Голосование пользователя

Рыболюди свернули за угол дома, оставив без внимание быстрое и ловкое движение Кёрза, с которым тот… или теперь лучше сказать “та” спрятала ковырялку за спиной. Клинком больше — клинком меньше, ну кто из них заметит? Главное, что меч стражника лежит на земле. Вместе с рабами, рыболюди прошли вниз по промозглой улице города, к условному “центру” — по крайней мере, стоящий на сваях город был построен полукругом именно вокруг той точки, к которой сейчас шла группа Кёрза, насколько помнил мертвец.

По мере приближения всё четче становился корабль в небесах, чья отсыревшая и покрытая коралловыми наростами туша перекрывала солнце на небосводе: тень от оборванного парусника поглощала собой почти целый квартал — размеры самого судна поражали!
Кёрз никогда в жизни не видел таких кораблей, и пускай при близком рассмотрении судно рыболюдей оказалось скорее парящей развалиной, его размеры и замысел — показатель чего-то истинного мастерства! Длина основания корабля была с две галеры, а дыры в днищи — размером с пару человек — казались невероятно маленькими, мачт было больше двух, а полотен парусов на каждой некогда помещалось с дюжину — об этом сейчас напоминали лишь обрывки парусины и цветные ленточки.
Прежде чем поднять корабль в воздух рыболюды явно пытались как могли его залатать, законопатив трещины глиной, сбив вместе какие-то особенно опасные для конструкции проломы и украсив борт шипами и какими-то куклами, издалека похожими на человеческие тела — явно способ “устрашения” наземных противников издалека.
А нос корабля, который в своё время снесли чем-то, рыболюди заменили на вмонтированный вместо него череп какого-то жуткого морского чудища с одним рогом — облезлая голова чудища по размеру могла вместить в своей пасти два человеческих роста, что не могло не пугать, но зубов на челюстях черепа почему-то не было.

— Скоро вверх земельник, — рыболюд воин показал пальцем с перепонкой в небо, — скоро поплывём вверх. Приготовься. — Предупредил громила. И когда до корабля оставалось не так много, Кёрз почувствовал, что в воздухе стало влажнее и жарче. На его ледяном лице от перепада температуры появилась испарина.

Испарина сложилась в первые капли… но вместо того, чтобы стекать вниз, к губам, они потекли по лбу вверх, а потом оторвались от него и полетели к небу. Мелкие камешки или мусор порхали над землёй… порой ветер проносил мимо мертвеца пузырьки с кровью.

Сила тяготения тут словно ослабла, позволяя двигаться куда легче: нежить ощущал, что сбросил килограмм десять-двадцать, тело его было лёгким как пёрышко и судя по тому, как ранее неловкие на земле рыболюди ускорились, двигаясь не шагом вразвалочку, а короткими прыжками, эта сила всё усиливалась рядом с кораблём.
Пока в какой-то момент Кёрзз просто не оторвался от земли, не в силах больше за неё держаться. Она взлетела вверх, повиса над небольшой площадью в центре города: когда-то там был местный рынок, а сейчас остались лишь горящие торговые ряды, перевёрнутые лавки и бойня. В воздухе парили трупы людей.

А ещё рыболюди. Много рыболюдей! Они плавали здесь как в воде и ещё несколько крупных особой, как страж, подплыли к Кёрззу с копьями. Их остановил здоровяк, сказав что-то вроде “он с нами”.
Болтающемуся в воздухе трупу потребовалось около пары минут, чтобы научиться балансировать в состоянии полной невесомости и плыть к кораблю, вслед за рабами и воинами — за это время его спутники уплыли далеко вперёд и залезли на палубу судна.
Проследовав за ними, Кёрзз так же очутился на палубе, и увидел своих спутников стоящих на ней на коленях перед странного вида… рыбой? Рыболюдом? Этот представитель подводной расы отличался: если все остальные существа были небольшими хищными рыбами или стайными животными, то это существо имело в себе примеси крови акулы, с яркими людскими чертами.
Массивный, с серой и очень толстой шкурой, исполосованной шрамами, поверх которых надел одежду какого-то людского капитана, дорогую и украшенную погонами и золотом. Морда существа растянулась в широкой зубастой ухмылке, на шее блестело массивное золотое ожерелье, из-за пояса торчал флинтлок, а из глаз и по хвосту существа бегали огоньки, словно слабые всполохи энергии — возмущение в магии.
Но даже не это было самой странной чертой рыболюда: о нет, куда сильнее в глаза бросались шрамы и то, что беднягу некогда четвертовали — у него отсутствовали руки и ноги по локти и по колено, вместо них рыболюд установил подвижные протезы.
Капитан посмотрел в сторону Кёрзза с лёгким интересом и поманил его рукой-якорем к себе поближе, на переговорить.

Имперские ночи очень теплые и очень светлые, как от россыпи звёзд на небе, так и от огней больших поселений, коих в стране много. Задержавшись даже заполночь, какой-нибудь вывалившийся из кабака пьяница легко найдёт дорогу по улицам до своего дома, даже если выйдет за пределы освященных факелами улиц. Или же, как мотылёк, вернётся на свет огня — к трактиру, где тебе всегда рады, если есть деньги и ты не буянишь больше положенного…
Так и Эл, что вышел отлить из таверны после очередной попйки мог легко вернуться назад. Он задержался на улице чуть больше положенного, сделав своё дело, просто чтобы полюбоваться на ночь. На полную ясную луну. На перелесок совсем недалеко от деревни. И на чернеющий неподалёку частокол деревни.
Ворота ограждения, как ни странно, были открыты. Стражники возле ворот спали глубоким сном, что могло бы насторожить Эла — кому, как не ему знать, что вряд ли при обычных обстоятельств два бойца империи уснули бы на своём посту, оставив вход в деревню открытым. Но тут, откуда не возьмись, он услышал чарующее пение.

Ветер, задувающий в открытые ворота, донёс до него звон арфы…
…За ним последовал протяжный женский голосок, звонкий и высокий, будто журчание тёплого летнего ручья обрело в нём плоть и кровь. Незнакомая девушка пела про несчастную судьбу народа гоблинов. Про проклятье, лишающее ума. Про магию, искаженную животной яростью и плотскими страстями и про искаженный от уродства облик. Песня звучала печально и протяжно, отстранённо, как какая-то легенда… пока певица не обратилась как бы напрямую к слушателю. В песне прозвучали заманчивые обещения.
Незнакомка обещала тем, кто “не боиться взять судьбу в свои руки” в один прекрасный день “изменить её”, сняв проклятье и освободив народ зелёных эльфов от чар. Этот голос усилили непонятно откуда взявшиеся в лесу инструменты, словно гул целого оркестра.
Ничего настолько чистого и прекрасного он не слышал никогда в своей жизни, особенно звучание первой скрипки оркестра — через неё с ним будто бы говорили Боги! Голос предложил Элу сделку: исполнение заветного желания в обмен на один смелый шаг!

И Эленандар сделал этот шаг без страха. Он зашагал вглубь леса, чуть покачиваясь, на ходу вдыхая свежий хвойный воздух, и покуда хмель выветривался из его кровь, ум наполняла эта музыка.
Музыка вела его вглубь леса, сливаясь с хрустом и трещанием ветвей, что заменили для оркестра трещётку и барабаны. Хруст и шелест травы под ногами стали заменной части струнных. Ветер взял на себя роль духовых, а далёкое журчание ручья разливалось ксилофоном. Теперь чернострунник понял: это природа играла ту чудесную музыку, а не какой-то живой человек. Как “инструмент” он слышал лишь двух музыкантов: арфу и чей-то божественный голос. А откуда шёл звук скрипки гоблин понять не мог.
Наконец, гоблин вышел на бережок прекрасной реки: вода в ней переливалась всеми цветами радуги, мерцая под светом луны и звёзд словно непрерывный поток чистейших самоцветов.

Речка была неглубокой, буквально по колено гоблину и по лодыжку представителем рас по-крупнее. На противоположном берегу речки сидела полуэльфийка с арфой в руках. Она играла ту самую мелодию на арфе — теперь звучал только её голос и арфа.
Оркестр стих… и вместе с ним, голос полуэльфийки тоже стал не таким совершенным. Чуть более плоским и порой с фальшивыми нотками. Она зачитывала текст с какоих-то старых обветшалых нотных листов у своих ногой, порой прерываясь.
Девушка оборвала песню, устало выдыхая:

— Эта песня очень сложная! Я не понимаю, для кого она написана вообще, кхе-хе, — хрипло кашлянула та, — и тут явно не хватает листов для части инструментов. Под неё должен играть оркестр. Но сама мелодия… — она обернулась, говоря куда-то за спину, — …она просто прекрасна! Чарующая, правда, Реджи? — Спросила она у кустов. Опустила одну ноги с кретого бережка в реку. — Тут всё прекрасное… даже эта река: она течёт из того холма, значит это свечение наверняка из-за близости с той штукой. — Проговорила девушка. Повернулась к кустам опять. — Эй, Реджи! Ты слушаешь?

Ответа не последовало. Зато острый слух Эла услышал далёкий топот. “БУМ-БУМ-БУМ”, — словно кто-то забил вдали в барабаны. “БУМ-БУМ-БУМ”, — приближался гул. И вдалеке с жалостливым скрипом покосилось дерево, всего через пару секунд рухнув. “Что это там, Реджи?..”, — испуганно спросила бардесса. И из кустов на неё вылетел испугганный и весь взмокший халфлинг.

— Под берег, быстро! — Шикнул на неё… по всей видимости, Реджи — халфлинг-рейнджер, судя по снаряжению. Парочка сиганула в речку с бережка, прячась за крутым изгибом. В это же время, за кустами откуда выпрыгнул халфлинг, меж деревьев, замаячила громадная фигура, ростов в пять от гоблина или халфлинга и в два роста от эльфийки. В слабом лунном свете виднелась серая кожа существа, блеск металлических пластин его доспех. Громадные серые уши, больше чем голова, и… щупальце с длинными клыками, что росло прямо из лица? Очень странная громадина.

— Эээ, слущай, я тебе говорю: слишал тут кого-то! — С сильным акцентом прогудел великан.

Я чувствовал себя словно зверь загнанный в ловушку. Бежать пока не упадешь, а если не получится драться до последней капли крови. Дыхание сбивалось. Детское тельце не привыкло к таким побегушкам. Такое беспомощное, ни на что не способное. Я снова бегу, но теперь я не могу облажаться. Себя спасти мне не удалось так хоть ее спасу.

Пшеница на поле была такой высокой. Вся картина мира стала внезапно такой большой. Будь я чуть пониже она бы била прямо по морде. Можно было спрятаться среди посевов, жаль не оторвались.

Морти уже должен был выбиться из сил у него словно открылось второе дыхание. Жжение в груди и дрожь в ногах словно придавали ему сил. Девочка тащилась за Морти явно превозмогая боль. Над полем словно из ниоткуда взмыла стая ворон. Вскоре взору мальчика открылась все картина. Путь преграждала стая собак и пара коней. Средь этого зверинца выделялась женщина. Такие пышные наряды не присущи сумасшедшим крестьянам не каждый дворянин одевается в такую одежду, а эскорт из зверей тем более казался лишним. Мальчик сжал руку девочки сильнее.

Черт, окружили. Женщина в этом дурацком платье. Она ведьма. Свора зверей намекала об этом. Либо она сумасшедшая, но сумасшедшие так не выглядят. Видимо это из-за нее здесь твориться такая чертовщина.

— Ага ищи дурачье, — мальчик достал Косу готовясь защищаться. — Что то не видать средь твоего зверья детей, — оглядев толпу рядом с ведьмой сделал вывод. — Или твое зверье и есть эти дети? — парень сомневался, что звери по своей воли идут с ведьмой.

— Не слушай ее она лжет, — полушепотом мальчик обратился к девочке. — Лучшего она желает, что ж она не спустилась в деревню помощь тебе? — уже не так тихо произнес. — Хотела чтобы ты побегала? — бросив быстрый взгляд на девчушку произнес парень.

Ведьмам верить нельзя. Днем притворяются немощными старушками и шастают по деревням в поисках нужным им детей. Ночами же обращаются и забирают тем кого они выбрали. Из всей этой своры видимо настоящий только осел. Он и днем и ночью осел. Оттого он и кажется лишним.

Столько уверенности как глупо. Со всеми точно не справлюсь. Как говориться "Не слажу так дерьмом измажу" назло ведьме. Но девчушка ее не достанется. Мальчик был уверен сейчас придется драться и он был готов. В нем струилась сила пополам с отчаянием. Крыса загнанная в угол будет бросаться даже на медведя. Зря вы загнали меня в угол.

- Странная у меня мысль, но силу реактора можно измерить не только выходной мощью, но и силой взрыва, которую он даст в случае неисправности.И наш реактор был действительно мощным. - обратился Джим к Рекфолу на секунду возрадовавшись эстетике разрушения под ними, а потом пришёл неприятный осадок осознания того, что экспедиция потеряла всё, что было на корабле. Осталось только полагаться на подручные средства. - Прощай, моя мастерская...

Он отошёл от стены и принялся осматривать всё убранство корабля, интересуясь тем, о чём говорят его коллеги и попаданцы по экспедиции.
- Не знаю, как вы, но моя задача: думать конструктивно и решать насущные проблемы команды, если они возникают. А сейчас самый насущный вопрос в том, что будет, если ваш глава примет или не примет нас гостить у чуждой нам цивилизации. Тот, что будет у вашего вожака? - старался тот говорить как можно более по-деловому. - А форма корабля... Аэродинамика никчёмная, как и защита от снарядов, но её плюс в том, что корабль этот может быть частью большей конструкции, чем этот корабль. Может, корабля-матки, города или ещё чего-то такого. Обожаю такие логические головоломки.

В эфире программа "однако здравствуйте". Сначала уйти с поляны, потом попасть в неземное транспортное средство, а после этого узнать, что сумасшедшие роботы, которые подбили их судно и собирались уничтожить саму группу, это творение рук этого клювомордого. Или его сородичей. Еще и имя такое, древнеегипетское. Как и, собственно, вид. Религиозный, правоверный, если ты придерживаешься теорий старой закалки о Египте и всем, что с ним связано. Не хватало лишь чтобы панель управления этим аппаратом были в иероглифах, прямо как в этих, как их. Пирамидах. Но за вопросами яйцеголовых начались вопросы самого клювомордого. Зачем тут группа людей? И действительно. Зачем? Теперь то уж цели сменились на "подать сигнал" и "выжить до момента прибытия поддержки". Наверное.

Клювомордый выдал информации на добрых пару дней размышлений, которыми они не располагали. Данные из дрона изъяты, значит причин сидеть на открытой местности больше не было. Инопланетянин предложил проследовать за ним. Такая себе перспектива, когда твою судьбу будут решать неизвестные доселе человеку создания. Но хоть какой-то шанс на выживание. Вряд ли они самостоятельно сумеют жить на чужой планете среди агрессивных механизмов с парой то бластеров. Вообще ситуация адовая. Ник не был слабаком, но сам дивился, как ещё не впал в панику. Видимо адреналин помогал, который так и струился в крови ещё с самой посадки.
В общем других мыслей, кроме как валить отсюда, уже не осталось. Но нельзя было выказывать беспокойства. Для самого себя даже. Решение, как переиграть красиво момент давления на пятки, пришёл сам собой. Пилот поравнялся с Кэтрин, которая первой решила выдвинуться. Закинул бластер на правое плечо, улыбнулся заигрывающе.
- Нехорошо девушке гулять в одиночестве по чужой планете! - сказал Ник, затем изобразил настороженную мину, под ноги глядя, подскочил резко к Кэтрин за талию обхватывая и к себе прижимая. - Осторожно! Живности тут всякой хватает.
А что. Неизвестно смогут ли они покинуть эту планету, может придётся воссоздавать род людской. А женщин мало, надо бы уже продемонстрировать остальным свои претензии на самку. Конечно Смит он этого не говорил, стараясь флиртовать осторожно посредством отвлечённых разговоров. Заодно обстановку разрядить, успокоиться, пока идут в лапы судьбы неизвестного Маата.

- Воу воу воу, морячок, давай по-легче! - протараторил Ник едва военный взвёл бластер в боевое положение. - Может идея и не фонтан, но этот... - Брангюсон задумчиво обвёл взглядом инопланетное создание. - В общем им точно не понравится в проёме твоего прицела. А так у нас хоть есть какие шансы на дипломатию.
По правде говоря пилот понятия не имел как лучше взаимодействовать с инопланетянином. Едва команда его заметила, обалдевший Ник с натурально разинутым ртом пялился на данного субъекта с неподдельным интересом. Поначалу вообще подумал, что старая добрая белочка наведалась в гости. Или некогда употребляемое ЛСД непостижимом образом завалялось в организме и вследствие стресса активизировались, выдавая в мозг галлюцинации. Но нет же, остальные тоже видят челоптицу и даже идут на контакт. Вот так, мать его, встреча. И тут вдруг служивый удумал поджарить чудо природы. Так пилот и среагировал, аки помешанный гринписовец.

Ник до последнего сидел в пилотском кресле. Он не мог поверить в произошедшее. Один из лучших пилотов на Земле, по его рейтингу то точно. Самая ответственная миссия в его карьере. А что требовалось, да всего лишь посадить корабль. Не справился, причём конкретно, Иллюзия вдребезги. Хорош же пилот... И оправдания в виде долгой паузы или сложной ситуации тут неуместны. Всё равно провалил главный экзамен в жизни. Не замечая хаос вокруг себя, Ник продолжал сидеть в кресле пилота, но теперь отчаянно колотил кулаками по покорёженной панели пульта управления.
"...Джек, Ник, вы самые высокие - становитесь в основание.." - донеслось вдруг за спиной пилота. Спохватился, вскочил с кресла, наконец почувствовав боль по всему телу от немыслимой тряски и столкновений во время падения.
- Да, да, уже иду! - с ноткой стыда пролепетал Ник и, подбежав к остальным, принялся помогать выбираться через зияющую дыру в обшивке корабля.

Собрав все приборы, какие только возможно, Кевин упаковал их в ударопрочный контейнер и занял своё место в космическом челноке. Уложив его себе в ноги, он пристегнулся ремнями и приготовился любой ценой беречь ценные научные приборы. Когда начало болтать, учёному достаточно было наступить на контейнер сапогом скафандра, и он был надёжно зафиксирован.
По мере приближения к поверхности планеты душу Кевина всё сильнее и сильнее разъедал демон научного любопытства. Сколько новых данных! Атмосфера! Химический состав! Температура, давление, гравитационная и электрическая постоянные. Возможно, новые, неизвестные науке вещества. Что может быть прекраснее? Дополнить таблицу Менделеева. Может быть, даже какое-нибудь открытие назовут моим именем. Впрочем это неважно. Да возвеличится наука, да сгинут наши имена! Но для этого надо очень-очень хорошо поработать.

-Наших бьют! - Закричал Трочелли.
Плевать, что это может быть опасно. Плевать, что возможно это последняя драка ученого. И плевать, что он, кажется, брошен товарищами. Лучше умереть сейчас, чем всю жизнь жить со позором! Бросать в беде своих сопартицев нельзя ни при каких обстоятельствах! С полной готовностью стать героем, Торичелли бросился на рудокопа.

Примерный план действий. Попытаться подбежать сзади, схватить его за основание обоих ступней, потянуть на себя, и одновременно толкнуть его плечем вперед. Тогда он должен упасть.

Том услышал предложение Торичелли, но не ответил на него. Пока он услышал все, что хотел. Хотелось узнать больше не о болезни, а о недавно упомянутом Элиной Кареле. Но пока что спросить о нем не удавалось. Судя по всему, петь девушке действительно нравилось. Да и получалось у нее отлично, если Том понимал что-то в этом деле. Слушать героическую историю было вполне занимательно, и ни на что другое обращать внимание особо не хотелось.
– Мяса? Да мне хватит и… – вечер был крайне богат на прерывание разговоров. Резко подошедшему человеку все же удалось прервать наслаждение музыкой. По первым же словам стала ясна причина его недовольства по отношению к Антонио. Не пытаясь никого успокоить, Том немного отошел в сторону от мужчин. Оставаться в месте возможной драки, а уж тем более встревать в нее казалось не слишком здравой затеей. К тому же, кондотьер внушал впечатление того, кому не нужна помощь в подобного рода передрягах. Как-нибудь да разберется.
Отступив на пару шагов, Том огляделся по сторонам. Красной банданы нигде не было видно, а вот одежда натурфилософа бросилась в глаза почти сразу. Разговаривал с кем-то из местных, а потому был далековато. Значит, оставался ученик алхимика, который был рядом с Элиной. Поближе к ним Бернс и направился.
– Тут скоро может стать шумно, как считаете? – вряд ли кто в таверне не заметил этого, но придумать более подходящий вопроса времени не было.

      - Не часто услышишь такую просьбу,- улыбнулась Элина,- Звучит как неумелая попытка впечатлить и затащить в постель. Но, если не шутишь, то, я, пожалуй, попробую. Да и такому кавалеру,- она кивнула на пса,- не откажешь. Хотя не уверена что моё исполнение будет "достойным", особенно сейчас, после трех часов воплей этих дурацких песенок.
      Она взяла пару пробных аккордов, как бы разминаясь перед выступлением. После чего заиграла негромкое вступление, пока что без слов. Печальная нежная мелодия, несмотря на шум кабака, сразу же заворожила присутствующих.

      ***

      -Пойла?.. Ик, ну идём.. У нас прекрасный город!
      Что-то смущало Эдвина в этом пьянчуге. Какая-то деталь все никак не укладывалась в общую картину и настырно скреблась в голове разбойника.
      Выходя из трактира, новый "друг" Лоса споткнулся и, врезавшись в разбойника, упал на землю.
      - Дерьмо...- вяло пробормотал толстяк и поднялся.
      Тут Эдвина осенило. Момент, который вызывал в нем тревогу - от пьянчужки совсем не несло алкоголем, хотя, судя по его кондиции, флёр должен был бы стоять неслабый. А еще это легкое касание ладони при падении...
После проверки содержимого карманов все встало на свои места - кошеля с золотыми на месте не было. Толстяк играл очень убедительно, и его умение карманных краж впечатляло - не будь Эдвин сам сведущ в этих делах, он бы ничего не заметил.
      Карманник неловко встал, продолжая умело изображать пьяного вдрызг человека.
      - Что-то мне хреново.. Погоди-ка, мне надо отойти.. Ик.. сблевнуть..
      Вор спешно начал идти куда-то под дождь, за угол дома.

      ***

      - Барон?- девушка хохотнула,- Да из тебя такой же барон, как из меня герцогиня!
      Служанка иронизировала над Антонио, но явно заинтересовалась. Тот же, с каждым глотком из бутыли понимал, что пойло оказалось стоящим. Так ему в голову, кажется, не давало еще ни разу...
      -..Так сказать, что бы мы, не стесняясь, могли называть друг друга Антонио и...
      - Лара, красавчик,- девушка мило улыбнулась и подмигнула наемнику, присаживаясь рядом. Сложно было понять, говорила она о красоте кондотьера серьезно или с сарказмом. Сфорца почувствовал, как служанка положила руку на его колено под столом.
      Меж тем "Зеленый дракон" все сильнее и сильнее давал о себе знать. Похоже, наемника сегодня неплохо так развезет. Что-то происходило, и это что-то было весьма странным. Что именно, однако, кондотьер понять не мог. Голова была словно в тумане.
      - Угостишь дам....?- конец фразы утонул в странном гуле, которым наполнилось помещение. Гул все усиливался и усиливался, постепенно перекрывая остальные звуки. Цвета стали ярче, а свет в помещении помигивал в ритм биения сердца кондотьера. Антонио заметил странную рябь, что повисла в воздухе...
      Кожа служанки плавно покрылась какими-то жуткими сложными узорами, что проросли из нее и плавно перетекали с лица прямиком на стену на фоне за Ларой, и в какой-то момент кондотьер понял, что она - всего лишь странная слегка выступающая часть здания. Озарение яркой вспышкой поселилось в хмельной голове Антонио, и в этот момент он четко увидел что девушка состоит из камня так же, как и стены таверны. Только почему-то камень этот способен двигаться. Антонио был уверен, что так было всегда, просто до этого он почему-то не замечал таких мелочей.
      Хотя, стены теперь тоже..
драконвзмахнултугимкрылом
      Может и сам Сфорца из камня? Похоже, что их всех тут вытесали эти странные, похожие на огромных зверей, рудокопы, что рычат и ругаются где-то рядом, когда разрабатывали рудную жилу. Наемнику стало тесно и жарко от мысли о том, что на самом деле все они находятся глубоко под землей, в черных тонеллях копален, а над ними - огромная толща земли и камня. Что-то отдаленно напоминающее панику начало зарождаться в его сердце.
промчавшисьпрямонадконём
      Один из зверей вдруг резко встал из-за стола, раздался звон огромных колоколов, эхом отдавшийся в голове наемника - это звенела посуда, опрокинутая зверолюдом. Или нет... Странное существо плавно и медленно, словно в толще воды, двигалось к Антонио и скалило клыки. Однако через мгновение оно каким-то образом уже стояло перед наемником и что-то говорило. Колокола все еще гудели в голове кондотьера, потому понять толком, что говорит тварь, не получалось.
ивспыхнулпламеньвовесьмир
      - Эй!.. она... взду.. Проваливай отс...,- неразборчивые слова существа превратились в звериный рык, а узор его шерсти сплелся с окружающим пространством, столом, стеной и зверьми за ним.
      Они - одно целое. И они явно настроены не слишком уж дружелюбно.
разинулпастьронфагинир
      Медведь протянул свою лапу к Антонио.

      ***

      Элина доиграла проигрыш и начала петь. Несмотря на легкую хрипотцу, которую она заработала трехчасовым концертом только что, её звонкий и нежный голос звучал великолепно. Было совершенно непонятно, что девушка с такими талантами делала в этой дыре.
      - Слушай, Рон. А ведь я тоже от похлебки не отказался бы.
      - Чудесно! Сейчас все организуем, пальчики оближешь! Может, и мяска изволите?
      Последняя фраза трактирщика утонула в грохоте и звоне посуды. Обернувшись на шум, Том увидел огромного амбала (впрочем, они тут почти все были огромными и амбалами), который в гневе опрокинув посуду подорвался из-за стола и быстро пошел в их сторону. Остановившись перед Антонио, он заговорил.
      - Эй! Ты вообще кто такой и какого сраного лешего тут забыл? Решил положить глаз на Лару?! Она моя! Вздумал клинья подбивать к моей девочке, ублюдок?! Проваливай отсюда, покуда я не выкинул тебя сам!
      Антонио слегка отсутствующим взглядом глядел прямо на разбушевавшегося рудокопа. Не дождавшись ответа, громила со злобным рыком схватил кондотьера за рубаху на груди.
      Элина меж тем, прикрыв глаза, продолжала петь, не обращая на происходящее никакого внимания. Песня добралась до одного из самых интересных моментов - Галансель уже распрощался со своей возлюбленной и после нескольких дней поисков нашел-таки дракона Ронфагинира.

            Дракон взмахнул тугим крылом,
            Промчавшись прямо над конём.
            И вспыхнул пламень во весь мир -
            Разинул пасть Ронфагинир!

      ***

      - Как жарко на глубине?.. В чем-в чем, в каких еще.. хратусах? Ты вообще о чем? Жарко там как в пекле, вот что я тебе скажу. Покуда смену отработаешь, с тебя целая река пота сойдёть, воняешь потом как портянка огра,- старик-рудокоп обладал аж тремя зубами во рту и говорил крайне неразборчиво, отчего Торричелли пришлось напрягать все свое внимание, чтобы понять, о чем он вообще бормочет. Увлекшись разговором, старик не заметил как его пепельная борода окунулась прямиком в похлёбку,- Я, помица мне, как-то спустился в шахту, значыть,..
      Раздался какой-то грохот и громкая ругань. Обернувшись узнать, что снова мешает ему слушать старца, раздраженный натурфилософ понял, что сейчас будет драка - какой-то громила пытался взять Антонио за грудки и орал ему что-то прямо в лицо.

В который раз подивившись редкой красоте прелестнице за прилавком, Шон уже собирался было скаламбурить какую-нибудь глупость на тему того, что такую девушку безделушкой не проймешь, но она уже скрылась "в подсобке". А и ладненько, глядишь промолчит, так хоть за умного сойдет. Все одно он тут не первый и, наверное, даже не сотый восторженный красотой клиент, который еще не узнал её имя, но уже готов залезть под юбку. И все же какую кралю Нос урвал...
- Благодарю. - Вежливо улыбнулся он грудастой продавщице и вошел в кабинет истинного хозяина заведения. Все с той же улыбкой слушая болтовню о своей предположительной судьбе, Бредли прошелся взглядом по корешкам книг в шкафу. Вот что творится? Подпольный алхимик - мастер игры на арфенке, информатор - ценитель литературы... Вот так на старости лет удумаешь открыть свою лавку, ну, скажем редкого инструмента и тренажеров и что? Засмеют же без такого возвышенного хобби. Картины начать рисовать, что ли? Или гравировкой занять?
- Главное, что сам герцог тогда поверил, что меня порвали волки. - Ухмыльнулся Шон, припомнив, как он натолкнулся на жрущих оленя волков. Пара корявых, выструганных на коленке стрел в серых, а потом еще два часа оттаскивания туши в реку и затаптывания следов копыт. Даже драного рукава от куртки и сумки с каким-то барахлом тогда не пожалел, но все одно до сих пор не верил, что хоть кто-то мог поверить в ту бездарную сценку. Хотя крови там было много, а след ползущего израненного человека обрывался у реки...
- Да вот, удумал отомстить угнетателям. Чего бы, думаю, не прислушаться к изнывающим от побоев беспомощным беднягам в тюряге, да не прирезать им на радость пару охранников на воле? Как думаешь, Нос, хороша идея, а? Может изольешь душу, пожалуешься дяде Дублону на какого-нибудь надзирателя? Подкинешь адресок тюремщика? А заодно и карту тюряги на всякий случай?

      Однажды в ваши двери мрачным сентябрьским утром постучал посыльный и протянул какой-то свиток. Все вы получили письмо, запечатанное сургучом, на котором была выдавлена эмблема - колба с маленьким деревцем внутри. Послание от Отто Холтберга - вы знали, что этот человек не из тех, кто станет писать просто так. Назревало дельце, за которое вам явно перепадет кругленькая сумма. Отто всегда по заслугам оценивал труды своих людей.
      Вы явились в назначенный срок, вечером, 24 сентября, в его центральную лавку в Саутпорте, в место, откуда Отто выстроил свою торговую империю. Узкое четырехэтажное здание было втиснуто в плотную застройку города, казалось, будто ему там очень тесно. Ступени высокого крыльца вели к большой резной двустворчатой двери, над которой болталась тяжелая вывеска с той же эмблемой - деревце внутри колбы.Чуть ниже для умеющих читать было написано: "Алхимические товары Холтберга". Под цепкими взглядами охраны вас провели мимо торгового прилавка и шкафов, заставленных сосудами с разноцветными субстанциями и непонятными обывателю подписями, на второй этаж.
      Войдя в кабинет, вы оказались в богато убранном помещении, основной тон которому задавал длинный дубовый стол. Тусклые свечи едва выхватывали из темноты стол и сидящих за ним людей, остальная комната тонула в густом полумраке. Во главе стола сидел Отто - высокий, очень худой человек с хмурным, практически не выражающим эмоций вытянутым лицом. Бледная кожа, слегка обвисшие гладковыбритые щеки, угольно-черные волосы с редкими прядями седины, пристальный взгляд. Алхимик сложил перед собой руки, задумчиво подпирая подбородок. Левая рука его была покрыта бледно-зелеными пятнами, кожа в этих местах была странным образом иссушена - последствия неудачного эксперимента. Справа от него сидел невысокий человек, похожий на всклокоченного мокрого воробья - длинные растрепанные то ли серые, то ли каштановые волосы, неаккуратная бородка клинышком, задорный огонёк в глазах. Вы уже знакомы с этим человеком - это Джош Пэйсон, правая рука Холтсберга. Веселый и общительный человек, рубаха-парень, в прошлом - алхимик и умелый наемный убийца, фирменной чертой которого было использования разнообразных ядов, не оставляющих практически никаких следов. Все его жертвы умирали "своей" и "естественной" смертью. По крайней мере, так о нём говорят слухи, которые Джош с веселым хохотом опровергает. "Убийства?,- раскатистый смех,- О чем вы, посмотрите на меня, да мне и лабораторных крыс жалко!"
      По левую руку восседал Рейлон Бонелли, фигура куда менее зловещая. Невысокий парень с копной рыжих волос, ученик Отто Холтберга, проведший почти всю свою жизнь зарывшись в алхимические фолианты с пробирками в руках. Отто оберегал мальчика от мрачных подробностей своего дела, однако какие-то слухи доносились и до него. В ногах парня восседал здоровенный пес.
      Остальные присутствующие в комнате были такими же новоприбывшими, как и вы. Кого-то из них вы уже могли знать по старым совместным делам с Отто, кого-то, быть может, видели впервые.
      - Добро пожаловать, господа. Рад видеть всех в сборе. Буду краток и перейду сразу к делу,- Отто говорил сухо и безэмоционально,- Все вы наверняка знаете о красной хвори, что разбушевалась на востоке, на Истленде, не так уж и далеко от нас.
      - Ежели голову в задницу не прятали,- ни к месту хихикнул Джош. Отто, не обратив на это ровным счетом никакого внимания, продолжил:
      - До кого-то из вас могли также доноситься слухи о неком алхимике, которому якобы удалось изобрести зелье, исцеляющее эту болезнь. Как и большинство, я сперва полагал, что это просто пустые байки, которые любят распускать болваны в тавернах. Однако недавно из достаточно надежного источника я узнал, что у слухов этих, вполне вероятно, есть реальное подспорье. Некому Френсису Ламеллю, мелкому алхимику из Энтмонда, якобы действительно удалось открыть формулу, которая в правильных руках,- Отто хрустнул костяшками пальцев,- поможет избавить Истмор от красной напасти. И, что немаловажно, принесет просто сказочные прибыли её владельцу. Глупец пока еще не додумался назначить цену за свое творение, если же оно действительно существует, или поведать об этом нашему дражайшему герцогу. Я думаю нет нужды объяснять, зачем нам нужна эта формула, ровно как и ее важность, а также необходимость полнейшей, строжайшей тайны и конфиденциальности этого дела. Ходит и так слишком много слухов об этом чертовом лекарстве.
      Алхимик ненадолго замолчал, давая всем присутствующим переварить информацию. Джош внимательно наблюдал за реакцией наемников с неизменной легкой усмешкой.
      - Это Рейлон, мой ученик. Возможно кто-то из вас с ним уже знаком. Он отправится с вами, дабы проверить подлинность формулы. А это,- он кинул на стол приятно звенящий мешочек,- сорок золотых. Еще часть суммы днем ранее я выдал господину Лосу,- Отто коротко кивнул разбойнику,- это даже не аванс, а деньги на текущие расходы по данному мероприятию. В случае успеха каждый из вас получит сумму, минимум двукратно превышающую данную. Конкретное число будет зависеть от успешности выполнения задания. Также я даю вам это,- алхимик положил на стол рядом с деньгами свиток, запечатанный его фирменной печатью,- С данной бумагой вы сможете получить посильную помощь в любой моей лавке на территории герцогства. Получить этот рецепт, если он, само собой разумеется, вообще существует, нужно любой ценой. Отправляетесь послезавтра утром, один день на сборы. Вопросы?

      ***

      Буквально на следующий день после выезда компании из Саутпорта путников в дороге накрыл мощный ливень, не прекращавшийся до сих пор. Изредка дождь ослабевал, но Рудная дорога за это время превратилась в поток жидкой грязи. Сквозь завывания ветра и непрерывный стук капель по крыше крытой повозки все время путешествия доносилась жуткая ругань возницы Гарри, однако сейчас она звучала особо громко:
      - А, Многоликий его дери, чтоб тебя!- повозка с путниками резко качнулась, накренилась, и встала на месте,- Творец ниспошли вечную срачку на этих лошадей, эту повозку, эту погоду и эту треклятую грязь! Как же мне опостылел этот хренов дождь, моя сраная работа и дерьмовая жизнь!
      Послышался громкий шлепок о грязь - возница спрыгнул с козлов. Дверь противно заскрипела и открылась. Взгляду пассажиров предстала коренастая фигура в надвинутом на самые глаза капюшоне, которому, однако, не удавалось скрыть внушительных размеров нос.
      - Все, милсдари, приехали! И всего-то час езды до этого треклятого Энтмонда остался... Я уж жалею что вообще согласился на эту поездку! Колымага вгрузла в грязь колесом по самую ось! Можем стоять тут и ждать, пока этот потоп окончится, а потом еще до самой смерти ждать, покуда просохнет дорога, а можем, если господа не боятся испачкаться, все вместе попытаться выдернуть сраный дилижанс из этого говнища и какой-то матерью попробовать таки добраться до вшивого городишки. Я один не сдюжу выдернуть эту махину из болота.
      Новости не добавляли оптимизма наемникам. Трястись три дня в дилижансе, чтобы теперь загрузнуть в болоте, в которое превратилась дорога, прямо на подходах к городу.

Hang in there!
Боливар МакБоут, британский самопровозглашенный второй Магеллан и капитан древнего как мир корыта, по ошибке принимаемого за грузовой корабль с романтичным именем "Томат". 22 апреля его великолепный крейсер отдал якорь в порту бостона, вернее попытался это сделать - он заглох, и его пришлось отбуксировать, что никак не сказалось на самолюбии вечно позитивного шкипера. Отдав свою ласточку в ремонт, он и его верный экипаж из шести человек сошли на берег с одной целью - пробухать и протрахать все деньги, вырученные за фрахт.
По удивительному стечению обстоятельств именно в этот день Анико решила посетить порт с целью ликвидации окровавленной монтировки, которой она на днях пробила череп одному недотепе созерцания прекрасного далека для восстановления душевного равновесия после утомительной рабочей недели. Как только с делами было покончено, она тут же направилась в припортовый кабак, чтобы развеять скуку парочкой кружек холодного пива. Вышеупомянутый корсар, собственно говоря, так же направился в этот бар, и уже даже достиг нужной кондиции в простонародье называемой "в говно". Вид могучей женщины, зашедшей в кабак сразил повелителя морей наповал - эта была любовь с первого взгляда до первой ночи.
- Д~вшка, могу я угстить вас напи-итком? - Еле связывая слова выговорил гроза морей. Это был здоровый небритый детина, в куртке с нашитым на ней британским флагом, серых джинсах и здоровенных сапогах. От него приятно несло табаком и неприятно спиртом, тухлой рыбой и рвотой. И теперь уже Анико влюбилась в него с первого взгляда. Но уже не до первой ночи, а до последнего вздоха. В голове сразу промелькнула мысль "Англичанин! Англичане знамениты тем, что вешали моряков! Его срочно нужно повесить!".
- Ну разве может дама отказать, когда такой мужественный мореплаватель угощает?
Вечер удался на славу. Сперва моряк попытался споить Анико, но когда она даже не покачнулась после четвертого стакана коньяка, он решил брать крепость на приступ как есть. Как заправский павлин он пригласил даму сердца на танец, который исполнил далеко не с тем же изяществом. После танцев, когда стемнело, он пригласил ее прогуляться по пристани, где его стошнило в океан и он отключился. Тут бы и сказочке конец, но слишком скучно топить алкоголика в океане. Оттащив его в укромное местечко, Анико принялась рыться у него в сумке. Так. Боливар МакБоут, 44 года, регистрация в г. Плимут. Документы на корабль "Томат" 1929 года сборки. Боги мои, оно еще плавает? Разве по закону такое не должны разбирать? Шесть тысяч долларов США, фотография жирной бабищи, судя по всему его жены, три проигрышных лотерейных билета, связка ключей. Все понятно.
Время рекогносцировки. Найти пришвартованый "Томат" в порту не составило труда - это был единственный заржавевший корабль без охраны, ну и большая надпись TOMATOE на носу как бы намекала на могучую квалификацию его экипажа, раз они не смогли написать такое простое слово без ошибки. На борту никого не было, все люки были задраены. Но внимание привлекла восхитительная труба этого корабля - она была явно не для того, чтобы из нее исходила черная копоть дизельного топлива, а значит она для того, чтобы сигналить. И находилась она прямо под здоровенным металлическим шпилем со смотровой площадкой, о назначении которого Анико могла только догадываться. Как бы то ни было, но в целом план сложился! Время готовиться.
23 апреля
После работы Анико купила в магазине длинный пеньковый канат, бросила его в багажник своей машины и рванула в порт. Нужно срочно найти этого болвана и втереться к нему в доверие. Но сегодня удача была не на ее стороне. Два часа были потрачены впустую - капитана нигде не было. Значит, нужно сделать остальные приготовления. Времени уже доходит до десяти, но нужно изготовить флакон хлороформа. К счастью, все было на месте. Канистра с хлором, вентиль ни разу даже не открывался. Канистра с метаном, доживающая свои последние мгновения. Нужно будет записать видео для канала, где канистра с хлором будет открыта впервые. Это трудно... большинство реакций с хлором довольно тяжелые и скучные, зрителям не понравится. Можно смешать с ацетиленом в водной среде, он будет вспыхивать время от времени. Мм.. не то. Можно в банку с хлором насыпать раскаленную сурьму, она посверкает и сделает на дне банки красивый туман. Пойдет.
Установка камеры, халат, перчатки, противогаз. горелка, пробирка, большая склянка, бутылек с гранулированной сурьмой, ступка с пестиком. Стандартное "Всем привет, вы на канале Awesome Chemistry! Мы рассмотрим интересную реакцию сурьмы и хлора, в результате которой образуется густой белый туман. Внимание, используемые реактивы обладают высокой токсичностью, поэтому я крайне не рекомендую повторять это в домашних условиях. Сперва нам понадобится защита - плотные резиновые перчатки и противогаз. Заранее извиняюсь, меня будет плохо слышно. Итак. Для эксперимента нам потребуется воот эта канистра, наполненная хлором, вот этот порошок сурьмы, который я заготовила заранее, и горелка. Под низким давлением мы запускаем хлор в склянку. Хлор тяжелее воздуха, поэтому он остается на дне склянки, куда мы его и подводим. Теперь, нам нужно нагреть порошок сурьмы в пробирке, после чего высыпать его в склянку с хлором. Вот так. Сурьма горит в хлоре таким вот красивым фейерверком, образуя белый дым, состоящий из хлорида сурьмы 5 и хлорида сурьмы 3." Остановка камеры, закупоривание склянки и отодвигание ее в сторону. Теперь можно готовить хлороформ. Метан и хлор под давлением загоняем в цистерну и даем настояться. Проклятье, метан закончился. Канистру помечаем маркером, чтобы отвезти ее на утилизацию. До утра под стабильной температурой 725 К все должно среагировать. О, сурьма осела. Возобновляем съемку. "Когда газ остывает, хлорид сурьмы 3 кристаллизуется в виде прозрачного порошка. Ни в коем случае не прикасайтесь к нему - он оставляет ужасные ожоги на коже. На этом я заканчиваю, всем спасибо за внимание, увидимся когда нибудь завтра!". Стоп запись. Смонтирую на выходных, сейчас газ в вытяжку, порошок залить водой, вылить половину в слив и остатки сохранить до лучших времен - авось пригодится.
24 апреля
Маршрут тот же, цель та же - Анико все ищет отважного капитана. И наконец она его находит - опять пьяного и опять одного.
- О-о-о! Какие лю-ю-юди! Хоть одна родная душа в этом пропащем порту! Присаживайтесь, дорогая, я угощаю!
- Вы так добры, капитан. Но вы видимо забыли - вы хотели рассказать мне о вашей команде и корабле?
- Правда?! Видимо я тогда был слишком пьян. Но раз обещал - расскажу! Капитан Боливар МакБоут слов на ветер не бросает! Так вот. Моя ласточка называется Томат - еще мой дед на ней плавал. Я и мои шесть бравых ребят путешествуем по атлантическому океану, перевозя грузы от одного порта в другой по фрахту. Платят немного, но нам хватает. Сейчас мои ребята все где то в городе, они, видите ли, не хотят жить на корабле, все по отелям разъехались. Ну и шут с вами, зато весь корабль в моей власти! Кстати, не желаете посмотреть на мое судно поближе?
- Почему бы и нет? Пойдемте! Мне всегда хотелось поглядеть на рубку настоящего корабля изнутри. - Вот теперь и внутри осмотрим корабль. Моряка штормило, но он все таки смог доползти до своего корабля, и даже обеспечил кое какую экскурсию по нему, после чего, уже безо всякой совести и стеснения начал недвусмысленно намекать Анико на близость. Она прекрасно понимала, что стоит ей согласиться - и при следующей встрече он ее забудет на вылет. Поэтому она его как можно тактичнее отшивает, ссылаясь на свою порядочность, но все же оставляя ему какую то надежду на удволетворение своих инстинктов.
Информация, которую Получила Анико, была довольно ценная, ведь знать поле грядущего боя - это обязательная часть успешного дела. По возвращению домой Анико сняла цистерну с нагревателя, оставив ее остывать. Еще немного. Совсем немного.
25 апреля
Утром в новостях показали "Эти ужасающие кадры на трассе 66, штат Техас". Красота то какая. Лепота! Анико тоже захотелось немного потрошенки, поэтому нужно было внести в план некоторые коррективы. Работалось сегодня не ахти как - Анико много отвлекалась на размышления о грядущем деле и на переписку в чате, где все собрались сыграть в игру - замочи крота за 4 дня. С капитаном пока решено было повременить - она быстро напоила его до беспамятства в портовом кабаке и тут же упорхнула домой. Хлороформ уже долго стоит, его давно пора отделить от прочих продуктов реакции в дистиляторе. Получилось совсем немного - хватит только на этого флибустьера да и только. Но план невозможно выполнить на одном лишь хлороформе - нужен металл. Анико открыла свой маленький секретик в подвале и достала оттуда свой любимый огромный топор, большущий нож для разделки оленей и старенькую но все еще прочную ножовку. Все это необходимо было наточить и приготовить к вечеринке.
26 апреля
Новый день - новые идеи! Как только закончилась работа, Анико тут же умчалась в гетто. Выкупить у негров три аудиосистемы не составило никакого труда - эти малообразованные животные очень падки на бабло. Но в гетто живут не только звери. Брэд Филс, не менее черный чем все его окружение, был настоящим самородком в электротехнике. Пара десятков баксов, и он сделал из этих трех плееров один, но с разветвленной системой колонок. То что надо. Осталось дело за малым, но уже поздно - как бы машину не угнали. Дома предстояло отмыть все вещи от отпечатков пальцев, внимательно вытащить все, что могло хоть как то навести полицию на нее. На все про все времени ушло до часу ночи, но оно того стоило.
27 апреля
День хэ настал. Взяв из дома с собой инструменты, склянки, веревку, перчатки, аудиосистему, диск с музыкой и симпатичное платье Анико свалила все добро в багажник, накрыв неприглядные вещи платьем. После работы капитан ждал ее в условленном месте - как всегда пьяный в ноль. После непродолжительной гулянки в кабаке Анико допоила его практически до отруба и предложила снова пойти на корабль. Само собой, отважный приватир не мог отказать ей! Но его сознание отказало ему - он отключился на половине пути к кораблю, отчего Анико пришлось тащить его у себя на руках. Предварительно надев толстые резиновые перчатки, она вытащила ключи из сумки незадачливого буканьера и, открывая знакомые двери ключами, она донесла его до каюты и заперла там. Пусть настаивается. Теперь нужно торопиться - времени мало. Взяв весь свой хабар в руки, она за две ходки перенесла его на судно. Предстояла долгая и изнурительная работа. Сперва, она с канатом и ножом залезла на ту самую смотровую вышку. Спустя пару минут, она определила нужную длину каната и, отрезав лишнее, сделала добротную виселицу. Лишь бы только этот ржавый шпиль выдержал их обоих. Далее, следовала установка аудиосистемы по отсекам корабля - игра намечается крупная. Тем временем было уже за полночь.
28 апреля
Установка саундтрека для вечеринки заняла непозволительно много времени, но капитан все еще был в отрубе. Установив диск с двадцатичасовой музыкой, она нажала play, и по кораблю растеклось негромкое "Yo-ho yo-ho the pirate's life for me!". Около выхода на палубу она постелила небольшую простынку, которую взяла в первой попавшейся каюте, разделась и сложила свою одежду на нее. Нужно было тщательно приготовиться, чтобы не запачкаться сильно - волосы в хвост, на голову косынку, на ноги старые ботинки с хитроумной подошвой на четыре размера меньше. Ходить в них было сродни ходьбе на каблуках, но что не сделаешь ради безопасности. И вот так, вполне комично выглядя - голышом в одних перчатках, косынке и странных сапогах, она взяла ножовку, хлороформ и тряпку, поставила в кают-компании сковороду на огонь и пошла на дело.
Капитан дрых без задних ног. Но какой же он капитан, если этих жадних ноги у него две? Сняв под довольное урчание шкипера с его штанов кожаный ремень, Анико обильно смочила тряпку хлороформом и плотно придавила ее к лицу Боливара. Анастезия будет на ура, он даже не проснется от боли. Наверное. Закатив штанину и перетянув ногу выше колена ремнем как жгутом, она убедилась, что кровь в ногу больше не поступает и начала пилить. Это весьма разочаровывало, что она не могла насладиться его ором, но нельзя было позволить этому придурку запороть такой красивый план. Спустя три минуты нескончаемого ж-ш-ж-ш по мясу и кости, Анико смогла отпилить ему правую ногу чуть выше колена, но тут возникла непредвиденная неприятность. А деревянной ноги то на замену НЕТУ! План дал небольшую трещину, и пришлось выкручиваться как попало, вернее выкрутить ножку от стула и отправить шурупы на разогрев к комфорке на плиту. Сковорода, тем временем, уже была готова, поэтому Анико унесла ее в каюту к капитану и прижгла культю раскаленным металлом. А тот все еще не подавал никаких признаков активности, что в целом соответствовало плану. Анико, немного поблуждав по кораблю, нашла душевую, где смыла с себя кровь, после чего направилась к выходу - пора одеваться. После того, как она нарядилась в женское платье колониального периода и нацепила на себя чепчик, она сняла с теперь-уже-корсара тряпку и выкинула на свой походный половичок. Шкипер 100% попытается закрыться в машинном отделении дальше по коридору, поэтому она воспользовалась любопытной вещью - сурьмяным маслом, которое получилось у нее в результате опытов на камеру, и обильно смазала им ручку на двери отделение, а так же разлила его на всем протяжении к нему. С помощью незамысловатого механизма "Палка в щель" она заблокировала каждую дверь, которую нашла за исключением двери на палубу - туда корсару не нужно. Час ночи, пора начинать веселиться. Свалив раскаленные шурупы на разделочную доску она пошла устанавливать деревянную ногу славному морскому псу на службе у ее высочества королевы Англии. Приложив ножку от стула к ноге, она начала вкручивать шурупы в пазы. Первый шуруп с шипением вошел в плоть шкипера. Нет реакции. Второй. Зашевелился. Третий. Нет изменений. Четвертый. Замычал. Значит, скоро проснется. Нога получилась заметно короче настоящей, но тем будет даже потешнее. Срезав с Боливара остатки одежды она оставила его в одних трусах и одной штанине на отрезанной ноге. Теперь время последних приготовлений. Ножовка тщательно вымыта и вместе со склянками уложена на простынку. Делать больше нечего, только убирать вещи. Простыня была сложена в походный мешок, который Анико потащит на себе после дела. Тут всплыла еще одна веселая идея. Найдя в каютах будильник, она их подручных средств сделала маленький ножик с таймером. Вытащив свое добро на палубу и заперев за собой дверь на всякий случай, она поднялась на мостик, где установила будильник на 4 часа утра и подставила нож на леску перед грузиком, который после падения утянет за собой вниз гудок. Восхитительно! На часах 1:43, ему бы поторопиться. Хотя, теперь отравление хлороформом уже должно было пройти, нужно просто положить ему на морду тряпку с нашатырем - он то уж в каждой аптечке есть. Затащив за собой внутрь корабля топор и нож, Анико окончательно заперла дверь и принялась будить окорок.
Кэп пришел в себя. Пришла за ним и боль, отчего тот заорал пуще резаной коровы.
- Подъем, трюмная крыса! Еще не все галеоны ограблены! - Заорала на него Анико, опираясь на топор.
- Еб твою мать! Бешеная сука! Моя нога!
- Шевели окороком, флибустьер! Если мне понравится как ты бегаешь - я убью тебя быстро! Пошел!
Боливар поднялся и упал. Снова поднялся и побежал. Это было посмешище - на прямой его уделывала бы даже черепаха. А как он ковылял - со смеху подохнуть можно! Смеясь и напевая в такт играющей на корабле музыке, Анико взяла топор в руки и пошла за ним. Капитан честно старался идти быстрее, но тут он наступил в лужу едкой жидкости, подскользнулся на ней и упал. Жгучая боль добавилась к общему фронту, на коже вскочили волдыри, капитан истошно орал. Но увидев приближающийся силуэт он забыл обо всей боли и даже не пошел - он побежал на четвереньках в машинное отделение, где его ждал еще один сюрприз - новые волдыри на руках. Боливар упал на задницу и стал пятиться от надвигающейся смерти.
- Не надо! Я заплачу! Пожалуйста, господи, спаси меня! - молился он, осознав безнадежность ситуации в которую влип. Анико не ответила. Она была не в состоянии говорить - глаза были широко раскрыты, рот сам по себе напевал залихватский пиратский мотив, а ноги сами несли ее навстречу жертве. Взмах. Крик "Не надо!". Хруст разломленной грудной клетки. Сапог в лицо. Топор наружу. Кровища. Он точно не выжил. Теперь нужно сделать дырку. С помощью нехитрых манипуляций брюхо капитана было вскрыто, а в спине на этом уровне проделано большое отверстие. Осталось всего ничего. Повалив тело себе на плечо, Анико понесла его наверх к шпилю. Карабкаться одной рукой наверх было тяжело, но оно того стоило. Сколько время? 2:52. Еще полно времени. Петля на шею трупу, и скинуть вниз. Тело повисло отверстием чуть ниже выхода трубы, но это поправимо. Натянув приватира дырой на трубу, Анико начала свое отступление. Одежду с себя долой, в душ, надеть свой комбинезон, вымыть топор и нож, уложить в мешок, мешок повесить на древко топора. Платье кинуть на плиту, дождаться пока не сгорит целиком, смести пепел за борт. 3:13, самое время давать деру. Как же все таки хорошо, что капитан поскупился на охрану своего причала - помех на пути не было от слова совсем. Распаковав мешок в багажник и накрыв неприглядные части простыней, Анико сняла перчатки, ботинки и бросила их туда же. Переобувшись в удобную обувь, она вставила ключ в зажигание и отъехала к выезду из порта. Остановившись на возвышенности, она обратила свой взор на ржавый "Томат". Финальный аккорд! Корабль начал громкое и протяжное гудение, больше похожее на звук сдувающегося шарика. Правда в том, что он не прекратит гудеть, пока в его баках не кончится сжатый воздух или ручку не отпустят. Но это уже не ее дело. Пора возвращаться домой - еще нужно смонтировать видео для канала.

Вы не можете просматривать этот пост!

Утро. Лучи солнца по щекам, надоедливый будильник, пробежка, запах леса, холодный душ, лёгкий завтрак, вкус железа на языке, выход.
Два квартала, серые, до тошноты знакомые, уродливые создания людей. Соседи, счастливая и очень шумная семейка. Было б моё желание... Отель, пустые комнаты - не сезон. Кирпичная дорожка до кафе, лязг замка, личное пространство.
Нотки жареного мяса в воздухе, воспоминания... оставлю на потом. Тишина. Не люблю тишину. Пульт, прыжки по каналам... пусть шумит. Пыль под лучами, маленькие столики, сахар, соль, кетчуп. Мокрая тряпка, расстановка стульев, чёрный кофе - не проснулась. Пароли, сеть, форумы, что - то подобное дружбы. А могу ли я? Да не, бред какой - то. Скоро обед, как быстро летит время. Гулкий звук мотора, колокольчик над дверью, шаги - посетитель.

Какая же она красивая! Длинные, рыжие волосы как у меня, глубокие синие глаза, скромная улыбка... лет двадцать на вид. В её сердце должно быть солнце! Но его там нет. Оно должно там быть!

- Хэ, вы меня слышите?
- Ой, простите. Слишком далеко ушла в себя. Чем могу помочь?
- Я спросила есть ли свободные номера? - девушка скромно улыбнулась, усевшись рядом с барной стойкой.
- Да - да, летний сезон ещё не открылся, поэтому постояльцев нет. Выбирайте любую комнату. - Надо бы улыбнуться в ответ. Даже не знаю, что у меня за гримаса на лице сейчас. Так, улыбка, как она там... Главное не перебрать. Ну, что - то типо этого.
- Тогда мне один номер, пусть будет 66, как трасса. Ну и чего - нибудь перекусить, а то дорога была долгой, с самого Элктона не ела.
- Оу, вы оттуда?
- Да, сейчас все так реагируют когда я говорю о своём месте рождения. - Взгляд в сторону, буквально на секунду, поджатые губы, опущенные брови. Воспоминания растраивают или даже пугают. Обойдем эту тему.
- Присаживайтесь за любой столик, я мигом всё приготовлю.

Пару шагов на кухню, охлажденное мясо, свежее, ещё вчера дышало. Улыбка от забавного словосочетания, запах газа и тепло плиты. Пару помидоров, нож - помощник во всем, булочки для гамбургера, сыр, вновь нотки жареного мяса и вновь воспоминания...Так, надо возвращаться.

- Ваш заказ. Кофе?
- Да, пожалуйста. Вкусно пахнет, что это?
- Это фермерская говядина. Они тут не далеко, вот я к ним и заглядываю иногда.
- Необычный вкус, сладкий. Мне нравится.
- Это хорошо. - вновь улыбка, но уже настоящая. - Вы у нас надолго?
- Нет, завтра с утра вновь в дорогу. Надо успеть на фестиваль в Техасе. Так - что можно сказать я тут мелкими перебежками.
- Да, путь не близкий... Как закончите, я отведу вас в отель. Покажу вашу комнату...

Господи, как же долго тянулся этот день. Ожидание утомляет. Ключ, щелчок замка, вечерняя прохлада в лицо, тихие шаги по плитке. Тяжёлая сумка с инструментами, едкий запах химикатов на тряпке. Запасной ключ - номер 66, щелчок, скрип двери.

Я наблюдаю. Среди плотной темноты комнаты, напротив её кровати, кресло под светом луны. Она так невинна и чиста... Рыжие волосы волнами по подушке, закрытые веки чуть подергиваются - её последний сон. Обнаженная грудь еле - заметно поднимается на вздохе и опускается на выдохе - она спит нагой. Линия от спины до бедра идеальна. Природа сотворила шедевр, а я собираюсь его трансформировать. Ей не хватает одной важной детали - солнца в сердце...
Затаить дыхание, приготовиться к прыжку подобно голодному льву. Время застыло, смялось, сменило агрегатное состояние. Время - жидкость. Глубокий вдох, сквозь волны, плавными движениями, шаг за шагом... Мокрая тряпка закрывает рот и нос, ужас в её глазах, попытка вырваться, вдохнуть, ногти в кожу, кровь на плечах, ещё одна попытка! Громкий хрип! Тишина... Она вновь спит. Я подарила ей этот сон.

Старый амбар неподалеку от отеля. Остался от старой заброшенной фермы. Одинокий, ржавый кусок металла посреди бескрайнего поля. Свет в окне, звук инструментов.
Посреди помещения стул, рядом видеокамера, индикатор на красный. Пару источников света - два прожектора по бокам и... она. Руки в разные стороны, прикованы цепью к деревянным балкам, ноги вместе, голова набок - крест покаяния. Она ещё спит, не буду мешьать.

Девушка медленно открыла глаза. Мутный взор не сразу разглядел место, в котором она оказалась. Боль сдавливала виски, хотелось пить. Холод, где одеяло? Почему я... Зрачки округлились, дыхание сперло, дикий, животный крик.
Холли резким рывком метнулась к жертве, подставив к её горлу острое, тонкое лезвие.
- Слушай, я конечно могу позволить тебе тут орать до посинения, но мне не хотели бы привлечь внимание какого - нибудь случайного прохожего. Так - что закрой рот и будь хорошей девочкой, окей?
- Пожалуйста, не убивай меня! Я всё сделаю, только не трогай. Я не хочу... - голос жертвы дражал, по щекам тонкими струйками брызнули слёзы.
- Ну что за фигня?! Вот всегда так! Все вы с этого начинаете. Не убивай меня, у меня дети, отпусти... и бла, бла, бла. Хоть раз кто - нибудь спросил - Как дела, Холли? - Или - Хорошо выглядишь сегодня! - Всегда одно и тоже.
- Как...как.. хорошо выглядишь, Хо.. Холли...
- О, спасибо! Это так неожиданно! А вот ты как - то неочень. Приболела что ли? Ах, ну да. Я же вырубила тебя хлороформом и подвесила голой в амбаре для зерна. Просто вылетело из головы!
- Все... вы? Скольких ты... - девушка попыталась проглотить кислый ком в горле, перед этим ужасающим словом -... убила?
- Хм, какая ты любопытная. Мне это нравится, чёрт побери! Нууу... - потянула Холли, загибая тонкие пальчики на руке - Чего это я? Пальцев тут не хватит. Даже если и с твоими... Отвечу честно, считай это подарком! Шестьдесят - пять! Да? Да, точно. Ты, то число, что станет знаменитым! Круто, да?
- Не надо, прошу...
- Опять эта песня. Мы же уже это проходили. Потрать это время на что - то более полезное. Помолись богу, или вспомни самый лучший момент в своей жизни... - рыжая приблизилась к жертве, окинув её ровным, холодным взглядом. - А сейчас серьёзно. Я пережу тебе сонную артерию и при обычных обстоятельствах, ты бы очень быстро умерла, почти безболезненно. Но, мне нужно вырезать твоё сердце до того, как ты умрёшь. Видишь ли, пока этот важный орган качает кровь в твоём организме, он находится в напряжении, и если именно в этот момент его достать из тела, то при готовке с ним меньше возни, да и на вкус он становится...
- Ты... ты ешь людей?
- Конечно! Чем ты сегодня обедала, а? Это был дальнобойщик, заскочивший пару дней назад. Отвратный тип... Решил распустить руки. Ну, я и затолкала ему их в глотку. Не бойся, с его тела я взяла только щёки и чуть мяса со спины. Всё остальное было не пригодно к употреблению. Ты вообще представляешьь, сколько мороки с мужиком в весе больше ста килограмм? Ужас! Я три часа разделывала его тушу. Кости закопала в разных частях леса, а остатки отправила в бочке на ферму хрякам. Вот ты знала, что взрослая свинка может съесть человеческое тело за пару часов, полностью? Я была приятно удивлена.
- Я... ела... - мощный порыв тошноты забил горло и коричнево - желтая жидкость вырвалась из рта девушки, залив обнаженное тело рвотной массой.
- Ну вот! Теперь придётся тебя мыть! Вот, зачем ты так? Я старалась, таскала тебя, а ты... Эх, какие же вы не благодарные! Ладно, мы отошли от сути. Один порез и всё. Скорей всего, когда я начну вырезать тебе сердце, ты потеряешь сознание или умрёшь от болевого шока. Хотя, была у меня одна парочка... Я вырезала у парня почку и он даже не отрубился! Не знаю, что это было. Может адреналин... Фиг их пойми. Но, ты должна знать, твоё убийство станет началом чего - то грандиозного! Обычно, я прячу все трупы и считаю глупым выставлять их напоказ, но ты... ты станешь посланием, призывом! Ладно... что - то мы разболтались. Начнём пожалуй.

Один глубокий надрез ниже уха. Артерия выдала маленькую, мощную струю тёмной жидкости. Всё в глаза. Тепло... Громкий, но короткий вскрик жертвы, сжатые пальцы до бела, ногти в ладони. Капли крови по телу в таз под ногами. Пару ровных надрезов под ключицами, всё по учебнику хирургии. Ещё один до пупка. Ещё держится, но глаза уже закатились, скоро... Электрический лобзик. Хруст костей, хрип, последний вход, судороги, успеть бы. Узкая щель промеж грудной клетки, теплая плоть, вот оно! Ещё бьётся, быстро... Ещё пару надрезов, кусок души в пластиковый контейнер, завтра приготовлю. Дальше проще - работа на холсте. Железные штыри, насквозь в локти, под колени, в шею и бедро - все важные артерии пробиты, кровь рекой в таз. Меня трясет - оргазм. Пару минут на отдых, сигарета, бокал коньяка, продолжаем. Тело в багажник, с собой ботинки 44 - го размера, пусть ищут крупного мужчину, веревка, перчатки, пару окурков с парковки, скотч с отпечатками посетителей, собрать легко. Ключ в зажигание, только бы успеть. Пять часов по трассе, скорость не ниже ста, подходящее место, поворот. Тело из багажника, веревки под руки и петли на дерево, пару рывков - тяжело. Вытащить прутья, сквозное отверстие там, где недавно было сердце, ещё пару рывков, два метра над землей - идеально. Ожидание, пару сигарет, глоток виски с горла, рассвет. Подобрать угол и вот оно... Восходящее солнце лучами рвёт раны от штырей и огненный круг ровняется с сердцем... Вот оно! Солнце в её сердце! Так и должно было быть. В этом мой замысел! Меня трясет - очередной оргазм. Земля, смех, слезы и вновь смех. Земля под ногтями, запах травы, пение птиц, ещё чуть - чуть, ещё немного... Тишина. Серые краски, холод, пора вставать.
Пару следов от ботинок, окурки рядом, отпечаток со скотча на железной бочке рядом, машину на трассу, вернуться смести следы от шин, вернуться, газ в пол, успеть до открытия.

Утро. Лучи солнца по щекам, надоедливый будильник, пробежка, запах леса, холодный душ, лёгкий завтрак, вкус железа на языке, выход.
Два квартала, серые, до тошноты знакомые, уродливые создания людей...

"Приятно познакомиться, Руэл", - представился Уилсон вопреки своей обычной тяге к затворничеству. Следовало отметить, что события последних дней сильно повлияли на учёного. Реальная действительность оказалась настолько искажённой по сравнению с его представлениями о мире, что он начал иногда ловить себя на мысли, будто думает, что спит. Или, возможно, находится в матрице (как в том старом фильме). Происходящее было странным ровно настолько, чтобы начать думать о нём отрешённо, будто бы это и не с тобой вовсе происходит, а вон с тем парнем, которого ты знал с детства, но при этом недостаточно странным, чтобы побороть инстинкт самосохранения и начать пить из унитаза или пытаться выйти в космос без скафандра.

Землянин чувствовал в душе потерю. Утрату чего-то действительно важного, либо какую-то проблему, требующую разрешения и потому постоянно давящую, не давая разогнуться в полный рост. С Гейтсом подобное случалось пару раз, но он не помнил, чтобы всё это было настолько интенсивно. Но в подобные моменты кризиса он становился более открытым. Словно бы обычно его сковывали цепи. Метафорические, конечно же. Мешающие выставлять себя на показ или привлекать к себе внимание, словно бы это что-то постыдное. Но в часы нужды у парня появлялось оправдание, и потому он позволял себе то, что в обычной ситуации назвал бы лишним.

"Меня зовут Уилсон Гейтс. Если хочешь коротко - можешь звать меня Уил. Я специалист по искусственному интеллекту, ну и немного - по электронике. Рад, что тебя допустили к нам. Сражения сражениями, но надо же разносторонне прорабатывать вопрос, а не хвататься за молоток, чтобы испытывать объект исследования на прочность... Ты представляешь: и нас после этого ваши называли обезьянами. Даже как-то обидно... Ты извини, что я перебиваю, но нельзя ли нам дать доступ к вашим данным, чтобы мы тоже включились в исследования? Как вы, кстати, исследуете? Я имею в виду: у вас же превосходство по технологиям - кто знает, может, у вас какой-то особый, принципиально новый подход есть. Мы как всегда: всё по старинке. Ну разве что искусственный интеллект вот изобрели когда, стали ему давать прорабатывать варианты, которые надо досконально все прокрутить и проанализировать, чтобы ошибки не было. Это, кстати, очень удобно, потому что ИИ, он же, в отличие от человека, практически не ошибается, ты ему данные даёшь - он там начинает своим думателем думать, анализатором - анализировать. Ну ты понял... А я, на самом деле, невнимательный бываю - просто капец! Особенно смешно бывает, когда ищешь какую-нибудь вещь нужную. Вот везде уже поискал по три-четыре раза, а потом обнаруживаешь, что она лежит на каком-то видном месте, и её вообще никто не прятал, а это ты просто даже предположить не мог, что она может там лежать. Но тебя уже заклинило, и ты каждый новый раз будешь искать по тому же самому маршруту, который проходил сначала, пока не отдохнёшь. Или вот ещё: бывает, размышляешь о чём-то, причём о чём-то таком важном, а потом у тебя мысль перескакивает на другую тему, но ты понимаешь, что думал о чём-то ну прям ваще супер важном, что может решить какие-то глобальные проблемы мира... а вспомнить никак не можешь, о чём думал. Всё: ускользнула мысль. Так обидно бывает, аж жуть!" - учёный тараторил и тараторил, даже не пытаясь остановиться. Сложно было сказать, почему его так прорвало... возможно, он видел в Руэле спасительную соломинку. Ну типа: добрый коп и злой коп. Злой - Тойн, понятное дело. Вообще все вояки в его лице. А может быть, Гейтс просто подсознательно заметил неловкость собеседника, и это заставило его перейти "в наступление".

"Про артефакты я тебе так скажу: перечисляй все, какие есть. Ты говоришь, мол: только эти интересуют. Но кто знает, может, мы по описанию сумеем понять остальные. Я имею в виду: в расах Вершителей должно быть какое-то сходство. Может быть, сходство было в образе мышления? А если он совпадает, то может, и с артефактами разберёмся. Все данные, какие не засекречены, конечно - не хочу, чтобы у тебя из-за нас проблемы были. А, и вот ещё что. Ты говоришь: вера у нас есть. А у других Вершителей было что-то подобное? Может, алтари какие-то, храмы... что-то ещё, что с точки зрения науки выглядит иррационально? Кстати, насчёт иррациональности и науки. Кто-то из наших учёных говорил: "Нет смысла не верить в бога: если он есть, то после смерти ты окажешься в плюсе, а если его нет - ты ничего не теряешь". Смекаешь?" - Уилсон рассмеялся, потому что это высказывание было довольно остроумным, на его взгляд. Тут же осёкся и сказал серьёзно: "Я вот верю. Но что-то мне подсказывает, что... эээ..." Тут он вдруг вспомнил, что Тойн предупреждал о том, что протерианские учёные ничего не знают про угрозу полного уничтожения. А Уил считал, что описываемое оружие, скорее всего, уничтожит не только физические тела. Это-то и было страшно. Но в то же время и не очень: в небытии вряд ли тебя будет волновать, что ты умер.

"... неважно. Это я так, про один свой кризис веры хотел вспомнить, а потом вспомнил, что я это уже обдумывал, и пришёл к выводу, что всё хорошо", - выкрутился мужчина, стараясь не особо краснеть из-за вранья, - "Кстати, насчёт бомб. А почему именно "бомбы Шрёддингера?" Просто меня это наталкивает на одну мысль, но ты сначала расскажи, чтобы я тебя своей информацией не сбивал с толку".

Когда протерианец достал музыкальную шкатулку, Гейтс воодушевился сверх меры. Музыку он любил. Так и сказал Руэлу: "Я люблю музыку. Где-то в книжках в своё время читал, что на самом деле музыка постоянно вокруг нас. Просто люди разучились её слышать. Возможно, это как-то связано с Вершителями... Ладно, давай послушаем!"

И услышал он музыку, и понял, что это хорошо... Уил ожидал чего-то, подобного тому, что начало происходить, как только крышка перестала препятствовать распространению прекрасного. Он бы скорее удивился, если бы шкатулка оказалась банальной позвякивающей ерундой из антикварной лавки, наподобие тех, которыми любят понтоваться современные хипстеры. Но нет, всё шло, как надо: музыка захватила учёного и понесла на своих волнах куда-то вдаль. Одно было странно: он ожидал, что мелодией его души окажется нечто бодрое и жизнеутверждающее. Возможно, немного озорное или по-детски вредное. Но мелодия была совсем другой, чему, впрочем, он не успел отдать отчёт: первые ноты, казавшиеся странными и незнакомыми, слились в единый мотив, оказавшийся таким родным.

Стоило бы отметить, что обычно программист так и слушал музыку: главным для него была в первую очередь мелодия, а не слова. Он любил слушать песни на иностранных языках, не понимая и половины слов, но додумывая смысл самостоятельно. Песни были для него чем-то вдохновляющим. Чем-то, что позволяет фантазировать, создавать что-то новое, или чем-то, что можно подобрать под удачный момент. Ещё он искал в музыке энергию. Можно было читать стихи, и в некоторых даже находить глубокий смысл, который может тронуть тебя до слёз. Но в музыке был драйв. Были взлёты и падения, крутые виражи, погони... экшен, одним словом.

Появившаяся из шкатулки мелодия была не такой. Но в то же время она была до боли знакомой. Ему казалось, что он уже слышал её в каких-то фильмах или кино. Или у каких-то музыкальных групп. Или тот приятель с кафедры когда-то играл что-то подобное в узком кругу под красное сухое. Хотя нет, один бы приятель такого не сыграл...

Это было словно оркестр. Много инструментов, причём более одного ведущего. Были тут и струнные. Кажется, акустика... Переливающиеся, постоянно ломающие ритм, но остающиеся невероятно гармоничными, не вызывающими отторжения или желания ногтями расцарапать себе руки до крови (типа произведений Dream theater). Местами тягучие и плавные, спокойные, местами - ритмичные, нагоняющие атмосферу. Они перекликались с духовыми или, возможно, с органом. Точно Уил сказать не смог бы: он не хотел анализировать звучащую музыку, слишком уж чарующей она была. Такой, которую слушаешь, стараясь дышать как можно плавнее и тише, лишь бы не упустить ничего, сосредоточиться на чувствах внутри себя. Ощущаешь, как по венам течёт энергия, а по спине поднимаются мурашки. Поднимаются и уходят вниз по рукам, словно бы стекая мелкими каплями на землю. Ему казалось иногда, что он слышит ударные, но не мог точно сказать: было ли это действительно так, или же это был пульс, скачущий по венам и отдающийся в барабанных перепонках. Поверх всего этого накладывался ласковый шум морского прибоя, не заглушающий основную партию, но дополняющий её.

Было в этой мелодии всё и сразу. Но только хорошее. Впрочем, Гейтс считал множество вещей хорошими. Он умел взвешивать и анализировать, и был из-за этого иногда довольно нерешительным, ведь зачастую когда приходилось выбирать из двух вариантов, мужчина осознавал, что они равнозначны, и он не смог бы отдать предпочтение одному, если для этого надо было отказаться от второго.

А в песне было сразу всё. Протяжные мотивы не вызывали тревоги. Напротив: они были, как уютное тёплое одеяло, когда ты остаёшься дома один, выключаешь свет и закутываешься в него. В него и в тьму, несущую покой и позволяющую дать волю собственному воображению и мыслям. Если бы Уилу сказали, что свет - хорошо, а тьма - плохо, он бы не понял этого человека. И свет и тьма были нужны каждый по своему, и программист любил и то и другое.

Впрочем, этим мелодия не ограничивалась. Было в ней тёплое, ламповое, всё радостное, что случалось с тобой в жизни. То, что бывает приятно вспомнить перед сном. То, что ты хотел бы повторить, если бы тебе предложили прожить свою жизнь заново, с самого начала, и ради чего ты не изменил бы ни одну свою ошибку, боясь, что тогда жизнь пошла бы не так. Ощущения от новых открытий. Поездки с родственниками на курорт. Подарки от отца на твой последний день рождения, который вы праздновали вместе (особенно запомнились игрушечный дельфин и небольшая машинка, об которую дед потом споткнулся и сломал, и тебе было обидно до слёз, потому что ты очень любил родителей и дорожил теми подарками). Походы в кино и посиделки с друзьями. Общие увлечения. Время, проведённое в виртуальных играх в офигенной компании. Когда ты делал что-то, чего никто не делает лучше тебя, и чувствовал, как тебя за это ценят.

Но было в музыке не только знакомое. Было также и таинственное, интересное, абстрактное... Что-то вроде пляшущего пламени костра в ночи недалеко от берега моря. На небе - не облачка, а лишь луна и звёзды. Не сосчитать их, но они сияют и манят тебя к себе. А ты совсем один. Как будто вся планета размером в пару десятков раз меньше луны, как в той сказке про маленького принца. Но тебя совсем не беспокоит это одиночество. Ведь ты - свободен, да и мнимое оно... Где-то там есть те, кого ты любишь. И когда тебе понадобится - они окажутся рядом.

Лично у Эдмонда не было большего желания разговаривать с куклой со стеклянными глазами, поэтому, недолго думая, он отвесил Булочке крепкую пощёчину. Чтобы мозги на место встали.
- Результаты сканирования мозга, Бони, – терпеливо напомнил Эдмонд, игнорируя излишнюю жестикуляцию и раздражительность напарницы. – Именно в этом состояла цель сегодняшней вылазки. Или хочешь сказать, что всё было напрасно и ты по сути облажалась?

Сам мужчина не особо верил в эффективность парапсихологии Уилла. Точнее может частично и верил, но не в текущих условиях. Больше уповал на перенастройку глушилки и, возможно, разработку нового нейро-устройства для приведения человеческих мозгов в порядок. Взял в руки шлем Бони. Проверил целостность прикрепленного нейро-детектора. Вроде в порядке.

- Сниму показания с твоего прибора. Сходи пока в душ. Тебе… надо, - напомнил о важности соблюдения гигиены Эдмонд. Поднялся на ноги. Также имело смысл скопировать данные со шлемов Гретты и Макса.

- Как вернёшься, продолжим работу. Ты виновна в убийстве тысяч невинных, Бонни. Как и я. Но мы искупим наши грехи. Обуздаем нашу силу и станем… новыми Богами, – ненормальный фанатичный блеск промелькнул в глазах Эдмонда. – Напишем нашу собственную книгу бытия.

- ...И создал бог землю и сказал что это хорошо, - еле слышно пробормотал крестоносец, возвращаясь к работе.

- А я, кажется, переоценила. – буркнула Баттон в ответ, мечтая как можно скорее примастить замороженного Макса на койку.

Отдав инженера на попечение специалистов, Булка устало пошаркала к креслу. Каждая мышца дрожала от слабости, а в голове все еще эхом отражался скрежет тесака по бетону и шипение режущего плоть луча. Кажется так туго ей не приходилось даже в лабиринте, хотя тогда она не знала, с чем вообще имеет дело.
- Ох, сейчас бы чего покрепче, - призналась женщина, принимая стакан из рук Эда, - но и вода подойдет.

Из-под шлема выползли на свет мокрые от пота слипшиеся кудри, после боя лицо все еще покрывала испарина. А в глаза ей было вообще страшно теперь смотреть – из-за окрашенных в красный склер в них не было ни капельки адекватности. Навигаторша пока сидела неподвижно, рассматривая пустоту перед собой. Половина пересказа Эдмонда влетала в одно ухо и пролетала насквозь, что-то из обрывков осталось в голове, но сложить из этого полноценную картину Бони пока была не способна. Не самое удачное время крестоносец подобрал для дела.

- Какие данные, Эд? Пиздец начался с самого порога! Гретта… упала сразу же, Макс прилип к этой своей… Кошмары как осы за жопу грызут! Думаешь было время для исследований? – Булочка говорила раздраженно, явно еще какой-то частью себя оставаясь на арене в кипучем бою, вот даже рукой махнула, случайно плеснув водой Эдмонду в грудь, - Там? Нет, Эд. Там ничего не выйдет. Не когда ты один уж точно. Потому что это было… Твою мать, я даже думать не могу об этом, но и не думать тоже не могу! Я не вижу во всем этом смысла… Эд…
Под конец женщина стушевалась, запрокинула голову назад и с силой зажмурила глаза, пытаясь вытеснить таким способом мельтешащие перед ними нелицеприятные образы.

Макс был необычайно бледен. Не смотря на ужас, который он пережил на арене, его лицо было спокойно.
Макс застонал. Сознание медленно возвращалось к нему. Наконец, он открыл глаза, и увидел Дэниэля, который склонился над ним, штопая его тело.
-Пить...- Голос Макса был почти неслышен, больше напоминая шелест листвы под ногами.- Дайте воды...
Сильное головокружение заставляло комнату вращаться вокруг. Сил хватало только на то, чтобы с трудом открывать глаза, а в груди горячим клубком сидела боль.

"Чтоооо?!" - Уил уже некоторое время был на ногах к тому моменту, как Тойн изложил всю суть проблемы. Когда на арене начался бой, программист проморгался и стал следить за его ходом, желая знать, к чему стоит готовиться. Увы, помочь бойцам он никак не мог, хотя и хотел, и теперь молча сокрушался, потому что послушал Сореля насчёт бесперспективности управления силовым полем и не стал рассказывать остальным о результатах своих опытов. Кто знает: может, что-то из того, что Гейтс обнаружил, помогло бы Бони и Максиму? Не хватало потерять ещё и их, ведь состав подопытных всё сокращался и сокращался. Уилсон даже задумался о том, чтобы записать куда-нибудь собранные данные на случай, если из этой группы погибнут все. Тогда новая партия будет хотя бы знать, с чем имеет дело. Но не сейчас...

Сейчас он следил за странными созданиями, вышедшими против землян. Какие-то куклы... и чучело в углу. Гибрид Азмодана и мистера пирамидоголового из Сайлент Хилл... лучшего сравнения учёный подобрать не мог. Почему-то отсюда, из-за перегородки, монстр выглядел скорее отвратительно или даже немного смешно. Видимо, этому способствовало экранирование мозгодействия гипера. Или у каждого просто был свой страх...

А вот куклы заставляли нервничать. Хоть и выглядели нелепо. Гейтсу вдруг подумалось, что если бы из них во все стороны торчали иглы и бритвенные лезвия, то вот ЭТО было бы совсем страшно. Потому что стоит коснуться этой гадости, как сразу руки в хлам. Парня аж передёрнуло. Как ни досадно было признавать свою трусость и эгоистичность, но он чувствовал облегчение, что это не он там сейчас дерётся. Если подумать: бояться он смог бы чего угодно. И вот это было страшнее всего. Ведь если гипер приобретает форму твоего страха, то совершенно нельзя предугадать, что там будет. В какой-то момент Уилсон поймал себя на том, что опять грызёт ногти из-за нервов. Приложив усилие, он взял себя в руки и решил, что надо бы вспомнить те психологические тренировки и если не подавить страх, то хотя бы научиться его пропускать через себя. Или преобразовывать. В общем, пробовать что то новое, а не ограничиваться банальным мордобоем.

Но тут заговорил Тойн.

"Чтоооо?!" - когда появилась возможность вставить слово, программист изобразил известного актёра конца двадцатого века Джеки Чана. То самое выражение, когда Джеки подносит руки к голове и морщится в духе "что за фигню я сейчас услышал?!" "Вы меня простите, конечно, но на моменте про конечную Вселенную у меня мозг сломался. Ну хорошо, чисто с математической точки зрения можно предположить, что на каждый участок пространства приходится своя разумная раса, так что если даже Вселенная и бесконечна, дальше своего лоскутка всё равно не высунешься. Но вот вам тебе такой вопрос: ты говоришь, что если раса соглашается играть в эту вашу войнушку, то ей выделяются планеты. При этом всем тесно и все планеты, вроде как, заняты. То есть все коллективно по-пацански скидываются планетами, чтобы новая раса по чесноку могла принять участие в битве? И пофиг, что выйдя в гипер, эта раса ничерта не знает, и ее могут сожрать с потрохами из-за превосходства в технологии? Ну типа: как с огнестрелом против бластера вылазить. Вроде и то и другое убивает, а разница всё ж есть... Или вот вопрос: вас (все расы) устраивает, что война никогда не кончается, и у всех плюс минус паритет и драки в грязи, и вы, вместо того, чтобы собраться и набить рожу стражам, чтобы выйти, наконец, из порочного круга говна и гниения, решить, кто круче, выпилить всех слабых (я имею в виду: ты ж сам говоришь, что кто сильнее - тот и молодец, так в чем проблема?) и жить дальше счастливо, просто сидите и терпите? Или вот хороший: вы смогли взломать глушилку землян, но не можете взломать глушилки других рас, включая стражей, чтобы они, наконец, прекратили на вас бычить? В конце концов, да, Эдмонд прав: вам в руки попадает раса Вершителей, которых можно обучить и создать миров для всех желающих, но вы предпочитаете пустить эту расу в расход? Да вам за одно только обнаружение Вершителей простили бы все, что угодно! Песеееец!"

Гейтс сложил руки за спиной и стал нервно ходить из угла в угол, бормоча себе под нос. Прислушавшись, можно было расслышать что-то из области: "Антропоморфный жук с айкью на уровне табуретки называет меня обезьяной! Прелестно... просто прелестно!"

Наконец он остановился и ткнул пальцем в сторону Тойна: "Жизнь - это цикл смерти и перерождения! Вместо того, чтобы давать расам, отжившим своё, умирать, давая место другим, вы гальванизируете труп и продолжаете месить говно. Вся ваша Вселенная оказалась рассадником гнили, и я понимаю первых Вершителей, скрывшихся в другом измерении от вашего сброда. Вы говорите, что раса, оставшаяся на родной планете, обречена, но чем вы отличаетесь от этой расы? Вы, сборище баранов, ведете себя так, будто жизнь - это игра. Вы не пытаетесь искать выходы, только мнёте яйца. Нет, справедливости ради: вы же попытались всех наебать, хакнув глушилку! Вы пытаетесь использовать наших "монстров" как оружие. Так может, надо раскрыть наш потенциал, а? Мы не злые, так то, чего нас бояться... Меня вот только тупость раздражает, например. Короче... Давайте нам доступ к научным данным - тогда может быть мы что то придумаем. Я не считаю себя самым умным, но если ты говоришь, что всю суть знают только ваши учёные, то почему не хочешь попробовать дать нам разобраться? Честное слово, нам терять нечего, и ты сам это видишь. Ты там на дискетку (или на чем вы инфу храните?) запиши, что сможешь, и принеси. Хуже от этого никому не будет".

Закончив ругаться, Уил упал в кресло-качалку. Его немного трясло от нахлынувших эмоций, но когда они начали спадать, в душу закрался страх. Ученый в принципе был человеком не очень общительным, но вот так вот запросто наорать на инопланетянина, который может порезать на лоскуты одним мановением руки... Видимо, сказывалось всеобщее напряжение. Или просто встал не с той ноги.

Тойн молчал, глядел на арену, где грузная Баттон пыталась убежать от ещё более грузного противника, отстреливаясь на ходу из излучателя. Казалось, так бегать они могут бесконечно. Но это была обманчивая иллюзия. Рано или поздно Бони устанет, выдохнется, будет вынуждена сделать передышку. И тогда оживший кошмар неминуемо настигнет её. Кто-то из землян также смотрел на арену, кто-то отворачивался, не желая наблюдать за происходящим. Словно, если не глядеть, то ничего плохого и не случится.

Протерианец молчал так долго, что можно было решить — он вовсе не собирается ничего отвечать Эдмонду, а когда, наконец, заговорил, голос его снова звучал бесстрастно. Как будто и не было никакой вспышки.

— В одном вы правы, — сказал Тойн. — Узнаете вы или нет, уже неважно.

Он хмуро взглянул на Эда:

— Ты угадал. Это связано. Во Вселенной есть законы, нарушать которые чревато. Иначе всё покатится в бездну. Поэтому их и соблюдают. Все. Вселенная только на первый взгляд бесконечна. Если заглянуть на самый краешек. На самом же деле она довольно тесна. Множество рас и их становится больше. Множество планет и... их становится меньше. Техногенные катастрофы, войны, катаклизмы, просто старость. Планеты тоже стареют. Очень медленно по нашим меркам. Но неотвратимо. А ведь хоть как-то пригодных для органической жизни из них изначально меньше половины. А разум — это органика.

Раньше были Вершители, они создавали новые планеты, теперь осталось только выгрызать друг у друга жизненное пространство. Кто сильней — тот и выжил. Кто оказался слабее, про тех даже памяти не остается. Вселенную давно поделили на части и каждый день пытаются переделить заново. Такова реальность.

Протерианец замолчал, отвернулся от арены и уставился во внешней экран, на котором ползли серебристые змеи гипертоннелей.

— Но я уже сказал, есть общие законы, которые соблюдаются, — проговорил он. — Потому что, если что-то случится с сетью, не выживет вообще никто. Рухнут туннели, и все окажутся запертыми в клетках возле своих планет, а это медленная смерть. Разум не может развиваться в клетке. Мне кажется, даже Вершители не понимали до конца, что она, — Тойн кивнул на экран, — такое. Но она очень и очень хрупкая. Говорят, что сеть создала первая разумная раса. Говорят, что это просто их полигон для изготовления разных планет, а сами они живут или жили в каком-то ином измерении. Говорят даже, что сеть разумна сама по себе. Предположений множество. Одно совершенно точно. С ее помощью можно двигаться в пространстве. И во времени. Во времени, если двигаться поперек. Последнее разрушает тоннели, а в реальности сметает целые временные потоки, причем вовсе не там, где произошел сдвиг. Поэтому запрещено строжайше. Но искушение, конечно, велико. Подправить какой-нибудь маленький момент. Сущую мелочь. Это аукнется, разумеется, но где-то совсем далеко, в ином секторе вселенной. Чем дольше временной поток уходит от первоначального русла, тем сильнее последствия. Для кого-нибудь другого. Поэтому за нарушение запрета смерть всей расе, которая на такое пойдет.

Он вздохнул.

— Про ваши веселые фокусы с хроноустановками узнали. Катаклизмы со временем приобрели слишком уж глобальный масштаб. Вы таскали из прошлого навигаторов, а где-то исчезали целые планеты. Раса официально не зарегистрирована в сети, так что стражам понадобилось много времени, чтобы понять, что же собственно происходят. В конце концов определили, из какого сектора все идет и направили туда проверку, которая сейчас прочесывает весь сектор и ищет конкретный источник хроновозмущения. К счастью для нас, Земля на самой окраине, есть немного времени, прежде чем они туда доберутся.

Тойн опять надолго замолчал.

— Вас погубило любопытство, а нас жадность, — сказал он, оторвавшись, наконец, от разглядывания гиперпространства. — Как я уже сказал, планет мало, а рас много. И все вынуждены соблюдать законы. Когда раса первый раз выходит в гипер, она заключает договор, в котором обязуется им следовать. Это определенный ритуал. Ей полагается какая-то часть планет. Так сказать, изначальный взнос. И вечная война с остальными за них. Можно отказаться от своих прав на гипер. Тогда ты будешь сидеть на одной своей планете, в безопасности. Тебя никто не посмеет тронуть, за это смерть. Другое дело, что ты сам медленно загнешься, не имея возможности развиваться. Но законы ты все равно обязан соблюдать. Если раса выбирает этот путь, то после завершения ритуала для них включается глушитель, блокирующий возможность войти в сеть. Это технология вершителей и настраивается она индивидуально на конкретную расу. Считается, — Тойн невесело усмехнулся, — что взломать и скопировать её невозможно. Мы на свою беду взломали. Это же такое искушение, просто не дать молодым расам ни разу войти в гипер, чтобы не пришлось делиться. Никто не пожалуется, потому что и знать не знает, про стражей, сеть и глушилку. Просто рано или поздно смирится с тем, что покорить космос невозможно. И медленно угаснет.

С вами эта схема не сработала. Мало того, что глушитель вместо того, чтобы тихо-мирно отрубать сознание и просто не пускать в сеть, сводил землян с ума, но в сеть все равно пропускал, так вы еще придумали, как обойти все это. Решив вмешаться в прошлое. Когда мы поняли, что собственно случилось, можно было еще все исправить. Отключить установки, рассказать землянам правду. Нас бы наказали, наверно отрубили бы гипер, но оставили бы в живых. Тогда наши на это не пошли. Просчитали, что через несколько веков навигаторы просто закончатся и никто ничего не узнает. То, что катастрофа от вмешательства в прошлое окажется столь глобальной и дойдет до стражей раньше, чем закончатся навигаторы, они не предусмотрели. Сейчас поздно уже. Как я сказал, последствия зашли слишком далеко и наказание за это одно — смерть. Нам. Или вам, если вы пройдете ритуал. Потому что доказать, после активации договора, когда именно его заключили, нельзя никак. Бумажка сама по себе ерунда, можно вообще без нее, главное согласие. В любой форме. Не вы, значит, следующие несколько человек его доведут до конца. Потом дается внешнее время. На обжалование... А после будет считаться, что о законах вы знали изначально, и нарушили сознательно. Разбираться никто не будет. Это подло, согласен, можете не говорить. А третьего варианта у нас нет.

Он глянул на Эдмонда, потом на остальных.

— Месяц назад я вот так же сидел и переваривал все это. То, что я вам рассказал, вовсе не сведения, которые знает каждый протерианский ребенок. Большинство и не слышали ни про какие глушители, землян и прочие молодые расы. Кто знает, сколько их было. Говоришь, нет желания искать выход. Чтобы вы сделали на моем месте?

Ну теперь уже стало очевидно, что за Булочкой тут пришла не кукла, а нечто пострашнее… Нечто голодное, смердящее падалью, огромное и неповоротливое, но безусловно сильное и выносливое. Смотреть в оскалившуюся неровным рядом зубов пасть было страшно, а в раскрывшуюся на брюхе дыру – вообще невыносимо! Бони чувствовала, как холодеют ее руки и ноги, как взгляд ее магнитом притягивает разверзшееся пузо огромного монстра… Они, кажется, должны были проводить какие-то научные замеры на арене во время боя, но куда уж там! Сейчас, оставшись один на один со своим ночным кошмаром, главное сделать две вещи: не нагадить от страха в штаны, и не сдохнуть!

Пролетающий в сторону женщины внушительных размеров тесак быстро отрезвил голову навигатора, оторвав от самозабвенного созерцания. Рефлекс не подвел – лезвие пронеслось мимо и, демонстрируя силу соперника, разнесло недостроенную конструкцию, метая во все стороны крошку. Бони сглотнула, принялась дышать ртом, в панике пытаясь сообразить, что ей вообще делать! На одни рефлексы надежды мало, чем скорее она начнет действовать осознанно, тем скорее закончится кошмар!

Пока лишенный грации великан заносил свою руку для очередного удара, Булочка, кинувшись вновь к трупу у ног, ободрала Гретту, как липку, присвоив себе все ее «штучки». Видимо уверенности в собственных силах после предыдущего боя у женщины поубавилось, а вот желания выжить – ни капельки не уменьшилось! В замахе чудище переступило с ноги на ногу, подбирая пожитки химички Бони явственно почувствовала, как дрожит под нею бетон. Или это дрожали ее собственные коленки?

Пока, со страху, Булочка просто пустилась наутек, стремясь выскочить из-под траектории замаха медлительного противника. По части меткости они, пожалуй, были братьями по несчастью. Зато стройка оказалась весьма выгодным полем для сражения – столько укромных уголков для укрытия! Другое дело, что тяжелый тесак разнесет всю арену и не потрескается…

Пока сбегала от повелителя помоек в противоположный угол, все пыталась вспомнить, о чем говорили до боя. Нужные мысли приходилось ловить за хвост, они ведь оказались еще трусливее своей обладательницы! Су… Су… Субли… мация… Звучало это элементарно, но на деле требовало времени, чтобы превратить свой страх в во что-то более боеспособное. Кровь во рту напоминала ей о тех мгновениях, когда благородный порыв затмил собой все низменные чувства, как слабость, истязающая сейчас душу, была лишь жужжащим над ухом гнусом на пике ее сосредоточенности. Да, обернуться боязно! Воткнуться снова безумными глазами в чрево гиганта… Чего еще боится человек? Смерти? Боли? И то, и другое он может совершить над собой осознанно! Но сейчас не об этом шла речь.

Даже плешивый и больной пес кинется на дуло ружья, если его зажать в угол! Не закроет глаза, не прижмется к полу, он будет зубами вырывать себе шанс! Инстинкт. У Булочки положение было чуточку лучше собачьего, но только тем, что угол ее оказался немного просторней. Драться, или умереть? Драться, или умереть… Смакуя солоноватый вкус, Баттон остановилась. Если куклу ей было проще раздавить собственным телом, то сейчас расстояние являлось ее спасением. В руку легла дымовая граната… Драться!

Ответ, понятное дело, Эдмонда нисколечко не удовлетворил, а только ещё больше разозлил. Такие правила ещё можно было назвать приемлемыми при провидении дуэли. Сорель сам на неё напросился. Но сейчас по сути проходил научный эксперимент. Какая к чёрту не его битва?!

- Выжить?! Лично я хочу найти способ управлять этими тварями, чтобы вырваться отсюда и вырезать тебе сердце Тойн! - зарычал Сорель. – Вскрыть глотку Ренару и сжечь всех тех ублюдков, которые сейчас восседают в зрительном зале. Вы все проклятые мясники и убийцы. А ты, Тойн, самый тошнотворный из всех, потому что в отличие от своего кровожадного папика пытаешься прикрыться долгом и высокими мотивами. Просто грёбанный лицемер!

В гневе Сорель отшвырнул ногой оказавшийся у него на пути столик. На происходящее на арене сил смотреть у него больше не было.

- Так точно… - устало вздохнув, отсалютовала Баттон, грузной походкой ковыляя к станку.

Уж кому-как, а Бони сейчас часок-другой покемарить бы не помешал! Тройная порция протореанской каши в купе с переживаниями давила на глаза. Но на стройке не ныла, и сейчас не собиралась. Зарплату конечно не платят, и за выполнение плана не имеют, зато когда речь идет о жизни и смерти – тут уж стимул выложиться покрепче будет!
- Макс, электроника и прочая фигня на тебе. Я на нарезке и помогу Эду со сваркой, а то от мелочевки у меня сейчас глаза на стол выкатятся.

Оголив руки, женщина принялась вертеть-крутить Гретту Сергеевну, замеряя ее габариты электронной рулеткой для проектирования костюма. Блокнот и карандаш были при ней – от некоторых привычек было сложно избавиться даже спустя годы общения с техников на «ты». Что-то же должно напоминать о том, из какой дыры тебя вытащили, – оправдывалась Баттон периодически, когда вместо кома ее рука тянулась к обыкновенной бумаге, - Люди двух эпох просто обязаны сохранить свою уникальность!
- Так-х… Гхдуть, талия, бедха… Хост! – все по той же рабочей привычке зажав в зубах карандаш, Бони проговаривала все свои действия вслух, полностью игнорируя выражение лица навигаторши в эти моменты, - Холофа, пфлечи… Фсе ф похятке, Гхетта Сеххефна, ф-фу…
Покончив с замерами, Бо заправила карандаш за ухо и подхлебнула слюну.
- Все в порядке Гретта Сергеевна. Возможно позже вы мне еще понадобитесь для уточняющих измерений.

Да, первым делом клепать доспехи было решено именно старушенции – людям в возрасте довольно сложно привыкать к новым «гаджетам», пусть подвигается, освоится. Авось надумает потом что-то до ума довести. Они ведь, страшки-пеструшки эти, все до чертиков разборчивые и привередливые – с первого раза попробуй угоди! А Гретта так вообще училка бывшая, та еще… училка поди… Характер суровый вон - весь на лице! И закалка там же… Такую халтурой не проведешь! Кол с минусом влепит и на галерку отправит, пристыдив предварительно перед всем уважаемым научным коллективом…

Следующей на очереди у Бони была Кейт. Дамы вперед, как говорится! А там уже можно было продолжить с Заратустрой, потому что тоже не добрый молодец, и далее в алфавитном порядке.

Я сделала себе такую карту, можете посмотреть. Там в основном информация, которую Texxi написала сверху, просто разбитая по темам, но и мои какие то заметки, и там наверняка есть ошибки, предупреждаю) но может быть будет полезной

Если хотите, могу добавить вас, чтобы вы тоже ее изменяли, для этого нужна ваша почта.

ссылка

Максим завороженно слушал Гейта, стараясь понять, что ему говорят. Когда же после лекции Уилсона слово взял Сорель, то он тихонько поднял руку.
- Так, наблюдатели есть. Я могу пойти подопытной крыской, если никто не возражает.- Голос Макса был тихим, и в нем иногда проскальзывала нотка нерешительности. - Только, если что, я боюсь кому-то навредить, пока буду ТАМ.

В конечном счёте землянам выпало пожить ещё какое-то время: вновь заработавшая электроника не заставила протеанцев вернуться к решению убить пленников, и Уил облегчённо выдохнул. Хотя, стоило отметить, его искренне взволновала судьба Мортиса. В немалой степени потому что хотелось понять, насколько плохой идеей будет злить хозяев положения. Скальери был плох, но оставался в сознании. Гейтс не мог точно оценить: держался ли тот на чистом упрямстве или же тому способствовали физические тренировки учёного. В любом случае, испытывать подобные удары на себе программист явно не желал, и потому решил не привлекать к себе внимания без лишней необходимости.

Тем более, что ему удалось сныкать что-то из имущества инопланетян. Странная коробочка могла оказаться чем угодно: от коммуникатора до прибора личной гигиены. Вряд ли это был пульт управления этой их глушилкой - ведь он спёр его не у главного, а у одного из рядовых. Не могло же ему так повезти, что он обыскал именно того, кого надо? Вряд ли... Это позволяло сделать вывод, что подобная штука могла найтись у множества протерианцев. А значит, если следить за ними, то рано или поздно удастся увидеть, как её используют. "Так и сделаю..." - решил Гейтс, обдумывая дальнейшие действия, - "Но судя по виду, это какой-то пульт. Или рация... Что ещё могут означать две кнопки и шкала? "Сделать хорошо" и "Сделать плохо"? А ползунок? А, ну это очевидно! Задаёт интенсивность. Эх, Барсик... будь ты жив, я б тебе только хорошо и делал! Вкусняшек там... и за ушком почесать. Если уж эти идиоты своих не щадят, то что говорить про животных... И тут он заявляет, что мёртвых надо чтить! Ну что ты будешь делать: благородный воин выискался! Живых надо чтить, придурок! Неужели так трудно понять?! Или что, живых слишком сложно?! Сопротивляются, наверно?! Братья по разуму, тоже мне... Тьфу..."

Скрывать эмоции, проступающие на лице, как фотки старомодных "Палароидов" Гейтс даже не пытался. Во-первых, на него всё равно никто не обращал внимания. А во-вторых, даже если бы и обратили, инопланетянам было невдомёк, что означает та или иная людская эмоция. И если б спросили, он бы недовольно ткнул пальцем в сторону стонущего Скальери. "Больное воображение проецирует травмы на моё тело - вот и кривлюсь", - и весь сказ. Не бить же того, кто и так уже испугался... Ну, пока не оцепенел, и не встал, как вкопаный.

Впрочем, разъяснять ничего не пришлось: протерианцы решили перенести все разборки на свой корабль, и учёный послушно поднялся, готовый двигаться. Как раз будет время всё обдумать. А обдумать стоило многое. Не только странную коробочку (хотя он и не забывал поглядывать по сторонам, ожидая увидеть намёки на разгадку).

Чтобы не запутаться, Гейтс решил составить список того, что его волновало, и потому шёл, загибая пальцы:
1. Почему нас хотели пустить в расход и взять новую партию подопытных, а теперь вдруг раздумали? Как это было связано с посланием, которое их заставляли писать?

2. Что я знаю о летоните? Почему он такой прочный? Что мешает повреждать летонит летонитом? Что мешает уничтожать его антиматерией?

Последний вопрос заставил его задуматься. А может, и не мешает? Ифриты, существа из чистого огня, прошедшие сквозь летонит, как нож сквозь горячее масло. А при аннигиляции выделялось огромное количество энергии... Может, это она и была? Но каким-то образом направленная, а не в виде взрыва. И Тойн сказал, что это дело человеческих... "рук". Звучало бредово: "Человек управляет антиматерией и ломает своим ифритом торец антропоморфному жуку". Больше похоже на заголовок для порно, чем на научную теорию... Но на то Гейтс и был учёным, чтобы подходить к вопросу правильно. А потому списывать версию с антиматерией было пока рановато.

Зато мысли об ифритах напомнили о другом вопросе:
3. Что это были за существа? Были ли они в принципе существами или же явлением? Были ли они опасны для "владельца"? Почему ими обладали люди, но не протерианцы? Почему всё это было возможно в гипере, но не в нормальном пространстве? Раз уж на то пошло: что есть гипер?

По мнению Уилсона (которое основывалось на "показаниях" Тойна и знаниях о навигаторстве) данные существа либо являлись порождениями подсознания человека, либо обитателями гипера, которых привлекала людская психическая энергия. Если со вторым вариантом всё было сложно, то в пользу первого говорил тот факт, что появились эти самые ифриты в тот момент, когда у людей "сорвало крышу". То есть именно тогда, когда сознание, как ограничитель, было нейтрализовано, и на волю вырвались эмоции. Отчётливо вспомнился страх. Возможно, ифриты были воплощением инстинкта самосохранения? Сказать было сложно...

4. Почему сознательное управление гипером создаёт "голограммы" вместо реальных объектов, могущих влиять на реальность по типу этих ифритов? Как это связано с тем, что навигатору необходимо сохранять спокойствие, чтобы ИПП был в норме? Глушилка работает на навигаторов или нет?

5. Как всё это связано с перемещениями во времени? Почему человек не стареет, находясь в нём?

6. Если протерианцам нужно оружие, значит, есть и другие высокоразвитые цивилизации, с которыми они воюют? Или у них гражданская война? Почему протерианцы не обратились за помощью к людям открыто? Возможно, обнаружили их случайно и не стали привлекать к этому внимания противников?

7. Если люди так опасны, почему их не уничтожили, как расу?

Ряд вопросов добавился уже тогда, когда группу "туристов" разместили в их новом доме. Пока Заратустра и Борис обсуждали с Тойном вопросы сотрудничества, Гейтс молча слушал, о чём они говорят, и параллельно пытался соорудить для себя кресло-качалку из силового поля. Интересно было испытать возможности проектора и свои навыки программиста.

Когда пришелец удалился, мужчина изложил накопившиеся вопросы собравшимся, добавив туда:

8. Если они так ценят своих - почему не предлагают нам драться между собой? Или там с роботами или манекенами...

9. Что-то он ерунду какую-то про появление планет нёс. Хотя, если подумать, что жизнь есть далеко не на каждой... Вполне могло так совпасть, что именно планеты с жизнью были созданы расами-творцами. Еще вопрос: куда эти расы подевались?

"Это вам вопросы навскидку", - закончил Уилсон, - "Если есть, что добавить - добавляйте. Но сперва надо бы помочь Эдмонду". И поспешил к рыцарю, готовый ассистировать врачам, если это потребуется.

Кроме того, его жгло любопытство: "Что там было хоть, дружище? Сильно ты её..."

В шлеме, который рассматривал Макс, ничего необычного на первый взгляд не было. Обычный шлем, вроде тех, что используют гонщики, только полностью закрытый и прозрачный. Действительно летонит. Эдмонд, между тем, принялся колдовать с силовым полем, что получилось довольно легко. Как показала задница навигатора, текстуру заданного материала оно копировало тоже весьма точно. Впрочем, крестоносцу тут же стало не до экспериментов.

Гэйри взглянула с некоторым удивлением, на его слова ничего не ответила, лишь покосилась на Тойна и едва заметно кивнула. Был ли такой жест у протерианцев в ходу или чужая его подсмотрела у кого-то из пленников, гадать времени не осталось, потому что дверь на арену открылась, поглощая дуэлянтов и одаривая всех землян накатившей тошнотой и паникой. К счастью, это длилось долю мгновения и прошло, как только ворота на арену захлопнулись.

Эдмонд

Дверь захлопнулась с каким-то противным скрипом, знакомая тьма заволокла сознание. Навигатора мутило, тьма рвала его на мелкие части, не давая собраться заново. Маяк — заветная точка выхода, что давала надежду во тьме, мигнул и погас. Страх и паника захлестнула с головой. Все же какая-то часть его еще помнила, кто он и зачем здесь. Это было сложно, безумно сложно, хотелось бежать, не разбирая дорогие, орать от ярости и страха в непроглядной тьме. От его силы, от возможности обуздать проклятую стихию не осталось ничего. Кажется, именно сейчас он понял, почему навигаторы не выживают в одиночку.

Но все же Эд еще не бежал, безумие не поглотило его окончательно. Он помнил — он на арене и должен биться. Эта простая мысль, как хвостик позволяла остаться на поверхности, не канув окончательно в пучину подсознания. Кажется, шлем действительно защищал, протерианские учёные могли бы собой гордиться.

— На нас смотрят, — крикнула Гэйри. То ли ответила, наконец, на реплику, то ли пыталась предупредить о чем-то. Они действительно стояли посреди арены. И спасительный выход за спиной Эдмонда был дверью в скале, заколоченной железными прутьями. Вряд ли такая арена могла существовать в недрах космического корабля. Палящее солнце. Опять! Серый песок под ногами. Амфитеатром поднимающиеся сидения для зрителей из старого, растрескавшегося от солнца, ветра и времени камня. Кое-где сквозь них проросла трава. Серая, колючая, безжизненная, какая только и может существовать в пустыне.

На них действительно смотрели. На западной трибуне сидели зрители. Солнце слепило, не позволяя разглядеть фигуры, облаченные в хитиновый панцирь. А на восточной... Ужас сковал, Эдмонд знал, оборачиваться туда нельзя. Там тоже сидел зритель. Всего один. Не оборачиваться. Ни в коем случае не оборачиваться. Смотреть на Гэйри, смотреть на груду ржавого оружия, раскиданную у трибун, не смотреть назад. В воздухе запахло серой и крестоносец не выдержал — обернулся. Зритель сидел на нижней трибуне в одиночестве. Улыбался. Эдмонд не знал, откуда он это понял, ведь лица у этого... у этой... твари не было. Только клубящийся серный дым из-под капюшона. Черные, огромные крылья зрителя топорщились за спиной, обвязанные тяжелыми цепями. Цепи казались живыми, они тянулись к Эдмонду, стремясь задушить, словно змеи. И ещё одного змея тварь сжимала в руках. Змея извивалась, а потом поглядела прямо в глаза навигатору. Захотелось пить. Всего один глоточек. Всего один. Тяжелый железный доспех с неудобным шлемом давил, дышать в нем было трудно. Снять шлем и сделать всего один глоток.

— Бей! — Эдмонд не понял, кто это крикнул, но голос на миг разорвал наваждение. Повинуясь приказу, он обернулся к Гэйри, нанося удар.

Максим не сразу понял, что пустыня пропала. Только запах горелой плоти остановил Макса. Увидев, что произошло Джеймсом, инженер медленно перевел взгляд на излучатель, который был зажат у него в руке. Увидев, что его пальцы свело, от того, с какой силой он сжал их, Максим на негнущихся ногах отошёл в угол, и там его вырвало желчью. Отступив на пару шагов, Максим облокотился на стену, и медленно осел, придавленной страшной тяжестью. Он убийца. Он только что убил Джеймса. То, что он не мог себя контролировать, не пришло в голову Куккаре. Он убил. Он отнял жизнь у другого человека. Из-за него детектив никогда не вернётся домой. Эта мысль жгла душу Максима, словно раскаленное железо.
Но где-то глубоко в душе, в тех ее закоулках, о существовании которых никто и никогда не сознаться, в самых дальних тайниках остались искры веселья....

Получатели: Дэниэль Сойер, Эдмонд Сорель, Бони `булочка` Баттон.

Спасение приходит, когда надежда уже сгорает, оседая частичками чёрной сажи на лицах обреченных. Огненная завеса спадает, открывая покрасневшим глазам знакомую обстановку кают-компании. Эдмонд крепко сжимает излучатель в руке таким образом, будто собирается вот-вот нанести удар. Прильнувшая к щекам кровь и гримаса ужаса на лице. Призраки гипера последовали за ними даже сюда. Мужчине удаётся выдохнуть лишь, когда угрожающие тени возвращаются обратно во мрак, оставив после себя пару горсток пепла и изуродованные трупы. Смерть Марты стала потрясением для Сореля. Она была частью внутреннего круга. Её кончины можно было избежать… На лбу Эдмонда появляются морщины, он закрывает глаза, опускает излучатель. Хочется искать виноватых, метать обвинения и заниматься самоедством. Вместо этого крестоносец снимает шлем, зажимает в руке серебряный крест и тихо молиться за упокой Кимберли и Марты. Сорель верит, что Господь не оставит свои детища и вырвет души несчастных из плена адских порождений пламени. Может гипер и является одним большим обманом, но эти твари… пугающе реальны.

Отпевания прерываются после начала переговоров протерианцев. Осенив крестным знаменем жалкие останки девушек, Эдмонд медленно разворачивается к говорящим. На его лицо опускается тень понимания. Всё эта писанина с самого начала ничего не значила. Больше похоже на какой-то безумный социологический эксперимент в котором нет никакого смысла. Для землян нет. А вот эти инопланетные ублюдки явно что-то пытаются достичь. И, судя по всему, первая тестовая группа не оправдала ожиданий. Рыцарь с кривой ухмылкой смотрит на жалкие попытки протерианцев прикончить бесполезных подопытных свинок. Ну что ж, если умирать, так в бою. Сорель привычным жестом тянется к излучателю…

Неожиданно, поддержка приходит, откуда не ждали. Да и поддержка ли это? Тойн предлагает пустить выживших подопытных свинок на отработку нового оружия. Ещё тесты, только теперь уже в гипере в обнимку с бесконечными кошмарами. Незавидная участь. По сравнению с судьбами остальных, Эдмонд как будто выхватил счастливый билет. Погибнуть в честном бою. Действительно, высшая честь.

На пламенный взгляд синемордого, Сорель отвечает холодным презрением.
- Если бы ты вёл войска в моё время, то в первом же бою заработал кинжал в спину, - подкрепил свои слова Эдмонд красноречивым подглядыванием в сторону довольно глупо и бессмысленно загубленных солдат протерианцев.

Среди покойников числился и убийца Лизы. Ну что ж, Ли был прав. Карма действительно иногда работает. Навигатор с интересом осматривает своего нового противника. Гэйри значит. Женщина. Интересный поворот. Эдмонд не может удержаться от кривой улыбки. Несмотря на полную идентичность воительницы по физическому строению с остальными протерианцами, крестоносцу сложно избавиться от давних предрассудков. Один из которых подсказывал, что женщина в армии выполняет несколько иную роль, чем мужчина. В основном поддержки и своеобразного способа повышения морального духа тех самых мужчин.

Следуя указаниям воинственный и пылкой протерианки, Эдмонд начинает послушно оголяться. Сбрасывает на пол скафандр, медпак и прочие свои устройства и приспособления на все случаи жизни. Излучатель передаёт Булочке с маленькой просьбой.
- Попридержи пока мой меч. Рыцари мутузят женщин исключительно кулаками.

Оборачивается к своей противнице. Попутно дёргает конечностями, проверяет исправность гидравлики и моторику. К Гэйри у него всего один неоднозначный вопрос:
- Здесь? Перед всеми? Или спустимся вниз и найдём более уединенное место? – кажется уголки губ Сореля дрогнули, или показалось?


Получатели: Эдмонд Сорель.

Кейт сидела, закрыв лицо руками и упершись ими в колени. Успокоительное, принятое по совету доктора, не действовало и эмоции захватывали девушку новыми приступами тихого рыдания. Слезы сами текли ручьями и Кейт ничего не могла с собой поделать. Она сняла шлем скафандра и положила его на колени, обняла его и уткнулась лбом на его жесткий ободок, который точно оставит красный рубец. Все это бессмысленно.

— Они убили Лизу!

Кейт наблюдала за перемещениями чужих, не моргая, завороженно ждала их прибытия, ждала, чтобы посмотреть на них вблизи. А потом они убили Лизу. Так просто, без усилий разрезали ее на куски, живую, с открытыми глазами девушку, с которой Кейт только сегодня утром завтракала. Это было так страшно, и Кейт осознала, очень четко осознала, что страшно ей за себя, страшно стать следующей кучей распиленного за секунду мяса.

Когда пришельцы вошли в комнату, Кейт встретила их полным ужаса взглядом. Оцепенение сковало все ее тело и не давало дышать. Только в голове кричал собсвтенный голос: "Что будет с нами!? Спросите их, что будет с нами!". Она не могла двигаться и когда Эдмонд бросился к одному из них с вызовом, хотя внутри девушки все забурлило огнем. Только когда он сел с остальными и придвинул ей лист бумаги Кейт оттаяла. Она взяла ручку дрожащей рукой, посидела так несколько секунд, уставившись на текст, не в силах разобрать ни слова от жуткого волнения, и с безнадежным видом передала бумагу дольше.

Только когда пришло время расписываться, Кейт осознала, что эта бумага, последнее её послание домой. Это было так важно, что Кейт достаточно долго придумывала свои последние слова. В итоге напротив своего имени поставила роспись с завитками на букве К и, стараясь писать красиво, но получалось не очень, написала: "Люблю вас мама, папа, Джейк." потом еще приписала: "Это было прекрасно". Опять накатились слезы и Кейт уткнулась в ладони.

Наконец все приготовления были заверены на столько, на сколько хватило времени. По экипажу распределили все самоделки, но этого к сожалению явно было не достаточно, чтобы противостоять огневой мощи соперника и их развитым технологиям. Вероятнее всего все эти пукалки и железки скорее развеселят чужих, чем напугают, и в сотый раз они убедятся в том, что человечество – отсталая форма жизни… Бони это с самого начала поняла, так же как и то, что порою в сложных обстоятельствах человеку просто нужно чем-то занять свои руки, чтоб не сойти с ума от безнадежности. Иногда это могло спасти жизнь. Иногда…

Нервы на взводе, и от этого Булке было просто невмоготу сохранять серьезность. Да и толку от мрачной мины никакого! Она искренне похохотала, когда Мортис вывалил на стол «защитные» колпачки, о которых к слову и сама вспоминала, когда конструировала шлем одного из костюмов. В поддержку ретро-идее Бо нахлобучила одну из них себе на голову, примяв тем самым свои великолепные кудряшки. Красота спасет мир – обыкновенно твердила себе женщина, когда в очередной раз шла в парикмахерскую, чтоб истязать свои волосы химической завивкой. Ах, если бы их врагом был взвод оголодавших викингов, тогда бы точно спасла… Если бы знала наверняка, с кем придется в будущем столкнуться, отращивала бы усики, а не маникюр!

Пока шла стыковка, Булочка торопливо пыталась упаковать свои телеса в экзоскелет, и на леденящую кровь красоту за «окном» у нее просто не хватило внимания. Как раз когда два корабля сцепились в крепком «рукопожатии», бронированный танк ББ1980 был полностью укомплектован и готов к военным маневрам. Если бы нервы можно было представить в образе пружины, то сейчас бы она была на пределе сжатия – либо рванет куда-то выстрелом, либо сплющится и сломается.

В кают-компании царила невыносимая тишина, в словах не было необходимости, все читалось на лицах собравшихся – смятение, волнение, выжидание. В экзоскелете Баттон чувствовала себя грузом двести, заблаговременно упакованным, чтобы потом не собирать ошметки по кораблю. В счастливый исход она, увы, ни капельки не верила.

Все, словно привороженные, смотрели на мониторах, как важно и хладнокровно движется по кораблю маленький отряд членистоногих гуманоидов. Бо не любила насекомых от слова совсем, даже бабочек, ведь когда-то они были гусеницами, отвратительными желеобразными гадами! Когда Мортис рефлексировал по поводу убиения таракана, Бони наверное с безумным улюлюканьем бегала бы по помещению с дихлофосом, радостно и щедро распыляя его по всем углам и плинтусам, закономерно ощущая себя победителем в этой неравной войне. Вот и сейчас она тайком мечтала, чтобы бог послал ей тапочек побольше – затоптать проникших на корабль паразитов. Ее весьма враждебный настрой подскочил до уровня критической отметки когда один из на-лицо-одинаковых уничтожил Элизабет так же хладнокровно, как люди давят вшей… Тут не у одного Эдмонда заскрипели зубы! Булка со злости смахнула с головы идиотскую фольгированную шапочку и смяла ее своим бронированным кулаком до размера горошины. Шарик так и остался в ее руке и утрамбовывался дальше, выступая видимо пока в качестве игрушки-антистресса.

Не желая выдавать свой настрой, Бони скрыла лицо за шлемом, изрядно краснея от злости по мере того, как наглость и самоуверенность пришельцев цвела пышным цветом. Их требования были возмутительными, их поступки – чудовищными, а планы – хуже самой смерти! Прячась за маской, женщина ядовито и беззвучно усмехнулась, когда претореанец объявил о наборе в «зоопарк». Все яснее некуда, да и на счастливое возвращение Бо губу не раскатывала. А теперь точка.
- Угостите даму сигареткой? – раскрыв створки шлема, чтобы покурить, Бони извлекла свою зажигалку и пару раз щелкнула кнопкой, после чего сурово, не хуже школьной училки, изрекла, явно утаив в своих словах некий скрытый смысл, - Si vis pacem, para bellum, как говорится.

Говорить на земном языке в условиях гипера было трудно, а цитировать мертвый язык так вообще! Лицо Булочки в тот момент от усилия покрылось испариной, на лбу проступила набухшая вена. Казалось, что проще перенести статую Свободы на собственном горбу на лунную базу, чем выговорить эти слова сейчас! Одна сказано было четко и чисто, к этому Булрчка приложила максимум усилий. Это был ее тихий, но яростный протест, ее вызов и она в тайне ждала, когда другие очнутся и услышат ее призыв!

Во время этой самовольной экскурсии Борис пристально наблюдал за гостями. Каким бы тяжелым не было их положение, природное любопытство ученого брало верх над страхом. Астрофизик разглядывал вышагивающих пришельцев. Исследовательская аппаратура его скафандра транслировала на визор шлема картину куда более полную, чем можно было увидеть невооруженным взглядом. Тепловизор показывал инфракрасный портрет брони чужих, электромагнитный приемник снимал фон, создаваемый инопланетными устройствами... бесценные данные для науки. Особо пристально Борис наблюдал работу "инструмента" чужих.

Когда створки шлюза медленно и зловеще открывались, чтобы впустить незваных гостей, Борис включил запись видео, звука и данных с приборов в память скафандра. Он заранее приоткрыл крышку, скрывающую накопитель информации. Если их поведут на убой в недра кораля чужих (а в том, что оттуда они живыми не вернутся, Борис был уверен), то достать и невзначай обронить крошечную карту памяти займет не больше секунды. Услышав же ультиматум пришельцев, он понял, какая судьба их ждет. Что может стать лучшим подтверждением текста записки об опасности гиперпространства, найденной на борту исследовательского корабля? Изуродованные или лишенные разума тела авторов послания! Ну что ж, если такое письмо придется писать, Борис постарается незаметно оставить неподалеку свою карту памяти - второе, куда более ценное послание для человечества.

Повисшая после оглашения ультиматума тишина была невыносима. Видимо, все обдумывали услышанное. Вероятно, мысли каждого из землян были похожи друг на друга. Борис первым озвучил то, что всем казалось очевидным:

— Само по себе письмо, которое вы требуете написать, будет иметь смысл только в том случае, если мы не сможем рассказать, что именно здесь произошло. Это означает, что никто из нас не вернется домой. - Борис старался говорить спокойно и рассудительно, скрывая свои эмоции как от чужих, так и от людей. — Думаю, вам стоит пояснить, как именно это сочетается с вашим обещанием оставить нас в живых.

«Чертополох» и корабль чужих сливались друг с другом. Это оказалось невероятно красивое зрелище: огромный шип, раскрывающийся навстречу тонкой игле и смыкающийся вокруг неё. Проводить стыковку вручную само по себе дело чрезвычайно сложное, что-что, а подобное всегда оставалось на откуп автоматике. А тут состыковаться нужно было с кораблём совершенно неизвестной конструкции. Но, видимо, на том конце контролировали ситуацию, потому что через несколько долгих минут два судна составили единое целое, а приборы показали полную герметичность переходной камеры. Можно открывать шлюз.

Марта медлила нажимать на кнопку. Около полминуты она смотрела в экран, который весь сейчас занимало чужое судно. Где-то там, дальше, светились нити гипертоннелей. Они, наверно, были первыми людьми, которые видели это. Уйти, попытаться удрать, пробить податливую на вид мембрану, выплыть в один из этих тоннелей, наплевать на всё и будь что будет. Тот же страх, который до этого обуревал психолога, овладел женщиной. Она не испугалась Энрике с излучателем, а сейчас боялась. И не решалась сделать последний шаг.

— Перед смертью не надышишься, — сказала Гретта Сергеевна. Голос старой учительницы звучал непривычно жёстко. Гретта протянула руку и нажала кнопку. Створки шлюза медленно поползли в разные стороны. Она встала и вышла из рубки. Кто-то из мужчин помог Марте. И снова поползли минуты. Одна, другая, третья. Тринадцать человек неподвижно сидели в кают-компании и ждали, уставившись на небольшой экран камеры, которая давала изображение с трапов.

Их было шестеро. Высокие фигуры, облаченные в прозрачные скафандры. Несомненно, гуманоиды, но уж очень непохожие на людей. Мощный хитиновый панцирь, две пары фасеточных глаз, жвалы. Никакого видимого оружия у них не было, скорее всего, оно оставалось встроенным в скафандры, а сами костюмы поражали воображение. Летонит. Причем сплошной, не в виде вставок. Почти все ученые, будучи связанными с открытием новых миров (изучение которых во многом и определялось поиском этого самого летонита), знали, что это такое. Необычайно прочный материал, при должной обработке экранирующий вообще все. Их костюмы высокой защиты, являющиеся одним из последних земных достижений, с этим и рядом не стояли. Скафандров из летонита на «Чертополохе» не было, хотя вообще-то у землян они тоже существовали. Слишком дорогое удовольствие. Особенно после того, как пять лет назад при странных обстоятельствах накрылось последнее из известных восполняющихся месторождений минерала. Сейчас один такой скафандр стоил, как весь звездолёт.

Глядя на идущие по переходу фигуры, земляне невольно вспоминали подробности той истории. Она была настолько громкой, что оказалась на устах у всех, так или иначе связанных со Звёздным флотом. Да и несвязанных тоже. Навигатор включил гипердвижок, не уйдя с орбиты планеты. Шахту просто снесло остаточным выбросом гиперполя, протащив туда и обратно во времени. Людей спас бункер, его, как ни странно хватило, а планета со всем содержимым оказалась мёртвой. Потом геологи и другие исследователи установили, что на ней прошло не менее миллиона лет. Что гипер тесно связан со временем, точнее что время там нулевое и позволяет теоретически путешествовать в прошлое и будущее, знали всегда, последствия таких экспериментов во всей красе наглядно изучили впервые. Никто так и не смог понять, что заставило выдержанного и не склонного к психозам навигатора (впрочем, подобное можно было сказать про любого из них), совершить подобный поступок. Медицинский контроль и отбор ужесточили. Но больше такого не происходило. Пока Энрике не принялся во время прыжка вскрывать анабиозные ванны.

Костюмы протерианцев выпустили из себя тонкие антенны. Кажется, техника у них вполне работала, в отличие от землян. Что-то они искали, скоро стало понятно: людей. Один спустился в трюм, полюбовался на Энрике, затем начал подниматься наверх. Другие сразу двинулись на верхнюю палубу. Двое прошли в анабиозный отсек, разглядывая открывшуюся картину, двое в кают-компанию, неподвижно став у двери и уставившись на землян. Последний, руководствуясь, очевидно показанием этой своей антенны (скорее всего какого-то аналога земного биолокатора) прошествовал в медицинский отсек. Закрытая дверь в изолятор его остановила лишь на пару секунд. Протерианец поднял руку, с перчатки сорвалась вспышка, и дверь распахнулась. Жучки позволяли наблюдать происходящее. Чужой склонился над Лизой, словно в раздумье, а затем та же вспышка разрезала тело несчастной на несколько кусков. Пришелец действовал хладнокровно и аккуратно, словно тушу разделывал. Брызнула кровь, он уклонился, чтобы не испачкать костюм, и повернулся к выходу. Остальные тоже пошли к кают-компании.

— Все здесь, — сказал один из чужих. — Это хорошо.

Одной из особенностей гиперпрыжка являлось то, что любой язык воспринимался там, как не свой собственный, но почему-то известный. Хотя, можно было говорить и на родном или любом другом языке, но для этого следовало приложить специальные усилия. А по умолчанию люди в гиперпространстве говорили на одном языке. Сейчас земляне и так говорили на всеобщем, если не считать колонистов, а вот пришельцы из прошлого, проходя Лабиринт, совершенно на разных. Но почему-то прекрасно понимали друг друга. И переставали понимать, выйдя из Лабиринта. Современный язык им приходилось учить с помощью гипноза. Оказывается, эта аномалия распространялась не только на землян. Все прекрасно разобрали, что говорит протерианец.

Протерианец подошел к столику, на котором лежали листы бумаги. Ретро-блокноты были заготовлены, как один из способов делать записи непосредственно в гипере, если откажут даже старинные приборы.

— Какая древность, — голос его не выражал никаких эмоций, как и мимика. Возможно, земляне просто не умели пока читать и анализировать их.
— Это подойдет. Сейчас один из вас возьмет листок бумаги, опишет экспедицию и всё здесь случившееся, не упоминая нас. И напишет в конце, что земляне должны отказаться входить в гиперпространство, так как оно враждебно для людей и чем дальше, тем сильнее. Как можно более убедительно напишет. Распишитесь. Все. Это всё, что от вас требуется.

— И что, вы полагаете, что Земля, получив такую писульку, тут же прекратит все полеты? — в голосе Гретты Сергеевны, в отличие от чужого, эмоции были. Очевидная насмешка и скепсис.
— Это уже не ваше дело. Сделаете, что сказано, останетесь живы, — переговорщик снова замолчал, неподвижно застыв у двери.

- Согласен с вами - миролюбиво проговорил Заратустра - отсюда, нам действительно лучше идти. Бони, дорогуша, - в своей манере продолжил он поглядывая на всё ещё тяжело дышащую навигаторшу - надеюсь эта спешка была из-за желания поскорее увидеть нас, а не из-за того что за тобой кто-то гнался? - затем он повернулся к уже поднявшемуся Сорелю:

- А вам Эдмонд, помимо плохих новостей, которые к сожалению есть у всех, потребуется нам очень многое объяснить. И о мёртвом коте, и о том что с вами произошло, и по какой причине вы сидели тут, плюшевым болванчиком.

Незнаменский кивнул сам своим же словам:

- Происходит что-то очень нехорошее и нам всем надо быть крайне осторожными. Вот вы, голубчик, только что сидели студень студнем, глазками зыркали куда-то в вечность. И если бы не Мортис, то возможно, так бы и сливались с извечным космосом разумами. Теперь вдруг вскочили словно всё в порядке и ничего и не было. Ну, кроме испорченной зажигалки конечно.

Заратустра постарался поймать взгляд Эмдонда - а всё в порядке? Я имею ввиду вас?

Получатели: Эдмонд Сорель.

На смену холодным чуждым щупальцам пришёл недуг более… понятный. Хотя и не сказать, что особо привычный. Башка трещала так, будто по шлему Эдмонда хорошенько вдарили деревянной дубиной. Навигатора подташнивало и мутило. А ещё глаза ощутимо болели. С недвижимыми веками, подогреваемые проклятой зажигалкой, глазные яблоки полностью высохли и первым делом мужчина хорошенько проморгался. Стоило же ему вновь ощутить власть над телом и принять сидячее положение, как свободная рука сама собой метнулась к Мортису и вырвала из его рук зажигалку. Гидравлика на кистях пришла в движение и заметно усиленные экзоскелетом пальцы попросту смяли ненавистный предмет. Кажется, Эдмонд получил самое настоящее наслаждение от этого процесса. Черты его лица разгладились и уничтоженную зажигалку навигатор протянул обратно учёному со вполне себе миролюбивым видом.
- Больше так не делай, Мортис. Никогда. – отозвался Сорель несколько хрипловатым голосом.

Оглядевшись по сторонам, Эдмонд себя почувствовал не иначе, как какой-то рок-звездой. На узком лестничном проходе столпилось довольно немало народу. Каким образом, вперёд удалось пролезть Бони с её весьма немалыми габаритами оставалось загадкой за гранью понимания Сореля… стоп, Бони! На свою напарницу навигатор поглядел со смесью вины и недоумения. Но голова слишком сильно болела, поэтому Эдмонд неожиданно вместо оправданий дал волю лёгкому ворчанию.
- Оставила двигательный отсек без охраны?.. Бони… Я разочарован. Вроде вполне простая задача. Думал тебе по плечам. В будущем постарайся быть более ответственной, хорошо? – немного пожурил пышку Эдмонд. Для порядка и дисциплины.

Вытащил из пояса медпак и всадил в шею, желая избавиться от головной боли и слабости в теле. Бросил взгляд на "доброго" психолога.
- А вам, Заратус… Зарас… Зарасатара… кхм… мистер Незнаменский, я советую поискать в сети фотографии мертвых животных, если вас так интересует эта тема. Правда боюсь мне придётся в таком случае сменить психолога. - продолжал выплёскивать своё раздражение Эдмонд.

Кажется, лишь на Гейтса он взглянул с благодарностью. Даже улыбнулся. Одними губами.
- Спасибо за заботу, Уил. Я не забуду. - достаточно тепло отозвался мужчина.

Предпринял попытку встать на ноги. Стал куда более серьёзным и обратился уже ко всем присутствующим.
- У меня плохие новости. Очень. Будет лучше, если я сообщу их перед всеми в кают-компании. Пойдёмте? – со всей мрачностью сказал Эдмонд. После чего посмотрел на свой излучатель. Если никто не воспротивился этому решению, то навигатор поднимет и повесит его на пояс.

Проводив Эдмонда «на задание», Булочка сбросила это напускное геройство, что было отыграно лишь для убедительности. На самом же деле Бони никогда не забывала, что навигаторам недопустимо разлучаться, но тут такой момент, хоть разорвись… И двигатель страшно оставить, и разделяться мягко говоря особой тяги не было. Правильное ли она приняла решение – покажет только время. Ну а пока за тайным нарушителем договоренностей закрывались двери лифта, его боевая подруга перенесла свой пост в чуть более безопасный угол – устроила засаду в лестничном пролете, откуда можно было спокойно наблюдать за отсеком и лифтом, одновременно контролируя ситуацию на аварийной лестнице.

Чувство долга заставило ее остаться на вахте, хотя перспектива стать калорийным обедом для неведомого чудовища ее совсем не манила! Вот ни капельки! Но ничего, сейчас заблокируют шлюз, и от Бони тут разве что шлейф от духов останется! Но минуты пролетали одна за другой, а в двигательный отсек не спешил ни диверсант, ни доблестный рыцарь, да и шлюз почему-то до сих пор не тронулся с места, будто сросшийся со стеной, в которую сейчас был спрятан. Что-то пошло не так – накатил очевидный вывод на Булочку, но вот что именно – в этом предстояло разобраться. А чтоб разобраться, нужно было покинуть пост и оставить сердце корабля на произвол судьбы! А как же обещание?
- Они там что, уснули все в рубке? – фыркнула Булочка, уже нервно притопывая мыском сапога с такт своему сопению.

Разгорелась настоящая драма: широкая душа жаждала оказаться в двух местах одновременно, дилемма покруче, чем борьба с собой за выбор меж пиццей Милано и двумя тройными чизбургерами! А когда у Булочки возникали проблемы по части выбора, то на помощь ей всегда приходила старая-добрая монетка, но, увы, под рукой ее не оказалось, поэтому, зажмурившись, Бо начала творить странные вещи… Вытаращив два указательных пальца, навигатор развела кулачки в стороны и вслепую начала их неторопливо сводить. Эффект должен был быть примерно такой: мысленно проговаривать варианты в ускоренном темпе, пока пальцы стремятся навстречу друг другу, и на каком варианте они соприкоснутся, тот и берется за основу. Но Бони, подсознательно чувствуя, что напарнику крайне необходима ее помощь, даже с этим простым заданием не справилась! Не удержалась, подсмотрела! Замедлила свою скороговорку подмахнув к нужному ей итогу. Да, выбор обрисовался в процессе, но ей все же проще было, для усмирения совести, свалить все на случай.
- …идти за Эдди… - растянув фразу как на зажеванной старой пленке, Баттон соединила наконец свои пухлые пальчики и победоносно прошипела, - Ништяк!

Словно что-то потеряв, Бони невозмутимо пошарила глазами по сторонам и выскочила, как подстреленная в задницу солью садовая воровка, из своего укрытия. Излучатель в полной боевой готовности крепко, даже чересчур, сжимала рука, пока ноги несли «спасательницу Малибу» к лифту. Судя по электронному табло кабина в последний раз отвозила человека в трюм, а это значит… У Бони не нашлось цензурных слов, чтоб выразить свои воспылавшие пожаром чувства! Она краснела, надувала щеки, пыхтела и сопела, сжимала кулаки и пропустила сквозь зубы пожалуй самую безобидную реплику из всех, на которые сейчас была способна:
- Мать-твою-за-ногу! Я убью тебя, если меня никто не опередит!
И, шлепнув пятерней на кнопку, Булочка подбоченилась в ожидании.

В трюме красотку-Бо поджидал крышеснос! Разбитая камера для котофея, вскрывшийся Энрико с излучателем в руке и до тошноты пробирающий запах паленой плоти… Булка подняла ворот комбинезона, чтобы не вдыхать его, потому что давно пустующий желудок начал болезненно корчиться в отторгающих позывах уже от первого вдоха через нос! А зрелище было еще «краше», хоть вслепую иди!

Что-то жестокое изменило Энрико практически до неузнаваемости и видимо еще при жизни, так что это явно был не излучатель, который оставляет лишь дыры. Бони медленно подошла к телу соискателя, ее глаза буквально приковало к лицу навигатора. Симпатичная мордашка испанца застыла в посмертной маске агонии и отчаяния. Пустые глаза смотрели почему-то в разные стороны, заостряя внимание на безумстве сложившейся ситуации. Женщина, как это водится, закрыла жгуче-карие очи красавца-Рика, шепотом пожелав ему «земли и пуха», от растерянности все перепутав. Излучатель осторожно умыкнула из посиневшей руки. В условиях гипера им может воспользоваться кто угодно.

Было тихо. Нагнетающей ужас казалась тишина в обществе покойника и Баттон двинулась подальше отсюда, очень надеясь обнаружить Эдмонда еще живым! Несколько минут бесполезного блуждания по полупустым помещениям вывели Бони на лестницу, откуда сверху доносились знакомые голоса. Забыв про все, про опасность, про осторожность, женщина ломанулась по ступенькам не щадя дыхания. Восемьдесят с лишним килограммов не слишком привыкли к таким нагрузкам и к компании Булочка присоединилась едва ли уже не падая.

Эд валялся протянув ноги, картиманец вовсю водил зажигалкой перед его мордой, видимо совершая какой-то картиманский ритуал. Только бы это был не ритуал погребения…! От напряженности момента даже казалось кудряшки рыжие подтянулись! На миг она задержала дыхание, которое заглушало все на свете, и смогла услышать что-то заветное про наличие пульса. На дохлого кошака пышка даже внимания не обратила, не успела видимо.
Подваливая ближе на полусогнутых и ватных после пробежки ногах, Бо, задыхаясь, решила въехать в курс дела:
- Ну чего там с ним? Лютый крышеснос, или чего похуже?

На Марту было больно смотреть. Когда до Эдмонда дошло в чём дело, рука с медпаком сама собой бессильно опустилась. Сожжённые позвонки одним уколом не восстановишь. Накатывающая злоба окрасилась цветом грустью. Навигатор перехватил протянутую к нему руку и крепко сжал ладонь Марты, стараясь компенсировать этим горьким жестом потерянную между навигаторами связь. На лице Эдмонда по-прежнему не было и тени улыбки, лишь жалость плескалась в прищуренных тёмных глазах. Сколько на своём веку он перевидал людей, искалеченных насилием. В его время одна только безболезненная смерть являлась высшим проявлением милосердия к парализованному. Но в будущем всегда имелась надежда…

Краткий пересказ предшествующих событий устами Марты лишь ещё раз доказал, что весь корабль находится в смертельной опасности. В тело Энрика вселилась адская тварь. Сомнений не было. Воистину велико влияние нечистого во владениях извечного мрака. Стравливает, внушает, обманывает детей Божьих. Лишь мученическая смерть теперь искупит грехи его павшего брата.

- Демон бродит среди нас, - последовал тихий ответ на вопрос Марты. Фанатизм крестоносца в свете случившегося продолжал крепнуть, - Я отнесу тебя к штурвалу. Займешь место второго пилота. Поможешь Гретте управлять кораблём, определишь наши координаты. Отнятые конечности не повод бросать пост. Ты все ещё в деле, Марта, - отрезал Сорель, убирая медпак обратно к себе на пояс и аккуратно подхватывая парализованную девушку на руки.

Приняв устойчивое вертикальное положение со своей ношей в руках, Эдмонд бросил оценивающий взгляд на Кейт. Дрожащие руки и неуверенный взгляд явно не вселяли особой уверенности. На поле боя от девушки похоже было не много толку. И всё же…

Ответить Сорель не успел. Активировалась Бони и в своей воистину напористой манере тоже вызвалась поучаствовать в поисках. За руку Эдмонда ей скорее всего было немного проблематично ухватиться, учитывая удерживаемую навигатором Марту на весу. Впрочем, попробовать можно было.

Проводив взглядом всученный в руки Кейт медкомплект, мужчина отрицательно покачал головой.
- Кейт не доктор. Да и сожжённые позвонки полевыми средствами в норму не приведёшь, - Эдмонд строго посмотрел на темноволосую, - Пойдешь с нами. Держись позади. Пока мы отвлекаем – постарайся обойти одержимого и ударить в спину. По нам только не попади. Пускай Господь направляет твою руку, - дрогнули уголки губ навигатора.

Посчитав вопрос исчерпанным, Эдмонд прошествовал с Мартой через рубку и усадил её в пилотское кресло. Положил руку напарнице на плечо. Внимательно осмотрел на Гретту.
- Если кто наведается – расскажите обо всём. Оправдываться перед остатками экипажа и проводить брифинг нет времени. Каждая минута на счету, - Эдмонд кратко объяснил своё желание немедленно броситься в погоню.

Взвесив на руке излучатель и переведя оружие в парализующий режим, навигатор махнул рукой своей команде.
- Полагаю, очевидно, куда двинулось демоническое отродье в следующую очередь. Его цель – уничтожить корабль со всем экипажем. А значит мы его найдём в Двигательном отсеке, - выдвинув свою теорию, Эдмонд целеустремленно направился к лифту.

Увы, кошмар, пережитый Гейтсом, оказался лишь прелюдией к основному действу. Он не знал, где он есть, но кажется, он умер. Да, умер... и попал в ад. Ему не хотелось думать: за что именно. Раз очухался здесь - значит, было за что.

Сомнений в том, где он находится, не было. Уилсон никогда не представлял себе ад, как место, где находятся грешники, пытаемые чертями при помощи кипятка и раскалённого железа. Ад был у каждого свой. Кому-то полагалось одиночество, кому-то - вечное обжорство с невозможностью насытиться. А кто-то переживал какие-то страшные моменты раз за разом. Брызги крови на тех участках стены и потолка, которые были видны программисту из его убежища, тоже настраивали на нужный лад. И этот пронзительный вой...

Пожалуй, он в какой-то мере даже притягивал к себе внимание. Как будто мысли были равниной, а вой был ямой посреди неё, и всё мысли неумолимо стекали туда. Ты мог барахтаться, силясь вырваться, иногда делал усилия, продвигающие тебя вперёд, но затем, выдохнувшись, скатывался назад.

"С другой стороны: может, это и не ад... Может, это Они насылают иллюзии, пытаясь сбить тебя с толку? Но зачем им это?" - урывками проносилось в голове мужчины в промежутках между головной болью от очередных перепадов в тональности воющих грешников, - "Напуганное мясо вкуснее? И какая, в конце концов, разница, если мучить будут что эти, что те?" Отчаянье захватило Уилсона.

Из задумчивости его вывело резкое бряцанье манипулятора дроида об пол каюты. Учёный вздрогнул: кажется, им заинтересовались... В проёме шкафа появилось знакомое лицо. Гейтс явно знал этого человека, но никак не мог вспомнить, кто это. Был ли это человек? После пережитых ужасов странно и даже немного страшно было видеть кого-то, кто выглядит, как человек. Они пытаются усыпить его бдительность, чтобы страх получился более насыщенным на контрасте? Уилсон не знал.

Тем временем, незнакомый мужчина присел перед ним, словно бы готовясь к прыжку на добычу и тихим вкрадчивым голосом, словно удав перед мартышками, заговорил с программистом о смерти. Ужас... паралич... конец... Сознание акцентировалось на случайных, казалось бы, словах, между которыми легко выстраивались понятные ассоциативные линии. А "доктор" всё вещал и вещал, развивая свою мысль, не давая человеку опомниться. Пока кое-что не вывело Гейтса из этого состояния.

"Я... в лодке... подводной... один... посреди хаоса..." - по мере того, как он это произносил, голос его становился всё тише, а на лице всё отчётливей проявлялась гримаса, свойственная человеку, который вот вот разрыдается. Что, собственно, и произошло в следующие мгновения.

"Прочь от меня!" - яростно крикнул молодой человек и швырнул в Заратустру первым попавшимся нарядом, случайно ободрав руку об выступ шкафчика, но совершенно не заметив этого. А затем попытался закрыть дверь, но, закрыв, тут же открыл. Замкнутое пространство его пугало явно не меньше, чем то, что находилось снаружи, и он заплакал от обречённости, закрыв глаза ладонями.

Анабиозный отсек.

- Батюшки мои – неизвестно откуда взялись эти архаичные слова у Заратустры Ионовича. Столько крови и смерти в одном месте он не видел даже в самых трешовых голофильмах ужасов. А уж этого добра он в своё время пересмотрел достаточно. И потом, одно дело это голофильм, пусть и с полным ощущением присутствия, а другое дело реальная жизнь. Или не реальная? С гипером никогда нельзя быть уверенным. Хотя ...

Кровь, тела, нечеловеческий вой сидящей на полу Лизы и ...запах. Заратустра никак не мог себе представить что смерть может так жутко вонять. Застывающей кровью и внутренностями и ещё чем-то, о чем и думать не хотелось.

Заратустра огляделся вокруг подмечая кто жив, кто – очень хотелось сказать «ушёл» - ведь он знал всех этих людей, делил с ними одну страсть к науке и познанию, был объединён с ними общей целью. Но не мог. «Ушёл» говорят о любимом человеке тихо скончавшемся в своей постели. Или на худой конец в больнице. Но сейчас в анабиозном отсеке лежали жертвы жуткого убийства. Бойни. Эти люди не «ушли». Их зверски убили.

Взгляд Заратустры с деловитой сосредоточенностью пробежался по трупам. Расколотый череп и выплеснувшиеся мозги, обглоданное лицо – интересно можно ли будет восстановить по характеру ран вид оружия (возможно клыки?), торчащая из живота трость ( а наконечник был заточен или её обломали перед тем как воткну... – Заратустра себя.
- Такс – пробормотал он пытаясь вздохнуть поглубже – Это шок.

Последствия шока. Надо будет обязательно принять успокоительное или по крайней мере выговориться. Иначе может припечатать сильнее. Но это позже. Потом... Бл.. – редко когда ругавшийся даже в мыслях Заратустра поперхнулся матерным словом. Попытки дышать глубже ещё явственнее ударили его обоняние металлическим запахом крови.

- Надо помочь тем кому наша помощь ещё нужна, тела ... погибших не трогаем, возможно их расположение или ещё какие-то детали могут пригодиться позже. – Заратустра произнёс это громко, чуть громче чем необходимо, обращаясь к окружающим – а потом отправимся в рубку. Это явное ЧП и действовать надо по протоколу. Чрезвычайный комитет, определение причин и так далее.

Заратустра понятия не имел есть ли какой-либо протокол на случай таких ситуаций, но готов был выдумать хоть новый Катехезис, если это даст людям что-то на что можно опереться в такой ситуации и позволить действовать. Что угодно, чтобы заслонить от разума кошмар произошедшего.

Видя что Сойер уже деловито помогает Борису Степновичу, Заратустра кивнул ему – Спасибо доктор! - затем повернулся к остальным:
- Мортис – Заратустра посмотрел на воющую Лизу решаясь – заткните ей рот. Помочь мы сейчас ей не сможем, а нервы она вытянет всем. – и он посмотрел прямо в глаза молодому человеку – ей это уже не повредит. Джеймс на вас Максим. Судя по всему с ним надо просто поговорить. А я посмотрю что там с Уилсоном. – и громко и решительно (если бы он ещё и внутри чувствовал такую же решительность) – Ну за дело!!!

Стараясь не попадать в лужи крови Заратустра подошёл к шкафу в котором сидел вцепившийся в платье Уилсон.

На пол пути Заратустра осознал что всё ещё сжимает в руке словно дикарь дубину, оторванный манипулятор мед дроида. Усилием воли заставил пальцы разжаться. Железяка с грохотом упала на пол.

- Уилсон – присев на корточки перед учёным спокойно заговорил Заратустра Ионович - Когда человек от ужаса впадает в оцепенение, он жаждет, чтобы все как можно быстрее кончилось – любым путем, даже ценой собственной смерти. – психолог говорил спокойно и доброжелательно, так словно и не было вокруг окровавленных трупов, воющей Лизы и жуткого разгрома - Психика полностью парализует волю. В такие моменты нужно как бы отгородиться от происходящего, представив себя в подводной лодке, плывущей по этому хаосу. Мы ведь вроде как на подводной лодке. Ты знаешь такие лодки? Знаешь Уилсон я тебе сейчас посоветую кое что что может показаться странным. Но ты всё же попробуй – прокуси себе губу и посмотри на ту капельку крови что выступит из неё. Для этого тебе понадобится усилие. Усилие воли. А это как раз то что сейчас тебе нужно.

Анабиозный отсек


Получатели: Дэниэль Сойер, Джеймс Престон.


Получатели: Борис Степанович Титов.

Получатели: Мортис Скальери.


Получатели: Заратустра Ионович Незнаменский.


Получатели: Максим Куккаре.


Получатели: Уилсон Гейтс.

Анабиозный отсек больше сейчас похож был на древнее капище. Все было заляпано кровью, ошметками тел, мозгами. Кто-то пытался вскрыть вручную анабиозные ванны. Естественно, программа разморозки не включилась, она и не могла включиться в гипере. Тогда таинственный злоумышленник стал подбирать режим опять же вручную, что удалось не сразу. Девяти пассажирам — жертвам его эксперимента можно сказать повезло. Они умерли во сне, так и не поняв, что происходит и не почувствовав боли.

Половине тех, кого разбудить удалось, повезло меньше. Лайонел Смит бесформенной грудой валялся у одной из ванн. Его череп был расколот на двое. По стенке криокамеры стекали гениальные мозги научного руководителя.

Эрик Пью, музыкант и астрофизик неподвижно смотрел в потолок отсека одним глазом. Другого, как и половины лица у парня не было. Его словно обгрыз кто-то.

Энни Мак-Миллан и Рихард Грейв лежали в обнимку. У нее всего лишь была свернута шея, а у него из живота торчал наконечник трости, с которой Энни обычно не расставалась. Лен Кренстон лежал напротив мирно. Вот только не дышал. Сердце не выдержало.

Были, впрочем, и живые. Лиза Стоун, с ног до головы залитая своей и чужой кровью, сидела на полу и выла. Выла страшно, жутко, так не может выть человек. Заратустра да и Сойер встречались с гиперпространственным безумием. К счастью, не часто. Но распознать его не составило труда. Лицо девушки не выражало ничего. На нем не было даже боли. От подобного не помогают ни медикаменты, ничего вообще.

Еще один астрофизик — Борис Степанович Титов морщился от дикой боли. На левой руке не хватало указательного пальца. Тот, наполовину пережеванный валялся возле. Рот Бориса был весь в крови.

Максим лежал на полу, трясся и стонал, кажется, плохо понимая, где он находится и что с ним. Уилсон с испуганными глазами сидел в шкафу, вцепившись в чье-то платье.

Остальные: доктор, Мортис, Джеймс и Заратустра кажется были в порядке. Если можно говорить о порядке в такой ситуации. Правда психолог зачем-то сжимал оторванный от мед. дроида манипулятор.

Около двадцати ванн так и остались не вскрытыми. Эти счастливчики мирно спали и даже не подозревали, что сегодня выиграли главный приз в лотерее.

И посреди всего этого кошмара тишину не нарушало ничего, кроме воя Лизы. Не бежали на помощь мед. дроиды, не работала сигнализация, молчали комы. Даже часы встали. Корабль был мертв. А они еще живы. И что-то странное ощущали все. Как будто они знали, знали точно, куда должен лететь корабль. То самое знание направление, о котором рассказывали навигаторы.

В глазах полыхнул огонек, Бони широко и обаятельно улыбнулась в ответ Лайонелу.
- Ну, это я мигом! – суетливо в своей манере и радостно пролепетала Баттон, - Какой пре…
Вызов с кома оборвал женщину на полуслове, у Бо что-то больно щелкнуло в затылке от обреченной мысли, что придется отложить до лучших времен окучивание начальника. На лице у нее потускнела улыбка, и воцарилось разочарование. С чувством вины навигатор посмотрела Смиту в глаза, вытащила палец из бронзовой кудряшки и с чувством сокрушительного облома принялась извиняться:
- Тут такое дело… Доктор Сойер вызывает. Как только освобожусь от вездесущих щупалец медбота – сразу вернусь. Извините…

Бо уже пятилась задом к выходу, а потом и вовсе пропала в коридоре, торопливой походкой гусыни направляясь к еще одному классному парню. Булочка, ты сегодня прямо нарасхват! А что? У Дэниэля тоже симпатичная мордашка, и вечно задумчиво-печальный вид. Зато ради карьеры не стал издеваться над своей внешностью и это не могло не радовать! А вот капельки радости ему как раз не хватало! Не дрейфь Сойер, Бони уже в пути!

Перед тем как войти, Булочка распушила свою огненную шевелюру, пощипала щечки и покусала губки, чтоб при полном параде, если можно так выразиться, предстать перед доктором. Глаза ее как обычно сияли, улыбка не сползала с лица, нарочито ослепляя всех вокруг. К Дэниэлю ввалилось огромное кучерявое солнце, распростерло руки приветственно и тоненьким голосочком заверещало:
- Дэни, свет очей моих! Чем обязана? Опять холестерин в крови скачет? Ну, каюсь, каюсь… Иногда поужинать нормально времени не нахожу, приходится набивать чрево чипсами! Да что мы все обо мне! Выглядишь усталым. Чем тебя, солнце мое, опять нагрузили?

"Эх, гдеж ты был раньше со своим патентованным методом усмирения плоти?" - подумал Сойер.
- А почему бы и нет? Может и загляну. Должен же кто-то тебя контролировать и удерживать от слишком рьяной молитвы, - ответил он с улыбкой, но взгляд в этот момент был скорее печальным, как будто мужчина что-то вспоминал из своего прошлого. Сев за свой стол он поставил левый локоть на стол, а подбородок сложил на кисть руки и так слушал.

Приборы и правда регистрировали отличную физическую форму и высокий показатель психологической пластичности. Дэниэль откинулся на стуле и сложив пальцы в замок на животе заговорил:
- С твоим состоянием всё хорошо, к прыжку допущен, а вот насчёт солдат вопрос сложный. Во-первых, их сейчас взять просто негде, разве что из колоний. Но тогда вся секретность операции пошла бы псу под хвост, - развёл он руками, - А во-вторых, судя по тем материалам, которые мне удалось прочесть, солдаты довольно редко обладают устойчивой не искореженной войной психикой. Ты скорее исключение из правил, хотя и у тебя наверняка найдётся несколько демонов, - доктор утвердительно покивал головой, мол не отвертишься, а иначе зачем тебе самобичевание, - И насколько я могу судить, в гипере здоровая психика гораздо важнее боевой подготовки, хотя приёмы самозащиты действительно никому из нас не повредили бы. Правда времени, боюсь, для этого уже не осталось. Мне ещё с препаратами нужно закончить и осмотреть остальных навигаторов. А насчёт прошлых экспедиций... каждый из нас о них читал и знает о рисках, но всё же решился участвовать в этой. Человечеству необходимо раскрыть тайны гипера, хоть цена может и быть высока. Я не тешу себя мыслью что я какой-то особенный, но жизнь моя стала пуста когда я разрушил свой брак, а эта миссия - возможность как-то оправдаться перед миром за мои ошибки, и мои знания и опыт могут здесь пригодиться.

С точки зрения Слепого, действо, что происходило между двумя гоблинами, со стороны выглядело как комедийная постановка. Один тщедушный гоблин, предлагает другому ещё более жалкому силу, театрально протягивая руку. Если бы это была красивая эльфийская легенда, Гумли после касания охватил бы свет, и тело его нополнилось силой.
Гоблин с трудом сдерживал смешки, момент уморителен в своём абсурде, умел бы гоблин пускать светлячков так бы и сделал, но Владыка не награждает такими заклинаниями, да и на призы светлячков ушло бы время. Но каким бы смешным не казалось гоблину происходящее, он получал извращённое удовольствие от театральности действа. В мозгу старика нарисовалась публика, что ждёт красивой и цветастой развязки акта, жаль, но она будет разочарована.
К сожалению, как бы гоблин не хотел проделать всё как можно более эффектно, времени, а главное материала для ритуала под рукой не было, да и призыв этот не обычен необходимо привести в мир разумное существо, а не рядовую тварь, которым движет тупой голод.
Главным вопросом было: а входит ли это в планы Владыки, не решит ли он пошутить, отправив в мир самое слабое своё создание, дабы посмотреть, как последователь будет выкручиваться? Не слишком ли много колдун берёт на себя, замахивается на Обольда не получив никаких намёков от высшей силы. Почему Аркач выглядит как кошмар художника, брал на себя слишком много и повторения ему не хотелось.
Чтож всё легко проверить, задать вопрос Влыдыке. В безумии своём он строит планы свои, но как его не разгневать? Спросить имя демона, что должен вселиться в гоблина, у тупых тварей нет имён, ими обладают только ангелы.
- Гумли, оголи спину и повернись. – Слепой не взял руки, это не было нужно, да и противно ему было трогать это создание. – Возможно, ты услышишь имя, имя твоего будущего покровителя, если нет, я тебе его скажу, зови его, откройся ему, если имени не будет, просто прими то что войдёт в тебя. Тебя пронзит боль, но ты должен терпеть, что есть миг боли ради силы. – О том, что Гумли стоило откусить себе язык и выдавить глаза, колдун умолчал, он и так дрожит от страха, а это может заставить его передумать.
Сам ритуал представлял собой обычный призыв, открытие врат, что выпустят тварь в мир и вход в сосуд, куда она должна войти. Обычно вратами была зарисовка, представляющая собой два пересекающихся овала, и кривое подобие х ромбов внутри, тоже пересекающихся. Состоять они должны из кожи, крови, мяса, и кости убиённых, что из чего значения не имеет, главное, что бы порядок не совпадал с прошлым ритуалом. Ничего из этого под рукой не было, хотя тела и были рядом, но сейчас они агрессивны, и собрать с них, что-либо будет проблематично, но был другой способ. Вратами должно послужить тело колдуна, нужно срезать с себя кожу в форме того же кривого ромба, да сделать разрез в плоти сосуда, Гумли меченый и через метку, что Слепой и хотел разрезать всё пройдёт легче, для создания владыки.
Колдун так никогда раньше не делал шанц быть одержимым играли свою роль, но сейчас всё изменилось. Обычная тварь, не сможет занять уже занятое тело, а ангел Его не ослушается приказа.
-«Владыка, не почти за дерзость слуги своего слова слуги твоего тщедушного, что души и жизнь ради Тебя отдать готов, если на то будет воля Твоя, я приму наказание за дерзость свою, если но то будет воля Твоя. Скажи мне имя создание Твоего, что должно принять это существо» - Гоблин, шептал обращаясь к Владыке своему, готовясь к смерти, но и предвкушая награду, если всё пройдёт как он и задумал.

Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!

Соскучились? Ой, не отвечайте. Знаю, знаю! И я тоже!
После томительно долгой разлуки снова с вами мадемуазель Фиолетта Пасквиль со своей колонкой «Портим модули с гоблинами». Злобные инсинуации, предвзятость и несправедливость — к вашим услугам. К слову, должна с прискорбной радостью сообщить, что матерьяльчик для статьи было не так просто собрать. Да-да, с прискорбной радостью, это вовсе не опечатка. С одной стороны, душа Фиолетты восторгается, глядя, как растет грамотность населения, — да-да, мы самоуверенно полагаем, что наша роль в этом прекрасном деле не последняя. С другой стороны, без ваших ошибок и опечаток, дорогие читатели, почитатели и нечитатели, так скучно жить!

Но все же я снова с вами, и вот вам для начала прекрасный абзац (курсив мой):

«Таверна как всегда была полна народу, пьяные крестьяне и путешественники голдели («Голдеть» от слова «голда». Современный сленг, обозначающий «золотились».) так громко что казалось их слышно в замке. (Не знаю, где там замок по отношению к таверне, но в любом случае так золотиться некрасиво.) Кажеться (О-о-о, тся-ться! Привыкайте, господа. Его тут много.) до сюда еще болезнь не добралась, слава богу, может хоть моя семью (Пятью? Тремя? Я не поняла, что тут считают.) в порядке, подумал Эльяс прихлебывая пиво. (У-упс! Внезапно, тут кто-то думал! Интересно, с какого места начались мысли Эльяса? С голды? Или с семи?) Как странно, тут люди смеються, пьют наслаждаются жизнью, а буквально в 50 километрах (Километры в средневековье — это прелестно.) от города уже в свои прова (Прова…йдер? Современный товарищ!) вступает смерть. Эльяс выпил еще немного и потупился. Как ни страно веселиться совсем не хотелось. (Даже если проигнорировать подозрительное «страно», я таки не пойму из контекста, что же именно странно — веселиться или НЕ веселиться. Определитесь, сэр рыцарь.) Хотелось закрыться в своей комнате и отдохнуть. Теперь когда он дома надо бы радоваться, но близость отчего дома не радовала Рыцаря. Он предпочел бы скорее вернуться на фронт. Там друзья, вечные пьянки и веселье, а когда и это надоедает, тогда маркетанки заставят позабыть о грусти. (Что такое фронт? Вы не знали? Пьянки и марке... кто? А-а. Маркетанки — это как секретутки, только маркетологи. Пожалуй, пара моих приятельниц будут приятно удивлены новому эпитету.) А какое чувство когда кровь вскипает в минуты битвы. (Да? И какое же?) Эльяс улыбнулся и допил пиво».

Окей, господа. Давайте рассмотрим этого сэра рыцаря Эльяса повнимательнее. Это поучительно и любопытно.

«Внешность
Эльяс был человеком не высокого роста, имел (При себе? В кармане? В инвентаре?) черные волосы и такие же черные глаза. На его гладко выбритом лице красовались шрамы с прошлой войны. На вид ему можно было дать лет 20-25, однако в глазах горел какой то юношеский огонь. (Однако! Несмотря на довольно преклонный возраст!) Одет он был в тяжелые доспехи поверх которых висела геральдическая кираса. (Автор садист. Кираса, висящая поверх доспехов! Даже если она не надета, а просто висит, двигаться с подобной ношей не так-то легко.) На поясе кросовался (Шо делал? Бежал кросс?) меч-бастард, с другой стороны висел не большой нож».

Опустим придирки по поводу написания частицы «не» и мелочи вроде запятых. Обратим внимание на характер рыцаря.

«Человек живущий одним днем, плодские развлечения (Развлечения плодами? Хурма? Персики-клубнички? Ах, поручик, вы такой затейник! Нет, я даже не хочу думать о других плодах! И не просите!) казалось все что надо Эльясу, его не раз видели выпивающим в захудалых трактирах где он как правило был душой компании. Но и высокое не было чуждо Эльясу, он любил оперы, посещал театры (Сложная, многогранная натура! Надеюсь, он успевал привести себя в пристойный вид, перебираясь из кабака в театр.) и на каждом светском рауте находился с нескрываемым удовольствием. он старался не делать ни кому зла постоянно (Только иногда!) улыбался и был галантен с дамами. (И при этом улыбочка… в этом есть что-то пугающее.) Но было что то печальное в его словах,действиях и поступках (А! Богатый внутренний мир! Но интрига не раскрыта. Что же печального-то было? Автор, ну скажи, пли-и-из!)».

Ну, если честно, многое из его сложной натуры становится понятным, когда мы узнаем получше историю персонажа.

«Эльяс родился средним сыном в семье Лорда Ланкастера, в детстве он много времени проводил на улице с другими мальчишками, что отцу его не нравилось. (Отец предпочел бы, чтобы мальчик вышивал крестиком.) Когда Эльясу исполнилось 16 лет он стал оружиносцем (Чем-чем?) у хорошего друга его отца,тот обходился с ним жестко но справедливо. (Опять нам не раскрыли тайны бытия.) По ночам Эльяс сбегал от своего хозяина к девушке по имени Мари. они проводили вместе всю ночь а на утро Эльяс довольный бежал обратно к Лорду. (Ах, негодник! Конечно, девушка — это лучше, чем плоды!) Девушку он действительно любил. Однаждый друг отца (Какой-какой друг? Однаждый? Это одноразовый, что ли?) узнал об этом и рассказал Лорду Ланкастер, тот приказал Парня выпороть, а девушку казнить. (Уп-с! Фигасе, у них нравы! Никаких девок! Только хурма! Заметим также, что Парень с Большой Буквы, а девушка с маленькой, видимо, тоже не просто так. Дискриминация!) Так мальчишке показали всю жестокость жизни. Потом началась война где Эльяс не показал себя трусом,но и не был героем,с нее он привез несколько боевых шрамов которые время от времяни побаливали. Возвращаться к отцу он не спешил по этому остановился в небольшом трактирчике.... (Продолжая улыбаться, если вы помните.)».

Но бог с ним, с рыцарем Эльясом. Обратимся к другим персонажам необъятного ДМа.
Если позволите, я приведу анкету полностью. Я верю, вам понравится.

«Внешность
Тёмно русые волосы. (И всё? Довольно необычное существо.)
Характер
Раб своего любопытства. (Любопытной Варваре на базаре нос … и все остальное, видимо, оторвали. Только волосы и остались.)
История
Син Соул молодой парень 20 лет. В 16 ушедший из дома и связавший, волею судьбы, свою жизнь с профессией свободного сталкера.
В детстве он мало отличался от других детей, так же играл, смеялся и мечтал о великих начинаниях в будующем. (В дующем бу? Ваша покорная слуга уже как-то пыталась анализировать это сакральное слово.)
Но когда он вырос отличие проявлялось все сильней. (А? Какое отличие? Мало отличался же, ннэ?) Многим казалось, что он так и остался в детстве, так как продолжал следовать своей мечте, стать сталкером.
И ему это удалось, а в какие дебри заведет эта детская мечта Сина, нам ещё только предстоит узнать».

А вот и дружок ему в компанию:

«Внешность
Чарльз-беловолосый высокий парень с голубыми глазами, на вид ему 20-25 лет, но в глазах можно увидеть какую то старческую тоску. (Эти мальчики со старыми глазами… откуда они вообще берутся в таких количествах?) Одет он как и большинство сталкеров в специальный комбенизон (Сначала комбинируют, вообще-то, а потом сокращают. А не наоборот.) со встроенными функциями (Рация,Ночное видинье ит.п.) (Комбез типа скафандр. Или "видинье" — это что-то, чего я не разгадала?), казалось он проходил в этом комбенизоне с самого рождения такой он был потертый и затасканный. На вещьмешке (Понимаешь, парень. Мягкий знак не всегда нужен. Вот сейчас он просто как бельмо в глазу.) который он носил за спиной красовался значек орла, символа свободной организации сталкеров, завершала компазицию снайперская винтовка со скользящим затвором. (И не сметь перемещать — композиция нарушится! Да, да, я знаю. Компазиция и значек сами по себе прекрасны. Но я не придираюсь ко всему подряд!)
Характер
История
Чарльз родился на городе-корабле. Его мать работала в столовой а отца он не знал. Сам чарльз всегда мечтал быть поваром,но после оканчания школы (КАНЕЦ!) вместе с друзьями пошел в сталкеры. Юношей привлекла романтика приключений. Чарльз не был лишен простых подростковых удовольствий, первой любовью у него была дочка механника западного крыла. С ней они иногда сбегали на нижние уровни города, куда путь был открыт только служащим. Однажды их заметили и обоих наказали. Девушку закрыли дома а Чарльз отделался строгим выговором. (Чарльзу повезло больше, чем Эльясу.) Был у Чарльза и лучший друг,они в 14 лет даже сколотили свою подростковую банду правда быстро получили по зубам от местной шпаны. Вместе с передвижным городом Чарльз побывал почти во всх (Выставка Сельского Хозяйства.) частях известного света».

Мы могли бы вас познакомить еще с некой девицей Марни, но она всего-навсего «Ни чем не примечательная молодая девушка, с Темнорусыми волосами» (Темнорусые волосы — это, вероятно, кличка её пета-спутника, или же волосы настолько выдающиеся, что их надо писать с Большой Буквы, Не Иначе.).

Еще у Марни богатый и сложный характер.
«Своенравна и невежественна, но это только маска на самом деле Марни добрая и ранимая девушка». (Какая находка для адвокатов! Этот гнусный убийца и педофил на самом деле милый и ранимый!)

Заглянем на минутку в компанию сталкеров и поглядим их житьё-бытьё. Курсив по-прежнему мой.

«Марни Броковар
Утро выдалось особенно пасмурным, здесь на севере известного мира всегда пасмурно,грибы растущие здесь выделяют влагу, которая превращаясь в туман окутывает всю территорию на многие километры. Син дремал за небольшим столиком в местной забегаловке лишь изредко просыпаясь зивая (Зи… Что он делал?) и разглядывая посетителей. Вот мамаша с ребенком купили "Средние" обеды, а вот офицер безопасности выпивает свой утренний Сойкофе, настоящий выращивает только "Шангри-ла". Народу было не много, не даром это место называют краем мира. Несколько ученых да пара десятков офицеров безопасности, вот и все жители этой исследовательской станции. (Все жители станции тусят в забегаловке? Бездельники.) Станция принадлежала корпорации NOD. Главным поставщиком боевых роботов на всем севере. Видимо корпоративные решили не ограничиваться на производстве, и вложили деньги в куда более крупный проект которым занимаеться асоциация сталкеров. Проект назывался Дивный новый мир, как та книга про антиутопию, однако целью проекта было исследование белых точек карты. Сама планета которую узколобые вершители судеб прозвали "новая земля" была гораздо больше земли предыдущей, и исследование ее даже с современными технологиями займет не одно десятилетие. (Сон, навеянный грибным туманом и чашкой сой-кофе за 10 секунд до пробуждения.) Из дремоты Сина прервал сильный удар по плечу. За его спиной стояла Марни-сталкер и старая знакомая Сина, (То есть они вдвоем стояли за спиной Сина? По-видимому, да. Дальше увидите.) они частенько выходили на поиски вместе,и так же часто ругались.
-Че испугался?, спросила девушка ухмыляясь. (Которая девушка-то? Марни или знакомая?)

Син Соул
-Нисколечки- Син почесал плечо, по которому пришелся удар. (Ничего страшного по сравнению со сном.)
- Ты приходишь в двух случаях- произнёс он ухмыльнувшись- либо нашла новое дело, либо тебе захотелось вновь продолжить наш спор. (Жаль, тема спора так и не раскрыта.)
Син взял кружку сой-кофе, допил ее, поморщевшись - (Я тоже морщусь, прочитав это слово.) Надеюсь ты пришла по делу, а то у меня дренное (Дремотное дрянное?) настроение.

DungeonMaster (Марни Броковар)
-У тебя вечно дрянное настроение, насупилась Марни. Но так же быстро на ее лицо вернулась улыбка. Похоже девушка хотела поделиться чем то поистине грандиозным.
- А ты слышал последние новости? Если нет то слушай, потому что они устроят нашу жизнь на многие годы вперед. (Новости устроят нашу жизнь! Круто!)
Марни легким движением оказалась за столиком напротив Сина. Он нее так и веяло радостью.
-В 45 километрах от этого места на север потерпел крушение транспорт NOD, (Ура! Погибли люди!) я бы и сама справилась,но мне нужен человек который бы прикрыл мне спину, мало ли что. И я выбрала тебя!, Девушка откинулась на спинку стула и достала из подсумка сухпаек. Похоже денег у нее не много раз она ест сух паек в кафе. (Похоже, автор совсем не умеет в прямую речь. Угадать, где закончатся слова персонажа, почти невозможно.)
Син знает что на севере на границе неисследованной области довольно опасно,и главную угрозу создают там не местная флора и фауна, а полудикие ренегаты. Люди деградировавшие по вине какой то низведанной катастрофы, а может просто потому что им так проще. (Это шедевр, реально! И я молчу про низведанную катастрофу. Деградировать просто потому, что так проще, — это великолепно!) И кинь кубик д100 что бы узнать сколько у тебя кредитов.

Син Соул
Син оперса (Опер что? Нет, это читать невозможно.) локтями на стол и внимательно посмотрел на Марни.
- Транспорт NOD говоришь, надеюсь они перевозили что- нибудь интересное, хотя нынче и просто деньги бы не помешали.
Посмотрев в пустую кружку из под сой-кофе Син продолжил.
- Когда отправляемся?

Марни Броковар
-А я знала что ты согласишься! Теперь вот посмори. Девушка достала карту местности. («Посмори (!!!), девушка достала карту местности!», — сказала Марни? Хм, стоп, какая девушка достала карту? А-а-а, ну да. Их же было две, вы помните? Та загадочная старая знакомая в самом начале, за спиной у Сина.)
-Она не полная,но на ней отмечено место падения, нам надо поспешить ока (Глаза? Где?!) другие сталкеры или мародеры там все не растащили. Девушка немного покапалась (Капало у неё что-то? А, она под капельницей полежала. Ну да, ей, наверное, нужно.) в вещьмешке (Ох! Опять эта вещЬ в мешке.) и достала нарисованную от руки карту. Судя по всему карту эту она нарисовала со слов каког то местного. Такая карта либо действительно приведет вас к нужному месту, либо вы потеряетесь безвозвратно.
-Идти надо сейчас! выпалила неожиданно Марни и не дав Сину досмотреть карту спрятала ее в вещьмешок. (Правильно! Чего на неё смотреть, вдруг он ещё что-то рассмотрит!)

Син Соул
- сейчас дак сейчас- Син взял автомат прислоненный к столу и перекинул его через плече.
- чего сидишь идём я уже готов (Я в восторге от таких парней! Девушка позвала — надо идти. Немедленно! Ни в коем случае не собираться в дорогу!)

DungeonMaster (Марни Броковар)
Погода окончательно испортилась. Туман был очень плотный, вы как говориться шли по приборам, а точнее шли туда куда вам казалось верным. Время от времени из тумана доносились звуки местных "Комаров"-существа с размахом крыльев чуть больше чем у орла. Син и Марни спустились в небольшую лощину что бы набрать воды и перекусить. (Ну, вы понимаете. Если пить воду, набранную в лощине, где растут генерирующие туман грибы, то вы еще не то увидите и услышите. Но настоящий мужик идет в путь налегке, не отягощая себя какой-то глупой водой.)
-Надеюсь туман закончится, сказала Марни когда вы дожевывали свой сухпай. (Что МЫ дожевывали?! Автор, имей совесть, я это не ем!) Однако туман и не думал исчезать. как минимум до завтрешнего утра».

Продолжать наблюдение за приключениями Марни и Сина мы не будем. Пусть их, в самом деле. Мы кинем беглый взгляд совсем в другую сторону.
«Высокий, среднего возраста и атлетического сложения мужчина. Волосы черные, убраны назад. Острые черты лица с его зрелым возрастом делают его лицо приятным на вид. (Оокей, у лица зрелый возраст. А у тела? Я уже молчу о том, что такое количества его лица на одно предложение убивает всякую приятность.) Пугает лишь одно – его глаза. Их как будто нет, словно он потерял зрачки. (И плевать, что это бельмо на глазу и персонаж слеп, как котенок. Зато как звучит: «Мужчина, вы зрачки обронили!»)

И в завершение этой коротенькой статеечки я хочу привести восхитительную фразу из коллекции Робота-Администратора:
«Добрый вечер, у меня тут подруга забыла свой пароль и мыло от учетной записи. Можно с этим что-нибудь сделать?» Люди! До чего романтично! Девушка, убегая в спешке, забыла у парня не помаду и (гусары, молчать!) серьги, а пароль и мыло! Я вас люблю, мои дорогие, вы прекрасны! Оставайтесь с нами. Только в ЖУРНАЛЕ PLAYGOBLIN.

С вами были
наш верный спецкорр SLow S
И
Как всегда
злая и несправедливая
Фиолетта Пасквиль

До Диршаха стало доходить, что кажется всё было плохо, очень-очень плохо. Он был готов драться с людьми, с дворфами, с бешеными эльфскими бабами и даже с разупокоеными мертвецами, но биться с бессмертным демонм - это уж увольте! Рогатая колдовка что-то там верещала про магию, но орк был так же далёк от ворожбы, как от музицирования на арфе. Ну что тут поделать?

Всё ещё держа брыкающуюся девчонку за волосы, он обвёл нутро башни взглядом, стараясь найти себе применение с максимальной пользой и минимальным риском. О, а это что за эльфячий труп тянет ручонки к Брыму? В другой ситуации Диршах бы счёл эту ситуацию более чем забавной и вряд ли стал бы помогать коллеге по цеху(читай конкуренту). Но чего только в жизни не случается, верно?

- А ну, заткнись и сиди тут тихо, да не вздумай бежать! А то выдранным клоком волос не отделаешься! - разведчик бросил девчушку на пол, уже разворачиваясь чтобы броситься на выручку Брыгу.

Брокк стряхнул со щита размазанную по нему крысу и в первый раз за последнюю схватку смог выдохнуть и посмотреть что вообще происходит не в радиусе применения его булавы. А происходило много чего. Демон открыл портал в, судя по всему, препаскуднейшее место. Оттуда теперь ощутимо так задувало, словно в башне начался ураган. Брокк мысленно поблагодарил маманю, папаню да хороший апетит за своё массивное тулово, а то такой ветер может и с ног сбить. Вон баба-колдунша недобитая как по земле скользит, больно смотреть.
Все оставшиеся орки и гоблины дрались с мертвяками и демоном, и только шаман, судя по завываниям, старался этот портал закрыть. Но, видать, пока они Краснорыла не грохнут окончательно, не размажут в лепёшку, и не сожгут то что останется в пыль, всё это не закончится. Раммаш закроет один, демон откроет другой. И, похоже, Кирн с Бархой не справляются. Кирн вон уже еле на ногах стоит, шатается.
Поэтому, насупившись и выставив вперёд щит, измазанный крысьими кишками, орк понёсся прямо на демона, игнорируя остальных врагов, наступая на шевелящиеся трупы и перепрыгивая другие препятствия. За этим процессом он успел увидеть только как стараниями шамана портал таки захлопнулся, и довольно осклабившись, прибавил в скорости ещё. Теперь было не страшно ненароком вбежать прямо в прихожую Юртруса или куда там эта штука вела.

Кирну было херово. Хотя, если подумать, всем было херово, наверное. Демон, трупы, выхода нет... Хотя, их-то хотя бы не заблевали. Зрение восстановилось, и орк теперь мог не просто отбиваться от демона, но и видеть, что он вообще делает. Может быть, даже атаковать.. хотя, его старый топор вряд ли мог сгодиться для такой задачи. Вот новый... но новый был сейчас у самого демона...
Мысли давались с трудом, но в голове орка возник план. Ему нужен был новый топор. Топор был у демона. Нужно было отнять новый топор у демона. Как? С помощью старого топора! И, придя с этому выводу, отравленный но непобежденный Кирн кинулся на противника, намереваясь попросту отрубить ему держащую топор руку, и таким образом вернуть себе магическое оружие.

К сожалению, долбаный демон заметил его раньше, чем Крум успел приблизиться для удара и принял в свои "ласковые" слегка удушающие обьятия.
Маховик чертовщины продолжал раскручиватсья, угрожая сорваться с оси и унести отряд в увлекательное путешествие в неведомые дали. Крум любил познавать новые земли и вся фигня, но отверстие в земле по округлой форме и, главное, по содержанию шибко напоминало... задницу. Путешествие туда не входило в планы разведчика в обозримом будущем. Тем более, как орк сам считал, он там бывал чаще чем хотелось бы.
Помощи можно было ждать, но не дождаться, освободиться от магических пут не представлялось возможным. Оставалось то что лично Круму очень не нравилось - бросаться магическим оружием. Плохо было, то что портал порождал ветер, который явно помешает прицельно бросить снаряд. Хорошо то, что до демона оставалось каких-то пару метров - не так уж и далеко, да и мечей было целых два, а значит в два раза больше шансов попасть.
Перехватив один из клинков на манер копья ближе к центру масс, Крум, превозмогая удушение метнул меч в демона.

- Не моя! - заорал Брым Брыг, отдёргивая ногу. Вернее - пытаясь отдёрнуть, хватка немёртвого эльфа оказалась слишком цепкой. Клыки (откуда они у ушастого, они же вроде травоядные?) вонзились в плоть. Перед траппером встал нелёгкий выбор: спасать собственную шкуру или продолжать стрелять в демона. Поколебавшись мгновение, он решил "Голень - не яйца!" и выбрал второе. Пусть эльф пока грызёт, сейчас важнее разобраться с Краснорылом.

Брым выпустил вторую из эльфийских стрел в демонхоста. Стрелы отправлялись в полёт легко, будто специально под его руку делались. Умеют же делать, гады ушастые.

– Ненавижу, сук, демонов... – пробормотал Раммаш, судорожно пытаясь придумать что же делать. Однозначно что без магии проблему с потусторонним гостем не решить, и ведь у жреца было кой-чего мощнее обычной магии, но вряд ли Одноглазый теперь уже будет что-то делать просто так. Значит нужна жертва, вопрос только в том, какая? Пытаясь найти жертву, орк в то же время привязывал за волосы свой трофей к копью, не слишком уверенный в своем плане, но не знающий что делать в таких случаях - не каждый день сталкиваешься с демонами.
Так и не решив, кого можно было бы убить, Раммаш все-же начал читать новую молитву, подняв вверх копье, на котором болталась голова. Если бы в ней были бусины, то наверняка она издавала бы какие-то звуки. Так что жрец решил запомнить эту идею, и если выживет - обязательно наполнит свой трофей так, чтоб можно было использовать его как мараку.

– Месть всем, кто посягает на тела и души Воинов Груумша! Да станут они пылью под ногами и слугами, которых будут презирать даже гоблины!

Раммаш потянулся левой рукой к левому же глазу. Вообще, он думал что подобное действие совершит в более торжественной обстановке. Но сейчас он не видел иного шанса быстро заточить демона да и просил скорее не за себя, а за собратьев, которые при всем своем боевом умении не могли ничего противопоставить демонической магии.

– Очистится-а-а!

«А-а-а, блять! Чтож так больно-то?»
Действительно, так просто выдрать из собственного черепа глаз не получилось, ведь каким бы отбитым ты ни был, а сделать подобное самому себе не так то и просто. Боль пробила, кажется, от макушки до пальцев ног, отчего Раммаш запнулся, и первая попытка не увенчалась успехом.
Но нельзя было терять время, нужно было продолжать, поэтому произнося слова, он постарался вспомнить то чувство транса, которое часто поглощает во время ритуалов.

– Очистится тело Краснорыла от скверны! Как и воздух от демонической магии-а-А-А!

На этот раз попытка хоть и не удалась, но была чуть более успешна – орк настойчиво просунул палец в глазницу, и кажется что-то лопнуло, поскольку по рукеи щеке потекла теплая жидкость. От боли потемнело не только в истязаемом глазу, но и в здоровом, и орк понял что он находится на грани потери сознания и не способен держать себя на ногах.
Сделав непроизвольный шаг вперед, Раммаш упал на колени, сам удивившись тому, как удержал остальное тело в вертикальном положении и не опустил руку с копьем, как и терзаемый глаз.

«Давай, просто сожми и дерни, все закончится.»

Попытка мысленно себя подбодрить лично для него была не слишком убедительна, и в сознание закралась мысль о том, что он, за последний день слишком много просящий у Груумша, достоин лишь для того чтоб перерезать себе глотку, и отдать свою жизнь за то, чтоб остальные братья, пусть даже и не слишком верующие прожили до этого момента.
Впрочем, осознание собственной ничтожности перед Одноглазым лишь разозлило Раммаша, заставив собрать остатки сил, и закончить.

– Прими, Всевидящий этот дар, как знак моей преданности Тебе. Пусть познают как враги, так и дети Твои Могущество, и ничтожность любого демона перед силой Груумша! Увидят и укрепится их вера, как и тело, когда они будут заваоевывать новые земли в Твою честь.

Он осознавал что руки ослабли, и финальная часть плана может оказаться под угрозой, поэтому закусил губу и в следующий момент прокусил ее до крови, поскольку наконец дернул этот проклятый глаз, который наверняка можно было восстановить лишь божественной магией, так что пути назад не было.
Вместе с лютым ором от боли, в демона полетело копье Раммаша, которое, в силу своей специфической формы, и некоторой кривизны не слишком то способствовало точности броска.

Но на все Воля Груумша...

Говоря по правде, Диршах сейчас чувствовал себя не многим лучше своей рогатой жертвы, что вот-вот готова захлебнуться пеной. Неестественная усталость продолжала наполнять тело орка и, если так продолжится и дальше, он тоже начнёт пускать слюни. Но тут разведчик увидал несущегося в его сторону Аркача с кинжалом на перевес. Никак этот вонючий выродок решил прикончит Диршаха?! Да, да этот слепой говнюк давно завидовал разведчику! А теперь, когда у Диршах появилось золото и рабы, эта морщинистая поганка решила присвоить всё себе! Чтобы его золото отобрали каким-то вшивым колдовством? ЧТОБЫ КАКОЙ-ТО ГОББО ПРИКОНЧИЛ ЕГО, ДИРШАХА?! НЕ БЫВАТЬ ЭТОМУ!

Мир! Мир и покой воцарились в башне! Все благодаря его - Кирна - стараниям. Орк был доволен. Крум принял миротворческий акт спокойно, Барха пытался толкаться. Понятно, не хотел совсем уж терять лицо. Пока он не собирался продолжать драться всерьез, поэтому орк не стал толкать мясника в ответ. Только предупредил:
- Дык, убью, если что, - почти по-доброму пообещал он. Но на этом и закончил свою миротворческую деятельность.

Рассказ рогатой же Кирна заинтересовал.
- Так вот оно что. Ошейник... теперь-то понятно! - воскликнул он. - Хмммм.... - ясно было, что какая-то мысль у него в голове возникла, но неясно было, на какую тему. - Если так, то эта, хреново вышло, да, - покивал он, после чего обратился к Раммашу: - Слушай, жрец, а ты можешь ей руки поправить? А ты, - это было сказано рогатой, - не можешь еще демона достать, чтоб в гоблина засунуть? Ну, послабее, может, что-нибудь, а? Они ж... разные бывают. Хм..

Просто отлично. Раммаш выбрал, пожалуй, единственное правильное решение в данной непростой ситуации. Разведчик кинулся на помощь коллеге. Не то что бы тот очень нуждался в помощи, но шанс вмазать ведьме по рогам он пропустить не мог.

Вокруг внезапно стало так много всего интересного, что Раммаш на какое-то мгновение завис. Хотелось и человеческую бабенку оприходовать, и решить уже с этой странной рогатой бабой и ее сундуком, и помочь Кирну, да еще и завершить то, что начал прежде чем его отвлекли. Но была одна мелочь, терпеть которую Раммашу основательно надоело. Если раньше Аркач внимание особо не привлекал, и особо не вызывал триггера, то его рисунки заставили орка задуматься. Он сам баловался подобными ритуалами, но они были обращены к Груумшу. А поскольку жрец сильно сомневался что гоблин поклоняется Одноглазому, то в мирной обстановке игнорировать странные действия мелюзги не мог.

– Ща я те на жопе глаз нарисую! Ану пшел нах со своей ересью!

Так же как и раньше по Гумли, Раммаш попробовал дать по голове и Аркачу, чтоб не разводил тут свою ерунду. Пусть среди гоблинов рисует свои тайные знаки.

Тут в Раммаше и начала проявляться его фанатичная вера в Одноглазого. Никаких намеков на иных богов, сущностей, или потустороннюю ересь в его присутствии быть не должно. В принципе, это можно было сказать и о других жрецах орочьих богов, которые терпимо относились лишь к символам богов пантеона орков. Остальные же слишком слабы или ненавистны, чтоб позволять рисовать их знаки.

Вообще орк был отходчивым и как только пришло время делить добычу, тут же позабыл о досадной неудаче с эльфкой, которая стоила ему уха. Найдя среди пожитков коротконогих трупов крепкую пеньковую верёвку и пару ожерелий, которые он тут же нацепил на свою грязную шею, Диршах весело насвистывая отправился на воздух за парнем. Найдя перепуганного до смерти Марко лежащим мордой в снегу, как он и был оставлен с пол часа назад, лазутчик ехидно лыбясь поднял человека за шкирку.

- Ну что, гадёныш? Я щас добрый, так и быть оставлю тебя в живых. Теперь ты мой раб, кивни, если понял. Я так великодушен, что сниму тебе путы не только с ног, но даже с рук! Будешь называть меня «Господин Диршах Великолепный, Гроза Длинноухих» или просто «Господин». Ну ка, повтори, слизняк! Отлично, теперь пойдём внутрь. И только вздумай бежать, я тебя догоню и все уши пооткусаю.

Накинув Марко верёвку на шею, орк потащил парня к обрушенному строению.
***

Вернувшись в башню, Диршах обернул поводок вокруг запястья и продолжил обыскивать трупы. Удостоверившись, что цацек тут немерено, лазутчик стал искать способ утащить как можно больше. Тут ему на глаза как раз попался добротный плащ одного из убитых дварфов. Связав концы, Диршах получил что-то вроде мешка, который тут же всучил своему рабу, а сам принялся шнырят по башне в поисках всего, что блестело и выглядело шикарно. Когда Марко уже был порядочно нагружен, из подвала появилась какая-то потрясная рогатая баба в дорогих шмотка. Как пить дать, эта была та самая посланница к королю Обольду. Ухватит верёвку покрепче и придав себе как можно более напыщенный вид, Диршах направился к появившейся незнакомке. Подойдя поближе, орк слегка поклонился, расплывшись в гаденькой ухмылке. Заметив, что парень стоит на ногах, тупо глядя вперёд, он пнул Марко под колени и рывком верёвки заставил того рухнуть в глубоком поклоне. - А ну ка, слизняк, представь меня госпоже!

Кирн слушал Суту, взвешивая топор дварфийки в руках. Оружие было удобным. И орк справедливо считал, что если эта коротконогая сука било его по яйцам, а он вскрыл ей череп, оружие было по праву его. Орк чувствовал, что секира была не без магии, что, кстати, могло объяснить, как дварфийка продержалась так долго против троих. В любом случае, с оружием еще предстояло разобраться. То, что его не било какой-нибудь магией прямо сейчас, Кирна радовало, но свой обычный топор он тоже пока не выкидывал. Да и вообще, кто разбрасывается хорошими топорами?

А потом появилась сама Даэла, во всей красе, что вызвало у орка во-первых удивление, а во-вторых, нездоровый интерес. Нездоровый, ибо орк, вместо того, чтобы поесть, решительно подошел к рогатой.
- Так вот из-за кого мы тут! - возвестил он, делая полукруг вокруг Даэлы. - Ну и ну... Все-таки, гоблин не врал, - после этого Кирн задал абсолютно сумасшедший вопрос, который совершенно точно не стоило задавать магессе с демонической родословной: - Скажи, посланница к королю, а ты случаем не бывала в наших краях ранее?
Орк слышал ранее, что для Даэлы наняли проводников, что могло означать, что сама магесса не была здесь ранее и не знала дороги. Но Кирн, похоже, твердо хотел выяснить это точно, не опасаясь возможного огненного шара в морду.

Судя по тишине наступившей наверху. Дело закончилось. Сомнений быть не может - храбрая воительница пала. Крум не переставал удивляться воинственности и героизму гномов. Беззаветно самоотверженные, они сражаются до последнего. И если ушатые иногда отступают в заведомо проигрышных ситуациях, то гномы почти всегда стоят до конца. На их месте орки разбежались бы как побитые собаки, а эти... Ну что же, тем им хуже. Это не война рыцарей и здесь не берут в почетный плен. Это война быдла, война на уничтожение и чем больше вас падет тем меньше вас останется. Можете думать что с нашей стороны это бойня, вторжение, дикость. А правда в том что это всего лишь вопрос выживания вида. Мы воюем потому что нас много и нам нужны дополнительные ресурсы. В контексте сознания вида, а не отдельного орка нет ни злобы, ни ненависти, просто прагматичный факт - для нас настало время убивать. Убивать и забирать все ваше: золото, пищу, земли. Не врите: когда вы сможете вы поступите точно так же, найдя тысячу и одно оправдание своим поступкам, да так ловко, что сами себе покажитесь святыми. Но не сегодня. Сегодня я здесь и я вас не ненавижу, просто мое время... наше время - ПРИШЛО!
Крум очнулся от своих мыслей и наконец выбрался из груды кирпичей. Осмотревшись, он направился к объекту, наиболее его интересовавшему.
Ага - нужно полагать госпожа-колдунья - орк подошел и стянул с пленника капюшон. Вглядевшись в лицо Крум спросил:
- Ты кто?

После неудачного рывка Диршах попытался не свалиться, цепляясь за ремни на броне воительницы, когда услыхал глухой удар чуть выше своей головы. Мгновением позже, орк почувствовал, как дварфка начинает заваливаться на спину. Ослабевший от потери крови лазутчик не смог во время отскочит и встать на ноги, поэтому, рухнул прямо на труп словно мешок с дерьмом. Не в силах подняться, Диршах тяжело дыша перевернулся на спину. В башне ещё оставался один карлик, но с этим бородатым говнюком справятся и без его помощи. Гораздо разумнее было набраться сил перед приближающейся делёжкой трофеев.

Удар дварфийки пришелся по, как говорится, самому дорогому. Ноги орка подкосились, и ему пришлось правой рукой упереть топор в пол, чтобы устоять. Левой же орк вполне ожидаемо схватился за яйца. Было больно. Но с болью пришла ненависть. Эта дварфийка была не достойна честного боя. В конце концов, её били по морде, а не по яйцам, а она не отвечала взаимностью. И вообще, вот что бывает, когда дерешься с дварфами - все ранения Кирна были ниже пояса. И вообще, нужно было убить их всех нахер. Именно эта мысль была последней перед тем, как глаза орка заволокло красным.
- Убью, сука! - взревел он.
Перестав прикрывать лапой собственное достоинство, орк, оттолкнувшись от пола древком топора, сделал пару шагов к убитому ранее дварфу с секирой, подхватил его оружие и, размахнувшись, с криком 'Лови, тварь!' запустил секирой в дварфийку.

Что ни говори, а эльфка хорошо знала своё дело, она до последнего цеплялась за возможность прикончит орка и, клянусь Груумшем, ей это почти удалось. Ну что же, когда Диршах скинет её, будет тоько веселее. Когда эта взбешённая баба силилась оторвать ему ухо и почти на половину вогнала кинжал в плечё, орк взвыл сквозь зубы. Но это был не крик боли и отчаяния, это было гимн высвобождению всего низкого, всего животного, что было в жалкой тушке разведчика. Острая боль обостряла до предела все чувства орка, напрягала до изнеможения мышцы, даровала наслаждение. Извращённая натура Диршаха была холодна к простому уничтожению противника, необходимо было непременно поставить под угрозу собственную жизнь, ощутить, что враг почувствовал вкус победы, а ты одной ногой стоишь в могиле, и только тогда резким движением превратить поражение в триумф и издевательство над недавним победителем. Да, Диршах определённо был конченным ублюдком...

Стоило орку на пределе сил сбросить эльфку с себя, как его скудоумные товарищи попросту пристрелили её. На мгновение озадаченный орк остолбенел, больше напоминая капризного ребёнка, у которого отобрали вожделенную сладость, и он вот-вот разревётся. ОНИ В ОДИН МИГ УГРОБИЛИ ВСЕ ЕГО ТРУДЫ! ОНИ УБИЛИ ЕЁ! ЭТО БЫЛА ЕГО ИГРУШКА!

В один момент разведчик почувствовал себя никчёмным, разбитым, ощутил дикую боль в плече, почувствовал, как кровь из разорванного уха стекает по шее. Настрой на эту батву был безвозвратно утерян, он больше не хотел играть со своими жертвами. Опустошённый Диршах от обиды уже хотел перерезать глотку истекающему кровью эльфу, как увидел вонючего гоблина, который отгрызал руку лучнику. С разбега орк пнул под рёбра обнаглевшего недмерка и завопил на всю башею. - Да вы совсем охерели !? Что вы блять творите !? Вам что коротышек мало !?

Захлёстываемый злобой, Диршах спрыгнул на первый этаж, без разбора размахивая клинками и извергая поток проклятий.

Снова этот страх быть потерянным, сожранным, сколько раз ещё придётся ощущать его? Может гоблин сумеет привыкнуть к этому чувству, когда ты заперт в своём же теле и являешься лишь безмолвным наблюдателем, надежду которого своими крючковатыми когтями вспарывает страх, нет к этому невозможно привыкнуть. Хорошо, что тварь что сидит внутри тупа и податлива на ощущения, но что будет когда она попривыкнет и обживётся, одна мысль приводит в ужас, при том, что Голод так легко перехватывает контроль. Пока тело под контролем и страх уполз в свою нору, надежда, то чувство что так приятно топтать, говорит что тварь не разумна, что она движима лишь жаждой пожирать, что она не будет претендовать на тело. Гоблин с превеликим удовольствием бы отдался этому чувству, но он слишком часто видел как надежда рушилась, ломалась или ещё хуже выворачивалась на изнанку и смеялась своей зубастой пастью, и часто этому способствовал сам Аркач. С тварью надо что то делать она опасна, но жажда, та жажда силы, что преследует гоблина, пела о возможностях, что прибудут, если подчинить тварь, что может изменять это никчёмное тело, давая ему невиданную силу. Жажда пока страха нет, она первая и должна быть удовлетворена.
Эльф - великолепное яство, даже если это просто рука. Нежное мясо, тёплая кровь, прекрасное сочетание, но важно не столько это сколько осознание Слепой пожирает эльфа. Того представителя гордого народа, что смотрим на всех свысока, что таит великие тайны, поедает гоблин, смешно, что слабейший пожирает сильнейшего, всё же Голод полезен. Голод может дать многое, колдун мал и слаб, маленький выживает за счёт своего ума и хитрости, а большой, кем являлся гость, за счёт чистой животной силы. Маленький, что стал большим страшен и гоблин был близок к этому, но еда сейчас ближе.
Чувства что источал эльф, не были красивы, они были уродливы. Лучник пал и не идёт в сравнение с тем дварфом, что в последние моменты жизни стал почти прекрасен. Страх, боль, это мразотное отчаянье, тут нет красоты, но гибель гордости, победы отчаянья над самоуверенностью, страха над желанием жить, последнее особенно отвратительно, доставляет удовольствие, греет душу, заставляет чаще биться сердце, что ждёт кончины.
Но букет вкуса и ощущений омрачают рушащиеся планы. Эльфы почти мертвы, они уже не будут ни рабами, ни достойной жертвой, это, это печально. А ведь какие пирамиды из ожиданий строились, где массаж ног от эльфийки был лишь основанием, всё пошло прахом. Последние минуты их жизни не должны пройти даром, их души должны быть отданы Повелителю, он уж о них позаботиться, ритуальное убийство придётся проводить быстро, но хоть они сопротивляться не будут.
Планы, почему они так недолговечны? Барха, та жирная рожа, что нарушила преведущие, желает прервать и этот судя по всему, жаль силы повелителя слишком переменчивы, и заставить его рыдать катаясь по полу и не сделать ничего имеют равные шанцы. Чтож старая добрая туша, должна его задержать, но если он попрёт на неё сам виноват, хорошо, что твари послушны.
«Повелитель, дай слугу своего мне во служение, что бы использовал его я во благо твоё»- шептал гоблин. «Перекрой орку путь»- заранее была отдана твари команда.
Так теперь ритуал. Надо сделать всё быстро пока, эльф не умер. Сначала сделать не смертельные, но ослепляющие надрезы, потом проколоть ушные перепонки, вырезать язык. Сказать: «Во славу Твою он познал пустоту, дак приведи же его к истине» - вспороть брюхо отрезать уши, вырвать глаза и сложить их вместе с языком в брюхо. Ели выживет перерезать горло.

Цепь с крюком хоть и не поразили эльфку, но лишили одного из ятаганов, что позволило треплу Диршаху влепить ушастой по-носу. Лучник же внезапно бросил лук и кажется не потерялся совсем в этом мире. Орк не стал медлить и решил угомонить его панику: подойти вплотную и хорошенько приложить своим огромным кулаком по-пустой эльфячьей башке. Убивать его Мясник не спешил, надеясь что потом сможет повеселиться с ним, заживо варя того в котле. А если туда их закинуть на пару с эльфийкой... Эти мысли заставили Барху недобро оскалиться.

Во время падения пришло горькое осознание, что у дварфа 2 глаза. Видимо удар головой оставил после себя не только боль, но и помутнение сознания. Ну почему эти твари такие живучие, существенный недостаток, который могло бы перекрыть наличие лишь 1 глаза.
Хоть противник и был изуродован до неузнаваемость, а его некогда могучее тело сохранило лишь часть былой силы, но дварф был красив. Красив в своей злобе, что заглушала надежду, заполнила разум. И как же великолепно получилось, только узнав, что он погибнет от рук отребья, калека наконец достал из глубины души истинное чувство. Зачем разумные прячут то чего желают за честью, гордость, разумом? Без них жизнь будет намного проще, к счастью преграды ломаются, какие-то долго, а некоторые мгновенно увлекая за собой остальные. Мешает только отчаянье, но оно отсеивает зёрна. У Арбалетчика преграда была банальной, гордость, ну или эта смешная лживая воинская честь.
Наверно в его голове набатом звучал голос «Убить! Убить, не смотря не на что! Сдохнуть, но убить!». Как жаль, что дварф был врагом, до него почти дошла одна из истин владыки, он был почти прекрасен и его смех был этому подтверждением. Остался лишь небольшой толчок. Что ж так желанная добыча, что ускользнёт из рук, может быть достаточно, а если нет, Слепой не сможет увидеть, как в этом мире зажглась новая свеча. А может всё же если они оба выживут, появится ещё один глашатай.
Уход из объятий красавца был при всех этих размышлениях наиболее оптимальным результатом, особенно если смотреть на пополнение. Оно было интересно несколько големом и женщиной воином, а жрецом, служители богов были желанны и не только для Владыки, но и для самого гоблина. Боги они смотрят на нас, играются с нашими жизнями, и дают намного меньше чем забирают. Это боги должны разумным, благодаря им и их вере они живут на своих планах и держат этот мир в застое и тьме. Добро и зло, тьма и свет, какие удобные понятия, ими так легко жонглировать, сталкивая разумных в бессмысленных битвах, ради себя, боги- пиявки этого мира и его тюремщики. Верующие обычные заблудшие они просто следуют, за традициями и подачками, а вот жрецы они как крысоловы , что ведут в рабство, обещая благо, играя на волшебной дудочке. Раммаш вызывал такие же эмоции, но трогать его пока было нельзя, товарищ же, да и жрецом он был неправильным, как и все орки тут неправильными орками.
Телепорт простой и эффективный вариант, что согласован с планами. В остальных случаях придётся либо самому стаскивать дварфа, либо ждать пока он слезет сам. Жаль, что повелитель непостоянен, в каком-то смысле он тоже бог, но он хотя бы открывает глаза жителям этого мира, да и даёт больше, но и многого требует, а может Аркач, просто слеп.
Перед чтением заклинания, хотя какие это заклинания так прошения, что произносятся вслух по старой привычке, Слепого посетила мысль «А что бы сделал этот жрец на моём месте?». Хм, это зависит от его преград, возможно, он бы терпел и читал речитативы, что бы помочь соратникам или же сбежал, предав и соратников и своего бога, но как бы он себя оправдывал? Я должен был это сделать, что бы дальше служить своим лживым богам, они всё равно погибли, а так я смогу дать их душам покой, скормить своим богам. Последнее было скорее уточнение от самого гоблина.
Если же заклинание не сработает, придёться убить калеку, в пустую глазницу можно засунуть одну лапу, а там и мозг не далеко. Вторую вонзить в шею, пытаясь при этом хлестать врага хвостом.
«Великий, помоги уйти, впусти в свой мир и укажи выход в нужное место»- неслышно, скорее мысленно произнёс гоблин. Прыгнуть он хотел к эльфу стрелку, ну или хоть куда-нибудь на возвышенность, где его не достанут.

Пока телом управлял Голод, гоблин чувствовал страх, чистый и неподдельный. Не тот страх, от которого хочется бежать, размахивая руками и вопя во всю глотку, а истинный тихий, когда замирает тело, а сознание видит лишь ужасающий исход. Слепой может и пытался храбриться и угрожать гостю, но прекрасно понимал, что при полной одержимости не только его оболочка, но и жалкая душонка будут утеряны. Душа, что там обещано гоблинам после смерти, вечная битва против армии орков, в которой они всегда проигрывают, но может в перерывах между боями и происходит, что-то хорошее. Вечное повторение, оно сводит с ума и в конечном итоге освободит от всех мыслей и желаний сделает из тебя куклу, но это не страшно кукле не ведома как счастье, так и горе, да и всегда есть шанц выбраться, дверь есть всегда. Второй исход отправиться к Древнему, это может обернуться перерождением бабочкой, вечной мясорубкой, где рубить будут тебя или перерождением в могущую сущность, наверняка сказать невозможно, всё зависит от его настроения и планов, а логику в них искать смысла нет. Одержимость же это полная потеря души, она просто пропадёт, будет переработана и сожрана тут уже выхода нет, сложно представить, когда нет тебя, но это и страшно. Что успокоило демона насыщение или действия гоблина, которые были выполнены автоматически, неосознанно, или же душонка хоть и мелкая, но крепко держит эту несчастную тушу, хорошо было бы знать ответ, но это может помочь и демону.
Каково же было облегчение, когда Голод наконец успокоился. «Ладно, молодей, что надо было, ты сделал, но если снова уйдёшь в самоволку, я тебе устрою, будешь у меня знать!- мысли эти были, не, сколько что бы угрожать сущности, но успокоить себя.
Голова болела, всё тело было в крови, привкус во рту, обычное дело почти каждый ритуал заканчивался так же. Зубы, зубы были проблемой, они вообще отрастут, а если нет, как теперь мясо жевать?
Гоблин водил когтями по зубам, когда, наконец, услышал дварфа. О он ещё жив, хотя и представлял из себя жалкое зрелище. Ну почему эти карлики такие живучие, никакого от них толку, мясо не вкусное, в жертву их Великий берёт не охотно, если вообще возьмёт, а ещё они живут под землёй. Эх Аркач с радостью бы осел в их подземельях, они прочные, сухие и тёмные нечета орчим и гоблинским поселениям, это ещё больше вызывала неприязнь к этому народу.
Вид карлика веселил гоблина, да гордый представитель подгорного народа, ползет, истекая кровью, при то что то мямлит. Как хотелось просто немного побегать от него, хлопая в ладоши, когда он потеряет цель, купаясь в лучах его бессильной злобы и отчаянья, а за каждое оскорбление можно было царапать его по морде. Жаль, что времени так мало, да и эльфы эти, будь они не ладны, снова подставляются. «Ты погибнешь от рук гоблина, опарыш, какого умирать, зная это?» - гоблин попытался сказать это как можно более язвительно, отходя от дварфа подальше. Теперь он ещё и опозорен, представление того, как арбалетчик переваривает сказанное и осознание, наконец, доходит до него грело колдуну сердце. Эх, величайший позор для воина быть поверженным таким жалким сущесвом как гоблин, сколько таких была, а на душе всё равно тепло.
Запахло горящим мясом. Человек горел, все положительные эмоции от созерцания подгорного жителя смело, сколько вкусного мяса пропадает, Голод наверно тоже был расстроен, если бы не бой Аркач бросился бы вытаскивать человека из огня, оркам то не нужно думать о питании они вон эльфов съедят.
Кстати об эльфах, они, похоже, были такие же криворукие воины, как и орки, один не попал, другая не может добить раненного орка. Раньше орки были орками, просто рубили всех и не думали, а эльфы рубили уже орков, сколько я уже живу, если орки в мастерстве с эльфами сравнялись, да и превзошли их, вон Крум раненный даже сопротивление оказывает.
Барха, этот мешок с мясом портил все планы. Всё было идеально продумано, заставить эльфа выстрелить в спину союзнице, а потом усыпить или просто усыпить, но орк… Орк может и убить стрелка, придется, что, то делать, может усыпить орка, нет с меня, же и спросят, нужно обезвредить эльфа.
Всё же эти орки никудышные бойцы, в голову лезли мысли, а может их специально отправили вместе с колдуном, чтоб он умер вместе с ними. Они вдвоём не смогли убить одного коротышку, как так можно, почему они такие слабые, благо лучник их спас. Один Кирн единственный из всех этих неумех порадовал гоблина, хоть и немного, наверно детские воспоминания всё же придали орку сил, и месть за надругательства наконец достигла подгорный народ.
Наконец гоблин решил просто вывести эльфа из строя, Барха по скромному мнению Слепого, а своих умственных способностях ушёл не далеко от Гурнага, которому всё же хватило ума пойти наверх, но надежда оставалась.
«Великий, дай этому разумному свою благодать, дай ему коснуться пустоты и приблизиться к истине твоей.» - шептал гоблин, глядя на эльфа стрелка.

Кровь из разрубленного практически напополам эльфийского мага забрызгала все вокруг. Крум ликовал, но восторг длился не долго. До боли знакомый свист оборвался толчком в плече, который повалил воина на убиенную им же жертву. Ситуация орку была проста и понятна. Такое он уже проходил и это ничего хорошего не сулило. Сама боль была не сильной и выталкивалась в подсознание лошадиной дозой адреналина. Боль будет потом - после боя, в том случае, если конечно, он переживет этот бой.
Падая, краем глаза разведчик заметил двух новых для этого спектакля персонажей и понял откуда ему пришло, ведь гном-то, по-видимому, таки промахнулся. Что ж, ситуация не из простых. Трое на одного ни считая пацана, но ничего будем решать задачи по очереди. Пока основная проблема заключалась в том, что на него неслась эльфийка с двумя ятаганами. И судя по перекошенной роже, ее намерения были отнюдь не сексуального характера.
Крум вскочил на ноги и прикрываясь щитом отступил ближе к стене. Он, развернувшись так что бы по максимуму держать всех своих противником перед собой, был готов отразить яростный натиск эльфийки и контратаковать. Сначала я зарежу тебя, а потом доберусь и до того ушастого пидораса и засуну его лук ему так глубоко в жопу, что сам Кореллон удивиться глубине "внутрннего мира" своих творений.

Наконец то, Повелитель смилостивился и обратил внимание на гоблина , Аркач снова почувствовал в себе силы управлять другими, а может тварь делится энергией, неважно, важно, что гоблин вновь почувствовал в своих руках власть, что так редко получают представители его рода. Магия - это то, что позволяло колдуну жить, без неё он давно бы загнулся где-нибудь в канаве, в которой бы его и утопили сородичи.
Гоблин непроизвольно хихикнул, когда дварф, покатился по лестнице, жаль не переломал себе кости, как бы он орал от боли и измывал от безвыходной ярости и отчаянья. Интересно, о чём бы он думал чувствуя близко смерть, а ещё хуже пленение, о доме, семье, просто бы желал смерти врага или бы молил своего бога о спасении.
Великий, может, ты мне объяснишь, почему орки лезут в магию? Махали бы себе топорами, их богу же всё равно как приносить разрушение, зачем он даёт силу жрецам?
Барьер сильно не вписывался в планы гоблина, подраться бы он, конечно, не отказался, но только с противником, что лишён возможности сопротивляться, да и зачем, когда другие подставляются. Своя шкура была дорога гоблину и если преимущество окажется на стороне противников, Аркач сбежит, поджав хвост, который недавно появился, конечно, не забыв прихватить что-нибудь с трупа бывшего товарища.
Что хорошо для Слепого, как и для орков они пока что побеждали, но воины из этих орков, как и маги ужасные. Как можно не попасть по гному, даже слепая свинья бы попала. Над Кирном что детстве дварф надругался и сейчас детские воспоминания вышли наружу?
Освободившаяся пленница внимания особого не привлекла, ну освободилась и освободилась, на орков она не нападёт либо сдохнет в сражении, либо пойдёт в котёл, а мясо полукровок лучше орочьего и мелких, урвать кусок от эльфа Слепой не надеялся, орки всё сами сожрут.
Смерть мага же разозлила гоблина, вокруг него были планы и далеко идущие планы, а это орк их испортил, винить себя гоблин не хотел. Можно было бы остановить орка или обезвредить колдуна, а заботу о своей шкуре отдать другому, например тому же Гурнагу, он бы наверняка словил болт, но колдун был бы жив, жаль время нельзя повернуть вспять. Новые эльфы били спасение и желанной добычей, хотя даже вместе они менее ценны, чем маг, но придётся довольствоваться этим, если конечно они выживут.
Так нужно было решать, что, наконец, то делать, колдовать не получиться, жрец помешал, а больше Аркач ничего не умел. А ситуация была опасна, если противник займёт вершину орки станут ежами, а приключение Аркача в столь славной компании кончится. Жалко орков не было, все они лишь обычные дуболомы, но по возвращению в стан Обольда посыплются опросы, а ответ нести за них не хотелось.
-«Великий помоги»- Слетело с губ гоблина, после же была мысль. – «Эй Голод, ты же хочешь почувствовать кровь на когтях, я знаю, хочешь, так что прекращай просто сидеть во мне и помогай нахлебник чёртов! Я тебя что за дарма держать должен?» - Слепой, скрипя и душой, и извилинами принял решение напасть на ослеплённого со спины, ох как не хотелось рисковать собой, но может Гурнаг поймёт, что наверху он сейчас нужнее, хотя в умственные способности орка Слепой не верил. Так гоблин как можно тише и быстрее, попытался подбежать к дворфу и пронзить открытый участок шеи когтями, кинжал не предназначен для боя, нельзя применять его для этого.

Орк карабкался по стене. Его дыхание было поверхностным, а сердце бешено колотилось, толкая грудь изнутри. Там внизу разгорался бой. И вот он, долгожданный край дыры, за который можно надёжно ухватится. Подтянуться, подобрать ноги и вот я.
Взору Крума предстало трое: человеческий мальчик с луком, дварф и колдующий эльфийский маг. Мальчик стоял, закоченевший от страха. Очевидно это его первый бой, наверное и последний. Дварф держал в руках возведенный арбалет. Он заметил Крума, развернулся в его сторону и прицелился.
Время, показалось вязкой мёдообразной вечностью, которая тянется и тянется и тянется. А потом уменьшается, сжимается в точку, в единственное мгновение... и ВЗРЫВ!
Дыхание замерло, а сердце остановилось. Нет оно все так же билось часто, просто теперь каждая доля секунды ощущалась вполне осознанно и казалось, что между ударами проходят века. Сознание орка очистились, мысли стали четкими, конкретными, а движения уверенными и точными. Дрожь и сомнения прошли, их вытеснили спокойствие и максимальная концентрация.
‌Резкий рывок направо, если повезет рука арбалетчика дрогнет и он пустит болт туда, где разведчика больше нет. Кувырок через плечо, выхватывает меч.
Говоришь, ушатый, первое что ты увидел после рождения были звёзды? Ну так ты их больше не увидишь - погода подвела. Придется тебе довольствоваться моим звериным оскалом. Кто это кричит? Так это же я кричу! Когда я начал? Впрочем это не важно. Важно одно: ушатый не доживёт до утра. Ничто меня не остановит. Даже моя смерть​!
‌- ВАААААААААГХ!!!

Со стороны могло показаться, что Диршах просто выполнял свою работу - подкрасться незамеченным к противнику, убрать часовых и по возможности узнать о количестве врагов - обычная разведчиская рутина, но это было вовсе не так. Скрытно пробраться к стоянке неприятеля, прокрасться на подходящую позицию, затаиться словно змея в ожидании, когда часовой допустит оплошность, знать, что тебя могут заметить и прикончить на месте в любую минуту. и, наконец, сделать рывок на пределе сил, когда кажется, что само время замедляет свой ход, а потом упиваться страхом невнимательной жертвы, слышать учащённое дыхание существа, ещё мгновение назад полного планов и мечтаний, видеть его полные ужаса глаза, чувствовать его тепло - вот что это было для Диршаха. Другой бы на его месте просто застрелил бы часового из далека или бросился бы в атаку с диким рёвом. Но разве можно так испытать всю бурю чувств, захлестнувших сейчас разведчика. Это не было лучше, чем горы золота и мастерски выкованные клинки, чем терпкая брага и дурманящие травы, лучше, чем жарка ночь с дюжиной самых похотливых девок. В такие моменты не было дела да твоей силы, богатства и положения, до того, что твой клан был разбит и посрамлён, а ты стал рабом, был всё равно, что ты просто мелкий бесполезный ублюдок. Диршах прекрасно знал, что эта страсть однажды станет причиной его же гибели. Но, если не рисковать, то зачем тогда жить?

Склонившийся над жертвой орк, поглощённый охотничьим азартом, не сразу обратил внимание на воцарившийся хаос. Но он привык делать свою работу до конца. Оскалив зубы, Диршах обратился к распластанному врагу, - А ну отвечай, бесполезный кусок дерьма, сколько ещё народу в башни? Они такие же некчёмные как ты или там есть достойные противники?А ну, живо говори, пока я тебе рожу не обглодал!

Раммаш уже хотел-было улыбнуться - несмотря на свое не слишком хорошее отношение к Диршаху - он продемонстрировал свое умение неплохо, однако, вскоре что-то пошло не так, и орк зарычал.
- Сраные эльфы и их магия!
Самое обидное это то, что он мог бы снять заклинание, если бы знал что оно там есть. Но если бы да кабы... Нужно бежать вперед, нет времени рассуждать. Жрец начал довольно резво работать ногами и куда только потерялась слабость от ослабевшей связи с Груумшем, от долгого перехода... Он должен быть впереди, сражаться в первых рядах. Воины должны чувствовать присутствие Одноглазого рядом с собой.
На ходу он начал довольно громко обращаиться к Груумшу, довольно быстро переходя на крик:
- Месть остроухим и бородатым! Позволь твоим павшим воинам еще раз пролить кровь коротышек и ушастых баб, прославляя Тебя! Да пополнится количество жертв тебе теми, кто засел в этой башне!
Раммаш посмотрел вверх, даже не жмурясь от попадающих в глаза снежинок и демонстрируя в высоко поднятой руке сушеную голову эльфа, которая болталась на собственных волосах!
- Воины! Сражайтесь храбро во славу Груумша! Позор тому, кто проявит слабость, и медленная смерть в бесчестии и забвении!
Короткая остановка вынудила его отстать от Кирна, и жрец постарался ускориться настолько сильно, насколько мог, надеясь что гнев Того-Кто-Никогда-Не-Спит был кратковременным, и их отряд поддержит немертвое воинство.
Вообще, сам Раммаш не сомневался что они вломят коротышкам и прочим, но он хотел показать отряду что Груумш слышит молитвы, и следит за ними, что могло бы укрепить веру остальных и подготовить почву для работы.

Жрец на какое-то мгновение задумался, наверное, вспоминая что за племя, однако ничего не вспомнив, безразлично фыркнул.
- Куда ведут те следы?
Он старался не думать о том, что в последнее время стало слишком много каких-то хилых и худых орков. Конечно, он сам не мог похвастаться телосложением и силой, однако, у него были иные задачи, хотя, как показала практика, копьем он лупит довольно точно. Неужели из-за зимы изголодали и похудели? Вряд ли. Орк должен быть крепким и сильным, а не вот это вот все, что его окружает. Впрочем, может быть он и зря сразу всем недоволен? Может быть все эти голодающие проявят себя в бою?
- Эти следы что у нас идут к башне? Если да, и мелкий прав, а я сколняюсь к тому что он знает что говорить, то идем к башне, двигаясь по лесу. Если нужно выйти на дорогу, чтоб осмотреть следы, то кто-то один. Хотя если нас могли заметить, то уже заметили.
"Нужно раздобыть белой краски" - подумал Раммаш, но взглянув на Барху, Кирна и Брокка, понял что краски нужно будет очень много.
"Тогда белую ткань. Точно, в селениях людишек была такая. На кроватях. Нужно было ее забрать. Зимой маскироваться - самое оно."
Вздохнув из-за того что гениальная мысля, как говорится, всегда приходит опосля, Раммаш потихоньку побрел в сторону башни, так чтоб отряд не слишком растягивался.

Древний чем я провинился перед тобой? Заклинание, наконец, сработало, но недостаточно сильно. Если вспоминать последние события, то ничего выходящего за рамки Слепой не делал, как же сложно находиться под покровительством существа, которое мешает планы с мимолётными желаниями, сразу же забывает их и уходит в грёзы.
Какие-то бесхребетные орки вокруг, удары терпят, гоблинов не добивают, зачем подавлять такой благородный порыв как жажда убийства? Краснорыл предал ожидания гоблина, но может новый орк будет чистокровным служителем своего кровожадного бога. Боле мгновения внимания новичок не удостоился, какая разница кто он, если враг его убьют, но если друг еды станет меньше, но привычка делить существование с голодом, что из-за своего срока существования может обрести разум и заговорить.
-В башне есть разумные, это точно, они никуда не ушли, может, пойдём уже? – спросил Аркач, ёжась от холода.

По мере приближения Крум заметил небольшую потасовку, которая происходила в отряде. Впрочем его это ни сколько не удивило. Во все времена среди орков было заведено решать конфликты и споры методом силы. Вот и сейчас какой-то гоблин оказался неправ, видимо потому что слабее. Такой уклад не всегда способствовал достижению наилучшего результата, но таково оно орочье общество.
Орк, который только что наседал над тщедушным гоблином, зыркнул в сторону Крума и заорал что бы тот остановился, угрожая расправой. Но другой орк приглашал Крума присоединиться к ним убивать коротконогих. Прямо таки классический армейский стой-там-иди-сюда. Что бы ты не сделал - ты уже виноват. Крум посчитал все-же благоразумнее остановиться. За это, по крайней мере, не угрожали убить.
- Не нападайте! Я свой, разведчик. Можно я подойду? - выставив чуть вперёд руки, спросил Крум.

Бартер не удался, гоблин был расстроен. Сколько ещё ковылять в этих обносках по снегу было неизвестно, но может после услышанного орками, можно будет забрать сапоги с его тела.
Гоблин отступил от соотечественника, поднял руку и заголосил: Высокопочтенныее пока я вышивал на гоблине, я смог разобрать, что же у него на шее. Эти магический ошейник, но нет, не обычный, он выполнен на языке иных сущностей, , это слишком для обычного гоблина? Так что он вполне может не лгать нам об убитых им, но если его хозяйка накладывает такие ошейники на обычного гоблина, мелкого жадного гоблина - Слепой зыкнул в сторону Гумли - То как же с ней могли справиться обычные дварфы, скажите мне как, почему такой сильный маг не разогнал дварфов, нет, нет тут всё не просто, или вполне может быть только он тут особенный?- Аркач потёр руки. Надо спросить его ещё раз, на этот раз более грубо, что да как. Слишком зарвалось жалкое отродье!

Очередной день, очередной гоблин/орк/огр/тролль забежал на огонек. Маленький отряд недобитков, к которому прибилась Гарда, так и притягивал к себе всяких-разных, и всякие-разные всякий раз сваливались как снег на голову. Дозорные ни хрена не справлялись со своей работой - а все потому что не было толковой организации, было сплошное разброд-шатание. Едва попав в эту веселую компашку, Гарда хотела было взять это дело в свои руки - но быстро поняла что это ничего не изменит. Ее одной дежурить день и ночь не хватит, а всякие там братья Клыказубы те еще помощники. Возможно, будь у отряда сильный лидер, ситуация наладилась бы, однако с этим тоже была проблема. Отряд подобрался очень разношерстный, все себе на уме, все разные, и просто вот так вот, от балды, никто никого слушать лишний раз не станет. А если начнется выяснение отношений с мордобитием и кровопролитием - трупов будет много, шуму тоже, а толку мало. Благо, остальные, кажется, смутно это понимали - и предпочитали не трогать друг друга. Каждый делал что мог и, в идеале, не мешал другим. В идеале - потому что некоторые особи были попросту созданы для того чтобы мешать другим. Например, Аркач - слишком уж много о себе думает для гоблина. Будь он хоть трижды колдун, гоблины должны знать свое место. К тому же, Гарда была невысокого мнения о гоблинских колдунах - болтают много, а на поле боя огребают от всех, кому не лень. И Аркач был ну самым болтливым и много о себе думающим гоблинским колдуном на ее памяти. Остальные "члены команды", конечно, тоже были не сахар. Раммаш со своими проповедями (от него любые, даже обыденные речи, воспринимались Гардой как проповедь), всякие ненадежные выблядки навроде Диршаха и Краснорыла, просто не блистающие умом громилы вроде тех же Клыказубов... Более-менее импонировали орчихе разве что лекарь Арнак, который, что называется, "уважать себя заставил", причем не словом, а делом - да Кирн, который совмещал чисто орочьи доблести, навроде силушки молодецкой, с вдумчивостью. Когда отряду придет конец - а он, такими темпами, рано или поздно придет, если им не удастся соединиться с основными силами Обольда - Гарда предпочла бы держаться рядом с этими двумя. Ну, или рядом с Раммашем - он дядька неглупый, хотя и скучный.
Такие вот думы думала Гарда, возвращаясь с охоты и разглядывая приятно возбужденный появлением нового лица лагерь. Конечно же, Аркач маялся своей высокопарной колдунской дурью, конечно же, Кирн что-то там кумекал своей лысой башкой, конечно же, Арнак был занят делом, точно так же как и Барха, взявший на себя обязанности кашевара. Остальные, по большей части, пинали болты. Привычная картина. Не особо заинтересовавшись гоблином и его историей, орчиха прошествовала к костру и презентовала Мяснику пару заячьих тушек. Один заяц у того в загашнике уже был, наверное, Брым-Брыгу наконец-то улыбнулась удача - правда, дохлый какой-то, таким даже гоблину не наесться. Добыча Гарды же была знатной, откормленной - чем лучница-охотница по праву была горда.
- Во, - сгружая зайцев, обратила на себя внимание Бархи она, - еще зайчатина.
Усевшись у костра же, скрестив ноги, орчиха принялась перебирать стрелы, править оперение и наконечники там, где было нужно. А между делом у того же Бархи и спросила:
- Что за гоблин?

- Дварфы... - Довольно оскалился Брокк. В голосе орка теперь звучало плохо скрываемое предвкушение. - И ушастые с ними, м?
Всю остальную сбивчивую речь гоблина Брокк не слушал. Самое главное он уже узнал. Где-то неподалёку отряд дварфов, а это значит только одно. Пришла пора дробить черепа! Наконец-то будет веселье в череде этих бесконечно длинных унылых однообазных деньков в этом проклятом промёрзшем лесу. Кулаки сами по себе стали сжиматься и разжиматься, когда орк представлял, как будет отвинчивать бородатые бошки дохлых врагов. Особенно хорошо было с теми, кто таскал на голове рогатый шлем - удобнее хвататься и просто крутить.
- Быстро не уйдут. - Прорычал Брокк, пристально глядя в сторону уходящих к горизонту следов гоблина, глубоко в душе надеясь что тупые подземные коротышки всё-таки погнались за беглецом и вот-вот сейчас появятся на горизонте. - У дварфов ноги коротки, да железа на них много понавешено. Будут долго лезть через снег - яйца себе отморозят. Можем догнать.

Жрец разочарованно хмыкнул, оценивая находки, потыкав острым концом пера по рисункам на теле гоблина, он наконец начал спрашивать:
- Такими штуками людишки пишут свои бумажки. Ты писун этих бумажек? И чейт людишки вдруг хотят быть друзьями орков. И какого ляда столь важный посол, если верить твоим словам, не имеет толкового сопровождения.
Раммаш задумался на некоторое время, а затем ощутимо, но вряд ли до крови ткнул гоблина его же ножом в бок:
- Я тебе пока не сильно верю, но можно спросить у Груумша об этом, для чего ты мне понадобишься. Впрочем, если остальная толпа тебе поверит, то так и быть, я не стану беспокоить Одноглазого. Давай, гоблин, напряги свой маленький мозг и расскажи подробнее о том, сколько врагов.
В боевом умении гоблина Раммаш сильно засомневался, по его мнению Гумли не справился бы даже с хромым слепым и одноруким дворфским ребенком, не говоря уже о рыбке поинтересней, и все же он надеялся что гоблин более-менее точно назовек количество противников. Хотя, если вспомнить о наличии эльфов, кустовых пидарасов по совместительству, то пытаться выяснить количество врагов - глупая затея.
Осознав это, жрец махнул рукой и отпустил гоблина. Вполне вероятно, что его кто-то подхватит, а если нет, то и не важно.
Желание что-то делать подсказывало проверить информацию, и, может быть, дать дворфам и ушастым бабомужикам по морде, а осторожность заставляла задуматься, отчего орк начинал понемногу злиться.

Вы не можете просматривать этот пост!

      Насухо вытерев кончик пера, молодой человек аккуратно положил его в футляр. Рядом с ним устроилась чернильница, снова закрытая металлической крышкой. Поверх Фриц Дортмунд уложил батистовый платок с вышитым в уголке вензелем. Эти милые приготовления заставили его сердце болезненно сжаться, а от глухого, тоскливого нежелания умирать в уголках глаз выступили слёзы. Фриц бережно складывал в саквояж все те вещи, которые помогали ему в долгих месяцах работы, но горе нельзя было скатать в рулон и уложить между запасной парой английских шерстяных кальсон и брусками геологических проб в деревянных футлярах.

      С хрустом замкнув изящные замочки в уголках саквояжа, за который он не поскупился выложить полторы сотни марок в кожевенной лавке, Дортмунд ещё раз торопливо оглянулся. Серый день за окном неспешно таял, а холодный ветер заставлял кончики немытых волос колебаться даже в помещении.

      Свеча догорела. В углу тесной землянки стоял чехол, обёрнутый в несколько слоёв мешковины, но исследователь даже не стал разворачивать ружьё и пытаться зарядить его — он в любом случае плохо представлял, как выполнить нужные манипуляции. Конечно, присутствие заряженного оружия принесло бы фантомное подобие уверенности, эдакий насмешливый призрак надежды, но высокий и обострённый долгими годами изысканий интеллект подсказывал бывшему «господину Дортмунду», что нужда в иллюзиях отпала.

      Закрыв глаза, горный инженер Фриц Дортмунд считал удары сердца в ожидании неминуемого. И неминуемое настало с той неотвратимой данностью, с какой следует за отливом прилив.

      С той поры минуло сто пять лет.

* * *

      В хмуром молчании трое выживших спускались с орудийной башни. Ефрейтор с туго забинтованным плечом. Коренастый усач, не снимающий рук с мушкета и палаша. Длинноволосый юноша, с неясной тоской смотрящий в никуда. Эта ночь тяжело сказалась на каждом из них, каждый переживал её по-разному. Было видно, как же сильно устал ефрейтор. Борьба со штормовым морем, сражение и опасная рана вместе атаковали его, подавляя все прочие мысли. Но есть люди, которые делают что-то просто затем, что кто-то должен это делать. Которые идут вперёд, потому что их так учили. Карл Бахман был из таких людей, пусть его внешность и могла ввести в заблуждение. Это Вебер казался человеком-гранитом — мужчиной со скверным характером, ограниченным кругозором и чудовищной волей к жизни. Но в худощавом силуэте Бахмана, в голубых глазах и даже в чуть одутловатой линии щёк жило что-то такое, что заставляло идти за ним, заставляло переступать лужи расплавленной плоти и напоминать себе, что бой ещё не окончен.

      На плацу бушевала метель. Холод стискивал пальцы так, что болели кости фаланг — но, даже рискуя приморозить кожу к металлу, никто не надевал рукавиц. Все трое были готовы стрелять, но, к счастью, этого не потребовалось. Они обнаружили оглушённого доктора лежащим перед блокгаузом. Со стонами приходил в себя Рудольф, а Клосс, едва борясь с дурнотой, пытался привести в чувство Кройце. Последнему досталось слишком много. Он долго балансировал между жизнью и смертью, а теперь и вовсе казался скорее мёртвым, чем живым. Нашёлся и майор, пригвождённый к стене длинным топором. Только в три руки, немедленно укутывая рану в многочисленные слои импровизированных бинтов, Людвига фон Вартенбурга удалось унести с места его последней битвы. Уверенность, что он выживет, стремительно таяла, и только редкие взрывы красных сигнальных ракет в небе поддерживали веру, что помощь всё же придёт.

      Веберу всё же пришлось спуститься туда, куда он отчаянно не хотел идти час назад — и чем наверняка спас себе жизнь. Оказалось, что рядом с кухонной плитой дикари действительно прорыли — а вернее, пробили — подкоп. Глядя на разбитые куски фундаментных камней, Микаэль понял, что здесь не обошлось без нечеловеческой силы того монстра, которого они убили. Вместе со здоровяком Рудольфом они завалили проход чугунной плитой, для верности свалив поверху все котлы и бочки, что нашлись в подвале. Нашёлся и Кристина, упавший близ ведра с картошкой. Смерть была милосердна к нему, придя в виде меткой и безболезненной стрелы. Хенрик и Мика действительно слышали его крик во время разговора у ворот.

      Следующие минуты были наполнены долгой и тоскливой борьбой за жизнь. В офицерской казарме развели печь, бросая в неё всё, что попадалось под руку. На расстеленные в банном помещении шинели переносили раненых, стараясь не тревожить скверные раны. Зазубренное оружие дикарей рвало плоть вместо того, чтобы резать её, и кровь всё отказывалась сворачиваться. Зелёный как жаба Крамм, откровенно выплескав в горло две фляги с коньяком, всё-таки смог взяться за работу, хотя инструменты то и дело падали из одеревеневших рук. Бахман устало курил одолженную у кого-то трубку, остро чувствуя, что она слишком не похожа на привычный ему ясеневый мундштук. Двое дежурных, каждый с двумя мушкетами за спиной, патрулировали двор, стаскивая тела в становившуюся всё выше кучу. Много раненых. Ещё больше мёртвых.

      Почти восемь десятков душ нашли свою смерть четвёртого ноября.

      Только к началу седьмой склянки тендер Вукорского смог прорваться через бушующий шторм.

* * *

      Брёвна, которые время превратило в подобие трухлявых коряг, хранящих слабое подобие рукотворных форм, провалились внутрь вместе с водопадом земли. В просветы между ними упали тонкие лучи света, изрядно разбавленные взвесью из трухи и мелких корней. С задорным стуком лопаты вгрызались в стены землянки, обнажая похороненное тундрой строение, и на лицах работающих солдат всё сильнее читалось удивление.

      — Майор Толль! Майор, пожалуйте сюда! Мы нашли ещё одно!
      — Должно быть, целый лагерь, — отдуваясь, солдат в расстёгнутом мундире опёрся на лопату.
      — Лесорубы? — предположил третий, с кряхтением отваливая прочь вросший в землю валун.
      — Или пушники. Тут, знаешь, промысел семьи кормит, — возразил первый.

      Среди холмистого редколесья выделялась цепочка солдат. Их чёрные мундиры с непринуждённым интересом курсировали от зарослей густого орешника до самой поляны, на которой соединённый труд восьми пар рук обнажил уже третий обвалившийся вход. С небольшого отдаления, усевшись на корягу и заложив блестящие сапоги один на другой, за ходом работ наблюдал офицер немецкой внешности.

      — Ваше понимание, Мауриц? — как раз обращался он к подоспевшему человеку, чья треуголка также была украшена алым офицерским бантом.
      Капитан Мауриц кашлянул, скрывая неуверенное «Ну-у-у…»:
      — Больно старые, чтоб быть промысловой базой. Коли бы её в тот, да пусть в прошлый сезон оставили, откуда бы такое разорение… Да и потом, зачем вторая, когда первая в       Варфоломеевой бухте имеется.
      — И слишком их много, не находите? — негромко добавил Толль.
      — Уж четвёртую откапываем, — с утвердительной интонацией согласился Мауриц.
      В нём мешались любопытство и радость, а вот майор Толль, кажется, был только раздражён находкой, которую лесорубная команда четвёртой батареи сделала в лесу у холмов:
      — Вышли, чтоб его, на заготовку… так мы и до вечера не обернёмся.

      Крик одного из солдат прервал их беседу, вынудив подойти к обнажившей внутреннее убранство комнате. Люди Толля заглядывали в неё сверху, из того места, где полагалось быть углу потолка. Из потоков мёрзлой грязи один из солдат выдернул чехол, его истлевшие лохмотья упали с мушкета устаревшего образца.

      — Чтоб охотник оружие забыл прибрать? — подняв брови, Мауриц смотрел на Толля с ироничной требовательностью, словно приглашая: давай, отец-командир, покажи неучам, как думать надо.
      Не ответив, Толль глядел на вросший в землю грубый стол, на полусгнивший саквояж, пристроенный у заваленного землёй окна, на табурет, как будто ожидающий ненадолго отошедшего владельца…
      — Взгляните, — вдруг сказал майор. — На столе футляр. Луций, давайте-ка вниз и подайте его мне. А заодно и саквояж.
      Капитан Мауриц раздосадовано отвернулся.

      С той поры минуло девять часов.

* * *

      Осмотр первого этажа офицерской казармы принёс последний ответ.

      Дитрих и Карл смотрели на одиноко сидящего в курительной комнате майора Толля. На биллиардном сукне перед ним лежали четыре пистолета. На полу перед столом — три северянина в разметавшихся окровавленных шкурах. Под ногами катались примитивные палицы и топоры из камня и кости. Пули майора Толля, сидевшего в удобном кожаном кресле, пришлись каждому из них промеж глаз. С пугающей достоверностью Дитрих представил себе этого импозантного человека ещё живым, хладнокровно выжидающим, кто вбежит в импровизированное Фермопильское ущелье. Свои последние минуты секунд-майор четвёртой батареи Толль встретил в компании бутылки выдержанного виски, откупоренной явно наспех, длинной трубки на манер тех, что везут из Вест-Индии и томика со стихами иностранного поэта. Пулю из четвёртого пистолета Эрвин Толль послал себе в висок.


* * *

      — Докладываю, господин майор, — Толль и Мауриц, взяв треуголки подмышку, стояли перед широким столом премьер-майора Пруммеля. Как первый по старшинству, говорил Толль. — В ожидании завтрашнего шторма было назначено выйти на лесозаготовку в шесть часов утра вместо условленных девяти. В шестом часу, как расположено, половины из второго и четвёртого взводов были заняты со мною и присутствующим господином Маурицем на трёх лодках. Дошли спокойно. Приступили к заготовлению печного довольствия…
      — С ума сойти, Эрвин! «Печного довольствия!» — Пруммель поднял к нему глубоко запавшие глаза, похожие на один большой синяк. — Вы как ходячая канцелярия, право слово. Говорите ясней.

      Офицеры знали, что премьер не высыпается и зачастую переживает трудности с тем, что тактично именовалось душевным спокойствием. Тусклый голос майора Пруммеля лишь утверждал эту догадку, однако его внятная речь была далека от расслабленного говорка, например, майора Руттергейма. Зигфрид Пруммель был человеком живого рассудка и ястребиного внимания, которого сильно злили излишние формализмы.

      — Наши орлы вязали дрова и хворост, а первая из лодок курсировала между берегом и батареей, доставляя их партиями, — сбившись с мысли, Толль заговорил совсем не так внушительно. — В процессе… в ходе… словом, трое из солдат отдалились от назначенного маршрута, потому как дров явно было мало. За холмом, который мы Вороньей горой кличем, они подали свистом сигнал. Явившись на место, я удостоверился, что солдатами был обнаружен старый раскоп, господин майор.

      С той поры минуло три часа.

* * *

      — Людвиг. Майор. Людвиг...

      Тихий и проникновенный голос звучал как будто очень близко. Но наученный жизнью майор хорошо знал, что это обман. Его уши вздумали играть с ним в прятки, нарочно пряча расположение слов и голосов. Да и глаза, паршивые предатели, объявили бойкот и не желали открываться. Тяжёлая темнота, которая обняла его тогда, на четвёртой батарее морского форта, отказывалась отпускать старого офицера. Длинными пальцами она обнимала его за плечи и волокла назад, утаскивая в ставший таким родным омут. Иногда голоса звали его куда-то, но Вартенбург не верил своим ушам. Эти далёкие иллюзии уже ничем не могли ему помочь. Рана его была смертельна. По иронии суки-судьбы слепой вождь метнул неудобный снаряд так метко, как не снилось и олимпийским атлетам. Пусть себе кличут голоса! Разве они знают? Разве они могут понять, что такое — прожить половину века, мечтая о лихой гусарской атаке, и закончить дни в снежном каменном мешке под начальством некомпетентного толстяка?

      — Майор Людвиг...

      Когда Людвиг фон Вартенбург открыл глаза в первый раз, он не понимал, чьи руки подают к его рту ложку с горячим супом. Кто меняет простыни на его ложе, кто отирает его горчичными маслами и выносит воду. Майор долго не брился и зарос густой бородой — и прослыл бы франтом в эпоху Христа. Майор долго не понимал, почему левая рука отказывается двигаться, как он привык, и почему так больно дышать. Страх потерять руку быстро сменился страхом потерять себя, сгнить, закончить дни в Доме инвалидов. Почему-то в долгие недели выздоровления фон Вартенбург совершенно забыл, что его офицерского состояния вполне хватит, чтобы покрыть пенсионные расходы лет эдак с тридцати. Но тогда... тогда он впервые открыл глаза.

      — Людвиг. Вы всё-таки с нами! — не сдержав радости, доктор Крамм вскочил на ноги, и отпечаток его долговязой фигуры ещё шесть или восемь раз вскакивал вслед за настоящей — Я приглашу Карла.
      «Бахмана?» — не понял сначала Людвиг. — «Он до сих пор в охранении? Враги? Мы... батарея...»

      Только когда полковник Карл Вукорский почти бегом вошёл в светлый госпиталь форта, Людвиг фон Вартенбург наконец-то понял, что его бой окончен. Тяжёлая темнота отпустила его. Омут исчез. Последняя дуэль секунд-майора со смертью продолжалась четыре с половиной недели.

* * *

      — Господь м-милосердный! — прошептал Пруммель, опуская тончайший золотой лист. — Вы же сознаёте, что нашли?
      — Сей лист был найден в заброшенном лагере рудокопов, мой майор, — безуспешно, но старательно делая вид, что ему всё равно, доложил Толль.
      — А при листе — письмо.
      — Что за письмо, не томите? — майор скользил взглядом по едва заметной паутине гравировки, покрывающей лист затейливыми извивами и узорами.
      — Корреспонденция, — прокашлялся Мауриц, — датированная тысяча семьсот пятым годом. За авторством некоего Ф. Дортмунда, горного инженера, состоявшего в чине начальника данной экспедиции. По заявлению указанного лица, которое мы не в состоянии проверить, в течение двадцати дней экспедиция занималась раскопками на месте старого кургана. К отправлению в Пальмиру было назначено ими, в совокупности, восемь ящиков золотых листов, сходных с поданным. Высказано мнение, что ещё от шести до двадцати ящиков может быть извлечено из кургана.
      — Что ж это за курган такой волшебный? И куда затем подевалась экспедиция? — Пруммель впервые улыбнулся. — Я, знаете, не слыхал, чтоб мы несли караул у золотого прииска.

      Когда премьер-майор Зигфрид Пруммель дочитал протянутые ему листы, он долго молчал. Потом тихо сказал:

      — Мауриц. Отправьтесь на сигнальную. Подайте знак господам Руттергейму и Ялове, что нам надо говорить. Руттергейм пришлёт фон Вартенбурга, Ялове — Бернхардта. Прежде чем доводить это, — ладонь майора трепетно коснулась золотой поверхности, — до сведения полковника, необходимо организовать внешнее охранение на берегу. Нам понадобятся самые надёжные солдаты, поэтому нужен Вартенбург и его люди, и пятая батарея как самая близкая к берегу, поэтому привлекаем Ялове. Как поняли?
      — Есть, — Мауриц круто обернулся на каблуках.
      — Толль. Всех, кто знает о вашем открытии, расставьте в караул на стенах. Не допустите казарменных слухов.
      — Уже, — краем рта усмехнулся майор Толль.
      — Хорошо… — откинувшись в кресле, Пруммель вновь привлёк к себе письмо, — хорошо…

      С той поры минуло около часа.

* * *

      — Полковник фон Вартенбург, Людвиг! — звучный голос церемонийместера зачитывал с богато украшенного листа. — Майор Крамм, Леопольд! Фельдфебель Бахман, Карл! Ефрейтор Вебер, Микаэль! Обер-гренадёр Хайнц, Дитрих!..

      И звучание его голоса растворялось в шуме бегущих лет.

      «Герцог Гленн» пережил ту зиму, как пережил следующую, ещё одну и те, что пришли за ними. Карательная операция и карета под охраной восьми десятков лейб-гвардейцев стали тем результатом, который принесла ночь победы, которую тихо называли Пирровой. Лишь невероятной случайностью и мужеством четырёх людей четвёртая батарея осталась во власти Федеральной армии, и кто знает, что случилось бы, если бы Хайнцу не удалось поднять тревогу, а остальным — убить зимнее чудовище. С тяжёлым сердцем свидетели тех событий подписывали рапорта, которые были в режиме особой секретности доставлены в Пальмиру. Никому не хотелось прослыть безумцем и быть отправленным на покой с деликатными улыбками. Но, к своей чести, Вукорский не стал скрывать истинную суть вещей. Пользуясь своими связями, он сделал так, чтобы распорт из приграничного форта оказался подан нужным людям в уместной ситуации. Кто-то прочёл его в кабинете, кто-то — в борделе, но слабый бумажный ручеёк всё увереннее превращался в рокочущий водопад разбуженной государственной машины.

      Тогда-то и появилась эта странная карета, которая увезёт золото из сундука майора Пруммеля и много-много других золотых листов в Пальмиру. Грязная, чёрная, с закрытыми решётками окнами и без всяких королевских гербов, она казалась тюремной повозкой, но никак не дилижансом для чиновника с поручением особой деликатности. Ещё более странный символ белел на дверцах — череп со скрещёнными под ним мушкетами. С ней прибыл королевский эмиссар — самый отвратительный из, наверное, всех известных истории королевских эмиссаров. Вернее, Дитрих, Мика и Карл вообще не знали, как полагается выглядеть посланцу короля, а вот фон Вартенбург и капитан Мак были оскорблёны в лучших чувствах. Хмыря в засаленном чёрном плаще и рваном цилиндре не подпустили бы ко двору даже на пушечный выстрел. Но его грамоты не вызывали сомнений, а восемь десятков солдат служили лучшим доказательством полномочий. Но, всё же, Людвиг с недоверием процедил тогда:

      — Вы не ошиблись ли дорогой, милейший?
      Доходяга во рванье медленно отвёл с глаз лохмотья белых, засаленных волос... и улыбнулся:
      — Нет, мой майор. Вильгельм не ошибся дорогой.
      Людвиг увидел в его лице то, что никогда не посчитал бы возможным. Он понял, что Вильгельм поверил в их рапорты. Поверил во всё, что случилось в тёмной ноябрьской буре. Поверил в лиловую луну, в сказочный город и в шёпот тысячи голосов. Поверил — и обрадовался этому.

      Человек не смог бы так поступить. Никогда. Никогда.

* * *

      Микаэль Вебер, получивший-таки свою долю золотом, смог выкупить себя из рекрутской повинности. Он отправился в юго-восточную Сибирь, где через несколько лет стал крупным золотопромышленником, чьи моральные устои вызывали у многих серьёзные сомнения. Но суровый сибирский край и двуличная эпоха вряд ли позволили бы ему быть другим, и вскоре артели Вебера стали одними из первых форпостов пальмирской экспансии на восток. Жадный и грубый, удачливый и весёлый, Микаэль соединил в себе все черты первопроходца, заново открывающего гигантский материк как можно дальше от чёртовых северных морей.

      Карл Бахман, осторожный и въедливый тактик, со временем стал одним из советников при военном министерстве. Тихий, вежливый и неизменно добрый, он вместе с тем отличался изобретательностью и большой любовью к техническому прогрессу. К началу тридцатых годов ружья, сконструированные комиссией под его председательством, сменили устаревшие мушкеты, а полевая артиллерия приобрела новую жизнь. Дипломатия позволила ему долго удерживать место при дворе, и когда правление Николая, Старого Короля, подошло к концу, Карл был первым из тех, кто почувствовал ветер новой войны.

      Вилла графа Вартенбурга под Ниццей собирала высший свет военного общества Европы ещё долгие годы. Герой «австрийского спасения» и битвы под Ватерлоо, стареющий полковник кавалерии стал любимцем дам и желанным собеседником в мужском кругу. Раскуривая неизменную трубку, совсем уже седой полковник вспоминал лихие атаки при поддержке союзной шотландской пехоты, грохот французских орудий и даже жаркое испанское солнце. Вспоминал Людвиг фон Вартенбург и визит отца, который ознаменовал собой прощение и примирение — то, что заносчивый старик никогда не попросил бы вслух.

      А Дитрих Хайнц вспоминал голос вождя, предлагающий вступить в сказочный город. Юноша повторил шаг Микаэля, выкупив себя из армейской рутины, но на этом судьбы двух непохожих солдат окончательно разошлись. Вернувшись к семье — к вящей радости родителей и сестёр — Дитрих посвятил себя естественным наукам. На рубеже пятидесяти он отправился в Сорбонну, где и остался преподавателем, отличавшейся даже несколько вредной мягкостью к своим подопечным. Лиловая луна, которая когда-то звала его с собой, больше никогда не приходила к состоявшемуся учёному.

* * *

      Когда Старуха Лоухи улыбнулась ему, Фриц Дортмунд понял, что всё-таки очень хотел жить.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

- У меня! - гаркнул Ржавонякс. - Я писать не умею и подписываться не буду! Хотят лучшую банду добытчиков - пусть заключают сделки по-нашенски!

С этими словами гоблин плюнул себе в ладонь и протянул пятерню нанимателю.

- Боль, тяжелая, давящая боль... - Лидус открыл глаза и увидел серое небо, скрытое зеленой листвой. Все тело болело так, словно он упал с огромный высоты.
- А ведь так оно и было.
Псайкер поднял голову и огляделся, вокруг валялись сломанные ветви а по земле тянулась заметная борозда. Он вспомнил, как перед тем, как провалиться во тьму, он начал читать литанию Защиты.
- Император защищает - подумал псайкер и на душе сразу стало легче. А когда он заметил, что кроме ушибов и царапин он не получил иных травм, Лидус вообще начал верить, что Император приглядывает за ним лично.
- Верные спасутся, неверные - познают Его гнев
Лидус встал на ноги и тут-же пошатнулся от слабости и ухватился за ствол дерева, остановивший его падение. Едва головокружение прошло - в уши ударили десятки звуков, шелест листвы и травы, звериные рев и писк, и самое главное - хорошо различимый бодрый мат и ругательства, на которые способны только гвардейцы, едва избегнувшие когтей смерти. Псайкер воодушевился он думал, что остался один, посреди леса, а оказалось, что рука Императора вновь вмешалась в его судьбу и он упал всего лишь в нескольких десятках метров от обломков транспортника. Лидус вгляделся в сторону звуков, да, точно, вот столб дыма, едва видный на фоне серого неба, а среди листвы можно разглядеть обожженный металл бывшего корабля. До него даже донеслись обрывки разговоров.
-.........Калистру парни..............рапорте........флота........не на своем поле игры.
Псайкер пошел вперед, сначала медленно, хватаясь за стволы и кустарники, чтобы не упасть, потом все быстрее, ведь он должен быть там, со своими сослуживцами, несущими Его гнев еретикам и ксеносам. Он шел, продираясь сквозь колючий кустарник и густой лес и думал лишь о том, чтобы найти гвардейцев и продолжить службу во имя Императора.
Он шел долго, по его прикидкам не меньше часа, однако голоса не становились ближе а лес становился все гуще и темнее, серое небо приобретало омерзительные, темно-багровые тона варпа а голоса из бодрых и веселых становились злыми и угрожающими.
- Где этот Лидус? Он давно должен был быть здесь где он?
В душу псайкера начала закрадываться смутная тревога. Где он, что происходит? Все это напоминает что-то, что-то о чем его предупреждали но он забыл.
-Давайте найдем этого гребаного псайкера и вырежем ему глаза? Он слишком много видел, да? Гвардейцы, стройся! Ищем Лидуса, я хочу сожрать его печень!
Голоса теперь четко долетали до псайкера и он слышал каждое слово, как и довольные крики гвардейцев, перерастающие в рык. Кусты вокруг начали шуршать, будто их обыскивало нечто. Страх сковал душу Лидуса.
- Император прости мне мои прегрешения и продолжай гнить на своем троне пока демоны смакуют твою душу. - Лидус понял, что его мысли на самом деле исходили извне, каким-то образом варп захватил Калистру и извратил все на ней. Словно в подтверждение его слов в его голове раздался оглушительный хохот а из кустов вынырнуло то, что раньше было гвардейцем. От омерзительного зрелища Лидуса немедленно стошнило, перед ним предстала пародия на живое существо, кощунственно вывернутое наизнанку, с торчащими в разные стороны и щевелящимися костями оно сжимало в руках лазган и носило обрывки формы 246-го Тирианского полка.
- Комиссар, а я нашел его!
- Гвардейцы, тащите его сюда, мы принесем его в жертву Изменяющему!
- Они убьют тебя, даже хуже чем убьют но я могу спасти тебя только скажи, что впускаешь меня и все.
Псайкера обступило еще больше существ, хохоча и нанося болезненные тычки и уколы они потащили его в сторону корабля.
- Время уходит, скоро даже я не смогу помочь тебе, просто скажи "да" и все, и ты спасен.
Обмершего от ужаса псайкера подтащили к кораблю и он едва не сошел с ума, увидев, во что хаос превратил их несгибаемого комиссара Бардена. От человека в нем остались только глаза, такого-же серо-стального цвета и по-прежнему насмешливо-гордо смотрящих вперед. Однако этих глаз было слишком много и они находились под невероятным углами, плоть комиссара словно растянули и покрыли разноцветными перьями по которым небрежного разбросали эти насмешливые серые глаза. Но хуже всего было лицо, вытянувшееся в ободранный клюв, кровожадно щелкающий и скрежещущий, издающий кудахчущий хохот и повторяющий.
- Печень, оставьте мне печень, в ней вся сила, хочу его печень!
Псайкер закрыл глаза, пытаясь как-то вымарать из головы это отвратительное зрелище.
- Быстрее! Оно сильнее меня! Просто подумай "да", быстрее, я чувствую, как оно изгоняет меня оно жжет меня!
На куске обшивки твари устроили алтарь, исписанный непроизносимыми рунами Лидус отворачивался, чтобы не смотреть на них но почувствал, как они извиваются под ним словно клубок змей, когда его швырнули на холодный металл алтаря. Сам "комиссар" грузно сошел со своего трона и подошел к нему.
- Печень, Изменяющему все, кроме печени!
- БЫСТРЕЕ! ТЫ ЖЕ УМРЕШЬ! СКАЖИ "ДА"! СКАЖИ "ДА"! СКАЖИ "ДА"! ВПУСТИ МЕНЯ!
Псайкер закрыл глаза и словно освободившись от этого ужаса начал читать молитву, готовясь принять смерть от того, кто раньше был на одной с ним стороне.
- Император, великий владыка человечества, прими мою душу подле трона Своего очисти светом своим верных слуг твоих, павших здесь и суди их милосердно.

- Лидус! Очнись! И как ты вообще жив остался?
Псайкер открыл глаза, и в них ударил поток света, отчего они тут-же заслезились. Все, что он увидел это ярко-голубое небо и смутный силуэт гвардейца, которого он все никак не мог разглядеть, постоянно что-то говорящий.
- Эк тебя протащило-то! Народ, я псайкера нашего нашел! Тащите его к лагерю! Не переживай, мы тебя на ноги живо поставим, а как иначе? Кто у нас болты-то ловить будет а, ловушка?
Лидус в полузабытьи почувствовал, как его приподняли и начали куда-то тащить, в голове раздался насмешливый голос.
- Ты думаешь мы с тобой закончили?

Лидус стоял и молился, молился истово и искренне, напрягая все силы для того, чтобы удержать огромную железную махину. Воздух вокруг него начал гудеть от озона и псионический лед приковал его к полу, расползаясь все дальше. А в это время псайкер пытался совершить невозможное и одновременно боролся за свою душу.
- Зачем ты молишься? Труп не может тебе помочь, его душу сожрали тысячи лет назад.
- Ложь! Демоны только лгут, Император вечен!
- Вечен-вечен, как хочешь, но помочь тебе он не хочет, если уж ты не переносишь трактовку "не может". Он не хочет, а я хочу.
- Изыди, проклятая тварь! Именем Императора ИЗЫДИ покинь мой разум!
- Ну-ну, что же ты, ты бездумно черпал силы в варпе, чтобы удержать вооон ту железную коробку, как вы их зовете, ах да, "Химеры", какое смешное название, прими помощь и я покажу тебе настоящих Химер.
- Ты не имеешь власти надо мной, ИЗЫДИ!
- Ну тут ты прав, пока не имею, да и зачем мне власть над столь ничтожным существом? Знаешь ведь тебе промыли мозги, ты логически не можешь понять, что не каждое существо в варпе обязательно хочет убивать и воплощаться, мне вот например просто интересно помочь тебе, ну так что? Примешь мою, исключительно бескорыстную помощь?
- НЕТ, демон, с именем Императора на устах я смогу спасти Его верных слуг.
- Ах это, нет, не сможешь, силенок не хватит, видишь - все еще качается, а потом БУХ и подвесы выламывает и ну ты сам знаешь, мы, демоны читаем вероятности лучше вас.
- Ты ЛЖЕШЬ! Изыди, демон именем Императора изыди! Я не приму твоих даров и не позволю тебе использовать меня в своих планах!
-Умно, то есть конечно крайне глупая смерть, но умно. Ах да, пока мы с тобой тут препирались, ваша железная птица рухнула в пике, с большой долей вероятности ты умрешь, прощай.
В голове Лидуса воцарился покой и тишина, лишь молитва гулко разносилась в пустых и покинутых залах его разума. Он увидел, как "Химера" стабильно зависла в гравиподвесах, удерживаемая силой его разума несмотря на качку и его душу наполнило удовлетворение.
- Я спас их. - успел подумать он после чего страшный удар сотряс транспорт и псайкера вырвало из ледяного кокона и отправило в полет через весь отсек чтобы выбросить из него. Последнее, что успел сделать Лидус он сделал лишь благодаря вбитым в него навыкам в Схоластика Псайкана, он вложил все оставшиеся силы в последнюю молитву о защите и его окружил мерцающий кокон света.
-Император, великий владыка человечества, защити меня от клинка и болта, от демона и еретика, от ужасов реальности и кошмаров варпа
Лидус уже не увидел, как страшный удар заставил подвесы с перегруженной химерой страшно заскрипеть и прогнуться, однако благодаря тому, что вес стабильно висящей "Химеры" был равномерно распределен между подвесами - благословленная Механикум техника выдержала, лишь несколько подвесов оборвалось и "Химера" повисла на оставшихся. Лидус не видел как гвардейцев разбросало вокруг транспорта. Псайкер молился Императору, медленно погружаясь в ревущую тьму, требующую его души.
-... защити меня, владыка великий от ужасов варпа и кошмаров реальности, от клинка и болта от....

Хоббит был несколько ошарашен самой той беззаботной простотой, которой были пропитаны слова Таиля. Бруно прижал писульку к столешнице пухлыми пальцами, смахивавшими на миниатюрные бочонки, и всматривался в неё пристально, как будто действительно мог определить похитителя по почерку. Конечно же, это была полнейшая ерунда. Всё, что Подгердонс мог сказать точно, - это, что преступник либо невежда, либо притворяется таковым. Но мысли дипломата были сейчас заняты другим. Медленно и едва слышно, словно старый халфлинг опасался, что случайное слово может оказаться неуместным, он ответил:
- Эм, свистеть я умею. Лет тридцать назад свистел… когда был немного подшофе… Таиль, Вы что, спятили??? - Бруно подался вперёд, чтобы по возможности его никто кроме спутников не услышал, но стол был для полуросликов не приспособлен. До наёмника виконт не дотягивался даже с учётом специального высокого стула. - Вы что, решили по частям Бьянку собрать? Нет, я, конечно, не ставлю под сомнение ваши боевую удаль, молодой человек, - хоббит развёл перед собой открытые ладони и немного отклонился назад, - но если похититель окажется хоть сколь-нибудь умнее слабоумного голодного гоблина, мы можем... обстоятельства могут... - и тут дипломат завяз по настоящему. В употребимых выражениях он просто не мог передать всей пагубности такого исхода.
Поостыв и утерев кружевным платком иссеченный морщинами лоб Бруно продолжил спокойнее:
- Ведь вполне вероятно, что за деньгами прибежит малец из соседней подворотни. Я понимаю, Дон переживает, но нельзя позволить себе ошибку, - последнюю фразу старик произнёс твёрдо, с нажимом. Адресована она была больше Пейру. - Предлагаю отдать деньги похитителям на их условиях. Пускай поверят, что их план работает. Вы, Вильям, принесёте деньги в указанное место в назначенное время. Я уверен - похитители будут ждать Вас, или другое доверенное лицо. Увидев Вильяма Пейра, они убедятся, что Гарпари сдался, что ему не на кого больше положиться. Мы же, пользуясь своим инкогнито, будем наблюдать. Смею надеяться, даже выследим, куда выкуп попадёт в итоге. Вот тогда и настанет время действовать. Будем располагать временем на должную подготовку. Никто не избавляется от заложника, за которого платят... - дипломат закончил речь с несвойственной ему искренностью и задумчивой отстранённостью, словно вспоминал далёкий эпизод своей жизни.

- Ксеноеретическая мерзость познала ярость Императора и Он осудил их. - Именно такие мысли приходили в голову Лидусу при виде горящих и обезумевших механизмов, попавших под его взор. Один дрон трусливо попытался скрыться от Света но взрыв вдалеке дал понять, что никто не может уйти от ярости Императора.
Псайкер медленно опустился на пол, такие приступы требовали больших энергетических затрат а несколько неглубоких ран начали давать о себе знать. Лидус огляделся и как всегда ужаснулся виду погибших верных воинов Императора, выпотрошенных плазмой или погибших при разгерметизации, и в то же время его сердце наполнилось гордостью ибо выжившие не позволили страху сковать свои сердца и во главе с комиссаром и его помощницей и именем Императора на устал атаковали эту ксеномерзость. Атака вышла столь же сумбурной, сколь и успешной, видимо в когитаторах этих существ просто не мог поместиться тот факт, что гвардейцы не потеряют голову при столь внезапной атаке и обратят страх в ярость и огонь.
Укрывавшиеся за ящиками гвардейцы поднимали лазганы погибших товарищей и открывали беглый огонь по дронам, некоторые, видимо не найдя оружия, бросались на дроны с голыми руками, пытаясь развернуть их и заставить атаковать своих-же.
Гордость Лидуса за свой полк была безмерной, и обратилась в страх при виде качающейся без гравиподвесов полной прометия химеры и предупреждения пилота о столкновении. Всё это, все эти храбрые слуги Императора, могли сгореть и обратиться в прах при ударе, если он не сделает что-то, чтобы спасти их. И псайкер понимал, что именно он должен сделать. Перегруженная "Химера" качалась на, натужно скрипящих, подвесах, ударяясь бортами о стены. И был лишь один шанс удержать её. Смирившись с тем, что возможно это будет стоить ему жизни и души, Лидус закричал,придав голосу громкость.
- Верьте в Императора, гвардейцы и Он защитит Вас! Отойдите от танка, волею Императора я смогу удержать его! - псайкер закрыл глаза и увидел "Химеру", он увидел линии вероятности, сходящиеся к тому, что при ударе она рухнет и зальет прометием солдат и транспорт, после чего превратит все это в пылающую топку. Он видел кричащих солдат, чья плоть обугливалась и слезала с костей, видел как тот гвардеец, отважно напавший на дрона с голыми руками, выбегает из горящего транспорта, его кожа пылает и он падает не пробежав и пары метров, видел как комиссар до последнего сжимает свой верный меч в горящей руке. Он видел все это и лишь одну линию, уводящую от всего этого кошмара. Лидус вцепился в "Химеру" разумом, осознав её неимоверную тяжесть и мощь, он попытался не удержать её, вовсе нет. Всего лишь стабилизировать, заставить перестать раскачиваться чтобы подвесы могли сделать свою работу. Но и это было практически за пределами сил псайкера, удержать перегруженный танк это задача скорее для библиария благословенного Космодесанта, а не для полкового псайкера. Лидус не думал об этом. Он стоял сжав зубы бормоча молитвы Императору и из носа и ушей текли небольшие струйки крови.

- За броню, нна!, - рявкнул Тель своему экипажу, - Невидимка на одиннадцать, - а вот это, похоже, уже предназначалось остальным солдатам и, в частности, штурмовику, занимавшемуся снятием снайпера. Не смотря на шипение и грохот вокруг сержанта было достаточно отчётливо слышно. Не понятно, как такой маленький человек вообще мог производить звук такой громкости. В суперспособности Уилла, кажется, ещё можно было добавить телепортацию, так как после рявканья он буквально испарился с башни, сопроводив это звуком захлапывающегося люка.

Мехвод же, сидящий на краю своего люка, похоже, просто упал в него спиной вперёд, схватив растянувшуюся на броне Дженет и одним рывком сдёрнув туда же. Радистка исчезла в тёмном зёве Ма-Дюса даже не успев вскрикнуть. Однако через секунду она вновь высунулась из него, но лишь затем, чтобы сцапать лежащий перед танком флак-нагрудник и снова спрятаться под броню. Крис уже хотел закрыть наконец люк и даже почти сделал это, но тут к танку подскочила паникующая, визжащая и, кажется, готовая начать скрестись в лобовой бронелист журналистка. Люк вновь приоткрылся, Анастасия узрела изуродованное шрамами лицо Бессмертного, с вселенским спокойствием взиравшего на неё единственным глазом. Затем из танка высунулась железная рука, довольно бесцеремонно вцепилась адмиральской дочке в плечо и утащила в танк. Фактически, Анастасию просто уронили внутрь танка, больно стукнув коленями о край люка, а самим люком по спине, и теперь она лежала на мехводе. Кристоферу, впрочем, похоже оный факт был абсолютно безразличен, так как он преспокойно подался к перископу и рычагам, совершенно не обращая внимание на наличие между ним и органами управления Ма-Дюсом прокладки в виде паникующей девушки. Внутри танка было жарко, тесно, а так же присутствовало множество твёрдых предметов, об которые можно было постучаться головой и другими частями тела, но зато его броня надёжно укрывала от болтерного, лазерного и плазменного огня.

- Фраг!, - Тель стукнул по казеннику одной из автопушек сжатым кулаком и пока Панч сноровисто переставляла кассеты со снарядами, успел глянуть вниз, бросить "Добро пожаловать на борт, мэм" неожиданной пассажирке и уставиться в перископ. Вокруг была куча предательских уродов, палящих по гвардейцам. С одной стороны это было большой проблемой. С другой - если ты имеешь пару скорострельных автопушек, заряженных осколочно-фугасными снарядами, это превращается в проблему уже для окружающих, особенно если у них нет приличных укрытий.
- Когда Ма-Дюс говорит - остальные слушают, мать вашу! Всем заткнуться!, - Уилл дважды толкнул мехвода в спину носком ботинка и открыл огонь, проводя стволами в сторону и проходясь очередью по ближайшим скоплениям предателей. Некоторая доля истины в словах сержанта определённо присутствовала, ибо когда заговорили автопушки Леман Русса, не оборудованные пламегасителями, их басовитое уханье, похожее на бой чудовищных барабанов войны, перекрыло и стрёкот хэвиболтера, и звуки лазерных разрядов, заставляя даже союзных танку гвардейцев втягивать головы в плечи и подсознательно желать зарыться поглубже под землю или хотя-бы просто прикинуться ветошью и не отсвечивать. И не зря. Не столь эффективный против танков, Леман Русс Экстерминатор, тем не менее, был ночным кошмаром для пехоты.

— В детстве отец часто говорил, "Если у тебя нет ничего, у тебя есть твоя честь, если у тебя нет чести, у тебя нет ничего", — Пространственно ответила Лин на слова комиссара покачав головой когда ей предложили закурить, — И мне бы хотелось с честью прожить и умереть, — Затем поняв насколько высокопарно и горделиво это заучит, Лин с улыбкой добавила, — Но не раньше чем через несколько веков.
Она не знала как к этому отнесется старший комиссар, но... Правда есть правда. Лин знала что как комиссару ей суждено прослужить Империи не одну человеческую жизнь и скорее всего погибнуть на поле боя, не зависимо от звания которое она достигнет. Так что если концовка известна, осталось лишь наполнить промежуток до неё тем чем хочешь. А гордыня Лин хотела чтобы её потом приводили как пример для подражания другим студентам скхул.

Когда же на их шатл произошло нападение, Лин больше на рефлексах пригнулась от взрыва, а понимание ситуации появилось уже после того как она поняла что выхватила из сумки в ногах болт-пистолет и наводила его на источник угрозы стоя при этом на одном колене. Сейчас она предоставила старшему товарищу-комиссару вдохновлять солдат отбивать неожиданную атаку, сама же Лин собиралась больше сосредоточится на отстреле летающих и стреляющих машин и на том чтобы самой не попасть под огонь. Мертвый комиссар слежит за порядком хуже живого коллеги.

Когда-то давно, Рикко имел возможность быть свидетелем охоты на лис, являясь в тот момент почетным гостем господина охотника. Перед самой охотой его посвятили в самые подробные детали. А о замечательной псовой стае хозяина слов сказано было еще больше. Тем удивительное было наблюдать, когда самый ловкий и важный четвероногий охотник самым первым подвергся атаке рыжей и злобной твари, которая и не подумала играть с собаками в догонялки.

Клара хотела стрясти с гостей денег, раз уж они чего-то хотели. Но она никогда не сталкивалась с паладинами и рыцарями веры, а так же c их реакцией на тонкие намеки в отношении платы. Но реакция была примерно той, которую Рикко наблюдал у приснопамятной лисицы. С той лишь разницей, что боевые качества этой рыжей были не на том высоком уровне и она скорее сама отбила себе руки и колено об Анвареса, чем реально умудрилась его задеть Но эту проблему взвишаяся деваха с лихвой компенсировала громким голосом и отборными выражениями. В числе прочего там присутствовало и что-то вроде "Антуан вас за Криску под пирс пустит". Сама Клара забилась в угол, остановившись перевести дух на фразе "За что вешать собираешься упыренышь" (или чем-то созвучном).

Тишины это не прибавило, поскольку уже через полминуты раздалось басовитое.
- ДА В ОХЕРЕЛИ ТУТ!
И дверь открытая размашистым пинком познакомила вас с новым действующим лицом. Неожиданно прилично одетым, с толстой тростью в руке и мокрым лицом, все еще носящим следы того, что его владелец недавно спал им на чем-то деревянном. Черные брюки, черные сапоги, черная трость, черные волосы, черные глаза. Одна рубашка белая.

В таком месте так принято, а то что принято легко превращается в то, что забыто. Спустя меньше стадии* лагерь уже забыл о драке. Было несколько почти незаметных признаков того, что в пиратском стане отбушевал ураган страстей. Большинство из "морского народа" разбрелись по своим «компаниям» и вели себя чуть тише чем обычно. В один момент, Эйсон отметил про себя, что слышит крики чаек, а это означало, что над лагерем воцарилась почти мертвая тишина. Солнце, вставшее уже достаточно высоко припекало нещадно и путешественники с радостью согласились пройти в палатку к Мавру. Темнокожий моряк называл свое короткое имя - Маинти. Его палатка оказалась просторной, сделанной из недорогой, но прочной ткани. Внутри стояло большое количество бочек, ящиков и несколько мешков. Удивительным в палатке были несколько вещей. Первое, что бросилось в глаза, это весла, которые были связанны таким затейливым образом, что образовывали кресло, на котором лежали несколько подушек. Посреди палатки стоял якорь, на котором были развешаны разные бусы, некоторые из них были довольно ценные. Смешение дорогих тканей, подушек, видимо очень дорого сундука с металлическими деталями и ужасного вида коврами. Они были серыми и как будто специально испачканными. Короткий ворс был очень пыльным и выцветшим, хотя это не скрывало затейливого и красивого узора, который говорил о том, что ковры были дорогими. Сам мавр Маинти был очень радушным хозяином, выложил на низкую скамью много фруктов, и постоянно размахивая руками и смеясь, описывал свое жилище. Большинство его шуток были не смешными и детскими. Создавалось впечатление, что в этого высокого, длиннорукого мужчину вселился ребенок. Надо сказать, что его шутки нашли благодарных слушателей - Кый и Коломий от души смеялись над всем, что рассказывал темнокожий моряк. В палатке собрались несколько человек, каждый из которых был в приятельских отношениях с мавром. Белокурый грек, который назвался Милетом, все время крутил головой и казалось что-то искал. Дианта услышала, что он пробурчал себе под нос что-то вроде «Где эта сучка лазит…». После этого парень поглядел на Дианту виноватым взглядом и пожав плечами улыбнулся. Взгляд на секунду задержался на девушке.
- Послушай, - сказал Милет, - у тебя такая кожа… как ты смог уследить за ней? Если у тебя нет предрассудков – он сделал паузу, - то мне мужская любовь не чужда, и, если ты находишь меня привлекательным.., - он сделал еще одну паузу и продолжил скороговоркой – ...ну прости, я как-то просто… не подумай дурного, ты, наверное, женат.
Почему-то он не выглядел наглым или неприятным. Конечно он любил себя больше чем всех женщин и мужчин в мире.
Кый, отсмеявшись над шутками хозяина жилища, тихо сел на землю, и взяв большой кусок мяса, стал задумчиво отщипывать от него кусочки и закидывать их в рот. Так он просидел весь день, а вечером стал засыпать, громко сопя и иногда вскрикивая во сне.
Пока путешественники пили вино и угощались едой, мавр сумел собрать часть своей команды и договорится об отплытии на берег Анатолии, с наступлением темноты. Он пообещал переправить путешественников за ¼ цены, из-за того, что был повинен в их неприятностях. Строго говоря, он назвал 1/3 обычной платы, но Коломий, опередив всех, тут же выплатил необходимую сумму.
Один из гостей, старшина гребцов, которого звали Ополиний приставал к Эйсону с безумным предложением отрыть торговую факторию на острове и составить конкуренцию существующей организации могущественного торговца Деметрия Полиоркета, который был не просто торговцем, а еще и сыном триумфатора Афин и не последним из дециев** города Ипса.
В палатку то и дело наведывались гости, среди которых примечательным стал угрюмый бородатый перс, которого хотел выгнать Милет, но тот уперто не велся ни на какие провокации и угрюмо повторял, что собирается отплыть со всеми в Анатолию.
Угадав желание Иолая выпить, одна из девушек, спешно наполняла его кубок, как только жидкость в нем пропускала смутные очертания дна. Вскоре мутным стало все остальное, а кубок необычайно ярким и контрастным, голова пошла кругом, но заботливые руки девушки уложили его спать. Заботиться о уставшим от вина Иолае стал Коломий, он положил для него подушку и накинул на воина плащ. Рядом, как и обещала, была Дианта.
Под конец вечера в палатку вошла Милана, и оценив гостей, сразу направилась к Агазону. Села рядом и не стесняясь никого и ничего, закинула свою ногу на его бедро. Тут же, светловолосый Милет поднялся и спешно подошел к Агазону и Милане. Он всплеснул руками и сердито произнес.
- Милана, ты вообще где весь день провела! – казалось, его совершенно не смущает то, что она обнимается с поэтом – я тебя искал все время!
Милет обернувшись к Агазону еще раз развел руки.
- Жена моя никак не уяснит, что может быть где угодно, но предупредить меня обязана.
- Ну… - - протянула девушка – я Агазона искала… он такой молодчинка.
Милет сердито фыркнул, зачем-то подмигнул Агазону и деланно сердитым тоном, уже уходя бросил.
-Что-бы завтра была со мной! Надоело тебя бегать и искать!

С каждой секундой капитан-комиссар начинал все больше и больше нравиться Изяславу. Конечно, в его словах вроде бы слышалась легкая ирония ("Или показалось, хм?"), но его тон, внимательные глаза и пиломеч очень располагали к себе. Сразу после обращения к Новаку он отшутил новоприбывшую комиссаршу и ее нескромную одежду. Конечно же, солдат добродушно погоготал вместе со всеми и, быстро подобрав свою шинель почти из под чьих-то невнимательных ног, пошел на челнок, краем глазов отметив странную фигуру неподалеку. "А, точно, это же псайкер! Надо бы аккуратней думать, а то мало ли."
После этой мысли в голову тут же как будто специально полез всякий бред. Тихо и грязно выругавшись, Изяслав быстрым шагом прошел внутрь челнока и сел как можно ближе к центру скопления солдат, чтобы в их мыслях псайкер не услышал его и не подумал, что Новак дурак или что-нибудь в этом роде. Если псайкер решит лететь с ними, конечно. А он, кажется, собирался.
"Серьезно, два комиссара и псайкер на один челнок? Причем на челноке всего лишь одно наше отделение вместо роты? Не слишком ли жирно? Надеюсь, на поверхности такой концентрации не будет."
Немного посидев и перекинувшись какими-то малоосмысленными репликами со знакомыми солдатами, Изяслав снова погрузился в думы.
"А кстати, эта девчонка и правда комиссар? Совсем они там в Муниторуме с ума посходили? Она красивенькая, конечно, это да... но ведь помрет тут сразу, или чего похуже. Небось дочка какая-нибудь высокопоставленная. С нас же котлету сделают, если помрет! А хотя не, не пустили бы родители дочку в комиссары. Странновато это все вообще. Скорей бы до планеты долететь."
Вздохнув и перестав ломать голову над ненужными, в общем-то, вопросами, он откинул голову на жесткую спинку кресла и прикрыл глаза, расслабившись, продолжая, тем не менее, вполуха слушать все вокруг.

Бренон сидел молча, в голове витали разные мысли. Было жарко, но не так что бы прямо смертельно, к тому же не смотря на наличие джунглей, в них не было такого большого преобладания флоры и фауны, которое норовит плюнуть в тебя кислотой, задушить колючими ядовитыми стеблями или отложить в тебя какую-нибудь личинку, как на некоторых мирах смерти или еще более диковинных планетах, а это значит, что по крайней мере от части, ему будет проще выполнять приказ, по обеспечению безопасности неожиданно свалившегося на его голову гражданской девушки репортера.
Нет, у Бренона не было предрассудков по поводу женщин. Своё предыдущее назначение в свиту женщины инквизитора, он тоже сперва воспринял с некоторой долей удивления, и все же весьма быстро освоился с подобным поворотом, но то боевой командир, с железной волей, дисциплиной и в тяжелой броне, да еще и с силовым палашом, а тут безмятежная никогда не видевшая настоящей войны, дочка высокопоставленного офицера, которая неожиданно решила, что пару удачных пиктов с передовой возвысят ее в ранге журналиста...ага как же.
И все же приказ есть приказ, а значит его нужно выполнять, даже если тебе это не слишком нравится.
Впрочем, все эти думы были лишь поверхностными и куда как больше Бренона волновал тот факт, что они уже почти час находились в районе боевых действий, пусть передовая и была не в нескольких сотне метров, а где то там куда они только собирались добраться, а он до сих пор не слышал ни единого выстрела, ни единого отдаленного взрыва, вообще ничего такого и это настораживало. Из общих сведений о компании Бренон знал, что им противостоят силы тау с примкнувшими к ним ренегатами и орки. Но если последние лишь в исключительно редких случаях соблюдали "режим тишины", то первые были мастерами засад и дальнего боя, а их маскировочные технологии давали им неоспоримое преимущество посреди этих непролазных джунглей. Вот и выходило, что стоило держать ухо востро и ожидать что в любой момент может случится какая-нибудь гадость.
На мгновение из состояния полной собранности и сосредоточенности Бренона вывел неожиданный вопрос своей "подопечной", однако и возвращение было крайне быстрым.
Чуть повернув голову в сторону Киар ответил: - Мэм, никак нет. Я холост, мэм. - отчеканив ответ, Киар вновь повернулся и уставился в пустоту. Со стороны вообще могло показаться, что штурмовик того и гляди уснет, но этот внешний вид был обманчив, его правая рука придерживала болтер, а левая сжимала шлем от брони, периодически переключая каналы встроенного вокс сканера.
Однако из динамиков в основном шел "белый шум" или короткие прерываемые треском статики переговоры командиров бронемашин или механиков-водителей.

- Чтоб я сварился, нужно что-то посерьёзней этих сраных джунглей. Хорошо, что Лихо тебя не слышит, она сейчас любому, кто хорошо отзовётся об этом месте, глотку перегрызть готова, - не смотря на надрывающиеся вентиляторы в танке всё равно было душно, как в парилке, так что радистка, как единственный запакованный почти по полной член экипажа, да, к тому же, не имеющий своего люка, страдала от жары больше других. Остальной экипаж в числе двух танкистов, привыкших к душности и жаре, и одной уроженки мира-смерти, где обыденная температура бывала и большей, при большей влажности, был в более комфортных условиях. Тель же вообще торчал из командирской башенки по пояс, положив одну руку на хэвистаббер, а второй придерживая крышку и прижатый к ней микрофон, через который он и общался с лейтенантом. Поскольку танков в полку было не то чтобы много, танкистов в нём тоже водилось всего ничего, а потому экипаж одного из немногих полковых танков представлял собой солянку из неубиваемого мехвода, раньше водившего Химеру, невесть как оказавшейся в полку элизианской десантницы, уроженки мира смерти, габаритами похожей на кого угодно, кроме танкиста, и, собственно, Теля, который был единственным из всей компании, кто ранее плотно общался с Леман Руссами. Причина, по которой командование прицепило к этой колонне Ма-Дюса, только что исчезла в люке едущей впереди Химеры, сфотографировав танк и шутливо козыряющего двумя пальцами(ибо остальные придерживали микрофон) Уильяма в танкошлеме. Репортёрша, к тому же являющаяся дочкой адмиральши, которая с чего-то решила попереться в бой вместе с солдатами. Естественно, с её головы и волоска не должно было упасть и вот поэтому(по крайней мере по мнению экипажа) сейчас в середине колонны полз Ма-Дюс с его толстенной бронёй и двумя автопушками, способными быстро превратить в решето парочку лёгких танков или перемолоть в фарш взвод пехоты вместе со зданием, которое он занял.

Дождавшись, пока ему не нужно будет позировать для фото, Тель опять поднёс микрофон ко рту и вжал тангенту:
- Ты же знаешь, я всегда держу ушки на макушке, - хотя танкист выглядел расслаблено, он действительно регулярно крутил головой и был готов в любой момент провалиться в люк, закрывая крышку, или схватиться за хэвистаббер и открыть подавляющий огонь по возможной засаде пехоты, - Не разгоняйтесь там особо. Ма-Дюсу тоже не нравятся эти джунгли, а если он перегреется, то перекроет дорогу и парни сзади будут нас ненавидеть.

Когда полковник Элсон вошел в помещение, Хакк, повинуясь приказу заблаговременно рявкнувшего лейтенанта, уже стоял, вытянувшись по стойке смирно, и уперев свой взор в оливковый наспинник сослуживца впереди. Они так и стояли ровными грязно-зелеными рядами. Хотя среди этого оливкового моря то тут, то там яркими и не очень пятнами выделялись парадные и боевые куртки, жилеты, тулупы и даже мундиры гвардейцев, принадлежащих ранее другим полкам, а теперь являющихся частью их сводного полка. Разная выправка, разное понимание стойки смирно, разный цвет кожи, разные манеры. 246-ой Тирианский Сводный во всей красе. Джереми держал голову строго прямо, как того требовала дисциплина, но взгляд его светло-карих глаз бегал по строю, скользя по солдатам, лейтенанту, палубе, на которой они все стояли, и грузовым шатлам. Но большую часть времени он был прикован к механиусу, охаживающему его драгоценный шагоход. "Малышка Бетти", его боевая подруга, выручавшая его уже десятки, если не сотни, раз стояла сейчас, понурив свою массивную кабину, закрепленная огромными стальными скобами на погрузочной площадке, пока железяка в красной мантии копался своими механодендритами где-то в области гидравлической системы, снимая дросселя и отсоединяя шланги, которые могли бы повредиться в процессе транспортировки и превратить шагоход в инвалида. Хакк неотрывно, словно ревнивый муж, следил за шестеренкой и прислушивался к тому что один делал. Один раз до него даже донеслось, как он причитает по поводу белых полос на дверце кабины, которыми оператор отмечал каждое уничтоженное отделение врагов Императора. Идея была изначально не очень хорошая, потому что определить размер отделения, допустим, орков, как и отнести сам термин "отделение" к толпе хаотично носящихся и палящих во все стороны зеленых бугаев, было невозможно. Плюс, как оказалось, в обязанности пилота входило не только косить пехоту, но еще и подбивать легкую технику. Так что довольно скоро он пришел к такому обозначению: каждая вертикальная черта означала десяток пеших противников (слово человек подходило не всегда) а каждый черепок - военную машину. Глядя на эти самые черточки и черепки "Смертник" мог рассказать целый ворох историй. Как приятных, так и довольно грустных.

Наконец, отдали приказ "вольно" и напряженный строй слегка расслабился. Полковник представлял гвардейцам комиссара. Старшего комиссара или какая там у этих мрачных ребят в фуражках система званий. Хакк никогда ей особо не интересовался: для него все они были на одно лицо. Любой из них в бою всегда стоял позади толпы пехотинцев покрупнее, чтобы минимизировать риск для собственной задницы и пристально следил за тем, что происходит на острие атаки. Какой-нибудь парень не выдержит, струхнет, а комиссар тут как тут, болт-пистолет уже с предохранителя снимает. И вот перед тобой предстает выбор: или ты резко разворачиваешься с задорным криком: "Ха-ха, как я вас лихо с фланга обошел, падлы" и бросаешься вперед, надеясь что он твое лицо не запомнил, либо лишаешься половины головы и переселяешься в мешок до конца времен. Но вот об Эрихе Бардене Джерми краем уха слышал. Ничего внятного, к сожалению, так имя, восторженные высказывания о том, что он - герой, и бессчетные фантастические перечисления его заслуг и свершений, одно сказочнее другого. Так что Хакк сразу заинтересовался, когда услышал это имя. И задумался заодно: с чего бы такого героического комиссара приставили к такому полку как 246-ой ?

И тут откуда-то сбоку донеслись восклицания какого-то восторженного придурка. Сразу слышно, что новобранец. Джереми тоже таким когда-то был. Пришел в полк, счастья полные штаны, наверняка думает, что сейчас будет завоевывать и освобождать миры, гордо маршировать по улицам, увешенный наградами, а злобные негодяи будут сами себе пулю в висок пускать, да в плен сдаваться. Просит комиссара байки потравить, как будто тот его сейчас на коленку посадит и будет сказки рассказывать. Ну что сказать, бывает. У всех довольно быстро проходит.

Иолай принял удар предплечьем, которое было защищено наручем, что позволяло не получить рану, если мореход решит повернуть клинок и полоснуть по запястью. Это чуть позже станет понятно какой именно инструмент использовал Сапо для достижения нечестной победы в поединке. В прочем, судить его проступок предстояло богам. Сам же юноша, заблокировав удар, перехватил кисть, смыкая пальцы поверх кулака и не давая разжать "Гнилой рыбе" пальцы и бросить оружие. Вывернул ему руку винтом наружу, ударил под колено, сбивая с ног и опрокидывая на землю, а затем, выхватив меч, саданул по голове. Правда удар был нанесён плоскостью клинка, а не его режущей кромкой. Иолай не планировал проливать кровь, лишь оглушить противника, чтобы обезопасить свои ноги от возможных ответных ударов, ведь в следующее мгновение предстояло обезопасить свою сферу атаки от возможных посягательств из вне.

И Иолай продолжил двигаться в огненном танце Ареса, всполохом огня вскиднывая полу плаща и описывая им окружность вокруг, нанося хлёсткие удары плоскостью клинка по всему до чего мог дотянуться в пределах своей сферы атаки. А это, ни много ни мало, около двух метров.
Достаться могло кому угодно, кто имел неосторожность приблизиться к "Огненному воину Ареса". Не был обделён вниманием и мореход, которого заботливо подтолкнул торговец Эйсон. Меч плашмя опустился ему на голову, а подсечка должна была уронить тело поперёк Сапо.

Если бы мореходы решили напасть всем скопом, то вероятно "куча" тел значительно бы увеличилась в размерах.

В прочем, самому Эйсону едва тоже не досталось, благо у воителя была твёрдая рука, острый глаз и хорошая реакция. Клинок, метнувшийся к голове торговца, обогнул кудрявую шевелюру, дернулся вниз и вернулся домой, прячась от любопытных глаз под складками плаща.

Иолай замер в стойке, готовясь отразить возможное нападение.
Пока же он расчищал для себя место для боя и маневра, он успел оценить происходящее вокруг. И поскольку поединок богов всё больше походил на собачью свадьбу, юноша решил прервать это действо. Громко, во всю мощь лёгких гаркнул:

- СМОТРИТЕ! ЗЕВС!
Ничего лучше в голову не пришло, да и не нужно было. Главное обратить внимание людей на себя. Остановить безумие и разобраться в происходящей вакханалии. Благо, спутники-греки оказались в безопасности, а гоплит... Левая бровь спартанца медленно поползла вверх от изумления, поскольку было совершенно непонятно что задумал греческий воин и почему он возится с низкорослым мавром, вместо того, чтобы утихомирить его парой ударов. Что проще, ударить головой в бронзовом шлеме лоб в лоб и переключиться на других участников потасовки.

Предложение хоббита Таилю не понравилось. Спасти беззащитных людей в ситуации, когда кроме тебя рядом никого нет это одно, но взять над ними настолько серьезную опеку это уже выходило за рамки понимания наемника. Кроме того такое высказывание никак не вязалось с клеше опытного расчетливого политика, коему в полной мере соответствовал Подгердонс... До недавней минуты.

- Достопочтенный Бруно, ваш порыв безусловно благороден, но какого дракона нам надо тратить столько времени на них? У нас есть работа, в которой вредно терять минуты, не то что часы. Предлагаю просто сдать их в ближайший храм на милость Тира. Друг-паладин, думаю, согласиться, что защита Тира надежнее любых деловых партнеров. Или может у вас есть знание, что эти двое могут помочь нам? Тогда я сразу же соглашусь с вашей идеей.

Обижать своим возмущением наемник никого не хотел, но в экстренных ситуациях нельзя забывать о своей шкуре, а угроза в лице усатого с братией из ближайшей таверны еще была реальна.

Гохард взглянул в глаза Бруно пытаясь определить, какие мысли скрываются за ними. Но этого, конечно же, не удалось. Тут же он пожалел, что они сразу втроем решили соваться в это место. Большого толка от его компаньонов здесь пока нет и не предвидится. Хоббит только и умеет что языком чесать да и то только с трибуны и с людьми высшего круга, но никак не с "отбросами". А паладину дай волю, он тут весь район кинется спасать и исцелять, не забывая раздавать деньги оборвышам.

Неслыханную наглость этого типа превосходило, пожалуй, только его глубочайшее невежество в отношении законов. Так Подгердонсу показалось сперва. Не впервые дипломату приходилось сталкиваться с подобными извращёнными представлениями о справедливости. И Бруно даже захотелось указать обладателю холёных усов на его явные заблуждения. "Наличие долга не даёт тебе, как кредитору, никакого права на чужое имущество непосредственно, и уж тем более не позволяет это имущество уничтожать. А посягательство на жизнь и здоровье вообще было проступком, который никакими долгами не оправдаешь". С каждой новой фразой в голове у халфлинга выстраивалась всё более и более уничижительная формальная конструкция. Ведь буквально каждый новый тезис вымогателя был абсолютной чепухой.
Когда собеседник неспешно приблизился, источая недоброе веселье, виконт уже готов был исполнить свой обезглавливающий словесный выпад. Но Бруно не покидало ощущение внутреннего диссонанса. Ни один головорез не позволил бы себе так хвастать свой безнаказанностью, не имея перевеса в грубой силе. И Подгердонс дослушал до конца.

Дипломат пожалел сил, затраченных на умственные усилия. За своей официальной работой Бруно порядком подзабыл, что даже благовидный с виду разбойник - не более чем разбойник. И этот не был исключением. Все эти слабо завуалированные, примитивные угрозы для виконта остались всего лишь неосевшим в памяти невзрачным шумом, после того, как среди плевел болтовни проскочило зерно смысла. Конечно, назвать такую штуку как "церковь Торма с постулатами Цирика" зерном смысла язык не поворачивался. Но не в этом суть. Где проскакивало имя Принца Лжи, там обитал Он во всей своей полноте. Не зря же учение этого гнусного божества выставляло единственным истинным богом самого Цирика.
Зря Подгердонс заговорил с этим человеком. Корни бесчеловечного поведения и представлений о жизни теперь были понятны, но легче не стало. Теперь виконт обязан был принять позу униженного и устрашившегося, чтобы не провоцировать непредсказуемого фанатика. Вдобавок к сожалению, полурослик пуще прежнего ощутил насколько прогнил этот затаившийся под торговой маской Сембии рассадник скверны. Оставалось надеяться, что его наниматель не ходит исповедоваться в церковь с постулатами Цирика.
Преувеличенно вежливое прощание осталось без ответа. Бруно Подгердонс не собирался терять своего достоинства, стой перед ним даже пресловутая дюжина последователей покровителя интриг и раздоров.

Бруно засеменил к пострадавшим дельцам, как только ростовщик скрылся. Всё-таки желание помочь никуда не делось, а лишь упрочилось, после этой неприятной беседы. Рикко уже опередил старика. Признаться, халфлинг не ожидал, что последователь Тира вот так просто позволит уйти слуге Чёрного Солнца. Безнаказанно. Видимо, помощь нуждающимся перевешивала в этом человеке жажду возмездия, что у многих паладинов просто таки не знала пределов. Это стало для Бруно приятной неожиданностью, и дипломат проникся к молодому человеку ещё большим уважением.

- Думаю сейчас им это золото пригодится разве что на похороны, - грустно проворчал Бруно, попутно пытаясь удержать руку де`Санадерсы от неуместного в данной ситуации, по мнению хоббита, жеста. – Сперва нужно помочь мужчине, или, в крайнем случае, донести его до храма, где его исцелят. И долги они таким образом не отдадут, только разозлят этих извергов. Я считаю, - Подгердонс жестом подозвал своих рослых товарищей наклониться и заговорил в полголоса, - мы должны помочь им покинуть этот город, иначе у них не будет шанса. Возможно, кто-то из моих деловых партнёров ещё не успел отбыть и можно будет попросить об услуге. А пока пусть побудут в храме, ну или в наших номерах в Добром Бочонке.
Заметив, как девчонка силиться помочь забитому до полусмерти торгашу, Бруно чуть не прослезился. Каким надо быть гадом, чтоб напасть на такое беззащитное дитя?
- Не бойся девочка, мы поможем. Как тебя зовут?

- Так не пойдёт любезнейший.
Ловить момент - важное умением в ремесле дипломата. Как в фехтовальном поединке, оступившийся подставлял под удар голову, так в переговорах, давший слабину ставил под угрозу свой интерес.
Подгердонс уже деловито двигался к усатому. Шаги уверенные, взгляд требовательный, словно и не прятался он только что за чужими спинами.
- Так в этом городе ведётся справедливая торговля? - Бруно жестом призвал зрителей посмотреть на избитого, валявшегося в грязи бедолагу. Конечно, виконту было жалко бедняг, никто по своей воле не свяжется с вымогателями и бандитами. Да и в силу своего добродушного характера Бруно было неприятно лицезреть такую несправедливость. Но приученный зрить в корень проблемы, он понимал - долги нужно списать, а не отсрочивать. Иначе эта парочка была обречена.
- Говоришь, ты ростовщик и имеешь право требовать свой вклад? Право! Нарушаешь закон, а в отношении себя требуешь понимания! - халфлинг перевёл дух. Пусть сперва бандит осознает своё положение. - Ты поступил глупо. Нам всем ясно, что ни через десять, ни через сто дней этот покалеченный человек не отдаст свой долг. Я покажу тебе пример хорошей сделки. Для начал - долга в отношении них больше нет. Ты его простил. Церковь учит нас прощению. - Подгердонс буравил мужика с ятаганом прищуренными глазами. - Но мы не воры. Три доли от пяти отойдёт церкви и городу. Согласись, небольшая плата за жизнь и смытую с рук кровь. Раньше ты вложился, мы не оспариваем твоё право. Долги нужно возвращать, и этот торговец заплатит. Он погасит уже твой долг перед законом. Напрямую. Церковь учит нас справедливости.
- И последнее. Пятая часть пойдёт в учёт того вреда, что ты причинил торговцу. Он не заслужил такого и имеет право на сатисфакцию. Церковь учит нас помогать слабым и нуждающимся.
Бруно не питал иллюзий, что вымогатель запутается в расчётах. Сострадание, не в последнюю очередь вдохновлённое поведением Рикко, заставило старческую скупость уйти на второй план. Поэтому виконт закончил свою риторику предложением, достойным истинного вельможи:
- Если ты согласен, я пожалую последнюю пятую долю суммы тебе лично. Пусть это будет инвестицией в твоё исправление. Нравится такая сделка?

- А вот вам и "вина с яствами"... С некоторой долей иронии и грусти в голосе проговорил Иолай.

С виду могло показаться, что этот наивный дурачок совершенно не понимает, что происходит вокруг и к чему идёт дело. Словно простолюдин, привыкший пахать и сеять, он по наивности своей ожидал что всё обойдётся, и происходящее всего лишь шутка подвыпивших мореходов.

- Ах вот оно что...

Взгляд карих глаз прямо и открыто встретился с глазами пирата, да так и застыл, изучая оппонента и то, что скрывалось за ними. Пожалуй, с подобным выражением, юноша бы наблюдал за копошащимися червями, выбирая, которого из них насадить на крючок, чтобы поймать рыбку пожирнее. И подобная "гляделка" могла бы продолжаться достаточно долго, если бы не толпа, вопрошающая о неком испытании силой.

- Каломий, ты слышал? Иолай обратился к незадачливому греку, потеряв всякий интерес к "протухшей рыбе", словно тот перестал существовать.
- Они говорят о неком Испытании силой. Полагаю, это в порядке вещей и мы можем посидеть и посмотреть за этим действом...

Иолай весело улыбнулся, когда заговорил темнокожий.
- Какой же это честный бой, если Сапо не может постоять за своё имя самостоятельно и призывает на помощь ещё троих. Четверых ненужно, достаточно и одного. Или ты настолько слаб и немощен, что в одиночку способен только побить славного Каломия?

Громкий, хорошо поставленный, строевой голос с лязгом врезался в гудящий рой голосов. Затем, юноша приблизился к звероподобному великану, закутанному в шкуру, коснулся его плеча.
- Вот Сапо, посмотри, этот муж назвал себя Кый и он тоже хочет поучаствовать в испытании. Почему бы вам двоим не устроить Испытание, раз ваши желания совпадают. А мы все посмотрим, чего стоят слова Сапо и на чьей стороне боги.

Divide et impera. Разделяй и властвуй. Иолай никогда не был трусом и не сбегал с поля боя. Но вот начинать навязываемый бой, которой тебе ненужен, было верхом глупости. Посему лучше столкнуть лбами тех, кто его хочет и понимает правила, по которым он ведётся. Сам же Иолай знал только один вид боя, в котором противника убивают. Убивать людей, которые должны были, по разумению Каломия, перевезти его к месту свершения подвигов, было неразумно.

Посмотрев свершу вниз на гавкающего пигмея:
- Не спеши, и на твою жизнь боёв хватит. Видишь, тут дело серьёзное, требует вмешательства богов.
Юноша вновь обратился к мавру по имени Сапо.
- Хватит ли у тебя мужества выступить за своё имя самостоятельно или кто-то пройдёт вместо тебя?

Иолай обернулся к спутникам и окружающей толпе. Втягивать в кровопролитие никого не хотелось, но если оно окажется неизбежно, то нужно будет бить первым и желательно по тем, кто представляет наибольшую опасность.

- Верно я говорю, люди?

Коломий поднялся и быстро отступил к Иолаю. Толпа шумно и даже радостно заурчала, в предвкушении драки. Разогретые, кто вином, а кто и своим не здравым рассудком они начали беспрестанно шуметь. Большинство было на стороне пирата, но было и не мало тех, кто восклицал подбадривающие слова Коломию и Иолаю.

Девушка в пурпурных одеждах сделала шаг, театрально не ловкий, и почти прижалась к Агазону. Теплый, молочный запах ее тела, с искорками мяты и шалфея прикоснулся к ноздрям Агазона. Она будто в поисках опоры схватилась за его предплечье и не оставляя веселого взгляда, произнесла.
- Все так возбуждены будущей дракой… и я, пожалуй, взволнована немного, строкой поэта Агазона. – Она сделала еле заметную паузу - Давай посмотрим на потасовку, милый? – ее непосредственность и быстрый переход на неформальную речь, могли бы сбить с толку любого, но точно не Агазона.
- Меня зовут Миланой и я сицилийка - закончила она и повернулась в сторону возможного побоища.

В это время, толкнувший Коломия пират уставился немигающим взглядом на воина. Будь в его глазах хоть толика сознания, он наверняка бы поколебался, но безумие, застывшее в глазах, не признавало сомнений.
- Он не верно произнес мое имя, и оно стало похоже на название тухлой рыбы! Меня зовут Сапо Сари, а не Сапио Псари! За это говнохлеб и получил по лицу. Если захочешь, можешь заступиться за него! – пират делал странные паузы, которые иногда даже приходились на середину слова, иногда заикался и нервно покусывал губу.
При словах о заступничестве толпа заревела!
- Испытание силой! Испытание силой! – толпе вторила и Милана, хлопая в ладоши.
Темнокожий мавр, замахал руками и громко выкрикнул.
- Предлагаю честный бой без оружия, четыре против четырех!
Толпа восхищенно зарычала, завыла и засвистела. Крики походили на звуки театра безумия, где животные вдруг нацепили костюмы людей и стали подражать человеческой речи. Опять многие поддержали вновь прибывших, скандируя то прозвище пирата, которое и стало началом конфликта.
- Сапио Псари! Сапио Псари*!
В толпу врезался огромный как медведь мужчина, опоясанный широким поясом, с весящей на нем дубиной. На его плечах был накинут плащ, грубо сшитый из шкуры волка.
- Я Кый! Я буду драться все равно на чьей стороне! Кто пригласит меня в команду?!
В середину круга выскочил и пигмей, который начал натуральным образом лаять, обнажая зубы и то кидаясь, то отскакивая от побледневшего Коломия.
- Я ыб, раз, убить!, Аввв, ав, авв! Аыб! Аыб Авв, Гррр! –вырывалось из его глотки.
Мавр постарался встретиться с глазами с Иолаем, и, сделав к нему широкий шаг, спросил.
- Вы принимаете эти условия? Советую принять, не то все тут превратиться в немыслимую бесполезную свалку - добавил он.

Джулия вынесла Ванду с острова на закорках. С трудом, но уговорили спуститься и Инессу. Хельга и Альберт спустились сами. Все чувствовали необходимость держаться друг друга.

Измотанные, уставшие, эти люди могли бы быть на грани, но нет, их не сломало. Сопротивление рыжей повлекло за собой расплату - густую боль во всем теле: казалось, трескались мышцы, жар сменялся холодом, тянуло и пульсировало наваждением внутри - слишком похоже на ломку наркомана, только героиньщик сползает неделю, а у гостей Алмы состояние длилось порядка пятнадцати минут. Настигло синхронно и отпустило также. А после - тихо, никакого влияния, никакой боли. Мир вокруг, казалось, жил своей собственной жизнью и плевать хотел на десяток выживших.

Алма цвела. По-настоящему. На заходе местного светила землю парящих островов даже снизу оплели бутоны цветов, белые, крохотные. Аромат в воздухе повис незабываемый: свежий, пряный, чуть сладковатый, с нотой хмеля на излете.
Вдыхать и любоваться мешало отсутствие питьевой воды. На земле воду обнаружить не вышло, поиск в недрах островных пещер решено стало отложить до хотя бы утра следующего дня.

Солнце Алмы заходило медленно, нехотя, вальяжно, словно прогуливался сытый кот. Лиза рассказывала данные ученых об Алме, напоминающие несмотря на сухость изложения легенды. "Эта раса иных людей. Сгустки энергии, телесной оболочки не существует, только иллюзия, создаваемая ими же. Их эволюция пошла наоборот, раса стала деградировать. В мире удавалось цвести, вражда началась то ли меж двух сестер, то ли меж двух братьев, они постепенно наполнялись злобой, утрачивая любовь, теряя энергию в себе, теряя облик, все больше материализуясь, тогда и возникла лисица - Война, другие же обозначили себя Воинами, из них выжил только один. Зафиксировано три случая контакта с этими существами разумного человека, четвертый случай - наш."

Никто не спрашивал другого, что станет после. Неизбежно думалось, выйдет ли вернуться, получится ли, но вслух о таком не заговорил никто. В этом каждый оставался одинок. Все понимали, что кроме надежды ничего нет.

Когда солнце Алмы зашло за горизонт, стало так темно, как бывает в душах самых отвратительных людей, ни одна звезда не освещала небосвод здесь, теплота дня сменилась жутким холодом. Люди в скафандрах такое могли перенести легко, вот только из десятка человек лишь четверо были в скафандрах. Приняли решение спать в скафах посменно, грели друг друга, Лиза вполне недвусмысленно пялилась на Змея, загадочно улыбаясь. До отрицательных температур не дошло, только поэтому никто не схлопотал обморожение.

Десять счастливчиков или десять, которым крайне не повезло, - они ждали. Согревали друг друга словом, шуткой, иногда подначкой - и во всех словах пряталась надежда. "Живы будем, не помрем" - читалось за каждым взглядом.
Они ждали.

Не зря.
Воин, Дуар, явился на рассвете. Блеклый, измотанный, он шел с трудом. Он не был больше бел, его кожа потемнела будто обуглилась, волосы теперь пылали красным, слишком зеленый цвет глаз сменил былую серость.
Лиза осмелилась коснуться руки и обнаружила, что изменения - не повреждения, не увечья, нечто иное. Ей очень хотелось спросить. Всем хотелось.
И все-таки.
Слишком ненормально.
Слишком за гранью.
Слишком.
Сложно верить в чудо, даже когда видишь его перед собой, а порой даже хочется разрушить чудо, лишь бы не поколебать собственную веру.
Все будто набрали в рот воды, и все чувствовали некоторую едкую злость.
Дуар почувствовал.
"Я ее съел" - сказал он, и последовавшая вслед словам череда перемещений отменила собой даже злость людей. Карусель межмирья, кружись! Отвратительная перегрузка и плевок тел на поверхность уже вполне привычной планеты. Гравитация, горы, пустынный пляж. Их выплюнуло, а Воин пропал. Сгинул. Лиза улыбалась как идиотка, единственная понимала, что Дуар и вправду ушел совсем, вернулся на Алму и растворился в поле родной планеты теперь, навечно запечатав иное измерение от людей. Он все-таки сделал то, к чему шел столетия.
- Главное не сдаваться.
Лиза не заметила, как сказала это вслух. Взглянула на датчики скафандра: приборы теперь не шалили.
- Инедар 77, люди, технологии, почти ядро. Неплохо, господа. Вы, надеюсь, теперь понимаете, что свои имена лучше забыть, если ВКС обнаружит кого-то из нас, убьет, а у остальных появятся проблемы. Такие дела, удачи!
Так она сказала, пошла к роднику неподалеку, умыла лицо, напилась и двинулась вдоль побережья. Лиза уходила в никуда.
Все закончилось.
Лиза знала.
Все знали.

И все только началось.
Новый путь, новая жизнь, новый шанс.

Интеграция опыта: выполнено успешно. Состояние: свобода. Курс: на взлет!

ссылка

"Трудные у него дни. Я тебе устрою трудные дни..." - внутренне Таиль начинал злиться. Он подхватил ставшую неинтересной хоббиту рукопись и открыл ее на последних записях. Сначала ему показалось, что книга взята в руки вверх ногами, но, перевернув ее несколько раз, понял, что первоначальное положение было правильным. Первый порыв найти полезную их делу информацию прошел, достаточно было бросить только взгляд на оригинальный почерк. Воин посмотрел на автора.

В этот момент Анварес рванулся с мечем на перевес в сторону шума драки и криков. Гохард бросил книгу на конторку и побежал следом. "Он явно что-то увидел или услышал, иначе так бы не метнулся", - думал Таиль. Обнажать свой меч он не стал, вместо этого рука была готова в любой момент выхватить метательный нож из перевязи под плащем.

Дианта, воспитанная в абсолютно обычной семье, не особенно увлекавшейся театрами и литературой, сначала лищь утвердилась в своем подозрении, но потом... Какая девушка устоит перед романтической историей любви? Тем более и в своих девичьих мечтаниях, девушка видела прекрасного юношу, готового ради нее на подвиги Геракла.
Едва она собралась что-то сказать, как раздался веселый смех Агазона. Дианта вскинулась, хотела осадить его, но увидев, что Агазон искренне готов помочь Каломию, улыбнулась ему,
- Я полностью поддерживаю нашего уважаемого певца и не имея в настоящее время срочных дел, готов помочь вашей сестре и Каломию.

Сам бы Бруно ни в жизнь не полез бы в эти подворотни. Нет, нет и ещё раз нет! Подгердонс жалел, что не заседает в местном городском совете. Первым же делом виконт пропихнул бы нужный указ, поднял бы городскую стражу, которая, к слову, в вольном Сембийском граде встречалась пока только у ворот, где благополучно обчищала карманы торговцев, и переловил бы всех тунеядцев и преступников, что обжили хмурые улочки. По мнению низкорослого вельможи всех их стоило приковать к вёслам галер или сослать на рудники.
Но, к сожалению, Подгердонс был сейчас не за круглым столом в ратуше, а на узкой улице Медников, и не с докладом ему в данный момент выступать требуется, а стараться не промочить лакированные ботинки в зловонной жиже, что как назло хлюпала почти при каждом шаге. Бруно ещё радовался, что лазит тут в окружении крепких умелых воинов. Иначе фамильный перстень Бруно, сидящий как влитой на коротком мизинце халфлинга, вполне мог стать поводом для нападения. Как, впрочем, и богато скроенный походный костюм с отливающей серебром батистовой подкладкой. Но как знать, у разбойников, что сновали по этой улице взад и вперёд (в том, что это именно "разбойники" Подгердонс не сомневался ни секунды) может оказаться острый дефицит благоразумия. Халфлинг старался судьбу не дразнить, старался идти побыстрей. Вся эта беготня его порядком утомила. Мысленно хоббит клялся, что в следующий раз обязательно наймёт экипаж, ну или рикшу, на худой конец. На крики и звуки мордобоя не обратил и малейшего внимания. Когда у тебя ломит в коленях и болит спина, беды чужой печени тебя абсолютно не волнуют.

В назначенный дом по улице Медников Бруно вошел первым, решительно дёрнув скрипящую дверь, словно она была виновата во всех бедах полурослика. Дипломат обвёл царящий в прихожей бардак хмурым, требовательным взглядом из-под по-старчески лохматых бровей.
- Ага, - буркнул Бруно, когда его глаза различили в полумраке дрыхнущего собрата. Правда чувства расовой солидарности Подгердонс не испытывал, отнюдь нет. Чеканя шаг, он подошел к приёмному столу изо всех сил гахнул кулаком по столешнице.
- Подъём!!! Проверка пришла. До Его Святейшества дошли слухи, что тут богомерзкими делами занимаются! Блуд, сводничество и прочие мерзости, - Бруно дождался, пока управитель очухается и поймет, как сильно он влип. – Быстро называй всех девок, что тут ошивались за последние два дня. А если кого забудешь, очень пожалеешь, уважаемый, как там тебя, - Подгердон угрожающе сощурился и слегка подался вперёд. Не оборачиваясь, халфлинг бросил небрежно, не прекращая буравить собеседника взглядом, - Мьсье Гохард, будте любезны, сверьте показание подозреваемого, - слово лязгнуло как бронзовый молоточек судьи, - с записями в вашем дневнике.

Путь к дому Каломия лежал мимо виноградника, где уже подвязанные молодые виноградные лозы начинали наливаться соком. В оливковом саду пришлось задержаться, так как Коломий зацепился одеждой за ветку, и долго распутывал этот узел. Над головой прожужжала пчела, она пролетела над каждым из идущих, как-бы приветствуя их, и улетела по направлению к виноградникам, скрывшись между стволами деревьев. Компания следовала за Коломием, который старался не попасть под ноги и время от времени вспыхивал словами благодарности. Путешественники вышли к холму, где уже начинался лес. Возле каменистого гребня стоял хороший дом. Его нельзя было назвать шикарным, но он заслуживал внимания как ухоженный и с весьма приличным садом. Заметно было несколько старых пней — видимо, когда-то здесь предпринимали попытку вырубить лес и расчистить землю, но после отказались от этой затеи. Пока герои преодолевали последние пятьдесят метров Коломий заговорил более предметно.
- Это мой дом, я всегда хотел построить его на холме, чтобы туманы и влага не наносили ущерба растениям, - он вздохнул и указал на фигуры шести человек, стоявших возле ворот дома. Двое мужчин и трое женщин являлись, по словам Коломия, семьей и окружением торговца Якова, ещё один был самим иудейским торговцем.
Подойдя ближе стало возможным рассмотреть стоявших возле дома. Сам Яков был худощавым мужчиной средних лет, в традиционной одежде иудеев. Правое предплечье торговца было изуродовано – его рассекал чудовищный шрам, который свидетельствовал о том, что Яков лишился части мышцы. Возможно поэтому, кинжал покоился у него на правом бедре, и видимо торговец умело орудовал левой рукой. Ухоженная борода и чистые одежды выдавали в нем аккуратного человека, а запах золы говорил и о его чистоплотности. Лишних украшений он не носил, но один только один перстень на его пальце тянул на одну мину.
Второй, стоявший позади него, был рыжебородым мужчиной огромного роста. Широкоплечий, с большими руками, он выглядел воистину устрашающе. Не смотря на молодое лицо, он был полностью седым, что тоже добавляло ему красок. Выцветшее лицо, со светлыми, почти невидимыми бровями и с глазами чуть на выкате демонстрировало крутой нрав мужчины и было сильно напряжено. Он также его были одет традиционные одеяния иудеев, но эти одеяния, были одеяниями воина. Круглый щит за спиной, короткое копье, бронзовый доспех с двенадцатью символами еврейского алфавита, кожанная юбка и походные сандали. Самым дорогим, судя по всему, был молот на длинной ручке, к которой был приделан приличного размера сапфир. Здоровяк попытался выступить вперед, но Яков остановил его жестом и тихо сказал.
- Йосеф имей уважение, не лезь в спор до его начала – здоровяк пространно улыбнулся и остался стоят на месте.
Третьим из мужчин был молодой парень, который очень походил на Якова. Скромные одежды, перехватывал хороший пояс, за которым покоились кинжал и праща. Он глянул на Якова и удивленно спросил.
-Отец, разве мы не закончили дела с Каломием?
Яков обернулся и по-доброму, улыбнувшись сыну, сказал тихо. Слова едва доносились с расстояния десяти шагов, а именно столько осталось пройти путешественникам
– Думаю, что у его фантазий появились заступники.
Женщины стояли рядом с мужчинами и смотрели на подходящих к ним. Одна из них, была высокой красивой девушкой, которая положила руку на плече Якова, и что-то прошептала ему. В ее просторных одеждах был спрятан короткий меч, на подобие Хопеша, а в густых черных волосах, несколько метательных дротиков. Оружие девушки мог заметить только Иолай, так как оно было искусно спрятано. Вторая, тоже привлекательная и молодая, смущенно опустила глаза и дотронулась до своего живота. Сразу, кинув на нее взгляд стало очевидно, что она в начальном времени бремени. Эти две девушки были одеты традиционно, но третья, не смотря на очевидную похожесть на племя иудеев, была в эллинском одеянии. Когда путешественники приблизились к стоящим, Яков вышел вперед и поднял обе руки ладонями вверх. При этом стало видно, что правая рука поднялась с видимым усилием.
- Меня зовут Яков бен Гур, и Мира желаю вам, путники – после, он кивнул в сторону своих людей – это моя семья. Брат Йосеф, сын Иегуда. Две мои прекрасные жены Хава и Саппир и моя добросердечная сестра, что взяла греческое имя Гекарта.
Последние слова он произнес с едва слышимым огорчением.
- Чем могу помочь вам и моему партнеру по спору Каломию?

Йосеф:


Яков


Иегуда


Хава


Саппир


Гекарта

За мной, друзья! Еще не поздно
Открыть совсем иные берега.
Взмахните веслами, ударьте по волнам
Громокипящим; ибо мой удел
Пока я жив, плыть прямо на закат,
Туда, где звезды плещут в океане.
Быть может, нас поглотит бездна вод,
На Остров Счастья выбросит, быть может,
Где доблестный Ахилл вновь встретит нас...
Не все утрачено, пускай утрат не счесть;
Пусть мы не те, и не вернуть тех дней,
Когда весь мир лежал у наших ног;
Пускай померк под натиском судьбы
Огонь сердец, все тот же наш завет:
Бороться и искать, найти и не сдаваться!
Альфред Л. Теннисон (1809-1892)

С отстраненным интересом Гор наблюдал сначала за потасовкой Змея, рассуждая про себя нужна ли ему помощь или нет. Потом перевел сосредоточенный взгляд на Лизу. Он слушал ее молча, ни одна жилка не дрогнула на этом лице — ни в тот момент, когда слушал ее, ни в тот, когда она распахнула скафандр и указала на маячки.
- Будут тебе маячки – сиплым голосом сказал Стивен, и взяв по два в каждую руку протянул их в сторону товарищей. Он смотрел на Лизу с пониманием и состраданием, он походил на священника. Он бы не удивился если бы ему сказали "...отец Гор, искупления жду я, и прощения грехов моих.."
Гор глубоко вздохнул и голосом, коим он декламировал пол минуты назад прогремел.
- Быстрее! Устанавливайте маяки! Это защита от мерзкой твари, от ее помыслов и зла ее! - взгляд тверд и трезв, ни капельки безумия.
Первый из маяков он установил сам, ввертев бур больше чем на десять сантиметров и с силой надавил на него, два передал товарищам, не посмотрев взяли они их или нет. Еще один остался у него. Пока сердце отсчитывала ровный ритм, Гор направился к другой точке установке маяка.
О чем, интересно, думают перед смертью? О матерях и сестрах, об отцах, братьях… О родном доме, о любимых и друзьях? А может о ненависти к врагу и мести, а может наконец и о Создателе Вселенной, о его мстительности или о милости. Было-бы замечательно всем выжить и поговорить об этом, а услышанное унести на далекую планету, где первая его жена все еще была монахиней. Сам Гор отчего-то считал, что, спустившись в этот ад, он стал бессмертным. Что, его душа, описав долгую дугу, нырнет в мир мертвых, изогнется, вытянется, и прогнув спину, снова вынырнет, над поверхностью Стикса.
Маяк был установлен. И он бросился устанавливать второй, ожидая, что еще два будут установлены немедленно.

ссылка

Голова Рико напоминала переполненную, сырыми яйцами, микроволновую печку. Всё что можно в ней кипело, булькало, взрывалось, окатывая перегруженное сознание широким спектром неподконтрольных эмоций. Ему не было дела до людей вокруг и окружающего мира, который сузился до крошечной точки нуль пространства и горозил вывернуться наизнанку черной дырой, затягивающей в неё всё, до чего будет способен дотянуться. Поглотить, перемолоть и выплюнуть в безвременье и бесконечное пространство.
Разум имеет свои пределы и даже, будучи зажатым в хрупкой оболочке , будет стремиться расшириться за её пределы. Особенно, когда за пределами есть смысл. Оставаться же внутри невозможно, там только смерть и разрушение, бесцельное существование, которому нет оправдания и нет названия. Не всегда, в попытке преодолеть ограничительные рамки, сознание способно адекватно воспринимать действительность и совершать правильные выводы и действия. Очень часто, оно поступает вопреки здравому смыслу, руководствуясь не холодной и рассчётливой логикой, а бурлящими эмоциями, которые подогреваются внешними обстоятельствами.
Ричардс, хотя и поднялся на ноги, выхватил что-то важное из окружающего мира, но в полной мере ещё не был способен на адекватный анализ происходящих событий. Всё что его интересовало, это его Джулия, чей образ он мельком увидел в сумашедшей круговерти сменяемых образов перед глазами. Воспалённое сознание толкнуло тело вперёд, навстречу неизбежному, совершенно проигнорировав потенциальную угрозу исходящую от внешнего мира.
- Вперёд… вперёд… вперёд… Твердил внутренний голос, заставляя игнорировать вселенскую усталость, боль оторванной конечности, посторонний предмет в глотке и чувство самосохранения, свойственное большинству живых существ. У пирата никогда не было ничего такого, от чего он с лёгкостью не мог бы отказаться ради маленькой белобрысой девочки, которая ножом вошла между рёбер и застряла в самом сердце. Стремительно и беспощадно. Ни вытащить, ни пошевелить, ни протолкнуть дальше. Любое действие с этим инородным предметом неминуемо привело бы к гибели Катрана. И он жил. Жил с этой занозой в сердце, всячески ограждая и оберегая её, чтобы никто не нарушил хрупкого равновесия между мучительной жизнью и не менее болезненной смертью.
Какой же стала ответная реакция воспалённого разума, когда в стройный порядок нейронных цепей и закостенелых воспоминаний, попытались вкрутить что-то лишнее, что не было предусмотрено системой и более того, противоречило основным её принципам?
Задача на уничтожение, которая раньше воспринималась и выполнялась с лёгкостью, натолкнулась на непреодолимый внутренний стоп-блокироватор. Всё естество Рико сопротивлялось, выдавая одну команду за другой, пытаясь заглушить вредоносный сигнал. В ход шло всё, выжигалось сознание и перегружались нервные центры. Боль, страх и ненависть сменились сильнейшим xedcndjvq эйфории любви, нежности и ласки. Всем тем, что так долго копилось внутри, не имея возможности просочиться наружу. И стоило только пробить маленькую брешь в защитном кожухе, как законсервированное содержимое, под высоким давлением, стало выплёскиваться наружу.
И верными оказались слова рогатого воителя, что рыжая тварь питается негативными эмоциями. Её окатило прорвавшимися чувствами, словно кипящей кислотой, обожгло до костей, заставило отступить. Но Кату сейчас это было безразлично. Наверное можно было дожать, додавить, дать лазейку в своём разуме, укромный уголок, зажать там и добить, но слишком устал, был слишком близок к своей любимой, чтобы отвлекаться на что-то постороннее. Он упрямо сделал шаг на встречу, едва различая знакомый силуэт сквозь чернильные пятна.
Оружие с грохотом упало под ноги, пират переступил через него, а в слудующее мгновение с шипением и лязгом раскрылась броня, буквально исторгая и выплёвывая человека из своих недр. Ещё шаг, и перепачканный своей и чужой кровью мужчина касается руками своей возлюбленной. Чувства переполняют, голова кружиться и он медленно сползает на землю, скользя ладонями по изгибам её тела. Падает ан колени, обнимает бёдра, прижимается щекой к животу и закрывает глаза, ощущая, как начинает щипать глаза от переполняющих слёз очищения. Они катятся по грязным щекам, увлажняют запёкшуюся кровь и размалывают ещё больше по собственному лицу и животу любимой.
- Я слишком долго боялся … А теперь не боюсь, хочу сказать, поскольку могу не успеть. Я люблю тебя, Джул. Всегда любил, с первого взгляда, тогда в лепрозории… Голос тихий и хриплый, лязгает металлом, но исходит он из глубин черного сердца, которое на протяжении многих лет скрывало в своих недрах крошечную искру.

ссылка

- ...тысяча кредитов, что внизу анус будет еще чернее.
Анус действительно стал черней.
Ее просто забрало.
Снова крутило в перемещениях.
"Она довольно красивая, эта лисица" - так подумалось.
Черт, ее хотелось, Джулии захотелось эту девочку. Хотелось погладить бедра, облизнуть шею, прикоснуться к груди...
Просто, безобидно, легко.

Рыжая притащила Джул всего лишь на очередной остров, позволила отдышаться, молча глядя сверху вниз.
- Видишь людей вон там?
Джулия всмотрелась. Там точно был Гор и... Рико! Там, внизу, вся ее жизнь в одном человеке. Сердце рвалось, бешеное, наматывало километры пути на холостом диком ходу. Видеть его вновь, знать, что он жив, что пришел за ней, лететь к нему, парить улыбкой, глядя отсюда, мысленно гладить его всей собой, благословлять его, обожать его, целовать его, хотеть его, касаться его и нежить его, подарить ему весь этот мир и тысячу других. Тысяча улыбок, миллиард вздохов, море смеха, радость, обычная, человеческая, легкая...
Оборвалось.
"Теперь ты его убьешь".
Слова не были сказаны, слова лисы, которые теперь стали словами Джулии. Джулия понимала эти слова своими, желание убить самое дорогое - ум зашел за разум, Джулии стало сложно дышать. Из глаз вырвались слезы. Простая, человеческая вода. Вода слабости.
"Тише, маленькая, у тебя будет время... У вас будет время..."
И стало понятно, что времени не будет. Никогда. Ни на что.

Ее выкинуло вниз, на песок, она поднялась и пошла, спотыкаясь...
По мере удаления от лисы команда ослабевала, но...
Не ослабла совсем.
Она шла убить его.

Бездна боли. Пропасть одиночества, переживаемая каждым сейчас отдельно от другого. По тому как он не обнял ее, потому как в какой-то момент замер, потому как смотрел - Джулия все поняла. Он шел делать то же.
И она двинулась навстречу сама.
"Давай Ричардс, иди, это не страшно, это совсем не страшно - умереть."
Страшнее понимать, что сейчас, вот сейчас, через секунду...
Она убьет самое дорогое себе.
Проклятье.
Бездна.
Пропасть.
Боль. Бесконечная, черная, вязкая боль осознавания.

Джул сопротивлялась. Рико сопротивлялся.
И оба не могли преодолеть
ЭТО
НЕЧТО
СЛИШКОМ
И она знала, что убьет его, а не себя, ведь оставить его в живых означало обречь на страдание, Джул не хотела ему страданий. Можно представить все, что угодно, можно вообразить его счастливым, но правда не в представлениях - правда стоял сейчас перед ней, верный, преданный, сочился слезами, как и она сама. Правда в том, что любовь хочет течь и широко отворяет себе дорогу, а там, где ломается поток, там только смерть, там люди, которые будут лишь убивать.
Это же знает Рико.
Обоюдоострые.
В тупике.
Загнанные в самую великолепную ловушку.

Слишком мучительно, чтобы находится внутри этого. Джул вытащила ищейку, распахнула грудную пластину скафандра Катрана, Рико навел оружие. Они так и стояли друг напротив друга, глядя глаза в глаза.
Воткнула нож, правильно, точно, доставая до сердца. И помогла ему нажать курок, когда укол Ищейки достиг цели.

Перед смертью. Джулии только подумалось перед смертью, что трупами...
Они станут никчемные.
Они оба будут выглядеть... Несуразно. Такой красивый Рико, такая красивая Джулия. Джульетта. Ромео. Несуразные мертвые тела.
Жаль.





ссылка

Так было бы. Так бы стало. Так могло быть. Так желала Лисица.
Вот только любовь хочет течь, живительным теплом отворяет себе дорогу, прет напролом почище любого пирата, распахивает сердца и души, нежит и лелеит. И эти двое ведали такую. Рико обнял, а Джул рассмеялась - не осталось чужому места ни в этих головах, ни в этих телах. Джул вынырнула из брони совсем и легла в родные ладони. Голенькая и счастливая Джул. И плевать на все, абсолютно плевать, есть он, есть она, есть то, что между. И над этим не властна война, эти двое прямо сейчас знают, что будут жить вечно. И этим двоим прямо сейчас не страшно умереть, не выученно не страшно, а по-настоящему - настолько им хорошо, настолько они текут нежностью, лучатся счастьем. И, пожалуй, это спокойствие. Это четкое понимание: так правильно, и правильно только так.
Это путешествие. В бесконечность. Босиком в космосе.
Просто потому что иначе не может быть. Эта женщина... Она создана для него. У нее только одно предназначение - любить своего мужчину.

В одно мгновение все вокруг стало неприятным: чрезмерно резкие цвета, очертания предметов, растений и людей обрели новые контуры, которые сместившись на мгновение заставили сверло боли провернуться несколько раз в виске. Неожиданно пространство вокруг показалось Гору душным и жарким, хотя солнца видно не было, а сам Стивен был одет только в льняные шорты. Виски бешено пульсировали - сразу получилось отделить природное от не природного и услышать бессловесный ментальный приказ.
Гор вздрогнул от собственного голоса, который зазвучал уже тогда, когда он смог привести в чувство Лизу, а после этого собирался ее убить. Нужно было просто вдавить подъязычную кость. И Гор смог бы это сделать так, что в этих условиях никто и не понял бы, что произошло. Но он остановился, и Лиза осталась жива.
- Меня пытались контролировать – громко, сказал Гор – что-то попыталось заставить меня убить ее, но в этот раз я выдержал. Нам необходимо следить друг за другом, выбрать пары и контролировать один другого или действительно разделиться и спрятаться. Вооружение в руках неконтролируемых тел – штука плохая.
Гор повернулся к Дуару.
- Уважаемый, будет больше толку, если ты потратишь десять секунд на объяснение того, что будешь делать ты, и чем мы можем помочь.
Лицо исказила гримаса. И Гор выдавил из себя слова. Они ползли так, будто жуки, которых ему с трудом удается удержать внутри, пытаются просочиться сквозь сомкнутые губы.
- Я давно уже не совсем в себе… - Гор задышал очень часто – но смогу контролировать себя, если эта тварь еще раз не полезет мне в голову – сказал он с нажимом. Скрипучий голос выдавал жестокую борьбу внутри Гора. Борьбу, сжигающую мосты синапсов и разламывая дендриты.
Стивен начал с усилием чесать бровь и тихо, почти шепотом бросил.
- Слыхано дело, псари вводят собак в храм! Собаки бегают по храму моему.
И уже много громче продолжил говорить. Гор встал и выпрямился, начал говорить так, как говорил бы Моисей, спустись он с горы Синай в этот момент, он говорил, как Будда возле залива Ганга или Магомет подле черного камня. Слова разливались потоками силы. В это не выглядело безумием, это звучало как Завет спасения и не было опасения в том, что сейчас Гор станет крушить все вокруг или станет плакать как ребенок. Он сказал это и остался собой прежнем, вспыхнув как Горящий Куст Иеговы и потухнув в миг!
- Все, что мы собой представляем — результат того, что мы думаем о себе. Если человек говорит или действует с дурными мыслями, его преследует боль. Если же человек говорит или действует с чистыми намерениями, за ним следует счастье. Думаем о хорошем! Победим зло!

Рико пожевало и смачно выплюнуло, с солидным "хлюп" исторгнув из того неведомого состояния и пустоты, в котором он оказался по воле колдуна.

Оказавшись на земле, пират скорчился от боли, скрипя зубами собрал разбросанные в стороны конечности и поднялся на ноги. Вперил стальной взгляд в Дуара, затем напалмом обжог окружающих.

- Тогда не становитесь у меня на пути... Лязгул металлический голос, а руки сняли со спины один из стволов.
- Дуар, не для того я твою задницу из морозильника вытаскивал, чтобы отсиживаться в крысиных норах. Я иду за своей женщиной, и мне плевать, кто встанет у меня на пути. С тобой или без тебя, хоть рыжая, хоть сам дьявол, я иду за ней. Ричардс своих не бросает и не отпускает тех, кто ему дорог. Если нужно будет придать весь мир огню, я это сделаю, лишь бы быть с ней...

Активировав визоры шлемофона, Катран изучил прилегающую территорию. Обнаружил ещё людей, сфокусировал оптику.
Тактическая оптика не давала возможностей бинокля, но приближения хватало, чтобы распознать Джулию. Он бы узнал её даже среди тысячи, миллиона, в толпе, в темноте. Не глазами он смотрел, но сердцем, а сердце говорило, что вот она, иди к ней.

И Рико пошел, оставив за спиной людей, колдуна, сомнения, осторожность и страх. Когда дело касалось единственного близкого человека, сомнениям не оставалось места. Не сомневался он когда заживо горел в реакторном отсеке, когда при первой встрече принял все удары адресованные ей на себя, когда шел за своей женщиной в самое пекло, ограждая и оберегая от напастей этого мира. Вера в неё, любовь к ней. Энергия, которая наполняла Рико, не знала границ и двигала его вперед, словно маршевый двигатель звездолёта.

Выбрав наиболее удачный маршрут, Рико направился к своей любимой.

Все говорили, девушка, которую называли Лизой говорила, Катран говорил, мужик говорил, Змей говорил. Даже когда, Гор, вновь заблокировал двери и перестал их всех слушать, они продолжали говорить. Стивена дико раздражало то, что он, ясно понимая, как он относиться к «пирату», в мыслях обращался к нему не иначе как «бедный мальчик».
- Какой нахрен мальчик? – пробормотал Гор и громко сказал – я все заблокировал. Так как ни черта не понимаю, что происходит, подготовлю нам проход к ангару и разогрею «Страйкер». Он создал коридор до ангара и дал команду на подготовку разведывательного корвета.
Все продолжали не унимаясь говорить. «Я же их не слушаю, чего они ко мне в голову лезут» подумал Гор, но радостное состояние не проходило. Впереди еще целая стая хороших минут. Разговор был похож на то, что тебя избивают крохотными шариками от пинг-понга. Они все болтали и болтали. Стоит заметить, что это было далеко от реальности - все молчали, а Змей наставил пистолет в сторону женщины и задал какой-то вопрос. Эти слова легко нашли сознание Гора.
- Не тронь ее – сказал ровным, уверенным голосом бывший помощник капитана – я на самом деле тоже не знаю в чем правда, и кто тут врет, а кто говорит правду. Но… - пауза, не затянувшаяся, как это было у «прошлого Гора», а короткая как маленький гвоздик
– она это Лиза Шредингера. Представь себе, что врет она или нет нам не известно, и узнать не удастся. Соответственно, убив ее или пощадив, ты не решаешь нашей задачи. Ты ее убил и оказался не прав, результат – ты убийца и мы трупы. Мало того, согласно закону Шредингера, ты еще и нас выходит убьешь тем самым. Если ты ее не убьешь и окажешься не прав - мы умрем, но ты в этом виноват не будешь. Если коротко.
Объяснения только на первый взгляд были путанные, но тем не мене при невозможности предугадать результат своих действий, Гор всегда поступал правильно или хорошо. И правда считал, что лучше дать девушке закончить работу.

ссылка

Арнольд инстинктивно отходит и отворачивается.
Стоит теперь спиной.
В глаза "особенным" будущим мертвецам лучше не смотреть.
Это рискует просочится внутрь. Это как заражение. Можно вляпаться.
Это финальное прозрение другого как червь живому, которому лучше быть мертвым - не видеть, не знать, не чувствовать, действовать с позиции силы и власти согласно распоряжению сверху.

Они всегда разные.
Кто-то покачивается на волнах блаженства, другой корчится в муках - сыворотка дознания, сыворотка активации мозговых центров, лошадиная доза проводящих медиаторов, опасная сама по себе штука, уже только от факта принятия которой впору сдохнуть. Некоторые сдыхают. Все остальные - лучше не глядеть на них.
Слишком безумно.
Слишком откровенно.
Слишком за гранью.

Арнольд закурил.
Большего с ним не случилось, потому что двое восстали. Откуда нашли они в себе сил и наглости? Что скрывали эти головы отнюдь не святых людей? Почему сейчас и здесь, в скользком пограничном моменте у них вышло?
Джокер, призрачный шанс, удача, бог - как ни назови, все одно: двое восстали, двое решились, и у них получилось. Капитан даже не успел выхватить табельное оружие: дрон налетел со спины, заставил кувыркаться здесь же, следом налетел Змей. Взял, скрутил. Подоспел Гор.
Они решились.
Они поверили.
У них получилось.
После - ни один из них не сможет дать ситуации адекватного объяснения. После - они будут молчать о сегодня даже друг с другом, не потому что стыдно, а потому что здесь и сейчас случилось нечто, о чем не говорят. Только ведающий, многозначительный взгляд глаза в глаза за бутылочкой кальвадоса, только это знание - мы были там, мы выжили, мы победили.


Вторая часть головоломки, поверженный капитан крейсера сколько там Маниту Арнольд Ван-Хаален лежит теперь перед двумя связанный. Молчаливый. Говорить Арнольду, впрочем, мешает сейчас отнюдь не то, что, по мнению Лизы, этот мужчина - идиот, говорить мешает кляп. Из трусов Змея.


Выученно. Тотально подготовленно.
Джокер не улыбнулся сегодня двум охранникам, которых призвала Лиза. Им улыбнулся Рико, хищным оскалом стервеца.
Лиза просматривала коридор в то время, что Рико облачался в броню.
- Пошли?
Коротко спросила.
Могла бы не спрашивать - он уже шел. Напролом.

Первая секунда - ощущение прикосновения к месту укола. Это прикосновение очень скоро становится теплым и ласковым, расширяется, как объятия женщины, которая принимает в себя мужчину. Еще через секунду внезапно нахлынула по ледяному колкая, холодная волна, но и она приятна. С нее начинается необыкновенное прояснение мыслей и взрыв работоспособности. Абсолютно все неприятные ощущения прекратились. Гор чувствовал высшую точку проявления духовной силы человека. Мышцы налились необыкновенной силой, разум стал чист и прекрасен, а неприятности столь мелкими, что не стоили даже минутного размышления.

Гор не видел галлюцинаций, но реальность была сном, сном прозрачным как хрусталь. Он видел своих врагов насквозь, и они не были столь уж плохими людьми, им стоит просто указать на то, что убивать и пытать людей плохо и они наверняка согласятся. Стивен прекрасно понимал абсурдность этой мысли и адекватно воспринимал реальность, но очень уж хотелось думать позитивно и надеяться на лучшее. А если закрыть глаза, то можно увидеть Джессику, первую любовь, с которой он жил задолго до встречи с Кендис, ставшей для него роковой. Джессика была особенной женщиной, невероятно красивой, но удивительной, и, пожалуй, даже странной. Это притягивало к ней, но и пугало одновременно. Отпугивало многих, но совсем не беспокоило самого Гора. Он спокойно отнесся и к ее странной философии «всеобщего мира доброты и покоя», к идее перерождения душ в другие тела. Без колебаний принял ее уверенность в том, что кошки — это Боги. И даже ее образы, когда она с помощью операций дважды трансгенерировала свой облик, полагая, что возвращается в тела своих предыдущих жизней он принял как должное. Все ее образы подходили Гору, и не только потому, что оставались привлекательными, а скорее потому, что были всего лишь шкатулкой, а драгоценностью была сама Джессика. В обмен за свое принятие, он получил дружбу, любовь, счастье и вечный танец жизни. Танцевала она невероятно красиво. Ее движения бесконечно грациозные, полные эротизма и грации оставляли его один на один с прекрасным в его изначальном виде. Закрыв глаза, он видел этот танец, видел Джессику, которая сейчас была очень далеко. Однако Гор был уверен в том, что она примет его даже после того, как он отказался следовать за ней в систему монахов необуддистов и оставил ее одну. Образ женщины менялся, превращаясь в ее воплощения и обратно, бесконечно танцевал.



В прозрачность сладкого сна, сквозь переливающиеся краски танца выступил совершенно реальный край стола и совершенно реальные лица его мучителей. Также стал виден Дорнтон, который кричал и пытался освободиться из кресла. Ему непременно нужно помочь, но всему свое время и нужно сначала досмотреть танец. Сосредоточиться не получалось – двери каюты, лампа, лоснящийся пол, ясные шаги, ступающие приятно, как глухие кастаньеты совершенно не давали вернуться в забытье. Гора это совершенно не сердило. Во- первых Клейд был его другом, а значит ему было позволено кричать и брыкаться, а во-вторых, Стивен чувствовал счастье. Освобождение и счастье, при этом разум был чист, а тело сильно как никогда.

Счастье, когда кто-то счастлив – незаметно и незримо. Только через годы, становится ясно, что именно «тогда я был счастлив!». Стивен Гор, неожиданно обнаружил, что был счастлив не с Кендис, это так поразило его, но стало таким очевидным, что он не сдерживая эмоций громко вздохнул. Он любил Кендис, и был уверен в этом и сейчас, но совершенно не был счастлив. Созависимость, симбиоз — это тоже любовь, но любовь без счастья, без просветления. Вот а сейчас счастье снова посетило Гора. Счастье освобождением. Никакой команды, никакого корабля, никакого капитана. Гребанное кресло, наручники, недоброжелатели, психопат в коридорах и друг рядом. Самый настоящий, ни какой-то там пилот, за которого ты отвечаешь, а дружбан, кореш, любезный друг – Дорнтон. И все так просто, и все так понятно. Стивен почувствовал себя человеком, объем ответственности которого, меньше, чем площадь кресла для пыток. И это было хорошо. Это разрешало действовать.

Гор горько усмехнулся, складки на лбу образовали волну. Рот искривился в сардонической улыбке, а глаза сощурились.
- Вы серьезно все это? – Стивен захотел провести рукой полукруг, но обруч крепко прижимал руку к сидению, и он только дернулся – я поражен. Последние двое суток вместо мужчин я встречаю исключительно экзальтированных подростков.
- Глупая клоунада не перестает быть тупой, даже если причиняет ужасную боль и убивает. Даже если я через пять минут буду орать в этом кресле и даже обоссусь от боли – вы не перестанете быть убогими подростками, глупыми и смешными. Даже если мой труп тут сгниет, а смерти я уже давно не боюсь, вы останетесь смеш-ны-ми – последнее слово Гор произнес по слогам.
Пользуясь тем, что капитан его слушал или делал вид, что слушал, Стивен Гор продолжил.
- Неужели вы считаете, что я знаю где этот психованный? Да я его уважаю не больше чем вас, предатели и попиратели офицерской чести. Набрали шакалье в свой экипаж и решили бодро умереть? Идиоты вам нужны для того, чтобы они не поняли, что вам всем крышка? Что-бы не догадались, что смертники… Но я заговорился… Я дел с «третьим» никаких не имею, и знать не хочу где он. Вы же изучали наши дела, неужели не понятно, что он со мной, а я с ним, даже в сортир один не пойдем. Хотя… - Гор сделал театральную паузу - я думаю, что он убивает вашего офицера, путем вырывания прямой кишки или уже откусил ухо вашему морпеху. Это в его стиле. Не удивлюсь, если он перебьет всех вас как кролей с помощью шариковой ручки и термометра.
- А сейчас, пока ваши любители членов – он кивнул на парней за спиной капитана, которые только недавно обсуждали пытки – не начали нас пытать, и я не начал орать, я посмеюсь над вами.
Гор начал смеяться, безумным и веселым смехом. В эти минуты он вспоминал те моменты, жизни, которые были бы достойными того, чтобы прийти в последние минуты жизни.

История. Страя, как мир, сказка про про благородного рыцаря в сияющих доспехах, спешащего к возлюбленной и превозмогающего на своём пути множество опасностей. Бандиты, козни короля или королевы, злые гоблины и коварные драконы. Сказка и небыль. История.

В реальном мире всё обстояло несколько иначе. Не было ни рыцаря в сверкающих доспехах, ни драконов, ни прочей нечисти. Был только человек, мужчина, который шел за своей возлюбленной и как прежде, на его пути вставали преграды, которые он стремился преодолеть.

И если вы не любили по настоящему, то сложно будет понять, что испытывает любящий мужчина, оказавшись оторванным от своей единственной. Он перестаёт есть и спать, перестаёт адекватно воспринимать опасность, и даже то, что ранее казалось невозможным и безумным, становиться нормой жизни.

Рико был безумен в своей любви, одержим чувствами и не желал останавливаться даже теперь, когда на его пути встал дракон ВКС во всей своей красе.

Рико хищно ухмыльнулся, глядя на робкие попытки человеческой личинки говорить на недоступном большинству языке. На языке гордости, прорывающемуся через боль, страх, отчаяние и желание спасти собственную шкуру. Что же, из этого млекопитающего вполне бы мог выйти толк, чего нельзя сказать о Френке.

- Только по этому ты ещё жива, что нужна мне.
Слова оскорблений прошли мимо, даже не зацепив полыхающего сердца реактора. О себе это существо думало в последнюю очередь, а все мысли были подчинены единственной приоритетной цели - Джулии.

- Ответ не верный... Лязгнул металлический голос, и рука пирата переместилась. Отпустила шею, схватила за запястье, прижала к столу. В следующее мгновение пистолетная рукоять резко опустилась на мизинец левой руки Френка, с хрустом ломая сустав.
- У тебя осталось две попытки...
Железные пальцы отпустили руку, давая возможность шокированному Френку схватить повреждённую конечность, а затем проникли ему в рот, схватив за нижнюю челюсть и не давая возможности кричать. Ствол пистолета упёрся ему между ног.
- Ещё один не верный ответ, и третий раз отвечать будешь звонким фальцетом. Как отключить заморозку?

Беспринципная тварь, отребье, гад и сволочь. Эта пиратская мразь готова была пойти на что угодно ради достижения поставленной цели. Принципы морали, человечности, жалости и снисхождения были ей чужды. Лиза могла это осознать сейчас, когда реальная угроза нависла не только над ней, но и Френком. И то, что пират не трогал её находясь с одной стороны баррикад, не говорило о том, что так будет всегда. Он вполне может сделать это позже, если ему потребуется. Эта машина войны, из проклятых и забытых секторов галактики, не собиралась тормозить и останавливаться. Блеск безумных глаз, страсть и полыхающий пожар любви. Такое не скрыть и с таким нужно быть осторожным. Ведь страшнее любящего мужчины не существует противника. Он или достигнет объятий любимой или умрёт пытаясь, прихватив с собой столько человеческих жизней, сколько сможет. А ведь на кон была поставлена судьба человечества и по стечению обстоятельств, успех освобождения единственного возможного защитника, сейчас зависел от этого влюблённого безумца.

Стивен Гор ожидал от Клейда чего-то эдакого, но чуть ли не подпрыгнул от его крика. Тем не менее Стивен быстро пришел в себя, и без промедления решил помочь Дорнтону. Он, перехватив кисть женщины, поставил ногу перед ней и начал давить на локоть.
- Не убивать! – бросил он Дорнтону – Нельзя вредить ей!
Он не знал, чем закончиться поединок, но девушка переоценила себя.
Гор вдруг кинул взгляд на зеркало, которое висело над входом в ангар, видимо для того, чтобы наблюдать за происходящим с другой стороны угла. Гор увидел себя в неподвижной поверхности озера-зеркала. Нет, это не отвлекло его, время замедлилось, чтобы он увидел сцену, как он пытается поделить победу над красоткой с Дорнтоном. Это было забавно, но и одновременно злило. А сам Гор был "совсем ничего", хоть и проигрывал в фактуре пилоту. Выглядит чуть моложе своего возраста, стройный без животика и подбородка, которые свойственный мужчинам его лет. Он злобно разглядывал себя и начал находить недостатки. Не спортивный, хоть и стройный, с солью и серым перцем в волосах Взгляд слишком мягкий, морщинки вокруг складок лица. Люди более привлекательные, чем он, завоевывали сердца молодых и красивых женщин, но те так часто ускользали из объятий, растворялись как кубики сахара в воде. А Стивен все же он нравился женщинам, двум самым нужным ему женщинам. За одной он не пошел, когда она звала его, и если на то пошло, фактически бросил ее, а вторая по его вине покончила с собой. Вот теперь эта неизвестная рисковала своей жизнью только из-за того, что встретилась на пути Стивена Гора – перестраховщика и зануды, странного мужчины с прозвищем «Жираф».

Стивен стоял возле выхода из камеры. Сзади подошел Клэйд, высказал свое мнение, и обойдя Гора, подошел к проему. Стивен сделал движение вперед, нагнулся над самым ухом «Змея», рукой он оперся на стену. Из-за такого положения казалось, что, не смотря на рост пилота – Клейд был немного выше Гора и заметно шире в плечах, именно Стивен завис над пилотом. Старший помощник с жаром и скороговоркой зашептал на ухо пилоту. Он выдавал текст с нечеловеческой скоростью, и походил на сошедший с ума компьютер, который выдал запись голоса на перемотке. Его губы дергались, лицо меняло выражение каждую секунду. Если бы не врожденная способность пилота мгновенно принимать и анализировать визуальную, и главное звуковую информацию, Гор бы и не пытался. В его голосе, не смотря на автоматизм был жар адского пламени, он строчил как пулемет, но каждая пуля была бронебойной. Осталось понять попадут ли они в цель.
- Послушай, Дортон, я всегда на стороне тех, кто в погонах Военно-Космических Сил – я сам человек в погонах, я 12 лет служил, я воевал, ты понимаешь? Я присягу принимал, клялся в верности! Я до последнего вздоха солдат. И если они, - он неопределенно махнул рукой – мрази, то это не мы по другую сторону, это мы - Армия, а они по другую сторону. Это еще не все, - Гор поймал момент, когда Змей вздохнул, чтобы ответить.
Стивен, очень странным взглядом окинул камеру, как будто наблюдал за кем-то невидимым, потом опять взглянул на Змея.
- Часть из тех ребят, которых собирается сожрать на завтрак наш ковбой – это такие же парни как ты и я. Не факт, совсем не факт, что они на стороне «врага» или даже вообще знают о нашем с тобой существовании. Уровень секретности, боевой задание… Так вот, наш ковбой, имеет гораздо больше, чем я, шансов выжить и спасти тебя, - Гор легко коснулся пальцем Змея, - но лично я не уверен, что в процессе не погибнут простые парни, которые, выполняя приказ, находиться на этом корабле.
Он «таран», акула, молот и отлично обучен, но это не моя история спасения. Я не участвую в этом. Я офицер. Думаешь у него есть план? Ну хорошо, скорее всего есть, но какой он, и какие его цели? Взорвать корабль, подцепить торпеду к борту, заживо зажарить офицеров этого корабля, спасти свою любимую или спасти всех нас? А какую роль в его планах играем мы? Мы «салаги», «пушечное мясо», «искупление грехов» или «товарищи»? Он точно не дурак и, наверное, умный парень… хм… уверен в этом, но также он неадекватен. Он будет убивать только потому, что между ним и его «Пираньей» стоят люди. Я пойду по-другому - я знаю такие корабли, их конечно же можно было перестроить, но не принципиально. Я выйду к ангару с челноками СCV Striker – они же для дальней разведки? с «камуфляжем» и с приспособлением для прыжка. Уйду отсюда, а после смогу связаться с теми, кто поможет выяснить судьбу нашего экипажа, возможно помочь.
Вдруг Гор перескочил на другую тему, моргнув, в качестве знака препинания несколько раз глазами.
- Я подниму руку на человека, когда буду уверен, что непосредственно сейчас он угрожает моей жизни.
Пауза только на вдох.
- Самое главное, дружище.., брат… Это не проверка «честности» или «совести». С ним ты имеешь больше шансов выжить, и я, как все еще твой командир, приказываю тебе, сохранить жизнь. Так, что можешь идти куда угодно и поступать как хочешь. Считай, что я совершаю «отвлекающий маневр»... и да, я точно знаю, как я это сделаю.

Полурослик подошел к резному бюро и стащил книгу, которую осмотрела огненноволосая Лара. Правда, ему пришлось задирать руки, чтобы дотянуться. Увесистый томик молитв Тиру. У Бруно тоже был такой. Полезная штука при переговорах со жрецами. Виконт всегда клал этот труд перед приходом делегации себе на стул. Так он казался выше сантиметров на десять, что без сомнения приносило свои дивиденды.
Подгердонс пролистывал книгу, когда за провожатым затворилась дверь. Хоббит ещё некоторое время изображал интерес. Подождав достаточное время, чтобы Вильям успел удалиться, Бруно подошёл к паладину, который, видимо, пытался обнаружить в комнате портал в один из девяти кругов ада. Протянул книгу парню и спросил с лукавым прищуром:
- Достопочтенный сер Рикко Анварес де `Санадерса. Вы, безусловно, знакомы с этим трудом. Слепой Бог. Олицетворение справедливости и закона. Я часто видел эту книгу на столах судей и владык. А вот на туалетный столиках прекрасных юных созданий - даже не припомню такой оказии.
Старый Бруно стал серьезным, заговорил тихо и быстро, заглядывая из-под лохматых бровей в глаза собеседникам:
- Но ладно. Вопросы веры - это вопросы веры. Меня больше интересуют вопросы доверия. Как вам наш сопровождающий? Этот Вильям Пейр. Хитрый лисёнышь, - Подгердонс сверкнул жемчужными зубами идеальной формы. Мастера из Уотердипа, нужно отдать им должное, хорошо знали своё дело. - Он был готов к расспросам. Он, конечно, не водил нас за нос. Я бы это понял. Только он всё говорил, говорил, всё у него так просто и складно выходило, что и не ясно, зачем понадобился такой отряд. Я себя почувствовал избирателем с бюллетенем, на котором одна фамилия. Вы сами подумайте. Я никогда не поверю, что нянечка уже не выложила ему всё что знает. Да и служанку можно было найти в одну ночь. Всё равно и слепому видно, что никто в этот дом не вламывался. Разве что сам Его Святейшество, - полурослик умолк, понимая сомнительность последней шутки.
Я это к тому, друзья мои, - Бруно развёл короткие руки так, словно собрался всех обнять, - что если у этой Агаты мы не узнаем ничего стоящего, предлагаю начинать независимые действия. Не доверяю я Вильяму, уж простите. Слишком много таких повидал. Идёшь с таким вровень, и вдруг БАЦ! - виконт звонко шлёпнул кулаком в ладошку, - и ты уже в казематах ночуешь.

Хищной рыбой Катран кружит по помещению выискивая добычу. Противный скрежет сломанного протеза по стенам в поисках выемок.

На заданный вопрос, Рико оборачивается и делает жест ладонью из стороны в сторону, мол "При ходьбе не звенят, но танцевать мешают..."

Зацеп. Немного усилия и крышка панели отваливается со стены.

Дублирующий блок-компенсатор. Не панель управления, им нельзя отключить поле, но можно изменить магнитуду волновых колебаний.
И вновь осколки руки работают отвёрткой, щупом и скальпелем. Выгрызают провода, снимают оплётку, замыкают провода... Мерцание.

Рико близко, опасно близко останавливается и завороженно замирает, глядя на мерцание перед собой.

"Раз, два, три, четыре, пять
Я иду тебя искать.
Как найду тебя - беги:
Вырву печень и кишки."

Дахание участилось, Рико прогонял в себе все самые негативные воспоминания под детскую считалку, накручивал себя, чтобы пресытиться адреналином, заставить мозг работать быстрее и поймав момент между импульсами, просочиться насквозь.

"Шесть, семь, восемь, девять, семь,
Где-то тут твоя постель.
В спину я тебе дышу.
Не волнуйся: я спешу."

Вздор. Ему хватало одной мысли об утрате Джулии, чтобы от переизбытка адреналина начинало трясти, а зрение сужалось до узкого коридора впереди.

"Раз, два, три, четыре, пять,
Я сошел с ума опять.
Скоро буду убивать,
Прячьтесь суки под кровать."

И Рико делает шаг вперёд. У него нет страха, есть только любимая женщина, к которой он идёт и на этом пути, его ничто не остановит.

ссылка

Джулия заявляется на мостик вслед за дронами.
- Привет, кэп!
Звонко здоровается и хочет козырнуть жестом приветствия из учебки, но ноша в руках мешает, и Джулии выходит только прикоснуться ко лбу запястьем.
- Всем не хворать!
Присаживается к женщине. Волевое лицо будущего их навигатора, Джулии нравится эта женщина, она не кричит, стоически перенося ранение, и ни Джулии, ни кому другому не требуется говорить ей "тихо... тихо... потерпи". Ванда? Ванда теперь в их команде, Джулия поняла это звериным чутьем, по глазам, по тишине, в которую не выплескивает эта женщина свою боль. Сильная. Джулия уважает сильных.
Дроны рассредотачиваются, приступив к "ремонту" и "починке" тел, Джулия утекает ото всех к Рико.
Ей нужно сказать ему. Показать. Джул стучит пальцами по броне человека, грудная пластина открывается. Один листок, который Джулия достает из-за пластины и вкладывает в руки Рико.


Он умер, а она, очнувшись, писала дневник, чтобы не сойти с ума, чтобы продолжать говорить с ним, ведь его катастрофически не существовало теперь. Он не приходил к ней, совсем. Некому стало греть ее, некому укутать собой, некому нежить, некому расслабить и успокоить, некому прикоснуться к ней. Она умерла с ним. Жизнь ее замерла.
И капля по капле открывался ей ее ад, собственная глубокая бездна.
Вырванная страница дневника, место между 17 июня и 23 августа, целая ее жизнь в скупом сообщении, Джул вырвала страницу и зашила в броню Рико, замуровала за грудной пластиной. Джулия сожгла дневник, когда он вернулся, когда воскрес, но лист навсегда остался ему, чтобы когда-нибудь, обнаружив, он узнал, что победил в ней зверя.

18 июня

Пишу криво, руки трясутся. Не снись больше. Катран, мечтала, чтобы ты приснился, но больше не снись. Мне страшно, оттого, что ты говоришь мне во сне правду, которой я боюсь. Оттого, как холодны твои пальцы и ты не ты. Это же не ты. Это ад смотрит на меня твоими глазами и говорит: "Джул, ты сама убила меня". Не я. Это ты спасал меня.
"Джул, тебе же всегда нравилось убивать! Как ты хохотала, Джул, как разливалось всегда по твоим венам удовольствие. Сколько бы ни трахал тебя, Джул, не доставлю такого, не увижу, как ты закатываешь глаза, абсолютно кайфуя. Что бы мне дать тебе то же, мне нужно было бить тебя, нужно было медленно убивать, а так я - всего лишь блеклое подобие твоей истинной страсти. Ты же не любишь меня, Джул, ты же только и делала, что бесконечно убивала меня. Да, я твой, но, Джул, ты бездушная машина смерти. Я не люблю тебя, мне больно, я напуган, оставлен, я устал."
Не снись. Это не я. Я не хотела. Нет.
Снись молчаливым, угрюмым, грустным, но не говори, не говори
того,
что
я
знаю
сама.
Если бы ты приснился хоть днем ранее, я бы уже не могла написать, я бы уже повесилась, потому что ты сказал правду во сне, правду от которой мне не сбежать - только исход: в смерть или в искупление. Сейчас, когда есть у меня надежда, что я смогу спасти тебя...
Нет, я не перестану убивать.
Но я хочу спасти тебя!
И себя.
Это правда. Настоящая. Рико, помоги мне.
Не прощай меня никогда, но помоги. Объявись, я прошу, вернись вопреки, ведь знаю теперь я в себе все, даже самое страшное. И люблю тебя. Я тебя люблю, стану, научусь. О как стану дорожить я тобой, как дорожу сейчас, когда тебя нет, но живы воспоминания. Я теперь вся живу в воспоминаниях. Вернись, дай мне еще один шанс, самый последний, обещаю, что не упущу я его ни в чем.
Вернись, чтобы поддержать меня, когда захочется мне оступиться.
И снись. Все равно каким, хоть бы и монстром из моей головы, что обвиняет меня в твоей смерти. Он прав. Он страшен, он не ты, но у него твое лицо, Рико, и, Боже, я все отдам за то, чтобы видеть это лицо.
Я не переквалифицируюсь, ты тоже, мы - пираты, любимый, но без тебя никогда мне не будет тепло.
Вернись, чтоб теперь держать друг друга, бесконечно любя.

Он читает, Джулия просит его прочесть. В ее глазах свет. Самый яркий и безудержный свет любви, любовь течет от нее к нему потоком. Такой не крушит города, не разбивает вдребезги все преграды, этот свет тихий, спокойный и глубокий. Настоящий. Успокаивает, нежит. И это самое великое из удовольствий, это лучшее, что с ней могло случиться - теперь Джулия знает.

И крошится, что мраморная статуэтка, разбивается на тысячу осколков, когда ее выдергивает, когда уносит от него. Жадно, нагло и быстро. Слишком... Слишком невовремя, слишком неожиданно и жестоко. Жестоко превратить ее жизнь в пустую вновь, жестоко убивать ее вот так, жестоко давить вот так. Тварь забирает не ее, Тварь забирает у нее Рико. И в коротком-коротком миге можно увидеть на лице Джулии слезы. Грустные и счастливые разом. Она благословляет его, глядя будто в последний раз, бесконечно любит. Это течение любви от нее к нему не остановить, не выжечь, не сломать и не ранить. Она же тоскует. Ей недостает времени сделать его счастливым. Любить его собой так нежно и тепло, как она теперь сможет, ей всегда, несмотря ни на что, будет катастрофически мало его. Он же - теперь навсегда с ней. Слишком сложно и вместе с тем до очевидного просто и легко.
- Ах ты ж сссука! - кричит женщина, которая
умеет убивать
станет убивать за свое
абсолютно точно знает, чего хочет.
Эту не остановит ни одна Тварь.
И свистит вынимаемый из ботинка Ищейка. Джулия не совсем безоружна. Джулия никогда не бывает безоружна совсем.

Призрак Инессы, тащащий тело Альберта, исчез за дверью. По -прежнему голова почти не держалась и болела, если ее держать прямо. Как у поломанной куклы ее легче было держать либо на груди, либо запрокинув назад. В обоих случаях сознание ускользало в пропасть. Однако и держать голову прямо было выбором так себе - откровенно мучительно, не смотря на преимущество ясного сознания. Наверное трещина или неполное повреждение, так как подвижность сохранилась, и не наблюдалось даже частичной пароплегии*. Возможно всего лишь повреждены были сухожилия или мышцы. Так или иначе, Гор облокотился на стену, чтобы уменьшить страдания и чуть развернулся. Практически его корабль был мертв. Он не знал, что было в задней части судна, но капитанский мостик пострадал сильно. Приборы были слепы, а несколько сиротливых лампочек горели скорее по недоразумению, чем следуя какой-то машинной логике. Личный нашлемный инвизор давал скудную информацию. Несколько человек были в зоне связи, в том числе оставался активным и канал «Пираньи». Сигнал стал усиливаться, а значит их корабль приближался. Видимо, что - бы добить раненного кита-транспортника, пузо которого и так было вспорото.
- Стоило бы назвать транспорт «Моби Дик», и покрасить его в белый цвет… нет свет… - «цвет» или «свет», это вызвало секундное замешательство Стивена, и старший помощник хрипло засмеялся. Позже, почти через минуту понял, что фраза и смех транслировался всем в открытую.
Он отключил общую связь и продолжил смеяться. Капитанский мостик упрямо не рассыпался и даже частично сохранял пузырь кислорода. Стенки кабины обнажали интерьер медленно, в нескольких местах через трещины выблевывали остатки воздуха наружу.
Гор почти восстановил способность думать и даже действовать, на это ушло еще две минуты. Сигнал «пиратов» становился все сильнее. Он откровенно удивился упорству этих людей, граничащему с глупостью. Он им прямо указал убираться быстро, спастись, и скорее всего, они даже не задумались об опасности, просто, повинуясь «правилам» жизни «без правил», подвергая себя опасности, ринулись добивать транспорт. Что есть суть таких людей, что есть движение их разума? В последние пятнадцать минут своей жизни об этом можно и подумать. Но мысль вернула его к родному экипажу.

Человеческая вселенная, глобально делилась на три части:
«Ядро» - самая благополучная часть, люди там жили в достатке вне зависимости от статуса и даже самые неудачливые из них сохраняли возможность достойного существования. Законы корпоративного союза поддерживали условно равные возможности для людей. Центр управления корпораций помогал неимущим, ургентная медицина была в целом бесплатна, образование доступным для всех. Полиция и армия были сильны, дисциплинированы, лояльны к гражданам, уровень коррупции низкий.
«Центр» - это обширные территории жизнь в которых соответствовала таковым в Европе «Нового Средневековья» или XXII века - достаточно развитая коррупция, умеренная, но все же очевидная социальная разница между слоями населения. Разный доступ к медицине и образованию. Полиция сохранившая лояльность к людям, все же коррумпирована, и в конфликте граждан и корпораций чаще принимала позицию в защиту последней. Корпоративный союз слабо контролировал «Центр», хотя и имел значительную власть. В целом, управляли всем корпорации, которым было выгодно, чтобы рядовые граждане были в меру сыты, в меру больны, загипнотизированы инфонетом и телегаловидинием. Особой «жести» там не наблюдалось, но в отдельных случаях человек стоял на грани возможности существовать.
Регионом меньшим, чем «Центр», но значительно большим чем «Ядро», был регион так называемый «Территории». Абсолютно эксплуатационная, практически рабовладельческая власть корпораций, почти бандитские формирования полиции и армии, которых от бандитов отличало лишь наличие формы и условная связь с армией и полицией «Центра» и «Ядра». Связь с корпоративным союзом была минимальна, сложна и полна постоянных уловок, торговли и подлости. Люди, живущие на территории, были поставлены в положение, когда требовалось постоянно вкалывать или становиться преступником. «Территории» контролировались разными корпорациями, в том числе имеющими «центральную» или «ядерную» прописку, но управлялись жестко и бесчеловечно. Постоянные конфликты между зонами и регионами иногда превращались в войны, и усмирять их приходилось со значительными трудностями, и войсками «Ядра». При этом, формально и армия «Территорий», воюющих между собой и армия «Центра», и «Ядра» имели одно командование, что тоже делало такие разборки «особенными» и полными предательств и сложной торговли.

Гор был уроженцем «Центра», наивно мечтающим о том, что «Территории» скоро станут лучше относиться к людям. И хотя ему пришлось даже поучаствовать в войне, в регионе «Территорий» и стать свидетелем многих отвратительных и ужасных вещей - вера в это оставалась.
Хорошим примером стал «Змей», уроженец «Территорий», который, по мнению Гора, решил, что не хочет быть частью стада, но и шакалом-преступником быть не может. Он с большим трудом, но и волчьей решительностью покинул регион, смог пробиться в армейскую элиту «Центра», и при всей своей расхлябанности, любви к дурману, дракам, девчонкам, стать человеком, но не овцой, не шакалом, не змеей, не «Пираньей», этой мысли Гор горько усмехнулся про себя.
Инесса стала примером того, как человек рвется к науке, и готов жертвовать своим благополучием. Жизни в «Ядре», Инесса предпочла попытку стать выдающимся человеком, ученым, спасителем человеческих жизней. Она столкнулось с чем-то сводящим с ума, со злобой и жестокостью, которой в ее жизни быть не должно.
Альберт, еще один внешне «простой» парень, который был гениален по сути, но как считал Гор был персонажем поговорки «как дураку умная голова досталась». С талантами Альберта, можно было быть техником любого лайнера, линкора или даже корабля «глубокой разведки», но нет, его устраивало пиво, орешки и барышни. Только бы парнишка оставался живым, подумалось Гору
Ванда закрытый, для Гора персонаж, была волевой, сильной, но «человеком вне доступа». Как казалось Гору, она родилась в «Центре», но долго воевала на окраинах, и даже участвовала в каких-то закрытых операциях на «Территориях». Она была там столь долго, что частично успела впитать в себя сладковатый привкус смерти «территорий».
Хельга, как и «Змей», родилась на «Территориях», и как и он, с бунтом к фактическому рабовладельческому строю, смогла победить себя, и вырваться, стать талантливым оружейником. Гор восхищался силой Хельги и «Змея» - он не был уверен, что смог бы так как они пройти огонь и воду, чтобы вырваться из-под диктата корпораций «Территорий» и при этом сохранить достоинство и человеческое лицо.
Джон, странный парень - капитан. Уроженец зажиточной системы в «Центре» отлично учился, отлично служил, и тихо и безапелляционно растворился во вселенской пыли. Был человек и нет человека, и все его отличия, как деление на ноль – не существуют. Жаль.
Вспомнился и Кейсак, который был отличным парнем, хорошим, да и все. Из семьи корпоративных топ-менеджеров, решил позаботиться о своей жизни самостоятельно. Позаботился – умер.
Ясото – маленький гений «Территорий», выкупленный почти как раб корпорацией для своих нужд.
Остальных Гор знал плохо и судить о них не мог. Он задумался о Джулии. Маленькая, гениальная девочка, укушенная «змеей» в утробе матери. Потерянная, лишившаяся любой опоры, прожившая детство в аду, и так и не получившая достаточно любви в детстве. Лишенная реперов морали, границ она, то ли от страха, то ли от обиды, рушила все вокруг. Ее друг, его имени Стивен не знал, очевидно был из таких же. Вечно запуганный ребенок, который превратился в дракона, все так же боящегося, но уже с огромными клыками. Мстящий Гору за своих родителей, за «Территории», за «рабство», за «армию», за «полицию», за «корпорации». С последними все было вполне в порядке, а убили они маленького гения Ясото, трудоголика Родригеса, странноватого, но добродушного Зайцева. Убьют и его, Гора. В качестве мести корпорации.

Старший помощник сделал попытку, скромную, мизерную, если не помочь, то хотя-бы спасти жизни этим людям, на которых натянула шкуры драконов несправедливость общества. Но те не оторвались от своих демонов, и решили не слушать, как он им сказал «убираться» быстро, они решили пойти по следу крови, и уже почти неотвратимо погибнуть. Со времени, как сигнал «пиратов» стал усиливаться, прошло шесть минут. Уже три минуты как Гор мог самостоятельно двигаться и говорить.
Стивен оторвался от мыслей, и прохрипел в общий, только для команды канал.
- Кто жив, отзовитесь.
Получатели: Инесса Браун, Клэйд Дортон (Змей), Альберт, Ванда Каховски, Хельга Блэквидоу, Стивен Гор.

Срочность должна иметь меру. Подгердонс всегда придерживался такого мнения. Сейчас он шагал в таком темпе, чтобы и не запыхаться, и не слишком задерживать группу. Негоже было предстать перед, пожалуй, самым влиятельным лицом города в непотребном виде! Бруно теперь понимал, что не ошибся. Пускай по улицам ходят оголтелые толпы, выкрикивающие лозунги "Бей базарных обдирал!" и "Долой нелюдей - продавцов опия и разрушителей морали". Это всё ширма для простаков. Торговля не покинула этот край, просто сейчас ушла в тень. Торговый флот Сембии как возил товары по всему морю Упавших Звёзд, так и возит.
В седой голове крутились предположения. Больше всего выделялись два соперника для дома Гарпари. Дидерлих - "король развлечений", как окрестил его старый дипломат в разговоре со своим помощником. У этого были возможности. И Дейним. У которого было, похоже, страстное желание. Объединись они, и дела могут принять дурной оборот для знатного нанимателя, щедро оплатившего такой тёплый приём для Бруно и его новых товарищей. Но всё это были лишь догадки, и как только гостей города довели до имения, халфлинг выкинул их из головы.
Проводник мягко, но настойчиво дал понять, что Горрину не оказана честь присутствовать при аудиенции. Правда из-за своей молодости и неопытности он выбрал не лучшие слова для этого. По непроницаемому лицу старого помощника невозможно было понять, как он отнёсся к тому, что его окрестили "слугой". Эту черту немногословного, но чрезвычайно полезного человека Бруно, без сомнения, ценил и уважал. Но данный прецедент Подгердонс не мог пропустить мимо ушей. О халфлинге могло сложиться превратное впечатление среди товарищей. Он даже заметил неприятную улыбку на лице воина с грозным оружием, который представился в трактире Таилем Гохардом. Дипломат поднял морщинистую руку в назидательном жесте и дружелюбно сказал:
- Юноша, не стоит делать поспешных выводов. Уважаемый Горрин отнюдь не слуга. Он мой помощник. А это, будьте уверенны, - большая разница, - на последнее словосочетание Бруно сделал особый нажим. Затем он добавил, не обращаясь к кому-то конкретно - Что поделаешь, молодая кровь не располагает взвешивать слова!
Закончив свою нотацию, виконт развернулся и негромко распорядился:
- Горрин, спасибо, ты свободен. К моему приходу подготовь письма к отправке. В Уотердип - в двух экземплярах, пожалуйста.
С формальностями было покончено и полурослику уже не терпелось встретиться с человеком, имя которого было у всех на устах в этом городе.

Путь до дома почтенного господина Гаспара был пройден в молчании. А о чем тут говорить? Все в таких делах не новички и лишний раз обсуждать подобное нет необходимости. С такими мыслями Таиль решил развлечь себя созерцание четверки героев со стороны.

Лара Фокс. Симпатичная девушка, и чего она подалась в воровки? Можно сказать, что Гохард был слаб до рыжеволосых, но Лара не была полностью в его вкусе. Для Гохарда она была пожалуй слишком напориста и независима, у нее в любом вопросе могло появиться свое собственное мнение. Хотя это не мешало получать эстетическое удовольствие созерцания девушки со спины.

Сэр Рикко Анварес Де`Сандерса, Паладин. В голове Таиля последнее слово прозвучало именно с большой буквы. Наемник не был согласен с некоторыми принципами и идеями этих рыцарей, но он уважал человека, который решил связать свою жизнь с благородной профессией воина. Помимо профессии в Рикко благородным было все, по крайней мере так казалось Таилю. "С ним можно и пить и бить" - после этой мысли образный взгляд перешел на хафлинга.

"Виконт Бруно Подгердонс. Хе-хе, ну и имечко, язык вывернешь", - у низкоросликов всегда были смешные имена. Единственный, кто из компаньонов мог вызвать у Таиля неприязнь. Хотя стоило отдать каратышу должное, он умел вести беседы. В одной из таких участвовал Таиль, в ходе нее начал разгораться спор, но хоббит не только умудрился пресечь зарождающуюся ссору, но при этом еще и доказать свою правоту оппонентам. Возможно где-то внутри у Гохарда были даже зачатки страха перед низкоросликом, так как не понимал, что можно противопоставить в случаях, когда кулаками пользоваться нельзя. У Бруно был слуга. Таиль был не против этого, тем более если эти отношение подкреплены взаимным доверием и пониманием, но почему-то именно в данном случае он испытывал неприязнь. В причинах этой неприязни разобраться пока времени не было.

Мысленно осмотрев партнеров в четверке, а затем всю четверку вместе, он расплылся в улыбки. Все такие разные, но судьба свела их вместе. Кто знает, во что это "выльется".

Дом депутата Гаспара был роскошным, более высокопарного слова Таиль не нашел в своем словарном запасе. Зайдя в помещение он посмотрел на свои ботинки, и ему стало несколько неловко за их внешний вид. Не привык он к таким заведениям. Тут даже наряд дворецкого, или кто он тут у них, стоит дороже, чем его годовое жалование. Когда попросили слуг оставить здесь, Таиль улыбнулся. Обращались безусловно к дипломату и воин нашел в этом повод мысленно позлорадствовать.

"Великий гордый виконт Хоббит остается один на один с внешним миром без своего верного защитника и помощника. Что же он будет делать, когда придется открывать перед собой дверь? Сможет ли он выжить в этих ужасающих условиях? ", - да, это было довольно комично.

«Об оборотнях существует много клише: одни говорят, что это безмозглые твари, движимые лишь яростью и жаждой убийства. Другие, чаще те, кто хоть раз «разговаривал» с верволками и остался в живых, что это загадочный народ, следующей древней философии, превозносящие честь и личное достоинство не меньше, чем мудрость и таланты в искусствах. Среди нас хватает и тех и других – вероломных убийц и благородных героев, королей и воров, изощренных дипломатов и, конечно, великих воинов… А я? А что «я»? Я – спасаю котиков. Котиков, по заданию долбанутого на всю голову духа кошки!»

Джефф пнул от досады пустой стаканчик «Starbucks», который легкий ночной ветер принес на грязную мостовую. Ещё тогда стоило понять, что эта ночь как-то не задалась и задуматься об этом, но… Идти до этого кошачьего приюта было ещё добрых двадцать минут, а желания поговорить со стаей о предстоящем «персональном задании» не было никакого. Хотелось, чтобы оно вдруг взяло и закончилось, и никто никогда бы о нем не узнал. «Нет, Сэмхебу с Ноу-Поинтер-Эксепшен повезло ещё меньше, здесь хоть какая-то теоретическая польза миру, чем в ночи искать красные каштаны. Хотя… Да кого я обманываю?» - сдался он и тяжело вздохнул.

Картер-младший никогда не любил кошек. В голове всплыли детские воспоминания, как Эйш, старшая сестра, всё хотела дать Джеффу подержать небольшого белого котенка, которого подобрала на улице. Маленький пушистый комок сопротивлялся изо всех сил, стараясь вырваться из её рук и сделать все что угодно, лишь бы не приближаться к будущему оборотню, поэтому Эйш почти бросила его Джеффу (у которого, к слову, тоже не было никакого желания тискать это существо). Результат был предсказуем – взвизгнув, кот вцепился всеми своими когтями в рубашку, на мгновение «повис», чтобы удержаться, а затем что было сил оттолкнулся и удрал, оставив исцарапанного Джеффа и хохочущую Эйш наедине… «Надо будет потом подарить ей котенка. Такого же злобного и со зло*бучим характером, как у неё. Точно! Выберу из приюта того, что будет пострашнее…»

Дальше всё шло так, как и следовало ожидать. Дерьмово. Когтистые бестии отказывались выходить из клеток до тех пока, пока их хорошенько не обдало водой из шланга для очистки клеток… Хоть какое-то удовольствие за день. Да, в этом здании определенно было что-то не так: в Умбре оно смотрелось просто ужасно и, наверняка, покопавшись там ещё часок-другой, Джефф нашел бы какой-нибудь след Вирма и даже, может быть, что-нибудь с ним сделал, но на этот вечер у него и так были большие планы – банды на заброшенном шоссе сами себя не поубивают, а потому он не стал задерживаться.

Как и полагалось, зверь бежал прямо на ловца: первый из отморозков как раз сейчас появлялся на горизонте и Картеру хотелось разглядеть его лицо поближе, прежде чем отделить голову от тела. Да, неизвестный вполне мог оказаться и "случайным прохожим на заброшенном шоссе в полтретьего ночи"… Ну, тогда ему сегодня не повезло даже больше, чем «Танцующему-на-холме» - кто из полиции будет разбираться: одним трупом больше или меньше, когда сегодня к утру их будет ждать две дюжины тел.
- Эй, латинос! - крикнул он в тишине, обращаясь к встречному. Расстояние было велико, а потому крикнул Джефф это громко и язвительно. - Херли ты тут забыл?

New Black Gold:ссылка

Ночные улицы горят огнями неона,
В горячем воздухе запах людей и пота.
Возводятся храмы науки и рушатся в пыль
Святилища богов- бездушных машин.

Увечное тело вы воссоздали заново,
Заперли душу в нём, разорвав надвое,
Живая плоть в окружении стали,
Металл холодный сердце обнимает.

Управляемо чипами, создано заново
Живое сердце страдает под латами
Ведь где-то там, в глубине электро цепей
Вы не заметили души моей.

Наука над природой одержала торжество,
Но не сломала духа естество.
Смотрите, до сих пор я сплю и вижу сны.
Во мне металл и плоть искусно сплетены.


Культя Рико зафиксирована в херургеоне и не освободиться пока процедура интеграции металла и плоти не будет завершена. Он сидит, устало склонившись над ярким конусом подсветки и наблюдает, как маленькие щупальца аппарата кромсают его плоть, отрывают частички расплава брони, выковыривают угольки, покусывают оголённые нервы и запечатывают кровоточащие сосуды.
Да, умная машина вколола ему обезболивающее, а анестезирующее поле гасит болевые импульсы, но бездушной машине не понять, что значит не иметь возможности почувствовать под собственными пальцами живое тепло, уловить отклик чужого тела и как электрические разряды от пальцев, бегут в мозг и возбуждают центры удовольствий. Зато может понять сам Рико. Он может понять и вспомнить, как он уже был лишен этой возможности, банального прикосновения к телу Джулии. Ощущение от встающих дыбом мельчайших волосков её тела, бегающих мурашек и жаркого дыхания. Прелесть от ощущения её волос в которых запутываются пальцы, упругость набухших и торчащих от возбуждения сосков. Нет, всё это не может передать металл, он лишь инструмент, позволяющий выполнять моторные функции, но совершенно не способный передать чувства и эмоции. Кто-то говорит, что секс в презервативе, это как нюхать цветы в противогазе. Вроде факт действия есть, а результата и запаха нет. Искусственное, не живое, не настоящее. Мёртвое.

Тёмный матовый металл с вкраплениями алмазной пыли. Такй же чёрный, бесчувственный и холодный, как окружающий космос. Такой же обманчиво красивый, сколь и губительный. Да, теперь вновь не нужны пассатижи и тиски, аугметика справится не хуже. Теперь проще удерживать раскалённые провода и панели, можно даже яйца и сосиски доставать из кипятка не опасаясь получить ожог, можно жарить мясо не вынимая руки из огня, но стоит ли оно того? Стоит ли холодный металл и все его преимущества единственного ощущения, даруемого прикосновением?

***

Заведение, к слову, то еще местечко было. Детский приют номер хрен-вспомню-какой, приткнувшийся где-то в глубинке города-цитадели, со слащавым названием «Опека», «Забота» или как-то так. Но не простой приют, а особый, для особых детей. «Из неблагонадежных и социально опасных семей», если выражаться культурно. А если по-простому — для изгоев.
Продавцов, да и покупателей «белого счастья» в городе всегда хватало. Часто наркоманки, проститутки и прочее отребье рожали что-то вообще мало похожее на человеческих младенцев. Горбуны, карлики, имбецилы, дауны, ДЦП-шники, а бывали кадры и похуже. Такие новорожденные обычно протягивали не больше нескольких часов. Можно было считать их счастливчиками. Потому что жизнеспособные были обречены влачить жалкое существование во всех смыслах этого слова. Заведение бедное, ободранное, от преподавателей и воспитателей пышет цинизмом и озлобленностью, в коридорах пахнет прокисшей кашей. А еще дети, ползающие по коридорам или колесящие на инвалидных креслах. Точнее не дети, а что-то на них похожее. Многие из них даже разговаривать толком не умеют и издают какие-то гортанно-мычащие звуки. Половина "воспитанников" рождается не только с физическими, но и с психическими отклонениями, так что постоянными звуками приюта были беспричинные крики, вой, рыдания, истерический смех, неразборчивое бормотание и ругань воспитателей. Милейшая обстановка, правда?
И вот в этой выгребной яме, где каждый воспитанник был товаром и существовал несколько лет Рико Ричадс. Признаться, улица для него была значительно лучшим местом, чем эта зловонная каменная коробка, наполненная человеческими и нечеловеческими существами. Побеги, как и смерти, случались здесь достаточно регулярно и администрация особо себя не утруждала расследованиями, поскольку кто будет переживать из-за пропажи или смерти нескольких воспитанников, которых лучше бы вообще никогда не было. Полиция так же смотрела на всё сквозь пальцы, поскольку заведение было неким аналогом тюрьмы. А чем меньше "червей" на улицах, тем спокойнее сон благонадёжных граждан.
Попав в стены приюта впервые, маленький Рико ужаснулся и попытался сбежать в первый же день. Был пойман и наказан. Били долго, методично и жестоко, сразу становилось понятно, что подобная процедура не является исключением, скорее нормой. Да ещё и воспитатели... Похоже они испытывали особое наслаждение, упивались властью и вседозволенностью, когда измывались над малолетними воспитанниками.
После нескольких подобных "воспитательных процедур" у большинства детей напрочь пропадало желеание и мысли о побеге. Словно скот они послушно ходили есть и спать, даже на в туалет ходили по команде и не дай бог, кто-то нагадит мимо... Некоторые нянечки были пострашнее воспитателей.

Но для Ричардса, маленького волчонка, вкусившего все прелести вольной жизни и понимающего различия между "Там и тут" побои служили катализатором. С каждым ударом он становился злее, циничнее, жестче и беспощаднее. Маленькое, тщедушное тельце подростка наполнялось несгибаемой волей и решимостью идти до конца. Как и положено волку, он сражался и держался до последнего вздоха, пока раскалённая игла боли не проникала в мозг и не гасила окружающий мир. Потом следовало пробуждение и ломота во всём теле. Порой она длилась по несколько недель. Но едва она ослабевала, пацан вновь пытался сбежать. Иногда удавалось и он проводил на улице от нескольких недель до нескольких месяцев, но всегда, всегда эти суки в фуражках его отлавливали и возвращали в приют.
Со временем, за Рико прочно закрепилась слава психа и даже старшие ребята его старались не трогать, зная, что этот чудик может быть чрезвычайно опасным. Ведь именно этот чертёнок, придушил троих парней, что попытались отнять у него положенную дневную пайку.
Администрация в очередной раз прописала "курс лечения", а тела просто утилизировали, отдав в некое медицинское учреждение для исследований. В прочем, некоторых живых ждала подобная участь.

Вот в этом гадюшнике Рико и повстречал Джулию.
Не известно, по какой причине, как и за что, но её привезли. Привезли под вечер. Сама она никогда не рассказывала, а у Рико хватало ума не спрашивать.
Как это обычно бывает, сначала новенькую провели всеми коридорами ужаса досмотра, проверок и снятия метрик. Затем оставили на несколько дней в карантине. Жутковатое место с родни штрафному изолятору, с вечно включенным светом, мокрыми стенами и ползающими мокрицами, червями, тараканами и бог весть какой ещё живностью. А ведь это было только начало. После карантина новенькую ждало знакомство с местными обитателями, которые пытались впихнуть любого в рамку местной иерархии, что была перенята более старшими ребятами у заключенных. Были в ней и свои тузы и шестёрки, давалки, служки, шуты и прочая ересь. Вот только Псих Рико был изгоем для всех. Он не лез в разборки между группировками, не рвался в верховые, а при попытках унизить отвечал жестко и порой жестоко, чаще всего просто убивая подручными средствами.
Скажете что это присуще только парням? Выкусите! В этом райском уголке не делили по половому признаку и некоторые девки были не хуже парней в плане силы, злости и извращенности сознания. Держали свои банды и вели борьбу за власть.

Но сколь бы ты ни был силён, вынослив и крут, тебе всё равно нужна поддержка. Прикрытый тыл. Озлобленность на "мелкого шакала" уже достигла той стадии, когда Рико приходилось либо сбегать, либо устраивать потасовку чтобы отправиться в карцер и том отдохнуть и выспаться. В противном случае, он имел все шансы быть задушенным подушкой или прирезанным во сне.

Когда новенькую втолкнули в барак, так называлось место отдыха, где несколько многоярусных железных кроватей стоящих вдоль стен, образовывали прямоугольник служивший и общей площадью и ареной для баталий, то её тут же обступила шушера всех мастей и принялась обрабатывать. Почти сразу отобрали вещи, включая новую форму, состоящую из серой безразмерной рубахи, таких же брюк и ботинок. Девочка пыталась сопротивляться, но куда уж там, шестёрок было слишком много, да и усталость после изолятора, голод и общая гнетущая атмосфера сказывались.
Её ненадолго оставили в покое, совсем на чуть чуть, чтобы спустя несколько минут вновь приняться обсуждать её дальнейшую судьбу. Новенький в бараке, это всегда событие необычное. Каждый хочет пополнить свою группировку. Кто шестёркой, кто служкой, кто ковырялкой, кто минетчицей. Порой вспыхивают нешуточные баталии, перерастающие в общую потасовку. Наверняка так бы произошло и в этот раз.

Рико сидел в стороне и что-то сосредоточенно чиркал в блокнотике. Издевательства были в самом разгаре, девчушку толкали по кругу, бесцеремонно щупали и ржали в голос. Чего ей только не пророчили и не обещали за хорошее поведение.
Ричардс поднял воспалённые от недосыпа глаза и их взгляды встретились. Её, эту маленькую и затравленную девочку, не интересовали окружающие, почему-то из всего вороха лиц и оскалов она смотрела на него, одиноко сидящего в стороне. Но в этом взгляде не было мольбы, не было просьб, только холодная решимость и ненависть к окружающим. В этом взгляде, Рико поймал и понял нечто очень важное, можно сказать главное, то, что невозможно выразить словами. Почувствовал некую решимость, возможность, шанс. Да, тот самый джокер, единственный в колоде, но который нельзя упустить. Она может стать его билетом на свободу, тем самым подельником, которого ему не хватало. Тем, кто сможет бодрствовать, пока он будет спать. Подготовка к побегу требовала находиться в приюте, а не в карцере или лазарете. Сам Рико нормально не спал уже несколько дней и вряд ли ему удалось пережить ближайшую ночь.

Он смотрел на неё, долго, изучающе, читал по глазам мысли и впитывал её каждой клеточкой своего тела. Он хорошо чувствовал людей, не мог иначе. Улица слишком жестоко учила и наказывала за ошибки.

Свист. Громкий, оглушительный, протяжный. Гомон голосов стихает, несколько десятков колючих взглядов буравят ненавистного психа. Смотрят, когда он встаёт и направляется к общей массе. Его готовы растерзать здесь и сейчас, но страх в сознании удерживает их от поспешных действий. Знают, что пока зверь на ногах, он даст им отпор. Но зверь уже слабеет. Этой ночью он уснёт. А они помогут ему уснуть навсегда.
Рико обводит злым взглядом серую братию, подходит к девочке и берёт за руку. Грубо, резко, без церемоний, отходит, дёргает за собой и тащит словно куклу. Рывком опрокидывает на свою койку, ложится, укладывая свою голову на её колени.
- Молчи. Шепчет он сквозь зубы и вновь взяв блокнотик принимается что-то чертить.

Злые взгляды всё ещё продолжают источать ненависть, шепот, угрозы, хихикание. Рико знает что к чему, но делает вид что занят. Через пол часа, кажется, что всё успокоилось, но это только видимость.
Устраиваясь поудобнее, Ричардс ложится на бок, откладывает блокнот и берёт книжку.
- Меня порвут. Что сделают с тобой ты слышала. Можешь помочь мне, а я помогу тебе, взяв с собой. Он вновь шепчет, едва слышно, только для её ушей. Рука скользит вдоль стены и достаёт алюминиевую заточку из нычки. Оставляет возле руки девочки, закрывает от взглядов окружающих своей головой. Если бы она захотела, она с лёгкостью бы взяла её и вспорола ему глотку. Что это? Жест доверия, отчаяния?
- Мне нужно поспать. Если кто-то приблизится ближе чем на метр, толкни меня, даже если мимо будет проходить всё равно буди. И будь готова к потасовке.
Парнишка лазами указал на заточку и отключился.

***


Катран дёрнулся выныривая из воспоминаний и резко заозирался в поисках опасности. Увидев Джул, протянул руку и притянул к себе. Усадил на колени, прижал к плечу и вдохнул её аромат.
- Всё нормально капитан, всё как прежде. Железный дровосек через пару минут будет в строю.
Он коснулся ещё щеки губами и обратил внимание на мерцание сенсоров унитула. Подхватил его рукой и изучил показания.

Выведя список установленного на борту оборудования, Рико пожаловался:
- Капитан, прекратите пальбу. Мощности реактора не хватает на поддержание всех систем в активном состоянии. Лучше перенаправьте мощности в индукторы генератора щита.
Ещё раз изучив показания приборов, Катран прихватил ушко любимой зубками.
- А нафига столько систем одновременно на корабле работают? Блокируем все отсеки, отключаем систему жизнеобеспечения, орудийные платформы и всё что нам ненужно. Полагаю и маскировку можно снять. Оставляем щиты, управление и двигатели. Реакторы мы противнику разнесли, запас автономной работы ограничен. Это же плазма! Камеры нагнетания сожрут их быстро. Увеличим щиты, отойдём ан безопасную дистанцию, подождём и вернёмся...
Бортмеханик принялся оптимизировать цепи подачи энергии и отключать лишнее, чтобы направить больше энергии на щиты, пока Пира будет отводить корабль.

Удар, Стивена дернуло в сторону от Ванды, и он, как грудной малыш к матери, обеими руками потянулся к ней, и каким-то непостижимым для себя образом нащупал под горловиной включение автономной системы медицинского обслуживания в замкнутую систему жизнеобеспечения скафандра - нажал кнопку. Потом, он хотел ответить на вопрос Змея, но в районе шеи отчетливо хрустнуло, голова откинулась, и последней ясной мыслью было то, что Альберта освободить и снарядить скафандром не успели. Перед глазами цвета смешались в серый, руки и ноги становились тяжелей и перестали слушаться, а реальность была заменена режиссёром жизни на ретро киноленту.

Стивен - смешной человек. Не злой учитель, не злой старпом. За глаза, в академии, его называли "жирафом" , не за рост, что было-бы банально, а за характер. Не размазня, но и не боец. Многие уважали его, но даже для них, он был смешным. Ведь был не опасен, если на прямую не выяснять отношения, а этого и не требовалось, чтобы потешаться над ним. Смеялись конечно за спиной. Над походкой, над мечтательным взглядом, над верой всем и в каждого. Или например за «запертый» классный планшет с паролем «12345», где студенты правили себе оценки. Беззлобно над ним смеялись, но обидно, обидно для вселенной. Те, кто знали Стивена поближе, любили и ценили его, но их было не много: стрелок Ксанедр Зидан – здоровый афроамериканец, командир отделения и подчиненный, тогда еще лейтенанта, Гора. Любила его Джесс Монро – первая женщина Стивена, ставшая позже монахиней нео-дзен монастыря на Каллисто, любила его и Кендис покончившая с собой три года назад. Несколько сослуживцев можно было назвать товарищами, и в памяти плавали фрагментами картинок - мама и папа. Но Стивен не сердился, они все милые, и даже когда они смеялись над ним, в них всегда можно было найти что-то хорошее. Да, уважения от Стивена нужно было добиться, но доброго отношения обычно было больше, чем нужно. Грустно было одно - они не знают истины, а он знал. Тяжело одному знать истину! Автором истины был некий человечек, поселившийся в голове Стивена три года назад. Он всплывал из подсознания не часто и обычно действовал через своих агентов – демонов, которые сводили Стивена с ума сомнениями, пробуждали в нем жажду контроля, тревожили, не давали спать. Стивен прекрасно понимал, что он в шаге от безумия, но для себя решил, что если он осознает свое состояние, если контролирует его, то это безопасно, так можно жить. И он так жил, уже три года.
А между тем, все очень просто: в один день, все бы сразу стало хорошо! Главное -- люби других как себя, вот что главное. Гор даже думал уехать в монастырь к своей первой… но пока считал, что может пожить еще среди людей… Ведь все просто - не надо суетиться, просто люби и все. Ведь это старая истина, которую миллиард раз повторяли - только не ужилась пока! Как говаривал Достоевский -"Сознание жизни, выше жизни, знание законов счастья — выше счастья - вот с чем бороться надо!» И Стивен будет бороться. Если только все захотят...
И еще одно ему сказал маленький человечек в голове. «Поезд приходит по расписанию и все когда-то будут мертвы!». И если поезд Гора прибыл, то времени любить больше не осталось.

-Я.. Я могу помочь с системами корабля! Я сделаю что угодно!! Не оставляй меня здесь! Я не чувствую влияния этого дыма. Видимо, стан снял ее воздействие... - Пока техник говорил, на него навалилась апатия. Может, проще будет просто умереть? Какой смысл рваться на свободу, на которой тебя подстрелят как уличную крысу? Альберт облокотился на стену и закрыл глаза, вспоминая свою не очень примечательную жизнь. А ради чего жить? Ради кого? Родители уже давно умерли от старости, а из незавершенных дел осталась лишь пара ачивок в очередной онлайн игре. Для безопасного возвращения корабля необходима лишь Ванда для прокладки маршрута, а обязанности техника на достаточном уровне может исполнить любой достаточно подкованный член экипажа. Может, и вправду пора умереть?

ссылка
Уебка размазывает по обшивке корабля, и это доставляет Пиранье непередаваемое удовольствие.
Мгновение. Одна миллиардная доля секунды. Крик. Рык. Звериный рев. Это ее собственный. Это ее рука. У них давно одно тело на двоих. Зверя рвет на части. Адовый крик, сотня шумов и частот, пот и электрический разряд.

Ей было семь. Двое держали за руки и ноги, крепко, двое старших. Третья, лицо которой Пиранья не запомнила, держала зажигалку у глаз.
- Милые, голубые глазки. Я выжгу их, слышишь? Прямо сейчас выжгу твои красивые глазки.
Джулия дергается, но двое сильней. Джулия не хочет прожженых глаз. Джулия боится. Джулия ненавидит новую воспитательницу. Блондинку, как и сама Ранья, избравшую Джулию себе в любимчики, хоть Джул сторонилась, как могла. Она знает эту ненависть, эту борьбу за чужое несуществующее внимание, ей ни к чему лишние бои. Джулия уже может навалять ровесникам, Джулия становится чумной, когда бьет, смеется, орет, иногда колотит патологически спокойно: монотонно бьет кулаком в одну и ту же точку лежачего. А вот девчонки старшей группы сейчас ей не по зубам. Она трепыхается в крепких объятиях, что выловленная рыба на берегу.
Терпх Терпх
А потом им хочется действа, хочется ее боли. Мраки о выжженых глазах - лишь присказка, сказка начнется следом. Сказка будет, когда станут стягивать одежду, сказочно станет, когда третья возьмет в руки стеклянную бутылку, сказочно станет, когда горлышко коснется кожи между ног.
Терпх Терпх
Они сейчас изнасилуют ее бутылкой и никому из них, ни одной из них, ничего за это не станет. Даже если бы она была из тех, кто рассказывает, никто бы не услышал. Ни один. Их слишком много для всех, их, нарывающих язв на теле мира, легион. Оставленных, отлюбленных, покинутых.
Терпх Терпх
Горлышко бутылки медленно путешествует по внутренней части бедра, гладит холодом, достигает нутра.
Зверя рвет на части. Адовый крик, сотня шумов и частот, пот и электрический разряд. Нечеловеческое желание выжить и убить - Джул выгибается дугой, складывается почти пополам, только наизнанку, наружу, опора на руки, рывок ногами, потому что ноги сильнее, заставляя ту, что держала ноги, потерять равновесие, неудержаться, отпустить. Отпускает одна, но этого достаточно. ON! FIRE! WAR! Ноги молотят лицо той, что держала, Пиранья скручивается на бок, переворачиваясь, перекручивая руки девице у изголовья, а следом ломая их - руки, только один рывок. Она не видит лиц и людей, людей нет, есть только твари. Нечеловеческая сила вырывает прут арматуры под собой, Пиранья всегда использует место, время, все что видит, прутом охаживает державшую когда-то ноги, пока голова твари не превращается в кровавое месиво. Третья уже бежит прочь с криками: "Джулия, перестань, Джулия, не надо!". Вот только Джулии нет, есть зверь, зверю все равно, одет он или раздет, зверь чует добычу, настигает и убивает. Джулия бегает быстрей. Арматурина фашкой прилетает по спине убегающей гниде, тормозя движение. Джул настигает, заскакивает со спины, обхватив торс ногами, а голову руками, давит пальцами в глаза, обе заваливаются на землю, катятся спаянным клубком, но эту, убивающую, не отодрать. Джул давит до тех пор, пока не перестает чувствовать сопротивление, тогда отпускает, не глядя, что вышло. Шарит по карманам девицы потерявшей сознание от болевого шока, девицы с выдавленным глазом, достает сигареты, курит здесь же. Голая, кровавая, равнодушная - как будто не было больно только что, как будто кричала не она и все что произошло - это не с ней.



Зверя рвет на части. Адовый крик, сотня шумов и частот, пот и электрический разряд.
ON! FIRE! WAR!
Точные движения, четкие, никакой расхлябанности.
Выстрел из Звездолета ракетой в точку откуда пришел удар, по наитию, инстинктивно, без полной уверенности.
Схватить Катрана и, снимая защиты Звездолета от проникновения, ввалиться вдвоем внутрь. Тащить Катрана за собой узким коридором, активируя все силовые поля и пушки по пути, избавляясь от скафандра, избавляя Рико. Поцелуй, насмерть, бесконечный, нечеловеческий, звериный. "Я тебя никогда не отпущу" - это говорит поцелуй. " Я тебя никому не отдам. Я за тебя умру, я за тебя убью, я - это ты." Им не нужен для такого секс, они давно друг в друге, одно тело на двоих, одно чувство. И она сейчас ненавидит. Мир, который больше не крошится на кусочки - свои и не свои, мир которые един и черен, темен, пуст, мир, где живут твари. Тормоза отказали. Режим самонаведения и обнаружения цели. Активирован. Залп по всем точкам, где могут находиться люди в радиусе ста километров. Запуск щитов маскировки. Прыжок. Короткий и резкий, чтобы пропасть отсюда и вынырнуть. Рядом. Добивать. Она не успокоится, пока не выдавит глаза. Всем. Не существует людей, никого нет, есть одно на двоих тело и крик зверя.
Продолжая активировать команды управления, Пиранья тащит Катрана в медбей.
"Я за тебя умру. Дыши меня."

Это плен. Это цепь титанового сплава.

Они такое уже проходили. Одно на двоих тело уже кромсало. Черные протезы, на которые Рико смотрел растерянно. Функциональность поражала, руку стало возможно согнуть как угодно, только это не привычные пальцы, теплые и ласковые, а чужеродный телу жидкосплавный металл. Она сразу же потащила его в каюту, Джулия не слазила с Катрана трое суток, как будто бесконечно убеждаясь в том, что он жив. Протезы ничего не изменили в ее отношении к нему, протезы как будто очередной шрам для нее, но изменили для Рико - он больше не показывался на людях без скафандра. А она ведь всегда чувствует то же, что и он. Никогда. Никогда к этому невозможно привыкнуть. Никогда с этим невозможно смириться. Зверя рвет на части. Адовый крик, сотня шумов и частот, пот и электрический разряд.

Альберт потряс головой.
-Ну, скажем так, мне пришлось делать выбор с приставленным к горлу ножом. Естесственно, я прикинулся идиотом и послал Хельге резервное сообщение, которое, по всей видимости, было ею проигнорировано по неизвестным причинам. Ну а затем я привел его сюда в надежде на помощь. Тьфу ты. Надо было соглашаться. Сидел бы в одном из технических помещений и знай себе взламывал систему, подстраивая гадости. Очень большие гадости.-Альберт сплюнул вязкой слюной на пол. - И какая награда за верность? Наручники и игнорирование просьбы о глотке воды. Как сказал бы на моем месте Змей, а? Кажется знаю. А не пошли бы вы все н@х@й?! Дядя, я знаю, ты меня слышишь! Освободи меня от этих идиотов, я все прощу! - Техник расхохотался. В его глазах плескалось безумие. Точно такое же, как и у Дяди. Действительно, а что ему сделал тот же Дядя или неведомый дым? Сохранили жизнь, пожалуй. Хотя могли и убить. Что же сделала родная команда, а?

...Одна или две минуты длились дольше положенного. По прикидкам Стивена Гора около двух столетий. Все молчали так, будто Гор лишился слуха. Гору оставалось разве что проверить пульс у собравшихся. Молчанка выдернула из храма памяти совсем уж нелепое воспоминание.

Стивен и Ольга, его первая девушка, лежат на пляже. Они лежат обнаженными, молча и в явно неудобном положении – бок о бок, вытянувшись в струнку. Холодный ветер приласкал обоих, но им, во всяком случае Гору, это неприятно. Ему казалось, что от холода, его достоинство съежилось до неприлично малых размеров, а сам Стивен выглядит беспомощно и глупо. Помявшись, парень прикрыл пах рукой и перевалился на бок. Он смотрел на небольшую, но совершенной формы грудь, по которой разбегались песчинки, брошенные ветром в его любовницу. Гор несколько раз открывал рот и закрывал, громко хлопая челюстью и вдруг, неожиданно даже для себя брякнул
- Ты кончила? – Его мозг тут же завопил - «Аааа!», «Убейся придурок!», «Разбей голову об волнорез!» - прошла секунда и Стивен был уже вполне готов забежать в море и утопиться, как Ольга повернулась к нему. Она дрожащим и в точности таким же глупым голосом брякнула в ответ.
- А ты? – и потом, спохватившись, продолжила – Ой, я хотела… Я хотела сказать, что да. Конечно, мне было очень хорошо – она смущенно заулыбалась.
- Ну, я тоже было хорошо – ответил, путаясь в словах, просиявший Стивен и тут же обнял подругу.
Оба конечно врали, им было «непонятно» и совсем уж немного «хорошо», не то, что во второй раз, в третий и…

Вот и сейчас молчание. Немного другое это молчание. Но вот аналогия с двадцатью тремя девственниками, которые боятся что-то сказать, было очень забавным. Но сейчас решение было необходимо и довольно быстро.
- Будите молчать еще три минуты, и я приму ответственность за решения на себя – угрюмо сообщил Гор и продолжил, - я набросал карту, она будет на ваших визорах через мгновение. Посмотрите и подумайте. Там, пожалуй, все понятно. Если что – все вопросы по каналу «обсуждение» бортового форума.
Сердце гулко стучало в ушах и Гор все повторял и повторял про себя по кругу. «Мне было хорошо! Мне тогда было хорошо! А вот сейас ой как хреново, чертовски хреново. Так, что хочется умереть».

Карта:

ссылка

До Либхера сообщение не дошло. Только пискнул датчик на командном интеркоме, дескать обнаружено несанкционированная связь. Но в личную жизнь подчинённых Джон не стал, мало ли что они хотят скрыть от корпоративных блоков памяти.

"Дорогие радиослушатели. С вами канал Шедевры классики ФМ и после блока великих поэтов двадцатого-двадцать первого, а точнее Маяковского и некого Блек Стар. Эх, как жаль что память не сохранила ни имя и ни историю этого поэт этого так называемого площадного чтица. Как жаль. Впрочем надеюсь печаль этого события скрасит замечательная песня первой половина двадцать первого века - Валера. Песня скорее всего посвящена возлюбленному десантницы, в двадцать первом веке были войска использующие тряпичные покрывала для плавного спуска с больших высот. Смелая воительница перед прыжком даёт зарок что будет любить нежно и верно, и вспоминает любовь, надежду и веру. Великие качества! Ах как жаль что современное поколение потеряли духовность и честь. Какой стал пошлый и циничный, наш двадцать второй век.... Итак. Валера, Валера. Любовь, надежда и вера."

Валера, Валера!
Я буду нежной и верной
Валера, Валера!
Ты словно снег, самый первый
Валера, Валера!
Любовь, надежда и вера Валера, Валера!
Нана-нана-лаирейра.

Полилась классическая музыка из небольших колонок присоединённых беспроводной связью к личному планшету капитана.

-Валераа.. Валера... Подпевал капитан играя в зе лонг дарк спейс, приключения выжившего с разбившегося космического корабля на планете земного типа.
-Тээкс, крафтим два зелёный кедра и кишки животного. Блин, не те. Вот эти подбираем, они уже высушенные. И вуаля, у нас есть лук. Так. Готовы выживать, что нас ждёт на этой планете. Открыв внутриигровую энциклопедию, Джон рассмеялся. -Ага! Из опасных зверей есть только волки и медведи. Ну от волков я отобьюсь думаю...
И Либхер вышел в новую локацию полную олений, кроликов и волков. Где то там бродил страшный медведь, а ещё росла питательная луговая трава и валялись обломки его корабля которых к чему то можно и приспособить.

Историю выживания на необитаемой планете прервала раздача приказов старпомом. То что команда суетилась и постоянно перебивала друг друга ладно, но вот то что они никак не могли придти к единому выводу плохо.. Хотя похоже Гор наконец то взял власть в свои руки. Так что там. Ага, стандартно все умерли, а лечить трупы умеет только спаситель, но его пришествие как обычно в который раз за этот век откладывается. А если все умерли тогда какая к чертям кома? Сбой параметров?
-Это капитан? Старпом, ответьте наш медик скрыл от корабля и корпорации что то по закрытому каналу. Это должностное нарушение как бы, примите меры.
Планшет с игрой на паузе был отложен. Пальцы забегали по клавиатуре. Капитан пытался взломать и выудить сообщение медика. Возможно у кого то стояла громкая связь, тогда можно было считать информацию с сервиса службы безопасности и камер слежения.

До шлюза было четыре минуты, и это позволяло успеть забежать в каюту и надеть, правда, уже на ходу скафандр. Гор практически летел к технической палубе. На скорости притормозив на скользком полу, он немного поскользнулся и, проехав последние три метра, приложился к двери, которая отозвалась угрюмым «тук». Быстро оправившись, Стивен про себя усмехнулся, представляя, как выглядел бы почти сорокалетний старший помощник, влетающий в металлическую дверь.

С начала бега прошло семь минут и одиннадцать секунд, он хорошо слышал приближающиеся шаги. «Команда для встречи» почти прибыла, а дроиды были уже внутри. Терять время было не к чему, и Стивен спроэцировал на визоры Альберта, Ясото, Блэквидоу и Кейсак схему технического дока. Ясное дело, что док был знаком всем, а Альберт и Ясото могли там танцевать с закрытыми глазами, однако было бы неуважением лишить их картинки.

Схема:


- Так как нас всего трое – работаем "Крюк-Угол два". Я буду в видимости гостей под прикрытием 50%. Блэквидоу ты как наиболее опытная в боевых условиях, двигайся быстрее и спрячься. Кейсак прикрываешь меня. Всем пристегнуться карабинами к реперным стойкам.
Гор сделал паузу, проговорил про себя только что сказанное, как ему казалось он ничего не упустил. Старпом продолжил.
- Альберт, расположи дроидов как на схеме. В сторону челнока дай амбиентный свет в 3-4 тысячи свечей. Дроидов настрой на прализаторы. Как я понял, боевого вооружения на них все равно нет.
Гор еще раз пошевелил губами сам себе, и уже вслух, так как его команда уже фактически прибыла, добавил.
- Ваши возражения, вопросы, дополнения? У нас две минуты!

Святой мастер или тяжело быть королем.



Как вы наверняка заметили, модуль "Мир Дроу" получил широкую известность и даже двойную огласку в нашем блоге. Огласку довольно интересную, так как она представляет собой два противоположных мнения на происходящее. Казалось бы, что еще можно выжать из этой темы? Но нет, история еще не окончена, и теперь пришла моя очередь.
Надо сказать, модуль я не читал. Мне дороже мое эмоциональное здоровье. Сегодня я узнал, что там в одной из веток fil211 сексуально овладел играющим кросспольной лолей Ратидаром. Этой информации мне более чем достаточно на ближайшее время. Однако, обсужд модуля является более чем достойным чтивом сам по себе.
Говоря по простому, из модуля начинается бегство игроков. Но нам, разумеется, интересны причины. В центре внимания - Francesco Donna, игравшая матрону дома. Ключевой персонаж. Как оказалось, вместо того, чтобы сразу рьяно искать, с кем бы совокупиться, ударилась в дровийские интриги и политику. Чем разгневала мастера, который добродушно пообещал, что если она не проявит должную активность, её изнасилуют мастерские нпц. Обещание, сделанное вне игры, повергло игрока в определенный шок, и она отказалась играть дальше. Видимо, мастер не мог даже помыслить о такой возможности, так как мгновенно впал в истерику, активно приправленную заявлениями о том, какой он хороший и как ему тяжело, и какие игроки у него сволочи. Желающие могут пройтись по обсужду игры, я же не буду приводить тут все оскорбления от лица мастера, но их на данный момент уже достаточно. Все это с обещаниями перепилить модуль, закрыть модуль, передать модуль кому-нибудь другому...
В течение всего дня, под слышимый аж из чата ДМа хруст попкорна, драма перетекала то в одну, то в другую стадию. За это время успел уйти еще один игрок, почти вернулась матрона и снова ушла, поняв, что ей тут ничего не светит, бывший помощник по модулю метафорически плюнул в мастера, мастер убрал требования обязательного секса... Собственно, поведение мастера и вызывает такое волнообразное движение, так как он впадает в истерику, как будто бы отходит, громогласно объявляет, что он идет на какие-то уступки, после чего почти сразу закатывает следующую истерику по этому самому поводу. Иными словами это, к сожалению, просто не назвать. И все это происходит даже сейчас, пока я пишу эту статью, в реальном времени.

Попробуем тем не менее подвести какой-то итог дня.
Ушедшие игроки уже вряд ли вернутся. Я полагаю, им хватило того, что они увидели сегодня, даже если у них были какие-то мысли о возможном возвращении ранее. При этом существует все еще достаточный контингент игроков, которым, видимо, нравится то, что там внутри происходит. Эти требуют продолжения банкета. На данный момент я не могу найти требования безудержного секса в описании игры. Но, хотя мастер и сокрушался о том, что все потеряно, и выкинутые слова не вернуть, он вполне может вернуть все те же требования. На данном этапе модуль, вероятно, все же не закроется, но перейдет в некую следующую стадию. Какой она будет, я лично предугадывать не возьмусь.

- Одно дело управляться и совершенно другое применять. Тебе когда нибудь приходилось убивать? - саркастически донеслось до Уильяма - Вам всем тут когда - нибудь приходилось убивать? Хотя бы курицу? - этот вопрос задел Эппинга. В самом деле, здесь итальянец был прав. Уильяму убивать никогда не приходилось. Управляться с револьвером он научился, стреляя по мишеням. Обыкновенным мишеням, абсолютно неживым. Но чего стоит его умение, если ему придётся стрелять в настоящего, живого человека, пусть даже и преступника? Не дрогнет ли его рука в самый неподходящий момент? Мимолётная тень сомнения промелькнула на лице Уильяма, но он, взяв себя руки, и, дабы не показать свою трусость и не пойти на попятную, нарочито бодрым голосом ответил:

- Не думаю, мистер Чиприани, что нужно непременно кого-нибудь убить, чтобы повести наш маленький отряд в лесу, это же не жертвенная тропа, - Уильяму удалось выдавить из себя некое подобие улыбки. - А вот знание окрестностей здесь просто необходимо. Вы же не собираетесь при встрече с каждой тропкой останавливаться и спрашивать у меня: не надо ли нам здесь свернуть? Это было бы просто смешно. Но уверяю, если представиться случай, то никто не посмеет отнять у Вас, мистер Чиприани, ваше право на убийство, коли уж вам приходилось убивать, и среди нас вам нет равных, - сказав эти слова, Уильям почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. Подумать только! Он вот так, просто, разговаривает с человеком, которому уже приходилось (приходилось ли?) лишать жизни других людей...

Но было не время погружаться в раздумья. Уильям стряхнул себя невесёлые мысли и вышел вперёд.

- Я надеюсь, дамы не против, чтобы я пошёл первым и проявил «свои скаутские способности», как выразился мистер Чиприани?

Долго ещё после окончания обеда продолжал прислушиваться к своему желудку Виктор Алексеевич, по появившейся у него в последние годы привычке прикидывая, насколько ещё хватит запаса сытости. Сегодня, как и вчера или позавчера, можно было оставаться спокойным, всё же кормили на ферме сравнительно неплохо, однако по своему опыту знал эмигрант, насколько нестабильна жизнь, особенно в его условиях. Завтра сам владелец фермы может захотеть реструктуризировать своё предприятие, а то и вовсе продать, или же Соломон Самуилович нашепчет ему на ухо о том, что расходы можно сократить, уволив парочку доходяг, тут и списочек готовый приложится, куда Коробецкого запишут по дюжине причин. Одним словом, никакой уверенности в завтрашнем дне у бывшего чиновника не было.

В такие моменты вспоминалась ему относительно спокойная жизнь в Берлине: несложная работа, много господ эмигрантов, создающих атмосферу знакомую, какой-никакой, но достаток (благодаря непроеденным тогда ещё сбережениям). Хорошо тогда было. До и после - ужасно, а вот тогда как-то спокойно и в целом... хорошо.

От неприятного процесса воспоминаний Виктор обычно спасался чтением, в эти дни, например, дочитывал Имморалиста, на французском, не без словаря и совсем без интереса. Книга сразу оттолкнула чем-то необъяснимым, всё-таки с такой фамилией как у автора хорошей вещи не напишешь. Даже дочитывать бы её Коробецкий не стал, но ничего другого под рукой не было. Книги продавались и менялись очень активно, вот и сейчас нужно было уже начинать присматриваться к окружающим, а не читает ли чего нечитанного Илья Авдиевич или даже Ефим Антонович? Хотя последний, кажется, литературе музыку предпочитал, во вкусах к которой с Виктором Алексеевичем не очень-то сходился. И не намекнёшь ведь никак - играет-то недурно, другим нравится. Хоть на улице читай.

Впрочем, времени обычно было немного, что на книги, что на губные гармошки, сегодня вот жалованье выдали. Не Бог весть какое богатство, а всё же своё, приятно. И опять заметить оказалось несложно, что хиловат Коробецкий для собирания фруктов, в лучшем случае посредственно работать у него получалось, вот и на жалованье сказывалось. Впрочем, жаловаться глупо - вон у Шнейдера так вообще крах за крахом, не везёт так не везёт! Сперва кража, теперь штраф, можно понять расстройство парня. Сочувствие толково выражать, правда, Виктор не умел, поэтому ничем иным кроме грустного и озадаченного взгляда поддержать Шнейдера не мог.

Тут разговор в компании зашел о том, кому сегодня, в отличии от неудачливого швейцарца, повезло. Визит сына, это по нынешним временам такое счастье! У Виктора дыхание перехватило, когда узнал, кто к ним на обед возле забора пожаловал - у него-то самого сын пропал, сгинул, с полей фронтовых не вернулся. Потом революция и дальнейшее крушение страны совсем перечеркнули возможности узнать о судьбе Алёшки... Так что природы тревог и страхов, отразившихся на лице Ильи Авдиевича Виктор Алексеевич решительно не понимал и даже в догадках терялся, ну что такого мог рассказать сын отцу? Разве что о смерти близкого человека, но ведь супруга Соколова уже давно как почила...

- Быть может, стоит оставить человека в покое? Мало ли какое горе в семье Соколовых случилось... я полагаю, Илья Авдиевич сейчас не в лучшем состоянии для бесед пребывает.

Коробецкий не любил принимать участие в чужих разговорах, но сейчас всё же посчитал нужным направить его в более мирное русло, а то эдак чего доброго этим доброхотам придёт в голову пойти искать горемыку с целью поврачевать душу его. Без спроса, конечно же, эти могут.

23.07.1926 11:13
Франция, Прованс, близ города Солье-Пон,
выход с фермы «Домен де Больё»,
+31 °С, солнечно, безветрено

Мы ложимся спать рано, потому что завтра нам рано вставать. Перед сном мы идём в столовую и смотрим расписание завтрашних работ на школьной доске. Мы разбиты по звеньям по пять человек. Наше звено — второе русское.

Завтра наш счастливый день: Соломон Самуилович поставил нас на почасовую работу по покраске забора фермы. По какой-то причине на почасовой ставке заработать можно раза в полтора больше, чем на сдельной, да к тому же не нужно бояться Доры. Мы ненавидим и боимся Дору. Дора — польская еврейка, работающая на приёме фруктов. Своей шестипудовой тушей она стоит у чугунных весов, на которые мы складываем свои скорбные ящики с абрикосами. Кажется, что она ненавидит весь мир, но нас она ненавидит в особенности: и за запрет говорить по-польски в школах, и за белостокский погром. Скривив толстые губы с зажатой в них сигаретой, она склоняется над нашим ящиком, волосатой рукой лениво перебирает фрукты и выносит вердикт: «Второй сорт. Не годно».

Но завтра — наш счастливый день, и мы ложимся спать в предвкушении лёгкой и прибыльной работы: три франка в час. А ещё завтра жалованье, за прошлые пятницу с субботой и эту неделю. С мыслями о жалованьи мы укладываемся спать в заставленном двухэтажными кроватями зале на втором этаже нашего то ли особняка, а то ли барака. Из раскрытых настежь окон всю ночь доносится ожесточённое кваканье лягушек из соседнего пруда. Вокруг подвешенной в коридоре тусклой лампы вьётся рой мотыльков и ночных бабочек. Поздно вечером с гулянки возвращаются какие-то поляки и пьяно пшекают между собой, в темноте спотыкаясь о стулья. Ночью ударяет ливень и барабанит по черепичной крыше, заливает широкий подоконник и кем-то оставленный свитер. Всё это было бы романтично, если бы чуть лучше оплачивалось.

Мы просыпаемся от настойчивых ударов в железное блюдо. На дворе пять утра, ещё темно. Мы встаём злые, невыспавшиеся. «На поле слякоть, — говорит кто-то. — Лучше идти босиком». Это из третьего русского звена; они идут на прополку кукурузы. Выстояв очередь к ряду пропиленных в полу отверстий и умывшись ледяной водой из больших жестяных умывальников, мы отправляемся на завтрак.

“La scala prossima”, — говорит нам повар Сальваторе, отваливая в миску черпак пшённой каши. Сам он считает это приветствием на русском языке. Не одно поколение русских сезонных рабочих ломало голову над происхождением этой фразы. Первыми обычно догадывались выходцы из малороссийских губерний.

С кашей, ломтём горячей ещё булки и кружкой чёрного как нефть кофе мы рассаживаемся по залу: русские к русским, итальянцы к итальянцам, поляки к полякам. Нас, русских, здесь человек тридцать, поляков чуть меньше. Итальянцев — под сотню. Мы всё ещё хмурые, но до изжоги крепкий и кислый кофе уже прогоняет сон. Из-за соседнего, итальянского, стола уже слышатся смешки. Да и у нас люди уже понемногу разговариваются. Вот, например, Фирсов, худой как жердь человек лет сорока пяти с облезающей кожей на лысине и жёсткой чёрной бородой с проседью, опять дал волю своей меланхолии, которая у него принимает несколько патологическую форму. Меланхолия Фирсова так черна, что вспоминает он даже не Россию, а какую-то гарсоньетку в Париже, которую снимал в позапрошлом году. «В пятнадцатом округе, — говорит он, обращаясь к Шнейдеру, семнадцатилетнему парню с выгоревшими на солнце волосами, которому не повезло занять место рядом с ним, — чудо как хороша была гарсоньетка. И метро рядом, и табачная лавка на первом этаже». Фирсов вздыхает, а Шнейдер хмуро молчит: он вообще был в Париже только проездом, а сюда приехал из Швейцарии, где живёт с родителями. В отличие от остальных, для него работа на ферме — не способ выжить, а летнее приключение. Приключение уже удалось — на прошлой неделе у Шнейдера кто-то украл пару сотен франков, которые он скопил и, дурак, держал под матрасом. Он подозревал итальянцев, смело пошёл к ним разбираться и был бит.

И Шнейдер, и Фирсов — члены нашего звена. «И лифт хороший был», — после паузы продолжает Фирсов, и Шнейдер сосредоточенно склоняется над миской. «Иван Сергеевич, перестань ты приставать к ребёнку», — проникновенно говорит Фирсову Платонов. Василий Семёнович Платонов — курский крестьянин, человек крепкий и к работе на земле привычный, и поэтому Соломон Самуилович поставил его начальником нашего звена. Василий Семёнович работает здесь в охотку и даже собирается остаться на зиму. Два других члена нашего звена — это мы: Ефим Барташов и Виктор Коробецкий.

Мы заканчиваем завтрак и, поёживаясь от предрассветного холода, выходим на двор, по которому в разные стороны уже разбредаются звенья. Мимо нас проходит третье русское, которым командует Илья Авдиевич Соколов. «А вы куда сегодня, господа?» — осведомляется он у нас. Выглядит он комично: с босыми ногами, в закатанных до колен полосатых брюках от костюма, в белой рубахе с расстёгнутым жилетом, в соломенной шляпе и с тяпкой на плече. Мы отвечаем, что на почасовую, и Илья Авдиевич завистливо вздыхает. «А мы вот на кукурузу, знаете», — говорит он. Сальваторе выносит кастрюлю с остатками завтрака, выливает её под стену дома и свистом подзывает собак.

Мы получаем краску, кисти и валики у Доры, которая своей тушей почти полностью перегораживает вход в складской амбар. Дора с глухой неприязнью смотрит на нас, но мы знаем, что сегодня она ничего не может нам сделать. «Дора могла бы играть в футбол голкипером, — говорит Шнейдер, удалившись от Доры на безопасное расстояние. — Знаете, почему?» Мы знаем, но молчим. «Потому что она бы перекрывала всю площадь ворот!» — заявляет Шнейдер и, не найдя поддержки своей шутке, тоже замолкает. Мы выходим на кипарисовую аллею, тянущуюся к воротам фермы, и шлёпаем по красной грязи. Справа, за кипарисами, абрикосовая плантация. Там с шумом приступают к работе итальянцы.



Тем временем солнце уже поднимается, розовым цветом заливая невысокие, поросшие лесом горы, у подножия которых стоит наша ферма. «Вёдро будет», — деловито оглядывая небо, говорит Платонов, и Фирсов согласно кивает. Мы доходим до дощатого забора, протянувшегося вдоль грунтовой дороги, и приступаем к делу. Сегодня можно не надрываться в погоне за числом сданных ящиков: нам нужно покрасить забор до поворота, а дальше — хоть иди на речку, хоть дрыхни в тени до вечера, — никому до тебя не будет дела. Теоретически возможно, что придёт Соломон Самуилович и возмутится бездельем, но у Соломона Самуиловича куча дел. А Доры вовсе можно не бояться — она сейчас стоит у своих весов и до вечера никуда не уйдёт.

К десяти утра готово уже больше половины работы. Солнце уже высоко, жара становится нестерпимой, в плывущем волнами прокаленном воздухе резко пахнет краской. Крася верх забора, Шнейдер заляпал себе лицо. «Тут противогаз нужен», — говорит он, сидя на траве и без толку оттирая слюной зелёные пятна на щеках. «Ты бы, дружок, в противогазе на такой жаре взвыл», — со знанием дела говорит Платонов. В кустах стрекочут цикады. Из-за поворота дороги выезжает телега, на которой местный фермер везёт закрытые брезентом фрукты. Фермер приветствует нас, поднимая соломенную шляпу. Платонов поднимает свою, говорит «бонжур» и провожает телегу взглядом.

Мы всё чаще начинаем поглядывать на кипарисовую аллею в ожидании тачки, на которой нам должны привезти обед. Тачка появляется ближе к одиннадцати. Её толкает Фабио, помощник Сальваторе, молодой чернявый парень. На тачке — большая кастрюля с супом, миски, лепёшки, и мы знаем, что между ними у Фабио ещё кое-что запрятано.

“Quattro franchi”, — говорит он Платонову, извлекая из-под лепёшек оплетённую полуторалитровую пузатую бутыль красного вина.
— Че-его, кватро франки? — набычивается Платонов. — За твоё-то пойло кватро франки? Это ты, голуба, мне должен доплачивать, что я такое пью.
“Quattro franchi”, — настойчиво повторяет Фабио. — “Quattro, quattro”, — выставляет он перед собой четыре пальца. Платонов кладёт ему руку на плечо.
— Послушай, Фабио, — ласково говорит он. — Ты что это наглеешь-то? Ваша кухонная братия… востра… банда ди кучина ещё мне и Шнейдеру должна. Шнейдер, — он показывает на Шнейдера, который, ухмыляясь, стоит рядом, — сольди? М? Донде эстан? — добавляет он почему-то на испанском.
“E-e-e”, — разочарованно тянет Фабио и показывает, что собирается уложить бутыль обратно в тачку. — “Non so i suoi soldi.”
— Стой-стой, — останавливает его руку Платонов. — Ун франки, — выставляет он перед собой палец. Фабио страдальчески кривится. — Дуэ, дуэ, — успокивающе говорит Платонов и мягко вынимает из руки Фабио бутыль. — Ну что, ребята, по сорок копеек скинемся?

Мы скидываемся по сорок сантимов, и Фабио уходит, оставляя нам обед и вино. Мы берём миски с фасолевым супом с мясом, лепёшки и отходим к дальнему, не окрашенному ещё краю забора, где усаживаемся в тени абрикосового дерева. Из-за забора слышится приглушённая итальянская речь — они там тоже собираются обедать.

Гарди пришел в себя уже по дороге, после этого чертовски неудачного боя, дебютного боя для него.Он ехал на пони - совсем как инвалид, да просто обуза, а не твердое плечо на которое ярл мог бы положиться. Как же он так оплошал? Но тот гигант-волк невероятно ловко уклонился от его топориков.... и топорики пропали. а потом этот стремительный прыжок втоптавший Молчуна в грязь...и темнота...затем тепло, видно жрецы помогали ему своим умением. Товарищи описали ему бой и все что произошло в том злосчастном месте...Гарди был подавлен и сконфужен, он боялся посмотреть в глаза своим товарищам,стыд стоял комом в горле, не говоря уже о том, что б поговорить с кем то... он даже не мог найти слов извинений или отшутиться в гномьей манере - Молчун был не таков, предательские мысли рождались в голове, чтоб уйти пока не поздно, да ему самое место с Мирой.

Каменный топор...таверна... Гарди видел как все разбредаются, они довольны долгожданным теплом и снедью, они все этого заслужили... Гарди не знал куда податься и как быть, поэтому пошел вслед за Скайриком и присел рядом, слушая их разговор и собираясь с духом, что бы обратиться к ярлу, может все-таки он наставит Гарди на правильный путь...

Старый жрец поник и ссутулился.
-Да с годами это становится все тяжелей.
Пробормотал он себе под нос. После глубокого вздоха оперся на свой посох-булаву и опять выпрямился во весь рост. Воины должны видить жреца всегда в бодром здравии и готовности, ведь для них он воплощение воли Богини и ему негоже проявлять человеческих слабостей. Сейчас следовало обойти всех солдат и осмотреть каждого. В пылу и горячке боя легко незаметить рану. Их следует промыть и перевязать, что б предотвратить заражение. Кого-то просто ободрить. Ну и кому-то подготовить достоиные проводы. Те гномы погибшие еще до подхода отряда требовали погребения. Выдолбить могилы в промерзшей земе было практически невозможно, следовательно тела нужно было подготовить к транспортировке. Нарубить ельника,, связать тела и уложить их на ветви. На подобных волокушах можно будет доставить их к ближайшему поселению, где коллеги Магни помогут подготовить их с последним ритуалам.
Определившись с кругом задач жрец приступил к их выполнению подходя к каждому гному и перекидываясь с ним парой фраз. Последним в очереди был ярл, которому Магни и предоставил краткий отчет.
- Гар ранен, но я его подлатал скоро оклемается. Базальт пару дней не сможет драться левой рукой. Молчуну крепко досталось, ему желательно ехать, а не идти. Девченка в шоке, не следовало ей из дома убегать. Остальные все почти в норме. Слезятся глаза и обожжжена носоглотка. На утро и следов не останется. Правда тем беднягам...
Жрец махнул головой в сторону трупов.
-Уже только Думатойн поможет. Прикажи сделать волокуши. Я подготовлю тела.
После этих слов Магни направился в сторону покойников.

Данрик, после окончания боя, быстро провел пальцем по лезвию своего топора, смахивая кровь и кусочки плоти. Он был все еще бодр и даже доволен битвой, о чем говорила его улыбка и прищуренные, от удовольствия, глаза. Но, как полагается всем наставникам, дварф направился в сторону Мирры, чтобы проверить, как она, как ее успехи с его поручением и так далее. Он шел быстрым шагом, иногда осматривая своих товарищей, а то вдруг помощь кому нужна.
Придя ж на место, он увидел, что Мирра немного в шоке и в страхе. Было понятно дело, от того Данрик лишь потряс ее за плечо,
- Эй, слышишь? В себя приди. Такими темпами только лишь отобьешь у себя желание стать воином. Ран нет? Как мое задание? Отвечай давай, а то щас как заеду тебе по уху.
Данрик все так же мило улыбался перед Миррой, подергивая иногда топор, что вскинут был на плече своем.

Хром на происходящую перебранку и интерлюдию смотрел молча, оценивая как реакцию лидера, так и поведение сотоварищей. Мнение на счет новоприбывшей у него, разумеется, было... И было оно не лестным. Но ярл сказал свое слово, и каким бы безответственным оно ни было - не сыну Танголсов ровнять это слово с землей.
Хотя идеи о том, что малявка есть провокация, подсыльная от неприятелей или просто повод после очернить того же самого ярла - имелись. Но... что может остановить дварфа, которому взбрело в голову найти неприятностей себе на седалище? Правильно, только отеческое наставление и молот матери, и то не всегда. Ни того, ни другого вокруг не наблюдалось ни для Мирры, ни для Скайрика. Хочет ярл прослыть потащившим за собой молодую любовницу на дело - на здоровье. Хочет получить пятно на репутацию и обвинение в злонамеренном убийстве малолетней, буде та двинет обувь в походе - так сколько влезет. А свои мозги никому не вставишь; да оно и незачем.
Так что Хром молчал, смотрел из глубин бороды и прически, и ощущал себя... ну... странно. Любопытно поход начинался, да.
В любом случае, все наконец-то двинулись с места, и хоть это было хорошо.
На себя Хром взял обеспечение безопасности хвоста колонны, раз уж Арбалетчик решил идти в авангарде, так что сейчас дварф замыкал колонну.

- Дворф сказал, дворф сделал, Ярл! Само собой прослежу за нашим новым и скорее всего не безнадежным воином!
Довольно похвастался собою Данрик, опуская топор и начав движение, не отпуская Мирру из объятий, - Эхеее! Добро пожаловать в команду, молодой боец! На весь поход я буду твоими и мамкой и папкой и бабкой и дедкой! Слушай мой первый урок, чтобы стать великим воином, о котором должны слагать легенды, нужно уваживать своего наставника. Глядишь, он что нибудь и расскажет что-то секретное из его хитрого арсенальчика приемчиков.
Дворф отпустил Мирру, продолжая идти с колонной, немного прибавив шаг, - Не отставай, молоднячок! Да че я все тебя косвенно тебя называю? Буду звать тебя Мирра "Мелкая". Запомни! Ты получила прозвище от самого Ярла, пусть тебе кажется, что твое прозвище позорно и не авторитетно звучит, но если дворфы будут знать от кого ты получила данное прозвище - они сами захотят себе что-то такое же. Мирра, ты открыла новую моду среди дворфов. Не удивлюсь, если через пару лет, я буду слышать, что Йорик "Пузатик" - это нормально, ха-ха-ха!
Данрик посмеялся и еще немного ускорил шаг, чтобы Мирра не расслаблялась.

Магни с усмешкой смотрел на разырывающийся перед ним спектакль. Конечно юнная девица явилась из какого либо соседнего дома и теперь рассказывает о "сложных и опасных походах", а ее попытка сверкнуть монетами так и вообще заставила гнома прикусить бороду. Безусловно от скелетов или гоблинов ты своими деньгами то и откупишься. Или ты считаешь, что тут экскурсию за деньги проводят? Думал про себя Магни. Хворостинкой бы научить основам безопасности, да домой отправить по хозяйству хлопотать! Однако годы практики позволили гному сохранять бесстрастно невозмутимый внешний вид. Это было первое испытание причем испытание лидера группы. Посмотрим как он сумеет поставить выскочку на место. Жрец не собирался вмешиваться или поправлять кого либо то ни было.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Чернокожий смерил Алана неприязненным взглядом.
- У меня, блядь, сейчас эти полудурки, блядь, найдут себе неприятностей на хвост, еще и какие-то пидорасы, блядь, уже, блядь, порезали друг друга в темной подворотне, - процедил он сквозь зубы, щедро сдабривая речь коренного бруклинца четырехбуквенным словечком, емко передававшим охватывавшую его бездну переживаний.

Тем не менее, он полез под куртку и, уже когда он отходил, Киннок услышал тот самый бруклинский говорок.
- Але, сестренка... Я с Хойт-стрит звоню... Тут один пидор сказал, что в районе 140 дома два других пидораса друг друга порезали... А хер знает. Меня? Джим Форскетт. Да, сестренка, Джим Форскетт, 18 Восточная, 342. Ага. Ну это ты сама спрашивай... Окей, доброй ночи и вам, мэм!

Старательно вытерев тонкие лезвия клинков о тушу убитого животного, Тэнир чуть наклонил голову, подумал подумал и смачно пнул животное прямо в закрывшийся глаз, выбив оный. Затем, лучезарно улыбнувшись, спрятал оружие, тщательно перезарядил арбалет (усыпляющий яд) и направился к палатке, где уже вели относительно тихую-мирную беседу его "товарищи" и пленники. Ну как тихую и мирную... кровь и смерть прилагаются...

- Я похож на драконоборца? - Ответил вопросом на вопрос парень. Положив руку на спину девушки, чтобы точнее контролировать её положение (о чём-то ином парень попросту не думал - некогда, не место и не время), песчаник отвёл вторую руку в сторону и отправил сандборд скользить по песку следом за убегающим Джамалом. Если повезёт, они укроются от взгляда дракона, а голем будет отвлекать противников, пока он... Они не уйдут. С торгашом или без.

ссылка - прямо вертится и вертится.

Из транса Мириэль вывели чье-то присутствие и незнакомые слова, а молитва так и не была произнесена до конца. Нахмурившись, она резко открыла глаза и увидела перед собой еще одну русалку, заставшую ее врасплох. Морская бестия с любопытством разглядывала амулет в руке девушки и что-то прокричала. Потом снова. Мириэль не понимала язык, на котором та говорила, не понимала ее слов. Но времени на раздумья не было - тварь хищным взглядом окинула полуэльфийку, зашипела, и явные угрозы сменились нападением. Но вдруг, резкий удар откуда-то снизу, и девушка сваливается вниз на палубу вместе со своей противницей.
Еле встав на ноги, Мири уже была готова вытащить меч из ножен, но рука дрогнула и остановилась в паре сантиметров от них. Девушка отчаянно боролась с собой, пытаясь решиться на какое-то действие. Как и всякое живое существо, она должна бороться за свою жизнь, но и нужно было как-то помочь остальным. От безысходности жрица не переставала держаться за символ и выставила вторую руку перед собой в защитном жесте. Защита, не нападение. Мириэль легко бы могла взяться за меч и вбить немного ума в злобное существо, которое, оскалившись, смотрело на нее. Однако возможность избежать бессмысленного насилия все еще заботила юную жрицу. Ведь сейчас самую большую угрозу представляли не твари морских глубин, а сама стихия, безжалостная и смертоносная. Корабль несло прямо на рифы, наверняка уже не раз уносившие жизни неудачливых мореходцев. И полуэльфийке совсем не хотелось становиться очередной их жертвой, но, видимо, боги решили по-другому распорядиться судьбой всех живых на этом судне.
Сердце вдруг замерло, и даже не от страха приближающейся смерти - девушка почувствовала странное волнение в воздухе. Чужеродная аура, неприятная, липкими щупальцами пронизывала все ее существо. Ее источник разглядеть было невозможно, как и рассеять саму магическую энергию - мешали стихия и беспокойство, разносившееся со всех сторон, лишая ее концентрации. Но потом это ощущение, как ни странно, прошло.
Жрица вновь посмотрела на желтоокую русалку, затем осмотрелась вокруг и не поверила своим глазам - они были везде, палуба кишела этими тварями! Полуэльфийка тряхнула головой, и вмиг все глупые вопросы улетучились, и тело ее стало подобно статуе - ни одного движения, ни шороха, ни звука. Полная концентрация. С пальцев сорвались яркие искры и, рассыпаясь в воздухе, превращались в светящиеся желтые нити. Они опутывали пространство вокруг полуэльфийки, словно сшивая золотистое полотно и накрывая девушку защитным куполом. Волны, терзающие корабль и уносящие его все ближе к берегу, будто смывали цвет нитей, и вскоре осталась невидимая, но ощущаемая любым агрессивным существом аура. И пока девушка спокойна и не мыслит о нападении, никто не сможет атаковать ее, как и тех, кого сможет коснуться божественная магия жрицы.

Как и следовало ожидать - конфликт. Люди не могут по-другому - сразу хотят вцепиться в глотку. Особенно если это столь желанная глотка нелюдя. Гном не только ошибся переулком, а, возможно, и городом. Похоже верзилы уже проводили подобные "процедуры" - держались они уверенно и говорили хорошо известные им слова. Не исключено, что их наняли для этого дела и дали указания. Так часто бывает. Какой-нибудь аристократ-расист не хочет марать белые ручки и пользуется руками простых мужиков, которые за пару монет готовы угрохать кого угодно. Не исключено, что и стража тоже в деле - вон как тихо кругом. А вот гном и побежал - прыткий для своего состояния. Кричит? Наивный - бесполезно. Нелюдю никто помогать не будет. И на его слова не обратят внимания - только если вилами вдогонку. Грязные людишки - трусливы и злобны.Они нас бояться. Бояться и ненавидят. И все потому, что мы сильнее. Мы умнее, быстрее. Этот мир существует для нас - они этого не понимают. А те, кто понимает, стараются от нас избавиться. И лишь редкие "экземпляры" ищут мира. Именно они и становятся могучими и властными правителями. Остальных же ждет только смерть. Прах. Небытие. Вот и верзилы поспешили следом за убегающим. Они тоже что-то кричат. Сколько ненависти, сколько страха. Уррийен почувствовал, как внутри него что-то дрогнуло и... разгорелось. О да - это самое чувство. Так было много раз. Они убегают, а он догоняет. Они дичь - он охотник. Они всего лишь мясо. Их так много, что можно хоть каждый день убивать десяток - никто и не заметит. Вот и сейчас азарт наполнял эльфа и передавался его лошади - Луна начала гарцевать под наездником. Уррийен даже не заметил, что уже улыбается - хищная, но веселая улыбка. Поправив капюшон, чтобы тот не слетел с головы, воин обратился к своему спутнику:

- Не знаю, как ты, а я люблю охотиться. Особенно, когда они бегут. Время пролить немного людской крови, - Уррийен пришпорил лошадь, заставляю ту пуститься в галоп.

Гулким эхом отразился звук копят от стен домов. Луна мчалась, повинуясь воле наездника. Вперед - на охоту. Эта лошадь уже не первый раз участвовала в этом. Она знала, что такое азарт, что такое кровь, что такое смерть. И сейчас она сама уже стремилась догнать этих людишек. Хотела сама их растоптать. Эти глупцы за своими криками и не слышали звук, издаваемый ударами копыт о мостовую. Смерть настигала их, а они и не подозревали об этом, видя лишь скорую расправу над гномом. Но сегодня их судьбой будет верный Нейджи - меч Уррийена. Он судья, он палач. Улыбка не сходила с лица эльфа. Он пригнулся, чтобы лошади было легче мчаться вперед. Капюшон надвинут низко на глаза, а плащ развивается следом, обнажая статную фигуру воина. Доспехи слабо поблескивали на лунном свете. Вот рука скользнула к ножнам, и с легким шелестом Нейджи выходит наружу, отражая свет на стену дома. Он так же, как и хозяин, рвется к своей добыче. Он хочет забрать жизнь, освободить душу. Так зачем же ему мешать. А вот и верзилы. Лошадь поравнялась с ними...

Привычным движением Уррийен с замаха обрушил меч на голову одного из разбойников. Так знакомо дернуло кисть, когда сталь встретилась с прочной костью черепа. Однако раздался хруст - заточенное лезвие рассекло кожу, кость. Удар был таким сильным, что череп сразу раскололся надвое. В стороны обильно брызнула кровь, куски черепа и мозгов. Бок Луны слегка окрасился в багровый. По инерции верзила еще пробежал несколько шагов, после чего завалился на мостовую, пропахав остатками лица камни, отсавляя красный след за собой. Двое его соратников притормозили, обернувшись к нападавшему, но в одного уже летел нож, который легко вошел в глазницу, разрывая глазное яблоко и поражая столь уязвимый мозг. Третьему же достался удар мечом. Нейджи коротко свистнул в тишине ночи, оставляя алую полоску на горле человека. Тот удивленно посмотрел на Уррийена, не веря в то, что происходит. Попытался что-то сказать, но из горла донеслось лишь слабое бульканье. В следующее мгновение кровь мощным потоком заструилась по горлу и груди несчастного. Верзилы попадали на мостовую. Вокруг них быстро стали образовываться темный лужи крови.

Довольный Уррийен махнул мечом, сбрасывая особо крупные капли с клинка, после чего отправил Нейджи снова в ножны. Охота вышла удачной. Но она закончилась. Улыбка исчезла с лица эльфа, уступив место грусти. Так мало людишек. Так мало. Вздохнув, эльф посмотрел вслед гному.

Мадам Орнард смерила капитана пренебрежительным взглядом. Этот глупец, видимо, не знает, что свежезамороженное сердце любящего женатого мужчины могло бы стать чудесной компенсацией за то, что она немного не доплыла до пункта назначения.
Встав рядом с Бахрамом, она не проронила более ни слова. Мало того, что неженатые мужчины для неё представляют весьма сомнительный интерес, так и корабль весьма вероломно не слушался своего капитана, упорно стремясь навстречу своей погибели. Ну, точнее, их погибели. Что не могло оставить столь хозяйственную барышню равнодушной, ведь в трюме ещё месячный запас рома! Так что остаться безучастной и допустить столь нерациональный расход жизненно важного в море ресурса Леона Орнард просто не могла. Но что она может сделать?
Ведь выбор, на самом деле, невелик. Если повернуть в сторону открытого водного пространства, то судно останется целым, однако, экипаж будет съеден представителями чудесной ятвы «Selki Serpentes». Конечно, случай понаблюдать за сим видом, как ей казалось, уникальнейший. Ведь о данных существах она читала лишь на страницах книг. Так что истинное положение вещей, касаемое их жизнедеятельности и числа популяции, может быть совсем иным, нежели ей казалось. Но также есть и другой вариант развития событий. Если они повернут в сторону рифов, то шанс выжить есть у людей, не у всех, конечно, ну и... не у корабля точно. Засада, в общем. С какой стороны ни посмотри.
Леона с некоторой печалью посмотрела на белые барашки волн. Где-то позади крики, визги и, несомненно, кровь и смерть. Набрала полную грудь воздуха и закрыла глаза. А потом случилось нечто странное.
Сильный удар. Стон-треск дерева и шум падающих тел. В лицо устремился злой ветер. Подхваченное неожиданно возникшей волной судно безжалостно понесло к берегу.
Открыв глаза, Орнард удивленно оглядела сначала место своего "приземления", а затем капитана. Недовольное выражение её лица говорило о том, что она испытывает некоторые душевные терзания. Леона никак не могла определиться что же на самом деле больше её раздражает: то, что она изволит возлежать рядом с двумя малознакомыми мужчинами, или же то, что Амир решил, что она уже в таком почтенном возрасте, что у неё уже есть достигшие брачного возраста дочери. Решив, что первое её волнует всё же больше, она поспешила подняться на ноги.
Линия берега стремительно приближалась. Орнард с нескрываемым любопытством, ровно как и с хладнокровием, рассматривала как стихия решительно несёт их к суше. Словно какой-то морской царице неожиданно стало противно их присутствие здесь. Изгнанные самой стихией. Какой пассаж, однако.
Леона, периодически оборачиваясь назад, полезла в сумку, дабы выудить бутылку, которую некоторое время назад, она позаимствовала из трюма. Как ей казалось, у неё ещё было время сделать глоток, прежде чем судно сольётся в страстном поцелуе с берегом.

Стрела, еще стрела... Орки повсюду. Это время кровавой бойни. Некоторое время Саламин еще просто молча смотрел по сторонам, быстро оценивая обстановку. Глаза быстро забегали, высматривая врагов и ключевые точки. Паника и хаос... если так будет продолжаться, то каравану уже не выжить.
Черные стрелы свистели у виска, но непоколебимая воля, хорошая позиция и некоторое везение позволяло остаться в живых, даже стоя без движения. Однако оценка уже закончилась. Необходимо казнить разбойников-орков, чем Саллах и намерен заняться. На полном автоматизме он скинул капюшон, выхватил свой огромный клинок и, пригнувшись, выбежал на линию обстрела, где находились остальные недоумевавшие и паникующие охранники каравана. Драконид сделал резкий и стремительный кувырок, стараясь быстро миновать опасную зону и спиной прижался к ближайшему уже осевшему от боли и отчаяния от верблюду, который послужил живым щитом. Саллах яростно прорычал и начал отдавать приказы суетившимся рядом воинам:
- Треклятое дерьмо, - обратился Саллах к калишитам, взмахнув Клыком Зехира, - живо организовать оборону! Лучники, укройтесь за валунами и обстреливайте вражеских стрелков, прикройте задницы пехотинцев. Остальным брать свое оружие и удерживать тыл, стоять насмерть! Вперед, вперед!

В этот самый момент рядом с драконидом пробежал какой-то испугавшийся трус, он бросил свое копье рядом с Саллахом и с отчаянными криками "Пощады, сдаюсь!" искал спасения у орков. Глупец. Саламин быстро поднял упавшее копье и в ярости сделал мощный, точный бросок.

- Ты забыл свое оружие, солдат!

Бедолаге насквозь пробило шею, кровь фонтаном брызнула из образовавшихя "дыр", а голова, не имея опоры, бессильно повисла на связках. Несколько секунд спустя уже неживое тело просто упало, оставшись на растаптывание оркам.

- Так случится с каждым, кто запятнает свою честь побегом! - хищно огрызнулся Саллах, - Победа или Смерть! Никто не уйдет от боя!

Драконид с диким ревом бросился на ближайшего орка, уже сделав широченный замах смертоносным клинком.
- За Ахен!

"Надо было вернуться к каравану,- подумала Аннабет,- Тогда, может быть, я сумела бы предупредить Джамала и остальных." Но она не смогла. И вот, на них уже бегут гигантский гоблиноид с шайкой орков.
Не смотря на Гашшуна, она отбежала немного назад и активировала амулет. И вокруг неё появилось слабое голубое свечение. Во время этого Аннабет стала копошиться в сумке, ища талисман. Но найдя его и резко вытащив, она выронила шар. Тот, будучи очень хрупок, упав на песок, получил трещину. Не обращая на это внимания, чародейка сжала крепко талисман, наполняя его магией, и бросила. На том месте, где упав, талисман начал резко увеличиваться и приобретать форму. Вначале он получил ноги и руки, потом и голову. И вот он рунический голем во всей красе. Наконец, свечение, которое было вокруг полуэльфийки, превратилось в крепкий магический щит, который сможет защитить от стрелы или заклинания.
-Ну, кто кого?- сказала Аннабет, направляя голема на орков, и беря в руки жезл.

Уррийен не жаловал большие города - много народа, много глаз.Такие, как он, не пользовались особым расположением среди людей. Да и многих нелюдей тоже, если быть до конца откровенным. Эти взгляды, полные презрения, вечно следящая стража. И хотя Скорпиону было по большему счету наплевать на все это, но его профессия требовал хоть мало-мальской скрытности. Все-таки убийства не всегда одобряются. Да и вообще - они одобряются только заказчиками. Столь необходимые убийцы находятся вне закона. Какая ирония людских законов.

Однако этот город встречал двух мрачных путников пустынными улицами, которые накрывала темным покрывалом ночь, столько темная в период растущей луны. И хотя месяц изо всех сил пытался как-то осветить город - этого было мало. Мало для людского глаза. Но не для дроу. Рожденные многие века назад в подземельях, они могли видеть и в полной темноте. Вот и сейчас ничто не могло укрыться от их взоров. Уличная шлюха. Хочет звонких монет. Глядя на неё, Уррийен непроизвольно удивился - зачем? Зачем этому убожеству деньги? У неё один путь и один конец. Куда она собиралась тратить эти монеты? Порой люди напоминали рыбок на суше. Они трепыхаются, усердно молотят своими плавниками, хотя спастись не получится. Они все умрут. Довольно скоро - их жизнь так коротка. А у некоторых она еще короче. Так зачем трепыхаться? Просто займите место, которое положено занимать скоту - на бойне. Или же будьте в служении у тех, кто выше вас. Скорпион проводил взглядов женщину. Она так рассчитывала заработать немного монет, но поспешила ретироваться - это был страх. Страх, которые внушали людям с детства. "Не гуляй по ночам, а то дроу украдут и унесут в пещеру." "Слушайся маму, а не то дроу тебя отдадут." И так далее - примеров множества. И дети слушаются - потому, что боятся. Но есть и оборотная сторона - дети же растут. И большинство из них становятся солдатами. И тогда... Уррийен с улыбкой вспомнил перекошенные от ужаса лица и трясущиеся ноги тех многих служивых, с которыми ему приходилось встречаться за свою жизнь. Детский страх не покидает людей до самой смерти. Именно поэтому один дроу стоит десятка солдат. Ведь эльфы не ведают страха, не бояться смерти, убивают без зазрения совести и сомнений. Порой Скорпиону кажется, что они и были созданы исключительно для убийств. Такие вот инструменты смерти.

Однако от размышлений Уррийена оторвал голос его спутника. Взглянув сначала на Келагхара, воин затем посмотрел в ту сторону, куда тот указывал. Действительно что-то намечалось. Не нужно было быть профессиональным убийцей, чтобы это понять. Маленький гном и три бандита - обычное дело. Постоянная тактика людей - завалить толпой. Трусливые, никчемные твари. Для чего были созданы они? Наверно для того, чтобы было на ком оттачивать навыки боя. Они были созданы, что быть рабами - всего и всегда. Улыбнувшись словам спутника, Уррийен ответил:

- Я бы с радостью зарезал парочку rivvin, - Сатт'Ар редко использовал родную речь, так как слишком долго жил на поверхности. - Но подожду, что будет.

По палубе медленно текла облачённая в черное фигура, с полным равнодушием разглядывая происходящее. Хотя, как сказать, текла. Прихлебывая из мутной бутылки какое-то резко пахнущее пойло, она уклонялась то от людей, то от их останков, то от предметов быта. (В общем, было ей от чего уклоняться, да и какая разница какого качества был тот ром.) Сам же процесс уклонения был настолько неловок, насколько точен. Ни крен, ни стихия, ни что иное ни на мгновение не приостановило Леону Орнард на пути к её цели - поглазеть чего все так суетятся и стремительно умирают.

Корабль в очередной раз накренился. Истошно терзая глотку, мимо Леоны соскользнул за борт какой-то моряк. Мало того, что он что-то кричал и пытался ухватиться за её ноги, так ещё и нагло прихватил за собой бутылку, которую она не успела убрать в сторону. Пробурчав что-то невнятное, но явно оскорбительное, Леона двинулась дальше, словно никакого безумия вокруг неё и не происходит вовсе.
И вот пред глазами её картина: чудеснейший экземпляр морской девы во всей своей красе! Орнард сразу определила, что сие есть редкий вид Селки Серпентеса, если говорить по простому - морской девы или русалки, как её ещё может назвать простой обыватель. В общем, впечатление ярчайшее, которое стоит как минимум того, чтобы быть занесённым в её, Леоны, путевой дневник. Но не тут-то было.
Буквально одно мгновение. Один жгучий росчерк. И наипрекраснейший пелагический образец визжит, не хуже того матроса, несясь навстречу своей смерти. Акулы сожрут, конечно. Но жалко, жалко... Ведь таких представителей нектона скоро и не останется совсем.
Только волосы промокшие откинула назад и сразу решительно двинулась к варвару, убийце эпибентальных морских чудес.
- Ну что ж ты творишь, вогненный?
И безапелляционно забрала лишнюю пару рук у воина кипучего, пока он и их не сгубил в пучине. Только забубнила себе под нос, что-то про невежество, неуважение к природе и неверную интерпретацию планов бытия. Между делом, пропустила "на выход" ещё одного матроса, да всё той же нетрезвой походкой, бойко переступая через штабеля мотающихся туда-сюда мертвых-живых тел и всяких обломков, двинулась к капитанскому мостику. Собственно, её очень волновал один вопрос. Как только бледный капитан, пытающийся совладать не то с кораблем, не то с самим собой, появился в поле зрения мадам Орнард, она не преминула тут же поднять волнующую её тему.
- Капитан, позвольте обратиться...
Смерила взглядом серьёзным Амира Бахрама, руки русалочьи деловито под мышку сунула.
- До меня тут слух дошёл, что вы неженаты.

От былой расслабленности Феликса не осталось и следа. Подавшись вперед, убийца внимательно выслушал монаха, все больше напрягаясь с каждым услышанным словом. Фраза об удовольствии от убийств была настолько живописной, что казалось, будто говорящий знает об этом не понаслышке. А последовавшее за этим обещание того, что он "так давно потерял", хоть и было похоже на дешевый блеф, вкупе со странным взглядом заставляло насторожиться - а не было ли этому странному человеку известно слишком много о Лорнаре? Вернее, могло бы заставить, если бы не выпивка, не внезапно проснувшийся интерес и азарт, предшествовавший любому мало-мальски интересному контракту.
Покрутив в руках перстень, Феликс дал ответ ожидавшему мужчине:

-За задание-то я возьмусь, почему бы и нет, но хотелось бы обсудить пару технических моментов насчет оплаты. Во-первых, насчет денег: мне было бы достаточно ровно столько, сколько вы сами дали бы за это дело. Во-вторых, хотелось бы получить ответы на несколько вопросов относительно вас - не сейчас, после того, как работа будет сделана. Будьте добры, скажите, где и когда в таком случае с вами можно будет увидеться.

Феликс умышленно уточнил, что до исполнения контракта узнавать о работодателе ничего не желает. Как показывала практика, информация о личности жертвы или заказчика заставляла относиться к работе с предубеждением, недооценивая или же переоценивая сложность работы. Никаких последствий наемник не боялся: пусть он даже какого-то сына правителя укокошит или две страны к войне подтолкнет - к тому времени, как это сможет аукнуться незадачливому киллеру, он уже будет далеко. А если жертва окажется волком в овечьей шкуре, намного более сильным, чем сам Феликс - что ж, значит, суждено так.

-Ну и третье... Я хочу себе твою крысу.

На что ему сдался этот грызун, Лорнар и сам не смог бы ответить. Может, это было просто ребяческим желанием отобрать чужую игрушку - но кому какая разница? Скорее всего, питомец был довольно-таки важен монаху; но если бы тот отказал в просьбе Лорнару, то возник бы закономерный вопрос - что ж это за работа такая, за которую и жалкой крысы не отдадут?

Нимбл изрядно выпил, а всегда когда он выпивал слишком много пива или эля не говоря уже про крепкую дворфийскую брагу то с ним случалось страшное превращение которому бы позавидовал даже иной допельгангер, а именно что гном по его ощущениям превращался в бурдюк с двумя ножками в который залили на несколько пинт больше чем в него могло бы влезть. Теперь гном старательно отгонял от себя мысли обо всех когда либо виденых им ручьях, реках и водопадах и медленно шел через зал стараясь никого не задеть плечом и не упасть ни на чей стол потому что любой удар по его драгоценной тушке сейчас мог закончится позорной катастрофой и когда, наконец то за ним закрылась дверь и в лицо ударил неожиданно холодный воздух после спертой вони таверны то он вздохнул с облегчением, а когда он наконец то растегнул ширинку и нащупал в недрах штанов мистера Пипкинса то был вообще почти счастлив. Вскоре тишину мрачного проулка скрасило мелодичное журчание, а гном левой рукой нащупал струны у болтающейся с боку лютни и правой направляя струю как обычно бывает по привычке тихонько запел: -вот Нимбл громовержец: напился он пьян... вот темный проулок опасностей полный... канава с отбросами вони обитель... вот Пипкинс коварный: в штанине застрял... вот я блин ботинок себе обоссал...

Саллах просто молча следовал за караваном. Лишь особо прищуренный взгляд и открытые на сей раз глаза извещали о его бдительности. Мысли еще оставались внутри. В нем.

Шторм. Шторм. Шторм. Соленые брызги и ледяной ветер. Эвенгар Маар стиснул зубы, вцепившись в корабельную балку обеими руками, в то время как морская волна, точно удар тяжелого тарана, отправила за борт сразу несколько человек позади него. Тряхнув головой и отплевавшись, он понял, что и это его укрытие протянет совсем недолго - крепкое дерево уже вовсю скрипело и гнулось, грозя вот-вот разломиться надвое. С проклятьями, Эвенгар оттолкнулся от палубы корабля и попытался отступить в безопасное место - если, конечно, таковое можно было отыскать сейчас на этом судне, но новый толчок заставил его покатиться кувырком и едва не вылететь за борт. В голове зазвенело от удара. Коснувшись рукой затылка, Маар обнаружил, что весь залит кровью. Но то была не его кровь.
Держа оторванную голову моряка в руках, прямо ему в глаза смотрела златоокая русалка. И взгляд ее был обещанием смерти.
Эвенгар нашел в себе силы встать и молча выдернуть из-за перевязи за спиной двуручный меч. Если бы его было так просто убить, то он был бы уже давно мертв.
На губах "Морской смерти" проступило то, что можно было бы назвать усмешкой. Размахнувшись, она швырнула голову матроса за борт, и еще до того, как та достигла воды, ее с хохотом подхватила стремительная зеленая тень, метнувшаяся ей навстречу. Засмеявшись, русалка ринулась на воина, выставив вперед когтистые лапы.
Взмах, удар. Свист стали. Корабль вновь тряхнуло и точное, не знающее промаха движение, не принесло результатов. Клинок скользнул мимо русалки, и та с легкостью вонзила когти в его напрягшиеся мышцы, заставив Маара выронить тяжелый меч. В лицо резко дохнуло тухлой рыбой.
... Жар. Кровь становится обжигающей. Кипяток, текущий по жилам. Эвенгар кричит, и его глаза становятся такими же желтыми, как и глаза "Морской смерти".
Сжав ее скользкие руки своими, он медленно развел их в стороны, и на лице русалки проступило чудовищное удивление. Кровь капала на палубу, смешиваясь с морской водой. Оскалившись, "Морская смерть" клацнула зубами, едва не прокусив ему горло. Сжав свои пальцы на ее локтях, Эвенгар резко рванул их, и два кровоточащих обрубка остались у него в руках. Страшно закричав, русалка упала на палубу, тут же стремительно заскользив по ней вниз. Теперь у нее не было ее острых когтей, и она не могла ни за что зацепиться. А это значит, что впереди ее ждало одно лишь яростное море.
Отдышавшись, Эвенгар прижался спиной к борту корабля и попытался отыскать взглядом свой меч.

Феликс сидел, развалившись на стуле в каком-то задрипанном трактире и допивая уже третью по счету кружку эля. Спиртное, казалось, выжигало глотку изнутри, голоса моряков, доносившиеся снизу, резали слух, а беспощадное солнце за день пути опалило неприкрытую кожу и почти ослепило глаза. С того самого момента, как он пересек границу Калимшана, наемнику казалось, будто он случайно забрел в какой-то из кругов Ада. Воспоминания о взглядах прохожих, таких же сухих, как и земля под ногами, причудливый контраст между богатыми купцами и потрепанным отребьем вроде воров и убийц, и свои, особые законы этого края, нравы которого были так же безжалостны, как и его природа - на самом деле все это привлекало Феликса, и именно эти аргументы послужили основными при выборе цели очередной поездки. Да и к тому же, еще ни один контракт, предложенный кем-то из пустынников, не оказался нудным, слишком легким или не заслуживающим внимания. Вот и в этот раз слова якобы монаха - и брошенный на стол кошель с изумрудами, если уж быть до конца честным - поневоле заставили Феликса прислушаться к предложению.

-Итак, вы предлагаете мне гоняться за неизвестно кем, в неизвестно каком количестве, которые приезжают неизвестно когда, да и неизвестно, сюда ли. Я что, должен прямо сейчас пойти к воротам и шинковать всякого, кто войдет в город? И все за шанс получить денег... и неизвестно что впридачу!

Слова, полные скептицизма, маг произнес ледяным голосом, глядя даже не на собеседника, а на его крысу, вцепившуюся своими маленькими когтями в ягоду. Хотя наверняка сказать было нельзя - как и у грызуна, направление взгляда алых глаз мужчины нельзя было определить, и казалось, будто он смотрит в пустоту. Но, несмотря на впечатление, которое он производил со стороны, Феликс был скорее заинтересован в контракте, и даже перевранное имя его не покоробило - видать, тому виной был эль. Но, раз уж он собирался взяться за задание, нужно было узнать подробности.

-Мне кажется, вы могли бы сказать больше, - мужчина сделал акцент на последнем слове, будто бы подразумевая не только информацию, связанную с контрактом, но и вопросы, связанные непосредственно с личностью убийцы. Ну а что, надо же дать монаху повод нарваться, а то даже невежливо как-то получится. Да, взгляд, которым буквально пожирал его монах, не остался незамеченным - но Феликс уже привык к тому, что его вид шокирует каждого первого встречного. Впрочем, по отъезду из любого города его все равно опасались уже не из-за вида, а из-за поступков. И, похоже, так случится и в этот раз: выпивка, призванная дать магу возможность расслабиться после путешествия, возымела слишком сильный эффект, подталкивая к необдуманным поступкам - как благородным, так и не очень.

Лежать на еще теплом песке посреди пустыни. Смотреть на ночное небо, когда лицо обдувает ветер. Сжимать ладонями чистый сыпучий песок... И все это в преддверии кровопролития. Что может быть приятнее?
Калиштар прикрыв глаза возносил молитву своему демоническому прародителю, присутствие которого здесь, посреди его родной стихии было наиболее близким.

И вот, закончив все приготовления, он выслушал указания Шеха. Неприятного, мутного типа со стороны нужно сказать. Калишь ему доверял еще меньше чем дроу. От темного хотябы было понятно чего ждать. А вот Шех... Его цели и мотивы били не ясны, да и кто знает какие инструкции тот получил от гильдии. У тифлинга давно появилась дурная мысль что по выполнении задания от него постараются избавиться.
Ха! Пускай попробуют!

Но это будет потом. А сейчас на первом месте задание. Сейчас они союзники.

Коротким кивком он подтвердил принятие цели.
Пора было начинать.

Первый стражник. Тело тифлинга покрыла легкая рябь, а с его кожи и одежды начали срываться и опадать наземь маленькие песчинки. Он бесшумно скользнул вниз, вдоль бархана, двигаясь очень быстро вдоль земли. Как тень.
Когда до жертвы оставалось метров десять тело убийцы рассыпалось в несколько струй песка, которые с еще большей скоростью, словно воды горной реки, обтекли ноги стражника и стали подниматься человеческой фигурой за его спиной.
Спустя мгновение Калиштар погрузил змеевидные клинки в тело стражника. Первый в его горло, нанося глубочайший разрез и не позволяя вырваться крику. Только сдавленное бульканье. Второй клиник впивается сзади в печень и проворачивается вокруг своей оси.

-Это моя жертва тебе о великий отец Сетх.
Беззвучно, одними губами, шепчет Калиш.

"Одиночество - удел разведчика. Никому нельзя доверять, никогда нельзя расслабляться, надо уметь все помнить и все забывать. У разведчика должно быть железное сердце и стальные нервы".
В жизни Александра бывали обстоятельства, когда приходилось напрягать все силы, чтобы побороть ту внутреннюю дрожь, от которой в минуту смертельной опасности сжимается сердце, перехватывает горло. И всё же это состояние нельзя было назвать страхом… Скорее всего это была готовность к наихудшему. Он сознавал, что смерть подстерегает его на каждом шагу, но без страха шёл на любой риск. Даже на допросе в гестапо, когда он понял: ещё мгновение – и придётся пустить себе пулю в лоб! – даже тогда страха не было. Была собранность и готовность как можно дороже продать свою жизнь. Александр знал: идёт война, он послан на самый сложный участок фронта, где успех, где сама жизнь или смерть зависят от умения владеть собой.
В глубине души он гордился тем, что за все годы войны страх ни разу не захватил его врасплох, не парализовал мозг, волю к борьбе.
Когда кончилась война, он, словно непосильное бремя, свалил с плеч то напряжение, в котором должен был жить в годы войны, чтобы выдержать, выполнить всё, что надлежало выполнить, дожить до победы. Ему тогда и в голову не приходило, что в радостном облегчении, которое он почувствовал, таится опасность новых испытаний.
Александр отлично понимал: его поездка на север Италии, а затем в Рим, будет мало похожа на увеселительную прогулку, но что в результате след приведет его в Берлин не ожидал. Прошло 15 лет с окончания войны, но до сих пор всплывают призраки прошлого, требуя вновь и вновь забывать настоящее имя и становиться герр Штраубе.
Резкий звук взлетевшего феерверка вырвал Александра из воспоминаний, осветив стоящий в переулке черный опель.
Александр моргнул фарами, обозначая свое присутствие.

Африка уже сидела в печенках. Вечная жара, пустыни вперемешку с джунглями, и толпы мошкары. А теперь еще - и куча вонючих негров по кустам, готовых прострелить тебе башку за пару баксов и за твою волыну. А ведь именно этих самых "зулусов" он ехал обучать этому умению - стрелять в голову всем вокруг. И ведь никого не учит судьба Афганистана - чем больше денег ты вольешь в вооружение другой страны, тем проще ей будет потом воевать против тебя же самого. Но когда история волновала тех шишек наверху, когда речь идет о больших деньгах? А да, конечно, дело не в нефти. И не в алмазах. Дело в том, что повстанцы стремятся установить негуманное, диктаторское государство, в противовес текущему - демократическому и свободолюбивому. Вот интересно - хоть 1 человек на свете до сих пор верит в эти фальшивые заявление акул политической арены?

Лагерь был уже близко, а значит - пора выкинуть из головы философский бред и приготовиться вбивать в тупые черные головы знание том, что это - автомат, и им не надо копать землю, им надо убивать других тупых черномазых. Однако, планам не суждено было сбыться. Сидящие к нему лицом "зулусы" вдруг резко перестали разговаривать и похватались за оружие, передергивая затворы. Кейси и сам приподнял борт и глянул вперед по движению грузовика - за поворотом черной трубой уходил в небо дым пожарища. Может, ребята просто жгут резину?

Заметив неладное, водитель поддал газа и за считанные минуты довез Кейси и его попутчиков до того, что осталось от тренировочного лагеря. А осталось от него немного чего - сожженные палатки да мертвые нигеры. Ни машин, ни оружия, ни топлива, ни медикаментов, ни должных находиться тут врачей и наставников - таких же англичан, как и сам Стив. Лишь куча стрелянных гильз и следы, явно уходящие по выжженным прериям вдаль, к горизонту.

"Зулусы" побегали по лагерю, покричали, а затем вернулись к грузовику с постными минами. Судя по ним, они считали, что коли Стив - приглашенный тренер, то он тут теперь за главного, и что делать - решать уже ему.

- Попал! Якушка! Вдруг с восклицанием крикнул командир.
Обстановка оживилась. Экипаж разделил секунды радости, одарив друг друга довольными лицами. На секунду забыв о все сжирающем страхе.
- О, как. Взмолвил сержант.
Рядовой Крутин немного, растерялся. Гримаса быстро сменилась, шел бой. Было в нем немного неуверенности и ожидание.
- Чт... Что то собирался сказать Борис, но его перебил радист.
- Прием! Кричал в трубку тот.
- Штаб Н на связь, я 91!
Торопливо, немного не уверенно каждый выполнял должное.

- Правильно ты всё чувствуешь, лейтенант. – Пронеслось в голове у Демидова.

Конечно же, немец не мог оставить часть фронта без противотанковых орудий, тем более что им известно, что у нас тут стоят танки. Проворонить перемещение целой танковой бригады, да не простой, а тяжёлой гвардейской, не бывает так.

- Есть к овражку! – Пробурчал он в шлемофон. – Наводчик, дуло береги!

Резко клюнув носом, тридцатьчетвёрка нырнула в низину. Игнат не тормозил на спуске, что бы танк не забуксовал, он воткнул нейтралку, позволив машине скатиться на инерции и уже на болотце подкинул ей первую. Глухое ворчание двигателя, на пониженной передаче, заметалось между стен оврага, не позволяя противнику на слух определить, где именно находится машина.
Накидывая грязь на корму, танк полз по овражку, картинно поводя дулом из стороны в сторону.

- Приготовились! – Предупредил экипаж Игнат, захлопнув люк. – Сейчас покажемся, не зевайте.

Чуть ослабив левый рычаг Демидов начал разворачивать машину, стараясь не потерять сцепление с итак слабым грунтом, он вывел машину, ориентируясь по крышам хуторских хат.
Как только он «почувствовал» уверенное сцепление траков с грунтом, Игнат резко сменил передачу и выскочив из-за холма вывел машину параллельно линии немецких окопов.

Резко грохнуло орудие, застрекотал пулемёт, танк, выкидывая комья земли из под траков, набирая скорость, мчался по линии немецких окопов. Сквозь амбразуру люка почти ничего было не рассмотреть, но и так было понятно, что пулемётному расчёту с правого фланга пришёл конец. Для верности пройдясь траками по тому месту, где он успел увидеть вспышки дульного тормоза MG42.

По броне танка зацокали пули, с тем же успехом немцы могли кидать в тридцати тонную машину камни. Оставалось надеяться, что такого дерзкого манёвра от русских танкистов противник не ожидал и пули это единственное чем им успеют ответить.

- Молись, радист! – Кровожадно пробубнил Игнат и не доезжая до конца окопа резко потянул левый рычаг.

Правая гусеница остановилась, а левая продолжая бешено вращаться, развернула танк на 90 градусов. Используя ближайшую хату как укрытие, Демидов спустил задним ходом свою машину с пригорка на котором стоял хутор, используя и хату и пригорок как укрытия от предполагаемого артиллерийского огня противника.

Танк застыл у подножия холма, задрав по склону нос, и приготовился отбивать контратаку пехоты. Орудие было заряжено, со скрежетом вращался в шаровой установке, выискивая цели, курсовой пулемёт.

- Ну что они там стесняются!? – Проорал в микрофон мехвод. – Нам тут долго не простоять! Урааа, блядь!

«А крепкий дед!», - подумал Мальцев, без особого удивления, впрочем – деревня же, тут и на старости лет без дела не сидят. Иконы – тоже дело на селе нередкое – советская там власть или нет, а образа эти тёмные, намоленные, слишком уж давно висят в русских избах, слишком давно, чтоб пропасть в одночасье. Да и пусть висят. Дети и внуки тех, кто всё ещё крестится украдкой, вырастут уже свободными от старых, пропахших ладаном сказок. Ну и фотография – тоже не диковинка, хотя количество наград, конечно, впечатляло. Из рассказов отца Сергей знал, как «георгии» эти достаются. Первое впечатление оказалось верным - повоевал Никифор Петрович, чего уж там, повоевал… Только вот, кольнула мысль, когда фотография эта сделана? Во время Империалистической? Или попозже, си-ильно так попозже? По форме-то особо не отличишь, а раны, оставленные братоубийственной войной, были ещё слишком свежи, чтобы одинаково относится к красным и, пусть даже и перековавшимся, но белякам. Словно осколок, который врачи так и не сумели извлечь из тела старшего Мальцева, глубинный раскол, прошедший через весь русский народ, долго ещё будет отдаваться тянущей болью, даже в тех, кто как Сергей, слишком молод, чтобы помнить тёмные и кровавые времена Гражданской.
«Вот же… и спросить-то неудобно – а ну как года с пятнадцатого карточка, а потом он погоны-то и снял? Обидится. Но если даже белый – что мне, воевать с ним что ли? Или в другую хату стучаться? Чушь, до фронта рукой подать, лавки тут такие же, как и везде, а на то, чтоб врагов народа выискивать, специальные органы есть, у меня служба другая»
На том про себя и порешив, сержант молча кивнул старику и сел за стол.

- Так точно, товарищ лейтенант! – Веселым тоном отрапортовал Игнат, в его словах чувствовалась бравада, но он был действительно рад будущему делу.
– А разрешите у вас бинокль попросить, пойду, посмотрю на этот хутор. Карта-то небось довоенная.

Выйдя из расположения, Демидов аккуратно прокрался по кустам, так что бы видеть если и не сам хутор, то хотя бы подступы к нему. Прикинул рельеф местности, самое главное его высоту.
Полная высота Т- 34-85 составляет 2,7 метров, это вместе с башней «гайкой». Мехвод с радистом сидят на высоте чуть менее метра, на самой земле, получается. Даже не большой холм или овражек сможет прикрыть их от вражеского огня. Его задачей было наметить такой путь к хутору, что бы как можно больший отрезок пути провести именно в складках местности.

Так же присмотревшись к хутору и сверившись с картой, Игнат подумал, куда бы он на месте немцев поставил противотанковые орудия. Каков будет их сектор обстрела и возможности для манёвра и смены позиции.

Быстро сделав необходимые пометки, он вернулся к танку.

- Значит так, бойцы, до хутору ходу всего ничего. Предлагаю слить из допбаков соляру, нам и основного хватит три раза туда-сюда смотаться. Нечего черта дразнить. – высказал свои предположения Игнат. – И это, там вроде танков не замечено. Давайте-ка попробуем с ходу подавить выявленные огневые точки фугасами. Поможем пехоте подойти. То есть пехота выявляет - залегает, мы выскакиваем, стреляем, попали не попали, но шороху навели.

- Вот такие у меня соображения, товарищ Прокопенко. Я так понимаю, команды взять хутор нам никто не давал, потому покружим на пределе досягаемости подсобим пехоте и обратно к ужину успеем. – С бесшабашной улыбкой закончил мехвод.

- И ещё вопрос, нас артиллеристы не поодживают. Было бы здорово туда пару раз пальнуть, что бы немцы забегали. - Бросил через плечо Игнат, уже устремившись готовить танк к атаке.

Демидов всегда очень ответственно подходил к этому вопросу. Любая, даже мелкая халатность может стоить жизни и поблажки себе тут недопустимы.

Проверив дизель, уровень и давления масла, он прощупал тормозные фрикционы, не покоробились ли, готов ли танк к резким манёврам.
Открыв казённик он заглянул в ствол орудия, вычищен ли. Проверил компрессию воздуха в аварийном стартере и бортовое электропитание, связь и чистоту приборов наблюдения.

Все это заняло не более 20-ти минут, Игнат делал это каждый день, но в вопросах техники он был перестраховщиком.

В принципе, танк был готов ко всему и находился в отменном техническом состоянии.

- Спасибо, доктор. Я постараюсь.

Долго, очень долго провалялся Клаус в этом госпитале. Его соратники все это время - и об этом он старался не думать - выполняли свой долг, сражались, умирали, получали награды. А он... он лежал на больничной койке, сытно ел и сладко спал. Кауфману было стыдно, хоть он и понимал, что это не его вина.

Ему снились кошмары. Снились убитые товарищи, горящие деревни и изгрызенная воронками взрывов черная земля. Снился пылающий Берлин - и каждый раз гауптман вскакивал с койки, тяжело дыша и обливаясь холодным потом.

Война шла не так, как планировалось. Иваны наступали - откуда у них брались силы? Их убивали тысячами, а они все никак не успокаивались, лезли вперед, метр за метров тесня доблестных солдат фюрера. Гауптман читал газеты и представлял в общих чертах ситуацию на фронте. Дерьмовую ситуацию. Наступление захлебнулось, попытки контратаковать проваливались, вермахт отступал. Возможно, он воспринимал все слишком пессимистично - этого Кауфман тоже не исключал.

"Хорошо играет" - подумал Клаус, слушая слепого пианиста, - "Бетховен, кажется". Кауфман любил музыку. И классическую, и военные марши, и легкомысленную музыку берлинских кабаков. Даже русские песни ему нравились, хотя он почти не понимал слов - русский язык вообще сложный, а когда на нем начинают петь... Сам гауптман обладал неплохим голосом и слухом, поэтому иногда тихонько напевал себе под нос какую-то песенку. Однажды, еще во Франции (о, насколько воевать там было легче и приятнее!) ему в руки попалась гитара и один из солдат научил его нескольким аккордам. В госпитале гитары, к сожалению, не было, и Клаус почему-то грустил по этому поводу.

Он положил сигарету обратно в пачку - почти полную, Клаус не курил уже неделю, только угощал, если просили и подошел к пианисту. Хотелось поблагодарить этого бедного парня за такую прекрасную музыку. Клаус хлопнул пианиста по плечу:
- Эй, парень, сигарету хочешь? - сигареты здесь были ходовым товаром. Курили почти все, то ли снимая напряжение, то ли по другой причине, некурящий Клаус был исключением из правила.

Если бы за улыбки давали рейхсмарки, Лара была бы уже безумно богата. Она была очень хороша собой и знала это. Знала и пользовалась, когда полагала это разумным. На сей раз она сочла, что от ответной улыбки будет больше пользы, чем вреда, хотя на фоне формы штурбманфюрера СС ее улыбка смотрелась несколько нетрадиционно. Все знакомые ей штурмбанфюреры СС улыбаться, конечно, умели, но в присутствии нижних чинов вели себя, как правило, сдержано и даже суховато. Лара, впрочем, подумала, что перевести отношения с лейтенантом в более формальную плоскость она сумеет всегда, а также, что сейчас взгляд страшего лейтенанта перетечет на ее ноги и задержится на них чуть дольше, чем это подразумевают приличия. Ни один из известных ей штурмбанфюреров, и даже оберштурмбанфюреров не обладал ногами, которые могли бы сравниться с ее, зато пялились они на ее коленки, словно на каждой был вытатуирован портрет фюрера. К сожалению, женщины Германии еще не доросли до того уровня свободы и раскрепощенности, который позволяют себе некоторые американки и, как она сама видела, француженки, и носить брюки в рейхе считается дурным тоном.
- Вы можете звать меня Лара, а можете госпожа фон Кёниг, - сказала она, протягивая руку для приветствия. Ей не нравилось, когда ее фамилию коверкали, и каждый раз, когда кто-нибудь забывал сказать "фон" перед ее мысленным взором проскальзывала череда портретов благородных и степенных предков, адмиралов, министров, вояк и сифилитиков, смотрящих крайне неодобрительно на подобное неуважение. - Лара вполне устроит.

Она поглядела на машину. "Опель" она не любила инстинктивно, причем объяснить этот факт была совершенно не в состоянии. Вот не любила и все. Настроение Лары упало на полградуса, но она подумала, что ее "Хорьх" уже наверняка доставлен сюда поездом, она припомнила название гостиницы, где ей заказали номер люкс и назвала его Гансу.
- У меня багаж, горничная и Ева, - сказала она следом, как раз, когда горничная вывела на поводке овчарку. Ева слегка одурела от долгого перелета, от тряски и духоты, но вела себя паинькой. - Я опасаюсь, мы не поместимся в вашей машине.

Саша в последний раз окинул взглядом расположение немцев пытаясь выделить потенциально опасных для ихней группы, но как не странно они чувствовали себя расслабленно, даже и не подозревали о том что ко устоит развед группа. например вот те двое что должны следить за дорогой, да они даже внимания на нее не обращают, а их оружие вобще предохранителе стоит! педанты блин, что с них взять, но это еще ничего! вон, вон их командир который всегда зайдем быть готов к неожиданнастям, что он? а он мирно дрыхнет возле дерева, да он вобще не успеет придти в себя до того времени как нас здесь уже не будет, а может он просто станет трупом если окажется быстрее. а или вон там, шесть человек сидят за столом в одинх штанах, ну что это за бойцы? расслабились они чтото сильно. но может тут чтото не так, может мы чтото упустили? дуб от этой мысли даже начал ерзать, и не смотря на жару по спине пробежал холодок и он внимательным цепким взглядом прошелся еще раз по местам возможных огневых точек, схоронов и вобще мест где мог затаиться противник, или даже снайпер.

саша вновь застыл наблюдая за деревушкой надеясь уловить движение или блик чегото не замеченного ранее и ожидая пока появится машина с целью в зоне видимости

В дороге он дремал – въевшаяся за два года солдатская привычка любую свободную минуту использовать для отдыха, а разведка так и вовсе день с ночью путает – на «нейтралку» ходить надо в тёмное время суток, если жить охота.
Сержант взглянул на небо, на хутор, потёр заспанное лицо и сплюнул под ноги. В желудке забурчало – добирался он долго, и от большей частью оставленного дома продуктового довольствия осталось лишь полкраюхи «черняшки» в вещьмешке. Ну да ничего, завтра он будет в части, а может и тут хозяева расщедрятся, если конечно у самих есть что в котёл положить – на тыловые нормы Сергей за время отпуска нагляделся вдоволь. При этом, даже в полуразрушенном Ростове-на-Дону, спекулянты продавали всё, что душеньке угодно – хошь хлеб белый, хошь тушёнку американскую, «второй фронт», да только по таким ценам, что… Одного особо мерзкого субчика сержант чуть не порешил там же, на месте – хуже немцев такие, на роже лоснящейся прям аршинными буквами написано, что под оккупацией или в полицаях ходил, или в стукачах. Сдержался, и подивился сам себе – как же просто это для него стало, бездумно почти, тело всё само готово сделать – только свистни, только захоти, финка рыбкой в руку, туда-сюда, раз-два, готов. И ахнуть не успеет. Сдержался. Ничего, после немцев и такую вот плесень вычистим, выжжем! А немцев побить теперь – вопрос времени, он так матери и сказал. Мама, поседевшая и осунувшаяся, но не потерявшая ни гордой своей осанки, ни ясного взгляда, верила.
В сорок первом, сорок втором, и у него была лишь вера. Сейчас вера сменилась уверенность. Может сам Мальцев и не доживёт до победы, но она неизбежна, как рассвет, или весна. Фрицы подвыдохлись, что такое страх узнали, а советские бойцы, те что выжили, мно-ого чему научились. Хотя и дорогой ценой. Взять хоть его разведвзвод – сколько осталось в живых из тех, с кем Сергей служить начинал? По пальцам перечесть можно! И, как при старом режиме говаривали, «дай-то Бог», не пришлось бы эти пальцы загибать – две недели по фронтовым меркам целая вечность.
«Ладно, что зря гадать. Завтра доберусь и всё узнаю, а пока – ночлег».
Мальцев забросил на плечо «сидор» и зачавкал кирзой по грязи к крайнему дому.

Ссылка на побольше ссылка

Ссылка на старый ссылка

Дыхание дома Ззириндин было неровным, сбивчивым дыханием давно больного старика. В чьей голове одиноко бродят призраки былого величия, заглядываются на него пустыми дырами выколотых глаз и едва шевелят во рту обрубками языков. Тело старика покрыто струпьями грибных порослей и лишаями плесени, его каменные пальцы холодны, а веки-ставни наглухо закрыты. Но где-то здесь в глубине еще бьется его слабое, больное сердце. Азерал это чувствовал. Но сейчас бродил, скорее по кишечнику.
Темные лабиринты коридоров складских помещений петляли до головокружения. Ни единой искорки света и в темно-синем поле инфразрения ни одного теплого участка. Будущего мага словно вело чутье, когда он выбрался по трем лестницами в подобие трапезной с большим столом и десятком стульев, где одиноко горел единственный фонарь и замызганного вида кобольд меланхолично протирал тряпкой стол. Азерал бесшумно прошел мимо него дальше. За следующей дверью оказалась кухня. Кормили слуг в шестом доме Небит-Дага не деликатесами. Пахло кислыми водорослями, называемыми в народе шерстью жабы. Длинные зеленые нити нужно было разваривать в кипятке не менее двух часов прежде, чем их можно было разжевать и проглотить. Зато стоили на рынке они очень дешево и продавались охапками. В детстве и юности Азерала бывало, что семья десяток служб первого дома не ела ничего кроме этой шерсти.
Здесь было много света, звона посуды и звуков льющейся воды, звенел женский смех и звучала речь каких-то рабов. Азерала от них закрывала внушительных размеров печь, на которой в котелке как раз и варилась упомянутая шерсть.

ссылка на крупнее ссылка

Вопреки общественному мнению самоубийцей Шеар не был, так что подойдя на расстояние достаточное чтоб достать тварь кончиком цепи, он отпустил свистящее колесо, грузик хищно устремился к точке расположенной где-то между глаз твари. На самом деле, ассасин видел несколько вариантов будущей активной части охоты, три-четыре варианта позволяли ему и дальше доводить родичей до разных состояний своим сумасбродством, о последнем, же он старался не думать...
Первый вариант, самый на взгляд дроу разумный - выманить гада на берег, где он еще больше потеряет в скорости и накрыть сетями без потерь и мучений. Второй вариант - он нравился Шеару меньше, если Нагаха поймает грузик зубами, верил он в этот вариант мало, но и упускать не спешил, второй вариант делился еще на два, потерять оружие, или войти в близкий контактный бой, оба варианта имели свои плюсы и минусы, и если честно приходилось выбирать между позором для воина, и большим риском для жизни.
Третий вариант так-же устраивал Шеара мало, так как в нем в твари просыпались, мозги, совесть, инстинкт самосохранения, жажда купания, или любовь к гнольему мясу, и ящерица-рогоносец погружается обратно.
Прекрасно конечно было бы если бы гадина сожрала "Горячо любимую сестрицу" но о таком счастье Шеар и помыслить не мог... Отравится ведь!

Торговые лавки в Корунде были хоть и меньше и скромнее обставлены, нежели на главной улице Небит-Дага, и на первый взгляд ассортимент у них был скудный, но зато на заказ для обеспеченного средствами дроу могли достать все, что угодно. Здесь не было Совета Матрон с их бесчисленными запретами, не было жриц, которые разгуливая по рынку забирали все, что им нравилось, не платя за это ни единого золотого, здесь клиент был всегда прав и знал, что любой его каприз будет удовлетворен. Настоящий рай для торговли. Однако же здесь был и Храм Ллос и жертвы богине приносили регулярно, но городом правили вовсе не эти женщины дроу в ритуальных нарядах.
Алхимическую лавку сын дома Рибизи искал довольно долго, почти потерявшись в бесконечных улочках и переулочках, забитых торговыми лавками, прилавками, палатками и шатающимися среди них дроу и не-дроу. А нашел по специфическому запаху жженого лишайника, на основе которого для простолюдинов готовили мазь, заживляющую порезы. Небольшая палатка из плотного материала, тщательно пропитанного особым раствором, защищающим его от сырости, была сплошь увешана пучками, в которые хозяин вплетал все, что попадалось под руку. Это были пучки трав, хвосты пещерных крыс, крылья летучих мышей, перья птиц, маленькие пузырьки, пробирки и реторты из разноцветного стекла, натертые до блеска монеты то ли дварфов то ли эльфов, многих из которых Тендро никогда в руках не держал. Все это свисало на веревочках с вершины купола палатки и в темно-бирюзовом свете магического огня создавало почти мистическую ауру. Возле входа в палатку у небольшого валуна, служившего прилавком, переминался с ноги на ногу гоблин, выглядевший подозрительно ухоженным и откормленным для раба.
- Передай своей хозяйке, что её заказ будет готов только завтра. Корни иглокуста доставили совсем сырыми, я развесила их сушится.
Из недр маленького алхимического царства вынырнула дроу, закутанная в сиреневую материю по самые глаза.
- Завтра я отправлю к ней посыльного. Настойка будет готова вовремя. А это свечи, которая она просила.
Гоблин сгреб протянутый ему сверток, раскланялся и удалился.

Охота требует терпения сестрица. - Пожал плечами Шеар. - Ты конечно можешь сейчас вынудить меня заменить этого беднягу, но вот что будет дальше? Незаменимых конечно в природе нет, но если не ошибаюсь у тебя не так много надежных исполнителей. - Усмехнулся он не отводя глаз от прицела.
Ну и еще один такой незначительный минус, - моя смерть - это ослабление дома. Пускай не такое значительное как твоя, но в этом случае максимально и несомненно бесполезное. И ответственность за это ослабление будет на тебе, так как ты командир операции, и уж тем более никто не поймет зачем ты меня убрала. - Он не надеялся что эти доводы покажутся сестрице разумными, она была далека от того чтоб воспринимать мужчин чем-то более полезным чем инструмент, но пока она думает у него была еще пара секунд.
Если быть честным Шеару самому было любопытно посмотреть на рофову ящерицу, но он никоим образом не собирался делать этого *из под сцены* и если быть снова таки честным что в обществе дроу иногда полезнее чем ложь. Он откровенно сомневался что находясь в лодке он сможет пережить этот замечательный спектакль, хотя... Это было-бы... Познавательно. Но раз сестрица просит...
Вытащив из кармана мелкую монетку Шеар подбросив ее на руке метнул ее в воду, монетка проворно поскакала по воде создавая несколько источников возмущения на и без того возмущенной веслом гнолла водной глади.

Пауки задумчиво кивали друг другу. Они обсуждали как здорово, что у них такая прочная и крепкая паутина. Что она защитила их от чудовищной взрывной волны. Что они просто умнички.

Опа. Мальчик упал и не может подняться.

Одиннадцать спешиваются. Их окружают.
- Банзай!
Раздается откуда-то сверху.
И тишина.

Эльфы не улыбаются. Мальчик упал. Пал. Лежит и встать не может. Ждет - ну кто ему поможет?
Это не хорошо.

Это не хорошо! Прикусываю язык, из краешка рта течет ярость. Какого дьявола?! В глотке тонет крик, переходит в беззвучный клекот. Руки расходятся в стороны. Высоко поднятые над головой они опускаются вниз - словно крылья. Затем вверх. Вниз. Вверх. Вниз.
Я спокоен. Бесконечно спокоен и чувствую запах смерти.
Не имеет значения кто и где.
Не важно в тени или скрыт в позолоте. Я чую твой запах. Мальчики привыкшие различать тысячи оттенки духов тоже его чуют. Ручные паучата тем более. И вот запах вашей скорой смерти начинает кружится вокруг меня. Танцевать и постанывать.
Я откидываю голову назад. Я концентрируюсь и закрываю глаза. Мне не надо торопиться. Мне не надо обороняться.

Из тьмы ли придешь.
Из золота.
Я буду спокоен и тверд.
Мечом угрожаешь?
Не холодно.
Златом?
Не горячо.

Захочешь на мягких лапах
Подкрасться - напасть со спины.
Не буду спорить. Пытайся.
Я знаю ваши концы.

Я знаю - чего вы боитесь -
Позорную смертью пасть.
Не бойтесь. Всё будет красиво.
Упасть вам в паучью пасть.

Стою бездарно рифмуя
В кругу крови голубой.
Кто-то пришел ко мне с критикой
...
Короче сам ты такой.

Николе это не нравилось. Ой как не нравилось. Мало того, что он всстревожил этот городок, так ещё и прелюдно унизил помошника шерифа, но при этом без озможности предоставить ему материальное доказательство его вины. Но выкручиваться же как-то надо?
Когда толпа пришла на ферму, Николо подошел к ним:
- У меня две новости. Тварь здесь была, но успела слинять. Это не крысолюд. Не человек. И не октопус тоже. Поэтому нам нужен либо карлик-ниндзя, который пролезут в ту дыру, куда уползла тварь, либо динамит. Я за взрывчатку, а вы?

А тем временем со стороны теневого воинства погибло лишь пара пантер успевших выпрыгнуть из Царства Теней да все тёмные, а шадар-кай видимо успевшие шагнуть через тени сейчас стояли практически на том же месте, а Тени начавшие усиленно витать вокруг них начали постепенно приходить в свое обычное состояние. Особенно это было удивительно наблюдать на Кошмаре когда плотные тени освобождают от своего присутствия пламя. Но вот пантеры выскочили из теней и заметив более опасную цель начали кругами подходить к ней отвлекая внимание от других и постепенно подшагивая через тень... Их новой целью стал голем, ну а шадар-каи обратили свой взор на дроу и сейчас Хелиана на прекрасной лошадке скала в сторону Азерала и вот ему открылась причина того почему этих лошадей называют Кошмрами, он на своей шкуре ощутил то что называется Аура страха, беспричинная паника начинала медленно просачиваться в мозг, а хорошее воображение дорисовывало картину кошмара на яву только усиливая эффект, но всё же он ещй мог контролировать себя... Пока всадница с ужасающей лошадью ещё только приближается. И кажется она шепчет какое-то заклинание?

Мрачные черные руины небольшого города. Обгорелые камни стен, дымящиеся строения, процессии гробовщиков повсюду.
И еще запах смерти. Повсюду.

Богато украшенный кортеж комиссии магов из Мурагира простучал по камням мостовой, поднимая облака гари в воздух. Яркие цвета карет смотрелись крайне неуместно на поле скорби и отчаяния.
Дверцы отворились и оттуда стали выходить маги различных орденов и школ. Они тут же занялись исследованиями пепелища, выискивая эфирные отпечатки магии творившего.

Азур вышел одним из последних. Он снял перчатку и ладонью попробовал воздух: Сила стихии медленно и неохотно поддалась воздушному магу, передавая крупицы информации... Отчаяние, безвыходность, боль и еще что то... Огромное, не позволяющее прикоснутся разумом. Живое.
Азура оборвал Абраам. Один из огненных магов. Высокий, статный, абсолютно рыжий одногодка воздушного мага.
- Уже не терпится приступить к работе? Как всегда ты все пытаешься делать с наскоку!
Азур недовольно опустил руки, успокаивая возникшее в ладонях неприятное жжение отката:
- У тебя новости?
- Да, - ответил Абраам, и тряхнул огненной головой в сторону своего спутника.
А точнее спутницы. Азур ее только заметил. Худенькая, стройная девушка, в простом, но добротном платье, которое носят горожанки империи. Она смотрела каким то странным взглядом с нотками непонимания на окружающее.
- Орден передает ее нам в комиссию. Ее зовут Эва. Сам Магистр отправил ее на это дело. Девушка сильно потрясена после недавних событий. Уж не знаю что там у них приключилось...

-Надежда питает шанс, если нет веры в себя, значит шанс уже упущен.
-Я всегда беру с собой очень много стрел.- Лаэлар достал очередную стрелу и с невероятной ловкостью запустил оную в мишень.
-Дорогой Эльтион, ты прекрасно знаешь, что меня не волнует ваша грызня с имперцами.
-Это страшная война. Страшная и глупая....
И если моим родителям грозит какая-либо опасность, я стремглав поспешу защищать их.- Эльф сделал небольшую паузу, поставил лук одним концом на землю, а на другой положил руки.
-Но если я не успею прийти во время, на это есть ты. Ведь так, друг?
Далее эльф осмотрелся по сторонам: перед собеседниками, повсюду, стояли непоколебимые с толстыми стволами деревья, окутанные мраком, и ветви которых чуть-чуть качались на слабом ветерке. На земле, где-то в шагах ста, стояли утратив свои краски в ночи, несколько мишеней, в которых было воткнуты с десяток эльфийских стрел.
-Я выбрал другую дорогу. Прими это как должное. Я понимаю, что это не тот благородный путь, через который должен пойти темный эльф.- Урен обратил взгляд на ночное раскатистое небо и с не большой улыбкой произнес:
-Но каждый рождается под своей звездой и каждая звезда эта, по своему индивидуальна и имеет какое-то предназначение в этом мире.-Юный эльф посмотрел на своего давнего товарища, положив ему руку на плече и чуть тише чем обычно спросил:
-О какой опасности ты хочешь мне поведать?

Когда губы Кассии достигли цели, а кончик языка, игриво, начал рисовать разнообразные фигуры, Верус закрыл глаза, откинувшись на подушку. Девушка не спешила, двигаясь плавно и нежно. Скользнув по вьющимся локонам волос, пальцы Овидиуса зарылись в них, едва шевелясь и давая понять девушке, что бы та не останавливалась.
Почти 7 лет назад, Верус женился на молодой дочке одного из местных магнатов, скорее по необходимости, чем из-за любви и чувств. Да, 13-летняя Кассиия была не дурна собой и желанна многими юношами, особенно учитывая её положение в обществе, что предопределило её судьбу, как политического товара. Именно по этому, с детства её готовили к тому, что выйдет замуж она, скорее всего, не по любви и будет обязана ублажать своего суженного в постели, отдаваясь каждый раз, как в последний. Возможно по началу, она была в некоем отчаянии, когда её выдали за 30-тилетнего Веруса. Во всяком случае, Кассия этого никогда не показывала. Но и жаловаться ей было не на что. Муж относился к ней благосклонно, тешил дорогими подарками и предоставлял наилучшие условия. И предоставлял максимум свободы, в рамках дозволенного, так как сам день и ночь, был занят государственными делами.
Кассия же, по началу, находила себе заботы, занимаясь маленьким Каликсом, а затем они сблизились с Итэлусом, часто появляясь на людях вместе. Некоторые говорили, что это лишь родственная близость, но многие злые языки нашёптывали и о интимной. Поводом для этого служило и то, что будучи уже не в малом возрасте, Итэлус до сих пор оставался холостым, и врождебно принимал все попытки отца женить его.
Сам Верус же, казалось, не был заинтересован отношениями Кассии и Итэлуса вовсе. Но внешнее спокойствие, безусловно, было напускным. Он не был примерным мужем, проявляющим к своей супруги максимум заботы и любви, так как был государственным мужем, и скорее был женат на Империи или Лудазии, чем на Кассии, но какие-то чувства, возникшие со временем, к ней у него всё же были. Но главное - подобные слухи сильно били по авторитету, потому Верус старался их жёстко пресекать. Так, на днях, двое легионеров, распускавшие слухи о интимной близости сына и мачехи, были выпороты до бессознательного состояния.
Посчитав, что следует переходить к следующему этапу, Кассия села на Веруса, верхом, обхватив его бёдрами, и наклонилась к губам легата. Страстный поцелуй, что она подарила, дал понять Верусу, насколько девушка разгорячена и жаждет продолжения.
Оказав себе помощь рукой, Кассия начала столь же плавно двигаться, слегка ускоряясь. Верус же покрывал её шею поцелуями, периодически слегка покусывая её кожу. Томные вздохи и стоны заполнили огромную, по меркам этого региона, спальню. Кассия всё чаще вскрикивала, прижимаясь бёдрами к Верусу, то запрокидывая голову назад, то опуская её, для нового поцелуя.
Наконец она издала громкий, протяжный вскрик, и обмякла на груди мужа, несколько раз судорожно дёрнувшись.
- Возвращайся сегодня ко мне. - Прошептала она на ухо супругу, и дотронулась ладонью до его ещё не бритой, с утра, щеки.
- Так и будет, моя любовь. - Нежно ответил он, и поцеловал жену в губы.
***
Верус спускался по ступеням, перечитывая в который раз, распоряжения, что успел написать утром. Рядом с ним шёл Ерсус, его нотариус, человек ещё более седовласый, чем легат и переваливший уже за четвёртый десяток, что было большой редкостью, для многих. Ерсус держал под руками все скопившиеся за вчера бумаги, и немо дожидался распоряжений.
- Это. - Протянул ему пергамент Овидиус. - Сделать копии и разослать с гонцами по всем поселениям. И напиши распоряжение в казну, что бы они уже сейчас выделили деньги для этих нужд. Остальное позже. Кто меня там ожидает?

-Рад это слышать.- произнёс ярл и в одно касание перемахнув через борт корабля, довольно ловко приземлился на мокрый морской песок. Следом за ярлом с бортов вниз полетели верёвки и всё новые и новые воины оказывались на берегу.
-Морской шторм несколько задержал нас, а туман заставил проплутать вдоль берега, но варяги держат своё слово. - проговорил Ярл подходя ближе к Онгхусу и крепко пожав его за предплечье.
-Далеко ли от сюда до дворца хёвдинга Брендана? - спросил Ярл, оглядывая местность вокруг.
Тем временем уже довольно большое количество воинов оказалось на берегу в их числе был и Стэйнульф.
Оказавшись на земле он словно хищный звер внимательно огляделся, а потом наряду с рядовыми воинами приступил к выволакиванию кораблей на берег. В ход пошли специально заготовленные округлые стёсанные бревна, и длинные тягловые канаты. Действовали варяги умело и слажено, так что не смотря на то, что все три корабля были довольно крупными вскоре все они оказались вытянутыми на берег и закреплёнными на специальных помостах, которые оберегали их от нахождения в воде, но при необходимости могли служить некими направляющими по которым корабль можно было в считанные минуты снова спустить на воду.
Только когда все приготовления были завершены Стэйнульф направился к ярлу, его сыну и встречающим, которые видимо что то обсуждали стоя у костра.
Заметив приближающегося Стэйнульфа Ярл представил его остальным:
-Это Стэйнульф, он командует третьей сотней из моей дружины. Не смотрите, что он ещё молод, многим из воинов не занимать его мудрости наряду с храбростью. - Ярл дружески улыбнулся, а Онгхус уважительно кивнул.
-Некоторое количество воинов придётся оставить для охраны кораблей, но думаю мы сможем выдвинуться ещё до того как догорит этот костёр. - произнёс Ярл обращаясь к Онгхусу. Очевидно именно этот вопрос они и обсуждали когда появился Стэйнульф. Однако Ярл был достаточно проницательным человеком, что бы заметит некоторую обеспокоенность на лице Стэйнульфа, поэтому он тут же спросил:
-Тебя что то тревожит, мой друг?
-Да на кораблях остался малый запас питьевой воды и провизии и их хорошо было бы пополнить. Я дал слово Хауку, что решу этот вопрос как только мы окажемся на берегу. - ответил Стэйнульф.
-Ох уж этот старый лис, ещё не успел приплыть, а уже думает о том, что бы в трюмах был полный запас воды и снеди. - проговорил ярл, но тут в разговор вмешался Фаррел.
-Тут совсем рядом есть небольшой источник из которого мы брали воду пока ожидали вашего прибытия, я покажу его вашим воинам, а что касается снеди, то этот вопрос тоже уже решён и сразу же по вашему прибытию мы сможем снарядить обоз, который и доставит припасы к вашим кораблям.
-Спасибо. - проговорил Стэйнульф и действительно у него как будто стало легче на сердце.
-Ну раз так, собирайте своих людей, отрядите десяток на охрану корабля, остальные должны быть готовы выступить тотчас.- проговорил Ярл и все трое воинов коротко распрощавшись тут же направились каждый к своему кораблю. По дороге Ярл лишь коротко бросил в догонку Стэйнульфу: - Рагнхильд идет с нами, не забудь про неё.
-Конечно. - ответил Стэйнульф.
Добравшись до корабля Стэйнульф рассказал Хауку, о том что удалось выяснить по поводу воды и продовольствия и тот тут же отправил одного из воинов вызнать где находится источник, дабы начать пополнять запас воды. А в остальном Стэйнульфу даже и не пришлось командовать, так как воины уже облачались в броню и доспехи, доставали своё оружие, подгоняли ремни снаряжения и сами начинали строится возле кораблей.
Первым в небо взметнулся стяг ярла, белое полотнище с ярко-красной пикирующей птицей рарог. Почти вслед за ним из за корабля показался строй воинов ведомый Асбъёрном, его стяг был чуть меньше отцовского и на нем был изображён вздыбившийся на задние лапы медведь. В этот момент Стэйнульф даже немного растерялся, у него никогда не было своего стяга и единственная эмблема которую он всегда носил с собой был его щит. Но тут произошло нечто совсем уж неожиданное.
Спустившаяся с палубы корабля Рагнхильд вдруг достала из за спины какой то свёрток и резким движением развернув его явила всем простой, но весьма искусно вышитый стяг, на котором был изображён большой чёрный волк, заключённый в рунный круг.
-Мой парус...- начало было застонал Хаук, но его голос быстро потонул во всеобщем одобрительном гуле.
Стало ясно, что Рагнхильд не впустую просиживала в своём закутке всё то время что они были в плавании. да и ее мастерство вышивания, ничуть не ухудшилось с годами.
-Тот кто прислушивается к мудрости богов, всегда получает пусть не большую, но всё же вполне ощутимую награду. Осталось найти лишь того кто понесёт этот стяг. - прошептала она, вручая свою работу Стэйнульфу.
Стэйнульф был поражён, тем как эта женщина смогла не только предвидеть эту ситуацию с флагом, но и как чётко она смогла передать в рисунке вышивки, то, что перед ней стоял сейчас не только человек, но и точно такой же как на рисунке волк.
Древко для стяга нашлось очень быстро, впрочем как и человек, который его понесёт. Хотя желающих было хоть отбавляй, Стэйнульф выбрал в качестве герольда самого молодого из воинов, для которого это был первый поход. Не потому, что другие были хуже или менее достойны - нет, просто он по себе знал как может повлиять на молодого воина чувство ответственности, когда на тебя полагаются и когда от тебя ждут куда как большего чем просто держать строй и бить врагов мечом.
Заминка с флагом конечно чуточку притормозила сборы сотни Стэйнульфа, но к тому моменту, когда сотня Асбъёрна окончательно втянулась в походную колону вслед за воинами его отца и их провожатыми, Стэйнульф и его сотня уже вовсю двигались следом, с разрывом между отрядами не более чем в пятьдесят локтей друг от друга.
Три сотни копий, три сотни щитов, три сотни мечей и топоров, вступили на земли германские...

Однажды нас захотели закрыть.

Какая жалость.

У Мессалини были свои дела, но это не моё дело. Почему все рифмы идут как "тело"?

Какая жалость.

Но допустим. На секунду предположим!
Хотя бы на секундочку закроем глаза и представим, что то - к чему шел Салюс - свершилось. И у нас есть подземный Коллизей-Рестлинг!!! Представим многогранник-ринг на которой каждый род-дом-личность. И каждый-каждый выставит свою команду. И будет манчить в меру сил и чувства меры.
Ох уж это чувство Меры!!!

Но это лучше чем никак...правда?

Занавес.
Поднят.

Зрители - вопят и оргазмируют. Счастье. Кругом радость и похоть.
А может даже капли смерти. Такая мозаика из эмоций.
Эх..где же моя зайка?
Левел ап за подхлимаж.
Эх.. где же ваша зайка?
Теперь все в равных условиях.

Допустим от меня стоит на арене три огромных паука стреноженных вместе. Они действуют как единое целое. На их спинах стоят по три голубых эльфа. Итого девять. Девять плюс три будет двенадцать. Дюжина.
Я - буду Чертом. Дроу в черных доспехах и огромным мечом стоит в центре. Меч потрясающ. Воитель - тоже.
Рык - ответный рев толпы.

Ваш выход дамы и сеньоры! Ваш выход!!!

Взяв с собой столько мяса и шкуры, сколько можно было успеть, Гуннар погрузил всё это на лошадь, после чего подошел к Исгерд.
- Иди за мной.
Гуннар направился к ещё утром примеченному месту, где он спрятал то немногое, что успел поймать.

Спустя около получаса, когда они пришли, достал приготовленные сухие дрова и хворост, завернутые в кусок шкуры, расчистил тонкий слог снега и развел костер. Немного отогревшись, он достал один из кусков оленины, занявшись его приготовлением. Требуху он отдал волку, бросив в его сторону с некоторой настороженностью.
Когда мясо было готово, протянул часть девушке:
- А теперь расскажи, что ты ищешь, и я подумаю, как тебе помочь.

Заметив, что волк не пытается продолжить начатое, Гуннар с некоторым сожалением опустил нож. Он смерил взглядом гостью.
- Я - Гуннар и эти леса - мой дом.
Затем, не теряя времени, пока туша не замерзла, он опустился перед оленем и принялся свежевать его, извлекая внутренности и разрезая мясо.
- Ты идёшь в одиночестве, пусть и со зверем. Ты храбра или безумна? Даже мужчине опасно бродить здесь одному. - сказал, вынимая кишки из оленьего брюха, с которых всё ещё легким паром испарялась жизнь. Возможно, это была лишь безумная дурочка в поисках воли очередных никчёмных богов. Можно было бы просто найти её замерший или растерзанный труп через неделю и забрать вещи.

Подойдя к собаке Стэйнульф потрепал её по холке и погладил за ушами.
-Молодец, хороший мальчик.- тихо похвалил он пса.
-Поворачивай на левый борт, на правые весла налегай!- тут же скомандовал Стэйнульф и еще раз заметив на мгновение проблески света, снял с пояса горн и набрав в грудь побольше воздуха выдул низкий протяжный гул. Подхваченный ветром тот полетел над волнами отозвался далёким эхом и вскоре затих потерявшись в густом тумане, но спустя некоторое время ему ответил второй, а потом и третий. Это было сигналом к тому, что на корабле ярла "Громогласном" и корабле его сына "Режущим лёд" его маневр был замечен и оба корабля теперь последуют за "Сереброзубым". Некоторое время, Стэйнульф наблюдал как два корабля начинают разворот, что бы встать в киль за их дракаром, но потом сосредоточился на том месте где он сумел заметить свет.
На палубе воцарилось некоторое оживление и гребцы стали сильнее налегать на весла, видимо всем хотелось наконец то спуститься на землю.
-тихо вы! Не спешим! Еще не хватало налететь на какую-нибудь скалу всего в нескольких полётах стрелы от берега. - Забасил Хаук, и сам занял место рулевого, впрочем слова старого шкипера так бы и потонули во всеобщей суматохе, если бы в этот момент на палубе не появилась провидица Рагнхильд. При её появлении все притихли. И даже собаки носившиеся туда сюда по палубе скрылись с глаз спрятавшись где то под тентом. Эта уже далеко не молодая женщина словно призрак прошла между рядами скамей и остановилась рядам со Стэйеульфом, кутаясь в меха.
При виде этой женщины Стэйнульф почтительно склонил голову, но все же не отвёл взгляда от её лица. В ответ на это действо Рагнхильд поклонилась в ответ.
-Не кланяйся. Ты ничем мне не обязан, это я должна сказать тебе спасибо, что ты вроде бы наконец сумел довести меня до берега. Эта качка, сырость, ветер и дурная еда уже порядком мне надоели. -резко произнесла женщина.
-Мы ещё не доплыли. - попытался возразить Стэйнульф.
-Разве? - проговорила Рагнхильд и усмехнулась.
Осмотревшись провидица неожиданно сменила тему разговора.
-Странно видеть как ярл и его сын следуют за молодым волком, когда им обычно перестало быть первыми по праву крови. В качестве совета и благодарности скажу...пропусти их. Пусть их корабли, а не твой, пристанут первыми. Люди всё равно будут оценивать тебя по твоим делам, а не потому каким по счету ты ступил на берег. Да и их гордость не будет уязвлена. Понимаешь меня?...-Рагнхильд вопросительно взглянула на Стейнульфа.
Стэйнульф понимающе кивнул. После этого провидица не спеша направилась обратно в отведённые ей "покои".
Как только она исчезла, Стэйнульф подошел к Хауку.
-Пропусти вперёд корабли ярла и его сына. - тихо сказал он шкиперу.
-Они и так налегают на вёсла вдвое сильнее обычного, что бы оказаться там первыми. - усмехнулся Хаук, но все же согласно кивнул молодому командиру и тут же начал отдавать распоряжения...

Предположим, что собак здесь нет. Предположим, что это вылез мутант. И что тогда получим? Потенциально опасную тварь, которая сидит в райне фермы. А все пытаются сделать вид, что её нет. Или они просто ещё не успели её увидеть? Или девочка просто дурачится? На это был шанс, но ведь тогда пришлось бы извиняться перед шерифом за излишнюю предосторожность. Так что Николо решил разыграть свою карту до конца. Раз полез убивать невидимую тварь, то найди и убей.
Он ещё раз спросил девочк:
- Малыш, а где точно ты видела эту собачку?
Когда он получил ответ, то сказал матери, чтобы они уходили отсюда. Быстро. А потом снял с плеча винтовку и проверил заряд. Вроде всё было в норме. Потом поудобнее взял её в руки и неторопясь и осторожно пошел к месту, которое указала девочка. Он не был уверен в существовании твари, но, как уже говорилось, отступать было поздно. Точка невозврата была пройдена, когда Николо вцепился в Жака.

Несмотря на резкую перемену настроения инспекторов, Жаку удалось сохранить хладнокровие, или, по крайней мере, видимость хладнокровия. Молча выслушав Николу, помошник шерифа даже слегка ухмыльнулся, видя, как механик побежал в сторону той парочки. И Еще шире его ухмыка стала после нескольких слов, сказанных мисс Адлер. Воллис вернул на плечо винтовку, которую намеревался было снять до "разговора" с Поло, и как мог спокойно ответил инспекторам:
- Врать? Ну что вы. Я просто недоговариваю в мелочах, тщательно эти мелочи скрываю. И эти люди вокруг вас, господа, так же тщательно скрывают свою к вам неприязнь, ибо так нашим властям будет намного проще убедить вас взять скромную по вашим поверхностным, так сказать меркам, взятку, или просто за тем, чтобы вы не трогали хрупкое здешнее равновесие, зачастую основанное на недопустимых длля вас, честолюбцев, вещах. Вы знаете, господа инспекторы, что "Сумерки"- последний жилой поселок на уровне? Что все остальные сгнили во мраке, и в основном из-за того, что жили по предписанием "уполномоченных лиц", пока не стало слишком поздно. И если вас вдруг не устраивает подобный порядок дел, то я предложил бы вам вывезти отсюда всех людей на крышу вместе с ихними фабриками и медикаментозными заводами, чтобы у наших людей было где работать, а у ваших- чем колоться.
Жак поправил шляпу, съехавшую после недавнего слишком тесного общения с Николой Поло, и, вздохнув, продолжил:
- Если вы хотите всех подробностей нашей, так сказать, теневой жизни, милости прошу. Что вам интересно? Сколько людей за месяц пропали без вести в тоннелях? Пятеро, а нет, шестеро, сын Корта, кабачника местного, был последним. Со скольких сделок тут недоплачено налогов? Да со всех, нет у нас способа деньги к вам переправлять. Скольких ребят с сортировочной станции я и мои помошники поколотили? Да порядочно. Они уходят, нас становится меньше. Встанут заводы- все сдохнем. Но вас, конечно, такие трудности жизни не волнуют. Пока, как вы и пожелали, мы пойдем спрашивать у немногочисленного населения "Сумерек" об их нелегкой жизни, а потом, думаю, вы захотите наложить на меня арест и два месяца до следующего поезда на крышу сидеть и охранять меня, сидящего в нашей маленькой тюрьме, пока за стенами этой самой тюрьмы расползается деградация и упадок. И даю вам слово, что когда настанет тот день, когда вы будете торжественно конвоировать меня к тюремному вагону, на улицах вас встретит вполовину меньшее количество людей, и своих чувств они скрывать не станут.

Что это? Волк убежал? Нет, Гуннар знал, что волк так не поступит. Здесь было что-то не так. Гуннар внимательно огляделся и прислушался, надеясь определить куда делся хищник. Сейчас он сам был хищником. Хищником, который учуял добычу. Нет, всё это было неправильно. Этот зверь был необычен и потому стал для Гуннара ещё более желанной добычей.
Он здесь, Гуннар нутром чуял, что этот волк не оставит добычу. Он заманивал его. Волк думал, что это он охотник. Другой рукой, Гуннар достал крепкую веревку. Достав кусок шкуры, Гуннар намотал его на левую руку в несколько слоев и туго обвязал веревкой. Держа нож на готове, он осторожно двинулся по полукругу вперёд.
Шаг. Снег хрустел ломаясь под его ногой. Гуннар криво усмехнулся. Каждый, кто мнит себя охотником, рано или поздно становится жертвой.
Шаг. Нога нащупала под снегом мягкие гниющие листья. Гуннар знал, кто будет жертвой сегодня. Он был сильнее и тяжелее волка. Он знал, как убить его. Волк будет его трофеем.
Шаг. Гуннар подошел к телу оленя. Это было то, что важно для волка. Гуннар был начеку. Он был предельно сосредоточен. Гуннар обмакнул нож в кровь оленя и вытер о левую руку. Пусть волк учует её. Пусть она взбесит его ярость и заставит вцепиться здесь. Гуннар ждал зверя. Он не уйдёт без добычи сегодня.

Возраст - накладывает свой отпечаток. Со временем, зрелища становятся уже не такими интересными, особенно для человека, прошедшего несколько войн, вино не таким вкусным, а женщины не такими желанными. Верус посещал бои на Арене, лишь для поддержки статуса, нежели они были ему действительно интересны. Что нельзя было сказать про Итэлуса, который хоть и был уже взрослым мужчиной, не растерял воинского азарта, не упуская возможности показать своё мастерство лишний раз, в дружеских поединках, между командирами Легиона. Верус такое не поощрял, но и не запрещал. Он относился к сыну, как и к другим, а подобные поединки - считал неплохим способом держать солдат в тонусе.
Итэлус был храбрым, доблестным, отважным, как и отец. Но в отличии от отца - сдержанности в нём было много меньше. Это несколько расстраивало Веруса, так как он надеялся, что сын, когда-нибудь, став легатом, сможет управлять Лудазией, или какой-то иной провинцией. Но тому это если и было интересно, то лишь слегка.
Потому-то легат и полагался во всём на себя самого и приближённых, в таких вопросах - как тот, что крутился сейчас в его седовласой голове. Рим ему не доверял. К чёрту Рим. Рим - всего лишь город. Не доверяли магнаты, зажравшиеся свиньи, отращивающие брюхо и ничего давно не делающие для Империи. Эти ублюдки, были готовы порвать Империю, Италию, сам Рим, на лоскуты, как одеяло, и делать со своим кусочком, всё, что их душе угодно. Похоть, алчность, бесчестите - стали уже нормой, для этих свиней, и лишь единицы из этого сброда, всё ещё пытались что-то сделать ради Империи, ради цивилизации. Минули времена Юлия Цезаря, убитого ими, и сейчас почувствовав отсутствия столь сильной личности, эта гидра вновь подняла головы. Они своим лизоблюдством, располагают к себе Императоров и те, слепо следуют их указкам.
Верус уже думал о распоряжениях, которые отдаст завтра, с утра. А сейчас, его вырвало из размышлений то, что происходило на Арене. "Испанский змей" был повержен. Ему хорошо досталось, и можно было только предполагать, что он сейчас испытывал. Легат должен был принять решение, и он не думал долго. Он поднялся, подавшись вперёд, поднёс большой палец к горлу, и показал - "смерть". Смерть в бою - благословение, для воина, о котором он и сам мечтал, но понимал, что скорее всего подобное ему не суждено. А дарованная жизнь - ещё хуже смерти, когда ты унижен и повержен.

Вот стоило только подумать что сейчас уже все будет хорошо, что разум, возможно, вернулся к коллегам, и тут такое... Будь проклят этот Никола "уголек вместо мозга" Поло! Вначале на Жака ни с того ни с сего бросился, потом побежал девочке слоников механических дарить. От такой резкой смены настроения становилось даже как-то жутковато. Если настолько страшное у него детство было, то чего же он сейчас не живет в одном из тех особых домов, который империя содержит специально для таких вот обиженных богом людей?
А тут еще и Фолксен подоспел. В каком то смысле он сделал вещь вполне логичную и полезную: если уж полез кто-то с силовыми методами, то надо было довести их до конца. Но ведь не посреди же людной улицы устраивать допрос потенциального преступника с ружьем!
Прикрыв глаза Итон тяжело вздохнул. Если бы окружающие только знали каких трудов стоило ему сейчас не возвопить: "ГОСПОДИ, ДА ЧЕМ ЖЕ Я ТЕБЯ ТАК РАЗГНЕВАЛ!". Но промолчал, и даже вздохнул вроде бы не слишком громко. Но что же делать то? Разве что испробовать старый прием, читанный во многих книгах. Казалось бы нет другого выхода, иначе ведь получится как в басне про лебедя, рака и щуку. Причем раков тут два. Щука, вняв мудрости предков, тоже спорить не будет.
-Жак, как вы наверное уже поняли травму в детстве получил тут не только Никола. Нда... Поэтому давайте не усугублять обстановку. Пройдемте туда и вы нам все расскажете. Не беспокойтесь, ничего слишком плохого с вами не случится.
И все это с милой добродушной улыбкой на лице и вполне добрым голосом. Чтобы, не дай бог, окружающие прохожие не подумали что какие-то непонятные типы творят непотребство с их шерифом. Очень ведь нехорошо может получится.

Стэйнульф стоял на возвышающемся киле корабля и вглядывался в туман, но берег по прежнему оставался пустынен и неприветлив. Никаких признаков жилья или обещанной им бухты с сигнальным костром. Серые скалы и поросшие водорослями камни, вот и всё, что лишь изредка удавалось выхватить зорким глазам Стэйнульфа, но ни единого места что бы пристать.
На мгновение Стэйнульф припал к огромной деревянной фигуре изображавшей мифическое чудовище в виде некой помеси огромной птицы и дракона и прошептал кораблю носившему имя "Среброзубый":
-Если уж мои глаза слепы в этом тумане, может быть твои сумеют хоть что то разглядеть...
В этот момент к нему сзади подошёл их шкипер Хаук. Седина давно уже выбелила его заплетённые в косы волосы, но что касается морского дела, и мудрого совета тут ему по прежнему не было равных. Нравилось Стэйнульфу и то, что не смотря на свой возраст Хаук никогда не терял бодрости духа, а в его глазах всегда плясали озорные искорки, будто у мальчишки впервые опрокинувшего в себя полный рог с мёдом. Вот и в этот раз приблизившись к Стэйнульфу Хаук начал разговор с доброй шутки, дабы разрядить обстановку, а уж потом крайне деликатно перешёл к делу:
-Нужно было не закреплять белый щит на мачте, в знак добрых намерений, и тогда по крикам их жён мы бы сразу поняли где тут обитаются эти германцы и никакой сигнальный костёр был бы не нужен. - Стэйнульф улыбнулся словам старого шкипера.
-Если так пойдёт и дальше нам всё равно придётся пристать хоть где то, потому как нужно пополнить запасы питьевой воды, да и одной селёдкой всю дорогу сыт не будешь...-Хаук многозначительно замолчал.
-Я понял, спасибо. Как только Ярл определит место со стоянкой, я обязательно отряжу людей, что бы пополнить запасы воды и съестного. Хотя хорошо было бы что это была та самая бухта про которую и был уговор. - Хаук кивнул и тут же повернувшись к гребцам и свободной смене воинов сменившихся несколько часов назад и теперь отдыхавших под центральным тентом громогласно провозгласил:
-Ну что затихли да приуныли? Неужели какой то туман лишил вас силы? А ну запевай...
И сам тут же подхватил первые напевы песни которую кажется с самого раннего детства знал каждый варяг:
-Villemann gjekk seg te storan å,
Hei fagraste lindelauvi alle - подхватили воины. А Хаук все продолжал:
-Der han ville gullharpa slå
For de runerne de lyster han å vinne

Вскоре, песня подхваченная ветром уже разносилась на всех трёх драккарах...

Villemann gjenge for straumen å stå,
Mesterleg kunne han gullharpa slå

Han leika med lente, han leika med list,
Og fugelen tagna på grønande kvist

Han leika med lente, han leika med gny,
Han leika Magnhild av nykkens arm

Men då steig trolli upp or djupaste sjø,
Det gjalla i berg og det runga i sky

Då slo han si harpe til bonns i sin harm,
Og utvinner krafti av trollenes arm

Лица варягов окончательно просветлели и даже туман уже не казался воинам таким уж всепоглощающим. Страх неизвестности и усталость сами собой отступили. Да и всплески вёсел о воду в такт песне стали слышаться всё чаще и чаще. "Среброзубый" начал медленно но верно нагонять второй корабль коим правил сын Ярла Асбъёрн.

- Удивительно.
Мисс Адлер несколько секунд рассматривала потолок, прежде чем ответить.
- Я здесь для того, чтобы составить проект реконструкции уровня. Так что любые пожелания, мнения, рекомендации по поводу развития - это ко мне.
В этот момент на Воллиса обрушился мистер Поло. Непонятно, что он там такого увидел? Бросив неоднозначный взгляд в сторону удаляющегося механика, она лёгким жестом расправила Жаку ворот пиджака. И что-то негромко ему сказала.

Dear Ladies!
Me, Alexander from Saint-Petersburg, padre Joshua and one good goblin with a small secret are writing this letter just to tell you about another small secret, which could be vital to our rescue from evil wizard's mansion. Our enemy has a kind of "evil guy's weakness" - he speaks while sleeping. You, girls, could ask him some question about the magical barrier, or a barrier generator, which doesn't allow us to leave the mansion. He can tell you how to switch it off. If the barrier is destroyed - we'll be safe. If not - our good goblin always has another plan. Well, it's just a joke, we can rescue only when the generator is off. So, Mysterious Ladies, you are our only hope. Hopes. Please hurry up, or the moment will be lost.
Best wishes,
Cleric, bard and elven wizard.

Немец прогрохотал по коридору, стараясь успеть за шустрым Андрэсом - Он что, свихнулся? - подумал Рихтер - Нам врач нужен, со здоровой головой а не с тараканами в ней. - Подбежав к входу, Василий, следуя словам, которые ему говорил дед, остановился и, высунув голову и винтовку, проверил кто в холле. К счастью там был только Андрэс. К несчастью, его дробовик был взведен и он явно мог пустить два облака дроби в Василия. Этого Рихтеру нужно не было...

- Послушай, verrückte Ärztin, ты что в виду имеешь? - Мозг лидера отряда скрипел от напряжения. Что случилось с их впечатлительным врачом? Единственное что видел Рихтер, это то что Андрэс посмотрел в окно... Может это? - Что ты увидел снаружи? И с хрена хочешь выйти? Я понимаю, дождь ливневый, пыль прибило к земле как и пары ртути. Что случилось? Поясни. - жестко потребовал Василий - Verdammt, я понимаю что ты врач, и что ты нужен нам здоровый. Но, чтобы доказать наличие мозга, лучше тебе начать вести себя адекватно, а не как припадочный...

СВТ упорно смотрела в спину Андрэсу. Впрочем, Рихтер немного сместил оружие, и теперь оно смотрело своим длинным стволом на его ноги. В крайнем случае, он мог прострелить ногу Андрэсу, а потом узнать что и как случилось. Но как он хотел обойтись без этого... - Mein Gott in himmel... Не нужно... Не заставляйте стрелять в своего! Здесь и так уродов хватит! - Василий понимал, что он оптимально защищен. Голова закрыта тяжелым немецким шлемом, а корпус прикрыт бронежилетом. Дробь может поранить только его лицо и руки... Шанс на это мал. Но он не хотел стрелять в Андрэса! И не хотел чтобы Андрэс стрелял в него.

-Стой, я помогу тебе, - отбросила мысли о теле дроу Ред. Почему-то странно защемило в сердце от поступка орка. Может все не так, а как? Мысли странно путались, а руки уже в перчатках, сильно болели, но это не помешало девушке совершить благой поступок.

Губы услышавшего ответ Итона скривились в гримассе недовольства. Действительно, неприятно сознавать что один из твоих коллег не человек, а огромный оловянный солдатик, мозг которого представляет собой набор шестеренок. И, судя по всему делать он может лишь две вещи: переть вперед напролом и хамить. Кому угодно и в ответ на что угодно. Хотелось верить что внутри Джезерайи скрыто хоть что-то еще. Ну или в то что Поло при необходимости сможет там что нибудь подкрутить.
-Знаете, мистер Фолксен, вам надо научиться быть добрее. Научиться прощать, потому что иначе... Вот вы не задумывались о том где мы сейчас? О том насколько далека Империя, внутри которой вы всю жизнь проводили проверки? О том что мы тут чужаки и полномочия наши это жалкий клочок бумаги, который горит ничуть не хуже прочих. А этот вот Жак - царь тут, и бог. Он может сейчас взять пулемет и расстрелять нас посреди центральной площади, а местные жители будут хлопать в ладоши и радоваться. Полагаю некоторые вопросы может вызвать труп мисс Ирэн, но и тут Жак сможет убедить всех что она была зловредной разбойницей, от которой он их спас. А империи потом отправят послание о том что наш вагончик сошел с путей. Вы же знаете, они тут плохие... Или, может, крысы съели инспекторов. Или еще что: в подземельях таится много опасностей. И чтобы этого не допустить мы должны следовать простому правилу: "со своим уставом в чужой монастырь не ходят". Мне наплевать на вашу репутацию. Мне наплевать на свою карьеру: я отнюдь не жажду становиться имперским бюрократом. Я лишь хочу чтобы проверка завершилась успешно, и все вернулись целыми. Так что улыбаемся, и делаем вид что мы всему верим. И... Спасибо за комплимент. Если мне удалось обмануть вас, значит я все делаю правильно.

Музыка: ссылка

Чтобы возникла такая ненависть, надо много любви.*
Ночь. Вообще очень странное время суток. Особенно, если тебе не спится. В голову червячками начинают заползать достаточно неприятные, иногда даже очень, мысли. Вот и сейчас мисс Адлер смотрела на карту, пыталась не уснуть, но в какой-то момент поняла, что её больше не волнует U-образный тоннель, расположенный недалеко от места их ночлега. Воспоминания - это порой тяжело. И какой бы сильной и непоколебимой девушкой она ни была, перед ними она беспомощна. Особенно перед теми, о которых ей хотелось бы забыть. Иногда так бывает. Железо порой тоже ржавеет.
Ирэн всегда считала, что создана для чего-то очень большого и очень важного, а не для какой-то там любви. Она позволила себе в этом усомниться лишь однажды. На это её сомнение свыше был дан чёткий и однозначный ответ. Когда мисс Адлер было всего восемнадцать (ага, ей тоже когда-то было восемнадцать), она была преуспевающей студенткой на кафедре маркшейдерского дела. В рамках преддипломной практики она ещё с несколькими студентами отправилась на четвёртый уровень под руководством профессора Акселя Родендорфа. Это был приятный молодой мужчина лет тридцати. Приветлив и добродушен настолько, насколько небрит. Чуть небрежен, но при этом всегда опрятен. Вежлив, но остр на язык. Каждое его несовершенство или шероховатость была уравновешена его живостью, умом, чувством юмора. От него всегда веяло жизнью и какой-то правильностью. Он был самым настоящим. Был. Но всё по порядку.
Всё произошло неожиданно. Молодая Ирэн. И не совсем юный Аксель. Надо сказать, что о нём мы умолчали кое-что важное: он вдовец, и у него шестилетний сынишка. И вот как-то неожиданно сучилось Что-то. Может, это было Чувство. Искра. А может и нет. Но по факту: цветы, конфеты, серенады. И губы, губы, губы. Приковывают. Жарко, влажно, беспредельно. И льды, сковывающие её сердце, дают трещину. Расступаются. Тают. Стремительно и бескомпромиссно. Не оставляя ей никаких шансов.
Но ведь это только в книжках всё заканчивается хорошо и свадьбой. Мы же не в классическом французском романе. Буквально перед возвращением домой, мисс Адлер случайно узнала, что профессор Родендорф - проигравшийся банкрот, отчаянно ищущий способ поправить свои финансовые дела. Возможно даже посредством удачной женитьбы.
Тяжелый разговор. Расставание. И надежда. Та, которая самая плохая подруга.
Успешная защита диплома. Слухи о том, что профессор Родендорф уже три недели не появлялся на работе.
О его смерти она узнала из газет. Его тело было найдено в одном из номеров при карточном клубе на третьем уровне. Смерть наступила в результате выстрела в голову. Самоубийство. Писали, что к груди он прижимал фотографию умершей жены. Мисс Адлер так и не узнала, что там была вовсе не фотография, а письмо, адресованное ей. Но, понятное дело, её папенька был немедленно поставлен в известность. Огласки эта информация не получила. Так что о содержании предсмертного письма профессора Акселя Родендорфа мы можем только гадать.
Оставшийся сиротой мальчуган был отправлен на опеку к дальним родственникам. Перед отъездом Ирэн видела его. Вы можете себе представить как смотрит на вас ребёнок, который считает, что вы виновны в смерти его папы? Что вы могли остановить его и не остановили? И не представляйте. Особенно в том случае, если бы вы искренне хотели когда-нибудь назвать этого ребёнка своим сыном. Достаточно знать, что одного этого взгляда хватит, чтобы вы ненавидели себя всю оставшуюся жизнь.
Шрамы бывают разные. Какие-то видишь только ты сам. А какие-то ещё и остальные. Тот, который в имеете возможность лицезреть у неё на шее - этот шрам она оставила себе сама. Не хватило духу, не смогла, дрогнула. Но это был самый последний слабый поступок в её жизни.
Её глаза потемнели, как небо перед грозой. Голова упала. И пролился дождь.

То, что один день отделён от другого, — вероятно, одна из замечательнейших особенностей жизни на нашей планете. В этом можно усмотреть истинное милосердие. Мы не обречены на непрерывное восхождение по ступеням бытия — маленькие передышки постоянно позволяют нам подкрепить свои силы и отдохнуть от самих себя.*
Веки распахнулись. Темно. Тихо, сквозь зубы, чертыхнулась. Проспала. Ругает сама себя, что отключилась, так и не совершив ночную вылазку. Щеки чуть горят. И она знает почему, но только отказывается придавать этому значение. Лампу включает. Перегрелась и сама выключилась, видимо. На часы смотрит. Смотрит и всё равно не соображает сколько времени. Потянулась, спиной затёкшей хрустнула. а потом и шеей. В голове так же неприятно, как и во рту. Фляжку с водой достаёт и делает несколько больших глотков. Прохладная. Наливает немного на платок, после чего протирает мягкой тканью лицо, холодком стирая остатки сна и сопровождавших его видений. Дальше - как обычно. Одеться, расчесаться, личико припудрить и подрумянить для свежести. И улыбнуться. Обязательным пунктом.
А едва заметная краснота кожи - это просто реакция на пыль.
Это просто пыль. Всего лишь пыль.
Пыль, я сказала.
Доброе утро.