Голосование пользователя

  Бабочкой прозванная дева поморщилась от Ингвара голосины, переносицу перстами двумя потерла, но мнение свое высказать никак не стала: пускай каждый свою попытку хижину оборонить попробует, а там уж ясно будет. То было выходом простым да очевидным, потуг особых не требующим. А вот решить и решиться поступить по тому обряду, что Ирия-лесничка предложила… Понимала Гудлейва дочь, что выхода простого здесь нет, и за каждый большую цену заплатить придется, как Одноглазому за мудрость мимирову.
  - Не величай меня мудрой, солнечных лучей наследница: я всего лишь зрю чуть больше зрячих, - дева щита на рисунок свой вкруг глаз указала, - но счастьем под соснами да ивами с того не обладаю. Преклонился слух мой речам твоим, запомнило сердце их стежку, следам беглеца подобную. Дело ты говоришь, о гостях заботясь, как и подобает хозяйке доброй, да торопишься только, Лешату-лучнику решать единым способом предлагая.

  Вплотную почти подошла Ревдис к хижины лесной хозяйке, в глаза глядя прямо да твердо. Как бы не говорила Ирия-дева, что один лишь способ остался – не верила Эрве Одаль воительница, что так оно и есть. Сдаться, не борясь, попустительством своим хозяйку позволить убить, кров предложившую и ныне за гостей умереть готовую – все это противно было духу девы быстрокопейной, верившей искренне, что любое дурное да неправедное остановлено должно быть.
  - Ты, леса дочь, меня не хуже знаешь, что ледяное стало теплым, да горячее остыло. Время дай замереть и подумать избраннику твоему, да в своей груди ответ отыскать. Ведь не всегда даже разум самый острый видит то, что ближе соединившихся ладоней, да не всегда сердце заиндевелое быстро отзывается тому, что само же и породило. Успеется еще все разрушить: все одно Громогласный сюда не войдет, дожидаясь, покуда навстречу мы к нему выйдем, голодом или отвагой влекомые.
  Кто звезды спрятал в глаз разрезах – не удержит их долго, верны слова мои? А коль счастье невысказанное бедой односторонней обернется, то там уж дальше думать станем. – Ревдис головой покачала смурно, - не готова я, не желаю под железный язык пускать тебя, да хижину эту Гулигамби хвостом горячим рушить.

  Где и стояла, села на пол земляной Бабочка, снова веки смеживая.
  - Мужи достойные, слыхали вы беседу с Ирией-девой мою. Прошу – спросите сердце свое, да ответ в нем найдите, какой уж есть. Вопрошайте – ибо второй раз спасти не получится.

  Словам произнесенным, в пожелание воплощенным, щита дева и сама прислушалась. Вспоминала она Ирии слова да взгляды, движенья плавные да рук танец, найти пытаясь ответ, кто пришелся отшельнице по нраву. По всему выходило, что Следопыт это был, но… вдруг она ошиблась, вдруг звезды с их отраженьем в пруду перепутала?
  Но не только на Ирию взгляд очей закрытых устремлен был, но и вовне. А если все-таки ошибается она, если все-таки верит глазам больше, чем сердцу, если все-таки…

  Век не поднимая, тихо запела Ревдис: толи про себя, толи про Ирию – ей и самой вряд ли было понятно.
И я дарую тебе свободу,
Но ты ко мне возвращаешься вспять,
Как в окна ветер, как путник к дому,
Как то, что мне не дано поменять.
И в этом самое главное чудо -
Иметь, что никто не в силах отнять.
Пусть мир не вечен, но я не забуду,
А значит и не смогу потерять.

Вспомнил Ингвар ту сагу или нет в тот момент висы потом не рассказывали, вот только встал он у двери не с топором а с двумя чашами, ну или как в других висах говорилось с двумя котлами. Да и держал он их особым образом.

– Негоже грозить тем, что сделать не можешь. Негоже требовать того, что не можешь забрать. Твой голос силен, но и наш не слаб. А еще мы здесь по праву, а ты неписанные законы нарушаешь. Смотри сегодня ты закон нарушил, а завтра твои законы нарушать начнут.

Как он это сделал было непонятно, вот только голос что выходил наружу на голос человека походил лишь отдаленно, а уж по силе ни одному конунгу принадлежать не мог, настолько был силен и громок. За спиной у бонда аж глиняная кружка треснула от такой мощи. Казалось что разговор такой много сил отнимать должен. Да вот только наоборот походило, каждое слово кузнецу сил да уверенности придавало.

Дальше снова висы расходились, кто говорил, что сын Асгарда горлом Ингвара управлял, кто стихами его колдовскую силу описывал, вот только склонялись все к тому что чудо это чудное было.

Ирия и правда пошатнулась, когда рука следопыта легла ей на плечо, но, увидев, что собирается делать Лешат, в ужасе отшатнулась:
- Нельзя, нет, - маленькие ладони легли следопыту на грудь, словно способны были остановить, - стрелой его не поразишь и мечом не зарубишь. Бесплотен он. И там, за этой дверью, он хозяин, - она произнесла это быстро, на одном выдохе и, пока переводила дух, всё смотрела Лешату в глаза.

- Только здесь не тронет. Здесь Я хозяйка.

Припомнилась Ревдис тотчас сага одна. Лживая, наверняка. Об отряде из трёх отважных воинов, которых лес ночной, словно зайцев, сожрал, ибо был это вовсе не лес, а дух лесной, вечно голодный. И было у него сердце, прямо посреди, на маленькой опушке, в хижине. Сердце то - единственное, чем не мог управлять дух. Единственное, что было ему не подвластно и что могло его убить: надо лишь, чтобы разом затихло, потухло оно. Или было отдано другому.

Силы окончательно покинули следопыта. Порой ему казалось, что он действует быстро, разжигает огромный костер, но вдруг обнаруживал себя с трутом и огнивом в руке лежащим навзничь. Вставал снова, чувствуя прилив боли, неистовой, вгрызающейся в спину и руки. Собирал, теряя осознание времени, хворост и снова заставал себя лежащим с охапкой веток на промерзлой земле. Сквозь бред мерещилась черная птица, кружащая над его телом, будто в поисках возможности поживиться скорее. Вот-вот и рядом окажутся волки, а то и медведь пожалует, встанет во весь рост и ухнет со всей силы, когтями вспарывая окоченевшее тело. Это придавало сил. В конце концов огонь всё же занялся, едва не подпалив одежду. Драккар горел неплохо. Или Лешату так казалось? Тепла от него было немного. Почти вовсе не было. Напротив, холод, влажный и липкий, пробегал по всему телу. Хотелось лечь возле костра, обнять горевшие доски...

Лешат очнулся от сильного жара. Лицо пылало от близости костра, но еще больше пекло правую ладонь, в которой раскаленная от близости огня покоилась отцовская гривна. Словно никуда он ее не выкидывал. Словно она возвращалась к нему вновь и вновь.
А по другую сторону костра, неподвижная высокая фигура в белом наблюдала за корчившимся на земле следопытом. Возле костра лежала шкура медведя. Отброшенная то ли самим Лешатом (воспоминание о жестком мехе отчего-то еще чувствовалось в кончиках пальцев), то ли лежавшая здесь всё время, осторожно оставленная неизвестным гостем. Шкура приятно пахла дымом и домашним теплом.

Увидев, что следопыт пришел в себя, фигура зашевелилась, из-под глубокого капюшона, отброшенного назад, показались глаза и копна рыжих волос, увенчанная перьями птиц, пестревшая множеством кос, сверкающая тусклыми разноцветными бусинами. И бледное лицо.
Фигура предпочла не приближаться, лишь ненадолго подняла взгляд в небо и снова уставилась на Лешата.
- Ты идешь на поправку, - голос был совсем молодым, знакомым и незнакомым одновременно. - Но мне не выходить тебя посреди леса. Он требует жертвы за кошмар, что ты тут устроил. Придется убираться сейчас. Моя хижина неподалеку.

В стремительно темнеющем полуночном небе хорошо просматривался силуэт черной птицы, ожидавшей, когда Лешат останется один.

Лешат, Ингвар, Ревдис

Девчонка безжизненно болталась на руках у Ингвара, но кузнецу не досуг было проверять, дышит ли та. Согнувшись под тяжестью своей ноши и ее тела, он едва мог бежать. Если вскоре не найдется какая-нибудь берлога, где можно, наконец, отдохнуть, долго он не протянет.

Следопыт запомнил путь, который указывала им птица и направление, куда та направилась, да вот беда - именно оттуда и топал йотун. Земля вибрировала и содрогалась, почти сбивая с ног, деревья, которых чудовище не щадило, пробираясь за добычей, принялись ломаться и падать.
Против такого ни одно оружие не подействует, только магия или другой такой же йотун. Да еще и ожоги принялись мучать Лешата, стоило девчонке потерять сознание. Теперь боль от них стала едва ли не сильнее, чем до ее появления - может, прихватил мороз, а может, близость опасности, напротив, разгорячила кровь.

Кровь и не думала останавливаться, руку стоило бы завязать, да куда там - разве было у Ревдис время рыться в пожитках и искать нужные травы? Бежать, бежать наугад в неприветливый лес. Искать знаки от богов и не находить. Думать о потерянном времени, о шагах, что могли бы приблизить их к вёльвам, а не отдалить. Бежать придется в ином направлении, делать огромный крюк, но к этим горестным мыслям добавились еще две: слишком обмякшее тело Кэйи, глаза ее, едва прикрытые веками и отсутствие Бьёрна.

Бьёрн

Когда перстень оказался на пальце, в кожу и мясо под ним что-​то вгрызлось, причиняя боль, как от укуса кота. Камень тут же окрасился красным. Перстень стал мерцать и, наконец, стал гореть красным цветом, сжимая палец, подстраиваясь под его толщину.

Конечно, йотун побежит туда, где больше добычи. Что ему маленькая точка, которая, пригнувшись, удалялась от места хольмганга, теряясь под заснеженными ветками деревьев. Йотун топал с той стороны, куда улетела птица, на поляне Бьёрна тоже не ждали с бочонком эля, трое его бывших соратников с бывшей рабыней, один за другим бежали по новому маршруту, который следопыт, возможно, прокладывал наугад. Путь Бьёрна лежал в единственном направлении, где он не встретил бы всех вышеназванных. В том, где находилась крепость. Не худший выбор - вернуться обратно. Да еще с таким кольцом.

На всё последующее Бьёрн взирал уже с закатанными до небес глазами. Балаган какой-то. Всё же верно говорят, что женщина в отряде это к беде. На Лешата он даже не взглянул. О доверие каком-то там говорил. Доверие ко своим Бьёрн потерял в то мгновение, когда они начали ослушиваться приказов и ставить своего ниже какой-то бродяжке. Но пока ещё оставался инстинкт выживания. Но и он был заглушён, когда Ревдис со своей цепи сорвалась.

Единственный, перед кем Бьёрну было совестно, это Ингвар. Вот действительно, тронула ледяное сердце хольда его скорбная поза. Сама самоотверженность и достойный муж для звания командира. И перед ним единственным отступила гордыня Бьёрна.

- Прости меня, Ингвар. Я не хотел, чтобы всё так получилось. – вздохнул викинг, ощущая толику вины перед кузнецом.

Впрочем, стоило ему отвести взгляд, как всё это пропало, обнажая привычную холодность.

- Закрой рот, женщина, и дерись. – с откровенной усталостью от её воплей заявил Бьёрн.

Шаг вперёд и мощный удар щитом без всяких кругов и прочего идиотизма. Если режем друг друга посреди леса, как кучка бешенных собак, то уж тем более нет смысла отдавать дань традициям. Посмотрим, как она удар держит.

  Речь Бьёрна произвела на дочь Гудлейва разнообразное, скажем так, впечатление. Однако же, если хэрсир хотел ее усовестить, то задуманного не вышло: привыкшая полагаться только на себя странница, и раньше-то не испытывающая пиетета к командирам, еще не воспринимала Бьёрна, как человека, которому даровано право решать за других, и не видела ничего дурного в том, чтобы лишиться над собой его воли. Она, скорее, была с одной стороны озадачена – столкнувшись с первыми же испытаниями, мужчина отступился, хотя прежде казался крепким, как тролль на солнце, с другой же – испытала облегчение от того, что их не будет вести муж, не готовый еще к тому, чтобы решать так, чтобы с ним не хотелось спорить: из-за властности ли, из-за разумности ли, из уважения ли – не столь важно.
  Не каждому дано вести за собой людей – это подлинный дар асов. По крайней мере, так это здесь, в землях Севера: мягкокостные южане, говорят, сами придумали себе власть не по заслугам, а по роду, из за чего и страдали. Впрочем… что еще ожидать от народа, чьим верховным риксом – императриксом – был человек, носивший имя «Карл», что в стране Вечной Зимы недвусмысленно указывало на род занятий земледелием? Так вот, Бьёрн оказался не одарен этой достославной чертой – так бывает, сама Ревдис признавала, что из нее лидер был бы в разы худший. Зато хольдар оказался достаточно умен, чтобы это признать сейчас, а не когда будет поздно. Что же, за это ему часть и хвала, а на сквозившую в голосе мужчины обиду быстрокопейная дева предпочла не обратить внимание: чай, не красна девица, перебесится и успокоится.

  Впрочем, когда воитель отошел в сторону, Бабочка осталась с главной проблемой, которая и вправду могла оказаться той Кэйей, которую знал Бьёрн, только испившей из того же источника, за право испить из которого Одноглазый и получил свое прозвище, а могла быть и кем-то иным, принявшим по неведомой причине обличье смертной девушки. Проводив уходящего воина взглядом, Бабочка снова опустилась на корточки перед Кэйей, мягко улыбнувшись – если это человек, стоило ее пожалеть, если же иное создание – следовало быть осторожной и не провоцировать на даже тень мысли о причинении вреда стражам Эрве Одал.
  - Я поняла, тебя, малышка. – кивнула Ревдис, - Она тоже не голодна, но спасибо тебе за заботу. Она уже вовсе не голодна… - женщина отвела взгляд в сторону, моргнула быстро-быстро пару раз, нос и глаза линялым рукавом утерла. Продолжила она преувеличенно сдержанно, словно желая остаться в прежней строгости, - В любом случае, кроме солонины, сейчас ничего жевать не след: опасность рядом, да и чары тут творятся такие, о каких я в сагах не слыхала, в висах не пела, да в сказаниях не отыскивала…

  Подошел кузнец, так и не добившийся ответов от злого на весь мир хэрсира – и верно, нечего лезть под гоячую руку тому, кто только что осознал болезненную для себя правду. К некоторому удивлению женщины, Ингвар в своем обычном молчаливом духе задал вопрос, на который ответ можно уже было с уверенностью почитать известным: не удивительно, потому что каждого интересует своя боль, оказавшаяся внезапно общей с кем-то иным. Ответ был очевиден и нагляден – Кэйе и верно больше никогда не произнести мед речей.
  Вид кургузого обрубка во рту девчушки заставил странницу раздраженно дернуть губой и бросить короткий взгляд на Бьёрна – не его ли работа? Не любила дочь Гудлейва пытки, почитая их откровенной глупостью: хочешь оставить в живых – оставляй, хочешь убить – убивай, но не глумись над беззащитным. «Если, конечно это были издевательства, - отметила про себя воительница, - а не наказание ведьме, например, за злые речи да проклятия. Убить побоялись, а язык отрезали. Вариант? Вариант! Надо держать ухо востро! Но и не искать везде только плохое».
  Ток мыслей прервали странные перемены, творящиеся с Ингваром. Дева щита даже за кинжал схватилась, готовясь к неприятностям – но вместо этого немой мужчина толи заговорил, толи замычал. Бабочка аж рот от удивления раскрыла:
  - Кователь, ты… заговорил? Ужели она… Ладно, это потом, потом… Нам надо сначала разобраться с делами, - дернула она рукой в рубленном жесте, убеждая скорее себя, чем окружающих, - а после, на привале, уже разложить все руны так, как должно. О-ох, - она в ошеломлении помотала головой, - что же деется…

  Дитя, - снова собравшаяся с духом Ревдис обратилась к Кэйе, - тут рядом лагерь мертвых мужчин, умрунами ставших. Знаешь, что с ними сталось? Если да, то кивни мне. Знаешь, кто это сделал, и как выбраться отсюда? Нам, признаться, здесь, - дева щита зябко дернула плечами, - неуютно. Да и тебе, наверное, тоже?

Сегодняшний день можно было с чистой душой объявить одним из наиболее странных дней в жизни Бьёрна. Сначала встреча с умрунами, теперь капризы небесных светилх, которые никак не могли решить кто будет этой ночью нависать над головами смертных. А в довершение очередная встреча с уже дважды убитыми дозорными. Некоторое время Бьёрн с легкость можно было спутать с Ингваром, ибо чего-то внятного сказать он был не способен. Лишь нервно сжимал обнаженный меч, который викинг чисто инстинктивно достал во время всеобщего ослепления.

Теперь стало понятно, чему так радовался Хальвдан. Не иначе, как скорому реваншу. Знал волчий сын, что это не последняя их встреча. И что в отличие от него, у Бьёрна жизнь была всего одна.

Лишь усилием воли подавив надвигающуюся панику, Бьёрн закрыл глаза и сделал глубокий вдох и выдох. Благо, что хоть морозный воздух был всё такой же освежающий и прекрасно приводил путанные мысли в порядок. Вновь открыв глаза, хольд вернул меч обратно в ножны и попытался найти происходящему хоть какое-то объяснение.

Выходило крайне туго. Из наиболее очевидных объяснений: проклятое место или проделки какой-то твари, хорошо знакомой с колдовством. Возможно, даже они как-то прошли через врата в Хельхейм и сейчас наблюдают искаженное отражение их мира. Догадок было много и все их объединяло одно – все они были бесполезные.

Бьёрн поглядел на Гейру. Её предложение в целом дельное, вот только зверя не загоняют в ловушку, чтобы потом спокойно позволить ему уйти.

- Согласен. – лаконично прокомментировал Бьёрн размышления Ревдис. – У нас два варианта. Или найти тварь, которая это делает или отыскать выход из её ловушки. И я считаю, что нам пока рано закрывать глаза и бродить по округе словно стайка слепых котят. – Бьёрн продемонстрировал одну и своих самых кровожадных своих ухмылок. - Предлагаю выследить эту тварь и поймать. Отомстим за наших братьев. Нам же всё ещё нужна жертва, так? – оскал Бьёрна стал ещё шире.

- Оно оставляет следы. Я их видел, когда ходил за дровами. Чтобы это ни было, оно не бесплотное и не умеет летать над землёй. Просто очень хорошо прячется. Окружим её и схватим. – сделал ещё пару важных выводов Бьёрн из своих наблюдений. После чего повернулся к Лешату. – Для тебя есть работа, следопыт.

После разговора Бьёрн поднял взгляд к верхушкам деревьев. Когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым не грех и попросить богов о помощи. Одина, дабы ниспослал он воронов своих зорких, которые укажут путь к врагу.

- Дай нам, Один Великий, возможность познать непознанное, возможность увидеть тайное, возможность почувствовать сокровенное. Откройся, путь, к самому богу. Пусть мысли наши, правильными станут.

  Сложив руки за спиной и расставив ноги на ширине плеч, стоящая на твердом утоптанном насте дочь Гудлейва покачивалась с пятки на носок и обратно, не сводя глаз с костра, с равным удовольствием пожирающего и дерево, и тех, кто некогда были людьми. Губы у воительницы, изогнувшиеся вниз подобно луку, свидетельствовали о скорби, но в темных глазах горя не было – только терпеливое спокойствие. Пламенные язычки отражались в ее зрачках и на узорах татуировки, и казалось, что бабочка хочет сорваться с цветка глаз и воспарить над костром, с дымом уносящих души умерших – если, конечно, они остались.
  Воительница, самочинно взявшая на себя роль годи, дождалась, пока центральные, толстые ветви не перегорят, обрушившись внутрь вместе с телами в огненном столбе, и сдув с ладони воздух в сторону костра, сосредоточенно достала флягу и, открыв ее, брызнула в огонь пару капель. Последним жестом она запустила руку в снег и, докопавшись до мерзлой земли, ногтями отколупала несколько холодных, как сердце ётуна, кусков, которые тоже бросила в кострище. На сем она сочла свой долг по проводам в другой мир и, зычно повторив имена погибших: «Хальвдан. Хальфберг. Асфелт», закончила коротким напутствием: «Да не забу», кивнула и вернулась к малому кострищу.
  Вытащив из сапога ложку, она уселась на скрещенные ноги и споро принялась есть. Аппетита у девы щита не было никакого, запах горелого мяса внушал отвращение, но закидать в себя горячую пищу было просто необходимо. Наевшись, она протянула руки к костру и только тогда позволила чуть улыбнуться: добрый огонь успокаивал и давал надежду на то, что когда-нибудь солнце будет дарить не меньшую радость. Ведь когда тепло вокруг, и сердца становятся светлее и чище, вечный же хлад с собой ничего, кроме черствости, не несет.

  Вместе со всеми завершив сборы, Ревдис омыла ложки и котелок в растопленном снегу, потерла пористым морским камнем и, вытерев, убрала все по сумам. Еще раз посмотрев на огонь – те, кто был рядом, заметили, как дернулся уголок губ – дева поспешила за остальными все той же пружинистой походкой человека, исходившего немало троп, но и в ее шаге уже чувствовалась усталость, которую не мог разогнать краткий отдых, большую часть времени которого она все равно провела, провожая ставших умрунами воинов в последний путь. Мерно качался наконечник копья, размеренно скрипел снег, и даже чутье, на которое привыкла полагаться прибившаяся к гарнизону древней крепости странница, молчало.
  А зря.
  Треск ломаемых сучьев отвлек ее – но последующие события затмили его. Как и остальных, вспышка чуть не ослепила быстрокопейную деву, прикрывшую глаза и инстинктивно отступившую на пару шагов. Когда же она проморгалась и огляделась, на обыкновенно выдержанном лице возникло выражение глубочайшей растерянности. Распахнув рот, Ревдис хлопала непонимающе глазами, не веря увиденному и никак не представляя, как вечер мог смениться днем, а погребальный костер – лагерем умрунов. Или не умрунов? Тут никаких внятных мыслей не было.

  Не сразу, но дева щита выдавила ошарашенно:
  - Хундсермис сонринс! – имея ввиду толи знакомую троицу, толи того, кто с ними такое учинил, толи ситуацию в целом.
  Подергав себя за косу и обернувшись вокруг своей оси на одной ноге, девушка скривилась, понимая, что картина осталась прежней, и даже досадливо стукнула себя кулаком по бедру. На слова Охотницы воительница снова поморщилась, отвечая раздраженно:
  Никуда мы не сможем отсюда уйти просто так. Кто-то или что-то зачаровали этот пятачок, и привязали нас всех к нему. И, клянусь своими косами, я не знаю, в чем дело. Это могут быть, - повернулась она к Бьёрну, как к предводителю, - или проделки свартов – они могут так запутывать тропы, но не делают из заплутавших умрунов, или следствием гнусного колдовства, наложенного на землю… или на нас. Вряд ли, - копейщица оглянулась по сторонам, приготовив оружие к бою, - шутник ушел далеко: слышали шум перед, - она замлялась, подбирая слова, - возвращением дня?
  Если мы не найдем выход, то будем обречены убивать мертвецов снова и снова, пока не закончатся наши припасы, как, возможно, произошло и с ними, и получать все новые раны. Мы не должны беспокоить умрунов, но искать творца этого. Или, - на лице Ревдис проступила задумчивость, - найти выход сммостоятельно. Есть один способ, но я в нем уверена меньше, чем в природе тел…
  В общем, - мотнула она головой, - кто-то один должен одеться полностью наизнанку, и идти спиной вперед, а все остальные с закрытыми глазами следовать за ним. Попробуем, вождь? – в отличие от недавних речей, на сей раз в тоне девы сквозило неприкрытое сомнение. – Что мы теряем? Ловушка, видать не долга, и долго блуждать так мы не должны…

Говорят, и после смерти викинг не забывает, за какой конец держать оружие, постоянно сражаясь на пиру у Одина. Сейчас отряд был этому свидетелем. Пусть и не в длинном доме у Одноглазого довелось сражаться, но боевые навыки у мертвых соратников были, как прежде.
Вот что ждёт стражей, если умереть в Кровавом лесу - вечная битва в вечной мерзлоте.
С теми, кого уже успел забыть.
Только ярость останется. Только инстинкты. И вынужденное бессмертие.

Кусок ноги боевого мёртвого товарища прилетел точно в цель. Хальфберг, чьё внимание изрядно отвлекла дева с копьем, пошатнулся и принялся сбивать огонь со шкур. Те оставалось только сбросить - так они вспыхнули. Что он и сделал. Под шкурами оказался кожаный доспех, иссечённый местами и открывающий страшные зияющие раны: в левом боку и на животе. Чёрные пятна крови залили весь доспех и кожаные штаны.
Хальфберг потерял время, что позволило Ингвару вооружиться.

А вот Асфелт времени зря не терял. Пока быстрокопейная дева удерживала его соратника и отвлеклась, швырнул обломок щита в ноги Ревдис, да тут же и увидел постигшую его неудачу. Щит пролетел мимо и упал возле ног Хальфберга.
Асфелт, никак не выдав своего разочарования, схватил покрепче меч и упав на снег пополз в сторону Бьерна, словно почуяв в нем самого сильного соперника. А может тот просто оказался ближе.

Куда лучше обстояли дела у Бьерна. Удар и возле его ног валяется предплечье могучего Хальвдана. Ни звука не издал мертвец, потеряв конечность. Даже взглядом не проводил любимый топор, лишь пригнулся, закрываясь щитом и им же попытался оттолкнуть Бьерна в костёр.

На глазах у Лешата и Гейры разворачивалось настоящее побоище. На небольшой поляне в непосредственной близости от костра метались шестеро. Стрелять, рискуя? Или вступить в ближний бой?

ссылка
Напутствий больше не было. Провожать пятерку никто, кроме Хельги, не вышел: пара стражей была в дозоре, пара отсыпалась перед ним, да и невелико событие - каждые семь дней кто-нибудь да отбывал из крепости то на охоту, то на разведку, а то и на битву. Всякий раз прощаться - слёз не хватит. Примелькалось стражам крепости их ремесло, а с ним и погибель соратников, что ежечасно дышала в спины.
Лишь Хильд ненадолго возникла перед Бабочкой, наспех обняла ее и сунула в ладонь руну Райдо - оберег, который Ревдис не раз видела у той на поясе. Названная "повозкой" руна облегчала путь и задуманное осуществлялось без труда. Так говорили о Райдо. Теперь предстояло проверить её силу в походе.

***
Лес хищно ощерился голыми ветками. Путь, на который вступили стражи, холодно поблескивал инеем и льдом. Неприветливо касались голов небеса - как неласковая длань мачехи, в любой момент способная приласкать до крови. День был в самом разгаре. Солнце, если оно всё еще жило за толстым покровом серых туч, было еще высоко. Всякий производимый стражами шорох, сопровождался абсолютной тишиной, словно лес наблюдал за ними с осуждением, поджав ледяные губы. Птиц и мелких зверьков не видели здесь несколько месяцев - те либо не вынесли холода и сгинули, либо послужили пропитанием для хищников, что тоже цеплялись за жизнь. Но сейчас и они молчали. Гейра знала - так бывает, когда на охоту выходит самый крупный зверь. Считались ли тем зверем они или в лесу водился кто-то способный разом истребить пятерку крепких воинов, предстояло выяснить в ближайшие три дня. Ровно столько, если верить картам и Лешату, требовалось, чтобы добраться до старух.

Три ночи назад в этом лесу пропал отряд, но снег был ровным, точно стражи так и не добрались до леса или пошли напрямик, сквозь деревья, мимо троп и дорожек.

Дорога была столь однообразной, утонувшей в белоснежном саване и неестественной тишине, что отследить, сколько они были в пути, вскоре стало невозможным. По тому, как менялся свет, по сумеркам, что маленькими шагами стали подкрадываться к отряду, можно было предсказать скорую ночь и не менее пяти часов пути кряду. А еще скорый привал и ужин, мысли о котором уже вызывали сладостное предвкушение, способное усмирить бдительность.
Треск сучьев неподалеку услышали все: Гейра была привычна к повадкам здешних зверей, которые, сколько бы ни прятались, всё равно выдадут себя рано или поздно; Лешат много путешествовал один и слух имел острый, как и немой Ингвар; что же до Ревдис и Бьёрна, те слишком часто были в непосредственной близости от самого страшного врага - человека - и были привычны первыми реагировать на присутствие чужака за своей спиной.

Треск повторился громче, словно кто-то ломал хворост - Гейра даже чувствовала, что может предсказать, сколько веток находится в пучке. Тот, кто готовил пищу для костра, не пытался скрыться и, конечно, он не знал, что в лесу есть кто-то еще, поэтому треск раздался вновь и вновь.

Открыть, если отряд (или кто-то из отряда) повернет в сторону звуков

Ночь выдалась беспокойной. Старая крепость ворочалась, ухала, стучала ставнями. Мороз скрипел в крепких воротах, а ветер завывал в закоулках, грозясь сбросить со стены дозорных.

Всё в ту ночь предвещало перемены.
Так подумал бы любой новый в крепости гость.
Однако воины Эрве Ордал давно перестали верить в знаки и пытаться углядеть в них предвестие скорой гибели. Знаков было так много, а смерти ещё больше, что на них уже не обращали внимания.

За три ночи до того в крепость не вернулся отряд. Раньше стражей северного предела было тринадцать, теперь осталось десять. Вождь Хельги не спешил отправлять новый отряд, но судьба распорядилась иначе.
Утром после промерзшей насквозь ночи, еле живой человек с почерневшими пальцами обеих рук добрался в крепость. В нательном кошельке у него было послание от Конунга Турогва. Человек, чьё имя они так и не узнали, умер спустя час, в лихорадочным бреду поминая мир и пророчествуя скорую гибель всему.
Прочитав послание, вождь крепости Хельги помрачнел. Будто и так не были вечно сдвинуты к переносице его брови.

Ещё спустя час в длинном доме - там, где они собирались вместе на трапезы, поминки и совет, ярл поставил перед собой пятерых - ровно половину от оставшихся в Эрве Ордал.

- Конунг отправляет вас к мерзким старухам, - иначе он вёльв не называл. - Похоже, все надежды теперь на них, - усмехнулся он.

- Испросите совета, как быть с этим…холодом и возвращаетесь, - без особых напутствий закончил немногословный Хельги. Будто бы три дня назад они не потеряли троих. Будто бы Кровавый лес был рощей, где парочки прогуливались и давали обещания друг другу.
- Вопросы?

Дорогу к вёльвам знал каждый в отряде, а вот воспользоваться ей никто не спешил. Вёльв не беспокоили многие годы. При Хельги такого ещё не бывало, чтобы воины Эрве Ордал добровольно отправились к старухам. Легенды гласили, что те были кровожадны и за свою помощь вполне могли потребовать кровавую жертву.

Вы не можете просматривать этот пост!

- Д-да, господин - Дауст дрожал от страха. Не было больше той эфемерной защиты что подобно одежде скрывала непристойное. Нет. Ничего нет и это ощущение беззащитности намного страшнее неприятной прохлады пещер или затхлого воздуха - Н-но господин я в этих пещерах заплутал! - чуть-чуть подумав Дауст с неприязнью ткнул в сторону Галя пальцем - Вот этот пес точно знает куда идти - могильщик снова на секунду запнулся и глубоко вздохнул - Вы, эм, случайно не знаете языка Гноллов? - это прозвучало ещё более жалко чем Дауст думал и потому он сразу попытался опровдаться - Гнолл может быть отличным проводником, хоть он и ублюдок - канибал!

А ведь она хотела отдать им приказ разделиться и быть каждый сам за себя...
Всякий раз, когда Эрна видела, как ее спутники тянули друг другу руку помощи, она хмыкала и злилась. Злилась оттого, что едва не погибла, отдав глупый приказ. Вот почему по большей части Железная Эрна выбирала железное молчание. Может, поэтому ее и называли железной...

Итак, ситуация в городе складывалась, как по заказу: в таком хаосе никто не проследит за ней, разве что эта четверка смелых. Которые ей еще пригодятся. Почти любое направление было исключено и оставался, о ужас, проход к порту, башня магов и.... Да какая разница, если всё, что ей надо, было впереди.
- Отходим в порт, - отрезала она, не поясняя, почему туда. Кто они такие, чтоб им пояснять.
Оружие, которое Эрна теперь держала наготове, было красноречивее слов, а решительная поступь не оставляла сомнений в здравомыслии Железной. Командующая гарнизоном точно знала, куда и зачем направлялась.

Однажды Эрна услышала от Курта слова, которые не ожидала услышать. Она вздрогнула, когда те прозвучали и не нашлась с ответом. Собственно поэтому, сейчас, у нее не было иного варианта, кроме как отправиться к порту. Пусть и без золота, которое она должна была доставить. Что-то ей подсказывало, что крепкие обитые жестью сундуки уже ничего не решали и не были входным билетом на судно. Железная Эрна точно знала: одно место на корабле Курта уготовано ей. Во веки веков. Потому что они "вместе до последней капли крови". Оставалось надеяться, что кровь капитана еще не остыла. Эрна невольно коснулась кольца на цепочке, словно оно могло дать ответ.

Последние шаги. Последний взгляд. Последняя боль и стуки под железной мышцой. Бродстоун более ничего не чувствовал. Темнота, ничего не видно и не слышно. Последнее поначалу нарушалось отдаленным ударом молота. Затем последовал величественный голос. Сильнейший глас будто раздался на всё пространство в котором находился дворф. Бродстоун почувствовал силу, но не больше. Страх более не был изъяном и пропал вовсе. Перед вопросом Бога у покойного теплилась самая малость думок, которые он как мог, так и озвучил.

- Весь путь... Я способен был лишь... сражаться? - без лишних сомнений вопросил покойный дворф, а после ожидал заветного ответа Божества.

Последние несколько часов Эрна с тщательно скрываемым восторгом ощущала, как по венам бешено струилась сама...Жизнь. "Кому война, а кому - мать родна" - этой фразой, обычно произносимой с презрением, как нельзя лучше, можно было описать суть Железной. Ей было весело только на кончике ножа, на острие смерти. Всё прочее Эрна воспринимала как паузы - пустоты, которые заполняет лишь славное вино, спор или секс. А еще интриги или их кропотливое создание.

Сейчас она, облокотившись о стол и нависнув над картой, спокойно, даже равнодушно наблюдала за спором командиров и словно чего-то ждала, изредка взглядывая на дверь.
Ее, будто бы высеченное из алебастра, бледное лицо, сегодня было особенно прекрасно, подсвечено изнутри какой-то, только ей ведомой, мыслью. Однако лучше бы никому из присутствующих не знать, что было на уме у Эрны.
Четыреста шестьдесят солдат и сундуки с золотом были у нее на уме. Капитан Курт, её любовник и товарищ по созданию интриг и тайн, был у нее на уме. А еще там был дурацкий план Керверта, с которым она согласилась лишь из-за двух пунктов: вышеупомянутые сундуки и его визит к капитану, который непременно окажется последним визитом в его жизни. Уж она-то знала.

Эрна, скучая, разглядывала как краешек карты, а с ним и часть города, символично заливает вино, когда в комнату ввалился долгожданный посланник. Им оказался Кровак. А она-то гадала, кто принесет ей радостную весть о героически погибшем командире и ее новом статусе. С выражением безмерной скорби и покорности судьбе Железная Эрна выслушала сообщение умирающего воина и вскинула полные ненависти глаза:
- Кто это сделал? - грозно спросила она.

На самом же деле всё внимание Эрны было приковано к трем командирам: ей было интересно, как они отреагируют на весть и то, что именно она теперь займет место Керверта. Вот Арджун, к примеру, не заставил себя долго ждать и своим молниеносным признанием только что, сам не зная того, вытащил счастливый билет. Другие его примеру пока не последовали, но Эрна знала, как расположить их к себе:
- К делу. Очевидно, что план командира Керверта провалился. Кровак, что там сейчас? Что вы видели там? Да помогите же ему, рядовой, - рявкнула она на караульного и метнула красноречивый взгляд на стул. В ее интересах было, чтобы прибывший прожил подольше. Хотя бы чтобы успеть ей ответить.

- Арджун, Кельм, Джон, кратко изложите своё видение дальнейших действий. После чего я приму окончательное решение, - резко чеканя слова, заявила она о своих правах на статус командира.

- Шардиз, придурок, только попробуй обмочиться! Ну сдохнем может, да, но хотя бы без боя не дадимся ублюдкам! - прям чуть-ли не заорал дворф, держа в руках сносный арбалет с заряженным болтом. К слову, сумка с болтами была у него, как и топор висящий у пояса. Как только Бродстоун завидел трусящегося гнома тот сразу понял, что мелкий сученыш увидел чего по грознее чем толпа истеривших горожан. Судя по скрежету мечей, воплям и крикам, там были не только нежить, но и ещё пираты и варвары, которые, видать, решили воспользоваться ситуацией и прижать город до милипусенькой щели. Сам же Брод был непрошибаемым твердолобом, которому, конечно, было не отрадно, помирать не хотелось, а наоборот - драться и драться, однако и выжить тоже! Поднявшись по ступенькам верх, тот чуть ли не прошиб плечом гнома, пошел дальше вверх и забрал наконец щит со стены. Заглянув в окно, взор глубоко просаженных глаз устремился на порт, где действительно было куча мерзавцев, нежити и стражи, которая еле как справлялась с теми. Хмыкнув что-то про себя, вроде, - Дубзде-е-е-ец... - мужик уже топором раскрыл шкаф и быстро нарядился в стёганку по размеру и кольчугу. Не думал он, что ему в обычное время пригодится это, он даже и позабыл. Только сейчас, когда на улице армии смерти, пиратов и варваром дворф понимал, что нужно по максимуму набраться силушки и дать отпор.

- Да, там к нам движутся армии похуже неживых тварей и истеричек-горожан. Нам нужно сматываться отсюда, Боров. Трактир не выдержит и даже я вас тут всех не спасу.- сказанул дворф, вооруженный и снаряженный до зубов после того как спустился к остальным. Солнце уже давненько показалось, а потому каждого дворфа(к сожалению нету) и недворфа он видел прекрасно. Кругом бардак, дверь выглядит так... Да так, как и было ночью - её чуть не отмудохали до конца. Если бы не Бродстоун и не мужики, то им всем было бы кранты.

- Выйдем через переулок, перелезем весь хлам и айда со всех ног туда! И держите меч крепче ублюдки! Мы ещё вернемся сюда с другими силами и отобьем трактир! - дворф подошел ближе к Шардизу и схватил того за одежду, дабы тот шел за ним к задней двери, где они оба повернут направо. Тут же бородач как вкрикнул тому чтоб подсадил наверх к бочкам, так тот тут же и подчинился, ибо со страху на всё пойдет. А если нет, то уже бы просто взабрался по сыкану наверх, наорав на того. Конечно, другие могли недоумевать, в том числе Боров и мужики, либо же наоборот поддержать, этого он пока не знает. Сейчас он был наверху, взобрался на бочки и уже был по ту сторону хлама, где легко мог идти дальше через переулок.

- Ну давайте, давайте, догоняйте! Иначе нам всем дубздец нещадный! - выкрикнул тот остальным, а сам же зашагал вперёд по переулку, направляясь в сторону богатых районов.

Бен. Рок. Бенсон.

После небольшого недоразумения и выяснения отношений, Бен обзавелся еще одним спутником. Голова эльфа, которого звали Кугар, решила отправиться с ним. Барнум тоже не захотел расставаться с полюбившимся ему простодушным добряком-полуогром, по крайней мере, до тех пор, пока компания не окажется в Каладоне.

Кугар рассказал свою историю. Оказалось, у него тоже была карта, найденная в развалинах старинного храма за Синими горами. Будучи достаточно опытным и не в меру любознательным, он предпринял это путешествие в компании с парой товарищей, которые, к несчастью, не смогли дойти до конца. Один погиб в пути, другой - уже тут, в подземелье. Самого Кугара, израненного и уставшего, доконала ловушка, так и не удалось ему разрешить тайну книги.

В прошлой жизни Кугар был магом воздуха и готов был обучить своей науке и Бена в обмен на то, что тот будет его сопровождать в Туллу, где можно было надеяться обрести приемлемую жизнь, а может быть и какое-то тело. Кугар был согласен даже на механического арахнида, все лучше, чем катиться по земле, перебирая ушами, или витать в воздухе.

Обсуждение этих вопросов было делом не таким быстрым, компания даже развела костер и расположилась лагерем. Кто ж ходит в дальний путь на голодный желудок? Барнум притащил запасенную баранину, остается только удивляться, где он тут умудрился отыскать заблудшую овцу, ведь до дома мадам Лил довольно-таки далеко.

И вот как раз к тому времени, как все уселись закусить, раздались тяжелые шаркающие шаги из подземелья, которое никто не удосужился закрыть.
К счастью, потому что обладателем шагов был Рок. Уставший, изможденный, бледный, он с трудом дотащился до костра и рухнул рядом с товарищами. Это была его огромная победа, которую наверняка воспоют в песнях. А еще это было великое знание, которое он мог сохранить для своего народа или принести в академию магии и прославиться, как величайший маг земли, новый грандмастер. Он даже мог бы основать свою школу и принимать учеников, только вот ни у кого не хватит мощи повторить это заклинание.

Но это будет уже другая история.

У Бенсона все сложилось наилучшим образом. Госпожа была восхитительной неутомимой любовницей. Она была готова предаваться сладострастным утехам всегда и везде, ей не хватало только такого энергичного и изобретательного компаньона, как Бенсон. О, эта парочка освоила все уголки подземелья, периодически пугая слуг своими задорными развлечениями. Слуги же полюбили Бенсона, как защитника и заступника, поскольку с его появлением Госпожа стала намного добрее и веселее. Её гнев уже не был столь скорым и разрушительным, так что жизнь в подземелье забурлила с новой силой. Фонтан силы со временем восстановился, молитвами кайтов. Текучка персонала уменьшилась, и в коридорах стал раздаваться топот детских ножек. Госпожа даже стала поговоривать о том, чтобы прекратить затворничество и отправиться в путешествие или взять в ученики нескольких подающих надежды юношей, но это тоже другая история.

"Безумец..."
Ревущая толпа захлестнула его, окрасив мир вокруг в красный цвет. Он стоял посреди бешеного хоровода боли и смерти, вспыхивали и гасли перед его взором искажённые предсмертными судорогами, но всё же узнаваемые лица караванщиков. Одно, второе — сколько на этот раз?
"Хаман Груумш! Хаман Груумш!" — из окружающего шума всё громче и громче выделялись ужасные слова.

"Нет! Я не Груумш! Я не Груумш!" — слабый человеческий голос не мог перекричать тысячи орков.

"Хаман Груумш! Хаман Груумш!" — со всех сторон хватали, тыкали и толкали. "Хаман Груумш!" — холодная рука схватилась за горло.
"Хаман Груумш!"

Арло проснулся. Левой рукой он душил себя, а правой безуспешно пытался отбиться. Лишь через несколько секунд он почувствовал, что вернул контроль над телом и ослабил хватку.

"Вина, это твоих рук дело?" — грозно спросил Делец.
"Отказываюсь отвечать." — Вина умела врать, но придерживалась стратегии отказа от ответа, так что её слова не давали никакой информации.
"Я так больше не могу! Зачем ты вообще здесь?! Очевидно же, что мы никак не могли спасти всех!" — Здравый Смысл сорвался. Последние полгода он вёл ожесточённую борьбу с Виной, но его доводы разбивались о её ледяное спокойствие. Казалось, что она вообще не следовала правилам внутреннего мира.
"То, что вы двое сделали — это предательство. Вы предали не только их, но и себя."
"Это был отличный план! Вот если бы мы ещё глаз тогда не по-настоящему выкололи — было бы вообще отлично..." — вмешалась Смекалка.

В очередной раз завязался бесполезный спор, по второму, третьему и четвёртому кругу звучали уже давно исчерпавшие себя аргументы, пока Арло спускался на первый этаж трактира "Голова Медузы". После пары кружек эля голоса немного поутихли.

— Эй, одноглазый! Как там дела в Лускане? — шутка вызвала пару вялых смешков постояльцев.

              Размозжи уже ему башку

Арло тряхнул головой и поднялся из-за стола. Ему пора в путь, телега сама себя не довезёт.

— Чёрт, — в который раз за сегодня ругнулся Арло. Слишком долго. Сбежать уже не выйдет.

"Есть ещё решение, видимо пора." — сказал Делец.
"Нет, нет, нет, о чём ты говоришь? Ты серьёзно можешь так легко на это пойти? Надо просто подумать ещё..." — попытался возразить Здравый Смысл.
"Нет времени. Нужно действовать. Шансы выше, чем в море, так к чему разговоры?"
"Ладно. Удачи. Но я в этом участвовать не буду." — Здравый Смысл оставил Дельца наедине с его планом.

— Смотри на меня, Пиппен, слушай и запоминай. Не уверен, что это сработает, но если это нас вытащит, я буду требовать с тебя пива.
Арло вышел навстречу смерти с обнажённым кинжалом в руке.

Только что орочьи слова мешались в его голове и он с трудом мог вспомнить хоть что-нибудь, но с решимостью пришла холодность ума. Молниями в мозгу носились мысли, по крупицам формируя понимание чужого языка. Вот вышибала с орочьими корнями выругался на родном языке. Вот гоблины, чего-то требующие за проезд по их территории, но не спешащие нарываться на арбалетный болт. А вот далёкое путешествие по наводке гильдии к голодающему племени дикарей, подозрительно смахивающих на полуорков. Но самое главное — это одноглазый странник, травящий в таверне байки об орочьих шаманах, что выкалывают себе левый глаз во имя Груумша.

— Хой, урк! Мар карун на Груумш ошиг мар гак! Тур варох барат-варуг!* — никогда ещё он не говорил так громко.

"Пора".

Резкое движение, чтобы не успеть остановиться. Кинжал словно живой метнулся к лицу Арло, свистнул и впился в его глаз. Ноги подкосились, а из лёгких вырвался сдавленный хрип.
"Не кричать, не падать, это демонстрация силы".
Что было хорошо — так это то, что страх окончательно ушёл. Есть ли у него шансы? Не важно, он уже сделал, что мог. Теперь нужно было ждать. Это мгновение длиной в вечность, которое определит, будет ли он жить.

С искривлённым от боли и шока лицом, с кровавым месивом на месте левого глаза одинокий торговец стоял против ужасающей армады орков и ждал своей участи.

Самое страшное — понимать, что на развилке прошлого ты сделал свой выбор, разминувшись с другим будущим.

"Что же ты наделал, сынок?". Кто бы не произнес эти слова - тот голубоглазый жрец или же внутренний голос, - они, в страшный тот час словно горящие роковым адским пламенем, остались на всю жизнь выжженым на душе клеймом. И этой ране не суждено зажить. Неизбывно. В тишине бессчетных ночей просыпаться с криком, в холодном поту, снова и снова бросать во сне этот проклятый нож и видеть как по рукоять входит он в грудь брата. Все годы помнить, что Бертран мог бы жить, радоваться, любить, растить детишек, но был убит рукой брата. Вот этой вот рукой. Другого выхода не было. Или так только казалось? Кому из богов захотелось разыграть со смертными нелепую и такую страшную шутку? А кому из богов показалось забавным наделить долгой жизнью смертного-игрушку, искалеченную той шуткой?

Его много раз спасали. Он помнил это. Почему-то гораздо лучше, чем когда спасал сам. И хуже, чем когда самому спасти не удавалось. Энсон, Виолендил, Эгмонд, Освелл, Андрес, Вейн, Нарви, Аллен и многие другие... Длинная вереница мертвецов и еще живых, бредущая по призрачным дорогам памяти куда-то вдаль, за горизонт, к забвению. Кем они были по сути? Задирами и грубиянами, пьяницами, распутниками, циничными негодяями и жестокими убийцами? Да, конечно! Искусными воинами, стойкими, смелыми, верными товарищами? Еще какими! Как сочетается все это? Простецкая недалекость и глубокая проницательность. Независимость и дисциплина. Низменные наколонности и величие духа, наделенного истинной отвагой и способностью к самопожертвованию. Эту загадку причудливой человеческой природы ему так и не удалось постичь.

Вот и сейчас. Его уже доставили в храм. Спасение близко. Только бы получилось... Снова встать в ряд своих соратников. Обнажить меч, вернуть долги, обменяться шутками, и снова вместе, как раньше, победить...

Но все самые триумфальные победы мира никогда не смогут заставить его забыть то самое страшное, самое пронзительное и проникновенное, что он когда-либо видел - горящие, залитые слезами, переполненные скорбью и ужасом, но одновременно ясные, все понимающие, проникнутые всепрощением и любовью глаза матери, в тот миг, когда он ей все рассказал.

— Селуне? Да, думаю, раз не в неё верили. Тимора не даст пропасть ни им по пути, ни нам. Ооох... — чуть не споткнулся бард, надо быть внимательнее и аккуратнее. Не дрова по крыше несет, нельзя бросить и налегке припустить. Ещё по пути надо придумать, что с этими вурдалаками внизу делать, эвон как в закрытые дома ломятся, чуют кровь живую.

— О, это такие мелкие, с крылышками. Злые и много ругаются. Иногда смешные бывают. Я слышал их волшебники, как домашних питомцев держат.
Диего присел краю крыши и осмотрелся. Странно все, как тихо стало. И вурдалаки да скелеты под ногами не бегают. Не знают, что он тут? Тогда хорошо. Но все равно, как мост пересечь? Чисто добежать? Ну, Вега кивнул собственным мыслям, но так ведь там эти два мордоворота торчат, как вышибалы в портовой таверне. Близок локоть, а укусить как?
Бард облизнув губы посмотрел голодным взглядом на ту сторону реки. Там все намного лучше, спокойнее. Там не надо спасать свою жизнь ежесекундно. Он может наконец завернуться в плащ и наконец чуть-чуть отдохнуть.

Диего одернул себя и протер лицо рукой, ещё раз глянув на ребенка.
— Смотри, веди себя тихо, как мышка. Все будет хорошо. Когда перейдем мост, спою тебе любимую песенкуу...
Продолжил уже задумчиво глядя вниз, чтобы никого там даже рядом не было. Вытащил из кармана статуэтку и потер на удачу, поцеловал и обратно убрал.
— Темный мрачный коридор...
На самом деле светлый и под небом, но мрачнее от отсутствия темноты не становится, Диего вздохнул и мысленно пообещалЖ "Выберусь — брошу воровать".
— Когда спустимся, я вытащу тебя из плаща и буду крепко держать, а ты держись за меня. Возможно нам придется быстро быстро бежать.
Сто шагов это не так много, ему приходилось уже так делать. Переплыть Мирар эта та ещё задача, без ребенка ещё попробовал а значит надеяться только на ноги. Вытащил из сумки серебряное зеркальце, отдал девочке.
— Держи. Алоэ, ещё послушай. Нам нужно оказаться на другой половине моста и если я тебе выпущу, ты быстро-быстро бежишь туда сама и не ждешь меня. Дядя Диего нагонит тебя у другого края.
Если догонит, Вега не знал, почему решил прояснить этот момент, но видимо на всякий случай. Выносить все равно будут его ноги

Буквально только что все было нормально. Жизнь двигалась вперед ровно и поступательно. Привычно. Вступили в бой, рубились с врагами крепко, и снова, как обычно, побеждали, медленно но неуклонно. Главный враг - вот он, прямо перед носом. Одолеть его и победа в кармане. Вдруг взъярился противник, вихрем клинков налетел, только успевай отбивать. Удар, другой. И тут ожгла шею острая сталь. Только осознал, увидел толчками бьющую кровь и вмиг все поменялось. Раз и сбился тот ровный естественный ход жизни. Смешался, словно разлетевшаяся по ветру колода карт. Мелькают картинки, числа... Один за другим беспорядочно сами собой встают перед глазами образы былого и нынешнего. Вот близко и крупно лицо Нарви. Что-то кричит, широко раззевая рот, но все равно не слышно. Досадно.

Вот знакомый с детства приземистый сруб, совсем темный на фоне вечернего неба. Рядом с домом небольшой хлев с сеновалом, откуда доносится мычание и запах скотины. Двор, где наизусть знаешь каждую канавку, каждый холмик. Впереди чуть освещенная неверным светом костра высокая фигура. Бертрам - старший брат. Взрослый, уже опытный. В ваших руках тренировочные мечи. Бъетесь. Как обычно, выпады, парирования, финты. С треском стучат деревяшки. В этот раз продержался капельку подольше. Все равно упал и увидел перед лицом тупой конец палки.
- Уже лучше, но еще недостаточно, - весело подытожил Бертрам, - Не торопись, не наскакивай так бездумно. - он посерьезнел, - Помнишь, отец часто говорил: никогда не отступай, не здавайся до конца! А я говорю: если приходится отступать - отступи, и снова нападай, когда будет выгодно. Твоя задача не погибнуть храбрецом, а выжить, во что бы то ни стало. Упорство это хорошо, но только не упертость...

Вот, залитая солнцем, портовая набережная Лускана. Реют флаги на высоких мачтах, крутобокие корабли чуть покачиваются на волнах, что снова и снова с шипением накатываются на берег. Нельзя сказать что людно, но то и дело снуют взад-вперед моряки: кто таскает грузы, кто торопится прокутить заработанное в таверне, кто шатается бес толку, уже все промотав. Ладонью прикрываешь от света глаза. Величественный город впереди - его новое пристанище. Что ждет его там под сенью древней башни?

Кровь, темная, как Бердускское вино, сочится сквозь крепко прижатые к шее пальцы. Почему-то почти не больно, но чувствуется как с каждой секундой стремительно уходят силы. С трудом разлепил потрескавшиеся губы.
- Нарви, Вейн, надо перевязать поскорее... Не хочется подыхать.

Настойчивая смена картинок, словно специально запустил кто-то перед глазами. Не остановить.

За окном уже совсем темно, да и в комнате мрак разгоняет лишь пара свечей. На краю твоей постели присела мать. Такой она помнится совсем чуть-чуть. Еще очень молодое красивое лицо. Теплой ладонью погладила тебя по волосам.
- Мой мальчик... Мой дорогой малыш, - протянула она своим мягким бархатистым голосом, и сразу стало так тепло, так спокойно и уютно на душе, - Засыпай и ничего не бойся. Все будет хорошо. Ты вырастешь умным и сильным. Станешь добрым честным человеком. Будешь много путешествовать. Встретишь многих разных людей. Они будут уважать тебя, а иные даже любить. А ты... Ты будешь их защищать.

Ох, мама, любимая моя. Если бы ты знала как далеко ушла моя жизнь от твоих мечтаний. Ни стал я ни особо умным, ни необычайно добрым, ни каким-то удивительно честным. Действительно долго скитался по свету. Повидал многое и многих. И не добился от людей, по большому счету, ни уважения, ни любви. Так, средне всё. Как у всех. Но признаюсь тебе, что где-то в глубине души, всегда, все годы, мечтал о том, чтобы ты оказалась права. Что предначертано судьбой что-то очень большое, по-настоящему важное совершить. Быть может еще не конец?

- Парни, у меня там в сумке на поясе... Есть куски ткани чистые. Намотать бы крепко а шею... И, не знаю, к жрецам, что ли. Они, может, по-быстрому на ноги поставят...

— Ооох.
Диего отполз по крыше в строну, чтобы не слышать, не смотреть и вообще забыть прочь. Да как тут забудешь, когда на руках ребенок целый. Что с ним теперь делать? Диего тяжело вздохнул, представив, что сейчас просто плывет по морю, а на ногах у него висит железный шар, как у каторжника. Вот как теперь?
Бард встряхнул головой, отгоняя дурацкую мысль. Вот совсем не время на уныние надеяться, Вега посмотрел на правую руку, потом на девочку на коленях, подумал с секунду и стянув с себя острую шапку, отдал её ребенку.
— Алоэ, да? А меня Диего звать.
"Ты дитё, а я играю на скрипке и лютне", бард снова вздохнул и снова посмотрел в сторону башни магов. С ними да, никакие пираты, никакие стражник связываться не станут. А уж мертвяки и подавно, добраться бы только как-то, не потеряв по пути ни своей головы, ни её...

Справившись с попытавшимися некстати накатить эмоциями, Диего взял в себя в руки и начал заново соображать. Пустить плащ на ленты и как-нибудь примотать к себе девочку, чтобы не потерять? Время, да и не факт, что получится или, что удобнее будет двигаться. Тем не менее... плах не самая плохая идея. Диего как-то видел, как один путешественник носил свой странным образом, скатанным и повязанным через плечо. Бард не знал, зачем, но сама идея могла сейчас ему помочь, если получится. Сложить в пару слоев и повязать вокруг себя чрез плечо, как следует затянув. И ею к себе ребнка прижать. И держать проще и для Диего какая-то страховка, что она из рук разу не вылетит, да и ребенку удобнее будет, наверное
А мотом можно и к волшебному кварталу. У него есть крыши, куда мертвяки так просто не влезут, у него есть кошка и веревка, чтобы цепляться за гребень и подстраховываться, наконец, он живой, у него ещё есть его быстрые ноги, светлая голова и капелька удачи. Может и получится выгрести из бури.

Бард поднял руку, чтобы поправить головной убор, но сразу осознал и даже наконец улыбнулся, бросив взгляд в сторону отверстия в крыше. Ну, пацан, считай, что не зря все будет.
— Любишь песни малая? Я тут на днях у одной такую подслушал, держись за меня крепче- Тихонько напевая и держа в руках кошку с вервкой, Вега развернулся в сторону главного городского ориентира.

Как-то раз в одном лесище
собралась толпа чертей,
разожгли они кострище,
чтобы было пострашней

ссылка
Зачем было менять шу на шен, Эна?
Кружась в танце после чаепития на лесной полянке Эна ощущало совершенно не то, что…ощущала обычно. Тело, такое текучее, гибкое, нынче отказывалось слушаться. Эна не настаивала, но всё же дважды врезаться в дерево, а потом и вовсе потерять ориентацию, до тошноты, будто гравитация и вестибулярный аппарат поменялись местами - или что там они делают - это уж слишком!

Сначала было весело. Потом уже не смешно. И тогда Эна поняла. Это самадхи. Началось! Вот так просто, после пуэра на опушке, да под любимую песню. Никакой тебе ломки, растворения, В общем, если честно, Эна не очень понимала, что такое есть самадхи, но очень хотела. Все йоги хотят.

В самадхи ей перестало нравится спустя тридцать секунд. Она каким-то образом знала, что прошло ровно тридцать секунд, потому, когда тело завыло от боли, зачем-то крикнула «Тридцать один!».

Да, она собиралась уйти пораньше. Лет в тридцать-тридцать пять, но перед этим всё успеть, по гештальтам основательно пройтись, и уж точно не свести все дела к «Перешла с шу пуэра на шен пуэр». Это будет последнее, что она сделала. Позор! Ведь ей даже не понравилось.

Когда оторвало ноги и руки, Эна уже не различала, где свой крик, где чужой. Может, это самадхи, может, автомобильная авария, может, ее каннибалы расчленяют – разница есть, разве, если мысль только одна «Скорее бы это закончилось»?

Потом ее отпустило, долго рвало. Или нет. Или не её. Стон ее при этом был какой-то чужой. А когда увидела татуировки на руках, вяло и с грустью подумала, что это на всю жизнь,а она не такие хотела. В носу ощущался запах крови. Наверное, её. Переколбасило-то знатно.

Но есть и хорошая новость – голову не оторвало, иначе, как бы она ей сейчас думала и блевала.
Тело по-прежнему не слушалось, как после пятичасовой медитации, когда «весь затёк», но пошевелив с огромным усилием татуированной рукой, Эна не осталась довольна. Рука двигалась не так плавно, как она привыкла. Пальцы были длиннее и вообще не ее. И ноги ей не понравились. А одежда вот просто пушка! Давно искала дизайнера, чтоб из натуральных тканей пошил ей похожую хламиду с капюшоном, но дизайнеры заламывали такую цену, что проще было носить Прада, как все, и не выпендриваться.
Своего платья, в котором она совершала ежевечерний танцевальный ритуал и моцион и много еще чего, было жалко. Она сшила его сама, отчаявшись найти дизайнера.

«Как теперь двигаться, танцевать…боже, и все асаны заново осваивать?!?! Нет, лучше убейте меня сразу» - лениво соображала новую жизнь Эна и ждала, что вот-вот придет медсестра и ее отпустит. Или друзья придут и она спросит, что было в том пуэре.

Но пришли те, кто мог помочь ей со смертью. Эти двое, что пинали труп, убили вот тех всех и сейчас примутся за нее. Эна, опираясь на локти и колени, немного покачиваясь, сделала попытку встать на колени. Мда...Убежать не получится... Разве что отползти в кусты.

Но тут же новая мысль похлеще присутствия каннибалов-убийц-насильников чуть не отправила ее в обморок снова. «Волосы! Что с моими волосами?!».
И так, через шевелюру, пришло к ней осознание тотальных изменений, а за ним и итог всего «приключения».
- Я переродилась, - прошептала она голосом фиолетового дурика из русского мультика, который ей однажды показали русские друзья. Тогда было забавно и смешно. Сейчас не очень. Если бы не присутствие рядом бандитов, она наверняка завыла бы почище чем в самадхи. Которого не было.

Вы не можете просматривать этот пост!

— Помогите раненым. Следите за крышами, окнами и тылом. Если нас сейчас застанут врасплох, мы точно не выдержим.

"Что там? Подмога? Или другая банда пиратов? Что-то пострашнее наших копий. Хоть бы подмога..."
Встав на скамью телеги рядом с раненым возницей, Арло попытался разглядеть в суматохе боя хоть что-нибудь. Да и стрела в ложе арбалета так и просилась на волю. Арло не стал её сдерживать и пустил прямо в толпу, почти не целясь.
"Когда выберусь, скоплю на заказной многозарядный..." — думал торговец, в очередной раз натягивая тетиву.

"...и, по закону подлости, ни разу больше не выстрелю".

Джон всегда мечтал о том, чтобы стать героем. Но родился он в простой крестьянской семье и хлебнул тяжёлой жизни с рождения. Потом шило в заднице толкнуло его сбежать с отрядом бандитов. Это ли не геройство - бегать по лесу с луком да мечом, людишек глупых резать и золото считать? Нет, тут дело точно в чём-то другом.

Бросил Джон последний взгляд на Вердана и усмехнулся.

- Прощай, товарищ - шепчут немеющие губы. Но волчья ярость в глазах только разгорается. Позади смерть, и он счастлив в эту секунду от того, что может подарить мгновение на спасение тем, кто спас его.

Время будто замедляется, окутывая парня туманом, он видит свой отряд - все они мертвы. Дикая улыбка своим браткам-наёмникам, меч покрепче, и вот с яростным рычанием Джон взмахивает им в своём последним прыжке с земли.

- Знаете, в чём разница между наёмником и стражником? - из последних сил кричит Джон с волчьим оскалом, чтобы убегающие услышали. - Мы не боимся смерти, смерть боится нас!

Атака с колена, в которой Джон метит прямо во врага.
Каким запомнят его остальные?

Если подумать, прав пират то. По-дурацки как то все вышло.
А если сильно подумать, какая разница? Смерть есть смерть. Когда смотришь ей в лицо, когда ощущаешь ее холодные пальцы в своей ладони, уже не имеет никакого смысла, какая дорога привела тебя к этой встрече.

Траин закрыл глаза, ощущая непривычный покой в своей мятежной душе.

- Как твое имя, добрый дворф?

Добрый, ха! Поневоле губы слабо искривились в улыбке. Дай приоткрыл один глаз, взглянув на девчонку. Надо же, не к дяде своему безмозглому подошла, а к нему, Траину, проходимцу, которого видит первый раз. Впору бы и задуматься, что за жизнь у нее тут была, но не те обстоятельства. Лениво думать о такой ерунде. Теперь то всяко жизнь пойдет другая.

Дворф пошевелил рукой. Кое-как дотянулся до своей бороды, сунул палец в рот, поддел колечко зубами, стащил с пальца, выплюнул в ладонь. Протянул ребенку. Не какая то там драгоценность, просто печатка стальная, скорей для ломания чьих то носов, чем для красоты. Но тут уж, чем богаты. Прости, дева, знал бы что так обернется, подготовился бы получше.

- Держи, коза. Подарок тебе, на память, - проворчал Траин. Рука была уже холодная, словно чужая. И цепкий смертный иней карабкался выше, подбираясь к плечу. Доползет до сердца, тут то дварфу и конец. - На память... о Траине Бестолковом.

Помолчал и добавил:
- Запомни это день, дева, и не будь такой же дурой, как мы с твоим дядькой. Все, коза, ступай... Живи.

Теперь Джон был полностью спокоен хотя бы в части своих планов. Если хоть кто-нибудь из этой кучки оставшихся уцелеет, то никто не сможет нагло брехать, что он с позором убежал с поля боя. Репутация была важна, как и золото: наниматели не любили трусов и перебежчиков.

Быстрый кивок в сторону полуэльфа и всего отряда, прыжок на лошадь.

- Смотрите не подохните тут. – хмыкает Джон и бьёт по бокам коня. Впереди улочки Лускана и путь к Мощёной. Держится за гриву, прильнув к конской шее, а в другой руке меч. Нужно найти Арвендейла и разобраться.

«Чёрт возьми, да я теперь хренов рыцарь на белом коне, осталось только заехать за принцессой» - смеётся в голове Джон, пока конь скачет между паникующих горожан.

"Спектакль" с участием Элберет завершился. В девушку перестали стрелять; ей удалось отбить почти все стрелы. Под гром аплодисментов она с улыбкой поклонилась, подобрала лук и, провожаемая герольдом, ушла за деревья. Одновременно люди в костюмах птиц покидали в тележку и увезли прочь трупы собак. На минуту повисла пауза.
- Готовьтесь! - негромко сказала Уулун закованным в цепи пленникам.
- Ну что ж, - возгласил герольд, снова выступая на середину поляны. - Теперь, после того, как мы полюбовались красотой воинского искусства нашего короля и его прекрасной сестры, пора переходить к настоящему делу! - он вскинул руки и задрал голову, словно обращаясь к небу. - Настаёт ЧАС ПОТЕХИИИИ!!
- ААААААА!!! - взорвалась толпа.
- Всем встать! - скомандовал Фьюрадан и сделал знак рукой. "Роботы", стоявшие у двери, шагнули вперёд. Пленники со щитами неохотно поднялись. Лица их были бледны и испуганны.
- ВСТРЕЧАЙТЕ!! - воскликнул герольд и простёр руки к клетке. - ОРДА ВАРВАРОООВ!!
Центральная часть решётки со скрежетом уехала вверх.
- Всё, на арену! - заорал Фьюрадан, размахивая мечом. - На арену!!
Пленники неуверенно двинулись к открывшемуся выходу. Но тут "роботы" схватили задних за плечи и так толкнули вперёд, что вся куча вылетела, как выдавленная поршнем.
- А ты стой!! - завопил Фьюрадан Лиилю, шагнувшему было за всеми. - Тебе ещё рано!!
Решётка с грохотом упала обратно.
- ААААААА!!! - орала снаружи толпа. - ООООО!!!
- ФРАНКИ!!! - возвещал герольд, жестом прокурора указывая на кучку пленников. - ДИКАРИ С ЗАОКРАИННОГО ЗАПАДАААА!!
- ООООООО!!!!
Снова посыпались камни. "Дикари" жались друг к другу, прикрываясь щитами.
- Идите, идите сюда! - улыбаясь, поманил их герольд на середину поляны. - Не стесняйтесь!
- ААААААА!!!
Пленники, продолжая закрываться, обречённо побрели в центр арены.
- ЭТО ВОИСТИНУ ХРАБРЫЕ ЛЮДИИИИИ!!! - возвестил герольд, повернувшись к зрителям.
- ААААААА!! - надрывались от злорадного хохота эльфята. Фьюрадан в клетке тоже тихонько засмеялся. Потом сунул что-то себе в рот и начал жевать. Лииль почему-то подозревал, что это не еда. В глазах Золотого Мальчика плескалась тёмная водица какой-то обкуренности. Лииль мог лишь мысленно поблагодарить бога, что его сестра не принимает участия в этом дурдоме!
Из-за деревьев показалось нечто огромное. Какая-то обтекаемая, склёпанная из металлических листов машина на гусеницах, размером со слона, увенчанная железной птичьей головой с длинным клювом. Узкие глаза-щели птицы светились жёлтым огнём. Эльфята при виде этого монстра завопили ещё громче - хотя казалось бы, дальше некуда. Они даже перестали обстреливать франков камнями. Несчастные пленники, чуть опустив щиты, со страхом смотрели на новую напасть. Доехав до края поляны, машина остановилась.
- Мы готовились к этому много дней! - воскликнул герольд. - Так встретим наших отважных, воинственных, КУЛЬТУРНЫХ гостей ТАК, КАК ОНИ ЗАСЛУЖИИЛИИИИИИ!!!!
- ААААААА!!! - разразились воплями эльфята, и многие начали спрыгивать с деревьев прямо на арену. Герольд, закончив "спич", поспешно ретировался куда-то в лес. А в передней части железной машины вдруг открылись ворота - и оттуда ХЛЫНУЛО!
Это была целая рать... детей? Нет, деревянных и глиняных фигурок! Будто кто-то сделал сотни буратин и песочных человечков ростом до пояса. Издавая какие-то дикие писки и агуканья, они ринулись на пленников! У них не было оружия, они только размахивали скрюченными пальчиками и скалились злобными личиками, кто их имел. Через секунду эта волна захлестнула франков. Те пришли в полный хаос - кто-то принялся яростно отбиваться ногами и щитом, кто-то пытался бежать, дёргая товарища по цепи, кто-то просто истерически орал, облепленный маленькими врагами. Лииль увидел лошадеобразного мужика, от ударов которого монстрики летели во все стороны. Он дольше всех простоял на ногах. Но в конце-концов все оказались повалены, терзаемые безжалостными человечками. В воздух полетели уже обрывки одежды. Эльфята, спрыгнувшие с деревьев - их было всё больше - придвинулись вплотную к этой куче-мале. Они хохотали и корчили рожи, как безумные. Некоторые - особенно девочки - пытались сами забраться в кучу и "добавить" несчастным франкам "от себя".
- Да на что они вообще годятся? - возгласил герольд, снова вышедший на арену. - Они даже не могут справиться с детьми!!
Эльфята обнимали друг дружку и валились с ног, не в силах стоять от хохота.
- Но будет, будет! - сказал герольд, адресуясь, видимо, тем, кто пытался принять личное участие. - Это всего лишь дикари, жалкие ничтожества, почти животные! Благородному эльфу не пристало марать о них руки! Их место в конуре вместе с собаками. Хотите встретиться с настоящим противником?
- ДААААА!! - завопили и завизжали эльфята.
- Хотите сразиться с отважным врагом, увидеть настоящую храбрость и высокое искусство?!
- ДААААААА!!
Герольд посмотрел на короля Уно - тот к тому времени занял место на дереве. Король милостиво улыбнулся. Герольд перевёл взгляд на Фьюрадана в клетке. "Наширявшийся" Фьюрадан весело оскалился и кивнул.
- ТОГДА МИНУТКА СЕРЬЁЗНООСТИИИИИ!!!
Толпа эльфят притихла. Слышались только вопли и стоны пленников, которых продолжали терзать человечки. Из чрева гусеничной машины появилось ещё несколько фигур. Взрослых. Полуголые, в устрашающих шлемах-масках, с разнообразным оружием в руках. Тяжело ступая, фигуры спустились на землю и направились к клетке. Когда они проходили мимо орущей кучи-малы и сборища эльфят, те попятились. Герольд тоже опасливо шагнул назад, пропуская странных воинов. Из-под масок тех слышалось не то хриплое дыхание, не то рычание. Шедшая крайней слева фигура вдруг нагнулась, выхватила из кучи деревянного человечка и, подбросив, разрубила его надвое мечом. Не дойдя до клетки шагов двадцать, воины остановились. Герольд ещё отодвинулся, чтобы видеть и их, и клетку, и протянул к клетке руки:
- Встречайте! Всем нам известный отважный Рыцарь и Мастер! Искуснейший из искусных! Пример для всех нас, готовый ответить жизнью за свои творения - ФЬЮРРАДААН, ПО ПРОЗВИЩУ КОНСТРУКТОООР!!
Решётка снова уехала наверх. Улыбающийся Фьюрадан с мечом в руках шагнул на арену. Толпа взорвалась аплодисментами и восторженными воплями. "Золотого Мальчика" тут явно любили!
- ...ДАН! ...ДАН! ...ДАН! - сложился общий вой в скандирование.
- Он сказал - он сделает!! - прорезались чьи-то отдельные крики.
Эльфёнок прижал меч к груди и с улыбкой поклонился. Потом взял оружие поудобнее и двинулся к взрослым воинам в масках. Те ждали в напряжённой, свирепой и слегка презрительной готовности. Мечи, шипастые палицы и какие-то гигантские хирургические устройства поигрывали в их руках. "Давай, сопляк, подойди!.." Лииль не мог понять, кто это такие. Тоже рабы, только прикормленные? Наёмники? Големы (да непохожи - тела явно человеческие, лоснятся от пота)? Может, настоящие эльфы? Он оглянулся на Уулун. Раскосая девушка напряжённо смотрела в спину эльфёнку, теребя свободной рукой цепь.
Не дойдя до воинов шагов десять, Фьюрадан остановился. Опустился на колено. Копнул мечом дёрн и взял свободной рукой щепоть земли. Лица-маски нетерпеливо смотрели на него. Ближайший противник уже поднял меч. Фьюрадан резко встал, подбросил в воздух землю... и внезапно вокруг него явились из воздуха ещё несколько Фьюраданов! В таких же доспехах, с таким же оружием! Толпа ахнула! На взрослых же воинов это подействовало, как катализатор!
- РРРАААААА!! - заорал ближайший, с мечом, и ринулся к "эльфятам". Те неуловимым движением смешались между собой - стало не понять, кто из них настоящий Фьюрадан. Меч воина со свистом рассёк воздух - но "эльфёнок" присел, не задетый.
- РРРАААААРРРР!! - мужчина принялся рубить детей, но те молниеносно отпрыгивали, бегали вокруг него, и он никак не мог попасть. Потом один из них оказался сбоку и внезапно всадил меч воину в печень!
- УАААААА!! - запрокидываясь, враг повалился навзничь. Кровь хлынула потоком - настоящая, живая!
- ААААХХХССС!! - устремился к "эльфятам" следующий воин - в рогатом шлеме, с маской-решёткой и мечом-щипцами.
- УООО! ВВЫХХ! - принялся он махать оружием, стараясь зацепить самого забрызганного из детей. Тот отскакивал с ловкостью зайца, норовя затеряться средь остальных. Те тоже казались обрызганными кровью, и воин, наконец, потерял настоящего.
- УОХХХ! - разрубил он надвое подвернувшегося-таки "эльфёнка". Меч прошёл, даже не встретив сопротивления. Из половинок "трупа" хлынула какая-то бурая жижа. В следующий миг другой "эльфёнок" уколол воина мечом в живот. Укол получился слабый, даже не поранивший кожу. Разъярённый мужчина с разворота схватил маленького врага щипцами за запястье и откусил ему руку.
- Ой-ёооооо!! - жалобно завизжал "эльфёнок". Воин поднял меч и следующим ударом пришиб его. Мозги и бурая жижа окропили траву. Но ещё через секунду третий "эльфёнок" выпустил кишки самому воину. Мужчина упал на колени, хрипя и хватаясь за распоротый живот.
Толпа следила за происходящим, затаив дыхание. Никто больше не хлопал и не кричал.
Один за другим взрослые воины вступили в бой - и всех их кто-то из "эльфят" (должно быть, сам Фьюрадан) умудрился зарезать. Правда, и самих "эльфят" к концу осталось лишь трое. "Эстафету" принял последний воин - поджарый чернокожий мужик в сетчатой маске, вооружённый двумя мечами. Свирепо и ловко размахивая ими, он с десяток секунд гонял своих мелких противников, а затем, сделав вид, что нападает на того, что слева, вдруг ударил того, что был справа. Эльфёнок с криком отлетел, сбитый с ног. Толпа ахнула! Из дыры в золотой бригандине брызнула кровь - настоящая, а не бурая жижица! С торжествующим рёвом чёрный воин подскочил к упавшему, не глядя уже на двух других, и принялся рубить его обоими мечами! Дзах-дхиу, раз-два!! Эльфёнок, держа меч двумя руками, отчаянно ставил блоки. Двое других "эльфят" бегали рядом и "кололи" врага, но уже было ясно, что удары их - виртуальные, и никого не ранят. Наконец, воин рубанул Фьюрадана одним мечом, а другой попытался вонзить в живот. Эльфёнок извернулся, и клинок ушёл в землю - а Фьюрадан вдруг ударил сам, распоров чёрную руку. Воин с воплем отскочил. Эльфёнок схватил горсть земли, вылетевшей от меча, подбросил в воздух - и враг вдруг снова увидел перед собой нескольких Фьюраданов!
- ААААА, ССС-ААААА!!.. - заорал он от ярости и начал, как бешеный, рубить и колоть их. Одного, второго, третьего! Четвёртый всадил ему меч в сонную артерию.
Жутко хрипя, негр выронил мечи и схватился за шею. Упал на колени, щедро поливая всё вокруг кровью. Повалился наземь. Затих.
Фьюрадан, тяжело дыша, почти всхлипывая, сунул меч в ножны. Сделал какой-то знак - и остальные "Фьюраданы" исчезли. Затем повернулся к зрителям и, улыбаясь побелевшими губами, поклонился. Кто-то захлопал. Ему вторил ещё один. Потом захлопала вся толпа.
- Вот это было серьёзно! - герольд подошёл и обнял Фьюрадана за плечи, стараясь не испачкаться в крови. - Кто ещё на такое способен? Но я что-то не слышу, как чествуют героя!
Эльфята захлопали громче, потом заголосили и завизжали - правда, пока ещё нерешительно. Многие смотрели на окровавленные тела взрослых. Лииль из клетки видел, как блестят глаза и расширяются ноздри, будто втягивая запах.
- Я ВСЁ ЕЩЁ НЕ СЛЫШУ, КАК ЧЕСТВУЮТ ГЕРОЯ!!!
- ааааААААААА!!! ФЬЮ-РАДАН! ФЬЮ-РАДАН! ДАН! ДАН! ДАН!!!
Казалось, кровь начала действовать на толпу эльфят. Они снова завелись. Их будто бы опьянили эти красные лужи, кишки, этот запах. Герольд тоже этому поддался.
- А ну-ка уберите к чёрту ЭТУ ВОНЮЧУЮ КУЧУ НИЧТОЖЕСТВ!!!! - взмахнул он рукой, глядя на ещё шевелящуюся "кучу-малу". Человечки уже совершенно содрали со своих жертв одежду и теперь, пока все отвлеклись на Фьюрадана, пальчиками рвали их плоть. Голые, изуродованные пленники едва подавали признаки жизни.
- ИХ МЕСТО В ВЫГРЕБНОЙ ЯМЕ!!!! ПО УШИ В ДЕРЬМЕ!!!!!
Чёрные Птицы схватили несчастные окровавленные тела и поволокли куда-то в лес. Человечки с агуканьем устремились за отобранной добычей (у большинства, правда, иссякла энергия или кончился завод - "отключившись", они безжизненно валялись на земле). Эльфята, хихикая и отпуская шутки, смотрели вслед процессии; некоторые отвешивали голым телам пинки. Тем временем король Уно сошёл с дерева и поднёс Фьюрадану кубок с каким-то напитком. Двое других эльфят поспешно перевязывали ему рану. Фьюрадан жадно осушил кубок и с поклоном вернул королю.
- Ну что? - громогласно спросил герольд. - Час потехи продолжается? Вы хотите сами принять в ней участие?!!
- АААААА!!
- Хотите занять их место?!! - герольд показал на трупы взрослых воинов.
- АААА!!! АХАХАХ!!! - эльфята разразились хохотом и визгом: уж больно двусмысленно прозвучал вопрос.
- Потому что у нас есть ещё франки!..
- ААААА!!
- ..готовые повторить подвиг Конструктораааа!!
- АААААА!!
- Вы готовы уважить ииих?!!
- ААААААА!!! КОНСТРУКТОР!!! КОНСТРУКТОР!!! ДАВАЙТЕ ИХ СЮДА!!!
Герольд жестом Бога простёр свою длань к клетке:
- Встречайте! Свирепый воин из Заморской Рати! Храбрец, прошедший сотни миль по дикому лесу!! Пленник, не побоявшийся дерзить королю!! ЛИИИЛЬ ДЕ ВРИИИИИС!
Решётка в третий раз уехала вверх. "Робот" схватил Лииля за плечи и вытолкнул на поляну.

Пожалуй немногие назовут Лускан приятным местом, но Мартину он почему-то нравился, и это притом, что ему, повидавшему отнюдь не мало городов, было с чем сравнивать. В целом, он находил его даже по своему стмпатичным. Тот же Мирар, несущий свои быстрые воды сквозь весь город и разделяющий его на две половины, был вполне живописным, особенно если наблюдать с одного из трех мостов - Мартин частенько прохаживался по какому-нибудь из них, не забыв запастись бутылкой хорошего вина и куском хорошего сыра, и наслаждаясь городскими видами под постепенно багровеющем на закате небом. Общий архитектурный стиль плотно притиснутых друг к другу домов казался по-северному суровым и простым, и в этом, пожалуй, можно было найти свою красоту, но конечно главной особенностью и очарованием города Мартин считал остатки древних строений Иллуска, и прежде всего, конечно, поражающую воображение, монументальную башню Магического Братства. Также немало ценил он местный климат, а кроме того (быть может даже более всего) - некую особую атмосферу этого города, ощущение дерзновенной свободы, доступности разных пороков, эдакого острого и сладкого чувства опасности от хождения по краю пропасти, и того, что удерживаешь себя от окончательного падения силой своего разума и воли. Словом, Мартин собирался остаться здесь подольше. Но жизнь вечно преподносит сюрпризы.

Теперь городу требовалась защита. Войско варваров, судя по слухам и видимым ночью со стен огонькам костров, было настолько велико, что - если только проникнет за стены - как огромная волна стремительно прокатится по улицам, не встречая сопротивления. Вряд ли стоило надеяться на несколько сотен копьеносцев, пусть даже они и впрямь считались неплохими бойцами. Корабли в гавани тоже мало чем могли помочь. Видимо, оставалось надеяться только на магов и мощь их волшебства. Однако надеяться на то, в чем абсолютно ничего не понимаешь, Мартину было трудновато. Поэтому как всегда он рассчитывал только на собственные силы. И вот именно за обдумыванием своего сугубо индивидуального выхода из всей этой кутерьмы и застало его предписание прибыть к Северным воротам. Выбора не было. Личные планы пришлось отложить на неопределенный срок.

После выступления начальника Мартин страшно разозлился. Какого рожна эти ублюдочные бандюки вздумали терроризировать город, который являлся всегда их же надежным пристанищем? Да еще в такой момент, когда абсолютно над всеми нависла угроза гибели! Все таки сучью свою природу видимо никак не изжить! Возмущение овладело им и очень захотелось приструнить негодяев. Два десятка бойцов, внезапно поступивших в его распоряжение, являлись в этом деле отличным подспорьем. Многих он знал лично вполне неплохо, ну а об остальных мог судить в том смысле, что кого попало в ряды нерегулярных стражей Лускана не нанимали. Обведя взглядом хмурые лица наемников, он для начала приветственно поднял руку, а затем обратился к ним, стараясь говорить просто, кратко и по делу.

- Соратники! Для меня честь биться с вами плечом к плечу. Давайте действовать четко, слаженно, аккуратно, и постараемся чтобы каждый из нас встретил сегодняшний рассвет! - Мартин на минуту задумался, глядя на вооружение отряда и что-то быстро прикидывая, - Значит так, делимся на пять маленьких групп. По четыре бойца. Две группы стрелков. Две группы мечников-щитоносцев. Вторые прикрывают первых. И последняя группа - те, кто в доспехах потяжелее - со мной. Будем действовать по ситуации. А теперь - вперед!

Джон с интересом смотрит на Кавана и его необычный клинок, силясь вспомнить, слышал ли он что-то про носителей подобного оружия.
"Самое подозрительное дерьмо, которое я видел в своей жизни" - мелькает мысль в голове наёмника.
Затем переводит взгляд на воинов и Тына впереди, сменяя лук на меч, хитро улыбается Острому Языку и отвечает:

- Нет.

"Чёрт, у этого идиота совсем нет головы на плечах, раз он не видит, что происходит. Если не выбить пиратов за повозки, они попросту раздавят нас волной, вместе с подкреплением, а так можно будет укрепить оборону и выиграть время. Не хотелось бы чтобы остальных в отряде положили, а потом принялись за меня. Наверняка, эти морские ублюдки знают друг друга поголовно и легко поймут, что я успел пришить их дружка. Деньги богачей никуда не денутся, если мы немного за них подерёмся" - Хмыкнул сам себе Джон, догоняя Тына с мечом на перевес.

- Эй, дружище, мне кажется надо поднажать этих морских уродцев, а потом закрепиться на телегах, а то они чего доброго расстреляют нас как куриц и задавят толпой. Что думаешь? – бросает Тыну на бегу наёмник, выбирая цель впереди среди нестройного ряда пиратов, чтобы ловким движением вскрыть врага от ключицы до брюха.

- Что, сынок, уже уходишь? Ты, вроде, выпить хотел? - насмешливо бросил дварф отступившему к двери пирату, и сплюнул презрительно, попав на подвывающего раненого бородача.

Звуки за стойкой не внушали оптимизма относительно судьбы дурака трактирщика. Юность и задор в этот раз, похоже, одержали верх над зрелостью и опытом. Траин сгорбился, а затем резко махнул рукой, топор со свистом устремился к любителю метать ножи. Дварф перекинул второй топор в правую руку и метнулся за стойку, где, судя по всему, дорезали Геольда.

– Спокойно. Я попытаюсь договориться.– А рука заученным когда-то жестом достала стрелу и положила на тетиву. Черт, прошло столько времени... Но руки помнят. Они держат лук так, словно Каркун только вчера получил это оружие....
Каркун моргнул, прогоняя воспоминания. Не время для ностальгии. Надо готовиться к непростому разговору...

- Обед доставлен, - громогласно провозгласил Бен, отпуская поднос. Раз с той стороны тянут - значит взяли, рассудил он. Дело сделано.
- Топор? Я люблю топоры. Покажь, - и бесстрашно потянул лапы вглубь сундука. И еще подумал и добавил:
- Кстать. Если сапоги грязные, у меня есть бумажка. Вытирать.
До-обрый Бен.

Этот отвратительный миг от пробуждения до первого глотка.
Трезвость неумолимо надвигается клином тяжелой конницы, а с флангов берёт в клещи похмелье. Хорошо бы в такой момент иметь секрет в ближайшем лесочке, готовый ударить им в тыл и сорвать разрушительную атаку.
Траин приоткрыл один глаз, подтянул к себе кружку и заглянул. Подкрепления не обнаружилось. Паскудно.
И эти смутные образы, кружащие в голове, точно стервятники над полем боя. Лица, имена. Кто они? Дварф ведь бежал, чтобы забыть, и ему, похоже, удалось. Только вот какой парадокс, когда что-то забываешь, не можешь вспомнить, что именно забыл. Зудит и свербит где-то в недрах черепа, а почесаться уже не выходит. Выпивка только и помогает. Помогала. Теперь вот и в пьяном забытьи всплывают неясные тени из глубин памяти.

Похмелье крепко ударило в виски, и Траин облапил голову, опасаясь, как бы она не раскололась под таким натиском. Мозолистые ладони кольнул жесткий ёжик отросших волос на некогда бритой макушке. Это ж сколько он тут проторчал? Смутно вспоминался какой-то караван, но дварф не мог даже припомнить, грабил он его или наоборот, охранял. Благо, платили неплохо и за то, и за другое, и нередко одни и те же люди. Проклятье, он не мог даже с уверенностью сказать, в каком городе сейчас находится. Кормир, Лускан, Эссембра, какая разница, интерьер в корчмах если и менялся, то дварф никогда этого не замечал.
Дай тяжело уставился на трактирщика. Если бы взгляд имел физический вес, Траина сейчас можно было использовать в качестве осадного орудия.
Он смутно осознавал, что человек обращается с какой-то просьбой, и она, кажется, связана с шумом драки, доносящимся снаружи. В принципе, обычное дело для кабака, странно только, что Дай не находится в эпицентре заварушки.

Он подтолкнул к человеку кружку и бросил сипло:
- Давай.

Взор Траина скользнул по девчонке. Человеческие дети всегда озадачивали дварфа. Каким образом у таких уродов получается рожать подобных ангельских созданий? Причем, что самое удивительное, вырастают в итоге опять уроды. Снова парадокс. Многовато парадоксов для одного, и так не самого доброго, утра. Или дня. Или... хм.

- Ребенка спрячь, - бросил человеку Дай. - А лучше бы ты и вовсе бежал. Шкура своя всяко дороже барахла, не?

Конечно, он не сбежит. Жадность застит глаза, ведь может, всё еще обойдется? Как-то боком беда пройдёт, или дварф отважный защитит. А потом, конечно, будет поздно. Всегда так бывает.
Траин хмыкнул.

В ожидании своего пива дварф тяжело забрался на стол и уселся на него. По обеим сторонам от себя положил топоры, а на колени - взведенный арбалет. Лечь костьми за чью-то выпивку? Даже с похмелья не выглядит как отличный план. Однако убираться отсюда без пары пинт эля Траин не намерен, пускай хоть все пираты Побережья Мечей штурмом этот кабак берут.

Чёрт бы побрал эти дешёвые притоны. Занавеска на окне, которая была ничем иным как огромной рваной тряпкой, покрытой натюрмортом из телесных и алкогольных жидкостей, не выдержала наступления восходящего солнца. Яркий луч подло атаковал выползшую на шум из-под подушки хмельную голову Мёрдока прямо в глаз. Глухо крякнув в матрац, голова спешно ретировалась обратно.

Но шум не прекращался, и надо было вылезти на свет божий хотя бы просто для того чтобы не блевануть в лежак. Собрав в кулак ошмётки памяти о вчерашнем, Мёрдок дрожащей рукой потянулся в ту сторону, где, по идее, должна была лежать бутылка с бухлом. Память не подвела - она действительно там лежала...

..В перевёрнутом состоянии. Эта блядская шельма выпила ночью последнюю бутылку отравы, которой можно было бы подлечиться. Сморщив рожу, Везунчик ловким пинком сбросил на другую сторону лежака громко храпящий груз, обвившийся вокруг него, словно дикое животное вокруг добычи. Остаточный запах духов, смешавшийся с горько-солёным ароматом слоёного многолетнего пота и мужского семени, застал его врасплох. Сделав нечеловеческое усилие воли, чтобы сдержать резко подкативший к горлу комок, Мёрдок сполз на пол.

На прогнившем ящике из-под рыбы, который до сих пор источал характерный запах, а ныне выполняющий роль импровизированного кофейного столика, стояла надежда на спасение: помутневшая раскупоренная пляшка с пойлом. Всего-то метр пройти. Словно тяжелораненый боец на поле боя, Везунчик, прерывисто дыша, полз к ящику наперегонки с тошнотой. Добравшись до бутыли рукой, он немедленно влил себе в глотку её содержимое.

Ситуация налаживалась. Похмелье с тошнотой, позорно проиграв схватку, отступали восвояси. Наконец-то можно было встать на ноги. С облегчением вздохнув парами палёного спирта, Мёрдок теперь мог обратить внимание на дела более насущные - например, на продолжавшееся насилие отмычки над замочной скважиной входной двери. Серьёзно, какой идиот будет так долго открывать простейший замок притона?

Нащупав глазами свои штаны, лежавшие на полу, Везунчик достал из заднего кармана стилет. Чтобы заглушить щелчок пружины, он обмотал рукоять рваньём, которое некогда носила спавшая на лежаке шлюха. Лезвие выпрыгнуло наружу, готовое к делу. Пытаясь не выдать себя скрипом половых досок, шулер подкрался к двери и через приличного размера щели в проёме попытался рассмотреть, что же ему на сегодня уготовил день.

Ещё только входя в вонючую каюту этим утром, Эра поняла - дело совсем плохо. И вовсе не потому, что батенька помирать изволил. Это как раз было понятно ещё несколько дней назад. Эра с тревогой представляла, сколько хлопот сразу свалится на ее рыжую голову. Придётся собрать всю свою жестокость, хитрость и безжалостность в два маленьких кулака и долбануть ими, что есть сил, о головы врагов. Их список всегда был при ней, в той же самой рыжей голове.
Придётся показать, ЧЬЯ она дочь. Не зря же Дикий ее опасался. После каждой его скабрезной выходки умирало что-то дорогое: любимый пёс, попугай, подушка, на которой он только и мог уснуть, камзол, бортовой журнал, канарейка, толстый кот, что оцарапал её до шрамов на животе и был с почестями задушен, леди Джулия (кровищи было, как от толстяка-кока, который готовил любимый папочкин пудинг).
Всякий раз Дикий лишался того, что имело хоть какой-то смысл в его жизни, и всякий раз понимал - он сам породил это маленькое. рыженькое, но чрезвычайно милое на вид чудовище.

Сейчас Эра лишь кивала, морщась от лицемерия и похоти, с которой он сжимал ее бедро. Так что в какой-то мере последующие события были передышкой и желанной дозой адреналина.
Джинка вот было жаль. Парень работал на неё уже три года. Отец приставил его, когда Эре исполнилось восемнадцать, чтобы контролировать похождения дочери, но Джинк служил ей верно. И в глазах Дикого она всегда оставалась целомудреннее монашки. Впрочем, именно это и было подозрительнее всего.
Эра грустно усмехнулась, увидев его кончину, и угрожающе медленно поднялась. Если подобная субтильная фигурка в пиратских кругах вообще считалась серьезной. Рука отца безвольно упала. Вряд ли ему было теперь дело до её жизни, корабля, команды.

А вот Эре было дело. Первая ступенька ее лестницы к капитанскому мостику и сразу такая симпатичная. Она нехорошо усмехнулась и отточенным движением метнула нож прямо в горло одному из сопровождающих Дориана.
- Кровь за кровь, Дориан. Никто не смеет трогать моих людей на МОЁМ корабле, - крикнула она так, что в каждом захудалом трюме её услышали бы. И откуда такая сила в глотке? - Я попрощаюсь с отцом, как положено и сколько положено, - злые упрямые глаза впились в красивое лицо непрошеного гостя, рука же тем временем дернула колокол в каюте отца, сообщая вахтенным, что требуется их вмешательство. Сейчас-то она и проверит лояльность своих людей.

Волнение выдавала лишь пульсирующая на шее жилка.
Такая вот у Дикого выросла...Диковина.

То что де Врисы о чем-то говорили наедине, снова обеспокоило Тинзира... Хорошее отношение для него по прежнему было неразделимо с доверием, и то что Лииль не разрешил ему пойти следом, в более обычной обстановке непременно вызвало бы чувство обиды... Сейчас же, в очередной раз за этот бесконечно долгий для него день, дракон ощущал в основном неизвестность и легкое, но неприятное беспокойство...
Возвращение близнецов лишь усугубило ситуацию, доверяя языку тела куда больше чем словам, Тинзир не мог не волноваться, видя перемены в их настроении... Даже вроде бы более дружелюбное отношение со стороны Лииля, казалось непривычным и вызывало чувство тревоги. Но общение с Белегортом, к тому же на такие важные и сложные темы, не позволяло дракону полностью сосредоточится на этих неприятных ощущениях...

Внезапный вопрос Алана, хоть и был обращен к Лиилю, неожиданно сильно привлек внимание Тинзира. Он все еще не был уверен как именно относиться к окружению эльфа, эти люди были слишком непохожи ни на де Врисов, ни на тех кого он видел ранее, что мешало составить о них четкое представление...
И теперь один из них спрашивает о том, готов ли Лииль нарушить человеческие законы? Тинзир плохо в этом разбирался, но четко знал, что существуют законы природы, и законы придуманные людьми, и если первые поддерживают баланс в природе, то вторые - порядок в человеческом обществе... Он мог не знать и не понимать их, но это совершенно не мешало ему считать подобные действия недопустимыми.
Тинзир знал что люди часто не ладят, и даже объединяются в группы воюя между собой, но не видел в этом чего-то неправильного. В его понимании если причина конфликта двух влиятельных людей не нарушает принятых в их обществе правил, решить вопрос силой - вполне справедливо, в конце концов, если кто-то неправ, или явно слабее, разве за ним последуют другие люди? Правда Рене де Шатильон слегка портил своим существованием картину об идеальной феодальной системе, но такие исключения ему еще только предстояло обдумать. А пока, имея лишь поверхностное представление об устройстве общества, дракон оставался во многом наивным идеалистом, считая всех рыцарей защитниками справедливости, а разбойников и грабителей - худшими представителями человеческой расы, которые разрушают самое ценное чего добилось человечество - порядок. Все-таки не имея врожденного чувства правильности, сформировать законы и обеспечить их выполнение, было в его понимании тяжелейшей задачей, и это вызывало у него значительное уважение по отношению к тем людям, которые не смотря ни на что остаются верны этим идеалам.
Поскольку в представлении дракона Лииль как раз был одним из таких, он нисколько не сомневался в его отказе, и беспокоился лишь о том, что подобное предложение может вызвать новые разногласия, и испытал заметное облегчение когда понял, что никакого ответа с его стороны даже не планируется...

Вопрос же Белегорта хоть и был почти логическим продолжением мыслей Тинзира, оказался совершенно неожиданным для него. Все еще испытывая некоторую гордость за де Врисов, первое что ему хотелось ответить - да, но дракон вовремя остановил себя...
- Я не знаю... - Тинзир как будто виновато посмотрел в сторону близнецов.
- Когда я остался один, я больше всего хотел чтобы все снова стало как раньше, но сейчас, я не уверен что хочу этого... Жизнь среди людей была легче и безопасней, но было много запретов... Мне понятна важность правил поведения, я могу их запомнить и следовать им, но многие из них, всегда будут доставлять мне неудобства... Мне будет тяжело жить среди людей, даже если они не будут меня бояться...
Дракон пытался решить сам для себя, стоит ли спокойная жизнь как раньше всех связанных с этим ограничений - но даже на этот вопрос не мог дать себе четкого ответа.
- Я не хочу убивать людей, если не буду чувствовать в них угрозы, только по приказу... Я не уверен что смогу заставить себя это сделать... И...
Тинзир опустил голову.
- С тех пор как я остался один, все чаще замечаю, что временами мои чувства и желания сильнее разума... Я не смогу долго делать то, что мне кажется неправильным, и отказываться от того что велят делать мои чувства...
Дракону было явно трудно находить подходящие слова для описания ощущений, тем более что похоже он не особо задумывался о возможности снова оказаться среди людей...
- Но я хочу помогать им...
Тинзир снова взглянул на близнецов.
- Служба нужна людям для уверенности в друг друге... Но ведь они вместе не из-за службы? Такие чувства как у них для меня понятней...
Дракон конечно прекрасно знал что де Врисы далеко не самый подходящий пример, тем более в его случае, но не зная других, как-либо связанных между собой людей, ничего лучше и наглядней назвать просто не смог, и надеялся что эльф все-таки поймет его правильно...
- Я хочу жить не среди людей, а рядом... И помогать не по приказу, а тогда, когда это нужно...
Тинзир звучал задумчиво, делая заметные паузы, судя по всему до этого он мало думал о таких вещах, и сейчас пытался дать ответ не только Белегорту, но и самому себе.

Усатый. Терри

Сержанту удалось провести мелкую манипуляцию с кем-то забытой эмалированной кружкой. Правда, не совсем так, как планировал. Вместо того, чтобы улететь далеко, она просто сорвалась с места и приземлилась в нескольких метрах перед треножником. Тот, конечно, заметил это событие. Издал трель звуковых пищащих сигналов с ярко выраженной эмоциональной окраской. Смесь удивления и, кажется, испуга. Резко рванул вперёд, одним длинным прыжком добравшись до кружки. Усатому повезло - нечто пролетело мимо, оставляя мастер-сержанта позади себя, таким образом. Чужак, меж тем, присел у кружки и протянул к ней свои маленькие лапки. Недоуменно пропищал, вертя её, осматривая со всех сторон, шелестя окулярами. Взял кружку в левую лапку, привстал и пошел дальше по коридору, посматривая то влево, то вправо. Терри по звуку поняла, что нечто неумолимо приближается к ней. Клац-клац. Клац-клац. До их встречи остались какие-то жалкие секунды.

      Дождавшись утвердительного ответа от полковника, Торрес с напускным безразличием пожал плечами и отошел в сторону. Вокруг командира всея экспедиции и так собиралась целая куча жаждущих аудиенции и генерирующих идеи шебутных федератов. Идеи то были, в целом, нормальные, но настоль очевидные, что не требовали огласки. Что касается домыслов, то их Рикардо просто пропустил мимо ушей. Вон дверь, хочешь узнать — идешь и смотришь, какие проблемы? Он бы и сам пошел, только дальше первой двери все-равно не дойдет.

      Первым делом он подошел к Ричарду. Протянул руку.
      — Рикардо, можно просто Рик. — Улыбнулся чуть заметно и беззаботно, — Видишь ли, федератам нужен компаньон на разведку. Доброволец. Думаю, ты уже догадался, что никто кроме тебя. — Хотя парень и находился в некоторой прострации, он был единственным из известных лейтенанту КССС, кто не полез в драку.

      Рикардо посмотрел на труп Каса с вывернутой шеей, на прапора, вновь на Ричарда.
      — Проветрись. Тот вон вроде с тобой и вон тот, — указал на отмеченных Заком бойцов, — На рожон только не лезь. Все, приступай.

      Следующим на очереди был Большой Боб, которого старший лейтенант знал только как весельчака и «Прапора».
      — Бать, тебе нормально? — Присел рядом с гигантом на корточки. — Не спи, замерзнешь. Давай-ка лучше на матрас. — «Прапор» был реальным вызовом физическим возможностям послестазисного Рикардо, но задача все-же была посильной.
      — Спасибо, красавицы, — подмигнул Рик медичкам и отошел, дабы не мешать.

      Последним был Кас. Рикардо подошел к телу и, присев рядом, приложил пальцы к вене на шее. Зачем только? Вроде, и так было понятно, что не жилец. «… в непонятных и безвыходных ситуациях, у солдат КССС есть только один принцип — похуй, и одно решение — ебошить.» Шутка ли? Лейтенант закрыл бойцу глаза и осмотрелся в попытках вспомнить из какой тот вылез капсулы. Только хер там плавал, двадцать однотипных гробов. Тогда в свою. Вон ту, вроде.

      Приподняв тело солдата подмышки, Торрес оттащил его к капсуле и, поднатужившись, погрузил внутрь. Вроде как примета такая, что кто-то, за него, в его гроб теперь лег. Херня это все. Лейтенант поискал взглядом усатого мужика — «инцидент с дверью» был той странной херней, которую Торрес объяснить не мог. Как и свернутую шею бойца. Да либо у подполковника вместо рук арматура, а вместо ног домкраты, либо…

      В принципе, в этот момент спокойного и беззаботного латиноса уже начало накрывать отходняком. Начали дрожать руки, ему вновь стало холодно, мысли стали вылетать из подсознания хаотично и вразнобой, как из костра с патронами. Он некоторое время просто стоял упершись в борт капсулы руками и глядя вникуда сквозь труп. Попробовал закрыть крышку — но та не поддалась. Потом подтащил ближайший ящик и сел на него, привалившись спиной к капсуле, продолжая смотреть сквозь стены расфокусированным взглядом.

За время совместного путешествия Тинзир сильно привязался к близнецам, даже не слишком дружелюбное отношение со стороны Лииля казалось ему вполне ожидаемым, потому какой-либо обиды дракон не чувствовал, и в свою очередь просто старался не слишком ему надоедать. Зато к Лилии он держался настолько близко, насколько хватало ее терпения, впрочем, внимательно следил за настроением девушки, и никогда не навязывался если чувствовал что в данный момент ей не до него.
Но не смотря на разницу в поведении, дракон относился к де Врисам почти одинаково, точнее, видя насколько они близки - воспринимал их как единое целое, чаще всего стараясь прислушиваться именно к их общему мнению.

Еще он любил просто наблюдать со стороны, то как брат с сестрой похожи друг на друга - очень нравилось дракону, при чем он смотрел не столько на внешность сколько на их движения, подмечая в их поведении такие мелочи, которые люди как правило не видят.
А их способность понимать настроение и чувства друг друга почти без слов, служила примером естественного и самого правильного способа общения, в точности такого, каким оно и должно быть. Это не было похоже на то как разговаривали другие люди, и в значительной степени совпадало с тем, как Тинзир представлял себе общение между драконами.
Кроме того ему очень нравилось что Лилия тоже воин, и между ней и Лиилем нет резкого разграничения обязанностей. Он считал это абсолютно естественным, и был просто не в силах понять, почему в человеческом обществе это редкость, и какими причинами вызвано подобное неравенство.

Зато классовое неравенство для него как ни странно оказалось почти понятным, стремление владеть землей, расширять свои владения и защищать их от вторжений - во многом совпадало с его представлениями о своей территории. Тем более что землей как правило владели люди обладающие честью, которая в свою очередь воспринималась драконом как некий аналог его собственных инстинктов. Свод правил через которые трудно переступить, в точности как его собственные чувства - внушали Тинзиру большое доверие, ведь слова и дела таких людей не должны меняться без причины... И то что именно эти люди занимают важнейшие места в обществе, выглядело для него совершенно естественным, особенно на контрасте с поведением крестьян, казавшихся ему хаотичными и абсолютно непредсказуемыми.
Тинзир даже невольно проникся идеей что ситуация в которой оказались де Врисы - неправильна, и они несомненно заслуживают право иметь свои собственные владения. Впрочем, как им в этом помочь дракон пока не задумывался, все-таки даже поверхностные знания о жизни людей для него были слишком сложны, но искренне надеялся что у них все получится, и был готов оказать в этом помощь.

Про свои же планы Тинзир рассказывал мало, возможно из-за того, что его надежда научить других драконов словам, была пока не столько планом, сколько неосуществимой мечтой. Потому прежде чем браться за эту, возможно невыполнимую задачу, он поставил себе более скромную цель - найти тех кто сможет ему в этом помочь. Эльфы были единственными кто подходили на эту роль, ведь их мудрость и попытки делать мир лучше, не вызывали у дракона сомнений, хотя, как вскоре выяснилось, на их помощь он тоже не слишком рассчитывал...
Его стремление встретить эльфов было скорее идеей - единственной реальной целью на пути к мечте, и пока он мог следовать за этой целью, получалось бороться с желанием уйти в лес, где найдя подходящее для себя место, он смог бы просто жить обычной драконьей жизнью...

Болевой захват который на мне применил смугленький успешно работает. Больше, хотелось бы. На несколько секунд потерял ориентацию. Несколько секунд - это больше чем можно позволить себе в драке. Кто-то со всей дури саданул в рёбра или даже пониже. Кто-то ещё врезался в нас. Клац-клац, сказали зубы, когда я сверзился на чёртов жёсткий и обжигающе холодный пол, вышибая из меня дух. Кажется внутри что-то треснуло.

Мученический крик того кто скончался в руках заместителя. Откуда-то приходит нутряное знание - этот мёртв. Бунт подавлен, даже если смуглый этого ещё не понимает. Оба источника неприятностей лежат в крови. Осталось разобраться с последствиями.

Мы оба встаём. Он слишком близко, чтобы толком отстранится. Рывок и пистолет окажется вжат в пол. Пускай даже после этого кусок свинца останется в кишках Полковника. Зато остальная команда будет жить.

Что-то внутри командира подсказывало, что для него, как офицера, это будет приемлемый результат. Колония будет жить, несмотря ни на что. После этого смуглому конечно же свернут шею. А Прапорщика бросят подыхать.

Плохой вариант. Можно ли по иному?

Сталь Марсианских космодромов. Бесконечные изматывающие тренировки. Было ли всё это? Или это всё обернулось сном? Красные поля, ржавая пыль и песок забивающиеся в сочленения их экзоскелетов. Пропаганда? Или истина? Сейчас это неважно.

- Заблокируй пистолет. - И тон слов не оставляет места сомнению. Это приказ. Мои слова пропитаны этой сухой атмосферой того места, где служил этот низкорослый человечек. Было или не было? Ложь или правда?

Железо снаружи. Железо внутри.

Смотрит в глаза смуглого Полковник. Старательно ловит взгляд. Медленно и неспешно двигается на него, слегка кривится на правый бок. Кажется ему досталось сильнее, чем он сейчас это осознаёт.

- Опусти оружие. Брось его на пол. - Приказы солдата федерации спокойны, будто бы уже утихла та бешеная буря Марса, готовая сорвать плоть с костей человека без защиты. Промчалась мимо. Всё. Кончилась. Правая, пострадавшая в захвате рука тянется к пистолету. Готовая давить, мягко и слабо, но настойчиво. Выстрелов больше не будет. - И мы будем жить. -

Сейчас он просто верил в себя. И немножко в того мужика с усами, который кивнул ему в строю, со странной аббревиатурой подразделения. В конце-концов он значился в планшете на стороне Федерации.

По ушам даёт шум открытых створок и топот убегающих ног. Надежда что помощь придёт извне ничтожна.

Война не закончилась пока живы... эти... как их? Тьфу, он так и не выяснил. Недомерок этот и помешал. Но вроде бы Кас своего добился. Свои старшие опять голос подали. Считай, победителем уходит.

— Что ж, приказ есть приказ. Слушаюсь, командир! А ты, чмон мелкий, таки можешь пальнуть мне в спину, если хочешь.

И, пройдя мимо Зака гордо, направился в строй послушно.

Тон голоса воина хоть и не звучал враждебно, показался Тинзиру как минимум недовольным, и он поспешил переползти таким образом, чтобы девушка оказалась между ними.
- "Почему он задает такой вопрос? - думал дракон, от чего на его морде появилось растерянное выражение, - что же они обсуждали всю ночь если не это?"
Пытаясь понять, Тинзир медлил с ответом, все еще пофыркивая от резкого запаха, не спуская при этом взгляд с блестящего лезвия меча.

- Я не могу знать лучше вас, для чего вы здесь... - в итоге прошипел он с заметным оттенком неуверенности, не исключая, что от этого ответа может зависеть не только успех переговоров, но, возможно, и его жизнь...
Причины по его мнению могло быть только две, и после нескольких мгновений внутренней борьбы, Тинзир все-таки пожертвовал удобной позой для отступления, и полностью припав к земле, с надеждой посмотрел снизу, вначале лишь на девушку, затем на обоих.
Не понимая какие качества в нем могут ценить люди, дракон по прежнему из-за всех сил старался выглядеть как можно более безобидным.
- Если вы здесь, значит вы уже приняли какое-то решение... - впервые с момента встречи, Тинзир посмотрел в глаза Лиилю, явно пытаясь что-то прочесть в его взгляде.
- Кроме вас никто не говорил со мной по своей воле, и кроме вас, мне не на кого надеяться... Я готов следовать за вами и делать то что скажете, если это приведет меня к эльфам...

«Грёбаный цирк», — мелькнуло в голове у Градфелла, когда он услышал вопль Паркера. Какого хрена морпех выперся сюда, если ему было поручено охранять тыл?! Ещё и медичка рванулась к упавшему Еноту без приказа. Героиня, блять...

Но мысль именно что мелькнула. Раз Паркер здесь, значит будет здесь, лишний ствол не помешает. А Шмидт просто выполняет свои обязанности. И выполняет, судя по задергавшемуся Еноту, неплохо.

— Кравски — прикрыть Шмидт, — последовал приказ в эфир. — Остальные — на правый фланг. КСМ — в бой не лезть. Еще два тосса на подходе.

«Командир, вражеские бойцы врываются в ближний бой почти мгновенно», — вспомнил Градфелл слова одного из КСМщиков, глядя на Енота и склонившуюся над ним Еву. Накатила злость, затопив собой нервность, страх и возбуждение, накрывшие Джейда в первые секунды боя.

Умники тут все, один, сука, Градфелл тупой, подчиненных не слушает?! Все, сука, без приказа геройствовать могут, а то, что за всех этих героев потом ему отвечать, так всем похер?! Уроды, сволочи, идиоты... Ещё и грёбанные золотые фанатики, твердившие о богах и ещё какой-то херне.

— Сраный Бел-Шир, — прошипел Градфелл, изо всех сил вдавливая знакомую красную кнопку. В ответ загрохотали все три пушки «Голиафа», накрывая плотным огнем двух золотых на левом фланге.

Теперь тоссы казались уже не такими пугающими, как там, в лагере. Ублюдки оказались не такими уж неуязвимыми, как о них любили рассказывать. Что бы за херня там вокруг тоссов не сверкала, от шипов «Гауссов» и снарядов «Голиафа» она не шибко спасала.

Уродов оставалось только добить.

Последние несколько недель Лилия заплетала волосы в две косы. Дурной знак. Кажется, та смирялась с чем-то.

Братец, которого она вовсе ни в чем не обвиняла, нет-нет, всего лишь раз в день вызывал в ней бурный приступ лихорадочного гнева. А не далее как за две недели  до этой ночи, гневаться Лилия перестала. Очень дурной знак.

Стало быть, держала всё в себе, копила, а ещё их с Лиилем кормилица говаривала: «В себе держать - горе познать».
Девушка бродила вечерами по сторожке и выглядела не особо счастливой. Худшее предзнаменование из всех возможных.

Ночами зато жила по полной - охотилась, как в последний раз, на мерзость всякую, иногда напивалась до послезавтрашнего утра - нечасто, раз в месяц, на полнолуние, и костерила Арчибальда, а уж потом всех братьев по очереди в порядке уменьшения возраста и регалий.
Последним шёл Лииль, но на него сил уже не хватало и Лилия засыпала мертвецким сном. До послезавтра. Таким образом, пару ночей братец был настороже один и девица была уверена, что без неё он очень даже неплохо справлялся.
Главное, чтоб в поход не собрался в одиночку, оставив её в качестве залога местному старосте.

Сегодня же был самый ужасный день. День ее падения. Начало конца. Возвращаясь от старосты, Лилия поймала себя на мысли, что без отвращения улыбнулась местному кузнецу - мужику безродному, вдовому, но вполне в её вкусе. Выглядел тот, как будто жену не потерял, а съел, вот и вырос на три головы выше Лииля.

Сейчас Лилия сидела, вспоминая, какие предложения рук и сердец она отвергла и внутри снова разгоралось...нет, не сожаление - как можно свободу променять на тех родовитых индюков, помилуйте! - а самое,что ни на есть, твердое намерение.

- Надо что-то делать, - задумчиво протянула она. Эта фраза звучала почти ежедневно, как молитва запуганного нежитью крестьянина, но дальше этих слов план спасения не развивался.
Поэтому Лииль вполне мог дальше заниматься своими делами, но тут...
- Я взвесила все варианты. Осталось два. Из них лишь один - тот, где мы гарантированно не умрем, - Лилия говорила быстро, не была пьяна и не бредила во сне, что иногда с ней всё же случалось.

Вообще, надо отдать должное её характеру - вся в близнеца своего пошла! Тошно ей, а не признается. От голодной жизни вон как исхудала, пока в эту деревушку не угодили, но не жаловалась и уж тем более не собиралась обратно, чем изрядно попортила кровушки Лиилю. А теперь вон чего - даже придумала план.

- Я в волшебницы пойду, - не моргнув и глазом, заявила. И не улыбнулась вовсе, значит, решила твердо. Или тронулась всё же.
- Мы с тобой наведаемся к Менелтору сами, раз он сюда не торопится. И я лично попрошу его меня обучить. Не зря же его Волшебником кличут...называют, - она наконец замолчала, оценивая реакцию брата. - А тебя он, может, возьмет на службу, как тех парней, помнишь? Которые приезжали давеча... недавно, -поморщилась, еще одно словечко деревенское выплюнув, будто своё родное.

- Только уходить надо ночью. Сейчас. И Вульфиллу придется оставить, а то староста шум поднимет, мол, воры, единственного волкодава - защитника и того утащили и тогда от феодала тоже работы не дождешься, - ей всегда особенно удавалось изобразить старосту.

Глаза на худом лице казались особенно большими и сейчас впервые за многие дни светились осенившей Лилию идеей.

Лииль де Врис стоял на пороге сторожки и всматривался в сгущавшиеся сумерки. Перед ним багрово догорал закат, темнели пустынные поля и тянулся чёрной стеной лес в миле от деревни. Сама деревня сгрудилась позади сторожки. Десятка три домиков, жмущихся друг к другу. Заорут в одном - в других услышат. Крестьяне давно вернулись с полей, позапирали двери-окна и, по деревенскому обычаю, уже спали (ну может, кто-нибудь молился). Нигде не было видно ни огонька.
- Ну ладно... - пробормотал Лииль де Врис и, ещё раз бросив взгляд на поля, шагнул обратно в сторожку.
Здесь стоял полумрак, разгоняемый всполохами маленького факела. Лилия сидела на топчане. В одной руке у неё был нож, в другой - краюха хлеба. Отрезая по кусочку, она медленно жевала. Взгляд её был устремлён куда-то сквозь стену. Рядом на кровати лежали округлый шлем-мисюрка с брамницей, кольчуга, а поверх неё - средних размеров лук. У стола, прислонённый к ножке, стоял колчан со стрелами.
- Ты готова? - спросил Лииль.
Девушка кивнула, продолжая смотреть в стену.
- Иди отвязывай собаку, - сказала она.
Лииль хмыкнул и повернулся, чтоб выйти.
- И посмотри под стрехой у этой стены, - добавила Лилия, показывая большим пальцем на стену у себя за спиной. - Там что-то сейчас шебуршалось.
- Собака вроде спокойна, - заметил Лииль.
- Всё равно посмотри.
Парень пожал плечами. Потом надел свой бацинет с решётчатым забралом, взял из кучи дров головню, поджёг от факела и снова вышел под открытое небо. Обойдя сторожку, он вынул кинжал, осторожно поднял головню, чтобы, не дай бог, не запалить крышу, и прошёлся вдоль всей стены, внимательно осматривая впадину под стрехой. Конечно, Вульфилла чует нежить, но осторожность лишней не бывает. Какая-нибудь мелкая тварюжка... Молодая Друда... Даже маленький Ундроон... Но нет, всё чисто. Наверное, летучая мышь, или сестра дурака валяет. Лииль затоптал головню, сунул кинжал в ножны и направился к будке "активировать" Вульфиллу. Без этого огромного пса в сторожах делать нечего.
"В сторожах"! И словечко-то какое! Даже не в патруле, не в дозоре, а "в сторожах"! Именно так выражался деревенский староста. Небось, радуется, бородатый, втихомолку, глядя, как знатные люди живут в сторожке и служат за еду! Уххх!.. Не в силах сдержать накативший гнев, Лииль стукнул кулаком в ладонь и выругался. А всё из-за неё, из-за сестрички! Дёрнул чёрт согласиться взять её с собой! Отправил бы тогда назад, к братьям и матушке, и не сидел бы сейчас тут!

Вначале они планировали собрать небольшой отряд из безземельных рыцарей или ландскнехтов и поступить на службу к какому-нибудь могущественному феодалу. Лииль уехал из дому с приличной суммой флоринов, так что мог себе позволить содержать нескольких наёмников в течение пары месяцев. Однако осуществить удалось лишь первую часть плана - собрать людей. Впервые оказавшись в роли командира, Лииль почувствовал себя всесильным и очень крутым. В результате ещё прежде, чем они добрались до владений ближайшего феодала, юноша вдрызг рассорился со своими подчинёнными, да вдобавок ещё и предался дикому загулу и пьянству. Через неделю он обнаружил себя в компании одной лишь сестры, а денег стало меньше почти наполовину. Пристыжённый неудачей и упрёками Лилии, Лииль решил попробовать ещё раз. На сей раз дело приняло менее унизительный, но более опасный оборот. Лииль больше не пьянствовал, но опять разругался с подчинёнными. Среди них теперь не было рыцарей - одни ландскнехты, а власть над этой публикой требовала куда более твёрдой руки и характера. После очередной склоки трое наёмников попытались изнасиловать сестру. Лииль был вынужден вступить с ними в бой. Он уложил одного мечом, но двое других проткнули ему руку и жестоко отдубасили. Если б Лилия, оставленная без внимания, не застрелила из арбалета второго, а затем не появились остальные воины, оттащившие оставшегося в живых буяна, финал мог получиться совсем печальным. В итоге ландскнехты объявили горе-командиру, что он, а особенно его баба, им до смерти надоели, что за спасение его жизни они забирают всё оставшееся золото и лошадей в придачу, и пусть он катится домой к мамочке или прямо к чёрту! Лииль, разъярённый, израненный и беспомощный, опять остался вдвоём с сестрой, теперь уже без всяких средств к существованию. Да ещё с двумя окровавленными трупами на руках.
К счастью, всё это произошло в трактире на окраине города. Простолюдин-трактирщик смилостивился и позволил им жить здесь в кредит, пока Лииль не поправится. Местный судья, узнав, что брат с сестрой принадлежат к славному роду де Врисов, а убитые - презренные наёмники, не стал цепляться и возбуждать дело. Двумя бандюками-ландскнехтами стало меньше - невелико горе!
Лилия написала старшему брату Арчибальду, умоляя прислать денег. Арчибальд заявился лично. Он уплатил все долги непутёвой парочки, настойчиво предлагал обоим вернуться и не валять дурака, но не смог уговорить Лииля. Для того возвращение было равносильно полному разгрому. Арчибальд уехал, оставив им немного монет и предупредив, что дальше они будут выкручиваются сами.
Окрепнув, Лииль решил предложить феодалу свои с сестрой услуги уже без всякого отряда. Но феодал ответил, что если самого юношу, отпрыска столь славного рода, он почтёт за честь взять на службу, то для Лилии у него ничего нет. В войске должны служить мужчины, а не женщины. Разве благородные брат и сестра де Врисы хотят, чтоб его, феодала, подняли на смех?
Пришлось уйти, ничего не добившись.
Деньги скоро опять кончились.
Податься в крестьяне? В разбойники с большой дороги? Но рыцарская честь не позволяла первого, а со вторым они, посовещавшись, решили тянуть, пока есть хоть малейшая возможность.
Лииль обдумывал план сбежать от сестры, но она догадалась и заявила, что всё равно его найдёт. А если с ней что-то случится, это будет на его совести.
Связать Лилию и отправить как-нибудь, хоть бандеролью, что ли, обратно домой? Лииль понимал, что это, увы, лишь разновидность предыдущего варианта. С аналогичными результатами.
Возвращаться сам он не хотел ни в какую.

И вот, после месяцев мытарств и голодной жизни, когда приходилось браконьерить в лесу и даже подбирать колоски и выброшенные апельсиновые корки, они обнаружили себя в этой деревушке. Она стояла недалеко от глухого леса, почти на окраине обитаемых мест. Лииль де Вирс изменил имя на Лилль Артус, чтоб не позорить благородный род, и предложил старосте охранять деревню от нежити. По ночам. Староста почесал в затылке и собрал мир. Мир подумал и - слава Богу! - согласился. Почему нет? Отряды феодала, владетеля здешних земель, заглядывали в деревню не слишком часто. А каждый вечер - как и во всей Аэрде - крестьяне, баррикадируясь и запираясь, молились о том, чтоб дожить до утра. Раз кто-то согласен сторожить, да ещё настоящие воины, с настоящим оружием - исполать им! Пара лишних ртов - невелика плата за более спокойный сон... Денег? Нет, благородный рыцарь и ты, отважная дева-воительница, денег предложить не можем, ну разве что у старосты лишнее заведётся. Но сыты будете, и обогреты, и в общем почёте...
В будущем по-прежнему было темным-темно. Но они хотя бы взяли передышку. После всех унижений, гнева и стыда Лииль чувствовал себя нужным и занимающимся каким-никаким, а достойным делом. Каждый вечер он отвязывал верного Вульфиллу (этого пса, специально натасканного на нежить, ему одолжил староста; здоровенный волкодав почему-то сразу привязался к юноше и его сестре), надевал кольчугу и бацинет (хотя бы одним таким таким шлемом, с защитой лица, пришлось разжиться, т.к. зловещие Ундрооны - человеческие головы с растущими из щёк крыльями - да и другие летучие твари любили вцепляться в глаза), вооружался до зубов и шёл вместе с Лилией и собакой патрулировать затаившуюся во тьме деревню. Это действительно была нужная работа. За полтора месяца они трижды отразили нападение Хищных Людей, застрелили одного Гигантского Волка и с дюжину мелких Злобных Друд и Ундроонов (эти твари любили проникать ночью в дома и выгрызать глаза или пить кровь спящих людей). Неудивительно, что в деревне к ним относились с уважением, можно сказать, любили. Проблемой было только то, что де Врисы не могли ничего заработать. Даже охотиться в окрестных лесах формально было нельзя - они принадлежали феодалу (или нужно было заходить очень далеко, откуда за день не вернёшься). В деревню несколько раз заезжал отряд воинов феодала, и Лииль свёл с ними знакомство в надежде, что феодал узнает об их с сестрой "подвигах" и, может быть, переменит отношение к ним. Но пока всё с этой стороны было глухо.
Лилия часто задумывалась о чём-то. Усядется неподвижно и смотрит в стену или в поле. Возможно, у неё зрел какой-нибудь план. Однако ничего конкретного Лиилю вытянуть из неё пока не удалось.

  Речь принца Натана барон Рагнаар слушал с нараставшим изумлением и недоумением. Что Его Высочество обещает, а главное - кому?! Наградить воинов и наёмников золотом, а особо отличившихся возвести в рыцари: это понятно и согласно традиций. Но обещать братство и сделать своими наследниками! Это просто неслыханно! Возможно, он просто не так понял слова принца, и сейчас всё разъяснится.
  Сир Менелтор, объявив час на раздумья, сел на своё место и Рагнаар немедленно, чуть кашлянув, привлёк его внимание:
- Кхм...мой дорогой друг. Мы с вами знакомы очень давно, неоднократно сражались плечом к плечу, поэтому, я надеюсь, что с вами я могу говорить прямо и откровенно. Я отказываюсь верить своим собственным ушам! Его Высочество обещает любому, кто пойдёт с ним в поход, не только золото и рыцарское звание, не только обещает ввести их в свой дом и свиту, но и обещает с ними побрататься! А в случае своей, не дай Господь такого горя, гибели: обещает сделать их своими наследниками! Как это вообще возможно? Неужели болезнь так далеко зашла, что затуманила принцу разум?
  Заметив, что сэр Менелтор хочет что то сказать, Рагнаар жестом остановил его:
  -Нет, нет, подождите отвечать, я ещё не всё сказал. Сражаться в походе вместе с принцем крови - уже само по себе большая честь, получить за это золото, да ещё столько, уже достаточная награда! А это обещание...как на это посмотрит Его Величество Пиппин Мелендийский? Принц Натан, безусловно, сделал это из самых благородных порывов, но почему? Неужели у Его Величества Пиппина закончились благородные рыцари, которые сопроводили бы принца Натана во имя чести и ради славы? А ведь именно такие слухи и пойдут.
  Я старый воин и воля моего сюзерена, который для меня пример доблести и отваги, который опоясал меня рыцарским поясом, для меня уже достаточный повод участвовать в этом походе. И, думаю, для всех остальных благородных рыцарей, присутствующих здесь, не исключая и вас - тоже. Но остальные...Я имею в виду вооон тех воинов и наёмников. Это же просто, кхм, сброд какой то. Два-три десятка благородных рыцарей со своими "копьями" - вот достойная свита для Его Высочества. А тут что? Да у них такой вид, будто их притащили сюда прямо из под виселицы, где им без сомненья самое место. Да ещё этот гном. нет, я понимаю, для вас, эльфов, гномы давние союзники, но нас, людей, они ненавидят. Не без причины, конечно, но брать такого в опасный поход я бы поостерёгся. Нет, мой дорогой друг, я решительно не понимаю, что происходит.
  Высказав эту, несколько путанную, но эмоциональную речь своему собеседнику, барон Рагнаар подхватил со стола свой богато украшеный кубок и залпом осушил его, сделав знак виночерпию наполнить его вновь. В голове немного прояснилось. И ожидая ответа сэра Менелтора, Рагнаар вдруг подумал о огромном мешке золота, присланном королём Пиппином Мелендийским. Да за такой можно нанять небольшое войско и прочесать Глушь вдоль и поперёк...или купить себе феод с собственным замком. Его затаённая мечта. Слава и честь, возможность поучаствовать в походе имеющем все шансы стать легендарным - это хорошо. Но в момент, когда мешок открыли и все затаив дыхание смотрели на кучу золотых монет,Рагнаар вдруг снова почувствовал горький укол прямо в душу.

Он уже стар, и всю жизнь прожил в бедности. Нет,по меркам крестьянина или даже зажиточного горожанина, Рагнаар жил очень даже неплохо: ел и пил на золоте и серебре, у него были слуги, а когда он в своих воронёных доспехах, в шлеме с роскошным плюмажем, верхом на верном дестриэ Гюнтере ехал по улицам, только круглый дурак бы не поверил что перед ним счастливый и богатый человек. Но всё было не совсем так. Второй сын барона- это второй сын. Наследства ему не полагалось. Всё, что выделил ему отец - это два комплекта доспехов, меч из родовой оружейной и коня. Будучи оруженосцем у графа Иена, он ни в чём не испытывал нужды,да и после, уже став рыцарем в свите графа, тоже. Но после смерти отца, когда вернулся в родовое имение и брат поручил защищать баронство от напастей, всё изменилось. Своего надела, с которого бы шёл доход, не было, а те деньги что выделял брат впритык хватало на плату воинам и наёмникам, а просить больше не позволяла гордость. Побочные же доходы, такие как "дары" от караванов купцов, заискивающе просивших сопроводить их обозы по землям баронства, "подарки" от старост деревень, где его отряд оставался на ночь, или продажа трофеев от уничтоженных разбойничьих шаек, поверженные монстры, чьи головы шли на украшение стен родового замка, а тела и внутренности разбирали на зелья алхимики, все эти деньги уходили как вода сквозь пальцы.

Наградить отличившегося воина, обновить доспехи и купить приличную одежду, да и просто вести приличествующую рыцарю и дворянину жизнь - дорогое удовольствие. Поэтому он практически всё время проводил в походах -проредив в них численность разбойного люда и поголовье монстров настолько, что последний раз обнажил меч для боя более месяца назад. В походе, где можно есть добытое охотой и спать в шатре, выпив на ночь подогретого вина, он чувствовал себя как дома, а вот в стенах замка остро чувствовал, что молодость прошла, а чего он добился? Нет не то что своего замка, но даже жены и наследника. Кому нужен бедный рыцарь? Разве что отчаявшимся выдать замуж свою дочь "перестарка" благородным родителям. Но таких в соседних баронствах не было, а брак с простолюдинками Рагнаар даже не рассматривал. Достаточно с них и того, что где то наверняка бегает десяток бастардов.

  Все свои нерастраченные родительские чувства Рагнаар перенёс на племянника - баловал его, стараясь при каждом заезде в родовой замок сделать тому необычный подарок, рассказывал ему о сражениях и победах над монстрами. И каждый раз, уезжая, думал о том, что бы было, если бы у него был свой замок и земли. Красавица жена и сын наследник или любимая дочурка. Вечера у камина в окружении семьи и верных слуг. Всё это недостижимым миражом лежало и скрывалось в самой глубине души. Именно от этого миража он бежал, с радостью приняв предложение старого друга сэра Менелтора поучаствовать в полном опасностей походе. Честь и слава для него и его рода, шанс войти в легенды, либо героически пасть на поле битвы, да что угодно, лишь бы не необходимость постоянно искать денег и грёзы о семье в своём "родовом гнезде".
  На мгновенье затуманившийся взгляд прояснился. Внутренне встряхнувшись, Рагнаар вслушался в то, что отвечал на его вопрос сэр Менелтор.

Пока пехота сидела в закрытых медэваках, Градфелл наслаждался возможностью рассмотреть Бел-Шир с высоты. Ему-то из кабины прицепленного к днищу «Голиафа» открывался прекрасный обзор на окружающие джунгли. Солнце светит, зелень кругом, какие-то птички даже вроде как поют — словом, этот вид можно было даже назвать красивым, если бы в глаза не лезла грёбаная терранская база, черным пятном выделявшаяся среди джунглей и больше смахивавшая на поле боя. Раздолбанные танки, вскрытые бункера, трупы бедняг-морпехов и ещё кого-то... Короче, зрелище отнюдь не отличалось привлекательностью. И что самое хреновое, именно туда стремительно направлялись медэваки.

Челнок с прицепленным «Голиафом» пронесся над деревьями, быстро сбросил скорость, и, гудя двигателями, завис над разрушенной базой. Внимательно осматривая место высадки, Градфелл прозевал момент отстыковки и заподозрил неладное только когда услышал клацанье разжимающихся креплений. Весящий несколько тонн боевой робот грохнулся с двухметровой высоты на поверхность Бел-Шира, удачно приземлившись на обе неостальные ноги. Кабину тряхнуло, а не ожидавший подобного Джейд чуть не приложился головой о панель управления. Хорошо хоть вовремя напрягся, а не то тонкая начинка приборов могла бы и не выдержать столкновения с крепким лбом Градфелла.

— Койтер, мать твою! — рявкнул в эфир Джейд. — Ты, блядь, глаза разуй! Не контейнеры с пайками сбрасываешь!

Градфелл хотел было продолжить костерить пилота, но тут что-то щелкнуло, и в наушнике оператора раздался голос Рутерфорда. Пришлось заткнуться и слушать капитана. Ясное дело, что ему было похер на все проблемы Джейда, поэтому он четко и быстро обрисовал ситуацию и, еще раз чем-то щелкнув, отключился.

— Так точно, сэр... — мрачно произнес в пустоту Градфелл и, вздохнув, нажал несколько кнопок на панели, переключаясь на закрытый канал отряда.

— Значит так, пехота, есть новости. Во-первых, так как среди вас толковых офицеров нет, меня назначили командиром. Тебя, фантом, это тоже касается, — Градфелл посмотрел через стекло кабины на замершего посреди поляны Декроса. — Во-вторых, нам нужно протопать через джунгли до какого-то храма с источником теразина, наполнить канистры и свалить отсюда к хренам. Тактической карты у нас нет, так что приятной прогулки не ожидайте. В-третьих, все вышеперечисленное нужно сделать максимально быстро, так как группа ребят сейчас нас прикрывает от протоссов, так что чем скорей управимся, тем больше наших выживет, и тем быстрей мы вернемся назад. В-четвертых, не подходите к местным деревьям, там какая-то ядовитая хрень водится. И самое веселое — связи с командованием во время похода у нас не будет. Веселитесь, ребята.

Градфелл перевел дыхание и осмотрел базу. Как оказалось, после битвы с протоссами, золотистые тела (или скафандры, или что это вообще за чертовщина) которых валялись по всей базе, десяток солдат умудрились выжить, а кое-кто даже остался на ногах. Сейчас они грузились в медэваки. Все, кроме двоих.

Джейд хмыкнул. Добровольцы? Занятно. Градфелл вновь произнес в эфир:

— Теперь более конкретно. МакСкай — топай к этим двоим у бункера, окажи медпомощь, если нужно. Морпехи — осмотрите базу, вдруг есть что полезное. Особо не увлекаться, к трупам тоссов не приближаться. У вас пять минут. Остальные — топайте к выходу, ждем морпехов и выдвигаемся. Декрос, задержись.

Раздав указания, Градфелл клацнул парой кнопок, создавая закрытый канал связи с фантомом.

— А с тобой я хочу отдельно поговорить, — спокойно начал Джейд. — Ты тут как-бы сторонний специалист и все дела, но командую здесь я. И мне похер на всю вашу секретность и таинственность. Мне нужно знать, в чем я могу на тебя положится. О фантомах я только сказки слышал, но сейчас мне нужна более конкретная информация: что ты умеешь, как можешь быть полезен сейчас. Ядерный удар мне не нужен, а вот разведчик пригодился бы. Есть мысль направить тебя впереди отряда, вы, фантомы, вроде в маскировке хороши. Не хочется напороться на протосские сюрпризы, сам понимаешь. Сдюжишь, или тебе по нраву больше глотки резать?

Фантом сидел крайним на скамье, вертикально поставив между коленями винтовку и приобняв её левой рукой, прислонив к плечу. При полном параде, то есть в причудливом стелс-костюме, напоминающем прикид Призраков - если кто-то из зрителей видел их в живую. На вид - не металл и не ткань, какой-то полимер чёрного цвета, матовый, без бликов. По линиям, причудливо змеящимся вдоль поверхности всего костюма, время от времени быстро пробегали красные огоньки. Шлем был надет, но маска откинута, являя всем любопытным вполне обычное лицо вполне обычного человека - опровергая всякие дурацкие слухи, что фантомы это мутировавшие до неузнаваемости люди, помеси зергов с протоссами, механизированные биороботы и ещё чёрт знает что. В правой руке он держал небольшой КПК с сенсорным экраном, с которым и коротал полётное время, просматривая Сеть и играя в "Зарази Корхал" - довольно популярную игру, официально запрещённую к распространению в пределах Доминиона.

Слова капитана мэдэвака "Террорист Габриэль Тош" заставили фантома криво усмехнуться. Ха, "террорист". Чья бы корова мычала. Ну конечно, себя-то они считают не иначе как "Освободителями" с большой буквы "О" и в сверкающей белой броне. Ну-ну. Херня полная. Для действующего правительства и Тош, и Рейнор - одного поля ягоды.

Вопрос морпеха заставил Декроса оторваться от важного занятия и поднять глаза от экрана, чуть прищуриться, чтобы разглядеть лицо спрашивающего бойца Рейдеров.

- Элерио. Эл. Так проще. - фантом ткнул в экран пальцем, сворачивая игру, и убрал девайс в карман. - Ты?..

Вейдер молчал несколько секунд. Потом снова прикоснулся кожаными пальцами к щеке девушки.
- Притворяться бессмысленно, - сказал он. - Я знаю, о чём ты думаешь.
Он убрал руку и неожиданно всей своей холодной, железной массой сел на кровать рядом с Линдли. Тви'лека судорожно попыталась отодвинуться, но верёвки не пустили. А перед завязанными её глазами возникло новое видение. Она увидела со стороны кровать и саму себя, распятую. Кровать стояла на открытом пространстве, прямо посреди жёлтой, колышущейся степи. Наверное, это была та же степь, что в прошлый раз. Только теперь небо покрывали серые, давящие тучи. И на фоне этих туч над кроватью носилось Чудовище! Взмахивая огромными крыльями, оно нарезало круги, кривлялось и скалило зубы. Вид беспомощной девушки приводил его в неистовство! Иногда, словно не выдержав, оно пикировало на тви'леку с протянутыми руками, но в последний момент опять взмывало вверх. То ли его сдерживал какой-то внутренний запрет, то ли оно оттягивало удовольствие...
- Слушай меня, девочка, - сказал Вейдер, наклоняясь к трепещущей Линдли. - Ты решилась пойти по очень серьёзному пути. И ушла уже слишком далеко, чтобы просто так вернуться. "Спасительница"! Я думаю, что судьба не зря толкнула тебя в мои руки. И хоть это смешно - ведь я мог бы раздавить тебя одним пальцем! - будет ошибкой упускать такой шанс.
Что-то металлически щёлкнуло, как будто размыкался замок... а затем Линдли ощутила прикосновение живой, человеческой руки! Большой, шершавой и очень сильной! Рука погладила её по лекку, а затем вдруг стиснула округлую левую грудь. У Лин перехватило дыхание! Чёрное Чудовище в небе разразилось торжествующим хохотом, спикировало вниз и сорвало с распятой тви'леки лифчик.
- Я тоже хочу отведать тебя! - просипела Маска, наклоняясь к девушке ещё ближе. - Хочу испытать... свою и твою силу! Узнать, права ли была Прорицательница! Узнать, что чувствовали мои падшие слуги, когда ты "спасала" их! Вдруг ты возьмёшь верх? Это будет стоить... всей Империи!
Вейдер сжал грудь девушки ещё сильнее и выпрямился.
- Ты станешь моей сейчас! Но... ты ещё просто девочка. И я поступил бы не правильно, не дав тебе шанса отказаться. Если ты признаешь, что всего лишь заигралась во взрослые игры, что вовсе не готова быть Спасительницей и джедаем по-настоящему - я не стану этого делать и вообще больше тратить на тебя время. Мне не интересны дети и недоделки.
Тёмный Лорд отпустил её грудь и умолк. Он ждал ответа.

Быть может, есть что-то похуже смерти. Например вечные муки, нескончаемые терзания, не проходящий страх ожидания. Снова и снова зависать над этой бездной и не достигать развязки. Когда уже начинаешь думать: "Уж лучше смерть! Скорее бы пришел конец! Убей меня! Убей..." Зависнуть в этой самой вечности перед Величайшим страхом. От такого рано или поздно сойдешь с ума и это будет равносильно избавлению. Но сама мысль о том, через что придется пройти!..
Все это промелькнуло в голове тви'леки после слов Вейдера. Секунды она была в замешательстве, не понимая, чего он хочет. Что же ему надо? Информация? Не такой уж ценный она источник... Или ему нужна ее сила? Да, этот человек, а может уже совсем и не человек, мог бы стать ее господином и даже учителем. Наконец, объяснить ей все, задать направление. Это даже очень подошло бы ей, не так ли? Дерзкая, бесстрашная девчонка, взломщица, наемница, убийца. Никаких привязанностей. Разве что... Да что там! Не так уж давно появились в ее жизни друзья, чтобы погибать за них от рук самого Дарта Вейдера. Но нет, нет. Она не была такой. Она просто НЕ БЫЛА ТАКОЙ, какой мог бы описать ее случайный знакомый или бывший компаньон типа Дальена. Она спасла гриммерсов. Она пыталась спасти Палача. Она пыталась спасти шутрмовиков. Она Спасительница. И теперь сила, находящаяся у нее внутри, посылает ей новое видение - новый сигнал. "Воспользуйся им, - шепчет Сила. - ОН медлит. ОН сомневается". Но как? Как? Лилек ее раздери!
Прикосновение Дарта Вейдера было омерзительным, особенно, когда холодная перчатка коснулась лекку. Лин чуть не передернуло. Но она вспомнила, что прежде, в любой опасной и непонятной ситуации ей нужно было лишь улыбаться и раскрывать свои руки навстречу врагу. Она очень сильно сомневалась, что это поможет ей в противостоянии с самым могущественным ситхом, но что еще она могла сейчас?
Рот Лин приоткрылся, но слова застряли в горле. Она судорожно сглотнула и хриплым голосом проговорила:
- Снимите повязку с глаз, - она старалась казаться безропотной. - Прошу... К чему она?

- О, бухло! - удивленно заглянул в распахнувшийся сундук Бен.
И немедленно выпил.

Шериф посмотрел на забрака тяжёлым взглядом.
- Одного попросили молчать - второй заговорил!.. Хотите несчастье накликать?
Терек Сатт (внутренне подобравшись) ответил Скайуокеру чуть презрительной усмешкой.
- Не думал, что ты так суеверен, шериф. И не вижу, чем вас так пугает этот кусок дерьма в железной маске.
Последние слова он произнёс с особенным удовольствием. На самом деле он и сам чувствовал неприятный холодок при упоминании о Дарте Вейдере - но в гораздо большей степени им овладевала ненависть. И сейчас, называя Вейдера куском дерьма в присутствии тех, кто его боялся, Терек Сатт унижал его в их глазах. Ему это нравилось. Он чуточку расплачивался...

- Лорд Вейдер! - внезапный оклик нарушил мёртвую тишину. Молодой офицер в чёрной форме пилота торопливо подбежал со стороны шаттла. Штурмовики посмотрели на него. Вейдер чуть повернул голову. Офицер вытянулся в струнку, подошёл, чеканя шаг, отдал честь и протянул лист бумаги:
- Срочная радиограмма! Лично!
Вейдер опять отвернулся. Сделал рукой движение, будто вытирал ладонь. Его взгляд был направлен на окровавленное, растерзанное тело Принца Зуона. Казалось, он не может оторваться от своей жертвы - будто снова и снова проигрывает в мозгу убийство. Полковник, стоявший рядом, поспешно шагнул вперёд и взял из рук пилота бумагу. Почтительно показал Вейдеру.
Чёрная маска молчала несколько секунд. Воздух входил и выходил - сипло и бездушно.
- Улетаем.
- Запускайте двигатели, - негромко велел полковник офицеру. Тот козырнул и побежал к кораблю. Постояв ещё секунду, Вейдер повернулся и, тяжело ступая, зашагал туда же. Полковник сделал знак солдатам: уходим.
- Расстреляйте, - коротко бросил он тем двум, что держали Терека Сатта. Штурмовики исполнительно вытянулись. Затем рывком подняли страшно избитого и окровавленного забрака с колен. Терек Сатт уже не сопротивлялся. Силы бороться кончились. Вдалеке полыхала база, Принц Зуон - его повелитель, отважнейший и благороднейший воин - был мёртв по его вине, и теперь осталось лишь тупо дождаться последнего выстрела. Но Вейдер вдруг остановился. Посмотрел через плечо.
- Нет. Этого отпустить.
Полковник удивлённо обернулся к Тёмному Лорду. А тот уже двинулся дальше, на ходу поддёрнув плащ. Как будто не хотел тратить на такую мелочь ни одной лишней секунды. Полковник чуть не вприпрыжку бросился за господином.
- Но... Вы уверены? Ведь это его старший телохранитель. У него авторитет..
- Вам ещё учиться и учиться, Оззель! - насмешливо промолвила, удаляясь, Чёрная Маска.


...Он чуточку расплачивался - за то, давнее. Что, на самом деле, не могло быть оплачено и сотней жизней. Но всё, что сможет, он возьмёт. Это именно чуточка - малая толика.
Все примолкли, глядя на забрака и шерифа. Скайуокер набыченнно смотрел Тереку Сатту в глаза.
- Мог бы и понимать... раз воевал с ними, - угрюмо сказал он. - Они прилетали два года назад, чтобы совершить убийство. Я был потом в том посёлке и видел. Целая семья сгорела заживо. Надеюсь, этого достаточно?
- Ну и что? - непримиримо возразил забрак. - У вас тут подобное происходит всё время. Режут, убивают друг друга. А Хатты вообще кидают людей в пасть Сарлакку. Почему же именно Вейдер?
- По-то-му! - проговорил шериф, подходя к Тереку Сатту вплотную, - Что с Хаттами можно разговаривать, а с этими - нет! Потому что те, кто вырвался из Империи, потом годами боятся жить на одном месте. И спать в темноте. И я, знаешь, их понимаю! Ту пожилую пару в Гейзе не сожгли - им дали канистры в руки и велели поджечь самих себя. Полиция Мос-Айсли это потом выяснила. Перед ними стояло что-то такое страшное, что они подчинились! А свидетель, который это видел, через месяц ночью умер от инфаркта. Вскочил с постели, забился в угол комнаты и умер. Я не суеверен, но мне не хочется, чтобы однажды ночью вот это вышло из темноты ещё перед кем-то! Сечёшь?

-...Какой-то звездолёт сегодня прилетал с той стороны, - Штауфилс перелистнул несколько страниц электронного архива на мониторе ЭВМ туда-обратно. - Судя по траектории входа в атмосферу, приземлился где-то в районе Мос-Айсли. А через час ещё один звездолёт - скорее всего, тот же самый - улетел обратно.
- Внешность его можете показать? - мрачно спросил Клод Скайуокер.
- Очень приблизительно, - ответил Штауфился. - Чтобы сделать такую запись, нужно включить специальный режим радара, но поскольку ничего интересного в этом корабле не было, мы её и не включали.
- Теперь включайте! - потребовал шериф. - Включайте, если видите объект, появляющийся с необычного направления! Там что, очень много народу летает со стороны Солнца? Война идёт, чёрт побери!
- Мало нам было, что Дарт Вейдер прилетал два года назад... - проговорил молодой помощник шерифа, стоявший у него за плечом.
- Заткнись! - оборвал его Скайуокер.
- Ты это... тише, - немного смущённо добавил второй помощник, ещё моложе. - Не надо звать беду по имени...
Терек Сатт, скрестив руки и привалившись плечом к стене, разглядывал эту троицу. Зрелище было занятное и немного разрывающее шаблон Татуина. Клод Скайуокер напоминал загорелую усатую скалу - и внешне, и внутренне. Рукава его форменной рубашки были закатаны выше локтей, тело прикрывал светлый бронежилет, на голове сидела кепка с кокардой. В правой ручище он держал лазерный автомат с ремнём и нетерпеливо похлопывал им по ляжке. Двое юных помощников заметно походили лицом на него и друг на друга - очевидно, это были его сыновья или племянники. Видимо, охрана правопорядка в Мос-Гамосе являлась делом семейным. Забрак вспомнил слова судьи Бретта о том, что Клод Скайуокер ненавидит всех преступников, вспомнил реплики Джерри об этом человеке ("скала, а не человек", "с ним не договоришься", "его даже Хатты побаиваются"), вспомнил прочитанное в газете - что шериф в отместку за смерть сына осмелился поднять руку на одного из Хаттов, заказав его убийство... Может, пока здесь есть такие люди, как этот (и как Джерри), для Красной Планеты ещё не всё потеряно?
Правда, сейчас Скайуокер в большей степени мешал. Они с Дэрро не успели отойти и на сто метров от кантины, как рядом с ними приземлился Летающий Автомобиль со знаком шерифа на борту, и Терека Сатта второй раз за несколько дней забрали в полицию. С учётом того, что друзья Куджера в Мос-Айсли, вполне возможно, уже объявили его в розыск, наёмник не слишком обрадовался сему действу. Но Клод Скайуокер о происшествии в далёком городе не упомянул ни словом. Предполагаемое появление имперцев, видимо, вынесло из его мозга все другие заботы. Набившись впятером в Автомобиль (шериф, двое помощников, Терек Сатт и Дэрро, которого тоже "попросили" присоединиться), они перелетели аэропорт, промчались над пустыней до ближайшего горного хребта, поднялись на полуторакилометровую вершину и, наконец, приземлились возле стоявшего там большого прямоугольного здания с высокими каменными стенами и несколькими металлическими куполами на крыше. Как оказалось, это была обсерватория и станция дальней радиолокационной разведки и связи. Спрятанные в куполах телескопы и локаторы следили за космическим пространством вокруг Татуина, а заодно вели немногочисленные научные изыскания, финансируемые всякими энтузиастами (в основном - кучкой богатых дельцов планеты; иногда, по старой памяти - корпорацией "Завод Галилео", до войны добывавшей в этих местах руду; изредка - по прихоти - Хаттами, и уж совсем редко - Университетом Мос-Айсли, который сам находился в эмбриональном состоянии). Ещё отсюда можно было посылать радиограммы звездолётам, находящимся даже на сверхдальних расстояниях (до трёх миллиардов километров). Правда, шли эти сообщения несколько часов, и, разумеется, далеко не всякий корабль имел такое мощное радио, чтобы, даже приняв их, отправить что-нибудь в ответ.
Что здесь понадобилось шерифу, Терек Сатт не знал, но, видимо, сейчас всё должно было разъясниться.
-...Видите ли, мистер Скайуокер, - опять заговорил Штауфилс (рыжий, немного суетливый молодой человек в очках и белом халате) - Мы тут, в основном, картографируем космический мусор. По поводу слежения за объектами вам лучше переговорить с господином Роудером. Включение специального режима стоит немалых денег...
- Я переговорю! - отрезал шериф. - И с Роудером, и с отцами города, если нужно. Вам за всё заплатят. Покажите корабль.
Штауфилс вывел на монитор схематичный рисунок из линий. Он отдалённо напоминал что-то такое:

Скайуокер смотрел несколько секунд, потом повернулся к Тереку Сатту.
- Видели что-нибудь подобное? - негромко спросил он.
(В дороге он успел задать забраку несколько вопросов и уже знал, что тот - не местный, родился и вырос действительно на Иридонии (в этой части Галактики была и своя диаспора забраков, родившихся здесь и никогда в жизни Иридонии не видевших) и с имперцами воевал).

Вы не можете просматривать этот пост!

Стоит Шино лицом к лицу с Лёном. Один великан - перед другим. Кряжистый грязный землянин - перед Эльмари. И каждый из них понимает, что предложил один, и в каком состоянии находится второй. И тяжкие, чёрные думы окутывали Йосенберга. И пускай мысли туманит таинственная отрава, но всё же мгновение колебания. Отнять жизнь, не в борьбе, а вот так, холодно и расчётливо убить спящего. Будь это три года назад, пивовар бы отказался не раздумывая. Воспитанный под чистым небом современной цивилизацией, имеющий стойкие моральные устои - он не смог бы принять такое. Да и сейчас в душе шевельнулся протест. Но за эти годы многое произошло с бывшим пивоваром. Этот чуждый мир изменил его. Понемногу, по чуть-чуть, немец шагал прочь от прежней морали, прежнего благообразия и даже некоторого благородства. Нельзя протестовать против закона и не изменится сообразно. Короткая служба в страже, неудачная битва, арена, долгая, безнадёжная работа на повстанцев, а после и вовсе добровольное изгнание в пустошь, где здоровяк долгое время жил на подачках и ради далёкой цели..

- И ты не можешь исцелить её. - эти слова, произнесённые густым басом Шино были не вопросом, а утверждением. Похоже, даже носителям серебристого ихора не всё подвластно в этом проклятом мире. Сам того не замечая, Шино опёрся на меч, словно на подпорку. Экономя быстро уходящие силы. Совершить ещё одно кровавое убийство.. Шино мотнул головой. Нет, не кровавое. Всё-таки он не такой уж и душегуб, чтобы так мучительно мстить за яд.

- И погубить сам тоже не можешь. Я понимаю твою просьбу и муку. Ты хороший и храбрый человек. У нас немногие бы на такое решились. - Гигант умолк, облизывая губы и наконец распрямляясь в полный рост. Словно слова, которые рвались наружу делали его жёстче, избавляя от прежних слабостей и сомнений. - Я беру кровь на себя. Исцели меня. - мрачный, губительный и гневный, немного жутковатый огонь разгорался в потемневших глазах Шино. Он протянул руку вперёд, как для рукопожатия, словно скрепляя сделку, если этот поступок можно назвать таким.

- Если я встречу того, кто с ней это сделал и это будет в моих силах - я отомщу за неё. - так и не дождавшись ответной реакции светляка, Шино нагнулся над Анкой и обхватив голову ручищами свернул ей шею. Хруст, щелчок, и голова Анки повёрнута в другую сторону. На душе стало мерзко и противно, но немец понимал, что похоже по другому с попавшими под чужой контроль и призывающими инородные сущности нельзя. Количество трупов в комнате возросло.

Едва расслабившись, Коган вновь окаменела, стоило бросить стремительный взгляд на протянутый стакан. Казалось, он должен был хряснуть и рассыпаться - с такой силой сжала в кулаке, боясь втянуть хоть толику опасного аромата.
Но эти глаза...
Этим глазам нельзя уступить.
Опрокинула весь, махом. Зрачки чуть расширились, а ноздри медленно с шипящим звуком втянули воздух. И вернула пустой стакан, не отрывая взгляда. На улыбку, кривую когановскую ухмылку, уже сил не хватило.

Был у них профессор в институте - хирург-героинщик. И студентка-алкоголичка.

"Ура" - тонет голос Хестер в жужжащем рое. Хищные челюсти непрестанно жуют. Неизменно вопьются в плоть, утоляя вечный голод. "Тук-тук" - сердце ещё отчаянно надеется, а ноги знают, что слишком поздно, подкашиваются.

Пэддингтон отшатнулся от зияющей дыры, изрыгающей поток тварей. Мир вокруг круто повернулся, и спина ударила в пол. Помутнело в глазах, но ощущения десятков лап, придавивших живое тело, было достаточно, чтобы понять - это конец.

Бритвой срезало кусок плеча.
Отодрало кусок кожи на шее.
Вывернуло сустав из уцелевшей руки.

О'Райли хотел сохранить достоинство до конца, хотя голос его был пронизан болью:
- There's a spirit that flows in an Irishman's soul...
Вскрыло живот, словно скальпелем.
С хрустом отщепился кусок кости.

- And carries within it, all the dreams of the past...

Разорвало щёку, выбило несколько зубов.
Прошило бровь до разрывающей боли в глазу.
Осколки ребёр врезались в плоть.

- Deep in our memories are the greatest of those
Believers, and Dreamers, who died with a hope.

- Террикс, не заставляй меня ждать! - сказал приятный голос с улицы. И вроде бы в нём не было угрозы, но все присутствующие ощутили: этот человек способен убить любого, кто осмелится ему возразить или причинить неудобство.
- Смелей, смелей! - шепнула Лин дрожащему трандошанину. - Мы тебя в обиду не дадим. Открывай!
Они с Гиа'Лисом отступили за стенку из ящиков, выстроенную накануне. Лин обернулась, всматриваясь во мрак - не видят ли их соседи? Но тьма была такой, что даже Второе Зрение не помогало. Фонарик доктор заблаговременно выключил: не стоило кого-то будить. Свидетели могут оказаться не кстати.
Террикс слез с кровати и, то и дело оглядываясь на проход, где исчезли его защитники, отодвинул засов. Дверь тут же открыли решительным рывком.
- Ну наконец-то, - проворчал голос. Дверь обрисовалась во мраке фиолетовым контуром. Террикс попятился, и внутрь шагнула высокая тёмная фигура.
- Включи-ка свет! - потребовал гость.
Маленький трандошанин послушно зажёг маленькую лампочку - ту, с которой он делал уроки. Потом отошёл назад и встал возле кровати, опустив глаза.
Лин с Гиа'Лисом смотрели на происходящее в щёлочки ящиков. Разглядывали гостя.

Хайрем "Писатель" Гаусс


Мужчина, стоя у порога, в свою очередь, пристально смотрел на мальчика. Он был весь в чёрном - чёрное кожистое пальто, чёрные перчатки. На вид ему было лет сорок с небольшим. Спокойное, чуть насмешливое лицо с прищуренными, глубоко посаженными глазами и волевым подбородком не казалось злым, но Линдли, глядя из укрытия, ещё острее почувствовала: перед ними тип, которому неведома совесть и который готов абсолютно на любое действие - хоть убийство, хоть насилие и пытка.
Молчание затянулось.
- Что, здороваться уже не надо? - спросил гость.
- Здравствуйте, мистер Писатель, - пробормотал Террикс.
- И в глаза смотреть не надо?
Мальчик-дракон с трудом поднял взгляд на "мистера Писателя".
- Почему не вернулся вовремя?
Террикс сглотнул.
- Я... Понимаете... Там были какие-то двое. Мужчина и женщина. Тви"лека. Они меня... Они меня схватили.
Гаусс чуть удивлённо наклонил голову.
- "Там" - это где?
- На горе... Я рисовал глаза, а мужчина меня увидел. И погнался за мной. А потом прилетела девушка, и...
- На чём прилетела?
- Она сама... Она летела без всего, прямо по воздуху! Я не знаю, как! Они сказали, что она - джедай...
Террикс осёкся, увидев в лице Гаусса что-то страшное.
- Ты меня лечишь, что ли? - сказал гость. В его голосе прозвучала сталь. Он сделал лёгкое движение рукой - и Террикс, взвизгнув, вдруг рухнул на кровать.
- Нет, не надо! - слабо крикнул он.
Только тут Линдли, наконец, догадалась закрыть глаза. Комнатка преобразилась! Из двери хлынул красноватый свет. Проглядывавшее небо тоже стало красным - точь-в-точь как в её сне. "Писатель" остался, каким был. А рядом с кроватью стоял какой-то огромный, полтора метра в холке, серо-фиолетовый зверь, похожий на гиену! Вдоль его хребта торчали жёсткие шипы, туловище одевала медная броня. Привстав на задние лапы, он упёр передние в грудь несчастному ребёнку и прижал его к кровати. Маленькая голова с непропорционально большой пастью приблизилась к морде трандошанина. Впившись в жертву холодными жёлтыми глазами, зверь хищно приподнял верхнюю губу. Лин услышала его тяжёлое дыхание. И дыхание Террикса - он лежал, не смея шевельнуться, и хватал воздух раскрытым крокодильим ртом.
- Что ещё за тви'лка-джедай? - чуть звенящим голосом спросил Хайрем Гаусс. - Как её имя?
- Т-таллила, - прохрипел мальчик (Лин с Фоатом при нём опять перешли на этот "псевдоним").
- Таллила Вао?
- Я не знаю... Таллила...
Гаусс щёлкнул пальцами, и Зверь неохотно отпустил ребёнка. Тяжело опустился на задницу рядом с кроватью, будто гигантская собака.
- Интересная история! - Гаусс подошёл к кровати и сел рядом с Терриксом. Улыбнулся, поднимая его и усаживая рядом с собой.
- Ну-ну, ты не дрожи. Это я так... для воспитания. Ты ж мужчина, нет? Скажи, а где наша Лодочка?
- Она там осталась, - прошептал мальчик-дракон. - Они довезли меня на своём корабле...
- Ах, даже так! Они тебя пожалели? Скажи, а Глаза видели эту Таллилу?
Террикс помотал головой:
- Не знаю...
- А где они сейчас? Куда полетели? - спросил Писатель.
Маленький трандошанин сглотнул.
- Н.. Не... кхм...
Хайрем Гаусс нахмурился. Стиснул кожистыми пальцами мальчишечье плечо.
- Где-где?
Террикс отвернулся. Бросил отчаянный взгляд на ящики.

Съехал по стене и уставился в потолок. Закрыл глаза, глубоко дыша. Стало быть, так всё и кончится? Значит, такая судьба? Нет уж, Пэддингтон "Мясник" О'Райли ещё побарахтается.

- Андервуд... Хватай дробовик и патроны к нему.
Кто-нибудь, найдите, чем затянуть рану. - слабость в голосе и в теле, голова кружится, а в глазах плывёт.

- Не хочу быть пессимистом, но я уже не жилец. Иронично получилось - лейтенант "Боевых Кабанов", который должен был стрелять в повстанцев, в конце концов захотел спастись вместе с ними. Интересно, после заключения это бы считалось предательством? Как думаешь, Педро? - усмехнулся и зашёлся в тяжёлом кашле.

- Надо... Надо обыскать комнату, сейчас присоединюсь к вам... Отдохну только немного...

Вы не можете просматривать этот пост!

На взгляд Педро, бросать дробовик было не самой лучшей идеей со стороны ирландца, но время утекало, словно песок сквозь пальцы или, например, кровища из тела Морэ, неудачно напоровшегося на долбанного гидралиска. Заграбастав дробовик, Хименес, практически не целясь (а хуле там, разлет-то пиздец какой), выпалил в последнего остававшегося в комнате зерглинга и, подтянув уроненную Хенком винтовку поближе к себе, выдохнул, ожидая лезущего из дыры леденящего душу пиздеца. Очень хотелось гранат, хелательно несколько. И одну из них метнуть в лифт, к Хадсону. Чтобы у него очко порвалось на Юнион Джек.

- Джефферсон, сууука! - Педро ожидал увидеть ебаного зерглинга, скучающих протоссов, зел-нагга с праздничным тортиком, наконец, но никак не летящую в лицо свинцовую смерть из винтовки Джефферсона. - Бросайте оружие, мудаки, - захрипел он, чуя как глаза застилает багровый туман ярости, навел на Джефферсона пистолет и вдавил спусковой крючок.

Они привезли и установили здесь лифт из ебучего торгового центра! Кто-то внизу нажал на кнопку и теперь лифт ехал туда, и приедет на этот этаж уже к окончанию ужина зергов, хаха!
Ну или к двум злющим мужикам в бронескафандрах среди кучи мертвых туш. Уж как повезет.

- Ну пизде-е-ец! - Тянет Сатана, продолжая палить в прущую стену хитина, клыков и когтей, слишком занятый, чтобы что-то отвечать ученому.

Самой меньшей из проблем было то, что счетчика боеприпасов в этой хреновине никто не предусмотрел. И поэтому приходилось напрягаться и вспоминать, сколько же раз Ричард выстрелил - и получалось, что за все время на полигоне было потрачено около 9 или 10 гранат из 30 - количества, озвученного в самом-самом начале... Негусто, с таким расходом искать новый броник с оружием придется совсем скоро.
Связь, тем временем, ожила и на том конце оказался кто-то другой, что выдавало то, чято по комплексу все идет по пизде.
- Слышь, мудило, побольше уважения, блять. - Жизнерадостно отвечает в переговорник Сатана, все еще выбирающий, какую же дверь развалить следующей, пока его голос становиться все более зловещим - Ты говоришь с богом войны и огня, сучечка. С богом, которому ничего не можешь сделать.
С этими словами бронекостюм Сатаны отступает к дверям на второй полигон, в который начали громко долбиться...
Естественно, это могут быть зерги, расчленившие Фроста на множество маленьких морпехов и теперь пытающиеся вырваться наружу. Или же это может быть сам Фрост, намотавший зергов на выдвижной штык гаусс-винтовки и теперь желающий популярно рассказать вертухаям все, что он думает об этом месте. Узнать, что же скрывается за дверью, можно только одним способом.

Сатана несколько раз также долбит в дверь кулаком, пытаясь предупредить, как он надеется, Фроста, орет через внешние динамики простое и короткое - Фрост, отойди от двери! - Потом отскакивает на пару метров и взрывает дверь к чертям.

- Кто его знает... - сказал Джерри в ответ на замечание о Гелиосе. - Если б меня попытались убить, я не стал бы подолгу засиживаться на месте. Он ведь мог покинуть гостиницу через день после боя - тогда здесь всё выглядело бы так же. Мог притвориться, что исчез...
Джерри махнул рукой, показывая, что перечислять хитрости из арсенала Дьявола можно бесконечно, и, подобрав с пола какой-то пакет, сунул в него диски. Потом, подумав, положил туда же одну из бутылок.

Терек Сатт взялся за ручку выдвижного ящика. Когда он ворочал диван, внутри явно болталось что-то тяжёлое - а значит, туда стоило заглянуть. Но, едва потянув ручку, наёмник замер. Ему почудилось, что в диване кто-то шевельнулся. Терек Сатт взглянул на Джерри. Подумал пару секунд.
- У меня в сумке лежит зеркальце. Принеси-ка его сюда.
Джерри удивлённо посмотрел на забрака.
- Зачем?
- Хочу заглянуть в ящик. Там что-то шевелится. Вообще, неси всю сумку!
- Шевелится? - парень настороженно уставился на диван. Потом взял со стола стуннер, сходил к дверям и принёс наёмнику сумку. Затем отступил подальше, за стол.
- Вы уверены, что стоит открывать? Вдруг там ловушка? Какой-нибудь дроид...
- А как мы это узнаем, не открыв? - буркнул забрак.
Он, впрочем, и не собирался выдвигать ящик весь сразу. В сумке среди отмычек лежали пассатижи. Терек Сатт хотел зажать в них зеркальце, чуть-чуть выдвинуть ящик и заглянуть в щель с помощью зеркальца, не подставляя ни руку, ни глаза.
- Наведи-ка сюда пушку, - сказал он Джерри. - Только бластер, а не эту пукалку.
Джерри положил стуннер на стол и вынул лазерный пистолет.
- Если придётся стрелять - услышат сто процентов! - буркнул он. Терек Сатт сердито взглянул на парня:
- У тебя есть другие идеи, мистер Блайд? Впрочем, можешь кликнуть своего дроида - пусть он откроет.
- Там снаружи стоят камеры на углу, - покачал головой юноша. - Охрана увидит, что кто-то полез в номер.
- Ну тогда <сиди и не чирикай>... - Терек Сатт отвернулся. Достал пассатижи и зеркальце. Потом, чуток подумав, вынул из сумки моргенштерн, положил на пол возле себя. "Что бы там не сидело в ящике, оно должно будет сперва убедиться, что мы - посторонние. А пока оно это делает, я успею его пришибить."
- Готов? - не оглядываясь, спросил он.
- Да, - откликнулся Джерри.
Терек Сатт аккуратно сжал пассатижами зеркальце. Мельком увидел в нём Джерри - тот отошёл чуть вбок и поднял бластер, держа его обеими руками. Поднеся зеркальце к ящику, Терек Сатт потянул ручку.
И слегка вздрогнул! В тёмной щели сидело что-то ногастое, со стеклянными глазами. Отразившись в зеркальце, эти глаза уставились забраку в лицо!
- Ээ... - Терек Сатт отпустил ручку ящика и потянулся к моргенштерну - но не успел его взять. Существо вдруг дёрнулось, молниеносным движением высунуло паучьи лапы и ударило по пассатижам! Оно целилось наёмнику в руку, но он успел её отдёрнуть. Раздался треск, сверкнула вспышка! Пассатижи, оплавившись, упали на пол. Бросивший их забрак ударом моргенштерна задвинул ящик.
- Ффф!! Ффффффф!!! - казалось, внутри взбесился пузырь с воздухом.
- <вырезано цензурой>!! - рыкнул Терек Сатт, прижимая ящик. Тварь яростно пыталась раздвинуть щель. Обернувшись, забрак глянул на Джерри - парень, белый, как полотно, пятился назад, судорожно сжимая бластер. По лицу его струился пот.
- Это паук!.. - проговорил он. - Паук!..
"Какой, на хрен, паук?!" - наёмник уже открыл рот, но тут понял, о чём речь - вспомнил рассказ Джерри, как его пытали имперцы (ссылка)

МОС-ГАМОС. ОКРЕСТНОСТИ ГОСТИНИЦЫ "БАШНЯ". ПЯТЬ ЧАСОВ ПОПОЛУДНИ.
Терек Сатт сидел в знакомой подвальной кантине неподалёку от гостиницы, за тем же самым столиком, что несколько дней назад. Он неторопливо пил шербет и поглядывал из-под капюшона то в окно, то на симпатичную хозяйку. Посетителей на сей раз было много, девушке приходилось всё время бегать туда-сюда. Забрак мог не опасаться, что она приметит его подсматривания. Впрочем, таращился не он один. Гости - в основном крепкие, мускулистые рабочие с Машинного завода или батраки из садов - тоже не обделяли вниманием "Холли Берри". Правда, всё держалось в рамках приличий. Может, из-за местных патриархальных нравов, а может, потому что хозяйка сегодня работала не одна: за стойкой рядом с дроидом-барменом возвышался гигантского роста мужик с квадратной челюстью и ручищами, как у машины-погрузчика. Он поджаривал в электропечи мясо и время от времени тёр стойку тряпкой, пока дроид разливал напитки. Терек Сатт почему-то решил, что это отец девушки. Судя по его словно вырубленному из камня лицу, связываться с ним не стоило. Равно как и с его дочуркой. "А жаль!" - иронично подумал забрак, глядя на смуглые коленки "Холли Берри" под коротенькой юбкой. У него давным-давно не было женщины. Может, бордель тут найти, когда с делами будет кончено? Знает Джерри в Мос-Гамосе приличные бордели? Вряд ли, он же сопляк ещё. Небось, краснеет, когда видит проститутку... Терек Сатт залпом проглотил остатки шербета и взглянул на часы. Сопляк он или нет, но что-то ждать его приходится долго! И тут, будто почувствовав границу дозволенного, запиликал радиотелефон.
- Да? - буркнул наёмник.
- Можете идти, мистер Сатт, - прошипела трубка. - Номер тридцать, четвёртый этаж. Портье, кстати, другой. Не знаю, хорошо это, или плохо.
- Плевать, - сказал забрак. - Иду.
Он встал, забросил через плечо рюкзак с амуницией и, расплатившись с "Холли Берри", двинулся к выходу. На лестнице у него вдруг возникло странное ощущение, что снаружи его кто-то ждёт. Он даже замедлил шаг и положил руку на бластер прежде чем открыть дверь. Но нет, улица была пуста. Оглядевшись, забрак сердито пожал плечами.

Портье действительно оказался другой. И это ещё мягко сказано! Даже невозмутимый Терек Сатт был удивлён, увидев за ресепшн крепкого бородатого быкокозла с ослиными ушами! Положив узловатые пальцы на клавиатуру, он с благодушным видом чего-то печатал. Глаза на вошедшего поднял не сразу. Подойдя к стойке, забрак несколько секунд пытался понять, что перед ним такое, и лишь затем вспомнил, что так выглядит раса Bothan'ов. До сих пор её представители вживую ему не попадались!
- Добрый день, - приятным баритоном произнёс БыкоКозёл, отрываясь, наконец, от персоналки. - Чем могу служить?
- Я в гости к мистеру Джерри Блайду, - сказал Терек Сатт. - Он должен был сегодня сюда заселиться.
БыкоКозёл кивнул.
- Вы - мистер Истан?
- Да.
- Минуточку... - козлопортье снял трубку и набрал внутренний номер. Пока в телефоне раздавались гудки, Терек Сатт разглядывал костюм Bothan'а - серый камзол с завитушками. Решительно, в этой гостинице делали ставку на необычное! То фиолетовый дуросец, то козлиный (или ослиный?) бык...
- Мистер Блайд? К вам пришли. Да, мистер Истан. Забрак. Хорошо.
Портье положил трубку и показал в глубину холла:
- Лифт там, мистер Истан. Четвёртый этаж, тридцатый номер.
Терек Сатт потёр подбородок. Ему вдруг явилась мысль - может, спросить этого персонажа, на вид куда менее холодного и принципиального, чем коллега-дуросец, не вернулся ли Гелиос? А вдруг?... Они ведь так и не смогли его труп опознать на все сто. Отчасти на этот случай забрак и решил снова назваться Истаном. В гостинице наверняка помнили, что мистер Истан приходил к мистеру Гелиосу и имел с ним какие-то дела. Что ж удивительного, что один знакомый спрашивает про другого?
Правда, это порушило бы основную "легенду", ради которой был сохранён "мистер Истан" - что они с Джерри - друзья Гелиоса; тот, мол, дал им ключ от номера и попросил забрать кое-какие вещи, т.к. сам вернуться за ними не может. Эти выдумки планировались на случай, если бы их вдруг застукали в номере Гелиоса. Может, удалось бы отговориться по-хорошему. Вопрос "здесь ли мистер Гелиос", заданный сейчас портье, конечно, лишил бы их такого шанса.
Все эти сложности придумал, разумеется, Джерри. Он настоял, что сначала сам заселится в гостиницу, по возможности рядом с номером Гелиоса, затем (час или два спустя) Терек Сатт придёт к нему в гости, и уже потом они из джерриного номера по-быстрому сделают вылазку. Так будет всего безопаснее. Если же просто заявить портье, что идёшь в чужой номер, пусть и имея от него ключ, это наверняка вызовет подозрения, а то и скандал!
- Мне ещё жить на этой планете, мистер Сатт, - говорил Джерри. - Не знаю, как вы, а я не хочу попасть к позорному столбу (распространённое на Татуине наказание воров). Лучше уж сразу на виселицу! И не забывайте, что у нас нет корабля.
Корабля действительно не было. "Вулкан" Терека Сатта обнаружился в аэропорту, на том же месте, где его оставили (слава Богу!), но дыра в стекле никуда не делась, и лететь он не мог. Заглянув внутрь, наёмник крепко обматерился: в кабину набилось полно песка. Хватило же ума оставить дыру открытой! Но ругань помочь ничему не могла. Решив, что хоть какой-то летательный аппарат им нужен (вдруг придётся делать ноги!), они пошли к старому знакомому Тиму Хойту и арендовали сверхзвуковой самолёт. Топлива в нём хватало до Мос-Айсли. Поскольку у Джерри денег почти не осталось, большую часть расходов понёс Терек Сатт. Сие обстоятельство заметно урезало его долю - собственно, её пришлось отдать всю целиком в залог за самолёт. Забрак исполнился ещё большей неприязнью к Фоату, который, довезя их-таки до Мос-Гамоса, тут и бросил... Между тем от гостиницы до аэропорта тоже был путь не близкий. Это вынудило брать напрокат ещё и спидер (он сейчас стоял в готовности на парковке возле "Башни").

Вуки начали спорить, кому лететь, а кому остаться. Было ясно, что при таком раскладе - когда цеппелин наверняка погибнет - смысла брать полный экипаж просто нет. Троих-четверых хватит за глаза. Тем не менее, лететь (вроде бы) рвались все. Лётное поле огласилось сердитым мычанием, юнцы скалили зубы, били себя в грудь и отталкивали друг дружку. Однако же Трейн, по каким-то неуловимым для Меркаты признакам выявил тех, кто буйствует не очень-то искренне. Он отобрал Ковалда, Норвара и Глойна. Но Стрерри закатил жуткий скандал. Ему, видимо, не слишком хотелось лететь, но он был очень привязан к Глойну. После длившихся несколько минут препирательств "капитану" пришлось уступить, и Норвар был списан обратно на берег. Ему, в отличие от Стрерри, лететь хотелось, он рычал, плевался и скалил зубы, но какая-то внутренняя дисциплина взяла в нём верх. Локки, обняв парня за плечи, что-то утешающе мычал ему в ухо.
Конец спорам положил внезапно донёсшийся издали звук:
- ОУММММММ...
Все замерли, прислушиваясь. Головы, как по команде, повернулись на север.
- БУУУУУУУ....
- Что. Это? - спросил Стрерри.
Мерката пожал плечами:
- Может быть, ваши пушки стреляют.
- Точ-но! На-ча-лось! - вскрикнул Трейн, от волнения разделяя слоги. - За де-ло! Муыуиии!!
Последнее относилось к Локки с Халком и к тем, кто оставался на земле; Мерката перевёл это как "настраивайте терраторнов!" Птицам, буксирующим шары, предстояло лететь без пилотов, и им нужно было "объяснить" задачу.
Все засуетились. Норвар, Хьярр и сам "капитан" полезли в носовую часть гондолы выводить сидевших там терраторнов и впрягать их в аэростаты. "Байкеры" дёрнулись было к своим орнитоптерам, но потом решили помочь воздухоплавателям - видать, у них было больше опыта. Стрерри и Глойн опять скрылись под палубой. Наверное, они отвечали за работу механизмов. Что ж, подумал Мерката, пора и мне заняться собой. Он поднялся на палубу и начал раскладывать и собирать джетпак. Быстро, но без лишней торопливости. Летающий костюм был точным прибором, одна ошибка в сборке могла стоить пилоту жизни. Впрочем, лейтенант проделывал эту операцию уже в сотый+ раз. Его руки работали почти на автомате, споро и умело.
На лётном поле, между тем, тоже всё пришло в движение. Поднимая время от времени глаза, Мерката видел, как вуки запрягают своих огромных птиц в Колесницы и орнитоптеры. Некоторые уже начали подниматься в воздух. Какой-то взрослый обезьян подбежал к дирижаблю и принялся грозно выть, тряся кулаком. Лейтенант понял, что он требует ускорить взлёт. Меркате пришло в голову, что никакого военного совета среди всех пилотов не состоялось, и действовать "воздушные силы" вуки собираются как бог на душу положит, без плана и координации. Здорово, что сказать..
На палубе, в двух шагах от чисса, открылся люк и появилась голова Глойна.
- Ты. Скоро? - спросил он Меркату.
- Как только, так сразу! - буркнул лейтенант. На сборку и нивелировку джетпака требовалось минут 20. Юный вуки смотрел непонимающе.
- Стрерри. Глупец, - сказал он вдруг. - Зачем. Полетел!
Мерката снова пожал плечами. И посмотрел вперёд.
- Ке! Кееее! - противно вскрикивали тераторны. Их обоих уже вывели из гондолы (её носовая часть распахивалась, как ворота) и вели к аэростатам. Одного сопровождали "байкеры", другого - вся компания с дирижабля. Трейн, обняв птицу за шею, что-то негромко мычал ей в ухо. Лейтенанту показалось, что в глазах юного вуки стоят слёзы. Может, так и было. Ведь по плану эти птицы должны были умереть. Лейтенант знал, как вуки привязаны к своим помощникам-животным, и ему было даже странно, что они так легко согласились с планом Ковалда. Видимо, этот бой значил для всего их народа очень много... Не желая углубляться в сантименты, Мерката отвёл глаза и вынул из ранца сложенную пополам базуку. Со щелчком распрямил её. Интересно, что всё-таки за мишени у него сегодня будут? Имперские истребители? TIE? Может, и танки, если сражение переместится на землю?
- УМММММ... УММММ... - продолжало доноситься из-за горизонта.
- Мы. Взлетать! - сердито объявил Трейн пять минут спустя, заскакивая на палубу. - Ты. Готов?
Мерката зафиксировал последнее крепление.
- Готов! - сказал он. - Остаётся только надеть.

Улыбаюсь. Приближаюсь и, стараясь не двигать Роуз, целую её в губы. Не в засос - так, чисто символично чмокаю - не то место и время. Поднимаюсь: зла как не бывало. Только грусть, когда вижу укус на руке Освальда. Он? Он.

Смотрю на Орвилла. Вины во взгляде нет, как и угрозы. Пожимаю плечами:
- Резкий ты. Сказал бы, объяснил. Извини, что ударил.

И на Сергия переключаюсь:
- Падре, уже не к спеху, но... Обвенчаете нас?

Плотный клубок событий всё продолжал разматываться, вовлекая всех и каждого. Ни один не ушел незамеченным-непокалеченным от щедрых крепких до боли объятий судьбы. Одна лишь пустыня отвечала ровным едва слышным дыханием и равнодушной тишиной, отчего радости у повстанцев не прибавлялось.

Деловито приступил к своим обязанностям отец Сергий. Казалось, спокойствие придавало ему сил и выкраивало время, необходимое теперь, как никогда. Слишком многим он понадобился – даже тем, кто и не думал просить о помощи, но с удовольствием облегчил бы сейчас душу.
Больно было Роуз, когда мягкие чуткие пальцы, за минуту до этого решительно порвавшие на лоскуты одежду покойного Моуза, бинтовали грудную клетку. Пару раз она заваливалась и застывала в беспамятстве, тогда сильная рука поддерживала ее под спину, не давая приложиться плашмя о землю, и наконец дело завершилось аккуратной тугой повязкой, которую Роуз, что стала чуть бледнее обычного, ощущала каждой клеточкой своего тела. Хотелось сорвать причиняющий боль хитин, но лекарь сказал, что так нужно и Роуз терпит. Засыхает темной корочкой кровь на губах и снова не появляется. Но что там внутри и почему боль не утихает – никто так и не объяснил.



Сергий оставляет притихшую пациентку на волю судьбы. Хочется верить, что не на произвол…
Теперь из лекаря он превращается в судью и следователя. Что дается ему труднее – по сосредоточенному лицу священника нельзя понять, да и некогда ему размышлять да ненужной рефлексией заниматься. Миссия у него такая на земле: несчастных выслушать и приласкать, больным страдания облегчить, воюющих примирить и на путь истинный наставить, виновного изобличить и суду Божьему передать. Не до эмоций батюшке.



Глаза - зеркало души и жуткое это зрелище наблюдать, как медленно стекленеет взгляд умирающего в муках человека. Казалось, Освальд силился закричать, пораженный болью, и не мог, лишь корчился и крючился в агонии, упираясь ступнями в серую твердь. Образ Шино, возникший в поле зрения, его словно успокоил. Умирать в одиночестве страшно, больнее в стократ. Одними глазами дав понять, что узнал здоровяка, Крингл тотчас перестал корчиться и обмяк, испустил дух, даже вздох пивовару почудился облегченный.


Наступившая сытость не отменила того факта, что эрикова рука опухала прямо на глазах и прямо пропорционально этому отдавала тупой болью аж в плечо. Уже совсем скоро мысли будут лишь о ней, поэтому надо успеть, под строгим, но одобряющим взглядом Варенца, да и отца Сергия заодно связать себя узами брака (Правильно! Что еще делать, когда переломаны кости, а суженая умирает!).
Кажется, Роуз была не готова к такому повороту событий. Она в целом-то и не услышала Эрика. Грудь ее едва заметно поднималась, скованная повязкой, глаза на побледневшем лице, были закрыты, лишь легкий хрип, похожий на храп, покидал уста – девушка спала или находилась без сознания.

Ластиться к ногам Иды Варенец. Мягкое прикосновение шерстки к голым ногам успокаивает, но и оно ненадолго с ней – срывается рыжий предатель за своим новым дружком, к Роуз семенит, обнюхивает, да и забирается той на грудь, топчется лапами бесцеремонно и усаживается
с крайне авторитетным видом. Роуз стонет громче и морщится. Беспредел!



Тяжелыми валунами пригвоздили Орта к месту подозрительные взгляды. Ох, как неприятно прослыть предателем! Наверняка, также туго пришлось и Кринглу. Да вдобавок три стрелы усилили впечатление. А если на миг вообразить, просто допустить мысль, что тот виноват лишь излишней молчаливостью своей да недюжинной силой рук... Нет, эта мысль слишком болезненно отзывалась где-то в районе сердца.
Март, тот самый неразговорчивый Март, который, оказывается, со слов Шино, знал чуть больше о жителях Пустыни, нежели остальные следопыты, как-то сказал, что именно там, где сердце, живет у человека совесть. По анатомии у него точно была бы двойка. Однако Март родился в Империи и анатомии у него отродясь не было.

Армия призраков явилась из небытия. Они рубили и кромсали тело чародея, но Аллен остался лежать бездыханным на каменном полу, едва уцелев среди скользких ни холодных ни горячих змеиных колец. Расслабленный и безмятежный он казалось спит.

Раскрытая пасть змея с метровыми зубами устремилась прокусить Кадафа, но следопыт вонзил саблю в небо, окончательно оборвав стенания и рев бесновавшегося монстра.

Вместе с жизнью чародея с шумом вылетал ветер. В нем звучали голоса и крики поглощенных душ. Кадаф видел тысячи лиц, среди которых узнал два столь похожих. Они стояли вместе с женщиной, которую легко узнать. Барды много пели о красоте и мудрости Валерии.

***
У каждой истории есть конец. Печальный или радостный. Форт после смерти колдуна пал. Многие герои погибли в пути. Гутор. Аллен. И менее светлый из них Азим.

- Кем же ты станешь, Кадаф? - спросила Бриггита, заключив в мягкие ладони лицо мужчины, когда они вновь встретились. Победа осталась за Нкосаной и следопытом, но оба они страдали от ран. И если ушибы кушита заживут, то бледность Кадафа никуда не исчезла. Теперь как будто нет нужды в черной сабле и мече атлантов.

- А чем ты займешься, великий воин? - сложный вопрос не избежал кушита. Гладиатор это бог войны. Гладиатор это бог арены. Но чем занимается гладиатор, когда цель исполнена, а свобода не скована мастерами лудоса?

Перед героями лежало богатство юга и севера. Многое в мире оставалось не свершенным. Нескоро земли оправятся от потерь и пережитого. А сколько людей привыкли наживаться во время союза с чародеем? Им будет нелегко при новых порядках, а может быть они станут новым порядком, привыкшие к жизни стервятников, а теперь не опасающиеся править, как пришлось по вкусу с кровью на губах.

Удар всего лишь отсек руку, которой колдун небрежно заслонился. Не убил. Даже не ранил толком. Казалось, колдун даже не замечает обрубка. Ведь следующий удар наследника Конана встретила прочная змеиная чешуя, по которой идеальный меч бессильно скользнул. А колдун все рос, словно подпитываясь от злобы и ненависти своего врага.
Аллен прыгнул в сторону, чтобы ударить сбоку, но сверху на воина упали тугие кольца змеиного тела, сдавив человеческое тело. Аллен едва успел поднять меч выше.
И теперь сын Конана отчаянно боролся с колдовской тварью, пытаясь высвободиться прежде, чем лопнут кости. Со всех сил перевернув в руке меч вниз, Аллен вогнал лезвие в тело врага, чтобы тот ослабил хватку.

Нкосана следовал простому плану, избранному им в самом начале. Отвлекать врага от союзников, атакующих с другой стороны. Первый нож оказался бессильным против твари, и разницу в способностях чародея и простых смертных лишь подтвердил осевший после вонзившегося в грудь второго ножа Азим. Но одно дело нож, и совсем другое обрушенный со всей чудовищной силой Нкосаны двуручный меч. К тому же, без доспехов (хотя какая польза от доспехов против такого чудовища), меч был единственной защитой, способной принять на себя ломающий ребра удар хвоста…

- Нкосана-Ипа!*

Меч поднимается высоко над головой, и мышцы дрожат от напряжения в ожидании момента, когда летящий к нему хвост чешуйчатой твари окажется достаточно близко.

- Укуфа!**

И меч опускается, и за ним вся мощь кушита-гладиатора. Хватит ли?

Матерясь, рыча сквозь зубы, скрипя ими же и попавшим в рот песком Маркус преодолевает препятствие. Песок назойлив, плывет из под ног, лезет под одежду, норовит прыгнуть в лицо. Злит.
Порядочно взбешенный, мужчина все же преодолевает преграду. Отряхивает налипшие песчинки с рук, пытается стряхнуть его и с робы, выскрести из под одежды. Терпит почти полную неудачу, и тут видит воронку. Присвистывает.
- Слыш, Лу, да мы не первые! - Провозглашает радостно очевидную, как ему самому кажется, вещь. Словно не был готов взорваться, что та бомба, и разнести все к чертовой матери секунду назад - Вон как знатно ебануло.
Но тут же теряет к воронке всякий интерес, всматриваясь в заросли.
- Есть план. Нужно найти палки покрепче. Камни, ножи, топоры - это все хуйня, если не уметь пользоваться. Вот ты, ты когда-нибудь резала живого человека, а? - Ударяется вдруг в какую-то мутную историю - Это только кажется простой херней. Там же кровища брызжет, кожу и мышцы еще уметь порезать надо... А вот дубина, дубина - это надежно. Не бить с плеча, как дикарь немытый, нет. Быстрыми, хлесткими ударами держать уебка на расстоянии, если уебок вооружен - бить по руке с оружием. Ну ты понимаешь, а? - Спохватывается вдруг, оборачивается на спутницу. Смотрит взглядом немигающим, жутким - Найти крепкие палки, смекаешь? У нас всего сутки и на воду, шалаш и прочую выживальщицкую хуйню времени нет.

Нкосана чувствовал себя запутавшимся. Будто в мелкой речке, заросшей водорослями и тиной, сковывавшими движения и не оставлявшими выбора кроме как плыть по течению. Только течением этим была его судьба, а водорослями – дикие обстоятельства, ее диктующие. Хотя давно уже он был сам себе хозяином, таковым он себя не ощущал, и чувствовал, что его жизнь зависит всецело от прихоти жестоких и бездушных богов, игравших в какую-то свою странную игру.

Однако, к сожалению, выразить это свое ощущение он не мог, и даже полноценно сформулировать на родном языке, не говоря уж о наречии северян, ему это не удавалось. Вот его соратники спасают девушку, а он – спасает соратников. Вот – перед ними крепость. Вот – они карабкаются по стене. И вот им бросает веревку Азим. Который пытался Нкосану убить.

Веревку Нкосана обернул вокруг плеча, но на нее полагаться не стал. Потому что не верил Азиму. Если бы тот попытался их кинуть, Нкосана бы удержал Аллена и Кадафа, или упал вместе с ними. Но, похоже, в планы Азима это не входило. Тот утверждал, что не пытался убить кушита, и несколько месяцев назад чернокожий гладиатор бы убил за столь очевидную ложь. Офирца спасло лишь то, что Нкосана узнал, что не всегда стоит доверять тому, что видишь глазами.

Поэтому он ограничился простой фразой:

- Если Азим предать, Нкосана отрывать Азим руки.

Предупредив о последствиях измены, он перешел к делу.

- Азим знать как снять щит колдун? Без него хватать один удар. С ним любой удар не доставать.

Военный стоял и молча смотрел, чуть прищурив глаза, на надвигающуюся бурю. Страшно. Почти так же страшно, когда первый раз оказываешься под артобстрелом. Но Освальд выживал тогда, выживет и сейчас. Когда первые крупицы пепла, подгоняемые ветром, начали прилипать к лицу, Крингл повернулся к буре спиной и локтем прикрыл рот и нос, не переставая наблюдать за окружающей обстановкой. Ветер, каким бы сильным не был, не сломит стража, чего нельзя сказать об остальных. Поэтому Освальд следил за теми кто не укрылся, что бы удержать их на поверхности, если буря вдруг решит их поглотить.

Никогда в жизни у Иды еще не было таких гнетущих расставаний. Она даже с мужиками своими ухитрялась разбегаться по-хорошему, лишь пожимала плечами в очередной раз: нет, ну правда, она не фотомодель и не порнозвезда, надоела, что ж тут поделать, здорово же вместе было, вот и славно. Смех один, они потом частенько прибегали к ней: поплакаться в жилетку на женское коварство, непостоянство и занудство вперемешку с меркантильностью. Подруги не говорили гадости за спиной, а если и говорили, то она их не слышала, на работе не подсиживали, да, честно говоря, Ида просто никогда не вникала во все эти закулисные интриги, скучно ей было, друзья не бросали. Только сейчас она поняла, какая же славная, в сущности, у неё вышла жизнь. Повезло. И что детей нет, зря расстраивалась, вдвойне повезло. Тут родители, наверно, с ума сходят, а был бы ребенок? Она шла, мысли о прежней жизни путались с мыслями о настоящем. Крики, ссоры, угрозы и эти прощания вымотали донельзя. Душу словно камнем придавило. Тяжелым таким, пудовым. Она и не знала толком никого, но это помогало слабо, было чувство, словно что-то непоправимое легло между людьми, что уже не забудешь и не вернешь назад, хреново, в общем, было.

И тут вот он - нарисовался, не сотрешь, кошачья морда. Идёт себе человек, страдает в свое удовольствие, никого не трогает, нет надо мявкать на всю пустыню. Ида сначала решила, опять глюки начались, кто его знает, может тут концерты каждые полчаса случаются с перерывом на рекламу в виде смерча. Но нет, подбежал собственной измазанной в пепле персоной, смотрит, блин, как директор на просьбу зарплату повысить. Они как-то с девками петицию написали и пошли. Так генеральный вот также на них смотрел, словно личную обиду нанесли и последние трусы снять пытаются.

- Что ж ты творишь, идиота кусок? - подхватила на руки (еще и сопротивляется, морду воротит, граф обижулькин, блин), принялась вытирать от пепла густую шерсть, слова Лита ее здорово напугали: еще вылизываться начнет, а там все в желудке зацементируется. Кривится, но вырываться не вырывается, милостиво позволяет себя чистить и гладить. Ну натурально граф, какой он Варенец-Арчибальд-Кузя-Пушок, Графом надо было назвать.

- Пропадешь ведь. Ну что ты за дурень, а? Сидел бы в яме: тепло, светло и мухи не кусают. А если бы заблудился? Ну чего морду кривишь? Животина ты безмозглая, - прижала к себе теплое пушистое тельце и почувствовала, что сейчас разревется. Дура старая, сентиментальная, нашла время. А камень с души покатился куда-то... В район печени наверно.

А в яме человек оказался, да еще и какой-то знакомый подпольщиков. Нет, этот мир, в отличие от того, реально тесен. Во нервы у мужика, канаты! И что-то совсем не впопад (такое с ней частенько случалось) Васисуалий Лоханкин вспомнился со своим знаменитым изречением. Действительно, может так и надо, может в этом и есть великая сермяжная правда. Она же какая-то там еще. Надеть мешок на голову и дрыхнуть. Ну а что, эротический сон приснится, помрет счастливым. А тут сиди, дрожи.

- Может не стоит его будить? - спросила Ида и пошла обустраиваться. В сутолоке батюшка ей так и не успел ответить, теперь время было. Немного его правда, но все их. Сережа, значит. Тоже русский. Земляк.

- Это хорошо, значит я вас не слишком шокирую, Сергий, - улыбнулась Ида, нырнула под рясу и принялась быстро раздеваться. Не совсем, конечно, как можно, трусы оставила. А лифчик у нее под футболкой не было, в цехе в нем страсть, как не удобно. Прижалась к священнику, не подумайте чего плохого, чтобы удобнее ему было обвязывать, натянула одну штанину от велосипедки себе на голову. Не только рот и нос закрыть, но и глаза, чтоб уж наверняка. А на Сережу футболку натянула, по блату. С более чистого места все-таки.

- Это чтобы пыль не залетела. И не вздумайте капризничать, - сказала строго. Вытащила из халата-рюкзака огромную флягу, глотнула еще, в крышку налила: Варенцу лизнуть, протянула Сереже.

- Выпейте, пока буря еще не сильная, а потом лучше рот не открывать. - Она хотела добавить, что с молитвами у нее никак, да и не верит она, уже вот совсем собиралась сказать, но осеклась. Ему же тоже страшно, наверно. Человек забывает о своих бедах, когда помогает другим. Что он от нее убудет что ли? - Давайте помолимся, только не вслух, пыли много уже. Вы про себя повторяйте и я буду. - и честно принялась повторять единственную молитву, которую хоть как-то знала, не до конца правда, попутно запихивая Варенца в освободившееся в рюкзаке место. Он протестовал жутко, чуть не царапаться полез. Заводской кот, переносок в глаза не видел. Но принюхался, успокоился. Халат молоком вонял, это только в малых количествах молочко вкусно пахнет, а в промышленном масштабе вонь та еще. Вся одежда пропитывается этим запахом: кисло-сладким, никакие отдушки с порошками не выведут до конца.

И то ли от Варенца, то ли, чем черт не шутит от молитвы (черт, нельзя же чертыхаться в таких вещах, совсем она...) бояться она почти и не боялась, успокоилась. Сидели они втроем под рясой, как в домике, смерча не видно, а раз не видно - то и не страшно. Иде лет шесть было, а сестре малой годик с небольшим, она так в прятки играла: накроется пледом и считает, что спряталась, раз не видит никого, то и ее не найдут. Вспомнилось, опять не впопад.

"- Я в домике", - прошептала Ида, заваливаясь на левый бок.

- Просто имя ничего не сделает. За именем должно быть дело, побольше тех, что есть сейчас. Тогда кто-то поймет, кто-то испугается. Отсеки змее голову и она издохнет.
Аллен продолжал точить идеально острый меч, не особо успешно скрывая собственную нервозность. Прекрасно понимая, что время требует срочных действий он все равно сам не верил в то, что одно только слово способно одолеть колдовство вперед рук. Аллен привык слишком полагаться на собственое оружие и делать все самостоятельно, а сейчас сворачивать уже было поздно. Оставалось только испить из чаши рока до дна и вырвать нужный исход. Убить колдуна. Отомстить за отца. Освободить весь мир.
Амбициозная задача.

***

- Кадаф, по поводу меча. То, что ты тогда сказал... Магия не обязательна, чтобы победить колдуна. Мы можем это сделать честными мечами и собственными руками. А мертвецы пусть ждут своего часа и не зовут тебя в свои ряды.
Уловив момент, Аллен оказавшись один рядом с Кадафом протянул тому флягу с водой.
- Разве есть толк к ним торопиться? Я не знаю, что нас там ждет, но не прибегай к колдовству, если иного выбора не останется. Это рана на душе, которая не исчезнет. Даже я до сих пор чувствую холод в груди от того удара.
Молодой воин потер грудь, пусть там никогда не будет шрама, но удар меча мертвеца киммериец запомнил на всю жизнь.

А дальше был подъем. Аллен хорошо лазал по скалам, но эта "стена" и ему давалась с трудом. Пальцы скользили по камням, с трудом находили щели, за которые приходилось цепляться. Кахалось бы крепкие камни срывались из по ног вниз, заставляя прижиматься к отвесной стене, словно скала могла удержать потерявшего опору человека. Глупость, ведь она сама словно была против того, чтобы по ней поднялись.
Но Аллен с мечом за спиной упрямо полз вверх, преодолевая сопротивление земли и камня.

ссылка

- Хорошо, Нкосана. Я не поеду с тобой, - Бриггита постаралась сохранить серьезное выражение лица, но насмешливая улыбка прорывалась сквозь неподвижную маску идеального лица. Возможно, на реакцию женщины действовало, как Кадаф и Аллен оспаривали право помочь бывшей пленнице.

Образовавшуюся паузу нарушило бряцанье ожерелья, которое поймала девушка, вернув украшение, золотым полудиском закрывшее верх груди. И Кадаф, который торопливыми движениями и хорошо скрываемым напряжением, разряжал тишину. Дева перевела взгляд на сына Конана, явно впечатлившись подобной встречей.

- Мир полагает, что ветвь Конана давно прервалась, а эпоха героев закончилась. Для меня честь быть знакомой с тобой, Аллен, сын Конана. Это судьбоносная встреча. Однако, я поеду с Кадафом.

Бриггита подошла к всаднику на прекрасном изабелловом скакуне и подала руку, чтобы мужчина помог ей взобраться на коня. Кадаф ощутил, что пленница не замерзла, а ее рука тепла, словно нет вокруг осенней промозглой мороси. В жилах женщины текла горячая северная кровь.

***
Возвращаться за Азимом в Амилию не имело никакого смысла, чтобы заново пересечь Аквилонию от Боссонских топей рядом с Пустошами Пиктов до округа Тарантия. Время поджимало. Близилась зима.

В странствии против чародея сеттита путники направились обходным путем в Киммерию. Они вначале думали пройти горы, но в нынешних условиях тропа сквозь неприветливые скалистые земли варваров показалась самоубийственной.

Первым крупным поселением для Нкосаны, Аллена, Кадафа и Бриггиты стал город Беррик, расположившийся в окрестностях форта Велитриум. Здесь мужчины собирались расстаться с бывшей пленницей. Однако, вести и недавние события вынудили их отказаться от подобной затеи. За время поисков артефактов, способных сразить колдуна, Немедия и Аквилония развязали войну с Офиром. Выходило, что коварные планы чародея сбывались.

Беррик оказался захвачен темными рыцарями. Войска быстро продвигались по территории Аквилонии, поскольку аквилонцы, увязшие на юге с Немедией, как выяснилось, совершенно не готовы к войне. Немедия воевала на два фронта, жестоко тесня Офир, чьи легионы легко переманивала на свою сторону, что оставило север Аквилонии абсолютно незащищенным перед внезапным Киммерийским налетом. Войска сэттитского жреца уже осаждали Велитриум, встав вокруг крупного форта лагерем.

Беррик преподал худший урок. Кадафу, Аллену и Нкосане пришлось наблюдать, как представители местной знати, практически единодушно покинули город, отправившись на поклон к правителю Киммерии, в котором видели защитника своего положения и семей. Они направлялись в форт Ньяро, где обосновалась ставка Короля Колдуна, отныне не скрывающего приверженность к Сэту. Идолы Змея воздвигались повсеместно. В городе висели таблички с именами «проклятых». За головы людей, неугодных завоевателю, предлагалась щедрая награда. За укрывательство «отверженных» обещалась смертная казнь.

- Они приносят непокорных воевод и старост в жертву Сэту, - шепнул горожанин Аллену, когда путники разглядывали деревянную табличку с выжженными на ней именами городских и военных чинов. - Надо бежать... надо бежать... - испуганно шептал он, неизвестно кому из присутствующих (а скорее себе) подав хороший совет.

Черные всадники, чьи маски напоминали лица демонов, открывали лагеря для вербовки на главных трактах у городов, охотно принимая в свои ряды простых солдат. Они предлагали отличное вооружение, кормежку и хорошее жалованье, что способствовало дезертирству знакомой с гражданской войной Аквилонии.

- Слушайте! - кричал обезумевший оборванец на городской площади. - Все, кто будет воевать за Короля Чародея Киммерии, получат по наделу земли! Ты, вот ты! Ты беден? Иди на север! Бери жену и детей! Примкни к Сэту. В новом мире каждый будет господином!

Крики человека закончились побоями собравшейся толпы, но кого-то заинтересовали его ядовитые речи, что посеяли зерно сомнения в душах людей. Напрасно власти пытались бороться с глашатаями колдуна. Он выполнял военные обещания, что лишь укрепляло его позиции. Таблички с именами пополнялись. Люди умирали на алтарях темного бога, заливая их собственной кровью.

Однако, колдун не был героем. Это было заметно, когда дома богачей сравняли с землей, оставляя пепелища на местах бывших усадеб. Его не интересовало богатство. Оно лишь служило методом достижения отвратительной по сути цели. Власть ради факта власти. Колдун не знал, что делать с обретенным могуществом. Ходили слухи от бежавших с севера беженцев, что Киммерию обложили неподъемными налогами, что сыновей отбирают у матерей, воспитывая их как свирепых воинов, что у фермеров отбирают весь урожай, чтоб прокормить постоянно разрастающуюся армию, а кузнецов едва ли не загоняют в кандалы, вынуждая денно и нощно создавать для армии броню и клинки. Позади себя темная армия оставляла лишь опустошение и смерть.

На второй день пребывания в Беррике, дошли слухи, что под Велитриумом состоялась крупная битва. Потери форта были поистине ужасающими. Шесть тысяч солдат аквилонцев пали против семидесяти воинов короля чародея. Поговаривали, что демоны носились над полем боя. Возможно, это было правдой, ведь массовые казни на алтарях Сэта на рассвете как будто подтверждали глупый людской слух. Или маски всадников выполняли свою устрашающую роль над слабыми умами.

Велитриум был брошен защитниками, отступившими вглубь страны.

Герои задержались на третий день, на четвертый покинув Беррик. В спину их догоняли последние вести, что Офир принял в свои ряды шесть тысяч аквилонских перебежчиков, купленных на серебро из оскудевших шахт.

Троица, ставшая четверкой, собирались остановиться в стороне от форта Ньяро, но задержались у рыбацкого поселения на озере Юсдаль. Поправив запасы и заметив, что половина хлипких домиков на сваях недавно заброшена, они расспросили старых бабок, оставленных родственниками умирать под гнетом нового захватчика.

- Но это не всё. Черная армия киммерийцев движется в обход гор. Они уже взяли Ньяро. Ох, что с нами бу-у-удет, - причитала шамкающая беззубым ртом старуха. Она не знала, что Велитриум недавно пал.

- Ничего, старая. Кому ты нужна, - вторая стукнула палкой глупую бабку по голове и сердито направилась в поросший мхом и покрасневшими к холодам вьюнами покосившийся дом.

С момента как Аллен забрал меч отца Саша упокоился, не являясь во снах к молодому воину. Старый друг выполнил предназначение даже в смерти.

***
На подступах к форту среди троп, змейкой ползущих между зелеными холмами, частично поросшими хвойными соснами и елями, засевшая за камнями группа заметили конные патрули всадников человек по двенадцать, объезжающие окрестности вокруг укрепления. Живописный замок на скале, явно претерпевший осаду, частично разрушен с северо-восточной части, откуда явились киммерийские войска. В судьбоносный день героев встречали серые хмурые небеса. Легко подобраться к крепости даже с войском не представлялось возможным, но было несколько способов. Западную часть стен практически не патрулировали, не уделяя ей должного внимания. Отвесная скала, которая поросла только на верхушке деревьями, служила идеальной естественной преградой. Несколько веревок тянулось с одного края ущелья на другой, по которой изредка что-то передавали в тубусе. Явно, донесения или иного сорта послания. Другой способ заключался в стоке, который пропускал подземную реку, что позволяло замку крепко стоять на каменном основании, постоянно не обрушиваясь вниз, как это иногда происходило с одним фамильным гнездом герцога в Ивелине. Упрямец в третий раз перестраивал дворец.

Аллен, уклонявшийся от великого наследия и власти, явился к чародею без армии. Это усложняло задачу, но оставался скрытый способ проникнуть в форт, чтобы одолеть хитрого сэттита. В момент, когда Бриггита хотела заговорить, они заметили стройного прекрасного юношу с кудрявыми обворожительными локонами, богато одетого в золотистые и серебряные атласы. Неужели Нкосана прав? Что если это Азим, спокойно прогуливающийся в логове узурпатора?

- Я бы могла отвлечь солдат в лагере, сторожащих гнездо для посылок, - предложила Бриггита, которая довольно равнодушно восприняла далекую фигуру офирского красавца.

Она никогда не смотрела так раньше, верно? На этот раз в её взгляде не читалось сыновьего имени, а в глазах Лён`Ротта в свою очередь застыла ответная мольба. Можно ли считать, что в тот момент оба они проиграли, сдавшись эмоциям и забыв о долге, о том, как правильно и нужно, о пустых привычно почтительных, непрямых взглядах?

Лён`Ротт думает об этом всё время, пока касается ладонью холодной стены, а потом выпускает слово «дом» из головы, на волю. Прощание занимает ровно секунду, и эльмари запрещает себе задумываться о том, насколько это незначительно по сравнению со всем временем, проведённым внутри стен, на «родине». Это человеческое (человеческое ведь?) слово тоже лучше поскорее выпустить наружу.

Кажется, обстоятельства до сих пор не достигли его сознания в полной мере. Речь идёт о «предателе», но Лён`Ротт не понимает — что такое «предатель»? Почему «предатель» не поступил так же, как все остальные, — не выполнил свою часть плана, а пошёл другим путём? Он вспоминает, как бросил последний взгляд через плечо в сторону того, что осталось от Тепличного городка. То, что осталось от Тепличного городка — даёт ли ему основание ненавидеть «предателя»? Ненавидеть...

Под маской Лён`Ротт качает головой и легко улыбается.
Слишком много неясных слов.

Снаружи, в свою очередь, — слишком много людей; неясных, и ясных тоже. Кого-то он узнаёт в лицо, других вспоминает по звучащим тут и там именам. Взглядом он выхватывает из толпы незнакомую улыбку — та представляется Идой Русской, и Лён`Ротт поднимает ладонь, чтобы махнуть ей пару раз: так обычно здоровалась с ним большая часть знакомых людей. Стоит надеяться, что он не ошибся и не перепутал всё, как обычно... Человеческий язык остаётся на удивление сложным, и регулярное общение с его носителями ничуть не упрощает ситуацию.
Под ногами Иды Русской крутится существо. Лён`Ротт вскидывает брови, и на некоторое время даже позволяет себе перестать вслушиваться в многоголосие вокруг. Он не расслышал имени и очень удивлён, что спутник Иды Русской не пожелал представляться сам. Возможно, тоже обижен на «предателя», как и большинство здесь.

Не решившись подойти к существу ближе, Лён`Ротт поудобнее перехватывает ладонью посох и поправлят маску быстрым движением руки. Ва`Лерию (эльмари помнит его; кто-то рассказывал; Анка?..), кажется, стоит верить, но нож в человеческих руках заставляет нахмуриться. Слова об оружии только отягощают первое впечатление. Вероятно, ему лучше привыкнуть как можно скорее. Изгнание подразумевает борьбу за жизнь, но Лён`Ротт не уверен, что за пределами стен (не «дома» — только стен) вообще существует нечто по-настоящему живое.

Подошвы сапог вгрызаются в пепельную дорогу, когда Лён`Ротт отходит в сторону и ловит взгляд Синего Человека, чтобы коротко кивнуть. Синий Человек звучит уверенно и спокойно.
Возможно, этого Лён`Ротту сейчас и недостаёт.

День первый

Угрюмая серая твердь взирала на изгоев с повседневным своим безразличием. Для пустыни они были лишь теми, кто однажды так или иначе наполнят ее.
С того самого момента, как последний из них переступил порог Империи и все тринадцать услышали за спиной неприятный лязг засова, время как будто потекло по своему собственному желанию — раздражающе медленно, предоставляя возможность оценить произошедшее, никуда не торопясь.

***

По сравнению с теми минутами, что они уже провели в тоскливо-серой местности, процесс изгнания длился на удивление стремительно.
Воспоминаний о подобного рода прецеденте еще не водилось в истории Империи и потому народ просто обязан был побросать все свои дела и насладиться зрелищем. Именно насладиться, ведь всего за сутки новость о подпольщиках, что стремились сжечь средний ярус, взорвать турбины и тепличный городок, чтобы измором взять власть, облетела буквально каждый дом. Но кроме тридцати стражей, что следили, наставив в грудь каждому арбалет, обыскивали, записывали что-то, внимательно разглядывая изгоев, на площади перед воротами не было ни души. Даже вездесущие мальчишки не смогли отчего-то занять прежние свои посты. Так прощалась Империя со своими бывшими обитателями — в гнетущем безмолвии отвернувшись, словно обиженный ребенок.

«...и подвергаетесь изгнанию за нанесение непоправимого вреда Империи, предательство Императора и его народа, убийство двадцати двух невинных жителей и..»
Тут член Совета - Ирис Вайль - запнулся, поморщившись. Видимо, слова, которые он произнес, даже не глядя в бумажку,были ему знакомы, а те, что предстояло прочитать сейчас, он словно видел впервые.
« ….и в связи с утратой доверия.»
Последнее он прочитал скорее вопросительно, словно это была приписка, сделанная не им и в самый последний момент, так, что он даже не вполне понимал, что именно сейчас прочитал.

***
Ноги вязли по щиколотку — не сказать, чтобы сильно приятное ощущение. Хуже был только
едва различимый горизонт в месте слияния серого неба и серого песка — далеко и близко одновременно - оптически невыносимое явление.

Сквозь ворота за ними следили, это было очевидно. С нескрываемым облегчением, злорадством или искренним сожалением — какая теперь разница... Да и может ли волновать сейчас чей-то любопытный взгляд сквозь невидимое отверстие, когда предстояло опытным путем и на собственной шкуре проверить, есть ли жизнь в пустыне и за ее пределами. Да и есть ли пределы у пустыни, в принципе.

***
Кто бы мог сейчас подумать, что всего пару суток назад их задача казалась едва ли не одной из самых легко выполнимых за всю историю деятельности Подполья. Они вплотную подошли к возможности исследовать и устроить Портал, недоставало лишь одного винтика в этом смазанном от души и готовом мчаться во весь опор механизме. Винтик назывался Майком и было доподлинно известно, что его также не отпускала идея изучить, как работают эти адские ворота и почему они работают только на вход. Завербовать его в Подполье оказалось невозможным. Майк отрицал любую необходимость оппозиции и невероятно злился, когда слышал о местных «революционерах». А впрочем, кроме своего проекта ему не было дела ни до чего, даже до собственной жены, которой он обзавелся не так давно, больше для галочки, ибо она видела того не чаще, чем жители Империи — солнце.

Что-то пошло не так и об этом догадались еще те подпольщики, что находились на этапе слежки. Лаборатория — один из самых охраняемых объектов в Империи, постоянно находилась под неусыпным контролем стражи. Патруль, насколько было известно, оттуда не отзывали ни разу. В тот роковой день, всего сутки назад, а уже как будто бы давно, на улицах возле лаборатории не было ни единого стражника. Первой запаниковала Кассия, но когда уже решилась предупредить своих, оказалось слишком поздно. Взрывной волной снесло несколько мини-корпусов. В планы оппозиции столь радикальные меры не входили и всё это вместе, включая смерть Майка, наводило на весьма очевидное подозрение — их крупно подставили. Об операции знали заранее, настолько заранее, что даже успели выработать свой собственный план — не просто схватить активистов Подполья, а выставить их убийцами и разрушителями. Да, для оппозиции настали не лучшие времена.

***
Не лучшее время выбрали подпольщики и для начала похода. Знатоки местного времени с точностью до минуты могли предсказать, что спустя полчаса настанет короткая ночь, после чего проведать путников явится смерч, а ближайшая пещера, готовая укрыть их, находится лишь на расстоянии двух часов пути....
ссылка



Ида
Варенец протяжно, бесконечно долго тянул свое веское «мяу», стоило воротам закрыться за их спинами. Помнил, стало быть, каково в пустыне жить, и совершенно определенно желал обратно, но только вместе с хозяйкой.
Отправленных за стену подпольщиков кое-где уже прозвали Дюжиной Смелых, Ида самолично слышала, но с ее появлением у ворот, смелая дюжина превратилась в чёртову, а удивление в глазах стражников было чересчур заметно, чтобы списать на иллюзию.

Агата
Сегодня ночью ей приснился Майк. Замерзая в камере, где они пережидали ночь, она едва смогла забыться и сон, тревожный и необъяснимо ясный, не заставил себя ждать. Да, прежде она видела кровь, но чтобы кровь и внутренности, что покинули человека в одночасье, за какую-то минуту, в чудовищной агонии — нет, это будет ей сниться еще долго.

Кассия
Просторы пустыни поражали воображение. И в тот момент, когда отчаяние уже, казалось бы, приготовилось сжать в кулаке ее сердце, тонкий голосок где-то глубоко в груди запел

Гриффин
Мысли связиста полностью заняла одна навязчивая мысль, загадка, которая вытеснила даже зловещую раздражающую идею о том, что предатель — кто-то из них, из своих.

Валерий
- Я на пару минут, - бросил Валера Майку, прежде чем направился к черному входу, чтобы впустить в здание подпольщиков. Майк рассеянно кивнул, как, впрочем, и всегда. Выглядел он ничуть не лучше и не хуже, чем в остальные дни и когда Валерию сообщили о страшной гибели, это только подтвердило версию, ставшую уже аксиомой — их предали, а Майка устранили. Но кто? В тот момент в лаборатории был он один...

Орт
Орвилл Райт чувствовал себя в пустыне, как дома. Безусловно, это было лишь преувеличением, но дискомфорта не возникало, как и удушливой мысли о том, что шагать придется долго и неизвестно в каком направлении. Вылазки для него стали делом обычным и после пятого или шестого подобного променада крамольные мысли о гибели в пустыне и возможности не вернуться помаленьку отошли на задний план.
Он помнил каждый такой выход за стену и сейчас, охватив быстрым взглядом местность, без труда определил, где находится первая по курсу пещера, способная вместить их всех. Вот только время было не на их стороне.
Да еще скреблось в душе то, каким взглядом проводил его Эрик, когда их высылали за стену. Это, пожалуй, было самым обидным во всей этой кутерьме.

Картарем
Изолировать советника Хету оказалось не под силу даже Избранным. То ли побоялись, то ли посчитали, что в пустыне ему быстрее наступит конец. И вот он здесь, по колено в пепле — останках не своего вида, в окружении знакомых и не очень, людей и даже существ — в количестве одного шипящего, зовущегося котом, что округлил глаза и вцепился в хозяйку, стоило Хету оказаться рядом.

Освальд
Несправедливо. Это слово звучало чаще всего за последние сутки. И то, как смотрели на него стражи, бывшие коллеги - чертовски несправедливо. И провал операции, чего не случалось ранее никогда в его жизни — ни здесь, ни на Земле - несправедливо! И его участь, необходимость брести неизвестно куда, вдаль от сытой жизни — не-спра-вед-ли-во!

Эрик
Арестовали его заблеванного. И смех и грех. Невозможно держать в себе содержимое желудка, если другой не сдержал даже внутренности. Картина, представшая ему в тот роковой день, до сих пор вызывала рвотные позывы и Эрик только сейчас, за стеной, подумал, что ничего не ел с тех самых пор, как стартовала операция, воспоминания о которой навеки пропитались запахом блевотины.

Отец Сергий
На отца Сергия смотрели с сожалением больше, нежели с осуждением. Такого духовника еще поискать — это во-первых. Лечить так, как умел он, с молитвой и добротой, никто и близко не умел. Это во-вторых. «Батюшку-то, видать, по ошибке взяли...» читалось во взглядах тех, кого допустили к нему на последний разговор, а среди стражей таких было двое, и теперь они старательно отворачивались, не в силах смотреть, как выгоняют за стену божьего человека. Это в-последних.

Арсений


Роуз
В тот вечер песни Роуз звучали особенно громко. Ей даже подарили пару яблок, пока она старательно распевала, расхаживая от угла к углу. Репертуар был подобран заранее и сейчас одна из песен звучала в голове навязчивыми аккордами, просилась наружу почти с той же силой, что и отчаяние, охватившее Роуз при виде живописной пустыни. Ад для творческого человека. Идти с закрытыми глазами и то было бы интереснее.
ссылка

Лён Ротт
«Там не хуже, чем здесь». Это последнее, что сказала ему Анка, уходя за стену. И пока он не вполне осознал, так ли это было на самом деле.
Пока его отвлекала мысль о взгляде матери, которым она смерила его, когда Ротта привели, уже обреченного. Она так ничего и не сказала, за нее говорили другие Избранные.
И сейчас в голове раздавалась лишь гулкая горькая тишина. Мелодия его новой жизни.

- Очень надеюсь, что не кончилось, - томно протянула Линдли и обняла юношу за шею. Одеяло соскользнуло с плеч, но в объятиях Туркаса можно было не беспокоиться о ночной прохладе.
С интересом слушая рассказ парня о его любовном опыте, тви'лека поглаживала его монтралы и изредка делала глоток овощного вина. Если Туркас и вправду собирался продолжить любить ее, то взбодриться было просто необходимо, особенно учитывая то, какие тяжелые дни выдались накануне. У нее так давно не было близости с мужчиной, Туркас настолько заражал ее своей энергией и окрылял, что Лин действительно не хотела терять ни одну секунду этой ночи зря, даже несмотря на сильную усталость. Ну, а пока можно было немного передохнуть.
В истории Туркаса не было ничего необычного - деревенские девушки, городские женщины, молодые парни с играющими гормонами. Но тем не менее, можно сколько угодно менять партнеров, но при этом не обладать истинной сексуальностью, природным обаянием и веселым нравом. Все это было присуще торгутянину, поэтому он оказался просто отличным любовником.
- Нет, это была сладкая боль, - улыбнулась Лин и слегка сжала лекку парня. - Поверь, я бы не стала молчать, если бы мне было неприятно. Но я уверенна, ты никогда не сделаешь мне больно. Похоже, ты обладаешь природным чутьем в отношениях с женщинами. Любых рас. А та девчонка из деревни - вы либо были совсем молоды, либо она ничего не понимает в классных парнях. Она еще пожалеет о том, что у вас не сложилось.
Как несправедливо порой бывает в жизни - порядочные парни влюбляются в плохих девушек, когда все хорошие давно разобраны.
- Туркас, - Лин взяла лицо парня в ладони, чуть приподняла, вглядываясь в его глаза и горячо проговорила. - Я тебе честно скажу, никто еще не доставлял мне такого удовольствия! Ты не знаешь тви'лекских мужчин... да и остальные... всё не то... хм... - девушка замялась, дыхание ее сбилось, она притянула юношу к себе и одарила долгим, глубоким поцелуем. Бутылка чуть на скатилась с ее коленок, но она вовремя ее поймала и проговорила с нежностью и легкой печалью в голосе. - Ты достоин самой лучше женщины во Вселенной.

Судья Бретт тоже подошёл к лежащему гопнику. Постоял минуту, слушая Терека Сатта, затем схватил бесчувственное тело за одежду и рывком взвалил себе на плечо. Подпрыгнул пару раз, устраивая "груз" поудобнее. Забрак отметил про себя, что этот Чернобородый сильнее, чем кажется.
- Увы... мистер Сатт, - сказал судья. - Я никогда не слышал даже имени вашего приятеля. Зато наслышан о шерифе Скайуокере. Суда этому Адасу точно не миновать. Если всё было, как вы говорите, если это была самооборона... и если у него располагающая внешность... и если сам Скайуокер не имеет к нему счётов (а он вообще ненавидит всех преступников)... тогда хороший адвокат, может, его и вытащит. Особенно если добьётся, чтобы присяжных набрали где-нибудь вне города. И если найдёт парочку свидетелей...
Терек Сатт слушал его уже на ходу - они двинулись по улице, за баррикаду бочек и дальше. Мимо холодных фонарей и каменных стен.
- ...но если ничего этого нет, то я бы не дал за его жизнь и гроша, - закончил судья Бретт. И без всякого перехода добавил. - Есть хотите?
Вопрос, после случившейся перестрелки и смерти человека, да ещё в таких местах, прозвучал довольно дико. Но в то же время в нём было нечто, возвращающее к нормальной жизни.

Айлинн, Сиэль
Всё кончено. Сложно поверить, но всё было кончено.
Человек, чьи действия внушали праведный ужас, чьей волей были подняты из могил покойники, в одно мгновение оказался мёртв. Способный реагировать на большие объекты, он не смог предотвратить полёт какого-то болта. С такого небольшого расстояния болт развивал потрясающую скорость. И, прочертив в воздухе линию, всего за секунду оборвал жизнь некроманта…
На несколько долгих мгновений в коридоре повисла тишина. И лишь затем, когда к присутствующим вернулся дар речи, его огласили чужие голоса. Жизнь вновь вернулась в эти стены, прогоняя из неё смерть. Очень скоро все в этом убедились – увидев усеянный мертвецами пол дворца. Аметистовый огонь затухал, рассеивая из оболочки искусственную душу. Королевская гвардия ещё стояла на страже, выставив вперёд мечи и не позволяя себе расслабляться. Но их начальник тут же бросился к принцессе, не оставляя ей времени прийти в себя и осыпая вопросами о её самочувствии.

Сиэля тут же оттеснили от Этель, не позволяя ему и парой слов переброситься с девушкой. Да и к чему это? Он выполнил свою задачу, теперь – всё в руках её верных приближённых, способных позаботиться о принцессе лучшим образом. Особенно теперь, когда угроза была устранена. А время вновь ускорило свой бег, и мгновение на кромке жизни и смерти прошло. Полуэльф отошёл в сторону, переводя дух. Пройдёт время, и он поймёт, что совершил.
Поймёт и Айлинн, всё ещё пребывающая в шоке от случившегося. Всего несколько секунд назад её миру грозила неминуемая гибель в лице чёрного колдуна. Без раздумий и сожалений девушка выполнила свой долг – словно сама рука провидения направила арбалет в сторону Доминика и отправила болт в полёт.
Но это была правда. Теперь – всё кончено.

Полуэльфийка подошла к Анне и странно-безучастным голосом выложила ей определённый план действий. Флинн задумчиво кивнула.
- Ты права, Айлинн, дворец необходимо проверить немедля. Мало ли какая ещё пакость скрывается тут по углам, - десятница поморщилась, бросив взгляд на обугленного собственной магией Епископа. – Десяток, стройсь!..
Сиэлю, Айлинн и их сослуживцам пришлось снова встать в строй…

…Время шло. Гулкие шаги солдат отдавались эхом от стен, неимоверно раздражая своей преувеличенной громкостью. Остаток отряда Флинн исходил практически весь дворец, плутая в лабиринтах коридоров и залов. И везде стражники встречали лишь обездвиженные, навсегда упокоенные трупы и немногих выживших людей, успевших спрятаться от грозящей им напасти. Они плакали. От горя и от счастья. Но лица стражников – суровы, словно непроницаемая маска.
Путешествие по коридорам оказалось безуспешно. Поиски сообщников ни к чему не привели. Правда, дойдя до храма Единого и решив обследовать его как обитель чёрного мага, солдаты наткнулись на открытый возле алтаря люк, ведущий глубоко под землю.
- Закройте. И тащите мебель потяжелее, - произнесла Анна, глядя в чернеющий провал.
Многие солдаты подумали о том, что это – тайный подвал Епископа, где он хранил свои знания. И потому с особым рвением принялись заколачивать вход. И только немногие догадывались, что именно скрывает в себе этот лаз.

Когда работа была окончена, стражники остановились, молча взирая на десятницу и ожидая её приказаний.
- Что теперь, командир? – нарушил тишину Орек, чем вывел Анну из задумчивости.
- Теперь?.. – ответила Флинн, обводя своя десяток слегка печальным взглядом. – Теперь мы идём во Внешний Город, чего мы все так долго ждали. Искать выживших. Наших товарищей. И наших близких…
И все вздохнули с облегчением. Эта долгая ночь подходит к концу.

Герман
Пламя свечей создавало в храме своеобразную атмосферу. Тёплую, умиротворённую. В воздухе пахло воском и ладаном. Казалось, именно здесь, в этом месте, мятежная душа и могла найти успокоение. Присев на одну из скамеек и воздев руки к небу. Казалось, здесь молитвы Единого непременно будут услышаны.
Верил ты в это или нет, но останавливаться был не намерен. Лишь на минуту замер у самой лестницы, обернувшись на выход.
Ведь ещё не поздно. Ты мог вернуться назад. Мог помочь своим в этой безумной битве со смертью. Спина Епископа была достаточно близко, чтобы попытаться всадить в неё нож… Но время безвозвратно утекло. У тебя уже не оставалось шанса.

Прихватив с собой свечи и оставив гореть одну из них, ты решительно ступил на лестницу, углубляясь в подземелье. Тьма расступилась перед тобой, обжигаясь ярким светом свечи. И с каждым шагом, каждой ступенькой ввергала тебя всё глубже в бездну. Пока лестница не кончилась и не начались коридоры. Бесконечные. Беспросветные коридоры с остатками эльфийских руин. Эти сооружения были некогда великими. А стали – истлевающим прахом времён. Ещё тысяча лет, и от каменных строений останется лишь пыль.
Возможно, вместе с ней останешься и ты, дезертир.

Стоял Кляйн над люком. Качался. Больно. И тяжело. А ещё, отчего-то, вот сейчас, за миг до спасения - погано. Стоял Кляйн. И думал.

Всю жизнь ведь так - бега, погони. Бои кровавые, да жизнь походная. Но и другого хочется, бывает. В стражу поступал, планы строил. Дом, семья, жена-пышка, да деток полный выводок. Что б как у всех, не хуже. Надеялся. Мечтал. Деньжат поднять собирался, да бордель свой открыть. Не судьба?

Застыл в сомнении. Вернуться, может? Прибить епископа, толпу раскидать, ещё пару драконов одолеть? Ну, а что? Стать победителем, которого не судят? Погибнуть пытаясь? Честь, давно забытую, восстановить?

Нет.

Осклабился Герман, да бороду, от пота и крови слипшуюся, потёр. Миновала минута слабости.
Зашевелился. Свечи потушил, да забрал - внизу-то темно будет. Одну горящей оставил - сейчас-то чем-то светить надо.
К люку вернулся. Закряхтел. Отворил.
И спустился. Ну а что? Жизнь такая!

ссылка

Красивые жесты и несовершенные поступки под моросящим дождем затонули в грязи. Мысли вязли, оживляя фантазии, а жестокая реальность обагрилась кровью. В ней не было места лишним движениям. Командир молча стащил Гутора с седла, а на попытки варвара отбиться, ответил сталью. Мгновения жизни проносились скоростным вихрем. Здоровяк ощутил могильный холод, пробирающийся под кожу. Он лежал на земле. Солдат держал его за рубаху, собирая ткань гармошкой на груди. Клинок холодной стали болью пронзил плоть. Раз и другой. Отчетливо ощущалась кровь во рту и на губах. Черные мухи заплясали перед глазами, принося с собой мрак и могильный холод. Боль туманила разум, оставляя одно единственное желание заснуть.

Нкосана двинул вороного коня вперед, замахнувшись на копейщика, готового отправить Аллена к праотцам следом за Гутором. Копье устремилось в молодого варвара. Свежая алая кровь соратника тускло блестела на серой стали. Это был смертельный удар. Острие устремилось в шею варвара. Конь под Алленом замельтешил и испугался, но с места не сдвинулся. Рядом в грязи один человек резал другого, заставляя коричневую глину смешиваться до полночной черноты с человеческой кровью. Это был конец. Бесславный.

Взмах меча Нкосаны снес половину солдата. Внутренности посыпались наружу вместе с ленивыми струями крови. Руки ослабли, и острие копья чиркнуло Аллена по лицу, проборов борозду по левой части щеки и выше ко лбу. Варвар успел вовремя закрыть глаза, но ощутил давление сквозь веко.

***
Лицо старухи, испещренное теплыми морщинами, изменилось. Затаенная боль читалась во взоре. Женщина поднесла узловатые неловкие пальцы к высохшим потрескавшимся губам, когда-то явно красивым. Кончики пальцев едва дрожали, касаясь губ, когда она внимала взволнованному голосу Кадафа.
- У нас можешь остановиться, сынок, - отозвалась женщина, подойдя переваливающимися тяжелыми шагами к окну. - Ты весь змерз. Скорее ступай в дом, обогрейся у очага. Как хоть величать?

Обстановка накалялась с каждой секундой. В сгущающейся атмосфере ужаса всё больше ощущались нотки пронзительной ярости. Хватит жертв, сегодня их и так было много. Те люди, что бежали к воротам Внутренней стены, навсегда оказались заперты во Внешнем Городе, вместе с неведомой опасностью, что оросила мостовые их кровью. Прямо как в предсказании эльфийки Умтити, слова которой стёрлись со временем из памяти большинства жителей Города…
Драконы летали под небом, обрушиваясь на Внутренний Город и погребая под собой толпу. Отсюда, с высокой полукруглой лестницы, дошедшие до ворот могли наблюдать, как разбегаются в панике горожане, пытаясь добраться до спасительного чертога дворца. Драконы летали в под небом и закрывали порой костлявыми фигурами луну, отбрасывая на землю причудливые полосатые тени.
Сотник гвардии, конечно же, видел, что творится в Городе. Не мог не видеть, не мог не слышать. Но до сих пор оставался в своём решении твёрд, несмотря на враждебный настрой толпы. Он видел множество незнакомых лиц – и знакомых лиц дворян тоже – и понимал, что каждый из них сейчас готов едва ли не броситься на алебарды, лишь бы попасть внутрь.
Что мешало ему поступить как человек? Открыть злосчастные ворота. Тем более, что сам Стальной распорядился укрыть беженцев внутри дворца… Но старый сотник находился на службе. Он слишком устал от долгих лет работы, чтобы думать о последствиях и вариантах. Сейчас первоочерёдной целью для него была защита принцессы Этель. Весь Город мог погибнуть. Но Её высочество выживет, чего бы это сотнику не стоило…

Толпа говорила, перекрикивая друг друга. И впереди всех стояла Анна Флинн, вызывая у сотника смешанные чувства. Она, так же, как и он, взывала к долгу, чем вызывала уважение. Но он не мог открыть ворота, а десятник не хотела этого понимать, кричала, нарушая все приличествующие правила субординации…
И вместе с ней вперёд выступили её люди, поддавшись сиюминутному порыву. Первым закричал полуэльф, и гвардеец едва заметно поморщился. Требовательный тон, враждебные нотки, оголённый клинок в руках… Если так пойдёт и дальше, и остальные люди из десятка Флинн начнут махать мечами, придётся преподать им хороший урок.
Второй выступила девушка, тоже эльфийской крови. Её голос был мягче, тон – менее злобен, и сотник прислушался. Дети, старики. Она говорила о тех вещах, которые мужчина старался в себе задавить перед чувством долга. И всё же, что-то внутри кольнуло. Рука, готовая отдать сигнал о начале стрельбы, опустилась.
- Я не могу этого сделать, солдат, - произнёс сотник. – А вам, жители Города, придётся искать другое укрытие, но дворец останется…
- Ольгерд!
Звонкий женский голосок смог перекричать гвалт толпы, обратив внимание людей на его источник. Балкончик, на котором, среди лучников, проглядывалась фигурка незнакомки, был недостаточно высоко, чтобы не услышать её крика. Недостаточно высоко, чтобы не разглядеть на голове диадему.
- Открой ворота.
Сотник, растерянный, задрал голову вверх.
- Но, Ваше высочество…
- Впусти всех внутрь, не медли! – фигурка скрылась из виду, оставив Ольгерда наедине с торжествующей толпой.
- Вы слышали приказ принцессы, - почти злорадно усмехнулась Анна.
Украшенные золотом ворота с металлическим лязгом распахнулись, открывая горожанам путь в сердце Города. Во дворец.

***

Всем
Внутренний дворик представлял собой террасу, крышу которой заменяли увитые диким виноградом стальные прутья. Поддерживали их витиеватые белоснежные колонны, пускающие корни фундамента на выложенный мрамором пол. Тут и там виднелись скамеечки и миниатюрные бассейны с плавающими в голубоватой воде рыбками. В лунном свете водная гладь отбрасывала причудливые аквамариновые блики на колонны, рисуя плавные узоры. Фонари, расставленные по периметру, сейчас горели, освещая дворик мягким светом.
Двухстворчатые двери белокаменной крепости распахнулись, и в сопровождении нескольких гвардейцев из дворца показалась юная девушка… Длинное платье синего цвета украшено золотой нитью, пояс перевязал тонкую талию, на плечи накинут бархатный плащ с вырезами для рук. Диадема с сапфирами была лишь дополнением к дорогим тканям наряда, но помимо неё на девушке не было никаких украшений. Медового оттенка волосы аккуратно уложены в причёску. На миловидном, чуть округлом личике – печать усталости и грусти.

Голубые глаза Этель путешествовали по дворику, по лицам горожан, пока не выхватили из толпы десяток солдат.
- Благодарю вас, за то, что сопроводили моих поданных ко дворцу, - спокойным, располагающим тоном начала принцесса, обращаясь к Флинн и её солдатам в том числе. – Мои лекари осмотрят вас, если вы того пожелаете.
После чего Этель обратилась к затаившей дыхание толпе:
- Дворец открыт. Вы вольны укрыться в его стенах и оставаться в нём до тех пор, пока опасность не минует Город. Тем не менее, прошу вас оставаться в пределах видимости королевской гвардии, а именно – в холле дворца, для вашей же безопасности, - девушка сделала приглашающий жест на дверь. И первой зашла за порог.
Ольгерд, наблюдающий за принцессой, покачал головой, и начал давать указания гвардейцам, расставляя своих солдат у открытых ворот, вокруг и внутри дворца…

Вы с Анной проследовали внутрь, вместе с безропотной толпой. Нырнули в полумрак помещения.
…Внушительных размеров холл потрясал воображение. Высокие потолки выложены мозаикой, вниз опускаются ветвистые, потушенные в данный момент люстры. Источниками света служили многочисленные свечи, расставленные вдоль стен.
- Охренеть, - высказал свою точку зрения Орек, наблюдая красоту дворца изнутри. – Отлично ей живётся, в таком-то домике…
- Живётся, может, и отлично. Но это её золотая клетка, - ответила Анна. – С тех пор, как король, потеряв сына, покинул город и уехал в другой, он оставил здесь править свою дочь. Все его обязанности свалились на её плечи. Не припомню, чтобы принцесса за последние несколько лет выезжала из Города.
В тот же момент направленные Этель лекари подошли к вам. Среди них – практически никого моложе сорока лет. Почтенные старцы в одежде, мало отличающейся от дворянских нарядов.
- Позвольте вас осмотреть, мисс, - любезно предложил седобородый мужчина Айлинн, маслянистыми глазками путешествуя по закрытой доспехами фигурке.
- Ваши травмы могут иметь последствия, - задумчиво произнёс другой Сиэлю. – Снимите кольчугу, если вас не затруднит.
- У вас несколько потрёпанный вид. Есть раны? - морщась, сказал третий лекарь Герману, учуяв дух крепкого напитка.

Вы находились несколько в стороне от остальных, у стены, пока вами занимались лекари. Отсюда вы могли наблюдать за людьми, рассеявшимися по огромному холлу. Пёстрая толпа. Дворяне чувствовали себя здесь вполне комфортно, в дорогих, но уже потрёпанных одеждах. Бедняки жались друг к другу, озираясь по сторонам. Но у всех в глазах отпечаталось одно и то же выражение. Страх. Смятение. Утомление.
Ближе к вам стояла группа аристократов, судя по великолепным чистеньким костюмам – вельможи. Нисколько не беспокоясь, что вы можете их подслушать, они вели свои разговоры:
- Чудовищно! Если сюда сбежится весь город, дворец не выдержит наплыва толпы, - говорил мужчина в алом плаще.
- И в конце концов, твари начнут атаковать дворец, в этом не стоит сомневаться, - поддержал первого аристократ в пурпурном. – Королевской гвардии мало, чтобы защитить нас всех…
- Зачем Этель впустила этих смердов? – причитала женщина в жёлтом платье и с забавным головным убором в виде полумесяца. – Мы все погибнем из-за них!
- О, уважаемая, вы недостаточно оказали влияние на молодую особу, если она вздумала сейчас встать на их сторону… Теперь у нас мало шансов! - продолжал Алый плащ.
- Послушайте, всё не так плохо, - прервал его Пурпурный. – Неужели вы не слышали о старых катакомбах под дворцом?
- О чём вы?
- О них уже мало кто помнит. Но раньше на месте Внутреннего Города были эльфийские руины, а под ними сеть подземных лабиринтов. Я знаю наверняка, что вход в один из коридоров находится храме Единого, что в Левом крыле дворца.
- Можно подумать, вы делаете предложение, – в голосе женщины чувствовался интерес.
- Предложение, от которого невозможно отказаться, - потирая пухлые ручки, откликнулся Алый.
- Безусловно. Наверняка Епископ знает, где заделан проход, он стар, как и его храм.
Вся компания замолкла и обернулась поглядеть, не слышал ли кто их разговор. По лицам вельмож явственно читалось, что они задумали.

Милостью Провидения, не иначе, ее выстрел все-таки попал в цель. Айлинн словно зачарованная смотрела, как затухал фиолетовый пламень в пустых провалах глазниц, как вся эта груда костей, спаянная воедино чьей-то злой волей, медленно-медленно оседала на землю, где вокруг нее также неспешно суетились фигурки стражников. Миг - и все снова набрало привычную скорость. С оглушительным хрустом тварь все-таки упала, и ее соратники подобно лесорубам накинулись на еще сопротивляющееся порождение ночных кошмаров, рубя и кромсая его. Но чудовище все-еще сопротивлялось, не желая уходить обратно в мир теней, не захватив с собою кого-то еще. Полуэльфийка никак не могла заставить себя присоединиться к товарищам в ближнем бою, но не желала и оставаться безучастной наблюдательницей - и вновь стала готовить арбалет к стрельбе.
Третьего выстрела сделать ей не пришлось - чудище упокоили раньше. Глядя на груду теперь уже окончательно мертвых костей, лужи крови, оторванные конечности и тела вокруг, вдохнув смрад заживо сгоревших, Айлинн поняла, как силы просто-напросто покидают ее. Ноги девушки подломились, и она упала там же, где и стояла. Неподвижная девушка расширившимися от страха глазами взирала на поле кровавой битвы, лишь изредка мелко подрагивая.
Пускай они одолели дракона, но какой ценой? За что умерли все эти люди, и почему именно они, а не она, например? Смогла бы она спасти хоть кого-то, если бы не стреляла с безопасного расстояния, а ринулась в бой. Комок подкатил к горлу, и лишь усилием воли стражница смогла подавить рвотные позывы. Отвернувшись, лишь бы не видеть эту ужасающую картину, она даже пропустила явление Сталкона - а ведь на него она когда-то мечтала быть похожей в числе прочих своих кумиров: быть героиней, сильной и бесстрашной, не знающей сомнений и нервной дрожи, уверенной в себе и своем оружии. А вышло что вышло: трусиха, с трудом находящая в себе силы выполнять свой долг.

Долго полуэльфийке сидеть и страдать не позволили: Анна помогла ей подняться и отправила к остальным. Кивнув благодарно офицеру, безучастная ко всему стражница бросила взгляд в сторону - и вот тогда-то и увидела полутысяцкого. Против воли поникшие было плечи стражницы распрямились, в глазах появилось хоть какое-то подобие осмысленности и твертости, а также первая, неверенная еще решимость.
Впрочем, нельзя сказать, что девушка окончательно пришла в себя: продолжая двигаться ко дворцу, она нежно прижимала к себе верный арбалет, поглашивая ложе и еле слышно шепча:
- У нас есть еще зубки, маленький мой. Мы защитим себя и родных, верно? Не дадим драконам нас сьеть, хороший мой. Нам бы семью спасти, да тех, кто рядом. Мы же сможем, правильно? Сделаем?
Отвлеклась она только на реплику Сиэля, снова чуть вздрогнув и согласно кивнув:
- Да уж. Их нельзя бросать - там же чьи-то родные и близкие. Может, даже мои или кого-то из наших?

А вот и громада дворца. Вцепившаяся в арбалет стражница жалась за плечами напарников, с опаской и надеждой глядя на диалог Флинн и старшего над дворцовыми охранниками, ожидая конца перепалки и веря в то, что у расфранченного гвардейца хватит мозгов послушать Анну. Она даже не сразу поняла, что хочет от нее Кляйн. Смерив взглядом фигурку на балконе, девушка неуверенно протянула:
- Ну... Далековато, конечно, но можно попробовать.
Только слова родной речи в устах Сиэля хоть немного разогнали туман в голове полуэльфийки, и да, бросив гневно-недоумевающий взгляд на Германа, отшатнулась:
- Да что ты несешь, старый? Совсем умом тронулся? Я на это не пойду, идиот!

А спор тем временем затягивался, и Айлинн боле не могла ждать. Продолжая цепляться за арбалет, как молодая мать за спеленатого новорожденного, стражница протиснулась вперед, чуть не плача, присоединив свой голос к доводам Анны и Сиэля:
- Господин офицер, там же женщины и дети! Ни в чем не повинные люди, может, родные и близкие Вас или ваших подчиненных! Вы готовы самолично убить их, оставив здесь? Глаза в глаза, кинжалом под сердце беременной женщине, давя сапогом головку ребенка, ломая кости старику? Если их оставить здесь - их кровь будет на Ваших руках! Внемлите зову сердца и совести: ведь за это не карают!

ПЛАНЕТА ТАТУИН. ПОСЁЛОК ГЕЙЗА, 40 КМ ОТ МОС-АЙСЛИ.
Линдли устало бросила мотыгу и с трудом выпрямилась. Охх! После нескольких часов работы у неё болело, кажется, всё, что только может болеть. Уперевшись руками в поясницу, она прогнулась назад. Потом взглянула на свои серо-зелёные ладони. Хоть и привычные к жёсткому штурвалу истребителя, но всё же девичьи, они покрылись мозолями. Тви'лека грустно усмехнулась. Нет, ну кто бы мог поверить, что в эпоху дроидов и космических кораблей, неподалёку от Мос-Айсли людям приходится обрабатывать землю какими-то палками-копалками! И уж тем более невероятно, что она, Линдли Ндиала, тоже на это подписалась.
Впрочем, в её жизни места и события вообще менялись с калейдоскопической быстротой.

...Увидев появившийся в небе Z-95, Линдли, конечно, подумала, что это Терек Сатт. Значит, с ним действительно ничего серьёзного не случилось, раз он прилетел. Что только там за странные наросты на крыльях? Будто какие-то подвесные устройства. Или это обломки? Линдли пристально всматривалась в корабль, пока тот заходил на посадку, но в дрожащем воздухе пустыни трудно было разглядеть подробности. А затем ей стало не до загадок. Z-95 явно хотел приземлиться рядом с "А-Крылом", но делал это как-то неуклюже, по слишком высокой траектории. Метрах в трёхстах от цели он заметил, что перелетает, и резко нырнул вниз. У Линдли ёкнуло сердце:
- Да что ты делаешь?!
Она увидела глазами лётчицы, что машина заденет землю. И точно - выравниваясь, Z-95 чиркнул брюхом о склон бархана. Взметнулось облако песка. Антигравы смягчили удар, но корабль бросило в сторону, прямо к "А-Крылу". Линдли, стоявшая рядом, еле отскочила - плоскость "Вулкана" целилась снести ей голову. Обдав тви'леку жаром, истребитель пронёсся мимо. Проскользив на антигравах ещё метров триста между барханами, он внезапно повернул на склон одного из них, чуть не опрокинулся, проехал с большим креном до самой вершины и там, наконец, замер, подняв нос к небу. Похоже, сидевший за штурвалом просто не нашёл другого способа затормозиться. Линдли, злая и встревоженная, побежала к кораблю. Было ясно, что Терек Сатт в мало-мальски вменяемом состоянии не мог такого сделать. Ноги наёмницы вязли в песке, один раз она споткнулась о засыпанный камень и чуть не упала. Окончательно разозлившись, тви'лека поднялась на бархан - и вдруг увидела вылезавшего из кабины Джерри. И двух его дроидов, сидевших верхом на крыльях. И огромную дыру в стекле! Всё это было настолько неожиданно, что Линдли на пару секунд лишилась дара речи. Ей пришла дикая мысль, что Джерри убил Терека Сатта и захватил его корабль. И сейчас убьёт и её! Линдли даже потянулась к бластеру на поясе - но, к счастью, опомнилась.
- Какого чёрта ты здесь?! - крикнула она.
Джерри обернулся.
- Терек ранен. Опасно. Ему нельзя вести корабль.
- Где он?
- Там... - Джерри махнул рукой. - Рядом с моим кораблём. Он одолжил мне свой.
- "Одолжил"! - Линдли чуть не бросилась на парня с кулаками. - Да кто так пилотирует! Ты чуть меня не убил, ас хренов!
- Да... Извини. Я уже совсем отвык от таких маленьких аппаратов.
- Отвык он!.. - Линдли, отвернувшись, добавила ещё несколько жутких слов на родном языке.
- Слушай, не время для эмоций, - сказал Джерри. - Отсюда нужно убираться поскорее. Мой корабль разбит, этот я вожу плохо. И ракеты кончились! Мы тут как мишени, понимаешь?
- Да уж понимаю... не дура! - сердито ответила Линдли. И показала на северо-запад:
- Кабина вон там. Метров восемьсот.
- Я видел, - Джерри достал из кобуры бластер. Покрутил в руках, сунул обратно. Потом сделал знак дроидам, и те ловко спрыгнули на землю.
- Захватим этого урода живьём и притащим сюда.
- А если их там больше одного? - поинтересовалась тви'лека.
- Захватим всех! - отрезал Джерри. И добавил, потише:
- Или пристрелим... если их будет слишком много.
Линдли посмотрела в лицо юноше. Потом тоже вынула бластер. И заметила, как напряглись оба дроида. Один чуть присел, будто готовясь к прыжку; второй неуловимым движением взял в руки лучевое ружьё, прикреплённое у него за спиной. Девушка усмехнулась:
- Хорошо они тебя охраняют.
- Лучше убери пушку, - сказал Джерри. - Случайно наведёшь на меня, и я их даже остановить не успею.
- А ты можешь приказать им убить кого-нибудь?
Джерри покачал головой.
- Они не убийцы. Они могут убить, только защищая своего хозяина, - он грустно улыбнулся. - Расстреливать врагов, если что, придётся нам.
Линдли убрала оружие. Прислушалась к себе: готова она сейчас расстрелять кого-нибудь? Ну, вполне возможно. Сию минуту злости у неё хватит.
Джерри взял у дроида лучевое ружьё, повесил себе за спину. Потом сделал ещё какой-то знак - и роботы вдруг нагнулись, упёршись ладонями в землю. Раздалось механическое гудение. Пропорции железных тел начали меняться на глазах: конечности сделались длиннее, спины - шире. Роботы стали похожи на лошадей. Джерри решительно уселся верхом на ближайшего.
- Садись, - показал он Линдли на второго. - Восемьсот метров - не так уж близко. Прокатимся.

...Расстреливать им никого не пришлось. И вообще всё получилось неожиданно, странно и нелепо.
Они залегли у гребня невысокого бархана. Кабина лежала внизу, метрах в ста пятидесяти. Рядом с ней по-прежнему никого не было. Ветер лениво играл парашютами и сдувшейся оболочкой аэростата. Джерри осмотрел в бинокль всё вокруг.
- Пусто, - сказал он. - И никаких следов. Может, они вылезти не могут? Или ждут кого-то?
- Думаю, он там всё же один, - ответила Линдли. - Он говорил "мне нужна помощь", "я упал".
- Хорошо бы... - юноша опять достал бластер и сунул в руку дроиду. Потом скомандовал:
- Иди, вскрой этот аппарат и приведи сюда всех, кого там найдёшь. Для самообороны можешь стрелять, но только если они первые начнут. И целься прямо в их оружие - не в руки и вообще не в тело, понял? А лучше обойдись без травм. Бластеры у всех отобрать, конечно. Понял?
- Да, хозяин! - электронным голосом ответил дроид.
- Выполняй!
Робот сорвался с места, взметнув песок - будто стальная молния сверкнула! Линдли даже не успела понять, побежал он на двух ногах, или на четырёх. Через несколько секунд он был уже рядом с кабиной. "Вскрыть" её механическим рукам не составило труда: робот просто вышиб кулаком стекло. Ушей Джерри и тви"леки коснулся полный ужаса вопль. Дроид нырнул в кабину; там беспомощно хлопнул лазерный выстрел, а затем наружу полетели какие-то предметы и ошмётки.
- Не надо!! Не надо!! - дико орал невидимый лётчик. Линдли сделалось жутковато. Второй дроид остался с ними, и девушка инстинктивно отодвинулась от него подальше. Что может быть страшнее, чем вот так оказаться в безжалостных руках машины!
Вопли неожиданно прекратились. Робот опять появился в поле зрения. Он выволок из окна человеческую фигуру в тёмном костюме, рывком взвалил на плечо. Человек больше не кричал и не сопротивлялся, только закрывал руками голову. Нагнувшись, робот подобрал с земли выброшенные вещи и бегом направился к хозяину.
- Там больше никого? - окликнул Джерри, приподнимаясь.
- Никого, - ответил дроид на ходу. Не добежав трёх шагов, он бросил пленника на песок, будто свиную тушу. Затем выложил перед Джерри подобранные предметы - лазерный пистолет и бутылку с коричневой жидкостью.
- Он держал это в руках, когда я...
- Хорошо, - прервал Джерри. - Охраняй.
Робот отступил обратно к пленнику. Тот скрючился в позе эмбриона, по-прежнему закрывая голову. Лица его не было видно - только красные волосы, зачёсанные на манер "ирокеза". Линдли злорадно фыркнула: что, доигрался, придурок? Уж такой задал фасон, такой, типа, панк - а теперь лежит, пёрнуть боится! Она взглянула на Джерри: правда, мол?
Но Джерри почему-то не было весело. Он разглядывал пленника со странным беспокойством. Потом поднялся на колени, держа ружьё наперевес.
- Эй, ты!
- Не убивайте! - хнычущим голосом сказал пленник. - Не убивайте, ё... Я вам всё отдам - деньги, всё!
- Голик, - проговорил Джерри. Сердито и слегка растерянно.
"Ирокез" заткнулся.
- Голик! Ну-ка посмотри на меня!
Красноволосый осторожно убрал руки и поднял голову. Изумлённая происходящим Линдли увидела худое слабоумное лицо с отвисшей губой. Джерри болезненно сморщился:
- Красавчик. Хорошо живёшь! Я тебя для этого научил самолёт водить?
- Джерри.. Это ты, ё? - губа пленника отвисла ещё больше. Джерри свирепо уткнул ему в лоб дуло ружья:
- В наёмные убийцы решил записаться?
"Ирокез" попытался что-то сказать, но не смог. Его отвисшая губа задрожала, физиономия скривилась, и он разразился рыданиями.
- Да кто это такой? - спросила, наконец, Линдли, с отвращением глядя на красноволосого. Джерри сплюнул:
- Так... дурачок из Мос-Айсли. Его зовут Голик Омнис. Мы дружили немного... раньше.
- Джерри, я не виноват! - истерически завопил Голик, брызгаясь слюнями. Слово "раньше", видимо, вконец его деморализовало. - Я не знал, что это ты там! Да я скорее руку бы себе отгрыз, башку бы отрезал! Ну хочешь.. Хочешь, я прям сейчас, ё... - он пополз было к Джерри на четвереньках, но стоявшему рядом роботу это движение не понравилось, и он наступил Голику на спину. Голик зарыдал ещё пуще прежнего.
- С какими интересными людьми ты дружишь! - насмешливо сказала Линдли. Хотя в её сердце уже пробудилась жалость, она не понимала, как можно иметь что-то общее с этим явным дебилом. - Сколько ему хоть лет-то?
- Он сам не знает, - вздохнул Джерри. - Наверно, чуть старше меня.
Он поднялся с колен и опять ткнул Голика ружьём:
- Слышишь, ты... Кого ты сейчас вызывал по радио?
- Кто такой "Стратос"? - добавила тви'лека.
Но на Голика "слышишь, ты" произвело ещё более ужасное впечатление, чем "дружили раньше".
- Джерри, да я не знал, что это ты!! - завизжал он. - Хочешь - застрели меня на хер!! Дай бластер, я застрелюсь, ё!! Застрелюсь, если не веришь!
- Ну а если б был не я? - сурово спросил Джерри. - Тогда бы ничего, да? Не в меня можно стрелять? Ты вон в неё ракеты запускал, - он показал на Линдли.
- Ну, мудак я, говнюк, гондон!! - вопил несчастный Голик, извиваясь под пятой робота. Дроид, у которого эти шумные излияния в сторону хозяина не вызывали доверия, всё сильнее прижимал его к земле. Джерри, наконец, заметил, что дурачку сейчас сломают позвоночник.
- Убери ногу, - велел он. Затем наклонился к Голику.
- Кто такой "Стратос"? Сначала это, остальное потом!
Голик закрыл лицо руками.
- Не скажу... пока ты меня не застрелишь...
- Да б.. блин! - "Что за клоун!" Линдли фыркнула, не сдержав эмоций. Всякое ей в жизни приходилось видеть, но не ТАКОЕ!
Джерри покачал головой. Выражение его лица было непонятным. Он протянул дроиду ружьё, шагнул к Голику и опустился перед ним на корточки.
- Голик. Посмотри на меня. Успокойся, хорошо? У тебя уже совсем крыша едет. Я знаю, что ты не лжец - только поэтому ещё с тобой и разговариваю. Хочешь искупить вину? Просто ответь на вопросы. Весь этот экстрим с "застрели", "застрелюсь" и тому подобное здесь не нужен. В конце-концов, лично мне ты ничего не сделал.
Голик вытер слёзы и посмотрел Джерри в глаза.
- Ничего не сделал? - повторил он, всё ещё всхлипывая. Потом вдруг растянулся в идиотской улыбке и прикусил отвисавшую губу. Опираясь на локоть, протянул руку:
- Дай мне мой бластер.
- Зачем?
- Ну, дай... На секундочку, ё!
Джерри пожал плечами.
- Я же сказал, не нужно экстрима.
- Врёшь! - взвизгнул Голик и ударил кулаком по песку.
- Что "врёшь"?
- Сам знаешь, что! Тому подобное! Дай бластер!
Джерри смотрел на Голика с некоторым смятением. Похоже, тот как-то зацепил его своим "врёшь".
- Тебе трудно, что ли?! - опять завизжал Голик.
- Обещай, что не застрелишься, - нерешительно сказал Джерри.
- Да вот тебе крест! - Голик истово перекрестился. - Всё потом скажу.. Всё покажу!
Линдли встревоженно смотрела на них.
- Джерри, надеюсь, ты не настолько безумен, чтобы...
Но Джерри протянул Голику лазерный пистолет. Медленно, словно через силу.
- Только не направляй на меня. И на неё. Робот тебя сразу убьёт.
Голик, улыбаясь и вздрагивая, взял оружие.
Линдли вдруг поняла, что он хочет сделать. Внутри у неё все дёрнулось в порыве вмешаться - но было поздно. Она только успела опустить глаза, чтобы не видеть это.
- ЧИФФ! - ударил выстрел. "ААА!" - прозвучал в мозгу Линдли вопль - но Голик лишь зашипел. Пахнуло горелым. Джерри, прерывисто вздохнув, поднял упавший бластер.
- Молодец. Теперь ты доволен?
Голик корчился на песке, скаля зубы. Из здоровенной дыры в его ляжке шёл дым.
- Теперь... - прошипел он. - Вот теперь я ничего тебе не сделал!
И, приподнявшись, он вдруг ткнулся лицом в джеррины колени. Джерри смущённо оглянулся на тви'леку.
"ДУРДОМ!" - прямо-таки вертелось и рвалось из Линдли наружу, - "ПСИХИ!" Но неожиданно она почувствовала, что будет кощунством сказать это при Голике. В нём проглянуло что-то настоящее, несмотря на мерзкий вид и ослиные мозги. Он искренне любил Джерри и ради его дружбы готов был на всё. Пусть это и выглядело по-идиотски.
- Ну, что дальше? - хмуро спросила девушка.

Дальше был реактивный самолёт, летящий в Мос-Айсли. И этот богом забытый посёлок, Гейза.

Холодало.
Неотвратимо, медленно, жестоко – покуда Валар был с ними, зима опасалась подходить ближе - зима стыдливо прятались среди деревьев, изредка позволяя себе показать путешественникам длинный раздвоенный язык. Теперь Ведьмака не было и что-то нарушилось. Казалось бы дождь шел ровной стеной, лил себе да лил изредка обращаясь мокрым противным снегом – какие тут опасности, какие печали? Ловушка. Да. Но ведь не страшно, но ведь кажется ничего опасного пока что не грозит…

Да?

Или все же нет?
Странно, но вот беспокоило людей неотвязное бедовое ощущение это, будто они стоят на ветру на открытом месте. Словно зубная боль или скорее только предчувствие зубной боли – когда ошпарит белую эмаль горячая вода и всё ухнет в груди – еще не больно, но уже не спокойно. Еда набивается в крохотную дырочку, зуб начинает слегка поднывать намекая о тяжелой ночи…

Иллюзия тревоги.

Невидимый черный ветер носился по заколдованному лесу: он не трогал деревьев, не беспокоил поблекших красных листьев. Его казалось и не было совсем. И все же…
…И все же черный ветер этот приходил с самого края земли, из тех чумных краев где нет солнца, где властвует первозданная Царица Тьма – черный ветер обнимал сердца людские, трогая саму душу. Невидимый ветер намекал на некую смутную беду.
Муха, угодившая в паутину тоже видит свою свободу – она видит солнце и сочно зеленую листву играющими всеми оттенками живого цвета – а потом бамц! – и трепещущие клейкие нити ловят неосторожную добычу на лету, и старательный охотник получает свежее мясо.

Валар ушел. Правила игры изменились.

...

Синие глаза рыцаря участливо посмотрели на Кристиана. Вгляделись в самую душу – колдовские эти, тревожные, но совсем даже не злые очи.

Понимание в них светилось. Спокойное принятие чужака. Это ведь не легко совсем, прийти новым человеком в новую незнакомую компанию: Друг или враг, кто знает, но кажется смущен и потерян как и все они.
«Держись, Кристиан. Здесь свои. Не размокай под дождём, старина»

А затем Ульрих перевел взгляд на своих «давних» знакомцев – не так уж много они и знакомы, а соли вместе съели уже порядочно.

Вот Сильмини – Белая госпожа Келевон из Дома Леонтари, самая рассудительная среди всех. Хрупкая. Тонкая. Она похожа на серебряное деревце выросшее в колдовском лесу в колдовскую ночь.
Сильмини Келевон. Само ее имя как колокольчики! Тиль-тиль-тиль, силь-силь-силь. Но именно она чаще всего подталкивает людей к правильным решения, дает советы. Мягко, исподволь, как бы нивзначай. И поступает правильно, надо сказать! Ее советы лишены высокомерия, а значит не вызывают ненависти…ее слушают, потому что и сама она умеет слушать. Умеет сострадать. Не играет жалость, но умеет испытывать её по-настоящему. Редкий дар. Бесценный, по сердцу говоря!

Цера. Воплощение упрямства, силы, слепой стихийной магии. За спиной, кажется трудное прошлое, но умеет смотреть вперед, обращать свой взгляд туда, где кроется будущее. Жуткая и одновременно притягательная монстрина. Цера! Совсем даже не человек, как будто пародия на живую женщину, и в чем-то пожалуй само воплощение живой человечности: со всеми человеческими достоинствами и недостатками. Это надо помнить. Цера добрая. А еще она теперь «я». А к собственному «я» прилагается очень много всякого разного.

Видит Небо!

Феари. До недавнего времени Рыжая Красавица. Страстная, открытая, но при всем при этом, довольно трезвая госпожа. Женщина долга, что большая редкость! Она не прыгнет в омут с головой – прежде всего она подумает о тех людях, которым суждено остаться на краю.
Она взвешивает свои решения, думает о чувствах окружающих. Воплощение стойкости! А теперь коднар счастливо отринувший все свои правила и устои. Беззаботный зверь наслаждающийся своим перерождением. Что осталось в этом звере от того человека которым прежде была леди Гвидичи?

И.

Мэль. Ветер. Стихия. Текучая как вода, опьяняющая как гроза что врывается в жаркий полдень разрывая оранжевый зной на сырые лоскуты. Мэль. Меняется каждую секунду, летает, порхает, приходит и исчезает. Чувственная. Наполненная эмоциями до краёв. Это и сила ее и слабость. Она прыгает в новое с головой не думая ни о чем. Изменилась ли она, осталась ли такой как прежде? Об этом не ведомо.

И снова Кристиан. Человек-загадка с лицом надежно упрятанным под тканевый платок, неожиданный, но необходимый в этой ситуации попутчик. Друг. Или коварный враг подосланный Кумой? Следует начать с него.

…

- Я д-думаю, - Ульрих обвел своих людей долгим задумчивым взглядом, каждого поочередно, не забывая посматривать даже на фей-ямов.
…Вот, Яни-Яни кажется нарисовался. Прибежал из леса первым и притащил пару мышей по приказу Церы, но отдавать за просто так не хотел, попискивал что-то там насчет торга, оглашая поляну какими-то своими требованиями.
- Я д-думаю, стоять н-на месте н-нельзя и терять время тоже. Если В-валара нет, погода о-очень скоро со-ойдет к полному дерьму, а за-значит у-уйти о-отсюда нам нужно до этого м-момента. Я пы-ыредлагаю ра-азделиться и идти к-каждому в свою сторону чтобы п-посмотреть к-как действует ловушка! Это…К-как там говорят у-умные старые пердуны? П-посмотрим на беду с разных позиций. Важно всё. Эмоции. О-ощущения. М-магия, и…

- ЯНИ-ЯНИ НЕ СТАТЬ ОТДАВАТЬ МЫШЕЙ ПРОСТО ТАК!!! Вкусный мышки Яни-Яни добывать сложно!!! – прервал умную беседу громкий и требовательный писк. - Яни-Яни искать мышей для героического самого себя, а не для глупого коднара который шумит так, что даже родное Племя его услышать за тысячу тысяч шагов отсюда. Нет. Или Яни-Яни получать щедрый обмен или коднарище получать ничего вместо вкусного мяса! Яни Яни сказать – Яни Яни сделать!

Ульрих вздохнул. Семья, мать его так!

- Я д-думаю…вот ты Ц-цера и ды-должна идти с ням-нямами к-к реке. П-попробуй дойти до воды, слышно же к-как большая река шумит! Я д-думаю ничего не получится, но нужно пы-ыроверить к-как далеко дорога позволяет у-уйти. Возьми с собой этих кы-ырикливых в-варежек и леди Гы-ывидичи заодно. Вдвоем вы сумеете у-увидеть больше…Леди Феари, вы согласны? Нужно п-понять к-как далеко п-позволяет уйти к-колдовство. И Н-найджелл м-может составить вам компанию…Видит Бог! М-мой сквайр обрел себе новую госпожу и без Феари никуда не пойдет. Пусть уж п-пы-ыриглядывает за Феари…а Феари, если ты н-не против Гы-ывидичи…ты пы-ыригляди з-за м-мальчонкой.

Рыцарь подергал себя за косу. Думать – это не то чем Ульрих силен.

- М-мэлья…Леди Сильмини…я д-думаю вам следует пойти вместе в сторону. Я н-ничего не смыслю в магии и видит Творец, п-понятия не и-имею как Валар пы-ыробивал свою дорогу! Нужно чтобы вы вместе п-постарались пы-ыройти сколько сможете прочь от этого тракта. Если есть м-магия…Я думаю, вы сумеете ее почувствовать…Что-то здесь не так. М-может я п-последний трус, но я чувствую подвох…нужна вся эта волшебная чушь к-которая всегда есть в запасе у волшебников! П-попробуйте за-забраться в Лес так далеко к-как сможете и…м-мне к-кажется я глухой, а вы у-умнее чем я и услышите больше. М-мэль, я с-советую тебе прогуляться с госпожой Си-ильмини Леонтари К-келевон. Господину Бездельнику н-ничего не гы-ырозит…он пы-ырошел большую часть пути в своих носилках и сейчас н-наверное тоже…к-как всегда…п-полежит и отдохнет под этим м-милым пы-ыроливным дождиком. Мы тоже м-можем о-отдохнуть если сложим лапки. Прилечь о-отдохнуть н-ненадолго. Так...Всего-лишь на-авечно!

Принц на этом моменте громко фыркнул, поправляя свою тяжелую, усыпанную рубинами корону.

- Да кому какая разница, будешь ты отдыхать навечно или нет, жалкий смерд?! И вообще-то это Я тут самый лучший маг. Я всемогущ, Я прекрасен, Я знаю всё! И как это бесценному Мне заняться обнимашками, если ушастая уйдет? Я могу Всё. И куда эльфийка – туда и Я. Эльфа, знаете ли, не каждый день встретишь! – Развел руки в стороны Королёк, улыбаясь одновременно противненько и счастливо. – Давайте. Обнимаемся. И вы дамы тоже…даже ты…змея! Разрешаю вам Меня обнимать и целовать пять минут. Бегите ко Мне…Я знаю, Я тут самый лучший, самый желанный и вообще!!! – Мальчишка сложил пухлые губки лодочкой и по гусиному вытянул свою шею. – Давай эльфа, начинай меня спасать и переучивать!

Покуда Принц разливался фонтаном, Ульрих повернулся к Кристиану.

- Они шумны, кы-крикливы и иногда ням-нямам, этим шумным лисобелкам хочется о-оторвать г-головы потому что они издают сы-ылишком много шума. Н-но. С ними веселее! П-пойдешь со мной, К-кристиан? М-мы попытаемся пы-ыройти по дороге н-назад и п-посмотрим что получится…Г-говоря по сердцу. Н-неплохо бы у-узнать друг о друге п-получше! Ты живой, К-кристиан. Жи-вой. Видит Н-небо – живой ч-человек из п-плоти и к-крови нужен этим женщинам. На-аши д-девочки м-могут сожрать тебя живьем, К-кристиан…но это будет весело, вот что я д-дурак думаю!

Замолчал дожидаясь ответов.

- Ну к-как? С-согласны с великим, м-мать его так Ведущим Улле? Или есть чего п-поумнее?

Суматоха завертелась, как водится, быстро. Бросившийся наперерез охотнику Феанор, поймал скулой увесистый кулак, но и сам, паскуда, успел ловко подставить ногу, свалив Ольфрика на пол. Свою ошибку он понял несколькими мгновениями позже, когда стало ясно, что жилистым, но худосочным эльфам нечего ловить в партере против крепких деревенских мужиков. Вялая попытка эльфа закрыть голову руками была безжалостно пробита тяжёлым ударом, а следующий непременно расквасил бы остроухому смазливую мордашку, если бы не подоспевший гном. Тронд поймал занесённую для удара руку и принялся заламывать её, как заправский городской стражник - не слишком умело, но с энтузиазмом.
Возможно этим двоим удалось бы таки скрутить следопыта, если бы не Гвил, пришедшая им на помощь, попыткой оседлать Ольфрика. При иных обстоятельствах охотник нашёл бы это весьма эротичным и возбуждающим: зажатый упругими девичьими бёдрами не возбудиться только кастрат или отъявленый мужеложец. Но теперь хватало и того, что Гвил мешала гному завести руку Ольфрика за спину, сделав захват по-настоящему пыточным.
Быстро вывернув руку, охотник вырвался из лап Тронда и, нехотя сбросив с себя девицу, отвесил гному размашистый удар в висок, от которого клиент пошатнулся и ощутимо поплыл. Всё ещё закрывающий голову Феанор получил профилактический пинок в живот.
Но добраться до ведьмы ему не дали. Не удовлетворившись, должно быть, первым разом, Гвил снова прыгнула на спину охотника и вцепилась зубами в его ухо. Подоспели и остальные. Второе ухо пострадало от мстительного кулака Тронда. Да так, что в голове словно набат зазвенел. Покачнувшийся Ольфрик налетел на Феанора и вновь повалился на пол, увлекая за собой троих противников. Борьба стихла лишь когда все трое навалились разом, прижав следопыта к земле, и Гвилвилет с победным видом вновь оседлала свою жертву.
Меж тем Мельнанет продолжала свой ритуал. Когда Ольфрика перестали бить и дали возможность дышать, он даже начал понемногу понимать, что происходит. Должно быть, Волка собирались ритуально убить, чтобы потом ритуально же воскресить. Вот только со вторым пунктом вышла проблема.
- Повесят? - глухо прорычал Ольфрик, поднявшись на ноги. - О, нет, вас не повесят.
В общей суматохе и панике он успел подобрать кинжал хозяйки Ланта и теперь держал его наготове.
- Молитесь Мельте, молитесь своей Грозной богине и всем, кому умеете, ибо, если не справитесь, молиться буду я. Я предложу всем богам подряд вашу кровь в обмен на его жизнь. Кто-нибудь да откликнется!

Остаток дня, вечер и часть ночи они работали, не покладая рук.
Сначала все четверо (включая дроида-охранника) полетели на самолёте обратно в Мос-Гамос. Там, во-первых, нужно было отремонтировать (или хотя бы отдать ремонтироваться) корабль Терека Сатта; во-вторых, попробовать вскрыть звездолёт Адаса и выгрести оттуда все припасы; в-третьих, купить топлива в контейнерах (не урана, а обычного, жидкого), отвезти в Инкарию, где остался "А-Крыл", и заправить его.
В четвёртых, нужно было купить "А-Крылу" ракеты. И Z-95, пожалуй, тоже.
Когда всё будет готово, Терек Сатт свяжется по радио с Гелиосом. Он перешлёт ему видеозапись с джерриным звездолётом - якобы, он его выследил и снял откуда-нибудь, с вершины горы или с воздуха. От места, где находится звездолёт, до Мос-Гамоса - несколько сотен километров. Что бы ни предпринял Гелиос, ему придётся сесть в самолёт или космический корабль и лететь туда. А когда он окажется в воздухе, где-нибудь на пол-пути, они его собьют. Звездолёт Джерри с его мощным локатором можно будет использовать как систему ДРЛО - возможно, ему удастся засечь аппарат Гелиоса издалека. В любом случае преимущество будет на их стороне. Если Гелиос катапультируется - что ж, тем хуже для него. Он приземлится в безлюдной, безводной пустыне - а они его там пристрелят. Или вообще захватят живым. На радость Тереку Сатту.
Идею заманить Гелиоса прямо к джерриному кораблю и захватить или грохнуть прямо там, в конце концов, отвергли. Неизвестно, что мог сделать этот человек, если б его подпустили близко к звездолёту. Вдруг он, не приземляясь, бросил бы в него бомбу? Или вообще не стал бы к нему приближаться, а запустил бы издалека каких-нибудь дронов-разведчиков, типа "Тёмного Глаза"? Легче взорвать его и всех его дронов прямо в полёте, на высоте нескольких километров! Пусть одни ошмётки разлетятся...
Линдли не хотелось возвращаться в Мос-Гамос, но, подумав, она поняла, что оставаться в Инкарии одной ей не хочется ещё больше. Впрочем, лететь прямо в аэропорт не пожелал никто. Они посадили самолёт в нескольких километрах от города. Линдли осталась его сторожить, а Терек Сатт и Джерри, прихватив мешок с золотом (тот самый, из корабля вуки), потопали дальше пешком. Мешок нёс дроид-охранник. Джерри ни в какую не захотел оставлять робота у самолёта. Терек Сатт, видя это, лишь мрачно усмехнулся - парень всё ещё ему не доверял.
Входя в город, Джерри накинул свою тёмную куртку, ту самую, в которой был на Териконе, и надвинул капюшон на глаза. Ему предстояло изрядно пожариться, однако светить рядом с забраком свою физиономию он считал глупым.
В городе они, первым делом, наняли Парящий Автомобиль с кузовом. Увы, найти такую технику без водителя в Мос-Гамосе было нереально - в результате пришлось терпеть общество пожилого цереанца с длинной косой, который постоянно что-то бубнил, комментируя окружающее, и поначалу даже пытался лезть с вопросами. Терек Сатт быстро отбил у него это желание, но прекратить бубнёж не удалось. Особенно "возбуждал" старика Джерри. Цереанец клялся и божился, что порядочным людям в такую жару незачем носить тёмные куртки с капюшонами, и что парень наверняка задумал что-то недоброе, и как бы ему, цереанцу, из-за этого не пострадать. Джерри отмалчивался, делая вид, что ничего не слышит.
Терек Сатт, между тем, тоже нахлобучил капюшон. Аэропорт приближался, и опасение быть узнанным говорило в душе забрака всё громче. Даже если соглядатай Гелиоса потерял его, когда он улетел на самолёте, сам Гелиос вполне мог болтаться где-нибудь здесь. Впрочем, того, явственного ощущения слежки пока не было.
В аэропорту они разделились. Джерри с цереанцем поехали (то есть, полетели) закупать топливо для "А-Крыла", а Терек Сатт, спрыгнув на землю, зашагал к ближайшей конторе ремонтников, которую нашёл на карте. Он мог бы воспользоваться услугами фирмы Тима Хойта - из их утренней беседы он знал, что "ковбой" не только сдаёт летательные аппараты в прокат, но и ремонтирует их - но при зрелом размышлении решил там пока не появляться. Если слежка действительно была, то Гелиос наверняка уже знает, что "мистер Истан" взял у Тима Хойта самолёт.
Ремонтная контора размещалась в огромном кирпичном эллинге. Вывеска на воротах извещала, что здесь чинят любую технику, а также занимаются "разведением джав". Тереку Сатту стало смешно. Внутри действительно обнаружились джавы, суетливо ковырявшиеся в недрах большого транспортного звездолёта, а также их хозяин - бородатый мужик лет сорока пяти, с большими глазами и каким-то простодушно-растерянным выражением лица. Он представился Осводом. Терек Сатт сразу решил, что перед ним лох и вообще не бизнесмен. Он изложил своё дело, а затем шутки ради поинтересовался, нельзя ли тут купить парочку джав. Физиономия Освода стала ещё более растерянной. Пожевав губами, он ответил, что джавы не продаются. А зачем вы тогда их разводите? - строго спросил забрак. Освод от растерянности совсем завис. Поняв, что ответа не дождётся, Терек Сатт махнул рукой и предложил горе-бизнесмену осмотреть корабль. В эллинге нашёлся маленький спидер-мотоцикл. Они вдвоём взгромоздились на него и поехали через всё лётное поле к уныло стоявшему на солнцепёке Z-95.
При виде техники Освод заметно оживился и с интересом стал осматривать повреждения. На вопрос, как они были получены, Терек Сатт ответил, что столкнулся с космическим мусором. Освод оценил ремонт в тысячу монет. Срок - завтрашний вечер. Сегодняшний, поправил Терек Сатт. Причём он сам будет наблюдать за ходом работ. Тогда цена вырастает вдвое, робко сказал Освод. Терек Сатт грозно на него посмотрел и предложил тысячу двести. Освод растерялся и совсем слабым голосом ответил, что нет, вдвое. Терек Сатт шагнул к нему. Освод, кажется, хотел отскочить, но ноги не послушались. Тысячу четыреста! Вдвое, - пролепетал Освод. Глаза у него стали размером с чайное блюдце. Забрак угрожающе нагнулся (он был выше на пол-головы) и посмотрел в эти полные мольбы и ужаса глаза. Тысячу пятьсот! - прорычал он злобно. Освод был белым, как полотно.
- Вдвое, - прошептал он, находясь, кажется, в состоянии эмоционального шока.
Терек Сатт понял, что мужика сейчас заклинит. Он отступился. В конце концов, такая упорная внутренняя борьба с дристом была достойна уважения!
Пока тягач, приехавший из эллинга, медленно отбуксировывал Z-95, забрак прогулялся к звездолёту Адаса. Тут его ждало неприятное открытие: возле корабля дежурил вооружённый помощник шерифа. Загорелый небритый мужик сурового вида, в бронежилете, каске и с лучевым ружьём на плече. Терека Сатта он смерил неприязненным взглядом. Стало ясно, что адасов звездолёт со всем его содержимым для них, увы, потерян.
Джерри, между тем, передумал покупать оружие в Мос-Гамосе. Ему пришло в голову, что если уничтожение самолёта Гелиоса начнут расследовать, то по обломкам ракеты, чего доброго, доберутся до продавца, а через него - до покупателя. В Мос-Гамосе торговцев, способных продать ракеты, было раз-два и обчёлся. Джерри решил добраться до Мос-Эспы, за две тысячи километров. В отличие от Мос-Гамоса, Мос-Эспа была очень криминальным городом, можно сказать, бандитской столицей Татуина. Там имелся целый оружейный развал, где любой желающий мог купить хоть ракету, хоть бомбу, хоть даже танк.
Привезя на Летающем Автомобиле купленное топливо к самолёту и разгрузив контейнеры (ими был забит весь кузов, машина едва летела), Джерри с облегчением отослал прочь бубнящего старика-цереанца, после чего изложил свой план Линдли. Однако лететь в Мос-Эспу тви'лека отказалась наотрез: там ещё скорее, чем в Мос-Гамосе, можно было напороться на старых знакомых. Тем более, что Мос-Эспу окружали близко подступавшие горы, и это вынуждало садиться именно в аэропорту, а не где-нибудь вне города. Линдли скорее готова была вернуться в Инкарию и там, ожидая товарищей, заниматься заправкой "А-Крыла" (без специального оборудования это была медленная и трудная работа). Джерри, подумав, согласился и на такой вариант.
В общем, было два часа ночи, когда они собрались в горном ущелье, в нескольких километрах от Инкарии, где Джерри укрывал свой корабль. Все были целы, все вернулись благополучно. Никто не тронул Джерри в бандитской Мос-Эспе; он привёз сразу десять ракет, для своего звездолёта и для двух истребителей. Джеррины дроиды быстро и ловко подвесили их на "А-Крыл" и Z-95. Последний выглядел великолепно - с новым крылом, заправленный и вымытый. Мешок золота, который днём выехал из Инкарии почти полным, теперь основательно опустел. Но дело того стоило.
Было холодно и очень тихо. Над ущельем сияли звёзды. Уставшая компания покидала на землю свои спальные мешки. Ночевать в тесных кабинах истребителей было маленьким удовольствием, а в корабле Джерри, полным урана, была слишком высокая радиация. Предстоял здоровый сон под открытым небом. Впрочем, почему бы и нет? Дождей здесь почти не бывает.
Им хотелось есть. Джерри принёс из своего звездолёта электроплитку, посуду, протянул провод, и скоро в темноте забулькал, готовясь, суп, и запахло чем-то вкусным. Компания расселась/разлеглась вокруг. В нескольких шагах возвышался неизменный дроид с ружьём, словно тёмная статуя. Дальше, расплываясь во мраке, виднелись очертания расставленных по ущелью трёх звездолётов и самолёта. Наверное, при свете дня эта эскадра будет выглядеть довольно внушительно. Если всё пойдёт по плану, утром Гелиосу придётся с ней познакомится, как за день до того познакомился вуки.

Брунгильда с какой-то гнетущей тревогой посмотрела на Киора. Ответ и так читался в ее глазах, но на всякий случай кивнула. А затем хмуро посмотрела на его плечо, на метку, спрятанную под кольчугой и одеждой.
Слова были не нужны - проклятие Волка не давало ей покоя, вот в чем было дело. Но почему она молчала? Ведь дурацкая пьеса уже закончилась, она была свободна!
Девушка приблизилась к Хранителю, внимательно разглядывая его шлем, кольчугу, его руки. Ее брови слегка вздрагивали от мыслей, от чувств, запертых под этой маской. Сколько же всего она должна была сказать!
Но она молчала. Почему?
У Брунгильды была очень странная маска - совсем без ремешков. На чем же она тогда держалась? На клее? И тут, словно желая все объяснить, Молчание отошла к столу, уводя за собой Киора. На самом углу стояла корзинка со свежей крупной клубникой, которой здесь раньше не было. Красная, пахнущая, без единого червячка - эльфийская.
Она взяла одну и, нарочито демонстрируя, немного отняла маску от лица и положила ягоду в рот. И этого мгновения было достаточно, чтобы разглядеть штырек, торчащий из маски, за который мельтийка ее и удерживала зубами.
То есть чтобы заговорить, Брунгильда должна была снять ее. И нарушить Правила Игры.
Второй клубникой она угостила Волка, улыбаясь одними глазами.

- Крэй? - переспросил Тайна. - Крэй. Крэээй...
Он словно бы пробовал слово на вкус, загадочно глядя куда-то в потолок. Тому способствовало очень уж удобное кресло, в котором эльф расположился: менестрель так мягко, так комфортно разлегся, как Тара, наверное, и не смогла бы. Выглядеть настолько расслабленным, уставшим и безмятежным - это тоже своего рода искусство.
- Крэй... Хмм... Дай-ка мне подумать. Кажется, что-то знакомое...
Альтарина задумалась о том, что уже где-то наблюдала подобную картину, причем совсем недавно. Тут к столу подошел невеселый Феанор и молча налил себе в чарку бренны. Его движения совсем изменились - если раньше они были резкими, энергичными и изящными, то теперь он шевелился как-то вяло и неаккуратно.
- Ммм... - протянул Тайна, глядя на то, как Любовник опрокидывает в себя изысканный эльфийский напиток. - Я думал... а оно... мда... бывает...
- Бывает, - прохрипел Феанор, зажевывая бренну толстым ломтем сыра.
И это Тара так его нарезала?!
И почему он был печальным? Когда она уходила, Феанор же ведь улыбался! Улыбался... вроде... Или...
- Ты не знаешь божества по имени Крэй? - спросил его Орэлинд.
Феанор хмуро посмотрел на него. Закатил глаза, словно бы пытаясь посмотреть в собственную голову, но потом помотал ею, не найдя там ответа.
- А фто такое?
- Да вот дама интересуется.
Любовник налил себе еще бренны.
- Крэй... - снова промолвил Орэлинд. Зря Тара сказала про "не торопиться", теперь это обещало затянуться до зари. - Это не высший эльфийский. И не простой эльфийский гроссье. Больше похоже на древнелюдской, но для него такое не свойственно... Скорее, это был бы Край. Или Крой.
- Или Штерхранбрадтфк, - выдал Феанор, потеряв пару кусочков съеденного сыра.
Линди тихо и вежливо рассмеялся.
- Прости, Искатель, но для наших острых ушей ваш язык именно так и звучит.
- Страшно представить, как для округлых ушей звучит гроссье, - ухмыльнулся мельтиец после второй чарки, которую он и вовсе не заедал.
- Насколько я слышал, они его сравнивают с мурлыканьем кошки. Или с бормотанием пьяницы - смотря в каком настроении люд, - улыбнулся Тайна.
- Так-так. О чем это вы здесь? - спросил вернувшийся с кухни Тронд.
В руках он нес необычную зеленую колбу, заполненную наполовину водой. Из колбы выходил искусно сделанный латунный столб, оканчивавшийся наверху странной глиняной чашечкой с раскаленным угольком. В середине этого агрегата от столба отходила длинная гнущаяся трубка.
Если б Тара ничего не смыслила в алхимии, решила бы, что это особая зельеварка. Но поскольку девушка в ней прекрасно разбиралась, то она понятия не имела, для чего эта штука была нужна.
- Мы здесь пытаемся узнать, кто такой Крэй, - ответил Феанор.
- Крэй? - переспросил гном, усаживаясь в третье кресло и ставя у ног... эту вытянутую реторту с отводным шлангхеном и обогревом крышки.
- Крэй, - повторил Тайна. - Мне кажется, это на вашем наречии, нет?
Судья потряс бородой, нахмурив лоб и положил трубку... себе в рот. Глубоко затянулся, отчего реторта вся забулькала и зашипела, а потом выпустил через нос две длиннющие струи молочно-белого дыма.
- Такого слова нет в дворфском.
- Уверен? - уточнил Любовник, никак не реагируя на действия гнома в отношении агрегата.
- Если я говорю нет - значит нет, - отрезал Тронд и затянулся вновь.
- Ходят слухи, что Крэй - противоположность Уйре Мьелит, - заметил Тайна, будто какой-нибудь придворный интриган, сообщающий чьи-то секреты.
Гном удивленно приподнял кустистые брови, продолжая курить (а больше всего это действо напоминало курение трубки).
- У Богов есть противоположности? Никогда о таком не слышал, - ответил Тронд, весь окутанный дымом, что очень плавно, медленно рассеивался по залу.
Тара уже почувствовала его приятный солоноватый аромат, совершенно ей незнакомый.
- Я тоже, - расслабленно согласился Линди. - Но мне эта идея кажется интересной.
- Пахнет морем, - хмыкнул Феанор, разглядывая дым. - Это табак такой?
- Да, - подтвердил Тайна. - Мы его привезли из Каранхилла. Удивительная находка!
- Удивительно дорогая, - проворчал Тронд, передавая трубку, оканчивавшуюся удобным деревянным мундштуком.
- Ну ты знаешь нашу Хозяйку. Если ей что-то взбредет в голову, то тут хоть белки плачьте... - развел руками менестрель.
Мирри! Тара оглянулась, но ни "белки", ни Охотницы в зале не было. Здесь оставались только они вчетвером, да Молчание с Волком, которые, кажется, их подслушивали. Или просто молчали и ели клубнику.
- Противоположность Мельты, - проговорил Тронд задумчиво. - Чушь.
- Почему чушь? - поинтересовался Линди.
- Ну вот сам посуди. Принято считать, что наши берсерки - это те же ваши мельтийцы, да? А берсерки работают с Брадд.
Гном многозначительно оглядел всех.
- Брадд - это плоть, если на орочьем, - пояснил Тронд после паузы. - А что ты назовешь противоположностью плоти? Огонь? Сталь? Камень? Здесь все подходит. И одновременно ничего.
- Твои слова звучат разумно, - согласился Тайна, получая шлангхен агрегата от Феанора.
- Потому и говорю, что чушь.
- Почему сразу чушь? - возразил оракул. - Может, мы просто чего-то не знаем, чего могли бы знать?
- Искатель - гелертер. И ее познания впечатляют. Думаешь, она станет говорить чушь? - поддержал его Любовник.
- Я сказал то, что знаю, - буркнул Тронд, поправляя щипцами уголек. - Выдумки - это не по моей части.
- Понятно. Что ж, выходит, мы ничего про Крэя сказать не можем, - рассудил Тайна и, не задумываясь, передал трубку от реторты дальше по очереди. То есть Искателю.
- Можно еще у Королевы спросить, - предложил Феанор. - Она все-таки жила с Богами на одной земле.
- Или у Хозяйки Игры, - добавил Тронд. - Может, Крэй - это на ихнем языке. Да и ей тоже очень многое о Бессмертных известно. А я гном, я в этих делах разбираюсь плохо. Вы лучше б у меня спросили, как ружье заряжать - вот это я вам могу рассказать.
- И как? - тут же поинтересовался Орэлинд.
- Долго! - гаркнул дворф, чуть не сдув уголек, и гулко захохотал. - Бесполезная хрень!
Когда общий смех унялся, Феанор вернулся к основной теме беседы:
- Только вот идти к кому-либо из этих двоих я бы сейчас побоялся.
- О да, - кивнул менестрель, глядя на Тару. - Что страшнее: Великую Жрицу Мьелит оторвать от ее возлюбленной или Великую Жрицу Квиллисхи - от ее горестных мыслей?
- Все равно что будить медведя, спящего в берлоге! - рассмеялся Любовник, что уже вновь повеселел, а потому налил бренны не только себе, но и Таре. - На, выпей для храбрости!
- Я бы вообще не торопился - можно и с утра их обеих поймать, - предложил Тайна.
- Ох, откладывать до утра - дурная идея! - не согласился Феанор.
- Утром они будут в еще худшем настроении, - поддакнул Тронд, забирая у Тары трубку.
- Тем более, сейчас им можно предложить свой Танец, - добавил Любовник.
- А я б не торопился, - сказал менестрель, так и не изменивший расслабленную позу за весь разговор.
- Тебе решать, - сказал мельтиец Альтарине.
- Как говорят рудокопы под завалом: главное - не бздеть! - заявил Тронд и громко рассмеялся вместе с остальными. Кажется, и его бренна одолела. - Самое страшное в своей жизни ты уже пережила...
Все на него с интересом посмотрели. Он - на них, мол, чего тут непонятного?
- Я имею ввиду Нектар, - прошептал он заговорщецки. - Только тшшш...
- Она же все слышит, - напомнил Тайна, смеясь.
- Ох! Беда... Ну тогда дайте закурить ваш нагрыль в последний раз! - хохотнул Тронд. - И похороните меня с подобающими почестями!

Выйдя из кантины, Терек Сатт ещё раз огляделся и, так никого и не приметив, решительно направился в аэропорт. В конце-концов, если "хвост" состоит из профессионалов, обнаружить его всё равно не удастся. Единственная надежда - оставить соглядатаев под крылом самолёта, вместе с землёй и славным городом Мос-Гамос. Некоторое время Терек Сатт обдумывал идею лететь к Линдли на своём Z-95, но в итоге отбросил её. Во-первых, не стоило "светить" перед кем бы то ни было свой корабль, во-вторых, Z-95 был не заправлен и сломан.
Самолёт уже стоял на лётном поле, выкаченный из ангара. Его серебристый, отполированный корпус сверкал на солнце. Терек Сатт, как прежде и Линдли, невольно залюбовался. Прекрасная машина!
Тим Хойт, заметив подходившего забрака, вышел из ангара.
- Летали когда-нибудь на тяжёлых аппаратах? - спросил он.
- Угу, - буркнул забрак, не уточняя подробности. И в свою очередь поинтересовался:
- Оружие на борту есть?
- Нет, - ответил Тим Хойт. - Разве что стрелять из бластера через форточку. Но есть система постановки помех и сброса ловушек. Таскенские рейдеры иногда запускают ракеты - правда, очень редко.
- А защитный экран?
- Есть, конечно. Но в полёте его лучше не включать: аэродинамика из-за него ухудшается, самолёт брыкаться начинает.
"Класс!" - сердито подумал Терек Сатт. И полез в кабину - оттуда был спущен раскладной трап.
- А вообще осторожнее! - напутствовал его Тим Хойт. - Я этот самолёт своими руками собрал, так что верните мне его целым.
Забрак, ничего не отвечая, нажал рычаг закрытия двери.
Ему было неуютно. Долгие годы он летал только на звездолётах, причём маленьких, и привык к их юркости и надёжности. Всегда можно было поддать газу и удрать от любой опасности в космос. А тут... "Оружия нет". "Защитный экран в полёте лучше не включать". Деревенщина, блин... Усевшись в катапультируемое кресло, забрак стал разбираться в приборной доске. Ничего особо сложного там не оказалось - всё как везде. Вдобавок, самолёт был существенно автоматизирован (Тим Хойт пояснил это ещё во время первой встречи, когда показывал машину в ангаре), управлять им сумел бы любой, кто умел летать хоть на начальном уровне. Закончив осмотр, Терек Сатт повернул несколько тумблеров и рычажков, делая предполётные включения. Снаружи донёсся свистящий гул заработавших турбин. Забрак увидел, как закрутились винты. Он пристегнулся к креслу ремнями и, мысленно перекрестившись, двинул секторы газа вперёд.

Птица сидела на крыше ангара и немигающими глазами провожала самолёт. Вот он вырулил на полосу, остановился ненадолго, потом начал разбег... Птица напрягла свои биомеханические лапы и наклонилась вперёд. Вытянула шею. Распахнула чёрные крылья - в следующий миг они стали жёсткими и неподвижными. Веер хвостовых перьев тоже застыл; сверху выдвинулся вертикальный киль. Птица сделалась похожей на старинный аэроплан "Таубе". Раздался нарастающий свист. Под мышками птицы открылись два сопла, из них сверкнуло газовое пламя. Птица резко сорвалась с крыши и, втягивая лапы в живот, устремилась за взлетающим самолётом. Как маленький пернатый ракетоплан.

Всё же Терек Сатт чуть не угробился.
Самолёт вроде бы вёл себя послушно. Опасения забрака потихоньку ушли, он даже полностью выключил автопилот и немного порулил сам, для удовольствия. Потом, на высоте 3000 метров, ему пришло в голову включить-таки защитный экран и поглядеть, что будет. Взявшись за штурвал левой рукой покрепче, Терек Сатт нажал рычаг. Мир за окном чуть помутнел, а на пульте загорелся индикатор, что экран работает. Ничего! Самолёт летел, как ни в чём ни бывало. Терек Сатт осторожно покачал штурвал, затем, расхрабрившись, заложил вираж. Машина стала чуть более "ленивой", но ничего экстремального Терек Сатт в этом не увидел. Хмыкнув и помянув про себя насмешливым словом Тима Хойта, он лёг на прежний курс.
Внизу расстилалась татуинская пустыня - красновато-жёлтая, с барханами и островками скал. Мос-Гамос скрылся за горизонтом. До места встречи, назначенного Линдли, оставалось километров двадцать, и Терек Сатт решил, что пора снижаться. Отдав штурвал от себя и слегка прибрав секторы газа, он направил самолёт к земле.
На высоте 1000 метров он разглядел поднимавшиеся с гребней барханов пылевые вихри. Там внизу гулял ветер. Самолёт сильно качнуло. Терек Сатт стиснул штурвал, ожидая турбулентности, которая всегда бывает вблизи земли. Самолёт качнуло ещё раз - и неожиданно он попросту провалился вниз, будто попал в яму. Терек Сатт ощутил себя в невесомости; винты странно и жутко взревели; крылья затрясло в срывном флаттере. Терек Сатт быстро отдал штурвал от себя до предела, но самолёт почти не слушался, нос еле-еле двинулся вниз. Забрак прямо жопой почуял близость надвигавшейся землю.
- Да рулись ты.. чёрт!
"Экран!" - сверкнуло озарение. Он дёрнул рычаг, экран исчез - и тут же самолёт начал приходить в норму. Тряска прекратилась, нос пошёл было вниз, но забрак успел заранее вернуть штурвал на место. Машина выправилась. До земли осталось метров четыреста. Забрак перевёл дух. Вот ведь сволочь!
В нескольких километрах впереди что-то сверкнуло на вершине одного из барханов. Терек Сатт включил камеру, установленную в носу самолёта, подвигал зум и убедился, что там, в пустыне, стоит "А-Крыл" Линдли. Ну, хоть с этим всё нормально. Выбрав неподалёку подходящее место - широкую ложбину между двумя барханами - он включил антигравитаторы (вместо шасси) и начал заходить на посадку.

- Мекампский волк тебе брат, шлюха ссыкливая, НА МЕСТЕ СТОЙ!

Приподнялся на локте, ошалев от такой наглости: они убегают!

- Стой, сука, убивать буду!!!

Ухватил табурет и швырнул в спину убегающим, целясь на этот раз не абы куда, а сломать спину, но дерево только грохнуло о хлопнувшую дверь. Развалился на полу, расслабясь и раскинув руки, захохотал: ох уж этот Ордос! Одна громко лаяла, да тихо куда-то поджалась - у кого ни спрошу, никто не знает, где она теперь! Вторые "поговорить" хотели, но начать говорить не успел: выскочили из трактира пулями, как кипятком обоссавшись. Чот ржу не могу.

Боль отрезвила Тару.
Да, до этого ей и не казалось, что она пьяна, но заструившаяся по руке алая кровь явила истинную картину мира - Искатель напилась вдребезг. Голова кружилась, ее тошнило, а еще было очень сложно сфокусироваться на руке взглядом.
Она обернулась на прочих - пьяные эльфы, спотыкаясь, побежали к двери, попытались ее открыть. Кричали о чем-то, боролись с засовом.
Тара и сама пошла к ним, но оступилась, запнулась, упала. Сейчас вдруг это стало таким очевидным: они все напились. Пьеса, умственная дуэль, маскарад, кровавые ритуалы - что за хмельной бред?!


Несущий смерть Волк ворвался в орочий строй, раскидывая в стороны зелено-красные конечности. Жуткий грохот боя, вопли, звон стали и кровь! Цвайхандер не пел, нет, это вам не эльфийские ножички. Цвайхандер утробно гудел от жажды и глухо врубался в чужую плоть.
Волк чувствовал их боль. Он чувствовал, как тела подчиняются его силе, как они рассекаются, ломаются, калечатся и прогибаются под поступью войска Огнерыка. Они все пали перед ним!
И лучше Киора в этом бою сражался лишь сам Огненный Волк - Хитциг, Бог Войны, сминавший плотные ряды с веселым криком. Он смеялся! Он упивался кровью! Он орал проклятия оркам! Он ненавидел их и любил эту злую сечу!
И Волк любил ее вместе с ним!


Наконец, они раскрыли двери - в зал ворвалась гроза. Холодный дождь омыл пышные ковры, а яркая молния озарила широкое крыльцо с лежащим на ней Волком.
- Быстрее! Тащите его внутрь!
- Что с ним?!
- О Мьелит! Он умер...
- Тащите!
Они схватили воина за мокрую одежду и поволокли внутрь, будто мешок с сеном. Спешно, впопыхах, неудобно. Безумец споткнулся, все завалились. Но поднялись, но дотащили, будто бы это было важнее всего...
- Воняет сивухой...
- Он жив?
- Выглядит мертвецом.
- Позовите Королеву!
- Спаси его Мельта, молю тебя...
Тара увидела его: бледный, бездыханный, страшный. Глаза закрыты, а рот скривился в болезненной гримасе. Весь в грязи, будто бы его выкопали из земли, будто бы это был труп... Но это Волк, а не труп.
Он лежал в некрасивой позе, а они сгрудились над ним. Кричали что-то. Только Хозяйка Игры стояла в стороне вместе с Тарой и смотрела на все это.
- Видимо, все было зазря... - произнесла она печально.
- Так кто врачевать-то умеет? - спросил Тронд.
- Королева!
- Охотница, дуй за ней, - распорядился Судья, показавшийся Таре наиболее трезвым.
Эльфийка рванула в сторону двора.
- Кажется, лекарь уже не поможет, - прошептал Безумец так, что все слышали.
- А если он еще жив?! - возмутился Тайна.
Молчание вдруг заныла сквозь маску, гладя Волка по грязным спутанным волосам.
- Послушайте сердце! - закричал Любовник. - Оно бьется!?
- Я, мать вашу, его и пытаюсь послушать! - заскрежетала вдруг Мирри каким-то жутким голосом. - А вы разорались! Я - лекарь! Уйдите все к демонам отсюда!
- Так, отошли все! - рявкнул Судья и сам отпрянул на пару шагов.
Народ наконец расступился, и Альтарина увидела белку, прильнувшую ушком к груди Волка.
- Ну?! - не выдержал Феанор.
- Заткнись! - прошипел Тайна.
- Подождите... - пробормотала Мирри, вслушиваясь. Она сменила позицию. Она пыталась найти этот стук где-то там, в глубине, найти его...
Молчание, сидя на своих коленях, начала тихо плакать.
- Жаль его, конечно, - промолвила Икхиэлла. - Молодой еще.


Но за мелкими орками шли огрины. Великаны, мощные, словно горы. И людской строй распороло об них, будто о фьорды.
Огнерык получил гигантской дубиной в бок. С грохотом доспехов отлетел в сторону, зарычал по-волчьи. Киор резко пригнулся и избежал своей смерти. А вот боец рядом - нет. Громкий хруст. Слишком громкий: ребра, плечи, хребет, не переживет.
Еще один взмах, Волк отпрянул. В лицо ударил шквал ветра, разносимого этой булавой.
Ну все! Теперь его черед бить! Цвайхандер смачно впился в мясистую ножищу, брызнула кровь. Гигант взревел, да так, что волосы встали дыбом!
А клинок застрял.
Киор все понял слишком поздно... Надо было бросить меч и бежать, а он пытался его выдернуть. В кость попал? Уперся ногой и все, мгновение потеряно - мощная ладонь обхватила его голову и подняла в воздух...


- Оно бьется! - воскликнула белка. - Но слабо, очень слабо. Он умирает. Что с ним? Чем его отравили-то?
- Что здесь происходит? - раздался голос хозяйки Ланта. Мельнанет, спешно явившаяся в сопровождении Охотницы, Палача и Мученицы, мокрая с головы до пят, строго взирала на эту безумную сцену.
- Их друга принесли. Он при смерти, - тут же пояснил Тронд.
Королева нахмурилась, посмотрела на Хозяйку Игры, но та лишь пожала плечами грустно.
- Помоги ему! Мы не понимаем, что с ним! - воскликнул Любовник.
- Это яд, - ответствовала белка, не поднимая взора. - Нужно чем-то его вывести...
Древняя эльфийка подошла к Волку, опустилась над ним и... принюхалась.
- Чем пахнет? - спросила она Мирри недовольно.
- Дешевой бренной. Но он слишком бледный для...
- А еще?
Тут и белка принюхалась. А затем вдруг с ужасом посмотрела на Мельнанет и осела.
- Черный страшноцвет, - назвала она то, что учуяла.


Волк боролся, но тщетно. Как только пальцы сжались на его черепе, все стало ясно. Не вырваться. Ничего не поделать. Он вонзил кинжал в кисть зеленокожей твари, но тот проникал в толстую шкуру лишь на пол ладони. Он продолжал бить, ковырять эту дубовую плоть, но все было уже бессмысленным.
Огрин с наслаждением тянул время, сдавливая с каждым мгновением все сильнее. Ноги Киора беспомощно болтались в воздухе. Руки пытались нанести как можно больше ран - просто так, чтобы оставить хоть шрам о себе напоследок...
Но все было тщетно. Он попался. Он проиграл.
Великан обернул его к Огнерыку. Тот взирал на Волка взглядом, полным разочарования. Конечно! Так глупо сдаться на милость огрина! А он ведь был его правой рукой! Хольд! Жалкий неудачник, а не хольд...
- Нельзя давать им схватить тебя. Из лап огрина не вырвешься, сын, - с горечью произнес Хитциг.
Нет, он не поможет. Попросту не успеет - огрину хватит мгновения, чтобы размозжить голову Волка.
Пальцы стиснули еще сильнее. Киор извернулся и вонзил кинжал врагу под ноготь. Великан заревел от боли и череп хольда лопнул, словно тыква.


- Нет противоядия, да? - с сожалением спросил Безумец.
- Нет, - хмуро покачала головой Королева. И усмехнулась вдруг.
- Это усыплялка... Сонное зелье... Оно не смертельно, - пробормотала Мирри, растерянно глядя на Волка. - И бледность, и слабое сердцебиение, да...
- Устроили мне тут, понимаешь, - пробурчала Королева. - Трагедии Эллейны.
- Так он не умрет? - не понял Феанор.
- Если это страшоцвет, то нет, - пожала плечиками Мирри. На ее глазах появились слезы, смочившие шерсть под маской. - Придурок...
- Почему придурок? - удивился Безумец, тоже уже ничего не понимавший.
- Потому. Меньше шляться по ночам надо, - пробормотала белка в ответ. Ее взгляд потерялся среди колонн. Она медленно слезла с хольда. - У вас есть взбуй-трава? Его можно в чувство привести...
- Сейчас принесу! - выпалила Охотница, убежав на кухню.
Молчание подошла к Волку, обняла его. Теперь она рыдала от счастья, судя по всему, хотя и не понятно совсем было, на кой он ей вообще сдался.
Остальные же просто... расслабились. Все, кроме Хозяйки Игры, конечно же.
- То есть мы нарушили клятву Квиллисхи, чтобы спасти жизнь тому, кто и не умирал вовсе? - поинтересовалась она, зажимая ладонь какой-то тряпкой и морщась от боли.
- Все верно, - кивнул Судья.
- Судьба коварна, - усмехнулся повеселевший Тайна.
Вернулась Охотница с красной склянкой, откупорила ее, дала понюхать Волку. Тот открыл глаза. И тут же закрыл, зажмурившись от каких-то крайне неприятных ощущений. Закашлялся тяжело, согнулся.
- А теперь он еще и в сознании, - продолжила Икхиэлла, медленно подходя к раскрытому настежь входу в храм. Тон ее не обещал ничего хорошего. - Здесь. С нами. На Игре.
- Я все понимаю, - согласно кивнул Любовник. - Вепрь, он же сможет сам дойти до своей таверны? Мы не вправе его здесь оставить, к сожалению, у нас Игра...
- Нет, ты не так понял, - прервала его демонесса.
А затем медленно и спокойно закрыла двери, с щелчком задвинула засов и обернулась к остальным.
- Теперь мы не можем его отпустить. Мы заключили с Квиллисхи договор.
Хозяйка Игры выдержала паузу с наисерьезнейшим видом.
- Он останется здесь и будет играть. Хочет он того или нет.

Этот миг. Краткий миг между ударами сердца. Стоп-кадр.

Девушка с широко распахнутыми глазами. Вдох теплом застыл на ее губах, ловящих улыбку. Легкий, едва намеченный поворот головы - а волосы уже порхнули под дуновением ветра, взвиваясь золотистым облачком. Она прекрасна - этот луч детской радости высветляет ее искрящимся счастьем. Красно-оранжевый лист планирует ей под ноги - он замер, словно не решаясь опуститься на землю.

Мужчина, обернувшийся ей вслед. Тяжелый взгляд смягчен лукавой искоркой, затаившейся в глубине его глаз, так странно сочетающих в себе мудрость и задорную непосредственность. Озорство прячется в уголках его губ, в легких шагах - и плевать на босые ноги.

Парень, замерший на скамейке с блаженно вытянутыми ногами. Ворох осенних листьев взметнулся и завихрился вокруг него причудливой гирляндой.

Это мгновение - прекрасно. Это миллиарды возможностей, тысячи тысяч будущих шансов. Будущее сошлось в этой точке. Бесконечная вечность мига вероятностей. Не точка, многоточие.

Они выйдут из Зоны. Уставшие и счастливые. Злые и мрачные. Опустошенные и равнодушные. Они не выйдут из Зоны, оставшись тут навек. Они вернутся к своим повседневным делам. Они круто изменят свою жизнь - и будут вспоминать этот день, как самый ужасный в их жизни. Как самый счастливый. Они забудут этот день, завертевшись в круговороте быта.

Они могут все - пока мгновение застыло в безвременье.

Они.

Девушка. Парень. Мужчина. Люди. Или нет? Или это только сон Зоны о людях? О самой себе?


mp3 ссылка

Искатель

- Безумец, расскажешь правила? - бросил Тронд.
- Конечно! - коварно улыбнулся демон и обернулся к Таре. - Итак, они и просты, и сложны одновременно...
- Я сбегаю, посмотрю, что там такое - вдруг советом помогу, - шепнула белка Искателю на ухо, и, спрыгнув обратно с плеча, унеслась за Любовником на второй этаж.
- Судья вам задаст два вопроса, - продолжал Морэст. - Кто ответит на большее число из них - тот и победитель дуэли.
- Хозяйка, а ты ела вообще? - поинтересовался вдруг гном у демонессы. - Поешь хоть.
- Слушай... - Икхиэлла задумчиво посмотрела на почти остывшего уже оленя, который до сих пор наполнял своим ароматом Лант. - А ведь не ела! Я ж только утром лепешку!
Набросившись вдруг с ножом и вилкой на несчастное мертвое животное, Верховная Жрица принялась терзать его плоть и откидывать сочные куски на стеклянную тарелку.
- Тайна как истинный хе... хир... Ох уж этот орочий! - усмехнулся Безумец. - Отдал тебе, Искатель, право отвечать на вопросы первой. И! Если ты ответишь на оба сразу... - демон продемонстрировал пару когтистых пальцев, - ... то ты не оставишь ему шансов и победишь досрочно! Но! Если ты ответишь на...
- Гребанные потроха! - выругалась Хозяйка Игры, когда уронила на драгоценный ковер тарелку с жирным мясом. - Ненавижу это стекло! Вечно выскальзывает!
- О-о-о... - многообещающе протянула Охотница, продолжая тихонько играть на лире. - Кто-то тебя запечет на том же вертеле, боюсь...
Другая мельтийка, Молчание, сидевшая все это время вдалеке, поспешила к демонессе, чтобы помочь затереть пятно какой-то тряпицей.
- Да я сама себя запеку! - прошипела Икхиэлла.
- А вы солью посыпьте, - посоветовал Судья.
- Да, слегка не досолили, - кивнул Тайна.
- Так что на Хозяйку в этот раз не пожалейте! - с хохотом поддакнул Безумец.
- Я тебя зажарю, паршивец! - ругнулась Верховная Жрица, стоя на коленях и пытаясь оттереть пятно.
- Когти надо стричь почаще! - Мориэст даже высунул язык.
- А вы стол поверх пятна поставьте, - хихикнула Охотница.
- А вообще, она же правда тебя убьет, - подкинул Тайна дров в костер.
- А я Хозяйка Игры! Меня нельзя убивать!
- А потом? Когда Игра закончится.
- А потом... а потом... - Икхиэлла встревоженно оглядела Лант в поисках оружия, судя по всему. - Я уеду из Акерплатца!
- Тогда уж сразу из Среднеполья, - добавил Тронд, который, кажется, впервые улыбался.
- В Дубарь поезжай, - посоветовал Безумец. - Мель... Королева тебя там точно не достанет.
- Это с чего бы? - удивился Тайна.
- Там всегда зима! - заржал бес. - Они летом с инеем на волосах ходят!
- Хозяйке там точно понравится, - захихикала Охотница. - Она ой как любит морозец!
- Всех вас убью! - зло оскалилась ли-сье, которая на пару с Молчанием колдовала над ковром. - Этой ночью. Вам еще по два Танца! А-ха-ха-ха! Будете у меня червями питаться!
Мориэст скривился от отвращения.
- А я не пробовал червей... У вас там их принято есть? - изобразил Тайна наивность.
- А тебя с собой увезу! Попробуешь все наши угощения! - и судя по взгляду Икхиэллы, место это было страшное, а угощения там были на редкость дрянные.
- Вы не дорассказали правила, - прервал вдруг Судья.
- Ах да! На чем я остановился?
- Что будет, если Искатель правильно ответит только на один вопрос.
- Ох! Только на один вопрос! - Безумец воздел вверх один палец, подходя ближе к Искателю. - Тогда все решит ответ твоего врага!
- И звезды определят твою судьбу... - проборматала Охотница.
- Если он ответит на два вопроса - победа его!
- И вечные муки ждут проигравшего... - продолжила Эленвэ, прокручивая лиру.
- Если ни на один - победа твоя! Ты получишь власть над этим несчастным!
- И ночь воцарится в душе его смертной тенью безликой... - добавил Тайна, с улыбкой вторя эльфийке.
- Но! Если он ответит лишь на один вопрос, то выйдет равный счет!
- И Боги узрят ваше величие, о, смертные! - воздела Хозяйка вверх руки и захохотала, как и все остальные.
- Рога мои вспять! Я же просто правила рассказываю! Отстаньте! - скорчил обиду Безумец.
- Ты их так рассказываешь, как будто Искатель на рабство в кости играет, - ответила Охотница.
- Ну и сами тогда рассказывайте!
- В общем, если вы правильно отвечаете на один вопрос каждый, то выигрывает Тайна, поскольку отдал тебе право первого хода, - сказал гном. - Если не отвечаете ни на один вопрос, то спор не разрешается, а я задаю два новых вопроса. Все ясно?
- Давай уже! - воскликнул Орэлинд, разминая изящные кулаки. - Я готов к сражению!
- Вопрос первый. Тысяча четыреста шестидесятый год до выхода дворфов на поверхность. Тойфельтоддский Кастеллум был сожжен дотла. Назови имя того, кто это сделал, - прочеканил посерьезневший Тронд, будто это был допрос. - Вопрос второй. Четыреста двадцать восьмой год до выхода дворфов на поверхность. Великая Башня Ордена Трех Величайших Магов. По какой причине Тиль не выходил из нее на протяжении двухсот шестнадцати дней? Твой ответ, Искатель.
И все замолчали, уставившись на Альтарину.

Решив все-таки проникнуть на корабль вуки без разрешения, Линдли, вдруг воскликнула:
- Ой, совсем забыла... Я сейчас. Вы пока выбирайте, присматривайтесь... - пробормотав еще что-то бессвязное себе под нос, тви'лека покинула компанию.
По телу пробегала легкая дрожь, как всегда, перед каким-нибудь особенно непредсказуемым делом. Что если ее застукают в чужом самолете? "Простите, я думала это туалет..." или "Я тут сережку обронила..." Да и фиг с ним, как-нибудь выкрутится. Быстрым шагом она принялась обходить желтый тягач, делая вид, что идет совсем в другую сторону. Действовать предстояло по ситуации.

Небольшая горная речушка размеренно катила свои воды вдоль плавно петляющего сквозь пологий травянистый склон русла. Где-то в вышине, у скрывающего пик ледника эта речушка начиналась гордым и бурливым потоком, но, спускаясь к подножию, она смиряла свою прыть вслед за понижавшимся уклоном. А дальше, на равнине, мирно протекая среди заливных лугов, горная бунтарка вливала свои воды в широкий и величественный поток, уходящий далеко за горизонт, в Море Раздора.
Мученица болтала так непринужденно, словно не было ни этого дождя, ни колодок. Ольфрику вдруг стало интересно, действительно ли опасается она недовольства Королевы из-за ненадлежащего исполнения наказания, или это было лишь лукавое кокетство.
- Разве не должны мы в эту ночь делать то, чего хотим? - улыбнулся охотник в ответ. "Я, вот, трахнуть тебя хочу" - добавил он мысленно.
А пленница продолжала щебетать, словно пыталась заболтать собеседника. Словно хотела укрыть за этим потоком слов нечто важное. Её голос согревал, расслаблял, звучал в голове нежной мелодией...
Теперь уже Ольфрик не сомневался, что не с одной только бренны его так размазало. Было что-то ещё, и ощущение ледяного покоя, дарованное мудрым богом, с этим сопротивлялось. Следопыт прервал речь эльфийки лёгким и быстрым поцелуем. Со стороны это могло показаться неожиданным, но после всех тех зовущих жестов и откровенных намёков, что осуществляла девица, события должны были бы зайти уже намного глубже дальше. Желание первым поцелуем проверить ответную реакцию быстро было отвергнуто: последовал второй, куда более жадный. Охотник с наслаждением запустил пятерню в мягкие девичьи волосы, легонько придерживая звтылок, а потом так же внезапно оторвался, встал и обошёл колодки, пропав из поля зрения Мученицы.
В горах нарастал гул. Такой необычный для слуха жителей равнин, но такой пугающий для каждого, кто слышал его хоть раз. Отразившись от вершин, этот гул нагрянул на склоны, норовя броситься в долину. Утихнувшая было горная речушка тоже почувствовала надвигающуюся бурю. Помутнели её воды, раздалось русло, и вот на заливные луга обрушился ревущий поток сели. Потоки воды вперемешку с грязью и огромными кусками породы сметали всё на своём пути, добавляя к потоку всё новые и новые трофеи. Пастушья лачуга на ещё недавно зелёном склоне разлетелась мелкой щепкой, людская плоть смешивалась с вырванными из земли деревьями, привычный пейзаж менялся в считанные мгновения - таков был гнев гор, копившийся годами и, наконец, нашедший выход.
Палач стоял за спиной жертвы, беспомощной в своих колодках. Медленно, но неуклонно поползли вверх одеяло и подол её платья, обнажая стройные ноги, упругие бёдра и круглые ягодицы. На них-то и обрушился обжигающий шлепок грубой ладони - посильнее недавних шалостей с розгами, хоть и не оставалось болезненных красных полос. Пальцы следопыта были настойчивы, словно ищущие влагу корни, и не менее нахальны, ладонь властно сжала ягодицу, а по спине пленницы прокатилась горячее дыхание, сопровождаемое грохочущим, словно камнепад, рыком...

Он и не думал сдаваться. Он ведь не сдавался никогда и никому: ни оркам, ни бандитам, ни, даже, мертвякам. Не сдастся и девке, как бы сладко она ни пела и как бы ни крутила задницей. Он чувствовал борьбу, чувствовал, как частичка его бога противится этой липкой теплоте. И он не мог опустить руки, пока сам Йорд боролся за него. Он должен был лишь помочь ему. Они должны были помочь друг другу.
Ольфрик не знал, правильно ли поступает, но отрекаться от своего покровителя точно не хотел. Он тянулся мыслями к Йорду, прося защитить его гневом терпеливого. А ещё, может быть, даже вопреки своей воли следопыт надеялся на помощь Огнерыка, покровителя его отца. Уж отец бы точно взял от этой ночи всё и остался бы самим собой.

ПЛАНЕТА ТАТУИН, ГОРОД МОС-ГАМОС.

Линдли разбудил грубоватый голос Терека Сатта:
- Подъём, соня! Завтрак проспишь.
Открыв глаза, она с удивлением увидела покрытый копотью потолок и оштукатуренную стену. Ей понадобилась пара секунд, чтобы вспомнить, чего это за место. Гостиница. Приют для путешественников на окраине аэропорта города Мос-Гамос. Они на Татуине!
Вокруг слышался говор и шаги. Звякала посуда. Зал был общим, человек на двадцать. Здесь спали, здесь и ели. Линдли быстро нащупала внутри своего спальника кобуру, а возле головы - сумку с вещами. Убедившись, что никто её не обобрал за время сна, девушка выбралась из спального мешка.
Терек Сатт всё ещё стоял рядом, с откровенно разглядывая тви'леку, ещё не накинувшую плащ.
- Нечего пялиться! - буркнула Линдли. - А то в зубы дам.
Забрак коротко хохотнул и, повернувшись, двинулся к стойке, где накладывали еду. Там уже выстроилась пёстрая очередь. Звездолётчики в комбинезонах или засаленных белых рубашках, все, как один, с оружием на поясе; местные торговцы и крестьяне, зачем-то собравшиеся в путь - полуголые или в полосатых халатах с капюшонами; какие-то подростки, в куртках или тоже в халатах, тусующиеся кучкой и зыркающие туда-сюда; даже парочка женщин в просторных одеждах с паранджами. У Линдли тоже был такой наряд, когда она жила на Татуине. Улетая, она его выкинула. Жаль, это самая удобная одежда здесь.
Адас тоже стоял в очереди, и Терек Сатт присоединился к нему.
- Давай быстрее! - окликнул он девушку. - Мы тебе место заняли.
Линдли пристроила у пояса кобуру, закуталась в плащ (потому что таращился на неё не только Терек Сатт) и поспешила к стойке.
Еду раздавал здоровенный потный мужик в белой рубахе, с помятой скучной физиономией. "Половой", подумала о нём Линдли. Кажется, так в старину называли служащих всяких гостиниц и трактиров.
Получившие свою порцию рассаживались вдоль двух длинных столов посредине зала. Линдли, Адас и Терек Сатт удобно устроились посередине одного из них. Отсюда были видны их лежанки, где оставались спальные мешки и вещи, а за спиной оказалась распахнутая дверь, из которой приятно задувал ветерок. Все окна в зале тоже были открыты. Солнце не успело ещё раскалить воздух, но уже растворило ночной пустынный холод, и гости могли наслаждаться утренней прохладой.
Адас хищно вонзил свои крепкие зубы в ломоть хлеба.
- Какие у нас планы? - промычал он, жуя.
Джерри сейчас с ними не было.

...Когда страсти вокруг безвременно умершего вуки слегка улеглись, Джерри приказал дроиду-ремонтнику обыскать оторванную кабину "Такелажника". Кабина эта вместе с другими обломками удалялась сейчас от их флотилии со скоростью 2 километра в секунду, поэтому Лидли пришлось снова подхватить робота и пуститься вдогонку. Дроид приноровился к кувырканиям кабины, забрался внутрь и принялся старательно всё там обшаривать. Почти сразу он наткнулся на запертый сейф. После вскрытия, занявшего минут пятнадцать, наружу выплыл ворох бумаг, всякие мелкие электронные штучки и внушительный пластиковый мешок. Сканирование показало, что он наполнен золотыми слитками, по весу аналогичными 8000 монет.
- Вот это - то, что надо! - возликовали наёмники, когда робот сообщил о находке.
- Забирай всё, что нашёл, и вези сюда, - велел Джерри дроиду.
Дроид сунул электронику к себе в корзину для мелочей, зажал бумаги в одной клешне, стиснул мешок другой и выбрался из кабины. Линдли ждала его, положив "А-Крыл" в дрейф неподалёку. От флотилии её уже отделяло почти 3000 километров. Когда дроид вновь прицепился к кораблю, она сразу дала полный газ. Перегрузка сильно вжала девушку в кресло, но приходилось терпеть: из-за дроида воспользоваться гипердвигателем было невозможно.
Через пол-часа они снова оказались все вместе.
Джерри приказал роботу отвезти мешок в грузовой отсек, а бумаги и электронику передать ему в кабину через форточку. Для этого, правда, пришлось выпустить из кабины весь воздух - но Джерри, видимо, уж очень хотелось посмотреть, что там нашлось в мёртвом корабле. Когда всё было сделано, дроид поспешил вернуться к ремонту повреждённых кораблей. Татуин приближался, а они и так уже потеряли кучу времени. Предстояло ещё придумать, как посадить корабль Терека Сатта с обломанным крылом.
Впрочем, неожиданный барыш, пусть и не слишком большой, поднял им настроение. Все наёмники любят золото. На вуки им было уже наплевать.
- А что можно купить на Татуине за 2000 монет? - весело поинтересовался Адас.
- Да много всего, - рассеянно ответил Джерри - он чем-то занимался в кабине. - Татуин - бедная планета, там всё дёшево. Можно купить небольшой самолёт, подержанный, конечно. Жильё можно купить в доме, где много квартир.
- А как на Татуине с девушками, а, парень?
- За девушками лучше на другую планету лететь. - усмехнулся Джерри. - На Рилот, например.
Мужчины довольно загоготали, поглядывая в сторону "А-Крыла".
Терека Сатта, впрочем, слегка насторожила беспокойная отвлечённость Джерри и то, что он сейчас делал в кабине. Забрак догадывался, что парня всерьёз занимают бумаги и другие улики с погибшего корабля.
- Ну что там, парень? - спросил он.
- Ничего особенного, - после паузы ответил Джерри.
"Врёт," - подумал забрак. Настроение его малость испортилось. Но он чувствовал, что допытываться сейчас бесполезно. Джерри просто скажет ему, что, мол, нечего было убивать пленника: всё бы сейчас уже знали.
"Ладно, на земле разберёмся..."
Но на землю они, неожиданно для себя, попали по отдельности.
Джерри был довольно угрюм оставшуюся часть пути к Татуину. Это заметил не только Терек Сатт.
- Эй, Джерри, чего загрустил? - спрашивал Адас.
- Ничего.
- Всё печалишься по этому вуки? Бери пример с меня. Просто скажи себе: ссать я хотел на этого вуки! Ну? Давай вместе: "я хотел ссать на этого вуки!"
- Ссать я хотел на этого вуки, - грустно сказал Джерри.
- Вот как сделаем, - вдруг заявил он пару часов спустя, когда они уже вышли на круговую орбиту. - Вы все садитесь в городе Мос-Гамос. Я сяду в другом месте. В Мос-Гамосе арендуйте какой-нибудь летательный аппарат, лучше всего маленький самолёт. Там это не проблема. На этом самолёте прилетайте завтра в заброшенный аэропорт Инкария. Это примерно в 200 км от города. Там встретимся. Связь будем держать по радио, на нашей обычной волне...
- Э, минутку! - взбунтовался Адас. - А наши деньги? Ты почему это мешок себе забрал?
- Потому что мой дроид его вытащил. Поделим завтра в Инкарии.
- Да с какой это стати завтра? Я, может, хочу сегодня! Хочу всю ночь пить и веселиться!
- Я ж вам заплатил по 10 штук каждому, - усмехнулся Джерри. - На пьянку и гулянку хватит.
- Не, ну вы видали, а?
- Я не люблю странностей, мистер Блайд, - мрачно сказал Терек Сатт. - Почему ты не можешь приземлиться вместе с нами?
- Потому что не хочу светить свой корабль в аэропорту, пока не разберусь с этим нападением на нас.
- А почему мы не можем сесть рядом с тобой?
- Во-первых, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, где я приземлился. Поверьте, для вас тоже будет безопаснее ничего не знать и не рисоваться пока что со мной рядом. Во-вторых, для передвижений по планете нам нужен самолёт, и вы его достанете.
- Ты нам не доверяешь, мистер Блайд? Не веришь моему слову?
Джерри вздохнул.
- Вот когда вы мне спасёте жизнь, мистер Сатт, или когда я вам её спасу, тогда мы, возможно, сможем друг другу довериться. А пока...
Терек Сатт мрачно усмехнулся.
- Ну а деньги-то почему не хочешь нам отдавать?
Джерри молчал.
- Не слышу ответа!
- Не знаю, как лучше сказать, мистер Сатт. Просто хочу, чтобы нас связывало нечто большее, чем слова.
- Вот засранец! - выругался Адас.
- Ну, я всё же ваш наниматель, мистер Адас. Меня надо слушаться..
Линдли слушала всё это, ничего не говоря. Ей почему-то было смешно.

В Мос-Гамосе они приземлились на закате. Линдли и Адас сели нормально. Терек же Сатт два раза чуть не попал в катастрофу. Сначала он попытался войти в атмосферу, как обычно. Однако на скорости в пятнадцать раз быстрее звука его корабль с обломанным крылом начало раскручивать, и средств управления не хватало, чтобы с этим справиться. Пришлось дать газу, выскочить из атмосферы обратно в космос и уйти на ещё один виток вокруг планеты.
- Попробуйте вертикально, "на факел", - сказал Джерри. Он собирался уходить на посадку последним и тоже кружился вокруг Татуина. От Z-95 его отделяли несколько тысяч километров.
- Если не получится, выбирайтесь обратно в космос. Что-нибудь придумаем.
Терек Сатт начал выполнять сложный манёвр. Он никогда ещё такого не делал, и ему было любопытно и жутковато. Корабль резко ушёл прочь от планеты, встал перпендикулярно ей, затем развернулся к ней носом, двигателями затормозился до нуля и, начав падать вертикально вниз, вновь повернулся дюзами к планете и опять включил движки. Корабль спускался, как на лифте, с высоты около пяти тысяч километров, сквозь всю атмосферу. Время от времени Терек Сатт выключал движки, разворачивал аппарат носом вниз и просто давал ему лететь в свободном падении. Когда скорость становилась слишком большой, чтобы справиться с раскруткой, он снова разворачивался дюзами вниз и тормозил. Так и спустился с неба, примерно в районе Мос-Гамоса. Довольный собой, кораблём и проделанной работой. Правда, топливные баки почти опустошились. Уже на последних каплях горючего, включив репульсор-антиграв, Терек Сатт довёл машину до аэропорта. Тут его едва не постигла вторая катастрофа. Диспетчерской службы, как выяснилось, в аэропортах Татуина почти нет, и Z-95 буквально в метрах разошёлся с взлетавшим самолётом.
- Да что за придурки! - рыкнул он.
Но наконец полёт был окончен. Забрак ещё с воздуха разглядел на лётном поле звездолёты своих партнёров и мягко приземлил корабль рядом с ними. Топлива осталось на две минуты. Открыв фонарь кабины, Терек Сатт с наслаждением втянул сухой, прохладный воздух Татуина.
Линдли и Адас встретили его в сгущавшихся сумерках посреди взлётной полосы.
Надвигалась ночь. Спать в опостылевших кабинах, к тому же забитых припасами, никому не хотелось. Забрав спальники и самое необходимое, компания потопала искать ночлег в светившийся огнями город.

- У вас не возникло вчера желания перерезать глотку нашему "мистеру Блайду"? - продолжал Адас. - Мне вот и сейчас немного хочется!

Как ни старался Палач пощадить свою жертву, но свежесрезаный прут делал своё дело. А жертва, как будто, была и не слишком против, раз за разом подставляя тело ударам. И всё же, вид набухших красных полос заставил Ольфрика наносить удары ещё реже и аккуратней. Теперь он просто изредка пошлёпывал девицу прутиком по заду. Будь это возможно, он бы вовсе сменил и инструмент, и метод наказания, и винить его в этом было трудно. Оставаться равнодушным в такой ситуации мог бы, пожалуй, или кастрат, или немощный старик. Но никак не здоровый, в расцвете лет, мужик, давненько уже небалованный женским вниманием.
Обстановку слегка накалило появление Злой Эльфийки. Насколько Ольфрик мог понять из сценариума, эта Вдова была тайной любовью гнома-палача. Что ж, любить травести явно было бы куда труднее, чем полуобнажённую девицу в колодках.
- Простите великодушно, Ваше величество, - поклонившись, негромко начал он. - Но если Вам нужно её признание, а не смерть, позвольте поработать с пленницей денёк-другой в темнице. Допрос не терпит суеты и спешки.

- Горы... Дом отчшельника... Древние артепфакты... - задумчиво проговорил крыс где-то на самом краю сознания. - Либо ты мне соврал, либо они тебе соврали. Если второе, то ты даже не представлял, за кчем ш-шел. Это знание лучше не знать. Однако уже не важно. Благодарю за сотрудникчество.
Волк сумел раскрыть глаза и посмотреть на кобольда, что оказался прямо рядом с ним, у решетки, с зельем в лапе.
Кажется, крыс выражал печаль на своей морде. Что-то трагичное и... он морщился? То есть неприятное?..
- Прости, никчем не могу помочь.
Он открыл флакон и вылил его темное содержимое в грязь. Пожал узкими плечами.
- Это был тий с молоком. Сожалею. Так оно обыкчно и заканчивается - в страшных муках. Придется потерпеть.
Развернулся, как ни в чем ни бывало, и пошлепал по мокрой улице. Пропал за углом. И все...
И все.
Волк не заметил, как закрылись его глаза. Он не заметил, как его голова упала в грязь. Не заметил он и сверкнувшей молнии, и грома, и захлеставшей по крышам да по узким мощеным улочкам грозы.
Еще какое-то время его тело агонизировало, дергаясь в грязи и выплевывая розовую пену изо рта, но затем оно, наконец, успокоилось и застыло.

Его морда.
Он никогда не забудет эту сраную морду. Ее вытянутую корявую пасть, серую шерсть, и эти глаза. Надменно-бесчувственные, равнодушные, которым наплевать...
Он видел ее прямо перед собой. Она скалилась. Мокрая от дождя - в бою капюшон был откинут, иначе по сторонам не видно... Красные радужки, тесак в тощих лапах. И все. Даже нет щита. Никаких лат! Пха! Да цвайхандер его размажет!
Могучий взмах, сокрушительный удар! Но нет! Под него так неудачно подставился какой-то орк. Двуручник рубанул в эту гору мяса, брызжа в стороны кровью. Конечно, он его свалил этим ударом - там хребтину перемололо! Но скавен спасся... Улизнул, пригнувшись и протиснувшись меж орков и других гоблинов. Урод!
Волк было рванул за ним, но воинский опыт не дал ему. Строй врага, вернее, толпа, если говорить о зеленокожих. Орут, брызжут слюной и машут топорами да тесаками. Двинешься вперед - и смерть.
Люд принял пару ударов гардой. Ух! Так и цвайхандер недолго погнуть! Он отступил на шаг назад, к своим. Те разошлись, впуская меж щитами. Не понявший уловку орк рванул слишком близко и отхватил с двух алебард в голову. Другой получил верхний уже от Волка.
Зеленокожие отшатнулись. Не любят они, когда их брата с одного удара, ха! Да и гоблины тут в основном. Крыс! Аргх! Он уже затерялся в их толпе! Сколько их здесь?
Волк мельком оглянулся.
Сотен пять. А своих? Одна, две? Не больше. Тяжелый бой. Тут бы еще выжить.
- На прорыв! Смять этих ублюдков! - рявкнул гауптманн рядом.
Высокий плечистый ландскнехт в яркой зелено-желтой расцветке, залитой кровью. Кираса, наплечники и великолепная шляпа с перьями. Красавец, одним словом, с усами да бородой. Такой еще долго продержится. В руках цвайхандер - Волк увидел его в деле. Да, хорош. Может, даже лучше самого Волка...
- На прорыв, фикены дети! - гаркнул гауптманн и первым пошел вперед.
Взмах - и орк лег. Шаг в сторону, пропуская второго противника, прямо под удар Волка. Но нет! Промазал! Срубил руку и впился в грудь.
Щитовик рядом недовольно цыкнул, принимая мощный удар, предназначавшийся Волку.
А алебарды добили орка, что тоже вообще-то... предназначался Волку.

- Ха! Лучшие! - фыркнул гном, доставая из бороды кусочек мяса. - Видал я, как зеленокожая волна разбивалась о дворфский строй!
- Пф! Дворфский строй! - демонесса сделала пару внушительных глотков вина. - Дворфский строй не выигрывает войну!
- Вот именно! Гораздо важнее скорость и маневр, - присоединился Любовник, уплетавший устричный суп за обе щеки. - Орков нужно развести и разделить - а потом вырезать, как овец!
- Поманеврируй на городских стенах - я на тебя посмотрю, - проворчал Судья. - Любая серьезная война состоит из осады и штурма.
- Это когда вас, карликов, зажмут на ваших стенах - тогда и состоит! - пылко отвечал Феанор.
- Нельзя выиграть войну, прячась в кустах, - заявил гном.
- А прячась в пещерах?! Сколько раз вы пересиживали в своих...
- Вы оба - глупцы! - перебила эльфа Хозяйка Игры. - Войну выигрывает стратегия. Провизия, припасы и численность! И вот здесь любая армия уступает орочьей! Потому что вон - вы жрете, как быки, а силы в вас, как в куропатках!
- Ну вот про куропаток ты перегнула... - пробормотал Феанор.

Вернувшись с полной тарелкой всего-всего, Сказка ловко и плавно переступила через скамейку рядом с Палачом и уселась, глядя на него.
- Не люблю я все эти дурацкие споры про войну... Они про убийство и смерть, а не про любовь. Ты согласен?
Странный вытянутый зеленый плод легким движением перекочевал с эльфийской тарелки на тарелку людскую.
- Не назову, пока не попробуешь, - Сказка хихикнула, с любопытством изучая черную пугающую маску. - Однако же ты напряжен и серьезен. Отчего? Неужели тебя так озадачила Игра?

- Сколько раз орки вам всем объясняли, что они - цари поля брани? - не унималась Икхиэлла. - Где в истории вы их побеждали, а?
- Много где, - ответил Тронд.
- И как? Помогло? Неужели сотня лет правления Крахрага ничему не научила длиннобородых ворчунов?
- Она научила нас находить "крагхрагов" до того, как они соберут армию, - нахмурился дворф, задумавшись о чем-то своем.
- Именно! А не лоб в лоб!
- Это и есть лоб в лоб! - воскликнул Любовник, яростно добивший последнюю ложку супа.
- Нет! Это не армия на армию! Это не война! Это один точный удар, будто о-тольвэ в сердце! - глаза Икхиэллы горели азартом, словно она прямо сейчас видела того Хольда, что одолеет очередного орочьего командира.
- Хозяйка Игры, а ты вправду золото надела? - поинтересовалась вдруг Королева, меняя тему. - Оно же вредно для кожи...
- Ну, тут только маска с золотом, а остальное - золотистая латунь, - неожиданно Верховная Жрица Грозной Богини засмущалась, поправляя серьги и воротник.
- Но все-таки, маска же прямо на лице, - встревожилась Мельнанет.
- Ха, тебя бы больше заботило, откуда она взяла на это деньги, - вставил Тронд, вроде бы увлекшийся запеченным кабачком.
- Ой, да ладно тебе! - отмахнулась Икхиэлла.
- До сих пор вернуть не можешь, - пробубнил, чавкая, гном.
- Зато какая красота! - заступился Орэлинд, и Верховная Жрица благодарно заулыбалась. - Кто сейчас будет золото носить, м?
- Кто-то очень смелый, - согласилась Мельнанет.
- Я не пойму, - задумчиво сказал Судья, глядя на кабачок. - А чем твое о-тольвэ мешает одной общей империи реттов? Наоборот только больше средств будет на такие выкрутасы...
Мельтийцы закатили глаза.
- Есть и другие тактики против орков, Судья, - тоже вернулась к этой теме Икхиэлла. - И самая важная из них - это отсутствие для них врага.
- Они сами определяют, кто им враг, нападая, - пожала плечами Мельнанет.
- Именно! А на кого они будут нападать в первую очередь?
- На того, кто слабее, - рассудил Тронд.
- Конечно, - кивнула Хозяйка. - И чтобы Акерплатц стал слабее орков, они соберут армию, достаточную, чтобы взять его. Они не соберут больше нужного - чтобы не делиться с лишними бандами добычей.
Демонесса обвела всех взглядом, видимо, наслаждаясь тем, что все, наконец, замолчали, ожидая, когда же она продолжит свою мысль.
- И вот эта армия, что одолеет Акерплатц, пойдет на него войной. А местный тинг наймет ландскнехтов с окружных земель - и раз! Акерплатц в два раза сильнее! Орков ловят в западне и вырезают! Главаря - на костер! Остатки - бегут обратно в свои степи! И никто из зеленокожих не понял, что произошло...
- Кажется, я начинаю смекать, - протянул Безумец.
- Когда они соберут еще большую армию - Акерплатцу помогут Дорлин с Илториэном. Свартхакк. Да хоть люди! Вместе они опрокинут орков. Потому что те объединялись для захвата Акерплатца, а не всего Среднеполья, понимаете?
- А если все Среднеполье окажется одной большой империей, то найдется достаточно орков, чтобы его захватить, - закивал бес.
- Да хоть все ретты объединитесь - зеленокожих окажется еще больше! - воскликнула Хозяйка Игры. - Вы только им покажете себя, как Махтфрид. Нарисуете огромную такую приманку и подскажете, какую орду нужно будет собрать, чтобы ее взять.
- Ага, империя - это просто и понятно... - продолжил демон, но его перебил дворф:
- Именно. Империя - это просто и понятно. А не эта чехарда, что сейчас творится.
- Ну вот в этой чехарде орки и не могут разобраться! - воскликнула торжественно Верховная Жрица. - Интриги, хитросплетения всех этих закулисных заговоров, пакты, договоры, торговые отношения - голова кругом от такого! А зеленокожим в это уж точно не вникнуть! Не будь ты как они, Судья, и сам поймешь, в чем прелесть всего этого!
Гном пошевелил усами, пригладил бороду, задумавшись над этим всем, да пальцем выковырял кусочек мяса из зубов.
- Хреновый план, я тебе скажу, - заявил он, наконец.
- Докажи, - в глазах демонессы закипело негодование.
- Все вроде бы складно. Но вот ты представь себе, что вдруг Илториэн с Дорлином захотят поражения Акерплатца. Чтобы его взяли орки. И все.
- Поверь, Судья, - встряла Мельнанет, - любому ретту лучше иметь под боком другого ретта, нежели чем орка. Если Акерплатц займут орки, то и Дорлин, и Илториэн на свои острые уши встанут. Все дела полетят к чертям.
- Совершенно верно, - поддакнул Любовник, разливая всем бренны и вина.
- Все равно хреновый план, - уперся дворф. - Куда как лучше иметь уверенность, что сосед не предаст. А это бывает лишь тогда, когда он под твоей рукой и так.
- Да сколько ж можно! - взвилась демонесса. - Кой в этом толк, если любую империю орки разнесут на доски с гвоздями?!
- Кой толк в том, чтобы сразу быть грудой досок и гвоздей? - парировал гном.
- Да ты дубина стоеросовая!
- Хорошо! - Королева вытянула вперед руку, как бы пытаясь разнять спорщиков. - Давайте спросим людского мнения! Искатель, насколько я поняла, сведуща в истории - не могла бы она, пожалуйста, сказать, каковы были успехи людей прошлого? Когда строились великие империи и люди пытались искоренить орков раз и навсегда. Что тогда было?
И все обернулись к Альтарине, ожидая ее ответ.

Альтарина

- Это Тронд Халльбьорнсон, - ответила Эленвэ на вопрос о гноме. - Он у них за хозяйство все отвечает... Я бы так сказала. Что же касается Мьелит - о да, уверена, и люди, и гномы, и даже орки ей поклонялись еще до Пришествия Эльфов. А как могло быть иначе? Разве можно жить без любви в Этом Мире?
Судя по лицу эльфийки, та действительно не представляла, как можно жить без любви. В подтверждение своей мысли она добавила:
- Если бы здесь не было Мьелит, то эльфы прибыли б в ужасное место... - она нахмурилась, представляя этот кошмар. - Войны, смерть, нескончаемая смерть и вечная тоска - вот, что было б без Мьелит. Таков ли был ваш мир до нас?..
Эленвэ серьезно посмотрела на Альтарину. С ее лица пропала улыбка, сменившись на... решительность.
- Тогда вряд ли бы мы здесь высадились и поселились. Вряд ли бы мы полюбили такие земли... Ну или хотя бы истории об этом звучали как-то иначе. Гораздо более мрачно. Но вот как ее называли раньше, я не знаю, - мельтийка вдруг снова дружелюбно и мягко улыбнулась с тенью сожаления. - Может, Матерью или что-нибудь вроде того.
Пожав плечами, она принялась ставить книги обратно, причем с гораздо большей энергией, чем во время поиска пьесы. Видно было, что эльфийка поскорее хотела выйти из душной комнатки на свежую, пахнущую поляну.
- Эля! - в дверях стояла запыхавшаяся Ливинн. - Мать всех зовет на Лант - пора начинать пир!
- Уже?!
- Да! Икхиэлла уже пришла! У Мельнанет глаза вот такие!
- У меня бы тоже такие были!
- Да кошмар просто!
- Пошли быстрее!
- И ты, - Ливинн посмотрела на Тару огромными миндалевидными глазами, заливая потоком... будоражущей энергии. - Начало пира отмечается всеми, а уже потом можно будет вернуться сюда к книгам.
И откуда она узнала об истинном желании Тары?! Неужели у нее все было на лбу написано?
- Да, таковы правила, - поджала губы Эленвэ и развела руками.
- Пойдем, пойдем, - Ливинн аккуратно, но настойчиво взяла волшебницу за предплечье. - Заодно съешь чего-нибудь. Там недолго.


Ольфрик

- Прошу прощения, - Икхиэлла поморщилась при виде людского бутерброда, от которого вряд ли смогла б откусить, не разложив на части. - Но я действительно не голодна. Мне это лучше известно.
Она снова отвернулась на рощу, лишь бы, наверное, не видеть это... неподобающее ее персоне блюдо.
- О Квиллисхи мало кому известно. Наш культ не кричит о себе на каждой площади. Дети Богини должны сами найти нас, следуя своему Пути, чтобы этим доказать свое право быть...
Демонесса вдруг замолчала, задумавшись.
- Этого слова нет в орочьем. А объяснить его не так просто.
- И ты уже здесь?! - раздался возмущенный крик с веранды, выходившей во двор.
Духота и жара напирали все сильнее, незаметно скрадывая воздух и силы.


Миралисса... и все остальные

Миралиссе тоже не удалось ничего узнать - она нашла Мельнанет на поляне, негодующую на второго демона (вернее, демонессу), что та тоже пришла раньше времени.
- Вы бы еще весь Хас искали пьесу, - с абсолютным спокойствием отвечала Икхиэлла. - А поскольку мы, включая Тронда, пришли пораньше - книга уже нашлась.
- Но мы же договорились на закате!
- Дюжинной раньше, дюжинной позже...
- Преогромнейшая разница, знаешь ли!
- Да вон, Феанор уже снимает оленя. Кушанья готовы, пьеса есть. Все в порядке, успокойся.
Мельнанет выпучила глаза на демонессу.
- Это. Ты. Мне. Говоришь. Успокойся?
Мориэст, только прибывший вместе с Орэлиндом и Герионом, весело захихикал.
- В общем-то все в сборе, верно? Давай начинать? - предложил он.
Хозяйка Ланта удивленно оглядела поляну, понимая, что да, правда, все готово, и они все успели. Хотя и не понятно, как.
В мгновение ока лицо ее переменилось, расслабилось, приобрело меланхоличный вид радушной хозяйки, и Мельнанет жестом пригласила всех к столу.
- Сначала Игра, - буркнула Икхиэлла.
- Слушай, олень соком истечет! - возмутился Феанор.
- Но таков ритуал, - строго возразил бородатый Тронд. - Игра начинается до Пира.
И хотя ростом он был ниже всех - макушкой он мог большинству упереться в подмышку - осанистый и суровый дворф не вызывал ни малейшего желания спорить. Феанор попросту опустил плечи и тяжко вздохнул.
- Это недолго, - добавила демонесса.
- Знаем мы ваше "недолго", - пробурчала Гвилвилет, с такой же алчностью смотревшая на полностью пропекшегося оленя, от которого пахло... нет, воняло, смердило на всю поляну, чащу, да и близлежащие улицы чудеснейшим, немыслимо вкусным и сытным ужином.
Стоять вокруг стола и смотреть на него было непросто. Даже Ольфрик, который уже вроде бы опробовал немалый кусок мяса, понимал, что долго он так не продержится. Однако два демона с гномом и усом не вели (или, например, бровью, кто был без усов), полностью игнорируя вопиюще целые и пухлые бока лесного зверя. Корочка, наверное, была хрустящая...
- Очередность нельзя нарушать, - отрезал Тронд последние отчаянные мысли присутствовавших и оголодавших. Вернее, отрубил, будто топором.
- Итак, Игра, - Икхиэлла выступила вперед, внимательно оглядывая каждого, и особенно тех, с кем не была знакома. Улыбка так и не появилась на ее лице. - Ночь, что грядет, особенная. Последняя ночь Гвитта. Ночь Царствования нашей Грозной Богини.
Верховная Жрица замолчала, давая каждому время осознать, насколько серьезен был предстоящий пир.
- Этой ночью она будет смотреть на нас. Этой ночью она будет с нами петь... танцевать... ликовать... и плакать. По нашей традиции сий праздник мы отмечаем в Храме Татиэ, - демонесса с почтением посмотрела на Мельнанет, - которая с радостью принимает нас каждый год. И это всегда огромная честь для нас, ведь кто, кроме мельтийцев, может полностью... прожить наш праздник.
Икхиэлла неспешно оглядела жриц и жреца с благодарностью и уважением. Те, правда, смотрели на нее не только с ответным уважением, но и с некоторой степенью нетерпеливости. Однако очередность нельзя нарушать.
- Также я рада приветствовать и незнакомцев, по воле Рока попавших на наше торжество, - снова неспешное приветствие взглядом каждого, вежливое и даже, кажется, немного любопытствующее. - Грозная Богиня открыта ко всем, кто проявляет должное уважение к ней и ее традициям.
- У меня слюни из ушей скоро потекут... - пробормотал Феанор, за что удостоился холодного, но при этом испепеляющего взгляда, от которого и самому мельтийцу вдруг стало не по себе.
- Мы можем отметить свой праздник и в другом месте, - мрачно заметила демонесса, из-за чего эльф тут же вскинул руки:
- Прости-прости! Прошу, продолжай! Я молчу.
- Быстрее завершу Инициирующий Обряд - быстрее приступим к еде, - мудро заметила Икхиэлла.
И когда уже все точно смирились с тем, что придется ее выслушать до самого конца, Верховная Жрица продолжила:
- По дрейней традиции в Ночь Грозной Богини, - Икхиэлла явно на ходу переводила свою речь на орочий, - проводится Игра. При Инициации зачитываются ее нерушимые правила. Итак: праздновать могут лишь те, кто отдаст эту ночь Богине и примет участие в Игре. Прочие покинут Место Игры, то есть этот Храм, на время ее проведения. Игра продолжится до самого рассвета. Игра будет вестись на орочьем, поскольку эльфийский знают не все из ее участников, - демонесса недвусмысленно посмотрела на Ольфрика и Альтарину, однако без капли неприятия. Видимо, ее нисколько этот момент не смущал. - Никто не покинет Место и никто не придет в Место до окончания Игры. Участник может покинуть Место, лишь попросив разрешения у Хозяйки Игры и понеся соответствующее Наказание. Чтобы завершить Игру, Участник должен испить Нектар Игры и исполнить три священных Танца. В противном случае он понесет соответствующее Наказание.
Икхиэлла говорила медленно, с расстановкой, дабы каждый понял и запомнил правила, ведь их нарушение явно не сулило ничего хорошего. Мельтийцы и Орэлинд, улыбавшиеся до этого, приняли серьезный вид, внимательно слушая Верховную Жрицу, и только Мориэст загадочно улыбался каким-то своим мыслям. Но от этого становилось еще более не по себе... Он оглядывал Участников, будто прикидывая в уме, исполнят ли они все три Танца.
- Хозяйка Игры обязуется нести ответственность за Участников Игры, и за Судью. Участники Игры обязуются подчиняться Хозяйке Игры в соответствии с Правилами, а также принимать решения Судьи как... свой Рок. Судья обязуется быть справедлив и честен, как того требует традиция Игры. Хозяйка, Судья и Игроки клянутся не разглашать события Игры тем, кто не присутствовал на ней. Также они клянутся не нести в душе обиду за события Игры, какими бы они ни были, клянутся не иметь претензий ко всем Участникам Игры, что бы они не сотворили во время Игры, и клянутся простить кровную вражду, буде такая возникнет. Игры не было. Игра - это сон, что приснился нам Этой Ночью. И мы сохраним его в памяти как грезу, как мираж и как кошмар, случившийся с нами в Праздник Богини.
Икхиэлла снова дала время, чтобы обдумать ее слова. И никто уже не нарушал воцарившуюся тишину. Солнце последними вечерними лучами окрашивало недвижные макушки деревьев в багровые тона. Последняя ночь Гвитта обещала быть жаркой...
- А теперь все должны произнести Клятву. Или же покинуть Место. Надо назваться придуманным Именем. Любым. Надеть маску, если на вас ее еще нет - вон они лежат. И затем мы приготовим Нектар, чтобы его испить, после чего Игра Начнется. Вроде бы все.
- Оружие, - тихо буркнул гном.
- Да, точно, оружие. По нашей древней традиции Участники Игры остаются при своем оружии, но поскольку мы находимся в Храме Вечно Любящей, мы с почтением принимаем ее условие и складываем свое оружие вот в тот сундук. Он запирается, и ключ остается у Судьи. Что касается Имен и Масок - мы будем носить их в течение всей Ночи. Обращаться друг к другу иным способом нельзя, также как и снимать Маску. Хотя на моей памяти с этим проблем никогда не возникало.
Икхиэлла снова замолчала, отступив как бы в общий круг. Все ждали ее, а она сосредоточенно смотрела на каждого по очередности.
- Я Хозяйка Игры. Я отдаю Эту Ночь Богине. Я приношу клятву и обязуюсь управлять Игрой и нести ответственность за Игроков.
Мгновения тишины. Кровавое солнце касалось лишь верхушек высочайших деревьев, темнело прямо на глазах.
- Я Судья, - сказал Тронд. - Я отдаю Эту Ночь Богине. Я приношу клятву и обязусь судить справедливо и честно по традиции Богини.
- Я Королева, - сказала Мельнанет. - Я отдаю Эту Ночь Богине. Я приношу клятву и обязуюсь следовать Правилам Игры.
- Я Безумец, - сказал Мориэст все с той же странноватой ухмылкой на лице. - Я отдаю Эту Ночь Богине. Я приношу клятву и обязуюсь следовать Правилам Игры.
- Я Тайна, - прошептал Орэлинд и повторил те же слова, что и все.
- Я Сказка, - с улыбкой сказала Гвилвилет, неожиданно весело произнеся последующую клятву. И от ее звонкого голоса вдруг ослабилось воцарившееся напряжение. Казалось, все-таки, мельтийцев эта Игра особо и не пугала.
- Я Любовник, - громко заявил Феанор и с искрами в глазах выпалил ритуальную клятву. То ли от желания играть, то ли от желания поесть.
Тем временем те, кто уже назвался, подходили к столу и надевали свои маски: у кого они были слегка пугающими и мрачными, у кого - наоборот яркими и праздничными. У Орэлинда, например, она оказалась с бубенцами.
- Я Мученица, - прорычала беспокойная юная Ливинн.
- Я Молчание, - тихо сказала Брунгильда, грустно смотря на землю...

Все. Теперь пришла очередь незнакомцев, что впервые пришли на подобную Ночь.


Волк

Волк брел по почерневшим улицам Акерплатца. Шатался, как это делают пьянчуги. Он не чувствовал боли, не чувствовал разочарования или каких-то тревог. Все было прекрасно.
Только голова сильно кружилась, да тошнило дюже. Взгляд то и дело мутнел, отчего наемник иногда спотыкался о неровную каменную мостовую, терявшуюся в ночной мгле. Из некоторых окошек домов, стиснутых общей городской давкой, на улицу попадал свет редких свечей и масляных ламп. А так - дорогу Волку озаряли лишь звезды и месяц на небосводе.
Никого не было. Но и не было так, чтобы вообще никого. То и дело воин замечал издалека других ночных гуляк, порой целые стайки. Обычные рабочие с шахт, торгаши, грузчики, строители, воры, разбойники или попрошайки. Опаснейшее время, опаснейшие улицы - тут Волка легко могли подрезать. Узкий кинжал пробьет кольчугу, если подскочить сзади и всадить его в спину как следует.
Полдюжины бандитов и придет конец человеку. И ничто ему уже не поможет.
Знал ли Волк об этом? Прекрасно знал.
Но никто к нему не подходил и на полдесятка рут. Кроме одного грязного попрошайки. Такого, вонючего, с изъязвленным лицом. А в язвах - грязь из канавы. Одежда потеряла свой цвет и форму. Хотя что тут вообще можно разглядеть?
Только неровный ряд гнилых зубов. Ох и получал этот старикашка по морде не раз. Может, и не старикашка, конечно, но так уж он смотрелся.
И этот нищий и больной неровным, полным испуга шагом подошел к Волку. И остановился в безопасной руте от него. И стоило воину шагнуть вперед, как он отступал назад. Может, это все-таки был гоблин? Нет, человек, но уж больно страшный...
- Слушай, я против тебя ничего не имею, приятель, - просипел он убитой дешевейшей гоблинской бренной глоткой и воздел миротворчески руки. - Тут ко мне какой-то кобальд подвалил с серебром - сказал передать весточку тебе. Иначе прирежет.
И все же он отступил на полторы руты, понимая, что иначе шансов убежать не будет.
- Я тут ни при чем, клянусь Богами! Он наговорил, мол, потраву тебе в четверть подмешал и помрешь ты к утру. Это он так сказал! - нищий в страхе отпрыгнул, спотнулся о мостовую и чуть не упал навзничь. Держался он на своих двоих, как и Волк, плохо. - Ежели хочешь жить - иди прям сейчас к городской стене, что близ "Двух Баранов". Найдешь его там. Обмолвитесь. Он даст, чем спастись, и все... Вот. Только не убивай, молю, я б его сам, ублюдка порешал! Вот только тыкала нет, да и... не по силам мне, брат... Прости. Такого урода за версту узнаешь - морда, как у крысы. С хвостом, сука! Буэа! Мерзость та еще... Короче, я пойду. Удачи тебе, ага?..
Отступив еще на несколько шагов, попрошайка был готов пуститься в бега по первому сигналу.

Чудовищный рост. Жуткие жвала. Толстые, бугрящиеся мышцами конечности. Непробиваемый на вид хитиновый панцирь. Страшная нелепая пародия на человеческое лицо. Он не торопился. Он был уверен в своей несокрушимой мощи. Знал, что им от него не спастись. И выбирал момент их гибели. Но самое ужасное, что пробирало до дрожи в печенках - казалось, когда-то в прошлой жизни он был человеком.

"Ни раскалённая плазма, ни урановые штыри, казалось, не причиняют ему никакого вреда..." - вспомнил Янг слова одного усатого сержанта, что оказался в числе немногих выжиших после боя, в котором его подразделение встретилось с этими монстрами.
"А если так, то не попытаться ли насадить его на перо? Этого он точно не ожидает" - идиотским чертиком из табакерки выскочила сумасшедшая мысль, - "Хитин не сплошной. Промежутки. Между пластинами есть промежутки..."
Велики ли шансы? Один из ста. Может из тысячи. Но если не попробовать, то им не уйти.

Янг взревел. Древний инстинкт, показавшийся из глубин генетической памяти, вел его навстречу исполину, как когда-то его далекого предка, что выходил с копьем на огромного свирепого слона.

- Иди сюда, ублюдок! - крикнул он чудовищу во всю мощь затрещавших от перегрузки внешних динамиков. Подходя ближе, Янг пошел чуть кругом, стараясь привлечь внимание монстра и развернуть его от приближающегося медэвака и стоящих вдоль края крыши морпехов.
- Глянь, что у меня есть! - осторожно шагал, потрясая винтовкой с верным штыком, - Тебе это понравится, детка! Иди сюда! Иди к папочке Лоу!

"Вот сейчас... Или нет, погоди... Нет... Еще... еще... Да! Сейчас!!!"

С места сорвался. Вперед. В порыве едином мускулов и сервоприводов. На излете штык. Извернулся мимо конечностей жутких. Сейчас будет первый удар. Самый важный. И тогда - если он пройдет - заорать дико и радостно - "Привет, сука, от морской пехоты!"

- Их больше нет, Фермер, - обреченно пробасил в ответ Янг. Эфир практически затих, но в ушах до сих пор, словно бесконечное жуткое эхо, отзывались их предсмертные крики и хрипы. Казалось, теперь он будет слышать их всегда, и всякий раз будет сжиматься что-то внутри от невыносимой горечи и боли утраты.
Огромный, под стать Янгу, шахтер Сакс, шизик Мэтчстик, Санта-Мария шутник и растяпа, идеалист Парсонс, конченый дебил Облич, суровый и будто из стали вылитый сарж, малышка Эми, храбрая и дерзкая, Доу, Йорк, Ливид, Харя, погибшие еще раньше - кем они были ему? Приятелями, с которыми можно провести время, болтливыми или наоборот молчаливыми собутыльниками, товарищами по оружию, что прикроют в нужный момент? Оказалось, не только. Кем-то еще. Без кого стало по-настоящему одиноко.

Не было ярости. Не было страха. Не было даже острого желания мстить. И действительно, кому мстить? Тупым бессловесным тварям, этим животным, насекомым, или кто они там - бессмысленно. Их как рыб в море. Тысячи. Сотни тысяч. Космическая саранча, стремящаяся туда, куда ей укажет королева. Вот этой суке отомстить было бы самое то. Но только хрен ее достанешь...

Зато была обреченность. Почти апатия. И ясное осознание того, что ему отсюда не выбраться, что эти вон рыла с раззяваными уродскими пастями и есть лицо его смерти. Им нет конца, сколько не кромсай штыком. Они прут и прут, не боясь, не считаясь с потерями. И кто-то из них все-таки добудет его черную задницу. Обязательно.

Силы, нервы, боеприпасы - все на исходе. Может лучше послать все к ебеням? Забраться в какую-нибудь глухую комнатушку, сесть там напротив двери, отстреливая лезущих в нее тварей, и просто остановиться хоть на несколько минут перед неизбежным концом? Оглянуться назад, вспомнить пару-тройку счастливых моментов, может даже, не знаю, помолиться о своей замаранной душе... Уйти человеком, а не одуревшим от бойни бешеным зверем, яростно полосующим ножом сплошной нескончаемый поток биомассы, который так и так не одолеть...

"Выше, парни! Давайте ещё раз взглянем на небо! Плотт, Макнамара, Янг! Не останавливаться!" - Чиро воскликнул.

Вот.
Короткой очередью разнес башку очередного раптора.
Точно.
Еще раз взглянуть на небо.
Извернувшись, штык в брюхо другому уроду вогнал, что в прыжке его вздумал прикончить.
Прекрасная мысль.
И вправду. Давайте взглянем. Еще раз.

Общее.
Вспышки множества выстрелов озаряют замкнутое пространство лестничной клетки. Эфир наполняют похабные фразочки и нечленораздельные выкрики. Ступеньки становятся скользкими от слизи и крови. Продолжает напирать рой, бесчисленный и безликий. Смертоносный и беспощадный.
Стереотипный образ о нелёгкой службе морпехов вдруг стал суровой и бескомпромиссной реальностью. Верный признак того, что паршивость текущего положения дел уже достигла критичной отметки.

Дженсен.
Нужно было убираться отсюда, пока ещё была такая возможность. Пока сплошной поток зергов не заманил в ловушку бетонной коробки, пока не пришлось волею случая разделить незавидную участь морпехов. На таких расстояниях твой карабин бесполезен – несколько метких выстрелов из пистолета поверх рослых ребят в силовой броне помогли свалить парочку зерглингов, но этого оказалось отнюдь недостаточно.
Новая угроза привлекла к себе внимание грохотом слетающих с петель массивных дверей. На площадку второго этажа вывалились два раптора – перепончатые крылья тварей едва заметно подрагивали, а с кончиков жвал на пол срывались капельки ядовитой слюны.
Так получилось, что именно ты оказался выше всех остальных – держался чуть позади, в тылу, превратившемся внезапно во вторую линию фронта. Выпущенный в упор заряд не только не убил уже прыгнувшую на тебя тварь, но даже не смог на миллиметр изменить заданную раптором траекторию.

Престон.
Ты видишь рапторов. Словно в замедленной съёмке из голофильма «Восстание паукомин – 3» наблюдаешь, как срезает голову призрака могучая лапа. Как запоздало, с задержкой, устремляется вверх фонтан алой крови.
«Такое не лечится» - успевает только мелькнуть в голове. А ведь ты – у них на пути. Следующий. В руках – показавшаяся вдруг такой нелепой винтовка. Которая, впрочем, прекрасно выполняет свою задачу. Выпущенная прямо в морду очередь буквально разрывает на куски насекомообразное существо. Замечаешь, как промелькнул с безумной скоростью мимо ещё один силуэт крылатого хищника.

Моралес.
Выворачивает наизнанку одного из рапторов очередь Престона. Грохочут в унисон винтовки морпехов.
Видишь, как проносится мимо Джима ещё одна крылатая тварь Прямо на тебя мчится.
И ведь успеваешь. Вскидываешь решительно бластер, готовясь вогнать заряд прямо в широко раскрытую пасть.
Но выстрела нет. Чёртова игрушка, ко всему прочему, перегрелась.

Сакс.
Сражался до последнего. За Доминион, за себя, за морскую пехоту. Сражался потому, что бежать не привык. Потому, что бежать было, в общем-то, некуда.
Тают патроны, ещё быстрее тают солдаты. Если бы не рапторы, если бы не чёртова Керриган с её стремлением к развитию роя, всё могло бы у вас получиться. Но удар с тыла безжалостно подорвал стабильность подразделения.
Ты видел, как в толпе наседавших снизу зерглингов появился хищный силуэт ультралиска. Ты знал, что именно он тебя и убьёт. Видел это в белесых полосках глаз, в хищных повадках ублюдка. Перерезал его пополам длинной очередью, запоздало почувствовав боль от пробившего грудь насквозь шипа.

Райт.
Видишь, как твои бойцы вовсю нарушают вполне определённый приказ.
Лишился головы призрак, подмял под себя раптор Эми Моралес. Захлебнулось винтовка Сакса, выдав напоследок внушительную дозу урана.
Не смогли, не сдержали.
- Всем, кто слышит это сообщение, - сквозь чудовищные помехи пробивался голос, тебе незнакомый. – Гражданские, жители, даже готовые сложить оружие и отречься от императора солдаты Доминиона… Всем уцелевшим… Следуйте в следующие точки эвакуации или сообщайте свои координаты нашим бортам. Повторяю, на связи «Рейдеры Рейнора»…
Чувствовалось, что сообщение крутят по кругу уже не в первый раз.
А ещё чувствовались пробившие костюм клыки юркого зерглинга – первого среди многих прорвавшихся.

Облич.
Ситуация безнадёжна – для такого опытного вояки, как ты, это становится понятно с первого взгляда. Патронов категорически не хватает, боевой мощи для сдерживания наседающих зерглингов уже недостаточно, а шум позади настораживает всё сильнее с каждой секундой. Но не можешь позволить себе обернуться, отступая вслепую.
Не видишь пока ещё рапторов. Жаль только, что они уже прекрасно видят твою беззащитную спину. Один из них опрокинул тебя на пол могучим прыжком.
Швырнул бесцеремонно в самую гущу толпы зерглингов, которую ты только что тщетно пытался сдержать.
Запоздало пришла мысль, что если рапторы добрались аж до тебя, то все остальные наверняка уже мертвы. Последняя мысль, которая когда либо тебя посещала.

Макнамара.
В замкнутых пространствах напалм – штука воистину смертоносная. Потоки расплавленной плазмы раскалили добела стены, заставили плавиться под ногами ступеньки, но, самое главное, превращали наседающих зерглингов в отлично прожаренное барбекю. Их обугленные тушки росли перед тобой чудовищной баррикадой, мешая прорываться сородичам. Тебя не волновало, что происходит там, позади. Не оборачивался, не следил за успехами товарищей по оружию. Твой враг вот он – прямо перед тобой, впереди. Поливаешь огнём, отступая маленькими шажками.

Плотт.
Нашинковываешь зергов ураном из-за плеча Макнамары. Отступаешь медленно, осторожно.
Казалось, прорвутся. Каким-то чудом сдержали.

Рутерфорд.
Остаётся только поблагодарить Императора за то, что огнемётчик смог к вам прорваться. Страшно представить даже, что сотворили бы зерги с отрядом без его помощи, в условиях острого недостатка патронов и нехватки пространства.

Санта-Мария.
Не ожидал, что окажутся настолько юркими крылатые твари. Парочка выпущенных зарядов из бластера лишь подпортила стены, а извернувшийся раптор когтистой лапой вскрыл и костюм и твоё внезапно открывшееся горло.
Не получилось, не повезло. Умираешь мучительно. Джозеф успел бы, Джозеф смог бы помочь… Вот только, медиков в вашем отряде уже не осталось.

Парсонс.
Метнулся было к Майклу, поливая рапторов огнём на ходу. По-прежнему думая об Эми Моралес. Крылатые ублюдки оказались быстрее – один споро вскрыл горло коллеге, а другой коротким прыжком сбил тебя с ног. За секунду до того, как тебе в лицо полетели осколки стекла, прежде составлявшего единое целое с шлемом, ты успел разглядеть во всех подробностях жуткий оскал отвратительной твари

Янг.
Рубишь и колешь. Один крылатый упырь вскрыл моментально горло Санта-Марие. Другой не менее ловко разобрался и с Парсонсом. Но не с тобой.
Ты остался один, авангард отступления подразделения Чиро. Идёшь в рукопашку, круша на своём пути насекомых. Прибиваешь штыком к полу первого раптора, пинком отшвыриваешь второго с дороги. Их не так много, они не так уж опасны. Утерян уже фактор внезапности.
Отряд – за тобой. Держат общее наступление. Не всё пока что потеряно. Хоть и наполнен эфир предсмертными хрипами. Хоть и не слышно давно придающего уверенность гласа сержанта.

Волк

[Anne Hathaway – I Dreamed a Dream]

И с каждым жарким словом, сказанным Волком, с каждым порывом его веры в свою судьбу... лицо девушки становилось все мрачнее и мрачнее. Она отступала, словно боясь его речи, словно он говорил мерзость, словно ей была противна сама идея, его вера и желание.
Под конец же она смотрела на него, как на последнего дурака, не иначе.
- Ты последний дурак, - сказала она, глядя на него с искренним разочарованием. - И ты думаешь, я должна тут сидеть и ждать тебя?..
Обиженная девушка скрестила руки, отдалившись от него на дюжину шагов.
- Думаешь, я буду прясть по вечерам и мечтать о тебе? Пф! Нашел себе овцу поди! Давай, - она кивнула в сторону выхода, - иди за своей судьбой или что тебя там ждет. Давай, че стоишь-то?! Умри, переродись, погуляй там хорошенько, а потом возвращайся, ага, а я такая тебя тут жду, делать мне больше нечего, нужен мне такой баран рогатый! Ха!
Ее взгляд был холоден и жесток, хоть она и была в ярости. Все, что, как показалось Волку, зародилось между ними мгновениями назад, сейчас было полностью уничтожено, низвергнуто в бездну. Будто он ей плюнул в лицо или еще как опорочил.
- Я живу сейчас. Я дышу сейчас. Откуда я знаю, что будет... завтра? А к осени? Может, я помру? На кой черт мне твои обещания? На кой черт они тебе самому? Что ты там потерял в своей судьбе?! Да нет никакой судьбы, дубина! Орки тебе всю голову отбили! Ты сам ее вершишь, здесь и сейчас! И вот эта штука на твоем плече - она ни к чему хорошему не сулит...
Девушка была преисполнена страха. Она лишь мельком поглядывала на метку Ворона, словно бы нельзя было смотреть на нее дольше.
- Помрешь ты там, вот и все. Вот к чему тебя ведет это чертово клеймо. Хочешь - пожалуйста! Но я не овца тебя тут ждать и верить! Иди к Оракулам - они такое любят! Предзнаменование! Рок судьбы, начертанный на заднице! Пф! Вот там тебе сказок понарасскажут! Вот там ты узнаешь, что не будет у тебя сына, а дочь - сожгут орки за дерзость! Они тебе, дураку, понаговорят! Давай, проваливай!
На ее красных от негодования глазах неожиданно проступили слезы. Но она даже не думала плакать.
- Узнай у них там еще какую-нибудь мерзость про себя и живи с этим клеймом всю жизнь, боясь, кабы тебе в дверь не постучали зеленокожие ублюдки забирать твоих детей! Вот, что такое твоя судьба. Иди. Следуй этому дерьму своему, а меня не трогай, ясно?
Девушка умолкла. Она тяжело дышала, ее лицо все было красным от чувств, а глаза заливала влага, что текла каплями по щекам. Но мельтийка была тверда и сурова, скрестив руки на груди. Она ждала, когда Волк уйдет.

Ольфрик и Альтарина

[Wardruna – Fehu]

Гвилвилет прикусила губу, уперев руки в бока и попеременно глядя то на Ольфрика, то на Тару. Она была полна сомнений.
- Ну, Гвил, вот лично мне они по нраву, - из-за плеча заметил Феанор, снимая овощи с жаровни. - А ты знаешь, чем больше доброго смеха - тем больше доброго смеха, ха!
Эльфийка улыбнулась, кивнув, и загадочно посмотрела на обоих. Появилось что-то новое, таинственное. Дикий огонек в глазах.
- Не будь уж столь уверен в себе, люд, - покачал головой эльф, проходя мимо Ольфрика с тарелкой овощей, которую он затем поставил на стол. - Этих ребят ты перепить не сможешь. Никто их перепить не может!
- О да, - Гвилвилет закатила глаза. - Их хоть ламповым маслом пои - все одно!
- Кстати, а это идея! - крикнул Феанор и заржал, словно конь. - Бьюсь об заклад, они не заметят!
- Ладно, он прав, - кивнула самой себе мельтийка и рассмеялась. - Не про масло, а про вас! Оставайтесь пока тут - за супом приглядите, он уже почти. А я пойду поговорю с Мельнанет...
Развернувшись, она быстро пошла в Храм, придержав подол небесно-голубого платья.
- Знаете, я бы вас уверил, что Гвил уговорит совершенно любого, но это Мельнанет. Она повощенее моей кирасы будет! Так или иначе, меня звать Феанор. Расскажите уж про себя, будьте добры. Ходят слухи, за одним столом сидеть будем!
И эльф снова громогласно рассмеялся, проворачивая на вертеле оленя.

Герион и Миралисса

[Wojciech Kilar – Corso And The Girl]

- И мне тоже весьма приятно познакомиться, - демон мягко улыбнулся, приняв ладонь эльфийки одними лишь когтистыми пальцами, и, изящно склонившись до пояса, аккуратно ее поцеловал в самый кончик срединной косточки.
Что пальцы, что губы его были холодными. Но не как у трупа, правда, а как нос у замерзшего ребенка. Бес разогнулся, остановив прямой, очень умный взгляд на Миралиссе. И лишь затем отпустил ее руку, хотя толком и не держал.
Учтиво кивнул Гериону.
- Мне кажется, это кошмарное недопущение, что столь прекрасная хэрин не приглашена на наш пир...
- Опять девиц охмуряешь, Мори? - раздался от входа звонкий насмешливый эльфийский голос.
Теперь к ним неожиданно присоединился совершенно обычный лесной эльф. Ну как обычный - одет он был в высшей мере экстравагантно, но это все было не важно, поскольку у него хотя бы не было рогов. Да и лютня за плечом... успокаивала. Какой-то менестрель, ничего такого. Если не считать удивительных лиловых глаз.
- Это ты у нас девица. А перед тобой - благородная госпожа, - Мориэст сделал красивый жест, отступая на шаг, словно представляя Миралиссу музыканту.
И, чего уж смущаться, взял, да и представил:
- Орэлинд, позволь тебя познакомить с хэрин Миралиссой, только прибывшей в Мьельте-Лант. И с ее спутником - хиром Герионом. Благородные хэру, это - Орэлинд, никудышный менестрель.
Эльф, проигнорировав издевку беса, ровно так же поцеловал руку Миралиссы, оказавшись гораздо теплее, и дружелюбно улыбнулся Гериону.
Одет он был в бело-голубую рубашку из тончайшей ткани, украшенной серебрянными цепочками и прочими мелочами, да в узкие темные штаны с сапогами. На голове его красовалась великолепная шляпа с невероятно красивым сине-зеленым пером. А пахло-то от него как! Волшебно, не иначе. Но ничуть не приторно.
- Я полностью к вашим услугам, хэру. Рад, что непредсказуемость судьбы свела нас в этом дивном месте в столь роковой момент.
- Роковой? - переспросил Мориэст, нахмурившись.
- Полагаю, Мельнанет меня зарежет, - легкомысленно пожал плечами менестрель и как-то обреченно улыбнулся.
- О, это точно! - воскликнул черт, взмахнув руками. - Ты прав, надо бы поспешить к ней за этим делом!
Орэлинд лишь благодушно улыбался.
- Благородные хэру, не хотите ли вы понаблюдать за этим буйством красок и стихией чувств, что разыграется в сердце и на лице прекрасной Мельнанет при виде нас? Доверьтесь мне - это будет незабываемое зрелище! Кровь польется рекой!
Приглашающим жестом бес указал на одну из дверей, что вела вглубь Ланта.

Руки, конечно, тряслись, но и терранская военная медицина зачастую была как лом - прямая и эффективная. Наверное, лучшая при подобных раскладах. Когда у тебя за спиной огромные костяные лезвия ультралиска с незабываемым свистом врубаются в навал из машин, невольно понимаешь всю прелесть незамысловатого модуля оказания первой помощи. 3 секунды на закачку полимерного гипса, который не позволит сломанным костям разойтись и повредить внутренние органы. 3 секунды чтоб присобачить на самые большие дырки в броне заплаты из неостали с самоприваривающимся нанослоем. К этому моменту ядрёная смесь стимуляторов и медикаментов уже готова. Ловкие механические пальцы досылают заиндевевшую пластиковую капсулу в специальный приемный порт скафандра. 3 секунды. После такого "лечения" даже человек со сломанными ногами покажет рекорд на стометровке. И будет рад, как обдолбавшийся наркоман. Последняя секунда на то, чтоб помочь бойцу подняться на ноги. Норматив сдан!

Надо отдать ему должное, Райт не утратил способность соображать и отдавать приказы, даже вопреки стараниям ВВС Доминиона. Сдерживать Рой дальше было просто безумием. Вот только как быть с парнями в магазине? Спичка, Престон, Ливид, Сакс и засранец Облич. Через пару секунд они окажутся отрезанными от медиков. Джозеф скрипнул зубами. Хотел было плюнуть на долбаные приказы и попробовать прорваться к ребятам. Но красный, мерзко мигающий восклицательный знак, выведенный интерфейсом напротив Чиро Рутерфорда в панели отряда, не дал медику совершить этот опрометчивый шаг. Стараясь справиться с нахлынувшим отчаянием Парсонс со всей дури врезал закованным в сталь кулаком по зубастой пасти зерглинга, который визжа вцепился в ногу. Все медики заняты, нужно спасать Фермера. Перепрыгивая через канаву, вырытую викингом, Парсонс крикнул в эфир.
- Райт, командуй огонь по слону! Наши не прорвутся, по он жив!

Любой, кто прошел войну, знает как на ней страшно. Можешь строить из себя крутого ковбоя со стальными шарами, но глубоко внутри чувствуешь - начнётся мясорубка и коленки сами затрясутся. Когда отлаженная, грамотно выстроенная оборона за секунду превращается в аморфную пылающую груду строительного мусора, холодный рассудок поможет сохранить только самая полноценная ресоциализация. Та, после которой с трудом вспоминаешь, как тебя зовут. Как то у Парсонса завязался спор с коллегой за бутылкой пива. Джозеф утверждал, что главная цель ресоциализации - убить инстинкт самосохранения и заменить его безусловным рефлексом повиновения. Опонент доказывал, что ресоциализация позволяет отбросам общества влиться обратно в систему и стать правоверными гражданами. Ну, вы поняли, "адвокат" Менгска, который зергов то видел только по ящику, под комментарии Донни Вермилиона.

Растущая в небе точка истребителя вызвала ассоциацию с падающей звездой, символом удачи. Джозеф даже желание успел загадать. Выжить. Других желаний на ум не приходило. Только вот терранский чудо-гибрид нёс на борту не удачу, а пилота-идиота. Самолёт так шмякнулся об землю, что даже в скафандре медик ощутил, как задрожало дорожное полотно. Хорошо хоть не приземлялся прямо в барикаду, трупов стало бы гораздо больше. А так только сержанта Райта придавил и, судя по показаниям скан модуля, записывать последнего в "потери" ещё рано.

Хватит геройствовать. Всё равно пушка Парсонса могла вызвать у зергов только приступ смеха, будь те способны на подобные эмоции. Медик рванул к сбитому морпеху, который, похоже, уже сам выбирался из под обломков. Ультралиска заметил только мельком и сразу отвернулся. Чего зря расстраиваться? А по внутренней связи всё ещё весело тарахтел Майкл. Он точно не угадал с профессией. Проносясь мимо, Джозеф зло крикнул:
- Санта-Мария я не говорил тебе, что ты придурок!?

Быстро, машинальным движением высвободил модуль из креплений за спиной. В армии Доминиона медик обязан быть ещё и немножко механиком. Восстановить питание, выровнять смятые пластины, мешающие дыханию. В МОПП были все необходимые инструменты. Хорошо человек был в сознание, хоть и, по-видимому, в состоянии шока. После применения стимулятора в крови полный гормональный хаос. Парсонс полностью сконцентрировался, подбор нужных препаратов и доз было кропотливым и тонким процессом.
- Держись сержант, ты же хочешь стать адмиралом? - Ободрительные слова были произнесены почти без участия сознания, словно обязательная таблетка в списке реанимационных мер.

- Ну давай, - согласно кивнула белка на предложение Миралиссы и собиралась уже было уйти, как ее опередил Ольфрик, который, покинув храм, свернул сразу за угол, во двор.
За ним последовала и Тара. А Волк, не снимавший сапог, пошел, наоборот, внутрь Мьелте Ланта. В итоге белка, оставшаяся наедине с эльфами чуть ли не в мгновение ока, растерянно хмыкнула и тоже побежала куда-то за Волком.
- Я так поняла, попытаемся что-нибудь вызнать врознь! - весело пискнула она через плечо и скрылась в помещениях.

На задний двор вела стальная кованая калитка, распахнутая настежь и впускающая людей за высокий частокол. А ведь мельтийцам было, что защищать от чужаков - внутри оказалась обширная кленово-каштановая роща, чьего конца было не видать.
Здесь рос и кустарник - сирень, например, благоухавшая под конец гвитта тяжелыми гроздьями цветов. Деревья увивал виноград, чьи плоды еще не были собраны: подходи и ешь. Корни устилали мох и ягоды. Черника, голубика, земляника. То тут, то там, собираясь в кучки, росли луговые цветы, находившие солнечный свет даже под кронами деревьев. А где-то в глубине журчал родник.
У храма же, что будто бы распростер свои объятия к роще, раскинулась большая поляна, где стояли три изящных эльфийских дубовых стола с тонкой резьбой на ножках, широкий каменный очаг - там на вертеле запекался олененок и прочее - да очаг поменьше-пониже, на котором варился устричный суп...
Запах яств здесь стоял настолько... насыщенный, густой, что, казалось, можно было наестся вдоволь, лишь втягивая ноздрями все эти ароматы. А потому не удивительно, что храмовый кот (бежевого оттенка и с черными "носочками"), только и делал, что сновал между пахнущей едой.
У большого медного котла, пробуя суп на вкус длинной деревянной, красиво изогнутой ложкой, сосредоточенно стояла Гвилвилет. У большого очага, где жарилось все мясо с овощами, корпел черноволосый эльф с голым торсом, но в кожаных штанах и шкуре ирбиса, обернутой вокруг талии. А над ближайшим столом трудилась молодая людская девушка - занималась она тем, что очень аккуратно, красиво выкладывала на серебряный поднос нарезанные свежие фрукты. Увидев пришедших и окинув их взглядом, девушка почему-то поспешила с подносом внутрь храма, войдя через заднюю дверь.
- Ох, а кто вы, если не секрет? - скрестив руки на груди, удивленно спросил эльф. Спросил он, правда, уже когда Ольфрик успел все обнюхать, а Тара - прийти за ним вслед.
- Они хотели что-то узнать, но я их не пустила, - печально ответила Гвилвилет и пожала плечами, продолжив дуть на ложку.
Эльф, на шее которого красовался небольшой серебряный медальон, изображавший след медвежьей лапы, оценивающе оглядел людей. Взгляд он при этом недоверчиво прищурил, чуть склонив голову на бок, и лишь плотнее сжал свои же крепкие руки.
Тело жреца (если это был жрец), так удачно оголенное для чужих взоров, отличалось развитыми, сильными мышцами, что напряженными буграми перекатывались под молодой кожей. И даже по людским меркам он был весьма крепок, а для эльфа - так даже очень и очень. Но, конечно, это не лишало его типичной для дивного народа привлекательности и утонченности. Странное сочетание: и изящество, и сила, лишь подчеркнутые десятком-другим боевых шрамов...
И если посудить внешне, то Ольфрик обходил его только в двух вещах: бородой и высоким ростом. Но зато значительно.
- Тогда это искреннее желание, - строго кивнул эльф, а затем добродушно улыбнулся. - Милости просим к нашей кухне! Ха!
Он легко рассмеялся, а Гвилвилет кивнула в сторону дальнего угла храма, где стояла поленница:
- Идите, вон, дров нарубите! А то Феанор обещал еще вчера, но, как видите...
- Ты не представляешь, что вчера произошло! - мгновенно возмутился Феанор, ткнув в жрицу пальцем.
- Ты подрался?
- Тебе Ливинн рассказала?! Пф!
- У тебя костяшки сбиты, - указала Гвилвилет на его руки.
И вправду: кулаки эльфа были покрыты багровыми корками, будто бы он вечор хорошенько ими об кого-то приложился.
- Да и ты каждый день дерешься... - пожала эльфийка вновь плечами и отвернулась к котлу.
- Он притронулся к моей девушке! - глаза Феанора мгновенно загорелись гневом, будто бы тот несчастный сейчас стоял прямо перед ним.
Почему несчастный? Потому что костяшки были сбиты в кровь, а на лице и торсе эльфа не осталось ни единой ссадины.
- Да-да-да, олень! - засмеялась эльфийка, глядя на него с издевкой.
Мельтиец же гневно задышал сквозь растопыренные ноздри.
- Послушай, Гвил, ты, конечно, дама. Но и дамам я не позволяю себя так оскорблять.
И столько угрозы оказалось в его взгляде, в его напрягшейся позе, в сжавшихся губах... что Тара даже поневоле отступила на шаг, хотя и стояла в стороне.
- Олень! - повторила громко Гвилвилет, ничуть не испугавшаяся, и указала ладонью на очаг, где огонь уже до черна начал пропекать мясо.
- Точно, олень! - воскликнул всполошившийся жрец и подскочил к вертелу, чтобы его повернуть, да водой сбить разошедшееся пламя.
Гвилвилет заливисто захохотала, а к ней присоединился и веселый гогот самого Феанора, что затем вдруг осекся и обратился к Ольфрику:
- В общем, будь добр, наруби, а? Мы никак не успеваем, сатиры за ноги дерите эту Ливинн, а колоть и жарить в одно время я не могу. Да и, вижу, любовь у тебя к топорам! - он дружелюбно расхохотался, давая понять, что это все-таки шутка. - Только не своим, конечно, там колун в полене. А красивую даму, думаю, мы посылать на такое дело не станем - не могла бы ты, ради Мьелит, нарезать сыр? Брун не успела. Там на столе... Можешь резать как угодно - сегодняшние гости в этом не привередливы.
Он махнул Таре рукой в нужном направлении и вернулся к мясу.
- И расскажите, что вас сюда привело-то? - добавила Гвил, с серьезным видом посыпая какие-то специи в суп. - Думаю я, иным валар вы внемлите чаще...

Волк, поблуждав некоторое время среди пустых залов и коридоров, уложенных коврами и обвешенных тканями, вскоре нашел комнату с алтарем.
Она была просторной, но темной. В углах на небольших столиках горели толстые свечи, чье пламя казалось не рыжим, а алым. И потому все здесь казалось темно-красным - шкуры на полу, мягкие подушки у стен, шелковые ткани невесомым пологом спускавшиеся со сводчатого потолка... и алтарь.
В дальнем конце зала на небольшом возвышении, буквально обложенном необрезанными шкурами оленей, ирбисов, медведей и даже волков, величественно стояла статуя самой Уйре Мьелит. Грациозная, стройная эльфийка, держащая в руках опущенный лук. Красивая, поистине красивая - Волк сколько ни старался, не мог найти изъяна в ее точеной талии, в ее по-эльфийски худых бедрах, в ее пухлых, упругих грудях, прикрытых тонким платьем, в ее правильном, аккуратном, невообразимо женственном, но одновременно сильном, мужественном лице.
Дева-воительница. Прекрасная, обворожительная и опасная, словно натянутый до предела лук.
То ли это колдовство было какое, то ли действительно статуя была столь хороша, что поневоле пробудила в Волке... горячие мысли. Лишь пробудила - мол, а давно ли ты был с женщиной, воин? А помнишь ли ты тепло чужого тела? Нежность этой тонкой кожи... податливость горячих от страсти рук...
Однако все мужчины об этом так или иначе задумывались, уже лишь глядя на образ Мельты. Волк принялся раздеваться.
Неспешно сняв кольчугу и даже исподнюю рубаху, успевшую за день напитаться влагой, человек посмотрел Мельте в глаза. Она - смотрела на него. Завораживающе, то ли с некой просьбой, то ли с угрозой, но явно с каким-то желанием.
Желал и Волк.
Подойдя еще ближе, он повернулся к статуе боком и продемонстрировал ей правое плечо. И замер в этой позе, ожидая неизвестно чего...
В это самое мгновение кто-то вошел в зал. Мужчина резко обернулся и увидел молоденькую людскую девицу в легком зеленом платье на эльфийский манер. Длинные волосы ее, немного растрепанные, будучи и так огненно-рыжими в алом свете казались какого-то багрово-кровавого оттенка. Кровью пылали и перья, вплетенные в них, и ее втянутые худые щеки.
В руках девушка несла серебряный поднос с искусной гравировкой, на котором были красиво уложены нарезанные фрукты - виноград, яблоки, персики и даже те, о которых Волк не ведал.
- Я не помешаю... - мотнула она головой и отрешенно опустила взгляд, двинувшись вперед.
Волк молчал. Девка же опустилась рядом с ним на колени и аккуратно положила поднос к ногам статуи. Она подняла взор на Богиню, полный искренней любви и восхищения:
- О, Вечно Жаждущая... - прошептала она с чувством. - Извечная Охотница... О, Вечно Страждущая! Несущаяся в Ночи к своей цели. Настигающая добычу, постигающая всю силу, всю горесть и все счастье жизни! Вкуси плоды этой ночью. И наполни наши сердца трепетом в ожидании звезд. Наполни наши сердца любовью, Мьелит. И мы наполним лесную тьму твоим именем! А свои души - страстью...
Мельтийка какое-то время еще смотрела на Богиню с колен, веря и зная, что та ее слышит и видит. Вот так просто, без всякой заминки, она свершила свой ритуал и поднялась, будто бы лишь сейчас заметив Волка.
Улыбнулась ему, счастливая от произведенного таинства. Оглядела обнаженное тело - шрамы, розово-красную после ожога кожу на лице, свежую щетину, стальные мощные мышцы, привыкшие к тяжелому мечу. Наконец, ее взгляд остановился на огромной серо-бурой ссадине слева на ребрах. Она нахмурилась.
- Молот, да?
Сочувствующе покачала головой и потянулась тоненькими пальчиками к бугристому боку, где все эти недели копилась кровь и боль. Но вовремя отдернула руку.
Затем девушка обошла Волка с правой стороны и мгновенно изменилась в лице, увидев правое плечо. Встревожилась, отступила на шаг, чуть ли не испугалась.
- Зря ты сюда пришел... - тихо молвила она, качая головой. - Одевайся и уходи скорее.

По дороге до лагеря Тара молчала, слушая спутников и недоумевая, почему до сих пор не зашвырнула хютеранский клинок подальше в болото, а продолжает нести его - правда, отвернув Ликом Хютера от себя.
И вместе с тем размышляя о своих последних словах Гангберту Храброму. Может, стоило выразиться яснее? Без обиняков сказать, что единственной преградой к вечному покою мертвеца является он сам? Может быть. Однако Тара понимала, что открыто предложить королю Гангберту оборвать существование сначала своих воинов, а потом и собственное, она бы не смогла. Не смогла бы, точно.
В конце концов, Великий Инквизитор отнюдь не глуп. Он и так поймет. Если еще не понял.
Приостановившись, Тара в который раз собралась размахнуться, дабы избавиться от королевского дара… и почему-то вновь передумала.

***
Успев уже умыться из бурдюка, Альтарина терпеливо ждала, пока поспеет очередной кулинарный шедевр герра Ольфрика. Аромат почти готовой каши прогнал все тягостные мысли… ну, почти все. Тара, вытянув наконец гудящие ноги, вслушивалась в потрескивание объятых пламенем веток и время от времени переводила взгляд с многообещающе побулькивающего котелка на Волка. Ей очень не хотелось оставлять недосказанность. Возможно, момент был не самый подходящий... Но едва ли более подходящий наступит хоть когда-нибудь.
- Хэрин Миралисса, Волк, вы должны знать.
Все, начало положено. Альтарина взглянула на эльфийку, затем на мужчину.
- Когда во время боя вы… внезапно утратили контроль над своими телами... Это произошло по моей вине. Я… я хотела помочь вам, магически ускорив... и ошиблась, - Тара, тяжело вздохнув, на мгновение отвела взор, впрочем, тут же вернув его к воину. - Волк, это из-за моего просчета Вы пропустили тот удар и не смогли сразу нанести свой. Не знаю, сможете ли вы с хэрин простить меня... Но все же прошу об этом.

Гангберт внимательно слушал каждого, скрестив руки на груди. От предложения Тары он отказался, мотнув головой и слегка поморщившись. Король не торопился и казался спокоен, хоть и не равнодушен.
Отнюдь, равнодушным его никто б не смог сейчас назвать - и ненависть, и горечь отражались на измученном временем лице. И видно было, что король старался сохранить твердость и беспристрастность, несмотря на переполнявшие его эмоции, отчего сухие, оголенные желваки напряглись, крепко прижав челюсть...
- В конце концов, - раздался неожиданно писк отважной белки, сидевшей на плече Ольфрика, - злая ведьма не пришла бы сюда за ним.
Мирри кивнула на Гериона, ради которого вся эта компания оказалась здесь. Гангберт выслушал и ее, не сказав ни слова. Он вперил свой прищур в Тару, внимательно осматривая девушку с головы до ног. Он принимал решение. И хоть и сильно было желание живых отстоять своего, выходило так, что именно от Великого Инквизитора зависела судьба Альтарины.
И он это понимал.
Боги, как же долго он думал! И как прочие мертвецы послушно ждали его вердикта, не шелохнувшись, не попытавшись на него повлиять. Это совсем не было похоже на рассказы о былых временах Инквизиции, в которых хютеринги с криками набрасывались на очередную несчастную девушку, обвиненную в колдовстве. Били, сковывали и вели на костер.
Нет, он думал. Он хотя бы думал над этим. Он решал. Но лицо его, суровое и сосредоточенное, говорило, скорее, о том, что не миновать Таре огня...
Волшебница же тем временем надеялась на зелье, что должно было ускорить мысль. Чтобы догадаться, понять, дойти - как, как она должна была разрешить эту головоломку? Время утекало, Гангберт мог определиться в любой миг, и пока она не знала выхода, у нее, судя по всему, не было шансов.
Мысль лихорадочно скакала по фактам. От одного к другому. Шкатулка. Созвездие. Боги. Круг на полу. Гангберт. "Освободи". Шкатулка. Иста. Хютер, будь он проклят. Созвездие...
Мысль трясла факты, отчаянно била их, пытаясь вызнать хоть что-нибудь. Выпытать любую зацепку, любой малюсенький ключик, что объединит все в одно целое. Что свяжет эту безумную загадку и даст ответ! Что спасет ее жизнь.
Все зависело от ее мысли. Доскачет или нет?
Но... никуда она не ускорилась. Никуда она не сдвинулась. Зелье, если это было зелье догадливости, кажется, вовсе не работало. Тара оказалась в тупике. В самом настоящем, мертвом во всех значениях тупике.
И тут он заговорил. Все.
- Как лису днем не назови, все равно в ночи куру сворует - произнес он медленно и тихо. - Она есть прислужница Бёзе, Герион. Я колдовство ее чую. Твое зелье здесь не сработает, ведьма. Здесь Хютер светит, и чары есть бесполезны. И твоя колдовская шкатулка мне не нужна. Оставь. Я есть свободен. Я сам свой путь избрал.
Гангберт сделал спокойный шаг к Таре, опустив руки. Он что-то бросил одному из своих на древнелюдском - тот, еле заметно улыбнувшись, поспешил в одну из дверей за спиной короля.
Сам же король сделал еще один шаг к колдунье, внимательно глядя ей в глаза, и не выражая своим мертвым, полуразрушенным лицом ничего. Ровным счетом ничего.
Еще ближе.
Ушедший по поручению хютеринг вернулся с древним коротким мечом в ножнах и молча встал позади.
Великий Инквизитор же сделал еще шаг к Таре, не обратив на него внимания.
- Я насквозь тебя вижу, - произнес он тихо. - В свете Защитника все видно. Хютер, ихь битте дихь... хайле зи.
Медленно, спокойно, безоружный Гангберт отвел в сторону лезвие полакса Ольфрика, сделав еще шаг. Его правая рука словно бы наполнилась светом, и он протянул ее к Таре. А та не отступила. Не сказала ни слова, не шелохнулась, будто некая магия подействовала на нее...
А затем все произошло слишком быстро, чтобы кто-то успел что-то изменить.
Гангберт поднес руку к ее животу. Свет передался девушке. И лицо той мгновенно расслабилось, будто бы ушла вся боль, ушел весь страх и все напряжение. Тара почувствовала удивительное тепло, охватившее живот и вытесневшее все плохое. Стало неожиданно легко, будто бы раны и не было вовсе.
"Хайле зи" - "Исцели ее".
- Я тебя разглядел. Ты есть прислужница Бёзе, но... зло в тебе не присутствует. Ты еще его свершить не успела. Потому они все так за тебя борятся. А ты - за них борешься.
Он отвел руку от живота девушки.
- В твоей душе есть лишь тьма неизвестности. И я за тебя б ручаться не стал. Но и греха ты не свершала. А потому ты можешь идти.
Медленным движением он подозвал хютеринга с принесенным мечом и забрал оружие. Крестовина его была "украшена" медным Ликом Хютера, хмуро смотревшим на Тару.
- Этот клинок возьми, - протянул Гангберт ножны девушке. - Он благое дело свершить поможет. А дурное - помешает. И помни, в свете Хютера все видно. Ты никуда от него не уйдешь.
Повернувшись к Ольфрику, король поднес все еще светящуюся ладонь и к его ране на спине.
- Хютер вас храни. Я за вас молиться буду. А вы - свой долг исполните.
Заглянув пустыми глазницами в очи следопыта, он недвусмысленно покосился на Тару, мол, "за ней в оба следи", после чего направился к Волку. Нет, он ничего ему не говорил, лишь протянул сияющую руку, предлагая исцеление.

- Я не забуду! Я помню! И за каждое дело расплата свершена быть должна!

Все наши герои, как один, метнулись вперед - в следующую дверь. Волк был снова первым, одним мощным рывком он раскрыл тяжелую бронзовую створку и нырнул во тьму с мечом наперевес.
Заклинание Тары вместе с остальными путниками устремилось за ним, освещая лестницу вниз. Ольфрик замыкал - он закрыл дверь, но на ней не было засова, чтобы запереть.

- Грехи, ее детьми свершенные, костьми детей в земле лежать остались!

После первого же пролета лестница раздваивалась, но быстрый взгляд на оба пути, позволил определить, что они оканчивались дверьми, которые вели в одно и то же помещение. Особенно хорошо это было видно, благодаря яркому свету, одинаково струившемуся сквозь две замочные скважины. Столь яркому, что, казалось, за ними наших героев ждал полдень с ясным небом над головой, несмотря на десяток рут глубины подземелья.
Из-за дверей слышался какой-то мощный гул, словно... там шумел далекий горный камнепад. А еще внутри некто яростно кричал на кого-то:
- Да хоть еще тысячу лет мне здесь пролежать, но я их грехи не забуду. Бёзе нельзя простить!
Времени не было. Волк раскрыл одну из дверей и вошел навстречу... солнцу.
Яркий свет ослепил его, лицо снова нестерпимо ожгло, а под кольчугой стало жарко. За дверью оказался просторный зал с куполообразным сводом, под которым был подвешен огромный огненный шар. Он был закован в черную от гари стальную клетку, а сам светил с такой силой, что на него невозможно было смотреть. Это миниатюрное солнце издавало тот самый гул или, скорее, рев, от которого у всех что-то дрожало внутри.
Тарины светлячки, стоило им заглянуть в залу, мгновенно исчезли, будто их и не было вовсе. Но и нужда в них пропала - здесь было светло, словно днем, когда солнце в зените, а на дворе самый разгар жаркого хаса.
Из зала вели восемь дверей. Через две вошли путники, пять было заперто, а последняя, та, что была ближайшей слева, - открыта. В руте от нее стоял Герион, живой и на первый взгляд невредимый. Он сжимал свой меч в руке, второй покоился у него в ножнах. В двух шагах от эльфа, ближе к центру стоял король и с ненавистью кричал на него:
- Бёзе нельзя простить! Ведьмы зло творили. Ведьмы зло творят. И творить будут. Как я им позволить быть могу?!
Говорил он хриплым, скрежещущим голосом, а сам был мертв уже несколько сот лет. Голый череп его блестел на "солнце", уши практически сгнили, а лицо - ссохлось почти до костей. Но одет король Гангберт (а кто еще может оказаться в Гробнице Короля Гангберта с золотой короной на голове?) был в тяжелые, древние, искусно выполненные доспехи.
Каждую деталь их украшали гравюры, выполнены они были в очень старом, практически забытом людском стиле, но в отличие от лат прочих хютерингов, эти отличались прекрасным состоянием. Словно все эти столетия кто-то за ними ухаживал, полируя и натирая льняным маслом от ржавчины.
Услышав, как вошли путники, Гангберт медленно обернулся и окинул незнакомцев злым, недоверчивым прищуром, столь характерным для почитателей Хютера.
Мгновения длилась немая картина неожиданной и отнюдь не дружеской встречи. Но затем Дер Гроссе Инквизитор молвил спокойно и громко:
- Вы по какому праву в мою гробницу вторгнуться посмели?
Он бросил взгляд на открытые двери, понял, что произошло, прошептав "Майне брюдер...", и продолжил:
- Вы закон моих владений преступили. И смерть есть за это приговор.
Мертвец пустыми глазницами заглянул каждому в его живые, сочные глаза, и почему-то задержал взор на Альтарине. Говорил он с неведомым акцентом и так, словно бы орочий не был ему хорошо знаком.
Перед ним же стояли четыре воина, прошедших тяжелый путь сюда, покрытых копотью и пылью. Волк, вышедший вперед, дышал с болью. Лицо его налилось багрянцем от ожогов и боевого куража, на щеке алел порез, а изо рта вытекли две струйки крови.
Рядом с ним стоял, тяжело дыша, Ольфрик, сжимавший в руках чужой ржавый полакс. По другую сторону - Миралисса, с порванной щекой, залитой кровью. И только белка на плече следопыта выглядела толком не воевавшей. Но и слава Богам.
Однако несмотря на то, что Гангберт в одиночку выдвигал такие обвинения четверым бойцам, не имея даже оружия при себе, держался он уверенно и грозно, будто бы за плечами его стояла армия, а вошедшие были узниками в цепях.
И то ли его статус, взгляд, да сама речь производили такое впечатление, то ли действительно каждый каким-то внутренним чувством ощутил, что этот мертец был гораздо сильнее их всех вместе взятых.

Никто бы не смог помочь Волку.
Даже светлячки, зависшие под потолком, и те - резво убежали в коридор вслед за своей хозяйкой. Они прилетели как раз вовремя, чтобы озарить Тарину рану: узкий разрез на животе, из которого неспешным потоком текла кровь.
Глубока ли она судить было невозможно, ведь так же рана смотрелась, даже если б волшебницу пронзили насквозь. Не став размышлять над этим, Миралисса прижала бинты к животу. Тара завопила от боли, невольно вырываясь из рук эльфийки. В глазах потемнело, ноги чуть не подогнулись и лишь холодная стена, упершаяся в хребет своими барельефами, не дала девушке упасть.
Простонав что-то сквозь зубы, Альтарина отобрала у Миры бинт и сама принялась себя обвязывать, моментально измазав все вокруг темной кровью...

Ольфрик - единственный, кто видел Волка. Но он уже был занят боем.
Ловкий маневр удался, несмотря на узость прохода. Хютеринг свалился на пол, сплозши по стенке и беспомощно чиркая по камню слишком длинным для этого места полаксом.
Следопыт привычным движением занес топор для добивающего удара, но вдруг остановился, расширив глаза от удивления...

Призванный Тарой монстр - самый близкий союзник Волка. Не щадя своей шкуры, он рвал мертвецов на части, но тем неведом был страх. Набрасываясь на него, один за одним, они наносили жестокие удары по твари, ломая кости, заливая черную шерсть черной кровью.
Наконец, волк-демон взвыл и осел. Он еще сражался - он не знал, как не сражаться. Ему нечего было терять. Это был не его мир, это было не его тело. И лн собирался вскоре вернуться домой...

Волк был один. Окруженный десятком противников, он сражался в одиночку, и всем было известно, что как бы силен ты ни был, численный перевес - наиважнейший. Если, конечно, ты не тарраск, что, по слухам, достигал ростом двух домов враз.
Но Волк был человеком, даже не орком.
Жар разгорался в его груди. Он чувствовал, что последовал по верному пути. И пускай то была поддержка Огнерыка или же это он сам поверил в себя - неважно. Волк собирался забрать с собой кое-кого, прежде чем погибнуть.
Мышцы налились лютой силой. И в эти мгновения появилось то ощущение, что все сейчас выйдет как надо. Волк знал, как пойдет этот молот, Волк резко присел, отступая в сторону, и раскаленная металлическая голова с сияющим Хютером пронеслись над его головой, опаляя своим жаром. И все. Это все. Прощай, священник.
А затем последовал мощный боковой удар двуручником. Цвайхандер - так звали его в древности. С полного размаху, со всей дури.
Скрежет стали отдался эхом от каменных стен. Рихтера отбросило назад, словно куклу, и верхняя его часть отлетела на пару шагов дальше, чем нижняя. Свет его погас, словно бы факел опустили в бадью с водой.
А сам Волк зарычал от боли. Одновременно с ударом его грудь чуть ли не разорвалась - он точно почувствовал, как переломанные ребра пронзают его самого. Воин еле удержался на ногах. Втянул воздух ртом, превозмогая страдания, и уже видел, как десяток хютерингов бросается на него.
Сил в руках не было. Кончик меча упал на камень, кроша его. Волк не мог снова вдохнуть, а они уже были в двух шагах. Со всех сторон. Десяток. И все. Это все. Прощай, чемпион.
Кости затрещали, а железо загрохотало, падая на пол. Грудные клетки и черепа мертвецов вдруг вскрылись, разлетелись осколками, выпуская наружу мрачно-зеленые стебли Тариного заклинания. Враги разом рухнули оземь, разбрасывая себя окрест, и из трупов, словно в насмешку, проросли белые, живые цветы, перебив запах тлена и пыли ароматом свежей весны...

Пораженные увиденным, остальные хютеринги не ринулись в бой. Их командир, еще живой, ползал по полу и скалился, цепляясь за каменные плиты иссушенными руками. Прочие же превратились в раскрошенные останки, из которых теперь росли колдовские цветы.
Оклемавшийся Волк воздел свой цвайхандер и встал в защитную стойку. Сколько их там еще было? Две дюжины? Три?
Мертвецы скапливались полукругом, держась на безопасном расстоянии. Они явно ожидали чего-то, и это был... их новый командир. Протолкнувшись меж инквизиторов, вперед вышел второй священник - такой же бритый, закованный в латы и держащий тяжелый молот с Хютером на боевой грани.
Но и он не пошел в атаку. Вместо того, внимательным прищуром оглядев и Волка, и первого рихтера, и Ольфрика, что не стал добивать и так рассыпавшегося врага, священник изрек, словно сплюнув:
- Фердаммтер гольддиб, ты и остальной преступник высший суд заслужить. Дер Гросе Инквизитор вас... ждать.
И в подтверждение своего предложения или, вернее, приказа, рихтер отступил в сторону, делая приглашающий жест рукой. Его послушались и прочие хютеринги, расступившись и освободив путь до дальней двери.

Так странно, так нелепо... Вместо легкого нырка между неуклюжими мертвецами, Миралисса будто пыталась проломиться сквозь сгустившийся воздух. Она даже не сразу почувствовала удар, выбивший из легких воздух и отбросивший ее на стену. Боль, огненной волной пришла с опозданием, затопив сознание. Не удержавшись на ставшими ватными ногах, девушка упала на пол и тут же последовал еще один удар в живот, раскаленным мечем пронзив внутренности болью.
Скорчившись на полу, Миралисса пыталась вздохнуть, не видя ничего вокруг из-за выступивших на глазах слез. Она понимала, что следующий удар будет последним и вся ее натура сопротивлялась этому знанию. Звуки схватки отдалились, сменившись шумом крови в ушах - тук-тук, тук-тук, тук-тук... Мир будто замер, осталась только боль и накатывающийся вместе с ней страх смерти.

...Шелестит зеленая листва, бросая на землю постоянно движущийся узор теней, играют в догонялки на листьях и стволе дерева солнечные зайчики, сквозь ветви дерева водно небо, синее-синее, глубокое и такое близкое...

Сознание рывком вернулось в настоящее, вместо нежной травы перед глазами покрытый вековой пылью пол и сапоги приближающегося воина. Девушка не увидела, но почувствовала поднимающийся над ней меч и заставив себя забыть про сжигающую боль, Миралисса рванулась в сторону из-под удара, пытаясь очутиться как можно дальше.

Мертвецы замерли, внимательно глядя на живых. К их числу присоединялись все новые, поднимаясь из своих гробов.
Все зависело от рихтера - будет бой или нет. Он смотрел, презрительно щурясь и думая над словами эльфийки, человека и ведьмы. Он молча взвешивал свое решение. И ощущение, что сейчас будет жаркая сеча, только нарастало.
По лицу Волка текла кровь. Луки Ольфрика и Миралиссы готовы были в любой миг со скрипом натянуться. Альтарина напрягла руки, с ее губ чуть ли не срывались первые слова заклинания...
Но все зависело от рихтера, от судьи. И он вынес вердикт, покачав головой:
- Хинрихтен аллер.
И, услышав приказ, мертвецы взревели! Они рванули вперед, мимо своего предводителя. Первый - несся с щитом и мечом на Волка, надеясь того сбить с ног...
Медленно, словно нехотя, огромный двуручник по широкой дуге взметнулся вверх и мощнейшим ударом обрушился на хютеринга. Мертвяка врубило в пол. Лезвие дошло аж до груди, шлем раскололся надвое, слетев, череп раздробило, а шею переломало.
Волк резким движением выдернул клинок из сокрушенного трупа, но прочие попросту не обратили на него внимания и пробежали мимо...
- Урс экспорцио... арх вайнем! - кричала от страха Тара. Мертвецы двигались прямо на нее, занося ржавые клинки.
Первому в шею попала стрела Ольфрика. Тот даже не дернулся, лишь осклабился злее. Два шага - и его меч вонзится в Тару. Два шага и ее приколят к стене, словно тряпицу.
Но заклинание должно быть прочтено. Пассы руками должны быть свершены. Нельзя бежать, нельзя и дернуться - можно лишь смотреть на эти жутчайшие моменты перед смертью.
Выстрел Миралиссы оказался удачливее: она попала ближайшему трупу в глаз. Тот на мгновение пошатнулся, эльфийка отскочила в сторону - топор выбил пыльную горсть щебня из стены в шаге от нее. Что дальше? Еще двое перед ней. Она отпрыгнула снова, прочь от своих. Хютеринги ее окружили, чтобы зарубить одну.
- Айс эрлорциум, ист байрем!..
Тара в последнем пассе раскинула руки, позволяя клинку вонзиться в ее живот. Она видела его пустые глазницы. Нет, не пустые. В них до краев была налита ненависть. Ведьма. Сжечь ведьму. Сжечь дотла!
Отхлынув назад, она пыталась уйти от лезвия, уже пронзавшего ее, но там была холодная стена. Тара прижалась к ней, скелет сделал шаг вперед, продолжая вести клинок, продолжая протыкать ее. Богиня, неужели это происходит так долго?! Неужели можно чувствовать каждый ноготь глубины, на которую входит в нее ржавая сталь?! Да. Ведь это последнее, что чувствуешь.
Внезапно клинок остановился. И выдернулся вовне. С утробным рычанием гигантский черный волк, пылая багровыми зеницами, схватил своей пастью руку мертвеца. Дернул, хрустнул ею, рванул и потянул за собой.
О да! Хютеринг этого не ожидал! Призванное чудовище с легкостью отбросило его от хозяйки в прочих мертвецов. Те чуть не повалились. Волк зарычал, шерсть встала дыбом. Он бросился к ним, но получил увесистый удар мергенштерном в спину. Взвизгнул по-собачьи, а затем снова издал жуткий рык, повалив кого-то...
Не видел Волк всего того, что происходило за его спиной. Того, как Ольфрик скрылся во тьме коридора, того, как трое врагов окружили Миралиссу, зажимая ее в угол, того, как воплотившийся в склепе гигантский полудемонический зверь жрал оживших трупов, а Тара стояла, глядя на него, и истекала кровью из глубокой раны.
Нет, он видел только того, кто встал перед ним. Рихтер. Их главарь. Самый опытный боец - Волк чуял такие нюансы. Можно даже сказать, по запаху.
Рихтер не торопился идти в атаку. Вставшие за ним мертвецы - тоже. Он пронзал воина прищуренным взглядом... И Волку вдруг стало не по себе, будто бы хютеринг смотрел прямо в его душу. В его мысли, в его память.
- Гольддиб фердаммтер, - бросил он, словно сплюнул.
А затем приложил ладонь к символу Хютера на нагруднике и воздел взгляд к потолку:
- Зоннелихьт! Комм ауф ди хильфе!
Настоящий священник Хютера, пускай и мертвый. Инквизитор. Прославленный воин. Достойный противник. Уж если с кем и можно было подраться, помимо Чемпионов, так это с хютерингами, ордманнами, да и некоторыми зигериантами. Прочие и на буханку хлеба не годились.
- Айн цвек! Айн гехертер цорт! - закричал он громогласно.
И изо рта его явился свет. Золотисто желтый, солнечный. Рихтер открыл глаза, и из пустых глазниц на Волка посмотрело солнце, ослепляя, обжигая лицо.
Не случайно так хвалили их боевые таланты. Хютер даровал своим воинам страшные вещи, и этот свет был лишь началом. Но Волк уже чувствовал разгорающийся жар в своей груди. Это должна была быть хорошая драка.
Перехватив молот для удара из нижней стойки, рихтер медленно пошел в атаку, заполняя все видимое человеком пространство солнечными лучами, такими яркими после полутьмы подземелья.


[Berliner Philarmoniker – Perfume's End Title]

Тело плохо слушалось Гериона... К тому же дало о себе знать ранение бедра стрелой, заботливо кем-то перевязанное. Откровенно говоря, эльф еле плелся, не способный без боли наступить на правую ногу, однако, все же, это было лучше, чем ничего.
За первым же поворотом пред ним предстала дверь, слегка приоткрытая. Она была выполнена из меди - древнейший способ, насколько знал Тилуриэль. Тяжелая, скрипящая, она еле ему поддалась, и Герион вошел в небольшую усыпальницу. Посреди нее стоял внушительный гранитный саркофаг со снятой крышкой. Крышка эта лежала рядом, вся уже запыленная, и на ее поверхности скульпторы высекли хозяина саркофага, сжимающего меч на груди.
Стенки же гроба были покрыты барельефами со все теми же изображениями каких-то былых сражений против чудовищ, нежити или просто злых людей. Где-то были подписи, но на древнелюдском, которого Герион не знал. Но один символ он прекрасно понимал - восьмиконечная звезда с хмурым ликом внутри. Хютер, Бог Солнца.
Получалось, он попал в тот склеп, к которому вела дорога, это казалось наиболее вероятным...
Внутри саркофага среди оружия и драгоценностей лежал мертвец, ровно так же держа свой меч, как и было изображено скульпторами. Судя по тому, как хорошо сохранилось его тело, хютеринги старательно забальзамировали этого воина. Сморщенные веки сжались в безмятежном сне, легко угадывались грубоватые человеческие черты лица, а кожа со временем лишь потемнела, да покрылась пылью с паутиной.
Отвлекшись от почившего, Герион оглядел помещение - по углам стояли большие вазы (или, как он теперь догадывался, скорее, урны), стены так же были украшены барельефами (сколько же подвигов он совершил, если поверить мастерам!), а из комнаты имелось еще два выхода. Один - широкий, ведший в другую похожую комнату с саркофагом, другой - заканчивался медной дверью с замочной скважиной.
И из скважины этой лился настоящий солнечный свет. Золотой, яркий, дневной - он бы все здесь собою залил, если бы отверстие не было таким маленьким.
Но известная подозрительность остановила эльфа, прежде чем открыть эту дверь. Из-за нее слышался какой-то странный шум, гул, совершенно не понятный. И перед ордманном встал выбор: либо открыть ее и предстать перед теми, кто мог оказаться снаружи склепа, либо изучить внутренние помещения до конца. Либо что-то еще.

Карта: ссылка

Ценности были. Их было много. Тут были три больших листа мифрила - редкого металла с магическими свойствами. Россыпь сверкающих камней - в том числе жеоды, что ценятся дороже бриллиантов за их уникальную красоту. Два магических посоха. Рогастый шлем, темный, как ночь. Несколько магических свитков. Золото. Один кинжал. Две мантии. И ключ. Дверь к этому ключу нашлась не сразу. Ее наполовину загромождал один из полусгоревших книжных шкафов. И эта дверь вела в пустые коридоры подвала замка. Коридоры, разветвляясь, вели к лестнице на первый этаж.

Как ни странно - на первом этаже тоже никого не было. Хотя можно было догадаться, что совсем недавно там рыскали отряды нежити. Но это было в недавнем прошлом. Сейчас на полу валялись просто кости и старые трупы.

Если бы не дух тления и множество непогребенных останков, замок был бы хорош. Любовно обставленный мягкой мебелью, отремонтированный и добротный. Наверняка, его еще можно было бы привести в порядок.

Большая дверь наружу открывалась со скрипом. Выйдя наружу, Зогг и Гурд зажмурились от ярких солнечных лучей. Ночь, полная ужасов, прошла. Наступил рассвет, знаменующий начало нового дня. И новой эры для Эшбери.

Выяснилось, что замок стоит на острове, в очень живописном месте. Мост, соединявший остров с материком, оказался разрушен. Но неподалеку была пришвартована чудесная крепкая лодка, которой и воспользовались наши герои.

На берегу их никто не встречал. Они спокойно вошли в город, прошли по просыпающимся улицам, и тут кто-то заорал:

- Идуууут! Они идууут!


И вдруг город вскипел и забурлил. Народ высыпал из домов, радостный и восторженный. Мужчины старались пожать героям руку и похлопать по плечу. Женщины бросали цветы и чепчики. А так же чулочки, подвязки и один фартук. Девушки, смущаясь, бросались им на шеи сами. Поцелуи, аплодисменты, восклицания.

Так они дошли до здания мэрии. Господин мэр уже взгромоздился на трибуну и откашлялся.

- Итак... - веско и звучно начал он, и тут его взгляд упал на что-то, заставив поперхнуться. Этим "что-то" был забытый под скамейкой для знати труп господина Малачи. - Э-кхе-кхе...

Продолжить ему не дали.

- Качать! Качать! - выкрикнул кто-то, и этот крик был подхвачен толпами народа.

Благодарные руки подхватили Гурда и Зогга, подкинули раз, другой, третий. И ни разу не уронили.

Вручение награды тоже состоялось - такое же сумбурное, как и все остальное. А потом герои вместе с капитаном Тичем направились в "Сквозняк", где их ждали откупоренные бутылки, горячая еда и восхищенная публика.

Недоволен остался только мэр. Ему не удалось произнести речь. Но кого это волнует?

А потом пришли Ольфрик с Мирри.
Ну как пришли... пришел. Потому что белка устало осела у него на плече, как только они покинули Гроссенвальд.
И потом - это к полудню, когда солнце добралось до своего зенита, попытавшись спрятаться за макушками злополучного леса.
И пережили они перед этим много чего, начиная с той причины, по которой все же пошли вместе, а не раздельно, и заканчивая той, по которой вообще смогли добраться до лагеря.
И настроение у них было уже совсем не веселое после всего этого... А потому при виде двух незнакомых ей смертных, Крк-Миррритикити вместо того, чтобы кое-что сказать радостно-хитренькое Таре (а она эту фразочку придумала еще до начала всего самого плохого), лишь недовольно прохрипела:
- А вы-то еще кто?!
И смачно сплюнула на дорогу, будто какой моряк после курительной трубки, да гарной портовой девки.

Но обо всем по порядку!
Разговор между тремя новыми друзьями - Спасителями Человечества - сразу как-то не заладился. Вернее, после объяснений Тары все чего-то умолкли и не произнесли затем ни слова, занимаясь сугубо своими делами.
Подозрительная магичка развела костер, после чего накидала туда мокрой травы и листьев - тот разошелся молочно-белыми клубами. Дым поднялся почти прямым столбом к небу, давая хоть какую-то надежду путникам - и, забегая вперед, можно смело сказать о том, что он сыграл не последнюю роль в их спасении.
Мрачный и наглый воин распряг своего жеребца, привязав его рядом с прочими лошадьми (боевой конь оказался чуть ли не на ладонь выше остальных), после чего в общем-то ничем не занимался, кроме несения бдительного дозора за обоими лесами.
Что же касается презренной эльфийки, так та и Снежинку свою распрягать не стала, ожидая то ли засады какой, то ли продолжения пути. Так они и разошлись по трем разным углам, недоверчиво глядя друг на друга, аки волки.
Хотя волки общительные животные, на самом-то деле. Скорее, как волк, лань и пантера. И все трое - в плохом настроении.
Разобравшись с костром, Альтарина вытащила из фургона стопку книг и принялась увлеченно их перелистывать. Бестиарий действительно ничего не знал об увиденном существе. Да, был похожий волколюд, но у него описывалась иная форма черепа. Еще был хоркпфен, лисий человек, но нет, хоркпфены жили исключительно под водой. Может, ликантроп? Нет, о полнолунии речи и не шло.
Наконец, Тара наткнулась на вшитую страничку с рукописным текстом ее учителя (который, кстати, являлся одним из соавторов бестиария). Рисунок очень походил на увиденное, описание - практически точь в точь! "Это оно!" - подумала Альтарина, но что-то ее смутило... Название монстра? Верно.
Людочеловек.
Очень смешно, мэтр. Особенно про "свинские повадки по большей части вблизи пестрых самок".
Однако затем Тарино чутье исследователя подсказало ей заглянуть в ту книгу, о которой бы она и не подумала, не отчаявшись вконец. "Люди и прочие обыкновенные разумные расы Этого Мира" - разве могло это чудовище из Гроссенвальда оказаться в трактате о Людях и Младших? Только если как орк, но это был не орк. Девушка уверенно знала, что у орков таких пастей не бывает. Точно не бывает. Да еще и с шерстью. Если не считать гноллов. Но это был не гнолл, нет...
И все же, она заглянула в эту книгу, быстро перелистывая выученные наизусть разделы о людях, эльфах, гномах, белках, пока не наткнулась на искомое. На маленькую статейку, заткнутую между двумя огромными главами про Младших. Лишь пара абзацев...
Но стоило Таре их прочесть, толком не обдумав, как появились Ольфрик и Мирри, вернувшиеся из Гроссенвальда.

Герион напряг стальные мускулы. Вложил всю мощь, всю веру, все свое отчаяние - в один рывок. Рывок свободы. Веревки затрещали, эльф мелко задрожал от немыслимых усилий и... и ничего не вышло.
"Сам", - услышал он отчетливо все тот же голос в его голове.
Путы не поддавались. Он попробовал еще - но без толку. Все-таки Герион не был орком, и эльфы славились отнюдь не силой. Однако своего он добился: крысо-гоблин перестал играть и "петь". Сложив лапы на своей лютне, монстр смотрел на пленника с каким-то странным выражением морды.
То ли он насмехался над Герионом, то ли сочувствовал.
- Тебе не понравилась моя песня?.. - задал крыс вопрос, на который, кажется, не ждал ответа. Он и сам все понимал, и потому добавил: - Прости, но у меня нет никчего веселого...
Посмотрел задумчиво на колеблющиеся в свете факела черные тени. Грустно нахмурил крысиные брови и сказал:
- Да и кчего тут веселого...
Откуда-то издалека снова раздался душераздирающий вопль. Но и в этот раз он не заинтересовал крысо-гоблина.
- Как тебя зовут?.. - неожиданно спросил он привычным равнодушным тоном. - Мне все равно, на самом деле. Но нужно, кчтобы ты успокоился...

Эпохи проходили над моей головой. Скажи мне, который сейчас век? Светит ли по-прежнему солнце, там, наверху? Колышет ли ветер зеленые ветви деревьев? Выросли ли они? Я помню их совсем маленькими. Такими тонкими и несмелыми. Скажи мне, по-прежнему ли пахнет там медом и травой? Или запах крови вытеснил эти такие дорогие сердцу ароматы? Я помню зло. Я помню добро. И помню насколько они близки друг другу. Скажи, остались ли звезды на черном бархате неба? Или же рассыпались все, погасли, не желая видеть глупость людскую? Я помню… я был там. Я дышал этим ветром, я подставлял солнцу лицо. Я вкушал тот мед. Скажи мне, многое ли изменилось с тех пор, как спустился я в первозданную тьму? Ты нарушил мой покой. Ты пришел без спроса. Ты упал в мою колыбель. Твои шаги так грубы и неосторожны. Так громыхает сердце. Я слышу твой страх. Я вижу твою силуэт. Ты идешь сквозь мою тьму, с моими тенями. Ты ищешь. Что ты ищешь? Выход? Или меня? Скажи мне, зачем ты пришел?

Сталь
Эта чудовищная сила. Эта жажда крови, затмевающая все – иссякла. И вернулась боль. Хлынула потоком, разрывая плоть, входя кинжалами острыми в каждое прошлое и будущее движение. Расплавляя ткани, обжигая сердце.
У гвардейца не было лица.
У него был молот.
Движение вперед оборвалось резко. Вспышка в глазах. Непонимание. Арбалетная стрела в груди. Звон доспеха при каждом шаге. Блеск стали на лезвии клинка, входящего в плечо и просекающего тело до самого основания.
У гвардейца не было лица.
А молот он оставил себе.

Гидра
Металлический человек. Стальной снаружи, закованный в латы внутри. Было ли у него сердце? Умел ли он слышать что-либо, кроме приказов тех, кому принес клятву?
Когда-то он был мальчишкой. Простой русоволосый мальчик, каких много бегало по трущобам столицы людей. Белоснежная улыбка. Веселый смех. И мечты. Такие важные для ребенка.
- Я стану рыцарем! – Говорил он, а с него смеялись друзья и подруги сироты. Какой же рыцарь из того, что не имеет рода, что остался один на один с этим миром?
- Я стану! – Супился он и смело размахивал палкой. Он верил в идеалы. Он жил своей мечтой. И однажды достиг ее. Палка в его руках волшебным образом превратилась в крепкий острый меч. А деревянные доски, подвязанные гнилыми веревками – в блестящий доспех с алыми гербами короля.
Слава. Честь. Благородство.
Об этом мечтал маленький мальчик. Только есть ли слава и благородство там, где из сердца выжигают чувства? Где на грудь ставят раскаленное клеймо принадлежности? Делают из души вещь, а из тела послушную марионетку.
И что-то сломалось навсегда. В ясных глазах потух свет. Распалась вера. Остался один лишь смысл – убивать. Убивать, не зная сомнений. Не помня о страхе. Не подпуская чувства. Оставаясь ожившей стальной горой, в которой томится маленький русоволосый мальчик, пойманный в тюрьму своей мечты.

Ледяные струи воды поднимались, принимая облик. Слишком медленно. Райна чувствовала, как пела и струилась волна. Как тянулась она к той, что умела ее слушать и понимать. Но слишком медленно. Гвардеец взмахнул мечом, а девушка отчетливо увидела, как сталь острого клинка пройдет сквозь ее мягкую плоть. И станет алой вода. И взвоет горько милый сердцу поток. Растворится ее жизнь в родной стихии.
Мимо прошелестел ветер, набирая силу. Ветер, что стал уже чем-то родным и привычным. Другом, помощником. Защитником. Сорванный с пальцев рыжеволосого юноши, он ласково растрепал волосы девушки и пронесся мимо, поднимая воду. Останавливая течение. Выворачивая плоть подземной реки. Огромная волна прошла сквозь гвардейца и опала серебристым веером брызг.
Вот и все.
Он стоял. Сквозь прорези шлема можно было увидеть светлый поблекший взгляд. Это была последняя искра жизни. Спустя лишь мгновение, что длилось бесконечно долго, гвардеец короля, лучший из лучших стражей – рассыпался. Куски плоти, разрезанные ветром, упали в воду, уносимые течением.
Маленький мальчик освободился из своей стальной темницы.

Тень
Изломанные, дерганные движения. Перевалы с ноги на ногу. С обрубка на обрубок. Скрип залежавшихся костей, столетиями не смазанных чистой, теплой кровью. Шорох сухожилий, натягивающихся изъеденными червями нитками. Вот-вот лопнут. Вот-вот оборвутся. Шепот сухой кожи, рассыпающейся, будто прелые листы по осени. Такие хрупкие. Шагнувшие за грань и не нашедшие покоя. Разбуженные неосторожной и неумелой рукой.
Мертвые.
Была ли разница между ними и той безумной толпой живых, что осталась наверху, ведомая рукой пастырей своих? Жрецов Девяти. Отличались ли они хоть чем-то, кроме прогнившей плоти и остановившихся давным-давно сердец?
В их глазах таилась схожая бездна. Мрак без начала и конца. Ни целей. Ни мечт. Лишь крепкие узы, связывающие и заставляющие повиноваться.
Он разбудил их. Он украл их сон. Он открыл их веки, впуская зеленый свет в иссушенные стекла зрачков. Они искали. Они тянули руки. Они пытались что-то мычать, но издавали лишь нечленораздельные звуки.
Потерянные.
Он сказал – бежим. И они побежали. Туда, куда он указал. К янтарному огоньку впереди. Изломанными, дерганными движениями. Спотыкающимся неровным строем. Мимо тех, кто упал и поднялся. Мимо тех, кто успел уйти с дороги, вжавшись в черные холодные и скользкие стены.

Айлин и Константина чувствовали этот запах. Он будет преследовать еще долго, не оставит так легко. Запах смерти, миазмы пустоты и мучительных столетий разложения живьем. Отнятые души, распоротая плоть. Все это было так близко. Можно было протянуть руку и коснуться их хрупких конечностей. Разверзнутых в немом крике ртов. Заглянуть в пустоту глаз, за которой таился другой совсем бог. Бог, что творит смерть.

Следы
Он где-то отстал. Тот старик с лицом юноши. Тьма наплыла и отхлынула, слизнув его своим течением, оставив позади. Потерянный в лабиринтах подземных катакомб, где потолок служит опорой великому храму.
Виглик остался один.
Или нет?
Маленькая искорка чистого белого света. Она появилась где-то сбоку, проплыла мимо. Кокетливо замерла и метнулась вверх, осыпавшись на пол впереди силуэтом ребенка. Мальчик или девочка? Свет или тьма? В этом образе все смешалось. Сплелось. Улыбка от уха до уха. Абсолютная чернота глаз. Беззвучный смех и рывок вперед.
Догони меня.
Я здесь.
Здесь.
А теперь вот здесь.
Догони меня.
Поиграй со мной.
Оно бежит, а никто его не замечает. Оно бежит мимо двух мужчин и застывших у стены девушек. За толпой мертвецов, что тоже бегут куда-то навстречу янтарному огоньку впереди коридора. Оно бежит и смеется без звука, отдаваясь эхом в ушах. Оно зовет за собой.

Свет. Он есть всегда. Сияет где-то там наверху, в недостижимой дали. Мы знаем о нем. И это врожденное знание побуждает нас стремиться к нему и зажигать его внутри себя, в своих душах, называя добротой, милосердием и честностью. Но так трудно. И здесь у каждого свой путь. Кто-то черствеет, кто-то вальяжно качается на волнах собственных иллюзий, ощущая насколько хорош и сопротивляясь всему, что говорит об обратном, включая собственную почти уснувшую совесть. Проходят годы, а мы все так же в плену своих ошибок, заблуждений и страстей. Они тянут вниз неодолимой тяжкой ношей, покуда не утопнем по уши в темном гнилостном болоте, потеряв все, что имели хорошего и чистого.
Вытянуть себя по силам лишь единицам. А остальным помочь сможет только кто-то другой. Кто-то, кому не все равно. Кто-то близкий и любящий. Кто сможет вытерпеть и упорно сносить нашу брань и упрямое сопротивление, диктуемую внутренней немощью. Порой ему приходится сделать выбор. Вместо нас, взять на себя ответственность. Тяжелую и подчас горькую ношу. Ведь, может статься, в конце пути его не будет ждать ничего, кроме подорванной веры и наших проклятий. Такова судьба многих смелых и искренних. Способных на истинную любовь.

Он понимал их, потерянных и обездоленных. Здесь в Зоне они видели только страх и смерть. Но он точно знал, что это не все. Здесь есть красота. Есть покой. И есть надежда на новое начало. Где-то там в самом сердце Зоны, куда возможно ушел Учитель. Или попытался пройти.
А он сможет? Да еще со спутниками? Возможно ли хотя бы просто представить степень риска?

Дождь утих. Сталкер на секунду выбрался из внутреннего диалога с самим собой - с собой ли? - и, ощутив на щеке ласковое тепло солнечных лучей, улыбнулся.
Погода наладилась. Тихо. Пустые улицы, брошенные здания вокруг. Свидетельства хрупкости и непостоянства уклада нашей жизни. В них давно пусто. Только Зона за закрытыми дверьми играет призраками ушедших обитателей. Но ему хорошо тут, одному, наедине со своими мечтами. Здесь его дом. Никто не ждет его где-то там за воротами, сидя в тесной квартире и глядя в окно - не появится ли.
А их? Он посмотрел на спутников. Наверняка. Каждого из них снаружи кто-то ждет. Близкий и любящий. Готовый принять их такими, какие они есть, потрясенных, страдающих, разочарованных, с тем чтобы помочь им снова обрести себя и пойти дальше.
А вот если взять их с собой, то, вполне возможно, им всем уже не суждено будет вернуться...

Когда-то давно некто очень умный сказал - "невозможно осчастливить против воли".
Так и есть. Хотя бы одна, прячущаяся в самой глубине души, тонущая в болоте страстей и грехов, совсем маленькая часть нас должна искать выход к свету. И главное. Она сама знает - а значит и мы - каким путем выходить.

Вот и ответ.
Он не вправе решать за них. Заставить своей волей рискнуть жизнью в поисках истины. Заставить погибнуть за идею.
Он должен быть честным до конца.

Воронцов вернулся к ним, подошел поближе. Посмотрел каждому в глаза - чего там больше сейчас, страха или решимости? А может просто спокойного любопытства?

- Вместе мы уже прошли немало. А вы начали еще до встречи со мной. Федор исчез, Римма - тоже. Нас больше здесь ничего не держит, - он оглянулся кругом. Посмотрел на подлесок возле границы микрорайона. На небо с облаками и солнцем. Воздух чистый вдохнул. Да. Оговорился все-таки. Это их не держит, а его - еще как. - Вы устали. Хотите выйти отсюда как можно скорее. Все верно. Но я хочу сказать. Если что-то внутри вас все еще стремится к невыраженной сокровенной мечте, то вот мое предложение. Плюнуть на все. На маршрут, на компанию. И пойти со мной к центру Зоны. Я не смогу гарантировать вам безопасность. Признаться - я и раньше не мог... Но там, по слухам, есть что-то такое, что может в корне изменить вашу жизнь. Что-то величайшее. Возможно мы встретим Римму, быть может увидим Учителя. А может статься что и собственную смерть...
Сталкер замолчал. Посмотрел в сторону аптеки, где сгинула Римма.
- Если не захотите, то я сейчас же выведу вас отсюда к ближайшему выходу. А потом вернусь и пойду сам. В одиночку. Мне кажется, для этого наступила пора.

- Да ты ж помер! - возмущенно вскрикнул Гурд. И немедленно отвесил наглому покойнику смачную такую затрещину. А то совсем обалдел, сначала вот так просто помирать, а потом мешать честному мародерству!

То был день, который ждали многие. Фанатики, лицемеры, нищеброды. Вельможи, писари, наемники. Чины и звания стягивались завесой облаков под куполом храма. Умирали, корчась, титулы. Глаза толпы не имеют смысла. Лишены имен. Толпа уродлива в своей пестроте. Бесплотна в своей многоликости.
Толпа есть страшный зверь, чья необузданная истина сметет любое слово. Задавит волю владык и королей. Неконтролируемое стадо, напоенное ядом веры. Жадная до чудес пустота. Алчная до представлений масса. И что может быть горше - смотреть на них, не видя ничего?
Девятеро, как и во многие другие Дни Силы - слушали. Молчали. Внимали. За воском масок не различить было лиц и лишь глаза горели ярым пламенем тех сущностей, о которых знали все.
Девять великих богов.
Девять, что сотворили этот мир и берегли его покой.
Девять, чьи помысли оставались завесой тайны.

- Он украл мою корову! Я точно знаю! Я видел на калитке кусок его штанины!
- Прошу вас... у нее раздуло руки и эти... язвы... начали лопаться. Прошу вас...
- Я плачу налоги!
- О великие, да будет свет вашей веры...
- Спасите.
- Казните!
- Верните...
- Я потерял свой медальон. Он очень дорог мне. Ну правда...

Толпа говорила. Кричала, шептала, давила, выплевывая слюну своих надежд и пустотелой воли. Выла, расплачиваясь голодом за шанс урвать персональное маленькое чудо.
Жрецы имели право отказать. Они не обязаны были помогать и зачастую исполняли волю лишь нескольких из всей этой копошащейся и многорукой людской патоки.
Молчаливые, безучастно смотрели они на говорящих, не сделав ни единого шага навстречу. Пока голоса сплетались в гомон и отвратительную какофонию. Пока падали на колени одни и гордо вздымали головы другие. Пока не молвили слово семеро, такие разные и такие похожие. Выделяющиеся на фоне обыденных просьб безумством собственных желаний. На них смотрели косо, с сомнением. Поглядывали, чуть сторонясь.
А вскоре к ним присоединился еще один.
В обычной серой льняной одежде, худощавый, ничем не примечательный паренек, кроме, разве что, излишне живой мимики. Он вторгся в круг семерых, разведя руки и склонившись в неловком поклоне. Споткнулся, запутавшись в собственных ногах. Уцепился рукой за светловолосого мужчину. Извинился, отряхивая несуществующие пылинки с того, кто носил имя Арис, о чем знала лишь одна особа, присутствующая в этом зале.
- О, великие, у меня на самом деле схожая проблема с этими господами! - Звонкий голос, пшеничные тонкие волосы до плеч, водянистые глаза. - Я чувствую, что меня охватывает необычное... безумство. Я чувствую... силу, да! Помогите же, слышащие, не оставайтесь глухи и безучастны к просьбам ваших смиренных слуг.

Говорят, что с тех пор, как жрецы занимают верховные должности и становятся гласом Девяти , избранными служителями совета - они одевают свои маски навсегда. Говорят, что с того самого часа, как трехглавый колокол разносит весть благую - теряют они право снимать их прилюдно. У девяти жрецов нет лиц. У них нет имен. У них есть чин и обязанности. У них есть голос, что вершит судьбы великой расы людской.
- Мы видим вас, - молвил служитель Каль, подняв руку во второй раз. И вместе с этим жестом затих гомон, смолк шум. Толпа усмирилась, покорно опустив глаза.
- Мы слышим вас, - к скрипучему голосу под белой маской присоединился хрипловатый женский, скрытый голубыми перламутровыми наростами. Служительница Лулы.
- Мы говорим с вами, - пропел тот, что носил на лице серебристо-бурые перья сокола. Жрец Эйне.
Простой обряд. Безликие слова. Начало представления.

Они сошли одновременно и толпа все поняла без слов, расступившись полукругом вокруг девятерых избранных людей. Это было не удивительно, что первыми обратили свое внимание старейшины именно на них.
Напротив восьмерых остановились восемь святых. Один остался безучастен, стоя на границе пьедестала.
Одновременно прикоснулись ко лбам вопрошающих тонкие пальцы.
И вспыхнуло. Загорелось. Обожгло. Нарастающий сонм внутри. Боль, что безумием океана набрасывается и рвет. Рвет до последнего лоскутка кожи. Иссушивает до последней капли крови.
Это длилось незначительную долю секунды. Даже сердце не успело совершить удар. И хорошо. Иначе бы уже не совершило.
Отступив назад, жрецы вновь зашли на пьедестал и образовали тесный круг. Они говорили слишком тихо, чтобы хоть один обрывок слова долетел до жадно ожидающей толпы.
И говорили долго.
Время сыпало песок в чашу терпения. Время кривлялось, усмехаясь злорадно. Ожидать становилось все мучительнее.

Когда жрецы расступились, занимая свои былые позиции, вперед вышел служитель Каль.
- Мы долго думали, что вы есть, - серые глаза смотрели на девятерых, вокруг которых до сих пор звенящей пустотой рдело свободное пространство. - Вы не люди.
Шумно вздохнул за спиной ядовитый многоликий зверь.
- Больше нет.
Десятки глаз впились. Десятки рук сжались в кулаки.
- Вы - самозванцы.
Загустел воздух. Дышать стало тяжело. Сдавило легкие болезненным спазмом и распустился в животе огненный цветок.
- Вы - зло.
Слова хриплого приговора. Слова нерушимого закона и единого вердикта.
- Убейте их.

- Наш зеленокожий друг попросил у меня саблю поковыряться в зубах,
- Предложи ему поковырять лично - оскалился Тазар в улыбке.
Таталиец не когда не испытывал неприязни к другим расам, если они не являлись его врагами. Он был не лестного мнения о них во общем, но не более. Эльфы - высокомерны и это можно использовать. Гоблины кровожадны, что тоже на руку. Огры вообще не понятно обладают ли разумом, полагаются лишь на грубую силу из этого можно было извлечь пользу. Из всех собравшихся только эльф вызывал опасения, но в голове Тазара уже зрел план.
Он повернулся к гоблину и украдкой подмигнул маленькому воину усмехнувшись. Развернулся и расслабленной походкой, повесив цеп на плечо двинулся к арене.

Пролог



Жизнь не имеет цены. Не знает о победах и проигрышах в великих войнах. Не умеет прощать и ненавидеть. Жизнь не режется об острые сколы граней истины. Правда не имеет власти над ней. Величие. Превосходство. Благо. Все пыль и прах на ее ладонях. Убогие потуги понять и осознать то, что понятым быть не может.
Огромное небо. Мириады звезд. Песок золотисто-белый. Дыхание мира и поступь богов. Большие потери и важные судьбы. Скрип пера, вписывающего в вехи истории очередную главу. Решения, которые венчают новые пики старых легенд. Выбор, отравляющий океаны посредственности и обыденности. Время, смывающее цивилизации во благо грядущим.
Жизнь не знает об этом.
Она не знает о твоих целях. Ей безразличны твои планы. Твое крохотное существование. Твоя боль. Твой страх. Тяжесть, с которой дается каждый новый шаг. Бремя прошлого и повод настоящего. Эфемерность будущего и яд ночных бдений.
Жизнь не знает.
И пусть будет новый день. И новый рассвет вгрызется желтыми клыками в грязно-серую плоть облаков, продираясь к земле. Пусть вспыхнут наконечники гор алым маревом зарницы, а в домах погаснут ночные свечи. Пусть два светила Сакри и Ри падут за горизонт, уступая вечной Заре - звезде этого мира. И где-то сорвется стоном с губ последнее дыхание, останавливая сердце. А где-то сплетутся нити новой судьбы, провожая в мир очередное дитя. Пусть взойдет на белый трон король единый - Сважион, под колкими взглядами девяти жрецов. Пусть в жерновах печей запахнет сдобой. А нищие протянут руки навстречу року и голоду. Пусть текут реки и сходят водопады. Опадают листья, кружась охровым дождем. Пусть будут боги.
И будешь ты.
Избранный? Проклятый? Достойный герой? Случайный мошенник?
Пусть будет так, как ты решишь.

Глава 1
Шаг навстречу

Один лишь день в месяце жрецы Девяти снисходят до простых людей. Один лишь день открыты врата Облачного Холла для тех, кто не носит титулов и не знает о судьбах королей. В день, когда две луны Сакри и Ри сходятся, вспыхивая лазоревыми бликами. Когда король Сважион запирается в молебне, взывая к Каль и прося блага для своего процветающего народа.
И к великому Алому дворцу, обители людей, вотчине могучей расы, стекаются пестрые щупальца опасной и жестокой твари - Толпы. Она голодна. Она алчет справедливости и зрелищ. Божественной воли, что разрешит все проблемы. Ведь так легко скидывать свое бремя на плечи тех, кто велик и могуч. Кто был рожден, чтобы властвовать и править.
Один лишь день ноги сотен просящих стирают слой за слоем мраморные плиты ступеней и залов. И текут все выше, поднимаясь к воздушным лестницам, ведущим в главный Храм Неба. Чтобы влиться в двери, заполняя массой плоти, тканей льняных и проблем насущных великие своды, где под тройным куполом клубятся вечные посеребренные облака.
И девять фигур в алых мантиях идеальным полукругом будут стоять на пепельном постаменте. И покрывать их головы будут разноликие маски, показывающие проявление каждого бога.
И поднимет руку один, чье лицо украшено пластинами молочно-белыми, сплетаясь в витой узор порядка Второй богини Зари.
И Толпа заговорит.
А ты - вместе с ней.

Война в Украине унесла еще одну жизнь.

В Луганской области вчера, 26.03.2015, около 10 часов утра, несмотря на усилия врачей, погиб Алексей Журавлев - Friedrich ссылка.

Информация о его гибели поступила от близкого ему человека и подтверждена его боевым товарищем.

Он давно не появлялся на ДМе, но многие старожилы хорошо помнят и любят его. Он был прекрасным игроком, отличным мастером и просто хорошим человеком.

Вот так. Грусть пополам со страхом. Еще усталость смертельная, что нарушает связность сознания, раздирая его на бессмысленные клочки. Это сейчас Кирилл. Изломанный. Измученный. Растерявший все цели и мечты кроме одной - добраться домой.

Жаль. Но в Зоне так бывает. И часто. Многие не выдерживают. Все эти ловушки, аномалии, странные метафорические картины, подчас толкающие в бездну безумия. Тяжело. Страшно. В изнеможении люди выходят наружу, жалкие, забитые, потерянные. И навсегда усваивают свой единственный горький урок: если и существуют на свете чудеса, то только злые, подлые, убийственно опасные.

Ты долго смотришь им вслед и не можешь отвязаться от мрачных вопросов. Что ты сделал не так? Где недосмотрел, напортачил? Мог ли изменить этот итог? В нужный момент поддержать и направить по верному пути? И гадким аспидом вползает ядовитая мысль - не мог, но, что хуже всего, думал что сможет. И взял на себя слишком много. Кесарю кесарево. Ты просто сталкер. Провожатый. Обычный человек. Не учитель. Не пророк. И силы твои не безграничны. Не можешь ни научить, ни уберечь, ни, тем более, исправить. Не можешь сделать счастливыми.

Но разве там, в ординарном мире, проще? Сломавшись в Зоне, часто не могут обрести себя и в дальнейшем. А порой и идут в Зону именно за тем, чтобы воспрянуть и понять для себя что-то очень важное, но в конце-концов жестоко обманываются.
Если бы он мог знать наперед, что произойдет с каждым из них, если мог...

Альбина прильнула к его плечу, схватившись за локоть, будто стремлении уцепиться за что-то надежное, крепкое, что не позволит ей снова упорхнуть в неведомое далеко.
Куда деваются люди, пропавшие в Зоне? Счастливы ли они?
Интересные вопросы. Особенно от той, что, вроде как, вернулась.

Негромко вполголоса спросил ее в ответ:
- А что происходит с теми, кто пропадает там, снаружи? С теми, с кем мы прощаемся навсегда, закапывая в землю? Разве мы можем знать...

Альбина. Кирилл. Его святой долг - отвести их к выходу. Что бы не случилось потом с ними, как бы не сложилась их жизнь, он обязан сейчас выполнить их просьбу, как можно скорее выйти из Зоны. Это лучшее и единственно правильное из всего, что он может сделать.

Или нет?

Что если он возьмет на себя нечто такое - из ряда вон выходящее? Сам сделает выбор и пойдет дальше в поисках чего-то лучшего. Руководствуясь не долгом, а огромным пронзительным желанием счастья для этих двоих. И такое его желание, когда пробъет толстую стену канонов, обязательств и моральных запретов, останется ли оно добром?

Отвернулся. Отошел. Зажмурил глаза. Потянулся к тому, что всегда рядом, но до чего дотягиваться бесконечно.

К Тебе обращаюсь. Тебя прошу. Пусть я прозрею, пусть они прозреют. Пусть не останавливаются, пусть захотят. Укажи мне путь (не мой - их!), который даст сбыться их мечте - всего одной, но самой главной, самой сокровенной! А я любой ценой проведу их по нему. Ничего не пожалею. Иначе какой во всем этом смысл...

Оружейник продолжал медленно отступать к выходу и вот до ощетининых в его сторону мечами стражников оставалось всего пара метров. А Айрель тем временем продолжал наседать, не давая разорвать дистанцию ни на фут.
Клинки обоих противников мелькали в полутемной зале, изредко поблескивая в неуверенном свете магических огней. Очередная сери ударов никчему не привела и противника, казалось, уже привыкли друг к другу. Пыл молодости против опыта бывалого наставника - частое противостояние, заканчивающееся непредсказуемым итогом. Кого Паучиха ждала к себе на этот раз?
Финт молодого бойца, казалось, удался - Леа'Лит сместился чуть влево и выставил правую руку чуть вперед, поворачивая кисть наружу и подставляя клинок под удар. Однако реализовать удар второй саблей Айрелю не удалось, оружейник успел среагировать и его сай отвел лезвие сабли в сторону от кисти.
Быстрое отступление же Айреля не позволило оружейнику "поймать" его саблю между лезвиями сая, а реализовывать активную контратаку Леа'Лит, увлеченный отступлением не стал.

Тем временем, пока все присутствующие были заняты своими мелкими делишками или наблюдением за поединком, за их спинами произошло одно казалось бы малое и незаметное, но важное проишествие. Катафалк стоял чуть поодаль за спинами жриц в тени колонн. С тихим, незаметным в шумной зале даже для эльфийского уха, шипением ошейник на иллитиде треснул и немного оплавился, как-будто от кислоты, а из трещины выбрался маленький паучок и убежал. Иллитид же, казалось, продолжал спать, но кто знает этих коварных монстров?

Рассудив, что и без него на Турнире Меча будет кому сражаться, огр направился к воротам, ведущим к турниру магов. Как и ожидалось, там было полно бракадийских волшебников всех мастей в шикарных мантиях из дорогих тканей, резко контрастирующих с ними эрафийских монахов в неброских рясах с капюшонами и друидов в одеяниях самых различных оттенков зеленого. Попадались также таталийские ведьмы, несколько из них болтали со странными магами в красных, синих, светло-серых и коричневых накидках. Элементалисты были нечастыми гостями в Эрафии, но несколько из них прибыло на турнир.
Толпа расступалась перед огромным огром, колдуны со злобой в глазах провожали гордо вышагивающего Вея. Препираться с ним никому особо не хотелось, так как за магический инцидент в серце Стедвика в такое время можно было получить огромную дипломатическую проблему. А знающие геральдику монахи и бракадийцы, что часто сталкивались с набегами варваров, здраво опасались что-то сказать огромному огру с медальоном Герцога Крюлода. Через некоторое время все колдуны и волшебники шептались, обсуждая незваного гостя.
Когда огр уже практически был возле врат, дорогу ему преградила пара железных големов, которые сопровождали тщедушного волшебника с длинной седой бородой, фиолетовая мантия которого была расшита блестящими звездами да магическими символами. Опирался он на металлический посох с красным камнем.
- Ты не пройдешь, мерзкий зеленокожий! Таким, как ты - не место среди просвещенного магического сообщества Антагарича!
Вей от такой наглости даже опешил на пару секунд.
- Это каким же? - спросил огр.
- Немытим тупым зеленокожим варварам, ничего не смыслящим в высоком искусстве волшебства! - резко крикнул чародей.
- Это вы о своих бракадийских штучках? - боевой маг внимательно присмотрелся к големам. - Давайте-ка посмотрим... Хотите, фокус покажу? - хитро улыбнулся огр.
Вокруг препирающихся уже собралась небольшая толпа, некоторые из них воскликнули: "Покажи!" Огр хмыкнул и щелкнул пальцем по правому плечу одного из големов. У него тут же отвалилась рука. По толпе начали прокатываться смешки.
- Вы сами делали големов, о мудрейший? - слово "мудрейший" прозвучало с таким ядовитым сарказмом, что будь это слово отравой, им можно было отравить роту гоблинов. Маг неуверенно кивнул.
- Так даже такой немытый тупой зеленокожий варвар, как я, знает, что нельзя для постройки такого важного элемента, как сочленения големов использовать дрянное серное железо, которым, кстати, приторговывают только немытые тупые зеленокожие гоблины из Гарквиниума. Или этому не учат в высоких бракадийских академиях? А может, денег не хватало одновременно на хорошее железо и эту достаточно безвкусную мантию?
Окружившие огра и мага волшебники взорвались хохотом, а пристыдобленный бракадиец крикнул второму голему, чтобы подобрал руку товарища, и убрался восвояси. Среди голосов многих волшебников Вей расслышал один, крайне знакомый низкий женский голос...
- Все так же портишь имущество бедных бракадийских чароплетов? - к огру подошла невысокая женщина с шикарными каштановыми волосами, одетая в плащ с меховым воротником.
- Гирд? Ты ли это? - обрадовался знакомому голосу Вей.
- А ты думал, что я пропущу такое веселье? - рассмеялась боевой маг. - Попробую пару новых фокусов. А ты что, тоже захотел огненными шарами побросаться?
- Ага, есть такое желание, - огр решил умолчать о настоящей причине участия в турнире.
- Ладно, пошли на проверку магических способностей, - молвила Гирд.
Болтая о всякой всячине, они пошли к старцам.

Слушая монолог сестренки, принц с трудом сдерживал подкатывающие к горлу волны смеха. Те дроу, кто не в состоянии позаботиться о себе и нанимавших на службу телохранителей быстро теряли благосклонность жестоко сердечной богини Ллос. Она любила храбрецов, берущих добычу собственными руками. Заметив, что издевки изменили, настроение Лаэле некромант порадовался в душе. Он тяжело вздохнул, когда жричка начала нести чушь о доспехах и ее телохранителях. Но выражение его лица изменилось. Он знал, что богиня Ллос любит беспечных. И дарует им смерть без очереди, даром.
Огр, польщенный вниманием госпожи, испуганно икнул. Он упал на колени и пополз за один из шкафов.

Ничего в доме Ксиан не меняется. Они, каждый раз приходят в его комнату и делают одно и то же. И почему мать Миритэль дала ему в награду, или проклятие смазливую мордашку? Скривился было больно. Но эта боль ничто, по сравнению с тем, что принц испытывал после общения со старшей сестрой. Все фиглярства девушки не произвели впечатления на Малагдаэ. Боль мешала возбуждению. Да и не интересна юная особа ему во все.

Он ушел. Куда-то далеко в те времена, когда он еще малышом семи лет от роду сидел на балконе и смотрел на Алшаресс. Его безвольное тело было в комнате рядом с сестрой. А душа любовалась красотами проклятого города. Там было много интересных зданий гирляндами украшенных гирляндами из магических огней. Но больше всего ему понравился паучок академии, в которой подготавливают жриц. Боль тонкими колокольчиками звенела в его душе, почти не ощутимая в глубоком трансе воспоминаний. Тело его словно зомби выполняло, все чего желала Лаэле, с глазами лишенными души, без страха раболепия или лести угождения. Просто тело, так похожее на подопечных некроманта. Разве, что теплое. Ни каких отличий более.

Он часами любовался на здание академии. Благо с балкона было его хорошо видно. Цвета зачаровывали принца, пока старшая сестра не находила его и не устраивала знатную порку, за то что малыш увлекся красотами города и забыл выполнить какое-нибудь мелкое посильное ребенку поручение.

Принц перестал ощущать реальность. Жалкие потуги сестры до него уже не доносились. Перед ним открылись врата памяти. О детстве, в котором он помнил каждое свое избиение. О том, как его учили почитать женщин больше чем свою жизнь. Первые детские склоки, которые раньше были серьезными интригами, а сейчас и вспомнить смешно. Учеба в академии и тесное знакомство с отпрысками знатных домов. Он блуждал по просторам вековой памяти. Ждал пока сестра возьмет то, что ей нужно и свалит восвояси донимать других мужчин или женщин, на кого укажет милосердная Ллос.

Откланявшись и не дожидаясь продолжения дискуссии Тазар встал из-за стола и двинулся по проходу между столами. Для него вечер еще не закончился и то, что он хотел найти, находилось в ближайшем публичном доме, где за звонкую монету он получит любое наслаждение.
Чуть позже, когда он раскинув руки лежал в кровати подставив свою широкую спину умелым пальцам массажисток, надо было расслабить каждый мускул перед завтрашним состязанием, ему вспомнилось видение, промелькнувшее за столом в таверне. Заискивающий взгляд Тула, что-то в нем было не так. Свет который струится из них. Рука Тазара сжимает горло этого щенка все сильнее, глаза выкатываются из орбит, а свет в них гаснет. Клыкастая рожа ощетинивается, и Тул изворачивается...
...По руке струится кровь, На ладони следы от огромных зубов. Он пытается схватить гнола здоровой рукой и с какой-то попытки ему это удается, кто-то бьет его по плечам, голове. Слышны какие-то приглушенные крики. Теряя равновесие Тазар с леденящим душу ужасом понимает, что несется вниз вместе с противником со стены замка...
...Удар об землю. И Защитник пришел в себя. Шатаясь он поднялся. Одна из проституток визжала, а вторая трепыхалась в его могучей руке. Понимая, что он только что чуть не натворил Тазар предпочел расплатиться и побыстрее ретироваться.
Казалось - этот город некогда не спит, лавочники не закрывали свои лавки даже с наступлением ночи, а народ гурьбой валил на площадь, там уже начинались какие-то танцы и отовсюду было слышно пение. Город увлек Тазара, в болотах каждый день был схож с другими, что не дождь, то туман, а тут даже звезды видно. А сколько разнообразных существ... вот пролетела фей, обдав его пыльцой со своих разноцветных крыльев, а вон там джин спорит о цене за книги с волшебником. Неподалеку от входа в башню магов Гоблины и гремлины устроили потасовку, к ним уже спешил отряд копьеносцев. Маленький хоббит прошмыгнул между ног с рыбой в руке улепетывая от какого-то торгаша. Тот кричал "Держи вора!", но всем было откровенно плевать, на его заботы. Праздник вот-вот начнется и все просто дрожало в предвкушении этого. Стая королевских грифонов светлой стрелой перечеркнуло темное небо. Им приветственно заулюлюкал народ с площади. Губы Тазара тронуло подобие улыбки. И если бы здесь был его родной отряд, они не узнали бы командира. Всегда собранный и угрюмый, сейчас он стоял в хаотическом потоке людей и улыбался, абсолютно позабыв об осторожности, он испытал наслаждение не от победы над противником, а от ощущения что он живой. Впервые за много лет он спал как младенец не страшась удара в спину.

Несколько дней назад в боях под Донецком пропал сильный игрок и самобытный мастер Mensh, перестав выходить на связь с семьей и близкими.

Сегодня окончательно подтвердилась трагическая информация.

Артем Щербина ака Mensh ссылка погиб при обороне Донецкого Аэропорта 22.01.15 г.
Источник: ссылка

Слова соболезнования не заменят близким мужа, брата, сына, отца. Но мы скорбим вместе с ними.

После тысячи лет завоеваний, великий Дракон-Император сумел обьединить людей в единую Поднебесную Империю, и отправился на небеса, в которых правили волшебники хаоса, служащие Четырем Великим Зверям: Хиндун, Дух Хаоса; Таотай, Дух Неумеренности; Таову, Дух Апатии и Невежества; Квейджи, Дух Коварства. Звери сломали связь человечества с небесами, и все погрязло в злобе и хаосе

Поэтому, используя древнюю алхимию, Дракон-Император сумел создать великих воинов, каждый из которых олицетворял одну из Великих Добродетелей: Справедливости, Знания, Умеренности, Скромности, Преданности, Правосудия, Упорства и многих других. Вместе с ними Великий Император имел шанс сокрушить Четырех Великих Зверей и привести людей к процветанию и миру. Почувствовав в этом угрозу своим коварным планам, они похитили детей Императора из колыбелей и пытались соблазнить их. К счастью, не поддались дети и сумели присоединиться к своему отцу, неся в Поднебесную порядок и просветление. Но, увы, без вести пропали Прощение и Доброта, оставив круг незавершенным. Чтобы завершить его, Император создал Близнеца Запада и Юга, заполнив пустоту, но без добродетелей Доброты и Прощения семена зла проникли в Небесный двор.

Четыре Великих Зверя сумели исказить сущности некоторых сыновей и встать против своего отца и братьев своих. Скромность Риана была осквернена Гордыней, Правосудие Чи стало заключаться в постоянных наказаниях, Чистота Лиана стала Леностью, Благочестивость Гонга стала Фанатичностью, Бережливость Джиа была искажена в Мелочность, Храбрость Йонга стала неразборчивой Яростью, Поиск Знаний Дзу обернулся одержимостью Обманом, но самое страшное, Преданность Чонга стало Предательством.

Великая война Противоборствующих Добродетелей расколола Империю, но ценой великих жертв предателей удалось изгнать в бездну 134 Адов к Четырем Великим Зверям. Но без духа Прощения Император не сумел принять совершенными ошибки такими, какие они есть, а без духа Доброты вместе возрадоваться победе с его оставшимися сыновьями. Смертельно раненый телом и больной духом, Император взошел на Нефритовый престол в Запретном Дворце, где он пребывает до сих пор, охраняемый лишь только единицами, в медитации, постоянном состоянии между жизнью и смертью, освещая путь своим детям в буквальном и метафоричном смысле, в их вечном поиске братьев Шу и Вен, Доброты и Прощения.

Оставшиеся верные Императору братья попытались восстановить разваливающеюся Империю, останавливая своих падших братьев от разнесения разрухи еще сильнее. Брат Ли создал мощную армию и социальные реформы предотвращающие революции и беспорядки, установив великую Бюрократию что позволила выжить Империи по сей день, но каждый из них понимал что никто из них недостоин править Империей. Поэтому управление они доверили совету Королевских Евнухов, которые несли желаемую волю Императора. После этого, Братья Добродетели основали школы воинов-монахов, целью которых стало воспитание великих защитников Империи от ее многочисленных врагов и посвятив себя поиску Пропавших Братьев.

Ты – один из таких воинов-монахов. Недавно посвященный брат Ордена Синего Моря, основанного Пристойностью Ли, ты всю жизнь с рождения провел в монастыре посреди Синего Моря – бескрайнего леса, полного опасностей и скрытых троп, оттачивая свое тело и дух. Жестокие тренировки и суровые условия возвысили тебя над простыми людьми. Ты способен выдержать такую боль, которая убыла бы простого человека, тебе нужно меньше еды и сна и легче переносишь холод и жару, ты способен двигаться со скоростью тигра и наносить удары с силой медведя. Ты познал основы пяти стилей Великого Окончательного Кулака, но тебе пока далеко до великого Мастера Ли, что познал в совершенстве все пять стилей. И сегодня, возможно, твой последний день, который ты проведешь в этих стенах. Тебя, вместе с другими новыми посвященными избрали для важного Испытания. Что за Испытания ты, как и другие новички не знаешь, но ходят слухи что оно как-то связано с нашествием северных варваров.

Тебя зовут Брат Фенг, и ты сейчас занят последними тренировками перед тем, как тебя вызовет Мастер Ли. Ты находишься в спарринге со своим вечным дружественным противником, Братом Леи, таким же новопосвященным как и ты. За вашим спаррингом следит Брат Геншу, большой во всех смыслах весельчак.
-Давай, Фенг, чего ты ждешь? - Нарочито небрежно помахивая своим шестом сказал Леи, растягивая - Неужели обеда, чтобы смог скрыться от моего карающего кулака за миской риса?

Закрываешь глаза и слышишь грохот выстрелов, свист летящих снарядов и мин. Крики людей, знакомых и чужих, хлещут по слуху бешеной концентрацией боли, страха и ненависти. Это нестерпимо. Это меняет. Но ты все выполняешь и будешь выполнять, пока где-то там не скажут - довольно. Тогда, захлебываясь, ты пьешь глотками эту тишину, в которую трудно поверить. А потом окажется, что невозможно вовсе. Для тебя. Даже спустя годы она все еще будет казаться опасной, подозрительной...

Открываешь глаза и ничего не слышишь. Полная тишина. Нереальная. Будто все на свете остановилось и умерло. Только ты есть. Знаешь. А удивительной, чуткой, живой Риммы нет. Утрачена.
Ни слов нет, ни слез.
Только невыносимый груз вины.
И пустота, вместо самого себя.
На самом деле тебя нет. Сквозняк свободно летит сквозь несуществующее тело, лучи света свободно освещают ближайшее пространство, не встречая преград. Ты не сталкер. Не ученик Учителя. Не человек. Ты никто. Пустота.
После того как бросил её одну.

***

Машинально уложил хабар в рюкзак. Какие странные глупые вещи... Из оказалось достаточно, чтобы отвлечь его от человека - чудесного, живого, такого хрупкого здесь и потому требующего постоянного внимания. Откуда эта невнимательность? Самонадеянность? Алчность? Пустота не дает ответов. Ей-то они без надобности.

***

Вышел наружу. Взгляд рассеян. Не сфокусирован. Плевать на знаки. Шаги - как Бог на душу положит. Прямо впереди Кирилл.

- Что. Что происходит? Что случилось? Вы целы? Все целы? - заверещал тот. Еще не знает. Рукой его отстранить. Смахнуть легонько с дороги. И пойти куда-нибудь...

- Какого х....... Там Альбина. Она убегает!

Вслед сорвавшемуся с места Кириллу взглянул. Альбина. Её что-то кружило и стремительно уносило вдаль.
Сердце остановилось. Они все исчезают, один за другим. Зона уносит их легко и просто, словно в насмешку над слабым никчемным человеком, возомнившим что он достоин, что он может что-то изменить. Но это чушь. И это конец...

***

- Сталкер! СТАЛКЕР!

Словно проснулся. Вздохнул. Голову поднял.

- Что, Кирилл? - прищурился и увидел её. Вмиг подхватил вожжи угасающего сознания. Взглядом в неё впился. Всем существом своим потянулся к ней, пытаясь утонуть в голубых её глазах, сквозь нежную кожу проникнуть, ощутить теплоту алой крови и услышать биение живого сердца.
Подошел ближе, вплотную почти.
Неужели вернула?
Нетронутой?

- Альбина..? - изумленно и хрипло.

Это был день. Серый и прелый, задавленный запахами осени. Приторно-желтые листья. Убогая трава. Лужи грязи, поглощающие каменные мостовые.
Это был обычный день.
Для тех, кто проснулся в своих кроватях. Для тех, кто шел к кузнечным мехам. Кто шел на затопленные поля. Пек хлеб и заплетал косы. Стирал в грязной реке.
Для тех, кто сжигал чумные трупы. Кто рыдал в темноте углов на задворках собственной памяти.
Это был день, как многие другие до него.
Мелкий дождь барабанил по доспеху земли. Въедался в почву, разрыхляя ее, разжижая. Он был насквозь пропитан больной гнилью. Или это только казалось?
Круговорот жизни. Точка смерти. Начало пути, что неизменно ведет к концу. Кто-то умирает раньше. Кто-то уходит позже. В смерти нет доблести и чести. Нет коварства и надменности. В ней ничего нет.
Только пустота.
Это был просто день.
Где-то ругались собаки и дрались коты. Где-то кипел котелок на задыхающемся огне, разнося запахи рыбной похлебки. Где-то было тепло и сухо. Кто-то говорил про поездку в порт. Кто-то рассказывал про участившиеся набеги пиратов. Кто-то просто молчал, уткнувшись в чашку без дна.
Такой светлый день.
Несмотря на темное небо. Несмотря на бесконечные дожди.
Словно все изменится именно сегодня. Разойдутся тучи и выглянет солнце. Вспашет лезвиями лазурь серое покрывало неба. И станет лучше. Чуть-чуть. Самую малость. Покажется сначала, что ничего не произошло. И даже закрадутся сомнения.
Но что-то изменится.
Оно будет расти, пропихивая свой тонкий стебелек сквозь грязь и пепел, холод и гниль, сквозь тромбы мертвецов. Оно будет становится все выше и сильнее, вытягиваясь к солнцу. Оно будет бороться со злыми ветрами, чтобы где-то стало светлее. Чтобы стало хорошо.
Чтобы смех и слезы радости. Чтобы тепло прикосновения и сжатые пальцы рук. Чтобы объятия. Такие, каких не бывает. До самой дрожи пробирающие. Стук сердца – сильного и смелого. Готового к переменам. Чтобы нежность откровений и пламя любви.
Чтобы показалось на один короткий миг – не зря все.
Нет. Не зря.
Конечно не зря.
Оставленные позади призраки. Шаги, утопающие в кровавых лужах. Следы, ведущие до адских врат. Раздавленные позвонки и пробитые черепа. Безумие на кромке радужки. В тайных закоулках истлевающей души.
Не зря. Не может быть, чтобы зря.
Все станет лучше.
Дорога упрется в надежду. Дорога подарит мечту. Дорога доведет до конца.
Нужно просто поверить. Нужно просто сжать кулаки и не чувствовать горячих слез, что текут по щекам, капая на холодный камень холодного сердца. Нужно просто дышать, как бы не хотелось сжать легкие в узел. Нужно просто жить. Несмотря ни на что.
И все станет лучше.

***
Он смотрел не моргая. Не видя. Не слыша. Вглядываясь в тенета души. Дотрагиваясь бережно до стучащего сердца. Он был молчалив и спокоен. Он знал, что это очень больно. Больно терять. Больно решать.
Он все-все понимал.
Может потому и молчал. Бесконечно долго.
А потом просто кивнул.
И голос зазвучал, как звучал когда-то.

Ты закрой глаза... и просто представь.

Вы не можете просматривать этот пост!

Вы не можете просматривать этот пост!

"Глупец!" - блеснула в голове яркая вспышка мысли. Кто им был? Руссо, который так отчаянно атаковал и был сражен мечом? Граф ли, что был ослеплен мыслью о том, как он лично облагородит все человечество, примерив на себя роль мессии? Или же Густав проклинал этим словом самого себя, потому что недооценил, не понял, насколько далеко зашли остальные в своих стремлениях?
Кто знает, да и так ли это важно, на самом деле. Потому что важным вдруг стало только то, что жизнь утекает так быстро, а сделать нужно так много. И сил уже не остается, руки немеют, а кровь заливает ноги. Горячая кровь, от которой одновременно тепло и страшно.
Густав и правда хотел атаковать Чумного Доктора. Привычный мыслить тактически, он решил, что без предводителя, без настолько очевидного лидера красноглазые мертвецы могли рассыпаться и потеряться, как люди на поле боя, когда сразили генерала и знаменосца. У него был пистолет, у него было ружье, это два выстрела, которые могли изменить исход и дать им шанс.
Но сталь в горле поставила крест на всех планах и возможностях. Все оказалось тщетным.
Наемник умирал и стоя на коленях в грязи, прижимал к себе девочку. Он тяжело дышал и не ругался, не проклинал тупицу-лорда за то, что он испортил все и погубил их своей гордыней.
Густав Кроц знал - у него осталось немного слов в запасе, столько раз доводилось видеть умирающих от подобных ран. Слова - как полновесные золотые империалы, должны были упасть туда, куда нужно.
Медленно повернувшись обратно, оставляя девочку за своей широкой спиной, Густав покосился одним глазом на графа. Усмехнулся.
- Не подавись... своей гордостью, - пробулькал, после чего потянул спуск.

С яростью, не свойственной ему по рангу, паладин бросился на чудовище. Кривое лезвие меча Иксоминей ударяет точно в морду ящера - дракон ревет так, что уши закладывает - его кровь фонтанирует, заливая округу и Клинка. И паладин снова заносит меч для удара. Выждал пару секунд, когда чудовищная морда вновь оказалась рядом с ним и рубанул - со всех сил, что у него были. Вложил в удар всю ярость битвы, всю горечь о павших друзьях, всю надежду на победу.

Тяжелое лезвие изогнутого двуручного клинка встретилось с толстой шкурой, но чешуя дракона не смогла остановить этот удар. Снова брызнула кровь - лезвие почти перерубило шею. Тварь в агонии дернулась, увлекая за собой застрявший меч и держащегося за рукоять паладина. Уже почувствовав, как ноги потеряли опору, Клинок отпустил рукоять и рухнул на окровавленный снег без оружия. Рука непроизвольно ищет что-то, чем можно защититься и находит обычный длинный меч. Но нужды в оружии уже нет.

Дракон теперь не ревел, а хрипел, заливая снег кровью. Окровавленная голова на миг оказалась возле забрала Клинка и паладин даже успел заметить жестокое разочарование в глазах чудовища. А затем тяжелая голова дракона рухнула на землю. Земля содрогнулась, когда упало огромное тело.

Несколько секунд неестественной тишины - смолк звон стали сражающихся, затихли крики. Лишь стоны и хрип раненых. А потом армия дракона бросилась бежать. Бросая оружие, щиты, желая лишь спасти свои жизни, сопровождаемые криками ополчения.

- Победа! Победа! Мы победили!

Тяжесть сражения сменилась ликованием. Пьянящей радостью победы. Счастьем от того, что ты выжил. Сражался и победил. Выстоял в этом бою, который ещё несколько минут назад казался безнадежно проигранном.



А потом пришло осознание цены этой победы. Сотен раненых и убитых. Отбросив оружие, жрец с паладином почти одновременно бросились к телу маленького тифлинга. Подняли на руках, заглянули в глаза. Сетте была... мертва. Маленькая бесшабашная воровка. Она погибла в этой битве, нанеся врагу с полнюжины ран, но...

- НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!

Кто это кричал? Клинок? Тайвин? Ополченец по соседству, заметивший своего убитого отца, брата или сына? Разве это важно? Сейчас хотелось присоединиться к этому крику, вкладывая в него все свои силы. Как будто это сможет что-то изменить.

Сетте погибла. Погибла, спасая их всех - и рыцарей и наёмников и простых людей. Подарив им жизни ценой своего существования. Ценой жизни полукровки, на одну половинку - демона.

Радость этой победы не может стереть горечь утраты. Подняв на руки тело маленькой героини, Клинок двинулся к Серой Гавани, Тайвин направился следом за ним, скорбно похлопав паладина по плечу.

=======================================================

Шли дни, годы, десятилетия. Мир менялся. Становился лучше или хуже - о том трудно судить. Но многое изменилось благодаря нашим героям. Кулдар и Серая Гавань существуют до сих пор и в них до сих пор помнят наших героев.

А что с самими героями? Победители дракона Серой Гавани - Тайвин полуорк и паладин по имени Клинок ещё несколько лет странствовали по землям Фаэруна, защищая то светлое, что нуждалось в защите. Позже, отойдя от приключений, Тайвин Данстар стал жрецом в одном из крупных городов Берега Мечей, а через несколько лет - верховным жрецом храма. Однако, разросшаяся ксенофобия не позволила полуорку длительное время руководить духовной жизнью города. Начались интриги, склоки и тогда жрец счел, что ему лучше уйти. Умер он в старости, будучи отшельником.

Паладин с именем Клинок был официально посвящен в рыцари. Во время осады один из королей города-государства на Побережье Мечей лично даровал ему титул за заслуги и верность. В тот же день сэр Джозеф Сандроклейн Младший, более известный как Клинок, героически пал в битве, сокрушив не менее полусотни врагов.

Что же касается Сетте... Её имени нет в Книге Мертвых. Нет - это не ошибка. Богам было угодно, чтобы малышка Сетте не умерла. Хотя Первичный материальный план она всё же покинула. Хотя говорят, маленькую хвостатую девчонку по имени Сетте Фраммагем, искусную в воровстве и драках, видели в Сигиле. Может, конечно, видели кого-то другого, а может и нет. В любом случае, как уже было сказано, в Книге Мертвых нет её имени.

А что же другие участники этого эпоса, судьбу которых мы так и не узнали?

Рикард выжил. Он и его снежный барс вышли в другом краю Долины Ледяного Ветра. Злую шутку со следопытом в этом походе сыграл ледник - подскользнувшись на застывшей подземной реке, Рикард унесся так далеко, что найти своих спутников уже не смог. Но всё же он выбрался из тьмы Андердарка и поселился недалеко от Кулдара. Там он несколько десятков лет защищал поселение от нападений мелких ватаг орков и гоблинов, но однажды погиб. Искусный воин-дроу ранил его арбалетным болтом, лезвие которого содержало смертоносный яд.

Кое-что известно и о Алексе - Дэде. Поговаривают, в Андердарке заявился странный человек, склонный к разговорам сам с собой. Этот человек пришел в поселение Свирфнеблинов и когда его там приняли, организовал школу боевых монахов. Там он и жил, тренируя своих последователей школы "ярости и согласия". Учитель Адед (говорят, именно так звали странного учителя у Свирфнеблинов) умер в очень преклонном возрасте и говорят, до последнего спорил сам с собой.

Следы Корхала Даркская Белерена потерялись в Андердарке. Один вернувшийся из Андердарка путешественник принес книгу, ранее принадлежавшую магу. По словам странника, он нашел эту книгу рядом с телом человека, убитого иллитидом. Пожиратель разума высосал весь мозг убитого до последнего кусочка, а затем бросил тело. Если это правда, то Корхала постигла печальная судьба.

Ори Стилгорн вернулся в свой клан и завел семью. Ещё несколько лет рассказывал своим маленьким сыновьям, как рубил головы оркам и гоблинам, но, судя по тому, с какой грустью он заканчивал свои рассказы, дворф сожалеет о тех давно ушедших днях. Но с другой стороны - он уважаем в клане, женат, отец - чего ещё может желать достойный дварф?

Судьба Айтора счастливой не сложилась. Вернувшись с похода, из которого он ушел на полпути, Айтор возглавил стражу в небольшом городке. Через некоторое время возникли серьезные проблемы с ворами, но Айтор взял расчет и уехал из города. А казарму со стражниками через день сожгли, а тех, что выжили - запугали или убили в темных закоулках. Позже Айтор возглавил небольшой отряд наёмников, который потеряв несколько бойцов из-за ошибки командира призвал его к ответу, но Айтор снова сбежал. А ещё через несколько месяцев воина нашли утонувшим в реке. Что стало тому причиной - месть из прошлого, роковая случайность или попытка сбежать от своих проблем - сейчас уже никто не знает.

И последний, чья судьба до настоящего момента неизвестна - друид по имени Келас Рем. Говорят, этот человек "с рогами" несколько раз появлялся в городах Берега Мечей, проповедуя отказ от насилия и единения с природой, но так и не нашел серьезной поддержки ни среди обываетелей, ни среди друидов. Со временем его появления случались всё реже, а затем он и вовсе исчез. Что с ним стало - не известно никому, впрочем, никому и не интересно.

=======================================================

Герои рождаются и умирают. Умирает и память о них. Но даже после смерти последнего из героев этой саги, в крупном порту Долины Ледяного Ветра, Серой Гавани, стоят три статуи героев битвы с драконом. Статуя воина с пылающей булавой и огромным символом Латандера за спиной. Статуя второго воина, отсекающего голову дракону кривым двуручным мечем и статуя маленькой девочки с двумя острыми саблями.

Статуи героев города, героев решающей битвы и героев этой саги.

=======================================================

КОНЕЦ.

Римма.

Конверт неуверенно роняет несколько листков бумаги. Линованная, исписанная убористыми строчками, слегка истершаяся на изгибах, чья-то судьба. Чья-то жизнь. Поймешь ли ты ее? запомнишь ли? Вспомнишь ли хоть раз - потом, когда все это сгладится, забудется, останутся лишь застольные рассказы о том, как ты когда-то... Чужая судьба.



И несколько старых черно-белых фотографий. На некоторых на обороте написано : "Пули-Хумри, 1988". Имен нет. Только на одной фотке еще кроме даты фраза - "Если пуля свистит мимо - это не твоя пуля". Это фото молодого парня в шлеме.

Особой важности.


Результирующая (краткая) сводка разведданных по итогам операции «Старый дом».


=====================================================


Экологическая обстановка.

В ходе операции были взяты пробы воды, грунта, воздуха, произведены замеры радиационного фона в точках N и O (см. прил. 1). Кроме того, техническим персоналом отряда (специалист Тян, л.д № 4872) производились заборы проб воздуха, почвы, и замеры радиационного фона в произвольных точках (привалы разведгруппы).
Анализ образцов и данных показал, что состояние химического и биологического состава почвы, а так же воды в р. Северная Рогожка и р. Южная Рогожка полностью соответствуют требованиям к состоянию воды и почв выдвинутых в «Положениях о декапсуляции баз типа «Ковчег»» от 12.04.2011. Химический состав воздуха из забранных на поверхности образцов превосходит по чистоте образцы докапсуляционного периода. Радиационный фон во всех точках измерения – в норме.
Установленная на поверхности автоматическая метеостанция в период наблюдений фиксировала суточное колебание температур от +10 до +24 градусов Цельсия. Норма выпадения осадков составила в среднем 38 мм. Эти показатели не расходятся со средними предкатастрофными нормами. Зафиксировано некоторое уменьшение приливной силы, что, вероятно, связано с уменьшением массы Луны.
Отклонений в развитии и генетическом коде образцов местной флоры не выявлено. Образцы генетического материала фауны получены не были, но судя по внешним признакам, животные в разведанной области так же не подверглись серьезным изменениям на генном уровне.
Наблюдение за потомками пережившего катастрофу населения региона не дает оснований подозревать в них необратимые мутации и генетические изменения. Проба крови, взятая у пленного представителя посткатастрофного человечества специалистом-медиком отряда (ст. сержант Шварцман, л.д. № 4792) не обнаружила генных патологий у индивида. Изучение вирусов и болезнетворных бактерий в образце показало, что темпы их адаптационных мутаций за столетний период оказались в разы ниже, чем в предкатастрофные десятилетия, и медикаменты, применяемые на базе «Единство» вполне эффективны.


=====================================================


Население и социальные группы окрестных регионов.

Данная информация целиком и полностью почерпнута из результатов допроса пленного, захваченного в ходе первой операции (Обьект № 1, допрос провел мл. серж. Соколов, л.д. 5056). Вероятная общая достоверность данных оценивается в 52 процента.

Регионы к северу от базы «Единство», а так же пространство к северо-востоку, востоку и юго-востоку (за Уральским хребтом), по словам допрошенного считаются незаселенными или же имеющими исчезающее малую плотность заселения на неопределенном протяжении.
К югу от местоположения базы на протяжении 100-120 километров численность постоянного населения так же стремиться к нулю.

Только за пределами этой стокилометровой полосы проходит условная граница более-менее плотно заселенного региона (рабочее наименование – «Половцы»; так же на нативном слэнге – «говнЯхи»). Население этого региона не однородно, не имеет единого подчинения и общей структуры управления, и представляет собой, по всей видимости, разрозненные группы численностью от единиц до десятков человек, ведущих частью оседлый, частью полукочевой или даже кочевой образ жизни. Этнический состав групп представлен, вероятно, потомками башкирского и русского населения Южного Урала. Язык – смесь башкирского, татарского и русского языков с преобладанием башкирского. Общественный строй в этих группах – частью родоплеменной, частью – военная демократия. Основу промысла составляет охота и собирательство, возможно, с элементами земледелия, а так же разбойные нападения с целью захвата добычи и пленных. Судя по всему, широко распространено рабовладение.
Собственное машинное производство, вероятно, отсутствует или находится в зачаточном состоянии, однако, исходя из реакций пленного и снаряжения его соратников, продукты машинного производства не являются незнакомыми для «половцев» и время от времени попадают к ним в руки.
Ареал обитания «половцев» простирается приблизительно до границы Среднего и Южного Урала, площадь расселения составляет примерно 20-40 тыс. кВ. км. Численность населения предварительно оценивается в 1-5 тыс. человек.

К югу и юго-западу от «половцев» располагается более плотно заселенный регион (рабочее наименование – «Улусы»). Исходя из слов пленного, можно сделать вывод, что эти земли разделены между родовыми или клановыми объединениями, имеющими полную власть на подконтрольной территории. Общественный строй, вероятно, можно описать как децентрализованную патриархальную деспотию восточного типа. Так как по словам допрашиваемого он сам, как и большой процент «половцев» в целом, являлся изначально изгоем из «улусов», и «половцы» опасались совершать набеги на «улусы», логично предположить что, численность населения, оснащения и организации в «улусах» значительно превосходят «половецкие».
Ареал обитания не установлен даже в первом приближении. Численность населения, видимо, составляет от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч человек. Информации о техническом уровне не имеется.

В западном – юго-западном направлении от базы «Единство» (и в западном от ареала обитания «половцев») располагается группа поселений городского типа (рабочее наименование «Гардарика»). Обрабатывая результаты допроса, аналитическая группа пришла к выводу, что «Гардарика» представляет собой достаточно протяженное по занимаемой площади скопление автономных укрепленных поселений, являющихся центрами местной сельской инфраструктуры, узлами торговли и обороны. Исходя из слов пленного о том, что «половцы» как совершают набеги на «Гардарику», так и ведут с ней торговлю, вероятно, эти поселения не скреплены единым управлением или устойчивыми союзными обязательствами, и ведут деятельность разрозненно.
Информации об общественно-политическом устройстве, численности населения, занимаемой площади и техническом уровне не имеется.

В западном – северо-западном направлении от «Ковчега» (вероятно, за «Гардарикой») по словам Обьекта №1 располагаются территории т.н. «бик кеслэ аугир» (приб. пер. «очень могучие воины). Так же упоминалось слово «няшство» (вер. «княжество»). К огромному сожалению, ровным счетом никакой полезной информации об этом обьединении (рабочее наименование – «Княжество»), получено не было. Однако, следует отметить что упоминание о «княжестве» вызывало у допрашиваемого реакцию испуга.

Кроме прочего, пленный упоминал «Тэтен Кэшлер» (приб. пер. «Дымные Люди», «Люди Дыма», рабочее наименование – «Т.К.»).
Информация, выданная пленным об этом объединении так же оказалась весьма скудной, однако, такие факторы как:
-Предположение пленного о принадлежности разведгруппы к «Тэтен Кэшлер»;
-Меновая торговля с целью приобретения древесины в серьезных масштабах.
приводят к выводам о наличии у «Т.К» современного автоматического оружия и\или машинно изготовленных предметов одежды, а так же потребностей в ресурсах в промышленном масштабе, что в свою очередь, является явными признаками индустриальной цивилизации.
Кроме того, тот факт, что Обьект №1 не сумел даже приблизительно указать ареал обитания «Т.К.», указывает на вероятную его удаленность от данного региона, что, в совокупности с закупками древесины, позволяет предположить наличие транспортной инфраструктуры.

Приложение:
Карта-схема прилегающих регионов:
ссылка


=====================================================


Обстановка в окрестностях базы «Единство».

Время проведения операции «Старый Дом» совпало с началом вооруженного конфликта между двумя группами обитателей поверхности – рейдовым отрядом «половцев» (рабочее наименование – «Ватага»), и обитателями поселения, по всей видимости, расположенного на месте докатастрофного г. Новоэнгельса (рабочее наименование – «Город»).

1) «Ватага»
Боевой отряд «половцев» изначальной численностью в 30-50 человек (в результате столкновений с разведгруппой «ковчега» потеряли убитыми и ранеными 4-6 человек). Обладают навыками рейдовой деятельности в лесной местности, скрытого перемещения. Действуют слаженно. Среди вооружения преобладает холодное и метательное оружие, в наличии так же некоторое количество лёгкого стрелкового (винтовки с продольно-скользящим затвором). Предводитель отряда – Ак Буре-бек ( приб. пер.: князь Белый Волк, господин Белый Волк). Исходя из материалов допроса, «Ватага» была собрана им из представителей нескольких разных групп «половцев», что не характерно для них.
«Ватага» выступила инициатором вооруженного конфликта, атаковав рабочую артель «Города» с целью захвата добычи и пленных.

2) «Город»
По всей видимости, поселение, относящееся к группе «Гардарика». Язык общения, судя по аудио и видеозаписям, преобладающе русский. Наблюдение установило наличие у членов сообщества одежды и инструментов машинной выработки, а так же огнестрельного, в том числе и короткоствольного, оружия. Однако, местного ли производства данная продукция, или является привозной, не установлено. Исходя из материалов допроса, основной статьей дохода «Города» является продажа древесины «Т. К.», что свидетельствует о развитых торговых связях.
Численность населения «Города» так же не установлена, однако, исходя из численности рабочей артели и атаковавшей их группы, можно предположить, что эта цифра колеблется от 200 до 500 человек.
Разведгруппа Романова стала свидетелем атаки «Ватаги» на рабочих «Города», но окончания стычки не застала, поэтому победившая сторона не была установлена.

Текущий статус конфликта неизвестен. Однако, автоматические камеры, установленные разведгруппой «Ковчега» на разрушенной переправе через р. Северная Рогожка, в течение периода наблюдения с периодичностью в 3 дня фиксировали группы по 3-4 человека, пересекающие реку в одном, а потом и в другом направлении, по внешнему виду соответствующие облику бойцов «Ватаги». Это позволяет предположить, что «половцы» до сих пор не свернули операцию в регионе.


Отчет подготовлен сводной аналитической группой «Знамение».

Вы не можете просматривать этот пост!

Безымянный затаился в вентиляционной шахте. Все тело было возбуждено от охотничьего азарта. Вкусняшка стояла в нескольких метрах. Ещё бы чуть-чуть ближе. Инстинкт стайной охоты приказывал ждать здесь, пока другой ксеноморф должен напугать и загнать жертву сюда. План был простой, но второй охотник никак не хотел появляться. Где он там застрял?

Стиви попятился от двери, ведущей в коридор...
- Я... я не военный! Нихрена не военный!
Стиви замотал головой и отступил на пару шагов...

Неожиданно вкусняшка сама решила подойти по ближе к охотнику. Такой момент нельзя упускать.

***

Курт и Синдзи зашли инженерный отсек. Когда все стали собираться вместе, Йозеф ощутил легкое чувство облегчения. Теперь надо поскорее объединится с группой Ганса.
- Джи, мы идем...
Йозеф посмотрел по сторонам. А куда пропал Джи? Капитан успел заметить лишь чью-то обувь, исчезнувшую в воздуховоде.

Самое интересно, что Курт все это время внимательно осматривал помещение, и похоже чего-то не заметил, чего-то важного.

***

Резать и варить, треш и дестрой. Ларри включил сварочный аппарат. Блю завел болгарку. Даэдалус уже давно все включил. Слесарно-монтажная зондеркоманда ринулась истреблять зло. Даэдалус, летящий на крыльях ночи, первым настиг врага. Святой огонь прошелся по телу ксеноморфа, оставив уродливый шрам.
Существо извергло звериный вопль и ринулось в отверстие воздуховода. Убегая по узкому воздуховоду, ксеноморф издавал такой грохот, что люди могли понимать как он перемещается по внутреннему пространству корабля.

Ларри и Блю

По просьбе трудящихся, Альтернативная концовка:

Командир приказал – и пошли. Повздыхали мрачно, но никто не сказал ничего. Все правильно, после драки кулаками не машут.
В пути на этот раз не забывали «сечь хвосты», выполнять закрутки и противоходы, чтобы накрыть возможных преследователей. Особенно усердствовал сам командир – постоянно двигался замыкающим, устраивал небольшие засады, то отставая от группы, то нагоняя ее.
И вот в какой-то момент отставший Романов группу не нагнал, и на вызовы по рации не отозвался. Разведчики, само собой, напряглись. Было очевидно, что Снега прихватили-таки вездесущие немирные наземники. Прозвучали разумные предложения закрепиться и принять бой, но Ежов, как заместитель командира группы, сердито, а где-то даже и яростно приказал немедленно возвращаться за старшим соратником, благо пеленг по ИТС-у брался без проблем.
Вернувшись назад по собственным следам километра на полтора, разведчики обнаружили прислоненный к дереву рейдовый рюкзак Романова, на клапане которого аккуратно лежал его ИТС вместе с экшн-камерой, датчиками и гарнитурой. Сам командир разведгруппы исчез, прихватив с собой только личное оружие. Растворился в лесу без следа.
Кивать на «говнях» при таком раскладе было бы по меньшей мере странно – было очевидно, что Романов сам скинул казенное снаряжение. И ушел.
Гнаться за ним было бессмысленно – командир был налегке, а остальные – груженые, да к тому же Транш страдал от ран.
Надеясь на то, что у Снега произошло временное помутнение или что в его голове созрел очередной дерзкий план, группа выждала ночь. Потом день. Потом еще ночь. И еще день.
Только через трое суток, окончательно убедившись, что Романов исчез бесследно, разведчики снялись с места и понуро поплелись на «Ковчег».
Они вернулись на уже стоящую на ушах от потери связи с разведгруппой базу бесславно – усталые и раненые, без большей части оборудования, с двухсотым товарищем, брошенным где-то на поверхности… И без командира.

История Снега, когда она позднее всплывала в разговорах военных базы «Единство», вызывала совершенно однозначную реакцию. Солдаты и офицеры презрительно кривились, и выражались в том духе, что, мол «Накосячил, а отвечать зассал». Нарушение присяги и дезертирство не укладывалось в головах у воспитанного в духе общей ответственности «ковчеговского» воинства.
Что характерно, несмотря на всю секретность история эта, как нередко бывает в военных кругах, расползлась далеко за пределы штаба проекта. Имя Снега в войсках стало в некотором смысле нарицательным, применяемым к залетчикам, всеми правдами и неправдами стремящимся закосить от расплаты. Таким людям с укоризной говорили «Ебт, ну ты еще в лес уйди!». Появились и производные, например: «играть в снежки» - перекладывать ответственность на другого. В общем, армейский сленг Романов обогатил.


****


По решению военного трибунала базы «Единство» («Ковчег-01»), за дезертирство во время боевого задания Снег Анатольевич Романов был заочно приговорен к полному разжалованию, исключению из рядов Вооруженных Сил и переводу в низший ранг магистрата Обслуживания с присвоением соответствующей рангу должности без права реабилитации.

В ответ на реплику Ганса, Ди только что-то неразборчиво прожужжал через решетку вокабулятора. Он еще раз окинул взглядом помещение, после чего отправился вслед за помощником капитана.
Следуя по коридор корабля, инженер осматривался и регистрировал определенные изменения. Похоже, что-то на судне.. поменялось. Оставалось надеяться, что машины существенно не пострадают.

Однако все надежды техножреца были развеяны в прах, когда он увидел бывшую дверь склада. Глазные линзы Даедалуса расширились от представшей перед ним картины, манипулятор на плече болезненно сжался. Руки в перчатках сжались в кулаки со скрипом.
Дернувшись, Иреус издал громкий нечленораздельный вопль, состоявший из металлического скрежета и практически ультразвука, больно резанувший уши стоящего рядом Ганса. Отпихнув помощника капитана в сторону, механик ворвался в помещение склада, издавая все те же противные крики, иногда перемежавшиеся визгливыми словами
--- Кто?!! Кто это сделал?!!! Я его выпотрошу за измывательства над механизмами! Садисты! Маньяки! Неотесанные варвары!!

- Я Ургван, - ответил незнакомец сонной девушке.
Марта еще не успела толком придти в себя после сна и не могла трезво оценить всю странноту ситуации. Вероятно, это и уберегло ее от очередного психического потрясения. С такими успехами можно и умом тронуться. Существо поднялось на ноги и протянуло Марте массивную холодную руку, помогая встать.
Когда все трое стояли под деревом, Ургван обернулся к скале и взглянул наверх, где лежа на камне скрывался Джерри. Туземец смотрел уверенно, в одну точку, ощущая на себе взгляд человека. Он поднял руку и махнул корсару, мол, "иди сюда, не бойся". Закрепил он свой жест все той же искусственной улыбкой. Ни Кёрка, ни Марта не видели никого за камнем, в который пялился Ургван.
Не дожидаясь реакции мужчины, он медленным шагом направился в ту сторону, откуда пришел. Даже не оборачиваясь, как бы само собой подразумевая, что девушки последуют за ним, он уверенно ступал по тропе, которой ходил уже не раз. И они в самом деле пошли за ним: женская интуиция не сулила беды, к тому же этот мужчина оказался гораздо галантнее их первого общего знакомого. Марта и Кёрка молча переглянулись и последовали за ним, чуть поотдаль, достаточно далеко, чтобы не ровняться с ним и достаточно близко, чтобы слышать, если тот вдруг что-то скажет.
- У вас, должно быть, много вопросов? - существо говорило не оборачиваясь и не замедляя ходу.
А Джерри тем временем осознал, что был замечен, но никаких санкций по отношению к нему не применялось, что еще больше насторожило его. Когда серый незнакомец отошел достаточно далеко, "Счастливчик" выпрямился на камне, всматриваясь в спины удаляющимся силуэтам.

Шурк, шурк — льнула к ботинку трава. Совсем близко — посвист тревожимой ветром хвои, птичий перещелк. Жара. Уральская тайга Саше была определенно по нраву. Подавленность, злость — как рукой. Немного смущали лютые хищники — клещи, муравьи, кузнечики, — что здесь водились. Постыло грозили они каждому неаккуратному прохожему, вздумавшему нарвать цветов или слазить на дерево. А вот зимой насекомых нет — это точно. Тишь, благодать — и снег, белый-белый! Саша подумал — здесь приятно жить. Просторно, воздух свежий, солнце, зверушки. Когда вернется... Вернется? Вернется — чтобы привести других? Перед глазами встала страшная, в кровище, в рваной мясной бахроме, искалеченная рожа Соколова. Потом — Ансар, потом — аусы.
Саша еще никогда так основательно не сомневался в своих делах и мыслях. Жизнь как-то не располагала. Он работал, на досуге играл в шахматы, возился с домашней мини-электролабораторией, читал приключенческие романы, с недавнего времени — по выходным волонтерствовал в библиотеке, завотделом литературы на немецком и эсперанто которой (вот сочетание!) была милая, вежливая девушка, страшно неловкая и рассеянная, и потому нуждавшаяся в помощи, — короче, существование вел самое инфантильное. Насчет работы: электротехнолог — это звучит не так круто, как ядерный физик или исследователь наноструктур, но Саше нравилось. Обслуживание электросети «Ковчега» — важное дело, без электричества «Ковчег» — просто вычурный склеп. По Саше, может, и не скажешь, но такая общественно полезная должность ему доставляла большое удовлетворение: каждое утро, шагая в реммагистрат, он видел людей, на пользу которых трудился. Это благодаря ему, Александру, светили лампы и дышали насосы, циркулировал воздух и подавалось тепло.
Политика... Саше казалось странноватым, что всем на «Ковчеге» заправляет диктатура медведопутевских самовыдвиженцев. Но, говоря откровенно, не более. Порой он задумывался: а какого, собственно, черта они делают? Где плюрализм, куда делась моя демократия? Ведь демократия — хорошо? Республика? И почему мы, народ, молчим? «Рыночная экономика», «протекционизм»... А сейчас нам скверно? Что с нашими братьями наверху? Им тоже «протекционизм»? Рынок — правда благо? Задумывался ненадолго. Все неловкие рассуждения обрывались жестким: «Живем? Сыты? Здоровы? Хлебом кормят, с маслом даже, на колбасу хватает. Так чего еще надо? Живем — и хорошо, хай жить дальше». И смутные тревоги отступали. Правда, оставался тонкий осадочек, подспудно копились сомнения, но медленно...
А тут — хлоп — «языка возьмем». «Закопаем». «Огонь на поражение». Чудно. «Ковчеговцы» с вышними братьями — уже враги?
«Да, получилось так, что нам не рады, но разве заблудших младших братьев следует убивать? Ладно, при желании можно понять: военная необходимость, риск, волюнтаристское решение лидера первой разведгруппы, но, но, но...»
Ребята мораль не терзали. Стреляли — весело, задорно. По аусам — точно по мишеням в тире. А недавно местные постреляли по Соколову — как по мишени. Сто очков выбили.

Математика была простой: целое больше части, Соколов дешевле полной группы. Ведь Чебурашка не друзей ищет. Ему нужен язык. Которого можно допросить. А после закопать. «Кто такой? Че делал? Молчишь? А проволоку в ухо не хочешь?» Тян не хотел.
— Ай, господи! — это Саша раскровянил большой палец о какую-то угловатость на автомате. Хорошо так раскровянил, крупно. Вот урок: перчатки — важный элемент обмундирования, носят который на руках, а не в карманах.
— Веду огонь, шесть часов.

Небо над головой. Закат. Красивый. Багровая клякса заходящего солнца. Облака с рубиновыми отсветами. Счастливым людям, у которых в жизни все удачнее сложилось, наверное это напоминает растекшееся малиновое варенье. А не вызывает воспоминания, о моментах когда, например, вашего товарища очередная нелюдь по бетону размазала фаршем мокрым.
Вообще, хорошо наверное когда красный цвет напоминает о чем угодно а не о крови.
Кетчуп вот. Тоже красный. У мухоморов шляпки. Фломастеры красные которыми рисовать можно. Кочерга вот раскаленная когда, тоже красная... Ее можно засунуть... В камин, конечно же. В уютном доме, в любимом креслице трубочку покуривая...
Чуток взгрустнулось на секунду.
А тут еще и культисты эти херовы орут свои литании и молитвы.
Ну, то есть не какие то там непонятно какие херовы. А очень даже Эльриховы и, частично, ваши даже.
По крайней мере к вам уважительно они. Шмотки вот, некоторые вполне годные, в дар принесли. Именуют вас поэтично. Рыцари нового рассвета говорят. Паладины нового порядка.
Эльрих, он проще говорит.
Говорит, вот как недавно:
– Мелкие вы мерзавцы, пошли вон из пещеры чтоб я душонки ваши нечистые не видел, ибо оне мой благородный взор оскорбляют...
Что очень, между прочим, нескромно звучит от гнусного, недавно воскресшего, скелета древнего злого колдуна.
Да и взор такой попробуй оскорбить. Зеленое гнилое пламя из пустых глазниц.
эхехех... Куда то все не туда свернуло, и непонятно даже когда...

И ведь только Ледянка когда преставился уже подумали что свобода настала, как оказались в слугах у нового паскудника.
Эльрих ожидаемо в демократию играть не стал. Без угроз впрочем обошелся. Ну, то есть по его меркам видимо обошелся.
Просто сообщил, что вы теперь его слуги навечно, и, в случае вашего хорошего поведения он не станет пожирать ваши души и ввергать их остатки в самую нижнюю из адских бездн, где тысячи безумных слепых демонов будут терзать их до конца времен.
Предложение, понимаешь, от которого сложно отказаться.

Помогали ему несколько дней посильно. Завалы вот разгребали, например. Или Эльриховы кости таскали куда он скажет, так как сам ходить колдун не способен еще был. Запеленали в саван истлевший и таскали, как младенчика такого жутенького.
А щас вот отдыхаете. Закатом вот любуетесь...

-Смогу.

Соколов коротко кивнул, так же, как кивал до этого, пока командир ставил задачи по допросу.
Когда брали языка сразу понятно было, что его допрашивать придется. Не под гитару же с ним песни разучивать. "Милая моя, чудище лесное... или вот еще... Йожин с бажин, весь в болотной жиже, Йожин с бажин, к хутору всё ближе..." Тут даже и не поймешь так сразу, что больше подходит.
Глеб потер переносицу, формулируя для себя постановку вопросов, очерчивая круг полезной информации, отбрасывая то, что может помешать. Да, он не специалист по контактам. Да, первоначально допрос местного населения вообще в задачи группы не входил. Но, в ГСН такому учили, а то как же? Учили впрок, даже в те годы, когда на поверхность еще никто и не собирался. Психология вероятного противника, методы воздействия. ГСНовцы во время спец курса и друг дружке допросы устраивали, правда без физики, на психологизме. Вряд ли после такой операции у пленного остались силы, но это еще предстояло выяснить.

-Шеф. - обратился Глеб к Еве, - Сыворотку сразу. Малую дозировку. И если будет сознание терять, приводи в чувства.

Гийом:
Перепрыгнул. Перескочил яму опасную и не попал в лапы тоскливо кряхтящего на дне ее монстра.
Подошел к месиву из костей, мяса и крошки бетонной метров на пять размазанному по полу. Братишка Мор.
В принципе, если сделать из своих лохмотьев мешок и аккуратно собрать это все в этот мешок, то частично братишку можно унести с собой.
Ну, не всего конечно. И часть по пути еще вывалится-вытечет...

Погрузил ладонь в остатки. Косточку какую-то мелкую погладил...
Тоскливо произнес "Эххх братишка..."

Согласно кивая в такт словам Шипа и Джека, Алекс пытался куском лохмотьев замотать себе ухо. Да, трудно собирать выбитые зубы сломанными руками. А уж одной рукой самого себя перевязывать еще хреновее. Опа, а вот и кусок уха, такого знакомого, рядом валяется. Алекс сжал зубы до хруста:
- Уебать пидора. Блядь, у меня и пол уха оторвало. Суукааааа......

Что-то точно пошло не так. Кто-то стрелял, командир приказал отступать, потом снова стреляли. И еще стреляют. Страшно кричал раненый. Раненый? Нет, уже умирающий наверняка. Но адреналин начисто забивал любое сочувствие. Жалеть потом будем, сейчас надо отработать по полной.

Сергей подхватился и с низкого старта пробежал несколько метров, прижался к стволу, осмотрелся. Снова вперед.

- Шэф, готовь аптечку, у меня раненый. Прием.

Огонь жрал руку, оттяпывая кусок за куском. Боль выжигала сознание, но Мор не терял самообладания. Злые, холодные глаза, метались от одного рыла к другому, ища помощи. Но помогать никто не рвался. Большинство, сразу же предпочло отойти в сторону и наблюдать, как охваченный пламенем человек корчится от боли, а его плоть, сантиметр за сантиметром, обугливается под напором ненасытного пламени. Боль застилала глаза, сдавливала грудь, заставляя скулить словно собака. Надежда на то, что пламя можно потушить одеждой, сгорела вместе с оной, а полные безразличия глаза наблюдателей придавали сил, питая чёрной злобой безжалостное чудовище внутри.
- Ну уж нет, подыхать, так молча. - Проскрипел Мор, отчаянно ища брата, кочуя от одного ненавистного лица к другому.

Вот тебе и конец, дружок. Собаке собачья смерь. Всю жизнь ты терпел боль, потерпи ещё малость.
Картинки прошлого пестрили перед восполённым от боли разумом, застилая настоящее. Мор упал на колени, стараясь держать охваченную пламенем руку на расстоянии. Ну не может же он гореть вечно! Что это за магия такая паскудная? Оставь меня, я хочу жить! Кто же за братом присмотрит?

- Брат. Братик, где ты? - Слова сквозь туман боли.
- Кончай меня. Горю. Больно. - Отрывисто.
Удары кулаком по глухому камню, скрип зубов, сцепленых словно капкан, обрывки дыхания.

- Попробуй отрезать руку, в локте, - тяжёлый вздох. Голос не должен дрожать. - Руби, пока огонь не пошёл выше. Последняя надежда.

Освальд чувствовал себя... обделенным. Униженным. И крайне забытым. Почему послания и благословения приходят не к нему? Не к его благородному лику? Почему не он узрел скелет (пусть даже и с плохим зрением)? Почему не он уклонился от штырей (пусть даже и с не выдающейся ловкостью)? И почему не ему достался этот меч? Ладно пояс. Лишняя полоска кожи ему мало чем поможет. Но меч... меч - это уже кое что другое. Это символ. Символ благородных людей. Таких как он. Посмотрел Освальд на взмахи Алекса. Покачал головой.

- Ты хоть умеешь пользоваться таким оружием? - Спросил Освальд, подойдя поближе к тому - Я с такими тренировался всю жизнь и не особо знаю на самом деле как правильно пользоваться вот этим - кивок на дубину - А вот с мечами. Особенно такими. Одноручными я сражаюсь с тех пор как мне исполнилось 12. И в первый раз взял в руки такой когда мне было 6. Предлагаю сделку. Я готов защитить тебя в бою. Если веришь клятвам - могу даже поклясться. Остальные могут подтвердить - я слово держу. Тем более остальные могут быть гарантом. Но взамен ты отдашь меч. Пока в разведке - можешь носить. Но начнется битва - лучше мне передай. Я им куда больше сделаю.

— Мысли... Есть у меня мысли.
Саша кашлянул, чтобы потянуть время. И что ему говорить? Явно не про свои гуманистические убеждения.
«Считаю чудовищным преступление убийство встреченных нами людей. Мы обладали информацией о ситуации, они — нет. Они не знали точно, кто мы, а Соколов с Ежовым демонстрировали, мне кажется, жесты откровенно враждебные. Очень недипломатично было преследовать их, отступающих. На нас лежит вся вина за произошедшее, вся кровь убитых. И извиняюсь, но я хочу спросить у вас, как у непосредственно рукодящего группой. Зачем все было? Почему мы не могли хотя бы выкрикнуть что-нибудь дружелюбное? Может, я чего-то не понимаю?»
Бред. Тян не был бы Тяном, параноиком, тайным диссидентом и вообще очень хитрым человеком, если б озвучил такое. Заявлять подобное — бессмысленный риск.
«Гуманист? А может, по людям еще стрелять не будешь? — Поинтересуется Романов, улыбнувшись надменно и зло (а ведь было что-то подобное в беседах с психологами перед Выходом, было, и Александр ответил что-то типа «ради Отечества и сына родного не пожалею»). — Предатель! Может, и в Родину, великий, могучий, единый, славный ее народ и мудро ведущее его к светлому рыночному будущему правительство не веришь? Ах, да ты же вредитель! Террорист! Это ты убил Есенина и Линкольна, ты виновен в смертях Гагарина и Кеннеди, ты! Анархист! Расстрелять!»
Тоже чушь, конечно. Но напряжения критикой Романова создавать не следовало. Тем более, с ним, да и остальными, все ясно: никто вешаться с горя не собирался. Углубляться в дебри философских дискуссий не хотелось: успех не гарантирован, вдобавок это бы наверняка разрушило тщательно создаваемый им на протяжении жизни образ благочестивого медведовца. Упоминание в рапорте, интерес охранки и пошло-поехало! Безопасники мигом возьмут его на карандаш, дамокловым мечом нависнет над ним, несчастным, их кровавая лапа! Прощай, спокойствие, пусть и относительное, привет, обострение мании преследования!
— Мысль, товарищ лейтенант, такая. Винтовка со скользящим затвором — несомненный признак определенной технической развитости противника. Винтовки сто пятьдесят или даже сто лет в большинстве своем не хранятся: она изготовлена после Катастрофы. Но почему тогда остальные были вооружены луками? Винтовка со скользящим затвором, унитарный патрон, и вдруг лук? Это странно. Возможно, винтовка — выторгованная экзотика, а сам народ отстал? Это первая мысль. Вторая: отныне у нас появился враг. Очевидно, следует быть осторожнее.
Какую глупую очевидность Саша только что ляпнул. Он выглядел идиотом. Но чего умнее придумать за пару секунд не выходило.

Вы не можете просматривать этот пост!

Толковой, прибыльной работы в Нигоне некроманту не нашлось, чему он, по правде говоря, был немало удивлен. Казалось бы, где-где, а в логове чернокнижников неупокоенных кладбищ должно быть хоть отбавляй, но то ли люд (и нелюд) здесь был настолько привычен к гуляющим по улицам гниющим трупам, то ли Киран искал не там, где они обычно водятся, всё же в местах этих он был впервые, то ли Джеддит, собака такая, обставил всё, чтобы у некроманта не нашлось работы и он клюнул на предполагаемую награду, но факт оставался фактом: у странствующего чародея в кошельке было не густо. Сотня с небольшим золотых монет – для кого-то целое состояние, но не для того, кого кормит дорога. По сути, это так – месяц пожить и с голоду помереть. И то, по пути в Нарракеш двоих призраков развеял, досаждавших одному непутевому фермеру – призраки оказались душами рабынь, над которыми тот при жизни всласть поиздевался, и Кирану стоило больших усилий, чтобы вместе с призраками не отправить из мира живых в мир мертвых самого работодателя. Сдержался. Всё же проклятый Нигон… стоило принять его таким, каков он есть.
Таверна, в которой Джеддит назначил место встречи, носила презабавное название «Заплывший бехолдер», видимо, по ассоциации со всякими «Пьяными гномами» и «Распутными единорогами» в иных злачных местах. Так и представлялся огромный налитый кровью глаз, заплывший от количества выпитого эля. Хехе, интересно вообще, бехолдеры пьют, а если да, то чем? Ведь рта-то у них нет.
Киран ввалился в таверну не самый первый, но и не самый последний. Времени еще хватало на перекус, чем он и занялся довольно неторопливо, выбрав один из столиков в зале, присматриваясь к посетителям и гадая, кто из них тоже получил приглашение старика-мага. Наконец сытый желудок довольно заурчал и свернулся клубочком, сладко посапывая, а некромант, расплатившись за еду и стакан молока, направился непосредственно в погреб, где и занял одно из мест за столом. Поначалу он скрывал свое лицо под капюшоном – это могла быть ловушка, Джеддит как-никак имел связи с Бракадой и мог охотиться на него. Смерти Киран не боялся и от нее не бегал, а потому, если так, у него было чем себя защитить не только магически. Когда же подвал стал наполняться представителями разных рас, и явно пришедшими сюда за тем же, за чем и он, то маг счел больше не нужным прятаться и скинул капюшон, смело глядя в лица вновь прибывающим.
Оттого и не укрылся от некроманта странный взгляд эльфа. Ивор. Они с ним прежде ни разу не встречались, но Киран, долгое время живший в священном лесу, был наслышан о нем и о его подвигах. К тому же он был его сородичем – хотя Киран был эльфом только наполовину, именно их считал своими сородичами, ведь родился и вырос он среди эльфов. Если кому и стоило доверять в предстоящем пути – так это Ивору. Хотя некромант всё же предпочитал не доверять никому. Он никак не отреагировал на этот пристальный, изучающий взгляд, разве что в его ответном взгляде некий интерес появился, и мысль, уж не знает ли его Ивор, хотя где и как они могли пересекаться, Киран был без понятия. Значительно больший интерес вызвала загадочная эльфийка, спутница Ивора по имени Ливина, пожелавшая скрыть лицо под капюшоном своего дорожного одеяния. Не так часто некроманту в его странствиях встречались эльфы и особенно эльфийки, потому каждая такая встреча сама по себе вызывала легкий интерес, а учитывая, что им предстояло общее дело, заинтересованность перерастала в желание узнать будущих спутников-сородичей получше. Ее взгляд – невидимый из-за низко надвинутого на глаза капюшона, но интуитивно ощущаемый – был встречен спокойным взглядом серых глаз в ответ. Без улыбки, без единого иного движения или жеста.
Собственно, с такой же маской невозмутимости Киран и остальных собравшихся разглядывал, каждому достался короткий взгляд, чуть дольше задерживался он на тех, кто больше говорил, а также на девушках: скрытной эльфийке, хотя, признаться, она могла бы и вовсе не снимать капюшон, тогда бы он без зазрения совести любовался ее губами, оправдывая себя тем, что привык смотреть собеседнику в лицо, а ее губы были единственной его частью, столь хорошо видной из-под капюшона, и рыжей человеческой красавице Джене, чей огненный цвет волос столь изящно соответствовал ее роду деятельности и чья улыбка, хоть и показалась несколько натянутой, была всё же достаточно приятна мужчине. Ну, и еще чуть дольше он смотрел на Виха. Шаман наверняка его тоже узнал, но виду не показывает. Ну и хорошо, нам лишние сложности ни к чему, да и до Бракады отсюда не один день пути всё же.
- Киран, странствующий чародей… маг тьмы и некромант, - представился он в свою очередь, однако последняя часть его приветствия потонула в словах следующего пожелавшим представиться, что, возможно, было даже и к лучшему, хотя острый эльфийский и гноллий слух наверняка расслышал и эту часть.
Наконец с представлением было покончено, явился опоздавший гном и Джеддит приступил к изложению сути подобного сборища столь разношерстных существ в одном месте. Признаться, только в оплоте чернокнижников могли пересечься представители стольких рас, некоторые из которых довольно враждебно относились друг к другу, например, эльфы и орки те же. Речь их нанимателя показалась Кирану довольно скучной, хотя определенный интерес всё же появлялся, когда он касался сути задания. Значит, решил старый негодник за счет большой группы не обделенных силой, умом, а кое-кто и славой, наемников раздобыть себе могущественный артефакт. Джеддит был неподражаемо мил в своем желании им доказать, что он-де спаситель мира и прочит их в такие же спасители. Впервые Киран проявил эмоции и изогнул бровь, будто спрашивая старого чародея, не изволит ли он шутить. Впрочем, бровь тут же вернулась на место, когда стол содрогнулся от удара могучих кулаков и рыцарь Эстан дал магу гневную отповедь. Ха, хорош в гневе. И ведь дело же говорит, дело! Некромант усмехнулся и молча ждал продолжения инструкций. Запугивать его смертью было по меньшей мере нелепо. А 12 с половиной тысяч – сумма, на которую можно по окончании задания устроить шикарную пирушку для всех спасителей, прокутить и дальше в странствия отправиться. О да, именно так он с ними и поступит. Киран еще раз ухмыльнулся в сложенные под подбородком руки и выжидающе поглядел на Джеддита.
«Ты нас собирал, - подумал полуэльф, - и ты прекрасно знал, кого и зачем. Меня, например, только за смертью посылать. Потому что я ее не боюсь».
А уж раз сам повелитель Бракады будет им противостоять в этом деле… Тьма, это же такой соблазн подложить Магнусу свинью. Ха.

Вы не можете просматривать этот пост!

Резкий, противный писк будильника выбросил из дремы. Казалось, глаза едва сомкнулись, и все уже, пора. Пол ночи без сна. Мысли, мысли… Думушки.
Сесть на койке, ноги в тапки опустить. Роскошь после недель казарменного положения. Санузел. Теплая вода на лицо, мятный вкус зубной пасты. В душ, а то когда еще придется?
Бьющие из форсунок тугие газовые струи бодрят тело, выколачивая остатки сна. Невидимое излучение завершает чистку обеззараживанием.
Хорошо. Как только что с конвеера. Одеваться быстро, и за дверь…

Наверное, так когда-то отбирали кандидатов в отряд космонавтов. Долго, придирчиво, вдумчиво. Проверяли и перепроверяли, мучили тестами, ощупывали и осматривали, едва не на изнанку выворачивали. Шутка ли – пол года отбора из полусотни кандидатов? На каждое место в отряде по десять человек на круг вышло, да все как на подбор - гордость «Ковчега». Молодые, сильные, умные. Целеустремленные.
Все – лучшие. И из них отобрали пятерых. Лучших из лучших.

Столовая, необычно пустынная. Там, где должен столоваться взвод – пятеро. Все на месте, конечно. Чуть помятые. Похоже, не спали толком все. Немногословные приветствия. Завтрак. Вкусно и питательно. И обильно. Разводящий – целый сержант – зовет на процедуры.

В штабе ВС долго судили и рядили, каким должен быть количественный и качественный состав группы, каковы будут ее задачи. Наконец, сошлись на пятерке.
Ядро, руки и ноги, глаза и уши – конечно, бойцы ГСН. Для того и готовили этих парней годами, для того и вкладывали в них силы и ресурсы.
Потом, конечно, техник. Группе предстояло сделать массу замеров, проб, оставить и настроить зонды, взять пеленги, проверить эфир… Для всего этого приготовили массу портативного и высокотехнологичного оборудования. Но каким бы высокотехнологичным оборудование ни было, кто-то должен был его обслуживать.
Пятым в группу решено было взять врача. Медика широкого профиля, который смог бы и оказать помощь соратникам в случае необходимости, и, возможно, оценить степень изменений, которым могли подвергнуться выжившие на поверхности люди. Если там кто-то выжил, конечно…
Особый отдел настаивал на включение в состав группы и своего специалиста широкого профиля – на случай контактов с выжившими с поверхности. И все же на первый выход отряд было решено не увеличивать, поставив скрытность выше универсальности.
Потому что задачи были поставлены самые простые. Рекогносцировка, забор проб, установка следящих зондов. Определение наличия или отсутствия сохранившейся человеческой цивилизации. А может, и не человеческой…

Процедуры. Рентген всего, чего только можно, флюорография, пробы крови. Холодные касания стетоскопа к голой коже. Дышите – не дышите… Последние тесты и проверки перед выходом.
Где-то недалеко еще пятеро молодых людей. Дублеры. Те, кто может подменить внезапно захворавшего бойца. Они, конечно, не желают первопроходцам недугов, нет… Но и не могут заставить себя не надеяться на чудо.
Потом прививки и уколы. Последний этап медикаментозной подготовки. Имуностимуляторы, вакцины, биоблокада. Задница и руки – как подушечки для булавок, сплошь исколоты.

Подбирали персонал долго и вдумчиво. Разрывались между молодостью и опытом. С одной стороны, на такое ответственное дело надо было посылать самых умелых, обученных и умудренных, с другой - психологи настойчиво рекомендовали отправлять на поверхность людей помоложе. Как ни крути, а у молодых более гибкая психика, и им проще будет примириться с отсутствием привычных тонн металла и камня над головой…
К мнению психологов прислушались. Выбор пал на свежую кровь.
Проще всего, но в то же время и труднее, дело обстояло с бойцами. Из двух десятков операторов ГСН отобрали десять кандидатов.
Все они прошли тяжелейшее и разностороннее тестирование – огневая подготовка и рукопашная, навыки выживания и маскировки, психическая устойчивость и общая выносливость…
Командиром разведотряда в итоге стал сержант Романов, самый молодой ведущий четверки штурмовиков в Группе.
Вторым номером взяли сержанта Ежова, привлекшего комиссию по отбору своей универсальностью и разносторонностью умений и навыков.
Третьим, к удивлению и недовольству многих, стал младший сержант Соколов, вообще самый юный боец ГСН. Однако, парень сумел впечатлить комиссию сочетанием отличных навыков снайпер-скаута с впечатляющей ходовой выносливостью.
На должность отрядного медика конкурс был куда выше. В нем участвовали как военврачи, так и гражданские представители Медицинского Магистрата. Сквозь сито тщательнейшего отбора прошла взводный медик первого взвода специальной мотострелковой роты старший сержант Шварцман. Поговаривали, что более разносторонней кандидатурой считался молодой, но очень многообещающий врач Медицинского Магистрата, а по совместительству кандидат биологических наук и чемпион «Ковчега» по десятиборью, а Шварцман прошла благодаря Сами Знаете Чему, но… Слухи-слухами, но любой медик базы признал бы, что Ева прекрасный и хладнокровный хирург, а любой боец первого взвода сказал бы, что она умелый и несгибаемый солдат.
Самым широким оказался набор кандидатов на роль техника. Здесь выбирать было особенно трудно, потому как в конкурсе участвовали и ученые из научного магистрата, и техники из инженерно-ремнтного, да и среди военных техников нашлись кандидатуры. Однако, кому-то не хватало теоретических знаний, кому-то чисто прикладных технических умений, а кому-то и банальной физухи. В этом свете настоящим самородком явился старший техник Тян по прозвищу «Унылый Саша», внезапно показавший наряду с отличной технической и теоретической подготовкой поистине муравьиную выносливость, которой дивились и бывалые солдаты…

Инструктаж. Карты, схемы, фотографии. Резкий голос куратора разведмиссии капитана Степанова, спокойный и размеренный – командующего ВС майора Янбаева. Все уже и без того прожевано триста раз, а карты снятся по ночам. Казалось, Самый Главный Брифинг был вчера, где присутствовали, наверное, все первые люди «Ковчега», включая Думу в полном составе и президента Дорогина. Но нет, перед выходом все жуется сызнова. И «накачивают» заодно. Поддерживают бодрость духа. Тоже правильно.

Подготовка группы была интенсивной. На Полигоне максимально подробно воспроизвели условия «зеленки», по которой нещадно гоняли и спецназовцев, и «регулярщицу» и «пиджака». Смирившись с чудовищным расходом ресурсов, моделировали погодные условия, включая снег и дождь. Натаскивали по теории в совершенно разных областях. Заставляли выполнять условные боевые задачи широчайшего спектра.
И срабатывали. Учили чувствовать, думать и действовать как единый организм. Члены разведгруппы были вместе всегда. Тренировались, ели, отдыхали и спали вместе. Уединиться можно было разве что в уборной. Отдельные жилые ячейки достались членам отряда только за неделю до выхода. В качестве награды. Или в качестве психоразрядки, быть может…

Сборы. Все снаряжение миллион раз проверено, перепроверено и аккуратно разложено заранее. Только одеть. Треск застегиваемых «молний», глухие щелчки фастексов и звонкие - заряжаемых в магазины патронов. Смачное звяканье затворов. Ритмичные прыжки – кто-то проверяет разгрузку, не болтается ли чего? Покряхтывание, с каким взваливают на себя неподъемный рюкзак. Вот и все. К лифтам.

И вот, как ни долги были приготовления, час «Икс» все же настал. Крайняя неделя перед выходом была посвящена преимущественно отдыху и теоретическим занятиям. Членов группы, наконец, выпустили с «осадного положения», ослабили режим, дали встретиться с родней и друзьями, и вообще позволили немного расслабиться. Но и эта «вольная» неделя подошла к концу. И настало сегодняшнее утро.

Лифт. Считай, последний шаг к поверхности. Идет долго, чуть не пятнадцать секунд, растягивающихся в вечность. Тут снова просыпаются и тревога с волнением.
Прибыли. Пост охраны. Отзвук шагов рубчатых подошв по металлическому полу. Еще пост охраны. И, наконец, гермоворота.
Массивные, на вид практически совсем непрошибаемые. Ворота из мира с детства знакомого, тихого и безопасного, в мир неведомый, загадочный и почти наверняка враждебный. Это порог. Порог людских судеб. Порог эпох.
И не поймешь: то ли кнопка разблокировки – ключ на старт, а то ли спусковой крючок дрожащего у собственного виска пистолета.
Их пятеро. Если не считать взвода охраны, сконцентрированного в коридорах позади на случай резкого прорыва из внешнего мира в момент открытия ворот, конечно.
Пятеро.
Высокий мужчина, серьезный и сосредоточенный, с внимательным взглядом зеленых глаз.
Коренастый крепыш, едва не приплясывающий на месте от нетерпения под тяжеленным рюкзаком, разминающий шею и кисти рук.
Совсем молодой широкоплечий паренек, мягко улыбающийся чему-то. Будто там, за двумя метрами брони, его ждет приятный сюрприз на День Рождения, а не полная неизвестность.
Щуплый азиат, как-то теряющийся на фоне навьюченной на себя поклажи, с постным, скучающим выражением лица.
Хрупкая девушка, прожигающая гермоворота нетерпеливым взглядом из-под чуть прищуренных век.
Еще несколько мгновений, пара-тройка вдохов и выдохов, дюжина ударов сердца – и они сделают шаг за порог. Самый важный шаг в своей жизни, наверное.