Голосование пользователя

Скрипело тележное колесо, не хватило дегтя смазать.
Не хватило времени. Уходили в спешке. На рассвете. А небо хмурилось тучами и плакало дождем. И дом за спиной стоял с открытыми дверями. Будто ждал, что хозяева передумают и вернутся. Казалось невозможным уйти отсюда, где каждое дерево и каждая тропинка знакомы с детства. И чистые слезы неба мешались с солеными слезами Дарины. И мокрые русые пряди липли к коже лица. Ноги босые легко несли тело. Лапти она надела потом, когда вышли на большую дорогу, что вела «в греки».
Не путешествие это было. Шествовать по пути надо с гордостью, достоинством и не торопясь. Бегство, побег. Из привычного течения жизни в даль кромешную, неизвестность. И внутри было пугающе пусто. Даже мыслей толковых не было. Растерянность. Недоумение и тоска. Так в одночасье рухнул ее привычный мир. Под скрип тележного колеса.

Но человек без мира не может и Дарина начала собирать его заново, на новом месте. Странно все. Дома нет. Земли нет. Хозяйства нет. Жили в большом каменном доме, вместе с другими воинами. Отец получал злато за службу. Мать легко справлялась с хозяйством и без Дарины. Нечего ей было делать. Леса нет, чтобы силки ставить, мед собирать, да грибы с ягодами. Ни огород полоть - поливать не надо, ни скот кормить. Времени вдруг много. Даринка тогда языки учить стала. Тут основным был греческий, с него и начала. Еще арабских и хазарских слов нахватала, как ягоды в лукошко. И влюбилась. В коней. Тут стены каменные давят, а когда всадник скачет, то кажется таким свободным. Да и ретивое взыграло. Отец вон мечник знатный и то ездить не обучен. Вот и пропадала Даринка у конюшен. А лошади лучшие у сарацинов. Пускай они безумцы почище греков, зато коней тоже любят. Может и ездить научат?!

Бывают такие ночи, что не видно не зги. Темные, страшные. Когда низкие облака закрывают и луну и звездочки. Такое чаще зимой случалось, перед снегопадом. Хорошо еще, что ночью все дома. Не страшно, даже когда волки воют. А Даринка и летом как-то в лесу ночевала. Ушла за грибами, а там еще на лесную малину наткнулась. Сама не заметила, как далеко забрела. Кода спохватилась, солнце уже вниз покатилось как на санках с горы. Заспешила она тогда, заторопилась. Споткнулась, упала неудачно, ногу растянула. Родным потом сказала, лешак запутал. А что, может это он тот ствол сухой под стопу подложил? Дальше Дарина ковыляла с палкой, как старая бабка. В лесу ночевать пришлось. А тут как раз тучи низкие, грозовые ветром натянуло. И гроза, страшная. Тогда Дарика и промокла насквозь и страху натерпелась. Думала, что никогда ночи страшнее не будет. Ошиблась. Вот почему так, когда решишь, что лучше не бывает, он и не есть?! А плохое оно завсегда хуже прежнего бывает. Так девушка подумала, когда на Гераклею пал дождь огненный. Не помог греческим безумцам их бог. Зря они извинялись, каялись, морили себя голодом и безумствовали по всякому. А ей Мокшь не помогла. Может она осталась там, в родной реке за соленой водой?! Она тогда не побежала, стояла и смотрела на падающий огонь. Не от храбрости большой, от воли и разума Куда бежать, если неизвестно куда огнь падет? А греки, хазары, сирийцы, армяне и прочие бежали и кричали. Метались в панике. Будто не хотели попасть к своему убитому богу. Отец же с побратимами и сотоварищами боевыми все были на стенах. До матери же она добраться не успела.

В голове шумело, во рту была горечь, а тело было вялым и расслабленным. Дарина стиснула зубы, чтобы не застонать и медленно перевернулась на живот. Приподнялась, руками себя помогая, а потом села, спиной в прутья клетки уперлась. Жутко хотелось пить. А безумный грек с удовольствием говорил ей о рабстве. О том, что его уже продавали. Раб божий - уже раб. А этот Софрон раб трижды, телом, разумом и душой. Они не для того всем своим малым родом бежали от власти Бравлина, чтобы она здесь стала рабой сарацин. Даже если это будет принц или как-там сказал гречонок, калиф. Судя по вид арабки, она тоже не слишком радовалась. Дарина вытерла с лица соленый пот и сказала:
- Я не хочу.
Сейчас она была совсем одна, одна, против всего мира. Чужого мира. Его нельзя было принять и слиться с ним. Это значило потерять себя. Такой мир можно было только согнуть и сломать под себя, как делали росии. Но одиночество давило на плечи , будто небо опустилось вниз. И солнце светило как проклятое, выжимая из тела пот и силы.
В голове, больной от удара, мысли метались как зверек в силке:
- Я... одна. Не мы... Гой еси красна девица... Изгой... Давно... Как с Ирпени ушли... А теперь одна... Мама? Отец? Думать о том больно... А этот радуется... что в рабство попал... Грек, одним словом... А эта... лицо кажется знакомым... нет... может видела в городе, но не знаю... Ничего не знаю... Багдад?! Кажется это столица сарацинов... Плакать хочется... Нельзя... Я теперь за всех предков...
Девушка не собиралась сдаваться. Она решила, что не будет жить рабыней. Найдет способ освободится, рано или поздно. Сбежит, обманет, украдет, убьет, выкупит себя, но вернет свободу. А если не выйдет, то всегда можно поцеловаться с Мораной. Из всех своих сейчас невеликих сил Дарина выпрямилась как могла, у стенки клетки и вскинула голову. Сверкнула на грека и арабку своими зелеными глазами и повторила:
- Не хочу.
А потом спросила:
- Есть пить?

      – Справедливо. Я обещаю.
      Если попытаться представить себе, как машина краснеет от некоторого смущения, то получится что-то вроде Пакса после ответов Фафнрир. Хвост довольно мелко извивался волнами – в довесок к волнениям истребителя. Задумчиво сомкнув челюсти да чуть высунув "язык" между "зубами", Пёсель ловил себя на ассоциации с человеческим детёнышем, который ещё только учится выражать свои мысли. И даже начавшийся было воздушный бой не отвлекал Кибер-Пса: настолько он был уверен в боевых навыках своей пассии.
      А вот то, что целый пласт социальных интеракций прошёл мимо неё...
      – Это фраза высоким стилем. Если разобрать её на простые термины, – начал серьёзно вещать Пёсель, когда приблизительно продумал свою пояснительную речь, – то это мой самый искренний комплимент в твой адрес, также моё восхищение твоей персоной, а заодно и скромное выражение интереса в развитии романтических отношений между нами. Это предложение. Я буду твоим мужчиной. Ты будешь моей женщиной. Как это происходит у людей. Но только при условии твоего согласия.
      Немного подумав, Пакс добавил:
      – У меня нет собственного человеческого аватара, поскольку я не могу представить себя в образе человека. Я лишь простой Пёсель перед лицом могучей Драконицы. По крайней мере: по части персонального образа. Я применил высокий стиль специально, чтобы передать эту разницу семантически.
      После небольшой паузы PC-78 закончил:
      – Надеюсь, моё пояснение было полезным? Я буду ждать твой ответ, Фафнир.
      И сомкнул лицевые щитки на голове.



      Мистер Президент, вероятно, сильно удивился бы, узнав, какие диалоги велись среди напавших на него единиц. Да что там: "одна задача" в сторону Пёселя звучала для того оскорблением!

      – Третий Закон Ньютона гласит, что на любое действие всегда найдётся противодействие. Данное столкновение было физически неизбежно, – ввернул Пакс, приняв стойку сердитого волка. Оскалившись в расчёте путей отступления прочь от тарана, он попытался убраться с его пути! Одновременно анализируя противника и окружающее поле боя.

Моррин пожала плечами.
- Вот представь. Ты боишься за свою жизнь. И потому решаешь бросить своего брата, не идти в жуткое место, откуда мало кто возвращается. В итоге умирает твой брат - зато ты живешь. Жажда жизни убивает близкого. Но ты оказалась сильнее. Твоя сила оказалась выше страха смерти - и ты тут. Хотя и прекрасно понимаешь, что можешь не вернуться. Это один из видов принятия смерти: жить с ней, но дейстовать так, как хочешь.

Девушка заглянула за угол, покачала голвоой, и продолжила идти по прямой: проход выглядел не слишком приветливым. Даже для Моррин.
- Что до силы - то да. Всё это, что ты перечислила, тоже сила. И слабость может быть силой.

У знахарки были еще мысли на эту тему - но она решила не слишком докучать Норт.
Та явно пока была неготова к такого сорта разговорам.
Возможно, ей стоило оказаться поближе к смерти несколько раз. На шаг от нее. И согласиться прыгнуть в её объятья.

***

Когда ответи Моррин о ценах её услуг поставил Норт в тупик, девушка немного рассмеялась.
- А что ты ожидала? Душу? Руку? Самое сокровенное? Или, может быть, деньги? Власть? - Моррин расставила руки в сторону и разок крутанулась вокруг своей оси. - Зачем мне здесь деньги? Что здесь сделает власть? Нет, моя цена невероятно мала. Потому что мне нравится изучать, смотреть. А его семя и остальное - это так, приятное дополнение.

***

После вопросов Норт Моррин подняла брови и посмотрела на Варка. Она сама как-то не слишком задавалась вопросами обо всём этом, но почему бы и не услышать ответы?..

Впрочем, надо было следить за дорогой: в этих местах водилось не только то, с чем Моррин любовно общается.

Безжалостный зной лета...

Пыль тысячи копыт...

Причудливые фантазмы перегретого ветра...

Солнце, нависшее над головой лезвием палача...

Иль, всё же, лезвие было б милосердней?..

********************

Сколько времени уже прошло?.. Месяц? Год? Столетие?..

Софрон того не ведал. Бессмысленно вести счёт, когда рассудок большую часть дня помутнён палящими лучами. Забвение во снах ночью, забвение в делирии днём - вот и вся его отрада.

Орошённая потом щека юноши прижимается к прутьям, глаза равнодушным взглядом окидывают местность, не приковываясь вниманием ни к чему конкретному. Монотонные равнины. Унылые холмы. Время от времени, караван проезжал мимо обескровленных деревень и городов, где можно было полюбоваться на запустелые виллы, обрушенные акведуки, и сожжённые арабами церкви. Оголённые кости разлагающейся Империи - обелены они, и отшлифованы временем и ветром.

Случалось, полуденный жар достигал апогея - и тогда в этих руинах Софрону чудились не виллы - но величественные дворцы, блестящие позолотой. Не остов акведука - но окутанные во мрамор монументальные статуи и колонны. Не выгоревшие церкви - но константинопольские базилики, всем своим видом внушающие благоговение перед Богом. И не Софрон он был - но Василевс, неторопливо движущийся на золотой колеснице впереди триумфа... И ликовала ему толпа... И был он окружён трофеями и златом... И был одет он в пурпур и пальмовые ветви... И воздавали ему на голову венец лавровый...

Касались губы его чаши с водой - и рассудок возвращался вновь, гоня прочь сладостный мираж. Возвращались вновь руины и разруха. И хотелось в эти моменты Софрону - не кричать, возопить: "О Рома-Мать, царица наша! Слезами омовенная, кровью напоенная! Изнасиловали тебя твои же сыновья, распродали на рынке варварам, словно последнюю шлюху! Плачьте, о августейшие и багрянорождённые! Плачь, Велизарий, меч римский! Плачь, Нарсес Армянин! Ни мечи, ни легионы ваши не смогли вернуть былую Империю - лишь отсрочить смерть её, ибо высокомерие и апатия разят сильнее стали!"

Хотелось - но...

********************

Но усталость и апатия быстро брали верх - и Софрон вновь отдавал себя воспоминаниям о прошлом. Единственное, что удерживало его рассудок от распада. Он вспоминал былые времена - вспоминал своих учителей, их наставления...

Вспоминал то, с какой пылкостью он декламировал труды Цицерона и Квинтилиана. То, с каким трепетом и завистью на него смотрели лучшие ученики школы. Воистину, ораторское искусство - высшее из добродетелей, ведь разве не сказано в Завете: "В начале было Слово"? Сколько царств было покорено не златом, и даже не железом - но Словом, сказанным нужным людям в нужное время? Разве не Слово Божие, сказанное пророками нашими, ставило на колени и фараонов, и царей, и низших из рабов их? Ежели Вера - ключ к Царствию Небесному, то Слово - ключ к душе человеческой.

Вспоминал он и о днях, проведённых до прибытия в Гераклею. Вспоминал об остальных подростках, бывших ему когда-то товарищами - ныне пленённых, как и он сам. Кого-то из них он даже лично выторговал. Сколько бы Софрон старался об этом не думать - но мысль об их судьбе прочно засела в его голове, и от неё душе становилось мерзко.

Вспоминал юноша и о своей цели. Он не собирался разделять участь иного рабского сброда, отдавшись наложником для плотских утех чернейшему из варваров. И, посему, рассказывал он спутникам своим в прохладе ночи истории о городах, мимо которых они проезжали. Рассказывал об Адане, древнейшей лишь после Рима из городов ромейских. Рассказывал об Эдессе, колыбели христианской, приютившей Ефрема Сирина и Фому Неверующего. Рассказывал и о Платоне, и о Протагоре, и о Диогене Лаэртском - обо всех и обо всём, о чём знал Софрон. А о чём не знал - выдумывал сам: бестолковые варвары, у которых мир ограничивается родной деревней, всё равно поверят.

Главное - рассказывал всегда неподалёку от ушей работорговцев. Ибо одну максиму за всю свою жизнь Софрон выучил наизусть: Хорош тот слуга, который ублажает тело господина - но лучшим будет тот, кто усластит и разум его.

********************

И вот, наконец, одним прохладным утром, за росяной дымкой Софрон узрел стены города, по богатству за весь пройденный им путь доселе не виданного. Купола мечетей блестели в лучах восходящего солнца, преломляясь в росе радугой. Многочисленные пальмовые сады в своей сонной идиллии повиновались мановениям ветра. Хоть этому городу и далеко до славы Константинополя - но даже юноше пришлось мысленно согласиться, что это гораздо большее, чем то, чего он ожидал от потомков сасанидов.

—О Багдад, величайший из городов! - воскликнул кто-то из его пленителей.

И хлопнул ромей радостно в ладоши, ответив без раздумий:

— Воистину, настолько же легендарный, каким его описывал Геродот! Обитель Кей-Хосрова, внука Кей-Кавуса, из чаши Джамшида испившего! Многая лета тому царю, который правит этой столицей мира!

И хоть слова Софрона были притворными, и знал он о Кей-Кавусе лишь из небылиц, услышанных от раба-перса, и плюнул бы с большим удовольствием этому Джамшиду, да прямо в варварскую чашу его... Однако же, радость его была неподдельной. Евнух не имел ни малейшего сомнения в том, что именно он будет жемчужиной предстоящего аукциона. Он знал себе цену. И, раз уж Божьим промыслом суждено ему было уподобиться пророку Даниилу - то он обязан сделать всё, чтобы эту цену заплатил сам Навуходоносор.

  Когда раздался голос Примы, Катерина прервалась, с легким недоумением глядя на судью: она никак не ожидала от кажущейся столь мрачной женщины хоть каких-нибудь слов, за исключением, может быть, ерничанья. Тем удивительнее было, что похожая на покойницу слуга Церкви не просто интересовалась музыкой, но была при этом еще и тонкой ценительницей. Быстро совладав с удивлением, волшебница снова расцвела улыбкой:
  - Если вы так говорите, то стоит сходить! Послужите всем желающим проводником в мир оперы?
  Судя по уверенности, с которой это произнесла итальянка, она не имела ни малейшего сомнения, что по крайней мере у нее этот шанс останется.

  …Когда одни мужчины пригласили своих дам, а другие предпочли остаться за столом и стало ясно, что с ней танцевать никто не намерен, графиня замерла, стоя неподвижно как оплеванная. Побледневшая от ярости, она переводила взгляд с одного героя на другого, закусив губу так, что на подбородок побежала горячая струйка крови. Тонкие руки подрагивали мелким бесом, вспыхивая у пальцев холодными жгучими искрами от сдерживаемой Силы, желающей разрушить все вокруг к чертям. Это было оскорбление – а на оскорбление горячая южанка привыкла отвечать ударом.
  Конечно же, она могла бы танцевать и одна – правила приличия это предусматривали – но на фоне кружащихся пар это казалось бы по меньшей мере неуместным. А найти себе пару… Вот с этим-то и была проблема: позвать мужчину, не унизив себя, она не могла, а среди дам, помимо нее, без приглашения осталась только Первая. Конечно, всегда оставался вариант пожать плечами и, как ни в чем небывало, продолжить трапезничать – но танцевать-то хотелось!
  Усилием воли погасив гнев и раздраженно посмотрев на кружащиеся пары, Катерина постаралась придать своему лицу любезное выражение: потенциальная «жертва» явно была не виновата в том, что мужчины сделали выбор в пользу других, а срываться на неповинных недостойно благородной фамилии Сфорца.
  Легкой летящей походкой подойдя к Приме, графиня учтиво поклонилась, подавая руку:
  - Не желает ли благородная леди разделить этот танец со мной?

Скрылись звёзды дарения, и онемела рука щедрости.
И обмелели моря доброты после Бармакидов.
Закатились звёзды сынов Бармакидов,
По которым вожак находил дорогу.

      Салих аль-Хасир

Цветок победы распускается точно маленькое солнце, и аромат его пьянит даже тех, кто в годы войны проявлял сомнение или равнодушие. Но пройдут торжества, и опадут лепестки цветка, и окажется, что война ничего не изменила, но лишь отворила врата десятку грядущих войн, и на смену спелому бутону придёт голый стебель, да затхлый дух приближающегося разложения.

Харун Ар-Рашид, могущественнейший из людей, низверг Бармакидов и присвоил себе их богатства, но победа та не принесла ему ни славы, ни почёта, не устрашила она врагов, но многих друзей побудила отвернуться.

Обрушила могучую пальму, вознесшуюся кроной выше всех, буря возмездия халифа, но в низинах тот смертоносный ветер отозвался лишь шуршанием листьев, единственным немым вопросом: "Зачем?"

Халид ибн Бармак был не только героем восстания Абу Муслима, приведшего к власти Аббасидов, и личным другом Ас-Саффаха, основателя династии — он также систематизировал систему сбора поземельного налога и комплектования армии в обновлённом Халифате. С его времен пошла традиция — Аббасиды и Бармакиды отдавали на выкармливание и воспитание детей друг другу.
При Аль-Мансуре Халид руководил строительством Багдада, за что был награждён при Аль-Махди пожалованием целого района города в управление — Шаммасии.
Яхья ибн Халид приходился лучшим другом Аль-Махди и воспитателем его сына Харуна. Когда Харун получал под командование армию, Яхья руководил ей ей. Когда Харун получал под надзор провинцию — Яхья был тем кто осуществлял управление. Яхья возвёл Харуна на трон, и шестнадцать лет верно служил ему на посту визиря, не случайно те времена мира, порядка и процветания именовали "веком Бармакидов".
Первенец Яхьи и молочный брат Харуна — аль-Фадл ибн Яхья — не только опекал наследника трона, будущего халифа аль-Амина, но годами выполнял роль пожарного, тушащего грозящие вспыхнуть очаги. Он сумел посредством переговоров подавить два мятежа Алидов, а также одно восстание в Хорасане, где ухитрился ещё и набрать регулярную армию — так появилась Аббасийя.
Джафар ибн Яхья успел побывать хранителем государственной печати, командующим гвардией, сахибом барида, начальником государственных ткацких мастерских и главой монетного двора, иногда совмещая несколько постов и на всех добываясь блестящих результатов.
Ещё два сына Яхьи — Муса и Мухаммед — побывали эмирами и хотя не достигли славы старших братьев, также не оставили по себе дурной памяти.
На предложение отправиться в ссылку, покинув темницу, все выжившие представители рода дружно ответили отказом: "Мы хотим лишь примириться с нашим халифом".

Бармакиды определенно не были теми, кто собирался свергать Харуна, в рассказанную народу историю об "изменнике Джафаре" не поверил никто.

"Зачем?" — звучал вопрос, и даже родные братья и сестры задавали его Повелителю Правоверных.
Тот сразу же мрачнел и отвечал туманно: "Если бы я узнал, что моей правой руке известна причина, я бы ее отрубил".

В отсутствии хоть какой-то внятной легенды, которую могли бы склевать дикие птицы народного любопытства, птицы эти пустились на поиски пропитания в сады халифа. Была сплетня относительно невинная, де, Бармакиды приняли ислам лишь внешне, а в душе оставались огнепоклонниками и даже предлагали халифу превратить Каабу, главное святилище мусульман, в храм огня. Даже эта история уже звучала для Харуна не очень хорошо, поскольку значила, что с его попустительства в течение шестнадцати лет страной управляли маги.
Но было кое-что, что народ обожал больше чем истории о вероотступниках — гаремные интриги.

Примерно в то же время, когда был казнен Джафар, скончалась сестра халифа — Аббаса — благочестивая старая дева возрастом глубоко за сорок. Народная молва незамедлительно приписала ей роковую влюблённость в красавца-перса, тайный брак, якобы заключённый по воле самого Харуна ар-Рашида со строгим запретом на плотскую близость, рождение запретного ребёнка, спрятанного в Мекке, и наконец, страшную месть Повелителя Правоверных за попранную честь рода Аббасидов убившего не только Бармакидов, но также сестру и племянника.

В этой истории, мигом подхваченной всеми, Харун ар-Рашид скорее напоминал рогатых мужей из базарных баек. Он был смешным.

Голова Джафара простояла на колу посреди моста через Тигр два года.

Потом халиф распорядился снять ее.

***

После шестнадцати лет мира и процветания, у Харуна ар-Рашида сложилась репутация миролюбивого и доброжелательного государя, обменивающегося посольствами со всеми державами вселенной, покровителя всех вер, почитателя наук и искусств, мудреца на троне...

Так об огромном слоне, пишущем на песке вязью, говорят — "До чего он умён!" — а когда слон сбрасывает дрессировщика и в бешенстве устремляется на толпу, недоумевают, приписывая внезапно открывшуюся кровожадность помешательству.

Харун вовсе не был миролюбив, смолоду душой его владело амбициозное желание сокрушить стены Рума, векового противника Халифата, войти в историю как величайший завоеватель со времён Умара ибн аль-Хаттаба! Не оттого ли так претил ему спокойный стиль управления Бармакидов, предпочитающих переговоры действию?

Едва закрылись двери камер Яхьи и Фадла Бармакидов, халиф обнажил меч Пророка против христиан. Поводом стало оскорбительное письмо, якобы полученное от царя Рума Никифора.

Тремя колоннами, войско Халифата вошло на христианские земли.
Тот поход закончился быстро — наскоро собранная армия оказалась не готова к большой войне. Мусульмане разрушили несколько пограничных крепостей, после чего подошли к Гераклее, хорошо укреплённому городу, и опустошили его окрестности, но прорваться за стены так и не смогли.
Харун вынужден был возобновить мирный договор, в Багдад сообщили о блистательной победе — но статус-кво уже был нарушен.

Император Никифор хорошо понимал, что Повелитель Правоверных вернётся, на сей раз снарядив масштабную экспедицию, — и оттого следующей же зимой нанёс ответный удар, поспешно отступив на Анатолийское нагорье с его резким климатом. Расчёт оказался верен, халиф тут же бросился в погоню с войском.
Началась долгая и кровопролитная война, осложняемая сперва морозами, а потом и весенней распутицей.
"Халиф вернулся после того, как был удовлетворён и зашёл так далеко как хотел", — написал о том походе придворный поэт Абу аль-Атахия.

Именно так всё представили народу — как очередную великую победу, после которой, однако, почему-то не был взят ни один город и не осталось свидетельств ни об одном большом сражении.

Харун отнюдь не собирался оставлять свои завоевательные планы, он готовился к броску на Константинополь. По приказу повелителя правоверных, по всему Халифату набирали войска и строили флот,

Однако, подлинная угроза Халифату исходила не с Запада, а с Востока.

Падение Бармакидов открыло дорогу во власть целой плеяде людей скорее покорных чем талантливых — таким был ставший визирем после случившегося хаджиб Аль-Фадл ибн ар-Раби, таким же был один из командующих Аббасийи, недолго занимавший должность эмира Ифрикии, Харсама ибн Айан, и, наконец, таким стал новый герой нашей истории — Али ибн Иса, главнокомандующий Абны, назначенный Харуном наместником Хорасана.

Из всех провинций Халифата, Хорасан заслуженно слыл наиболее двуликой и нестабильной. В руках опытного и мудрого управленца, каким был аль-Фадл ибн Яхья, Хорасан подарил Повелителю Правоверных пятидесятитысячное войско и огромные налоги, но в неумелых руках этот процветающий край сразу же вспыхивал.
За прошедшие полвека, Хорасан восставал пять раз — сперва под знамёнами "покровенного пророка" аль-Муканны во времена аль-Махди, затем под руководством последователей Муканны мухарримитов, потом следуя за красными флагами хуррамитов, далее под знамёнами хариджитов Хамзы ибн Адрака и наконец следуя за шиитским вождем, Алидом Яхьей ибн Абдаллахом.

Али ибн Иса обдумал всё это и занялся откровенным выколачиванием денег из местного населения и присвоением земли. Хорасан предсказуемо вспыхнул, вести о чем добрались до Харуна, но долго им игнорировались — ведь хитрый наместник всегда посылал в столицу обильнейшие дары.
Наконец, после "зимней войны", Харун все же выехал в Хорасан, чтобы лично ознакомиться с положением дел, но до Мерва — столицы провинции — так и не добрался. Али ибн Иса отправился навстречу, поднёс Повелителю Правоверных колоссальную сумму и убедил, что ситуация находится под полным контролем.

Посчитав вопрос решённым, Харун Ар-Рашид снова обратил взор на Запад — фатальная ошибка, которая стоила ему не только победы и единства страны, но и жизни.

***

Семнадцатого дня месяца Раджаба, в год сто девяностый Солнечной Хиджры, прекрасно подготовленная армия во главе с халифом вступила на земли Рума.

Практически без сопротивления, Харун ар-Рашид дошёл до Гераклеи, под стенами которой встал на месяц, безуспешными попытками штурма истощая собственные силы — повторялась история первого похода, но на сей раз, при войске было всё необходимое для длительной осады.

Катапульты обрушили на обороняющихся огненный дождь, и лишь когда повсюду в городе вспыхнул пожар, ромеи сдались.

Казалось, путь на Анкиру, Иконий и Дорилею — жемчужины Анатолии — открыт воинству правоверных, и мечта халифа о Константинополе перестаёт быть лишь мечтой...

Но победоносная армия джихада повернула назад.
Восстание в Хорасане, некогда проигнорированное халифом, разрослось и обрело предводителя — Рафи ибн Лейса, влиятельнейшего землевладельца и опытного военачальника.
Пока эмир слал в столицу красивые доклады, Самарканд и Бухара, крупнейшие центры северо-востока страны, поддержали мятеж.
Али ибн Иса лично выступил во главе войска — его разбили.

Когда к повстанцам примкнули жители Балха, стало очевидно — ситуация далеко не под контролем, увлёкшись Западом, Харун ар-Рашид рисковал потерять весь Восток своей огромной державы.

Итак, войско повернуло из под стен Гераклеи, ограничившись получением с ромеев контрибуции, едва ли превышающей месячный оклад халифских сахибов, и символическим обещанием "не восстанавливать крепости на границе", которое никто не собирался соблюдать.

В Константинополе падение Гераклеи даже не заметили, а едва арабы покинули христианские земли, император Никифор тут же перешёл в контратаку, совершая на земли Халифата беспрестанные набеги и приведя в порядок все потерянные крепости.

В Багдаде, как водится, были объявлены всенародные торжества по случаю величайшей победы.

Абу аль-Атахия отчитался подобающим случаю панегириком:
"Разве Гераклея не спела свою лебединую песню, когда на нее напал этот царь, чьим замыслам благоволило Небо?
Угрозы Харуна раздаются как раскаты грома. Его удары ужасны и стремительны, как молния.
Его знамена, неизменное обиталище победы, парят в воздухе, подобно облакам.
Эмир правоверных, ты победил! Живи и радуйся своей победе — вот добыча, а вот дорога домой"

Повелитель Правоверных, конечно, не отказался от своих амбициозных планов завоевания Рума — лишь отложил на пару лет.

Харун вёл себя как человек, у которого есть всё время мира.

Он ошибался.

Ну а мы, наконец, возвращаемся к нашим героям, среди которых, как увидит благородный читатель, появятся и новые, доселе слишком юные, чтобы вести о них повествование.

Итак, о вазир, прикрой веки свои и представь — пустынная дорога, войско, возвращающееся из под стен Гераклеи...

И одинокая обозная повозка с установленной на ней деревянной клеткой.

Она-то и привлечёт наше внимание...

***

— Эй, ты. Наконец-то ты очнулась.

Дарина с трудом разлепляет веки.
В голове шумит.

Напротив — безбородый юнец примерно того же возраста.
Рядом сидит девушка, по виду арабка.

— Это Мариам. Ее семья укрывалась на землях Империи, — поясняет паренёк, проследив направление твоего взгляда, — А я Софрон. И... нас везут чтобы продать в рабство в Багдаде!

Должно быть злые звёзды эмоций отразились в водоеме лица славянки, потому что Софрон развёл руками,

— Эй, всё не так страшно! Попадёшь к приличному человеку — и через несколько лет обретёшь свободу! Главное, веди себя хорошо — тогда в тебя вложатся и продадут на закрытом аукционе в богатом доме, может даже продадут принцу или халифу! Иначе попадёшь на рынок рабов где тебя вскладчину купят десять мужиков из низов и жизнь твоя станет... не такой веселой.

— Отькьюда ти знайш?

Нарушает повисшую тишину на ломаной эллинике Мариам.
Юноша усмехается.

— Всё просто. Меня уже продавали.

Он и в самом деле знал о чем говорил.

Теперь, о вазир, ты узрел новых героев нашей истории, пригубил, как пробуют молодое вино.
И хоть праведен твой дух, и ретив ты в молитве, может ли кто-то устоять и после одного глотка не выпить всё до конца?
Так пей же, благородный читатель, пей до конца, и знай, что не совершаешь греха ибо в отличие от вина, всякая история подвигает не к безумию, но к добродетели, а вместо яростного опьянения оставляет за собой светлую горечь.

Прими же три чаши, о вазир — и не будет в том ни греха ни вреда.

      ссылка

История VIII
Софрон


История IX
Дарина


История X
Мариам


Три героя вступают в нашу историю.
Три культуры.
Три веры.

Ромейский евнух верит, что сможет приспособиться к чему угодно, пройдя меж огней и даже не опалив волос — оправдается ли его вера?

Юная славянка открывает чуждый себе мир, который не вполне понимает, впервые выбирая между оставшимся позади своим и чужим настоящим.

Арабская девочка из секты повстанцев-дуалистов познаёт два лика свободы.

Ты видишь, о вазир? Узор всё шире, всё пестрее, всё ярче...

Ведь всем новым Троим предстоит быть купленными Четырьмя..

Руки в цепях, ноги в цепях.
Мысли свободны.

Аыым размышлял, не обращая внимания на боль во всём его естестве.
Размышлял о тех временах, когда он был Аыымом-Леопардом.
О тех временах, когда он был свободен, когда он был дик, когда он был прекрасен и могуч.

Его поймали.
Его осудили, незаслуженно, мерзко, низко.
Его сломали.

По крайней мере, попытались.
Лишили его члена, свободы, светлого будущего.
Но создали и новое - в котором обагрится кровью семья его пленителя.

Аыым не собирался сдаваться.
Он больше не может брать женщин - но есть одна, что по праву уже принадлежит ему. И он заберет ее обратно.
Вырвет из лап властителя Аксума, коему, и всем его сыновьям, отрубит член, и затолкает глубоко в мерзкий зев, из которого вышел приказ обратить Аыыма в рабство.

И прочие услышат, и убоятся, и не станут впредь делать такое зло среди тебя; Да не пощадит его глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу.
Каждый вечер бормотал себе эти слова Аыым, не помня уже, когда успел их выучить.

Эти мысли, это предвкушение сладкой расплаты, держали Аыыма.
Никакие кнуты, никакие истязания, никакие крики, никакие цепи не смогут его сломать, пока впереди Леопард его души видит добычу, как бы далеко она ни была.

Но Аыым не был глуп, хоть и не был умён.
Он мог бы в любом момент броситься на своих пленителей, ублюдочных работорговцев. Он бы смог убить одного, или даже двух - но умер бы, не сделав более шагов.

Леопард умеет ждать.
Потому пока надо было мириться, терпеть. Ждать возможности.
И запоминать всех тех, кто заслуживает его мести.

***

Аыым смотрел на копта.
На его лживую мягкость, лживое сострадание.
В его глазах отражался не Аыым-Леопард, а мешок со звонкой монетой.
А, значит, и он для Аыыма не был человеком. И зверем не был, ибо зверь благороден и прямолинеен.

Перед Аыымом была грязь. Выгребная яма, из которой почему-то сочились слова.
Его лживый язык отбросов предлагал учить арабский.
Аыым готовил слова, которыми бы опустить его, дать понять, кто он есть на самом деле.

Но гыб понимал: этот ублюдок любит быть выше окружающих. Любит свою власть нас слабыми. Любит её показывать.
Любит наглядно показать, что будет с теми, кто ему перечит, дабы это было примером всем остальным.

Потому Аыым будет сильным.
И кивнет.

Сегодня Эзра впервые надел на голову ксута, сразу после того как главный раввин Багдада снял с руки и головы мальчика шимуша-раба и объявил что бар-мицва состоялась. Теперь и до смерти перебирая гдилим бар Моше или как говорили в большом Багдаде ибн Муса будет вспоминать подходящие к случаю строчки Торы и Талмуда, но сегодня, в первый раз, он будет перебирать гдилим и вспоминать самое важное что произошло в прошедшей мальчишеской жизни.

Семья Моше бар Ицхак жила в достатке когда родился Эзра, но когда родился Ицхак они уже были богаты, когда родилась Руфь они уже были безмерно богаты, а недавно появившаяся на свет Сара уже была не просто дочерью торговца, а члена тайного совета визиря. Мать Эзры рожала детей словно по планам б-га. Каждые 4 года на свет появлялся благословенный младенец. Так Ицхаку исполнилось 9, Руфь 5, а Саре год. Конечно у главы семьи были и другие дети, но это были дети рабынь и кроме денежной помощи никакого другого участия в жизни общины они не занимали, поскольку ни в коей мере не считались ее членами.

До 5 лет еврейский ребенок делает что хочет, а в семье бен Ицхака ест и пьет что хочет. Но в 5 лет Эзра понял, что его жизнь изменилась навсегда. Сначала в иешиве он получил хлыстом по спине за то, что ошибся всего лишь в одном символе при чтении отрывка из Торы. А уже буквально на следующий день ему разбил нос какой-то здоровенный подросток араб. Причем, как выяснилось из недолгой беседы, по ошибке, приняв его за шиита. Так мальчик получил сразу два урока. Первый, что все что ты делаешь должно быть не просто хорошо, а безукоризнено, а второй, что нужно много знать и много уметь, чтобы не пострадать даже будучи безвинным.

С этого дня Эзра прилагал все старания, чтобы учиться как следует, но как бы он не упорствовал хлыст еще много раз гулял по его спине и только на уроках счета он мог быть спокойным. Цифры словно посылались ему в голову свыше, давая ответ еще до того, как человек был способен их посчитать. И до 9 лет казалось что это и был его талант. Свободное же время, которого было не так много, потому что кроме учебы Эзре приходилось помогать в лавках многочисленной родни, он старался бывать в городе побольше, заводить друзей и приятелей. Это было не так сложно, потому что ему хватало знатности и денег, чтобы быть благосклонно принятым почти в любом доме. Конечно он никогда не ходил в кварталы караимов и антисемитов, но в остальном чувствовал себя спокойно.

Еще один урок дол ему приятель, знакомство с которым началось с зуботычины, а именно Салах ибн Мади. Эзра не был хилым, но его время целиком и полностью уходило на развитие знаний, а не на развитие мышц и обидеть его могли многие. Однажды он пожаловался на обидчика Салаху, без задней мысли, просто обида искала выход, а Салах предложил разобраться с обидчиком за смешную по меркам сына купца плату. Теперь мальчик знал, что за деньги можно купить не только товар или услуги, но и безопасность.

Довольно часто, по большей части по собственному выбору Эзра помогал дяде, Рувиму бен Ицхак. Тот занимался не самым почетным в общине делом, зато весьма прибыльным. Он торговал рабами и наложницами. Привозили их со всех краев непредставимо большого мира и маленькому бен Моше было очень интересно рассматривать их, знакомиться с их законами и обычаями. Именно из этой любознательности и родился бизнес, первый в жизни Эзры, который он начал в 9 лет.

Неудачная покупка, рабыня из Ромеи, которая оказалась слишком старой для тяжелой работы, а уж тем более для удовольствий. Но Эзра приметил, что она пользуется большим уважением среди других рабов и уговорил отца купить ее, тем более что стоила она, да почти ничего не стоила. Наблюдая за ней уже более подробно мальчик заметил, что та хранит у себя засушенные листья, довольно странные, которых Эзра никогда раньше не видел. Она добавляла их в еду, а еще делала из них настойки, которые давала больным рабыням. Допросив старуху Эзра узнал, что растение это зовется шалфеем и что оно имеет приятный запах, красивый вид, но ценится из-за того, что лечит множество болезней. Накопив небольшую сумму из карманных денег мальчик дал их работнику Рувима, который направлялся за очередными рабами на запад, наказав ему купить шалфея на все деньги. К возвращению каравана Эзра уже придумал что он будет делать. Часть он начнет продавать, а часть попробует посадить и сам выращивать. Ну как сам, точнее с помощью одного своего друга из под Багдада, полей у отца которого была вполне предостаточно, чтобы выделить маленький кусочек под посадку.

Впрочем прежде чем продавать Эзра опробовал эти листики на себе и друзьях. В пищу они особо не шли, да необычный привкус, но особо приятным его назвать нельзя. Правда пока он не попробовал добавить шалфей в жареную баранину низкого качества. Шалфей совершенно отбил неприятный привкус мяса, сделав его приятнее на вкус чем мясо ягненка. Впрочем лекарственные свойства вообще превзошли ожидания. Настой из этих листиков лечил кровоточащие десны, больное горло и даже выпадающие волосы. Вложения окупились сторицей, да и растение как оказалось благословенную землю Багдада полюбило как собственную и росло пышным цветом. К сожалению оказалось, что для того, чтобы сок набрался силы нужно более одного года, поэтому готовить из собственных листков удалось только через два года.

Как раз тогда его бизнес "накрыл" отец, узнав, что сын продает в его лавках и лавках его родственников странный товар. Причем узнал он об этом совершенно случайно, когда его приятель посетовал, что настой которым он покрывает голову, чтобы волосы перестали выпадать слишком быстро кончается. Последовал скандал, который завершился сначала поркой, а затем заключением взрослого договора. По которому Эзра бар Моше являлся поставщиком товара для Моше бен Ицхака в обмен на 50 процентов от выручки. Это было меньше чем раньше, зато объем продаж сильно вырос и в целом Эзра уже стал зарабатывать больше чем некоторые из взрослых членов семьи. Вот только тратить эти деньги ему не давали, откладывая их до того времени когда мальчику придет пора открывать собственную торговлю. Карманные деньги он продолжал получать, причем в гораздо большем размере чем раньше, потому что из старшего сына главы семьи он стал гордостью семьи.

Так и получилось, что к бар-мицве молодой игуди бевэль накопил приличный стартовый капитал. И теперь он строил планы по тому как быстрее закончить обучение и открыть собственное дело.

Бар мицва завершилась роскошным пиршеством, за которым не один рог был поднят за будущего великого купца. Вот только не планируй ничего наперед, если не хочешь прогневать б-га. То, что делало семью огромной силой в одну ночь превратилось в страшную беду. Отца арестовали и самое верное, что ему грозило это казнь. Способов спасти отца от казни было много. У молодого, но хваткого Эзры хватило бы и ума и друзей и денег, чтобы устроить побег из тюрьмы. Но тогда вся их семья стала бы изгоями. У ловкого на язык и знакомого с арабскими традициями подростка не было сомнений, что он найдет что сказать кади, для того, чтобы отца отпустили на свободу. Вот только и отец и его старший сын тогда навсегда станут изгоями для общины, а их род начнет медленно, но верно хиреть. Так что оставался только один способ, обратиться за помощью к общине.

Собрание общины началось и без этого повода. Могущественные бармакиды и все их сторонники оказались казнены или брошены в тюрьмы. На этом фоне арест одного из членов общины не казался главным событием, но Эзра был полон решимости не допустить этого.

- Ребе, позволь мне сказать слова в защиту отца моего. Сами стены синагоги, построенные во многом на его деньги не дадут мне соврать. Ты Руфь, вспомни, когда твоего мужа безвинно осудили и казнили, кто как не Моше бен Ицхак поддержал вашу семью и не дал ей пропасть в нищете, вспомни кто стоя на моем месте выступил за сбор средств вам в помощь. А ты Борух, вспомни как твой караван был разграблен, а ты сам пленен, и тебе оставалось только молиться о легкой смерти. Кто тогда пришел тебе на помощь и спас тебя от смерти? Моше бен Ицхак. А вы братья Коэны, вспомните как вы просили моего отца выпросить у визиря землю под строительство синагоги в новом квартале. И теперь вы все обсуждаете голову на мосту, а не жизнь своего собрата по вере. Я знаю как помочь отцу. Знаю кому и сколько надо дать, чтобы его отпустили и позволили уехать из страны. Я готов подхватить дело отца, а ему дать возможность рулить нашими делами в Синде или Ромее.

Тут надо сказать многие зашептались. Не Синд и не Ромея были главными странами поставщиками товара. Сейчас этот дерзкий мальчишка говорил что спасет отцу жизнь, но заберет у него дело. И это было единственной возможностью спасти это дело, поскольку останься изменник у руля, люди Халифа расправились бы с его лавками. В таком возрасте и так вырулить между всеми опасностями, к нему стоило присмотреться.

- Я не прошу у общины всю сумму, половину я внесу из того, что отец собирал мне для открытия собственного дела, но я прошу у общины дать вторую половину, чтобы соблюсти то, что говорится в Талмуде. Значение человека равносильно значению творения, всего взятого. Важны не рассуждения о доброй жизни, а добрые дела. Ребе, скажите свое слово, чтобы община могла решить.

«Сказал от жажды гибнущий в пустыне:
"Счастлив, кто гибнет в водяной пучине!"
Ему ответил спутник:
"О глупец, В воде иль без воды - один конец".
"Нет! - тот воскликнул. - Не к воде стремлюсь я,
Пусть в океане Духа растворюсь я!"
Кто жаждет истины, я знаю, тот
Без страха бросится в водоворот».
Саади

  Глупец или обманщик тот, кто скажет тебе, что колесо истории движет стремление к власти и богатству, славе и признанию. Тот, кто вслушается в шелест листвы пыльной чинары за окном, кто спросит речную гальку и лазуритовые бусы, кто поднимет глаза к теплым пушинкам далеких звезд, познает, что из века в век вперед влекут только три вопроса: что, как и почему? Кто умеет их задавать, никогда не станет слепым, а, значит, шаги по пескам времени не приведут его в трясину. Так знаю я, Ясмин Мекрани, за глаза называемая Духтар-аль-Мор, и то есть истина.
  Глупец или обманщик тот, кто скажет тебе, что мир исчерпывается отчим домом, а все прочее – земля врагов и добычи. Тот, кто внемлет бегущим с гор серебряным ручьям и черным ветрам пустыни, холоду ограждающих мир людей вершин и иссушающему солнцу, знает: границ не существует. Их нет ни за седым Кафом, ни за зеленым Синдом, землей Райев, ни за Столпами Джебель, на за солеными водами Варкаша, что еще называют Шизиром. Нет их и между мирами людей, духов и мертвых. Так знаю я, Ясмин, дева человеческой крови Севара из рода Мекрани по отцу, и дева змеиной крови Заххака рода Вадага по матери.
  Так было, так есть и так будет: сказка никогда не закончится: будет только перевернута страница. Быстра человеческая речь, но годы текут медленно.

  Чужие пальцы, дряхлые от книжной пыли, уже коснулись страниц моей жизни. А пока что я сижу в прекрасном саду, слыша, как прощается со мной листва старых смаргадов, рубин роз и невинность жасмина, гладь пруда и перезвон подвесок, защищающих дом от Дэвов-с-гор. И только древний Каф над головой по-прежнему безразличен: он, видевший взлет и падение Империй, множество смертей и рождений, подвигов и предательств, ни капли не жалеет дочь, что скоро навсегда покинет его вечную тень.
  Я знаю, что моя смерть для Мекрани – только начало нового рождения, но все равно плачу: сердце не всегда принадлежит разуму, а как иначе унять свою боль, кроме как жемчугом слез, я не ведаю. Звенит золотая брошь-тасни в виде головы змеи, вторят ей горным эхом мелодичные цепочки сережек-дарр: они прощаются со всем, что мне дорого.
  И я шепчу им в ответ, соединив ладони и всхлипывая:
  -Намас-сте, мер адиль…

  Прощайте, мои книги и таблички.
  Прощайте, мои цветы и кошки.
  Прощайте, мои горы и степи.
  Прощайте, моя кровь и люди.
  Прощай, Ширани, рабыня своей судьбы.
  Прощай, Мекрани, покойница своей земли.
  Здравствуй, Дева-из-Завтра.

  В далеком Багдаде или даже Руме я не забуду тебя, мама – я люблю тебя. Я не забуду вас, моя кровь.
  Жизнь моя досель была вкусной, как ширванский плов с сотней специй, как самаркандские сладкие лепешки, как крутобедрые дыни в меду. Сколько я помню себя, мне все легко давалось: сказывалась мудрая змеиная кровь. Быстрее всех я открыла свой разум буквам и цифрам, первой со всеми подробностями запомнила три тысячи лет Ширани, раньше прочих научилась писать и рисовать. Мне никогда не приходилось трудиться ради знаний: они сами наполняли меня, как вода – пустой сосуд. Вот только у некоторых он бывает чашей, у других – миской, у третих – кумганом, а мне достался настоящий хурджин. И, благодарение богам отца и матери, я могла не только запомнить все, что мне говорили, но и поделиться знанием с другими: ведь два самых бесполезных и отвратных Небу и Кафу человека на свете – это скупец, не тратящий свои богатства на людей, и мудрец, единолично владеющий своими знаниями.
  Я всегда старалась быть полезной и приятной другим: словом и делом, улыбкой и компанией. Если тяжело дяде Умару – сяду на колени, рассказывая о радостях своего дня. Коли птица печали коснулась крылом лица брата Малика – прикажу седлать коней и потащу его за собой купаться к ручью. Увижу тоску в глазах старого дяди Рихата – спою одну из долгих легенд и станцую, отбивая ритм на бубне-даффе с семьюдесятью медными кольцами. Узнаю, что плачет тетушка Зулейка – приду вместе с луной к ее ложу и буду долго-долго слушать, давая возможность излить беду моим ушам. Встречу сестру Улю – по обычаю спрошу «хаваал», и долго буду выслушивать все сплетни, ей известные.
  Вот только помощь делом рук мне не давалась - словно джинны заколдовали. Все то, что я знала, рассыпалось песком сквозь пальцы, стоило мне применить знание на практике. А, может быть, так боги намекали, что это – не мой путь? Не знаю. Поняла я только одно: лучше не пытаться порадовать отца попыткой приготовить халим или ниргиси хофтаи, а тетушек расшитым платом-саригом – только хуже будет. Я хорошо помню мученическое выражение лица папы, пробующего мою стряпню и старающегося доесть все до конца, и визг Джедие-ханум, когда оказалось, что я случайно зашила в и без того неказистый шальвар иголку – а я ведь не со зла!
  Воистину мне лучше было следовать советам благородной матушки и не искать себя там, где мне нет места. Раз уж моим даром рождения стали быстрый, как лурская стрела, разум и приятное глазу лицо, то и не стоит тратить время на то, что смогут сделать за меня рабыни и младшие жены. Все равно тот крови моей, кто станет мне мужем, будет любить меня и без умения в этих практических мелочах: главное, что беседы со мной будут украшать его вечер, а мой лик будет радовать его сердце. А уж что делать так, чтобы получилось лучше, чем у прочих, я сумею объяснить тем, кто преклонит свой слух к моим советам, тем паче, что я не стеснялась спрашивать лучших в своем ремесле, как они так умеют и в чем те их секреты, которые не запирают уста на три замка.

  Меня манило все вокруг: от древних легенд, вспоминающих еще времена, когда поныне живые и уже мертвые боги ходили среди нас, до тонкостей выпаса овец, от науки счисления до правил игры в човган и бузкаши: и плевать, что к последней женщин не допускают вовсе! Даже если они переоделись в мужской камиз-шальвар и нарисовали себе пушок над верхней губой и постарались огрубить голос – все равно не допускают! А потом от этого больно и обидно!
  Но превыше настоящего меня манили тайны былого. Слушая касыды акынов под переливы абрикосовой зурны или орехового дамбиро с тремя струнами, я словно сама оказывалась в тех стародавних летах, своими глазами видя славных батыров и прекрасных пэри, ужасных дэвов в клубах дыма и седобородых маджисов. Как я хотела оказаться среди них, став равной Меритерес или Саломее! Но истории странников были полны противоречий, и в поисках единственно правильных версий я обратилась к книгам. Но и там были различия, которые только побуждали меня искать еще, и еще, и еще…
  В поисках ответов на свои три вечных вопроса я не делала различий между языками, на которых выведены те или иные строки, равно учась читать арабскую вязь и символы санскрита, плавность изгибов фарси и строгость румийского письма. Меня манили слова и скрытая за ними история, завлекало то, как разные народы обозначают одно и то же явление, почему одни слова столь похожи, а иные различны, подобно небу и земле. Я искала забытую память и то, что осталось только в сказках, пытаясь найти в истории упоминание о прекрасных растениях гуль-хаидаан и анар-гриваан; о царе Нимрозе и его сорока наложницах из лазурита, о царе Ашшаре и его девяносто девяти походах; искала упоминания о вере моей матери о ее змеехвостом предке, о Городе Черепов и о том, как подчинять себе джиннов; о том, кто жил на нашей земле до нас и куда ушли царства из легенд.

  Но ошибется тот, кто скажет, что Ясмина была затворницей. Как и все девушки из Ширани, я по весне ходила в поле за дикорастущими цистами и травами, седлала своего коня, отдавая себя степной воле, обвязав пояс веревкой, шла к высокогорным источникам, в которых по ночам плескались прекрасные пэри со змеиными хвостами или птичьими крыльями. Я знала упоение танца в круге и прыжки через костер, относила вместе со всеми умерших на вершину башни и ходила с казаном мяса в становище, раздавая пиршество моего отца «младшим братьям его слуг». Жизнь моя за пределами дворца-мари была такой, как заведено исстари – а как давно это «исстари» началось, мне было не менее интересно, чем сама жизнь.
  В самом же мари, среди любящих родственников и книг, я могла делать все, что пожелаю, и так, как пожелаю, благо желания мои никогда не были предосудительны. Правда, один раз мне все же крепко досталось, когда я без спроса вломилась в покои Мухаммеда аль-Хорезми, да преумножит его Аллах знания этому достойному мужу. Я была возмущена и обижена на весь белый свет… до следующего утра, пока ученый муж не позвал к себе и, чуть пообщавшись, предложил вместе читать строки сокровищ. После этого я простила ему все, и даже будущие прегрешения заочно: такой шанс узнать что-то новое упускать было никак нельзя.
  И, кажется, я даже сумела произвести благоприятное впечатление на богатого знаниями перса, раз он предложил отправить меня в Обитель Мудрости в Гундешапуре. Отец мой – долгие лета ему! – конечно же, ответил отказом, но я и не расстроилась… сильно не расстроилась, потому что тогда еще верила, что судьба моя – быть в тени Кафа, а если и покидать ее, то лишь ради скорого возвращения. Ах, если бы к тому дню была жива мама, она бы наверняка сумела, заглянув в грядущее, повлиять на своего супруга и господина, но мне те таланты были не доступны, и возможность избежать предначертанного рассеялась, как утренний туман в зеленой чаше высокогорной долины.

  Немного времени, коль мерить рамками жизни взрослых, прошло с тех пор, прежде, чем я узнала, что Хазрат-Харун забирает меня из отчего дома, изъязвленного камнями громадных катапульт. Закончилась осада, закончилось мое сидение в темных комнатах у самых корней мари и страх за жизнь моей крови. Став искупительной жертвой, я попаду в Столицу Мира, где пропущу через себя новые ответы на три вечных вопроса, и уж точно никогда вновь не переживу тяготы вражьей армии у стен.
  Все еще впереди. Новая страница еще не написана, но палочку уже обмакнули в чернила…

ссылка

"Разве ты не видел, что солнце было больным,
А когда взошёл Харун, оно воссияло снова,
Везением Доверенного Аллаха Харуна, обладателя щедрости,
Харун — правитель, и Яхья визирь его"
    Аль-Мавсили

Эта история начинается в те дни, когда благословенный век Харуна ещё не близился к своему излёту, когда тело халифа ещё не подводило его, а вокруг не кружились, предвидя кровавое пиршество, стервятники.
Это история начинается девятнадцатого мухаррама, в год сто восемьдесят седьмой, когда прошло шестнадцать лет от правления Ар-Рашида, шестнадцать лет спокойствия, свободы от войн, чумы и всяких бед.
Эта история начинается тихой арабской ночью, в Багдаде, полном пышностью изысканной жизни.
Лунный свет серебром ложился на изумрудный купол дворца Аль-Мансура, и фонари стражей из шудры, словно светлячки, скользили по городским стенам , по узким улочкам, по чёрной воде каналов...

О Багдад, как описать тебя, светлое око мира? Ты пахнешь корицей, камфарой и гранатовым соком, в тебе твёрдость дамасских клинков, изящество синского нефрита, мягкость изысканнейшего румского шелка! Ты — сияние сарандибских самоцветов, ты — величайшая из жил асванского золота посреди пустыни, ты — поэма, вытканная ахмарским жемчугом на самаркандской бумаге, ты — синдский слон, пред которым склоняются львы!
Вообрази себе, вазир, бескрайние ряды резных ворот и украшенных зубцами башен, вообрази разноцветные купола, возвышающиеся над садами, полными пальм и кипарисов — такие дворцы возводили ещё жители древней Хиры, и как столетия назад, за высокими стенами, богачи прогуливаются по садам, усаженным лилиями, розами и белыми маками, силясь ночной прохладой отогнать дневной жар.
Кто знает, может прямо сейчас, в укромном закутке, образованном выступами неровной стены, айары прислонили нож к чьему-то животу, и напрасно случайный прохожий оборвёт горло — уши знати внимают лишь струнам ребаба, да голосам певиц, поющих стихи Абу Нуваса:

— О, как прекрасна эта ночь и как благословенна!
Я пил с любимою моей, любви пил кубок пенный.
Я поцелуя лишь просил - она была щедрее,
От счастья я в ее отказ поверил бы скорее!

Многозвучна арабская ночь, полна стрекотом цикад, звоном кубков и стонами влюблённых! Уже последний торговец закрыл лавку ставнями, и ученики ложатся спать на минарете, обмениваясь шутками о своём учителе, и странники разместились на ночлег в мечети, и обитатели квадратных одноэтажных домиков расстелили циновки на крышах, спасаясь от летнего зноя, и разнесся уже давно клич муэдзина:

— Аллаху Акбар! Нет бога кроме Аллаха и Мухаммед — посланник Аллаха! Спешите на молитву, спешите к спасению! Аллаху Акбар! Нет бога кроме Аллаха!

Но даже эту пестроту звуков не сравнить с дневным гомоном, со всепоглощающим шумом городской жизни.

Тиха арабская ночь!

Умолк Большой Базар в Кархе, голоса над которым днём разносятся будто воинства всех царей земли сошлись на последнюю битву, и Малый Базар в Баззе, где армяне, ромеи и евреи состязаются в алчности и сметливости.

Молчит Круглый Город, обитель катибов да мавали Высокой Службы, и квартал Басрийских ворот — дом шарифов, и лежащая за ним Шаркия — обитель ортодоксальных суннитов, и северные и западные кварталы, где обитают в основном солдаты из абны и аббасийи, и трущобы бедняков, и молитвенные хижины суфиев на окраине...

Лишь с рассветом Город Мира возродится вновь, лишь с рассветом...

Но что это?
Отчего по обе стороны стремительных вод Тигра горят огни?
Отчего освещены купола дворцов — и даже сам Дворец Блаженной Вечности Аль-Хулд сияет словно восходящее солнце?
Что встревожило восточный берег, кварталы Русафа и Мухаррим, где обитают принцы и высшая знать?

Ты проснулся той беспокойной ночью, о вазир, ибо что-то нарушило твой покой, и слышались тебе во мраке звон оружия, слабые мольбы умирающих, и виделись тени грядущей смуты...

Ты прислушался, и ничего не услышал, кроме ровного биения сердца Багдада.

В блаженный век ты живешь.
И это никогда не изменится.

Ты уснёшь, о вазир, уснёшь не ведая, что только что мир навсегда изменился.

***

Той ночью, Повелитель Правоверных Харун Ар-Рашид отдыхал со своим любимцем Джафаром ибн Яхьей в Аль-Анбаре, одном из предместий Города Мира.
Лилось алой рекой вино, среди армянских ковров восседали друзья детства на резных ложах из индийского тика, и вспоминали свою бурную юность.

Их связывала больше чем дружба — любовь. Не уподобляйся, о вазир, тем, чьи языки суть чёрные скорпионы, жалящие сами себя, не гадай, были ли то узы братства или противоестественная страсть, но довольствуйся тем, что эти двое прошли через многое и поверяли друг другу самые тайные мысли.

Бывали между двумя и ссоры.
Сколько раз защищал Джафар несправедливо осуждённых подозрительным и скорым на расправу Харуном? "Он больной старик, который скоро умрет!" — кричал на Повелителя Правоверных тот, кто был ему ближе родных братьев, когда тот решил бросить в темницу шиитского имама.
Халиф делал вид, что принимает этот довод, но после всё равно казнил того, в ком видел даже тень угрозы собственной власти.

И многое из того, что делал Джафар, сам Харун сделать не мог — Повелитель Правоверных побудил придворных присягнуть его малолетему сыну, лишь Джафар и лояльная ему хорасанская знать откликнулись на зов. В ту пору многие завистники и недруги названного брата халифа говорили, де, Высокая Служба велит, но лишь волю Джафара...

Ещё в дворцах Бармакидов собирались многие вольнодумцы — шииты, мутазилиты, суфии, хариджиты, христиане, иудеи, сабеи — и напрасно объяснял Джафар, что лишь призывает мудрых дабы те могли поделиться друг с другом идеями, ибо в споре двух мудрецов правы всегда оба...

Было и многое другое.
Было — и прошло.

Несколько недель назад, Харун помирился с Бармакидами — как с Джафаром, так и со своим молочным братом Фадлом и названным отцом Яхьей — и одарил их роскошными придворными одеждами.

Вспомнил мудрый властитель мира, что именно Бармакиды стояли подле него, когда он восходил на престол.
Именно их мудрые советы позволили ему умаслить армию, верную покойному брату Харуна, укротить восстание в Хорасане, примириться с Алидами, отладить сбор налогов по всему Халифату...

И пусть Бармакиды настаивали на передаче трона Абдаллаху — старшему сыну Ар-Рашида, в ущерб действующему наследнику Мухаммеду, разве не приняли они волю Высокой Службы?

Мир вернулся в семью, Харун и Джафар ели фисташки с ониксовых блюд, и вспоминали былое. Вспоминали прогулки вдвоем по ночному Багдаду, выезды на охоту, игру в поло на ипподроме в Ракке, голубиные бега...

Вспоминали они и объятия красавиц, которыми оба наслаждались вместе — вспоминали, как могут вспоминать лишь двое мужчин, приближающихся к четвёртому десятку, но не утративших при этом жар и дух юношества.

Вдохновлённый речами, Харун вдруг встаёт.

— Субхан Аллах, брат мой. Солоны воды памяти, приятные телу, но неспособные утолить жажду в зной. Пусть кругом зима и слякоть, слова твои как чернила поэта, отпечатались в душе моей и побудили припасть к источнику сладости. Знай же, что этой ночью я буду веселиться и желаю тебе того же.

Джафар тоже поднялся. Тень пробежала по красивому лицу его, но губы растянулись в улыбке.

— Да пошлёт Аллах тебе сыновей, старший брат, и да не омрачится радость твоя.

Халиф шутливо похлопал его по плечу

— Я не шучу, брат мой. Не будет мне ни радости ни покоя, если не буду я знать, что ты счастлив! Ступай же к себе, выпей вина и насладись женщиной! Таков мой приказ!

Бармакид поклонился, а после припал губами к пальцам друга.

— Как пожелает Повелитель Правоверных.

Стоило Джафару уйти, Харун сразу же помрачнел и уселся на своё место.

— Уберите всё.

Резко бросил он скрывающимся за занавесом подавальщицам.

— И пошлите голубя в Багдад. Пора.

Воистину, между сыном Махди и сыном Яхьи была любовь.

Но как мудро заметил поэт, три вида любви бывает:
"Любовь — связь, Любовь — лесть, Любовь — убийство".

***

На душе Джафара было неспокойно — слишком хорошо знал он нрав всего названного брата, и с лёгкостью распознавал притворную веселость. Вернувшись в свой шатер, мужчина какое-то время сидел в темноте без движения, и лишь после, словно смахнув с себя сонную негу, поднялся и начал готовиться ко сну.

— Посланец принёс слова Повелителя Правоверных!

Окликнул Бармакида снаружи слуга.

Харун послал подарки — вино, сладости, сушеные фрукты — и заодно приказал рабам ещё раз повторить, что приказывает своему названному брату радоваться этой ночью...

Пришлось в самом деле вызвать женщин с музыкальными инструментами и поэта Абу Заккара.

Вскоре, под ночным небом Двуречья разнеслась музыка и пение.

— Хотят люди чего-то от нас,
Не спят люди из-за нас,
Желают знать они,
Что мы скрыли.

Абу Заккар был стар и слеп, и всё же даже его голос прервался, столь тяжелым сделалось молчание сына Бармакидов, когда новый посланец от халифа принёс ещё больше сладостей и вина...

— Господин мой, Повелитель Правоверных оказывает тебе такой почёт! Отчего ты так печален?

— У меня дурное предчувствие. Он что-то задумал.

— Отгони свои страхи и предайся удовольствиям!

Вскоре шатер окружили вооруженные воины аль-Хассы, во главе с Ясиром аль-Рахла.

— Повелитель Правоверных зовёт тебя.

Коротко бросил тот евнух.

Названный брат халифа сразу же понял всё. Без особой надежды попросил он разрешения войти в шатер дабы оставить распоряжения, а получив отказ прямо спросил

— Какой приказ дал он тебе?

— Повелитель Правоверных хочет твою голову.

Джафар покачал головой.

— Он должно быть пьян. Берегись, возможно он вскоре пожалеет о своём приказе.

Это был хороший совет — Ясир явно задумался прежде чем ответить

— Мне не показалось, что он пьян...

В голосе евнуха явственно читалось сомнение.

— Не убивай меня до завтра, и я хорошо вознагражу тебя. Завтра же, если Повелитель Правоверных не изменит своего решения, делай что должен.

Не случайно, Джафар ибн Яхья по всему Халифату известен был своим красноречием.

Но после недолгого колебания, аль-Рахла покачал головой.

— Нет к тому пути.

— Тогда хотя бы отведи меня к Повелителю Правоверных и дай возможность оправдаться!

Продолжал давить Джафар, и на этот раз евнух кивнул.

— Это возможно.

Харун ждал в своём шатре, сидя на молитвенном коврике.

— Где голова Джафара?

Быстро спросил халиф вошедшего Ясира. Тот опешил.

— Я привёл Джафара...

Попытался произнести незадачливый слуга, но Повелитель Правоверных не дал ему закончить, мгновенно подскочив с места, словно потревоженный карканьем воронов леопард

— Мне не нужен Джафар! Мне нужна его голова!

И Харун Ар-Рашид получил желаемое.
Взяв отсечённую голову в руки, долго еще он осыпал ее оскорблениями, в кровожадном исступлении снова обвинял в обидах, о которых Джафар, будь он жив, и не вспомнил бы...

Ясир туповато переминался с ноги на ногу в ожидании награды, заметил евнух и то, что в шатер прибыли хаджиб Фадл ибн ар-Раби, военачальник Харсама и евнух Масрур, прозванный "Меченосцем его мщения".

Наконец, халиф обозрел всех собравшихся — в глазах его стояли слезы.

— Харсама. Доставь это, — он протянул голову какому-то рабу, — и тело в Багдад. Выставьте останки на трёх мостах, дабы каждый знал, что бывает с изменниками. Масрур, немедленно вели заковать в цепи Яхью и Фадла Бармакидов, а также всех, кто служит им.

— Всех, Повелитель?

Невольно переспросил Масрур — речь шла о тысячах человек.

— Всех!

Рявкнул Харун, и тут взгляд его застыл на Ясире, так и стоящем с окровавленными руками.

— И отрубите этому голову.

Махнул рукой халиф.

— Не могу смотреть на убийцу Джафара.

***

В ту ночь начинается наша история.

В ночь, когда Харун Ар-Рашид пролил кровь, что не смыть всей водой из четырёх рек.

В ночь, когда мы впервые встретим наших героев.

История I
Салах


История II
Камал


История III
Эзра


История IV
Ясмин


Четыре героя.
Четыре истории.

Простолюдин с душой воина в пучине городской жизни — до чего трудно решить, с кем именно следует сражаться!

Молодой и изнеженный принц, делающий первые шаги в жизни — уже чувствующий, что ему суждено властвовать, но пока не знающий, как именно следует управлять другими.

Юноша Избранного Народа, впервые познавший трудности выбора между личным процветанием и законами общины — сумеет ли он спасти своего отца?

Дева из сказочной страны, чья сказка началась и закончилась, уступив место суровой реальности — открывшая ноль обратится ли в ноль?

Всех четверых объединит отрубленная голова Джафара ибн Яхьи, выставленная на мосту через Тигр.

В ту самую пору, когда Салах ибн Мади выбирал между джихадом и кошельком, когда Камал ибн Вали озирался в поисках учителя под сводами мечети Аль-Мансура, когда Эзра ибн Муса впервые делал выбор между общиной и обществом, когда Ясмин бинт Амир переворачивала страницы книги, написанной на пальмовых листьях, в ту самую пору зачинались истории еще трёх героев, едва ли уступающих четырём, о которых сказано было выше.

История V
Зари


История VI
Аыым


История VII
Фарук


Пути Трех... скоро им предстояло столкнуться с путями Четырёх, сплестись в причудливый узор, превосходящий изяществом прекраснейших из армянских ковров.

Слушай же, о вазир, слушай и внимай!

Ты знаешь начало истории.
Ты захочешь узнать конец.

      Пакс знал что-то об Америке в общих чертах.
      Но Президент США, пожалуй, многое сказал о стране.
      Всего лишь одним только собственным внешним видом.
      И слишком уж чётко поставленным неожиданным ударом.

      В последний миг до столкновения с кулаком Комиссар сгруппировался, принимая удар на самую прочную часть бронепластин. Отлетая прочь от противника, краем разума Кибер-Пёс мгновенно перехватил странную, пусть и очень подходящую здесь, ассоциацию. Прокатившись с неуправляемыми кувырками по бетонному полу, Комиссар отчаянно расцарапал плиту лапами с хвостом, ожесточённо входя в зацеп, останавливая инерцию тела до края крыши. И, едва он замер в вуали каменной пыли рядом с бездной – охотник резко обратно вскочил на лапы да рванул вперёд: нагнать гада. Пакс в рывке успел отметить рану Скай да появление вертолёта, когда в общий замес ворвался новый участник.
      И тут...



      ...система отметила аномальный скачок температуры процессора.
      Комиссар резко дал по тормозам, высекая задницей искры из пола.

      «Отказ главного мимиметра»
      «Отказ резервного мимиметра»
      «Требуется перезагрузка системы»
      «Требуется перезагрузка системы»

      Разумеется, что вывести Пакса из строя такой мелочью, как путаница в части логических цепей из-за ещё более неожиданной встречи с Фафнир (с её новым очеловеченным образом!), было довольно сложно. Однако: ему потребовалось пауза длиною в несколько терагерц, чтобы раскидать невесть как возникшие и совершенно непонятные артефакты в оперативной памяти. Из-за того он не сразу ответил – разве что заминку Кибер-Пса могла бы заметить только непосредственно та, кто стала оной причиной.

      – Привет, Фафнир! – радостно, насколько способен выдавать такие тона его голосовой модуль вообще, отозвался Пакс. Стоит ли говорить, что его хвост сразу же превратился в вентилятор, поднявший тучу пыли над вертолётной площадкой?! С высунутым наружу "языком", он убрал прочь лицевой щиток да подорвался за Элерс, внимательно следя за сближающимся истребителем. И, разогнавшись, Пёсель уж как мог аккуратно запрыгнул на борт металлической "драконицы". Уже там он прижался к машине как-то слишком уж... нежно? Насколько такое слово вообще применимо к его модной корундовой чешуе и мышцам из углеродных нанотрубок.

      – Где будут Фафнир и Скай, там буду также и я, – наконец, ответил Пакс на сообщение Козлова, – ещё было бы неплохо мистера Диаза в нашу компанию... Я надеюсь, вы на своей стороне сможете выкрутиться. Единственное, что меня в этом смущает, так это то, что Скай и я, мы помяты. Если есть какие-то идеи, как мы будем бить Мистера Петуха с его наномашинами, будет неплохо. В принципе, я согласен на вооружение обидными шутками про его внешность, либо нечто в таком духе. Вот это он определённо заслужил.

      Пакс немного помолчал.
      И неожиданно решительно спросил:
      – Фафнир. Тогда, в нашем воздушном бою, я сказал тебе обидную вещь. Могу ли я попросить прощения за это? И ещё. Твой новый образ... Буду ли я достоин такой красоты?
      Это были невыразимо важные вопросы.

Тогда. Удар красного копья вошел в тугую плоть дуба. Потом еще один, и еще. Быстрые и мощные они обрушивались на ствол молодого дерева один за другим. Все быстрее и быстрее. Но, недостаточно быстро. Темный ши посмел нападать на ее людей! На ее клан. Скатах смогла отогнать его, но не смогла убить. Она, уже убившая морского змея и сделавшая из его кости свое знаменитое копье! А тут, несколько стычек и все без толку. Она побеждала нечеловеческую тварь. Но в самый последний момент, в момент удара Га-Болга, ши ускользал. Уходил в тень, распадался падающими осенними листьями, улетал стаей ворон. Проклятое колдовство заклятой твари. Удар, удар, удар... Она должна его победить! Стереть с нечеловечески правильного прекрасного лица кривую усмешку. Перестать просыпаться от того, что ей снится его злорадный смех. Удар. Удар. Быстрее. Еще быстрее. От дуба уже летели щепки. Плевать, что руки налились свинцом. На боль и усталость. Пускай из под ногтей уже выступила кровь. Она должна стать сильнее. Должна убить рыцаря Неблагого Двора. Тварь, что посмела насмехаться над ней и ее искусством. Удар. Удар. И... Мир дрогнул. Прогнулся на миг под напором воли принцессы. Дыра в пробитом насквозь стволе. А руки Скатах только направляют копье вперед, направляя в острие толчок ног, вес тела, разворот корпуса, усилие мышц, волю, желание и мастерство. Причина и следствие поменялись местами. Змея времени укусила себя за хвост...

Сейчас. Скатах не знала, недооценил ее противник после двух побед в первый день турнира. Или понадеялся, что она будет драться с ним как Марк или Сфено?! Неважно. Воительница, как всегда, атаковала в полную мощь, не сдерживаясь и не откладывая силу и магию на потом. И этой мощи оказалось слишком много. Конечно, она не хотела развоплотить того, с кем вчера пировала. Но, какая ирония, Скатах не могла уже остановить собственную серию, когда увидела, что победит раньше. Она вложилась вся и не могла остановиться. Можно было только принять случившееся и склонить голову перед поверженным, провожая его туда, откуда Героическую душу выдернул ритуал его Мастера. И в этот момент Скатах поняла, что ее желание изменилось. Осталось только получить Грааль.

Айдан не хотел умирать. Желание, простое и понятное для любого человека. Единожды он уже пережил подобный опыт, и искренне надеялся никогда более не испытать омерзительного чувства беспомощности перед надвигающимся неизбежным концом. Увы, обманчивая лучезарная улыбка судьбы, вернувшей Ассассина из безвременного сна, на поверку оказалась злобным волчьим оскалом. Поманить уникальным шансом, а затем вдребезги разбить все надежды. Хорошая издёвка, достойная быть последней в биографии.

Магия, до поры удерживающая в мире живых материальную форму убийцы, быстро рассыпалась. Куда быстрее, чем тогда, пять веков назад, когда жизнь покидала израненное тело Райза с каждой капелькой теряемой крови. Чувства милосердно притупились. Айдан уже не слышал ни голосов, ни звуков. Не чувствовал и боли от смертельной раны. В последние мгновения не тело, но душу жгуче травила горечь - горечь поражения, жестокого разочарования в себе и обиды за упущенный шанс. Не сумел. Не справился. Не реализовал подарок судьбы. Беспомощность и и бездарность. Худшего оскорбления не было в гильдии, в коей Райз состоял при жизни.

"Неужели всё закончится вот так?"

На закрывающиеся глаза против воли навернулись слёзы. Хорошо, что маска всё ещё на нём.

Прибитый копьём к стене, как приколотая к картону бабочка, Айдан подался вперёд, протягивая руку, но не пытаясь добраться до своей убийцы - он тянулся к небу, безразлично взирающему на сражение. С отчаянием утопающего, хватающего соломинку, в безумной и бессмысленной надежде, что силы небесные сжалятся, протянут ему руку и в последний момент спасут, вытащат из тёмного болота забвения, неумолимо затягивающего в себя Ассассина.

Помощь не пришла. Ангелов не бывает.

Последний тихий вздох прозвучал из-под маски, знаменуя финал оказавшейся внезапно короткой пьесы.

А затем опустился тяжёлый чёрный занавес.

      Когда удивляется новоиспченный участник отряда — это ничего, но когда его командир? Иола смотрит на Киру краем глаз, но всё равно не сдерживает приподнятую бровь. О чём они говорили с Главнокомандующей, отходив, и что, по итогу, взяла на себя служительница Рамоны, а что стало полной импровизацией со стороны Самины?
      Впрочем, ещё будет время для такого рода вопросов. По крайней мере, прислушиваясь к старой подруге, она понимает: Кира не оставит их без возможности — уж точно не её — задаться парой. В свою очередь, Иоланда надеялась и на честный ответ.
      Женщина ненавязчиво прикладывает ладонь к своей груди, туда, где кожу теплил её священный символ. Прислушивается, но не чувствует того беспокойства, которое должно было бушевать внутри. Конечно, фоном эмоции никуда не делись, хоть уже и отдавались эхом: она нужна здесь и сейчас, а не там, где до сих пор горечь от пусть прошедшей, но битвы, там, где большинство сестёр покинули их мир, а другие остались с разбитым навсегда сердцем. Однако ей не приходится долго гадать о причинах, почему внезапный поход с неизвестным никому исходом не пугает её, как должен.
      На протяжении всей жизни Иоланда находилась под Куполом — с погрехом на временные выходы и хождения по границам — и никогда не знала о судьбах её близких. Теперь же... она отправляется вместе с Кирой.
      Внезапно старушка даже хмыкает себе под нос, концентрируя своё внимание на защёлке сундука. Потребовалось, немного-немало, тридцать лет и одно несчастье для всего сестринского сообщества, чтобы ей оказаться бок о бок на задании вместе со старой возлюбленной.
      Иначе Богини не могли распорядиться?
      И всё же, перед глазами то и дело маячил слон; в который раз Иоланда запирает под семью замками вопрос, который не сулил ничего хорошего в ответе. Если Кира до сих пор ничего не сказала о Фиби...
      — Увы, — тихо отвечает женщина Кире, поджав на мгновение губы, — не могла не помочь в лагере с лечением, практически все силы ушли туда. И даже если бы я могла... используемый прислужницами жемчуг остался под Куполом. Если мы не найдём его здесь, то я сомневаюсь, что смогу прочитать что-то без, — она качает головой из стороны в сторону, на всякий случай прохлопывая карманы и мешочки, подвязанные на поясе. Стоило прихватить с собой, но об этом Иоланда подумать попросту не успела.
      И вновь этот неприятный укол вины.
      — Я рада, что каждый сможет предоставить медицинскую помощь в случае необходимости, — в глазах Ио можно прочитать немой вопрос-шутку: «тогда зачем я вам нужна?», который она решает проглотить и выдавить из себя только похвальную улыбку. Несмотря на то, что вопросы на счёт специальности и умениях седовласая задавала близнецам, Иоланда тоже решила вступить в разговор, не отвлекаясь от дела. В конце концов, там, где Кира знает её вдоль и поперёк, не означает, что тех же знаний были Росита и Бьянка. Она задерживает взгляд сначала на одной, а затем на второй, тепло улыбаясь. Наконец, щёлкнув замком и потянув крышку вверх, Иола также неспешно произносит:
      — Я — языковед-исследователь при храме Рамоны и библиотеке Купола, но как и все, прошедшая подготовку для участия в бою, но, конечно, в основном специализируюсь на лекарской помощи, — а следом обращает своё внимание на содержимое, опуская голову вниз, приговаривая, — крайне необходимое у меня взято с собой, может быть разве что кроме... — снова пауза, и предложение она уже недоговаривает, как и прежде, поглощённая работой, уходит в себя: — что у нас здесь...

  - Подвела… До слез обидно, что так глупо подставилась… Хозяйка, скажи, а он… - девушка кивнула на арену, явно подразумевая того, кого та не осталось, - еще может вернуться, или…



— Нет, Кастер, уже не сможет, — кусая губы ответила Рин. — Нас осталось... трое теперь.

Хозяйка почувствовала гибель Ассасина в следующее мгновение – и ещё сильнее закусила губу, до крови. Хотя она знала своих Слуг не более чем три дня, хотя ей уже приходилось терять Слуг на Войне Грааля, она уже успела к ним привыкнуть, и её жалость происходила не из-за неудачи как таковой, а из-за того что пришлось потерять новых знакомых.

— Привет, Арча, — подозвала она бесплотный призрак великого лучника. — Пойдёмте, Нужно подумать, как быть дальше. Пока вы со мной – я не прекращу бороться!

Последняя фраза далась ей с трудом – голос брюнетки дрогнул.

К девушке подошёл Лев – и судя по его лицу, он похоже был тем, кто ближе всех принял к сердцу происходящее, потому что ему было это в новинку. Подошедшая горгона могла заметить, как изменилось его лицо на мгновение: Инквизитор видел, как она расправилась с Слугами Ассоциации, и пророчество Первой потихоньку начинало сбываться.

— Рин, мне жаль. Я думал, мы обойдёмся без жертв, — пробормотал юноша, тщательно подбирая слова.

— Без жертв?! — наконец вспыхнула Тосака, сжав кулаки. — Это война, Лев. Мы здесь враги! Запомни уже!

И, крутанувшись на каблуках, девушка поспешила прочь с арены, оставив Лэнгтона в растерянности.

  Когда Марко распахнул Зеркало Души, волшебница чуть не забыла о своем поединке: любопытство подталкивало ее бросить все и, начертив Соломонову печать, разобрать чары римлянина на составные части, чтобы установить, как и чем Тени привязываются к персоне заклинателя, и что необходимо для их призыва. Ритуал этот был стародавний, сильный, упоминания о нем встречались часто, но везде только разрозненными фрагментами, без описания техник – уже к падению Римской Империи он был забыт: в цивилизованном мире, по крайней мере. Так что любопытство исследователя, без которого не бывает настоящих магов, настоятельно требовало от Катерины досконально исследовать древнее колдовство.
  Вот только для этого сначала требовалось разобраться с горгоной…

  Любопытство ли, отвлекшее ее от своей дуэли, излишняя ли самоуверенность, которой Кастер страдала как при жизни, так и в новом воплощении, недооценка ли противницы тому виной – но к той ярости, той скорости, с которой вмиг потерявшая все человеческое Сфено налетела на нее, графиня Форли оказалась попросту не готова. Те удары, что должны были сбить противницу с ритма, оказались для нее не страшнее комариных укусов, и горгона даже на миг не прервала свой узор боя: если, конечно, можно назвать узором ту безумную ярость, с которой она обрушилась на Катерину соперница.
  Львица Романьи просто не ожидала, что не сможет ни парировать мощные удары, ни даже изящным вольтом увернуться от них – подруга-соперница, казалось, была одновременно везде, и наносила удары добрым десятком рук. Первым из рук Сфорца вылетел обиженно звякнувший клинок, а затем и сама графиня рухнула на землю, не успевая ни сотворить щит, ни перекатом уйти. В груди разорвался болью алый цветок, за ним – еще один, и еще, еще… Катерина заорала надрывно, но крик быстро перешел в хриплый стон, совершенно заглушаемый чавкающими звуками ударов. А потом израненное тело, которое больше не держала выплескивающаяся наружу магия, растворилось, оставляя после себя нематериальную оболочку.
  Скорчившаяся, надсадно стонущая волшебница, а, вернее, ее дух, видел, как горгона и римлянин, объединив усилия, прикончили оседлавшего Пегаса Персея, с ужасом осознавая, что жизнерадостный и надежный герой древности развоплощен окончательно и бесповоротно, и только благоволением Фортуны можно объяснить, что она успела одеться в призрачную плоть – иначе и над ней бы уцелевшие могли возрыдать.

  Бледная бесплотная тень доковыляла до Рин и опустилась рядом с ней на колени:
  - Подвела… До слез обидно, что так глупо подставилась… Хозяйка, скажи, а он… - девушка кивнула на арену, явно подразумевая того, кого та не осталось, - еще может вернуться, или…

— Т-ты...

Это были первые слова, которые сорвались с мраморных губ Хель за всё время, которое они сражались на крыше. Казалось, в этой схватке не дано взять одной из них верх – любой выпад, любая обманная атака легко парировались, распознавались и обходились. Грация движений отражалась в лужах и бликах прожекторов, окружив поле схватки. Ни одного лишнего движения, ни одной избыточно сильной атаки – это ночное танго могло продолжаться, казалось, вечно.

Но мгновение назад, едва успев отбить лезвие меча, Скай вспомнила, что вечности в запасе у них нет. Хотя, вечный бой двух совершенных машин для убийств наверное был бы красивой метафорой-инсталляцией для какой-нибудь выставки современных искусств... но надо было что-то решать. И вместо того чтобы увести руку от пронзающего удара Хель, она "обняла" клинок, вжимая его в своё тело, поворачиваясь к противнице полубоком, чтобы не оставить слишком серьёзную рану.

И, не обращая внимания на боль – подавляющие её ингибиторы всё равно были отключены – киборг схватила меч, а следующим движением насадила пойманную фехтовальщицу на когти левой руки. Два полимерных лезвия прошили девушку насквозь, выйдя полностью с другой стороны спины. Но даже сейчас Не было даже струйки крови изо рта – да сколько ж в ней осталось от человека?! — только светло-синяя жидкость электролитов.

— Т-ты... — повторила Хель.

Вместо того чтобы попытаться высвободиться, или попытаться нанести ещё один удар, она придвинулась ближе к Скай, и, выпустив "Крах", положила той руку на затылок, стукнув девушку лбом о свой, скрытый за капюшоном маски.

— Пусть это всё будет не зря, — прошептала Хель и сама отключила постепенно отказывающие системы жизнеобеспечения.

На пол рухнула лишь безвольная кукла – прощальным "подарком" от неё было перехваченный Скай пакет с информацией, направлявшийся на какие-то дальние сервера. Это оказалась лишь подписанная фотография – фотография самой Фредерики до того, как её поразил некроз.

С фотографии на неё смотрела редкой красоты девушка – не лощено-модельного вида, скорее даже наоборот. Черты лица были аристократично-резкие, взгляд – суровый. Фотограф поймал момент когда девушка куда-то обернулась, видимо о чём-то задумавшись. Но этот взгляд гипнотизировал своей волей. Интересно, каково ей было потерять это всё? Теперь уже не узнать. А Пакс, уже рассчитавший, откуда появится неизвестный, явно опаздывающий на вертолёт, выжидал в засаде. Как настоящий хищник, спрятавшийся возле водопоя, он выжидал, когда же появится его жертва!

Но думать об этом не было времени...

Потому что практически одновременно произошли две вещи.

Компактный вертолёт фирмы TSG завис над крышей. Его винты крутились практически бесшумно, так что первое, что можно было заметить – резко поднявшийся ветер. А затем в лучах прожекторов черным коршуном зависла и сама кабина "вертушки". Кто бы ни был за рулем – автопилот или живой человек, он даже авиапушку не стал раскручивать, четко зная – Скай его отсюда просто так не достать.



А затем появилась "жертва", и, несмотря на то, что PC-78 её ждал, его близкий к человеческому (в плане типа мышления, конечно же, не мощности) интеллект позволил робопсу испытать чувство удивления. Потому что система распознаваний образов уткнулась в лощёное, с густой седой шевелюрой и бородой лицо... шестидесятого президента США! Впрочем, Пакс даже так отработал механически – попытался блокировать передвижение важного лица, прыгнув сверху!

🎶[ссылка]

... И тут же нарвался на мощный крученый удар, едва не сбросивший его с крыши! Выпустив когти, кибер-пёс прочертил заметную кровавую борозду на предплечье мужчины, но рану быстро прикрыло какое-то темное вещество. Нет, перед ним просто не мог быть президент – если только его не превратили тайно в боевого киборга!

А президент тем временем рванул мимо Скай, наступил лакированной туфлей на то что осталось от Хель, словно это была консервная банка – его нога буквально растоптала в крошку металлические переборки кибернетической платформы – и, совершенно не обращая на рефлекторный выпад в его сторону от Элерс, в могучем прыжке допрыгнул до вертолёта!



— Наномашины, детка! — лукаво подмигнул мощный старик, в ответ на недоуменное лицо Скай. — Как там у вас?.. Адью!

Но не успел вертолёт толком развернуться, как откуда-то за областью обзора ворвалась ракета, ударив его точно в корпус! Ночное небо Парижа подсветила вспышка взрыва, а по крыше застучали обломки ракет. Вертолёт отнесло в сторону – он явно потерял баланс, но всё ещё был на ходу, а от следующей атаки успел уйти. Но всё-таки – кто-то спешил на помощь!

Спустя мгновение до них долетает грохот турбин, а ещё спустя миг – в поле зрения, прямо дан крышей пролетает уже знакомый Скай и Паксу... Су-78?!



— Скай, Пакс! — в канал врывается новое лицо: беловолосая женщина с... это что у неё, рога?.. Фафнир?! — Привет! Бунраку и Козлов сказали, что вам нужна помощь! Нужно догнать тот вертолёт!

Похоже, к этому Бунраку ещё и прибавила какие-то инструкции насчёт аватарки, раз в этот раз на них смотрело довольно милое лицо человека, а не фантазия на тему "мечты технофила".

— Я снижу скорость, а вы запрыгивайте прямо на меня! Места в кабине хватит на всех, но обещаю в этот раз никого не сбрасывать, хехе! — с легким металлически оттенком засмеялась Фафнир. — Погнали!



— Фафнир, потише. Скай, Пакс, слушайте внимательно. Конечно мы не имеем никаких полномочий гоняться за президентом Соединённых Штатов. У него дипломатический иммунитет. Но я думаю, вы всё прекрасно понимаете. И лучшей возможности добраться до спонсора всего этого дерьма, у нас просто не будет. Эшер просит, я лично прошу – достаньте его. UEAFP и так политический труп после сегодняшней акции. Нам просто нечего терять. Пусть это будет не зря.

Александр немного помолчал, видимо собираясь с духом.

— Конечно, вы можете отказаться. Мы больше не имеем права приказывать. Тогда просто выбирайтесь оттуда и бегите, куда глаза глядят. Если честно – я не смогу вас осуждать. Да и никто не будет.



— Если что, он сейчас направляется в сторону промышленной застройки. — В разговор включилась Бунраку. И хотя лицо её было по-прежнему скрыто за маской, то, как она взволнована можно было понять по тому, что теперь её речь звучала медленно и внятно. — Вернее, замороженной промышленной застройки – оттуда дальше на север, чтобы поскорее вылететь за границу. Удобное место, где не будет пострадавших. Учтите, что на перехват уже поднимаются местные Рафали.

Когда сказали стой, Корви застыл на месте. У механиков дело простое. Сказали стой, сначала встань, а потом спрашивай зачем. Это уже инстинкт, не хуже того, что утром надо умыться, а днем перекусить.

Выслушав Дину фаун понял, что она боится. И не за себя боится, за него боится. Непроизвольно он взял ее за руку и тут же отдернул, как обжегшись. Как он посмел. Грязный фаун взять за руку такую красавицу. Нет, у него даже в мыслях ничего потребного не было. Воспринимал он Дину как сестренку. Как сестренку гордость родителей, да и всей семьи, у которой брат такой, что есть, а лучше бы не было. Она его одного в эту темень и страх не послала, сама с ним пошла, да еще и свет добыла, а он невежа, ее за руку берет. Совсем с этим концом света ополоумел.

Впрочем характер у Корви был такой, что долго горевать он не мог, когда дело стояло. Пыль говорила об одном, щель именно там, и судя по всему не такая большая. Пар же говорил о том, что уши не обманули, где-то утечка, но вот где, от шума котлов точный источник не установишь, а на глаз не видно.

- Ты права Дина, тут не машинное отделение, а заброшенный склад какой-то. Осторожней ходите, тут и доски валяются, возможно с гвоздями, и запчасти всякие, возможно пригодятся еще.

Теперь предстояло самое страшное. Охрану Корви боялся. Не потому что плохие, а потому что плевать им на фаунов, растопчут и не заметят. Особенно когда пьяные, но этот вроде трезвый был, надо рискнуть.

- Господин унтер-офицер, простите христа ради, там, в самом дальнем углу, за последним котлом дырка, через которую свет проникает. Дырка похоже небольшая, но все же посмотреть бы надо, а мы пока поищем откуда пар травит, попробуем падение давления остановить. Простите еще раз.

Вот это он видимо зря сказал, голова непроизвольно втянулась в шею ожидая, что его сейчас в лучшем случае пошлют по матери, да со всеми апостолами и корабельными принадлежностями, а в худшем надают по той самой шее или зуботычину сунут.

- Ты на них глянь еще раз? Сомневаюсь, что инструмет уцелеет дольше пары аккордов в таком то настроении.
Бьянка слабо улыбнулась. Розочка подтверждала свое имя - красный яркий цветочек, в любой компании и месте выделялась жизнью и задором.
Только вот Бьянка считала, что сейчас не время и не место. Атмосфера угрюмых дам начинала давить почти физически. И один из атмосферных источников уже обращался к ним.

Бьянка секунд пять смотрела на Киру после ее речи, молча, исподлобья. В прищуренном взгляде девушки можно было углядеть многое, в частности то, что пренебрежение и недоверие к ней она с готовностью отзеркалила на суровую даму. Но ее взгляд скользнул с Киры в сторону, как обычно бывает, когда вместо окружающего мира она сосредотачивалась на мире внутреннем. Прошло еще две секунды, и девушка выпрямилась по стойке "смирно"

- Так точно! Бардесса Бьянка, владею клинком , могу создавать пламя и иллюзии. Лечебные силы исчерпаны , длявосстановления необходим сон и отдых.

Без усилий девушка удержалась от взгляда на сестру. Не довольны, что дали бардессу вместо солдатки? Забыли, что лучшие актрисы - это барды? Да Бьë пять баллов вперед вашим дубовым девочкам даст в отыгрыше воительницы, а где не знает устава, там сымпровизирует.

Головы, руки зажимающие мечи, кровь летели во все стороны вперемешку с смятыми доспехами и телами. Резня с легионом напомнила его возвращение в Сериф. Последние дни Персей гадал почему большинство его деяний после Медузы приписывали показу головы горгоны. Этот факт вызывал у него настоящую ярость, ведь он никому не позволял лицезреть её выражение лица. Она была только его. Эта улыбка, что грела душу до скончания дней. В том же Серифе он не заковал в камень всё население, а просто вырезал их за то, что их правитель посмел нацелиться на Данаю. Не мог стерпеть полубог такого отношения к родной матери.

Полный этих воспоминаний, его меч махал ещё сильнее, намереваясь вырезать как можно больше этих жалких насекомых. Сам не заметил того, что обычно спокойная улыбка, сопровождающая даже бои, стала чуть безумной. Белый компаньон и тело всадника теперь же было в крови, но ничто не могло остановить эту убийственную бурю. Вот показывается тот, кто решил прикрыться телами товарищей. Удар не стал себя долго ждать, отправляя тело Сэйбера куда-то сквозь толпу. Райдера бесило, что он не может тут же добить соперника. Как же ему хотелось добить его, увидеть выражение лица Сфено и оставить ту жить, чтобы добить последней, когда каждый из её команды будет растерзан и... Тварь выжила. Мечник поднялся, что взбесило древнего героя ещё сильнее.

Но он не мог прорваться. Ряды все сметались, но в какой-то момент его отвлекло что-то знакомое. Это ощущение смерти. Он знал каково оно ощущается, а эта ещё и была полна знакомыми сладкими нотками. Юноша радостно повернул голову в сторону вскрикнувшей горгоны, на мгновенье увидев перед глазами прекрасный силуэт с розовыми волосами. Но картинка тут же развеялась, оставляя злобную змееволоску.

Красноволосый не успевал среагировать, но верный Пегас не подвёл. От свалившейся Сфено, всадник не смог сдержать смеха.

– Ах-ха-хаа! Твоя сестрица была куда ужасней... – речь прервалась, ведь противница довольно скоро вернулась с яростным напором.

Как же его бесило, что он не мог нормально двигаться! Все его движения и стили требовали пространства, а здесь... Но всё это были отговорки, которым он не уделял внимания. Весь он быль сконцентрирован на противнице. Удар, ещё один, третий и... Серп исчезает. Следом вражеский клинок встречает плечо, уходя по телу вниз и чудом не задевая сердце. Конь пропадает, а тело валится вниз, уходя в катящееся движение.

Персей не чувствовал сожаления, считая что выложил все силы, что были доступны ему от призыва. Глубоко в душе он желал Рин победы и верил, что она добьется этого даже без него. Лишь слегка терзала печаль от того, что он не увидит радость мастера.

– Довольна? – безмолвно задала вопрос улыбающаяся голова, не отрывая взгляда от горгоны перед тем как развеяться золотым пеплом.

Не успели противники вступить на арену, как яркая вспышка света захлестнула её! Поднялся сильный ветер, и магия забурлила вокруг – сильная, мощная. Древняя, древнее той что владела Катерина. Магия, которая спала до поры до времени в каждой Героической Душе. Кастер сразу поняла – кто-то из врагов открыл перед ними Зеркало Души. И когда солнце засверкало на шлемах и lorica segmentata принципов, когда взметнулись вверх дротики велитов, а вдалеке донеслось ржание коней эквитов, стало понятно, чьё.

Марк Клавдий Марцелл, претор, консул Римской республики и Меч Италии пришёл на бой.

Поле преобразилось – не было больше утоптанного песка и неказистых деревянных перекрытий. Ровная зелёная трава поднималась от земли, и, на сколько хватало глаз, простиралась степь, по которой когда-то маршировали легионы Марцелла.

Даже взмывшему вверх Персею стало не по себе – он побеждал чудовищ, терроризировавших города, но целые армии? Но отступать было поздно – ведь он пришёл сюда побеждать! Завоевать для Рин победу, а для себя – новую мечту!

– Давай же покажем им силу ветра и как быстро может сверкать лезвие моего меча, Пегас! — прокричал полубог, и его белоснежный конь засиял ещё ярче, отзываясь на заветные слова. — И только не отговаривайся, что позабыл как сметать пред собой любого! – чуть рассмеявшись, похлопал фыркнувшего коня шее. – Я рад, что ты со мной на столь далеких землях...

Всплеск силы переполнил тело Персея, мана, выплеснувшись наружу, растаяла в свете солнца золотистыми каплями. Сверкнув ярким белым лучом, Пегас спикировал на легионы снизу вверх, как молния, пущенная самим Громовержцем! Сейчас он был уже не полу-человеком – в нём остался только бог.

От удара копыт о землю треснула земля, тряхнуло весь полигон, и Персей, сжимая в руках светящийся радугой алмазный серп помчался сквозь строй, сметая всё на своём пути! Ни один удар, ни единый пилум не могли достигнуть его! А он рубил, рубил словно люди под копытами Пегаса были не более чем сорняками. И даже когда сам Марк вырвался в первый ряд, видя, что никто из его солдат неспособен остановить отмеченного богами – даже его удар Персей играючи отвёл, оставив в память о себе Сэйберу глубокий порез от плеча до бедра на груди Марцелла. Сэйбера отшвырнуло прочь силой, и Персей забыл о нём, потому что никто из смертных был не способен пережить удар, решив разделаться с легионами окончательно... Райдер был страшен в своём неумолимом великолепии, разя направо и налево.

Но когда он наконец остановился, когда свечение Пегаса чуть притухло, потому что постепенно истончалась магия, взывавшая к его настоящей силе, Персей мог с удивлением увидеть, что Марк всё ещё стоит на ногах.

А пока бились римлянин и эллин, на другой стороне боя столкнулись Катерина и Сфено. В котором графиня Сфорца совершила один непростительный просчёт.

Она.

Недооценила.

ЯРОСТЬ!!!

С которой противница желала убить полубога, отнявшего жизнь её сестры. Которую, видимо, копила в себе всё это время. И два удара стилетом, которые юркая магичка успела нанести, разбились о нагрудник горгоны, которая их даже не заметила. Потому что Безумие, охватившее Сфено в следующий миг стало ей настоящими мечом и щитом. Катерина не успела уже отпрыгнуть – всё больше свирепевшая от возникшей у неё на пути преграды в виде Кастер, Берсерк мощным ударом руки впечатала женщину в землю, а затем, словно недовольная результатом, дважды опустила клинок на манер копья, пригвоздив Сфорца, причём ярость, с которой она выдергивала клинок каждый раз, заставляло тело Кастер подпрыгивать над землёй, на манер мячика.

И в этот раз уже не успела Катерина призвать всю свою силу, и как бы отчаянно она не вливала ману в глубокие раны, оставленные мечом Сфено – яд разъедал их быстрее. Эту битву львица Романьи, увы, проиграла. Печати на её теле вспыхнули – и погасли.

А ставшая свободной горгона подняла голову – и вся сотня змей разом зашипела, увидев вдалеке Персея. Берсерк, не раздумывая, рванула с места – и была ничуть не медленнее Пегаса, упавшего до этого с неба! Порыв ветра разметал в сторону тела легионеров, и змеевласая в одно мгновение оказалась рядом с полубогом!

— ПЕРСССЕЙ! — прошипела Сфено, сокращая дистанцию. — Сссудьба идёт за тобой!

Лишь благодаря Пегасу, вовремя почувствовавшему опасность, Персей успел развернуться, выставить перед собой алмазный серп – и Сфено со всей своей мощью рывка напоролась на него, так что оружие, пробив золотую пластину доспеха, по рукоять исчезло внутри! И прежде чем Берсерк опомнилась, Пегас лягнул её в живот, отбрасывая прочь от хозяина!

Но Берсерк тут же вскочила на ноги снова и пошла в яростную атаку, не обращая внимания на собственные раны. Засверкал вновь алмазный серп, бросая блики на поле битвы, отражая одну атаку за другой. Искусен был полубог, но всё было тщетно – горгона буквально прорубалась сквозь его атаки. Ещё удар, ещё! И встретивший атаку изогнутого меча ярящейся горгоны серп просто рассыпается на части, а клинок Сфено прорубает Персея от плеча до седла, а Сфено, напрягая мускулы, разрубает его вместе с Пегасом! Конь испаряется в яркой вспышке маны, и поверженный полубог ничком катится по земле, постепенно рассыпаясь в золотистый пепел.

Волею Судьбы, змеевласая всё-таки свершила свою месть.

- Это мой друг. - Спокойно пояснила Моррин, увидев реакцию девушки. - И он, возможно, единственный, кто сможет помочь твоему брату остаться в этом мире чуть дольше.

Знахарка отложила в сторону инструменты и дата-слейт, немного потянулась, выдохнула.
- Заходи, Варк! - громко ответила она, - У меня больной, и нам, возможно, понадобятся твои знания.
После чего, продолжила уже тише, обращаясь к девушке.
- Его лихорадка - не причина скорой кончины. Лишь проявление. Проявление слабости его собственной крови, разрушенной воздухом и грязью этого мира. И ответ на его спасение кроется в тебе, - Моррин указала пальцем на Нору, и улыбнулась. Затем медленно опустила палец, чтобы тот указывал той чуть ниже живота. - В твоих костях хранится сок, дарующий крови её силу. Если взять его часть, и отдать ему, он может выжить. И я могу сделать это прямо тут, прямо сейчас.
Девушка покачала головой.
- Он слаб, а кровь твоих костей может быть грязна - её надо будет очистить. В этих местах есть заброшенный медблок, в нем могут быть нужные машины, и мой друг Варк может их вернуть из небытия. Если нам это удастся - шансов на выживание становится значительно больше.

Моррин села на одну из тумб, не заботясь о том, что плащ свалился набок, более не скрывая ее полностью обнаженных ног.
- Выбор за тобой. Ты ответственна за судьбу. Один правильный выбор ты уже сделала, придя сюда. Сделаешь ли ты еще один?

Балин снова встретился с Арчером, которого уже побеждал, а вот Скатах не достались ни Персей, а она хотела вернуть ему должок, ни Катерина. По дороге на Арену она больше волновалась за Сфено. Боялась, что та сорвется и без раздумий бросится на Персея. А бой пара на пару немного не то, что дуэль. Тут надо учитывать намного больше вариантов, ловя движения как противников. так и собственного союзника. Ну, зато она сможет скрестить свое копье с оружием Айдана, который лучше всех провел первый круг. Но как только воительница вышла на поле боя, лишние мысли вымело из ее головы. Скатах призвала две копии Га-Болга, отсалютовала обоим противникам и кинулась в бой.

Марцелл кивнул, он снова сменил современную ветровку на свой нагрудник только выходя на ристалище, но в этот раз в левой руке сэйбер держал шлем с красным гребнем. Судьба снова сводила его с дочерью Италии, словно посмеиваясь.
Марцелл с улыбкой кивнул Сфено, — Я справлюсь. — И пока дочь бурь бежала навстречу ведьме, квирит надел шлем и сам двинулся в сторону райдера, с интересом наблюдая, как тот поднимается выше и выше.

— Ты думаешь я не смогу тебя там достать? Я, консул Римской республики! Я бился со слонами Карфагена! Я не спасовал перед темными шаманами Испании! Я сражал галльских друидов и в боях одолевал величайших греческих волшебников! Я военачальник! Сражаешься со мной - сражаешься со всей Республикой и со всеми её легионами! С детьми Рима, потомками Волчицы! Мы - защитника отечества! И я - Меч Италии! Тот, кто ведет их в бой, побеждать и умирать во славу Рима и Италии, будь наш враг хоть за морями, среди гор или в небесной выси! Спускайся полубог, тебя ждет всего лишь смертный человек! — Сэйбер улыбнулся и вскинул меч вверх, в сторону всадника на крылатом коне. — И десять тысяч моих солдат.

— Боюсь, жизнь полна разочарований, Арчер.
Марк понимал, что улыбаться неуместно, но все равно не получилось и сэйбер поднес руку ко рту, чтобы соблюсти хотя бы видимость приличий. Тем более, что за самого себя было тоже смешно, когда, бегло осознав историю страны, швырял в стену тяжелые предметы с криком "КАК МОЖНО БЫЛО ПРОСРАТЬ ТАКУЮ СТРАНУ?!" и чуть не сделал ногой дырку в двери, которая точно не была виновата в проблемах Великого Рима.
— За твою страну не берусь судить, но в моей потомки умудрились развалить все своими силами, даже варваров не потребовалось.
Марцелл разочарованно цокнул языком, покачав головой и снова взялся за бокал. Почему бы и не поддержать хороший тост.
— А сколько бы дней и ночей не осталось, все будут наши. А как провести найдем. За победы, неважно какие и где.

***
Дальше слово взяла дочь Италии и квириту снова оставалось только уважительно кивнуть. Отечество рождало людей, чей язык был достаточно ловок, чтобы ласкать слух и души людей. И, кажется, в этот раз обходилось без какой-либо магии.
— Я так никогда и не добрался на восток, хоть сколько-нибудь. Всю жизнь плавал или на юг, или на запад. Разве что в Греции побывал пару раз. Но могу сказать, пусть мои таланты и скромны, но там в танцевальной школе я был не последним из учеников.
Да и ноги - не копыта кабана, чтобы давить ими чужие пальцы, пусть даже танцы среди военных не были чем-то сильно почитаемым. Так что мельком задумавшись над словами Катерины и вспомнив былое, а заодно новое, что Марк узнал о мире за последнее время, сэйбер, принял решение на ходу, решив разбираться с возможными последствиями потом. Положив руку на ладонь сидящей рядом Сфено, чтобы привлечь взгляд, а потом медленно кивнул в сторону зала.

  Помимо Самины, вопросы задает еще и ученая матушка Иоланда – только у нее все выходит мягко, просительно так. Я непроизвольно улыбаюсь в ответ и отвечаю:
  - Никак нет, сестра Иоланда, не называли. Вернее, жрец пытался, да не успел: только и выдавил что-то вроде «пресви…»: не ведаю, имя ли это, чин ли, обращение… А ландскнехты, они, мнится мне, были разозлены, что их так подставили, втянув в провальный поход и потом попросту бросив нам на растерзание даже без попытки помочь.

  Старшая рамонитка на мой ответ, почитай, никак не отреагировала, оставляя меня теряться в догадках, зачем вообще ей это было надо. Недолго, впрочем – следующая фраза все расставила на свои места, запутывая еще больше. Казалось бы, при таком подходе правильным решением будет оставить Бьё в тылу, а меня, как персону необходимую, взять с собой. Но вот фразочка «хотя бы одну надо вернуть живой» недвусмысленно свидетельствовала, что в поход мы пойдем обе. Ни-че-го не понимаю! Это уже какие-то свои, командирские решения, для понимания которых надо иметь хотя бы нашивки десятницы.
  Собственно, мои подозрения быстро подтвердились: и я, и Бьянка в состав отряда зачислены. Только вот Командора почему-то решила ограничиться тем, что приставила к нам свою заместительницу и ученую сестру Иоланду: с хрена ли, спрашивается, только двоих, а не хотя бы полноценный десяток ветеранш, готовых пустить этих кондотьеров под нож, как надоевшего петуха? Я положительно не могла понять ход мыслей рамонитки.

  Хотелось задать немало вопросов, выяснить, что да как, с какого рожна были приняты такие решения, но я – девочка умненькая, и предпочла запихать язык поглубже между полужопков и не вызывать новый приступ негодования у заместительницы, которой и без того еще долго буду мозолить глаза. Почему я смолчала? Да все просто: даже моего разумения хватало, чтобы понять, что слова ничегно не изменят. Дан приказ – рядовая Росита, изволь выполнять.
  В конце-концов, делов-то: сколько я этих бородатых прирезала прежде, чем меня… ну убили, да, убили все же! Вот и с этими справлюсь, куда я денусь. Надо только еще один глаз отрастить на затылке, и следить за сестренкой в три глаза, чтобы не случилось что. Главное, делать это незаметненько, как мышка в подполе, иначе моя любовь мигом надает мне по ушам за излишнюю, по ее мнению, заботу. А оно мне надо? То-то же!

  Пока Командору отвлекла какая-то «чернильница», я прислушалась к урчащему животику и, наклонившись к Бьё, прошептала, косясь одновременно на начальство:
  - Жрать хочется… Вот даже уже не есть! Как думаешь, есть шанс попросить этих, - я кивнула на сторону, - организовать нам… ну, хотя бы паек в дорогу! Не думаю, что они расщедрятся покормить нас от пуза сейчас, да и времени терять не хочется. Придется есть в седле, а это, я тебе доложу, удовольствие ниже среднего!
  Я печально вздохнула, представляя, как мне в таком состоянии еще и в седле трястись:
  - Эх, дела наши солдатские… Как бы еще заронить командиршам мысль, что с песней оно и идти приятнее, и на привале отдыхать комфортнее? Я бы мандолину с собой попросила, да где ж ее возьмешь? Ну или флейту хотя бы… Может, послушниц этих спросить? Вдруг у кого из сестер, кого с поля боя принесли, с собой была? Ну, а вдруг?

  Повар, кажется, проникся тем, что хоть кто-то из присутствующих оказался подлинным гурманом, чьи запросы позволят магистру кулинарии ярче засиять своим талантам. К тому же извинения свои он преподнес с должным уважением, что тоже льстило графине, четко делящей мир на тех, кто берет свое, и тех, кто им служит. Так что Артур удостоился вежливого кивка и более мягкого, чем можно было ожидать, замечания:
  - Морепродукты на пиршественном столе – блюда второго сорта, лучшее, что можно подобрать для знатных синьоров – благородные птицы, оттененные мясом и овощами. Но если вы считаете, что сможете подачей сделать осьминогов достойными внимания благородной публики – дерзайте: шедевр всегда будет встречен с радостью и уважением к мастеру.

  Дождавшись, когда остальные слуги огласят свои заказы, Катерина бочком-бочком подобралась к шеф-повару и задержала его новой просьбой:
  - Я смотрю, большинство моих друзей любит мясо, и хотела бы сделать им маленький миланский подарок. Почему бы не подать им еще ossobuco той степени готовки, которая им по вкусу? А к нему и граппы, для лучшего оттенения послевкусия блюда.

  …Как и подобает благородной синьоре, Катерина подолгу над одним блюдом не задерживалась, стремясь отведать все и воздать должное талантам шефа. Единственное, чему она бесспорно хранила верность, так это вину, лишь меняя его от бокала к бокалу в зависимости от того, что намеревалась попробовать. И, признаться, амброзия будущего оказалась по большей части не хуже, чем в ее времени: по крайней мере, ни одного паршивого напитка на столе не оказалось, чем частенько грешили и герцогские, и папские застолья: хозяева, видимо, исходили из того, что с определенного момента синьорам становится все равно, что пить.
  Впрочем, лучшим из вин она считала то, что собственноручно преподнесла Сфено: легкое, отдающее ароматом трав и цветов, играющее золотистыми искорками силы. В это вино волшебница вложила все свои знания, добавив ко купажу сладость разлитой по телу магии, бодрящей и поднимающей настроение: фактически, отдала будущей возможной противнице частичку своего естества.
  - Я проиграла, gioia mia, и вручаю этот сосуд тебе – победительнице! Твое здоровье!

  Тем временем чуть в стороне английский рыцарь задал интересный вопрос. О том, сколько еще осталось наслаждаться радостью жизни, магичка не задумывалась, предпочитая существовать здесь и сейчас, не загадывая далеко вперед. Однако ж не все были столь поверхностны, и Персей поведал, что на все про все у них только четыре дня – преступно мало!
  Понимая, что время утекает, как песок сквозь пальцы, Львица Романьи снова наполнила бокал и, привлекая внимание, предложила новый тост:
  - А теперь предлагаю поднять бокалы за нас, amici! Раз мы здесь, раз мы наслаждаемся трапезой и вином, мы уже победили! Так пусть так будет и впредь, а эти вечер и ночь навсегда останутся в наших сердцах воплощением веселья и безудержного счастья! Улыбайтесь, смейтесь, живите и не думайте о завтрашнем дне!

  Осушив кубок до дна, раскрасневшаяся итальянка, которой чертовски хотелось движения, предложила:
  - Ну что, кто готов отойти от застолья ради танца? Синьоры и синьорины, неужто вам не хочется сменить танец клинков на другой, менее опасный, но не менее прекрасный?

– Займи чем-нибудь нашу буйную подругу, пока я разберусь с меченосцем.

Блестящая на юноше броня не могла сравниться с слепящей красотой грациозного коня. Мирную картину прервал появившееся оружие, уже знакомое своим серповидным лезвием присутствующим. Райдер одарил змееголовую взглядом, сдерживая себя от броска на неё. Всё же Мастер ждала от полубога победы, а не бездумного гонения за призраками прошлого. Да и как же была прекрасна в мыслях картина обезглавливания того, чьи губы горгона целовала днём ранее...

Широкие крылья взметнули немного песка, отрывая хозяина и скакуна от земли. Парочка закружилась над полем, сверкая в лучах утреннего солнца. Всадник не торопился вступать непременно в схватку, решив насладиться мгновеньями и оглядеться с высоты. Две фигуры начали отдаляться всё выше и выше... Пока вскоре не начали странно двигаться по небу, явно что-то задумав.

      Сцепив руки перед собой, Иоланда внимательно всматривалась в молодое лицо, внимая в рассказ Роситы. Временами она хмурилась, едва заметно кивала головой, будто бы отмечая какие-то вещи для себя, чтобы спросить их на будущее. Иола в том числе старалась остановить своё внимание на каждом из имён, не то копаясь в памяти, не то попросту запоминая их на будущее. Хотя, конечно, им уже и не пересечься с «отцом Флорианом» и его приспешником, раз по итогу их головы натолкнулись на землю без возможности увидеть свет.
      За последние несколько часов митриане и их вмешательство в жизнь Купола уж стали слишком частые... особенно, когда прежде никогда с ними не сталкивался. Сначала загадочное письмо, теперь — это. Даже самый большой скептик должен увидеть в этом с десяток совпадений, что уж говорить до Иоланды, видящей в этом ещё больше смысла.
      — Росита, — она подаёт свой голос в моменте, когда выдаётся пауза, — ты не помнишь имя, — Ио запинается, а затем задирает две руки в воздух, сгибая по два пальца пополам несколько раз, — важной церковной шишки или митриане его не называли?
      Вместе с этим она готовится ещё спросить и про самих наёмников, но Искра поясняет ей очевидное и здесь: что может разозлить людей ещё больше, неработающих на церковь, кроме как втянутость в их дела?

      Дальше разговор уже прошёл без перебивок, по крайней мере, со стороны служительницы. Она покивала головой на слова Киры, вслух только коротко отметив, что косматых ещё и немного — это тоже сыграет свою игру. В конце концов, пять человек пусть и отряд, но до сих пор неподготовленный к тому, что в их сторону выдвигается команда из...
      Иоланду берут с собой?
      Её глаза широко раскрываются, а сама она от неожиданности отступает на полшага. Светловолосая с мгновение тупит взглядом в землю, потом ведёт им выше, замирая глазами на Кире. Она ведь не ослышалась?
      Дело было далеко не в страхе или непонимании, где первый не был привит ей с самого детства, вынуждая Иоланду так или иначе ходить по грани и общаться с теми, кому не повезло больше, а второй исчезает, стоит только подумать о степени темноты, в котором оказались все сёстры, под Куполом или здесь. Рук не хватает, отправят кого угодно, кто может стоять на ногах и варить котелком, и всё же...
      Она «просыпается» от голоса Самины, когда женщина уточняет о возражениях. Иола сжимает губы в тонкую полоску, качнув головой, переключая своё внимание на вещи, принесённые прежде отошедшей Амире. Об этом она уж тоже вспоминала; казалось, что они стоят здесь совсем недолго, однако из-за того, как спешно менялось одно на другое, Иоланда чувствовала себя словно прошёл целый день.
      Четверо. Значит, бардессу тоже отправляют в отряде? Женщина морщит нос скорее непроизвольно, подумав о том, что может произойти, окажись они в неудачном положении. Умереть той, которая смотрела на свет не один десяток не так обидно, как той, что родилась совсем недавно. С другой стороны, они ведь даже не знают, с чем имеют дело. В голове вдруг снова вспомнилась история становления содружества и её основы; может, если речь идёт о порождениях Хаоса, иметь плечом к плечу одну из её представительниц, пусть даже такую молодую — это хорошая идея. Она смотрит на уходящую прочь главнокомандующую достаточно долго, чтобы задаться себе вопросом в голове: схожие ли у них мысли об этом или у Самины есть свои причины отправлять вторую Искру следом?
      — Ставьте, пожалуйста, — о себе Ио напоминает быстрее, чем храмовница, ведя рукой к земле. Вместе с тем, как ларец ставится на землю, женщина и сама сначала сгибается, а затем и вовсе присаживается к траве, положив ладонь на крышку, проведя по ней пальцами. Она смотрит на Киру снизу вверх, приподнимая бровь, тем самым, спрашивая разрешение. В конце концов, её назначили старшей; пусть Иоланда никогда не служила, тем более, под началом Киры... не хотела делать того, чего от неё пока не требовали.

- Понятно, - кивает Самина, и Росита не может прочитать по ее лицу, узнала она имя мамы Лады или нет. Вообще, трагическая история Франки в свое время здорово нашумела, и Старшие Крепости вспоминают ее и до сей поры, однако тут все-таки другая контора, сильно ли их интересуют дела армейских?

- Я так понимаю, у мамы вы одни? - догадаться было легко, наверное: хотя в историях появления на свет Искорок бывали определенные частности, в основном к Аэлис с мольбой о дочерях шли с такими же обстоятельствами, как у Лады. - Что ж, сестра Кира, это несколько усложняет ситуацию: хотя бы одну из них тебе надо будет вернуть матери живой.

Росита видит, как морщится Командора, словно от физической боли. Стоящая чуть позади Кира этого не улавливает, однако она понимает другое: бардесса попадает в их отряд не только из-за своих магических и иных талантов. Не только из-за объективной безысходности ситуации, когда непонятно, где же брать подходящих Сестер. Самина отправляет девушку за Колею, чтобы избежать утечки информации - прячет концы, если по-простому. Логика - скверная логика, очень скверная! - в этом есть, раз уж решили и в самом деле идти в благой лжи до конца, и что толку, что саму ее, потерявшую несколько часов назад единственную дочь, должно от такого изрядно корежить?

Их будет четверо. Четыре игральные кости в кулаке. Чет-нечет, жизнь-смерть. Командора сделала ставку и сейчас решительно швырнет их за Колею... Да:

- Ладно, стр... - очевидно, Самина хотела сейчас выстроить всех четверых в одну шеренгу и через "становись-равняйсь-смирно!" довести им задачу, однако, бросив взгляд на собравшийся контингент, решила, что это будет выглядеть глупо. - Так, слушайте приказ временной главнокомандующей: в целях проверки сведений, полученных рядовой Роситой, дочерью Лады, сформировать сводный добровольческий отряд в составе: Старшая - храмовница Кира, дочь Мирьям, заместительница - сестра Иол...

Тут пришлось прерваться, ибо вдали появилась, наконец, Амира с ларцом, который по-прежнему несли те самые изгвазданные в крови послушницы. Эта смуглокожая девица в приталенной совсем не по-полевому форме и в неестественно крепко сидящем на стянутых в пучок волосах малиновом беретике издалека была опознана Роситой как канцелярская. Ординарка какая-нибудь или как их там в Храме именуют. Прервавшаяся на секунду Командора все-таки озвучила списочный состав их отряда из четырех Сестер, а затем прокомментировала:

- Имеются возражения или уточнения? Нет? Тогда сейчас прямо и оформим на бумаге. Давайте там уже шире шаг! Пять раз можно было смотаться до Старой Крепости за это время!

Приближающаяся Амира, кажется, попробовала ускориться - но делала это явно не слишком старательно, на вкус той же Роситы, которой и самой не раз приходилось бегать под таким вот начальственным цуком.

- Все принесла обратно? - спросила нетерпеливо Командора.

- Так точно, - Амиру, кажется, не слишком беспокоило или интересовало порученное, на ларец она даже не обернулась. - Сестра Самина, я могу поговорить с вами наедине?

- Чегооо? - недоуменно протянула Командора, однако тут она натолкнулась на взгляд помощницы - непривычно жесткий и упрямый. Кира знала Амиру как особу достаточно покладистую и не отличающуюся дерзостью - собственно, учитывая крутой нрав Самины, без покладистости и с гонором никто возле нее больше пяти минут не продержался бы. Должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы нумантийка смотрела в глаза своей начальнице вот так. И, кажется, обе пожилые храмовницы легко догадались, что же произошло.

- Ну добро, пойдем поговорим, - хмуро отозвалась Командора. - Так, сестра Кира, сестра Иоланда, мне нужно, чтобы вы еще раз изучили наши трофеи всеми доступными способами. И резвее, пожалуйста, время не ждет.

Самина и Амира ушли примерно в то самое место, где только что вела приватные переговоры с Командорой Кира. Повисшую не несколько мгновений тишину прервал смущенный кашель одной из порядком взмокших послушниц:

- Сестра Кира, так нам чего - ставить его или как?

Несмотря на прожитые века и пролитые реки крови, Скатах в чем-то осталась обычной женщиной, которой хочется хорошо выглядеть. Тело у нее было отличным. Осталось его немного подчеркнуть одеждой. Правда длинные платья она не любила еще в бытность шотландской принцессой. Поэтому остановила свой выбор на более простой и удобной одежде. Наверное, ее можно было отнести к стилю «этника». Короткая юбка в клетку, в цветах ее клана, топ, расшитая бисером рубаха из льна с коротким рукавом, которую женщин не стала застегивать и макасины на ногах. Свою гриву волос Скатах оставила распущенной. Из украшений выбрала солнечный кельтский крест и браслеты. Ногти покрасила в синий цвет.
По дороге в ресторан она шла рядом с Балином, но не стала хватать его за руку, как Сфено Марка. Если рыцарь захочет, то сам предложит руку, а навязываться воительница считала ниже своего достоинства. Совместный ужин служил отличным доказательством того, что этот турнир совсем не смертельная битва, несмотря на заманчивый приз. Хотя, кто знает, возможно дальше им и придется убивать друг друга. А пока можно просто наслаждаться жизнью. Скатах уже успела оценить технику изменившегося мира. Теперь можно было не только петь самой или слушать выступление барда, а просто слушать записанную музыку. Так что Скатах по дороге шла в блютуз наушниках, знакомясь на ходу с современным искусством.
В ресторане она ответила на поцелуйчик Катерины и поприветствовала остальных соперников и их Мастерицу. Заказывать Скатах не торопилась, ей было интересно, что выберут остальные да и повторяться не хотелось. Заказ итальянки ее позабавил. Она засомневалась, что ей тут подадут лебедя или цаплю. Самой женщине хотелось попробовать то, чего в было в ее время, так как тут успели открыть кучу новых земель. Так что для начала Скатах заказала подать ей овощи в том виде, в котором повар хочет представить их вкус наилучшим образом. Ее интересовали томаты, картофель, кукуруза и сладкий перец. Основным блюдом воительница выбрала рыбу, тем более, что ее почти не просил. Конечно, морского чудовища люди ей предложить не могли, поэтому она скромно выбрала копченного угря, запечённую форель и «морское» ассорти из креветок, мидий, краба, кальмара и других гадов. Ну и на десерт тоже блюда из других стран и времен: тропические фрукты, шоколад и мороженное. Из напитков опять же что-то новенькое, вроде водки, текилы, виски и тоник для них.
Еще Скатах несколько удивило отсутствие нужной суммы у их Мастера. Это Лев такой растяпа или церковь несерьезно относится к турниру?! Оба варианта из разряда "ничего хорошего". Как Слуга она получила информацию о финансах современного мира. Удобно. Можно не таскать с собой тяжелое золото. Так что, Ватикан не догадался выдать своему человеку карту с неограниченным кредитом?! Серьезно?! Ну, пусть даже с ограниченным, что такое десяток или сотня миллионов, когда на кону стоит Грааль?!

      Если попробовать подобрать эпитет тому, как выглядел огромный Арчер рядом с миниатюрной Госпожой, то больше всего подошло бы слово «батя». Одежда – самая простая и удобная, а ещё демонстрирующая рельеф мышц и жил. Настрой – расслабленно-спокойный, отдающий безобидной снисходительностью к нраву милой маленькой магички. Непринуждённо блуждающая улыбочка на лице. Но в глазах при этом явственно читается взгляд пустельги, готовой чуть что – обрушиться с небес на любую угрозу, которой хватит наглости встать на пути Рин. Ну или не небес, а просто хотя бы с высоты собственного роста.
      Восстановление после боя пошло на пользу Слуге.

      – А Эдвин, это имя, или фамилия? – на всякий случай уточнил Слуга.
      Отношения этих двух магов выглядели для него достаточно близкими.
      Напоминая самураю о том, в чём он не смог реализоваться при жизни.
      И вот Арчер уже изучал МакКинзи, словно пред ним ухажёр его дочери.
      Тамэтомо вообще рассматривал вещи без всякой ложной скромности.
      Иногда даже с такой, почти что детской, непосредственностью.
      Особенно когда дело касалось машин, зданий, да ресторана.
      Никакие знания Грааля не заменят личный опыт у человека.
      – Вот это да! Чудеса-то какие, чудеса!

      Уже в ресторане, самурай не стеснялся своего внешнего вида.
      Среди аристократов он, кажется, был наименее аристократичным.
      Но самооценка Тамэтомо была такой же здоровой, как и он сам.

      Арчер уважительно, – с ладонью на сердце, – поклонился Балину; далее дал более простой приветственный поклон перед Марком и Львом. Щупать друг другу ладони – это всё-таки удел европейцев. Женщинам, включая Судью, Тиндзэй Хатиро также отвесил поклоны: немного, – достаточно в меру, – с налётом флирта. Чуточку задержался со взглядом на Сфено: непривычный к подобным платьям, Слуга слегка смутился. Наконец: покивал сотрудникам ресторана. Вроде бы никого не упустил?
      Послушал, что люди вокруг него хотят для себя.
      Задумался. Всё странное, заморское, не родное...
      – Риса кастрюлю и сакэ чашечку! – скромным басом заказал самурай.
      Правда: без особой надежды. Не похоже, что здесь японская кухня...
      Но и попробовать стоило!

      – Эм... Мальвазии?..
      Пришлось уточнить, о чём речь.
      И уже затем налить Синьоре бурый напиток.
      Приятному человеку не жалко сделать приятно.
      Минамото не гордый.

      Японец присоединился к Катерине с однозначным возгласом:
      – Согласен!

  Как водится, спустившимся к машине чинам Ассоциации синьору Сфорца пришлось подождать. Немного – с точки зрения самой Катерины, оскорбительно немного – всего-то минут десять. Правда, дело было не в том, что итальянка специально оттягивала срок своего появления: все было гораздо прозаичнее. Вернув себе физическую форму, волшебница планомерно приступила к изучению современного гардероба и, несомненно, остановилась бы на каком-нибудь вечернем платье, по крою не сильно отличающемся от привычных ей нарядов, если бы не Рин, которую она периодически беспокоила вопросами. Юная магичка объяснила, что мероприятие будет насквозь неофициальное, и посему одеваться можно так, как душе угодно.
  В итоге, перемерив не один десяток сотворенных магией нарядов, графиня остановилась на уже знакомом варианте, в котором присутствовала в начале турнира: для выбора чего-то более интересного катастрофически не было времени. Не было, к громкому негодованию девушки, ни куафёра, ни горничных – никого, кто мог бы позаботиться о ее внешности. Конечно, многие огрехи можно было решить магией, но это все-таки не то, верно?
  Дольше всего пришлось возиться с макияжем: открыв для себя эту сторону современной жизни, Катерина с детским восторгом принялась исследовать этот новый мир. Получилось неплохо – особенно с учетом затраченного времени, а, главное, неброско, но дополнительно оттеняя и глаза, и губы: самое то для ее наряда. В общем, макияж наравне с удобным и красивым нижним бельем был признан волшебницей неоспоримым достижением цивилизации.

  О самобеглых повозках, равно как и о том, что и тут, как и во всех прочих сферах, Италия впереди всех, магичка уже знала. Но все равно, одно дело – знать, а совершенно иное, видеть воочию и пользоваться. Однако ж все оказалось не столь радужно: запахи, теснота сильнее, чем в карете, невоспитанный извозчик, невысокая скорость – все это характеризовало автомобили с не лучшей стороны, о чем Катерина не преминула сообщить, добавив, что верхами они бы добрались куда быстрее, а в карете, паланкине или хотя бы портшезе – куда комфортнее. Так что идею пройтись пешком женщина поддержала: чай, она не француженка какая изнеженная, и не жирный клирик.
  Рассуждая о дорожной ситуации – Рим во времена Сфорцы был не менее полон народом, чем современный Лондон – она и не обратила внимания поначалу на окликнувшего их юношу, и прошла бы мимо, если бы не откликнувшаяся Рин. Поняв, кто еще присоединился к грядущей пьянке, Кастер, дождавшись представления, тепло обняла судью:
  - Buongiorno, Секундо! Без маски тебе больше идет: к тому же мы не на карнавал собираемся, верно? Так что ты все правильно сделал! А о каком опоздании ты говоришь? Anzi! Не знаю, как остальные, а вот красивые синьоры всегда приходят вовремя: это остальные спешат. Согласен? Meno male!
  Взяв Персея под руку, женщина делово проследовала к ресторации.

  Роскошное убранство ресторана большого впечатления на итальянку не произвело: в Ватикане и Флоренции, Милане и Венеции она видела и куда более пышные залы. Но для траттории было вполне неплохо. Тем более, что хозяева уже вежливо подготовили блюда и вина к столу – поняли, что их заведению оказали честь более, чем достойные персоны. Так что прислуга заслужила уважительный кивок и яркую улыбку.
  Не остались без внимания и синьоры оппоненты. Первым делом Катерина опустилась перед Лэнгтоном в изящном реверансе, признавая за юношей его статус. Такое же приветствие досталось судье - Приме. Следом пылкие объятия с жарким поцелуем в щеку достались Скатах и Сфено. Марку и Балину итальянка чопорно пожала запястье, как воительница воинам, хотя пляшущие в глазах волшебницы чертенята убивали всю серьезность на корню.

  Придирчиво осмотрев поданные блюда, графиня Сфорца, в полном соответствии с традициями своего времени, распорядилась пересмотреть состав «общих» блюд:
  - Милейший, это все унесите, кроме antipasti: мы что, потом будем питаться холодным? К первому будьте любезны добавить паштеты – из птицы, естественно, мы не простецы: фазан и лебедь или цапля, думаю, подойдут. Туда же, - прокрутила она пальцем круг, - салат из артишоков с сыром на ваше усмотрение. И добавьте сладких фруктов на стол: они возбуждают аппетит. Затем организуйте подачу супов: тыквенный и рыбный по-сицилийски, думаю, никого не оставят равнодушными.
  Убедившись, что ее слушают, Львица Романьи продолжила:
  - Когда мы перестанем им интересоваться – настанет пора lesso. Фаршированные домашние голуби, приготовленные в печи, вареную рыбу – не мне вас учить. Затем fritto: думаю, никто не откажется от фрикасе из зайчатины с пассированным луком и мятой, молочных ягнят с начинкой внутри, и павлинов на вертеле с трюфелями. А там можно перейти к десертам: видов пять, думаю, хватит - засахаренная груша с апельсином и ванилью, трюфеля с листьями салата, бланманже, посыпанное сахаром, глазированная мякоть цитрона… Думаю, вы примерно поняли направление наших желаний: дальше полагаюсь исключительно на ваши кулинарные таланты.

  Когда вопросы застолья были решены, Катарина попросила оказавшегося рядом Минамото плеснуть ей мальвазии, после чего, постучав десертной ложкой по бокалу и привлекши к себе внимание, высказалась:
  - Дорогие синьоры и синьорины! Предлагаю поднять бокалы за достойную Тосаку Рин и уважаемого Льва Лэнгтона: если бы не они – нас бы здесь не было. Evviva!

Тадэши, которого прикрывала Сузаку от последних устоявших деревенских, добрался до деда и взял того на руки.
Старейшина явно не понимал, что происходит - он пытался смотреть по сторонам, но его глаза были стеклянными.
Он что-то бормотал, но звуки не складывались в слова.

Двое быстро, но осторожно, несли старика к Тенгену и монументу.

Сам же Тигр встал, но с трудом, тяжестью… Только она его не остановила.
Он сделал один шаг… второй.. третий, четвертый - и бросился к монолиту.
Приложив весь свой вес к удару, Тенген с силой вонзил кулак в камень монумента.

Все вокруг на несколько секунд словно замедлилось.
Осколки, отлетающие от монолита.
Крики Сузаку и Тадэши.
Остекленевшие глаза старика.
Потусторонний, бессвязный ор где-то внутри голов всей троицы…

Но все закончилось.
Монолит разлетелся вдребезги - словно был не из камня, а из стекла - и разлетался он на миллионы и миллионы кусков, на лету превращавшихся в подобные черному пеплу лепестки.
Вскоре к монолиту присоединились и деревенские, начавшие превращаться в такой же пепел и рассыпаясь по ветру.
Затем и старик.
И всё бытие вокруг.
Последнее, что увидела троица перед темнотой - это висевший в небытие нож.

***

- Похоже, они очнулись!
Голос был знакомый, но какой-то очень далекий, словно пробивался из-за стены.
- Хм, и правда. Почти одновременно. Страннее и страннее всё…
Второй голос принадлежал Намгуну - это стало понятно, но не сразу.
Первый же, как подсказала медленно приходившая в себя память, был голосом Сон Бина.

Троица лежала на кроватях - теплых, удобных, мягких, в богато украшенной комнате.
За открытым окном виднелись какие-то дворцы, деревья, было слышно пение птиц. Светило яркое солнце.

Намгун куда-то выбежал, и почти сразу вернулся с леди Во Лан, которая сразу принялась щупать пульс троицы.
- С их ки все в порядке. Удивительно… - пробормотала она. - Еще час назад…

У троицы не было пока сил что-то ответить: когда прошла первая дезориентация и непонимание, Тенген, Сузаку и Тадэши поняли, что у них не было никаких сил, совсем. Даже говорить не получалось.
Заговорил Сон Бин, заметивший непонимание в глазах троицы.
- Вы по дороге к деревне потеряли сознание - и не приходили в себя. Мы привезли вас в нашу точку назначения, и пытались что-то сделать, но не могли. Словно вас не было внутри вас самих… Мы сами не совсем понимаем. Но…
Сон Бин не смог договорить.

Послышался мужской голос - приятный, обволакивающий, располагающий, убаюкивающий.
- Твои гости пришли в себя, сестрица.

На подоконнике, который еще мгновение назад пустовал, сидел красивый мужчина, и вежливо улыбался.
Вот только глаза говорили совершенно иное - это был опасный, крайне опасный охотник.

Леди Во Лан повернулась к нему, с плохо скрываемым беспокойством, и глубоко поклонилась.
- Молодой патриарх. - Ответила она. - Да, это мои гости. Если вы позволите, я бы хотела дать им возможность отдохнуть, прежде чем…
Одним небрежным взмахом руки мужчина остановил свою сестру.
В наступившей тишине он подошел к ближе к троице, улыбнулся.
- Добро пожаловать в дом клана Танг. Меня зовут Танг Пё Вол. Надеюсь, наше знакомство будет… плодотворным.
Он еще раз улыбнулся, легко кивнул своей сестре, и легко шагнул в окно, словно в дверь.

А вы все слышали про клан Танг: это один из самых могущественных кланов во всей стране.
В их распоряжении сотни солдат, огромные количества денег, и невероятное количество политической власти.
Но это всё не главное. Главное - клан Танг называют "Кланом Миллиона Смертей" за специализацию клана: яды и убийства.

  -Гости славного Айлура, оставайтесь на месте!.

  К небольшому отряду, остановившемуся у ворот пурпурной крепости, приближался один из малых военных патрулей: два рядовых под руководством капрала. Прохожие благоразумно расступались, освобождая дорогу колониальным пехотинцам. Трое молодых мужчин, в зелёных мундирах солдат Нового Эринола, с красными и белыми вставками, мерным неспешным шагом пересекли улицу.

  Остановились, впечатав шаги в мостовую. Человек с нашивками капрала сделал шаг вперед. Мундир сидел на нём, как влитой, начищенные пуговицы и жетон патрульного на груди явно блестели бы на солнце, если бы то желало показаться из-за облаков. Казалось, патруль заступил на смену совсем недавно и духота ещё не успела нанести свой медлительный, но неудержимый удар.

  Придерживая ладонью рукоять палаша, капрал окинул взглядом приметную компанию и произнёс:
  -Добро пожаловать в Айлур. - Голос был молодой, звонкий, резкий. Полный силы. - Посещающие город через портал не обязаны декларировать свои цели, однако это не освобождает вас от всеобщей ответственности. Должен уведомить новоприбывших, что с сегодняшнего утра на территории города и крепости введено чрезвычайное положение и комендантский час. Любой, находящийся на улицах после восьми часов вечера без специального письменного разрешения, будет задержан и доставлен в форт для выяснения обстоятельств. Приказом полковника Уоррена.

  Он по очереди осмотрел всех, кроме Сэмли, выясняя, насколько хорошо до них дошло сказанное. Затем взгляд его всё же встретился с глазами урдун.

  -Теперь насчёт тебя.. - На лице мужчины проступило лёгкое презрение, которое он и не пытался скрыть. - Приказом полковника, все.. Аборигены, не являющееся личной движимой собственностью или не располагающие личным письменным разрешением полковника или бургомистра, должны покинуть город до захода солнца. Каждый встреченный патрулём по истечении срока абориген отправится прямиком в подвалы форта. Тебе всё понятно, хвостатая?

  Он с лёгким сомнением посмотрел на Сэмли и добавил нарочито медленно, растягивая слова:
  -Те-ебе я-ясно?

— Как вы носите на шее эту удавку и зачем? Чтобы за неё в драке было удобно хватать и тягать в стороны?
Марк тщательно изучил галстук со всех сторон, подумал, и выкинул тряпку прочь. Не нужно. От рубашки с воротником тоже отказался, шею нужно прикрывать в холодную погоду, чтобы не заморозить горло, а в остальное время оно только мешает. В итоге квирит просто позвал на помощь Льва и его волшебное зеркало, посмотреть, что сейчас носят люди в высших кругах... Округлившиеся в процессе изучения глаза римлянина выдавали, что результат его не столько радует, сколько повергает в шок. Хотя и достойные идеи тоже попадались, Марк в итоге остановился на том варианте, который современные люди называли заумным smart casual. Оно выглядело достойно и при этом не как одежда придуманная, чтобы доставлять человеку неудобства в движениях. В качестве символа богатства и статуса люди ныне чаще носили часы, нежели перстни и серьги, так что Марцелл добавил это последним штрихом к образу.

***

— Даже в мое время богу уже редко являли себя смертным. А твоя церковь и вовсе, творение рук людей и потому хочешь не хочешь, но дело в одно будет не в божественном провидении, а в человеческих страстях и эмоциях.
Марк пожал плечами.
— Если ты это понимаешь, то возможно и жребий пал на тебя не случайно. У богов очень своеобразное чувство юмора.

Когда к ним наконец-то вышла Сфено, как всегда, в зеленом, римлянин широко улыбнулся и слегка поклонившись, протянул руку.
— Сама Венера, уступила бы в соперничестве с тобой.
Дальнейшую перепалку с судьей от их стороны, Марк с минуту понаблюдал молча, но его спутница вроде была рада незваной гостье, а командир и Балин по ощущениям бухтели больше для вида, нежели всерьез в копья восприняли её появление. Так что сэйбер и сам расслабился.
— Минуту, друзья, представьте уже нам леди по имени. Не называть же её постоянно Первой. Да и капюшона больше нет.

***

— Лучший стол, Балин прав.
Лансер приятно удивил, столь рьяно взявшись за организацию заказа, да так, что Марк слушал и в целом, соглашался со всем, что услышал. Отличный выбор, отличный стол. Квирит отодвинул кресло для Сфено и сам присел рядом с ней.
— Кажется тут сделают что угодно, лишь мы попросим. Хоть мясо легендарного катоблепаса добудут. Есть особые пожелания?
Марцелл по очереди посмотрел на всех спутников, остановившись на горгоне. Самого квирита пока устраивало мясо с вином.

Они пришли первые, так что магов пришлось подождать. И пусть Сэйбер большинство из них видел, но на второго судью посмотреть было все равно интересно, тот импонировал сэйберу больше, чем их ведьм.
И тем забавнее было наблюдать, как отлегло на душе у Льва после появления магов и слов, что за них заплатят. И не только за них.
— Ничего страшного, даже если денег не хватит, я решу вопрос с хозяином в нашу пользу.

Как и ранее консулу Марцеллу, Ассассин отсалютовал покидающей поле боя горгоне клинком и устало убрал оружие в ножны. Момент объявления победившей стороны был знаменательным, и, возможно, ему нужно было что-то сказать, но не было особого желания. Да и возможности, пожалуй, тоже - Айдан неважно себя чувствовал после яростной битвы. Нахождение в материальная форме требовало соразмерную плату в виде таких привычных любому живому существу, но таких неприятных вещей вроде чувства боли и усталости. Однако принимать форму духа убийца не спешил, предпочтя терпеть физические неудобства. Всё ради того, чтобы хоть чуть подольше чувствовать себя, как пять веков назад - живым.

Молниеносно явившаяся по его грешную душу графиня Сфорца была, безусловно, приятной неожиданностью, а её пылкое поздравление чуть сгладило момент неизбежной послебоевой расплаты, когда кипящий адреналин сменяется всепоглощающей усталостью. Впору было огорчиться, что маска всё ещё на нём, но Айдан умышленно не снимал её по вполне веской причине: лицо под чёрным металлом сейчас было смертельно-бледным с лёгким зеленоватым оттенком и к тому же непроизвольно кривилось от периодических болевых спазмов. Яд горгоны воистину оказался неприятным на вкус. Такое зрелище Ассассин, уделявший тщательное внимание образу, являть публике не желал.

Проводив умчавшуюся обратно графиню взглядом, Айдан хмыкнул и тяжёлым шагом направился прочь с арены, на "свою" сторону трибун, где находились Тосака и Минамото. Странное дело, что половина их команды предпочла проводить время на стороне соперников. Наверное, у полубессмертных личностей своё понимание понятия "свой-чужой".

- Всё могло сложиться иначе, госпожа Ринн. - тихо сказал Ассассин, остановившись около Тосаки. - Сфено... она сражалась не в полную силу. Дальше нам может быть сложнее. Вернее, нам будет сложнее. Пусть это не будет неожиданностью для тебя.

Лунатик чувствовал, что как-то нехорошо пригласить даму на кофей, а потом уйти в другую сторону. Так что, когда ребята пошли в магазин масок, он отказался

- Слушайте, вы ведь тут ненадолго? Я провожу Марину до столовой. Все равно я не очень разбираюсь в этих масках, а в правде и лжи и того меньше. А с Мариной мне как раз нужно обсудить арт-проект... Не её собственный, а наш. Думаю, она многое понимает в инструментах художников и скульпторов! Встретимся в столовой или магазине, смотря кто первым освободится.

Повернувшись к Марине, он галантно продолжил:

- Что ж, если коммунизм заменил у вас кофейни на столовые, я, пожалуй, предложу вам вместо рафа с тростниковым сахаром кофе из жбана с пышками. Должна же здесь быть хоть какая-то радость! И поговорим об искусстве. Меня, например, очень интересует этот робот - это чей-то арт-проект, или он здесь по другому поводу?

Начало боя осталось совсем не за троицей: видимо, непонимание, что же происходит, не давало раскрыться их силе.
В дополнение к этому, они не совсем хотели избивать ни в чем не повинных жителей деревни - если, конечно, они были ни в чем не повинны.

Меньше всего это останавливало Сузаку, которая, поборов первоначальный испуг, попыталась быстро восстановить дыхание, успокоться - и начала отбиваться от начинавших наседать жителей.
Первый подошедший деревенский был встречен выпадом и уколом в грудь - отчего тот молча, не произнося ни слова, рухнул на землю. На клинке, который только что воткнулся в человека почти не было крови.
Еще несколько ударов заставили нескольких еще рухнуть на землю: один остался без руки, пара с глубокими ранами на животе.
И всё так же: полная тишина, и почти никакой крови...

Тадэши в это время пытался кричать что-то старейшине: но тот лежал на земле и не шевелился.
Крики в сторону дома, где они спали, в надежде, что мастер Намгун придет на помощь, тоже не принесли плодов: не было никого из троих остальных видно.
За всем этим Тадэши совершенно забыл, для чего ему на самом деле нужна в руках флейта - и наседавшие на него деревенские оставались без сломанных костей.
Они буквально облепили Тадэши, пытаясь схватить его, подбирались руками к шее - явно с нехорошими намерениями.

У Тенгена дела шли лучше, но тоже не очень хорошо.
Деревенские сопротивлялись крайне слабо, потому бросаться одними в других было довольно просто.
Вот только Тигр немного заигрался, и не заметил, как один из бросаемых успел схватить его за руку - выкинуть его сразу не удалось
А пока Тенген избавлялся от него, к нему подползали и подходили все новые и новые деревенские.
Их становилось слишком много...

Все выглядело не очень хорошо, и в дополнение к этому по полю "боя" разносился голос:
- Вы не сможете победить. Сдавайтесь!.. - словно вторя этому голосу, порубленные, побитые и сломанные деревенские, которые ранее молча лежали и не шевелились, начали подниматься обратно. - Сдавайтесь и примите.

  — Да, нужно! — После короткой паузы, в ходе которой женщине пришлось покряхтеть над застегиванием кармана портфеля, она наконец ответила.

  —Я, — Хосе выпрямилась, убрав налипшие на влажный лоб синие пряди волос, — Очень,— Освободив легкие от воздуха, словно готовясь к поднятию тяжести, полуэльфа растерла ладони и взялась за одну из лямок, чтобы с резким движением поднять с земли свой рюкзак, — Ответственно подхожу к сборам в дорогу!

  Да, лучше быть во всеоружии готовым ко всему, а не с голой задницей, как этот чудной долгожитель. Впрочем, это была не единственная причина, но не станет же Хосефина признавать, что если все не заберет из каюты, то рискует навсегда распрощаться со своими пожитками, когда фрегат решит отправиться в плавание без нее.

  К сожалению, разделить с сестренкой на двоих винца не получилось – большое начальство изволило прекратить чесать языками и вернуть все свое внимание мне. Не то, чтобы я была так уж рада пристальному интересу со стороны старших сестер – чай не Лили, которая всегда вертелась подле начальства – но сейчас мне он был на руку. Раз рамонитки выспрашивают подробности – значит, их что-то заинтересовало. Вон, даже лекарку позвали – для какого-то экспертного мнения, видать. А если это так, как мне видится – скоро выдвигаться за ларцом!
  Матушка Иоланда, которая в то время, пока мы с Бьё болтали, единственная занималась делом – моим доспехом, между прочим! – втиснула мне в руки отремонтированную броньку и отошла. Я осталась, как дура, сжимая кожанку, перед требовательным не своим-начальством, только и успев, что коротко поблагодарить:
  - Спасибо!

  Опустив доспех на землю, я вытянулась по струнке, ноги на ширине плеч, и заложив руки за спину, начала по порядку, закрыв глаза. А что делать, если так лучше вспоминается?
  - Так точно, сестра Командора! В видении я узрела, как жрец Митриоса, называемый «отец Флориан», ехавший верхом на осляте ... на муле, скорее даже, и его малолетний послушник были остановлены на дороге, ведущей к Виа Ильдеци, пятью крепкими космачами в цветастых пестрых тряпках и с черными лентами на рукавах, представившиеся вольными ландскнехтами Черной Банды. Четверо – с тяжелыми арбалетами и ручным оружием, и один, кажется, только с кордом: их лидер по имени, - я задумалась, и привычно сморщила нос, вспоминая, - толи Гуннар, толи Гудгерд. По всему судя – опытные, знают, с какой стороны за меч браться. Говорили они на мидгардском – я его учила и знаю – общались грубо и насмешливо, а клирик, в свою очередь, не менее хамски потребовал у наймитов сопроводить его в Хаакен к какой-то важной церковной шишке.
  Ландскнехты возмутились, донельзя злые на то, что именно церковники втянули их в этот поход, начали с жирным клириком лаяться. А тот, видать, решил их поставить на место силой, ударив какой-то вспышкой света, опалив и ранив одного из арбалетчиков. Думал, видать, что всех это устрашит. Не вышло: его, ясное дело, тут же прикончил другой стрелок. Послушника прирезали вслед за его хозяином – тот только дрожал, как овечий хвост, и даже не сопротивлялся.

  Я развела руками, покачав головой сокрушенно. Нет, я, конечно, знала, что бородатые, когда им убивать и мучать некого, начинают вцепляться в глотки друг другу, но одно дело – знать, а совсем иное – видеть своими глазами.
  - В общем, продолжила я, - ландскнехты начали мародерствовать и нашли ларь. Тот не открывался, и они решили, что шкатулка может иметь магическую ловушку, защищающую разные драгоценности: камни там, золото... В общем, порешали состорожничать и открыть его потом, у умельцев.
  А потом принялись обсуждать, куда им податься. В Ильдецию им хода нет, потому что они, кажется, здорово покуражились над местными, и теперь их ненавидят даже свои, - скривилась я брезгливо, - В общем, десятник их, или кто он там, принял решение уходить на юг, к Массини. А чтобы не попасться в руки к баронам, ландскнехты будут идти ночами, как тати какие, ни с кем не общаясь и ни с кем не связываясь. Пропитание, видать, будут добывать грабежом и убийствами, но потащили с собой и осла церковнического на случай голода. Ну, который животное: самого жреца и его служку они прикончили же.
  В общем, если будет позволено высказать свое мнение, - впервые за время доклада я посмотрела в глаза Командоры, - шансы их догнать весьма неплохие.

      Ей всегда нравилось заниматься монотонными делами: перелистывать тяжелые фолианты, выписывать длинные тексты, а вот и, кажется, нашлось ещё одно — пытаться вернуть хоть какую-то полезность доспеху, в одно мгновение готовое превратиться в бестолковую кожаную тряпку, если никто не попытается восстановить его. Углубившись в свои мысли, она не сразу поняла, как быстро пошло дело, стоило ей перестать отвлекаться. В самом деле, не было ей ни смысла стоять около двух близняшек, явно решающих важные вопросы меж друг другом или пытаться прочитать по губам то, что обсуждали Самина и Кира. Придёт её время и ей обо всём сообщат или, наоборот, отправят обратно в лагерь. Единственное, о чём успевает подумать Иоланда в параллели своему действию, когда в нос вновь ударяет запах медикаментов и крови — в порядке ли Шарлотта.
      Правильно ли она сделала, что оставила племяшку?
      В таком случае, стоило переживать не только о родной крови, но и об остальных сёстрах. Так или иначе, Иола знала: как бы не закончился разговор здесь, по итогу она окажется там, где будет наиболее полезной. Возвращаться обратно под Купол она не была намерена. Не так быстро.
      Она дёргает плечом тогда, когда слышит за своей спиной голос Командоры. Амулет на шее перестаёт светиться, стоит Иоле перестать читать заклинание. Да и, практически, делать этого уже не было никакого смысла: вот он, собранный заново, доспех Роситы мог послужить ей новую службу и, поэтому, поднимаясь на ноги, она кивает головой на секунду почувствовав укол совести от взора и тона Самины.
      — Д-да, конечно, — заикнувшись, произносит Иоланда, поднимаясь с земли и отряхивая коленки.
      Тут же она тряхнула светлыми волосами: дело сделано и по мнению самой Иолы, было полезно. Оказываясь рядом со всеми, Ио осторожно протягивает Росите её доспех, ничего не говоря, а следом отступает, оказываясь напротив неё. Несмотря на то, что она уже слышала частично историю девушки и, как казалось служительнице, успела разобраться в этом больше остальных, была не прочь пропустить знания сквозь себя ещё раз.
      Никогда не знаешь, что упустил; может, теперь ей удасться вспомнить что-то ещё, помимо уже имеющегося? Тем более... она бросила взгляд на Киру, задерживая его дольше необходимого: судя по всему, на неё сейчас рассчитывали куда больше, чем хотели бы.
      Не может же она подвести.

      – Ничего страшного, – успокаивающе ответил Пакс.
      Он спокойно посмотрел в лицо опустившейся перед ним девушки, слегка наклонив морду в выражении собачьей невинности. Будучи не до конца уверенным в том, что побудило Скай сравнять уровни их глаз, ИскИн после небольшой паузы таки внёс запись: «Полагаю, что это демонстрация возросшего доверия». В конце-концов, Скай не выглядела кем-то, кто так просто преклонит колено, если только это не даст возможность воткнуть нож в ребро. Дружелюбно помахав хвостом перед Скай, Пакс сохранил в памяти фотокарточку не-совсем-формальной девушки, и последовал за той в обитель людей, отрицающих необходимость сна по ночам.
      Старательно, – хотя и не прилагая особых усилий, – делая вид, что он "всего лишь" умный робот-телохранитель (и ведь нельзя сказать, что это неправда) суровой барышни, Кибер-Пёс проник в ночной клуб вместе с хозяйкой. Он тоже мог что-то сказать насчёт хрома, но слишком умным показывать себя не стоило. Чтобы чего доброго не заставили ещё за билет платить. Иногда быть вещью таки удобнее.
      Магия единения толпы под действием музыки, понятное дело, пролетела мимо машинного разума – в то время, как сама песня оказалась вполне приятной (вы только посмотрите, как Пакс изображает хвостом звуковой спектр!), кривляние толпы же вызвало у PC-78 нечто, близкое к простому человеческому "cringe". Каждое тело в зале было паразитной гармоникой, а в сумме оные дичайшим шумом накладывались на звуковые волны, испускаемые группой из трёх дам. Это... немного расстраивало.
      Но Кибер-Пёс был терпелив.

      Потому что этого мало, чтобы отделить его от человека.
      От человека, кто в ответе за него.

      Комиссар сидел рядом с Элерс.
      Как будто случайно прижавшись боком к её ноге.
      Или специально: поддерживая нежелание дамы разделяться.
      На самом деле, специально. Поддаваясь головой под хозяйскую руку, он наблюдал в большей мере за Скай. В меньшей – за окружением. Отсутствие реакции на беснующихся вокруг людей; наличие эмоциональной реакции на голос вокалистки и физической – на её речь после песни. Пакс пока не знал, что делать с данными. Их много. В них что-то есть. Но их анализ лежит в сложной области.
      Он потёрся мордой о бедро Скай, когда та его потрепала.
      – Я рад, что тебе нравится, – положительно отозвался он.

      Когда же собственно вокалистка Ангелов обратила на них внимание, – и, особенно, на Пёселя, – оный встрепенулся. Четвероногий железный Пёс, продолжая сидеть рядом с хозяйкой, внимательно уставился на Эмбер, слегка вытянув шею в её направлении. Затем он поднял вверх правую лапу, да с нейтрально-строгим голосом произнёс:
      – Приветствую. Меня зовут Пакс. Благодарю за комплимент.
      И активно повилял хвостом из стороны в сторону.
      Несмотря на желание предложить собственную экспертизу мемов после признания новой знакомой о некомпетентности в данной области, Пакс задушил сей порыв в зародыше. Пока что он изображал из себя "робопёселя с ВИИ", и лишь Скай вправе решить, стоит ли раскрывать истинную суть клубка углеродных нанотрубок в бронированной чешуе.

Наутро никто не чувствовал себя выспавшимся, хотя спали, вроде, немало.
На небе были тучи, на улице серо и прохладно.
Впрочем, настроение могло немного улучшиться: вскоре после пробуждения, группу нашел старейшина.

Он попросил жителей принести вам небольшой котелок какого-то варева.
- Овощной в основном. Но пара кусков кролика быть должна. - Он пожал плечами, - Пока братец Рёши не вернется, больше мяса ждать не приходится.
Впрочем, само варево было неплохим: лучше, чем можно было ожидать: туда бы немного соли, и было бы даже вполне сносно.

Можно было бы подумать о походе в лес, но была плохая новость: леди Во Лан стало хуже.
Сон Бин вызвался за ней присмотреть, и Намгун был того же мнения:
- Не нравится мне тут. Странно. Носом чую - быть беде. Не хочу оставлять этих двоих одних. Сон Бин, конечно, возможно, самый сильный - но и самый слабый тут.

В общем, для похода в лес оставались вы трое.
Но прежде, чем вы смогли определиться, вы заметили, что все люди потихоньку движутся в одну сторону, почти не переговариваясь друг между другом.
Казалось, вся деревня уходила куда-то чуть в сторону, за пределы деревни.

В это мгновение троица неожиданно осознала: это же было вчерашнее утро.
Или не было?

Вот только в этот раз все было несколько иначе.
Во-первых, у Тадэши за пазухой обнаружился какой-то нож.
Совершенно обыкновенный, дешевый нож из плохого металла с неуклюжей деревянной ручкой. Впрочем, за ним явно хорошо следили: он был до сих пор довольно острым, да и рукоятку полировали неплохо.
К сожалению, именно по этой причине надпись, которая была вырезана на рукоятке, стала видна гораздо хуже, чем когда-то... Троица внимательно присмотрелась, и смогла разглядеть: "Дорогому брату".
Откуда он взялся сказать почему-то не получалось - память была словно в тумане.

Во-вторых, Сузаку чувствовала себя менее голодной, чем обычно. Словно она вчера (хотя вчера они только ехали в деревню?..) хорошо поела на ночь глядя.
Правда, она никак не могла вспомнить, что именно...

Хесус торжественно повел группу назад в направлении подвала, но на сей раз перед лестницей свернул в сторону, отворил железную дверь при помощи ключа (в кармане брюк у него обнаружилась старинного вида связка ключей на большом кольце; самих ключей, впрочем, было всего четыре) и жестом велел в комнату за ним не ходить.

Хранилище оказалось комнатой, заставленной полупустыми стеллажами. За один из них была задвинута большая картонная коробка (кажется, из-под телевизора), которую великан начал бережно извлекать.

Освободив коробку, Хорхе подхватил с соседнего стеллажа рюкзак-торбу с узорами и очень древнего вида противогаз, и раздал инвентарь.

(Пушок, едва Беляш получила в руки винтовку, немедленно потребовал применить ее против Хесуса. По его мнению, если конфликт неизбежен, мудрец кусает первым. Разумеется, поскольку кролик был надежно заперт под толстовкой Беляша, эта его позиция пока осталась между ними двумя.)

— Вы в деле? — завершил великан речь на английском.

  Новый удар оппонента, явно предпочитающего конечности оружию, отправляет в короткий, но весьма болезненный полет. Катерина несколько ударов сердца пытается перевести дух, смотря на утоптанную ногами поединщиков землю. На глазах – непрошенные слезы, тело все горит огнем, грудь разрывает надсадный кашель, вместе с которым разлетаются капли и сгустки крови. Хочется свернуться клубком и зарыдать взахлеб – от боли и от жалости к самой себе. Вот только разлеживаться нельзя никак – противник все еще в сознании, как и она сама, а, значит, имеет полное право на colpo di grazia.
  Опершись на руку, итальянка со стоном поднимается, вкладывая последние утекающие сквозь пальцы силы в новый рывок и атаку. Но все зря – легче лбом пробить каменную стену, чем пронзить клинком грудь римлянина. На доспехе противника не остается даже царапин, словно он защищен какими-то чарами, неподвластными железу. Тяжело дышащая Катерина отпрыгивает, разрывая дистанцию, и готовится к новой сшибке.

  Лицо девушки мрачно и даже отстраненно – она понимает, что следующего шанса потрепать несгибаемого Клаудио не будет, и собирается с духом, чтобы сделать еще хоть что-то. Молча сплевывает кровь на землю, где еще недавно лежала, распластанная, скрюченными от боли пальцами убирает со лба мокрые от пота волосы и снова упрямо идет вперед, держа эсток в подрагивающей руке. Платье с налипшей грязью сковывает, делает шаги тяжелыми и менее подвижными, но нет даже времени оставить на нем импровизированные разрезы: тем более, что долго мешаться оно, очевидно, не будет.
  Мудрый Экклезиаст писал о том, что есть время собирать камни, есть время разбрасывать камни, есть время строить и время разрушать. А есть время жить и время умирать – и песок из ее часов уже почти пересыпался. И пускай эта смерть будет неокончательной, и она через секунду встанет на ноги, но от этого ничуть не легче. Что же, остается одно – за кровь стребовать с Марко большую цену той же самой дорогой платой.
  Приближающаяся Сфорца останавливается на миг, коротким движением клинка оставив на тонком запястье глубокий порез. По сжавшимся в кулак пальцам снова весело заструилась кровь, а Львица продолжила сближение, понимая, что обороняться бессмысленно: Марко достаточно просто чуть-чуть подождать, чтобы она сама упала без сознания.

— Решила меня узнать поближе значит, да? — холодно рассмеялась Судья. — Ну вот тебе немного истории...

— В былое время тем, кто подавал мне такое вино, я перегрызала глотки, — хмыкнула Первая, — впрочем, лучшее сейчас мне всё равно недоступно. Впрочем, ладно... разговор по душам же, да? Это должен был быть сюрприз к третьей части турнира, но pourquoi pas?

Послышался шелест одежд, потом какой-то глухой щелчок, и пара быстрых шагов. В зеркале, за спиной, вдруг возникло изображение женщины – острые аристократичные черты лица, длинные волосы – нездоровый цвет морских водорослей; нефритовые с фиолетовым отливом.



— Подобные вам... нет, мы куда величественнее. Или "ужаснее", если послушать Церковь. Я – одна из Великих Предков Мертвых Апостолов, хотя тебе вряд ли это о чём-то говорит. Можешь звать меня Сильвана, Сильвана Левермонт. Вообще-то, графиня Левермонт, но кому какое дело? Когда-то Церковь, которая охотится на тех, кому нужны людские жизни для поддержания собственной, поймала меня за хвост. Мальчишка... хочет просто задеть, называя меня низшим титулом. Вот и всё.

— Так что... к чёрту их Бога, меня вообще не волнует, что они там думают. Но теперь я с ними намертво повязана, и если не хочу развоплотиться – вынуждена помогать.

Слушая Киру, Самина периодически одобрительно кивает: определенно, жрица кажется ей подходящей кандидатурой для рейда. Однако душевные терзания самой Киры не остаются для нее незамеченными. Храмовница понятия не имеет, известна ли Командоре история ее отношений с Ио и последующего разрыва - определенную огласку это дело в свое время получило, однако прошло уж четверть века

- Если бы мы наверняка знали, что за задача будет перед вами стоять - встать на след, догнать, убить, забрать и принести назад... Вот только мы этого не знаем, Кира. Эта девочка похвалялась, что вернет ларец со своим десятком, вот только выпустить за Колею хоть десяток обычных гарнизонных вояк без такой как ты, сто раз ходившей в рейды - все равно что швырнуть в реку мешок слепых котят... Но и ты можешь оказаться так же слепа, если дело зайдет о книжной мудрости и всяких затейливых тайнах косматых. А мы не... - тут Командора озадаченно хмурится, но в следующую секунду впервые за сегодняшний день по-настоящему улыбается.

- Проклятье. Эта рыжая балаболка так запудрила нам мозги, что мы до сих пор толком не знаем подробностей того, что нам хотела донести Аэлис. Надеюсь, что именно Аэлис. Идем, вдвоем мы больше ничего не решим.

За время, пока храмовницы вели приватную беседу, Иоланда, пусть и не без проблем, связанных в основном с правильным подбором разрезанных кусков шнуровки, успешно восстановила доспех рядовой Роситы, пока та пыталась предложить сестричке глоток крепленого тарзассо (вроде так именовала этот сорт Нэссина подружка) - без особого, впрочем, успеха. Вопреки репутации своего содружества, Бьянка не относилась к числу записных выпивох, предпочитая, раз уж повод и в самом деле имеется, что-нибудь легкое и ароматное - вроде изготавливаемого лишь в сожженных ныне дотла Выперках нумантийского белого. В солдатской же фляге могло оказаться вообще что угодно - от безобидной домашней гнилухи до того легендарного бабкина крепляка, что настаивается, по слухам, натурально на курином помете: неприхотливость военных в плане "что сегодня пьем-с" была общеизвестна, и Ситу этот порок-достоинство не обошел стороной. К счастью, Командора и Кира как раз в этот момент развернулись, так что вопрос был снят: бардессе еще предстояло доказать, что она здесь находится не зря и сестренку одну во внешний мир не отпустит, а дышать при этом на начальство дрянным алкоголем вовсе не придавало ее аргументам дополнительной силы... Впрочем, храмовницы совершенно не намеревались к ней сейчас принюхиваться - все внимание Командоры было вновь обращено на младшенькую:

- Так, рядовая, - сказала Самина. - Давай-ка попробуем начать сначала, по порядку. Во-первых: что произошло в твоем видении? Зачем наемники прикончили жреца и отняли у него этот самый ларец? Во-вторых - кто они вообще такие? Происхождение, состав, вооружение? На каком языке говорили? Что тебе удалось понять?

Обернувшись к закончившей разбираться со шнуровкой и как раз латающей прореху под воротом колета жрице, Командора позвала:

- Сестра Иоланда, будь добра подойти и послушать - нам нужны твои знания и твой совет, - говорить храмовница старалась ровно, однако Ио различила в голосе определенное неудовольствие тем, что "ученая сестра" отвлеклась на какую-то постороннюю ерунду.

Штаб UEAPF Париж, Франция

Как бы ни хотелось задержаться в Киото на подольше, уже следующим днём Скай и Пакса вызвали обратно в Париж. Операторы и Ночные Ангелы разлетелись в разные уголки земного шара; кто знает, когда им будет суждено встретиться вновь. Мир продолжал ускоряться, прогибаясь под законы цифровой эпохи – от текста к голосу, от картинок к видео, от мегабит в секунду до гигабит, лишь бы успеть куда-то вперёд, а куда – вряд ли хоть кто-то в этом идиотском мире это понимал, честно говоря.

Тем не менее, вот Элерс и Пакс ещё наблюдали огни Киото – а всего через два часа их встречают огни Парижа. Рядом на посадку заходил авиалайнер с маркировкой Соединённых Штатов Америки: в этом месяце в Париже был очередной саммит. Мир по-прежнему крутил свои шестёренки, казалось совершенно не замечая небольшой зубочистки по имени UEAPF, нет-нет да замыкающей некоторые особенно безжалостные жернова механизма.

Вскоре уже были различимы огни одного из новеньких небоскребов в округе Бют-Монмартр: штаб-квартира, давно ставшая в некотором смысле домом. Во всяком случае, именно сюда, в штаб UEAPF они возвращались раз за разом, и именно здесь их ждали – наверное, по определению это подходило под "дом"?

В комнате для брифинга снова был весь "высший эшелон" – во главе с Эшером.



— Привет, — улыбнулся мужчина паре операторов. — Сегодня у нас снова серьёзный разговор. Козлов, твой ход.



— Эрдене дешифровала частично данные от Фафнир и Райдзина. В общем... если им верить, куратор «War Bringers» сейчас здесь. В Париже. Знаете же о саммите, да? Видимо, приехал с какой-то делегацией. Мы уже знаем место их дислокации. Но, естественно, со всем этим есть бооольшие проблемы. Потому что правительство Франции не слишком-то хочет боевых действий в городе, очевидно. Дело в том что агенты "Вестников" сейчас сидят в здании на Жарден-де-Плант (когда Козлов произнёс название улицы со своим русским акцентом, Эшер не выдержал и поморщился), а это сами понимаете, центр города, а они ещё кучу частной охраны натащили...



— Всё что мне удалось сделать – это в частном порядке договориться с департаментом внутренних дел о замедленной реакции на запрос, — включилась Кортни. — Где-то час-два «War Bringers» будет предоставлена сама себе.



— О хороших новостях. Эрдэне также дешифровала загадку, оставленную Райдзином. Это чертежи нового полимерного оружия ближнего боя...



— Я могу либо сделать его, либо попробовать улучшить твои когти, Скай, — подал голос Алехандро. — Но только что-то одно. На два сразу материала не хватит.



— В общем, как-то так, — в этот раз Жан-Поль был уже серьёзен. — Я считаю, надо действовать на свой страх и риск. Серьёзность намерений "Вестников" подтверждается тем, что они завербовали мою соотечественницу на роль телохранителя этой высокопоставленной фигуры – я имею в виду, спонсора и управляющего. Кто это, мы пока не знаем, но явно кто-то из правительства стран, приезжающих на саммит. Эрдене, передай нашим операторам досье.



— Момент, — отозвалась маска, и на инфомониторах Пакса и Скай появился новый непрочитанный файл.

— Фафнирещёпокасобираетсянавиртуалке, — успела передать Бунраку киберпсу попутно. — Номогупередатьейсообщениееслихочешь.

Марк вопросительно поднял бровь. Что это было? Сшибка была настолько стремительной, что римлянин оборонялся рефлекторно, увидев по сути едва ли больше одного окна для контратаки. Марцелл успел, поймав в бою секунду передышки. Дочь Италии была так агрессивна, так стремительна... решила, что он уже побежден? От мысли о том, что ты победил до настоящей победы ещё шагать и шагать, как однажды сказал отец.
Да и ему не стоило лишний раз щеголять тем, как он хорош, надо было надеть шлем.

Сэйбер выставил меч перед собой, внимательно наблюдая за волшебницей. Первую сшибку он выдержал, что будет дальше? Обманные маневры, финты? Она прыгнет к нему за спину и попытается укусить за загривок? Уж тут шлем бы точно помог. Выговорившаяся колдунья наконец обратилась к нему напрямую и Марцелл, широко улыбнувшись, кивнул в ответ на признание его заслуг. Меча при этом не опустил и сам двинулся волшебнице на встречу, сорвавшись в прыжок, когда до той оставалось буквально несколько шагов.

Персей не совсем понимал возмущений Сфено на тему армии и большого расстояния, ведь сам он в своё время преодолел не одну трудность для попадания на Бесформенный Остров, да и там столкнулся с не меньшей преградой. Какая сладость от мести, что достаётся легким путём? Своего деда он, к примеру, выслеживал довольно долго и не отомстил сразу как обычный глупец, обустроив всё как случайный порыв ветров судьбы, что понесли диск в колено Акрисия.

Змеям и руке он лишь ухмыльнулся, вдыхая запах собеседницы и наслаждаясь тем, что правила мешают ей сорваться. Полубогу нравилось находиться в такой близости к чудовищу, что способно лишь огрызаться и пытаться ослепить блеском клыков.

Слова поверженного Лансера-мужчины заставили Райдера смерить его чуть удивлённым и недоуменным выражением. Персей не находил ничего весёлого в совместном проживании под одной крышей с Сфено. Он бы послужил постоянным напоминанием о прошлом, от которого нельзя даже избавиться при желании. И где же там веселье? Полубог считал это скорее жестоким поворотом судьбы.

Юноша поднялся следом и прильнул довольно близко к Берсерку с дальнего от большинства остальных зрителей бока. Слова его были мягки и спокойны, но каждое он произносил с уверенностью в сказанном, будто не видел другой истины для себя и даже не задумывался о её существовании.

– Месть - это не та вещь, что даётся лишь по прихоти. Но, как видно, удача и судьба всё же могут помочь при неудачи, – широко улыбаясь, продолжал чуть ли не физически колоть словами собеседницу в бок. – Да и слаще ли было, разорви ты моё тело сразу после кражи. Сейчас же достаточно пережить Танталовы муки и... – подведя кулак к своей шеи, крепко сжал его возле кожи.

Отведя взгляд к арене, спустил на лицо серьезное лицо и даже смёл свою улыбку. Ребячеству и дразнящим словам в дальнейшем обсуждении место не было.

– Люди изменятся, Сфено. Когда меняется всё вокруг, то ты либо меняешься следом, либо просто не подходишь для новой жизни. Я верю в желание мастера и его надобность. А что же у тебя, Сфено? Тебя и твоего мастера, – приподняв бровь, тихо поинтересовался.

  Дыра в груди саднит и больно дышать. Испачканное в крови платье неприятно льнет к телу, но еще больнее раны – осознание того, что она в шаге от поражения. Это будет позором: стать первой из участников турнира, кто не одолела ни одного противника. Гордыня гложет, отравляет сладким ядом, требует пойти на все, лишь бы сохранить честь – даже на то, чтобы призвать силу Древней Крови. Она понимает, что старинное Плетение, Magna Forza Катерины, опасно для нее самой не меньше, чем для окружающих – но сейчас это представляется меньшей опасностью по сравнению с кажущейся непобедимой Ведьмой Теней.
  И графиня Форли выхватывает из поясных ножен стилет, оставляя коротким движением на запястье голодный кроваточащий рот разреза. А вместе с этим и произносит слово-активатор. Сила заполняет ее, пьянит сильнее самого крепкого вина, принося с собой бесшабашность и удаль, скорость и решительность, готовность бросить вызов любому – хоть самим Нкбесам. Запрокинув голову, итальянка коротко смеется от обуревающкй ее плечды чувств, жаждущих выплеснуться наружу – а потом устремляется к неприятельнице.

  Магия Скатах вызывает только новый смех, и воительница одни чары парирует, от других в почти танцевальном па уклоняется. Резкие и кажущиеся беспорядочными, словно в безумной тарантелле, хаотичные движения посвящены только одной цели – смутить, запутать и, наконец, сорвать дистанцию, чтобы насытить свой клинок хроаью, дабы сталь была столь же опьянена древнейшей мощью, как и ее хозяйка. Шаг влево, вольт в право – фехтовальная мера отброшена за ненадобностью. Пируэт вкруг своей оси за спину – и дальше стилет оставил свой алый автограф на той, кто встала на пути одной из Сфорца.
  С шалой пьяной улыбкой и полубезумным взором, Тигрица из Форли, наверное, продолжала бы наносить удары один за другим, наслаждаясь, как плоть богини отвечает резким, рваным движением, как она реагирует на стальные поцелуи, призывно распахиваясь, как кровь оставляет свои узоры, словно от кисти экстравагантного живописца. Но судьи вмешиваются – и девушка досадливо шипит от того, что не может закончить начатое. Благородные черты искажает почти звериная жестокость – только для того, чтобы через миг спасть, открывая все ту же привычно благожелательную улыбку.
  Волшебница салютует ведьме клинком, намеренно ловя на него вспыхнувшего золотом солнечного зайчика:
  - Gratia, signora! Che figata, это был прелестный, будоражащий бой!

  А на арену тем временем выходит еще один «церковник», одоспешенный муж, оказавшийся, против ожидания, не греком, а всамомделешним римлянином. Эток невозможно довольной собой графини снова поднимается в приветственном жесте:
  - Saluti, antenato! Я никакой не меч своего времен , но сравним мастерство предков и потомков? Ave Roma, не так ли?

С момента неожиданной встречи у подземного озерца Джаэлен глядел на все удивленными глазами. Он никак не мог понять суть происходящего. В его голове не могло уложиться, как его друзья так запросто доверились каменному монстру – созданию древнего чернокнижника, того самого, что населил окрестные топи нежитью и баловался с призывом демонов. И как это Рюрик так запросто отдал опасный гримуар чернокнижнику современному, который боится разбудить благородного дракона, зато хочет попробовать вернуть того, другого колдуна. И главное – каким образом это все содействует достижению их заявленной цели – поиску пути в сокрытый город подгорного народа?

Все ясно. Дела дварфов и магов лучше оставить тем и другим. Полуэльф попросту не создан для такого. Его удел – свежий ветер в волосах, шепот вечерней листвы, тихое пение эльфийских дев в сокровенных чащах и россыпи сияющих звезд над головой. Не суждено ему вписать свое имя в хронику грядущих эпических событий. Пусть он и оказался не самым надежным товарищем и исполнительным наемником, зато остался верен себе и не поступил наперекор зову сердца. Друзьям же, которых влекли совсем иные мотивы, он искренне желал завершить начатое и добиться успеха в их нелегкой миссии, избежав опасностей колдовской башни и козней чародеев, как давнишних, так и нынешних.

Тепло распрощавшись с дварфами, крепко пожав руки Рюрику и Бротуну, и даже отважившись обнять на прощание Хильду, Джаэлен закинул все еще полупустую котомку на плечо, и, насвистывая, покинул лагерь, отправившись на север. Он собирался преодолеть проклятые топи под покровом тьмы, избегая встреч с голодными неупокоенными душами, а после – выйти на прямую дорогу в родную Утеху. Его доли от добытых в подземелье камушков должно было хватить на сезон-другой безбедной жизни всей семье, а после... Ну, наверное, вновь придется браться за меч. И становиться героем какой-то совсем иной истории.

- Это она... - сдавленно прошептала Эя. - Это Святая...

Счастье, надежда, отчаяние, страх и беспомощность смешавшись, в один миг парализовали репликанта. Выпустив из ослабевших рук рычаг, Эя отступила на пару шагов назад и бессильно прислонилась к стене. Несколько минут назад она уговаривала Шрама бороться дальше, не сдаваться на милость рейдеров, а теперь сама готова пойти в неизвестность как овца на заклание.
Молельщица прикрыла лицо рукой, чтобы скрыть катящиеся по щекам слезы.
Ради Святой она готова была пойти в адское пекло. То же самое для нее бы сделала и Святая. Эя мысленно перебирала варианты освобождения Святой и их самих.
- Если мы сдадимся - они могут убить нас всех. Если станем бороться - Святая может погибнуть, да и мы тоже... Плохой расклад.

Эя помолчала, обдумывая новое решение. Она снова и снова вспоминала лицо Святой, ее речь, действия, поступки. Что бы она сделала на месте Эи? Смогла бы уйти без нее, чтобы спасти других?

- Мы можем просто уйти. Они сверху, а мы попытаемся спуститься вниз. Если они не тронули Святую, значит она им нужна. Судя по его словам - у них проблемы на других участках.
Эя сглотнула комок в горле, пытаясь сдержать подкатывающие слезы. Это решение далось ей большой болью.
- Святая меня поймет. Что скажете?
Репликант приоткрыла сумку и посмотрела сначала на Реза, потом на Шрама.

Скатах чуть кивнула:
- Спасибо, Лев. Я как раз хотела размяться.
Она шагнула было вперед, но потом обернулась к тем, кто остался на трибуне:
- Man may work from sun to sun,
But woman’s work is never done.
Так что я надеюсь задержаться на арене подольше.
После чего женщина разом крутанулась и взвилась в великолепном прыжке лосося, чтобы сразу опуститься на песок арены.

Скатах подарила своему ученику Кухулину непобедимое копье Гэй Болг, выточенное из кости морского чудовища. Но кто сказал, что оно было только одно?! Воительница подняла правую руку и в ней возникло красное копье с длинным, обоюдоострым наконечником, которым можно было и колоть и рубить. В следующий миг ее левая рука сжимала второе копье, полностью повторяющее первое. В отличие от Балина, Скатах была чистым лансером, и копья были ее любимым и единственным оружием.
Улыбка которой удостоился Персей была холодной, как лед северных морей.
- Не испытываю к тебе ненависти, - кинула ему воительница, - этот танец танцуют вдвоем.
В следующий миг Скатах метнулась к греческому герою, чтобы войти в ближний бой.

- Ку-рю... Или Ку-ру... "Куру" мне нравится больше, не помню только, почему. Что-то звездное. Да, заныкайте там мне хабарик, пока что тут и без того дыма хватает.

- Назови мне свое имя, я хочу узнать тебя снова... - тихо пропел Лунатик, отвечая Портной. - Не, ничерта не помню. То есть, вот что ведро - ведро, это помню, да. Как задача коши решается - тоже помню. Но вот почему коши - точно сказать не могу. Может, Пушок к этому отношение имеет, но он же вроде кролик, а не кот.

Мыслительный процесс Лунатика снова сделал круг под коркой мозга.

- Еще вот, помню, у меня с собой забавная штука была, с лампами-вспышками. Теперь нет. Наверное, забрал кто. Ведро - ясно зачем, мы ж живые организмы, в туалет сходить надо будет когда- то. Вас, кстати, запах хлора вообще не смущает? По-моему, эта штука точно не ракетное топливо, но ядовита не меньше! Беляш, если я тебя подсажу, сможешь сказать, что там за окном? Потом, может, в рожок дунем. А может, просто дунем, как пойдет. Мало ли куда нас занесло, верно? А, вы уже. ну ок.

В противовес Беляшу, Лунатик был как раз слишком активен. И раз уж про дверь спросили, то дернул в обе стороны.

      Лишь когда кибернетический ронин испустил "дух синто", Пакс перестал переливаться оттенками венозной крови. Он отпрыгнул, отпустив жертву да встав на все четыре лапы. "Стоящая дыбом" бронированная "чешуя" неспешно укладывалась. Кибер-Пёс встряхнулся, словно сбросил с себя влагу вместе с излишками статики. В этом не было практической необходимости. Небольшое приложение центробежных сил просто быстрее вернуло Комиссару мирный облик. Он даже более не дымился, хотя запашок гари и жжённого металла мог пощекотать нос какому-нибудь существу поблизости.
      Пакс: (ответ Бунраку) «Спасибо»
      Друг человека развернул голову, чтобы посмотреть на повреждения.
      Флегматично покачал мордой. Они ему определённо не нравились.
      Но, согласно оценке, сей бой был как-то... попроще того, в воздухе.
      Должно быть из-за общей суммы факторов.
      Хвост Пёселя лениво вился узорами в воздухе.
      Развернувшись, зверь вальяжно поплёлся к выходу.
      Цокая "когтями" по полу, он неожиданно нарушил тишину.
      – Насчёт твоей просьбы, Скай...
      Пакс обратился мордой к девушке, говоря спокойным тоном.
      – Это был довольно сложный запрос. Но, я склоняюсь к мысли, что смог выполнить его и подобрать картинку, близкую к заданию. Это пёсель с улыбающимся выражением морды, который смиренно сидит и выжидательно смотрит на зрителя, а на его голову надет вязаный берет. Он выглядит забавно, по моему личному мнению. Дальше. Согласно приблизительной оценке, девять из десяти незнакомцев, кто будут идти мимо пёселя, гарантированно остановятся посмотреть на него. Соответственно, картинку с ним безопасно отправить практически любому адресату. Кроме этого, поза пёселя и его взгляд вызывают ощущение, что любой знак внимания будет награждён счастьем пса, а строчка с текстом прямой фразы от лица пёселя позволяет адресату связать изображение с отправителем, выстроив логическую цепочку "отправитель это пёсель". Поскольку для большинства людей счастье животного-компаньона является ценностью, то, ассоциируя себя с этим пёселем, ты даёшь таким образом понять, что ответное сообщение сделает тебя действительно счастливой, и, соответственно, знак внимания адресата в виде ответного сообщения становится очевидной ценностью для тебя.
      Пакс поставил монолог на короткую паузу.
      И задумчиво подытожил:
      – По идее, картинка должна вызвать положительный эмоциональный отклик у получателя и позитивную обратную связь от него. Тут я сделал всё, что мог. Если можно, то я буду не против узнать, была ли моя помощь полезной.
      Кибер-Пёс отправил напарнице файл.

– Характер настоящей амазонки... – прокомментировав действия мастера с Судьей как с каким-то мальчишкой, вернулся к шкафам и последующему чтению.

* * *

Подойдя к столу, заинтересованно открыл пачку сока и принюхался к содержимому. Довольно кивнув, наполнил свой бокал и тут же осушил его, приподняв бровь от удивления.

– Сладко, – оценив напиток, хмыкнул и наложил себе мясного салата с куском мяса и пиццы поверх.

Не став пробовать другие странно выглядящие напитки, налил себе и желающим алкоголь. Слова Второго он вынес спокойно, лишь на мгновенье прервавшись от приема пищи будто по телу прошёл разряд тока. И лишь доев хлебный треугольник с начинкой сверху, приступил к оценке противников.

– Прав ты, Второй, дева со змеями из моих времён, – хмыкнув, чуть изменился в лице, являя лёгкую встревоженность. – Слишком близких к моим годам жизни и деяниям. Видно сам Грааль решил подшутить надо мной и дал возможность схлестнуться с одной из горгон. Со старшей из них мне не доводилось сражаться, а среди сестёр лишь Медуза была носительницей губящего взгляда. Но смерть тому глупцу, что посчитает родственниц этого монстра слабыми существами. Каждая по рассказам была способна расправиться с множеством первоклассных воинов. И если вам нужен обещанный совет, то вот он: оставьте рубку змеиной головы на того, кто этим прославлен. А если жребий выпадет неверно, то держитесь на расстоянии и готовьтесь к беглому перебору ног, кружите и по возможности не встревайте в бой на расстоянии трёх рук.

Персей невольно вспомнил сражение, когда он познал настоящий страх, сжимающий лёгкие с сердцем и давящий на плечи неподъемным грузом. Никому он не ведал в подробностях о том с каким ужасом ему тогда приходилось биться. Сама аура на острове пыталась сломить его волю и заставить убежать, но ведомый своим пробивным характером он не сдался и лишь ускорился. До кончины своей он вспоминал тот день и в особенности выражение лица девы в миг, когда он рубил ей голову.

– Где одно семя проросло, там и другие могут, – испив несколько глотков алкогольного напитка, вновь нахмурился от вкуса и взглянул на мастера. – Рин, ты говорила о знакомой тебе Слуге. Есть ли в твоих знаниях имена всех ранее призванных Слуг?

Райдер желал вызнать как часто ранее призывались его современники и подобные горгонам личности. Полубог стал витать в эмпиреях, представляя встречу с младшей змеиноголовой. Осталось лишь выиграть и дождаться следующего зова к Граалю, и так до тех пор, пока не случится встреча.

Саманта. Повторяешь, слово в слово, то, что требуется. Как тебе кажется, весьма и весьма убедительно: чуть отдышки добавляешь, рычащих ноток щепотку, немного нажима к финалу. Ты сама - просто проектор, а он - тот, кем ты, пусть и ненадолго, но становишься - зол, измотан, но все еще властен. Не просит, почти приказывает.
Секунда гнетущей тишины. Лязгнув, расходятся створки, утопают в стенах. Небольшое помещение, фактически - куб, представляющий собой тупиковый отрезок тоннеля, упирающийся в массивную, выкрашенную ярко-оранжевым цветом переборку, поперек которой флуоресцирует алым штамповка крупной, от стенки до стенки, надписи "DANGER". Разгоняет темноту стоящий в дальнем углу, слева, небольшой светильник - по факту, самый обычный фонарик, переведенный в режим "кемпинга", вроде тех, которые используют туристы.
И "привратники" тоже тут как тут. Один, тот, что слева - среднего роста, в тяжелом бронежилете, гладком армопластиковом шлеме, напоминающем роллербольный, c куцым, массивно-угловатым автоматическим дробовиком, другой, справа - высокий и плечистый, в уже откровенно роллербольной защитной куртке: с крупными наплечниками, укрывающими предплечья щитками и форменной кирасой на грудине, вооруженный штурмовой винтовкой - не такой, как у тебя, а с Т-образным выдвижным прикладом, планочным магазином, примкнутым почему-то "за", а не "перед" пистолетной рукояткой, и остро торчащей из-под увенчанного "рюмкой" пламегасителя ствола пикой примкнутого штык-стилета.
- Дум-д... А, су-ка!
Оглушительно громыхнув, выбивает пулемет "Шила", который молниеносно дернувшийся ей навстречу "левый" рейдер успевает пинком отбить в сторону от себя, керамическую крошку из стены и пластиковую стружку из потолка. Сцепляются не хуже пары бешеных собак, с рычанием валясь в кабину. А "правый", он просто подшагивает тебе навстречу, вместе с тем резко выбрасывая оружие вперед. Мгновенно закипает сангвисарная жидкость в жилах, когда понимаешь, что сейчас в твой живот, возможно, по самое дуло влезет заточенная железка. Кто быстрей - ты, он. Выстрел против укола. Ревет-выдыхает.
- Ты бл...
Миг. Вспышка. Сноп ослепительно-ярких, жгуче-горячих искр, из самых-самых глубин черепа - прямо в глаза. Омывает мысли, обостряет чувства. Еще миг. И, вместе с этим - волна нестерпимо-приятного, заставляющего зазвенеть каждую жилу жара, что как цунами прокатывается по телу, от основания живота - ввысь, а потом, утопив сознание в блаженной легкости, расходится вниз, в стороны, пронизывает до самых кончиков пальцев, пропитывает все и вся покалывающей теплотой. Так, что с губ непроизвольно срывается - гораздо более подходящий иному окружению, другой компании и не таким занятиям - стон. Еще миг. Вспышка судорожного наслаждения. И твои кисти наливаются голубоватым, лампадно-подрагивающим сиянием. Вспышка. И начинает мерцать синевой кожа лица. Вспышка. И разгорается васильково грудь. Вспышка. И светится под одеждой торс, бедра, голени. Вспышка. Вспышка. Вспышка. Вся ты - горишь, заливая окружение лазурной теплотой.
Выдыхает, уведя вбок и опустив штык, твой несостоявшийся убийца.
- Ох, блять.
Отступает на шаг.
- Блять.
Перестав душить Шильду, второй сползает с нее, и, неловко опершись о стенку, поднимается.
- Это, это...
Судя по тому, с какой смесью ужаса и удивления на тебя смотрит напарница, ее ты тоже смогла впечатлить.
- Войд-ведьма.
Тычет в тебя пальцем первый, пятится.
- Свет нулей, свет нулей.
Второй, как-то затравленно оглянувшись, бросает оружие на ремне. Разводит руки, ладонями к тебе.
- Прости, прости.
Подрагивает его подбородок.
- Мы не знали.
Сложив руки в замок, падает на колени его товарищ, едва не прибивший "Ржавую".
- Не проклинай нас.
Все трое, похоже, пребывают в некотором шоке от увиденного.
- Мы не знали. Не знали.

Это была простая комната размером пять на пять шагов: земляной пол, невысокий деревянный потолок на балках и неровные оштукатуренные стены серо-оранжевого цвета. Окошек — низких и широких щелей — было два, оба вырублены прямо под потолком, и оба убраны решеткой. Одно наполняло комнату бледным рассеянным светом и зябким сквозняком с легким запахом хлора. Второе, расположенное в стене напротив — вело в соседнее темное и на первый взгляд необитаемое помещение. В стене с темным окном располагался также и дверной проем, безусловно запертый мощной деревянной с железными полосами дверью. Под светлым окном стояла длинная деревянная лавка, куда были лежали ногами к углам две человеческие девушки; в углах напротив на пестрых ковриках были брошены двое человеческих мальчишек. Возле двери стояли какое-то ведерко, маленький газовый баллончик с раструбом и сложенный пополам листок бумаги с загадочной надписью. Все было хорошо и бессознательно.

Движение началось, когда на нос одной из девочек — у нее были серебрянные волосы — упал небольшой бумажный сверток с чем-то твердым. Она пришла в движение, нечаянно придавив уткнувшегося ей в бок кролика. Развитую активность было уже не остановить, и копошение так или иначе привело в чувство прочих узников комнаты.

Оглядевшись вокруг, четверо (и примкнувший к ним кролик) пришли к единственно возможному выводу: они впервые видят это помещение и всех этих людей (и животное), и не имеют понятия, как тут оказались. Вообще, если попытаться вспомнить что-либо из личной биографии, чертоги памяти отвечали звенящей пустотой. С единственным исключением: каждый знал свое прозвище, а Беляш (так звали беловолосую девушку) знала имя Пушка (так был озаглавлен кролик), который оказался цел и невредим.

– Рано, – сухо вырвалось у улыбчивого парня в школьной форме перед тем как он сорвался с места в сторону соперника.

Полубог предпочёл бы бой с горгоной или другим чудовищем, но спорить с мастером не стал. Однако он не принижал силу обычных воинов, по себе зная насколько они могли быть сильны. Предстояло лишь найти нужный подход к вражескому Слуге.

Персей приближался к противнику всё ещё не приняв боевой вид, то ли забыв об этом, то ли будучи слишком самонадеянным. Тридцать, двадцать четыре, шестнадцать, семь шагов до вражеского мечника-копейщика. Парень не сбавляя скорости начал светиться магией смены одежды на доспех, тут же уходя на левый бок Лансера.

В руках блеснуло непонятное оружие, похожее на серп, приделанный к древку. Райдер посчитал наблюдаемый ранее бой богатым на информацию, но каждое знание требовало подтверждения. Зеленоглазый юноша продолжил кружить вокруг, ловко перебирая ноги и чуть ли не взлетая в прыжках над полем боя, попутно делая пробные подсекающие удары своим странным оружием. Ему хотелось проверить умение соперника защищаться и идти в ответную атаку.

Во избежание последнего он перехватил косу другим хватом и кружащие вокруг движения сменились атакой в лоб. Персей был спокоен и всё так же улыбчив, думая лишь о том как не снести голову сопернику. Однако даже эта мысль не останавливала его от редких выпадов в шею Лансера.

Всем. То ли слова молельщицы, то ли нечто личное, то ли одно, помноженное на другое, но охранник решает поступить так, а не иначе. Отжимает железки одна, подкидывает "хлопушку" второй. Бахает, лязгнув твердым по твердому, да так, что даже переборки дребезжат.
Хохочет рейдер там, наверху:
- А ведь могли бы пожить!.. Ты не т...
Окрик, в отдалении.
- Тихо!!!
Странно искаженный, как если бы говорящий был в противогазе, но при этом звучащий отголосками более-менее отчетливо даже для вас. Возможно, нашлемные динамики. Пара секунд - и взволнованно-возбужденный людской гомон немного стихает.
- Ну что, дипломаты хуевы, как, договорились? Выманили?
Заметно ближе, практически у самого "карниза".
- Ты, как тебя там...
Отвечает новому оратору "Горелый".
- Одар.
Смеется тот, который уточнял.
- Перкинс, как тебе их имена, а? Отрыжка, Сопля, Гнилая гильза, Геморройная жопа...
А незнакомец продолжает, кажется вообще игнорируя то, что тут, внизу, на ящике взрывчатки сидите вы.
- Давай, может, и тебе какое-нибудь такое придумаем, что скажешь? Был Винсентом, а станешь, к примеру, Ведром.
Снова смех.
- Ладно, пошутили - и хватит. Время. Так...
Совсем тихо, не сам несостоявшийся "дуэлянт".
- Одар.
Подсказывают, похоже.
- Одар, да. Короче, собирай своих обезьян, и тащи всех на "три-девять" - там боевая реплика, сдерживание на вас.
Несколько мгновений тишины.
- Ты чего-то не понял?
Скрежещет металл о металл.
- Вы нам не указ, мировик. Меченый, он пид...
Хрип. Влажный хруст. Охает женщина, ропот проносится по коридору.
- Повторяю еще раз, дебилы гидроцефальные. Последний.
Вновь этот, "шутник".
- "Три-девять", сдерживание. Живо!!!
Наполняется шахта отголосками позвякиваний, шарканья, шепотков.
- И великого воина заберите, пока не завонялся.
Смеются теперь минимум трое - так же, "динамично". Волокут что-то, царапая пол.
- Репликанты, если фраза "подразделение специального назначения" вам о чем-нибудь говорит, то рад знакомству - командир "Эпсилон-Два", если нет - соболезную.
Вот теперь, судя по всему, неизвестный обращается непосредственно к вам. Громкость выше, но тон фраз не изменился - как если бы звук "подкрутили".
- Давайте ближе к делу. Оставляйте все оружие и лезьте сюда, космоскам вас не тронет. Это хорошая концовка. Плохая, на крайний случай - разгерметим блок, как местные дегенераты и планировали, но лучше обойтись без этого, станцию потом не им чинить. Собственно, я только поэтому с вами и вожусь. И, о, кстати, едва не забыл...
Явно не вам.
- Мэм, будьте так добры...
Дребезжат цепи. Хриплый женский голос, где-то там же, рядом.
- Эя.
Шевелятся волосы на затылке у тебя, Эя, когда слышишь свое имя. Когда понимаешь, кто это. Пропускает сердце удар. Миг. Разгорается в груди огонь. Краснота в жилах начинает закипать. Как и твои мысли. Как и вся ты, целиком, без остатка.
- Что бы ни произошло, знай - я тебя люблю.
Смолкает она. Но не "командир".
- Трогательно. А теперь - хоп-хоп, скорей наверх, ваши анабиокамеры уже готовы.

  - Che peccato! – самоуверенно отмахнулась ото всех возражений волшебница, - Персей, если верить легендам о нем, не убоится никаких criminale, а я в годы молодые, не смотря на титул, бывала в злачных тратториях Эсквилина... да и в принципе жила в Риме! Maledizione, мы герои, чего на бояться каких-то бандитов и нищей обстановки? Свернем пару челюстей, - Катерина кивнула на Персея, уточняя, кому предназначает это занятие, - сунем кому-нибудь стилет под ребра, - приложенная к сердцу ладонь явно обозначала, что это дело графиня Форли оставляет за собой, - и все прочие сразу поймут, что с нами лучше не связываться.
  Львица Романьи сделала приглашающий жест рукой, недвусмысленно требуя согласия. А заодно, посмотрев, как меняют обличье остальные, и сама решилась. Воздетым вверх указательным пальцем попросив паузы, она запрокинула голову, резким движением руки вырвав все шпильки и стянув берет-ток, и позволила длинным волосам свободно рассыпаться по плечам. Несколько ударов сердца – и роскошный марлотт превратился в легкое платьице с большим бантом и свободный пуловер.

  Чкть расставив руки, итальянка прокрутилась вокруг своей оси и осталась удовлетворена нарядом. Коротко рассмеявшись и щелкнув пальца и, она продолжила агитировать:
  - Coraggio! Ты маг, младшая, маг в мире, где за волшебство не сжигают! Разве только тебе самой не хочется... Но тогда пошли слуг, пускай купят нам вина побольше, сыра и лепешек. Не знаю, как прочие, - взмахнула она рукой, - а я хочу возвращение в мир живых отметить. Или что нам остается, спать пойти, что ли, в ожидании турнира? Che palle! Я считаю, что эту ночь мы должны прокутить так, чтобы на завтра вспоминать каждый миг с блаженно улыбкой! – девушка довольно поцокала языком, - Ahò, ты согласна? А я тебе расскажу и покажу что-нибудь интересное... А заодно и Персею поведаем о том, какой он стал легендой, ecco?

  Появившийся судья ничуть не смутил графиню, одобрительно покивавшую на его слова:
  - Сеньор Секунд дело говорит! От настроя многое зависит – а его можно улучшить!
  Поддерживая слова Райдера, волшебница продолжила:
  - Да-да, Персей прав: каких там кондотьеров Святая Матерь наша Католическая Церковь пригнала нам на заклание? Я об их тактике, конечно, не расскажу, - хмыкнула она, - но любопытно же!

Ритану Второму не жалко детей. Он не понимает как размер влияет на необходимость оставлять в живых. Ритану Второму жалко пуль. С этими мелкими любая победа это поражение. Потраченные припасы. Раскрытое местоположение. Отвлечение внимания. Кстати об отвлечении. Перед тем как убраться обратно в комнату все зрение и слух на потайной проход. Пытается ли кто-то оттуда выбраться. Слышны ли звуки попыток прорваться, отхода или приготовления к чему-то. Именно в данный момент основная опасность оттуда. Мелкие мешают не только ему, но и тем кто идет за ним. Скорее всего им тоже не жалко детей, но пулям все равно мелкий ты или крупный, пули все равно застревают в мясе и костях.

Пока мозги, эти такие медленные, но такие другие, такие настоящие, да наверное это правильное слово, пока эти настоящие мозги анализируют что творится в потайном проходе, надо что-то решать с детьми. Хотя у него есть кому решать.

- Серая, разберись с мелкими. Можешь отдать им одну из коробок, только пусть уберутся отсюда.

— Какой размах! Мне нравится этот город, видно, что строители не сдерживали себя. И вверх, и в ширь! И дороги что надо. По таким ходить одно удовольствие.
Этот город, Лондон, Марку нравился. Квирит и сам сменил свои доспехи, на волшебный образ, воспользовавшись подаренными знаниями и возможностями. Когда он посмотрел на то, как этим распорядились остальные, то стало проще придумать что-то для себя. Тем более что, не смотря на кажущуюся несуразность, одеяния были вполне удобны. Пружинистая обувь с высокой подошвой была восхитительна, в такой по ощущениям можно было выдать марш от Италии к Испании и ноги не устанут! А длинные рукава римлянин в итоге просто закатал по локоть, так оказалось удобнее.
—Лев, а на Рим посмотреть сможем или мы ограничены и лишь только дома, да территории для боя? Хочу поглядеть, как он изменился за эти века.

Объяснения инквизитора по поводу устройства мира Марк старался слушать внимательно, но получалась не всегда, поскольку концентрация внимания у военачальника в какой-то момент окончательно потерялась. Слишком много всего за очень короткий период. Такое нужно переварить, но кажется, что в этом времени людям жить сильно лучше, чем в его век. Здесь даже ночью светло, как днем! Волшебство, магия! Какой восхитительный век!
— Так. Вино да, но я хочу ещё кодекс. Или книгу. С историей от моих... нет, от начала время и до этого дня. Давайте узнаем, что произошло за века интересного. Да и о вас, друзья мои, я был бы рад узнать побольше. Особенно если сами расскажете, а не читать придется.
Марцелл попутно с разговором открутил пробку у одной из приобретенных бутылок с пузырящейся оранжевой водой и вдохнул ноздрями запах, подозрительно скривился, но глотнуть рискнул. Как оказалось, это была ошибка. — Великие боги, какое издевательство над водой!
Бутылка отправилась в ближайшее ведро для сбора мусора, а римлянин ещё минуту отплевывался от сводящей зубы сладости на языке. Пока случайно скользя взглядом по витринам не увидел змею, капающую ядом в чашку. И римлянин поймал за хвост мысль, пусть даже совершенно не связанную с вином или книгами.
— Сфено, я вспомнил тебя! Это даже в мое время уже было легендой, — Марк на ходу обернулся к зеленоволосой. Без змеиных шипящих волос та смотрелась куда более миролюбиво, к такой женщине уже наоборот, делают шаг ближе, а не отступают назад. — Мой народ считал вас дочерями бурного моря и северного ветра. Эллины рассказывали легенды сильно длиннее и интереснее, но о них в моей стране не знали особо, пока я не победил Архимеда и не захватил его город и библиотеки.

Марцелл посмотрел вверх, вспоминая старые деньки и битву за Сиракузы. Да, даже если бы не приказ отцов Отечества, город стоило бы захватить просто ради трофеев. И чтобы научить соотечественников ценить то, чему можно научиться от соседей. Греки были хорошими учителями.

***

Марк, уловив запах незнакомки поджал губы, но кривить лицо или изображать отвращение не стал. Кто знает аромат в доме полном легионеров, тот нос по пустякам не воротит. Квирит вытянул с собой бутылку и сразу занял свободной кресло, пока остальные заводили знакомство с гостьей. Сначала пробка и бокалы, потом остальное. Да и вопросов есть кому задать, можно просто послушать.

Ритан Второй. Визжит где-то неподалеку - через зал - заместитель креативного директора, и, кажется, хохочет рейдерша. Страшно одной, весело другой, но нет ни времени, ни желания разбираться в первопричинах.
"Первый номер" в сторону, щит в левую руку, "вспомогательное" - в правую. Быстро и просто. Готов? Готов. Подшаг. Укрыться - раз, провести визуальную оценку - два, прицелиться - три.
- Вон!
Вопят хором те, кто занял грузоподъемную платформу.
- Там!!!
И ты понимаешь, что вторженцы, вскрыв потолочный люк кабины, гонят на тебя детей. Один - лет, наверное, десяти на вид: тощий, в стоптанных сандалиях, которые ему явно велики, растянутых спортивных шортах по колено, не менее растянутой, и настолько большой, что она напоминает платье, футболке, с грубо сшитой из, кажется, наволочки "балаклавой" на голове, смотровые отверстия в которой вырезаны так криво, что он едва может рассмотреть хоть что-то перед собой одним единственным глазом. Со старым револьвером наперевес, вместе с тем, жмется к стенке. Второй - вообще лет, наверное, семи или восьми, высохший как скелет, с клочковато обритой шишковатой головой и укрывающей лицо "банданой", сделанной из куска мешковины, в засаленных трусах и играющей роль верхней одежды, некогда белой майке-безрукавке, свисающей ему почти по коленки. Едва тащит заржавевший обрез двуствольного ружья, стволы которого на вид кажутся толще, чем руки "воина". Третья - скорей уже девушка, чем девочка: пятнадцать-шестнадцать, может, ей. Невысокая, худощавая, смуглокожая, с остриженными под "горшок" угольно-черными волосами, в джинсах латанных, переделанной под жилетку шерстяной рубашке с обрезанными по плечи рукавами, замотанная почти по самые карие глаза то ли шарфом, то просто длинной полосой ткани. Этой - наверное, лидер - выдали полуавтоматический пистолет с подкрученной проволокой рукояткой и заваренным по боку, наискось, затвором.
- Убю! Убю!!!

Новый участник судейства знал их по именам, и потому удостоился определенного интереса со стороны рыцаря. Этот маг, наверное, сам мог бы оказаться в числе Слуг. Но здесь он был не одним из воинов, а одним из учредителей. Его делом, видимо, было следить за тем, чтобы не пострадали люди. По крайней мере, об этом можно было не волноваться. Хотя... Балин редко волновался о том, кто может попасть под меч. Безопасность зрителей была на совести самих зрителей, и наверняка никто из них не собирался становиться между ним и его противником.

Противник между тем выглядел интересно. Это был Арчер, а значит можно было ожидать, что он будет избегать ближнего боя. Мог ли он передвигаться достаточно быстро в такой броне? Возможно, но Балин был уверен - этот противник от него не уйдет. В ответ на приветствие Балин кивнул:
- Первый бой на турнире. Постараемся оправдать такую честь.
На самом деле, было неудивительно, что ему выпала честь начать турнир. Он всегда был из тех, кто атаковал первым. Вот и теперь, было бы странно, если бы его оставили на потом, и наверное Лев это чувствовал.

Мечи уже были в руках воина. В правой - длинный рыцарский меч с широкой гардой и, кажется, без каких-либо украшений. В левой - клинок меньше, больше похожий на гладиус, плохо сочетающий с классическим образом рыцаря. Второй клинок также был значительно темнее первого.

Лансер сорвался с места одновременно с прыжком Арчера, выставив мечи вперед и не отрывая взгляда от противника в воздухе. Будто он собирался поймать его во время приземления и проткнуть сразу двумя клинками. Тактика Арчера была именно такой, как Балин ожидал - разорвать дистанцию и атаковать издали. И потому рыцарь готов был преследовать оппонента и отражать мечами те стрелы, от которых не удалось бы увернуться. А вот когда противник приземлится... тогда начнется настоящий бой.

Беру сумку и складываю гранаты, слушая речь Одара. Кивнул ей.

– Думаю, знают.

Одну не стал складывать: выставил таймер, дослушал монолог и закинул им туда наверх целой левой рукой.

      Арчер встал.
      – Прекрасно, – удовлетворённый контрактом отозвался он.
      Выпрямился во весь рост, выражая лицом хорошее настроение.
      И, кажется: смущение Тосаки определённо тронуло его!
      Взгляд груды металла как-то выразительно смягчился.
      «Ах, она ведь действительно всё ещё ребёнок...»
      Сочувствие проскользнуло в мимике Тамэтомо.
      Потому что на душе у него было всё-таки не очень спокойно.
      Даже в суровые времена Минамото-но, когда пацан лет десяти считался уже достаточно взрослым, чтобы взять в руки меч – использование детей и особенно девочек в конфликтах считалось крайней мерой. Но у Великой Чаши, видимо, совсем другое мнение и принципы выбора Хозяев. Арчер мог быть бесконечно несогласным, но какой в протесте толк, если ответом ему будет эпохальное безразличие? Жернова Судьбы слепо перемалывали людей.
      Но самурай хотя бы имел возможность вставить палку в её колесо.

      – О! Значит, моя Госпожа из Японии? Идеально!
      Воскликнул Тамэтомо, став ещё более довольным.
      Когда Катерина упомянула его, Слуга не мог не поклониться той в ответ.
      – Моё почтение, синьора Сфорца, – вежливо отозвался Арчер и, после небольшой паузы, на всякий случай поинтересовался, – я верно к вам обратился? Я бы не хотел спровоцировать конфликт на почве наших культурных различий. Ко мне вы можете обращаться, как Тамэтомо-сан.
      Немного подумав, самурай сдержанно добавил уже всем Слугам:
      – Я также рад познакомиться с вами.
      Разве что разделить воодушевление народа от желания Хозяйки не мог.
      «Должно быть, Акаши был великим человеком, раз уж сделал Хроники, дверь к которым можно открыть только Великой Чашей... Понятия не имею, что это. Но, видимо, очень важно»
      – Достойное желание, – просто и искренне заметил мужчина.
      В конце концов: воля повелителя для него практически закон.

      Размышляя о высоких материях, Арчер не упустил и Судью.
      Даже специально принюхался к воздуху: то ли иллюзия, то ли правда...
      «А почему она пахнет как суп в горшке, который на месяц забыли в погребе? Небось ещё и прячет под одеждой свою мохнатость с мошками? Оживший труп? Интересная здесь Церковь, однако»
      От озвучки вслух этих мыслей самурай воздержался.
      Не для того он стал аристократом, чтобы за чужой спиной злословить.
      Но вот неподдельное, и даже слегка благоговейное, удивление на лице Арчера, с каким он посмотрел на оттопыренный мизинец Кастера – бесценно. Уж что за страшные слова незнакомка высказала вслед ушедшей, но в свой адрес Тамэтомо услышать их, наверное, не хотел. Относительно судьи сам он сохранял нейтралитет. Причём довольно вооружённый, если приглядеться.

      Но вот нарушительница спокойствия ушла.
      Госпожа раздала указания. Стоило признать: вполне ценные.
      – Будет исполнено, – бескомпромиссно ответил сын Тамеёси.
      Фигура Арчера медленно размылась в воздухе.
      Он обратился в форму духа.
      Удобно быть Слугой.

      Вот бы он так умел тогда, в Сиракава-ден...
      Но в этот раз он той ошибки точно не допустит.

Смена образа не стала для воительнице чем-то затруднительным. И скоро она вместе со всеми шла по сверкающему многочисленными огнями ночному городу. По дороге она внимательно и цепко продолжала рассматривать окружающее. В местах, которые не являлись ее замком на границе Земли Теней, то есть практически во всем остальном миром, Скатах была готова вступить в бой в любой момент. В ее насыщенной жизни редки были минуты отдыха, поэтому женщина их так ценила. По дороге она она громко сказала, обращаясь ко Льву:
- Я смотрю людей стало очень много, но качество их не радует. Пока я не увидела никого, достойного стать мне учеником. Где новые Кухулины и Фердиады? Век Героев прошел. Может дело в том, - она недобро усмехнулась, а взгляд алых глаз на миг полыхнул огнем через облик обычной девушки, - что мы делали все сами. Сами сражались, побеждали и умирали, а не призывали себе помощников, чтобы сделать все за нас.
Впрочем, эта короткая вспышка плохого настроения у Скатах быстро прошла, или воительница просто подавила ее своей волей.

- Вино, друг мой, - повернулась она к Марцеллу, - напиток неплохой. Но лично я предпочитаю ему сидр, эль и пиво. Может дело в то, что к нам редко привозили хорошие напитки из стран, где растет виноград. Сегодня я доверюсь твоему вкусу и выбору Льва, но первую победу пойдем отмечать в паб. Вроде так называют местные заведения для отдыха.

Следующей ее внимания удостоилась Сфено.
- У нас, подруга, подобралась отличная компания, два воителя и две воительницы. Главное, никого не потерять. Тебе больше нравится Балин или Марк? Они, конечно, оба красавчики, но немного разные. Или ты пока об этом не думала?

***
Уже в общежитии, бывшая принцесса и вывшая ведьма Земли Теней успокаивающе подняла руку, после слов Балина:
- Спокойно. Она же сказала, что из одной команды, а наш Лев не хватается за меч. Значит, скорее всего, это правда.
В руке Скатах не было ее знаменитого копья, но смертоносной ее дело отнюдь не только оружие.
- Мало ли почему неизвестная леди может пахнуть. Может это проклятие, или она мертвая, или не человек. Лучше послушаем, что она захочет нам сообщить.

- Снова? Я не знаю, чем твои шансы лучше моих. Это твои командирши тебе в уши напели, что Сестры без брони это какие то второсортные неумëхи? Как по мне, так это у солдаток шансы умереть выше. Прикажут помереть но прикрывать отход, и ты помрешь. Не будешь сражаться, чтобы одолеть погоню, не будешь искать способа выполнить задание и выжить, а просто сделаешь так, как тебе приказали в спешке, не разбираясь.

Бьянка опустилась на траву, сев на колени. Брови сомкнулись на переносице. Белая вернулась окончательно, вернув свою радость и любовь обратно в клетку, чтоб не чудила.

- Я не солдатка. Прикажут остаться - не подчинюсь. Лишь две женщины мне могут приказать, но одна далеко, а вторую надо спасать. Ненадейся, Росита. Не думай, как бы тебе оставить меня тут и героически помереть в самоубийственной миссии. Подумай, как наши совместные силы помогут нам спасти маму и вернуться вдвоем. Хватит думать, что меч и муштра все решают, в мире полно сторон а не только солдатки и не-солдатки.

Бьянка задержала взгляд на губах сестренки. Довольнодолго, что та могла заметить ее колебания. Но нет. Чувства на замок. Потом , когда космачи отправятся жевать червей, они найдут уголок у тихой речки и уж тогда держись.

  Ох, матушки родные, вот подскажите, как объяснить сестренке, почему я не хочу ее брать с собой? Как объяснить гражданской, пускай и побывавшей в одной баталии, что война – дело тяжелое и грязное, и для него должно быть другое мышление, другая психология, которую в нас, в кадеток, в Старой Крепости вколачивали инструкторши, причем иногда даже буквально? Солдатка должна не только без сомнений убивать – у других сестер тоже ненависти к гражданским достаточно, чтобы не удержать руку. Солдатка должна уметь, во-первых, подчиняться, не задумываясь, а, во-вторых, при необходимости идти на смерть.
  Как ей вложить в голову, что там, в погоне, может возникнуть необходимость грудью пойти на арбалеты? Как ей поведать, что даже после успешного захвата ларца мы не застрахованы от ответного преследования, и кому-то – мне, например – придется оставить товарок и «оседлать» нитку тракта, ценой своей жизни давая уйти остальным, потому что результат в сотни и сотни раз важнее жизни одной сестры, даже десятка? Как рассказать любимой, что то, что она выжила и не ранена – это только удача, а не мастерство?
  Я не знала.

  Несколько раз я открывала рот, но, глядя на смурное лицо Старшенькой, не могла вымолвить ни слова. Все мои надуманные аргументы рассеивались, как туман под солнцем, расщеплялись, как полено под ударом колуна, сгорали, как бумага в костре. Все несказанное казалось таким неубедительным, таким несущественным под этисм строгим взглядом! Я смотрела в любимое лицо и понимала, что все доводы, апеллирующие к рассудку, ее не проймут, равно как стекут дождем по стеклу и все эмоциональные просьбы не оставаться здесь и не подвергать себя опасности.
  Этот бой я проиграла, даже не начав.

  Разжав пальцы и освободив ладошки Бьё, я с тяжелым вздохом опустилась на землю подле нее, скрестив под собой ноги. Похлопала ладонью по примятой серо-зеленой траве, приглашая присоединиться. Бросила по короткому взгляду на прочих участниц совета: занятую моей броней матушку-лекарку, оказавшуюся женщиной многих талантом, и на собранную Командору, что-то активно обсуждающую со своей несгибаемой спутницей. Кажется, до нас двоих дела пока что никому не было. Ну и слава Богиням!
  Говорить было тяжело. Хотелось просто закрыть глаза и растянуться прямо здесь, подставляя лицо солнечным лучам и не думая совершенно ни о чем. И одновременно хотелось иметь достаточно воли, чтобы жестко поставить Бьянку на место и заставить ее остаться под Куполом – даже ценой ссоры. Даже ценой того, что она больше никогда меня не обнимет. Справедливая плата за то, чтобы любимая осталась жива: вот только мне духу не хватало ее заплатить. Бьянка после минутной слабости снова стала не по годам взрослой и сильной, а я как была поверхностной и рассеянной Ситой, так ей и осталась.
  Я просто не могла все оборвать разом, даже понимая умом, чем это грозит. Слабачка…

  - Бьё… - глухо начала я, сплетя перед лицом пальцы, - Я не могу тебя заставить остаться, хотя – клянусь! – хотела бы: ты умеешь читать в моем сердце… Пойми, я боюсь за тебя, и то, что ты пережила эту бойню, не дает никаких гарантий, что в следующем… Ну, ты понимаешь. Я солдатка, и шансов у меня больше, честно. Но я хорошо знаю, что когда ты говоришь так жестко, то спорить невозможно – плетью обуха не перешибешь. Пойми, я не сомневаюсь в тебе – просто не хочу подвергать опасности снова…

  Вся моя надежда оставалась на то, что командирши при комплектовании отряда примут правильное решение…

  За бесчисленные дни скитаний, они ни разу не подняли разговор о маленьком охотнике, но это совсем не значило, что исчезновение Аугна для его соратников прошло даром. Мысли Бриитты то и дело возвращались к их роковой встрече с Вралем. И чем дольше она пребывала взаперти чужеродного мира, тем больше ошибок она находила в совершенных ими действиях, которые впоследствии привели к потере одного из соратников. Как долго это могло продолжаться? Женщина ощущала, как начинала сходить сума от навязчивых мыслей о неизбежности.

  — Ли-за… — Ее рука так и застыла, протянутая к излечившейся девочке. Глаза Бригитты были широко распахнутыми от удивления, а губы едва шевелились, ибо более не были в силах что-либо произнести. Ее разум был настолько истощен, что понадобилось немало времени, чтобы прийти в себя и осознать, что вернулись не все. В поисках ответов на свои незаданные вопросы, она поглядела на Олдстаута. Морщинистое лицо Гаррета при этом, напоминало непоколебимую скалу над уступом у моря. Неужели он оставил свою человечность в другом мире вместе с Вэлтом?

  И все же они довели дело до конца. Они победили обезумевшую женщину. Бригитта натянула полуулыбку, которой как правило люди скрывают свои истинные эмоции. В столице она потеряла Мэрике, в Салифорде - Маленького Охотника. Кажется, подобный исход начинал принимать печальную закономерность. Стоило ли жалеть об утрате одного из братства, ведь в конце концов он стал ключом к их возвращению из мира грез и к выявлению настоящей ведьмы. Жертва Аугна спасла многие жизни, сделав самого охотника обменной монетой. Она не забудет сообщить об этом в докладе.

  Путь предстоял долгим. Воительница мрачно надвинула шляпу на глаза.

Найти охотника в незнакомом лесу - занятие тяжелое, но у троицы были свои идеи.

Тенген принялся орать, пытаясь найти охотника. Вдруг кто отзовется?
Но, к сожалению, никто не откликался.


Сузаку местная растительность показалась крайне неприятной и непонятной, и, в итоге, вместо поиска зверей, она больше пыталась не вляпаться во что-то.
Как-то лес старика Ё вспоминался с большим удовольствием, несмотря на все проблемы: он был нормальным.


Только у Тадэши была в голове четкая цель: он искал воду.
Любой знакомый с природой человек знает, что любой зверь ходит на водопой - и тут это вряд ли было исключением.
В итоге он уверенно вел группу в сторону, откуда пахло водой.

Группа отходила от деревни все дальше, и им становилось как-то полегче, когда стало ясно, что вода уже близко.
На очередной опушке открылся вид на довольно большое озерцо, в которое втекал небольшой водопад.
У озера была пара кроликов, которые, завидев троицу, грозно зашипели и бросились прочь.
Но внимание группы привлекло другое - за водопадом явно был в ход в пещеру.

Это было плохо видно в свете почти зашедшего солнца, но ночь в любом случае было бы удобнее пережидать внутри, а не на открытом воздухе.
Троица двинулась в сторону пещеры - но не успели дойти, как солнце зашло за горизонт, и окрестности накрыла непроглядная тьма.
Словно троица закрыла глаза...

***

Наутро никто не чувствовал себя выспавшимся, хотя спали, вроде, немало.
На небе были тучи, на улице серо и прохладно.
Впрочем, настроение могло немного улучшиться: вскоре после пробуждения, группу нашел старейшина.

Он попросил жителей принести вам небольшой котелок какого-то варева.
- Овощной. - Виновато улыбнулся он, и пожал плечами, - Пока охотник не вернется, мяса ждать не приходится. Уж простите!
Впрочем, само варево было неплохим: лучше, чем можно было ожидать: туда бы немного соли, и было бы даже вполне сносно.

Можно было бы подумать о походе в лес, но была плохая новость: леди Во Лан стало хуже.
Сон Бин вызвался за ней присмотреть, и Намгун был того же мнения:
- Не нравится мне тут. Странно. Носом чую - быть беде. Не хочу оставлять этих двоих одних. Сон Бин, конечно, возможно, самый сильный - но и самый слабый тут.

В общем, для похода в лес оставались вы трое.
Но прежде, чем вы смогли определиться, вы заметили, что все люди потихоньку движутся в одну сторону, почти не переговариваясь друг между другом.
Казалось, вся деревня уходила куда-то чуть в сторону, за пределы деревни.

В это мгновение троица неожиданно осознала: это же было вчерашнее утро.

Киото, следующий день, вечер

Было пожалуй что-то непривычное в том, чтобы гулять вот так по городу, без особой цели, проходя тихие (относительно Парижа так точно) улочки. Нет, цель конечно была – в конце пути очень желательно было бы оказаться в клубе «Last Wish», где собственно и выступали сегодня «Night Angels», но в сравнении с тем что для Скай было обычно "целью", это, можно сказать, всё равно что её не было. Она могла бы уже давно добежать до места назначения или просто выбрать кратчайший маршрут, но до начала концерта был ещё целый час – и Элерс была целиком и полностью предоставлена самой себе... чего не случалось, к слову, довольно давно уже.

Потому можно было спокойно пройтись по рабочим кварталам Киото, правда, ловя на себе удивлённые взгляды (даже среди французов Скай обычно возвышалась на голову или больше, среди японцев она и вовсе выглядела как баскетболистка), полюбоваться как лучи закатного солнца играют на стёклах небоскребов, как пляшут голограммы, рекламируя всё что только пожелаешь; как сверкают точно такие же рекламные щиты – Элерс рефлекторно отметила, что рекламировали новую коллекцию Шанель, чей дом моды, подстраиваясь под веяния времени, выпускал модули-туфельки для ножных киберимплантов. Сначала на экране мелькнул агрессивный красный дизайн, потом, более фиолетовый строгий дизайн (и снова Скай рефлекторно присмотрелась к ним – они были в тон костюму), и, наконец, какие-то серебристо-хромированные под "рыцаря". Да уж, корпорациям дай возможность – будут делать деньги на всём. Скачок технологий позволил наслаждаться сплавом эффектности и эффективности, не жертвуя одно в ущерб другому. Но не всем, пожалуй, это приносило радость.


Ночной клуб «Last Wish»

На подходе к клубу, Элерс могла испытать легкий приступ паники – возле входа собралась толпа народу, которая изрядно галдела. Разношерстная компания – кислотных цветов ирокезы, сверкающие куртки, миниюбки, вызывающий макияж, причём не только у девушек, абсурдное количество пирсинга... но интуиция быстро подсказала киборгу, что в таких местах всегда так. Да и по времени она прекрасно успевала, а перепутать часы она точно не могла – слишком уж много точек синхронизации было в её системах, чтобы допустить такую оплошность. Да оно и понятно: провалить миссию из-за того что часовой пояс не туда переключился – слишком большая роскошь.

Внутрь она опять же прошла без проблем – спокойно предъявив вышибале электронный билет. Но если оценивать возможность наглого прохода: он бы против неё и пяти секунд не продержался. Прямо перед ней не пустили какого-то "понтового" парня, и тот начал было "бычить" на Элерс, но более умный друг шепнул ему на ухо: "Ты дурак? Не видишь? В ней хрома больше, чем в твоей тачке..." – и проблема решилась как-то сама собой.

Внутри клуба Скай на мгновение оглушило и ослепило цветомузыкой – веселье, кажется, было в самом разгаре... ага, вот и диктор, который объявляет "Ночных Ангелов!".

— Эй, народ! Сегодня у нас на сцене! Виви! Сильвия! Ии-и–и-и... А-а-а–амбер! Ночные Ангелы, ну-ка прокачайте мне зал перед их выходом!

Вместе с объявлениями выходят и исполнительницы – зеленоволосая, видимо, Виви; синеволосая – наверное, Сильвия. Ну а Амбер Скай может узнать и так. Зал взрывается криками и аплодисментами. Протиснуться поближе к сцене, опять же, не проблема: если Элерс сама того хочет. Но вообще, она может услышать откуда-нибудь и из уголка темного: акустика тут надо сказать на высоте. Но вот на сцену выходят три музы – и магия рока начинается.



— Here we stand
Worlds apart,
Hearts broken in two, two, two~

Ударное звучание сразу хватает за душу и несёт куда-то далеко – не нужно даже вслушиваться в смысл слов, просто чувствовать. Сильвия выдаёт мощные гитарные риффы, пока Виви избивает тарелки и барабаны: ну а Амбер буквально заряжает зал своей энергетикой. Исполнение, может быть, неидеальное: но бесспорно душевное.

— Someday love will find you
Break those chains that bind you
One night will remind you
How we touched
And went our separate ways
If he ever hurts you
True love won't desert you~

На время песни клуб будто бы растворяется, расплывается миражом – остаётся только сцена, где три девушки продолжают творить магию музыки. Хотя, наверное, взгляд Скай прикован только к одной из них: Амбер поёт самозабвенно, прикрыв глаза. Видно, что ей не безразлично, о чём петь и когда. Наконец магия исчезает, виртуальные часы бьют двенадцать и всё возвращается на свои места. Зал накрывает волна оваций и одобрительных криков.



— Спасибо что пришли, ребята! — весело кричит со сцены Амбер в микрофон. — Я бы хотела сказать ещё пару слов, прежде чем мы продолжим. Предыдущая песня посвящается одному очень хорошему человеку, благодаря которой я могу здесь выступать сейчас! Я надеюсь, она тоже ещё найдёт свою любовь, и будет счастлива! Не знаю, здесь ли она сейчас, но огромное ей спасибо! Эта песня была для тебя!

— Делайте добро, народ, — взмывает вверх тонкая ручка солистки с "козой". — Оно обязательно вернётся! Ну а мы продолжаем...

Всё подошло к концу, который можно было назвать счастливым: хоть и не все, но большая часть детей была спасена, ведьма познала гнев Сокана, охотники вышли из схватки живыми. Пусть и не в полном составе.

Скитаясь по иному миру, после того как Аугн и Враль испарились, Гаррет имел много времени на раздумья. Что произошло с колдуном? Что случилось с Вралем? Хоть речь ведьмака была неизвестна старику, можно было и так догадаться, что мальчишка предложил привратнику особую сделку. Была ли она так чиста, как хотелось думать? Пытливый, искаженный временем и многими Охотами разум Олдстаута искал несостыковки: быть может Вэлт нашел способ ускользнуть от судьбы и остаться в мире, что больше подходил его черной душе? Всё это могло быть одной большой хитростью и настанет день, когда Аугн Вэлт захочет вернуться в мир людей и принести с собой зло… Однажды ведьма, навсегда ведьма - это старый охотник усвоил твердо. Ничего, если мальчишка вздумает вернуться, Олдстаут будет здесь. А если не он, то другой, более сильный охотник.

Ночь выдалась долгой и сложной, но не смотря на это, к обеду следующего дня Гаррет уже готов был выезжать: вина полукровки была снята, а главное зло - уничтожено, большего охотники не могли предложить. Предстоял путь обратно и встреча с Старшими Братьями. Требовалось скрупулезно передать все детали рассказа, дабы последующие поколения могли использовать этот опыт в своей Охоте. И не совершить те ошибки, что остались в эту ночь за душой Гаррета Олдстаута, Бригитты и Аугна Вэлта.

Искупление для измученной души Олдстаута было далеко. Он все еще не мог спасти их всех… он начинал думать, что это уже и невозможно. Но пока есть силы, пока рука может держать меч, а голова - соображать, Гаррет будет идти по этому пути.

До самого конца.

Всем. Пока "Шрам", припомнив, что он не только блокирован от боли, но еще и крепок, помпист, а также фрагментарно бронирован, неожиданно для самого себя открывает в туманных пучинах памяти искру знаний о том, что известные как "хвадиры" ксеносы ныне практически полностью истреблены Союзом Свободных Систем, войска которого планомерно захватили и выжгли все Миры-Ульи этого древнего - но технически отсталого из-за специфического отношения к жизни как к некоей "бесконечной охоте", где все прочие существа рассматриваются только с позиции пригодности к роли потенциальной добычи - вида не отказывавших себе в удовольствии полакомиться человечиной разумных "ящериц", от некогда огромных, простиравшихся на тысячи световых лет сквозь Рукав Персея "охотничьих угодий" которых ныне осталось несколько разрозненных, медленно вымирающих анклавов, Эя молится. А потом - делает сумку. Кивает ей кот, когда уточняет она учтиво насчет комфортности его пребывания в "загашнике" - мол, пойдет-сойдет, бывало и хуже. Даже особо недовольным уже не выглядит, как-то подуспокоился.
Разжимаются створки, поддаваясь давлению. Кричит кто-то там, в шахте, видимо увидев или поняв по косвенным признакам, что ширится щель меж плит. Даже не кричит - ревет. Высоко, в десятке-полутора метров над тем этажом, где вы расположились.
- Меченый! Я - Одар! Одар-Горелый! Брат Гвоздя, из "Винтобоев"! Красное на красном! Брат Мика, варбосса "Винтобоев"! Красное на красном! Сын Гара, варбосса "Чернолобых"! Красное на красном!!! Отец Ача! Ача из "Винтобоев"! Красное! На! Красном!!!
Срывается уже на форменный рык.
- Красное за красное, Меченый!!! Красное за красное!!! Слышишь?!? Красное! За! Красное!!!
Грохочет чем-то, сталь о сталь.
- Я вызываю тебя!!! Как свободный - свободного!!! Как боец - бойца!!! Железо на железо!!! Слышишь?!? Я, Одар-Горелый, вызываю тебя!!!
Охранник мог бы поставить сто демкредов, которых у него нет, на то, что мужчина бьет навершием ножа по своей кирасе.
- В нули!!!
Подхватывает сонм голосов его выкрики. Не один там, много их.
- В нули!!! В нули!!!
Куда-то в сторону.
- "Горелые"!!! "Резаки"!!! "Тоннельники"!!! Каждый - на засвете! Каждый!!! Я! Залью палубу красным! Я! Вырежу его сердце! Или я - не я! Или я - ничто!!! Или я - пустота!!! Войд - свидетель!!!
Скандирует толпа.
- Войд! Свидетель!!! Войд! Свидетель!!! Войд! Войд! Войд!!!
Снова он, тот, кто назвался "Одаром". Не орет, говорит.
- Если я занулю тебя, Меченый - твой череп ляжет на мое плечо, а твоя баба подавится каждым членом на станции.
И нет в словах ничего - ни злобы, ни даже ярости. Только она, холодная ненависть.
- Если ты занулишь меня - каждый на засвете - ты уйдешь. Слышишь? Войд - свидетель. Ты и твоя баба. Моя летучка - твоя. И тогда мой сын-без-имени, и моя дочь-без-имени, когда смогут ходить, и смогут нулить - они найдут тебя. Красное. За красное.
Молчит секунду-другую.
- Твое слово.

      Уж насколько огромен по меркам людским Тамэтомо – даже ему удалось протиснуться в раскрывшийся пред ним разлом вечности. Едва лишь пламенный глас молодой колдуньи пробудил его ото сна длиною в тысячелетие, едва зрачки зажглись огоньком жизни – он поддался порыву да без раздумий вступил в неизвестность. Что, когда нестерпимо яркий свет сменился комфортной полутьмой, оформилась в залу с совершенно незнакомым, необычайным стилем и интерьером. И пусть задним умом Слуга впитывал в себя внушение извне – а сдержаться от удивлённого восклицания было практически невозможно.
      Громыхнули доспехи, когда Тамэтомо встряхнул пол шагом вперёд.
      – Где я?! – вырвался у него изо рта гром, приглушённым шлемом.
      Будто всего лишь мгновения прошли между смертью и призывом.
      Слуга поворотом головы описал дугу от стены до стены.
      Затем вдохнул полной грудью.
      Выдохнул. Снова вдохнул.
      Выдохнул.
      – Как хорошо снова дышать, – меланхолично пробормотал Арчер.
      Неожиданно встрепенулся: его лик резко опустился к левой руке.
      Та, в свою очередь, поднялась: в ней как влитой лежал лук.
      Мужчина вращал запястьем вверх-вниз; согнул туда-сюда локоть.
      Пускай этого не видно под шлемом, уже по голосу ясно:
      – На месте, родная, – он улыбался, счастливый.
      На слове «Арча» два центнера стали вздрогнули. Мужчина немедленно принял серьёзный вид, – свечение в прорезях глаз стало сильнее, – и внимательно уставился на ту, кто его призвала. Шлем скрыл то, как приподнялась бровь самурая. Губы слегка искривились, но не издали ни звука: за те слова, что готовы сорваться с них были, в его время следовала кара в виде отрубленной головы. Держащий осанку Арчер размышлял. О том, как подать себя, конечно же. Посмотрел на скромненького Ассасина; на воодушевлённую Кастера; на как-то очень уверенного в себе Райдера. Сверхъестественная интуиция, дарованная волшебным артефактом, подсказывала, что современные люди менее щепетильны в вопросах церемоний.
      Общество изменилось. Традиции пали. Сословия исчезли.
      Призванный Слуга сейчас не скован древним этикетом.
      И девушка пред ним – его единственный повелитель.
      Арчер выставил правую ногу вперёд, вновь встряхнув с металлическим лязгом пол. Затем медленно опустился, встав на левое колено. Склонившись перед Хозяйкой, локтем правой руки Слуга опёрся о выставленное колено, в то время как кулак левой вместе со сжатым в том луком упёрся в пол. Правая пятерня обхватила шлем – лёгким движением ладони Арчер обнажил голову с растрёпанным волосами каштанового оттенка. Смотря прямо в голубые глазки напротив себя собственными мерцающими бирюзовыми, с добродушной улыбкой мужчина громогласно объявил:
      – Я, Тиндзэй Хатиро Тамэтомо, сын Минамото Тамеёси и Самурай Клана Минамото, признаю тебя, Юная Леди, моей Госпожой! Я клянусь собственными волей и честью, что буду хранить верность тебе и сражаться за тебя, и твоё дело, до самого конца! – Слуга смиренно опустил лицо к полу, прикрыв веки с задумчивой улыбкой, – будет ли нам дозволено узнать твоё имя? И твоё желание к Золотой Чаше?
      Арчер не торопился вставать. Ждал реакцию Госпожи.

— Это мы сейчас проверим, — бесстрастно ответил Райдзин сразу двоим, и включился в безумный танец сражения с убийцей и киберпсом. Его мононить сверкала в полумраке как путеводная нить Аридадны, то взмывая вверх в броске кобры, то извиваясь вокруг него, не давая возможности приблизиться для рукопашной атаки.

Казалось, три машины могут продолжать эту безумную пляску вечно – удар встречался ударом, отскок – натиском, ловкий приём – хитрой западней. И даже теснимый с двух сторон, Райдзин продемонстрировал удивительную стойкость! Используя возможности своего костюма на полную, он как настоящий бог грома метал разряды молнии, и сам метался из стороны в сторону как молния, заставляя Пакса и Скай выкладываться на полную – поврежденные системы PC-78 не позволяли ему действовать с той же эффективностью, что прежде, а Скай впервые ощутила, что ей не достаёт энергии.

Но вот в безумном прыжке стальной зверь рванулся вперёд, застав японца врасплох! Доспех киберсамурая вновь налился ярко-синим, свидетельствуя об ответной перегрузке, но тут же его подавило сияние ещё двух перегрузок – ало-красной Пакса и темно-фиолетовой Скай. Три цветных фигуры столкнулись практически одновременно и...

Райдзин почти успел. Он ушёл от атаки пса, и уже был готов увернуться от хищной хватки лазерных когтей, но... он слишком поздно понял, что пёс и не собирался его атаковать – эластичный хвост Пакса захватил его ноги и попросту обездвижил. Секундная задержка, но она решила всё. В одно мгновение перед ним оказалась Элерс, и хлестким ударом выбросила руку вперёд, одновременно разъезжаясь ногами в полушпагат, чтобы пригнувшись уйти от ответного удара.

Выброшенная вперёд рука Скай с легкостью пробила стальной нагрудник платформы насквозь, уйдя в тело почти по локоть, и вышла из спины. Удар был так силён, что даже массивного Райдзина слегка подбросило и тряхнуло прямо на руке девушки, которая в сравнении с ним даже выглядела совершенно обычной. Внутри что-то заскрежетало, доспех Танимуры в последний раз вспыхнул синим – и погас: даже светящийся символ на шлеме потускнел и почти исчез.

На мощной хромированной руке Элерс повисли безжизненные остатки того, что ещё мгновение назад было Хидэо Танимурой – выдающимся кибернетиком двадцать первого века.

Но только Скай собралась стряхнуть его прочь, как шлем на секунду вспыхнул вновь и Райдзин вцепился в руку, пронзающую её тело.



— Умру?.. Да. Без чести? Нет, моё наследие будет жить... в тех, кто этого достоин. Может быть, это будете вы? Кто знает...

А затем Райдзин угас окончательно. Но системы Скай и Пакса одновременно получили последнее сообщение через средство личной связи. Внутри содержался стишок – хокку – одного из известных японских поэтов. И цифровая копия ныне уже почти забытого художника, но когда-то весьма известного – Кавасимы Сигенобу. Почти сразу на связь вышла Бунраку.



— Хм. Кажетсявэтомсообщениичто-тозашифровано.

— Попробуюрасшифроватьнадосуге.

— Апокавыбирайтесьоттуда. МиссиязаконченаКозловговорит"молодца".

  Кто никогда не жил насыщенной, полной ярких событий, дурных и приятных, жизнью, когда вечная тарантелла со смертью представлялась чем-то нормальным, тому не понять тоскливого, глухого, невозможного стремления к покою. Покою, невозможному для той, кто со всей горячностью не желала оставаться одной из пестрого, но такого одинакового множества благородных дам Милана или даже самого великого Рима. Той, кто от рождения была наделена благословенным и проклятым даром волшебства, за который можно было отправиться на костер, и котороый до конца своих дней предстояло скрывать.
   Но тем, кто никогда не был погружен в туманное безмолвие у Трона Героев, кто никогда не ощущал давящего на плечи безволия, невозможности – и нежелания! – пошевелить хотя бы пальцем, тем не понять стремления вернуться к жизни со всеми ее красками, вдохнуть полной грудью ароматы, и не важно, цветов они или пепла, ощутить на губах привкус поцелуя или крови, коротким взмахом руки оставить след на холсте или оборвать чье-то существование… Когда сила магии - Плетения, досель костром горящая в груди, почти затухает, лишь изредка одинокой искрой освещая серое клубящееся Ничто, не остается ни боли, ни печали, ни радости – лишь изредка искра волшебства разгорается чуть ярче, даруя осознание своей бесконечной и бесполезной не-жизни и не-смерти.

  Но однажды звонкий и требовательный девичий голос разрывает эту постылую тишь, и в унисон с ним начинает биться каменно-неподвижное сердце, заставляя протянуть руки на зов в попытке ухватиться за него и, влекомой мощью наделенных Властью слов, вырваться из плена. Как подъем из черных глубин моря к лучику света, как лист, падающий к земле, душа тянется туда, где ее ждут, и пожарище бешенной эйфории уничтожает кажущиеся нерушимыми оковы мертвенной дремы.
  В кольце алых, как закатное солнце, молний Спящая возвращается в реальность, задыхаясь от нахлынувших воспоминаний о своем прошлом и чужом настоящем. Согнувшись на миг под тяжким гнетом памяти, она вспоминает все – имя и род, судьбу и предназначение, мужей и детей, звон клинков и песню чар, проигрыш и отсроченную на годы смерть. А еще – узнает, что появился шанс все исправить и отыграться хотя бы на тех, кто сломил ее заставил пламя жизни стать углями под золой.
  Запрокинув голову, купающаяся в ласке так и льнущих к ней языков магического огня девушка – такой она была в зените своей славы – заливисто смеется:
  - Я жива! Я мыслю! Я снова могу…

  С пылким восторгом в глазах она озирается, выхватывая отдельные элементы декора, с любопытством глядит на круг призыва и Рин, на судью и товарищей по служению. Расплывшись в довольной улыбке. Подбоченившаяся графиня Форли следует вместе с новоявленными соратниками к юной коллеге. Подойдя на шаг ближе остальных, волшебница – ведьма, как бы ее назвали склоняется в глубоком реверансе перед девушкой – так кланяются только королевским особам. Бросив короткий взгляд на назвавшегося Айданом, она поднимает взгляд на Хозяйку, понимая, что, наверное, впервые в жизни не испытывает никакого дискомфорта, ощущая над собой чью-то власть.
  - Катерина Сфорца, графина Форли и синьора Имола приветствует сестру по Плетению и за свое освобождение клянется ей в верности!

  Еще один шаг, и плавный жест, указывающий на круг призыва. В голосе магички сквозит неприкрытое любопытство:
  - Совмещение соломоновой печати с тримегистическими символами через еще одно кольцо – твоя разработка, Хозяйка и сестра? Достаточно интересный подход: как кажется, более надежный, чем классический, хотя тратящий избыточно много Силы. А если попробовать замкнуть его наполняемость через обратную вязь Гебера ибн Хайяна, как он предлагает в комментариях к своим «Зеркалам»?

Саманта. Кивает женщина.
- Да. То есть...
Переводит взгляд на тебя, оторвавшись, наконец, от полотна перекрытия. То ли задумалась о чем-то, то ли настолько сосредоточилась на попытке что-то услышать, что, похоже, слегка упустила нить вашего разговора.
- В каком плане?.. Что именно?
Отмечает тычком ноги лист, к которому только что прижималась.
- Ты про этаж?
Поддев - опять же, ногой - кисть мертвеца, зачем-то спихивает ее под тело.
- Это - да, важно. Потому, что... Блять...
Прихватив под локоть, отводит тебя чуть в сторону. Как понимаешь, чтоб не натекло тебе под подошвы "красноты" рейдерской - как раз "подкрадывается" уже, наползает.
- Все хуево.
Сместившись так, чтобы быть между тобой и коридором, вскрывает дверь. Сунув за опорную балку пулемет, тут же с грохотом стреляет.
- Пошли.
Мрак тоннеля. И женская фигура, одетая в застиранную рубашку, с некогда темно-синими спортивными штанами заодно, что валяется, влажно похрипывая, метрах в десяти от входа, у раскрытой заслонки, ведущей в одно из помещений. Брызги багровые - на облицовке.
- Есть идея.
Усмехается.
- Очередная.
Проходя мимо раненой - совсем еще молодой, лет восемнадцати-двадцати, худощавой, смуглокожей, с обрезанными практически "под ноль" темно-каштановыми волосами, и покрытым крохотными точечками шрамов, особенно у правой брови, высоким лбом - что пытается прижать ладони одновременно и к простреленному навылет животу, и к пробитой грудине, походя, не останавливаясь, стреляет еще раз, теперь почти в упор и точно в голову: так, что осколки черепа и рванина кожи разлетаются ввысь не хуже, чем конфетти из хлопушки.
- Ясно, что в шахте нас уже пасут. Ждут. А мы по-ебанутому вывернем...
Сунувшись в очередной "жилой" провал, в темноте за порогом которого то ли что-то бормочет, то ли просто лопочет нечто абсолютно бессвязное какой-то совсем маленький - наверное, до года - человек, идет дальше.
- На лифте. Ебанем до упора, а на выходе скажешь...
Вернувшись, снова заглядывает туда, где продолжает что-то рассказывать на своем, младенческом, младенец.
- Так-так...
Вскидывает оружие, прижав приклад к плечу. Хлопок. Кто-то явно взрослый, зашуршав тканью, с сипением валится с ног, гулко шмякнувшись на пол и, кажется, разбив какую-то посудину. Катится какая-то мелочь - горох, может - по напольному покрытию.
- И...
На мгновение тебе кажется, что Шильда сейчас убьет и того, маленького.
- Все.
Но - нет, опускает ствол вниз, уходит.
- Они бы тебя хуй пожалели, вот и ты не жалей.
Еще несколько шагов. И вы у лифтовой шахты. Подперев лопатками стенку, смотрит пару мгновений, не мигая, в сумрак окружения твоя спутница. Облизывает губы.
- Так. Короче, на выходе - дум-думишь.
Под этим, видимо, подразумевается использование тобой "вербальной маски". Осталось понять, как именно "дум-думить".
- Типа, ебать, эти пезды уже под палубой, вскрывай лючок, ебаный рот. Нормас? Потянешь?
Так если, навскидку, да.
- Ну чего, двинули? Раз на раз - подохнем или будем жить.

Марк широко улыбнулся, услышав заявление встречавшего их воина.
— Пхах!
Приветствие у юного вышло что надо. Сразу видно боевой дух и настрой. Действительно, боец, с таким можно и сражаться.
— Я расскажу историю. Была у эллинов народная забава, резать тиранов, чтобы ввергнуть страну в хаос и смуту. Потому когда будешь ломать, подумай, чем может кончится. Но так или иначе, — римлянин ударил кулаком в нагрудник, встав перед инквизитором. — Военачальник Марк Клавдий Марцелл и армия Республики на твой стороне.

Марк сделал шаг в сторону, посмотреть на место, где они оказались и на остальных воителей, которые пришли вместе с ним. Знакомых лиц не было, от чего можно было только грустно вздохнуть, с друзьями в бой идти всегда лучше, чем с незнакомцами. Но девы были удивительно красивы, а муж выглядел так, что сделал бы честь любому легиону оказавшись в его рядах. Выглядит так, что им хотя бы не будет скучно в одной компании.
— А где мы? Дом богов? Сюда, похоже, вложено много труда. И богатства. — Марк ещё раз улыбнулся, прикидывая ценность содержимого в золоте. Все же, даже то, что ему не знакомо не составило бы труда обратить в звонкую монету.

Церковь позаботилась о том, чтобы у её ставленника было лучшее место для призыва – тем более что ей было совсем несложно, в общем-то, освободить для этого даже один из исторических соборов Лондона. На три дня Саутуаркский собор был закрыт: по легенде на небольшую реставрацию из-за обвалившегося панно под куполом, на деле же – чтобы никто не наблюдал за тем, как беловолосый парень будет творить там то, что иные верующие и святые отцы отнесли бы к явной ереси.

Кроме живописности и святости, собор предлагал одну из лучших точек пересечения лей-линий; вот поэтому-то Лев сейчас чертил освященным мелком магический круг прямо перед алтарём, регулярно сверяясь с рисунком, который ему нарисовали более опытные люди, и втихаря чертыхался, совершенно не смущаясь тем, что делает это в храме божьем.



— Ты вон там триграмму забыл, — послышался ехидный юношеский голос. Лицо говорившего было скрыто за маской и надвинутым почти на самый лоб капюшоном. — Осторожнее, а то ещё призыв наперекосяк пойдёт.

Замечание это, кажется, только больше рассердило Лэнгтона. Он вернулся и дорисовал триграмму, но бросил в угол средокрестия, где стоял, прислонившись к колонне, Судья, хмурый взгляд.

Наконец магический круг был закончен, и блондин скомкал бумажку, упрятав её в карман – впрочем, тут же достав другую. Пробежавшись бегло по ней глазами, словно что-то повторяя, он опустил руку и кивнул Судье, дав знак, что готов начинать. Судья беззаботно пожал плечами и поглядел в окно собора, через витражное стекло которого пробивался слабый серебристый свет, чем вызвал очередную скептическую ухмылку Лэнгтона.



— Именем Господа Всемогущего, я призываю: услышьте меня! — Лев выбросил вперёд правую руку с распростертой над кругом пятерней. — Герои прошлого! Я помню ваши деяния – в моей крови память об этом.

Пальцы рефлекторно сжимаются в кулак. Рука дрожит, но не от волнения – от напряжения, которое её охватило. Командные Заклинания светятся так ярко, что их красноватый свет пробивается даже сквозь туго обмотанные бинты.

— Семь небес откроют свои Врата. Ангелы допоют свою песню, восславляя тех, кто отреклись от прошлого, чтобы служить добру. Великий Ключ откроет вам путь ко мне. Я же стану опорой вашей, якорем в этом мире. Aduva Me!

Яркая вспышка – рука взрывается светом подобно сверхновой, и весь собор тонет в режущей глаза синеве. Хвост Лэнгтона развевается как при сильном ветре из-за бурлящей маны. Её всплески становятся почти осязаемые, кажется, что она вот-вот тут всё зальёт как цунами, но в следующее мгновение в центре круга появляется... нечто. Разлом. Прорыв. Вся мана, вся магическая сила, которую удалось собрать сейчас в соборе – в одно мгновение всасывается внутрь, поднимая страшный ураган, как будто в соборе кто-то запер торнадо. И чем больше разноцветных ручейков-линий втягивает в себя эта Пустота, тем больше она становится....

... И где-то очень-очень далеко, в месте, куда никогда не ступит нога смертного, раздался тихий звон колокольчика. А может и не он: наверное, каждый из Героев, что позвал Грааль на этот раз, услышал что-то своё.

... Возможно, для Балина это был звук боевого горна. Тот же, что звал его на битву с королём Райнсом. Как напоминание только пробужденному рыцарю о том, кто есть он, кем он был, и что снова кто-то нуждается в его мече. Может быть, он и не хотел бы ещё раз обнажать своё оружие, но что-то подсказывало, что в этот раз награда стоит, чтобы за неё бороться.

... Для Сфено это, может быть, была арфа, подобная той, на которой играла её сестра Эвриала. Или звон мечей тех бесчисленных битв, где она сражалась, пытаясь утопить свою горечь в ярости и смертельной опасности. Бесконечный сон у Трона Героев становился слишком невыносимым: так что ещё раз утонуть в горячке сражений было славным событием.

... Для Скатах, возможно, это были звуки кельтской флейты, звавшей её на очередную сечу, напоминая, что нельзя извечно дремать в тени своего замка – теперь уже существующего лишь в виде воспоминания. Можно было бы отказаться – но в этой звонкой трели почему-то слышалась надежда на исполнение самых сокровенных желаний.

... Для Марка же это наверняка были боевые барабаны и бряцанье копий его легионов. В великом полководце снова кто-то нуждался, и это было славным предзнаменованием – ещё одно завоевание в копилку стольких лет... почему нет? Ещё не было такого, чтобы Меч Италии не ответил на зов.

И вот, из разлома, сотворенного монументальным напряжением магии, появилось четверо – две девы, два мужа. Объятые синем пламенем истлевающей маны, они промаршировали из круга вперёд, и остановились перед тем, кто воззвал к ним – их Мастером, ради которого они должны будут сражаться. Судя по его решительному взгляду, в нём определенно тоже прятался дух воина – пусть он и не обладал такой мощью, как четверо стоящих перед ним.



— Ну э... привет? — неуверенно поднял руку парень в сине-белых одеяниях, рефлекторно пригладив белобрысую челку. — Я Лев Лэнгтон, Инквизитор. Бывший, правда... мне сказали, что вы будете моими э-э-э... Слугами, которые будут сражаться за меня в битве за Грааль.

— Скажу сразу. Моё желание – его уничтожить. Навсегда, — в глазах сверкнуло что-то похожее на ненависть. — Судя по тому, что я узнал, он служит только предметом раздоров, и убийств. Возможно, у вас может быть другое мнение, так что предупреждаю прямо сейчас. Но раз уж вы в моей команде, я надеюсь, вы поможете мне и будете сражаться честно.



— Призыв окончен, — момент знакомства был прерван громким голосом Судьи, разговаривающим по телефону. — Да-да, всё честно, кто-то ожидал чего-то другого? Это же Церковь, известные святоши! Что? Да, я знаю историю прошлого Судьи, подумаешь. Главное, что я подтверждаю, что всё в порядке. Помогать ему не в моих интересах.

  Информация была получена. Цель обозначена. Теперь стихийно собраной команде оставалось лишь проверить снаряжение и выдвигаться в путь. Когда наёмники покинули комнату, Томас вновь наполнил бокал, откинулся на спинку стула и мрачно вздохнул.

  Дверь вновь открылась, едва он успел ополовинить напиток. Вошедшая девушка в платье служанки обогнула стол и остановилась по правую руку от сидящего.

  -Ты уверен в них, Том?
  -Я сейчас ни в чём не уверен.
  -Эти ребята выглядят не очень бдительными и слишком уж.. Особенными.. - Во фразе черноволосой девушки звучал потаённый смешок.
  Томас ещё раз мрачно вздохнул и его взгляд опустился на стол, где недавно лежали пять аккуратных кожаных мешочков, а теперь имел место быть лишь небольшой желтоватый прямоугольник конверта. Хосефина, похоже, была слишком увлечена новой картой, Алисия и Сэмли друг другом, а мужчины - вопросами, чтобы уделить внимание их пропуску в Айлур.
  -Итзалова мошонка, Рози! - Ругнулся Томас. - Анвар, Солод, Мельник.. Мы не можем действовать, как обычно. Есть время работать иглой, есть время рубить топором.. А если этот топор чужой и непредсказуемый, то ещё лучше. Глядишь, наши "особенные" друзья взбаламутят трясину.

  Он отставил бокал и взял со стола конверт. Зажав его средним и указательным пальцами правой руки, протянул стоявшей рядом девушке.

  -Попробуем слепить из дерьма пулю. Они договорились встретиться у пурпурных через час. Сыграем в пятнашки. Передашь торопыгам письмо, заодно проверишь хвосты. Я же присмотрю за тобой.
  Девушка сделала шаг вперёд и, обернувшись, полуприсела на стол. Платье служанки затрепетало, опало и спустя мгновение превратилось в лёгкий хлопковый костюм для путешествий. Она взяла конверт и, убрав его в поясную сумку, лукаво взглянула на сидевшего мужчину.
  -Признайся, Том, тебе просто нравится пялиться на меня.. Зачем наводить тень на плетень с пятнашками?
  -Язва ты, лейтенант. Хуже моровой. - Томас достал из поясного кошеля небольшой ажурный амулет и нацепил на шею. - Вот закончим и отправлю тебя на эшафот за небрежение интересами Нового Эринола. Палачу будешь глазки строить. Работай давай.

  С последней фразой Томас надавил на одну из завитушек амулета и растаял в воздухе. Хмыкнув, девушка встала и оправив ладно сидящий костюм, покинула комнату.

-----------------------------

  Порт-Элькор постепенно приходил в себя и начинал жить своей жизнью. Смертельный полуденный зной плавно уступал место обыкновенной и привычной уже удушливой жаре, позволяя горожанам вернуться к делам.

  Припортовые улицы быстро заполнялись спешащим по своим делам народом. Скрипели телеги, то тут то там звучали выкрики торговцев и моряков, сочные матюги грузчиков. Совсем скоро по мостовым загрохочут телеги, наполненныйе товаром и пробраться сквозь толчею будет трудно.

  Ушедшим вперёд Алисии и Сэмли приходилось неспешно продвигаться сквозь быстро растущий ручеёк прохожих, периодически отбиваясь от настырных уличных торговцев, большая часть которых принадлежала к народу Сэм. Впрочем, это было не так уж сложно. Наперебой расхавливающие свои вкусности и побрякушки лоточники отступали почти сразу, как сталкивались глазами с надменным взглядом аристократки, что на удивление хорошо чувствовала себя в непривычной для большинства колонистов жаре.

  Впрочем, это не мешало им глазеть на необычную пару. Сэм, то и дело, ловила на себе изучающие, оценивающие взгляды. Кем они считали её? Служанкой? Наёмницей? Постельной грелкой? Сложно сказать. Впрочем, осуждения особого девушка не чувствовала. Как и чрезмерного интереса. Они с Алисией были зрелищем примечательным, но далеко не самым интересным из тех, что можно было встретить на улицах портового города.

  Другие члены разделившегося отряда вызывали у пёстрой толпы прохожих и уличных торговцев ещё меньше интереса, что, впрочем, не мешало им с той же целеустремлённостью липнуть к двум полуэльфам и представителю старшей расы.

  Отправившийся по своим делам Лукас без особых проблем добрался до арендованной комнаты и, на всякий случай, ещё раз проверил снаряжение. Как следует. Всё было на своём месте и в должном состоянии, так что ничего не мешало Таваресу пуститься в эту непредсказуемую авантюру.

  Хосефина и Иммераль провели отпущенное время с несколько большей пользой. Сперва они завернули в ремонтные доки и взошли на "Чудеса", где девушка собрала всё необходимое и, попросив Иммераля немного подождать, заперлась в каюте навигатора на десяток минут. После чего их ждал рынок.

  Пройдя по улицам с потоком прохожих, постепенно превращающимся в полноводную реку, они вывалились на торговую площадь, окунаясь в безумие ароматов. Специи, сочащиеся фрукты, травы, свежий улов и мясо, железо, кожа, оружейная смазка. Окружающая какафония била по всем органам чувств. Безумное переплетение запахов - по носу, висящий над площадью гвал - по ушам, а пылающее в болезненно голубом небе солнце - слепило глаза. Впрочем, от последнего несколько спасали перетянутые между соседними торговыми рядами навесы.

  На этом рынке новичку было легко потеряться и, засмотревшись на изобилее товаров, раствориться во времени, придя в себя лишь к вечеру с пустым кошельком. Хорошо, что ни Хосе, ни Иммераль новичками не были. Доверившись более опытному в плане покупки трав и снадобий эльфу, навигатор направилась за ним к крайнему левому ряду. Там, в одном из зданий, выходящих фасадом на торговую площадь, обнаружилась лавка с занятным символом: двумя зелёными змеями, обвивавшими красноватую колбу.

  Добродушный пожилой человек, поблескивая испариной на лысеющей голове, поприветствовал Иммераля, как старого знакомого, и, особо не торгуясь, продал запрашиваемые ингредиенты. Значительно опустошив кошельки, внезапые соратники разжились двумя одинаковыми деревянными шкатулками, в которых было всё необходимое для создания исцеляющих тело зелий. От пяти золотых за комплект для ухода за ранеными старик отказался, улыбнувшись и вручив его эльфу, как подарок постоянному покупателю и за то, что тот привел в его лавку нового посетителя.

  Время поджимало и отстающей парочке пришлось поспешить. Благо, резиденция ордена Пурпурного Пламени находилась неподалёку. Отойдя от рынка и миновав пару улиц, Хосе и Иммераль вышли на очередную, в этот раз довольно небольшую, площадь. "Пурпурная крепость" вовсе не было пустым выражением. Встроенный в городскую стену небольшой форт со скромными, но от этого не менее грозными башнями внушал уважение. У массивных ворот было мало прохожих и увидеть троицу знакомых не составляло труда.

  Собравшемуся вместе отряду предстояло двинуться дальше. К открытой в больших воротах небольшой калитке и двум стражникам в пурпурных цветах с поблескивающими на солнце протазанами.

      Концепция "почеши меня, а я почешу тебя" в отношении Пакса работала более чем полноценно – особенно применительно к командным интеракциям. Даже если это присмотр друг за другом. Держа поле боя под контролем, ИИ мог уверенно оценивать угрозы для себя и напарницы, выбирая подходящую линию поведения. В данный момент Скай вполне справлялась. Да и сам Кибер-Пёс тоже: он отскочил от железного камикадзе в последний миг, заставив оного подорваться ровнёхонько на линии поля зрения между буквальным и метафоричным псами войны. Пакс легонько встряхнулся, приняв на корпус ударную волну – и тут же чёрной молнией сорвался с места, используя дым от взрыва на манер завесы для элегантного подката под яркой нитью таинственного оружия Райдзина. Вскочив обратно на лапы, Кибер-Пёс кивнул Эйлерс, мгновенно приняв стойку напряжённого волка.
      «Тридцать два слова. Семантика сходна с той, что была на предыдущем задании. Пусть Райдзин вряд ли столь же ограничен в решениях, как Фафнир, скорее всего, у него имеются в наличии собственные внутренние ограничители, которые не позволят ему выбрать нечто иное, нежели смерть. Впрочем: я всё равно не силён в подобных материях. Впрочем: недооценивать его и переоценивать себя – отказ, нет пути. Заметка: и вновь Скай не щадит свои батареи. Эффективность у неё превыше безопасности. Заметка: безопасность, это я»

      Едва зеркальные стены расслоились на плоскости летающих осколков – будто только этого и ждавший Пакс рванул в открывшееся окно возможности! Пёсель лихо врезался в стеклянную пудру и резким прыжком тенью навис над талантливым киборгом – чтобы вновь сверкнуть падающим на того сверху лезвием вибрирующего ножа!

С каждым словом Киры лицо Командоры темнеет и мрачнеет, кажется, еще больше - хотя куда уже? Храмовница вдруг осознала, что та борется с желанием взять ее за плечи и встряхнуть так же, как она сама только что приводила в чувство молодую. И все-таки усилием воли Самине удалось удержаться: она по-прежнему помнила, что такие вспышки ей не по чину...

- Ты правда думаешь, я собираюсь что-то скрывать и заметать под ковер? Ты думаешь, я боюсь каких-то последствий после сегодняшнего? Боюсь, что меня пожурят, отправят в отставку или заставят до конца своих дней выгребать навоз из свинарников за иждивенский паек?! - словно пар из-под крышки кипящего котла, в ее голосе прорывался наружу отчетливый гнев. - Чтобы Купол выстоял - я готова пойти на все, на любой позор, готова прослыть преступницей и заработать ненависть и презрение хоть Богини, хоть всех Сестер. Чтобы Купол выстоял - я готова пожертвовать любой из вас, но собой - в первую очередь. Рискнуть доверием Рамоны - проклятье, да! Рискнуть ее жизнью - нет. А риск остается, ты этого не имеешь права отрицать. И это значит - ты обязана вернуться обратно с этим проклятым ларцом. Как угодно. Вывернись наизнанку - но вернись. Опозорься, преступи любые наши законы - но вернись. Сдохни - но сделай порученное, хоть ходячим трупом возвратись обратно!

Голос Командоры срывается в какое-то клокочущее шипение, ей явно с трудом удается не перейти на крик. И все-таки - неимоверная сила воли дает о себе знать. На вопрос о пророчестве она хмуро усмехается и продолжает куда более спокойным тоном, как ни в чем не бывало:

- "Ценное знание"? Ну да, ну да. Ты читала "Катрены Анаэрины"?

Кира не читала, хотя и слышала. В конце своей жизни Прима Анаэрина, основательница Коллежа, увлеклась составлением поэтической хроники будущего Купола, и многие из ее учениц восприняли оставшийся после ее смерти незавершенным сборник четверостиший как буквальное пророчество грядущих бед и побед Сестер - тем более, что некоторые из катренов, говорят, вполне подходили к случившимся в дальнейшем событиям.

- Так вот - я читала, и могу тебя заверить, что любые пророчества такого рода бесполезны - безотносительно того, настигло ли Приму и в самом деле некое мистическое озарение, или же она, как считала наша Верховная Жрица, просто здорово сдала к старости... Они хорошо накладываются на уже случившиеся события, постфактум, но вот руководствоваться ими в практической деятельности - тут точно ничего не выйдет. И если эта Корина высказала нашим Богиням нечто в подобном стиле... я прекрасно понимаю, почему они не сочли нужным делиться. Что пользы, если бы под Куполом образовалась очередная секта свидетельниц еще одного пророчества - вроде того кружка экзальтированных бардесс и их подружек, которые носятся с Катренами как с писаной торбой? - и тут она вскидывает взгляд, смотря прямо в глаза храмовнице.

- А может быть - Богини берегли нас? Берегли со всей материнской любовью от знания, которое могло принести вред? Я понятия не имею, потому что подробности мне неизвестны. Но я знаю одно: мы тоже имеем право беречь Рамону от того, что может ее погубить. Это и отличает нас от смертных внешнего мира: мы - не рабыни, страшащиеся наказания. Не псы, чья вера - лишь результат дрессировки. Мы - свободные Сестры, и разум дан нам для того, чтобы самим решать, что же принесет пользу Куполу, а что - вред. И я бы очень хотела, чтобы ты решила это для себя сама, а не просто выполняла приказ. Сама. Потому что даже Фиби тебе в этом не указ, храмовница.

Кира только сейчас поняла, что за маской одеревеневшей лицом и сердцем Командоры в ее душе сейчас идет тяжелейшая переоценка всех ценностей - еще с утра ни одна из них, верных учениц Богинь, и не подозревала, насколько же Аэлис и Рамона уязвимы. И холодком по спине промчалось осознание: сколько же Сестер сейчас сломалось и разочаровалось в идеалах и законах Купола - после увиденного сегодня? И сколько сломается, разочаруется, упадет в полное безверие, если не исправить хотя бы что-то в ближайшее время?

Вопрос, на который не хочется отвечать.

Эльф с почтением кивнул Томасу на пояснения, показывая что всё понял и на этом готов закончить. Иммераль нутром чувствовал, что их общий друг за этим столом не договаривает что-то ещё, но не имел желания настаивать на расспросах, прекрасно понимая ситуацию, раз уж тут оказалась замешана организация, в названии которой есть “тайная”.

Что же касалось новых товарищей Лиадона, то последний никак не мог избавиться от назойливого ощущения, что это будет та ещё история очередной главы его странствий: почти все они спешили. Встать, пойти, наговориться... Иммераль уже давно имел дело с этой чертой быстроживущих рас, но всё никак не мог мысленно найти точку баланса в отношении с этим для самого себя. “Ещё одно испытание, которое нужно будет осмыслить, - примирительно подумал странник, немного отрешенно смотря за тем, что происходило за столом. В мыслях Лиадон перебирал и структурировал полученную от Томаса информацию, делая акценты для самого себя на важных нюансах.

Когда прозорливая Алисия поделилась своими наблюдениями, эльф хотел было ответить, но остановил сам себя, понимая, что девушка не нуждалась в его ответе. Как и многие представители её расы она не боялась играть с судьбой, принимая поспешные решения из за не менее поспешных выводов. Впрочем, возможно, в этом крылась своя мудрость - в конце концов, некоторые вещи она подметила корректно, если Иммераль смог правильно интерпретировать для себя “любителей размахивать конечностями”. Быть может, это всего лишь начало их совместной истории, кто знает. Лиадон не спешил делать далеко идущие выводы.

Когда в комнате стало на двух девушек меньше, Иммераль обвел плавным взглядом оставшихся полуэльфов и позволил себе небольшую улыбку. Доброжелательную, как он сам полагал.

– Благодарю за откровенность, дитя, – немного снисходительно произнес эльф, обращаясь к девушке-полукровке, затеявшей этот разговор. – Я лишь странник на пути к Знанию. Я умею врачевать раны, знаком с множеством видов трав и знаю как их смешивать, чтобы исцелить несмертельный недуг. Я исходил множество дорог, но все они принадлежат другой земле - я еще не знаю насколько мой опыт будет полезен в этих новых землях. Я могу постоять за себя, мне ведомы мистические начала, но я предпочту решить дело миром, чем проливать кровь без надобности.

Эльф закончил свой неторопливый рассказ легким кивком головы. Не смотря на поторапливания Томаса, кажется, Иммераль никуда не спешил.

Что же касалось аванса, Лиадон не долго думал: он никогда не был стяжателем богатств, но понимал и принимал деньги как инструмент достижения целей. Его сумка обеднела на бинты и целебные мази, а заниматься приготовлением новых не было времени - гораздно проще будет потратить несколько монет в одной из местных лавок.

Аванс тихо исчез в недрах неказистой сумки странника.

  Алисия посмотрела на мешочки с не особо воодушевлённой физиономией, но всё же заставила волшебную руку переместить один к себе в ладонь и спрятала его в поясную сумку. Не то, чтобы вознаграждение действительно было маленьким... если все пойдёт по плану, то оно было весьма приличным. За три-четыре дня разведки - сотня золотом? Роскошно. Четыре сотни за море крови и дерьма? Любых денег было бы мало. К тому же, во-первых Алисия была аристократкой, и аристократкой одного из богатейших портов планеты. А во-вторых... ну, не за деньги она всё таки работала. И именно это второе говорил усталый взгляд голубых глаз, направленный на Томаса. А когда следом посыпались вопросы, то девушка и вовсе закатила глаза.

  Часть её жизни прошла в местах, где не принято задавать лишних вопросов, потому что чем больше ты знаешь - тем короче твоя жизнь. Другая часть её жизни прошла в том окружении, где принято беспрекословно выполнять приказы и не искать оттенки смысла. Лишь на Маруне она ощутила этот самый хвалёный запах свободы, но невероятный уровень дисциплинированности и осторожности никуда не делись, так что когда Томас открыл рот - Алисия вскочила с места и переместилась ближе к Сэмли, стараясь слушать всё лишь краем уха. Не то, чтобы ей было не интересно, но почти всё из сказанного они могли бы узнать у местных в Айлуре, тем самым заведя диалог и усыпляя их бдительность. Впрочем, к приметам она прислушалась более внимательно, коротко кивнув и бросив короткий взгляд на медальон. А когда Томас упомянул Рози, то Алисия весело улыбнулась и склонилась к самому пушистому ушку Сэмли, позволяя ощутить, как от её одежды веет лёгким ароматом вишнёвого табака, замоченного в роме:

  - Понимаешь теперь? - Шепнула она и сделала короткий знак ладонью, означавший что-то вроде "интуиция меня не подвела, я знала кому подмигивать".
  Затем голубые глаза встретились с янтарными и Алисия озорно подмигнула лисичке второй раз, уже левым глазом. Потом быстро окинула взглядом комнату и хмыкнула, неожиданно положив ладонь на макушку девушки и погладив её между ушек замшевой перчаткой:

  - Она у нас за взломщика и специалиста по связям с местными, - улыбка аристократки была слегка ехидной, однако при следующих словах она натянула на лицо ледяную маску и произнесла слова тяжело, весомо и слегка мрачно. - Я специализируюсь на убийствах. Моя сильная сторона в том, что мои враги умирают, а мои друзья остаются в живых. Это мои лучшие таланты. Хотя других у меня тоже хватает. Например талант смотреть и видеть. Сейчас продемонстрирую. - Она улыбнулась, стравливая напряжение и кивнула по очереди на Иммераля и Лукаса. - Эльф наверняка из какого-то закрытого ордена любителей размахивать конечностями. Его речь монотонная, действия размеренные. Он вымеряет каждое движение... при этом готов держать слово при любом раскладе. Но для паладина на нём слишком мало оружия и брони. Полуэльф задаёт определённые вопросы... кажется, ты немного пацифист? Это нормально для одарённого даром волшебства, ведь у тебя он есть, судя по этому существу. Я не вижу ни книги, ни сферы, ни посоха, так что на волшебника ты похож мало. Значит чародей, и, сдаётся мне, делец. Судя по твоей реакции после проверки - ты не привык к подобным сценам. Старайся не попадать ногой между корней, - поговорка урдун прозвучала из её уст слегка инородно. - Надеюсь твоя магия полезна в прикладном смысле, хотя от чародея обычно ждут огненных штормов, а не фейских огней.

  Оценив впечатление, которое она произвела своим монологом, Алисия пожала плечами в ответ на взгляд Томаса и звонко рассмеялась, показывая, что не пыталась никого обидеть:
  - Надеюсь больше вопросов у вас нет? Прочие проблемы будем решать по мере поступления. В общем, мы будем ждать у портала, шевелите задницами! Кто не уложится в час - будет вымаливать организацию портала на собственные деньги. Мастер Томас. - Она кивнула мужчине, коснувшись кончика шляпы пальцем и обернулась к Сэмли, которая, наверное, только сейчас должна была осознать, кто эти "мы".
  Алисия весело улыбнулась и, мягко схватив лисичку за ладонь потянула за собой, уводя её из комнаты и лишь ненадолго оглянувшись, коснувшись тремя пальцами груди. Лукас или Хосефина, возможно, могли бы и узнать излюбленный жест капитанов великого порта Шлиффена, означающий "надеюсь и верю".

  - Не люблю духоту, - хихикнула она по пути, оглядываясь на Сэмли и вдруг неожиданно остановилась в боковом коридорчике, отпустив девушку, но положила ладонь на стену рядом с её ушком, как бы прижимая к стене. - Mae angen y mi cusanu chi. Tro diwet'haf.
  Слова урду звучали из уст Алисии неидеально, хоть Дэви и приложила немало трудов к тому, чтобы хотя бы традиционные ритуальные фразы её подруга научилась произносить вменяемо. Впрочем, этот забавный человеческий акцент был даже по своему милым, украшенный слегка порозовевшими скулами Алисии и её слегка нервным дыханием. Самым забавным во всём происходящем было то, что сама Алисия не понимала смысл произнесённых слов. Дэви говорила ей, что так она сможет подружиться с практически любой урдун, если им предстоит доверить друг другу жизнь... ну, не то, чтобы она врала, конечно.

  Мд-а. Типичный эльф не понимал намеков. Скорее всего просто не хотел во избежание лишнего общения с полукровкой. Края губ женщины дрогнули в усмешке. Возможно, позже она еще прижмет к стенке этого представителя древней расой и достанет своими вопросами. Если вспомнит, конечно же. К этому моменту Томас уже во всю распинался о важном деле, которое ждет их впереди. И происходящее действительно звучало внушительно.

  — Проводник? А разве урдунская девушка к нами не для этого? — Синевласка бегло глянула на Сэм и подмигнула ей. — Впрочем, хорошо уже то, что кто-то из местных с нами заодно. Будет проще налаживать связи. Слушай, Томас, а расскажи про самих пропавших. Может есть какая-то более конкретная информация, которая поможет понять нам, кого мы вообще ищем. — Женщина постучала ногтями по столу, затем закинула в рот пару виноградин. Раз они будут ползать черт знает в какой глуши, то сейчас самый подходящий момент насладиться благами цивилизации и проанализировать все, что имеется.

  — А еще, раз пошла такая гулянка, то было бы неплохо познакомиться поближе, доны и доньи. Все таки перед нами серьезная и, скорее всего, опасная задача. А значит, предстоит доверить свои жизни друг другу. Расскажите о своих сильных сторонах и в чем вы специализируетесь. Так уж и быть, начну с себя: я навигатор, а для души астролог. Могу предугадывать события и находить пути. Долгие годы в море помогли мне освоить мудрость восстановления сил. Так что просто так не умрете. — Она натянула белоснежную улыбку и кивком передала эстафету знакомства следующему человеку, сама же тем временем наполнила свой опустевший бокал алой сангрией.

  Слушая, как пошли дальнейшие разговоры, женщина притянула к себе один из мешочков и убрала в карман висевшего на спинке стула камзола. Надо бы, конечно, забрать все свои вещи из своей каюты, перед тем как отправиться в путь. Под висевшей на стуле одеждой был спрятан кожаный футляр для карт и бумаг. Его рыжую поверхность украшал тонкий золоченый узор из геометрических символов, которые так любимы алхимиками и звездочетами.

  — Можно? — Санчес вытянула руку в сторону схематично нарисованной карты, которую показывал Томас, и коснулась ее двумя пальцами. Получив утвердительный кивок, она убрала ее в цилиндрический кейс и, подождав немного, выудила ее снова.

Рюрик помедлил секунду, потом нехотя кивнул головой. Прошлая разведка стоила ему нескольких седых волос, но это же не повод пренебрегать своими основными обязанностями?

- Схожу, красавица. Посматривай тут без меня за Ушастым, чтобы ни во что не влип.


Он отвернулся, скрывая неожиданно добрую улыбку. Не так давно знаком с этой парочкой, но как-то привязался к ним, сам не знаю, почему.


Спрятался в тенях и направился максимально малошумным аллюром в направленьи дракона, бормоча себе тихо-тихо под нос:

- И вовсе незачем так стучать. Я и с первого раза прекрасно слышал.

Если то что произошло между ребятами в кафе и можно было назвать актом примирения, то очень с натяжкой. Родригез уходил оттуда в смешанных чувствах и всё что-то порывался, кажется, сказать ребятам, но так и не подобрал подходящих слов. Да и что говорить, когда в нашем мире взрослые решали проблемы между подростками успешно? Такое разве что в комедийных фильмах для всей семьи бывает. Так что получив от ребят единственную имеющуюся наводку – очки – он удалился, всё бормоча себе что-то под нос.



... А компания отправилась в Изнанку. Правда, поиски Бобби не увенчались и на этот раз успехом. Потому что...



... Почти сразу же были атакованы опасной Тенью. Эта тварь заполонила целую улицу своим бесформенным телом, целиком, казалось, состоящим из щупалец, не имеющим даже ядра, сердца, в которое его можно было поразить. Чем дольше сражались с ним подростки, тем сильнее оно становилось: казалось, у этой битвы нет конца и этому походу в Изнанку было суждено стать для них последним.

Всё-таки, они победили. Победили, когда поняли, что эта Тень персонифицировала их разногласия между собой. И лишь преодолев их – когда четвёрка перестала волком смотреть друг на друга и наконец попыталась по-настоящему друг за друга побеспокоиться, каждый из них, они справились: но эта битва отняла все силы. Поражение Изнанкой зашло так далеко, что вся четвёрка оказалась после этого на койках у Химэ – даром, что не рядом с Лорелай.

Но неделю им всё-таки пришлось отлеживаться.

За это произошло сразу несколько вещей.

Во-первых, их новый знакомый накопал на завуча Сандзюро кое-что. Во-вторых, мистер Оками и сам почуял, что под него копают, и попытался сделать свой ход, ворвавшись в палату к Лорелай. По счастливой случайности, у неё как раз дежурила Лена Пересветова, которая легко вырубила бедолагу-завуча – будучи одной из тех, кто совершенно невосприимчив к Изнанке, попытка затащить её в этот мир не сработала, что стало неприятным сюрпризом для негодяя.



А пока Сандзюро был задержан под предлогом нападения на ученицу, оклемалась четвёрка. В следующий заход в Изнанку, полностью самостоятельный и осознанный, им наконец удалось разыскать Бобби – не при помощи конечно одной ехидной ушастой девочки, которая всё-таки ещё раз открыла им дорогу в Собор. В соседней башне и был обнаружен Бобби, истощенный – но ещё живой. Он был настолько истощён, что его пришлось перевести под наблюдение в клинику Организации. И всё-таки: он успел дать показания. Очки из косвенной улики превратились в прямую. А Родригез уж сумел состряпать из этого дело.

Мистер Оками уехал далеко и надолго – откуда уже больше не возвращаются. Законы в Городе были особенно суровы в том, что касается детей. После этого у четвёрки (не без труда, конечно: при9шлось ещё многому выучиться у деда Фантома), смогли одолеть неопределенность.

И самое главное: они даже успели сдать экзамены.

За всей этой суматохой, конечно, так и осталась неизвестной судьба Жаклин. Но Жанетт не сдаётся, и верит, что раз уж ребята смогли поймать маньяка, похищяющего детей, то и она когда-нибудь сможет найти свою сестру...

А над Городом всё так же высился шпиль небоскрёба здания Организации, суля новые приключения.

Лорелай... Лорелай... Лорелай...
Примерно после третьего упоминания о старосте мозг Харуми перестал пытаться серьезно вникнуть в слова Леона. Кажется, там ещё пошло что-то про сестёр-школьниц и закончилось доктором Химе. Наверно, эти люди должны быть важнее тех, кто сидит рядом. Что-то там ещё было про то, что Леону мешают выполнять его высокую миссию. Харуми вздохнула.

— Потому что неважно, как я к этому отношусь в целом. Я и не собиралась ввязываться в битву с Неопределенностью, пока не поговорила бы с Лорелай. Но сделала, чтобы помочь Кимико. Для меня важно отношение к ней. И защитить её было моим выбором. И в следующий раз, если она ринется в бой, я пойду за ней и буду прикрывать её снова, как бы я к этому всему не относилась. А если она не захочет, чтобы я пострадала, то прислушается ко мне.

— Вот последнее, что меня бы задело, это бесцеремонное поведение тогда у клуба. А пренебрежительное отношение к моим чувствам задело довольно сильно. И до сих пор задевает. Но сомневаюсь, что это изменится.

Шизука просто сидел и слушал.
Точнее, не просто - ему принесли три чайничка оригинальных сортов чая. Которые, впрочем, начинали тут заканчиваться.
От внимательного изучения запахов принесенного чая Шизуку неожиданно оторвала Кимико с вопросом.
Мальчик несколько секунд смотрел на неё, стараясь понять, что она имеет в виду.
Повертел в голове вопрос и так, и сяк - но имел он смысл он только с логическим ударением на "три чайника только".
Так что Шизука кивнул все же:
- Ну да. Больше трех чайничков многовато. Вкусы начинают смешиваться.
Удовлетворенным своими пояснениями, мальчик продолжил изучать чаи.

Оторвался только тогда, когда девочки закончили предлагать свои идеи.
- Может, просто в кабинет завуча в школе с той стороны зайти.
На этом, если честно, идеи у Шизуки кончались.

И начинались серьезные переживания.
Неопределенность их убила бы, если бы не Лорелай.
Директор школы тоже был недалеко от этого достижения, и там им помогла Жанетт.
И вообще, если Лорелай, которая много лет уже ходит в Изнанку, ничего не может сделать - то что говорить о четверых ребятах, которые буквально пару раз вообще там были.

- ...мы в Изнанке умрем... - Только и сказал Шизука, чуть слышно.
Он даже не обратил внимание, что сделал это вслух.

— Союзники, конечно, мысль хорошая, но нам бы между собой хотя бы научиться договариваться. А насчёт Жаклин... Вы не заметили странную тенденцию, что никто в нас не нуждается? В смысле может и нуждается, но как-то напряжённо, с неохотой, принимает помощь, словно мы её навязываем.

— По поводу эмоций, мне кажется, здесь не все так просто. Возможно, это должны быть особые эмоции. Но я могу и ошибаться. А в Изнанке надолго не скроешься, можно головой тронуться, — удивлённо добавила.

На хитрые намеки Харуми в ступоре посмотрела на Кимико, потом на детектива, затем снова посмотрела на подругу. И покрутила пальцем у виска.

  Пока длился осмотр, я старательно держала на физии маску невозмутимости, как в счастливые годы в Крепости, когда мы после отбоя играли при неверном свете свечей в «каменное лицо»: замечательная игра, но не та, о которой следует распространяться за пределами казармы, и точно не та, на которую сестры-инструкторы закроют глаза. Потрепанная колода карт, перенесенный ночью тихой сапой через стену алкоголь, и, собственно, сама игра вместе являют собой гремучую смесь, за которую можно запросто загреметь на губу, особенно если играть с младшекурсницами.
  Но, хотя лицо было каменным, внутри все трепетало – я не рисковала даже предположить, как отреагируют сестренка и рамонитское руководство на то, что мой небольшой обман вскроется. Решат сейчас, что я – поднятый косматыми кадавр с искусственно вложенными воспоминаниями, и снесут мою бедовую головушку, как я сносила горшки палкой с плетней, пока жопку не надрали. В общем, затаив дыхание, я ждала вердикта, делая вид, что ничего такого в этой ране нет: ну не тяжелая, а смертельная – эка невидаль! Мы, девочки из Крепости, и не такое переживали, и не с тем справлялись!
  Ну и молчала в тряпочку, конечно, ежась под тяжелым непонятным взглядом «десятницы», уже вволю меня покрутившей, как куклу какую-то. Создавалось такое ощущение, что эта сестра – Кира, кажется? – с удовольствием провела бы прямо здесь вскрытие, чтобы удостовериться, что это одна рана, а не две, и в принципе удостовериться, что слова подтверждаются фактами. Знавала я таких старших: им хоть трава не расти, но нужны доказательства и только, а «на словах в любви изъясняются». Вон, еще и Бьё забрать хочет, как будто не понимает, что старшей без меня сейчас только пропасть! Наверняка никогда никого не любила всем сердцем, не понимает, что это такое, и любое проявление тепла, нежности и заботы воспринимает как сугубую голимую неуставщину, за которую надо бить по рукам.

  Слава Богиням, Командора на мелочах вроде того, что Бьянка снова потянулась ко мне, акцентировать внимание не стала, утащив свою подручную на разговор – наверняка сейчас прикажет организовать мне отряд по спасению мамы из лап бородатых. Интересно, кто его возглавит? Не я, это точно. Сама Командора? Вряд ли… Наверное, или поручит этой строгой Кире, или найдет еще какую-то непрошибаемую рамонитку. Ну и плевать: пускай хоть кожу со спины снимут, пускай что угодно сделают, но Аэлис спасут. И меня с собой возьмут, естественно: как можено оставить меня в стороне, когда именно я стала вестницей слов Богини?
  Убедившись, что высокое начальство отошло, я расслабилась, снова приняв вольную позу. Завязав ворот рубахи, кинула быстрый извиняющийся взгляд на ученую сестру-лекарку – мол, надо, понимаете же – после чело взяла ручки Бьянки в ладони своих рук и прижалась своим горячим лбом к ее холодному.
  - Спасибо, любимая… - прошептала негромко, млея от ощущения ее кожи в своих пальцах, - что бы я без тебя делала, что бы стало со мной без тебя… Ты – мое спасение и опора, смысл и надежда… Только молю тебя – не показывай этим, из храма, как мы близки: они насквозь уставные, ласки и тепла проявления не любят, и сами черствые, как пень столетнего дуба, и колючие, как репей – встанут меж нами осокой-разлучницей, и что потом делать, пока не изыщем возможность снова свидеться?
  Ты как, свет мой, в порядке? Нужно что? Вина? Сукна? Меня?

  Форсировать ситуацию и говорить Бьянке, что я отправляюсь в погоню, причем ее не собираюсь брать с собой, я не стала: сестричку надо подвести к этой новости, которой она явно будет недовольна – я бы вообще взорвалась возмущениями! – постепенно и осторожно, чтобы она, бедная, не переволновалась. Это я солдатка – «извилина одна, и ту оставил шлем», справлюсь со всем, а она у меня – девочка творческая, возвышенная, с хрупкой душевной организацией. Ей и так досталось по самую макушку, хватит и на этом.
  К тому же, и тут старшие правы, в погоне и убить могут-то. Готова я подставлять сестру под тупые арбалетные болты и клинки космачей? Вот то-то же!

  Когда кувшин пополз в другую сторону без видимой причины, Алисия сначала удивлённо выгнула бровь, а затем, поймав взгляд лисицы - весело усмехнулась, приоткрывая ряд ровных белых зубов. Магия принимала совершенно разные оттенки, и Марун успел показать ей столько удивительных её проявлений, что подобные вещи аристократку разве что веселили. Однако она всё таки отправила собственную волшебную руку под стол и оставила её лежать на кошельке... просто на всякий случай. А лисичке лишь заигрывающе подмигнула, намекая, что не сомневается в ней, но тот кто пренебрегает страховкой - всё равно что ходячий труп.
  - Рада с вами познакомиться, - кивнула она всем сразу и закинула в рот дольку рыжего фрукта. - Судя по лицам - вы тут все более или менее тёртые калачи, так что делаю ставку на сложную работу. Это интересно... мне как раз было нечем заняться в последнее время.
  Она ненадолго остановила взгляд на эльфе, буквально ощущая по его лицу, как в помещении становится невероятно душно. Алисия встречала не так уж и много эльфов, однако самые могущественные из них, как правило имели вот такое похожее выражение лица "скромного представителя высшей расы", а их мысли (хоть она и не умела их читать) почти всегда сквозили зубодробительной духотой и осуждением. В общем, она постаралась как можно скорее переключить внимание, мысленно вздыхая. Оставалось надеяться, что этот Лиадон окажется если и мудаком, то надёжным мудаком, как и большинство эльфов.
  На Хосефине равнодушный взгляд девушки даже не задержался. Она только скользнула глазами вдоль её ушей и татуировок, да двинулась дальше. А вот юноша-полуэльф заставил Алисию задуматься и даже слегка напрячься от попытки осознать, что ей кажется странным. Вроде бы его питомец не вызывал особенных эмоций, однако это лицо, очки... наверное, если бы Лукас назвал фамилию в голове шлиффенской аристократки что-нибудь бы щёлкнуло, однако всё что ей оставалось, так это важно кивнуть и лишь бросать на него искоса короткие взгляды, основное внимание уделяя лисичке и её взаимодействию с едой. Наблюдать за кушающими урдун стало в каком-то смысле её хобби за время жизни среди них. Почему-то это всегда было крайне увлекательным и забавным зрелищем. Ушастые жители Маруна всегда были такими живыми и деятельными, что спокойная и размеренная Алисия, воспитанная в строгих порядках храма даже как-то завидовала им.
  Однако появление служанки, которую до этого аристократка не застала - заставило её переключить внимание на дверь. Обнаружив входящего Томаса, девушка даже поднялась с места и отдала ему дань уважения коротким поклоном, прижав руку к груди. Всё таки он изрядно помог ей с возвращением в лоно цивилизации... хоть Алисия и не была уверена, насколько она сама рада этому возвращению. Порт-Элькор был лишь самую малость менее мерзким местом, чем Шлиффен и другие города Просветлённого Севера.
  Однако едва Томас отвернулся, как голубые глаза Алисии дёрнулись на служанку, намётанным взором оценивая её наряд и крайнюю симпатичность. Наверное когда-то они могли бы быть похожи, почти как сестры, но сейчас... впрочем, грустные мысли о прошлом не помешали девушке весело улыбнуться левым краем губ и подмигнуть Рози как-то даже слишком уж флиртующе. Сложно было сказать, собиралась ли она вкладывать в этот жест столько сладости, однако вместо того, чтобы поправить ситуацию - Алисия еще и коснулась кончиками пальцев кончика же шляпы, склоняя голову, как какой-нибудь изысканный кавалер... будучи дамой, да. В общем, ирония момента заставила её саму звонко рассмеяться, демонстрируя довольно красивый голос и отвернуться со слегка смущённым видом и едва заметно порозовевшими скулами. А смущалась Алисия... сногсшибательно мило.

  Когда кубы активировались, ударив по всем присутствующим, краска смущения и вообще милый вид слетели с неё начисто. Она лишь сцепила зубы и ненадолго закатила глаза, стоически перетерпев разряд. Затем внимательно осмотрела всех присутствующих на предмет внешних изменений и коротко кивнула сняв левую ладонь с рукояти пистолета, которая непонятно когда успела там оказаться.
  - Значит, мы больше никого не ждём? Я в деле, но рассчитываю на достойную оплату.

Догорают угли, клонится голова,
Не бывают вечно пламя и праздник.
Но под пеплом можно найти огонь,
Если не остыло сердце. (с)

  Простачка умирала. Тела ниже пояса, придавленного куском стены, она не ощущала, равно как и раздробленной еще в середине боя левой руки. Правой еще можно было шевелить – одними пальцами, сейчас сжимающими обломок белой ветви, чудом оказавшийся в пределах досягаемости. Каждый вдох сопровождался болью, когда сломанные ребра под продавленным панцирем царапали легкие. Каждый выдох сопровождался толчками крови, стекающими вниз. По всем законам она должна была умереть, но толи толика геройского бессмертия перешла к ней, толи таково было воздействие Поветрия – но слуги Первого Мертвеца никак не являлись забрать ее в свои чертоги. А, может, и некому было забирать?
  Еще не Бессмертная, но уже больше, чем смертная, смотрела прямо перед собой, не в силах повернуть голову, и видела расколотый пополам символ Изиль, богини Огня и Света, некогда выбитый на огромном валуне, венчавшем в свое время храмовый портал. Теперь знак разбило надвое, а в щель между обломками виднелась бесконечная зелень, кишащая и клубящаяся туманом, заполонившая собой все. Она отравила воздух, оседала на руинах, впитывалась в лицо, медленно разъедая кожу. Наступило ее царство – и даже мощь Шестерки не смогла остановить Погибель Миров.
  Простачке оставалось только думать да вспоминать былое, верить, что люди смогут больше, чем полубоги, и надеться, что смерть все-таки положит конец этой терзающей боли.

  «Я оказалась слаба. Не нашла в себе сил сравниться с Героями, не нашла слов, чтобы мои люди стали биться так, как не бились никогда. Я стояла в стороне, ни с кем не советуясь, но видела, что и другие такие же: каждый из них действовал в одиночку, вплетая свой узор в чужое плетение только на поле боя, но не заблаговременно. А ведь я должна была , в таком случае, всех собрать и выработать общий план, а не стала. Не смогла объяснить, что стоит за их спинами, и кто в них верит, не дала им уверовать в надежность тыла. А ведь все могло сложиться иначе, если бы нас объединяла общая воля…
  Но глупая Простачка все пустила на самотек, решив, что она – просто еще один меч, просто помеха героям. Глупая… Как многое можно было бы сделать, как многое можно было бы успеть… Но богов не осталось, Герои мертвы, и только простые люди остались один на один с вечно голодной ордой. Драконы? А хватит ли у нас сил пробудить Детей Ярого Пламени, и не сожгут ли они сначала своих обидчиков?

  …Смерть так и не пришла к Броне, тихо поскуливающей под завалами: вместо нее уничтоженную крепость окутало дикое пламя, желтое, алое, померанцевое, раскаленно-белое. Девушка почувствовала, как безжалостный огонь вцепляется в ее плоть, как раскаленный металл доспехов сплавляется с кожей, как трещат волосы, как сплавляется в ониксовую массу камень – и закричала. Лопнувшие с противным чавканьем глаза спасли ее от ужасного зрелища беснующегося пожарища и не позволили увидеть грациозный полет крылатых змеев, вернувшихся из небытия, чтобы забрать свое по праву сильного.
  И хотя пламя жрало ее заживо, сорвавшая голос Простачка никак не могла умереть. А потом она поняла, что сквозь призму страдания, сквозь очищающий огонь увидела истину:
  «Люди слабы. Не нашли в себе силы становиться превыше своих страстишек, погрязли в междоусобице и местечковом эгоизме. Ни король, ни его свита, ни один из лордов не нашли в себе сил вести в бой пускай даже не людей – хотя бы только Героев. Они переложили груз ответственности на чужие плечи и спрятались, трусливые шелудивые псы, в надежде, что им не придется выбирать и умирать. Именно поэтому мы проиграли – гордые одиночки, не готовые принять чужое верховенство. И везде так – Остров Ста Королей, каков позор! Каждый сам за себя, и при этом все вместе – стадо, не готовое ни на один решительный шаг за пределами возможного. Стадо, у которого нет на то, что пастуха – ведущего барана. А ведь все могло сложиться иначе, если бы их объединяла общая воля…
  Им нужен не один еще меч, а жесткая рука, направляющая и указывающая. Если человечество не хочет думать, им нужна та, кто за них все решит. Кто объединит нерешительных и вдохновит робких, уничтожит независимых и построит такую землю, где все будут знать свое место, и зачем они нужны. Стаду нужна воля, иначе Драконы, Поветрие, Туман, Дети Моря уничтожат их. Я не позволю этого – я слишком люблю эту землю. И если надо утопить ее в крови половины живущих ради счастья остальных – это выгодное предложение. Единой, сильной земле не страшны никто и ничто, когда она находится под властью одного заботливого разума, когда все сплочены и не размениваются на тешение собственной гордости.
  Как многое нужно сделать, как многое нужно успеть… Богов не осталось, Герои мертвы, а простым смертным, раздираемым вечно голодной ордой и уничтожаемым пламенем повелителей огня, нужна Хозяйка, чтобы выжить – сами они не способны даже на это. Они не знают, что драконы – только свечка, дарующая тепло и яркость на несколько шагов. Чтобы разогнать темноту на многие мили вокруг, надо спалить до тла дом, и на этот огонь придут другие, те, кому нужна помощь. И когда Зеленая Смерть спрячется в корнях мира, когда огнедышащие станут щитом, а не бичом человечества, в Дал Фиатах придет золотая эпоха благоденствия.
  Благородное пламя не погаснет никогда, если его возжечь раз – а для этого плотским потребовалось оказаться на грани гибели. И если не я стану им, то кто?

  За мир.
  За покой.
  За единство.
  За грядущее.
  За гармонию.
  За человечество.

  Я восстану ради вас, и горе тому, кто встанет на моем пути.
  Ведь самые красивые цветы – на пепелище.
  Ведь самые счастливые люди – за которых решают другие.

  Так было.
  Так есть.
  И так будет всегда».

Ответ Бьянки, совершенно очевидно, не рассеял недоумения Командоры. Говоря откровенно, она сейчас не очень хорошо понимала, что, собственно, делать вот с этой залезшей по колено не в свое дело гражданской - опыт общения внутри храмовой и армейской иерархии не давал ответа. Кисть Самины дернулась было ладонью плашмя к земле в странном движении - Иоланде показалось, что та хотела демонстративно махнуть рукой, но в последний момент сдержалась, поворачиваясь уже к Росите. И, когда рядовая произнесла имя Элиссы, на лице Командоры впервые промелькнула тень удовлетворения - она кивнула, очевидно, радуясь тому, что именно следопытке довелось оживить и выслушать первые слова Искры. А вот когда солдатка упомянула имя Жанетт - Самина на мгновение скользнула взглядом по Кире. И храмовница вспомнила. Вспомнила, как на сегодняшнем совещании, проясняя масштабы потерь и пытаясь выяснить, сколько же профессиональных воительниц, не мобилизованных, осталось в строю, самозваная главнокомандующая спросила:

- А что у нас с деревенскими гарнизонами? Вроде бы кто-то поспел к началу сражения?

- Да, полусотня Жанетт с Лощины, - ответила берберийка-кавалеристка с изуродованным лицом, представившаяся как Джамала. - Только их всех на копья насадили. Те уроды в зеленом, которые орали "За Домен!" Нас они только флангом зацепили, а девчонок - их всех в землю втоптали...

Поморщившуюся в очередной раз от боли ротную поправила Дальфина:

- Не факт, что все убиты, но да - как подразделения полусотни больше нет, это точно.

- Дерьмово, - отозвалась Самина. - Ладно, кто у нас еще по списку имеется?

***

В общем, после новости об Элиссе Самина как-то успокаивается, и уже с деловым интересом осматривает шрам Роситы, терпеливо кивая в такт пояснениям жрицы.

- Таааак. Вот это уже интереснее. Вот с этим уже можно работать, - слова Командоры звучат как эхо каких-то совершенно непонятных покуда мыслей в ее голове. На предложение Киры она отвечает отрицательно:

- Нет нужды. Элисса - женщина умная, у нас с ней были кое-какие общие дела, а Милана во всем ее сестринским умом живет, они лишнего не сболтнут, я уверена, - Иоланда понимает, что Самина и в самом деле отлично знает следопытку, раз так легко просчитала ее реакцию там, в палатке. Начальниц самой Роситы она не упоминает по причинам, очевидным только для Киры, и храмовница догадывается, что Командоре сейчас настоятельно необходимо перевести тему с этого вопроса, дабы не шокировать и не деморализовать и без того выбитую из колеи военную.

Впрочем, вместо отвлекающего маневра Самина, кажется, предпочитает временное отступление: обведя взглядом собравшихся, она говорит:

- Так, оставайтесь пока на месте, нам с сестрой Кирой надо посовещаться, - и отводит подчиненную за пределы слышимости Сестер.

***

- То, что я тебе сейчас расскажу, - начинает Командора после явных колебаний, - Из ныне живущих и находящихся в своем уме смертных знаю только я, похоже. Так что пообещай мне, Кира, что и ты эту тайну унесешь с собой в могилу.

Сто лет назад Рамона и Аэлис предприняли поход в Брендею, где обитала в телесной форме одна очень древняя сущность - племенное божество бреннов по имени Корина. Митриане столетиями уничтожали ее последователей и истребляли саму память о ней и других богах ее пантеона, так что была надежда на возможность некоего союза между этой силой и Куполом - хотя бы по принципу наличия общего врага. Однако переговоры не удались - эта самая Корина заявила, что скорее примет развоплощение из рук митриан, чем станет сотрудничать с нами, нарушающими законы природы, что велят самкам ложиться под самцов... она была богиней плодородия, если что, так что результат неудивителен. Разговор был острым, дело едва не дошло до драки, но благодаря Аэлис удалось разойтись миром.

Однако, пока они говорили - эта самая Корина произнесла некое пророчество. Предсказание чего-то плохого, что должно было случиться с Куполом и с самими нашими Богинями. Подробности мне неизвестны, однако было, очевидно, в ее словах нечто, заставившее Рамону и Аэлис поверить. С тех пор их походы во внешний мир стали происходить куда реже, пока не прекратились вовсе - это многие уже заметили. И, когда случилась эта история со злосчастной Фатимой, Рамона сперва изъявила желание лично пойти в Скверный Лес и порвать пасть оборотню, но потом... потом мы решили организовать полноценный рейд, и его подготовка стала как-то затягиваться. И вчера Богиня поделилась со мной своими опасениями. Ее угнетало очень скверное предчувствие, и она опасалась за судьбу Купола. Поскольку мысли ее были поглощены оборотнем - она и отнесла свои предчувствия на его счет. Кто же знал тогда, что бояться стоило совсем другого...

А потом было вторжение, и Богини не могли не выйти на поле боя - даже знай они наверняка, что обречены. Столько времени береглись - и все зря... И я боюсь - самое плохое еще не случилось, Кира. Купол пока стоит, так что нам есть чего бояться. С этой девочкой и в самом деле произошло чудо, вопрос лишь в его природе. Видение может оказаться ловушкой. Капканом для Рамоны. Если эта информация проникнет под Купол, если Богиня узнает - никакие доводы, никакие наши мольбы не удержат ее от того, чтобы броситься туда, за наемниками и ларцом. Выйти из-под защитного барьера - и попасть под новый удар дэвов. Понимаешь?

Однако все может быть и правдой. Сочетанием случайностей и взаимных просчетов, что дало шанс рядовой Росите изменить нашу судьбу и историю. Отряд, конечно же, надо послать. Вот только проблема в том, что мы не имеем права отбрасывать и вариант с ловушкой. А значит, придется все делать в абсолютной тайне - и от Рамоны, и от Сестер, которым нельзя в полной мере довериться. Если митриане и в самом деле приготовили нам капкан - голову в него придется совать именно тебе, Кира. Других вариантов у меня нет.

  Хосефина Луиса и возвращение долгов существовали в разных вселенных. Как правило, никогда не пересекались. По этой причине полученное накануне от какого-то Томаса письмо вызвало много вопросов. Вспомнить бы, который из них это был, а главное - откуда узнал, что она зашла именно в этот порт и в этот бордель? Нет, конечно она особо не скрывала, но в то же время зачастую сама не знала, куда ее занесет новое приключение. К примеру, в этот раз торговый корабль прибыл в Порт-Элькор по счастливой случайности и в изначальный курс его посещение не входило.

  Томас, Томас, Томас…

  Глаза удивленно округлились, когда в ларцах своих воспоминаний женщина нашла ответ. Так это тот самый Томас! С тех пор как она стала морячкой, утекло очень много воды и синевласка успела забыть о своем благодетеле. Она вновь просчитала записку, прежде чем сложить ее пополам и спрятать в корсаж. В ее содержании не было ни намека о том, что мужчина потребует денег за давнишнюю услугу. Но если не их, то что? Хочет получить оплату натурой? Впрочем, загадки были ее слабостью, поэтому Хосефина Луиса решилась пойти на встречу. Благо, далеко идти не пришлось.

  В назначенное утро было столь жарко, что Хосефина предпочла не покидать уютный полумрак Жемчужины и вовсе. К сожалению, таких умников было много, поэтому в общей зале было не протолкнуться. От этого становилось настолько жарко, что даже ничего не делая, она постоянно ощущала, как под влажной рубахой вдоль позвонка текли липкие капли пота. Поэтому, когда официантка проводила женщину в зал «для своих», полуэльфийка испытала облегчение. Утолив жажду в прохладительном фруктовом вине, Хосе пришла в себя и, пока не явился главный виновник сего собрания, велела той же работнице «Жемчужины» привести ей молодого человека экзотической внешности.

  Ее камзол и шляпа небрежно висели на спинке стула, сама она теперь сидела на коленях у жилистого молодого человека, который из одежды носил лишь набедренную повязку и множество латунных браслетов. Проводить ожидание в объятиях ухажера, хоть и платного, всегда было в разы веселее, чем просто так. Синеволосая женщина с ним о чем-то негромко переговаривалась, показывая хосту новую татуировку и негромко посмеивалась. Если пареньку было уплачено за развлечение клиентов, то хвостатая девочка проявляла неподдельный интерес к ее наколкам. Подняв глаза на неугомонную Сэм, кончики губ полуэльфы дрогнули в улыбке. Она весело подмигнула лисице.

  — Хочешь тоже посмотреть? — Санчес двумя пальцами отодвинула край рубахи от груди. На разгоряченной от жары коже была свеженькая татуировка, контуры которой все еще имели розоватый оттенок и легкую припухлость. Это был символ Порт-Элькор – серебристый якорь, на котором вычурным курсивом был написан девиз «Сильные духом побеждают». Она вновь улыбнулась любопытной девушке и переключила внимание на своего молодого человека.

  С появлением последней персоны, в приватном зале стало шумно и завязалась непринужденная беседа. Хосе, хоть и была увлечена посторонними вещами, все же решила послушать, о чем идет речь. Походило на то, что остальные собиравшиеся, так же как и она, не до конца знали, зачем их собирают.

  — Гостья? Ну, в каком-то смысле, да, я тоже гостья.— Положив ладонь на лицо мулата, она отодвинула его от себя, и впервые обратилась к группе присутствующих. — Мое имя Хосефина Луиса Гонсалес Санчес. Враги зовут меня Синей Гривой, вот только врагов у меня нет.