, попыток: - Да кого угодно, только не этого смазливого франта! – выкрикивает наконец он то единственное, что ещё крутилось на языке. - Чшшш... - губ Нуара легко, но требовательно коснулись теплые пальцы, затем на смену им пришел поцелуй. - Тише, - говорила Эния сквозь прикосновение губ, - мы все уладим, - и снова протяжный и легкий, едва заметный, поцелуй, - сейчас не время для свадеб, - увлекая Аксидия ближе к обитому голубым зеленым бархатом дивану, шептала леди Тинтур...
|
|
Сэмюэль лишь улыбнулся недоброй своей улыбкой, когда Лило оказалась висящей на нём. Он знал что она не человек. И это его, почему-то совершенно не пугала. Наоборот, как-то... Притягивало. Эта её сила, скорость и звериная жестокость. Это существо, кем бы оно не было, выше людей. Она с легкостью может забраться на "вершину мира" и ей, слабые и никчемные людишки, будут поклонятся, словно новому божеству. Возможно так и есть.
Дальнейший путь, группа шла не проронив ни слова, впрочем, как и обычно. Всех устраивало такое положение вещей. Все чувствовали приближение к цели. Все хотели насладится этим моментом, проникнуться им. Словно всего этого они добились сами. Сами прошли весь этот путь. Словно они что-то могут и значат. Но нет. Каждый из находящихся здесь никто и ничто. И не продвинулся бы ни на йоту, к заветному городу, если бы их не вела и направляла эта таинственная незнакомка. Каждый из нас, лишь жалкая крыса, только и способная, воспользовавшись слабостью и доверием самого близкого человека, нанести ему удар такой коварный и подлый, что даже черти в аду, раскрыли рты от изумления.
И ты такой же, Сэм.
Только вот его не мучают угрызения совести. Нет! Его уничтожает и сжигает изнутри, осознание собственной ничтожности и слабости. Должен ты чего то стоить, а не кучи вонючего гуано.
Снова очередное препятствие встало на пути прокаженных. Рыхлый деревянный мост, с рекой смерти под ним. Ну что и кто сможет перейти его, не держась за ручку среброволосой дамы? А позади появилась смерть в новом обличье. Надо сказать, в таком интересном образе она ещё не представала. Так явно лучше, нежели старуха с косой. Скомандовала, Лило уходить нам, смертным букашкам, а сама будет сражаться со смертью, один на один. Ну что Сэмюэль, умрешь ты как обмочившийся зеленый юнга, в ледяных водах или же покажешь, пускай в последний раз, что ты настоящий "Морской Волк"? Парень в капюшоне, что всё время где-то пропадал, с этой загадочной дамочкой, шагнул вперед... Не знаю, что там происходило пока они были одни и что их связывает, но он решил что может что-то противопоставить новому грозному противнику. До того, как он успел сделать ещё шаг, мощная рука схватила его за ворот и потянула назад.
- Ты дорогой ошибся, тебе в другую сторону.
И пускай он не поймет что ему сказал чернокожий гигант, но то что он вышел за него, на бой со смертью, он понять должен. И это не какой-то там акт благородства или что-то ещё. Просто Сэм должен доказать себе, что "крысинный путь", на который он вступил, когда убил Эдварда, лишь сделал его сильнее. Вспыхнули вокруг образы всех загубленных пиратом душ. Кровоточащие раны, распухшие тела, с потоками воды, выливающимися изо рта, при попытке что-то сказать и девочка. Та самая сгоревшая девочка с угольками вместо глаз. Ждешь. Ну жди. Жди...
Привычная злобная ухмылка появилась на испещренном шрамами лице негра. Повернув голову к Лило, он обратился к ней: - Спорим, что я нанесу ей смертельный удар?
Улыбка пропала с лица и словно поменялась маска. Теперь это гримаса ярости с глазами смерти. Пират рванул к противнице кинжалами рубя летающих крыс, желая добраться до "крысиной королевы", что бы отделить её голову от тела и зрители из сотни мертвых душ, выли в адском хоре. Наконец-то мир приобрел цвет. Красный...
-
Отчаянно и глупо. По-пиратски :)
-
Пока, Сэм. Хороший пост, впечатляющий.
-
Красный цвет мира. Хорош же негр был, эх.
|
Ильва
Врезалась острая коленка прямиком в пах Гайсету. Наверно, в какой-то миг, он успел пожалеть о том, что не докладывал девушке в кормушку. Хриплый вдох и падение. Он не успел закричать. В момент, когда поломанные длинные ногти впились в его глаза, он не издал ни звука. Лопнули глазные яблоки под пальцами, как спелый виноград, и лишь только затем издал тюремщик пугающий вопль. До сознания Ильвы донеслись его последние эмоции и ощущения. Боль, страх, отчаяние. Ни единой мысли, лишь всепоглощающий ужас. Затмил рассудок. Разум, что спустя секунду был сожжен дотла. Кровоточили уши, а кровь из носа целиком заливала подбородок. Оставалось лишь пожалеть о том, что он умер в этот миг. Слишком быстро, не успев захлебнуться собственной кровью.
Сиици - издал сам воздух. Мельтарумы приготовились атаковать. Лили кричала и плакала.
Ричард Асхелл
- Давай, Дерек! - раздался властный голос Ричарда. С немыслимой скоростью взметнулся меч. Юноша не смотрел куда бьет, но он точно знал, кто станет его целью. Ближайший мельтарум, что пытался атаковать в одну секунду лишился головы. Дерек было повернулся ко второму, но Ричард покончил и с ним. Почти одновременно с ним пал и третий маг - один из лже-гертрамцев вытащил из-за плаща заряженный арбалет, и сделал точный выстрел, в миг расколов белоснежную маску. Остальные занялись обычными солдатами, тут же показав, что значит дельтульская подготовка. Эффект неожиданности сыграл огромную роль. Еще не успели оголиться клинки, как двое солдат уже были повержены. Не ожидав атаки со стороны союзников, другие попытались переключиться, но Ричард был неумолим. Не проверяя, добил или нет, он резал и рубил всех, кто попадался под меч. За ним даже не поспевал Дерек, чей зачарованный меч мог рубить сталь, будто масло. - Ричард! - из запала битвы вырвал крик брата. С той стороны, что должна была быть прикрыта, последовал немилостивый толчок, заставивший припасть на колено: Дерек в ту же секунду, выгнувшись дугой, рухнул на пол. Асхелл не успел понять, что произошло, но судя по тому, что двое его людей бросились на последнего мельтарума, становилось понятно, что дело было в нем. Прежде, чем мельтаруму отрубили руку, а затем и голову, он забрал с собой еще одного дельтульского солдата. Тот же удар, что и по Дереку достиг головы, и мужчина упал, будто марионетка, лишенная связывающих ее нитей. Победа. Бой закончился. За какие-то секунды. Павший дельтулец, в своих доспехах, слился с врагами. Кто-то еще издавал предсмертные стоны, но воины Ричарда быстро покончили и с ними. Спустя еще пару секунд создавшуюся тишину прерывали лишь тихий детский плачь и звон брони по камню - Дерек бился в немилостивых конвульсиях. - Боги… Рич…арт… - Дерек извивался, будто отрубленный хвост у ящерицы. Дергались пальцы, дергались веки. Спина изгибалась, а руки с ногами даже на ощупь походили на палки - так сильно они были напряжены, - Я… в… норме… Пытался говорить юноша, но мышцы шеи так же хаотично сокращались, мешая ему издавать звуки. Обнаженная девушка за секунду была взята на прицел теми, кто выжил.
- Что здесь происходит, лучаровы вы отродья?! - возмущенно крикнул старый пленник, изумленно глядя на бойню, - Кто вы такие?!
|
Меня расстроила смерть Веги. Да, она сказала, что ей плевать на меня. Значит, мне должно было плевать на нее. Но я так не умел. Я не умел не обращать внимания на чужую жизнь… Сняв свой шутовской колпак, я пытался нащупать в нем ключ. А вдруг? Если карта оказалась на животе Ганса Мюллера, когда тот о ней и не подозревал, то вдруг ключ окажется в моей любимой шапке? Ведь двери таких же цветов - черный и красный. Зачем она забрала Вегу? Нам же ведь не нужна была дорога в Кейл – Эми ее и так запомнила. Зачем?.. Я все пытался нащупать ключ. Густав Кроц схватил девочку, потащил ее с собой. Мы должны убить ее, чтобы получить ключ? Зачем? Зачем столько убийств? Может, он просто зашит в мой колпак. Эта головоломка была куда веселее. Веселее и интереснее всей этой дурацкой дороги в Кейл. Ключ в моей шапке – хаха, Лэнс даже и не думал! Вот это розыгрыш! Но, кажется, его там не было… А я искал. Лучше бы он был там. Мое сердце обливалось кровью. Убить девочку?.. Да, Густав Кроц, я был согласен с тобой. Оно того не стоило. Это неправильный ключ, дурной. Лучше пускай я его найду в шапке. Руки тряслись. Я стоял на коленях в грязи, вертя колпак в руках, отчего так отчаянно звенели его бубенцы. Давай же, где-то там… Но его там не было. Его там не было… Двадцать одна.
И тут вдруг заговорила Виранта. Ее тоже трясло – я видел, как ей страшно. Встала прямо напротив дула пистолета. Распрямив грудь. Гордо. Хотя и дрожала от ужаса. Панацея! Да, как же я не догадался – вот как она могла убить кого-то! Только ради того, чтобы спасти множество других… Чтобы спасти всех от этой гадской чумы. Бубенцы замолкли. Я, наконец, отстал от шапки. Господь Милосердный, до чего ж она была права. И как же она была сейчас сильна! Ее взгляд, ее эмоции! А Густав Кроц – даже на его щербатом лице, больше напоминавшем древесную кору, нарисовалось чувство. О, как он не хотел отдавать Эми! Как он не хотел лишаться этого последнего, выдуманного волоска, соединявшего его с человечностью. Уилл был бы счастлив это видеть. Он бы написал об этом моменте целую пьесу – ему такое было по душе. И пьеса вышла бы отличной, пускай и несколько сумбурной. Отдать девочку ради всех остальных. Убить невинное дитя. А она вся сжалась, боится… Здесь всем страшно. Страшно даже мне. Эмоции можно грузить бочками. О да, старина Уилл поставил бы шикарную пьесу. Мне даже представились мальчики-глашатаи на улицах Лондона: «Новый спектакль! Новый спектакль! Вход всего за два шиллинга! Трагедия в трех действиях! «Кейл!» Жуткие убийства! Кошмарный выбор! Постановка Уильяма Шекспира! Приходите в Лондонский Театр на Уайтбридж стрит! В роли Лэнса – Лэнс Коэн!» Я усмехнулся, надевая свой колпак. О да, сыграть самого себя – вот это было бы действительно невероятно.
Ноги подгибались. Я сам не заметил, как поднялся из грязи. Сейчас был мой выход – я чувствовал его своим актерским сердцем. Пора было сыграть и Лэнсу… Густав Кроц переводил дулом с Виранты на меня и обратно. О да, я был опаснее всех. У меня ведь был пистолет. Медленными, плавными движениями я сбросил портупею со шпагой в грязь. Руки тряслись, пальцы еле слушались, но я твердо смотрел Густаву в глаза. И еле заметно грустно улыбался. Следующим на землю полетел мой синий кафтан с серебряными пуговицами. Под ним был только камзол, на голое тело. Нашему Театру-На-Колесах не хватило на рубашку денег. - Друг, - вкрадчиво сказал я, аккуратно, очень медленно вынимая пистолет. – Виранта права. О Боже, какое у нее было красивое имя! Я вытянул пистолет рукояткой вперед. Очень медленно перебрал пальцами, держась теперь за самое дуло. Ствол целил мне в грудь. - Но решаешь ты, а не мы. Ты нас всех здесь перебьешь, если захочешь. Я приблизился к Густаву на один плавный шаг, держа пистолет рукояткой вперед на вытянутой руке. Другую руку я выставил в сторону. - Девочку уже не спасти. Никак, - я улыбался, но из глаз почему-то пошли слезы. Я сделал еще шаг. Смогу ли я перебросить пистолет, схватившись за рукоять, взвести замок и попасть до того, как он нажмет на пусковую скобу? Нет. Я же просто актер. А он – боец. Я очень надеялся, что он это понимал… - А Виранта действительно мечтает о панацее. Посмотри на нее. Посмотри… Я говорил очень тихо, делая еще шаг. Мой взгляд упал на леди, стоявшую рядом. Бедная, она так тряслась. Еще шаг – и вот я уже загораживаю ее от выстрела. Не знаю, зачем… Так и так ведь умирать. - Ты правда думаешь, она убила кого-то ради себя? Ты правда так думаешь, Густав? По моему лицу текли слезы. Смешиваясь с размазанной по нему краской, они падали с подбородка алыми каплями. Рука с пистолетом дрожала. Ну что тебе еще нужно? Бросить пистолет на землю? Там грязь, и ты не сможешь им стрелять. На, возьми. Возьми и решай сам! Головой! А не мечом и пистолетами! Еще шаг. - Друг. И ведь никто не запретит тебе самому войти в Кейл. И… я… Я шмыгнул носом. Еще шаг. Позади уже совсем громко выла орда безумцев. Скоро нас попросту сожрут, как ту несчастную девочку. Он этого хотел? - Я не убийца… - веки непроизвольно сжались, смаргивая слезы. Лицо напряглось от боли. – Я не убийца… Джима убила чума.
-
Хм, полагаю, Уилл бы, это тоже заценил )
-
Великолепно. В любом случае, получится просто феерический финал.
-
Т_Т
|
А Густав Кроц, поднимаясь на ноги, посмотрел на собравшихся тяжелым взглядом. Странное было это выражение. Словно он знал что-то такое, чего не хотел бы знать, однако уже было слишком поздно. И мысли эти съедали его изнутри, будоражили разум. - "Герр Густав"... Gefickte scheisse, - он что-то пробормотал, извлекая на свет свой тяжелый полуторный меч. Ружье лежало у ног мужчины, но он не тянул к нему руки. Полоса стали описала полукруг, словно бы наемник подзабыл его вес и теперь вспоминал, приноравливался. Удивительно, но слова Веги его подкосили. Те самые, которые она шепнула перед тем, как сесть за стол к гадалке. Равно как и ее смерть что-то такое затронула в душе старого, да, действительно - старого убийцы. Когда его глаза открылись и он увидел все вокруг - небо, толпу мертвецов и закрытые двери в стене, Густав понял, что это его эндшпиль. Жизнь подошла к концу и как же он его встретит? - Драка, говоришь? - хриплым голосом переспросил. - Чего ты вообще понимаешь в драке, pimmel?! - спросил он язвительно у подавшего голос Руссо. Смерил его презрительным взором, смачно сплюнул на ботинки парню. Посмотрел на собравшихся. - Вы думаете, что вы достойны дойти до конца? Поверили в старые сказки, в бредни полубезумных старух. Решили, что замарав себя убийством станете в итоге счастливыми? Можете поцеловать меня в задницу и тех, кто вам это рассказал - вы никогда не избавитесь от своей ноши. Густав усмехнулся щербатым ртом. - Глупые, глупые людишки. Простые в своих желаниях. Чего ты хочешь, а? - он резко повернулся к Виранте и указал ей в лицо мечом. - Кого ты убила ради своей цели? Оправдает эта смерть, эта загубленная жизнь твоих целей? Или вот ты, - теперь он указал на безумного лорда, правда сделал это не мечом. С хрустом взвел колесцовый замок пистолета, который висел на груди. - Стоит твоя мечта человеческой жизни? Понимаешь ли ты вообще ее ценность и что сотворил? А-а, verpiss dich! - вдруг воскликнул и, подскочив, ногой отпихнул Виранту в сторону от Эми. Отступил вместе с девочкой к стене, пятясь и удерживая на прицеле трех человек. Перед ним теперь бывшие спутники, поле и персонифицированная Смерть, которая шла и не боялась ничего. - Я, Густав Кроц, много сделал в этой жизни дерьма. Я - убийца, я - мясник. Разочаровавшийся крестоносец и безбожник, который грабил святыни чужих народов. Но никогда Густав Кроц не был детоубийцей. И не станет. Мы умрем здесь и сейчас, возле проклятых стен этого города, потому что каждый, кто решит прикоснуться к девочке - примет смерть от моих рук. Вы думали, что я ваш добрый дядюшка? Или же молчаливый здоровяк, которому наплевать на все в этой жизни? Уверяю, это не так. Убийцы должны получить свою награду и она будет равна их преступлениям.
-
Хорошо. Сильно, достойно. В общем, хорошо.
-
Супер))))
-
Один из лучших постов всея игры.
-
Случайный мимокрокодил одобряет :)
-
Представил себе эту сцену.. Сильно. Даже очень.
-
Как знал.
-
Очень в тему. Очень
|
|
|
|
Лило улыбнулась, похлопав Отто по спине. Странное что-то было в этой улыбке. Неуместное. Словно вызов – серому обесцвеченному миру вокруг, ледяной воде озера, проклятому городу. Эта девушка не собиралась сдаваться. Никогда. Слишком высока уплаченная ценна. Слишком важен приз. «Что же ты загадала, Лило? Что загадаешь во второй раз?»
Однако в следующее мгновение взгляд ее погас, а лицо помрачнело. Она повернулась, сощуренно посмотрев на спорящих людей. Отто не мог услышать о чем они говорят, но отчего-то был уверен, что Лило слышит. Слышит слишком ясно и хорошо. Один рывок и серебряной лисицей она кинулась вперед, на ходу поднимая с земли кацбальгер. А в следующее мгновение уже прижимала его к горлу черного гиганта, запрыгнув на него и плотно обхватив ногами. На пепельном лице – нет выражений, нет эмоций, нет человека. - Слушай сюда, - ласково зашипела она в лицо Сэму на очень хорошем английском. – У меня нет времени играть в игры. У меня нет времени уговаривать и просить. Нет времени спасать каждого из вас. Я хочу, чтобы ты понял, единственная возможность выжить и дойти до города – действовать сообща. Либо ты сотрудничаешь с нами. Либо ты умрешь. И даже не думай, что у меня не хватит сил. Я вырву твое сердце одной рукой. Я пробью тебе череп двумя пальцами. Я не человек, Сэмюэль. И лучше тебе не играть со мной. Спрыгнув с пирата, она резким движением подняла его одежду. Ровно секунду смотрела на карту, а затем отошла в сторону, кивнув самой себе и обращаясь ко всем. - Мы идем сейчас. Перекусить можете на ходу. Нельзя терять время. Скоро нас найдет Ричард. Подхватив с земли мешок, она перекинула его через плечо и молчаливо направилась в чащу леса.
*** Лес не дышал. Не жил. Он был мертв слишком давно. Столетиями стоял на этой заболоченной земле, разлагаясь, гния, покрываясь плесенью. Черная кора скрюченных деревьев была заражена мхом и лишаем. Безжизненные ветви вспарывали клубящиеся туманы, рваными лоскутьями украшая безлико серый небосвод. Прелая трава рассыпалась под сапогом. Граница жизни. Кладбище надежд на пути к мечте. А ноги идут и идут – нет им покоя. Они вязнут в грязи. Цепляются за скрюченные корни, взбухшими венами выползшие из земли. Спотыкаются. Снова встают. Шагают. Ведомые неспокойным сердцем и раненой душой. Ведомые болью и единственной целью дойти до глупой мечты. Человек выбирает страдания, когда не может бороться. Человек выбирает веру, когда не находит силы посмотреть в лицо страху. Человек мелочен. Убог. Кровавая клякса, нахлобученная мешком кожи и костей. Маленький прыщ на покрове вечности.
Лило не останавливалась. Не оборачивалась. Молчала, механически шагая вперед, словно паровая машина. Бездушный гомункул. Возможно, кто-то бы успел задуматься о природе ее существования. Кто она? Откуда? Есть ли в этом сером холодном теле хоть какие-то зачатки человечности или она ведома одним лишь холодным расчетом? Знает ли куда идет? А если знает, то ведет ли она их к надежде, или хочет убить, как и весь одичавший враз мир? Все вокруг стало пеплом. Привкус его скрипит на губах. Портит пищу. Забылся вкус хлеба. Вкус дома. Вкус надежды. Только гниль и грязь. Только бесконечный дождь и серое небо. Только лес трупов и земля костей. Нет ничего вокруг. Царит пустота внутри. Что еще нужно отдать черному городу, если больше нечего отдавать?
Где-то за пеленой туч солнце прокатилось по небу и перевалило за полдень. Ноги подкашивались от усталости, но силы идти еще каким-то чудом были. В конце концов лес расступился, а впереди разлилась огромная река. Полноводная, густая, шумная, она неслась далеко к горизонту, теряясь в изгибах заболоченных холмов. Через нее был перекинут мост – деревянные доски, собранные воедино трухлявыми веревками. Под мостом – острые камни и ледяные потоки обезумевшей воды. По ту сторону, на другом берегу – дорога из серого кирпича, обнятая почти зеленой травой с точками желтых цветов. Лило остановилась, не доходя до моста. Осторожно наступила на шаткую поверхность, хмыкнув. Ее явно не удовлетворила прочность предложенного перехода. Обернулась, впервые за многие часы обращая внимание на своих спутников. - Лучше идти по очереди. Слишком шаткая сия… конструкция. Кто рискнет первым? Diabolus! Последнее слово она почти выкрикнула, обнажая меч и швыряя свою сумку маме Белль.
Из леса выходила девушка. Фигуристая, одетая в несколько полосок кожи и крылья летучих мышей. Серые волосы. Красные глаза. Острые клыки. Кровоточащий меч. - Мария, - с придыханием зашипела Лило, уходя за спины людей, которых вела. - Lillo’ean soror. – С улыбкой ответила незнакомка, перекидывая меч.
-
Красивая сцена, эффектная. И замечательное звуковое сопровождение. Good place to die :)
-
Хорош пост. А какое напряжение! Во многих играх этого не хватает. Спасибо, Тира.
|
|
|
|
Створки лифта закрылись, отрезая коридор главнокомандующего этажа. Стерильный свет тяжело упал на людей, что остались в подъемнике. Белыми пятнами разукрасил их блестящие лица. Лица встревоженные и задумчивые. У каждого из них было о чем подумать. Каждому было за что уцепиться. Класилда продолжала мять руки, глядя в пол. Она думала о людях, которых обрекла на гибель. О поступке, который нельзя обернуть вспять. О смертях, что навсегда запятнают ее душу. Она думала об аде. Существует ли он здесь? В этой стороне холодного космоса? И если существует, то не оказались ли они уже в нем, приведя за собой тысячи невинных? Джереми стоял неподалеку от Джона, с которым чувствовал себя в большей безопасности. Он думал о Ривене – планете, на которую они скоро высадятся. Что случилось с прошлой разведывательной группой? Почему связь с ними оборвалась так внезапно? Лихард тяжело облокотился о стену, прижимая руку к вспухшему глазу. Его мысли были поглощены Стивом Ойеном. Бывшим товарищем и верным другом. Человеком, который в один момент уничтожил нерушимый мир Пангеи и убил остатки человечества. Он думал о том, что Стив может быть где угодно. Почему бы ему не поджидать их прямо у спасательных капсул? Вдруг он знает, что они заблокировали пульт управления и скоро система жизнеобеспечения прекратит свое существование? Джон стоял тут же и чем были поглощены его мысли – одному Богу лишь известно. Если конечно Бог имеет смелость заглядывать в эту дьявольскую дыру, где они все оказались. Четыре человека. Четыре человека, что погрузли в тишине. Четыре?
Несколькими минутами ранее. Криста смотрела в лицо Артура, не моргая. Ее огромные глаза трудно было сейчас понять. Что они выражают? Отрицание? Непонимание? Разочарование? Кровь обильно украшала ее слипшиеся волосы и белый костюм. Кровью была пропитана вся ее жизнь, начиная с Земли и заканчивая этим куском безжизненного космоса. Кровь, боль и одиночество. Отверженная, никем не понятая, никому не нужная, как личность. Зато необходимая, как носитель уникального вируса. Криста смотрела на Артура до неприличия долго. Во всяком случае – ему так показалось. Она могла бы хоть что-то сказать. Накричать. О том, что он не может так поступить с ее верой. С ее идеалами. О том, что он для нее уже стал особенным. Первый, кого она встретила в мясорубке смерти. Первый, кто проявил к ней доброту. Первый, после умершего брата, кому она смогла довериться. И сейчас он просит ее оставить всех этих людей? Просит ее пойти по трусливой дороге выживания? Но ведь она не такая! Никогда не была такой! Криста любила жизнь. Искренне и истинно. Так, как никто любить не умеет. Любила, потому что жизни у нее никогда не было. Свободной, вольной и безмятежной. Привязанная капельницами и проводами, прибитая иглами, она смотрела на мир за окном исследовательского центра и не понимала тех людей, что так безвольно и бессмысленно проживают день за днем. Выбрасывают свою свободу, словно обертку от гамбургера в мусорный бак. Просыпаются и тут же засыпают, плывя по течению быта. Криста любила не только свою жизнь, но и чужую. Она была из тех людей, что кинутся под грузовик, спасая котенка. Не задумываясь о последствиях. Не задумываясь о причинах. Просто потому, что так надо. Просто потому, что иначе нельзя. И за эти несколько бесконечно долгих минут Артур осознал Насколько она другая. Словно вылепленная из иной глины. Словно и не человек вовсе. Осознал и понял, что она не пойдет. Ни за что не пойд… - Хорошо. За твердым словом не было никаких эмоций. Ни плохих, ни хороших. И нельзя было понять, что таится в темных глазах. Девушка отвернулась и молча направилась к лифту, заходя вслед за Класилдой.
Сейчас. Криста стояла чуть в стороне от Артура, влепившись спиной в холодные металлические пластины подъемника. Она обхватила себя руками и смотрела туда же, куда и Класилда рядом – в пол. Она притихла и перестала обращать внимание на своего врага – Лихарда. Тот в свою очередь бросал на нее обрывистые взгляды, но говорить что-то касательно выбора не решался. - Спасательный отсек на нулевом этаже, - хрипло прорезала тишину Класилда. - Если Джон сказал, что встречал Стива, то он вполне может опередить нас и отправиться туда на другом подъемнике, - подхватил Джереми. Лихард наконец-то оторвал пристальный одноглазый взгляд от опущенной головы Кристы и спросил: - А вам не кажется, что у вас паранойя? Откуда он может узнать, что мы туда направляемся? - Але! Лих! – Джереми, казалось, впервые повысил голос. – Это не человек больше. Мы не знаем кто он. Не знаем с чем вообще столкнулись. Нам нужно быть осторожными. - Путь к спасательным шлюпкам лежит по одному из коридоров, - Класилда подняла голову и обвела всех присутствующих удрученным взглядом. – Нам нужно преодолеть его быстро и не останавливаясь ни ради чего. В капсулах очень много припасов и оборудования для выживания. Это новые модели, под названием «Дельфин». Они проектировались специально для таких форс-мажоров и могут позволить группе людей существовать долгое время. Так что все необходимое мы найдем уже внутри. - Значит… Лихарда прервал шорох раскрывающихся дверей. За их пластинами оказался новый коридор. Лампочки на потолке мигали приглушенным красным светом. Вокруг не было ни единой живой души. - …нужно двигаться быстро и тихо, - сглотнув, закончил парень.
-
Ох подкинула ты мне задачку.. Пост хорош запредельно. Очень о многом говорит то, что меня реально волнует, что будет дальше. Я совершенно искренне беспокоюсь за персонажей. И, по всей видимости, уже знаю, что нужно делать.
|
|
Уильям Мунлайт со всей очевидностью осознавал бедственность своего неустойчивого положения. В одно мгновение он потерял место Лорда-Советника при королевском дворе, лишился всякого уважения со стороны аристократии Редорана и окончательно порвал отношения с дорогим ему другом детства. Пусть к этому всё давно шло, но порой Лунный Лорд вспоминал Брандона таким, каким он был раньше – добрым, милосердным, благородным. Вероятно, именно эти детские, тёплые сердцу воспоминания и удерживали Мунлайта подле Лерратона целых два года. О, как же это было нелегко! Поначалу казалось, что во всём виновата лишь выпивка, к которой король проявлял слишком большую любовь для своего статуса… потом он думал, что старому другу всего лишь недостаёт хорошей компании - человека, с которым тот бы мог просто поговорить, а не выслушивать жалобные стенания толпы лизоблюдов и интриганов, всюду снующих при королевском дворе. И Уильям исполнял этот долг. Он всегда готов был подставить Брандону плечо и всеми силами пытался вырвать бывшего друга из пучины пьянства и чревоугодия, в которую тот падал с прямо таки поразительной скоростью. Даже на безумные пьяные выходки Брандона можно было закрыть глаза…
Но рано или поздно, чаша терпения Уильяма должна, просто обязана была переполниться. Оглядываясь назад, он даже поражался, как вообще смог продержаться так долго. Теперь же Лунный Лорд - просто беглец, улепётывающий со всех ног от судьбы… и только Луна освещала ему путь в эту тёмную ночь, пропитанную отчаяньем и страхом надежд их рухнувшей жизни. - Ирвен… - шептал Уильям, нежно покрывая поцелуями шею девушки. Но пусть даже это и было полнейшим безумием, Мунлайт ни о чём не жалел. Было невозможно передать словами ту трепетную волну чистой радости, поднявшуюся у него в груди, когда он вновь увидел счастливую улыбку на губах своей возлюбленной и понял, что смерть так и не коснулась её чарующе-прекрасной кожи. И склизкие щупальца ночного кошмара начали медленно отпускать его, позволяя забыть тот жуткий силуэт из крыльев мрака, который целую бесконечность времени тревожил Уильяма во сне.
«Ах, разве это не прекрасно? – смеясь, возбуждённо вопрошал его посланник смерти. – Я заберу у тебя всё: дружбу, имущество, преданных людей… почему бы мне не забрать и её?» Этот нечеловеческий, леденящий душу смех до сих пор звучал в ушах Уильяма - даже теперь, когда Ирвен… его Ирвен лежала перед ним, пусть слабо, но желанно и любяще отвечая на ласки своего возлюбленного. О да, Уильям Мунлайт определённо осознавал цену своего шаткого положения. И тем меньше ему понравились дальнейшие события. «Кто… да кто вообще посмел… когда мы наконец-то можем насладиться друг другом… - мгновенно вспыхнули у него в голове раскалённые добела мысли. – Кто посмел прервать нас в такой момент?!»
Уильяма нисколько не смутила дверь, слетевшая с петель; было ему наплевать и на бугая, который мог бы одним лёгким движением сломать хребет благородному лорду, точно тростинку. Он просто метнулся к ножнам – одним быстрым, грациозным движением, более соответствующим дикому зверю, чем человеку и обернулся в сторону громилы, сверкая жутким бешенством во взгляде. Тонкий, изящный серебряный клинок сиял у него руках, а прохладная рукоять привычно настроила сознание Мунлайта на поединок. «Только идиоты или сумасшедшие рискнут напасть на Лунного Лорда с оружием в руках, - подумал он, вынося незнакомцам свой окончательный приговор. – И мне абсолютно наплевать, кем из них являетесь вы!» Мрачно улыбнувшись, Уильям нанёс быстрый, почти молниеносный удар, и смертоносная сталь пропела, устремляясь к сердцу громилы.
-
О да. Наконец-то я вижу лорда Мунлайта! Как по мне, так даже лучше оригинала.
-
Вкусно, красиво и элегантно))) Одним словом - Настоящий Лорд!
|
|
|
|
Силы разом выпорхнули из тела осевшей у ближайшего дерева Аннабелль. Даже все равно стало, что будет с ней во время беспомощного сна. На миг прикрыла она глаза...
- Здравствуй, Мама Белль, я долго шла за тобой. Почему ты здесь? Маленькая Луиза являлась к ней лишь в самых мучительных, самых кошмарных сновидениях. Сегодня по ту сторону реальности удача оставила ее. Невезение привело к ней Луизу...
В то лето Мама Белль исполняла обязанности повитухи уже одиннадцатый год. Под утро, когда особенно крепок сон и неприятно любое на него посягательство, к ней принесли женщину. Нашли ее случайно, по дороге, в канаве. Она оказалась путницей, волей обстоятельств оставшейся без средств и вынужденной скитаться. В той канаве, изнасилованная и истерзанная, женщина пролежала двое суток, почти окоченев от безразличия и страданий. На подоле ее платья засохло бурое вполне очевидного происхождения пятно. Странную женщину, на поверку оказавшуюся восемнадцатилетней девчонкой, не приняли бы в деревне и потому торговцы, шедшие тем путем и знавшие доброту Мамы Белль, принесли ее прямиком в маленький домик на краю леса. Девушка оказалась молчалива и безучастна. Лишь изредка кивала или мотала головой. Из этой скудной картины, Аннабелль поняла следующее: девушка была беременна; ребенка она теряла болезненно и стремительно; сама вполне себе тоже не протянула бы долго.
В маленькую Луизу, что появилась спустя четыре месяца, недоношенной и пугающе молчащей, Мама Белль вложила сил и умения больше, чем в любого из появившихся до и после нее. Этот ребенок был пиком ее мастерства, символом ее добродетели. Девушка, что так и не проронила ни слова за долгие сто двадцать дней, ушла из жизни ребенка спустя сутки - ушла ближайшей ночью, словно и не бывало. Рыжеволосая Луиза стала первой жительницей нового приюта, основанного и выстраданного Мамой Белль.
"Наша Луиза родилась старушкой" - говорили про девочку в деревне. Та и правда была не по годам разумна, требовательна и серьезна. Еще ворчлива, что выглядело хоть и комично, но вскоре заслужило девочке уважение, поскольку в ее жалобах всегда была правда. Но что всерьез тревожило Маму Белль в этой девочке - почти маниакальный страх предательства, несправедливости. Она, не зная ни слова о своей матери, будто чувствовала, что та покинула ее, забыла, оставила. - Мама Белль, только тебе я могу доверять, - часто, пугающе часто говорила Луиза. - Ты никогда меня не оставишь...
- Что ж ты ушла, Мама Белль? - белые губы кривились в неприятной усмешке. - Я надоела тебе? Мы все надоели тебе? Лучше б ты убила меня, прежде чем уйти. Кому я теперь нужна? Сдохни, где бы ты ни была...
Аннабелль проваливалась в жгучий сон, как в преисподнюю. Проснуться не получалось. А маленькая рыжеволосая девочка была уже слишком близко.
|
Звуки музыки смолкли. Танцующие остановились. Животрепещущий мир Духов потускнел. Всё племя повернулось к тому, кто посмел прервать Великую Песнь. Их глаза, отражающие пламя костров и своих душ, сверкали недобрым огнём. Но тот, кто прервал древний ритуал, стойко выдержал их взгляды. Его фигура, укутанная в тёмный плащ и сеть тонких ожерелий, казалась призрачно-светящийся на фоне чёрной пустоты, что зияла словно пропасть за его спиной. Лишь бесцветные глаза Вечной, словно покровительницы, сидящей позади шамана, казалось, внимательно наблюдали за тиноко.
Момент, который я буду помнить до конца своей жизни. Это был тот самый, первый раз, когда я обратил на себя внимание всего племени. Взгляды моего народа были обращены ко мне, и я, гордо вскинув голову и расправив плечи, обводил взглядом всех тиноко. Они ещё не знают, какую роль я сыграю в их жизни и будущем Великого Народа. В этот миг они видят перед собой лишь зрелого, говорящего с духами, а посему не такого как они, шамана, что умеет делать обереги и когда-то уходил от племени на несколько лет. Они не знают. Но знаю я. И потому чувствую лишь теплоту к своему племени, словно бы отец, смотрящий на неразумное дитя.
- Что ты позволяешь себе, шаман?! Голос воина, звучный и басовитый, раскатом грома звучит в воцарившейся тишине. Я бросил на него взгляд, полный ненависти. Я ожидал подобной реакции, но не ожидал, что она оформится в подобные слова - и от кого? От того, кто минуту назад прижимался к Шаи'Барккеш. Я невзлюбил его ещё до того, как мы отправились в поход. Пусть он из моего племени, мой собрат и будущий воин моей армии, но он бесцеремонен и слеп в своих низменных желаниях.
- Ты хочешь, чтобы я дал тебе воинов, Авруумрк`Тран? - произносит мой вождь, однорукий воин. Я люблю и уважаю его не меньше, чем мою Белоокую, ведь когда-то он позволил мне вернуться в племя, но мне кажется, что я слышу в его голосе неодобрение. - Могу ли я доверять тому, что... - Я пойду! Звонкий и до боли знакомый голосок прерывает вождя. Я не верю своим ушам. Я чувствую, как закололо в сердце, и крепче сжимаю посох. Вдох. Спокойно. Ты отказался от неё. Она - от тебя. Просто ей хочется того же, чего и тебе, - славы. - Ты считаешь, он достоин доверия, Шаи? - Без сомнений. Глаза мои сужаются, внимательно вглядываясь в личико Барккеш. Мне не нравится, что вождь слушает её. Он полностью доверяет ей. Для меня это плохо. Шаи слишком сильная, она прирождённый лидер. Она может помешать мне. Моя мудрая Шаймакха выразилась верно - Шаи рождена, чтобы вести за собой. Но ни я, ни кто бы то ни было не способен её направить. Она - моя главная головная боль. Если бы Рохг не был так отречён от общества Тиноко и не любил одинокую охоту, он был бы прекрасным кандидатом на роль будущего вождя. К тому же, он бы, в отличии от Шаи, принимал бы мои наставления. Нужно что-то делать с ней, и чем быстрее, тем лучше. Ведь её мнимое доверие ко мне может с лёгкостью перерасти в то же снисхождение.
- Всё хорошо, Арбакх. Нагроуфум балорат, - говорит позади Вечная, поддерживая меня. Галл согласно кивнул. - Дайгреш, Срумкхат, Сихштар! Вы идёте с нами. Властный голос Шаи находит отклик в названных тиноко, и трое райвашар выходят вперёд. Все молоды, чуть моложе меня. Среди них тот самый воин, что выказал мне пренебрежение. И едва окрепшая, только прошедшая обряд посвящения воительница. - Есть ли еще среди доблестных райвашар, отважные воины, что пойдут за мной следом?! "За мной..." Ревность, что ещё недавно снедала меня, теперь обратилась в ревность к моему народу. Я видел, с каким уважением и почтением тиноко смотрят на неё. Видел, как смутилась и возгордилась сама Шаи, когда к ней подошли трое взрослых райвашар, тела которых украшали шрамы и татуировки. Моё дыхание участилось, потому что в этот момент мне было тяжело дышать. Меня душила зависть... - Тебе хватит?
Теперь все снова смотрели на меня и ждали ответа. Я уже знал, что должен был сказать. Моя злоба, туго стянувшая мышцы, ядом разливающаяся по венам, не должна была просочиться в мои речи. Потому я повернулся к вождю и склонил голову перед ним. - Благодарю вас, Арбакх'Галл. Без вашего согласия я не смел бы покинуть племя. - Тонкая улыбка на моих губах. Её никто не видит. В моих словах подтекст: я показал, что чту традиции и без разрешения самого вождя не посмел бы уйти, но был и другой смысл, который, вероятно, поняли лишь единицы - если бы вождь не дал согласие, земли Тиноко продолжали бы осквернять чужеземцы. Он не смел отказываться. А я, в свою очередь, докажу, что моим словам можно верить. Затем я посмотрел на неё. Моя прекрасная Шаи. Ты должна исчезнуть. - Вполне достаточно. Я доверяю тебе в твоём выборе, Жаждущая. - Повернувшись к трём взрослым воинам, я коротко кивнул им в знак уважения. Я подошёл к кострам, к середине поселения, и прикрыл глаза. Сосредоточившись на отзвуках мира Духов, я нашёл тонкую нить чужих голосов. Подул ветер, и нить стала шире, напоминая тропинку, по которой я мог бы выйти к чужакам. Я ухватился за эту нить, и повернул голову туда, где ветер запечатлел чужую волю. Открыл глаза. Увидел серебристый поток, окрашенный в бардовые цвета ярости. Я не сказал ни слова, лишь указал посохом в ту сторону и двинулся за призрачным следом. Я бросил взгляд на Белоокую, зная, что она не может видеть меня. Я выполню то, что предначертали мне Духи, Шаймакха.
-
Торжество рефлексии.
-
Красивый пост.
-
Отличные посты
|
|
|
|
- Я спокоен! – Истерично взвизгнул Лихард, на всякий случай отойдя подальше. – Свою девчонку успокой лучше! - Придурок, - Гордо тряхнув головой, Криста отвернулась от парня, одарив его на прощание презрительным взглядом. Повернувшись к Артуру, сказала: - Ты прав, извини. Просто он меня бесит. Что мы будем делать, Артур? Времени совсем мало… Она смотрела на Денвера по-особенному. Словно ожидая, что у него есть ответы на вопросы, о которых мало кто хотел бы думать. Вопросы чести. Совести. Человечности. Куда они могут завести? Что могут натворить поступки отчаявшихся людей? Таких, как Класилда, к примеру. Эта безобидная женщина уже приняла решение о котором жалеет и будет жалеть всю свою жизнь, какой бы недолгой она ни была. Где кончается граница самоотверженности и начинается безумство? Криста молода и принципиальна. Ради собственных идеалов она была готова погибнуть. Или не понимала, что смерть реальна и может быть близко. Вся ее жизнь прошла изолировано от общества, оставив алмаз души незапятнанным и чистым. Таких людей, возможно, больше не осталось. Людей в принципе осталось мало. Она смотрела на Артура своими большими глазами, и он мог многое прочесть в них, но самое главное, что он видел и чего не замечала она сама – безрассудство. И если девушка не знала куда оно приводит, то Артур вполне отдавал себе отчет. Безрассудство губительно. А особенно оно губительно на борту задыхающегося корабля, где бродит инопланетный вирус, уничтожая все подряд. А может именно она права? Возможно те призрачные цепи, за которые так крепко ухватились ее руки – это и есть правильные поступки? Возможно это и есть то, что делает человека человеком? Кристу отвлек голос Класилды, заставив отвернуться от Артура, прерывая зрительный контакт.
Пухлая женщина подошла к Джону и осторожно прикоснулась к его руке: - Вы позволите, Джон? У вас слабый пульс. Вы истощены. Извините, но у нас нет еды… у нас вообще ничего нет. Припасы должны быть на спасательных капсулах. У нас нет времени повторять всю историю, но я могу вам сказать, что вскоре этот корабль будет непригодным для жизни. Через три часа, если точнее. Все что мы можем сделать – это покинуть его на шлюпках и… - Класилда, вы разве не слышали? – Прервал женщину Джереми. – Он сказал, что повстречал Стива! - Стива? – Глаза ее округлились, и она вновь схватила Джона за руку. – Это правда? Вы встретили Стива? Боже… Вы знаете, где он сейчас? Этот челов… это существо очень опасно. Если он найдет нас – мы все умрем! - Именно поэтому нам надо отсюда уходить и как можно скорее! – Вклинился Лихард, предусмотрительно оставаясь на своей позиции у окна. – Время кончается, и мы либо задохнемся, либо нас найдет этот чертов ублюдок. Класилда тяжело вздохнула, прикрыв глаза и обернувшись к Артуру. - Извините, но я не могу рисковать своими людьми. Мы направимся к спасательным капсулам и покинем Пангею. Вам лучше принять решение сейчас, молодой человек. И… Лицо ее стало грустным. - Прошу вас, поймите, что мы не желали никому зла. Страх… страх – это худшее оружие против разума. Я искренне надеюсь, что перед вами никогда не будет лежать тот выбор, что лежал передо мной. В сложившейся ситуации я считаю, что разделяться было бы глупо. Вместе у нас больше шансов выжить. Она вновь обернулась к Джону. - А вы, Джон? Вы пойдете с нами к спасательным шлюпкам? На них мы сможем добраться до пригодной к жизни планеты, которую вы, возможно, видели за окном.
|
Деревья слились в одну темную мелькающую массу. Мир сузился до узкой тропинки. Мышцы свело судорогой боли, следопыт навалился всем телом на трофейное копье. Без этой третей ноги он уже не мог ходить, усталость сломила его. Единственный глаз видел все хуже и хуже, сказывалась потеря крови. В который раз закрутилась кровавая пурга. Сколько он прошел? Лигу или всего десять шагов, он не знал. Эльф боялся признаться себе, что он потерялся. Что он измучен до такой степени, что не понимает куда идет. Что лес который он знает от края до края, вдруг стал чужим. Уууууууух. Что это филин? Нет, слишком громко. Холодно, как же холодно. Зубы лесного стрелка отбивают дробь, лихорадка сотрясает все тело. А затем Исенгрйм услышал это. Услышал и в первую секунду даже не поверил, что такое возможно. Тишину разорвала чистая хрустальная трель флейты. Едва слышный звук. Расстояние до неизвестного флейтиста, вздумавшего поиграть в ночном лесу, было довольно большим. Флейта настолько неожиданно разрезала покров ночи, что следопыт остановился как вкопанный. Вновь раздалась трель флейты, теперь намного ближе. Лес закрутился в кровавой пурге. Лесной брат ухватился за ближайший ствол свободной рукой, чтобы не упасть, но тут же отдернул руку. Вместо дупла дерева, на него смотрело искаженное болью лицо. Оно было так изуродовано, что нельзя было сказать кто это был, мужчина или женщина. Лишь глаза, светящиеся глаза, которые ворвались прямо в душу следопыта. Лицо издало душераздирающей стон. Ветка, нет теперь не ветка, уродливая рука с несколькими суставами и бесконечным числом ладоней, потянулось к нему. Горло Исенгрйма давно пересохло, он не мог издать крика, лишь сдавленное сипение. Теперь уже весь лес тянулся к нему. Тысячи глаз светились в кровавом тумане, тысячи ртов издавали чудовищные стоны. Ветви-руки пытались разорвать эльфа на части. Эльф попытался сбежать из этого кошмара. Он бежал. Бежал быстро, ему так казалось. На деле он лишь преодолел, десять шагов, вломившись в заросли малины, как лось во время гона. Маленький овраг. Нога эльфа теряет опару, он падет ударяясь об камень, но все-таки вскакивает, пытается идти дальше. Но кошмар продолжается. Безумие не отпускает эльфа. Он не понимает где находится. Кровавая метель утопает в завывании тысячи глоток. Исенгрим спотыкается о корень и падает. Кровь вытекает на холодную землю, и силы покидают следопыта вместе с ней.
Накатывает темнота. Нельзя было назвать это состояние сном. Потому что эльф не помнил, как в него провалился. Вновь раздалась трель флейты, теперь намного ближе, чем прошлый раз, прямо перед ним. Сотрясаемый безумием разум, вырвал из памяти эльфа древнею легенду его народа. Ту что рассказывали древние старцы, ныне ушедшие в мир иной. Они помнили этот мир юным. Они жили в те времена, когда эльфы убили зверей камнями, мало чем отличаясь от лысых обезьян, которые сейчас владеют всем миром. Древняя легенда. Миф. Лишь одно существо издавало звуки, так похожие на трель флейты. Первые Эльфы прозвали это чудовище Хозяином Леса, Ужасной Флейтой – Хснагором. Эльфа пронзил первобытный ужас. Даже Бессмертный Вождь Орды, казалось не был так страшен. Эльф приподнял голову и его сердце замерло от страха. Глаза, пылающие лиловым огнем, заставили его вжаться в землю. Высокая, в два человеческих роста фигура казалась нелепо худой, длиннющие ноги и руки, глава на точно такой же, как и тело, худой шее. Его башка больше всего была похожа на причудливый лошадиный череп, обтянутый кожей. На твари не было ни шерсти, ни чешуи, вся кожа Хозяина Леса была размалевана в черно-зеленную полоску. Нос черная впадина, огромные, на полморды, глазницы лилового пламени, длинные рога как у матерого лося. Рот…отчего-то эльф ожидал что он будет полон острых клыков, но, когда тварь раздвинула губы и оскалилась, следопыт с удивлением обнаружил, что в пасти у нее не больше пяти кривых желтых пеньков. Никакой одежды. Лишь в когтистой лапе нечто похожее на шипастую дубину, а в левой…в левой Хозяин Леса держал окровавленный лоскуток плаща. Тварь поднесла его к ноу, понюхала, фыркнула и отбросила в сторону. Широкими, перекатывающимися шагами Злая Флейта направился к следопыту, схватил его за руку и поднял словно тряпичную куклу. Руку пронзила ужасная боль. Существо поднесло следопыта к лицу и обнюхало. Затем Хозяин Леса заговорил. Исенгрйм не понимал, что он говорит, но этот язык был похож на древне эльфийский диалект. Эти звуки будто ножом врезались в разум эльфа. Затем Хозяин Леса бросил следопыта на землю и растворился во тьме.
Исенгрим не знал, как долго он спал. Пробуждение было ужасным. Сознание возвращалось в реальный мир через боль тела. Дневной свет слепил единственный слезящийся глаз – солнечные лучи пробивались сквозь плотно сомкнутые кроны деревьев. Он попытался подвигать рукой, но это привел только к больше боли. Весь мир завертелся. Эльфа вырвало. Что бы не захлебнуться в своем же желудочным соке, он попытался повернуть шей. Эльф снова провалился во тьму.
Исенгри́м вновь вынырнул из забытья. Всё ещё жив. Он через боль и слабость понимает голову. Его взгляд встречается со взглядом человеческого детеныша. Большие голубые глаза, светлые волосы. Следопыт захрипел, пытаясь что то сказать. Вышло у него это откровенно говоря плохо.
- Хххххх...пп...мммогии...
Как и подновляющее большинство своих соплеменников, эльф не счел нужным выучить язык лысых макак, по этому обратился к свидетельнице своих мучений на языке лесного народа.
|
|
-
Нравится каждый пост. Очень приятно, что есть такие игроки, как на ДМе, так и в моём маленьком модуле.
|
|
Дух Луны царствовал в небе, раскрасив землю в серебристые тона. Тысячи звёзд переплелись узорами на чёрном полотне и, казалось, танцевали вместе с Райвашар, отражаясь в их горящих глазах. Десятки блестящих от пота тел двигались в едином ритме, и огонь в кострах, изгибаясь, повторял их движения. Снопы искр поднимались ввысь, вплетаясь в картину неба, осыпая тёмные волосы, обжигая кожу и умирая под ногами райвашар. Тела танцующих, казалось, горели подобно пламени, и извивающиеся тени ложились на лица сидящих поодаль соплеменников. Громкие звуки тамтамов, звон ожерелий, тягучие голоса шаманов - всё образовывало единство, подхватывало и уносило в прошлое, позволяя коснуться наследия своих предков, почувствовать текущую в жилах кровь древнего народа.
...Дух Луны царствовал в небе. Я видел, как он протянул свои лучистые руки ко всем райвашар, и я тянулся к ним, ощущая их призрачный свет между пальцами. Я видел то, что многим моим собратьям не дано было видеть, и я знал, что в эти мгновения души наших отцов танцуют вместе с нами. Моё сердце, моя душа принадлежали народу. Я чувствовал быстрый темп Песни, подхватывая её, растягивая и отдавая на волю Ветру, уносящему звуки наших голосов за пределы равнины. Песня была так же едина с музыкой, как были едины мир Живых и мир Духов. В этот день, услышанные шаманами, Духи собрались вместе с племенем, кружа вокруг костров, раздувая пламя и вознося его выше, до Луны. И царственный Дух благословлял нас. В эту ночь, много зим назад, Духи привели меня в этот мир.
***
Я наблюдал за молодыми шаманами, что сидели к кострам ближе всех. Их голоса были ещё едва различимы среди сильных голосов бывалых шаманов, но все соплеменники знали, что пройдёт несколько зим, и они окрепнут, и песни станут звучать громче. Мой взгляд блуждал по фигурам танцующих, не задерживаясь ни на одной. Моя гордость, моё чувство к племени были сейчас так сильны, что я не мог помыслить о себе как об отдельном существе. Сейчас я жил их жизнью, как они - моей; мы были одним целым. Но мой взгляд остановился на молодой Шаи'Барккеш. Внутри меня зажёгся огонь, растекаясь болью в груди. Моя душа потянулась к ней, в тот момент как тело напряглось и руки сами собой сжались в кулаки. Её тело было совершенно, я не скрывал, что любовался ей. Она полностью отдалась танцу, не обращая внимания ни на кого вокруг. Но все смотрели только на неё, и песни и музыка вторили ей.
- Прошлой Луной, Шаи принесла племени крепкое дитя, - произнесла Шаймакха Белоокая, сидящая подле меня. Наверняка, она услышала мой тяжёлый вздох. На какое-то время я закрыл глаза, ощутив острую боль. Слушать о том, что Шаи принесла здоровое потомство от другого райвашара, было нестерпимо. И старая тиноко знала это.
- Она - будто пламя, огонь Тиноко. Арбакх`Галл видит в ней свою преемницу. Барккеш совершила грациозный прыжок, мягко опустившись на землю. Я заставил себя отвернуться и вслушаться в слова Шаймакхы. Её слова имели значение гораздо больше, чем танец Жаждущей. Значит, Галл видит в Шаи преемницу. Ледяное спокойствие охватило меня, отбрасывая мои душевные терзания. Цепь, сковавшая меня с народом и его Песней, разорвалась - мои мысли, подобно ветру, поменяли своё направление. Я думал о себе. Вернее, о своём положении, если Шаи действительно встанет во главе племени.
- Но чтобы такое пламя достигло небес, ему нужен сильный ветер… Я поднял на Белоокую глаза, внимательно всматриваясь в испещрённое морщинками лицо. Правильно ли я её понял?.. В этот миг я повернулся к танцующим и встретил взгляд Барккеш. Наша духовная связь длилась всего мгновение, но и этого мне хватило, чтобы понять: она всё помнит. Шаи... терзаешься ли ты так же, как я?.. Возможно, если она всё ещё чувствует что-то ко мне, если слова Шаймакхы - не просто намёк, а предзнаменование, я стану счастливейшим из райвашар, потому что оба моих желания исполнятся. Но я не должен думать о себе. Я должен думать о своём народе. И если союз с Жаждущей, стоящей во главе Тиноко, позволит мне осуществить мои планы, то так тому и быть. Но Шаи - горячая, спонтанная, энергичная. Смогу ли я рассчитывать на её поддержку после всего что было? Смогу ли довериться ей, зная её темперамент?..
Но мысли мои снова были прерваны. Вечная стала рассказывать мне о моей матери, вновь порождая смятение в моём сердце. Я никогда и ни с кем не разговаривал об этом, лишь касался этого эпизода моей жизни в мыслях. Где-то в глубине моей души жила уверенность в том, что я был причиной её смерти. Но так решили Духи. И я знал, почему, как знала и Шаймакха. - ...Твое прошлое - стерто. Вырвано с корнем, жестоко и беспощадно, как и прошлое нашего народа. Ты был лишен первых прикосновений матери, ты был вырван из ее чрева, дабы иметь возможность жить дальше. Но все твои дети - мертвы. И не будет детей у твоих детей, и оборвется твой род на тебе же. У тебя нет будущего, как и нет будущего у райвашар. Предки говорят: время пришло. Я знаю, они говорили и с тобой. Время пришло... Ты тоже чувствуешь это, Белоокая? Чувствуешь, как дрожит земля, медленно умирая, как воет ветер, рассказывая о смерти, как уходят воды, оставляя вымирающий народ? Стада животных бегут с проклятых земель, и мы идём вслед. Мы зависим от диких тварей, потому что без них эта пустыня была бы мертва. Наш народ - почти мёртв. Мы - лишь призраки тех, кто пришёл сюда когда-то... Я ненавижу эту пустыню. Ненавижу этот сыпучий песок, что простирается далеко на юг. Однообразную растительность и редкие водоёмы. Когда-то, путешествуя вдоль границ, я нашёл источник воды, бьющий прямо из земли. Я помню её холод, её чистоту и вкус. Но она не утолила мою жажду. Лишь породила новую.
- Ветер не только питает пламя, Видящий, но еще и направляет его. Я и Арбакх уже готовы принять приглашение предков. Кто станет огнем и ветром Тиноко, когда нас не станет?.. Я опустил глаза, но тот, кто посмотрел бы в них в это мгновение, заметил бы искры обжигающего пламени, разгоравшегося во мне. Дрожь предвкушения сковала моё тело, из головы вылетели все посторонние мысли. - Ты благословляешь меня, Белоокая? - произнёс я, и голос мой был тих и хрипл. Сейчас, в эту минуту, я готов был доверится ей. Шаймакха, о мудрая Шаймакха... Если наши желания совпадают, я сделаю всё, от меня зависящее. Я стану ветром нашего племени. Ветром нашего народа. Только направь меня, Вечная. Позволь мне стать тем, кто ступит на землю наших предков, тем, кто воплотит мечты, что до сих пор лежат под запретом. - Наши племена воюют за жалкую мёртвую землю. Ты знаешь, каковы мои цели, Белоокая. Я не желаю оставаться в этой пустыне, и не желаю, чтобы потомки Тиноко умирали в песках подобно их отцам. Не желаю войны между племенами Великого народа. - Я глубоко вздохнул, чувствуя, как вскипает во мне ярость. - Ты хочешь того же, Шаймакха? Мне будет тяжело, откажи ты мне в благословении. Но я выполню свою волю, каков бы ни был твой ответ. Ты должна понять меня, мудрейшая - мне больно осознавать, что мой народ потерял всё, что у него было. Я перевёл дух. Мои нервы были напряжены. Это женщина была для меня второй матерью, её согласие возвысило бы меня так же, как отказ - пронзил бы сердце. - Ты хочешь, чтобы я вернулся к Шаи, - произнёс я после короткой паузы, скорее утверждая, чем спрашивая. - Будет ли польза от такого союза? Расскажи мне, о чём ты думаешь, Шаймакха. Я знаю, ты скажешь, что в смерти моих детей виноват не я, что такова воля Духов, но хватит ли Жаждущей мудрости, чтобы понять это? Я нашёл глазами точёную фигурку своей возлюбленной и не отрывал от неё глаз. Сердцем я желал услышать только короткое слово "да".
|
Лихард не был готов к нападению – он пошатнулся, врезавшись затылком в холодное стекло окна. Удар, нанесенный Артуром, не был смертелен, но весьма ощутим – лицо исказила гримаса боли, из глаз брызнули слезы. Этот парень не привык драться. Никогда не встревал в перебранки. Не знал, что такое, когда чей-то кулак входит в лицо, расходясь тонкой сеткой боли от челюсти до самого мозга. Да и удар затылком в окно не улучшил и без того незавидное положение. Рука Кристы была освобождена.
Девушка отскочила, растирая покрасневшее запястье. То ли кожа у нее была слишком нежной, то ли парень действительно применил излишнюю силу – на руке уже проявился внушительный синяк. Она юркнула за спину Денвера, как-то по-новому взглянув на него. Что-то промелькнуло в ее внимательных глазах. Нет, не только благодарность. Что-то еще большее. Оно лежало на самой поверхности. Доверие? Признание? Все не то. И разгадать бы, найти ответы, но рука вспыхивает болью. Немеют костяшки пальцев. Сводит судорогой кисть. Не привычен обычный бизнесмен к таким поступкам. Но еще более не привычно его тело.
- Черт… - Лихард сел на корточки, прижимая руки к разбитому лицу. Удар пришелся на левый глаз и кожа вокруг уже начала темнеть, наливаясь кровью. – Сукин сын… Нападать в ответ, однако, он явно не собирался, опасливо поглядывая на Денвера здоровым глазом. Джереми подбежал, присев рядом с ним и осторожно заглядывая, пытаясь оценить степень ущерба. - Ого, - почти восхищенно сказал, трогая шипящее от боли лицо друга. – Он тебе хорошо врезал – гематома будет.
Класилда, все это время стоявшая в стороне, тяжело вздохнула и неуверенно подошла к Артуру и Кристе. - Простите, - тихо сказала она, сцепив руки. Гримаса отчаяния парализовала каждую мышцу на ее лице. Было видно, что эта пухлая тщедушная женщина совершила поступки о которых уже безмерно жалеет. - Простите… мы.. это все было ошибкой… мы не знали, что делать, понимаете?.. Его сила – чудовищна. Он уничтожил всех… просто уничтожил. Никакое оружие не ранит его. Никто не может противостоять. Я просто… я испугалась… Подняв руки, женщина уронила в них лицо, уже не сдерживая слез. Видимо, то что накопилось – наконец-то нашло свой выход после того, как история была рассказана вслух. После того, как прозвучали слова, будто приговор. И каждый винтик встал на свое место. Она действительно сожалела. Обо всех, кто погиб. Обо всех, кто не встанет и не увидит новой звезды нового мира. - Вы не должны оправдываться, Класилда! – Зло сказал Лихард, не спеша принимать вертикальное положение. – Это не наша вина! И не ваша, тем более! - Хотите остаться тут и проверить каждую капсулу? – Перевел он взгляд на Денвера. - Да флаг вам в руки! Сдохните вместе с этим инфицированным ублюдком! - Эй… - Джереми осторожно дотронулся до напарника, сдерживая бурю его эмоций. - Да лучше так, чем бежать, словно трусливая крыса! Лучше так, чем оставить за собой сотни невинных людей, погибших от вашей халатности! Раздраженная Криста снова вышла вперед, прижимая к себе посиневшую руку. Этого Лихарда она явно возненавидела всем своим сердцем. Однако теперь старалась далеко не отходить от Артура, словно пребывая под его защитой.
Людей прервал гул – лифт, который закрылся несколько минут назад, начал свое движение. Он стремительно опустился куда-то на нижние этажи, а теперь так же стремительно поднимался вверх. Сюда? Или куда-то еще? Класилда испуганно шарахнулась, отступив на несколько шагов. Криста замерла, вздрогнув. Лихард с Джереми и вовсе онемели. Все они думали обо одном – о том, что в этом лифте может быть что или кто угодно. И о том, что лучше бы он открылся не на двадцать втором этаже.
-
Наверное, мой любимый модуль. Самый душевный так точно. Одна из немногих звёзд, которую неизменно снимаю с удовольствием, а не из-за необходимости это сделать :)
|
Авруумрк`Тран Видящий
Дом! Том-том-том-том-том-том-том… Дом! Том-том-том-том-том-том-том… Дом! Том-том-том-том-том-том-том…
Звуки бата разносились над равниной, будто биение огромного сердца. Пела земля, дрожа от топота сотен ног, танцевал ветер, вплетаясь в волосы обезумевших от танца райвашар. Люди плясали и пели, радуясь возвращению юных шаманов после пятилетнего странствия. То был первый день осени - начало засухи, и время двинуться на запад, вместе со стадами диких антилоп. Люди прощались с землей, что кормила их на протяжении многих месяцев, и, как повелось с древних времен, прощание это превращалось в небывалое празднество.
Самой пылкой была Шаи`Барккеш, что танцевала у самого костра, совершенно не боясь обжечься. Никто не смел подойти столь близко к разгорающемуся от песен пламени, с каждым новым куплетом становившемуся все выше и выше. Алые блики плясали на ее взмокшем теле, повторяя каждый изгиб, каждую впадинку. В какой-то момент, она сама начала задавать темп шаманам и музыкантам, заставляя даже огонь повторять ее движения. За неумолимую энергию и страсть, ее прозвали Жаждущей.
- Прошлой Луной, Шаи принесла племени крепкое дитя, - Шаймакха, невидящим взором смотрела на танцующих, позволяя их теням отражаться в ее белоснежных глазах, - Родись она шаманом, ее песни достигали бы звезд…
Вот уже третий год, Белоокая не пела на празднествах, наслаждаясь голосами молодых шаманов в стороне. Духи отняли у нее зрение в возрасте четырех зим, но подарили ей самый сильный голос из всех, что видело племя за последние три поколения. Она была самым старым тиноко, уже давно утратившая свои физические силы. Но райвашар уважали ее, и ценили, как могучего воина. На ее сухих предплечьях красовались три метки силы - десять детей она принесла племени, за свою долгую жизнь. И не отняла ни единой жизни, посвятив себя воспитанию юного поколения. Это на ее песнях вырос Видящий, именно ее голос позволил окрепнуть Хладному, которого едва не забрали духи, лишь только он появился на свет. Даже сам вождь Арбакх`Галл был рожден под ее неустанную песнь о Жизни.
- Она - будто пламя, огонь Тиноко. Арбакх`Галл видит в ней свою преемницу. Старая женщина прикусила сухие губы привычным жестом, и улыбнулась, стоило Жаждущей сделать высокий скачок, заставив пламя разгореться еще сильнее. Видела ли она этот жест, или что-то другое заставило ее губы дрогнуть?.. - Но чтобы такое пламя достигло небес, ему нужен сильный ветер… Будто услышав слова старой шаманки, Шаи`Барккеш прокрутилась на одной ноге, на миг остановив свой взор на Видящем. Во взгляде этом не было безумного неистовства, напротив, она будто искала его глазами. Один лишь миг - и звуки бата вновь подхватили ее тело, стерев весь интерес к молодому шаману. - Я помню, именно в такую ночь тебя принесла Рагха`Тину. Райвашар запрещено знать тех, с кем их связала кровь, но Духи повелели, чтобы я открыла тебе эту истину. Рагха была сильным шаманом. Моя девятая дочь. И пусть, каждый ребенок племени мне был как родной, ей я пела песни с особой любовью. Женщина заметно опечалилась, а белые глаза стали блестеть сильнее. - Я думала, что выделяя ее среди прочих, я прогневила предков, и оттого они забрали ее так рано. Но твоя жизнь, позволила мне открыть замысел Духов. Твое прошлое - стерто. Вырвано с корнем, жестоко и беспощадно, как и прошлое нашего народа. Ты был лишен первых прикосновений матери, ты был вырван из ее чрева, дабы иметь возможность жить дальше. Но все твои дети - мертвы. И не будет детей у твоих детей, и оборвется твой род на тебе же. У тебя нет будущего, как и нет будущего у райвашар. Предки говорят: время пришло. Я знаю, они говорили и с тобой. Резкий порыв ветра будто обхватил тело танцующей Барккеш, заставив ее черные косы взвиться вверх. Внезапно, все танцующие стали будто единым целым, повторяя движения танца грациозной воительницы. Огонь уже, казалось, лизал небо, хоть в костре и не осталось дров. - Ветер не только питает пламя, Видящий, но еще и направляет его. Я и Арбакх уже готовы принять приглашение предков. Кто станет огнем и ветром Тиноко, когда нас не станет?..
Рохг`Воатак Хладный
Юные шаманы вернулись. Даже за много миль от родного племени, Хладный слышал пульсацию земли под ногами танцующих. Еще не иссохшая почва будто звала воина начать танец, что захватил его племя. Но ему было не до этого. Могучий старый буйвол сейчас захватил все его внимание, медленно пережевывая колыхающиеся на ветру побеги. Это был не простой буйвол. Он был слишком стар, чтобы жить в своем стаде. Старые быки были слишком неуживчивыми для жизни среди своих сородичей, и потому становились одиночками. Мбого были одними из самых опасных представителей райвашарских равнин. Среди бывалых охотников бытует мнение, что быки эти боятся умереть от старости, и оттого бросаются на каждого встречного, в надежде встретить свою смерть в бою. За сезон дождей, именно этот бык убил трех молодых охотников из племени Тиноко. Когда начнется засуха, подчиняясь воле Жизненного Цикла, этот бык может уйти на запад, вместе с племенем, продолжая представлять угрозу. Тиноко прозвали его Радушный Старик, из-за его огромных рогов, разошедшихся в сторону, будто руки, ждущие объятий. На этих рогах еще не засохла кровь последнего раненого им райвашара - Далькхе`Исуя, совсем юной охотницы. Преследуя антилопу, она не заметила Старика, отдыхавшего в высоких зарослях. Если бы не другие охотники, отогнавшие от нее быка, она так бы и погибла, лишив свой народ лучшего следопыта. Старик был просто огромен. Возможно, когда-то он был вожаком своего племени, но ушел прежде, чем силы стали его покидать. Пропитанные грязью бока подрагивали от прикосновения высокой травы. Крепкая кожа хранила на себе рубцы от многих сражений, через которые прошел этот зверь. Воистину, он заслужил смерть от рук такого же воина, каким был и сам. Этот могучий дух равнин не заслужил того, чтобы сгинуть от старости. Но, к несчастью, за многие мили не нашлось никого, кто мог бы сравниться с ним в силе. Даже львы обходили его стороной.
|
|
ссылкаЖенщина испугалась. Она дернулась, не сдержав порыв, и отступила от нависшего Артура на несколько шагов. Пухлое лицо враз побелело. Жиденькие светлые волосы облепили череп, повиснув неживыми локонами. Заблестели капельки пота на высоком лбу. - М... м-мы не… не уверены… Она отчаянно оглянулась на своих помощников, которые выглядели сейчас не лучше. Рыжий отвел взгляд, мрачно уставившись в одну точку. Лихард же был единственным, кто быстро пришел в себя. Поджав губы, он осторожно положил руку на плечо начальницы: - Класилда… позвольте мне? Ладно? У него был мягкий и спокойный голос, однако от Артура не смогли ускользнуть нотки отчаяния и страха. Отодвинув женщину, он выступил вперед, с вызовом посмотрев на Денвера. - Да. Кое-что пошло не по плану. Но в этом нет нашей вины, уважаемый. Мы были одними из тех, кто сменил предыдущую группу между криогенными скачками. Бодрствуем мы уже два года на борту этого корабля. Наша группа должна была изучить генетическую структуру новой планеты, отправив зонды и взяв некоторые образцы. Здесь, в непосредственной близости – это было сделать проще. Поэтому, когда корабль вошел на орбиту планеты R7632 или, как мы ее называли «Ривена» – нас вывели из криосна. Он помолчал несколько мгновений, собираясь с мыслями. - Все шло строго по плану. Мы выполняли инструкции и все необходимые меры предосторожности. Мы изучали планету, пытаясь выявить враждебные вирусы и генетические структуры, которые могли бы помешать человеку колонизировать данный объект. В таком случае мы бы просто не выводили людей из заморозки и отправились к следующей планете. Поймите, эта планета, она… - Она прекрасна во всех отношениях! – Встрял Джереми, подскочив. Он был молод. Очень молод и эмоционален. – В этой планете нет ни единого изъяна. Все вирусы и бактерии работают в унисон, создавая идеальную среду обитания для всех живых организмов. Но не только это – структура ДНК здешней фауны практически не отличается от нашей. Это невероятно! Удивительно! Учитывая сколько факторов могло повлиять на любые необратимые изменения в процессе эволюции. - Мы были очень… взволнованы, - продолжил Лихард, кивнув напарнику. – Все это давало человечеству еще один шанс. Мы знали об этой планете и раньше, разведывательные зонды, принесшие образцы, собственно, и заставили руководство принять решение отправить все колонизационные корабли именно сюда. Но реальность оказалась еще благоприятнее. Мы просто… мы не ожидали подвоха. Он отошел на несколько шагов, уставившись в холодное стекло величественных окон. Маленький шарик планеты был будто опутан голубоватым ореолом. - Мы послали разведывательную группу. Двадцать человек. Ученые и солдаты, которые должны были их защищать. Задача группы состояла в исследовании определенного участка, который мы выбрали для высадки первых шаттлов. На них… напали. Мы не знаем кто. Связь прервалась. Но некоторым удалось спастись. Мы… думали… что удалось… - Мы не могли знать! – Снова встрял Джереми, отчаянно теребя собственные руки. - Когда шаттл вернулся – на нем был лишь Стив Ойен. Наш напарник. Наш… близкий друг. Он вел себя странно, но мы все списали на шок после случившегося. Мы поместили его в медицинскую капсулу на двое суток, чтобы дать прийти в себя. Со Стивом… с ним что-то случилось. Он обезумел. - Что-то управляло им! - Джереми! Он вел себя вполне нормально. Даже слишком нормально. Спокойный, размеренный. Он говорил, что ничего не помнит о том, что произошло на планете. Мы поверили ему – из-за шока такое могло случиться. Мы верили ему… потому что знали очень давно. Он всегда был надежным. Он был одним из нас. Лихард прикрыл глаза, дотронувшись до стекла ладонью. - Спустя трое суток он убил мужа Класилды, получив доступ к запретным лабораториям и системе жизнеобеспечения всех Хранилищ на Пангее. Он что-то… что-то добавил. Какую-то бактерию или вирус. Что-то впустил во все ячейки. Он убил их. Всех людей. Он… Лихард уткнулся лбом в стекло. Ему не хватало воздуха. Голос осип. - Это не наша вина. Да, мы должны были заподозрить. Мы видели, что что-то не так. Но не хотели сильно ограничивать свободу нашего товарища, который пережил ужасные события на той планете. Он резко обернулся, посмотрев на Артура стеклянным взглядом. - Мы не думали, что кто-то выжил. После того, как Стив впустил этот вирус и уничтожил всех людей – он отправился убивать тех, кто не спал. Ученые, солдаты, обслуживающий персонал, пилоты – он убивал каждого, кто попадался на его пути. Мы разделились с основной группой шесть часов назад. Все это время мы провели здесь. А сейчас… Лихард опустил голову и Джереми закончил: - Мы собираемся покинуть корабль на спасательных шлюпках. Это единственный шанс для нас выжить. - Стив или то, чем он стал - обладает чудовищной силой. Ему нельзя противостоять. Тем более, скоро системы обеспечения жизни на корабле прекратят свое существование – мы их отключили. У нас осталось, по меньшей мере, часа три, прежде чем кислород кончится. Мы надеемся, что это убьет Стива и после этого мы сможем вернуться на корабль. Лихард замолчал, тяжело обмякнув. Криста выступила вперед на середине рассказа, широко распахнутыми глазами дырявя дырку во лбу Лихарда. Как только он закончил, девушка кинулась на него, ударив кулаком в грудь. - Вы же убьете здесь всех! Вы всех погубите! Вы выпустили зло, а теперь просто хотите сбежать, спасая собственную шкуру?! - Все мертвы! – Лихард отступил на несколько шагов, в отчаянии посмотрев на девушку. – Все мертвы и им уже все равно! Ошибка уже свершилась, а время повернуть вспять мы не можем. Если мы останемся здесь, то погибнем! - Но вы даже не попытались выяснить выжил ли кто-либо! Мы же выжили! А если выжили мы, значит и еще должен был кто-то! Парень нахмурился, схватив девушку за руку и крепко сжав, заставив ее вскрикнуть. - Ты ничего изменить уже не можешь. Мы не подключим системы, а кроме нас никто сделать этого не сможет. Поэтому ты либо здесь умрешь, как все остальные, либо последуешь нашему плану и получишь шанс выжить!
-
Интересный поворот... Понаблюдаю-ка за игрой)
-
Как же я люблю тяжёлые выборы.. Ты очень сильно недооцениваешь этот модуль. Он просто потрясающий, кроме шуток.
|
|
Калейдоскоп картинок. Видений. Боль от собственного бессилия. Она не поверила. Она выкинула шанс, спасла свою шкуру. Ведь в душе только это имело значение. Выжить любой ценой. Выбраться. Чтобы потолок не оборвал жизнь, раздавив будущее. Элис стояла у складывающегося здания не слыша криков. Не замечая людей, что падали рядом. Кто-то от пережитого ужаса. Кто-то от отчаяния потери. Она просто стояла, сжав кулаки и думала о том, насколько дорога человеческая жизнь. Чем она измеряется? Литрами выпитой колы? Пачками зеленых бумажек в сейфе? Нулями на личном счете? Высотой дома? Количеством друзей? Детьми, что останутся после тебя? Всеми посаженными деревьями? Или собственной значимостью? Может, заголовком с твоим именем на главном развороте газеты? А может, улицей, названной в твою честь? Элис лихорадочно пыталась найти ответ на этот вопрос, в то же время выжидая. Она выжидала, что все начнется сначала. Она молилась, чтобы началось. Чтобы стрелки часов пошли в другую сторону и безразлично-холодное время смилостивилось. Дало еще один шанс. Она еще не решила, как именно им воспользуется. Не решила, что может сделать. Не поняла, зачем ей это делать. И подлый червячок, что сидел где-то глубоко в черепной коробке, твердил неустанно: «Тебе это не нужно. Главное, что ты жива. Главное, что ты здесь, под ярким солнцем и голубым небом. Ты цела. Невредима. Ни единой царапинки. Ты выжила в этот раз. Так беги, Элис. Беги в свою жизнь. Беги к байку. Уезжай отсюда. И все будет хорошо. Все будет».
Чем измеряется человеческая жизнь? Калейдоскоп картинок. Видения. Гамбургер, ползающий по полу. Охранник, пытающийся спасти девушку. Люди. Люди. Так много людей… Господи… их так много. Девяносто шесть смертей. Ужасная цифра впечаталась в мозг. Сплелась острыми гранями, повиснув перед глазами ярким таблоидом. Девяносто шесть.
Перетекают цифры. Сливаются. Смазываются, оставшись единственным маячком в надвигающейся пустоте. И вот «96» перевоплотилось в «12.16». Элис стояла в холле торгового центра, крепко сжимая в руках мобильный телефон. Телефон без единой царапинки. Она стояла, уставившись в цифры на таблоиде. Не замечая ничего вокруг. И в этот раз шепотом повторяла совсем другие слова: - Спасибо… спасибо… Шанс был дан.
Только вот что с ним делать? Девушка оглянулась по сторонам, вглядываясь в лица людей. Среди них были уже знакомые. Вон стоит Орлен. Огромный шкаф-охранник, что так доблестно отдал свою жизнь за девушку. Азиат. Море людей, которые погибнут через пятнадцать минут. Всего лишь пятнадцать минут, выкраденные у смерти каким-то временным сбоем. Что это за сбой и по чьей он воле происходит – по воле черта или бога – Элис не знала и не хотела знать. Сейчас важен был совсем другой вопрос.
Чем измеряется человеческая жизнь? Ей не поверят, если она побежит, крича, что скоро здесь все взорвется. Ей не поверят, если она скажет, что уже видела это. У этих людей слишком много дел. Слишком много забот. Их жизни остаются закрытыми книгами, в которые не так легко попасть. Ворваться к ним, взметнув тревогу, могут только те, кто наделен определенной властью. Но что сказать? Как найти нужные слова, от которых зависит столько жизней?
Пальцы давят на кнопку вызова. Голос девушки спокоен, что не скажешь о ее готовом выпорхнуть сердце: - Мина? Слушай, я тут стою возле окна и наблюдаю, как какой-то парень ходит около твоей машины с баллончиком краски. Думаю, тебе лучше немедленно ее проверить. А я пока в туалет сбегаю, извини, очень надо. Мина всегда ревностно относилась к своей машине. Она зверела, если ей угрожал хоть кто-то. Подруга должна послушать, выбежав из здания, как разъяренная фурия. Пока она добежит к машине. Пока разберется в ситуации. Пока просмотрит все. Пока позвонит, чтобы наорать на Элис за несмешную шутку – это даст ей время.
Сжав телефон в руке, девушка твердым шагом пошла прямо к охраннику. Пятнадцать минут. И так трудно будет найти подходящие слова за это время. - Извините… сэр. Остановившись напротив, она вспомнила, как он не думал о себе, пытаясь спасти блондинку в том видении. У этого огромного человека должно быть огромное сердце. И если он только поверит ей… Как успеть? За пятнадцать минут. Элис сжала зубы. - Сэр, я хочу сообщить, что это здание заминировано. Оно взорвется через пятнадцать минут. Пожалуйста… вы должны вывести людей.
|
-
Ещё пара таких постов - и я буду ненавидеть Империю не меньше, чем мой персонаж. Красиво и грустно, полностью согласен с предыдущим оратором :)
-
Обожемой я создал монстра!
-
Красиво и грустно :(
-
Ода боли.
|
- Ричард, мальчик мой. Граф Раттингем расправлялся со своей трапезой, как обычно, в своем кабинете. Кивнув слуге на пустой стакан, он поправил салфетку на своем мундире: - Не хочешь вина?.. - это был скорее риторический вопрос, поскольку второй бокал был уже наполнен. Исполнив свои обязанности, слуга быстро поклонился, и быстро удалился через черный ход. Ричард мог догадываться о возможной теме этого разговора: вчера, под окнами фамильного особняка Раттингемов, случился небольшой митинг. Люди кричали имя Асхеллов, призывая начать революцию. Слухи об истинном имени приемного сына графа, распространились по его владениям, со скоростью чумы. Скрывать очевидные вещи больше не имело смысла. Оставалось лишь догадываться, как на это отреагировал сам граф…
- Мне довелось знать твоих родителей, - мужчина начал издалека, задумчиво посмотрев на свой бокал, - Я никогда не рассказывал тебе, но отец твой планировал переворот. Вернее, его планировало его окружение, вынудив в конечном итоге Императора избавиться от этой… несколько призрачной угрозы, но… Я хочу, чтобы ты сознавал, что революция и даже, упаси господи, мысли о революции - дело весьма опасное, и враг наш имеет уши повсеместно. Лишь кто-то смел пикнуть имя «Асхелл», а Император уже кует меч с твоим именем.
Граф замолчал, уделив все свое внимание разделке мяса. Спустя несколько секунд усилий, нож бодро звякнул о тарелку, и кусочек говядины устремился в рот. Смакуя каждое движение челюстями, мужчина прикрыл на мгновение глаза, и с удовольствием вытянул губы.
- К чему я все это говорю, - еще не до конца прожевав, причмокнул Раттингем, и пригубил приготовленное вино, - Ваши юношеские выходки, и все эти, не побоюсь этого слова, «движения»… Он сделал небольшую паузу, стараясь придать большее значения произнесенному слову. - Глупы, опасны и главное - бессмысленны. «Дзинь!» - отозвался фазийский фарфор, будто подтверждая все вышесказанное. Граф посмотрел на Ричарда, стараясь заглянуть тому в глаза. Юноша знал: его приемный отец еще не закончил. Все сказанное было лишь предисловием, к основной лекции. Верхушкой айсберга.
- Как не прискорбно, мой друг, но так уж повелось, что власть принадлежит, - мужчина иронично обвел себя рукой, - Старикам. И если все те разговоры, что вы ведете за закрытыми дверями - искренни, если в тебе есть достаточно убеждений, чтобы действительно развязать войну, за освобождение Дельтула, ты должен четко понимать: в сражении с сильным противником, не победить одними лишь митингами и криками. А ведь именно они сейчас и являются вашим единственным оружие… Не смотри на меня так! Да, народ любит тебя. Но это лишь малая часть Дельтула. Берстлен признает тебя, а другие города?.. Твоя известность, как человека, как лидера, ограничена лишь моим наделом. Громкое имя - далеко не все. Я предвижу, что Император попытается очернить тебя. Начнет информационную войну, тебя станут называть Лжеричардом, самозванцем. Наш враг силен, мой мальчик. А главное - коварен. Думаешь, Годрику в свое время удалось захватить власть силой?.. Конечно же нет. Он знал, что ему нужны сильные союзники. Он заручился поддержкой Церкви. А что народ? Сейчас, быть может они и вспоминают о династии Асхеллов с теплом, но тогда, королевский род был пассивен, ленив. Активный и боевой Имр’Гранн - был словно дождь в засуху. Его приняли, как родного. Дальше, он во славу церкви повел завоевательные войны. Подмял под себя язычников, мятежный Девон… А затем и Дельтул.
Очередной кусочек мяса попал в рот. Разгорячившись, граф жевал его, с громким сопением, стараясь привести мысли в порядок.
- Издревле, князья Дельтула имели огромную власть, мой дорогой. Это были сильные, могучие полководцы и мудрые правители. Твой двоюродный дед, Дезидерий, так же был князем. Именно с него, и начался наш крах. Он отдал подвластные церкви земли Райвашару. Конечно, я могу понять его - Райвашар представляет угрозу но ведь знаешь… Вилка остановилась у самого рта. Граф чуть приоткрыл рот, языком пытаясь вытащить волокна мяса, что застряли в зубах: - Райвашар - сборище дикарей, не признающих союзников. Отдай он ими эти земли, или прогони обратно на Юг, в любом случае, их любовь не купить. А вот разозлить Церковь своими действиями… И он разозлил. Дал повод Империи обратить на себя свой взор, а итог?.. Его сын не менее глуп и бездеятелен. Сейчас каждый, из подвластных ему лордов только и ждет возможности, чтобы отнять власть. Мои шпионы мне уже успели доложить, что Кастель ведет переговоры с Империей, по поводу смещения власти. Не ровен день, и нашего с тобой правителя свергнут. - А я не могу себе этого позволить. Я слишком долго ждал возможности поднять бунт и устроить революцию. Я слишком долго готовил почву, готовил тебя, чтобы упустить единственный шанс противостоять Империи.
Он быстро сделал глоток из бокала, смочив пересохшие губы.
- У нашего правителя есть сын. Тулий долго скрывал эту информацию, но мне удалось узнать, что сын его родился мельтарумом. Все это было в строжайшей тайне. Всем известно, что Империя забирает таких детей. Ни один из шпионов Ирана так и не выяснил, что скрывает наш князь. Все думают, это обычный ребенок. Тулий даже приказал убить повитуху, и всех кто мог знать об этом. Его первенец не может достаться Империи. Но… Пугающее коварство мелькнуло в глазах графа: - Я все-таки об этом узнал, - мужчина посмотрел на Ричарда, и стал говорить уверенно и четко, стараясь убедить юношу в своей правоте, - Нам нужно, чтобы князь поднял восстание. Проклятие, нам нужно заставить его шевелиться. Я отослал письмо в столицу. Где открыл истину. Через неделю, в Касслен приедет имперский чиновник, чтобы забрать ребенка. Князь уже знает об этом. Он созвал всех подданных в своем замке. Имперский посол - огромная честь. Я собираюсь взять тебя с собой, Ричард. Наша с тобой задача - убедить Тулия пойти против Империи. Спровоцировать его. Ты будешь нашим козырем. Ты будешь той крупицей, что поможет перевесить чашу весов в нужную нам сторону. Я сознаю, что совершил по-сути предательство, и я лишь тебе открыл этот секрет. Чтобы ты понимал Ричард, насколько нужно быть изощренным и коварным, в делах, связанных с властью. Это тебе не кричать на улицы "Ричард-император!". Если нам удастся убедить князя - мы получим силу Дельтула. Дальше - больше. Ты должен стать символом. Стать лидером. Я не уверен, что смогу дожить до конца той войны, что собираюсь развязать, но я надеюсь, что ты сможешь продолжить мое дело, несмотря ни на что. Я готов идти за тобой. А ты готов взять на себя подобную ответственность?..
-
Вот никогда не умел писать длинные монологи. Отличное начало, атмосфера на уровне.
-
Хотел дать первый плюс за сообщение в нашей ветке райвашаров, но раз такое дело, то не могу столь крутой вступительный пост не плюсануть.
|
Подъемник тряхнуло, и девушка невольно вскрикнула, вцепившись в Артура мертвой хваткой. Ее страх был осязаем. Он заполнил все это огромное помещение, которое могло переносить сотни людей одновременно. Интуитивно, словно ребенок, она искала поддержку и защиту в человеке рядом. Хваталась за него тонкими пальцами, боясь, что он может исчезнуть. Оставить ее здесь одну. Оставить, как оставили другие. Бросили в вязкой темноте, не похожей ни на что, с чем ей доводилось сталкиваться. Лифт плавно заскользил вверх. Подняв голову, Криста столкнулась взглядом с мужчиной и тут же отпрыгнула назад, сообразив, что из-за своего страха нарушила границы приличия. Забавно, но даже после липкой кровавой бани хранилищ еще остались эти границы. Проведенные многие тысячи лет назад между людьми. Социум. Общество. Порядок. Устои. Отпечатки чужих правд на скользкой оболочке собственного сердца. Штрих-код, впаянный в кожу. Не смыть, не избавиться. Не отделаться. И это чувство неловкости еще будет висеть между двумя людьми, что так нужны друг другу, так близки и так бесконечно далеки, отделяемые пропастью веков цивилизации. - Прости, - она говорила очень тихо, словно их кто-то мог услышать в пустоте лифта. Спрятала глаза, заняв их внимательным изучением металлических столбов. – Я испугалась… он так… дернулся. Тяжело вздохнув, она переключилась на другой вопрос. - Я была студенткой. Училась на медика. Потом во мне нашли артаруанский вирус*. Ну, дальше не трудно догадаться, верно? Лаборатории. Исследовательские центры. Опыты. Опыты. Тысячи опытов. Знаешь… Она прикоснулась рукой к холодному металлу лифта, продолжая вздрагивать. - Когда это все случилось… я знаю – это неправильно, но… я почувствовала себя счастливой. Свободной. Впервые свободной. От всех этих проводов, препаратов, игл, анализов, микро-роботов, что без конца копаются в твоем теле. Я словно до сих пор чувствую, как они ползают внутри, анализируя ткани. Это жуткое чувство… Я думала, что Пангея вернет мне украденную жизнь. Думала, что… смогу начать сначала. Пустой взгляд. Воспоминания, всецело поглотившие, слившиеся с суровой реальностью.
Двери плавно открылись, открывая еще один коридор, идентичный тому, из которого они вошли в лифт. Прямо перед ними стояло три человека, видимо, ожидавших подъемник. Белые халаты. Испуганные лица. Два парня, один из которых блестел рыжим золотом волос и жиденькой бородкой, а второй прятал маленькие глазки за насупленными черными бровями. И женщина, лет сорока пяти, страдающая избыточным весом. От неожиданности Криста отскочила от двери и снова вжалась в Артура, забыв, что только несколько мгновений назад просила прощение за аналогичный жест.
|
Глава 2 Разум - Мост
Все тени этого мира сползлись сюда. Они тут – открой глаза. Они дышат – посмотри. Ты прячешь боль за маской силы. Ты хочешь гордо носить титул «человек». Знаешь ли ты, кто такой человек? Знаешь ли ты, о чем он думает и чего боится? Знаешь ли, куда он идет? Хочешь ли на самом деле понять – зачем ты здесь? Силуэты неясны. Не прочесть их. Кажется – вот-вот найдешь. Поймаешь взглядом. Но стоит обернуться, как хлипким разочарованием тает что-то зыбкое и тленное. Что-то важное, о чем ты позабыл. Подними свою голову. Дождь больше не несет прохладу. Дождь не утоляет жажду. В дожде нет лирики и красоты. Он стекает по лицу, оставляя мутные, грязные следы. В его прозрачных гранях – осень. Прелая листва гнилью под ногой. Оплывшее небо, раздавившее твои потуги. Холодный ветер, растрепавший все внутри. Отторжение противоречий. И мысли. Я расскажу тебе. О том, как заблудился ты в ночи, увязнув в лужах. О том, как зверем стал. Голодным, диким, правым. О том, что руки твои дрожат по ночам, а кошмары входят в голову, стуча в виски. И липкий пот. И сжатые кулаки. И рык чудовищный в тело покрывала. О том, что на руках твоих чужая кровь – цена за вход. Я знаю твою муку. Боишься ли ты зеркал? Боишься ли увидеть в холодных отражениях – пустоту? Не ту, что ты обрел, но ту, что всегда была рядом? Ты думал, что потерял это право. Быть. Гореть. Дышать. Бежать. Но ведь его и не было у тебя никогда. Я расскажу тебе о душе. Которой нет. О счастье. Что лишь сказка. Ты думал, что ты человек, не зная кто есть человек. Ты думал, что идешь за мечтой, не зная о ней ничего. Срывая в мясо ногти. Цепляясь пальцами за ложь. Ты проживал свои дни снова и снова. Однообразие за однообразием. Маленькие победы, проигрыши. Планы, цели. Стремления. Люди, люди вокруг. Мириады лиц. Бесконечность слов. Ты был так пуст. Ты был так жалок. Каждый день. Пока лезвие не вошло в плоть. Пока сердце не замерло, а в глаза не заглянула смерть. Я расскажу тебе о том, как ты впервые ступил на эту дорогу. Дорогу в Кьоль. Ко мне. К себе.
*** Шелестит сухая трава под ногами. Ломается. Тлеет. Цепляются ветки колючие за одежду, не давая пройти. Останавливая, задерживая. А за ними, в неверном тусклом свете догоревшего дня – поляна. Большая плешь, покрытая серебром ночных цветов. Гладь озера, чьи воды спокойны и тихи. Черны. Оно начинается с мягкого берега и уходит до горизонта, сливаясь с тьмой небес. Пахнет тина. Вязкий ил. Скользкие водоросли, выброшенные на берег. Плещет хвостом рыба, уходя на дно. Прячась от сырого холода внешнего мира. От ночи, что уже пришла. Упала ворохом капель, лишив зрения. Ослепив.
|
Миниатюрная фигура Красавицы красовалась на фоне огромной туши механизированного Карлсона, из которого доносился легкий гул, будто от работающего механизма. Время от времени из различных трубок вырывался пар с легкий шипением. Бель не обращала внимания, небрежно держа мятый листок за края. Взгляд ее опустился куда-то вниз, видимо, на Малыша. Она взглянула на него вопросительно, мол, издеваешься или серьезно. На бумажке были какие-то схематичные каракули от руки, по-детски корявые и весьма по-взрослому издевающиеся. Бель заметила, что шаловливые ручонки даже будучи прикованы к уродливому громоздкому телу тянулись в ее сторону. Малыш норовил потрогать ее то за одно, то за другое. "Неудивительно, что он такой мерзкий и озлобленный,"- пронеслась мысль в голове Красавицы, после чего она развернулась и направилась прочь, так и не предоставив шанс к себе прикоснуться. Остановилась она лишь на пару секунд у машины, бронетехники двух преданных человечков и наемника. - Я бы даже поцеловала тебя на прощание, Стэн. Но ты уж больно горячий для меня мужчина,- еле слышно ответила Красавица, стараясь говорить так, чтобы слышал лишь Оловянный Солдатик. После чего направилась прочь. И лишь на выходе она послала тому воздушный поцелуй в полуобороте. Бель не знала, как расценит это сам Стэн. Дразнит она его? Подшучивает? Или все же проявляет благодарность в своей своеобразной манере? Немного шутливо и немного небрежно, как обычно.
Бель было приятно, что Стэн беспокоится за нее, хоть и не знала стоит ли вообще воспринимать Солдатика всерьез. Хотя что там. Нет, конечно, у нее же есть муж. О котором она старалась не думать, мысли о Чудовище грозили превратить ее жизнь в трагедию. И сущее самоубийство. Что крайне глупо, учитывая смертность Персонажей в Городе. В одном она могла быть солидарна с Биг Би точно: свою жизнь стоит продать подороже. Иногда, совсем в плохом настроении, Бель даже задумывалась о том, как было бы здорово расчленить всю банду Доброй Феи по одиночке и отправлять их ей в подарочной упаковке. Одного за другим. С методичностью маньяка, разгуливающего среди смертных. Но то случалось редко. В дни мрачного одиночества среди холодных стен, которые были покинуты ее мужем. Брошены, словно она была лишь очередной вещью в его доме. В его замке. Вещь, развлечение, прислуга. История повторялась, сводя ее с ума. Порой от горя. Порой от злости. Порой от похоти.
Стены бетонных коробок Завода в отличии от Города были полны жизни внутри. Пульс каждого из зданий будто норовил заглушить сердцебиение другого. Удивительно, но Бель могла пройти мимо множества перепалок в черте рваной аорты, загрязненной щебнем, железом и прочим мусором. Стрельба неизменно слышалась где-то вдалеке и не настигала Красавицу, старательно крадущуюся и понапрасну осторожничающую. Крики боли Железного Дровосека заставляли кровь застывать в жилах, напоминая, что смерть не худший из исходов.
И вот волшебный тупик, ведущий к заветной дверце. И что же это перед ней? Вовсе не лестница на чердак. И не вход в кухню с заветным вареньем. На что же сейчас подсел хитроумный толстячок с пропеллером? Он явно вырос из того, чтобы изображать полтергейста, распугивая округу. Но Бель могла поклясться он и так может многих спугнуть. Ручка сейфа? Ловушка. За кем же отправили ее? Бель перехватила помповый дробовик поудобнее и зарядила его. Ей всегда хотелось попробовать пострелять по мишеням. Кто же знал, что удастся сделать это в такой ситуации.
|
Ты наблюдаешь. И хоть боль стоит в ноге твой, глаза твои неусыпно смотрят вокруг, оценивая каждое движение. Губы сухие свои облизываешь, рукавом кровь волчью с лица оттираешь. И смотришь. Неусыпно смотришь.
Дилемма стоит перед тобой нелегкая. К Кьолю ты стремился так уверенно, и уверенность эта никуда не делась. Но куда идти? Ведь путь не светится во тьме. И нет карты у вас...
"Harita*...",- цепляется разум твой за это слово. Ты помнишь, что до нападения стаи ты слышал... Ты слышал, как девушка сказала про карту...
- А карта, Белль, должна быть у одного из вас,- вспоминаешь голос незнакомки. Волнение поднимается в душе твоей, как в тот час, когда услышал ты слова эти впервые. - Нарисованная дорога в Кьоль,- глаза начинают метаться, дыхание перекрывается. Где-то здесь рядом, у этой компании есть карта. Карта в заветный город. В город, что очистит наконец тебя от грехов. - Но чаще всего она проявляется на теле отмеченных,- громогласно в голове твоей прозвенели последние слова. А затем гробовая тишина.
- Ты сможешь идти?,- слышишь немного исковерканные немецкие слова. Француз обращается к тебе. Так и не узнал имя. На рану смотришь свою кровоточащую, ухмыляешься.
- Комариный укус,- врешь ты. Желаешь казаться сильным. Потому что слабые здесь- не жильцы.
Нужно рану перевязать и двигаться. Оставаться здесь- вариант плохой. Желаешь найти девушку ту, беловолосую, что ключ хранит у себя. Она нужна тебе... или же только ключ?
Встаешь с трудом, опираясь на ятаган. Топор вешаешь за плечо. Еще раз поляну осматриваешь, в последний раз. И готов уже идти, как...
Глаза твои сталкиваются с глазами темнокожего. Видишь убийцу в нем, видишь в нем человека, что убьет их всех, и глаз не дернется. Не видишь в нем союзника, а лишь временного спутника, готового стать врагом в любую секунду. Но все это мелочи, ведь видишь ты, как чешется он остервенело. Словно черви под живот забрались к нему. Словно грязь на теле многовековая... Словно...
- Но чаще всего она проявляется на теле отмеченных... она проявляется на теле отмеченных... на теле отмеченных...,- эхом в голове твоей звучат слова.
Не отрываясь смотришь на черного человека. Смотришь ему в глаза. Молчишь пока, но теперь взгляд твой будет безустанно находить первого, чья кровь пролилась на поляну.
- Я бы пошел в сторону беловолосой женщины, ибо ключ хранит она у себя. Так мы быстрее встретимся с ней.
- Но главное,- продолжаешь ты увереннее,- нельзя нам разделяться. Смерть настигнет молниеносно. Никто же здесь не хочет умирать, в шагах от заветной мечты?
Но что, если в Кьоль может войти лишь один? Что тогда, Ата?..
-
Хороший пост. Мне нравится.
-
Глаза твои сталкиваются с глазами темнокожего. Видишь убийцу в нем, видишь в нем человека, что убьет их всех, и глаз не дернется. Не видишь в нем союзника, а лишь временного спутника, готового стать врагом в любую секунду. Раскусил...
|
-
Круто.
-
На самом деле, много чего хотелось бы заплюсовать в этом модуле. Собирательный голос не только за этот замечательный пост, но и за некоторые посты в других ветках, которые было бы несправедливо оставить неоценёнными.
-
Шикарная атмосфера
|
Ночью в лесу темнеет быстро и в то же время очень незаметно. Только что из-под ног выбегала узкая, едва различимая тропка, а через минуту она уже скрывалась во тьме, опустившейся на лес. Деревья, ветки, кустарники растворяются в обволакивающей паутине ночи, от них остаются одни воспоминания (мол, там была сосна, а вот там, где сейчас чернильный мрак, рос старенький клен), и только если поднять глаза к небу, можно увидеть силуэты переплетенных между собой ветвей, загораживающих высыпавший в небе горох звезд. Несколько долгих и очень томительных секунд ты едва плетёшься, до боли напрягая глаза, что бы хоть что-то увидеть в кромешном мраке. Затем нехотя из-за пазухи богов выкатывается полная луна. Она похожа на темно-желтый круг сыра, она толста, и её поверхность, как и сыр, изрезана темными дырами и морщинами. Луна рождает свет, отдает его ночной земле, и столбы лунного света заливают спящий лес, играют меж ветвей и стволов дремлющих златолистов, отражают мать-луну в сонно шепчущем ручейке, танцуют на полях зарождающегося ночного тумана, что белыми струйками поднимается из мха и тянет вверх. С лунным светом лес становится прекрасным и волшебным, словно из детской сказки. Уууухууу! Уханье то ли совы, толи еще какой птицы густыми волнами расплывается по столбам лунного света, отражается от лиственниц, златолистов и камней, покрытых капельками росы. Весь мир, все Светлолесье сейчас дышит серебренным светом, струящимся из круга луны. Светло как днем, и лишь звезды недовольны проснувшейся луной. Они потускнели и даже отползли подальше от земли, чтобы не попасть под магию лунного света.
Как жаль, что бегущий, как затравленный зверь, эльф не мог насладиться этим видом. Его мышцы загорали от усталости, живот сводило от голода, а шрам не переставая пульсировал разнося по телу волны боли. Зачем ты бежишь маленький, слабый эльф? Почему ты так упорно цепляешься за жизнь. Какой в этом смысл. Ты же все потерял! Зачем ты продолжаешь ходить под небом этого мира, когда твою любимая ушла на всегда. Остановись. Все это бессмысленно. Прекрати этот безудержный марш. Ляг. Пусть все это закончится. Сдайся. Мох древнего леса накроет твои кости, как одеялом. Твоя боль уйдет. Из горла вырвался не то стон, не то хрипящий рык. Нет, Исенгри́м не задавался, продолжая упорно двигаться вперед.
Тропка петляла, то появляясь, то вновь исчезала в придорожным зарослях кустарника. Спустя час она совсем исчезла, и эльфу пришлось продираться через густой ельник. Лохматые и колючие лапы норовили стегнуть по лицу, приходилось закрываться руками и сгибаться в три погибели. Но вдруг среди деревьев возникла тропинка. Она шла под уклоном, еловый лес сменился лиственным. Сейчас эльф двигался по низкорослым холмикам, заросшим вековыми деревьями и кустами цветущего краснобровника. Наверное, при солнечном свете маленькие красные цветочки на кустах казались капельками крови, сейчас же цветы, впрочем, были, как и весь лес, были залиты серебром луны.
Исенгри́м не заметил, как провалился в безумие. Единственный здоровый глаз эльфа погрузился в бурый туман. Редкие ручьи превращали в красные реки крови, лесная трава вдруг вспыхнула пламенем. Тем пламенем что пылало на руинах последний крепости эльфов. Казалось бы, кожа Исенгри́м вот-вот лопнет от жара ревущего пламени. Эльф споткнулся об камень и рухнул на землю. Кое как поднявшись, он продолжил путь в этом Аду. У очередного лесного гиганта, векового древа, которое не обхватят и двое взрослых мужчин Исенгри́м снова увидел её. Голову Ларувьель. Любимая смотрела на него с немым укором, ведь это он не смог спасти её. Он позволил ей умереть. Из глаз эльфийки покатились красные слезы. Где в далеко, но затем все ближе и ближе, звучал плачь. Плач его не родившегося ребенка. Исенгри́м заметался как раненый, обезумевший зверь. Нет! Вас нет! Вы умерли! Но пересохшее горло выдавало лишь хрип. Каждый звук приносил эльфу боль. Вперед, прочь из этого места. Из последний сил следопыт рванулся в перед. Еще через несколько шагов он встретил Вождя. Предводитель орков стоял, окутанный мраком, сложив руки на груди. Будь уверен маленький эльф. Я вижу тебя. Я всегда буду рядом. Пока ты не умрешь. Быстрее, еще быстрее! Хрипящее дыхание Исенгри́ма перешло в кашель.
Многоголосый вой разрывает безмятежную тишину. Где-то позади, на этот раз – гораздо ближе. Вой, эхом отдающийся в голове, слегка развеявший безумие эльфа. Вой, несущий отчаяние, ужас и безнадёжность. Наполняющий каждую мышцу усталого тела безразличной апатией и осознанием неминуемой гибели. Волки. Стремительные тени, бесшумно скользящие между деревьями. От них не спрятаться, не убежать. Погоня закончилась следопыт. Теперь тебе не куда идти. Эльфу пришлось принять бой. Но он решил сделать это на своих условиях. Рука Лесного брата скользнула в заплечный мешок. Исенгри́м достал моток веревки. Эльфийская Паутинка. Артефакт созданный мастерами его народа. Выбрав самое большое и высокое дерево, эльф швырнул конец веревки. Даже без крюка, веревка прекрасно зацепилась за ствол дерева. Взявшись за Паутинку, следопыт слегка её дернул и она тут же потянула его на верх. Исенгри́м кое как перебирал ногами помогая веревки. Усевшись на одной из верхних веток эльф смотал веревку и приготовил лук. Его рука предательски тряслась когда он вытягивал стрелу. Лесной Брат приготовился стрелять.
|
- Смутные времена наступают... Сказал как-то Михаэль Эларии, согнувшись над картой. Правдами и неправдами Крауц сделал эту молодую девушку своей помощницей во всех отношениях - начиная от заданий по поиску необходимых ингридиентов для ритуалов, и заканчивая гораздо более низменными обязанностями. - Я чувствую это в воздухе, моя дорогая. Запах печали, безысходности и уныния витает в воздухе ,а звуки, издавающие многочисленными воронами совершенно однозначно говорят о том, что они ждут момента, когда начнут пировать. Говорят так, будто это только вопрос времени... Маг привык доверять Эларии в несколько большей мере, чем кому бы то ни было в замке. Возможно потому, что она была прикована к волшебнику чарами, а возможно потому, что просто находил её приятной во всех отношениях. "Ассистентка" тогда только испуганно взглянула на волшебника, ответив рядом стандартных фраз. Но маг понял, что она думает о чем-то еще, чем-то, что может показаться Крауцу подозрительным или же вовсе неприемлимым. Но Михаэль не стал копаться у неё в голове - пусть это мелкое упущение сойдёт ей с рук. Сейчас же, проезжая на лошади по городу, Крауц еще раз убедился в правдивости своих слов. Маг никогда не видел города, имеющего более прискорбный вид. Михаэль приехал сюда в надежде застать Эредин в расцвете его сил, увидеть величие, роскошь и то, что по всему миру славило столицу. А застал упадок, войну, холод и пепел. Чародей тяжело вздохнул, проезжая мимо какого-то сборища людей. Сам факт того, что такое количество людей собрались в одном месте, не боясь заразиться болезнью, терзавшей город, уже удивлял. (Сам Крауц заранее позаботился об этом, зачаровав себе элементарного толка талисман, генерирующий простейшее заклинание воздуха, ограждающее от чумы) Но то, что они еще и были в крайней степени возбуждены чьей-то проповедью, действительно наводил на подозрение. Михаэль сразу же смекнул, что это имеет отношение к тому, что говорили о зараждающемся восстании. Крауц тяжело, но не громко вздохнул, выслушав пламенную речь оратора. И понял, что с этим необходимо что-то делать. А раз уж он оказался здесь, то почему бы и не поразвлечься? Сконцентрировавшись, волшебник взял под контроль разум одного из простолюдинов. Они не отличались сильной волей, посему сделать это было совсем нетрудно. Ухмыльнувшись, волшебник принялся управлять движениями этого мужчины и говорить его голосом. Избранник вышел вперед, направив свой внезапно отвердевший взор на оратора. - Свободы? - заговорил он хорошо поставленным голосом, - Равенства? Справедливости? Посмотри за порог, глупец! Артодан находился в трех шагах от королевства, а ты пытаешься развязать гражданскую войну! Простолюдин оглянул толпу пронзительным взглядом, от которого в жилах могла застыть кровь. - Задумайтесь над тем, чему вы вторите, глупцы! Вы недовольны тем, что правительство собирает с вас налоги?! А будете вы довольны, когда вас захватит Артодан, и заберет в рабство мужчин, изнасилует женщин и убьет детей? Михаэль в лад оратору сильно утрировал, но это, очевидно, было допустимо. - Будете ли вы довольны, когда будут устанавливаться новые порядки, гораздо более жесткие, чем нынешние?! Вы жалуетесь, что чума забирает ваши жизни?! А известно ли вам, что множество людей короля, пытаясь справиться с болезнью, отдали жизни за вас?! Отдали лишь для того, чтобы сейчас любой из нас мог встать на помост и полить их грязью, не так ли? Мужчина бросил полный гнева взгляд на глашатая. - Послушайте, глупцы, что вы говорите?! Своими словами вы ослабляете нашу страну, и если вам это удастся, то вы будете первыми, кто попадет под удар! Так не срамите короля, а пытайтесь ему помочь в этот великий час нужды! Давайте же встанем горой за наш дом и не позволим Артоданскому захватчику стереть нас с лица земли?!
|
-
Почти каждый вечер, лёжа с ноутом, в кровати, в темноте, полностью погружаюсь в одну из созданных тобой вселенных и с удовольствием отвечаю на очередной пост. Ролевая игра в полном понимании этого слова? Определённо да.
|
|
Бесконечный марш через лес. Сколько он уже так бежит, недели, месяцы? День, когда пал последний оплот эльфов, казался таким далеким и нереальным. Наверное, это произошло с ним его прошлой жизни. Нет, ты уже мертв эльф. То состояние в которым ты сейчас прибываешь нельзя назвать жизнью. Исенгрйм сделал секундную передышку, оперившись на ствол векового дерева. Глава куражилась, в ушах стоял страшный шум, словно вокруг эльфа вился рой назойливых комаров. Перед глазами эльфа опять пронеслось смутное видение того дня. Дня, когда он покинул Щит.
Когда до его больного, расстроенного и помутившего сознания дошла мысль, что та, которую он любил больше всего в жизни мертва, как и их не рожденный ребенок, эльф захотел умереть. Он был готов убить себя своей собственной дагой. Но в последний момент, что-то остановило его руку. Чувство само сохранения? Эгоистичность? Слабая воля? Возможно. Но так же и ненависть. Она разгорелась в груди эльфа неудержимым пожаром. Убийцы что пришли из болот, ошибка вселенной, такие твари просто не должны существовать под этим небом. И приматы что оставили эльфов один на один с этой угрозой. А ведь если бы одно королевства этих грязных существ прислало бы, хотя бы часть своей армии, Щит бы мог выстоять. Эльф лишь в бессильной злобе сжал кулаки, сидя на коленях у небольшого холмика земли. Свежая могила. Его руки были по локоть в земле, а с пальцев с содранными ногтями капала кровь. Он не мог оставить Ларувьель без погребения. Впрочем, он так и не смог найти её тело, лишь голову. На лице эльфийки застыла предсмертная маска ужаса. Исенгри́м дотронулся до своего правого глаза. Сейчас там был лишь уродливый шрам и пустая глазница. Эльфы не верят в богов как низшие существа. Как и не верят в загробный мир. Когда в твоем распоряжении несколько тысячелетий, ты успеешь свыкнуться с осознанием конца. Но сейчас, он бы все отдал что бы встретить её еще раз. Следопыт поднялся и побрел шатаясь прочь от древней крепости. Он не мог здесь больше оставаться. Ему еще не время умирать. Орки, люди...весь этот несправедливый мир должен страдать. Мир должен почувствовать его боль.
Шаг. Шаг. Ещё шаг. И так днями, неделями. Ноги становились все тяжелее. Эльф был на пределе, словно в бреду, продирался через лес. Исенгри́м знал, что на него идет охота. Он пытался петлять, переходить вброд неглубокие водоемы, желая сбить преследователей со следа. Но все было тщетно. Казалось бы, отставшие охотники, снова и снова садились ему на хвост. А в те редкие моменты, когда следопыт проваливался в сон его не отпускали видения разрушенной крепости и фигуры Вождя, занесшего над Исенгри́мом свой боевой топор.
Когда следопыт вышел на поляну, издалека донёсся жуткий вой, контрастирующий с безмятежной атмосферой утреннего леса. Не время останавливаться. Эльф, слегка пригнувшись, внимательно смотря себе под ноги побежал через поляну.
|
-
Очень тонко сыграла на чувствах героя. У меня мурашки по коже пробежались, прочувствовал прям. Знаешь куда бить, да.
-
Каждый пост- шедевр и достоин плюсов) Великолепно!
-
Начал тут, для интереса, читать модуль с начала - и теперь уже просто не знаю, в какую сторону направлять плюсомёт. Он определённо не в состоянии удовлетворить мою потребность в плюсовании этой игры.
|
-
Т_Т
-
О___О
-
Зацепило. Образ, персонаж, сцена.
-
Вот это поворот. Отлично, душевно, то что я искал нашёл в этом модуле.
|
ссылкаПангея. Если было что-то великое в этом слове – все оно уместилось в обшивке гигантского корабля. Серебристо-белая громада вспарывала серые туманы, затянувшие небо. Где-то там, над ними – должен был быть защитный купол, переливающийся пурпуром. Только он хранил один из последних оплотов человечества от радиации. Однако и ему суждено было вскоре пасть. Прозрачный трап. Шум людей внизу. За живой стеной солдатов. Те, кому не повезло. Те, кто останется здесь. Устилать костями своими гибнущую планету, ослепленную обезумевшим солнцем. Величие ангаров и вычищенных переходов. Внушительные пространства, заполненные массой людей, движущейся, словно стадо на убой – медленно, вяло и послушно. В их глазах – пустота и отрешенность. Еще нет понимания, что только что была переступлена черта. И назад возврата не будет. Голубая планета станет зеленой и уснет на границе солнечной системы – в другой галактике. В другой вселенной. В другом мире. Никогда. Это слово поставило точку. Упало каплей забытых чернил на пыльный пергамент истории. Никогда больше ты не увидишь дом. Никогда твоя нога не ступит по родной почве. Никогда руки не коснутся привычных вещей. Никогда не узнаешь, что случилось. Взорвалось ли солнце? Сошла ли луна со своей орбиты? Ушла ли радиация, освободив планету и заставив ее воскреснуть? Ты потерял свое право. Войдя в шестиметровые двери. Следуя за выточенными силуэтами киборгов. Вперед - под мертвенно-бледным светом стеклянных труб, нитями расчертивших потолок. Деля пространство с сотней людей, вытекающей равномерным потоком сквозь ангары. В подъемные лифты, способные уместить двухэтажное здание. Мимо техников, суетливо воркующих над десятками спасательных шлюпок. До обширного зала. Отсека с криокамерами. Здесь холодно и сухо. И воздух приправлен ароматами химических отрав. Десятки девочек в одинаково-белых одеждах, с одинаково-улыбчивыми лицами укладывают друг за другом людей в камеры, закрывая прозрачные крышки хрустальных гробов. - Добро пожаловать на борт «Пангеи». Фальшивая улыбка. Фальшивые глаза. Радость, которую никогда не почувствует кукла – какой бы ИИ в нее не впихнули. - Вы находитесь в хранилище под номером 124 Б. Ваша криокамера готова, прошу вас. Белая резиновая поверхность. Полосы голубого света по бортикам. Рядом – персональный бокс для личных вещей. Все изъято и уложено внутрь. - Сохранность ваших вещей не гарантируется, - мягко предупреждает девушка. – Однако в криокамеру нельзя проносить какие-либо личные предметы. Вы сможете все забрать после разморозки. - Наденьте, пожалуйста, этот костюм – он снабжен датчиками, контролирующими ваше жизнеобеспечение и функциональность органов во время перелета. Все ваши жизненные процессы будут замедлены. Это абсолютно безопасно. Белый комбинезон натянулся на тело как вторая кожа. Сдавил, обхватив каждую мышцу. Отчего-то неприятно. Рядом в такие же капсулы укладывались другие люди. Испуганные. Безразличные. Отстраненные. В их глазах молчаливо отражались одинаковые чувства. Может поэтому они избегали взглядов друг на друга. - Теперь ложитесь, - улыбка, высеченная на холодном, восковом лице. Искусственный голос, пропахший ложью. – Вот так, голову вот сюда. Не бойтесь – эти ремни необходимы. Они удержат вас при пространственных прыжках, - «и не дадут вашему тело размазаться по капсуле равномерным слоем мяса и крови» - читалось в ее глазах. Стерильный свет заглушила матовая крышка капсулы. Теперь голос девочки звучал в динамиках: - А сейчас я попрошу вас расслабиться. Так процесс криозаморозки пройдет более мягко. Отбросьте все мысли. Отпустите все страхи. И оставьте прежнюю жизнь за стеклом. Когда вы откроете глаза – вас ждет новое будущее. Перед глазами еще стояло ее лицо. Приторная улыбка и стеклянный взгляд. Минута. Прошло не больше минуты. Однако тело говорило об обратном – раздирающая слабость выламывала кости, выкручивала мышцы и разжижала мозг. Острая боль точечно прошлась по каждой клеточке кожи. Органы внутри саднили, словно от многочисленных травм. Дышать. Дышать невозможно. Легкие горят, пульсируют в агонии. Горло раздирает сухой спазм. А на матовом стекле крышки капсулы – карминовые брызги крови и чья-то оторванная кисть руки. С обручальным кольцом на толстом, опухшем пальце.
|
|
Страх смерти пронзил сознание будто стрелой.
Нельзя ему умирать. Смерть не сможет дать то, чего он так долго искал.
"Что ты натворил Арно?!" Он помнил голос отца Джулио, что отражался от сводов храма. Переходящий то на визг, то на шепот. "Это преступление перечеркнуло всю твою благодетельную жизнь, глупец! Теперь, даже после смерти ты не сможешь обрести покой рядом с теми, кого любил!"
Да... в рай, таких как Арно, не берут. В тех местах, видать, очень тесно, раз бог ищет столько поводов никого туда не пускать. Фанатичные священники орут налево и направо о том, что каждый грешен. Обман, похоть, алчность - все грех... Если подумать, нет никого, кто заслужил бы отправиться в райские сады...
Но Арно, конечно, превзошел многих.
Он помнил, как бежал по грязным и тесным улочкам, пытаясь уйти от погони. Ему навстречу попался какой-то пьянчуга. В чем он был виноват? Лишь в том, что Арно боялся смерти. Испугался, что что эта пьянь укажет преследователям путь. Он до сих пор, в деталях помнил тот момент: старик ойкнул, увидав взъерошенного француза, но его неловкая попытка уступить дорогу, была внезапно прервана, точным ударом сабли. Оловянные пуговицы звонко стукнули о сталь, прежде чем позволить ей войти в пропахшее алкоголем тело. Пинок сапогом в грудь - вместо всех предсмертных исповедей. Успел ли этот человек понять, что его убило?..
Может и нет. А вот Просперо Пацци точно знал. Еще до погони. Еще до старика. Он молил Арно оставить ему жизнь. Просил пощады, просил прощенья. Вспоминал своих детей, коим был примерным отцом. Нет, он зря тогда вспомнил о детях. Память кусками давала воспоминания о произошедшем. Арно рубил. Зло, с силой, будто топором. Вновь и вновь. Удар за ударом. Рука по локоть покрылась свежей кровью, а сабля будто сама ей и истекала. Сабля, за девять лет ставшая будто продолжением руки. Сабля, вырванная из мертвых рук телохранителя чертового банкира.
Никто не помнил его имя. Все называли его Бык. Пацци воспитал его, почти как сына, а тот верно служил названному отцу. Арно помнил, как убил его, за несколько мгновений до смерти самого Просперо. Нос был рассечен и сломан. Кровь лилась по лицу, мешая дышать и обжигая подбородок. В тот миг француз ослеп от боли. Как новорожденный щенок, он наощупь полз по полу, пытаясь найти рукоять утерянной рапиры. Вернее того обрубка, в который она обратилась после встречи с саблей. Пинок под ребра и характерный хруст. - Убей его! - визжал Просперо, - Не стой столбом! На его беду, у Быка был огромный недостаток: совесть. Именно совесть, молила его каждый вечер искать утешения в алкоголе и шлюхах. Эта чертова совесть позволила Арно найти ублюдка, что заказал поджог, цепляясь за разговоры блудниц. Такое замечательное качество, как совесть, дала трещину во всех попытках Пацци замести следы. И именно она, заставила дрогнуть руку Быка, и попросить прощения "за все", прежде чем нанести заветный удар. Эти секунды стоили громиле жизни. Обломок рапиры вошел в ногу, не разрезав, но разорвав сухожилие. Огромное тело рухнуло вниз, головой глухо стукнувшись о пол, и все тот же обломок завершил дело, разодрав горло своей жертвы.
Первое убийство. Первое, в череде многих и многих. Единственный раз, когда смерть была совсем рядом, но француз сумел выскользнуть из ее костлявых лап. Или все же не выскользнул?.. Может быть, тогда и погиб Арно Баррэ?.. За миг до того, как умер несчастный телохранитель?..
Последующие девять лет вполне походили под определение "ад". Но надежда вырваться из него все же была. И сейчас, когда заветный "Кьоль" был так близок, сгинуть в этом грязном лесу было бы просто непростительно.
Врагами стали две жуткие шавки. Даже зверью хватало мозгов действовать сообща... "Нельзя уворачиваться", - напомнил себе, прежде чем встретить беду. Нельзя допустить, чтобы твари зашли за спины, в круг. Стоять до конца. Принять удар, ответить вдвое сильнее.
|
-
Удобный пост, все ясно-понятно.
-
Как же всё-таки хорошо, что я таки подался в эту игру... Пост просто потрясающий, кроме шуток. Больше ничего и не скажешь. Будем надеяться, что и кубы тоже не подведут :)
-
хороший пост, основательный и подробный
|
Уил старался нести своё сокровище, как можно более бережно, чисто внешне сохраняя при этом мину, словно это не его девушка, а младший братик или любимый кузен, пострадавший толи от ранения, толи ещё от чего. Поднимаясь по лестнице, Мунлайт отсчитывал каждый шаг, что осталось пройти до заветной двери. Девушка у него на руках была слаба и, он не знал, как помочь ей.
- Джейми помоги леди с платьем или, хотя бы объясни, как завязываются корсеты меня в отличие от своего «освободителя» она, скорее всего, испугается. – Вздохнув, Уильям вошёл в одну из лучших комнат, если не сказать самую лучшую. В камине уже весело потрескивали поленья, а маленькая девочка-служка, по-видимому, дочь хозяина, торопливо заканчивала менять простыни. Но, стоило Лунному Лорду пересечь порог и остаться наедине со своей ношей, как всё изменилось…
Мунлайт мгновенно избавил себя и девушку от всякой одежды. И, если с себя он всё просто поскидывал на пол, то Ирвен он освобождал от облачения оруженосца очень осторожно. Кровать была близко от камина, и жар его быстро нагревал постель. Прошло не больше пяти минут, как Лунный Лорд, вместе со своей леди уже «закопался» в подушки и одеяла. Кожа Северной леди была прохладной. Она явно замёрзла и сейчас, обняв свою любимую, Уил пытался отогреть её, собой, своим теплом. Он нежно шептал ей ласковые слова, говорил, как любит, как боится потерять. Что готов на всё лишь бы она была рядом с ним.
- Ты для меня – всё, Ирвен. Я влюбился в тебя ещё тогда, в далёком детстве, когда ты буквально свалилась на меня, яркая и рыжая, словно восходящее солнышко. Я не понимал этого, слишком долго не понимал и в этом я виноват перед тобой, – улыбаясь, произносил Лунный Лорд, нежась в постели.
- Почему я так поздно заметил, как ты смотришь на меня? Как пытаешься быть ближе. Мой отец был прав, когда говорил, что я лорд и политик, и что у меня не будет семьи. Ибо не одна умная женщина не согласится жить с таким как я. – При этих словах Уил театрально попытался изобразить манеру Эддарда произносить высокие нравоучительные речи. – Боюсь, мой отец был прав. Я был слишком поспешен и вот результат, ты лежишь рядом, а я даже не знаю, очнёшься ты или нет, смогу ли я вновь услышать твой смех и чудный голос. Умоляю, не оставляй меня! Не сейчас, когда я всё понял, когда всё осознал, когда готов по одному твоему желанию бросить в огонь и в воду. Ирвен. - нежно позвал он и прижал девушку к себе. На глазах лорда появились слёзы и лишь благодаря жару камина, они так и не достигли постели, высохнув где-то посередине щеки. Прошло ещё около часа, прежде, чем Мунлайт заснул.
|
Питу не очень-то хотелось, чтобы на его теле проявилась карта в таинственный город. Конечно это бремя давало некоторые преимущества, но и неприятностей могло принести немало. Особенно в группе незнакомцев, для которых эта карта настолько важна, что каждый из них, можно сказать, ради неё совсем недавно прикончил самого близкого ему человека. Нет уж, такая ответственность Брауну не нужна. Неосознанно он легонько зачесался, но тут же одернул себя - не важно, карта это проявляется, или простой зуд на нервной почве, лучше не привлекать лишнего внимания, пока это возможно.
Раздался волчий вой. Таинственная девушка явно встревожилась, спешно раздала указания и удалилась разбираться с неким Ричардом. Питу стало любопытно, как это она по, казалось бы, обычному вою в ночи предвидела, что случится дальше? А может у неё пузо зачесалось, и она решила убежать вместе с появляющейся картой, кинув кучу оборванцев посреди леса? Тьфу, что за бред приходит тебе в голову, Пит? Браун в сердцах мысленно ругнулся на свое воспаленное воображение, проводил девушку взглядом и уставился на своих новых приятелей.
События слишком быстро, однако Питу хватило времени, чтобы прикинуть обстановку и как следует разглядеть окружающих его людей. Точнее некоторых из них. Двое явно имели боевой опыт, и не стеснялись раздавать команды направо и налево. Эти указания в целом не противоречили друг другу, однако Брауна посетила тревожная мысль – а смогут ли эти двое поладить друг с другом? Он надеялся, что да. Еще один парень молча занял свое место в круге, а женщина деловито начала строгать кол – а что, неплохая идея! Она так же обратила внимание на темнокожего, который явно был ранен и возможно вообще не имел сил двигаться.
- Неплохо было бы сомкнуться вокруг этого парня, или хотя бы подтащить его в центр круга, - невзначай сказал Пит, ни к кому конкретно не обращаясь.
Браун был готов помочь, но не спешил, ожидая реакции остальных на его реплику, в большей степени двоих вояк. Тем временем он прикинул, нет ли у него каких-нибудь средств для отпугивания животных, но быстро пришел к выводу, что ничего путного не имеет и сделать не успеет. Факелов у Пита тоже не оказалось, поэтому он просто достал свой кинжал из ножен и встал в строй, рядом с каким-нибудь из вояк. Подумав немного, он сбросил вещмешок на землю рядом с собой, затем скинул плащ и плотно намотал его на левую руку, полностью скрыв её за несколькими слоями прочной ткани. Предполагалось, что волк кинется на выставленную руку и получит кинжалом в бочину.
|
|
|
-
ВНИМАНИЕ - ВСЕ, КТО ЕЩЁ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЛ, ОТКЛЮЧАЕМ JAVA SCRIPTS! КАК ЭТО СДЕЛАТЬ МОЖНО НАЙТИ В ИНТЕРНЕТЕ! После отключения скриптов любые скрипты Ололоши вам не страшны.
-
Спасибо, Дракон)
-
200-й, не могу не (%
-
Или же, если вдруг залогинены на дмчике с еще одного устройства, зайдите с него, смените адрес почты и восстанавливайте пароль.
-
+
-
+
-
Полундра в общем-то. Спасибо за информацию
-
И на всякий случай отключайте javascript
-
За своевременную отпись насчет проблемы.
|
Хлеб твой в грязь полетел. А затем, казавшейся слабой, девушка тебя одним рывком поднимает с земли. Говорит тебе... Нет, даже не говорит,- приказывает. И ты, капитан янычар на службе султана, слушаешь ее с раскрытым ртом, словно рекрут. Потому что сила в ее голосе, мощь в ее приказах. Ты чувствуешь лидера в ней, уважаешь пепельную девушку за это. Но она исчезает в тени, оставляя вас бороться с судьбой в одиночестве.
Слышишь волчий вой. Звери, что никогда не бывают в одиночестве. Страшные существа, что нападают стаей, разрывая свою добычу на мелкие кусочки, не оставляя на костях ни грамма. Но ты не боишься. Ты знаешь зверя, что намного опаснее. Это человек. Человек, что убивает родных, близких, друзей, ради того, чтобы попасть в мифический город. Волку не сравнится в жестокости и подлости с человеком. И это сейчас- ваше преимущество. Каждый из "лесных людей" здесь готов ради Кьоля убить все, что станет на пути. Каждый здесь будет бороться с яростью умирающего. Руку отдаст, ногу отдаст, но доползет до Кьоля.
Но ты видишь сейчас сброд. Люди, что с трудом понимают друг друга, что пришли словно из разных миров. Но одна вещь всегда объединяла даже самых ярых противников- приближение смерти. Старуха с косой заставляла воевать бок о бок старых врагов. И сейчас ты видел глаза Смерти, что стояла в этом Богом забытом лесу. Смерть и Кьоль- вот две причины, что заставят этих людей зубами разрывать глотки зверей. И друг друга...
Копье достаешь, сжимаешь крепко. И вспоминаешь все, чему учили тебя командиры. Связки напрягаешь и громогласно выдаешь:
- Все, слушайте меня,- непривычно было командовать на немецком, которому научился ты у пленных крестоносцев, но на пороге Рая или Ада, так ли важно на каком языке говорить? - Судя по вою, на нас нападут волки. Наверное, превосходят нас числом. Доставайте свое оружие и становитесь в круг, рядом со мной,- подошел поближе к остальным,- Так мы защитим себя от атак отовсюду. Если же разделимся- они возьмут нас числом. - И быстрее!,- в последний раз прокричал и встал в боевую стойку с копьем. Руку напряг, готов кидать. Пусть только первая тварь появится. Познает всю мощь и ненависть янычара.
|
-
Крутокрутокруто!
-
Забыл поставить плюс. Да и дракона перекрыть надо. Внимание: мы под осадой, отключайте ява скрипты или станете жертвой злоумышленников.
-
Талантище!
-
Круть!
-
очень здорово
-
Круто-круто-круто! У Мамы вообще демоническая внешность, аж жуть берет)))
-
Вот раньше как-то всё равно было. А в последнее время жалею, что никогда не умел рисовать и даже не пытался научиться.
-
Godlike же. Плюсую просто потому что увидел красивый пост на главной.
-
здорово
-
Проходил мимо, не смог удержаться не проголосовать) Надо сделать заметку, "любым способом попасть к мастеру в следующую игру".
-
Умопомрачительные рисунки! Просто великолепно)
-
Забыл плюсануть, образы просто шикарно отрисованы :)
-
Хорошие таки кривоскетчи
|
|
|
-
наконец добрался почитать. неожиданно) я думал, всё-таки после помощи Perfy маскировка останется на своём месте. но нет, как видно, пришло время сбросить маски :)
|
|
Виранта с сомнением посмотрела на дворянина, пытающегося завести беседу с существом. Не съехал ли он с катушек после пережитого? Перевела взгляд на мост...
"А может, это сон?" - с надеждой подумала девушка, намереваясь проснуться, и... ничего не изменилось. Пришлось искать другую версию. Другая версия напрашивалась сама собой, хоть и была неутешительной. Сказки про ходячих мертвецов, которыми пугают непослушных детей, - не такие уж и сказки?.. Во всяком случае, те существа, что бредут сейчас по мосту, - реальны. Ощутимы. И, вероятно, опасны. Их много. От них можно сбежать, тем более верхом, но карта... Карта нужна всем. А если мужчины не захотят делиться - у Виры нет шансов. А если она постоит столбом еще немного, то шансов не останется даже на то, чтобы сбежать без карты. Сбежать... Верхом... Кел... Карта... Виранта хлопнула себя по лбу. Обрывки мыслей наконец сложились в готовую идею. Девушка рванула к конюшне. Запнулась о свой мешок, машинально подняла его, перекинула лямку через плечо и побежала дальше. Пусть будет. Так спокойнее. И спина защищена. От чего защищена - Вира предпочла не додумывать.
В темной конюшне, едва не навернувшись, зацепив оставленные кем-то прямо возле двери вилы, Виранта пробралась к оживившемуся Келу, огладила его, обнаружив на морде узду, а на спине седло. Ее конь остался на ночь нерасседланным?!! Однако ярость длилась не долее секунды. Во-первых, Вира тоже хороша - не проверила. Во-вторых, виновницы уже нет на этом свете. В-третьих... Господи, прости Бруне все ее грехи! Благодаря ей Вира сейчас не тратит драгоценное время. С улицы раздался дикий вопль, переполошивший лошадей. Что там еще стряслось?! Девушка спешно отперла стойло и попыталась вывести мерина. Куда там! Конь, фыркая, задрал голову и словно врос копытами в пол. - Ну, маленький, ну, пожалуйста, давай не сейчас! Нам очень-очень надо уйти! - Вира повисла на могучей шее Кела, пытаясь опустить умную, в общем-то, голову, чтобы конь успокоился. Облегченно выдохнув, когда ей это все же удалось, Виранта скользнула взглядом по кляче, нервничающей в соседнем стойле, и тоже почему-то собранной (спасибо тебе, Бруна, что так небрежно относилась к своим обязанностям!). Чья она, интересно? Странно, что за ней никто не зашел... Не нужна, что ли? Не выпуская повод Кела, Вира подошла к мотающей головой кобыле и попыталась поймать под уздцы. - Ну куда ж ты, девочка, тебе же помочь хочу! Лошадь дернулась, едва не ударив Виранту стоптанным копытом и забилась в угол тесного стойла. Вот и отлично, теперь никуда не денешься! Ухватив наконец болтающийся повод, Вира вывела обеих лошадей на улицу.
Взору ее предстала на редкость безумная картина. Существо, похожее на мальчика, обезглавлено. Значит, есть управа на этих тварей? Пару секунд Вира, опешив, наблюдала за мечущимся дворянином. Сомнения в нездоровости его разума трещали по швам. А недоброе лицо испанца с обнаженной рапирой ничуть не успокаивало. Что-то было... Или что-то будет?
Вира откашлялась, чтобы голос не дрогнул, и набрала побольше воздуха. "Господа! Не кажется ли вам, что сейчас не самое подходящее время выяснять отношения? Я предлагаю очень срочно погрузить тело трактирщика на моего коня и побыстрее уйти. Даже пешком мы сумеем оторваться от этих пугающих, но медлительных существ. А потом мы все в спокойной обстановке внимательно рассмотрим карту..." - вот что хотела сказать Виранта. Но вместо этого крикнула: - Закидывайте Ганса на коня и валим отсюда! Первое относилось к испанцу и мрачному мужчине, второе - ко всем присутствующим. Живым присутствующим. Все ведь все поняли, да?
-
Держи)))
-
Молодец. Мой женский глаз радуется прям.
-
Неплохо!
-
Решил почитать модуль сначала... Хороший пост, отличный персонаж.
|
-- Наконец-то наступил выходной, -- думал Ким Кьюнг, нежась в постели. Его жена уже встала и чем-то беззвучно занималась в глубине дома. Взглянув на часы, Ким едва не вскрикнул он неожиданности. Уже десять!? Кто-бы мог подумать, что сон так крепко затянет его в свои тенета... Пора вставать. Так долго валяться в кровати было не в обычаи бизнесмена.
За следующий час Ким успел: принять душ, позавтракать, заняться сексом с женой, поговорить с двумя клиентами по бизнесу и одним поставщиком, обменяться чередой СМС со своей текущей любовницей, включить настольный компьютер и пролистать пару любимых новостных сайтов... И только он углубился в чтение новостей современных технологий как услышал:
-- Ну, папа, ты же обеща-а-а-л.
Кима он неожиданности передернуло. Он укоризненно и одновременно с мольбой посмотрел на свою десятилетнюю дочку Миранду. Ох как же ему не нравилась идея потратить половину выходного дня на глупый шоппинг в огромном супермаркете ("доча, все отлично можно купить и в онлайне: это очень эффективно с точки зрения временных затрат, возможности выбора товара и сравнения цен")... Но обещание -- есть обещание.
-- Ладно, Миранда, дай папе 3 минуты и папа начнет собираться, -- произнес он тоном как можно мягче, но в месте с тем не терпящим возражения. Для усиления эффекта он отвернулся к монитору компьютера.
Естественно, три минуты спустя он услышал за спиной:
-- Дорогой, ты обещал Миранде свозить ее за покупками. Будь добр выполнять свои обещания. Ты нарушаешь наш брачный договор, пытаясь увиливать от своих отцовских обязанностей. Да и вообще это не честно спихивать на меня всю работу по воспитанию. Сделай в конце-концов что-нибудь не ради себя-любимого.
Такого напора -- в этот раз уже со стороны жены -- Ким выдержать не смог. Он понимал последствия своего бездействия, и потому без промедления встал, не дрогнувшей рукой выключил монитор (системный блок продолжал работать) и пошел переодеваться.
Время близилось к двенадцати, когда он подъехал на парковку торгового центра. Еще издали его поразил размер и качество отделки здания.
-- Ну надо же, отгрохали какую махину, -- произнес он, выразительно выпучив глаза. Дочка на соседнем сиденье согласно закивала т.к. рот ее был занят в этот момент сосательной конфетой.
С трудом найдя место на забитой стоянке, куда Ким смог бы примостить свой электромобиль, он вспомнил что-то неприятное, от чего его лицо скривилось как будто от съеденного лимона, и решил заглянуть в багажник. Да, набор для барбекю он все еще лежал там -- уже, кажется, третий месяц. Тяжело вздохнув и пообещав вскорости свозить семью на пикник, он направился ко входу в сияющее под лучами солнца здание. Миранда покорно семенила рядом. Жар от асфальта был буквально сногсшибающим по сравнению с кондиционированным микроклиматом салона авто. В "Августе" должно быть комфортнее...
Внутри торгового центра царила атмосфера праздника или (как называл ее Ким) "шум, содомия и поножовщина". Особенно его внимание захватил человеко-бургер -- одно из самых глупых и унизительных зрелищ в мире, по мнению Кима. Закатив глаза к небу, преуспевающий бизнесмен призвал все свое самообладание, чтобы сразу не развернуться и не выйти прочь. Но Миранда ("какая сообразительная девочка!") уже стояла перед большим экраном с планом всех этажей торгового центра. Внезапная мысль поразила книготорговца.
-- Доча, а мы для чего приехали то сюда? -- Ким почесал голову, -- Что ты хочешь, чтобы мы купили?..
|
|
- Дай мне еще пять минут, Элис. Ты мне уже двадцать третий раз звонишь! - Ты мне говоришь это уже минут тридцать. - Боже! Ты невыносима! - Посмотри, может у них в меню совесть завалялась, тебе бы не помешала. - Да скоро я приду! Короткие гудки заставили Элис в который раз зло вдавить палец в кнопку отбоя на простеньком мобильном. Про себя она повторяла, как заклинание: «Чтоб еще раз… чтоб я… пошла… с этой… чтоб еще хотя бы раз…». Зашвырнув телефон в сумку, девушка облокотилась о стеклянную перегородку, кисло посмотрев на таблоид с часами. «12.05». Самый разгар чертовой жары.
Утренняя пробежка с отцом отрезвила голову. Они никогда не разговаривали во время тренировок. Незачем. Между ними была связь, которая не требует слов. Они вместе переживали усталость в мышцах. Вместе чувствовали, как пружинит земля под ногами, отталкивая их, заставляя взлетать каждый шаг. Вместе смотрели вперед, думая об одном и том же. За долгие годы отец стал для Элис неотъемлемой частью ее маленького скоростного мира. Чем-то монолитным и глобальным. Чем-то, что всегда будет рядом, молчаливо поддерживая ее взглядом. Она никогда не испытывала таких же чувств к матери. К этой слабой женщине, по ее мнению, никто не мог испытывать ничего кроме жалости. Элис всегда недоумевала, отчего отец выбрал именно ее своей женой. Нет, она не ненавидела ее. Всегда была внимательна к ее просьбам и старалась слушать очередной бред про телесериалы и рассуждения об отношениях. Слушать, не слыша. Как и этим утром, выпивая кофе на залитой солнцем кухне. Мама говорила что-то о внуках, о семейных ценностях, о свитерах в коробках на рождество, о совместных поездках во Флориду. Отец читал газету, уткнувшись в заголовки спортивных разделов, не поддерживая монолог своей жены. Элис кивала, думая о том, что сегодня вечером будет нелегко бегать – земля нагреется ядовитым солнцем и будет обдавать жаром, растекаясь под ногами. - Элис? Ты слышала меня? - А? Прости, мам… я задумалась. Что ты спросила? - Тебе Мина звонила, хотела пригласить на открытие торгового центра. - О боже мой… - Не надо делать такое лицо! Сходи обязательно. Ты кроме своих тренировок света белого не видишь. - Потому что смотреть не на что, - ворчливо вмешался в разговор отец, перелистывая серую страницу. - Мам, там же жара невыносимая. И на что смотреть вообще? На тонны стекла? С тем же успехом я могу и на окна наши налюбоваться. - Господи, Элис… сделай это ради меня. Это были ее универсальные слова, когда она не могла достучаться до замкнутого мира дочери. Когда не знала, как уговорить ее стать нормальной. Тогда она всегда пользовалась этим маневром. - Ладно… И он работал. Потому что Элис плохая девочка. Потому что она не любит свою мать. И ненавидит себя за это, находя оправдания в этих проигрышах. Сдается ее просьбам, стараясь оправдать свое разочарование.
- Ты собираешься ехать на своем ужасном монстре? Элис лежала на кровати в своей комнате, разглядывая трещину на потолке. Голос Мины по ту сторону телефона был веселым и жизнерадостным. - А на чем же еще? Я не понимаю, почему ты не пригласишь Сандру? Ты же знаешь, как я отношусь к таким мероприятиям. - Потому что Сандра уехала в Нью-Йорк к тете. И сейчас занимается шоппингом под защитой кондиционеров в крупнейших торговых центрах страны. Элис, хватит уже ворчать. Неужели ты хочешь весь день изнывать от жары в тесных стенах? В «Августе» прохладно, весело и хорошо. - Ладно, ладно… я же уже согласилась. Встретимся в холле в 11.30. - Я приеду чуть раньше, забегу позавтракать в кафешку, а то дома ничерта съедобного. - Я не буду тебя ждать там вечность, учти. - Учту, учту, до встречи. Испустив полный скорби стон, Элис уткнулась головой в подушку. Ее ждет нелегкий денек.
«Ужасный монстр» блестел в гараже. Черный «Циклон». Что-то среднее между спортивным и туристическим байком, разработанный компанией «Buell». Подаренный отцом три года тому назад. Наверное, лучший подарок в ее жизни. Элис любила скорость. Чувствовать ее напрямую, без защиты стекол и металлических дверей. Циклон подарил ей незабываемые ощущения. Когда мир размывается, растекается двумя полосками. Асфальт стонет. Рвутся оковы, сдерживающие свободу – главное, что есть у человека. Единственное, что у него отнимает социум. Там, на границе скорости – стираются рамки. Исчезают преграды. Ты становишься чем-то большим, чем просто «человек». Ты чувствуешь небо. Каждый его лазурный сантиметр, раскинувшийся до горизонта. Ты слышишь ветер – его вечные песни, протянувшиеся из седой древности. Ты вжимаешься, расправляя невидимые крылья. И уже неважно куда… неважно зачем…
- Мина! Я сейчас развернусь и уеду! - Элис, я уже иду. Сейчас… Еще один взгляд на таблоид: «12.10». Да сколько можно. Элис попятилась, наткнувшись на огромный гамбургер, тут же вручивший ей цветной флаер. Смяв его в руке, девушка раздраженно огляделась по сторонам в поисках мусорного ведра. Их-то уж точно должно хватать в этой стеклянной коробке.
-
Очень живой персонаж, очень качественный пост. Обожаю флэшбеки, особенно - хорошие флэшбеки. Всё-таки хорошо, что ты решилась поучаствовать :)
-
это просто праздник какой-то!)
|
|
Заплакал ребенок. Очнувшись от крепкого сна, мама Белль с сожалением подумала, что опять не выспится. Ребенок плакал настойчиво. По крику, сразу понятно, девчонка Лизы, жены булочника.
Плач становился громче.
Маленькая полугодовалая девочка ползла к ней. Мутная пелена закрыла навеки ее глаза, половина лица сгнила, обнажая кости, нос ввалился, волосы торчали пушистыми клоками, неестественно раздутое тельце покрывали тут и там борозды чернеющей кожи. И все же ребенок полз. Двигался прямо к ней и издевательски плакал. Мертвая малышка знала, что Мама Белль не допустит ее приближения и побежит.
Но в доме ведь нет окон, Мама Белль. В доме нет дверей. Это клетка, Мама Белль и ты в ней одна. Проснуться – слишком большая награда, женщина. Будешь страдать, пока маленький полусгнившие пальчики не сломают тебе шею.
Нет больше Мамы Белль, не надейтесь на нее.
Аннабелль, мокрая от пота, проснулась в своей постели. Ничего, просто кошмар. Она должна лучше высыпаться.
- Мамааааааааа… – истошный крик роженицы, его не спутаешь ни с чем, единожды услышав. Проспала. Она проспала роды Катарины! Инструмент – всегда готов, отвар трав – сделает на месте, тряпки – придется искать на месте. Мама Белль бежит из своей хижины, сквозь темный лес, к деревне.
- Мамааааа! – немыслимая нота. Так не может кричать человек. Слишком высоко, закладывает уши, разрывает легкие. Мама Белль движется на крик в полной темноте. Луна сегодня не ее помощник.
- Мама Белль… - Аннабелль вздрагивает. Теперь это уже не крик. Катарина шепчет ей прямо на ухо. Но как она оказалась здесь с ней, как?!
- Мама, я умираю,- едва различимый шепот, на который сложно идти. Но Аннабелль идет, идет до тех пор, пока не оказывается в полной тишине. Уже никто не зовет ее. И это страшнее всего. Мертвая тишина. Что стало с роженицей и ее ребенком? - Где ты? – когда отчаяние достигает предела, плачет Аннабелль.
Нет больше Мамы Белль, не зовите ее.
- Боже, помилуй мя… - тяжело дыша, открыла глаза. Это всего лишь сон. Она успеет. Она проснулась даже раньше обычного. Всё необходимое собрано. Умыться и в путь – долгую дорогу в Коль, самую дальнюю из деревень.
Мама Белль идет долго, останавливается лишь раз, чтобы перекусить. Сладкие яблоки, только вчера принесла дородная теща священника. Аромат заставляет в блаженстве закрыть глаза – такие моменты оседают в памяти, повторяются во снах, возникают при возможном повторении составляющих.
Мама Белль идет дальше. Деревня встречает ее тишиной. Значит, сильные схватки еще не начались. В доме ее предшественницы горит свет. Значит, роженицу уже отправили туда.
Умыть лицо с дороги в закутке перед входом. Вода темная и липкая. Мама Белль морщится, но в темноте не разглядеть. Молча входит она в плохо освещенную комнату.
Смотрят на нее. Кто с укором. Кто с ужасной болью, разорвавшей рот криком. Кто с покорным осознанием. На полу, кроватях, в искривленных страданием позах. Все те, кому Мама Белль уже не поможет.
Кожу на руках и лице стянуло. Медленно, уже зная, что найдет, Мама Белль глядит на собственные пальцы. Кровь.... Она умылась чьей-то кровью. Так будет, пока она не умрет.
Коль…Нет такой деревни, нет…Коль…Что-то невыносимо родное, необходимое…Коль…
Нет больше Мамы Белль, не ждите ее
Кьоль…Словно молнией, пораженная догадкой, открыла глаза. Кьоль близко. Есть надежда. Аннабелль не отрицала, что грешна. Не торопилась исповедаться, ибо это не отсрочит ее встречу с преисподней. Но сейчас, когда она так близко, Белль не позволит черному дьяволу утащить ее в ад. Ее время еще не пришло. Она еще будет счастливой. Не сегодня. Когда слово Кьоль наконец звучит, произнесенное чужими устами, нет в ее жизни места страху. Изыди, тварь из преисподней!
Кто знает, когда один из кошмаров окажется явью…. Мама Белль всегда спала с ножом в руке.
-
Да-да-да!
-
Кошмарные сны... Ужасная явь... Жесть...
-
Умничка. Ниче не понял, но за реакцию плюс X)
-
Маленькая полугодовалая девочка ползла к ней. Мутная пелена закрыла навеки ее глаза, половина лица сгнила, обнажая кости, нос ввалился, волосы торчали пушистыми клоками, неестественно раздутое тельце покрывали тут и там борозды чернеющей кожи. И все же ребенок полз. Двигался прямо к ней и издевательски плакал. Проклинаю своё воображение - это действительно жутко.
|
Отдых для Арно уже давно стал несказанной роскошью. Кошмары, с неумолимым упорством, преследовали его как наяву, так и во сне, не оставляя ни на секунду. Бывало, он доводил себя целыми днями бессонницы, пока не падал в беспамятстве, лишенном сновидений. Серые сны. О которых не помнишь, когда проснешься. Которые не будят среди ночи, лишая мимолетного покоя. Которые дарят успокоение, хоть и на какие-то крохи. От таких снов он не желал просыпаться. Хотел растянуть их на бесконечность, но к несчастью сознание, рано или поздно, пробуждалось, вновь окуная в ужас бытия.
В этот раз, его разбудил женский голос. Не ворчание, что доносится из коридоров гостиных домов, когда ты просрочил оплату. Не похотливый стон, из соседствующего борделя, и даже не отчаянный плач, по тому, кого унесла чума. Его будили. Кому он был нужен?..
Оставьте.
Он просто не мог сейчас расстаться с этими драгоценными минутами беспамятства. Но голосу это было невдомек, и он продолжал, продолжал тянуть Арно из оков вязкого сна, как бы не противился тому мужчина. Этот тихий ропот, раздражающий слух...
"Кьоль"
Проклятое богом слово, грубо рубануло по сознанию. Показалось? Желание вновь зарыться во сне, резко отступило. Нужно проснуться. Срочно, сейчас. Голос продолжал тянуть за собой, и в этот раз Арно не противился.
Следом за звуком, в мир постепенно начинали возвращаться и запахи... Земляная гниль, пропитанная влагой. Едва уловимый запах древесной коры. Лес?..
"Кьоль" - она вновь повторила. Нет, не показалось. В этот раз - это не игра, воспаленного безумием разума. Он где-то здесь, он рядом. В сердце ворвался охотничий азарт, что будоражит тело, когда цель совсем близко.
Резко распахнув глаза, Арно тут же пожалел об этом, ослепленный на миг водой.
- Боже... - мужчина тут же поморщился, прикрывая глаза ладонью. Пальцы начали усиленно тереть глаза, будто пытаясь выжать из них дискомфорт, создавшийся от резкого пробуждения. Пока одна рука пыталась вернуть на мгновенье утраченное зрение, вторая, нащупав под собой землю, подняла мощное тело, помогая сесть. Кривясь и щурясь, мужчина вновь позволил себе взглянуть на мир. Это действительно был лес. Сырой, холодный, неприветливый. В этом убогом мире, уже не осталось места, где тебе рады. Возможно, в здравый ум пришла бы мысль, отчего он не в Кереке – месте, которое помнил перед потерей сознания, но Арно сейчас волновал лишь источник голоса, произнесшее заветное «Кьоль». Он нашелся моментально. Среди заурядных лиц, выделялись лишь двое – негр и женщина с белыми волосами. Поскольку голос, звавший в проклятый город, принадлежал не мужчине, взгляд француза уже несколько секунд был прикован к Ней. Постепенно, ожившие вдруг эмоции, сошли на нет. Арно стал замерзать. Злая вода, пыталась прокрасться под одежду, бок о бок с холодом. Грязь была не лучшим местом, чтобы отдыхать… Отряхиваясь от листвы и воды, мужчина поднялся, все так же не отводя взора от Зовущей. Все, что он хотел бы сейчас сказать, казалось бессмысленным, и оттого он просто молчал, чего-то ожидая.
-
Давно не читал я твоих постов :) Отлично, чего уж тут.
-
Обозвал мой мир убогим. Хорошо-хорошо.
-
Красиво и естественно. Верю.
|
Мартин на выпад девушки только пожал плечами и обронил одно единственное слово. - Бывает. - Что он имел ввиду? Грубость самурайки? Или свою собственную глупость и невнимательность? Возможно, следопыт просто не хотел ссорится с девицей которая вытащила его из темноты. Сам бы он ещё долго вполне вероятно долго там болтался. Несмотря ни на что, Звездолов буркнул - Благодарю. - хотя и сделал это уже в спину.
А в следующую секунду варвара посетила злость. Кажется, эта девица нескромного роста решила проигнорировать его предложение хотя бы узнать имена своих попутчиков. -"Тише! Ты становишься слишком раздражительным по мелочам. Ты и сам не назвался, так чего же ты хочешь от других? "- немного унявшись, Мартин поймал себя на мысли, что Ила бы не одобрила такой неблагодарности с его стороны. Мысль о погибшей только усугубило мрачное состояние духа Звездолова. - Худин, или как там тебя.. Где, во имя предков... - Что-то отвлекло следопыта от речи. Чёрт побери!
Ещё не успев толком ничего осознать, мужчина рванулся как ветер в сторону, буквально исчез из компании. Нужно проявлять особое рвение для такого стремительного бегства. Например, спасая свою жизнь. Ну, или устраивая маленькую личную погоню за призраками. -Фиолетовый. Фиолетовый, забери меня Тьма! Она тут, Она рядом! Подожди, пожалуйста, подожди! Я совсем..- В голове у Марта бился целый клубок безумных мыслей, мольбы и одного единственного страстного желания вновь увидеть Звёздочку. Именно в цвет фиалок волшебница предпочитала красить свою волосы. Ну, пару последних месяцев жизни. И сейчас горец видел как кто-то, буквально метрах в двадцати отсюда шёл. Следопыту повезло, что в толпе был просвет, и он, ведомый своим чутьём отвернулся от Худина, чтобы вновь увидеть Её, живую, и спешащую куда-то по своим делам в этом столпотворении.
Мартин решительно и очень поспешно пробивался сквозь толпу, не обращая внимания на то, что отдавливает чьи-то ноги, что отталкивает людей и не совсем людей. Рука один раз ткнула что-то склизкое и скользкое, но горец даже не обратил на это внимание, как и на целый взрыв ругани за своей спиной. Он весь вкладывался в бег, в это проскальзывание, проныривание между существами. Один раз он даже кого-то перепрыгнул, до смерти перепугав. Увы. Носителя или носительницу этих волос закрыл какая-то двугорбая лошадь с красными плошками глаз, весьма хищного вида зубами(как знаток Мартин мигом оценил их шанс на прокусывание кольчуги: он оказался неприятно высоким). Вдобавок ко всему, тварь была покрыта чешуёй даже на вид смотревшейся прочно, а затормозить Март попросту не успевал. Крепыш на мгновение всё же попытался сбавить скорость, а затем резво нырнул под живот твари и словно пробка вылетел с другой стороны. Всё-таки в сравнительно небольшом росте есть свои преимущества. К сожалению, его нога северянина попала в лямку чьего-то брошенного мешка. Тяжеленного мешка, о чём Март очень быстро узнал. Пришлось применить всю отпущенную природой ловкость, чтобы не растянуться на плитах во весь рост.
Увы, пока Звездолов совершал все эти кульбиты, высвобождал ногу и тихо ругался Ила(или это была вовсе не она?) исчезла. Зато появился громадный зеленокожий слепец, красующийся обнажённым торсом, и множеством ритуальных шрамов на могучей груди. А как он ухмылялся! Хотя нет, постойте, у него просто прозрачные губы, судя по тому едва видному колыханию во области рта. Тем не менее, Мартин готов был поклясться перед ликами предков, что несмотря на слепоту, великан как-то видел всё представление. На сгибе руки слепой баюкал здоровенный тесак, одним ударом которого можно было даже не располовинить такую мелочь, как горца, а просто даже расплющить. Одним словом, Звездолов почувствовал себя особенно маленьким рядом с этим мирным чудовищем. И никаких фиолетовых волос рядом.
- Дхик! - прошипел сквозь зубы следопыт, развернулся на каблуках и...ткнулся лицом прямо в морду того самого клыкастого коня. Кажется горец ему не понравился, о чём четвероногое и сообщило змеиным шипением, обнажив клыки. Запах изо рта у него был как из помойки, где сдохло по меньшей мере сотня кошек. "Лошадь" явно не одобряло его поведения, и как и любое нормальное существо, протестовало против проскальзывания под чьим-либо брюхом. В красных буркалах, буквально горящих от адского пламени явственно читалось желание откусить кому-нибудь лицо. Или хотя бы руку.
- Привет. Извини, что так вышло. Я пожалуй пойду. - Следопыт осторожно попятился, и принялся обходить десятой дорогой копытное, продолжавшее за ним следить. Кажется, оно немного разочаровалось таким развитием событий. Что характерно, повернуться спиной северянин не рискнул. Несмотря на внимательный и сосредоточенный взгляд, мысли Звездолова были довольно далеко от этой милого, но пахучего создания. -"Показалось, показалось, во имя теней предков! Откуда Иле вообще было взяться тут, ну сам подумай?! Во имя Урра, что ей делать в этом...этом месте, когда её пепел лежит в земле, а? Нет приятель, чудес не бывает, не таких, не обманывай себя пустыми надеждами!"-
Горец попытался увидеть своих, но кажется после столь отчаянного рывка он их немножечко..Потерял. И он наконец-то обратил внимание, что ладонь измазана в какой-то красноватой слизи. - Дхик! - повторно выругался Звездолов, и поспешно попытался стряхнуть дрянь на пол. Вроде бы получилось, но не всё. Решив, что он лучше потом, где-нибудь в местечке поспокойней отмоет эту дрянь водой, Март отправился обратно, старательно игнорируя злые взгляды, и в то же время ориентируясь по ним.
-"Ага. Вон, кажется, тот жеребец и здоровяк. Ну точно. Ила, ну почему они все такие здоровые? Не приведи предки, отправимся в долгий поход, жратвы же не напасёшься!"- с такими вообщем не очень праздничными мыслями, Мартин заторопился к остальным.
-
Я уже забыла как ты душевно пишешь ^^
-
У Мартина шарики за ролики заскакивают. Хе-хе. Прикольно))
-
Я тут просто случайный прохожий, однако замечу, что пост-то отменный.
|
Глава 1 Сила - Волчьи детиБогач, не доверяй деньгам, Они – лишь безопасный хлам, Что не излечит от чумы В годину бедствия и тьмы. Нам всем недолго жить в миру – Я заболею, я умру… Смилуйся над нами, Господь! Краса и юность – хрупкий цвет, Что облетит чрез пару лет. Напрасно тешатся они – Ты на надгробья их взгляни, Поскольку спят во тьме земли Красавицы и короли. Царить недолго на пиру – Я заболею, я умру… Смилуйся над нами, Господь! Ушедших в темноту не счесть – Падут и мужество, и честь. Всех одолеет вечный сон, Над всеми колокольный звон Плывет, качаясь на ветру… Я заболею, я умру… Смилуйся над нами, Господь!
«Во времена чумы» Томас Нэш Я помню вкус хлеба. Он преследует меня. Что-то остается в нашей жизни навсегда, даже когда она меняется так, как мы не могли себе представить. Когда рушатся оковы, которые мы называли – «этика». Когда сгнивают последние ниточки обыденности. Что-то, что удерживало нас. Не позволяло сорваться с цепей, выкованных с самого детства «хорошим» воспитанием. Что-то, что делало нас людьми. Ломало. Гнобило. Уничтожало. Отнимало свободу. Свобода. Значение этого слова начинаешь понимать тогда, когда мыльный пузырь жизни лопается. Свобода быть собой. Свобода творить. Ощущать. Осязать. Впитывать мир, жадно глотая его кровь. Пожирая его плоть. За такую свободу можно заплатить чем угодно. Такая свобода стоит всего. Любой поступок будет оправдан. Любой грех прощен. Так я думал… Когда-то очень давно. Что остается в человеке, когда гибнет человечность? Что таится в нас там… глубоко под покровами лицемерия и прощения? То белесое, вечно-голодное, страждущее существо – оно ли есть настоящим? Дай ему волю. Выпусти его в мир. И посмотри, как оно поглотит все, что было дорого и имело смысл. Заплати цену. Я помню вкус хлеба. Этот ни с чем не сравнимый аромат. Большая печь, покрытая несмывающейся сажей. Тепло родного очага. Материнские руки, бережно вынимающие готовое тесто. Хрустящая корочка. Еще теплая. Румяная. Даже сейчас, когда в мои зубы въелась кровь – я помню этот вкус. Человек отвратительное существо. Он всегда выживет. Всегда приспособится. Он станет хищником, когда останется один. И будет жертвой среди многих. В его руках мир трещит и лопается. Под его ногой земля истекает кровью. Я долго искал хоть что-то… хорошее? Доброе? Все это – маски, одетые на кривые зеркала. Доблесть. Честь. Отвага. Самопожертвование. Бессмысленный набор звуков. И свобода… которая не стоит и гроша. Я хочу все вернуть. Я хочу забыть. Я хочу… Господи, помоги мне. Помоги мне. Помоги. Спаси меня. Не оставляй здесь. Среди тысяч таких же больных и раненых зверей. Отучи мои руки отнимать жизнь. Утоли мой вечный голод. Затупи мои клыки. Забери мою ненависть и ярость. Господи… Я никогда не просил тебя ни о чем. Я никогда не верил в тебя. Только сейчас… только один единственный раз… Услышь меня. Говори со мной. Помоги мне. Иначе я не смогу остановиться. Я не смогу прекратить. Я забуду вкус хлеба. Я забуду свое имя. Это все Он сделал со мной. Это все Он… Господи… Прошу тебя. Убей меня. *** Дождь барабанит по прелым листьям. Стекает в лужи, растворяясь в ненасытной земле. Небо забыло, как выглядит солнце. В небе больше нет света и тепла. Священники говорят – это бог плачет о тех, кого забрала чума. Священники не объясняют, почему бог позволил чуме их забрать. Болезнь пришла и это происки дьявола. Ведьмы впустили заразу в города. А бог не причем. бог всемилостив. Он простит и будет оплакивать детей своих. Безучастный и молчаливый, как всегда. Священники говорят – молитесь и будете спасены. Священники не уточняют, что это будет уже после жизни. Но людям нужно спасение сейчас. Тем, кто гниет живьем в своих теплых кроватях. Тем, чьи пальцы почернели. Чья боль непосильна. Чьи слезы не высыхают. Кто поможет им? Лило встала, разминая затекшие ноги. Сырое бревно – не лучшая скамья. Особенно если оно валяется в сердце прогнившего насквозь леса у черта на рогах. Она подставила дождю свое лицо, часто моргая навстречу темно-серому небу. - Как же я ненави-и-ижу тебя! Кьоль! Звонкий голос прорезал чащу злым воплем. С ближайшего дерева испуганно сорвалась разбуженная рябая сова. Лес ответил глухим эхом. Хмыкнув, девушка опустила голову, закутавшись в плащ. Посмотрела на землю вокруг себя. На помятой, пожухлой траве беспорядочно валялись люди. Шесть человек. Без сознания. Закусив нижнюю губу, Лило склонилась над одним из них. Потыкала ногой. - Эй! Может хватит спать? Не добившись результата, она злобно пихнула его носком под ребра. - Черт… Далекий волчий вой заставил ее подскочить. Протяжный. Тоскливый. Не к добру. - Черт!
|
Самообладание не подвело Энию отчасти потому, что она была готова к этой встрече. Более того - была уверена, что беседа так или иначе случится. - Благодарю, барон Келлфар. Наверняка, вас в первую очередь удивляет не то, что я для своих лет столь привлекательна, а то, что я способна оставаться таковой после чудовищной гибели любимого брата. Нет-нет, не отрицайте, все только об этом и думают, глядя на меня! - лучшей защитой леди Эния по праву считала нападение. - Младший брат совсем раскис, видите ли. А семейство Тинтур должно блистать на каждом балу - это я сейчас вам своего отца цитирую. Завещания предков лучше выполнять, не так ли? Ох, от выпитого я совсем разболталась... Нервы... Как вы кстати находите ситуацию с этим нападением на эльфов?
Напасть - заболтать - сменить тему. На лице леди Тинтур ни один мускул не дрогнул, когда она применяла свою излюбленную стратегию.
Стефан молчал на протяжении всего монолога, лишь изредка отпивая вино из своего бокала. Ничего отрицать он даже не собирался, как, впрочем, и обвинять Энию в чём бы то ни было. Келлфар лишь тяжело вздохнул и недовольно мотнул головой в ответ на прозвучавший вопрос: - Прошу, давайте не будем о политике. Не стоит портить этот чудесный вечер разговорами о столь неприятных вещах. Тем более, не стоит думать об этом вам. - произнося последнюю фразу, шпион загадочно улыбнулся. Было похоже, что инициировать беседу он вовсе не собирался. Мотив, толкнувший Келлфара на организацию этого диалога оставался неясным - больше всего происходящее походило на попытку немного развеяться и отвлечься от своей специфической деятельности. Причём попытку откровенно неумелую - с первого взгляда становилось понятно, что Стефану в прошлом нечасто приходилось вести подобные непринуждённые беседы с дамами.
- Да, вы правы, - беспечно улыбнулась Эния, с охотой оставляя позади политику и тут же, наивно хлопая ресницами, задала не менее провокационный вопрос, перешла, так сказать, к более опасной теме: - Раз уж вечер столь чудесный, Барон Келлфар, почему вы не танцуете? Здесь так много прелестных дам, которые с удовольствием составят вам компанию. Откройте секрет!
Телепортирующийся эльф, отсутствие королевы, танцующий Келлфар - вот так умопомрачительный бал!
Выражение лица Стефана на мгновение неуловимо изменилось - напускное добродушие отступило на второй план, а взгляд, вновь пытливый и острый, впился в глаза Энии в поисках истинных причин, побудивших её задать столь откровенным вопрос. Было похоже, что шпион заподозрил насмешку в её словах, или, как минимум, провокацию - на мгновение даже могло показаться, что, вопреки своему обычному поведению, Келлфар вовсе не считает Энию наивной придворной дурочкой, в голове которой роятся лишь мысли о балах и бесчисленных платьях. Или не хочет считать. Впрочем, недоверие тут же прошло - Эния была просто воплощением невинности. На долю секунды в глазах Стефана проскользнуло нечто, подозрительно похожее на разочарование. Отбросив последние сомнения, Келлфар холодно улыбнулся и спокойно ответил, уже, похоже, жалея, что поддался минутной слабости и завязал эту беседу: - Я не танцую, леди Тинтур, - шпион не стал никак комментировать свою позицию по этому вопросу, чего, впрочем, и не требовалось. Нетрудно было догадаться, что Стефан прекрасно знал, какой репутацией обладает, и имел вполне определённое представление, что люди, как правило, его боятся или, как минимум, всячески избегают подобного общества. Понимал Келлфар и то, то есть определённый круг молодых леди, которых наверняка сводит с ума его загадочность и отстранённость, но подобные, не обременённые излишним интеллектом, особы не слишком интересовали самого шпиона. - Здесь хорошее вино и превосходная музыка. Впрочем, если бы не обязанности, я бы не остался тут дольше, чем необходимо.
- Ах, а я не могу отказать себе в подобном удовольствии! Танцы я обожаю больше всего на свете, - Эния была готова исполнять роль светской дурочки до последнего, лишь бы Келлфар считал ее таковой. - Столько приятных кавалеров! В такие минуты я рада, что отказала всем своим женихам - вряд ли мой муж позволил бы мне вот так танцевать, - она кокетливо хихикнула и скосила глаза на Мартина.
Стефан устало вздохнул. Чего бы он не хотел добиться, завязывая этот разговор, результат определённо не был достигнут. - Не позволил бы. - безучастно согласился Келлфар, который никогда не умел вести пустые и лишённые, на его взгляд, смысла беседы. А эта, судя по всему, не так давно как раз попала именно в такую категорию. - Приятно было пообщаться, леди Эния, но мне нужно идти. Впрочем, на этот раз он не ушёл, едва обронив прощальную фразу, как делал это всегда. Шпион задержался, вновь посмотрев на свою собеседницу, словно спрашивая таким образом разрешения удалиться. - И мне, - мило улыбнулась леди Тинтур, - вы очаровательный собеседник! Будете в наших краях, обязательно заходите на бокал вина. У нас превосходная коллекция! - масляный взгляд так и съедал барона Келлфара по кусочку. Теперь он точно не подойдет к ней и на милю - богатая дурочка-любительница мужчин не представляла угрозы короне.
И вновь шпион засомневался, будучи не в силах до конца поверить в правдивость происходящего. Стефан отдавал себе отчёт, что не проявил себя особенно восхитительным собеседником за время этого непродолжительного диалога. Знал он также и то, что внешне тоже не представляет из себя ничего особенного - по крайней мере, уж точно не отличается вызывающей красотой, свойственной некоторым присутствующим здесь особам. Едва заметно хмыкнув, Келлфар взглянул в сторону Мартина. На секунду остановился, застыл в нерешительности, словно размышляя, стоит ли задать вопрос, уже долгое время крутившийся на языке. В конце концов мотнул головой отвечая на собственные мысли и проговорил: - Обязательно загляну. - после чего решительным шагом направился обратно к королевскому трону. Впрочем, далеко уйти он не успел - многострадальные двери зала вновь распахнулись.
|
-
Я серьезно завидую людям, которые укмеют так рисовать :(
-
Красиво, чёрт возьми.
-
Супер!
-
Портреты - это замечательно))))
-
Это еще не на главной?
-
Визуализация - она всегда хорошо. Особенно если прямыми руками исполнена.
-
Красиво
-
Случайно наткнулась. Пряморукости)). А Лэнс похож на глав.героя фильма Парфюмер.
-
и мне! и мне портрет!;)
-
perfecto
-
Хороша галерея!
-
Мощь. Наброски определенно впечатляют.
-
Стильно.
-
Шикарно
-
класс
-
+
-
Отлично
-
"В" for "Великолепно!". Даже игру почитать захотелось, хотя пост увидел случайно.
-
ого!
-
Отлично нарисовано.
-
+
|
|
У волшебника, ошарашеного заявлением эльфа, округлились глаза. - Телепортация? Тихо повторил слово эльфа Михаэль, от неожиданности даже произнеся его вслух. Крауц прекрасно понимал, чем это может сулить и насколько необходимо быть отчаянным, чтобы действительно предпринять эту меру. В его холодном и рассчетливом сердце даже на мгновение что-то откликнулось, однако маг был вынужден вновь взять себя в руки и смотреть на эту ситуацию трезво. "С одной стороны, - думал маг, - угроза Артодана как нельзя близка. Но с другой, если орки смогут расправиться с эльфами, то не только погубят всё то, что величественный долгоухий народ создавал на протяжении многих тысяч лет, но и получат доступ к остальной части континента - и тогда, не стоит и сомневаться, на Эредине сойдутся два клина - орков и Ардотана. Однако как этот посол хочет, чтобы армия Эредина добралась до лесов за три дня?" Слегка наклонившись, чтобы посмотреть королю в глаза, Михаэль как бы высказывал немой вопрос - можно ли открыть рот, или стоит оставить эту привелегию исключительно монарху. Увидев утвердительный кивок, маг сделал пару шагов вперед, в направлении посла. - Позвольте мне задать вам вопрос. Даже если, чисто гипотетически, Эредин будет готов предоставить вам помощь, - не обращая внимания на ненавистный взгляд со стороны Нокса и многих других, маг продолжил, - то как вы планируете доставить её до своего дома за три дня? Вы ведь прекрасно знаете, что из мест, в которые вы обращались за помощью, Эредин - самое дальнее место назначения.
Посол, даже несмотря на свою великолепную выдержку, на этот раз не смог устоять – при слове «гипотетически» кривая ухмылка на мгновение возникла на его губах, наглядно демонстрируя отношения своего обладателя к всяческим облачным предположениям и отдалённым гипотезам. - Я должен вернуться, чтобы убедить свой народ бросить столицу. Если мы отступим в Тер’Валаан, то, скорее всего, орки оставят нас в покое. Название, произнесённое на певучем эльфийском языке, Михаэлю определённо не приходилось встречать никогда ранее, но, проанализировав скудные сведения об этой загадочной расе, которые тем или иным образом попадали к нему в руки, Крауц мог бы вполне резонно предположить, что речь идёт об легендарной крепости у подножия северных гор, которая в людских источниках упоминается как «Щит». Задача послу предстояла нелёгкая – как показывает история, эльфам свойственна суицидальная наклонность до конца оборонять свои поселения – чтобы убедиться в этом достаточно вспомнить последствия первого вторжения Орды. Впрочем, если эльфы всё же отступят, укрывшись в форте, местоположение которого до сих пор остаётся загадкой, то, почти наверняка, угроза отступит на второй план и проблема решиться сама по себе. Словно вновь почувствовав, о чём размышляют сейчас присутствующие, посол вновь заговорил: - Но эти орки… Они какие-то странные. Такое ощущение, что предводитель точно знает, куда идти – он безошибочно ведёт Орду сквозь дебри прямо к нашей столице, игнорируя все ухищрения, призванные сбить их с пути. Быть может, даже если мне удастся убедить королеву оставить город, это дарует нам лишь отсрочку, но не спасение. Ричард недовольно качнул головой – сопоставив все факты, он понял, к чему клонит дипломат. Если отбросить морально-этические принципы и различные отвлекающие факторы, то выходило, что посол предлагает ему оттянуть силы с линии фронта и отправить их невесть куда ради устранения угрозы, которая, вполне возможно, устранится и без посторонней помощи. Скорее всего, после взятия столицы, орки вернуться в свои болота, унося с собой всё награбленное – никогда раньше Орда не представляла угрозы Альянсу.
Маг, простояв в размышлении некоторое количество времени, в конце-концов, с большой неохотой, но всё же покачал головой в знак того, что тоже не одобряет решения отправить войска на помощь эльфам. Как бы то ни было, но отправлять военные силы незнамо куда, когда Ардотан мог вторгнуться в любой момент, было не самой лучшей мыслью. Однако этот риск мог бы окупиться слихвой признательностью со стороны эльфов - если, конечно, им бы удалось отбиться от Орды. Но здесь... сражаться с угрозой, которой, возможно, и вовсе несуществует - не та цель, ради которой стоило бы ставить на кон судьбу Эредина. - Увы, - в конце-концов произнёс маг, вновь отходя назад и становясь позади короля. Ни в каких других словах просто-напросто небыло необходимости.
|
Глава 1 Сила - Зараженные- Смерть – единственная цель жизни. Единственное, к чему стремится любая материя. Распад. Разложение. Гниение. В этом нет порока – это есть первый божественный замысел. Конец любой пьесы. Финал любой сказки. Плохие, хорошие. Добрые, злые. Все это человеческие, надуманные механизмы, которые рассыпаются в пыль перед единственно-значимым словом. Смерть. Он завязал распущенные бахромой тесемки на черной простой рубашке, которую украшала длинная игла, небрежно вдетая в ткань у самой шеи. Поверх штанов подвязал несколько слоев плотной ткани, упавшей к ногам подобием разорванной юбки. - Жизнь уродлива. Полна страданий. Разочарований. Она не совершенна в своих болезнях. Почему, как думаешь, эти несчастные люди обрывают ее по собственной воле? Глаза, полные боли и ужаса не смогли дать ответ. Сквозь прошитые черными нитками губы раздалось сдавленное мычание. - Нет, они не малодушны, как ошибочно полагают мои коллеги. Полагали, прошу прощения. Наоборот. Нет ничего малодушного в том, чтобы признать собственное несовершенство и приблизить логичный финал. Плащ с широким воротником грузно упал на его сутулые плечи. Длинные рукава спрятали крючковатые пальцы, обмотанные грязными тряпками. - Смерть… Он замер, словно пробуя на вкус это слово и наслаждаясь им. Девушка позади него из последних сил пыталась высвободить прибитые длинными иглами к столу руки. - Смерть – единственный лекарь этого больного жизнью мира. Единственный спаситель и единственный бог. Ей вы должны молиться. Ей вы должны возносить хвалу. Воспевать ее милосердие. О ней должны думать перед сном. На голову упал капюшон, пряча лицо в безликой черноте. Опустившись на стул, он натянул один за другим старые кожаные ботинки, испачканные красными и коричневыми пятнами. Поднявшись, он подошел к распятой обнаженной девушке на длинном деревянном столе. Прикоснулся обломанным желтым ногтем к ее лицу, искаженному гримасой боли и отчаяния. Из широко открытых глаз катились слезы, смешиваясь с кровавыми струйками. Он нежно погладил ее по щеке, улыбаясь во тьме капюшона. - Тебе не нужно бояться. Скоро эта боль пройдет. Я подарю тебе Своего Бога. Подарю тебе Свой Смысл. Сделаю тебя совершенной. Бесподобной. Ты ведь хочешь этого? Губы, покрытые засохшей сукровицей, попытались разжаться, но крепкие нити только натянулись, разрывая кожу и гася крик. Девушка не смогла ответить. - Тебе повезло, - он отвернулся, накинув поверх плаща кожаную сумку. В зажим сбоку вставил стеклянную ампулу с красной жидкостью, испускающей слабое мерцание. – Я не так жесток, как тот, кому ты молилась до этого дня. Я не буду истязать тебя неделями. Годами. Упиваться болью души и тела. Отнимать твоих близких. Отбирать и снова дарить лживые надежды. Мое восприятие позволяет мне быть… милосердным. Подойдя к очагу, он достал оттуда раскаленную до красна кочергу. Повертел в руках, задумчиво изучая огненные всполохи. - Сейчас ты не в состоянии осознать то, что я говорю тебе. Но ты поймешь. Поймешь… Он вновь подошел к ней, наклонившись. Девушка заметалась, отчего иглы в ее руках и ногах затрепетали, разрывая податливую ткань. - Смерть – есть высшая цель. Раскаленная кочерга вошла между двух грудей в солнечное сплетение, раздробив кости. Веревки на губах лопнули. Тесную комнату, освещаемую лишь камином, заполнил душераздирающий предсмертный вопль. Через несколько секунд он затих и тело девушки безвольно обмякло. - Ты поймешь очень скоро, - кивнул он трупу, отшвыривая кочергу и постояв несколько минут в тишине. Когда он подобрал маску с птичьим клювом и одним движением защелкнул ее на лице – тело девушки конвульсивно дернулось. Глаза вновь открылись. В них больше не было жизни. Две красные точки, объятые хаосом. Подобрав старый деревянный посох, человек в птичьей маске вышел за дверь. *** Васко и Рор почти выпали из таверны, кашляя и отплевываясь от едкого дыма. Ганс в руках наемника показался чуть ли не пушинкой, что заставило его напарника по переносу уважительно поднять одну бровь. В конюшне напротив ржали кони, испуганные близким запахом огня. Даже старая кобыла окончательно проснулась, пятясь то назад, то вперед и счесывая лысеющими боками стены. Продолжать держать в руках необъятного трактирщика было бессмысленно, и он звучно грохнулся прямо в набежавшие лужи на свой мягкий живот, как на подушку. Рор уставился сначала на Ганса, затем на его живот, а уже потом перевел взгляд на испанца. Рука потянулась к поясу, прикоснувшись к ножнам. В этот же момент из трактира выскочил одурелый бард, прижимая к груди захваченную лютню. Споткнувшись о последнюю ступеньку, он полетел вниз, приземлившись на Ганса. И хорошо, что на него, а не на мокрую холодную дорогу, устланную лужами. Рор замер, так и не достав кинжал, но поглядывая на наемника собственническим взглядом. Он не собирался делиться картой. За нее он был готов вновь убить. Эту-то картину и застала Виранта, выбравшаяся из задымленного прохода с мешками и плащами, которые висели на ней, как яблоки на яблоне. Она молодец. Она успела захватить все эти вещи, принадлежавшие и ей и не ей. Даже тот странный шутовской колпак, который громоздился поверх всего остального, как вишенка на торте. Увидев двух напряженных мужчин, живого али мертвого Ганса и лежащего поверх него барда, она неосознанно попятилась назад в тот момент, когда из таверны выскакивал дворянин, ослепший от дыма. Столкнувшись друг о друга, они покатились вниз по гнилым ступеням, попутно раскидывая мешки и вещи, прихваченные Вирантой. В конце концов они затормозили, врезавшись в поднимающегося со спины Ганса барда. И вновь уронив его на прежнее место. Таверна полыхала. Огонь будто озверел, обретя душу. Он неистово рвал крышу, принимая причудливые, хищные формы. Еще одна балка упала, завалив проход. Тогда-то к огню и примешался еще один звук. Крик. Женский истошный вопль. Бруна пыталась выбраться. Она услышала Виранту, которая звала ее прочь из этой преисподней, бывшей ей домом многие годы. Она слышала Лэнса, который обругал ее. Собственно, это было последним, что она слышала в своей жизни. Огонь не знает пощады. Ему чуждо прощение и понимание. Им движет голод, заставляя пожирать все на своем пути. Бруна всегда боялась огня. Избегала его. Ей казалось, что страшнее смерти не бывает, чем сгореть живьем. Когда кожа чернеет и лопается. Когда глаза высыхают, проваливаясь внутрь черепа. Когда дым заполняет легкие, отбирая возможность вздохнуть. Долгая, мучительная смерть. Бруна была права. Это действительно больно. Ее крики доносились до успевших убежать людей. Проникали в конюшни, заставляя лошадей нервничать еще больше. И казалось, что сейчас во всем мире нет ничего страшнее этих криков. Когда они прекратились – огонь слегка поутих, прибитый мелкой осенней моросью. Потолок с треском провалился внутрь таверны и из дверей вылетело несколько горящих щепок. Странно, что до сих пор не сбежались люди. Вот что мог подумать любой из выживших. Тогда-то они и появились. Со стороны леса, куда уходил шаткий мостик. Туман принял алые очертания. Туман свился в кривые силуэты. Силуэты людей. Два. Четыре. Девять. Десятки. Они выплывали из леса, тяжело ковыляя. Невозможно было рассмотреть, что с ними не так, но с ними определенно что-то было не так. Их движения. Стоны. Запах гнили и тлена. Все эти люди шли к догорающей таверне. А чуть сбоку, не доходя до мостика каких-то пару десятков шагов, стояла совсем другая фигура. В длинном плаще, опираясь руками о деревянный посох. Лицо человека было закрыто птичьей маской. Чумной доктор. Их много появилось с тех пор, как жуткая хворь начала буйствовать в этих краях. Зачем он здесь? Чтобы помочь?
-
За романтичные лирические отступления))
-
Я это... мимо проходил.
-
Вот прямо жуть.
-
За игрой не слежу, но очень часто цепляю посты на главной странице.. Уже жалею, что поддался сомнениям и не подал заявку в этот модуль.
-
Цепляет очень, хочешь-не хочешь)) У меня уже начинает складываться привычка, читать твои посты в полном уединении, смакуя каждое слово. И перечитывать. Перед сном.
|
|
Во время полёта несколько человек успели поработать с письмами Хенслоу. Многих заинтересовали оставленные на них карандашные пометки, намекающие на шифр. Ричард и Беатрис убили на изучение этих пометок немало времени, но так и не поняли, есть в них шифр или нет. Зато Маркус, добравшийся до единственной на данный момент "улики" последним, довольно быстро разобрался с этой головоломкой. Вернее он точно определил, что никакого тайного послания в этих письмах нет, а пометки оставил, вероятно, мистер Уинстон с целью найти какой-либо шифр, но также быстро убедился в его отсутствии. Послания невидимыми чернилами в письмах также не оказалось. В итоге одной тайной стало меньше.
* * *
Двое мальчишек, живо напомнившие прибывшим образы Тома Сойера и Гека Финна, в обмен на пару сигарет, во всех деталях объяснили Николасу, как добраться до соседней с аэродромом станции, откуда можно вызвать такси. Пришлось правда подождать прибытия машин на жаре, разобрав пару лавочек в тени старинного дуба. Когда такси прибыли, команда разделилась. Маркус и Ричард отправились в лечебницу, остальные - в центр города в поисках хорошего места, где можно было бы остановиться. Встретиться решили в полдень на площади перед городской ратушей (других ориентиров на ум как-то не приходило).
Саванна утопала в зелени. Контраст с Чикаго и другими большими городами был разительный. С одной стороны здесь было поспокойнее - никакой суеты и спешки, никаких пробок, мало людей и машин на городских улицах, приветливые жители, знающие друг друга в лицо, с другой - ощущалось некоторое запустение: асфальтовое полотно в городе поизносилось, через многочисленные трещины проросли сорняки, некоторые дома даже совсем рядом с центральными улицами стояли брошенными с разбитыми окнами.
Удивительно, но в эти дни Саванна переживала наплыв гостей, чего оказавшиеся в городе впервые, конечно, не заметили. Проявлялось это лишь в том, что гостиницы и пансионы оказались переполнены. Всему виной был какой-то фермерский съезд, проводившийся в этом городе ежегодно и собиравший представителей аграрного сектора со всех южных штатов. Не без труда следователи нашли подходящее место для постоя - небольшой и уютный пансион с видом на гавань. Здание было именно таким, как представлял себе Бак - скрипучим старым особняком, в полной мере передающим атмосферу южной глубинки.
* * *
Лечебница Джой-Гроу, куда направились маршал Каллахан и доктор Эттери, находилась вдали от городского центра в тихом сельском районе. Дорога туда лежала через малонаселённый район Саванны, где ещё оставались дома колониального периода, в большинстве своём запущенные. Сама лечебница находилась в здании из красного кирпича викторианской эпохи с обширными заимствованиями из готической традиции. На больницу Джой-Гроу походила мало, скорее на старую частную школу или фабрику. Вокруг было всё тихо и практически безлюдно, лишь старый чернокожий садовник старался обуздать оккупировавшие все стены на первом этаже заросли плюща.
Маркус бывал во множестве подобных заведений и куда лучше детектива знал, как в них всё устроено, поэтому взял на себя ведущую роль на время этого визита. Он первым вошёл через переднюю дверь. В этой части здания не было ни охраны, ни пациентов, только комнаты для персонала: рабочие кабинеты, архивы, кладовые, комнаты отдыха и кухня. Как и снаружи, внутри всё было тихо и спокойно. Доктору понадобилось некоторое время, чтобы разыскать кого-то из персонала. Этим кем-то оказалась ничем непримечательная внешне молоденькая медсестра, которую звали Беттани Мэй Хэмптон. Узнав, что перед ней врач, сестра Хэмптон широко заулыбалась, демонстрируя всё своё южное радушие.
- Чем я могу помочь вам, доктор Эттери? - спросила Беттани, демонстрируя всё дружелюбие, на которое была способна.
- Нас интересует один из ваших пациентов, некто Дуглас Хенслоу, - ответил Маркус. - Мы хотели бы побеседовать с его лечащим врачом.
- О, конечно, я провожу вас к доктору Китону.
Доктор Китон оказался худощавым мужчиной лет 45, с густой бородой и начавшими седеть волосами. Парочка следователей подошла к нему, когда доктор допивал свой утренний кофе в больничном кафетерии. Сначала он внимательно рассмотрел пару посетителей через толстые стёкла своих очков, затем пожал им руки.
- Да, этот Хенслоу - весьма интересный случай, хотя и не уникальный, - сказал доктор Китон, узнав о цели визита своего коллеги и маршала. - Бедняга замкнулся в себе после травмирующих событий 1924 года. Лечение, увы, не принесло желаемого результата, хотя в какой-то момент мне показалось, что Дуглас пошёл на поправку, и я отпустил его домой, но последующий регресс вынудил меня пересмотреть своё решение. Если хотите с ним пообщаться, то это можно устроить. Кстати говоря, среди моих пациентов есть ещё некий Эдгар Джоб, рассказывающий историю, очень похожую на историю Дугласа. Насколько я могу понять по его рассказу, в 1924 году эти двое оказались по разную сторону баррикад в весьма неприятном инциденте. К сожалению, состояние Джоба ещё хуже, хотя я и не стану противиться вашей с ним встрече. Не желаете ли экскурсию по больнице? Полагаю, нам есть, что обсудить. В частности, мне хотелось бы знать, чем вас заинтересовал Хенслоу? За все тринадцать лет вы первые его посетители, не считая членов семьи.
Маркус обернулся к Ричарду, давая тому понять, что беседу следует вести именно ему. Они ещё в такси договорились о том, что более опытный в подобных делах детектив будет решать, какой информацией следует делиться с посторонними, и вообще играть ведущую роль, когда дело не касается медицины.
-
Очень интересно, жаль я так не могу.
-
Хороший пост. Вдумчивый, основательный - все заявки игроков обработаны. И написан красиво.
|
-
За обзор ситуации в профиле) и посмешило, и соглашусь)
-
Стимулируем игрока писать чаще, больше и лучше!
-
Присоединяюсь.
-
Мрачный гонор. Железные яйца. Эльдан Брасмер крут как сама крутость и даже круче.
|
|
|
-
Убого публично стричь детей под взрослую гребенку.
-
Опять это публичное высмеивание на главной. Для таких постов есть тема "Разбор полетов". И модуль постепенно скатывается в дневник, который был закрыт, удален и запрещен.
-
Просто нет слов х) Просто +1 за ловкую ловкость х)
-
Фиона, что ты делаешь, ахаха, прекрати.
В голос. Бедные мои коллеги не понимали, что может так рассмешить человека в понедельник с утра.
-
Хорошее утро понедельника. Воздевайте кулаки ладошками. Братья Карамазовы.
-
*Вытирая слёзы чистой, незамутненной радости.* От души! Спасибо! Больше перлов, хороших и разных.
-
Плюс же.
-
соскучились-соскучились))
-
Феерично! Какие картины рисует воображение! Хотя заслуга в большей степени, конечно, не корреспондента, а Неизвестного Мастера, но разве мы сами бы смогли эти перлы найти? Спасибо за подборку.
-
Так же здорово, как и всегда. :3
-
нрм
-
И вроде как понимаешь, что смеяться и злобно потешаться над чужими ошибками должно быть грешно, но... Черт возьми, как?! Как тут удержишься?! Эти подборки цитат просто шедевральны :)
П.с. И отдельное спасибо спецкору.
-
Самая неэтичная категория статей в газете.
-
Какой ловкий топор Как просто, оказывается. Но я все равно ничего не поняла :))) Действительно соскучились)
|
О, эти локоны… Нежное, но сильное пламя, стянутое в закрученные спирали тончайших волос… Что-то вырывающееся из этого мира. Что-то пробивающееся сквозь бесконечную серость и грязь – ярким огнем, застывшим, словно янтарь, но так пленительно играющим на дрожащем свете канделябров. Она порой качала головой, позволяя этим мягким пружинкам упруго шевелиться на сером скучном платье. Но нет-нет! Не подумайте, что это платье хоть сколько-нибудь портило мои впечатления. Отнюдь. Оно только дополняло картину, подчеркивало контраст между однообразием этого мира и охряным всплеском ее чудесных кудрей… Закрытое, оно прятало девушку. Прятало в пресность и в тоску, которой был пропитан этот гнилой паб. Как бы пыталось спасти от похотливых взглядов, мыслей, уберечь от грязных рук, что захотят дотронуться до нежной, теплой кожи… Но оно не могло закрыть собой эти локоны. О нет, они были слишком свободны для этого куска бездушной материи, которая, словно старая стервозная гувернантка, запрещающая девочке бегать в яблоневом саду, пыталась запретить девушке раскрыться и… запеть. Запеть на весь этот мир, наполнив его своею красотой, своей естественностью и чистотой. Старая серая тряпка, наброшенная на только-только раскрывшиеся алые бутоны роз – вот, чем было это платье. Но я не роптал против него. Наоборот. Картина должна позывать к действию, должна рождать чувство в человеке, желание сорвать эту тряпку, вдохнув весенний свежий аромат прекрасных цветов… «Всегда нужен контраст», – так говорил наш старина Уильям. А еще он говорил что-то про мое болезненное пристрастие к рыжим девушкам… Я не мог с ним не согласиться тогда, а сейчас же я готов был кричать «О да, мастер Билл! О да!», наблюдая за тем, как она… всего лишь водила пальчиком по царапинкам на столе, забитым подноготной грязью пьяниц и прочих деревенщин. - Дж… Джеймс, ты только посмотри… - прошептал я зачарованно и обернулся к нему. Но его не было. Он не сидел рядом. - А, точно… - бросил я в его сторону, рассеянно махнув рукой. Совсем забыл. Затем я снова пригубил местное пиво. Где-то на задворках моих мыслей проскочила одна маленькая и глупая мысленка о том, что я порядком захмелел, но ей тут же пришлось уступить место идее познакомиться с ней. О да. Или я не Лэнс, джентельмены? И вот. Я уже дернулся, отпуская кружку, чтобы встать, как прямо за моей спиной вдруг заговорил этот прохудившийся черпак. И что, о дьявол, ему от нас было нужно?! Именно в этот момент?! Но она обернулась, встревожено. Махнула локонами, чуть расширила свои глаза, показав карие радужки. Чуть приоткрыла рот – он ее испугал. Совсем немного. Я застыл, внимательно наблюдая за сценой, теперь уже благодарный грязному гостю. Вот он подошел, вот она затаила дыхание, ожидая от него не известно чего. Беззащитная, слабая и такая молодая, словно чуть недозревшее яблоко, налившее бока по весне… И только попробуй ее тронь, башмак безносый! Еще мгновение, и я готов был пристрелить и пронзить его одновременно, но тот вовремя отстал от девушки. А она… Она, наконец, задышав через чуть раскрытый рот, завозилась с какой-то бумажкой, будто бы достав ее из кармана. Глаза стали еще шире – большие, выразительные, словно Темза в полноводье. Легкий румянец на бледных от холода и страха щеках. Заволновалась, чуть заерзав в своем тесном сером платье, которое играло ей на руку, скрывая тревогу строгостью и непритязательностью. Что ее встревожило? Может, она увидела меня?.. Бродяга уже ушел, а она все переживала. Хмурила бровки, поглядывая на трактирщика, словно гневаясь за столь долгое ожидание ужина. Неуверенные движения, поспешные. Она вдруг хлопнула по столу. Ох, эта женская сердитость. Локоны всколыхнулись, поплыли – девушка окликнула хозяина паба, пошла к нему что-то узнавать… Как будто бы про суп. Но я видел, я чувствовал, я знал, что дело было не в еде. Волнение… Что его вызвало? Или кто?.. Зачем ей трактирщик?.. И в этот момент я все понял. Она хотела расспросить его про меня. Кто я? Что за благородный господин? Она как осторожная молодая фрау собиралась сначала узнать обо мне все, а уже затем – предпринимать попытку. Но нет, я так не хотел. Я любил таинственность и непредсказуемость… Если прыгать в пропасть, то закрыв глаза. - Джеймс, я пошел, - бросил я, вставая, и направился к самой стойке уверенным, решительным шагом, загадочно и приятно улыбаясь. - Леди, я могу Вам чем-нибудь помочь? – мягко и тихо спросил я у нее.
|
Взойдя на борт "Гамильтона", Беатрис с удовольствием отметила простор между креслами. И не только из соображений комфорта. Она всё ещё не свыклась с мыслью, что работать над этим делом ей придётся рука об руку со своим братом. И чувства её по этому поводу были более чем спутанными. А Беатрис Эттери слишком любила порядок и ясность, так что душевный дискомфорт отвлекал и раздражал. С некоей мрачной решимостью она определила для себя, что по прибытии обязательно будет иметь с Маркусом долгий и обстоятельный разговор, который расставит все точки над "i". По крайней мере, они смогут договориться о взаимодействии на время расследования. С такими мыслями поднималась Бетти на борт самолёта. Возле одного из кресел она обнаружила свой зонт, предусмотрительно и даже в некоторой степени заботливо доставленный на борт водителей автомотора, где мисс Эттери имела неосторожность его оставить. Как только её холодная и твёрдая рука коснулась такой же холодной и твёрдой рукояти, женщина почувствовала себя куда как увереннее. Плотно и почти безупречно сложенный купол зонта, складочка к складочке, подчёркивал строгость и точность её движений и жестов, образуя странное впечатление единого целого, состоящего из женщины и её аксессуара. И до конца полёта мисс Эттери не расставалась с зонтом-тростью, хотя дождя в салоне "Гамильтона", само собой, ничто не предвещало.
Во время полёта она тщательно просмотрела письма, пытаясь разгадать, что крылось за всеми этими выделениями и связями-стрелками в письмах. Беатрис не сомневалась, что это был либо какой-то шифр, либо пометки при графологическом анализе написанного. Не исключено, что впавший в паранойю мистер Уинстон подозревал подделку писем от якобы его старого друга. Кроме того, мисс Эттери предположила наличии текста, написанного молоком или лимонным соком, а потому проверила каждое письмо на свет и подогрев зажигалкой, при этом действуя очень бережно и осторожно. Во-первых, копий письма не было, а их ценность могла оказаться выше означенной. Во-вторых, пожар в самолёте был крайне нежелателен.
В полёте мисс Эттери так и не сомкнула глаз. Она много о чём думала, в частности, вспоминала свои счастливые детские годы с Маркусом, обдумывала известные факты о расследовании, а также наблюдала за своими спутниками. Она так и не поняла пока, на кого из них можно положиться, а к кому следует отнестись с изрядной долей осторожности. Спросить об этом карты она пока не могла, не желая пока провоцировать брата на лекцию о том, что картомансия, как и любая мантика, есть заблуждение и пустое суеверие. Бетти не смогла бы сдержать снисходительно-презрительной улыбки и саркастического смешка в адрес своего "рыцаря пентаклей".
***
Выйдя из самолёта, Беатрис оценила погоду, а затем предположила эффект, который должно производить её платье на сонном Юге, учитывая, что даже якобы прогрессивный Север считал его довольно откровенным. Размышляя о том, одеться ли после отдыха более соответственно или ещё более вызывающе, Бетти молча встала рядом с Николасом и протянула ему сигарету. На мальчишек вдоль забора она показательно не обращала внимания. Пристроив свою сигарету в мундштуке и прикурив, Беатрис замерла, держа в одной руке длинный перламутровый мундштук, а в другой руке - длинный и ровный зонт-трость с рукояткой из слоновой кости. Наверное, не было сейчас в мире более несоответствующих друг другу человека и места, чем Саванна и Беатрис Эттери.
- Любопытно, есть ли здесь достойные гостиницы?,- задала риторический, в общем-то, вопрос Бетти.
-
Ух, как все закручено...
-
Наверное, не было сейчас в мире более несоответствующих друг другу человека и места, чем Саванна и Беатрис Эттери. Красиво пишешь. Чётко, понятно и стильно.
|
Эния любила перемены и, даже более того, провоцировала их, как могла. Что может быть хуже болота, не меняющегося столетиями. То ли дело чистый звенящий ручеек, каждую секунду новый. Потому король, появившийся в кои-то веки без своей половинки, внезапно заслужил ее глубочайшее уважение. Что это: новая традиция или отсутствие королевы, как таковой? Хитрая улыбка едва тронула губы Энии, а взгляд стал загадочно-зловещим – аромат тайны она чувствовала за версту. Тем не менее она прекрасно помнила про свой первый танец. После столь длительного перерыва между балами он был по-прежнему обещан Мартину и этим становился еще ценнее. Стоило музыке вступить в права, а присутствующим неловко начинать разбиваться на пары, как Эния проследила взглядом за отступившим к стене Нуаром, удовлетворительно кивнула, подтвердив тем самым правильность его решения, и едва-едва, из-под ресниц посмотрела на стоящего в противоположном углу своего первого партнера.
Мартин ожидал этого. Ещё недавно с интересом следивший за ходом рассуждений графа Аркхама, он моментально потерял всякий интерес к ходу беседы как только оркестр выдал первую ноту. Он непринуждённо покинул своих новых знакомых, сделав несколько шагов в сторону, на свободное пространство, с целью обеспечить себе более удобную позицию для обзора. Взгляд мужчины метался по залу, путешествуя среди разряженных в роскошные наряды леди и лордов, и, не удостоив никого из них должным вниманием, устремлялся дальше в поисках той единственной, которая занимала все его мысли в данный момент.
Люди вокруг пришли в движение, разбиваясь на пары и начиная спешно перемещаться - возникший вокруг калейдоскоп нарядов и лиц на мгновение сбил Мартина с толку. Но лишь на мгновение - и вот он выхватил фигуру Энии из толпы, особенно восхитительную в своём бальном платье. Перехватив обращённый на него взгляд, мужчина едва заметно улыбнулся, слегка приподняв уголки губ, и направился к ней, прорезая разделявшую их толпу.
Волнение нахлынуло неожиданно - немного перехватило дыхание в груди, чему Эния была бесконечно удивлена. Безусловно, с первым ее балом и бешено колотившимся тогда сердцем это не могло и рядом быть, однако, отголоски прежних времен приятно грели ей душу. - Как видите, я держу свои обещания, - не обращая внимания, на удивление "подруг", заявила она, стоило Мартину приблизиться. Потом протянула руку, снова для поцелуя, уже во второй раз изменяя своей традиции.
Мартин улыбнулся. Мужчина, обладавший привлекательной внешностью, отличным статусом и превосходными манерами, всегда пользовался успехом у девушек из знатных сословий, никогда не робея и не проявляя ложной скромности. Он всегда был уверен в себе, и буквально излучал эту уверенность, распространяя её на всех окружающих - подобная "аура", заметная невооружённым глазом, всегда буквально сводила с ума юных леди, чем Мартин неизменно пользовался. Но на этот раз уверенности он не ощущал вовсе - как будто не было всех последних лет, как будто вновь вернулось далёкое детство. Мужчина судорожно сглотнул, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения внешне. Эния была пределом его мечтаний, воплощением совершенства, сочетающем в себе все качества, которые он уважал и ценил. Несмотря на доводы здравого смысла и показания собственных глаз, Мартин всё ещё был не в силах поверить, что сейчас действительно будет танцевать с этой девушкой. Он улыбнулся, глядя ей прямо в глаза, поклонился, с благодарностью поцеловав протянутую руку. - В таком случае, позвольте пригласить вас на танец, миледи.
Миледи благосклонно кивнула и тотчас покинула удобное нагретое сплетнями местечко, даже чересчур поспешно. Танцевать она любила и умела, чего нельзя было сказать обо всех партнерах, что встречались ей в этой и иных залах Эредина. Мартин с этой точки зрения показал себя идеальным ведущим и леди Тинтур на несколько секунд забыла, что это за труд - танец. - Я полагаю, сегодня многие уже получили ваше приглашение на танец? - спрашивать о таком было прилично едва ли не ей одной. Возможно, еще дочери короля и паре ее подруг, но Энии в силу непринужденности, с которым задавался вопрос, обычно прощались такие крошечные вольности.
Поддерживать ритм. Контролировать дыхание. Движения, обычно всплывавшие сами собой сейчас словно нарочно медлительно и с огромной неохотой проступали в памяти. Впрочем, пока что у него получалось, но во время каждого поворота Мартин опасался сделать что-то не так. Это было бы настоящей катастрофой, которая наверняка в одно мгновение поставила бы крест на всех его начинаниях. Держать дистанцию. Не слишком далеко, чтобы это было смешно, не слишком близко, чтобы это было неприлично. Хотя искушение сблизиться было действительно велико. Вопрос Энии, который хоть и был не совсем тактичен с точки зрения дворцового этикета, вовсе не смутил Мартина - он даже не обратил внимания на этот незначительный момент. - Сегодняшний вечер принадлежит исключительно вам. - ответил совершенно искренне. Других планов у него действительно не было. В случае чего - как обычно, будет импровизировать. Наверняка на этом балу найдётся парочка симпатичных девушек, которые согласятся подарить ему несколько минут своего драгоценного времени.
- Что вы?! - строго поглядела на Мартина Эния. - Разве это пристойно?! Поползут слухи, возникнут вопросы! И тут же, словно солнце из-за туч явилась хитрющая улыбка, за которой последовали не менее загадочные слова: - А впрочем, мне нет дела до сплетниц и их длинных языков. Второй танец выманил наш очаровательный тенор, а последующие я, по счастливому стечению обстоятельств, не обещала никому.
Леди Тинтур танцевала немного, поэтому кавалеры, ищущие ее внимания, обычно оказывались разочарованы. - Я полагаю, вы не сочтете трудом сопроводить меня к ужину, если нам посчастливится встретиться в предшествующем тому танце? Эта заявка была гораздо серьезнее предыдущих игривых и многозначительных намеков. Она стояла на опасно узком пороге между флиртом и отношениями - истина, которую Эния мастерски замаскировала ослепительной улыбкой.
|
|
Маг, наконец дождавшийся начала действа, был однако совсем не рад - вместо того, чтобы лицезреть величественный танец супружеской пары монархов и, убедившись, что всё в порядке, двинуться в танец самостоятельно, он был вынужден сею же секунду заняться тем, что выяснить, чем обязан подобный прогресс королевскому семейству. Да, Крауц в полной мере оценил ту дерзость, с которой знать Эредина проигнорировала установленные веками правила и обычаи. Воистину, Михаэль появился в этом замке в интересное время. Пробравшись по окраине зала к монарху, маг, вежливо поклонившись, произнёс: - Ваше величество. Позвольте поинтересоваться, что сподвигло вас явиться на торжество без супруги? Король, с неохотой вынырнувший из своих мыслей, поднял свои голубые и неизменно спокойные глаза на чародея, взглянув на него с некоторым раздражением. Казалось, Ричард колеблется между двумя крайностями - послать чрезмерно любопытного мага ко всем чертям или довериться и рассказать ему всё начистоту. В конце концов, так и не решившись сделать ни одно ни другое, монарх неопределённо пожал плечами и ответил: - Незначительная ссора. Я уверен, Её Величество вскоре присоединится к нам. Михаэль, научившийся за годы и десятилетия практики подмечать даже самые мелкие детали, сразу же заметил, что во взгляде монарха что-то не так. Да и в мыслях наверняка тоже - маг не рискнул лезть в сознание короля, однако был абсолютно уверен, что последнего терзают противоречия. Поняв, что всё не так просто, волшебник, на свой страх и риск, решил узнать больше, присев на стул, ближайший к монарху, однако ни в коем разе не на тот, что принадлежал его супруге. - Мой король. Не сочтите за назойливость, но я уверен, что всё не так просто. Я спрашиваю не из праздного любопытства. Возможно, я смогу вам чем-то помочь. Ричард впервые за вечер улыбнулся - несколько мрачновато, но вполне искренне. Оркестр, вовсе не думая ожидать отстающих, продолжал наигрывать мелодию вальса, издавна знакомую всем присутствующим. Король же, совершенно не обращая внимания на музыку, пригубил вина из стоящего перед ним на столе золотого бокала, и заговорил, настолько тихо, что Крауцу приходилось напрягаться, чтобы разобрать отдельно взятые слова: - Обычная ссора мэтр, и ничего больше. - было в его тоне нечто такое, что помогало понять, что Ричард действительно так считает. - Меня беспокоит не именно она, а отношения с Марией в целом, - монарх тяжело вздохнул, собираясь с силами, чтобы продолжить. - Вы тут совсем недавно, ещё не успели заметить, но они, все они, - при этих словах король неопределённо махнул рукой в сторону присутствующих, - Уже давно заметили. Наши отношения далеки от совершенства - чувства, которые связывали нас когда-то давно ушли. Не проходит и дня, чтобы мы снова не поругались по какому-нибудь пустяку. Она плачет, мэтр. Очень много плачет.
Крауц, выслушав короля, лишний раз огляделся, дабы убедиться, что их с королём никто не подслушивает. Да, этот диалог определенно представлялся для только что прибывшего волшебника весьма важным и интересным - что может быть более занимательным, чем приоткрыть шкаф монарха и перебрать косточки всем находящимся там скелетам? - Возможно я говорю очевидные вещи... - маг сделал настолько серьезное и сосредоточенное лицо, насколько вообще было возможно, - но это может ударить не только по вашей семье, но и по королевству в целом. Я могу предложить вам помощь, но это дело настолько щепетильное, что, возможно, вы предпочтёте решить это исключительно своими силами.
Ричард снова приложился к кубку. - Ударит по моей семье... - не пытаясь скрывать насмешки повторил он. - По дочери, которая ведёт себя, не побоюсь этого слова, как последняя шлюха?! Взгляд, брошенный в сторону танцующих пар немедленно вычленил принцессу Релану, до неприличия близко прижавшуюся к своему партнёру и что-то горячо шептавшую ему прямо в ухо. - Все уже привыкли. - горько продолжал Ричард. - Отчасти это моя вина - уделял недостаточно внимания её воспитанию в детстве, но кто ж знал, что так выйдет... Король в очередной раз поднёс к губам кубок с живительной влагой. - Или, быть может, нанесёт удар по сыну, который отдаёт особое предпочтение мальчикам?! Ричард посмотрел на Михаэля и криво усмехнулся - он понимал, что в любом случае эти сведения, служившие поводами для многочисленных сплетен тем или иным способом достигли бы ушей мага. Днём раньше, днём позже, какая к чёрту разница?
Маг, слегка обескураженый положением дел, задумался. Да, ситуация была воистину прескверная - семья монарха разваливалась по частям, и, очевидно, любой его соперник мог бы этим воспользоваться, чтобы "подвинуть" Ричарда с занимаемой должности. Более того, трагическая смерть прошлого придворного чародея, видимо, тоже была связана именно с этим. - Да, и по ним в том числе, - в конце-концов, решившись, прознёс волшебник. После чего он, дабы быть точно уверенным, что никто не сможет подслушать разговор Крауца с монархом, сделал едва заметный жест рукой. Музыка мгновенно замерла - по крайней мере, для короля и Михаэля. Маг создал своего рода магический купол, который не пропускал никакие звуки, и не позволял ни единому шороху покинуть область действия заклинания - в данном случае, кресел Михаэля и Ричарда. - Король. Прошу простить мою дерзость, но я просто не могу быть равнодушен к происходящему. Ваша позиция сейчас очень шаткая - любой среди могущественных дворян, желающих заполучить трон, могут этим воспользоваться. Кроме того, надвигающаяся угроза Артодана. Необходимо что-то предпринимать, не находите?
- Я делаю всё, что в моих силах, - мрачно проговорил король. - Строю чёртовы крепости, чтобы защитить переправы, реформирую армию, а люди ненавидят меня за введённый военный налог. Я влаживаю кучу денег в Тайную Службу, а хвалёный Келлфар и его шпики позволяют похитить Эдрика прямо у меня из под носа. Проклятый Артодан собирает войска, почти наверняка нам не миновать нового Вторжения - а в деревнях бушует какая-то новая чума невиданной силы. Всё очень плохо мэтр, из этой страны нужно бежать, а не пытаться захватить власть. Впрочем, - король презрительно покосился в сторону графа Аркхама и его пузатого собеседника, которые продолжали переговариваться, разместившись неподалёку от окна, - С этих ослов станется.
- Эдрик Нокс будет найден, - полным уверенности голосом произнёс волшебник, - в этом можете быть уверены. Что же касается чумы... Гильдия уже была оповещена. Я уверен, что в скором времени они найдут решение. Маг старался придать разочарованному монарху столько уверенности, сколько вообще было возможно. Говоря откровенно, это единственное, что на данный момент оставалось делать. Внимательно осмотрев графа Аркхама, Крауц изумлённо изогнул бровь, однако говорить ничего не стал. Переспрашивать бессмысленно, а что имел ввиду Ричард было очевидно. - Сейчас же... Единственное, что я мог бы вам посоветовать, это не выдавать так откровенно своих чувств. Поверьте мне, король, народ (и даже дворяне) будут воодушевлены, если увидят своего правителя в отличном расположении духа. Маг отчаянно надеялся, что монарх воспримет слова Крауца всерьез. Как-никак, а одна из ролей придворного чародея заключалась именно в том, чтобы быть советником монарха. Ричард улыбнулся. - Я отлично знаю это, мэтр. Но здесь мы одни, насколько я могу заметить. За столом они и правда остались в одиночестве - все остальные гости тем или иным способом переместились в сторону танцующих пар. Минутня слабость прошла - перед Михаэлем вновь сидел король, неизменно собранный и хладнокровный. - Да, одни. Пока. С этими словами, многозначительно улыбнувшись, волшебник заставил звуковой барьер исчезнуть. Музыка вновь полилась столь же плавно, как и до этого.
|
|
|
|
|
- Очень рад знакомству. Поприветствовав каждого из находившихся в компании джентльменов, подытожил Крауц. Он, хотя и находил это общество приятным, всё же находился на стороже - всё то же пугающе неопределенное чувство предвкушения, смешанного с волнением, не покидало его. - Эпидемия... Произнес маг весьма мрачным голосом. Перед его глазами вновь всплыли всё те же картины - старики, женщины, и дети, убивающие друг друга тем, что им попадётся под руку. Включая и руки других своих земляков. Но особенно запомнилась Крауцу последняя из больных жителей - маленькая девочка, по неосознанности надвигающаяся на огромного мужика с топором. А после... Маг, несколько раз моргнув и в очередной раз собравшись с силами, вырвал себя из этих воспоминаний. - Увы, - пожав плечами вздохнул волшебник, - я вынужден вас огорчить. Эти слухи не безосновательны. Подобные данные мне передавали некоторые из моих коллег, работающих в полевых условиях. Решив не посвящать в подробности своей поездки, отговорился Михаэль. После чего, заметив краем глаза и заинтересовавшись фигурой, направленной к нему, решил обезопасить себя от сюрпризов, мысленно улавливая те колебания тонких материй, которые создавал мыслительными процессами мужчина, направляющийся к сторону волшебника, и обрабатывая их, дабы получить в итоге полноценные слова и фразы.
Граф Аркхам изумлённо приподнял бровь: - Мор? Тот самый Мор? Вы действительно так считаете, мэтр? Бородатый Ортен энергично затряс головой, что-то пробубнев себе под нос, выражая, тем самым, своё негодование. Стоило Михаэлю направить свою сознание к загадочному незнакомцу, как тот тут же впился в него холодными глазами, предупреждающе качнув головой. Как именно мужчина определил попытку вторжению оставалось загадкой, но магического потенциала у него определённо не было. Скорее всего - какой-то защитный амулет или талисман.
- Не могу утверждать точно, - покачал головой Михаэль, - ведь нет достаточного количества информации. Всё, что нам остаётся - ждать вестей и надеятся на лучшее, увы. Не отвлекаясь от диалога, маг, однако, слегка повернул голову, заинтересованно осмотрев незнакомца и загадочно улыбнулся. - Прошу меня простить, но я не на долго откланяюсь. Приятного вечера. И, распрощавшись с прежней компанией, направился в сторону первого в этом государстве человека, предупредившего попытку Крауца покопаться у него в голове. - Добрый вечер, - с улыбкой на устах, поздоровался волшебник, протянув руку, - Михаэль Крауц.
- Я знаю кто вы, мэтр. - спокойно проговорил мужчина, буравя мага внимательным холодным взглядом, - И порекомендовал бы быть осторожнее со своими, хм, изысканиями. Собеседники оказались вдали от основного скопления народа, а если учесть общий шумовой фон, стоящий в зале, то можно сказать и в своеобразном уединении. По бесстрастному лицу незнакомца нельзя было прочитать совершенно ничего, в голосе его не проскальзывали выдающие намерения эмоции - в целом он производил впечатление человека, который знает о вас куда больше вас самих, что не могло не порождать очень неприятные ощущения и ассоциации. - Нам нужно поговорить. Меня зовут Стефан Келлфар, я начальник Королевской Тайной Службы. - он выдержал едва заметную паузу, - Шпион, если угодно. - было заметно, что ему совершенно безразлично, кто и как его называет.
Когда достопочтенный господин представился, для мага всё мгновенно разложилось по своим местам. - Очень приятно познакомиться, - кивнул в ответ Крауц, - чем обязан вниманию столь... достопочтенной особы? Михаэль слегка помедлил, подбирая нужное слово. Ему хотелось съязвить, но в последний момент волшебник понял, что перед ним не та персона, с которой подобные выходки будут уместны.
Невероятно достопочтенная особа пропустила столь лестную характеристику своей персоны мимо ушей - Стефан никогда не был любителем светских разговоров, лишённых даже самой мимолётной смысловой нагрузки - он привык без промедления приступать непосредственно к делу. - Вы отлично понимаете, мэтр, что наши цели полностью совпадают. Безопасность короля превыше всего - мы должны объединить усилия, а не устраивать соревнование. Особенно сейчас. Вы должны не медля сообщать мне обо всех предпринятых вами мерах защиты и обо всём важном, что вы обнаружите тем или иным образом. Келлфар замолчал, пристально вглядываясь в глаза Михаэля в ожидании ответа. И было похоже, что лишь один ответ он считал приемлемым и абсолютно верным. И, судя по всему, для Михаэля этот ответ так же являлся совершенно верным. Более того - для мага он был очевидным.
- Ваша речь исключительно конструктивна, - кивнул волшебник, - я уверен, что мы сможем действовать вместе гораздо более продуктивно, нежели по отдельности. Однако я смог бы гораздо быстрее доносить до вас сообщения, если бы вы позволили мне связываться с вами... невербально. С этими словами маг ухмыльнулся. - И еще кое-что. Я был бы рад, если бы своими находками и вы делились со мной в том же объёме, как и я с вами.
На губах Стефана появилась мимолётная едва заметная улыбка. Было в ней что-то ироничное, что-то насмешливое, что-то угрожающее. Эта улыбка, вместе с холодными глазами производила просто невероятный эффект - она словно имела тысячи граней, сочетая в себе сотни оттенков эмоций, несовместимых по своей сути, обозначая всё и ничего одновременно. Келлфару совершенно не нравился этот напыщенный маг, слишком высокомерный, чтобы видеть дальше своего носа. Его просто выводила из себя чрезмерно изысканная манера речи, столь характерная для благородных особ здешних мест, настолько же изящная, насколько приторная и фальшивая. Но Келлфар молчал, позволив себе лишь улыбнуться. На одно короткое мгновение. - Я никого не пущу себе в голову, мэтр. - ответил он тоном, не терпящим возражений. - Но тот факт, что мы пришли к такому полному взаимопониманию, безусловно не может не радовать. Фразу о взаимовыгодности предлагаемого сотрудничества шпион, казалось, просто проигнорировал, вовсе не придав ей хоть какого-либо значения.
- У меня плохое предчувствие, - слегка понизив голос продолжил он, - Осведомители поставляют противоречивые сведения. Обстановка накаляется, и я понятия не имею, почему короля до сих пор здесь нет. Будьте начеку, Михаэль. - Значит не только у меня, - кивнул маг, - я дам знать. Михаэль, казалось, проигнорировал те немногочисленные эмоции, которые проявил шпион. Хотя Крауцу они, безусловно, сказали очень немало. Да, он прекрасно понимал, что они с этим мужчиной пришлись друг другу не по духу. Но, увы, ничего с этим поделать нельзя было. - Удачного вечера. Кивнув, произнёс маг, после чего, направившись к окну, направил свой взор на город, отхлебнув глоток вина. После чего на минуту прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Тревожные вести от столь осведомленного человека взволновали мага довольно серьезно - особенно на почве собственного предчувствия. По-этому он решил, всё-таки, использовать весьма распространённый среди магов приём - мимолётное "прочёсывание" мыслей окружающих людей на предмет чего-то негативного или потенциально опасного. Окончательно настроившись, волшебник, довольно улыбнувшись, развернулся и направился в сторону той компании, которую совсем недавно покинул.
|
-
В ее отсутствие, наверняка, обсуждали гибель ее брата и что она не настолько несчастна, чтобы остаться дома. вполне обоснованное предположение :) ох уж эти сплетни..
|
-
Вот это, я понимаю, пост :)
-
чудесное воспроизведение сказки Огниво, воспоминания из детства так и полезли....ах Nostalgie...
-
Могешь.
-
Люблю флешбеки. Такие - особенно.
-
Черт, это триждыопизденетькакохуительно!!!11
|
-
Б. - какого черта?! Это так мило... =)
-
Записки это сильно) стиль выдержан, действительно создаётся впечатление, что это Маркус наскоро помечает в блокноте основные моменты. Будет весьма интересно наблюдать, как он будет отражать основные события и дальше)
-
Б. - какого черта?! Действительно, это очень забавно.
|
Пока Джанет разъясняла суть дела, Николас просто сидел, слушал, глядя на неё с немного грустной улыбкой. Конечно, был у него обычный и совершенно естественный порыв, вскочить, как только появилась она из авто, броситься к ней, рассыпаться в комплиментах и извинениях, сотрясти этот ангар своим громогласным басом, обнять… Само собой. Но порыв этот был задушен… Может быть причиной было то, что иногда ведь достаточно и одной лёгкой полуулыбки и взгляда глаза в глаза, чтобы выразить все слова и эмоции.. Даже для такого человека, как Бак. А может и то, что момент был как-то упущен, не успел он еще налюбоваться своей озорницей Дженни, как она уже начала серьёзный деловой разговор, притом о таких вещах, что обычный светский игривый тон был уже не уместен. О её отце.. Да, как она и предупреждала его в письме.
Конечно, Николас помнил эту странную перемену, которая приключилась с мистером Уолтером. Задумавшись, он перебирал в голове картинки из прошлого. Тогда они с отцом частенько бывали у Уинстонов. Он помнил и как переживала миссис, и как переменилась тогда сама Дженни. Неужели это было всё в 24-ом? Да, возможно… может быть.
Само собой, он готов был помочь Джанет всем, чем только он мог, чем угодно. Казалось бы, расследование каких-то старых мутных историй, как и причин смерти немолодого уже, давно выжившего из ума человека, вряд ли могло заинтересовать такого бездельника и отъявленного прожигателя жизни как младший Баковецки. Но нет, тут не могло быть никаких вопросов или раздумий. Ник вообще слыл человеком, который не откажет, если его попросить. Особенно если не забудет за всеми своими вечеринками и «очень важными» мероприятиями, о чём его собственно просили. А уж для Дженни…
С громким вздохом поднявшись из кресла, он в пару шагов преодолел разделявшее их расстояние и, склонившись над Джанет, невозмутимо взял своею широкой лапой ею тонкую ладонь, накрыл сверху второй. Своим туловищем он практически полностью закрыл от остальных и саму хозяйку и кресло, в котором та расположилась.
- Ох, милая Дженни, как я рад тебя видеть… - загудел он, глядя сверху вниз на подругу -… Понимаю, понимаю, дорогая моя, слова все мои излишни, и прощения мне бессовестному олуху нет. Готов к любой подходящей каре, без всяких поблажек. Хочу лишь сказать, что сделаю для тебя всё что угодно… Выясню всё, что только будет возможно… и невозможно. Я уверен ты знаешь это, потому и написала мне. Отправлюсь хоть в Саванну, хоть куда угодно еще…
Он вроде бы хотел еще что-то сказать, и, конечно, мог, но уловив что-то во взгляде Дженни, решил отложил остальные излияния на потом.
Примолкнув, Бак улыбнулся, похлопал девушку по ладошке еще раз, и, развернувшись, встал рядом с её креслом, у изголовья. Тем самым вновь предоставив всем остальным возможность любоваться Джанет. Получилось всё это, конечно, довольно неуклюже… и сами слова эти и все движения, и встреча после долгой разлуки. Но, Николас к таким вещам был не слишком чувствителен. Многого не замечал. Да и к тому, что о нём могут думать малознакомые люди, обыкновенно был равнодушен. А Джанет, Джанет знает его, какой он… она всё поймёт.
Теперь, когда суть дела раскрылась полностью, Николас взглянул на присутствующих новым взглядом. Еще более любопытным, чем раньше, оценивающим. Словно пытаясь понять, почему Дженни выбрала именно этих людей для своего расследования. Впрочем, он вовсе не собирался сколь-нибудь сомневаться в её выборе. Всё вроде бы складывалось в одну картинку… И дипломированный мозгоправ, и угрюмые копы, и этот еще один какой-то любопытный тип, что подошёл позже всех. Может быть только женщина выделялась… Зачем тут медиум?
-
Интересный типаж, крайне колоритный персонаж. Впрочем, именно таким я и представлял себе его поведение на основании первого впечатления, так что отыгрыш особенно порадовал) соответствует ожиданиям, так сказать.
|
Джон Яркий свет ударил в глаза Джону, на миг лишая мужчину зрения, в одно мгновение превращая его в лёгкую беспомощную мишень. Белая пелена перед глазами повисла на секунду, а затем начала постепенно таять, вычерчивая сквозь разгоняемое марево сначала силуэты убранства дома, а затем и их фактуры и цвета. Спустя каких-то десять секунд, мужчина уже смотрел на длинный коридор, залитый светом десятков, если не сотен свечей. Восковые постепенно тающие столбики стояли везде, где можно было найти хоть сколь-либо ровную поверхность: на столешнице старинного трюмо с огромным, отражающим танцующие на стенах тени, зеркалом, наверху высокого, под потолок, шкафа, на макушке мраморного бюста, кажется, Наполеона, даже прямо на полу. Единственным местом, где свечей не было видно, были чашечки бронзовых бра.
Юноша, которого доктор видел ещё снаружи, выскочил с охапкой позвякивающих бутылок шампанского из тёмного прямоугольника двери слева и, выкрикнув нечто задорное на неизвестном Джону певучем языке, умчался в залитый светом проём по правую руку от мужчины, из которого тут же донеслись радостны возгласы. Заглянув за угол, Джон увидел большую гостиную, нашпигованную горящими свечами в ещё большем количестве, нежели тёмный, по сравнению с ней, коридор. В просторной комнате гуляла разношёрстная толпа людей разного возраста и достатка. Банкиры чокались фужерами о рюмки с попрошайками, светские львицы обнимались и лобызались прямо в губы с домработницами, студенты весело смеялись над шутками подвыпившего профессора. В центре зала, в окружении сотен свечей и десятков лиц, подле пианино, сидела невысокая худенькая девушка. Нежно касаясь клавиш, она извлекала льющуюся из инструмента жизнерадостную мелодию, но на прелестном, обрамлённом каре рыжих вьющихся волос, бледном лице её застыла грустная улыбка...
Эйра
Джон, открыв дверь, постоял немного на пороге, словно увидев нечто, что требовало длительного осмысления, а затем, шагнув, скрылся в проёме, из которого на крыльцо дома вывалился сноп яркого света и ещё громче полилась весёлая, даже несколько разухабистая мелодия. Из окон, вторя музыке, продолжали доноситься голоса и смех, звон бокалов и выстрелы пробок шампанского. Похоже, никто не обратил внимания на примкнувшего к всеобщему веселью доктора, продолжая полночный кутёж.
Внезапно, позади притаившейся в тени Эйры раздалось журчание воды и последовавшее за ним тут же тихое посвистывание.
- О! Простите, мисс... Я Вас не заметил... - раздался из-за её спины бас подвыпившего мужчины.
Не смотря на неожиданную встречу, судя по продолжавшему звенеть в ушах женщины весёлому журчанию и ударившему ей в ноздри специфическому запаху, незнакомец, нисколько не смутившись, не перестал справлять столь внезапно обрушившуюся на него нужду...
|
-
Собственно, за Эйру. И в целом, и сегодня. Суммарный плюсик за сегодняшние посты, в том числе и общий :)
|
|
|
-
красиво, черт возьми
-
Стихи подобает плюсовать. Кроме того, я не могу не поддержать плюсом традицию стихосложения в играх, заложенную нами ещё во времена, когда мидмирские жрицы были прекрасны, галактика молода, а грейпфруты в цвету.
-
Молодец!
-
Эх, душевный ты, брат Никодим...
-
Сильно. Пробрало. Прочувствовал. Хоть это и отдельный фрагмент, вырванный из контекста модуля, но действительно цепляет.
-
ай красиво.
-
за удачный ремейк
-
Стихи... всегда хорошо. А тут еще и удачные! :)
-
awsom.
-
Ничего не кривые. Здорово написал.
-
Обожаю Высоцкого! Спасибо за бережную переделку:)
-
Плюсов я все еще ставить не могу, но это зачетно.
-
И пост хороший, и сам знаешь, за что (%
|
|
МОРОВОЙ ГИГАНТ
Viribus unitis
Сейчас, когда я пишу эти строки, память о той приснопамятной ночи, полной чудовищ и непроглядной тьмы еще жива и горяча, и мелькающие перед глазами воспоминания, словно обрывки жутких кошмаров, запеченных в пепле, пропитанных чадом дыма и запахом крови, до сих пор бередят моё воображение с неумолимой силой. Ворвавшись в Церковь и разметав всяческую чумную тварь, что решила потешить свой желудок забредшими на ужин в проклятый Гросфорд живыми, мы, Врачеватели, столкнулись с угрозой, которую не ожидали встретить - бессчетный рой жужжащих и жалящих нас мух, казавшийся доселе относительно безобидным, по чьей-то высшей злобной воле вдруг "сложился", если так можно выразиться, в причудливую конструкцию; размерами сие, с позволения сказать, существо обладало воистину громадными - высотою моровой нечестивец составлял не менее восьмидесяти футов; вес же его автор рассчитать не решается, но грохот от приближения зверя сотрясал землю похлеще мощнейших землетрясений, которые ему - автору - удавалось застать и пережить на собственной шкуре: дома каменной кладки ходили ходуном, словно игрушечные, а мостовая гудела и мелко тряслась под ногами. Клыки-иглы гиганта длиною в два-три локтя торчали частоколом из его отвратительной пасти; сотни бусин-глаз, словно грозди червивых вишен, только величиной с гусиное яйцо - огромные, сверкающие, маслянисто-блестящие и следящие неотрывно, внимательно и почти с пониманием; трехпалые бревна-руки крошили на мелкую гальку гросфордские постройки с той же легкостью, с которой малые детишки громят лесные муравейники; трехпалые же лапы-ноги, в какой-то причудливой форме отдаленно напоминающие птичьи (виной тому выгнутые назад булыжники коленей), с каждым шагом создавали такой грохот, какого автор еще не слыхивал, даже побывав в самых неспокойных морях в периоды яростных бурь и опаснейших гроз; сотрясающийся мерзостный зоб, похожий на гигантскую синюшную мошну, которая раздувалась, гудела и пульсировала, едва в неё сваливались тела прокаженных, проглоченные гигантом (N.B! очевидно, самое слабое место гиганта - видимо, с помощью него нечестивец-городовой оживлял проклятых безумцев, напитывал их чумной силой, а после изрыгал мощнейшим потоком исковерканные черные тела, выставляя против нас всё новых и новых бойцов; именно в этот пузырь я посылал болт за болтом, пока чудовище не поникло, вскинув свои лапы к небу, и не развалилось роем гудящих мух). Но более всего опасны были не острые клыки, не вздувающиеся кузнечные меха мерзкого зоба, не чудовищная громада рук и ног мушиного великана - более всего было опасно его пагубное, критическое и подавляющее влияние на рассудок. Само появление гиганта на поле боя повергло всех нас - и воинов, и священников, и даже меня, путешественника, повидавшего на своём веку много странных и страшных вещей - в шок и трепет. Невероятную силу воли пришлось проявить каждому из нас, чтобы не сломиться под гнетом его чудовищного гипнотического влияния. И, ценою огромных усилий, мы смогли победить, потеряв одного бойца - лучшего из лучших, известных мне на тот момент, мастеров меча. Гросфорд был очищен от чумы огнём и мечом. Так начинался наш путь - с таких тяжелых и неподъемных шагов еще в самом начале, с первых ступеней на пути к Истине и Очищению. Но что же было дальше? - спросите вы. И я отвечу..
Идальго Карстен Ди Саббия, картограф
Прим.: по словам матери Мессалины, которая являлась непосредственным участником тех событий, одним из важнейших орудий против гигантов, согласно Варфоломею Пустыннику, является любое острое колюще-режущее оружие, будь то копье, меч, кинжал или же стрела. Запомни, если встретится тебе на пути гигант, великан или любое другое существо, схожее с перечисленными в размерах или по природе - не вздумай сражаться с ним тупым предметом, навроде молота, булавы или даже дубины.
Но лучше беги.
-
Тайные мемуары картографа - это класс! Лишь бы не посмертные )
-
Ох уж эти сказочки, ох уж эти сказочники...:)
-
Просто отлично! Эй, Читатель! Отплюсуй скорей Мафусаила, если видишь, как плюсую я! Этот пост достоин вереницы плюсов!
-
Внял призыву V1 и прочитал-таки это. Превосходно. Безусловно достойно вереницы плюсов.
-
+
|
Первый ее бал... Под мерный стук колес экипажа Эния томно предавалась приятным воспоминаниям. Вскипающее где-то в районе солнечного сплетения предвкушение, крепко замешанное на испуге, но тут же сменяющееся ожиданием непременно чуда - что же еще может произойти на первом балу, как ни чудо... Оно еще теплилось, это незабываемое ощущение. То внезапным уколом приятно схватывало сердце, то грустной улыбкой плясало на губах, то неожиданным весельем заставляло Энию нетерпеливо ерзать. Однако, бал нынче был уж не тем - изменились цели, поистрепались знакомые, повзрослели кавалеры, оркестр звучал слишком громко, не давая поговорить, а музыка, казалось, вовсе не менялась все эти многие годы.
Эния надела улыбку, прежде чем, с помощью Нуара, покинуть карету и предстать во всей красе Эрединской знати. Определенно, имелись в ее N-ном бале и плюсы - в этот раз она вполне была уверена в собственной неотразимости. Шикарное платье, запредельно дорогие украшения, но что самое главное - уверенность, надетая поверх наряда, торжество во взгляде и ослепительная покровительственная улыбка, словно леди Тинтур приходилась, не много-не мало, близкой родственницей королю.
Не было теперь нужды замирать возле входа с бешено колотящимся сердцем, заставляя себя шагнуть внутрь. Эния проследовала прямо в залу, не замедляясь ни на шаг. Добрая часть гостей к этому моменту уже прибыла, оставалось надеяться, что она не появится позже короля - вот так фурор произведет... Поэтому первым делом она взглянула на королевскую ложу, к счастью пустующую и не грозящую недовольством венценосной четы. Леди Тинтур поплыла сквозь толпу таких же, как у нее, искусственных улыбок, неестественно добродушных взглядов, вежливых приветствий и недвусмысленных комплиментов. Приметила среди гостей и тут же наградила кивком Мартина, славного старичка -тенора, генерала Нокса, даже Кэллфара, но главным блюдом были, конечно, чинно воркующие подруги, среди которых Эния могла чувствовать себя чуточку менее напряженно, будто бы эта была ее собственная стая волчиц, также способных отгрызть ей честь своими сплетнями, но, покуда сытых ее же собственными стараниями.
- Алиса, Кати, леди Элеонора, Элена, Мими - душечка, Сиси дорогуша, - перечисление имен как часть приветствия, к счастью была недолгой, парочку дам она знала лишь в лицо, потому вскоре застыла в ожидании знакомства. И, лишь когда представление состоялось, вклинилась в разговор, как ни в чем не бывало, почти сразу найдя повод рассказать о нововведении, порекомендованном ей специалистом по нервам. Ни в коем случае не лишать себя общества в момент горя. Мнение ее в своей всегда считалось неоспоримым и вскоре парочка, а потом и все дамы закивали, соглашаясь. Еще бы, попробуй не покивать - тут же признают отставшей от веяний современной медицины да и жизни вообще.
|
|
Лицо механика показалось Николасу знакомым, но он никак не мог вспомнить, откуда его знает. В былые времена он перевидал много слуг, работавших на Уинстонов. Возможно, этот парень раньше был водителем или посыльным или околачивался возле хозяйского поместья, когда Бак приезжал туда с отцом. С другой стороны… Сломанный нос, боксёр. Точно, он видел парня на ринге, здесь, в Чикаго, или нет, скорее в Атлантик-Сити. Парню тогда здорово досталось, но выглядел он достойно, стоял на ногах до последнего… Или это всё-таки был не он?
* * *
Механик продолжал заниматься своим делом, изредка поглядывая на затеявших разговор людей. Серьёзного интереса в его взгляде не было, скорее он просто по привычке присматривал, как верный сторожевой пёс, за тем, чтобы гости чего-нибудь не учинили. Тогда к нему подошёл Легран.
- Благодарю, мистер, - механик быстро протёр руку, аккуратно достал папиросу и сунул её за ухо. – Но лучше здесь не курить, когда рядом горючие вещества.
Механик показал на несколько чёрных металлических бочек и канистр в дальнем тёмном углу ангара. Надо сказать, что ангар был весь начищен до блеска, лишь под самолётом образовалось несколько луж от стекающей смазки. Запаха бензина тоже не чувствовалось.
- Увы, мистер, до ближайшего кафе три мили, - продолжил механик. – Аэродром маленький, находится на отшибе, вот и обслуживания никакого просто. Если хотите чего-нибудь согревающего, у меня есть чёрный чай в термосе, куда я мог бы накапать для Вас немного виски. А хозяйка? Мисс Уинстон – замечательный человек, но уж больно много ей пришлось вынести в её то годы. Но и вы сами сейчас увидите. Вон её авто подъезжает.
Легран, а вскоре и остальные приглашённые лица увидели роскошный синий Кадиллак премиум-класса, который плавно и чинно приближался к ангару. При том, что на дорогах повсюду были лужи, в особенности на той, что вела к аэродрому, машина выглядела на удивление чистой. Большинство автовладельцев в сезон дождей мало заботились о наведении лоска, когда плоды их труда тут же будут уничтожены очередным ливнем или грязью из лужи, но только не мисс Уинстон-Роджерс. Оглядев несколько предметов из её собственности, можно было понять, что чистоту она очень уважает.
Кадиллак остановился в пяти метрах от ворот ангара. Водитель, подтянутый молодой человек приятной внешности, обогнул машину, церемониально открыл пассажирскую дверь и протянул руку миловидной блондинке. Мисс Уинстон-Роджерс большинство из присутствующих видели впервые. Да и те, кто знал её давно, были поражены её внешностью. Природная красота с идеально подобранным вечерним туалетом, макияжем и манерами делали нанимательницу просто ослепительной. Настоящая красавица с ярко-белой кожей, золотистыми волосами в элегантном вечернем платье, при всей своей консервативности подчёркивающим её замечательную фигуру. Неудивительно, что газетчики писали о том, что сам Кларк Гейбл готов бросить жену ради Джанет Уинстон. Лёгкой походкой девушка направилась вглубь ангара к тому углу, где уже собралась некоторая компания.
- Присоединяйтесь к остальным, мистер Легран, - произнесла мисс Уинстон-Роджерс уже знакомым приятным голосом, который сейчас прозвучал с властными нотками.
Когда Николас Баковецки в последний раз видел свою подругу детства, она выглядела иначе. Шика в ней определённо прибавилось, хотя и раньше она была очень красива. «Друг семьи» не мог не отметить того, как изменилась манера Джанет держаться. Она стала гораздо более уверенной в себе. Бак помнил Дженни весёлой озорницей, которая превосходила всех его знакомых в любви к разным проделкам и розыгрышам. Даже после известных событий в её семье, уже взрослая Джанет оставалась улыбчивой и весёлой, часами она могла смеяться над любыми историями своего старшего товарища. Сейчас же мисс Уинстон-Роджерс, сирота и вдова в свои двадцать восемь лет, выглядела необычайно серьёзной. Но Бак заметил, когда встретился с ней взглядом, как на губах её появилась лёгкая улыбка. Однако персонально его Джанет ничем более не удостоила. Возможно, злилась за его отсутствие на похоронах.
- Джентельмены, мисс Эттери, - обратилась нанимательница к присутствующим. – Я извиняюсь за своё опоздание. Увы, моё нынешнее положение обязывает посещать скучные вечера по сбору средств. К сожалению, господин мэр сегодня был крайне красноречив, а покинуть зал посреди его речи, как вы понимаете, я не могла. Но перейдём к нашему делу.
Мисс Уинстон-Роджерс сбросив с плеч пальто, грациозно опустилась в кресло. Кресла и диван располагались таким образом, чтобы каждый из присутствующих мог беспрепятственно видеть всех остальных участников встречи. Когда все заняли места, хозяйка продолжила:
- Полагаю, я достаточно заинтриговала вас своим загадочным предложением, раз вы… большинство из вас явилось сюда, не зная сути дела. Не будем же затягивать с этой интригой. Дело касается моего отца, Уолтер Уинстона. Вы наверняка слышали о нём. Он был одним из крупнейших предпринимателей Чикаго и скончался этой весной. Но мало кто знает о его увлечении миром оккультизма. О, нет, он не был безумцем, желающим говорить с мёртвыми, втыкать булавки в куклу вуду и покланяться языческим богам. Мой отец был прагматичным человеком, относившимся к оккультизму с известной долей скепсиса. Его подход был научным, если хотите. Это увлечение он разделял с группой единомышленников, которые часто собирались у нас дома. Они много путешествовали по миру, финансировали раскопки и экспедиции, сотрудничали с музеями. Я была тогда слишком юна, чтобы глубоко вникать в суть его деятельности, и своё впечатление составляла по отцовским рассказам, которые, несомненно, были значительно приукрашены.
Мисс Уинстон-Роджерс остановилась. Взгляд её блуждал по многочисленным корешкам топом, свиткам рукописей, сложенных карт и схем, стопкам связанных писем и блокнотов.
- Всё это – наследие моего отца. Я перевезла сюда весь его кабинет нетронутым, когда продала наш старый дом. Но здесь, увы, нет ответа на главный вопрос, который мучает меня вот уже тринадцать лет. Летом 24-го года мой отец отправился в очередное путешествие, как он тогда сказал, чтобы остановить опасных людей. Он вернулся в конце августа совсем другим человеком, из бодрого и энергичного весельчака он превратился в молчаливого затворника. Его путешествия закончились, визиты его друзей прекратились, а о произошедшем он никогда со мной и матерью не говорил. Моя матушка очень тяжело перевала эти изменения в характере моего отца и, в конце концов, не справилась с ними. Я вынуждена была покинуть дом, едва мне выпал такой шанс, не имея больше сил терпеть эту гнетущую тишину и призрак прошлого. Мой отец умер, так и не объяснив причин, заставших его стать другим человеком. Но мне нужно знать правду, знать, чтобы избавиться наконец от проклятья нашей семьи, знать, чтобы жить дальше своей собственной жизнью. И для этого мне нужны вы. Я хочу, чтобы вы выяснили, что произошло летом 1924 года с моим отцом.
|
Горячие струи воды струились по коже. Очищение. Перерождение. Возвращение в прошлое.
Он чувствовал спокойствие. Как будто вся вода на свете непостижимым образом замерзла, но не при нуле, а при тридцати шести и шести градусах, и он смотрит на океан теплого льда. Как будто луна и солнце встретились, встали в ряд и остановились. Как будто все песчинки в Марокканской пустыне улеглись расходящейся спиралью, а он стоит в центре, и лучи не жгут, и ветер и дует.
Как будто мир был огромной головоломкой, casse-tète chinois, где все части постоянно двигались, перемешивались, и никак ему, тоже фрагменту этой головоломки, не получалось попасть на единственное, такое важное место.
И как будто звонок и голос в трубке вырвали его из хаоса и вставили ровно туда, куда нужно. И пасьянс сразу сошелся, а груда черепков снова стала кувшином. И головоломка сама стала укладываться в правильную последовательность, в центре которой теперь оказался он.
Он вышел из душа, не спеша вытерся, набросил халат и какое-то время сидел в кресле без движения, то ли три минуты, то ли три часа. Закрывал глаза, открывал. Не тревожился ни о чем, не составлял плана, скорее пытался представить, как это будет. Эта Встреча, к которой он шел с тех пор, как погиб его отец. Или с тех пор, как он родился?
Собирался, раздумывая, что взять с собой. Сварил и выпил кофе, смазал петли, разложил все бумаги, почистил револьвер, закрыл на ключ все ящики. Написал записки, завещание, оставил деньги экономке. Посидел еще четверть часа, с закрытыми глазами, вдыхая запах дома, новообретенного дома в Новом Свете. До встречи, старый товарищ. А если я не вернусь, не скучай и не плачь по мне.
Вышел в прохладный вечерний город, не оглядываясь, но кивнув в ответ на поддержку этого места, которую чувствовал спиной.
***
Жорж вышел из машины последним, оставив водителю чаевые. Дама и джентльмены собрались в отдельном углу. Легран глянул в их сторону. Пока не понятно, кто из них будет мешать, а кто помогать, ссорясь друг с другом. Черт возьми, пока было неясно даже, с чем им предстоит столкнуться. Он только знал, что это Оно. Оно, от которого он тогда убежал. Оно с которым он тогда был не готов бороться. Оно которому он сейчас готов был идти навстречу.
Он не спешил бросаться в гущу. Никто из них не знает больше, чем он. Единственный, кто тут мог чем-то поделиться — тот, кто знал Хозяйку.
Легран подошел к механику, открыл портсигар. — Папиросу, приятель? Не знаете, здесь где-нибудь можно выпить чашку кофе?
И закурив сам, спросил: — Хозяйка... какая она?
|
|
|
Красное солнце плавно выплыло из-за маленького зелено-голубого шарика, болтающегося в космическом пространстве на отшибе вселенной. Его резкие лучи тут же проникли в кабину космического корабля, пригрелись на металлическом полу и пластиковых стенах. Чуть прикрыв глаза, Ванесса Райли включила постоянную поляризацию стекла. Темные полосы побежали по тройному бронестеклу, свидетельствуя о активации поляризационных свойств встроенной в него нанорешетки. Всего пара секунд, и в кабине вновь приятные полумрак и прохлада. Сегодня был первый день, когда Ванесса и Анхель могли сполна этой прохладой насладиться. Весь предыдущий месяц они гнала свою маленькую скорлупку по космосу с одержимостью, достойной лучших умов. Пара из пилота и навигатора делала все, чтобы провести корабль сквозь космические вихри, астериоидные дожди и прочие "радости" длительного путешествия по космическим просторам. Тогда все удобства, так удачно встроенные в корабль, казались важной необходимостью. Теперь, когда дело было сделано, они превратились в роскошь. Целый месяц движки корабля не смолкали ни на секунду. Целый месяц пилот и навигатор практически жили в своих креслах. Порой казалось, что тела срослись с ними и теперь эти двое стали самой что ни есть частью машины. Месяц практически круглосуточного пилотирования по необжитым секторам, где все еще нет навигационных маяков, используемых автопилотами для прокладки курса. И все ради того, чтобы оказаться здесь, в забытом и закинутом месте, на орбите крохотной зеленой планетки, вращающейся вокруг красного карлика. Но, кажется, эти действия возымели свои плоды. В системе, если верить показаниям радара, никого кроме них не было. Стало быть, успели первыми. Значит не зря гнали корабль сквозь пучины космоса.
На фоне мертвой темноты космоса, разбавленной множеством ярких точек, коими являются далекие звезды, да свечением красного гиганта, так сильно ослепившего, привыкших к померной темноте, людей на борту небольшого корабля исследователя, хорошо выделялась разноцветная планета. Впрочем, даже среди этой разноцветности все равно выделялся красноватый цвет, чуть темней, чем тот, который излучало местное солнце. Именно там, в скоплении того цвета, и есть предположительно храм. Приборы, яростно сканировавшие все, до чего дотягивались их лучи, показывали полное отсутствие фауны на поверхности. Что уж говорить о людях, и каком либо подобие земной жизни. Во всем остальном же, планетка эта, обладала практически всеми характеристиками планеты класса "Земля". Именно так называли класс всех, пригодных для жизни людей, планет. Без применения терраморфинга. По имени планеты-родоначальницы большой звездной империи, протянувшейся на многие парсеки вширь и вглубь холодного космоса. К этому моменту выхода корабля орбиту планеты, которая на звездной карте носила имя "ПЛХ 25469", виртуальный интеллект "Агнежка" пробудил экипаж корабля от криосна. Пробуждение получилось быстрым и практически безболезненным. Любезно подогретое системой помещение встретило вылезших из капсул людей завораживающим видом на планету. Мониторы, которые были расположены на одной из стен так, чтобы симулировать окно, проецировали то, что сейчас видела Ванесса и Анхель из кабинки управления. Вид завораживал. Возможно в силу того, что тут достаточно специфическое красное солнце, а возможно это были просто особенности планеты, но тучи, кои плотно укрывали под собой более низкие слои атмосферы, были розоватого оттенка. В голове у Яблонски сразу же зароился целый муравейник мыслей и догадок о том, что является причиной такому явлению. Вдоволь налюбовавшись видом, люди начали спешно одевать уложенные рядом с капсулами комбинезоны. Агнежка любезно проинформировала экипаж приготовиться к вхождению в атмосферу. Лия, быстро сориентировавшись в ситуации, активировала специальные кресла и быстро рассадила в них людей. Последней в кресло села сама начбезопасности. Судно начало трусить, что дальше, то больше, но умелые действия Райли за "баранкой" заставили надежды Салаха на то, чтобы покопаться во внутренностях своих товарищей, растаять как лед весной. Войдя в атмосферу и пройдя сквозь толстый слой туч, который словно перина укрывал этот участок планеты, корабль оказался аккурат над большим лесом, зеленым ковром раскинувшимся под днищем корабля. Проблема посадки на необитаемых планетах заключается в подборе подходящего места. Это на старушке Земле и шагу не ступить без аэро- или космопорта. А тут, чтобы найти ровную площадку, на которую можно не только плюхнуться, но и с которой есть возможность взлететь – великая проблема. Пожалуй, это одна из причин по которой космические скитальцы привычны к пешим прогулкам. Эта посадка ничем от прочих не отличалась. Ближайшая ровная площадка, оказавшаяся каменным плато среди джунглей, находилась в сорока километрах от цели. Но правом жаловаться наделялись только малые дети, да пожелтевшие от времени старики. Остальные же люди, ввязавшиеся в это путешествие, были предупреждены о лишениях и трудностях таких путешествий.
Корабль тяжело усадился на землю. Экипаж облегченно вздохнул, после чего принялся собираться в путь. Агнежка тут же оповестила о условиях за бортом. Согласно ее данным атмосфера и прочие жизненно важные показатели соответствовали допустимым нормам. На улице день, солнечная погода и +21.
Люк корабля открылся, готовый выпустить команду на волю.
|
Несколько дней назад - Кеннет Р. Смит, 1901 года рождения, Ситка, Аляска... В Бюро с 1922 года.... выполненные задания, благодарности Директора, ранения... Этот, пожалуй, подойдет, - начальник отдела национальной безопасности ФБР Дуглас Тревор отложил в сторону одну из многочисленных лежащих перед на столе папок с личными делами сотрудников. Кажется долгий поиск кандидата на выполнение поручения самого Директора закончился. Тревор вздохнул, устало помассировал виски, затем поднял трубку телефона: - Мэри, вызовите ко мне Смита! Да, и принесите мне чашечку кофе.
- Сколько лет мы уже вместе работаем, Кеннет? - хозяин кабинета откинувшись на спинку кресла с удовольствием сделал очередной глоток пахучего напитка, - И за все это время ты ни разу меня не подвел. То что произошло в Чикаго было просто несчастным случаем, от которого никто из нас не застрахован. Высокий худощавый мужчина - внешне полная противоположность своего начальника - продолжал спокойно сидеть на стуле, не делая никаких попыток что-то ответить Тревору, впрочем тот ничего подобного и не ожидал, продолжив свой монолог. - Ну ладно, отставим в сторону ностальгические воспоминания и перейдем к делу, - кофейная чашка перекочевала на стол, а ее владелец принял вертикальное положение - Помнишь нашумевшую историю с Уолтером Уинстоном? - Вы говорите про того самого сумасшедшего миллионера? - на этот раз гость не оставил вопрос без ответа. - Ну, изначально он не был сумасшедшим или по крайней мере хорошо притворялся, тут надо спросить у психиатров, но речь действительно о нем, - Тревор достал из ящика и закурил толстую гаванскую сигару. - Так вот, этот Уинстон не так давно умер и его дочь обратилась с просьбой помочь выяснить, что произошло тринадцать лет назад и отчего ее папаша так изменился. Есть мнение, что ответ на данный вопрос может быть связан с безопасностью государства, нации и президента, а значит относится к сфере ответственности ФБР. - Я все понял, когда прикажете приступать и какая есть информация по делу? - Смит казался совершенно не удивлен рассказанной историей. - Естественно немедленно, а на счет информации...
28 сентября Смит и не собирался заезжать в Чикагское отделение - во-первых, несмотря на то, что задача была поставлена на самом верху, а может как раз из-за этого, его миссия была, скажем так, не совсем официальной, а во-вторых, прошлый визит в город, что бы не говорил Тревор про несчастный случай, оставил у Кеннета не самые лучшие воспоминания - поэтому просто сел во встречавший его автомобиль, позволив водителю выполнить данное ему поручение. За всю дорогу Смит практически не произнес ни слова: вряд ли его спутник что-либо знал про предстоящее задание, а болтать просто так не было необходимости. Пунктом назначения оказался ангар, в котором кроме вполне ожидаемых самолета и механика была еще странная комната, хотя нет, у комнат все-таки обычно бывает четыре стены, а скорее угол, очень похожий на хорошо обставленную комнату, в которой уже находились несколько человек. Причем, в одном из них Смит, интуитивно почувствовал коллегу - вряд ли, конечно, из ФБР, до такого в их конторе вроде пока еще не дошли, но мало ли правоохранительных органов в США... - Добрый вечер. Кеннет Смит, прибыл по приглашению, - представился Смит и подтвердил предположение высокого молодого человека, по крайней мере относительного собственной персоны.
|
-… в этом ты прав, да. Да. Если говорить о настоящей игре, то Атлантик-Сити – то самое место, куда тебе нужно. Ха, это точно. Ты когда-нибудь бывал в Атлантик-Сити, Боб? Зря, непременно надо. Славный город. И местный «Ритц», кстати, очень неплох. Обслуживание, нумера, всё как в лучшие времена, знаешь. Будешь там, обязательно в «Ритц» селись… я там одного малого, из хозяев, отлично знаю. Учились вместе!...
По пути Николас, по обыкновению своему, разговорился с шофёром. Хотя в этот раз парень попался какой-то зажатый и молчун сверх меры, и говорил по большей части именно Ник. Впрочем, это его никогда не смущало особо. - Я бы и сейчас там был… У приятеля мальчишник, как раз в эти дни… - продолжал Николас, усмехаясь -… Болван женится на своей же кузине. Ха, слыхал про такое?! В наши-то дни. Аристократ нашёлся… - он засмеялся своим честным своим простым смехом, заставляя и шофера поддержать его хоть робкой улыбкой -… Вот ты, Боб, женился бы на своей кузине, а?! Ой, и не говори… Ха!...
Вновь расхохотавшись, Николас выглянул в окошко. В этот момент машина, как раз въезжала в ворота аэродрома. Брови Ника сперва сошлись к переносице, а затем изогнулись наверх удивлённо. - Что это?! Аэродром что ли? Оо, я что, куда-то лечу?!... – припав к окну, что при его размерах было не так-то просто сделать, вопросил он -… Ох, Дженни, Дженни, что-то ты задумала, а? Хмм.. Когда «Бьюик» уже подъезжал к одному из удалённых ангаров, Баковецки еще ближе придвинулся большой своей головой к окну, зашерудил рукой по двери, в поисках рычажка опускающего стекло.
- О, это ж…эээ.. Гамильтон. Да!... Ну-ка, ну-ка.. Эээ, Бобби, провези-ка меня по кругу, дай посмотрю на него… А хотя, нет, дай-ка я выйду!... - Ник уж видел как-то такой самолёт, но только в полете, в небе, а потому хотел рассмотреть аппарат поближе. Но, как оказалось они с Бобом и так ехали именно сюда, в этот ангар и к этому самолёту. Как и еще несколько точно таких же «Бьюиков». Хлопнув шофёра по плечу, Николас выбрался из автомобиля, потянулся чуть, оглядываясь по сторонам. Хмыкнул. В углу ангара кто-то зачем-то устроил что-то вроде гостиной, и там уже собиралась какая-то публика. Будучи человеком общительным и любящим всякое общество, Баковецки сразу направился именно туда, забыв пока про свой недавний интерес к аэроплану, и лишь скользнув по нему мимолётным взглядом.
Проходя мимо ирландца-механика, Бак глянул на него сверху вниз, ухмыльнулся, и погрозил пальцем шутливо. - Боксёр, а?!..
Протопав своей медвежьей походкой до обустроенного угла, Николас с улыбкой оглядел обстановку и всех присутствующих, задержав взгляд на эффектной брюнетке в весьма примечательном таком платье, покивал головой, снял шляпу. - Ха! Что же у нас тут?! Ангарный салон… такой, а? Ангарный салон! Иначе не скажешь!... – прогудел он своим густым басом, после чего хохотнул чуть и вновь оглядел всех. - Николас Баковецки! К вашим услугам, господа… и леди… - отрекомендовался он, проходя в центр гостиной, от чего она сразу показалась несколько тесной -… Друг семьи, и личный друг мисс Уинстон, Джанет!
Он вновь улыбнулся и немного так растерянно огляделся по сторонам, держа в руке свою шляпу и будто бы не зная, куда её деть. Действительно, не сидеть же прямо в ней, как вон тот замечательный тип в кресле?
-
Действительно редко бывает, чтобы я поголовно плюсовал каждого игрока в каком-нибудь модуле, но здесь просто не могу удержаться. Подобралась очень хорошая партия. Ну и, конечно же не сидеть же прямо в ней, как вон тот замечательный тип в кресле? :)
|
... Выйдя из "Бьюика", Маркус повесил свою "полевую сумку", как он ее называл - такую, какую зачастую носят почтальоны и продавцы газет; сам факт ее существования неимоверно расстраивал его мать, Роуэн Эттери, поскольку подобного рода аксессуар был "скорее в пору мальчишке-студенту, а не уважаемому профессору из почтенной семьи", но свою "боевую подругу", как в шутку называл эту сумку сам Маркус, он ни за что не хотел променять на более соответствующий его статусу и ученой степени саквояж. Вместительная, удобная, практичная, она не мешала и не отвлекала необходимостью постоянно носить ее в руке, как это было бы с саквояжем, к тому же обилие секций и кармашков делало ее незаменимой в полевой работе - так профессор Эттери называл свои выездные визиты к пациентам, с которыми другие врачи и специалисты не могли разобраться без вмешательства стремительно воссиявшей на горизонте научного мира светила. Его неординарный подход и умение оперировать огромным архивом сведений, теорий и практических наработок (как своих, так и почерпнутых из монографий и научных трудов других психиатров), который хранился в безбрежных закромах памяти Маркуса, делал этого молодого человека и достойным конкурентом для карьеристов на научном поприще, и завидным приобретением для Бостонского Университета, совсем недавно подписавшего долгосрочный контракт с профессором Эттери.
Собственно, контракт с университетом был единственным препятствием, которое встало на пути между Маркусом и заманчивым предложением мисс Уинстон-Роджерс; к счастью, совет правления университета согласился пересмотреть его условия и перенести начало вступления профессора Эттери в должность старшего преподавателя кафедры психиатрии и психологии на следующий год. Отец, в тот сентябрьский туманный вечер, когда за семейным ужином Маркус озвучил свои планы на ближайшее будущее - отложить карьеру преподавателя, приостановить частную практику и отправиться в Чикаго для участия в неком чрезвычайно прибыльном расследовании, в котором требовалась экспертиза и навыки профессора Эттери, лишь вскинул брови и спросил, хорошо ли сын все обдумал. Обычно Родрик Эттери не сомневался в решениях Маркуса, удостоверившись на опыте, что его сын всегда продумывал свое будущее и принимаемые им решения на несколько шагов вперед, поэтому и довольствовался лишь ответом: "Да, я уверен - во-первых, это возможность попытать себя в новом амплуа привлеченного специалиста, что значит новый опыт; во-вторых, это будет свежим разнообразием и своеобразным отдыхом после нескольких лет тяжелой работы над собой, карьерой и статусом. Мне нужен отдых, это я могу себе сказать, как специалист в природе нефизического здоровья человека. И, в-третьих, отец, ты ведь знаешь, что я не соглашусь использовать ресурсы семьи - я обязан приумножать их, а не расходовать; это выгодное предложение, и оно лишь укрепит финансовую независимость и защищенность нашей семьи." Мать, как всегда, переживала о том, что "непонятное дело" и "удаленность от семьи" может скорее навлечь больше хлопот и забот, чем принести пользу, но, как обычно, очень быстро утихла, когда двое мужчин, на которых Роуэн Эттери привыкла полагаться во всем в своей жизни, показали свою уверенность и проявили очевидное спокойствие. В конце концов, как считала Роуэн, мужчины должны принимать решения, а удел женщин - поддерживать их в этом; единственное, что тревожило ее, это неспособность матери поддержать своего мальчика, буде тот уедет далеко.
Спустя десять дней после того вечера, Маркус прилетел в Чикаго. Это был второй раз в его жизни, когда он воспользовался самолетом - и сей опыт ему понравился не меньше, чем в тот, первый раз, когда вся семья Эттери в полном составе - отец, мать, Маркус и Беатрис - летали в Лондон, родители - для улаживания каких-то юридических вопросов своей семьи, в которых дети на тот момент не смыслили ровным счетом ничего, дети же - ради того, чтобы увидеть Столицу Цивилизации, самый главный и самый древний город их исторической родины. Туманный Альбион в целом и Город Дюжины Мостов в частности поразили тогда Маркуса и Беатрис, всколыхнув в юноше идеи о важности родовых корней и семейного наследия, а в девушке - романтические идеи о ведьмах, древних легендах и реальности волшебства. В начале тридцатых годов вся Европа бредила паранормальным и метафизическим, не избежала этого и колыбель всех европейских сказок, легенд и историй о необычном - Лондон; помнится, семья Эттери даже поприсутствовала однажды на неком "спиритическом" сеансе, который, как теперь понимал Маркус, был ни чем иным, как способом убить время пресытившимся новыми возможностями и удобствами, даримыми постоянно развивавшейся цивилизацией Нового Века, самообманом и попыткой обратиться к коллективному бессознательному, генетической памяти предков, цеплявшейся за иррациональную веру в существование нефизического и неочевидного мира.
Мысли о путешествии в Лондон навеяли на Маркуса меланхолическую тоску по прежним временам и заставили снова подумать о судьбе сестры. Прежде, чем покинуть Бостон, профессор Эттери навел справки через своих доверенных лиц и узнал, что девушка, по некоему странному стечению обстоятельств, отправилась в какое-то путешествие - покинула город день назад на поезде. Увы, куда именно отправилась Беатрис, информаторы Маркуса сообщить не смогли, но обещали сообщить сразу же, как только наведуд справки. Что ж, теперь их пути разошлись еще дальше друг от друга, и это не могло не печалить Эттери, хотя он и осознавал, что доля его вины в этом была намного большей, нежели его сестры, но... Но он не будет думать о том, что не решить здесь и сейчас, и поставит вопрос об обнаружении местонахождения Беатрис в список первоочередных задач на ближайшее будущее.
Будущее, как оказалось, более близкое, чем мог бы предположить Маркус. Поправив на плече свою "полевую сумку" и пройдя в необычный для подобного места - ангара - уголок комфорта и цивилизации, Маркус принялся разглядывать обширную коллекцию интереснейших, на его взгляд, книг, хозяйка которых заставила себя немного подождать; как вдруг... "Приветствую, мистер Эттери", - раздался родной голос совсем рядом. Невероятно. "Совпадений не бывает", когда-то он слышал эту фразу, сказанную этим же голосом, и сейчас он был готов полностью согласиться с противоречащим основным постулатам логики и теории вероятностей утверждением Беатрис, которая стояла здесь же. Слегка поклонившись сестре, Маркус не менее чопорно ответил:
- Рад видеть вас, мисс Эттери, это, как всегда, радость и честь. Неожиданно, что мы повстречались здесь и сейчас, вы не находите? - еще один полупоклон он отвесил в сторону молчаливого незнакомца в фетровой шляпе. - Профессор Маркус Эттери, к вашим услугам, сэр. Сия чарующая леди с нездоровым пристрастием к никотину - моя сестра, мисс Беатрис Эттери. Мы все - приглашенные нашей таинственной нанимательницей, мисс Уинстон-Рожерс, я полагаю?
-
Флешбеки прекрасны. Мы вместе напишем детство наших персонажей, и это будет целая история в истории! =)
-
Да-да... Здорово! Будем играть! =)
-
Солидно и обстоятельно, приятно читать.
|
14 сентября Звонок мисс Уинстон-Роджерс застал Беатрис за работой. На столе перед ней лежали газеты, заголовки на которых пестрели именем очередного прославленного в светском обществе медиума, который якобы мог слышать голоса мёртвых. Его эффектные сеансы производили фурор, и это заставляло Беатрис делать глубокие затяжки с длинными паузами, чтобы успокоить ворочавшееся в груди раздражение. Она видела его насквозь, все описанные трюки были не более, чем фокусами и искусством вытягивать информацию из жертвы, выдавая её за откровения призраков. Но у него была слава, к нему рекой текли деньги, с ним старались свести знакомство важные люди. Не то, чтобы мисс Эттери завидовала ему, о нет. Но незаслуженные награды коробили её, и Беатрис планировала грандиозное разоблачение, которое уничтожит афериста и шарлатана в пух и прах, сделает его парией, к которому будут относиться со всем презрением, которого этот наглый лжец заслуживал. Зазвонил телефон. Беатрис мстительно затушила сигарету в длинном перламутровом мундштуке прямо об улыбающуюся физиономию лже-медиума, который скалился с первой полосы одной из газет. Затем она подошла к аппарату и сняла трубку. Возможно, именно из-за подпорченного настроения она уклончиво ответила "Я подумаю" вместо согласия. Впрочем, уже на следующий день она позвонила сама и подтвердила своё участие. Потому что утром вышла газета, главной новостью которой стало убийство знаменитого медиума на почве ревности. Беатрис смахнула в мусор все свои наработки на погибшего медиума, расстелила на своём круглом рабочем столе новый большой лист бумаги, прижала его по углам пресс-папье и вывела в центре листа новое имя. Джанет Уинстон-Роджерс. Бетти собиралась узнать, на кого ей предстоит работать...
27 сентября До Чикаго она добиралась поездом, и предвкушала свою встречу с нанимательницей. Она была ей интересна, она вдохновляла, в ней Беатрис чувствовала родственную душу: независимая, сильная женщина, которая отвоёвывает своё место в среде шовинистов и пуритан. Кому как не мисс Эттери было понять эту экстравагантную даму, и кому как не мисс Эттери было изнывать от любопытства, что за расследование могло потребовать участия такого эксклюзивного специалиста по эзотерике и оккультизму? Прибыв в Чикаго накануне назначенной встречи, она позвонила из отеля и оставила для мисс Уинстон-Роджерс свои новые координаты.
28 сентября На следующий день, к вечеру, за ней прибыл шофёр, и даже помог погрузить в "бьюик" весь обширный багаж мисс Эттери. По дороге к месту встречи, Беатрис медленно, задумчиво курила, размышляя над тем, почему ей так упорно вот уже вторую неделю выходит один и тот же "рыцарь пентаклей", с настойчивостью, достойной лучшего применения. Перебирая в уме все возможные толкования, она и не заметила, как авто остановилось, и услужливый водитель открыл перед ней дверь и подал руку. Наверное, он смотрел на её декольте или обнажённые плечи, но Беатрис это совершенно не заботило.
Ангар, "гамильтон" и неожиданный кулуарный уголок в помещении ангара произвели на Бетти впечатление. Она чуть качнула головой вправо и прошла в указанном механиком направлении. Туда же, как видела мисс Эттери, направлялись ещё несколько мужчин, которые прибыли с ней почти одновременно, словно по отмашке невидимого дирижера. Но вот они оказались в ярком освещении, и Беатрис в изумлении приподняла брови на целый миллиметр или даже два. Назойливый "рыцарь пентаклей", преследовавший её все эти дни, стоял перед ней, словно они и не расставались. Её брат, Маркус Эттери, был предельно вежлив, его выправка пробудила воспоминания об их семействе, и Бетти на миг поджала нижнюю губу. - Приветствую, мистер Эттери,- холодно промолвила она и потянулась к сумочке на тонкой длинной лямке, достав портсигар и мундштук. Прилаживая сигарету на её законное место, она добавила,- давно не виделись...
-
Круто, просто очень круто!
-
Впрочем, уже на следующий день она позвонила сама и подтвердила своё участие. Потому что утром вышла газета, главной новостью которой стало убийство знаменитого медиума на почве ревности. Неожиданный поворот))).
-
Потрясающе. Великолепный стиль - красиво, чётко, логично.
|
Ступенька. Ступенька, еще ступенька, блядь, когда же они кончаться? На лбу детектива появилась испарина. Что - что, а бегать по лестницам он не любил. Как говорил Вини – «если б мишки были пчёлами, то они бы нипочём никогда и не подумали так высоко строить дом». Если честно Пяточек и просто так, бегать не любил, но из-за своей работы, заниматься подобными неприятными вещами ему приходилось довольно часто. Еще по какой-то не известной причине поросенок не мог прекратить напивать злоебучею песенку «Что нам делать с мертвой шлюхой».
Кое как осилив два лестничных пролета поросенок добрался до кабинета Траляля. Если честно действие, которое он увидел если и не повергло его в ступор, то выпучить от удивления глаза заставило точно. Сие действие было попыткой совершить акт чистой и светлой любви, путем плотского соития через анальное изнасилование Ханселя. Жирная био масса, обтянутая кожаными и латексными ремнями на голое тело, по имени Траляля, погребла под собой Ханселя, да так, что сотрудника Хартии практически не было видно. Затем жирный уродец начал медленно стягивать с Худышки штаны, с явным намерением отодрать его как священник педофил мальчика из церковного хора. Интересно Худышка всегда провидит допросы лежа? Тут поросенку на ум пришла одна нехорошая мысль. Может предоставить им немного времени в их физической близости и не портить такой романтический момент? Пусть Траляля хотя бы использует пару пальцев. Конечно поросенок ничего особо не имел против своего «союзника по штурму борделя». Он раздражал Пятачка, не больше и не меньше остальных дураков, и прохиндеев, которых к слову было предостаточно. Вот только пафосная аура этого парня заставляла поросенка тихо скрежетать зубами. Слишком много о себе думает, так сказать. А вот прививка реальности, могла бы пойти ему на пользу. Пяточек отмахнулся от этой плохой, но заманчивой идеи. На такую ерунду у них просто не было времени. С ходу прицелившись в голову жирного ублюдка поросенок выстрелил.
Ехидный смех сотряс всю тушу Траляля, мгновение, и грохот плотного дуплета разнесся по узкому коридору, ударяя подобно кувалде по ушам. Мозги, обломки размолотых челюстей, выбитых зубов, и плотный поток крови ударили в лицо Ханселя прямо через широко разверзнутую пасть. Вся туша от вожделенно-хохочущих сотрясаний перешла к короткой агонии. Мощной, бурной. Хоть так, но у ублюдка получилась отжарить свою жертву.
Хряк глядя на все это довольно присвистнул. Не каждый же день вышибаешь мозги через рот. Не каждый день отправляешь на тот свет одного жирного уебка, а затем и его жирного уродливого брата. Мало кто может в обще похвастаться этим. Поросенок отлаженным до автоматизма действием перезарядил оружие. Пяточек дождался пока агония сутенера закончится, подошел к несостоявшимся любовникам и поднял Томи - ганы. Затем с явной деликатностью собрал все вылетевшие зубы, осторожно сложив их в карман портков. Правда пришлось повозиться с выковыриванием зубов из остатков челюстей. Глянув в сторону кабинета смежного с камерами и комнатами для обслуживания клиентов, поросенок отрицательно покачал головой. Да, там могли быть еще улики и еще шлюхи. Но всех они при всем желании не увезут, на сбор улик потребуется много времени, да и не нужные свидетели им не нужны. Подняв какую оторванную часть плоти, поросенок написал её на стене очередное послание. «СТАЯ ВЫШЛА НА ОХОТУ».
Развернувшись к Ханселю, пытающемуся вылезти из под трупа жиртреста, поросенок сказал.
- Не повезло тебе парень. Этот фрукт тебе больше ничего не скажет. Если хочешь, допроси Труляля, может он будет по сговорчивей. Все центровые и дорогие «девушку» сейчас в его кабинете. Нам уже пора сваливать из этого места.
Поросенок направился к лестнице намереваясь в кабинет Труляля.
-
Давно я уже читаю эти великолепные посты, а вот заплюсовать всё никак руки не доходили. Так вот, время пришло. Превосходный чёрный юмор, свойственный для модуля в целом, не сдаёт и здесь - периодически попадаются просто потрясающие моменты)) А Закон надо уважать.
|
Варлам, долгое время бессменно выполнявший обязанности в стенах Академии, успел подзабыть некоторые обычаи в отношениях между светской властью и магами. Наверное именно поэтому он первым делом решил "проверить" командующего.. а может быть и не поэтому. Все таки договоренность, договоренностью, но некоторые особо сильные маги были в силах обойти практически любой классический сигнальный артефакт, ну или хотя бы прощупать его наличие. Поэтому в такой ситуации полностью защищенными могли себя чувствовать разве монаршие особы, для которых подобные артефакти изготавливались всем Кругом магистров а не отдельными мастерами. Что ж, ситуация была действительно патовой к тому же новое знание лишь добавляло вопросов. Конечно в попыхах можно было сразу навесить на командующего ярлык предателя и действовать исходя из этого, но не имея достаточных доказательств такая линия поведения могла быть опрометчивой ... Близилась война, к тому же последние события в форте и слухи о темном маге на службе у империи.. попади в руки самому Варламу защитный артефакт против темной магии, не факт чтобы он сам ним не воспользовался.. Правда в его случае это было бы куда более компетентное использование.. С другой стороны такой вариант событий был менее вероятен нежели прямая связь командующего с противоборствующей стороной. Тут тебе и эмоциональная реакция и все те же слухи и ключевой пост на рубежах государства. Если это не умелая провокация, то всему альянсу грозит нешуточная опасность. В общем теперь Варламу было о чем задуматься, и проблема вставала не шуточная. Безопасность государства, безопасность его детей не говоря уже о загубленной карьере в случае если они окажутся замешаны в предательстве. Теперь он знал, но и командующий знал и наверняка не собирался сидеть сложа руки. Первое что он сделает, это найдет методы давления на Варлама. И эти два метода сейчас приближались к месту событий... Жаль их родство скрыть было трудно, оба ребенка носили гордую фамилию Драмин, но кое-что сделать все же можно... Варлам нащупал сознание сына и аккуратно "постучался". Если конечно это можно так назвать: "Приветствую сын мой, спешу сообщить, что обладаю неприятными известиями о командующем. Прошу вести себя осмотрительно, и еще если в форте мало осведомлены о наших делах, прошу разыграть со мною родственный конфликт на почве моего якобы плохого отношения к вашей матушке, да простит она меня на том свете. Если это не так, то ссору следует начать прямо сейчас на любом основании, это крайне важно, об остальном после.." Не теряя красоты слога даже в такие мгновения, когда счет идет на секунды, Драмин пересылал сообщение параллельно продолжая дуэль взглядов и характеров... Мозг Варлама работал как бешеный, один за другим просчитывая и продумывая варианты. Что ж дело обернулось таким образом, что выжидательную позицию занимать теперь стало крайне не выгодно. Нужно действовать. Первый крючок маг уже закинул, теперь после переломного момента он продолжал формировать свой план. Командующий хочет казаться глупее чем есть на самом деле, это опасно, такой противник вряд ли будет недооценивать нового коменданта. Все ходы в этой ситуации должны быть выверены а провокации иметь не двойное а тройное дно. В ближайшие часы многое решится, если дать командующему выиграть время, то петля затянется... Нужна была провокация, чтобы заставить Годрика действовать в нужном магу русле... Этот Годрик, он ведь не поверит, что Варлам теперь ничего не предпримет. А что обычно предпринимают в такой ситуации? Ставят в известность вышестоящих.. Вот тебе и провокация, направим энергию Роггарова в ожидаемое русло. Варлам с непроницаемым выражением лица закончив затянувшуюся паузу произнес: - Ценю ваше доверие, милорд, - Варлам не стал отвечать Роггарову той же монетой что и тот, хотя вполне мог последним словом отхлестать командующего как столичный дуэлянт может отхлестать перчаткой обидчика, бросая вызов. Но Варламу не было необходимости самоутверждаться таким образом, ему следовало быстро заиметь авторитет среди солдат, поэтому говорил он прямо, ровно и без эмоций. - Я отношусь к своим обязанностям крайне трепетно, маршал, но как вы понимаете я еще не до конца вступил в свои права и любой мой отчет будет не объективен. - Варлам сделал многозначительную паузу, прекрасно понимая, что подобные глупые необдуманные и невыполнимые задания, данные в попытке унизить и показать свое место при должной реакции лишь играют ему Варламу на руку. Особенно в глазах простых солдат, часто испытывающих на себе все прелести подобного самодурства. - Вам придется подождать несколько дней, маршал. К завтрашнему дню я предоставлю вам лишь текущие приказы из центра, к ночи будет проведен сеанс связи с магом-координатором, во время которого, после рапорта о моем прибытии на место, я получу подтверждение своих полномочий и ключи для регулярного канала связи и текущие приказы. Варлам внимательно смотрел на реакцию военного. Мистик имел монополию на канал связи с метрополией и первый непосредственно получал приказы из центра. Этим грех было не воспользоваться. К тому же все отчеты и прошения, тоже должны были проходить через него. Конечно маршал понимал, что о случившемся Варлам не доложит короне, но оставались другие маги, которые всегда чувствовали себя достаточно сплоченой независимой кастой, и старались всячески проявлять солидарность. Если Роггаров действительно не глуп, то он сразу поймет, что первым делом Варлам захочет подстраховаться и поставить в известность о произошедшем доверенных лиц в столице. А если учесть, сколько сил тратится на сеанс, то конечно же такую информацию логичнее передать вместе с официальной информацией. Кроме того в течении этого ритуала маг достаточно уязвим, а за день обеспечить себе безопасность на время сеанса крайне трудно. Поэтому Варлам и упомянул о связи в такой манере. Если Роггаров поведется, то первая попытка надавить на него а то и совершить покушение, чтобы устранить свидетеля будет проведена уже сегодня. Ситуация складывалась рискованно, ибо в первую очередь под удар попадали его дети, но об этом Варлам тоже собирался позаботиться... - ..Стандартные меры безопасности, как вы понимаете...
-
Мощно. Вот этого я не ожидал совершенно: Варлам нащупал сознание сына и аккуратно "постучался" и вот это тоже весьма здравая мысль: Варлам не доложит короне, но оставались другие маги, которые всегда чувствовали себя достаточно сплоченой независимой кастой, и старались всячески проявлять солидарность.
|
-
Потрясающая атмосфера. Я определённо не зря сюда подался)
-
Очень хорошо!
-
С почином! =)
-
Музыка отличная).
-
С почином! Предчувствую увлекательнейшее приключение, иначе и быть не может!
-
Сотый плюс за хорошее сообщение
|
-
По себе знаю, как трудно восстановить пост без потерь в качестве. Писать одно и тоже по второму разу - раздражает. Весь пост уже есть в голове, и единственная проблема - перенести всё это поскорее на экран монитора, что происходит невыносимо медленно... Поэтому этот плюс - как за качество поста, так и за терпение, проявленное при его восстановлении.
-
|
-
Что за отстойная новость? Верните Гарри Барриса! Пусть напишет действительно интересное. Скандалы, интриги, расследования. А это... это все мимо.
-
Правильно мыслишь)) Такие статьи уж точно не помешают.
|
-
Без паники, доктор в порядке)) женщина почувствовала себя втройне ненужной - ни здесь, ни на небесах, ни под землей ее не желали видеть. Живи, как хочешь. Всем плевать. красиво. и грустно. мне прям жаль её стало.
-
"Всем плевать", да. С чувством, мне нравится.
|
-
Шикарная работа. Очень нравится подобный графический стиль и внимание к деталям.
-
Картинки супер!
-
Крутан, чо.
-
Очень здорово!)) Хотя я говорил раньше)
Ну и ещё отдельно за то, что Диллед немного похож на Наргиз Закирову. :D
-
Отлично!
-
Круто, это тебе не пальцами в кнопки тыкать, извлекая антикультурщину. Блин, прям вдохновляет.
-
По гибельной пустыне и по снежным склонам гор..
-
Тоже плюсану, достойно.
-
Спецом в понедельник запостил, чтоб на главной висело? =) Ну заслужил, заслужил. =)
-
замечательная работа!
-
Очень. Если это еще и вдобавок собственное творчество, то вообще аплодирую.
-
Нереально красиво!
-
Восхитительно.
-
Команда мечты ^__^ Спасибо за такую красоту!
-
о-о
-
Это реально круто.
-
Круть :). Ждем-с в цвете :).
-
Просто обнаружил на главной странице.. Остаётся только присоединиться ко всем перечисленным ранее комплиментам - чтобы создать нечто подобное нужен не только немаленький талант, но и огромное желание обеспечить игрокам превосходную игру.
-
апплодирую стоя
-
Дико круто!
-
Ну что сказать? Всегда мечтал, чтобы находился добрый человек со вставленной куда надо кисточкой планшетом, чтобы зарисовать и персонажей, и приключения. Имхо лучшее решение проблемы с аватарками.
Поздравления Бэйну, респект автору, хорошей игры партии.
-
Спасибо за отличную визуализацию партии :)
-
для человека, который палку-палку-огуречик рисует с трудом, это просто шедевр! особенно последний впечатлил
-
ты крутой
-
Шикос! Ну и ,всё уже до меня сказано.
-
Весьма качественно и со вкусом! Не смог пройти мимо и не поставить плюс за старания. Такие вещи обязательно нужно поощрять!
-
Эпичное изображение эпических героев! Одним словом - крутота!
-
За руки, растущие из того места, за красоту и за скимитар отдельно!
-
Особенно тифлинг.
-
Сила и мастерство
-
Даст ист фантастиш!
-
Вот он, вот он, старый добрый монохром.
-
Горн, 10/10
-
Офигенно.
-
Это очень круто. По-хорошему завидую играм, в которых есть свой художник. Самому довелось играть только в одну, и от нее остались самые лучшие впечатления.
-
nice
-
круть
-
Теперь игроки просто обязаны разобрать картинки на аватарки))
-
Это здорово! Очень! =)
-
+
-
Суперски!
|
Общее
Мерное гудение двигателя постепенно перерастает в непрерывный рев, когда самолет уходит в пике. Скорость неуклонно растет и перегрузки вдавливают пилотов в кресла. Сердце начинает колотиться быстрее, против всякой воли. Кровь стучит в висках. Руки удерживают штурвал. Пятерка охотников заходит на цель. Солнце встает. Небо ярко-голубое. Утренняя свежесть и роса на траве. Грохот очередей пулеметных высоко в небе. Война разрывает в клочья все умиротворение летнего утра.
Пихт
Первым идешь. Командир. Воет движок, вибрирует машина, преодолевая сопротивление воздушной массы. В прицеле дрожит силуэт советского тупоносого самолета. Стремительно сокращается расстояние до цели. Вражеский пилот обречен уже, но даже не подозревает об этом. Секунды растягиваются. Колотится сердце взволнованно, словно птица в клетке. Адреналин бурлит в крови. Чувство азарта захлестывает с головой. Секунда, другая, третья. Вот уже советский самолет занимает почти половину прицела. Грохот пулеметов. Отлетают обломки от вражеской машины. Огненно-дымная дорожка в небе чертится, поперек И-16 проходит она. Качнулся самолет противника, задымился, на снижение пошел резко. Воспламенился. Доли секунды все заняло. С ревом сквозь строй вражеский проносишься, вслед за сбитой машиной. С большим трудом рычаг на себя вытягиваешь, выводя свой самолет из пикирования в горку. Начало положено.
Герберт
Вслед за командиром в пике ушел. Странное чувство испытываешь. Волнение, предвкушение боя, азарт. Смешивается все это, переполняя и оглушая. Впереди командир, позади Гунштейн. Враг не подозревает о вашем ударе. Считанные секунды до атаки остались. Цель выбранная ровно и спокойно идет. Не составляет труда удерживать советский самолет в перекрестье прицела. Командир атаку начал. Видишь, как подбитый им самолет падает, разбрасывая обломки и полыхая ярким пламенем. Твой черед настал. Крайний правый И-16. Очередь длинная в небе след оставляет. Пробивает, разрывает, корежит машину вражескую. Пробует уйти советский пилот с линии огня, но тщетно - нет у него шансов. Падает самолет, лишившийся крыла. Резко вправо забираешь, выходя из боя. Но... выходя ли? Трассерный след рядом с твоей машиной. Оглядываешься - советский истребитель на хвосте висит, осыпая тебя свинцом. Мимо пока, но вот-вот пристреляется. Практически кожей чувствуешь ненавидящий взгляд вражеского пилота и тут же пропадает это неприятное ощущение - Гунштейн, шедший следом, сбивает противника.
Гунштейн
Держишься позади 2-1 и 2-2. Страхуешь на всякий случай. За обстановкой следишь внимательно. Опыт подсказывает тебе, что следует осторожность проявить и не лезть на рожон. Не зря соблюдал ты меры подобные. Командир, отстрелявшись успешно, из пике вышел ниже русских и высоту начал набирать успешно, а вот Герберт, цель свою поразив, вправо ушел. Советский пилот, успевший понять, что происходит, немедленно на хвост товарищу твоему сел. Грохочет твой пулемет. Уносятся свинцовые предвестники гибели к вражеской машине. Бьешь прицельно и уверенно. Убираешь русского с хвоста Герберта. Рычаг управления резко на себя тянешь. Слишком резко, наверное. В глазах темнеет на секунду. В ушах звон противный. Но справляешься, набираешь высоту.
Гребель
Унеслись вниз три истребителя. Вслед за ними и вы с Раллем следуете, но на отдалении порядочном, дабы неожиданностей избежать. Отстрелялись ваши товарищи, троих русских сбив. Остальные семеро немедленно увлеклись главной, как они считали, опасностью, предоставив вам возможность безнаказанно колонну атаковать. Шесть машин всего. Кузова брезентом накрыты. Странно это. Всего шесть машин, а сопровождение в десяток самолетов. Что-то важное, наверное, перевозят. Машина все быстрее снижается, все сильнее перегрузки. С трудом большим удается вывести самолет из этого падения стремительного. Параллельно дороге идешь, на бреющем полете. Видишь, как из кузовов выпрыгивает пехота. Винтовки вскидывают, стреляют. Но мимо все. Очередью проходишься по всем машинам, от первой до последней, и высоту набираешь тут же.
Ралль
Вслед за Гребелем идешь. Точно так же уводишь в пике истребитель свой. И точно так же с большим трудом прерываешь падение. В глазах слегка потемнело, но справился в целом. Интеренсо, каково самому Гансу? Выкидываешь лишние мысли из головы. Ведущий по машинам огонь открывает, над колонной проносится, подобно огромной хищной птице. И ты точно так же проносишься. Точно так же стреляешь. Загорается от твоих очередей один из грузовиков. Но, ты этого не замечаешь - слишком большая скорость. Пуля, советским стрелком выпущенная, искры выбивает из правого крыла, дыру в нем оставляя. Но слишком несущественно это повреждение, чтобы ему значение придавать. Вслед за Гребелем высоту набираешь, для повторного захода.
-
Слабо представлял себе, как будет выглядеть игровой процесс в этом модуле, но это мощно, да :)
-
Классно. Ощущаешь на своей шкуре динамику боя.
|
- Отто, нееет!- Северная Леди закашлялась, медленно приходя в себя от ощущения конца, что был пропущен ей через себя в полном объёме. Гром учтиво скрыл её крик от окружающих, но не от бедняжки Елены, что сейчас отпрянула к противоположному краю кареты. Из очаровательных янтарных глаз Ирвен, текли слёзы, она ничего не могла с этим поделать, никак не могла помочь магу. Только наблюдать. Словно сквозь стеклянную стену, она видела всё происходящее, глазами Отто. Чувствовала острую боль от второго дротика и после снова…. Мысли проносились сотнями, но чтобы девушка не делала, она не могла помочь ему, никак, совсем.
«Тебе не жить, Убийца! Ты даже не догадываешься, какого врага ты нажил себе только что! Тебя никто и ничто не спасёт! Если я выживу, тебе – конец! Я найду тебя, клянусь!». Последний удар и заклинание мага распалось, в буквальном смысле швырнув Ирвен, словно ребёнок провинившуюся куклу, назад, в её собственное тело. Девушка поняла, что она сидит, вытянув руку вперёд, словно пытаясь что-то поймать, что-то, что незримо ускользает прямо из её пальцев. Слабость словно отступила, боязливо уступая место ярости, что сейчас действительно захлёстывала, обычно мирную леди с головой.
- Зачем ты сделал это со мной Отто Хардиган? – Одними губами, едва слышно прошептала она. Её взгляд, полный солёных капель был устремлён на девушку, но не видел её. Нет, она не ослепла, просто сейчас перед ней стоял слишком трудный выбор… – По кому из нас плачет сейчас небо? Должно быть по тебе. Если бы я осталась в замке, этого бы не произошло, но тогда я никогда бы не простила себя за то, что отпустила Уильяма!
«Почему? Что мне теперь делать? Как? Я…» - голоса снаружи окончательно вернули Северную Леди в реальность. На какое-то время она совершенно позабыла, что находится сама в состоянии близком к смерти, но ещё и Мунлайта она точно никому не отдаст! Соизволив, наконец, заметить, что она не одна в карете и, по-новому посмотрев на девицу, Ирвен одним взглядом оценила и взвесила все за и против.
«Симпатичная, если правильно будет вести себя, возможно и прокатит. Я ничего не теряю, но другого пути – нет!» - Северная Леди стала отдавать быстрые и чёткие приказы:
- Раздевайся! Вещи под сиденье, оттуда возьми моё платье и слегка накинь его! После сядешь ко мне на колени и … будешь целовать, словно любовника! Теперь ты леди Мэделин! А я оруженосец Уильяма Мунлайта - Оливер Дан, вопросы потом, жить хочешь – выполняй!
-
Моральная компенсация))) И таки да, пост хороший, хотя формулировочки и неоднозначны!))))
-
Отличное описание реакции персонажа. И за смекалку. Будем надеяться, что это сработает)
|
-
Персонаж - шикарен. Продуманный, стильный, завершённый. Вплоть до ножей с собственными именами:) Ну а сама игра безупречна, как и всегда.
-
Люблю старое доброе насилие.
|
Пятачок боролся за жизнь Золушки, в расползающейся луже крови, он перевернул ее и принялся реанимировать. Херово, мистер Коп, как будто разом поцеловать в хуй не только жирного Труляля, но и половину персонажей Промзоны, и неебовое количество смертных. Второй же "Поцелуй Жизни" дал свои результаты: девушка тяжело натуженно зашлась кашлем, брызнув прямо в рыло Пятачку. Ебаный Зефирный Труляля, теперь Пятачок полностью, блядь, знал все сакральное значение этого прозвища. Даже едкая горечь блевотины не смогла перебить этот злоебучий привкус в пасти. Золушка все еще сотрясалась, выдавливая из себя все содержимое легких и желудка через легкие и ноздри, разбавляя кровавую лужу целым ебанным галлоном спермы, тело ее судорожно перебирало конечностями, проскальзывая в скользком коктейле под названием "Смерть в Борделе". Возьмите жирного сутенера, выдавите его на шлюху посредством Злобного Копа, добавьте горсть разбредающихся шлюх, кило наркоты и тонну безнадеги, забросьте полученную хуйню в самую глухую сточную канаву и сожгите нахуй. Наметаный глаз копа тяжело скользил по кабинету, выцепляя одну за другой вероятные улики: солидная книга с бугалтерскими отчетами на столе, ряд папок на полке, сейф в углу, стопки видеокассет, банки, видимо с наркотой, судя по тому как к ней потянулась Златовласка. В общем, все в одной паре рук не утащишь, а на какую-либо помощь со стороны местного персонала рассчитывать не приходилось: в тяжелом отходняке они поползли как тараканы из спичечного коробка. Златовласка вскрыла металлическую коробку, забрасываясь солидной дозой наркоты, Рапунцель испугано забилась в угол, а Гретель двинулась к выходу. Никакого, блядь, уважения к закону. А времени на лекции о правопорядке не было: здание сотряс глухой хохот Траляля, а значит Хансель вляпался в дерьмо.
Хотя, если быть более точным, то лавину жира. Первая атака была лишь знакомством с жертвой и вот сейчас Хансель Убивал, поток ярости и злобы захлестывал его с головой, но действия его были точны: острие первого ножа скользнуло вниз, вспарывая массивный слой подкожного жира и открывая позвоночник для одного точного выверенного удара. Ровно в межпозвоночный диск вонзилась узкая полоса стали, пробиваясь в глубину туши со скрежетом кости по металлу. Нож завяз в костях. Нижнюю часть туши как будто отсекло, и Траляля начал заваливаться прямо на Ханселя, сбивая его с ног и прижимая к полу. Два Томми-гана, звякнув, упали на пол, а жирная туша перетекала на Ханселя и прямо напротив его лица раззверзлась пасть, выплевывая в лицо незадачливого охотника поток безумного смеха, перемешанного со слюнями. - Вот ты и попался тощик... Две руки скользнули к ребрам Ханселя сжимая его с нечеловеческой силой, а неимоверно длинный склизкий язык скользил по шее.
-
к несчастью, пост прочла после еды...
-
Свободный творец, похоже, решил не тянуть резину и сразу приступил к действию:) а вообще пост, местами, посмешил капитально)
|
И тут начался ЭПИК.ссылкаНизкий рокот мотора резко сорвался на рев и темно-зеленый черти чем заляпанный джип с трудом, но тронулся, оставляя за собой сизый след на манер детенышей, так сильно похожих на сороконожек. Было в них нечто большее, нечто более зловещее, нежели в любом из персонажей, несмотря на все низости, совершаемые ими в таком прозаичном реальном мире. Возможно, даже что-то демоническое. Красавица, к своему стыду, без единого промедления или толики сомнения подкатила к Русалочке гранату, ожидая от той агрессии и предупреждая именно ее. Мнимая самозащита, чья грань все же перешла в нападение на беззащитного. Красавица поколебалась несколько секунд грустно осознавая, что именно натворила, в то время как принцесса морей беззащитно рыдала в порыве бессилия и беспомощности. Русалочка содрогалась от боли, а из рваной раны в районе плеча текла кровь, смешиваясь с чем-то еще, чего Красавица знать не хотела. Говорят, что жалость унижает. Но ни самое ли время пожалеть Русалочку и перестать над ней издеваться? Когда же она успела так сильно измениться и стать жестокой? Не становиться ли чудовищем она сама? Тошнотворный рыбий запах, приправленный не менее будоражащей ноткой нечистот и отходов, перебила ядреная вонь химического состава, свидетельствующая о том, что люди Биг Би подобно роботам исполняют свою задачу. Они не отвлекались на раздумья, жалость и прочую чепуху, а просто делали то, что должны были. И в этот момент Красавица их презирала, хоть и сама уже оказалась примерно на их уровне, подобно какой-то древней злодейке, охотясь на живого Персонажа. Взгляд вновь перешел на Русалочку и на то, чем стало ее плечо, приняв вид кровавого месива: из рваной раны виднелись ошметки мышечных тканей, хлестала темная кровь, к тому же виднелись ожоги по ее краям. Не говоря уже о сковывающей ее прочной сети, чьи зубья хищно впивались в податливую плоть все глубже с каждым движением. Боже, как же хорошо, что рядом Джек. Какой же он обаяшка и красавчик, да еще и... ДЖЕЕЕЕК!!! Красавица сама не заметила, как в панике истошно закричала при виде того, как переворачивается и без того бывалого вида джип, накрывая обаятельного мерзавца. Все произошло быстро и в то же время она видела каждую деталь, как в замедленной съемке. Как меняется выражение лица Джека, противный скрежет метала о неровный асфальт и его. Имаго. Красавица никогда не видела Имаго, тем более такого. Помесь демонического исполина, человеческих конечностей и самого противного из всех животных, какого только можно придумать. Сколопендры. Исполин, будто сам дьявол, вырывался из под земли, разбрасывая ошметки грязного асфальта и куски бурой потемневшей земли в стороны. При этом мощное гибкое тело, покрытое крепким хитином ржавого цвета, закругленное по бокам имело вместо множества тоненьких лапок человеческие руки. В отличии от хитина руки, будучи покрытыми лишь хрупкой кожей, несколько пострадали, местами виднелись кровоподтеки, синяки и неестественные изгибы. Больше похожие на трупные человеческие отростки, они не потеряли своей функциональности. Извращенный гибрид разных миров направлялся к пострадавшей Русалочке той частью, где должна была бы быть сердцевинная голова, но имелся лишь закругленный тупой конец из черной плоти самого Имаго. Пара хлыстов, должно быть своеобразные усики, уже приближались к страдающей Русалочке. В какой-то момент Красавица вдруг успокоилась, так будто и не кричала вовсе. Она облизала пересохшие губы. - Ну, надо же,- с хрипотцой вздохнула она, голос ее был чуть ниже обычного. Твердо решив, что исполин желаемого не добьется, Красавица первым делом схватилась за гарпун и... и поняла, что не сможет этого сделать. Прости меня, мама. Прости меня, господи. Молодая девушка подростковой внешности, как ни странно, чуть выше обычного мужчины, сделала несколько решительных шагов в сторону военных так, чтобы находиться на достаточном расстоянии для стрельбы и в то же время иметь возможность отдавать приказы. - Взрывайте быстрее, пока эта тварь не вылезла полностью!- голос Красавицы был решительным, испуг улетучился, на его место, кажется, пришло... возбуждение. Многие догадывались, что та питала слабость к чудовищного вида Персонажам. На Имаго, конечно, она не распространялась, но казалось, сама Красавица предпочитала считать его скорее экзотичным, нежели устрашающим. - Вы!- она указала на пятерых мужчин в форме,- Отвлеките тварь, стреляйте по жгутам! Или что это, черт его дери! Красавица сосредоточилась, рассчитывая свои силы. Она не знала, как именно Имаго воспринимало происходящее. Но, если оно действительно было похоже на сколопендру настолько, насколько выглядит, все еще был шанс на успех. Красавица попыталась сотворить иллюзию, внушить сколопендре, что Русалочка находиться в другом месте- позади, вдалеке от машины. Она проецировала не столько внешность, сколько запах, плач, голос Русалочки. Вместе с атакой на канатоподобные усики, это должно было сбить монстра с толку. - Ты!- она указала на очередного военного.- Свяжись по рации с Оловянным и Медведем! Пусть резко бегут сюда, сообщи им обстановку! Остальные со мной! С оставшимися наемниками Красавица собиралась помочь Джеку выбраться из под обломков джипа, опоясанными кольцами тела сколопендры. На этом, правда, ее план прерывался. - Блять, ну, как так?! Опять все сама!- как никто другой, Красавица могла оценить иронию происходящего, в очередной раз, оставшись без поддержки других Персонажей. Красавица отбегала в сторону, соображая на ходу и доставая гранату. Замочить ублюдка, вот и все.
-
Годнота
-
Очень хорошо. Первая и вторая часть, особенно понравились.
-
Отличный пост. Читается - легко и приятно. Написано - красиво и стильно. Интересный персонаж. Ну и звуковое сопровождение подобрано очень даже под стать моменту:)
|
Что было сил Уильям гнал свою лошадь вперёд, не обращая ни капли своего внимания на возмущённое ржание последней. Сейчас, ничего не имело значения для него. Ничего кроме Ирвен, кроме Луны его жизни. В душе лорда бушевал ураган чувств и эмоций. В нечто единое слились любовь, страх, смятение и злость на самого себя. За последний день жизнь его переменилась слишком сильно, слишком много всего произошло, чтобы быть просто совпадением. Либо Лунный Лорд и Северная Леди стали жертвой тщательно спланированного заговора, либо они оба чем-то прогневили богов. Слишком ярки и неожиданны были повороты их судеб. И в этой бешеной гонке Мунлайт пытался не только догнать свою возлюбленную, но и сбежать от всего этого, от безумия последних часов и собственных мыслей. Сейчас из-за него, и ни кого другого, она была на грани жизни и смерти и в том была лишь его вина, о чём беспрестанно напоминал себе Уил, всё глубже и глубже погружаясь в бесконечную пучину отчаяния, что разверзлась в его душе. Что если он не сможет спасти её? Что будет тогда? Как он будет смотреть в глаза её отцу и на самого себя? Небо пересекла вспышка молнии, а вскоре грянул и гром, являя собой наилучшую иллюстрацию состояния лорда. Он был на грани, ещё совсем немного и он сорвётся, утратив то единственное, что удерживает его на этом свете. И стоит ему утратить эту единственную ниточку, как он, наплевав на все запреты, вернётся в столицу, но не за тем, что бы поговорить с монархом или, наплевав на собственное достоинство, молить его о прощении. Если Уильям Мунлайт и вернётся в Редоран, то только за тем, что бы унести с собой и короля Брандона Лерратона. Необходимо было признать, что какая-то часть Уильяма страстно желала этого и уже сейчас готова была воплотить все свои кровожадные замыслы в жизнь, если бы не одно небольшое, но крайне веское "но". То самое "но", что когда-то учило его стрелять из лука, то самое "но", что очаровало его своим первым появлением в королевском дворце, и которое он несколько лет назад защитил от вечно пьяного короля. То самое, "но", что сейчас лежало в его карете и отчаянно хваталось за жизнь по его - Уильяма - вине. Всё время, что они когда-либо проводили вместе, сейчас ураганом проносилось перед взором лорда, находя отклик в его душе и пробуждая самые его эмоции и страхи. По щеке Лунного Лорда пробежала одинокая слеза.
-Нет. Я не позволю. Не отдам тебя. Никому. Ни Брандону, ни самой Смерти! Я не позволю тебе уйти. Не позволю. - истеричным полу-шёпотом бормотал он, но никто не мог услышать этого, ведь всё заглушали собой ветер и ливень, что так внезапно обратили спокойное утро позднего лета в настоящую бурю, такую же, что в этот момент бушевала в душе влюблённого лорда. И апогея своего она достигла в тот самый момент, когда он, наконец, догнав карету, не проронив ни слова, практически влетел внутрь, сердцем чувствуя, что нечто неладное произошло. В первое мгновение ему показалось, что уже слишком поздно и Ирвен уже оставила своё Солнце и звёзды, но резко приблизившись к ней, Уил, с превеликим облегчением понял, что она ещё жива, хотя это и даётся ей с трудом. Действовать необходимо было немедленно. У него не было права на ошибку, хотя и изобилием вариантов ситуация не отличалась. Выйдя обратно под, щедро обдававшие землю водой, небеса, он быстро распорядился, что бы знахарку-недоучку посадили к Северной Леди в карету, продолжая надеяться, что она сможет помочь. Стремясь хоть на несколько секунд отвлечься, Мунлайт обвёл взглядом окрестности, однако этот пейзаж не принёс ему столь необходимого спокойствия, а лишь ещё более насторожил - где-то вдалеке промелькнуло несколько силуэтов и тут же исчезли. Действительность или просто обман зрения порождённый усталостью?
- Джейми, пускай люди будут настороже. К нас могут скоро наведаться гости. - Отдал он очередной приказ и, ещё сильнее запахнув плащ, вместе с тем положа руку на рукоять меча, они продолжили путь.
|
-
при виде "великолепия", внезапно окружившего ее, великолепие ещё то, да:)
-
Простреленная гусеница.. хоелось бы посмотреть)
|
Варлам был не менее высок и крепок, поэтому никакого психологического преимущества Роггаров от своего роста и внешнего облика не получил. Главнокомандующий.. Магу не понравилось вызывающее отношение командующего, при условии, что в его Варлама власти было сейчас за несколько секунд сломать этого человека, превратив в безвольную куклу. Не понравилось магу и номинальное вооружение главнокомандующего, свидетельствовавшее о небрежном отношении к своим подчиненным. Показушная рапира - парадное оружие для светских приемов и столичных дуэлей, ну или для командира, не идентифицирующего себя со своим войском и не готового вести своих людей вслед за собой... только в перед себя .. Но выбирать не приходилось, не смотря на свое могущество, маг не был приверженцем грубых вмешательств, даже воздействуя на людей он по возможности всегда старался сохранить им свободу воли. Да и не было смысла в безвольных куклах. Пожелай Варлам, и он наверняка смог бы взять под прямой контроль весь этот маленький гарнизон.. на пол часа, может на час.. а дальше что? Да и что будет представлять из себя воин с порабощенной волей, какие решения он сможет принять? А заместить полностью четыре сотни разумов своим не под силу даже магу такого уровня. Нет, маг собирался сотрудничать с теми, кто готов был к сотрудничеству и манипулировать теми, кто собирался ему помешать. Но все мысли старого мэтра были спрятаны глубоко внутри, в глазах мага можно было прочитать лишь спокойствие и уверенность в себе, ну а понять выражение лица, большей частью спрятанное за густой бородой, косматыми бровями и длинной седой шевелюрой было не так то просто. - Смотр закончен, все могут возвращаться к своим обязанностям, - Варлам коротко посмотрел в сторону своих гвардейцев и вернул взгляд на командующего. Он почти автоматически настроился на мысли Роггарова, уж этого товарища он собирался "читать" долго и дотошно. Правда на этот раз мэтр Драмин проводил свои манипуляции с некоторой осторожностью. Для начала он все же прощупал Роггарова на предмет наличия защитных и сигнализирующих оберегов, у командующего состава такого уровня уже могли попадаться подобные безделушки, которые были особенно эффективны против неопытных магов, забывающих о самой возможности такой защиты. Если же амулет был вовремя обнаружен, то тут уж в дело вступало мастерство мага против мастерства создателя самого амулета. Во многом все зависело от школы , магию своей школы Варлам без сомнения вскроет как игрушку, с другими школами будет труднее, но если учесть что большинство охранных амулетов против ментальных вмешательств создаются его учениками, то вероятность успеха повышалась сущетвенно. Но тут еще был и второй подводный камень. Амулеты бывали еще и сигнальными и вот с ними приходилось работать особенно аккуратно, такие на лету не сломаешь, а предупредить о контакте своего носителя они могли и успеть. Новому коменданту Южного предела позарез нужно было как можно быстрее определиться с тем, что из себя представляет командующий, эффективного лидера, с которым лучше найти общий язык и работать в тандеме или самолюбивого напыщенного идиота, коими полны бюрократические аппараты всех трех государств альянса, и который в своем самолюбии и невежестве может довести Южный предел до катастрофы. Логика подсказывала, что скорее всего тут пополам и того и другого. Совсем уж бездаря не могли направить на выполнение такого ответственного задания, но и лучших на убой не отправляют, а в роли отведенной гарнизону Южного предела на сегодняшний день мэтр не сомневался. К тому же недружелюбное отношение к новому коменданту и магу в одном лице с первых секунд знакомства говорило о недальновидности командующего и его незаинтересованности в сотрудничестве. - Приветствую, маршал. Мое имя Варлам Драмин, магистр магической академии, по назначению, ныне комендант Южного предела - маг не стал уточнять школу, подобная информация была не на слуху, а вот любому предателю который мог стать свидетелем этого разговора знать на что именно способен прибывший маг, раньше времени не стоило, да и где гарантии, что Роггарова еще не подкупили вербовщики Артодана. В войне, где сходились армии мыслящих существ, мистик был едва ли не опасней разрушителя. Последний мог сжечь взвод и даже полк, но умелый мистик если добирался до командиров, мог легко обезглавить армию, завести ее в тупик, разрушить структуру управления и лишить координации действий.. А главным оружием и союзником мистика завсегда была неожиданность. Маг говорил ровным спокойным голосом, который так бесит обычно людей, пытающихся кого-то спровоцировать. Маршал явно расчитывал на ответную реакцию на свою небрежность и скрытую непочтительно, только вот не учел он личности своей жертвы. - Как вы оцениваете боеспособность предела, маршал? - Варлам сразу же захватил инициативу в разговоре, заставляя оппонента занять оборонительную позицию. Маг смотрел в глаза маршалу не мигая, а где-то в бороде была запрятана легкая ухмылка. Его собственный наставник когда-то давно раз за разом устраивал с ним вот такие вот гляделки, вырабатывая в нем волю и характер.. и выдержать взгляд старого ментора в те времена было ооочень трудно. Теперь и маршалу перепало от мастерства его покойного ныне преподавателя...
|
Джон В уши Джона ударил резкий хохот с бульканьем вырывавшийся из глотки мертвеца. Он что было сил саданул мужчину в лицо. Коротко. Без замаха. Тяжёлый кулак с силой врезался в скулу Джона, высекая перед глазами мужчины тысячи искр. Гулкий истеричный хохот вмиг сменился воплем ужаса. Пробирающий до самого нутра крик поглотил все остальные звуки, грозя вот-вот разорвать голову Джона на части. А после. После позади хлопнула крыльями огромная хищная птица. Порыв ветра сорвал мужчину и отбросил на несколько ярдов. И вновь уши Джона заложило от истошного вопля, полного боли и ужаса.
Повернув голову, он увидел фигуру в чёрном изодранном балахоне, держащего на вытянутой руке болтающего в воздухе ногами мертвеца. Вопль, стиснутый стальной хваткой бледных пальцев, превратился в хрип. Ещё мгновение и мертвец вспыхнул ярким пламенем, на глазах превращаясь в обугленный труп. Когда же языки огня потухли, так и не довершив своё дело, незнакомец в балахоне отшвырнул обгоревший труп в сторону, словно ненужную куклу, и взглянул в сторону мужчины. Из-под глубокого капюшона на Джона смотрела сама Тьма.
Он шагнул в сторону застывшего Сергея, потеряв всякий интерес к Джону. Он медленно двигался в сторону склонившегося над девушкой мужчины. Сергей, при виде создания, поднялся, заслоняя собой Нежу. Он лишь вскинул руку, указав на поднявшегося человека. Через мгновение всё вокруг того места, где ещё только что стоял русский, осыпало кровавыми ошмётками и кусками разорванных внутренностей. Лицо Нежи белело даже через слой стекающей к подбородку крови. Девушка лишь открыла глаза, но не смогла закричать - страх сковал не только её тело, но и лишил её голоса.
За Его спиной складки балахона внезапно взлетели вверх, расправляясь огромными израненными чёрными крыльями. Они резко ударили о воздух и, подняв тучу пыли, подбросили тело незнакомца в воздух. Он, набрав высоту по широкой дуге, бросился вниз, хищной птицей устремляясь в сторону разрушенного здания магазинчика.
Эйра Первым, что она услышала, был звон бляшки ремня, которую мертвец теребил в руке, видимо не решаясь, стоит ли ему застегнуть штаны, чтобы сподручнее было догонять жертву, или же оставить как есть, чтобы, настигнув беглянку, скорее приступить к делу. Мертвец остановился в дверях, вглядываясь в разрушенное помещение. Входить внутрь он не торопился.
- Кис-кис-кис... - раздался нахальный голос, - Выходи, папочка угостит тебя вкусненьким...
Не дожидаясь ответа, мертвец перешагнул порог. Сквозь щель между журналов, она видела нахальную улыбку, игравшую на его побледневших губах. Ворвавшийся в развороченные проёмы вопль сорвал эту ухмылочку. Он обернулся и застыл, вглядываясь в сторону, где ещё недавно стоял Ричард.
Она уже была готова вдавить крючок, когда из бреши в стене послышался тихий свист рассекаемого крыльями хищной птицы воздуха. Мертвец не успел ничего сделать - клуб тьмы, ворвавшись в помещение, свалил его с ног, откинул к дальней стене. Мертвец врезался в обрубок крыла самолёта и повис на пронзивших его грудь металлических прутьях. Он не мог пошевелиться от ужаса, читавшегося в его широко раскрытых глазах. Он смотрел на оставшуюся в проёме фигуру в чёрном истлевшем балахоне. Фигура беззвучно двинулась вперёд, ступая по битому стеклу, даже не пытавшемуся отозваться хрустом под его ступнями. Незнакомец подошёл к подвешенному мертвецу и Эйра увидела, как того забила крупная дрожь. Создание в балахоне подняло руку и коснулось лба трупа. Слух женщины резануло ужасающим визгом, усиливавшимся с каждым мгновением. Череп трупа стал странным образом деформироваться, словно комочек глины в руках неумелого скульптора. Части костяных пластин то сильно выпирали наружу, грозя прорвать натянувшуюся кожу, то ныряли в голову мертвеца, раздирая острыми краями мозг.
Визг сменился жутким треском ломающихся костей. В один миг голову мертвеца смяло так, словно она была из бумаги. Создание в балахоне, отступив назад, хотело было покинуть разрушенное здание, но обернулось и посмотрело из тьмы глубокого капюшона в сторону стеллажа, за которым скрылась Эйра.
- Гниль... - услышала женщина леденящий душу голос, - Твоя душа гниёт... Она не нужна Ему.
Создание шагнуло за порог. Через миг Эйра услышала хлопки мощных крыльев удаляющейся огромной птицы.
-
Превосходный пост. Кроме того, более эффектного способа разобраться с Сергеем и придумать было нельзя :)
-
пф, ничо там не гниет.. умник нашелся, с крыльями...
|
Эния едва сдерживалась - крепко стиснутые губы подрагивали, готовые расплыться в улыбке, но Олоис прокашлялся и смешливость, на счастье, улетучилась. Леди Тинтур вновь спокойно взирала на брата, а скорбь во взгляде, скользившем по стенам, была почти неподдельна. "Гектор-Гектор, есть ты-нет, твои стулья, книги, сигары этого даже не заметили, вещи-предатели...". Эния усмехнулась, не сдержавшись: - Да ладно, дорогой, хватит притворяться, - цинично разулыбалась она вслед за своей усмешкой, - как будто я не знаю, каким ударом был Гектор для тебя при жизни. Он и в юношестве нам досаждал, помнишь? Нравоучениями, наказаниями и просто скучной своей миной. Будто я не вижу, как ты спокойно вздохнул, когда стал главой семьи, м? Ну же, Олли, притворство никогда не было твоей сильной стороной, ты же сияешь, милый. - Уф, а жара нас не милует, - она распахнула свой изумрудный веер, по блеску не уступавший ожерелью королевы, предназначенному для особых случаев. Глаза в свете тусклой свечи казались неестественно зелеными. Они источали задор, уверенность, им хотелось доверять, этим колдовским глазам. Несколько долгих, томительно долгих мгновений, Олоис с непроницаемым выражением на лице смотрел прямо на неё. Невозможно было определить, что же произойдёт в следующую секунду - быть может её брат зайдётся в праведном гневе, а возможно - лишь понимающе улыбнётся. Олоис улыбнулся - несколько скупо и неуверенно, но всё же откровенно, впервые за относительно длительный срок. Он вновь видел перед собой Энию, свою сестру, которую всегда любил и уважал, которой всегда можно было доверить всё что угодно, рассказать и поделиться самыми сокровенными тайнами и секретами. - Ладно, чего уж там. - решился наконец он, - Ты права, при жизни Гектор был ещё той занозой в интересном месте. Признаюсь честно, его смерть пришлась очень кстати. - Узнаю своего дорогого Олли, - Эния хитро подмигнула, веер двигался энергичнее. - А что такое? Почему кстати? Вернее...почему именно сейчас? Кстати его смерть была всегда! - негромко рассмеялась она. Олоис был знаком с черным юмором Энии не понаслышке. Задумчиво наблюдавший за ритмичными движениями веера мужчина встряхнулся, бесцеремонно вырванный из дебрей собственных мыслей мелодичным смехом Энии. С удивлением он отметил, что, как и когда-то прежде, очень давно, вновь наслаждается обществом сестры - слушает её приятный смех, внимает чарующему голосу, чувствует на себе заинтересованный взгляд этих восхитительно зелёных глаз... Олоис осадил себя, осознав, что его мысли на одном из ключевых поворотов свернули совершенно не в ту сторону. Не выдержав, он тоже прыснул в кулак, оценив, превосходную, на его взгляд шутку. Взяв себя в руки, Олоис серьёзно посмотрел на девушку, и проговорил, тихо и совершенно серьёзно: - Давно мы так не общались. - Да...давно.. - Эния улыбнулась грустно, но совершенно искренне. - Ты - единственный, кто у меня остался, Олли... И ты теперь глава, кто бы мог подумать. Наконец, мы этого добились, м? Леди Тинтур придвинулась ближе, оказавшись лишь по другую сторону стола и накрыла ладонью руку Олоиса. - Милый, - выразительный изумрудный взгляд встретились с глазами брата, - я переживаю, - Эния выдержала театральную паузу, прежде чем пояснить, - ты ведь никогда не умел управлять. Помнишь, как ты расходовал предназначенные на месяц карманные деньги за вечер? Бедствовал, но вида не подавал. Теперь за тобой жизни и, в большинстве своем, беззащитные , - зрачки мягко пульсировали, расслабление наступило мгновенно, по телу пронеслась приятная теплая дрожь и умиротворение. - Позволь мне помочь тебе, твоя семья станет процветать, ты станешь богатейшим в Эредине человеком. Это твоя мечта с детства, я же знаю. Твоя сестра умеет все, помнишь? Доверься мне, Олли. Давно забытые воспоминания далёкого детства всплывали откуда-то из глубин подсознания, заставляя по новому взглянуть на ситуацию. Олоис, который ещё совсем недавно пребывал в мечтах о скором применении того богатства, что свалилось на него столь внезапно, теперь был во власти совершенно иных идеалов. Его взгляд затуманился, показывая, как далеко сейчас мысли брата от этой комнаты, и, скорее всего, настоящего времени - Олоис, совершенно неожиданно для самого себя вернулся в позабытое давно детство. Мягкий, убаюкивающий и вкрадчивый голос Энии между тем продолжал, подкидывая новую порцию дров в топку внезапно активизировавшегося сверх всякой меры воображения мужчины. Он кивнул, сперва несколько неуверенно, а потом снова - уже куда веселее и энергичнее, безоговорочно соглашаясь с предложением сестры. - Вот и славно, Олли, я тобой горжусь, - Эния ласково улыбнулась. И они говорили еще долго, вспоминая, смеясь и обсуждая планы управления доставшимся им имуществом. Напоследок леди Тинтур снова взяла брата за руку: - Милый, останься сегодня с женой, завтра не менее важный день, ты ведь не станешь компроментировать себя в первый же день, - изумрудные глаза загадочно и одобрительно сверкнули напоследок.
-
Ну что тут скажешь.. Нравится мне с тобой играть, действительно нравится:)
-
Плетение интриг не терпит суеты))
|
|
|
- Отлично, капитан, - Варлам быстро пробежался глазами по документам, отличная память и развитый навык работы с корреспонденцией позволял старому магу мгновенно выхватывать приоритетную информацию не акцентируя своего внимания на чтении текста, - многое освещено, но кое что вы упустили. Чтобы мобилизовать крестьян необходимо оружие и обмундирование, вы не указали скольких крестьян мы можем вооружить. Вообще представьте мне опись оружейной комнаты и отчет по состоянию стационарных орудий, тут в планах указано, что у нас на вооружении три баллисты. Еще меня интересуют состояния наших конюшен и есть ли у нас псарня. Мне потребуется около четверти часа на смотр, после, если у вас отсутствует специальное помещения для таких собраний, попрошу весь командующий состав собраться тут в моем кабинете. - Адьютант, следуйте за мной. Варлам вышел из помещения и отправился скорым шагом на плац заранее обдумывая слова, с которыми ему предстот выступить перед рядовым составом. Высокий мощный старик в боевом кителе и походном капюшоне с развевающейся седой бородой выглядел солидно, скипетр, который в домашней обстановке маг часто использовал как обычную клюку, Варлам держал на изготовку то ли как боевое оружие, то ли как парадный бунчук. Выйдя на плац, маг медленно прошелся вдоль строя, внимательно осматривая личный состав. Опытный взгляд пробежался по обмундированию, замечая степень изношенности последнего и опрятность владельцев, прошелся по лицам фиксируя реакцию вояк на нового команщдира.. Почти автоматически маг настроился на эмпатическое восприятие бойцов, улавливая общее настроение и даже отдельные самые яркие мыслеобразы формирующиеся в головах его новых подчиненных. Добавив в голос стали, маг громко произнес: - Приветствую защитников Южного предела! Мое имя Варлам Драмин, я маг гильдии и новый комендант крепости. - Все вы знакомы с ужасами прошлой войны, и знаете о приближении новой. Думаю ни для кого не секрет, что если враг готов вновь пересечь границы, то сила его армии будет как минимум не уступать прошлому разу, а скорее всего в разы превосходить. Поэтому все мы должны быть готовы к наступлению трудного и опасного времени. - маг сделал паузу, прислушиваясь к эмоциональному фону вокоруг, - Мы - первый рубеж! Мы первая крепость, которую враг будет брать со свежими силами и наивысшим потенциалом, если наступление произойдет в нашем направлении. Мы символизируем начало войны и мы, если в наших сердцах будет достаточно храбрости, а в руках - достаточно силы, мы заложим фундамент для будущей победы. Каждого из вас гложит мысль, что гарнизон слишком слаб, для того, чтобы дать отпор неприятелю, что до прихода основных силы альянса наши потери будут слишком велики и тут попросту может ничего не остаться. Так вот, я здесь, чтобы изменить этот прогноз. Далеко не всегда победа дается численным перевесом, соберите сноп хвороста в охапку и попробуйте ним кого-то ударить.. какждая хворостина изогнется по одиночке и не нанесет ощутимого вреда, а теперь увяжите хворостины плотно друг к другу, переплетите их и у вас в руке окажется дубина, возможно даже лучшего качества нежели вырубленная из цельного дерева.. Убедительный тон мага и его опыт в публичных выступлениях к этому времени уже должен был подействовать, но для пущего эффекта, маг добавил и толику магии, посылая в строй волну воодушевления. - Я прибыл, чтобы переплести вас, сделать из вас маленькую крепкую дубину, которая несколькими точными движениями сможет свалить с ног колоса, заставив его распластаться у наших границ. Наша сила в единстве и готовности, каждый из вас должен быть готов опереться на плечо товарища и вовремя подставить свое. Я буду требователен, я буду строг и жесток к любому, кто нарушит устав или мой приказ. Я требую беззаговорочного повиновения и максимальной собранности. Мы на пороге войны, враг у ворот и в нашей ситуации нет места праздности и мягкотелости, я буду судить и карать по законам военного времени, но все вы должны понимать, что только так у нас будет шанс выжить. Я закончил...
|
|
Секунды растягивались в часы. Мерное постукивание колёс кареты убаюкивало Ирвен, убаюкивало навсегда. Она знала, что если заснёт, то больше не проснётся уже никогда. И всё же, этот самый сон медленно, но неуклонно, отвоёвывал у девушки частички её сознания.
Вот её исполняется пять. Она счастлива, что наконец-то увидит столицу, рядом её любимый Лорд-отец, дарит ей очередной лук, на сей раз настоящий, взрослый, из чёрной древесины и с искусной резьбой. Прекрасно зная, что на платье девочка не обратит должного внимания.
Вот она радостно носится по двору поражая набегу все мишени. Даже те, что двигаются. Веселью ребёнка не было конца…
Вот подъехал экипаж, присланный Лерратоном из столицы.
Вот собирается почётный эскорт, достойный чуть ли не самого короля Аэдвера.
И, наконец, слова, сказанные ей отцом, слова о которых она давным-давно позабыла: - «Ирвен, доченька моя, я не буду чинить тебе препятствий, ты будешь вольна сама выбрать себе мужа, но! Но ты должна помнить, что тебе потребуется маг, чтобы быть с ним. Верней… о Единый, как же всё трудно! – Роберт эйр Ла'Круа замолчал ненадолго, а после продолжил уже более серьёзным голосом. – Ты, частично эльфика дитя моё и ты должна помнить об этом, ибо между людьми и эльфами отношения возможны…. Да, что я несу! В общем, когда ты захочешь быть с мужчиной, а такое однажды случится, то рядом должен быть маг иначе ты можешь умереть, дитя моё. Пожалуйста, очень тебя прошу, помни, хотя бы об этом». Естественно за десять лет маленькая девочка, которой, в общем-то, были не интересны наставления, и которая очень грустила по дому. Она всё позабыла. И вот сейчас, находясь на краю, она вспомнила это, но ведь уже слишком поздно.
«Что я скажу Уильяму. Когда он вернётся?». А вернётся ли он? – скользнула жестокая мысль, что тут же была откинута девушкой прочь. Сон уже почти забрал её в свои тёплые, обещающие тепло объятья, когда её словно резко тряхнуло…
Крупные капли дождя капали на её лицо, а сама она почему-то оказалась в какой-то луже, что, в общем-то, не принято для леди, а ещё жгучая жестокая боль в груди и рука, её рука, закрывающая рану. Она не могла открыть глаза, а слух резко стал другим.
«Я что, оглохла? Да, нет, дождь то я слышу, но как-то иначе. Всё как-то не так, по-другому. Словно я не я. Ну хоть больше нет этого уничтожающего сна, с которым я больше не могу бороться. Пусть будет боль, она хоть говорит, что я жива, а не это…» - и тут Ирвен услышала мужской голос, что приближался к ней.
«Отто? Почему Отто? Он же во дворце. Или нет. Неужели Брандон отправил мага за нами? Нет, быть такого не может. Ох, что-то слишком много мыслей, наверное, я просто уже умерла. А это моё наказание! Но всё же…».
- «Отто» - несколько неуверенно обратилась девушка в пустоту, ни на что, конкретно, не рассчитывая, ей просто не хотелось возвращаться назад. Она бы с удовольствием выбрала это раздирающую боль, чем медленную смерть, что ждала её там, откуда её сознание только что выдрало желание мага.
|
Олоис, всё ещё пребывавший в нетерпении, углубился в свои мечты – его радужные и преисполненные манящих перспектив мысли резко контрастировали с мрачной и серой реальностью, и сравнение это, было определённо не в пользу последней. Поэтому, голос сестры, которая внезапно обратилась к нему, послужил для мужчины сюрпризом, причём сюрпризом, как выяснилось, как только до него дошёл смысл сказанного, не слишком приятным. Просьба, а это была безусловно была именно просьба, иначе и быть не могло, Энии заставила его с неохотой слегка изменить свои планы на вечер и выкроить несколько свободных минут на беседу с ней. Парень, внезапно оказавшийся новым «главой» дома Тинтуров сразу же прочувствовал власть – видимо, не последней причиной этому стал факт, что теперь он наконец-то был абсолютно не стеснён в средствах и никто не может указывать, что ему можно делать, а чего делать нельзя. Старый Олоис внутри него напомнил, что это – Эния, его сестра, которую он всегда любил и уважал, которая не раз поддерживала его в трудную минуту. Но новый Олоис, голос которого был куда как сильнее, заявлял, что не позволит женщине манипулировать им и ставить в какие-либо рамки. Олоис-глава, одурманенный пьянящим предвкушением лёгкой наживы и невероятно приятного времяпровождения, порождённый, по большей мере, кучей золота, которая внезапно оказалась в его власти, легко захватил контроль над старым, который отождествлял собой ещё сохранившиеся хорошие отношения с Энией и базовые морально-этические каноны. Однако, мужчина, хотя и заранее настроившись во время беседы показать сестре, кто теперь в доме хозяин, ничем себя не выдал, и, слегка склонив голову, ответил: - Разумеется, как тебе будет угодно.
Граф Нокс, к слову сказать, держался вполне достойно – стоял, скрестив руки на груди, чуть повыше объёмного чрева, с, разве что, несколько мрачным и угрюмым выражением лица, что, впрочем, вполне соответствовало моменту. Взгляд его весёлых, обычно, глаз, сейчас остановился на яме – зияющей чёрной пропасти, сразу выделяющейся среди других, уже закопанных, могил. Как знать, возможно Поль думал о том, что вскоре сможет вновь оказаться в схожей ситуации, вот только хоронить будут не Гектора, которого он едва знал и, собственно говоря, согласился прийти сюда ради своей жены, а его сына, судьба и местоположение которого оставались всё ещё неизвестны. Усилием воли заставив себя встряхнутся, граф вымученно улыбнулся Эние и, уже совсем не смущаясь, пожал протянутую девушкой руку. - Леди Эния, соболезную вашей утрате. – не слишком искренне пробубнил он стандартную фабулу. Алиса же, которая хоть и привела себя в порядок перед похоронами, всё же выглядела измученной и уставшей, чего ей, несмотря на все свои старания, совершенно не удавалось скрыть. Одарив леди Тинтур внимательным и печальным взглядом, графиня Нокс покачала головой со словами: - Да, получила. Благодарю. К несчастью пока что, несмотря на все усилия стражи и, - короткий кивок в сторону застывшего в отдалении Келлфара, - некоторых особых инстанций, выяснить ничего не удалось. Это ожидание просто сводит меня с ума… - Алиса тяжело и совершенно искренне вздохнула.
- Милая... - протянула Эния с искренним сожалением. Потерять ребенка, наверняка, было чем-то пострашнее, нежели похороны ненавистного брата. - Мне так жаль... - Хочешь, останься у меня? Сменишь обстановку. - простодушно предложила она. - Завтра вместе явимся на бал. Мой врач говорит, что необходимо давать своим нервам отдых, - прогрессивная Эния уже не могла удивить подругу своими новыми причудами, а вот для ее мужа это точно звучало дико. - Я собираюсь сделать над собой усилие и забыть на время бала о своем горе. Да-да, Поль, не смотрите так, - почти строго произнесла она. - Я читала, что от нервного срыва человек может умереть! Так мы устроены, - роскошный веер томно качался из стороны в сторону. В глазах Поля без труда читалось неодобрение, которое, впрочем, тут же превратилось в смущение, когда Эния открыто обвинила его в этом. Задумчиво почесав затылок, граф Нокс решил пока что не вмешиваться и даже тактично отошёл на несколько шагов, предоставляя дамам возможность обсудить все конфиденциальные вопросы. Однако, эта возможность была бы безусловно более ценной, если бы уединение дам не нарушали ещё несколько десятков человек, собравшихся проводить Гектора в последний путь.
- Ах, Алиса, дорогая, все будет хорошо, вот увидишь, - она вновь взяла подругу за руку. - Если захочешь остаться, буду только рада. - Спасибо Эния, но нет. – решительно отказалась Алиса, печально покачав головой, - Я должна быть дома, с мужем. Да и вести доставят в первую очередь именно туда. - Конечно, я понимаю, - кивнула Эния, - Пожалуйста, держи меня в курсе, - она тут же отошла, предоставляя Ноксам возможность покинуть похороны. В поле зрения попали еще несколько человек, которые не должны были избежать своей участи - задушевной беседы с леди Тинтур.
*** Подошла же она отчего-то к Мартину - что ж, иногда и такие женщины бывают нелогичны... - Рада, что вы пришли, - Эния возникла прямо перед ним, протягивая ладонь для рукопожатия, - хотела поблагодарить вас за оказанную помощь. Я бы не справилась одна, - она вымученно, но все же улыбнулась. Моментально сориентировавшись, мужчина, ни капли не смутившись, пожал протянутую ему руку, слегка кивнув девушке - внезапное пришествие Энии стало для него сюрпризом, хоть и внезапным, но оттого не менее приятным. Гадая, что бы мог означать этот разговор, он ответил: - Не стоит благодарности, так поступил бы любой на моём месте. - Мартин внимательно смотрел ей прямо в глаза, словно стремился выяснить, что за тайны скрывают в себе эти завораживающие изумрудные озёра, - Мои соболезнования, миледи. Эта утрата наверняка стала для вас ударом.
- Я видела, - кокетливо, насколько позволяли обстоятельства, заявила она, - никто, кроме вас, не имел подобного намерения. Вы просто чудом оказались там. Я у вас в долгу, - многообещающе улыбнулась она. - Мы ладили с братом, - без зазрения совести врала Эния, - насколько это было возможно при его скверном характере. Тяжело терять членов семьи....А вы будете завтра на балу? - не дав Мартину опомниться, Эния перешла к делу.
Загадочная улыбка тронула губы мужчины, который, признаться, был порядком удивлён столь пристальным вниманием к собственной персоне, тем более от девушки, ему далеко не безынтересной. Решив, что пришло время более активных действий, Мартин заговорил, не сводя с Энии взгляда своих внимательных голубых глаз: - Безусловно, я буду там. Могу ли я расценивать ваш вопрос, как согласие уделить мне хотя бы один танец?
Улыбка Энии уже сама по себе могла считаться положительным ответом, но она предпочла усилить эффект согласия: - О, Мартин, я собиралась пропустить завтрашнее торжество ввиду трагических обстоятельств, постигших нашу семью, но теперь не могу - ведь я уже сказала, что у вас в долгу, а долги, - она на секунду задержалась на его губах, - я привыкла отдавать. - Первый танец за вами, - обворожительно-хитрый взгляд теперь встретился с его собственным и не отпускал слишком долго. Дольше, чем требовали приличия.
Мартин вновь утонул в её изумрудных глазах, на несколько томительно долгих мгновений забыв обо всём, что было ему, как правило, совершенно несвойственно. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, он всё же отвёл взгляд, и, улыбнувшись, абсолютно искренне, слегка склонил голову в знак согласия: - Буду ждать с нетерпением. Мысли путались, столь ловко обычно подбиравший слова мужчина сейчас с трудом выдавал односложные предложения... Ему определённо нужно время, чтобы прийти в себя.
Эния не отпускала взгляд мужчины, а после его слов бледная ее кожа чуть порозовела - контраст был столь силен, что его невозможно было не заметить.
Отдавая дань любезности, на правах сестры хозяина дома Эния провела еще несколько бесед ни о чем, выразила благодарность всем и каждому, даже кивнула Кэллфару, надежно затаившемуся по привычке меж кустов. Но взгляд ее постоянно возвращался к Мартину, причем именно в те моменты, когда он сам смотрел на нее - этакая вереница случайностей. После небольшого банкета гостям положено было разойтись и, прощаясь, Эния неожиданно, в старомодном, по ее собственному мнению, жесте, протянула Мартину руку для поцелуя - на фоне многочисленных рукопожатий это выглядело более чем заметно.
|
Двойник поднял руку, и рукоять светового меча прыгнула ему в ладонь. Из эмиттера вырвался кроваво-красный клинок энергии. - Я верну мир Республике и уничтожу всех, кто стоит у меня на пути, - он взмахнул световым мечом и по его лезвию прокатились искрящиеся разряды молний. – Во что бы то ни стало. Разбежавшись, двойник прыгнул и занёс световой меч над головой, лезвие которого было объято переплетениями белых молний Силы. В последний момент Марек успел подставить клинок под этот сокрушающий удар, едва устояв на ногах. Пучки молний болезненно жалили его тело. Бесстрашно, без всяких сомнений, двойник давил на лезвие светового меча, стремясь вогнать его собственный синий клинок Мареку в лицо. В его взгляде, джедай не видел ни тени эмоций. Странно… после Асажж Вентресс, Марек отчего-то привык ожидать, что на Тёмной Стороне будет очень жарко.
Собрав Силу в кулак, он послал мощную волну энергии в сторону тёмного клона, но тот словно бы заранее знал, что это произойдёт. Легко разминувшись с кинетическим ударом, двойник отпрыгнул назад и повёл рукой в сторону, накапливая в сжатом кулаке тёмную мощь. В следующее мгновение поток ослепительно яркой плазмы, будто живое воплощение энергии ненависти, обрушился на то место, где Марек только что стоял. Хотя Великая Сила и давала ему возможность предсказывать действия врага, но тот был словно бушующим ураганом смерти, к которому невозможно было подобраться. Джедай мог лишь отпрыгивать всё дальше и дальше, избегая мелькающих рядом разрядов молний. Приближаясь всё ближе к Азарису. «Следующий удар придётся по нему» - вдруг понял джедай. В его голове чётко отобразилась картинка: падающий на колени обугленный труп банкира. Ещё один друг, которого он не смог спасти… А двойник уже поворачивался, уже вытянул руку, на пальцах которой скопились искрящиеся белые огни, и мощный поток энергии тотчас устремился в сторону одинокой фигуры Уэйна.
Марек принял решение. Резко присев, он толкнул магистра в сторону и позволил Силе, словно через проводник, устремится прочь из своего тела, закрывая его и Азариса непробиваемым для тьмы щитом. Достигнув его, разряды молний бессильно разбились о его поверхность, стекая к земле змеящимися линиями пламени. Падающие рядом лепестки роз вспыхивали, точно мотыльки, летящие на огонь. Двойник замер на месте и прищурился, оценивая дальнейшие действия джедая. Тот же оставил щит висеть над Уэйном и выпрыгнул из-под него прочь, застыв в стойке Атару с активированным световым мечом в руках. Тёмный клон повторил это движение, словно его точная копия. Взгляд Марека потяжелел. - Ты – это я, - произнёс джедай, направив на него синий клинок. – Поэтому этими руками… я положу тебе конец!
*** Ветер тихо облетал вокруг, взирая на двух противников, держащих световые мечи друг против друга. Марек был напряжён, на лице же двойника не читалось ничего, кроме холодной решительности. Лепестки роз, кружась в воздухе, плавно опустились на гудящую плазму лайтсейбера, и в тот же момент золото в глазах клона стало жидким огнём. Они ринулись в атаку одновременно. Копии друг друга, два брата: день и ночь, свет и тьма. Световые мечи встретились и скрестились, вновь разошлись и вновь ударили друг об друга. Они знали все движения, все уловки и все удары, которые нанесёт каждый из них. Но Марек бы не был собой, если бы не придумал нечто достаточное, чтобы принести ему победу. Настало время убивать.
Он уже давно использовал стиль Атару и знал все слабые места его акробатики. Размахнувшись, джедай нанёс серию ударов по ногам клона, стремясь заставить его сделать сальто назад и получить возможность прожечь своим клинком его спину. Марек был почти уверен, что это сработает. Но клинок двойника двинулся ему навстречу. Первый удар он парировал с лёгкостью. Следующий пришёлся с такой силой, что шок от столкновения клинков волной прошёл по рукам Марека. А тёмный клон становился сильнее. «Джем Со! - шокировано понял джедай. – Это же Джем Со!» Марек знал, как использовать этот стиль, но ему никогда не доставало достаточной кинетической энергии, чтобы применять его эффективно. Но Тёмная Сторона била из рук двойника, словно он был центром Вселенной, могучий, неостановимый… Отражая новый удар, Марек почувствовал, как его собственный клинок с шипением опаляет кожу на его плече. Взгляд клона стал сосредоточием ледяной вьюги. Отрешившись от своего сознания, Марек погрузился в Великую Силу, и когда клинок двойника двинулся к его горлу, он сумел перехватить его руку с оружием, сжав его кисть своей рукой. Воспользовавшись заминкой, джедай резко двинулся вперёд, насытив Силой это движение и превратив его в ошеломляюще сильный удар ногой с разворотом.
Ботинок его сапога прошёл в миллиметре от головы врага, заставив его отступить на шаг, но когда меч Марека устремился к его груди, собираясь проделать в ней пылающую дыру, он сам перехватил его руку своей. Оба противника застыли, пытаясь перебороть друг друга, однако копившееся всё это время возмущение Силы между ними, в этот момент разрядилось волной кинетической энергии, отбрасывая джедая и его тёмную копию в разные стороны. Резко развернувшись, Марек собрал в кулак всё своё естество: на краткое мгновение, он стал лишь одним только живым проводником для Силы, покинувшей его тело всесокрушающей мощью. На ладони клона образовался сгусток белой плазмы. Секунда, и ослепляющая вспышка жаркой энергии, шаровая молния, всё более и более разрастающаяся с каждым мгновением, столкнулась с энергией Светлой Стороны Силы. Марек чувствовал себя так, словно пытался сдвинуть планету. «Ещё… ещё немного!» - подумал он, тратя последние силы… И когда ему показалось, что он справится, что он просто не может не победить… от взгляда клона повеяло холодом смерти. Прорвав заслон Силы, слепящее пламя шаровой молнии устремилось к джедаю.
В этот момент он понял, что никогда не смог бы уничтожить Дракона. Ведь страх был всегда сильнее его самого. Молнии объяли тело джедая; от жара пламени плавилась каждая клеточка кожи. Закричав, сгорая заживо, Марек рухнул на землю и щит над Азарисом лопнул, рассеиваясь в ледяном воздухе последними остатками тепла.
- Марек! – Испуганно начал, было, Уэйн, а потом, словно опомнившись, повернулся к тёмному двойнику. - Не дурно, - захохотал Хранитель. – Правда я не думал, что ты будешь так долго возиться с ним, но это не проблема, скоро Марвин вернётся за Келом. Он всегда держит своё слово и к этому моменту, ты будешь готов. Азарис посмотрел с некоторым презрением на джедая. - Как твоё имя, защитник Республики? Я помогу тебе в твоей миссии, если ты поможешь мне, расправиться с моим врагом. Жизнь одного человека взамен на любую помощь, что ты захочешь!
Реакция двойника Марека Кела была для Азариса достаточно неожиданной. Он не выразил ни удовольствия, ни удивления от такого щедрого предложения. Он вообще ничего не сказал. Его внимание было полностью сконцентрировано на умирающем джедае, который всё ещё каким-то чудом оставался в сознании. В единственном взгляде, который тёмный клон бросил на Хранителя, явственно обозначилась угроза. Окружающий их иллюзорный мир, созданный действием артефакта, был единственным местом, где они могли существовать одновременно – джедай и призрак, которого он создал из своих кошмаров. Дракон с холодной звезды, призванный пожрать и поглотить всю слабость и нерешительность джедая. Тот, кто добьется своей цели, несмотря ни на что. Но чтобы сделать это, он должен завладеть клеймителем душ. И уничтожить его. Только так тёмный двойник действительно сможет стать Мареком Келом. Склонившись над телом джедая, клон протянул руку внутрь его груди, словно та и вовсе не была материальной. Яркий свет ударил ему в лицо. Пальцы клона сомкнулись на статуэтке дракона и вытащили её наружу. Но едва он сделал это, как рука Марека мёртвой хваткой сомкнулась на его запястье, не позволив двойнику сдвинуться с места.
Марек смотрел на самого себя, и в его глазах было какое-то сверхъестественное упрямство. Его предал человек, которого он считал своим другом; человек, ради которого Марек когда-то был готов умереть. Ему было ужасно больно, и даже напитанное мощью Силы, его тело с трудом поддавалось контролю. Но пока Марек жив, клеймитель душ он не отдаст никогда! Клон напряжённо смотрел на свой оригинал. Его рука подрагивала от усилий вырвать предмет из обхвативших его кисть пальцев, сжавшихся на коже стальными тисками. Свет клеймителя душ стал неровным и тусклым. Извлечённый из тела Марека, этот артефакт больше не мог поддерживать существование нереального мира... и мир начал рушиться. Змеящиеся трещины пронзили небосвод. Попав под воздействие магии артефакта, Марек Кел и его двойник медленно поднимались вверх, пытаясь вырвать резную статуэтку дракона из рук друг у друга.
Чувствуя, что добром это дело не кончится, «магистр» быстренько вышел за пределы, созданной артефактом реальности, вернувшись назад в своё тело. Он потерпел неудачу. Созданное им существо – клон, не подчинялось Хранителю. А это могло выйти Азарису боком. «Лучше доверяющая целиком и полностью шавка в виде джедая, чем неконтролируемый двойник, что может убить меня в любой момент, когда ему это только заблагорассудится» - Проходя по участкам памяти он вспоминал уроки Первого, того самого, кого он поклялся уничтожить. Выдохнув не нужный ему сейчас воздух, Азарис произносил заклинания. Мгновения растягивались в часы, давая ему возможность провести развоплощения древней магии. Но и тут что-то пошло не так… Вихри магической энергии вырвались за пределы артефакта, на секунду комнату заволок непроглядный туман и … перед Уэйном вновь лежал джедай. На котором не было ни царапины, но чья одежда приобрела чёрный цвет. «Неужели тёмный успел убить его?» - Подойдя к Келу, хранитель наклонился над ним, и осторожно позвал: - Марек? – он слегка похлопал джедая по щеке. – Эй, ты в порядке?
Марек резко открыл глаза. На секунду они сверкнули холодным золотом, но затем вновь вернулись в норму. Он помнил лишь, как его и клона поглотила тьма, не дав бою продолжиться… а затем… - Ты… - джедай приподнялся на локте и почувствовал нечто холодное и злое внутри себя. – Ты предал меня! Обманывал… ты ситх! Рукоять светового меча скользнула ему в руку. - Марек, да что с тобой? Я же твой друг. Я только отдал тебе ту злосчастную статуэтку, а потом никак не мог добудиться. Да послушай же ты меня, мы же с тобой так давно друг друга знаем. Я лишь хотел помочь тебе найти того кто напал на меня. – И, пока Азарис заговаривал джедаю зубы, вокруг них понемногу начинали носиться магические всполохи, которые впрочем, были видны лишь Хранителю. Любое действие, движение, что будет направленно против Уэйна и Марек Кел забудет всё, что было сегодня.
Но Марек его больше не слушал. Не мог слушать. Он и его учитель – Кевин Лейн… Азарис всех смог обмануть. Прикидывался добрым, но под всей этой паутиной лжи скрывалось гнилое нутро. Больше Марек не совершит ошибки, поверив ему. Короткое движение кистью… и Великая Сила, направив его меч, бросила его через всю комнату в ситха, когда-то бывшего его другом. Лезвие врезалось в незримый барьер. А Уэйн лишь спокойно смотрел на Марека. - Ну и зачем ты это сделал? Сила не действует на нас. Всё, что от тебя требовалось это убить ситха, что пришёл за мной. «Бездарность, даже этого не смог. А ещё выбранный судьбою, чтобы убивать нас. Смешно, хотя… Марвин чуть не проиграл тебе, интересно почему? Неужели он, правда, больше не может убивать людей. Ну да ладно». - Прости Марек, но ты должен будешь забыть обо всём, что тут случилось. Пойми меня правильно, лучше ручной джедай, чем неуправляемый убийца. – Азарис вздохнул, активируя свою магию. И в следующую секунду память стёрлась до момента прихода в комнату магистра…
Проводив джедая до двери, Азарис улыбнулся. Всё шло согласно плану... хоть и с небольшими корректировками. Хранитель был уверен в успехе. Не знал он только того, что тот, кого он называл Марвином, знал куда больше него самого. Такова была история нового рождения. Такова была история Дракона, сотканного из страхов.
-
За вкусную идею) и смелость отыгрывать то, что я не решился игрокам предложить!))) ^_^
-
Действительно впечатляет. Качественный и добротный пост, идея обыграна великолепно.
|
|
Когда карета резко остановилась, от встряски, к горлу девушки подступил не хороший комок. Словно напоминание, что она так ничего и не ела ещё со вчерашнего обеда, что практически не спала, что смертельно устала. Стоило дверце закрыться, как Ирвен уже пожалела, что настояла на остановке. От окружающего шума, ей становилось дурно, но она не могла произнести не слова, у неё просто не было на это сил. Она лежала точно так же, как её оставил Мунлайт.
«Я, словно, вещь. Бесполезная, не нужная, красивая вещь, которой все только и хотят, что воспользоваться в своих целях. Зачем Брандон сделал мне предложение? Я ведь не достойна его, я всего-то залог верности, пусть и красивый, – девушка в очередной раз поморщилась, пытаясь сильнее укутаться в плащ лорда, но у неё это так и не вышло. – А Уил, о чём он только думал, забирая меня из дворца? За нами же наверняка погоня, Лерратон никогда не позволит забрать у себя то, что счёл уже своим. А главное… о чём думала всё это время я? Подставиться под удар монарха за жизнь возлюбленного ныне друга детства – это ещё терпимо. Но отказаться от короны, ради него, почему? Неужели я настолько люблю его?». Очередной спазм заставил девушку сжаться и затихнуть окончательно. Дыхание из частого, стало очень медленным, но всё ещё ровным, возможно чрезмерно ровным. Северная Леди маленькими шажками приближалась к порогу, из-за которого уже нет пути назад…
- Уил! – Позвала она за секунду до того, как карета снова понеслась без её возлюбленного, девушка не знала, что и думать. Сжав рукоятку кинжала, она ждала, когда, наконец, откроется дверь. Понимание, случившегося слишком медленно доходило до неё. Словно сквозь сон, зыбкую дымку тумана, Ирвен пробиралась по закоулкам своей памяти, чтобы понять где она? Куда едет? И почему ей так плохо…
|
Михаэль, удивленный напором девушки, даже не дождавшейся момента, когда он захлопнет дверь в свои новые покои, подхватил её инициативу, слегка приускоряя события и воплощая в жизнь свои планы на время, которое понадобиться королю для возвращения в замок. Стоит отметить, что первый час пребывания на новом месте поистине оправдывал все возможные ожидания волшебника. То, что происходило в комнате, в которой до сих пор мельком отдавало деятельностью другого мага, восхитило мага - он и не ожидал, что эта барышня окажется настолько хороша. *** Очнувшись от недолгой дремы, в которую он погрузился после завершения, волшебник довольно потянулся и потёр глаза. Элария, с великим усердием собиравшая части своего гардероба, представляла из себя зрелище поистине потешное. Оперевшись на одну руку и слегка подтянувшись к девушке, Крауц поцеловал её в шею, шепнув на ухо: - Конечно, миледи. Я никоим образом вас не задерживаю. После чего, проведя рукой по спине Эларии, Михаэль вновь упал на кровать, смотря в потолок и осматривая комнату и поисках чего-либо, что могло бы указывать на ученую или магическую деятельность его предшественника. Однако не обнаружив ничего особо с первого взгляда, он расслабился, прикрыв глаза. - Удачи вам, миледи, - довольно улыбнувшись и присев на кровати, произнёс маг, когда Элария уже собралась уходить, - заходите, как будет время. Я уверен, у нас есть, о чём поговорить. Подмигнув девушке, Крауц принялся собираться и готовиться к аудиенции у короля. Надев наиболее вычурный из привезенных с собой костюмов и использовав флакончик парфюма, Михаэль, долго прокрутившись у зеркала, всё же сделал вывод, что он неотразим. Чего-чего, а самолюбования у этого человека действительно было не занимать. Поправив шпагу на поясе, волшебник вышел, после чего нарисовал на двери незамысловатую защитную руну - очевидно, что здесь, скорее всего, едва ли найдется кто-нибудь, что сможет одолеть даже это. И, развернувшись на каблуке, Крауц направился в путешествию по замку в поисках короля, который, по словам Эларии, уже должен был прибыть с турнира.
|
|
-
Реакция - крайне правдоподобна. Написано живо, красочно, ярко.
-
Сообщения и игра очень приятны и радуют глаз.
|
Я стоял, весь такой из себя гордый, разгневанный, стоял и ждал, что Моркс заорет на меня, начнет яро убеждать, угрожая своим Владыкой. Но его ответ был для меня полным потрясением. Никогда, за свою непростую, полную лишений и горя жизнь я не чувствовал такого страха. Он буквально овладел мной, стиснул мою глотку, заставляя прокручивать в голове услышанное все вновь и вновь, показывая мое далекое будущее. Вот оно, стояло передо мной, с совершенно отсутствующим взглядом, давно лишенное веры, тщетно пытающее найти в Хранителе те тлеющие остатки Света, которому оно когда-то давным давно посвятило всю свою жизнь. Я ясно видел, кем я стану, если останусь с Хранителем. Мне хотелось кричать, лезть на стену, врезать этому несчастному, раскрывшему мне глаза, и наконец, покончить с собой, в надежде обрести долгожданный покой. Но все бессмысленно, это существо никогда меня не отпустит, я обречен вечно быть её рабом. Пройдут бесчисленные года и уже я буду безжизненно смотреть на новоприбывших, давным давно забыв своего Бога, ища утешения в объятиях учения своего нового Владыки… Нет! Я не хочу себе такую судьбу, но какой у меня выбор? Негде искать помощи, своих приближенных сторонников Хранитель набирает из таких же отверженных всеми сторонами изгнанников. Но что насчет учеников? Я вижу в некоторых глазах несогласие, и даже ужас от слов Моркса. Да и в истории школы должны быть случаи выступления и открытого противостояния против существующего порядка, нужно расспросить об этом гида. Узнать, что случилось с бунтарями, надеюсь, не всех из них превратили в безвольных кукол. - Надеюсь, я ответил на твой вопрос в полной мере, Коннор? – выдержав паузу, спросил мэтр. Моркс… мне больно это признавать, но он потерян для Света. С жалостью в глазах посмотрев на бывшего инквизитора, я пообещал себе, что если когда-нибудь мне получится осуществить свой план, тебе мой учитель, я подарю покой первому. -В полной мере мэтр. Продолжайте ваш урок. Мне больше нечего вам сказать.
|
-
Радует, что это нечто, Азарисом именуемое, больше не будет доставать нас своим чрезмерно навязчивым присутствием:)
|
Маг критически осмотрел дом снаружи, не остался доволен и оказавшись внутри. Слишком много для одного человека, слишком комфортно для того, чтобы работать, слишком мало для магических практик. Варлам совмещал в себе два статуса, поэтому надежда оставалась на покои бывшего мага, возможно там обстановка окажется более привычна.
Вообще дом коменданта выбивался из общей архитектуры, которую в целом на первый взгляд маг посчитал достаточно удачной. Высокие стены, грамотно прижатые под защиту стен постройки, так, что пока они целы, осадным орудиям будет не так просто нанести значительный ущерб. Острые двускатные крыши не дадут легко спрыгнуть по ним во двор, если штурмующие смогут прорваться на стену, скорее там можно будет с легкостью покалечиться. Если кто и спрыгнет, то спрятаться и незаметно действовать в цитадели будет не легко, все направления просматриваются, все закоулки легко контролируются. Большой плац позволит принять под свою защиту целую армию, есть где поставить палатки и разместить все необходимое для лагеря. Радовало, что крепость с трех сторон окружена естественными препятствиями в виде обрывистого берега реки и естественного оврага, радовала близость воды и удачное расположение башен. Варлам сделал себе пометку проверить оснащение башен и наличие в них противоосадного вооружения. Если там отсутствуют балисты и стационарные арбалеты, эти нужно будет в ближайшее время заняться, слишком уж явное тактическое преимущество дадут подобные механизмы. Нужно также проверить и наличие скрытого подвода воды в крепость и защищенность канализационной шахты, а также наличие альтернативной возможности покинуть крепость.. Подобные вещи хотя и были очевидны, вполне могли быть пропущены при строительстве в виду срочности возведения твердыни.
После того как адьютант понесся исполнять поручение, маг прикрыл за собой дверь и так и остался стоять на пороге. Первым делом нужнжо было прощупать сооружение с помощью магии, потом уж приниматься за стандартные методы.
Варлам считал, что в таких делах был нужен комплексный подход, и основные инструменты для этого у мага были в наличии. Пусть он и не был таким асом в этом деле как алхимики, которые благодаря своим техническим знаниям и прямому обращению к физическим объектам и материалам из которых те изготовлены, он все же работал с информацией, так что в поисковых заклинаниях был далеко не плох.
Первым делом нужно было просветить дом на наличие остаточных магических явлений и аур. Самое простое и самое эффективное. Тут все зависит от мастерства и чувствительности мага, так-что в этой части Варлам в себе не сомневался. Чтобы спрятать даже с самый слабый отзвук в пределах дома включая подвал и чердак, нужен был уровень архимага ну или на худой конец одного из его коллег, магистров и то тут уже спорный момент.. правда оставались темные и кровавые маги, этим скрыть свои следы было не в пример легче, но и такое овзмущение эфира многоопытным маг был в состоянии учуять.
Следующий этап - информационное заклинание. Одна из его личных разработок. Иллюзия звука, на нечувствительных для простого человека частотах отражалась от стен и возвращалась на специальный магический экран подсвечивая пустоты в стенах и скрытые полости в объектах.. с этим заклинанием следовало пройтись по всему дому, за одно проводя и визуальный осмотр. Главное сунуть свой нос во все возможные места, камин, мебель, кладовки подвал и чердак, с таким инструментом можно было очень быстро все осмотреть.
Третий этап, естественные скауты. Пронестись сознанием по всем живым существам в доме. Пусть информации от крысы, тли или мухи можно получить и не много, учитывая их ограниченные и не всегда удобные для человеческого восприятия органы чувств, но как минимум их наличие в тех или иных местах, легко вскрывало многие незаментые щели и труднодоступные места.
На случай если что-то и обнаружится, был еще один вариант для проникновения даже сквозь толстенные каменные стены, информационная астральная проекция позволит заглянуть в самые неожиданные места..
И в завершение оставались информационные отпечатки предыдущего хозяина. Для использования этого заклинания придется немного разогнать совое сознание, специальное заклинание, задействовало мозг мага для выполнения вложенной в него программы, позволяя считывать мелкие остаточные следы эмоций и особо ярких происшествий этого места и формировать из этих крупиц сцены недавнего прошлого. Правда для этого нужно настроиться на конкретного носителя мыслей, поэтому во время осмотра нужно будет найти что-то особо ценимое из вещей предыдущего хозяина...
Ну и просто порыться в письменном столе, выборочно прошерстить полки и шкаф, пробежаться глазами по фолиантам, и полистать самые подозрительные из них, осмотреть кровать.. пока адъютант соберет свидетелей маг с его сноровкой рассчитывал уже иметь предварительные результаты...
-
Преступление будет раскрыто - никто не уйдёт безнаказанным. Что, впрочем, вполне логично, с таким-то подходом к делу:)
-
Нравится такая обстоятельность
|
|
|
Странно, но не удержавшись Красавица бросила почти умиленный взгляд на таких серьезных смертных со всеми их униформами со множеством кармашков, утыканных несметным количеством оружия на какой-то, во многом, детский манер сгребания всех игрушек в одну укомплектованную кучу. Трогательные маленькие мужчинки. Один Джек стоил их всех вместе взятых, так почему Биг Би так много на них ставил? Красавица отвлеклась от своих мыслей, и снова взглянула на Снежную Королеву. Но та уже занималась своими делами, не проявив более участия, видимо, решив, что не время. Красавица все равно почему-то не хотела покидать ее компанию. Но...
Девушка уверенным шагом приблизилась к джипу, стоящему в указанном направлении. Она наконец смогла рассмотреть суетящихся людей в непосредственной близости. И, черт подери, ее раздражало быть на голову выше каждого смертного. И это учитывая, что среди Персонажей она еще считается миниатюрной. И Джек, пройдоха и подхалим, врун и тот еще болтун. Список можно продолжать еще долго, особенно, если узнать этого типа чуть лучше поверхностной встречи. Но Красавица не горела желанием, встречи с Джеком Победителем Великанов, или как он там себя называл, всегда оставляли у нее двоякое впечатление. Было бы неплохо, если бы хотя бы половина его россказней оказалась правдой. Красавица очаровательно и в то же время сдержанно улыбнулась: - А обещает стать еще лучше,- в привычной для себя манере ответила Красавица, садясь в джип. Кто бы что ни говорил, Джек умел скрасить своими рассказами любую горькую пилюлю. Это умение не стоило недооценивать, поэтому готовиться к операции Красавица начала, прежде чем они тронулись с места и Джек начал свою сказочную болтовню. Даже одно и то же приключение, будь это охота, кража золота или убийство, рассказанное Джеком в сотый раз звучало свежо и интригующе.
Красавица сняла свой темный плащ легким движением, оголяя стройные плечи, светлая кожа которых была испещрена царапинами. Дальнейшего раздевания не последовало. Девушка надела бронежилет, закрепив его поплотнее. Весьма массивный хлыст, о котором она тщательно заботилась, был убран подальше в сумку почти ласковым движением. Вместо него на поясе пришлось закрепить гарпун, правда, Красавица надеялась, что он не понадобится. Надев обратно плащ, та подготовила дробовик, зарядив его и повесив за ремень на плечо. Три гранаты так же были распределены в карманы плаща, а палочки ХИС в кармашки бронежилета. Свою личную сумку она запихала в ту, что ей дала Снежная Королева и повесила на плечо. Готово, боевая Красавица, одна штука.
Тем временем, Джек закончил свои дела и непринужденно сел рядом с Красавицей, все так же очаровательно улыбаясь и начиная очередной рассказ. Боль, безысходность отступили перед нечеловеческой отвагой и почти бесконечно длинным языком Джека. Красавица не смогла не поддаться очарованию этого мужчины, хоть тот и был не в ее вкусе. Но как же хотелось, чтобы тот не останавливался, а рассказы его длились вечно. Никаких наркотиков не нужно. - Гребаный урод, чтоб он под землю провалился,- мечты и сказочные дали рассеялись будто легкий туман, а вместо них снова выросли серые грязные стены. Красавица недоуменно взглянула на Джека, чье лицо вовсе не походила на лицо Джека. Тот не просто изменился, он как будто сменил одну маску другой. Так где же истинное лицо? Или вождение это настолько нервное занятие? Джек снова изменился, но уже не так резко, и в более мягкой привычной манере вновь обратился к Красавице, сбрасывая скорость. Та улыбнулась. - Твои истории всегда чудесны, Джек,- девушка чуть приблизилась к сидящему рядом пройдохе и поцеловала того в щеку, выражая благодарность. Но то был даже не поцелуй, а легкое касание губ о щеку, пока водитель занят и не может ничего сделать. Как бы там ни было, это именно то, что нужно было Красавице. Отвлечься от серой реальности хоть на пару минут.
Стоило машине остановиться, Красавица вышла, оставив Джека одного. Она направилась в сторону перевернутого искареженного байка, теперь уже напоминавшего лишь груду металла. А жаль, лошадка была прекрасна. Разве что наездника она все же сбросила в болезненном порыве того прорваться... к люку? Но крови рядом не было, в этом была даже некая доля уважения со стороны людей Биг Би. Любого другого давно бы пристрелили, не мелочась, без выяснения обстоятельств. Волк дал понять Красавице, что миссия весьма важна для него. Странный все-таки этот егерь.
- Не глупи, красавчик,- обратилась Красавица к егерю, чуть склонившись над люком. Любой хорошо знавший Красавицу понимал, что броское словцо "красавчик" для нее ничего абсолютно не значит. Еще бы, она-то предпочитает Чудовищ.- Один ты там не выживешь. Если тебе повезет, ты встретишь Имаго перед смертью. Но вероятнее, тебя сожрет толпа голодных детенышей любвеобильной Русалочки. Поверье мне, аппетит у них что надо, тебя им даже мало будет. Так что повторюсь, не глупи и поднимайся обратно. Потолкуем с тобой. Голос девушки звучал мягко и почти ласково. Пока та говорила, если поднять голову, можно было видеть как развеваются ее волосы в ореоле света.
|
Действительно, хорошо они добрались - в этом Ларри был абсолютно согласен с товарищами. Почти всю дорогу до деревни парень провел, бездумно и безмятежно пялясь в небо, - благо, обстановка позволяет. Того и гляди поверишь, что путь их легкий, не такой уж опасный, и что завязнуть в снегу - это настолько же глупо и грустно, насколько и маловероятно. А сейчас, пока грустить не было повода, легкая улыбка играла на губах юноши, и какое-то непривычное для него желание не давало покоя. Поскорей бы добраться, поскорей бы подсмотреть, как там люди живут. Любопытство, чтоб его. И это любопытство Ларри вскоре смог удовлетворить: пока все разбрелись по своим делам, охотник подошел к старосте деревни - статному мужчине, который держался так, словно это ему здесь все обо всем докладывать должны. Может, и выспросит чего про здешние окрестности - авось, новый удобный маршрут составить можно будет; или, если это не будет воспринято как наглость, спросит про караул, на который путники при въезде в деревню наткнулись, и про то, какие вести он приносит. Можно бы и с местными жителями пообщаться, узнать, о чем тут слухи ходят. Вдруг о чем-то... нехорошем. О месте, откуда кто ни ходил - ни один не вернулся, или о тварях в человеческий рост, или еще чего. Ну вдруг. Такой молве, конечно, веры всегда мало было, но сейчас, после всего увиденного, неверия меньше становится, и все больше - паранойи. Потом, если останется время, чтоб его коротать, можно будет и на товары поглазеть - да и только: вряд ли у Ларри найдется чего-то такого, что можно торгашам предложить. Просто так побродит, народ честной поотвлекает.
|
-
Собирательный плюс за оба пост сразу. Хотя прошлый и выложил я, только моим назвать его нельзя, это уж точно. Оба пост - плод совместной деятельности на высшем уровне взаимопонимания. И это - потрясающе.
|
|
Порядком устав от выдумывания вычурной посмертной речи, Эния просто услаждала свое бытие взглядом в окно – однообразный, не меняющийся годами пейзаж этому мало способствовал и она, наконец, фыркнув, задернула шторку. Ожидание истерики со стороны Элизабет и девочек было хуже самой истерики во стократ, особенно когда оно длится от самой арены до порога шикарного особняка рода Тинтур. Безделье тоже вымотало леди Энию сполна и потому, едва покинув карету, она тут же взялась за дело. Опираясь на локоть кучера, она поднялась по ступеням и тотчас пустила слезу, а, увидев, что зеленолицая невестка уже тут как тут, и вовсе разрыдалась. - Элизабет, о, Элизабет! – первые несколько секунд от нее было слышно лишь это, а, когда речь стала четче, в холл уже внесли гроб и все почти встало на свои места. Нужно было лишь разъяснить тупоголовой невестке, что все плохо. - Он прямо-таки рухнул на то копье… - всхлипывая и заикаясь, начала она. Неподдельные слезы бежали по щекам. – Я все это видела! Все до мельчайшей подробности! О святые небеса, за что?! Так глупо погибнуть! В самом расцвете сил! Я этого не вынесу! Олоис, какая беда, брат! – на счастье младший тоже оказался дома, что было редкостной удачей, ибо Эния привыкла к широкой публике. - Так страшно… - она снова едва не рухнула без чувств, уже в объятия брата, но устояла, мучительно застонав и опустившись в кресло, прямо здесь же, в холле. - Я в жизни не видела ничего страшнее… - если не считать хамоватого хапугу-мясника, которому она внушила, что в животе у того мешок золота. Вот кровищи-то было… - Даже не помню, как позаботилась о похоронах, - пора уже перейти к новости, что те состоятся, как можно скорее. - Аааай, бедные мои девочки… - заголосила-зарыдала она, закрыв ладонями лицо. Племянницы, испуганные шумом, также явились в холл. Девчушек было жаль, хотя без вездесущей и порой ненужной опеки отца они наконец вздохнут свободно. - Он так храбро сражался, - как будто речь шла о защите родины, с гордостью проговорила Эния, - но случайность, ужасная случайность все решила в один миг, мои малютки… Тетя позаботится о вас, мои крошечки… - девочки вполне искренне зарыдали вместе с ней, чистые добрые души. - Олоис, дорогой, нужно решить с похоронами, ты теперь единственный мужчина, - понимать «новый глава», - пожалуйста, пусть все закончится сегодня! – хоть это недотепа-брат может исполнить самостоятельно. - Мне нужно переодеться, деточки мои. Я, кажется, упала прямо на арене… - и она со скорбным видом удалилась.
|
Марек повертел головой, осматриваясь по сторонам. В первое время, возникающие из ниоткуда предметы заставляли его шарахаться в стороны - приходящие из Тьмы, они наполняли помещение привычным бытом. Он с удивлением заметил, как пространство в комнате словно бы раздвинулось, соткав из ткани реальности часть его комнаты в Храме Джедаев… тихий, уютный уголок для медитаций, с мягким креслом и столиком из пластика. В стене даже остался работающий голопроектор, который он оставил включённым сегодня, в то время, когда сепаратисты начали свою атаку. Голограмма ожидаемо показывала пустоту – скопировать сложные цифровые массивы данных, о которых джедай и сам был не в курсе, здешним… технологиям, оказалось не под силу.
Он сделал шаг, и лепестки роз взметнулись, разметавшись в воздухе. - Ворчун, прибери ка… - дроид не успел ответить, как пол вдруг стал абсолютно, идеально чистым. Он не смог бы разглядеть на нём и пылинки. – Здесь… Ворчун вопросительно чирикнул. - Поищи, есть ли на кухне что-нибудь поесть, - поправился Марек, и посмотрел на умиротворённое лицо девушки, лежащей у него на руках. – Она, должно быть, будет голодна, когда очнётся. "Если очнётся, - шепнул ему дракон с холодной звезды. - Как не очнутся больше и те, кого ты убил". Утвердительно бибикнув, дроид включил задние двигатели и со скоростью молнии рванул на кухню. - Уиииииии! – завизжал он, не рассчитав ускорения. Послышались шум, грохот и многочисленные звуки падения предметов. - Ты там живой? – озабоченно спросил Марек. - Дууууу… - раздалось в ответ довольно грустно.
Джедай присел на край кровати, аккуратно опуская девушку на чистейшие белоснежные простыни, тут же испачкав их в крови. Впрочем, ему было всё равно. Едва ли его сейчас заботило убранство квартиры Хранителя. Марек чувствовал вину. Она грызла и терзала его, словно насекомые, забравшиеся под кожу. Не из-за него ли Даэра сейчас на грани смерти? Не из-за того ли, что он не смог её прикрыть? И теперь, она… Марек взял холодные ладони девушки в свои. Посмотрев ей в закрытые глаза, он тихонько позвал: - Даэра… - Марек… я… я не убивала их, клянусь… мои глефы, – девушка закашлялась, - мои глефы лишь давали им шанс родиться в лучшем мире,… где они будут свободны от Азариса. Дыхание Хранителя было медленным и тяжёлым. Магия заботливо и нежно окутала тело девушки, оставив её совершенно без одежды, секунда и серебристая жидкость вытекавшая, до того, из раны остановилась. А рана Даэры оказалась заботливо перевязанной, чем-то отдалённо напоминающим бинты. Кровь, так похожая на жидкий металл не смогла вырваться из этих путов, равно как и пропитать их. Очередная волна, прокатившаяся по комнате, обновила испачканные простыни и одеяло.
- Холодно, мне так холодно, всегда всё повторяется, я никому не нужна, меня никто никогда не любил. Никто не хочет быть рядом с Хранителем, с проклятым созданием, несущим мир. Все, абсолютно все хотят лишь использовать меня, даже Оиолотте… я любила её, была готова ради неё на всё, но ей это было не нужно, никому не нужны мои чувства, даже тебе. Так может мне стоит уйти?! – При этих словах девушка плакала, вот только слёзы её отличались от обычных. Маленькие капельки, срываясь вниз, превращались в прозрачные кристаллы, невероятной чистоты, которые немного царапали прекрасное лицо Даэры. Марек мотнул головой, не желая слушать оправдания. Родиться в ином мире… это ведь всё равно убийство. И зачем она всё это говорит? Она остановилась. Важно то, что она сделала, а не то, что делала раньше. Всякий, кто отступил от Тёмной Стороны, заслуживает спасения. «Как это фальшиво звучит» - неожиданно подумал джедай со странным безразличием в мыслях.
- Я не сержусь на тебя, - произнёс Марек как можно более тепло. – Тебя тут винить не за что. Его голос чуть дрогнул и едва не сорвался на металл. Действительно. Она тут точно не при чём. Взяв себя в руки, Марек ласково провёл ладонью по щеке девушки, отметив, что она была очень горячей. Запоздало, он сообразил - она всё ещё не пришла в сознание. Сон… очень беспокойный, но всё же просто сон. Почему она так тянется к нему, так боится, что он её оттолкнёт? На какое-то время джедай ушёл в себя, думая о ней и о себе, но затем одежда на Даэре, внезапно... исчезла. Марек глупо моргнул и уставился на её обнажённое, покрытое ранами тело. Резко отвернувшись, джедай нащупал позади одеяло и поспешил прикрыть девушку, унимая учащённо бьющееся в груди сердце. - Я никогда не думал тебя использовать, - произнёс Марек, наклонившись над её лицом и утирая слёзы девушке кончиками своих пальцев. Кожу болезненно кольнуло, точно лезвием острой бритвы. – Не умирай, пожалуйста. Я… - джедай замолчал. – Приди в себя, прошу тебя. Я буду рядом. И никуда… не уйду. Обещаю. «По крайней мере, пока я не получу то, что мне нужно, чтобы спасти Республику» В его глазах на мгновение блеснуло горячее жидкое золото.
- Нет, ты сам сказал, что я тебе не нужна, что не сможешь полюбить меня… никогда. Но ты хоть не как Оиолотте, что днём – любит, нежная, прекрасная, а вечером – наносит смертельную рану, мстя мне за тех, кого я убила, служа Великим Силам. Навсегда отучив меня забирать чью-либо жизнь, сделав Хранителем не способным своими руками поднять оружие и уничтожить врага, а по ночам – она отогревала меня своим телом, не давая мне умереть. И так вновь и вновь всё то время, что мы были вместе, и, несмотря на это, я была счастлива и любила её, с того самого момента появления у меня человеческих чувств. А теперь у меня никого нет, даже её. Я не нужна тебе джедай, не обманывай себя и меня, ты хочешь лишь спасти свой мир, наверняка тебе сказали, что моя смерть принесёт войны и разрушения, что они - станут нормой, что порядка больше не будет существовать, равно как и спокойствия. Но какое мне до этого дело? Почему я должна страдать и мучиться ради других? Почему мне выпала роль выносить все удары Света, Тьмы и Хаоса, я же не говорю, насколько это больно, и как они каждое мгновение моего существования, пытаются разодрать меня на части. Я просто больше не хочу страдать, пусть лучше вечный, но покой и живу я лишь потому, что от меня зависят жизни моих учеников, жизнь этого мира и всех оставшихся. Но в одиночку я так больше просто не вынесу. Я надеялась, ты поймёшь, увидишь. Я сама выбрала тебя, пришла за тобой в твой мир, но видимо, я просто снова ошиблась.
Марек опустил глаза. Да, в его действиях… был корыстный интерес. Он хотел спасти Галактику. Закончить войны. И наказав виновных, вернуть мир и справедливость Республике. Но когда он нёс её сюда, он не думал о Республике. Когда он собирался отправиться искать её, он не думал о Республике. Он думал о ней. О Даэре, к которой он успел привязаться, хотя это и было неправильно. Привязанность - это не путь джедая. Но Марек никогда не умел и не мог бросать своих друзей. - Может, я и не смогу полюбить тебя... Но я смогу стать тебе другом. И ты больше не будешь одна. Никогда. Глаза девушки открылись, и на джедая смотрели сейчас два сапфира. Эти глаза очень сильно отличались от изумрудов Даэры. Они сочетали в себе знания и глубокую печаль, в них не было жестокости, скорей усталость от осознания неизбежности.
- Тебе решать, что делать со мной, но знай, если ты останешься рядом, для меня ты станешь моим возлюбленным, если хочешь, можешь уйти домой и … погибнуть, ты прав я не в силах изменить твою судьбу, только тебе решать, что ты хочешь! - Девушка сделала над собой усилие и из-под одеяла показалась её тонкая рука, короткий взмах-жест и, позади Марека заиграла арка порта. – Это твой мир, всё та же площадка, откуда я забрала тебя и … небесный бой, в котором ты должен был сегодня умереть! «Так вот, как бы всё закончилось… - он посмотрел на открытое межпространственное окно и отвернулся. – Но теперь у меня есть возможности. Теперь всё будет иначе». - Я не намерен умирать, - сухо сказал Марек. – А ты… Он ткнул в неё пальцем. - О чем ты вообще только думаешь? Открываешь тут порталы и толкаешь диалоги, когда сама едва дышишь! – прежде, чем девушка смогла сказать ещё хоть слово, он наклонился и поцеловал её в лоб. – Пожалуйста, спи и набирайся сил. Я не брошу тебя, Даэра. Я ведь пообещал.
-Тогда залазь под одеяло и обними меня, без этого я всё равно не выживу, даже если ты будешь рядом со мной, этого не достаточно, – несколько вымучено улыбнувшись, девушка вновь закрыла глаза, - Я подержу портал ещё минут пять, на большее я сейчас не способна. Хотя я и не понимаю тебя, теперь ты знаешь, на что подписываешься! Щёки Марека внезапно приобрели пунцовый цвет, а его сердце забилось быстрее. Да, он хотел её спасти, очень хотел, но ведь… - Но ты же… голая, - он отвёл взгляд в сторону и внезапно сильно смутился. – Не могла бы ты одеть что-нибудь… пожалуйста? - А смысл? – Даэра впервые улыбнулась, её весьма позабавило поведение Кела. - Эта кровать так зачарована, она и тебя разденет, когда ляжешь. Что? Разве что-то не так? Неужели ты никогда? ... Серьёзно?
- Джедаям запрещено любить, - буркнул Марек, рассматривая носки своих ботинок. – Я ведь уже говорил. Мы тренируем дисциплину и проводим много времени в медитациях. А ещё упражняемся в фехтовании со световым мечом и изучаем уклад жизни различных народов... - Любить и быть с девушкой это несколько… разные понятия, я не требую от тебя невозможного, но без тебя, свеча, что дал тебе Тиерру к утру угаснет вместе с моей жизнью. Я поверила в то, что меня в очередной раз убивает моя возлюбленная, и потому - обречена… Никто из моих учеников не сможет помочь мне, хотя и понимают, что умрут вместе со мной. Я не знаю, почему он позвал тебя, я не просила его об этом, но, то, что на землю покрытую кровью хаотов мне дал упасть именно он, я – уверена. Честно говоря, мне не понятно твоё смущение, люди все выглядят одинаково, различия столь минимальны, а ты чего-то боишься. Как там говорили: - «Страх – путь на тёмную сторону открывает» - На секунду аура Даэры блеснула светом Хранителя, слишком ярким, чтобы на него смотреть. - Что касается тренировок, тог я смогу составить тебе позже кампанию, и поражаться чисто на оружие, без магии, могу даже научить особым боевым стилям драконов, но для этого тебе придётся стать одним из них.
«А ещё мы занимаемся наукой, расследуем преступления, и поддерживаем мир в Галатике» - хотел сказать Марек, но понял, что мог бы ещё много говорить о том, что делают джедаи, чтобы оттянуть время. - Давай… про оружие потом поговорим, - сказал Марек, всё ещё не решаясь поднять взгляд. – Я собираюсь с силами! - всё же произнёс он, чтобы избежать следующих насмешек и сделал глубокий вдох. Нет эмоций, есть покой… А теперь спокойно так… Вспомнив, как он учился плавать, Марек прыгнул на кровать, зарылся лицом в подушку и отвернулся, прижавшись к Даэре своим телом. Заставив одеяло накрыть и джедая, девушка немного подождала, пока магия не снимет с Кела всё лишнее, а после, сделав ещё один жест, заставила портал осыпаться серебряной пыльцой. - Не бойся, я не стану приставать, не смогу, я принадлежу тому, кто мне дорог, но от твоего тепла я в люом случае не смогу отказаться, - нежно ластясь, о его тело, она обняла Марека, тихонько прошептав на ушко, - люблю, - вслед за этими словами, свет пламени стал ровным, а сама свеча стала меняться. Очень медленно, но начав светлеть. Даэра зарылась носом в подушку, рядом с джедаем, её глаза приобрели привычный изумрудный оттенок и стали медленно закрываться.
Прикосновение тела Даэры бросило джедая сначала в жар, потом в холод. Сердце забилось так быстро, что грозило вот-вот выпрыгнуть из груди. «Хочешь успокоиться – досчитай до десяти» - вспомнил он один из самых простых советов, потому, что переварить сейчас что-то более сложное было не в его состоянии. Марек досчитал до десяти раз, а затем ещё пару раз и ощутил, что жар в его теле и не думает никуда уходить. Через двадцать минут он понял, что заснуть для него абсолютно не представляется возможным, когда Даэра… так сильно… прижимается к нему. Джедай медленно повернулся и взглянул в закрытые глаза девушки. Даже без Силы он видел, как спокойствие разлилось по её лицу, видел, какой счастливой она стала просто от того, что он сейчас рядом. Сложно поверить, но, похоже, что всё, что ей надо – лишь немного любви… Дыхание Марека стало горячим. Он понял, что он делает, лишь когда приблизил своё лицо к лицу Даэры, почти касаясь её губ своими.
Впервые за очень долгое время девушка была действительно счастлива. Она избавилась от призрака, что неумолимо преследовал её сознание, продолжая причинять ей боль. Близость с тем, кого она выбрала, сама не понимая, как и почему, его тепло, заставляли её чувствовать умиротворение и лишь иногда придвигаться ещё немножечко ближе. Эти самые мгновения больше не уносили её назад в прошлое, она больше не видела в Келе – Оиолотте, она видела его – Марека, человека проявившего к ней доброту и любовь просто так, ничего не требуя взамен. Рана затянулась, от неё не осталось и следа. Короткий мысленный приказ заставил бинты убраться, оставляя девушку совершенно безо всего. А немногим после она ощутила теплоту его дыхания, так близко, совсем рядом. Ей оставалось лишь немного поддаться вперёд, но вместо этого, Даэра взяла руку джедая и лёгким движением заставила её пройти по изгибам своего тела, вроде бы, просто, чтобы он обнял её.
И Марек сам коснулся её губ своими, а его рука медленно поползла вверх, лаская бедро, попку, грудь… Его будто охватило горячее пламя, и не в состоянии сопротивляться, он резко перевернул Даэру на спину, откидывая простыню прочь. - От тебя у меня… кружится голова. Я дышать не могу! - признался джедай каким-то не своим голосом, смотря ей прямо в глаза. – Хочу остановиться… и не могу. - И не надо,… я хочу быть твоей, совсем, навсегда, - девушка охотно отвечала на поцелуи, став ласкать тело джедая, совсем немножко используя магию, чтобы доставить чуть больше приятных ощущений, чем было бы без неё. - Ты сведёшь меня с ума, - шепнул Марек ей на ушко. – Когда-нибудь. Прикосновения Даэры были так сладки и манящи, что ему казалось, словно время застыло на месте, пока он нежно и ласково проводил рукой по её телу. Медленно, сантиметр за сантиметром, он покрывал поцелуями её всю, совершенно забыв о запретах и привязанностях, которых он сторонился всю свою жизнь.
- Разве это имеет значение? - Даэра закусила губу, легонько застонав, - ведь ты уже сделал это со мной, я не могу не о ком думать, кроме как о тебе. Девушка старалась быть как можно более нежной, манящей и ласковой, она наслаждалась каждым мгновением, каждым прикосновением, каждым поцелуем. Окружающий мир перестал для неё существовать. Удовольствие было слишком сладким. Одна секунда, за ласками они оба даже не заметили, как магия Хранителя перенесла их в самое закрытое и защищённое место. В настоящую комнату Хранителя, в ту, что была в парящем замке, в башне. Сотни магических формул активировались, запоминая нового хозяина, того, кого замок теперь должен будет защищать. Золотистая пыльца падала с потолка, едва освещая комнату, а в камине весело заиграло пламя, вкусно потрескивая поленьями.
- Теперь ты действительно у меня дома, - улыбнулась Даэра, в очередной раз, поцеловав своего возлюбленного. – Здесь нас никто не найдёт и не побеспокоит, здесь я могу быть твоей не боясь и не сдерживая свою магию. Марек и бровью не повёл – даже если бы в спальню ворвался лично магистр Винду, сейчас бы он лишь вежливо попросил его подождать за дверью. «Что я делаю?» - подумал он в последней попытке взять себя в руки, но прежде, чем он вымолвил хоть слово, другие слова сорвались с его губ: - Я люблю тебя, - произнёс Марек с такой теплотой, нежностью и страстью, что ему показалось, словно он всегда носил это в себе. И теперь… наконец-то сказал. Девушка не дала джедаю продолжить речь, сомкнув губы поцелуем. Ей не нужны были слова и обещания, ей нужен был он.
|
Не смотря на то, что хитрость, игра на слабостях, а порой и вероломство были основным оружием мистиков, Варламу импонировали такие вот прямые, уверенные в своих принципах и мировоззрении, сильные духом люди.. Наверное именно вдоволь покопавшись в людской низменности, страхах и слабостях начинаешь уважать последовательных и прямолинейных людей.. редкое явление.
Драмин ответил на салют, а после в знак расположения протянул капитану руку для рукопожатия.
- Рад знакомству, Капитан Аларик, мне вас рекомендовали. Ваша основная задача сейчас как можно быстрее ввести меня в курс дела. Я думаю вам известен мой род занятий и соответственно вы должны понимать, что в некоторых нюансах организации защитой крепости я могу быть не вполне осведомлен. Посему вам надлежит по крайней мере на первых порах компенсировать этот недостаток своим усердием и компетентным советом.
- ... Да, распорядитесь по поводу совещания и смотра, и если сейчас у вас нет обязанностей, которые не терпят отлагательства, прошу в течении часа подготовить мне отчет по основным вопросам жизнедеятельности Предела. Вы вольны самостоятельно определить форму отчета - устный либо письменный. Также можете опустить бытовые нюансы, которые я могу узнать от адъютанта. Меня интересует во первых иерархия ключевых должностей по штату крепости и подконтрольных земель, а также по личному составу базирующихся в крепости сил. Во вторых утвержденные планы по защите предела, мобилизации ополчения и развертыванию основных сил Альянса на случай нападения. Не плохо будет упомянуть порядок взаимодействия с соседними военными формированиями. По хозяйственной части - сводка по финансированию и расходам, перечислить также основные источники обеспечения, поставщиков, маршруты доставки... то есть откуда мы получаем провиант, оружие, форму и т.д. Меня к тому же интересует есть ли у нас собственные ремесленники, и что у нас в резерве. Хочу также знать сколько ополченцев и как скоро мы можем вооружить и поставить в строй и каков их уровень подготовки. Проводятся ли занятия с ополчением.. Ах да и самое главное, меня интересует оперативная обстановка - самые насущные проблемы и какие меры планируется принять для их решения.. - Я жду вас через час в моих покоях. Подумайте как изложить все это коротко и по сути, но не упуская ничего важного. Чтобы к совещанию я был уже подготовлен и мог раздавать осмысленные приказы.
Варлам внимательно смотрел на капитана, он понимал, как много сейчас будет зависеть от этого человека, хотелось верить, что военный покажет себя с лучшей стороны и магу не придется прибегать к нетривиальным мерам влияния.
- А для вас, молодой человек, коль скоро вы поступаете в мое распоряжение, для вас также есть задание, - магистр очень быстро прочитал парнишку, такой тип людей ему встречался достаточно часто даже среди студентов, как раз такая категория из молодняка зачастую выбирала кафедру мистицизма, и как раз с этим парнем ему придется поработать - как можно скорее найдите мне людей, которые были приближены к бывшему коменданту и магу крепости. Подойдут адьютант, личный секретарь, помощник, ответственный за уборку.. я надеюсь в покоях таких должностных лиц уборку осуществляют закрепленные люди а не сменные дежурные.. если их много, направляйте их по очереди в мои покои в течении часа, если двое-трое, пусть приходят все разом..
Еще в дороге маг принял решение заняться расследованием гибели коменданта и мага как можно скорее, любые следы имеют свойство стираться, а причастные не должны получить ни минуты на раздумье ни для составления внятных версий, несоответствующих действительности ни для сокрытия этих самых следов. Маг готовился провести серию блиц допросов с применением магии. Эффект неожиданности такого скорого расследования мог принести самые благоприятные плоды. Это только не сведущие считали, что маги-мистики с легкостью могут влезть в голову любого человека и извлечь все необходимые данные, тут было множество нюансов. Для того чтобы влезть в глубины памяти кроме высоких энергетических затрат требовалось знание структуры мышления объекта, что для каждого вполне индивидуально, нужно знать как часть информации забывается, какая откладывается и в каком порядке, какие формируются связи между воспоминаниями... в общем темный лес, с которым нужно разбираться долгое время, к тому же такое вторжение будет вполне очевидным и даст возможность жертве сопротивляться. Другое дело беседа, объединение дипломатии и магии. Считывать текущий поток мыслей и образов не в пример легко и если магу нужно что-то узнать, коль скоро он обладает необходимыми навыками общения, он легко может закинуть удочки, провоцируя объект на нужные магу мысли...
Именно поэтому Драмин всегда считал, что в мистики лучше брать неофитов пусть с меньшим магическим потенциалом, но хороших психологов и дипломатов.. Сразу кстати вспомнился яркий пример того, каким не должен быть мистик, примерно сейчас новый магистр кафедры должен был принимать экзамен у одного студента северянина. Прямой как меч, умный но самоуверенный парнишка затачивал простые боевые заклинания до автоматизма не понимая сути боевых мистиков. Его любимое заклинание боли, которое он часто демонстрировал ведь может оказаться неэффективным.. да вот хотя бы против такого вот капитара Аларика. Тут нужен тонкий подход для каждого пусть даже на поле боя, нужно выявить слабость и бить точно в цель, а не действовать прямолинейно и по стандарту...
Магистр отбросил эти мысли, нужно было сосредоточиться на текущем.
- Итак господа, нам предстоит много работы, прошу вас приложить максимум усилий...
-
Наконец-то добрался до прочтения поста... Крайне серьёзный подход к делу, приложу все усилия, чтобы обеспечить необходимую отдачу. Ну и за минутку юмора в виде "прямого как меч студента-северянина" конечно:)
|
|
|
Карета медленно тряслась по проселочному тракту поднимая временами пыль, которую приходилось глотать ее единственному пасажиру. Тем не менее упрямый путешественник все не желал закрывать окно, да и защитить кабину магическим фильтром тоже не спешил, хотя это было в его власти. Варлам вдыхал запахи, впитывал звуки, внимал пейзажам, наслаждаясь близостью к обыденности и одновременно не забывая подмечать и не столь лирические моменты. Усталые недовольные крестьяне на полях, частые продовольственные обозы, усиленную охрану караванов, войска на марше...
Сведения полученные из своих источников и продублированные сводкой предоставленной ему вместе с новым назначением не радовали. Враг у ворот, чистит доспехи и точит клинок и такие как он, тронутые астральной искрой и благословением судьбы становились последним рубежом между свободой и рабством, есдинственным ресурсом, способрным подарить альянсу надежду и ниелировать превосходство имперской машины.
Маг был занят, в его слегка затуманенных глазах можно было распознать те неведомые дали, в которые заводил старика его простимулированное магией сознание. Перед глазами ветвилось дерево вероятностей, послушно предоставляя доступ то к одному то к другому из его узлов. Вспыхивали картинки возможного будущего, вероятных событий и исхода многоходовых замыслов империи. Вырисовывался смутный образ беспощадного, снедаемого имперскими амбициями и зависимостью от постоянного расширения своего влияния императора.. рядом с ним виднелась какая-то темная субстанция, мощный блок, не дававший подобраться к первопричине происходящего...
Маг резко прервал медитацию. Продолжать сеанс прорицания дальше было бы опасным, предположения озвученные информаторами подтвердились, в этот раз в рукаве у империи не только численное превосходство, на стороне их лидера запретная магия, не поддающаяся ни мониторингу ни контролю со стороны традиционных школ...
Перед внутренним взором медленно таяла схема возможных вариантов будущего, где акценты витали всего над двумя обликами. Молодые юноша и девушка одного возраста, пригожи собой и подобны в лице. Мощные ауры, бесцветная но игристая в точности как отцовская у юноши и ярко-золотистая у девушки. Потенциал впечатлял даже отца. Оба его любимых ребенка были невероятно талантливы, усердный и успешны, но оба были слишком большими идеалистами, наивными и глупыми.
Его вина, не уследил момент, когда нужно было прекращать рассказывать детям на ночь красивые сказки и эпические легенды, где добро всегда побеждает зло, где все раскрашено в черное и белое, а высокие идеалы спасают героев от верной гибели. Не уследил, и не начал горькое повествование о бытии вне морали, о запахе вспоротого живота, смрадном дыхании насильника и лицемерной улыбке политика, о бездушии сборщика податей и безучастности городского стража, о высокомерии продажного чиновника и беспринипности алчного купца.. Не успел, не наставил, не уберег.. сотни учеников получили от него все это с лихвой, а свою родную кровь оставил уязвимой.
Непроизвольным усилием воли Варлам заставил выскочить из ножен длинный узкий кинжал. Отточенное, отшлифованное до зеркального блеска лезвие завертелось вокруг головы мага, выполняя по велению магистра сложные маневры в трехмерном пространстве. Подарок сына, самого сильного телекинетика на своем курсе, а может быть и во всей гильдии, его итоговая работа по предмету зачарование, и причина серьезной взбучки от строгого отца. Тогда он отругал сына за создание подобного оружия, незаметного, беззучного, коварного и смертоносного... Оружия убийц, лишенного изящества высокого искусства магии и не достойного настоящего воина. Сейчс же старому магу пришлось достать артефакт с пыльной полки и посвятить не малое количество времени тренировкам с летающим клинком. То, на что он решил пойти, требовало мобилизовать все возможные ресурсы для защиты себя и своего рода, и никакие моральные блоки не могли остановить отца на этом пути...
Итак назначение, с этим было все понятно, хотя бы на первых порах: - Познакомиться с вверенным личным составом, с функциями и сферой деятельности каждого из них, наладить контакт с ключевыми управляющими фигурами... Во время беседы провести негласный магический мониторинг личностных качеств с помощью контролируемого интервью чтобы выяснить степень лояльности Альянсу, компетентности и потенциальной полезности каждого. Провести общее совещание. - Провести смотр рядовых, по возможности произвести должное впечатление, выступить с речью. - Ознакомиться с военным и экономическим потенциалом гарнизона и округа, локальной обстановкой, прогнозом событий на ближайшие дни и основными структурами, с которыми придется сотрудничать и взаимодействовать.. - На ближайшее время назначить встречи с командором и офицерами местного гарнизона , с ответственными за продпоставки и материальное обеспечение, с представителями местных общин и низшего звена управления, а также с местными магами если такие имеются... - Провести негласное расследование смертей предыдущего наместника и мага - Приступить к вербовке информаторов различного уровня - Решить горящие вопросы, связанные с должностными обязанностями, после чего приступить к решению проблем местного населения, которые могут принести повышение доверия и популярности среди местных... - Если останется время, стоти покопаться в бухгалтерских книгах, сравнить приход-расходи статьи по которым происходят основные траты, коль скоро помощника у него нет...
Кстати да, не плохо было бы найти верного помощника, а то список был достаточно внушителен и явно не закончен, а быть во многих местах одновременно современная магия еще не научилась. К тому же оставалась еще и основная цель... цель подкрепленная обетом... обетом данным умирающей жене, видевшей пророческие сны о своих детях, сны в которых Алан и Алия не просто безликие граждане альянса, но люди, способные изменить жизнь трех государств, уничтожить врагов, укрепить силу и единство, принести на эти земли мир и новый порядок.. Варлам должен был реализовать расплывчатое пророчество, дать детям шанс пережить свои первые ошибки, оградить их от врагов, о которых они даже не догадываются, но дать возможность проявить себя там, где пролегает их путь... Так-что встречу с командиром гарнизона придется назначить в первую очередь после смотра, и информаторов начинать искать именно среди гарнизона.. Маг должен знать и видеть все планы и обстоятельства своих детей на несколько шагов вперед....
.. Вдалеке показались первые башни крепости, найденная наугад пти продемонстрировала старому магу крепостной двор, где проходила военная муштра и мужчину с лычками адьютанта, засуетившегося при виде кареты.. ага, вот и встречающие..
После ночи, проведенной в карете, двигавшейся без остановок и препятствий, благодаря заклинаниям ночного зрения для лошадей и кучера, старые кости мага настойчиво напоминали ему о немалых летах и должном почтении к своему износившемуся организму. Спасал зачарованный китель, но и его возможности были не безграничны, поэтому маг расчитывал не некоторую передышку по приезде...
- Мое имя Варлам Драмин, я новый наместник Южного предела, вот верительные грамоты и мой перстень. - Варлам воспроизвел несколько устаревший на данный момент вариант войскового приветствия, но адьютант не растерялся, быстро сообразил ответный салют. - Мне потребуется личный сопровождающий, который сможет ввести меня в курс дела и познакомить с обстановкой. Проводите меня в помещение, где квартировался бывший наместник, если кабинет мага соседствует с ним, необходимо будет соединить помещения иначе потребуется перенести кое-какое оборудование из кельи мага. К обеду проведем совещание с подконтрольными мне офицерами и ответственными по направлениям, перед ужином проведем общий смотр всего личного состава. Дальнейшие распоряжения будут озвучены на совещании...
|
"Да, любовь моя, вот так,"- только и успела поспешно подумать девушка в ответ на ласковый звук, похожий на мурлыканье. Ласковый, хоть и звериный, голос мужа. Мелочь, а приятно, как говорится. Но дальше все снова пошло наперекосяк, ведь зверя не так легко провести, и не стоит об этом забывать. Чудовище учуял прильнувшей адреналин в женском теле, знакомый и ненавистный запах страха. Значит жди беды. Красавица, будто и не весила ничего, взлетела в воздух от удара, осознавая лишь усиливающиеся чувство испуга и последовавшую за ним боль. Спину и голову неприятно жгло. Кухонная утварь картинно разлетелась в разные стороны, будто и вовсе они оказались посреди картины какого-то дешевого фильма. Только ящики были не картонные, а настоящие. Да и стекло не походило на бутафорское. Разлетелась она от этого ничуть не менее знатно, будто ворох цветастых книг в разные стороны. Несмотря на большое количество ушибов, куда неприятнее ощущались многочисленные занозы, куски стекла и просто острые деревяшки, впивающиеся в тело. Повезло еще она не напоролась на ножи или еще что. Чудовище даже в порыве эмоций все еще по-своему заботился о жене, не желая убить. А лишь проявить силу и показать, кто в доме главный. Не спорь с мужем, никогда с ним не спорь. Просто вали сразу при виде наркотиков, куда глаза глядят. - Бьет- значит любит, да?- болезненно простонала Красавица, сдавленно проглотив конец фразы из-за последовавшего удушения. Муж поднял ее в теперь уже привычной для себя грубой манере, небрежно сдавив горло. После чего он с той же легкостью, что и подкинул жену в воздух, раскидывал в стороны мешающиеся деревяшки и остатки ящиков в поисках заветной бутылочки, которую Красавица, естественно, выронила. Девушка отчаянно хватала ртом воздух, чувствуя всю звериную силу лап. Совсем забыв, что Красавица может умереть от нехватки кислорода, Чудовище увлеченно искал свой новый объект страсти. Ошметки негромко хрустели под ногами, когда он переступал из стороны в сторону. Красавица же совсем потеряла счет времени, но казалось, все, конец близок. Последовал новый удар, тоже весьма нежный по меркам небрежного зверя. Оставалось лишь глотать ртом воздух вместе с остатками фейских наркотиков, давясь и издавая нечленораздельные стоны боли и обиды.
Глотки воздуха оказались слаще ожидаемого, постепенно меняя восприятие разума окружающей реальности. Сначала девушке показалось, что откуда-то повеяло цветочным, сладким и почти позабытым ароматом. Красавица очень любила цветы. Она взглянула на собственного мужа, выражая взглядом лишь немой вопрос. На месте Чудовища, чья шерсть местами скомкалась, была перепачкана кровью и грязью, предстал некто из прошлого. Столь любимый и желанный, чей взгляд наконец-то прояснился и снова излучал ласку и заботу. Не было рядов этих жутких зубов и смертельных когтей. Он снова был прежним, ласковым и почти по-домашнему уютным зверем. Он был совсем рядом, заставляя дыхание девушки волнительно участиться. Прямо перед ней стоял ее возлюбленный муж, он протянул лапу, покрытую мягкой почти по-кошачьи шерстью, к ее плечу, постепенно скользя вниз. Но вместо ласк и прелюдий он взял ее за руку. - Мне не хватало тебя, любовь моя,- проговорил он прежним человеческим голосом, обнимая ее и страстно целуя.- Казалось, прошла вечность. Пожалуйста, об одном лишь прошу тебя, будь со мной. Как прежде. Без тебя меня не станет. Голос был трогательно нежным и умоляющим, заставляя Красавицу совсем забыться и отдаться окружающей ее мечте. Они гуляли по сказочным садам, беседуя недолгое время и разглядывая непривычно изменившийся мир. Пристанищем для своего уединения они избрали тень, отбрасываемую яблоней посреди одного из них. Больше Красавица просто напросто не сумела себя сдерживать. Она повалила Чудовище на ковер из сочной зеленой травы и душистых цветов, теребя мягкую на ощупь шерсть. Еще несколько секунд и Красавица начала раздеваться, сидя на коленях мужа. Тот нетерпеливо ей помогал. Для супружеской четы наступила неспокойная ночь, полная благословений и долгожданного воссоединения.
Утро наступило внезапно и болезненно, пробудив Красавицу рассветной прохладой и равнодушно светящими лучами солнца. Тело, покрытое синяками, царапинами и занозами различного характера, ныло. Кое-где прибавились толстые царапины, следы когтистых небрежных лап. Укусов не было, в этом повезло. Голова раскалывалась, даже кости ныли из-за сна на жесткой неудобной поверхности. Красавица встала, наплевав на бесполезную простынь, и осмотрелась вокруг. Беспорядок, поломанная мебель, кровь, грязь. И обнаженная она, все еще по-своему прекрасная, несмотря на всю кровь и легкие несерьезные увечья. - Толстый боженька на велике, увези меня отсюда,- простонала Красавица, вспоминая распрекрасную галлюцинацию, растворившуюся будто сон. О причудившемся напоминало лишь ощущение глубокого удовлетворения после ночи бурного секса, смешанное с болью. Собирая вещи, Красавица отметила, что они не предохранялись. -Чудесно. Пошатываясь она побрела в душ, следовало привести себя в порядок: вытащить многочисленные занозы и приготовиться к дневным делам. Умывшись Красавица не почувствовала облегчения, лишь опустошенность и грусть. Девушка оделась, тщательно поправила макияж, прическу. Что делать дальше?Оставалось ясно лишь одно, так продолжаться дальше не может.
|
«Что со мной? Почему мне жалко моих же врагов? Почему я плачу из-за них и отвлекаюсь на всякие мелочи?» - Вопросы, что успевали зарождаться в голове Хранителя на краткие доли секунды и отметались, оставаясь на потом.
«Почему ты сделал это, Марек? Что на тебя нашло? Что это? Почему ты не отвечал?» - Как же она хотела всё это спросить у него прямо сейчас, но не могла, что-то мешало, и, это самое что-то, было даже не Азарисом, а чем-то, что джедай перевернул, в восприятии Даэры.
Глаза Хранителя взирали на мир и ни одну из вариаций того, что она видела, нельзя было назвать зрением смертного. Ей был виден драгоценный пепел от сотен жизней, что так ценили алхимики и фигура, цвет одежды которой, был сейчас для неё – неразличим, как и многое другое.
Бой, никто не отменял, а потому все эмоции и чувства приходилось откидывать вдаль. «Как жаль, что мы ничего не забываем – никогда». И, словно в ответ на это, она услышала голос Марека, спрашивающий, в чём дело…. О, как же её трясло в тот момент, но она ничего не могла поделать с уже произошедшим фактом, толь вздохнуть и вылить все свои отрицательные чувства на Азариса, который им был только рад.
Но что расстроило Даэру ещё больше, так это непокорность того, кого она сочла наиболее благоразумным, для подобных миссий. «Эван, почему и ты ведёшь себя как ребёнок, мы же сражаемся, что с вами обоими?» Её мысли практически повторяли, сказанные ею слова. Это пугало, это было неправильно, она должна сделать выбор.
«Нет, не пущу, не позволю погибнуть, чтобы не задумал, я … - мысль внезапно остановилась, - а собственно почему? Что в них такого? Обычные смертные, зацикленные на желании умереть, во имя всеобщего блага, но также совершающие ошибки. Почему я вообще озабочена их судьбой? Таких ведь тысячи?». Но ответов не было. Вместо этого ей пришлось вести беседу с Фостером в попытках остановить его.
«А он хорош, достаточно хорош, сделать такое в междумирье, где на всё требуется вдвое больше энергии и концентрации – молодец, но … дурак!» - Некоторое восхищение от решимости сменилось пониманием, что ничего в «этом мире» не меняется, что всё всегда идёт лишь по одному пути, когда Эван устроил свою маленькую «шутку».
«Солнечный свет, ну конечно, гениально, - Хранитель улыбнулась, сразу же сорвавшись с места, превращаясь в такой же свет, сливаясь с этой вспышкой и давая ей достигнуть цели, оставив вместо себя лишь призрачную куклу. Короткое распоряжение, для джедая, и девушка, просто растворилась, материализуясь уже рядом с Азарисом, - теперь я уж точно успею закончить начатое…»
Появившийся в её руке клинок, имел рубиновый цвет. Он был в прямом смысле вылит из крови погибшей возлюбленной Хранителя. Он – его месть тем, кто посмел отобрать самое дорогое, что у него когда-либо было. Сотая часть секунды и на Азарисе появилось пара ранений, каждое из которых было смертельно. У него оставалась лишь пара минут, прежде, чем он умрёт.
Сам же Азарис был в шоке и некоторое время вообще не понимал как это возможно, а потом вдруг расхохотался во весь голос.
- Если мне суждено умереть здесь сегодня, Первый, то я прихвачу и тебя с собой. – Меч Даэры уже растворился. Он был рассчитан именно на это, на пару ударов, на отнятие жизни у фактического убийцы и теперь просто исчез. Хранитель смотрела на брата с непониманием.
«Как он, будучи раненным, не имея возможности сколдовать нечто сильное, отрезанный от источников их родителей собирается убить меня?» - Ответ пришёл сам, слишком быстро и неожиданно для неё. Азарис превратился для неё в Оиолотте, девушку, ради которой, Хранитель был готов на всё…
- Марвин! – Даэра не верила своим глазам, но перед ней была она, всё такая же прекрасная и живая.
- Это не возможно, ты умерла у меня на руках, я… - магический луч прошёл сквозь все барьеры, словно их и не существовало…
- Почему, Оиолотте? – Лишившийся в одну секунду большей части внутренностей Хранитель смотрел и не верил своим глазам. Маска на ней распалась, лишая её столь необходимых ей сил.
- Почему ты предала меня? – Иллюзия, созданная Азарисом ещё в момент, когда Марек отвлёк её, наконец подействовала. Хранитель – поверила, поверила в то, что сейчас будет стоить ей жизни.
Да, Даэра всё ещё была жива, но было ясно как день, что это ненадолго, а учитывая, что она верила в то, что рана нанесена той, которую Хранитель любил всем сердцем, то о возрождении не могло быть и речи.
|
Другой Хранитель… был сгустком Тьмы в Великой Силе. Жажда убийства. Предвкушение смерти. Упоение силой и власть над чужими жизнями. Всё это Марек уже видел во время Войн Клонов. Он ситх. Без сомнений. Марек заиграл желваками, медленно направляя истребитель в его сторону. Эти войска находятся под его ментальным контролем. Если бы только убить его…
«Даэра бездействует из-за меня, - Марек подумал о ней с каким-то теплом в душе. – Я всё же немного изменил её. Даже несмотря на то, что перед ней стоит тот, кто убил её… его… возлюбленную». Перекрестье прицела сомкнулось на фигуре Азариса, облачённой в открытую красную мантию, под которой, кажется, не было вообще ничего. Если он так же силён, как и она, то выстрелы бластеров для него словно комариный укус. А если бить чем-то сильнее, то он зацепит тех, кто стоит возле него. Нет, нельзя. Нужно как-то выманить его… если бы он только не прикрывался своими марионетками!
Марек бессильно заложил круг над полем боя. В нём нарастала злость, сдерживать которую становилось почти невозможно. Азарис поработил тысячи разумных существ, и превратил их в оружие, подчинённое его воле. Он - это то зло, против которого он боролся на войне. И сейчас… «Но я ничего не могу сделать, пока он торчит в толпе!» - отчаянно подумал джедай, наблюдая за тем, как Азарис вальяжно облокотился на плечи двух, вероятно, когда-то красивых девушек, из глаз и ртов которых, извиваясь, росли змеи.
«Нет эмоций, есть покой». Марек стиснул зубы. А на него он даже внимания не обращает, надменный урод. Нет… он не сможет выстрелить. Не ценой тысяч жизней. Так он думал. В этот момент, в его голове вдруг словно что-то щёлкнуло. Вскрикнув от боли, Марек прижал руку к виску. Его ладонь задрожала и истребитель, потеряв управление, закачался в воздухе. Если он не может этого сделать, значит, нужен тот, кто сможет. Хранитель сейчас слаба и может проиграть бой. Он должен сделать это за неё.
Глаза Марека пожелтели, вторя пляске потоков энергии в его ауре: тугие канаты ненависти стали основой для структуры из холода и стали, выстраивающейся на пепелище того, что когда-то было джедаем. В нём не было ни капли эмоций, кроме холодной решимости. Нет сомнений. Нет сожалений. Он должен уничтожить ситха. - Ради Республики, - произнёс его изменившийся голос. С полным безразличием, Марек заставил истребитель повиснуть в воздухе, выбирая оптимальный угол стрельбы. Без колебаний, он щёлкнул тумблером мощности и открыл огонь. Это - Марек Кел. Джедай. Хранитель мира. Но внешность бывает обманчива.
Огромный синий шар энергии на считанные доли секунды завис перед глазами Марека. В следующее мгновение он лопнул, вытянувшись в бушующую вспышку сверхновой, и торнадо энергии устремилось к Азарису, снося всё на своём пути. Марек повёл истребитель следом, готовясь к новому выстрелу.
|
|
-Отлично, - коротко сказал некромант, провожая взглядом, продолжающую спешно деформироваться, фигуру Аарена - А я, с вашего позволения, займусь своей частью задания… - С этими словами прямо на голове некроманта материализовалось странное устройство, а котом любой знающий человек без какого-либо труда опознал самые обыкновенные наушники с микрофоном, в который живой мертвец тут же принялся раздавать указания, как пилотам, так и деканам. - Внимание, говорит Череп-1, всем немедленно покинуть бой и собраться в одной точке - мы вытаскиваем вас отсюда. В случае неподчинения - смерть от рук, ног и зубов тварей. Кстати, - напоследок, добавил некромант, - поздоровайтесь с вашим учителем демонологии это необъятное спрутообразное нечто – мастер Аарен. - «Кто дал тёмным власть?! – Поспешила возмутиться Оливия. – Верните всё, как было, и позовите сюда ректора. Хватит стоять, как невыкопанный, горе-лич, нам и твои костяшки пригодятся, всё в дело пустим. - «Оливия, не обижай мальчика, он же для нас старается,- заступился за «угнетаемого» светлый, после чего добавил, - Лети к нам, мы здесь уже собрались. А почему уходим? Пока что, мы весьма неплохо справлялись». - Если вам, господин декан, хочется быть неподалёку от разозлённого Хранителя без надлежащих… предосторожностей, то вы всегда можете остаться, хотя это строго не рекомендуется. – Отозвался Висс, а тело его, тем временем, начало деформироваться и перестраиваться. - «Она собирается снять печать? Серьёзно? Если так, то мы уже не сможем спрятаться и бежать нам некуда. Ничто не сможет спасти нас от Хранителя. Забирай мелких – они не выживут за пределами мира, а мы остаёмся… «потанцевать», благо есть с кем». - Несколько обречённо сказал Даэраден. - «Отставить заунывные настроения. Пользы тут от вас будет немногим больше, чем нисколько, а перерождение, если я правильно помню, процедура не из приятных. Так что, улыбнись, засунь своё самопожертвование себе куда подальше и тащи сюда свою светлую филейную часть … вместе со своим пилотом. – Командным тоном пресёк любые попытки героически отдать свою жизнь ради «высшего блага» некромант, в чём его живо поддержала леди Айкрон. – Оно телепортирует всех нас обратно в мир. Но если тебе НАСТОЛЬКО не хочется уходить, то пожалуйста.» – добавил Висс, окончательно утратив любое сходство со своей человеческой формой, сейчас учитель некромантии был драконом. И учитывая его «специальность», драконом довольно специфическим: на теле исполинского ящера отсутствовала заметная часть чешуи, мембрана на крыльях была местами порвана, а меж рёбер ясно было видно фиолетовое свечение, и так же светились и глаза мёртвого дракона. - «Пупсик, мы уходим» - Весёлым голоском обратилась к хищнику декан Хаоса. - «Эван, возвращайся. - Не терпящим возражений тоном, произнёс Даэраден. – А я заберу Марека и мы последуем за вами.» - «Марек остаётся. Такова воля Его, тёмная присмотрит за ним. – Холодно возразил зу Крайн. – Если поток “гениальных” предложений иссяк, - рекомендую поторопиться.
|
|
- Не понимаю её, - буркнул вслух Марек, пронаблюдав представление Даэры до конца. – У неё в мыслях одно, а в действиях другое. Астродроид протяжно свистнул. - Что значит - я ничего не понимаю в женщинах? – спросил джедай, посылая истребитель сквозь портальное окно. Р3-Д5 издевательски запиликал. – Да? Знаешь, у меня хотя бы есть на теле что-то, а не только разъёмы для кабелей. Астродроид издал обиженный гудок.
Ослепительный росчерк молнии обозначил тёмную массу существ, идущую, ползущую и летящую подобно живому одеялу. Тут же ему пришлось бросить «дельту» в бочку, чтобы избежать столкновения с пышущим жаром сгустком магмы, разминувшимся с корпусом корабля буквально на метр. Дроид громко завизжал. Марек сделал вывод, что он пуглив просто до невозможности.
- Ворчун, - окрестил его джедай. – А дай-ка мне список ближайших целей. Астродроид не заставил себя долго упрашивать: на экране показались цифровые отметки и снимки существ, напоминающих собой помесь осьминога с кустарником. Бортовой компьютер заботливо обозначил красным кружком первого монстра. Нужно было торопиться - они явно вознамерились сожрать маяк на завтрак. Серия бластерных выстрелов разорвала существо на части, оставив медленно опускаться в воздухе туман из капель крови. Остальным это, по-видимому, очень не понравилось, поскольку в его сторону тут же полетела очередь из чего-то крайне яркого и наверняка опасного для жизни.
Заглянув в Великую Силу, Марек отыскал безопасный проход и крутанул ручку управления, пуская истребитель мимо всплесков плазменных бомб. Закрученный хитрой спиралью полёт сквозь сражение так близко проходил от разрывов, что истребитель подбрасывало, и тогда джедай ударялся затылком о подголовник ложемента. Сейчас он как никогда начинал завидовать клонам: по крайней мере, у них на головах были шлемы.
Ворчун продолжал орать. - Не трусь, - посоветовал ему Марек, превращая тело следующего монстра в мешанину крови, ошметков внутренностей и частей тела. Ему было не очень привычно видеть такую картину в воздушном бою, но на войне он насмотрелся на нечто и похуже. На экране крупными буквами появилась надпись: "Я НЕ БОЮСЬ. У МЕНЯ БОЛЬШОЙ ОПЫТ ВЕДЕНИЯ БОЯ". - Да? У меня тоже. "И ЧТО ЖЕ ОН ТЕБЕ ГОВОРИТ?" - никак не унимался астродроид. - Что нужно… отваливать!
На этот раз его зацепило довольно серьёзно, и дефлектор озарился вспышками обжигающего света. Переведя энергию на задние щиты, Марек ушёл в сторону и покосился на экраны бокового обзора. Вот оно что. По его душу уже пожаловали гости: он насчитал десять четырёхметровых существ, закованных в броню с головы до ног. На огромных крыльях торчало нечто, напоминающее стволы лазерных орудий, а в руках были клинки из чистого пламени, которые они совершенно точно намеревались воткнуть ему в дюзы. Внезапно прямо перед ним вынырнул ещё один червь-переросток и загребуще раскинул свои руки с острыми когтями. В его пасти уже расцветала вспышка сверхновой.
Марек с такой силой вдавил гашетку, что свело пальцы. Заряды ушли прямо в рот приближающемуся монстру, отчего тот весьма удивлённо разбрызгал свои мозги по его кокпиту. Ворчун заботливо протер от них стекло, доложив, что от десяти сдвоенных магических орудий типа "DX-81" не защитят даже щиты этого корабля, каким бы не был сообразительным его искусственный интеллект. - Ааа… - протянул Марек. – Да ладно, никаких проблем. Астродроид исполнил похоронный звон. - Побольше оптимизма, - посоветовал ему он, направляя "дельту" к мельканию вспышек молний. Альтиметр быстро отсчитывал оставшееся расстояние до земли.
Водовороты вихрей Силы мелькали по обе стороны от его корабля. С первого взгляда была ясно, что будет, если влететь в один из них – его наверняка распылит на миллион маленьких джедайчиков. Но Великая Сила подсказала ему решение: два из них как раз сливались в один, и в центре бушующих энергий на считанные секунды появилось окно. Ворчун, кажется, наконец сообразил, в чём тут дело и истошно завопил на одной ноте. - Я пройду, - Марек плотно сжал губы. Его сознание обхватило истребитель, словно бы став с ним единым целым. Накренившись, "дельта" нырнула в игольное ушко.
Летуны сунулись следом, но оказались на пару сантиметров великоваты. - Ааааааа! После первых двух криков Марек попросил астродроида уменьшить звук. Тот, однако, подробно пропиликал о нём всё, что думал на данный момент. - Да ладно тебе, всё ведь получилось, - усмехнулся Марек, потянув на себя ручку управления. Его истребитель сделал мёртвую петлю и разделался с оставшимся парнем - он оказался достаточно умным, чтобы не соваться в пасть к сарлаку и переждать опасный манёвр в отдалении. Впрочем, ему это не слишком помогло. Первый же выстрел лишил летуна правого крыла, и тот беспомощно понёсся к земле. Добивать его джедай не стал – может быть, он ещё выживет и сможет покинуть поле боя, вместо того, чтобы бессмысленно погибнуть на этой войне. - Ворчун, отметь как цели 1, 2 и 3 тех слизняков на маяке. Хочу малость подпортить им аппетит. Вдавив гашетку и едва не царапая поверхность шара крыльями, Марек ринулся в новую атаку.
|
Ирвен сидела в одной из многочисленных беседок, немного дрожа от холода, но, упрямо, не желая идти во дворец. Она не хотела туда возвращаться, причиной тому были смешанные чувства, что сейчас захватили девушку целиком.
-«Зачем он это сделал? Ведь ему же сказали, что Уила отравили и почему не остановил меня? Ведь любит, действительно, любит, я вижу это, но почему тогда…»- Из размышлений её вывела одинокая фигура, что проходя мимо не замечала, казалось, ничего.
- Уильям? Это… это, правда, ты? – Несколько неуверенно произнесла Северная Леди, уже и не чаявшая увидеть его хоть когда-нибудь.
Ответа не последовало. Уильям, а это был именно он, слегка вздрогнул и повернул голову в сторону голоса, что обратился к нему. Медленным шагом он подошёл к Ирвен и сел рядом с ней, по-прежнему глядя ей прямо в глаза. Такого взгляда у Лунного Лорда не было никогда – в нём выражались все те эмоции, что он сейчас испытывал и не мог, при этом, выразить.
Девушка прислонилась к нему, как бы прося, чтобы он обнял её, а потом, что-то внутри холодной, снежной «принцессы» сломалось: - Я не хочу чтобы ты уезжал, я не вынесу этого, я… я не могу без тебя, ты так нужен мне, я … я люблю тебя Лунный Лорд, но я ничего не могу сделать с решением Брандона, я… - вся столь горячая тирада сопровождалась всхлипываниями, а, под конец, Ирвен просто уткнулась в Мунлайта. – Я не могу без тебя… ничего не могу…
«Я тоже не хочу этого, Луна моей жизни». – Был ей мысленный ответ, который так и остался всего лишь мыслью. Всё ещё находясь в полном смятении, он сделал то единственное, что мог – крепко обнял леди, давая её выговориться. Только когда она была уже не в силах говорить, Уил совсем немного отстранился, только для того, что бы он смог смотреть ей в глаза. Даже сейчас, красные от слёз, они были прекрасны…
-Не плач, Ирвен. – Теплым голосом говорил он. – Забудь меня, забудь как давний сон. На рассвете я исчезну. Навсегда исчезну из этого города, этой страны и твоей жизни. Оставь прошлое книгам и живи в настоящем. Я не достоин тебя, как недостоин и никто другой, но такова жизнь. Ты сильная, гораздо сильней, чем тебе кажется, и сможешь справиться. Ты будешь великой королевой – именно такая и нужна Аэдверу. Сегодня я буду с тобой, но уйду с восходом солнца.
- Нет, я не хочу терять тебя, не могу, не сейчас. Лучше потерять положение и титул, мне плевать на них, на судьбу этой страны, на всё, если тебя не будет рядом. Я не хочу жить в том мире, в котором не будет тебя Уил. Я просто не выживу в нём. Или стану ещё более ужасной, чем даже Бран, я не удержусь, у меня не останется никого в этом дворце, кому я могла бы верить. А жить, держа всех в вечном страхе – невыносимо. Я ведь тоже могла умереть сегодня, я взяла твой бокал, наполненный ядом, но он не стал останавливать меня. Я ненавижу это место, эту страну, я … - Очередная фраза была прервана, вновь начавшимися слезами и всхлипываниями.
-Даже не думай об этом! Что я скажу твоему отцу, когда он узнает, что ты потеряла всё из-за меня? – В очередной раз, попытался отговорить её, от необдуманных поступков Лунный лорд.
- Что в противном случае она отказалась жить, что будет являться чистой правдой!- С легкостью парировала Ирвен.
-Правда... Никому в этом мире, не нужна правда... – С горечью произнёс Мунлайт, сам пострадавший от неё сегодня.
-Он знает меня Уильям, он сам такой же, он поймёт. – Никак не хотела униматься Северная Леди.
Лунный Лорд тихо засмеялся. -Ты загнала меня в тупик, Северная Леди, впрочем, как и всегда. Я не могу отказать тебе, ведь тогда, я обреку тебя на смерть. За все эти года, я так и не уяснил, что ты всегда получаешь то, чего хочешь. - Теперь он улыбался. Своей тёплой ладонью Мунлайт вытер слёзы, бежавшие по девичьим щекам. - Не плачь,... нам пора собираться.
- Я не могу войти во дворец, и не могу даже приблизиться к нему, меня там наверняка будут ждать, но мне не нужно ничего собирать. Мне нужен лишь ты, Уильям. – Ирвен обняла бывшего лорда.
-Неужели, прямо в платье поедешь? Дамское седло мы с собой вряд ли брать будем... – Последняя попытка изменить её решение.
- Это не проблема, ты же меня знаешь, я прекрасно езжу верхом, но вот как сделать чтобы никто меня не видел, и за тобой не объявили погоню – я не знаю. – Девушка немного погрустнела.
-Погоню? Да какая разница? Я защищу тебя и от них, и от Брандона и от всего этого проклятого мира!
- Тогда давай уедем? Прямо сейчас. Просто растворимся в ночи и … - она немного покраснела. – Ты обещал мне кое-что ещё.
-Ты получишь всё, что захочешь, Луна моя, и даже больше.
- Но как мне покинуть дворец? Я – заложница здесь, меня не выпустят даже в город.
-Всё очень просто. - Уил аккуратно накинул на голову девушки капюшон плаща, что сейчас был надет на ней - Скажи мне, как часто тебе приходилось видеть пьяных леди?
- Ам,… - протянула Ирвен, - довольно часто, а что?
-Тебе ведь не составит труда изобразить одну из таких? - Лорда действительно забавлял тот факт, что Ирвен ещё не разгадала его достаточно нехитрый, но от того не менее действенный, план.
-Да, - в подтверждение Северная Леди кивнула головой, - но что дальше?
-Леди Мэделин, уже поздно. Не окажете ли мне честь, позволив отвезти вас домой? - Лунный Лорд поднялся на ноги, протягивая Ирвен руку. Начав играть свою роль, девушка приняла протянутую руку встала, однако немного переборщила с «покачиванием» и просто упала на Уильяма. – Ой, простите, мне несколько нехорошо.
-Не переживайте, позвольте я вам помогу... - Хитро улыбнувшись, Уильям подхватил опершуюся на него леди и... продолжил идти к выходу из дворца, уже неся её на руках - Не правда ли, так гораздо лучше?
- Даааа, милорд, но вы уверены, что хоооотите отвезти меня в поместье, оно же таааак далеко от дворца. - Как выяснилось, изображать напившуюся даму у неё получалась просто прекрасно, даже голос был похож на порядком поднабравшуюся леди лет так тридцати пяти.
-Я более чем уверен в этом. Не могу же я позволить вам идти домой пешком, там более, если он "таааааак далеко". - Девушка лишь улыбнулась, положив голову на грудь Лунного лорда.
-Отдыхайте. - Тихо сказал он ей, довольно ухмыльнувшись, и ускорил шаг. – «Силы тебе ещё понадобятся» - добавил он про себя.
Мурлыкнув нечто невразумительное, леди действительно позволила себе расслабиться, чем стала ещё больше похожа на перебравшую мадам. Ну откуда Уильяму было знать, что голова у неё и, правда, немного кружилась, от действия мандрагоры.
Лунный Лорд отнёс её к карете, которая уже была готова тронуться в путь и ждала лишь Лорда-Советника Его Величества. Бросив особо любопытным, что завезёт леди Мэделин в её поместье, он оставил Ирвен внутри, а сам что-то сказал вознице.
Через пару минут экипаж тронулся. При этом извозчик, как-то особо грубо пришпорил коней, послышалось их недовольное ржание, животные не желали скакать во тьму ночной столицы, но никто не знал, что это было сделано специально, дабы ни одна душа не услышала лёгкий вскрик юной леди, что теперь во всех смыслах принадлежала «изменнику». Ещё пара томительных мгновений и карета вместе с положенным по рангу эскортом, тронулась в путь, навсегда покидая Редоран, во всяком случае, так думали сейчас те двое, что были заняты исключительно друг другом.
Никто не рискнул не то, что проверять, но и задерживать карету Лорда Советника.
|
- Благоразумное решение. Довольно улыбнувшись кивнул Крауц, присаживаясь обратно. Однако в том, что тебя с самого раннего детства забирают из семьи и насильно воспитывают так, как это необходимо, есть определенные преимущество. Например, сила. А сила и влияние делят со знаниями почетную первую полку потребностей Михаэля. *** - Приехали, сэр! Прозвучало из уст кучера, когда карета подъехала к величественному сооружению. Даже самый последний невежа, не задумываясь, нарек бы это здание дворцом. И не ошибся бы. Несколько башен, вздымающихся вверх, вычурные орнаменты на стенах и искусно сделанные каменные статуи действительно говорили о том, что это сооружение, определенно, принадлежало самой верхушке местного общества. - Благодарю, - кивнул маг, привставая, - надеюсь, мы еще встретимся. Произнес он, после чего быстро провел ладонью перед глазами кучера, избавляя последнего от действия чар. После чего, быстро выйдя из кареты, на секунду замер - величие башни Гильдии Магов, в сравнении с местным дворцом просто блекло. Да, это здание действительно было сооружено гением архитектурной мысли. Крауцу даже на мгновение показалось, что тут не обошлось и без небольшого волшебства, но он быстро отогнал эту мысль - видеть везде оккультный подтекст плохо, ведь его, как правило, не оказывается. А методы уже использованы неверные. Выпрямившись, маг зашагал вверх, по триумфально расстеленному красному, вычурному ковру. Однако всё не могло быть так просто - стоило ему только подойти, как двое невежественных стражников, стоящих на посту, скрестили алебарды. "Мда. Они все здесь такие упрямые?" Подумалось Крауцу, однако виду он не подал. Кивнув каждому из стражей, маг произнес: - Моё имя - Михаэль Крауц. Я магистр Гильдии, прибыл по приказанию короля Ричарда Ральфа Старшего. Завидев нотки страха и смущения в глазах стражей, маг, улыбнувшись, зашагал дальше по открывшемуся проходу. Проходя дальше, маг не переставал восхищаться тому, как здесь было красиво - множественные роскошные статуи, гобелены, картины с изображением монархов. Да, это место определенно импонировало волшебнику - и он, в предвкушении, направился дальше. Однако картина, которую он застал в тронном зале заставила его искренне и широко улыбнуться. - Почему мы должны верить каждому проходимцу, который заявляет, что является посланником Гильдии? Возмущенно заявила женщина в роскошном платье, стоящая посреди зала в пылу горячей ссоры с кучером, отправленным Крауцом самолично. - Ну хорошо-о-о... - с некоторой ехидностью произнес извозчик, доставая данный ему свиток, - вот доказательства! И, несколько секунд покрутив кусок пергамента в руках, разорвал его. Огненная птица в одно мгновение сорвалась с листа бумаги и, взлетев вверх, начала описывать дугу вокруг извозчика. Однако, напротив данным указаниям, она вдруг направилась ко входу к тронному залу. Из которого, медленным шагом и стуча каблуком о каменный пол, продвигался Михаэль. Замерев в определенный момент, она вновь развернулась клювом к знатной даме и кучеру. - И это не единственное доказательство, - произнес волшебник, делая щелчок пальцами. В то же мгновение огненная птица, взревев, рассыпалась разноцветными искрами. - Добрый день, - произнес волшебник, подойдя ближе к женщине.
|
|
|
Портал сбил с девушки все иллюзии, и на посадочную площадку она прибыла уже практически собой. Израненная, отравленная ядом одного из сильнейших мечей, когда-либо созданных Тьмой, она едва стояла на ногах. В памяти всплывали заклинания, что должны помочь ей, но ни одно из них, она не могла произнести, ведь рядом был тот, кто не должен был знать…
Секунды растягивались и, в какой-то момент, Даэра поняла, что уже не сможет помочь себе сама, что придётся пройти через неприятнейшую процедуру смерти и воскрешения. Когда случилось то, чего она ну никак не ожидала, он поймал её и попытался вылечить. ЕЁ – тёмную, вылечить, и кто? Светлый джедай. Что-то перевернулось внутри, и девушка потеряла ощущение реальности перенесясь в прошлое, слишком далёкое прошлое.
Дальнейший разговор всё больше и больше раскачивал и без того пошатнувшуюся стену, отгораживающую её от эмоций и чувств, но самое досадное, что она понимала себя на мысли, что почти влюбилась в него. Но Марек так и не принял её чувств, решив, что ей нужно нечто иное, нежели любовь. Однако барьер всё же рухнул, и теперь Даэра была самым опасным и неуравновешенным существом во всех мирах. Тем временем на площадку прибыли два оставшихся декана, в сопровождении пилотов. Но если Даэраден привёл с собой одного, то Оливия притащила сразу двоих.
Коим предстала весьма интересная картина. Панорама грандиозного города и ночь, резко сменившая день не шли ни в какое сравнение с той невнятностью отношений, что сейчас нарисовывались между деканом тёмного факультета и, казалось бы, вполне светлым джедаем. Им повезло, они не видели и не слышали всего, что тут происходило, было ясно как день, что между этими двумя что-то есть, но вот что? Так и оставалось загадкой, загадкой, неразрешимой, даже для них самих.
Первой заговорила Оливия, окончательно руша все намёки на романтичность:
- Даэра я всё понимаю, Тьма и всё такое, соблазнение, постель, падение – шикарная схема, работает в твоём исполнении безотказно, но мы-то тут тогда зачем? Может, вы уже порезвитесь вдвоём, пока все маяки, защищающие мир не падут, а потом мы будем иметь дело с войсками Хаоса шагающими по миру Хранителя, что крайне весело, учитывая кто наш противник. – Её голос, как всегда не выражал ничего, было не понятно, что именно она чувствует и о чём думает, но так или иначе она была права.
- За собой смотри. – Тихо ответила ей девушка, отстраняясь от Марека, а когда она отошла метров на пять, то превратилась в прекрасного серебряного дракона. Повернув теперь уже морду в сторону остальных мысленно произнесла: - «Чего застыли, перевоплощайтесь или вы хотите так лететь в Междумирье? А что касается вас. – Обращение, предназначавшееся всем пилотам. – Выбирайте себе корабль. Вопросы?»
|
Клубы чёрного дыма стремительно заполнили зал, закрывая всех присутствующих полотнами непроглядного мрака. Напрягая глаза в попытке разглядеть хоть что-нибудь, Марек поднёс свою руку к лицу, понимая, что не может больше увидеть даже собственных пальцев. Закрыв глаза, джедай обратился к паутине Великой Силы. В былое время Сила направляла его действия, и физическая потеря зрения была лишь небольшим осложнением… но сейчас он всё ещё был отрезан от неё, ограничен обычными человеческими возможностями. И всё же, было нечто, что он почувствовал, как бы сильно это место не затрудняло его восприятие. В изнанке мира он ощущал направление взгляда: источник страха, который клубился, словно тёплый пар на морозном воздухе. Но лишь на мгновение. Мгновения ему хватило, чтобы собраться, и следом - холоднее, чем иней вокруг пасти минокки, Марека накрыла волна чужой силы. В спину словно вонзился ледяной кинжал. Рукоять светового меча сама по себе прыгнула ему в руку. Во взгляде Марека, которым он сверлил место перед собой, не было ничего человеческого. И когда тьма рассеялась, он первым оказался перед незнакомцем с повязкой на глазах. - Ситх, - произнёс он одно единственное слово. Его голос был настолько равнодушен, что казалось, будто его абсолютно не трогают ни ворвавшаяся обратно в зал Тёмная, ни вторжение войск на планету, где он должен будет жить и учиться. Лишь пальцы его застыли на кнопке включения светового меча. Джедай ощущал, как нечто - какой-то упругий барьер, препятствует его движению вперёд. Это было проблемой. Потому, что иначе он бы убил его на месте. Не важно, с мечом или без него. Один из тех, кто виноват в войне галактического масштаба, сейчас стоял перед ним и он ничего не мог с этим поделать. Чувство беспомощности вновь захватило его, заставляя Марека собраться, а строки кодекса придали прочности стенам из воли, которые он каждый день возводил вокруг своего сердца. Джедаи – хранители мира. И сейчас было время делать работу джедая. Всё остальное могло подождать, ведь здесь были сотни людей, которые нуждались в защите. Даже маленькая оса может стоить жизни неосторожному пилоту, если заставит его потерять управление. Марек привык ощущать себя осой гораздо большего масштаба. - Я готов помочь, - произнёс он, стремительно приближаясь к девушке. Аура джедая была пропитана нетерпением и желанием сделать что-нибудь. Ещё секунда, и тело его реагирует само по себе, перехватывая в воздухе летящий к нему предмет. Удивлённо посмотрев на флакон с водой в своей руке, Марек перевёл взгляд на человека в потрёпанной рясе, явно бьющегося в истерике. - Пожалуйста, успокойтесь. Ситуация под контролем, - неправильно понял он его. - Вам нечего бояться.
|
Начало дня не предвещало ничего необычного, встав по обыкновению в полшестого утра, я окинул взглядом свою маленькую полутемную келью. Вот уже год эта комнатка с каменными полами, продуваемыми стенами и протекаемым потолком служила мне верным убежищем от соблазнов и грехов внешнего мира. И все благодаря отцу Григорию, воистину великий человек, истинный служитель Господа Нашего! Мысли об учителе возбудили неприятное жжение в спине, оставшееся после вчерашнего умерщвления плоти, но этот мелкий дискомфорт вызвал во мне лишь улыбку, ибо как учил святой отец, лишь идя путем страданий, мы можем достичь очищения души. Резво вскочив на ноги, я стремглав бросился на улицу, прямо навстречу беспощадной стуже. Колючий мороз нещадно кусал мою обнаженную, покрытую свежими шрамами кожу, заставляя содрогаться всей своей сущностью, но самое сладкое было впереди, - обряд омовения. Собрав волю в кулак, я опрокинул на себя ведро с ледяной водой, чувствуя, как немеет каждая частичка моего тела, вытесняя нечистый дух, окутывающий мою душу каждую ночь. Закончив ритуал, я, с трудом передвигая ногами, добрался до своей кельи, ощущая, как жизнь понемногу возвращается в мое тело. Но не время отдыхать! Мигом натягиваю свою старую обтрепанную рясу, - подарок моего драгоценного наставника ко дню моего вступления в новую жизнь праведности и смирения. Тогда я еще был несмышленым грубым юнцом, но пару долгих, но плодотворных лет в закрытом сыром подвале часовни, наедине с учениями Григория, раскрыли мне глаза… каким же я был глупцом! Но хватит об этом думать, это плохие мысли! Встряхнув головой, я тороплюсь на утреннюю проповедь. Зайдя в молельню, с ужасом понимаю, что опоздал и братья начали службу без меня. Мое лицо краснеет, я стою, переминаясь с ноги, на ногу, проклиная себя за неторопливость и недисциплинированность, переводя взгляд с одного монаха на другого и наконец, останавливаюсь на настоятеле. Отец Григорий, хмуро на меня посмотрев, неторопливо подходит и протягивает хорошо знакомый мне предмет со словами: -Ты знаешь, что нужно сделать, сын мой. О да, я знаю! Едва сдерживая слезы, я принимаю дар своего учителя и, не смея поднять глаза, несусь к себе в комнату. Добравшись, я закрываю дверь, готовясь принять наказания, но чувство беспокойства, внезапно, наполняет меня. Это моя келья, но в тоже время и что-то совсем чужое. Все помещение окутано мраком, а в углу стоит что-то напоминающее кривое темное зеркало. Часть меня кричит, - Беги отсюда, спасай свою душу! Но другая настойчиво твердит, что этот морок лишь испытывает мою веру на прочность, и ни в коем случае нельзя сейчас отступать. Подчинившись сему праведному голосу и взмолив Господа не оставить меня в сей трудный час я храбро подхожу к зеркалу и… проваливаюсь во тьму. *** Это… было… ужасно!!! Меня кружило и било как тряпочную куклу во время шторма, мои кишки завязались в тройной узел, я облевал свою рясу и в конце шлепнулся на пол, как мешок с гнилой картошкой. Охая и постанывая, я с трудом поднялся на ноги, обнаружив, что ни черта не вижу. -За что, Боже! За что ты наказал слепотой своё нерадивое творение?! – кричу я во всю глотку. В тот же миг темнота отступает, я мысленно благодарю Господа, за его милосердие, и оглядываю помещение… если его конечно можно так назвать, ибо моему взору открывается колоссальных размеров зал, с изящными гравировками и необычными структурами заполненный огромным количеством народа, самых разных рас и сословий… и не только людей. Тут были существа не похожие на людей, ни лицом, ни повадками: -Бесы – прошептал я, начиная догадываться, куда попал. Пока я осматривался, на сцену, посреди зала, вышел седовласый старец, глаголя что-то про факультеты, занятия, но это было все не важно. Даже когда в зал ворвалось чудовище, похожее на Левиафана из книги Иова, и обернулось мужчиной, это все было лишь частью спектакля. Вечная борьба за человеческие души. Чистилище… И если оборотень представлял Свет, то обращавшаяся к нему женщина была исчадием зла. Эта невеста Сатаны, нежась в лучах своей грязной силы и гордыни, выплескивала на слабых духом свои ядовитые призывы. Но даже этого, ей показалась мало и в гневе она обрушила свое страшное оружие на старца, но, несомненно, именно божия длань сберегла его от страшной участи, разрушив планы нечистой. Я сжал в руке свой крест, моля Господа изгнать демонессу в пучину ада, где ей самое место, но он не слышал моих призывов: - Я остался один, но не чувствую одиночество, со мной моя вера,- шептал я, с омерзением глядя в спину удалявшейся твари, - да благословит и сохранит меня Господь, не дав сгинуть в этом проклятом месте!
|
-
Отыгран даже слабый бросок на щит. Безупречная игра.
-
С правильного человека берешь пример, однако! ;D
|
-
Давно так не смеялся.
-
Годно. Но дважды в топ - моветон будет.
-
Смеять плохие модули - дело полезное и нужное. И веселое.
-
ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!
-
Это сделало мой вечер. День. Неделю.
-
Это бесподобно!!!
-
Лол))) Прикольно))
Доплыв до океана, угри столкнулись с проблемой: они были рождены в пресной воде, когда тут она стала солёной. Да и температура ниже нуля не шла хладнокровным на пользу.
Альтернативная физика, одобряем. Ну и биологию тоже. А как мы одобряем хладнокровие угрей! Не то, что мы, нервные перепуганные гоблины.
Солёная вода вроде как замерзает при более низкой температуре фероглобина Хочу признаться - этот элемент я выдумал сам. А тот факт что действительно есть меня не коснулся.
-
+
-
Доставило тем, что иногда вообще не понятно на каком это языке, что с такой дьявольской хитростью мимикрирует под русский! Как сим-ток: вроде что-то смутно понятное во всё этом есть - но ничего непонятно=)) Похоже, мы становимся свидетелями рождения на ДМе нового жанра игр!
-
Да! Я верил, что этот шедевр просто обязан попасть в поле зрения всевидящего ока Саурона неподражаемой Фиолетты Пасквиль:) ну и конечно Автсралия)
-
Складывается ощущение, что это у автора вместо мозга - субклеточный червь-симбионт.
-
Спасибо за труд! Порадовало. Больше разборов, хороших и годных! :)
-
"У берегов Автсралии" О ужас!
|
-
Наконец-то прочитал. Шедевральный пост. Атмосферный, стильный, эпичный. Да, я определенно поучаствую.
|
Маг, в очередной раз за несколько дней проснувшись в холодном поту, привстал. Ночные кошмары, которые взяли своё начало еще в ту ночь, которая последовала за отъездом из уже мертвой деревни, не прекращались до сих пор. На этот раз маленький мальчик, который уже был готов вот-вот задушить магистра, исчез вместе с ослепляющим солнечным светом, полившемся в глаза отнюдь не во сне, но наяву. Спустив ноги с кровати и протерев глаза, маг задернул штору, которая, отодвинувшись, вырвала его из мертвецкой хватки мертвого мальчика. - Как долго еще? Крикнул он кучеру, вставая и начиная одевать чистый комплект одежды. - Совсем скоро будем уже! - прокричал в ответ извозчик, - уже почти полдень же. Маг, удивленно замерев, выглянул в небольшую фотрочку, коей была снабжена дверь кареты. И ведь действительно - солнце уже было почти в зените. Маг недовольно покачал сам себе головой, мол, "плохо это. очень плохо" И, одевшись, вновь присел, начиная делать какие-то заметки в личный дневник о путешествии, которое проходит куда менее плавно, чем хотелось бы. *** - Подъезжаем, мэтр! Эредин! Эти слова, казалось, прозвучали как победный клич. Эредин - город, которым так грезил Михаэль за последние несколько лет. Город возможностей, город самых сливок всего интеллигентного общества материка! Да, это место, которое действительно будет под стать Крауцу. Это место, которое достойно того, чтобы Крауц играл некоторую роль в его жизни. Уже давно были видны трибуны, возвышающиеся возле стен города. Турнир. Маг был наслышан даже в Гильдии о турнире, устраиваемом в Эредине для рыцарей. Маг находил это занятие весьма забавным - понаблюдать за тем, как некоторое количество мужчин, облаченных в доспех и только и умеющих, что орудовать различного рода орудиями убийства да бросать направо и налево громкие обещания, сражаются друг с другом для того, чтобы узнать, кто из них овладел этим примитивным искусством в большей мере! Замечательное времяпрепровождение, не так ли? Но, как бы то ни было, это мероприятие собирало множество влиятельных особ, а именно это и было интересно Михаэлю. Волшебник считал, что знакомства нужно заводить настолько быстро, насколько возможно. Ведь Архимагистр вряд ли стал бы нарекать какое бы то ни было место "змеиным гнездом" просто так. - Действуй следующим образом, - обратился Михаэль к кучеру, - сейчас отправляйся в замок, оповести о моём прибытии. Это должно тебе помочь. С этими словами маг вручил извозчику лист пергамента с нарисованным на ним фениксом. Однако хитрость заключалась в том, что если этот лист пергамента разорвать, то феникс, срываясь с поверхности бумаги, облетал некоторую окружность вокруг держащего свиток и исчезал в дыму. Не возникало сомнений, что подобный эффект нельзя было воспроизвести никак, кроме волшебства. А именно это и было необходимо Крауцу. Доказательство того, что волшебство действительно имеет место быть. - Если тебе не поверят, то разорви этот пергамент пополам. А меня сейчас высади возле трибун. У меня есть некоторые дела... *** Турнир. Огромное количество возгласов со всех сторон, восхищение дуэлянтами, ажиотаж, суматоха. "Суета..." Подумал маг, однако, напротив своему не совсем яркому и позитивному направлению мысли, расплылся в широчайшей улыбке. Он достиг того, чего жаждал так долго. Он находился там, где ему место - среди знати. А не среди книжных червей, не видящих ничего дальше собственной книги заклинаний. Ну, это в лучшем случае. "Итак, пора веселиться, Михаэль?" Обращаясь сам к себе, подумал Крауц. И, согласившись с самим собой, выхватил из сидящих наиболее яркую и привлекательную особу, коей оказалась дама с огненно-рыжими локонами, с поддельной застенчивостью отмахивающая от себя веером всю ту суету, что царила вокруг. Подойдя к ней, волшебник произнес, кивая на ближайшее свободное место: - Позволите?
-
перечитывал тут ветку, и что-то захотелось плюсануть всё-таки:) ну а если захотелось, то почему бы и нет)
-
приятный слог, занятный персонаж
|
-
- Бля, куда ты почесала-то, женщина.. - тормознул Карабас глупое отверстие, которому так и не терпелось светануть перед общественностью своим богатым внутренним миром. ))))))))))))
-
Неплохо!
-
Ишь какой придирчивый.
|
Те, кто в доме
Решено было, что наверх пойдут трое, Лакнер, Жак и Себастьян, а остальные внизу останутся. И правильно это было - лишняя толкотня ни к чему хорошему привести не может. По едва скрипящим ступенькам, залитым кровью целительницы, отважная троица отправилась туда, откуда доносился гадкий смех. Страшно им было, но решимостью преисполнены были сердца. На второй этаж поднявшись увидели, что настежь распахнута спальня хозяйская, которая ранее была заперта. Заглянули в комнату. Зрелище жуткое предстало пред героями: на кровати огромной, под навесом полупрозрачным, на испачканных кровью простынях, лежит безголовое тело Халлары. Одежда сорвана с него, ужасные раны глубокие всюду, кишки наружу вытянуты и раскиданы вокруг, во многих местах видны следы странные, как будто от укусов. В углу же, тварь страшная, роста огромного, лапы когтистые с сердцем жертвы играют так, словно это мячик какой-то. И на вас смотрит монстр глазами, что горят пламенем ярко-желтым. Пасть неровной линией багровой очерчена и полна зубов устрашающих. От вида чудища этого, словно из тьмы ночной сотканного, сердце в пятки уходит. Всего секунду смотрел на вас монстр, а после с криком пронзительным, от которого уши заложило, в атаку бросился. Те, кто внизу остался, только этот крик страшный и слышали, и хотя не видели самого монстра, нельзя сказать, что не было им страшно. Тем более, что с улицы странные звуки донеслись, лай собачий, рык волколаков и крики людские.
Авл Брут, его зверек и бравые легионеры
И двинулись все в сторону усадьбы. Двадцать легионеров, десяток псов боевых, два декана и сам Брут. Поначалу волколаки не сообразили даже, в чем дело, когда же заметили приближение людей отреагировали сразу же. Три десятка тварей огромных, гораздо крупнее и сильнее волка обыкновенного, навстречу двинулись неспешно, как воины матерые. Спустили собак легионеры. С лаем бросились в атаку псы. Конечно, они послабее монстров лесных были, но зато в броне особой. Связали атакой своей нескольких волколаков, а там уже и легионеры подоспели. Плотным строем, сбив щиты, наступали воины, те, кто во второй линии шел - пилумы бросали, те кто в третьей - стреляли из луков. Несколько чудищ упали на снег, прежде, чем до ближнего боя дело дошло. Рубились легионеры лихо, за долгое время поднаторев в битве с подобными тварями. Яростнее прочих сражался Гай, который с каждым ударом своей огромной секиры уменьшал численность врага. Быстро в бегство обратились волколаки, понимая, что не смогут одолеть людей. Победу одержали воины легиона, хотя и без потерь не обошлось.
|
Ночь не принесла Нуару долгожданного отдыха. Более того, он настолько был измучен этим сном, что встал намного раньше, чем это требовалось. Конечно, и до этого утра Аксидий просыпался задолго до пробуждения Энии, но сегодня, ему удалось переплюнуть даже самого себя. Мысли о предстоящем турнире, не могли дать ему успокоиться.
Нет-нет, Сид далеко не был трусом, однако, стоило ему лишь закрыть глаза, как он видел трибуны, битком набитые зрителями, сквозь небольшую щель в забрале. В руке своей, Нуар ощущал тяжесть копья, и весь мир под ним плясал и вертелся, в такт раззадорившемуся коню, с нетерпением ожидавшего начало схватки.
Каждая секунда, тщетно потраченная на попытки уснуть, приносила мужчине видения его возможных боев, и противников. В своем воображении, он рисовал картины атак оппонентов, и собственные попытки от них уклониться, и ответить на выпад ударом копья. Ругая себя за тщеславие, он так же старательно выдумывал и более плачевные последствия, как если бы его сбили, или нанесли любой другой серьезный урон.
Но вновь, буйная фантазия, и такие ситуации разукрашивала в яркие тона, облагораживая своего хозяина, в стремлении продолжить схватку даже с увечьем. Нуар пару раз словил себя на мысли, что он даже желал подобный исход, дабы иметь возможность продемонстрировать свое мужество и мастерство.
Постепенно, мысли в его голове угасали, сменяясь сумасшедшими, и абсолютно бредовыми картинками. И в тот момент, когда Аксидий перестал различать безумие и явь, он и погрузился в сон.
******
Даже не имея возможности хорошо поспать, утром Нуар был довольно бодр. Однако, погруженный в свои думы, он будто тень скользил за сестрой, иногда даже пропуская мимо ушей ее слова. Несколько раз попавшись на подобной невнимательности, он поклялся себе поскорее отвлечься, но даже Энии было не под силу прогнать грызущее его предвкушение боя.
******
Ожидая своей очереди, уже будучи облаченный в доспех, мужчина с интересом смотрел на другие поединки. Чужая битва заставляла его кровь закипать, а взволнованное сердце разносило этот жар по всему телу. Аксидий был уверен, если в сей же момент, его очередь не настанет, это безумное возбуждение изжарит его изнутри. Несколько раз громко фыркая, он отводил взгляд от бойцов, стараясь унять накатившее волнение.
Как же он желал скрестить клинок с тем бездоспешным воином. И, пусть даже, поединок решился бы и не в его пользу, полученный опыт оказался бы бесценен.
Ох, как же он хотел просто пуститься в бой! С любым противником, лишь бы поскорее настал этот момент. Гонимый возбуждением, мужчина по несколько раз подходил к своему коню, похлопывая того по крутым бокам, и приговаривая: - Сейчас-сейчас... совсем немного... Волнение хозяина передавалось и животному, и конь уже и сам начал переступать с ноги на ногу, жадно глотая воздух задолго до разминочного круга. Желая придать себе большей маневренности в седле, Нуар укоротил путлища, дабы иметь возможность сильнее приподняться на ногах, в момент выброса копья, и, при возможности, уклониться от шеста врага. Конечно, подобное ухищрение грозило сбить не только всадника, но и повалить коня, однако Нуар готов был рискнуть животным, ради этого небольшого преимущества.
-
Превосходно.
-
зря прибеднялся, да
|
|
Накануне Эния уснула, стоило только голове коснуться подушки. Может, даже раньше.
Утром же, даже несмотря на теплые играющие с ее волосами лучи порядком вставшего над горизонтом солнца, подниматься навстречу новому дню Эния не торопилась. Что толку будет с нее, если она начнет носиться чуть свет. Положив начало спешке уже по пробуждении, рискуешь провести так весь день. Сегодня же ей требовались обстоятельность и время на размышления, дабы не сказать лишнего, не обделить вниманием кого не следует, быть щедрой на взвешенные эмоции.
Пока же Энии просто не хотелось вставать. Подумать только, стоит только спустить с кровати всего лишь одну босую ножку и закрутится-завертится день перемен, не остановишь. Потому Леди Тинтур лежала и с удовольствием представляла, как удивляется, наверняка, ее утренней лени Грета, в нервном ожидании ходит по своей спальне Аксидий, облегченно вздыхает за десятичасовым завтраком Гектор. Уже несколько раз обещая себя, что встанет, едва досчитав до десяти, Эния столько же раз себя и обманывала.
Из проема огромного шкафа в крошечную щелочку с укоризной взирало на нее приготовленное специально ради турнира платье. Ждали своего часа роскошные украшения. Нетерпение витало и накапливалось в воздухе. И, стоило ему достичь своего апогея, Эния недовольно зевнув, переходя при этом на протяжный мяукающий стон, почти скатилась с кровати. Оглядев себя в зеркале – придирчиво, но с плохо скрываемым удовольствием, леди Тинтур взялась за инструмент призыва прислуги и принялась восторженно трясти им, пытаясь, похоже, изобразить какую-то мелодию. Выходила та слабо угадываемой, но тем не менее Грета явилась, улыбчивая и готовая выслушивать программу утреннего туалета.
Спустя час приготовлений и нескольких умело выуженных пикантных подробностей из личной жизни служанки, Эния отпустила, наконец, зардевшуюся Грету, чтобы еще раз полюбоваться тем, что получилось.
*** Выехав из дома в полдень, леди и ее телохранитель отправились прямиком в ее пустующие апартаменты на краю города, специально предназначенные для всякого рода тайных дел, где чужим носам не было места. Целью посещения маленькой двухэтажной квартирки на это раз было превращение Нуара в таинственного лорда Грана. Оттуда, спустя час смены личности, обсуждения планов и корректировки манер, Эния вышла уже в сопровождении вышеозначенного инкогнито.
Выбрав для перемещений закрытый экипаж, Эния не прогадала – простой люд, по случаю турнира, топтался там и тут, как медведи возле улья. К тому же лишний раз попадаться на глаза в сопровождении ранее неизвестного лорда Энии не хотелось. Все эти расспросы, разговоры и ненужные любезности сейчас только отвлекли бы ее, убили ее сосредоточенность.
*** Явились они как раз к началу общей схватки, где по легенде должен был участвовать и Нуар. Любезно кивая знакомым и восхищенно улыбаясь тем, кому ее представляли, Эния, наконец, в гордом одиночестве достигла своего места. Королевской семье был подарен один из ее глубочайших реверансов и очаровательная улыбка, способная растрогать даже старую озлобленную деву, то бишь королеву.
Достав веер, дабы отгонять от себя пыль и создавать вокруг знойное поветрие, хоть как-то пытаясь привлечь прохладу на свою сторону, Эния восседала, гордо выпрямив спину, и раздавая то и дело приветливые взгляды.
Когда началась схватка, она то и дело картинно хваталась за сердце и прикрывала глаза веером – мол, леди не пристало видеть столько крови. Все это, действительно, выглядело неприятно – раздробленные колени и разбитые носы, выколотые глаза и сломанные ребра. Однако, по завершении она уже, как ни в чем не бывало, улыбалась победителю и восхищенно ударяла одетой в атлас ладошкой по вееру, изображая бурные овации. Бездоспешный был их достоин – разрядил атмосферу, как и было необходимо.
Предвкушение последующих событий едва не заставило ее нетерпеливо ерзать на месте, но на счастье, возле нее, наверняка, не случайно, очутился ее старый, во всех смыслах, знакомый – весьма прославленный, но уже не выступающий в силу возраста, тенор, некогда любимец короля и его отца, предыдущего короля. Разговор скакал по поверхностям различных тем – от банальной погоды до политической обстановки и едва-едва, самыми кончиками вопросов касался личной жизни Энии, о чем старик всегда был не прочь разузнать побольше. Жаль, леди Тинтур еще не разу не пошла на поводу у его любопытства…
-
Момент с пробуждением очень порадовал) Крайне правдоподобно, реалистично. Большей частью отражает мои мысли утром выходного дня :)
-
Как же мне нравится, как ты пишешь, эх...
|
|
-
Ох и жесткий Фиолетта человек
-
ату их ату, свора жаждет крови :-[
-
Прекрасна, как всегда!!!
-
Ну вот. А кто-то мой юмор считает паршивым. На самом деле все это печально. Пост уныл чуть более, чем оригинал, а то, что ЭТО попало еще и на главную очень удручает. Я считаю, что начинающих мастеров нужно вдохновлять, наставлять, а не быдлопетросянить над низким скиллом мастерства.
-
M-lle Пасквиль бытуют в ударе сегодня
-
Я джва года жду такую игру. Впрочем, не ее одну, но за обзор спасибо)
-
Случайно наткнулся на главной странице:) бесподобно) Ты вырезал свою семью! Я тоже ее вырежу! Точно так же! )))))) п.с. Идея с газетой потрясающая. Реклама бы не помешала небольшая, а то я к примеру только сейчас о ней услышал.
-
Сначала смеёшься, потом грустишь. Больше половины "смишнявочек", по-моему, высосаны скорее из особого отношения критика к игре, нежели из самой игры, бесспорно забавной.
Пахнет дурным петросянским критиканством.
-
+
-
Великолепно. Других комментариев наверное не найду...
-
Даа, ДМ - определённо очень... приятный проект, который, не побоюсь цитаты, "дает полную свободу полету фантазии мастера". А потом радостно препарирует.
-
С одной стороны лестно попасть под всевидящее око великих и клыкастых модеров всея ДМа!=))) С другой стороны: антиреклама - тоже реклама! Благодарю за внимание! *низкий поклон со сцены* ^_^
-
эх, малышня о.о
-
Охржакааааыыыы:) Особенно суровость непростых военных лет доставляет. "U for Umerenno"! Я б так игру какую-нибудь назвал...
-
Благодарю. Доставило :3
-
Атас! Сено гниет!
-
Заряд позитива! Спасибо
-
Лал. Даже не знаю как выразить свое неудовольствие.
Прочитал 1/3.
-
Флешмоб плюсиков! А по серьёзному, этот пост сделал мой день.
-
Злые вы. Пост до главной довели, мастера — вероятно — до истерики. И депрессии. В меру суровой.
-
утутут
-
))
-
Смешно. Да.
|
"Это не моя история. Это история, лишь рассказанная мной. Случилась она с одним молодым человеком. Вы вряд ли его знаете. Ведь его лавка далеко от главных улиц, сокрыта множеством переулков и дворов. Но если вы хоть раз обращались к нему за помощью, вы по достоинству оцените его мастерство. Ах, разве я не сказал? Он часовщик. Сначала он был только сыном часовщика. Но сейчас он самый настоящий мастер. И не спрашивайте меня, что случилось с его отцом! Это сейчас не важно. Ведь я хочу рассказать вам не о нем, а о его сыне. Приемном, к стати. Поэтому я упущу подробности и о матери мальчика, которая отказалась от дитя. О, пусть мой рассказ не покажется вам выдумкой старого человека! Случившееся было на самом деле! Хотя события, имеющие место в этой истории, и правда кажутся фантастическими и странными. Необъяснимое часто пугает, заставляя выдумывать ему оправдания. Но прошу вас поверить мне, ибо ничем, кроме правды, произошедшее не объяснить. Уолтер Смит. Тот, кто оживил эту историю. Я уже слишком стар, чтобы хранить чужие секреты. Пришла пора очиститься и поделиться с вами тем, что я знаю сам. Конечно, прошло много времени, но я помню все, рассказанное мне молодым часовщиком Смитом. Это случилось в Британии. Была осень. Лондон буквально утопал в бесконечных дождливых слезах... "
Была осень. Лондон буквально утопал в бесконечных дождливых слезах. Черные тучи, не сходившие с неба, перечеркивали границы дня и ночи. Все казалось ужасно однообразным и тоскливым. Да еще и ветер, гулявший по узким улочкам. Но если ты живешь в Лондоне больше месяца, ты начинаешь привыкать к капризам этого города. Ты больше не ругаешься на погоду, будто бы проклинающую всех англичан за только ей ведомые обиды. А просто надеваешь плащ, выходя из дома, и стараешься быстрее передвигаться по темным улицам. Не везде стоят фонари. А те, что молчаливыми стражниками горят случайным путникам, дают слишком мало света. Поэтому рассеять непроглядную тьму в британской столице было некому.
Уолтер Смит по обыкновению вышел из дома раним утром. Он точно был уверен, что сейчас именно раннее утро, потому что имел самые точные часы. Да к тому же был часовщиком. Дождь, всю ночь барабанивший в окно, все не стихал. Но и не усиливался. А это уже было неплохим началом нового дня. В прочем, этот день мало чем отличался от вчерашнего или позавчерашнего. А потому молодой человек шел привычной ему дорогой, задумавшись о самых обыкновенных для него вещах. На улице было ни души, что тоже было делом вполне обыденным. Но когда до мастерской, где он работал, оставалось каких-то двадцать метров, что-то все же изменилось. Уолтер явственно ощутил чье-то присутствие совсем недалеко. Ощутил чей-то взгляд в свою спину, буравящий, не отпускающий. Обернувшись, он мог заметить скользнувшую за поворот тень. Ее он заметил краем глаза. И наверняка не мог утверждать, привиделся ли ему скрывшийся силуэт или там и правда кто-то был...
|
-
Никогда не умел сочинять стихи :) Великолепно.
-
Живая картинка ^_^
-
Хорошая, интересная ветка. Жалко продолжения не будет, придется придумывать.(
|
|
-
А еще я видел, что уже спустя мнговения все кланы - от Кровавых воронов, до самых малых семеек с востока орали "Вождь!". Орда уже появилась - с нажимом выделил Гром - и она не будет сидеть в болотах и кормить кровососущих падальщиков. Она пойдет на твердую землю. прочувствовал эпик)
|
Проделав немалый крюк из комнаты сестры, через кухню, Нуар почти незаметно выкрал знатный кусок птицы, прямо из-под носа тучной кухарки. Сам факт воровства замечен не был, однако, толстуха к огромному удивлению Сида, умела быстро и точно считать, отчего пропажа была обнаружена моментально. Конечно, не настолько быстро, чтобы быть схваченным за руку, однако достаточно, чтобы успеть выслушать гневные вопли, посвятившие телохранителя во все грязные подробности половой жизни его предков.
Кашляя от надрывного хохота, Сид вывалился на улицу, получив неописуемое наслаждение от произошедшего конфликта. Пусть эта дура жалуется "господину" - всем известно, что Гектор тщетно попробует отчитать сестру за отсутствие дисциплины среди слуг, а та со спокойной душой спустит Нуару его очередную проказу. Всегда спускала. Ну, или он просто никогда серьезно не относился к ее упрекам...
С досадой осознав, что украденная ножка еще не успела до конца приготовится, Нуар успокоил себя мыслью, что это намного лучше, чем если бы кухарка начала добавлять в мясо мышьяк, пытаясь предотвратить очередную кражу. Вкус полусырого мяса, был ненамного хуже его более готовой версии, и оттого оно улетело почти в миг. Правда, от костей его отрывать было проблематично...
Именно за этим занятием - обгладыванием костей, - и застала нашего героя весть о пропаже знатных персон.
Нокс - фамилия весьма известная. Не трудно поверить в то, что ради возвращения этого парня, граф выложит немало денег... А что за Райс?.. Райс-Райс-Райс... Да кому нужна Райс, когда похищен Нокс?!.. Хотя, вопрос тут весьма спорный. Первая-то просто пропала, а вот сынка могли похитить довольно влиятельные личности. Сын Нокса... нет, тут точно пахнет Артоданским заговором! Кто еще сомневается в скором вторжении? Ха.
Поди, все с ног сбились, в поисках. Но, у большинства из них не было того, что было у Нуара - связей в королевской страже, а так же мозгов, которых, к слову, той же страже и не хватало... Единственным достойным конкурентом в поисках мог стать Стэфан, со своими вездесущими псами. Но, Нуар почти уверился в том, что Глава Тайной Службы возьмет след похищенного Нокса, оставив леди Райс без должного внимания.
Добыча менее знатная, однако, все же лучше обглоданной птичьей ножки в руках. Вздрогнув, выныривая из размышлений, Аксидий вспомнил о похолодевшей косточке и, хорошенько размахнувшись, закинул ее куда подальше, даже не успев оценить полет.
- Доспехи... - проворчал мужчина, уже почти готовый пуститься на поиски. Вытерев жирные руки об одну из тех немногих рубах, уцелевших после ночных похождений к сестре, он вновь лениво прислонился к перилам, изредка поглядывая в сторону окна Энии.
Нет, но ее вертлявость его все же сильно разозлила! Какое недоверие... Мужчину бесил тот факт, что он имел слишком мало власти над этой женщиной, в то время как она захватила его почти целиком. Даже в постели...
- Ммм!!! - со злостью промычав, Аксидий стукнул сапогом по ступеньке. А затем еще раз, и еще, и...
За сим непристойным занятием его и застал курьер, соблаговоливший, наконец, доставить заказ.
Отчитав его благим матом, Нуар забрал доспех, и поспешил запрятать его подальше, на короткое время отвлекшись от мыслей о поисках.
- Миледи... - три мощных удара в дверь, которыми проще ее выбить, нежели просто попросить войти, - Ваш заказ был доставлен. Прислушиваясь к происходящему внутри, он еще раз с силой ударил в дверь, явно давая понять, что желал бы войти. - Леди Эния?
|
После столь длительной прогулки, возвращение домой было истинным наслаждением. Патрулирование улиц Эредина, и многочасовые тренировки даже рядом не стояли с обычным дамским променадом. Взмыленный и насквозь пропотевший, Нуар поспешил возвратиться в свою комнату, где рухнул на кровать, и пару минут уделил праздному лежанию на брюхе, на каждый вздох выдавая неразборчивое мычание. Когда первая волна утомления откатила от ног и спины, мужчина усилием воли заставил себя подняться. Вопреки велению Энии мыться каждый день, в этот раз он решил обойтись лишь сменой одежды, почти искренне пообещав себе обтереться ближе ко сну. Слегка остыв и придя в себя, телохранитель, так и не дождавшись условного сигнала, направился в покои сестры, дабы сопроводить ее на условленное свидание со старшим братом. Не тратя время на стук, он просто отворил дверь, и тут же поинтересовался: - Я могу войти? И, не успев услышать ни то, чтобы возгласа одобрения, вообще никаких звуков, проскользнул внутрь. Эния в задумчивости сидела перед зеркалом и едва заметно вздрогнула, стоило Нуару бесцеремонно вторгнуться в ее владения. - Ты меня напугал, - бледным от отсутствия каких-либо эмоций голосом, проговорила она, все продолжая смотреть на отражение в зеркале. - Прошу прощенья, - без тени сожаления извинился Нуар за свое вторжение, - Пытался застать вас без платья. Последнее, судя по тону, он пытался использовать в качестве оправдания. Однако, так не дождавшись со стороны сестры хоть каких-то намеков на веселье, он убрал с лица самодовольный оскал, оставив лишь легкую ухмылку. Видимо, леди Тинтур так и не отдохнула после прогулки - вокруг глаз залегли тени и даже, казалось, новые морщины щедро украсили лоб, но по приближении стало ясно - так падал свет. Пальцы беспокойно теребили кулон - незатейливый медный, без каких-либо опознавательных признаков, абсолютно гладкий, словно обратная сторона часов. - Отец дал его мне перед тем как умереть. Сказал, мать передала его мне, когда поняла, что не выживет после родов. Он всю жизнь хранил кулон у сердца. Такова была его маленькая месть мне - он так и не смирился, что именно я, любимая дочь, отняла у него любимую женщину. - Нам необходимо сместить власть в этом доме... Он бы этого хотел, - со стуком Эния вернула кулон в дорогой работы шкатулку и посмотрела, наконец, на Аксидия. Во взгляде не было ничего, кроме решимости. - Момент как нельзя лучше - турнир, бал, ожидание войны, волнения. Выслушивая короткое предисловие к предстоящему разговору, Аксидий бесшумно подошел ближе, каменным изваянием застыв возле Энии. Стоило ей подойти к самой сути, как он вновь начал скалиться, выражая свое бесконечное удовольствие. - Одно твое слово - и голова Гектора давно бы лежала возле ног, - капризно протянул телохранитель, - Второе слово, и то, на чем намалевано лицо Олоиса, я бы принес тебе на блюдце... Или ты все еще хочешь обойтись без смертей?.. Наконец, Эния улыбнулась - ухмылка расползалась по лицу неприятной полосой, придавая взгляду нечто хищное. Она продолжила смотреть на Аксидия в зеркало, причем к интересу примешивалось что-то еще, едва уловимое, но не оставляющее равнодушным. Восхищение? Желание? Страсть? - Я хочу обойтись без прямого убийства, Нуар. Твои руки должны оставаться чисты. Впрочем, как и мои.
Эния встала, чтобы повернуться к брату: - Сейчас гораздо важнее предъявить тебя обществу. Мы живем при очень удобном правителе. Король жалует своих бастардов, так почему в других семьях должен быть другой порядок? - хитро ухмылялась она. - Твоя задача - заявить о себе на турнире, мой загадочный козырь, - пристально вглядываясь в лицо Аксидия, Эния уже через секунду стояла настолько близко, что он мог слышать ее дыхание.
- Помоги мне переодеться, - прошептала она, - не хочу звать Грету сейчас. - Да... не нужно Грету... - положив руки на талию сестре, он грубым рывком подтянул ее чуть ближе. Пару секунд внимательно разглядывая платье, стоя почти в упор, Нуар громко выдохнул через нос, и повернул девушку к себе спиной. После целого дня томительного ожидания, он все же сделал то, на что так и не решился утром - пока одна рука все так же покоилась на талии, вторая прикоснулась к обнаженной части спины, скользя вверх по нежной коже. Ладонь замерла на плече, пока большой палец чуть нервно поглаживал шею. - Она ведь сюда не придет без зова?.. - взглядом найдя в отражении глаза Энии, осведомился Нуар, пытаясь одной рукой развязать платье. - Лучше запереть дверь, - в узком корсете Эния ходила весь день, но отчего-то только сейчас почувствовала, как задыхается. Сделав несколько слегка затрудненных вдохов, она попросила: - Сними его быстрее, сними.... Кожа покрылась тысячами мурашек и леди Тинтур, к своему стыду, не смогла сдержать стон. А надо сказать, что Эния всегда превосходно владела собой. Нуара не нужно было просить дважды. Руки стали быстрее развязывать злополучные шнурки, и, только лишь корсет ослаб для свершения полного вдоха, мужчина нетерпеливо обнял сзади сестру, припав губами к шее. Едва ли не пуская в ход зубы, он задыхаясь целовал ее, боясь пропустить хоть миллиметр. На короткое время утолив свой аппетит, он все же укусил ее в плечо напоследок, и вновь отодвинулся, чтобы сорвать платье, которое уже успел возненавидеть. Представ перед Нуаром в своей наготе, Эния и не думала смущаться. Будто бы не было для нее разницы между одетой и обнаженной. Не пугало ее и запретное сближение. Казалось, у этой женщины не было границ - это пугало и возбуждало одновременно. Невозможно было предугадать, как она поступит в следующий миг... Она позволила брату изучать ее тело, долго, жадно, прикасаясь и целуя, но уже со следующим его вздохом его собственная рубашка разлетелась по комнате десятком пуговиц, треском рвущейся материи и мелкой пылью поднявшихся в воздух ниток - Эния знала, чего хотела и остановить ее могла лишь смерть. - Гляжу, ты наловчилась... - со смехом выдохнул Аксидий, прижав девушку к оголившейся груди. С наслаждением ощутив соприкосновение обнаженных тел, он несколько мгновений разглядывал ее лицо, прежде чем позволить себе поцеловать сестру в губы. *** Когда все было кончено, Эния повернулась на живот и довольно промурлыкала - Жизнь хороша... Довольно промычав в ответ, Аксидий улыбнулся сквозь поцелуй, наслаждаясь последними мгновениями близости. Обессиленный и счастливый, он лежал на спине, не в силах пошевелиться. Сердцебиение постепенно успокаивалось, и дыхание становилось ровнее, однако тело все еще отказывалось слушаться, пребывая под толстым слоем неги. - Гектор... - резко выдохнул Нуар, напомнив себе об изначальной цели визита, чтобы хоть немного взбодриться, - Тебе нужно к нему... и, наверно, все же стоит позвать Грету... Немного растерянно, мужчина запахнул рубаху, пытаясь застегнуть ее на ощупь. Бегло пройдясь пальцами по ткани, и, с запозданием вспомнив, что пуговиц на ней уже не осталось, он издал досадный вздох, махнул рукой, и вновь расслабился. - Это уже вторая рубаха за месяц... - пробормотал он, все так же, невидящим взором уставившись в потолок, - ... твоя страсть к уничтожению, меня порой пугает. Полежав еще немного, Аксидий сделал усилие и встал. Натягивая штаны возле зеркала, он с интересом разглядывал себя в отражении, слегка критично склонив голову на бок: - Как думаешь, Алисе понравится?.. - спроси он, переведя внимательный взор на сестру, - Ей, верно, до этого не приходилось бывать с настоящими мужчинами... Не успев закончить мысль, он переключил внимание на пол. Оглядев его хорошенько, телохранитель нашел несколько потерянных пуговиц, предусмотрительно спрятав их подальше. Подобная россыпь могла бы привлечь внимание особо пытливого ума, а образованию слухов, пусть даже и среди слуг, бастард позволить не мог. Вновь погрузившись в задумчивость, Эния только улыбалась в ответ на реплики Нуара, затем исчезла в огромном, словно целая зала, шкафу и появилась оттуда в платье, гораздо более скромном, недели предыдущее. - Изумрудный восторг, знаешь, ли стоит, как сотня твоих рубах, - вертясь у зеркала, бросила она через плечо и выразительно поглядела на порванное платье. - Я подожду, пока ты переоденешься, - проведя тыльной стороной ладони по щеке Нуара, она буквально отвела его к дверям, что тут же безжалостно закрылись, звякнув ключом в замочной скважине. *** Когда настало время идти к Гектору, леди Тинтур, чересчур сосредоточенная, вышла к ожидавшему ее Аксидию и прежде чем отправиться по многочисленным коридорам их огромного особняка, дала последние наставления: - Если услышишь, как кто-то направляется в кабинет, стукни два раза. Если я не отвечу, всеми силами задержи посетителя. Услышишь шум в кабинете, не входи, пока я не позову, - Эния договорила, наконец и без промедления исчезла в покоях Гектора, откуда тотчас же послышался ее щебечущий голосок. - Гектор, милый Гектор, - Эния впорхнула в комнату, как ни в чем не бывало, сделав вид, что не видела неприязни на лице брата. Подобное отвращение она наблюдала не больше-не меньше лет восемь, можно уже и привыкнуть. - Чудесный день, у тебя тоже? - не дожидаясь приглашения, она уселась в его любимое кресло, у камина, который по случаю жары был неуютен и пуст. - Представляешь, у меня уже есть платье для бала! В прошлый раз, помнишь, буквально к выезду дошили, а нынче все как будто мне благоволит! - конечно, эта информация была Гектору, что мертвому припарки, но Эния немилосердно продолжила, - еще осталась прическа, вот тут, конечно, проблема... Забрать волосы вверх или распустить...я еще не придумала и так мучаюсь... Гектор, изображая чрезвычайно занятого человека, макнул перо в стоящую на столе чернильницу и, не глядя, расписался на каком-то листе, старательно изображая бурную деятельность. Высказывание Энии о чудесном дне он попросту проигнорировал, посчитав риторическим. На время рассуждений о степени готовности платья, "занятой" Гектор решил тоже воздержаться от комментариев. Однако, когда монолог Энии перескочил на детали её завтрашней причёски, он всё же не выдержал: - Эния, я очень занят, - лорд Тинтур сделал особый упор на слово "очень", отдельно выделив его соответствующей интонацией, - Если ты пришла обсудить со мной детали своего наряда, то для этого у тебя есть твой замечательный телохранитель. Гектор, вновь возомнивший себя титаном словесных баталий, самодовольно улыбнулся - улыбка, как и всегда, вышла не слишком обаятельной. - Ох, прости! Что же я все о себе! Как твой доспех к завтрашнему турниру? Готов? Видела сегодня генерала Нокса - кандидаты ожидаются серьезные, по его словам. Ты уже примерял доспех? Не жмет? Не слишком тонкий? Все должно быть идеально, иначе тебя попросту могут убить, ужас! - она извлекла веер и принялась то и дело обмахиваться. Впрочем, в комнате, действительно было жарко. Дом, нагретый за день, еще не успел остыть. - Готов как никогда, дорогая сестрица, - решительно ответил он. И правда, давно заказанные им как раз для такого случая доспехи были в самый раз, а заверения Энии о серьёзности противников лишь добавили ему уверенности - тем достойнее будет поражение. Конечно, Гектор немного нервничал, но всё же в возможность смертельного исхода он совсем не верил. - Итак, ты хотела о чём то поговорить? Мне надо решить ещё множество очень важных вопросов... - Я ненадолго, Гектор, милый, - голос едва заметно стал вкрадчивее. - Взгляни только на меня, уважь сестру. На этом голоса стихли и если брат с сестрой говорили еще о чем-то, Нуару даже за тонким полотном двери было сложно это услышать. Поймав взгляд брата, Эния более не отпускала его - внушение, которое предстояло совершить, наверняка, отнимет у нее много сил, при такой-то его решимости участвовать, но леди Тинтур редко останавливалась на пути к желаемому. - Неважно выглядишь, братец, - медленно растянулись слова, - ты верно болен и судя по глазам, серьезно. Ооо, я в этом понимаю, тебя лихорадит, точно? Но ты будешь участвовать, ты будешь, ты ведь такой смелый, - изумрудная твердь зрачков пульсировала, завораживала, невозможно было оторваться от ее чистоты...
- У тебя будет болеть голова, страшно болеть, но ты все равно примешь участие в турнире. Ты ведь храбрый. И соперник твой будет таким же отважным, ты не пожалеешь для него своей головы, - Эния говорила страстно, зрачки пульсировали, в носу знакомо кололо, еще пару мгновений и пойдет кровь.
- Твой соперник будет столь хорош, что ты подставишь свою голову под удар, под его славный быстрый удар, потому что ты уважаешь своих соперников, ты готов даже умереть, лишь бы выказать свое уважение. Ты снимешь шлем во время боя, чтобы лучше видеть противника, он увидит твое почтение, когда будет нанесет удар, - изумрудный взгляд слился с трепещущим веером, такой спокойный, ему можно было доверять. Гектор, буквально утонув в глазах сестры, лишь периодически кивал в ответ на её слова. Когда Эния закончила, он резко встряхнул головой, недоумевая, что тут только что произошло, и, невинно глядя на неё, осведомился: - Ты что-то хотела? - Зашла пожелать тебе спокойной ночи, - устало улыбнулась Эния. *** Эния появилась спустя несколько минут абсолютной тишины, прижимая к носу батистовый платок, на котором красными щупальцами расползалось кровавое пятно. Сама женщина была бледна и, хотя глаза ее улыбались, она буквально рухнула в объятия Нуара... - Какого черта?! - угрожающие низко прорычал Нуар, непроизвольно коснувшись пустого пояса, где всегда держал меч. Секунду назад пребывая в абсолютном спокойствии, он моментально озверел, заметив бледность сестры, и, что еще хуже - ее кровь. Ни единая мысль, кроме скорой расправы на Гектором, не посетила его ум, оставив место всепоглощающей ярости. Хоть он и был готов поклясться, что не слышал ни ссоры, ни звона пощечин, убежденность в том, что именно этот гад навредил Энии гнала его в комнату за возмездием. - Это он сделал?.. Он умрет. Прижав к себе сестру, он встал перед дилеммой: остаться с ней, или же порвать на куски этого негодяя. -Нет-нет, - Эния едва смогла открыть глаза, - уведи меня скорее, я расскажу, - и в бессилии вновь повисла на руках у брата. - Все, как мы хотели, - прошептала она, уже не открывая глаз. Кровь идти перестала, но смертельная бледность еще не покинула лица. Последний раз со злобой взглянув на злополучную дверь, телохранитель подхватил девушку на руки, будто она ничего не весила, и уверенно направился в сторону ее покоев. Старательно смягчая шаг, в попытке идти плавнее, он делал все возможное, чтобы лишний раз ее не потревожить. Когда же, наконец, дверь в нужную комнату захлопнулась за его спиной, он уложил Энию на кровать, а сам взял на себя смелость отлучиться на миг, чтобы принести воды. - Что там произошло?.. - осведомился он, на этот раз немного спокойнее. Держа стакан с водой в руке, он сел рядом, внимательно глядя на сестру. Очутившись в своих владениях, Эния заметно расслабилась, уже спустя несколько минут прежний облик стал понемногу возвращаться, она даже сделала пару глотков. - Так творится мое умение, Нуар, - устало улыбнулась она. - Если все пойдет удачно, завтра мы избавимся от Гектора. Слегка огорчившись пропаже прекрасного повода, чтобы расквитаться с Гектором, Нуар был тут же вознагражден новым известием. Ластясь к сестре, будто кот, он едва не мурлыкал, выпрашивая подробности: - Завтра? Где? Расскажи... - прижавшись ближе, он положил руку на колено девушки, поощрительно поглаживая. - На турнире... - поморщившись, ответила Эния. Делить шкуру неубитого медведя ей явно было не по душе. - Доспех не привезли? - уже зная ответ, неловко попыталась она сменить тему. - Ааар! - не получив желаемого, Нуар резко одернул руку, и поднялся. Несмотря на свое неестественное терпение в серьезных вопросах, на мелочах он отчего-то быстро выходил из себя. Наверно, для поддержания душевного равновесия... - Нет, - бросил в ответ, подчинившись попытке сменить тему. - Пойди, проследи, чтоб никто его не увидел. Мне нужно привести себя в порядок, - мягко улыбнулась Эния в ответ на гнев, но Аксидий знал, улыбка вовсе не значила одобрения. Сжав зубы до скрежета, мужчина скривил лицо в ответ на улыбку. - Как прикажете, - выделяя каждое слово, он изобразил издевательский поклон, и, успев уже пожалеть о своем неуместном поведении, доиграл до конца, быстро покинув комнату. Дверью, однако, не хлопнул. Эния, оставшись одна, закрыла глаза, но уже спустя пару глубоких вдохов сползла с кровати – необходимо было провести обряд восстановления – силы в ближайшие два дня ей очень понадобятся.
|
-
Не промолвив до этого момента ни слова, он все же не сдержался, чтобы не оставить короткое замечание, по поводу любви своей сестры к чаю: - Сколько же в вас влезет, миледи?.. :)))
|
Быстрее обычного преодолев расстояние до оружейной и не успев как следует хлебнуть изнуряющей жары, Эния, довольная этим обстоятельством, буквально протанцевала внутрь. Все здесь ей было знакомо еще с незапамятных времен. Отец был никудышным воином, зато по-настоящему обожал все эти железяки, в трудные для оружейной времена скупал все, что так или иначе блестело и звенело, а для отвода глаз частенько брал с собой юную дочь. Джек был частью этих воспоминаний и потому, несмотря на его скверный нрав, Эния души в нем не чаяла и неизменно оставалась на холодный чай, приготовленной его женой, Рутиной. Та, в отличии от мужа, была разговорчивой до тошноты. Видимо, небеса свели этих двух для баланса.
Вот и сегодня, обняв сурового оружейника против его воли, хотя и при полном отсутствии сопротивления, она всего несколько мгновений постояла рядом с металлом, которым так и не успела проникнуться, бросила коротко «Вон те красивые», ткнув при этом в манекен, и исчезла за дверью, ведущей наверх. Спустя пару секунд оттуда послышались возбужденные голоса и звон фарфора, который Рутина доставала только при появлении важных персон в ее покоях.
*** - Вкусно? – хитрый взгляд устремился на Аксидия, которому жена оружейника вынесла своего фирменного напитка в глиняном кувшине. Прохладный, чуть сладковатый, он дарил неизменное наслаждение измученному жаждой и потому Эния не сомневалась, что Нуар сосредоточенно кивнет, отвечая на, по сути, риторический вопрос.
- Не-не-не, слишком просто для нашей заявки, - скривившись отвергла Эния выбор брата. - Что ты тут навыбирал?! Я же сказала, вон те, блестящие, - и она снова ткнула пальчиком в манекен, - Ох, избавьте меня хотя бы от ваших мужских бирюлек! Джек, отправьте тот доспех сегодня вечером лично мне, и запакуйте его хорошенько - это моя маленькая прихоть, если хотите.
О прилавок звякнул приличный кошель.
*** - Примерка! Примерка! – настроение вернулось к Энии чересчур неожиданно, она захлопала в ладоши, подчеркивая свое воодушевление - Ах, что там он придумал на этот раз?! – глаза блестели неестественно, даже болезненно, щечки порозовели, что явно указывало на повышение температуры. Но нет – леди Тинтур страдала всего лишь любовью к безукоризненным нарядам. Зато абсолютно неизлечимо.
- Уолтер, милый! – Эния расцвела пуще прежнего, стоило ей войти в скромное жилище своего портного. - Чудный день, чудный! Налейте же и мне своего чаю! Так давно ни капли не пила! - она устроилась тут же, за ветхим столиком. - Как ваша матушка? Здорова ли? Надо бы мне еще раз узнать у нее про то чудесное кружево, что она плетет. Несколько дам из моего окружения без ума от ее работ. Возможно, я приведу ей еще нескольких клиенток. А вы, Уолтер, даже не надейтесь - я ни слова не скажу о нашем пошивочном союзе. Делить вас было бы кощунством! - Последняя примерка – это так волнительно! – невольным жестом прижимая ладонь к груди, прошептала она, обращаясь одновременно к обоим мужчинам. - Нужно немного прийти в себя, чтобы не потерять рассудок от той красоты, что непременно меня ждет. Да-да, я уверена! - окончательно смутив портного своим восторгом и посчитав миссию выполненной, она принялась за чай.
|
|
Ричард, раскинувшись на асфальте в быстро растушей луже собственной крови, лежал на спине почти неподвижно. Лишь глаза мужчины медленно, словно тот уже находился в бреду, шарили угасающим взглядом по лицам окруживших его людей. Из единственной раны, прикрытой лоскутами разорванной свинцом рубахи, пульсируя, бил небольшой алый фонтанчик, заливая безупречно белую рубаху мужчины горячей кровью. Пальцы, стиснувшие рукоять пистолета мёртвой хваткой, расжались, стоило только женщине их коснуться и Ричард буквально сам вложил пистолет ей в ладонь. На краткий миг, пока он смотрел на Эйру, сознание его прояснилось и женщина смогла прочесть в них страх. Но страх этот не был вызван осознанием приближающейся смерти или терзающей заполнявшиеся кровью лёгкие болью. Ричард с ужасом ждал чего-то иного.
Стоило только доктору коснуться груди мужчины, как тот, рывком повернув голову и вцепившись в Джона своим холодным взглядом, резко и несколько неверно вскинул руку, словно бы уже почти переставшую слушаться его, и, схватив мужчину за ворот сорочки, притянул к себе. Растрескавшиеся от жары губы мужчины дрожа от напряжения раздвинулись и он что-то прошептал Джону, но, не смотря на окружавшую их мертвецкую тишину, стоящим рядом людям не удалось разобрать в надсадном бульканьи ни солова.
Словно потратив последние силы на эти слова, Ричард разжал пальцы и его рука безвольной плетью рухнула на серый камень асфальта, щедро окрашенный плёнкой алой крови. Он с долю секунды напряжённо смотрел на нависшенго над ним доктора, словно ожидая от него чего-то, а затем взгляд мужчины затуманился и он провалился в небытие. Лишь только фонтанчик резко пахнущей ржавчиной крови, всё ещё время от времени поднимавшийся из раны, напоминал о том, что жизнь ещё не покинула тело мужчины.
Сергей В салоне, не смотря на то, что дверь со стороны водителя была открыта, стояла невыносимая духота. Раскалённый металл, выкрашенный в чёрный глянец, превратил автомобиль в настоящую духовку и стоило только Сергею забраться внутрь, как в ноздри ему тут же ударила вонь расплавленного пластика и вываренного кожзаменителя. Как и стоило того ожидать. все стрелки на приборной панели иправно лежали в горизонтальном положении, терпеливо ожидая пуска двигателя. Стоило только мужчине, обжигая пальцы, повернуть предусмотрительно оставленный в зажигании ключ, как повисшую тишину разорвал истошный женский крик:
- Серж!
Вскинув голову, мужчина увидел через окно пассажирской двери вжавшуюся в спинку сиденья Нежу, с ужасом глядящую в сторону раскинувшихся на земле тел. Автомобиль же, застыв грудой умело сочленённых частей, не подал ни малейшего признака жизни.
Дмитрий То ли из-за внезапно перевернувших всё с ног на голову событий, то ли из-за случившейся суматохи, мысли в голове мужчины путались и он, шаря взглядом по сторонам, никак не мог обнаружить лежащую на земле аптечку, если она вообще когда-то и была рядом. Взгляд Дмитрия то и дела сам собой цеплялся за лежащих в паре шагов полицейских, не подающих никаких признаков жизни. Особенно долго, сам того не желая, мужчина задерживался на голове итальянца, правую сторону которой украшала страшная дыра из которой, с обратной стороны, щедро оросив асфальт, вырвались ошмётки мозга полицейского. Смутное ощущение, что с их телами что-то не так не давало Дмитрию покоя, пока, спустя пару секунд, бросив взгляд на умирающего в его ногах Ричарда, а затем, переведя его обратно на полицейских, он наконец не понял - из их ран не вытекло ни капли крови. И тут же, словно дождавшись пока осознание этого начнёт заползать в сердце мужчины липким ужасом, итальянец открыл глаза...
-
Хоть я и не уверен, что людей с закрытым рейтингом интересуют плюсы, но всё равно... Просто большой плюс, за модуль в целом.
|
|
Сопровождаемая болезненными ощущениями ушибленного пальца на ноге, которой она споткнулась не то о булыжник, не то о неприметный бордюр, Селестия стиснула зубы от жгучей боли и полетела в колючие кусты, только ворох юбок и взлетел в воздухе, оказавшись самой грациозной частью этого движения. Нежная ткань плавно опускалась, пока бедная девочка только и надеялась, что успеет продраться вперед. Звуки сражения шлейфом сопровождали ее. Розы, рассыпав лепестки вокруг, примятые девушкой, посылали свой прощальный поцелуй миру, источая дивный аромат. А сознание Селестии рисовало ужасные картины... еще немного, еще чуть-чуть и ее растопчут так же, как только что она растоптала эти розы... И она будет перед ними беззащитна так же, как были не способны хоть чем-то себе помочь эти умирающие цветы... Слезы покатились по ее щекам, пока она пыталась выбраться из кустов. От страха, что сжимал сердце, от невыносимой боли, терзающей ее тело, от жгучих царапин, что оставили отметины на нежной коже ее ног, от невыносимого чувства вины, ведь Селестия так любила природу, а сейчас так обидела ее. Кажется, душа ее застыла в этом мгновении, будучи полностью поглощена пучиной его страстей. Но пока скорбящая и напуганная душа изливала свои слезы, практичный ум упрямо пытался спастись. Не обращая внимания на слезы, она продиралась, стремилась вперед... и поняла, что никто ей не помогает... Впрочем, как и не мешает. - Лаура! Марго! - крикнула она. - Скорее же! Эдрик... прости, Эдрик... я не знаю, чем тебе может помочь такая неопытная дурочка, как я... Выбравшись, наконец, из цепкий объятий терна, в ловушке которых ей изрядно пришлось повозиться, Селестия плюхнулась вперед плашмя, едва успев подставить локти, дабы не изуродовать свое лицо. Пыль от насыпи дорожек попала в ноздри, глаза и осела на влажных щеках. Все ее тело ужасно ныло, глаза жгло, пусть и парочка мелких песчинок, но до чего же они сейчас были некстати! Никогда еще телу Селестии не приходилось проделывать что-либо подобное... да и вообще бывать в похожей ситуации. Мигом встав на четвереньки, она попыталась прислушаться, что происходит, не лезет ли кто за нею, не шурша юбками, заодно усердно протирая глаза. Благо, еще никто не лез. Тихонько чихнув, девушка часто моргая и пытаясь хоть что-то различить и увидеть, искала свой веер, шаря руками по земле. У нее появилась призрачная надежда помочь Эдрику и свои нерадивым служанкам, которые явно не последовали за нею. Опахало валялось неподалеку. Схватив его, девушка проползла чуть вперед, насколько могла тихо, дабы поравняться со сражающимися. На слух шум возни мужчин должен был заглушить ее приближение. Быстро, но осторожно развернув веер до конца, она стала нагребать на него дорожную насыпь. Затем подняла веер за ручку, сбросила лишниее, чтобы вес не сломал опахало, резко привстала и дернула им, швыряя камни и песок в сторону сражающихся. К сожалению, лишить Эдрика этой незавидной участи, она не могла. Но это хоть что-то, чем она сейчас смогла бы помочь. После этого девушка мигом присела, прячась за кустов, как за стеной, хоть и не очень надежной, и стала нагребать новую порцию.
|
Убедившись в отсутствии лишних ушей и глаз, Нуар слегка расслабился, позволив себе идти несколько вальяжно. Солнце было уже достаточно высоко, чтобы начать доставлять неудобства. Пробиваясь сквозь тенистую листву деревьев, оно то ослепляло короткими вспышками, то нестерпимо жарило, заставляя ненавидеть все надетое тряпье. Радуясь каждому тенистому островку, мужчина едва ли не ускорял шаг, стоило им целиком оказаться под открытыми лучами, искренне проклиная столь чудную погоду. Устав, в итоге, надеяться на тень, он расстегнул камзол, довольно сильно оголяя грудь:
- Передумать? Не дождетесь, миледи, - слегка обиженно произнес мужчина, проведя прохладной рукой по ключице и шее: - Меня один вопрос лишь беспокоит... а нет, два. Во-первых, разумеется, мое инкогнито. На турнире может всякое случиться, я могу потерять шлем и... если мне удастся одержать верх, неужто я должен буду ото всех скрывать свое лицо и имя?.. Ммм... Подставив шею осторожному ветерку, он прикрыл глаза на пару мгновений:
- О! И во-вторых... Его тон из делового резко превратился в игривый: - Я, кажется, все же... с трудом, но припоминаю ту "местную, стало быть, красотку", - начал он вдруг с улыбкой, глядя куда-то в сторону, - Ох, сколько в ней было жара, как же она была хороша... С ее страстью могла сравниться лишь ее ненасытность... Не отпускала меня до последнего, всячески отказываясь сама идти домой!.. Нуар взглянул на сестру, и прикусил губу, будто сказал что-то лишнее. Хотя, на самом деле, сей жест был призван для того, чтобы скрыть слишком откровенную улыбку. - Ах, я знал, клянусь, я верил - все ложь, что говорят о женской дружбе!.. Она существует, моя госпожа... Или... я ошибся, и здесь все же существует какой-то коварный умысел?.. Может быть, ты решила заработать на мне пару золотых? Последнее, он проговорил почти смеясь.
|
Когда брошь звякнула о пол у самых ног Ирвен, в её душе что-то сжалось, девушка вздрогнула, ей вдруг стало так холодно, а нечто липкое и мерзкое внутри, нашёптывало ей, что это всё уже не игра, столь тонко начатая ею, чтобы спасти любимого. Что это реальность, ведь она и впрямь больше не узнавала в этом человеке Мунлайта.
- «Обернись» - все её мысли пришли именно к этому слову, леди надеялась что ошибалась. – «Обернись Уил, умоляю тебя!» - Но нет, её желанию было не суждено сбыться. Лунный Лорд всё так же мерно шёл вперёд, не обращая ни на кого, ровно никакого, внимания, направляясь к выходу.
На какое-то мгновение Северная Леди даже разучилась дышать, а в совокупности с невероятно жёстким корсетом платья ей резко стало плохо. Она теряла равновесие и всё же, уже стала поднимать руку, желая окликнуть его и, попросить остаться, но воздуха, чтобы произнести хоть слово не было. Так бы девушка и упала, лишившись чувств, но положение спас телохранитель Ирвен, ловко подняв брошку он, вложив её в руку сделав при этом вид, что поднималась прекрасная ручка юной красавицы, именно за ней.
Словно опомнившись от морока, и принимая свой подарок, холодом металла обжигающий сейчас казалось саму душу, из рук верного стража, девушка, всё ещё не пришедшая до конца в себя, едва слышно прошептала, так, что расслышать её смог бы только слуга.
- Отрави бокал Уила. - А сама тем временем, пользуясь общим замешательством, с некоторым трудом, впрочем, не заметным для всех остальных, включая капитана стражи, подошла к королю и обняла его, прошептав, буквально то, что вертелось у неё на языке.
- Мне страшно, я ничего не понимаю, Брандон, что же с ним случилось?- При этом слова её смог услышать только правитель.
От взгляда Андре, который пристально наблюдал за Ирвен, не укрылось несколько слов, которые она произнесла, когда вооружённый слуга, угрожавший посягнуть на честь короля, передал ей брошенную Мунлайтом брошь.
- Что бы на него ни нашло, значения уже не имеет. - Ответил ей король, полный решимости вынести приговор.
От следующих за этим слов Его Величества девушка вздрогнула, теперь уже земля, действительно собиралась уйти у неё из-под ног, но она лишь сильнее прижалась к Брандону. С одной стороны сделав его своей опорой, с другой показывая максимальную лояльность. Сейчас ей уже была позволена такая фамильярность, ведь она его невеста, однако леди решила зайти несколько дальше…
- Почему? - Едва слышно шептала она. - Он же тебе как брат. Брандон, почему? Ты же и сам видишь, что с ним явно что-то сделали, он же никогда себя так не вёл. Я не верю,… не верю, что это тот Уильям, рядом с которым мы выросли. Бран, ну пожалуйста, умоляю тебя, отмени своё решение, может его кто-то опоил, ты же сам дал распоряжение лишь за час до начала банкета о том, что во главе стола будет он. Ты же знаешь Уильяма так же хорошо, как и я, он не мог предать нас - Голос её был невероятно тихим, но при этом, в нём явно ощущалось, что Ирвен пребывает в шоке, что она не верит всему, что тут происходит. Понизив его практически до шёпота, она произнесла те слова, что боялась говорить даже себе. - Я люблю его Брандон, нет, вас обоих, и я не представляю своей жизни, если потеряю его или тебя, а если ты убьёшь Уила, у мня просто больше не останется людей, которым я смогла бы верить. - Но король, казалось, не слышал её слов, погрузившись в свои нелёгкие думы. Понимая, что все слова, произнесённые Северной Леди, ушли в пустоту и монарх, не расслышал ничего из сказанного ею, Ирвен возмутилась.
- «Ну, уж нет, Брандон Лерратон, если ты и должен думать сейчас о ком-то, то только обо мне». - Девушка осторожно, ласково и нежно, коснулась щеки короля, обернув его устремлённый в пустоту взгляд к себе, затем немного подождала, дав возможность Брану в очередной раз утонуть в озёрах, полных янтаря, и, немного подавшись вперёд, поцеловала своего короля, сама, исполняя давнее желание Брандона.
Разумеется, устоять Его Величество уже не смог. Привлекая Ирвен к ближе,… заключая её в свои объятья,… он позволил себе отвлечься и насладиться моментом, однако одна мысль так и не покидала государя.
- "Я готов на всё ради тебя, но это выше моих сил" – Хотя ещё через пару мгновений Брандону начало казаться, что в этом поцелуе нет той подоплёки, что он так жаждал найти, что она действительно принадлежит ему, и это несколько сбивало монарха с мыслей заставляя путаться в них. Но, понемногу они все начинали вытесняться, оставляя лишь желание выгнать всех гостей прочь и остаться наедине с той, которую он так сильно любил и желал все эти годы, и которая, наконец, будет принадлежать ему, будет его, только его, навсегда. И где-то в самой глубине, он жаждал убедиться, что девушка действительно всё ещё невинна и все те слухи, что распускают по дворцу – ложь.
Девушка же переместила руку с лица короля, дальше, зарывшись ею в его чёрных волосах, а когда король притянул её ближе, она поняла, чем всё это может закончиться, причём зная нравы Брандона Лерратона, ему будет проще выгнать всех присутствующих, нежели утащить свою столь желанную и долгожданную «добычу» куда-то вглубь дворца. И всё же она внутренне улыбалась, прекрасно зная как сейчас в бессильной ярости, пыхтит и кусает губы леди Аэринн Раддарон и как злится сэр Андре Бертран, уже окончательно понявший, что Ирвен ему не по зубам.
Остановиться лобзающуюся парочку заставил маг, слишком шумно вошедший в банкетный зал и почти полностью разрушивший то необычайное очарование, столь красиво и идеально выстроенное Северной Леди. Он зашёл как раз в тот момент, когда поцелуи, даримые леди уже самим королём, стали несколько спускаться ниже по её шее.
- Мэтр Отто. - Леди улыбнулась, на секунду отпрянув от монарха. - Вы можете помочь своей будущей королеве разрешить один вопрос? Ведь вы умудрённый знаниями и великой силой маг. – При этом Ирвен не совсем уверенная насколько были верны слухи, ходившие о маге мысленно добавила.
- «Вы можете спасти Лунного Лорда, все, что вам нужно так это сказать, что его либо отравили в зале, над бокалом Уила, уже трудиться мой слуга либо ранее, как сочтёте нужным, и… если честно я и сама верю в то, что он не в себе. Помогите ему мэтр, и у вас в должниках окажется не только восстановленный советник короля, что благотворно влияет на страну, и монарха в целом, но и я, ваша будущая королева». – Разумеется, мэтр мог и не услышать её мыслей, но если так, то она скажет почти то же самое вслух, когда он ответит.
К сожалению или к счастью, сейчас Северная Леди, равно как и её жизнь в прямом смысле находились в руках Брандона Лерратона, короля, который к слову уже не позволит себе расстаться со своей возлюбленной, даже, если она и сделает явную глупость, ведь она его, а это то, о чём король мечтал последние десять лет...
|
|
|
- Нуар, волчонок, где восторг? Даже у комода, что ты пнул, эмоций было больше. Ей-ей, он собирался тебе ответить, клянусь честью Олоиса! – лицо Энии вдруг стало непривычно серьезным. - Дорогуша, если участие в турнире не будоражит твое мужское начало, тогда оставим этот разговор, пусть братишка сам выпутывается. Ты только скажи, мне лень в такую жару читать твои думы. Тем более пока среди грязных мыслишек нароешь нужную, уже забудешь, что искала!
Она снова улыбнулась, видимо, вспомнив одну, и уверенно зацокала к открытому экипажу. Кучер при виде ее просиял – воистину, слуги обожали леди Энию, она никогда не была чересчур высокомерна и не злилась без повода, более того – у нее всегда находилась минутка внимания для каждого из них. - Как твоя сестра, Родж? Помогли те порошки? – исключением не был и этот раз. - Благодарю, Леди Эния, она все еще больна, но лекарь, посланный вами, искусен, - на секунду лоб опечаленного пожилого кучера прорезал добрый десяток морщин, к ним добавилась еще дюжина, когда он, наконец, вновь улыбнулся. - Куда сегодня, леди Эния? - открывая перед ней дверь, запоздало поинтересовался он. - Родж, будьте добры – в дворцовый парк! – загадочно улыбаясь, распорядилась Эния.
В городской парк она ездила редко, ибо то было не простое место для прогулок, пусть даже и для знати. Парк был прибежищем для желающих в неофициальной обстановке решить политические вопросы, дать начало интриге, выказать уважение нужному человеку, наладить дипломатический контакт или попросту вызнать, в каком наряде будет леди Х на балу. Уж если кто и появлялся в дворцовом парке, это было неспроста и променадом там и не пахло.
Эния ожидала увидеть одного из распорядителей бала, чтобы выяснить, каких сюрпризов ждать на сей раз – в прошлом году ее едва не сосватали на глазах у сотни придворных. А также выяснить, не появится ли на балу, наконец, некая связующая ниточка между ней и королевской семьей. Попросту тот, кто ее представит королю или его отпрыскам. Об этих планах Эния и поведала Аксидию. - Если нам повезет встретить там Нокса с супругой, я попробую поговорить и о турнире, мнение твое о котором я так и не услышала, - не оборачиваясь, обратилась Эния к стоявшему на подножке телохранителю.
|
- Магия - это сила, говорили они. Магия - это дар, говорили они. Магия - это наука, говорили они. Магия - это искусство, говорили они. Высказав эту сложную сентенцию, Льёт основательно приложился к кружке с элем и выжидательно взглянул на собеседника. Собеседник, уставший от жизни усатый трактирщик, не ответил ничего. Взгляд его серых, блеклых глаз был равнодушен и пуст. То ли не дождавшись ответа, то ли выдержав паузу, юноша продолжил: - А знаешь что я думаю обо всем этом? Что все они просто тупые слабаки-южане, ничего не смыслящие в настоящем деле! Трактирщик наконец проявил что-то вроде участия; взяв какую-то тряпицу, он принялся полировать поверхность стойки, хрипло выдохнув: - На себя посмотри. Северянин радостно улыбнулся, и эта улыбка была похожа на оскал сытого довольного молодого пса. Снова приложившись к элю, Льёт покачал головой: - И ты туда же. Что с того, что я вырос в этом жалком городишке, где днем с огнем не сыщешь нормального пойла? Я хотя бы помню свое детство, я хотя бы помню... А ты, вот ты, старик, что помнишь ты?.. Говорю тебе, стоит хоть раз в жизни понюхать, как пахнет свобода, то проживи потом хоть целый век в трущобах - не забудешь! Трактирщик скептически фыркнул. - Слушай, парень, шел бы ты со своими разговорами, клиентов отпугиваешь. Льёт насмешливо и нарочито огляделся вокруг - вокруг было пусто. - Эт каких еще клиентов? - Всяких-разных. Слушай, разве тебе не надо готовиться к экзаменам или что у вас там?.. - Экзамены, - северянин закатил глаза, - подготовка. Чтоб я да суетился...
Честно говоря, вот именно сейчас юноша отчасти лукавил. Потому что сказать, что к экзаменам он совершенно не готовился, было бы нечестно. Правда, на нормальную подготовку это мало походило. Льёт не штудировал книги и не читал конспекты, не разучивал чары и не зубрил рецепты. Не бегал по преподавателям, не занимался волонтерской деятельностью, не готовил шпаргалок. Со стороны, наверное, его расписание можно было счесть расписанием лодыря. Однако тренировки он все же проводил; правда, не дуэли и не практические занятия - со стороны это больше походило на то, как тренируется мечник или кулачный боец. Сначала он брал какое-то заклинание, какой-то прием - и применял его до посинения, до автоматизации, до упора. По-разному, в разных условиях, местах, положениях. Потом - другой прием. Потом - связку приемов. Иногда выходил в город и рискуя получить нагоняй от старших совмещал приятное с полезным - тренировался под градусом. И так - час-другой в день. Так что в некотором роде к экзаменам Льёт был готов. А как он сам считал - готов куда лучше, чем большая часть студентов, занимавшихся либо бессистемно, либо всякой ненужной галиматьей.
- Не-е, - протянул Льёт, продолжая разговор, - вся эта кутерьма с подготовкой просто балаган. Я в своих силах уверен. Вот так вот. Вздохнув, парень допил эль. Не слишком куртуазно выдохнул рвущиеся наружу винные пары. - Дурацкое пойло, хмеля ни в одном глазу. Хреновый у тебя трактир, папаша. Пойду-ка я отсюда. Судя по всему, трактирщику снова было абсолютно плевать на все слова и действия юного магика. Не дождавшись реакции, Льёт засобирался.
|
Спешные шаги отдавались гулким эхом в переплетениях широких каменных коридоров дворца. Лорд Уильям Мунлайт, в очередной раз, нервным движением поправил брошь, что приколол к своему камзолу ещё утром, как только прочёл письмо, лежавшее там же, на прикроватном столике рядом с подарком. Содержание которого, Уил вновь и вновь прокручивал у себя в голове.
"Дорогой Уильям.
Хочу поздравить тебя с Днём Рождения и надеюсь, что буду первой, кто сделает это сегодня. Именно поэтому, я и оставила здесь эту записку, что бы ты увидел её сразу, как только проснёшься.
Я помню нашу первую встречу одиннадцать лет назад. Ты тогда так забавно учился стрелять из лука. Знаешь, а я сохранила ту стрелу, что первой вонзилась в центр мишени. Столько времени прошло с того дня, мы так сильно изменились. А ведь только совсем недавно я поняла, как ты вырос. Что ты больше не тот мальчик, каким я тебя встретила, а настоящий лорд-советник Его Величества.
С того момента, как ты спас меня от Брандона, два года назад, во мне что-то изменилось.
Моё сердце начинает биться чаще, когда ты приближаешься ко мне, и мне так нравится проводить с тобой всё своё свободное время, нравится наблюдать за тобой и помогать тебе с твоей работой. Для меня это совершенно новое чувство, я никогда не испытывала подобного прежде, знаешь, мне кажется, я влюбилась в тебя Лунный Лорд.
Я так долго думала, что подарить тебе и, в конце концов, выбрала его, он уникален, и будет не единственным сегодня, а ещё я бы очень хотела, чтобы ты надел мой подарок сегодня для меня. Второй сюрприз ожидает тебя вечером, когда мы, наконец, встретимся. Надеюсь, они тебе понравятся.
С Днём Рождения, твоя Ирвен"
Весь сегодняшний день, не смотря на свой праздничный настрой, оказался на удивление загруженным и выматывающим. Уже несколько месяцев Лунный лорд, вплотную занимался решением проблем аэдверских войск. После войны с Артоданом армии всего Альянса были сильно ослаблены, и с этим было необходимо что-то делать. Без сомнения, Империя повторит свою попытку вторжения. Не ясно когда, как и сколько войск будет брошено в пламя войны, но это непременно случится. И задача Мунлайта как королевского советника была подготовить Аэдвер к возможному вторжению. А если слухи были верны, и у правителя Артодана появился придворный тёмный маг, то впереди их всех ожидали поистине тяжёлые времена. Единственным лучом света в тёмном царстве политических проблем оставались грядущее празднование и неминуемая встреча с единственным по-настоящему дорогим ему человеком, здесь во дворце, вдали от дома. Эти мысли, пускай и немного, но смогли поднять настроение Уильяма.
Всё ещё поглощённый своими размышлениями, он практически налетел на девушку, стоящую в холле, перед закрытыми дверьми банкетного зала. Она была одета в потрясающее бальное платье, на изготовление которого, точно, ушёл не один месяц. Форма лепестков, нашитых на необъятной ширины юбку, их цвет и запах окутывающий, хрупкую девичью фигуру напомнили лорду-советнику о лотосе - символе рода Мунлайтов. А её рыжие локоны, заплетённые в причудливую косу, украшенную цветком всё того же лотоса, почему-то показались ему знакомыми. Ну конечно! Точно такой же волос он нашёл сегодня утром на своей подушке, но не придал тогда этому никакого значения. А сейчас три, казалось бы, несвязанных между собой факта сложились в единую картину. И загадочное появление подарка от леди эйр Ла’Круа, и упоминание в записке "сюрприза", и эта загадочная девушка с рыжими волосами.
- Прошу проще... - начал было извиняться лорд, но внезапно замер, пристально всматриваясь в леди, что сейчас стояла перед ним. - Ирвен?
- С Днём Рожденья, Уил. - искренне улыбаясь, произнесла девушка. - Тебе понравился мой подарок? А платье, оно тебе нравится? Его сшили специально для твоего дня рожденья.... Что? Почему ты молчишь? Тебе не понравился мой сюрприз? - Наивным и несколько расстроенным голоском осведомилась рыжеволосая красавица. - Мне? Нет... То есть да, нравится. - Несколько растерянно ответил именинник. - Ты восхитительно смотришься в этом платье…. И спасибо за брошь, я всегда буду носить её с собой. А теперь, - Лунный лорд выдержал небольшую театральную паузу. - Леди Ирвен эйр Ла'Круа, позвольте сопроводить вас, нам не стоит заставлять гостей ждать,… и хотя я и именинник, зная нашего короля, мы рискуем остаться без десерта. - Весело улыбнувшись, Уильям протянул руку своей прелестной спутнице.
- Я бы с куда большим удовольствием провела этот вечер исключительно в твоей компании, подальше от взглядов и злых, острых на язык, извечных лицемеров и лжецов, гордо именующих себя знатью Аэдвера. - С этими словами Северная Леди приняла руку, протянутую ей советником Его Величества.
- И я бы хотел этого, но Брандон не простит нам, если мы не появимся. - С лёгкими нотками досады сказал Уил, открывая одну из створок массивной двери.
- Скорее, он будет слишком пьян, что бы заметить хоть что-нибудь, кроме собственного бокала. - Ирвен отпустила едкий комментарий за несколько секунд до того, как двери за ними закрылись, и пару поглотила толпа.
-
Прелестно, прелестно.
-
заслуженный плюс)
|
Когда поздним вечером Леди Ирвен привезли платье брошь и заколку, выполненные лучшими мастерами во всём Редоране, а возможно и Аэдвере. Она словно маленькая девочка, восторженно хлопая в ладошки, принялась рассматривать свой заказ, совершенно не скупясь на комплименты в адрес искуснейших ювелиров и портных, комментируя каждую деталь, вникая в возможности поправок, и сколько по времени они займут. К великому сожалению девушки, чтобы платье соответствовало всем её требованиям, понадобятся почти целые сутки, следовательно, оно будет готово почти впритык к началу бала, не говоря уже о том, что банкет придётся пропустить, а это было не допустимо. - Найдите ещё портных, делайте, что хотите, но без четверти шесть, оно должно уже быть надето на мне. – Девушка не повышала тона, но чётко давала понять каковы временные рамки и что нужно сделать… *** Ночью же она с какой-то особенной теплотой укладывала зачарованную брошку в подарочную коробку, завязывала на нём ленточку и писала послание для именинника. Оставался вопрос с доставкой, разумеется, Ирвен могла отправить слугу, но ей очень хотелось сделать это самой… *** - Леди Аэринн, посреди ночи, совсем одна и на подоконнике, как простолюдинка. Где ваши манеры сударыня? – С некоторой ноткой сарказма произнесла Ирвен. В ответ ей было лишь молчание, и, ставшая ещё более дерзкой и вызывающей улыбка. Взгляд карих глаз Аэринн выражал полное отсутствие интереса к данной беседе - в своей голове она продумывала предстоящий разговор с королём. - Даже так. – Леди севера, сохраняя полностью невозмутимый вид, она лишь сделала едва заметный кивок головой, а на условленный знак, из темноты коридора вышли два её стража, один из них, нес в руках прелестнейшие туфельки и, опустившись на колено перед своей госпожой, помог ей обуться. – Я даже не буду спрашивать, зачем ты караулишь спальню Лунного лорда, но учти, за всё есть своя цена и очень часто она оказывается слишком высокой, чтобы заплатить её. - При появлении неизменного сопровождения Ирвен, Аэринн лишилась части своей уверенности, вдруг почувствовав себя абсолютно беззащитной. Однако выдержки ей было не занимать. Медленно, словно с неохотой, выговаривая слова, она произнесла: - Цена? Уж я-то знаю себе цену. - Она явно намекала, что никому бы не позволила застать себя в столь неудобной и компрометирующей ситуации. - Действительно, о твоих похождения ходит намного больше слухов, чем обо мне, и если за моей спиной шепчутся лишь об Уильяме и Брандоне, что для меня как братья, чего нельзя сказать о тебе. - Девушка намеренно заострила внимание на приравнивании и неуважении. – Той, о которой уже давно слагают легенды и романсы. Не спорю, это красиво, но зачем так опускать себя, со слугой, на сеновале, после такого я бы не посмела в свет выйти, а ты сидишь во дворце и ещё на что-то надеешься. Забавно. – Ирвен хихикнула, теперь пришла её очередь улыбаться, к тому же она могла в любой момент приказать своим воинам как убить, так и изнасиловать девицу, честно говоря, леди бы так и поступила, если бы на завтра не намечалось день рождение её друга детства. Однако… юная прелестница могла лишь гадать, во что для неё выльется этот подарок Уилу. Аэринн лишь театрально вздохнула. Она помнила, что контролирует положение, и не позволяла Ирвен испортить ей настроение своими едкими комментариями. - Иди, расскажи кому-нибудь другому свои нелепые домыслы. - Распускать слухи? Пасть так же низко, как и ты, ну уж нет. – Леди словно светилась, вся эта ситуация ей более чем нравилась, а в некоторой степени была даже и выгодна, ведь если эта выскочка Раддарон начнёт распускать об этом слухи, ничем не подтверждённые окромя её собственных слов, то возможно, Его Высочество отступится от единственной дочери Роберта эйр Ла'Круа, Перестав заваливать её несметным количеством подарков и своим извечно пьяным вниманием, от которого Ирвен уже порядком мутило, это не смотря на то, что приехав в первый раз в столицу, она практически влюбилась в того мальчика с волосами цвета вороново крыла. – Помни о цене и последствиях Аэринн, ты слишком мало жила при дворе, чтобы понять, на что ты идёшь, но… дело твоё. – Леди лучезарно улыбнулась своей собеседнице. – Желаю удачи. – Искренне, совершенно по-доброму произнесла девушка и, сделав знак воинам, направилась к себе, всем своим видом показывая, что победительница в этом разговоре – она, а не случайный, нелепый свидетель. Пренебрежительно фыркнув и проводив, удаляющуюся процессию взглядом, девушка спрыгнула с подоконника и, с трудом удерживаясь от того, чтобы не побежать, устремилась к своей комнате - её пугал ночной дворец, столь тёмный и пустынный. *** Платье привезли всего за час до праздника, и Ирвен очень боялась, не успеть надеть его, до начала банкета. Она уже очень давно не заставляла свою прислугу так суетиться, одни, подбирали для своей госпожи подходящие под платье сапожки, другие заплетали её длинные и прекрасные огненно рыжие локоны в своеобразную косу, которая будет украшена заколкой виде цветка лотоса, являющаяся точной копией броши, что была подарена ею лорду Уильяму Мунлайту. Но основная часть слуг, всё же была занята одеванием своей леди в платье…. Платье (картинка большая весит много) Причёска Сапожки Однако, не смотря на невозможность явиться на бал одной из первых, это не помешало предприимчивой девушке отправить туда одного из своих стражей, переодев его в одеяние обслуги и заставив собирать все возможные сплетни и слухи, что по-своему обыкновении распускаются при дворе перед началом торжеств. Второй же воин, так же переодетый, ждал свою госпожу, чтобы сопроводить её на банкет и уже после смешаться с толпой суетливых дворян… Когда Ирвен уже вышла из одного из двух коридоров, ведущих к массивным резным, двухстворчатым дверям, являющим собой вход в залу, где сейчас собрались практически все сливки аэдверской знати, то заметила Уила, появившегося из коридора напротив и улыбнулась, увидев на его камзоле свой подарок.
-
тут и думать не надо)
-
Хороший пост
|
Последующие пять дней прошли, нет, пролетели в полных радости и восторга мгновениях. Селестия примеряла и подшивала наряды, добавляя в них что-то, что ей казалось уместным, придавая наряду с эрединской модой и легкий оттенок собственного вкуса. Прислуга не раз замечала ее танцующей в большой зале перед зеркалами. Девушка выписывала пируэты в новых платьях, привыкая к ним, и впитывала свое отражение в них, дабы ничто не омрачило ее уверенности в своей неотразимости. Высший свет так искушен... Она должна блистать достойно короля! Пусть ее выход в свет будет подобен восхождению зари, но ни в коем случае не фатальным провалом, будь то даже минутная слабость или мимолетная неуклюжесть. Эти пять ночей девушка почти не спала. Волнение будоражило грудь, заставляя ее вздыматься чаще, сбивало дыхание... А сердце так сладко замирало в томлении, что даже самой глубокой ночи едва удавалось заставить ее сомкнуть веки... Она даже не обижалась на череду бесконечных повторяющихся наставлений своей семьи, только улыбалась и внимала каждому слову. Селестия всем сердцем желала, чтобы ее семья гордилась ею. Это чистое и невинное сердце в своих девичьих мечтах жаждало так мало и так много одновременно... Волнение отца не могло укрыться от нее и пару раз девушка уже даже порывалась поговорить с ним на эту тему, но все что-то мешало. Зная, как отец любит ее, Селестия частично истолковала по-своему. Ведь двор полон опасностей... А еще вскоре она выйдет замуж и покинет родовое гнездо... А еще могла быть война... Хотя о войне Селестия старалась поменьше думать. Не слишком смысля в подобных вещах, девушка считала, что излишние тревоги все равно никому не помогут. Так пусть же ее светлая и добрая улыбка будет отрадой мужчине в это тяжкое время....
И вот она, великолепная столица Теравии! Селестии по прибытию в город, пока карета громыхала по булыжной мостовой, пришлось прятать лицо за тонкой прозрачной занавеской окна, дабы не компрометировать себя перед почтенной публикой излишне восторженным и любопытным выражением лица. Высовываться в окно и вовсе было бы неприлично, потому девушка довольствовалась тем видом, который ей открывался... Но даже этого хватило, чтобы оставить неизгладимое впечатление в ее душе. Селестия просто сияла и светлый лик ее выражал абсолютное счастье... Излишнего шума и не всегда чистых улиц она попросту сейчас не замечала... Хоть это и отложилось в памяти, но ничто не могло омрачить этот значимый для нее день...
Еще более девушку обрадовал тот факт, что благодаря знатности и благородству их древнего рода, им выделены дворцовые покои... Селестия уже была наслышана о незавидной участи знати, которой приходилось переплачивать за аренду домов в такой период, а тем, кто опоздал и вовсе селиться едва ли не в хлевах... С замиранием сердца миледи Райс стучала каблучками по натертым до блеска полам королевского дворца и в душе восторгалась его роскошью и великолепием. Она ловила на себе заинтересованные взгляды дворян, что попадались по дороге в этот час, и осознавала, что вот-вот потеряет сознание от волнения. И только присутствие рядом матери придавало ей сил и уверенности. Селестия следила за матерью и старалась соответствовать ей, держась с достоинством и учтиво кивая в знак приветствия. Вторым приятным сюрпризом стала отдельная комната! И такая большая! Оставшись в одиночестве, девушка, позабыв все приличия, принялась кружиться по ней и заглядывать с любопытством в каждый уголок. Неожиданно в дверь постучали, застав Селестию врасплох. Наверное, это прислуга с ее вещами. Каким же было ее удивление лицезреть на пороге незнакомого молодого мужчину. Кажется, пол едва не ушел у нее из-под ног, ведь ей показалось на мгновение, что она попала в очень неловкую ситуацию. Еще бы... Гостя же она встретила, будучи посредине комнаты. Там ее и настиг взгляд незнакомца. А тому в свою очередь открылся вид молодой и юной прелестницы в дорожном платье... С раскрасневшимися щеками, часто вздымающейся грудью от недавних танцев по комнате и уже снятыми перчатками, которые были аккуратно сложены на столике. Эта девушка глядела на него удивленно и предела не было ее смущению. Селестия попыталась успокоить дыхание, ведь можно было подумать все что угодно о том, чем она здесь занималась мгновение назад. От всего этого она едва не пропустила его слова. И все же фраза "что, простите?" почти слетела с ее уст. И отнюдь не потому, что она не расслышала его. Полнейшее изумление отразилось в ее глазах. Под столь пристальным взглядом незнакомца Селестии становилось еще более неуютно и неловко. Она попыталась сгладить впечатление доброжелательной улыбкой и не спеша приблизилась к мужчине, после чего плавно опустилась в реверансе. - Приветствую, милорд. - прозвучал удивительный чарующий голос. За это время Селестия пыталась подобрать подходящие случаю слова, ибо одна мысль прогуливаться с незнакомым молодым мужчиной на глазах у всех вызывала в ней двойственные чувства. Предложение было на грани приличия. Что это? Испытание? Ведь ей могли же прислать почтенную даму в качестве компании для столь интересного мероприятия. И пригласить всю ее семью. Тем не менее, король распорядился об этом на свой лад и сейчас миледи Райс оказалась в крайне щекотливой ситуации. Отказать этому милорду - значит отказать самому королю? Или это игра слов, дабы придать веса своей персоне? Едва ли монарх действительно счел необходимым приветствовать их лично? Впрочем, ничто не мешает ей принять это предложение, взяв с собой няню и горничную. А если этот молодой человек изволит повести ее в более уединенные места, тогда она и поставит его на место. И все же Селестии была не очень приятна мысль о подобного рода прогулках, ведь кто-то тут же может счесть подобное новым романом. Или она излишне драматизирует после пяти дней суровых наставлений? Селестия решила, что перед прогулкой навестит мать и посоветуется с ней еще раз, чтобы ничем не скомпрометировать себя и свою семью в первый же день. Да и ни в какой из дней! Запоздало девушка подумала также и о том, что, быть может, ее семья уже приглашена этим молодым милордом. Тогда почему же он не известил об этом сразу? Селестия подняла взгляд на мужчину и поинтересовалась: - Лорд и леди Райс также имеют честь быть порученными вам, милорд? - легкая улыбка тронула краешки ее губ. Глаза блестели, выдавая в ней бурю эмоций. Что мужчина мог истолковать и по-своему. Не пересказать, насколько неуверенно себя чувствовала Селестия. Ведь у него даже фразы были построены двусмысленно и она не знала, что и думать, на что бы опереться... А ведь дома все казалось таким простым и понятным... Неужели так будет все время? Эта мысль немножко огорчила девушку, ведь это значило, что прекрасный бал вдруг превращается в бесконечное суровое испытание. Беспечным развлечением она его не видела, разумеется. И все же юная Селестия надеялась, что представится возможность и для отдохновения и беззаботной радости. Более того, вскоре она привыкнет к высшему свету и будет чувствовать себя более привычно.
-
Бесподобно:)
-
Умопомрачительнодолгорефлексионнпост
-
Хорошая девочка. Жаль, в змеиное кубло без предупреждения...
-
Обожаю такие посты ^_^
-
Присоединяюсь) Вкусная работа. ^_^
|
|
|
Комната без окон, до того заполненная лишь темнотой, внезапно озарилась неярким источником света - небольшое существо, похожее на бабочку но сотканное исключительно из энергии, как будто из неоткуда взялось в комнате и начало двигаться в совершенно определенном направлении. Чем дальше оно продвигалось, тем яснее становилась картина - в неярком свете этого магического создания начинали принимать очертания стол, заваленный свитками и книгами и лежащий на нём человек с черными волосами до плеч. Когда бабочка достигла уха человека, она ярко вспыхнула, издав довольно громкий звук. От неожиданности Михаэль даже подпрыгнул на стуле, после чего, однако, потянулся, потерев глаза. Только сейчас он понял, что засиживаться за книгами допоздна было не самой лучшей идеей, а особенно тогда, когда спать утром было никак нельзя - совершенно внезапный и обескураживающий вызов к Архимагистру был назначен именно на утро этого дня. Привстав, маг зажег свечи на люстре и начал понемногу собираться. Благо, заклинание-будильник было установлено на время, достаточное для того, чтобы даже на двадцать минут раньше прийти к главе Гильдии - Крауц понимал, что стоит ему лишь на некоторое время опоздать и наказание будет страшным. Маг задумчиво изогнул бровь, изучив содержание стола. Да, точно - вчера его заинтересовала общая теория относительности магического вмешательства, высказанная Э. Р. Эрнестом. Михаэль даже находил ее довольно обоснованной. Естественно, сугубо теоретически. Маги, которые так или иначе выступают против какого-либо вмешательства в окружающий мир, как правило, не имеют особых практических обоснований - на данный момент магия выступала лишь инструментом, и при том применяемым в нужном русле. Взять хотя бы войну с Артоданом. Ведь ее исход, фактически, решили маги. - Война, война... Про себя процедил Крауц, затягивая ремень. Война и страх ее нового наплыва сейчас были едва ли не самыми обсуждаемыми темами в Академии. Буквально вчера у Михаэля состоялась занимательнейшая беседа с одним старым, но до невозможного мудрым преподавателем Алхимии. По его словам, большинство студентов выбирают в качестве специализации именно Разрушение. Причины очевидны, но всё же резко редуцирующее количество выпускников-мистицистов и алхимиков не может не огорчать. Впрочем то, что среди выпускников будет довольно много боевых магов может действительно серьезно повлиять на исход войны, если она вдруг начнется заново. - Вот только ужасы всех войн вместе взятых будут несоизмеримы с гневом Архимагистра. Сказал сам себе Михаэль, рассмеявшись. Взяв всё необходимое для лекции, которая запланирована сразу же после посещения Архимагистра, маг вышел из комнаты, уже даже скорее машинально начертив на двери защитную руну.
Настроение у волшебника, естественно, было довольно поднятное - однако не в лучшем из смыслов этого слова. Маг просто волновался. Не до дрожи в коленках, но довольно серьезно - не каждый день глава Гильдии вызывает к себе на ковер. Встретив по дороге несколько коллег и знакомых студентов, маг доброжелательно поздоровался с ними, не выдавая собственного беспокойства. Без сомнения, об этом вызове уже знала вся Гильдия. Но указать им на свою взволнованность означало указать на трепет перед Архимагистром, а этого допустить было никак нельзя. В конце-концов дойдя до заветной двери, маг предварительно постучался, после чего, постояв перед дверью несколько секунд, приоткрыл ее, заходя внутрь. - Доброго утра, господин Ройс.
|
Не в силах совладать со своими привычками, в это утро Нуар так же проснулся, чуть свет. Ему невдомек было, как можно терять большую часть дня в постели, что с такой легкостью практиковала большая часть семейства Тинтур. Хотя, возможно, к такому распорядку он бы быстро привык, не имея обязанностей, но обладая огромным состоянием. Каждое утро, его главная "обязанность", просыпалась довольно поздно. Не имея больше никаких других дел в доме, мужчина с удовольствием взирал на то, как копошатся слуги, наслаждаясь своим более высоким положением. Иногда, правда, безделье по утрам все же удручало телохранителя, отчего он посвящал свободные минуты тренировкам, но последние дни стали исключением: чертова жара утомляла неимоверно. Это утро, как и многие другие, было чертовски скучным, и бесконечно долгим. Сидя в своей комнате, Аксидий настойчиво следил за тенью от стула, ожидая когда та, наконец, коснется кровати. За четыре года, он уже успел отметить, что комната леди Тинтур оживала именно в тот момент, когда солнце было в необходимой для этого точке. Сегодня же, к привеликому удовольствию бастарда, она проснулась даже раньше.
Звон, призвавший Грету, заставил мужчину с наслаждением улыбаться, предвкушая новую встречу. Не торопясь, он стал приводить себя в порядок, чтобы к своему выходу вглядеть вполне респектабельно и внушительно. Довольно часто потешаясь над любовью аристократов прихорашиваться, он и сам, с недавних пор, приобрел подобную привычку, стараясь соответствовать своей подопечной. Хотя, чего уж там... Чем ярче светит солнце, тем чернее тени. А леди Тинтур была поистине ослепляющей особой, рядом с которой Нуар лишь оправдывал собственное имя.
Его выход затянулся ровно настолько, чтобы Эния успела одеться. Ох уж эти благородные... Даже простое одевание, они превращали в целый ритуал. По привычке загадав, что же девушка одела сегодня, Аксидий возник в проходе, с неудовольствием отметив, что Грета еще не ушла. Однако, все его негодование по этому поводу, а так же досада от того, что с цветом платья он не угадал, улетучились в тот миг, когда леди Тинтур вошла в поле его зрения...
Прекрасна, как всегда.
Настолько обворожительна, что, казалось, сама являлась украшением, нежели надетые на нее платья. За подобное появление ей можно было простить все: и долгие переодевания, и любовь к длительному сну. Аксидий получал немало удовольствия от мысли, что каждое утро, он становился первым мужчиной, кто мог оценить миледи, во всей ее красе. Но самое поразительное было то, что это был далеко не самый блистательный ее образ...
Уже с утра Эния была в приподнятом настроении, сулившем превратить этот день в праздник баловства. Как восторженный зритель, Нуар в такие моменты старался даже дышать как можно тише, чтобы, не дай бог, не испортить ее великолепное выступление.
Негодуя от собственной ловкости, он довольно быстро расправился с ожерельем, даже не коснувшись нежной кожи прекрасной аристократки, и отступил назад, с удовольствием оценивая больше ее изящную шею, нежели плоды собственных трудов. Усилием воли удалось остановить руки, желавшие прикоснуться к ее обнаженной спине, и с еще большим усилием он отвел взгляд, боясь лишиться остатков контроля.
Нужно было быть сухарем, чтобы даже на миг не восхититься энергичности и яркости этой особы. И вся ирония в том, что их брат Гектор был как раз, тем еще чурбаном. Чем громче и ярче была Эния, тем мрачнее и тише становился глава семейства.
Протянутый бутерброд был некстати - Аксидий успел уже плотно поесть, но отказать он не мог, ведь это было частью представления. Кормить телохранителя с господского стола - Эния знала толк в проказах. Приняв угощение довольно спокойно, Нуар даже не открыл рта, чтобы ее поблагодарить: таки, сказывался недостаток манер. Когда слуга протянул ему сок, мужчина уже во всю нагло улыбался, медленно перемалывая зубами хлеб. Беднягу едва не трясло от создавшегося напряжения, а потешаться над слугами мужчина любил не меньше, чем его сестра над родней. Есть и пить удавалось с трудом, ведь назойливая улыбка растягивала уголки губ, что грозило конфузом. Отсутствие манер - позор главе дома, а вот, обронить нечаянно всю еду изо рта на пол... тут уж и самому станет стыдно.
|
Утро Эния всегда встречала радостно – потягиваясь среди смятых простыней и подставляя подглядывающему сквозь щели в занавесях солнцу обнаженное тело, она уже знала, чем займется в ближайшие несколько часов. Для разнообразия, например, почтит своим вниманием Гектора и его десятичасовой завтрак, к которому он появлялся секунда в секунду, будто специально выжидая за дверью. Наверняка, так оно и было.
Довольно понежившись в кровати, Эния, вспорхнула и тихонько напевая, принялась выбирать наряд, полностью зарывшись в огромный шкаф, размером с целую комнату. Это было ее традицией, ее прихотью, ее радостью, еще с детских лет, когда платьев у нее было не больше десятка. Выдумывая на ходу какую-то легкомысленную ересь и тут же кладя ее на ноты, Эния выудила «Изумрудный Восторг» (название придумано портным и одобрено ею). Открытые плечи, смелое декольте, обнаженная спина – Гектор будет рад. Зловеще ухмыльнувшись, леди потрясла внушительным колокольчиком – нетерпеливо, будто хотела сделать невинному инструменту сотрясение купола.
Тут же в комнате очутилась весьма бодрая и чрезвычайно юная служанка Грета, выбранная на свою ответственную должность за расторопность и веселый нрав. - Сегодня это! – с улыбкой протянула Эния свое платье, - и волосы забери повыше, опять жара, а я собралась на промЭнад, - с шутливым высокомерием произнесла она и Грета тут же зашлась звонким, почище колокольчика, смехом – пародия на Элизабет, чопорную невестку, удалась. Впрочем, как всегда.
Когда утренний туалет был закончен, Эния вновь взялась за инструмент манипулирования и призыва, на этот раз тряхнув трижды. Грета тут же просунула в проем кудрявую голову. - Так, - нахмурившись, произнесла ее госпожа, - считаем вместе. Раз, - колокольчик жалобно звякнул в беспощадной ладони, - Два, - Грета послушно считала, постепенно краснея, - Три. Раз, два, три. Раз, два, три. Неужели, не запомнить до сих пор?! Хаос, - она потрясла колокольчиком, - для тебя. Раз два три – для него! – пальчик в атласной перчатке устремился куда-то за спину Грете, где уже возвышался Аксидий, уже привыкший к каждодневным математическим упражнениям с неграмотной горничной.
Когда вконец измучанная счетом служанка удалилась, Эния протянула Нуару ожерелье и браслет, без лишних слов поворачиваясь к тому обнаженной до лопаток спиной. - Сегодня пойдешь на завтрак со мной, - пока мужчина справлялся с застежками, проговорила она. В голосе чувствовалось лукавство. С утра Эния всегда была не прочь пошалить. Сегодня под ее легкую ручку попал Гектор.
Старательно выжидая еще пять минут с тех пор, как часы пробили десять, она довольно кивнула и отправилась в столовую, где мерно стучали ложки и блюдца, а примерные слуги то и дело сновали взад вперед, чаще всего держа перед собой всего-навсего ложку или тарелку, лишь бы только улизнуть ненадолго от глаз хозяина дома. Судя по тихому разговору, помимо него, за столом было не менее четырех персон. - Доброе утро, славное утро! – пропела она, появляясь в дверях, нарочито повышая голос, чтобы увидеть, как поморщится в очередном припадке мигрени ее невестка и прыснут со смеху племянницы. - Гектор, братик, - не церемонясь, чмокнула в щеку главу дома. Несчастный отстраниться не успел. Начало веселью было положено. - Олоис, какими судьбами? Нашел, наконец, дорожку в отчий дом? – появление, да еще и за завтраком, младшего брата, было приятной неожиданностью. Видимо, после недельного кутежа у того все-таки закончились деньги и он, опрятно одетый, с не менее чопорным видом, восседал теперь подле Гектора. Выходка Энии не оставила равнодушным и его. Кроме улыбки он, однако, ничем ответить не сумел. Вид у него был пришибленный, что ясно говорило о денежных затруднениях. Вторая невестка к завтраку не являлась никогда, предпочитая нежиться в постели до последнего.
- Я на минутку, мы с Нуаром отправляемся в город, - пояснила она наличие телохранителя в столовой и тут же подала тому стянутый со стола бутерброд. Сама же все-таки решила присесть и взялась, было, за кофейник, но расторопный слуга опередил, чем заставил Гектора облегченно вздохнуть. Он-то не знал, что подобные представления в стиле отсутствия манер она закатывает только для него. - Чудная погодка сегодня, просто чудная! Самое время докупить кое-что для бала, - она незаметно стрельнула глазами в сторону Элизабет – та, скорее всего опять обрядится в свое бледно-розовое, а то и вовсе не пойдет. Глаза племянниц же с восторгом загорелись – девочки ждали подробностей, но их не последовало. - Налейте Нуару сока, - бросила она стоявшему рядом слуге, - что он там всухомятку давится. После некоторых колебаний, слуга все же протянул Аксидию стакан. Выражение лица Гектора едва не заставило Энию подавиться от удовольствия.
-
Этот посто просто невозможно было не оценить)
-
Ярко! :-)))))))))))
-
Восхитительный пост)
-
))))))))))
-
Легко и приятно читается.))) Очень увлекает, с первых строк.)
|
|
Селестия всегда старалась относиться с пониманием к решениям отца. Ведь ее не держали взаперти и развлечений хватало. И все же, шло уже шестнадцатое лето, а девушка так и не была представлена ко двору. Вопреки убеждениям нянюшек, что это однажды случится, девушка уже теряла надежду. Она прекрасно понимала, что многие ее сверстницы уже давно замужем, многие блистают на балах своей красотой и слава о них летит далеко за пределы Теравии. А она словно бы обречена всю жизнь слыть провинциалкой, ни разу не повидав в глаза Его Величество, не посетив легендарную столицу и даже просто не покружившись в танце с очаровательным кавалером. Чопорные семейные праздники и скромные балы не давали Селестии того, чего жаждало ее сердце. Иногда даже девушке казалось, что отец настолько сильно ее любит, что не желает расставаться с любимой дочерью. А мысль остаться в старых девах и не познать любви пугала девушку. Хотя она и понимала, что любовь и супружество редко ходят рука об руку. И все же прослыть старой девой ей тоже не хотелось. Впрочем, столь серьезные мысли были далеко не на первом месте. Как и любая юная прелестница, еще не искушенная перипетиями жизни, Селестия, конечно же, хотела внимания. Она хотела веселиться, хотела приключений и пылкого романа. Ей хотелось одевать роскошные платья и украшения, которые здесь, в провинции, в сущности были ни к чему. Ей хотелось ловить восхищенные взгляды, гулять под луной и всеми фибрами души впитывать дары юности, которые так и останутся в этом светлом периоде жизни. А сейчас она с унынием понимала, что эта юность может пройти и ничего хорошего с ней не произойдет. Нет, Селестия не грустила каждый день об этом. И, быть может, не грустила бы так сильно и сейчас, если бы не весть о предстоящем бале в столице. Девушка надеялась, что уж в это лето отец возьмет ее ко двору... и она, наконец, будет представлена королю и королеве... но дни шли, а в их доме не шелелестели рулоны тафты, не разлетались крылья легкого шелка, не струились ленты, не завязывались банты... Ничего... Ничегошеньки. А это значило лишь одно - никакого бала и в этот раз. Ведь все понимали, что любой уважающей себя леди ко двору необходим и соответствующий гардероб. Уместный в столь искушенном светском обществе. И легкомысленно к этой подготовке никогда и никто не подходил. Ведь это тонкая и филигранная работа, чтобы ни в манерах, ни в одеяниях, ни в украшениях и прическах не допустить промаха, чтобы ни в чем не было и намека на безвкусицу либо излишнюю вычурность, простоватость... А платья не шились... Медленно грустные мысли перетекли в мечты... Она продолжала глядеть куда-то вдаль на гладь озера и видеть вместо блестящей от солнечных лучей поверхности воды - полированный мрамор бальной залы... воображение рисовало роскошные колонны с изящной лепниной, многочисленный оркестр, что играл трогательную музыку... И множество людей, безмятежных, счастливых, они кружились по танцевальной зале и смеялись от счастья. И она, раскрасневшаяся от следующих один за другим танцев, дарила свое внимание прекрасному мужчине напротив... Селестия любила мечтать. Это заменяло ей то, чего так не хватало в жизни. Детство с его свободой ушло, а пришедшая юность ничего не предложила взамен, кроме строгих правил...
-
Невозможно удержаться)
-
Няша ^_^
-
понравилось)
|
2006 год, Канун Рождества. НША, загородный особняк СЕО "Техно-Майнд ИНК", Штат Северный.Какая прекрасная погода! Синоптики обещают ближе к полуночи обильный снегопад, однако это не помешает веселью, которое устроили здесь! Окрестности этого роскошного особняка хорошо охраняются, так что никакие дикари и бандиты из этих снежных пустошей не навредят дорогим гостям. Во внутреннем дворе особняка собралось много народу. Благодаря новому изобретению Техно-Майнд, здесь можно комфортно находиться без дорогой шубы и даже смотреть на чудесный купол из снега. Многие из собравшихся - влиятельные люди 10 Ультраполиса, богачи всего Севера или просто хорошие друзья СЕО. А также их жены, подружки и просто девушки в платьях и шубах. На всех шелка, хлопок и шерсть. Ни грамма синтетики! Здесь пьют из роскошных бокалов пьянящее шампанское, а чудная подсветка и современная музыка создают действительно праздничную атмосферу. Часы показывали, что оставалось буквально пара часов до Рождества и некого важного сообщения, ради которого Уоррен Хантер, владелец этого особняка всех собрал сегодня. Ничто не предвещало беды... К парадному входу подьехала ничем не примечательный минивэн без окон. Швейцар крайне удивился, как охрана вообще сумела пропустить такой шаг. Из него вышел ничем не примечательный чернокожий мужчина в сером пальто и направился ко входу. Щвейцар поспешил остановить мужчину: -Извините сэр, это частная собственность. Вы не можете войти без приглашения. Черный удивленно посмотрел на швейцара. Улыбнувшись, он слегка всплеснул руками. -А, да, извините, конечно, я забыл про приглашение, вот забывчивый глупец, - Ласково похлопав себя по голове, негр немного посмеялся, и одним резким движением достал из под плаща обрез. - Вот мое приглашение. Выстрел. Из минивэна выскочила группа вооруженных людей в масках и побежала внутрь особняка. Негр, немного осмотревшись, не торопясь пошел вслед за бандитами... *** Спустя полчаса. НША. Неизвестное местоссылка"...И взамен заложников я требую десять миллионов долларов и перелет в Нью-Нью Токио. Если вы не выполните мои требования, пострадают невинные люди. И я говорю не только о заложниках" Чернокожий парень в сером пальто показал некую дискету. "Здесь находится вирус, способный уничтожить всю базу данных финансовых бирж. Все верно, мы...то есть, я владею средством, способным уничтожить весь мировой рынок, если мои требования не будут выполнены. Даю вам время до полуночи, не пытайтесь меня остановить, иначе заложники пострадают. Это был Черная Тишина, до встречи с деньгами." -Проклятье! Почему всякое дерьмо случается в Рождество, когда многие наши агенты сейчас в отпусках?! -У нас вряд ли что нибудь получится сделать. Нам придется выполнить требования террориста. -И чтобы это послужило прецедентом? Никогда НША не выполняло требования террористов! -Но что мы можем делать? Что? -Думаю, я знаю одно отличное решение... -Какое? -Пора выпускать в свет Проэкт Омикрон. *** Неизвестное время. НША, Небо Северного ШтатаНеизвестно, сколько вы были в отключке. Однако, даже пробуждение не всегда было лучшим - какие-то медицинские и научные тесты. Осознание того, что теперь ты это не совсем ты. Еще больше тестов. Заново учились ходить, есть, говорить, стрелять. Снова тесты, на этот раз - боевые. Все в белых, стерильных комнатах. А потом - родная стазис-капсула, где снова сон без сновидений и осознания того, сколько ты провел там времени. Но что-то в этот раз поменялось. Тебе кажется, или это звук...вертолета? Очнувшись в стазис-капсуле, вы поняли, что находитесь внутри гигантского вертолета. Рядом с тобой - еще 4 таких странных капсулы с неизвестными тебе людьми. Из иллюминатора виден снежный пейзаж. На стене, отгораживающей вас от пилота высветился экран. На нем вы увидели мужчину средних лет в очень потрепанной униформе морского пехотинца. Вид у него ну нихрена не праздничный. -А, бойцы, вы проснулись, отлично. Меня зовут полковник Шепард, и я буду вашим куратором на время данной операции. Времени мало, однако постараюсь ввести в курс дела. Добро пожаловать в 2006 год, котята. Несколько часов назад, группа неизвестных захватила особняк СЕО Техно-Майнд и сейчас угрожают убить невинных людей, если их требования не будут выполнены. Группу возглавляет Черная Тишина, крайне опасный хакер, разыскиваемый в 5 Ультраполисах. Вашей основной задачей является спасение заложников и захват Черной Тишины. Однако, помните, у вас в запасе не более часа, после чего он примет решительные меры. Мы высадим вас за несколько миль до особняка, но на месте высадки вас уже будут ждать транспорт, на котором вы сумеете добраться до особняка. К несчастью, из-за большого присутствия гражданских, то армия и полиция вряд сумеет чем-то вам помочь так что вы будете на своих двоих. Помните: основная задача это спасение гражданских и захват Тишины. Я и мои ребята будем держать вас в курсе событий и перемещений противника, а также предоставлять всю необходимую информацию по мере надобности. В случае чего вы сможете с нами связаться по рации. Удачи, солдаты. Экран погас. Раздался голос пилота -Время собираться, мальчики и девочки, мы прибываем на место через пару минут.
-
я просто не мог не оценить этот шедевр:)
-
А неплохо, так, получилось
|
|
|
-
Я до последнего надеялся, что Хищника свалят. Но это все-таки был сильномогучий Хищник.
-
Ты доволен, человек? Ты должен быть рад - ты ранил меня сильнее, чем что-либо на этой охоте. Вот это было классно.
-
А я вот это плюсану - действительно классный пост. Цеплял на главной случайно лет пять назад и, тем не менее, до сих пор помню.
|
|
-
Плюсы я ставить пока что не могу, но пишешь прикольно) даже убивать жаль)
-
Плюсы я ставить пока что не могу, но пишешь прикольно) даже убивать жаль)
|
После бегства долгого, по снегу глубокому, очень приятно остановиться и дух перевести. Привал незапланированный, длился не то чтобы долго, но и не мало, ибо не быстрое это дело - на морозе, впотьмах, полный латный доспех натягивать, да закреплять. Но на все готовы люди, лишь бы спасти жизни свои, а воин в доспехах все же больше шансов против зверя имеет, чем если бы просто с мечем вышел. Когда же продолжить путь наконец решились выяснилось тут же, что прежний темп уже никому не под силу. Сказывается усталость. Холод, напряжение, долгое бегство, страх - берут свое. Все тяжелее сквозь сугробы пробиваться. Все медленнее движется отряд, но не останавливается, ибо остановиться сейчас - на смерть себя обречь неминуемую. Вновь послышался вой вожака стаи огромных тварей, что преследуют людей неустанно, стремясь утолить свой голод. И от воя этого вздрогнули все, ибо совсем уж близко он послышался. Ужас придал сил. Быстрее пошли люди, но все равно недостаточно быстро, чтобы оторваться от волколаков. Бег. Тяжелое дыхание. Неизвестно откуда берутся силы, чтобы просто продолжать двигать ногами. Холод. Страх. Чувство времени теряется быстро. Может секунды прошли с тех пор, как выл вожак в последний раз, а может и часы минули. Нет лесу конца. Сердце колотится в груди. Огнем горят легкие. Болят натруженные мышцы. Слюна настолько тягучей стала, что больше напоминает какую-то слизь. К реальности возвращает вновь раздавшийся вой. Теперь он еще ближе. И это уже не вожак - все волколаки преследующие беглецов оглашают ночь своим воем, от которого стынет в жилах кровь. Твари чувствуют, что добыча рядом. Чувствуют страх и усталость. Знают, что людей немного. Голод, жажда крови и охотничий азарт слышны в их вое. Люди продолжают бежать еще какое-то время, хотя и становится понятно, что это уже бесполезно. Почуявшие близость своей добычи твари ускорили свой бег и вот уже мелькают средь деревьев в неверном свете луны огромные черные тени. Или это только кажется? Еще несколько томительных, тяжелых минут бегства. Пытка неизвестностью. Новый вой слышен и вместе с ним развеиваются все сомнения. Со всех сторон окружены беглецы. Воют спереди волколаки, сзади воют. Справа и слева тоже. Остановились люди на поляне небольшой, где наст мог выдержать их вес, а через несколько секунд, среди деревьев показались огромные твари, вышедшие из кошмарных снов. Похожие на волков, но намного превосходящие их размерами, скоростью, силой и умом. Рычат, щерятся злобно. Глаза сверкают в лунном свете, отчего еще страшнее вид становится.Но не нападают пока. Кружат. Выжидают. С минуту примерно длится ожидание, пока среди зверей не появляется вожак. Огромный, даже по сравнению со своими сородичами, белый волколак. Остановился на краю поляны. Смотрит на людей, словно думая о чем-то. Спустя несколько секунд отвернулся, рыкнул и будто по команде, остальные волколаки после рыка этого со своих мест сорвались, на людей кинувшись.
|
|
Глядя, как настороженно пробирается к раненой его возлюбленная, мужчина вполне приветливо улыбнулся. Услышав слова Сергея, он как будто проникся к путникам симпатией. - Понимаю ваше смятение. Сам очутился тут подростком, без малого двадцать лет назад. По иронии судьбы, вон с ним же, - кивнул он в сторону своего спутника и тот тут же одарил присутствующих улыбкой, которой не хватало, по меньшей мере, трех передних зубов.
- Вам может показаться сперва, что вы попали в ад, но жизнь в Империи не так уж и плоха. Вы поймете когда-нибудь. Всегда есть работа, еда, преступности почти нет...
Он напрягся, увидев, как Эллина присела на корточки рядом с умирающей. Провела ладонью по волосам Алиши и нахмурилась.
- Империя, или то, что от нее осталось, сейчас перед вами. Сотни лет назад здесь были леса, сады, деревни, другие города. Так рассказывают летописи. Осталась только столица, которую постепенно стали называть Империей, а прежнее название затерялось и знает его лишь Главный Избранный, ну или император по-нашему. Империя уже на три четверти состоит из людей с Земли. Как мы сюда попадаем, в случае смерти ли, или просто исчезаем и появляемся здесь – наверное, кто-то владеет такой информацией. Только мне этот человек так и не встретился. И теперь уже точно я его не найду.
Он с горечью поглядел на девушку, положившую правую руку Алише на лоб, и продолжил: - Выгоняют из Империи редко. Только за преступление. За убийство – сразу, за воровство – после вновь нарушенного предупреждения. - И только если попадешься, - хвастливо встрял его приятель. - Ой, замолчи, Эл, - отмахнулся от него мужчина. - Я, кстати, Макс, - пожал плечами говорящий, - имена здесь, конечно, не меняют, хотя хозяевам Империи они кажутся нелепыми. - Эллина, к слову, из хозяев - тех, кто родился здесь и вырос. Дочь одного из Избранных, - грустно усмехнулся он. - Вас, наверное, интересует, как отсюда вернуться домой? Ответ также не найден. Каждый из появившихся здесь искал его. Смиритесь, мой вам совет. Или сойдете с ума. - Психов тоже выгоняют как бы, хыы, - снова затесался Эл.
Рана Алиши затягивалась в считанные секунды, из пунцовой стала бледной, потом и вовсе затянулась, оставив лишь едва заметный шрам. На щеках даже румянец едва заметный появился.
Эллина же, напротив, потухла. Буквально потухла. Перестали светиться огоньки под кожей. Она казалась совершенно обычной без этого свечения, только чересчур бледной, что вполне скоро нашло объяснение – красавица рухнула возле Алиши без чувств как раз в тот самый момент, когда девушка открыла глаза.
Макс не казался обеспокоенным, когда это случилось, он только заговорил быстро и его широкая грудь ходила ходуном от волнения: - Прошу вас, настал ваш черед отплатить за жизнь вашей девушки. Моя Эллина очнется примерно через час. Я расскажу вам нашу историю, но обещайте помочь.
Он потер ладонями лицо и начал: - Хозяева Империи против браков с прибывшими, это почти преступление. Но я работал на отца Эллины, мы с ней полюбили друг друга, и с тех пор он искал повод, чтобы избавиться от меня. Как видите, ему это удалось. Он только не думал, что дочь бросится за мной. Ей здесь не выжить, вы же понимаете. Верните ее обратно, прошу. Избранный сказал, что она может еще передумать до долгой ночи. После – дороги обратно нет. Он отречется от нее. Прошу вас, верните ее отцу. Вас еще и наградят за это, а я буду счастлив знать, что она жива.
Глаза его стали совсем безумными от тревоги. На лице было написано - он боялся, чтобы путники ему откажут.
Джейми опустила пистолет - И оружие нам оставьте, - увидев это, зашептал Эл, - его все равно отберут на входе. Огнестрельное оружие запрещено, - говорил он, пока не получил пинка от Макса.
-
Превосходный пост.
-
Хочу домой.
-
Долгожданный пост с интересностями и подробностями. Алиша еще поживет, ура :))).
-
За здравие чуть-было-невинно-не-убиенной особы и общий поворот событий!
-
Лихо закручен сюжет))) А я штрафник(((
-
Пост, конечно хороший! Но, выбраться я все же попытаюсь)
|
-
Очень долгая игра) Очень медленно и очень мало. Но посты - бесподобны, читается на одном дыхании, ярко и интересно, Возможно, когда-нибудь, вы таки ускоритесь и завершите эту игру)))
|
Энджи тянула до последнего. Уютная мысль остаться и встретить начало бури на улице, как раньше, в детстве, когда это казалось навроде подвига, а еще - единения с чем-то гораздо сильнее ее самой, рассыпалась о необходимость защитить родившееся в муках начало. А может, не стоило оно той опеки… Вот сейчас польет, а она никуда и с места не сдвинется.
Словно предупреждая, порыв ветра освежил горящее лицо. Вот-вот буря обрушится на ее голову струями сквозь прохудившийся настил.
Но Энджи будет сидеть и провожать спокойным взглядом поплывшие строки, отлично зная, что невозможно их вернуть. И горечь смешается в ней с удовлетворением – нельзя таким сказкам являться в мир.
Пригласив на танец несколько листков клена, ветер бросился на Фэй настойчивее. Будто не хотел, чтобы сказочница делила с ним затихший в благоговейном трепете сад.
Энджи устроилась поудобнее, даже взбила подпиравшую поясницу подушку, с вызовом поглядывая туда, где только что кружились беспомощные листья…
***
Терпение сошло на нет с третьей каплей, упавшей на ее рукопись. Крупная, она растопила почти целое слово, и Фэй дернулась к дому. Ветер злорадно швырнул вдогонку ледяные капли – победитель на сей раз.
Фэй с блаженством вдела окоченевшие босые ноги в домашние тапки и скрылась за жалобно скрипнувшей дверью.
Остановилась почти сразу, у порога. Никогда еще она не бежала от грозы. Раскачивалась в беседке, легкомысленно доверяясь ее никчемной узенькой крыше, куталась в старый бабушкин вязаный палантин, пока не приходили к ней видения из еще ненаписанных сказок или не оживали сюжеты уже существующих, наполняя ее радостью свершившегося – детище увидело свет.
Но сейчас, застыв в нерешительности, Энджи чувствовала, как вползало к ней в сердце отчаяние – он не могла позволить этой сказке жить, но и оставить ее там, внутри, было сродни поеданию трупа. Чувствовать, как разлагается, гниет в тебе история… Фэй зябко повела плечами и, устроив листы с написанным поудобнее на камине, неслышно, словно боялась их разбудить, вышла на улицу.
В какой-то момент Энджи даже поймала себя на мысли, что находиться в одном доме с этой рукописью ей тяжко, невыносимо, не хочется. Как в той истории о Джонатане Боро, боявшемся своей самой известной книги. Завидев ее в витрине магазина, он бежал, сломя голову , и больше там не появлялся, ровно как и в библиотеке, парке, кафе – везде, где кто-либо читал его творение. Тогда ей показалось это забавным, но, сейчас, сидя, прижав колени к подбородку, в хрустящем от каждого движения плетеном кресле, Энджи все сильнее осознавала неприязнь.
Можно ли не любить своего ребенка? Не желать его появления на свет? Фэй не знала, но чувство, ранее ей неведомое, пугало.
Она, пожалуй, посидит еще на террасе, позволит перестуку дождя по металлу крыши найти резонанс в ее взволнованном сознании, а затем продолжит писать. Чего бы ей это не стоило. Чего бы не стоило…
-
Не зря я всё это затеял, не зря =)
-
Сказки ой как злыми бывают... ;)
-
Красивый пост
-
Прекрасно, как и всегда. Игрок всегда великолепно чувствует персонажа, передаёт его чувственно, красочно, неординарно.
-
но и оставить ее там, внутри, было сродни поеданию трупа. Чувствовать, как разлагается, гниет в тебе история… Чёрт, как точно...
-
Очень добротный пост, который, на мой взгляд, на фоне всенародно воспетой мастерской вводной несколько затерялся, и незаслуженно. Приятное чтение и многообещающее начало спин-оффа. Жду продолжения :)
-
Дивный, уютный пост. Мой любимый, пожалуй.
-
Мимими. Доброта в стиле Эдды :). ...Энджи чувствовала, как вползало к ней в сердце отчаяние – он не могла позволить этой сказке жить, но и оставить ее там, внутри, было сродни поеданию трупа. Чувствовать, как разлагается, гниет в тебе история…
-
А давайте плюсовать красивые добрые посты))
-
Сказки, я вижу, не только у Рази получаются.
-
Великолепно. Без преувеличений и совершенно ненужной в данном случае лести. С упоением читал этот модуль - совершенно точно могу сказать, что не встречал ничего более милого и уютного. Пусть эта игра и тянется неимоверно долго, пусть промежутки между постами исчисляются месяцами, а то и годами - она того стоит. Надеюсь когда-нибудь эта история таки подойдёт к своему логическому завершению. А я буду с интересом следить за развитием событий:)
-
^-^
|