Голосование пользователя

Мир. Пока Мартина, выяснив, что кисть не только снаружи заросла, но и нормально - как раньше - гнется-сжимается, без вспышек боли и прочих "радостей", "Ари", то и дело оглядываясь, направляется к без того довольно грузной, а в усиленно-армированной версии кузова и вовсе напоминающей броневичок "пятерке".

- Да типовка ж - сто процентов справа от энтрады, в конце коридора будет. Я в такой же коробке жила, пока от родаков не съехала.

Кивает в ответ на двойное предложение порулить, помогает Хуаресычу с бронежилетом - и очень кстати, бок простреленный, даже будучи залепленным чудодейственной имперской "пиявкой", все еще дает о себе знать.

- Аманесер. Это, типа... Ну...

Пока усаживается стажерка на оказавшийся невероятно неудобным - давящим на ягодицы каменной твердостью сиденья и впивающимся в бедра сталью бортиков - "диван", старший трупер располагается впереди. Чисто внутри, аскетично минималистично - поскрипывает укрытый защитными чехлами кожезаменитель сидений, лоснится полиролью натертый пластик шероховатой приборной панели, тщательно выбиты эластиковые подножные коврики, стекла натерты водоотталкивающим антистатиком. И пахнет едва уловимо то ли свеже-прохладным мелоном, то ли еще чем-то таким, сочным и ненавязчивым.

- Короче, есть такие хуйни, типа, как бы... Блять...

Возится с врученным накануне ключом девчонка, пытаясь воткнуть откидное "жало" в замок зажигания, расположенный справа от обтянутого нахлестностью кожаных ремешков руля.

- Приборы, типа. И они, если их врубить, они, в общем...

Попав, наконец, в скважину, заводит ваш размеренно заурчавший "RoadConqueror". Оживают враз все датчики, подсвечиваются мертвенной-синевой. Температура двигателя, обороты, скорость, уровень биотоплива. Почти полный бак: семьдесят с лишним литров. А все потому, что привычка такая у Монтеррея, Фуэнтес не даст соврать - сколько бы ни было горючки, в начале каждой смены, независимо ни от чего, дозаправляет "под крышку". И в багажнике еще канистра-двадцатка лежит, "на всякий случай".

- Стирают память. Раз - и все, и все все забыли. Вообще все - весь Мир.

Украдкой глянув на сидящего рядом хиспанца, биту под здоровый бок уложившего, пристегивается.

- А мы, ну, то есть, типа, "Клещи" - Мозаичный Пророк говорит, что настало наше время.

Словно по учебнику повторяет - не ее собственные мысли, чужие слова. Переключив рычаг АКП в "Drive", медленно отжимает педаль тормоза. Подминая сухостой покрышками, кроссовер мягко выруливает на дорожное полотно.

- Зорра... А эти, ну, где тут...

Следуя советам указывающего перста своего "штурмана", щелкает тумблером периметрального освещения. И до того льнувшая к стеклам тьма враз отступает, рассеивается под мерцанием габаритных огней. Включает следом курсовые фары, вместе с выставленным на минимальную громкость радио, тут же наполняющим салон шелестом гитарных переборов.

- И, короче...

Чуть проехав вперед, равняется с въездом на склад. И каждый из вас, просто глянув в окно, может увидеть как там, в ангаре, вспарывают межконтейнерную темноту стробоскопическими вспышками грохочущие выстрелы. Мечутся человеческие силуэты туда-сюда, стреляют беспорядочно, кто-то где-то истошно кричит - то ли от боли, то ли от ужаса, то ли от всего и сразу, кто-то визжит надсадно, кто-то то ли матом всех кроет, то ли командовать пытается.

- К-короче...

Обогнув здание по периметру, размеренно вышагивает вдоль складской стены, явно направляясь в зону отгрузки, выглядящая просто огромной - больше двух метров ввысь и все полтора вширь - человеческая фигура, с глыбообразно гипертрофированным торсом, узловато раздутыми руками, в бицепсах с едва ли не в твой - Монтеррей - торс обхватом, и крохотной, кажущейся горошиной на фоне бугрящихся вокруг мускулов головой. Тащит за собой, ухватив за ногу, человека в обрывках того, что обычно "Клещи" носят, вместе с волочащейся по бетону на почти оборванном ремне винтовкой. Не хватает большей части черепа у него - смят и раздавлен так, что только тряпичные остатки виднеются на свернутой шее - и обеих рук.

- Как-то так.

Поворачивается когда в вашу сторону чудовище, явно будучи привлеченным "иллюминацией", выдыхает Арибетта.

- Ладно. Едем.

Поддавливает акселератор, добавляя оборотов. Миг - и лишь с каждой секундой становящийся все тише и тише рокот мотора еще напоминает о том, что здесь совсем недавно кто-то был.

Вся ситуация с Хивелом оставила неприятное послевкусие бюрократии на языке у Джереми, поэтому сквозь джунгли он прорубал себе путь угрюмо и сосредоточенно. Смахнул паука, вспомнив про ту образину, о которой говорил на корабле Винсент. Опять вернулся к голему в своих размышлениях. Политика, везде политика, даже среди пепельных песков волшебных джунглей на другом краю мира. Прилетел какой-то хлыщ, но решил, что ему мало просто забрать свою медаль! Забрал бы её и катился обратно первым порталом. Но нет, решил с собой и товарища боевого забрать.
Поведение губернатора тоже не вызывало восторга. Все же самому Хопкинсу было вполне себе наплевать, кем был на самом деле циркач. Голем или нет, человек или нет. Да хоть зомби. Важны поступки сейчас, чем поступки тогда, это он сам понимал лучше всех, наверное. Потому что в армию поспешно сбежать пришлось не только из-за нужды - всегда есть варианты заработать денег и не убивая других, особенно оставляя жену с двумя малолетками на руках и скидывая её на шею родни. Была одна история, скрывавшаяся в темных улочках Доклэндс, которая заставила искать убежище в Экспедиционном корпусе и о которой знала лишь Мэри и брат. А теперь - только он сам, Джереми Хопкинс, оставшись наедине со своими демонами.
И если даже Лливелин Хивел, голем, выдававший себя за человека, правда разгромил лабораторию и что-то украл - почему бы не оставить его здесь? На краю мира, посреди хищных джунглей, искупать, как правильно говорил О'Брайен, своим трудом совершенное преступление. В конце-концов, о нем просто можно было бы забыть, об этом големе, пока он находится где-то вне Британских островов, как забывают про велосипед с кривым колесом или сломавшийся автомобиль в кювете.

Невеселые размышления, конечно. Но они роились в голове, словно несколько настырных шмелей, не давая о себе забыть. Пришлось включить силу воли и постараться настроиться на другое, на путь перед собой и безопасность среди зеленого ада. В любой момент на них мог напрыгнуть кот, гигантский лемур, какая-нибудь змея или другая образина, о которой он даже не слышал. Поэтому подошел поближе к второму некроманту, чтобы, если что можно было прикрыть друг друга, и решил завести короткий разговор:
- Винсент, как думаешь, может быть стоило взять себе из "холодной" хотя бы один труп? На всякий случай сразу его поднять, чтобы иметь численное превосходство и, может быть, пустить перед собой прорубать дорогу? - Джереми в очередной раз отер липкие от древесного сока руки.
- И можешь мне еще подсказать, из чего вообще получают Эктоплазму в быту? Про яму мы с тобой уже говорили, но может быть вон, из каких-нибудь змей её можно выдавить?

Может ли спектральный пес разгрызть кокосовый орех?

Почему-то этот вопрос не давал Спарки покоя с тех самых пор, как от его клыков пала позорной - и второй, окончательной - смертью та левитирующая черепушка. Внимательно изучив всех новоприбывших, дух решил не откладывать столь важные изыскания в долгий ящик. Мельком глянув на "родившего" отвалы стеклянных сфер - настоящий циркач, такие-то трюки выделывает - "своего", он отправился на пляж, нашел там сначала пальму, потом ее - пальмы - орех. И легко его разгрыз. Потом нашел другой. И тоже его разгрыз. Потом еще один, потом еще. И еще, и еще, и еще.
Дночь напролет пес бродил по берегу, выискивая несчастные плоды. Те, что попадались ему на глаза, будучи достаточно глупыми для того, чтобы не сбежать-укатиться сразу, погибали. Снова и снова трещала под зубами каменная скорлупа, вновь и вновь нутро мертвых семян выворачивалось белесой мякотью. И когда челюсти спектрозверя закончили свою работу, пальмы осознали, что потеряли не просто несколько десятков - если не сотен - нерожденных собратьев, нет. Спарки отнял у них не только молодую поросль, он отнял у них надежду на спокойное будущее - с этой дночи ни один тропический гига-орех в Стартауне более не мог чувствовать себя в безопасности.
Немного успокоившись, дух, вместе с тем, вернулся за ограду. Побродил среди палаток, нашел Маккракен - так, лишь для того, чтобы удостовериться, что с товарищем все в порядке, а затем направился к пирсу. Посидев на теплых досках и поглядев на соленую бескрайность, пошел обратно в городок. Много двуногих, много бесшерстных. И ни одного спектрального пса. Точнее, всего один. Одиночество? Нет. Экзистенциональная пустота. Дух отчего-то остро ощутил, что все сильней привязывается к этой мясной клетке, обрастает шерстью, прорастает зубьями. И все больше теряет связь с Той-Стороной. Материальное - суть якорь. Замерцав, зверь исчез. И появился лишь несколько минут спустя. Ничего не изменилось. Да и могло ли? Неназванная сущность, порождение иных Планов Бытия, что он вообще забыл здесь, в компании этой суетливой двуногой толпы? И почему его вместилищем является именно животная, изначально лишенная не сознания, но по-настоящему живого разума форма? Может ли он сменить ее? Стать таким же, как "свои"? Своим для своих, а не "своим" для "своих". Кто знает ответ?

Отлегло, как только услышал согласие на уход. Старая голова, всё еще до странного пустая, разрывалась от попыток понять, а что же нахрен произошло с ними десятки минут, а то и часов ранее. Почему всё сошло с привычных рельс, которые отпечатались где-то в подкорке, а сейчас состав будто снова, со скрипом и снопом искр, но встал в колею. Жизнь за жизнь. Честный обмен. Заслуженная... победа, что-ли, хоть и не его руками...

– Уйдём быстро, насколько дырявая грудь позволит, – хрипло ответил Монтеррей, – и ты живи, Апостадор.

Затем, со словами: "Это в счет моего ружья", подхватил биту, и опираясь на неё как на трость пошагал к выходу. То и дело Хуаресыч морщился от боли, чтоб хоть не кричать, при малейшем повороте торса.
Главное теперь не попасть под начавшуюся пальбу и вывезти в безопасность участка Мартину...

Пока старшие общались, Нэйт сидел весь красный от осознания того, как уверенно он начал диалог с мистером Грилом. Букет ощущений был смешанным. Немного адреналина, немного страха. Была и толика любопытства, а также желания испытать свои силы. Но их было меньше, так что он помалкивал, тем более что диалог развивался дальше, и парень никак не мог найти подходящий момент чтобы вклиниться. Сказать что-то такое увесистое, чтобы все участники беседы прямо ахнули от его красноречия. С монахами было проще. Грил же был... просто дядька. Но дядька опасный. И явно не глупый. Плюс, он был на своей территории, если подразумевать под ней весь город, куда занесло ребят.

Когда мужик ушёл, младший Неттл посидел ещё какое-то время, обдумывая прошедший разговор, и подмечая где и что можно было бы добавить или напротив: возразить. Потом, устав, лёг на бок и вскоре уснул. Брат обо всём позаботится.

ФАМИЛИАР



Ты сменил много их. Каждый раз, когда он исчезает, ты испытываешь печаль. Это странно, потому что фамилиар не гибнет – он дух, возвращающийся в мир духов после распада телесной формы. И всё же, что-то погибает. Видимо, ваша короткая дружба: вы проживаете вместе жизнь, полную приключений – а потом один из вас уходит навсегда. Вспоминает ли он о тебе? Ты помнишь каждого, с кем вам было по пути. Огненного пса Кевина, оставившего тебе на память легенду о костре и художнике, которую рассказывают в мирах плана огня. Призрачного попугая Роджера, из-за которого под Ноттингемом сгорела ферма, и который кричал, что бы ни происходило, всегда только одну фразу, глядя на материальный мир безумно: "В ЧЁМ СМЫСЛ?! В ЧЁМ СМЫСЛ?!!!" Разумные и нет, говорящие и молчаливые. Все они друзья. Где и с кем теперь? Кого предстоит встретить ещё?

Джереми строил пирс. Ему в этом помогал Лливелин Хивелл, который оказался весьма толковым малым, а уж его выносливости можно было только позавидовать. В какой-то степени можно было даже сказать, что львиную долю работы по возведению торговой и морской артерии нового государства сделал Хивелл, но Джереми не переживал. Не то время и не то место, чтобы бить себя в грудь и делить заслуги. Колония была на последнем вздохе. Это было видно в потухших взглядах немногих оставшихся в живых, это было заметно в покосившимся периметре и в ржавеющих от влажности контейнерах, разбросанных тут и там. Словно какой-то великан из старых легенд пришел и разбросал свои игральные кости.
От этих мыслей было тяжело. И тяжело было от бессилия, в котором, порой, находил себя Хопкинс, пытаясь объять количество предстоящих задач. Они делали что-то, верно, но ощущение было, что этого мало. Что они проигрывают схватку со временем, не успевая залатать дыры. Их корабль всё ещё зияет пробоинами после боя с японцами - сколько прошло времени с тех пор? Они все еще живут в палатках, питаются чистой водой и добрым словом. В итоге дошло до того, что начали друг друга резать потехи ради!
Собственно говоря, эту кровавую историю успели пресечь, пока они с циркачом занимались стройкой. Пройдясь по трюму с трупами, Джереми замер у стены и задумался.
- Винс, нам не нужно их отсюда забирать. Ты говорил про души на пляже - я тоже начал их чувствовать. Их там много, так, что становится душно. Что-то с этим придется делать и это меня беспокоит. Лучше пусть трупы полежат в трюме, им тут холодно, спокойно и вода может быть неким барьером для духов. А там, может, найдем Эктоплазму, потому что есть у меня пара задумок...

Мир. Не успеют добежать до вас те работники ночных смен, что совсем недавно вынырнули из клубящегося у здания дыма. Тот, что с ружьем, вон, вообще спотыкается, со всего маху хряснувшись наземь и рассыпав покатившиеся в стороны дробовые патроны.

А вот первый, который помоложе, успевает. Поджав руки к груди, налетает боком на тебя, плечо вперед выставив. И от движений его буквально веет чем-то до боли знакомым. Понимаешь мгновенно, что это отрабатываемый на занятиях по "уличной тактике" прием, называемый просто и незатейливо - "Таран". Самое то, чтобы сбить с ног зазевавшегося гражданского, переведя его в состояние недвижимого имущества. Да, есть риск, что затылком об асфальт приложится, что сломает себе что-то, но чего уж, в ДжерСи лучше полицейских лишний раз не провоцировать, а если спровоцировал, то тут уже, как говорят, без огорчений.

В то время, когда "Клещ" снова палит с крыши, успеваешь мельком заметить его, когда суется через край, чтобы любителям ночных пробежек немного свинца отсыпать: невысокий, плотно сбитый, в армокаске, шлем-маске и серо-черной камуфляжной куртке, с накинутым поверх секторным броником. "Диспарар эн маседонио" - так используемый им древний метод стрельбы называется, по пистолету в руке. И патронов не жалеет, разряжая один в спину "Мотылька", а второй - в сторону мусорщиков.

Розововласая крикунья, кстати, тоже времени даром не теряет. Не добежав до вас - точнее, все же, до вскинувшей ей навстречу правую руку "Паучихи" - метров трех, сгибается отчего-то, мелко трясясь. Конвульсивно тянет шею, выворачивая лицо вверх. И вдруг, с напоминающим звук лопнувшей шины шипением изрыгает изо рта тугую струю кровавой рвоты, что мгновенно рассыпается моросью мельчайших капель, накрывая как Якудзу, так и все и вся вокруг нее алым саваном.

Топот. Там, где все затянуто гранатной мглой. Еще гости.

- - -

Фаза 2. 2 круг.

Обстановка: филистео-первый-трупер рывком бросается на детектива, явно пытаясь врезаться в того на полном ходу, филистео-второй-трупер, споткнувшись, падает, филистео-третий-коммунальщик, филистео-первый-мусорщик и филистео-второй-мусорщик, продолжая сокращать дистанцию, бегут к мечнице и полицейскому, филистео-мотылек, остановившись, харкает во "Вторую-Паучиху" фонтаном кровавой рвоты. Трабахадор-крушитель стоит в отдалении, не предпринимая никаких действий.

Безжалостные грабли в руках Склэйва поднимались и опускались на Розу с частотой ударов гномьего механизма. В ушах стоял шум, а глаза были застланы кровью, кровью побежденного врага. Когда визг цветодевы перешел в бульканье, Склэйв наконец-то смог заставить себя остановиться. Он был изможден и ослаблен после тяжелого боя. Глаза "начинающего садовника" выглядели усталыми и безжизненными, а его дыхание было тяжелым и неровным.

Склэйв стоял, с окутанными лианами ногами, на земле, крепко держа в руках грабли. Его мысли были разбросаны и не могли сконцентрироваться на каком-либо определенном предмете. Он чувствовал усталость в каждой мышце, своего, хоть и небольшого, но могучего тела. Но гном, на то он и гном, чтобы продолжать бороться до последнего вздоха!

Фиолетовую Деву он скорее почувствовал, чем увидел. Но когда он повернулся, чтобы взглянуть на неё, то понял, что сейчас она изрыгнет на него нечто, что ему вообще не понравится. Ведь вряд ли там будет темный, прохладный эль или бодрящая ключевая водица.

Но может труп врага на что-нибудь да сгодиться? Валявшиеся неподалеку лепестки вполне могли бы закрыть его от смертельного плевка. И Склэйв, схватив лепесток, поднял его перед собой.

ФИСКАЛЬНАЯ ПОБЕДА



Йеань к йеаню копится финансовая сила Стартауна. Производства и торговли пока нет, но у людей остались ещё от жизни в метрополии какие-то деньги. Для экономики молодой колонии неправильно, чтобы эти средства залёживались бесхозно у колонистов. Каждая монета с дырочкой должна работать. Для этого был введён ряд новых налогов (на нетрудовое время, на деньги, на ирландский акцент, хорошо себя показал налог на проживание в грузовом контейнере) и усилен контроль за уплатой старых, ещё британских, например, за налогом на безработицу. Все эти меры позволили собрать изрядную сумму паназиатской валюты. Есть, конечно, и трудности: мешает отсутствие государственных виселиц, но это общая проблема колонии – голод по стройматериалам и проектной документации. Частным порядком некоторые колонисты уже начали вешаться, но эта инициатива снизу пока не получила со стороны администрации должной поддержки. Нет сомнений, что предстоит ещё большая работа.

- Благодарю, - ответил Грил на приглашение, - разумеется, не откажусь.

Он взобрался на плот. Спутники его так и остались стоять в стороне, достаточно далеко, чтобы разговор был приватным, но достаточно близко, чтобы метнуться на помощь, если что-то пойдет не так.

В свертке была булка хлеба, не самого свежего, но и не заплесневевшего или засохшего полностью, кусок сыра, изюм и курага. В большой фляжке был чай, не самый популярный напиток в Викене в силу дороговизны, но иногда его завозили торговцы, приехавшие за сидром. Отец Громвелл и Жозефина его весьма жаловали. Вкус чая существенно отличался от того, что они пробовали, он был более пряным. И какая-то обжигающая нотка.

- Я попросил добавить пару капель бренди, для согрева, - улыбнулся Грил.

Это был, как уже видели посещавшие его, высокий худой мужчина с мышиного цвета волосами, вытянутым лицом с залысинами на висках, серыми глазами, спрятанными за круглыми очками с металлической оправой. Образ портила только густая щетина, судя по которой времени он здесь провел достаточно.

Он сел на плот, поставил колбу с огненными жуками на него, сложа ноги и соединил руки своими длинными пальцами.

- Не будем тратить время зря и перейдем к делу. Я здесь, как и вы, по абсолютно ложным обвинением. Разумеется, это не значит, что на мне нет грешков, но, мне кажется, вы про себя можете сказать то же самое.

Грил слегка усмехнулся, обведя вас взглядом.

- Но эти конкретные обвинения - просто попытка моих врагов меня здесь продержать, пока в городе творятся важные дела. И я этим недоволен, о нет. Я сделал все возможное, чтобы выйти отсюда законным путем, мой барристер уже собрал все возможные документы, но колеса правосудия крутятся так медленно... В общем, я уже начал подумывать над менее законным способом покинуть "Искупление", как тут появились вы. И вы тоже собираетесь бежать. Не отпирайтесь, - он махнул рукой, - я все знаю. Нора думает, что она раз она работает на какого-то важного типа, она выше своих товарищей из Гильдии. Это не так. В общем, мне быстрее и проще будет присоединиться к вашей попытке побега, чем организовывать свою. Тем более. что Нора должна все сделать на совесть. Не спешите спорить, пожалуйста, я должен вам сообщить ряд важных вещей, по которым мое предложение должно вас заинтересовать. Во-первых, речь идет только обо мне. С моими друзьями вопрос будет улажен, они знают, что как только я окажусь за пределами тюрьмы, я смогу вытащить их, а лодка, присланная за вами, бездонной не будет. Во-вторых, я могу сделать все, чтобы пробег произошел наименее болезненно. Мои друзья позаботятся, чтобы нам не создавали проблем. Ну и в-третьих - я буду вашим должником. Поверьте, в городе вам будет очень полезно иметь в качестве такового Себастиана Грила. Когда мы выберемся отсюда, вы получите полагающееся вознаграждение и мою благодарность. Буду к вашим услугам, если вам понадобится помощь. Ну а если вы откажетесь....

Он сделал драматическую паузу.

- Боюсь, мне придется стать законопослушным гражданином и известить стражу о вашей попытке побега. В конце концов, может быть, тогда меня выпустят за хорошее поведение?

Грил усмехнулся, и усмешка его была недоброй.

Когда Лливелин пришёл в себя все уже собирались двигаться дальше. И Винсент был уже в строю. Словно ничего с ним и не было. Реальность недавних событий выдавало лишь обильное количество крови, которое впитала в себя теперь уже бордового цвета рубашка на нём. А также его лицо. Посмотрел циркач на неестественное лицо неестественным взглядом. Оно почему-то не так волновало. Да и никто не реагировал. Если всё неестественно, то оно перестаёт им быть.

Достал сферу что нашёл на источнике. Навис над ней. Всматривается. Вдумывается. Приятно держать. Это что-то хорошее. Нужно договориться встретиться с Говардом, как прибудем в лагерь. Спрятал обратно в походную суму. И двинулся дальше за всеми. Как ни в чём не бывало.

А под подкоркой всё глубже копает. Слой за слоем. Плита за плитой. Метаморфоза уже началась.

Мир. Хрипит кто-то там, под оградой, где только что громыхало - словно вопить пытается, но не может из-за того, что горло сдавлено. Булькает влажно. Трещит то ли ткань, то ли еще что-то, что может трещать так же, как она. Приглушенный рык еще. Утробно-гортанный, с клокотанием. Зверь? Точно не койот, если так, те мелкие слишком.

Глянув в ту сторону, позволяет имперка "Химере" подхватить свою подругу под руку. И хмыкает, когда предлагаешь ей "реанимировать" стрелка "Клещей".

- Каре о ишики фумеи но джотай маде футари де нагуримашта.

Вы избили его так, что он теперь в коме. Нет времени на сантименты, с сожалениями заодно. Подхватываешь практически невесомую "Паучиху" - нескладно-сухую и плотную настолько, словно это упакованное в комбинезон соломенное чучелко - под другой бок, попутно понимая, что легко унесешь ее и сам.

- Мичи ва джиюдес.

Свободна дорога. Рвется вперед - вдоль здания - Якудза с такой прытью, которой остается лишь позавидовать. Кричит, уже на ходу.

- Шикачи, соре ва нагаку ва тсузукимасен!

Но, мол, это ненадолго. Оглядываясь через плечо "бланко".

- Йон, блять...

Где-то далеко позади, уцепившись за край железки, подтягивается и, грузно перевалившись во двор, спрыгивает на бетон среднего роста, крепко сбитый мужчина. В запыленных джинсах, шерстяной, в красно-черную клетку, рубахе с длинными рукавами, поверх которой накинут ярко-оранжевый жилет с широкими полосами светоотражателей. Каска еще, тоже оранжевая. Коммунальщик какой-то. Странно сгорбившись и зачем-то растопырив руки, будто краб - клешни, пару мгновений конвульсивно поводит головой влево-вправо, чуть слышно урча. То ли осматривается, то ли принюхивается. И, очевидно, заметив движение, срывается за вами практически прыжком, пару-тройку метров пробежав галопом, на четвереньках, и уже потом вскочив на ноги.

- Это что за пиздец?!

Валится за ним следом еще один - рослый и плечистый, тоже в жилете и каске, и тут же бросается следом за товарищем. Третья - судя по тому, что выглядит так, как будто только со стрип-пилона: в полупрозрачном, неоново поблескивающем бретелями бюстгальтере, таких же стрингах, и микро-юбке - "Мотылек" клещевский, карабкается следом за ними. Что-то не так со всеми тремя. Понимаешь быстро, что - лица чем-то красным перемазаны у всех. Так, словно это младенцы, которых из ложечки кровавым пудингом накормили неудачно, а потом еще более неудачно вытерли.

- Что за...

Не успевает Вэл договорить. Еще чьи-то пальцы цепляются за верх плиты. И еще. И еще. И еще. Раскачивается пластина, трещит, проседая под натиском тел. Штурмом берут, наваливаются, лезут друг у друга по головам. Вжикнув каблуком так, что цементная крошка летит шрапнелью, резко разворачивается на месте джапанирка.

- Тотемо такусан!

Слишком много. Взмахивает руками - левой сначала, правой потом. Хлопают за вашими спинами, взвившись ввысь и плеснувшись в стороны бурлящими клубами угольно-черной взвеси, микро-гранаты. Валится с треском, не выдержав напора, заграждение. Топчут и топчут чьи-то ступни жестянку.

- Ниджо-бьо омачи кудасай!

Двадцать секунд ждите. Дергает из-за спины катану, вскидывает ее к правому плечу, вставая в классическую "ин-но камае".

- Моши модоранакаттара, шиппатсу шите кудасай!

А потом - все, уезжайте-уходите. Развернуться? Помочь? Или бежать, бежать, бежать?

Неизбежной драки с рыжими Томми ждал, конечно, без особой радости, но и сказать, чтобы он был совсем против решить вопрос “прописки” силой, тоже было нельзя. Лезть на ножи, рискуя жизнью ради репутации и доставшихся им даром вещей, все так же не хотелось, однако доводы остальных виккенцев это нежелание перевешивали. Шакли, оказавшиеся не властителями трюма, а просто самыми наглыми его обитателями, прессующими слабых и растерянных, могли и не успокоиться, получив только часть вещей, могли помешать побегу и определенно рассматривались остальными сидельцами в качестве проверки на борзоту. Да и просто выместить на ком-то накопившиеся злость и обиду казалось идеей не худшей.

Сама схватка, правда, вышла какой-то скомканной и оставила у Молчуна неприятное послевкусие, так что об улучшении настроения можно было забыть. Будто молока летом жарки залпом хлебнул, недавно скисшего. Победа, да, но пока остальные дрались, он только потешно махал оружием, не в силах отличить смазанные полумраком силуэты братьев-свинопасов от пустого места. Так и промахал до тех пор, пока Оуэн, Эдвас и, кажется, Кеннет всех не положили. Будь жива Джозефина, померла бы, наверное, от стыда за такого ученика. Но, как бы там ни было, победа команды – это все равно победа, пусть даже и добыли ее без твоей помощи. Может потом когда-нибудь он всех выручит, а не все его. Может, конечно, и нет, но этого сейчас не угадать.

– Сучья мать твою так темнота, – прошипел Томми сквозь крепко сжатые зубы и зло сплюнул в воду, будто именно она была каким-то образом виновата в его неудачах.

Лэнгдон, проведший весь бой где-то на периферии, если он все правильно расслышал, как ни в чем ни бывало просил перемирия и возможности вытащить на плот своих братьев, так что Молчуну даже пришлось унимать возникшее вдруг желание взять того обеими руками за голову и бить о борт корабля пока не затихнет. Будто не эти уроды сюда с ножами пришли за данью. Будто они виккенцам перемирие дали бы, пойди драка как-то иначе. Но, с другой стороны, дать трем людям захлебнуться в нечистотах было как-то неправильно, да и внимание стражников трупы привлекут скорее, чем просто мордобой.

– Ладно, говорливый, мир так мир, – негромко пробурчал юноша, спрыгивая с их неказистого плота, и, направляясь к дрейфующему неподалеку Спиву. – Только теперь ваш плот – это наш плот. И есть у нас такой обычай: прописаться надо, поделиться своим барахлом. На поклон, правда, можете не ходить, а барахло мы сами возьмем. Ну, а если нет, пеняйте на себя.

На последних словах Молчун, подцепивший уже тело старшего Шакли за ногу, подошел к шепелявому любителю переговоров совсем близко и посмотрел сначала на него, потом на все еще зажатый в левом кулаке пружинный нож, лезвие которого было недвусмысленно направлено в промежность свинопаса, а затем снова на него:

– Идет?

ДЬЯВОЛ!



Всё было нормально: твёрдая земля, хороший табак. Пока ноги как-то случайно сами не поднесли тебя к кружку отмечющих матросов на пляже. Они расступились перед тобой уважительно и кто-то налил – не успел моргнуть глазом, как в твоей ладони оказалась жестяная кружка виски. ПУСТАЯ!

— Хорошая речь, — улыбнулся Винсент. — Но вот про молотки и гвозди — это все очень спорно. Мы (я про людей, связанных с потусторонним) никакие не руки с молотками и даже не сами молотки. Положа руку на сердце скажу, что я достоверно осознаю лишь одну вещь — насколько на самом деле много там непонятного. И Вы тоже, Джереми, не ждите особых откровений. Дозвавшись Вас куда-то, Зов может попросту оставить Вас наедине с увиденным. А потом никто и ничего не будет объяснять. С той стороны не захотят, а с этой не всегда смогут.

Винсент закрыл некрономикон, взметнув облачко невесть откуда взявшейся пыли. Пыли? Праха?

— Дело специалиста предупредить, дело взрослого мальчика — принять решение и нести ответственность, — он всегда с весельем принимал шутки и сейчас охотно вернул ее ему. Но тут же посерьезнел: — Итак, Вы прочтете книгу. Но прежде чем мы с Вами это сделаем, мы осуществим подготовку. И глубокую.

Грешок принялся загибать пальцы:

— Первое — никаких прочтений вслух. Слова и даже слога в книге — могущественные проклятия. Неосторожное проговаривание их может призвать какую-нибудь дрянь, которая всех нас отправит к апостолам. Поэтому я читаю, в меру разумения пишу перевод на английский и даю прочесть уже Вам. Будут вопросы по ходу — задавайте, но ни в коем случае не цитируйте книгу дословно. Ни в коем. Второе — нам нужна консультация леди Эш. Чем является эта книга с точки зрения сверхъестественного, какие меры предосторожности стоит предпринять и, возможно, следует ли нас с Вами заключить под защитный барьер. Дрянь, апостолы, все дела. Третье — мы встанем под наблюдение у доктора Брауна. На случай избыточной кровопотери, остановки сердца, остановки работы мозга, ну Вы меня понимаете. Четвертое — я бы советовал прочесть книгу, когда мы будем на суше. Так, если случайно призванная тварь сможет вырваться, мы не будем рисковать пойти на дно вместе с судном, когда она пробьет нам борт. Осуществим эти простые меры и, очень вероятно, оба выживем и узнаем немало нового.

Оставшийся незагнутым большой палец Винсент так и показал Джереми.

— Вопросы, предложения, уточнения?

Дэвид Букер



То, что ты делаешь, называется роматерапия. Применяется как при душевных, так и при физических ранах, а в отсутствии таковых в профилактических целях. Рецепт: 1 пинта рома, 1 страдающее тело. Эту ароматную ямайскую амброзию матросы, ты слышал, называют "кровь адмирала Нельсона". Рассказывают, что после Трафальгарского сражения тело адмирала привезли домой в Англию в бочке рома. В общем, способ поддержать себя на все случаи жизни и смерти. Дерёт горло, приятно обжигает нутро, делает голову просторной и не то чтобы пустой, но приятно туманной. Мысли всякие. Бывают и мрачные, а в целом, вроде, всё ничего. Теплее, опять же. Ветер в этих тропических морях, прямо скажем, не просто мясо с костей сдерёт, а ещё и скелет обледенит. Странно смотрится здесь ваша тонкая, почти бумажная форма цвета кремового пляжа. И пробковые шлемы ты бы заменил на что-то из шерсти, желательно в два слоя.

Молчаливая дуэль взглядов, дуэль духа наконец стала нормальным мордобоем.
Подшагнул вперед Хопкинс, сделал ложный выпад слева и потом впечатал правой хорошенько Маккракену по уху, так, что у того аж зазвенело в голове почище судовой рынды. Слишком долго поднимал руки Эйс, чтобы выставить защиту локтем, успел, всё-таки, жилистой плетью метнуть свой кулак оппонент. Раз и два.
Но только отряхнул головой матёрый "бульдог": старая закалка, крепкий череп, а звон можно пережить. Ничего-ничего, как говорил Буллман.
Потому что стоило только Джереми немного обрадоваться первому успеху, как тут же схлопотал удар в печень. Эйс Маккракен не разменивался на сложные финты, бил мощно и уверенно. Ударил бы сильнее - мог бы быть Королевский нокаут, но нет, отшагнул назад Хопкинс и выпрямил согнувшуюся спину. Может продолжать, только гримасу скорчил от боли.
Похоже были у Маккракена счеты с печенью, своей или чужой, тут уже дело второе.

Эйс тоже успел размяться, но выспаться не получилось. Спалось плохо, периодически просыпался. Ни к черту сон у него в эти дни, сэр, ни к черту. Как можно вообще выспаться, когда каюта ходуном ходит? Скорей бы уже приплыли. Ну да пока тянется время, будем его коротать, как можем. Все таки неплохо, что есть время не только ящики таскать, но и отвлечься как-то по другому. А то так недолго и волком взвыть!

Смотрит Маккракен на своего соперника оценивающе. Вроде и нет зла на Хопкинса, вроде хороший мужик, но в боксе не до того, нужно драться. Вот и примеривает глаз первым делом, как бы лучше зарядить противнику так, чтобы полежал подольше. А потом можно и бутылочку распить... кружечку чая в смысле, две. Ох уж эти чаепития, в эти дни без них никак, сэр, никак.

Эйс снял верхнюю одежду, подставив торс холодному ветру. Простуда ему нипочем, по крайней мере, не так быстро она его возьмет, зато – вернейший способ взбодриться. Руки обмотал как и его противник, боксерские перчатки остались где-то в прошлой жизни. Ну, начинаем, вот и гонг звучит.

По крайней мере, это не такая драка, где надо валяться по полу, пытаясь дотянуться зубами до яремной вены противника, где надо биться до смерти, твоей или чужой. Тут все по правилам, это благородный спорт. Потому, главное не нервничать, и спокойно делать свое делать. Спокойно... спокойно... подпустим его поближе... удар!

Грязные британцы!
Хотят скормить шиноби
СПЕКТРАЛЬНОМУ ПСУ

Исаму Ясида никогда не был силен в искусстве сочинения хокку. И даже в такой момент, когда следовало сочинить что-нибудь важное и запоминающееся (не каждый ведь день верный слуга Императора сочиняет предсмертное хокку), выходило как-то пошло и суетно. Ну да ладно... Ясида-сан расслабился, ожидая когда же спектральное чудовище наконец кинется на него и подарит славную смерть.

Тянулись минуты, а чудовище все никак не являлось. Британцы суетились вокруг, советуясь друг с другом на своей грубом языке. Он уже сказал им один раз, что они все умрут, но теперт на храброго шиноби нашло философское настроение и он принялся прокручивать в голове свою жизнь.

Вот он обычный японский школьник, вот он постигает радио-ниндзюцу в уеденнном додзе среди цветущих вишневых деревьев... Вот, наконец, ему доверяет необычайной важности миссию. Ему предстоит нанести мощный удар по самой страшной угрозе для духа Ямато и всей Империи.

По Императорскому флоту Японии, само собой!

Каждому служащему в Императорской армии Японии известно, что нет никого подлее и отвратительнее флотских. Никто так не ненавидит истинный дух Ямато и не стремиться так к его уничтожить (и подменить своей совершенно неправильной в некоторый тонких, но важных деталях версией). Исаму Ясида - сотрудник Кемпейтай, корпуса безопасности Императорской армии, он все это знает.

Увы, увы, подлые шпионы Императорского флота доносят неверную информацию до Божественного Императора, убеждают его в том, что в погруженном под воду мире флот нужнее армии (что, конечно же, совершенно не так). Благородным командующим армии никак не удается достучаться до Божественного Императора и донести до него достоверную информацию об истинном положение дел (что флот не нужен вообще). А потому... Потому нужно ярко продемонстрировать убогость и бесполезность флота - пусть у них под носом возникнет целая колония британских варваров, с которой они ничего не смогут поделать.

Пусть эта колония процветает. Пусть британцы плодятся и наслаждаются своими недостойными варварскими жизнями. Пусть восстанавливают свою жалкую империю и отвоевывают свои острова. Пусть, наконец, жаждущие мести орды прибудут к берегам Японии. Тогда-то Божественный Император точно заметит снова свою армию!

Исаму Ясида вспомнил, что миссия его заключалась в том, чтобы помочь этим глупым британцам основать свою колонию и не сгинуть как-нибудь в процессе просто в силу свое природной убогости. Для этого его лицо даже хирургически изменили, чтобы он выглядел как один из варваров и те доверяли ему. Увы, даже после хирургического вмешательства кто-то из британцев смог разглядеть светлое благородство духа Ямато в его лице, а потому его схватили и подвергли ужасным пыткам.

Ужасным, потому что любой уважающий себя специалист Кемпейтай мог бы придумать пытки получше. Все это было весьма печально.

Однако... Британцы, кажется, собирались скормить его спектральному псу. Но тот исчез и что-то не появлялся снова. Другие британцы тоже как-то позабыли о своих ужасных пытках и оставили шиноби в покое. Более того, они все называли его "Патриком", будто снова поверили в его легенду. Странно...

Ну что же, вероятно каким-то чудом один из снарядов, выпущенных с корабля Императорского флота, все таки попал в цель и убил того британца, который его раскрыл, а теперь уже какие-то другие британцы оказывали ему помощь как своему раненному (Исаму Ясида с трудом отличал варваров друг от друга и вполне мог такое не заметить). Удачно.

В таком случае ему, пожалуй, стоит вернуться к оказанию помощи британским варварам. Их колония должна вырасти большой и процветающей, а дети стать сильными, злыми и многочисленными, чтобы неизбежная победа Императорской армии над ними принесла побольше славы.

Последние годы Моряк ловил себя на том что теряет связь с своим прозвищем, раньше он был самым моряковытым из всех моряков за что его всегда и везде так и звали, он был сущностью, эссенцией этого слова. Полным, без упущений, собирательным образом. Теперь же, когда суеверия стали реальностью, он потерял вместе с ними и часть своей моряковатости, ведь смысл суеверий в том что они понарошку, не совсем правда, но правда. Всегда так было для Эрла. Конечно и того что осталось хватало для того чтобы его называли Моряком, среди всех моряков что его окружали, но теперь по ощущениям уже было не то, образ был неполный. Эрл думал об этом и уже не мог себя в мыслях постоянно называть Моряком, но потом ему в голову пришла мысль что до того как он станет более сухопутным в колонии ему еще немного хотелось бы побыть просто моряком. А просто моряки не сомневаются что они моряки, а поэтому, по крайней мере до высадки он позволил себе не сомневаться.

Подумал о обалке. Позвал Спарки. Он, как пес на 50% пригодиться в этом деле. Этого как раз достаточно, тютелька в тютельку. Еще он видел здесь интеллигентного человека, не того что со швами теперь, ему кажется уже хватит рыбалки, а того что с побитыми очками. Такие джентльмены почему-то здорово помогают при рыбалке, или охоте.
А еще он похож на того кто может помочь с новым морем, если больше о нем узнает, а такое событие точно даст много новых данных. И еще девушка с стеклянной банкой наполненной странной субстанцией, видел мельком когда выдыхал после последнего залпа. Тоже на знающую похожа, может ей тоже интересно будет. Но слова не хотели ложиться в стройные мысли:
- Я Эрл. Митчелл. Называйте "Моряк" просто. Я, это, рыбачить иду, мало ли что выловлю, может вам интересно будет посмотреть. - для каждого немного в вариации, но не сильно. Будто придумал до разговора фразу, а не импровизировал с каждым.

Со Спарки было как-то легче. Без слов, ну которые именно вибрации воздуха. Речи наверное тогда вернее. Невербально в общем. Наверное.

Когда один из колонистов с пышными бакенбардами предложил устроить шоу угощая напитком.
- Рыбалка на акул известное развлечение. Правда популярнее была когда еще под парусом ходили. Да-а-а. - замолчал ненадолго - Может стать отличным вступлением. Только затянуться конечно может. - Моряк потер шею. - Зато акулий деликатес к твоему выступлению может сделать больше, ну, резултат.

Обалка дело несложное. Ловим акулу на мясо. Та чёрная рука, которую ты нашел в одном из коридоров. Кажется безруких чёрных не было в команде, поэтому никто не должен обидеться, а, ну, еще можно японца. Моряк улыбнулся - под усами не видно оттенков улыбок. Решено. Берем гак побольше. Привязываем наживку и на лебедке спускаем в воду. Как раз воды должны быть теплыми, акулы здесь вроде-как любят водиться.

Поставив на палубу очередной ящик угля, Букер вытер черной рукой черный пот с черного лба и вдруг услыхал Крик. Дэвид за свою жизнь повидал немало переделок и мог без лишней скромности полагать себя своего рода экспертом по крикам. Так вот, этот имел мало общего с криком боли или ярости. Этим криком совершенно очевидно дирижировал чистый дистиллированный ужас.
Букер такие интонации слышал только однажды, когда один из его фронтовых товарищей отошел в кусты по нужде и обнаружил у себя в штанах живого угря вместо того, чему там полагалось находиться.
Магия. Магия, чтоб ее.
Крик столь же внезапно оборвался, а Букер вдруг подумал, что расхаживать по "Кенту", оставив все оружие в каюте, не такая уж хорошая идея. Исправлением этой своей оплошности он и занялся, вернувшись в свою конуру и нацепив портупею с кобурой и палашом прямо поверх драных закопченных остатков рубашки.

Вышел наружу, воинственно топорща усы. Мимо, навострив уши, пролетел Спарки, пес-призрак. Чуток поразмыслив, Букер отправился за ним. Больно уж у пса был целеустремленный вид.

Патрик Роберт Фитцвиграм едва не поддался соблазну просто провернуть ключ в замочной скважине, прыгнуть в каюту и захлопнуть за собой дверь. Однако одно дело когда джентльмен позволяет себя дрожать от ужаса под столом в приватной обстановке собственной каюты. А вот на глазах коллег, обывателей и даже неподдающихся осмыслению человеческим разумом богопротивных порождениях океанических глубин джентльмену надлежит сохранять некоторое достоинство.

Тем более, что загонять себя самого в ловушку собственной каюты, если вдруг не получится запереть дверь достаточно быстро, тоже не стоит - такая мысль у Патрика Роберта в голове тоже мелькнула.

- А? Что? Да, я да... Безусловно! - покладисто согласился Нэйт, лишь бы от него отстали, - И не тыкай мне под рёбра! Я знаю технику двух пальцев, умиротворяющую женщин! Мне дядя Грог рассказывал, когда сидра перепил.

Впрочем, когда дошло до дела, парень действительно включился в работу. В своё время ему довелось читать одну книжку о приключениях, в которой подробно была описана сборка плота. Он и сам в своё время раздумывал смастерить один, да готовых материалов взять было неоткуда, а самому идти валить лес ему было, честно говоря, лениво. И вот, обнаружив в себе талант к строительству плавучих конструкций, Неттл искренне занялся делом. Всегда приятно выполнять ту работу, которая кипит в руках. Так учил отец. И Нэйту удалось самому в этом убедиться на практике.

- Главное смотри, чтобы там щепы не торчали никакие, - советовал он Кеннету в моменты передышки, - Помню, я как то раз такую занозу себе загнал... В пол ладони была! Это надо так умудриться, конечно... Но сейчас нам нельзя раниться, а то зараза в кровь попадёт.

К счастью, удалось закончить строительство без травм, и настала пора отдохнуть. Самым здоровским в плоте было то, что на нём можно было плавать. И маг уж было начал искать какую-нибудь деревяшку, чтобы начать втихаря загребать в сторону татуированного проповедника, но ему помешало появление Шакли. В этот раз малой решил проявить благоразумие и не вмешиваться в диалог. Не то, чтобы тут было куда вмешиваться. Их предупреждали, что братья придут за мздой, хотя предложение откупиться одним из своих и застало Нэйта врасплох. Уже собираясь что-то сказать, он вновь притих, слушая, как повернётся беседа. Но тут Эдвас как нельзя кстати сразу же разложил всё Лэнгдону по понятиям. Так что маг осмелел и позволил себе брякнуть:

- Астрологический прогноз могу вам сделать, если это подойдёт. Или вам только что-то вещественное надо?

РАДИОШИНОБИ-КАМИКАДЗЕ



Они заводятся в Припасах от недосмотра, как тараканы. Вышиб крышку двумя руками, будто проснулся и потянулся японский воин. Срывает наушники, пинком разбивает рацию, так что из неё брызнули искры. Видите, словно в медленном сне, как он вылетает кувырком из ящика мимо вас. Прокатывается по трюму. Провожаете его ошарашенными взглядами. В одной руке блеснул танто. Матрос опускает взгляд: чёрно-красная полоса расползается по животу.

– FOR TEH EMPRAH!!!

Прыгнул из приседа лягушкой прямо на Эрла. В глазах смерть.

Фитцвиграм дернулся снова. Медленно положил в папку карандаш как закладку. Прислушался к звукам наверху… Хохотнул нервно. Он ведь почти принял это за обычные морские звуки!

Патрик Роберт Фитцвиграм

Погуляв по кораблю, решаешь вернуться в каюту. Поднялся неприятный ветер с холодным дождём. Беснуются серые волны и стало неуютно. К тому же, матросы пришли в ажиотацию: командиры кричат им морские слова, ты не понимаешь. Да и нечего на палубе делать с практической точки зрения. Учёт всего, что можно учесть, совершается с помощью бумаг.

Уединился в каюте. Лампа и рабочий стол. Стопки печатных листов. Перебираешь их чуткими пальцами, будто металлоискателем ищешь клад. Эта папка – резюме из личных дел пассажиров. Здесь – учёт продовольствия. Остановил палец над пухлым файлом с надписью П Р И П А С Ы. Снаружи раздался гром и оглушительный шелест, будто обратно в океан падает высокий столб морской воды.

О чем думать, если ты пес?

Корабль гудел, его мерно раскачивало из стороны в сторону, а люди, они - на первый взгляд весьма целеустремленно, но на деле, конечно же, бестолково - бродили туда-сюда. Суета. Роятся словно пчелы, копошатся будто муравьи. Венцы творения, поглядите-ка. Спарки лежал за лестницей, ведущей с одной очень "важной" палубы на другую, не менее "важную", и думал о вечном. Так прошел день.

Изредка ворочаясь и мерцая, пес старался как можно больше дремать и как можно меньше двигаться. Кто обвинит его в лености? В праздности? Эти несчастные бесшерстные создания, увлеченные своими мимолетными чаяниями и глупыми заботами? Чихать он на них хотел. На них, на их мнения, их желания, тревоги: на все разом. Что было - не так важно, что будет - кто знает? Пес жил настоящим. И в его нынешнем "настоящем" был только отдых. До поры.

Харамонус, чары сработали на славу. Первой прилетела и зависла перед тобой кривая двузубая вилка, заставив наблюдавших гоблинов разинуть рты в идиотском изумлении. А затем в помещении воцарился сущий хаос. Тяжелая чугунная жаровня кувыркнулась в воздухе, щедро разбрасывая раскаленные угли по сторонам. В нее с лязгом врезался железный шишак, сорванный с головы вожака, а сверху припечатало гоблина поменьше в чешуйчатой броне, который дико взвыл от контакта с горячим металлом. Но вой длился недолго – бедолагу накрыл целый рой из ножей, стрел, дротиков и копий, вырванных из рук и колчанов его незадачливых товарищей.
Но не все стражники оказались разоружены или повержены – гоблины победнее вынуждены пользоваться оружием с каменными, бронзовыми или костяными навершиями, и они, стряхнув замешательство, уже наставляют свои жалкие заостренные палки и костяные ножи на тебя! Да и рогатина в руках начальника почему-то не присоединилась к кому металла, и тот, хрипло гаркнув команду, прянул вперед. Что дальше?

Герберт, события не замедлили последовать, да еще как стремительно! Слышишь изнутри лязг и звон, будто целый сервант со столовыми приборами опрокинулся на твоего наставника. Интуитивно рвешься на помощь, а не тут-то было – неведомая сила прижала тебя к стене, буквально размазывая по камню, не давая даже оружие поднять!

Склэйв, размахнулся на славу, только молот отчего-то прилип к стене, да и самого тебя никак не отпускает. До двери всего полшага, но как же сложно их сейчас преодолеть!

Тиэль, ну а ты, не будучи любителем облачаться в тяжелую сталь, остаешься сравнительно свободен, только рапира в ножнах норовит прильнуть к стене, и ножи так и рвутся покинуть укромные тайники, где ты их прячешь. Заглядываешь внутрь и видишь творящийся пандемониум из парящих железяк на фоне невозмутимого Харамонуса. Еще видишь в углу кучу промасленных тряпок для чистки оружия, быстро разгорающихся от углей из жаровни, а рядом уже и табурет вот-вот займется. Разумно ли соваться туда сейчас?

Что делаете?

Нора помахала рукой Анне, мол, ничего такого. Вопрос Эдваса же заставил е сморщиться.

- Парень, у нас, вон, уже есть один такой дебилоид, может, брат твой, поэтому объясняю еще раз, медленно:

"Я Н Е С В Я Щ Е Н Н И Ц А!"

- Я похожа на священницу? Боги, надеюсь. нет. На мне нет ни рясы, ни святых символов, ни каких-то смешных шапок. Я из Гильдии. Гильдии людей, которые решают проблемы и перераспределяют собственность. У нас она называется просто "Гильдия". Я не якшаюсь со святошами. Откуда мне знать какого-то попика? Разве что если стащить у него какой-нибудь золотой священный символ. Ты в курсе, что в язве живет несколько миллионов человек? Ты знаешь. что такое миллион? Это тысяча тысяч. В этом городе живет несколько тысяч тысяч человек. Даже если ты зайдешь в храм и спросишь "А ГДЕ У ВАС ТУТ ОТЕЦ ГРОМ-КАК-ЕГО-ТАМ", тебе скажут, парень. ты дурачок совсем, справочное бюро в Капитолии, только тебя туда не пустят.

Выпустив из себя весь этот поток негодования. Нора притихла и задумалась.

- Вот если ты хочешь. чтобы я нашла этого Громвелла - это другой вопрос. Найти человека всегда можно, есть люди, которые знают людей, которые знают людей. Это стоит денег. но если Громвелл имеет какое-то отношение к тому, что стрялось с вашей деревушкой, может быть, моего нанимателя это заинтересует? Я ему передам ваш вопрос, если он даст добро, попробуем что-нибудь поискать. Но особо ни на что не сразу не рассчитывайте. Поиски быстрыми не будут.

Джеральдина продолжала отчаянную схватку. Да, скорее всего ей не выжить, но до чего ж славная погибель, достойная пиратской песни. Схватка не абы с кем, а можно сказать с сокровищами! Да ещё такая неравная.

Все.

Один за другим, викенцы, связанные, избитые, возвращенные лечебной магией с грани смерти, так или иначе, пришли в себя. Стоя на коленях на торговой площади, с кляпами во рту. Звуки боев стихли, пожары догорали. Собравшиеся солдаты проводили перекличку и выясняли потери.

Семеро молодых жителей деревни стояли отдельно, спиной с полусгоревшей "Cмеющейся Свиньи". На другом конце площади стенали остальные викенцы, охраняемые строем солдат.

Кроме охранников, следивших, чтобы они не ерзали на коленях и не поднимали слишком голову, было рядом несколько людей. Все тот же рыцарь-командор, мужчина лет около пятидесяти, с обветренным лицом воина, шрамами на лице и переломанным носом. Коротко обстриженными волосами и бородой цвета соли с перцем. Лайнелл Мортенсен, высокий и худощавый мужчина с тонким аристократическим лицом и светлыми, аккуратно расчесанными по бокам кудрявыми локонами, кривился на руку, видимо, исцеленную магией, но все еще беспокоящую. Чуть поодаль стоял мужчина в черном балахоне с позолоченным шитьем и красными оккультными символами, который, однако, был распахнут, и под ним виднелась мифриловая кольчуга. Капюшон был спущен, и маска висела на поясе, в результате чего было видно его лицо: лысый мужчина с аккуратно подстриженными усиками. На шее его был шрам, будто кто-то пытался перерезать ему горло. Он общался о чем-то тихо с рыжеволосой девушкой в темной куртке с красными разрезами на рукавах. Маски на ней не было, но Кеннет узнал в ней поймавшую его магичку.

Все разговоры закончились, когда на площадь выехала группа всадников. Рыцари в латах с флагами с символом их ордена. Но возглавлял их человек в доспехах по-настоящему роскошных, с чернением, позолотой, буквально покрытых разного рода символами, словно целый магический манускрипт. Табард из шелка с замысловатыми геральдическими узорами, бархатный алый плащ с меховой оторочкой.

Лицо его тоже выражало совершенство: красивый мужчина средних лет, с идеально уложенными по бокам волосами цвета вороного крыла, аккуратными усами и бородкой. Его зеленые глаза с интересом изучали все происходящее.

Солдаты, рыцари, маги, все стянулись к площади. Даже огры, которых оказалось аж трое, бубня что-то под нос прибыли сюда.

- Лорд Паладин Оккулярис!

Красно-черные преклонили колено перед своим лидером. Приняв их знак почета, наслаждаясь которым он провел пол-минуты, Лорд Паладин обратился к воинам.

- Братья и сестры! Вы выполнили сегодня долг перед Милосердной Матерью, Касторэджем и Королевой! Все жертвы принесенные были ненапрасны! Сегодня великий день! Вражеские козни были сорваны, наш город в безопасности, а в наших руках - священное знание, которое позволит обезопасить его, победить еретиков и нести свет истинной веры в земли иные и Вовне!

Речь была встречена всеобщими возгласами.

- Однако наша задача еще не выполнена. Продолжайте сохранять бдительность. Мы должны осуществить задуманное до конца, иначе проклятая змея, которая едва не вызрела у нас на груди, все еще может укусить нас! Продолжайте службу!

Рыцари вернулись к своим делам, а мужчина спустился с лошади с помощью одного из младших рыцарей и направился к группе лидеров.

- Почтенный Рыцарь-Командор Хальштатт. Почтенный Лорд Аркан-Оккулярис Ритт. Мистер Мортенсен.

Трое поприветствовали его еще раз.

- Я жду доклада об успехе нашей операции.

Командир рыцарей шагнул вперед первым.

- Мой Лорд Паладин. Зачистка деревни закончена. Жители под нашим контролем, пытавшиеся бежать - уничтожены. Возможно, нескольким удалось скрыться, я отдал приказ всадникам прошерстить окрестности. Но все персоны, обозначенные вами как имеющие значение - в наших руках. Деревня подготовлена к окончательному уничтожению. Осталось решить вопрос с пленными. К сожалению, мы понесли потери существенно больше, чем ожидалось. Четырнадцать братьев и сестер погибли, еще больше получили ранения.

Он опустил голову.

- Я готов понести любую ответственность за этот провал.

Лорд Паладин благородно развел руками.

- Рыцарь-Командор, не печальтесь. Вы выполнили свой долг. Мы были предупреждены о том, что сия деревня - обитель греха и порока. Местные культисты, колдуны и злодеи представляли серьезную опасность. Братья и сестры погибли за правое дело, осознавая свой долг. В контексте всей операции, потери приемлемые. Кроме того, насколько я понимаю, основные потери среди рядовых братьев и сестер, не посвященных рыцарей и служителей Аркан-Оккулярис?
- Так точно. Рыцарь-лейтенант убит в патруле на окраине и брат Аркан-Оккулярис погиб от стрелы во время последней битвы. Остальные - рядовые братья и сестры и сержанты.
- Хорошо. Я уверен, что вести о нашем успехе благоприятно подействуют на наши усилия по набору новых членов в Орден. Позаботьтесь о телах наших убитых, они заслуживают должного погребения, и мы не должны оставить следов. Лорд Аркан-Оккулярис Ритт, мистер Мортенсен?

Лысый маг и наемник сменили рыцаря.

- Мистер Мортенсен здесь прекрасно выполнил свою задачу, - начал маг, - он вместе со своим подручным сумел изобразить художника, оказаться в церкви в момент атаки и убедить "отца Неттла", - духовный сан Ритт произнес с явными кавычками, - в том, что он не имеет отношения к нападению. В итоге ему удалось нанести скрытый удар и занять контроль над церковью. Неттл в наших руках, записи Громвелла и его работы - тоже, все в полной сохранности.
- Мистер Мортенсен, у вас не было проблем с вашей, кхм, легендой?

Наемник пожал плечами.

- Нет, Лорд Паладин. Я сказал, что сначала займусь карандашными набросками, скетчами перед основной работой. Даже выполнил пару. Вот, взгляните.

Он показал лидеру лист бумаги.

- Мммм... а ведь неплохо! Получилось очень убедительно. Вы учились рисовать, мистер Мортенсен?
- Было дело, в юности. Отец настаивал на моем изучении искусств. Я учился игре на клавесине, рисованию и танцам.
- Уверен, все оказалось полезным в вашей профессии. Какие-либо проблемы в церкви? Подозрительные события?
- Нет, Лорд Паладин. Разве что картины эти действуют на нервы. Кажется, будто эти ангелы все смотрят на тебя. Но никаких голосов я не слышал, если вы это имеете в виду.
- Хм. Хорошо, пусть будет так. Лорд Ритт, а это, я так понимаю, те молодые люди, о которых шла речь?

Лорд Паладин подошел ближе к вам. Лицо его показалось подозрительно знакомым, как будто вы видели его где-то.

- Да, это они. Их связь с Громвеллом подтверждена моими предсказаниями и докладами агентов. На них сильная печать Вовне - сильнее, чем на Неттле. Возможно, Громвелл ставил на них какие-то эксперименты. Скорее всего, они сами не знают, что с ними происходит, но силы из темных сфер уже проникают в их разум через видения и сны. Нужно их внимательно изучать. Разум, тела.
- Разумеется, мой друг, разумеется.

Неожиданно, к вам пришло осознание. Вы видели "Лорда Паладина". Тогда он был выбрит и пострижен по-другому, но это тот самый джентльмен, который приезжал посмотреть на картины Громвелла и хотел их купить, а затем прислал "художника".

- Что насчет работ Громвелла?
- Я провел магический анализ, пока что они достаточно латентны, хотя скрытый потенциал пока трудно оценить. Картины забрать не составит труда, а вот фрески нужно снять с помощью специальной техники, если мы не хотим их повредить. Мои ученики должны справиться за несколько часов. Вы доставили свинцовые контейнеры, которые я просил?
- Разумеется, мой друг, разумеется. Итак, в целом, успех, успех...
- Лорд Паладин!, Рыцарь неожиданно обратился к своему лидеру.
- Один из наших братьев был захвачен в плен и допрошен этими людьми. Он сообщил нам, что они вели себя странно... но выглядели так, будто действительно не в курсе ереси Громвелла.

Лорд Паладин ущипнул ус.

- Были или не были они в курсе, это не имеет значения. Вы знаете, какой опасной ересь может быть. А наш брат, я боюсь, попал под искушение дурных сил. Боюсь, мы не можем это просто так оставить, угроза слишком велика. Позаботьтесь об этом, рыцарь-командор.

Рыцарь отошел и обратился к своим воинам. Через некоторое время, принесли бывшего пленного и поставили на колени его же товарищи.

- Твое имя, брат?
- Й..Йохан, мой Лорд Паладин.
- Ты позволил взять себя в плен этим людям, брат Йохан? - он указал рукой на вас.
- Их.. их магия и силы были сильны... но они были шокированы тем, что произошло... они молились Матери...
- Зло может принимать любой облик, брат Йохан. Ты был научен этому при поступлении в Орден. Ты позволил своему разуму ослабнуть и быть зараженному темными силами. Вина на этом лежит на мне, я послал тебя в эту обитель зла неготовым. Прости меня, брат. Рыцарь-командор?
- Лорд... Лорд Па...

Рыцарь взмахом меча снес Йохану голову. Мортенсен отступил назад, чтобы кровь не попала на его туфли.

- Благодарю, рыцарь-командор. Прискорбная, но неизбежная необходимость. Распорядитесь позаботиться о теле. Итак, мои друзья, нам стоит закончить наше задание. Лорд Ритт, займитесь эвакуацией работ. Прозекутор-Оккулярис Мински!

Он подозвал стоящего вдали красно-черного, в облегченной броне, черном плаще с капюшоном.

- Займитесь перевозкой особо ценных пленников.
- В Светлую Цитадель, мой Лорд Паладин?
- Нет. Мы не можем вести туда всех подряд, только Неттла и работы Громвелла. Привлечет ненужное внимание. Этих... - он кивнул на вас, - отправьте их на "Искупление". У меня есть договоренность c Королевским Судьей Блэкбрайаром. Тюрьма послужит нашим целям в качестве скрытого места для изучения этих... субъектов.
- Да, мой Лорд Паладин. Мы можем воспользоваться рекой, чтобы добраться быстрее.
- Прекрасно, прекрасно. Рыцарь-Командор?
- Лорд Паладин?
- Полевые допросы завершены?
- Большей частью.
- Закончите их. А потом - завершите нашу работу в деревне.
- ... Лорд Паладин?
- Мы не можем вести с собой всех жителей деревни подряд. Отберите тех, кто может представлять некую ценность. Остальных - уничтожьте. Сожгите все дома, убейте всех, кого мы не возьмем с собой.
- Лорд Паладин! Там же женщины... дети....
- Все поражены чумой ереси и зла, рыцарь-командор. Поверьте, мы сделаем им услугу, если освободим их от их несчастного существования. Угроза слишком велика. Воспользуйтесь ограми, если потребуется. Они все еще под нашим контролем. Убитые ими тела будут убедительным доказательством.
- Я...но... да, Лорд Паладин.

Рыцарь склонил голову.

- Хорошо. Тех, кто еще могут быть нам полезны, но не представляет особого интереса, отправьте в наш полевой лагерь. Мы сможем их переправить в Цитадель, когда это станет возможным. Или - ликвидировать, когда в них пропадет нужда.
- Да, Лорд Паладин.
- Прекрасно, друзья. Прекрасно. Если кто-то из жителей скрылся в лесах, скорее всего, они погибнут там от голода, как дикие звери. Но даже если выживут, их слова не будут иметь значения. Репутация Ордена безупречна. Если им хватит смелости обвинить нас в чем-то, мы быстро разберемся с сбежавшими крысами. Да, так и будет. Друзья, поверьте, сегодня великий день. Первый шаг к началу нашей истинный победы, к триумфу нашей веры! Пройдемте в церковь, я хочу взглянуть на наши трофеи. Пощадите, кстати, церковь. Прекрасная архитектура. Может быть, мы сможем её переосвятить в будущем.
- Лорд Паладин....
- Ах да, мистер Мортенсен. Ваше вознаграждение у казначея, все как оговорено. Я надеюсь, в будущем мы сможем воспользоваться вашими услугами. Но я прошу вас пройти со мной в церковь. Вы - человек не чуждый искусству, как выяснилось. Нам с вами будет что обсудить. Удовлетворите мою небольшую просьбу?
- Кто платит, тот и заказывает музыку, - пожал плечами наемник.
- Прекрасно, прекрасно. Пойдемте, друзья!

Группа отправилась к ступеням церкви, а вам на головы надели мешки. Были слышны команды солдат и панические вопли ваших земляков, но скоро глухо завязанный мешок скрыл и заглушил их. Вас схватили и потащили куда-то, после чего загнали, судя по всему, в какой-то крытый вагон.

Остатки деревни, где вы провели всю свою жизнь, залитые кровью и огнем, так и ушли от вас не поправившись, в темноте и тишине...

Харамонус, тебе ли не знать, что каждый камень наделен духом, пусть и не животворящим, но способным желать, а то и чувствовать. И вот ты открываешь свой разум, взывая к обломкам разрушенного моста. И сразу же слышишь их нестройный хор, твое сознание буквально окутывает потоком горестных стенаний!

...тяжелые камни, гранитные плиты
спаяны временем в мост монолитный.
По воле творцов, древних зодчих умелых,
простер он чрез бездну могучее тело.
Веками друг с другом округлые спины
стиснуты крепко в кладке единой.
Но небо пошло против суши войною,
разорвано братство могучей грозою.
Потери страшны, многих нет уж меж ними –
смыты потоком, раздроблены в щебень.
Остатки разрознены, вырваны с корнем,
но помнят еще изначальную форму.
И друг готов к другу прильнуть, как и прежде
в порыве отчаянном дикой надежды,
чтоб аркой моста бросить вызов ненастью,
на миг обрести монолитное счастье.
Но пусть заклинатель даст твердый обет:
Что братства камней не нарушит сто лет...

И первый камень уже с готовностью поднялся из пропасти, чтобы примкнуть к торчащему обрубку моста.

Тем временем, на площадку перед мостом один за другим выезжают восемь конных. Дубовые листья на походном знамени и стилизованное под кору изображение латной перчатки на щитах не оставляют сомнений в их принадлежности. Герберт, переднего всадника ты узнаешь сразу же – Альбин Грайс, младший брат твоего кровного врага и один из самых молодых и известных командоров Ордена. Он тянет поводья и поднимает ладонь, призывая отряд остановиться. Рыцари не сразу замечают пять фигур на фоне величественного зрелища замка и разбитого моста, и неясно, чем они недовольны больше. Ехавший одесную с командором всадник наклоняется, чтобы прошептать предводителю что-то на ухо, указывая на вас рукой. Ба, да это же твой шурин, Герберт, а вон и второй позади! Надо же, уже полноправные рыцари, кто бы мог подумать. Сэр Альбин кивает и трогает поводья, направляясь к вам в одиночку, рука поднята в знак переговоров.
Что будете делать?

Оуэн, Септ.

Оуэн потащил своего напарника в сторону, пытаясь найти укрытие от всадников. Cепт, видимо, все еще пребывал под воздействием разговора с пленным, поэтому какого-то внятного ответа не дал. Дети заметались, не зная, бежать ли за ними, или дальше по дороге, в конце концов, выбрали второй вариант.

Пара молодых викенцев укрылась за чьей-то дровницей, которая чудом избежала огня, и пыталась прикинуть дальнейший путь. Получалось, что нужно или идти вглубь, куда-то по следам Кеннета, или пытаться переправиться через ручей пешком. Задача эта была вполне осуществима, хотя и опасна, но если бы получилось - можно было бы рвануть в лес. Но судьба распорядилась другим образом.

Всадники, один из которых был рыцарем в доспехах, подобных лидеру патруля, с небольшим флагом на копье, а двое других - рядовыми бойцами в кольчугах, с более примитивными шлемами-шапелями с широкими полями. Они без труда догнали детей и погнали их обратно в сторону деревни.

Петер плакал, двойняшки обняли друг друга, Михаэль хватал воздухом ртом, будто рыба, выкинутая из воды.

- Где культисты, которые напали на наших солдат! Где, отвечай! - кричал рыцарь.

Михаэль несколько секунд стоял в ступоре, после чего показал рукой в сторону дровницы.

- Там! Туда они пошли! Пожалуйста, не убивайте, я вас прошу!

Показав сигналом одному из конников следить за детьми, рыцарь со вторым двинулись в сторону дровницы. Оуэн и Септ попытались выбежать к ручью, но не успели. Всадники сшибли их с ног тяжелыми, но не смертельными ударами.

Очнулись они оба уже связанные, стоя на коленях. Пред ними была все та же сцена, рыцарь с двумя солдатами, теперь уже спешившиеся, и дети.

- Пожалуйста, я вам все сказал! Отпустите нас, - плача причитал Михаэль.

Один из создал мотнул головой и повернулся к рыцарю.

- Рыцарь-лейтенант, может, ну их? Мы сюда еретиков и культистов пришли ловить, а это же реально дети. Что мы с ними делать будем, потащим их обратно в город? Будем держать в казематах? Зачем? На улицу выкинуть или в приют, так проще их сейчас убить.

Молчание рыцаря, чье сосредоточенное лицо было открыто поднятым забралом, заставило бойца вздрогнуть.

- Нет, нет, я на такое не подписывался. Праведный Кулак - Праведным Кулаком, но Матерь такого не одобрит!
- МОЛЧАТЬ, БРАТ-ЕФРЕЙТОР!

На минуту воцарилась тишина, даже дети перестали плакать. После чего рыцарь подозвал латной перчаткой Михаэля. Второй рукой он вытащил кинжал. Мальчик дрожал, слезы лились по его лицу, но он продолжил идти вперед.

Рыцарь-лейтенант указал на него кинжалом:

- Ты здесь старший. Куда собрался идти?
- В.... в дер... деревню.... Фен...Диттон... тетя там есть... у меня...
- И ты думаешь, что дойдешь?
- С папой.... ходили... дойду...
- Тогда слушай сюда. Когда дойдешь, ты никому не скажешь, о том что видел здесь. Нас здесь не было. Твою деревню сожгли огры, убили всех твоих родных и друзей. В деревню возвращаться нельзя, огры здесь останутся, когда мы уйдем. Это правда, останутся. Ты понял меня?

Побелевший Михаэль кивнул.

- Дай свою руку.

Мальчик протянул руку. Рыцарь резко схватил её и провел по ней кинжалом, оставив глубокий порез. Михаэль вскрикнул.

- Клятва на крови. Поклянись, что сделаешь как я сказал. Перед лицом Матери Милосердной, что никому не скажешь про нас, только про огров. И проследишь, чтобы твои младшие друзья тоже ничего не сказали. Как старший. Понял меня? Клянись.
- К... клянусь... Матерью.... Милосердной...
- Хорошо. Шрам тебе останется на память. Если я узнаю, что ты нарушил клятву, я вернусь и сниму с тебя и твоих друзей шкуру этим ножом. Понял меня?

Михаэль закивал.

- Ну а теперь все. Беги.

Постояв несколько секунд, все еще не веря случившемуся, он собрался с силами, обхватил детей и побежал в сторону мостка.

На некоторое время снова воцарилась тишина.

- Спасибо, рыцарь-лейтенант!
- Не благодари, мы еще можем сильно об этом пожалеть. Лучше навьючьте этих двоих на лошадей. Подходят под описание ценных пленников, рыцарь-командор пожелает взглянуть на них.

Брат-ефрейтор и его молчаливый товарищ начали приматывать Септа и Оуэна поперек лошадей.

  Споры взрослых о том, что надо делать, не слишком-то беспокоили Айлинн: она и без чужого мнения знала, что будет делать. И понимание это ее угнетало: не смотря на количество прочитанных романов с хорошим концом, ситуация перед церковью казалась безвыходной. Ни принц Дэмиен, ни леди Сариэль, ни ее магичество Вилания, ни даже жрица любви Аэлирра не оказывались в юности в столь сложном положении. К тому времени, когда враг превосходил их числом и силой, они были уже опытны, мелы и хитры, и находили неординарную лазейку. То же, что происходило сейчас, было подобно скорее шансон-де-жестам древней истории “О моем Чирре”, “О Рондевальдском ущелье” – все сводилось к тому, что в конце песни герою суждено пасть, пускай и осиянным славой на века.
  Но она не хотела, не желала умирать! Она была слишком молода, слишком многое не узнала! Она даже не целовалась ни с кем всерьез, свой первый подвиг не завершила, гениальную песню не написала! Перед ней еще не открылся бескрайний мир, не подарил свои тайны, не познакомил со сдержанной и холодной красотой гор и мягким плеском бескрайнего моря... Как можно было умирать вот так запросто сейчас, когда вся жизнь впереди? И все же, все же...
  В легендах всегда было то, что превыше жизни: честь, достоинство, здоровье и благополучие близких, долг и клятва... Тот, кто уважал себя хотя бы чуть-чуть, тот, кто хотел однажды стать героем, не должен был на это плевать, чтобы не превратиться во что-то жалкое и презренное, вроде тех пауков да тараканов в сегодняшнем сне. А значит, как бы ни было страшно, как не подрагивали бы покрытые россыпью мелких мурашек руки, как не резало бы так и не отошедшие от бега и боя легкие, надо было подняться на пути несправедливости и хотя бы попробовать ее исправить. И ежели ценой подобной попытки станет жизнь... Нет, об этом Анна не хотела, не могла думать, четко осознавая, что в противном случае червячок страха превратится в огромного дракона и сожрет ее с потрохами.

  Запертых в церкви надо было спасать – это факт. Но как это делать, даже находчивый, по ее собственному мнению, разум бардессы не мог придумать. Не было догадок и у взрослых – они были растеряны не меньше младшего поколения. Закусив губу, Айлинн с болью смотрела то на повесившего голову священника, то на бледных его сыновей, то на безжалостных пленителей, и просто ждала развития событий или какого-то внезапного озарения. Девушка была уверена, что или Мать, или Хозяйка явят свой знак, и кто-нибудь найдет долгожданный ответ. Но богиням, как видно, сегодня было не до Викена: ситуация переменилась резко и бесповопотно, совершенно без стараний в том защитников.
  Глядя в спину старшим, не ставшим скрываться, полуэльфийка болезненно ясно понимала, что до кровопролития остались считанные минуты: ни та, ни другая сторона наверняка не уступит. И тогда весь вопрос будет не в том, каким способом викенцы спасут односельчан, а в том, скольким убийцам они успеют отомстить до... до того, в общем, когда оружие выпадет из ослабевших рук, а глаза закроются навсегда.
  И не будет ни прогулок под луной, ни вдохновения, зовущего схватиться за перо, ни звона бокалов со здравицами за успешный поход... ничего не будет. Вернее, будет все, но ее самой уже не будет. Разве что она вернется шорохом листвы, детским смехом в соседнем дворе – но вот к кому ей вернуться? Кто ждет так, что отступит даже Бесконечный Сон? Айлинн сглотнула очередные слезы и помотала головой в тщетной попытке отогнать острые иглы пагубных мыслей.

  А потом выбежал Нэйт, не сумевший долго смотреть на то, как его отца, избитого и сломленного, тащат куда-то прочь. Сделал несколько шагов вперед мистер Молчун. Встал плечом к плечу с ним траурно-строгий Эдвас. А она... она осталась одна, позади них всех, за ненадежным укрытием угла дома. И сразу колкая мысль пронзила виски: еще не поздно бежать. Еще есть шанс найти уходящих детей, вывести их из Викена, и тем оправдаться в глазах других. Оуэна с Септом с собой забрать на случай погони – они помогут отбиться, случись что. Бежать, еще можно бежать, спасая свою шкуру – все одно враги о ней не знают, а те друзья, что рассчитывают на ее песни и стрелы, скоро умрут.
  Анна сделала шаг назад. И еще. И еще...
  - Хрен вам в сумку, чтобы куски не мялись, с-суки! – прошипела негромко и зло девушка, которую ощутимо колотила дрожь.
  Для себя она все решила.

  ...В книгах не раз встречалось упоминание о том, что предусмотрительный стрелок занимает место выше предстоящего боя, и его потом ой как непросто с этой верхотуры выбить. Вот и певица, ставшая невольно воительницей, решила последовать книжной премудрости: как можно быстрее забраться на чердак дома мистера Риггса и уже оттуда поддержать стрельбой всех остальных. И даже если в бою один за одним падут те, с кем она прожила всю свою жизнь, даже если она останется одна, то все равно ни этот Лайнелл, ни Командор не услышат от нее просьб о сдаче. Последний болт достанется тому, кто попытается влезть на чердак, а дальше... дальше вместо нее придется петь рапире.
  - Прости, мама... – всхлипнула девушка. – Простите и вы... – пальцы ласково каснулись теплого дерева лютни и поясного футлярчика с флейтой. – Не спеть мне больше с вами...

После того, как Джо подавила его не особо впечатлительную попытку бунта и отделения от группы, Молчун, кажется, совсем потерял тягу к самостоятельности, и просто шел, куда скажут. Не было у него на что-то другое ни сил, ни, честно говоря, желания. Усталость и шок заставляли чувствовать себя выжатым досуха, а нахлынувшая при виде горящего Виккена ярость ушла без остатка, оставив лишь странное пустое ощущение где-то в груди. То, что происходящее вокруг все так же больше походило на ночной кошмар, чем на реальность, тоже, конечно, не придавало ни уверенности, ни надежд на то, что все как-то разрешится.

Так он и тащился следом за остальными, вскидываясь при каждом громком звуке, и, хмурясь тем сильнее, чем больше разрушений и трупов им попадалось по пути. Сам вид мертвецов Томми как-то не особо трогал, но с каждым телом и каждым горящим домом осознание того, что никакой привычной жизни у него уже никогда не будет, проникало все глубже и глубже, пока не стало настолько отчетливым, что он даже негромко выругался. Все, конец. Конец всему. Никаких больше разговоров с Грогом у костра в глухом лесу перед возвращением в деревню с добычей, никаких танцев в день летнего солнцестояния, на которых он, правда, и так всегда стоял особняком, никаких вечеров в “Смеющейся свинье” под песни Айлинн. Ничего. Как бы ни закончился сегодняшний день, завтра, если завтра вообще наступит, будет первым со смерти родителей днем, который он не знает, как прожить.

С такими вот мыслями Молчун смотрел на собравшихся у церкви черно-красных, снова чувствуя, как закипает внутри злоба, но, на этот раз, не тянущая в бой, а жаждущая мести. Не наказания, не воздаяния и не справедливости, а именно мести. Подсказывающая, что, в отличие от того дня, когда он осиротел, за сегодня есть кому отплатить. Отплатить кровью за кровь, перекрыв счет в стократном размере. Но, судя по всему, не прямо сейчас, так как даже всегда уверенная в себе Джозефина явно не пылала желанием схватиться с появившимся на ступенях франтом и ждущей его свитой.

- Проследим за ними? - не особо уверенным голосом предложил Томми, переводя взгляд с наемницы на Грога в попытке понять, кто из них сейчас главный. - Ночью можно будет попробовать наших освободить.

  По мере продвижения к церкви лицо Анны все больше и больше начинало приобретать нежно-оливковый цвет, а успокоившиеся было глаза все больше становились шалыми. Под часто порхающими ресницами они казались даже большими, чем обычно, а голубизна небес из них отступила, сменившись незатронутой чистотой лесного пруда. Чувствующая сдавившие горло ледяные пальцы паники, певичка с трудом удерживалась от того, чтобы не натворить глупостей – убежать, или, напротив, очертя голову кинуться в атаку.
  Девушке казалось, что и старшие, и мальчики справляются с увиденным куда лучше: даже то, как Эдвас пытался спасти умирающего, казалось ей логичным и правильным – сама-то она делала, только смотрела во все глаза, как до срока гаснет в глазах огонек жизни давно знакомого человека, и не могла поверить, что мистер Минселл больше никогда не встретит рассвет.
  Когда все отошли от остывшего тела, Айлинн, вспомнив, наконец, о правилах, сняла берет, небрежно сунув его за ремень и доломав, наконец, печально обвисшее перо. Взяв покойника за кисть, она вкрадчиво, как будят спящего, попросила:
  - Берт… Бе-ерт… Очнитесь, вам нельзя закрывать глаза, вы не один…

  От уговоров ее остановила крепкая рука Джозефины и тяжелые, похожие каждый на неподъемный валун слова о том, что мужчина мертв, и ему уже ничем не поможешь. Анна непонимающе посмотрела на наемницу снизу-вверх, открыла рот спросить что-то, но вместо этого только вздохнула и сокрушенно покачала головой, словно не веря словам. Однако же спорить не стала, а, с помощью тети Джо поднявшись, встала рядом с остальными, цепко ухватив арбалет, как последнюю надежду.
  Всю оставшуюся дорогу до церкви она не произнесла ни слова, молча следуя всем указаниям взрослых и даже не нарушая тишины обычными для нее вопросами, песенками, прибаутками. Девушка выглядела растерянной и потерянной, вовсе лишившейся последней опоры. Она была как маленькая девочка, потерявшаяся в полном волков лесу, и даже оружие не могло этого исправить.

  Она даже промолчала, когда перед викенцами открылся вид на церковь, окруживших ее воинов и взятого в плен отца Неттла: певица только сглотнула и добавила к зелени кожи матовую бледность скул, словно вот-вот грохнется в обморок: богатая фантазия вполне позволяла ей представить, что черно-красные могут сделать с учеником и наследником Громвелла по служению.
  В реальность ее вернули только слова тети Джо о том, что «валить надо». Не ради бегства она, собрав в кулак все мужество, пришла сюда. Не ради бегства она стреляла солдату в спину. Не ради бегства она сейчас сжимает вместо лютни оружие. Там, за дверьми церкви, могут быть мама, дядя, племяшки – как их можно, опасаясь за свою шкуру, оставить на потребу убийцам?

  - Нет. – негромко, на непривычно серьезно сказала, как отрезала, полуэльфийка. – Я не уйду. Там может быть семья. Будь у этого Лайнелла хоть семь глаз на лбу, и три на заднице, будь он хоть опаснее бешенного медведя – я не отступлюсь.

Мир. Присвистывает "Химера" саркастически, когда про организацию ОПГ - с азартными играми и женщинами низких моральных стандартов - разговор заводишь.

- Ебать ты ебанулся, отец.

Покачивает головой, усмехаясь и на пару мгновений дольше обычного задерживая на тебе взгляд, услышав о далеко идущих планах. Усаживается прямо на пол, в который раз уже придержав себя за низ живота, с легкостью укладывает ноги в древнюю как сама Империя позу "Лотоса". Вспоминаешь, что "асана" эти штуки, вроде бы, называются - по ним еще необуддисты всякие угорают, ага. Немалой ловкости и неплохой растяжки такое дело требует.

- Банду он, сука, сколотит...

Наблюдаешь за пленницей, отсекаешь последствия всплеска адреналино-кортизолового "коктейля", анализируешь увиденное. Удивление. Веселье. Скорее, нет, даже не так. Удивление с толикой веселья - это будет правильней. Эмоции острые-резкие, движения тоже. Возможно, стимуляторы. Или стимуляторы с легким эйфорическим эффектом. "Сканк", ингаляция, от часа до сорока пяти минут назад. Учитывая ее габариты, можно предположить, что весит она в районе шестидесяти трех - шестидесяти пяти кило. Наркотик наверняка чистый - "Клещи" держат практически весь его рынок в этой части субурбии, поэтому вряд ли будут сами дышать смесью с добавлением - "для тяжести" - монооксида углерода и паров растворенных в кипящей щелочи тампонов, вымоченных в средстве для освежения полости рта. Толерантность определенно низкая, на сканк-зомби точно не похожа, а значит употребляет не потому, что не может не употреблять, а чтобы "разогнаться", как говорят в фавелах - "агаррар ла онда", "поймать волну". По итогам - "плато", когда настроение уже "чертит потолок", а до "штопора", когда потребуется либо добавить, либо прилечь и поспать, еще далеко. Если понять, что ее волнует, что ею движет, чего она хочет прямо сейчас, подыграть в унисон настроению - в общем, оседлать ту же "волну" - то может так статься, что уговорить человека станет возможно очень на многое.

Представляешься, кабель питания для оргтехники - в полтора метра, толстый, с набалдашниками универсальных разъемов-розеток на обоих концах - поверх воротника плаща накинув. Встает даже собеседница, о стол бедром опершись и теперь уже откровенно не сводя с тебя полного изумления взгляда.

- Блять, а я ж еще думаю - хуле ебало-то у тебя такое знакомое.

Главное, чтоб кузиной какой-нибудь не оказалась, остальное решаемо.

- Я в том баре, который на Генерала Эмиральдо, одно время стрипухой подрабатывала. Помнишь меня, нет?

Подцепив за макушку, стягивает с себя маску. Чуть за тридцать ей, с небрежно обрезанными под "боб" и изрядно растрепанными каштановыми волосами, кареглазая и скуластая. Ренголезка-бланко, не хиспанка.

- Что ни дождь, так ты саку свою жрать припирался, мы с девками даже на демкреды забивались - припиздуешь ты или нет. Высосешь три рюмаса - и сидишь, типа хмурый, про коньо и мьел думаешь.

Саке, да еще и натуральной ферментации, а не синтетика? Звучит не так и плохо.

- Валенсия. Вэл.

Хоть убей и в дробилку засунь - не помнишь такую.

- Когда того пидора, "цифрака" из "ноль-пятых", у нас в "доилке" обнулили, вы меня опрашивали. Ну не прямо ты, а вы - басура, но ты там тоже был. Йон. А я, сука, опросилась.

Отмечаешь, что практически перестает употреблять "трозо" - отдельные, "в тему", фразы-словечки на хиспанском - перейдя на чистый "универсаль". Смеяться по любому поводу - тоже.

- И потом всех, кто с вами, сука, заговорил, повыпиздили. Меня, например.

Вытягиваешь из кармана коммуникатор. Плоский, в полсантиметра, и в пару ладоней площадью, сглаженный по краям и мутновато-прозрачный. Кнопок нет, сенсор-панели тоже, только штамповка крохотных серебристых литер, в самом низу и по центру: "MIZARU". Выключен, на прикосновения не реагирует. Как-то должен включаться, в этом ты уверен. Вопрос только в том, как именно.

- Два сезона без работы - вжух, ты "Клещ". Охуенно?

Риторический вопрос. Хмыкает, но как-то невесело.

- Жизнь мне, типа, сломал, получается. Хотя...

Растирает лицо ладонями.

- Как можно сломать сломанное, верно? Да и не корпорат ты, вроде, и не муниципальная хуйня в пиджачке, которая ебанутые законы двигает. Может, ты просто стал последней дробиной в жопу той собаки, в жопе которой я жила, и собака от такой хуйни вообще сдохла, и я теперь по уши в дерьме и в ебаных опарышах.

И еще раз, больше щеки и уши.

- Аманесер, блять.

Указывает на стилет.

- Я тебя должна была тупо заколоть. Спящего, прикинь?

Кеннет.

Полурослик тихонько ускользнул от своих товарищей, скрывшись в облаке дыма и пыли, и направился к хижине своего отца, теперь уже его доме, стоявшем дальше на берегу ручья. От звуков боя он ушел, тихонько пробираясь между домов. Пару раз он едва не наталкивался на бегущих куда-то солдат, но успевал занять укрытие. Один раз на него выскочила девушка в грязном платье, в которой он, кажется, узнал одну из сестер Молчуна, Элизу. Кеннет застыл, не зная что делать, но дальше обстоятельства решили за него. Элиза бежала вперед, рыдая на ходу, не замечая ничего. За ней выбежало двое солдат, один из которых ударил её по спине плашмя щитом с тем же самым символом крылатого щита с глазом на черно-красном фоне пополам. Девушка упала, рыдая. Солдаты, слишком занятые своим делом, убрали оружие и потащили её, морщась, игнорируя её крики и стоны. Спрятавшийся за собиравшей росу и дождевую воду бочкой, Кеннет лишь остался безмолвным свидетелем разыгравшейся трагедии.

Наконец, он добрался до своего дома. Дверь в хижину была выбита, что особого труда не составляло, старая она была и подгнившая. Замка особого у Кеннета не было, поэтому ценности приходилось прятать.

Внутри было натоптано грязи солдатскими сапогами. Двое вражеских бойцов обыскивали комнату, расшвыривая вещи, заглядывая на полки и под кроватью. Один из них крутил в руках безделушки, которые Кеннет успел стащить в свое время.

- Ворюга тут какой-то жил, что ли, - произнес один из солдат, изучая вырезанную из дерева лошадку, которую Кеннет стащил еще в детстве и медное кольцо с кривовато ограненным кусочком кварца, - правильно сказали, что все местные пропитались ересью.
- Ты меньше думай, больше следи, чтобы мы никого не упустили! - ответил ему напарник.

Кеннет искусно проскользнул мимо них к тайнику со своим главным сокровищем. Затаив дыхание, поднял доску. Если скрип и был, то он растворился на фоне прочего шума. Вытащил мешок с ценностями, ожидая предательского звяка. Направился к выходу. Свобода была практически у него в кармане...

Выйдя из хижины, он внезапно услышал женский голос, произносящий заклинание. Полурослик попытался рвануть, но почувствовал, что мышцы ему не повинуются. Он даже не мог повернуть голову. Но его охотница решила сама показаться на вид. Одна носила похожую форму на солдат, но с инвертированными цветами: черную, но с красными разрезами на рукавах куртки. Плащ скрепляла застежка с все тем же символом. Лицо её скрывали капюшон и маска серебристого цвета, изображавшая женское лицо в блаженной улыбке, напоминающее изображения ангелов из Часовни.

- Маленький сорочонок вернулся в свое гнездо, - произнесла женщина глухим из-за маски голосом, - решил вернуться за серебряными ложками. Тебя не учили разве, что жадность губит маленьких сорочат?

Услышавшие голос солдаты выбежали из хижины.

- Почтенная сестра Аркан-Оккулярис! - отдал честь один из них.
- Брат-сержант. Вы упустили вражеского шпиона. Когда мы вернемся в Светлую Цитадель, вы понесете за это наказание.

Побледневший солдат склонил голову.

- Так точно, почтенная сестра!

Женщина перевела взгляд на Кеннета.

- Хммм... Кажется, нашего сорочонка упоминали на полевых допросах. Думаю, что нам стоит позаботиться о нем.

Она махнула рукой солдату. Он перехватил боевой топор обухом, и обрушил его на голову Кеннета. Дальше пришла тьма.

Мир. Вытянув чужое оружие из ножен - снова диссонанс: тонкий и шильно-острый трехгранный клинок из темно-серого сплава выглядит совершенно новым, приятно и органично ложащаяся в ладонь рукоятка отлита из бронепластика, а если судить по вытравленным у основания жала имперским иероглифам, "田代武器庫", штука изготовлена в "Tashiro Armory"; дороговатая игрушка для того, чтобы вот так, запросто, быть у обычной уличной ОПС-ницы - понимаешь, что он практически невесом, прекрасно сбалансирован и сделан специально для того, чтобы колоть противников в "защитке". Гудит что-то вдалеке, подмечаешь. Генератор, может?

- Нравится? - Подмигивает тебе "Клещ", как только ботинок покидает пределы ее горла. - Бери.

Подмигивает во второй раз, когда озвучиваешь полупросьбу-полуприказ, насчет тишины. Заприметив знакомую "мыльницу" разрядника, подбираешь, тем временем, тяжелый и ухватистый приборчик с затоптанного пола. И правда твой. Усаживаешься на стул, прячешь шокер в поясной чехол.

- У тебя значок на поясе, гений. - Подперев щеку согнутой в локте рукой, хмыкает женщина, услышав вопрос про "ваших". Морщится, прижимает свободную ладонь туда, куда ты не так давно лбом прикладывался. - Или забыл?

А ты реально забыл. Предлагаешь когда раскрыть детали того, что предшествовало приступу забывчивости, откровенно смеется собеседница.

- Аманесер.

"Восход", по-хиспански. Понимаешь, что она, похоже, никуда не спешит. И что ее, судя по всему, не смущает ни ее текущее положение, ни то, что между вами только что произошло. Что не может не беспокоить.

- Ваше время закончилось, басура. Мы вас стерли. И вся ваша власть стерлась вместе с вами. Теперь город наш. Вы, гурры, арроз, рохас - все идут на хуй.

Подмигивает тебе в третий раз за последнюю минуту. Ты же, не теряя времени, нащупываешь под боком оперативную кобуру - на месте, даже ускорители заряжания никто не выкинул. И коммуникатор тоже не забрали, так и лежит в кармане джинсов. И ключи от машины. Один револьвер, получается, пропал. Себя осмотрев, понимаешь, что цел - по крайней мере, явных признаков того, что с тобой делали что-то плохое, пока был в отключке, нет.

- Кстати, знаешь, в эту игру варик играть вдвоем. Расскажи, каким хуем вы вышли на эту точку с артефактом, сколько вас было, всю хуйню - и будешь моим слугой. Если нет - мы засунем тебя в дробилку. Слышишь, гудит?

Хлопает себя по лбу картинно.

- А, ебать, я ж совсем забыла, что ты теперь десоладо, пустой.

Пустой, да не совсем. Имя. Его ты, по крайней мере, вспомнить осилил - Ионгзенг. Йон, если на республиканский манер. Детектив Йон.

- Тогда можешь быть моим слугой просто так. Как тебе предложение?

Свои. Уже радует. Чужие голоса в отдалении, но пока ничего не говорит, что мы здесь лишь вдвоём.
Сохраняем бесшумность, по мере возможности. Нож всё еще в руках, так что надо освободить стажерку. И сообщить, что я тоже свой:
– Я. Монтеррей. Помолчим.

Пропустив мимо лысого толстяка, который как-то умудрился втиснуть свои телеса в узенький лаз, Урскинн снова схватился за веревку. Должно быть, сам воздух этого подземелья наполняет сердца самоубийственным отчаянием, заставляя его обреченных товарищей одного за другим мчаться навстречу собственной гибели. Но он будет держаться до последнего, пусть и не питая никаких надежд. Нет ни прошлого, ни будущего. Каждая новая минута свободы в короткой жизни оборванца – уже бесценный подарок судьбы, ведь многие лишены и этого.

Мир. Вспышка. Ты снова в сознании. Что было до? Не помнишь. Что происходит сейчас? Кто ты? Где ты? Не знаешь. Лежишь на животе в чем-то, напоминающем воронку, вытянув руки вдоль тела и упираясь коленями в то, что может быть ее - воронки - краем. Перед стекляшкой шлема - исцарапанный пластиковый желоб, а верхняя дуга смотрового окна упирается в нечто, напоминающее вал, собранный из металлических шестерней, каждая в твою ладонь, щетинящихся косыми срезами лезвий.

Вокруг полумрак, стучат где-то далеко биты электронной музыки. Голос. Позади и сбоку, слева. Мужчина:
- Каскара, конечно, нормас... Слышь... Может, расчехлим? Вон, с него даже клявос не сняли...

Голос. Позади и сбоку, но справа. Тоже мужчина:
- Тебе своих мало? И скорлупа тебе его на хуя? Будешь как басура гонять? Фаро еще себе на горб прихуярь тогда, чтоб совсем.

Слева:
- Бля, ну да... Слышь... А эта штука его точно не зажует?

Справа:
- Ни хуя, расхуярит - только в путь. Я когда на свалке работал, мы в такие хуйни любую хуйню совали - вообще по хуй.

  Темно-серебряный клинок ранит в грудь, а затем добивает первую жертву, пронзает шею следущей, а с сознанием Оуэна происходит что-то необычное, - его рука словно прорастает сквозь лезвие, впиваясь в тела. Мгновение, - и гоблины уже убегают. Кто-то, - кажется, Кеннет, - уже устремляется к оставленному лагерю, какие-то крики раздаются из-за спины, полукровка же отходит от странного ощущения, пока еще толком не разбирая, где заканчивается кисть, а где начинается оружие. Постепенно чувство проходит, и Оуэн, сорвав пучок травы, тщательно протирает клинок и, убрав его, задумчиво движется к лагерю.

  Сокровища гоблинов не слишком заинтересовывают парня, и даже письмо, подтвердившее его опасения, не побуждают к разговору. Слегка потирая правую кисть, Оуэн молча кивает Анне. Причин задерживаться здесь больше нет.

Где-то в глубине души Септ чувствовал, что проблема по-настоящему не решена, что она ушла глубже – какие бы слова он ни подобрал, выплеск накопившегося на душе у Кеннета и реакция на это не могла обойтись без последствий. И, если что-то срочно не сделать, то эти последствия окажутся нехорошими. Дурное в душе, оно как сорняк, впивается и растет, высасывая соки из окружающей земли, и не давая вырасти хорошему. Священник бросил взгляд на шагающего чуть впереди Кеннета, будто пытаясь понять, насколько глубоко этот сорняк в него врос. Затем быстро отвел глаза, чтобы не этот взор не поймали. Взгляд он такой, иногда чувствуется, особенно если пристальный.

Что делать? Подумав еще немного, он решил, что по возвращении нужно будет поговорить с остальными, чтобы сделать для халфлинга что-нибудь хорошее. Септ пока не знал, что именно хорошее, но сделать это надо было.

И Оуэн. Хотя боль на душе у Кеннета казалась большей, что заставило тифлинга так реагировать? Так болезненно. Возможно, он сам не понимал, что ранит окружающих своей резкостью. Ведь у него тоже не было родителей, только Джозефина. Септ не слишком близко знал Оуэна, но в деревне каждая семья или «семья» была известна. И не видеть друг друга совсем было практически невозможно – так что Септ, бегая на свою очередную работу, иногда видел, как сосредоточенно отрабатывает удары ученик Джозефины. С самой бывшей наемницей или один. И не казалось, что, тренируясь один, Оуэн халтурит – наоборот, он выглядел… еще более сосредоточенным, видящим перед собой какую-то непонятную Септу цель.

Еще подумав, Септ решил, что нужно будет что-то хорошее сделать и для Оуэна. Только понять бы, что. Для этого надо было поговорить с его приемной матерью, наверное. И для этого лучше всего подошла бы Анна – вот, даже рапиру заимела, которой залихватский на боку щеголяет. Оторвав взгляд от пресловутого бока, который как раз появился около Кеннета и что-то говорил… в смысле Анна что-то говорила полурослику, и Септ решил немного отстать, чтобы невольно не подслушать их беседу.

Вот за такими мыслями и прошла дорога – гоблины-то оказались не так далеко, и следы их присутствия, и даже расположение, были довольно заметны. Дым там, дым здесь, переговоры… хорошо бы, кто-то знал гоблинский язык, но шансы на это были бесконечно малы.

Септ покрепче стиснул символ, но вместе с деревом стиснулось его сердце от предчувствия фальши. Закусив губу, он слушал предложения остальных. Айлин предложила пристукнуть тех кто слева по-быстрому. Эвадс наколдовал чего-то на камешки и заподозрил ловушку. Нейт предложил капкан и действовать по классической военной теории. А Кеннет просто растворился в кустах. Хербаст с трудом сдержал сперва ругательство, а затем оклик. Оставалось надеяться, что полурослик не сделает ничего необдуманного.

Оуэн, тем временем, предложил то, чем Кеннет, похоже, решил заняться - подобраться по-скрытному и напасть. Молучн пока молчал, и Септ почувствовал себя неуютно. Как член отряда, не предлагающий ни идей, ни приносящий какой-то немедленной пользы. В сложившейся ситуации, казалось бы, это было глупо, так думать и такое чувствовать, но он ничего не мог с собой поделать. И потому начал быстро придумывать, чем бы помочь. И, кажется, придумал:

- Я… я буду молиться, чтобы помочь вам. Только о чем вот? Матушка точность любит…

Септ нервно улыбнулся. Это было странно – так вот стоять, и говорить, что ты будешь молиться, чтобы кто-то лучше кого-то убивал. Он знал, что это сработает, но все равно...

- Вот, я еще защитить кого-то смогу, если будет ближний бой. Только недолго, минуту примерно, может, приберечь это?

Взгляд его забегал между теми, кто больше всего на роль эту подходил – Молчуном и Оуэном.

  Азартно копошась в пепле, Айлинн сопровождала каждый найденный клочок восторженным: «Есть! И еще!», чувствуя себя самой настоящей искательницей тайн. А уж когда она вместе с Септом начала складывать находки в подобие осмысленного текста, тут уж радости и самодовольству не было предела. Складная фраза, а, вернее, ее обрывок, казались загадкой наравне с ключом к драконьим сокровищам, а предположения о том, что могло скрываться за полуобгорелыми буквами, отличались богатством самых фантастических версий.

  Придумать текст первой, лучше сохранившейся, можно было без особого труда:
  «Мне приходится угроЖАТЬ НАБЛЮдателям, опасающимся местных. Хотя ГромВЕЛЛ ОСТАЕтся в нашем плену, ОпредеЛЕННО, СООБщники его еще защищают Викен. Приказываю переместить пост в более защищенное место, и натравить на деревню гоблинов, дабы узнать силы юных защитников на практике».
  Или:
  «Хватит лаЖАТЬ, НАБЛЮй на все преграды. ЛайВЕЛЛ/КромВЕЛЛ ОСТАЕтся непреклонным, и требует продолжать слежку. Я понимаю, что все наше самоуверенное настроение попросту раздавЛЕННО СООБщением о том, что молодое поколение Викена представляет опасность для грандиозных планов наших темных господ, но еще раз призываю тебя к бдительности. Не спейся от ужаса и не испачкай штаны, когда они придут за тобой!».
  Ну или так, если поскучнее:
  «ПродолЖАТЬ НАБЛЮдение, пока ГромВЕЛЛ ОСТАЕтся за пределами деревни. О его появлении немедЛЕННО СООБщить».

  А вот со вторым, более свежим посланием, было посложнее:
  «В ходе темного ритуала заЧАТА самая отвратительная тварь, что только может существовать. Три реаГЕНТА, определяющих тьму в душе, подтвердили, что злее ее нет. Великая мАТЕРЬ (это там просто Т прописано плохо!) теперь не защитит Викен, и нам могут противостоять только те семеро!».
  Хотя можно и так:
  «Банде «ВнуЧАТА Демонов»: потенциальный враг слишком силен. В соответствии с приказом реГЕНТА лАГЕРЬ подлежит немедленной ликвидации».
  А ведь, если подумать, не менее вероятно:
  «НаЧАТАя операция подлежит сворачиванию. Нашего аГЕНТА отозвать, лАГЕРЬ перенести на другое место».

  За таким прожектерством она оставила без внимания и осмотр меча, и находку Нэйта, удостоив последнюю лишь коротким взглядом. Из задумчивости ее вырвал только назревающий конфликт. Поначалу она попросила негромко:
  - Ребят, может, хватит? – но ее в горячке ссоры не услышали.
  А разборка меж тем набирала обороты. Кеннет обозвал Оуэна трусом, а тот запальчиво назвал полурослика предателем.
  Поняв, что сейчас мальчики схватятся за оружие, бардесса подскочила, как подброшенная пружиной, и встала точно между парней, разведя руки в стороны. А чтобы никто не усомнился, зачем она это делает, гаркнула во всю мощь легких, способных перекрыть гомон вечернего трактира после тяжелого рабочего дня:
  - ХВАТИТ! ХВАТИТ, Я КОМУ СКАЗАЛА! УСТРОИЛИ, КАК ДЕТИ МАЛЫЕ!
  Нам дело делать надо, а не друг с другом воевать! Мальчики, вы оба правы же! Мастер Барнс сейчас глянет, скажет, давно ли хозяин лагеря ушел, а там и порешаем окончательно. А можем совместить: мы на гоблу пойдем, как велено, а ты, Оуэн, быстроного метнешься к нашим! Только извинись перед Кенни за то, что ты его предателем в запале назвал,а он извинится за слова про дом. И руки друг другу пожмите! НУ? Я ЖДУ! МЫ ВСЕ ЖДЕМ!

- Странновато это всё. - Кеннет бродил по лагерю, осматриваясь. - Мы же в такой заднице живем... Кому нужно... черт, вы вообще знаете, сколько телескоп стоить может?! Он стоит больше, чем вся наша хероватая деревушка. Вместе со всеми людьми. И вы хотите сказать, что кто-то за нами наблюдает? Это как с... не знаю. С катапультой на кролика ходить.

Халфлинг не стал внимательно пытаться рассмотреть куски записки или найденный сверток - там уже было желающих.

- Блин, может пойдем, все-таки, гоблинов гонять? Потом вернемся, вы там кому хотите расскажете, и на этом закончим? А то мы тут до темноты болтаться будем еще. А ночью темно. И в лесу совсем страшно.

Удары орков были чувствительны, но Борагусу было, чем ответить. Аккуратно сведя одну из атак, он вынужденно подставился под две другие, но доспех и заблаговременно запасенная жировая прослойка уберегли огра, так что раны казались не слишком серьезными - просто будет еще пара красивых шрамов. А вот орк, который получил ответный удар двуручной саблей, с земли уже не поднимется.
Нага Ишикара, доселе довольно медлительная, вдруг развила громадную скорость, как кобра в стремительной атаке. Врезавшись в атакующих Борагуса орков, она быстро превратила их в мясную нарезку, и лишь счастливый случай сохранил жизнь одному бедолаге - клинок Ишикары метил ему в сонную артерию, но орк невовремя рыгнул, и горло осталось не рассеченным, хотя дышать он теперь будет через трубочку. Зажимая рану пальцами, орк опрометью бросился бежать.
Тунракар тоже стремился показать себя в бою, но тяжесть брони вновь подвела его. Размашистыми шагами минотавр протопал по мостику через ручей... И проломил его своим весом. В итоге вместо того, чтобы разбить череп орка как арбуз, воин нелепо застрял по грудь в разломанных досках моста, пытаясь нащупать опору в песчаном русле ручейка. Опора не нащупывалась, и Тунракар почувствовал, что песок подобен болоту, и с каждым новым движением его чуть больше затягивает вниз. Дьявол!

Впрочем, и без участия Тунракара оставшийся в строю орк сообразил, что расклад не в его пользу, и даже если наездники на волках закинут свои сети, этот счастливый миг он может и не увидеть, так как будет лежать рылом в грязь, с перерезанным горлом. Секунду поколебавшись, орк круто развернулся на пятках, и дал стрекача в надежде, что доспех убережет его от пары шальных ударов саблей.

В этот момент Перевин решил показать всем, почему вампиров зовут Ужасами Ночи. Вампиры выглядят как обычные люди (почти как обычные люди), но это лишь маскировка их истинной сути. Так что Перевин просто сбросил маску, и явил всем полуразложившегося демона, окутанного вуалью тьмы - того, кем он по сути своей и являлся. Проще говоря, Перевин принял облик Зверя.

Это имело катастрофические последствия. Борагус, в чье поле зрения волей случая попало перевоплощение вампира, в ужасе дал деру вслед за орком, и даже обогнал его в своем стремлении уйти как можно дальше от порождений кошмара. Двое гоблинов свалились со своих волков на полном скаку, просто упав в обморок. Один чуть шею не сломал, второй отделался ушибами, но в сознание так и не пришел. Еще четверо развернули своих зверей, убегая наутек. Оставшиеся гоблины пытались как-то справиться со зверьми, тоже поддавшимися панике, но ничего не могли сделать - страх сковывал движения наездников, и они готовы были следовать со своим зверем куда попало, а два гоблина, сохранившие рассудок, и собиравшиеся хотя бы отступить с достоинством, пали жертвой собственных зверей - под одним из них волк обделался со страху и упал в собственную кучу, волк второго просто испустил дух на месте, поскольку у него остановилось сердце.

Лишь одно существо на поле битвы не было подвластно Зверю - Диегеран. Словно внутренний свет струился сквозь все существо эльфа, и особенным контрастом он выделялся рядом с Перевином. Странно, что эти двое стояли сейчас так близко друг к другу. Больше всего это походило на солнечное затмение - перед тем, как Луна полностью скроет Солнце. Именно в этот момент свет особенно ярок, и все же именно в этот момент лучше не смотреть на него.

Томми при виде гоблинского трупа заметно скривился, сплюнул наземь и осенил себя знаком, отводящим злых духов, которому его еще матушка научила. Потом подумал немного и добавил подслушанное у кого-то из заезжих купцов иноземное ругательство. То ли «корва», то ли «пурва», то ли что-то ещё вроде того. Нет, вид подгнившего и обглоданного тела, сам по себе, его не особенно трогал, благо мертвичины он за жизнь повидал изрядно, но так вот делать из тела пугало… Неправильно это. Не по-людски.

Дальнейшие находки тоже не особо радовали, но были уже немного понятнее. Скрытый от чужих глаз костёр, уничтоженные сообщения, птичье (или чье-то ещё) дерьмо, схрон. Выходило, что незнакомец или незнакомцы, кем бы они не были, обосновались в глуши в паре часов от Виккена, за кем-то или за чем-то следили и с кем-то общались посредством голубиной (или какой-то ещё) почты. Все бы хорошо, да вот только следить тут было попросту не за кем. И не за чем. Вряд ли кому-то настолько интересно, как выглядят купающиеся в полнолуние в Иоанов день девки. То есть понятно, что интересно, но не настолько же, чтобы для этого наблюдательный пост оборудовать.

Мысли эти, вполне очевидные, Молчун оставил при себе, привыкнув уже к тому, что окружающим людям они приходят в голову несколько раньше, чем к нему. Следы, с другой стороны, читать он умел лучше всех. Вот следами он и займётся.

Порт Фортуна с утра до глубокой ночи гудит пьяных драк, грохота выстрелов, визга шлюх и хриплого гогота вольнолюбивых граждан пиратской республики. Но в последнее время местные обитатели особенно взбудоражены. Ну а как же! Черный Утес, изрыгая дым и пламя, явил себя миру, поднявшись из темных пучин. И не одни вы, глядя на зеленое от застилающего его дыма солнце, поймали себя на мысли о набитых золотом сундуках, спрятанных в глубине проклятой скалы легендарным Джанзоном Бритвой. Разрази меня гром, да я сам бы руку отдал ради хоть сотой доли тех груд сокровищ!

В "Знойной сирене" сегодня вечером не протолкнуться. Старый одноногий северянин Брэм нещадно давит бока своей волынки, та издает жалобные резкие звуки. Брэму на дырявой гармошке подыгрывает пьяный в дрызг негритенок Мзумба, прикрыв глаза и улыбаясь чему-то своему. Большая Марта, помогающая хозяину в такие вечера, проталкивается меж столов, ступая по залу как по качающейся под ногами палубе. Сам хозяин, лысый здоровяк Свэн Гиббонс, весь покрытый татуировками, облаченный в одну ливрею с обрезанными под жилетку рукавами (поговаривают, с капитана какой-то каравелы снял), у стойки выбивает пробку из следующей бочки с элем, поглядывает краем глаза на зал: кто сегодня первый драку затеет?

Вы сидите за своим столом, отмечая сомнительную сделку. Рыжий Роджер Рэтбоун, по всеобщему мнению давно утративший хватку и не выходивший в море уж который год, после известий о Черном Утесе необычайно оживился. И объявил неслыханное: корабли в долг раздает. Ну то есть как раздает корабли - избавляется от скопившихся в гавани корыт, доставшихся ему забесплатно, просто как часть добычи, которую обитатели Порта Фортуны отдают "губернатору" за возможность сходить здесь на берег с добычей. А вот сам Роджер эти посудины раздает по таким ценам, будто только с верфи, новехонькие и пахнущие сосной. Хорошенькое дельце! Но, как говорится, не хочешь - не бери.

Вы взяли. Пять тысяч монет, вынь да положь. Не сейчас, конечно, но в течение месяца чтоб хотя бы половину! Каждый из вас приложил свой надрезанный палец к грамоте, на которой писарь Рэтбоуна (сам "губернатор" был занят другими делами) изложил суть договора. Договор грабительский, даже пиратский! Но в противном случае остается лишь идти наниматься тем, кто этот договор подписал, других вариантов Порт Фортуна все равно не предлагает...

За дальним большим столом слышен высокий как у девицы смех Манкомба Спотсвуда. Его на архипелаге знают как манерного чистюлю, будто бы даже благородных кровей. Хоть и окружает себя головорезами, охочими лишь до рома, азартных игр и шлюх, сам всегда выглядит свежо и опрятно. Трехмачтовая красавица-каррака в гавани - это их корабль, "Облезлая обезьяна". Из обрывков доносящихся от стола Манкомба тостов понятно, что завтра они уходят в море.

К вашему столу, отодвинув кормой широкоплечего детину, сидящего на бочонке, протискивается Большая Марта. В каждой руке по полдюжины кружек, грохает ими на ваш стол, расплескивая пену и щерясь золотыми зубами.
- Пей-налетай! - хрипит она, пыхая выточенной из плавунца трубкой, которую не вынимает изо рта всю дорогу. - Вы-то завтра тоже в море? Или еще задержитесь?
Вопрос и в самом деле важный. Всегда можно отправиться в море спозаранку, прямиком к Черному Утесу или еще куда пожелаете. А можно, к примеру. осмотреться в Поре Фортуне и обзавестись какой информацией - тут всегда кто-то что-то полезное да слыхал.

- Я не смотрю! - пробормотал себе под нос Нэйт, закрывая глаза руками, чтоб не видеть обгрызенную мерзость, свисающую с дерева. Конечно же он лукавил: небольшие щели, предусмотрительно оставленные между пальцами, позволяли вдоволь насладиться зрелищем изуродованного монстра. К сожалению Неттла, было оно немногим интереснее, чем картинки в анатомическом атласе в доме тёти Сорши. Разве что размеры и цвета отличались, а так...

Другое дело - меч! Железяка выглядела внушительно, а тело, нанизанное на неё, сигнализировало о пригодности орудия к использованию. На секундочку мальчишке даже стало жалко, что он не участвовал в занятиях по фехтованию. Впрочем, трогать оружие он не спешил, поскольку не был уверен не является ли это ловушкой. Пускай старшие товарищи решают. А он пока посмотрит, что там было на месте привала.

  Под такие немудренные разговоры Айлинн и Оуэн добрались до фермы Джозефины. К вящему прискорбию девушки, за разговорами о предстоящем боевом походе на гоблинскую орду не удалось обсудить не менее важные новости, к тому же более близкие, чем какие-то зеленые бандиты. Поднимать их при наемнице на покое вряд ли было правильно, так что бардесса решила, что вернется к ним по дороге назад – тогда уж точно ничего не помешает поговорить, пускай и коротехонько!
  Полюбовавшись, как Джозефина распекает батраков, девушка аж приосанилась: уж она-то знает, с какой стороны браться за оружие, врага не боится, и может любому показать, кто здесь хват, а кому в руки ухват. Дождавшись, пока наемница закончит разбираться с криворукими олухами и подойдет к забору, полуэльфийка распахнула объятия и, в несколько резвых шагов преодолев расстояние до женщины, повисла у той на шее, радостно завизжав:
  - Здрасте, тетя Джоззи! А вы в точку – дядь Грог нас на битву с гоблинами посылает, потому что мы, за исключением вас, опытных и умелых, надежа и опора деревни!

  Разорвав объятия, певица отскочила на пару шагов, лихо прокрутилась на одной ноге и, сорвав с головы берет, низко поклонилась наемнице:
  - Леди Джо, ваша смиренная рыцарь просит благословить ее на подвиг ратный изгнания зеленокожих чудищ с окрестностей достославного Викена, и просит выдать ей благородную сталь рапиры из арсеналов ваших, дабы она смогла покарать ей тех недругов, что вплотную сунутся. А то кинжалом моим острым, немало колбас да грудок куриных вспоровшим без жалости, с гоблинами воевать не с руки!
  На ироничную ухмылку Джозефины полуэльфийка, ни капли не смутившись, ответила – хотя правильнее будет сказать «ответствовала», столь много театральности было во фразе:
  - Не зря вот уже несколько лет как я, отрывая время от песен, что в крови моей звенят, прихожу сюда, на плац этот тренировочный, и с рапирой занимаюсь, чучел опасных побеждая и даже иногда попадая в цель так, что оружие мое не вязнет напрочь в соломе да мешковине. – не делая паузы, на одном дыхании, Анна сменила тон на просительный, - Ну те-еть Джо, а вдруг они и вправду ко мне подлезут, не лютней же их гвоздить и не флейтой карать…

  Согласие женщины вызвало новый всплеск бурных эмоций, аплодисменты и громкое:
  - Спасибочки! Я вас обожаю!
  Улыбка померкла и весь ажиотаж пропал, когда воительница на покое предупредила, что отдает девушке самое настоящее боевое оружие, ужа попившее крови. Потянувшаяся было за клинком, Айлинн отдернула руку и даже отступила на полшага назад, с опасением воззрившись на оружие:
  - Вы думаете, что клинок, который я возьму в руки, изменит меня, научит решать вопросы силой и жестокостью там, где можно все решить добрым словом? Что я буду применять его не для спасения своей жизни и жизней друзей, а для дурных вещей? О-ох… - взлохматив пятерней волосы, бардесса воззрилась сначала на чистое небо, а следом, не найдя ответа наверху, на чистенькие носки собственных сапогов, которые оставались столь же безмолвными, как и в момент, когда их построили.
  Вздохнув, как кающаяся грешница, девушка решительно шагнула вперед, протягивая руку:
  - Я вас поняла и запомнила ваши слова, тетя Джозефина. Постараюсь не обнажать клинок без нужды и не делать того, о чем потом могу пожалеть. Я, - она шмыгнула носом, мигом убив всю серьезность речи, - знаю, то оружие не терпит беспечности, халатности и веселья, и буду серьезной, когда придется брать его в руки. И… я не посрамлю клинка, что вы дали мне, и буду всячески слушаться и Оуэна, и вас, и буду чаще ходить тренироваться, а не как прежде, от случая к случаю.

  Приняв рапиру, Анна склонилась перед наемницей в полупоклоне:
  - Благодарю. – после чего приладила ножны к поясу, проверив, легко ли выходит клинок, и ничто ли не мешается. Удовлетворившись результатом, она кивнула самой себе, и надела, наконец, берет, привычно заломив левый край на ухо.
  Выслушав советы бывалой искательницы приключений, певица непривычно сдержанно кивнула:
  - Мы поняли. Засады, ловушки, яды. Смотреть под ноги, не шуметь, быть начеку и ждать любой подлянки со всех шести сторон. Постараемся не вляпаться обеими ногами в то, что они нам приготовили.
  Ну, - полуэльфийка задумчиво подергала кончик заостренного ушка, - мы тогда поспешим назад, теть Джо, а то и вправду нас уже ребята заждались, поди. Да и Эдвас просил поспешать… В общем, до скорого! – вымученно улыбнулась она, еще не отошедшая от осознания, какой дар ей достался. – И спасибо за рапиру!
  Пойдем, Оуэн! – зовущим жестом позвала она напарника.

  Большую часть обратной дороги Айлинн молчала, приходя в себя и отгоняя видения разумного клинка, побуждающего ее творить жестокие и злые вещи. Наконец, убедив себя в том, что наемница просто призывала ее быть серьезнее и не думать, что рапирой можно махать где угодно и когда угодно, она поуспокоилась и снова разулыбалась, окидывая взглядом деревню, надеющуюся на ее, девицы Линсен, помощь и защиту.
  - Слыхал, обратилась она к спутнику, решив-таки поделиться теми самыми «прочими важными новостями», - у Люсьена Хербаста, кажется, новая девушка появилась: намедни видели, как он с Лиззи под ручку ходил. Да нет, не с той, которая толстая, а с рябой! А еще у старого Фарелла снова забор прохудился, второй раз за седмицу, между прочим, а сын старшой его никак не починит – пришлось старику самому трудиться. Ну и я помогла маленько, чего уж не помочь. А у Рисы опять молоко убежало – говорят, ее кто-то сглазил. И еще, представь…

Острое лезвие клинка Борагуса проткнуло Даккажуба где-то в районе подмышек, и на дорогу брызнула первая кровь. Будь то благородная дуэль, уже бы прекратили, но тут сошлись два огра, и как минимум один из них был наглухо отбитый.

- КРОВЬ! МОЯ КРОВАВАЯ ЯРОСТЬ! АРРР! - заорал Даккажуб, гвоздя дубиной соперника

Удар был тяжелым. Бывает так, что с одного удара сразу распознаешь врага, особенно в Крюлоде. Вот и Борагус понял, что его стукает не хрен с горы а, скорей всего, дворянский сынишка. Дворяне в Крюлоде... своеобразны.

- Я не суеверный, - ответил Септу Грог, - если какие неприятности и случатся, то выпадут они, я думаю, на службу гоблинам. Нет, Кеннет, травок мне не надо, дело сделайте, потом уже травками займемся. Тетушка Сорша, я думаю, достанет все, что надо, она - травница уже покруче меня.

Томасу он ответил:

- За березами, там есть пройти прямо и немного направо, будет лощина такая. Подозреваю, что там они и окопались, черти. Любят всякие щели. Следы вели в ту сторону.

Когда отряд, вместо отправления на дело, начал планировать расползаться по деревне, Грог нахмурился.

- Детишки, вы это. Время не теряйте. Вам ведь еще придется два часа туда, два часа обратно. А я хочу до заката увидеть вас здесь.

Время было за пару часов до полудня, так что Грог, возможно, преувеличивал, но кто знает, сколько времени займет дорога.

...

Айлинн и Оуэн прибыли на небольшое тренировочное поле, которое Джозефина разбила рядом со своей фермой. Здесь, на потрепанных изрядно манекенах и деревянных "мечах" желающие получали уроки самозащиты. Рядком собралось несколько парней из батраков отца Септа с испуганными выражениями. Джозефина, женщина с загорелой кожей и темными, кудрявыми волосами, скрывающими заостренные уши, могла бы считаться красавицей из-за аккуратных, точеных черт лица, если бы не шрам, рассекавший её лицо от подбородка почти до левого глаза.

Она с размахом хлопнула деревянным мечом по заднице одного из парней, заставив того вскрикнуть.

- Ну что это такое! Это вы так собрались родную деревню защищать! Да вы, увальни косолапые, кувшин молока до дома не донесете. Я даже не знаю, что с вами делать, учить драться, или проще научить вас танцевать, надеть на вас медвежью шкуру и устроить ярмарку.

Полуэльфийка вытерла свободной рукой пот с лица.

- Ладно. Перерыв на полчаса. Идите, выпейте воды, умойте лицо. Потом начнем заново.

Увидев Оуэна и Айлинн, она подошла к забору.

- Оуэн, Аня. Вас же Грог старый хотел отправить черт знает куда по делам.

Услышав запрос, она хмыкнула, переводя взгляд с приемного сына на девушку.

- Ах рапиру тебе, девочка. А умеешь ли ты ей пользоваться? Не проткнешь ли себе что-нибудь?

После небольшой паузы, она кивнула.

- Ладно, будет тебе рапира.

Джозефина ушла в дом и вернулась через несколько минут, неся оружие в руках. Оуэн мог видеть, что это не самое редкое оружие в её коллекции, с довольно простой гардой, без вычурности и украшений.

Она протянула оружие эфесом вперед к Айлинн, но отдернула его, когда та потянулась за ним.

- Знаешь, почему я тебе даю это оружие, девочка? У меня есть лучше. Но эта, она пила кровь. Забрала жизни.

Женщина внимательно осмотрела лезвие.

- Такое оружие само знает, что делать. Но помни. Это не игрушка. Эта вещь убивает людей. Или гоблинов. Но чаще - людей. Взяв её в руки, может так случиться, что тебе придется делать вещи, о которых ты пожалеешь. Никогда не забывай об этом. Можешь не возвращать её, оставь себе. Ты уже большая девочка, тебе нужно что-то, чтобы позаботиться о себе. Оуэн тебе подскажет, как ухаживать за ней. Оуэн, на два слова.

Буквально оттянув его под руку на пяток шагов, Джозефина прошептала ему в ухо

- Я тебя всему научила, остолоп ты мой, что знала. Приглядывай за этой девчушкой. Если с ней чего случится, от того, что она решит, что с рапирой может лезть куда угодно - ты мне за это ответишь. Береги её как себя. Лучше себя. Понял?

Когда Оуэн отошел обратно к девушке, Джозефина продолжила:

- А гоблины, что гоблины. Грог вам уже все прожужжал, поди. Хитрые это твари. Мелкие, сами по себе не очень опасные, но хитрые. Опасайтесь ядов, ловушек, засад. Держите ухо востро, будьте все время начеку. Если выйдете на них в честном бою, скорее всего, они разбегутся, большего вам и не надо. Но до честного боя еще надо добраться. Ну все, идите, а то Грог сейчас сам за вами придет.

...

Септ и Нейт пришли к часовне Святого Алмана. Почему она так называлась, если честно, никто из них особо не знал. Какой-то был праведник, служивший матери Милосердной. Церковь назвали основатели Викена, и чем они конкретно руководствовались, не знал даже отец Громвелл, который сам был не из Викена.

Церковь была не очень большая, но, в отличие от большинства домов в деревне, сделана из солидного кирпича, покрытого сверху гладкой облицовкой. Основатели деревни не поскупились на её отделку. Местами, однако, облицовка отвалилась, обнажив красные кирпичи.

Войдя внутрь, Септ и Нейт увидели Лизу, служку, которая помогала отцу Неттлу следить за церковью. Вот и сейчас она подметала метлой пол под лавками. Отца Неттла не было на месте.

Когда её спросили о его местонахождении, она ответила:

- Прошу прощения, Нейт, но твой отец занят и просил его не беспокоить. Помните, месяц назад приезжал господин, который интересовался фресками и картинамиотца Громвелла?

Смутно оба что-то такое припоминали: редкое событие по меркам Викена. Приехал экипаж с неким солидно одетым человеком, который, однако, не тратя время на разговоры, сразу о чем-то отправился говорить приватно с отцом Неттлом, после чего быстро уехал, оставив за собой лишь пересуды.

Ничего подобного Нейт не слышал. Отец лишь сказал, что гость интересовался картинами, не более того.

- Этот господин хотел купить картины. Но отец Неттл отказался. Недавно, с последними купцами, он передал письмо о том, что хочет прислать художника, который перерисует картины. Сейчас этот художник прибыл, сразу после того, как вы отправились за поручением к мистеру Грогу. Сейчас они в кабинете у отца Неттла, обсуждают условия, на которых художник будет работать. И будет ли вообще. Отец Неттл скзал, что это очень деликатный разговор, поэтому просил его не беспокоить.

Она добавила голосом потише.

- Если все получится, церковь получит солидное пожертвование. Может быть, получится организовать ремонт. Но отец Неттл не хочет, чтобы художник как-то мешал службе, поэтому не согласится просто так.

С довольным видом от осознания обладания столь ценной информацией и её передачей другим, она продолжила мести пол.

Нейт и Септ смогли также изучить фрески и картины. В целом они напоминали первую часть сна: идиллические поля и луга, фигуры праведников, которых ведут ангелы к свету. Но во сне они выглядели будто искаженными сонной логикой: слишком сахарными и благостными, делая разрыв на контрасте совсем уж демоническим.

Фигура ангела с косой присутствовала на некоторых изображениях. Они уже вспоминали объяснения отца Громвелла про косу. На самом деле, самая большая картина в деревянной раме, возле алтаря, изображала именно этого ангела, но была не закончена. Отец Громвелл уехал по каким-то важным делам, оставив картины вместе с церковью на попечение отца Неттла, обещая вернуться и закончить работу. Тем не менее, за прошедший год никаких новостей от него не было

  Бой в кино выглядит очень красиво и интересно.
  А знаете, почему, морпехи? Потому что его для этого и снимают так – красиво и интересно. А это значит как? Понятно, вот как. Там понятно что к чему и понятно, с каким чувством герои из пулемёта садят, когда дают свой последний безнадежный бой за остров Уэйк.

  А в жизни бой – это некрасиво. Не потому что может голова оторванная пролететь. Это, конечно, шокирует. Особенно, если это – голова твоего друга, капрала Аборигена. Но что если это вражеская оторванная голова? Тогда, если ты, скажем, хладнокровный убийца или просто у тебя на время отключилась человечность, тебе все понравится. Вон Мрачному же понравилось, как он двух япошек ножом зарезал? Понравилось!
  Ну и вообще, у смерти есть своя эстетика, особенно если с этой смертью соприкасаешься быстро. Один человек однажды подумал, держа холодную руку своего мертвого отца: "Боже, какой он красивый сейчас в гробу. Даже величественный." Потом он все равно сказал себе: "Пап, ну что же ты, а?..." – и чуть не заплакал. Но красоту тоже прочувствовал, не будем врать, что не было такого.

  Конечно, у вас поначалу был шок. Трупы. Кровь. Грохот. Артобстрел – вообще очень страшно. Но потом вы чуть-чуть, а привыкли. Ну, вы еще ж не поняли, что дальше будет, попозже, вы только часок в этом замесе побарахтались. Но с этим мы спешить не будем. Вернемся к бою.

  Нет, настоящий бой некрасив по другой причине. Настоящий бой это что-то... страшно непонятное!
  Так-то бывает, конечно, как у Красотки Джейн – последний штыковой бой! Больно, да... но ведь и красиво же ушел пацан! Семпер Фай, все как надо. Грустно, но красиво.
  Но обычно-то не так, морпехи. Обычно лежишь в воронке, рядом пулемёт стучит – это Винк, скажем, стреляет. И... и ты НИ ХЕРА НЕ ПОНИМАЕШЬ ЧТО ТВОРИТСЯ! Потому что... потому что враг делает ВСЁ, чтобы ты не понимал, а ты делаешь всё, чтобы он не понимал. Потому что кто первый понял – тот скорее всего и победит.

  Но есть одна штучка, которая при этом делает войну все же страшно интересной, несмотря на непонятность. Эта штучка... ставка. Потому что как бы ты ни был заряжен на победу, как бы ты ни презирал смерть, как бы ты ни лихачил, ни обожал императора или морскую пехоту, каким бы хладнокровным убийцей тебя ни сделала жизнь, но это всё в голове. А где-то внизу живота есть точечка. Говорят, она сантиметров на пять ниже пупка. Та точка, которую в боевых искусствах называют "центром". Та точка, которой ты поворачиваешься к женщине, которую правда хочешь. Та точка, в которой "сосет под ложечкой." Нутро. И нутро во время боя говорит тебе... что?
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Айзек."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Фрэнки."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Анджело."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Пол."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Боб."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Джонни."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Денни."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Оми."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Уил."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Серджио."
  "Жизнь – это самое ценное, что у тебя есть, Перри. И еще глаза, но ты их уже того..."

  Жизнь у тебя одна. Все остальные смыслы ты сможешь перевыдумать, перерешить, перечто-нибудь-там-потом.
  "А жизнь одна, сынок."
  И хорошо еще, если как у лейтенантов или у Винка есть дети. А если нет? Умрешь – и как и не было тебя на свете. Ничего не останется, только жетончик да запись в личном деле: "Рядовой первого класса такой-то, погиб в бою." Или вообще "пропал без вести." Но на Тараве это не будет то "пропал без вести", которое мать проговаривает с надеждой. На Тараве это будет "ну, он там запутался в колючей проволоке, а потом хрен знает, может, прибоем унесло?" Или вообще... "снаряд упал, а потом мы его больше не видели."

  В общем, ты лучше не спеши в ад. Без тебя там не начнут. И нет, не отступает туда никто на перегруппировку. Туда навсегда уже уходят, понимаешь? Навсегда.

  Увы. Вы совершили большую ошибку – записались добровольцами в морскую пехоту и не оказались в это утро, 20 ноября 1943 года, на больничной койке с аппендицитом.
  А сели в свои смешные амтраки, дурацкие лодки и сами поехали в ад. Вас туда не звали, но в аду атмосфера гостеприимная. Поэтому как только вы приехали... там сразу и начали, че тянуть?

***

  Отбив атаку рикусентая, рота "Гольф" по приказу старшего офицера, первого лейтенанта Донахъю, перешла в атаку. Вот как это было.

Обернув лицо и руки плотной тканью, Пётр вытащил бессознательное тело полурослицы из пристройки. Оттащив всех троих чуть дальше от здания, Флорес предусмотрительно связал их веревкой, что нашел у себя в сумке. Когда он убедился, что в случае пробуждения, они не смогут накинуться на них, подошел Морган, он склонился над запачканным больше всего мужчиной и прошептав что-​то себе под нос, осторожно коснулся покрытой зеленым налетом пыли пальцем. По одежде лесника будто бы прошла волна воздуха, хотя никто из присутствовавших не почувствовал и дуновение ветра, отчистив её от налета. Правда, чище эту одежду оно не сделало, в чем-то и колдовство бессильно!
Тяжелое дыхание мужчины сменилось на спокойное. Похоже, что его обморочное состояние сменилось на сон. Но просыпаться он пока не планировал. Находящийся рядом с ним Морган почувствовал сильный запах алкоголя. Этот лесоруб явно пил всю прошлую ночь.

Далее он перешел к полурослице и повторил процедуру, сдув с неё пыль. Она дернулась, как после спазма и резко открыла глаза. Глаза полурослицы, в первые секунды, напомнили Моргану глаза Дерин, красные и с маленькой булавкой зрачка. Он даже сжал своё посох покрепче. Но это быстро прошло и взгляд её становился всё более осмысленным.
- Кто... - её речь прервал кашель, но прочистив горло она продолжила свой вопрос - Кто вы такие? Почему я связана? Что произошло?
- Мы тут по поручению Талдрина Крида, - ответил ей, стоявший рядом Фаргот. - Ищем лекарство от спор и похоже, мы на верном пути. Связали вас, потому что опасаемся за свое и ваше здоровье. А вот с последним вопросом сложнее, хотелось бы узнать вашу версию.
- Развяжите меня, тогда и поговорим! Я не представляю опасности, я управляющая лагерем лесорубов, моё имя Риетта Хэвторн, Талдрин Крид назначил меня на это место совсем недавно.
Вы наблюдаете как и без того бледная кожа Риетты, становится практически белой, а вены на ней чернеют и расползаются, словно змеи по её телу. Это выглядит довольно жутко, особенно в контрасте с татуировками зеленых змей, что покрывают её плечи и руки.
- О нет! Это черные споры!!
Полурослица подхватила болезнь от зеленой пыли. В храме Торна было много больных, и никто не заражался друг от друга. Но кто знает, вдруг болезнь мутирует? Стоит ли развязывать Риетту Хэвторн и остальных?

К числу любителей почитать странные книжки в подозрительных избушках совершенно точно нельзя было отнести не только простых парней-лесорубов, но и саму гномку. Это колдунов всяких хлебом не корми, дай странички помусолить, церковники разные тоже за книжками не всегда мир вокруг замечали, но простые люди, те, что на земле трудились, о главном не забывали никогда. А главное - это люди.

Поэтому вопрос что же выбрать, для Дерин вовсе не существовал. Интересовало ее другое: как бы так вытащить этих горемык, и самой в процессе не перемазаться в этой зеленоватой гадости? А ну как именно она и довела лесоруба и полурослицу до того печального состояния, в котором они находились?

- Эй там! Я людей нашла!Только им тут не очень здорово, помогите мне!

Проблему контакта с зеленой непонятью гномка решила довольно просто - завернула руки в опустевшую дорожную торбу. Сумку эту Дерин шила сама и, естественно, позаботилась сделать внешний слой из вощеной кожи, чтоб случайный дождик или падение в грязь не испортили хранящиеся внутри продукты.

Дотащив обоих бедолаг до порога, крестьянка недовольно фыркнула. Ну где там эти дылды, уснули что ли? Заняты обсуждением каких-то невероятно высоких материй и чураются простой работы? И не подскажет же никто про пыль эту зеленую. А ну как она не вредная, а наоборот, действует как кон-сер-вант, словечко-то какое дурацкое, и парочку наоборот бережет?

- Жрец, ну ети его, где ты там? Под землю провалился? Морган, Фаргот, ау!

Поняв, что помощи в ближайшее время ждать не стоит, гномка аккуратно перевалила Мику через порог. Ну, вот он, момент истины. Ежили лесоруб сейчас захрипит, или там чернеть начнет, то надо бы его обратно перевалить, да за прочими мужиками отправиться. У них ума да знаний много, пусть сами разбираются.

Несчастные ублюдки. Кратар оглядел спустившихся с ним в подземье людей из-под тяжёлых косматых бровей. Жидкая кровь, хилая кость. Все помрут, как один, спасая задницу какого-то мудака, сгинувшего там, во мраке, чтобы в свою очередь обезопасить собственные задницы. Вся жизнь сводилась в конце концов именно к этому, хотя одновременно и сама была той ещё жопой.

Дезертир хмыкнул, поправил грязную перевязь меча и пересёк пещеру, наступив левой хромой ногой прямо в ручей. Походя взмахнул рукой, попытавшись схватить мотылька — без особой надежды, просто от скуки. Добравшись до двери, у которой уже отиралась бледная девка со своим черепом, потянул старое дерево на себя.

- А он тогда подумал-подумал и говорит “Нет, кума, я твоих гусей, пожалуй и не возьму вовсе. Без надобности они мне. И вообще, мне куры больше нравятся, мороки меньше. Обратно в Холмы вези”. А она, бедняжка, все хутора тамошние оббегала, гусей тех ищущи - вдохновенно вещала гномка. Яркое утреннее солнце светило, но не припекало, нога растяпы-муженька заживала как положено, а легкий ветерок доносил до квартета путешественников ароматы спелых яблок из садов Темнолунья и Дерин была не прочь поболтать.

Первым под каток ее общительности попал Морган - крестьянка никак не могла сообразить, до какого колена у эльфов считается родня, кем маг приходится ее супружнику и, соответственно, не могло ли так случиться, что они и друг другу в некотором виде теперь родственники?
Оставив кажется несколько ошалевшего эльфа и добравшись до места встречи с остальной частью отряда, гномка вплотную занялась следопытом и учинила ему форменный допрос: для какой такой цели понадобилось посылать человека из самой Министерствы в эдкую даль? А как господин следопыт находит Темнолесье? Не думал ли он перебраться сюда насовсем - чай не мальчик уже, остепениться пора. Как-то сам собой разговор перешел на разные курьезные случаи из жизни деревни и последних часа полтора Дерин самым бессовестным образом сплетничала о соседях, консорциуме лесорубов, родне из Черных Холмов и вообще обо всех, кого могла припомнить.

- Так а чего ее прятать, миссию эту? - похоже, гномка уже немного утомилась собственным монологом и была рада поболтать с кем-то еще - Ихний главный, Вэмрос-то вон какую домину отгрохал, каменную, и все чтобы миссию свою носить, нам про цивилизацию и прогресс какой-то рассказывать. Только вся та цивилизация так у него в доме и осталася - дорога вон лет пятьдесят как не мощеная, а ворота деревенские еще почитай при деде старого Ольмунда ставили.

По упомянутой дороге крестьянка ступала легко и пружинисто,ударная часть цепа мерно покачивалась на плече в такт шагам. На особенно долгое путешествие Дерин не рассчитывала, а потому много с собой не брала - сунула краюху хлеба в котомку, да прихватила верный цеп на случай неприятностей.

- Ну а чего этому чумноватому тут понадобилось, раз его воскресили? - вопросом на вопрос ответила гномка. - Ему с нас, поди, и взять-то нечего.

  Когда Мурадёр с Тиарроном ещё только отходили от камеры, не закрыв её по просьбе Момманоа, фиолетово носый подумал, как же они всё-таки беспечны. А главное насколько становится в их компании он таким же! Если бы не сработали инстинкты при дурацкой попытки открыть люк, то вполне возможно, что он был бы уже без руки!
  Холодной водой окатило его то происшествие. Когда он лежал у той плиты, прикидываясь без памятства, он думал. Вся эта история сразу веяла страшной мистикой. Но даже в грозу под проливным дождем на этом острове с призраками лёгкость круглого плута и беззаботность и любопытство золотоглазого тифлинга меняли отношение Момманоа к происходящему, как к некоему весёлому приключению. Но странно, ведь Ноа считал, что его товарищам пришлось всю жизнь также чувствовать над собой угрозу опасности. Полукровка, будучи чужим среди хобгоблинов, с которыми рос, будучи чужим среди людей и других рас, среди которых работал и жил, Ноа всегда чувствовал на затылке зудящую опасность. Охотники за головами, наёмники, рыцари чести, в конце концов кровный вражеский легион — всё представляло для Момманоа опасность. Только благодаря дару, доставшемся от родителей, а также умению приспосабливаться к ситуации и навыки общения, чему научила его мать, Ноа мог ещё жить в этом мире. Но в сердце у него был отпечаток страха вечной угрозы. Поэтому он оставался всегда на чеку, хоть и прикрывался иллюзиями разношерстных образов.
  Смотря им в след, Момманоа дивился их настырной неуязвимости. Колдун Тиаррон с его длинным носом любопытства, несущим его вперёд, и отсутствием приличных навыков ближнего боя наверное давно бы помер без Мурадёра. Толстый бородатый плут был искусным и опытным бойцом, да впрочем во многом он был умелым. Наверное он прожил уже достаточно столетий, чтобы считать свою жизнь пустяком. Иначе как объяснить его рвение идти напролом не считаясь с возможными опасностями? Нет, друзья Ноа явно не имели тот же след угрозы в их душе, или давно уже смирились со своей погибелью. Когда хобгоблин позвал их к себе, услышав битву, он всё-таки не верил, что те послушаются плана. Хотя обычно это прерогатива самого Момманоа забывать план и действовать на своё усмотрение! Считанные мгновения он ждал, что они прибегут и он сможет их прикрыть своим кислотным заклинанием.
  Но они всё не бежали. Был слышен бой, но не какие-то приближающиеся шаги. Момманоа уже собирался позабыть свой страх и план для сохранения их жизни, и просто побежать к авантюристам на помощь. Однако не судилось свершиться этому действию, ведь с другой сторон туннеля вылезло морское чудище. Ноа отправил ему свой подготовленный кислотный привет, а также вернул на место свою отвисшую челюсть. Пятясь назад Ноа крикнул:
— Не бегите, тут тоже враг! — хобгоблин достал свиток из подручной сумки. Он ему случайно достался за одно не очень приятное дельце. Держал на крайний случай. Смертоносные тентакли и тупик позади его спины выглядели именно таким случаем.
  Свиток Хаоса пустил сгусток энергии, на ходу преобразующийся в ледяную стрелу, летящую в уязвимое место пробудившегося врага. Момманоа порадовался про себя, что дварф предусмотрительно закрыл двери и эта тварь не вылезла во время их отдыха. Свиток истлел в руках у Ноа, отдав всю магию в заклинание, хранившееся в нём, а сам хобгоблин достал меч и щит, готовый разить щупальца, что вот-вот догадаются вырвать решетку и подобраться ближе к его тушке.

  Делать ставку на то, что после отдыха в мышцах прибавится что-то, что поможет открыть дверь, которая быть может веками тут не двигалась и природой всё тут обросло и заклинило, — было опрометчиво. Хобгоблин упёрся ногами и попытался рывком сдвинуть дверь с мёртвой точки. Он вспомнил, как с лёгкостью получилось сделать это у плута. Наверное, дварф открывал за счёт своего веса. Момманоа попытался в точности повторить движения Мурадёра, перенеся центра тяжести за счёт упора ног.
  Что же таится внутри камеры? — пронеслось в мыслях Ноа.

    На пике усилия Анаксагор ослабил хват и бросил своё единственное физическое оружие на землю. Воин из него был никудышний, как он уже успел убедиться. Зато храбрости в сердце мага хватало. Только восставший кобольд свалился на землю, маг оббежал его и по кругу оббежал совомедведя, отвлечённого на Килзоруса, направляя подготовленное лечение прямо к боку совомедведя. Он распутал Плетение в своём сознании и освободил магическое течение через руки, только тихо произнёс магические слова и прислонился к мохнатому монстру.
    Паладину он дал понять, жестами и своим поведением, что будет стараться атаковать его лечением, если сам он сможет вовремя перехватывать внимание совомедведя на себя. Сейчас же он надеялся, что всё делал правильно.

Новое помещение выглядело пустым, не было заметно и ведущих дальше дверей.
Оглядевшись вокруг, тифлинг задался вопросом, а не зря ли они вообще спустились в это подземелье?
Но нет, следы на спуске явно твердили: Иган был тут, и, по всей видимости, выбрался. Значит, тут должен быть какой-то ход.
"А может, он не выбрался?..."
Тревожную, совсем непрошенную мысль Тиаррон спешно убрал на дальнюю антресоль.
Понадобилось бы немало времени, чтобы тела дошли до состояния скелетов. Нет, найденные останки не могли принадлежать смотрителю и его гарнизону.
Задержав взгляд на стене, чародей вспомнил своё исследование северной башни.
Здесь наверняка также находился скрытый проход,
Подумав так, Тиаррон взялся тщательно осматривать окружение, медленно шагая вдоль стен.

Килзорус вздохнул и согласно кивнул в ответ на слова мага. Он тоже не злился на кобольдов, как он уже говорил, теперь их дальнейшая судьба зависит от того, как устроено все в посмертии, он свою роль уже сыграл. Даже злодей имеет право на то, чтобы его нормально проводили. В прошлый раз, после потасовки в таверне, этим занимался Элрик Шёпот Солнца и в этот раз стоило бы тоже об этом позаботиться раньше, общаться с мертвыми удовольствия мало... даже если это тифлинг, с которым делил дорогу и приключения.
- Слышу, друг. - шепнул драконорожденный, понимая, что это всего лишь послание; он ожидал бодрый, хмельной голос, и подачу в рифме, просто потому что может, но слова погибшего Зарксиуса не несли с собой чего-то приятного и ностальгического. Они говорили о долге, о вторжении, закипающей демонической крови и печатях.
Килзорус нахмурился; он не был уверен в том, что это действительно послание с того света и действительно от знакомого барда, а не какая-то хитрая магия манипуляции, но голос тифлинга он узнал.
- Сектант тоже говорил про демонические орды. - он помахал указательным пальцем в воздухе, словно пытался поймать ритм. - Возможно это как-то связано.
Драконорожденный нащупал большим пальцем цепочку на шее. Прямо не знаешь за что и хвататься, а ведь они просто вышли прогуляться на могилу дракона, поискать культ и погонять кобольдов разбойников. А теперь ему нужно как-то связаться с другими арфистами... это ведь, то о чем тифлинг хотел сказать прежде, чем у него закончились слова? Или он имел в виду кого-то еще? Кого-то кто в теме печатей?
- Анаксагор, ты знаешь что-то про какие-нибудь печати?

- Не знаю - пожал плечами паладин. - Я дал клятву не лгать, но с самообманом все не так просто, не так ли? Я понимаю о чем ты хочешь сказать. Наверное. Если добро субъективно, то это значит, что мое и твое добро могут не сходиться... Я не знаю во что верят они, но я верю в то, что зло должно быть наказано и я его убиваю, такова моя природа... хотя, я сам однажды был под давлением и мне предлагали совершить убийство, чтобы стать частью клана, но я этого не сделал. Тебе решать жертва ты или нет, особенно когда это касается чужих жизней; мне не кажется это достойным оправданием таких поступков. Возможно, то что они напали на нас не тянет на то, чтобы казнить этих двух, но отрицать, что кобольды хотели нас убить, и то, что они действительно нападают на путников ты же не будешь? И ты сам слышал, что мы не единственные... Допустим, твой план сработает и что? Я вполне допускаю, что когда дурман спадет они, из страха или из-за твоего обмана, действительно предадут богиню, но разве из-за этого они перестанут быть жертвами? Не думаю... зато, в добавок к бандитам, будут еще и предателями. И ты хочешь их отпустить? Я лично не готов на себя брать такую ответственность... даже нет, я считаю это безответственным, потому что они действительно могут убить кого-то другого, ведь это природа у них такая и они не верят что злые, так ведь?

Килзорус зарычал, попытался запрыгнуть медведю на спину и использовать когти и, главное, зубы по назначению.

После слов паладина Хэмфаст прикусил язык - страшноватого здоровяка-ящера он побаивался. Кто ж его знает, страховидло этакое, вдруг у них принято за шутки над родной речью кушать обидчиков? Культурные, так сказать, традиции.
А потом и вовсе пошла магия, иллюзии говорящие, да не просто говорящие, а говорящие толковые вещи.
- Так это ж, надо, наверное, соглашаться? - тихо предположил Долгопят. На его взгляд, предложение таинственного собеседника полностью удовлетворяло всем сторонам конфликта. - Если только этот не врет, уж больно складно излагает. Время, поди, хочет потянуть, знаем мы таких. Гарантии надо с него спросить, вот что.

〖🎧〗[ссылка]


      Комиссарский ботинок тяжело шлёпнулся в широкую лужу.
      Брызги воды разлетелись по сторонам, присоединяясь к каплям дождя.
      Немолодой мужчина в плаще сурово рассматривал позицию артиллерии.
      Всё пространство вокруг него смахивало на один сплошной мокрый бетон.
      Высота 340. В условиях плотной застройки Кастадона это, по сути пирамидальная площадь, монолитно возвышающаяся над перекрёстком четырёх широких проспектов. Некогда благородные лестничные ступени теперь обезображены гусеницами бронетехники, а красивые, украшенные имперскими скульптурами, террасы – почти полностью перекрыты баррикадами с укреплениями. Стелла, посвящённая Императору, окружена восемью орудиями «Василиск». Их экипаж работает, не покладая рук: гвардейцы заряжают стволы смертью, что по команде падает на головы еретиков. Снарядов пока хватает. Очередной «Небесный Коготь» только что сбросил, как по расписанию, новый контейнер с боеприпасами. И забрал опустевший, взмыв под небеса. Небо над площадью перекрыто свинцовыми тучами. Оные стелются низко, туманами рваными: скрывая остриё шпиля стеллы. Дождь барабанит с утра и до настоящего времени. И единственный цвет, который воспринимает здесь глаз: серый со всеми оттенками.
      Лицо Комиссара тронула мрачная ухмылка. Он резко развернулся.
      Бросил тяжёлый взгляд на маячащую в конце проспекта фигуру.
      Демоническая Машина Кхорна качается ходячим маятником.
      Натягивая нервы солдат на манер гитарной струны.
      Пришло время сделать то, ради чего он здесь стоит.
      – Внемлите мне, гвардейцы! – громогласно гаркнул Комиссар, вкладывая в слова, в интонации, даже в самые тонкие вибрации голоса, всю свою решимость да железную волю, – Наш древний враг пытается выглядеть сильным, чтобы поселить страх в наших сердцах! Но то, что вы видите перед собой, это не больше, чем пустые оболочки, в которых нет ни капли души! Каждый из вас наделён душой, что несёт в себе частичку Его великого Духа! Сегодня мы, здесь и сейчас, продемонстрируем отвратительным тварям Тёмных Богов это золото, каким сияет Бог наш Император! Да хранит нас Его свет! Император защищает!
      С уверенным видом воин сцепил руки за спиной, ожидая ответ.
      – ИМПЕРАТОР ЗАЩИЩАЕТ!!! – воодушевлённо вторил хор голосов.
      Комиссар решительно зашагал вперёд, пока не встал на краю террассы.
      С той, откуда открывался вид на адский марш демонов Имматериума.
      – Артиллерия! – со сталью в тоне воззвал Комиссар.
      – Мы! – отозвались расчёты орудий.
      – Мерзкий Колосс должен упасть!
      – Есть!
      – Снайперы! – вновь обратился мужчина.
      – На связи, – отозвался шёпот по вокс-связи.
      – Обезглавьте это мерзкое шествие!
      – Будет исполнено.
      – Расчёты тяжёлого оружия! – воскликнул «отец солдатам».
      – Да! – донёсся многочисленный гул.
      – Размотайте на куски ходячее мясо!
      – С удовольствием!
      – Касркины! – строгий взор на лучших солдат Гвардии.
      – Приказы? – встряхнули те оружием.
      – Ни одна мразь, что вступит за черту периметра, не должна остаться без наказания!
      – Принято!
      – Огрины! – Комиссар уставился на толпу огромных мужиков.
      – Да-да?! – тут же преданно уставились на того тупые ребята.
      Возникла небольшая заминка. Офицер задумчиво почесал затылок.
      Единственный род войск, для которого нужно выбирать выражения.
      – Смерть врагам Империума! – наконец, резюмировал Комиссар.
      – Да-да! – радостно согласились с ним подчинённые.
      – Командиры! – это последние, к кому он обратился.
      – Слушаем! – отсалютовали взводные и несколько ротных.
      – Пусть еретики узнают, что такое настоящий ад!
      – Так точно!
      Оглядев дружно готовящихся к тяжёлому бою, да задорно шумящих солдат, лидер выдохнул и прокашлялся в кулак. Горло саднило. Мокрая шинель давила на плечи. Наполовину скрытое сталью лицо: выражало только флегматичную жажду расправы над теми, кому хватило смелости напасть на священный мир. Подол плаща взвивался с порывами ветра. Сзади гремели траками машины войны: выстроившись в ряд, они прямой наводкой нацелились на ходуна. Раз, два, три – синхронный грохот залпа разорвал барабанную дробь дождя. Комиссар не лез в дела занятых обороной Высоты подразделений более. Раздались первые залпы автопушек да ручных гранатомётов. Следом за ними – всполохи огней лазерного оружия.
      Однако: внезапно в гул симфонии войны вклинился новый звук.
      Оный доносился откуда-то с неба. Комиссар мгновенно узнал его.
      Он неторопливо развернулся назад, подняв лицо к тучам. Водянистые ручейки как по руслу скатывались по ложбинкам морщин человеческой части головы. Только что серое, над ним небо резко озарилось разгорающимся факелом падающей десантной капсулы. Офицер... он лишь сделал всего один шаг назад. «БАБАХ!», – в бетонную площадь врезался крепкий «орех» расцветки Железных Воинов. Пол разошёлся трещинами вокруг глубокой вмятины, а Комиссар – тот отчего-то невозмутимо стоял, даже не пошатнувшись. Касркины метнулись было туда, но офицер поднял руку в стопорящем жесте. Предатель Астартес мощным пинком вышиб наружу створку-лепесток капсулы и в предвкушении навёл болтер на Комиссара... а тот молниеносным движением выхватил из ножен силовой меч. «Вжик!» – лезвие пронеслось сквозь руки солдата Фероса и те рухнули оземь вместе с оружием. «Вжик!» – неуловимо элегантным выпадом воин отрезал Астартесу ногу. Подкошенный десантник рухнул на четвереньки, лишь для того, чтобы поднять голову и увидеть нацеленный себе в лоб мельта-пистолет Комиссара.
      А заодно и его последний, полный праведной ненависти, взгляд.
      – Так будет с каждым, кто вступит на эту священную землю!
      Нажатие на крючок; яркая вспышка; и труп с дырой во весь шлем свалился в лужу на поверхности площади. Все эти маленькие моменты, в конечном итоге, исчезнут: будто слёзы под дождём. Новые десантные капсулы падали на Высоту 340; порождения Нургла и остальные отродья уже штурмовали подножие высоченных лестниц. Гремела стрельба во всем мыслимым направлениям. И Комиссар молча отмерял твёрдые шаги туда, где только что приземлился один весьма неприятный ублюдок. С горящей решимостью в глазах.
      Время убивать.

Кнагл-нагл заметил, как компаньоны тормошатся вокруг пропасти в особенности дворф, который решил перелететь на ту сторону. Несомненно, кобольд слышал, что дворфы летают не хуже птиц размахивая своими руками, но увидеть такое в воочию дорогого стоит. Расчехлив свою лютню кобольд начал наигрывать мелодию. Подкидывая слова на лету.
Ты лети дворф, лети,
Как перо над волной.
Долети до той стороны,
А не то полетишь на дно
И разобьешься в говно.
Лапами махай Над ямой и взлетай.
Ты пролетишь так, что давай
Быстро взлетай.
— Чет не идет. Ну как вдохновляющее дворф или не очень? Я просто не распелся, — подбадривал кобольд дворфа.

- Пятьсот золо!.. - завопил, пустив петуха, Долгопят, но тут же осекся и понизил голос: - Пятьсот золотых! Ох, ёлочки-палочки...

Вот теперь Хэмфаст отчетливо понял, что влип. С того самого момента, как связался с волшебником и этой жрицей. И ведь чувствовал, что проще будет обобрать пару богатых ротозеев, чем возиться с непонятными поисками непонятно кого, но нет, в благородство решил сыграть, дух приключений его, видите ли, поманил.
Долгопят в отчаянии больно треснулся лбом об прутья решетки, наказывая самого себя за наивность и идиотизм.
Он неприязненно воззрился на Анаксагора, пока тот выдавал очередную эскападу. Халфлинг все больше укреплялся в подозрениях, что именно полоумный волшебник является источником всех этих неприятностей.

- Видел-видел, будьте уверенны, - проворчал Хэмфаст.
- Малыш Хью! - фыркнул он, покачав головой. - Это ж надо. Ни один полурослик, я вас уверяю, такое погоня... в смысле, псевдоним себе не возьмет, засмеют. Все это полная чепуха и бессмыслица. Мое имя вам известно, это и добрая женщина Линора может подтвердить.

- Странные ритуалы... - буркнул Килзорус и тоже посмотрел в сторону заключенных, затем изучил, насколько успел разглядеть, печать и содержание бумажки. Прищурился, присматриваясь к лицам там и здесь. Вроде, все правильно.
- Солидная сумма. Тут не сказано за какие именно прегрешения их разыскивают, но, судя по всему, дело серьезное. Надеюсь, никто из ваших людей не пострадал. - паладин бросил взгляд на радостных подчиненных изображавших строгость и невозмутимость, отметил то, что ни подозреваемые, ни охрана не выглядят особо помятыми...
Кажется, эти двое даже особо не сопротивлялись, когда их задерживали. что, наверное странно. Но, может быть, тут действительно не о чем переживать?
- Бог в помощь. - кивнул драконорожденный капитану.

Но тут вмешался рыжеволосый Геварн.
- Для этого надо ехать в Кормир. Без... - Килзорус пощелкал пальцами, вспоминая умное слово, - состава преступления их тут даже допросить толком не получится. Они скажут, что ничего не делали, и, даже если это правда, почему им должны поверить?
Паладин не был принципиальным, но даже со своим интеллектом понимал, что капитан стражи не может просто игнорировать документ, который выглядит как настоящий, а значит просто так, за красивые глазки, не отпустит.
- Это ведь ошибка? - спросил паладин, явно обращаясь к подозреваемым. - Вы "абсолютно точно" ничего такого не натворили в Кормире?

- Уфф, чёрт... Иган, что же ты нашёл?
Устало вздохнул чародей, приглаживая растрепавшиеся волосы и сверля задумчивым взглядом только что законченный перевод книги.
- Культы, храмы... Хм..
Вдруг тифлинга осенило и он поднял горящий огнем взгляд на товарищей. Храмы!
- Да вот, похоже на то. Ноа, ты, вроде, упоминал какую-то часовню или что-то вроде, да?

      «После этих слов в храме начался сущий кошмар»
      – Говно вопрос! – весело отозвались многочисленные друзья Нито, потирая столь приятно развязанные руки. В считанные минуты то, что претендовало на роль очень серьёзного брифинга, превратилось в фарс благодаря метафорически наброшенному на вентилятор дерьму. Которое трансформировалось из такового в буквальное ровно в момент, когда ребята с весьма большим энтузиазмом взялись исполнять приказ. Пользуясь возможностями своих улучшенных организмов, зомби начали ебашить адовые вещи. Такой вот усреднённый рецепт, ибо вариаций: масса. Берётся содержимое ЖКТ, оно не греется – греть, это не про зомби Нито. Они берут это, встряхивают в ЖКТ, запускают реакцию брожения. Добавляют в неё куски трупов, валяющихся тут и там, личные заменяемые части тела, огромное количество гнили с себя и начальников для вязкости, прихваченные с собой рационы ИГ сверху. Всё это переваривается до дыма из ушей и ртов. Потом реакция подходит к кульминации... тут начинается творчество! Одни принимаются блевать тугими струями болотного цвета; другие – жидко дристать мощными залпами. В тот же миг между нурглитами вспыхивает соревнование: кто выше «выстрелит» брызжущим поносом, кто дальше запустит фонтан отрыжки. Оскверняют храм кругом и приговаривают полушёпотом «Ух, бля!» При этом у них на лбу аж пот выступает. Любезно сервиторам иногда предлагают, но те отказываются и без приказа драпают прочь в ужасе. Надо ли говорить о том, какой дичайший пердёж в процессе? Вонища такая, что барельефы от стен отклеиваются!

      Тем временем: процедура биоинженерии протекала на редкость удачно. Насколько это вообще возможно для существа вроде Нито, который не являлся полноценным демоном при отсутствии у него цельных доспехов даже хотя бы Тактического Дредноута. Апотекарий далеко не понаслышке знал о том, как иногда ненадёжна броня Терминатора, что уж говорить про тело из наростов плоти с костями. Доктор Фурункул, с экспертным видом осмотрев товарища, очень задумчиво почесал пузо языком при виде получившегося «кадавра». И со знанием дела изрёк:
      – Дальше расти бесполезно. Даже вредно. Беспорядочные мутации и связи тканей только ухудшат работу органов. Впрочем, и то, что есть, вполне, неплохо. Если будет спокойное время, можно будет и подумать о стабилизации получившегося организма. Но это надо реально всё чётко причесать. А так, что же, молодцом! – толстяк с широкой и удовлетворённой улыбкой похлопал получившегося псевдо-Дредноута по мясистому плечу.



      Зайдя внутрь Храма и протолкавшись через убегающих сервиторов, Раон увидел и почувствовал обонянием – как опорный пункт, данное место уже... не очень. Колдуны, парень в броне Терминатора и потомок Альфария – все они, пожалуй, могли единодушно сойтись на том факте, что обгаженный Храм вызывал одно желание: стошнить на внутреннюю сторону шлема. Уж на что они хаоситы, но даже для них это слишком.

Борк монотонно жевал снедь из своих запасов и думал. Все ли он просчитал? Все ли учел? Только боги ведают. Однако все приготовления завершены, фигуры расставлены - жребий брошен.
До боли было тяжело не думать конкретно и четко -  маг сказал, что тварь читает мысли.  Приходилось изворачиваться, смотреть в бесову стену и прикидываться ветошью, думая о капельках воды, как учил его наставник, и только лишь где-то на задворках сознания ловить изменения в мимике, жестах, взгляде. Вот, Фрида сжимает кулак, и следопыт отчетливо видит, как глаза выдают ложь, как неестественно меняется выражение лица, как нервно дергаются пальцы, как меняется тембр голоса.
Капля за каплей чаша подозрений заполнялась до краев уверенностью. Об этих каплях следопыт и думал, когда слова Айвора позволили вновь заметить испуганное дергание. Едва заметное, от неожиданности, но все же даже более отчетливое, чем можно было рассчитывать.
Все внесли свою лепту, все дали следопыту по капельке для его чаши: Эрки, Фрида, Айвор и даже дворф с дерзким магом помогли.
И вот, чаша полна, и пришло время действовать.
Остальные соратники уже закончили с приготовлениями, повинуясь вооззваниям Эрки, зашевелились и  двинулись к порталу.
Борк чуть поотстал, поймал взглядом глаза Айвора, едва заметно кивнул. А затем громко сказал, будто бы невзначай:
- Эх, а пафосную фразу я так и не придумал.
- Эй Яна, - окрикнул девочку следопыт, одновременно выхватывая сверкающий кинжал из под плаща.
- Disincarnation! - выкрикнул Борк.
Нож он метнул резко, в тот момент, когда окликнул девочку. Когда заклинание сорвалось с губ следопыта, мерцающий клинок уже оказался в шаге от лица жертвы.

Джонатан оказался прав. Пути заканчивались зияющей дырой сине-красного портала.
Платформа во что-то врезалась в десятке футов от портала. Удар произошёл так резко, что авантюристы потеряли равновесие. Платформа перевернулась, выплёвывая своих попутчиков прямо в портал.
По коже (и чешуе) пробежали морозные иголочки. Они быстро промаршировали от пят и до кончиков ушей, а затем всё затмила вспышка. Чудовищный лязг, грохот, и вот уже привыкшие к темноте глаза режет яркий свет.

***

Айвор, впрочем как и большинство присутствующих, верно догадались — перед ними пространственная дыра. И если бы Айвор успел сделать то, что хотел — нарушить начертанные на каменном полу руны, возможно, всё сложилось бы иначе. Но к счастью, или к сожалению, портал работал. Работал и в тот момент, когда по другую его сторону в него с грохотом влетело пятеро. Ящер, дварф и маг всем присутствующим уже были знакомы — они тоже были в «Кренделе» и ушли за пропавшей девчонкой в ночь. Ещё двоих группа до этого не видела. Мужчина в сияющей алым цветом броне и черноволосая девушка в заляпанной кровью подраной ночнушке.
И если первая троица, вылетев из портала, словно из пращи умудрились каким-то образом приземлится на ноги, то вот неизвестный вместе с девчонкой покатились кубарем по земле.
Девушка ударилась в стол и затихла.

***
Всеобщее удивление не последовало. Авантюристам попросту некогда было удивляться.
Едва лишь портал выплюнул первую группу приключенцев, следом за ними показался силуэт. Огромный, насекомообразный, извиваясь как змей он ринулся вперёд, протискиваясь сквозь пространственный разлом. Явился монстр. Чудовище, от которого так поспешно убегала первая группа.
Покрытая хитином тварь раззявила непомерно здоровые челюсти и протяжно взвыла, плотоядно щёлкая сотней-другой клыков.

Гигантская туша, проносясь сквозь портал, вздыбила кучу каменной крошки и пыли. Портал бесшумно исчез. Красные и синие частицы, выписывая плавные пируэты в воздухе, словно тающие снежинки мелькали в пыли, постепенно растворяясь.

Позади, таясь в облаке пыли, кралась ещё одна тень. Маленькая.




Увеличение - ссылка

Первым в таверну проник отчетливый запах грибной жарехи. Это было несколько странно, потому что, так уж сложилось, традиционно запахи пищи следовали в противоположном направлении, из "Василиска" наружу. Тем не менее запах просочился и неторопливо поплыл над головами посетителей, быстро затерявшись среди других местных ароматов. Может быть даже завел друзей.
Следом за запахом, в полуприкрытую дверь протиснулась мохнатая лесная тварь - некрупная обезьянка. Вид у обезьянки был совершенно преступный, и ни расшитая бисером жилетка, ни красный кушак с бахромой, ситуацию не спасали. Лавируя между столиками, двигаясь плавными скачками, обезьяна быстро добралась до столика и вспорхнула на свободный стул, испытующе уставившись на трактирщика. Вид у нее был такой, будто их с Червольдом разделяла не стойка, а карточный стол и на кону была крупная сумма.
Следом за обезьяной, своим вниманием трактир удостоил и третий гость. Обшарпанного вида сутулый старик, подслеповато щуривший выцветшие серые глаза, чуть замешкался в дверях, сотворив охранный жест, коснулся пальцами порога. Затем он двинулся примерно тем же маршрутом, что и обезьяна. Впрочем, сделал это более пристойно - опираясь на посох и позвякивая какими-то склянками, висевшими на поясе. Густая борода его пребывала в творческом беспорядке, а глаз украшал лишенный стекла монокль. В какой-то момент могло показаться, что старик усядется прямо на обезьяну, но та, похоже привычная к такой манере, в последний момент увернулась, перепрыгнув на стойку.

- Брюкс. - представился старик и, пожевав усы добавил. - Это самое... Грибные уши, значит. Это ж, то самое, как его? "Спяшщий Васылиськ", ага? Ну вот, значит я того... по адресу. Сказывают, тут народ собирается, что не боиться, значить, в Чашщу шнырять. Может это... кому грибознатец нужон? Не сказывали? Али может у тебя для старика какое дело найдется?

– О, ничего себе тут у вас, – усмехнулся Гефор, оглядев помещение с колодцем, – Эвона, камушки! Но их, слышите, можно и потом доковырять, когда вода уйдёт, чего лишний раз яйца мочить. Пойдём пока посмотрим, что там дальше за дверью. А статуи эти безобидные, вы проверили, да?

– Ну вот, по крайней мере, по поводу раздела добычи, я думаю, никто возражать не будет, – продолжил Осберт, явно приободрённый ответом эльфа, – Что касается остального... Могут быть некоторые трудности с определением первенства, – ревенант кивнул на грифельную доску, на которой Чэрвольд записывал успехи возвращавшихся из чащи групп, – но я думаю, уважаемый хозяин таверны как-нибудь с этим разберётся. А что до славы и почестей, так смертным всё равно не дано заранее предугадать, чем будут увенчаны в памяти потомков их деяния. Я даже могу поведать на этот счёт одну историю, которая, к тому же, имеет непосредственное отношение к моему появлению здесь...

Заметив любопытство в глазах по крайней мере части собравшихся, Осберт сделал знак трактирщику принести ещё выпивки на всех, перевёл немного дух и начал свой рассказ:

– Жил в холодном и суровом краю, откуда я родом, Хольмар, сын Хольмара, прозванный Кровопийцей. В наших землях имя этого вождя известно каждому. Он совершил немало подвигов, собрал под своим стягом много младших вождей, однако мечтал о славе великого полководца и завоевателя. Ради этой мечты он собрал большое войско и попытался захватить владения своего старшего брата Зигольда. Однако судьба распорядилась иначе.

Славен сеятель злата
В громе бури оружья.
Но не напьётся песня
Братскою вранов брагой.

У Зигольда было меньше земли и воинов, но и первая, и вторые содержались в лучшем порядке. А кроме того, он был любим народом и везде мог рассчитывать на поддержку и укрытие, не опасаясь предательства. Хольмар надеялся на лёгкую и быструю победу, однако его обозы застряли в болотах, а войско, страдавшее от обморожений и болезней, потерпело поражение от куда менее многочисленной дружины старшего брата. Стараясь восполнить потери, он обложил все свои владения тяжелейшими поборами, чтобы привлечь наёмников из-за моря, но тем выжал последние соки из земли и лишь ухудшил своё положение.

Не надеясь одержать верх в прямом столкновении и повсюду подозревая предательство, конунг окружил себя колдунами и сейдконами, которые своим чёрным искусством должны были насылать порчу на противника, выявлять недовольных в чертоге самого Хольмара, а также поддерживать его пошатнувшееся здоровье. Сопровождать одного такого проклятого чернокнижника – я даже не хочу называть его скверное имя, пусть оно сотрётся из памяти добрых людей – выпало мне. Да, именно мне, ибо, увы, и я тогда имел несчастье сражаться в рядах бесславного войска Кровопийцы.

Однако собственными глазами узрев, к каким средствам прибегал тот колдун во исполнение наказов Хольмара, – включая те ужасные вещи, что он творил над невинными поселянами, среди которых были и мои дальние родичи, – я преисполнился гневом и отсек чернокнижнику его безбожную голову. Да-да, вот этим самым топором! Так я нарушил приказ своего вождя, но защитил своих родичей и других невинных людей. Но я был молод и жаждал славы, а потому, не боясь последствий, поспешил проехаться по всем селениям в округе, показывая благодарным жителям отрубленную голову изверга и его перстень.

Не все были готовы открыто чествовать меня, опасаясь гнева конунга, но вне сомнения, люди видели во мне освободителя. К тому времени звезда Кровопийцы закатилась, он терпел поражение за поражением, и лишь чёрное колдовство оттягивало его неизбежное падение. Однако снятый с руки чародея перстень, который я теперь носил с гордостью, вскоре погубил меня.

Через него в моё естество проник демон скверны и разрушения, который принялся осаждать мою душу, заманивая в свои сети и подталкивая к различным ужасным деяниям. Я сопротивлялся как мог, но постоянная борьба изматывала меня и телесно, и духовно.

Звон золотой заклятья
Явится ядом йотунов,
В доме души до срока
Селится жил иссушитель.

– Так Хольмар, сын Хольмара, мечтавший о славе великого завоевателя, вошёл в историю, как Кровопийца, напрасно загубивший множество жизней и принёсший лишь горе и разорение своему краю. А я, Осберт, сын Утберта, возмечтавший о славе освободителя людей, стал одержимым, вынужденным постоянно сражаться за собственную свободу. Ибо никому не дано знать, какие плоды принесут его деяния, а тем более, какая слава им уготована в памяти людской, – ревенант обвёл взглядом присутствовавших, – Однако же, я уже долго держу речь. Это не вся моя история, но о том, что выпало на мою долю дальше, я поведаю в другой раз. Если, конечно, вернусь жи... просто вернусь из нового похода, в который, надеюсь, мы в скорости отправимся.

Из последних сил сапожник бежит к выходу. Побегут ли они за ним на свет – решит судьба...

  Собор, куда ворвались аколиты, был пуст – только мертвецы лежали средь разгромленных лавок. Но алтарная часть, хоть и была испещрена пулями и обожжена лазерными лучами, осталась нетронутой – верное свидетельство того, что сюда не добрались те, чьи сердца затронула скверна. Агенты Трона, готовые к любой опасности, разделились, исследуя величественный дом Его. Одни осмотрели кельи братии: нигде не было ни следа живой души, но не было и символов темных богов. А вот спуститься в подвал им не удалось: пройдя несколько ступенек вниз, они наткнулись на густую колышущуюся маслянисто-черную жижу, которая, как было установлено опытным путем, разрушала все, что туда помещалось: даже металл электроподсвечников, погруженных в него, оказался ровно срезан по краю погружения. Вторая группа поднялась на колокольню, и чем ближе к вершине, тем отчетливей им слышался болью в ушах меднопевный перезвон. Взобравшись на площадку, они поняли, что в огромном колоколе поселилась тьма, сводящая своим звоном с ума: Вероятно, по одному ему ведомому графику демон, вырвавшийся в реальный мир через тело пономаря, запускал механизмы, волной распространяя по городу сумасшествие. Люди убили его, но дорого заплатили за победу: сестра Саломея и охранник Тийберт пали в бою, а вслед за ними скончался от ран и отец Маченко, волею своей изгнавший тварь обратно в варп.
  Но этого словно было мало: не успели аколиты прийти в себя, как на далекой ратуше часы отбили полночь, и неподвижные раньше мертвецы восстали. Но слуги инквизиции оказались сильны, снова упокоив их и предав очищающему пламени. Раску даже показалось, что, когда огонь вцепился в немертвые тела, появились легкие, еле заметные оттенки алого – словно сама серость отступила. Очистив собор, аколиты сделали его надежные стены своей базой.

  Какое-то время исследования Эльдерна не приносили никаких плодов: город был наводнен мертвецами и сумасшедшими, но ни демонов, ни источников заразы не было. Спать становилось все тяжелее, черная меланхолия мало-помалу отравляла сердца. Все шло размеренно и относительно спокойно, пока, наконец, агенты не вошли в один из домов: на удивление хорошо сохранившийся, с целыми стеклами и даже часами над входной дверью…

  …Перешагнув через порог, они оказались спиной к двери этого же дома в рассветном, живом и суетливом Элдерне. Шаг назад, в дом, и снова перед ними серый туман. Решив исследовать загадочное явление, они вскоре поняли, что оказались в городе в день его падения. Люди, ведущие себя как живые, знать не знали ни о какой опасности: они работали, торговали. Занимались своими делами. А еще – собирались посмотреть на казнь ведьмы. Как выяснилось, медицинской сестры, превратившей своим колдовством пациента в безумное орудие убийства. Ведьма, конечно, кричала. Что не виновна, плакала, молила о пощаде, но была сожжена заживо при большом скоплении ликующего народа. А потом, и часа не прошло, город заполонила мигом павшая на него тьма, и аколиты оказались выброшены обратно, в ту мрачную реальность, откуда пришли.
  Несколько раз они возвращались в Элдерн-до-падения, и каждый раз их не узнавали. Сами же они узнавали все больше и больше. Например, выяснилось, что жертвой «ведьмы» был местный буян и пьяница, который и до этого не отличался тихим нравом. Раненного в пьяной драке, медсестра исцелила его, и он принялся за старое, на сей раз припомнив все обиды и устроив в порту кровавую бойню. Люди же, вместо того, чтобы признать вину за энфорсерами, выпустившими его из-под стражи, и портовым начальством, наплевавшим на порядок во вверенной ему территории, предпочли во всем увидеть руку колдуньи – ведь это значило, что виноваты не они, а кто-то другой.
  Аколиты однажды даже спасли несчастную девушку, и без того близкую к порогу смерти от многочисленных побоев, но ничего не помогло: в назначенный час тьма снова пала на Эльдерн. Агенты вернулись назад, но Маркус, погибший в перестрелке в том городе, так и не вернулся. Стало ясно, что смерть там – окончательная. Также они узнали о женихе ведьмы – часовом мастере с лицензией механикус, который, кроме своей основной деятельности, числился вольнонаемным консультантом при экспедиции эксплораторов. Это уже было похоже на зацепку, и аколиты взяли часовщика в оборот.
  Выяснилось, что именно он, одержимый ненавистью к людям, приговорившим его любимую к смерти, в сердцах и бросил разорвавшие ткань реальности слова. Попытки помешать ему, вплоть до убийства, ни к чему не привели: озлобленность его была столь сильна, что даже душа, лишившаяся плоти, оказалась способна на роковое заклинание – самое сложное, самое неразрушимое, идущее не от разума, но от больного сердца.
  Наконец агенты, сами за столь долгое время затронутые скверной, но не покорившиеся ей, решили его переубедить, и нашли подходящие слова. Взывать к долгу, чести, совести, страданиям невинных было бесполезно – они решили рассказать все, что случится в будущем, и объяснить, что душа его возлюбленной, ежедневно сгорающей на костре, также страдает. Подействовало – несчастный осекся и понял, что натворил.
  Но рано радовались агенты Трона – стоило часовщику отказаться от мести, как все вокруг завертелось, и каждый из них предстал перед искаженной, подрагивающей, словно в мареве, человекоподобной фигурой, чьи черты никак не выходило уловить взглядом. На неуловимом лице проступила улыбка, и демон – а кем еще он мог быть? – любезно предложил аколитам вручить богатые дары: силу, знания, везение. И даже, предупредил он, никаких мутаций и обманов, все честь по чести: они оставляют его с бесконечным пиршеством, а сами, одаренные, возвращаются назад – за то, что они вчетвером (не считая примазавшейся к ним гражданской) не смогли спасти захваченный могущественным демоном город, их никто не накажет.
  Искушение было велико, но люди устояли. Никто не сдался посулам и уговорам. Демону ничего не оставалось, кроме как попытаться уничтожить наглых смертных. И завязался бой, жестокий. Страшный, последний. Люди одолели искусителя, и когда он с воем отправился в Имматериум, все снова закружилось в вихре. Перед аколитами снова предстал серый, мрачный и пустой город – все было ровно так, когда они снова выбрасывались обратно, так и не сумев изменить судьбу.

  И вдруг сквозь туман пробился первый золотой лучик солнца…

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

Прощание и сборы не заняли много времени. Томас заверил всех, что ему было очень приятно работать с такими клиентами, и пожелал удачи в искоренении падальщиков. Альваро и Аллерия вернулись к шатру, который решено было разделить на две зоны, одну из которых оставить для посетителей. Ну а те, кто собрался надрать задницу людоедам, оттолкнули шлюпку от берега, и взяли курс на запад.

Остров гурров было довольно легко найти - он был самым восточным из крупных островов рунного моря, и стоял особняком. В центре острова возвышалась скала, окружённая лесом. По-видимому, это был выход базальта, формирующего древнее дно моря. Вершина скалы была округлой и совершенно голой, так что ее хорошо было видно издалека.

На пляже лодок не оказалось. Впрочем, гурры легко могли бы хранить их на суше, при столь небольшом весе. Признаков засады тоже не было заметно, так что оставалось лишь высадиться на берег, и поискать сам лагерь падальщиков. Это оказалось не так уж сложно - стойкий аромат крови в воздухе усиливался по направлению к центру острова, а тропа, начинающаяся на берегу, была хорошо вытоптана.

Вскоре вы приходите в сам лагерь. Здесь стоят пять конусообразных шатров, собранных из жердей, поверх которых накинуты плохо выделанные шкуры животных. Мясо с них не отскоблили вовремя, и потому оно гниет, собирая червей и мух внутри шатра. Нигде не видно никаких ценностей, кроме трёх лодок, которые действительно вытащили в лагерь, и одного большого чугунного котла, подвешенного на треноге над кострищем. Человеческих тел, и даже обглоданных костей,здесь также не было. Зато довольно быстро нашлась еще одна тропа, по которой часто волочили что-то тяжёлое. Тропа ведет к "лысой горе" в центре острова, и, если прислушаться, со стороны скалы можно уловить женские крики и стоны. Они раздаются в беспорядке, как будто та, кому принадлежит голос, не пытается что-то сказать, а просто время от времени кричит без всякой причины.

Судя по запаху, все тела гурры стаскивают именно к "лысой горе".

Утречко у кобольда началось прекрасно, обед из жареного суслика предотвратил внезапный дождь. Изрыгнув проклятья на чертову погоду, коротышка поспешил спрятаться под кронами деревьев. Сидя под деревом, кобольд жевал недожаренную тушку. Дождь осыпал землю водой и явно не собирался останавливаться уже изрядно промокший кобольд решил, что хватит ждать и пора идти. Обглодав с тушки все прожаренное мясо, остатки мяса кобольд оставил под древом.

– Пускай волки пожрут, – проскрежетал кобольд и рванул в сторону Берена.

Дождь так и норовил утопить кобольда в лужах, которыми была испещрена все дорога. Кобольд глубоко вдохнул, улыбнулся и принялся прыгать по лужам, напевая под нос детскую песенку. Все равно до ниточки промок, так почему бы и нет?

– Пусть падают капли, а мы веселимся! – пропел кобольд, стараясь держать высокий бас. – Как услышим раскаты грома, так вприпрыжку из дома, – подпевая дождю, в пляс пустился мелкий кобольд. – Ну-ка все босиком по лужам, а то отрежут нос, – произнёс искаженную строчку и прыгнул в неглубокую лужу, «эффектно» заканчивая песенку. – Ваахха-Ха-Ха, – кобольд издал визгливый смех напоминающий хохот гиены и продолжил путь с ухмылкой бешеного пса.

Наконец коротышка добрался до Берена мокрый как мышь. По каменной кладке стекала вода, омывая ноги кобольда и смывая с них грязь. То как толпа народу спешила в таверну ясно дало понять, где проходит собрание авантюристов или просто веселая попойка, а такое нельзя пропускать. Приблизившись к таверне, кобольд завернул за угол и снял с себя дорожной костюм, оставшись нагишом. Все равно промок до нитки, а не воспользоваться бесплатной ванной грех. Под скатом крыши кобольд принялся намывать свое тельце водой даже без мыла. Некоторых прохожих такое диво изрядно удивило, на что у кобольда был заготовленный ответ.

– Что смотрите, что выросло то выросло, – извергая хохот, говорил кобольд.

Закончив водные процедуры, кобольд подошел, почти вплотную к стене таверны и принялся стряхивать с себя капли воды как собака, прежде чем надеть костюм для выступления. Небрежно натянув штаны и жакет, он поднял над собой снятую одежду как импровизированный зонт и забежал внутрь таверны. Перед дверью кобольд остановился, чтобы выжать свой зонт, отжав из одежды несколько раз воду он, наконец, зашел в таверну. В теплоте таверны кобольд расслабился. Кнагл-Нагл подошел к одной из мельтешащих по таверне девиц и легонько подергал ее за передничек, желая привлечь к себе внимание.

– Привет красавица, где я могу найти Барона Дельмонда? – спроси кобольд глядя девушку снизу вверх. – Градоначальника, – уточнил кобольд. – И вина принеси мне будь добра, – произнес кобольд скрестив руки на груди.

Леонард спешно заканчивал набросок углем. Увы, у художника не было ни нормального холста, ни красок, потому он творил, пытаясь уловить главное, и только надеялся завершить свою картину потом, когда доберется до мастерской. Феникс, кажется, понял, что Леонард весьма стеснен в средствах, и перестал тщательно позировать, намереваясь уже вернуться к созерцанию вод, как запела Алерия. Птица склонила голову, повернув одно ушное отверстие в сторону лодки. Когда песнь закончилась, феникс, наконец, снизошел до разговора

-Enwina quenya, enwina linde. Inye alassen, isilan yende, inye resta. Lasta ni.
- Рубины подгорного короля вновь пришли в движение. Один из них предназначен навершию меча, другой - венцу короны, и тот, что ведет войну, уже близок к тронному залу. Вместе с ним движение начал и Р'льех, город, погребенный под водами океана. Шпили его пирамид были выдворены прочь из этого мира, и целое царство запечатано Приграничными Столбами Богов. Губитель вновь сошел на землю, и несет свою стражу, ибо Приграничные Столбы рушатся, и боги Света не в силах прикоснуться к ним, ибо такова сила Договора. То, что вы видели - лишь отголоски грядущего. Р'льех погиб, оставив после себя даже не призрак - идею. Имя. Для всякого имени в Р'льехе душа умирающего суть тело, а его тело - одежда, которую можно перекроить, или же вовсе сбросить, по своему выбору. Отныне всякий, кто умирает в этом море, отдаст свою душу Р'льеху. Имена и идеи меняют сущее, и когда королевские рубины займут свои места, когда Алая Звезда засияет в дневном небосводе, падут последние Приграничные Столбы, и Договор Богов утратит свою силу. Начнется новая война, и нам не так уж важно, кто в ней победит - боги Света или боги Тьмы. Их яростные удары будут сотрясать саму ткань мира, если не найдется тот, кто остановит падение Столбов, и запечатает врата в Долину Тмамрак. Вы спросите, быть может, почему это происходит сейчас? Я отвечу вам - фигуры не способны перемещаться самостоятельно. Есть тот, кто двигает их по доске. Тот, кто имеет волю и власть открыть врата в Долину. Тот, кто не стал Богом, и потому волен прикасаться к Приграничным Столбам. Тот, кто уже перестал быть человеком, и потому волен быть во всех мирах одновременно.

Закончив мрачные пророчества и туманные пояснения, Оссарион будто переменился в голосе

- Человек, в тебе есть талант, но я не думаю, что ты собирался подарить мне этот набросок. И все же, я хотел бы увидеть его, когда ты закончишь.

Фассер Назими



Ты зажат между холодных, покрытых инеем камней, но тебе жарко. Рубаха липнет к спине, а в глаза катится едкий пот. Ладони саднят от долгого подъёма, колени и локти ноют от ушибов. Тяжело дыша, ты цепляешься за край – пальцы проваливаются в снег. Ты подтягиваешься и вываливаешь себя под усыпанное звёздами небо с бегущими облаками. Дикая луна смотрит, как глаз безумного животного. Снег обжигает спину холодом. Ты хватаешь воздух, чувствуя себя выброшенной на берег рыбой.

  Кас сначала не очень любил пиломеч. Во-первых, он был деревенский парень с фермы, и всякая вращающаяся машинерия с цепями и зубьями вызывала у него неприятные воспоминания о лесопилке, где отпилило руку его брату. Во-вторых, оказался в бою рядом с пиломечом – придется оттирать броню и форму с особой тщательностью, если не хочешь ходить весь в бурых пятнах, как культист засратый, а ходить гордо, как Гвардеец, твою мать!
  Но потом Кас понял, в чем фишка. Ножом там как? Ударил – и хер разберешь, убил, ранил или как, надо ещё бить, раз десять желательно. А пиломеч – там сразу чувствуешь, что зубья закусились и как пошли грызть... глядишь – уже и разгрызли. Не думай, кароч.
  А форма... ну а что форма? Всё равно так и так стирать. Да и броню тоже всё равно чистить, если ты дисциплинированный гвардеец. Или если ты абсолютно любой гвардеец, у которого есть сержант. Форму же стирают не потому что она грязная, а потому что "по графику положено". Так что чё уж? Переживём.
  В общем, меч – штука хорошая, думать с ней особо не надо, поэтому он и не думал! – распилил этого бедолагу, что Аквилу сжимал, да и хер с ним. Только смысл? Ну распилил и распилил. А как понять, как их убивать-то ловчее? Да вот хер поймешь. Похоже, подумать-то все же стоило, как ни странно. Повезло, что он не один в команде.
  – Комиссар, если их распилить, они умирают! – все же крикнул Кас, отметив очевидное. "Я ж не быдло какое, я аколит инквизиции. Вот, ссукана, провожу первичный анализ!"
  Всё же что-то подсказывало, что Гёссер не это имел в виду. Поэтому Кас покрепче утромбовав ногами то, что там под ними хрустело, направился, поигрывая мечом к остальным Эльдернцам. Ну и вообще... Как-то тупо всё вышло. Как бревно. Не по-настоящему.
  – Городок у вас чудесный, ребята! Но все равно подходи по одному! – предупредил он, выжимая обороты и примеряясь, чтобы пильнуть первого.

ВУРНЕОНИД



Потоки магической энергии, словно эфемерные щупальца, выбрались из камня и качаются вокруг него. Проплывают мимо вас, будто ощупывая пространство. Кетот упал на колени – одна из этих магических струй нашла его и врывается в тело и разум, преобразуя жреца Азута во что-то иное. В ужасе Хазир и Эрфир сжимаются на ковре, видя, как к ним приближается магическое НЕЧТО, привлечённое эманациями волшебного предмета и близостью их сознания. Им некуда бежать и пурпурная тьма охватывает их ум – они втягивают сиреневый туман, закатив глаза, а Фассер смотрит, как блестящий живой дым наполняет их. Он чувствует, как густо-сиреневый протуберанец с золотыми блёстками овивает его спину и обдувает лицо – он забывает себя и закрывает глаза, падая на колени в минутном забытьи, поддерживаемый в качающемся равновесии у самого края только странной магией.

Качало и кружило, шум мотора и плеск волны не убаюкивали, а лишь раздражали своей монотонностью и цикличностью. Угораздило ж вперед попасть, на самый нос. На мину морскую чем напарывается плавучее всякое? Правильно. В кого первого шальная пуля, с берега пущенная, попадает обычно? Верно. Везучий ты, сука, человек, Ковальски. Прям словами не передать, какой.
- Иногда думаю, что лучше б мне тоже не писали, Рон.
В разговоры влезать желания не было никакого, вот и ответил Уоррену невпопад, слукавив малость, а потом добавил.
- От подруги письма. Бросила меня.
И замолчал. Были ли интересны рядовому его жизненные неурядицы, сержанту, в целом, прямо здесь и сейчас, было не то, чтобы прямо конкретно плевать, нет, просто на фоне всего происходящего, эдакой - как ее там, титаногонии или, нет, это, да, точно - титаномахии, все бытовые и личные заботы, с проблемами заодно, как-то враз потеряли остроту, оставив после себя только щемящее ощущение необратимой неисправимости: мертвый никого не обнимет, ни у кого не попросит прощения, мертвый никогда не узнает, почему его бросили.
Громыхнуло где-то рядом, враз кровь в жилах приморозив. Зря все же "посмертные" написал. Ведь точно ж пригодятся. Сука. Что там, за чертой? Священники говорят, всякое. Но Ковальски очень боялся, что там не будет ровным счетом ничего.

Дурбан рывком распахнул дверь и оглядел помещение таверны. Он был здесь год или полгода назад, пространство как будто мало изменилось. Впрочем, об этом месте мало что вспоминалось: просто какое-то место, где можно пожрать и поспать. Лицо одержимого недовольно искривилось: он не искал встречи с себе подобными, но устал бороться с духом, который все сильнее толкал его в очередные бессмысленные странствия.

Человек подошел к стойке и хмуро буркнул:
– Жрать охота.

У него была с собой еда, но это хрючево уже порядком надоело. Все-таки в цивилизации был один несомненный плюс: здесь можно было заточить что-то отличное от вяленого мяса и корешков.

Эрфир Теламин

Историю Кетота Аль Фезима следует начать с того, чем она имеет шанс закончиться: с элементалей.

Во времена столь древние, что кажутся мифом, джинны вторглись в Фаэрун. Великий гений Калим основал на берегу прекрасного моря резиденцию для себя и своей инопланарной дружины. Город назвали Калимпорт. Он был полон рабов: халфлингов и людей. Оттуда гордые повелители воздуха планировали амбициозные походы вглубь континента. Через десять лет Калимпорт был сожжён драконами до основания. Он был снова отстроен усилиями бесчисленных слуг и магией джиннов, а Калим прогнал драконов навсегда. С этого началась история перевоплощений Калимпорта. Его уничтожали ифриты, восставшие рабы, дроу, бехолдеры. Снова и снова город вставал в прежнем месте – в сказочно красивой бухте на севере Сияющего Моря. Руины над руинами и лабиринты над лабиринтами. Этот цикл разрушений-восстановлений образовал за века под современным городом слоёный пирог. Сегодня его называют Мужахаджаарндат или "Тёмный Калимпорт".

Его верхние уровни можно назвать цивилизованными: там преступные гильдии владеют базарами, где можно купить вещи, связанные с мрачной магией. Тебе не доводилось бывать там, но ты также слышал о подземном дворце, построенном для развлечений. Говорят, там есть арена, где рабы сражаются с настоящими чудовищами Подземья на потеху богатой публике – с гигантскими пауками, пленными дроу, кошмарными аберрациями. Ходят также слухи, что это не добытые в бою трофеи, а товары. Открыто признать торговлю с давним врагом города, однако, не позволяют себе даже всемогущие гильдии.

Средние уровни Мужахаджаарндата необитаемы. Вернее, там начинается Калимпорт, который слишком тёмен даже для криминального подземелья. Искатели тайн рассказывают о поселении кобольдов глубоко под землёй, и о сверх-разуме, управляющем чудовищами, с которыми они ведут борьбу.

На нижнем уровне стоит пустой каменный комплекс с колоннами из тёмно-синего камня и небольшой религиозной коммуной, живущей рядом, которая никогда не зажигает огонь. Это Храм Старой Ночи. Главная цитадель Шар.

Торговый дом Фезим через своих друзей из гильдии воров связался с доверенным лицом высокой жрицы храма Иртемары эль-Эрадсари для сделки: в обмен на регулярные поставки рабов она передала дому Фезим одну бутылку. Старую и покрытую плесенью вещь, грязную и мутную снаружи, но тяжёлую от жидкости внутри.

Здесь нужно сделать отступление: Храм Старой Ночи древнее место – он помнит первых хозяев Калимпорта, джиннов великого завоевателя Калима. Джинны известны любовью к озорству и крайней нелюбовью своим дальним сородичам из Плана Воды, маридам. Кто-то из древних сыграл с маридом традиционную шутку: хитростью заключил его в бутылку. Она попала в руки последователей Шар, и они долго хранили её как великую ценность, боясь сделать с ней что-либо без дозволения богини.

Похоже, Шар решила, что время пришло. В чём заключался план Хозяйки Ночи? События последних дней заставляют теперь задумываться об этом. Возможно, её повеление – а без него осмелилась бы высокая жрица Иртемара действовать сама? – не было случайной прихотью. Так или иначе, Иртемара эль-Эрдаси связалась с бандитами, близкими дому Фезим, и предложила встречу. Она озвучила условия неслыханной сделки: скромный поток рабов в течение ближайших лет за право обладать Халифом Навидом Уд-Дином. Так звали марида, томящегося за магическим стеклом.

Представитель дома, некто Аман аль-Фезим, поторговавшись в мелочах, чтобы соблюсти приличия, согласился с замиранием сердца: живой марид – это возможность создать оазис где угодно. Возможность создать оазис – это возможность создать новый торговый путь.

Важную задачу доставить бутылку до нужного места в пустыне он поручил своему молодому подмастерью. Так вот Кетот её потерял.

Ты не знаешь деталей истории, но понимаешь, что жизнь Кетота подверглась опасности: не только жажда наживы толкала его найти замену мариду, оправдать доброе имя, но и страх. В таком состоянии застал его чернокнижник Хазир, давно занимавший у него деньги. Он заговорил об ифрите и Кетот мгновенно вынырнул из рассеянной мрачной задумчивости. Ты помнишь живо этот момент – лицо торговца преобразилось. Тогда ты уже работал его осведомителем и присутствовал при той встрече.

Хазир начал ваш памятный разговор так: «У меня дело чрезвычайной выгоды и верной удачи, о могущественный эфенди!»

— Твою мать! — в сердцах выругалась Ростова, и уже думала пнуть грузовик... ну, куда-нибудь, но вовремя передумала. Её потряхивало из-за ответной реакции на использование импланта, к этому ещё прибавилось и нервное напряжение – ещё чего доброго, свои же сейчас примут под белы рученьки, заподозрив неладное. В этой ситуации вышедший на связь Ричард погасил закипающую ярость своим странным обращением. Его, кажется, ещё со времён Терры не используют? Откуда он его вычитал?
— Я не замужем, если что, Джострейт. И не жената, — буркнула Наташа. — Давай лучше без этих расшаркиваний. Помощь не нужна, но девчонку я упустила. Сейчас осмотрю машину и обратно к тебе.

"Всё равно не получается" – прибавила она про себя. И невольно представила себе Мотидзуки, если бы та это услышала... Ростова ещё помнила, как Вартаньян ляпнула в общем чате, что Наталью ставят в пару с "каким-то эриданцем". Бывшая наводчица ещё долго не могла успокоиться, призывая капитана держать ухо востро, потому что "они все там ловеласы". Хотя, это ещё с шуток про присматривание к размерам тянется. Так-то на самом деле приятно осознавать, что есть где-то человек, которому вот настолько не пофиг.

Но это лирика. Сейчас надо осмотреть грузовик и возвращаться. Там вроде заложники были.
— Я сейчас погляжу чего есть внутри, — кивнула патрульному Ростова, натягивая перчатки и бахилы, — а потом смело отгоняйте её на стоянку. Ну и давайте в розыск, хотя я кажется догадываюсь, чьё оно.

Руки, чтобы не сильно выдавать дрожь, блондинка тут же спрятала в карманы и начала сжимать завалявшийся там мячик-антистресс.

- А? - Катахула не мог поверить, что корреспондент - настоящий корреспондент, в настоящую газету пишет! - что-то у него спрашивает. Обычно окружающие не больно-то интересовались его мыслями. Да - Чарли-то себя не переоценивал - не особо они у него и интересные были. А тут настоящий газетчик!
- Сэр, ну... Мы высадимся на остров. Найдем япошек. И убьем их всех. Сэр. - Катахула замолчал. Что еще говорить-то?

...

Скука донимала. Чарли как-то не привык к ничегонеделанию. На ферме, сколько он себя помнил, всегда было что делать, в морской пехоте сержанты тоже не давали ему заскучать. А тут... Чего делать-то, когда делать нечего? Чистки оружия и редких тревог было явно недостаточно.
Катахула аккуратно посещал каждую службу у преподобного МакКуина. Читал Библию - па всегда говорил: "Не знаешь что делать - читай Книгу". Но от чтения больше получаса рябило в глазах и болела голова. И мыслей в голове не прибавлялось. Он же не священник. Решил написать письмо:

- Дорогие ма и па! - большими, печатными буквами выводил Чарли - У меня все хорошо. Я был в Новой Зиландии. Там зима летом и лето зимой. У меня был большой фонарь, он называется пражектор, а потом мне дали пулемет. Он как часы па, только больше и другой. А теперь мы плывем на большом корабле. Больше, чем пароходы на Миссисипи.

Катахула проверил еще раз - вроде, количество "с" и "п" не перепутал, в школе правильному написанию названия этой реки уделялось особое внимание.

- ...Я видел кита и дельфинов, а рыбу ловить не разрешают. И вокруг много кораблей. И еще есть рыбы с крыльями, Бог мне свидетель! Одна такая выскочила и упала на палубу. У нас в морской пехоте не пол а палуба. А еще я говорил с корриспондентом. Обнимаю Ма, и Дженни, и Джуди, и Молли, Джонни привет! Поцелуйте Микки в нос. Ваш Чарли.

Чарли спохватился и приписал:

.Па, спасибо за подарок!

Подарок и вправду пригодился. Переданная с земляком фляжечка домашнего виски ждала своего часа в вещмешке Чарли, и в середине третьей недели тот решил, что час настал. Улучил момент, собрал свой расчет за ограждением зенитного орудия, взглянул на капрала, дождался одобрительного взгляда.
- Эта... парни... - он вытащил фляжку - Мой па сделал это виски, чтобы напомнить о доме. Ну... он будет рад, если мы все вспомним дом. - Катахула сделал глоток из фляжки и передал ее Рэйзору.

  Ещё одним признаком, по которому вы поняли, как всё серьезно, был масштаб привлеченных сил. Вы НИКОГДА не видели столько военно-морской мощи, сконцентрированной в одном месте. Дюжина линкоров. Дюжина! Авианосцы, от эскортных каракатиц до самых мощных, таких как "Синий Призрак Лексингтон" и "Йорктаун". Множество крейсеров всех видов и размеров, от тяжелых броненосных до специальных ощетинившихся зенитками крейсеров ПВО. Десятки транспортов. И целые дивизии эсминцев в ближнем и дальнем охранении. Вы видели эсминцы вблизи – это были полноценные боевые корабли с пятидюймовыми пушками (у вас во всей дивизии орудий такого калибра не было), утыканные многоствольными скорострелками, вооруженные огромными торпедами и глубинными бомбами, снаряженными циклонитом. А сейчас даже эсминцы на фоне всей этой мощи смотрелись несерьезно, как детишки рядом с суровым папой.
  Кораблей было столько, что вы даже сосчитать их все не могли – ордер, казалось, уходил за горизонт. А над головой у вас, под облаками, барражировали звенья истребителей – на случай если какой-то сумасшедший самурай попробует прорваться через сплошную завесу зенитного огня.

  "Зейлин" был набит морпехами – около тысячи человек: тут был ваш батальон, тут были прикомандированные саперы, тут были разведчики-снайперы.

  И многим это не пришлось по вкусу – в ваших казармах в Новой Зеландии было достаточно просторно, и хоть вы и жили в одном пространстве, но хотя бы не сидели друг у друга на головах. А на корабле в узких проходах люди быстро скапливались, все время приходилось протискиваться мимо друг друга. Чуть попроще было офицерам и старшим сержантам, но даже и у них личных кают не имелось – они спали по пять-шесть человек в одном помещении. На палубе тоже частенько собиралась толпа – воздух внизу был спертый, душный, вентиляция надсадно гудела, но справлялась не очень хорошо.
  Кроме того, кормежка стала явно хуже, чем в Новой Зеландии – обычное армейское хрючево из консервов, бобов и круп. Где вы, сочные отбивные, свежие овощи, ванильное мороженое!?

  Но не лучше духоты было и гнетущее чувство неопределенности. Куда же бросят вторую мардив после всей этой усиленной подготовки? Рабаул или Бугенвиль? А может, командиры решили, наконец, отобрать назад у Япошек остров Уэйк? Было бы круто! У морской пехоты был неоплаченный счет к японцам по поводу острова Уэйк, и все вы, конечно, видели замечательный фильм Джона Фэрроу. "Они дали хороший бой," – говорилось в финале, когда герои погибали за своим пулеметом, – "Но это ещё не конец!" И, черт возьми, кому из вас не хотелось "снять своё продолжение"?

  Тем временем, армада достигла острова Эфате к западу от Фиджи, где дивизия провела общую высадку. Вниз по сетям, в десантные боты – и вперед, к берегу. Лодка Хиггинса мягко тыкается дном в песок, аппарель падает, вы бежите по колено в воде вперёд на пляж, занимаете позицию. Потом продвигаетесь вперед на семьсот ярдов в джунгли, имитируя атаку. У многих тогда возник вопрос, а почему только на семьсот, а не на пару километров?
  Запоминающимся зрелищем был вид 1-го батальона шестого полка, высаживавшегося на резиновых лодках – целая флотилия этих суденышек была спущена на воду. Морпехи из "один-шесть" под ваш свист отчаянно старались перегрести прибой игрушечными веслами, а "Вилли Кей", командовавшего этой клоунадой, быстро окрестили "адмиралом презервативного флота".
  Настоящий флот тоже потренировался – пару часов пушки крейсеров и линкоров бухали в отдалении, утюжа крошечный островок Эррадака. Островок от вас скрывал мыс, но рокот над океаном разносился будь здоров, а флотские ребята, видевшие обстрел с кораблей, рассказали, что выглядело очень круто: целые пальмы на воздух взлетали!
  Вы вернулись на корабли к вечеру и на следующий день повторили высадку ещё раз. Получилось ещё лучше, ещё организованнее, ещё более четко. Одно беспокоило – транспортеров-амфибий вы так и не увидели. Где же они? Но может, раз тут всё так хорошо, получится обойтись и без них?
  Всё это время в штабах шли совещания и даже целые конференции, но о чем там говорили, что обсуждали?
  И вдруг, после второй высадки, пришла ошарашивающая новость: у командира вашего полка, полковника Маршалла, прихватило сердце. Его заменили. Правда, Клонис и Донахъю краем уха слышали, что это только официальная версия, а на самом деле у полковника был то ли нервный срыв, то ли переутомление. То ли он заснул где-то там во время учений, то ли не смог ответить "Генералу Джулиану" на какие-то вопросы по поводу роли его полка в предстоящей операции...
  Новым командиром стал повышенный до полковника подполковник Шуп, тот самый, который гонял вас на учениях в Веллингтоне, он же теперь был ответственным за весь первый эшелон десанта. Квадратный дядька с похожей на окорок плотной физиономией, бычьей шеей и громким голосом, Шуп смотрелся грозно. В корпусе он служил с двадцать шестого года, был в Шанхае, вот только... боевого опыта у него не было, и это некоторых офицеров настороживало.

  Вместе со своим штабом он тоже расположился на "Зейлине".

  Вы ещё немного потомились в кубриках. По вечерам крутили кино – киноленты меняли раз в два дня. В основном это были фильмы категории "Б" пятилетней давности, но уж какие есть.
  Наконец, флот развел пары, "Зейлин" со скрежетом поднял якорную цепь и лег на новый курс. И только тогда подполковник Ами по громкой связи зачитал вам боевой приказ. Вы собирались захватить... какую-то Тараву. В каких-то островах Гилберта? Что за чепуха? Командование заверяло, что флот больше не бросит морпехов, как на Соломоновых островах, что гарнизонные части прибудут, как только вы захватите остров, а уж остров-то вы захватите точно, потому что такая силища собралась! Выглядело все довольно неплохо, только... не многовато пафоса для острова, о котором никто из вас никогда не слышал, и который по размеру дважды уместился бы в "небольшое техасское ранчо", как сказал Скэмп. Всё дело оказалось в каком-то вшивом аэродроме, который там построили япошки, и с которого можно бомбить Маршалловы острова. "Подумаешь, Гибралтар херов!" – так решили многие, испытав разочарование. Захватить Уэйк казалось большим делом, за которое не жалко и рискнуть шкурой, а Тарава? Ну что такое Тарава? Еще один клочок суши типа Тулаги, рядом с другим островом, рядом с другим островом, рядом с другим островом... "Опять, наверное, малярия. Ну хоть сменить быстро обещали."
  Начались брифинги – Ами рассказал всё своим офицерам и взводным сержантам, офицеры и сержанты проинструктировали личный состав. Подробно, с расстановкой, тыкая указками в макеты этой гребаной Таравы, которая еще вдобавок называлась почему-то Бешио, вам объяснили, как вы будете атаковать, кто где должен быть, какие позиции врага обнаружены.

  Самые тупые из вас так и не поняли, почему, что за Бешио, если говорили про Тараву, и не поменялась ли цель атаки. Но кому какое было дело? Был один остров, стал другой, а может, и правда один и тот же. "Не спрашивайте, как оно пишется! Это вам не понадобится," – сказал на брифинге Голландец, тоже явно нацеливавшийся на Уэйк и потому несколько разочарованный.
  План был такой: прямо сейчас остров попеременно день за днем обрабатывали то "Либерейторы" своими бомбами, то тяжелые крейсера восьмидюймовыми снарядами, а палубная авиация нещадно долбила японские авиабазы в этом секторе Тихого Океана, чтобы ни одна косоглазая сволочь не смогла скинула бомбу на десант. Высадка же начнется на рассвете двадцатого числа. Сначала линкоры и крейсера пару часиков хорошенько проутюжат остров. Вы в это время погрузитесь в лодки Хиггинса, а из них передовые части перелезут прямо в море в амфибии, транспортируемые сейчас на отдельных кораблях, и вместе с двумя другими батальонами пойдут в первых трех волнах. Те же, кому амфибий не хватит (третий взвод в случае вашей роты), пойдут резервом сзади на LCVP в четвертой волне, ну а рота тяжелого оружия – в пятой. Пока вы будете идти к берегу, палубная авиация ещё разок, для надежности, выбьет дерьмо из уцелевших япошек и огнем крупнокалиберных пулеметов заставит их забиться в свои норы. К моменту, когда они осмелятся высунуть головы наружу, вы уже будете на берегу.
  В целом вашей роте отводилась роль резерва – роты "Эхо" и "Фокс" захватят берег, а если где-то понадобится помощь – поможете. А вот после захвата берега, может быть, поменяетесь местами с какой-либо другой ротой, если у неё будут потери, и пойдете брать аэродром и дальше до противоположного края этого Бешио (тут и стало понятно, почему в джунгли на учениях вы не углублялись – зачем?).
  Подчеркивалось, что это первая высадка против обороняемого побережья, и первая высадка прямо по коралловому рифу. "Как оно там будет", – сказал Ами в разговоре с офицерами, – "неизвестно, может, нам останется просто прогуляться по берегу. Все зависит от эффективности огневой поддержки. Но расслабляться, конечно, не стоит." Однако сам он в успехе не сомневался, или по крайней мере делал вид, что не сомневается: оказалось, они с Кроуи, командиром "два-три", то есть третьего батальона вашего полка, заключили пари: чей батальон первым пересечет остров, тот получит ящик виски! Ну и остальные относились к этому бешио-шмешио примерно так же. С шуточками, разочарованием и уж точно без особого любопытства.
  На брифингах личному составу показали фотографии: общие планы острова, снятые с самолетов, и мутные виды берега, сфотографированные ночью подводной лодкой "Наутилус" (эти были больше полезны рулевым десантных средств, но и вам взглянуть дали). Отметили, чтобы вы не налегали на воду из фляжек в первые часы: не обеззараженная местная вода может вызвать дизентерию. Предупредили, что мародерство недопустимо, и что солдат, пытающихся присвоить военное имущество противника, военная полиция будет предупреждать один раз, а затем стрелять на поражение.

  А между тем, с каждым часом вы приближались к экватору, и от благословенного климата Новой Зеландии не оставалось и следа. Жара теперь стояла страшная, до тридцати восьми и даже сорока по цельсию, и это в тени на верхней палубе! Влажность была невыносимая, кубрики превратились в душегубки: в них висел густой запах пота и нестираных солдатских носок. Даже в коридорах стоял "аромат", как будто "в лицо тебе плеснули из ведра, где мыли грязную посуду". Потели вы просто адски, каждый день съедая по несколько противных солевых таблеток. Душевые с пресной водой работали час утром и час вечером, в них выстраивались длиннющие, хмурые, нетерпеливые очереди, а самых невезучих отключение воды заставало прямо в процессе помывки. На корабле имелись душевые и с морской водой для желающих, но таких находилось мало: от соли тело быстро начинало зудеть, а грязь соленая вода смывала плохо.
  Большинство морпехов ходили без рубашек, некоторые даже заработали солнечные ожоги. Подполковник Ами сильно не возражал против свободной формы одежды: он и сам в своей полевой форме потел, как жеребец на скачках. Абориген как всегда щеголял темным, почти шоколадным загаром – за него он свою кличку и получил.
  Ночи тоже не приносили приятной прохлады: по соображениям светомаскировки большая часть иллюминаторов закрывалась и плотно завешивалась. Ночные часы были душными и тоскливыми, некоторые не могли спать и часами торчали на верхней палубе. К счастью, была возможность поспать и днем, и многие дрыхли по десять и даже по двенадцать часов.

  Чем же вы занимались? А особенно ничем. Час в день занимала проверка оружия: почистить, смазать, проверить, чтобы ржавчины не было, наточить в десятый раз штык – вот и всё. Первое время набивали запасные ленты и магазины патронами, но скоро все было набито и подготовлено.

  В один из дней по громкой связи объявили, что вы входите в воды противника – это означало, что за борт нельзя бросать ничего: ни пачку сигарет, ни консервную банку, ни использованный презерватив, если ты, морпех, настолько дисциплинирован, что даже передергиваешь в нем – малейшая мелочь могла выдать ваше положение врагу. Курить теперь разрешалось не круглые сутки, а только когда горит специальная лампа.
  Иногда случалась тревога – душераздирающе пел ревун, все напяливали спасательные жилеты и бежали вниз, в кубрик, а наверху оставались только те везунчики, смена которых по боевому расписанию занимала посты у трехдюймовок и спаренных зениток (расчеты состояли из моряков, но морпехи должны были подносить и подавать снаряды). Сначала сидеть в кубрике после тревоги напрягало – а если торпеда или бомба? Но потом вы привыкли к тревогам: почти всегда они означали, что кто-то принял наш самолет за вражеский или кому-то померещился перископ подводной лодки.
  Чаще же никаких обязанностей у вас не было.

  По рукам ходили книжки – буклеты об обычаях местных аборигенов (кстати, и на брифингах вас предупреждали, что местные очень плохо реагируют на обман, а за измену супруга у них полагается смерть, а ещё что если они разговаривают с вами сидя, то таким образом выражают своё уважение), туристические брошюры, иллюстрированные журналы, захватанные детективы с мятыми страницами, романы про гангстеров и ковбоев, всякого рода легкое и бульварное чтиво. Но попадалась и классическая литература, те же "Казарменные Баллады" Киплинга, Марк Твен, сборники О'Генри, а во второй роте у одного сержанта был том Фицжеральда.
  Другим "развлечением", если можно так сказать, стали религиозные службы – их проводили одновременно: католическую, преподобного Келли – у палубного люка Номер 4, а протестантскую, преподобного МакКуина – у палубного люка Номер 7. На каждую сходилась толпа народа, как верующих, так и не особо, и некоторые даже покрестились прямо в море. А бывало и такое, что протестанты из любопытства шли к католикам (всем было любопытно, как проходит исповедь), а католики – к протестантам. И никто никому не мешал.


  И, конечно, игры! В твиндеке играли во все что можно: в кости, в джин рамми, в бридж, в покер! Устраивали настоящие турниры, и один парень сорвал на таком банк в ШЕСТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ! Ему многие завидовали.
  А вот кому не завидовали – так это переболевшим малярией и не до конца оправившимся от неё. Во влажном и тяжелом тропическом климате легко начинался рецидив: ребят лихорадило, трясло по ночам, пот крупными градинами катился по лбу. Таких отправляли в лазарет и пичкали хинином.

  Один морпех скрупулезно подсчитал всё, что сделал за это время на борту "Зейлина": выходило, что он сыграл 215 партий в джин рамми, выкурил шесть блоков сигарет и коробку сигар, выпил девяносто три чашки кофе, постригся, одиннадцать раз постирал нижнее белье, прочитал два эссе, девятнадцать новелл, один роман и "Карманную Историю Соединенных Штатов".

  Единственное, пожалуй, что было действительно замечательного вокруг вас – это морская жизнь. Киты вспарывали гладь океана неподалеку, выпускали свои фонтаны и снова ныряли. Стаи дельфинов увязывались за кораблем, не в силах побороть любопытство, они выпрыгивали из воды, словно живые, совсем нестрашные торпеды, а потом опять уходили под воду, поднимая веселые фонтаны брызг. А по ночам океан иногда источал таинственное, потустороннее мерцание – это светился диковинный экваториальный планктон.

  Где-то числа шестнадцатого разлетелась новость: при очередной бомбардировке противник на острове замечен не был, "зенитный огонь очень слабый". "Зенитный огонь очень слабый" могло означать, что какому-то пилоту облачко показалось разрывом зенитки, а огня не было вообще. Люди стали роптать – зачем тратить столько усилий на этот остров, если на нем и японцев-то скорее всего нет? Будет как на Кыске... "Уэлл-уэлл" тут же провел дополнительный брифинг, где всячески подчеркнул, что высокая дисциплина огня в предстоящей операции – крайне важный фактор успеха. Короче говоря, он имел в виду, чтобы вы не палили во все, что движется. Бандит даже заявил: "Да повернули бы весь флот и пошли бы прямо на Токио – тут войне и конец!" – и некоторые его поддержали. Они и представить не могли, насколько логистически сложной была даже эта операция, и сколько топлива сжирала ваша армада даже не ежедневно, а ежечасно.
  Некоторые парни помоложе, Москит, Хоуторн, Кальмар, Лафайетт и Крот, и многие другие, ещё не видевшие боя (да и многие видевшие тоже), откровенно расстроились.
  – Жаль, так хотел меч раздобыть, – жаловался Хоуторн.
  – А я подстрелить хоть одного япошку, – сокрушался Крот.
  – А я бы нашел японский труп и плюнул ему в харю. Прямо в открытый рот! – заявил Кальмар. – За всё! Эх, теперь новой операции ждать.
  – Ну ничего, захватим бетио-шметио, двинем дальше, на Маршаллы. Уж оттуда-то они не сбегут так легко, – попытался успокоить его Лафайетт.

  И всё же чем ближе к намеченной дате, двадцатому ноября, тем больше парней начинало потряхивать. Например, идешь ты и видишь: какой-нибудь морпех травит старые байки, а все смеются. Но смеются как-то неестественно, нервно, каждый не слушает краснобая, а думает о своем.
  За три дня до высадки люди дружно перестали бриться, и никто не делал замечаний. У некоторых появились усики или бакенбарды.

  Восемнадцатого вы стояли на палубе, глядя, как скользят боевые корабли по бесконечной глади океана, а стайка истребителей нарезает круги над ордером флота. К вам подошел мужчина в форме и сказал:
  – Ребята, я Боб Шеррод, военный корреспондент.
  На вид он был нормальный парень, даже уже и не парень, а взрослый дядя лет за тридцать. Корреспонденты всякие по кораблю и правда ходили, некоторые снимали что-то на фото и кинокамеры. А некоторые из вас даже помнили статьи Шеррода в "Лайф" и "Тайм" про то, как армия штурмовала остров Атту на Алеутах. Шишка! А с вами ведет себя запросто.

  – Ну, и что вы думаете об операции? – спросил он, делясь "Лаки Страйком". – Какие мысли? Как оно будет? Есть там япошки или нет?

  До высадки оставалось меньше двух суток.

Я пригнулся, чтобы скрыться из зоны прямой видимости гоблинов, и жестами привлёк внимание Ливси и Амалеан, а затем указал "там" жест рукой в направлении дозорного поста, "два" два пальца, "гоблина" жест в сторону ушедшего Пога и показываю уши и длинный нос, "пригнитесь" рукой ладонью вниз движение вниз-вверх, "мы" руками нарисовал шар, "их" жест в сторону гоблинов, "первый вариант" показываю один палец"оставим в покое" жест рукой по шее, "вопрос" вопросительно мотнул головой вверх, поочерёдно посмотрев на всех или "второй вариант" два пальца, "тихо идём" показываю ходьбу на цыпочках, "в сторону пещеры" жест в сторону пещеры, соответственно, "вопрос" вопросительно мотнул головой вверх, поочерёдно посмотрев на всех.

Не успев окончить свою пантомиму я услышал слова Мурадёра, который, не став дожидаться моего ответа, уже перемахнул через ручей. Остановился на "полуслове" и я, делать было нечего, настало время действовать.

Прыгнув вслед за коротконогим дварфом я легко его нагнал у кустов шиповника и, проследив за его взглядом и направлением стрелы, моментально выбрал себе другую цель.

Одновременно я попытался оценить ситуацию, какие знаки и свидетельства скажут мне количество гоблинов в дозоре!

Рядовой первого класса Гиннес

  Фильм был абсолютно дурацкий. Это можно было понять по названию "Франкенштейн встречает волка". Человек-волк был похож на обезьяну. Франкенштейн был похож на Франкенштейна. Замок был похож на декорацию из папье-маше. И вся эта зловещая мистика-хуистика... Вот нельзя без неё? Бред бредом, нет бы на старый добрый вестерн сходить... В общем, первое время, пока шел фильм, и было непонятно, как он девушке, у тебя было ощущение, что "я не виноват, ты сама его предложила". Но потом рыжуля показала высокий класс! В нужных местах она еле слышно вскрикивала, зажимая рот ладонью, хватала тебя за руку, а однажды даже уронила голову тебе не плечо.
  Короче... выходило по всему, что ну просто отличный фильм. Тут и замок этот загадочный, и баронесса, и Франкенштейн! Круто! А самая сильная сцена, конечно, в финале: как взрывают динамитом плотину, и борющихся не на жизнь, а насмерть человека-волка и Франкенштейна затапливают потоки всамделишной воды. Ну и вообще... замок... баронесса... падающие в обморок красавицы. Вся эта зловещая мистика! Оборотни! Ууу! Страааашно! Романтика! Голливуд, мать его! Умеют, черти, прямо гордость за страну берёт! И пожалуй, гораздо лучше какого-нибудь вестерна, кстати! А то там-то что? Прерии да кактусы, кактусы да прерии, коровы да лошади. Разве интересно!?

  А вообще не так важно, какой фильм, важно с кем его смотреть, правда же?

  Но вот фильм закончился. Вы вышли из кинотеатра, оставив позади запах горячего попкорна, целлулоидной пленки, плюшевых кресел, такой уютный и родной.
  Прошли немного по улице.
  – Ну, как тебе кинооо? – спросила Элис.

  Элис была классная. Изи-гоуин, но не какая-нибудь там! Просто ты ей нравился, вот и все. А ты всем нравился! Ты же классный! Милый парень, и не размазня, и руки не распускаешь зря, и без этого пошлого взгляда, который раздевает, ну ты понял, о каком взгляде речь.
  – А расскажи ещё про Нью-Йорк!
  Короче! Всё шло здорово, вроде бы без пошлых намеков, а вроде бы куда надо.
  Но.
  У неё дома была мама.
  А у тебя после похода в кино оставалось мало наличных.
  На отель не хватало.

  И, видимо, не надо форсировать события. Потому что как ты их форсируешь?
  Хотя, конечно, был один вариант.
  Танцы.
  На танцах чего только не бывает. За это мы их и любим, неправда ли?
  Безбожный свинг? Томный блюз? Или, матьего, это ваше изысканное танго?
  Как у тебя с танцами, рядовой?

  – Ну, что, куда теперь?

Наталья, Эр-Джей и присоединившийся к ним товарищ последнего, детектив-инспектор из "Отдела К", или отдела расследования киберпреступлений — представившийся Наталье просто как Борис, тоже с корнями откуда-то из Анклава — следовали в служебном аэрокаре далеко на восток города. Пролетая над цветастыми жилыми блоками в Люксор Парк, через беспокойный и перекошенный Плюмберри, к заводской окраине — в район Талос Плаза.

Наталья сидела за рулём своего "Мультиверса", ведя его к точке на навигаторе — 98-А, Клинтон Авеню. Ричард — слева от неё, а приглашённый на выезд Борис — на заднем сидении, по центру. Движение по воздуху по мере приближения к городской окраине становилось всё проще и проше — эшелоны, чья виртуальная трёхмерная сетка достраивалась на лобовом стекле, здесь почти пустые. Крупных высотных зданий очень мало или нет вообще. Просто знай где вовремя повернуть и снизиться — вот и всё.

Городская окраина Нью-Бёртона неформально начиналась именно в Талос Плазе - хотя формально район, конечно, всё ещё находился в городском округе. Но за его границей уже начинается полноценные пригородные зоны, с извергающими горячий пар трубами термоядерной электростанции, заводами и фабриками. Туда через Талос Плазу ведёт выходящее из центра города Шоссе 72 — проходящее через район прямой стрелой, игнорируя рельеф, постройки и даже извивающееся русло одного из притоков реки Бёртон — над ручьём перекинут 1-ый Эстакадный Мост. Нечто вроде местной достопримечательности, историки говорят что ему что-то около двух с половиной тысяч лет. Он даже мелькает какое-то время по пути, где-то слева, внизу — сверкая промокшими стальными балками, заклепками и обветшалым, серо-бежевым железобетоном.

Складской комплекс, в котором судя по реквизитам находились "Роботехнические Сервисы Карлсона и Питерса" занимал солидный кусок площади района. С воздуха хорошо видно, как группа из нескольких невысоких, широких, квадратно-прямоугольных зданий с плоской крышей, как опухоли, вырастали вдоль "веток" дорог тянущихся от шоссе. Территория "Карлсона и Питерса" казалась меньше остальных, но тоже немаленькая, слегка обособленная от остальных — в тупике одного из ответвления дорог. На закрытой забором территории расположено немало всего: основное здание, крупное монолитное строение Г-образной формы, практически без окон, с несколькими закрытыми воротами направленными во внутреннюю территорию. Напротив — открытый склад, поменьше главного здания, прямоугольный — чем-то похожий на танковые ангары, которых Ростова навидалась в своеё время. Между двумя постройками — стоянка для автотранспорта, площадка для аэрофур, буквально пара крохотных технических построек. В стороне, занимая оставшуюся часть огороженной забором территории — склад под открытым небом. Заваленный цветастыми коробками, металлическими ящиками, контейнерами, пустыми паллетами.

Наталья приземлила аэрокар снаружи, у обочины дороги — специализированная стоянка для аэротранспорта была занята несколькими грузовиками с эмблемами организации, а садиться на парковке для обычного авто было небезопасно из-за натянутых между двумя складами кабелей, стоявшего там транспорта, и пары торчащих тут и там фонарных столбов. Город снаружи встретил детективов прохоладным ветром, пасмурным небом, влажным асфальтом под ногами и лёгкой моросью. Над головой, на высоте около километра, медленно и чинно шёл на восток громадный космический контейнеровоз — частично теряясь среди рваных, серых облаков. Низкий, вибрирующий гул, создаваемый сотнями или тысячами тонн потревоженного им воздуха слышен даже здесь.

Место кажется... покинутым? Снаружи, у места где сел "Мультиверс" — почти полная тишина, нарушаемая только гулом сверху, да отголосками городских шумов позади. Ни человеческих голосов, ни работающих двигателей, ни шумов работы предприятия. Будка охраны, стоящая у открытых ворот - пуста. На территории было несколько грузовых фур — одна стояла задом к "маленькому" складу, открытая, готовая к погрузке или разгрузке — но ей никто не занимается, никто не носит коробки или двигает паллеты. На стоянке между двумя складами столпилось несколько небольших грузовиков, совсем немного легкового транспорта, и пара подозрительно выглядящих светло-серых, припаркованных поперёк разметки догманских "Приор-S". Похожих на агрессивные бруски стали, хитро щурящимися фарами. Но ни одного человека не видно вокруг. Ни в помещениях, ни в кабинах машин, нигде.

С запада подул прохладный ветер, приводя в движение брошенные на обочине, размокшие стаканчики из-под кофе, сигаретные бычки и клочки бумажных пакетов.

Что-то явно не так.

"Уебать охота. Как же охота уебать. Сил моих нет — уебал бы. И рожей бы еще столешницу протер. Хорошенько так, от щедрот. Раз... Два... Три... НЕТ, НУ КАК ЖЕ УЕБАТЬ ОХО".

— Всему свое время, — моргнул Гризли. — Не в моих правилах тянуть за нити, которые вернее оборвутся. Времени ведь и так немного, приходится осторожнее выбирать карту, на которую поставить. Не более.

БИТВА!



Дуэргар домчался до вас, как комета: кажется, он не добежал, а обрушился! Таким стремительным было его наступление. Вы были уверены, что успеете отступить, перегруппироваться, но противник застал вас врасплох. Он навязал бой Кетоту у огромного камня: вот они уже кружат, готовые разбить друг друга тяжёлыми ударами, только выбирая момент.

Его прикрывает издалека гоблин-лучник, посылая из укрытия иногда убийственные стрелы расчётливо. Со стороны лагеря к вам движется рассыпавшаяся по пещере свора: раненные, но сумевшие взяться за оружие гоблины-налётчики. Каждый из них по отдельности – почти мертвец. Но если они набросятся все вместе, это может стать для вас последним боем.

- Сержант Витт! - наконец крикнул почтальон, и в руки Курту полетел конверт журнального размера. Он залыбился во все 32 здоровых зуба, до жемчужной белизны начищеных ежеутренне порошком Squibb, "освежающим как горный воздух", черт подери! Даже не глядя, он уже знает, что там внутри, но пока не будет открывать, прибережет на потом, на вечерние часы, отведенные на личное время.

Служба в последнее время стала докучать. Раньше оно было как-то повеселее - новая страна, новые люди, чудные, но славные, коль пообвыкнуть. Сослуживцы таскали в приключения, и пару-тройку раз он даже гулял с местными девушками, теми кого не склеили более бойкие и сметливые. Ходил под ручку, ел мороженное и в кино, само-собой и даже обнимал их за талию на танцах. Но в танцах он был не мастак - если ноги девушке не отдавил, то уже повезло, да и в прочем в обхождении с дамами тоже не блистал. В общем-то, говоря на чистоту, и те "красотки", что доставались ему в пару и не заставляли его сердце стучать чаще - так, коль уж все парни гуляют с цыпочками, стало быть и ему не отставать надо. Когда треп заходил о ночных подвигах - он отбрехивался всегда, ведь рассказывать-то и было особо нечего. Другое дело побегать с мячом под мышкой с парнями и местными, попить пивка, послушать музыку, а еще лучше - рассказы бывалых ребят о службе и подвигах, да и просто дышать звенящим радостью жизни воздухом, как им может дышать только молодое здоровое тело, не перегруженное лишними мыслями в голове, прилепленной Господом сверху плеч по воле и образу Его.

А сейчас стали гонять, как ковбои коров - муштра, выматывающий бег с тяжеленным снаряжением, опять муштра, стрельбы, черт возьми те кривые пули что ему постоянно, как на зло, отсыпал ганни. Кэп накручивает Манго, Манго задалбывает, насколько выходит, Физика, тот муштрует остальных сержантов. Но на то ведь она и служба. В первом отделении Подошва с Хаскеллом спелись давно и строят из себя умников, честь с ленцой отдают и носами крутят от приказов. Во втором много из себя строит Голивуд, а Колламбус какой-то малахольный, далось ему в морпехи, как прошел вообще? Третее вообще через одного - доходяги а капрал - наполовину узкоглазый, что вообще стремно. Но ничего, Бетмен никому спуску не даст! На то она и служба, верно ведь? Может у кого-то один ботинок будет не так блестеть как другой, или пуговица вдруг не застегнута, но зато минометное хозяйство все в идеальном состоянии, да и прочее - тоже. Исправно, проверенно 3 раза и еще разок для уверенности! По слухам, на учениях жалеть минометных боеприпасов не будут, и вот тогда их малышки-минометы покажут, что не зря сержант Витт пришил свои лычки. Может и Физик расщедрится на похвалу, с чем судьба не шутит?

Но это будет потом, а сейчас его ждет персональная награда за службу, приехавшая с почтой из дома. В укромном местечке, так чтоб не попасться на глаза сослуживцам, Курт разорвал конверт. Не торопясь, несколько раз прочитал письмо из дома. Брат попал в очередную передрягу, но отделался общественными работами. Сестры рассказывали о мелочах и сплетнях, благодарили за присланные деньги. В целом - дома все было О'Кей. Он сложил письмо в нагрудный карман, клацнул открывашкой банки пива, сделал длинный глоток. Закусив губу от удовольствия долго разглядывал обложку, и, наконец, открыл первую страницу присланного братом комикса, небрежно перелистнув рекламу в начале:

"Вы слыхали, что дикий леопард не лишится пятен и плотоядный стервятник не превратится в нежную голубку..."

Мимо заварушки на Гуадалканале, которая для многих разделила жизнь на “до” и “после”, Скрипач промахнулся. Не попал он и на первую волну кутежей в Веллингтоне, и, прямо скажем, к лучшему, поскольку к кутежам Айзек был приспособлен еще меньше, чем к войне, а это о чем-то говорит.

Для него, оказавшегося в Новой Зеландии сразу после учебки, мало что поменялось, кроме погоды — и, конечно, людей. Вот уж чего Скрипач боялся, пожалуй, больше, чем первого боя, так это не вписаться. Что остальные пронюхают каким-то непостижимым образом, что он не вполне настоящий морпех. Ну, то есть по бумажкам-то настоящий. И лагерь он прошел вместе со всеми — марши, стрельбы, монотекстурную жратву, даже прививку от стобняка, будь она проклята четыре с половиной раза. Но на деле под формой цвета хаки — десять классов музыкальной школы, год в консерватории и, стыдно признаться, сюита для фортепиано в тональности ре-мажор. (То есть, если совсем начистоту, Айзек дополз только до середины куранты, но все равно, конечно, кошмар.)

Если бы не жгучее желание доказать всем, какой он всамделишный, компанейский и разудалый, жизнь Айзека в Веллингтоне была бы скучной и размеренной, полной муштры, дежурств и редких вылазок на концерты органной музыки. А так ребята из отделения быстро просекли, что с помощью волшебных слов “а слабо?” Скрипача можно развести практически на любую хренотень, и увлекательные приключения посыпались на Айзека, как из рога изобилия. Вылезти и залезть обратно, но уже с выпивкой. Отвлечь разговором. Стрельнуть адресок. “Как я дошел до жизни такой?..” — задавал себе вопрос Скрипач, улепетывая по подворотням от хозяина кондитерской, из которой он на спор пытался стырить два эклера. — “Как вышло, что человек, целый день торчащий в магазине сладостей, так быстро бегает?” — всплыл в его голове второй риторический вопрос. — "Может, потому что правда на его стороне, и это придает ему сил..."

Айзеку вообще была свойственна несколько избыточная живость мысли — проклятье для рядового военнослужащего — но всю тяжесть своего положения он, ни разу не побывавший в бою, пока еще не успел осознать. О войне, впрочем, ему совсем не думалось, или же думалось так абстрактно, что очень трудно было бояться. Вот они куда-то высаживаются, вот в кого-то стреляют, и красная-красная кровь летит тяжелыми брызгами, как чернила, когда неудачно встряхнешь перьевую ручку. Вот семья получает сообщение о его трагически-героической гибели. Тут-то, конечно, они все поймут, как были неправы, и как виноваты перед ним. Мама, наверное, заплачет.

На этом месте Айзеку обычно становилось жалко и маму, и себя, и в глазах как-то подозрительно начинало пощипывать, так что он переставал думать об отдаленном туманном будущем и переключался на более насущные проблемы.

Одной из таких проблем, к примеру, были слухи о грядущих учениях на воде. Еще по пути в Новую Зеландию Скрипач, по-братски делясь содержимым желудка с тропическими рыбками, начал подозревать, что погорячился с “морской” частью пехоты. Но отступать было некуда, да и не положено. Морпех он или хрен собачий, в конце концов.

  Южная ночь, насыщенная пряными ароматами, густа и черна, так, что кажется, что ее можно ложкой черпать. За распахнутым окном, впускающим в комнату игривый ветер, колышутся в такт порывам усеянные маленькими золотистыми цветочками свисающие ветви, исполняющие свой тихий летний танец. Южный Крест, яркий и большой, клеймом легший на небо, по-прежнему служит путеводной нитью путешественникам: а для американцев он – символ чужого, незнакомого горизонта.
  В маленькой комнатке с выцветшими полосатыми обоями горит под зеленым абажуром тускловатая горчично-желтая лампа, разгоняющая свет у невысокого кривоногого столика, за которым на стуле с широкой спинкой сидит, сгорбившись, мужчина в накинутом на плече кителе. При свете видно, как серебрятся на его широких плечах лейтенантские погоны. Следуя уверенным движениям руки, по страницам дневника скользят написанные убористым почерком строки:

  …Есть что-то общее между армией и крупными компаниями. И там, и тут ты чувствуешь себя лишь маленьким винтиком в этом тонком механизме, и порой даже не знаешь, ради чего ты вращаешься. И пускай от твоего движения зависит работа какой-то части этого безумно сложного устройства, ты все равно не определяешь его ход. Но и в войсках, и в моем родном «United Fruit» шестеренка с мозгами и амбициями может подняться вверх – и грех таким шансом не воспользоваться. Деталь, показавшая себя хорошо и там, и там, может рассчитывать на многое – если не сломается, конечно.
  Армия… Вернее, наша морская пехота – не суть как важно в глобальном плане. Всем бы она была хороша, и могла бы послужить хорошим карьерным толчком, если бы не одно – не люди, в ней служащие. Работая в фирме, ты всегда можешь, так или иначе, подобрать штат подчиненных под себя: кого-то уволить, кого-то перевести на другое направление. А войсках так нельзя: дали тебе человеческий материал, с ним и работай. А материал этот да-алеко не лучший. Оно и понятно: у доброй трети нет ни образования, ни мозгов. К тому же возраст: соображения по молодости лет нет никакого, и они постоянно ищут баб и бухло – как дети малые, ей-Богу!
  А все потому, что мы бездельничаем. Отдыхаем после военной компании, которая благополучно – на полях поставлен жирный подчеркнутый знак вопроса – прошла мимо меня. Вот от безделья все и начинается. От него, и от того, что наше командование наконец-то соблаговолило снова начать закручивать гайки. Нет, я понимаю, что солдатам надо было дать отдохнуть, иначе в перспективе проблем было бы еще больше, и ни в коей мере не оспариваю подобное решение, но все же, все же… Как же тяжело с ними работать. Если бы не мои сержанты – отличные парни, между прочим! – было бы мне гораздо хуже. А так хоть есть, на кого положиться. Физик – ветеран, успел повоевать и знает, что надо солдату, чтобы не сдохнуть в первые же минуты боя. Трещетка всегда оптимистичен, замечательно знает материальную часть своей пулеметной группы и, что немаловажно, умеет вести людей за собой. К тому же наши отцы служили в Великую войну на одном и том же затерянном и всеми позабытом фронте, а раз уж мне мой смог привить правильные взгляды на жизнь, то и ему его тоже. Бэтмен – сержант надежный и исполнительный, ответственный. Крепкий малый – хоть сейчас на плакаты. Да и в принципе не по годам взрослый… если закрыть глаза на его увлечение комиксами. Но пока оно не мешает службе – пускай читает своего «Бэтмена» сколько угодно! Уж лучше так, чем если бы он пьянствовал по барам, как ирландец.
  Да уж, без сержантов было бы совсем поносно. Но и так все не особо хорошо: тоска за душу берет от этого тупого сидения. Хотя, конечно, здесь красиво, да и местные нас превозносят как героев – приятно, черт побери! Ну и внимание со стороны слабого пола льстит, куда ж без этого. Но все равно: сидеть на курорте и понимать, что все планы идут псу под хвост, обидно. С тем же успехом я мог постараться попросить нужных людей надавить на неповоротливую бюрократическую машину, и остаться дома в каком-нибудь штабе, или при учебке: ничего бы не изменилось, зато перед старшими офицерами примелькался бы.
  А тут сидишь на другом конце мира и маешься в ожидании хоть чего-то. О доме все чаще вспоминаю, скучаю по сыну, сестре, жене. Как они там, без меня? Семья, конечно, без поддержки не оставит, но все равно: тяжело осознавать, что я должен им помогать и поддерживать, а иначе, чем в письмах, не могу. Вот и остается только одно – дрючить свой взвод до посинения, чтобы, когда нас отправят в бой – а я верю, что отправят – они сами не передохли, и меня убить не дали.
  Хотя, послушав тех, кто уже сталкивался с джапами, я начинаю сомневаться, правильный ли я выбор сделал, став морским пехотинцем. Гораздо безопаснее, кажется, было бы проходить службу в артиллерийских частях: знай высаживайся на расчищенный плацдарм да командуй кидать «чемоданы» туда, куда глазами и не разглядишь. И тоже есть шанс на награду: правильно все рассчитал, уничтожил огневую позицию или фугасным засадил в атакующую пехоту орду – герой! Но ладно, чего уж, о сделанном выборе, который изменить все равно нельзя, и переживать не стоит. Уж лучше быть в пехоте, чем в летчиках – у тех проблем побольше нашего.

  Поскорей бы закончилось это ожидание! Хоть как-то, хоть чем-то – только не это тупое сидение и затянувшиеся учения!»

  Дописав последнюю строчку, мужчина поднялся и, закрыв дневник, аккуратно убрал его в верхний ящик стола. Пройдя неспешно к распахнутому окну, он выудил из лежащей на подоконнике пачки сигарету и задумчиво затянулся. На горизонте уже алел рассвет, первыми лучами блестя на широко раскинувшемся море, и птицы уже начинали свою перекличку. Начинался новый день. Френсис Донахъю, известный сослуживцам больше как лейтенант «Манго», не загадывал, что он принесет с собой, стоически ожидая хоть каких-то перемен в своем однообразном сидении в этом поистине райском уголке.

  Новая Зеландия встретила вас, как героев. Хотя, положа руку на сердце, героями битвы за Гуадалканал были парни из 1-й дивизии, а вы так, подтянулись к шапочному разбору. Но, с другой стороны, кто сидел в окопах под тропическими дождями? Кто жрал такое, от чего собака нос воротит? Кто мотался по джунглям в патрулях, высматривая япошек? Кто дрожал от лихорадки, не спал по ночам, когда над позициями жужжала "стиральная машина" япошек? Вы! А значит, никто не имел права говорить, что вы присвоили чужие почести!
  И почести последовали!
  Первые две недели вам охотно наливали за счет заведения, а где не наливали – там угощали посетители. Все хотели хлопнуть вас по плечу, пригласить домой на ужин или на партию в крикет. По вашей просьбе оркестры играли всё, что вы заказывали. Вас пускали в гольф-клубы. Вам прощали все мелкие грешки. В баре "Сесиль" на стене висела огромная карта США, а рядом стояла приставная лестница, и каждого морпеха просили расписаться на том штате, из которого он был родом! А девушки улыбались только вам, как будто новозеландцы не дрались в Африке, в Италии да и на тех же Соломоновых островах. А все почему? Да потому что новозеландцы дрались за свой дом - это было естественно! А вот вы приехали из другой страны и закрыли маленькую Новую Зеландию своей грудью цвета хаки от кровожадных желтолицых макак, как грёбаные рыцари! К тому же... они были далеко, а вы уже здесь!

  Дней десять никто и не пытался вас удержать в казарме – а то гаупт-вахта переполнилась бы до отказа. Вы отсыпались, отъедались и отрывались за все тяготы долгой кампании. Вас даже военная полиция особо не тормошила, кроме совсем уж запущенных случаев. Был февраль, а значит по местным меркам... самое лето!!! Да-да, в этом полушарии всё было наоборот! Погода стояла просто сказочная - не выше 70 по фаренгейту! Тенистые аллеи, прохладный полумрак пабов, трамвайчики, заросшие пальмами горы с неземной красоты пиками, покрытыми ледниками. И с этих гор в вас никто и не думал стрелять из минометов. А океан манил бирюзовой гладью.

  Сказка! Рекрутёры от морской пехоты, которые говорили "посмотришь мир" - не соврали хотя бы тут: в Новой Зеландии было гораздо лучше, чем в выжженном солнцем Техасе, приятнее, чем в промозглом Джерси, и, может, только Великие Озера могли сравниться со здешними красотами своим величественным покоем. Это была волшебная страна, "земля молока и меда".
  Город Веллингтон был такой уютный и славный!


  А местные жители! Добропорядочные старички в клетчатых твидовых кепках, дети в курточках, девушки в аккуратных жакетах и юбках-четырехклинках (леди здесь почти не носили брюк, не то что в родных США) – все они словно сошли с открыток с видами Лондона. Только, ожив, не превратились в снобов, как непременно произошло бы, будь это настоящие англичане. Нет, новозеландцы были как будто идеальной версией англичан! Все желали вам здоровья, удачи и счастья! Ну не рай ли на земле!?
  И вдобавок погулять новозеландцы тоже были не дураки, сочетая умение красиво жить и красиво отдыхать. Они ели по шесть раз в день, пили безумные австралийские смеси с джунглями прямо в стакане, крепкий мексиканский Хуарез и коктейль "Контузию" – смесь портвейна и стаута.

  Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, а на войне заканчивается ещё быстрее - через неделю вас стали поначалу нежно нагибать по дисциплине, но за самоволки ещё не сажали, а через две уже официально объявили, что морпехи, пойманные в городе без увольнительной, отправятся на губу. Краткий период вольницы резко подошел к концу. Началась работа - такая же, как и раньше. Выдали новую форму – и сразу пошли марш-броски. Потом стрельбы. Теоретическая подготовка. Тактические учения. Дальше по кругу. Прибыла новая матчасть – самозарядные винтовки и карабины – и их нужно было освоить. Менялось не только железо: на Гуадалканале малярией переболели девять человек из десяти, примерно трое-четверо из них были отправлены на лечение домой или отлеживались в госпиталях здесь, в Новой Зеландии. Их место занимало пополнение, с новичками ними надо было познакомиться, посмотреть, кто чего стоит, притереться.
  Поменялись и командиры. Командир второй мардив, Джон Марстон, прошедший с вами Гуадалканал, поехал лечить свою болотную лихорадку в Штаты, а на его место прибыл новоиспеченный генерал-майор Джулиан Смит. С ним было не расслабиться – Смит до этого неоднократно возглавлял разные учебные лагеря. По слухам он засветился еще в Никарагуа, гоняя там по джунглям повстанцев, и был толковым специалистом по партизанской войне – не просто же так ему привесили Военно-Морской Крест! На вид тихий пятидесятивосьмилетний дедок в очках, вас он не мог обмануть - плющеный боксерский нос и сутуловатая фигура выдавали в нём жесткого бойца. Но человек он был неглупый, и поначалу занятия были не слишком обременительными – генерал давал своей дивизии прийти в форму, прежде чем устроить вам "настоящий учебный лагерь".


  Командир батальона тоже сменился – теперь вами командовал подполковник Ами. Герберт Ар. Ами Младший. Тридцатилетний поджарый агрессивный брюнет, выпускник Пенсильванского Военного Колледжа, красавчик и капитан бейсбольной команды. Он успел послужить в Шанхае, а на Гуадалканале был замом командира батальона в 6-м полку. Вроде вменяемый мужик, он драл с вас пять шкур, и хотя энтузиазм его не переходил разумную черту, Ами недолюбливали. Был у него все-таки некоторый излишний азарт, огонек в глазах, который рядовой и младший начальствующий состав вгоняет в тоску – чувствовалось, что он очень ждал свой батальон и вот дорвался до командования, и теперь вы "точно станете лучшим батальоном в дивизии". А вас бы вполне устроило быть вторым или третьим.


  Вот командир роты остался прежним – капитан Хилл. Кеннет Хилл был чуть-чуть старше Ами, но не особенно переживал по этому поводу – его, как и многих офицеров, с началом войны призвали из запаса, и с морской пехотой он своё будущее не связывал. Однако приказы начальства он выполнял аккуратно: сказали навести порядок, значит, будет порядок. Сказали освоить матчасть – освоят. Сказали принять пополнение и повысить физическую подготовку – повысим. Больше всего он не любил, когда подчиненные создавали ему проблемы. А что он больше всего любил – об этом вы могли только гадать: неформального общения с подчиненными капитан, как и положено, избегал.


  Пришла весна - по местным меркам осень. Деревья стали золотыми и от этого богатства красок после экваториальной зелени захватывало дух. Война между тем продолжалась. В марте в газетах было много шуму, когда в море Бисмарка наши самолеты отправили на дно целый конвой с японскими войсками. Вот всегда бы так! Не пришлось бы выковыривать япошек из каждой щели, им только дай окопаться. В мае в газетах написали, что крауты сдались в Африке.
  Потом пришла и "зима" - никаких тропических ливней, никакой слякоти и тумана, никакой мутотени: просто по-человечески прохладные 55 градусов: девушки надели элегантные пальто, в барах стали подавать грог.
  В августе союзники высадились на Сицилии, а русские начистили наци нос где-то там у себя под Kursk, и сожгли сотни немецких танков (уж конечно, не без помощи Виллисов и Студебеккеров!). Война продолжалась, но где-то далеко. А вы... вы находились в резерве, тренировались и отдыхали. К вам даже приехал знаменитый Арти Шо со своим оркестром, сыграл все популярные хиты: "Все или ничего" Синатры, "Бесаме Мучо", да чего только не сыграл! (ссылка)
  И конечно, кому-то из вас, может, начало казаться, что война закончится сама, без вас. Даже подполковник Ами явно занервничал, опасаясь так и не стать полковником. К тому же в сентябре пришла весна: зацвело, зачирикало и зашевелилось всё, что только можно. Вокруг было столько пронзительной, кипучей, бьющей ключом жизни, что если бы не генерал Смит со своими учениями и Токийская Роза*, вы бы все забыли про войну.

  В июне произошло ЧП: вы тренировали высадку на западном побережье, сильная волна опрокинула одну из лодок и девять морпехов утонули. И буквально через пару дней Токийская Роза изображала печаль по этому поводу в эфире. О, многие ненавидели этот милый женский голосок. Это была японская дикторша, подкалывавшая вас по всякому поводу и подрывавшая ваш боевой дух своими передачами между легкой музыкой, и всегда дававшая понять, что япошки знают о вас больше, чем вы думали. Ещё там, на Гуадалканале она могла сказать что-нибудь в духе: "Американские Морпехи из роты Чарли второго полка! Мы точно знаем, где вы находитесь. Вы находитесь там-то и там-то. А еще мы знаем, что завтра вы все умрёте! О, какая жалость! Какая бесполезная трата молодых жизней!" Ух, как эта баба действовала на нервы! Голос у неё был и правда красивый, без всякого акцента, прямо-таки бархатный, прямо-таки в глазах стояла картина, как она затягивается тонкой сигареткой и, оставив красный след от помады на черепаховом мундштуке, складывает губы бантиком у микрофона и с придыханием говорит: "Девять ваших товарищей погибли по глупости ваших начальников... И ради чего?"

  Наконец, пришел август, и вместе с ним – настоящая "жара". Бравый командир 1-го батальона рейдеров "Рыжий Майк" Эдсон был назначен начштаба второй мардив, а подполковник Шуп – оперативным офицером, отвечающим за подготовку, и вот тогда-то началось "веселье"! Эти двое друг друга, как говорится, недолюбливали, но уважали, и скоро взялись за вас "наперегонки". Дело "ухудшалось" тем, что "генерал Джулиан" (как его называли) обожал лично присутствовать при боевой и особенно тактической подготовке, и офицеры из кожи вон лезли, чтобы показать себя во всей красе. Вас резко начали немилосердно дрючить уже даже не в полную, а в двойную силу – причем не по уставу, а по "практической стороне вопроса". Особенно налегали на физподготовку, стрельбу, метание гранат, действия на местности в составе мелких подразделений. Марш-броски, иногда и ночные, были в таком зверском темпе, что несколько человек в дивизии умерли от переутомления. Не обошлось без несчастных случаев с ручными гранатами и взрывчаткой – когда тысячи новичков получают в руки боевые гранаты, между ними обязательно найдётся десяток-другой раздолбаев. Тут уж по-другому никак, "закон больших чисел", как сказал бы взводный сержант Физик.
  Но зато вы окрепли, без шуток. На местной еде и при постоянных нагрузках вы стали здоровыми кабанами по сравнению с теми полумертвыми задохликами, которые спустились по трапам в феврале месяце. Первый сержант из шестого полка как-то высказал мнение, что выйди вы теперь на поле против Чикагских Медведей, вы бы порвали их, как тряпку, и многие были с ним согласны.
  Единственное, в чем был недостаток в плане подготовки – не получалось отработать, собственно, высадку: не было свободных кораблей, и кроме той бестолковой июньской тренировки попрактиковаться пока не удалось. Приходилось работать на макетах – эти веревочные сети на деревянных рамах вы запомните надолго. В октябре выдали спецификации на новые транспортеры-амфибии, но самих амфибий вы в глаза не видели. И ещё где-то на Новой Каледонии запропастился приписанный к вашей дивизии танковый батальон: Клонис и Донахъю слыхали краем уха, что он получает новые средние танки.

  И все же, несмотря на тяготы службы, эти восемь месяцев были чертовски хорошим временем! Красивая природа, двухсуточные увольнительные, отличная кормежка. Чуть теплое пиво в барах (тут так было принято, и вы привыкли), здоровенные креветки, огромные стейки с яичницей или каре ягненка, как захочешь, потом танцы, приветливые смешливые девочки, свиданки, коктейли, джаз... Никаких свистящих над головой пуль, никаких озверевших от нутряной ярости япошек, орущих "Марин-ю-дааай!" из-за соседнего куста, никаких ночных обстрелов, когда вжимаешься в темноте в сырую, пахнущую гнилью землю, и не знаешь, доживешь ли до утра. Благодать.

  Потом, в октябре прокатился слушок, что вас потащат на какие-то учения – типа наконец-то корабли нашлись, начальство хочет потренировать полномасштабную высадку где-то тут, на пустынный берег в Новой Зеландии. Вот буквально скоро. Видимо, как раз амфибии эти новые опробовать...
  Ну, учения и учения, что такого? Правда же?

У Мориса было сейчас вообще странное чувство. Он чувствовал сильное желание, но не столько сексуально-эротическое. Нет, это тоже было, но для фазы "шишка дымится, бахнуть тут на столе", он слишком устал. Тяжелый был день, полный испытаний, физических и душевных.

Он вообще очень устал. От всего. Хроническое чувство усталости. Ему больше всего хотелось забыться. Сделать так, чтобы не думать ни о чем, не беспокоиться ни о чем, не принимать никаких решений, не брать ни за что ответственность.

Некий голос, словно отвечающий за электрические импульсы в мозгу и химические процессы во всем организме шептал ему:

"Эй, псс. Слышишь меня, mon ami? Давай сразу, чтобы мы были на одной волне: я не обещаю, что все будет хорошо. Точнее, закончится хорошо. Нет, конечно. Тут есть куча рисков: от дисциплинарного взыскания и отстранения от дела за то, что "собирал улики" со свидетельницей, до увольнения, до убийства какими-нибудь культами, килл-сквадом корпы. Или загадочным "батей". Видишь, я честен с тобой, да? Не пытаюсь втянуть во что-то без твоего согласия.

Но ты подумай, может, пофиг на это все? Почувствуй, как ты устал от всего. От работы в этом putain de 82-ом участке. От восемнадцати дел, от беготни по грязным переулкам, от бесконечных бумажек. От полоскания мозгов начальством и от быкования Ростовой. От флешбэков и кошмаров по ночам. От чувства одиночества и изоляции. Ради чего это все? Пить мерзкий синтетический кофе, гонять в "Маленькую Эсне" за как бы домашней едой, которая ни черта не домашняя. Надеяться на повышение за изнуряющий и, большей частью, бессмысленный труд? Про которое ты знаешь, что оно не придет?

Ты ради того, чтобы сбежать от этого, и пошел в "Роуз эн Вайолет". Но ты всегда знал внутри, что это всего лишь имитация, симулякр, дешевая синтетическая копия без оригинала.

Разве не чтобы забыться, ты начал сходу жрать водку с мартини здесь? А не заказал какой-нибудь легкий коктейль или вообще водички-минералочки? Кто ж так делает на важном опросе свидетеля? Может, потому, что это тоже все была бессмысленная бодяга для тебя?

А тут все по-настоящему, mon ami. Забудь про все, позволь подводному течению захватить тебя и понести вглубь. Расслабься, отключись от всего. Позволь себя утянуть и делать с тобой все, что она захочет. Да - это риск. Но разве риск не волнует? Не возбуждает? Не заставляет чувствовать себя живым?

Это самая настоящая вещь, которая случилась в твоей жизни, после того как купол упал. Не упусти её. Растворись в ней, выпей её до дна".

Морис боролся с голосом, но на это уходили все его силы. Волнение прокатывалось по телу. Как пелось в одной песне, которую хипстеры, с точки зрения Мориса, совершенно не по месту потребляли в своих мемах на Догмантубе.

Giddy with delight, seeing what's to come

И конечно.

The image of the dead, dead ends in my mind

"Морис! Морис-ага!"

Из этой фуги его выдернула Тиффани со своей новой атакой. Мутными глазами он попытался сфокусироваться на её лице, на её голосе, на её дыхании. Её слова сначала подцепили его, как крючок, а а потом резко выдернули. Hook, line and sinker, как местные говорят. Но она все еще оставляла ему выход. Или вход. Хотелось тут толкнуть какую-нибудь речугу про то, что настоящий эриданский жандарм не может бросить женщину в беде. И нужде. Но это выглядело бы еще более нелепо, чем то, как он уже выглядел.

Морис тряхнул головой и поскреб руками воротник.

- Эээ. Нет. То есть да. Иногда она решает. Иногда - нет. Но точно не в вопросах, с кем я еду... собирать улики. Это - мое дело

Морис вытащил телефон и приготовился было уже печатать, но вдруг понял, что со стороны это будет выглядеть странно.

-. Но мне придется ей написать. Не разрешения спрашивать, конечно. Наоборот. Сказать, что я все. Занят на ночь. А то, если я пропаду со встречи с "анонимным информатором", начальство может решить, что меня тут похитили и держат голым и связанными в гараже.

Он поднял глаза и попытался собрать остатки силы воли в дерзко вопрошающий взгляд, мол: "А не в этом ли и есть суть вашего плана, мадмуазель?"

Потом снова чуть сник.

- Это был бы довольно нелепый конец нашего сбора улик. Вы понимаете.

И быстро начал печатать:


"Нташа"
"Я жив"
"Пока"
"На ночь фофлайн"
"Оффлайн"
"Сбор улик"
"Правда (факт)"
"Утром буду, едем в "КиП".
"Или куда там надо"
"Если Холланд будет исакть"
"Прикрой"
"Буду должен".
"М.Д."

Закончив, он снова поднял голову, слабо улыбнувшись.

- Ну. Что, поехали? На вашей машине? Я на аэробусе. Ну и. Надо будет мешочки достать по дороге? Для ней..нейрокортексного регулятора-ограничителя? Правильно?

  Бледная как полотно, с покрасневшими глазами и хлюпающим носом, юная леди ван Хеккинг подняла на комиссара большие зеленые глаза, в которых стоял подлинный, не наигранный страх, и судорожно кивнула – только сережки мелодично звякнули. Растекшаяся черными дорожками по щекам тушь и выбившиеся из прически прядки делали ее похожей на представительницу какого-то дикарского культа скорби. Приняв протянутую руку, она поднялась – Кристобальд почти не ощутил веса – и, оправив дергаными движениями платье, проследовала за аколитом.
  - Ибо что есть произошедшее, как не испытание нашей воли и силы духа? – голос отца Маченко напоминал густой пышный мех, в котором вязнут пальцы. – С тех, кому многое дано, с тех много и спрашивается. Ужели вы, избрав своей стезей служение Святым Ордосам, лелеяли надежду, что тяготы служения Ему минуют Вас, мефроу ван Хеккинг? Император всегда дает нам дело по способностям, и лишь от нас зависит, сможем ли мы оправдать доверие Его. Раз вы здесь, вместе с нами, вы – одна из избранных. Ваш долг – спасти свой дом и вернуться с победой. А для этого, как мудро сказал мой друг, вам следует внимать тем, чей опыт несоизмеримо выше, и делать то, что они говорят. В частности, помочь сейчас менэйру Гёссеру.
  - Ю-юфроу. – с запинкой выдавила девушка.
  - Позвольте?
  - Мефроу следует обращаться к замужней даме или в официальном общении, а к незамужней корректнее всего будет обратиться юфроу. – пояснила она.
  - Благодарю за разъяснения. – мягко улыбнулся клирик. - Почему-то братия, с которой я общался, таких тонкостей мне не поведала.
  - Это сохранилось скорее в юнкерской, аристократической, то есть, среде, чем у обывателей.

  Отвлеченная Иштваном на разговор о том, в чем она хорошо разбирается, девушка даже немного успокоилась: по крайней мере, плаксивый интонации из голоса исчезли, да и походка стала немногим более уверенной. Священник, поймав взгляд комиссара, медленно моргнул, чуть склонив голову, и, сложив руки в знак аквилы, снова улыбнулся Николетте – ни дать ни взять, добросердечный пастырь. Словно это не от предлагал несколько дней назад приступить к решению ситуации весьма радикальным способом. Судя по всему, слухи о доме Маченко в чем-то все-таки были правдивы.
  - А теперь, дочь юфроу ван Хеккинг, я препоручаю вас заботам Кристобальда. Постарайтесь ответить на все его вопросы: от этого зависит многое, и жизни многих людей тоже.

  Благословив девушку, клирик отошел чуть в сторону, чтобы не мешать беседе и не перетягивать внимание на себя. Впрочем, Гёссер мог не сомневаться – он все слышал и пристально наблюдал за реакциями Николетты. Дворянка тем временем, сложив перед собой ручки и потупив взор, начала свой недолгий рассказ.
  - Нельзя сказать, господин Гёссер, что это меня привело к господину ван Дайку – скорее его ко мне. Я, - она стыдливо покраснела, - в свои семнадцать очень хотела приносить пользу Батавии, а не расти цветком в саду, который никому, кроме садовника не нужен. Но мой папенька были против такого, и я подняла маленький бунт, решив самостоятельно устроиться хоть в какую-то службу. Но идти против воли Герхарда ван Хеккинга никто не собирался, и я везде слышала только отказ. А потом пришел господин агент: Узнал, видимо, о моих потугах. Он сказал, что раз уж я так жажду послужить Империуму, то буду работать на него. И, в подтверждение своих слов, показал… сами знаете, что. Я, конечно, согласилась, и поклялась никому, кроме причастных к Ордосам людей, об этом не рассказывать.
  Правда, - она несколько обиженно вздохнула, - оказалось, что вся моя служба заключается в сборе сведений и передаче их ван Дайку. И, иногда, помощь ему своими связями. И все – а я, когда соглашалась, представляла себе дела куда более славные. А пару дней назад он связался со мной и сообщил, что из всех своих агентов он выбрал меня на должность проводника полевых аколитов Инквизиции. Это такая честь! – живое личико ван Хеккинг расплылось в счастливой улыбке. – Я, конечно, согласилась, даже не интересуясь, за что мне такая честь, и вот теперь стою здесь, отрезанная ото всех без шанса выйти-и…

  Улыбка продержалась недолго: вспомнив о нынешнем своем положении, девушка снова помрачнела. Но, к чести ее, на сей раз от бурного потока рыданий удержалась, продолжив после пары всхлипов:
  - О том, куда я еду, никто не знал. Папеньке с маменькой я сказала, что решила съездить к подружке на одну из островных вил, а перед остальными отчитываться не обязана. Эти двое, - она плавным движением руки указала на беседующих с Каллаханом телохранителей, - тоже узнали обо всем по факту. Я их знаю… - она задумчиво подняла глаза к небу, - Тийберта лет пять, Маркуса – года три. Они оба приставлены ко мне папенькой, и служат в одной из двух смен. Сегодня просто их смена. А почему папа их выбрал на охрану меня – не знаю. Видимо, хорошо себя показали. Я, господин Гёссер, - в смущении посмотрела она на комиссара, - никогда таким не интересовалась. И как они себя ведут, тоже не наблюдала. По крайней мере, ничего совсем уж подозрительного не замечала, извините. Так вы думаете… - девушка не закончила мысль, закрыв рот ладошкой и испуганно посмотрев на телохранителей.

  Отец Маченко, дождавшись очередного взгляда Кристобальда, кивнул – все в порядке, дескать, во лжи ван Хеккинг не уличена. Пока что не уличена.

***

  Тем временем, пока комиссар общался с дворянкой, Кас в своей непринужденной манере взял в оборот ее охранников. Тийберт и вправду, увидев, как Николетта отходит в сторонку, хотел пойти за ней, но был остановлен словами сержанта. По зрелому размышлению, здоровяк не стал противиться и пытаться как-то помешать диалогу, а вернулся на свое место у капота.
  - Не ссы. Мы чё, похожи на совсем тупых, бля? Тоже разумеем. Марки, - позвал он напарника, - харэ там сидеть и сопли размазывать. Ну не платили – так мы потом об этом с Папашей Хеккингом перетрем. Выберемся: чай у нас руки тоже не из жопы растут. А сейчас-то что делать?
  - Муравью хер приделать! – огрызнулся второй, но все же подошел к машине и закурил.
  Тийберт, вытащив из штанов мятую пачку лхо, сунул одну сигарету в крупные желтоватые зубы и предложил Каллахану:
  - Угощайся, браток. А ты сам, видать, в гвардии лямку тянешь? Мы тоже служивые бывшие: я в «Мореходах» десяток лет оттарабанил, боцманматом ушел. А Маркус по контракту в роте корабельной безопасности служил, пустоту бороздил. А теперича вот тут, на непыльной работенке.
  - До сего момента. – прокомментировал его приятель, надвинув кепку почти до самих очков.
  - Типа того. Сколько на Хеккингов не работал, ни разу моего вмешательства не требовалось. Знай сопровождай, куда скажут, мотор води да покупки носи и строй каменную рожу, чтобы всяким там неповадно было. А платят при этом так, что другим и не снилось, ей-Император! А ты-то, браток, сам из каковских будешь? Раз уж мы в одном дерьме сидим, реально надо знакомиться!

***

  Пока прочие аколиты беседовали или обеспечивали безопасность, Ральтус занялся своими прямыми задачами: выяснять, какие сверхъестественные проблемы на сей раз подстерегают агентов инквизиции, и искать возможность их решения. И первым из них был барьер. Странный, признаться: будучи сам созданным с помощью варпа, он, тем не менее, не концентрировал силу Имматериума внутри – словно кто-то использовал Силу только ради того, чтобы построите незримую стену. При этом – Гравель мог поклясться на чем угодно – такое было возможно только при том условии, что разрыв, ведущий в Мир-за-Гранью, прикрыт отдельно.
  Погуляв мимо границы туда-сюда, он припомнил еще одно: при использовании ограждающих психосил действует правило «серой» зоны: тонкой полосы, где чары еще действуют, но при этом уже не ощущаются. Если прикрывать куполом себя самого, эта территория не будет превышать несколько сантиметров, а если прикрыть целый город? Наверняка больше! Тогда, по всей вероятности, аколиты попали именно в это пространство, где психическая мощь создателя барьера уже не ощущалась.

  Оба предположения были с равной степенью вероятности, но, увы, оба не отвечали на самый главный вопрос – можно ли прямо сейчас проделать в грани прореху и выбраться из этой клетки. А посему для того, чтобы удостовериться, что именно здесь происходит, следовало двигаться дальше. Хотя, возможно, прежде следовало побеседовать с увлеченно роящейся в записях сестрой Саломеей. Эта обтянутая эбонитовой кожей ходячая энциклопедия уже убедительно продемонстрировала, что знает многое – возможно, ей удастся что-то добавить к тому, что помнит псайкер.

Эрфир поблагодарил за заботу и забрал зелье, но затем с сомнением уставился на приготовления купца
- О Кетот аль Фезим, воистину ты мудр, но привык к более сложным путям когда стоит пойти напрямик! - прервал компаньона эльф. - Ты сейчас раскладываешь ритуальные принадлежности, забыв о том что это такая же магия, как та, что ты призвал нас избегать. Я уверен что эти писульки обычный дневник мага! Я пробежал по нему глазами и ничего не произошло. Вах, я жалею уже что не стал читать его молча!
Драматично жестикулируя, эльф даже притопнул немного ногой. Какой же упертый этот купец!
- И какой смысл разбирать камни, если мы по крайней мере останемся здесь на некоторое время? Почём ты знаешь, насколько опасны тоннели вокруг? Я видел следы крови, и следы обуви. Не думаю, что нас тут ждут с распростёртыми объятиями! А это место...

Он повернулся к озеру и поклонился сначала воде а потом столу
- Прости нас любезный хозяин этой пещеры! Мы глубоко чтим тебя и не стали бы читать твои бумаги без разрешения! Но нам надо переночевать и разгадать твою загадку, так что прости за вмешательство и спасибо за гостеприимство!

СЧАСТЛИВАЯ ПОСАДКА



"Благославен тот день, когда человек стал ткать ковры, и трижды благославен тот день, когда он научился их зачаровывать!" – так мог бы подумать на вашем месте любой. Любой, кого холод не довёл до скудоумия и механичности зомби. Стуча зубами и качаясь от головокружения, вы переносите закоченевшие ноги за край ковра – впервые за сколько дней? Под ногами твёрдая земля. Не будь вы усталы до смерти, припали бы к ней в слезах: всех ужасов этого полёта не вынесет ни одна память и не стерпит ни одна бумага, некоторые постыдные моменты его вы никогда не будете обсуждать даже в кругу близких, а самые ужасные – будут терзать вас в кошмарах до конца дней. Что такое пролететь Фаэрун с юга на север не ступая на землю?

  В обычный полуоблачный день в городе Невервинтере два дварфа случайно наткнулись друг на друга. Пышнобородые были знакомы и уже несколько лет не виделись. Слово за слово, и чернобородый, известный второму как Гандрен Роксикер, поведал своему старому приятелю, Мурадёру, о том, что у него и его братьев наметилось очень выгодное дельце. Зная своего друга, Гандрен предложил присоединится к его делу, но о всех деталях поведает позже.
  Поглаживая свою бурую бороду (хотя чего греха таить дварф поглаживал свой большой живот) Мурадёр зашёл в таверну. Его старый друг попросил найти ещё несколько "людей", к которым Мурадёру стоит присмотреться за время первого задания, чтобы приобщить их к дальнейшим работам. Роксикеру нужно было доставить повозку в Фандалин и он посчитал такую миссию хорошей проверкой благонадежности наёмных авантюристов. Дварфы договорились встретиться возле этой таверны через несколько часов. Гандрен привезёт повозку, а его многофунтовый товарищ приведёт охранников для сопровождения её.
  Дварф зашёл в таверну не один. Первым его спутников в этой миссии стал гном по имени Юрти. Старый (а может нет, даже Мурадёр не помнил своего точного возраста) бородач был уверен, что гномец слышал конец их беседы и поэтому так удачно подвернулся сразу, и также легко согласился на предложение. Внутри таверны наметанный глаз дварфа сразу обратил внимание на по всей видимости особу знатного состояния и рода. Артура Ливси, а именно так звали эту особу в чёрной шляпе, Мурадёр решил попытаться нанять не сколько для найма на дело, сколько для опустошения его кошельков. На тот момент дварф ещё не знал, что этот человек такой же плут, как и он.
  В уголке за деревянным столом сидела пара эльфов. Образованная только что троица не знала, что остроухие далеко не пара и даже не знакомы. Дуклинг, который давно не видел других лесных эльфов, очень рад был увидеть в этой богами забытом месте такую прекрасную особу как Амалеан. Он подсел к ней познакомиться, как тут ему помешали подошедшие. Возможно, он бы и отказался от предложения "ходячей бочки" с бурыми волосами, если бы на приглашение того присоединиться к их путешествию не пристала эльфийка. За этими небесного цвета глазками Дуклинг в тот момент мог пойти даже и с этими незнакомцами, чьё общество у него не вызывало никаких эмоций.

***

  Как и было оговорено, дварфы снова встретились. В новой компании был и Роксикер: его сопровождал доблестный с виду воин, который представился отряду Сильдаром Холвинтером. У него были дела в Фандалине и он согласился составить компанию в дороге Гандрену. Дварф-наниматель же очень спешил, но хотел познакомиться с выбором Мурадёра, а также передать повозку в их руки. На лошадях Роксикер с Холлвинтером доберутся быстрее, покуда на телеге с волами у новообразованного отряда путь займёт пару дней. На знакомстве и передачи повозки с инструкциями, которые гласили разыскать лавку «Провизии Бартена», их короткая встреча и закончилась. Пара, состоящая из дварфа и человека, ускакала на своих конях, на последок крикнув, что уже и за это поручение по доставке повозки в Фандалин каждый получит по 10 золотых монет.

***

  Несколько дней следуя по главному тракту к югу от Невервинтера вы провели без происшествий. За пару миль до поворота на Триборскую тропу Мурадёр объявил, что сегодня к вечеру они уже прибудут в Фандалин. Круглому коротышу натерпелось узнать, что же за дельце там устроили братья Роксикеры. Остальные приняли эту весть одобрительными вздохами и кивками. Работёнка оказалась непыльной, да и за такую прогулку неплохо заплатят.
  Гном Юрти уведомил негласного лидера, дварфа, о том, что ему уж очень нужно отойти в кустики. Никто его не видел накануне вечером на привале какое-то время, а гном спустя время вернулся с довольным видом. К сожалению для последнего, съеденный куст ягод никак не сказался благоприятно на желудке наименьшего существа отряда. И зов природы изнутри просился наружу. Мурадёр не собирался ради него оставлять движение их "каравана", но Дуклинг заверил, что останется с гномом и осмотрится, пока тот завершит свои дела, а потом быстроногий нагонит отряд с коротышкой на руках. Юрти поморщился на его словах, представив себя на таком "скакуне", но спорить не стал. На том и порешили.

Но одно дело стоять внизу, пока дварф-собрат совершает подвиг, и совсем другое смотреть, как соратник бросается в битву, от которой ты отказался.
— Да шоб тебя! — пробормотал себе под нос Гиссак и ухватился за верёвку. — Не бывать такому, чтоб эльф смелее дварфа был! — подбодрил себя, взбираясь. Тем более, что следопыт сам на помощь позвал. Главное, не смотреть вниз.

Тирнан Две Стрелы

Факел улетает вниз, мигая, как светлячок. Он упал далеко, плеснув огнём блёкло. Почти точка отсюда. Футов 70 — может больше. Придётся связать несколько верёвок. Стены неровные, почти отвесные. Если есть угол — он неразличим глазу. Слишком широк раствор, чтобы можно было упираться сразу в две стены, придётся карабкаться, цепляясь за выступы одной из них. Гиссак надёжно закрепил верёвку. Должно получиться.

Несмотря на достаточно богатый опыт, Гёссер считал себя идеалистом. Он верил, что в момент нужды Империум способен действовать как единое, подчиненное высшей воле оружие, способное одолеть любого врага. Под конец, чем была вся история человечества, как не монументом его величию и способности выживать и превозмогать препятствия, что козни ксеносов и воля Темных Сил ставила на его пути? Даже в самые темные времена люди были чем-то, что вселяло надежду в душу Кристобальда.

К сожалению, подобные ситуации были гораздо более четко видны в исторической перспективе. Планшеты с хрониками, старые тома летописей, пикт-записи и прочее содержимое архивов давало увидеть глобальную картину, увидеть лес, не принимая во внимание скрюченные и уродливые деревья, встречавшиеся не так уж и редко. А сейчас именно на такое дерево аколит метафорически смотрел.

Метафорически. Фактически он смотрел на Соломона, говорившего о том, что ни техножреца, ни астропата у них не будет.

И это было предсказуемо. И, хотя Гёссеру очень хотелось сорваться на ком-нибудь или чем-нибудь, он не мог себе этого позволить. Но желание было. Несмотря на то, что разум подсказывал аколиту, что от подобных действий мир сильно пострадает, а реальность не предоставляла возможности оные действия даже начать реализовывать, он не мог не задуматься о показательной казни тех, кто настолько боится рисковать и тратить ресурсы, что готов поставить родной (или не родной) мир под риск. Фактически от аколитов требовали спасти мир, или, по меньшей мере, определить степень угрозы этому миру, но ресурсов у них было не больше, чем у тех же злосчастных гвардейцев, которых отправили на, почти наверняка, верную смерть. Или что похуже.

- Понятно.

Кивнул Гёссер Соломону, и задал несколько вопросов о личности проводника. Всегда лучше знать о людях, от которых может зависеть твоя жизнь, побольше. Хотя чужие слова не более чем просто слова. Впечатление Кристобальд предпочитал формировать самостоятельно. И нельзя было сказать, что впечатления были хорошие. Гёссер знал этот тип – аристократы-романтики. К сожалению, на службе Инквизиции куда лучше выживал другой тип аристократов – циничные ублюдки. Но романтики могли пойти далеко, особенно при наличии некоторой удачи.

Когда девушка представилась, Гёссер коротко кивнул, приветствуя ее. Поправлять Каллахана он не стал – если Ван Дайк не проинформировал Николетту о составе группы, смысла отказываться от небольшой конспирации не было. Тем более что у гвардейца был определенный дар, изредка сбоивший в пошлом направлении, но определенно присутствовавший. Давать имена и прозвища Кассий умел.

Закинув сумку со своим снаряжением под ноги, он уселся, и принялся слушать рассказ ван Хеккинг об Эльдерне. Это было полезно, но не критично – что бы ни было внутри периметра, свои функции оно изменило после катастрофы. Кристобальд читал о попавших в изоляцию городах и станциях, и знал, что без сильного лидера, способного действиями и словами удержать толпу, ситуация всегда приводит к демонстрации худших черт человечества.

Хотя опыт и подсказывал, что, если источником аномалии является артефакт, связанный с Имматриумом, стоит начать поиски с обеспеченных кварталов, особняков аристократии и дворца правителя города, Кристобальд знал, что это всего лишь предрассудок, и не стоит подходить к делу исходя из своих предубеждений. К тому же, первым пунктом их пути должен был быть Старый Город – место, где проводили раскопки техножрецы.

- Вперед. И да пребудет с нами Император.

Гёссер не любил пышных речей. Он мог заткнуть за пояс многих ораторов, но сейчас это не было необходимым. Все присутствовавшие знали, зачем они здесь, и знали, на какой риск шли – их не нужно было лишний раз вдохновлять. Во всяком случае, Кристобальду так не казалось.

Попутно Гёссер отметил, что Николетта явно не была посвящена в некоторые детали работы аномалии, если считала, что существует возможность связаться с ними по вокс-связи. Либо "Комиссар" ее неправильно понял. Это не было существенно – хотя Кассий не забыл спросить вокс-номер у очередной привлекательной девушки.

То, что город выглядел мирным, могло быть лишь иллюзией. Односторонней иллюзией, дающей возможность совершить идеальную засаду. Что-то подобное в "праймере" он читал про технологии эльдар. И по-прежнему исключать колдовство, несмотря на то, что даже при приближении "Борода" ничего не почувствовал, нельзя было. И нападение могло состояться в любой момент.

К этому Кристобальд был готов. Но не к тому, что произошло дальше. Николетта с телохранителями не смогла покинуть город, оказавшись в западне вместе с отрядом. Когда фургон сделал разворот и подъехал к остановившемуся лимузину, Гёссер остановил его так, чтобы он мог служить хоть каким-нибудь укрытием от нападения. Потому что действия отряда его не впечатлили. Половина решила потыкать барьер пальцами. Конечно, тот факт, что попытавшегося преодолеть его с разбега телохранителя не испепелило, делало этот поступок менее глупым, но…

Гёссер вздохнул.

- Кассий, посмотрел вблизи? Теперь смотри по сторонам. То же к остальным относится. Гран, хоть что-нибудь почувствовал?

Если барьер имел какую-то связь с Имматериумом, что было более чем вероятно, хоть какие-то ощущения псайкер должен был испытать. Подойдя к лимузину, Кристобальд встал в полоборота, чтобы иметь возможность видеть и нежданных спутников, и часть города.

- Граница сместилась. Либо кто-то ведет двойную игру.

Ответ на вопрос Грана был очевиден.

- И мы сейчас посмотрим.

Следующую команду он субвокализировал по внутреннему каналу вокса.

- Ярра, Гран, придержите телохранителей, если будут дергаться.

Он подошел к Николетте. Протянул руку, чтобы помочь ей встать.

- Леди ван Хекинг, возьмите себя в руки. Безвыходных ситуаций не бывает, и Император защищает тех, кто не ломается под испытаниями. Я задам вам несколько вопросов, и мне нужны четкие, честные ответы.

На секунду губы Гёссера чуть искривились в мимолетной кривой улыбке. Голос его стал чуть тише - он обращался к Николетте.

- Вам повезло, что вы оказались в подобной ситуации с теми, кто знает, что делать. У многих полевая первая миссия была куда хуже.

Бранмор смотрел в огонь, но мысли его были не здесь. Он даже чуть-чуть улыбался, если присмотреться к лицу. Кто-то мог бы счесть это мечтами о награде, но Дейн был человеком иного типа. Он уже получил дар, еще до начала пути, и душа странствующего жреца была согрета касанием божества. Самого Латандера! О, это было не простое видение, Бранмор мог отличить вещий сон от обычного, хоть это и случилось у него впервые. Парадоксально, но за столько лет служения Владыка Зари впервые появился в снах своего верного слуги. Да и то сказать – обычно уставший путник погружался в черную бездну забвения, изредка случались обрывистые бредни. И тут...

Пилигрим легонько нахмурился, подняв глаза над костром. В небе сверкали звезды, до зари, до утренней молитвы было еще далеко. Но что значил его сон? Он задавался этой мыслью весь день. Что хотел от скромного пилигрима Латандер?

Взгляд клерика прояснился, и он снова легонько улыбнулся. Если бог выбрал его, значит он справится. Это добрый знак. Пилигрим оглядел по очереди своих спутников.

– Этим утром мне явился Латандер, – сказал он со значением. – Это значит, что наш поход благословлен Им. Вспоминайте Его поутру, друзья, и верьте, что Он пошлет нам удачу. Это не обязательно значит, конечно, что поход будет легким, но с Его благословением – мы справимся. Главное – верить.

От Бранмора исходило тягучее, теплое ощущение спокойствия. Он смотрел в костер и улыбался, думая о завтрашней заре.

Том, оставивший фотоаппарат и помогавший своему молчаливому коллеге, не отрываясь от процесса отвечал Цышкевичу:

- Да, мы вызовем, конечно. Как закончим с этим, — он махнул в сторону треног с стоящими в углу комнаты, ещё не развёрнутыми 3D-реконструкторами — что бы пёс не оставил своих биомаркеров на реконструкции.

Сам Гризли, тем временем, принялся шарить по вещам и гаджетам убитого. Бегло проверил смарт-ТВ в жилой комнате — ничего интереснее вроде подписок на эротические каналы. За действительно ценными сведениями пришлось проследовать в спальню — там, помимо полуторной кровати и кресла, был стол с явно дорогим и мощным персональным компьютером — несколько мониторов, голопроектор, студийный микрофон — серьёзный и дорогой, с поп-фильтром. Кругом провода, контроллеры, всевозможные гаджеты. Какие-то коробки, с эмблемой "Карлсон и Питерс", в которых были малопонятные Драгославу технические приблуды. В углу комнаты — подарочный пакет с бутылкой дорогого вина от клуба «Дерилий», с подписью «Спасибо за то, что были с нами!». Вино не открыто. В противоположной стороне — кресло-капсула для погружения в виртуальную реальность, с шлемом вроде того, что мелькнул на голограмме у коронера. ПК был запаролен — однако, немного порывшись в вещах на столе, Драгослав нашёл принадлежавший Гаррету блокнот, "Молескин", с разными записями. Здесь, среди странных технических записей, непонятных последовательностей цифр похожих на криптовалютные кошельки, кусков кода и каких-то функций, и записей о переговорах с рекламодателями полугодовой давности, на последних страницах нашёл пароль. Ввёл его — и пароль подошёл.

Полазил немного в истории браузера. Куча разных сайтов на техническую тематику, блоги на околополитическую тематику, новости. Плюс, Гаррет судя по всему интересовался ценными бумагами, ставками на спорт и криптовалютой. В частности, некой BlinkChain — виджет с колебаниями курса за неделю был прямо на рабочем столе. На почте — среди килотонн спама, переписка с бывшей женой, переписка с техподдержкой Ибиумского отделения ГалаТубы по поводу демонетизации какого-то из роликов, переписка с разными организациями платившими Гаррету за рекламу в его роликах. Одно из последних сообщений — от некоего человека, по имени "Эррол Б.". Он спрашивает почему он не пришёл на встречу. Письмо написано вчера утром. Судя по подписи, Эррол Б. — макретолог организации, известной как "Союз Свободных Ставок".

Интересная деталь, которая не могла проскользнуть мимо детектива: никакого телефона. В смысле, вообще. Его просто нигде нет. Драго даже нашёл в столе зарядку, с характерным фирменным разъёмом для смартфонов от догманской Hypersoft. Но телефона, который им заряжают, нет.

Параллельно подумал о "Флаксе". Цышкевич, на самом деле, не то бы очень хорошо знал как он работает с медицинской точки зрения. Насколько он помнил, в основе — синтетический психоделик, триптаминовой группы, то есть родственный известному испокон веков диметилтриптамину, DMT, "Молекуле Духа". Плюс вспомогательные вещества, сплошь страшные медицинские слова: "ингибитор моноаминоксидазы", "ингибитор выработки ацетилхолинэстеразы", в таком духе. Точной формулы "Флакса" нигде нет — всё таки у наркокартелей нет государственных стандартов, версии от разных "производителей" (или, как их называют на улице, разные "сорта") — они слегка отличаются. Однако, основное действующее вещество, и основной эффект — всегда одинаковы. Если DMT вызывает фантасмагорические галлюцинации, то активное вещество во "Флаксе" имеет несколько обратный эффект — "гиперконцентрацию" на реальности. Изменённое состояние сознания, похожее на переживаемый наяву осознанный сон. Или на "потоковое состояние сознания", но только усиленное. Тысячекратно. Отсюда и название, что значит "Поток", со старотерранского.

Как описывают эффект сами флаксовые наркоманы, с которыми Драгослав вдоволь наобщался в своё время — всё, чем занимается человек, в таком состоянии сознания кажется ему имеющим некий высший смысл. Подчиненным некой, абсолютно однозначной и понятной, «великой вселенской цели». Любое занятие, вне зависимости от того насколько оно рутинно или утомляюще, вызывает эйфорию. Многие добавляют к этому интенсивные религиозные и мистические переживания, ощущение всесильности, вседозволенности, полного контроля — над своим телом, над другими людьми, над окружающим миром. Иногда — вплоть до ощущения способности (мнимой) изменять реальность волевым усилием. «Дождь пошёл, потому что я так хотел» — в таком духе. Побочные эффекты, впрочем, серьёзные. От необратимых и потенциально фатальных изменений в головном мозге, суть которых Драгослав не совсем понимал. До комплексной деградации внутренних органов, нагрузки на сердце, и вот катаракты, тоже. И ещё жесточайшая психологическая зависимость. Один раз войдя в «гармонию со Вселенной» многие люди, особенно слабовольные, особенно лишённые каких-то серьезных убеждений, целей в жизни, «стержня» — будут всегда пытаться испытать это состояние ещё раз. А потом ещё и ещё. Пока они не теряют возможность жить без этого.

А потом их организм даёт сбой, и из предыдущего предложения исчезают два последних слова.

Зато Цышкевич хорошо знал, откуда "Флакс" приходит. Потому что на планете, да и во всей звёздной системе, его не делают. Основной компонент синтезировала военная лаборатория на Соллакаро-4 где-то весной '94. Большие лбы хотели сделать из этого стимулятор для военных, дать им возможность без остановки воевать в условиях постоянного психофизического стресса. Даже были короткие войсковые испытания — летом 94-ого, у десантников на Третьем Фронте. Проваленные с треском, естественно. Однако каким-то образом криминальное подполье на Соллакаро получило формулу и синтезировало "Флакс" в 95-ом. Предположительно оттуда он растекается по всей стране и за рубеж. За оборот Флакса на Ибиум-4.2, да и во всей стране, отвечают в первую очередь крупные межпланетные преступные сообщества — группировки конийской мафии, галатийской мафии, даже клан ксеносов - Ха'Тширр из "Багровых Когтей". Цышкевич знал нескольких уличных дилеров здесь, в Нью-Бёртоне — происхождение наркотика, который они реализовывают, всегда замыкается на представителях одной из этих трёх групп.

К слову, тут как нельзя кстати вспоминаются пакет с вином. И билеты, которые в пиджаке убитого нашёл Эр-Джей. Точннее, место откуда они пришли — ночной клуб "Дерилий", в богатом деловом районе Хай Кастл, неподалёку. Владелец клуба — Габриэль О'Галлагер, галатиец. Цышкевич не встречал его лично, но имел по долгу службы с ним "общих знакомых". В соседнем 57-ом участке "Галлагерской ОПГ" занимаются уже года три, наверное. Драгослав даже пересекался пару раз с детективом из отдела по борьбе с наркотрафиком оттуда, расследующим его дела, неким Кортни Фаррелом (довольно скользкий, неприятный тип). Причём сам Габриэль разок уже отсидел — за вымогательство — но вышел досрочно в начале этого года. У коллег есть более чем серьёзные основания полагать, что среди четверых братьев и одной сестры, (предположительно) всех действующих сообща, он у них (предположительно) старший над ячейкой в Нью-Бёртоне. И какая-то часть оборота "Флакса" в городе проходит через него. Но, разумеется, железобетонных доказательств нет — иначе бы он всё ещё сидел, и далеко не за вымогательство.

Был ли убитый Райан Гаррет знакомым О'Галлагера, или обычным посетителем клуба — вот этого Гризли знать не мог. Никаких намёков в личных вещах или переписки нет. Кроме того — Гаррет был ординалистом. Среди них достаточно радикалов, мечтающих или готовящихся к революции. А вот О'Галлагеры, как и наверное вся галатийская мафия в стране — аполитичны. Они любят порядок и спокойствие. Революция — не слишком хорошо для бизнеса.

...
..
.

Внизу, у поста охраны с камерами, сержант Андерсон косо и подозрительно посмотрела на Эр-Джея. Потом глянула на сидящих у пульта охраны констеблей, с тенью лёгкой паники в глазах. Отвечал сперва один из них. Тот что был постарше, с уставшим лицом.

- Ах да. Ящики, точно. Ящики. Мы их вскрыли, разумеется. Ничего серьёзного. Несколько флаеров. Мы уже запаковали их и забили в систему. Вот, взгляните.

Констебль достал из чехла с планшетом пластиковый мешочек с несколькими цветастыми рекламными буклетами. Какие-то "уникальные предложения" от брендовых магазинов, уведомления о распродажах в магазине мебели, прочий рекламно-информационный мусор. Кроме одного — бело-зелёный буклет "Союза Свободных Ставок", расписывающий преимущества оформления ставок онлайн у них. Эмблема с футбольным мячом, стоящем на пьедестале из золотых монеток. Где-то Ричард сегодня это уже это видел.

- Детектив, я прошу прощения. — Андерсон, с озабоченным видом, убрала взгляд от экрана и попыталась объяснится, потряхивая смартфоном. — Это мой сын. Он купил себе IC-36e в прошлом году, в кредит на 28 лет. Он прислал... ну... в прочем, смотрите сами. Я уже даже не знаю, что может быть связано с этим делом, а что нет.

Андерсон, чувствуя давление под напористым взглядом детектива, преодолела внутреннее сопротивление и протянула детективу свой телефон с открытым мессенджером HowDown. Там у неё шла вялая переписка с неким улыбчивым, представительного вида молодым человеком, 20-23 лет на вид, названным "Дональд" (и удивительно похожим на неё, этого не отнять). В переписке несколько сообщений — Ричард бегло пробежался по ним. Андерсон говорит своему сыну "делай что говорят, потом объясню", её сын пишет что "я не отдам её никому, даже на три дня, пошли они нах". Началом разговора стала ссылка, которую Дональд прислал ей минут 5 назад. Ссылка с новостью на сайт ISIBN — Ibium System Interplanetary Broadcasting Network, крупнейшей новостной сети в звёздной системе.

"IBI SYSTEMS объявила об отзыве 25 тысяч персональных интимных компаньонов модели IC-36e для проведения внеплановых проверок."

Сегодня в полдень по местному времени, Анжела Виккерсен — пресс-секретарь в штаб-квартире корпорации в г. Нью-Бёртон, на Ибиум-4.2 — объявила на странице в своей социальной сети Chipper, что компания произведёт отзыв 25 тысяч андроидов и гиноидов модели IC-36 в модификации "E" по всей планете, для внеплановой технической проверки и анализа соблюдения владельцами условий пользовательского соглашения. Согласно тексту пресс-релиза, выложенному госпожой Виккерсен, отзыву подлежат только образцы с серийными номерами, выбранными алгоритмом в случайном порядке. Проверки будут происходить на заводских комплексах IBI Systems в Нью-Бёртоне (район Талос Плаза) и Хэдингхэме (район Новый Уэллс) и займут около трёх суток. Виккерсен передаёт, что для владельцев, оформивших бессрочный план сопровождения, процедура полностью бесплатная, все расходы по транспортировке компания также возьмёт на себя. Согласно тексту заявления, выбранные алгоритмом синтетики сами узнают о том, что им необходимо проследовать на проверку, однако вы можете проверить это самостоятельно, введя его/её серийный номер в специальной форме на сайте IBI Systems в планетарной Сети.

Пресс-служба компании напоминает, что препятствие сотрудникам IBI Systems в осуществлении их законной деятельности, такой как забор синтетиков для осуществления проверок, является серьёзным нарушением пользовательского соглашения и может повлечь за собой перманентный отзыв прав на владение.

По непроверенным данным, решение об отзыве может быть связано с убийством на Хайландер-стрит, произошедшим сегодня утром — однако официальные представители полиции на данный момент отказались от комментариев. В Нью-Бёртоне уже состоялась серия одиночных пикетов — протестующие просят остановить "цифровой геноцид" и призывают к бойкоту IBI Systems. Фондовые рынки уже отреагировали — так, открытие торгов на Центральной Таллонской бирже уже отозвалось падением акций IBI Systems почти на 0,8%. Специалисты считают, что падение будет продолжаться.

Усатый пожилой охранник в лазурного цвета рубашке, пока Ричард читал новость, достал откуда-то из стола широкий журнал. Перелистнул несколько страниц из смарт-бумаги. Бейджика у него не было — только нашивка с пафосно выглядящей эмблемой ЧОП, на которой изображён лев с короной. Охранник бегло изучил содержимое одной из страниц, и пододвинул журнал к детективу. Холодно, равнодушно произнёс.

- Это Леброн Баллард, сэр. — Пожилой охранник указал на открытую страницу. — Здесь всё есть.

Дюмон с интересом принял телефон у сотрудника метро.

- Боюсь, сержант, в ближайшее время это будет наименьшая из её проблем. Если она проходит по нашему делу, Корона ей за свой счет организует целый билет до тюремной колонии, копать титан или гелий-3 или еще что-нибудь.

...

Буйную девицу доволокли с приключениями обратно до "Роуз энд Вайолет". Документы у неё, конечно, были занятные. Мигрантка на нелегальном положении. Что-то маловероятно, что у борделя с синтетическими андроидами высшей пробы подобного рода, с позволения сказать, инженеры.

Морис снова подошел к Стефани.

- Мадмуазель Бриггс, прошу прощения за беспокойство. Скажите, пожалуйста, вам знакома эта женщина? - он указал на "Ариеллу Сильвейру де Ассунсао" - Она выдавала себя за сотрудницу вашего, кхм, заведения, но попыталась бежать от инспектора Ростовой при дальнейших расспросах. Если она у вас не работает, значит, она влезла с какой-то зловещей целью. Вам стоит проверить системы безопасности, плюс убедиться, не пропало ли чего-то ценного. Это мог быть её не первый визит. Плюс, раз уж мы вернулись, вы, кажется, говорили про возможность получить информацию по Гаррету и Рите из ба...

И тут снаружи раздался звук подъезжающей машины. Крупной.

- Sacrebleu! - выругался он под нос. Нервно дернулся, положив руку на кобуру. В такую машину может влезть целая бригада киллеров или наемников. Несколько секунд он судорожно выждал, ожидая выстрелов или пинком открываемых дверей, залетающих в окно гранат.

В голове на несколько секунд возникли видения с Эсне.

- Полковник! Противник прорвался через баррикады на Рю де Флер!
- Нужны боеприпасы, боеприпасы! Ленты к пулеметам уже почти кончились!
- Они уже почти у центра атмосферного контроля! Огонь, огонь на подавление!
- Карлсландцы отступают! У нас какие-то странные сигналы с орбиты! Что за...

Лицо Абдул-Хакима в респираторе нависает над ним, под его бровью кровь струится каплями. Он пихает что-то к лицу, что-то твердое, пытается прицепить ремешки.

- Морис! Морис-ага! Очнись!

Что-то падает с неба, словно дождь. Словно дождь из осколков стекла. Абдул-Хаким ругается на конийском.

- Он надышался неочищенного воздуха! Нужен кислород, срочно!

Тяжелый вдох через маску. С неба падает что-то. Завиток, похожий на прозрачную розу. Прямо с неба, вертикально вниз, как будто хочет опуститься прямо на лицо, словно падающий с неба лист. Абдул-Хаким кричит что-то неразборчиво, и начинает тащить его за ноги. Голова бьется об пол затылком, раз за разом. Куда... зачем... Лепесток ведь так близко...

Вздрогнув, Морис вышел из транса.

- Сержант Мюррей, - чуть дрожащим голосом произнес он. Пожалуйста, посмотрите, что за гости нам пожаловали.... уж не журналисты ли? Тогда не впускать ни в коем случае!

Кончилось всё уже на самой платформе, под шум прибывающего поезда: беглянка взвыла и заругалась на незнакомом Наталье языке, едва та её перехватила и заломала. Какое-то время она дёргалась и пыталась сопротивляться, однако единственное чего она добилась — это выпавшего из кармана телефона. Да и смысл был уже, скорее, в том что демонстрировать характер и давить на жалость — на большее у неё сил уже не хватало, по ней видно было как она измотона погоней. Однако на толпу прохожих вокруг значок оказал намного более серьёзное впечатление. Рядом подоспел Дюмон, констебли из 13-H, а спустя минуту — и сержант Мюррэй со своими молодым напарником. И, ещё — немолодой и чуть полноватый сотрудник метрополитена, в синей форме с золочеными пуговицами, при рации. Отчеканив в неё, что "всё в порядке", он улыбнулся уголком рта глядя на задержанную.

- Напомните ей при случае, — Он подобрал телефон беглянки с пола, протянул его Морису, — что проход через турникеты стоит четвертак.

...
..
.

Спустя некоторое время

В сервисном помещении подвала ROSE & VIOLET столпилась небольшая группа людей. Детективы Дюмон и Ростова. Сержант Мюррэй, вставший поперёк входной двери и скрестивший руки над бронежилетом — своими закатанными рукавами, массивными бицепсами и фирменным угрюмым лицом он явно намекал, что любая попытка выйти из помещения возможна только через него. Сюда же пришла и мисс Бриггс, с озабоченным лицом стоявшая в углу с небольшой папкой. И, конечно же, беглянка — которую молодой констебль усадил на кресло у мониторов диагностического оборудования, постоянно дежуря в непосредственной близи от неё. По дороге обратно госпожа Ариелла пыталась удрать ещё раз, а при загрузке в патрульное авто — попыталась укусить Ростову за руку. Ещё двое констеблей — из 13-H — стояли снаружи, о чём-​то полушёпотом переговариваясь за дверью. И ещё один, молчаливый полицейский остался на самом верху, у стойки администратора, "переписывать теперь к херам этот грёбаный рапорт".

В сумке, которую беглянка перед побегом стащила из соседней комнаты (озаглавленной не иначе как "СЕРВИСНЫЙ СКЛАД"), нашлись её документы. Не стандартный виварийский ID, а пластиковая "Синяя Карта", иначе — вид на жительство. Если ему верить, то смуглокожая коротковолосая девушка на нём — некая Ариелла Сильвейра де Ассунсао. 25 стандартных лет, гражданка Колониальной Республики Вальверде. Документ, конечно, очень красивый, с эмблемой Королевской Иммиграционной Службы со щитом, мечом и окружающей их печатью, с разными техническими метками и LR-​кодом... но только вот он просрочен. Выдан в феврале '94, закончился в феврале этого. Никаких других документов при себе у неё не нашлось.

- А разрешение на работу? — Молодой констебль пытался её разговорить, изображая карточку пальцами. — Visto? Trabalho? Где?

Ариелла, запыханная и с влажными глазами, усердно старалась смотреть в другую сторону. Мисс Бриггс тем временем с задумчивым лицом изучала несколько листов смарт-бумаги у неё перед лицом. И ещё снаружи, у входа в публичный дом, раздался шум припарковавшегося автомобиля, размером эдак с микроавтобус. И хлопки дверей.

* * *

Гризли проснулся, а если вернее — пришел в себя уже в участке.

Он так и заснул в проходной "земли" на софе, обитой искусственной кожей. Заснул прямо в одежде, укрывшись собственным пиджаком. Рабочий день затягивался вот уже на трое суток, и Драго бывал дома лишь урывками. Умыть и выбрить лицо, поесть, а затем снова возвращаться в участок. Семнадцать дел. Семнадцать. Это значит, что отведенные на работу штатные двое суток (два через два, с девяти утра до девяти вечера) ты тратишь только на бюрократические проволочки. А вот оставшиеся двое как раз и уходят на рытье земли. Рытье земли и общение со всякими уродами — стукачами, осведомителями, уркаганами, маргинальной шпаной, а также прокурором и дежурным судьей магистрата. И даже когда уходишь на выходной, полицейский участок не перестает работать. В очередной возвращаясь на "землю", можно внезапно увидеть еще пару-тройку дел.

Капсула эрзац-кофе с шипением растворяется в кружке с кипятком.

Приходи в себя. Приходи в себя и принимайся за дело.

Вычитать, заполнить, отсканировать, послать запрос. Вычитать, заполнить, отсканировать, послать запрос. Вычитать. Заполнить. Отсканировать. Послать запрос. Убийство по мотивам мести. Убийство в ходе бытовой ссоры. Убийство, которым закончилась попытка изнасилования. Убийство в ходе дележа наследства. Одного зарезали. Второго забили насмерть. Третьего намотали на бампер гравикара. Четвертого в состоянии аффекта задушили его же пуповиной. Страницы отчетов. Тома дел. Терабайты человеческой боли — боли настолько концентрированной, что способна наживую выточить на лице еще пару морщин. Еще пару к десяткам имеющихся.

Глоток обжигает гортань.

Мало того, что два с половиной дистрикта прицепом притащили еще трупов, так помимо этого начальник с самого утра на измене. Не к добру. Чутье подсказывает, что не к добру, а оно не ошибается. Неужели и правда сократят? Похер. Пусть сократят. Гори оно уже все огнем. Невозможно так работать. В любой корпоративной СБ человека, видевшего ДКР изнутри, оторвут с руками. Да и бороться с промышленным шпионажем и утечкой коммерческих тайн — это не тыщу страниц писать о том, как один алкаш порезал розочкой другого. Идиотизм сраный. Давно уже знающие люди говорили — пора валить. Но Драган как отнекивался, так и продолжает. Слишком многого вне полиции будет не хватать. Ствола. Жетона. Машины служебной. Да и осознания того, что за твоей спиной не чьи-то банковские счета, а страна. Пусть и несовершенная, пусть и со своими косяками, но уж какая есть.

Родину не выбирают.

Еще и Эр-Джей. Старше и матёрей — даром, что носит звание "младшего инспектора". Талантливый. Но алкаш. Но талантливый. Ладно, важно не допускать рецидивов, и все будет на мазях. Наверное.

— Как спалось, Эр-Джей? — спросил Гризли и улыбнулся. После присоединения Бэйзуотера и Грейвстока эта шутка была особенно смешной.

* * *

Попав в Следственную Специальную Группу, он мгновенно поскучнел и ощутил какой-то особенный упадок сил. В бытность тюремным сыскарем Драго, когда его назначали в подобные Специальные Группы, испытывал диаметрально противоположные чувства. Столь же особенный прилив сил, инициативу, стремление оправдать возложенное доверие. Но в нем тогда и весу было фунтов на шестьдесят поменьше, и выбитый в драке мизинец из сустава не вылетал, и вообще. Гризли постарел. Постарел, и теперь перемены воспринимались болезненно и со скрипом. Как, наверное, воспринимается воином на стене осажденного замка залп вражеских катапульт. Смотришь на эти летящие по небу валуны, а в голове лишь одно.

Щас тряханет. Щас тряханет.

Один труп на четыре рыла. Здорово. Да и несложно вроде. Разве что не получится бесконечно крутить хвосты волам с этим делом. Шеф еще и предположения выдвигает странные. Андроид убил человека? Чего ради? Легче поверить, что кто-то попал вместе с андроидом в квартиру, кончил жертву, а затем похитил андроида и смылся. Возможно, именно поэтому Киркланд и дал Холланду в рог, когда тот полез к киберам. Наверняка там побольше знают.

— Андроида Пропавшим Без Вести нет варианта передать, шеф? А уж мы трупом займемся, — спросил Гризли. Говорить о том, что версии "андроид убил человека" доверия нет, он пока не решался. Не место и не время. Это вообще лучше с Эр-Джеем обсудить тет-а-тет.

Нью-Бёртон, ПНД 24 октября '97
11:20 по местному времени.

Раскинувшийся под облачным небом городской пейзаж исторического центра Нью-Бёртона трудно с чем-то спутать. Пару сотен лет назад дипломат из Догманской Федерации писал, что здешний городской центр воплощает "всё, чем человечество могло бы быть, если бы оно выбрало более благородный путь". Здесь величественные голо-театры с огромными резными колоннами соседствуют с монументальными правительственными зданиями, изящные и сверкающие шпили деловых центров и корпоративных офисных зданий стоят бок о бок с титанических размеров гипермаркетами. На большом масштабе всё это сливается друг с другом в сплошной бело-серо-зеркальный городской пейзаж, тянущийся с одного края горизонта в другой. Между зданиями раскинулись улицы — чистые и светлые, почти стерильные, с скверами и зелёными насаждениями, а встречающиеся тут и там вертикальные сады и фермы разбавляют и вертикальную плоскость пейзажа зеленью. Курсирующий между всем этим поток транспорта почти не слышно с высоты — городской центр закрыт для транзита крупнотоннажных грузовиков, наземных и воздушных, а владельцы чересчур "громких" аэрокаров платят дополнительный денежный сбор при влёте в центральные районы. Даже наружной рекламы — характерной черты того же омниполиса Соллакаро-4 (или любого населённого пункта в Федерации с населением больше 1 человека) — здесь очень мало. Местные законы ограничивают наружную рекламу, где и как её можно размещать. Самая эффективная реклама, к тому же, уже давно переехала в Сеть.

Анвилсмит — один из районов исторического центра. Возможно не самый престижный — по сравнению с лежащим на севере от него Сент-​Эодором, с его переливающимися в лучах утреннего света широкими пирамидальными аркологами и километровыми мегабашнями бизнес-​центров, Анвилсмит выглядит несколько невзрачно. Однако свой, особенный шарм в нём всё же есть. Среди отделений галактических банков, элитных школ и университетских кампусов, стоит одна из главных городских достопримечательностей — известный Ибиумский Музей Истории Цивилизации. Туристы со всей галактики платят крупные деньги что бы увидеть артефакты с первых колоний и прародины человечества — начиная с маленьких вещей, вроде банок из под "кока-колы", и заканчивая транспортом — от произведенных ещё на Терре автомобилей до останков первых межзвёздных кораблей XXIII-XIV веков Стандартной Эры. Пару недель назад в музее запустили новую экспозицию, посвящённую истории электроники конца XX столетия С.Э. Курсирующий по многоэтажному Шоссе 58, буквально разделяющему Анвилсмит пополам, поток туристов со всех концов страны не стихает ни на час. В желающих воочию посмотреть на тщательно отреставрированные остатки проводных телефонов, калькуляторов и первых человеческих компьютеров отбоя нет.

Меньше чем в полукилометре от музея, на Болтон-роуд, затерялась ничем не примечательная, на первый взгляд, восьмиугольная серая башня. Невысокая, едва ли в сотню метров. Укреплённая структура и тёмно-серый бетон выделяет её на фоне расположенных рядом зеркально-серебристых офисов страховых компаний, а флаги и строгий фасад в стиле виварийского брутализма отчётливо говорят что это здание госструктуры. Над парадным входом, но под посеребрённым гербом правительства Его Величества, на плашке из обсидиана высечены буквы: "МВД КСВ". И, чуть ниже: ПОЛИЦЕЙСКИЙ УЧАСТОК №82".

...
..
.

Отдел Расследования Насильственных Преступлений — он же иногда "убойный отдел", или "насильники" как его иногда называли коллеги — расположен на 11-ом этаже. Между архивами, собственным складом вещдоков и конференц-залом — раскинулось основное рабочее пространство. Широкое светлое помещение, с десятками рабочих мест для инспекторов. На каждого — по столу с вмонтированным в него терминалом, лампа, письменный набор. Звук клацания клавиш, царапания ручками листов смарт-бумаги и постоянных переговоров слился в монотонный рабочий шум. Большинство детективов, работающих здесь, начинает слушать всё это — и создавать свой шум — начиная с 9 утра.

Но есть и те, кто приходят раньше. Не от большой любви к делу, так приходится: показатели раскрываемости отдела уже второй месяц копошатся в "красной зоне". До полного дна, как у Отдела Расследования Киберпреступлений, ещё далеко — но о ежемесячной премии всему отделу с такими показателями можно забыть. Многим детективам приходится приходить работать сверхурочно, поскольку отдел откровенно перегружен работой, людей не хватает. На Дюмоне с Ростовой, например, суммарно висит расследование восемнадцати уголовных дел. Большинство из них откровенная тривиальщина — домашнее насилие, мелкие уличные преступления, бытовые убийства. У Джойстрейта с Цышкевичем не сильно лучше — семнадцать. Большинство из них такая же рутина, которая ничего, кроме времени и громадного количества писанины для закрытия не требует. И такая же картина была у всех 30 детективов в отделе.

И дело далеко не в том, что люди в Нью-Бёртоне резко стали совершать больше преступлений (хотя рост насилия, согласно статистике, присутствует). Просто около трёх месяцев назад кое-кому наверху пришла в голову гениальная идея реорганизовать распределение территорий среди участков, отдав 82-ому беспокойные районы на "заводской" окраине — такие Бэйзуотер, Грэйвсток, и северную часть района Люксор Парк. С тех пор детективы — да и все остальные в 82-ом — работают значительно больше. А получают столько же, а то и меньше.

Однако сегодня, кажется, какой-то особенный день. Около половины десятого начальник отдела суперинтендант Холланд ушёл куда-то наверх, сказав что утренняя планёрка переносится на 11. Большинство детективов молча продолжили работать, кто-то ушёл пить утренний чай, у Ростовой появился шанс пораньше посетить психолога участка. Однако время идёт — а его всё нет. Среди оставшихся в информационном вакууме детективов поползли разные слухи. Кто-то стал говорить, что Холланда собираются увольнять, а отдел реорганизовывать. Другие говорят что слышали, мол, произошло какое-то крупное дерьмо. В общем, ничего непонятно.

...
..
.

В 11:15 начальник всё таки вернулся, раздражённой походкой проскользнув через отдел с охапкой папок. Сверкнув лысиной напоследок — громко хлопнул за собой дверью кабинета. Какое-то время он на повышенных тонах разговаривал по телефону, пока не утих и не высунулся из двери своей командирской будки, с загадочным прищуром разглядывая своих детективов. Пока, наконец, твёрдым голосом не постановил:

- Так. Ростова, Дюмон! И ещё... Цышкевич, Джойстрейт! Давайте в конференц-зал. Прямо сейчас. Живенько.

Оставив остальной отдел недоумевающим позади, пятеро полицейских собрались в расположенном в конце коридора конференц-зале, обычно используемым для брифингов и всевозможных докладов. Дождавшись пока четвёрка детективов рассядется по местам, суперинтендант Холланд встал перед кафедрой. Пультом включил голопроектор сбоку от него: тот отобразил синюю полупрозрачную трёхмерную карту города, центрированную на светло-жёлтой отметке: "УЧАСТОК №82".

- Значит так. Я вас сейчас обрадую. Вы четверо теперь — Специальная Следственная Группа.

Холланд что-то пощёлкал в кафедре, и голограмма города перенеслась на юго-восток. В спальный район ближе к окраине. Люксор Парк, северная часть. Один из "новых" районов, доставшихся 82-ому около 3-х месяцев назад.

— У нас труп. Некто... — Холланд подсмотрел в бумаги — некто Райан Оливер Гаррет. Если вы никогда о нём не слышали — я не удивлюсь, я тоже. Однако же — сравнительно известный местный блоггер, политический активист, ординал-демократ. Найден мёртвым у себя дома. 77 Хайландер-​стрит, многоквартирный жилой комплекс. Но это не всё. Независимо от этого сегодня в 9 утра в дежурку поступил звонок из публичного дома "Роуз энд Вайолет" на Чичестер-​роуд. Администратор заявила, что клиент не вернул им их робота. И не выходит на связь. Она связалась с компанией-​производителем, там ей ничем помочь не смогли, и отправили к нам. А когда её попросили назвать клиента, как вы думаете, какое имя она назвала?

Холланд ухмыльнулся, дав детективам пару секунд на то, что бы прийти к нужному умозаключению.

- С учётом того, что андроида нет на месте преступления — выглядит это так, как будто она убила этого Гаррета и пустилась в бега. Если это так — то это первый случай во всей стране за последние 50 или 60 лет, когда ИИ осознанно убивает человека. Это полный п... кхм. Я пытался свалить это дело на отдел киберпреступлений, но эта токсичная скотина Уотсон упёрлась рогом. Не расследуют они убийства, мол. Я пытался ей объяснить, что у нас тут происходит — но в итоге мне позвонили с Киркланд-​стрит. И в весьма доходчивой форме объяснили что это дело наше. — Холланд остановился, протерев вспотевший пот и недовольно покачав головой. — Без вариантов.

201 Киркланд-​стрит. Самый центр Сент-Эодора. Управление МВД по Северному Планетарному Региону. Трёхсотметровая бело-​зеркальная башня. Место, откуда руководят всей полицией северного полушария планеты. Многие полицейские мечтают в итоге работать там. У некоторых это даже получается.

- И, что особенно паршиво — эта дура из "Роуз энд Вайолет" уже позвонила в компанию-производителя андроида, IBI Systems. То есть очень скоро про это узнают СМИ. Возможно, уже сейчас. И вы намного лучше других представляете сколько в этом городе неадекватов и как они могут это всё воспринять. Особенно учитывая что убитый был не просто какой-то человек с улицы. Поэтому, прямой приказ сверху — сформировать ССГ. Все свои текущие дела передаёте коллегам, расследуете только это дело, больше ничем не занимаетесь, ни на что не отвлекаетесь. Доклады — ежедневно, в конце смены, лично мне. Всё понятно?

Пристально оглядев каждого из четвёрки, суперинтендант поправил воротник формы. Достал из-под кафедры несколько папок. Продолжил.

- Короче говоря, у нас пока две точки интереса. Первая: квартира убитого, как я уже говорил — это 77 Хайландер-стрит. На месте сейчас находится несколько патрулей, но они только оцепили квартиру, в сторону трупа они даже не смотрят. Я отправил туда группу фиксации, минут через 30-40 они должны будут быть на месте, начать трясти там своими этими модными сканерами. Ещё они захватили туда дрона — для телепресутствия, коронеру. Он... кхм... он будет с вами удалённо, выгнать на место мне его не разрешили. Вторая: это сам публичный дом, откуда поступил звонок. Там вас тоже встретит патруль. Разнюхайте там всё, разберитесь в обстановке, поговорите с администратором. Но, в остальном — у вас полная свобода действий, пока вы ищите сбежавшую куклу и выясняете почему она вообще убила этого Гаррета. И, я вас прошу. Даже заклинаю — не просто найдите её, но досконально разберитесь, почему и как она вообще его убила. Это будет очень важно для прессы. Для этой же цели — постарайтесь не повредить её нейрокомпьютер в процессе. А вот живой она будет, или мёртвой когда вы её сюда принесёте — мне уже не так важно.

Оставив за бортом вопрос о том, считается ли существование андроида жизнью в привычном понимании, Холланд медленно вышел из-за кафедры. Устало провёл ладонью по морщинистому лицу, о чём-то тихо выругался. Взял с собой охапку папок с листами смарт-бумаги.

- Я думаю вы проработали здесь достаточно, что бы понимать — людей почти никогда не убивают просто так. Андроиды, думаю, тоже.

Поравнявшись с детективами, он протянул папки вперёд.

— Здесь краткое досье на убитого и информация про андроида. Ну и, да — у вас час на то что бы передать все свои дела и отправиться расследовать весь этот кал. А у меня через 30 минут совещание с начальством. Поэтому если у вас есть вопросы — задавайте их сейчас, потом будет не до них.

  Говорила мне мама, что в фамильяры надо брать жабу. Может это и мерзкое существо, к тому же обязывает иметь на видном месте как минимум одну ужасную бородавку для образа, но со своими прямыми обязанностями справляется лучше всех. Наверное, только ворон смог бы конкурировать в этом плане. Но так трудно найти умную птицу, которая не будет при каждом удобном случае показывать, что она умная. Джил тяжело вздохнула и взяла на руки Дымку. Глупо обвинять прекрасное создание в том, в чём оно не виновато.
  — Чувствую, от тебя пахнет собакой. Значит, ты нашла время не только чтобы валяться в мяте, но и делами позаниматься. Что ж, рассказывай….

      +++

  Ведьма не находила себе места и мерила шагами свою скромную избушку, ходя из угла в угол. Последний полёт принёс ей богатую пищу для размышлений. Джил проследила за великим детективом, которой давно вызывал у неё любопытство, но она всё никак не могла поймать удачный момент, чтобы проследить за ним. Сегодняшняя ночь казалась как нельзя удачной для этой цели. И в самом деле, ведьма смогла подтвердить свои опасения – детектив не только тоже участвовал в Игре, но и был за другую сторону. А самое ужасное, что погода подвела, и в последний момент ведьма не смогла справиться с метлой. Теперь враг знает и о ней тоже.

  Собравшись с мыслями, Джил перешла к решительным действиям. Закутавшись в плащ, женщина отправилась к дому, что находился в том самом месте, что притягивает молнии. Именно об этом месте хотел узнать оборотень у Дымки. Что ж, следовало быстрее остальных добраться до лакомого кусочка. Беседа с добрым доктором была долгой и плодотворной. Доктор оказался удивительным и приятным человеком, а ещё и очень полезным. Заручившись поддержкой нового знакомого, ведьма отправила свою кошку ему на помощь. Хотя Джил и называли Безумной, всё же лучше помогать из тени, пока другие делают работу.

      +++

  Тем временем Дымка снова не теряла зря времени.
  Закончив слежку за Доктором, Игла стрелой помчалась к Графу, но тот был слишком занят, чтобы выслушать своего спутника. Повиснув на карнизе соседнего склепа, Игла стала терпеливо ждать, время от времени шевелясь в свете Луны. Тем временем легкий ветерок донес до ноздрей летучей мыши еле ощутимый запах варева, готовящегося на котле. Игла подумала минутку о чем-​то, а потом с легким шелестом сорвалась с карниза и, чуть слышно попискивая, полетела к жилищу Безумной Джил.
  Снаружи избушки вроде бы никого не было. Неуклюжими зигзагами Игла облетела домик и уселась на дереве неподалеку.
  — Я тебя вижу, – донесся вкрадчивый кошачий голос откуда-​то из-​под стропил.
  — А я тебя слышу. Меня зовут Игла. А ты – ручная кошка ведьмы, которая здесь живет. Я видела тебя в прошлый раз здесь.
  Кошка мягко спрыгнула на землю, подошла к дереву и поточила об него коготки. Усевшись неподалеку, она ответила:
  — Я – Серая Дымка. Я тебя не видела, но теперь мы будем встречаться часто. Твой хозяин тоже... особенный?
  — Да. Хочешь зайти в гости?
  — Я не против, раз ты приглашаешь. Что ты хочешь в обмен на это приглашение?
  Игла подумала и слетела на ветку пониже:
  — Из Сити сюда стал приезжать один очень дотошный человек. Он и его друг суют носы во все, что происходит. Хозяину не нравится, что они шныряют там, где он предпочел бы их не видеть. Ты знаешь, где они живут?
  — Великий Детектив? Знаю.
  — Расскажи мне о его доме.
  Ветер тихо шуршал листьями, заглушая разговор двух маленьких собеседников. Когда кошка закончила говорить, летучая мышь мягко снялась с ветки и пропищала:
  — Спасибо. Заходи в гости – нам еще много есть что обсудить. Теперь же мне пора к Графу. Доброй ночи!
  Кошка посмотрела ей вслед, потом обернулась в сторону избушки.

  Попивая ароматный глинтвейн, приготовленный с добавлением секретного ингредиента по рецепту своей бабушки, Джил смотрела, как капли осеннего дождя бьются об стекло, и внимательно слушала о приключениях Дымки.
  — Знаю, что погода не подарок, но тебе стоит нанести ответный визит вежливости Графу. У меня хорошее предчувствие. Навести летучую Иглу и предупреди, что я сама вскоре приду к Графу с деловым предложением. Он не разочаруется.

  — Игла? – кошка мягко ступала по земле, но знала, что летучая мышь уже знает о её присутствии.
  — Да, Дымка? – на секунду кошке показалось, что Игла не просто ждёт её, но и знает цель разговора.
  — Моя хозяйка просила передать, что вскоре сама придёт в гости. И не смотря на её уверенность, я считаю своим долгом удостовериться, что здесь ей не угрожает опасность, –   Дымка старалась говорить строго, но без злобы. Ей нравилась летучая мышь, и она не хотела бы оказаться с ней по разные стороны баррикад, — Ты говорила, что Граф тоже особенный. Значит, он участвует в Игре.
  Дымка сделала небольшую паузу. Всё её тело было напряженно. После того, как она озвучит правду, пути назад не будет. Конечно, в самом худшем раскладе она будет драться до последнего. Но подставить свою хозяйку, которая так много для неё значила, было бы непростительно.
  — Джил готовится открывать Врата между этим миром и царством Великих Древних, – кошка выгнулась, приготовившись незамедлительно атаковать мышь.
  — Граф занимается тем же самым, – тоненький голосок прорезал гнетущую тишину. Дымка могла поклясться, что видела, как весёлые огоньки танцуют в глазах Иглы. Готова ли была эта храбрая мышь тоже биться насмерть или у неё был припасён более хитрый план?
  — Это… прекрасная новость. Я рада, что всё обернулось именно так. Думаю, теперь мы точно будем видеться гораздо чаще, – если бы кошки могли улыбаться, то именно улыбка появилась бы на мордочке Дымке, — До скорой встречи!
  — До скорой встречи! – повторила летучая мышь.
  Довольная Дымка спешила к хозяйке.

      +++

  В небольшой, но уютной избушке за столом сидели трое. Хозяйка разливала ароматное и бодрящее варево, а двое джентльменов обсуждали дальнейший план действий. На столе лежала газета.
  Необычайное газетное объявление наделало на днях в городе много шума. По словам членов отделения религиозной общины указанных в оном, они: "Понятия не имеем, кто и зачем вводит жителей в заблуждение от их имени." Собравшиеся на диспут в субботу граждане были возмущены прискорбным уровнем организации и вопиющим обманом. Никакого спикера или докладчика не было! Отделение Скотленд-Ярда пока отказывается комментировать произошедшее.

  — Он так быстро узнал место проведения Ритуала? Или наоборот, таким жалким образом пытается привлечь к себе внимание?
  — В любом случае, другая Сторона не так проста. Пора приступать к более решительным действиям.
  — Да, ты прав. Приступим следующей же ночью?

– Что? Найти что-то? Подожди, я не понимаю, я же все записывала, я не понимаю. О нет, нет, нет. – Голос из тотема исходил все тише и хуже, а последние слова вообще нельзя было разобрать. Эмоции на лице Двенки быстро сменились с переполняющего её счастья на непонимание и опустошенность.

Девушка выглядела совершенно разбитой. Неужели она все это время ошибалась? Как же так, у неё ведь все записано. Она всегда все записывает. Надо проверить! Колдунья отложила трубочку в сторону и схватилась за свой дневника. Она открыла его на первой странице и медленно вслух зачитала выведенные на ней кривым почерком строки.

– ... Поэтому ты должна отправиться в приключения, чтобы развлекать его, показывать и рассказывать ему обо всем вокруг, а оно поможет тебе за это с магией... – Двенка еще несколько секунд молча смотрела на текст. Затем она достала перо, медленно зачеркнула эти слова и приписала напротив них большой знак вопроса.

– Изумруд... Прости, я... Я не помню, что мы ищем – Тихо произнесла девушка и склонила голову. Неправильно. Все это время она все делала неправильно. Конечно, какое к черту приключение? Кому захочется сидеть 500 лет в камушке и потом делиться своими силами, чтобы какая-то дура с амнезией ходила и показывала всю округу, пока ты сам ничего не можешь сделать?! Какая же она глупая. У неё была всего одна задача, и ту она забыла.

– Килзо... Нет. – Опять она перепутала имена. Да что же это такое. – Кадм, спасибо.

Двенка закрыла дневник и поместила его обратно на пояс. К дудочке она больше не прикасалась, все равно ничего не разобрать. Девушка обняла себя руками за коленки и уткнулась в них носом. Когда паладин проходил мимо, то от его прикосновения Двенка вздрогнула, но ничего не ответила. Удивительно, видимо колдунья впервые не в настроении, чтобы разговаривать. К тому же слова Кадма о недовольстве Изумруда подливали масло в огонь. Она смахнула рукавом пару немых слезинок, оставивших размытый кровавый след на её щеках, и уставилась на пламя костра. Ей надо было успокоиться и подумать.

– Не знаю, я уже ничего не знаю – спустя некоторое время молчания наконец ответила шаману колдунья. – Я ни черта не помню... Снова

  Первый шаг – сквозь клубы пыли, разделяющие стоящего неподвижно от тех, кто непрестанно мчится вдаль. Отрезать себя от визуального восприятия мира проще всего, и псайкер смежил веки, погружаясь в блаженную темноту. Исчезает уютный домик и медленный танец огня в камине, становятся миражами спутники, незнакомые с проклятьем и даром видеть мир насквозь. Клубится песчанное марево, словно вылетевшее из-под колес, оставляя его один на один с новой дорогой, такой похожей на все предыдущие и все же каждый раз новой.
  Второй шаг, и под ногами потрескивает гравийная дорожка. Теплая кожа рукояти посоха шершавит руки, холод металла аквилы касается разгоряченного лба, и все другие осязательные чувства исчезают, растворяясь в силе этих двух столпов. Нет ни пола под ногами, ни дуновения ветерка, ничего кроме этих двух касаний, словно он, нагой, стоит перед ликом Междумирья. Опадающей листвой спадает человеческая плоть, оставляя после себя адамантий духа.
  Третий шаг отдается гулом гранитных плит помоста. Кто-то представляет себе медность монетки под языком, кто-то – вкус крови из прокушенной губы, иные – терпкий дым лхо. У Гравеля своя методика – он подхватывает те ощущения, что ближе всего, но при этом недоступны, и обращает отринутое желание в волю. Вкус рекафа в руках ван Дайка, такой близкий и такой недостижимый, густой слюной скатывается по горлу, чтобы раствориться в желудке и стать надежным якорем. Только преступая каждый раз через себя, можно двигаться вперед.
  Четвертый шаг приводит еще ближе к вратам по ту сторону небес. Ноздри щекотит крепкий, насыщенный запах рекафа, почти оглушая и маня. Он, кажется, безраздельно заполняет все вокруг, и никак не дает сосредоточиться на главном. Манит, пытаясь отбросить назад и заставить все же ощутить свою бодрящую горечь. Размеренно и медитативно Гравель выдыхает, в мыслях своих отодвигая Соломона все дальше и дальше, пока мужчина с кружкой в руках не становится едва заметной точкой на горизонте.
  Но все равно аромат преследует неотступно, мешает полной концентрации. Нос мужчины словно у породистой ищейки: принюхивается чутко, ловит хоть что-то, что заглушит его. Нужно что-то спокойное, мягкое, но такое, чем можно одолеть эту цепь, не дающую ступить ни шага. И Ральтус находит свою опору в еле уловимом запахе женщины. Нежный, легче былинки в небе аромат Саломеи становится опорой. Наполняемый волей и разумом госпитальеры, он крепнет и становится ярким, сильным. Опершись на него, как на ступень, псайкер двигается вперед.
  Еще один шаг, сквозь створ ворот. Губы шепчут еле слышно слова, где высший готик сплетается с наречием родины, и все глуше становятся голоса говорящих людей, пока не смолкают совсем. Мужчину укутывает блаженная первозданная тишина, лаской оградившая его от всей тревоги и подарившая гармонию и покой. Больше ничто не беспокоит его, не отвлекает и не держит, и теперь настал час перейти черту.

  Шаг.

  Ральтус с головой ныряет в тягучие резиновые волны Моря Душ. Мир расцвечивается броскими, ядовитыми красками. В них густыми столбами видны тени людей. Как ни странно, сестра, комиссар и священник выглядят более темными и насыщенными, отбрасывая легкие, еле заметные тени. Гвардеец, убийца и адепт куда светлее – не святые воины, но более чистые. Или, может, реже сталкивающиеся с проявлением Губительных Сил. Впрочем, для кого-то может быть верной и догма о том, что «блажен разум, слишком малый для сомнения». Но не спутники интересуют дух псайкера, впитывающий в себя все течения окрест.
  Гравель ищет места, где изменен фон, тем, где волны пятнает чуждый цвет, там, где может быть водоворот или рифы. Свободный от оков плоти, двойник псайкера скользит по межпространству, чутко реагируя на любые изменения фона. Но малоэтажный район бурно разрастающейся столицы тих не только за окном, но и по ту сторону реальности. Может быть, где-то на Батавии и есть странные, чуждые норме места, но на здесь. Маленькие люди с их маленькими чувствами не заставляли Имматериум колыхаться, их желания не влияли на его структуру, а их воля не изменяла мир вокруг. Они жили и умирали, не оставляя после себя ни следа.
  Тщетно всматривался храмовник в мутноватые потоки варпа, силясь найти хотя бы затухающие следы каких-либо темных ритуалов, что еще долго остаются шрамами на бесплотном двойнике планеты – все было чисто. То, что заставило Эльдерн скрыться ото всей остальной планеты, было неблизко, и даже остаточные эманации не достигали до одаренного превыше прочих мужа. Возможно, близость к месту происшествия дала бы иной результат, а ныне с уверенностью можно сказать только одно: на духовном плане место временного пребывания аколитов было в безопасности полной настолько, насколько это вообще возможно.

  Но тело звало блуждающий дух назад, и Гравель знал, что оставив его надолго, он сам может стать беспокойным духом, злым и опасным для всех прочих. Пришла пора возвращаться и получить-таки рекаф, столь мешавший отринуть плотское. Приятно, наверное, когда за деянием следует заслуженная награда, даже незначительная, а не скупое безразличие тех, кто привыкли видеть в людях только инструменты.

С детства Саломея знала за собой грех, происходящий откуда же откуда идут корни у многих иных зол – от чрезмерного ума и большой учености. Грехом этим была гордыня, из которой проистекало высокомерие, прячущееся за внешней скромностью и застенчивостью темнокожей госпитальерши. И несмотря на все старания вначале аббатис-наставниц в Схоле, а затем матери-настоятельницы сестер Веспила, грех этот пустил в душе и разуме сестры очень глубокие корни и хотя наружу он показывался редко, но выкорчевать его не представлялось возможным ни молитвами, ни постами, ни иными формами епитимьи. Как и многие верующие Саломея остро ощущала несовершенство мира, а особенно той его части которую составляли люди и их отношения между собой, однако в отличие от многих верующих, в ней всегда жила уверенность, что оный несовершенный мир был бы намного совершеннее, если бы в нем все было устроено по её. Человеки всегда поражали Саломею своей простотой, прямолинейностью и стремлению к действию в противовес размышлению. Да, разумеется Имперское Кредо воспевает и приветствует незнание и ограниченность, но всему же есть пределы! Для любознательной и склонной к анализу и дедукции девушки, свято верившей в то что любую проблему можно решить если хорошенько над ней подумать, что знание есть сила и что лучше семь раз отмерить, но зато отрезать точно и наверняка, оставалось загадкой, почему столь и столь многие люди, вместо того чтобы узнать о ситуации побольше, вместо того чтобы сесть и обдумать свои дальнейшие действия, предпочитают сначала сделать что-то, а затем думать, а какого варпа они собственно это сделали. И это в лучшем случае. Обычно подобные мысли Саломея оставляла при себе, пряча их от всех, включая и себя саму, но порой, при встрече с людьми особенно одержимыми демоном суебесия, вроде сержанта Кассия, эти греховные мысли, с громким бульканьем выплывали наверх из тихого омута души госпитальерши. Вот чего он ждет? Того что она сразу, едва прилетев на планету, даст конкретный план действий по взаимодействию с местными адептами Культа Машины, чтобы получить от них нужную информацию? Она всего лишь сказала, что для того чтобы минимизировать риски желательно как можно больше узнать об угрозе, а также указала где и что именно следует искать. Но нет. Нет! Нужно дать план действий. Сейчас же. Немедленно. А если плана действий не будет, то вламываться без него, с лазганом наперевес, надеясь на то что Император защитит, как-будто у него других дел нет. И вот так всегда! Нет чтобы немного подумать и собрать побольше информации, нужно обязательно немедленно начать что-то делать. Что, неважно, главное чтобы решительно и безотлагательно. Возникла странная аномалия, природы которой мы не понимаем? Давайте, "первым же мероприятием" пошлем в эту аномалию отряд солдат с псайкером! Давайте затем обстреляем её из всех возможных орудий, давайте закинем туда ещё и астропата, на случай если одного псайкера той твари которая пытается там вылезти из Имматериума будет мало, давайте будем кидать туда людей, снаряды и дорогостоящее оборудование пока проблема не решится, словом давайте будем делать что угодно, но только не думать головой! И не слушать то, что нам говорят люди которые думать головой умеют.
И кстати о "не слушать", Саломее не часто приходилось видеть такую реакцию – хотя скорее её отсутствие, на демонстрацию своих дедуктивных талантов и (особенно!) запретных знаний. Восхищения и похвалы, приятно напоминавшие о Схоле, да. Плохо скрываемые страх и дискомфорт, сопряженные с просьбами быть осторожнее (как вел себя сейчас ван Дайк), тоже да. Но просто проигнорировать? Да если бы этот дуболом-десантник... ох, Боже-Император, то есть если бы этот доблестный воитель Астра Милитарум, прочел бы хотя бы один из тех древних фолиантов, обтянутых человеческой кожей из которых она получила эти знания, он бы поседел от ужаса и до конца жизни заикался бы, при попытке сказать слово "варп"! Нет, ну сейчас она ему все выскажет!

Собравшись с духом, Саломея подняла голову, намереваясь решительно высказать сержанту Каллахану все что она думает о текущей ситуации, их дальнейших действиях и собственно о нем лично, но стоило только ей снова увидеть нависающую над ней хмурую рожу сурового гвардейца, как все только что рвавшиеся наружу слова куда-то потерялись и госпитальерша стушевавшись опять потупила взгляд, нервно обняв себя за плечи. К счастью в разговор вмешался комиссар, чьи слова, как и следовало ожидать, произвели на сержанта куда больший эффект и сестра смогла вздохнуть с облегчением (к которому впрочем примешивалась изрядная доля разочарования и злости на собственную робость). В споре касательно того кто будет руководителем Саломея не участвовала, зато уже собиралась ответить когда бородатый псайкер (в отличие от некоторых, оценивший выдающиеся таланты госпиталерши, а потому несмотря на свое скорбное уродство, несколько поднявшийся в её глазах) спросил её о том с чем связаны её предложения о присутствии демонов, но тут Гравель оборвал себя и Саломея поспешно приложила палец к губам, с интересом глядя на приготовления псайкера к ритуалу

Странные дни пришли в окрестности безымянного городка близ Лондона. Старая добрая Англия с ее впитанным в почву и воздух здравым смыслом будто бы враз сошла с ума. Тревожные и зловещие события будоражат умы почтенных горожан, диковинными заголовками пестрят развороты газет. Обыватели с особым тщанием проверяют, надежно ли заперты ставни на ночь, а дети перед сном таинственным шепотом рассказывают друг другу о чудовищных тварях, что им довелось увидеть на лесной опушке. О вскрытых могилах и телах без единой капли крови, о лесных зверях, что вдруг стали вести себя подобно людям. О тоскливом леденящем душу вое, что доносится с болот. О необычных погодных явлениях и причудливых тенях, мелькающих по ночам на фоне ржавого диска полной луны. Определенно, творится что-то необычайное!

А ведь луне еще предстоит умереть, вновь народиться и набрать силу, прежде чем настанет канун Дня Всех Святых, когда нечисть получит право разгуляться в подлунном мире. Так было испокон веков, но этот год выдался особенным. А причиной всему – древняя и непостижимая сущность, названная Игрой, что избрала эту местность своей вотчиной на месяц. Игра сама выбирает своих участников из числа выдающихся представителей эпохи, и те, порою даже неосознанно, откликаются на ее зов и собираются вместе, чтобы в ходе все более жаркого противостояния вновь решить судьбу мира. Источник этого зова лежит где-то за гранью между мирами, и оттуда наполняет души игроков трепетным ожиданием предстоящего чуда, или же смутной тревогой неотвратимой угрозы, в зависимости от взглядов каждого из участников. И каков бы ни был исход противостояния, сейчас всем ясно одно: ставкой в этой игре будет больше, чем просто право на существование. Vae victis!

  – Оскорблять? – удивился Кас и повернулся к ван Дайку. – Я тя чё, оскорбил?
  Чёт Гёссер напутал. На что лысый мог обидеться? Что сержант у него кофе попросил? Так мог бы сам налить, они тут считай гости! Или что, что лысым назвал? Ну так он и правда ж лысый. Надел бы шапку, если это такая больная тема!
  Но раз комиссар считал, что есть проблема, надо было с проблемой разобраться. Делов-то!
  – Ты это... не обижайся если что! – развел руками Кассий. – Я ж не со зла! Не обижаешься? – подмигнул он Ван Дайку.

Напряжение было почти осязаемым, а атмосфера давила на нервы, заставляя воображать самые негативные развязки сражения, которое ещё даже не началось. Поэтому, когда Ветерок заметил едва уловимое движение над гребнем полуразрушенной стены, волнение наконец уступило место обычной сосредоточенности поединка: чувства обострились до предела, рука ощутила привычный изгиб лука, а рядом, следопыт знал это и без необходимости оглядываться, изготовился к бою верный барсук.

Оценив ситуацию эльф решил, что наиболее полезным и разумным будет подобраться к рептилии незаметно на расстояние уверенной стрельбы из лука, благо вокруг было достаточно листвы и кустарника, чтобы не выдавать себя раньше времени, к тому же, Ветерок был уверен, что обычным зрением дракон не должен был успел его разглядеть. То же самое касалось и Фенечки: следопыт жестами показал барсуку, что надо постараться скрытно подобраться к врагу, и не подставлять незащищённые бока в лобовой атаке. Они сражались бок о бок уже достаточно долго, и умный зверь понимал, что от него требуется в то или иной ситуации.

Эльф надеялся, что товарищи по отряду сообразят, что он делает, и начал двигаться, стараясь, чтобы между ним и противником, на линии стрельбы, не было товарищей.

Артур Ливси тихо пробирался, как только может, скрытно, прячась за кустами, камнями и руинами. Ему определённо нравилась идея урвать огромный куш — сокровища столь могучей рептилии были заманчивой наградой. Кроме того, совершенно точно было ясно, что много рисковать не придётся — вперёд Артур не лез, для этого есть пара других представителей пушечного мяса, вроде тупых вояк, да и тратить особых усилий, как это делают сумасшедшие колдунишки, нарушая своё ментальное здоровье, Ливси не планировал. Подглядеть здесь, пустить стрелу там — плёвая работёнка. Основные беды на плечах других.
Однако, бастард весьма рьяно недооценивал рептилию. Пытаясь обойти ящера сзади, дабы иметь наилучшую позицию, держащий лук в руках плут увидел дракона. Исполинских размеров чудище внушало настоящий страх, первобытный ужас.
— Вот так... зверюга... — подумал про себя бывший шпион, украдкой перемещаясь за следующее укрытие.

  Никогда не знаешь наверняка, который бой может оказаться последним. Но вот сама по себе встреча с драконом уже сулит и пахнет Смертью. Капитан в прошлом, Кенталот Молфурий, прекрасно понимал это. Поэтому помимо подготовки к предстоящему знакомству с большой ящерице, также уделил внимание Малышке. Маленькая медведица, которую когда-то звали Кровопийцей, мирно свернулась в клубок на коленях у стражника. Медленное поглаживание её мягкого пузика внезапно остановилось — Мурк Вудс вернулся с разведки и дал сигнал всем. Кенталот нехотя спустил малую медведицу на землю, дав команду:
— Жди здесь, — сопровождая жестом своё указание.
  Поделившись на группы, суренарец возглавил мини-отряд, который старался обойти дракона с дальней от их точки привала стороны. Покидая медведицу, капитан Молфурий про себя надеялся, что если он не переживёт сей день, то хотя бы кто-то смог. И потом мог взять Малышку с собой, чтобы она не оставалась одна. Предусмотрительно, он оставил возле медведицы куски мяса из его дневного рациона. Собирая рюкзак он сделал вид, что ненароком обронил их и не заметил, будучи уверенным, что малая ненаеда примется за них как только он отвернется.
  Сжав покрепче свой меч в одной руке, а также щит в другой, Кенталот смело двинулся вперёд, ведя ещё двоих навстречу ведомой опасности.

  Кассий нахмурился.
  Вот вечно как-то изподвыподверта это всё у них. Послушаешь – ни хрена непонятно. Спросишь: "Ах, это не то, что вы подумали, но это потому что вы подумали неправильно!" А кой хрен тут думать-то? Надо же четче как-то. Это же не в регицид фигурки двигать. И главное, ну сами же всё понимают! Тут вон планета целая, а может, и система. Демоны, какая-то древняя херня, лизаторы какие-то богомерзкие. А у них тут "упражнение для ума." Этот сидит ржёт: "Я тут, – говорит, – самый опасный, но уже не уверен, ахахахаха! А между нами говоря, пока я отхожу от последствий своего постыдного самомнения, кто главный?" Блядь! Эта умом блещет! "Я не хочу подвергать сомнению, но сейчас, сука, подвергну! Ахахаха! Вы главное ничего не делайте! А то опасно! Я такая умная, я всё про всех знаю!" Че ты блядь знаешь о Кретее-то? Тебя там не было, деточка! Я бы посмотрел, как ты там умом блеснула. "Кстати, могу ли я спросить, сколько времени прошло с тех пор, как вы погибли?" Что за блядские шарады! Это че щас, важно? Это ячейка инквизиции или клуб "кто раскажет самую охуенную историю из своего прошлого"?! Сто двадцать семь парней пропали и, может быть, прямо сейчас погибают без боезапаса, а? Это тебе неинтересно, не? Давай поболтаем, посидим в архиве, может, к тому времени, как ты расчехлишься действовать, там про это тоже записи уже найдутся. Краткие такие: "Погибли в полном составе при невыясненных обстоятельствах."
  Кассий почувствовал, что заводится, и досчитал до пяти, чтобы скинуть обороты.
  – На чём "ни на чём"? – переспросил он, попытавшись сделать это как-то помягче. – Предложение-то какое было? Прийти и попросить: "Дайте нам тут в архиве посидеть, нам очень надо?" Или вломиться и самим пошуровать? Конкретно что?
  "Си-си-сильно ри-ри-скуем!" – мысленно передразнил красноглазую сержант.
  – А риск, а че риск? – ухмыльнулся он. – Служба – всегда дело рисковое, сколько ни готовься. Император защитит. К тому же у нас тут самый опасный бородатый человек на борту, не пропадём.

Обычно Гёссер не стал бы путешествовать в парадной комиссарской форме – это привлекало внимание, в большинстве случаев нежелательное. Конечно, фуражка, китель и болт-пистолет в кобуре открывали разные двери – многие флотские, хоть и смотрят на "землероев" свысока, жадны до слухов и историй, и сами любят поболтать, когда знают, что собеседнику можно довериться. Верных слуг Императора, которым нечего бояться комиссара, на самом деле весьма много. И если не надевать личину расстрельной бригады из одного человека, амасек, рекаф и партия в регицид или карты помогут обзавестись если не друзьями, то хорошими знакомыми.

Но в этот раз форма играла, скорее, роль щита – причем защищавшего как Гёссера от окружающих, так и окружающих от самого Кристобальда. Он был раздражен решением руководства. Не оспаривал его, Инквизиция не может ошибаться, но ощущение вырванной из рук добычи довольно долгое время не покидало его. Эта погоня стала для него более личной, чем он мог себе позволить, и в этом он очень хорошо понимал дознавателя Рамону. И именно поэтому перед отбытием он просил ее быть острожной, и приложить к как минимум этому не меньше усилий, чем она приложила для обеспечения безопасности самого Гёссера и Кассия. После событий на Селене комиссар не сомневался, что еретик действовал не один. Каким бы ораторским талантом он не обладал, какие бы нечестивые силы он не использовал, эффективность, масштаб и скорость его действий предполагали и план, и наличие какой-то большей схемы. Да и вообще, после достижения определенного уровня силы еретики и предателя либо создают собственную, подчиненную им организацию, либо вступают в какое-нибудь объединение, где начинают бороться за позицию лидера. С точки зрения Кристобальда, таинственный воин подобного уровня силы вполне достиг. И Раджа могла оказаться ловушкой. Проблемы с поставками жизненно важных товаров смущают умы не хуже, чем еретические речи, и враг не был выше того, чтобы убить двух гроксов одной гранатой.

Понятно, что статусы Рамоны и Гёссера сильно различались, но он постарался изложить ей свои мысли максимально подобающим образом. Промолчать он не мог – если бы потом случилось что-то, о чем Кристобальд подумал, но не сказал, это был бы повод для сожалений. А груз оных за спиной Гёссера был и без того достаточно велик.

И оптимизма, который, по недостатку знаний, испытывал его коллега по несчастью (а перевод на более важное и, соответственно, более опасное, задание определенно было несчастьем), он не испытывал. Хотя шутке Кассия про одноного, одноглазого и безголового улыбнулся, потому что в какой-то момент задумался о примерно такой же судьбе еретика. Это было бы забавно. Правда, непозволительно забавно – удовольствие от мести (а за время работы с Рамоной погибших аколитов Гёссер узнал достаточно хорошо, и с погибшими арбитрами он успел познакомиться, насколько это было возможно в ходе подготовки операции) не должно мешать ни правосудию, ни задачам Инквизиции.

С Кассием вообще было достаточно весело. Выражение лица торговца, который вздумал заигрывать с сержантом, после того, как Каллахан состроил рожу, от которой во время штурмов (не селенского, там отряду противостояли вполне себе профессионалы) некоторые неопытные культисты или бандиты под себя ходили, было бесценно. Но вот влипать в разборки какие-то ему определенно не стоило. Синяк – это ладно, но вот если бы там дело дошло до поножовщины… за жизнь Каллахана Гёссер особо не опасался, но в итоге ему пришлось бы разбираться с флотскими безопасниками. Или его коллега прибыл бы к новому руководству со слишком свежими шрамами, что тоже было не очень хорошо.

Поэтому, обнаружив следы похождений, которые были во всех смыслах налицо, Гёссер недовольно покачал головой, ненадолго оторвавшись от книги, которую читал, развалившись в кресле и положив блестящие комиссарские сапоги на придвинутый поудобней столик. Рядом стоял еще один, со свежим, вкусно дымящимся рекаффом.

- Жить хотя бы бедолаги будут? Надеюсь, не с флотскими подрался?

Узнав, что драка произошла с неопределенно мутными типами и что, теоретически, обошлось без трупов, или, по меньшей мере, без привлекающих внимание трупов, он вернулся к книжке.

***

Маневры и космическая ушлость капитана Страттона, влезшего поперек очереди, по правде говоря, остались для Гёссера незамеченными. Он вообще не очень любил подобные путешествия, особенно на небольших кораблях. Хотя он и знал, что размеры не всегда гарантируют защиту, особенно в Имматериуме, спокойней как-то было на линейных крейсерах и всем, что классом повыше. И, соответственно, он старался забыться за книгами, и в той же позе, где его застал вернувшийся с мордобоев Кассий, застал его и сигнал о прибытии. Все вещи уже давно были уложены в пару чемоданов, и, отдав приказ носильщикам следовать за ним (несмотря на достаточно дорогой вид чемоданов, с ними комиссар смотрелся бы скорее комично, чем внушительно), он двинулся на регистрацию, ожидая встречи с местным агентом и размышляя о том, что надо бы обзавестись каким-нибудь помощником на постоянной основе. Если бы он был сейчас действующим комиссаром, то ему просто по статусу оный положен был бы. Но увы, работа на Инквизицию имеет свои недостатки…

***

- Кристобальд Гёссер...

Представился он дожидавшимся в машине аколитам.

***

- Кассий, на будущее. Если в машине с тобой дама, нужно попросить у нее разрешения…

Он поднял голову и посмотрел на темнокожую женщину в религиозных одеждах.

- Миледи, вы не против, если мы закурим? *

После небогатой на события, но богатой на наблюдения (все присматривались ко всем, пусть даже стараясь не показать виду – привычка, которую рано или поздно вырабатывают выжившие аколиты) дороги приятно было размять ноги в местной гравитации, особенно после едва-едва заметной неестественности силы тяжести, генерируемой гравиплитами корабля. Побыв немного "комиссаром с чемоданами", он закинул багаж туда, куда сказали, ополоснул лицо и руки с дороги и спустился в гостиную. Пяти минут на то, чтобы полноценно привести себя в порядок и переодеться было мало, так что пришлось в походном.

Спустившись и выслушав дознавателя, он хмыкнул. Хотел уже было задать вопрос, но тут его прервал шепот Кассия. Гёссер склонился к нему и пояснил (хотя, на самом деле, и сам до конца не понял смысл сказанного дознавателем):

- Просто изоляция. Наверное…

Дополнительными сведениями Соломона Гёссер был разочарован. Судя по всему, что к этому моменту было известно, источник аномалии был внутри самой аномалии, и это сулило не самые приятные перспективы. Особенно с учетом того, что "ревизионные группы", состоявшие, похоже, из таких же, как они сами, аколитов, и целая рота штурмовиков с приписанным "примарисом" не вернулись.

- Астропата закинуть не пытались?

Если аномалия переносила попавших в нее в какое-то другое место, особенно удаленное от Остфрисланда, то на обычные средства связи рассчитывать и не стоило. А вот межзвездная могла и сработать.

- И города сами не пропадают. Если внешних воздействий нет, то как источник происшествия, так виновник происшествия находятся внутри. И я готов поставить бутылку амасека, что это "шестеренки" нашли, что искали, включили и не смогли выключить.

В голосе Гёссера звучало раздражение, направленное в адрес техножрецов. Хотя, на самом деле, он скорее злился на то, что из-за несдержанного любопытства Адептус Механикус теперь ему придется лезть в дыру, из которой не вернулось слишком много людей.

- Но, просто на всякий случай, никто подозрительный в последнее время сюда не прилетал и не пропадал одновременно с городом? Или даже не подозрительный?

Он посмотрел на Соломона. Подобная работа была нудной, не интересной, но необходимой. Под стать их "хозяину". Хотя, наверное, имей он такие зацепки, он бы про это сказал. Но лучше спросить.

Гравель Ральтус, Ярра

Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить.
(1 Петр.5:8)

  Если послушать любого завсегдатая портового кабачка, если открыть очередной номер комиксов, что распространяются среди неграмотного населения ульев, то можно будет предположить, что агенты Трона, преследующие разнообразные темные и злые силы, всегда таятся в тени, действуя исподволь и под прикрытием, объявляя свою сущность или перед самым страшным противником, или уже после победы. И в целом будут правы: часто так и бывает. Но иногда на долю аколитов выпадают задания, где от них требуется только прямота и мастерство боя.

  Одна из таких миссий выпала на долю ячейки дознавателя Мордекая – огриноподобного верзилы с какого-то дикого мира. Сам дознаватель производил впечатление груды мяса с лицом, не обезображенным печатью интеллекта, однако это была лишь маска, под который скрывался умный и хитрый человек, который привык решать проблемы равно как силой разума, так и мощью кулаков. Группа Мордекая была отправлена на первобытный мир Эклипсис, где уже несколько лет длилась компания против аборигенов, в один далеко не прекрасный день решивших, что Император – Бог ложный, а те создания, к алтарям которых клали требы их далекие предки, и есть истинные владыки мира. В непролазном переплетении лиан, окруженные сонмищем москитов, атакуемые змеями и иными хищными тварями, страдающие от болезней и адской жары, гибнущие в засадах и на ловушках, солдаты карательной экспедиции несли огромные потери, шаг за шагом очищая мир от скверны. Слишком медленно – по мнению некоторых.
  Завязшие в джунглях и болотах полки требовались в других местах, и Теронский Конклав, по согласованию с Департаменто Муниторум субсектора, выделил несколько групп аколитов для уничтожения лидеров новой веры и тех демонов, что были призваны в реальный мир. Людям МакАльпина выпало одно из самых сложных заданий – отловить варпово отродье, которое гвардейцы называли «Попрыгунчиком». Бесформенная тварь, передвигающаяся молниеподобными скачками, обожала набрасываться на экипажи танков и огнеметные батареи, в несколько ударов сердца вырезала наблюдательные посты и командные центры и вносила настоящую сумятицу в ряды воинов Его.

  Первый месяц охоты оказался бесплодным: хотя аколиты сумели убить нескольких младших жрецов, поддерживавших стабильное пребывание Попрыгунчика в том или ином секторе, ни до самого демона, ни до его истинного хозяина добраться не удалось. Был разработан новый план, основная тяжесть которого должна была лечь на плечи одного из самых метких стрелков – ассасина Роха: его верный арбалет, бесшумный и снаряженный намоленными отцом Виссарионом болтами, должен был положить конец бесчинствам демона. Гравель должен был прикрывать стрелка, сам Мордекай, Ярра и еще несколько бойцов – отвлечь чудовище, но астропатическое послание от инквизитора МакАльпина помешало немедленной реализации идеи.
  Кеннету требовались люди на новую миссию, выглядящую куда более самоубийственной, чем все предыдущие. Мордекай должен был направить на никому неизвестный далекий мир Батавия двоих из троих упомянутых инквизитором аколитов: Роха, Ярру или Гравеля. Матерясь на чем свет стоит, но не смея перечить начальству, дознаватель, скрепя сердце, избрал псайкера и рукопашницу, надеясь, что и имеющегося состава хватит на устранение зловредного Попрыгунчика.
  Ячейка, донельзя расстроенная приказом, попрощалась со своими друзьями, провожая их словно на охоту в далекий лес: все, как один верили, что могучие силы шамана и верный клинок девы-змеи помогут им одолеть любую опасность, проистекающую что от рук человеческих, что от демонических козней. Старый убийца, известный всем под прозвищем Маленький Большой Бык, поведал всем, готовым слушать, одну из сонмища своих историй, похожую на предстоящее задание уходящих: там виной всему был колдовской туман, оградивший деревню, и малефик, который питался душами запертых людей.

  Спустя несколько дней мужчина и женщина, покинувшие переплетенное буйство зелени и прибывшие на тыловую базу «Альфа», взошли на борт старенького транспортного корабля «Bellerophon», что был приписан к экспедиции как судно снабжения, непрестанно курсируя между Эклипсисом, Раджой, Селеной и Батавией. Полет прошел без особых проблем, хотя постоянный скрип обшивки и периодически сбоящий с мерного гудения на надсадный кашель шум двигателей мог немало испугать непривычных к этому пассажиров. Как бы то ни было, к назначенному сроку корабль вышел в реальный мир на орбите Батавии. Пришвартовавшись к орбитальным докам, он застыл громадой сонного зверя, а немногочисленные пассажиры, среди которых были два аколита Святой Инквизиции Его, покинули борт.

  Судя по всему, местный представитель Ордосов был оповещен об их прибытии, так что встретил Гравеля и Ярру внизу, на поверхности планеты. Долговязый мужчина, выглядевший так, словно его долгие годы морили голодом, представился Соломоном ван Дайком и, продемонстрировав аколитам знак своих полномочий, попросил проследовать за ним. Пройдя утомительную и долгую процедуру регистрации новоприбывших и ответив на стандартные вопросы, новоприбывшие покинули космопорт и на принадлежащем стационарному агенту каре отправились в столицу.
  По дороге до Грюндерна виды из окна были самыми пасторальными: высаженные на обочине аккуратные деревца, простирающиеся в обе стороны широкие разноцветные поля, кажущиеся игрушечными беленькие деревушки на невысоких холмиках, многочисленные изящные мостики через журчащие речки и ручейки. А вот в самой столице природой и не пахло: фактически, это был полноценный улей, только пока еще в миниатюре, со всеми плюсами и минусами, свойственными такому огромному скоплению людей, добрая четверть из которых большую часть дня чистого неба над головой и не видит. Все окраины стремительно расширяющейся столицы были превращены в одну сплошную стройку, да и ближе к центру то тут, то там можно было увидеть, как гигантские краны под присмотром техножрецов поднимают тяжеленые блоки.
  Но даже строительство не спасало город от перенаселения: смена варп-маршрутов и близость к орбитальному порту закономерно привела к тому, что на поверхность планеты прибывало все больше и больше людей, и теперь на улицах было не протолкнуться, а в глазах рябило от одежд уроженцев разнообразнейших миров Империума. Плохо для местных, кроме тех, кто зарабатывает на гостях Грюндерна, и хорошо для аколитов: в такой толпе на них никто не обращал внимания.



  Ван Дайк, неразговорчивый и мрачный, на все вопросы отвечать отказался, сообщив, что доложится, когда прибудут все аколиты. Пересекши город насквозь, он оставил агентов в маленьком домике, выходящем окнами на узкий и неглубокий, курица вброд перейдет, канал. Район, в котором поселились гости Грюндерна, еще не подвергся глобальной урбанизации, и состоял в основном из небольших частных жилищ, окруженных опрятными зелеными лужайками.
  Все объяснения Соломона сводились к простому: магазин продуктов там, дорога в центр там, морды прохожим не быть, амасек не пьянствовать и вообще стараться лишний раз носа наружу не показывать. Не то, чтобы ожидалось какое-то противодействие, да и вряд ли кому-то было дело до новоприбывших, но береженного, как известно, Император бережет, а за небереженного на упокой души молятся. Процедив все это, мужчина отбыл восвояси.
  На ближайшие трое суток аколиты оказались представлены самим себе, пока наконец в одну из теплых ночей, когда на бархатной глади неба засеребрились гвоздики далеких звезд, а добропорядочные соседи готовились отойти ко сну, не послышался рев двигателя и у ворот не остановился еже знакомый серый кар ван Дайка. Стационарный агент прибыл не один – помимо него, в авто было еще четверо пассажиров.

Кристобальд Гёссер, Кассий Каллахан

Но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму: а у кого нет, продай одежду свою и купи меч… Они сказали: Господи! Вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно.
(Лк.22:36,38)

  След таинственного воина с вопящим мечом, прошедшего уже через три системы, оставляя после себя в городах и весях смущение умов и душ, затерялся было среди высоких шпилей Селены, но группу дознавателя Рамоны Кастильо это не остановило. Долгие поиски завершились коротким и жестоким боем в особняке лорда-префекта Ипполита Нордстрема, стоившим жизни сразу двум аколитам и доброму десятку арбитров. Лорд-еретик и его присные предстали перед трибуналом, но неуловимый враг, попавший в организованный Гёссером и Каллаханом огневой мешок, хоть и лишился левой руки, сумел скрыться.
  Следы нечестивца, в очередной раз ускользнувшего от правосудия, вели на станцию Раджа, средоточие торговли и, как говорили, всех пороков. Рамона, упрямая и мстительная, для которой отступник давно стал персональным врагом, уже готовилась отправиться вместе с уцелевшими соратниками в погоню, как получила приказ МакАльпина выделить двух лучших аколитов для выполнения особого задания. Женщина рвала и метала, не собираясь ослаблять и без того поредевшую ячейку, и даже устроила настоящий скандал по астропатической связи, требуя отменить распоряжение. Бесполезно: инквизитор принял решение, и менять его в угоду дознавателю не собирался.
  Вернувшись к своим коллегам, Кастильо, не говоря ни слова, приложилась к бутылке драгоценного кваддиского вина, которое по всем правилам подобало пить, неспешно смакуя каждый глоток и наслаждаясь послевкусием, и только потом не терпящим возражений тоном скомандовала покинуть на сутки базу всем, кроме Гёссера и Каллахана. Только потом, убедившись, что информация не станет достоянием лишних ушей, вручила мужчинам послание от милорда Кеннета.
  А потом последовал вдумчивый построчный разбор сообщения на предмет всех возможных проблем, которые могут случиться на задании: был у женщины такой пунктик – пытаться все заранее предугадать и предусмотреть. Совместным обсуждением решалось, что следует взять с собой сверх нормы, от чего можно отказаться, и о чем следует поинтересоваться на месте. Только спустя почти пять часов, когда дознаватель сочла, что повысила шансы своих товарищей вернуться живыми, она отдала команду на сборы.

  Спустя несколько часов Кристобальд и Кассий грузились на борт небольшого хартистского фрегата «Hope of Saint Domitius». Само собой, под присмотром Рамоны: та делала вид, что без нее никто не разберется, как и куда лететь, а на деле же, и для мужчин это секретом не было, уже заранее скучая и не желая расставаться со ставшими почти что друзьями напарниками. Кажется, на прощание она совсем расчувствовалась, поминутно вытирая глаза и громко ругаясь на вездесущую пыль.
  Но вот прощание подошло к концу, и аколиты вслед за группой инженеров-строителей (также следующих в Остфрисланд, если верить их разговорам) и свитой какого-то расфуфыренного жеманного торговца, умудрившегося даже начать строить шкафоподобному Кассию глазки, погрузились на транспорт. К сожалению, фрегат не следовал напрямую на Батавию: это была только третья точка маршрута, а перед тем аколитов ждало недельное ожидание в опасных, по слухам, доках Нью-Арка, где «Надежда» должна была выгрузить транзитный груз и принять на борт новых пассажиров.
   Но вот наконец долгая дорога завершилась на орбите Батавии. Юркий кораблик, которому требовалось гораздо меньше места, чем здоровенным транспортникам, да еще с таким ушлым человеком во главе, как капитан Билл Страттон, форсировав двигатели, обогнал неторопливый зерновоз и первым причалил к свободной зоне западного пирса. Вместе с делегацией восторженно галдящих архитекторов, большинство из которых впервые спускалось на другую планету, спустились на поверхность Батавии и аколиты.



  После прохождения почти что полукилометровой регистрационной очереди аколитов на земле их встретил смурной и неразговорчивый незнакомец в белых одеждах чиновника Администраторума, представившийся Соломоном ван Дайком, старшим стационарным агентом. Продемонстрированный украдкой знак эти слова подтвердил. Местный резидент кратко уведомил мужчин, что, оказывается, с ними на том же самом корабле прибыло еще двое аколитов, ожидающих сейчас в машине, и толи попросил, толи приказал следовать за ним.

отец Иштван, сестра Саломея

Всё мне позволительно, но не всё полезно; всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною.
(1 Кор.6:12)

  В отличие от спутников своих, отец Иштван и сестра Саломея получили приказание из первых рук. Когда было принято решение, что проверка сообщения ван Дайка будет возложена на подчиненных МакАльпина, помянутые аколиты пребывали на базе Конклава. И тот, и другая были слишком ценными людьми, чтобы использовать их в ординарных миссиях, а посему они фактически выполняли роль резерва и свиты самого инквизитора. Тем более, что госпитальера, хотя и числилась среди людей Кеннета, являлась протеже самой леди Лайнэ Корвалайнен, главы Ордо Маллеус Теронского конклава.
  Пригласив аколитов к себе в кабинет, мужчина, не таясь, поведал об особенностях и странностях задания. Чувствуя, по всей видимости, себя неуютно от того, что, он направляет людей на верную гибель, инквизитор откровенно извинился перед подчиненными за то, что не может сопровождать их: решением леди Корвалайнен ему предназначено другое задание. Кажется, Кеннет, несмотря на то, что уже получил инсигнию, до сих пор ощущал себя дознавателем своей эксцентричной начальницы.



  Через неделю после этой беседы отец Иштван и сестра Саломея покинули расположенную на безымянном астероиде базу Конклава. Их путь лежал через мир-кузню Ноктус к ульям Нью-Арка. Такой, казалось бы, запутанный маршрут был обусловлен одним – секретностью. Магосы имеющейся в их распоряжении информацией не делились, а пассажиропоток на мире-улье был слишком велик, чтобы с уверенностью его контролировать. От Нью-Арка до Батавии они добрались первым классом на небольшом хартистском фрегате «Hope of Saint Domitius».
  Судя по всему, капитан как раз делал ставку на перевозку важных пассажиров, так что полет прошел с максимальным комфортом. Тут была и неплохая библиотека, и купальня с водой, очищенной карнелианскими серебряными камнями, и величественная часовня, за которой присматривал добродушный и велеречивый отец Никомед. Соседние каюты занимал магистр Администраторума Ильмари Хямялайнен, следующий к новому месту назначения: представительный и весьма образованный светский мужчина, способный поддержать разговор практически на любую тему. Будучи человеком воспитанным, целью прибытия своих собеседников на Батавию он благоразумно не интересовался, справедливо полагая, что у Экклезиархии могут быть свои тайны.

  Варп фрегат покинул с филигранной точностью, практически не отклонившись от предполагаемого времени прибытия. После швартовки, когда пассажиры второго и третьего класса покинули судно, за обитателями первого класса прибыл роскошный транспорт, доставивший их к контрольному посту. Очереди, в отличие от общей зоны, здесь не было, так что вскоре священник и госпитальера оказались на поверхности планеты. Там их встретил сам автор письма – Соломон ван Дайк, который, помимо официальной должности в Администраторуме, являлся старшим стационарным агентом на планете. Впрочем, статус этот не подразумевал, что он может командовать аколитами: как максимум, его роль сводилась к советам и оказанию необходимой помощи.
  Уведомив новоприбывших, что вскоре он вернется со второй партией аколитов, ван Дайк провел гостей к своему кару и, вручив Иштвану ключи, нетвердой медлительной походкой отправился обратно. Парковка, на которой остались агенты Трона, была расположена на открытом воздухе, и, с учетом того, что само здание космопорта располагалось на высоком, явно искусственном плато, ничто не мешало насладиться видами нового мира.
  Над головами аколитов раскинулся купол бескрайнего неба столь насыщенно-синего цвета, что контуры пробегающих облаков казались резкими и четкими. Вечерело, и румяный свет заката весело играл на жестяных крышах расположенных на уровень ниже ангаров, расцвечивал яркими красками широкие поля и заставлял нарядно блестеть многочисленные вены рек. Судя по всему, ночь здесь наступала быстро, и прямо на глазах аколитов последние лучи, еще желтее и гуще, уходили по холмам, с трудом карабкаясь по вершинам и оставляя внизу расцвеченные многочисленными фонарями сумерки.

Кристобальд Гёссер, Кассий Каллахан, отец Иштван, сестра Саломея

  Прошло около часа, прежде чем Соломон вернулся, ведя за собой двух мужчин.
  - Вот и все в сборе. – хрипло каркнул он. – Сейчас едем к тем, кто прибыл раньше, и там уже будем совещаться. Всем все понятно?
  Видимо, и сам «стаци» понял, что последняя фраза прозвучала слишком резко, и, чтобы сгладить ситуацию, решил перевести разговор на другую тему. Впрочем, тон его от этого приятнее не стал.
  - Мы поедем не через Грюндерн – там сейчас пробки на дорогах, а в объезд. За безопасность места совещания можете не беспокоиться: я дополнительно ее усилил, и мы будем защищены от любого постороннего наблюдения либо вмешательства. – помолчав, он добавил. – Впрочем, внимание посторонних не предполагается.

  Тяжелый кар ван Дайка двигался в плотном потоке по широкой и хорошо освещенной автотрассе, идущей в объезд стремящегося к небесам будущего улья. Благодаря обилию света желающие могли наблюдать, как за стеклом бежит ровная линия посаженных через равные промежутки аккуратных деревьев, за которыми темнеют равнины полей. Поразительно часто встречались небольшие толи деревушки, толи фермы: изящные небольшие домики красного, реже коричневого цвета с покатыми крышами, прихотливо украшенные контрастно светлой резьбой. Высокие фронтоны – простые либо украшенные всевозможными фигурами – придавали им особое уютное очарование, а широкие окна делали дома светлыми и воздушными. При этом, что наверняка было дикостью для жителей многих миров, какого-либо единого стандарта в строительстве не было: все домики, хоть и были похожи друг на друга в общих чертах, во всем прочем были совершенно индивидуальны.
  Те, кто предпочитает делать выводы на основании увиденного, вполне могли сформировать общее мнение как о Батавии, так и о местных уроженцах, чего нельзя сказать о ван Дайке. Часто по облику авто и его содержимому можно получить немало информации о владельце – но не в данном случае. Большая машина, удобная для передвижения как по дорогам, так и по бездорожью, аккуратная, не битая и не царапанная, была произведена явно давно. В салоне, за исключением иконки в углу стекла, не было никаких украшений – все строго, сухо и формализовано. Можно было бы подумать даже, что авто это – служебное, но вряд ли кто-то представил бы письмоводителю, пускай даже старшему, подобный кар для его личных целей. Да и из редких обмолвок Соломона можно было сделать выводы, что это его машина. Скорее всего, такое, несколько безликое, обличие транспорта было все же вызвано вкусами владельца.
  Интегрированный в машину вокс-приемник настроен был на местную музыкальную волну, и салон заполняли звуки похожей на низший готик, но гораздо более протяжной и мелодичной речи. В ней без труда угадывались знакомые слова, но общий смысл от слушателей пока что ускользал, хотя та же сестра Саломея, например, могла с уверенностью заявить, что спустя несколько часов общения с аборигенами сможет не только понимать, о чем идет речь, но и самой общаться на местном диалекте.

  Спустя несколько часов дороги аколиты въехали в пересеченный сеткой каналов пригород, где в сени деревьев располагались маленькие домики, кажущиеся на фоне яркой громады улья почти игрушечными. Попетляв по узким улочкам, и проехав какое-то безумное количество мостов, ван Дайк остановился перед оградой одного из небольших домиков, в широких окнах которого горел мягкий теплый свет.
  - Приехали. – буркнул Соломон. – Выгружаемся. Пять минут приводим себя в порядок и совещаемся.
  Повернувшись к вышедшим из дома постояльцам, он сварливо спросил:
  - Еще не весь дом разнесли? Ладно, kameraaden, пошли в гостиную, а там уже все обсудим.



Гравель Ральтус, Ярра, Кристобальд Гёссер, Кассий Каллахан, отец Иштван, сестра Саломея

Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть. Вот, диавол будет ввергать из среды вас в темницу, чтобы искусить вас, и будете иметь скорбь дней десять. Будь верен до смерти; и дам тебе венец жизни.
(Откр.2:10)

  Через некоторое время аколиты и стационарный агент собрались в обширной светлой гостиной, занимавшей почти весь первый этаж. Задернув воздушные бежевые шторы, они отгородились от непрошенных взглядов, а после активации сферы тишины – и от возможного прослушивания. Тихо потрескивающие дрова в бело-голубом изразцовом камине служили скорее для создания атмосферы, чем для света и тепла: отделанное светлым дубом помещение с белым потолком освещалось аккуратными настенными лампами, дарящими уютный рассеянный свет.
  Сам ван Дайк расположился в кухонной части, за широким обеденным столом, нарочито массивным и грубоватым. Отодвинув все стоявшие напротив тяжелые высокие стулья с резными спинками в сторону, чтобы ничего не мешало обзору, он оставил агентам возможность занять расположенные у камина глубокие кресла и мягкий диван, стоящий напротив широкого голопроектора с аккуратно встроенной в панели стереосистемой. На журнальном столике с вогнутыми ножками стояли в белой вазе желтые и красные цветы, смотревшиеся самым ярким пятном в сдержанном помещении: даже висевшие на стенах пейзажи были в пастельных тонах.

  Сложив перед собой руки и переплетя пальцы, старший стационарный агент на Батавии обозрел собравшихся перед ним тяжелым взглядом, словно начальник, собравшийся учинить разнос нерадивым подчиненным. Но вместо этого сказал:
  - Уважаемые агенты, благодарю, что откликнулись на мое сообщение. Я постарался изложить ситуацию максимально полно: к сожалению, эта полнота на деле означает пустоту. За прошедшее с момента отправки доклада время ситуация не изменилась ни в лучшую, ни в худшую сторону: Эльдерн по-прежнему находится в информационном и физическом вакууме, связи с ним нет, и новые попытки проникнуть в город успеха не принесли: никто не вернулся. Даже установленные техножречеством рекордеры не зафиксировали в городе ни движения, ни звука.
  Из новой информации: после пересечения границы люди, зайдя за первый же угол и пропав из зоны видимости, исчезают навсегда. При этом параллельная съемка сверху никаких передвижений не фиксирует в принципе. Планетарными авгурами выявлено, что никакого внешнего воздействия на Эльдерн нет, и с высокой вероятностью можно предполагать, что и не было.
  Если есть какие-то вопросы – спрашивайте. Если я могу оказать какую-либо помощь – говорите. Я слушаю.
  Продолжая держать пальцы сплетенными – хотя руки слега подрагивали – Соломон откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на аколитов.

- Каждому свое. Но я не вижу в дикой природе чего-то особенного. - ответил Килзорус Боре. -Это даже не дотягивает до нашей деревни.
Очевидно, что он говорил не о природе вокруг а скорее об уровне жизни и, в сравнении с тем, что ему довелось видеть дома, это место не отличалось настолько уж выдающимися видами, чтобы они сглаживали ощущение натуральной глуши. Может для кого-то это звучало даже обидно, но паладин не привык врать и не боялся проявлять истинные чувства.
- Приятного вечера. - пожелал паладин стражникам искренне, словно в противовес тому что сказал Лис. В понимании Трузавра скука не должна быть препятствием тому, чтобы делать хорошее дело. Но читать мораль товарищу не стал, возможно просто не услышал... он больше прислушивался к разговору Двенки с Шаманом.
Дальше драконорожденный рассказал, не вдаваясь в подробности о том, что существует город с трудновыговариваемым названием Djerad thymar который находится внутри колоссальной полой пирамиды на гранитном фундаменте, настолько огромной что верхушка пронизывает небеса а вокруг величественных колонн, которые это все держат внутри, на кольцах помещаются целые торговые районы.
- Вот от чего действительно захватывает дух.

Любопытный, как обычно, Лис расспросил Трузавра поподробней о битве на кухне и сопоставив его рассказ и странное исчезновение бармена, практически уверился в том, что подлый удар паладину нанес именно хозяин. Иначе зачем бы ему сбегать, через подземный ход, забрав все из тайника, м? Тем более, когда бандиты уже дали деру, м? И даже не вернуться на следующий день в собственную таверну! Даже если и не он пырнул Трузавра, что-то тут явно было нечисто. Поэтому Лис, пряча улыбку под шарфом при виде того, как Бора кладет на стойку золотой, а Кадм'Орш желает всяческого благополучия тавернщику (нет, это и правда было очень забавно, ведь эта скотина могла хотя бы позвать стражу), решил расплатиться с нерадивым хозяином по-своему. Улучив момент, когда все были заняты своими делами, он тщательно обследовал всю таверну в поисках еще каких-нибудь тайников или просто полезных вещей, которые могли бы пригодиться в предстоящем путешествии. Не особо надеясь на успех (наверняка, хозяин захватил выручку с собой), плут заглянул и в кассу под стойкой. Золотой Боры он трогать, правда, не стал.

Сон - лучшее лекарство. От ран душевных и телесных нет лучшего средства, чем крепкий и спокойный сон. Кадм хорошенько выспался, и это было именно то, что ему нужно после вчерашней заварушки. Да, он не пострадал так, как Килзорус, его тело не было отмечено новыми шрамами. Но вот духовных сил он вчера потратил с избытком - что поделать, общаться с духами, а тем более приручать их задача не из простых, даже для того, кто практически всю жизнь постигал это ремесло.
Ночью собственный дух Кадма странствовал в стране сновидений, и шаман успел хорошенько обдумать предстоящий им путь. Не стесняясь этого, он признавал, что перспектива перейти дорогу Шар немного пугала его. Кто может представить себе последствия вражды с богами лучше, чем тот, кто практически постоянно путешествует в Незримый Мир?
Ну, разве что жрецы этих самых богов.
Но невзирая ни на что, Кадм решил, что ничего в этой жизни не случается просто так. Не просто так они встретились и сдружились, не просто так ввязались в заварушку со жрецом Чонти по имени Геварн. Вот и грядущее путешествие тоже, наверняка, не зря вплелось в нить его жизни.
Перед долгой дорогой стоило бы, пожалуй, обзавестись каким-никаким скарбом, но еда в дорогу у него уже была, одежда пока ещё была крепка, о копье и говорить нечего. Нож остёр, ритуальный барабан цел - что ещё нужно в дороге шаману, привыкшему к долгим путешествиям по заснеженной тундре, полным тяжких испытаний?
Да и денег, сказать по правде, у него не было.
Спустившись в зал таверны, Кадм решил, что стоило бы всё-таки отплатить бармену, чьё пиво вчера помогло ему поблагодарить своих спасителей. Шаман вышел на середину комнаты, держа в руках свой ритуальный барабан, и стал наигрывать простой, лёгкий ритм. Он запел, негромко, и в песне благодарил духов этого места, и просил их в будущем помогать хозяину этого места.
"Пусть не скиснет пиво в его бочонках, не будет скудной рука гостя, и стены эти стоят крепко, на радость доброму хозяину этого дома!"

После явленного знамения Элрик несколько мгновений провёл в молчании, после чего произнёс, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Воля была явлена и должна быть исполнена.

Всё ещё пребывая в некотором сомнении (всё же место было не совсем подходящим, а убитые не были эльфами), жрец приблизился к первому телу и начал произносить давно заученные слова поставленным голосом, несколько видоизменяя их, сообразно ситуации:
- Владыка Кореллон, из пролитой тобой крови мы рождены, и, подобно тебе, сегодня пролили свою. Прошу тебя, прими души тех, кто пал сегодня, или укажи им путь к царствам богов, что сочтут их достойными войти в свои чертоги.
Совершив ритуальный жест прощания над первым телом, Элрик двинулся к следующим и продолжил:
- Рассуди их деяния по справедливости и воздай по заслугам, и пусть отражения дел земных станут им путеводными огнями в мире духов. Да пребудут они там в покое и благоденствии отные и во веки веков.

Завершив обход, эльф замолк и слегка развёл руки в стороны, словно открывая перед духами умерших ворота в другие миры. Этот простой обряд — наибольшее, что он мог сделать для не-эльфов. Остальное оставалось на суд высших сущностей, и повлиять на это простой клирик уже никак не мог.

Плечо чертовски болело. Это было обидно. С другой стороны, его не подстрелили - это было довольно хорошо. И вся остальная ситуация состояла из таких же противоречивых деталей. Бандиты убегали, но с другой стороны они не атаковали его. По крайней мере, не все. Оставшийся бугай собирался приложить его тяжеленной штукой, но делал он это один, без помощи товарищей. А значит, это была драка один на один. Довольно честно, если подумать.
Арбалет ему больше не угрожал, так что Бора наконец-то попытался осуществить то, о чем думал с самого начала - кинуться вперед и, в данном случае, долбануть Эгора, пока тот не размахнулся каменюкой как следует.

После того, как прогремел взрыв, Двенка ахнула и схватилась за голову. Что же она наделала! Надо быть внимательнее дурная её голова, теперь из-за неё ее друзья пострадали!
– Прости, прости, прости! – вопила Двенка, подбегая к раненному жрецу. До остальных бандитов и старикана, из-за которого вся эта каша заварилась, ей уже не было дела– Я не хотела! Ну, то есть, хотела, но не в тебя же ведь! Я хотела помочь! А потом вдруг... Прости пожалуйста, ещё и люстра эта... Люстра! – Девушка схватилась за голову и оглянулась посмотреть на результат своих стараний. – Ох, что же я наделала... – тихо взвыла она.
Двенка тут же бросилась на помощь другому своему товарищу, пострадавшему из-за её невнимательности.
– Мне очень жаль, что так вышло. – только и смогла дрожащим голосом выдавить она из себя, помогая Лису подняться – Очень-очень жаль...

Глаза Двенки так и сверкали от счастья, когда паладин встал на её защиту. Не зря она вписала имена всей команды в список своих друзей, ох, не зря! И кажется часть налетчиков уже уходит, а это уже совсем замечательно! Теперь и тот милый селянин в безопасности, и она с Изумрудом могут помочь остальным отбиться от этих негодяев.
Двенка окинула взглядом зал, оценивая обстановку. Она запреметила ближайшего к ней бандита и немного отошла назад от драконорожденного, чтобы получше прицелиться. Она вытянула свою пятнистую руку вперёд, целясь в противника. Двенка сконцентрировалась на энергии, растекающейся по её рукам из диадемы, ей нужно было всего лишь направить её в нужное русло, прямиком в рожу того негодяя!

"Где же я так провинился, духи?" - думал Кадм, отбивая посохом удары дубинки.
Спиной он упирался в потёртую деревянную стену таверны, а правая нога чувствовала огонь местного очага. Беда в том, что теперь этот огонь не согревал его, а грозился обжечь и подпалить одежду.
Положение было незавидным, получается, что он всё-таки нырнул с головой в пасть белого медведя, и теперь его клыки собирались перемолоть шамана. Судорожно соображая, как же ему быть, Кадм заметил, что часть бандитов уходит из таверны в след за главарём. Но вот его нежданный противник уходить явно не собирался. Удары дубины сыпались на него, казалось, что следующий будет последним, и древко копья просто переломится.
Шаман решил испытать удачу.
- О, духи, - негромко проговорил он, не забывая про противника. - Если моя голова сегодня не встретится с этой замечательной дубинкой, вас будет ждать кружка самого лучшего пива, что есть в этой таверне.
После этого, может быть, не самого благородного, но зато самого искреннего обращения к духам, Кадм попытался разорвать дистанцию с противником и уйти, наконец-то, из под его ударов.

Таким образом, группа мужчин мирным образом разошлась с таинственной Лизой/Мией и направилась дальнейшей своей дорогой к шахте Гоши. Произошедшее у ручья оставило у каждого из них такое яркое впечатление, что остаток пути прошел мирно и незаметно.

Стало уже смеркаться, когда команда дошла до скалы, которая торчала из земли как коготь Тарраски. Обойдя поросшее оледеневшим кустарником основание глыбы, приключенцы увидели прикрытый небольшим деревянным навесом вход в подземелье. Этот вход представлял собой выдолбленный в скале туннель шириной около десяти футов [3 метра] и высотой около шести футов [1.8 метра], чьи своды укреплены толстыми бревнами. Кажется, когда-то он должен был закрываться широкими воротами, но от них сохранились только большие деревянные петли, закрепленные на колоннах, которые поддерживают навес.

— Ну вот, собственно, моя шахта, — вздохнул Гоша, который после прогулки несколько повеселел, но еще окончательно в себя не пришел. — Насколько мне известно, это единственный в нее вход.

– Да я бы с радостью их угомонил, – крикнул плут, пытаясь перекрыть шум боя, – но ты это видишь? Им больно понравился твой старикан. Меняю старикана на твою шкуру! Клянусь Чонтией, твои бойцы недолго протянут, – Лис подмигнул бандиту напротив и, подцепив стул ногой, подвинул его к себе – поверь, с этим паладином шутки плохи, ещё никто не выживал после его суда.

Тон голоса паладина изменился на извиняющийся, когда заговорил Лис - при всем уважении к нему, такой вариант паладина не устроил.
- Так можно было поступить с самого начала, но не теперь. Сомневаюсь, что можно называть друзьями тех, кто угрожает тебе оружием. Если этот человек нуждается в защите, я не могу закрыть на это глаза, по крайней мере пока не услышу внятных объяснений с доказательством совершенного им деяния, за которое его собираются прилюдно лишить жизни. Зло должно быть наказано и я буду судьей.

Куллстед и Чжень
Убедившись, что схваченный бандит лишь оглшушён, мистер Макхольно проследовал в другую комнату, где Чжень поместил второго "языка". Тот лежал связанным на полу, непрестанно шевелясь, чтобы выбрать более удобное положение, однако пока получалось у него это плохо. На голове его вспухла большая шишка, а от мокрой одежды на полу в том месте, где он лежал, осталось тёмное влажное пятно. Вероятно, этого типа Шон выловил прямо из реки. Завидев Куллстеда, он прекратил ворочаться, и хмуро уставился на детектива. Услышав от того неожиданный вопрос о своём имени, грабитель хрипло рассмеялся, морщась от боли, после чего ответил:
- Такие как ты зовут меня просто — Хозяин.

Генри, Джейкоб
- Мистер Куинн, господа — это весьма одарённый молодой человек, который не знает, как правильно распорядиться своими талантами, так я скажу, — ответил пустынник на вопрос Джейкоба, — и сейчас мы с вами имеем возможность наблюдать, как он пытается втянуть в одно из своих без сомнения гениальных дел мистера Хэйнса, которому, увы, природа подарила большие габариты, но не наделила пропорционально столь же великим умом, чтобы ими управлять. Но даже ему, похоже, ясно, что затея мистера Куинна как минимум не лишена недостатков. Послушайте совета старого пустынника, джентльмены, не связывайтесь с ним, это не принесёт вам ничего кроме проблем и убытков, хотя он будет утверждать, что вместе вы заработаете золотые горы.

Эвия
- Уверяю вас, Эвия, беспокоиться совершенно не о чем, — ответил инспектор, жестом предлагая миссис Уотсон отхлебнуть чая, — эти люди давно в розыске. Их подозревают в ограблениях, вымогательстве и убийствах, но захватить власть в Альбионе... Это вне их компетенции. Полагаю, их скудное воображение даже не сможет привести этих доходяг к такой мысли. В конце концов, революции совершаются во имя всеобщего блага, даже если это только красивый фасад для того, чтобы обогатить немногих, стоящих во главе. Эти же люди верят только в сиюминутную выгоду и живут настоящим. Прекрасное будущее — это совсем не то, над чем они вообще задумываются. И, как вы верно заметили, численность их не настолько велика, чтобы мечтать о чём-то большем, нежели ограбление инкассаторской кареты. Четыре человека, вернее уже три — не слишком-то похожи на армию революционеров.

Лейтенант Осборн отхлебнул ещё чаю, и продолжил с улыбкой:
- Поэтому оставьте мрачные мысли, Каэрлиону ничего не угрожает, иначе в городе ступить бы некуда было, не наткнувшись на агентов Пятого департамента. А их что-то не видно было вчера ночью, когда эти ребята пытались вывезти собственность армии Её величества. Теперь они, конечно, будут стоять на ушах какое-то время, проверяя всё и вся на предмет наличия заговоров, и, если Боб и его ребята и впрямь собирались продать оружие каким-нибудь анархистам, будьте уверены, они их найдут.

  ВАААРГХ Хархана продолжался. Целые племена зеленокожих, приходящих в Сильванию ради грабежей, отзывались на зов варбосса и становились под его знамёна. Вскоре подчиняющейся Гноморезу гоблы стало столько, что, если посмотреть на далёкий горизонт, выяснится, что и он занят зелёными ордами. С одной стороны – хорошо. С другой стороны, одного только Хархана перестало хватать на удержание всей этой гоблы, и смута в рядах хитрющей мелюзги появилась вновь. Но, в какой-то момент, лагерь Хархана посетила группа орков-чудил. Эти чудилы пришли в лагерь варбосса даже не пешком, а приехали на странных махинах, сделанных из грубо обтёсанных брёвен и запряжённых вепрями.
— Ита ты – босс итаго ВАААГХА? А мы – банда скорасти! Мы ни можым жыть без двух вищей: скорасти и дакки! Дакка-дакка-дакка-дакка! - вопили орки, беспорядочно стреляя из своих импровизированных орудий.
  Банда скорости поведала Гноморезу много нового. Они – мастера делать всякие штуковины, особенно если эти штуковины позволяют быть быстрыми и стрелять. Помимо колесниц, орки показали своё оружие: это были рубила, однако к ним зачем-то привязали гоблу с луками.
— Ита шмаляло! - объяснял вожак банды. - Оно шмаляет!
Хархан был поражён. Ничего более крутого он в жизни не видел. Само собой, чудил он принял. Им было приказано разъезжать по лагерю и шмалять по той гобле, которая устраивает смуту. Теперь у варбосса хватало рук на контроль над хитрючей гоблой.
  Когда Хархан собирался покидать этот лагерь, он приказал гобле возвести из общих фекалий статую Горка. В Сильвании должна быть хоть одна красивая штука! Но потом варбосс задумался – чего-то не хватает... И тогда Гноморез приказал возвести ещё статую Морка – вот теперь красота!
  Когда статуи были готовы, на горизонте появилась армия. А точнее – добыча.
— Пастукаимся! - раздался весёлый голос варбосса, который уже порядком устал от нехватки драк.

Встав на холме, обдуваемом ледяным ветром Сильвании, Юлиан неотрывно сверлил взглядом бывшего учителя, в мгновение ока поднявшего несметную орду немертвых. Да, Сах'Дальм всегда был выдающимся некромантом, именно поэтому Юлиан пошел учиться темному искусству именно под его началом.
Однако времена ученичества давно минули, и теперь фон Карштайн смотрел на старца, как на равного себе.
"Сах'Дальм.. Сколько же лун минуло с момента нашей последней встречи, и вот, Владыка Смерти снова свёл нас вместе.. Что ж, значит, пришло время, наконец, разрешить нас спор."
Голос барона был негромким и столь же ледяным, как ветра Краесветных гор. Сжав ладонь на рукояти клинка, он медленно вытащил Клеймор из ножен. Меч из темной стали слабо блеснул в свете полной луны, словно в подтверждении слов и мыслей своего владельца.
"Когда-то ты был моим наставником, ты научил меня всему, что я знаю об Искусстве. Но тебе пора признать, что ученик превзошел своего учителя."
На этих словах Юлиан выбросил руку с мечом в направлении старца.
Словно повинуясь безмолвному приказу своего господина, стоявшие в передних рядах легионы зомби, неуклюже переставляя конечности, медленной волной двинулись на ряды скелетов Хельвина. Груды костей, вооруженные истлевшими от времени луками, натянули ветхие тетевы и под грохочущий залп осадных машин выпустили град смертоносных стрел.
Захватнические орды орков подождут, пришло время расставить все по своим местам...

Артур Д. Уайт

Сопла-крылья за спиной заструились огнём, и ты прыгнул в небо. Не там ли хранятся воспоминания? Став к нему ближе на несколько десятков футов прыжка — к такому, как оно есть, каменному и низкому — ты стал ближе к собственной памяти. Глядя на приближающееся облако химического тумана с большеглазыми и плечистыми штурмовиками, плывущими в нём, маленькими от высоты и вырастающими быстро от падения, ты вспомнил другие свои прыжки.

На Оссе-11 ты сражался в прыжковом "Гелиосе". Одна из тех машин, что осталась гореть, когда ты остался жить. Сбросил её, как местная магмовая саламандра сбрасывает кожу. Иногда ты вспоминаешь всех мехов, которые остались дымиться на далёких полях сражений. Ты чувствуешь гулкое и тянущее чувство внутри, которому нет имени. Осса была планетой-вулканом: вся в нарывах огня, истекающая красно-жёлтыми реками, как кровью и лимфой. Чёрные равнины с кровавыми артериями. Угольные каньоны и пылевые пустыни. Вы зависли над ней на орбите не зная, что делать: потратили энергию и время "Ковчега" — каждый час этого корабля-мира в полёте сжигает деньги, на которые можно построить маленький город. И вы висели над изуродованным маленьким миром, продолжавшим изрыгать магму и сотрясающимся в агонии, не зная — что теперь? Терраморфинг его был невозможен. На поверхности по прихоти судьбы шла в добавок к последним судорогам планеты война. Вы не знали, что мир потерян без шанса сделать здесь что-то, когда летели сюда, но, наблюдая его гибель с орбиты, решили эвакуировать один из полумёртвых городов в надежде, что беженцы согласятся бежать и смогут потом интегрироваться в ваше общество. Это было время великого гуманизма Ковчега — вы надеялись на лучшее и делали, во что верили. Ты отправился на планету с другими рыцарями и с юнитами-регулярами прикрывать эвакуацию жителей: они оказались заложниками собственного тирана с его гражданской обороной и обезумевшего ИИ, который превратил просто малопригодную для жизни планету в малопригодную для жизни планету с рыщущими по её руинам и пустыням роботами-убийцами. Землетрясение начало разрушать квартал, где вы отбивались от беспилотных мехов, прыгавших на вас с крыш зданий и осыпавших лазерным градом. Улица лопнула и провал начал заполняться поднимающимся огнём, похожим на кровь, подступающую к краям рубленой раны. Полоса сияющей раскалённой жидкой породы отсекла вас от десантных шаттлов. Остаться на планете без союзников даже на часы означало погибнуть. Ты разогнал "Гелиоса" двумя огромными шагами и прыгнул, врубая джапм-двигатели. Бело-красный мех взмыл над дрожащим от жара, набухащим пузырям провалом, похожий издалека на маленький древний биплан из-за орудий в плечах. Ты готовился выключить двигатели и начать приземляться, когда склон обрыва начал крошиться и соскальзывать вниз громадными ломтями. В панике, ты начал задирать нос меха, чтобы набрать высоту, но не успел: ты видел несущуюся перед тобой красную от света стену и понимал, что для тебя членство в клубе любителей садоводства заканчивается: мех уйдёт в расплавленный камень, как муха в варенье. Ты почувствовал мягкий толчок в ногах "Гелиоса", щёлкнул тумблер и закрыл глаза. На дне провала раздался хлопок. Ты вылетел из огня в капсуле пилота и чудом приземлился по нужную сторону провала. Катапульта сработала. Выбравшись из капсулы в чудовищной спешке, ты побежал, к шаттлам, размахивая руками, сжав зубы и не оглядываясь. У тебя за спиной сверкали лазеры безмозглых, но метких слуг свирепого ИИ.

Уильям Сайкс

Если твёрдая рука и острый глаз — друзья пилота, то надежды и смутные чаяния — его спутники. Невозможно пройти войну совсем без них. За пределами одного боя — целая огромная судьба. Как повернётся она? Суждено ли вернуться домой — и каким? Обо всё этом думаешь, проверяя и перепроверяя машину. Оживает "Оракул", начиная вместе с тобой диагностику всего и вся. Поддерживает незримо, снимая с тебя часть рутины.

Ехал Сайкс по ангару, смотрит - человекомухи горят. Въехал в них и потух.
И человекомухи потухли. Вернее будет сказать - догорели. Раскатал на ходу какое-то обгоревшее тело, дернул ручник, развернулся на 180, стирая ошметки с покрышек. Головой по всем сторонам повертел в поисках новой цели, а уже и нет никого. Одни сотрудники горят, тоже под огнемет попали, экая досада. Ладно еще хоть не под артиллерию, как в прошлый раз.
Ну сориентировался, окатил ближайшего Фавна струей пены, в кокпит заглянул - а там мать моя женщина, пилот уже обуглился! Присмотрелся - а нет, все в порядке. Нельзя так людей пугать, нельзя...

Общее

Технологии не возвращают жизнь. В основе восстановительного терраморфинга лежит магия. В современном мире она обёрнута в технику, как в необходимую для визита одежду, но, оставаясь сама перед собой в наготе, магия не похожа ни на Природу, ни на Разум.

Терраморфинговое Ядро "Теург" — инженерное чудо. Отрицать его техническую гениальность не придёт в голову ни одному юниту. Но без иномирового участия он остался бы мёртвым сердцем корабля — безжизненным сплетением кабелей и лабиринтом микросхем, нагромождением интерфейсов и адом конфликтующих ИИ; гигантским склепом, пожирающим энергию реакторов, но неспособным заставить обратиться к солнцу и дышать даже самый маленький листик.

ТМЯ "Теург" вмещает душу оккультиста древности. Его личность и биография — предмет государственной тайны. Говорят, он родился и прожил первую земную жизнь в Элладе — так назывался культурный ареал доисходной Земли, где несколько веков длился золотой век магии, теургии, искусств и наук. Сила его порыва к лечению и здоровью заставляет пустыни цвести. Шрамы и уродства войны он не может принять. И сейчас эта сверхживая частица техноживого конструкта пульсирует яростно: СЖЕЧЬ СЖЕЧЬ СЖЕЧЬ СЖЕЧЬ...

Орбитальная бомбардировка не была вызвана ни практической нуждой, ни политическим расчётом: "Теург" негодует — и Адмирал прислушивается к его волнению.

На собрании вам сообщили о подземном городе глубоко в толще Алтеи. Разведка перехватила их коммуникации и собрала странную и отрезвляющую в плохом смысле картину из фрагментов, которые удалось добыть. Они называют себя "Серые Крылья" — инсектоидная раса людей-мух, гротескно напоминающая вас самих из-за ранней интеграции с вашими колонистами. Они появились одновременно с вашими первыми поселениями на планете и постепенно проросли в них. Вы не уверены, откуда они возникли и кто появился на Алтее раньше, но возникновение их города-государства примерно совпадает с началом колонизации. Они враждебно относятся к Ковчегу и не желают его присутствия на орбите. Они разумные и достаточно развиты технологически. Организационно они похожи на вас — во всяком случае на поверхности их общества присутствуют узнаваемые институты: коммуны, советы, парламенты, корпорации, семьи, суды. Но ваших ксенокультурологов не покидает ощущение, что вы имеете дело с мимикрией или, во всяком случае, не видите полной картины: корни их системы социальной организации уходят глубже, чем вы можете предположить на основе собранных пока данных. Все эти годы они использовали наземные колонии, населённые чистыми людьми, как прикрытие и резервуар ресурсов. В их планы не входило уничтожать колонии-симбионты и обнаруживать себя. Вы полагаете, что какая-то цепь случайностей запустила катастрофу: подземные питомцы "Крыльев" начали прорываться в колонии, ручная администрация куполов перестала быть ручной или просто не справилась с собственными военными и люди начали с "соседями снизу" короткую войну. Где-то среди этих событий, по вашей догадке, один из куполов направил вам сигнал о помощи. "Крылья" надеялись переждать ваше появление не выдавая себя ничем и наблюдая за вами, но недооценили вас: разведка обнаружила их дроны, их связь, их самих. Они сидят в единственном улье на планете глубоко под землёй и ждут Судного Дня.

Игра Dragon's Dogma (+ доп. Dark Arisen).
Создана японскими разработчиками для западного игрока.

Аннотация.
Воля. У всякого человека она есть. Наиболее известные философы, которые отвели её в своём учении важное место, — Ницше (воля к власти), Шопенгауэр (воля к жизни), Франкл (воля к смыслу) и Фрейд (воля к удовольствию). Для первого воля заключалась в тяге людей добиться наивысшего положения в различных сферах. Второй утверждал, что воля — сила, призывающая к борьбе за выживание, в том числе, инстинкт самосохранения.. Воля к смыслу заключается в желании, знать как можно больше о мире, выйти за рамки повседневных и прикладных знаний. Удовольствие и избегание боли — вот что, согласно Фрейду, всегда движет человеком.
К чему такое долгое вступление? Мир игры уникален тем, что в нём незримо борются четыре мыслителя. “Какая воля (какой тип воли) сильнее?” — поднимаемый вопрос.
Идти, несмотря ни на что, к вершине могущества — к титулу бога? Бороться за жизнь близких, свою собственную, за жизнь мира? Двигаться, чтобы узнать что там, за привычной реальностью, что сокрыто от других? Или восстановить утраченный покой, отвоевать несправедливо отнятую спокойную жизнь? Выбор за игроком. Только вот это западное мышление…
Родиться, чтобы умереть. Умереть, чтобы переродиться. Замкнутый круг. Сансара, если угодно. Вечный круговорот жизни и смерти. Ты же — винтик в устройстве бездушной машины под названием “жизнь”. Смерть, боль, горечь — они лишь от непонимания великого Закона. Смирись с ним.
Удивительно то, как разработчики соединили Запад и Восток. Да, воля — основа движения данного мира, но...
Ты обычный человек, живущий такой же обычной жизнью. У тебя друзья, семья, деревня уважает твой честный труд. Но в один вечер ветер перемен в виде посланного свыше дракона забирает и твоих близких, и твой покой, и твоё сердце — источник жизненной энергии. (Впридачу мир погружается в хаос.) За что судьба поступила так с тобой? За проявленную волю. Мелкий, жалкий человечишка посмел взять в руки меч и отчаянно пойти в атаку на чудовище! И проиграть.
Теперь твой путь — вернуть себе жизнь в двух смыслах: и сердце, и шанс жить спокойно. Ты Воскресший, бессмертный избранный. Умрёшь только в бою.
А если ты не хочешь идти выпавшим путём? Тебе ждёт судьба Эша. Прокляв Цикл, он стал живым примером, что бывает с теми, кто посмеет проявить волю против Цикла. Не правда ли, что в этом таится факт иллюзорности воли вообще? Есть и другой пример. О нём позже.
Через превозмогание, горы трупов ты находишь дракона в логове. Он предлагает выбор: смерть любимой (она в любом случае окажется в его лапах) и куча власти со славой или битва. Первое обрекает тебя на вечное одиночество. Заметка: договор действует, пока кто-то другой не убьёт дракона. Второе ведёт к ожесточённой битве.
Дракон пал от твоей руки. Сердце возвращено. Мир и покой? О нет, ты посмел доказать, что твоя воля закалена, теперь твой путь лежит к богу. Уклониться от предначертанного ты не можешь, ибо небеса отныне почернели и мир бьётся в агонии.
Ты падаешь в Разлом. Сенешаль (бог) испытывает тебя вновь. Битва. В середине он предлагает выбор: вернуться в деревню и прожить так, будто этого всего не было, или проявить волю к жизни, продолжив бой. Несложно догадаться, что жить ложной жизнью, как говорит сам Сенешаль, — не самый лучший исход.
Что будет, если ты проиграешь? Ты падёшь с небес новым драконом. Цикл продолжится.
Ты прошёл испытание. Ты видишь, что на самом деле Сенешаль — прошлый Воскресший, победивший и дракона, и позже прошлого Сенешаля. И ты вновь обязан продолжить цикл. Бог достаёт из груди “Крушитель Богов” и просит убить его. Почему?
Воскресшие — те, в ком загорелось пламя воли. Дракон — тот, кто должен закалить его. Закалённое, она должна пройти последнее испытание. Тогда и становятся Сенешалем — тем, кто следит за потоком жизни и смерти; тем, чья сильная Воля питает мир, истощая при этом носителя.
Итак, со временем и твоя воля начнёт иссякать (целая вечность впереди). Тогда ты пошлёшь дракона за новым Воскресшим. И так далее, и так далее, далее...
Ты же можешь убивать и создавать любое существо, ходить призраком по земле. Всё. Твоя воля нужна, чтобы Цикл продолжался и более ничего. Ты такой же его раб, как люди, драконы, Воскресшие... Убьёшь себя Крушителем —всего лишь потеряешь физическую оболочку. Эту цепь невозможно разомкнуть. Мир обречён на смену одного цикла на другой. В этом есть что-то прекрасное и что-то ужасное.
Какой же мыслитель со своей волей победил? Хах, ответ прост — победил Будда...

Небольшой рассказ по игре:

Едва Эвия вошла в соседнюю комнату, неповоротливая колченогая старуха тотчас откинула вуаль, стащила с себя мокрый плащ и если бы не Шэн, тут бы и бросила его. Не до порядка сейчас. Тем более, что порядок в их офисе - примета плохая, отчего его никогда и не бывает. Широкая заговорщическая улыбка очень шла ее веснушчатому лицу и вкупе со вздернутым носиком производила уморительное впечатление.
- Шоколад, - торжественно объявила она шепотом, - только Его Величество Шоколад! - на попытку китайца выговорить слово "чай" Эвия ответила, как обычно, по-особому нежной улыбкой. Так улыбаются потерявшемуся ребенку - одобрительно и ласково.

Затем, деловито хрустнув костяшками, она отодвинула заветный глазок и в деталях рассмотрела заказчика, при этом прислушиваясь к разговору с особенным вниманием. При упоминании "Короля Георга" Эвия едва не прыснула снова - знавала она это местечко еще со времен своей театральной юности. Сколько заведений обошли они с труппой, отмечая успешные постановки, и не упомнишь, но "Короля Георга" она помнила в деталях. Отчего так? Эвия обязательно подумает позже.

Вопросы, которыми мистер Баудфорд, Генри, методично забрасывал ошеломленного вниманием Флинна, она слушала, одобрительно кивая. Картина выходила недурная.
Стягивая мокрые перчатки, вуаль и верхнюю, траурную юбку, под которой красовалась развеселый, в клеточку, подол платья, промокшего в самом низу, она улыбалась и складывала ответы Флинна будто бы в одну шкатулочку, в своей голове.

Осень с каждым днём всё прочнее обосновывалась в Альбионе, принося с собой знаменитые дожди и туманы. Не была исключением и столица — Каэ́рлион. Люди, спешившие поздним вечером домой с работы по её узким улочкам, старались как можно быстрее проделать свой путь, чтобы осенняя сырость не успела проникнуть под плащи и костюмы. В такую погоду не было ничего лучше, чем собраться за столом в натопленной кухне и насладиться горячим ужином после тяжёлого трудового дня, и жители Каэрлиона знали это. Поэтому они торопились, скрываясь под одинаковыми чёрными куполами зонтов, похожие сверху на диковинные серо-коричневые грибы с чёрными шляпками.

Однако, героям нашей истории эта суета была чужда. Они уже какое-то время работали не на промышленных магнатов или государство, а на себя, и дела у них шли довольно неплохо. Поэтому они могли себе позволить наблюдать за вечерней суетой сквозь покрытые мелкой моросью осеннего каэрлионского дождя стёкла окон своего офиса. Небольшое, но уютное здание, где этот самый офис располагался, было построено в начале века, и это чувствовалось - комнаты были не слишком просторны по современным меркам, а окна специально были сделаны небольшими, чтобы экономить тепло, зато в гостиной имелся собственный камин, а три спальни позволяли при необходимости ночевать прямо на работе с комфортом, который и не снился многим обитателям съёмных муниципальных квартир.

Обстановка в офисе была "рабочая", как её характеризовали некоторые из сотрудников, а, проще говоря, там царил изрядный бардак. То тут то там на предметах мебели лежали различные папки, карточки и записки, содержащие самую разнообразную информацию о людях, событиях и происшествиях, а на журнальном столике перед камином громоздилась целая куча газетной периодики, на страницах которой порой соседствовали друг с другом совершенно несовместимые события. Победные реляции с фронтов, повествующие о том, что альбионские войска под командованием наследного принца Роберта взяли под контроль Южный пролив, соседствовали с объявлениями о скором открытии выставки Центрального Исторического музея, посвящённой Войнам Веры. Где-то между ними вклинились статьи криминальной хроники, повествующие о количестве и качестве преступлений, совершённых за последнюю неделю. С криминальными сводками пытались соперничать за место на столе разнообразные объявления самого разного толка — от обычной купли-продажи до брачных объявлений. Часть газет была безжалостно изрезана, а извлечённые из них статьи заняли место в разных углах грифельной доски на колёсиках, сейчас задвинутой в дальний угол.

Такая разношёрстность печатных изданий со стороны казалась необъяснимой, однако для тех, кто знал, чем занимаются работающие в офисе 1 по Бэттери-роуд, в этом не было ничего удивительного. Их работой был частный сыск, а в этом деле нельзя было игнорировать любые, даже самые бесполезные на первый взгляд источники информации.

Дэвид Мистри

Удалось собраться и действовать взвешенно. Мировоззрение в духе "подбили дрон — гори и шаттл!!!" — это не ваш выбор. Обычно вы действуете рационально, с холодной головой. Здесь и ценность техники и культура, весь опыт ваших предков и ваш собственный готовит вас к умному, раскалькулированному до мелочей бою. Сегодня ошибки начали накапливаться с пугающей скоростью, но это не повод усугублять ситуацию и дальше. В каждом Тактическом Положении возможен правильный ход. В каждом.

Прикрыть... Вэллси мрачно нахмурился, прищуриваясь и прокручивая в голове траектории возможных выстрелов. Плохо. Плохой была ситуация. Артиллерия не должна так близко к союзникам бить.

Вот только в одном он не сомневался. Даже если его снаряд прицельно попадет по застрявшему "Аиду", это будет лучше той судьбы, которая ждет Уайта в "руках" той мерзости, что они решили называть земляными звездами.

Пальцы дрогнули, готовясь отдать приказ системам на выстрел. Но остановились. "Звезды" настолько плотно сосредоточились вокруг машины, что не попасть по ней было невозможно. А бронебойный снаряд пройдет сквозь их плоть как сквозь масло. Это была бы не помощь, а убийство. Вэллси тихо, отключив связь, выругался. Иногда он ненавидел свою роль. Быть вдали от событий, не иметь возможности повлиять на них. Затем, буркнув себе под нос "whatever", он активировал двигательную систему. Идея еще не до конца сформировалась, но имело смысл быть там, где было больше шансов хоть как-то помочь. А не там, где было невыносимо от беспомощности. Или, хотя бы, не стрелять по своим "вслепую". Может быть, прицельные атаки плазменным орудием…

Активировал связь.

- Меркурий. Охранение. Это Вэллси. У нас тут экстренная ситуация, нужна поддержка. Мелкий калибр, огнеметы, любые средства против среднеразмерных биологических объектов в ближнем бою. Также потребуется медицинская эвакуация.

Максвелл Фокс

Ты разлепил веки. Режет глаза. Давит на них изнутри. Видишь своё отражение в лопнувшем стекле: широкие зрачки, красные склеры. Кровь стекает по бледному лицу. Позвоночник — столб огня. Чувствуешь дрожь во всё теле и тошноту. Боль стреляет из центра тела во все стороны частыми одиночными выстрелами. Пульсирует. Дышишь сквозь сжатые зубы.

Максвелл Фокс

"Персефона" пробила в грунт и замерла в нём, как неразорвавшаяся бомба. Капсула пилота защищена демпфирующим гелем — ты ощутил только мягкий толчок. Закрыл глаза на секунду: сейчас от удара сдетонирует реактор. Секунда. Две. Три. Голос Артура дрейфует к тебе в темноту дна по радио-волнам: "Максвелл... вы в порядке?"

Наблюдая за тем, какую чудовищную мощь высвободил одним заклинанием тифлинг, Голдрайдан решил проявить и свои способности...
Стремительно бросившись кратчайшим путём к оставшемуся врагу, он занимает позицию юго-восточнее него, но поскольку благодаря наложенным чарам во врага было труднее попасть, бард решил не испытывать судьбу и начал бормотать слова на неизвестном присутствующим языке, приложил руки к шее и мгновение спустя издал пронзительный возглас, который разошёлся во все стороны от барда и наполнил пещеру громовым рокотом.

Дэвид Мистри

Стазис. Техно-лимб. Смутное переживание чего-то при отсутствии мышления и воли. На Ковчеге его достигают без криокапсул. Ты смутно понимаешь технологию: нано-машины что-то делают с телом и мозгом — не уверен, что все её тонкости могут внятно объяснить даже сами операторы стазиса. Ещё одно наследство Золотого Века техномагии. Как реакторы ваших мехов. Как "Теург". Никто больше не превращается в промёрзшую насквозь и насмерть глыбу льда с серым трупом внутри. Никто больше не "оттаивает" случайно во время путешествия в гиперпространстве. В смысле, никто на Ковчеге. Остальной мир использует криосон повсеместно. Образ постера вспыхнул в памяти яркими синим и стальным цветами: NOT IN A HURRY ANYMORE — белая надпись поверх сложившего на груди костлявые руки скелета с улыбчивым черепом за стеклом похожей на гроб заиндевевшей капсулы. И ниже — Travel safe with quality SynTech C-capsules.

СинТек. Первые путешественники в гиперпространстве. Первые путешественники во времени. Первый полный киборг. Легендарная корпорация-государство, ставшая пеплом и памятью. Во времена, когда человечество населяло только Землю и Марс, существовало государство Синрос, возникшее из ещё более древних "Сины" и "России". Подобно инвазивному организму в его недрах развилась корпорация Синростех — предтеча СинТека — это было в эпоху заката национальных палеогосударств и расцвета корпораций. Эти ребята любили всё "крио" — не удивительно: они продержали добровольцев в капсулах 30 земных лет, вернули их к жизни и не обнаружили следов старения или угроз здоровью. Технология выглядела многообещающей.

Сэр Артур недолюбливал криосон – он был, конечно, необходим при перелетах на расстояния, которые преодолевал "Джек" между планетами, но после него ломило суставы так, как будто за окном собрались пролиться все дожди мира за один раз. К тому же, хотя в самом космическом левиафане этого и не чувствовалось, его не могли не беспокоить экзистенциальные вопросы. Люди, которых они оставляли позади, миры, которым помогали, могли обратиться в прах за время одного длинного перехода. Технология могла ускакать вперед так, что сама их миссия могла устареть. Могла разразиться новая война, сводя на нет все их старания.

И, что немаловажно, пусть и менее глобально, всегда могло случиться что-нибудь поганое, вроде сбоя систем, бунта ИИ, аварии криокапсулы и ретроградной амнезии. Артур слышал истории. Возможно, это были космоурбанистические мифы, но истории существовали.

Поэтому, ложась в капсулу, он каждый раз молился о том, чтобы проснуться как обычно, перед новым миром, который нуждался в их помощи.

В этот раз бог ответил на его молитвы. Алтея. Мутное пятно за мутными иллюминаторами.

Но перед тем, как приводить планету в порядок, нужно привести в порядок себя. Вылезти до конца из стазиса. Ощутить тело. И ощущения тела.

- Доброго космического утра, джентльмены…

Вообще есть что-то в этом от древних рыцарей, спать буквально со своими скакунами. И от древних солдат, которые никогда не расставались со своим оружием в походе. Вот только у всего этого есть большой недостаток – невозможность нормально выпить утреннюю чашечку чая и съесть континентальный завтрак. Все внутривенно. И никакие внушения и вкусовые добавки не помогают, ибо и чай, и завтрак – это в той же степени ритуалы, что и процесс поглощения пищи и питья…

Артур немного поник при этой мысли.

Полуян, грязно выругавшись на дворфском подбирает два скимитара и бьёт со всей силы по гоблину, стараясь отрубить тому голову эффектным двойным ударом.
— Я устал ожидать какого-то чуда! Никакой пользы от этой разноцветной букашки! Всё, двигаемся дальше. А этого... — монах указывает на Кенталота — Этого я предлагаю оставить тут. Сдаётся мне, он долго не протянет, и не вижу смысла тратить на него драгоценные силы. Я уже несколько раз невероятно огорчался, что влез в это дело. Извини, конечно, стражник, но тебе серьёзно досталось, и ты скорее станешь абузой или пушечным мясом, чем настоящей поддержкой.

  Очнувшись, Кенталот сразу спросил:
— Что гоблинишка рассказал? — вопрос адресовался Эарендалю, который его перевязывал. — А что вообще происходит? На нас напали? Это гоблин меня вырубил? — глаза Кенталота бешено крутились по сторонам в поисках ответа. Ответ же пришел из его организма. Почувствовав боль в боку, стражник медленно стал припоминать, как резко выдернул стрелу. Взгляд упал на гоблина, Кенталот продолжил свой допрос эльфа:
— Так что он рассказал? Что здесь происходило? Почему произошёл завал в проходе? — не унимался с вопросами человек. В самом же проходе капитан не увидел ранее выпиравших ног, — А где делись ноги?

— Ну-с, приступим.
Эарендаль, применив свои познания в медицине, вытащил стрелы из тела Полуяна, почти не причинив тому вреда. Почти, ведь судя по тихо изрыгаемым монахом ругательствам, процесс был не просто болезненным, а совершенно мучительным. Благодаря вмешательству целительной магии сразу после получения монахом ран, те почти не кровоточили и даже начинали кое-как заживать.

Попытки гоблина сбежать на глазах Эарендаля склонили чашу весов в пользу... Милосердия. Пусть сгинет всё то, что мог бы сказать гоблин, в тёмной чащобе. Наверняка он бы стал врать и юлить... Один взмах серпом, и всё будет кончено. Но пусть судьбу остроухого мелкого поганца решит тот, кто его и подстрелил. Кенталот.

  Асинкриту начавшиеся переговоры показались напряжёнными. Он вспомнил, как в детстве сбегали с братом посмотреть на приехавших в родной город актёров, как те могли так натурально играть, будто сама реальность стелилась под них, под их роли, под их игру. Неожиданно в его голове вспыхнула идея, а в душе заиграла (от стресса ли?) некая детская шалость, очень несвойственная его темпераменту. Он сделал два нервных выдоха, слегка улыбнулся, повернулся к лидеру отряда и полушёпотом сказал:
— Подыграйте мне. И предупреди аккуратно остальных.
  Через мгновение он зашагал к месту переговоров. Он шёл гордой, аристократической походкой. Асинкрит "подхватил" уже идущего к ним Кенталота с друидом. Он начал речь таким голосом, чтобы всем было слышно:
— Я так и думал, что бравые воины не всегда хороши в переговорах, — сказал не так громко юноша и улыбнулся Кенталоту; после сразу вернулся к должной громкости. — Прошу прощение за спонтанность и наши манеры, которые могут с виду показаться неприветливыми. Я Асинкрит Адуи фон Лиахим ля Фис — представитель одного из знатных дворов Глубоководья. Быть может, вы обо мне слышали. Если нет, то, во всяком случае, будем знакомы, — его речь становилась всё более витиеватой. — Мы прибыли сюда по личному приказу лорда Лаэраля Сильверхэнда — правителя Глубоководья, члена Альянса Лордов; и действуем в его интересах и в интересах нескольких не менее, а то и более, знатных, чем мой, домов. Это, позвольте представить, Кенталот – командор-страж, его воинские умения не так давно были оценены самим Лаэралем. Позади нас не менее знатные личности. Эарендаль "Мудрый" — сильнейший маг Глубоководья, ищущий тайные знания, непонятные никому. Каил "Убийца" — один из опытных шпионов, — дворянин понизил тон, — его шаги тише воды при штиле, его клинки пропитаны смертельным ядом. Полуян "Святой" — влиятельный священник города, жаждет умиротворения и несёт свет истинной веры в другие города континента. Многие говорят, что светлые боги благоволят ему. Прошу не обращать внимание на наше снаряжение и раны, пусть они не смущают вас и не вводят в заблуждение, столь, возможно, поспешное. Наш отряд в количестве полусотни крепких воинов разбили бесчисленные враги по длинной и долгой дороге сюда. Выживших отправили за подмогой, а мы сами двинулись дальше. Место, я бы даже сказал "места", что подтвердит Кенталот, сражения вы можете увидеть в той стороне, — он показал рукой назад. — В скором времени к нам прибудет подмога. Связь осуществляется с помощью могущественной магии упомянутого эльфа. Больше, прошу простить, рассказать не могу, ибо государственная тайна.

Бой завлекал друида, горячил кровь... Но инстинкт, да, именно инстинкт, заставил Эарендаля вдохнуть воздух и обострить слух. И до него донёсся запах гнолльей вони, но не от тех троих, что бежали впереди, а откуда-то со стороны. А неестественный шелест вкупе с тихим треском справа и слева, которые едва выделялись среди звуков боя, эльфу дали понять, что противников куда больше...

Друида как будто обдали ведром ледяной воды. Предвкушение победы над тварями, что нарушают баланс, сея лишь смерть и разрушение, сменилось сосредоточенностью. Решения приходилось принимать быстро.

«Каил, в кустах враг!» — довольно громко вскричал эльф на эльфийском, предупреждаю дроу о том, что неприятель очень близко к нему. Правой рукой друид махнул в сторону других кустов и отдельным жестом предупредил об опасности Асинкрита. Не долго думая, Эарендаль зажёг в этой руке ещё один огонёк и метнул в гнолла с кинжалами, что находился ближе всего.

Потом мысленно перенёсся к Полуяну, и отчётливо произнёс Слово. Слово исцеления.

И сделал несколько шагов назад

Два дня в лесу — что же может быть лучше для друида? Только два дня в секретном скриптории... если этот друид — Тристан. Свежий воздух, природа, проделки пикси, ловушки дроу... Тристан наслаждался путешествием, охотно делился мудростью с компаньонами. Ненавязчиво он старался приглядывать за Дра'Заак и Тиарроном, со стороны было видно, что магический лес для них не самое простое испытание...

На первом же привале в лесу, пока остальные члены команды рассуждали о планах на будущее, Тристан провел обряд молитвы Матери-Земле. Он отошёл немного от лагеря, чтобы найти подходящее место. На трёх старых и могучих деревьях он начертил особые руны и, встав посередине между ними, произнёс молитву на друидическом языке. Почувствовав прилив сил, Тристан вернулся к отряду полный уверенности, что сама земля будет оберегать их в этом путешествии...

Друид никогда не забывал о мучающем его вопросе... Даже в бою, порою невольно, где-то глубоко в подсознании, он рассуждал о магии. Возможно, и сам Высокий лес тому виной, но две ночи Тристан видел один и тот же сон. Ему снилось, будто бы они с колдуном смогли заточить молнии в посох. Какой-то странный посох, вроде из стекла, но в разы прочнее, изящнее... Молнии наполняли его ярко-синим светом, искрясь внутри, словно эль наполняет стакан... Тристан испускал молнию из посоха, а Тиаррон рассеивал её, чтобы не причинить никому вреда. Они считали число зарядов, а посох тускнел всё сильнее и сильнее после каждого выстрела... Голос следопыта дважды прерывал сон на самом интересном моменте... Энирфин будил всех, чтобы продолжить путь.

— Глупое создание... Был бы просто гиеной — могли бы легко договориться...
Тристан отбросил мысли о своём сне, окинул взглядом товарищей и приготовился к бою с гноллом. Он произнёс заклинание и особым жестом руки указал на агрессивного здоровяка. Земля под ногами гнолла задрожала, и из-под неё вдруг стали прорастать цепкие травы и плети...

Хорст, Марк.

Многоглавый ящер атаковал сразу с трёх сторон, и Хорстмарк увидел, как раскрытые пасти с сонмом клыков летят прямо ему в лицо. Мощным ударом наотмашь рыцарь отбил две головы, третья успела проскрежетать по шлему, но он тут же вцепился латной перчаткой в шею, отрывая пасть от себя. Шагнул вперёд, наваливаясь всей массой, не обращая внимания на то, как когти бесполезно забились по нагруднику. С силой сдавил длинную чешуйчатую шею, чуть ли не услышав, как затрещали костяные наросты и жилы где-то в недрах монстра. Не теряя времени, Хорстмарк потянул монстра на себя, выводя его из равновесия, закружил и, помогая себе второй рукой, мощным броском повалил дракона на землю. Ведьмы в лице трехголового ящера попытались подняться, но Хорстмарк погрёб его под собой, впечатав лапу в каменистую землю, тут же взяв её на излом, выворачивая сустав напрочь. Чудовище издало протяжный вой, полный боли, но рыцарь тут же заткнул его, вколачивая головы в землю и разбивая их. Он бил и бил, пока окончательно не обратил все три морды в беспорядочное месиво, и ящер затих. В какой-то момент он вдруг понял, что где-то в реальности случилось нечто непоправимое, и одна из частей Хорстмарка отключались, возвращаясь в реальность. Так, Хорст остался один.

Ричард. Марк.

Едва ли Рик понимал, что происходит вокруг: всё его внимание было сосредоточено на противнике. Он сумел вырваться из захвата, чем, как ему показалось, удивил пришельца, и тут же вцепился тому в голову, в горло. Враг поспешно вскинул руки, останавливая движение, но Фокс, вместо того, чтобы идти напролом, вцепился уже в них, потянул, беря на излом. Визави закрутился, не позволяя вывернуть себе руку, и попытался отбросить Ричарда ударом в челюсть, но тот был слишком близко, и все попытки растворились втуне. Как чертик из табакерки, на помощь Фоксу совершенно неожиданно пришёл де Грот. Ричард прокричал что-то, швыряя противника в сторону прямо под удар меча Марка. Пришелец, наконец, смог вырваться из захвата и освободиться, а прилетевший удар Марка не смог взломать его странный доспех. Поняв бесполезность затеи, де Грот отбросил меч и бросился на врага с голыми руками. Но враг, понимая, что их штурм окончился провалом, кинулся бежать, в сторону той штуки, из которой он вылез. Фокс, не помня себя, бросился следом, но в какой-то момент остановился: где-то над его плечом промелькнул луч, ударивший бегущему пришельцу точно в голову. Неведомое оружие смогло справиться с защитой своих хозяев, проделав дырку в шлеме. Враг замер, споткнулся, и упал. Как и в случае с его приятелем ранее, из бреши повалил жгут яркого пламени, и вскоре от него не осталось ничего, кроме почерневшего панциря.

***

Общее.

Бой сошел на нет; странные враги, взявшиеся из ниоткуда, явно недооценили силы дозорных, и были повержены — все до одного. Да, их броня была крепка, но стоило его пробить, как они тут же сгорали изнутри, оставляя после себя почерневший каркас доспеха, вскоре рассыпающийся в пепел. Если что и напоминало об их присутствии, так это оружие, и та странная капсула, которая свалилась дозорным на голову.

Но победа не далась защитникам совсем уж бескровно: Штефан погиб. Арманд осмотрел его, но лишь покачал головой — световой луч пробил доспех, сжег плоть и сердце. Никакая магия или эликсир не могли исправить это. Ведун, прижавшийся к ноге Хорста, приуныл, да и все остальные тоже. С другого конца зала к ним подошел неожиданный союзник. Он, очевидно, был ранен, и раны эти были страшны на вид. Но незнакомец не испытывал по этому поводу неудобств. На месте сквозных брешей в его теле клубился дым, уплотняясь и затягивая раны. Кем бы он ни был, простым человеком он точно не являлся. Колдун? Житель Предела? А может кто-то из числа погибшей братии врагов? Кто знает. В любом случае, что-то рассказывать о себе, равно как и называть своё имя, он не спешил.
— Концентрация магии в этом месте очень сильна. Она для них — всё равно что яд, — неизвестный подцепил ногой оставшуюся от врага головешку, отшвырнул её. — Хоть что-то пошло не по их плану.
— Что это, блядь, такое было?.. — спросил Арманд, с недоверием качая головой.
— Начало конца света, вероятно, — развел руками незнакомец. — Сейчас это не так важно. Важно то, что за вами присматривают с того момента, как вы попали в плен к тем варварам. Я присматриваю. Шефу было любопытно, как далеко вы сможете зайти. У меня, кстати, от него послание. Для вас.

Он снял с пояса небольшой тубус, свинтил крышку и выудил очень старомодный, на вид, свиток. Раскрыл его перед собой и зачитал:
— А-кхем. «Его Императорское Величество Манахор, Собственной Божией Милостью Тридцать Седьмой Император Священной Империи, Лорд-Протектор Известного Севера, Повелитель Южных Пустошей, Владыка Адского Предела, Разрушитель Багровой Стены..." так, ну тут много ещё, так что...вот:
— «...повелевает смертным душам и своим подданным, а именно: Марку де Гроту, Ричарду Фоксу, Штефану фон Хагенну, Хорсту Швертбургскому, а также псу породы «кампфхунд» по кличке Ведун, временно перейти на службу и непосредственное подчинение королеве имперского протектората Кальфеон, Мелиане, с учётом нахождения на оной службе в качестве службы в рядах Особого Гарнизона крепости «Стигмата», с сохранением установленного жалования и учётом отслуженного времени в соответствии с Контрактом, вплоть до его полного исполнения, и пребывания на королевской службе вплоть до очередного повеления Его Императорского Величества Манахора. Ибо такого было Слово из Трёх Слогов Двуединого Бога в Одном, Дважды Мертвого и Дважды Рожденного, Живого и Мертвого, Мертвого и Живого, и Слово это было Манахор».

Незнакомец с видимым трудом закончил и убрал послание обратно, после чего передал его Хорсту, добавив:
— Ну, мистера Арманда это не касается, поскольку уважаемый мистер Арманд не считается подданным шефа. Если ничего не поняли, то не страшно. Комендант вам всё объяснит. Он, кстати, скоро будет здесь. А пока можете отдыхать.

И был таков, исчезнув в вспышке дыма. Тут-то до Фокса дошло, что он уже видел его, там, у Милены.

***

Потом было много чего. К Башне прибыл отряд дозорных с Комендантом во главе, и всем предстояло разобраться, что теперь делать с этим местом и тем, что осталось от налётчиков. Леош охал и ахал, не зная, с чего начать. Но, по всей видимости, этот гнусный колдун сразу положил глаз на Башню, хоть Комендант и осадил его. Все с удивлением крутили брошенное оружие чужаков, и дело не обошлось без случайных выстрелов, после чего оружие тут же и отобрали. Ведьм и след простыл, как и их слуг, и судя по тому, как выглядело их пещерное жилище, они покидали его в большой спешке. Свиток, из-за которого всё и началось, они, к счастью, бросили. А ведь, пожалуй, могли и забрать. Прикончить их не удалось, но было понятно, что Марк и Хорст основательно надрали им задницу. Руперт с видом знатока заявил, что ведьмы, скорее всего, «унесли пездища свои к тем феодалам, что за дальним кордоном за Гниль-озером». Всем победителям, кстати, позволили выбрать себе трофеи из арсенала Башни. Глаза разбегались, потому что выбор был что надо, но в конце-концов что-то да взяли. Благо что к арсеналу прилагалась опись имущества, так что они точно знали, с чем имеют дело.

Через несколько дней состоялся допрос пленного варвара. Дозорные тоже присутствовали, и впервые в жизни увидели беса-переводчика. Тот, конечно, был скован магическим кругом и защитными оберегами. У него была довольно мерзкая и гнусная рожа, сравнимая с харей Леоша или того же Циглера. Ещё все эти рога и копыта. По спине пробежал холодок, когда он сказал почти дословно то же самое, что и некогда пленный бандит. Из-за трудностей перевода речь получалась витиеватой и загадочной. Он говорил о том, что боги явились сюда, чтобы отомстить ворам и наказать их детей. Что боги пообещали возвеличить его и его сородичей, и что он находит этот мир омерзительным, а его обитателей — слабыми. И что золото и алмазы нужны для эссенции, которой питаются божества. В ходе допроса выяснилось, что их лагерь находится где-то в глубине Предела, ещё дальше, чем обосновались феодалы, и у них там война, а сюда, мол, просочились передовые разведывательные отряды. Ему показали посох, что испускал лучи света, и это стало для него полной неожиданностью. Тем не менее, он подтвердил, что это — оружие богов. Как выяснили ранее дозорные, боги эти оказались не такими уж и божественными. Он не знал ничего насчет Башни, кроме того, что она существует, но зато подтвердил, что с ведьмами он знаком, и что якобы боги договорились с ними о чём-то. Тут уж и сложился пасьянс. Жаль, что дозорные не знали об этом с самого начала.

Угроза была очевидна, и её сложно было недооценить с учётом тех возможностей и оружия, что продемонстрировали вторгшиеся. Комендант подтвердил и то, что к нему также явился теневой посланник, с ним состоялся "обстоятельный разговор". Событиями в Пределе явно заинтересовались на самом верху, но почему-то предпочли действовать в темную. Похоже, суть замыслов свыше им только предстояло выяснить. Когда же разговор зашел насчет самого послания и Манахора, то командир лишь отрезал, велев помалкивать об этом. Тем не менее, поспорить с указаниями свыше он не мог, и подтвердил их отправку в Кальфеон, к королевскому двору. Выделив телегу и несколько коней уже как бы не совсем дозорным, Комендант присовокупил к ним обстоятельный доклад для королевы, запрос на внеочередное пополнение гарнизона, а так же чудо-оружие. С ними отправился и погибший Штефан. Леош даже наложил заклинание нетленности на его труп. Это было абсурдно, но приказ свыше был конкретен, так что теперь, хоть и в таком виде, он как-то должен был послужить ещё немного. По крайней мере, его дух мог рассчитывать на достойные для тела похороны, может быть даже в родной земле, вместе с остальными усопшими родственниками.

Небольшой отряд под черным флагом оставил крепость. Впереди было семь суток дороги. Осень, похоже, окончательно вступила в свои права, так что холодало с каждым днём.

  Спустя некоторое время Кенталот снова обратился к своим попутникам:
— Знаете, за годы моей службы бывало всякое, — начал бывший капитан, — и бывали такие ситуации, когда нужно было действовать не по указке командира, а как-то иначе. На нашей с Асинкритом короткой разведке я нашёл ровно пять наконечников. Они ржавые, не пригодные к дальнейшему использованию. Но их ровно пять! Прямо как нас с нами! — у Молфурия забегали глаза от возбуждения, — Но также они будут неожиданными для наших врагов! Я раздам каждому из вас по наконечнику. Может сложиться такая ситуация, что потребуется подать незаметный сигнал или же дать понять, что вы это действительно вы. В таком случае просто достаньте наконечник и каждый из нас сразу поймёт, что дело нечисто.
  Бывший стражник вложил каждому в ладонь по ржавому наконечнику стрелы.

Услышав слова Дра'Заак, следопыт со вздохом уселся на своё место. Пожалуй стоит им рассказать, что здесь радуга бывает только во снах. И то только когда тебе помогают боги.
  
- Уважаемая, проследи за мои взглядом до столика у противоположной стены. Ага - который ломится от снеди. Ещё вчерашним утром эти веселые ребята сидели угрюмыми и голодными. А тот кто носил шлем с обломанным рогом, что сейчас заменяет тарелку для мяса, от имени своей группы отказался от моих услуг, твердо и, на свою голову громко, заявил что собирается идти только по Черному Тракту. Ну те ребятки и прогулялись с моими несостоявшимися клиентами. Результат... Не утешает. А ещё если учесть что это далеко не единственная шайка в этих местах. Жутковато, да?
  
Полуэльф принюхался к принесённой кружке и с очередным вздохом отодвинул её. Не то чтобы денег было жаль, да только желание выпить чего нибудь приятного никуда не денется.
  
- Я правда хочу довести вас до нужного места целыми. Здесь слишком много ушей, чтобы называть наш маршрут. Поэтому расскажу позже вам всем.
  
Внезапно шум голосов усилился и обрёл центр, в котором оказались бард и друид
  
- Что случилось у них?

Услышав голос товарища, Тиаррон обернулся, удивлённо вскинув брови.
"Да он же всю таверну к нам привлечет!" Недовольно подумал юноша, и нахмурился, опасаясь, что излишнее внимание посетителей может обернуться для них неприятностями. Тем более, что они с Дра'Заак уже успели познакомиться с радушием горожан достаточно близко.
Однако все обернулась иначе. По мере того, как разливался певучий голос Голдрайдана, угрюмые, словно грозовые тучи, лица завсегдатаев трактира озарялись тёплыми улыбками, а кто-то даже наградил барда громкими аплодисментами. Юноша и сам не без удовольствия слушал пение своего спутника, словно очарованный мелодичным голосом.
Напряжение, царившее в таверне, после выступления заметно поуменьшилось, а зажжённый Тристаном камин, чье пламя осветило зал, и вовсе свёл его на нет.
Чуть заметно улыбнувшись, Тиаррон направился к следопыту.
- Приветствую, тут свободно? - тифлинг взглянул на стоящий рядом стул и жестом подозвал порхающую меж шумных гуляк официантку.
- Мы с друзьями ищем надёжного проводника, что помог бы добраться до Парнаста, деревни где-то у Гор Серого Пика. Золото при себе есть.

Эмбер Бейтс



Современный уровень телепортации — это не путешествие из любой точки в любую, а перемещение по сети лей-линий. Не как пешком забраться куда угодно, а как по ветке метро промчаться там, где она проложена. Земля (и вы подозреваете, что каждая планета) опутана сетью силовых линий, как глобус координатной сеткой. Есть основные, есть вторичные. В некоторых артериях достаточно силы, чтоб перемещать по ним города — это происходило в Междуречье в древности и в Египте. А некоторых не хватит и для того, чтобы перебросить из комнаты в комнату пуговицу. Есть вечные дороги. Древние и устойчивые. А есть временные. Обычно временные маршруты являются искусственными. Например, Лондон плотно упакован в сеть динамических линий, созданных командой гениев из Royal Mail Teleportation Division. Их было пятеро. Чарльз Янг. Мэттью МакМюррей. Хелен Хогс. Ирвин Бейтс — дальний родственник, возможно. И Томас Флетт. Всех их арестовали твои бывшие коллеги: Homeplane Security не раскрыла детали дела, во внутренней прессе Министерства представитель ведомства ограничился краткими комментариями о том, что деятельность группы, создавшей фундамент современной магической логистики, "скомпроментировала безопасность плана Земли" и что "у нас есть неопровержимые доказательства того, что это было сделано осознанно". Они получили пожизненное заключение в магической тюрьме. То, что, скорее всего, грозит и тебе, если удастся выжить. Каменная келья на дне Кельтского моря. Или развоплощение. То, что сделал Янг со своей командой, не удаётся повторить новому поколению телепортеров и телекинетиков — почтовая сеть постепенно разваливается изнутри. Ясно, как создать одну временную искусственную лей-линию, но до сих пор непонятно, как они создали и поддерживали систему. Сбои начинают накапливаться: потерянная корреспонденция, ошибки с адресатами. Свою роль в начале Мировой войны сыграло письмо британского генерала, попавшее по почтовой случайности в руки кайзеру. Рано или поздно сеть развалится. До этого момента её, скорее всего, придётся законсервировать, чтобы из системы постепенно успели выти последние последние товары и письма, а коллапс — если он случится — не вызвал шрапнели странных объектов в неожиданных уголках Европы. Или мира. Ты читала в Unflinching Eye журналистское расследование о ребёнке, которого родители отправили в школу для магов в Камбрии через пассажирский телепорт. Он пропал без вести. Такое случается редко, но с нервирующей регулярность: 1% от всех перевозок. Через 5 лет его нашли на Мадагаскаре. Парень выжил и освоился там — всё-таки он был магом, хоть и "диким". Надеешься, ты не отправила экипаж танка в Арктику или Эфиопию. Потому что несмотря на безупречный чант и выверенные пассы, в танке они не появились — чувствуешь это. Также чувствуешь, что они появились где-то. Это ощущается физически — ты будто сбросила тяжёлый вес и задышала легче.

Пилот. Всему, что находится здесь и может летать, для этого нужна энергия. Портативные реакторы, энергоблоки, такое. Ты точно помнишь, что где-то должен быть купольный док. Там есть стоянка для малых всесредных кораблей: шлюпки, челноки, катера. В принципе, худо-бедно с любым из них справишься, если дело до штурвала дойдет. Не помнишь, что за летные условия, но уверен в том, что пешком отсюда никому не выбраться. Возможно, именно поэтому вторую группу и собрали: если все отключится, турбину вам подставить, на рывок.
Делаешь несколько шагов, сократив расстояние между собой и охранником до шести, может, пяти метров. Дернувшись вдруг вверх, вминается плечом в полотнище, тут же загнав его в паз до упора, он. Жилисто пульсирующее, маслянисто лоснящееся многосуставчатое недощупальце приподнимает его тело словно тряпичную куклу. Сложилось вокруг шеи мужчины скрученной по шарнирам мослов кишкоподобной петлей, в твою руку толщиной, под подбородок ухлестнув так, что треснуло забрало шлемное, внутрь просев, краснотой щедро себя изнутри же сбрызнуло. Хрипит "Малыш":
- Коман... - сжимает скользкую удавку пальцами, не в силах передавить ее тургорную пульсацию, - дир...
Второй отросток буроватым, укрытым пергаментной шкурой ломаным канатом приобнимает бойца за пояс, увивается вдоль правой ноги, набалдашником, в котором ясно угадывается сросшаяся лодочкой ладонь, с едва заметными перетяжками пальцев, по штанине скользит. Трещат кости усиленные, не ломаясь, но выгибаясь под воздействием явно просто чудовищного давления. Невероятно жилистая и сильная штука. Шипит, сипло давя из себя остатки воздуха твой спутник:
- Наза... Ад...
Исчезает в провале, сложившись вдвое так, что лоб вмялся в колени, и уронив на пол гулко щелкнувшую армированным основанием о металлическую плитку дубинку. Катнувшись полукругом, замирает она у правой стены, высвечивает полукружие яркое на ней, инея махрой серебрящееся. Кляксы густой, почти черной в тусклости периферийного свечения крови виднеются у порога. Тут, там. Что-то сочно и хрустко рвется в темноте смежного зала, булькает густо и ливерно, чавкает кишечно. Голос, такой же точно, металлически безэмоциональный. Может, и сам "Юнит-23":
- Готов, мастер-​семь. Ждать, - тут же, как запись, на повторе, снова. - Готов, мастер-​семь. Ждать.
Удар, будто молотком деревянным в набитый фаршем пакет. Хрип влажный:
- Ко... Ман... Дир... Наз...