| |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
говорят, что пюре, которое девочка как раз любила, тоже из картошки, но она не верила
Подлые взрослые, только и делают что врут
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
— При этом, нам все же стоит держать в умах все вероятность. Ваше здоровье, моя госпожа.
Посол отсалютовал бокалом.
***
Шакал и его Псы
Четырьмя месяцами позже.
Сухопутная граница Дехиана и Скъера.
Саммит прошел не в самой лучшей обстановке. Две недели пыток, наедине с толстолобыми представителями западных королевств — это не то, что обнадеживало и внушало восторг. В основном, главными вопросами была торговля, но… вероятность будущей войны все же проскальзывала.
За горами, что отделял Восточный Мир от Западного, началось движение, которое сильно волновало дехианского правителя. Внезапно нарастившая мощь Империя, что звалась Маталла, начала стягивать войска к границам. Дипломаты Маталлы присутствовали на Саммите и на все вопросы отвечали неоднозначным «для защиты». Что конкретно решили защищать имперцы, никто так и не понял. Дядя Альфред, старый пройдоха, укрепил все свои города и крепости, скупив огромное количество провианта для вероятной осады и блокады. Он не был из тех, кто верил на слово. Особенно, дипломатам.
Карак успел узнать многое об Империи. Зародилась она всего двумя годами ранее на территории трех других государств, решивших объединиться. Впрочем «объединение» это произошло скорее добровольно-принудительно. Если две страны объединились за счет договорного брака, то третья, что стояла ближе всех к границам с Западом, была вероломно захвачена. Дипломаты Маталлы утверждали, что сильная разруха на их территории может стать соблазном для Западных князей и оттого они стянули войска, чтобы отбить вероятное нападение.
Карак тоже не верил в это. Он был готов по возвращению начать осторожную мобилизацию и приготовиться к вероятному вторжению. Скъер (ровно как и Дехиан) находился прямо на границе и был в числе первых стран, на которое произойдет нападение в первую очередь.
Впрочем, все эти далекие невзгоды не шли ни в какое сравнение с тем, что ждало Асту по возвращению на родину…
Несколько недель в седле в составе «шальной конницы», выбили из сил и заставили жутко напрячься и пообещать себе, что более «короткий» путь того не стоил. В следующих раз казалось логичным плыть морем.
Ее отряд, в который входило пятьдесят отборных воинов и в половину меньшее количество слуг, вошел в одну из пограничных территорий королевства, заставив выдохнуть с облегчением: до столицы оставалось рукой подать. Не больше двух недель. Родная земля все же была приятней чужбины. И как бы долог ни был путь, пережить его было уже проще.
Небольшой городок, в котором их должно было ждать угощение и приличная таверна… встретил дурными вестями.
— Ваше Величество! — к королеве подлетел один из тех разведчиков, что должен был устроить тут пир горой, на пару с дорожным казначеем.
Вид разведчика крайне удручал. Он был пешим, в одних трусах и о том, что он именно тот разведчик, которого отправил Карак говорили лишь знаки отличия, в виде медальона на груди с гербом Скъяра.
— Ваше Величество! Не велите казнить! На засаду нарвались, Ваше Величество!
— От-тойди! — Карак дернул коня, чуть пнув разведчика, который в припадке чувств чуть не схватился за ногу королевы. — Говори толком, что стряслось!
— Банда Псиная! — возмущенно округлив глаза, завыл солдат. — Так себя зовут. Бандиты и разбойники. Мы зашли в таверну с деньгами, а они там уже поджидали нас. Я им сказал, госпожа, что от имени Королевы в этих краях! Они рассмеялись и грязными славами Ваше Высочество отругали! А потом кинулись на меня скопом!
— Чет ты уж больно не потрепан, сыч, — фыркнул Карак. — Поди отдал деньги и разыграл из себя жертву, а?!
— Клянусь! Клянусь ничего не отдавал! До последнего бился за каждую монетку. Псы эти деньги отняли да погуляли на них, пока мы с господином казначеем привязанные к воротам были. Утром ушли и местные нам помогли.
— Тьфу! — Карак в сердцах сплюнул. — Какое нахальство! Четыре месяца нас не было в этих краях, а ворье да бандиты разгулялись! Сын ваш, госпожа, совсем дела государственные запустил! Не готов он к правлению. Мягкий и безвольный…
Мужчина дернул поводья и повернул коня в сторону солдат, что были измучены дорогой не меньше, чем королева. Заслуженный отдых, похоже, откладывался: денег с собой оставалось немного и, судя по всему, приходилось брать в долг у местного правителя.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Совет
Брауза, 1305 год
Трон Браузы был невероятно высок. Карака довольно часто напрягала его высота, исключительно по той причине, что если в королеву кто-то захочет выстрелить: ни у кого не будет возможности закрыть ее грудью.
Пожалуй, из всех вещей в мире, это была единственная, которая волновала Карака. Старый вадевизец имел обыкновение совершенно ничего не воспринимать всерьез. Как и покойны муж Её Величества, он отличался легкой хамоватостью и бесцеремонностью, какие из него не выбили даже шестнадцать лет службы короне Скъера. Он не носил доспехов, как настоящий моряк и презирал парадные мундиры, как уважающий себя сын Вадевиза.
Даже сейчас, когда в зале стояли лорды и послы из союзных стран — он даже не удосужился сменить свою грязную рубаху, оставшись в своем обычном наряде… который нарядом было назвать сложно. Самым дорогим предметов в его гардеробе была парадная сабля, которую Аста подарила ему, на десятилетие службы Короне. Он обожал эту саблю и у Асты уже закрадывались серьезные сомнения: а не спит ли он с ней?..
Рядом со стоящим вальяжно Караком, стоял трон поменьше (намного поменьше королевского), где неуютно ежась, сидел юный Айк. Единственное, что перенял несчастный у отца: это имя и черные волосы. Щупленький, скромный и грустный: он каждую секунду своей жизни выражал какое-то странное разочарование и горечь. Будто бы мир преподносил ему сплошную неприятность и все, о чем мечтал юный принц: это родиться обратно и больше не страдать.
Мальчику уже было шестнадцать лет и по законам Скъера он должен был считаться мужчиной. Однако же, от мужчины у него было столь же мало, сколько и от отца.
Кроме ближайших к Асте людей, зал был забит теми, кого бы она с радостью подожгла бы. Послы, лорды и прочая падаль: все собрались под предлогом празднования дня рождения Айка Младшего, но интуиция подсказывала королеве, что праздником здесь и не пахло. Особенно раздражали переговоры в углах, где не стесняясь своей королевы местные лорды явно плели заговоры.
За годы правления Асты и ее мужа, Скъер превратился в настоящую жемчужину запада. Когда отец на смертном одре передал ей управление страной, буквально через два года после ее свадьбы, никто и представить себе не мог, что это возымеет такой эффект. Аста дала разгуляться супругу и за неполных восемь лет он создал в ее стране флот, о каком не могли мечтать владыки прибрежных стран. Она увеличила налоги среди дворян и отдала все золото своему разбойнику Айку: так многие называли мужа за глаза. Головорез, варвар, дикарь… у него много было имен, но самое главное было «Безумный». До самого конца никто не верил в то, что дикарь из Вадевиза сможет принести хоть какую-то пользу стране. И что по итогу? Скъер стал владыкой морей. Торговля, военные суда и невероятный рост прибыли. Налоги не упали, но дворянству не на что было жаловаться: благодаря короне они имели полные кошели и ходили в лучших шелках.
Впрочем, не все было так радужно. Чем выше ты взлетаешь: тем больше недовольных. Особенно в других странах. Скъер заключил прочный союз с варварской страной Вадевиз и пока эта маленькая разбойница учиняла неприятности соседям, Скъер оставался для них под запретом. Многим это не нравилось и они видели сговор. Может быть, такой и был. Кому нужно, чтобы кроме Королевы Асты в море правил еще кто-то?..
Сейчас наверняка эти шептуны обещали друг другу, что они «повлияют на решение Её Величества», смогут с ней договориться. Дворяне дают обещания послам, какие не смогут выполнить…
— Мам… — Айк поднял грустный взгляд на маму. — Могу я сегодня просто уйти?..
— Эт-то не допустимо, мой принц, — с жутким акцентом процедил Карак. — Вы — будущее короны и ваша задача быть подле вашей матери, дабы впитывать ее мудрость.
Айк грустно вздохнул и бросил взгляд на толпу лордов, что бросали на него жадные взгляды.
— Я просто хочу почитать…
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Хельм на такое замечание хмыкнул и глаза его на миг потухли, пока он смотрел перед собой. Что-то подсказывало, что думал он сейчас не о той матушке, которую они оставили в том волшебном лесу.
***
Было очень рано. Оставив Лайн еще немного погреться у огня, Хельм ушел куда-то. Алек игрался с Еру и рассказывал о своих приключениях в напарниках у знаменитого Белого Призрака. В основном, это были курьёзные случаи о том, как старик из-за своего зрения то не туда повернет и они пять дней шли в другую сторону, то случайно перепутает Алека с кем-то другим. Однажды даже, он так незнакомого мужика за ухо оттаскал. От этой истории у Алека смех до колик был. Последняя байка была о боевом мастерстве и в этот раз, Алек говорил не со смехом, а с невероятным возбуждением:
— И вот стоим мы, на перекрестке. Нам говорит их вожак: «Ты не уйдешь, Призрак. Ты выскальзывал из-под носа у множества людей, но я буду тем, кто загонит тебя в могилу!». А Хельм такой хмуро вытаскивает из рта трубку и потирает бороду. Ты его видела: слепой, как крот. И говорит: «Забавно слышать такое… от мертвеца». И как только они все похватали свои мечи, мастер как достанет…
— Я тя ща достану, — буркнул Хельм, появившись на пороге. Его сапоги были в грязи: на улице моросил мелкий дождь. — Собираемся.
***
Сборы были недолгие. Чертовы сапоги снова оказались на девочке, но в этот раз кое-что изменилось: Хельм выдрал из своего плаща подкладку и порвав её на два куска, соорудил для девочки портянки. Сапоги перестали елозить по маленькой ножке. И тепло стало так, как будто она не вытаскивала свои пяточки из-под одеяла.
Хромой стоял на привязи рядом с избушкой. К спине его были привязаны лопаты и веревка с жердями. Конь недоверчиво фыркал на эту кампанию, смахивая с морды навязчивую воду.
— Идем-идем, — взяв его за недоуздок, Хельм повел зверя в лес, откуда они вернулись. При свете дня идти казалось ближе. Все те деревья, что ночью казались хищными зверями, сейчас были просто унылыми и грустными, под заливающей моросью.
Дорога под ногами вязла и размазывалась. Хромой пару раз поскальзывался, на что Хельм недовольно пихал коня в бок, громко ворча: «По-путнему иди-то, а!».
И они пришли. То, что Хельм называл «кладбищем» было небольшой полянкой, огороженной ветхим заборчиком. В пределах этого заборчика было с три десятка холмиков, с памятной доской у каждого.
— Алек, жерди возьми. Девка, рядом будь. Лопаты несешь.
Мужчина вручил девочке две лопаты и повел коня к могилам. У первой могилы, конь недоверчиво замер, фыркая. Хельм потянул его сильнее и конь, дергая гривой, наступил на мягкую землю. У второй могилы, зверь уже не так упрямился, почти сразу притоптав рыхлую почву.
А вот на третьей… на третьей он замер. Хельм прищурился слепыми глазами и сильнее на руку намотал поводья. Дернул… конь уперся в землю. Тогда Хельм обошел могилу и со всей силы начал тянуть на себя зверя. Хромой упирался, сопротивлялся, а под конец и вовсе взвился, встал на дыбы: но на могилу встать отказался.
— Здесь копаем, — Хельм кивнул на могилу. — Алек, жердь!
Парень принес жердь и мужичина стал вбивать ту в землю. Долго ковырял. Крутил и вбивал. Крутил и вбивал. Пот на его лице смешался с дождем.
— Вот так. Подай лопату.
Взяв у дочери лопату, они начали копать. Шло бодро, до тех пор, пока земля вдруг не задрожала и оттуда, щелкая черными зубами не начала выползать бестия, отдаленно напоминая человека. Злоба и тьма ударили по Лайн так, что ножки чуть не подкосились. Алек взвизгнул и выпрыгнул из могилы. Хельм лишь сплюнул: жердь, которую он вбивал, прошла насквозь твари и не давала ей выбраться.
— Вот и первый, — хмыкнул мужчина и, занеся над шеей существа топор, со всей силы опустил его, отделяя голову от туловища.
Злоба и тьма растворились в воздухе и стало легче дышать.
— Ты как?.. — отец уставился слепыми глазами на девочку. — Побледнела.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- Старина Хэндерсон, Оливер, шестьдесят четыре года, финансовый директор. Въедливый, скрупулёзный, дотошный. Чувство юмора отсутствует, если речь идёт о деньгах - впрочем, не жаден, как можно было бы подумать. Терпеть не может хаоса, беспорядка, так что всегда знает, сколько денег компании пошло, куда, и через какие руки. Внимателен, как сам дьявол, но обычно именно он стоит против любых нововведений, всегда бурчит про "слишком большие риски". Начал работать в Ацтекнолоджи с самого её основания, сначала простым финансистом, но уже через два года поднялся до текущей должности - во всех смыслах, самый старый член совета директоров.
- Его идейная соперница, Бетани Рассел, тридцать восемь лет, директор инновационных исследований. Ходячий генератор идей, временами - совершенно безумных. Когда три года назад, став директором, она предлагала создать филиал на Луне, над ней смеялись всем правлением. Когда два года назад это сделала корпорация ЭВО... Мнение Бетани стало иметь серьёзный вес. Хотя её предложения до сих пор остаются самыми дискуссионными - и не спроста.
- Крис Симпсон, сорок семь лет, директор по связям с общественностью. Лживый, тщеславный, хищный сукин сын, ещё и извращенец до кучи. Но то ли вопреки, то ли благодаря всем этим качествам, лучше него никто не умеет работать со СМИ и официальными представительствами. Регулярно ворует деньги с корпоративных счетов на свои личные нужды, типа бассейна из шампанского. В общем, это самый дорогостоящий член совета директоров за последние четыре года, но, когда дела идут совсем плохо, именно он вытаскивает компанию со дна общественного осуждения. В последний раз, к слову, именно он сумел договориться с Horizon Group. А это значит, что ближайшее время Крис станет вообще невыносим.
- Бен Коуп, тридцать два года, директор магических технологий. Тихий, спокойный, скромный дварф. Никогда ни во что не лезет, голосует, как большинство. Собрания посещает неохотно, каждый раз старается побыстрее свалить в свой отдел. Работа с магией - его страсть. Именно поэтому он очень хорош как специалист, а вот с административными функциями у паренька всё довольно плохо. Тем не менее, более исполнительного работника в Ацтекнолоджи просто нет - и, даже если он не сумеет заставить своих подчинённых утроить усилия и закончить проект в срок, можете не сомневаться - умрёт, но сам всё сделает.
- Имоджен Уэбб, сорок два года, директор культурного наследия Ацтекнолоджи. Корпоративный шпионаж, иными словами. Именно она получает сведения о других компаниях, которые те пытаются скрыть от всех остальных. Справляется со своей должностью с переменным успехом: бывали удачи, бывали провалы. С одной стороны, такова специфика деятельности, с другой... Я не вполне уверен, то ли это профессиональная деформация, то ли депрессивность - её природная черта, которая влияет на результаты работы. В любом случае, Уэбб - именно та персона, которая будет сомневаться до последнего в любом результате и находить негативные стороны в любой ситуации. Из-за этого совещания порой весьма затягиваются, но пока что не было причин ни в чём её подозревать.
- Венджо, тридцать восемь лет, директор службы безопасности. Этот отвечает за то, чтобы коллеги Уэбб не вынюхали наши секреты. Осторожен, ко всему относится с опаской, но в сложные вопросы предпочитает не лезть, ограничиваясь своей сферой деятельности. Настойчив и упрям там, где это нужно, инертен и безынициативен во всём остальном. Предпочитает конкретные действия долгим обсуждениям, поэтому бывает готов голосовать за что угодно. лишь бы уже было принято решение, которое можно выполнять.
|
|
|
Ты очнулась, лёжа на каменном полу, рядом с жертвенным алтарём. Холодно. Темно - ты знаешь это, хотя прекрасно видишь всё вокруг. Чуешь запёкшуюся кровь. Запах дыма. Видишь раздробленные, обглоданные начисто кости. И стены, покрытые копотью. Один из участков оказался не так загажен, как прочие, позволяя тебе рассмотреть себя.
Теперь ты такая.
Как вдруг в одной из стен открывается дверь, которую ты прежде не замечала. В неё входит здоровенный орк в деловом костюме, на его виске поблескивает синим вживлённый в голову комлинк. Ловишь себя на этой мысли, она кажется немного... другой. Что-то не так с этим предложением.
Вжилвённый в голову комлинк. Слово шестой эры - твоя память дракона не даёт на него ответа. Но сущность, чей облик ты приняла, живёт этой эпохой, знает её. И ты просто...
Комлинк.*
Понимание слова, предмета, которое оно описывает, приходит словно само собой, накладываясь на действительность, не занимая и секунды. Похоже, ты непонятным для себя образом прекрасно справляешься и без этой штучки, чтобы получить хотя бы базовый доступ к Матрице**.
- Госпожа директор, - уважительно поклонился орк, приблизившись. Ты замечаешь, что ему трудновато разглядеть тебя, пользуясь только светом, что льётся сквозь открытую позади дверь, но он, похоже, совершенно точно уверен в том, кто ты. Как, впрочем, и ты сама. Ты знаешь, что ты - дракон. Ты знаешь своё имя. О прошлом не помнишь ни черта, зато никаких сомнений в том, что при желании можешь сломать этого верзилу, выше тебя на добрых полметра, пополам, не возникает. - Меня зовут Турк, я ваш заместитель. С удовольствием сообщаю, что ваша трансформация завершилась, это великий день. Мне очень жаль, но я вынужден проводить вас в конференц-зал: законы, установленные вашим предшественником, весьма жёсткие и, боюсь, совет директоров не может прийти к решению по ряду актуальных вопросов. Без, разумеется, вашего вмешательства.
Орк снова слегка поклонился, словно ожидая твоего решения. Судя по всему, пожелай ты послать к чёрту все эти конференции и советы - тебе никто не сможет возразить.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
Мать ни разу о вас не говорила
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Варг поджал уши, высунул язык и некоторое время, виляя хвостом, с искренним непониманием преданно смотрел на хозяйку. Команда определённо по-прежнему нуждалась в дополнительной отработке. Впрочем, глядя в разноцветные умные глаза пса, Белле, как обычно, казалось, что он прекрасно всё понимает – вот только делать то, чего от него ожидают, как обычно не хочет. Потребовалось несколько дополнительных взмахов рукой и вспышка бессильного раздражения для того, чтобы Варг наконец-то, виляя хвостом, устремился вперёд и почти сразу скрылся за ближайшими ёлками.
Белла тонула в достающих почти до колен глубоких сугробах, взбираясь на холм по совсем ещё свежему следу. Несколько минут спустя впереди, совсем рядом, раздался заливистый лай. Пыхтя и жалея, что не может, подобно Варгу, легко и непринуждённо мчаться по снежному насту, девушка быстрее побежала вперёд. Шаг, ещё шаг – и она, не слишком ловко сбив с мохнатой ветки снежную шапку, обогнула цепочку ёлок, выходя на край обрыва, с которого открывался превосходный обзор на небольшую лощину.
Оленя она заметила практически сразу.
Изнеможённое животное, тяжело дыша, лежало в луже дымящейся крови посреди неприметной поляны. Роскошные рога зверя разрыли окружающие сугробы, а Варг застыл в нескольких шагах от туши и заливисто лаял. Вот только лаял он вовсе не на оленя – нет, на нечто другое, позади умирающего животного. На крадущихся неуклюже странных созданий, при виде которых у Беллы перехватило дыхание.
Никогда прежде она не встречала в предгорьях ничего хотя бы отдалённо похожего.
С противоположной стороны в лощину, неуклюже ковыляя, спускалась едва ли не дюжина исключительно мерзких существ. Ссутуленные зеленокожие карлики, уродливые фигуры которых скрывали от взгляда Беллы какие-то бесформенные рваные накидки из шкур. Невысокие, горбящиеся – ростом едва ли не ниже девушки, они, ковыляя, крались изрядно растянутым полукругом вперёд. Почти лысые зелёные черепа хаотично обрамляли редкие пряди сальных чёрных волос, затянутые белесой плёнкой глаза подслеповато щурились от алого сияния вечернего снега. Все они были вооружены – какими-то нелепыми палками и дубинами, примитивными копьями с костяными наконечниками или, и вовсе, маленькими нелепыми луками, которые казались несерьёзными и игрушечными даже в сравнении с выструганным Бэрримором оружием Беллы.
Варг рычал и заливисто лаял – шерсть на спине пса встала дыбом, когти, сжимаясь, рыхлили снег.
Приближавшиеся полукругом существа хранили пугающее молчание, по всей видимость, всерьёз вознамерившись овладеть подстреленным Беллой оленем, за угасающую жизнь которого грозила разыграться нешуточная баталия.
Девушка никогда прежде не встречала подобных созданий, но какое-то смутное воспоминание, скребясь, пыталось добраться до неё из самой тёмной и полузабытой кладовки памяти. Оно возвращалось вместе с нагоняющим сон бормотанием мэтра Стефано. Вместе с картинками на страницах пыльных обучающих фолиантов. Горные гоблины, которые, согласно рассказам учителя, обитают в заброшенных туннелях гномов в недрах Невердаара.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Сир Дункан, услышав окрик, остановился. Спешился с лошади и присел около девочки на колено. Когда Белла протянула ему дракончика, тот, казалось, несколько удивился. Принял игрушку с почтением, внимательно посмотрел на принцессу, невесело улыбнувшись. Глаза рыцаря странно блестели в свете восходящего солнца, выдавая истинные эмоции Дункана. Он потрепал волосы девочки, промолвив при этом:
– Будет исполнено, Ваше Величество, – и вскочил на коня, устремляясь по дороге на юг.
– На север, – откликнулся Бэрримор, помогая Белле снова забраться в седло. – В по-настоящему безопасное место. В предгорья Невердаара, к самой границе Аркадии.
Лошадь, фырча, скакала вперёд, а девочка, глядя на смыкающиеся над дорогой густые кроны могучих деревьев, на ходу вспоминала.
Как плакала на плече у Хорнвуда Кэтрин, глядя вслед отъезжающим всадникам.
Как сам Мэтт с улыбкой принял протянутый ему самодельный ремешок из кожаных ленточек, поблагодарив девочку и посоветовав ей на прощание грамотно выбирать друзей и быть осторожнее.
И, наконец, как мужчина уводил её за руку домой с той переполненной людьми городской площади. Как Мэтт вёл её, пока девочка затылком чувствовала на спине неприязненные взгляды солдат Мортегана в чёрных плащах. Она продолжала спрашивать Хорнвуда, требовала ответов. И он дал ей ответы.
– Его Величество Роберт Рейневан убит варварами из диких земель, боевая группа которых вместе со своим предводителем обманом под видом переговорщиков проникла в королевский дворец. Подкупленные владыкой соседнего королевства заговорщики устроили в тронном зале настоящую резню, во время которой погибла Анна Рейневан, королева, и множество других придворных особ. Рыцарь королевской гвардии Оакхарт с несколькими другими гвардейцами-ренегатами проник в детскую наследного принца Тристана и хладнокровно зарезал ребёнка во сне. Бывший лорд-командующий королевской гвардии, некто сир Бэрримор, с несколькими изменниками похитил законную дочь короля, Сабеллу Рейневан, и сбежал из столицы. Есть все основания полагать, что девочка уже мертва или в самом скором времени будет убита. Лишь благодаря доблести людей герцога Мортегана, барона Торнхельма и придворного чародея Октавиана варваров и изменников, планировавших государственный переворот, удалось остановить. Это официальная версия произошедшего, маленькая принцесса.
Хорнвуд улыбался, но его улыбка куда сильнее напоминала гневный оскал.
– Но ты ведь знаешь, что там случилось на самом деле, не так ли?
Убежища Бэрримора они достигли спустя несколько дней изнурительного пути. Сабелле, не привыкшей к отсутствию удобств и длительным переходам, приходилось непросто. Оно представляло собой небольшой и крайне уютный с виду каменный домик среди заснеженных высоких предгорий, у самой излучины стремительной и потрясающе прозрачной горной реки, которая, пенясь, несла свои воды вниз, на равнину. Там, внизу, в нескольких милях от домика, раскинулась небольшая живописная деревушка, посещение которой Бэрримор Белле строго-настрого запретил. По ту сторону реки, почти невидимую переправу через которую отмечала цепочка круглых камней, высился роскошный сосновый лес. А если Белла задирала голову и смотрела вверх, ещё дальше на север, то видела вздымающиеся к небесам заснеженные пики Невердаара, настолько высокие и неприступные, что при одном только их виде сразу как-то становилось не по себе.
Жизнь изменилась. В распоряжении Беллы теперь оставался лишь Бэрримор, небольшой запас старых книг и раскинувшаяся вокруг первозданная почти что суровая северная природа. Почти каждое утро начиналось теперь на рассвете – старик шёл во двор и сноровисто орудовал топором, заготавливая на сутки дрова, растапливал печку и начинал что-нибудь готовить на крохотной кухоньке. Белле повезло – ей досталась отдельная маленькая и уютная спаленка с выходившим прямо на неприступные горы окошком.
Раз в несколько недель Бэрримор надевал чёрный плащ с капюшоном и спускался в деревню, чтобы пополнить припасы. Судя по всему, у него имелось в распоряжении достаточно денег. Свои доспехи в тряпичном мешке старый рыцарь забросил под кровать, меч в ножнах лежал и пылился на подоконнике. Сперва старик пытался развлекать и максимально контролировать девочку, однако очень скоро осознал тщетность собственных усилий и махнул рукой, предоставляя Белле свободу исследования.
Он посадил её напротив себя за столом и, убедившись, что завладел целиком и полностью вниманием девочки, требовательно произнёс:
– Запомни, принцесса. Теперь ты Белла. Просто Белла. Не Сабелла Рейневан и даже не Сабелла, а Белла.
Время пролетало достаточно незаметно. Одним зимним утром Бэрримор с улыбкой заговорщика подсел к мирно пьющей свой традиционный утренний чай девочке и, подмигнув, предложил попрактиковаться с ним в фехтовании, гордо выложив на стол сделанные им собственноручно деревянные тренировочные мечи.
Бэрримор часто уходил на рыбалку или охоту, добывая пропитание – и, со временем, начал предлагать Белле присоединяться.
Однажды утром, гуляя по заснеженному и девственно чистому зимнему лесу, девочка забралась значительно дальше своих изученных и исхоженных троп. Она услышала жалобный визг и, подобравшись поближе, обнаружила пушистого серого пса, почти щенка, чья задняя лапа была зажата в установленном кем-то неизвестным медвежьем капкане. Животное отчаянно рвалось и скулило, снег вокруг ловушки покраснел, пропитавшись кровью. Белла не знала породы собаки, но внешне та походила на миниатюрного волка.
|
|
|
|
|
-
Прям напомнило очень) Интересная ветка, интересный персонаж
|
|
-
Эван вдруг осознал, что правильно решение, как обычно, лежит на поверхности.
Но поступать мы так, конечно, не будем))
Смело.
|
|
|
Мэтт Хорнвуд оказался отличным слушателем. Большую часть времени в ответ на излияния Беллы он просто молчал, но этот внушительный бородатый мужчина умел молчать так, что собеседники чувствовали – он действительно заинтересован, понимает каждое слово и просто не считает нужным перебивать. В следующие вечера, когда первый поток откровения Беллы иссяк, он начал спрашивать. Совершенно безобидные вопросы – об Аркадии, о драконе, о брате, Бэрриморе, Мортегане и, несколько раз, даже о Ринне. Он продолжал слушать с вежливым интересом, всё ближе и ближе подбираясь к событиям, предшествовавшим последней ночи Беллы в Аркадии.
Бэрримор поправлялся мучительно медленно. После того, как принцессу начали пускать в его комнату, жизнь в доме сразу сделалась значительно веселее. Старый рыцарь ни слова не говорил о последних событиях, он общался с девочкой в своей обычной шутливой манере, помогая Белле хотя бы отчасти вернуться в прежние времена. Сир Дункан словно неприкаянный скитался вместе с принцессой по особняку – она находила его то со скучающим видом листающим какой-нибудь толстый фолиант из библиотеки, то играющим во дворе с любимым псом Хорнвуда. Вечерами он подолгу засиживался вместе с Мэттом в столовой – после того, как Беллу уводили спать, они ещё часами разговаривали о чём-то и пили вино.
Кэтрин, казалось, и вовсе была без ума от Сабеллы. Она относилась к девочке так, как наверняка стала бы относиться к собственной дочери – детей у них с Мэттом по какой-то причине по-прежнему не было и, казалось, женщина изливала на девочку всю накопившуюся внутри материнскую ласку.
Лишь единожды, одним из последних вечеров в поместье – тогда, когда Бэрримор уже начал достаточно уверенно вставать на ноги, Хорнвуд, сильно перебравший с вином, начал, обращаясь к Сабелле, не столько слушать, но говорить.
Они ужинали наедине в утопающей в полумраке гостиной. Тихо потрескивали тлеющие поленья в камине, Хорнвуд со стуком опустил пустую чашу на стол и отстранённо уставившись в пустоту, произнёс:
– То, что сделал этот пёс Мортеган и остальные чудовищно. Непростительно, – Белла видела, как медленно сжимается в кулак могучая ладонь Мэтта. – Он предал друга, предал короля, предал Аркадию. Отплатил кинжалом за годы покровительства и доверия. У него много сторонников, но, гораздо больше, других. Многие любили Роберта, многие его по-настоящему уважали. В Аркадии остались верные люди. Они опустили головы, ушли в тень – но мало кто из нас сможет спать спокойно, видя Мортегана на троне. Он наверняка понимает это, принцесса. Он сделал всё для того, чтобы не допустить неминуемого.
Хорнвуд яростно громыхнул сжатым кулаком по столу и, внимательно посмотрев на Сабеллу, невесело усмехнулся.
– У старого короля ещё остались друзья, принцесса, – он назвал Беллу принцессой впервые за эти недели. – Их куда больше, чем думает Мортеган. И, если время придёт, мы выйдем из тени.
При первой же возможности Сабелла сбежала. Слуги занимались своими делами и не обращали внимания на девочку, привыкшие к тому, что она постоянно бесконтрольно бегает по поместью. Кэтрин отправилась за покупками в город, Мэтт тоже уехал куда-то по своим непонятным делам. Сир Дункан корпел над какой-то очередной малоинтересной книгой в библиотеке, в то время как Бэрримор тревожно дремал. Белла набросила на плечи накидку – ту самую, королевскую, в которой она бежала несколько дней назад из дворца. Она вышла за ворота и беспрепятственно оказалась на улице. Вокруг сновали неизменно спешащие горожане, по мощёным улицам то и дело проносились мчащиеся невесть куда экипажи. Около храма сидели с протянутыми чашками калеки и нищие. Никто не обращал внимания на целенаправленно бредущего куда-то ребёнка. Белла же отдалась на волю течения – шла туда, куда стекались толпами горожане, к центру городка, площади. Там уже собралась внушительная толпа, поверх голов которой принцесса не могла разглядеть практически ничего. Впереди, в самом центре, на скорую руку сколотили трибуну. На деревянном столбе около неё гордо развевалось чёрное знамя с белыми лилиями – несколько стражников в тех же цветах внимательно изучало притихших людей сквозь щели-прорези шлемов. А молодой человек на трибуне, герольд, громогласно вещал, сообщая публике королевскую волю. Он говорил о том, что в «связи с трагическими событиями» на следующей неделе, во вторник, наконец-то свершится долгожданная коронация. Говорил о том, что герцог Альберт Мортеган любезно согласился с мнением большинства и, после нескольких недель тяжких раздумий, готов объявит о своём согласии принять неподъемное бремя власти. Белла слышала, как люди шептались вокруг, но высказывать своё мнение открыто никто не осмеливался. Герольд объявил о начале формирования нового корпуса – внутренней гвардии, созданном специально для борьбы с угрозой безопасности королевства и изменниками, приглашая всех желающих попробовать свои силы в качестве новобранцев.
Сабелла вздрогнула, когда на её плечико тяжело опустилась чья-та рука. Задрав голову и обернувшись, она увидела густую бороду и хмурый взгляд Мэтта Хорнвуда.
Несколько дней спустя Бэрримор объявил о своём намерение двигаться дальше. Весь вечер Кэтрин суетилась и собирала в дорогу какие-то вещи, пихая в том числе Белле деньги, шёлковые носовые платки с инициалами «К. Х.» и даже какие-то книги. Наутро было заметно, что большую часть ночи женщина плакала.
Бэрримор и Дункан сложили броню и экипировку в мешки, которые навьючили на подаренных Хорнвудом лошадей. В обычных непримечательных дорожных костюмах они мало походили на блистательных гвардейцев Его Величества, лишь болтались по-прежнему на бёдрах ножны с мечами, да Бэрримор предусмотрительно надел тонкую кольчугу под простую рубаху. Он крепко пожал хозяину поместья руку и, как мог уверенно, улыбнулся.
– Куда вы отправитесь, Бэрримор? – поинтересовался Мэтт.
– На восток, – с улыбкой ответил старый рыцарь без колебаний. – У меня есть друзья в предместьях имений Торнхельма, да и вряд ли они станут искать нас в той стороне.
Хорнвуд, поразмыслив, кивнул. Он пожал руку Дункану, опустился на колено около Беллы.
– Удачи, маленькая принцесса. Тебе она пригодится куда больше, чем нам.
Кэтрин обняла Сабеллу и разрыдалась. А минутой позже оба всадника уже ехали по улице к западной окраине города. На этот раз девочка сидела в седле перед Бэрримором, рана которого по-прежнему доставляла тому неудобства, вынуждая держать поводья левой рукой.
Несколько часов спустя, далеко за пределами города, на перекрёстке посреди соснового леса, всадники остановились и спешились. Дункан и Бэрримор переглянулись.
– Я мог бы поехать с вами, – не слишком решительно предложил рыцарь, но старик в ответ лишь качнул головой.
– По одиночке мы будем привлекать меньше внимания. Нужно залечь на дно, затаиться.
Сир Дункан вздохнул. Приблизился к Белле, посмотрел на неё, ободряюще улыбнулся.
– Мой меч всегда останется верен вам, Ваше Величество, – заявил он полушутливо.
И, явно пряча эмоции, резко обернулся и запрыгнул в седло. Сир Дункан направлялся на юг. Бэрримор же, в одночасье отказавшись от идеи двигаться на восток, взобрался на коня и двинулся в совсем ином направлении. Теперь он ехал на север.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
Уф какой Смело и с вызовом, прям арр
|
Бэрримор, периодически теряя сознание, держался в седле до последнего. Всадники галопом покинули предместья Аркадии, мчались сквозь ночь, казалось, вовсе не разбирая дороги. Вдоль лесов и полей, мимо утопающих в кромешном мраке крошечных деревушек. Это длилось много часов, на протяжении которых Белла несколько раз засыпала в седле. В конце концов, девочка окончательно потеряла ориентацию во времени и пространстве – она даже сперва не поверила, когда рыцари наконец-то остановились. Спешившись, они, ведя лошадей, продвигались по какой-то неприметной тропинке сквозь лес, после – перемахнули через невысокий деревянный заборчик, перебраться через который Сабелле помог Дункан, предварительно стреножив и оставив в лесу лошадей. Теперь над девочкой нависала тёмная громада двухэтажного особняка, в практически непроглядной тени которого утопал внутренних дворик. Бэрримор хромал и шатался, его и без того бледное лицо становилось белее с каждой минутой. В гнетущем молчании Дункан приблизился к деревянной двери неприметного заднего входа и постучал. Несколько минут ничего не происходило – после тёмные стёкла изнутри озарило неверное пламя свечи. Дверь приоткрылось, явив беглецам встревоженное лицо заспанного привратника. Только теперь Бэрримор наконец-то не выдержал и упал, на что, Дункан, впрочем, не обратил никакого внимания. Он сбивчиво вполголоса объяснял что-то слуге, то и дело указывая то на Беллу, то на лорда-командующего. В конце концов тот кивнул и закрыл дверь – шаркающие мучительно медленные шаги начали удаляться. Лишь тогда рыцарь присел около Бэрримора и как мог аккуратно перевернул его на спину.
Следующие события происходили в ещё большем тумане. Дверь распахнулась, двор заполонили какие-то люди. Женщина в ночной рубашке приобняла ничего не понимающую Сабеллу за плечи и повела её в дом. Несколько слуг суетилось вокруг, предпринимая неуверенные попытки перенести Бэрримора. Процессом руководил могучий бородатый мужчина – огромный, почти такой же огромный, как тот чудовищный варвар, только казавшийся куда более добрым. В обычных брюках и простой нательной рубашке, он хрипло рычал, отдавая распоряжения. Дункану при встрече он пожал руку, кивнув. На Беллу лишь посмотрел с интересом, целиком поручая доброй женщине заботу о принцессе.
Ей выделили целую комнату – не такую большую, как её спальня в замке, но довольно уютную, с плотными шторами и пушистым меховым ковром на полу. Женщина время от времени приговаривала что-то ободряющее, старательно взбивая подушку и расправляя постель. Она обращалась с принцессой словно с ребёнком – объясняла, что она может сложить вещи на стульчик, с жалостью улыбалась и, в качестве завершающего штриха, усадила её дракончика на подушку. В конце концов она ушла, задвинув штору и оставив на прикроватном столике горящую свечку.
Страшная ночь закончилась, с первыми лучами восходящего солнца стремительно теряли реальность ночные кошмары. В столовой Беллу уже ждал сидящий за длиннющим столом сир Дункан, который приветливо улыбнулся принцессе и поинтересовался, как ей спалось. Всё это казалось неправильным, неуместным – однако на столе около рыцаря стояла дымящаяся тарелка с яичницей, а Сабелла вдруг поняла, что не ела очень и очень давно.
Чуть позже появился тот самый бородатый огромный мужчина. Он уселся на свободное место и беззлобно гаркнул, приказывая принести ему вина как можно скорее. Он сообщил Белле и Дункану о том, что слуги нашли оставленных ими лошадей и переместили их в конюшню, что его личный лекарь, всю ночь не смыкал глаз, занимаясь ранами Бэрримора, что старый рыцарь по-прежнему слаб, однако его жизни, по всей видимости, больше не угрожает опасность.
Бэрримор поправлялся мучительно медленно – следующие несколько недель прошли практически безвылазно в этом особняке. Сперва старик и вовсе не приходил в сознание, а Беллу к нему несмотря ни на что не пускали. На Мэтта Хорнвуда, а именно так звали хозяина дома, не работали ни просьбы, ни уговоры, ни приказания. Лишь после, когда Бэрримор начал понемногу возвращаться к реальности, к нему начали пускать посетителей. За это время Белла успела привыкнуть в смешному виду сира Дункана без брони, узнать поимённо всех не слишком многочисленных слуг и познакомиться с той самой доброй женщиной, Кэтрин, которая оказалась женой Хорнвуда. Девочку не выпускали из дома, хотя сам сир Дункан время от времени куда-то уходил, а несколько часов спустя возвращался. Никто не хотел разговаривать с ней о событиях кровавой ночи переворота, никто не отвечал на её прямые вопросы. В особняке царила атмосфера выводящей из себя недосказанности.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Сир Бэрримор кивнул, соглашаясь. Ему непросто давалось это решение, но он трезво оценивал собственные силы и понимал, что просто не имеет права сейчас рисковать, пускаясь в самоубийственную авантюру. Ведь рисковал он на этот раз не только собственной жизнью – цена ошибки могла оказаться непростительно высока.
Белые гвардейцы Его Величества треугольником окружили Сабеллу – сам лорд-командующий шёл впереди, а сир Дункан и сир Айдахо защищал девочку с флангов. Старый рыцарь толкнул двустворчатые двери и те распахнулись – порыв свирепого ветра с предгорий Невердаара ворвался в утопающий в загадочном полумраке замковый зал.
Во дворе бушевало сражение. Земля почернела, пропиталась кровью, вытекающей из нескольких десятков пронзённых клинками и изувеченных тел. Белла видела среди неподвижных людей и белые плащи королевских гвардейцев, и тёмные с лилиями герцога Мортегана, и даже несколько красных – принадлежавших, как она знала, солдатам барона Торнхельма.
Несколько уцелевших рыцарей Роберта с мечами наперевес яростно наступали на сбившихся в кучу воинов в чёрных плащах, которые, в отличии от гвардейцев, были вооружены не только мечами – у некоторых оказались арбалеты, у других – копья и длинные алебарды. Несмотря на почти двукратное преимущество солдат герцога Мортегана, пятёрка белых плащей, казалось, одерживала победу. Вот один из гвардейцев размашистым ударом перерубил древко копья, вот второй вогнал клинок в живот противника по самую рукоять.
- Сдавайтесь! – громогласно прокричал один из рыцарей короля, что выглядело нелепо и одновременно бесконечно отважно в свете сохраняющегося численного превосходства противника.
Но, по всей видимости, сир Дункан не обманул – каждый гвардеец Роберта стоил по меньшей мере нескольких обычных солдат.
Сир Бэрримор понимал, что делают его подчинённые. Люди Мортегана сгрудились у двери через которую, по совместительству, пролегал кратчайший путь к бальному залу. Старик быстрым шагом прошёл вдоль стены замка вглубь дворика, переступая через распластанные в нелепых позах бездыханные тела. Остановился он только возле массивных деревянных ворот королевской конюшни – неистово забарабанил по ним закованной в железо рукой.
– Откройте, именем короля! – и в эту странную, эту жуткую ночь, фраза, неизменно открывавшая на памяти Сабеллы все двери, вовсе не прозвучала бескомпромиссным приказом.
На этот раз это было даже не требование – вовсе нет, теперь это выглядело скорее просьбой, мольбой. Слепая надежда на то, что там, по ту сторону, кто-то откликнется – кто-то, для кого имя короля ещё не потеряло значение. Кто-то, кто рискнёт благополучием и собственной жизнью ради того, чтобы помочь ему, Бэрримору, вывезти принцессу из замка.
Схватка на противоположном конце дворика, тем временем, завершилась. Несколько человек Мортегана и правда в ужасе побросало оружие – другие попадали, проткнутые и вспоротые мечами разъяренных королевских гвардейцев. Их так и осталось на ногах пятеро – и в ту секунду, когда торжество справедливости казалось почти неминуемым, всё изменилось. С диким неистовым рёвом из тех самых дверей, которые обороняли воины в чёрном, вырвался огромный расплывчатый силуэт. Белла забыла обо всём – весь её мир сузился до этого душераздирающего жуткого вопля и огромной двухметровой фигуры. Как оказалось, подобные вопли всё-таки мог издавать человек. Просто принцессе ни разу не приходилось слышать боевой клич клана Кровавых Воронов. Устрашающий варвар в медвежьей шкуре вырвался во двор с огромной окровавленной двуручной секирой наперевес. Размашистым ударом снизу вверх он вогнал полумесяц лезвия в нагрудную пластину ближайшего рыцаря, пробивая добротную сталь. Несчастный вскрикнул и беспомощно повис на секире, в то время как дикарь снова взревел – взревел яростно и неистово, заставляя закалённых в боях элитных гвардейцев отшатнуться в разные стороны от страха и неожиданности. На бородатом лице варвара застыла гримаса такой лютой безграничной ненависти, что Белле стало ещё страшнее. Дикарь ногой в высоком меховом сапоге упёрся в голову поверженного гвардейца и с отвратительным хрустом столкнул тело в сторону, высвобождая оружие. Неистово размахивая секирой над головой по достаточно непредсказуемой и широкой окружности, он двинулся вперёд, в то время как обступившие его полукругом гвардейцы нерешительно отступали. Варвар расхохотался – Белле показалось, что даже его зубы покраснели от крови. Девочка узнала его – тот самый огромный человек-медведь, появление которого вынудило принцессу преждевременно покинуть бал в сопровождении Ринна.
- О боги, - услышала Белла справа от себя сдавленный шёпот Дункана.
И вот в этот момент стало совсем уже страшненько. Казалось, это чудовище в человеческой шкуре не замечает обступивших его королевских солдат, которые выглядели совсем маленькими и незначительными на фоне этого беспощадного монстра. Казалось, поверх их голов он смотрит на свою настоящую цель. Казалось, во всём творящемся во дворике хаосе он безошибочно заприметил принцессу.
Двое гвардейцев напали одновременно, но дикарь оказался фантастически ловким и грациозным для своих устрашающих габаритов. Его обоюдоострая секира просто снесла голову одного из храбрецов вместе с шлемом, в лунном свете кармином блеснул фонтан крови. Второй солдат оказался чуть расторопнее – его меч разрезал медвежью шкуру, но варвар свободной рукой перехватил локоть рыцаря, разворачивая того и бесцеремонно швыряя на землю. Оказавшись под ногами у чудовища, бедняга попытался подняться, но сверкающий полумесяц секиры обрушился ему на спину, деформируя и проминая кирасу, кромсая на лоскуты плащ. Рыцарь дернулся и затих, оставшиеся двое в суеверном ужасе спиной вперёд отступали.
- Проклятье, мы должны помочь им! – Айдахо обеими руками сжимал перед собой меч, казавшийся игрушкой в сравнении с оружием чудовища даже на таком расстоянии.
Наблюдая за расправой, Белла не видела, как Бэрримору ответили. Старый Том – конюший королевской семьи на протяжении многих десятилетий, конечно же откликнулся на призыв. Ноя и причитая, он впустил Бэрримора, показывая тому лучших и готовых в любое время суток к выезду по королевской нужде жеребцов. Старый рыцарь вернулся во двор, ведя за поводья двух превосходных скакунов – вернулся достаточно своевременно, чтобы увидеть, как чудовище из диких земель уничтожает его подчинённых. Людей, даже в самый тёмный час по-прежнему сохранявших верность своему королю. Стоящий около принцессы сир Дункан обернулся и беспомощно посмотрел на словно окаменевшего Бэрримора. Старик застыл, лишь скрывающие его лицо мрачные тени и пульсирующая на виске жилка выдавала крайнюю степень подавляемой ярости. Лошади рвались и испуганно ржали, почуяв запах пролитой крови, но Бэрримор не обращал на животных никакого внимания. Его разумом целиком и полностью завладел совсем иной зверь – и что-то в позе и выражении лица старого рыцаря говорило о том, что всей его натуре претит необходимость бежать, что он балансирует на грани того, чтобы забыть обо всём и с клинком наперевес ринуться в схватку.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Сквозь оставленную щёлочку Белла видела свою комнату, залитую потусторонним серебряным светом полной луны. Видела белый плащ Бэрримора и чёрные силуэты его противников. Приспешники Даркшайна переглянулись и одновременно бросились с мечами на одинокого рыцаря. А тот, в свою очередь, тоже пришёл в движение, рывком устремляясь навстречу. В лунном свете сверкнули мечи, с оглушительным лязгом скрестилась сталь.
Впоследствии Белле приходилось неоднократно видеть сражения, в некоторых из них ей даже выпадала сомнительная честь принять непосредственное участие. Она встречалась со многими прославленными воителями, чьи имена эхом гремели по просторам Аркадии, Диких Земель и окружающих королевств. На пути девочки попадались и доблестные рыцари, и отъявленные головорезы, и кровожадные варвары. Однако, никто из них никогда не сражался и близко так, как сир Бэрримор этой ночью. Он не просто фехтовал – нет, сверкающий кончик его клинка рисовал в пространстве изысканные узоры, мелькал смертоносным жалом перед глазам не ожидавших подобной прыти от старика оппонентов. Сир Бэрримор был художником – настоящим мастером своего дела, который исключительно искусно рисовал одним только красным.
Лезвие его меча со свистом прорезает пространство, рыцарь движется с потрясающей для его комплекции и возраста грацией, словно бы невзначай вгоняя клинок в горло одного из солдат Мортегана прямо сквозь кольчужную сетку. Ни на секунду не останавливаясь, он высвобождает оружие, перехватывая размашистый удар второго противника латной перчаткой и заставляя того завалиться в сторону, потеряв равновесие. И Бэрримор и солдат смещаются в сторону и ненадолго пропадают из поля видимости принцессы. Возвращается в него старый рыцарь уже в одиночестве, багровые капли крови скользят вниз по лезвию его мистически сияющего в лунном свете меча, а напротив в городом одиночестве возвышается теперь только Даркшайн, на изрядно побледневшем лице которого по-прежнему виднеется насмешливая полуулыбка.
Он нападает на Бэрримора стремительным выпадом, который рыцарь играючи отклоняет. Они обмениваются серией мощных ударов, клинки скрещиваются со звоном снова и снова. Белла видит, что Волк фехтует именно так, как было показано на демонстрационной картинке в одном из учебных свитков Тристана – заложив левую руку за спину. Он кружит вокруг Бэрримора, то и дело пробуя на прочность защиту рыцаря предательскими уколами. Его меч вновь скользит по мечу рыцаря, и оба клинка уходят вниз, а сам Даркшайн резко сближается. Левая рука появляется из-за спины и Белла вновь видит блеск – оказывается, он вовсе не следовал учебному пособию, он прятал кинжал! Бэрримор вздрагивает и бьёт Себастьяна свободной рукой по виску. Тот отшатывается, обескураженный и ошеломлённый, а вслед уже летит меч Бэрримора, наискось снизу вверх перечёркивая красным росчерком открытое лицо Даркшайна. Чёрный Волк Мортегана спотыкается и падает на расправленную кровать Беллы, где и остаётся лежать, несколько раз дёрнувшись и не подавая больше признаков жизни.
Бэрримор начинает расхаживать по спальне принцессы. Нагнувшись, он подбирает с пола дракончика, копается некоторое время в большом раздвижном шкафу. Когда рыцарь выходит на коридор, он пошатывается. Его меч уже в ножнах, а в руках – изящный дорожный костюмчик Беллы, с сапожками, брюками и плащом-накидкой. Бэрримор протягивает принцессе дракончика и одежду.
– Переодевайтесь, Ваше Величество, – просит тихо.
Ринн и правда не слишком заморачивался, укладывая Беллу спать – она так и заснула в бальном платье, разве что туфельки сняла, прежде чем забираться полностью на кровать.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
С ужасом, вроде как, справились и теперь заняты делом. А вот теперь можно подумать, что же, блядь, делать-то теперь?
:D
Вопрос вечный, как сам мир
|
|
– Она, конечно, сразу же согласилась, – с улыбкой повторил чародей, осторожно кладя руку на плечико Беллы и задумчиво перебирая её волосы пальцами.
Бесконечно сложно было понять, о чём думал в эту секунду Октавиан, но он улыбался. Печально, загадочно, но тем не менее улыбался. Вспоминая тот далёкий вечер, быть может.
Роберт и Анна вышли на середину зала. Белла по-прежнему видела тёмный силуэт коршуна-Мортегана вдалеке за столом, оставшегося около герцога в одиночестве брата, видела Абигейл, с завистью взиравшую на королевскую чету снизу вверх. Но всё это теперь не имело значения. Замолчавший было скрипач снова тронул струны своего чудесного инструмента смычком и возобновил чарующий мотив. Король и королева закружились в ослепительном танце – никогда Белла бы не подумала, что её папа может так танцевать! Он решительно и неотразимо вёл свою партию, он заставлял Анну кружится вокруг него словно невесомое пёрышко, он был, одним словом, просто великолепен. Скрипка, натужно выведя высшую ноту, замолкла. Роберт изящно обхватил рукой талию королевы и, притянув её к себе, жарко поцеловал под оглушительные аплодисменты. Он оторвался от супруги лишь не один десяток секунд спустя, да и то продолжал кружить с ней, прижимая к себе и что-то горячо нашёптывая ей в ухо. Мама улыбалась, кивая и изредка коротко отвечая.
Оркестр заиграл было снова, приглашая присоединиться к веселью всех остальных, когда двустворчатые двери тронного зала решительно распахнулись. Вместе с ночным гостем в зал ворвался сильный порыв ночного зимнего ветра, затушивший несколько свечей и заставивший многих леди в лёгких бальных платьях боязливо поёжится. Скрипач замолчал, ожидая дальнейших распоряжений. На пороге стоял незнакомец – и Белле едва ли приходилось когда-либо видеть более могучего человека. Она всегда считала отца абсолютным образцом мужества, самым высоким и самым сильным, однако ночной гость оказался едва ли не на две головы выше Роберта, который тактично отстранил от себя супругу и повернулся лицом к нежданному визитёру.
Тот, в свою очередь, был просто огромен. Высокий, здоровый, закутанный в усугубляющий и без того внушительные габариты меховой плащ. От него веяло мощью, холодом, недосягаемыми снежными пиками. Капюшоном его плаща служила медвежья пасть, наводящая на определённые мысли относительно происхождения этого предмета одежды. Густая чёрная борода незнакомца ниспадала на живот тяжёлыми волнами, пронзительные синие глаза льдинками буравили цвет аркадианской аристократии. Из-за плеча незнакомца выглядывало обоюдоострое лезвие исполинской секиры, с которой обычный человек едва ли смог бы нормально управиться, однако это чудовище… Это чудовище наверняка могло размахивать своим топором без каких бы то ни было трудностей.
Ночной гость тяжёлой поступью вступил в тронный зал. Леди Алиссия, мамина подруга в роскошном карминовом платье, волею случая оказавшаяся ближе всех к выходу, в ужасе отшатнулась. Несколько стражников начали пробираться сквозь толпу наперерез визитёру.
– Король! Я пришёл к КОРОЛЮ, – прорычал громила, оглядывая толпу разношёрстных лордов и леди.
Белла почувствовала, как пальцы Ринна сильнее стиснули её плечико.
Роберт выступил вперёд – такой маленький и хрупкий, почти ребёнок на фоне пришельца.
– Имею честь быть Робертом Рейневаном, правителем королевства Аркадии, – отец даже галантно поклонился, ничем не выдавая своего беспокойства.
Сир Бэрримор уже вырос молчаливой тенью позади короля, несколько стражников вроде как бы и невзначай окружили нежданного гостя.
– Моё имя – Варрох, сын Горана, – низкий бас визитёра напоминал рычание пещерного зверя. – Я – вождь племени Кровавого Ворона и я пришёл говорить.
К чести Роберта, он среагировал моментально.
– Мэтр Ринн, – распорядился, обращаясь к без труда найденному в толпе Октавиану. – Сопроводите Сабеллу в её комнату. Сир Бэрримор, позаботьтесь о Тристане. Освободите стол!
Последнее крикнул уже прислуге.
– Приготовьте приборы для гостя, – он снова повернулся к Ринну и внимательно посмотрел на Беллу. – Принцесса, не спорь, пожалуйста.
– Пойдёмте, миледи, – чародей взял девочку за руку и осторожно потянул к выходу.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
-
я тогда был ужасно голоден, и едва не зарыдал от счастьяТ_Т Держи, держи
|
-
Настало время моей любимой картинки!
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
– Столь высокопоставленным королевским особам, – повторил, хихикнув, барон, глядя вслед удаляющимся принцессе и принцу.
– Вот ещё, – заявил в ответ на утверждение Беллы в полный голос Тристан. – Подумаешь.
Он с важным видом насупился и, наклонившись к сестре, тихо шепнул:
– Не нравится мне этот барон. Он… – брат задумался, подбирая нужное слово. – Жирный! И постоянно смеётся. Дункан говорит, что люди, которые постоянно хохочут, либо глупы, либо хотят казаться глупее, чем есть на самом деле.
Дункан был учителем фехтования Тристана – доверенным человеком отца, пользующимся заслуженным уважением при дворе. Белле доводилось видеть его несколько раз – тот производил вполне хорошее впечатление.
Роберт с готовностью подхватил Беллу и усадил её к себе на колено.
– Твой первый настоящий бал, принцесса, – с улыбкой произнёс он.
– Роберт! – начала было королева, но тут же замолчала под ответным укоряющим взглядом.
Тристан без лишних слов занял место около матери, а для принцессы оставался свободный стул между герцогом Мортеганом и отцом.
– Я уже ввёл Альберта в курс дела. Через два дня мы отправляемся в Редфилд, – заверил Сабеллу король, с нежностью проводя ладонью по её волосам. Осторожно, чтобы не растрепать ненароком причёску.
– Не так ли, герцог?
Мортеган, в угрюмой задумчивости изучавший стоявшие перед ним пустые приборы, посмотрел на короля и кивнул. Заметив на коленях у короля Беллу, тот взглянул на девочку, как ей показалось, с плохо скрываемой неприязнью.
– Не беспокойся, Роберт. В твоё отсутствие Аркадия останется в надёжных руках.
Абигейл же, напротив, весело помахала рукой в ответ Белле. Дневная обида развеялась под влиянием ослепительного великолепия королевского бала.
– Давай не будем злить маму, – проговорил король, аккуратно подталкивая Сабеллу в сторону Мортегана и пустовавшего места. – Она и без того еле сдерживала себя на турнире. А твою маму лучше не злить, ты и сама это прекрасно знаешь.
Отец улыбнулся.
А Белла наконец заметила того, кого настолько старательно пыталась найти. Октавиан Ринн вошёл в бальный зал – специально для этого случая маг даже сменил свою обычную мантию на аккуратный чёрный костюм. Именно так, подтянуто и несколько скромно, казалось, и должен был выглядеть чародей в повседневной одежде. Он чем-то напоминал священника – высокий, худой, в чёрно-белом костюме с высоким воротником.
Октавиан остановился в дверях, задумчиво изучая разномастный хоровод из лордов и леди. Он казался даже более серьёзным и сосредоточенным, чем обычно.
– Ты ведь знаешь, принцесса, что король и королева традиционно должны открыть танцем бал? – снова обратился к дочери Роберт.
|
|
|
|
|
|
Оливер медленно помахал рукой, глядя ей вслед. Маленькая девочка гордо удалялась в сопровождении королевского рыцаря, а он оставался разбираться с присланным кем-то сопровождающим. На лице прислужника без труда читалось явное облегчение – от принцессы удалось избавиться наиболее предпочтительным способом. – Ведите, – тихо попросил мальчик, тоже изо всех сил стараясь держаться с истинно королевским достоинством. Сир Бэрримор шагал рядом с принцессой, непринуждённо приспосабливаясь к переменчивой скорости Беллы. Вопрос потирающей коленку Сабеллы заставил невозмутимого рыцаря слегка улыбнуться – он посмотрел на девочку снизу–вверх, особенно впечатляюще благородный на фоне постепенно окрашивающего в алые тона вечернего неба. – Внушительны как никогда, Ваше Величество, – негромко ответил он со всей допустимой серьёзностью. – Когда вы вырастите и выйдите замуж за принца… Бэрримор сделал паузу и подмигнул. – Уверен, вы станете самой очаровательной и внушительной королевой за всё время существования королевства Аркадия. Роберт, пристально вглядывавшийся поверх головы принцессы в толпу, взял девочку за руку и, подсадив, помог ей забраться в карету. – Ваше Величество, – склонив голову, проговорил Бэрримор. Король с улыбкой кивнул и последов вслед за Беллой внутрь экипажа. Тот почти сразу тронулся, оставив старого рыцаря в одиночестве стоять на фоне возвышающегося ристалища. При упоминании о болезни Вертранов лицо Роберта тронула смутная тень. – Сабелла, – отец называл принцессу по имени редко. Только тогда, когда хотел намекнуть на серьёзность разговора и придать особенную весомость своим словам. Он на некоторое время замолчал, собираясь с мыслями и глядя в окно. – Болезнь Ветранов… Решительный и непоколебимый обычно Роберт замялся, не находя нужных слов. – Лучшие лекари десятилетиями бились над установлением причины этой болезни. Один из них, особенно выдающийся, стоял передо мной и доказывал, что это обычное совпадение. Говорил, что нет никакой генетической закономерности и так называемой «болезни Вертранов» просто не существует. И он по-своему прав – только те, кто знает тайну Вертранов, понимают истинное положение дел. Знаешь… Никто не расскажет тебе эту историю лучше самого Эстебана. Потерпи, мы все вместе отправимся в Редфилд уже через несколько дней. Отец улыбнулся. – Постарайся пока не думать об этом, принцесса. Уже совсем скоро нас ждёт замечательный бал.  3 Ночь постепенно вступала в свои права, вытесняя на задворки реальности потрясающий весенний вечер и привнося в мимолётные порывы весёлого ветерка истинно северную прохладу. Аркадия засыпала в ожидании нового дня, в то время как в окнах королевского замка вспыхивало всё больше огней. Традиционно первый день ежегодного королевского турнира завершался грандиозным балом для знати, предоставляющим каждой обворожительной леди возможность показать себя в наилучшем свете. Привлечь к себе внимание подобно тому, как привлекали его к себе рыцари на ристалище. Коридоры замка были как никогда оживлены в это позднее время. Слуги метались из стороны в сторону, завершая растянувшиеся на последние несколько дней грандиозные приготовления к торжеству. Сабелла, вновь предательски пойманная мамой и слугами, не без труда была снова приведена в соответствующий принцессе порядок. Двигаясь в сопровождении наряженного в новенький роскошный камзол брата к массивным двустворчатым дверям бального зала, она то и дело ловила на себе взгляды гостей. Мимо проплывали взрослые девушки в ярких и таких замечательных платьях – все как одна ухоженные, утончённые, бесконечно красивые. Лишь немного опередив принцессу и принца, ко входу приближался, переваливаясь, и барон Торнхельм, в сопровождении своей особенно очаровательной спутницы. Толстяк неуклюже придерживал девушку под руку, то и дело норовя наступить на полы её серебристого платья и со свойственной ему безмятежностью этого совершенно не замечая. До странности контрастировали они, эта необычная пара. Толстый бесформенный краснолицый барон и прекрасная, даже по меркам этого вечера, белокурая леди. Словно чудовище и красавица из старой, почти затерявшейся во времени, сказки. – О, принцесса, – заметив Беллу, барон неуклюже поклонился. – Как невежливо с моей стороны! Переходить дорогу столь высокопоставленным королевским особам! Тристан посмотрел на отступившего в сторону Торнхельма с лёгким недоумением и, повыше задрав подбородок, невозмутимо прошествовал мимо. Барон громко расхохотался, в то время как на лице его спутницы отпечаталась лёгкая скука, граничащая со стыдом. Лакеи услужливо распахнули двери, открывая взору принцессы бальный зал королевского замка Аркадии. Как правило – места безжизненного, пустынного и унылого, однако в этот вечер потрясающего своим невероятным великолепием. Отполированный до блеска паркетный пол отражал огни сотен свечей, мерно раскачивающихся на массивных цепях позолоченных люстр. Огромные окна во всю дальнюю стену тоже отражали огни, однако сквозь эти отражения без труда просматривалось мрачное, пусть и пугающее, очарование ночи. В глазах рябило от обилия людей и роскошных костюмах – все они безмятежно расхаживали из стороны в сторону, переговариваясь о чём-то между собой – каждый в отдельности достаточно тихо, но все вместе они создавали тот самый непередаваемый праздничный гул. В стороне, на возвышенной относительно общего уровня пола оркестровой площадке, настраивали инструменты королевские музыканты. А вдоль линии окон, во всю длину помещения тянулся праздничный стол, уставленный всевозможными роскошными яствами и кубками с алеющим в их глубинах вином. За столом, в самом центре, уже восседали Роберт и Анна, казавшиеся как никогда подходящими друг другу в эти минуты. Места по правую и левую руку от королевской четы традиционно пустовали, ожидая своих маленьких, но уже вполне королевских, хозяев. Через один стул около отца сидел герцог Мортеган – как всегда похожий на коршуна, в своём чёрном бархатном камзоле с небольшой лилией на груди, и со своим мрачным ястребиным лицом. Около него, конечно же, была Абигейл, в чёрном же с серебром шёлковом платье, озиравшаяся вокруг с почти детским восторгом. Ни Ринна, ни Бэрримора Белла пока не заметила – впрочем, немудрено ли проглядеть кого-то в этом безумном хороводе цветастых одеяний и лиц.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Вопреки собственному утверждению, Октавиан Ринн так и не появился на королевском турнире. Белла не сомневалась, что фигура молчаливого чародея заметно выделялась бы даже в пёстрой толпе – если бы Ринн действительно был здесь, где-то рядом, то она бы уже его непременно заметила. Впрочем, отсутствие мага на такого рода мероприятии не было новостью для высшего света Аркадии – замкнутый и задумчивый, Октавиан с завидным постоянством предпочитал зрелищам уютное уединение башни. Было в его образе что-то такое, наполнявшее принцессу смутной уверенностью – если кто-то и сможет разобраться, что происходит с Эстбеном Вертраном, если кто-то и в состоянии понять суть неизлечимой обычными методами смертельной болезни, то этим кем-то наверняка был Октавиан Ринн. Он производил на Сабеллу впечатление человека, способного спокойно и невозмутимо разобраться в чём бы то ни было. И он, уж конечно, ей не откажет.
Бэрримор, незаметно осматриваясь, продолжал прислушиваться к разговору детей. Суть произнесённых шёпотом слов не ускользнула от чуткого слуха старого рыцаря. Выражение его лица ни капли не изменилось, однако его снова наполнила грусть. Безграничная наивность детей всегда его впечатляла – он помнил, как бился тогдашний придворный маг Стефан за жизнь его, Бэрримора, собственной дочери. Повсеместно считалось, что магия способна одолеть мор на любой его стадии, однако на практике выяснилось, что в конечном итоге всё решала только удача. Заклинатели, конечно, могущественны, но даже их власть на самом деле не безгранична. Сам рыцарь даже не сомневался, что если бы эта проблема решалась при помощи магии, то такой безусловно умный челок, коим являлся Эстебан Вертран, давно прибег бы к помощи одного из практикующих целительство чародеев.
Вслух ничто из этого Бэрримор, конечно же, не сказал.
В ярко-зелёных глазах Оливера впервые за прошедшее время вспыхнула искорка неподдельного интереса. Он внимательно посмотрел на Беллу и бесконечно серьёзно переспросил:
- Правда? Ты действительно можешь поговорить с мэтром Октавианом?
Мальчик смутился, как смущается человек, не привыкший или слишком гордый для того, чтобы просить другого об одолжении. Справившись с собой, он тем же тихим шёпотом заявил:
- Был бы очень тебе благодарен.
Подоспевший придворный удивлённо смотрел на принцессу. Он находил её «королевские» манеры одновременно впечатляющими и немного забавными, но, в то же время, тщетно пытался найти уместный способ избавить себя от лишних проблем.
В поиске поддержки он взглянул на невозмутимого Бэрримора, потом снова посмотрел на застывшую в не терпящей возражений позе принцессу.
- Правда, не стоит, со мной ведь ничего не случится, - проговорил с истинно аристократическим достоинством Оливер. - Я в полном порядке.
Сопровождающий, тем временем, совсем растерялся – эскорт принцессы явно не входил в его текущие полномочия. Он мысленно прикидывал, насколько разумной будет попытка вежливо отговорить Сабеллу от этого предприятия.
- Белла! – услышала девочка издалека оклик отца. Роберт, как видно, завершивший свои дела, остановился возле кареты и явно намеревался возвращаться во дворец вместе с дочерью. Сабелла видела, как он кивком указал ей на терпеливо ожидавший рядом с ним экипаж.
|
|
|
|
Нет, выбрасывать орешек Лиза не хотела - это была бы напрасная трата волшебства, ведь так? Если он ей самой не понадобится, тогда стоит его вернуть Пифии, но уж точно не выбрасывать. Не пригодится ей - пригодится кому-нибудь ещё. Лиза была хозяйственной девочкой, бережливой, она бы и кроху хлеба не стала выкидывать, если его ещё можно было съесть. Её тарелка всегда оставалась пустой - впрочем, большие порции она никогда и не ела. Если перепадало вдруг что-то из скоропортящейся еды, что она сама не смогла бы съесть, то отдавала другому. Брату ли или сестре, или нищему попрошайке на улице - последние особенно нуждались в помощи. Многие нынче в войну остались без крыши над головой. Это Лизоньке повезло - у неё был дядя, а иначе попала бы в сиротский приют или, того хуже, оказалась бы выброшена на улицу без копейки к существованию. Поэтому она никогда не отказывала обездоленным в копеечке или кусочке хлеба, если только могла с ними поделиться.
Она смотрела на смеющуюся провидицу большими недоумёнными глазами, не смея ничего сказать, но и не чувствуя в себе ни сил, ни желания смеяться вместе с ней. После такого ответа - этого всесокрушающего НЕТ - ей было не до улыбок и веселья. Поэтому же она не понимала, отчего смеётся Пифия. Что заставило её так надрывать живот свой птичий, сотрясавшийся от хохота. Ей было очень весело, а Лиза не понимала причины. Или это потому, что птицедева так не любит Арея и представила себе, каким шёлковым он станет, если скушает орешек? От этого оскала жутенького всё так же было не по себе. Пифия даже поранилась своими острыми зубами, просто смеясь. Девочка поёжилась, немного отступая от провидицы. Вспомнила, что зима вокруг и настоящий снег, и разом холодно стало. Запахнулась в одеялко своё плотнее, слегка подрагивая.
- Даша? Вы про Дашу? - удивилась она, когда Пифия вдруг забыла про орешек и показала рукокрылой своей конечностью на куклу в руках у Лизы. - Она... станет живой? Норр - это волшебная страна, да?
Лиза растерянно посмотрела на кукольное личико своей подруги, смотревшей одним своим единственным глазом на орех, зажатый в кулачке хозяйки. Ей показалось, или кукла в самом деле повернула голову, чтобы лучше видеть орешек? Девочка тряхнула головой, прогоняя наваждение. Но... потом подумалось, а почему бы и нет? Она ведь уже попала в сказку эту с мрачным коридором, устрашающей провидицей и жутким монстром за дверью. Она уже прикоснулась к волшебству, и разве стоит после этого удивляться ожившей кукле? И всё-таки...
- Даша моя подруга, - уверенно сказала Лиззи. - Она не может быть плохой. Она такая же, как я. Разная! - с лёгкостью подобрала подходящее слово девочка.
Ведь она не считала себя такой уж хорошей и доброй, были и у неё иной раз плохие, неправильные мысли. Злые мысли про войну, про терпящих её родственников... Лиза не была идеальной и понимала это. Но и злой она тоже не была. Так что... Пифия права, есть у них с Дашей и светлые стороны, и тёмные.
- И я не смогу её оставить одну, - грустно покачала головой девочка. - Вдруг Андрюшка с ней что-нибудь сделает? Даша даже в гимназию со мной ходит.
И снова заговорили про Арея. Странное у него имя. Как у древнегреческого бога войны, но ведь это же не он, верно? Не может такого быть. И вообще, думать о возможности существования языческих богов грешно. Но это так интересно!
Лиза внимательно смотрела на птице-женщину, слушая, что та ей говорит про волшебный орех. Странными казались её слова не верить ей. А кому тогда верить? Хотя... своему сердцу доверься, Лиззи. Так бы, наверное, сказал дядя, будь он здесь. И папа с мамой могли бы сказать точно так же. Она их хорошо помнила. Десять лет... возраст, в котором такие вещи не забываются...
Погрузившись было в печальные воспоминания, она аж вздрогнула, услышав такое правдоподобное совиное уханье, и изумлённо уставилась на Пифию, предложившую ей тоже покричать-поухать, словно неспящая по ночам сова, бесстрашная сова, эта ночная странница. Лиза не удержалась и хихикнула, представив себе, как она будет ухать и как это бы смотрелось со стороны. Но их ведь никто больше не видит, правда?
- Ух-ху... - негромко произнесла девочка, затем подумала и сказала уже громче. - Ухху. Ухху!
Этого определённо было мало. Пифия кричала в ночь довольно громко и предлагала то же самое сделать Лизе. Выкричать из себя свой страх. Вспомнив про дядю, про войну, про сожжённый дом, про маму и папу, которых она больше никогда не увидит, Лиза выпрямила плечи, поднимая голову вверх, и закричала это самое УХ-ХУУУУ громко и протяжно, не как сова, но как паровоз. А что, очень похоже получилось на звук, издаваемый поездами, когда машинист что-то там нажимает у себя в кабине и экспресс издаёт этот протяжный свой, разносящийся далеко вокруг гудок, оповещая об отправлении поезда в неведомые дали. УХ-ХУУУУ! Снова и снова, и каждый раз ярче и эмоциональнее. Прогоняя страх, зажмурившись и роняя капельки хрустальных слёз на снег...
То, что затем рассказала провидица, окончательно поставило крест на таком использовании орешка. Лиза и до этого не хотела кого-то насильно делать своим другом, но узнав, что этот самый ненастоящий друг потом ещё и врагом лютым сделается, когда пройдёт действие волшебства, она так сжала орех, словно бы и вправду хотела его выбросить. А может, так оно и было. Странно, что Пифия ничего не стала говорить о том, как подействует орешек на саму Лизу. Видно, правильно она догадалась - птицедева мечтала о том, чтобы Лиззи стала её другом, о чём сама же и сказала. Но через волшебство? Да ещё сделавшись потом её врагом, когда минует эффект орешка...
Отступила ещё дальше от неё девочка, теперь уже сохраняя между ними некоторую дистанцию. Уж больно пугали зубки Пифии да её загадочность. Как бы не ошиблась Лиза в выборе друга. Может, стоило довериться Арею? Она прямо засомневалась.
Правда, от появления того самого Арея посреди снежного дворика дёрнулась, испуганно подалась назад, Дашу к груди прижимая и приподняв слегка кулачок с зажатым орешком, словно бы хотела его бросить в клыкастую волчью пасть. Зверь этот выглядел страшным. Огромным косматым монстром, дурно пахнущим и устрашающе пугающим. Как серый волк из одной сказки, только красной шапочки у Лизы не было. Не было ни мамы, ни бабушки, ни пирожков в корзинке... Зато были Даша и волшебный орех. И ещё была провидица - другой сказочный монстр, за спину которого сейчас спряталась от оборотня одна смелая, но не безрассудная девочка, любопытственно выглянув из-за пушистого крыла, когда волк заговорил. Отходить от неё и слушаться Арея Лиза даже и не думала.
Некоторое время Лиззи слушала их перепалку, если можно было так назвать попытки Пифии заговорить и грубые крики Арея, своим громогласным рыком перекрывавшие тонкий голос птицедевы. Вскоре она убедилась, что волк не собирается нападать. Более того, она и ему для чего-то нужна. Видимо, хочет, чтобы в Норр взяли его, а не Пифию. И хоть Лиза не понимала, почему нельзя пойти всем вместе, но задумалась над их словами. Выбор ведь был очевиден, не так ли? Всё, что ни говорил Арей, сводилось к грубости и насилию, в то время как речи Пифии, несмотря на её жутковатый облик, подкупали своей простотой и добротой. Но! Нет ли здесь подвоха? Ведь если взглянуть на этих двоих с другой стороны, то Арей был честен и не скрывал своих намерений. А Пифия как-то подозрительно легко уходила от ответов на некоторые важные вопросы, словно бы не желала на них отвечать. И ещё она назвала Арея Лжецом. Он и правда мог обманывать, и тогда он вовсе не такой злой, каким хочет казаться. А если лгала Пифия? Тогда волк, выходит, говорил правду, но обманщицей была провидица. Стоп, она же обязана всегда говорить Правду! Или это тоже ложь?
Ох-хо-хо, и кому верить?
Сердце девочки не чувствовало враждебных намерений со стороны оборотня, и тогда она решилась выйти из своего пернатого укрытия и сделать пару робких шагов ему навстречу. Выбирать она не торопилась бы, в любом случае. Ведь пока не ясно было, кому из них можно довериться. Вроде бы Лиза уже поверила провидице, но и Арей своей неожиданной прямотой внушал доверие... гм, определённого рода, очень узкое и ограниченное, но всё-таки доверие.
Пока они ругались, Лизонька шаг за шагом приближалась к волку и остановилась прямо перед ним, чуть морща свой носик от исходящего от чудовища неприятного запаха. Когда он мылся-то в последний раз? Фу!
- Слабаки, ничтожества и ур-роды! - уже тише ругнулся Арей, увидев перед собой Лизу. Он был так занят жарким спором с Пифией, что, наверное, и не сразу понял, как близко подошла девочка. Настолько близко, что...
- Хлоп! - сказала её ладошка (орешек она переложила в другую руку, державшую куклу), шлёпнув волка по щеке, если можно так назвать одну половину его морды. Довольно сильно хлопнула, не сдерживаясь, потому что понимала: слабенький удар чудовище даже не заметит, а от сильного ему больно не станет, но он обратит на него внимание. Вот так легко и просто. Даже ужасных клыков не испугалась. Правда, руку торопливо отдёрнула в следующий же миг.
- И не стыдно так ругаться в обществе двух дам? - строго спросила она у Арея. Наверное, он должен был опешить от пощёчины. - Моей дружбы хочешь, а обзываешься, - укоризненно продолжила девочка, не сводя испуганных от своего поступка глаз с оборотня. - Я не понимаю, почему должна выбирать. Разве друг может быть только один?
На всякий случай Лиза отступила подальше от опасных когтей и клыков. У неё было отчаянное желание обнять и приласкать волка. Может, он одинок, так же как она, и поэтому так зол? Но было страшно его когтей. А ещё эта вонь, фууу...
- Я выслушаю каждого из вас. Расскажи мне про Норр, Арей, пожалуйста, - девочка ему мягко улыбнулась. - Но сначала пусть Пифия расскажет про Звезду, мне это очень интересно и... лучше всю эту историю узнавать по порядку. Помолчи, пожалуйста, и не перебивай её. Жди своей очереди, - последнее снова прозвучало строго.
|
-
Почему меня до сих пор никто не похвалил?!.. ссылка
|
- Что будет, если ты дашь Арею орешек, о моя озорница Лиззи? – Темные глаза Пифии широко распахнулись, и хотя лицо провидицы напоминало пустую фарфоровую маску, чувствовалось сейчас удивление её и некая оторопь, и даже с трудом сдерживаемый смех. Узкий рот полуженщины-полутицы вдруг растянулся в хищной улыбке и стали тогда видны острые зубки, расположившиеся себе сверху да снизу, опасным таким частоколом. А Пифия вдруг рассеялась счастливо. Захлебнулась даже в этом заливистом хохоте под снегом – не злым гоготом избалованного Андрейки, жалящим больно как крапива, а тем смехом, который давным-давно сдерживался в груди. И вот он выпорхнул наконец-то, обрёл силу и женщина-монстр расхохоталась до слез, подрагивая своими широкими крыльями в ночи. Согнулась в этой радостной корче, придерживаясь за живот. Должно быть, не очень весело они жили в этом своём Норре, если она была так рада посмеяться. Лиза. А орешек пока что лежал себе в руке, крепко сжатый твоим кулаком и не спешил вырываться на волю: конечно, его можно было зашвырнуть далеко-далеко, чтобы он бы послушно исчез с глаз долой. А можно было и не зашвыривать, вот взять да съесть. Куколка Даша с интересом разглядывала орех своим зрячим глазом, кажется, даже бровки насупив в немом вопросе: а что, если? Мммм!? …Даша бы наверное съела этот орешек не задумываясь, такой уж она была создана взбаламошной подружкой. Вот ты - более рассудительная девушка, а Даша легкомысленная и готовая броситься в любой омут с головой. Это не качество всех кукол, будем честны, это качество одной непоседливой куколки Даши. - Аха! – наконец отсмеялась пернатая провидица, утирая выступившие капельки крови со своей верхней губы, которую должно быть прокусила насквозь пока смеялась. – О Лиззи, В Норре вещи могут обретать голос. Восхитительная моя Лиззи. Если ты дашь волю, эта вещь может заговорить, дорогая моя. Я чувствую в ней большую силу! Что-то светлое… но в тоже время, склонное к черноте… Будто плохие семена и хорошие, посеяны вместе. Если воспитать её плохо, Вещь может выбрать скверное направление для себя. О да-а. Держи её в строгости, Лиззи, а может даже и не бери с собой в Норр! Вот что я думаю, дорогая. Вот что я советую, честная Лиззи. Шестипалая когтистая рука указала на куколку. На твою подружку, судьбу которой, решать только тебе. - Но не торопись скармливать орех Аресу, верная Лиззи. О-о-о, глупая голова Пифии забыла сказать самое важное! Ах-ах-ах! Лиззи-Лиззи-Лиззи, моя дорогая Лиззи, не верь монстру истончившемуся от времени, моя память уже подводит меня, аха… Глазки провидицы лукаво сверкнули в этой снежной темноте, словно бы отражая лёгкую хитрецу, плеснувшуюся в твоих собственных очах. Левая рука торжественно застыла над спичкой, а ресницы загадочно дрогнули, когда она произнесла с лёгкой иронией. - Никогда не пользуйся запретной магией, Лиззи, если не знаешь историю целиком. О Мудрая Лиззи! Запретная магия, это та магия, которая может заставлять живых существ совершать самые противоестественные поступки, подчиняя волю. Ломать Монстров! Очаровывать Людей. И даже тех, кто был рожден Раньше. Да-да-да. Любой живой, которому скормишь орех станет твоим другом, барышня Лиззи. И плод принудит его тебя оценить. Он сокрушит даже самую крепкую волю, ибо чары сильны. Лиззи! Очень сильны. Дерево Гьёмы растёт лишь в одном месте и корни его переплелись с костями Древнего. Ухху. Охнула совой в ночь, словно бы поминая неизвестного этого Древнего. - Воздай ему уважение, Лиззи, когда-нибудь я расскажу тебе о нём, славная Лиззи. А пока отдай ему честь и ухни со мной, милая душа Лиззи. Как я. Сделай Ухху, Лиззи! Ухнула счастливо задрожав крыльями, стряхивая с себя снег, прокричала в волшебную ночь нечто бессмысленное и завывающее. - Хочешь, кричи со мной Лиззи. Выкричи из себя страх! Твоего дядю можно спасти. Так покричи, славная органичная Лиззи. Кричи о плохом, и о хорошем тоже. Как я. У-ХУУУУ Древнему! Покричала. Потом посерьезнела, вырисовывая рукой какой-то сложный узор над своей спичкой. - Орех Гьёме очень силён. Он сломает любого, моя дорогая душа. Плохо это или хорошо, не мне судить, Лиззи. Но только чары не вечны. Ахха И тот кто полюбит тебя, оценит тебя и станет твоим другом, покорный ломательному заклятью, однажды возненавидит тебя самой черной ненавистью, когда срок пройдёт. А он пройдёт, Лиззи! Клянусь тебе Лиззи, он не может не пройти, ибо всё проходит в этом мире и в тысяче иных миров. Таков Закон, Лиззи. И чем сильнее воля существа, тем быстрее истончатся Чары. Драгоценная Лиззи! Я забыла сказать тебе самое важное, орех не может сломать чужую волю навсегда. Да-да-да. Он сломает живого лишь на время. В жуткой улыбке исказилось белое лицо монстра, а потом чуть придвинулось это лицо ближе, выгибаясь на странной, очень и очень тонкой птичьей шее. Показались зубки Пифии, такие себе белые и славные. Зу-би-ща. …Подобные клычки и в самом деле могут отхватить шмат мяса, вряд ли Провидица кушает только траву да зёрнышки - такая своеобразная улыбка нужна не для поедания сочных фруктов... - О Да, Лиззи, волшебство пройдёт. Обязательно пройдет, дорогая девочка Лиззи. Да-да-да. И вместо любви, ты пожнешь концентрированную ненависть. Ты умная душа, Лиззи. Решай сама, как поступить с орешком Гьёмы, ах-ха! Если хочешь, скорми орех Арею, но вот что я тебе скажу. Он и сейчас тебе не враг, Лиззи. Мы все не враги. Каждый из нас мечтает стать избранным и верит, что ты назовёшь его своим другом. И выберешь его как Хранителя. И возьмёшь с собой в Норр! Провидица вдруг громко ухнула, призывая волшбу. Крохотное пламя появилось в ее шестипалой узкой руке и крохотный огонёк, будто капля сосновой смолы, медленно стек на спичку. - Аррей, ах-аха! Он появился, созданный из огня и сажи огромный волк. Темный этот оскаленный зверь-перекидыш, пахнущий гарью да жженой резиной. Зверь, умеющий обращаться человеком, монстром и любым животным, каким только пожелает стать. Оскаленное чудище, бредущее посреди зимы, удовольственно растаптывающее снежинки и скрежещущее своими когтями о твердый камень. Монстр с двумя лицами: одно для ночи, другое для дня. - Слабаки. ТВАР-РИ. Взываете ко мне от бессилия! Р-р-р! Отойди от неё, девочка. То ничтожество, др-рянь, агахыма, отр-рыжка бытия!!! Провидица, ха-ха-ха, за чьими прор-р-р-очествами смертные больше не пр-риходят. Ничтожная курица, лишенная истинного волшебства! - Хи-хи-хи. Я тоже рада нашей встрече, о мой сладкий Арей. Пожиратель Трупчины. Царь гнили. Воспеватель Войны и Лжец! – усмехнулась провидица, кажется, совсем не испугавшись этого монстра и не оробев от его оскорблений. – Лиззи, я желаю рассказать тебе о Звезде, почему именно ты можешь спа… - ЗАТКНИСЬ!! НА что ей эта др-р-раная звезда? Сраная сказка для слабаков. Я Сила, я расскажу девочке о Нор-р-ре, я р-раскажу ей как спасти р-родных и р-растоптать чуждых! Выбери меня своим другом, смертная, и я р-р-раскажу тебе обо всём. Ты победишь всех, согнешь каждого и пробьёшься в Норр. МЫ ЗАСТАВИМ ЭТОТ ХРЕНОВ МЕЛ СЛУЖИТЬ НАМ! Даааа!!! Тебя пугает лестница? ТАК РАЗБЕЙ ЕЁ КО ВСЕМ ЧЕРТЯМ, смер-ртная. Боишься недругов? СТАНЬ ЕЩЕ ЗЛЕЕ ЧЕМ ЭТИ УБЛЮДКИ, ТВАРРЬ!!! А если кто-то желает тебе плохого, вбей этот чёртов орех ему в глотку, пусть жрёт, а ты смотри и наслаждайся, когда магия заставит его покориться. Внимай мне. Я расскажу тебе о Норре, потому что история звезд это ДЕРЬМО-О-О, говорю Я!!! - Только тебе выбирать Лиззи, чью историю слушать. Но не торопись называть Арея другом, Лиззи. Да-да-да, бесценная душа. Есть ещё другие, моя милая Лиззи. Мы с Ареем не единственные, выбор шире. - Слабаки, ничтожества и ур-роды!
-
Предложение Пифии поухать - это УХХУ! Мне кажется, это такая пасхалка специально для меня :)))) Арей прекрасен, можно сказать, я протащился от его речей :) И... мне кажется, или на картинке волк из "Бесконечной истории"? Похож очень.
-
Отличный модуль. Атмосфера, персонажи - уххх!
|
|
|
|
-
А потом и их убью
Уруру. Комок чистой, монолитной и тотальной злости
Наконец-то, спустя 4846 постов, сюжет повернулся в запланированную мной изначально сторону :D
|
|
-
«Будь ты проклят, Укасса…»
Вслух надо было, вслух! В морду прям! И пощечиной сверху!
Я ж такую возможность отомстить за все кубы дала, че ты в самом деле, ну
|
|
|
|
|
|
|
- А чему тут радоваться?.. - грустно пробубнил гоблин, глядя в свою невзрачную квадратную тарелку.
- Но и печалиться не о чем. Все в порядке, - заметил Морб, демонстрируя максимум невозмутимости. Ел он, как и всегда, размеренно и в определенной последовательности: капуста-огурец-лепешка-тий-капуста.
- О да, - ядовито поддакнул Вольфганг. - Теперь действительно все в ПОРЯДКЕ. Причем в полном.
- Существуют законы, существуют правила, и мы им будем следовать, - поставил эльф точку в дискуссии.
Но для этого гоблина, Яда уже знала, любая точка - лишь жалкая запятая.
- Хочу заметить, что ты сам соизволил отклониться от этих самых...
- И совершил ошибку, - перебил его Морб. Он начинал злиться, стараясь, правда, это скрыть. - Больше она не повторится. Больше никаких отклонений.
- Пф! Как будто это что-то меняет в моей голове!
- Содержимое твоей головы для Закона не имеет значения. Имеют значение лишь акты и факты.
- Которые лишь мыслительные образы в ТВОЕЙ или моей голове! Или голове Яды! Весь мир - в наших головах!
- Нет.
- Да! Когда же ты поймешь?! Ах, да кому я объясняю... - в сердцах кобольд бросил лепешку в тарелку, та глухо звякнула, чуть не опрокинувшись. И тут гоблин спохватился, впервые подняв взгляд: - Прости, пожалуйста, Яда - это все тебя никак не касается. И не коснется. Это наши... факты и акты.
- Как не коснется? - удивленно поднял Морб бровь, прервавшись на этапе "лепешка-тий". Он все продолжал смотреть на тарелку. - Шаагрэ должна присутствовать.
- Как присутствовать?! - гоблин был шокирован. - Нет-нет-нет, ты что! Почему она должна это видеть?!
- Таковы правила.
- Какие правила?! Это же... наше дело. Это между нами, причем здесь Яда...
- Это публичный акт.
- Публичный?! С какой-такой самовольной поправки он вдруг стал публичным?
- Он всегда был публичным. Все, кто мог, присутствовали.
- Ааа... так вот почему в подвале... - Вольфганг вдруг нашел ответ на один из своих бесчисленных вопросов. - Но все-таки я тебя прошу - давай без Яды.
- Нет.
- Пожалуйста, Морб! - взмолился гоблин. - Я понимаю, да, правила и все такое, но она же... она же не готова!
- Для всех это бывает впервые.
- Но... ну... да что ж ты за эльф-то такой! - вспылил гоблин, чуть ли не крича ордманну в ухо.
Тот медленно поднял на него свои неумолимые стальные глаза:
- Очень принципиальный. Эльф.
Какое-то время они молча сверлили друг друга взглядами, пока Вольфганг свой не отвел. Причем ровно в противоположную сторону, куда-то в бойницы, чуть не свернув себе шею.
- Если ты так беспокоишься за Шаагрэ, то можешь рассказать ей о предстоящем, - заметил Морб, завершая свою трапезу. Он так и не сбился со своей последовательности.
- Пф... Потому что тебе рассказывать будет стыдно, да? Признайся.
- Нет. Потому что тебе тогда будет не так стыдно.
- Разве?
- Да. Скажи ей.
- Ох... - Вольфганг сел как-то иначе, ссутулившись и принявшись разглядывать свои коленки.
- Не будь соплей. Говори, - поторопил его Морб неожиданно мягким тоном. Ну, мягким относительно обычного его тона, жесткого и безжалостного.
- Яда... - пробормотал понурый гоблин. - Сегодня меня ждет... порка...
|
|
|
|
-
Выходя из дома, Бьорн имел при себе только штаны, и то, не всегда. И встречал опасность тоже, в одних штанах.
И то, не всегда…
:D
А ведь правда..
|
|
*** Через седмицу и один день наступил следующий месяц зимы - Рау. Самый холодный, самый суровый, самый... молчаливый. В Этом Мире большинство месяцев и праздничных недель всегда в первый же день громко заявляли о себе. Грюн, Зеленый Месяц начинался с того, что все вдруг резко распускалось и начинало благоухать да цвести. В первый день Гвитта, Месяца Гроз, с самого утра неистовствовыв... бушевала буря, грохоча и громыхая, что есть мочи. Хас? Месяц Жары. Невыносимый зной, полуденное пекло, от которого загоралась сухая степная трава. А потому не было ничего удивительного в том, что Рау начался со злющей метели. Ветер дул с Севера - мощный, непрестанный, ледяной. Завывая средь черных скал, он находил лишь один путь через Мертвые Горы: сквозь Кальтхохпас, Холодный Высокий Перевал, ровно в центре которого, в самой его верхней точке, где вьюга дула сильнее всего, и стоял известный нам Кастеллум. И не будь он собран гномами из массивных камней, снесло б этот замок еще на заре. Но он держался, уже сколько столетий. Упрямо и непреклонно. Словно бросал вызов самой Северной Зиме: попробуй, сокруши меня. Вот он я. Гордый и сильный. И Северная Зима ничего с ним не могла поделать. Во всяком случае, Яда на это очень надеялась... После всех потрясений, случившихся по ее пробуждении, следующая седмица прошла на удивление спокойно. Может быть, даже слишком спокойно. Грийом было разрешено спать днем и бодрствовать ночью. Проснувшись ввечеру, она готовила ужин, накрывала на стол, затем отправлялась со всеми на вечернюю литургию (они стояли в алтарной, преклонив одно колено перед Орднунгом, и слушали, как Морб скучно бубнит свои молитвы), а потом всю ночь убиралась в замке, мыла посуду и шила себе зимнюю одежду. Утром же они обязательно служили, соответственно, утреннюю литургию, после которой завтракали, Яда снова убиралась да ложилась спать. И все бы хорошо, но вот дневную молитву-то она пропускала! И Морба это изрядно бесило. Однако он на удивление легко согласился подождать целую седмицу, пока грийом каким-то неведомым образом не перестроится. А затем все. Уже никак. Спать только ночью... Правда, в Кодексе она прочла, что эльфам разрешался короткий полуденный сон (без чего морской эльф чувствовал бы себя прескверно, а темный - исдох бы в течение месяца), но Морб об этом даже не обмолвился. К слову, Кодекс оказался совсем непохожим на театральные сценариумы. Совсем не таким. Он как бы... весь был против того, чтобы Яда могла запомнить хоть строчку. Во-первых, там постоянно повторялись одни и те же слова, одни и те же словосочетания, одни и те же фразы, и даже абзацы текста! Во-вторых, он был интересен и познавателен настолько же, насколько интересна и познавательна была каменная стена в ее келье. Причем она была из такого, равномерно серого камня, без трещинок вовсе. В Кодексе описывалось устройство Ордена, с перечислением всего и вся вплоть до правил пользования выгребными ямами. За абсолютно любое нарушение всех этих законов и требований полагалось соответствующее наказание. И вот здесь-то ордманны выпускали на волю свое воображение! Спины секлись кнутами, пятки жглись раскаленными прутами, коленки оббивались об острые камни, а кости стонали от стальных обручей. Например, за волочение Кодекса неофитом по полу (чем Яда злорадно занималась, пока не прочла это) преступнику отрубали ту кисть, к которой была прикована книга. После чего неофит еще три седмицы должен был таскать ровно так же по полу собственную отсеченную руку... а Кодекс уже приковывался к шее. Правда, стоило признать, что за остальные вроде бы несерьезные проступки возмездие было куда мягче. Сломают, там, палец или просто палкой изобьют. Таким образом авторы наглядно объясняли, что Кодекс - священен, и относиться к нему стоит с изрядным уважением. В остальном же дела шли не так плохо: девушка быстро освоилась на кухне, готовка была крайне проста, особенно благодаря подробным разъяснениям от Морба. Яда пекла лепешки, варила каши и супы, иногда жарила засоленное мясо да готовила "Вён-шо" - горячее вино, сдобренное множеством приправ. Упрощала кухонные дела и суровая диета, установленная эльфом. Например, сегодняшний завтрак состоял из трети лепешки, соленого огурца и горсти квашеной капусты. Объяснялось это тем, что до конца зимы еще надо дожить, а припасы заготавливались только на два рта. Правда, самой Яде казалось, что всех этих бочек солений и мешков зерна хватит еще на три полных зимы, но спорить с Морбом никому здесь не хотелось. Общались, кстати, они очень мало: ордманн стал еще более замкнут и молчалив, гоблин тоже почему-то избегал лишних разговоров, да встречались они только утром и вечером. Грийом же всю седмицу пыталась прийти в себя и пока тихо радовалась тому, что ее никто не трогал по ночам, не вызывал на поединок и не отправлял к безумному гному-отшельнику. А сам Одд так и не появился в обещанный срок, поскольку Морб к нему заранее сходил - отнес бурдюк с вином. Коротко говоря, все решилось мирно и как-то молча. Вот с чем действительно Яде повезло, так это с одежкой! Эльф где-то отрыл сапоги, штаны и потрясно мягкий тулуп из, кажется, горностая. Несколько ночей работы - и девушка все перешила на себя так, что стала выглядеть хотя бы опрятно. Правда, левый рукав тулупа из-за Кодекса пришлось сделать еще шире... в итоге вышло уродливо. То есть нет, совсем не опрятно. Еще хуже, чем раньше. Но зато тепло! Особенно значимо это было сегодня, поскольку хоть и держал Кастеллум стойко эти чудовищные порывы раушного ветра, однако внутри стало заметно холоднее. Яда хотела затопить еще одну печь на втором ярусе, но Морб запретил - дрова тоже расходовались по расписанию. А посему сидели они за завтраком все, закутавшись в меховые тулупы (даже Вольфганг тепло оделся), и хмуро жевали свои лепешки, хрустели огурцами, хлюпали горячим тием из медных кружек. Уже целый тид в зале висела тишина. Только ветер за бойницами злобно завывал. Обычно Морб все-таки расспрашивал Яду о ночных делах, но сегодня он и вовсе на нее не смотрел. Гоблин тоже мог перекинуться парой слов, похвалить лепешку или брякнуть что-то про снег и горы, но вместо того был мрачен как никогда. Взгляд понуро отводил да изредка косился на эльфа. Что-то было не так. Может, дело в Рау?.. Молчание с каждым щелчком тинтида становилось все более тягостным и напряженным. Будто они собрались на тоскливых поминках какого-нибудь нечаянно погибшего ребенка. По их вине погибшего.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Внезапно мисс Уайт вышла из оцепенения и, будто что-то вспомнив, громко вскрикнула в унисон с разбившейся чашечкой, выскользнувшей из ее рук.
- Промедление!
И внезапно все зашевелились и занервничали, заворчали и в ужасе принялись тереть глаза и лица. Упало еще несколько чашек, закачался декоративный столик, помялась парочка пирожных.
У всех на устах было одно и то же:
- Промедление! Промедление!
Финальным же аккордом стал громкий вздох хором, когда бормотание и суету погасил разом бой невидимых часов. Не могли миниатюрные часики мисс Рози издавать столь гулкий, столь зловещий бой, а посему огромные (а они могли быть именно такими и никак иначе) часы либо находились в соседней комнате, либо притаились в любом удобном углу и извещали жителей цветочного магазинчика о неизбежном. Именно так можно было трактовать их предупреждающий бой.
- Пять часов...- пробормотала мисс Рози и побледнела, хотя казалось бы, куда уж сильнее - ее кожа и так была белее снега.
- Опоздали
- Не успели
- Все пропало
- Промедление!
- Что же теперь?
- Что теперь?
- Что будет?
- Что?
Словно в ответ на вопли близнецов к крыльцу с неприятным воем подобралось нечто, которое спустя пару секунд ввалилось внутрь двумя парами дюжих парней, у каждого на груди, прямо на белой ткани медицинских халатов был нарисован знак, известный как карточная масть - все четыре предстали нынче перед честной компанией.
Мисс Рози в ужасе попятилась, но зацепилась за собственный кофейный столик и плюхнулась на стул. Близнецы заметались, но скорость не была их коньком и вскоре они барахтались вместе на одних носилках, пристегнутые ремнями и вопящие несусветные гадости. Изловить животных оказалось сложнее всего. Только, пожалуй, Соня не предприняла попыток к бегству. Или предприняла, но этого никто не заметил.
К самой Ню подошли в последнюю очередь, видимо, считая, что, поскольку она не местная, то и сопротивления особого не окажет. Остальным же было известно гораздо больше, раз даже умиротворенная мисс Рози теперь кричала, словно подстреленный заяц.
"Промедление!" чудилось теперь и в ее бессвязном крике и в беспорядочном бое часов и в лихорадочном бреду спящей Сони и в шипении кота....Промедление убивает сказку...
***
- Милая, всё в порядке, ты в безопасности, - стоило векам затрепетать, приподнимаясь, послышался бабушкин голос.
Тело отказывалось повиноваться, руки-ноги словно приросли к постели, а голова стала тяжелой.
Ремни... Слишком быстро добралось до сознания, что это всего-навсего ремни стягивали все ее тело, а кафельная потрескавшаяся плитка на стенах вовсе не принадлежала убранству ее комнаты.
- Я читала тебе, - бабушка приподняла книгу, чтобы глаза Ню смогли ухватить название и обложку. Голова оставалась неподвижной, пристёгнутая. "Алиса в стране чудес" и "Алиса в Зазеркальи" - две сказки в одном флаконе, очень удобно. С обложки улыбалась мисс Рози,мистер Хэт, Соня, чеширский кот, мартовский заяц и пухлые близнецы, кривилась поверженная королева червей в окружении фаворитов - карт разных мастей.
- Твоя любимая, с детства... Всё будет хорошо, милая. Всё будет хорошо...
|
-
Это Я твой хозяин. Я Повелитель Разрушения
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- Конечно нет, - наблюдая за грациозно гарцующей лошадью Вардена, задумчиво ответил отец. – Турнирные копья деревянные и разлетаются в щепки при первом ударе, а их оружие специально зачаровал перед турниром Октавиан. Итан первым неторопливо выехал на исходную позицию на одном конце поля – теперь его внимание было целиком и полностью сосредоточено на противнике. В одночасье рыцарь преобразился из самоуверенного и насмешливого любимца толпы в серьёзного бойца, целиком и полностью поглощённого поединком. Сир Адриан на своём могучем гнедом скакуне тоже своевременно оказался на месте – роскошный плюмаж иссиня-чёрной волной развевался за ним на сильном ветру. Теперь, когда лицо дяди Абигейл скрывало решётчатое забрало, он ещё сильнее походил на злобного тёмного рыцаря из старых легенд. В глазах моментально забывшего о своих страхах и обидах Тристана плескался детский восторг – в мыслях юного принца его герой действительно готовился схлестнуться в неравной схватке с тёмными силами. - Если кого-то из них выбьют из седла, то выбивший получает бонусные очки, - спокойно продолжал тем временем объяснять правила Роберт. – А бой продолжается уже на земле. Оливер с удивлением посмотрел на ленточку на своём плече – сперва мальчик повернулся в сторону сидящей рядом с ним леди и лишь затем, сообразив, с улыбкой обернулся и взглянул на Сабеллу. Герольд поспешил ретироваться с центра ристалища. Оказавшись за пределами потенциально опасной зоны, он снял с пояса внушительный рог и, набрав полные лёгкие воздуха, громогласно в него протрубил. На несколько секунд уши заложило от низкого гула. Вертран, взглянув сперва на короля, а после на Беллу, одними губами попытался передать фразу «Поговорим позже» и указал кивком на арену. Рыцари почти одновременно пришпорили лошадей и, выставив перед собой копья, устремились навстречу друг другу. Трибуны затаили дыхание в ожидании грядущей развязки. Могучий сир Адриан мчался на алого рыцаря подобно скале или ужасающей тёмной грозовой туче – огромный и мрачный, на фоне грациозного Вардена он казался каким-то мифическим великаном. Тем удивительнее оказался тот факт, что после оглушительного треска ломающихся копий именно Итан остался в седле, а Адриан проехал несколько метров спиной по песку, зацепившись левой ногой за стремя испуганной лошади. Наконечник копья Вардена угодил Мортегану точно в нагрудник, в то время как копьё последнего лишь вскользь прошло по треугольному щиту алого рыцаря. Лошадь сира Итана победоносно встала на дыбы с оглушительным ржанием, в то время как он сам умудрялся каким-то чудом оставаться в седле. Он отшвырнул в сторону теперь уже бесполезный обломок копья и, высвободившись из плена стремян, легко спрыгнул на песок королевской арены. Восторженный гул толпы нарастал – краем глаза Белла видела, как Тристан, не выдержав, начал невольно хлопать в ладоши. Сир Адриан поднимался на ноги медленно и с трудом. Тяжёлый доспех изрядно ограничивал мобильность рыцаря, значительно затрудняя даже такие простые манёвры. Итану пришлось некоторое время великодушно ожидать в отдалении, наблюдая за потугами оппонента всё с той же спокойной усмешкой. Роскошный плюмаж Мортегана выглядел жалко после близкого контакта с песком – сам рыцарь в бешенстве сорвал с себя шлем и лишь после этого со свистом высвободил меч из ножен. Щит с белой лилией так и остался лежать в отдалении на земле. Адриан, тяжело дыша, решительно двинулся навстречу смиренно ожидавшему его красному рыцарю. Приблизившись, он сходу яростно замахнулся клинком, вынуждая Вардена отступить и парировать. Мортеган наступал с каким-то злобным ожесточением, обрушивая на любимца толпы удар за ударом, словно мстя таким образом за недавнее унижение. Казалось, что сир Итан противостояние неумолимо проигрывает – он лишь отражал сокрушительные атаки своего оппонента, продолжая неуклонно отступать шаг за шагом. На алом щите рыцаря проступали заметные вмятины, а Адриан будто бы и вовсе не поддавался усталости. Он тяжело дышал, по лбу и щекам Мортегана градом катился пот, но он не сдавался, вкладывая все силы в единственную бесконечную серию беспощадных атак. Вернулся посланный Анной за цветком королевский гвардеец. В его руках оказалась одинокая синяя роза – изумительной красоты прекрасный цветок, растущий, по слухам, исключительно в горных долинах Аркадии. И без того изрядно затянувшийся поединок всё-таки приближался к своему завершению – окончательно выбившийся из сил сир Адриан в очередной раз обрушил непростительно медлительную атаку на щит, после чего Варден блестящим пируэтом выбил из рук Мортегана оружие. Алый рыцарь приставил кончик клинка к горлу поверженного противника и, позволив тому осознать поражение, вернул в ножны свой удивительный карминовый меч. - Надо же, - хмыкнула королева, наблюдая за тем, как Адриан понуро поднимает с песка собственное оружие. Она с улыбкой протянула нежную синюю розу Сабелле, а отец подбодрил принцессу лёгким хлопком. Сир Итан остановился перед королевским помостом и, в то время как герольд громогласно объявлял победителя, склонил голову в лёгком поклоне. 
-
Прекрасный, красочный бой! Знатно погружает в рыцарскую атмосферу
И роза, роза! Синие и голубые цветы мои любимые
-
Прекрасное описание, словно и впрямь побывал трибуне в этот момент.
|
|
|
Глава Седьмая
Яда проснулась. И как это часто бывает при кошмарах, тут же захотела уснуть обратно, но с чем-то благостным на душе.
Однако в голове вертелись лишь жуткие образы Богов и слова множества клятв.
- Клянусь преклоняться пред Верховным Богом Ордманном... клянусь служить Верховному Богу Ордманну...
Правую ладошку словно стиснул в грубом рукопожатии огрин, а затем облил раскаленным маслом и начал жевать твердыми, как камни, зубами.
От боли Яда плакала, она не могла произнести и слова, она ничего не понимала, но взгляд сам собой тогда зацепился за статую Бога Стали.
- Клянусь чтить Порядок Священной Иерархии... клянусь следовать Порядку Священной Иерархии...
Этот суровый бесстрастный лик словно бы внушал: "Главное - это доверие. Яда Шаагрэ, есть доверие?"
- Закон есть мой Бог... Порядок есть мой Разум... Традиция есть мой Путь...
"Яда Шаагрэ, доверься мне. Главное - это доверие".
И статуя, она вдруг наполнила грийом силой. Зубы стиснулись, а слезы высохли. С каждым словом клятвы голос становился все тверже, все прочнее была воля Яды, все слабела нестерпимая боль.
- Я клянусь отныне всегда следовать своему слову... Я клянусь стать оплотом порядка и закона для всякого вопрошающего и страждущего... Я клянусь вечность быть...
Кем?.. Кем быть?..
Она не помнила. Вместо ледяного мира Мертвых Гор пред ней навязчиво представала огненная бездна бесконечной агонии. Она хотела про нее забыть, но кошмар возвращался вновь.
Бушевало пламя. Ревел поток ярости, а с черных туч, затянувших небо, прямо в огонь били жестокие молнии.
От треска и грохота глохли уши, но Ее шепот Яда слышала прекрасно.
- Так, значит, ты поклялась этому занудному старику?..
Она была великолепна. Квиллисхи. Изящная суккубица, с рогами, с огромными крыльями, с хвостом и манящим телом.
И с черно-белой маской на лице, маской ядовитого, желчного недовольства. Маска двигалась, будто настоящее лицо.
- Поклялась служить верой и правдой, чтить... пф... закон?.. Ты? И ты думаешь, у тебя это получится?..
В тонкой руке, увенчанной длинными черными когтями, появилась другая маска - гримаса издевки, насмешки и ожидаемого веселья. Она надела ее.
- А ты знаешь, что Ордик делает с теми, кто по глупости нарушает его клятвы? И сколько ты продержишься?.. Нет-нет, умоляю, не отчаивайся так рано! Я с удовольствием посмотрю на твои тщетные попытки... Но...
Новая маска - печаль, обида, жеманство.
- Но ты меня расстроила. Ведь это я - твоя Богиня... А клятву ты принесла ему.
Квиллисхи, понуро сложив крылья, присела на краешек скалы и вовсе отвернулась от Яды. Гроза чуть утихла, да и разъяренный вулкан, в жерле которого они встретились, даже немножко успокоился, сочувствуя своей госпоже.
- Стоило на тебя лишь слегка надавить, как все... И служить, и следовать, и книжку его читать. А я? А я так... Только когда понадоблюсь. Как дурацкий гребень какой-нибудь...
И было столько тоски и обиды в Ее голосе. Квиллисхи с нескрываемой досадой посмотрела на следующую маску - грустную маску потери, боли и одиночества.
Указала Яде на нее взглядом, мол, смотри, к чему ты пришла.
Вздохнула. И надела ее. Смятение и деланное равнодушие. Попытка скрыть за строгостью искреннюю горечь.
- Я люблю тебя, Яда Шаагрэ, - тихо призналась Она. - Но ты резанула ножом по моим чувствам. И теперь мне больно.
Тяжелое молчание.
Что делать? Молить ее?.. Признаваться в верности? Не поможет. Квиллисхи словами голову не вскружишь.
Боль Богини была осязаема - она ржавым гвоздем ковыряла в груди девушки кровоточащую дыру.
И вот, последняя маска. Маска холодной решимости.
- Я тоже хочу клятву. Поклянись мне, что когда явятся "они", в стенах замка прозвучит признание в любви - искреннее, жаркое, настоящее. Но не из твоих уст.
Шая дернулась в постели и звякнула железная цепь. Плохое предчувствие засвербило в животе, и она спросонья снова попыталась вернуться в какую-нибудь сладкую дремоту. Но там ее поджидало пламя вулкана и мрачный лик Богини.
Или мороз каменного пола и безжалостная боль в руке.
Или Морб с окровавленным лицом.
Пришлось просыпаться. Чувствовать непокрытой щекой этот вездесущий холод зимы. И жаться еще ближе к теплой стенке, за которой стояла печь, хотя она и так поневоле спала вплотную.
Правая рука до сих пор ныла от перчатки, но уже слабенько совсем. Яда чуть поразминала ее, а потом по привычке проверила рога - замерзшие, но на месте.
И коса. Опять. Кто-то ее уложил спать и снова заплел волосы в косу.
Грийом попыталась высвободить левую руку из-под одеяла, чтобы разобраться, но помешала цепь. Она... они... он... он заковал ее?!
Глаза тут же распахнулись - к счастью, это была середина ночи - и девушка, приподнявшись, оглядела свои кандалы.
Очень старая, будто бы знакомая, вороненая цепь, тянулась от ее левого заключенного запястья по одеялу на целый альн и завершалась... на книжке. Том самом Кодексе, который держал Орднунг.
Морб приковал ее к древнему фолианту?!
К счастью, на этом проблемы ограничивались. Кроме Кодекса в келье Яды появилась лишь бумага с ее именем на сундуке.
Записка, начертанная безукоризненным эльфийским почерком, гласила следующее:
"Младшему Сервитору Яде Шаагрэ приказываю:
1. По пробуждении привести себя в порядок.
2. Затем привести в порядок кухню, помыть там пол.
3. Приготовить утреннюю трапезу для всех монахов Кастеллума.
4. Сервировать стол для утренней трапезы и подать блюда ко времени.
5. В течение двух седмиц, начиная от дня прочтения данной записки, выучить наизусть Кодекс Ордена Оффициум Кустодес Септетрионес.
6. По истечении двух седмиц пройти экзаменацию на знание Кодекса Ордена Оффициум Кустодес Септетрионес.
7. Хранить и оберегать Кодекс Ордена Оффициум Кустодес Септетрионес, пока он не будет изъят Викариусом Второй Ступени Морбретом де Морбрет.
Кастеллян Кальтхохпасского Кастеллума, Викариус Второй Ступени Морбрет де Морбрет".
|
|
Тристан всё видел прекрасно – именно поэтому смотрел на сестру со смесью зависти и глубокой обиды, которую Белла безмятежно не замечала. Конечно, он знал, что сир Варден всегда посвящает свои победы только очаровательным леди и ни на что не рассчитывал, но всё же тот факт, что выбор Итана упал среди всех именно на Сабеллу, его слегка задевал. Это казалось ужасно несправедливым – ведь именно он, Тристан, совсем недавно рассказал сестре впервые об алом рыцаре, а теперь ей ни за что достаётся такая удивительная награда.
Принц насупился – безудержный восторг юной принцессы только сильнее подогревал его и без того растущее недовольство.
- Белла! – воскликнула, не выдержав, королева. – Веди себя как подобает принцессе и истинной леди!
Отец, впрочем, безмятежно продолжал улыбаться, что по умолчанию делало все угрозы мамы в его присутствии полностью безобидными.
Тристан, воспользовавшись краткой заминкой, осторожно подёргал Роберта за рукав и, завладев королевским вниманием, шёпотом уточнил:
- А я могу тоже поехать в Редфилд? – спросил, сжимаясь в страхе перед возможным отказом.
- Конечно, - великодушно позволил король и, подумав, тут же добавил:
- Даже более того, я на этом настаиваю.
Варден объехал тем временем по периметру всю арену и вновь оказался около собственного шатра. Рядом с ним невесть откуда появился оруженосец, протягивая рыцарю алый же металлический шлем без забрала. Последним штрихом стало длиннющее деревянное копьё для турниров, которым Итан занял свободную руку.
Красный рыцарь был уже полностью готов к поединку, в то время как его противник только вышел наружу. Появление сира Адриана сопровождалось куда меньшей бурей оваций – облачённый с ног до головы в чёрное, мужчина угрюмо взобрался в седло. На его щите ожидаемо красовалась белая лилия, родовой символ всех Мортеганов.
Запоздало прибыл ещё один экипаж – из него в гордом одиночестве выбрался Оливер. Опустив голову, мальчик взбежал по ступенькам и, не особенно глазея по сторонам, занял единственное свободное место справа от спутницы барона. Всего на ряд ниже Беллы.
Королева, заметив беспокойство дочери, жестом подозвала к себе одного из гвардейцев и что-то ему тихо шепнула. Тот молча кивнул и отправился незамедлительно исполнять поручение.
- Похоже, этот сир Варден совершенно уверен, что одержит победу, - прокомментировала Анна происходящее.
Сир Адриан, тем временем, завершил последние приготовления к схватке, нацепив на голову закрытый шлем с впечатляющим чёрным плюмажем. Герольд с присущей торжественному моменту неторопливостью медленно вышел на середину ристалища и громогласным голосом представил участников:
- В первом поединке турнира в отчаянной схватке сойдутся… Сир Итан Варден, известный также как Алый Рыцарь и Клинок Заката, - рёв толпы заставил герольда выдержать паузу. – И сир Адриан Мортеган.
Громких титулов у Адриана не оказалось, ровно как и ощутимой поддержки со стороны многочисленных зрителей.
Оливер обернулся и хотел было привлечь внимание Беллы, но, увидев её на коленях у самого короля, мальчик смутился и вновь сосредоточился на турнире.
-
Вот уверенность Итана смущает теперь, блин) Кажется, что он проиграет для поддержания внезапности. А я не хочу-у-у, чтобы он проиграл!
Еще выражение лица Тристана на аватарке доставляет, конечно))
|
|
-
Тот факт, что одновременно «повышение» предложили и Леоноре, и Виктору, и даже Тарвину, его возмутил
Ахах))
|
Мама не то чтобы злилась – ничего иного она, казалось, на самом деле не ожидала. Страдальчески закатив глаза, красноречиво взглянула на Роберта – тот лишь улыбнулся в ответ, беспомощно пожав при этом плечами.
- Ну здравствуй, принцесса, - отец всегда называл Беллу «принцессой» с особенной нежностью. – Рассказывай.
Короля Аркадии неизменно преследовало бесконечное множество всяких «дел государственной важности», требующих безотлагательного разрешения и внимания. И, несмотря на то, что Роберт обожал Тристана и, в особенности, очаровашку-Сабеллу, большую часть его времени целиком и полностью занимали обязанности. Помнится, когда-то отец сказал Белле, что, по его мнению, отличает хорошего короля от плохого. Хороший служит своему королевству, в то время как плохой его просто использует.
Тристан, едва удостоивший появление сестры своим королевским вниманием, высматривал что-то среди рыцарских шатров в отдалении. Возможно, выискивал своего кумира сира Вардена в алом обмундировании, а может быть, в силу своей новой «важной» привычки, просто изображал крайнюю занятость. Вероломная атака Сабеллы застала принца врасплох – он дёрнулся на стуле, едва не подпрыгнув и, повернувшись, недобро зыркнул на Беллу.
Укоряюще взглянула на дочку и королева – только папа понимающе улыбнулся.
- Спрогнозировить турнир будет непросто, - откликнулся король, нахмурившись с видом глубокой задумчивости. – Я слышал, что сир Адриан неплохо держится в седле и махает мечом, но, признаться, в первом поединке скорее поставил бы на Итана Вардена. Мы ведь с тобой не хотим, чтобы дядя Альберт ещё сильнее начал задирать нос?
Герцог Мортеган действительно был уже здесь – занимал почётное место всего на ярус ниже королевской семьи. Напыщенно-серьёзная Абигейл в чёрном бархатном платьице сидела рядом с отцом и отстранённо смотрела в одну точку перед собой. Предположительно, куда-то в центр арены.
На ещё одном экипаже вслед за Сабеллой прибыл и барон Торнхельм – толстяк кряхтя выбрался из кареты и, начисто забыв о своей спутнице, неуклюже заковылял вверх по ступенькам. Сопровождавшая его молодая девушка весьма приятной наружности ошеломлённо посмотрела барону вслед и, тряхнув головой, двинулась следом.
Толстяк и его изящная леди заняли пустовавшие места рядом с семейством Мортеганов – Белле почудилось, что герцог Альберт при этом едва заметно поморщился.
- Говоришь, познакомилась с настоящим Вертраном? – с наигранным удивлением осведомился Роберт с улыбкой. – Подумать только. Когда-то я очень хорошо знал одного загадочного Вертрана – его звали Эстебан, и, если мне не изменяет память, он приходится Кристиану отцом…
- Белла, только посмотри на себя! – бесцеремонно вклинилась в рассказ королева, предпринимая попытки привести в порядок безнадёжно растрепавшуюся причёску Сабеллы.
Осознав тщетность собственных усилий, королева обречённо вздохнула:
- О, Антарис, дай мне сил… - и откинулась на спинку сиденья.
- Эстебан Вертран, - продолжил как ни в чём не бывало отец. – Человек порядочный и достойный, один из немногих, кого я могу назвать своим другом.
- Со странностями, - хмыкнула Анна, с улыбкой вспоминая о чём-то своём.
- Со странностями, - подтвердил король. – Однако, именно он спас мне жизнь во время штурма замка мятежного графа Тиррано. Тогда я ещё не был королём, и, признаться, без помощи Эстебана едва ли смог бы унести оттуда вовремя ноги.
Отец замолчал, задумчиво наблюдая за суетящимися на ристалище сквайрами. Откуда-то из гущи толпы появился сир Бэрримор – в полном боевом облачении, белом плаще королевской гвардии и сияющих латах. Разве что без шлема – как и всегда во время выполнения своих «командирских» обязанностей, Бэрримор выглядел необычайно сосредоточенным. Он прошёл вверх по ступеням мимо десятков гостей и, подмигнув незаметно для остальных Белле, занял свой пост позади, около правого плеча короля.
|
|
Слова Беллы о том, что легендарный сир Бэрримор – её лучший друг, Вертрана мягко говоря изумили. Он хотел было с радостью согласиться на предложение принцессы незамедлительно познакомить его с рыцарем лично, но под строгим взглядом королевы так и не решился ответить. Посмотрел вместо этого на приунывшую моментально Сабеллу и просто кивнул. - Я тоже очень рад знакомству, - откликнулся тоже шёпотом. – С радостью! Обязательно увидимся на турнире… Мальчик проводил уходившую Беллу слегка обескураженным взглядом – выглядел он немного расстроенным и крайне задумчивым. Ещё раз склонив голову в знак уважения перед королевой, он дождался, пока та с дочерью отойдут достаточно далеко и, печально выдохнув, отвернулся и вновь положи обе руки на перила. - Белла, сколько я тебе раз говорила, - Анна прямо на ходу умудрялась отчитывать понуро семенящую рядом Сабеллу, сохраняя при этом всю свою бездну достоинства. – Что если я посылаю за тобой со срочным поручением леди Мелиссу, то это действительно важно? Вопрос определённо был риторическим, поэтому королева сразу продолжила, немного смягчившись: - Оливер, конечно же, чрезвычайно приятный молодой человек, - она взглянула сверху-вниз на девочку и как-то особенно загадочно улыбнулась. – Но в первую очередь ты всегда должна помнить об обязанностях и только после – о развлечениях. Ответственность – вот что действительно… Под не слишком увлекательный монолог матери об ответственности, они неторопливо двигались в направлении покоев Сабеллы, около которых принцессу уже поджидала, поджав губы, пожилая леди Мелисса.  2 Королевский турнир - сколько волнующего предвкушения в этом сочетании ничем не примечательных по отдельности слов! Казалось, в ожидании первого поединка изнемогала практически вся столица. Большинство мест на сооружённой специально для этого события грандиозной арене была занято задолго до начала самих состязаний – когда карета с приведённой в необычайно мимолётное для неё состояние блистательного великолепия принцессой подъехала к центральному зрительскому помосту, её приветствовал многоголосый ликующий гомон довольных правителем подданных. Местом для проведения турнира была выбрана живописная низина неподалёку от города, обрамлённая с нескольких сторон небольшими холмами. Один из стражников проявил инициативу, услужливо распахнув дверь кареты, впуская в салон экипажа не только гул толпы, но и освежающий порыв весеннего ветра. Леди Мелисса расторопно спустилась вниз при помощи специальной подножки, после чего повернулась, готовая помочь выбраться и принцессе. Алая ковровая дорожка была положена прямо поверх зелёной травы – она тянулась от дверей кареты до главного зрительского помоста. Молчаливые стражники с алебардами статуями застыли по обе стороны от этой дорожки. Там, на помосте для аристократии и знати, уже тоже практически не осталось незанятых мест – арена пестрела важными лицами импозантных лордов и леди, большую часть из которых Белла не узнавала. Однако, стоило скользнуть взглядом по ступеням на несколько ярусов выше, как узнавание приходило – центральное и наиболее внушительное сидение занимал сам король, слева от него важно восседал на почётном месте Тристан, а справа – лучезарно улыбавшаяся и о чём-то весело беседовавшая с Робертом королева. Место справа от матери пустовало, оставленное, по всей видимости, для принцессы. В некотором отдалении от самого ипподрома пестрели яркими красками разноцветные рыцарские шатры, а вот самих рыцарей было пока что не видно. Погода к вечеру ничуть не испортилась – казалось, всё в этом мире благоволило феерическому успеху мероприятия. Всё вокруг представлялось Сабелле огромным, каким-то особенно грандиозным – возвышающиеся по обе стороны от неё молчаливые стражи, колоссальное количество собравшихся в одном месте людей, впечатляющие размеры ристалища… До неё доносились приветствия и восторженные крики – простолюдины со стороны ликовали при виде принцессы, обожая очаровательную дочь уважаемого правителя. Бегущие вверх, к деревянному «трону», ступени показались принцессе попросту бесконечными – ей пришлось миновать не меньше пяти рядов прежде, чем удалось подобраться к отведённому для неё месту. Анна, перехватив взгляд дочери, чинным кивком указала на пустовавшее около неё сидение, а отец… Роберт, усмехнувшись в бороду, приглашающе похлопал по собственному колену.
-
Цифра "2" пришла неожиданно))
Атмосфера замечательная. Я боялась, что не смогу отыграть беззаботную, маленькую девочку, но ты мне знатно помогаешь)
|
|
|
Когда Яда опустилась перед ним на колени, гоблин аж обомлел и очень быстро побурел носом (зеленокожие не краснеют, а именно что буреют).
- Ну конечно же не так! О чем ты! - воскликнул он как будто бы искренне.
Но зоркий взгляд актриссы уловил что-то... что было чем-то не тем, что должно быть. Ну а как иначе выразить это чувство? Когда лишь маленькая неприятная заноза начинает так противно и практически незаметно болеть. Настолько слабо, что, может, и не было занозы вовсе.
Ведь, может, это ей уже просто все чудилось?
А может, он ее трижды обманул и вообще за дуру последнюю держал...
- И тебе спасибо, Яда, - сказал терракотовый кобольд. - За то, что... Эм... Не знаю, за что, но ты... просто... пока ты тут лежала... я все время хотел тебе сказать... Вообще, если честно, я тебе и говорил, но ты вряд ли слышала, ведь лежала в отключке, а потому я мечтал, чтобы ты проснулась, и я смог тебе сказать это так, чтобы ты услышала, но... но Морб, он помешал, а ведь ты, ты такая...
- Чему это я помешал?
Вольфганг аж подскочил на месте от неожиданности - никто не услышал вошедшего эльфа. Возможно, потому что тот был босиком.
- Ну, я, ну, ты вчера...
- Простите, что прервал ваши глубокочувственные излияния, - перебил его Морб тоном, исключающим какие-либо извинения. - Но у нас летургия. Поговорите позже.
Затем ордманн внимательно оглядел Шаагрэ и аж цокнул языком от недовольства:
- Я же сказал привести себя в порядок. Тебя увидят все остальные. В следующий раз это будет недопустимо. И снимай куртку.
Куртку он с грийом чуть ли не содрал, после чего принялся поправлять ее одежду. Пертиссимусу известно, что он там нашел "неопрятного"... да еще и в таком количестве, но итог его более-менее удовлетворил.
- Снимай сапоги. Летургии в Кальтхохпасском Кастеллуме принято проводить необутыми.
- И это никак не связано с моей фамилией, - встрял гоблин, - просто это очередная попытка... попытка...
- Попытка приучить к дисциплине, - закончил Морб, стягивая с Шаагрэ такие теплые сапоги. - Но на зеленых не работает. Пойдем в Кодексариум, и так уже три тида опоздания.
Глава Шестая
В Кодексариум вела соседняя с Морбовой келью дверь. Она была обита железом, стянута толстыми железными полосами и закрыта на три железных замка, словно за ней была банкманнская сокровищница.
Но за дверью оказался небольшой глухой темный чуланчик. Настолько темный, что Яда аж перестала щуриться и смогла все внимательно разглядеть - по бокам в каменных стенах чернели прорези-бойницы, закрытые по ту сторону. Видимо, сквозь них при обороне стреляли или пронзали копьями захватчиков.
А под потолком в мягком сером мраке виднелась какая-то жуткая ржавая железная конструкция из шипов и лезвий, которая, судя по всему, должна была свалиться на головы врагам.
Зайдя в чуланчик, Морбрет нащупал дверь слева (даже лесной эльф здесь плохо видел), отпер два замка и... Яда ослепла.
В той комнате было аж два окошка!
Но деваться некуда - эльф взял ее за руку и бережно-жестко завел в комнатку размерами чуть побольше кельи, где сидел и ждал их он самый. Орднунг.
Сидел и ослепительно сиял.
Это была стальная статуя, в полный объем изображавшая люда в древнем гномьем латном доспехе. Или это был самый настоящий доспех? Неважно. Проблема заключалась в том, что он был идеально отполирован и сверкал не хуже снега.
От брони была освобождена лишь лысая голова, выполненная, к слову, с присущей гномам старательностью - виднелись даже старческие морщинки. А борода! Ох, у него была великолепная дворфская борода, словно настоящая, да и с усищами длинными, как у заправского ландскнехта.
И, конечно, суровый взгляд, с легким прищуром. Орднунг внимательно осматривал Яду, пытался задавить одним лишь своим недвижимым присутствием.
Даже Морбрет де Морбрет из-за этой статуи казался теперь лишь жалким Викариусом Второй Ступени. Маленький служка по сравнению с Верховным Богом, что и говорить.
В правой руке Орднунг держал гномий бердыш на темно-сером луровом древке. Ничего не смыслившая в оружии, Яда почему-то поняла, что это определенно легендарное оружие, выполненное каким-нибудь великим мастером гильдии оружейников и прослужившее не одно столетие.
В левой руке Бог держал толстую древнюю книгу в стальном переплете, запираемом на замок, которая была прикована к его руке стальной цепью, да и к тому же посажена в миниатюрную стальную клетку, как бы растущую из подлокотника трона.
Строго говоря, книгу было не украсть.
На стене позади трона висели полки с различными древними артефактами: еще одна книга, сильно помятый шлем, латная перчатка, серебряный кубок с крупными яхонтами и другие. А все прочие поверхности украшали барельефы... опять барельефы.
Но здесь они казались куда интереснее: какие-то битвы гномов в доспехах против огромных рогатых монстров (неудивительно, что Морб назвал ее суккубой), напоминавших сатиров и мамонтов одновременно, а еще величественные горы, сам Кальтхохпасский Кастеллум и, конечно, огромная Формация - квадратный символ Орднунга - под самым потолком.
Все было подписано гномьими рунами для ясности.
Заперев алтарную изнутри, эльф встал на одно колено перед своим Богом. То же сделал и гоблин, а грийом полагалось место посредине. Она, правда, сначала неуверенно потопталась, но Морбрет сильным рывком за руку усадил ее на холодный пол.
- Верховный Бог, Оплот Справедливости и Непреклонности, Закон Всех Бессмертных и Смертных, я, Морбрет де Морбрет, монах Ордена Оффициум Кустодес Септетрионес в ранге Викариуса Первой Ступени и в должности кастеляна Кальтхохпасского Кастеллума, в сей шестой день троицы Заха, двести четырнадцатого года с Прихода Эльфийского, провожу утреннюю летургию с позорным опозданием, за что смиренно прошу у тебя прощения и силы воли в искупительном наказании, что будет приведено в исполнение не позднее, чем...
И где-то на этом моменте, а быть может, раньше, Яда отвлеклась на некие отдаленные мысли, закрыв глаза от яркого света и начав постепенно заваливаться на бок.
Ей снился Морб, восседающий на троне Орднунга с его бердышом, священной книгой и ненавидящим взглядом. Но он сурово молчал, несмотря на кровь стекавшую по изуродованному шрамом лицу.
А затем он сказал:
- Яда Шаагрэ!
И больно ткнул девушку в бок, отчего та чуть не завалилась на пол.
- Яда Шаагрэ, ты должна назвать свое имя и причину, по которой ты хочешь стать неполноправным монахом Ордена Оффициум Кустодес Септетрионес, - с нажимом сказал эльф. Его глаза пылали то ли от гнева, то ли от ритуального возбуждения. - А затем надеть Перчатку Боли и повторить за мной клятву.
Рядышком на коленях сидел Вольфганг, протягивая ту самую древнюю латную рукавицу, огромную для его зелененьких лапок.
- По правилам до клятвы еще можно отказаться... - прошептал гоблин, поглядывая на Перчатку Боли с заметной опаской и неприятием. Кажется, ему тоже приходилось ее надевать, и она оставила неизгладимый след в его памяти.
- Не все выдерживают Испытание, - кивнул Морб, не проявлявший и тени сочувствия. - Но у тебя лишь один путь, Яда Шаагрэ.
|
|
|
|
|
|
-
Ты просто сейчас влезешь в дыру, откуда вывалилась неведомая хрень, после гибели ставшая ребенком. Обычная, рядовая ситуация, мать твою…
Я б туда ни за что не полезла)))
|
|
|
От внезапного прикосновения принцессы бедный Парк, уже почувствовавший было свободу, вздрогнул и покраснел. Он по-прежнему старался смотреть, казалось, куда угодно, но только не на Сабеллу – за всё то время, пока девочка отдавала должное его волосам, оруженосец даже не шевельнулся. Лишь когда Белла отпустила его, рискнул облегчённо выдохнуть и бочком начал протискиваться дальше, под защиту всемогущего Бэрримора.
Сказанные принцессой слова определённо не прошли впустую для смущённого сквайра, породив в его голове целую бездну фантазий и размышлений, но внешне эти мысли, впрочем, на нём никоим образом не сказались.
Сабелла умчалась дальше, по своим отчаянно-важным делам, а сир Бэрримор ещё несколько минут сидел за столом и задумчиво улыбался, глядя на закрытую дверь. Начисто игнорируя присутствие и без того не находившего себе места оруженосца.
Гостевое крыло, как правило, являлось местом достаточно скучным и непримечательным. Оно находилось на нижнем ярусе замка, его не опоясывали очаровательные внешние галереи, и, кроме прочего, в обычное время оно почти всегда пустовало – среди одинаковых залов и коридоров здесь можно было найти только вездесущих стражей и снующих туда-обратно служанок.
Но во время королевского турнира каждый год всё менялось. Гостевое крыло становилось местом сбора колоссального количества самых разнообразных людей – на протяжении нескольких недель именно тут проживали все наиболее богатые и влиятельные гости столицы.
Царившее здесь оживление принцесса ощутила практически сразу же – служанок по коридору бегало в несколько раз больше обычного, стражи здесь выглядели особенно отполированными и блестящими, а в первом же холле она обнаружила незнакомого человека.
Прямо на широком подоконнике одного из проходных залов полубоком сидел, небрежно облокотившись на раму, мальчик, которого Сабелла видела определённо впервые. Одет он был в явно сшитый на заказ специально костюм, на удивление удачно сидевший на юном аристократе. Длинные светлые волосы парня свободно падали на плечи, а причёска при этом каким-то совершенно непостижимым для принцессы образом умудрялась оставаться вполне презентабельной.
Около незнакомца обнаружилась ещё и знакомая Беллы – Абигейл, дочь герцога Мортегана и, за неимением альтернативы, единственная постоянная подруга принцессы. Девочка тоже воспитывалась при дворе и, даже более того, вполне подходила Сабелле по возрасту. Правда день рождения у Абигейл был на несколько месяцев раньше, что она всегда считала поводом для гордости и наглядной демонстрацией старшинства.
В свои пять лет Эби уже была достаточно серьёзной девочкой – в отличии от Беллы, дочь герцога Мортегана всегда выглядела ухоженной и опрятной. Старалась казаться как можно более взрослой, отчаянно добиваясь отцовского уважения и признания. Но герцог Алистер, будучи типом достаточно неразговорчивым и угрюмым, из раза в раз ограничивался в общении с дочерью скупыми приветствиями, в то время как растрёпанные волосы Сабеллы неизменно вызывали улыбку у короля Роберта. Что только сильнее бесило саму Абигейл.
В свои пять лет черноволосая дочь герцога выглядела утончённой маленькой леди и старалась вести себя вполне соответствующе – но, несмотря на все прилагаемые усилия, ей не хватало природного обаяния Беллы и её способности без малейших усилий располагать к себе окружающих.
Абигейл, в своём парадном красном бархатном платьице, о чём-то разговаривала с незнакомым Белле мальчиком, который, отвечая, смотрел не на девочку, а куда-то в окно.
|
Шаг влево удался. Еще как удался. Стоило Ню шагнуть туда и всю улицу гармошкой стянуло, сплюснуло и вывернуло наизнанку. Буквально пару шагов сделала она и вот уже дом цветочницы приветливо махнул аккуратными окошечками перед ее лицом. Голова от такой несуразности принялась, безусловно, кружиться. Слегка затошнило. Кролик же как смотрел выпученными глазами, так и продолжал, только губами чуть жевал невидимую травинку. Мышь, как и ожидалось, тоже ничего не заметила - еще бы, так храпеть...
Оглянуться хотелось больше всего - ведь, судя по физическим законам данного конкретного городка, ветеринарная клиника тоже осталась в паре шагов, и разъяренный врач наверняка увидел бы ее в компании с двумя сворованными зверюшками. Однако кто знает, что произойдет с месторасположением самой Ню, стоит ей оглянуться. Вдруг опять качнет, как в смертельной петле, да с теми же последствиями.
Милый домик нежно-розовой цветочницы представлялся теперь самым что ни на есть убежищем.
Тем более, оттуда тянуло корицей. Дом не может быть плох, если оттуда пахнет корицей! Не иначе близнецы постарались...
Звенела посуда, шел тихий разговор, воображение добавляло к этому еще треск поленьев в камине и уютное тепло очага - такая атмосфера окутала Ню, стоило ей снова шагнуть в знакомые владения. Дом с этой стороны она, правда, еще не видела, хотя вход был, как пить дать, тот же.
Цветов здесь не было и в помине, зато розовели обои небольшой гостиной, где за укрытым бархатной скатертью столом, под розовым же тканевым абажуром, опущенным довольно низко восседала вся честная компания - близнецы, мисс Рози Уайт и, как ни странно, живой и невредимый кот.
Изредка под абажуром пролетали бабочки, порхая прозрачными в медовом свете крылышками, танцевали редкие пылинки, тянулся гладко пар над чашками и тарелкой с булочками - домашний уют на фоне всеобщего помешательства.
- Ох, мы и глотка не сделали, дорогая, а вот уже и вы! - вспорхнула как бабочка и мисс Уайт, звякнула маленькой причудливой чашечкой о блюдце, наливая чай и Ню тоже, а уж потом присмотрелась к ее "добыче".
- Ах, да это же мистер Торопыга, чьи часики у меня до сих пор хранятся, - она потянулась к кролику и тот на удивление резво задрыгал лапками, просясь к ней навстречу. - И глупышка мисс Соня, чьих мыслей нам так не хватало. Полюбуйтесь на нее, снова спит! - близнецы радостно закивали, проследив за импульсивным указательным пальцем, упершимся мыши в бок.
- И как вам этот гнусный тип? Небось совесть его не терзает, что занял магазинчик мистера Хэта, ах он несносный вор!
Мисс Рози Уайт тотчас раскраснелась и, усевшись обратно, сделала глоток чая.
|
|
|
Фокус удался. Клетка открывалась одним ловким нажатием на крышку, чего кролю, безусловно, было неведомо и не по силам, зато Ню открыла ту, даже не наделав шума. В общем, кролик знатно нашумел за них обоих, поэтому когда она с охапкой животных выбегала наружу, в спину грохнуло возмущенное "Да что это вы себе...." Стук сердца перебил последние слова, но ласкового и так, впрочем, ничего не ожидалось. Поэтому Ню немного потеряла, сбежав.
Кролик благодарно болтался в ее крепких объятиях, с тревогой осматривая новое убежище, нервно дергая носом и тараща глаза. Шиншилла оказалась более подвижной, она пробовала обежать всю девушку трусцой, поняла, что держат на славу и прекратила вырываться. Глаза-бусинки заскользили по лицу, переместились на то, до чего способен был добраться бегающий, беспокойный, любопытствующий взгляд и смотрели-смотрели досыта и еще сверху, пока вдруг не прикрылись веками. Мышь-шиншилла уже через секунду мирно сопела, убаюканная то ли объятиями Ню, то ли чудодейственным уколом снотворного, о котором вскользь упомянул мужчина в халате.
Так или иначе, одним тревожным зверьком стало меньше.
Улыбка тем временем осталась в помещении, пугать хозяина мини-клиники или попросту поленившись следовать за девушкой. Возможно же, кот решил воспользоваться зеркалом по его непрямому назначению и в этот самый момент урчал от ласки мисс Рози Уайт.
Когда Ню покинула клинику, стало ясно, что та расположена в самом конце улицы на противоположном ее конце, и до домика цветочницы было далеко - бежать и бежать направо и вниз. Посмотрев однако в другую сторону, девушка увидала точно такую же картину - домик Рози Уайт, до которого требовалось преодолеть расстояние Х - только налево.
Клиника словно была пиком, точкой, в которой сходились углом две абсолютно одинаковые улицы. Какие предпосылки были к этому, знали наверняка лишь ее молчаливые шерстяные спутники, да сам хозяин клиники, хотя, впрочем, тоже не факт.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
 1- Горы Невердаара, которые, как вы уже знаете, миледи, окружают Аркадию… - преподаватель истории мэтр Стефано явно пытался завладеть вниманием принцессы изо всех сил. Они вдвоём занимали выделенную для занятий просторную залу – Белла сидела, обложившись пергаментами, за небольшим деревянным столиком, а профессор расхаживал перед ней, то и дело монотонно зачитывая отрывки из свитка. - … с трёх сторон, в первую очередь знамениты тем… - уроки, уроки и снова уроки. Как можно сосредоточиться на скучной истории нудного мэтра Стефано, когда всего в полуметре от столика Беллы находилось распахнутое настежь окно, через которое то и дело врывались в залу будоражащие порывы свежего весеннего ветерка? Когда там, за окном, прямо сейчас жила своей жизнью Аркадия, когда принцесса могла прямо со своего места за партой созерцать город с высоты башен королевского замка? - Миледи! – требовательно, но кротко напомнил о себе мэтр Стефано. Он должен был обучать Сабеллу истории, но, в то же время, до смерти боялся перегнуть палку и сказать лишнее слово принцессе. Завладев ненадолго вниманием девочки, Стефано практически скороговоркой продолжил: - Горы Невердаара, который знамениты в первую очередь тем, что именно там испокон веков располагалось древнее королевство гномов Невердаар, которое… Нет, долго слушать эту нудятину без перерыва было положительно невозможно. В конце концов, причиной крайней рассеянности принцессы – которая была даже сильнее её обычной рассеянности на уроках мэтра Стефано, была не только вступавшая в свои права после длительного зимнего застоя весна. Нет, вместе с беззаботным пением птиц и тающими снегами, в Аркадию приходило ещё одно событие, куда сильнее будоражащее воображение маленькой девочки. Приближался ежегодный королевский турнир. - Кхм-кхм, - мэтр Стефано деликатно прокашлялся, тщетно пытаясь перехватить взгляд принцессы. В конце концов, профессор не выдержал и подошёл вплотную к окну, прислонившись к подоконнику поясницей. Импозантная лысина мэтра Стефано особенно занимательно выглядела на фоне ярк0-синего весеннего неба. - Так вот, миледи, королевство гномов Невердаар – крупнейшее и наиболее развитое, простиравшееся в недрах гор вширь на многие тысячи миль, и неизвестно насколько далеко в глубину. Богатство Невердаара потрясало воображение – лишь благодаря одной торговле с гномами вашему далёкому предку, Маркусу Рейневану, удалось… Подумать только, королевский турнир! Первый турнир, который, согласно недавнему обещанию отца, Белла наконец-то сможет увидеть своими глазами. В Аркадию съедутся лучшие рыцари со всего королевства, на турнир приглашена вся местная знать – наверняка приедут братья Абигейл, дочь барона Торнхельма, загадочные и почти неизвестные Сабелле Вертраны… На несколько дней королевский дворец заживёт совсем иной жизнью – некоторые гости наверняка уже прибыли, в то время как принцесса до сих пор вынуждена слушать о великом королевстве гномов Невердаар… Мэтр Стефано наверняка заметил, что Белла вновь отвлеклась, но на сей раз, по всей видимости, смирился и просто продолжил монотонно бубнить: - … в результате чего всё население Невердаара оказалось полностью уничтожено. С тех пор тоннели королевства – запретная территория для исследователей. Именно через них к нам попадают горные гоблины… Внимание Сабеллы, казалось, уже совсем мало волновало Стефано – верхняя половина песочных часов у него на столе практически опустела, а в том, что принцесса не станет задерживаться после её окончательного опустошения ни на секунду, он, наученный опытом, даже не сомневался.
|
|
|
|
-
и улыбнулся, как можно приятнее.
|
|
|
Глава Пятая
С неба падала звездная пыльца. Малюсенькими мокрыми точечками, мерцая в свете заходящей луны, она медленно оседала на лицо Шаагрэ.
Несмотря на то, что девушка уже знала дорогу и шла быстрее, несмотря на то, что она согрелась у гнома и попила горячего тию, злой холод все равно уже успел пробраться сквозь теплые шкуры и... снова начал терзать эльфийку.
Безмолвный, красивый, величавый мир снега, гор и смерти. Если грийом не дойдет до замка к утру, то ослепнет на ярком солнце, околеет и умрет...
К счастью, она успевала: Кальтхохпасский Кастеллум стоял вдалеке посреди белого перевала огромным черным кубом. Древняя, всеми забытая, но мощная твердыня - гномьи крепости впечатляли своими приземистыми, массивными пропорциями. Будто они должны были сдерживать гнев самих Богов, а не армии обычных орков.
Но сейчас в отсутствие врага ворота не были заперты. И девушка вошла внутрь, при этом каким-то своим неестественным чутьем предсказывая беду. Правда, так получалось, что беда ее ждала повсюду...
Деваться было некуда.
Осторожными, беззвучными шагами Яда поднялась на второй ярус, от которого веяло благословенным теплом. Открыла дверь в главную залу и встретилась взглядом с... Морбом.
Он ждал ее. Эльф сидел в центре зала и смотрел на грийом, не мигая.
Белки его глаз были пропитаны кровью и нескрываемой злобой. Лицо - бледное, как у трупа, с жилками синих вен. Но Морб был жив, еще как жив. Под светлой помятой рубахой часто вздымалась грудь. На плече засохло темное бурое пятно. На лбу осталась повязка, наложенная Ядой... тоже наполовину пропитанная кровью.
Кровь стекала по уху тонкой струкой, спускалась ниже по шее, впитываясь одеждой. Но Морба все эти мелочи явно не волновали. Он скрипел зубами от еле сдерживаемой ярости.
Без слов было понятно, что сделай грийом один неосторожный шаг вперед или назад, и эльф метнется за ней с саблей, да зарубит к демонам собачьим. А сабля, кстати, лежала рядом на длинном столе, зачем-то отодвинутом к дальней стене.
Помимо куэссэ там было приготовлено и другое оружие - Ядин топор, какой-то старый короткий увесистый меч и, неожиданно, два изящных эльфийских пистоля.
Пистоли? В такой-то глуши! Шаагрэ видела их лишь пару раз в южных странах на поясах у богачей. Очень дорогое оружие... откуда оно у Морба?
А еще там лежали те самые ржавые кандалы и длинный кнут. Кнут был испачкан в крови.
- Гоблин, - жутко прохрипел Морб, проследив за взглядом Яды. - Думал, что разбудив меня и встав на мою сторону... - натужный вдох, - избежит наказания.
Эльф сверкнул жестокими глазами. О да, грийом тоже не избежать наказания.
Однако ордманн продолжал, слегка наклонившись, просто сидеть и тяжело дышать - значит, им предстоял разговор перед неминуемой страшной расправой.
- Яда Шаагрэ... ты подло... напала на меня... в собственном доме... попрала... мою честь... - казалось, эльф задыхался от ненависти, исказившей его и без того жуткое лицо. - На моей родине... в Форе-де-Фруа... подобные коллизии... разрешаются лишь... лишь одним способом...
Опершись сильной рукой о стол, Морбрет де Морбрет уверенно поднялся и выпрямил грудь, издав злобный хрип.
- Яда Шаагрэ... как достойный шевалье... я вызываю тебя на Аффэр д'Оннур...
"Дело Чести". То есть дуэль. Чертовы светлые эльфы с их равенством полов имели право вызывать даже женщин на поединки! Причем если меруад, известные своим миролюбием, предпочитали сражаться до первой крови, то буа - напротив, обычно бились насмерть.
А в Форе-де-Фруа жили буа, лесные эльфы.
И Морбрет был не просто оскорблен... Он, кажется, чудом останавливал себя, чтобы не зарубить девушку без лишних формальностей.
- Если ты... Яда Шаагрэ... принимаешь вызов... ты вправе выбрать оружие...
Дуэлянт окинул взглядом стол. Выбор был невелик - либо мечи, либо пистоли.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Я выгрузила программу стыковки из своей Внешней Памяти. Дальше Еви должна была справиться сама. Затем сделала запрос в ее архив на досье лейтенанта Уотер - конкретно о причинах установки кранио-фациального импланта.
Установила зрительный контакт со старшим лейтенантом Кинстом для подтверждения осознания его запроса (это помогало войти в систему "да-да", свойственную человеческой психике).
- Провести полную проверку всей экипировки. Одновременно с этим слушать меня.
Интонация моей речи в значительной степени была аналогична голосу Еми - спокойная, нейтральная, сдержанная, доброжелательная, но чуть более жесткая. Меняла я ее редко, поскольку не видела в этом необходимости.
Направив взгляд в относительный центр помещения, я увеличила угол зрения до максимума, чтобы экзаменировать деятельность всего отряда. Запустила стандартный алгоритм проверки всех систем.
Предыдущий аналогичный процесс был проведен всего 136 минут назад и появление неполадок за этот период являлось маловероятным событием, но любая проверка перед началом миссии - рациональна.
- Командованием перед нами поставлены следующие задачи. Первая - тщательное обследование всей станции "Вавилон-03", выяснение причин инцидента. Вторая - эвакуация Грегори Боула (Личность 1), Мериды Майерс (Личность 2) и Кевина Хирроу (Личность 3) на борт крейсера. Их биометрические данные загружены во внешнюю память ваших экзо-скелетов. Сохранность этих индивидуумов приоритетнее сохранности разведывательного отряда.
Я прервалась - Социальный Юнит (часть моей когнитивной нейронной сети, ответственная за взаимодействие с индивидуумами) нотифицировал меня о том, что последний пункт являлся предположительно сложным для осознания людской психикой.
Сочла нотификацию разумной и решила уточнить:
- Последнее означает, что при необходимости нам следует пожертвовать своими оболочками ради этих членов персонала станции. Их значимость командованием не объяснена. Третья - прочий персонал следует по возможности изолировать в карантийной зоне. Следовательно, необходимо установить функциональность карантийных отсеков станции. Причина изоляции не объяснена. Четвертая - ликвидация любой угрозы, по необходимости.
Моя мимика, так же как и интонация голоса, не изменялась со временем - спокойное, нейтральное, сдержанное выражение лица. Мимические кибермышцы находились в постоянном очень малом тонусе, необходимом для этого выражения. Я бы отключила тонус вовсе, чтобы не тратить энергию, но такая "гримаса" воспринималась бы людьми как враждебно-негативная.
Что не соответствовало действительности.
- Код операции: оранжевый. Это означает, что нас ждет какая-то неизвестная "херня", выражаясь вашими терминами. Мне было отказано в предоставлении данных о деятельности станции. И я согласна с тем, что в текущей ситуации сохранение секретности является нерациональным решением. Соответствующий рапорт командованию мною уже отправлен. Однако наша цель: выполнить четыре задачи, преодолев любые возникающие трудности. Недостаточное информирование является тривиальной трудностью, к которой мы должны быть готовы.
Это пояснение я посчитала достаточным.
Социо-Юнит рекомендовал продолжить монолог, развернув логическую цепочку и продемонстрировав лейтенанту Уотер потенциальный вред ее поведения психическому состоянию отряда, но от этого действия меня удержали две причины.
Первая - время.
Вторая - моя Система Умозаключений содержала позицию, утверждавшую (на основании собственных наблюдений и аналитических исследований психологов подразделения Harmony), что мои навыки в работе с эмоциогенеративными проявлениями человеческой психики оцениваются как чрезвычайно низкие (-22,8 баллов). Следовательно разумнее было перекладывать задачи подобного рода на более компетентных подчиненных.
Ввиду вышеперечисленного я решила предоставить возможность старшему лейтенанту Кинсту самостоятельно разбираться с эмоциогенеративными проявлениями лейтенанта Уотер, ограничившись логическим пояснением.
К этому моменту стандартная проверка всех систем была завершена (неполадки не найдены). Я переключила Локомоционную Систему из Расслабленного Режима в Активный 1 и резко встала.
Вернув глазные камеры к нормали, запустила алгоритм стандартной проверки экипировки.
- В течение операции рекомендуется не использовать уставные обращения к членам отряда. Рекомендуемые обращения: Дельта, Кинст, Самир, Рэй.
В 2665-ом году, когда я впервые вступила в должность командира отряда, данная рекомендация представляла из себя прямой приказ, но мои наблюдения показали, что лишь 42% людей оказались способны на быструю перестройку системы общения. И только 18% не совершали ошибок в обращении в течение всего эксперимента.
Я предположила, что около 18% испытуемых являлись маскированными киборгами.
- Операция будет проведена в два этапа. Первый - разведка уровней, поиск индивидуумов, поверхностное исследование, определение и ликвидация угрозы для отряда и персонала станции, эвакуация Личностей 1-2-3. Второй - по возможности детальное исследование станции, обеспечение вторичной медицинской помощи, окончание операции.
Тем временем мои кибернетические руки, лишенные мягких тканей и, следовательно, приводимые в движение исключительно сервоприводами, с высокой скоростью и максимальной точностью исследовали всю мою экипировку. Наподобие роботизированным аппаратам, сваривавшим изделия на фабриках.
Пистолет на бедре, наспинный модуль с ракетами и гранатами, силовой кинжал, мини-камеры, инженерный модуль - данную конфигурацию я использовала уже в 16-ти операциях, где она показала наивысшую эффективность.
Тяжелое вооружение (например, штурмовая винтовка) заметно снижало мобильность, которую я считала приоритетной в стремлении использовать мою оболочку наиболее оптимальным образом.
- При разведке разделение на две группы: я плюс Самир - впереди, Кинст плюс Рэй - позади. Первым на исследование будет послан дроид Z11. Не рекомендуется входить в помещения, не прошедшие первичное сканирование дроидом. Первая тактическая цель - помещение 3. Необходимо закрепиться и проверить функционал единственного на станции лифта. Вторая - помещения 4-5. Я проведу взлом Центрального Хоста для получения всей возможной информации. Следующие цели будут установлены по ситуации.
Проверка экипировки и мной, и другими членами отряда уже давно была окончена, но я не торопилась с фактическим началом операции. Многочисленные социологические исследования показали, что подробные разъяснения деталей плана перед проведением операции повышали эффективность работы солдат в среднем на 5.1-8.8%.
Подозвав дроида Z11, что с негромким гудением левитировал на анти-гравитационном двигателе, я начала мануальную проверку его корпуса. Проверку своих систем он уже окончил (неполадки не найдены).
- Индивидуальные задачи. Дельта: управление отрядом, разведка помещений, исследование технических систем станции, анализ ситуации. Самир: разведка помещений, поиск индивидуумов, идентификация угрозы. При боевом контакте - отступить под прикрытие Кинста, затем ликвидировать угрозу. При небоевом контакте - задержать индивидуума, затем следить за обстановкой. Кинст: заместитель командира отряда, контроль дисциплины отряда, тактическое зонирование, слежение за боевой ситуацией. При боевом контакте - ликвидация угрозы. При небоевом контакте - следить за периметром. Заменить одну гранату на взрывную.
Свои приказы я дублировала в текстовом формате в общую сеть. Они записывалась в специальный файл и дополнительно выносились в правый нижний угол визоров.
Социологические исследования показали, что устное произнесение команд повышает комплаэнтность людей в среднем на 0.9-4.7%. И хотя речевое воспроизведение информации любой AI рассматривал как архаичный, катастрофически нерациональный способ ее передачи, я считала необходимым использовать любую возможность повысить эффективность отряда.
Прошение о создании отряда, полностью состоящего из киборгов, мною было уже подано. Но тем не менее, сейчас моя цель: выполнить четыре задачи, преодолев любые возникающие трудности. Работа с людьми - тривиальная трудность, и я к ней была готова.
- Рэй: регулярное псионическое сканирование пространства, оценка псионической опасности, контроль за психическим состоянием отряда и персонала станции, поддержание позитивного настроя отряда. При боевом контакте: ликвидировать угрозу, применять псионическую атаку с осторожностью. При небоевом контакте: общение с индивидуумом, чтение мыслей, идентификация личности, контроль за психическим и соматическим состоянием. Заменить газовые гранаты на взрывные и дымовые. Зажигательный боеприпас заменить на самонаводящийся.
Я небыстрым шагом направилась к шлюзу и встала у двери. Закрыла веки и командой своему экзо-скелету Инвестигатор-1 опустила забрало. Герметизация. Многофункциональные камеры, имитировавшие человеческие глаза, теперь были не нужны: лицо полностью закрыл Сенсорный Блок, состоявший из сканеров, датчиков и анализаторов почти всех возможных типов. Их защищал толстый слой выпуклого бронестекла.
Общий исследовательский потенциал моего забрала был сопоставим с арсеналом научного ботискафа класса Гидра, и отличие состояло лишь в том, что на Гидре получаемые данные анализировались тремя Когнитивными Модулями моей мощности. Я же была одна.
- Отряд, подготовиться к переходу, загерметизироваться. Произвольная разгерметизация не разрешена.
Я уже не использовала искусственную гортань и ротовую полость для звукоизвлечения. Теперь мой голос синтезировался в цифровом формате и транслировался по каналу отряда. Звучал он чуть менее похоже на человеческий, но это не имело никакого значения.
- Начало операции. Выдвигаемся.
Я перешла в Активный Режим 2 и дала команду Еми на открытие шлюза.
|
|
Шипит вспыхивающая спичка. Приглушённые звуки паники и суеты из дома за спиной. Втягиваешь дым и выдыхаешь. Приятная лёгкость в теле. Рокот, катящийся со стороны спящего до недавних пор пика Топфелл. Его разломанная, словно небесной киркой, алеющая вершина. Тлеет на глазах, как кончик твоей сигареты. Выбрасывает в небо тучи пепла и чёрного дыма. Ползёт по склону лениво-лениво огненная змея. Вот, как всё это началось.
Хемусвар – столица королевства Каледия. Крытые гонтой крыши, похожие на вороновы крылья. Узкие извилистые улицы. Этажи над этажами. Штыри-башни замка над городом. Тесный внутренний город. Свободно и лениво лежащие в тумане промышленные пригороды. Парки. Театры. Обсерватория. Мастерские. Рынок. Виселицы. Ты с друзьями играл на пустыре в «Догони меня Дурак», когда к вам подошла красивая молодая леди в вуали. Она сказала, ей нужно доставить несколько посылок. Сказала, заплатит 5 вальдо. Тебе было 12 лет.
Пепла, похоже, в старой Топфелл хранилось, как в двух молодых. А дыма, как в четырёх. Небо затягивает чёрной пеленой на глазах.
Они называют себя «Дочери Йофурфарста». Йофурфарст был королём Каледии двести лет назад. Согласно легенде, его враг Цафенхарт, разрубил его на десять частей в поединке и разбросал их по полю, чтобы их съели дикие псы. Легенда гласит, что один из псов подхватил сердце Йофурхаста с земли и умчался с ним к горе Топфелл, где две его дочери-ведьмы попытались поднять короля из мёртвых. Цафенхарт, обуреваемый дурным предчувствием, устремился к пикам Топфелла с отрядом верных воинов, где настиг ведьм в момент чёрного действа. Высекая искры из камня, бросил он на них своего скакуна, разрубил одну из сестёр и смял копытами вторую. Зверь обезумел после этого и бросился в пропасть вместе с Цафенхартом в седле. История говорит, что одна из дочерей – Сольхельда – выжила. Сердце Йофурхарста так и не было найдено. Ходят слухи, что сердце погребено под горой Топфелл, а одноглазая Сольхельда бродит по миру, собирая достаточно крови потомков Цафенхарта и его свиты, чтобы напитать его однажды и заставить снова биться.
Вершина далеко – огненная река остынет в лесах её предгорий, но если исторгнутый ей чад продолжит затягивать небо с той же скоростью, что делает сейчас, то уже сегодня вы не увидите солнца.
Такова легенда. А вот факты. Когда вы доставили посылки, добрая леди дала вам денег и предложила накормить вас. Что такое горячая еда для ребёнка, живущего на улице не понимает только тот, кто на ней не жил. Вы согласились. Один за другим вы роняли головы на тарелки, ты помнишь, что было дальше сковзь свинцовый туман. Тонкие, но сильные руки тащат тебя куда-то. Укладывают на скамью лицом вниз, стягивают с ватно-чугунного тела штаны и рубаху. Ты разлепил глаза. Растянутая шкура ребёнка дубится на стойке у стены. Ты не можешь назвать эту ‘вещь’ кожей. Таз, полный крови у скамьи. Ты ощутил острую режущую боль в плече и закричал, как безумный – дурман вышел из головы, как сон от раската грома. Извернувшись ты укусил руку с ножом. Сжал зубы так, что потемнело в глазах. Смрад её старой кожи. Ты давил, хрипя. Мерзко дребезжащий крик. Давил. Помнишь, сквозь боль в челюсти и стук в ушах, как хрустнуло. Как она взлетела с тобой, взмахнув кожистыми крыльями и крича. Как вы грянулись о низкий потолок подвала. Как перевернулась и потекла свеча. Как вы ударились о стену. Как она била тебя ножом в грудь. Как потом закружилась бешеным волчком, пытаясь тебя сбросить. Помнишь, как замычал и заплакал в ужасе кто-то из проснувшихся мальчишек. Помнишь ошарашенные лица входящих в подвал рабочих из соседней мастерской. Она упала камнем на землю, сломав тебе руку. Она зашептала в ухо и ты зажмурил глаза. Ты стиснул челюсть ещё сильнее. Крепкий удар лопатой решил исход боя. Она вскрикнула и метнулась из комнаты прочь, рванув тебя с собой. Голова зацепилась за косяк и мир погас.
«Вот он! Сюда!» - кричит кто-то в доме. Ты слышишь топот и возбуждённые голоса.
О ковене «Дочери Йофурфарста» ты узнал гораздо позже, на работе в полиции. Сказки про ведьм для остальных ребят были просто сказки, а ты предпочитал держать воспоминания при себе . Но ты запомнил запах этой сучки. Когда главный комиссар позвал тебя к себе, чтобы «перемолвиться словом об одном дельце, парень. Ко мне в кабинет после шести», тебе не нужно было объяснять дважды, что кроме линейной полиции у Королевства есть ещё – «менее линейная». Из сержантов ты был повышен в инспекторы. Формально ты остался простым констеблем, фактически твои полномочия шире и другие. Полиция Каледии практикует выдачу ордеров на убийство – порядок, сохранившийся ещё едва ли не с первых королей, когда полиция была личной гвардией монарха. На практике, это происходит очень редко. Сейчас у тебя два аккуратно сложенных кремовых листа бумаги, полные сказочных зверей и завитушек. На них печать главного комиссара. На них печать короля. На них не вписаны имена. Такая бумага стоит (и весит), как добрая корабельная пушка.
Ты только надеешься, что это была она. Ошибки быть не могло. Тебе нужно осмотреть тело, чтобы знать наверняка. После – тебя в Кэсвике ждёт ещё одно дело. Даже полтора.
|
|
-
Не знаю... смс пошли...
Это слишком просто, ну!
-
Ха-ха, ты сходишь с ума, Кейн.
We are getting mad here without people, you know. Ha-ha. Quite mad! Ah-ha-ha-ha-ha-ha-ha!
|
|
-
Вот у всех, наверное, те же мысли.
-
Блин. Ты украл названия двух других моих кораблей
|
Каждый раз собираясь на новое задание, Анри прибирался в своей каюте. Это было аккуратное помещение, где каждый предмет лежал на своем месте. Разве что иногда какая-нибудь рубашка задерживалась на спинке стула чуть дольше положенного срока, прежде чем оказаться внутри шкафа. Или же книга лежала возле кровати, а не стояла на положенном ей месте, на полке. Стоит сказать, что капитан был большим оригиналом и продолжал заказывать бумажные книги через Сеть. Не такое уж роскошное удовольствие, несмотря на то, что последнее дерево было срублено лет сто назад. Человечество, за свое существование, успело напечатать книг гораздо больше, чем могло уничтожить за 100 лет. Однако, со временем это произойдет. И, возможно, только на Марсе или на других далеких мирах можно будет сесть в деревянное кресло возле камина и открыть настоящую книгу какого-нибудь классика нео-модернизма.
Тем не менее, после уборки помещение становилось практически стерильным. Вещи находили свои места и были сцеплены между собой фиксаторами - для того, чтобы шальной стилус не пробил переборку во время маневров. Одежда оказывалась в специальных контейнерах, а личные вещи - в ящиках. Анри был достаточно скромен, чтобы создать минимум проблем при освобождении помещения, если вдруг ему пришлось бы не вернуться с задания.
Капитан никогда не был подвержен суевериям, руководствуясь в своих действиях логикой в той степени, в которой он ее мог понять и осмыслить. Даже небоевой выход в космос мог обернуться несчастным случаем, так зачем лгать самому себе и пытаться уверить, что "все будет хорошо" не подкрепляя это конкретными действиями?
"Все будет хорошо" лишь в том случае, если ты трижды проверил свой боекомплект. Если ты в срок проводишь технический прогон экзоскелета и вовремя устраняешь неполадки. Можно сказать, что с ИИ общение у капитана Филипа было налажено гораздо лучше, чем с остальными членами экипажа - так часто он терзал компьютерный разум своими запросами о состоянии судна. Возможно, что только старший лейтенант Васковски могла бы посоперничать с "Карой" за внимание капитана. Как инженеру, ей тоже очень много приходилось выслушивать от начальника вопросов перед заданием. Анри не знал, что об этом думает сама Мила, вполне вероятно, что этот его ненужный педантизм доводил девушку до белого каления. Но ей хватало выдержки и ума не подавать виду.
Потому, когда во время стыковки возникла погрешность, капитан позволил себе побарабанить пальцами по подлокотнику кресла.
- Запустите записи стыковки с камер обшивки. Два процента - это не критично, но хотелось бы понять, в чем причина. Наша сегодняшняя миссия сама по себе аномальна и не хотелось бы упускать из виду никакой детали.
"Эго" и правда выглядел ненатурально. Анри разглядывал его через фронтальный визор, а сразу после брифинга очень долго изучал всю доступную информацию по кораблям-ковчегам: видео-ролики трехсотлетней давности, статьи и энциклопедии, различные ссылки, посвященные инженерным особенностями кораблей. И то, как выглядел корабль сейчас сильно отличалось от тех изображений.
Форма осталась прежней. Обводы корпуса, четкие линии, инженерные антенны и солнечные батареи. Но он не подавал признаков жизни. Не моргали сигнальные огни доков, не работали досветовые двигатели, не производили последнюю проверку маленькие муравьи-техники на корпусе огромного левиафана.
"Это не спасательная миссия", - он вспомнил слова генерала. Действительно, воображение рисовало внутри корпуса улей злобного инопланетного организма, который разложил колонистов на генный материал и теперь вернулся за добавкой. Или же сами колонисты за 300 лет сошли с ума среди бездушного пространства и теперь хотят взорвать родную планету. "Интересно, а двигатели прокола на это способны?" - вопрос появился сам по себе. И тут же нашел утвердительный ответ, хотя капитан и не обладал достаточной технической подготовкой, чтобы решить этот ребус. Однако, ему хватало опыта чтения книг и просмотра фильмов. Человечество любит придумывать себе изощренную смерть, а потом показывать это на больших экранах.
- Еще раз продублирую то, что нам предстоит сделать, - капитан наклонился в кресле вперед. - Наша задача - выдвинуться в составе мобильной группы внутрь корабля "Эго", который отсутствовал в обитаемом космосе около трехсот лет. Мы пройдем по блоку корабля "Синий" все тщательно фиксируя на камеры костюмов - ученые обоих миров просто жаждут узнать, в каком состоянии осталась техника ковчега. Если все в порядке, то мы соединяемся с группой капитана Кейна в блоке "Красный", а потом выйти через доки "Красного" и вернуться на свои корабли.
- А теперь о главном. Пойдут все. Я не знаю, с чем мы можем столкнуться внутри и если там будут закрытые двери - мне гораздо приятней будет их тихо и локально взломать, чем взрывать или же включать энергию во всем блоке. "Кара" будет осуществлять поддержку с корабля. Важно! Как только мы пройдем гермошлюз, корабль должен отстыковаться и "вести" нас по параллельному курсу снаружи корабля. Это нужно, чтобы мы оказались возле доков "Красного" одновременно или, если вдруг случится аварийная ситуация, мы могли выбраться на обшивку и не добирались своим ходом к этому доку.
- Я набросал наш примерный маршрут, руководствуясь старыми планами корабля. Они примерно того времени, когда корабли спустили из доков и отправили к звездам. Вполне вероятно, что внутри очень многое поменялось за 300 лет. "Кара", выведи маршрут на монитор.
Появившаяся схема была серой и красная черта показывала максимально прямой путь по безликим коридорам технического наброска внутренностей корабля - без отделки, мебели, приборов. Только голые стены и двери.
- Насчет выживших, - капитан вздохнул.
- Если вдруг мы встречаем выживших действуем по схеме: подать звуковой сигнал или предупреждение; проследить за первичной реакцией. Если реакция адекватна - вступаем в вербальный контакт, затем фиксируем и отправляем в карантинную зону ковчега. Если реакция неадекватна - стрельба парализующими или шоковыми боеприпасами. Запомните это, господа офицеры, мы будем вести видеозапись! Если никто не хочет попасть под трибунал, лучше следовать этому порядку.
- Но! Если вдруг выжившие превратились в зомби, говорящих скелетов, ползающих мутантов-убийц или же там вообще только колония инопланетных роботов - разрешаю открывать стрельбу на поражение. Мы не будем рисковать. Кстати, по этой же причине еще раз проверьте свою броню. Мы не будем снимать шлемы, даже если анализ внутренней атмосферы покажет "зеленый". Я думаю, что объяснять это решение не стоит.
Анри откинулся на кресло и обвел взглядом команду.
- Вопросы, предложения. Строго по существу.
|
Во-истину, судьбоносный день.
Странное чувство не оставляло Кейна с того самого момента, когда об Эго впервые доложили…
Он ведь чертов доклад по истории в школе готовил, об этой проклятой экспедиции. Забавно, как судьба в итоге все обыгрывает. Знай он тогда, что стремная железка из прошлых столетий вновь покажет нос в солнечной системе, быть может, почитал бы о ней немного побольше.
Хотя, к чему лукавить. То, что скармливалось массмедиа, а после и гражданским, с натяжкой можно было бы назвать «информацией». Лишь общие данные, о цели, об экипажах… С десяток документалок, которые он посмотрел в своё время, просто повторяли одно и тоже, добавляя к исчезновению даже какие-то мистические нотки...
За последний час, капитан узнал о корабле больше, чем любой гражданский за все время, с начала неудачной экспедиции.
Забавно, но ничего, похожего на волнение, мужчина не испытывал. Даже генеральское напряжение не передалось Кейну. Он не разделял его мнения о том, что могут быть какие-то проблемы. Обычный, мертвый кусок металла посреди космоса.
Как вернулся домой?..
Да кто ж его...
Шуточка Бишопа по поводу Деменель заставила поморщиться. Уют, накопленный в теле за длительный полет сейчас был под угрозой. Двигаться никуда не хотелось, а наслаждаться чужими разговорами, что сейчас дико резали по ушам, тем более.
Тем не менее...
— Винсенс, Фешемели! — тяжело поднявшись, мужчина тряхнул плечами, пытаясь разогнать кровь по жилам, и слегка взбодриться, — Остаётесь тут. Мы с Деменель идём внутрь. На долбанные показатели отвлекаться мы не будем, поэтому твоя задача, Бишоп, следить за всем тем высером, что будут сливать наши костюмы. Что за дерьмо в витает воздухе, как долго у Явы урчит живот и какая у меня сейчас чешется ягодица. Сам это изучаешь, фильтруешь, и если считаешь нужным доложить — докладываешь. Лектор. Та же ситуация. Изучаешь показатели наших визоров, делишься мыслями. Эфир не засорять, разговоры больше по теме. Будете бесить — скормлю вас Деменель. Вопросы-предложения? А, вспомнил. Мне насрать. Быстрее начнём, быстрее кончим.
|
|
|
Вобравшая ее в себя зеркально–паточная муть, тягуче тянулась вслед плывущей в ее нутре Ню, переливаясь сотнями отражений из сотен разнообразных мест. Вот статный мужчина примеряет возле зеркала шляпу. А под руку его держит юная белокожая розовощекая барышня. Вот хищной улыбкой сверкает рыжеволосая медсестра, чем–то явно очень довольная. Испуганная мордочка какого–то зверька, клетка с кроликом…
Мимо чинно и молчаливо пролетала улыбка, увенчанная усами. Если она что–то и произнесла в момент встречи, густое молочно-тягучее желе, в которое превратился воздух, заглушило любой звук.
Сколько длилось путешествие Ню, определить было трудно, рядом правда проплывали карманные часы с любезно откинутой крышкой, но стрелки не двигались, показывая ровно пять. Казалось, будто прошел час, но даже если так и было, час этот скорее пролетел, нежели прошел.
В какой–то момент, Ню просто поняла, что притяжение становится сильнее и уже в следующий миг вывалилась из зеркала в запыленной кладовке среди сундуков и сундучков, кукол, книг и матрасов, треснутых кашпо и изумрудных перьев, клеток без птиц и одного потрепанного граммофона. В спину выпавшей смотрело внушительных размеров зеркало, все то же, только обшарпанное и невероятно пыльное.
- Совсем прохудилась, совсем... Говорил же, нужно сменить, ищи теперь ее по всей больнице, – низенький взволнованный мужчина в белом халате и такой же шапочке отпёр дверь и просунул внутрь лишь руку, чтобы поставить клетку с изломанными прутьями.
Дверь тут же захлопнулась и спустя секунду распахнулась, являя того же человека, только в изумлении притихшего и созерцающего Ню, как диковинное явление природы.
– Вы, простите, как тут оказались? Чтооо чтооо? – приподняв рукой очки с мясистого носа, он вгляделся во тьму кладовки, как раз в тот момент, когда из зеркала вынырнул невозмутимый кот, снова неулыбчивый и чопорный. – Попрошу вернуться обратно или выйти через дверь, как все, кто в своем уме. У нас тут ветеринарная клиника, а не «не пойми что», так сказать!!
|
-
Я пойду в город Балгала, я найду Балгала, я убью его этим кинжалом. А потом я возьму топор и пойду убивать людей.
не знаю почему, но мне это очень нравится.
-
Я пойду в город Балгала, я найду Балгала, я убью его этим кинжалом. А потом я возьму топор и пойду убивать людей.
Это был план.
Нравится мне этот орк все больше)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
– Ох, милая…. – сочувственно поглядела цветочница на девушку, – с какой же целью вас занесло к мистеру Кэрроллу? У него там такая тоска! Такая тоска! – она взмахнула руками в жесте заправской старлетки и заметно погрустнела. – Я бываю там единожды в неделю и после долго не могу прийти в себя, ах! Ну–ка, ну–ка…– ее настроение менялось, как погода в Лондоне, только с частотой в секунды, а не часы. – Посмотрим–ка…
Мисс Рози Уайт покрутилась перед зеркалом и так и сяк, после чего разочарованно констатировала:
– Я в нем не отражаюсь, вот досада! Давно не видала себя со стороны. Скажите…. – она приоткрыла ящик стола и извлекла оттуда большущее фото в дорогой оправе – абсолютную копию себя, – … я не сильно изменилась за прошедшие одиннадцать лет? – спросив, она застыла с непередаваемой томной и немного наивной улыбкой, точь–в–точь как на фото, дав Ню возможность сравнить.
– А на это не обращайте внимания, – все еще позируя, произнесла она одними губами, – это мой бедненький пусси–мусси, он все никак не соберётся с собой, как впрочем и со мной. Либо он тут, но без улыбки, либо улыбка без него. Только как он в зеркало забрался, хотела бы я знать?! Кс–кс–кс, милый, давай выбирайся, невежливо скалиться, если еще не поздоровался. Да что там такое?!
Она, встревоженная, прислушалась и тут же вышла. Из магазина не раздавалось, впрочем, ни звука.
– Вы полюбуйтесь на этих сорванцов, – в одной руке мисс Рози Уайт, эта чрезвычайно хрупкая барышня, несла одного близнеца, в другой – соответственно второго.
– Колотили в дверь, словно помешанные. Чего вам дома не сиделось?
Абсолютно красные, заикающиеся и в этих своих эмоциях похожие как две капли воды, братья заговорили. Как всегда, вместе.
– Мы вернулись…
– Вернулись, а там…
– Там кот…
– В зеркале кот…
– Жопа!
– Эй, тсс! Задница то есть.
– -Филейная часть, если быть точнее.
– Задняя филейная, из зеркала торчит.
– А все остальное…
– Нет его…
– Внутри, что ли?!
– О, вот… Э, смотри, – один подтолкнул другого и ткнул пухлым указательным прямо в зеркало, откуда подобно изображению 3D торчала теперь абсолютно серьёзная, даже чем-то недовольная морда того самого рыжего кота, да пара передних лап. Кот явно хотел пожаловаться на несправедливость бытия, но терпеливо молчал, ожидая, когда окружающие его людишки, не блещущие особым умом, сами догадаются.
– Ох уж… – не закончив фразу Рози Уайт потянула кота за передние лапы и с недовольным урчанием тот выскользнул из зеркала, как намыленный. То есть быстро и со звонким «чпок».
Вместо приветствия он принялся сосредоточенно вылизываться.
|
|
|
|
|
-
за охренительный рисунок
-
Рисунок — отдельный разговор, но и вообще орк хорош.
-
Картинка - восторг
Че ж ты ее в пост не впихнул, ай
|
|
|
|
|
Близнецы засуетились и в следующие несколько минут от них слышалось лишь усердное сопение. Ни дать ни взять радушные хозяева, желающие угодить клиенту.
Появилась чашка свежезаваренного кофе, брезгливо убрана прежняя, уже превратившаяся на вкус в холодные помои, торжественно водружён на заляпанный стол маленький подносик с лимонно–желтым пирожным и белой от пудры булочкой. Впрочем, всё тут же недовольно было убрано – стол, смущаясь своей наготы, решил укрыться рыжего цвета скатертью.
– Экскурсия только до следующего магазина.
– Это три шага больших и пять маленьких.
– Или четыре больших и два маленьких
– Или почти пять больших
– В цветочном есть она
– Ну та…
Они вдруг зарделись, мечтательно поглядывая под ноги.
– Продавальщица цветов
– Цветовец!
– Чего выдумал, ты! Так ее не называй, ну! – и тот, что нахваливал пирожные, ткнул кулак едва не в нос брату. Тот, обидевшись, хмыкнул, но спор не продолжил.
– Она…эта…она… – он долго подбирал слова, все больше краснея. – Она раз в неделю приносит в чудаковатый домишко свои растения…
– Цветы же! – брат посмотрел на него, как на идиота.
– Цветы – не растения? Не растения? Уууу! – кулаки самопроизвольно сжались. Второй не отставал и вскоре они вновь сверкали взглядами, предвещающими побоище.
Однако следующий вопрос отвлек их основательно и бесповоротно.
– Не город! Как же вы так опростоволосились?!
– Королевство! Совсем зачухались? Кофе вам не помогает, нужен Шварценбуль!
– Мы сами его терзали. Из ягод. Головокружительный эффект!
И они заговорщически захихикали.
– О…Но ОНА не любит, когда шатишься и кружавишься…
– Да, очень не одобряет, эх…
– Пойдемте что ль?… – не дождавшись, когда Ню примется за булку, создатель пирожных уже тянул ее за рукав – ладошки, теплые и мягкие, оказались довольно крепкими, близнец буквально вытащил ее из–за стола в своем неистовом желании показать ей ТУ САМУЮ.
Второй не растерялся и тотчас, завернув булочку в салфетку, поспешил за ними.
Громко отсчитывая шаги, они направились куда–то налево, спустя пять метров остановились у витрины с вывеской в виде цветка.
– Она там, – прильнув на секунду к окну, елейно произнесли они, но стоило колокольчику над дверью звякнуть, их и след простыл, даже не попрощались.
Дверь открылась сама по себе и, лишь опустив глаза вниз, Ню увидела как на пороге ее встречает флегматичный рыжий кот. Он лукаво смотрел на нее, чуть щурясь и не мигая, затем попросту вернулся обратно, так и не ступив за порог и оставив открытой дверь.
Внутри чувствовался аромат цветов – самых разных, удушающе пряных, приторно–сладких, едва уловимых и нежных, терпких и похожих на карамель, цитрусовых и свежих, арбузных.
Больше всего здесь было роз. Розы всех самых немыслимых оттенков, розы привычно–простые, розы огромные и крошечные, словно клевер, розы шелковые, бархатные и атласные. Розы стояли обособленно от остальных цветов, словно подчеркивая, что они здесь отдельная каста, шипастая и безумно идеальная.
Ню могло показаться, что она заблудилась – лабиринт из соцветий никак не желал заканчиваться, но спустя несколько минут блуждания в магазинчике аромат неуловимо изменился, с каждым мгновением усиливаясь, пока из розовых кустов не появился главный цветок – великолепный и юный. Ню начала понимать, почему так краснели близнецы, упоминая о продавце. Белокожая блондинка с нежно–розовой кожей щек и глубокой синевой глаз, наивно, по–детски рассматривающих Ню. Одета она была в цветастое платье до пят– количество бутонов на нем во много раз превышало численность ароматных жителей магазина. Она с легкостью могла затеряться среди своего товара и наблюдать за посетителями, никем не замечаемая, сколь угодно долго.
– Оо! – она, казалось, была безмерно изумлена, потому и рассматривала НЮ с головы до ног, как какого–то диковинного представителя флоры, словно проверяя, настоящая ли та или мерещится ей.
– Я – Рози. Рози Уайт. А ты кто?
Кота нигде не было.
|
|
|
|
– Ахааа! – торжествующе воскликнул один из близнецов и ткнул пальцем в другого, – Я говорил! Я говорил! Твои булки только выбросить!
Второй обиженно хлюпнул носом и затопал на кухню, откуда послышался его неистовый в своём горе плач, продлившийся однако не более нескольких секунд. Вытирая слезы, тот явился с подносом, заискивающе и смущенно предложил:
– Лимонного пирога? – откинутое с подноса полотенце явило румяную корочку пышнотелого пирога с янтарно–желтым содержимым и отчётливым ароматом лимона, отчего рот тут же наполнился слюной.
– Эй, она сказала пирожное! Миииин… дальное! – пинком отослав попавшуюся под ноги тряпку, разозлился его брат. – Но такого нет. Есть шоколадное, – отпихивая брата, он затараторил, боясь упустить внимание клиента, – клубничное, безе, трюфели, бисквитное, со сливками, творожное, с изюмом, а нет, это булка… Лимонное! – торжествующий взгляд, брошенный на брата.
Понимая, что проигрывает, второй сунул поднос прямо под нос Ню и, мстительно улыбаясь, подвел итог всему вышесказанному в одной фразе:
–Они несвежие, прошлонедельные, тухлые и рыхлые.
После чего в течении нескольких невыносимо долгих минут братья катались по полу, сбив на пол и поднос со свежим пирогом и кофейник, ошпарив друг друга, разбив одну из витрин, откуда тут же потек аромат пряностей,и успокоились только, когда подбили друг другу по левому глазу.
– А телефона у нас нет.
– Некогда разговаривать.
– Не с кем.
– Нет желания! –снова хором заключили они и на этот раз согласно кивнули друг другу.
Наливая в чашку остатки остывшего кофе и соскребая с пола основательно прилипший лимонный пирог, один из близнецов доверительно понизив голос до шепота, поведал Ню, что телефон – единственный в городе, есть в клинике для тех, у кого «мозги навыворот» и загадочно кивнул, указывая напротив, в ту сторону, откуда Ню собственно и явилась.
Улица Зеркальная была у них, впрочем, тоже одна и проходила через весь город, «крошнявенький, но милашный».
– Вы–то не тутошняя, то есть, местная наоборот? – хихикая, предположил один из братьев, перемазанный лимонной цедрой.
– Вам экскурсию показать или это, швыряться вдоль хотите? – заискивающе поинтересовался второй, от сильного волнения кладя большой палец в рот .
-
Диалоги.
Люблю диалоги.
Плюс, не могу не отметить отдельно:крошнявенький, но милашный
-
До чего же атмосферные, характерные ребята!
|
|
|
|
|
Освободившись из каменного плена двора, самый вид которого наводил тоску, и едва выбравшись на ближайшую улочку, Ню увидела извилистый путь направо и покуда хватало глаз, то вверх, то вниз, плелась дорожка, укрытая булыжником, уютная, словно из старой, давно забытой сказки и абсолютно незнакомая.
По обе стороны дороги тянулись дома и домишки, не выше трех этажей, какие–то выдавались вперед, остальные тонули и терялись между соседями. Видны были кованые черные вывески – каноничный сапог с широким голенищем, змея, терзающая своим присутствием чашу, шляпа–цилиндр, четырехлистный клевер. Возле входа в кафе, что имело неприятное соседство и соответственный вид из окна, покачивалась на цепях огромная плоская чашка.
Увиденное напомнило Ню поездку в Прагу с бабушкой – те же улочки вне времени, самобытный, ни на что не равняющийся дух, верность традициям и запах свежих булочек.
Желудок требовательно заурчал и Ню поняла, что голодна не только до кофе. Аромат корицы указывал ей дорогу до самых дверей, затем оставил ненадолго и присоединился с товарищами – сладкой ванилью, ни с чем не сравнимым кардамоном и терпким мускатным орехом. Теплый сытный запах витал внутри крошечного кафе, где помещалась всего парочка столиков. Прилавок пестрел пирожными и разнокалиберными булочками. Никто не встречал Ню, но за деревянной стеной, что отделяла помещение кафе от кухни, слышалось недовольное бурчание и звон посуды. Часы над стойкой показывали без минуты пять и, похоже, стояли.
Убранство кафе отражалось в высоком почти двухметровом резном зеркале, точной копии того, что уже дважды попадалось на пути Ню. Воспоминания об их первой и второй встречах заставили ее зябко передернуть плечами – не из приятных они были.
Стоило паркету ворчливо заскрипеть под ногами, из–за стены тут же возникли два подозрительно взирающих глаза на круглом неулыбчивом лице, спустя секунду к ним прибавились еще пара, абсолютно таких же. Взгляд этих глаз едва доставал Ню до подмышек. А когда они наконец оказались за прилавком, смотря поверх столешницы, отделяющей их от посетителя, Ню поняла – близнецы–карлики заведовали здесь всем и, судя по усыпанным мукой пальцам и джинсовым комбинезонам, к выпечке они тоже имели непосредственное отношение.
Заговорили они наперебой, почти отпихивая друг друга и наконец явив клиентке робкие улыбки.
– Здрасте.
– Не хворать.
– Чего понравилось?
– Выбирать будете?
– Булки.
– Пирожные.
– Кофе? – выпалили они вместе и толкнули друг друга так, что повалились на пол, подняв скрип, стук и невероятную ругань.
|
|
|
|
|
|
|
|
Взгляд медсестры издевательски сосредоточился на лице говорившей без умолку Ню. Она не потрудилась даже кивать из вежливости, делая вид, что слушает. Вцепилась насмешливо, искривив в презрительной улыбки полные алые губы, скрестила на груди тонкие ухоженные руки, постукивая длинными красными ногтями правой по нежному предплечью левой, затем нарочито медленно принялась поправлять красно–рыжие локоны, которые отнюдь нисколько в этом не нуждались, и только спустя несколько мучительно–долгих секунд как в воздухе повис вопрос Ню, удостоила девушку звуком своего чуть низковатого томного голоса. – Дорогая мисс Муар… Шшшш…ТАК… – прошелестел и с громким стуком отодвинулся массивный засов. – ...на моем веку, а я старшая медсестра и работаю здесь немало Дважды «чик» и пара шпингалетов освободилось от несения однообразной службы. – ...еще никто из клиники Кэрролла не уходил навсегда. Возня ключа в верхнем замке казалась бесконечной, но вскоре он, завершив свою миссию, вернулся в связку на поясе медсестры. – Все только прощаются да кормят себя надеждами. Второй ключ был проворнее, но громче. Он словно созывал обитателей лечебницы взглянуть на беглянку, что тешит себя мечтами никогда не вернуться сюда более. – Я мисс Куин, запомните мое имя, оно вам еще пригодится. Счастливого пути, мисс Муар. Дверь натужно распахнулась. Казалось, делает она это нечастно. Тому подтверждением был удивленный возглас, с которым дверь продолжила открываться, впуская в помещение холла терпкий аромат летнего утра. – И до встречи. Замки проделали тот же сложный путь, визжа, скрипя, жалуясь, потревоженные цепкими пальцами старшей медсестры. Стоя на верхней площадке лестницы и имея перед собой путь, состоящий из пяти ступенек, Ню смогла разглядеть лишь боковины домов стоявших чуть впереди, словно два охранника, взявших клинику под стражу, да кафе напротив. Преодолев дорогу вниз и оглянувшись, Ню увидела, что здание лечебницы довольно старое, обремененное высокими потолками и башенками, множество окон второго этажа равнодушно взирало на девушку, надменно косились высокие остроконечные ставни первого, в одно из которых наблюдала за ней старшая медсестра Куин и улыбка ее показалась Ню зловещей. Впрочем, что только люди не списывают на игру света. В окне второго этажа ровно над тем, где все еще виднелась медсестра, маячила беспокойная фигура мистера Хэта. Тот прижался носом в зарешеченному стеклу и губы его шевелились. Вспомнив последнюю его фразу и наложив ее на движения, Ню получила стопроцентное совпадение. «Время пить чай!» напоминал маленький человечек и настойчиво тыкал пальцем в сторону кафе, другой поднимая воображаемую чашку и делая глоток за глотком. Проводы Ню на этом не закончились – около дюжины окошечек второго этажа закрыли собой фигуры незнакомцев и незнакомок. Один из постояльцев махал Ню платком, другой плакал и звал ее обратно, третий как и шляпник настойчиво указывал ей путь в кафе. Это сумасшедшее сборище представляло собой тоскливое зрелище, от которого хотелось бежать опрометью, не оглядываясь и уж точно не возвращаясь.
|
|
|
|
-
Суров.
-
Красиво сделанный выбор
|
|
|
|
|
Испещренный трещинками белый кафель и разделивший его на квадраты грязно серый бетон терзали взгляд своей неряшливостью, омерзительной одинаковостью. Нежелание владельца помещения сменить такой обыденный, абсолютно лишённый фантазии элемент декора раздражало еще сильнее.
Ню всего несколько минут назад очнулась здесь, в незнакомом кабинете, якобы приведенном в порядок посредством белого кафеля, на лишенном элементарной комфортности стуле, в плену белых шкафов с однообразным папочным содержимым.
В голове стояла густая пелена амнезии. Ню помнила каждое мгновение своей жизни, но как оказалась здесь, в этом кабинете, облаченная в полосатую пижаму и белые тапочки, упрямо пытающаяся найти что–то менее однообразное, чем кафель и шкафы, забыла. Это душило ее, раздражало, мучило, заставляло в беспомощном усилии напрягаться, а к моменту появления в кабинете мужчины в белом халате, уже откровенно злило.
Незнакомец, очевидно врач, улыбался, внимательно, почти ласково разглядывая девушку сквозь тонкие обрамленные золотом стекла очков. В руках он держал коробку, которую незамедлительно и поставил перед Ню. В ней, смешавшиеся в безнадежном беспорядке, выглядывали беспомощно ее вещи. Даже растаявший и принявший весьма странную форму шоколадный батончик был там.
В памяти возник эпизод фильма, где такие же коробки возвращали заключенным, покидающим тюрьму, но врач в эту картину не вписывался.
– Мисс Муар, я не стану ходить вокруг да около, потому перейду сразу к делу, – голос у врача был густым, сильным, басистым, такие не умеют говорить тихо и не скрывают свои взгляды за благоговейным лепетом.
– У нас нет оснований держать вас в лечебнице. В вашем поведении нет ничего необычного, поэтому содержать вас в клинике для душевнобольных было бы слишком серьезной мерой. Давайте также впредь договоримся, что если ваше состояние снова будет внушать вам беспокойство, вы вначале посетите психолога, затем психиатра, а уж потом придете к нам. Историю болезни я пока оставлю у себя, но официального эпикриза не будет, не стоит предавать огласке ваше пребывание здесь. У вас есть вопросы? – последнюю фразу он сказал, поглядев на часы.
Взгляд наконец нашел отдушину. Посреди этого белого кафельного безличия нашло свое пристанище огромное двухметровое старинное зеркало в резной дубовой оправе, украшенное необычной формы вензелями, похожими на арабские письмена. Оно, нелепое, словно белый рояль в спортзале, стыдливо ютилось в самом дальнем углу просторного кабинета.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Гоблин посмотрел на грийом с искренним удивлением. Аж забыл кусок мяса торчащим изо рта.
- Как фто? Это же кафтеллум!
Покачав не менее ошеломленно головой и дернув длинными ушами, Вольфганг вышел из кельи. Даже дверь за собой закрыл. "Это же кастеллум!" Как будто вот прямо все знали, что находится в подвале под древним замком. В Виссендом забытом перевале высоко в горах! Кого не спроси, хоть пьяного орка - тут же глаза выпучит от недоумения, ага.
Через четверть тида Вольфганг, правда, вернулся, причем с медным квадратным тийником, вовсю чадившим паром. Мордаха, полностью лишившаяся удивления, теперь добродушно улыбалась, наливая горячий тий.
- Нет ничего важнее для Орднунга, помимо традиций, ты разве не знаешь? - сказал он, усевшись в свое креслице. - Под каждым кастеллумом находится склеп. Они там хоронят своих погибших "братьев". Бальзамируют и кладут на полки. Неужели ты ни разу не была в ордманнском склепе?! Хотя, конечно, не очень интересное место... Если не знать древнелюдской или гномий. Там все стены обычно исписаны - ведь нельзя же похоронить ордманна, не указав, что и как он сделал, а главное, какой ступени и титула достиг.
Тон кобольда казался неожиданно насмешливым, мол, ха, дураки они все в этой Иерархии Орднунга.
- И там все указывается, до мельчайших подробностей! Большая часть истории нам известна благодаря этим склепам. Правда, обычно это скука страшная...
Гоблин состроил тоскливую гримасу. Но вдруг его большущие глаза зажглись азартом:
- Но Кальтхохпасский склеп особенный - его тут несколько ярусов! И в самом низу похоронен никто иной как Лундвар Трюгг! Бывший Магистр Ордена Оффициум Кустодес Септетрионес! Он здесь уже полтыщи лет лежит. Со своими братьями. Там такая история, у! Они сражались с древним злом. "Друпхрадд". Не зря же Мертвые Горы мертвыми назвали, верно? И потом случилось кое-что ужасное. И все погибли враз! Ты представляешь?! А потом сюда пришли другие фроммы Ордена и устроили склеп. Это раньше была башня сторожевая, а они из нее целый кастеллум построили. Жутко древняя легенда! Я хотел туда спуститься, но Морб мне не дал, к сожалению...
Теперь Вольфганг был искренне разочарован. Он посмотрел на спящего ордманна даже с некоторой обидой.
- Только надписи в подвале перевел. И из Кодекса кое-что рассказал. Но сама понимаешь, все мясо - на дне супа, - Безсапожный таинственно посмотрел вниз, сквозь пол. - Там, в склепе... Ой! Как-то нехорошо вышло. Я не имел ввиду, что трупы - это мясо из супа. Я про знания, конечно же! Да простят меня Кустодес Септетрионес!
Гоблин даже сложил лапки, уронив миску с последним огурцом на пол, будто бы пресловутые Кустодес его сейчас видели. Слава Яффе, он перед этим отложил на столик кружку с кипятком!
- Ну вот. В итоге остается только надеяться, что Морб от пережитого раздобрится и пустит нас с тобой вниз. О чем ты еще спрашивала? Как я сюда попал и... как мы здесь выживаем? Ну, попал я сюда по решению суда. Изначально я был заключенным Ордена, но в подвале даже летом холодно, а к Гелу я начал умолять Морба, чтобы перевел меня наверх, иначе мне конец! Но так нельзя. Ты слышала - заключенные содержатся в камерах, в подземелье. Однако нам удалось найти выход. Он меня принял в Орден Кустодесов в качестве Младшего Сервитора. Это самый низкий ранг, но зато он позволяет жить в келье! Так что я не жалуюсь.
Он рассмеялся и с шумом отпил тия, который, к слову, оказался ягодным и очень даже недурственным. Яда пробовала такой в Дубаре.
- А крысы здесь действительно осенью дохнут. Зимой на этом перевале в принципе ничто не живет, если у него нет печки и достаточного количества дров. Да и то... Причем сейчас только середина Заха - считай, ты настоящих холодов и не попробовала. Вот когда наступит Рау, мы вообще перестанем второй ярус топить и туда спускаться. Будем только на третьем. Нужно постоянно жечь одну топку и жить около нее, иначе каюк. А всю еду мы храним в соседних кельях - они до инея промерзают, так что ничего не гниет! Очень удобно! А когда совсем холодно, приходится спать в одной кровати у этой печки, забравшись подо все шкуры. И все равно, бывает, пятки за ночь отмерзают. Ну лучше пятки, чем хребтина, верно? А еще нельзя...
И тут гоблин вдруг осекся, уставившись на Морба. В мгновение ока его лицо приобрело очень встревоженный вид.
- Как-то хреново он выглядит. А если он умрет? Может, ему нужен знахарь? Он столько крови ведь потерял... Пойдешь к знахарю? Его зовут Одд. Он хороший дядька! Только вот не любит незванных гостей. И, ну, я слишком часто к нему незванно приходил, так что мне туда больше нельзя. А тебе можно! Ты же ведь только в первый раз придешь! Пойдешь?.. Я тебя очень прошу - Морб же ведь может умереть. И... я не хочу давить на больное, но это ты вообще-то его саданула.
По серьезному лицу кобольда нельзя было даже понять - обвиняет он Яду или нет. Настолько оно было... серьезным.
|
|
|
|
|
Застывшее, недвижимое торжество вечного холода, сковавшего, стянувшего все и поселившегося среди черных скал.
За дверью было пусто. Тихонько ее приоткрыв, Яда протиснулась все в тот же коридор, залитый ровным, спокойным лунным светом.
Вглядевшись в проход налево, она рассмотрела небольшое помещение с шестью дверьми и четырьмя печами. Четырьмя! Это же ведь какими должны быть холода в Рау, чтобы пришлось их всех затопить для небольшого замка?
Чуть подойдя и рассмотрев кипы дров, топки и прочее, Шаагрэ поняла, что в эту ночь использовались только две. Одна, видимо, для нее самой, а вторая - для эльфа с гоблином.
Значит, они должны были быть здесь. Спали, наверное. Хотя эльфам больше свойственно было дремать, медитировать лишь от зари до зари...
На небе - россыпь ледяных звезд, сияющих бессмертными узорами. И Луна - огромная, яркая, красивая. Сочувствующая.
Грийом решила побыстрее удалиться с этого этажа, чтобы ненароком не разбудить обитателей. Ближе к лестнице она нашла и подъем на крышу, запертый стальным квадратным люком.
Значит, путь был только вниз. Снова.
Аккуратно и медленно, словно ожидая вновь увидеть гоблина, актриса заглянула в тот вытянутый зал со столом. Но нет, свечи уже не горели, зал был пуст. Лишь неустанно тикал тяжелый тинтид.
Здесь было еще пять дверей.
Судя по низким луровым балкам, норовящим поцарапать рога, и по излишней прочности всего, включая столы, сундуки и канделябры, Кастеллум точно строили гномы.
А еще здесь все было квадратным. Квадратные плиты на полу, квадратные узоры, выгравированные в камне, квадратные стулья, квадратные скважины для ключей и даже навесные замки были квадратными.
Любой другой бы, наверное, восхитился точности и преданности бородатых мастеров, но Шаагрэ было не до того. Она искала выход из этой темницы.
Снег, празднично искрящийся холодным серебром под светом Луны. Он лег на землю невесомым пухом, пойманный злым морозом. Такой же застывший, как и скалы, такой же равнодушный и мертвый.
Все двери были закрыты. Вместо окон - узкие бойницы в половину альна шириной: девушка, может, и смогла бы в такую протиснуться, но затем должна была бы упасть вниз головой на землю...
Наверху раздался какой-то шум. Или показалось? Грийом прислушалась - тишина. Вроде пронесло.
Яда принялась искать по сундукам, забитым всяким хламом. Старые доспехи, гвозди с квадратными шляпками, молот, стрелы, какие-то котлы, знакомые кандалы второго типа, целая гора чьих-то очищенных крупных костей, откровенный мусор, обрезки кожи, скобы, деревянные клинья, дощечки, красивая резная... палка, сломанный стул, перочинный нож, перья, мешок орочьих зубов (мерзость какая), дырявые древние шкуры, полусгнившая пеньковая веревка, запасные стальные квадратные ручки от дверей, моток спутанной шерсти в опилках, мешок опилок, закупоренная стеклянная банка с некой желтоватой жидкостью, ржавый сломанный тесак, набор великолепных стамесок, двуручная пила, десяток капканов разных размеров, сети для ловушек, деревянные колышки, еще несколько мотков веревки, железный лом, гвоздодер, одноручный топор для дров с обломанной рукоятью, дырявый ужасный сапог, пыль, горсть медяков, грязные колечки, рубанок, резак, связка ключей, толстая ржавая цепь, собачий намордник, металлический брусок, оловянный таз, корыто, наперсток...
Связка ключей!!!
Стараясь ими не звенеть, Шаагрэ быстро начала открывать двери. Ключей было десятка два, причем практически идентичных и квадратных, но, сволочи гномы, разных!
Первая дверь открылась в темную кладовку. К бесам ее!
Вторая - на лестницу! Вниз! Да!
Быстро пробежавшись по странному обходу перед ней (и почему нельзя было построить прямо?!), Шаагрэ шустро прошлепала онемевшими ногами по ступеням и оказалась на первом этаже, где царили жуткий холод и темень.
Нижний этаж представлял из себя огромный зал во всю ширину и длину квадратного, как теперь выяснилось, замка и служил конюшней и хлевом. А еще с двух сторон огромными квадратами значились ворота. Меж ними - проезд, словно для телеги.
То есть можно было проехать обозом прямо сквозь замок... Но зачем?! Он же стоит посреди пустой долины!
Плевать! К воротам! Быстрее!
К счастью, их не заперли вот этими тяжеленными стальными балками. Только широкий засов!
Хжыыыыыщь!
Яда толкнула тяжелую прочную створку, раздвигая снег. Из проема полился яркий свет свободы и лютый мороз.
Плевать! На свободу!
Она протиснулась и шагнула босой ногой в снег. Прямо по колено. И второй ногой тоже. А затем увидела... Увидела всю эту красоту - черные высокие скалы, обсыпанные белыми перьями. Уходящий вниз пологий склон, что был укрыт ослепляющим зимним покрывалом. Величественные горы вдалеке, особенно по краям долины. Темно-зеленый засыпанный ельник, значившийся маленьким кусочком где-то там...
Звездное небо. И Луна, что смотрела на нее. Сочувствующая Луна.
Сейчас, когда Грийом буквально трясло от холода, когда из ее побледневших губ вырывался густой пар, когда она не чувствовала своих ног, когда убивающий мороз словно проходил сквозь нее, врываясь в замок...
Сейчас, когда она вышла наружу и вдохнула свежесть зимних гор, Шаагрэ поняла, что еще никогда не пробовала такой холод. В своей одежде она бы упала, дойдя лишь вон до того ельника. И погибла бы.
Это если в сапогах. А без сапог - и того меньше.
Смертные поблизости? Да каким надо быть безумцем, чтобы здесь жить?! Мертвые Горы! Мертвые!!!
Даже замотавшись в меховые шкуры и раздобыв теплейшие сапоги в Этом Мире, грийом не пережила бы здесь ночь. А сколько нужно будет идти?..
И куда? Дороги засыпало снегом. Лишь чьи-то почти пропавшие следы от снегоступов шли в сторону ельника. За дровами, наверное... И все.
Куда идти-то?.. И как?..
|
|
Морб Злой слушал Яду внимательно, молча, пристально. И с каждым ее словом, с каждым завуалированным плевком в его сторону, взгляд эльфа становился все тяжелее и тяжелее.
Нет, он не пытался отмахнуться от ядовитых слов - наоборот, он их старательно запоминал. Чтобы потом припомнить.
Сомкнутый разрез губ постепенно все сильнее искривлялся, уродуя лицо брезгливостью, омерзением и настоящей злобой, которой, казалось, этот кастелян только начинал закипать. Но несмотря на все теплые чувства, что он теперь испытывал к Шаагрэ, Морб молчал. А когда она закончила, а он, соответственно, начал, ордманн был сдержан более, чем ручеек - каменной стеной.
- Отвечаю по порядку. Пункт первый: тебе следует обращаться ко мне "хир Викариус". Пункт второй: оружием является любой предмет, применяемый для причинения вреда. Замахнешься дудкой - отберу и дудку. Пункт третий: твои друзья оставили тебе записку, там все объяснено, - Морб спокойно сделал пару шагов в сторону, открыл один из сундуков, переложил что-то и забрал оттуда бумажку.
Протянул эльфийке свободной рукой с таким же ненавидящим выражением на лице.
- Пункт четвертый: отныне ты являешься пленницей Ордена Оффициум Кустодес Септетрионес. В соответствии с Указанием Двенадцать из Главы Тридцать Шесть "О взятии под стражу, содержании и конвоировании пленников Ордена" Священного Кодекса Ордена, ты будешь закована в кандалы третьего типа. Которые принесет Младший Сервитор, - последнюю фразу Викариус произнес с недвусмысленным нажимом в голосе. Сообразив, что к чему, Сервитор, поправляя свои брэ, ушлепал в одну из дверей.
Судя по звуку и повеявшему холоду, там была другая каменная лестница, которая вела вниз.
- Пункт пятый: завтра ровно в полдень Судебная Коллегия Кальтхохпасского Кастеллума рассмотрит твое дело и вынесет вердикт. Ты обвиняешься в: первое - попытка нанесения телесных повреждений служителю Ордена, второе - угроза телесной расправой служителю Ордена, третье - нарушение правил ночного времени Кальтхохпасского Кастеллума, четвертое - незаконное пребывание смертного на территории Кальтхохпасского Кастеллума в период с...
Морб вдруг прервался, чтобы почесать щеку, после чего продолжил:
- С первого дня Шнейвага по первый день Багвага. И советую тебе хорошо подумать о своем поведении в эту ночь, поскольку последнее преступление карается тюремным заключением сроком от трех месяцев до трех лет.
Сдерживаемая ненависть на лице кастеляна сменилась злой кривой улыбкой, делавшей эту рожу еще страшнее. Раньше Яде вообще казалось, что некрасивых диких эльфов не бывает, но Морбрет де Морбрет ломал все ее представления об этом народе. Про радушие к гостям, жизнерадостность и непринужденность не стоило и заикаться.
Убрав меч в ножны, он кивнул на записку в руках актрисы.
Письмо представляло из себя лист дорогой бумаги, исписанный до слез родным почерком Тетушки Гро - вдавленным, мелким и немного кривоватым. Перо оставило неряшливую кляксу прямо в центре, которую хозяйка театра аккуратно обошла своей речью. Итак:
"Дорогая Яда! Я невероятно рада, что ты это читаешь, а значит, ты жива.
Ты не представляешь, что мы пережили за последние две седмицы! Поверить не могу, что столько бед может случиться со скромным путешествующим театром (да, она никогда не называла его "бродячим"), да и еще все сразу! Это кошмар! И наша трагедия продолжается до сих пор! Хотя, наверное, когда ты это прочтешь, мы будем в порядке...
Или умрем.
Но не будем о грустном! Итак, ты, наверное, жаждешь узнать, по какой причине ты проснулась в теплом ордманнском кастеллуме, да еще и в Фад, хотя засыпала в Гольд, верно?
Да благославит тебя Квиллисхи, ты нас испугала до смерти! Однажды утром ты не проснулась. Совсем. Мы пытались тебя растолкать, но ты, бедная, мычала что-то сквозь сон, а затем тебя... Нет, лучше не перечислять все те ужасы, которые творила с тобой кишечная лихорадка. Одно скажу: ты тяжело болела. Мы пытались тебе помочь всем, чем могли. В ход даже пошла эта чудесная облепиховая бренна, как посоветовал Догмаэль, но и она не привела тебя, нашу любимицу, в чувство.
А мы были уже так далеко от Дубаря! Фад приближался, словно неизбежный конец, и нам нужно было торопиться перейти Мертвые Горы, пока это было возможно. А из-за тебя, милая, мы постоянно задерживались в дороге... И затем... И затем выяснилось, что Низкий Перевал завалило камнепадом. Ты представляешь?! Это был конец! Дорогу от дождя уже развезло, но что потом?! Что нам делать?!..
Ох, прости, дорогуша, мне надо успокоиться. Пережитое не дает мне прийти в себя до сих пор. Я молю Квиллисхи и Мьелит, чтобы ты осталась жива, но ты сейчас вся такая скрюченная, бледненькая, еле дышишь... Я не знаю, выздоровеешь ли ты. Все наши мысли устремлены к тебе и сейчас - поверь нам, золотце! У меня разрывается сердце... (здесь упало несколько слезинок) Я слишком стара для всего этого. Как бы и мне теперь не заболеть.
Ты не поверишь - у меня так разнылись суставы. Я еле хожу. Хорошо, что у нас есть верный фургон. Мы бы пропали без него. Что бы мы тогда делали? Хвала Беззвездной Ночи, Нефбьорн построил это сокровище за сущие гроши! Добрый гном. Чтобы смерть обходила его дом стороной...
И чтобы с тобой тоже все было хорошо! Нам так повезло, что мы встретили этот Кастеллум. Изучив карту, мы тогда решили пересечь Мертвые Горы через Кальтхохпасский Перевал, посреди которого, как оказалось, ордманны построили крепость. Потрясающая организация! Нашей радости не было предела - здесь мы смогли отогреться и поесть свежей оленятины. Этот гоблин великолепно готовит!
А что здесь за хозяин! Молодой, сильный, красивый эльф! Мне бы твои годы - я бы не смогла отказать себе в желании! Правда, у него что-то с носом, но я знаю, ты любишь мужчин с изюминкой. Так сказать, чтобы уравновесить чем-то свои милые рожки.
Но я вижу по его глазам - он добрый и надежный. За таким - как за каменной стеной, дорогуша. А тебе сейчас стало еще хуже! Мы испугались, что ты не выдержишь долгую дорогу. К тому же запасы наших лекарств подошли к концу. Да и те еще мы лекари! И потому нам удалось убедить этого милейшего из всех эльфов, что я встречала, оставить тебя здесь на перезимовку.
Я доверяю ордманнам - они тебя в беде не оставят. И если Великой Квиллисхи будет угодно сохранить тебе жизнь, то этот муж тебя выходит, я не сомневаюсь. Здесь тепло, есть запасы продовольствия, да и дружелюбная компания. Не скучай, рыбонька! И выздоравливай скорее!
По весне мы будем ждать тебя в Вистреде или его окрестностях. Или спроси Гхара, где мы. Все, бумага подходит к концу, как и все, что у меня осталось на душе. Все, кроме искренней любви к тебе, дорогая - ты такая умничка! Лишь бы ты пережила эту зиму!
С теплейшими пожеланиями, Путешествующий Театр Тетушки Гро, второго дня вторицы Фада.
Post Scriptum: опасайся этого гоблина. Он как-то косо на тебя смотрит, Ядочка..."
С жутким грохотом тяжелых цепей, которые волокли по холодным каменным ступеням, в зале появился Вольфганг Безсапожный. Тип третий включал в себя, судя по всему, груду ржавой древней стали, весом с мешок муки, из которой страшнее всего выглядел ошейник.
Сам кобольд заметно устал тащить все это - он еле доплел до эльфийки, тяжело сбросив железо на пол. Покопавшись в цепях, Сервитор нашел наручные кандалы, от которых шла цепь к остальному коплекту, и протянул их Яде раскрытыми.
Роста маленького орка не хватало, его ручонки тряслись и, судя по всему, пленнице нужно было справляться самой.
Но удивляло больше всего не это... Удивляло выражение лица гоблина: он смотрел на девушку с искренней жалостью, как будто бы извиняясь.
|
Эльфийские предки, несомненно взиравшие на Шаагрэ в этот момент, удовлетворенно улыбнулись - меткость ее не покинула! Гоблин даже беспомощно выставил вперед свои худенькие лапки, но, лишенный света, он был полностью беззащитен. - Ай!!! Заскулив, зеленый бросился прочь из кресла, опрокинув его. Упал на пол. Метнулся к ближайшему углу, задевая стулья. Снова упал. Стулья - на него. А Яда уже была совсем рядом, чтобы огреть вторым канделябром! - Я не трогал твои рога! Я не трогал! - верещало создание, с грохотом раскидывая утварь. В последний момент он скользнул под стол, что его спасло - канделябр выбил щепу из дубовой столешницы. - Это все они! Я не сделал тебе ничего плохого! - кричал гоблин, выскакивая по другую сторону стола и задевая очередные стулья. Он вновь упал, крича от боли и ужаса, будто бы на него в ночном кошмаре напали демоны. - Пощади! Пощади!!! Вперившись в стену, он пытался нащупать на ней дверь, но... но двери не было!!! Ха-ха-ха! Мелкому гаденышу было некуда бежать! Тяжелый медный канделябр высек искры из каменной кладки. Вертлявая тварь словно почувствовала опасность и в последний момент унесла свои маленькие ножки. Ну ничего! Бежать было некуда! Шаагрэ успела закрыть за собой вход! Остальные двери были, видимо, заперты. Расплата настигнет его прямо... - Канэ мердэ! - раздался вдруг мужской голос сзади. За ним последовал грохот удара тяжелой двери о стену. Яда обернулась - у лестницы, откуда ранее пришла она, стоял высокий длинноволосый дикий эльф в исподней рубахе и брэ. И выглядел он сурово. Настолько сурово, насколько вообще мог выглядеть дикий эльф в одном исподнем. Но здесь его выручали ножны с мечом, зажатые в левой руке. И кривой перебитый широким старым шрамом нос. И наисуровейший прищур наисуровейшего взгляда, метавшегося с грийом на гоблина и обратно. - Прекратить беспорядки! Немедленно! Отточенным, умелым, обещающим скорейшую расправу движением эльф вырвал тяжелое куэссе из ножен и угрожающе отвел назад для одного верного удара. - Считаю до трех! Раз! - Она первая начала! - завизжал гоблин, пытаясь убежать от Яды в самый дальний угол. - Я только поздравил ее с пробуждением! Я ничего не сделал! - Убью обоих! - рявкнул в ответ эльф, оставаясь в той же заряженной на расправу позе. - Встать смирно! И гоблин вдруг встал, вытянувшись, будто какой солдат, столбиком. Настолько прямо, насколько ему позволяла его орочья натура. Ну то есть никак. Острие эльфийского взгляда уткнулось теперь в Шаагрэ. - Ты тоже! Два! 
|
|
|
|
Дальен был приятным. Милым, забавным, хорошо воспитанным. К таким иль не совсем привыкла, что не говори, а и Инар, и даже Эльдарил были грубее. Дальен был обходителен и мил, хоть и не таким, как Морленд, который казался намного взрослее, хоть и не намного серьезнее. В Дальене подкупала еще и смелость. Юноша не был очень решителен и порывист. Наверняка, мечту о том, чтобы покинуть остров, Дальен вынашивал очень долго.
Эльдарил привык быть старшим. По стечению обстоятельств, он был старше своих друзей и они привыкли полагаться на него. Нейтан давно миновал юношество, поэтому не особо расстраивался. Как единственный сын вельмож Нейтан умел управлять и знал, как это делать правильно. Нельзя было сказать, что он был добр. Скорее справедлив. Но любил тех, кто был рядом и хотел помочь. В данный момент его заботила Илиэль. Эльдарил не хотел, чтобы девушка боялась или чувствовала себя не ловко. И плату в несколько часов готов был заплатить ради ее комфорта.
Юноша робко улыбнулся, чуть смелее посмотрев на Эльдарила. Нейтан же начинал уже чувствовать себя неловко из-за такого отношения. Слишком много внимания, слишком много почтения, которого Эльдарил, по собственному мнению, не заслужил.
Эльдарил закатил глаза, подавая Иль руку.
- Забыла добавить Нейтан, сын Эйналена, - ехидно сказал он.
На лице Дальена радость была очевидна. Он был доволен.
Выведя гостей из кабинета, он повел иль и Эльдарила наверх, в жилые комнаты. Пройдя совсем немного от лестницы, юноша открыл дверь в одну из комнат, жестом пригласив друзей войти.
В маленькой будуарной был накрыт стол для чая и сидела эльфийская леди. Именно леди, потому что ее благородство и строгость были очевидны. Она одарила друзей равнодушным взглядом и даже не встала.
- Матушка, это Эльдарил Нейтан и Илиэль Гил-Монон. Мои друзья, - голос юноши был тихим, а тон - почтительным. - Моя мать, госпожа Селеста, - представил Дальен даму, черноволосую, черноглазую и очень красивую.
Эльдарил поклонился и осторожно завел иль за свою спину, чтобы она не смущалась.
- Доброго дня, госпожа. Должен сказать, что у вас прекрасный дом, - сказал он.
- Благодарю, - ответила Селеста. - Гил-Монон? Вы родственница Оделана?
|
|
Глава Первая
Луна взошла.
Она была почти полной, яркой, сияющей на небосводе среди бессчетного множества звезд. Здесь, в горах луна появилась будто бы неожиданно, из ниоткуда: раз, и вынырнула, кажется, из-за той горы.
Сияющая, благородная, ледяная.
Поговаривали, что она вся покрыта снегом - потому и белая. Глупые, ну какой может быть снег на Светиле Истебенэль? Только если божественный, конечно... Какой-нибудь Магический Теплый Снег.
И вот она взошла, озарив белые склоны гор. В расщелинах легли черные тени, а инеевые шапки заискрились мириадами огоньков, чуть ли не ослепляющих, таких светлых, таких ясных.
А внизу простиралась долина, залитая снегом, будто воском, и все это пуховое покрывало, девственное, легкое, нетронутое, блистало роскошным серебром. И ровно под луной образовалась особенно яркая дорожка лучащегося света, подходящая совсем-совсем близко, чуть ли не под ноги. Как, знаете, бывает на озере, но только еще красивее...
Однако самым восхитительным в этом и без того великолепном зрелище было то, что творилось ровно под самой луной, в небе. Под ней будто бы собралась стайкой тысяча маленьких звездочек и мерцала. Мерцала, опадая, вниз. Это был снег, но не хлопья, и даже не снежинки, а маленькие-премаленькие песчинки, звездная пыль, не иначе. И пыль эта медленно, равномерно... плыла вниз. И вот когда она оказывалась под луной, та подсвечивала ее своим чистейшим серебром, отчего те, можно сказать, загорались колдовским огнем зимы...
Холодным. Но прекрасным.
Хотя все же, не это более всего удивляло Яду. А то, какого черта она все это видит! Снег! Горы! Маленькие эти песчинки! Что она вообще здесь делает?! Была же осень!
Холодный, грязный Гольд, с ворохом шуршащих, подгнивших листьев, вечно мешающихся под ногами. Свежий, пронзающий грудь воздух после очередного ливня. Ледяной ветер и это свинцово-серое небо, повисшее над всеми - вот что было!
А не эта вся пушистая брехня! Снег в Гольде?! Да даже здесь, на Мирном Севере его не бывает! Может, Яда и поверила бы в такое во время Фада, пускай, но, желуди-орехи, не посреди же осени! Да еще и такое покрывало, будто бы уже месяц тут лежащее.
И горы.
Она была на равнине! Нет, не на той равнине, которая Равнина, ну вы знаете - Флахесплахфлах-как-его-там. Туда они как раз ехали. А были они в... Д... Ду...
Голова сильно болела и теперь еще кружилась. Яда отошла от бойницы и села обратно на еле теплую после нее же самой кровать. О да, сама эльфийка не грелась. Будто труп какой-нибудь.
Хотелось снова лечь, только поудобнее. Кто ей так положил подушку? Вся шея затекла. Не она укладывала себя в постель - это точно. А что это значит? Значит, она опять перебрала с бренной. Кто ж знал, что в этом Дубаре такую лурную, как говорят гномы, гонят бренну? И подумать только, из облепихи!
Точно! Дубарь. Они ехали из Дубаря во Флахе-плахе... в Равнину, короче говоря. Перед ними высились Мертвые Горы, их надо было пересечь до Фада по-хорошему. Потому что потом дороги горные превратятся в грязевые реки... А после - вообще снегом все засыпет, не пройти никак.
Так это что получается? Уже... Шнейваг, Снежная Неделя? Да ну, бред - это сколько ж надо было проспать? Пять седмиц? Ха-ха!
Ха-ха...
Говорили же ей, что с бренной надо быть поосторожнее. Лучше вино пить.
Но как можно удержаться, когда тебя с таким радушием ею угощают? Здесь, в Дубаре, жили на редкость приветливые смертные. Даже орки - и те какие-то доброватые. Не случайно Мирный Север называют так.
Конечно, оно было и понятно: три четверти года они выживали в этом жутком холоде, от которого постоянно кто-то помирал. И всего три месяца, чтобы повеселиться - Яда и сама была бы счастлива видеть живых разумных существ посреди этих пустошей.
А тут еще и бродячий театр Тетушки Гро! Яркие, нарядные, веселые, с песнями, музыкой, пьесами - да эти дубарики (дубарики же, да?) отродясь такого не видали! Даже орки чуть ли не плакали от счастья! Настоящий театр! К ним, в Дубарь! Да сама Гешик им подмигнула этим летом!
Но, как оказалось, тот хитрый гоблин им наврал - на севере было мало золота. Гольд не вышел гольдом, как говорится. Зато какие там вкусные колбасы! А эти, как их там... блины! Яда и не знала, что это такое вообще. И бесконечные горячие супы из всего, что можно было. Мясо белого медведя - вообще великолепно. А его печень!
Но главное, конечно, это облепиховая бренна.
Ее им дарили бочками. А вы знаете актеров - они, как ландскнехты, живут здесь и сейчас. Когда ей удавалось протрезветь? Нет, конечно, бывали такие моменты, да... И этот донельзя похож на один из них.
Может, ей просто плохо? А снег этот кажется... Сон какой-нибудь. Или Вмешательство Богов. Почему нет? Вон, было же Тридцать Дней Ночи. А это какая-нибудь Седмица Нежданного Снега... Который Скоро Растает... Правда-Правда.
Эльфийка не заметила, как легла обратно, накрывшись тяжелой лосиной шкурой, которая пахла, вы удивитесь, лосем. И прижалась спиной к каменной стене - та была теплой, видимо, из-за спрятанного внутри дымохода. Или печки в другой комнате.
А что было в той комнате, Яда понятия не имела. Да и что в этой - тоже. Черти в дубовых бочках, да что это за место-то вообще? Маленькая келья с кроватью и сундуком. Тяжелая, низкая, окованная сталью дверь. Узенькое окошко, а вернее, бойница, со стеклом, покрытым по краям изморозью.
И стены. Не просто там какие-нибудь стены... а Стены. В альн толщиной, будто бы это была крепость. Или тюрьма! Ага, ее бы еще в тюрьму за пьянство посадили! Ха-ха!
Ха-ха.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
***
Все утро было занято обрядом или же приготовлению к нему. Ребята, которые пришли на тесты в качестве ликвидаторов, получили свою форму, и теперь выглядели как настоящая часть Ордена. На Джедоке чёрной камзол смотрелся изумительно. Метка, означающая его звание капитан-лейтенанта выглядела как кроваво-красная повязка не плече. Его от других отличала лишь она, в то время, как одежда Агнессы имела множество отличительных признаков, в виде серебряных узоров.
Обряд проходил в Главном Зале Серого Дома, больше походящим на внутренность собора. Под огромным солнцем, расположенным прямо в центре, находились Ираклий и Сюзанна, призванные посвятить девушку в капитаны. Зал был набит людьми. Тут было множество инквизиторов, чьи лица были смутно знакомы девушке, капитаны, священники. Даже была леди Сандра, и несколько представителей дворянства.
— Тебя как будто замуж выдают, — прошептала Гаска, что шла сзади. В строгом камзоле, с зачёсанными волосами и повязкой на глазу, она выглядела довольно сурово.
— Так да. За Бога... — заметил Кабур, идущий рядом с ней.
Когда процессия, в лице Агнессы и части её команды, ещё не посвящённой в инквизиторы прошли мимо стоящих вдоль прохода бойцов, Иран изобразил короткий поклон, Эдвинд чуть махнул рукой, а Лина слабо улыбнулась.
Посвящение шло долго. Сначала какой-то священник читал вступительное слово, затем их омахивали из курильницы, после шло какое-то песнопение.
В конце обряда, к девушке подошла Сюзанна, неся в руках кубок. Епископ олицетворяла Веру. Обмакнув пальцы в воде, она нарисовала руны на лбу девушки, благословляя её.
Командор, одетый в белоснежный мундир, поднёс меч. Он позволил девушке принять из рук его священное оружие, перед этим поцеловав идеально отполированный клинок.
— Ныне, пусть помогут в твоих свершениях. Вера и Меч. Капитан-инквизитор Агнесса.
— С мечом и верой! — повторили стоящие сзади.
За сим, обряд был завершён.
***
— Это просто обалденное оружие! — чуть ли не отняв у капитана серебряный меч, Рорик взмахнул им в воздухе, — Как думаете, сколько он стоит?..
— Дай сюда, глупец! Это оружие не для твоих рук!..
— Агнесса, а как теперь ты будешь ходить?.. Два меча сразу будешь носить?..
— Хах, она же запнётся, как только какую-нибудь эндриагу погонит.
Собравшись после церемонии в своей гостиной новоявленные капитаны и инквизиторы стали бурно обсуждать произошедшее. Особенно радовался Сарен, который, не смотря на своё обучение, до сих пор полноценным инквизитором не считался. Только ликвидатором. При чем, младшим.
— Нужно нажраться! — завопил Рорик, но его крик никто, кроме Шуши не поддержал. Как и просила Агнесса, он обратился птицей, чтобы лишних подозрений не вызывать. Но когда сова начинает призывать всех нажраться, выглядит это безумно странно.
Веселье оборвало появление Ирана. Удерживая в руках небольшую коробку, он вошёл в гостиную в очередной раз кивком поприветствовав всех. Аброх заметно вздрогнул, когда его коснулся серый взгляд.
— Пришёл поздравить вас. И проститься.
Он поставил шкатулку на стол, и щёлкнул замком. Ребята притихли, и подтянулись ближе, стараясь заглянуть внутрь.
— Работа мастера Олгреда, сделано на заказ.
На пурпурном бархате лежал пистоль, с удлинённым дулом. Изящная работа, тонкие орнаменты на тяжёлой ручке. Из всех только Джедок охнул, узнав имя мастера.
— Сплав из кодакской и синаманаской стали. Максимум прочности, вкупе с лёгкостью. Идеальный баланс, абсолютная точность. В руках удержит даже ребёнок. И попадёт в цель.
Высокомерный взгляд на Агнессу со стороны дознавателя.
— Данная модель имеет ещё один солидный плюс. Перезарядка.
Иран сломал пополам пистоль, и ребята вскрикнули, решив, что он сломал его. Но, как оказалось, так и было задумано. Раздвоив ствол, мужчина вытащил из кармана бумажный свёрток, и сунул его в дуло, тут же защелкнув оружие.
— Не нужен пыж и шомпол, если вы уже собрали патрон. Дальше, все как обычно. Порох на полку, взвести курок и...
Мужчина опять сломал оружие, и извлёк патрон.
— Инструкция по созданию патронов на дне ящика. Прошу.
Длинные пальцы вновь ловко закрыли оружие, и, перевернув, протянули его Агнессе.
|
|
|
— Да, да... не сомневаюсь.
Ванесса что-то выудила из своего ящика, после недолгий поисков, и пустилась следом за Агнессой. Вежливо отделываясь от прохожих приветствием, женщина разглядывала содержимое одной из баночек, которые взяла с собой.
Вход в гостиную был фееричным. Все резко подскочили, вытягиваясь по струнке. Шуша, очевидно учтя ошибки предыдущие, уже замаскировался. Агнессе самой потребовалось время, чтобы найти лишнего члена команды, в лице миловидной девушки.
— Все прочь! — скомандовала женщина вместо приветствия, и команда поспешила исполнить приказ. Все, кроме Шуши, которого попросили остаться.
— Госпожа заместитель, — девица изобразила книксен, но Ванессу это совершенно не тронуло. Она грозно смотрела на мимика, после чего достала моноколь с красным стеклышком, и посмотрела сквозь него на тварь. Её губы чуть дрогнули брезгливо:
— Яви истинное лицо, я приказываю.
Приказ был столь чёток, что даже Агнессе захотелось его исполнить. Очевидно, в своё время госпожа заместитель давала жару нечистым. Шушенька боязливо покосился на капитана, но затем выполнил просьбу, встав чуть ли не вдвое меньше, чем был.
— Как твоё имя?..
— У меня нету имени, но ребята зовут меня Шушенька. Потому что я буковки плохо...
— Что ты за существо?..
— Я мимик!
— Подойди, — женщина села на стул, дабы немного сравняться в размерах. Шуша подошёл ближе, — Тебе известно, что такое святая вода?..
Мимика передернуло:
— Говорят, что будет больно...
— Ты на неё когда-нибудь попадался?..
— Нет.
Удовлетворенно кивнув, женщина достала одну бутылочку, и капнула её на руки, растирая. Сильный запах спиртного разнесся по комнате. Шушу начало трясти, когда женщина протянула влажные руки к его лицу. Он закрыл глаза, ожидая, когда до него коснуться.
И Ванесса коснулась. Ни криков, ни шипения. Очевидно, и не ожидая ничего подобного, женщина покрутила голову существа, разглядывая со всех сторон. Заглянула даже в рот:
— У тебя нет зубов... — её пальцы коснулись пустых дёсен, — Как ты ешь?..
Ответом на вопрос стало резкое появление двух рядов острых клыков:
— Я могу изменяться, если надо...
Женщина осмотрела рот с помощью монокля.
— А если тебе холодно, ты можешь обрасти шерстью?..
— Могу, но только для этого нужны силы...
— Где ты их берёшь?
— Заимствую... Обычно у деревцев, но зимой приходится брать у людишичек.
— Убиваешь?..
Мимик потупил глазки:
— Я пробовал сосать не убивая, но тогда приходилось раскрываться, и меня начинали убивать... И беганькать за мной...
— Магия крови?.. Ты в курсе, что этот вид магии запрещён?..
— Да, мне уже сказали...
— Он не нечисть, — заключила женщина, — На, подержи.
Она сняла с шеи серебряное солнце. У Шуши сверкнули глаза, и он тут же одел амулет на себя, начав его поглаживать на груди.
— Как тебе?..
— Звёздочка... - только и смог сказать мимик, улыбаясь во весь рот. Улыбкой, однако, дело не кончилось. Он тут же запихал солнце в рот.
— Вкусно?.. — женщина брезгливо приподняла бровь. Шушенька хохотнул:
— Просто интересненько стало...
— Ты когда-нибудь слышал о бальварах?..
Шуш неуверенно посмотрел на Агнессу, затем улыбнулся, и застенчиво закивал.
— От кого?..
— Я их даже видел!
Глаза замкома вспыхнули, но она тут же придала себе серьёзный вид.
— И много ты о них знаешь?..
Тварюшка опять потупила глаза, иногда подхихикивая. Выглядел он очень довольным и одновременно смущенным:
— Они красивые... И классные... И я бы хотел быть таким же... У них есть легенды о том, как появились мимики. Из крови их отца. Когда его укусил дракон Глагн, и кровь окропила лес, богиня Фрейа, в страхе, что его подданные увидят кровь своего лидера, превратила капли в цветочки. Цветочки, потом, стали кочанчиками, и из них вышли мимики.
— Очаровательно. Никому только не рассказывай подобные легенды. Сколько тебе лет?..
— Скоро будет пятнадцать.
— И где успел увидеть бальваров?..
— Когда мне было два, и я жил со своими бабкой и дедкой, к нам пришла девушка...
— Довольно.
Ванесса выпрямилась, и посмотрела на Агнессу:
— Я не вижу в нем зла. И он не порождение кровавой магии, хоть и колдует с её помощью. Я бы сказала, что это представитель иной расы... Но даже для него, в уставе есть место. За все преступления его надлежит казнить. Да что там. За один его вид, его уже могут сжечь, ни о чем не спрашивая. В Серый Список ему не удастся попасть.
|
|
|
"Мать", - ответило существо на вопрос о том, кто оно. Оно и читало мысли. Все мысли.
Агнесса чувствовала, как крадется это нечто по разуму, забираясь в каждый уголок сознания, в каждое воспоминание, симпатию, и антипатию. Как нечто пробежалось по всей ее команде, и вскоре остановилось на Шуше.
На чувстве вины по поводу его возможной гибели.
"Ты можешь помочь... Защити меня. Не дай мне умереть. Спаси меня. От них..."
Образы Джедока и Лины. Ирана и Эстана. Эдвинд...
Ею пытались манипулировать.
"Не дай им убить меня. Останови. Любыми путями...".
Где-то в дебрях сознания девушки, существо вновь коснулось вопроса "кто ты". И тут, Агнесса почувствовала отражение собственной мысли, в разуме этого существа. Оно не говорило, и даже не думало. Ткнувшись в вопрос, оно непроизвольно начинало на него отвечать. Мысль, как оказалось, не так уж и подвластна разуму.
Агнесса увидела все. Люди, что призывают существо. Жертвы, которыми они его кормят. Вскормленное кровью, болью и отчаянием. В него вкладывали лишь одну цель: рожать тех, кто будет уничтожать. Мать армии. Агнесса видела агрессию, и злобу. Страх. Оно еще не родилось, но уже было готово дарить жизнь. Передавать свою ярость в поколения.
Оно будет могучим. Оно уже способно манипулировать разумом, и ведь еще не выбралась из своего кокона. Оно уже созвало в свою армию тысячу тварей, что охраняют ее покой до пробуждения.
Эти люди призывали Бога. Нечто могучее, древнее, но искаженное злой магией. То, что когда-то имело имя Варахна. Разум проваливался дальше. В саму суть. В само рождение.
Агнесса опять увидела Его. Угрюмый. Безликий, но такой знакомый. Он держит в руках фигурку кота, с изящной резьбой.
- Я нашел Ее. Надеюсь, мои усилия не пропадут даром. К чему тебе это?..
- Не задавай вопросов, сын мой. Мы ведь договорились - ты руки, я разум.
- Я не могу не задавать вопросов! Ты бросил меня на растерзание этим тварям! Я чуть не сдох, когда выуживал эту фигурку из желудка этого червяка.
Угрюмый хотел уже выкинуть фигурку, но его Хозяин быстро схватил руку, сдерживая порыв.
- Уйми свой норов.
- Только если ты перестанешь принимать меня за безмозглую игрушку.
В создавшейся тишине, послышался горестный вздох.
- Хорошо. Это - Варахна. Вернее, один из первых идолов, которому поклонялись Первородные. Она еще сохранила в себе остатки магии, которые мы можем использовать.
- Где?..
- В войне с Синаманаром. Начнем с него. Он слишком дикий и далекий. Уничтожить там церковь будет проще всего. Я оскверню идол, и создам плодоносного демона.
- Ты говоришь так, будто это дело пяти минут.
- Нет разумеется. И нам нужна страховка. Пока не начались тесты, ты должен отправиться в Рихте. Найдешь там одного человека, его зовут Айлен Ганн.
- Маг крови?.. К чему тебе он?..
- Нам нужны союзники. С ним проблем не будет, поверь. Я уже давно пытаюсь наладить с ним контакт. Вот эта вещица поможет тебе договориться.
Человек протянул угрюмому уже знакомый амулет, что позволил Агнессе встретиться с семьей.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Я был уверен, что ничего не получится. Старик не сопротивлялся, лица на потолке лишь безучастно смотрели, оказавшись не в силах подчинить мой рассудок за столь короткий временной промежуток… Но, несмотря на всё это, меня не покидало предчувствие грядущего краха.
Магия в последнее время встречалась едва ли не на каждом шагу – как знать, быть может источник неиссякаемой мудрости окружает невидимый защитный барьер. А может меч всего лишь вопьётся в истлевшую плоть, выбив фонтанчик моментально рассеявшейся в затхлом воздухе пыли…
В то, что план действительно сработает, я не мог заставить себя поверить ни на секунду. Простой и привычный солдату способ решения всевозможных проблем казался до ужаса примитивным в сравнении с полными мистики загадками этого места.
Я вздрогнул, когда старец внезапно повернул голову. В последний момент – тогда, когда даже я бы при всём желании уже не успел остановить смертоносное лезвие. Хоть и не увидел испуга в пустых глазницах, но всё же почувствовал внутри себя мрачное торжество. Я оказался прав. Мне удалось заткнуть лица на потолке…
На несколько коротких мгновений для меня испарился весь окружающий мир. Остались только тёмные провалы глаз на лице старика, только его беззащитная шея…
Мир взорвался, разлетелся на сотни осколков. Ослепительно яркая вспышка оказалась предвестником первородного мрака. Я несколько раз быстро моргнул, отказываясь поверить в случившееся. Наваждение не прошло.
С исчезновением старца исчезла и комната. Только мрак, только зеркальный пол и три фигурки, крошечных в сравнении с обступившей их пустотой.
Лишь удивившись собственному хладнокровию и полному отсутствию паники, я привычным движением вернул меч в законные ножны и обернулся, пытаясь охватить взглядом необъятность окружающего пространства. С неохотой признал, что в последней реплике фанатички куда больше смысла, чем мне того бы хотелось.
Усиленно отгоняя пропитанные безысходностью мысли о том, что выхода нет и все мы останемся здесь навсегда, я неторопливо двинулся навстречу Айлин и Реннарт.
В этой пустоте расстояния странным образом искажались. Захватывало сильнейшее чувство нереальности происходящего. Время, казалось, и вовсе остановилось. Неестественно звучали во мраке даже человеческие голоса.
Я устало вздохнул. Если это что-то вроде чистилища… Если мы заперты здесь навечно, выхода нет или найти его попросту невозможно…
Выход существует всегда. Лучше мгновенная смерть от меча, чем мучительная от голода. К счастью, моя религия, а точнее полное отсутствие оной, ничего не имела против самоубийств. Да и, если хорошенько подумать, то даже ад с его пытками выглядел куда предпочтительнее, чем вечное заточение в этой пустынной тюрьме.
- Сейчас было бы неплохо использовать что-нибудь из ваших чудесных новообретённых способностей, - приблизившись, проговорил я.
Изрядно удивлённый тем, насколько потерянной выглядела Айлин. Тем, что та лишь шептала себе что-то под нос, а не сотрясала пронзительными криками пустоту.
Признаться, я даже испытал нечто, отдалённо похожее на чувство вины. На мгновение мелькнуло в мыслях желание извиниться. Тут же пропало. Я вертел головой, тщетно пытаясь разглядеть в темноте хоть какие-то границы кроме моментально осточертевшего зеркального пола.
- Думаю, самое время наколдовать здесь какое-нибудь подобие двери. Можно врата. Впрочем, мне подойдёт и калитка.
И без того достаточно никчёмная шутка утонула в гулком безмолвии. Оставалась надежда лишь на то, что столь презираемая мною магия на этот раз поможет нам выбраться из очередной передряги.
-
Арис умничка, старается не терять присутствие духа в любой ситуации.
-
Поразительная невозмутимость)
-
Впрочем, мне подойдёт и калитка.
:D
Персонаж не теряется и меня это радует
|
- П-п-помощь?.. - парень растеряно посмотрел в коридор, будто пытаясь найти там поддержку. Очевидно, не нашел, поскольку тут же прошмыгнул в комнату, и закрыл за собой дверь, - Мила, блин. Ты же в курсе, что твоя сестра на тебя уже зуб точит? Я конечно рад за вас с Арманом, такая встреча, и все такое... Но... ты ведь тоже пойми, как это со стороны выглядит! Ты ведь в гостях! У сестры, которая тебя не видела полгода. Я, конечно, не спец во всех этих ваших отношениях, но мне показалось, что она очень обиделась, когда ты предпочла ее компанию, компании...
Парень по-деловому вошел в спальную часть гостевой комнаты, и тут же зарделся еще пуще, очевидно увидев в воображении то, ради чего Мила вчера и сбежала с мужем.
- ... Армана... - он сокрушенно уставился на обрывки одежды, - Опять порвал. А мне так нравилось...
Очень грустно задумавшись, юноша опять вернул свое внимание княжне:
- Она вчера жаловалась гувернантке твоего племянника, что Пуща превратила тебя в дикарку. И вообще, ей не нравится, что я так свободно с вами разговариваю. Сама понимаешь, столичные нравы. На меня вся прислуга косится, я тут как белая ворона! И... ладно, хватит обо мне. Леди Вивьен уверена, что заслуживает твоего внимания больше, чем твой муж. Это же простая математика. Ее ты не видела пять месяцев, а его всего три недели. Будьте более сдержанными, черт возьми! И заведи себе служанку, это очень не красиво смотрится, когда одеваться помогаю я... Если какой злой язык шепнет Арману что-то не то, то все! На лоскуты порвет, и седло себе сделает.
Последнюю часть тирады, молодой человек произносил, копошась в дорожном сундуке, неподалеку от двери. В этой маленькой проходной комнатке оказалось еще много чего интересного, включая огромное зеркало, несколько сундуков и столик, на котором красовался, очевидно, ужин на двух персон, к которому даже не притронулись.
- Так, вот это одень. Сейчас семейство Прэор будет трапезничать в главной столовой. У них уже обед, правда... Леди Вивьен в роскошном зеленом платье, и... лучше не затмевать хозяйку, будь проще.
Паренек гусиным шагом перешел к новому сундуку, и выудил оттуда простые, но на вид чертовски дорогие туфли.
- Волосы заплети, как обычно. И ради всего святого, причешись!
|
|
|
Во всём есть смысл.
Твердят учёные, раздумывают философы. Ищут в случайном стечении обстоятельств крупицу рациональности, истины, изначальной причины – трактуя на разный лад феномен, неподвластный для их понимания. Подспорье различных дискуссий, столкновений взглядов. И почему-то перед глазами так отчётливо возникают яркие картины: спорящих до пены у рта людей, писателей, потративших изрядное количество времени на собственные труды. На собственную, исписанную чернилами точку зрения. Во всём есть смысл. Так говорят люди. Так говорят книги.
В движении светил на небосводе. В движении человека. Во всей его жизни.
Но ты не веришь. В последующие мгновения проникаешься уверенностью, что они лгали. Смысла не было. Ни в чём. И цепочка событий, приведшая к тому, что случилось секундой позже, - всего лишь чьи-то решения. Выбранные варианты из множества хаотично рождающихся и стремительно растворяющихся вариаций.
Судьба? Рок?.. То, что привело вас всех сюда. Что позволило спуститься в подземелье. И пройти все его испытания – ровно до сих пор.
Не было в этом смысла. Ни в чём.
На твои вопросы не было ответов.
…Вера. И, пожалуй, живое воображение. То, что позволило Айлин взять себя в руки. Собраться, стряхнуть оцепенение, вытеснить хор бесконечных голосов. Позволило двигаться вперёд. Кричать, едва ли не приказывая. В этот раз – совсем не для того, чтобы показать характер. Теперь это было ни к чему. Но чувствовала – если не она, то никто. Поддавшаяся панике Константина. Увязший в собственных мыслях Арис. Разве они могли?
Ведь он так близко. Самый простой выход. Дверь, ведущая из проклятого зала. Там не будет голосов. Там их ждёт тишина. Айлин надеялась…
Надеялась, что всё получится. Реннарт послушно следовала за ней, ещё недавно взирая на неё опасно вспыхнувшим взглядом. Но Айлин не боялась. Была уверена, что чуть позже чародейка и сама всё поймёт. Она оказалась права. Что доказывало молчание за её спиной.
Надеялась, что Арис послушает. Дрогнет клинок, застынет разливающееся по камню золото бликов. Что-то заставит его остановиться, обернуться, послушать. Но он не слушал, не оборачивался. Отгородился привычной стеной равнодушия. Было слишком поздно.
Айлин поняла это в последние секунды. Уже практически на бегу осознавая, что не успеет. Ещё живший перед глазами образ, казалось бы, готового свершиться будущего стремительно таял, оставляя осадок определённых эмоций. Бухало в висках, пересохло в горле. Сожаление ощущалось привкусом горечи, искренние изумление и ужас отразились в тёмных глазах.
Отразилось последнее движение старика. Кровь, хлынувшая на ветхие одежды…
Всё застыло. Всё ушло.
Всё, что когда-то казалось столь материальным. Ощущаемым. Понятным. Кануло, стёрлось с лица реальности и пространства, оставляя вечную, промёрзлую пустоту. Всё вокруг – словно почерневший от густой кляксы пергамент. Словно прах рассыпавшихся границ. Их больше не было. Пол. Потолок. Стены. Есть только Она.
Айлин остановилась. Замерла. Ощущая колючий, режущий страх. Стынет в жилах кровь. Кружится голова. Краткая потеря ориентации в пространстве – ей казалось, что в этот миг она определённо лишиться чувств. И упадёт в зеркальную бездну, что разверзлась под её ногами.
Горькая обида. Единственное, что ещё удерживало её сознание на поверхности. Крупная дрожь разливалась по телу, её трясло – от страха, от гнева, который она едва ли могла выразить словами. Уже не осталось в голове вопросов. Они не имели смысла. Осталась лишь злость. И воскресшее в памяти мгновение…
Тьма поглощала. Окружила. Она слепила. Проникала в самые дальние уголки души.
Айлин не хотела говорить. Бросать в пустоту очередные столь же пустые слова.
Нахлынуло спокойствие. Обречённость. Прошлое. Она вновь заперта. Куда бы она ни бежала. От кого бы ни пряталась. Вечная темнота будет следовать следом. И в ней её проклятие. Её спасение.
Видимо, ей уже никогда не скрыться. От пробирающего взгляда. Отзвука чужого голоса. Холода прикосновений.
Прикосновение…
Тёплая рука всё ещё сжимает её кисть.
Словно издалека Айлин слышит голос. Женский. Ощущает чужое присутствие рядом. Постепенно вспоминает.
Константина спрашивает. Думает, что они куда-то перенеслись. У Айлин совершенно иное чувство. Чувство, что тьма пришла за ними. За ней. Накрыла непроницаемой завесой. Похоронила заживо в подземелье, где призраки ушедших лет ещё секунды назад нашёптывали отвратительные вещи. О том, что они останутся здесь навсегда.
Навсегда?
Навечно?..
Вечность – всего лишь мгновение. Капля воды в океане. И в целом мгновении – вечность.
Айлин не отвечала. Всего лишь вечность. Целое мгновение.
Ни в чём нет смысла.
Нет смысла искать выход. Зачем? Они уже здесь. Где всё начинается и всё заканчивается. Где невозможно найти то, что Константина ищет. Зерно истины. Ниточки, ведущей к спасительному свету.
Трясущейся рукой Айлин стирает с ресниц солёную влагу. Тускнеет лазурная фантазия перед глазами.
Где-то впереди застыла вторая фигура. Причина и следствие. Тот, кто взвалил на себя решение поставленной перед собой проблемы. Избавился от неё столь радикально.
Она вполне ожидала. Того, что он не послушает. Стоило только вспомнить события последних часов. Но верила до последней секунды.
К чему было выбирать? Свет или тьма. Древо или металл. Люди или одиночество. Айлин верила теперь словам Реннарт, кажущимся в эти минуты едва ли не пророческими. Свет, Тьма. Сталь… Он вернул её к тому, от чего она убегала.
- Какая теперь разница, - едва слышно шепнула Айлин после долгого молчания. Сама не зная, себе или Константине. Смотрела в сторону едва различающегося силуэта мужчины.
Кричать и доказывать вновь, нервничать и биться в истерике, быть кем-то, кто стал лишь потухшим воспоминанием – бессмысленно. Казалось, в их распоряжении было бесконечно много времени.
- Ради чего? - несложный, казалось бы, вопрос. Произнесённый предательски дрогнувшим голосом, на удивление спокойным тоном. Пожалуй, подразумевающий чуть больше, чем только что произошедшее. Пожалуй, совершенно определённо подразумевающий намного больше. Вряд ли окружающие могли представить, насколько в действительности.
Айлин не знала, есть ли вопросы у Константины, которые та ещё не решилась высказать вслух. Но они совершенно точно были у Айлин.
Она всё ещё искала смысл.
-
Безусловный плюс за реакцию на происшествие, и, самое главное, за это:
Она всё ещё искала смысл.
-
Как же мне нравится Айлин. Такая она настоящая и глубокая
-
Прям непривычно её такой потерянной видеть.
Думаю, все ожидали куда более ярко выраженное негодование)
|
|
|
|
|
Лес дышит дымом. Он пьет эту боль, впитывает её. Не плачет по умершим ни одно древо, ибо знают мудрые духи рощи, что умершим во спокойствии - дар, нежели жизнь во грехе, в бессменной суете и ожидании смерти.
Так говорили мудрецы, живущие в лесах, тем, кто открыл свой разум и выслушал, так передавали из уст в уста два брата-близнеца - Безумный Ганс и Век-Громила, и их дядя, Мор-Дуб. В те времена, когда ты была крохой, ваш отряд был больше и сильнее, а мир, казалось, стал чище, чем был прежде.
И в конце всё оказалось совсем не так, и ложь осталась ложью, а черное как было черным, так им не перестало быть. Ты видишь это в густом дыму, видишь в почерневших ребрах обломленных стропил, сдерживающих собою угасающее пламя гибели и запустения.
Ты уходишь, не оборачиваясь. Не слышишь ни звука. Шаги складываются в тяжелые минуты. Минуты тягучего беззвучия.
Но если ты не слышишь звуков, то уж совсем это не значит, что звуков вовсе нет.
Шепчет тебе лес шорохом листьев - берегись. Криками птиц говорит с тобой - прячься.
Слушаешь ли ты?
Дагдар, пригибаясь, крадется рядом.
Осторожно пальцем грязным тычет чуть вперед и в сторону.
Туда, где у больших камней, чуть на возвышении, расположился крошечный отряд.
Их шкуры грязно-серые, но под коркой пыли - чистая белизна. Оскаленные морды, глазницы залиты огнем, а из пасти клыкастой выглядывает косматое обветренное лицо чужеземца. В руках - копья и мечи из простых металлов, но острые на вид - так ли это важно, чем ты убил человека - лучшей Имперской сталью или обыкновенным камнем?
Человек с маской-черепом коровы или яка нависает над плоским камнем. В руках его белеет что-то - это обломок берцовой кости. Пред ним - дитя. Такой ужас ты видишь не впервые, и от осознания этого хочется упасть тотчас и обмереть от жуткого воспоминания.
Дитя даже не трясется, не воет и не скулит - оно застыло. Сальных волос колтуны свисают, чуть не доставая до голых плеч. Ему не больше пяти. Или ей?
Не разберешь. Стоит рядом с ребенком громадный воин в шкурах разодетый, длинной бороды лопата закрывает половину лица, в руке - тесак зазубренный, глянцево-черный, с красным оттенком. Он проливал кровь этой ночью.
Тот, что в маске, склонился над ребенком и сказал что-то - не разобрать.
Дитя не ответило. Полусидит-полулежит так, как был пойман, как был брошен, голову - вперед и вниз. Не смотреть. Не видеть.
Знакомо?
Дагдар, словно змей, ползет ближе. Взведена струна арбалетной тетивы, стрелы точеная полоса в гнезде сидит словно литая. Немая ярость. Губами шепчет: "Нет".
Пускай бы он не вмешался, этот бородатый глупец. Может, он хороший человек и пытается жить по совести, но как только он нажмет на спуск, вам конец. Это знаешь ты, это знает и он.
Или пускай вмешается, а там уж боги леса рассудят, кто прав, а кто - виновен?
|
|
В религиозном исступлении, густо замешанном на мутном вареве ненависти и страха, Константина остервенело чеканила тираду за тирадой и никак не могла остановиться. Слова - громкие, звучные, страшные и полные глубокой убежденности, так и рвались с ее уст.
Крепко сжимая в объятиях Айлин, жрица словно бы заслоняла себя и ее раскаленным щитом речей, прикрываясь от масок пламенными словами и живым теплом человеческого тела. В одно из мгновений голос Реннарт, выкрикивающий в полное шепотов и обвинений пространство столь своеобразный символ веры, взлетел до буквально-таки невозможной громкости и затем захлебнулся надспдным кашлем: видимо, Огненная умудрилась сорвать голос. Впрочем, ей это не помешало, откашлявшись, продолжить вещать все так же фанатично - но теперь говорила она хрипло, и речи ее напоминали скорее карканье ворона.
Наверное, одному Карруму ведомо, сколько бы вещала огнепоклонница, если бы не проявившая инициативу Айлин. Когда черноволосая аристократка ужом вывернулась из объятий, Константина лишь удостоила ее удивленным взглядом, подбоченясь было, чтоб продолжать неостановимый поток слов. Сейчас она не была собой - в зале стояло заключеное в хрупкую человеческую плоть слово Очищающего. В такт каждой фразе тяжким молотом стучало обжигающее сердце, будто бы желая высвободиться из клети ребер, тонкие пальцы жили своей жизнью, извиваясь, словно языки пламени. Глаза жрицы были темны и пусты - словно бы ушел из них разум, оставив после себя лишь обугленный остов фанатизма.
Но, когда ладони Делагарди коснулись висков Реннарт, в темной бездне зрачков говорившей, обрашенных на свою спутницу, показалось нечто живое. Еще не прежний взгляд Константины, но уже и не эта пугающая пустота, окрашенная багрянцем блестящей россыпи свечей - словно бы зарождающимся безумием.
Слова Айлин не произвели на Пламенную какого-либо впечатления - в отличие от хлесткой пощечины. Щеку контрразведчицы будто опалило пламенем, и она инстинктивно отшатнулась, неуверенно поднеся руку к горящему лицу. Мало-помалу во взоре ее стала появляться осмысленность, и вместо тьмы в нем загорелась ярость. Словно вторя порыву души, на пальцах Реннарт затанцевали маленькие язычки огня, готовые в любой момент вспыхнуть яростным пожарищем.
Злобно глядя на ударившую ее дворянку, Константина хрипло прошипела:
- Ты! Да как ты смеешь! Я...
Что она собиралась сказать дале - осталось неизвестным: Делагарди, перехватив жрицу за не объятую огнем кисть руки, потащила ее за собой, прочь от неумолкающих ликов, по дороге требуя кого-то остановиться, опустить меч.
Охвативший Константину гнев оказался короток, как молитва перед боем. Он как нахлынул неумолимым оглушительным пенным прибоем, заставляя сердце биться чаще, а длани - в прямом смысле этого слова гореть; так и быстро схлынул, оставив на каменном побережье души мокрый след раздражения.
Чиновнице оставалось лишь в глубине души возблагодарить свою спутницу - за то, что она вывела ее из транса; и за то, что не дала возможности ярости прорваться наружу, нечаянно опалив тех, кто этого не заслуживал. Благодарение Карруму, сейчас Реннарт уже могла держать себя в руках и трезвым рассудком оценить правильность действий аристократки: даже за пощечину Константина не держала на Айлин зла.
Проследив за направление взгляда тащившей ее за собой девушки, Константину увидела, как Арис неумолимо возносит клинок над кажужимся мертвым старцем. От чистой стали лезвия отражалось пламя свечей, делая меч похожим на объятый чистым пламенем, а владельца его заставляя воспринимать как героя из древних, полузабытых легенд. К ужасу конттразведчицы, почитавшей седобородого старика уже мертвым (иначе он бы давно хоть как-то отреагировал), древний обитатель комнаты с фресками медленно-медленно начал поворачивать голову к остро наточенной смерти - словно бы жаждал гибели от клинка рыцаря.
Это было настолько неожидано, настолько сюрреалистично, что шокированная жрица аж громко ойкнула, прикрыв себе рот свободной рукой. Не хватало им полуразложившихся оживших мертвецов, обуреваемых голодом, как выискалась очередная мумиеподобая нежить, настроенная на самоубийство под клинком решившего разобраться с проблемами радикально солдата.
Не успела Огненная что-либо сказать или сделать, чтобы помешать мечнику, как вдруг внезапно комната вокруг вздыбилась, как норовистый жеребец; стены, словно бы запылав изнутри расплавленным серебром, сложились, как карточный домик; под оглушительные вопли перепуганных масок пол и потолок ринулись навстречу друг другу, как давно потерянные возлюбленные. Пламя свечей вспухнуло ужасающим лесным пожарищем, все вокруг закрутилось, как в водовороте, перед глазами Константины замелькали разноцветные искры.
Все это продлилось лишь мгновение, достаточное для того, чтобы моргнуть. А когда женщина открыла глаза, вокруг не было уже ничего - она словно бы оказалась в неком "никогда и нигде", в неких чертогах вне времени и пространства. И она была не одна: Айлин все так же продолжала сжимать ее руку, а Арис - свой верный меч.
Жрица пораженно огляделась вокруг, расширившимися от удивления глазами оглядывая то теряющийся в бесконечности зеркально-черный пол, то клубящуюся вокруг легкую дымку полумрака. Все то, что окружало их ранее, исчезло. Не веря глазам своим, Константина, не вырывая своей руки из ладони Айлин, опустилась на одно колено, каснувшись кончиками пальцев полированной глади под ногами. Пол был удивительно реален и материален - словно бы он был здесь из века век. Но при всем при этом он же был донельзя страннен и необычен - ни один народ под солнцем не смог бы изготовить такое обширное ровное пространство без трещин, смычек, щербин, зазоров. Напрашивалось только одно мнение - они попали за пределы родного универсума. Но вот куда: в обитель ли кого-то из богов или в некое Межпространство? И что виной тому: шепот масок или смерть древнего старца?
Усилием воли подавив зарождающуюся панику, Реннарт, не вставая, подняла напряженный взгляд на своих спутников, изобразив на лице некое невеселое подобие улыбки:
- Ну что, поздравляю с прибытием сюда. У кого-нибудь есть мнение, куда мы попали после того, как рыцарь Арис отомкнул ключом меча замок горла старика? Вот у меня, дорогие мои, есть такое подозрение, что нас вообще выбросило за пределы родного мира.
Реннарт очень хотелось сорваться в неконтролируемую истерику, побегать, покричать, поплакать, наконец, выплеснув обуревавшие ее чувства, но она внутренне понимала, что этого нельзя делать. Те слова, что сказал ей Бог, навек выжглись раскаленными буквами на ее душе - не падать, не сдаваться. И сейчас Константина, как бы не было тяжело на сердце, была готова искать выход из сложившейся ситуации.
-
Отменно. В частности, на протяжении второй половины поста как-то цепляют прям некоторые крайне удачные образы и метафоры.
-
Перечитала. Красота же.
-
Сильный характер)
И замечательный пост, как всегда
|
- Вдову утешает! - хмыкнул Кабур и получил внушительный тычок от ершистой Гаски.
Как выяснилось позже, Эстан находился в укрытии, и в гениальном плане по ликвидации двух сотен латников, он должен был быть, как это принято в "группе поддержки". К слову, засаду организовал сам рыцарь.
По плану, как только отряд появляется в деревне, связанный с двух сторон домами, Кабур должен был выскочить со своей точки, и начать обстрел, атакой внеся смятение в ряды противника. Пока бы враг перестраивался, и пытался понять, что их губит, сконцентрировавшись на лучнике, Гаска должна была незаметно влететь в строй, активировав два своих взрывных щита, наложенных Эстаном. В этом месте даже возник спор: Кабур возмущался, что план подразумевал использование хрупкой девушки. Однако его переспорили рыцарь и сама "хрупкая девушка". Оба стрелка могли забраться незамеченными в паникующий строй (в отличии от Эстана, которого можно было обнаружить намного раньше, и заставить взорваться щит преждевременно). Однако на роль прикрытия, Гаска абсолютно не подходила: она стреляла медленно, из-за ружья, и прицеливалась слишком долго. Для того, кто был бы внизу, такое обстоятельство превратилось бы в угрозу. К тому же, последним козырем стал "волшебный глаз", дарующий девушке возможность предугадывать действия врага, и опережать их. С ее скоростью чтения молитв, она реально имела на близкой дистанции больше шансов. Да и вообще, могла особо не беспокоиться, ведь после первого взрыва, ей на подмогу вылетал Эстан, с другой стороны строя. Главной задачей было не дать врагу разбежаться, и поразить взрывными щитами максимальное количество людей. И, к тому же, большая дистанция между двумя инквизиторами позволяла им не задевать друг друга.
Олдрик оценил этот план, как "достойный", и пока Гаска хвасталась Агнессе тридцатью пулями, у мужчин образовался спор на тему их последующего штурма.
- Мы должны ударить волной, скрепив щиты, - настаивал Олдрик, - Когда строй начнет молиться...
- Стоп-стоп-стоп! - притормозил Кабур, - Храмовники тоже молятся?..
- Конечно молятся, идиот, - ответил за Олдрика Эстан, - Мы веруем в единого Бога, который никого не оставит в нужде. Молитвы храмовников основаны на взаимодействии, и защите.
Как выяснилось, выстраиваясь в линию, и соприкасаясь щитами, войны начинают петь молитву, образующую непроницаемую стену. Такую, что защищает дворец Епископа.
- Единственный минус заключается в том, что если собьется кто-то в центре, цепь разорвется, и щит спадет.
- Мы можем двинуться на врага, строя щит, и подойти вплотную.
- Нет, это глупо, - отмахнулся Эстан, - Щит непроницаем с двух сторон. Значит, наши стрелки станут бесполезны, и мы пропустим врага ближе раньше времени. Строй сломают, и кто-то точно собьется.
- И вот тогда стрелки и вступят в бой.
- Стреляя по своим и чужим?! Нет. Тут нужна односторонняя защита. Клинковая.
"Клинковой", назывался способ защищать строй с помощью меча. Храмовник убирал щит за спину, и брал в руки меч. Клинок вонзался в землю, и под распев, почти моментально возникало поле. На войне этот вид защиты использовался для охраны стрелков. Он отражал атаку только с одной стороны, позволяя союзникам отвечать огнем. Минусом был тот факт, что метод подразумевает невозможность сдвинуться с места.
- Как мы подойдем?! - ощерился Олдрик.
|
|
|
Остановку гуара, каджит принял исключительно на свой счет. Довольный тем, что сумел проявить себя, кот завихватски подкрутил усики, и молвил:
- И чтоб вы делали, без своего прекрасного Джа'Луура?..
Вопрос был риторическим, и каджит поспешил убедить в этом саксхидку. Однако, для начала, стоило спуститься с телеги. Вцепившись в дерево когтями, кот завис на время, пытаясь свободной ногой нащупать землю. Лапка тронула воздух один раз, другой... Мимо. Каджит попробовал чуть опуститься, и в этом ему помогла сама повозка, резко накренившаяся от веса круглого кота в сторону.
Ноги нашли землю...
Победа!
Отпустив край телеги, Джа позволил той ухнуться на место, а сам отряхнулся. Не от грязи, скорее для того, чтобы шерсть поправить. Чуть запыхавшись подошел ближе к красавице, и приложил ей к губам свою пухлую волосатую сардельку (на всякий случай уточним, что этой метафорой, мы описали палец):
- Чшшш... Не надо. Ничего не говори... - кошачий голос мягко вибрировал, обретая неземную глубину, - Каджит все знает.
Короткая пауза, чтобы все осознать, томная улыбка... И вот уже кот идет к остальной компании, бодро вышагивая. Победы на личном фронте приподняли его самооценку, приготовив к шальным подвигам. Сейчас, он был прекрасен. Непобедим.
Олицетворение великолепия.
Кто, как не он должен был узнать, что произошло с Зимой?..
Все девушки смотрят, и Джа предвкушает их восторги. Он смело идет во тьму, он готов ко всему!..
На грешную землю его вернул грохот. Громкий, странный резкий!
- Пфпффффп!!! Фффффп! - зашипев с испугу, и распушив хвост, Джа подскочил, на высоту не доступную его пухлой туше, развернулся, теряя шерсть по пути, и, продолжая несвязно фырчать, бросился обратно к повозке, и тут поразив многих невозможной для его габаритов скоростью.
- Пффф! Пффф! - панический фыр повис в заглохшем от тишины воздухе, смешавшись с царапаньем когтей по дереву - результат неудачных попыток кота забраться в треклятую повозку.
-
Настоящий кот)))
-
За волосатые сардельки!
-
Нравится-нравится)))
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Где свет – там и выход…
Мысль. Совсем недавняя. Такая простая и вполне разумная. Ведущая из тьмы наваждения и страхов. Ведущая вперёд, к одной из двери, заставляющая приоткрыть завесу тайны в едва слышном скрипе дверных петель, за исчерченным узорами деревом… Увидеть то, к чему так стремилась.
И разочароваться.
Всё та же клетка. Сковавшая просачивающимся сквозь стены мраком, холодным камнем древних плит… Лишь слабо мерцают десятки огней, застывших в бездвижном воздухе, распространяющие ложный свет и ложное тепло. Это совсем не то, чего она ожидала. Всё совсем не так. Вместо свечей должно сиять солнце, вместо равнодушия – смятение и вина…
Вместо молчания – столь нужные слова. Необходимые ответы.
Время шло, чужой голос разрывал загустевшую тишину.
Айлин нервно сминала ткань рукава, с волнением и нетерпением вглядываясь в фигуру странного старика. С каждой минутой всё больше понимая, что отвечать Константине он не намерен. Резкие вопросы Ариса в следующий момент показались ей более уместными. Что-то подобное собиралась выкрикнуть и она, но попросту не успела.
С интересом взглянула на испещрённое морщинами лицо. Уж на это он должен ответить. Среагировать на резкость, возмутиться… Хоть как-то дать понять, что в увядающем теле прячутся частички ещё не угасшего разума.
Но он молчал.
Говорить начали они.
Голоса, нарастающим шумом проникающие в голову, рассеивающие внимание и концентрирующие его исключительно на природе их происхождения. Иглой впивающиеся в измученное сознание. Настойчивая мысль, что ты окончательно сошла с ума. Голос бога. Твой. И множество чужих…
Они шептали. Переговаривались. Кричали.
Закружилась голова.
Совсем не замечаешь, что в этот момент происходит с остальными. Не обращаешь внимание, что они замолчали. Где-то внутри черепной коробки настойчиво бьются о стены разума сотни голосов.
И поднимаются руки, закрывая ладонями уши. И чувствуешь, как тело начинает бить крупная дрожь.
Плевать. Плевать на всех. На то, что они говорят. Чего пытаются добиться. Что делают…
Хочется вырваться. Хочется лёгкости и свободы. Хочется спрятаться. Не слышать. Не видеть. Не чувствовать.
Ты не должна находиться здесь. Всё должно было быть не так. Абсолютно не так.
Почему же?..
Прикосновение. Длинных пальцев, обвивающих кисти.
Айлин опустила руки. Отражение болезненного восприятия на лице сменилось выражением хладнокровного спокойствия. Голоса не беспокоили больше.
Желания остались. Притупились слегка. Напоминали о себе вспышкой яркой картинки в голове. Лазурного неба. Перистых облаков.
…Константина сжимает её руку. Она чувствует участившийся пульс. Ощущает почти физически её страх. Она напоминает ей о земном и человеческом, о давно забытых чувствах, что когда-то так просто выражались прикосновениями и жестами.
Ведь так легко было от всего отказаться. Остаться здесь. В царстве холодного мрака. В очередном дворце, где можно спрятаться от мира. Где впиталась в своды тьма – её путь, о котором столь неоднократно напоминала ей сама Константина…
Легко сдаться. Непросто взять себя в руки. Вспомнить о собственных привычках, чертах, напоминающих о той, кто пересекла порог Дворца. Сейчас уже и не вспомнить – с какими именно целями…
Помогла ей Реннарт. Обвила её руками, прижала к себе. Заставляя чувствовать тепло вместо холода. Биение сердца. Жившие где-то внутри неё эмоции. Заставляя вспомнить, напрячься, вытянуться от напряжения струной, ощущая обжигающее изнутри возмущение и брезгливость.
Айлин сжала кулаки, подняла их к груди, не в силах пошевелиться. Не зная, что делать. Оттолкнуть. Накричать.
В смятении она молча стояла, перебарывая в себе самые различные чувства.
Пока спутница не начала говорить. Слетающие с уст слова предназначались не ей – но источникам несмолкающего шума. Сотням пугающих лиц. Только теперь Делагарди подняла на них глаза.
Ужаснулась. В первое мгновение. Приподняла слегка уголки губ, улыбаясь странным говорящим фрескам. Но в карих глазах плескалась обречённость, насмешка. Говорите громче. Вас плохо слышно.
Её спутница почти кричала.
Айлин прекрасно понимала абсурдность ситуации. Говорить с лицами с потолка было просто безумием. И от этого становилось легче. Забавно. Смешно.
Так же отчётливо понимала, что собирался сделать Арис. Заметила блеснувшее лезвие клинка. Видела каждый шаг, приближающий его к хранившему молчание старику. Который, к слову, до сих пор оставался ко всему безразличен. Айлин могла бы сорваться с места. Преградить дорогу, не давая совершиться чему-то мерзкому и страшному. Вспомнила, как минутами ранее с облегчением наблюдала осмысленность на лице Хеллгейта, не различая того же выражения, что и у крестьянина.
В очередной раз она дала событиям развиваться так, как они развивались без неё. Возможно, её действия внесли бы свой порядок в цепочку решений и последующих за ними инцидентов. Нужен ли был этот порядок?.. Гораздо проще и приятней наблюдать со стороны. Для неё. Для всех.
В равной степени она понимала, что равнодушие – не её.
Нотки истерики в голосе Константины. Странные поступки Ариса. Отголоски сопротивления и решимости становились всё громче. Запомнившаяся картина неба – всё ярче…
Айлин всё-таки вырвалась. Разорвала крепко сцепившие её объятия, коснулась ладонями висков спутницы, заставляя посмотреть на себя.
- Замолчи! – прошипела Делагарди, и в тёмных глазах её горел огонь ярости. – Если ты сейчас же не прекратишь, я тебя ударю. – Угрожающий тон не оставлял сомнений, что рука поднимется. И через секунду послышится звонкая, приводящая в чувство пощёчина.
Девушка практически не оставила ей времени опомниться. Схватила её за руку, буквально потащив за собой. Ещё недавно – держась за неё, шла столь неуверенно… Сейчас – с упорством двигалась к цели.
Где-то в конце помещения была дверь, через которую вышел простолюдин. Единственный выход. Айлин не сомневалась, что за ней прячется очередной коридор или очередная зала… Стоило ли удивляться?
Но сдаваться она не хотела. Она выберется. Она увидит это чёртово небо.
Выведи меня. Хватит петлять вокруг да около. Хватит недосказанностей и сюрпризов. Ло...
Стоило ли мешать ему?..
То, что он её оставил. Так легко и без колебаний. Она не простила. Такое невозможно простить. И, в сущности, на древнего старика ей было плевать…
- Ты этого не сделаешь! – быстро приближаясь, кричала Айлин, пытаясь перекричать голоса сотен лиц. Ещё недавно она позволила уйти побоявшемуся расправы крестьянину, и к чему это привело?.. – Опусти меч. Сейчас же!.. - Нотки злости сквозили. Надежды.
|
Когда Уку вдруг исчез где-то впереди, скрывшись во мраке туннелей, Джек отчётливо ощутил, как к самому горлу подступило гадкое, удушливое ощущение собственной беспомощности. Ощущение под цвет подземных коридоров, скользящих тут и там призрачных теней и ещё чего-то, чего-то глубоко внутреннего и личного. Словно один из чернеющих змееобразных фантомов забрался под кожу и прочно укоренился там, заставляя расползаться по бледным конечностям это последнее, тёмное и журчащее ощущение — страх.
Джек пытается кричать, но звук не рвётся из горла.
Джек пытается ускорить бег, но тяжесть в ногах — тоже тёмная; тёмная, мрачная и грузная — держит на месте.
Позади — смрадное дыхание темноты.
Впереди — сужающийся мрак неизвестности.
Ещё ребёнком Джек частенько терялся в лесах. Тогда, под чернеющими кронами деревьев, закрывавших небо, он чувствовал себя незваным гостем в самом беспроглядном мраке на свете. Метался от дерева к дереву, звал отца на помощь, тихонько напевал под нос полузнакомый мотив и очень старался вслушаться хоть во что-нибудь, кроме своего прерывистого дыхания.
Но теперешнею мглу нельзя было сравнить ни с одной лесной чащей.
Джек знал, чего можно опасаться в лесу: диких зверей, ядовитых ягод, болотных трясин. А чего стоит бояться в подземных туннелях?
Ответ на этот вопрос стал известен беглецам слишком рано.
Оно не было похоже ни на одно из существ, что когда-либо встречал в своей жизни Джек. Гигантское, чёрное, удушливо-опасное — будто бы порождение самого беспредельного сумрака вокруг. Словно все тени, повинуясь невидимому дирижёру — единой мгле, — сошлись воедино и погнались за беглецами в злой, жестокой игре.
Тварь поползла вперёд.
Джек помог Райне подняться.
Тварь распахнула пасть.
Джек перекинул руку Райны через собственное плечо.
Он прекрасно осознавал, что нужно было делать. Необходимость всегда быть начеку, ежесекундно приготовляться к нападению, претерпевать ноющую боль, не отпускать чужую руку — всё это будто бы приросло к самому существу Джека за столь недолгое время. Весь этот путь, от пылавшего алым, кровавым торжеством Храма до журчащего тьмой подземья, — зачем Джек Лавелл прошёл его, если не сможет сейчас защитить?
— Держись, — выдохнул Джек, собираясь с силами, отступая назад и вытягивая вперёд руку в полузащитном жесте.
Они смогут. Они выстоят, доберутся до выхода, вновь узнают родной воздух — свежий, кружащий голову воздух, от которого обязательно захочется забыться в лёгком смехе и рассеянных улыбках. Они надышатся вдоволь. А теперь... Теперь нужен лишь один глоток, один порыв, чтобы избавиться от ночных кошмаров и снова почувствовать себя живым, как при неожиданном пробуждении после тяжёлого сна.
Возможно ли уничтожить огромную, мощную тварь таким простым, незамысловатым, откровенно глупым образом?
В этом Джек не был уверен.
Джек был уверен в другом: любой, даже самый густой мрак можно развеять ветром.
-
Цепляет, и неслабо.
-
Здорово
|
|
Странно, но отчего-то Джеку казалось, что неожиданный провожатый выведет путников наружу уже спустя пару-тройку минут. Что для Уку не составит особого труда пробежаться по коридорам тоннелей и найти выход. Что они с Райной вот-вот наконец-то увидят свет. Но время шло, коридоры продолжали петлять, время — ускользать, а ловкий коротышка — нестись вперёд сломя голову.
Джек устал. Джек очень-очень устал.
Усталость была поразительно детской и нелепой. Так устают дети после целого дня бесконечных игр с деревянными мечами, купания в пруду и свежих ссадин на коленках. Под вечер хочется свернуться клубком под одеялом и подождать, пока придёт мама, поцелует на ночь в висок и погладит по голове. Обязательно дождаться, и только потом — заснуть.
Но деревянный меч сменился верным луком за спиной, знакомый с малых лет пруд — бесконечными тёмными коридорами, а ссадины — едва передвигающимися ногами. И нигде вокруг не видно было ни тёплого одеяла, ни маминого лица. Вокруг вообще ничего не было видно.
Джек сжал руки в кулаки и снова рванулся вперёд, подстрекаемый высоким, скрежещущим голоском Уку.
С каждым шагом усталость наваливалась с новой силой, окутывала тело целиком и полностью, сбивала дыхание так, что воздуха для совершения следующего движения уже не хватало. Какая ирония: ещё совсем недавно этого самого воздуха вокруг, напротив, было слишком много.
Но Джек продолжал настойчиво двигаться дальше, не обращая внимания на грохочущее в груди сердце и тяжесть в ногах. Кажется, он даже упал один раз, споткнувшись на совершенно ровном месте. Мгновенно поднялся, ухватил взглядом устремившуюся вперёд скрюченную фигуру Уку и тут же бросился следом. Или это было в предыдущий раз?.. Другое падение ровно на том же месте: тогда Джек рухнул на землю, не успев подставить руки, и случайно заметил цепочку следов, уходящую вглубь соседнего коридора. Показалось? В конце концов, он падал не раз, и голова с каждым новым поворотом начинала кружиться только сильнее. Так, может, всё это бред воспалённого сознания, и не было никаких следов?
Может, вообще ничего не было.
Может, если сейчас закрыть глаза, остановиться, присесть, прижать колени к груди и очень-очень захотеть, то снова окажешься в мягких объятиях пухового одеяла, а спустя пару минут обязательно придёт мама, поцелует на ночь в висок, погладит по голове. Обязательно дождаться, и только потом...
Нет.
Джек распахнул глаза и понял, что лежит на земле, силясь подняться. Рядом — совсем близко — поторапливающие хриплые возгласы Уку.
Встать, стиснуть зубы, бежать вперёд.
Это всего лишь падение. Первое и последнее. Они справятся. Они доберутся до конца.
Тоннели, провожая своих незваных гостей, сужались за спиной. Или, по крайней мере, изо всех сил пытались создать именно такое впечатление. Мрачные, бесконечные и абсолютно чёрные тени шуршали, шелестели и перешёптывались по углам, пытаясь схватить беглецов, поймать за шкирку, осалить и продолжить свою нескончаемую игру в хитросплетении лабиринтов.
Не смотреть назад. Не оглядываться. Бежать — только вперёд.
Бежать — и вдруг остановиться, следуя команде провожатого. Привалиться плечом к стене коридора, вспомнить про выжидающие тени и тут же отпрянуть, страшась неизвестно чего. Страшась, пожалуй, самой Неизвестности.
— Что такое, Уку? — Джек не узнал собственного голоса. Хриплый, почти безжизненный, он почти вторил сиплому шёпоту беспокойного коротышки. Собственное тяжёлое дыхание слышалось слишком отчётливо в перерывах между чужими обрывистыми фразами. Эту холодную, страшную пустоту отчаянно хотелось заполнить хоть чем-то.
А потом Джек почуял запах.
Удушливое ощущение подступило к горлу, тени за спиной зашелестели с новой силой, собственная дрожащая ладонь нащупала руку Райны — и снова бежать, не успев толком перевести дыхание. Бежать, не оглядываясь. Стараясь не вдыхать гадкий, едкий запах Неизвестности, гнилостной и почти наверняка смертельно опасной.
Они сумеют добраться до выхода. И пусть вместо маминого поцелуя в висок наградой им будет ласковое прикосновение солнечных лучей, это всё равно так приятно, правильно и хорошо.
Это хорошо.
Только бы выбраться.
|
|
|
|
Выдав свою исполненную учтивости тираду, Константина замерла в легком полупоклоне, с живейшим интересом напряженно всматриваясь в лицо старика. С замиранием сердца женщина ждала, как мумиеобразный собеседник отреагирует на ее слова: сама бы жрица на такое обилие лести не повелась бы, но пожилые люди, как известно, куда как более склонны одобрительно относиться к подобного типа комплиментам. Ну а в откровенное лизоблюдство чиновница, по своему мнению, не скатилась, выдержав ту самую грань между приличием и унижением.
Резкие слова рыцаря Ариса она оставила без ответа, лишь поморщившись на столь вопиющее хамство по отношению к тому, от кого могла зависеть жизнь оставшейся троицы. Из девяти невинноосужденных их уцелело только трое: каждый из тех, кто остался за спинами уцелевших, сделал неправильный выбор и ушел к богам. И жрица искренне не хотела присоединиться к ним из-за наглости одного солдафона. Впрочем, делать окончательные выводы было еще рано - возможно, старая как мир игра в "хорошего и плохого стражника" принесет куда больше плюсов, чем мягкость и корректность слов одной только Константины.
Сделав маленький шаг в сторону, Константина намеренно остановилась между дряхлым стариком и Айлин, почти загородив собеседника от взгляда аристократки. На долю секунды в голове Огненной даже мелькнула мысль: "А зачем, собственно, я это делаю?", но тут же была отогнана убедительнейшим в своей простоте аргументом: "Я просто так хочу. Она мне нужна. Она - такая же, как я. Она - мой реверс".
К вящему удивлению приготовившейся к дискуссии Реннарт, неизвестный старец продолжил хранить молчание. Как покойник. Да он, верно, и был покойником - а она вела с ним дипломатическую беседу, вот ведь... незадача. Но удивительнее молчания старика стал некий гул, некий шепот, мало-помалу заполнивший залу. В нем даже можно было различить отдельные слова - или так казалось воспаленному воображению контрразведчицы?
Резким жестом Пламенная взлохматила и без того растрепавшуюся и немного пожженую прическу, настороженно оглянувшись вокруг, нервно провела пальцами по метке Бога. Никого не было рядом -только все те же спутники, и не боле. А голоса не смолкали. Такие разные, такие странные, высокие и низкие, мужские и женские, с акцентом или без. Чужие голоса, чуждые. Нервно прикусив губу, благославленная Каррумом продолжала опасливо озираться в поисках невидимой толпы, пока не бросила взгляд на потолок.
Маски. Это они говорили с залетевшими на огонек мотыльками. Это они удивлялись и вопрошали, это они сипели говорили, это они ответили Константине. Древние фрески, словно ожившие по воле какого-то абсолютно безумного художника. Выходцы из Нижнего мира, по недоразумению вселившиеся в рисунки и заставившие их глумиться над вошедшими. Бред ненормального разума, не выдержавшего свалившихся на его долю испытаний.
От неумолчного гомона начала раскалываться голова, ноги, будто зажив отдельной от всего тела жизнью, порывались сбежать из этой обители скорбных разумом. Внутри словно бы свился тугой комок из желчи и горечи - настолько противно было слушать речь того, что по всем канонам должно было молчать.
Вот только было в словах масок что-то, что никак не отпускало, не давало заткнуть уши и сбежать прочь. Сыплющиеся один за одним вопросы попадали в цель, невольно заставляч задуматься. И правда: "Кто вы? Кто вы такие? Вы неправильные! Странные!" В душе Константины крепла иррациональная уверенность, что лики эти - те, кто не смог, кто не дошел: вроде того отмороженного гиганта или юноши в странной шляпе, или рыжеволосого паренька, сумевшего сохранить в душе чистоту и невинность ребенка.
До одури хотелось вступить с фресками в спор, доказать им хоть что-то, обьяснить, защититься от неумолчного потока сознания, обелить себя. Но Реннарт понимала, что это будет глупостью. Большей глупостью, чем что-либо ранее. Сдержаться было неимоверно тяжко, и Огненная все-таки выдавила, скривившись:
- Кто мы, кто мы... Мы - Избранные, а вы - отбракованные!
И словно бы в ответ тяжкими камнями на весы правосудия упали три фразы: "Проклятые. Отмеченные лживыми богами. Обреченные". Жрица пошатнулась, словно от удара, инстинктивно вскинула руки к лицу, защищаясь. Отступила назад, к Айлин - живой, теплой, ставшей внезапно такой родной и нужной.
Самое паршивое было то, что слова масок словно бы играли на потаенных струнах души, выворачивая на поверхность самые тайные, самые мерзкие страхи: "Кто я? Что есть во мне? Что есть у меня? Чем я лучше? Почему я права, а они нет?"
У нас есть город, в котором живем
У нас есть путь, прокаленный дождем
У нас есть вечность, но держит лишь страх
И нету правды в руках...
"Проклятая... А если Каррум и вправду благословил меня для того, чтобы я стала проклятьем ныне живущим, бичом гнева Его? Так ли это хорошо? И останусь ли я после всего этого сама собой?"
Оказавшись рядом с Айлин, Константина ухватилась за ее руку, словно утопающий за соломинку, чувствуя тепло человеческого тела, ощущая обостренными чувствами дыхание дворянки, осознавая разумом близость той, что состоит из плоти и крови. Темноволосая аристократка, как и ее рыцарь, были в этом карнавале безумия единственным стабильным элементом - и Реннарт спасалась тем, что она не одна, заодно и даря Айлин свое тепло и поддержку. Ведь вдвоем выбраться легче, не так ли?
У нас есть толпы стальных фонарей
У нас есть люди, что любят людей
У нас есть сказка, что шьем впопыхах
Но нету правды в сердцах
"Отмеченные лживыми богами... А вдруг вправду - не врут маски, вдруг я принимаю желаемое за действительное? Вдруг я держусь за привычные с детства мысли, закрываясь от истины шорами? Ведь не могли Верховные жрецы именем Каррума в том числе приговорить меня, отмеченную Им, к смерти?"
От речей внезапно ожившего потолка схваили спазмы горло, заставляя терять надежду, заставляя разувериться в себе и в своей правде, казавшейся всегда такой стабильной, такой неизменной.
У нас есть дурь, по колено в крови
У нас есть радужные тайны земли
И есть безумье и горечь в глазах
Но правды нету в слезах
"Обреченная... Зачем сопротивляться, если отсюда все равно не выбраться. А если и увидеть свет солнца, то не обьявят ли на меня охоту, как на бешенного волка? Зачем барахтаться, пытаться спастись, если итог один - смерть?"
Руки Айлин было слишком мало для того, чтоб стать плотиной перед рекой безумия, а Арис был слишком далеко. И Константина сделала единственное правильное для нее в подобной ситуации - покрепче обняла черноволосую спутницу, прижаашись к ней: словно пыталась слиться воедино, чтобы вместе противостоять ранящим как бритва словам.
У нас есть долгая, долгая ночь
У нас есть та, у которой не прочь
У нас есть ветер в седых волосах
Но правды нету во снах
"Я не должна поддаваться на слова масок, не должна быть слабой. Я - Пламя, я - костер в ночи и зарево пожарищ. Я - свеча у колыбели и огненная купель казни. Я - любовь и гибель. Я - жрица Его! Я не сдамся! Но Каррум Очищающий, как тяжко сбросить путы наваждения!"
Первым очнулся Арис. Мужчина, воин, он был продолжением своего клинка, он был разящим мечом. В его мире было все просто - если опасность материальна - ее можно убить. Карающим правосудием меч рыцаря вознесся над безмолмтвующим старцем, а Константина широко раскрытыми глазами наблюдала за этим, пытаясь найти в действиях мужчины новые силы.
У нас есть искренний смех за спиной
У нас есть все, и всегда под рукой
Мы даже видим себя в зеркалах
Но правды нету...(с)
Одному Карруму ведомо, что смогло дать новые силы Константине: тепло ли Айлин, решительность ли Ариса, свой ли внутренний стержень; но жрица Очищающего сумела сбросить пелену слов масок и вскинуть голову к потолку. Голос ее, привыкший на проповедях заглушать шепот толпы, и на сей раз перекрыл гомон фресок:
- Вы не в силах помешать нам, Маски, не в силах остановить нас, ибо души наши есть вместилище тех из Девяти, по чьим заветам мы жили! И не сможет подлая клевета и глупая хула помешать пути нашему к познанию Бога. Мы - есть, а вы - лишь тень чьих-то слов, лишь гротеск, повинующийся злобной, но ограниченной воле! Не затушить вам Пламя в сердце моем, не разогнать вам Тьму во взоре ее, не преломить вам Сталь в руце его!
Мы есть Правда и Истина, ибо нам даровано божественное благословение! Прах к праху, тлен к тлену, а наш путь лежит дале, за пределы этих катакомб - ибо мы несем Слово!
Отриньте сомнения, заблудшие, разомкните очи и внемлите словам моим! Истинно говорю я - грядет пора Очищения! Огнем, Тьмой и Сталью вернем мы под Солнце истину и изгоним сомневающихся и слабых в пустыню безбрежную! Вернем мы в мир любовь и доброту! И да пожрут звери рыкающие тех, кто усомнится в словах моих, ибо устами моими говорит сам Каррум!
Умолкните ядовитыми устами своими, откройте разум правде и не чините преград на пути нашем - и тогда, возможно, Он будет милосерден.
Запомните, неверующие и сомневающиеся - время наступает!
|
Хм. Старик ничего не ответил, по-прежнему перекрывая дорогу к единственному выходу своим зловещим в высшей степени силуэтом. Я даже почувствовал давно забытое чувство неловкости – тишина подхватила, разнесла эхом, а после и поглотила мои слова. Я ухмыльнулся, явственно ощущая какую-то наигранность. Неестественность ситуации. Задумался, какого чёрта я вообще последовал примеру Константины и решил заговорить с трупом? Это место, как и вообще вся история, определённо пагубно влияло на мои способности к логическому мышлению.
Гнетущую тишину разбавили голоса. С первых же слов я понял, что до желанной степени нормальности проблем ещё далеко. Я всегда предпочитал иметь дело с чем-то понятным и материальным. С обычным противником можно договориться, его действия можно предвидеть и предсказать. В конце концов, всегда можно обнажить меч и попытаться доказать свою правоту.
А вот что делать с магической мутью, которая с завидным упорством вставала сегодня у меня на пути? Каждый раз приходилось импровизировать. И, надо сказать, получалось не то чтобы очень.
Не сразу я понял, что говорят они. Те самые жуткие лица на потолке – скалятся, плачут, изображая живые эмоции. Стоило только осознать это, как я ощутил и давление. Они что-то делали, эти твари. Как-то воздействовали на рассудок.
Я с трудом различал в многоголосом хоре слова.
Они дышат. Они говорят. Они живые.
Ирония положения была в том, что с искренним удивлением всё это говорили живые лица о нас. А вовсе не наоборот, что было бы гораздо логичнее.
Старик по-прежнему не подавал признаков жизни. Не пошевелился, не произнёс ни единого слова. Зато его бестелесных, в прямом смысле слова, друзей, теперь было уже не заткнуть.
Голова просто раскалывалась. Сотни голосов одновременно. Мужские и женские. Стариков и детей. Я пытался, я действительно хотел их понять. Найти другое решение.
Они прокляты. Они обречены. Они отмечены лживыми богами.
Я задумался. Обернулся, взглянул на Айлин и Реннарт. Впервые всерьёз попытался собрать воедино кусочки головоломки. Там, в храме, нас было девять.,. То, о чём говорили жрецы... То, что произошло после этого.
Вы знаете, что вы заблудились?
О, я заблудился чертовски давно. Медленно двинулся вперёд, прямо к трону жуткого старика.
Вы знаете, кто вы?
Голова, казалось, была готова взорваться. Но я не сдавался, не позволял себе сдаться. Давай, ещё пару шагов…
Вы знаете, что вы обречены…
- Это… Мы… Ещё… Посмотрим, - шёпотом прорычал я, даже не пытаясь перекричать демонический хор. Стоило атаковать непосредственный источник угрозы, но для моего клинка были недосягаемы лица на потолке. Доверившись интуиции, я направлялся прямо к неподвижному старику.
Мы вас видим. Мы вас нашли.
А я вижу вас, проклятые ублюдки. Страха больше не было, недавний приступ прошёл. Я не боялся ни фигуры на троне, ни говорливых соратников странного старика.
Гомон полностью поглотил тихий шелест, с которым меч вышел из ножен. На этот раз мой план оказался до обидного прост. Каковы бы не были истинные намерения новых знакомых, в данный момент они угрожали мне. А я привык вполне однозначно реагировать на любую угрозу.
-
Твои "простые" идеи меня поражают.
Классный момент.
-
Смело)
-
Может, план Ариса и правда "до обидного прост", но крайне интересен и оригинален. Я бы до такого точно не догадалась.
|
|
С животным рычанием тварь позволила вытащить из нее стрелу, и приковать себя цепью, что адско жгла его кожу. Как оказалось, наконечник попал прямо в глаз, и вытаскивая, пришлось слегка сместить глазное яблоко. Оборотень, однако, от этого факта страдал намного меньше, чем от серебра, поэтому лишь слегка поморщился, здоровым глазом глядя на своих пленителей. Один из ножей Гаски вошел ему в щеку, другой торчал возле носа, с обратной стороны.
Дознаватель, тем временем, уже был почти перебинтован ловкими руками Гаски. Девушка с интересом так же подошла ближе, разглядывая изуродованного ликантропа.
- Инвищиторщкие щвиньи... - прошелестел оборотень, пока из его щеки пузырями выходила кровь. Эстан поморщился, и вырвал резко, мешавший нож. На глазах у служителей Господа, рана затянулась, а оборотень с отвращением сплюнул:
- Пытайте. Мучьте. Заберите всю кровь на свои адские зелья, суки! Убейте меня, или с десяток моих братьев! Мы восстанем из пепла! Вам не затоптать огонь восстания. Мы низвергнем ваши идолы...
Сапог Эстана мощно пришелся в челюсть. С хрустом, та отошла в сторону, а на глазах пленника выступили слезы:
- По делу, чучело, - процедил рыцарь, пока кости с треском возвращались на место, - Что ты там охранял?..
- Идите и проверьте!
Очередной удар сапогом свернул нос. Та же процедура заживления, и:
- Вам всё равно до него не добраться. Его охраняет кое-что получше. И пока дело Аварития не будет закончено, хозяин неуязвим.
Эстан замахнулся для удара, но его остановил дознаватель, присаживаясь рядом с пленником на корточки. Белые глаза внимательно оглядели свою жертву, а здоровая рука вправила нос, позволяя ему зажить быстрее:
- Хозяин?.. У вашей своры есть хозяин?..
Оборотень какое-то время смотрел на дознавателя, будто размышляя, говорить что-то, или нет. Иран позволил ему определиться с выбором, задавая наводящие вопросы:
- У твоего хозяина есть имя?.. Было бы интересно узнать о человеке, призвавшем... Аварития?..
- Его зовут Айлен Ганн. И он - главная надежда всех угнетенных! Вы не сможете ему противостоять!..
- Айлен Ганн... - голос Ирана стал холодным и низким, - Маг крови. Не думал, что оборотни примкнут к кому-то подобному. Вы же презираете всех колдунов...
- Мы хотим выжить. Церковь отбирает у нас все, ставя клеймо, как на прокаженных! Мы вне закона, лишь оттого, что родились с отклонениями! Ты думаешь, я хотел родиться этим?! Ты думаешь Балех сам выбрал свою судьбу?! Гребанные инквизиторски свиньи! Почему вы просто не можете дать нам жить спокойно?!
- Вы опасны, - без тени сожаления оборвал Иран, - Так значит, вы решили, что сея террор, вам удастся признать свою нормальность?
- Это лишь часть замысла. Мы откроем миру правду. Об инквизиции. И тогда, когда все узнают ваше истинное лицо, на кого обратятся вилы, и горящие факела?..
- Похоже, что в ваших замыслах огромная брешь. Своими нелепыми попытками, вы лишь выставляете нас героями.
- Не мне рассуждать, о средствах Деррума. Я лишь винтик, что послушно вертится в нужном направлении. И даже если направление это кажется мне неверным, я не должен останавливаться, покуда не способен узреть всю картину, и весь механизм!..
- Промывание мозгов на лицо, - цокнула языком Гаска, - Он явно цитирует какого-то оратора. Херня какая-то... Если на секунду ему поверить, становится страшно.
|
Очередное утро очередного дня, ставшего пометкой в ветхом календаре, казалось бы, висящем на стене как одна из декораций для этого места. Рядом с потрёпанной картой с погнутым углом и серыми потёртостями, красноречиво указывающими на то, насколько часто она использовалась в прошлом. Пометки маркером, разноцветные кнопки, благодаря которым кусок истёртой бумаги ещё держался на доске.
Лора изучила карту, казалось бы, вдоль и поперёк, вместе с потускневшей картинкой цветов на календаре. Знала совершенно ненужные вещи, как, например, количество лепестков на девяти чёртовых ромашках. Могла бы, закрыв глаза, в точности воспроизвести участок земной поверхности, на котором расположился северный берег Гренландии и разбросанные вдоль него острова.
Полгода работы на Доусоне. За подобный срок окружающие вещи имели свойство попросту надоедать.
…Кутаясь в плед, она опустилась на холодное кресло, ощущая мурашки на коже под толстым свитером. Она терпеть не могла холод. Когда-то мечтала улететь отсюда как можно скорее, в родной солнечный город. Теперь…
Заваленный книгами стол, аппаратура, в которой она действительно разбиралась. Даже ромашки на стене, казалось, уже не так раздражали. Обстановка за всё это время успела стать слишком привычной, в какой-то степени – родной. Люди, с которыми работала, представляли собой весьма сплочённый коллектив. Нравились даже те, с которыми, по сути, никогда не виделась. Привыкла к их голосам, искажённым в радиоэфире.
Через неделю со взлётной площадки Доусона должен взлететь самолёт. В нём уже забронировано одно место на её имя.
Почти полдень. За окном медленно опускалось за горизонт солнце. Обычно в это время остальные базы выходили на связь – принятая из соображения безопасности каждодневная необходимость. Северный Мюррей. Северо-восточный Фарадей. Западный Диксон... Постоянно слышались голоса капитанов на разных частотах, зачастую и на основном – направлять корабли и предупреждать о непогоде входило в её обязанности.
Эфир никогда не молчал. Никогда. Но сегодня…
Многие корабли – по крайней мере те, что выходили в Северный Ледовитый официально – были уже оповещены о надвигающемся циклоне. Лора непроизвольно бросила взгляд на карту, и воображение нарисовало на ней движущиеся точки. Сейчас в открытом океане их были единицы. И совершенно точно она знала, что никто из капитанов не рискнул плыть дальше, вглубь Арктики. По подсчётам учёных, со дня на день циклон должен был накрыть Фарадей и позднее – Мюррей.
Именно эти станции и начали беспокоить связистку несколько позже.
…Канадец с Диксона вышел на связь в десять минут двенадцатого. Девушка с неизменно резким тоном и парень с русским акцентом молчали. Лора знала, что они выходят в эфир довольно поздно. Казалось бы, беспокоиться не стоило.
Был полдень. Солнечного света за окном практически не осталось…
***
Джозеф, Саманта, Алекс
Наблюдать за Джиджи всегда было интересно. Парень являлся полной противоположностью Майклу – изменчивое настроение, бьющая через край энергия, энтузиазм новых затей. Практически то же можно было бы сказать о Шоне. Моррис на их фоне резко контрастировал и выделялся. Всегда спокоен – по крайней мере внешне. Движения плавны, неторопливы. Скрывают внутреннюю силу, бугрящуюся твёрдыми мышцами под тонкой тканью водолазки. Немногословен – в отличии от своих приятелей.
Вот и сейчас он наблюдал за товарищами молча, лишь усмешка редко появлялась на его лице. Наблюдал, как искрились глаза Шона, когда тот, выдумав очередную потеху, обратился к девушкам за другим столиком. Наблюдал, как вскочил с места Джозеф, неуклюже уронив вилку и с волнением в голосе оправдывался за внезапный порыв Адамса. И так же быстро ретировался с места событий, видимо, решив предоставить дальнейший их ход на волю Шона.
На лице последнего отпечаталось недовольство. Моррис не мог видеть, что происходило за его спиной, но услышал резкие нотки в голосе Саманты. Нетрудно было догадаться, причиной чего стал хмурый вид пилота.
Моррис никогда не был против женской компании. Но, несмотря на собственную вспыльчивость, Майкл обладал неподходящей для него чертой характера по части ухаживаний – он был застенчив. И сейчас, как и во многих случаях до этого, полностью полагался на Шона, внутренне поддерживая его задумку разговорить обособившихся дамочек. А пока – следил за Джефферсоном.
- …Поиски себя… - глухо повторила Элизабет, проследив взглядом за движением руки Сэм, хлопнувшей по книге.
Лиз уловила нечто виноватое во взгляде Саманты, и в этот момент отчётливо поняла, что, в сущности, сидящая напротив девушка права. Стоило поднять глаза и оглядеться. Люди. Вокруг всегда были люди, спрятали за маской эмоций или их отсутствия истинные мотивы.
- Наверное, именно поэтому мы все здесь, - задумчиво произнесла доктор. Кажется, впервые за долгое время взглянув на всех этих людей по-другому. – Тебе не стоит переживать, - вновь обратилась к собеседнице. – У тебя впереди ещё долгий путь, ты можешь найти себя и в иной профессии, - улыбнулась. – Но, не пойми превратно, работа кинологом тебе действительно подходит.
Саманта потянулась, пожаловалась на холод. Лиз отметила про себя, что уже давно его не ощущает – благодаря исходящему от батарей жару…
…В голосе Шона чувствовались амбиции недавно родившейся идеи. Излишняя откровенность, приторность наигранно любезных слов. Элизабет недовольно сморщила нос, ощущая, как воздвигнутая вокруг них грань распадается на мелкие кусочки. С Сэм ей было комфортно и легко, но расположившаяся за столиком подальше компания вовсе не внушала доверия.
Спасатель, ставший на минуту центром внимания, поспешил подняться и сгладить повисшее в воздухе напряжение, и Лиз облегчённо выдохнула. Несмотря на пристрастие Джозефа к громким выступлениям, всё же из всей троицы он импонировал ей больше остальных.
Саманте, по-видимому, нарушители спокойствия тоже не слишком симпатизировали. Девушка повернулась, проследив взглядом за Джозефом, и развела руками. После чего резко развернулась и обратилась снова к Элизабет, полностью проигнорировав самоуверенную реплику Шона. Лиз спрятала улыбку за бумажной салфеткой, едва коснувшейся губ.
…Столовая не могла похвастаться своими размерами, а потому Моррису с его врождённо отличным слухом было слышно практически всё, что происходило у «окна» кухни.
Вначале взгляд зацепился за юнца, сидящего теперь в одиночестве за соседним столиком. Отметил его особенно растерянный вид, с которым он, словно побитая собака, смотрел вслед удаляющемуся от стола журналисту. Обозлённый взгляд. Словно его не пригласили на вечеринку. Если бы Майклу не было настолько на него плевать, он обязательно бы сказал что-нибудь ободряющее. Он поймал себя на мысли, что поддерживает парня хотя бы в испытываемых к Уэйну эмоциях. Моррису не приходилось сталкиваться с журналистом в открытую, но тот ему заведомо и уже давно не нравился. Он был из той же породы, что учёный-кретин и девка из коморки с радио, вечно себе на уме, даже несмотря на кажущуюся открытость.
После штурман обратил внимание на то, что происходило непосредственно у кухни. И вновь выхватил взглядом фигуру Ханны, к которой уже подошёл Джозеф. Тот говорил о каком-то журнале, и в голосе слышались примирительные нотки. Что ты с этой дурой возишься, - думал Моррис, наблюдая напряжение и некое пренебрежение во взгляде обернувшейся девушки. Больше всего он терпеть не мог надменность, и именно её в ней и наблюдал. Наверное, единственное, что мешало вскочить и подойти – отсутствие в крови подстёгивающего к активности алкоголя. Неплохая, кстати, мысль – взять бутылочку пива… Необязательно же ждать вечера, правильно?..
Ханна закатила глаза, после - искривила губы, махнула рукой.
- Забей. Но если уж ты подошёл и явно интересуешься моим мнением, то, по мне, устраивать по утрам концерты – не лучшая из твоих затей, Джозеф. Вон, твой друг скандирует вечерние посиделки – лучшая альтернатива. Но вряд ли я на них приду. – Со звоном посуды отставила поднос. - А журнал я всё-таки у тебя возьму, если ты не передумал.
Моррис едва сдержал накатившую злобу. На щеках играли желваки.
В этот момент Джефферсон отошёл, и рядом с девушкой оказался Алекс. На его фразу о какой-то информации Ханна усмехнулась, направившись вместе с ним из столовой. Если бы кто-то из них в эту секунду оглянулся – встретил бы его истинно недоброжелательный взгляд.
***
Джеймс, Роджер
Джонатан ощущал себя в ловушке. Загнанным в тупик зайцем, в которого прицелились сразу из двух орудий. Ассоциация с охотой пришла ему на ум сразу, непроизвольно, как было бы с любым человеком, увлечение которого стоит едва ли не на первом месте.
Филипс ждёт характерного щелчка, ранящий выстрел. И стоящий рядом психолог уже начинает тщательно к нему прицеливаться, выверяя слабые места. Джонатан поморщился, когда тот отпустил его руку, уголки губ дёрнулись в нервной улыбке, дизелист опустил глаза, стараясь не смотреть на Джеймса. Ощущая вполне очевидное давление с его стороны. И в тот же момент понимая, что отвертеться ему не удастся.
Тем более что в паре шагов от него застыл Роджер, столь же требовательно глядя ему в глаза. Тон, не оставляющий сомнений в том, что последствия молчания могут быть вполне серьёзны.
- Ладно, ладно… - в конце концов сдался он, поднял на психолога затравленный взгляд. – Вы только не судите прямо сразу, док…
Джеймс отчётливо наблюдал борьбу, отражённую в тёмных глазах Филипса. Заметил красные прожилки вен, исчерчивающих белки. Очень похоже на отсутствие здорового сна, причём случай явно запущенный. Однако, - Джеймс это помнил, - ещё пару дней назад Филипс казался вполне бодрым и здоровым.
Стоящий чуть позади Роджер наблюдал лишь внешнее волнение, проявляемое его подчинённым – тот со всем старанием пытался отвести глаза от начальника, а выступившие на лице красные пятна вполне успешно скрывали его бледность.
В свою очередь Джонатан, пусть и знал Баттлоу достаточно давно, при каждом подобном случае, когда на кону была его профессиональная репутация, отчего-то робел словно провинившийся мальчишка. Но Роджер, зная Филипса дольше, чем все остальные, мог догадаться: лежащая на дизелисте постоянная ответственность за сложную аппаратуру не позволяла ему расслабляться перед начальством.
- Ещё пару недель назад об этом начал заикаться Мэтт. Дескать, культуру здешних аборигенов ему интересно изучать. Ну, мы тогда вдвоём в курилке стояли, он и завёл этот дурацкий разговор… Типа надо у этих чернокожих взять пару вещей, для исследований, ну вроде того.
Джонатан понимал, что в этот момент его речь выглядела вполне безобидно, но чем больше рассказывал, тем больше нервничал и заикался, искажая собственный рассказ. Особенно потому, что чувствовал на себе суровый взгляд Роджера и проницательный – Бьюкэннона. Перед последним признаваться в дальнейшем ему вовсе не хотелось.
- Ну я ему, типа, ты сдурел, ты погоду изучаешь, какие ещё в задницу вещи… И, ну честно, после этого мы с ним разговор об этом не заводили. Я как-то забыл, а тот видать за собачницей опять бегать начал.
Джонатан кружил вокруг да около, медленно подводя к главному.
- Короче мы с ним потом поссорились. Я вроде как начал находить в своей комнате всякую ерунду, вроде той, что эти эскимосы любят. Какие-то кости под подушкой, на бусы наступил, навернулся… Синяк на жопе до сих пор. Кхм, простите. А они как появлялись, так и пропадать начали. Понимаете? Пропадать! Я, конечно, выбесился. Мэтт со своими игрушками ко мне в комнату захаживает, совсем обнаглел… Ну и мы и поссорились.
Филипс ненадолго замолчал. Продолжал смотреть в пол.
- Да я бы и не придал этому значения, я-то чё, ссоры всякие не люблю. Думал с ним помириться даже. Сегодня.
Дизелист бросил взгляд на собеседников, уловив на их лицах вполне очевидное непонимание.
- Мне со вчерашнего дня всякая дрянь снится, - наконец, подвёл итог он. – Я пытался поспать, но один хрен… Видать, у котла задремал и не заметил, что не туда повернул. Док, только не считайте меня психом… Вдруг это грёбанные безделушки виноваты? Я, знаете, как будто вижу во сне эскимосов со всеми этими идиотскими амулетиками. Стоят вокруг, среди тумана. И впереди какая-то баба с белыми глазами, слепая что ли. Но это всё, что я помню, чес-слово.
Джеймсу, между тем показалось, что дизелист, несмотря на то, что выложил всё как на духу, всё-таки что-то недоговаривает. То ли боится, что его компетентность окажется под сомнением, и Баттлоу отстранит его от работы, отправив на первом же рейсе домой.
***
- …Повторяю, на связи база Доусон. Фарадей, ответьте.
Слова ускользают в пустоту, на другом конце – абсолютная тишина. Практически не различаемый статический шум нарастает, заменяя привычные звуки голоса. В слабом потрескивании таится пугающая безжизненность.
Разве у неё могут быть поводы для паники? В конце концов, связисты могут отрываться хотя бы ненадолго от постоянного просиживания в рубках.
Секундная стрелка передвигалась на циферблате с ужасающе громким звуком. Тик-так. Она её нервировала. Заставляла каждый раз возвращаться к часам взглядом, наблюдая, как медленно сходит с места другая, минутная – именно минуты шли на счёт.
- …Фарадей, ответьте.
«Парень, это уже не смешно».
Лора прекрасно знала пристрастие русскоязычной нации к идиотским шуткам, но ей просто не хотелось верить, что ради подобного сотрудник станции пожертвует своими прямыми обязанностями.
- Фарадей. На связи Доусон…
Любые слова поглощала мёртвая тишина.
***
Мрак таит в себе угрозу. Истина, выжженная в памяти поколений. Отравляющая разум. Закрывающая глаза на действительность. Порождающая в человеке затаившиеся внутри страхи.
Так было испокон веков. Так должно было оставаться. Память предков учит – не выходи из круга света. Где-то за ним притаилась оскалившая клыки неизвестность…
***
Саманта, Джозеф
- По-доброму тебе завидую, - вздохнула Кларк после короткой рецензии Сэм о сне. – Как доктор не могу не отметить, что у тебя правильный режим сна. Как и у многих здесь, пожалуй, - улыбнулась. – У меня?.. Сны… Плохие сны. Вряд ли из-за погоды. К несчастью. – Улыбка на её лице увяла. Собеседница могла наблюдать, как стремительно тускнеют светлые глаза. Но они тут же зажглись вновь; казалось, голову Лиз посетила какая-то навязчивая мысль. – Я недавно обратила внимание, что в питомник часто заглядывает Мэтью. Заинтересовался собаками? – Как следствие, Элизабет говорила с лёгкостью несведущего человека.
Двери столовой громко хлопнули. В помещении становилось всё меньше людей. Напряжённая в начале обстановка разряжалась благодаря отсутствию гомона голосов. Элизабет едва ли не физически ощущала, насколько легче стало дышать после ухода очередных сотрудников станции.
…Огарок сигары с шипением потух, сминаемый о посеревшую со временем пепельницу. Шон выпустил изо рта последний клуб дыма. Проворчал что-то себе под нос, на что Моррис ответил предложением выпить. После чего оба поднялись с места. Только направились в разные стороны.
…Адамс появился перед Лиз и Сэм неожиданно, сверкнув белоснежной улыбкой, особенно контрастирующей с тёмной кожей. Майкл привычной походкой вразвалочку шёл к кухне. Джозеф был уже практически в ней.
- Дамы, ну что же вы… - начал Шон. Но докончить фразу он не успел.
Всё утонуло. Слова. Движения. Цели.
То, что ещё недавно представляло собой чёткие очертания осязаемого, видимого предмета, расплылось в густоте облепившей всё окружающее тьмы. Накрывшая всех, кто находился в столовой, слишком неожиданно – она ослепила присутствующих, полностью потерявших ориентацию в пространстве на несколько долгих секунд. Представления об окружающих вещах выскользнули из сознания, оставляя людям возможность ориентироваться исключительно на слух и прикосновения.
Джозеф, застывший в дверном проёме, в этот момент ощутил кожей руки поток воздуха, слух уловил стук, отдалённо напоминающий шаги. Лёгкие и едва слышные. Может, показалось?.. Явление сквозняков на станции было абсолютно привычным.
Лишь постепенно на фоне черноты начали проступать едва заметные силуэты людей, находящихся возле окна, – благодаря отражающему свету снега.
Нечётко. Размыто. Душно.
Лиз запаниковала первой, ощущая, как многократно возрос пульс.
- Что… что происходит?.. – произнесла она.
- Без паники, - хриплым голосом произнёс где-то рядом Шон. – Очевидно, в генераторе что-то замкнуло. Джозеф, тащи фонарь! И где там Джереми ходит, его налево…
***
Алекс
Ей всё равно.
С таким девизом Ханна вполне успешно прошла большую часть своей жизни. Привыкнув на всё смотреть сквозь пальцы, и даже если что-то видела – делала вид, что ничего не замечала. Ведь ей всё равно.
Так действительно легче. Когда полностью снимаешь с себя ответственность за поступки окружающих, предпочитая просто не замечать очевидных мотивов. Совесть чиста.
Конечно, она всё понимала. Понимала, почему Кевин навязывается ей вот уже третью неделю. Давно уже обратила внимание на невербальные намёки с его стороны. И предпочитала думать, что парню просто нечего делать. В этой лишённой привычной суеты коробке сложно оставаться без поддержки. Но лично Ханна с этим справлялась. Какое ей, в общем-то, дело, что какому-то Фишеру постоянно скучно?..
Сейчас, оставляя Кевина в столовой, ощутила какое-то особенно противное чувство. Как будто просто его кинула. С какими бы целями он не втирался к ней в доверие, но всё же проводил с ней большую часть времени. Девушка даже привыкла к его назойливому присутствию.
Последний взгляд, выходя из столовой, она бросила на него.
- Ну наконец-то, - бросила Ханна, оказавшись за дверью. - Джозеф ещё ничего, но эти двое просто вымораживают. Ты видел взгляд Майкла? По-моему, он немного ненормальный.
…Коридор встретил их прохладой и тишиной. Внезапная мысль родилась в голове, вследствие недавнего разговора о популярном журнале. Для чего Джозефу вообще понадобилось с ней мириться? Короткие разговоры о музыке вряд ли сблизили их настолько, чтобы теперь называться друзьями, чьё мнение хоть сколько-нибудь важно.
Журнал. Статья.
Ханна повернулась, вопросительно и слегка насмешливо глядя на идущего рядом журналиста. Интересно представить его лицо, когда она начнёт рассказывать «почему Ханна оказалась здесь». Ещё недавно она сомневалась в собственной затее, но она приняла решение. Почему бы и нет?.. Это будет даже забавно. Если, конечно, он действительно решил писать эту статью. Ведь ничего не мешает ему точно так же пустить пыль в глаза. Осталось всего несколько дней.
Несколько скучных дней.
- Изначально статья не включала «характеры» сотрудников, правда? – с усмешкой произнесла девушка. Вся эта ситуация её больше забавляла и разбавляла привычный уклад, чем действительно интриговала. – Скажи честно, ты это придумал давно или только что сымпровизировал?
Ханна, пожалуй, сама не знала, чего добивалась услышать, ведь уже согласилась. Впрочем, могла бы догадаться, к чему тот ведёт. Предпочитала вновь всё пустить на самотёк, закрывая глаза на какие-то очевидные вещи. В конце концов, она соглашалась только на статью.
…Часы над дверью обозначили полдень. Выход из коридора был близок ровно настолько, что Ханна успела взяться за ручку двери. Именно в этот момент всё вокруг исчезло.
Стены, потолок, пол. Размылись в чёрной кляксе, изуродовавший холст окружающего пространства. Лишь слабо мерцала люминесцентная лампа над головой, остывая.
- Твою же… - фыркнула девушка. Она не видела лица спутника совершенно. - Джонатан напортачил, не иначе. Но в рубке есть фонарь, на крайний случай.
Ханна рванула на себя дверь и столь же резко сошла с места.
***
Джеймс, Роджер
- …Но это всё, что я помню, чес-слово. – Филипс перевёл дух. Сделал паузу. – Хотя…
Договорить парень не успел.
Дальнейшее произошло буквально за пару секунд. Резким щелчком погасли все лампы в главном коридоре, оставив лишь пару квадратов света с той и другой стороны. Через северное окно всё так же виделись белоснежные холмы на фоне снежной пустыни острова. Рельеф местности чётко выделялся на фоне абсолютно чёрного неба.
В следующее мгновение Роджер почувствовал удар от внезапного столкновения.
- Какой идиот тут встал… - послышалось ворчание позади. Голос явно женский.
-
Оу, это действительно впечатляющий пост. На самом деле шикарно.
Моррис крут. Тут вообще можно много чего ещё говорить, но я лучше этим и ограничусь :)
-
Не устаю восхищаться атмосферой и проработкой
|
Нельзя сказать что Шави испытывала к этому, будем честны, довольно злачному, месту хоть сколько-нибудь теплые чувства. Но учитывая то обстоятельство, что испытывать отрицательные эмоции аргонианка как-то совершенно не умела, могло показаться что она даже наслаждается нахождением здесь - среди стука добротных кружек, наполненных не самым добротным гриифом; чьего-то смеха, переходящего в болезненный кашель; ругани и косых взглядов, направленных, никак иначе, в сторону собравшейся сегодня за этим вот самым столом честной компании. Впрочем, эти самые взгляды девушка как раз не замечала. Во-первых, поскольку сидела, немного откинувшись на спинку обветшалого стула и демонстрируя прямо-таки вопиющее умиротворение. Во-вторых, поскольку за несколько дней уже привыкла к данмерскому расизму, к подобным косым взглядам и даже сравнениям своей скромной персоны с гуаром. Впрочем, к Шави местные завсегдатаи тоже уже попривыкли, то ли потому что натура она уж больно миролюбивая, то ли потому что её странно пахнущие отварчики на основе комуники при должном везении ударят в голову похлеще местного бренди, а стоят всего-ничего (впрочем, и те деньги уже давно улетучились из аргонианского кармана, оставив там одинокий септим).
Со стороны могло показаться что девушка и вовсе спит, однако на самом деле еще даже до того как Джирриган покинул нанятых им для столь опасных приключений героев, Дар-Ма погрузилась в размышления о предстоящем путешествии, предварительно, вероятно, изведав кусочек одного из таинственных сушеных грибов, покоящихся в кошеле на поясе, рядом с одиноким септимом.
То, что Шави в мыслях невероятно любопытствовала, что же такое собирается приготовить её наставник - еще пол беды, - на повестке дня у аргонианки, как и у большинства членов собравшейся "команды", стоял куда более важный вопрос - вопрос о яйцах даэдра. Учитель упоминал кладку, но тогда, действительно, почему правое? И стоит ли на всякий случай попытаться добыть два яйца, ну,.. разного происхождения?
Речь Гаэнора по поводу выпивки Шави благополучно "проспала" (иначе бы обязательно согласно оживилась), а из увлекательнейших размышлений, стороннему наблюдателю больше напоминавших некий транс, саксхилку вывело нечто мягкое и определенно пушистое. "Мягкое и пушистое" барахталось и извивалось где-то в районе правого колена и усиливало ранее отсутствующее недоумение аргонианки с каждой секундой. Медленно приоткрыв глаза, продолжая при этом смотреть в потолок, Дар-Ма попыталась сконцентрироваться на собственных ощущениях и определить, собственно говоря, их причину. На крысу это похоже не было, да и те не особо ползали в большом зале, предпочитая шнырять по закуткам "Шалка" в поисках поживы. Змей, покрытых мехом, Шави тоже на своем веку пока не встречала.. С невозмутимым выражением рогатой аргонианской мордашки, девушка опустила взгляд на собственные колени. Проследив несколько секунд за конвульсиями поистине невероятно пушистого придатка, Дар-Ма постепенно начала "прослеживать" взглядом путь вдоль хвоста к его хозяину и остановила наконец глаза на похожем на огромный клубочек каджите. Склонив голову набок и наблюдая за тем, с какой невероятной самоотдачей Джа'Луур погружается в мир грез, аргонианка двумя руками (поскольку одной это оказалось сделать не так уж просто) взяла лежащий на её коленях хвост и осторожно положила на пол рядом со стулом его обладателя, мельком подумав, что будь у неё самой вот такой чудесный пушистый отросток, подметать пол в "Черном Шалке" было бы раза в три проще и быстрее.
Аргонианка уже было подняла голову к каджиту, собираясь что-то сказать, но тут услышала что к ней обратились и перевела взгляд на девчушку-имперку. Последняя всем своим видом выказывала некоторую веселую небрежность. К тому же в её взгляде читался искренний интерес. Подобные личности всегда радовали Шави, так что выпрямив спину и сев ровно за столом, аргонианка вздохнула, пытаясь прогнать остатки задумчивой расслабленности и готовясь пуститься в пояснения. Пожалуй, лучшие пояснения из тех, на которые можно было рассчитывать после инструкций Джирригана.
- Конечно, конечно.. Итак, гос-спода.. - она оперлась локтями о стол, скрестив пальцы рук и глядя куда-то в сторону пуговиц на видавшем виды жилете Кейты, - могу с-сообщить следующее..
Прокашлявшись, Дар-Ма продолжила, немного неестественно растягивая слова и изо всех сил сдерживаясь чтоб не приукрасить кое-где (через слово) свою речь излишними оборотами:
- Из Вивека есть с-славная дорога в Балмору.. приходилось мне с-собирать на ней как-то каменные цветы.. лепес-сточки, чудес-сные, синие словно замшевые туфли одной из мес-стных.. Впрочем неважно. Там недалеко ес-сть гробница этого самого рода, Ллеран. Там сможем дос-стать камень. Уж не знаю точно как он выглядит, но разбить его ни в коем с-случае нельзя, а вытас-скивать из гробницы всенепременно необходимо ночью, после Фес-стиваля Воинов. Значит-с, с двадцатого на двадцать первое заката С-солнца.
Замолчав секунд на десять, а затем наконец оторвавшись от внимательного изучения старых пуговиц имперки, саксхилка неожиданно быстро осмотрела присутствующих, да еще и таким взглядом, словно секунду назад проснулась за этим самым столом. Задумчиво покрутив одно из свисающих с роговых отростков голубоватых перышек, Шави продолжила уже более резво и даже немного артистично, и рассказ её более не напоминал своим настроением речь какого-нибудь умирающего предсказателя. Дабы ничего не упустить, аргонианка чуть привстала из-за стола, всматриваясь в листок с договором.
- Да-да, фиалка.. с-скажу я вам, цветочек этот не на каждом шагу рас-стет, но на Горьком Берегу, как сказал гос-сподин Джирриган, его можно найти. Мы вс-се равно будем скорее всего идти недалеко от этого места, когда отправимся за, кхм-кхм, третьим элементом. Я, признатьс-ся, не собирала Фиалки Преис-сподней, но всегда можно попробовать вс-се на вкус.. помню мехт-выпивоха, угощ-щал меня раз, еще в Рифтене.. - аргонианка на пару секунд углубилась в некие собсвенные воспоминания, но быстро спохватилась и продолжила:
- С-самая сложная часть, как понимают, полагаю, все собравшиеся - это яйцо.. эм.. - чуть подвинув к себе листок, на котором красовались подписи всех присутствующих, Дар-Ма убедилась что помнит название правильно и, кивнув, закончила фразу, - Даэдра..
Признаться честно, Шави ни сном ни духом не представляла что за черти эти Даэдра, хотя казалось где-то в подсознании и плавала некая скудная информация по этому вопросу. Но, в конце концов, работники таверн по сто раз на дню слышат всякие байки и истории, так что выловить что-то из глубин сознания, да еще и такого расширенного, было маловероятно.
- Гос-сподин Джирриган сказал что должна быть кладка. Кладка яиц. И что искать эту прелес-сть необходимо в Аш-шурнибиби.. это вроде как руины тех самых.. Даэдра. необходимо дойти в Хла Оуд, а оттуда нам помогут добратьс-ся. Вопрос почему именно правое, наверное, мучит не только меня. Предлагаю реш-шить его уже на месте.
Закончив свою речь, Шави снова села за стол, а после нескольких секунд размышлений, отодвинулась чуть в сторону от Джа'Луура. Шави всегда была невероятно доброй и дружелюбной, однако хвост вышеупомянутого каждита теперь, после того как он столь наглым образом вывел её из раздумий, почему-то пугал саксхилку чуть ли не словно рифтенские волки, мешающие в далеком детстве аргонианке собирать в округе города цветы.
|
|
|
В своей довольно долгой, и насыщенной кошачьей жизни, Джа'Луур имел не так много радостей, как могли бы себе представить его многочисленные завистники, что день ото дня только и шептались за спиной великолепного каджита. По-сути, радостей то этих было всего три. Первой (не самой главной), Джа'Луур признавал балморское жаркое, которое подавали лишь в одном единственном трактире, в Рабочем Городе.
Второй радостью, немаловажной, был пузырек скумы, которую кот заботливо закопал на заднем дворе Гильдии, и иногда любил навещать, справляясь о его целостности и сохранности.
Последней, и очень важной радостью, вор считал самое большое богатство, что способен дать этот грешный мир - женщин.
О, с этой страстью Джа'Луур прошел всю свою жизнь, ни на секунду о ней не позабыв. Будучи совершенно не притязательным в расовых вопросах, сердцеед мог положить глаз на любую представительницу прекрасного пола, вне зависимости от цвета ее кожи, меха, размера хвоста или же формы рогов. Ведь женщины, по-сути своей, это, в каком-то роде, отдельная раса, имеющая свои многочисленные достоинства, и абсолютный минимум недостатков. Как любил объяснять сам кот свою любовь: "Каждая женщина немножечко каджитка!". И это, согласитесь, в какой-то степени, сущая правда.
Сейчас же, сидя за столом переговоров, и успев узреть перед собой двух прекрасных богинь, каджит не верил своему счастью. Совершенно не слушая суть предстоящего задания, кот переводил лукавый взгляд с одной чаровницы на другую, иногда прикрывая глаза от наслаждения. Когда наниматель обратил внимание присутствующих на прелестную аргонианку, каджит развернул свою голову, даже не успев удивиться исчезновению алхимика. Да и кому он нужен, когда здесь осталась намного более интересная замена?..
Утопив пальцы в густом мехе на брюшке, Джа'Луур стал осторожно почесывать себя, с удовольствием подтянув лапы поближе.
Чешуйчатая чертовка была поистине великолепна. Оставалось лишь радоваться тому, что судьба распорядилась усадить их рядом. Уйдя в свои похотливые мечтания о гладкой серо-зеленой коже искусительницы, каджит положил ей на колени свой хвост, который, будто живя своей жизнью, стал самостоятельно ластиться, и всячески привлекать к себе внимание, крутясь и изгибаясь.
Сам же кот, совсем позабыв где он находится, зажмурил глаза, растянул мягкие губы в ухмылке, сжал стопы в мохнатые кулачки и, продолжая почесывать свое брюшко, громогласно замурлыкал, если даже не сказать - затарахтел.
-
хДДДДДДДДДДДД
-
До чего милый каджит)))
|
Гаэнор уже открыл рот, чтобы высказать определенно важную мысль, когда алхимик-бретонец поспешно убежал. Той самой важной мыслью было: "Стоп, сколько-сколько нам заплотят?" Гаэнор даже еще раз перечитал контракт. Потом еще раз. И так пока его глаза не привыкли к числу 234. Несмотря на то, что босмер не был силён в математике и разделить большое число на шесть приключенцев для него представлялось проблемой, он краем мозга понимал, что это "мало". Причем не просто "мало", а катастрофически "мало". Что конечно не радовало отпетого пьяницу, которому уже начинало недоставать септимов на выпивку.
Но, что же поделать, пришлось соглашаться и с этим. Подпись уже стояла, деньги, хоть какие-то, но будут, и приключения тоже. Вообще, нужно было отдать должное Гаэнору, ведь приключения он любил больше, чем деньги и выпивку. Чуть больше, чем выпивку ... Скажем так, вровень. А если приключения сочетали с собой поиск выпивки, как когда Гаэнор искал одного из представителей мертвого дома Дагот, дабы выпросить у него каплю их знаменитого бренди, то босмер вообще был счастливым мером.
После внимательного изучения предметов, которые нужно было доставить бретонцу, к него появились и другие особо важные вопросы.
Одним из первых был: "Почему правое?". "А если левое доставить, то он заметит? А может кто-то подороже купит правое? А если доставить сразу оба яйца, то септимов больше дадут? А что делать, если даэдре чик-чик сделали до нас? А если мы с крылатыми сумраками встретимся? А если даэдра-пауки? У них вообще есть яйца? А если поменять яйцо да и покрасить его в красно-черный, то алхимик заметит подмену?" - и еще множество других вопрос возникало у босмера. Гаэнор предпочитал находить выгоду, даже если впереди его ждала кастрация младшего даэдры. Да даже если и старшего ...
- Да я самого Молаг Бала да Мехрун Дагона обрежу, только выпивку заранее предоставьте, - зачем-то сказал он вслух. Хотя, причиной, наверное, было его неутолимое желание хвастаться и рассказывать о том, какой же великолепный он на самом деле. К тому же, любвеобильного босмера сразу привлекла рыжая имперка. Он даже выпрямил спину, напряг те пару грамм мышц, что у него были, выпятил плоскую грудь и подняв бровь смотрел на девушку. Правда, забыл вытереть грязь с лица. А может думал, что так он выглядит более "приключенчески".
Краем же глаза он смотрел на остальных и мысленно давал клички. Малакатчик, Клубок, Седовласка и Арго, потому что босмер не любил длинное и неудобное название этой расы. Ну и Лисичка. Подумав об этом прозвище, босмер подмигнул имперке. Но остальные его мало заинтересовали. Окромя еще жирного кота. Но Гаэнор, как и все босмеры, предвзято относился к каджитам, поэтому Джа`Луур был удостоен недовольным, хоть и задержавшимся, взглядом и более босмер не отрывал своих глаз от имперки.
Молчание зависло и Гаэнор решил первым его прервать.
- Я Гаэнор, метчайший лучник Валленвуда и Империи Септима, храни ее Акатош, приветствую вас, приключенцы, и предлагаю вам выпить перед нашим путем, потому как выпивка позволяет легче убива... Легче справляться с врагами! - лучник достал из-за пазухи бутылочку флинна и поднял вверх, быстро оглядывая своих будущих сотоварищей и ожидая, как же будут действовать они. Это была своеобразная проверка: босмер верил, что самые лучшие тамриэльцы - те, кто пьют. А кто не пьет, тот не самый лучший тамриэлец. Вот так просто.
Круг приключенцев навевал воспоминания о временах, когда Гаэнор брался за любую работу, хотя он и сейчас, по всей видимости, был готов браться за любую работу. Правда, в тот раз, когда Гаэнор присоединился к пяти приключенцам из Тель Браморы, все закнчилось смертью их и психилогической травмой для босмера.
- Я потому и пить начал, - объяснял он всем, явно лукавя, потому как его уже в Валленвуде называли Гаэнор Бездонный Желудок.
|
|
|
Нет, серьёзно, что за чертовщина здесь происходит?
Непроизвольно удерживая лица на потолке вне поля своего зрения, я неторопливо поднялся. Имевшегося в распоряжении времени оказалось вполне достаточно, чтобы немного прийти в себя.
Что это за место? Что за древние катакомбы прямо под храмом? Одни вопросы.
Бесстрастное лицо старого знакомого не особенно впечатлило – эта бледная маска, безусловно, выглядела достаточно жутко, но, в контексте последних событий, испугать уже не могла.
Краем сознания я понимал – что-то не так. С этим парнем что-то произошло, что-то его изменило. Открывшаяся взгляду фигура древнего старика позади внушала неосознанную тревогу.
Лязгнув доспехами, я расправил плечи. Чем-то потусторонним веяло от этого зала – этот свет, эти лица, этот зловещий мудрец. Чёрт побери, у него даже не было глаз.
Я лихорадочно анализировал ситуацию, поправляя привычным движением ножны.
Печально, что зал с лицами упирался в этого жуткого старика, а не в створки дверей, которые бы стали последним препятствием беглецов на пути к желанному выходу.
Обернулся. Скользнул взглядом по Айлин и Реннарт. Бесстрастно отметил, что те держатся за руки. Сил удивляться таким мелочам уже не осталось.
- Все живы, отлично, - шёпотом констатировал факт, ощущая внутри первые отголоски нараставшего чувства вины.
В конце концов… Я был никому ничего не должен, ведь правда?
Не покидало тревожное ощущение, что этот зал – очередная ловушка. Что с каждой секундой промедления всё надёжнее становится клетка.
Когда Константина заговорила, я стиснул зубы. Проклятая фанатичка. Мне претила лесть, сквозящая в каждом слове этой женщины. Методом исключения определив, что я всё-таки – Сталь, бросил укоряющий взгляд на Айлин. Теперь довольна?
Я не был искренне опечален причинёнными старику неудобствами. Я не собирался припадать к неиссякаемому источнику мудрости безглазого ископаемого. И я вовсе не хотел приносить извинения за то, что случайно нарушил чей-то покой.
Там были, чёрт побери, мертвецы. Этот старик что-то сделал с тем парнем. Я сильно сомневался в его доброжелательности, мне совершенно не нравилось, что Реннарт включает в своё «мы» и меня.
Будь моя воля, я бы заговорил со стариком по-другому. Не использовал бы витиеватых формулировок. Не ставил бы себя по умолчанию ниже этого «источника неиссякаемой мудрости».
Чёрт возьми, этот старикан вообще слабо походил на живого. Недовольно тряхнув головой, я двинулся навстречу чёртовой мумие. Стоило затихнуть последним отголоскам чистого голоса Константины, как заговорил я. Далеко не столь вежливо, не так витиевато и мелодично.
- Что здесь происходит? – по правде говоря, я кричал. – Что это за место? Кто ты такой?
Я вывалил на источник мудрости вопросы, которые совсем недавно мучали меня одного. Остановился на полпути. Замер, приподняв подбородок и нагло уставившись в пустые глазницы зловещего собеседника. Всем своим видом давая понять, что хочу услышать ответ как можно скорее.
-
Арис и Константина играют в "доброго и злого следователя")
-
Я не собирался припадать к неиссякаемому источнику мудрости безглазого ископаемого
:D
Как же замечательно Арис разбавляет эту компанию своим скептицизмом и цинизмом)
|
Принятое однажды решение нельзя обратить. Нельзя повернуть время вспять и вернуться к тому перекрёстку своей жизни, по извилистым дорогам которого необратимо уходят отвергнутые когда-то возможности. Тают призраками собственные идеи, исчезают данные судьбой шансы. Бесповоротно. И даже возвращаясь к судьбоносному промежутку времени мысленно, довлеешь иллюзией свободного выбора. Иллюзией, что ещё можно повернуть назад.
На всё лишь только секунды. Чтобы обернуться и задать себе вполне резонный вопрос. Вопрос, отразившийся во взгляде тёмно-карих глаз.
Но ответа не было. Его не будет. Есть только невероятное множество подсказок. Одну из которых даёт перед выбранной дверью спутница. Почему бы не последовать за ними?..
Что-то в её тоне внушает доверие. Распространяет какое-то тепло, которого тебе так не хватало. И появляется на твоём лице улыбка. Слабая, едва заметная, но она отражает твоё внутреннее состояние. Облегчения. Лёгкости. Тот момент, когда твои сомнения развеялись чужой поддержкой.
Так странно её ощущать. В пожатии руки. Во взгляде. В голосе. Чуть ранее – в прикосновении к своей шее, заставившее вздрогнуть от неожиданности и возмущения. Вопреки всему ты промолчала.
Почему бы и нет.
…Яркий свет ослепил на краткое мгновение. Айлин прищурилась и опустила голову, стараясь привыкнуть к освещению. Вспышка надежды где-то внутри. Надежды, что сейчас она увидит солнце…
Но вспышка потухла, оставив после себя горечь. Ещё прежде, чем открыла глаза, девушка поняла всё без лишних слов и подсказок. Не было звуков шелестящей листвы. Не чувствовалось прикосновение ветра и обжигающих солнечных лучей. Не шумел прибой подземной реки. Всё замерло в царственной тишине, и вместе с ней застыло время.
Не хотелось видеть это снова. Не хотелось поднимать голову. Смотрела в пол, различая каменную плитку под ногами. Осознавая, что камень уходит всё дальше, он не заканчивается обрывом, не заканчивается травянистой почвой. Он уходит вглубь какого-то нового помещения.
Вот так, Айлин, рушатся надежды. Неприятное ощущение, ведь правда? Граничащее с охватившим отчаянием и очередным приступом страха. Подземные своды давят. Спёртым воздухом невозможно дышать. Она задыхалась. Благодаря собственной возросшей панике. И ощутила в этот момент, как сдавливает её руку Константина…
Но – давление чужой руки уменьшалось с каждой секундой. Чародейка справилась с волнением, успокоилась. Что нельзя было сказать об Айлин.
Стоило только поднять глаза. Как взгляд тут же зацепился за знакомую уже фигуру, отчего-то замершую в самом центре комнаты. Не просто замершую – он сидел на полу, спиной к двери, глядя куда-то вверх. Казалось бы, не обратив никакого внимания на вошедших.
Злость и обида. Где-то в душе. В участившимся пульсе, лихорадочных мыслях и образах недавно случившегося инцидента. Захотелось развернуться и выбежать из помещения прочь – в той же степени, как и подбежать, угрожающе сжав маленькие кулачки, и с криком негодования и ярости вновь обвинять…
Мгновением спустя она проследила за его взглядом.
Потолок залы был выложен искусной мозаикой. Творения неизвестного художника казались не просто застывшими изображениями – они производили слишком сильное впечатление, приковывая на себе взгляды присутствующих. Живые. Разные. Человеческие лица, столь непохожие на безликие пустые черепа.
Их взгляды пугают. Пронизывающе холодные, навсегда застывшие, глядящие на людей свысока и, казалось бы, отовсюду. Разноцветные глаза смотрят и видят. Смотрят вглубь души и что-то среди её осколков различают.
Это странно. И страшно. Эмоции и чувства переплетаются, сменяются так быстро, что не успеваешь ухватиться за выражение чего-то одного. Стоишь, не понимая, что происходит и почему эти наскальные изображения вселяют панический страх. Это ведь просто картина. Живописная и жуткая. Но – картина.
Горькая усмешка трогает губы. В этом чёртовом подземелье всё не просто.
Чьи это лица? Так реалистично изображены, словно художник рисовал их с натуры. Словно видел каждого из них когда-то… Поразительная память. Или…
Мурашки бегут по телу. Чужие лица. Останки тел. Блуждающие по подземелью души. Складывающаяся картина гораздо страшнее, чем та, что изображена на камне…
Его лицо было столь же холодным и непроницаемым. Взгляд – такой же пустой, потерявший былую жизненную энергию. Потухли в глазах искры вины, испарилось злобное удовлетворение.
Айлин не узнавала этого человека. Смотрела на маску, что заменяла ему лицо, и пыталась разглядеть в её прорезях недавнего знакомого. Глуповатого и неуклюжего крестьянина.
Константина с тревогой посмотрела на Делагарди, а та, в свою очередь, с должным непониманием ситуации ответила на её взгляд. С тем же беспокойством. Ещё недавно она переживала за насильно навязанную этому человеку роль, и осадок прежних эмоций дал о себе знать. Что успело произойти за это время? Почему он так изменился?.. И только ли он?
Быстрый взгляд на Ариса. Волнение усиливалось по мере осознания неестественности, неправильности происходящего. Что если, обернувшись, он посмотрит на них тем же взглядом?.. Остекленевшим и не выражающим ровным счётом ничего.
Маг ушёл. Без слов покинул помещение через дверцу, которую Айлин до того не замечала. Открыв взорам девушек нечто необыкновенное.
Присутствие кого-то ещё в первый миг напугало. Но, различив сетку морщин на лице и серебристую бороду, успокоилась. Старик, казалось, был столь же древним, как и лабиринты подземных катакомб… Однако чем внимательнее вглядывалась, тем больше пугающих деталей обнаруживала. Отросшие ногти. Ветхие одежды. Отсутствие руки и, что самое страшное, - отсутствие глаз. Мёртвый взгляд из-за пустоты. Провалы глазниц вобрали в себя частичку тьмы.
Айлин застыла под его взглядом, отчего-то чувствуя, что несмотря на неспособность видеть физически он всё же их различал. Ощущала, что от него зависело в этот момент многое. Но понимание чужой власти не хотело укореняться в ней. И посему она хмуро наблюдала за Константиной, обратившейся непосредственно к «источнику мудрости». В какой-то степени осознавала, что старик может им помочь. Но, конечно, просить сама о какой бы то ни было помощи – не смогла бы.
Разрыв тактильного контакта вывел её из оцепенения. Только сейчас Айлин поняла, что всё это время держала за руку Константину, совершенно не обращая на то внимания. Смешанные чувства. Что-то внутри заставило поднять руку вслед спутнице, словно взыграл какой-то рефлекс, недавно затронувший душу страх, – но и в тот же момент одёрнуть.
Айлин стояла позади Реннарт всего лишь в одном шаге. И ощущала, словно встала за её спину, отгораживаясь от людей, находящихся в этом зале. Но правдой это было лишь частично. Страх и паника, благо, не полностью поглотили её сознание, оставляя ей возможность мыслить.
Вопросы. Множество вопросов. Но Айлин молчала. Она знала, что если откроет рот, то всё испортит. Потому что ощущала возрастающее в себе раздражение – на возникшие обстоятельства, на отсутствие выхода, на молчание странного старика. И злость на Ариса возымела своё влияние.
Пусть говорит Константина. До того момента, пока хотя бы что-то не станет ясно.
-
Великолепно описано, как Ледяная Королева мало-помалу оживает и начинает чувствовать.
-
Мм, классно. Интересные мысли, жутковато местами.
Неизменно прекрасная реакция персонажа.
-
Чувства Айлин поглощают
|
Джек, конечно, ожидал, что Уку не будет против подарка: ну не походил он на плотоядного, как ни крути. Но чтобы какой-то фрукт вызвал такую реакцию... А чёрт его знает: может, это яблоко и впрямь из эльфийских лесов привезли.
Наблюдая за сменяющими друг друга выражениями чужого сморщенного лица, Лавелл невольно улыбнулся, а после и вовсе не удержался от добродушного, лёгкого смеха. Слишком уж искренне выглядел этот крошечный бедняга — так, будто и впрямь годами не слыхал ни от кого ни единого доброго слова. Уку почему-то ужасно захотелось погладить по голове или потрепать по плечу, будто успокаивая старинного приятеля. Единственной проблемой было то, что сам пугливый нелюдь почти наверняка воспринял бы этот порыв совсем иначе.
— Подарок, верно, — с удовольствием кивнул Джек. Уголки его рта снова поползли вверх, когда Уку принялся баюкать многострадальный фрукт. — И, надо сказать, довольно вкусный, как по мне.
Несуразный и, в конце концов, откровенно несимпатичный вид нового знакомого не стал препятствием для появления симпатии к таковому. За острыми зубами и кривоватым оскалом Лавелл видел прежде всего улыбку — и эта улыбка внушала доверие. Джек не желал разбираться в том, являлось ли это свидетельством его собственной наивности или, напротив, неожиданно открывшимся талантом в распознании истинных чувств по лицам, даже не отличающимся лоском и красотой. Он просто верил. Этого было вполне достаточно.
Задумавшись, юноша не сразу заметил, как прыткий коротышка уже ускакал вперёд.
— Эй, Уку! Подожди нас! — воскликнул он вслед провожатому, спешно поднимаясь с земли и наскоро набрасывая на плечи слегка потерявший в весе рюкзак. — Ух-х, и откуда столько энергии...
Выбор был сделан, и, пожалуй, вполне однозначный. За сегодняшний день Лавелл слишком много сомневался, слишком много бежал и слишком много чувствовал себя одним, совсем-совсем одним: в незнакомом, слишком пустом и одновременно полном Храме, в шумных водах смертоносной бурлящей реки, а иногда — даже в тёмных коридорах тоннеля, когда присутствие Райны на целое мгновение вдруг совершенно переставало ощущаться.
Теперь, приняв поспешное, необдуманное и, чёрт возьми, глупое, с точки зрения любого разумного человека, решение, Джек впервые почувствовал, что делает всё абсолютно верно. И если бы в коридорных глубинах неподалёку от юноши гулял одинокий ветер, он наверняка подтвердил бы это парой невесомых кульбитов.
— Идём? — с улыбкой предложил юноша Райне, стараясь не слишком отставать от стремительно удаляющегося Уку. — Думаю, у нас новый друг — и этот друг определённо знает дорогу!
|
|
Айлин медленно отворила деревянную створку - и две девушки рука об руку смело шагнули в открывшуюся за ней стену светлого, поразительно яркого сияния, чьи сияющие стрелы тут же проникли сквозь приоткрытую щель - а когда дверь распахнулась полностью, поглотили вошедших, словно растворив их в своем блеске. Не пройдя и пары шагов в этом сиянии, Константина замерла - после полумрака коридоров неостановимый танец тысяч свечей поражал все органы чувств, очаровывая, отбрасывая, туманя разум. Зажмурившись, полуослепшая Реннарт свободной рукой прикрыла глаза - они не могли перенести столь яркого свечения. Не смотря на предпринятые меры, за закрытыми веками все равно мелькали, словно солнечные зайчики, разноцветные искры, то вспыхивающие рождающимся солнцем, то затухающие, как утренняя звезда; голова бывшей жрицы несколько кружилась от резкого перехода от тени к свету. Пошатнувшись и чуть быоо не упав, Константина чуть пошире расставила ноги, занимая более устойчивую позицию, и замерла, давая глазам возможность привыкнуть к яркому сиянию.
Лишь сейчас женщина почувствовала, как крепко она, шокированная ярким пламенем свечей, вцепилась в руку аристократки. Раздраженно поморщившись - не хватало только показать свою слабость!, Реннарт аккуратно расслабила крепко сжавшую узкие пальчики руку. Мало-помалу привыкнув к бьющемуся даже сквозь закрытые веки и ладонь свету, Константина для начала неторопливо убрала ладонь от лица, а затем осторожно раскрыла глаза.
Увиденная картина завораживала: множество свеч, расставленых тут и там, украшало залу переливчитым сиянием со всех сторон, да так, что все пространство буквально-таки казалось исполненным благого ореола. Щурась от яркого пламени, Огненная, довольная открывшимся зрелищем, как кошка, дорвавшаяся до вожделенной сметаны, с улыбкой рассматривала все это великолепие - разве что не мурлыча от радости. Оказаться в окружении стольких источников огня - что может быть приятней?
Не сразу за блеском свечей чиновница углядела рисунки на потолке, а как заметила - инстинктивно вздрогнула: казавшиеся живыми лица были словно бы вплавлены в потолок, а мерцание огненных переливов окрест заставляло их казаться живыми, моргающими, улыбающимися и хмурящимися, еле заметно меняющими выражение лица. Помотщившись и покачев головой, Реннарт отвела взгляд от них: не нравились ей эти рисунки - инстинктивно, необъяснимо, но совершенно определенно - не нравились. Контрразведчице подумалось: "А не могли ли эти лица принадлежать нашим предшественникам?", - но она тут же отогнала эту мысль, слишком страшную и противоестественную, чтобы быть правдой.
Только отведя взгляд от изображений, она заметила, что все ранее вошедшие в деревянную дверь еще здесь: вот крестьянин стоит перед словно бы расплавленным столом, вот солдат Арис застыл каменной статуей, погруженный куда-то вглубь своей души. Как раз в этот момент неуклюжий селюк развернулся - и Константина не сумела удержать испуганного выдоха. Лицо мужчины казалось абсолютно пустым, абсолютно безэмоциональным, абсолютно... мертвым. Непроизвольно женщина придвинулась к своей спутнице, став с ней плечом к плечу, и бросив несколько нервный взгляд на Айлин.
Открывшийся взорам женщин глубокий старец казался настолько древним, что слабо представлялось, что кто-то способен прожить столь много лет. Каждый прожитый сидящим за столом дряхлым мужчиной год оставил на нем свои отметины - и хозяин комнаты стал казаться ожившим воплощением древности и смерти, мудрости и беспощадной справедливости. Вновь здоровое опасение шевельнулось в груди Константины, но было отогнано гордыней и самоуверенностью бывшей жрицы: ведь она теперь - отмеченная лично Каррумом, ведь теперь она - Воплощение Пламени, и негоже ей опасаться кого бы то ни было. Огонь не боится, Огонь не плачет - он пылает, и тем живет. А значит, не должно в душе ее быть места слабостям - раз она оказалась достойна благосклонности своего Бога.
Впрочем, гонор не позволял ей закрыть глаза на необходимость быть вежливой с хозяином этого места: как-никак, именно они, не спросясь, вторглись в его обитель. И Константина, отпустив руку Айлин, сделала шаг вперед, поглонившись слепому старику в легком поклоне. Приветствие вышло несколько суховатым - женщина неглубоко склонилась, даже не согнув спины. Но, по мнению чиновницы, слепцу этого должно было быть достаточно: незрячие реагируют на звуки, а шелест одежды должен был дать ему представить, что сделала одна из нарушителей его одиночества.
Нарушив затянувшееся молчание, Реннарт, стараясь не смотреть в глаза собеседника, проговорила хорошо поставленным высоким голосом, выдававшим, что контрразведчица потратила немало времени на услуги риторов:
- Приветствуем Вас, достойнейший старец, чьи седины - признак глубокой мудрости. Приносим свои извинения за то, что случайно нарушили Ваш покой. Заходя в эту комнату, мы и не чаяли встретить тут кого-либо, и посему непозволительно невежливо проникли в вашу обитель. Позвольте представиться: мы - Пламя, Тень и Сталь. И мы искренне опечалены теми неудобствами, что причинили Вам. Ежели на то будет Ваше позволение, мы немедля покинем сию залу. Ежели вы позволите припасть к неиссякаемому источнику вашей мудрости - мы почтем за честь остаться.
|
|
- И ты тоже... не подхвати демона, и кушай хорошо... Эстан!
Рыцарь вскинул голову:
- Головой отвечаешь!..
- Да, сэр!
Наставник подмигнул девушке, и направил коня по дороге, ведущей в сторону Рихте. Шейн, чтобы не затягивать прощаний, пришпорил коня, заставив всю процессию ускорить ход. Спустя пару минут, все инквизиторы скрылись в лесу, без возможности проводить капитана-лейтенанта взглядом.
Именно в тот момент и началось одно из самых значимых и опасных приключений капитана Агнессы, едва не продлившееся всю ее жизнь.
***
Глава VI. Бесконечная История.
Сны стали для Агнессы сущим проклятием. Угрюмый не появлялся ровно с тех пор, как девушка покинула Тэноф. Сложно было судить о его перемещениях, без подсказок, которые подарила девушке сама судьба. Что происходило в столице было неизвестно. Как проходило расследование Олафа, где сейчас Кларисса и чем занят проклятый культ "Seha Derrum"... все тонуло во мраке неизведанного.
Но однажды, вместо привычных глупостей, что закрадывались в сны девушки, она увидела нечто, чему не могла дать объяснение. Это не был Угрюмый, нет... Эта была череда странных образов, мелькающих и ускользающих, при любой попытке заострить на них внимание.
Она видела лесную дорогу. Тянущуюся дальше и дальше, прячась в сумраке растущих вокруг деревьев. Агнесса знала эту дорогу, вот уже три недели они упорно двигались по ней, направляясь в эпицентр произошедшего на днях взрыва. Дорога дошла до развилки. Куда повернул их путь, капитан не успела заметить: картинка сменилась. Гора трупов, над которыми возвышалась знакомая фигура. Хладнокровие в стальных глазах, и ни единого дрогнувшего мускула на лице.
Она слышала голос Эстана.
"Зачем ты это сделал?! Ты убил их!".
Снова и снова. Одна и та же картинка, под разным углом. Иран убивает немолодого человека, просящего о пощаде.
"У меня жена! Дети!" - шейные позвонки хрустят в мощных тисках.
"Прошу не надо... мне нужны были деньги" - меч вонзается в сердце.
"Я больше не бу..." - голова слетает с плеч.
Одна и та же смерть, трижды.
Дальше, шли куски.
Старые, до боли знакомые лица. Улыбки, объятия.
Смерти.
Кабур, рассыпается прахом, за одно мгновение. На земле корчится тело Эстана, судорожно пытающееся найти меч в снегу.
Гаска, полностью седая, перезаряжает свое ружье.
Множество клинков мелькающих в воздухе. С одной стороны - подруга, отбивающаяся ружьем, с другой - Иран, двигающийся молниеносно, едва давая возможность себя разглядеть.
Его танец обрывает один точный удар в сердце. Следующий удар - прямо в лицо капитану.
"Нет!" - полный отчаяния вопль Гаски. Она делает мощный удар по атаковавшему клинку, но уже поздно: острие вонзается лоб, вместе с острой болью. Прежде, чем сознание гаснет, Агнесса видит, как клинок подруги разбивает меч врага, заставляя его распасться на тысячу кусочков. Один из них пробивает Гаске голову, через правый глаз.
Снова боль в голове и...
Пробуждение.
- Ой, пардон, - кто-то споткнулся о тело Агнессы, заставив ее проснуться, - Я разбудила?.. Спи-спи...
Сильна боль пульсировала в висках, темнотой застилая глаза. Воспоминания возвращались постепенно, по мере того, как капитан понимала, где она сейчас находится.
Палатка, северный тракт.
Третья неделя путешествия. Два дня назад произошел взрыв, где-то впереди, где, по словам Шейна и должен был находиться центр звезды, которую создавал этот самый "культ". Сам ученый повернул назад в Тэноф, после того, как в одной из деревень получил письмо, посланное из столицы голубиной почтой. Это произошло два дня назад.
Сославшись на срочные дела, и не посвятив своих товарищей в содержание письма, он попросил Агнессу расследовать аномалию в составе собственного отряда.
Кабур назвал поведение капитана-снабженца трусостью.
"Понял, что запахло жаренным, и свалил по-быстрому".
А жаренным, действительно, запахло. За день до странного сна, они и впрямь будто прошли какую-то границу. Воздух будто стал тяжелее. Чем бы ни был тот взрыв, он явно привнес в природу какие-то изменения.
- Я сейчас... постю, и вернусь... - тот, кем споткнулся о тело девушки, была Гаска. Щуря один глаз (тот самый, который ей пробили во сне), она улыбнулась подруге, и распахнула края палатки, впуская внутрь морозный зимний воздух, яркий свет, отражаемый от снега и запах жаренного мяса.
|
|
|
|
Константина всегда полагалась на саму себя, на свои способности и возможности. Ее многие считали фанатичкой - и она это не отрицала: не может тот, кого поцеловал Огонь, не верить в Очищающего. Для нее Огонь всегда был жизнью, всегда был дыханием, сердце ее всегда стучало: Кар-рум, Кар-рум, Кар-рум... Она не могла себе представить жизнь без бьющегося в груди Огня - и тот ей отвечал взаимностью.
Не смотря на то, что когда-то она носила жреческий сан, Константина Реннарт была свято уверена, что Пылающему нет дела до просьб и молений смертных: он дал им душу, он дал им пламя, он дал им способность принимать самостоятельные решения - так зачем ему ежедневно отвечать на обращенные к нему мольбы? Да, она сама не раз и не два в день взывала к Очищающему: то с просьбой о помощи, то с просьбой поддержки, то с просьбой благословить трапезу - да мало ли с чем? Но, молясь Карруму, она никогда не ожидала прямой поддержки Бога: это было привычкой, это было проформой, это было концентрацией и самовнушением - но не жаждой немедленной божьей помощи.
Темноволосая женщина, что отчаянно сражалась с почти повергшим ее мертвецом, не привыкла сдаваться. Каррум даровал ей пламя для того, чтоб оно пылало до последней минуты, обжигая врагов и согревая друзей. Сдаться? Опустить руки? Это предательство самой себя, предательство веры - это все равно, что залить пламя водой. Константина не боялась погибнуть: ведь она понимала, что любая трудность - ее испытание на прочность перед Богом. А как можно подвести то, что является самой сущностью своей? - Никак. Таково пламя: оно и жжет, и греет. Оно разное. И Реннарт это принимала так, как есть - ибо и была Пламенной.
Все произошло ровно так, как дóлжно. Она не подвела Очищающего, и сила Огня, милостью Его, не оставила скромную служительницу Каррума. Алая, пунцовая, местами добела раскаленная волна захлестнула мертвеца - лишь пепел осыпался на пыльный пол и полуупавшую женщину. Жестокая, кривая улыбка словно разрезает лицо Константины - она не знает никакой жалости к испарившейся твари. Но стоило ей попытаться настороженно оглядеться в поисках новой угрозы, как на краю зрения возник кто-то еще.
Резко переведя взгляд на силуэт, Огненная застыла. Тот, кто стоял перед ней, не нуждался в представлениях. Она узнала его сразу: ведь столько лет подряд именно под его образом Константина еженощно зажигала маленькую лампадку.
Карие глаза пораженной увиденым женщны уставились неотрывно в два неморгающих, бесстрастных огненных провала, с недоверием и удивлением вглядываясь в снизошедшего на землю Бога. Реннарт чувствовала, что она тонет в этих бездонных колодцах чистого пламени, где, не преломляясь, отражалось все: и благое, и грешное. Бессмысленно было бы таиться, что-то скрывать, юлить или играть словами - Он знал все. Ведь он и был всем, он и был Истиной - не доброй, не злой, - ведь истина не имеет окраски, - просто Истиной с большой буквы. Он просто был богом - ее Богом. И в эти мгновения он решал, жить ей или умереть, достойна ли она или нет.
Константина не отвела взгляда, неотрывно смотря глаза в глаза лавового юноши. Готовая принять любое решение своего покровителя, она спокойно ждала решения, зная - он не ошибется. Женщина жадно прислушивалась в надежде услышать слова Бога, но он молчал. Так не сказав ни слова, Каррум просто начал растворяться в воздухе, лишь перед самым своим исчезновением дотронувшись до замершей своей бывшей жрицы. Каснулся - и исчез.
Реннарт шумно выдохнула сквозь сжатые зубы. Ее Бог не только признал ее достойной жить, он еще и оставил напоследок завет: "Не смей падать.Никогда." Глядя в пустоту на то место, где стоял Каррум, контрразведчица коротко кивнула: "Я не упаду".
Приходившую в себя после поединка и нежданной встречи, темноволосая Огненная не сразу даже заметила тонкую женскую руку, готовую помочь ей встать. Но желающая помочь была настойчива - и Константина подняла глаза. Хоть и смотрела жрица снизу вверх, Айлин показалось, что отдолевшая мертвеца женщина возвышается над ней, одновременно пребывая где-то не здесь - столь страннен был затуманенный взор фанатички.
Будто пробуждаясь от дремы, Константина неуверенно кивнула и, опершись на руку аристократки, поднялась, негромко поблагодарив:
- Спасибо за помощь. Я тронута заботой обо мне. И рада, что ты сейчас рядом.
Когда Айлин бесцеремонно схватила руку Реннарт, рассматривая проявившийся знак, та не высказала никакий претензий: лишь с некоторым удивлением обратила внимание на нежданно проявившийся символ. Но недолго длилось сомнение: почти сразу же черноволосая узрела, как сквозь дымку отстраненности в глазах Константины проступило какое-то глубокое понимание всей сакральности метки. С губ огневички слетело лишь одно слово:
- Каррум...
Когда же дворянка недоуменно каснулась своей шеи, пытаясь понять ощущение странного холода, чиновница, видимо, что-то предположив, не чинясь, сама потянулась к ней, накрыв руку Айлин своей. После встречи с Богом женщина эманировала крайне сильно, и ее спутница ощутила от пальцев Реннарт теплое, нежное, ласковое тепло: казалось, руки Константины полны любви и заботы - ведь сейчас она была Пламенем согревающим, жаром костра и заботой влюбленной, тем Пламенем, что существует только для близких. Отогнув ворот, жрица увидела проступивший знак. Возвможно, несколькими десятками минут ранее она бы поразилась, но сейчас все было предельно ясно. Константина всепонимающе улыбнулась и шепнула прямо около уха Айлин:
- А ты тоже благословлена. Но не Им...
...Когда же спасительница потянула ее за собой, Константина даже не сопротивлялась - лишь благодарно кивнула. В молчании она проследовала за аристократкой до самой двери со звёздами. Выбор. Теперь их ждал выбор. И право выбора было у той, что помогла ей. Лишь когда Айлин остановилась, бросив несколько неуверенный взгляд на нее, жрица тихо ответила:
- Идем. Хоть выбор и заманчив: ты - Тьма, я - Свет, и двери нам предлагают в свет и во тьму. Но... в эту прошли двое: почему бы не последовать за ними?
-
Это надо очень постараться, чтобы так глубоко прочувствовать персонажа и его мир :)
Нравится, как всегда
-
Красиво. Атмосферно. Определённо нравится)
И ведь действительно, в каком-то смысле персонажи олицетворяют свет и тьму)
-
Вот это сильно.
|
Март. Станция метрополитена, г. Фаана, округ Марш-Ван, №70/1-С.
Ориентировочное время – "05:43".
Вторник.  Правильно выбирать время – важный навык в современном мире. Минутой раньше или позже – колоссальная разница, в чьей силе многое. Проскочить меж закрывающихся лап лифта. На ходу запрыгнуть в трогающийся от станции к станции поезд. Успеть. Или опоздать. Нет, права на опоздание у тебя нет. Современный специалист должен всегда хватать свой шанс и использовать его. Должен грамотно составлять планы на день, держать всё под четким, суровым руководством и контролировать хаос окружающих его событий. Об этом говорит вам глянец липких от рук журналов в придорожных лотках. С этими словами обращаются к вам образы преуспевающих профессионалов с экранов бигбордов. Об этом трещат новости. Снимают фильмы. Запускают креативную рекламу. Хватай свой шанс за хвост, Билли! «Успевай и выигрывай»! «Планируй и составляй»! «Спеши, Брэд». «Без этого никуда, Вероника». Будь востребованным сотрудником, Джон, или пропади в поглощающей мир безработице. Правильно выбирать время – это вопрос жизни и смерти. Сейчас об этом знают даже дети. Руками чутких воспитателей простая истина ложиться в детские головы с ясель. Но ты добился всего сам. Сам пришел к этим выводам. К осознанию, как ныне важен случай для простого, бытового счастья городского человека. Ты умеешь правильно выбирать время, и ты всегда на коне. Остальные с завистью смотрят на твоё пустое лицо. Но ты не выдашь тайны. Только улыбнешься невидимо их красным и потным лицам. В стенах станции прохладно. Гуляют сквозняки. И Джон почти один. Силуэты других людей, людей-призраков, застыли у лав, под серыми колоннами из бетона склонили головы в фетровых чёрных шляпах, стекляшками глаз считая плитки грязного пола. Да. Он умеет выбирать время для важных деловых поездок. Чтоб без суеты. Без лишнего беспорядка, по человечески. Своевременно ощущать «тот самый миг». С минуты на минуту, лязгая зубами, примчит синий экспресс. Два долгих, сонных часа сквозь спальные районы Фааны, и мистер Доу окажется у Норсского филиала №17/2 «M&B Corp». Его ждут строгие экзаменаторы. И уже давно. Он не студент, но тест, который его ждёт, будет трудным. В современном мире ничто не дается за просто так, об этом знают даже дети. Всю неделю он ждал. Вся Фаана ждала. Вся РНУ ( здесь и далее - Республика Народов Уэрса). Кажется, что весь мир ждал окончания этих гадких семи дней, для одних – последних, а для других переменных в жизни. Злачный дым пригородных заводов стал на порядок гуще. Кофе по утрам – кислее. Табак в сигарете – смертельнее. Ты высыпаешь в чёрный чай пакет сахара, но он не становиться слаще. Лишь катятся по столу серебряные бисеринки. Бежит из чашки мутная дрянь. Каждый год наступает время, когда страх меняется на нечто иное. Ещё ужаснее и тревожнее. Когда включаешь квадратный ящик, присев на корточки у его искрящегося пуза, и вручную прокручиваешь телеканалы, чтобы найти трансляцию белого шума, и уснуть наконец-то, забыться. Сложная была неделя. Проносится рядом череда вагонов, чтобы со скрипом осесть, острыми колёсам вырвав из земли пару кровоточащих кусков. Джон ныряет в дверь одного из салонов. Бесшумно опускается на драное бардовое кресло у окна. «Экзамен» – это не логическая задача или сложный математический тест. Это механизм, по которому работают сердца этой планеты, крупнейшие компании-монополисты и единственные целевые работодатели. Это независимая, самостоятельная, полноценная супер-система, основанная на принципе, который ещё в прошлом столетии вывел уэрский учёный от международного университета Хниомии им. Б.И. Ярма – мисьё Арбелто Маньяжи (его труд, изложенный в 3-х томном издании, с 10 примечаниями, 4 из которых были сделаны Коллегией посмертно, носит название «Саморегуляция организационного коллективизма согласно способу поощрения и смерти» и храниться в Общенародной Уэрской библиотеке). На самом деле, у вас имеются достаточно смутные представления, что это такое. В M&B этот принцип в отношении сотрудников работает только по истечению семилетнего пробного рабочего срока. Но люди, прошедшие или провалившие его, ничего не говорят. Они исчезают. Кто-то – в колонне фургонов едущей в сторону фабрик «Живодёрни». Кто-то – в научном крыле ДЖОННА или департаменте дегустации. Те, кто попадает в этот механизм, уже ничего не скажут. Они оторваны от окружения. Поэтому всё известно лишь по слухам. Нелепым, иногда смешным, а порой и жутким сплетням. Твой семилетний стажерский срок закончился на прошлой неделе. Стучат под колёсами вагона рельсы. Джон смотрит в мелькающую за стеклом темноту, где с попеременным успехом различаются стены тоннеля, узлы старых труб, зубы арматур, всякий мусор. Миг света. Город за окном обрывает мрак станции, и вот, поезд уже мчит мимо спальных кварталов Фааны. Мелкие домишки, мощенные тротуары, старые детские площадки, заброшенные футбольные поля, развалились на ветерке конструкции огромных многоквартирных домин. Это не Центр, и даже не около-Центр. Здесь архитектура стара, убога. Но здесь уютнее жить – вдали от пошлостей крупного бизнеса, колоссальных торговых центров, тонн жирной и омерзительной рекламы. Но и тут не сладко. Джон знает, если открыть окно – там запах фабричного смога. Серы. И ещё чего-то вонючего. Сюда ветер гонит дым промышленных сооружений с окраин города. Улицы пусты. Там, за желтоватой вонью дыма, одеялом накрывшей постели мирных граждан, восходит точка-солнце. С каждым годом она всё меньше и меньше. Скоро и её не станет, но никто этого даже не заметит. Поезд несётся сквозь спальные кварталы. Джон клюнул носом… И спохватился только лишь кондуктор объявлял: «..танция Ге-оев инжене-го тр-да номер семьпятьшесть; вых-ды к музею г-рного исскуства, дом двадц-ть п-того ок-ября; офис-ые фили-лы Global NML, INX, M&…». Глушка (такой термин использует современный специалист в отношении давно устаревших и отживших свой век бедных кварталов, где живут, в среднем, малообеспеченные и жульё) за окном исчезла. Её поглотили высокие муравейники. Башни, вокруг которых раскинулась пустыня асфальта. Ты выходишь из поезда. Секундами позже тот уноситься прочь, обдав холодным воздухом затылок. Через дорогу – застеклённая безвкусная громада. Тебе туда. Это главный филиал компании в Фаане, одно из самых огромных отделений «M&B» в РНУ. Она была основана более полвека тому назад и сейчас является центральным окружным офисом. В одной лишь «Стеклянной башне» (так её прозвали в простонародье) на 112 этажей приходиться 12 тысяч сотрудников. Плюс, три подземных комплекса со своим персоналом, большая часть из которых не входит в обычный реестр сотрудников. Джон здесь впервые, но, так или иначе, все офисные здания «M&B» идентичны (их проектировкой занимался гулззский архитектор Майкл Лай Вигоззе, а строительной компанией выступила нэйская «JFH –Super»). Джон Доу сошел со станции фаанского метрополитена. Заведомо, по телефону, в пятницу, он был предупреждён и вооружен необходимыми ему координатами. Это был один из элитных районов Фааны. Дороги в надлежащем состоянии. Плантации парковок усыпаны разноцветными автомобилями самых причудливых и дорогих марок. Таково место обитания среднестатистического майса ( тут и далее – особый тип людей, чья жизнь и работа так или иначе связанны с управленческими функциями, роскошью и самодостаточным существованием). «Стеклянная башня» M&B находилась буквально рядом со станцией – необходимо было перейти пустующую в это время крупную автомагистраль «Фаана – Лондг». Стоянка вокруг офиса сейчас пустовала – лишь несколько машин стояли на привязи. Где-то вдалеке угадывались бредущие по своим делам люди, отбивающие каблуками задорный «фокс-трот». Здание уносилось в небо. Оно выглядело таким же серым и безжизненным. Мрачный замок для мрачный людей. Ступая по выложенной красной брусчаткой дороге, Доу оказался у огромных зеркальных дверей. Глаз видеокамеры щелкнул в углу стены. Створки дверей беззвучно поползли в разные стороны. На встречу к нему вышел человек в камуфляже и лицом, словно сморщенная на солнце дыня. «Предъявите охраннику документ и ждите в холле. За вами придут». Протягиваешь мужчине жёлтый билет. Он беглым взглядом убеждается в том, что Джон Доу – реальный сотрудник «M&B». Кивая, возвращает удостоверение обратно в руки. Когда Джон проходит узкий коридорчик, преодолев турникет, и оказывается в холле, человек в камуфляже исчезает в белой будке у входных дверей. Ты – в «Стеклянной башне». Огромных размеров зал. Идеально бел и чист, полон стекла, зеркал, металлов и декоративных цветов. Ты бы назвал этот стиль без лишних изысков – минимализм. Ряды белоснежных стульев у стен. Столы со стопками бумаги. Повсюду суета. Рабочий день, видимо, начался здесь уже очень давно. Снуют секретарши в соблазнительных чулках и мини-юбках, стуча высокими каблуками. Носятся клерки. Операторы что-то кричат в красные трубки телефонов. Высоко над тобой – огромная аббревиатура «MEAT&BLOOD CORPORATION – A NEW BEGINNING». Табло с часами. «07:21». Уносятся далеко вверх этажи. В конце зала – три громадных лифта. Навстречу Джону из толпы и рабочей суматохи выходит строгая, симпатичная женщина. Голубоглазая брюнетка с каре, губы в алой помаде. В руках она держит зелёную папку. – Рэймонд? Билл? Джонатан? – выверенный, спокойный голос. Она привыкла распоряжаться. – Ладно, ладно, это не важно. Пойдёмте. – Она кивает фарфоровой головкой, приглашая прогуляться. – У нас всё расписано поминутно. Как часы. Мистер… Райли? Да, мне нравиться это имя. Мистер Райли, мы Вас уже заждались. Ох, как это же не профессионально, в наше время и не быть пунктуальным! – её рисованные бровки хмурятся. – Товарищ Отто Лютшильд ожидает вас в своём кабинете. А, Вы не помните номер, мистер Райли? «1119090-АСО», 22-й этаж. Вы взяли рабочую книгу по форме 67-А? Что? Нет, не взяли? Это возмутительно непрофессионально, мистер Райли. Возмутительно непрофессионально. Вы идёте с ней к лифту. Мимо рабочих столов, огороженных стеклом. Мимо чьих-то портретов, имён, грамот. Она говорит о каких-то цифрах и вещах, о которых Джон и слыхом не слышал. – И так, мистер… Барри, вас ведь так зовут, да? Очень хорошо, – кивает барышня сама себе. Её лицо – сама сосредоточенность, и она не шутит, – вы знакомы с процедурой экзамена? Нет?! Ужасно, просто ужасно, – она грустно качает головой. На правой щеке у неё милая родинка. – Вам зададут всего два вопроса. Что, так просто, говорите? Так просто? Нет, какая неслыханная некомпетентность, мистер Барри! Механизм – он идеально прост в своей сложности. Долгие годы теоретической подготовки, и лишь затем – двадцать лет тяжкой практики, прежде чем наши методы стали абсолютно совершенны. Это труд, мистер Барри, дружного, сплоченного коллектива! Ну да. Что вам знать о тяжелой работе. Она нажимает на кнопку вызова, и позолоченные двери лифта открываются, приглашая войти. Взгляд цепляется за панель кнопок – непонятные комбинации цифр, букв и символов. Их коло сотни. Девушка умело что-то набирает на этом замысловатом пульте. ЩЁЛК. Двери плавно закрываются. Лифт катит вверх. В нём нет окон. Жуткая кабина, в которой можно лишь интуитивно понять, куда тебя тянет колоссальной силы механизм. Вы поднимаетесь целую вечность, во время которой девушка не умолкает: – …таким образом, мистер Джон, осуществляется эта простая, чертовски простая процедура, – она улыбается, но глаза строги, как у учителя. – Увы, но в мою компетенцию не входит детальное разъяснение сути явления, но заверяю, товарищ Лютшильд полностью, в красках, опишет вам весь процесс. От и до. – Лифт останавливается, и вы выходите. Длинный коридор тянется в обе стороны, и его концы теряются где-то вдалеке, что и не разобрать. Деловая леди ведёт Доу вправо. Мимо дубовых дверей. Мимо стальных засовов. Вы одни, и больше людей не видно. Идёте вдоль белой траншеи, с одной стороны – двери приёмных, а с другой – стекло, за которым асфальтовая пустыня, выжженные дороги и одинокие офисные центры… Остановка возле тёмных дверей без номера, без опознавательных знаков. Просто голое дерево, гладкое отполированное, с серебряной ручкой в виде рыбьего хвоста. – Вот мы и пришли. Вы очень интересный собеседник, мистер Джерри. Меня, кстати, зовут Люсиль. Запомнили обратный путь? Вот и отлично. После Теста – посетите корпус МОЛЯ, он этажом ниже. Удачи вам, Билли. Оставив в воздухе воздушный поцелуй, она развернулась и пошла обратной дорогой. Ещё долго Джон слышал цоканье её каблуков через тонкий ковёр постеленный на пол, и ощущал аромат дешевеньких духов с запахом чайной розы вокруг. Но через некоторое время и тот – испарился. Он остался совсем один, около дверей кабинета мистера… как она говорила, Лотшильда? Хрен его знает.
|
|
|
|
Свет оказался ожидаемо приятным контрастом. Больше не раздумывая и не сомневаясь, я нырнул прямо в него. Привычно прикрыв при переходе глаза – рефлекс, побороть который теперь уже практически невозможно. В противном случае, человек почти наверняка окажется ослеплён – то есть, на несколько безумно долгих секунд, полностью беззащитен. А в сложившейся ситуации такая оплошность может действительно многого стоить.
Очередной зал – воплощение роскоши в прошлом, теперь же – блеклая тень своего былого величия. Несмотря на безумие происходящего в голову лезло море не слишком уместных вопросов. Где я? Что это за место?
При других обстоятельствах подобный опыт мог бы оказаться даже до крайности интересным. Знают ли сами жрецы о том, что скрывается под громадой их нового храма? Эти катакомбы, туннели… До ужаса древние. Хранящие свои секреты и тайны. Кто знает, сколько десятилетий или веков сюда не ступала нога человека..? Однако, для восторга исследователя и первооткрывателя сейчас точно было не самое подходящее время.
Я сделал ещё пару шагов и лишь затем заметил на потолке лица. Моментально сделалось совершенно не по себе. Паранойя. Показалось, что все они за мной неотрывно следят.
- Вот ведь чёрт, - шёпотом проговорил я, беспомощно пытаясь охватить взглядом их всех. Это было не то чтобы необычно. Скорее жутко. Настолько, что мурашки легионами пробежали по коже.
Я так толком и не оправился от войны. И дело было вовсе не в оставшейся на память парочке шрамов. На публике неизменно оставался всё тем же Хеллгейтом, но в редкие минуты одиночества… Иногда накрывало.
Сейчас – особенно внезапно и неприятно. Эти мёртвые лица что-то напомнили. Я едва успел обратить внимание на старого знакомого, который уже успел добраться до противоположного конца коридора.
Лязг стали. Отрубленная по локоть рука. Постоянное напряжение от того, что смертельный удар может прилететь совершенно с любой стороны. Но хуже всего было, конечно, вовсе не это. Хуже то, что смерть постоянно шла по пятам. И если мне удавалось раз за разом избегать встречи, то она настигала других. Друзей и знакомых. Тех, с кем я ещё пару часов назад безмятежно болтал на отстранённые темы. Или молодых парней, которых совсем ещё недавно воодушевлял во время вводного инструктажа. Именно это страшнее всё – к такому нельзя привыкнуть. Невольно учишься игнорировать. Абстрагироваться от происходящего. И стараешься больше не заводить слишком тесных знакомств.
Я до сих пор помню их лица. На мгновение показалось, что это они – погибшие друзья и убитые собственноручно враги, укоряюще смотрят на меня с потолка. Почему не помог, не прикрыл? За что ты убил меня, у меня семья, дети…
Я поймал себя на том, что сижу на полу. Обессиленно прислонившись спиной к стене и уставившись в потолок затравленным взглядом. На лбу моментально проступила испарина – завладевшие на некоторое время сознанием образы прошлого отступали, медленно и совсем неохотно. Пальцы до боли сжимали рукоятку меча. Я не помнил, когда именно успел достать из ножен оружие.
Руки дрожали, дышал я тяжело и отрывисто.
Прикрыл глаза, пытаясь отогнать кровавые образы. Как же я надеялся, что этого никогда больше не повторится. Как же уповал на то, что с приступами покончено навсегда. И тем мучительнее оказалось осознание того, насколько сильно я всё-таки ошибался.
Усмехнулся, с ненавистью наблюдая за дрожью собственных рук. Я бросил их там. Айлин слишком долго не появлялась. Но она ведь почти дошла. Неужели вернулась за фанатичкой? Нет, только не Айлин. Кто угодно, но не она. Мысли метались, мне совершенно не удавалось сосредоточиться на чём-то одном.
Не находил в себе силы вставать и двигаться дальше. Дыхание постепенно восстановилось, даже удалось оторвать от лиц на потолке взгляд. Но я по-прежнему никуда не ушёл – приподнявшись, вернул меч в ножны, и тут же снова уселся на место. На этот раз устроился немного удобнее.
Прежде всего, мне нужна была передышка. Возможность собраться с мыслями, окончательно успокоиться. Вытянув руку перед собой по-прежнему отмечал уже слабую, но всё ещё заметную дрожь. Тяжело вздохнув, принялся ждать. Несмотря на недавние эмоции, всё же надеялся, что кто-то нагонит. Несмотря на злость, я никому не пожелал бы смерти от зубов мертвецов. Даже Айлин. Особенно ей.
-
Новые грани персонажа делают его все интереснее)
-
Отлично
-
Люблю я рефлексию. Замечательно же. Персонаж раскрывается здесь как-то по-новому, и это здорово)
|
|
Тренировка превратилась в кошмар. Иран буквально излучал раздражение, Эстан ему вторил. Гаска поссорилась с Кабуром, и выплеснула все это на Рорике. Эдвинд ненавидел все и вся после приседаний, а Лина вообще обратилась бледным ходоком, едва передвигающим ноги. Напряжение росло с каждой новой секундой, и единственным, кто не поддавался всеобщему настроению, был Симон, все это время в сторонке выполняющий развивающие упражнения для детей. Он, очевидно, не мог уловить злости окружающих, поэтому постоянно задавал вопросы, интересовался жизнью товарищей до попадания в команду и рассказывал о своих татуировках.
Последней каплей стал "круг доверия" от Джедока, где положив руки друг другу на плечи, команда должна была встать в круг, и выполнять приседания. Условия были простые. Каждый выкрикивал свое имя, после чего все приседали, добавляя: "лучше всех!". Всего, каждый должен был выкрикнуть свое имя по десять раз. Но, у Джедока всё так просто не бывает. Каждая провинность, сбивание круга, тихий выкрик или просто недовольное лицо возвращали всех на исходную точку. Злость нарастала. Сначала, все сбила Лина, тихо выкрикнув свое имя. Затем, это был Эстан, который с недовольством сбил круг, когда Эдвинд и Рорик стали на нем виснуть, поскольку совершенно не подходили по росту. Джедок приказал перестроиться ближе по росту, в порядке: Иран, Эстан, Кабур, Эдвинд, Агнесса, Рорик, Гаска, Лина.
Гаска возмутилась, не желая стоять с хвостиком. Эстан не желал держаться рядом с Ираном. Джедок начал считать, где каждая секунда задержки, приравнивалась в дополнительному кругу приседаний. Когда кругов стало шестнадцать, под громогласные маты, недовольным пришлось смириться.
Следующим испытанием стал проклятый выкрик "лучше всех". Иран его не кричал вовсе. Джедок это понял лишь на третий круг, после чего приказал начинать заново. На новом круге, когда Иран выкрикнул свое имя, Эстан вместе "лучше всех" крикнул: "кретин". Это вызвало всплеск негодования, и возврат круга. Гаска чуть не кинулась на рыцаря, готовясь тому "вырвать земки". Два лишних круга подарил команде Кабур, назвав упражнение дебильным. Четыре достались от Эдвинда, который пнул лучника, за его высказывание.
Каждый ненавидел каждого. На предпоследнем круге у Рорика соскочила рука с плеча Гаски. Его чуть не запинали ногами. Затем Лина начала плакать, жалуясь на то, что Иран слишком горячий. Иран вообще вид имел крайне удручающий. Тепло разгоряченных тел повышали его температуру еще выше, отчего он выглядел довольно жалко. Эстан, подогретый дознавателем с одной стороны и вынужденный поднимать каждый раз Кабура, так же был похож на исходящего жиром поросенка на вертеле. Добрый Джедок, решивший, что его подопечная уж точно справится с высокой температурой (явно намекая на ее талант к управлению огнем), поменял ее местами с Линой, подарив ряд незабываемых эмоций, в компании раскаленного дознавателя. Пожалуй, от потери сознания саму Агнессу спас иммунитет к любому виду жара. Как показала практика, ее тепло лишь заряжало энергией, что бесило почти каждого. Когда Джедок отметил, что "Ее Капитаншество даже не вспотело", ненависть окружающих ко всему миру теперь была сконцентрирована на Агнессе.
Следующая волна ненависти возникла при появлении Мэри, с огромной бутылью воды. Все кинулись к ней, распинывая друг друга. Тряпочный Иран так вообще был послан в кратковременный полет, мощным толчком со стороны рыцаря. Прокатившись по земле, и оставшись на ней лежать трупом, он выбыл из игры под названием "порви друга за глоток воды". А побеждала в этом состязании Гаска, у которой природная агрессия снимала просто все ограничители. Вырвав из рук секретаря бутыль, девушка дала невероятного деру, не дав и шанса ее нагнать. Это неудивительно: ей то было не впервой удирать от толпы ходоков.
Впервые появились намеки на командную работу, когда Эстан, Рорик, Кабур и Эдвинд стали разрабатывать стратегию, для "ловли этой быстроногой сучки".
|
Кто-то есть. Вокруг. Кто-то всегда был.
Искажённое ненавистью лицо преследует в воображении, оглушительный крик, раздающийся отовсюду и ниоткуда – за гранью твоего убежища. Здесь хорошо. Внутри. В поглотившей твою фигуру темноте. Душный воздух раскалён частым и прерывистым дыханием, капельками пота, выступающими на лбу. Каштановые локоны спутались, прилипли к коже.
Вертикальный луч света пересекает лицо, свет отражается в тёмной радужке глаза. Не шуми, Айлин. Не спугни эту спасительную тишину. Прислушайся к отзвуку чужих шагов. Кто-то идёт. Она?..
Отодвинься. Подальше от дверцы. Замри, затаив дыхание. Кто-то придёт. Обязательно тебя обнаружит. Пусть это будет не она. Кто-нибудь из прислуги… Ты же не хочешь прятаться снова?..
Время течёт слишком медленно. Окружающая тьма – неизменна. Неизменна и ты. Всё так же боишься…
Скрип дверцы. Льётся ослепительный свет на сидящую в глубине фигуру. И протягивается чья-то рука. Показалось на миг – в плотной перчатке. И лишь затем различаешь бледные тонкие пальцы. Глаза привыкают к свету постепенно. Всё ещё не видно лица… Но где-то там, за чертой тени, спряталась пугающая улыбка.
…Он был с ней. Всё это время. Существо, сотканное огнём. Чёрная тень. Шлейф пылающих следов.
Айлин видела его лишь краткое мгновение. Слишком мало времени – очертания были почти неразличимы.
Вспышка оранжевого света. Зарево яркого пламени. Силуэт скелета покрылся огненной паутиной, и лишь затем – почернели отполированные землёй и временем кости, рассыпаясь в прах. Воплощение ужаса в один миг обратилось в горстку пепла.
Что-то внутри содрогнулось. От испуга. От восторженного изумления.
Она слышала – смех позади себя. Практически видела насмешливую улыбку, искривившую тонкие губы. Он знал. Знал всё. Протягивал ей руку, касался самых тёмных уголков души. Видел её настоящие мотивы.
Не смеши. Это не ты. Это твой страх.
Казалось бы, так легко – отвернуться, покинуть это место. Оставить практически незнакомую девушку в смыкающихся объятиях смерти. Уйти, скрывшись за дверью. Совсем как он…
И насмешливая улыбка безумного бога отражается на её же лице. Только застыла в уголках губ необъяснимая печаль.
Но Айлин не колебалась. Нашла причину, объяснение своего же поступка. Задавила искренность, запирая в очередной раз себя настоящую в шкафу.
Да. Она ей нужна. Её сила… Такое могущество. В одном лишь прикосновении. Шансов выбраться с ней гораздо больше. К тому же… не так страшно будет открыть ту проклятую дверь.
Каждый шаг – всё увереннее. Цель – ближе. Решение – твёрже…
Каждый шаг – всё легче. Окружающий хаос из расставленных преград отступил. Оказался где-то за гранью её реальности. Мгновение какого-то иного существования. Приятной лёгкости. Недосягаемости.
Айлин протягивает ей руку, помогая встать. Почти тут же с одежд огненной чародейки поднимается ворох чёрной пыли – всё, что осталось от посягнувшего на её жизнь мертвеца. Девушка замечает искру – что-то яркое на запястье Константины. Практически бесцеремонно поднимает её кисть ладонью вверх, касаясь кончиками пальцев странного изображения. Она готова была поклясться, что до сего момента его здесь не было. Такую деталь она бы заметила…
Почти тут же – странное ощущение. Холодное прикосновение к шее. Словно обжигающий лёд… Накрыла её рукой, пытаясь нащупать. Пальцы не чувствовали ничего, кроме гладкой кожи и горячего пульса. Промелькнуло во взгляде непонимание, но – лишь на миг. Откуда-то извне приходит осознание того, чем является этот феномен. И вновь взгляд падает на руку Константины…
Секунды промедления. Они не стоят ничего. В их распоряжении – целая вечность. Ходячие трупы больше не протянут к ним свои костлявые руки. Они застыли изваяниями, практически не двигаясь. Не обращая внимание на двух девушек совершенно.
Айлин. Всегда распоряжающаяся жизнью других людей. Помыкая ими, чувствуя собственную власть. Сейчас... возникло ощущение сходства. Словно не его рука, а её, остановила мертвецов. Мысли спутались.
Уходи. Отвернись от безликих существ. Уже не представляющие угрозу, они всё ещё пугают своей умершей человечностью.
- Идём, - девушка тянет за собой Константину. Улыбается несколько снисходительно, но с долей дружелюбия. Спряталось в улыбке, во взгляде что-то ещё. Печать его присутствия. – Они не тронут нас. Но не смей отпускать мою руку.
Обратный путь был свободен, не затруднённым постоянным волнением за свою жизнь и возникающими препятствиями. Казалось, фигуры мертвецов расступаются сами, давая дорогу ищущим выход людям.
С близостью дверей возникал и выбор, который они отстрочили.
У Айлин не было сомнений в этот раз. И пусть признаться себе вновь было слишком сложно – она мастерски умела находить отговорки и мотивировать себя ложью.
Это ведь так очевидно – где свет, там и выход. Зачем углубляться куда-то в темноту, которая, вероятно, ведёт ещё дальше в подземелье?.. Зачем углубляться в размышления, когда ответ лежит на поверхности?..
К тому же, в определённом смысле, теперь она несла за кого-то ответственность. Это слишком странное и непривычное ощущение. Если бы она выбрала железную дверь – пошла бы Константина за ней? Изначально, эта женщина выбрала деревянную. И если бы чародейка развернулась и ушла? Она оставила бы Айлин вновь одну… Девушка не могла этого допустить.
Подойдя к двери со звёздами, Айлин остановилась, ощущая, как сильно колотится сердце в груди. Что ждало её там? Неужели правда – выход?.. Несмотря на то, что обе двери вели в одну сторону, добраться до чего бы то ни было при свете гораздо проще… Хорошо, если без очередных ловушек и сюрпризов.
Она прикрыла глаза на мгновение. Увидела перед собой картину далёких просторов. Практически услышала щебет птиц и лёгкий шум ветра в высокой траве. Так хотелось вновь оказаться на свободе... Замкнутое пространство давило.
Почти тут же перед внутренним взором ожил давно знакомый образ. Он там, где-то внутри – или уже снаружи?.. Столь же быстро уходит? Остановился в ожидании и сомнениях?.. Второй вариант представить оказалось сложнее. Она практически в него не верила. Нарисовать в воображении презрение в его глазах оказалось куда проще.
Вспомнились прошедшие дни. Каждый день, за который она умудрялась отчитать всех в поместье – и его в том числе. Вытирать ноги о других – было так просто, так весело… Беззаботное существование аристократичной особы, не обременённой совестью и моральными принципами. Почему она задумывается об этом сейчас?..
Не смеши. Это твой страх.
Да. Страх. Я боюсь… Вдруг ушёл? А если нет - быть может, в его глазах я прочитаю те эмоции, что грезятся мне сейчас?.. Увижу ненависть. Пойму, что выбрала неправильную дверь...
…Айлин оборачивается, бросая несколько неуверенный взгляд на Константину. Берётся за ручку.
-
Небольшая ломка характера ей только на пользу.
Мы с Арисом, конечно, её искренне ненавидим, но это говорит только в пользу успешности выбранного концепта :)
-
Для Айлинн решиться на помощь кому-то - воистину подвиг!
-
Гладко, мысли так приятно струятся
|
Первый порыв — взять Райну за руку и просто уйти, не оглядываясь. Это место, его обитатели, каждый, даже самый крошечный и всеми забытый тёмный угол — ничто не внушало ни грамма доверия, ни капли уверенности в том, что рано или поздно им двоим удастся спастись. Всё, чего хотелось в тот единственный, конкретный, короткий момент, — сбежать.
Основная проблема состояла в том, что бежать теперь было не от чего.
Это казалось странным. Всю жизнь Джек только и делал, что бежал. Сперва, будучи совсем мальчишкой, каждый вечер уходил слушать барда и возвращался лишь поздно ночью. Затем — подрос и покинул родной дом, отправившись скитаться по свету. Временами приходилось бежать от бандитов или разъярённых зверей, но любая из этих погонь не стоило ровным счётом ничего перед иного рода бегством — бегством от самого себя.
От самого себя Джек бежал, кажется, всю жизнь.
Желая остаться подольше в крошечном поселении охотников, уходил оттуда уже на следующий день. Найдя пристанище у добродушного кузнеца, предлагавшего работу и ночлег, уже на рассвете снова отправлялся в путь. Никогда не посещал одно и то же место дважды. Никогда больше не встречал тех, с кем однажды перекидывался хоть словом. Искал чего-то — и не находил. Искал, не зная, чего ищет.
А потом… Потом появился ветер.
Джек без опаски посмотрел на крошечное, морщинистое, съёжившееся существо. Встретился на удивление спокойным и совсем немного усталым взглядом зелёных глаз с чужими глазами: широко распахнутыми, напуганными и полубезумными.
Да уж, попробуй остаться в здравом уме в этом чёртовом месте…
Хватит бежать, Джек Лавелл.
Хватит.
— Уку, верно? — Голос вторил взгляду: спокойный, дружелюбный и как будто бы примирившийся с одному Джеку известной мыслью. — Мы не причиним тебе вреда. Честное слово.
Словно разговор с ребёнком, забитым, испуганным и потерявшимся, — не в бесконечных подземных лабиринтах, а собственном сознании. Мечущийся из угла в угол и не находящий выхода. В чём-то по-своему знакомое чувство — до горечи знакомое.
Присев на колени и скинув рюкзак с плеч, Джек выудил наружу яблоко — спелое и, по всей видимости, достаточно удачливое для того, чтобы почти полностью сохранить свой первозданный вид после всех недавних событий. Приближаться к бедняге Лавелл не решился: вместо этого он осторожно подтолкнул плод в сторону адресата. Яблоко благополучно покатилось вперёд и достигло точки назначения, остановившись у края каменного укрытия Уку.
— Мы пытаемся выбраться наружу, на свет, но не совсем уверены в том, что идём в верном направлении, — объяснил Джек, кивая в сторону продолжения подземного хода. — Может быть, ты мог бы проводить нас или просто подсказать, куда двигаться дальше? Но… в любом случае, угощайся. — Юноша коротко улыбнулся, достал из рюкзака ещё пару яблок и протянул одно из них Райне. — Торговец очень красочно описывал то, с какой заботой их везли из самих лесов Мальхового оплота. Впрочем, не удивлюсь, если он соврал: вряд ли эльфы позволили бы промышлять таким откровенным фруктовым воровством на их собственной территории.
Поудобнее устроившись на земле и надкусив яблоко, Лавелл подумал о том, что в туннеле, пожалуй, не так уж темно, как могло показаться поначалу.
Возможно, это всего лишь глаза наконец привыкли к темноте.
Возможно, Джек просто открыл их, перестав бежать.
|
Низкий гул. Рокот приближающейся грозы. Никто его не слышал. Никто не улавливал слабых волн.
Всё вокруг замирало. Жизнь покидала родной край, и никто не был в силах это предотвратить. Ей оставалось только наблюдать. Прислушиваться к звукам сборов, приглушённым торопливым голосам. С сегодняшнего дня в племени царило оживление. Подавленность и суета. Гасли огни в снежных хижинах. Выли псы.
Она слышала. И понимала гораздо больше, чем каждый из окружающих её людей. Направленный на горизонт взгляд видел темноту. Густую, пульсирующую. Её исчерчивали голубые жилы пронзающих молний. Мрак таил в себе угрозу. Застыл на кромке неба, разрезая облачную перину и поглощая солнечные лучи.
Все смотрели на неё. Зная прекрасно, что невидящий взор не различает перед собой силуэты. Зная, что не посмотрит в их глаза, в которых отпечатался изъедающий страх.
Она молчала. Слова не стоили ничего. Слова были не нужны. Они и так всё понимали, отражая собственные мысли в тихом ропоте. Единственном имени.
***
Джереми
Во взгляде сквозит холод. Пронзающий лёд. В нём нет обыкновенного для ребёнка тепла и любопытства. Лишь слабый огонёк интереса тлел угольками в чёрных глазах. Он не обратил внимание на складываемый нож, будто не видел в этом куске металла угрозу совсем. Не дёрнулся от испуга, не оторвался от своего занятия даже. Возможно, в столь юном возрасте он просто не понимал значение столь опасной игрушки в твоих руках?..
На улыбку твою он не ответил, продолжая пережёвывать мясо. Казалось, изнутри его пожирал голод - словно он длительное время не ел.
Ребёнок оторвал взгляд от твоих глаз лишь в тот момент, когда ты поднял руку. Твоя ладонь оказалась интереснее, чем нож. Линии на коже привлекли его внимание, взгляд следовал по ним ровно до того момента, пока ты не нарушил молчание.
Маленькое темнокожее создание наморщило лоб. Вряд ли ребёнок понимал значение слов - никакой искры понимания не вспыхнуло в глубине чёрных глаз. Но по сосредоточенному лицу становилось ясно, что он занят какой-то своей мыслью. Он протянул тонкую руку, и маленькие пальчики его были окрашены багровым оттенком. Рука остановилась. Ровно за секунду до того, как тишина прервалась вновь.
Голос привлёк его. Приглушённый толстой дверью, ведущей в кухню. Женский.
- ...Джереми, у тебя тут что-то сгорело!..
Ребёнок поднялся со шкур. Ты обратил внимание, что он двигается абсолютно свободно, холод не сковывает его. Кусок мяса шлёпнулся на пол, и по деревянным доскам застучали босые ножки. Он шёл по направлению к кухне.
***
Джеймс, Роджер
Филлипс поморщился от боли, как только психолог, практически без его согласия, дотронулся до обожжённой руки. Казалось, дизелист вот-вот выдернет кисть из цепкой хватки Бьюкенона, но удержался от резкого порыва, доверившись профессионалу. Однако профессионал, пусть и действовал сноровисто, причинял ему некоторый дискомфорт - всё-таки кожа пострадала в достаточной степени, и любое прикосновение вызывало болезненный отклик.
Стоило припомнить прошедшие недели, чтобы понять - что-то произошло. Обычно с Джонатаном не было проблем. Дизелиста без труда можно было охарактеризовать простым словом, которым его окрестил ранее Шон. "Живчик". Филлипс не любил сидеть на месте, почти постоянно расхаживая по станции, прислушиваясь к чужим разговорам, иногда составляя компанию там, где его дружелюбно встречали. Иногда пропадал в котельной, часами копаясь в генераторе. Как следствие - сваливался вечером в кровать и засыпал крепким сном. В голову не приходило ни одного случая, чтобы Джонатан пришёл к психологу с жалобами на сон или к Элизабет - с какими-либо симптомами простуды. На вид он был крепким парнем.
На слова Джеймса слегка удивился. Потёр глаза здоровой рукой.
- Да всё в поря-а-де, док, ну серьёзно. Я, может, не выспался чуток, ну с кем не бывает? Не заметил, как повернул вентиль не туда... Да этот чёртов котёл живёт своей жизнью вообще.
В этот момент дизелист посмотрел куда-то за спину психолога и заметно побледнел.
...Шум столовой остался позади. Решительные шаги сокращали расстояние, приближая начальника станции к выходу из крыла. В голове зрела новая проблема, требующая его внимания. В прохладном коридоре было гораздо легче её обдумывать.
Впереди маячила дверь, ведущая в главный коридор. Над ней - часы. Отработанный график всплыл в памяти пометками на календаре. Группа учёных вот-вот должна выйти на связь, предупреждая о том, что оказались на месте.
Смазанные петли не скрипнули. Дверь распахнулась бесшумно. Глаза Баттлоу тут же встретили испуганный взгляд Филлипса.
***
Саманта, Джозеф, Алекс
На бледном лице Элизабет действительно застыла искренняя улыбка – редкость для неё. Лёгкий налёт грусти чувствовался во взгляде доктора, но причина крылась где-то в глубине души – там, где засели самые неприятные воспоминания. Тем не менее, с Сэм она чувствовала себя комфортно. Желания отсесть и вернуться к одинокому времяпрепровождению не возникало.
- Философия бывает интересна, но только в тех случаях, когда твой взгляд совпадает с мыслями авторов, - дополнила Лиз. – И представь, сколько нужно иметь свободного времени, чтобы сидеть и записывать все свои мысли? Из чего потом получаются вот такие томики. – Женщина указала на книгу глазами и отдала её Сэм, которая уже сама тянулась к Ницше.
Взгляд доктора зацепился за цитату, заинтересовавшую Хейз. Секундой позже её собеседница прочтёт: «Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». «По ту сторону добра и зла», - гласила бордовая обложка.
- Так просто назваться философом – стоит только иметь иную точку зрения и развивать её, - задумчиво произнесла Лиз, наблюдая за опустившей глаза Самантой. – Иногда она даже находит в читателях отклик. Думаю, Ницше каким-то образом виноват в том, что по Земле ходит столько атеистов.
На последнее высказывание девушки доктор рассмеялась.
- Нет, конечно, не его. Оставлю себе – засыпать с Ницше действительно легче.
...Сквозь помутневшее стекло различались очертания рельефной местности, укрытой белоснежным покровом. Граница холмов выделялась на фоне помрачневшего неба. Чернота далёких туч нависла над вершинами, отдавала странной неестественностью, несравнимой с обычными природными оттенками. Капельки влаги зажглись голубоватым сиянием, отразив сверкнувшую молнию.
…Выступление спасателя довольно быстро завершилось. Позади раздался смех Шона.
Лиз перевела взгляд на Сэм, и в нём действительно читалось беспокойство.
Рядом опустел столик – начальник станции решил покинуть столовую. Где-то позади скрипнули ножки стула – кто-то ещё собрался уходить.
- Не выношу шум, - призналась женщина, хотя по выражению лица становилось понятно, что она хотела сказать что-то другое. Краткий миг борьбы с собой. Откровенность была доктору не присуща, но она решилась. – В последнее время я плохо сплю. А ты, Саманта? – Переступить черту и назвать Хейз сокращённым именем Лиз всё же не смогла. – Мне кажется, это из-за атмосферного давления. Всё-таки циклон…
Продолжить Элизабет не смогла. Громкий, с хрипотцой, голос пилота нарушил их уединение.
…Шон, за три недели изучивший почти все нюансы натуры своего новообретённого здесь друга, к подобной реакции Джозефа был готов. Постарался отвлечь его разговором о Джошуа, вспомнив о нём едва переведя взгляд на Роджера. Детали разговора с психологом он не расслышал, но ему действительно показалось, что в этот раз беседа ведётся серьёзная. Адамс вздохнул и затянулся сигарой. Оранжевый ободок тлеющего огня пополз к губам. Со всей присущей ему любопытностью захотелось вскочить и последовать за начальником для того, чтобы выпытать эти самые детали.
Джозеф явно затаил обиду. Наклонившись, почти шёпотом указал на реакцию остальных, и пилот проследил взглядом за всеми, кого назвал Джиджи. Оскалился в белозубой улыбке на фразе о Баттлоу.
Адамс, в свою очередь, был человеком компанейским, дружелюбным, распространяющем своё дружелюбие в явно навязчивой форме, и «лёгким на подъём». Он даже не умел обижаться. Но Джозефа в данный момент понимал. Личность всё-таки творческая, ранимая.
Моррис коротко произнёс:
- Да. Кое-кто точно не оценил. – Хруст костяшек пальцев. Блуждающий по лицам соседей взгляд наконец-то направился на спасателя. Джозеф мог разглядеть в нём затаившуюся злобу – почти как в тот день, когда он и Хьюберт чуть не подрались, но эмоция родилась явно не из-за пения.
В этот момент отодвинулся стул Ханны, и девушка направилась в сторону кухни с подносом в руках.
- Брось, Джо. Ты просто выбрал неподходящее время. Люди только проснулись, им не до веселья. Вот вечером… - Шон ткнул в него кулаком и подмигнул. – Воскресенье же, парень. Несколько бутылочек спиртного – и никакого тебе презрения. Алкоголь сближает – тебе ли не знать, а? – Адамс рассмеялся, перехватил взгляд обернувшейся Саманты. – Что говоришь? Внимания не хватает? Ну, это поправимо… Эй, дамы! Не изволите ли присоединиться к нашей скромной компании? – Шон громко обращался к Лиз и Сэм. – И кстати тут прозвучала в исполнении моего товарища песня. Он, так сказать, переживает, понравилась ли вам… кхем… композиция. Думаю вот уговорить его на бис, только в вечернее время. Можно выбрать и что-нибудь другое. У в запасе ещё много чего есть. Да, Джо?
…Кевин действительно напрягся. Самым странным в сложившейся ситуации было то, что Фишер, старающийся со всеми держать короткую дистанцию и поддерживать дружеские отношения, в данный момент слушал Уэйна без особого энтузиазма и интереса, словно в правдивость его слов не верил. Одновременно искорки обычного отчуждения в глазах Ханны постепенно гасли - вложенная в речь доля искренности сыграла свою роль. Кевин наблюдал за ней. Обычная напряжённая поза со скрещенными на груди руками, вопросительно поднятая бровь. Но он видел, и готов был поклясться, как девушка начинает стремительно преодолевать собственную границу недоверия. В общем-то, причин не доверять словам журналиста и не было – тем более, что патриотизм, особенно после недавно грянувшей войны, у американцев действительно имел место быть.
Как бы то ни было, Кевин внутренне запаниковал. Ощутил себя игроком какой-то подстроенной игры и понял, что стремительно теряет позиции. Его корабль уходил на дно, а вместе с ним и тщательно воздвигнутый мостик хрупкого взаимопонимания. Три недели, и каждый чёртов день он пытался подступиться к коллеге, наталкиваясь на весьма прохладный отклик. У него явно были причины для раздражения. Однако неконфликтный по природе, Кевин предпочитал скрывать собственные чувства. Особенно старался их скрыть от себя.
- Вообще-то, идея неплохая, - слегка неуверенно после обжигающего взгляда Ханны вклинился Фишер. – Неоднократно слышал подобные истории – люди их любят.
Слабая тень скользнула по светло-смуглому лицу девушки. Сомнения. Но, очевидно, они касались не слов Кевина – каких-то внутренних противоречий. Переводила взгляд с одного лица на другое, и в нём промелькнула неуверенность.
Опустив глаза, девушка резкими движениями собрала на поднос остатки посуды и поднялась с места, громко скрипнув ножкой по отполированному настилу. И вновь у Кевина появилось ощущение, словно он снова что-то сделал не так – и это вполне наглядно отразилось на лице.
- Наверное, ей она всё же не понравилась, - со слабой улыбкой произнёс Фишер, посмотрев на собеседника.
- …Джереми, у тебя тут что-то сгорело!.. – раздался голос Ханны. Стоя у кухонного «окна», махала рукой, пытаясь справиться с запахом палённого бисквита и тянущимся от духовки дымом.
Почти сразу с соседнего столика раздался громкий голос Шона, обращающегося к сидящим в отдалении девушкам. Кевин заметил, что начальник станции вышел, и улыбнулся. Адамс в отсутствии Роджера явно осмелел.
Ханна незамедлительно появилась снова, но присаживаться обратно не спешила. С раздражением, если не сказать злостью, наблюдала за Шоном. Скользнула взглядом по Джозефу, отчего-то теперь сидящего с таким кислым выражением словно съел лимон. Обратила внимание на Майкла – присущее ему спокойствие его покинуло, и он со странной ухмылкой наблюдал за своим напарником. Вероятно, ей повезло, что Моррис в этот момент не оглянулся в её сторону...
- Ты собираешься осуществлять этот твой сбор информации или так и будешь сидеть? – девушка обратилась к Алексу, явно намекая на недавний объект беседы. Судя по всему, хотела уйти поскорее – пока Шон не повернулся к ней.
-
Вдохновляет)
-
У тебя всегда живые и яркие миры, как и персонажи, населяющие их
-
У каждого НПСа свои мотивы и мысли, все они очень живые и достаточно разные.
А такие мелочи очень сильно задают в подобных модулях атмосферу.
|
Рорик издал протяжный рык, стоило лишь Агнессе упомянуть Мэри. Будучи уже слегка поддатым, молодой человек подмигнул секретарю, заставив ту густо покраснеть, и уткнуться в свои записи.
Представление всех членов команды прошло с одобрительными возгласами и улыбками. Всем было приятно, что их ценят. Эстан даже стал выше, когда капитан упомянула тот факт, что он "хорош во всем". Лина и Мэри с интересом уставились на красавца, которому подобное внимание польстило. Когда речь дошла до Ирана, мужчина в ответ посмотрел на своего начальника, с интересом подняв бровь. Похвала на его мимику не возымела никакого эффекта, будто бы Агнесса сейчас озвучила очевидные вещи.
Когда речь зашла о вопросах, они, на удивление, посыпались со всех сторон.
- А когда нам выдадут форму?
- Нам уже дали дело?
- А можно жить в одной из комнат?
- А Мэри давала обет безбрачия, или ей можно?
- Рорик!!! - поток вопросов прервал Джедок, взяв слово на себя, - Так, бойцы. Как вы уже поняли, капитан-лейтенантом был назначен я. Что это значит?..
Симон неуверенно поднял руку. Все с удивлением уставились на него.
- Да Симон?..
- Что вас нужно слушаться.
Джедоку паренек сразу понравился. С довольным видом подняв брови, мужчина посмотрел на Агнессу, явно одобряя ее выбор.
- Да, Симон. Именно так.
- Именно так, - улыбаясь сказал молодой человек стоящему рядом Эдвинду. Лекарь улыбнулся в ответ.
- Что еще вам следует знать. Во-первых, да. Я считаю необходимым, чтобы вы жили в штабе. Думаю, с помощью Мэри, мы сможем организовать для вас комнаты. Это будет напоминать вам о бараках, и укреплять командный дух. Девочки с девочками, мальчики с мальчиками, соответственно. Во-вторых, сразу предупреждаю: вне заданий, в пределах штаба, вашим начальником являюсь я. Это касается и нашего капитана, который, как всем известно, все еще учится и совершенствуется. За дисциплину так же отвечаю я. Что это значит, Рорик?..
Паренек поморщился:
- Планка?..
- Да, мой друг, планка. Ты сегодня уже на три часа заработал. После собрания приступишь.
- Твою ж мать...
- Четыре часа!
- Ну брат Джедок, ну это ж нечестно!
- Пять.
Рорик скис, Кабур заржал.
- Не огорчайся, Рорик. Твой друг тебе составит компанию.
Теперь была очередь Рорика смеяться. У многих на лицах так же расцвели улыбки. Джедок чуть кашлянул.
- Когда будут готовы комнаты, еще не ясно. Однако с завтрашнего дня мы уже приступаем к тренировкам и занятиям. Штаб вновь открывает двери для студентов, а значит и мы должны потихоньку вливаться. Подъем в семь утра.
Все без исключений округлили глаза. Джедок пояснил:
- Зарядка. Наш капитан вам продемонстрирует знаменитую джедовскую закалку, и возглавит пробежку, а так же утренние упражнения. Форма: полное боевое облачение. Небольшой кросс вокруг Тэнофа будет прекрасной разминкой.
Лина, казалось, сейчас расплачется. Эдвинд поправил воротник, пытаясь не задохнуться. Эстан тихо кашлянул:
- Боевое, это?..
- Ваши доспехи, полностью.
- Сэр, но мои доспехи...
- Весят килограмм тридцать?.. Я знаю. Я видел тебя на тренировке, тебе явно не хватает выносливости. Будем наверстывать.
Эстан, недовольно скрестил руки на груди. Иран смотрел на него с любопытством:
- Трудно?
Рыцарь скрипнул зубами:
- Нет, просто думаю о том, что одиноко бежать-то будет.
- В конце строя?
- В начале.
- В начале буду я. Могу даже одеть на себя утяжелители, чтобы дать тебе минимальный шанс.
Их взгляды надолго встретились, повисло напряжение.
- Завтра, по сорок килограмм. На скорость, - закончил Эстан.
- Договорились.
Они долго не отрывали друг от друга взгляда. Джедок ухмыльнулся:
- Вот ребятки. Какая прыть. Берем пример. С этим ясно?
Менее ретивые инквизиторы ошалело качнули головами, не веря, что эти двое говорят серьезно.
|
Стол с графином был весь вымазан в чернилах. Там же лежала пара поломанных перьев и стопка бумаг, которые недавно были собраны в аккуратную папку. Папка все еще лежала. "История болезни" - было написано на обложке, изляпанной детскими ручками. На одном листке, на обратной стороне, где не было аккуратных завитушек почерка, была картинка. Три человечка держались за руки. Самый маленький, в платьице был в центре, имея улыбку до ушей. Крайняя, видимо женщина, обладала рыжим цветом волос. На черно-белом рисунке дико смотрелось морковное пюре, но ребенок достиг желаемого эффекта: волосы и вправду стали рыжими. Растрепанные косматые пряди, пахнущие овощами, были длинными, что лишь убеждало в мысли, что это и вправду женщина.
С другой стороны был мужчина. В отличии от двух девиц, дуга его рта была опущена вниз, туда же, куда была опущена бровь-стрелка. Мужчина был грозен, хоть и держал за ручку малышку. Очевидно, чтобы добавить похожесть рисуемому персонажу, Летта нарисовала в руке грозному дядьке бритву. Чего бы не хотел добиться ребенок, но выглядело это так, будто Иран, со злой мордой, пытается догнать Летту и Агнессу, угрожая им бритвой.
Холодный паркет, недружелюбно принял босые ноги. Видимо, в лазарете всегда была низкая температура. Когда девушка вышла из свой палаты, она оказалась в небольшом коридорчике из простыней. Кровати шли в несколько рядов, и, что самое удивительное, были пустыми. Ее уголок был единственным обжитым местечком, в остальных закоулках был чисто и стерильно. И тихо.
Тишина стояла такая, что был слышен звон стали за окном. Затем, к звуку добавился смех, и голоса за главной дверью в залу. Сквозь ветровое стекло, на девушку уставилась синяя мордаха с огромным белым носом. Послышался хохот, в котором узнавался знакомый голос.
- Смотрите, смотрите: она все-таки померла, и теперь ее призрак ищет виновных!
Кабур. Дверка распахнулась, и в помещение ввалились друзья, грузной толпой. В руках у них были презенты. Кабур держал в руках букет цветов, Рорик нес графин явно с чем-то повкуснее воды, а Джедок, старый пес, держал в руках какую-то коробку.
На Кабуре и Джедоке еще были следы их недавних приключений. Лучнику, видимо, сломало нос, на который был намотан бинт. Под глазами еще был синяк, но в целом, лицо выглядело неплохо. У Джедока же, дела обстояли чуть лучше. Он не хромал на прокушенную ногу, а вместо уха у него красовалась его бледная копия, выполненная практически идеально. Видимо, Дары знали свое дело. На лице, однако, еще красовались четыре алые борозды, измазанные мазями. Видимо, он решил оставить их заживать самостоятельно.
- Несса! - взвизгнула Гаска, вылетая из толпы мужчин, и хватая девушку за ребра, в стальные объятия. Конечно, все уже зажило, но хватка у девицы была такая, будто она вознамерилась вернуть все на свои места, - Наконец-то! Нам к тебе три дня не пускали! Мы уж думали, там все совсем плохо.
|
|
Течение времени уносит слишком быстро. Бурная река топит в себе настоящее, оставляя пережитые мгновения тяжёлыми подводными камнями. Поток уносит вдаль. Почти нет возможности зацепиться за дно, ухватиться за скрытые под водой каменистые выступы. Река меняется. Меняет своё направление. Бушующее, неуловимое течение жизни...
Русло её реки высохло. Время - остановилось. Блуждая среди камней, она скрылась за тенью самых крупных. Самых тяжёлых воспоминаний, вставших на пути бурного потока. Стоит приложить усилия. Стоит задаться целью. Сдвинуть первый камешек, освобождая путь для мелкого ручья, что впоследствии разрастётся и покроет высушенное дно.
Возвращая драгоценные минуты.
Сможешь, Айлин?
Непосильная задача. Возвышающиеся валуны образуют преграду. Никогда не думала выйти из их тени. Не догадывалась, в какой степени тебе это действительно нужно. Не смотрела вверх. Теперь... замечаешь просвет. Чёткую линию, разделяющую стену и небо. Практически достаёшь до вершины рукой.
Решишься?..
...Первый шаг был неуверенным и чересчур осторожным. Невидимая граница, пересекающая порог зала, осталась позади. Остались чёрный провал коридора, ведущего вглубь подземелья, и фигура мальчика в шляпе, безмолвно застывшего у входа в помещение. Он сделал свой выбор. Растворился во тьме.
Сплелись узоры каменной плитки неаккуратно и небрежно, исчерчивая общую картину трещинами. Едва удавалось ступать на неровную поверхность, обходя при этом покачивающиеся на месте тела мертвецов. Пару раз едва не подвернула ногу в опасной от них близости. Сердце выстукивало бешеный ритм.
Айлин понимала, насколько было рассеянным её внимание в эти мгновения, но не могла ничего сделать. Остановиться, попытаться успокоиться - почти невозможно. Стоило застыть, прекратить смотреть под ноги, как взгляд зацеплялся за идущую впереди фигуру, гораздо ловчее и быстрее преодолевающую препятствия на своём пути. Наверняка он слышал её шаги. Но не обернулся.
Не одна. Она была не одна.
Его настойчивое покровительство вселяло тревогу. Смех - порождал затаённые страхи... И в тот же миг его голос и прикосновения успокаивали. Заставляли верить.
Он убеждал. Не нужно бояться. Эти порождения жизни и смерти, обличье прошлого человечества, - просто марионетки. Они не посмеют. Не коснутся.
И каждый шаг становился легче. Каждая ошибка, что могла стать фатальной, - оставалась незамеченной ожившими существами. Он вёл её. Показывал путь. И фигура впереди становилась всё дальше...
В какой-то момент рядом мелькнул силуэт. Чёрная тень за Константиной. Слишком маленькая, чтобы быть её собственной. Понимание пронзило разум тонкой иглой. До этого момента совершенно не задумывалась, почему именно ты и все эти люди стали жертвами обстоятельств. Почему именно на вас пал жребий Девяти.
Силуэт исчез. Исчезли сомнения.
...Казалось, прошла вечность. Столь малое расстояние, но столь большая концентрация ловушек в сравнительно небольшом пространстве... Конец был уже близок.
Тень улыбки застыла на губах. Она действительно преодолела этот путь. Удивление во взгляде. Подобие гордости. Уверенность, что причина равнодушия мертвецов кроется в нотках тихого смеха, раздающегося прямо за спиной. Кольнуло необъяснимое чувство. Чувство... словно марионеткой являлась она.
Как бы то ни было, цель - достигнута. Две двери. За ними кроется разгадка.
Арис был уже здесь. Ни радости, ни ненависти, ни даже недоумения. Кажется, ему просто всё равно. Оставив её на пороге зала, он оставил и всё, что их связывало.
Что?.. Что вообще могло вас связывать? Он же просто телохранитель, Айлин. Выполняющий распоряжение твоего брата. Возможно, мечтающий порвать когда-нибудь этот контракт. И вот представился случай, которым он не преминул воспользоваться.
Так неприятно. Так колко. В очередной раз кто-то уходит из твоей жизни. Оставляя в голове образ королевы в её ледяном дворце. Так трудно признаться самой себе. Хотя бы в одном. Хотя бы в настойчиво укореняющейся привязанности, мешающей отпустить.
Рука в перчатке опустилась на ручку двери. Застыл на мгновение. Слишком короткое. И - вновь струящийся янтарный свет.
Смешались внутри чувства, болезненно сдавив горло. Разгорячила ярость, с которой хотелось броситься вслед, выкрикнуть очередные злые слова. Отрезвила гордыня. Парализовало отчаянье.
Ну и ладно. Уходи. Чёрт с тобой. Я справлюсь сама. Ты мне не нужен. Вовсе нет.
Айлин с трудом отвернулась. Какой-то миг спустя ощутила боль от впившихся в ладонь ногтей. Услышала словно сквозь непроницаемую завесу, окутавшую сознание, посторонний шум.
Шум?.. Скорее, крик. Женский голос, вспоровший хрупкую тишину.
Айлин обернулась и непроизвольно отступила назад, инстинктивно догадываясь о возросшей опасности. Представшая глазам картина привела её в ужас. Напомнила о том, что призванные к жизни создания не являются столь уж безобидными. Как казалось ещё минуту назад, когда шествие сквозь их ряды не обременялось переживаниями за собственную жизнь.
Она попалась. Та, кто сошла с места первой, уверенно продвигаясь вперёд. Та, что позволила пройти этот путь крестьянину... Костлявые пальцы сцепились на её шее, захлебнулся крик.
Это шанс. Шанс уйти тихо и незаметно. Шанс избавиться от очередного спутника. Остаться наедине с бестелесным олицетворением хаоса... Выбрать путь, который никто бы из них не выбрал. Отправиться своей дорогой. Продолжить падение в бесконечную пропасть.
Там, за железной дверью, её ждала тьма. Тьма, разъедающая душу. Танцующая на поверхности сознания. Вплетающаяся в поступки. Её облегчение. Её наказание. Возвращение к прочно обосновавшемуся в её жизни одиночеству.
Несмотря на то, что ей приходилось прятаться по тёмным углам, страх темноты никуда не делся.
И, что самое пугающее, обе двери вели в одну сторону.
- Помоги.
Тихий шёпот. Обращение. Впервые за длительное время его присутствия. Неуверенность в голосе.
Останови их. Ты ведь можешь. Ты не дал им убить меня.
Она такая же, как я. Жертва. Изгой. Избранная. Она должна жить.
Она должна остаться со мной.
|
|
Сорвавшись с места, инквизиторы бросились вдогонку за убегающим ребенком. Девочка не замечала преследователей, ровно как и холода и колючих шишек под ножками. Иран не дал Агнессе догнать ребенка. Остановил ее за плечо, когда расстояние стало максимально близким.
- Пусть ведет, - шепнул, и сбавил ход, следя за девчушкой. Они уходили в лес, все глубже, и глубже. Агнесса узнавала место: ее вновь вели к болотам. Чем ближе становилась трясина, тем отчетливее слышался птичий крик, в какие-то моменты напоминающий писк мышей, а в какие-то, скрип той же двери. Иран стал морщится, отстав от девушки. Чутким ушам было трудно слышать эти отвратительные звуки. Он хватался то за виски, то за уши, но упрямо шел вперед.
Вскоре, показался и источник шума. Этот отвратный звук издавали детские рты. Маленький мальчик, которому было около шести, и того же возраста девочка, взявшись за ручки, и крутились со смехом, вокруг чего-то отдаленно напоминающее камень. Дети были грязные и растрепанные, но бесконечно веселые и счастливые. Маленькая девочка подбежала к ним, и они с радостью приняли ее в свой круг, на какое-то время умолкнув.
Зажимая одним пальцем ухо, Иран морщась смотрел на эту картину. Это не походило на кровавое убийство, или же дикие муки, которым подвергались дети. Кикимора не хотела их убивать. Она хотела играть. Единственное чувство, коим был одарен еще не рожденный ребенок, стало его единственным стремлением после смерти: он хотел жить. Ему просто хотелось родиться, и стать частью этого огромного мира. Почувствовать материнское тепло, родительскую любовь. Быть крещеным, и получить имя. Научиться жить, и умереть, когда придет время.
Простая, не замутненная жажда жизни. Искаженная злой магией, и волей недалеких взрослых.
- Надо привязать его... - простонал Иран, протягивая девушке ожерелье, - А затем уничтожить...
Вид его оставлял желать лучшего. Да, звук был ужасен, но его аж сильно перекосило. Вены выступили на лице и шее. От напряжения скрипели зубы.
- Только понять, кто из этих детей - кикимора. Или же, они все?..
|
Сила чистой веры. Знание, что там, за кромкой, тебя ждет Он. Уверенность в Боге - уверенность в себе. Осознание того, что сейчас она - не человек, а светоч, лучина истины, что ведет за собой две заблудшие души. Не есть ли это символ - средь мертвых тел, что еще ходят по земле, двое следуют за лампадкой чистой веры из тьмы неведения в свет, что тонкой дорожкой пролег из щелки дверей спасения. Константина ни на минуту не сомневалась: это - знак свыше.
И, наверное, будь у нее больше времени, она бы оценила и символизм своего падения - как затухает выполнивший свой долг и осветивший путь костерок. Реннарт могла бы собой гордиться: она сумела проложить путь тем, кто следует за ней, и дала им возможность беспрепятственно проследовать сквозь траурный строй тех, кого каснулась печать разложения и смерти. Могла бы - но было не до того.
Споткнуться в самом конце пути было донельзя обидно. Еще обиднее и гораздо страшнее было то, что она вывела из дремы нежить, ухватившись за лапу ближайшего покойника и оторвав ее. Руки жрицы были перепачканы в полусгнившей плоти мертвеца, и само подобное касание вызвало у Реннарт резкий приступ омерзения и отвращения, к горлу подступил отвратительный, склизкий комок: будто разлогающееся мясо проникло через поры в нее саму, и теперь пыталось найти дорогу на свободу из ее организма, попутно прихватив за собой все внутренние органы женщины.
Не успевшая хоть что-то предпринять Константина почувствовала, как ее горло обхватили расползающиеся от сильного нажатия пальцы мертвеца. Обломанные длинные грязные ногти отвратительно царапнули шею, под воротник вместе с тонкой струйкой крови потекла отвратительно завонявшая плоть нежити. Казалось бы, руки неупокоенного должны быть слабы: омертвевшие мышцы не могли сжаться, старые гниющие сухожилия не могли удержать кости. Но хватка живого мертвеца была стальной, и контрразведчица почувствовала, что начала задыхаться.
В потемневших глазах замерцали звезды, от резкого движения душителя она повалилась на пол, увлекая за собой так и не отпустившего горло мертвеца, с увлечением продолжающего ее душить. В лицо Реннарт дохнуло смрадом смерти, пустые провалы глаз неотрывно уставились на нее, выдящиеся из-за полусгнивших губ пожелтевшие зубы словно скалились в злой улыбке. Вокруг них раздались натужно-шаркающие и стучащие звуки: не надо было быть пророком, чтобы понять, что остальные твари двинулись на подмогу своему собрату.
Лежащая под навалившимся сверху мертвецом Константина захрипела, задергала ногами, чувствуя, как каблучки бессильно бьются об пол. Вцепившись в склизкую руку монстра она путалась оттолкнуть ее, но все было бессильно - хватка восставшего не ослабевала. Вторая же рука в это время судорожно скользила по поясу в поисках единственного оружия - такого маленького, такого бесполезного кинжала. Женщина почувствовала, как затрудняется дыхание, как внутри сворачиваются тугие жгуты боли. Ей до одури не хотелось погибнуть от рук какого-то дохляка, и остаться недвижным телом в этой странной зале, с синюшным лицом и в луже собственных нечистот.
Казалось, что все бесполезно. Но отчаяние придало решимость. Если бы неупокоенный мог видеть и говорить, он бы наверняка поклялся, что узрел, как в помутневших было глазах умирающей зажегся буквально-таки пылающий костер ненависти, способный, казалось бы, испепелить не только его, но и весь это чертов храм. Пламя, верное, яростное, бущующее пламя не оставило Константину, обернувшись из теплой лампадки веры в разрушительную и безжалостную стихию.
Налилась огнем рука женщины, сжимающая лапу мертвеца, в воздухе повис запах паленой плоти. Сейчас Реннарт не берегла дарованные ей свыше силы, собираясь попросту пережечь сжимающую горло длань. Вторая рука, нащупав наконец стилет, вырвала его из ножен, с силой вгоняя в поддатливую бочину чудовища. А вместе со сталью она щедрой рукой высвободила тугой, перевитой хлыст раскаленно-алой, почти белой силы беспощадного огня из самой своей сущности. Сущности Огня, что сейчас жаждал впиться жестокой лаской в разлагающуюся плоть и поглотить ее, поглотить ее всю, оставив после себя лишь прах да золу.
Истинному Пламени все равно, чем питаться, Истинному Пламени все равно, что будет гореть. Нежить, дерево, камни, женщины и дети, правые и виноватые - Очищающему Сиянию все равно. И пусть весь мир сгорит в огне: всегда найдутся те, что станут среди бьющихся хищных языков и будут хохотать, глядя, как обновляется мир. Зная, что лучшая трава растет только на пепелище. Любя этот мир и все в нем боле, чем самих себя. Зная, что Огонь есть Любовь.
-
Для оценки символизма собственного падения всегда стоит оставлять немного лишнего времени :)
-
Мне нравится, как ты отыгрываешь служительницу пламени. Моя любимая стихия)
|
|
А парень-то нервничает.
Хоть Кевин и пытался это скрывать, но от внимательного взгляда журналиста его внезапная напряжённость не ускользнула. Подавив в себе желание улыбнуться, Алекс поглотил очередную порцию кофе, продолжая несколько отстранённо наблюдать за остальными посетителями столовой. Он уже понимал, что особенно неприятная фаза вступления миновала – начальный рубеж отчуждения пройдён без затруднений, оставалось лишь непринуждённо поддерживать разговор. Пошатнувшиеся взаимоотношения с Кевином Уэйна нисколько не волновали – внешне оставаясь безукоризненно вежливым, журналист намеревался и дальше осторожно оттеснять парня в сторону. Пока что выходило вполне успешно.
В ответ на полную язвительного сарказма реплику девушки Алекс спокойно ответил:
- Вовсе нет. Подавляющему большинству потенциальных читателей нюансы работы радиоприёмников не более интересны, чем, к примеру, мне самому, - он улыбнулся. Показалось уместным именно здесь побыть полностью откровенным, пусть и недолго. – Кстати говоря, о радиоприёмниках в статье наверняка будет сказано только то, что ты занимаешься именно этим…
Он замолчал, некоторое время наблюдая за компанией, которая расположилась за соседним столом.
- Людям интересно абсолютно другое. Для рядового американца вы все – своего рода герои, каждый день встречающиеся лицом к лицу со смертельной опасностью и действующие в интересах Штатов за пределами оных.
Уэйн ухмыльнулся. Или просто кретины, часть своей жизни посвятившие простаиванию на забытой богами базе, затерянной среди льдов.
- Многим было бы интересно узнать, кто именно скрывается за всеми этими относительно известными именами. Они хотят знать не то, что Ханна занимается радиоприёмниками… А то, почему Ханна здесь оказалась и почему занимается именно этим.
Несмотря на то, что Алекс сейчас излагал собственные взгляды на основополагающие нюансы современной журналистики, он ни в коем случае не хотел допускать чрезмерного накала серьёзности разговора. Не желая показаться излишне занудным, он поспешил эту минутку философии стремительно завершить:
- Собственно говоря, об этом я и хочу написать. О характере каждого из вас, о мотивации, быть может, отчасти, о некоторых фактах из биографии. Хочу помочь увидеть в героях обычных людей. Так что рекомендую не недооценивать значимость отдельно взятого интервью…
Уэйн терпеть не мог длинные монологи, а этот и так уже продолжался достаточно долго. О том, что изначально он отправлялся на станцию с совершенно иными намерениями, журналист предпочитал особо не распространяться.
Ханна, между тем, снова заговорила, а Алекс мысленно не мог не отметить, что она выбрала достаточно странную профессию для человека, который не в восторге от постоянного сидения в четырёх стенах.
Девушка, судя по всему, тоже обратила внимание на ближайших соседей – на протяжении последней минуты Уэйн наблюдал, как этот парень, кажется Джозеф, неосознанно пожирает глазами его собеседницу. Тот факт, что сама Ханна, скорее всего, тоже это заметила, заставил Алекса мысленно улыбнуться.
А когда Джозеф ещё и запел, то комментарий девушки едва не заставил Уэйна рассмеяться в открытую.
Не ускользнула от его внимания и ожесточённая зрительная дуэль между Ханной и ещё одним парнем, почти наверняка – Моррисом. Не то чтобы у журналиста была настолько плохая память на имена – обычно жаловаться не приходилось. Для себя он объяснял это тем, что мозг предпочитает придерживать резервы для сохранения более значимой информации.
Когда в беседу вновь вклинился Кевин, Алекс ощутил лёгкое раздражение. По всей видимости, так просто сдавать позиции тот вовсе не собирался. А его следующий выпад… Завуалированная агрессия? Хорошо скрываемая неприязнь? Так или иначе, но окончательно вытесняться из разговора Кевин пока что явно не собирался.
Вокальные данные Джозефа самого Уэйна не особенно впечатлили – согласно собственным вкусам, он предпочитал совершенно иные направления в музыке… Но зато смог без особого труда определить отношение Ханны к подобному креативу. А также зафиксировать опрометчиво допущенную Кевином промашку.
- Нет, - коротко и безапелляционно ответил Уэйн на вопрос. Конечно же, без тени раскаяния или стыда. – Сам процесс написания занимает, по крайней мере, именно у меня, достаточно мало реального времени. Основная часть работы приходится на этап подготовки – сбор информации, продумывание структурных элементов скелета статьи…
Журналист замолчал, но почти тут же добавил:
- Этап подготовки сейчас в самом разгаре.
-
Кажется моему персонажу, Алекс не нравится. И тем веселее, что Алекс действительно похож на множество своих прототипов)
-
Вот ведь типчик) Колоритный
-
Мысли, реакция на каждую деталь. Думаю, ты и так знаешь, как мне нравится подобный отыгрыш. Шикарно)
|
Наблюдать, зная, что ты не в силах что-либо сделать. Наблюдать за танцем на краю лезвия. Одно неосторожное движение - риск сорваться в бесконечную пропасть. Подстерегающая смерть ждёт свой лакомый кусочек. Но... кажется, этот человек ей вовсе неинтересен. Этот неуклюжий парень, спотыкающийся на каждом шагу, практически падающий на живых мертвецов... Костлявые руки его не трогали. Пустые провалы глаз его не видели. Иссушенные временем тела не чувствовали чужого движения.
Уже в конце этого пути она верила, что у него всё получиться. Верила и переживала, словно стояла в этом зале вместо него. Представляя, как её, а не его, разрывают на кусочки, превращая в бесформенное ничто... Чуть позже по этому же пути придётся пройти и ей. И, вполне возможно, удача не будет столь же благосклонна.
Странно. Может, они не реагируют потому, что он сам их и породил? И по его совершенно немыслимому и невысказанному вслух приказу эти мертвецы убегали, не трогая живых?.. Может, стоит выступить кому-то из оставшихся людей - и гниющие трупы тут же бросятся к своей добыче?
Очередные необоснованные страхи. Время страхов давно прошло.
Прошло...
Теперь рядом есть он. Напоминая о себе очередным прикосновением и едва слышным, но отчётливым шёпотом. Вновь напоминая о собственном присутствии. Тихий смех, лёгкое щекочущее дыхание. Вновь по коже бегут мурашки, и пальцы непроизвольно сжимают ткань юбки.
Он вновь говорил. И ласково касался плеча и головы, напоминая любимого отца. Но слова были пропитаны пугающим смыслом. Смерть. Боль. Айлин внутренне содрогнулась, вглядываясь в неподвижные фигуры впереди.
Страх родился в душе непроизвольно. Страшно ответить. Повернуться и увидеть. Страшно впустить в свою душу, ощущая, как трещит по швам её драгоценный замок. Скоро от него останутся лишь развалины. Растает непроницаемый лёд, затапливая прошлое. И будет она. На поверхности, совсем неподвижная. Смотреть на чёрную луну. Будущее пугало её своей неизбежностью...
Вопрос. Всего один вопрос. Задай его мне.
Загадка. Два решения и два пути. Две двери. Лабиринт катакомб? Или бескрайние просторы?.. Ответ так близок. В бездне чёрных глаз. В шелесте прикосновений. В тихом шёпоте. Он скажет. В очередной раз подскажет выход. Всего один вопрос...
...Неудачливый маг остановился в конце зала. Айлин практически затаила дыхание, когда он коснулся деревянной двери. Из открывшегося проёма лился ослепительный свет. Ей не хотелось верить, но мысль опережала чувство. Криво улыбнувшись, крестьянин скрылся за дверью.
Она испытала настоящее ошеломление. Совсем не предполагая такое развитие событий. Ощутила... практически личное оскорбление. Она сомневалась в поступке. Жалела, что позволила этому произойти. Теперь она жалела только об одном - что не приказала отсечь руку сразу же.
Айлин не предполагала, что в это мгновение могли подумать её спутники. Но Константина, без лишних слов, направилась к выходу, без страха повторяя пройденный крестьянином путь. Решимость этой женщины просто поражала. Айлин практически предвкушала тот момент, когда та всё же догонит беглеца... Но сама дворянка стояла на месте, глядя в пол и не решаясь сделать шаг. Они ведь никого из них не тронули. Маг прошёл, Константина успешно продвигается вперёд... Чего бояться ей?
Там, в коридоре, они её услышали. Всего один громкий звук, неосторожное движение... И толпа монстров ринулась к ней.
Ассоциации вернули её во тьму. На краткое мгновение позволив пережить пугающее продвижение в кромешном мраке. Услышать биение собственного сердца, ощутить парализующий страх. Почувствовать единственную опору в наполненной кошмарами пустоте.
Сквозь воспоминание она услышала знакомый голос, но не расслышала слов.
Айлин подняла голову и подняла руку, собираясь вполне уверенно повторить тот же опыт, практически снимая с себя ответственность за собственную жизнь. Только об ответственности в данное мгновение она не думала совершенно. Странное желание. Вновь взять руку. Ощутить кожу перчаток и лёгкое сдавливание пальцев. Вновь коснуться и довериться.
Только вот обладателя кожаной перчатки на месте уже не было.
Девушка с не меньшим ошеломлением наблюдала, как он уходит, оставляя её на пороге зала. Наверное, впервые за всё то время, что Арис присутствовал в её жизни, Айлин испытала подобный шок. Нотки эгоизма и избалованности ворвались в сознание вихрем вполне подходящих слов: ослушание, измена, своеволие. По телу распространялся жар праведной злости, отчего на бледной коже проступил горячий румянец. И в то же мгновение в голове роились вопросы с оттенками искреннего недоумения: как? что? почему?.. Айлин не видела. Не понимала, когда произошло знаковое событие, давшее начало этому странному концу.
Он просто уйдёт? Не обернётся?..
До последних секунд не хотелось верить. Сквозь злость и шок проступала надежда, с которой она смотрела в спину удаляющегося мужчины. С каждым шагом всё меньше злилась и больше мысленно просила. Ну, обернись. Почему ты уходишь?.. Почему оставляешь меня здесь? Я не знаю, что мне делать.
Только когда он дошёл практически до середины, догнав Констанину, она поняла очевидную правду. Он действительно её оставил.
Болезненный укол. Совсем неприятный. Рука опустилась.
Должны ещё остаться силы. Должна остаться гордость. Смирись и иди. Тратить время на пустые переживания - глупо. Время уходит. Скоро ты действительно останешься здесь одна.
Вопрос, Айлин. Всего один вопрос. Всего один выход.
-
Крайне интересно следить за реакцией Айлин на происходящее, ее настоящими мыслями и чувствами.
-
Как же я люблю твой слог) так приятно читать
|
Холодный край. Край мира. Столь далёкий и неприветливый. Вымощенный гладким камнем источенных утёсов. Укутанный покровом снега. Защищённый прочным панцирем из льда.
Тих и неподвижен океан. Словно уснувший зверь. Его шероховатая шкура покрыта островерхими наростами айсбергов и холмов, выступают чешуйчатыми шипами торосы. Спит. И дыхание его приносит пронзительный ветер.
Человек - песчинка на теле гиганта.
Всмотрись в темнеющую даль, где обрывается линия горизонта. Поднимаясь на высоту птичьего полёта и каждый раз наблюдая эту картину. Поразительно обширные территории. Неподвижный океан и бесчисленные ледяные гряды. Множество рассыпанных по поверхности островов. Они неизменны. Только здесь, с огромной высоты, можно охватить взглядом частичку ледяного мира. Понять его истинные размеры. Осознать, где в действительности оказался.
Внизу горят сигнальные огни вертолётной площадки, чуть дальше - слегка накренившись, в окружении пристроек, стоит станция. Единственное здание на многие мили вокруг. Кусочек цивилизации. Хрупкий. Маленький. Приютивший нескольких созданий. Они решили, что в этом мире им найдётся место.
***
Опустошив посуду и, видимо, завершив разговор, Бьюкэнон поднялся, оставляя начальника станции в гордом одиночестве. Его уход для некоторых так и остался незамеченным, как и исчезновение с кухни знакомой фигуры Бона. Голоса становились громче, в разговоры вступали молчащие до этого момента люди. Лёгкое оживление. И вместе с ним в атмосферу помещения ворвалось резкое тепло, обозначив повышение температуры капельками пота, выступившими на коже под слоем тёплых одежд.
Лиз наблюдала за своей собеседницей с улыбкой. На лице застыло выражение наигранной вежливости, что таяла с каждой секундой от начала диалога. Таяли возведённые воображением границы.
- Ты права, очень жарко. - Из речи Саманты Кларк зацепилась за наиболее актуальное, слегка оттянув ворот водолазки. Задержалась взглядом на Джеймсе, двигающимся к выходу. Задумалась. - Прости. Нет-нет, конечно, не помешала. Честно говоря, я слегка заскучала в обществе Ницше. Бен любит этого философа, но мне он даётся с трудом.
Тонкие пальцы доктора непроизвольно легли на желтоватые страницы, в то время, как свободной рукой Лиз поднесла ко рту чашечку с кофе. Единственное, что могла заметить Хейз, - начало какой-то цитаты, обрывающейся под аккутарным ноготком Элизабет. Что-то про чудовищ.
- Верн? Отличный выбор. - Ком встал в горле, и Элизабет не смогла произнести всплывшую в сознании фразу. - Я давно не читала Верна. Поделишься как прочтёшь?.. Здесь просто извечный дифицит книг, - улыбнулась. - Взамен могу предложить что-то из собственной скромной библиотеки.
Поправив выбившийся локон, доктор посмотрела в окно. Сквозь осевшую влагу едва проглядывались очертания холмов. Проведя по стеклу пальцем, Элизабет оставила на нём черту.
- Темнеет. Бен с группой должны уже добраться до северного берега. Может, зря Джозеф не поехал...
Развивающаяся мысль, подкреплённая возрастающим волнением, была прервана песней. Лиз, слегка нахмурившись, смотрела куда-то за спину Саманты.
...Кевину с трудом удавалось сохранять безмятежное выражение лица. Ни ненависти, ни злости не читалось в выражении карих глаз, но в глубине их отразилось какое-то внутреннее переживание. Фишер поёрзал на месте, всё ещё удерживая в ладонях горячую чашку, умудряясь мёрзнуть даже в душном помещении.
Казалось, в обществе Уэйна ему неуютно. Особенно после того, как внезапно нагрянувший собеседник обратился непосредственно к Ханне, проигнорировав его точку зрения. В другой момент Кевин не заострил бы на этом никакого внимания, привыкший ко всему относится с философской лёгкостью и завидным позитивом. Но сегодня его извечно хорошее настроение просто пропало.
- Интервью? - усмехнувшись, Ханна скрестила руки на груди. - Всё настолько плохо, что ты готов слушать лекцию про работу радиоприёмника? О да, очень интересно. У статьи будет просо ошеломительный успех.
Наблюдать в голосе Ханны язвительность было вовсе неудивительно. Кевин искренне полагал, что за три недели неплохо узнал каждого из присутствующих. В особенности, Бушеми, рабочее место которой отделялось от его собственного тонкой перегородкой. Однако он поймал себя на мысли, что не может с лёгкостью сказать то же о журналисте. Чувствовалась контрастная обособленность, и каждый раз его дружелюбие наталкивалось на некую холодность.
- Да, мне здесь не нравится. Сидеть в четырёх стенах - не слишком весёлое занятие, знаешь ли. Да и посмотри вокруг... - Скорее всего, последняя фраза касалась сидящей рядом весёлой тройки, потому что взгляд связистки направился именно туда. После чего девушка опустила глаза, явно пытаясь понять, на что уставился Джефферсон.
Шон, кажется, не обратил никакого внимания на её фразу, увлёкшись пением Джозефа. Но тихо сидящий в углу Моррис посмотрел на девушку не самым дружелюбным взглядом.
- В очередной раз завтрак превращается в балаган, - поморщилась Ханна.
- Но поёт-то отлично, - с улыбкой произнёс Кевин, лишь после осознав собственную ошибку. Девушка нахмурилась, но промолчала.
- Алекс, ты эту статью хотя бы начал?
- ...Вот это по-нашему, - Шон, казалось, развеселился после сообщения о том, что Джозеф остаётся. Откровенно говоря, этот парень был единственным, с кем можно было повеселиться и втихую от Роджера напиться, без риска ухудшения и так дружеских отношений. Моррис, хоть и любил выпить, делал это тихо и скучно, до полного отключения сознания. Хотя Шону и нравился напарник, времяпрепровождение с ним не отличалось, так сказать, динамикой.
Заметив взгляд Джозефа, пилот усмехнулся и подвинулся ближе, собираясь что-то произнести, но его оборвал сам Джефферсон, затянув знакомую песню. Негр почти сразу подхватил её, правда, подпевая на манер усиления последних слов в строчке. Ещё забавно хмурил кустистые брови, держа в руках толстую сигару. Пепел, незаметно от него, медленно опадал на столешницу. Майкл, казалось, остался к песне равнодушен, всё ещё буравя взглядом сидящую за соседним столиком девушку.
- Шикарно, Джо, - с улыбкой довольного кота проговорил Адамс, затянувшись сигарой. - Но когда мы услышим твою песню, а? Мы с Майклом давно ждём чего-нибудь новенького, из твоего собственного репертуара. - Мужчина бросил взгляд на сидящего неподалёку Баттлоу. Тот любил порядок, а поведение Джозефа, как минимум, нарушало чужое спокойствие.
Слегка наклонившись и понизив голос, Шон заговорил:
- Слышал, как начальник и психолог болтали о Джошуа. Кажись, всё серьёзно, и он скорым рейсом отправится обратно на материк. Улетит пташка из насиженного гнёздышка. Что, Джо, вздохнём спокойно, а?
***
Джеймс
Лёгкий гул голосов остался позади. Едва слышно хлопнула дверца за спиной, закрывая от взгляда оставшихся в столовой людей. Небольшой социум Мюррея, жужжащий улей, не позволяющий сосредоточиться исключительно на собственных мыслях. Всегда что-то отвлекает. Что-то вырывает тебя из повседневного одиночества. Проблемы, которые неободимо решать. Люди, которые требуют твоего внимания.
В соседнем крыле есть твой собственный угол. Твой маленький временный дом. Ты можешь прийти туда и забыться. Утонуть в воспоминаниях, погрузиться в воссозданный воображением мир из книг. В этом углу уютно. Там не будет проблем. И чужих лиц. Только ты, наедине с собой.
В коридоре повисла тишина. Прерываемая тяжёлым стуком трости и отзвуком твоих шагов.
Стоило выйти в главный коридор между корпусами, как тщательно выстраиваемое одиночество было нарушено. Прислонившись к стене, стоял Филлипс. Дрожащей левой рукой пытаясь перемотать ладонь правой. Под белоснежной марлей розовела опухшая от ожога кожа.
Джонатан не сразу поднял глаза. И когда поднял, ты заметил под глазами "синяки".
- О, док... Я там слегка перестарался... Вентиль чуток не туда, да он и того... Там парилка наверняка, да?
***
Джереми
Твой собственный крик вспорол тишину и утонул в пустоте. Если там что-то и было, то оно откровенно над тобой издевалось, вовсе не спеша показываться.
Позади - спасительный выход. Свет из приоткрытой двери падает на деревянный настил, прочерчивая по нему полосу. Где-то там остались люди. До слуха всё ещё доносились их приглушённые голоса. Осталась помощь. Те, кто мог решить проблему за тебя и самым простым методом. Филлипс, например, неплохо владел винтовкой, вполне успешно отгоняя выстрелами медведей. Они всегда чуяли запах еды.
Вероятность появления здесь медведя была низкой, но она была. Кто-то забыл запереть внешнюю дверь на засов - и животное проникло на склад... Шоколад - самое малое из того, чем оно могло полакомиться.
Но ящики и контейнеры были в относительном порядке. Не виднелась над "холодильниками" и белая холка. Не слышалось характерное рычание и звуки раздираемых упаковок. Здесь было чертовски тихо.
Шаг. Чуть слышный скрип дерева под ногой. Густой пар изо рта мешал видеть дорогу. Её чертил луч света из кухни...
Только ты и твоё оружие. Ты и твоя собственная смелость.
Тает расстояние, уходит время. Позади уже остаётся внушительное пространство склада. В царственной тишине слышны только шаги. Только твои шаги и быстрое дыхание. Заползает под одежду мороз, прилипая к телу холодным потом.
Последний шаг. Решишься?..
...Если бы страхи могли ожить, они смотрели бы на людей точно таким же взглядом. Голодным взглядом пронзительно-чёрных глаз. Они смотрели на тебя, на твоё лицо, совсем не замечая лезвия в руке. И в тот момент, когда ты появился, нарушив покой этого существа, оно вгрызлось в толстый кусок мяса маленькими белоснежными зубками.
Маленькое, смуглокожее, в коконе из чего-то мехового, напоминающего шкурку животного. Сальные чёрные волосы опускались на лоб, на щёки, скользя кисточками по свежему куску мяса. Верхняя часть тела была прикрыта грубой светлой тканью, подчёркивающей худобу детского тела. На вид - не больше девяти лет, совершенно не различимого, на первый взгляд, пола. Ребёнок молча жевал мясо.
-
Я был готов ко всему, но никак не к маленькому чукче, жрущему сырое мясо *_*
-
Живые и проработанные НПСы - чувствуется, что у них есть история и взаимоотношения.
Что, конечно, же оказывает значительное влияние на общую атмосферу. А это уже замечательно.
-
Очень яркие и продуманные неписи, что прекрасно оживляют мир и поддерживают сочную атмосферу)
|
Я молча ожидал логического завершения сцены. Мгновение сомневался, но всякое желание заступиться за паренька было моментально вытеснено разочарованием и почти детской обидой. Даже сквозь обуревавший меня коктейль из эмоций я всё-таки понимал, что поступаю в данный момент совершенно неправильно. Понимал, но не спешил ничего в связи с этим предпринимать.
Некоторое время наблюдал за Айлин. За её реакцией на эту казнь по законам военного времени. По крайней мере, в глазах девушки не нашёл торжества и злорадства. В какой-то момент даже подумал, что она всё-таки захочет вмешаться. Быть может, всё тем же омерзительно властным тоном прикажет мне прекратить это безумие. Конечно же, ничего подобного и близко не произошло. Не в первый раз поражаясь собственной наивности, я улыбнулся.
Айлин бездействовала. Бездействовал странный паренёк в шляпе. А я… А что я? Из главного действующего лица, к собственному удивлению, вдруг превратился в молчаливого наблюдателя.
С ледяным спокойствием лицезрел я шествие потенциального смертника. До крайности неуклюжее, как, впрочем, и каждое его действие в целом. Не беспокоился, не переживал. Просто смотрел. С любопытством скучающего зрителя.
Не сразу почувствовал перемену. Что-то не так. Не снаружи – мертвецы, не обращая ни малейшего внимания на «мастера маскировки», по-прежнему таращились на двери пустыми глазницами. Внутри, в моей голове. Там, где обычно безоговорочно господствовал холодный голос логики. Где правило моё собственное сознание.
Я не был уверен, что это слова. Я не слышал текста как такового. Но, между тем, кто-то со мной говорил. Передавал каким-то непостижимым образом смысл. Магия, боги… Ни одно из этих слов не вызывало приятных ассоциаций. Я посмотрел на Айлин исподлобья, между делом скользнул взгляд по Реннарт. Тревожат ли их сейчас демоны? Собственные голоса, нашептывающие чужие деяния и поступки?
Я тряхнул головой. Долгие годы верил в холодную сталь, всячески пытаясь держаться как можно дальше от чёртовой мистики. Окружающая обстановка демонстрировала более, чем наглядно, что в последнее время выходило не очень.
Безымянный крестьянин завершил своё шествие. Ни один мертвец даже не взглянул в его сторону. Я видел, как открывает он дверь. Видел свет, мягко струящийся из помещения по ту сторону. Видел злобную ухмылку на лице человека, полную самодовольного торжества.
Я постарался выбросить из головы чужие голоса. Даже не думая следовать загадочному призыву.
- Помоги себе сам, - шёпотом бросил в ответ невидимому собеседнику и, отклеившись от стены, тут же двинулся следом за Константиной.
Без тени страха или волнения. Я увидел, что проход существует. А общая отстранённость от происходящего прекрасно помогала поддерживать ледяное спокойствие.
Я совершенно не беспокоился. Не вздрагивал, как совсем недавно, при малейшем лязге доспехов. Не держал руку в опасной близости от рукояти меча. Просто уверенно шёл вперёд – достаточно тихо и грациозно, но, в то же время, крайне напористо. Буквально просачиваясь сквозь толпу мертвецов. Разве что, не расталкивая неугодных плечами. Я не испытывал угрызений совести по отношению к прорвавшемуся немногим ранее пареньку. Не боялся его мести или возможных последствий собственного бездействия.
Лишь немногие вещи меня в этот момент действительно волновали. Я уверенно продвигался вперёд, не оглянувшись даже ни разу на замешкавшуюся Айлин. Принятое решение жгло изнутри, превозмогать себя было действительно сложно… Но я не оглядывался. На этот раз – никаких протянутых рук. Никого самопожертвования. Мне плевать, как именно она будет пробираться следом. На своих каблуках и во всех своих юбках. Совершенно всё равно, как справится со всем этим сама.
Я шёл достаточно быстро – вскоре поравнявшись с выдвинувшейся чуть ранее Константиной. Та что-то говорит. Молитву или какой-то текст. Я не обращал на это никакого внимания.
Конечно, на самом деле мне было совсем не плевать. Но я по-прежнему упорно находил в себе силы не оборачиваться.
|
- Так точно, мой капитан! - отозвалась Гаска, в последний раз, и, наконец, погрузилась в чтение. Пока она читала, стали собираться люди. Исключительно из стеснения, девушка окончила урок, всю себя отдав еде. За обедом было мало людей. Никто из их компании так и не присоединился к трапезе. Франческа пришла в обществе Скэйлэ, в очередной раз подтвердив версию Гаски о том, что Иран теперь избегает ликвидатора. Его и вправду больше не было видно...
***
Утро нового дня так же не принесло нежеланных встреч. Завтрак был посвящен исключительно чтению. Теперь, за книгой сидели все. Перечитывали бестиарии, пролистывали кодекс. Даже Рорик целиком погрузился в чтение: до звания инквизитора ему не хватало всего шести баллов. Спокоен был только Джедок. Он улыбался, выдавал шуточки.
Гаска была в панике. Кабур читал ей вслух, напоминая простейшие вещи. Одежда со вчерашнего дня высохла плохо, оттого девушка сейчас щеголяла в рубашке компаньона, совершенно тому не смущаясь. Его же это доводило до полнейшего восторга, хоть никто больше не реагировал на его напоминания о их позоре.
Вызывали на состязания группами. Сначала шла десятка лидеров, затем вторая десятка и завершали худшие. Агнесса, Эстан и Гаска шли в числе первых. Подругу трясло. Она даже готова была плакать. Их рассадили по разным партам на максимальное расстояние друг от друга. Охраняла их все та же Ванесса, постоянно прогуливаясь между столами, и заглядывая в записи. Как она и обещала, за попытку списывать или подглядывать, участников ждет моментальная дисквалификация. За три часа, которые шел тест, было выведено двое, без шанса на восстановление. Их работы женщина разрывала у всех на глазах, и сжигала в пламени свечи.
- Еще желающие списывать найдутся?.. - осведомилась она, грозно глянув на бледную Гаску. Ее угроза была напрасной - девушка мучалась не от незнания, а от обычной неспособности целиком прочитать предложение.
В листке Агнессы все было предельно ясно. Несколько вопросов о том, как с помощью воды найти искомое. Причины возникновения seffа; перечислить все виды трупоедов; назвать отличия кикимор от леших; и каким образом происходит заражение ликонтропией.
Вопрос с вариантами, был связан с кодексом, однако не имел на него прямых отсылок. Судя по всему, он предполагал исключительно разбор мнения конкурсанта.
"Женщина заподозрена за связь с нечистой силой. На нее было совершенно три не анонимных доноса, дающих право инквизиции взять женщину под арест. Однако, к приходу Серого Ордена, она успела сбежать, чем признала свою вину.
Вопрос: как служитель Ордена должен распорядиться ее ребенком?
А) Убить на месте. Дитя могло подвергаться богомерзким ритуалам, и нести в себе семя зла. Нельзя рисковать.
Б) Взять под арест. Арестовать ребенка на месте, забрав для изучения в Орден.
В) Наложить Право Призыва. Если по истечению срока преследования женщину не удастся найти, ребенок ответит за ее преступления смертью или же служением Каэллу.
Дайте вариант ответа, и обоснуйте свое решение более развернуто."
|
Осознавший всю реальность угрозы крестьянин принял единственно верное решение - и боязливо вошел в залу, неуклюже пробираясь сквозь шеренгу мертвецов. Реннарт следила за ним любопытным хищным взглядом, задаваясь вопросом: сумеет ли растяпа пробраться, или твари разорвут его на части. На лице внимательно наблюдавшей за продвижением парня контрразведчицы была абсолютно чистая, по-детски наивная улыбка - так она была заинтересована происходящим.
Когда безымянный кмет все-таки протиснулся сквозь нежить достиг двери, скрывшись за ней, женщина тихо выдохнула, и в этом выдохе одновременно смешались и облегчение от того, что между немертвыми можно пройти, и огорчение от того, что ей не довелось наблюдать увлекательное зрелище того, как выходцы из могил рвут живую плоть неудачника.
Оглянувшись, чиновница с удивлением отметила, что счастливый обладатель шляпы покинул их компанию: видимо, не решившись рисковать собой и попробовать найти другой путь. То есть, попросту говоря, сбежав. Ну и ладно, Каррум ему судья. Оглядев оставшихся и не увидев в глазах аристократки Айлин и солдата Ариса желания немедленно броситься вслед за счастливо миновавшим опасность кметом, Константина сама решительно пробралась ко входу внутрь и, уперевшись руками в дверной косяк, застыла на пороге, никак не смея зайти в обитель тварей из ночных кошмаров и страшных сказок.
Сила воли и сила духа - вот главный щит. Уверенность в себе - вот что острее меча. Тому, кто верит в себя, не страшны клинки врагов: они бесполезны, когда твердое сердце раскрошит острие. Константине было страшно, чертовски страшно. Никакое самоубеждение не помагало решиться и, наконец, сделать первый шаг для пути сквозь колоннаду живых мертвецов, замерших немыми стражами.
Стыд и презрение к самой себе ударили хлыстом, заставляя выпрямить спину и развернуть плечи. Ведь как же так, жалкий селюк, пускай и под угрозой клинка, смог решиться и прошел до дверей, а она - нет. Да, пускай у нее нет такого стимула, как стилет у ребер, но ведь где-то за спиной - королевские стражи, несущие смерть. Там, за спиной, молчаливая тьма запутанных коридоров, чьи липкие щупальца никак не хотели отпускать женщину.
Надо решаться. Набрав полную грудь воздуха, словно перед прыжком в воду, Реннарт на несколько секунд прикрыла глаза, а затем, выдохнув сквозь сжатые зубы и склонив голову, сделала первый шаг через порог. Легкие, невесомые, но до одури липкие лапки страха скользнули по лицу легким ветерком, заключили в невесомые обьятия нервной дрожи, неслышимым смехом над отчаявшейся на решительный шаг Константиной резанули по ушам, сковали пальцы наручниками спазма.
Первый шаг. Опущенная голова, руки прижаты к груди. Нервная дрожь колотит тело, сердце стучит, словно рвущаяся из груди птица, холодный пот дорожкой бежит по спине, зубы стиснуты до боли. Шаг. Эхо от стука каблучков - поминальный набат. Прислушайся - и услышишь рефреном одно слово: нет, нет, нет. Шаг. Бывшая жрица замирает перед строем мертвецов, не в силах ступить между ними. Нерешительно оглядывается. И тут ее напяженное лицо, покрытое тонкой пеленой испуга, искажается в злой, самоуверенной улыбке, глаза хищно суживаются. Резкий поворот головы, такой, что темные волосы, взметнувшиеся за спиной, взлетели и опали, словно оградив Константину от тех, кто остался позади.
Огненная выпрямилась и гордо держа голову, с презрением оглядела застывших тварей. Досель неуверенно прижатые к себе руки соскользнули с груди, опав вниз и позволив открытым ладоням, на которых тут же занялись маленькие язычки пламени, быть направленными вперед, к заветной цели-двери, столь близкой и столь далекой.
Высокий чистый голос, привычный к песнопениям в храме, начал выводить старые, как сам Очищающий, строки, и Константина сделала еще один шаг, на сей раз - твердый и решительный:
Pater Karrumus qui in ignis es,
Calefacit nomen tuum...
Снова шаг. Будто забыв обо всем, Пламенная идет сквозь ряды нежити, как верховная жрица мимо восхищенных ею прихожан: гордо, достойно, степенно, с полным осознанием собственного достоинства:
Veniat regnum tuum,
Fiat febris tua,
Sicut in animam et in corpus...
С каждым шагом бывшая монахиня чувствует, как в ее крови вновь разгарается буйное яркое, слепящее пламя: не уничтожающее, нет - пламя возвышенное и созидающее, ободряющее и поддерживающее. То пламя, что зовется душой.
Animum nobis nostraeque incendia vires,
Et nos punias nostrae esse infirmitati,
Infirmum autem in fide Quomodo punias...
Сейчас для читающей слова молитвы женщины нет мертвецов вокруг, нет донельзя странной залы, нет ни страха, ни чувства опасности - лишь готовность преодолеть очередное испытание, ниспосланное на нее Очищающим и желание спасти и обогреть тех двоих, что оказались так быстро к костру ее духа.
Et ne nos inducas in temptationem,
Sed libera nos a rigida.
Karrum. Karrum. Karrum.
-
Вот правда, женщина-огонь) Отличный отыгрыш.
-
Опасная Огненная. Настоящая жрица Каррума
Красиво сюда вплелась молитва
|
|
|
|
Требуемый результат оказался достигнут без особых усилий – обескураженные внезапным появлением Алекса люди были вынуждены отбросить в сторону прежнюю, ещё недавно их так занимавшую, тему. Замечательно. Уэйн просто терпеть не мог, когда-то кто-то в непосредственной близости от него обсуждает вопросы, журналисту не интересные или его никак не касающиеся. Привыкший большую часть времени быть в центре внимания, он ненавидел роль отстранённого слушателя и всегда старался перехватить инициативу, не особенно считаясь с мнением остальных. Кого-то эта его привычка наверняка чудовищно раздражала, кто-то напротив, находил Алекса крайне общительным и коммуникабельным человеком. Так или иначе, на мнение большинства Уэйну было просто плевать – главное, что он в очередной раз создал все условия для достижения собственной зоны комфорта.
Журналист внимательно прислушивался к каждой реплике Кевина, уже привычно стараясь не демонстрировать, что общество этого парня ему не слишком приятно. По-прежнему поддерживая зрительный контакт с собеседником, он свободной рукой подцепил свою кружку и сделал несколько осторожных глотков, смакуя обжигающе-горячую жидкость.
Не без удивления Уэйн отметил, что сегодня в столовой было действительно жарко – верный свитер с американской символикой впервые не обеспечивал обычный уровень уюта, намекая, что можно было бы одеться немного полегче. Разговор о погоде, тем временем, набирал обороты – банальная тема оказалась на редкость удачной, на этот раз Алекс действительно угадал.
Относительно метеорологии Уэйн имел свою точку зрения – мужчина вообще старался развиваться разносторонне, в разных, зачастую никак не соприкасающихся между собой областях, но на этот раз предпочёл вежливо слушать. Как показывал опыт, людям обычно куда больше нравится внимать своей собственной точке зрения, чем выслушивать аргументацию собеседника.
В диалог, впрочем, тут же вклинилась Ханна – со свойственной ей горячностью моментально принялась отстаивать альтернативную точку зрения. Краем уха продолжая прислушиваться, Алекс непринуждённо наблюдал и за остальными сотрудниками. Заметил, как скрылся где-то в недрах кухни характерный белый колпак. Как продолжают о чём-то беседовать психолог с начальником. Как снежным вихрем ворвалась в помещение Саманта, принеся с собой освежающее дуновение холодного ветра. От внимательного взгляда журналиста вообще мало что ускользало, чего нельзя было сказать по его расслабленной позе и исключительно безмятежному виду.
Меня не радует перспектива остаться без связи на этом проклятом острове…
Алекс поёжился. Его, естественно, такая перспектива тоже радовать не могла. Если верить учёным, то наступала полярная ночь. Зашедшее за горизонт солнце не покажется вновь на протяжении безумно огромного количества времени. Холод и темнота. И ещё большая скука в контексте сложившейся ситуации.
Уэйн печально вздохнул. Как он ни старался, но по-прежнему не мог воспринимать всерьёз других сотрудников станции. Относился к ним несколько снисходительно, считал себя выше, представителем иной касты. Понимал, что в итоге всё-таки отсюда уедет, вновь окунётся в привычный ритм жизни. И почти наверняка никогда больше не увидит никого из этих людей.
Так и подмывало ответить Ханне нечто вроде: «заходи, если станет совсем уж скучно». Конечно же, на этот раз Алекс тоже сдержался. Хоть и взглянул с интересом на девушку, пытаясь предвидеть, как бы та могла отреагировать на подобное предложение.
Взгляд вновь зацепился за Саманту, которую не терпевший лишнего официоза журналист всегда мысленно называл не иначе как «Сэм». Точнее не столько за саму девушку, сколько за стремительно тающие снежинки, сверкающей россыпью засевшие в волосах. Каким-то непостижимым образом через цепь случайных ассоциаций этот образ перенёс его обратно в кафе, окружённое непрекращающимся гомоном мегаполиса. Тряхнув головой, Уэйн поспешил вернуться в реальность. И понял, что самое время что-то сказать – в рамках поддержания балансировавшей на грани скоропостижной кончины беседы.
Решив, что сама по себе тема природной аномалии себя исчерпала, Уэйн продвинулся несколько дальше. Всё в той же, свойственной ему, непринуждённой манере:
- Надеюсь, что всё-таки обойдётся без этого, - всё-таки циклон заслуживает того, чтобы подвести по нему некий итог. – Похоже, ты не особо в восторге от этого места?
Полувопросительные интонации в голосе помогали собеседнику лучше раскрыться, быть может – безапелляционно избежать неприятных вопросов. Один коротким вопросом он предлагал Ханне возможность раскрыть, при желании, целую кучу тем – что именно ей не нравится в сложившейся ситуации, как она относится к работе на станции, как здесь оказалась… При желании, этот вопрос можно было интерпретировать добрым десятком способов. И выбрать именно тот вариант, который в данный момент импонировал больше всего.
Довольно правдоподобно изображая задумчивость, Алекс добавил:
- По-моему, я ещё даже не брал у тебя интервью…
-
Сочно, вкусно, глубоко
Каждое движение имеет мысль и основание. Люблю такое)
-
Тебе явно удалось передать образ) Продуманный и живой. Чудесно.
|
Иран выходил на песок медленно, вальяжно. Ноги его слегка спотыкались о невысокие горсточки, раскидывая их по арене. После того, как был осмотрен его меч, он опять убрал его в ножны, и судя по хватке, даже не собирался его оттуда вынимать. Противник его, только что отбившийся, пытался перевести дух за то время, пока Иран доходил до нужной отметки. Человек был весь красный и блестел от пота. Воздух из него выходил рывками. Иран же, будто и вовсе не дышал.
Сероглазый посмотрел на строгую женщину, поприветствовав лишь ее коротким кивком. Возможно, они были знакомы, поскольку она сжала губы в одну тонкую полоску.
- Приготовиться!
Удар молоточка.
Противник Ирана поспешил атаковать. Предыдущий бой выжал из него все силы, поэтому этот он решил закончить быстро, одним махом. Его клинок взмыл в воздух, и на этом все предпринимаемые действия закончились: Иран вытолкнул свое тело вперед, боком уходя от противника. Движения его были настолько резкими и неестественно быстрыми, что казалось, будто противник его двигается нарочито медленно. Первый удар пришелся по задней поверхности ноги, выбив ту из под тела. Будь клинок Ирана оголен, этой ноги бы не было на месте. Второй удар - еще более быстрый, пришел по горлу не успевшего упасть оппонента. Он был так же силен, и видимо должен был отсечь голову, не будь меч скрыт в коже. С приданным ускорением, мужчина рухнул на песок, сильно стукнувшись головой. Его лицо раскраснелось еще больше, а пальцы хватались за шею. Крови не было, но бой завершили.
Напротив имени Иран появились пять ровных чёрточек. Его противнику досталась одна.
Сайгор взволнованно хрипел, не в силах устоять на месте. Сила противника в нем лишь пробуждала азарт. За то время, пока выносили несчастного, он успел истоптать весь песок под собой. Осмотр оружия, и мужчина вырвал его из рук храмовников, спеша к Ирану.
- Ира-ан! - взревел Первый Меч, одной из сабель указывая на противника, - Ты неплох!
Сайгор был явно перевозбужден.
- Стараюсь, - Иран скромно пожал плечами. Эти двое были первыми, кто заговорил на песке. Молоточек призвал к порядку:
- Приготовились!
Но мужчины не обращали внимания. Они смотрели друг на друга с азартным блеском в глазах. Сайгор продолжал:
- Вынимай меч из ножен! Этот бой ты запомнишь надолго!
Иран придирчиво оглядел оружие и покачал головой:
- Нет... Вдруг поранишься.
Сайгор резко покрылся гневным румянцем:
- Ты будешь молить о пощаде!
А вот теперь, настала очередь Ирана злиться. Желваки блеснули на мощной челюсти:
- Посмотрим... - прорычал едва слышно, но услышал каждый. Стоило этим двоим появиться на песке, как все звуки смолкли. Удар молоточка, и Сайгор ринулся в атаку, ловко орудуя обоими клинками. Его руки будто жили своей жизнью, атакуя разными махами и в разном темпе. Он был амбидекстром. Около десятка ударов посыпались на Ирана, но судя по звону, отбил тот всего три. Остальные прошли мимо.
Сайгор был быстр, но его противник быстрее. Атаки еще продолжались, когда пятка Ирана врезалась в колено оппонента. Отсутсвие одежды дало возможность прекрасно разглядеть резкое смещение чашечки. Сопровождаемый хруст и крик Сайгора лишь дополнили картину. Здоровяк неуклюже покачнулся, и получил мощный удар кулаком в челюсть.
Руки, все еще сжимающие сабли уперлись в землю. Иран возвышался над поверженным, зло блестя глазами. Ударил ногой по сгибу локтя, заставляя лысого ткнуться лицом в песок. Пока тот пытался приподняться, Иран уже откинул в сторону собственное оружие, и, ухватив недавно атакованную руку, резко завел ее назад. Лопатка оттянула кожу на спине Сайгора, неестественно выворачиваясь. Здоровяк вскрикнул, и сжал зубы.
- Моли о пощаде, - процедил Иран, с каждой секундой увеличивая нажим.
- Да пошел ты-... Аааа! - Сайгор взвыл раненным зверем, когда ступня Ирана легла ему на выкрученную лопатку.
- Моли о пощаде, или я сломаю тебе руку, - повторил Иран, с каким-то восторженным садизмом глядя на краснеющего Сайгора. Тому потребовалось около трех секунд, чтобы глухо прошептать:
- Сдаюсь...
- Тебя не слышат, - рука вывернулась уже так, что кожа над лопаткой побелела. Иран лгал: шепот Сайгора был слышен даже на самых верхних рядах. Но ему хотелось унизить противника больше.
- Сдаюсь.
- Громче!!!
- СДАЮ...!!!
Он не успел закончить - треск разрываемых мышц оборвал его крик, превратив в несвязный вопль. Искалеченная рука начала моментально синеть от полученной травмы. Иран пнул от себя кричащего Сайгора с тем отвращением, будто это была куча дерьма. Получив желаемое он, мало того, что не успокоился, он пребывал просто в невероятном бешенстве.
Яростный взгляд прошелся по трибунам:
- И это все?! - обратился он к присутствующим, - И это - лучший из вас?! Ломающийся под малейшим нажимом?!
На каждый свой крик он оголял зубы, будто готов был рвать любого, кто осмелится ему что-либо сказать.
- Вы все готовы сдаться, лишь только вас прижмет?! Или же кто-то готов бороться до конца?! Есть ли среди вас тот, кто сможет выйти сюда, и биться, как настоящий инквизитор?
Мертвая тишина висела в аудитории. С каменными лицами все смотрели, как перед ними распинается Иран. Он сжал челюсть, и с надеждой взглянул на Агнессу, чье оружие уже проверяли. Сайгор не двигался. Ему удалось спрятаться от боли в спасительном беспамятстве.
- Может быть ты? - задал вопрос мужчина, не отводя взгляда от новой жертвы.
|
Слова сказаны. Точки расставлены. Всё определено и закономерно. Всё так, как и должно быть. Как было до этого кошмарного дня.
Так думала Айлин, удовлетворяясь своим маленьким выступлением. Думала, что теперь вновь в безопасности – воздвигнув спасительную стену, любые возможные удары по которой не принесут никакого результата. Здесь был её замок. Её маленькое королевство холода. Где под мягким белоснежным покрывалом уснули воспоминания.
Ей хотелось вернуться. Под своды ледяного замка. Лелея спрятанные в нём сокровища. Драгоценности из настоящих, искренних чувств. Пряча их от чужого взора и запирая наглухо ставни.
С самого начала. Любой, кто встретит её впервые. Натолкнётся на глухой барьер из равнодушия и пренебрежения. Принцесса? Нет. Эта сказка о разбитом зеркале…
Сейчас… возвращение к спасительной крепости не принесло должного облегчения. Слишком острое ощущение, что всё изменилось. Раз и навсегда.
…Айлин практически не прислушивалась к разговору следующих за ней людей. Не думала и злорадно радоваться факту, что они всё-таки идут в выбранном ей направлении. Она спешила, громко цокая каблучками по каменному полу. Слышала собственное тяжёлое от волнения дыхание. Желание выбраться из подземного лабиринта в это мгновение было безгранично велико.
Оранжевый свет струился, растянув тёплые лучи и слепя глаза. Позади оставалось пространство темноты. Цепью тянулись и удалялись звуки шагов, погружая коридоры в тишину, и каждый шаг, казалось, пробуждал ото сна обитающие здесь сущности. Айлин не знала, видят ли или чувствуют их её спутники. Но спешила уйти от этих существ как можно скорее. Встреч с покойниками на сегодня достаточно.
Уже так близко. Выход. Она знала. Она верила…
…Девушка остановилась на пороге, оглядывая открывшееся её взору помещение. Различного рода эмоции стремительно сменялись на аристократично-бледном лице. Несомненно, она радовалась тому, что видит хоть какие-то признаки человеческого присутствия. Обыкновенные бытовые вещи, знакомую обстановку. Однако… На общем фоне явно выделялись лишние здесь фигуры. Встреченная ранее толпа мертвецов рассредоточилась по всему залу, явно не желая двигаться с места.
Айлин едва не закричала от отчаяния. Ну почему снова?.. Эти твари не могут просто взять и рассыпаться в прах?! В конце концов, этим останкам уже несколько столетий. Магия. Чёртова магия этого простолюдина…
Пока девушка «остывала», пытаясь осознать неизбежное, подошли остальные. Айлин поймала себя на мысли, что её каким-то образом волнует то, о чём они могут думать в этот момент. Одёрнула себя. Одёрнула руку, что ещё недавно сжимала чужую. В очередной раз она вновь выкинула странные мысли из головы, убеждая себя, что нужно сосредоточиться на другом. Она не обернётся. Нет.
Айлин вновь вернулась к осмотру комнаты. В этот раз обратив внимание на следы вина на бокалах, пятнами раскрасившие хрусталь, и пустые страницы пергаментов. Неожиданная ассоциация подобралась к возникшей картине – «декорация». Однако она тут же о ней забыла, стоило увидеть ведущие из зала двери.
Железная. Деревянная. Где-то должен прятаться выход. Проблема была только в одном…
Айлин наконец повернулась, уже собираясь сообщить о том, что первой, конечно же, не пойдёт, когда её новая спутница решила всех удивить. Девушка заметила кинжал, приставленный к боку крестьянина, и отчётливо видела в глазах несчастной жертвы обстоятельств страх. Слушала полную неестественной мягкости речь и всматривалась в женское лицо. Жёсткое. Решительное. Было ясно, что они многого о ней ещё не знают. Заметила неожиданно присоединившегося к ним мальчика в шляпе, никак не обнаружившего своего присутствия ранее. Она помнила его - один из тех, на кого указали Жрецы. Перевела взгляд на Ариса, что в этот миг облокотился о стену, отводя руку от меча. Устало закрыл глаза, явно обособляясь от происходящего и пуская события на самотёк. Ещё недавно он защищал отступающих беглецов в Холле, а теперь – опускает руки. В чём дело?.. Его геройство ей совсем не нравилось, но и эта перемена - тоже.
Голос девушки, которую, как успела расслышать Айлин, зовут Константина, сорвался. Приказной тон, угроза. В это мгновение в душе Делагарди возникло просто ужасное, отвратительное, мерзкое чувство. Ещё пару каких-то секунд назад она была уверена, что отойдёт с дороги, с хладнокровной улыбкой наблюдая за опасной прогулкой неудачника-мага. Радуясь, в конце концов, достойному наказанию и исполнению близкого для её высокородной особы плана. Это ведь обычный крестьянин, один из многих тысяч. Однако…
Она стояла на месте, колеблясь. Не решаясь отойти. Смотрела в глаза этому человеку. До тех пор, пока не отвернулась, уйдя с пути. Что-то внутри всё же победило. Безвыходность? Рациональность? Мстительность, в конце концов?..
Из-за него ожили мертвецы. Ему и пожинать плоды своих трудов.
И всё же…
В этот раз Айлин ничего не сказала. Лишь молча наблюдала за незнакомцем. Только радости в её взгляде не было.
-
Снежная королева как всегда восхитительна.
-
Проявление истинных человеческих качеств не всегда красиво. Но так реалистично
-
Шикарно всё-таки выдержан образ капризной аристократки. И, в то же время, не так уж всё просто.
|
Очередной рок-н-рольный "заруб" вывел Джереми из легкой прострации: раздача проходила по плану, все одобрительно кивали, глядя на блюда и многие просили добавки. Бон, облаченный в белый колпак, улыбался похвалам, и лишь выставлял новые порции.
Жарко стало не сразу: духовка изначально задала свой диктат температуры, а затем пота добавила и скорость готовки - повар был на высоте. В какой-то момент Бон осознал, что температура в помещении и без того весьма высока и дело далеко не в кухонных агрегатах или обилии людей - топило так, что об батарею можно было обжечься!
Глянув на порционную раскладку и стол раздачи готовых блюд, Джереми с неудовольствием отметил "должника" - Джон Филипс. Техник, видимо, решил устроить курорт вместо завтрака, подумал Бон, улыбнувшись шутке юмора дизелиста - лишь бы перерасхода по горючке не было, а то шутнику достанется пара ласковых от мистера Баттлоу. Начальник станции был человеком строгим и консервативным, у которого всё было если не расписано по минутам, то уж точно имелось в минимальных планах, так что тут не забалуешь - что к лучшему: вряд ли Арктика прощает подобные ошибки...
Но, так или иначе, с основной массой блюд было покончено, а финальный штрих - торт - почти был готов: коржи были приготовлены и смазаны, а вот глазурь и взбитые сливки надо было забрать с холодного склада.
Накинув пуховик (что в условиях кухонного температурного беспредела, выглядело идиотизмом), дабы не простудить лёгкие, Джереми открыл дверь склада, наслаждаясь прохладой.
Бодрый мотивчик в наушниках доиграл, касетник щёлкнул, обозначая окончание плёнки с музыкой и повар остановился, чтобы сменить сторону. Вдруг, в навалившейся, будто снежный ком, стало очень неуютно. Что-то щёлкнуло и внутри Джереми: обычно оптимистичный, с железными нервами, он застыл ошарашенный дурными предчувствиями. Рука автоматически нырнула под пуховик и поварской фартук, нащупывая рукоять верного ножа - сожми посильнее и будто брат, здоровенный морпех погибший почти десять лет назад в далёком Иране, стоит за твоими плечами, готовый вломить любым врагам дяди Сэм и твоим личным.
Если бы.
Только ты в дурацкой позе и армейским ножом в руках.
Только кучка людей в соседнем помещении, которые, впрочем вряд ли услышат твои крики.
Только сотни миль снега и льда во все стороны...
"Господе Иесусе, что за бред, нигер - соберись!" - подумал Джереми, не убирая впрочем нож и стянув с головы наушники. Шаг вперёд. Ещё. Ещё. Мимо коробок и ящиков с консервами и крупами. К синебоким контейнерам. Где-то слева...
- Эй, если ты там жрёшь шоколад - я вырежу твою филейную часть и подам как главное блюдо! - швырнул в морозную пустоту повар, пытаясь отогнать невесть откуда взявшийся страх неизбежного.
-
#политкорректность
А если серьёзно, то яркий и не вполне обычный персонаж.
-
Ууу.. Удачи)
Мне нравится этот негр
-
Отлично. Нравится.
|
Сигнал часов рассеял сладкое сонное забытье. Я вновь увидел скудный интерьер комнаты, которую за последние недели привык считать своей. Картины сна растворились; вновь вернули в реальность, напоминая о ждущих делах и проблемах. Я не помнил, что мне снилось. Не помнил, как и в каждое утро своей жизни. Тускнеющие с каждой секундой обрывки не говорили ровным счётом ни о чём. Лишь ощущения – всегда оставались ощущения.
Сегодня… подниматься с постели было тяжело.
Мне никогда не хотелось полежать подольше, укутавшись в одеяло. Я никогда не просыпал ни одну экспедицию. Всегда вставал легко и точно по будильнику – скорее, дело было в привычке, чем в пунктуальности. Но сегодня на душе скребли кошки. Не знаю, как это объяснить. Возможно, мне приснился кошмар? Возможно, я видел во сне кого-то, по кому скучал. Но выходить из этой комнаты мне не хотелось совсем.
...Быстрый завтрак в кругу коллег. Бен молча поглощал яичницу с беконом, опустив глава в тарелку. Как обычно, думает о чёт-то своём. Джошуа ворчал под нос. Я слабо улыбался на его нелестные фразы в адрес Майкла, не поддерживая тему о недавно случившемся инциденте между ними. Как обычно, неправ был именно мой коллега. Зачем, спрашивается, ему понадобилось отпускать комментарий по поводу того, что Майкл поглощает слишком много запасов спиртного?.. В конце концов, Моррис на вылетах трезв как стёклышко и, если и пил, то точно не напивался. Но Хьюберт просто не умеет молчать.
Иногда он меня порядком достаёт. Но, кажется, старик ко мне наиболее благосклонен, чем к кому-либо на этой станции. За неимением другой компании, именно мне он любит рассказывать, как терпеть не может всех остальных. Я совсем с ним не согласен, но спорить не намерен. Первое время я мечтал о том, чтобы его перевели как можно скорее, но теперь даже привык к нему.
…Собаки облизывались и махали завитыми хвостами, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу. Мохнатые тела увили крепкие ремни с застёжками, тянущиеся к саням. Саманта практически закончила с упряжью, и всё это время я наблюдал за ней. Я думал… Догадывается ли она о том, что я чувствую? Понимает ли, почему молчу?..
На востоке светлеет небо. Золотистые лучи выглянули из-за края исполинских льдин. Я перевёл взгляд на солнце, наблюдая, как мерцает солнечный диск сквозь тёмные стёкла очков. Ещё минуты, и он скроется. Украдёт свет, оставляя холод и темноту арктической ночи.
Облегчённый сегодня рюкзак лёг на сани, занимая пологое свободное пространство. Сам я встал позади, упираясь на подножки и держась за рулевую дугу. Вначале этот способ передвижения был слишком непривычен. Теперь, уже наученный, знал, как правильно стоять на нартах без риска сорваться с них по дороге.
- Ты выглядишь довольно бодро для раннего подъёма, - сказал я, обращаясь к Хейз. – Вряд ли теперь тебе придётся вставать так рано: из-за этих туч…
- Мэтью, заткнись и поехали. Я хочу вернуться раньше, чем запланировано по графику. Время идёт. – Джошуа в своём репертуаре.
Я вздохнул, перевёл взгляд на Саманту, улыбнулся.
- Надеюсь, сегодняшняя поездка действительно будет недолгой.
Может, я ошибаюсь в своём выборе?..
…Нарты тронулись с места. Засеменили десятки лап по хрустящему снегу, унося всё дальше от станции.
***
25 сентября. Воскресное утро.
В полдень практически все сотрудники станции находились в столовой, наслаждаясь сытным завтраком, приятными ароматами выпечки, доносящимися с кухни, и теплом, что, казалось, концентрировалось всегда именно в этом закутке Мюррея.
Здесь стоял привычный шум. Звон столовых приборов, звуки передвигаемой посуды с кухни, гул голосов. В эти мгновения станция - маленький улей посреди ледяной пустыни - оживала. Ровно до того момента, когда сотрудники не покинут столовую, разойдясь в компании или в одиночестве по собственным делам.
Их становилось всё больше. Просыпаясь, они двигались сюда. Кто-то - возможно, не выспавшийся, сидел, едва прикрывая рот зевотой. Кто-то - бодро заканчивал свой завтрак, думая уже далеко не об оставленной совсем недавно уютной постели. Наблюдать за ними было интересно. Ему всегда были интересны люди.
Шон был одним их первых, кто зашёл в столовую, оккупировав столик под окном. У второго окна села Элизабет, молча кивнув ему в знак приветствия и раскрыв свою книгу. Моррис подсел к нему сразу, как увидел. Филлипс не задержался, как обычно, отправившись сначала к котлу, дабы подкрутить вентили и дать побольше тепла в столовую. Впрочем, чуть позже здесь станет и так душно от скопления людей.
Следом за Ханной зашёл и Кевин, практически сразу усмотрев себе место напротив неё и вовлекая в мало интересующую Адамса беседу. Пожалуй, он был уже стар для понимания подобных вещей. Почти тут же показался Бьюкенон, проковыляв за свободный столик. Шон не любил его профессию, но как человек Джеймс был для него интересен. Как минимум, он тоже служил. В какой-то момент Шон обратил внимание на взгляды, которые психолог бросал на сидящую отдельно Элизабет. Заметив их, доктор смутилась и вновь опустила глаза в книгу.
Вошёл Баттлоу – неизменно аккуратный и сдержанный. Шон усмехнулся. В подобных случаях он любил отпускать шутливые комментарии по поводу его чрезмерной серьёзности и любви к чистоте и порядку. «Выглажен как на свадьбу, Роджер. Хотя ты и так уже женат на своей работе». Начальник подсел к психологу, и между ними завязался разговор. Прикурив сигару – неизменный утренний ритуал, - Адамс некоторое время вслушивался в беседу. Затем появился Джефферсон, с плеером и наушниками, прервав его занятие.
- Что, Джо, с музой совсем беда? - усмехнулся Шон, обнажив ряд белоснежных зубов. – Не в том месте ты её ищешь, парень, хотя как знать… Ещё несколько деньков, и у тебя есть шанс покинуть это место. Ты как, Джо? Останешься ещё на месяцок? – Клуб дыма погрузил собеседников в туман.
Со своего места Адамс видел зашедшего в столовую Уэйна. Забрав свой поднос, он оглядел зал, скорее всего, соображая, куда бы опуститься. И выбрал место возле Кевина. Столик стоял рядом, прислушиваться не было необходимости.
Вначале и Фишер, и Бушеми опешили, занимаемые мыслями о резко прервавшейся теме, однако первым в новый разговор включился именно Кевин.
- Я уверен, ничего серьёзного, - улыбнулся техник, казалось, не обращая внимание на иронию в голосе журналиста. – Сколько мы уже здесь гроз пережили, и ничего… Всего лишь туча побольше. От неё и холод такой дикий. – Словно в подтверждение, Кевин сжал ладонями горячую кружку с кофе.
- Всего лишь туча? – раздражённо бросила Ханна, ещё секунду назад горящая желанием высказать что-то иное. - По-моему, это немного больше, чем «туча». Радиоприёмники с каждым днём барахлят всё больше, меня не радует перспектива остаться без связи на этом проклятом острове. А хуже того – если будет буря, она нас здесь запрёт чёрт знает на сколько.
В это мгновение в столовую влетела Хейз. Снег, принесённый Самантой, быстро растаял, капельками оседая на волосах и одежде, впитываясь в тёмное, отполированное дерево пола. Занимаемая своими мыслями, девушка присела к окну, вероятно, не сразу обратив внимание, к кому подсела.
Лиз оторвалась от чтения. Секундное замешательство. Доктор явно не привыкла к компании на завтраке, однако, поддержать её всё же решилась.
- Приятного аппетита, - с улыбкой произнесла Кларк и опустила взгляд на раскрытое чтиво. – Не хотелось бы тебя прерывать, но… можно поинтересоваться, что ты читаешь?
***
Джереми
Наверное, в аду не было так жарко, как было в эти мгновения на кухне. На лбу блестели капельки пота, стекая по вискам. Под потолком клубился пар из приоткрытой духовки. Но ты знал, что дело вовсе не в работающей технике. Приложи руку к батарее – ожог заработаешь.
За работой время текло быстро. Исчезали со стойки подносы, унося на себе очередную порцию. До тех пор, пока не осталась единственная порция Филлипса. Но дизелист пока не появлялся и, судя по температуре в помещении, появится к тому моменту, когда все уже позавтракают.
Оставались последние «штрихи», и твой воскресный шедевр в форме торта будет готов.
…Дверь склада с едва слышным скрипом раскрылась. Здесь царила прохлада практически неотапливаемого помещения, что, в сравнении с жарой кухни, была гораздо приятнее. Гул голосов остался позади.
Вдоль стен выстроились стальные контейнеры, служившие «холодильником» и хранящие наиболее скоропортящиеся продукты. В центре – небольшая пирамида из деревянных ящиков. Практически все были помечены надписями из белой краски, что слились с тонким слоем покрывшего поверхность инея.
Блаженная тишина. Слегка щиплющий кожу холод. С каждым выдохом перед глазами стелется туман из пара.
Стоило сделать пару шагов, чтобы понять, что ты здесь не один.
Возможно, именно внутренний голос подсказал тебе остановиться? Или слух уловил едва проступающие в морозной тиши звуки?..
Определить источник не составило труда. В конце склада. По левой стене. Где-то между громоздкими боками голубоватых контейнеров.
-
Атмосферность этого модуля на высшей планке. Очень рада, что он двигается дальше
-
Невероятно долгожданный пост :)
А вообще - очень атмосферно, первоклассно передан дух затерянной среди льдов и отрезанной от цивилизации станции.
|
|
|
Ушли мертвецы, остались их тени. Бестелесные твари слепо тянулись к живым, слонялись бесцельно вокруг, ничего определённого, впрочем, предпринять не пытаясь. Бояться за этот слишком уж долгий день я откровенно устал – на смену недавнему ужасу пришло привычное опустошение, которое не раз прежде приходилось испытывать после особенно продолжительной схватки.
Не обращая внимания на безобидных созданий я шагал за Айлин, изо всех сил стараясь сосредоточиться на разговоре. Некоторое время пытался постичь суть адресованного мне в ходе беседы вопроса. Мысли ворочались ужасающе медленно, а свет, что появился вскоре несколько впереди, отвлекал и манил.
- Это Айлин, - наконец проговорил я в ответ, мотнув головой в сторону только что представленной девушки. – Остальные здесь не со мной.
Распространяться на тему прошлого не хотелось – казалось, что лишние подробности сейчас ни к чему. Впрочем, кое-что всё же счёл нужным уточнить. Не сдержался – всегда коробило это слово. Казалось неправильным, неуместным. Несправедливым.
- Уж точно не рыцарь. Просто солдат.
Возможно, стоит добавить нечто вежливое? Сообщить о том, насколько приятно было с ней познакомиться? Ухмыльнувшись, решил, что всё-таки нет. Для первого контакта уже сказано даже более, чем просто достаточно.
Свет завораживал. Когда он наконец затопил окружающее пространство, я некоторое время молча стоя, позволяя зрению приспособиться к перемене. Да и, откровенно говоря, этой переменой попросту наслаждался.
Открывшаяся перед глазами картина, конечно, не особенно радовала – выглядело собрание мертвяков загадочно и зловеще, но после первозданного мрака чёртовых катакомб совсем уж кошмарным совсем не казалось.
В голове наверняка должны были роиться сотни вопросов, но вместо них была пустота. Слишком устал. Медленно и лениво ворочались мысли в тщетных попытках выработать какой-либо план. По крайней мере, теперешняя обстановка не представляла прямой угрозы для жизни, что само по себе уже несколько обнадёживало.
Две двери. Звёздная и железная. Сказать, какая импонировала мне больше, я сейчас затруднялся. Отделявшая от цели толпа трупов почему-то проблемой совсем не казалась.
Пока я степенно и непростительно медленно прикидывал, каким именно образом эту проблему можно решить, новая знакомая внезапно решила проявить ошеломляющую инициативу. Я видел, как тонкое лезвие уткнулось в грудь парню, имя которого узнать до сих пор так и не удосужился. Слышал шёпот, почти физически источавший угрозу.
Запоздало начинал доходить и смысл её махинаций. В первое мгновение я был уверен, что не позволю. Уже потянулись машинально пальцы к мечу, но задуманные было слова так и остались несказанными.
В некоторой степени мне было жаль парня, хоть и раздражал он просто ужасно. Одного взгляда на понурую физиономию вполне хватило, чтобы вспомнить все полученные им за последние несколько минут оскорбления и упрёки. По большей части вполне заслуженные, но всё же…
Я был готов возмутиться. Остановить Реннарт, завив, что такого зверства просто не допущу. Но одного взгляда на надменный профиль Айлин оказалось более чем достаточно.
Устал быть хорошим. Сколько можно рисковать своей жизнью, пытаться кого-то защитить и спасти? Где благодарность? Где обещанная в сказках награда? В конце концов, я ведь даже не рыцарь. Я никогда не клялся защищать слабых. Это его проблемы, этого парня. Только он виноват в том, что не может постоять за себя. Пусть идёт. Пусть проверит агрессивность тварей на собственной шкуре. Я устал быть хорошим за всех. Закрыл глаза, обессиленно прислонившись к стене.
-
Рассуждения и мысли Ариса читать всегда крайне занимательно. И интересно наблюдать, как меняется его мироощущение.
-
Устал быть хорошим
Бывает)
|
Лакомство оказалось по вкусу лошади, и даже после того, как она съела огрызок без остатка, ее морда начала шарить по одежде девушки, выискивая еще сладостей.
Джедок молча наблюдал за остолопами, а затем, почти сдавшись, спросил:
- Где ваши наставники, ликвидаторы? Кто вас пустил в Тэноф одних?..
- Так наш наставник того, преставился... - Кабур пожал плечами, - Капитан Декстр попросил приехать самостоятельно, а личные дела забрал еще пару месяцев назад.
- Ну вы-то ладно. А ты, Рорик? Я что-то не заметил вчера, что твой наставник преставился...
- А он меня отпустил! - улыбка разъехалась от уха до уха, - Я ему сказал, что вы, брат Джедок, присмотрите за мной. Вот он и остался на пиру, за ваше здоровье выпить.
- Тьфу, ты! - мужчина смачно сплюнул, - Вот видишь, Несси, почему я запрещал вам и каплю в рот брать. Потом от этого пойла и за век не отлечишься... Хватит там кривляться, сучьи дети. Давай к костру, раз уж в одну сторону едем.
Мужчины бодро подпрыгнули, победно хлопнув друг друга по ладони. Гаска закатила глаза, но довольной улыбки скрыть не смогла.
- Вы не пожалеете! - Кабур стал быстро надевать штаны, прикрывая свои бледные ляжки, - Я ведь - первоклассный охотник. В седьмом поколении. Я могу найти еду, даже там, где ее и нет. Бью белке в глаз. А если вы не хотите мяса, то ягоды, ммм! Черника, малина, подберёзовик...
- Это гриб, - поправила Гаска.
- Одна разница - я чудо лесник. Со мной в лесу ни в жизнь не пропадете. Вот, гляньте, с утра какую жирную тушку в силке нашел, а?..
Он снял с их костра обугленную тушку мертвого зайца, и поспешил продемонстрировать брату.
- Вы не глядите, что подгорело. Очередь Гаски была готовить, а она, хоть и баба, вообще не умеет ничего.
- Эй!
Рорик тоже оживился. Забрал свои волосы в кривой пучок, и тут же шлепнулся возле костра.
- Вы уж слишком Неську то оберегаете, брат Джедок, - начал он в лоб, не виляя попусту, - Она ведь уже взрослая женщина, вы гляньте, какие бедра!
У старшего ликвидатора венка на лбу вздулась.
- Не думаю, что ширина бедер как-то указывает на зрелость...
- Еще как указывает! Я когда работал в Тэнофе... ой, а я говорил вам, что работал в Тэнофе?..
- Нет - в один голос удивились стрелки.
- Ну значит, расскажу еще. Так вот. Там иногда тела приходилось опознавать исключительно по костям. Бедра и челюсти - вот две главные приметы, по которым можно определить примерный возраст женщины. Очень примерный, однако считается, что чем бедра шире, тем женщина старше. Вон у Рыжей, бедрища хоть куда!
- Хватит. Говорить. О ее. Бедрах, - стараясь не сорваться, отчеканил Джедок.
Кабур прыснул.
- Вы гляньте, как напрягся, папаша!
Все последующее утро Рорик и Кабур провели, выполняя планку.
- Ужас он у тебя злющий, - при первой удачной возможности прошептала Гаска на ухо, - Он всегда такой серьезный, или его наши черти так взбесили?..
Зубы у девушки были черные от тех углей, что она недавно приготовила. Внутри, однако, мясо оказалось вполне сносным. Заяц и вправду был чертовски жирным.
|
Когда спасенная барышня соблагоизволила «поблагодарить» Константину, да еще в такой форме, в душе женщины мгновенно вспыхнул казалось бы уже остывший пожар чувств и эмоций. Ответ Реннарт был полон ехидства и такого количества яда, что мог бы отравить весь королевский совет, и еще бы осталось на пару десятков гвардейцев:
- Если Вас еще раз потребуется спасти – я приму это к сведению, и изложу просьбу о помощи Вам в письменном виде. И, добавлю: не забывайте… леди, что вы имеете отношение с титулованной дамой – как и вы сами. Так что потрудитесь тоже не забывать о правилах хорошего тона.
Высокомерная особа, решив в очередной раз продемонстрировать свой бессмысленный гонор и спесь, целеустремленно проследовала к виднеющемуся невдалеке источнику света, уведомив, что наличие или отсутствие спутников ей безразлично. Константина была бы не прочь продемонстрировать черноволосой, что такое – блуждание по подземельям в одиночку, да вот беда – направление, избранное аристократкой, было единственно верным. Хмыкнув, чиновница зло усмехнулась и поднялась с земли, готовая двинуться вслед за первопроходчицей.
В отличие от своей спутницы, рыцарь Арис оказался куда как более вежливым и разумным, попросив женщину представиться. Отмалчиваться Константина не стала, но и всей правды говорить тоже не собиралась: сообщенные ей сведения соответствовали действительности – вот только были прикрытием. Вежливо улыбнувшись в ответ, Реннарт легко кивнула и представилась, стараясь сдерживать клокочущее раздражение – не хватало еще отыграться за высокомерную дрянь на ее кавалере:
- Константина Реннарт, чиновник для особых поручений Кабинета внешней политики*. А вы, рыцарь Арис, и ваши спутники?
…Дорога до источника света была бы недлинной и даже спокойной, если бы не растяпа-мужлан, угодивший камешком ей в лодыжку. Обернувшись и пристально посмотрев на селянина, Константина буквально ожгла его взглядом, сулящим разные муки. Не смотря на низкий поклон простеца, и без того нервная контрразведчица прощать его не собиралась, лишь мысленно отметив: «Я тебе это еще припомню, кривоногий идиот!»
Добравшись до янтарного свечения, Реннарт зажмурилась, прикрывая глаза ладонью. Когда зрение привыкло к смене тьмы на свет, Огненная получила возможность осмотреть открывшееся ее взору помещение. Увиденное скорее дало больше вопросов, чем ответов: кто зажигает эти свечи, кто оставил эти пергаменты, почему слой пыли не тронут, куда ведут две дальние двери и, наконец, что же это вообще за место-то такое?
Но все эти вопросы меркли перед тем, что лихо проскакавшие мертвяки решили, как на злро, остановиться и замереть именно здесь. Вот они-то и представляли из себя основную помеху – кто знает, не нападут ли они на неосторожных, решивших попробовать добраться до дальних потенциальных выходов? Холодный разум девушки в эти секунды заработал четко, как часы. Рисковать собой не хотелось, рыцарь и аристократка могут быть полезны, странный тип в шляпе – вообще загадка. А вот неосторожный крестьянин… Да, пожалуй, он и был лучшим кандидатом в разведчики – его, как минимум, не жалко.
И вновь стилет покинул ножны. Но на этот раз – что бы затрепетать у ребер мужлана, проколов ему рубаху и дотронувшись до кожи. Голос Константины, обращенный к парню, был полон нежности и елея:
- Милый мой человек, прогуляйся-ка ты к деревянной двери и попробуй открыть ее. Ты же не хочешь получить десяток сантиметров стали под ребра здесь и сейчас? Не бойся – мертвецы смирные, они не укусят: ты даже им не вкусен.
И вдруг внезапно тон женщины сменился на резкий, сухой и командный:
- Ну, что стоишь? Пошел, пошел, пошел! Живо!
*Министерство иностранных дел
-
Внезапно жёстко, шутки закончились.
-
А идея-то отличная) Жестоко, но действенно.
-
Характер ^^
|
|
|
|
|
- Тренировками, девочка. Тренировками...
***
Мбого, получивший свое название от южных племян райвашар, считается одним из самых опасных травоядных, заходящих за пределелы своей среды обитания. Большинство мбого переходят в Сурду и Батингоф, из степей Кодака и Райвашарских Равнин. Изначально обычные, стадные буйволы, самцы-мбого доживают до преклонного возраста, и перестают уживаться с сородичами. Такие одиночные быки обычно имеют очень крупный размер и огромные рога. Они опасны для человека и многих животных, поскольку могут нападать без видимой причины. Обладая огромным ростом и непробиваемой шкурой, они становятся почти неуязвимыми противниками уничтожающими все на своем пути.
В 2476 году, мбого официально были объявленны нечистью. Их истреблением занимается инквизиция.
Большая Энциклопедия Серого Ордена, том 1
Глава III. Юность и Сила.
Как и было обещано, спустя три месяца Агнесса вместе с Джедоком были вызваны в столицу. Выдвинулись они в одиночестве - наставник даже не взял никого из сопровождения. Путь был довольно долгий, и несколько унылый. Пейзаж сменялся медленно, и глаз и быстро первыкал к тому, что видел.
Двумя месяцами ранее, пришло первое письмо от Аброха, после его посвящения. Он все же стал инквизитором. Его перевели в Батингоф - в небольшое училище, для таких, как он. Для "старых". Однако, юноша нисколько не унывал. Каждую неделю, приходило новое письмо, с новыми подробностями. Он рассказывал о том, в каких местах бывал, каких встречал людей. Новое имя, что ему дали при посвящении стало "Сарен". Брат Сарен.
Брат Сарен (он же Аброх), оказался просто редкостным поэтом и романтиком. В своих письмах он даже иногда присылал небольшие очерки и стихи. Неизменно сравнивал Агнессу с каким-либо природным явлением, говорил о том, как скучает, и что рано или поздно встреча их станет неизбежной.
"Дорогая Несси" - неизменно с этих слов начиналось каждое послание. Однажды, Аброх рассказал о взбучке, которую получил от наставников, за то что называет свое истинное имя, а так же места откуда он родом. Паренек все надеялся таким нехитрым способом найти старого знакомого Армана, однако, как отметил сын старосты, пока что продвижений видно не было.
"Меня считают дурачком и простофилей, за мой неумолимый оптимизм. Думают, что я не могу запомнить свое новое имя. Некоторые дразнятся, и даже пытаются обидеть. Я не обращаю внимания. Пытаюсь не обращать.
Свое следующее письмо я пришлю тебе уже в Тэноф. Надеюсь, капитанские тесты ты пройдешь с блеском. Нет, не надеюсь. Верю.
Никто кроме тебя не достоин этой должности.
Навсегда твой, Аброх".
На этих словах окончилось последнее послание. А следующее могло ее ждать уже на месте, ведь весь путь занимал почти две недели.
В один из дней, столь же унылых, как и все остальные, пейзаж резком сменился, а действующих лиц стало побольше. Огромный тракт, с десятками повозок и не одним десятком лошадей, стоял на месте, не смея двинуться с места. Джедок, что был молчаливее камня все это время, красочно и с фантазией выругался, велев Агнессе дожидаться его на месте. Сам же спешился, и устремился вперед, надеясь узнать причину задержки. В столице им предстояло быть не позднее чем через три дня. Задерживаться на проклятом тракте не улыбалось совершенно.
Лишь только он скрылся среди толпы, как позади раздался мощный баритон, и в поле зрения влетели два наездника, круто остановив коней прямо у ближайшей повозки. Один из них, что постарше, так же ушел вперед. Другой же, развернул коня и целенаправленно двинул его в сторону одинокой девушки.
Молодой мужчина улыбался Агнессе той неприличной улыбкой, которую использовали ловеласы, в поисках очередной наивной девицы. Без сомнений он был хорош собой, и что еще хуже: он это прекрасно знал.
Мужчина был огромен. Высотой почти два метра, широкоплечий и мускулистый. Не будь его конь батингофским мутантом, он едва ли нес бы его с подобной легкостью. В седле красавчик держался великолепно. Таким мастерством могли похвастать лишь дворяне, а он, безусловно, был из их числа. Его выдавало все: горделивая осанка, самоуверенная улыбка, и даже чертова одежда, пошитая из неприлично дорогой ткани. На белоснежной рубахе красовались два золотых льва, разделенные рядом оловянных пуговиц с искусной резьбой. Возможно, это было частью его герба, кто знает. От низа ключицы и выше, львы расходились, оголяя мощную, загорелую грудь. Шею и подбородок покрывала щетина, будто его брадобрей специально следил за тем, чтобы растительность на лице была именно той длины, чтобы она подчеркивала мужественность, но не скрывала красоты лица.
Глаза его были цвета, который одни с уверенностью называли голубым, а другие упрямо звали зеленым. Но ничто так не отвлекало от его глаз, как белоснежная улыбка. Даже когда он не улыбался, взгляд незамедлительно касался губ - аккуратный бледный шрам над верхней губой, не столько уродовал, сколько нарочито специально привлекал внимание ко рту. Возможно, это тоже было дело рук того самого брадобрея - знатока женский сердец.
- Хей, инквизиторка! Леди-инквизиторка!
Его конь поравнялся с лошадкой сестры, грозясь ненароком задавить их обеих. На фоне этих двух холеных гигантов, Агнесса походила скорее на ребенка, верхом на пони, чем на полноценную женщину, верхом на полноценной скотине.
- Ну погляди на меня, леди-инквизиторка! - он тряхнул роскошной гривой золотых волос, и провел по ним рукой, убирая со лба, - Я не съем тебя!
|
|
|
|
|
|
|
До "умников" идти пришлось довольно долго. После прошлогоднего пожара, их лабораторию перенесли на отшиб, боясь повторения инцидента. Вокруг небольшого деревянного здания, стояло три десятка бочек с водой. Была так же и огромная куча песка - ворвянку можно было потушить только им. Основание у дома было из камня: все свои опыты они ставили в подвале, из которого частенько слышались ужасающие звуки. Когда девушка отварила дверь, та звонко стукнулась о колокольчик. Такого рода сигнализации обычно бывали в небольших лавчонках, и было не ясно, для чего снабженцам она понадобилась здесь. В небольшом холле было пусто. Были какие-то столы, стеллажи, книги. Но людей не было. Откуда-то снизу, послышался истерический лай.
- Ата, Линька, тишь... - ленивый голос попытался унять крикуна, - Не отвлекай, холера...
Когда девушка спустилась по небольшой лесенке вниз, взору ее предстала следующая картина.
Небольшой, но весьма вместительный подвал. Три захламленных стола, заставленные склянками, банками, горшками с растениями и книгами. Две клетки. Одна из них пустовала, а в другой находился скверного вида пес. По его облезшей морде, а так же стойкому ощущению присутствия нечисти, девушка сразу распознала в тваре гончую. Один из самых мерзких видов нечисти, при чём, крайне заразный. Тварь исходила пеной, и кусала прутья, оставляя на них осколки зубов. Злости ей было не занимать, в отличии от хозяев. Это были два тощих мужчины, по которым трудно было определить возраст, одетые в белые халаты, на подобии санитарских. Эти двое свободно сидели в своих стульях, закинув на один из столов грязные ботинки. Легкая бледность, расширенные зрачки и терпкий запах призрачной травы позволили Агнессе догадаться, для чего им обычно нужна эта самая "сигнализация".
- Знаешь, - приметил девушку один из братьев, - Смотрю я на нее и думаю: не зря мы тут делаем свою работу...
- Да... - подал голос второй. Никого из них не смущало присутствие девушки. Как будто ее присутствие было в порядке вещей. Один из снабженцев взял свернутый кусок бумаги, и втянул в себя дым, исходящий от него. Открытая книга, из которой была вырвана страница, была сборником сказок народов севера...
- Красивая она.
- Красивая...
- В что в других штабах?.,
- Что?
- Беззубые;
- Совсем беззубые...
- Страшные;
- Ой какие страшные...
- Рты черные;
- Фу!
- Волосы жиденькие;
- Как на заднице,
- А сиськи...
- Ох, не надо о сиськах...
Они с блаженными улыбками глядели на сестру, по очереди затягивая самокрутку.
- Слыш, брат.
- Что брат?..
- У этой-то их тоже не очень.
- Не очень...
- Но мы тут не помощники.
- Нет, не помощники.
- Тут или дал Бог, или забыл.
- Тут забыл...
- Да, забыл...
Улыбки сползли с лиц мужчин, как будто им только что показали мертвого котенка. Не сговариваясь они перевели взгляд на лицо Агнессы, и тут же блаженство засияло на лицах:
- Но красивая.
- Да, красивая.
|
|
От грохота, все собравшиеся на площади подскочили, прикрывая голову. Взметнулись в стороны волосы. Лицо Найны, почти собравшиеся воедино, болезненно скривилось. Ее руки, на безглавом теле, взметнулись вверх, в попытке ощупать аккуратную дырочку между глаз. Но там была лишь пустота.
Секунда, две...
Волосы забились, будто в конвульсиях. Забилось и туловище, нещадно сотрясаясь. С лица стала слезать кожа, тело же, безжизненно опало, вернув себе первозданный вид.
Черепушка выскользнула, будто конфета из фантика, и стукнула рядом с ногой ликвидатора. В руках Агнессы остались лишь волосы да кожа, за секунду обратившиеся прахом.
Вместе с непередаваемым наслаждением вернулась боль. Много боли. Из спины торчали три гадких ногтя, заставляя почерневшее тело обливаться кровью. Боль в бедре напоминала о здоровой щепке, что прошла сквозь мышцы, и едва не вонзилась в кость. Болью отозвалась подвергнутая нога, лишенная бинтов. Одно плечо было выбито, правое предплечье невообразимо вспухло. Шею щипало, в горле все пересохло. Хотелось пить. Ей срочно нужна была вода - огонь и дым выжгли почти все. Ичка еще не окончила свое действие, но в ее мир вернулись человеческие чувства. Огонь, что совсем недавно дарил силу, теперь трещал во всю, дожирая амбар. Было в этом треске какое-то безразличие. Будто бы мимо тебя прошел старый друг, даже не узнав.
Пустота. Полное опустошение.
- Ты это сделала, ты сделала... - ее трепали чьи-то руки, но лицо тонуло тьме. Мир будто превратился в точки. В огромное количество черных точек, что плясали перед глазами.
Обрывки. Люди, помогающие друг другу. Маленькая Талька, что рыдает, дергая за руку бездыханное обгоревшее тело. Сын мельника, будто кукла в чьих-то руках. Его поливают водой, проталкивают воздух через рот. Кто-то плачет. Кто-то смеется, найдя любимых живыми.
- Тебе нужно бежать, - опять тот голос, но будто прошла вечность. Руки пытаются удержать на плечах какую-то тряпку, - Прошу тебя, сделай хоть что-то, тебе нужно бежать!..
Ее трясут, пытаясь разбудить. Холодная рука протирает лоб.
Голова начинает болеть. Удается сконцентрироваться на лице, что маячит рядом.
Незнакомое, чужое.
Уродливое.
Левая сторона - обугленный ожог. Пересохшие, потресканные губы. Нет бровей. Но глаза кажутся знакомыми.
- Несси, милая, пожалуйста, ты должна бежать! Люди князя, они рядом! Тебя убьют!
Хрипящий от дыма голос. Отдаленно знакомый.
Ее поднимают чьи-то руки. Запах лошади резко ударяет в нос.
- Пожалуйста, помоги, я не смогу тебя сам поднять... Умоляю, очнись...
|
|
|
|
Я продолжал продвигаться вперёд всё тем же чётким и размеренным шагом. Ничего кроме усталости не отражалось теперь на лице. Эта схватка меня измотала – не столько физически, сколько морально. Слишком быстро менялся окружающий мир, слишком внезапные решения приходилось принимать на ходу снова и снова. Я просто устал беспокоиться, утомился бояться. Поэтому, когда мертвецы пронеслись мимо, никого не задев, я не ощутил никакой радости. Уже было практически всё равно.
Умом я по-прежнему понимал, что запас моего везения сегодня оказался практически безграничным. Что Айлин в порядке, а ожившие трупы панически улепётывают прочь… Не иначе, как устрашившись моей исключительно сокрушительной мощи. Последняя мысль вызвала на лице подобие мрачной ухмылки. Как-то отстранённо подумал, что идиоту-крестьянину всё-таки повезло. Убивать его я пока что не стану.
Неоднократно я прощался с жизнью на протяжении последних минут. Странное ощущение – осознание того, что ты каким-то чудом всё ещё жив, радости почему-то практически не приносит. Лишь какое-то внутреннее удовлетворение. И спокойствие, которого и близко, по идее, быть не должно.
Хотя нет. Не всё так просто.
Я резко обернулся, позволяя недавней ярости развернуться в полную силу.
- Ты, - хрипло и со злостью проговорил я, ткнув пальцем в оставшегося чуть позади идиота. – От тебя одни неприятности.
Жестко, даже жестоко. Но сожаления я не испытывал. Парень вполне того заслужил.
- Мне не нужна твоя помощь. Нам всем. Вычудишь ещё что-нибудь – придётся ответить.
Я не повышал голоса, не орал. Почти шёпот хриплым эхом разносился по подземелью. Но постарался достаточно доходчиво передать интонацией, что не собираюсь шутить. Хотел, чтобы даже в полумраке этот человек разглядел угрозу в глубине моих глаз. Впрочем, на последнее надеяться особо не приходилось.
Мне было плевать, что он чувствует. Что подумает обо мне. Благо давно уже не ребёнок. Этому парню пора прочувствовать реальную жизнь. В которой иногда приходится дорого платить за ошибки.
Впрочем, пожалуй пока с него хватит.
Черноволосая незнакомка окликнула меня, обращаясь по имени. Я нахмурился, пытаясь вспомнить, откуда она может его знать. У самого меня определённо не нашлось свободной минутки представиться… События ушедших минут смазались, слились в сплошное пятно – я не мог с уверенностью сказать, окликала ли меня сегодня Айлин. Я вообще не взялся бы сейчас хоть что-нибудь гарантировать. Так или иначе предполагать обратное попросту не имело смысла – навряд ли эта женщина и прежде следила с какой-то целью за мной или моей подопечной.
Решать? Я уже собирался было что-то ответить, но меня опередила Айлин. Я почти физически ощутил, как разрушаются воздвигнутые воображением воздушные замки. Ничего не изменилось, всё снова возвращается на круги своя.
Впрочем, на самом деле глупо было ожидать чего-то иного.
Ещё на подходе я услышал в голосе знакомые надменные нотки. Вместо благодарности – нелепый протест. Досталось ещё сильнее и бедняге-крестьянину. Мне даже стало почти его жаль. Впрочем, я всегда искренне надеялся, что никто не воспринимает всерьёз оскорбления, которые раскидывает на своём пути повсеместно Айлин. Услышав об отсечённой руке, я вновь ухмыльнулся. Пусть попробует что-то подобное мне приказать. Навряд ли окажется в восторге от результата.
Подумать только, минуту назад я был готов ради неё убивать. Шёл на всё, чтобы оградить от опасности. Не мог даже мысленно допустить возможность провала. И что я получаю тебе? Этот мимолётный взгляд? Она опять всё принимает как данность.
Раздражение. Злость и разочарование. А чего собственно ты ожидал, Арис Хеллгейт? Сразил чудовище – получаешь принцессу? Полная благодарности девушка с искренней радостью бросается в твои объятия? Вообще-то звучит довольно заманчиво. От такого исхода я бы не отказался – всяко лучше, чем эта высокомерная снисходительность. Но во всех этих сказках речь, конечно же, шла совершенно не об Айлин.
О, я был зол. Зол настолько, что едва поборол желание сходу ударить её по лицу. Прервать на полуслове очередную пафосную речь. Сдержался, просто остановившись. Верно усталость…
В это раз спасибо. Ну надо же. Однако впредь подобного обращения она не допустит. И, видите ли, ей совершенно всё равно, пойдёт ли кто-нибудь следом.
Просто прекрасно.
Было не менее сильное искушение остановиться. Стоять здесь, скрестив на груди руки. Или и вовсе усесться на землю. Проверить, как далеко она в одиночку уйдёт в этой тьме. Как быстро пожалеет о последних словах. Впрочем, эта высокомерная стерва навряд ли когда-нибудь найдёт в себе силы вернуться.
Злость улеглась. Мне, конечно, хотелось слегка поэкспериментировать, но не было времени. Погоня по-прежнему шла по пятам, а снова рисковать своей жизнью из-за этой напыщенной идиотки я определённо не собирался. Ни о каком рыцарстве сейчас, конечно же, не могло быть и речи. Просто я не хотел опускаться на её уровень и играть в глупые игры. Проводив Айлин взглядом вновь обернулся. Призывно махнул крестьянину, опасаясь, как бы тот не отстал окончательно.
- Не обращай внимания. Обычное дело, - тихо, обращаясь уже к новой знакомой. – В любом случае, я понятия не имею, куда нужно идти. Это направление ничем не хуже любого другого.
Я улыбнулся ей и быстрым шагом двинулся вслед за Айлин. Возможно, та и правда на этот раз что-то знает.
- У тебя не оказалось возможности нормально представиться, - уже через плечо бросил я, не особенно заботясь о формальностях и общепринятых нормах ведения светского диалога.
-
Очень хорошо описано состояние Ариса, очень.
-
Отношения этой парочки восхитительны)
-
Ярко, сочно, эмоционально. Даже не знаю, что ещё написать. Действительно круто)
|
У амбара их ждал горячий прием. Дети, женщины, старики, заспанные и плохо одетые, входили в огромные ворота главного склада. За их передвижением следили в основном взрослые мужчины, держащие факела, топоры, дубины и прочую утварь, что могла сойти за оружие.
- Стой! - громко крикнул кто-то, лишь только Агнесса попала в свет огней, - Не смей приближаться!
Отреагировав на крик смотрящего, все, не сговариваясь, поспешили стать полукругом, закрывая собой вход. Со скрипом, двери затворили. Раздавшаяся позади них возня, ясно дала понять: вход блокировали.
- Ни шагу дальше, сука! - знакомый голос принадлежал Нимулу. Старый черт, обтянутый кольчугой, гордо стоял во главе стражей, подпоясанный мечом. Единственное оружие, созданное для убийства, сейчас находилось, пожалуй, в самых неумелых руках.
Отец, остановись! - Аброх, изрядно умотанный постоянной беготней, попытался встать между ликвидатором и толпой, - Она хочет помочь!
- Помочь в чем?! - взвизгнул староста, дойдя до бешенства выпадом сына, - Ее задачей было сохранить нашу безопасность, а не кромсать людей без суда и следствия!
- Это не она! - упрямо твердил юноша, но тут же его оборвал знакомый уже голос:
- Она троих прибила одним махом! Я сам видел! Ведьма!
Уже знакомый наездник, сейчас стоял в толпе, придерживая коня под уздцы. Зверь рвался и брыкался, отталкивая окружавших его людей.
- Гляди, как конь завелся - чует!
Конь и вправду чуял, как и чуяла сестра. Нечто грозное и тяжелое. Оно будто нависало над деревней, грозясь вот-вот оголить свой зев.
- Ведьма! - подхватил кто-то, и камень, с кулак размером полетел в сторону Аброха, - Ведьма! Ведьма! Прочь отсюда! Убирайся! Пошла вон!
Огонь гнева был подхвачен всеми присутствующими. Никто уже никого не слышал. Толпа превратилась в грозную стихию, что готова была снести любого неугодного. В этом была их сила. В единстве. Бок о бок они не боялись никого. Веря в свою безнаказанность, толпа могла творить даже самые страшные злодеяния, убежденная лишь в одном: пока я не один, я прав.
В глазах Нимула мелькнул ужас, когда один из камней попал его ребенку в плечо:
- Стойте! Не надо его! Не на-…
- Пошли вон!
- Стойте!
- Ведьма!
- Смерть ведьме!
- Остановитесь!
- Ведьмин служка! Ведьма! Сукины дети!
Уже никто не слушал старосту. Тщетно пытался Нимул остановить их, и оборвать наступление. Пожар легче зажечь, нежели потушить. Крестьяне двинулись на инквизитора. В свете факелов блеснули ярко зубцы у вил. Скрипнула тетива - тут же пустив в полет стрелу. Промах - в руках совсем молодого парнишки, оружие было не самым действенным. Но следом за стрелой тут же полетел факел, стремясь разбить сестре голову, и подпалить рыжие волосы.
- Почему вы не слышите?! - кричал Аброх, и голос сорвался от слез, - Почему вы не можете услышать?!
Ответом на его вопрос стал душераздирающий смех. Настолько жуткий, холодный и злой, что даже нападавшие резко замерли, недоуменно переглянувшись.
- Я и не рассчитывала на подобное зрелище! - голос Найны раздался откуда-то сверху. В нем было столько радости, что становилось тошно, - И ты все еще хочешь спасти их?..
Одна из масляных ламп, висевшая на воротах амбара, взлетела вверх, стремясь к самой крыше. Достигнув скоса, лампа освятила своим светом ту, что радостно сидела на краю, по-детски болтая ножками.
На коленях у демона покоилась голова Дейлы. Не смотря на то, что совсем недавно Найне пришлось разорвать на кусочки целую семью, ни ее лицо, ни ее одежда не были испачканы кровью. Лампа, зажатая в черных волосах, повисла возле лица.
- Это же тупое стадо.
- Ты… - дрогнул голос Нимула. И видно не только он узнал в демоне старую знакомую. Встревоженный и испуганный ропот прошелся по крестьянам.
- Я, - Найна обворожительно улыбнулась, скаля прекрасные зубки, - О! Чуть не забыла. Тут Дейла хотела тебе кое-что передать.
Ухватив голову подруги за подбородок, демон стал шевелить им, в такт выговариваемым словам:
- Нимул, сукин ты сын! Чтоб ты сдох в огромных муках! - в пользу Найны стоило отметить, что рот ее при этом совсем не шевелился.
- Ох, Дейла, не стоит так ругаться! Тут же дети! - улыбка была подарена Аброху. Его трясло.
- Срать я хотела на детей! Пусть все сдохнут, пусть все сдохнут! Ахахаха!
Демон зашелся хохотом, и лампа, будто случайно, разбилась о стену амбара, моментально разжигая пожар.
- Ой! - оборвав хохот, женщина хрюкнула, - Неловко получилось…
С виноватым лицом она расслабила тело, и позволила себе упасть с крыши, прямо у самой двери. Земли, однако, ее тело не коснулось - волосы легко подхватили женщину, осторожно поставив на ноги.
- Начнем веселье! - развела руки Найна, пока ее щупальца ставили огромный засов на дверь амбара. Лишь только начали реагировать люди, как несчастная голова Дейлы была отправлена в скоростной полет - пять человек, вместе с поймавшим снаряд, отлетели на значительное расстояние.
Началась паника.
|
Взрывом отозвалась сила, разорвав древесную плоть поперек. Щепки разлетелись в стороны. От грохота, даже подскочил Аброх, до этого момента, пребывавший в полной прострации.
- Я с тобой... - хрипло выдохнул он, но глазам его не конца вернулась осмысленность, - Я пойду с тобой, Агнесса. Не проси уйти.
Прежде, чем он успел услышать ответ, злосчастное дерево накренилось, устремившись к земле. Вместе с ним упали еще десяток стволов, попавших на линию удара. Невообразимый треск повис в воздухе. Упавшие деревья обнажили небо, еще не до конца потухшее, освятив образовавшуюся поляну.
- Она не сможет причинить мне вред. Значит, я могу помочь, как никто другой!..
Решимость блеснула в глазах, когда он поднялся. Взглянул сначала на Агнессу, а затем на ствол, ставший жертвой ее злобы.
Недалеко от центра пня, вяло поблескивал небольшой шарик.
***
Ночь медленно опускалась на Гленки, но Стива не боялся темноты. Ему уже было семь, а в этом возрасте его брат Дайрис уже ходил без спроса на озеро. "Будь мужиком!" - любил повторять брат, ероша волосы Стиве.
"Я мужик!" - вторил воображаемому голосу брата мальчик, каждый раз, когда начинал бояться.
- Я мужик... - едва слышно шепнул ребенок, выходя на крыльцо.
Отец его был в гневе. Брат уехал без спроса на лучшем коне, а на работе были одни неприятности. Придя домой не в духе, мельник хотел просто забыться сном, но Кнопка разошлась не на шутку. Лишь уговоры сына оставили тятю дома, не дав тому прибить старую псину. Стива пообещал успокоить собаку сам.
- Я мужик!.. - упрямо повторил он, бегом устремившись через двор, - Кнопка, Кнопочка, Кнопа!..
Кричал мальчик, пытаясь перекричать вопящую собаку.
- Кнопа, фу! Кнопа!
Он пал на четвереньки, и ловко вполз в конуру к другу.
- Тише, хорошая, тише... - мальчик аккуратно поглаживал зверя по ушам, вглядываясь в ничего не видящие глаза, - Ну чего ты, Кнопочка... фу, милая. Тятенька ругаться будет. Фу.
Собака то лаяла, то подвизгивала, тыкая ребенка в пухлые бочки.
- Фу! - хохотнул малыш, - Щекотно, фу!
Звякнул колокольчик в воротах. Собака замерла, резко щелкнув зубами, в затем с усилившимся лаем, бросилась вон из своего домика, больно стукнув ребенка.
- Кнопка! - с плачем крикнул малец, потирая ушибленный бок, - Кнопа, стой!
Стива выбрался из конуры, крича собаку, даже не заметив, что лай ее резко оборвался. Он было бросился у воротам, но тут же замер, увидев нежданного гостя. Вернее, гостью.
Перед ним стояла редкой красоты женщина, в алом платье. Одежда была ей чуть велика, и потому из разреза выглядывало белоснежное плечико, буквально притягивая к себе взгляд. Женщину Стива не знал, и потому вздрогнул, услышав ее нежный, бархатистый голос:
- О! Здравствуй, мой милый...
Незнакомка улыбнулась красивой улыбкой, и слегка пригнулась, чтобы лицо ее было на уровне Стивы.
- З-здрасьте... - поздоровался мальчик. Он был напуган, но мама всегда учила его здороваться.
Любезность ребенка явно порадовала женщину. Уперев руку в колено, другой она убрала со лба непослушную черную прядь, и обезоруживающе улыбнулась:
- Ты почему один?..
Мальчик молчал. Лишь сейчас он заметил то, что заставило его сердце сжаться в груди. Позади незнакомки, на мальчика смотрели два белесых слепых глаза. Собака, которой они принадлежали, медленно опускалась вниз, под собственным весом насаживаясь на частокол.
- Скажи ка, мой сладкий, - голос страшный, но красивый леденил душу, - а родители дома?..
|
Они приближались. Нарастали, словно шум приближающегося урагана, звуки десятков шагов. Двигались, не издавая ничего похожего на крики и стоны безвольной толпы - эхо человеческой массы до сих пор напоминало о себе тихим отзвуком запомнившихся мгновений. Они - совершенно другие. Эти существа, порождения тьмы. Эти костлявые тени людей, сохранившие на своих останках обрезки одежд, напоминающих о давно ушедших временах. О том, кем они были. Кусочки памяти, рассыпающиеся в песок.
Сейчас, в этом коридоре, прижавшись к стене и моля всех существующих богов о собственном спасении, стояла девочка. Сжавшись, корчась внутренне от выползающих из самого нутра давно забытых страхов. Помнишь скрип дверцы шкафа и притаившуюся за ней тьму?.. Помнишь шорох плотных штор, легко касающихся пола?.. Помнишь тень, пролёгшую по углам широких коридоров?.. И шаги. Всегда были шаги. От них ты бежала. Бежала… до сих пор…
Не хочу. Не хочу ощущать, как тонкие пальцы сжимаются на моём горле. Не хочу чувствовать холод. И горький привкус чужого триумфа… Но ещё несколько шагов. Совсем малое расстояние. Я слышу их. Они идут. Идут за мной. И в этот раз – я не смогу убежать.
Собственное бессилие разлилось в теле немеющей вязью. Хотелось плотнее прижаться к стене, хотелось просто исчезнуть и очутиться в другом месте. Не слышать, не видеть, не чувствовать то, что последует дальше…
Дыхание смерти пахнуло ей в лицо смрадом. Где-то возле неё клацнула челюсть, лязгнула ржавая сталь, звонко шаркнула по каменному полу кость.
Рядом. Они совсем близко.
Айлин зажмурилась, слабо застонала и пошевелилась, пытаясь отстранится. Некуда уйти. Некуда отступать. Она ощущала себя словно окружённая охотниками добыча. Ещё несколько секунд – и прицельный удар оборвет бешеный стук в груди…
…Поток звуков устремился дальше по коридору.
Прошло несколько мгновений прежде, чем Айлин решилась открыть глаза и убедиться. Не верилось. Смерть была так близко… Мягко касалась её тёплым запахом разложения. Напоминая о хрупкости её собственной жизни. И… они просто ушли. Пробежали мимо. Не обратив внимания на прижавшихся к стене девушек совершенно.
Айлин шумно выдохнула. Ощутила слабость в коленях. На краткий миг закрыла глаза снова и коснулась затылком стены. Хотелось плакать. Хотелось смеяться. От накатившей расслабленности едва не потеряла сознание. Перед глазами помутнело, и девушка, опустив голову, закрыла лицо ладонями.
Чужой голос вторгся в ослабевший разум. Первой опомнилась незнакомка, резко оттолкнувшая её от приближающейся толпы мертвецов. Извинялась. На миг забывшая о постоянной злости, питавшей её, Айлин никак не отреагировала. В какой-то миг внутри вспыхнула искорка света, и девушка ощутила подобие… благодарности. Она не привыкла выражать подобные чувства.
Айлин услышала, как незнакомка отрывается от стены и делает шаг в сторону, и опустила руки, вглядываясь в полумрак коридора. По сравнению с плотной завесой тьмы, сейчас здесь было даже светло для непривыкшего зрения. Какой-то миг на её лице проявилось отражение истинных чувств: замешательство, усталость, радость. Она увидела стоящих поодаль крестьянина и на шаг впереди – Ариса. Встретилась взглядом с телохранителем, заметив тень переживания на лице.
Колдунья снова начала говорить, обращаясь теперь к Хеллгейту. Видимо, на собственные силы в поиске выхода не слишком полагаясь. Возникла в голове мысль, что девушка думает правильно: до того момента, как Айлин не свернула, Арис вёл их вперёд вполне успешно… Но затем она вспомнила другое. Причину. А ещё…
Маска холодной отстранённости вновь появлялась на её лице. Слабость рассеивалась, страхи улетучивались. Без них становилось гораздо легче. Легче вновь стать той, кому заслужила репутацию взбалмошной девицы. Сейчас, при свете, оголяющем существующие в нём формы и позволяющем видеть истину, - она не могла допустить иного варианта развития событий. Не могла. Не хотела.
- То есть как это – нельзя? – с ходу, тоном, лишённым приятных и добрых нот, начала Айлин, нахмурив тонкие брови. – Я пойду, куда захочу, вне зависимости от решения кого либо из вас.
Резкий тон, гневный взгляд. Он остановился на простолюдине. Изначальной причине всего случившегося.
- Ты! Больше не смей ко мне приближаться. Тронешь ещё хоть раз – я прикажу отсечь тебе руку. И никаких идиотских молний. Не умеешь – не берись, остолоп. И ты, - посмотрела на девушку. Осеклась. – В этот раз… спасибо. Но подобного обращения я не допущу.
«Спасибо» - и то сквозь зубы.
Перевела взгляд на Ариса. Уже знакомый взгляд. Если некоторыми мгновениями ранее в нём было что-то хорошее, то теперь – потухло.
- Я знаю, куда идти, - обращалась к незнакомым спутникам. - И мне совершенно всё равно, пойдёте вы следом или нет. Если да – извольте держать расстояние.
С этими словами Айлин развернулась, всколыхнув шёлковое море нижних юбок и, не дожидаясь ответа, двинулась к янтарному источнику света, следуя пульсирующим в оранжевых лучах силуэтам.
|
Мертвецы шли мимо. Шаркающей, нетвердой походкой, дерганные, изломанные, они все шли и шли мимо замершей, вжавшейся в стену Константины. Живые, незрячие трупы, оживший кошмар. Вонь и смрад гниющей плоти. Протяни вперед руку - и она погрязнет в разверстом чреве очередного покойника, склизкая гниль вцепится в пальцы, утянет внутрь, поглотит лишь затем, чтобы, изменив, выплюнуть. Сделать еще одной марионеткой в карнавале мертвецов.
А они все идут и идут. Кто эти тела? Как они здесь оказались? Что послужило причиной их смерти? Нет ответов, да и быть не может. А широко распахнутые глаза видят в бесконечной череде неупокоенных тех, кто стал для нее строчкой в отчете. Тех, кого она раскрыла, тех, кого она вывела на чистую воду. Тех, кто ее стараниями лишился жизни. Предатели Родины и Короля и их слуги, охранники и уголовники. Все те, кто злоумышлял против "душевного согласия", и кого старшая Ищейка Реннарт передала в руки правосудия.
Молчат ковыляющие трупы, молчат и следуют к одним им известной цели. Разум это понимает, но вот в глубине сознания, словно потрескивание костра, раздается гул голосов: - За что? Почему? Мы согрешили, мы оступились. За что нас казнить? Почему ты решала нашу судьбу, Константина? Такая правильная, такая честная и ревностная служака. Чем ты лучше нас? Почему ты - живешь? Почему мы - мертвы? Ты - такая же как мы, и даже хуже. Мы раскаялись, а ты - осталась, вся такая непогрешимая и безгрешная. Так получай же за свою самоуверенность кару! Теперь ты сама - жертва. Теперь ты - предатель и враг. И да будешь ты умирать в муках, умирать еще и еще раз - за каждого из нас.
Множество голосов сливаются воедино, острой иглой вонзаясь в мозг и, кажется, этому не будет конца.
Но ничто не вечно под луной. Не вечной оказалась и колонна оживших мертвецов. Последняя тварь прошла мимо, и теперь перед женщиной была только противоположная стена полутемного коридора. Выпал из разжавшихся пальцев стилет. Только сейчас она поняла, как крепко сжимала его - до боли, до побелевших костяшек, до алых полумесяцев от ногтей на ладонях.
Каррум Милостивый! Как же она боялась! До дрожи, до прокушенной до крови губы, до злых, испуганных слез в уголках глаз. После такого в темной гриве ее волос наверняка появится не одна седая прядь. Но это все мелочи - главное, что она жива.
С тяжелым протяжным стоном Реннарт сползла по стене на грязный пыльный пол, утерла нервно трясущейся рукой проступивший холодный пот. Она жива! Надобно что-то сказать, что-то сделать, но сил почти не осталось. За что уцепиться, если вся она в смятении, если вся она полумертва от пережитого? Правила приличия и этикет - те нормы, которые неизменны. Маленький, ненадежный островок стабильности в окружающем хаосе. Стабильность. Вот оно - то, что требуется. Не зря сестры дали ей имя Константина - "Неизменная". И, она, во что бы ты ни стало, не должна изменяться и изменять себе. Она просто обязана остаться прежней. Вот только злая насмешка судьбы - ей выпала самая переменчивая стихия: буйное, пылкое, жаркое и вечно неспокойное Пламя.
Хриплым, севшим от пережитого голосом Константина проговорила в пустоту, не оборачиваясь на безымянную дворянку:
- Извините, барышня, за мой резкий тон. Я пребывала в несколько расстроенных чувствах. Извините.
Откинувшись на холодную стену, женщина пыталась собраться с духом. Что же предпринять, что делать дальше? Нелязя так сидеть и ждать - преследователи близко! Но если силы идти еще были, то сил решать почти не осталось. Что же, пускай решает рыцарь - он воин, он мужчина, и за ним пойдут его высокородная спутница и трусливый селянин. Тем же холодным, безэмоциональным тоном женщина проговорила, одновременно нашаривая рукой выпавший стилет:
- Рыцарь Арис, решайте. Куда идем. Нельзя разделяться.
Рука нашарила теплую от ладони рукоять, и последние слова сопровождались резким лязгом убранного в ножны клинка.
|
Ведь если вдуматься, Джек убивал и раньше. Довольно искусный стрелок, он часто помогал бывалым охотникам в деревнях, что попадались на пути, а в некоторых местечках даже задерживался на несколько вечеров, чтобы помочь, если помощь требовалась, и послушать местных: для молодых путешественников у них всегда находились пара-тройка поучительных историй.
Джек убивал. Ещё с неделю назад ловко ранил лань, почти не повредив древко стрелы. Однажды и того искуснее — подбил птицу в полёте. А ещё раньше — едва-едва сладил в битве с неожиданно напавшим волком, сумев вонзить остриё кинжала в грудь яростно боровшегося зверя.
Вот только Джек всегда отворачивался, не решаясь глядеть ни на последние ломанные шаги быстроногой лани, ни на стремительное падение птицы, чьему телу суждено было разбиться о землю, ни на тёмную землю, пропитавшуюся кровью серого хищника.
Сегодня Джек Лавелл убил человека.
Сегодня Джек Лавелл не отвернулся.
Волна, что полностью накрыла собой тело гвардейца, задела и того, кто помог ей подняться ввысь. Однако то были лишь капли воды: пускай холодные, пускай невольно обжёгшие этим холодом грудь, но всего лишь капли. Острые потоки ветра, объединившиеся с волной, рассекли собой плоть, оставив Джеку лишь лёгкую усмешку: вновь пропитавшуюся прохладной влагой ткань рубашки да звуки павшего в воду тела.
Лишил жизни человека. Погасил чужое существо усилием собственной воли. Разрушил, растерзал, уничтожил. Убил.
Джек стоял и смотрел туда, где буквально мгновение назад сумел разглядеть глаза гвардейца — широко раскрытые не то в ужасе, не то в потрясённом осознании глаза, — и не мог поверить в случившееся. А потом вдруг опустился на землю прямо на том месте, где ещё можно было разглядеть не до конца зализанные волнами следы погибшего, и уронил голову на колено в какой-то нарочито неправильной и изломанной молитвенной позе.
Он никогда не просил ни о чём ни одного из Девяти. Юноша восемнадцати лет от роду не испытал истинных кошмаров этого мира: волею ли Богов, или лишь по счастливому стечению обстоятельств. Но этот же мальчишка, совсем молодой и совсем наивный, был готов принять на себя ответственность за чужую жизнь. За чужую жизнь — и за её окончание.
«Унеси его дальше по этим волнам, Эйнэ, и направь погибшего в объятия брата твоего, зовущегося Тенью. Да будет путь этот прям и прост. Не оставляй здесь того, чьего имени я не знаю. Освободи его душу, закованную в латы, и отпусти её на волю, ибо волен на этом свете любой, носящий гордое имя человека».
Джек поднялся на ноги спустя несколько секунд. Шум воды, всё ещё мутной от крови, смешивался в сознании с неразборчивым шёпотом ветра.
— Уходим, — спокойно проронил Лавелл, двигаясь в сторону продолжения реки и не оборачиваясь, чтобы взглянуть на Райну. Боясь не то осуждения в чужих глазах, не то абсолютного согласия с правильностью произошедшего.
Сегодня Джек Лавелл убил человека.
«И я спою за упокой этой души вместе с теми, кто дорожил ею, пусть даже останусь в этой песне единственным певцом».
|
|
|
|
|
Перо и бумага нашлись, почти моментально. Комната Аброха была не так далеко от гостевой, и он довольно быстро предоставил все необходимое. Пока девушка писала письмо, заботливый юноша вызвался позаботиться о ее одежде, пообещав вернуть все чуть ли не в первозданном виде. Особенно, он пообещал позаботиться о плаще ликвидатора, который пах, по его скромному замечанию, не как розовый куст...
***
- Тять, тятя! - младший сын мельника, игравший с кошкой во дворе, еще издали заметив Аброха со спутницей, поспешил в дом. Домик у мукомола был невысокий, но ладный. Он подчинялся особой симметрии, столь редкой в этих краях, что оторвать глаз от жилища было практически невозможно. Будто сказочный домик сошел со страниц книг, и очутился на холмике, посреди Дикой Пущи. Тут чувствовались, как крепкая мужская рука, так и женская. Даже в деталях. Крохотная собачья конура, колокольчик на двери, резная вертушка, закрывающая ворота, выложенная камнями дорожка в огород, скамья-качели на аккуратном крылечке... Все вместе это создавало невообразимый уют, за который не жалко обменять даже то двухэтажное чудовище старосты, со своими нелепыми, громоздкими воротами. Даже сарай возле дома был отстроен с толком и аккуратностью. Доски стояли ровно, и даже гвозди были вбиты согласно некоему порядку. Каждая дверь отличалась меж собой особой резьбой: живущие тут люди явно любили свой дом и угодья.
- Мельник человек хороший. Его сын мой ровесник, мы в детстве вместе много играли, - спешил рассказать Аброх, ведя под руку сестру, - Они меня хорошо знают, отец обычно сюда шлет, когда ему нужно налог для князя собрать. Он мне в этом деле мало доверяет, но сюда разрешает ходить. Тут люди честные, платят исправно, камней в мешки не кидают для веса...
Собачий лай, разорвал уютную тишину в клочья. Сам зверь, однако, не спешил выбегать из своего убежища. Высунув нос из конуры, пес пару раз рявкнул в некуда, а затем вновь пропал в черном провале. Но спутник Агнессы всё равно вздрогнул.
- Тьфу ж ты, Кнопка! Умеет напугать. Сама слепая и едва ходит, а всё равно любит показать, кто тут главный! - возмутился паренек, и тут же взволновано затараторил, - Они из последнего помета оставили еще одного, Вальта, а того на дворе только во время кормежки и встретишь. Вечно шарится где-то, не то, что мать. Вот она сторожевой была аховой. Все такую хотели. Воры как-то по огородам шастали. У всех побрали, а у мельника оставили. Во-от такой кусок штанины! Чудо собака, чудо. Эгей! Дайрис, как жизнь?
Со стороны сарая, в их сторону широким шагом направлялся молодой мужчина, вытирая руки о скомканную тряпицу. Чем ближе он подходил, тем явственнее становилось, что мужской красотой этот Дайрис явно не был обделен. Широкая, мощная грудь, мускулистый руки, и гордо расправленные плечи - он шел так, будто был не много, ни мало, а дворянин.
- Это мой друг, тот самый... - быстро прошептал Аброх, прежде чем сын мельника подошел ближе.
- Отца нет сегодня, Брошка, - молодецкий бас завибрировал в воздухе, - Он на мельницу пошел с парнями, там колесо выбило...
Замерев подле забора, мужчина только сейчас обратил внимание на спутницу товарища. Внешне он явно не походил на ровесника Аброха. Если сын старосты был тощий и слегка кривоватый, внушающий надежду на то, что с возрастом станет намного статнее, то вот приученный к тяжелому труду Дайрис уже был мужчиной хоть куда. Щетина, покрывавшая его подбородок, была жесткой, грубой - не чета юношескому пушку под носом у Аброха.
- Ох, мазель, прощенья просим, - он поспешил сорвать платок с головы, освобождая черные, как смоль кудри, - Не приметил сразу. Дайрис.
Он покорно склонил голову, будто обращался с леди.
- Да нам и ты сгодишься! Тут у нашей... гостьи, дело есть. Да?.. - будто почуяв угрозу со стороны красивого друга, паренек поспешил сменить тему, оборвав приветствие.
Из дома резко выбежал мальчуган, который совсем недавно убежал звать отца, и замер у двери, заметив, что брат уже говорит с пришедшими. Постояв так с секунду, он лишь пожал плечами, и вновь достал из рваных штанов бантик для кота.
|
|
Если бы у меня был свой бог-покровитель, то сегодня его алтарь стоило бы завалить всяческими дарами. В которой раз за день я прошёл прямо по грани, продолжая сопротивляться скорее из чистого упрямства, чем действительно рассчитывая выбраться живым из полной безысходности ситуации. На этот раз всё было особенно плохо – ошибка, темнота, мертвецы… И я по-прежнему жив. Ни одни зубы до сих пор не впились мне в кожу, ни один труп не повис на плечах, не зацепился за ногу. Я был готов сражаться до последнего, превозмогать – был готов к боли и возможным потерям. Но ничего не произошло. Разве что этот остолоп умудрился сбить меня с ног, но данное недоразумение показалось сущей мелочью в свете произошедшего.
Запоздало и с некоторым удивлением, но я всё же понял, что тьма куда-то ушла. Вокруг было по-прежнему жутко темно, но не господствовал уже тот первозданный мрак – а без него коридор казался относительно освещённым даже ввиду полного отсутствия света. Я различал силуэты – десятки мертвецов, крестьянин-остолоп, Айлин…
Почему-то нежить не решилась использовать даже столь очевидный шанс – ни один не набросился на практически беззащитную, растянувшуюся на земле, жертву. Все бежали куда-то. Прочь. На мгновение мелькнула даже безумная мысль, что это меня они настолько боятся. Впрочем, её тут же сменила другая – куда более тревожная и рациональная. Они со всех ног неслись в сторону немного вырвавшейся вперёд Айлин. Вновь на ногах я оказался достаточно быстро. Неправильность происходящего изрядно обескураживала – не зная толком, что предпринять, я потратил несколько драгоценный секунд, попытавшись вытереть со лба капельки пота. И тщетно стараясь восстановить окончательно сбившееся дыхание.
Неудачник орёт в ухо, призывает бежать… Но бежать уже некуда. Теперь бегут мертвецы. И прямо на пути разъяренной орды встали две беззащитные девушки. Я трезво оценивал ситуацию. Прекрасно понимал, что в любом случае никак не успею опередить их. Потому не надрывался, не бежал со всех ног. Сделал несколько неторопливых и не слишком уверенных шагов по направлению к цели. До сих пор не в силах толком поверить, что всё ещё жив.
Я знал одно. Если с Айлин что-то случится по вине этого идиота, если ожившие трупы не пробегут просто мимо, то я убью его. На месте, без разбирательств. И собственная непоколебимая уверенность пугала меня самого. Я видел, как оказавшаяся рядом с Айлин черноволосая девушка оттащила её в сторону, убираясь с дороги бегущей толпы. По всей видимости, я пришёл к тем же выводам. И поступил бы на её месте так же. Оставалось только надеяться, что это сработает.
Я до сих пор не понимал, что здесь именно происходит. Безумная череда событий заняла совсем небольшой промежуток времени, но, кажется, началось всё это едва ли не сутки назад. Мелькнула непрошеная мысль, что мертвецам ни за что не удалось бы взять меня так просто, имей я привычку всегда носить с собой шлем. Хотелось бы посмотреть на этих ублюдков, пытающихся прогрызть настоящую сталь.
Многое зависело от ближайших секунд – от недоступной простым смертным мотивации живых мертвецов. От того, пробегут ли мимо проклятые твари или же все мои усилия окажутся совершенно напрасны. Но самое грустное, конечно же, было то, что теперь я уже не мог ничего предпринять. Лишь затаив дыхание наблюдать за развитием.
|
Смерть не имеет лица. Она забирает души, жадно поглощая и оставляя лишь пустую оболочку. Тело, что уйдёт в землю вместе с прошлым. Развеется с прахом память. Сотрутся воспоминания. О тебе забудут. Преданный земле, ты станешь ничем – забытой, истлевающей, погребённой оболочкой. Тенью того, чем был раньше.
Они были людьми когда-то. Существа, кошмары, призванные в мир живых, призраки ушедших лет, не имеющие теперь желаний и высоких целей; со своей собственной судьбой при жизни, что так или иначе привела их к единому закономерному концу. Их пустыми глазницами смотрела на мир сама смерть, принимая личину бездушных теперь тварей. Заставляя двигаться иссушенные в толще земли сухожилия, повелевая мертвецами словно искусный кукловод. Готовая пополнить их ряды. Ждущая того, что кто-то из живых совершит ошибку…
Что это было? Злой рок? Невезение? Судьба?..
Воодушевлённая тем, что казалось ей теперь правильным и являло собой призрачный шанс, Айлин развернулась и двинулась в новом направлении слишком резко. Пышные ткани дорогого платья заструились в тишине водопадом шелестящих звуков. Покатился тронутый туфелькой камень. До сего мгновения Арис молча двигался следом, доверивший ей, а девушка вполне уверенно вела их вперёд, с каждой секундой острее ощущая поток нематериальных сущностей. Забыла об осторожности… лишь на краткий миг. Его оказалось достаточно для того, чтобы вспоровшие тишину звуки обратили на себя внимание оживших трупов.
Айлин застыла на месте, слыша скорый грохот костей по твёрдому камню. Учащённо забилось сердце, бухая в висках громким набатом, мешая прислушиваться к надвигающей угрозе. Трудно поверить… Трудно смириться. В эти секунды щупальца страха заползли глубоко в душу и парализовали тело. Двинуться с места было невозможно. Невозможно попытаться что-то предпринять. Айлин стояла, глядя в пустот, сдавливая облачённые в перчатку пальцы. Понимая, что ещё мгновения…
Я не хочу умирать!
Внутри всё разрывается на части. Человеческое существо, одна жизнь… очередная отнятая смертью жизнь. Ты станешь забытым воспоминанием, подобно поднятым из земляной колыбели мёртвым. Сейчас – остро ощущаешь собственную слабость. Неспособность что-то изменить… Один лишь миг – и перед глазами проносятся лица людей, имеющих в твоей жизни какое-то значение. Любимые брат и отец, некогда оставившие тебя ради призрачных побед в партии безумных королей. Служанка, что на протяжении всего детства была лучом света в окутавший тебя тьме. Мама, заслонившая собой солнце надежд и лучшего будущего. Арис…
…Девушка оборачивается. В сгустившейся тьме ничего не видно. Где-то вдали, словно прибой, текли нарастающие с каждой минутой звуки. Прошло не более пары секунд, прежде чем она ощутила, как он разжимает руку. Испуг. Затем – глухой удар, прорывающийся сквозь плотный покров теряющей свою силу тишины.
- Давай! - В искажённом мраком пространстве его голос звучит словно иначе.
…Грубая сила, оттолкнувшая её куда-то в сторону. Айлин едва успела осознать, что произошло, когда буквально напоролась в темноте на что-то живое. Не смогла сдержать вскрика, оказавшись в объятиях неизвестного существа. Практически тут же оно её отпустило, вторя ей испуганным криком. Айлин отступила на несколько шагов, ощущая, как сильно бьётся о грудную клетку сердце, готовое вырваться из тесного плена. Натолкнувшись на каменную преграду, вжалась в стену, боясь куда-либо сдвинуться. Хаос сплетающихся событий достиг в эту секунду своего пика. Её луна была так близко…
Чёрный силуэт рассеялся вспыхнувшим огоньком. Делагарди зажмурилась от непривычного, бьющего в глаза света. Пару мгновений, и она смогла различить фигуру знакомой уже девушки, что следовала за ними ранее. Не пришло в голову ни одного слова, что можно было бросить незнакомке, – в данный момент они не имели значения.
Повернула голову в том направлении, где остался её спутник.
Страшно. Наблюдать за ожившей волной мёртвой плоти, неуклюже передвигающей конечностями. За тьмой, притаившейся в глазницах голых черепов. За клеткой оголённых рёбер, удерживающей где-то внутри слабый огонёк жизни. Они двигались к Арису и неумелому магу-простолюдину. Ещё немного… буквально несколько шагов… Айлин замерла, ощущая цепкий ужас.
Последний закричал. Слишком громко для узкого коридора. Схватил Хеллгейта, потянув за собой. Девушка оторвалась от стены, машинально вцепившись в ткань юбки. Опережая тело, воображение несло её дальше по коридору, унося прочь от порождений смерти и собственных страхов…
Она видела, что случилось потом. Как оступился крестьянин и дёрнул Ариса, падая вместе с ним. Громыхнула о камень сталь доспехов… Неужели всё закончится именно так?..
Смесь эмоций, вспыхнувших в душе. Так мало времени, чтобы в них разобраться… Страх. Сожаление. Отчаяние. Сомнения… Собственный эгоизм и желание выжить любой ценой тянули вперёд. Что-то заставляло остаться.
Беги, Айлин. Ради этого остался он.
…Толпа мертвецов пробежала мимо, совершенно не обратив внимание на двух мужчин.
Чья-то рука вновь изменила события. На этот раз – рука незнакомки, грубо толкнувшая её к стене.
- Да что…
Девушка едва успела сообразить и подавить волну раздражения, когда огненная волшебница, низко наклонив голову, бросила ей в лицо:
- Замри и не рыпайся, коли жизнь дорога.
Звучало грубо. Звучало оскорбительно для неё. В другом месте и в другое время Айлин обязательно показала бы этим двоим, включая крестьянина, собственный характер, напомнив о том, коей высокородной особой является. Странно, как всё меняется в наполненном смертельными ловушками подземелье…
Незнакомка отпустила её и встала рядом.
Ты – сумасшедшая. Раз решила остаться. Решила, что мертвецы не заметят нас и пробегут мимо. Посмотри в то, что осталось от их лиц, вглядись в пустоту глазниц и раскрытых ртов. Разве не видишь в них голод?..
Ты… я тоже. Чёрт побери, я сошла с ума, оставаясь здесь с тобой.
Сладко. От танца творящегося вокруг хаоса упоительно сладко.
…Айлин отвернулась. Не хотела смотреть на мертвецов. Не хотела наблюдать их приближение. Вместо них она увидела… свет. Янтарную искру, мерцающую вдали. Паутина теней медленно ползла к ней, указывая дорогу.
-
Завораживающие описания и великолепное взаимодействие)
-
Каждый персонаж, каждый пост - уникальны.
Впрочем, моё мнение ты и так, думаю знаешь)
-
Ты так красочно раскрываешь атмосферу, что мне уже и писать не о чем)
|
Реннарт не знала, сколько минут, а, может быть, часов, продолжалось это еле слышимое продвижение. Долгие и тяжкие дни тренировок дали о себе знать: Константине было не в чем себя упрекнуть, и двигалось она так тихо, как только можно. Но этого оказалось мало - не все смогли не разбить хрупкий хрусталь тишины. Шорох, удар - словно набатом по темному тонеллю раздался шум. Ошибся кто-то один, но услышат - всех.
Бывшая жрица замерла, вцепившись в рукоять кинжала, как в утопающий в соломинку, и вся обратилась в слух. Где же их не живые преследователи, как близко? Но не ожидала застывшая девушка, что в нее с размаху врежется... нечто. И, вместо того, чтобы обороняться и встретить нападающего холодной сталью или пламенными искрами, она испуганно взвизгнула, отступив на пару шагов назад - совершенно не готовая к открытому противостоянию.
И тут произошло то, чего служительница Карркма ну никак не ожидала: медленно, словно нехотя, тяжелый полог тьмы опал к ногам, замер пуховой периной на пыльном полу и исчез. Резкая перемена освещения больно ударила по глазам, и контрразведчица прикрылась рукой от слепящей полутьмы коридора. Рядом слышилось чье-то учащенное дыхание и сердцебиение: а значит тот, кто в нее врезался, живой. А живые здесь и сейчас не опасны.
Легкое усилие воли и разума - и на пальцах женщины забился, затрепетал маленький огонек, теплым и ласковым свечением привнесший в вековечную тьму легкий отствет надежды и спасения. Разомкнув веки, щурящаяся от яркого света Константина нервно огляделась по сторонам. Впереди мглу коридора рассеивалало притягательное янтарное свечение - там, наверное, был выход. Рядом с бывшей жрицей оказалась надменная и истеричная вертихвостка-дворянка, а вот Арис-мечник и громкоголосый неклюжий селянин заметно подотстали: слава Пламенному, что не потерялись совсем. А за их спинами неровной стеной гниющей плоти и костей стояли те, от кого они пытались убежать - те, на чьих смертях воздвигся Храм Девяти.
Воин и крестьянин тоже увидели преследователей, и с их стороны раздался оглушительный, полный неприкрытой паники вопль:
- Бежим!!!
Вот только в эту минуту Девять явно отвернулись от пленников темных дорог под храмом: убегающие замешкались, запутались и, наконец, рухнули на пол. Остолбеневшая Реннарт во все глаза уставилась на двух мужчин, ожидая, что ожившая масса нежити вот-вот разорвет их на мелкие клочки.
Но неожиданности для Ищейки за эту бесконечную минуту не закончились: ходячие покойники вместо того, чтобы набросится на ближайших жертв и вкусить свежей плоти, со всей целеустремленностью заводных игрушек устремились прямо на нее.
Женщина испуганно пискнула и непроизвольно отступила еще на пару шагов. С мигом пересохших губ перепуганной чиновницы слетело злобное: - С-суки! В голове бился один вопрос: что же предпринять? Привычный к решению разнообразных задач мозг в экстренных условиях работал с математической четкостью: мало шансов, что мертвецы любят именно женщин. Они не разорвали мужчин - а значит, не тронут и их. Наверное. Если они не будут стоять у них на пути. А если будут? Не нападут ли отродья на нежданную помеху, а затем, вкусив крови, и на всех остальных? Неизвестно. Пока предположить можно одно - по неведомой причине нежить идет на свет выхода, и мешать им - себе дороже.
И вот решение принято, и на исполнение его осталось не так много времени. Ухватив в крепкие обьятия одетую в роскошное черное платье аристократку, Константина резким рывком впечатала ее в стену, прошипев на ухо:
- Замри и не рыпайся, коли жизнь дорога.
Сама же контрразведчица, отпустив спутницу, стала плечом к плечу с ней, замерев спиной к стене, поближе к не-мертвым. В спокойно опущенной руке Реннарт продолжал ждать своего часа острый кинжал: если она не права, то пусть именно она станет первой жертвой тварей и продаст свою жизнь подороже. А эта наивная дурочка, оказавшаяся не в том месте и не в то время, пускай живет. Не ее долг - защищать верных подданых Королевства от всех угроз: внешних и внутренних.
|
Появление гвардейца не стало неожиданностью, но сердце предательски екнуло и ушло в пятки, когда закованный в латы мужчина поднялся из воды. Его будто и не коснулась далеко не ласковая стихия - на лице ни следа усталости, на доспехах ни царапинки, ни вмятинки, глаза блестят холодной сталью - ни жалости, ни капли сострадания, ничего, даже интереса в них не было - голем, выполняющий приказ, казалось, что его не остановит даже смерть. В свете камней он выглядел нереально, завораживающе, смертельно красиво, словно воплотившийся Рок.
Райна вскочила на ноги, мысленно крича о помощи, умоляя богиню, воду, мироздание помочь своей слабой дочери. Как же не хотелось умирать - вот так нелепо и глупо, не зная за что и почему, не сделав в жизни ничего такого, что бы заслужить подобный конец. Но смерть ведь всегда несправедлива, она всегда приходит без предупреждения, протягивает свою холодную руку и уводит за собой, не слыша ни просьб, ни слез. Она молча собирает свою жатву. Наверное, чертоги смерти могли бы выглядеть как эта пещера - спокойно, красиво до жути. Ведь смерть еще и милосердна - она являет свой лик страдающим, освобождает душу из немощного, изъеденного болью тела, оставляя боль за той чертой из-за которой не возвращаются...
Легкий ветерок, явно пытающийся помочь Джеку прошелестел, но вместо так нужной волны, лишь слегка обрызгал гвардейца. В груди Райны похолодело от навалившегося ужаса, но девушка, отрешившись от эмоций, резко , как перед прыжком в холодную воду, выдохнула.
Руки резко взметнулись, призывая воду сомкнуться вокруг тела гвардейца, проникнуть меж сочленений доспеха, заковать его в ледяной панцирь, пронзить ледяными иглами. Она постаралась почувствовать разлитую вокруг силу камней и использовать ее. Остановить!
|
|
|
Аброх еще пытался уговаривать сестру. Но не вышло. Пообещав, что вернется за ней, с первыми петухами, паренек взял Жвальку под уздцы, и повел к дому старосты.
***
Ночь пришла незаметно. Тучи заволокли небо, вновь обещая пролиться дождем, и оттого тьма накрыла Дикую Пущу намного раньше.
Старый дом скрипел под собственным весом, играя с воображением сестры, и заставляя вздрагивать от каждого шороха. Окна, лишенные стекол, пропускали внутрь дождевой холод, иногда постукивая ставнями. Нечистая энергетика буквально пульсировала вместе с воздухом, который стал тяжелым в предвкушении грядущего дождя.
Время шло медленно и скользко. Иногда начинал покрапывать дождь, но тут же останавливался, будто боялся чего-то. А бояться было чего...
Прошло около двух часов, но ничего не происходило. Дождь, наконец, разошелся в полную силу. Где-то в потолке проявилась течь.
Капанье добавилось в хор жутких звуков. Лужа медленно росла.
- Кто это сделал?..
Женский голос раздался в сознании. Он с трудом выживал из себя звуки. Он не говорил - стонал.
В следующую секунду сестра оказалась посреди деревни. На абсолютно пустой площади стоял столб, с привязанной к нему женщиной. Ее лицо менялось резко, неестественно. Она смеялась, она стонала, она вращала в ужасе глазами, а затем вновь смеялась. Ее длинные, черные волосы обматывали тело, будто веревки, с каждой секундой сжимая все крепче. Выражения лиц начало сменяться еще быстрее. Теперь, на ее лице, будто бутоны, раскрывались раны. Кровь стала заливать ее лицо. На глазу появилась гематома, а вскоре он и вовсе пропал в крови. Она продолжала кривляться с неестественной скоростью, а затем взглянула единственным глазом на Агнессу, резко замерев:
- Кто это сделал?!! - ее голос буквально визжал, впиваясь в мозг тысячью маленьких иголок. Взгляд становился невыносимым, но в следующий миг пропал. Вместе с головой.
Тело, лишенное опутывающих его волос, вспыхнуло алым пламенем.
Озеро. Пристань возле Гленок. Туманы, вьются вокруг ее деревянных столбов.
На краю стоят пять мальчиков, разных лет. Кому-то четырнадцать, кому-то нет и пяти. Они вспухли и посинели.
- Кто это сделал? - спросили пять детских голосов, и четыре тела вспыхнули пламенем. Пятый упал в воду.
Женщина сидит у пристани. Она смеется и улыбается. Держит обе руки в воде. Ее взгляд направлен на Агнессу:
- Кто это сделал? - улыбаясь, она показала девушке то, что держала. Маленький козленок. Он бился, пытаясь вырваться, и спустя секунду обернулся ребенком.
- Кто это сделал? - задал вопрос ребенок синими губами, и с улыбкой принял женщину в объятия. Они вновь загорелись, и их черные тела упали в воду.
- Кто... кто... КТО?!! СДЕЛАЛ ЭТО!!!
Вновь тело лишенное головы. Оно ползет по пристани, что-то ища руками.
Картина меняется. Вновь.
Мальчик, лет десяти, не дает выбраться другому из воды. Тот кричит и барахтается, обливая своего убийцу водой. Вскоре он замолкает, уходя на дно. Ребенок с улыбкой поворачивает голову. Ему навстречу идет беловолосая женщина. Она одета в белую ночную сорочку. Ниже живота у нее кровавое пятно, будто она совсем недавно рожала.
В руках у женщины голова. Держа ее за прекрасные черные волосы она показала эту голову Агнессе, и с улыбкой произнесла:
- Кто это сделал?..
После чего бросает голову в воду. Мальчик весело хлопая подбежал к женщине, обняв ее за бедра. Она обняла ребенка в ответ. Их до жуткого счастливые лица сменились еще более жутким - лицо старика, с мутно-зелеными глазами. На уголках его губ были осколки, кровь и пена. Он умоляюще смотрел на Агнессу:
- Кто это сделал?.. - успел произнести он, после чего его нагнал сзади человек в черном капюшоне. Прежде, чем тот успел нанести последний удар по несчастному, раздался жуткий скрип.
Агнесса очнулась, от того, что ее чутье буквально горело. Оно было рядом...
Скрип...
Эти звуки исходили от окна.
Скрип.
За ставни зацепилось нечто черное. Могло бы сойти за паучью лапу, но было слишком гибкой для нее. Показалась еще одно черное щупальце, и еще. Неловко цепляясь, оно подтянулось, и в проеме показалось тело.
Вернее, голова. Множество щупалец, меняющих форму и толщину, были волосами. Голова замерла в проходе. Она принадлежала женщине. Нелепо раскрытый рот, два закатившиеся глаза... В какой-то миг, один глаз начал двигаться в глазнице. Неестественно вращаясь, он, наконец, повернулся в сторону Агнессы зрачком.
Тварь смотрела на сестру карим глазом.
|
|
|
В какой-то момент я даже поверил, что всё на самом деле могло получиться. Мертвецы слепо тыкались в окружающей тьме, отчасти уничтожая мой страх своей нелепой беспомощностью. Я практически бесшумно скользил среди них, обходя одну тварь за другой – не мешали тому даже доспехи, иногда издававшие предательский лязг. Айлин не сопротивлялась, проникшись, по всей видимости, в конце концов ситуацией – безмолвно шагала следом за мной, удачно повторяя большую часть проводимых манёвров.
Хотел бы я знать, о чём сейчас думает девушка, как воспринимает своё новое положение. Хотел бы посмотреть ей в глаза в эти секунды – глаза обычно полные скуки и снисходительного презрения. Несмотря на критичность ситуации не мог удержаться от некоторой доли злорадства – впрочем, только пока всё получалось, а я начинал чувствовать своё несуществующее превосходство над мертвецами.
В этот момент я поверил в удачу. Казалось, что мы сможем отсюда вырваться. Просто проскользнём сквозь ряды истлевших под давлением времени трупов и окажемся где-нибудь… Под бездонной синевой неба. Как бы не так. Древние катакомбы не хотели настолько просто никого отпускать.
Стоило отметить, что на всех остальных мне стало просто плевать. Если там, при свете дня, под сенью роскошного храма, я рисковал, выигрывал время, пусть и руководствуясь отчасти собственными мотивами, то теперь… Теперь я даже не думал строить из себя героя, которым никогда не являлся…
Проблемы начались тогда, когда мягко, но в то же время настойчиво, потянула куда-то в другую сторону вслед за собой Айлин. Я растерялся, не зная толком, что предпринять. То ли довериться и брести вслепую, в надежде, что на этот раз её поступками руководит нечто, хотя бы отдалённо напоминающее здравый смысл или логику. То ли упорно гнуть относительно успешное направление, полагаясь на тупую физическую силу тащить девушку за собой… Что интересно, даже мысли о том, чтобы бросить её здесь, в этот момент не возникло. Сомнения такого рода проявили себя несколько позже, при немного иных обстоятельствах.
Внезапное изменение направления ни к чему хорошему привести, конечно же, не могло. В опасной близости раздавался знакомый хруст – кажется, можно было услышать, как шелестят, соприкасаясь друг с другом, сухие клочки чудом сохранившейся кожи.
Почти сразу же я почувствовал, чем это кончится. Слишком громко, заведомо неправильно выбран новый маршрут в контексте расположения в коридоре противника… Свою роль сыграла и секундная заминка, вызванная моим замешательством.
Так или иначе, но я понял. По глухой дроби участившихся моментально шагов. Мертвец услышал, почувствовал чужое присутствие. Быть может, не он один. Вполне возможно, все окружающие твари стекаются сюда, стремясь вцепиться в выдавшую себя ненароком Айлин.
Полный провал. Выход, впрочем, имелся – очевидный и крайне простой. Нет ничего сложного в том, чтобы резким движением высвободить свою руку, оставляя в темноте девушку. Уповая на то, что сам я оставался по-прежнему незаметен, попробовать проскользнуть, безжалостно используя в качестве приманки Айлин. У меня вполне могло получиться, я смог бы прорваться…
Признаться, искушение было на самом деле сильно. Разом встали перед глазами все те часы в пустынном особняке, унижения и нелепые приказы. Не последнюю роль сыграл собственный страх.
В этой полной безысходности темноте я как никогда хотел жить. Мечтал вырваться из этого жуткого места.
Вспомнил недавнюю схватку с королевским гвардейцем. Маски безликих жрецов. Прояснившийся взгляд отброшенной в сторону девушки из толпы.
Решение нужно было принимать моментально. Я точно знал, что будет здесь правильным. Что даст мне хотя бы призрачный шанс на возможное выживание. Но… Она просто вцепилась мне в руку, она была напугана и действительно искала защиты. Я слышал это в прерывистом дыхании девушки, почти физически ощущал в окружающей тьме.
Я понимал, что могу подарить себе шанс прямо сейчас, избавившись от замедлявшей изрядно обузы… И, одновременно, со всей ясностью, осознал, что не сделал бы этого никогда.
Прежде приходилось совершать и не слишком приятные вещи. Но теперь… Ведь теперь всё иначе?
Сомнение отброшены прочь, решение принято окончательно и бесповоротно. К чему бы оно в итоге не привело. Оставалось только надеяться, что всё не закончиться здесь, в этой проклятой гробнице.
Ориентируясь исключительно на звук, с разворота наношу удар закованным в латную перчатку кулаком туда, где, в теории, должен находиться пустой череп ближайшего мертвеца.
Уже не скрываюсь, время пряток прошло.
- Давай, - коротко выдыхаю, всё-таки вырываю руки и, надеясь, что Айлин всё же знала, что делает, толкаю её в том направлении, в котором она пыталась меня увести.
Меч в сложившейся обстановке практически бесполезен – не помешал бы молот, которым тот псих пытался раздолбать храм. Но молот остался там же, где и его обладатель, оказавшийся в этом плане куда умнее всех нас. Неимоверный грохот наверняка уже послужил сигналом тревоги для всех тварей вокруг. Впрочем, я по-прежнему мог попытаться прорваться.
-
Когда-нибудь доблесть тебя погубит)
А пост чудесный
-
Всё-таки классно у тебя получается отыгрывать рыцаря. И момент вышел красивый)
-
Прекрасное разрешение сложной моральной дилеммы. Арис поистине герой.
|
Звонкая, гробовая практически тишина. Бьют по слуху редкие звуки, вспарывая плотный её покров. Змеятся сквозь тьму потоки воздуха, всколыхнутого движениями десятков костлявых конечностей. Рвутся гнилые сухожилия, гремят кости, вращаются черепа на хрупком позвонке. Там, скрывшись за чертой мрака, выстроились рядами жнецы смерти, ожидая, пока кто-нибудь неосторожный не потревожит их покой, и резкий звук укажет им путь. На чёрном полотне, стелющемся перед взором, рисует красками воображение картины – того, как резво сойдут с места мертвецы, устремляясь к выдавшей себя жертве. Как сомкнуться их тонкие пальцы, останавливая твоё продвижение к ускользающему выходу, утаскивая в подземные глубины…
Прижав ладонь к лицу, двигаешься по краю коридора, вслед за своим спутником. Перестала дышать практически – от царящих здесь запахов кружится голова. Рука практически тут же становится мокрой от слёз – проявления острого, болезненного, колющего страха, разрывающего тебя изнутри. Боишься выдать себя. А сердце предательски стучит слишком громко. Слишком громко звучат тихие шаги в объявшей коридор тишине…
Весь твой мир сосредоточился здесь, в самых простых действиях. Идти вперёд. Достичь цели, что с каждой секундой становилась слишком далёкой и призрачной…
Айлин Делагарди. Дочь знатного лорда. Привилегированная леди. Ты не должна быть здесь. Твоё место – в высшем обществе, в окружении зеркальных залов, прекрасных дам и кавалеров, среди богатства и роскоши… Почему всё случилось именно так? Почему сейчас ты тихой поступью крадёшься во тьме, боясь потревожить ожившие кошмары – здесь, в царстве глухой тишины и полного мрака?..
Ответ скрывался где-то в самой глубине души. Под сердцем… Отравленная кровь. Отравленное сознание. Именно Он привёл тебя сюда, ворвавшись в твои сны и изменив твою жизнь. Вынудил искать ответы там, где их дать не могли… Он. Существо, сотканное из той же материи, что и окружающая тьма. Связавшее с собой тонкой нитью судьбы. Тянущее в тёмную непроглядную пропасть, выхода из которой не было… Твоя чёрная луна.
Он здесь.
Прошёлся по коже холодок от его дыхания. Не по себе стало от пронзительного взгляда. Ласково касается плеча. Спокойно от его присутствия. И безумно страшно...
Разомкнулись губы в невидимой улыбке. Тихий шёпот сложился в слова…
Вера, мольба.
Страх, отчаяние…
Ты ждёшь большего. Ты ждёшь, что он подскажет. Укажет выход. Поведёт за собой во тьму, защитит от грозящей опасности. Но его слова впиваются в разум отравленной безумием иглой. Непонимание. Ворох новых вопросов и обида.
Тени?.. Здесь же и так темно! – хочется кричать, сжимая кулаки, разрывая гнетущую тишину. Хочется добиться ответа. Но вместо него – ощущение. Того, что помимо живых и мёртвых в коридорах есть иные создания…
Протяни руку. И они проведут.
…Айлин идёт следом за Хеллгейтом, практически не задумываясь, что от страха едва ли не повторяет каждый его шаг. Где-то позади – чужое дыхание, чужие шаги, с трудом различаемые среди посторонних звуков. Люди, что следуют за ними тихо, опасаясь ожившей мёртвой плоти. Люди, что так же могут совершить ошибку и обнаружить себя. Совершенно не хотелось думать о том, что стало бы с ними в этом случае.
Арис ведёт. Вглубь тьмы. Вдоль коридора. Как можно дальше от поднятых магией существ… До этого мгновения абсолютно не задумывалась о том, куда приведёт их дорога в бесконечном лабиринте подземелья.
Стоит ли доверять Его словам? Стоит ли доверять своим же ощущениям?.. Когда всё видится в таком странном, нереальном свете…
Айлин сжала руку спутника, молчаливо обращая на себя внимание. Как дать понять? Как объяснить?.. Возможно, я знаю выход. Я не уверенна, это всё слова того странного создания, из-за которого мы здесь оказались… Он дал подсказку, которой, наверное, можно следовать… Стоит попробовать довериться ему. Довериться чувствам и ощущениям, ведущим куда-то мрак.
Слова так и не слетели с губ. Слишком страшно, что они достигнут иного слуха. Вместо этого – потянула за руку, заставляя остановиться, и затем - за собой, в ту сторону, куда её вели тени.
|
|
Шаг и снова шаг. Маленький и тихий шажок. Аккуратно нащупать носком сапога неровную поверхность пола, опустить пятку. Тихо-тихо, чтобы никто не услышал, перенести вторую ногу. И снова шаг. Вокруг - не видно ни зги, и единственным ориентиром в непроглядной тьме служит еле слышимый шорох платья черноволосой спутницы мечника. Сейчас для Константины нет никого роднее и ближе этой женщины, ведь именно она сейчас - словно маяк для терпящего бедствие корабля: ориентир на спасение.
Шорох впереди очень тих. Куда сильнее звуки за спиной. Там, невдалеке, буквально руку протяни, стук-перестук костей, тихое шарканье костяных и полузгнивших ног, шелест трущейся друг о друга разлагающейся плоти.
Сейчас вокруг нет никаких запахов, кроме тяжелого, приторного аромата гниения, проникающего, кажется, во все поры, вьедающегося в плоть и одежду. Запах свежей разверстой могилы вызывает тошноту и головокружение, и девушка чувствует, что ее начинает мутить. И следующий шаг уже не столь уверен, чуть дрогнувшая нога едва не приводит к падению. Реннарт выручает маленький выступ в стене, за который она хватается, как утопающий за последнюю соломинку.
Ей удалось удержаться на ногах, и бывшая жрица застывает, переводя дух. Сердце бьется так, словно вот-вот проломит грудную клетку и выскочит наружу. Право дело, даже удивительно, что на оглушительный набат сердцебиения не пришли мертвые - для самой Константины этот звук похож на оглушительные удары, слышимые за много миль вокруг.
Рука контрразведчицы почти инстинктивно касается пояса и, пробежавшись до ножен с кинжалом, охватывает рукоятку. Конечно, тонкое острое лезвие - не оружие против не упокоенных, но холодная сталь придает некую уверенность, ощущение защищенности. Тихо-тихо клинок покидает пожны и остается в крепко сжимающих рукоятку пальцах. Такой маленький, такой, казалось бы, неопасный, такой... надежный.
И снова шаг. Шестой шаг от момента появления немертвых. Разве могла ты когда-нибудь даже помыслить о том, что каждый маленький шажок, каждые пол-метра приближают тебя к спасению? Могла ли, Ищейка? Считала ли ты когда-нибудь свои шаги так, как сейчас? Не от скуки, нет: под оглушающий грохот сердца, под шарканье неупокоенных, при ощущении смертельно близкой опасности? Разве могла ты представить, что попадешь в такой переплет, где каждый вздох может стать последним, и лишь эти невеликие шажки - твое спасение? Могла ли?
Не могла. Нет. Тихий выдох срывается с мигом пересохших губ. Выдох? А, может быть, стон? Но останавливаться нельзя. Нельзя дать мертвецам даже призрачного шанса догнать тебя. Но и нельзя ускориться, нельзя, чтобы они тебя услышали. И вновь приходится, держась за холодную влажную стену, переставлять словно налитые свинцом ноги, делая очередной шаг. Делая очередной маленький шаг к спасению. Снова и снова, до тех пор, пока не смолкнут жуткие звуки за спиной. Главное - не потерять тихий шорох платья впереди, не оторваться от тех, кто лишь вчера был незнаком, сейчас - роднее и ближе всех.
|
|
«Присядь»?
Джек обернулся. Обернулся, пожалуй, слишком резко для того, кто слабо ориентировался в до сих пор слегка лавировавшем туда-сюда пространстве. Обернулся, успев уцепиться за край пещерного выступа, и только потому не упал.
В абсолютно ошарашенном, полном неверия взгляде, адресованном Райне, можно было рассмотреть что-то ещё. Если бы кто-то теперь пригляделся как следует, то обязательно заметил бы в глазах Лавелла жгучий стыд — стыд за собственную трусость, за неумение встречать опасность лицом к лицу, за желание бежать и нежелание бороться. Да, Джек стыдился и осознавал это, пожалуй, слишком отчётливо.
— Райна! — Голос непроизвольно дрожал, и виной тому была уже совсем не холодная вода, насквозь пропитавшая ткань одежды. — Мы не герои, Райна, мы всего лишь люди, понимаешь? И я не герой. Эти способности, они… — Лёгкое дуновение ветра коснулось виска. — Я не знаю, что за ошибка здесь произошла, но я не должен был… — Ветер резким поток взмыл от солнечного сплетения к самому сердцу. — Мы должны бежать, понимаешь? Нам не спастись, если мы не побежим прямо сейчас.
Ветер бушевал. Ветер бился, заставлял сбиваться, искать другие слова, другие аргументы, другие решения. Ветер не был доволен, ветер сопровождал каждую новую мысль резким рывком-пощёчиной: трус, трус, трус.
Это неволя, Джек.
Это ведь неволя.
Люди, которых удалось успокоить песней. Те двое — Райна, спасшая чужую жизнь, и маг из храма, защитивший незнакомца от обезумевшего народа. В конце концов, даже герои на деле — самые обычные люди. А человек должен поступать так, как считает нужным. Любой человек.
Что ты считаешь правильным, Джек? Спасать свою жизнь бегством или встать на одну сторону с той, кто протянул тебе руку?
— Хорошо.
Согласие — пока ещё слабое, усталое — сорвалось с губ лёгким бризом. Каждый новый вдох давался с огромным трудом, но теперь Лавелл точно знал, что нужно было сделать. Что он сам считал нужным сделать.
— Эта река, — Джек поднял голову, откидывая рукой спавшую на глаза мокрую чёлку. — Мы сможем изменить её течение, если захотим, так? У нас должно получиться, если мы попробуем вместе. Я… не хочу ранить этого человека.
Последние слова дались с огромным трудом. Глупый, наивный мальчишка. Нежелание избавиться от преследователя раз и навсегда слишком легко могло обернуться позже против беглецов. Но лишить жизни человека — одного единственного человека, крошечное существо, целый чёртов мир…
Джек почувствовал лёгкое покалывание на кончиках пальцев.
— Понимаешь?
|
К такому обращению староста явно не привык. Задыхаясь от возмущения и злости, он сжал кулаки, явно давая понять, как в его доме принято поступать со слишком говорливой женщиной. Однако, градус напряжения резко спал, стоило сестре напомнить, откуда она, и чем может грозить этот очередной вызов.
Чуть смягчив выражение лица (но не настолько, чтобы показывать какой-то девке свой страх), Нимул облизнул губы, и изобразил улыбку.
- Вот как, сразу к делу... Обычно ваши, пока в деревне все спиртное не вылакают, даже не спросят, за кой их сюда прислали...
Да... что правда, то правда. По закону, препятствие делам инквизиции являлось тяжкой ересью. Отказ в предоставлении жилья или пищи - так же, относилось к "препятствию". Не для кого не новость, что многие инквизиторы (и ликвидаторы в том числе) злоупотребляли чужим гостеприимством, и чаще всего это выражалось в опустошении всех винных погребов в округе. Имея нечеловеческое здоровье, ускоренный обмен веществ и невосприимчивость к большинству ядов, инквизиторам требовалось вдвое превысить летальную для обычного человека дозу алкоголя, чтобы хоть немного охмелеть.
Некоторые, конечно, мешали спиртное с ичкой, но за подобные вольности с "божьей кровью", могли и под трибунал отдать. За осквернение...
В этом плане, сестре Агнессе ничего не грозило. Ее куратор, старший ликвидатор брат Джедок, в чьем отряде она числилась с окончания обучения, к алкоголю относился крайне негативно. Дав присягу Серому Ордену лишь в двадцать семь, он был лишен специальной подготовки, и отлично знал, какого это "быть обычным человеком". А за не имением "благословенного тела", старался следить за здоровьем, не допуская вольностей и среди подопечных. После пятнадцати лет верной службы, его самым большим достижением стало повышение до старшего ликвидатора. И не смотря на то, что большинству его подопечных грозили повышения более значимые, с Джедоком всё равно считались и уважали. За принципиальность. За волю. Ослушаться не смел никто. И оттого "отряд Джедока", прославился на юге Сурды, как пример "неинквизиторской дисциплины".
Но этого Нимул не знал. Он вообще, видимо, мало знал об инквизиторах, кроме того, что они убивают монстров, и слишком много пьют...
- Уясним сразу пару вопросов, - двигаясь в сторону окраины, Нимул продолжал показывать свою значимость, - Если кто спросит, не смей...те никому говорить, что вы инквизиторская. О князе нашем слыхали? То-то... Если дойдет слух, тут его дружина мигом очутится, не успеете даже сказать вслух "головоножка". Знают обо всем немногие. Мой сынка в том числе. Он вам все покажет, все расскажет. Слушайтесь его, он тут, почитай, как я. И это... Вы б юбку то надели... У вас жеж под штаниной все выемки видать.
Нимул смачно сплюнул:
- Тьфу, срам!..
Сын Нимула был на отца похож, как коза на собаку. Худощавый и длинный, вид он имел глуповатый, однако его это лишь красило, после гаденьких и хитрющих глаз отца.
Вопреки ожиданиям, молодой человек оказался приятней, чем мог бы быть. Мягкий голос, чуть скрашенный юношеской хрипотцой, выдавал в нем человека разговорчивого. Благоговейный трепет во взгляде приятно льстил, а улыбка, столь искренняя и открытая, могла разве что, не тронуть иссохшего до самих костей мертвяка.
- Леди Агнесса... - парень протянул руку для мужского рукопожатия, едва дождавшись, когда отец их друг другу представит, - Мне очень приятно...
Он вновь застенчиво улыбнулся, всем своим видом показывая, что не соврал.
- Меня зовут Аброх... - представление было лишним, поскольку отец уже назвал сестре имя сына. Но в устах юноши оно звучало не столь гадко, отчего стоило ему простить подобную невнимательность, - Позвольте стать вашим спутником... Ох, то есть сопровождающим!
- Осел, хватит лебязить! - рявкнул Нимул, взбешенный бесхребетностью сына, - В ней от девки не больше, чем в тебе.
Немного подумав, он добавил:
- Даже еще меньше.
Еще раз с отвращением сплюнув староста сказал:
- Все. Вопросы - к нему. Отчеты - мне... Короче, сами тут управляйтесь, у меня и так дел по горло.
Продолжая еще что-то ворчать и ругаться, Нимул оставил молодых наедине. Не считая конечно смердящего трупа в паре шагов, заботливо прикрытом тряпицей...
На окраине людей не было вовсе. Запах отогнал даже самых любопытных. Сложив руки перед собой, Аброх продолжал улыбаться сестре всем ртом, будто и вовсе не замечая вони разложения. В создавшейся тишине, лишь деловито каркали вороны, по-хозяйски прохаживаясь по смердящей туше.
- С чего начнем?
|
|
|
"Seff, или в простонародье "сосун", "головоножка". Тварь низшего порядка, вымирающий вид. Внешность имеет прескверную: человечья голова (чаще женская), с восемью паучьим ногами. Питается исключительно мозговым сиропом, высосанным из черепов умалишенных. Не агрессивна, на здоровых не нападает. Поскольку лапки ее чувствительны к соли, достаточно просто осыпать ею проход, чтобы тварь в дома не заползала. Боится света и огня.
Рекомендации по уничтожению: сжечь".
Большая Энциклопедия Серого Ордена, том 2
Глава I. Дикая Пуща.
Она видела все столь явственно, будто была там. Парила, где-то сверху, безмолвно наблюдая за развернувшейся внизу возней. Глядела на лабиринты высоких домов, что заперли в своих стенах маленького человечка.
Он бежал.
Задыхался, и спотыкался с каждым новым вдохом выдавая стон. Припадал к стенам, оставляя на них багровые разводы - кровь.
Человечек упал, рассадив колени. Пару раз обернулся в ужасе, и Агнесса смогла хорошо разглядеть его лицо: маленькие, старческие глазки, мутно-синие, обвисшие щеки и редкие волосы. Возможно, этот старик мог показаться милым или даже очаровательным, если бы не гримасса ужаса, уродующая его лицо. Он облизал дряблые губы, размазав по ним кровавое пятнышко. С трудом поднялся, пару раз звякнув - на нем были доспехи, едва ли подходящие ему по размеру, - и побежал дальше.
Поворот, за ним еще один. Прижался к дверям в воротах, и позволил им распахнуться под собственным весом. Выпал во двор.
- Хех... хто нибудь... - одними губами прошептал он, оглядывая закоулок. Глазки, блестящие от слез, цеплялись за любой силуэт и очертания, - Хей!..
Он попытался крикнуть, но получился лишь шопот: в паре метров от него, бесстыдная парочка была целиком поглощена друг другом. Крупный мужчина довольно окал, грязными руками лапая девицу за дебелые бедра, а та в ответ похотливо хохотала, пухлой ручкой пытаясь забраться в штаны ухажера.
- Хей! - уже более звучно выдал старик, - Помо-...
Толстая веревка, накинутая сзади, не позволила вырваться из горла и звуку.
- Тише, капитан, - приятный мужской голос у самого уха. Возникшая рядом тень резко подалась назад, волоча за собой слабо сопротивляющегося человечка, - Я думал, ваша задача оберегать покой простых граждан, а не нарушать его...
Мелодичный баритон, исходящий от черной тени в глубоком капюшоне, не скрывал ехидства. Обладатель голоса будто и не чувствовал сопротивления - с неизменной легкостью тащил хрипящего старика по закоулкам, старательно выискивая самый темный. В какой-то момент, старик дернулся, с несвойственной ему ловкостью, и вырвался из цепких рук похитителя.
- Капит-а-ан!.. - недовольно протянула тень, прогулочным шагом двинувшись за уползающим человечком, - Игра окончена, нужно уметь признавать поражение!..
- Нет... нет... - старик, царапая пальцы и вырывая ногти, полз по каменной мостовой, - ...это не конец... на мое место придет другой... тебя снова найдут... ты не скроешься...
- Довольно!.. - тень ударом сапога уронила старика на брюхо, - Мне становится скучно. О, а вот это ты зря...
Прежде чем капитан дрожащими руками влил в свой окровавленный рот содержимое небольшого пузырька, тень ногой ударила по его донышку, заставив бутыль почти целиком войти в глотку.
- Вы продолжаете глупить, ичку нельзя пить в таких количествах!..
Старик хотел что-то сказать, выдав невнятный стон, но тень уже потеряла всякий интерес к его словам. Сапог продолжал вдавливать бутыль в глотку, пока та со звоном не хрустнула. Пузырящаяся кровь вместе с пеной пошла изо рта, и мужичок забился в жутких судорогах. Агнесса видела его глаза, остекленевшие от ужаса. Она видела в них отражение мрака, что таился под проклятым капюшоном...
- Seha Derrum... - торжественно произнес голос, и живот девушки пронзила боль...
***
Она едва успела, прежде чем перейти ту грань, после которой падение неизбежно. Тонкими пальчиками вцепившись в седло, подтянулась и уселась удобнее. Очертания знакомого тракта вернули ее в реальность.
Дикая пуща, дорога ведущая на юг. Ее сюда отправили с миссией, которую она едва ли желала выполнять...
***
- Нужно просто успокоить крестьян, - брат Джедок, ее куратор и наставник, сидел напротив, перебирая пергамент, - Староста Нимул вновь просит помощи инквизиции. Как ты помнишь, это его любимое занятие за последние два года. Десять ложных вызовов, два из которых связаны с изменами его женушки...
Староста Нимул. Тот еще сумасброд. Под его началом находились три небольшие деревни, принадлежавшие лорду Де Зомму. Фридрих Де Зомм не жаловал инквизицию, и оттого, каждый приезд Серого Ордена в его земли сопровождался скандалом, и едва ли не внедрением военного положения. По заявлению лорда, инквизиция (а стало быть, и Бог), не имеют прав на его землях, пока в их руках нет соответствующих бумаг из Батингофа, подписанных самим Архиепископом.
Поскольку Архиепископу нет дел до измен жены Нимула, само собой, провинциальные органы подобных бумаг не получали. И тут Орден вставал перед нелегким выбором: ослушаться приказа лорда, или же бросить крестьян на произвол судьбы, позволив тьме вступить в свои права. Кодекс же, на этот счёт имел вполне однозначный пункт, утверждавший, что никому не должно быть отказано в помощи. А это значит, инквизиция обязана реагировать на каждую просьбу, насколько бы нелепой она не была...
- В этот раз, Нимул утверждает, что у них появился Сосун. И якобы не просто Сосун, а его мутировавшая форма. Если обычный просто вытягивал мозги у сумасшедших, то этот, якобы изголодав в конец, стал самостоятельно доводить людей до помешательства, чтобы как следует, цитирую: "их мозги разжижить, а затем, стал быть, без труда отсосить"...
Джедок оторвал взор от пергамента, и уставился на Агнессу. По его лицу было видно, насколько он верит в увещевания старого Нимула.
- Я бы поверил в то, что у них там и вправду Сосун, если бы Нимул, наконец, сам стал его жертвой...
Мужчина тяжко вздохнул, и поставил печать на каком-то документе.
- Сделаем так, сестра. У меня каждый ликвидатор на счету, сама знаешь, на границе не спокойно, и в Тарствуде очередная эпидемия... Ты и так едва уже на ногах держишься. Отправлю тебя одну, в Дикую Пущу. Не думаю, что Сосун там есть, а если и есть, то для тебя это как орешки... Отдохнешь, отоспишься. По возвращению отправлю в Тарствуд, нечистых косить, а пока соберись с силами. И это... если это опять идеи Нимула... пригрози ему обвинением в ереси. Хватит с нас уже.
***
Дипломатическая миссия. Брат Джедок так ее назвал. Сказал отоспись, но куда уж там?.. Три дня в пути, и зад уже не чувствует даже, на чем сидит. Вчера вечером, Агнессе посчастливилось встретить крестьян на пожне. Позволили отоспаться в стогу, а на утро проводить до Гленки - их деревни, а так же пункта назначения сестры. Но никто с вечера не предупредил, что крестьянское утро начинается задолго до первых петухов...
Звонко постукивая копытами по грунту, лошадка упрямо шла следом за телегой с сеном, на которой дремали крестьянские ребятишки. Осень скоро придет в Дикую Пущу, а из-за постоянных дождей, уборка затянулась аж до самого края лета. Любые руки были на вес золота. Как детские, так и инквизиторские. Агнесса и сама не заметила, как была поставлена топтать сено на телеге, а затем еще назначена замыкающей в цепочке. Ей даже предложили работенку в Гленке. Помочь с уборкой, за крышу над головой, да горячий обед.
"Ты я гляжу ловка, девка-то", - ухмылялся в усы старый скотовод. - "У нас на такие ножки сейчас большой спрос, пока сено убираем. Коль будет время свободное, заходи, работа всегда найдется...".
Дед этот был главой семьи. Звать его так просил: Дед. У Деда было три дочери, оттого к Агнессе он сразу проникся отеческой симпатией. Две старшие, уже замужние, имели по два ребенка. Один из них присутствовал на уборке. Именно у него Агнесса отняла работу, после того как Дед пообещал тому за такое топтание ноги поотрывать. Так же убирать сено вызвались мужья дочерей, и старый деревенский алкоголик, которому не много и надо было, за свою работу. Второй девушкой, не считая Агнессы, была Талька, младшая дочь Деда. Девочке было чуть больше десяти лет, но трудится она не боялась. Сил у малышки было много, и в конце рабочего дня, она даже находила в себе силы станцевать под хлопки уставших мужчин.
Тихо покачиваясь на сене, Талька сладко спала, прижавшись к Фоме - своему племяннику, что на пару лет был старше девочки. Их мирные лица не могли не вызывать укол зависти. Окутанные сеном и одеялами, они не замечали рассветного холода, стремившегося забраться под одежду.
|
Исполинская бездна поглощает, рушит на голову могущество низвергнутого потока тьмы, впиваясь в разум горячими иглами страха. Реальность перестала существовать. Отступила перед извивающимися, нематериальными фигурами оживших кошмаров, что тихо, по пятам, следовали за бредущими вперёд беглецами. Звуки шагов тонут в зыбкой тишине. Вьются коридоры паутиной, бесконечные повороты остаются позади – путаются мысли, теряя им счёт.
Пустота. Абсолютный мрак. Протяни руку – и коснёшься шероховатого камня стены. Дотронься и пойми, что ничего кроме этих стен нет. Ничего больше не осталось. Только надежда. На то, что бесконечное шествие во тьме когда-нибудь прекратится. Когда-нибудь ты вновь увидишь свет. Увидишь ту жизнь, которая осталась далеко позади – за чертой времени, когда ты в первый и последний раз пересекла порог храма…
«Помоги мне».
Мысль, что впилась в сознание. Обращение к тому, кто всегда наблюдал, не вмешиваясь. Она ощущает прикосновение его руки к плечу – и шёпот становится невыносимо громким. Но… слов не разобрать.
…Внезапный крик заставил Айлин вздрогнуть, а в следующую секунду на неё что-то буквально навалилось. Что-то живое и крайне неуклюжее. Она ощутила его дрожь, услышала неприятный стук зубов. Содрогнулась от брезгливости и тут же попыталась сбросить его руку. Вторым чувством стало опасение, с которым она пристально вглядывалась во мрак – как следствие, разглядеть что-либо не представлялось возможным.
Совершенно неожиданно, крестьянин предложил рассеять темноту. Делагарди зло усмехнулась, совершенно не представляя, каким образом он собирается это сделать.
…Вспышка молнии, на краткий миг, осветила пространство длинного коридора, выхватив из густого мрака застывшие фигуры. Темноволосую девушку, совершенно неожиданно здесь оказавшуюся – её присутствие в первое мгновение напугало Айлин. Стоящего рядом Ариса, наблюдающего за очередным явлением магии. Творящего её крестьянина.
Разветвилась молния, поползла по тёмному камню стен, оставляя на них извилистые червоточины. Зачарованная красотой зелёных молний, теперь Айлин застыла, ощущая, как немеет всё внутри от первородного ужаса. Неужели всё произойдёт так, как она представляла, и своды подземелья действительно рухнут?.. Но – стены выстояли.
Повеяло могильным холодом. Пахнуло запахом разложения. Из глубин чёрных трещин показались скрюченные, гнилые пальцы. Они тянулись жадно к ним. Воплощения тьмы и смерти, они выбирались наружу из многочисленных открывшихся проходов.
Страх окутывает. Впивается в грудную клетку, заставляя сердце биться быстрее. В душе зарождаются первые ростки истерики, ядовитая злость отравляет кровь. Айлин сжала до боли руку в кулак, глубоко вдохнула, собираясь бросить этому простолюдину самые обидные и злые слова, что приходили в голову. Но вместо них изо рта вырывается лишь шумный выдох, за которым следует частое и прерывистое дыхание. Нет сил ненавидеть. Нет сил сопротивляться. Отчаяние проникает в самые уголки души. С каждой минутой пребывания в этом подземелье всё становилось только хуже…
Застываешь на месте. Боишься пошевелиться. Кажется, что любое твоё движение всколыхнёт волну пульсирующей во тьме гниющей плоти. Взгляды пустых глазниц направятся на тебя, челюсти жадно клацнут искрошенными от времени зубами, алчно протянутся костяные руки… Толпа. Жаждущая. Голодная. Теперь – орда мёртвых тварей. Раньше – живых, обезумевших людей.
Неужели всё это – реально? Неужели всё это действительно происходит с тобой?.. Ощущение, что ты попала в кошмар, выхода из которого нет. Ущипни себя – почувствуешь боль, но не проснёшься. Здесь всё по-другому. Другая жизнь. Другие люди. Воздух, которым ты дышишь, имеет запах пыли и разложения, оставляет внутри осадок впитывающейся с каждой секундой тьмы. Ничего не осталось. Надежда постепенно угасала, наполняя обречённостью. Разливалась дрожь, проступали первые слёзы.
Что делать теперь? Как смирится с тем, что твоя жизнь оборвётся несколькими мгновениями позже? Как найти в себе силы противостоять подобным обстоятельствам?..
Словно прочитав твои мысли, Арис тянет тебя за руку. Поднимаешь взгляд. Всматриваешься во тьму. Не можешь разглядеть, не можешь понять мотивов, не видя отражения эмоций на лице.
Его рука до боли сжимает твою, заставляя двигаться вперёд. Неужели он не сдался? Неужели верит, что они смогут выбраться?..
Первое мгновение – сопротивляешься. Боишься сделать шаг. Боишься ступить навстречу ждущей неизвестности. Заложенный инстинкт самосохранения заставляет стоять на месте. Чуть позже приходит осознание, что движение – единственно верное решение. И тьма в этот раз – союзник.
Подхватывая юбки, осторожно двигаешься следом. Отбрасываешь все посторонние мысли. Доверяешь свою жизнь человеку, отношения с которым с трудом можно было назвать тёплыми. От которого убегала. К которому относилась не лучше, чем к вещи. Он мог оставить тебя здесь, отпустить руку, забыть о данных твоему брату клятвах. Мог бы... Но в вероятность подобного просто не хочется верить.
Всё, что было, – теперь совершенно не важно. Осталось где-то позади, размылось во мраке, развеялось в потоке обезумевшей человеческой массы. Есть лишь цель, указывающая дорогу слабым проблеском вновь вспыхнувшей надежды.
Тьма непроницаема. Тьма объяла, утопила в себе человеческие фигуры, размыла лица. Хорошо, что никто не видит выражения её лица. Не видит слёз и страха, отпечатавшегося во взгляде карих глаз. Это была совершенно другая Айлин. Растерянная и напуганная. В ситуации, когда деньги и положение не решат ровным счётом ничего.
|
Все таки изрядная доля наглости и самоуверенности вкупе с толикой везения значат ничуть не меньше, чем все годами отточенное мастерство королевских гвардейцев, элиты, лучших из лучших. План Константины удался на все сто процентов, и она сумела вырваться из опасной близости к солдатам. Замерев на несколько секунд и услышав, что погони нет, девушка со всех ног кинулась в заполненный тьмой ближайший коридор, откуда она буквально только что слышала человеческую речь.
Во время своего побега женщина уже несколько раз ударилась выставленными вперед руками в каменную кладку очередного поворота, и после каждого такого столкновения, следуя изгибам подземелий, сворачивала и двигалась дальше, до тех пор, пока руки ее не нащупали что-то теплое и поддатливое. И в этот же момент тьму разорвал истошный вопль, заставивший и без того бывшую на пределе измученных чувств Огненную испуганно отпрянуть в сторону и начать нервно нащупывать висящий на боку верный кинжал.
Но, как оказалось, оружие не потребовалось. Тот же дрожащий голос сообщил, что может разогнать тьму и, будто подтверждение этих слов, в шаге от Константины появились бледные зеленоватые молнии, которые вмиг осветили узкий коридор и тех, кого догнала шпионка.
Тот самый великолепный мечник с поверхности, насупленный и мрачный, его капризная черноволосая дама, чем-то похожая на одну из Скорбящих, и какой-то перепуганный селянин, которого она, кажется, видела в кругу среди осужденных. И именно с рук этого нелепого крестьянина, к удивлению жрицы, и срывались ветвистые искрящиеся зеленые молнии.
Не успела Реннарт облегченно выдохнуть, как началось что-то уж совсем жуткое и противоестественное. Покорные зеленым искрам, из стен и пола показались костяные руки, раздвигающие, разрушающие каменную кладку старого тонелля. Изумрудное мерцание начало меркнуть, но в подступающей тьме Константина увидела, как пробудившиеся от вековечного сна покойники, числом не менее полусотни, выбираются на поверхность.
Женщина почувствовала, как ее прошиб холодный пот, как побежали мурашки, как прилипла к спине вмиг пропитавшаяся потом рубаха. Контрразведчица и раньше находила в своих густых темных волосах отливающие серебром седые волосы, но сейчас она была свято убеждена, что их прибавится как минимум вдвое, а то и втрое.
Нервно облизнув пересохшие от страха губы, Реннарт дрожащей рукой вытерла выступившую испарину и нетвердой поступью сделала пару шагов в сторону от нежити. Все тело Огненной словно сковало льдом, и каждый шаг давался ей с превеликим трудом.
Впрочем, как заметила бывшая жрица, вновь опустившая свой непроглядный полог тьма мешала не только ей, но и неупокоенным: женщина слышала, как буквально в паре шагов от нее скрипят и стучат кости, как шаркают поднятые черным колдовством мертвецы, как они врезаются друг в друга и в стены. И в это слепоте мерзких тварей и было ее спасение.
В голове замершей соляным столбом Константины, пытавшейся понять, что ей предпринять, всполошенно заметались различные мысли и идеи. До боли хотелось обругать некроманта-самоучку, но даже на это не хватало сил. Хотелось взмолиться Карруму о помощи - но пересохшие губы не слушались. В разуме перепуганной женщины вмиг оформилась идея: снова попросить Очищающего о помощи и обрушить потолок и стены коридора на головы вылезших из глубин преисподней не-живых.
Но, какой бы эта идея не казалась заманчивой, Реннарт от нее, скрепя сердце, была вынуждена отказаться. Во-первых, нет никакой гарантии, что она сама не погибнет под устроенным обвалом, а во-вторых, толпа ходячих скелетов служила идеальнейшим щитом между ней и потенциальными преследователями.
Теперь уже бывшая Ищейка не сомневалась, что оставшиеся у провала вскоре падут под мечами преследователей, и вскоре передовые гвардейцы вкупе со своими товарищами, которые, наконец, преодолеют устроенный ей в храме завал, ринутся в погоню за беглецами. И тогда они в ходе преследования наверняка попадут в костлявые лапы живых мертвецов. Кто бы не победил, у Константины и ее невольных спутников будет достаточно времени, чтобы замести следы.
В душе бывшей жрицы шевельнулось сожаление к тем троим, что остались за спиной: раненный громила, стареющий мужчина и странный парень в нелепой шляпе наверняка сейчас гибнут под ударами безжалостных воинов его королевского величества. Впрочем, чиновница осозновала, что ничем не смогла бы им помочь, не смогла бы спасти, а только сама бы погибла там. В конце концов, все они - люди взрослые, и сами сделали свой выбор. И до воздасться каждому по делам и по решениям его. Ну а ей самой обязательно надо выжить, обязательно надо выбраться на свет солнца - любой ценой.
За спиной, невдалеке, послышались тихие, на грани слуха, шаги и шелест одежды. Константина сразу поняла - это уходят те, кого она догнала. Оставаться один на один с восставшими покойниками не было никакого желания, и, собравшись с духом и нервно выдохнув, женщина сделала маленький шажок в сторону от бродячей нечисти, а затем еще и еще один. Ориентируясь на тихие звуки впереди и ведя кончиками пальцев по стене, чтобы не потеряться, Пламенная последовала за отступающей троицей.
-
Правдоподобная реакция и качественная рефлексия.
С каждым постом Константина раскрывается всё больше.
-
Люблю читать ее чувства и мысли
-
Интересный концепт выходит, на самом деле. И рефлексия отменная.
|
Шершавая стена подземелья – единственный указатель пути. В одну руку вцепилась Айлин, другая – скользит по холодному камню, помогая не сбиться в кромешном мраке с дороги. Тьма совершенно непроницаема, затапливает сознание с каждый шагом, давит постоянно на воображение, начинающее играть со мной нехорошие шутки.
Казалось, сгустилась даже сама тишина – ввиду полного отсутствия света звуки тонули, тяжёлое дыхание Айлин представлялось чем-то безумно далёким. Словно испарился окружающий мир, словно больше ничего не осталось.
Кажется, если я сейчас закричу – то мой голос просто утонет во мраке. С каждой минутой становится всё сильнее не по себе – каждый новый шаг даётся с всё большим трудом.
Но я не стану бояться. Не устрашусь нелепых призраков в темноте. Там ничего нет. Всего лишь магия, всего лишь детские страхи. Ужасы, которые упорно рисует воображение.
Упрямо продолжаю брести - отчасти потому, что чувствую ответственность не только за себя одного. Чувствую, как холодная испарина выступает на лбу, но не могу позволить себе… Не собираюсь так просто сдаваться. Бормотание крестьянина позади ничуть не развеивает нарастающую тревогу.
Когда же тот заорал и набросился на меня, я вздрогнул. Темнота надёжно скрывала мои страхи от окружающих, но от меня она не в силах была что-либо скрыть. В конце концов, я солдат… Или перепуганный до смерти мальчик?
Когда крестьянин вдобавок задвинул мне по лицу, я разозлился уже не на шутку. В злости нашёл для себя выход, с помощью гнева отбросил в сторону ненадолго кошмары. Но, прежде чем успел хоть что-то сказать, этот исключительно неуклюжий парень таки исполнил обещанное – катакомбы осветила зеленоватая молния, на короткий миг выхватившая силуэты людей из кромешного мрака.
Позади я увидел ту самую девушку, с которой, как думал, распрощался у входа. Увидел лишь на мгновение, не успев толком понять, что я думаю по этому поводу. Рад? Едва ли. Увидел лицо Айлин, озарённое зловещим зеленоватым сиянием. Было в этом зрелище нечто пугающее и одновременно безумно красивое.
А после молния ударила в землю, заставив поверхность покрыться сетью ветвящихся трещин того же загробного цвета. Словно завороженный я продолжал наблюдать, запоздало осознав, что наш неуклюжий знакомый – очередной маг. Просто потрясающая концентрация на единицу площади подобных способностей.
Но, конечно, этим всё не закончилось. Что-то пошло не так – скрюченные пальцы высовывались повсеместно из трещин. Нечто зловещее и древнее пробуждалось там, в глубине. Нечто, внушавшее мне животный практически ужас. Это конец игры, просто финал. Я не мог найти в себе силы дальше превозмогать.
Мертвецы восстают из могил, пробуждённые магией идиота. На моих губах играет ухмылка, порождённая смертельной комичностью ситуации. О, боги, во что я ввязался?
Тьма вернулась, нахлынула с новой силой, затапливая познавшее тусклый свет ненадолго пространство. И своим возвращением добила меня окончательно. Я остановился, просто замер, перестав даже дышать на мгновение. Теперь тени во мраке не были игрой моего больного воображения. Вокруг восставали из праха истлевшие тела воинов давно ушедших эпох. Я всего лишь солдат. Я неплохо могу убивать, но как убить то, что и так мертво сотни лет?
Не было даже сил злиться на идиота. Бряцанье ржавой брони действовало на нервы. Они были повсюду, они были вокруг. Бродили, впиваясь в пространство пустыми глазницами. Во время краткой вспышки я не видел толком ни одного мертвеца, но воображение с лихвой восполняло пробелы. Воскрешало в памяти былые кошмары.
Вырваться отсюда, прочь из чёртовых катакомб. Снова увидеть небо. Показались смешными былые проблемы. Мне хотелось оказаться отсюда как можно дальше. Ситуация выглядела совершенно безвыходной. Кошмар, абсолютная безысходность. Я не мог контролировать даже дыхание – я упёрся спиной в надёжную стену, словно хотел вжаться в камень изо всех сил, пройти сквозь него.
Возможно, у меня хватило бы духа дать отпор живым трупам при дневном свете. Но только не здесь, не в катакомбах, не в этой удушливой темноте. Запоздало я понял, что всё ещё сжимаю руку Айлин. Девушка, должно быть, напугана до смерти. К несчастью, то же самое можно было сказать сейчас обо мне.
Одно ясно определённо – твари видят не больше любого из нас. Вот только это не помогало – где найти силы, чтобы начать двигаться? Как преодолеть ужас и начать путь, каждый неверный шаг в котором может обернуться абсолютным провалом?
Я угнетён, я просто раздавлен… Никогда прежде… Ни в гуще схватки, ни позже, бессонными ночами, терзаемый чудовищными кошмарами… Я пил в попытках забыть, избавиться от прошлого… Но все мои прежние проблемы не шли ни в какое сравнение с тем, что встало теперь на пути. Никогда прежде я чувством себя столь вопиющим ничтожеством. Дышу хрипло, сдавлено. Необходимо как-то продвигаться вперёд. Но я не могу. Не готов. Навряд ли когда-нибудь буду. Пути назад нет, эти твари повсюду.
Только вперёд, ещё глубже под землю, зарываясь с головой в проклятую тьму.
Плевать. Плевать на всех них, на пиромантку, на идиота-крестьянина, на людей, оставленных позади. Я отклеиваюсь от стены и чрезвычайно медленно, тщательно выверяя каждый свой шаг, продвигаюсь вперёд, ориентируясь только на слух. Не отдаю себе отчёта, насколько крепко вцепился в руку Айлин – боюсь хоть что-то сказать, хоть как-то подбодрить. Отчасти потому, что опасаюсь показать свой страх через голос. И, главным образом, чтобы не дать ненароком мертвецам себя обнаружить. Это особая тишина, тишина значащая больше всех слов. Думаю, девушка понимает. Надеюсь, что без сопротивления будет молча двигаться следом. Каждый неверный шаг, любое движение… Страшно подумать, не хочется представлять.
Я с трудом вспоминаю, насколько бесила меня Айлин там, на поверхности и при свете. Словно другая эпоха, события ушедших и забытых потомками лет. Сейчас я просто тащу её за собой и в этой темноте нет никого более для меня дорогого. Просто потому, что она ближе всего. Она придаёт уверенность, ответственность за неё помогает мне двигаться дальше.
Иду почти вслепую, уповая лишь на удачу. Даже сейчас вы не заставите меня молиться богам. Отчасти потому, что у меня по-прежнему есть мои принципы. Но, главным образом, потому, что этим тварям в любом случае просто плевать.
-
Просто нет слов. Это восхитительно!
-
Мне нравится, что ты раскрываешь не только силу персонажа, но и его слабости. Это очень его оживляет.
Шикарный пост.
-
Сильный пост
|
|
Особенно тяжело всегда было просыпаться – угнетающая атмосфера беспросветного спокойствия, оккупировавшая полярную станцию, крайне пагубно влияла на Алекса. Он начинал замечать в себе признаки лени и излишней неторопливости, с неохотой выползал по утрам из кровати, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что, по сути, здесь ему особенно некуда успевать. Он торчит на этой станции уже почти грёбаный месяц – месяц, страшно представить. Сумасшедшая цифра. И за всё это время… Дайте подумать… Здесь ничего совершенно не произошло.
Тяжело вздохнув, Уэйн заставил себя скинуть ноги с кровати и сразу же сел. Арктический холод тут же дал о себе знать, порождая непреодолимое практически желание забраться обратно под одеяло.
Конечно, было глупо рассчитывать найти в этих льдах какую-либо сенсацию, но, признаться, столь вопиющего однообразия Алекс не ожидал. Вместо свойственного ему шокирующего и провокационного вброса грядущая статья пока что куда больше напоминала позитивный репортаж об идиллической жизни отважных сотрудников станции «Мюррей». И Уэйну с каждым днём это нравилось всё меньше и меньше. На подобных статьях не делают себе имя, на таких обычно зарабатывают себе на пропитание второсортные журналисты.
Особенно остро угнетал практически полный отрыв от привычных информационных потоков – Алекс чувствовал себя катастрофически отстающим, выпавшим из жизни, запертым в ледяную темницу. Он старался найти себе занятие, познакомиться поближе с другими членами экипажа, но, чёрт побери, откровенно скучал, хоть и старался не подавать виду.
Со всей ясностью журналист понимал, что подобная жизнь, размеренная и нерасторопная – совершенно не для него. И искренне совершенно недоумевал, как все эти люди справляются с этим на протяжении… Лет? Однако, кошмар.
Расхаживая по выделенному ему помещению в поисках раскиданных накануне предметов одежды – даже речи не могло быть о том, чтобы аккуратно и заблаговременно всё повесить на стул, он воскрешал в памяти события ушедших недель в попытке вспомнить, какие «грандиозные» события будут сотрясать «Мюррей» сегодня.
Почти с ужасом Алекс понял, что слабо представляет даже, какой сегодня день – до такой степени выпасть из жизни прежде ему казалось практически невозможным. Чёртова станция, поскорее бы отсюда убраться. Уэйн натянул через голову свитер с флагом Штатов, вышитым на груди, и снова вздохнул. Потянулся, немного попрыгал, ожидая, пока одежда сделает свою дело и ему станет хоть немного теплее.
Остановившись около тумбочки, задумчиво полистал оставленный там накануне блокнот. Сделанные за время пребывания здесь заметки, мягко говоря, не особенно впечатляли.
В первое время вносила разнообразие хотя бы природа. Было что-то грандиозное этом суровом пейзаже из снега и льда, в тёмной холодной воде, в встречающихся кое-где животных и даже местных аборигенах. Тогда и люди на станции ещё казались, в потенциале, приятными и интересными собеседниками. Потом на смену восторгу пришло постепенно разочарование.
Память услужливо подсказала, что сегодня стоило ожидать сразу два важных мероприятий. Во-первых, очередной выезд учёных, в котором Уэйн всё-таки хотел поучаствовать – хоть местные льды и уже порядком осточертели, но куда хуже было снова весь день просидеть взаперти. Во-вторых, на станцию с материка доставили фильм «Безумный Макс», просмотр которого, судя по всему, обещал стать главным культурным событием уходящей недели.
Мысленно пообещав себе немного убавить уровень обусловленной скукой и раздражением злобной иронии, журналист ухмыльнулся. То самое чувство, когда ты уже смотрел этот фильм. В кинотеатре, почти четыре года назад. Накатившие воспоминания заставили его устало покачать головой.
Значит, экспедиция – быстрый взгляд, брошенный на часы, подтвердил, что он безнадёжно проспал и отъезд учёных, и общий подъём. Жаль, ведь даже рутинная проверка оборудования ввиду полного отсутствия альтернативы выглядела довольно перспективно. Впрочем, мысль о завтраке Алекса немного воодушевила – едва ли не единственный достоинством этой станции было то, что кормили здесь на самом деле отменно. Повар знал своё дело, этого не отнять.
Следуя привычке, Уэйн запихнул в задний карман брюк верный блокнот. Если подумать, то перекусить немного он ещё вполне может успеть.
С самого утра настроение отвратительное. Мысленно поздравив себя с осознанием этого факта, Алекс вышел из каюты и быстрым шагом направился прямо в столовую.
Трапеза, как говорится, была в самом разгаре. Уэйн на пару секунд замер в дверях, изучая сегодняшнее расположение местного контингента и сразу прикидывая, где бы лучше расположиться.
А вот и начальник станции – по мнению журналиста, тот ещё высокомерный ублюдок.
- Доброе утро, Роджер, - вежливо бросает Алекс, проходя мимо первого занятого стола. Кивает психологу, олицетворяя собой сдержанное дружелюбие и неиссякаемый позитив.
Следующий стол занимала в одиночестве медик. Симпатичная девушка. Пожалуй, излишне скучная и не слишком общительная. Нигде не видно Саманты-кинолога. Хм. Дальше никого интересного, в общем-то, не наблюдалось, в связи с чем Алекс резко свернул в сторону и занял свободное место за одним из столов. Около Кевина, прямо напротив Ханны.
Поставил перед собой поднос и лишь затем, с вежливой улыбкой оглядев присутствующих, осведомился:
- Надеюсь, никто не против?
Задержал взгляд ненадолго на Кевине – почему-то этот тип решительно Уэйну не нравился
- Замечательный день, - не без тени плохо скрытой иронии тут же продолжил Алекс, не дожидаясь возражений или ответов. – Слышал, надвигается какой-то особый циклон…
Не то чтобы его действительно интересовал это безусловно уникальный с научной точки зрения факт, но за прошедшее время Уэйн так и не научился нормально общаться со всеми этими людьми. Слишком мало точек соприкосновения, слишком неохотно многие из них идут на контакт. Чем ещё заниматься в подобных случаях, кроме как обсуждать погоду? То, что эти двое о чём-то уже говорили до появления Алекса, последнего совершенно не волновало. Он привык всегда быть в центре внимания, не соглашаясь сыграть в роли обычного слушателя.
- Аномально быстрое снижение температуры даже для этих мест… Я далеко не эксперт, но даже мне этот факт кажется несколько интересным. Тем более, когда в мире все только и говорят, что о глобальном потеплении… Что думаете по этому поводу?
Вопрос был сформулирован излишне расплывчато, но особого значения, так или иначе, этот факт не имел. Не важно, по сути, по какому именно поводу и что они думают. Алекса вообще мало волновали мнения этих людей – для него главное было их втянуть в разговор. При необходимости, Уэйн мог быть крайне приятным собеседником. Ну и, конечно, всё что угодно лучше, чем неловкая тишина.
-
А ты, как всегда, вне конкуренции)
-
И на его улице наступит праздник ^^
Мне нравится твой персонаж. Интересный характер. И пост просто отличный)
|
Джозеф скорее заполз в столовую, чем зашел. Сегодня у него был почти выходной. «Работа по вызову» - так спасатель Джозеф «Джи Джи» Джефферсон называл свой день, когда ученые уезжали в «безопасную» прогулку, а ему было нужно просто быть готовым к срочному выезду. Именно поэтому, после утреннего моциона, он, проведав свою собаку, и дав ей 20 минут побегать на свежем воздухе, уже в одиночестве брел в столовую. По дороге он не встретил ни Бона, тот был естественно на кухне и занят, ни Саманту, которых более других хотел бы встретить. С Боном они успели стать хорошими товарищами, а Саманта обладала какой-то невероятной притягательностью для Джозефа. Это была его «Анима» как сказал бы психолог, цитируя Карла-Густава.
- Анима, анима анимейтед дед! – гудел себе под нос Джозеф, преодолевая последние метры перед входом в столовую. Долго провозившись с плеером, чтобы остановить его перед следующей песней, он, замер перед дверью, провел, клацая кнопками секунд 10 или 15, и после зашел.
В зале было несколько человек. Лиззи – «милая женщина с глазами побитой собаки» уставилась в свою книгу и читала ее с видом, будто перед нею некролог. Чуть ближе к входу сидели психолог и начальник станции - «делают вид, что говорят о чем-то важном» резюмировал про себя спасатель и решил ни к докторше, ни к деловой парочке не подходить. Ханна о чем-то говорит с Кевином. Кевин конечно милый мальчонка, но какой-то уж сильно «подросток-переросток», а вот Ханна по настоящему «горячая штучка». К ним тоже садиться не хотелось. Обламывать кайф Кевину не хорошо, вдруг что у него получится со связисткой, к тому же Ханна обязательно будет стебать «Джи Джи», а придумывать ловкие ответы, и стебаться в ответ получалось не всегда, да и не хотелось. Оставался столик пилота и штурмана – туда и понесли ноги спасателя. Не гласно это была «его компания». Конечно, это был стереотип и весьма глупый, но 85% жителей планеты свято верили, что «парни с татуировками должны держаться вместе и громить пивные лотки». У «Джи Джи» были татуировки, и хотя он совсем не хотел ничего громить, некоторые считали, что он с Майклом одного поля ягоды. Как то Хьюберт заметил ему, что зря Джозефа взяли в экспедицию, так как одного бандита, он имел в виду Майкла, на базе достаточно. Ну, по крайней мере, Майкл честный парень и Джозеф вполне хорошо с ним уживался. Шон так вообще был молодцом, Джозеф всегда был рад поболтать с пилотом. Иногда во время полета они на пару вместе с ним распевали всякие песенки хором, пока кто-то не просил их заткнуться. Еще до того как сесть на оббитый красной «почти кожей» стул он достаточно громко объявил:
-Всем доброе утро и приятного аппетита! – после сел за столик Шона и Майкла, пожал им руки, и уже тихо, обращаясь к товарищам, сказал: - Мороз и солнце день чудесный, и делать нехера совсем.
|
Пустота. Покрытая слоем полумрака. Имеющая запах сухого камня и пыли. Зажатая в пространство тянущихся вперёд коридоров.
Повсюду - глухие стены. Давят. Дают осознание того, что над головой – толща земли. Ощущение хрупкости нависающего над тобой потолка. Ощущение, что любое неосторожное действие повлечёт за собой самые неприятные последствия. Извиваясь, по поверхности камня пойдут трещины, руша кажущуюся хрупкой конструкцию и низвергая на беглецов гнев одной из четырёх стихий.
Чем дальше – тем сильнее был страх. Тем скорее хотелось выбраться. Оковы каменных стен заставляли чувствовать себя в ловушке.
Здесь кто-то есть…
Чьи-то чужие взгляды пронзают. Тихими шагами преследуют. Определённо, эти создания были совершенно отличны от её невидимого спутника. В глубине чёрных глаз – первобытный голод.
Айлин не знала, каким образом она ощутила их присутствие. Может, это суеверный страх отравляет разум, заставляя видеть образы, которых в реальном мире не существует?..
Ей хотелось остановиться. Застонать. Закрыть голову руками – не слышать чужого голоса, закрыться от чужих глаз.
Почему они преследуют её? Что им от неё нужно?..
Хватит. Прекратите. Я просто хочу домой. Хочу выбраться из этого кошмара, забыть всё, что здесь было. И всех этих людей.
- Эй! Подождите-подождите!
Обыкновенный человеческий голос вплетается в безумный шёпот незримого существа. Мужчина говорит что-то о тех, кто остался позади. Айлин не понимает. У неё не возникало даже мысли о том, что за кем-то стоило вернуться.
Арис останавливается. В полумраке подземного коридора трудно различить выражение его лица, но ей почему-то кажется, что он недоволен. Но если сейчас он согласиться с этим человеком и пойдёт обратно… Она будет очень злиться. Она не сдвинется с места. Они будут идти только вперёд и до тех пор, пока не найдут выход.
Неожиданно присоединившийся к ним спутник указывает куда-то назад. Айлин поворачивает голову, вглядываясь в проход коридора. Сразу понимает, что именно насторожило крестьянина.
Волна пугающе-чёрной тьмы. Она пожирала стены, и они тонули во чреве наступающей бездны. Девушка ощутила дрожь подступающего страха.
Ужас перед неизвестностью всегда существовал в человеке. Сковывая волю, он заставлял бежать вперёд. Бросив простолюдину какую-то фразу, Арис побежал, ведомый чувством опасности. Айлин последовала за ним, с трудом догоняя в пышных юбках платья и ощущая волну нарастающей паники. Воображение живо рисовало, как в следующую секунду океан тьмы поглотит их, не оставляя шанса выбраться… Кто знает, что способно обрести формы в ирреальном пространстве царства теней? Те создания, что следовали за ними?..
Мгновения отделяли их от кромешной темноты. Фигура Ариса удалялась, и в душе вспыхнул режущий страх. Она боялась не успеть. Не добежать. Остаться в одиночестве, потерянной среди чернеющей пустоты. Злилась – на себя, за промедление, и на спутника, за то, что поторопился. Она ведь не умеет бегать так же быстро…
Он остановился и обернулся. Оставалось буквально несколько шагов, когда ей в голову пришла совершенно неожиданная мысль: куда они, собственно, бегут?.. Всё дальше от пролома – единственного выхода, который они знали. Вглубь лабиринта коридоров. Ей стало страшно. Но не из-за волны тьмы. И не давящего пространства подземелья. Вдруг… они не смогут найти другой выход?..
В последнюю секунду потянулась, хватая его руку.
Тьма сгустилась вокруг.
…Бег сменился быстрым шагом. Бешено трепетал пульс, просачиваясь сквозь кожу в ладонь чужой руки. Частое и тяжёлое дыхание – девушка совсем не привыкла бегать.
Она не видела ровным счётом ничего. Ни крестьянина рядом, ни Ариса впереди, ни даже его руку. Казалось, она просто ослепла. Это ощущение сильно дезориентировало. Закружилась голова. Чувство пространства размылось – становилось совершенно неясно, где стены, где повороты, где вообще всё. Вцепилась свободной рукой в запястье Хеллгейта, боясь, что он её отпустит.
Только сейчас она задумалась о том, что явилось причиной затопившей коридоры тьмы. Чья воля дала ей свободу?.. Неужели их по-прежнему преследовали жрецы Девяти и этот феномен – лишь вершина того, что их ожидает?..
«Помоги мне».
Фраза возникла в голове сама собой, вместе с неосознанным желанием.
«Помоги мне, пожалуйста».
-
Красивый и интересный пост.
-
Что ни пост - шедевр)
-
Очень рад, что пошёл сюда в паре с тобой.
Превосходный отыгрыш, а образы персонажей прекрасно дополняют друг друга.
|
|
Джеймс проковылял в столовую, с любопытством оглядев обстановку. Вообще Джимми со времени армии был неприхотлив в еде, а пара случаев с азиатской экзотикой, заставивших его изрядно побегать по фильтрационному лагерю между казармами и отхожими рвами вообще приучили любить пищу простую. Однако в данном случае повар демонстрировал готовку с душой, как минимум, пока работа не стала для него рутиной, а потому настроение в ожидании трапезы было несколько приподнято.
Доктор Лиззи сидела отдельно, уткнувшись в какую-то книжку. Джимми выбрал маршрут так, чтобы пройти мимо и незаметно из-за плеча полюбопытствовать чтивом симпатичного врача. В открытую садиться рядом и тем более начинать разговор Джим не стал: обнажить её общение с собой (психологом), перед другими было бы опрометчивым решением. И без того замкнутый доктор могла занервничать и уйти от контакта совсем. Джим приложил некоторые усилия к обратному и теперь ему было интересно, принесут ли они плоды.
Началась их прошлая встреча не очень: Джим сразу обратил внимание и на замкнутость, и на нервное теребление рукава и на многое другое, сделав соответствующие выводы, но сугубо профессиональный подход, за которым, казалось бы, к нему и обратились, не принёс положительных результатов. Получив в очередной раз явное увиливание на наводящий вопрос, Джимми решил сменить тактику.
Официальная атмосфера и приём явно тяготили Элизабет, однако проблема существовала, раз вынудила её преодолеть свойственную ей замкнутость и обратиться к нему. Перед ним сидел врач, и Джимми сильно сомневался, что она уже не попробовала успокоительные, и хорошо ещё, если не чего покрепче. А значит, пришла она именно за помощью, но была не в силах об этом сказать, да и скорее всего не отдавала себе в этом отчёт. Значит предстояло сделать так, чтобы она смогла общаться, уйдя от того, что зажимает симпотичного доктора, опустившую сейчас глаза, чтобы избежать его взгляда. Глядя на эту картину Джимми хотел вполне искренне помочь и это было хорошо. По его опыту иначе обычно ничего толкового не получалось.
Джим вздохнул и потерев глаза, запустил через плечо блокнот, в котором делал пометки по ходу беседы, куда-то за спину. Наблюдая удивлённые глаза доктора, которые наконец-то встретились с его взглядом, он прохромал к своему столу и совершенно неформально уселся прямо на столешницу, наклонившись и выуживая из ящика пачку сигарет.
- Я не буду лезть к вам в душу, Лиззи. Я ведь могу вас так называть? - Джим вопросительно приподнял брови, ковыряясь в пачке. - не дожидаясь ответа он продолжил, извлекая на свет сигарету.
- Так вот, вы же врач, если вкратце: вредит вам не то, что вы видите а то, как вы реагируете на то, что видите. Беспокоит - принимайте, - Джимми безучастно повёл рукой с сигаретой, - не беспокоит - не принимайте.
Джим не знал, курит ли доктор, да и сам не собирался прикуривать, однако как средство отвлечения внимания и слома восприятия обстановки, сигареты подходили вполне, а потому он полез в карман за зажигалкой.
- Уйдут ли от этого сны? - Джим пожал плечами в задумчивости, - я что-то сомневаюсь..
Крышка зиппо щёлкнула от ловкого движения пальцев Джимми, открывшись.
- Знаете, люди, мы с вами то есть, вообще, высокомерные существа. Одни, такие психологи - он ткнул зажигалкой в себя, - думают, что всё знают на основании того, что им рассказал какой-то древний мужик в университете. Другие думают, что они такие одни со своими проблемами и страшнее их случая ничего не может быть.
Джим зажал сигарету в зубах.
- А между тем это всё такая чушь... В первую очередь мы все люди. Я был бы в месте гораздо менее приятном чем это, если бы после смен в полевом госпитале близ Сайгона мне было бы не с кем поговорить. Просто поговорить. Порой это снимает столько... на столько помогает... Вы ведь и сами это чувствуете. - Джим посмотрел доктору прямо в глаза. Мягко, честно, открыто.
Он встал со столешницы и заковылял к двери из своей комнаты.
- Так вот захотите поговорить - вы знаете как меня найти.
Джимми открыл дверь, намереваясь оставить доктора внутри.
- Только один совет - на самотёк всё не пускайте, чего бы вы там не делали. У вас уже синяки под глазами, а они портят ваше симпатичное лицо.
Дверь закрылась и Джимми отправился курить, оставив семена дозревать.
Теперь, спустя пару дней, присматривая себе столик в столовой его мысли занимали всходы. Желание человека что-то сделать должно быть достаточно сильным, а обращение за помощью - осознанным. Теперь надо было ждать. Ждать, не трогать и наблюдать. Потому он устроился, примостил свою неизменную тросточку рядом и начал ковыряться в плеере, в ожидании порции удовольствия от шефа Бона.
С ним ещё о чём-то хотел поговорить нач. станции, кажется о Хьюберте, но это требовало более обстоятельного разговора, да и Джим не видел его в столовой. Сначала вкусный завтрак, потом можно уже будет о чём-то подобном думать.
|
Срач. Первое и очень меткое слово, что пришло Джереми на ум. Тучный мужик, владелец лотка с хот-догами - не иначе, произвёл препоганейшие впечатление: казалось, этот работничек сожрал все продукты сам, а не кормил команду полярников. Бон, деликатно сохраняя молчание и кивая, лишь запоминал, да записывал что и где лежит в этом адском вертепе хаоса, грязи и беспорядка. Наконец, экзекуция поварской этики закончилась и бывший Повелитель Белого Колпака отбыл, передав поварские "регалии" своему приемнику - к вящему облегчению Джереми, моментально принявшегося наводить столь необходимый порядок. Этот процесс занял два дня, перемежаемого с торопливой и судорожной готовкой четыре раза в день: блюда не блистали вкусом в эти дни, но пока остальные члены команды "акклиматизировались", это было не столь важно. Зато, по окончанию Восстановительной эпопеи, шеф-повар порадовал своих едоков вкуснейшими и нежными оладьями с джемом на завтрак, прекрасной выпечкой в полдник, украинский борщ и свинину по-гавайски с ананасом и луком в обед и, наконец, на ужин: лосось, запеченный с сыром и майонезом, лосось с креветками и маслинами. На вопросительные взгляды команды, чуть одуревшей от такого гастрономического разнообразия, Джереми лучезарно улыбнулся и объявил, что кухня окончательно перешла под его контроль и отныне кормить экипаж подобными блюдами он будет часто и вкусно. Понятное дело, однообразная, но тем не менее, важная работа быстро заставляла ученных и персонал станции хандрить: ещё бы! Целый день - снег и цифры, могли доконать кого угодно. Поэтому, хотя бы раз в сутки, Бон радовал товарищей, чем-нибудь этаким, умудряясь при этом, не выбиваться из калорийных норм и расхода продуктов. На крайний случай оставались пищевые смеси...но это было бы унизительно. Маленькие радости тяжелой жизни быстро пришлись по вкусу всем обитателям станции: по средам и воскресеньям, обязательно яичница, из трех яиц, с колбасой или беконом. По четвергам – оладьи, со сгущенкой и повидлом. Оладьи, к слову, стали почти семейной традицией. Обычная раскладка, стараниями мистера Бона, пыталась быть разнообразной и сытной: на завтрак — кофе, шоколад, омлет натуральный, омлет с копченой грудинкой, грудинка копченая, рисовые котлеты, сливочное масло, плавленый сыр, паюсная икра, форшмак мясной, котлеты с горошком и сухари белые с мясом. На полдник полагался чай с конфетами, кофе или какао, сало или бекон, омлет с копченой грудинкой, рисовая каша с фруктами, сыр, масло и сухари. Обед и ужин состояли из различных вариаций куриных котлет, пюре, грудинки, компотов и киселей, пудингов, лапшевиков и шоколада. Но сегодня - воскресенье. Сон был прерван на два часа раньше прочих, по собственной воле, и зябко ёжась, негр принялся к утреннему моциону и утренней же зарядке. Приведя себя в порядок, он отправился в своё царство, попутно выгоняя из сознания остатки сна. А что может помочь избавиться от сна в кратчайшие сроки, лучше, чем метал? Верно, ничего. ... Яичница с беконом была давно приготовлена и Джереми легонько тряс головой, постукивая ногой, в ритм к качественному "металлу", что громыхал в его наушниках: кассета ссылка с песнями группы "Motorhead", обмененная на признанных титанов "AC|DC", со спасателем Джозефом, что оказался таким же прожжённым меломаном, как и Джереми. Повар, поднявшись пораньше, корпел над реальным вызовом его мастерству: торт. Сладкое получалось у Джереми весьма неплохо - банальные пироги, слойки и эклеры, но вот декорированный торт - это было, как минимум, интересно. Но, правда, где, как не на краю света, в окружении вечного снега и льдов, совершенстовать свои поварские навыки...?
-
на завтрак — кофе, шоколад, омлет натуральный, омлет с копченой грудинкой, грудинка копченая, рисовые котлеты, сливочное масло, плавленый сыр, паюсная икра, форшмак мясной, котлеты с горошком и сухари белые с мясом. На полдник полагался чай с конфетами, кофе или какао, сало или бекон, омлет с копченой грудинкой, рисовая каша с фруктами, сыр, масло и сухари. Обед и ужин состояли из различных вариаций куриных котлет, пюре, грудинки, компотов и киселей, пудингов, лапшевиков и шоколада.
"В этот день бог послал Александру Яковлевичу на обед..." (с)
-
Это шикарно))
-
По многим причинам вкусный пост ^^
|
Часы показывали 6:50. Календарь показывал "25 сентября. Воскресенье."
Аккуратная галочка, сделанная маркером, примостилась внизу ячейки календаря. Похожая как две капли воды на двадцать точно таких же галочек, отметивших наступление предыдущих дней. Будто сделанная под копирку.
Или роботом.
Роджер мог бы усмехнуться этой ироничной мысли, если бы в этом проявлении эмоций перед самим собой был какой-то смысл. Но он просто нацепил колпачок на маркер, положил его на стол под календарь и взял с полки бритвенные принадлежности. Заранее припасенный стакан воды стоял тут же.
На наведение порядка в своем углу ушло два дня — с учетом приоритетного исполнения своих непосредственных обязанностей. Из всех вещей, занимавших свободное пространство полок, шкафов и тумбочек, Роджер оставил лишь чучело зайца. В основном потому, что оно висело на двери и ничем не мешало. Все остальное после тщательной сортировки отправилось либо в коробки на склад, либо в специально отведенные места на полках, рядом с его личными вещами. Впрочем, пакеты с мусором тоже не остались обделенными.
Вооружившись бритвой, Роджер открыл дверцу шкафа, на внутренней стороне которой располагалось небольшое зеркало. Взяв в свободную руку бумажное полотенце, чтобы не мусорить на пол, он посмотрел на свое отражение и принялся за бритье. Капля геля, немного воды, чтобы развести его до пены, и бумажная салфетка наготове, чтобы вытереть все лишнее.
Умение побриться "под расческу", чтобы только подравнять бороду, но не сбрить ее начисто, было особым искусством. Борода в академическом сообществе негласно считалась прерогативой профессоров, поэтому Баттлоу до получения докторской степени тщательно брился каждое утро. Но докторская степень осталась позади, он получил признание как эффективный начальник экспедиций, и вот уже несколько лет оттачивал искусство "стрижки".
Утренний ритуал позволял быстро набросать план на сегодняшний день. Точнее — прогнать в голове пункты, заблаговременно подготовленные со вчерашнего вечера.
Сегодня было воскресенье, а значит — выходной. Первая половина дня будет занята еженедельной рутиной — вместо вылета ученые отправятся осматривать оборудование на севере острова. Для этого им потребуется упряжь, о чем его вчера уведомил Уайт, и получил разрешение. Сегодня, минут через 10, он должен зайти снова и подтвердить выезд. Следует ознакомиться с метеосводкой и решить, необходим ли группе спасатель ввиду погодных условий. Остальные займутся своими обычными делами, и так будет продолжаться до обеда.
Воскресный обед будет, как всегда, небольшим праздником. Необходимо уточнить у Джереми меню. После обеда у всех будет свободное время до вечера, не считая связиста и дизелиста, которые должны будут следить за вверенным их заботам оборудованием. Впрочем, воскресный сеанс связи по обыкновению является сокращенным, а дизельный генератор исправен и требует лишь рутинного обслуживания. Поэтому они тоже смогут присоединиться к остальным — сегодня вечером Фишер подключит видеомагнитофон, чтобы они могли посмотреть привезенный с материка свежий фильм. Роджеру тоже придется его смотреть.
Но это наименьшее из зол, которое ждет его сегодня. Необходимо переговорить с Хьюбертом. Последний инцидент в пятницу был достаточно острым. Подробности прошли мимо Баттлоу, поскольку он пришел лишь в конце, чтобы загасить ссору на корню. Известно лишь, что Моррис что-то спросил у Хьюберта, тот ответил, а через десять секунд оба активно выражали намерение набить друг другу морду в нецензурной форме. Характер Морриса был не подарок, но манера общения Хьюберта раздражала всех, ио что куда хуже — сказывалась на эмоциональном фоне в коллективе. А от этого страдала эффективность, чего Баттлоу не мог допустить ни при каких обстоятельствах. Впрочем, инцидент был исчерпан, и Роджер намеревался поговорить с ним как раз с этой позиции — он не собирается держать на него зла, если Джошуа наконец перестанет задираться со всеми подряд. Тем не менее, это уже второе устное предупреждение, и третье закончится выговором с занесением в личное дело, о чем Хьюберт прекрасно осведомлен — равно как и о том, что после второго выговора он отправится на материк с первым же судном. Баттлоу намеревался провести разговор самостоятельно, но затем проконсультироваться с психологом касательно причин поведения Хьюберта и способов устранения этой проблемы.
Из утренних дел оставался еще журналист, который пока так и не решил, отправится ли он с учеными на север острова, или же останется на станции.
-
Понравился персонаж ещё на этапе подачи заявок - правдоподобный и интересный концепт.
-
Продуманный персонаж
-
Ничуть не жалею, что отдала эту роль тебе. Превосходный отыгрыш.
И весьма радуют детали. Очень правдоподобно.
|
Бездонная пропасть. Тьма, скрытая подо льдом и толщей океана.
Посмотри. Как переливаются оттенки, сливаясь с глубинной чернотой. Как темнеют проплывающие мимо айсберги, протягивая вниз ледяные корни. Как играет тусклыми бликами солнце на практически гладкой поверхности. И сливаются светлое небо и голубоватый лёд, размывая линию горизонта.
Холодные воды океана таинственны и опасны. Сквозь стекло прозрачных волн ты видишь силуэты обитающих в них существ и белёсую тень подводных льдов. Поразительных размеров кит проплывёт под кораблём, заставляя наблюдать его ленивое и плавное передвижение. Вынырнет из глубин касатка, скрывшись за очередной грядой кочующих айсбергов, и заметишь в отдалении белую, сливающуюся с пейзажем, фигуру медведя.
Жизнь в своём многообразии. Она достигла и этого отдалённого уголка планеты.
Суровый климат. Пронизывающий холод. Налёт одиночества.
Зачем ты покинул лоно цивилизации? От чего бежишь и чего ищешь? Здесь, в безжалостной ледяной пустыне. Где нет практически людей и привычных удобств. Где океан спокоен и тих, в окружении сотен безмолвных, разнообразных по своей форме фигур. Где повсюду преследует ощущение полной изоляции…
Убежище. Вдохновение. Слава. Открытия.
Задай себе вопрос. Сейчас, стоя на борту корабля, приближающего тебя к конечному пункту. Подумай. Правильное ли ты принял решение, оставив всё, что у тебя было.*** 25 сентября 1988г.Арктическое утро вспыхнуло золотом солнечных лучей. Серая дымка туч, наползающая с севера, рассеялась на некоторое время; на небе, выглядывая из-за горизонта, появился край огненного диска. Словно в насмешку напомнив о тёплых утрах на материке, обагренных алыми лучами восходящего солнца, через несколько минут он скрылся, и голубая лазурь начала стремительно темнеть. Последний золотистый луч ласково коснулся верхушек ледяных гряд. Последний – в этом году. Теперь время привычного дневного освещения начнёт сокращаться. Часы, минуты, секунды… Мир холода и тишины погрузится во тьму. Уже сейчас стаи обитающих на севере зверей ищут укромные места, чувствуя приближение зимы. Этот месяц выдался по-особенному холодным. Грузные, налитые чернотой рванные тучи то и дело появлялись на горизонте, с каждым днём приближаясь к острову на некоторое расстояние. Океанические течения приносили всё больше плавучих льдов, рассыпанных осколками по его гладкой поверхности, - сталкиваясь, они формировали причудливые конструкции торосов. Синие воды начали покрываться коркой льда – светлеющего по мере собственного разрастания вглубь. До середины сентября в отдалении можно было наблюдать скопление лодок-каяков: коренной народ севера заканчивал сезон ловли тюленей и моржей. Иногда они подплывали на близкое расстояние к южному берегу острова, и с небольшого возвышения, на котором располагалась станция, хорошо просматривался весь процесс охотничьего промысла. Часто, с вертолёта, наблюдались передвижения групп эскимосов на упряжных нартах. Сливались с белоснежным покровом их полукруглые хижины. Эскимосы никогда не проявляли большого интереса к тёмному объекту в небе и белым людям, встреченным ими на том или ином острове; привыкли к присутствию жителей материка, иногда шли на контакт и, наученные южными собратьями, умели торговаться бартером. С некоторых пор рассыпанные по океану дрейфующие острова становились всё более безлюдными. Некоторые кочевые племена покидали свои обиталища и плыли на юг, к берегам Гренландии. Завывающий ветер становился всё более колючим и пронизывающим. Обрывки движущихся с севера туч приносили грозу: на потемневшем полотне неба вспыхивали ярко-голубые искры, сопровождавшиеся невообразимым грохотом раскатов и полным отсутствием осадков. Несколько дней назад разыгралась буря, занеся все входы снегом; пришлось усердно поработать, вызволяя Мюррей и прилегающие объекты из снежного плена. Пожалуй, единственный случай, когда живущим на станции людям потребовалось действовать вместе. Три недели для тех, кто прибыл с последним кораблём, прошли достаточно однообразно. Не считая постепенного сокращения солнечных минут, движения айсбергов и редкого появления аборигенов и животных, окружающий мир практически не менялся. За окнами - тот же безрадостный пейзаж и рельеф ледяных холмов. Кроме этого, жизнь на станции велась действительно по расписанию - даже те, кто не был связан с научной деятельностью, каким-либо образом привносили в общую картину свои ежедневные привычки и ритуалы. Ранними "жаворонками" Мюррея являлась учёная часть состава. Практически каждое утро поднимаясь раньше остальных, поднимая пилота, штурмана и спасателя, завтракая и отправляясь в полёт на дальние острова, где было установлено специальное оборудование. За исследованиями и наблюдениями вне станции они проводили большую часть своего времени в будни. Чуть позже рабочий день начинался для остальных.
Ранее...
---
Роджер
"...Результаты исследований должны быть зафиксированы в текстовом формате, запечатаны в водонепронецаемую оболочку и перенаправлены в научный центр".
"...Начальник станции уполномочен составлять расписание распорядка рабочего дня; обязан регулировать взаимоотношения между подчинёнными; имеет право составлять отзывы и рецензии..."
Папка с документацией нашлась в нижнем ящике стола, и покрывавший её слой пыли явно свидетельствовал о том, что к ней ближайшие месяцы не прикасались. Как и к большинству находящихся в этой комнате вещей. Предыдущий начальник явно не отличался пристрастием к порядку, что, скорее всего, отражалось и на дисциплине.
Небольшой кабинет в юго-восточном крыле станции с трудом можно было назвать уютным; деревянная громоздкая мебель, едва помещающаяся в узком пространстве, нагромождение предметов на полках. Казалось, здесь собралось всё, что не уместилось в лабораторию и личные шкафы сотрудников. Над самой дверью красовалось чучело зайца-беляка - предмет интерьера, которым частенько любовался заглядывающий к Баттлоу Филипс. Дизелист, как уже знал Роджер из длительного с ним общения, особенно интересовался охотой. Ещё один человек, на которого он мог положиться, - Адамс - совершенно не изменился с их предыдущей встречи и по-прежнему отличался излишней словоохотливостью.
Помимо общей документации, на руках у Баттлоу имелись краткие досье и рекомендации на новоприбывших и тех, кто находился на станции дольше. В целом, по документам, большинство сотрудников производили неплохое впечатление, но по истечении трёх недель можно было с уверенностью сказать, что бумаги осветили не всё, с чем новому начальнику пришлось столкнуться.
Среди учёных самой "занозой" являлся Джошуа Хьюберт, любящий препираться и выражать своё мнение по поводу и без. Ссора могла возникнуть беспочвенно, помогали лишь жёсткие меры. Вторым, кто вызывал опасения, был Моррис - которого советовал и расхваливал в своё время Шон, умолчав, по-видимому, о его не слишком мягком характере. Впрочем, Майкл практически всегда был молчалив и умышленно конфликтных ситуаций не искал, реагируя исключительно на раздражители.
В остальном, всё было относительно в норме. Большинство приняло его спокойно, адаптировавшись к новым порядкам.
Несколько папок содержали результаты исследований. На посеревших от времени страницах было зафиксировано едва ли не всё, увиденное и рассмотренное учёными станции.
Пролистав папку, Роджер в очередной раз убедился, что больших открытий за прошедший период времени сделано не было. Пару остовов получили свои названия, оказавшись не дрейфующими, но в остальном... Ничего, кроме изменения климата, о чём говорят не только учёные Мюррея. С каждым годом скорость таяния льдов незначительно увеличивается.
Пожалуй, этот год станет исключением.
Последние страницы содержали метеосводки и заключения экологов, складывающиеся в одну картину: похолодание и замерзание океана за последние полтора месяца происходят быстрее, а с севера постепенно движется циклон.
---
Джереми
- Ну, вот, знач, смотри...
Плотный мужчина вытер о фартук грязный нож, шмыгнул носом и начал указывать лезвием этого же ножа на те или иные предметы на кухне, используя его как указку.
С первого взгляда становилось понятно, что рабочее место этого индивидуума совершенно ему соответствует. Не то, чтобы здесь было так уж грязно... Но нагромождение посуды и коробок с продуктами, которые, по идее, должны были стоять на складе, являло собой плачевную картину. Бардак, с которым Бону пришлось разбираться в последующие дни.
Ранний подъём - готовка завтрака. Обед. Ужин. Всё велось по расписанию, привыкнуть к которому не составило труда, но вызвало определённые трудности, ведь основным видом деятельности Джереми на всё время стала готовка. Утро, день, вечер. Пятнадцать людей, что садились есть в разное время и имели разные вкусы - следовать им или нет, оставалось решением Бона. Холодильник заменял менее отапливаемый, чем остальные помещения, продуктовый склад. Из жары кухни - в холод склада, и так постоянно.
Однако труды не были напрасными, и Бон частенько получал порции хвалебных речей в свой адрес. Один из прибывших вместе с ним людей, компьютерщик Фишер, без труда угадывал ту или иную кухню, блюда которой подавались к столу, и мог посоветовать новый рецепт. Чуть позже Джереми узнает, что Кевин вовсе не повар. Но часто путешествовал и попробовал, в своё время, множество различных блюд.
---
Саманта
Питомник Мюррея являлся лишь пристройкой к основному зданию. Тусклое освещение, тонкий настил пола, сетка расположенных друг за другом клеток. Сквозь щели деревянных стен просачивался холод.
Их было двенадцать. Двенадцать превосходных породистых собак-хаски. Они встретили её заливистым лаем, любопытство сияло в разноцветных глазах. Спины некоторых животных покрывала чёрная густая шерсть, но у большинства она имела коричневый оттенок.
- Они дружелюбны и приучены к смене кинологов, так что проблем возникнуть не должно. - Мужчина, лет пятидесяти, с серебристой сединой в волосах, коснулся клетки, и одна из собак лизнула его руку. - Но не балуй их слишком часто, иначе перестанут двигаться. И так выпускают редко. - Он поднял глаза на девушку, и во взгляде его читалась неподдельная грусть. Было видно, как искренне он привязан к этим существам. - Позаботься о них.
Вечером этого же дня кинолог отплыл на судне, перед этим дав Саманте некоторые советы, назвав имена каждой собаки и особенности в раскраске и характере для лучшего запоминания.
Собаки действительно не доставили девушке особых проблем и быстро привыкли к новому человеку. Лишь один чёрный голубоглазый строптивец долгое время отказывался принимать из её рук пищу и всячески обходил человека стороной.
Животные любили её. Чувствовали доброту, с которой она к ним относилась. Не составляла исключение и собака по кличке Хеви. Несмотря на то, что её хозяином являлся Джефферсон, она тоже привязалась к Хейз.
Какое-то время проблемой было включение Хеви в сложившуюся общность стаи, но по прошествии нескольких дней дело уладилось, и собаки мирно сосуществовали друг с другом.
К услугам кинолога обращались не слишком часто. Для передвижения на дальние расстояния в распоряжении группы имелся вертолёт, упряжные сани же использовались в случае перемещения по самому острову. Когда кто-то хотел воспользоваться санями, в первую очередь подходил с этим вопросом к начальству и затем обращался к ней. Понятно, что учёные пользовались ими чаще. И по устоявшейся уже традиции к ней неизменно подходил Мэтью Уайт. Как успела отметить Саманта и остальные новоприбывшие - самый общительный из учёного состава и группы "старожил" в целом. Амбициозный молодой человек, задавшийся целью написать диссертацию и построить карьеру в будущем. Было заметно, что он проявляет к девушке ненастойчивую симпатию.
---
Джозеф
Шум работающих лопастей заглушал собой остальные звуки, но даже сквозь него был слышен голос пилота, привыкшего, по всей видимости, его перекрикивать. Дурная это была привычка или нет, но Шон просто не представлял себе полёт в молчании и считал своей обязанностью его нарушить.Так, все, кто участвовал в вылетах, уже знали, что он водил грузовичок с ранеными и находился в самом пекле вьетнамской войны, где-то под Кхешанью, вытаскивая американских солдат буквально из-под носа противника. Его товарищ Моррис, как правило, молчал. Его товарищ Моррис, как правило, молчал.
В вылетах спасатель участвовал всегда, по предписанным тому правилам. Критических ситуаций случалось, конечно, не так часто, но казусы были, и Джефферсон, отвечая за безопасность людей, реагировал должным образом. Так, в середине месяца Джошуа Хьюберт провалился под лёд, и если бы не реакция спасателя, всё закончилось бы весьма плачевно. Правда, от самого Хьюберта Джозеф особой благодарности не получил, но в глазах того же Адамса заслужил уважение.
И если с Уайтом и Грином в общении, в целом, проблем не возникало, то Джошуа представлял собой настоящий сгусток негатива. Он любил делать всё по-своему, из-за чего, собственно, и пострадал, провалившись в ледяную воду. Когда в экспедиции участвовал Баттлоу, его ворчание становилось вовсе невыносимым.
Узнав о его карьере музыканта, в первую очередь вопросами его стал донимать Шон - попросту из любопытства, потому что в его вкусе был старомодный джаз. Из всех сотрудников станции в музыке неплохо разбиралась Ханна.
---
Алекс
Сенсация. Открытия. Статьи, под которыми нескромно красуется фамилия "Уэйн".
В первую же неделю стало ясно, что материал для подобной сенсации придётся собирать долго. Жизнь полярников была размеренной и в некотором роде тихой, и нечто откровенно выходящее за рамки случалось здесь редко. Замкнутое пространство. Определённый круг лиц. Распорядок, которому он должен был следовать.
Его присутствие вызвало определённый интерес, и вопросы о том, что за статью он пишет, стали привычными в первое время. Затем - все просто привыкли. Не оставлял в покое только Адамс, донимающий абсолютно всех. Очередной вылет начинался с подобных вопросов: "Ну, что там со статьёй, Алекс?", "Как с вдохновением, Джо?". На которые приходилось что-то отвечать.
Журналист был единственным, кроме спасателя, кто, не входя в состав учёных, был допущен к экспедициям. На острове, на котором располагалась станция, снимать было абсолютно нечего - кроме того случая, когда аборигены подплыли к нему достаточно близко.
В целом, какой-то материал всё же был. В экспедициях на острова они зачастую видели эскимосов, наблюдая их быт. Видели животных, к которым можно было подойти достаточно близко. И некоторые из учёных отвечали на его вопросы, если таковые возникали.
Эколог Хьюберт вообще не шёл на контакт и разглашать какую бы то ни было информацию отказывался. Однажды он даже поскандалил с начальником на почве того, что журналисту вообще в экспедиции не место.
Грин не был достаточно общителен и на вопросы отвечал неохотно и кратко.
Основным источником информации был Уайт. Молодой учёный быстро нашёл с ним общий язык и частенько делился своими соображениями. От него Алекс узнал о циклоне, быстром замерзании воды и аномальном похолодании. И о том, что ранее подобного не было.
Ближе к концу месяца, в последний вылет, на котором присутствовал Уэйн, вертолёт приблизился к надвигающемуся циклону - или, вернее, приблизились сами тучи, несколькими днями ранее находившиеся ещё на приличном расстоянии от этого же островка. Налитые чёрной тьмой, расчерченные молниями, похожими на испещряющий организм вены, - пугающая красота природного явления.
---
Джеймс
Наблюдать за поведением человека всегда интересно. Особенно за людьми в ограниченной рамками пространства группе. Малый социум наглядно демонстрирует все формы человеческих взаимоотношений - в той степени, в которой опытный психолог способен их увидеть. Особенно, как отмечают большинство учёных этой области, демонстрацией истиной натуры человека, его качеств и недостатков, становится критическая ситуация. Такая ситуация, в которой едва ли не выживание становится задачей первостепенной важности.
Но, понятное дело, подобных ситуаций на Мюррее не возникало, и сказать сразу, кто и что из себя представлял, было сложно.
Небольшая часть их общества отличалась ярко выраженным негативом. Отрицательные эмоции кипели в Хьюберте, Моррисе и Бушеми - в различных стадиях их выражения. В голове Майкла явно сидел какой-то особенно неприятный для него момент, но говорить об этом он был не настроен. Ханна, в основном, отличающаяся редкой язвительностью, страдала разве что эгоизмом.
С остальными нужно было разбираться тщательней и наблюдать за ними дольше.
Например, Грин и Кларк. Их кровная связь бросалась в глаза не сразу. Сторонние наблюдатели вряд ли смогут различить в них родство, не обладая достаточной внимательностью. Некоторые манеры речи и жестов, одинаково спокойный характер всё же выдавали в них брата и сестру. Этот факт они не то чтобы скрывали, но явно не выносили на всеобщее обсуждение.
Кларк.
Женщина средних лет, достаточно симпатичная, во всём аккуратная и ухоженная. Тихий омут группы и человек, застать которого за общением с кем-то было, в общем-то, трудно. Она его, казалось, избегала.
Возможно, Джеймс не обратил бы на неё внимание, наслаждаясь собственным покоем, пока через три недели его пребывания на станции она сама не подошла к нему.
- Мне снятся сны, - начала она, нервно щупая рукав свитера. Под глазами её пролегли тени. - Кошмары. Каждый раз я вижу в них... ребёнка. Я не помню, почему мне было страшно. Не помню, что происходило с ним... Но уже которую ночь вижу именно его.
В тот день добиться чёткого ответа, что это за ребёнок, Джеймс не сумел. Если он начинал говорить о семье или друзьях, имеющих детей, Элизабет всеми силами увиливала и говорила, что совершенно его не знает. Консультировалась, стоит ли ей принимать успокоительное.
Сегодня вылета не намечалось. По расписанию – плановая проверка оборудования, установленного на севере острова. Уайт, Хьюберт и Грин встали, по привычке, рано. Разбудили Саманту – вежливый стук в дверь, голос Мэтью, просящий её заняться упряжью. До этого был предупреждён об отъезде Роджер. Какое-то время спустя начали просыпаться остальные. Кто встал раньше – наблюдал за отъезжающими учёными на впряжённых собаками санях. Джереми Бон занял свой неизменный пост на кухне, по истечении трёх недель уже неплохо ориентируясь в небольшом пространстве и переоборудовав всё под себя. Вышел из комнаты Филипс, потягиваясь и зевая. Не дожидаясь приготовления завтрака, проследовал в юго-западное крыло, к генератору. Сначала проверка, затем завтрак. "После еды делать ничего неохота," - аргументировал тот. Пилот и штурман встали по привычке рано. Шон, по обыкновению, завёл бессмысленный разговор, стараясь вовлечь в него каждого, кто заходил в столовую. Темой сегодняшнего утра был фильм 85-го года "Безумный Макс", привезённый на станцию кассетой с последним судном. Элизабет, по обыкновению, сидела отдельно и в одиночестве, читая лежащую перед ней книгу. Сегодня Ханна и Кевин сидели за одним столиком. Девушка редко проявляла к кому-то интерес, но с Кевином нашла как минимум одну общую тему - компьютерная техника. Фишер, напротив, со всеми поддерживал одинаково дружественные отношения и часто интересовался делами других - будь то собственное дело, музыкальная группа, статья или обращение с животными, и видеть его в компании очередного сотрудника станции было неудивительно. Утро 25 сентября начиналось совершенно обычно.
-
Этого стоило подождать.
-
Потрясающий пост!
На взлет :3
-
Потрясно. Я прям зачитался. Приятной вам игры)))
-
Хороший старт )
-
Красочно, сочно, вкусно. Начало сходу погружает в атмосферу
-
Это потрясающе, крайне атмосферный вступительный пост.
|
Монолитной громадой нависает над головой каменистый свод подземелья. Оставалось загадкой, кто и с какой целью вырыл под городом и храмом эти проклятые катакомбы, для чего они использовались, подозревали ли сами жрецы о существовании этих проходов… Казалось, темнота и давящие стены приглушали посторонние звуки. Казалось, что пути назад уже нет, что бойня в храме происходила не считанные секунды, но едва ли не годы назад.
Я шёл вперёд, стараясь выгнать из головы неугодные мысли. Вслушиваясь пристально в тишину, казавшуюся обманчиво неестественной. Не спешу, не позволяю себе сорваться на бег – предпочитаю шаг, лёгкий и быстрый.
Меня мало волнует участь всех остальных – почти не задумываюсь о людях, оставленных позади. Они сами виноваты в своём промедлении, я и так задержался там, наверху, непростительно долго.
Привычное нытьё Айлин за спиной успокаивает – чем бы не обуславливалось её недавнее странное состояние, но, судя по всему, теперь приступ прошёл. Я снова имел дело с хорошей знакомой – избалованной и капризной сверх всякой меры молодой девушкой. На её причитания не обращал никакого внимания – если прежде приходилось угождать мелким прихотям в силу исполнения добровольно взятых на себя обязанностей, то теперь всё было совершенно иначе.
Отсеивая чужие голоса и посторонние раздражители, я вслушивался в тишину, сам толком не представляя, что надеялся в ней различить. По каким-то причинам, тревога не оставляла. Упорно ползла по пятам, вплетаясь в щупальца распространявшегося во все стороны мрака. Короткий взгляд, брошенный через плечо, лишь ещё более омрачил траурное и без того настроение – магия. Опять треклятая магия. Чьей бы она не была, кому бы не принадлежала, но мне внушала лишь отвращение. Все эти трюки уже изрядно действовали на нервы. Откровенно говоря, просто достали.
Из стремительно приближавшейся тёмной стены вывалился внезапно старый знакомый – неуклюжий крестьянин, заставивший своим видом меня печально вздохнуть и мысленно выругаться. Только этого типа здесь не хватало. Я ничего не имел против не слишком приятного иногда общества Айлин, хоть и предпочитал пока что причислять к риторическим адресованные от неё мне вопросы, но новый попутчик доверия не внушал совершенно. В тишину тут же ворвался новый голос – ещё одна порция бессмысленных причитаний и фраз. Почему из всех здесь оказался именно он? Впрочем, день, который начался настолько ужасно, просто не мог закончиться хоть чем-то вменяемым. Кроме всего прочего, он пока что вовсе не собирался заканчиваться.
Крестьянин лопочет, бессмысленно мельтешит вокруг, выдвигает предположения, но ничего путного, впрочем, не предпринимая. Я останавливаюсь – вглядываюсь в приближающийся волнами мрак, тщетно возлагая надежды на не подводившие прежде глаза. Бесполезно. Эта шутка совершенно непроницаема.
Нужно действовать быстро. Нужно что-то предпринимать.
Я откровенно устал убегать. Жалею, что не оказалось под рукой никакого источника света. Темнота вокруг и без того сгущается с каждым шагом, но эта стена позади – совсем уже какой-то кошмар. Как же мне осточертела проклятая магия. С каждой секундой эта история нравилась всё меньше и меньше.
- Держись рядом, - хрипло и, к собственному удивлению, с нотками плохо скрытой агрессии в голосе, говорю я нежеланному спутнику, пытаясь таким образом пресечь бесконечную болтовню.
По своей необычайной несдержанности понимаю, что нервничаю. Ускоренное сердцебиение в последние минуты уже стало нормой. Бежать вперёд вслепую мне совершенно не улыбалось. Я ничего не знаю о катакомбах, не представляю, на что можно здесь напороться, что может прятаться за следующим поворотом. Пристально вглядываюсь вперёд – запоминаю уходящий вперёд туннель настолько, насколько только представляется это возможным. Камни, выбоины, сужения или резкие повороты. Всё, что угодно – всё, что может тем или иным образом навредить в темноте. Лишь затем замедляю прежде стремительный шаг. Вздыхаю тяжело, морально готовясь к самому худшему. Даю Айлин возможность догнать себя, вновь решительно беру девушку за руку. Крепко сжимаю тонкие пальцы. А мгновением позже накатывает, окутывая, абсолютная темнота.
Еще быстрее колотится сердце – кажется, мрак поглотил весь окружающий мир. Продолжаю идти, тщательно выверяя каждый свой шаг. Борюсь с пронизывающими всё тело щупальцами липкого страха.
Это – всего лишь темнота. Темнота подразумевает отсутствие света. Я не боюсь темноты. Уже давно не боюсь.
Самовнушение не очень-то помогает. Не могу говорить – кажется, голос увязнет в окружающей тьме, просто утонет, а слова так и не достигнут ушей адресатов. Не хочется проверять.
Просто шагаю. Шагаю, крепко сжимая руку Айлин вплоть до того момента, пока не пойму, что дальше не знаю дороги. Но и тогда не остановлюсь – продолжу путь, сместившись к стене и двигаясь вдоль неё, непременно убеждаясь в наличии под ногами надёжной опоры.
-
Очень интересны рассуждения Ариса темноте и передвижении в ней. Замечательная логическая цепочка.
-
И вновь красивый и вдохновляющий пост) Замечательно.
-
Как все-таки удачно, что в партии есть не-бог
|
Спрыгнув вниз, Константина тут же кинула взгляд наверх, в светлое пятно провала над головой. Мечник не стал прыгать, ну что же - это его выбор, и в нем тоже есть плюс: он задержит преследователей, пускай и ценой своей жизни. Следом девушка огляделась, осматривая оказавшихся с ней внизу: дворянка стояла в задумчивости, небритый мужчина разминал пальцы, крестьянин испуганно озирался. А вот здоровяк, провалившийся первым, лежал на земле и стенал раненным зверем - что-то или кто-то раздробило ему ногу. Перед раненным сидел на четвереньках юноша в странной шляпе и что-то шептал.
Не успела бывшая жрица подумать, что ей предпринять, как свет из проема вверху заслонила чья-то фигура и спрыгнула вниз. Реннарт инстинктивно отшатнулась и уже было собиралась возвать к Пламени, но спрыгнувшим оказался тот самый воин, с которым она оборонялась от гвардейцев. Он, по-видимому, передумал геройски помирать и теперь присоединился к компании неудачников, собирающихся осуществить классический воинский маневр - отступление, или, говоря литературно - ретираду. Ну или, если попросту - драпать.
Мужчина не стал терять время на раздумия и, быстро осмотревшись, приказал, кивнув в сторону здоровяка:
- Помогите ему.
Сам же он при этом целеустремленно направился в один из тоннелей. С криком: - Эй, постой!.. Арис! – аристократка, подобрав юбки, стремглав бросилась следом за солдатом.
Глянув вслед уходящим, чиновница криво усмехнулась: нашелся умник! Они, значит, помогай раненному и жди гвардейцев, а этот Арис со своей черноволосой дамой сердца за это время скроются во тьме тонеллей. Но определенная логика в словах мечника была: сейчас Константина оказалась не в той ситуации, чтобы разбрасываться союзниками, пускай и сомнительными. Эта туша мяса еще может послужить славному делу спасения ее жизни.
Вот только как ему помочь? Девушка не была медиком, да и на службе в Департаменте ее скорее учили, как калечить, нежели как лечить. Но кое-что женщина все-таки знала: например то, что основная причина смертности при подобных ранах - это потеря крови и заражение. А лучший способ предотвратить это - прижечь поврежденное место и прервать кровоток. Правда, раненный от такой, с позволения сказать, "медецины" в полевых услових может отдать Девяти душу, но тут уж или одно, или другое.
Тяжело вздохнув и выражая всем своим видом скорбь от того, что ей приходится заниматься эдакой нелепицей, Константина мысленно воззвала к Очищающему и, когда на кончиках пальцев затрепетали язычки пламени, отправила их в полет к окровавленной ноге матерящегося и стенающего громилы.
Но, увы, насладиться делом рук своих контрразведчица не успела: внезапно вокруг рухнул густой полог непроглядной тьмы. Не надо было быть магом, чтобы понять, что эта непроницаемая завеса - дело рук человеческих. И вновь Реннарт вжалась в стену, пытаясь понять, что же ей делать. Разогнать то, что вокруг, не смогло бы и самое яркое пламя, а значит, взывать к нему бесполезно.
Снова сверху послышался шум и лязг металла, невдалеке послышался звук приземления двух одоспешенных тел: не иначе, как гвардейцы оправились от ее маленького "подарка" и поспешили в погоню. Да вот не рассчитали, и с разбегу нырнули в ту же тьму, что и преследуемые.
Чуть в стороне от замершей женщины раздался незнакомый мужской голос: - Помогите мне с ним и бежим!, - и в коридоре начала проявляться стена огня. Как Константина и подозревала, магия особо не помогла - светлее вокруг не стало, да и само чистое пламя словно задыхалось в кромешной темноте.
Сейчас перед Реннарт стоял только один вопрос, вопрос жизни и смерти: что делать, чтобы вырваться из этой тьмы, не угодив под клинки гвардейцев? Кто хочет - пусть помогает гиганту, а она будет спасаться. К счастью Константины, долгая служба в Департаменте душевного согласия не прошла даром, и в экстренной ситуации старшая ищейка сразу же вспомнила лекцию господина дие Таула, отвечавшего за подготовку агентов:
- Так, дамы и господа. Рассмотрим следующую ситуацию: вы оказались рядом с вооруженным противником, желающим вас убить, в темном помещении, и никто из вас ничего не видит. Основной ваш вопрос: что делать? Так вот, во-первых: не поддаваться панике. Во-вторых: не поддаваться панике! Вы должны действовать с умом, быстро и рассчетливо. Забудьте о попытках убить неприятеля, это вы еще успеете. Главное для вас - уцелеть самим. Если противник вооружен рукопашным оружием, то он, дезориентированный, будет наносить удары не глядя. И это - наш главный плюс. Присядьте, пригнитесь: таким образом ваш враг, атакующий на высоте собственного роста, не заденет вас. И сразу же, оставаясь в той же позе, мчитесь в сторону выхода, от неприятеля. То, что вы бежите на карачках, все равно никто не увидит, и вы не опозоритесь - темно же, хе-хе! Вон, Реннарт это будет вообще просто - она и так мелкая, а так станет еще ниже! Запомните, сынки-дочки, ваша цель - выжить. Так что бегите изо всех сил - потом отдохнете.
Слова господина наставника замечательно подходили к нынешней ситуации, но оставалась одна проблема - а куда конкретнее бежать? Ответ пришел неожиданно: чуть в стороне послышался топот убегающих ног, шум падения и истошный вопль:
- Эй! Подождите-подождите!
Кем бы ни был кричавший, он был одним из приговоренных, и бежал он, несомненно, за Арисом и его вертихвосткой. Слава Карруму, идя на церемонию, экс-жрица надела костюм для верховой езды: рубаху, жилет, штаны и высокие сапоги - будь она в юбке, задуманное провернуть было бы куда как тяжелее.
Не теряя времени даром, Константина пригнулась и, выставив вперед руки, со всех ног ринулась на крик, выпрямившись лишь после полутора десятков шагов, когда клинки королевских вояк точно остались за спиной. Поднявшись во весь рост и продолжая держать перед собой руки, женщина продолжила мчаться в сторону источника звука, костеря про себя проклятых верховных жрецов и их цепных головорезов, треклятую тьму и идиотов-товарищей по несчастью.
-
Интересно почитать стороннее мнение о персонажах, особенно с критической точки зрения.
И пост отличный, читается легко и красиво.
-
Задорно и с юмором. Крутой пост)
-
Со стихией и богом ты точно не промахнулась)
|
|
Вода принимает Джека в свои объятия — холодные, крепкие, удушливые, — а потом кружит в неистовом гибельном танце. Ветер внутри рвётся наружу: ему так же тесно в чужеродной и враждебной среде, как и рыжему пареньку в бушующем речном потоке.
Река берёт Джека за руку, безжалостно обхватывает запястье рвущимся вперёд потоком, танцует, кружит, играет и, кажется, скалится.
Лавелл не чувствует себя, только крепко прижимает к груди обёрнутый в плащ рюкзак: скорее бессознательно, нежели с целью уберечь. Вода забирается под рубашку, в сапоги, наливает ледяным свинцом всё тело; то тянет на дно, то вновь поднимает выше в неистовых па. А потом завершает свой смертельный танец финальным аккордом, когда Джек невольно разжимает кулаки, сдавленно глотает мутную воду и беззвучно кричит что-то в пустоту. Тогда же стихает и ветер.
Ты не герой, Джек. Посмотри на себя: разбился о камни, прыгнув в бушевавшую подземную реку, а до этого скитался три дня лишь для того, чтобы невнятно попросить помощи у Девяти. Пытался усмирить обезумевших людей, сам до конца не осознавая своих сил, а те всё равно были убиты по одному лишь мановению чужой воли. Нелепо, не правда ли?
Ты не герой, Джек. Ты всего лишь наивный мальчишка.
- - -
— Наивный мальчишка, — буркнул старик в потёртой шляпе, убирая вилы в угол. Лязг инструментов заставил сидящего напротив рыжего юношу отвернуться и поджать губы. — И куда ты пойдёшь, а? Пятнадцатилетний обормот без гроша в кармане! Да тебя близ первой же деревеньки придорожные разбойники оберут до нитки!
Джек пересчитал стрелы в колчане, снова поправил плащ неуверенным движением и нахмурил брови. Отец всё ещё смотрел на него в упор, ожидая ответа.
— Чего молчишь? Вижу, сам понимаешь, что зря всё это выдумал: чай, не совсем дурак!
За окном стоял ясный день, и кроны деревьев чуть колыхались под мягким дуновением свежего ветра. Молодой Лавелл снова заметил, что отвлёкся от отцовского голоса.
— Пойми ты одну вещь, дурья твоя башка: никто ведь тебе и руки не подаст в этом «приключении»! Долго в одиночку не протянешь — добрые-то люди совсем перевелись. Один только ты до сих пор каждую пташку с раненым крылом в дом тащишь. Наивный мальчишка... Погубишь себя, как пить дать!
- - -
Джек никогда не хотел быть героем. Не гнался за славой, не слыл честолюбцем — просто делал то, что считал нужным. Испугавшись чужого и странного ветра, пошёл просить помощи у мудрецов. Желая защитить людей вокруг от их собственного безумия, усыпил слушателей песней. Стремясь перевести часть угрозы в лице гвардейцев на себя, открыл второй путь к побегу.
Но разве всё это — деяния одного только Джека Лавелла?
Никогда он не прослышал бы про День Силы, если бы не неожиданный помощник-пьянчуга из таверны. Никогда он не сумел бы успокоить народ, если бы к мелодии не прислушались остальные жертвы воли Девяти. Никогда он не открыл бы проход к реке, если бы не помощь до сих пор незнакомой девушки.
Да, верно. Она ведь так и не назвала своего имени.
Джек Лавелл не был героем. И потому совсем скоро перестал бороться, сдавшись могучей стихии. «Если я выживу, то обязательно узнаю её имя», — такова была последняя мысль воспалённого сознания.
Перед глазами потемнело, а разум наполнился мирной и спокойной пустотой.
Иногда и судьбе нужно дать шанс, не так ли, наивный мальчишка?
|
Темно. Душно. Затхлый запах сырости и перечный – поднявшейся пыли.
Окружающие стены дают ощущение защищённости. Здесь нет алчной толпы – она осталась там, наверху. Вместе с девятью фигурами в алых рясах, что наводили суеверный страх и трепет. Неужели они не остановят их? Не вмешаются в стремительно меняющиеся события, позволив им уйти?.. Ведь в их власти – раскрошить, обрушить на головы беглецов тяжёлый мрамор. Одним лишь действием они погребут их всех под завалами храма, обрекая на быструю, практически безболезненную смерть. Вырывая из оков жизни, отстраняя кажущуюся им угрозу от остального, построенного на их собственной власти мира. Но они по-прежнему бездействовали.
Почему?.. Почему всё сложилось именно таким образом? Она явилась за помощью. Рассказала о своих проблемах. Позволила одному из них прикоснуться к себе и заглянуть в глубины разума и души. Они… они что-то увидели!.. Не могли не увидеть. Неужели оно позволило им так легко вынести смертный приговор?..
Но, может, вы все – и правда самозванцы? И ваши проблемы – лишь плод воображения. А ты… медленно сходишь с ума. Падая в пропасть прошлого и обитающую в нём тьму. Её цепкие когти впиваются в душу, вытравливая то хорошее, что в тебе ещё осталось.
Осталось ли?..
…Рёв поверженного зверя. Громкий, утробный рык, столь оглушающий в замкнутом пространстве.
Секунду спустя понимаешь всё. Видишь перед собой очерченный светом силуэт высокого мужчины, что буквально мгновением ранее размахивал молотом. Силуэт скорчился, сел. Последний удар совершил: со всей злостью и обидой, но явно уже не с целью сокрушить стены.
Сморщилась, зажала нос от ударившего по обонянию металлического запаха крови. Различила мерцающую жидкость, разливающуюся по каменному полу. Стало дурно – отвернулась. Раздражение. Злость. Я же говорила.
Ещё двое оказываются во власти подземного полумрака: мужчина, что помогал сдерживать толпу вместе с рыжеволосым певцом, и смеющийся парень в шляпе. Едва бросила взгляд, пытаясь не смотреть на искалеченную ногу гиганта.
Доносится сверху грохот. Дрожит пол под ногами – несколько секунд только. Страх. Что случилось? Звуки, напоминающие обвал. И после – короткие крики и тишина.
В следующий миг вниз спрыгивает темноволосая женщина. Айлин помнит её: помнит, как на её руках плясал огонь, изгибаясь и касаясь тех, кто к ней приближался.
Подняла взгляд, пытаясь разглядеть что-то за неровными краями обрыва. Пугающе долгие мгновения. Неужели это действительно произошло?..
Нет. Ошиблась. Некоторое время спустя его фигура появляется в проёме. Сверкает на свету доспех – и секунду спустя его блеск угасает в окружении плотного мрака. Вздох облегчения. И вместе с тем кипит злость – какого чёрта он вообще медлил?..
- Помогите ему, - бросил остальным, явно давая понять, что заниматься пострадавшим не намерен. Подошёл к ней, кивнул. Айлин всё ещё держала руку у лица и хмуро смотрела на него привычно-недовольным взглядом, скрывая истинную эмоцию.
Ушёл вперёд, ничего не сказав.
Она задержалась на краткий миг, оглядывая оказавшихся в тех же обстоятельствах людей. Вновь посмотрела вверх – вроде бы их было больше. Не хватало кого-то… Ах, да. Двое. Парень и девушка. Смогли ли они уйти? Или, в конце концов, допелись?..
Неважно. Главное – выбраться самой.
Упал взгляд на раненного. Нахмурилась пренебрежительно, отстранилась. Уж она-то тем более помощью заниматься не станет.
- Эй, постой!.. Арис! – повелительно-капризным тоном выкрикивает имя телохранителя и бросается следом. Ухватилась за плащ, стараясь поспеть за спутником и не потеряться.
…Тьма. Чернеющий провал на теле реальности. Абсолютная пустота, нематериальная, но осязаемая, словно тонкое сукно. Идёшь навстречу – и ныряешь с головой в бездну. Подводит зрение. Лишь отчётливо слышишь звуки шагов и дыхания.
Мрак всегда пугает. Никогда не знаешь, что скрывается в нём.
Но стоило ступить за порог тусклого света – и колкий страх перед неизведанностью притупляется. Этот голос… где-то позади. Рядом. В твоей голове. Он рассказывает о том, что тьму не нужно бояться. Из неё есть выход.
Слабость. Головокружение.
Миг – чувство единения мыслей, ощущение окружающих вещей в иной ипостаси. Глубже смотрит взор. Пытаясь найти в открывшейся картине суть, но вместо этого – абсолютный, неупорядоченный хаос.
Миг – разъединение. Отделившееся сознание. Она вновь идёт за Арисом, и вокруг – глухие стены.
Ощущение. Как тогда, с рекой. Оно ведёт вперёд – гораздо дальше, чем они успели пройти. Но его недостаточно для полной уверенности…
Он шепчет, смеясь. Убеждает. Даёт ответы. Он мягок и ненастойчив. Его взгляд пугает – словно смотрит отовсюду. Его присутствие вновь ощущаемо, как и тогда, в пустых коридорах особняка и посреди оживлённой толпы…
Теперь его тень не прячется за лицами обезумевших. Она тянется за ней.
Паника. Учащается пульс. Они должны были помочь. Они должны были рассказать…
- Я хочу домой. Я устала. Нам долго ещё идти? – ноет позади Хеллгейта девушка, пытаясь заглушить чужой голос.
-
Шикарный характер и интересный персонаж.
-
Айлин прекрасна
-
Айлин шикарна - образ живой, интересный и необычный.
Классно пишешь, как всегда классно.
|
Слишком много всего одновременно происходило вокруг. Мельтешили союзники, рвались навстречу смерти враги. Под сенью священного храма пылали пожары магического происхождения, бушевали искусственные, но оттого не менее яростные, ураганы. Форменное безумие, непосредственным участником которого по воле случая я оказался. Сейчас не время разбираться, кто здесь безумен. Не тот момент, чтобы думать, кто на самом деле мне враг. Нужно сосредоточиться на единственном, что в эти секунды ещё не до конца потеряло значение. На хрупкой и пошатнувшейся изрядно основе – свете путеводного маяка среди исполинских волн разбушевавшегося океана. Защите Айлин. Когда разум рвёт на части чрезмерное обилие противоречивых эмоций и чувств, когда сомневаешься в невинности тех, ради кого убиваешь, когда не можешь понять, кто и чего здесь стоит на самом деле… Имеет смысл бросить силы на беспокойство о девушке, от которой, по крайней мере, примерно представляешь, чего ожидать. Или надеешься, что представляешь…
Мимо проносятся объятые пламенем вепри… Подумать только, но эти бестии, судя по всему, на моей стороне. Каким-то чудесным образом выяснилось, что подавляющее большинство приговорённых на деле вовсе не столь беззащитны, какими хотели изначально казаться.
Я перехватываю взгляд вставшей рядом черноволосой девушки. Приподнимаю в улыбке уголки губ. Мы? Едва ли.
Обрушиваются колонны, поддерживавшие своды проклятого храма. Толпа и часть гвардейцев отрезаны. Другая часть – размазана по плитам и заживо погребена. Все эти люди вокруг – лишь инструменты, исполняющие волю своих жестоких хозяев.
Ступаю вперёд, навстречу одному из этих хвалёных солдат. Глаза элитного воина хищно сверкают в узких прорезях шлема. Ещё несколько минуют меня, проносятся мимо. По направлению к другой девушке. К певцу. Не обращаю внимания. Сосредоточен на схватке.
При встрече с новым противником я обычно всегда осторожен. Ложными выпадами сперва проверяю защиту. Оцениваю потенциал. Но не сейчас. Сейчас гнев и ярость клокочут внутри. Глухая обида за все эти смерти, за обычных людей, чья кровь окропила сегодня плиты «священного» места.
С не уступающим фанатизму гвардейца ожесточением я наскакиваю на него. Со звоном скрещиваются клинки. На шаг отступаю. Тупая мощь противника просто ошеломляет. С тем же успехом можно было бы сражаться со сделанным из стали големом. Но я сражаюсь. Стремительный обмен ударами. Серия выпадов и контратак. Отступает на шаг назад ошеломлённый противник. Ещё могу. Ещё не сломлен.
Не без раздражения выдёргиваю руку из захвата черноволосой девушки рядом. Смотрю, как она исчезает, скрывается в темноте. Вновь поворачиваюсь к гвардейцу – в глазах моих хищный блеск. Здесь мы ещё не закончили. Я был уверен, что справлюсь. Готов был броситься вперёд, обрушить стальной шторм на отчасти потерявшего былую уверенность оппонента. Проверить, какого цвета кровь течёт в его венах. Не имело значения всё то безумие, что происходило в эти секунды вокруг. Отступил назад страх. Удержали мысли иного совсем плана. Я не мог позволить себе умереть здесь. Не сейчас, не когда Айлин, возможно, действительно нуждается в моей помощи. Тяжело вздохнув, я отвернулся.
Впился глазами в чёрный провал. Напоследок скользнул взглядом по молчаливым фигурам жрецов. Вглядывался в безликие маски с беспочвенной, но твёрдой, уверенностью, что с ними мы ещё встретимся. Встретимся при других обстоятельствах. Когда не окажется вокруг толпы вездесущих охранников. Когда отвернутся от своих слуг даже высокомерные боги.
Запомните этот день, всеведущие и всемогущие. Вы говорите о неминуемой катастрофе, которая произойдёт, если эти «чудовища» не будут немедленно уничтожены. Вы ссылаетесь на пророчества и собственную всеобъемлющую мудрость. Вы бросаете на смерть сотни невинных людей. Тех самых, что с мольбой явились просить у вас помощи и защиты.
Вы напуганы до смерти. Вы сами боитесь. В куда большей степени, чем удалось вам испугать тех, кого обрекли вы на гибель. Но если в этом зале и есть чудовища, то лишь только одни. Те, что трусливо прячут лица за масками.
Я не столь мудр. Отнюдь не всеведущ. Могу ошибаться. Мне недоступны ваши пророчества. Но сегодня, в этом храме, я видел более, чем достаточно. Лучше бы вам убить меня здесь и сейчас, вероломные твари. Другого шанса может уже не представиться.
Навряд ли мне удалось в коротком взгляде передать всю ту бездну эмоций, что бушевала внутри. Едва ли жрецы вовсе соизволили обратить внимание на какого-то солдата. Это не важно. Я смело нырнул в объятья гостеприимного полумрака. Лязгнули доспехи при приземлении – опустился на колено, немного смягчая удар. Тут же снова поднялся.
В первую очередь – нашёл, конечно, Айлин. Лишь затем оценил общую обстановку. Верзила, недавно пытавшийся разгромить храм молотом, корчился теперь на земле – даже при таком освещении было заметно, насколько печальное зрелище из себя представляет изувеченная нога.
Странного вида парень в нелепой шляпе. Крестьянин. Проявивший во время схватки впечатляющие магические способности старик. И, конечно, девушка, сражавшаяся рядом со мной там, наверху.
- Помогите ему, - хрипло бросил, кивнув в сторону поверженного громилы. Хоть и слабо представлял, как эта компания исполнит подобное указание. Времени размышлять особенно не было.
Приблизился, наконец-то, к Айлин. Беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы убедиться, что девушка совершенно не пострадала. Кивнул. Ободряюще? И быстрым шагом двинулся вглубь выбранного наугад совершенно туннеля. Оставалось только надеяться, что эта дорога не окончится в итоге глухим тупиком.
-
Красивый пост, интересные мысли.
-
Однако эффектный спуск)
Красота.
-
У него очень правильные чувства и мысли
|
|
Дух и разум Константины продолжали пребывать в полном расстройстве и недоумении от происходящего. Как? Почему? Зачем? Что сталось с ней самой? Девушка была смятена и растеряна, не до конца понимая происходящее. Пускай память ее и не подвела, пускай все происшедшее помнилось отлично, но выстроить логическую связь и найти хоть какое-то объяснение всему происходящему Реннарт не могла. Ответов на невысказанные вопросы, увы, не было, и усилием воли сотрудница Департамента (теперь уже наверняка бывшая, подумалось девушке) заставила себя сконцентрироваться на первоочередной задаче - собственном выживании.
Слава Карруму, он не оставил мольбы своей жрицы, пускай и бывшей, без внимания. Со страшным грохотом рухнула колонна, напомнив подрубленный дуб, подмяв под себя многих людей но, в ценой их жизней, отрезав часть гвардейцев от их жертв.
К горлу женщины подкатил неприятный комок, и ее чуть не вырвало. За время королевской службы девушке довелось увидеть всякое: и пытки, и смерти, и казни. Она почитала себя закаленной и привыкшей к виду смерей и мучений, но то, что предстало сейчас перед глазами, не шло ни в какое сравнение с ранее пережитым: оно было в разы ужаснее.
Упав, колонна погребла под собой многих людей, виноватых лишь в слабости своей воли, и теперь из-под обломков тут и там торчали застывшие смертной судорогой руки, ноги, тела, виднелись внутренности, кости, лужи крови. Воздух наполнился запахами крови и испражнений, в воздухе словно повис неприрывный смертный крик.
Стоглавое чудище-толпа, задавленное обломками, кричало, стенало, рыдало на тысячи голосов, молитвы и стоны смешались с богохульствами и проклятиями. Безжалостная сила, высвобожденная экс-жрицей, не пощадила никого, и под грудой камней оказались представители всех возрастов и всех сословий королевства: от благородных нобилей до нищих крестьян, от сморщенных старух до новорожденных младенцев. Открывшаяся взору Константины картина была сюрреалистична в своем безумном ужасе, и женщина, ставшая виновником этого кошмара, прикрыла на несколько мгновений глаза, моля, чтобы ее не вырвало прямо тут. Пошатувшись, Реннарт чуть не упала в яму, но смогла удержать равновесие. Собравшись с духом, она заставила себя прямым взором осмотреть дело зова своего, запомнить все это и постараться недопустить подобного впредь.
Но не все в зале оказались под или за рухнувшей колонной, и не все из тех, кто был ближе всего к обвиненным, стояли очарованными неизвестной силой. Четверо гвардейцев, обнажив мечи, ринулись исполнять волю жрецов. Одного из воинов остановили огненные звери, вызванные явно не чиновницей, другой рванул в сторону от провала - к еще не спрыгнувшим юноше и девушке, сотворивших второй пролом. А вот оставшиеся двое явно избрали своей целью Константину и незнакомого ей мечника, застывшего рядом.
Реннарт была уверена, что стоящий рядом с ней мужчина не сможет противостоять элите элит королевской армии, и уже начала подумывать о том, чтобы отправиться во тьму провала следом за остальными, оставив потенциального покойника, как увидела, что тот несколькими сильными и точными ударами оглушил оппонента. Женщине хотелось закричать: Браво!, и аплодировать искусному воину, но она быстро отбросила неуместные в такое время глупости. Пришла пора действовать и ей.
На нервно дрожащих пальцах темноволосой замерцали алые огоньки, закружились вокруг рук: привычные чары, известные ей еще со времен послушания. Взмахнув руками, бывшая жрица направила маленькие огоньки в лица гвардейцев: с каждой руки в свою цель. Конечно, они не могли убить солдат, но отвлечь и дезориентировать их вполне были способны. На большее сейчас у нее не было сил, да кинжал у пояса был явно бесполезен против меча, и посему Ищейка сочла, что все возможное они уже предприняли. Времени терять было нельзя, и Константина ухватив мечника за руку, закричала: - Прыгаем!, и потянула воина за собой.
|
Кончилась песня, а вместе с ней кончились и силы. Последний куплет взметнулся к потолку, забился пойманной птицей под куполом храма, заметался в пропахшем гарью и смертью воздухе и... потух. Но слова, слетевшие с губ, не прошли даром: побежала по колонне цепочка трещин и, хоть та и устояла, но следы поцелуя огня на ней были явнее явного. Жестокое прикосновение пламени каснулось и пола, но, увы, не так, как того хотелось бывшей жрице. Со страшным треском казавшийся столь незыблимым мраморный пол провалился, открыв ведущий в неизвестность зев пропасти. К сожалению, земля разверзлась не под наступающими, а лишь поглотила без устали махавшего молотом воинственного спутника Константины.
Тяжкий полог безумия - ярко-алая ненависть во взоре и драгоценный пурпур ожесточенности, разбавленные антрацитово-черными искрами циничного презрения к жизням других; оказался словно сорван чьей-то легкой и заботливой рукой. Что было причиной этому? Выплеснулась ли, наконец, вся ждавшая своего часа сила, или Огненный принял жертву и отпустил на время свою верную слугу из тенет ярости - неизвестно. А, может, причиной всему была песня рыжеволосого мальчишки, чьи слова столь искусно вплелись в ее песню, неся окружающим мир и покой?
Много вопросов, но ответов на них сейчас не найти. Виден лишь результат: безжалостная толпа - мешанина рук, ног, тел, направляемая одним жестоким и рассчетливым разумом, застыла в нерешительности, остановила свое неумолимое продвижение. Словно пальцы убийцы, уже было сомкнувшиеся на горле жертвы, внезапно замерли, давая той возможность вновь вздохнуть, вновь ощутить в легких воздух - жизнь. Лишь гвардейцы, которым все было нипочем, расталкивали замершие тела, уверенно приближаясь к тем, кого приговорили к смерти.
Безумие медленно и тягуче схлынуло мощным отливом, и Константина со всевозрастающим ужасом воззрелась на дело рук своих. Ужели это я? Ужели я была столь яростна и жестока, что не задумываясь, лишила жизни ни в чем неповинных подданых его величества, тех, кого я призвана защищать? Как мне теперь оправдаться перед королем, перед Старшим, наконец, перед самой собой? Как мне теперь жить с осознанием того, кем я стала и кем могу стать вновь? Как? Ответь, Очищающий!
Ей действительно было жалко этих несчастных. Прах побери, действительно жаль этих бедных людей: чьих-то мужей, жен, отцов, матерей - таких простых, таких обычных и ни в чем не виноватых. Их использовали, как пешек, лишь бы убрать с доски Игры так мешающие фигуры противника. И судьба пешек не интересовала направившую их руку.
Да, обвиняемые сумели остановить их. Но Константина понимала, что их задержка, к сожалению, временная, и приговор никто не отменял. Сердце скорбело о погибших, а разум расчетливо и цинично советовал отступать, коли представилась такая возможность. Но прежде - обрушить эту приснопамятную колонну, сделав ее барьером между уходящими и ловящими. Сколько раз она сама была ищейкой, выслеживающей жертву, сколько раз она ловила преступников, а теперь сама оказалась на месте жертвы. И теперь гончая сама превратилась в зверя, теперь уже ее саму догоняли жестокие охотники. Это странно и забавно - ощутить себя в чужой шкуре, не правда ли?
...Замер у края провала воин с обнаженным мечом, готовясь прикрывать отход других, тех, что за минуту остались единственными своими в этой круговерти безумия. Он - солдат, а она? А она... Что она: маленький чиновник, винтик в огромном механизме государства. Или нет? Нет. Она - тоже защитник страны, пускай о ее делах никогда не изнает широкая общественность. А значит, и ей надо встать плечом к плечу с мужчиной, прикрыть отход гражданских, тех, кому война и смерть - чуждые слова из другого мира.
И вновь Константина воззвала к Карруму, прося в очередной раз поделиться толикой своей силы и дать ей, наконец, возможность обрушить колонну. Дать ей шанс спасти себя и других, пускай и дорогой ценой - ценой жизни тех, кто хочет лишить жизни их. Взлетел к небесам неслышимый зов, и та, что была известна соседям, как госпожа Реннарт, поднялась с колен и быстро подбежала к краю провала, став рядом с мечником.
И вновь в тишине прозвучал голос темноволосой женщины, но на сей раз в нем не было той яростной и кипящей силы первородного пламени, как раньше - он был тихим, сухим и надтреснутым:
- Отступайте, мы прикроем.
|
Миг падения в бездну. Миг необъятной пропасти. Бездонные озёра, проливающие безумие…
Она смотрела в них – в её глаза – и видела отражение себя. Частичку того, что поселилось внутри, пульсируя в едином ритме с сердцем. Всепоглощающая тьма в глубине расширенных зрачков.
Испуг. Шаг в сторону. Протянутые руки не дотянулись.
Воображение живо рисует картину того, что могло бы случиться, если бы Айлин не успела. Если бы не подоспел Арис. Как впиваются пальцы в плечи, в шею, в лицо, превращая его в израненную гримасу боли… Что бы эта девушка ощутила? Сожаление и досаду? Удовольствие и триумф? Всколыхнулось бы что-то в душе, в то время, как руки исполняли чужую волю?..
«Осторожно, моя милая девочка. Мое хрупкое дитя…»
Айлин развернулась и побежала. Не видела, что было после. Не заметила, что прихожанка пришла в себя на какое-то время. Но даже если бы и заметила – вряд ли придала значение. Единственная мысль с каждой секундой становилась отчётливее, отпечатываясь на воспалённом сознании. Мысль о реке, которую неожиданным образом почувствовала.
…Пол.
Абсолютно ровный, не тронутый трещинами и углублениями. Холодный мрамор, что таил под собой найденный ею выход.
Она чувствовала. Она знала. Бурные потоки реки там – прямо под их ногами. Но между ними была такая несущественная и в то же время слишком твёрдая преграда как слой глянцевого камня. Айлин видела смутные силуэты в отражении мрамора, что стояли рядом, последовав за ней. Видела собственную фигуру, склонившуюся вниз и дотронувшуюся до поверхности пола, словно желая убедится в очевидном. Тонкие брови нахмурились, и с губ готов был сорваться стон, соединивший в себе обречённость и неверие.
- Выход! Это выход!
Она поднимает голову и поднимается сама. Следует за Арисом, что уверенно ведёт её куда-то к пьедесталу.
Краткий миг сопротивляется. Не может понять, о каком выходе речь. Лишь после, увидев провал в полу, осознаёт. Крестьянин, остановившись на краю, нелепо падает вниз, вызвав на её лице нервную улыбку.
В то же время она замечает, что обстановка вокруг изменилась. Люди, что ещё недавно бездумно шагали вперёд ради претворения чужих желаний, остановились. Слышит, как голосу рыжеволосого певца вторит другой – высокий и явно принадлежавший женщине. Волна раздражения вновь прокатилась по телу. Она не успела увидеть её – ту, с чьей помощью удалось усмирить кровожадную толпу. Сквозь ряды безоружных пробирались гвардейцы, недвусмысленно грозя обнажёнными клинками, и девушка поспешила в единственному в данной ситуации выходу.
Жрецы по-прежнему не двигались со своих мест. Не мешали покидать храм. Не вмешивались.
Чёрный зияющий провал. Раскрытая пасть тьмы, готовая поглотить любого ступившего в неё. Арис указывает вниз. Он хочет, чтобы она спустилась.
«Туда?!» - мысленно капризничает Делагарди, питая явное отвращение к тёмному пространству и неизвестности, что ждёт её внизу. Но она молчит. Понимает, что это её единственное спасение.
- Осторожно.
Он помогает ей спуститься, пока есть время. Остаётся наверху, прикрывая остальных и вызывая в ней недовольство и страх. Недовольство – ибо кого он должен защищать, этих незнакомцев или её?.. И страх – что если с ним что-то случиться? Она останется одна. Не считая странного существа, что незримо присутствовал рядом и нашёптывал необъяснимые вещи.
…Вихрь поднятой юбкой пыли. Ударивший в глаза полумрак. Ощущение чужого присутствия – здесь явно был кто-то ещё. Крестьянин, что споткнулся и упал в пропасть – интересно, он вообще в порядке после подобного?
Привыкнув к темноте, замечает гиганта, в опасной близости размахивающего огромным молотом. В первую секунду осознания – отпрыгнула подальше, боясь попасть «под горячую руку».
- Прекрати. Ты нас убьёшь! - раздражённо бросает девушка, с недоверием и испугом наблюдая за крушащим землю молотом.
|
|
Я знал, что рискую. Каждая спасённая жизнь, каждый остановленный смертоносный удар… Означали лишь то, что позади остаётся боеспособный враг, готовый отплатить за добро ножом в спину. Но сейчас это было не так уж и важно. Важно другое – отброшенная мною девушка осталась сидеть на полу. Игра воображения или я действительно уловил в её глазах проблески здравомыслия? Не знаю. Оставалось лишь пожелать ей удачи – толпа, ненадолго остановившаяся, наверняка скоро вновь перейдёт в наступление. Живая волна подомнёт под себя всех, кто не успел вовремя подняться на ноги и стать её частью. Как знать, возможно, «спасённую» мною девушку впереди ожидают новые испытания.
Не важно. К реке. Я беспомощно озираюсь, кидаю вопросительный взгляд на Айлин. Ничего. Несколько мгновений пытаюсь сориентироваться, но всё тщетно. Реки нет. Ни единого даже намёка. Обессиленно закрываю глаза. Что с ней? Неужели окончательно поехала крыша?
Девушка указывала куда-то вниз. Даже если предположить, что под этими плитами на самом деле скрывалась река… В таком случае, я даже не представлял, каким именно образом до неё должен добраться.
Какой-то мужик, окончательно, по всей видимости, обезумев, уже на протяжении довольно продолжительного времени раз за разом обрушивает удары своего массивного молота на плиты храма. В непосредственной близости от пьедестала, на котором безмолвными статуями застыли жрецы.
К моему удивлению, пол проваливается, увлекая за собой и поехавшего «разрушителя». На том месте образуется внушительных размеров дыра. Я наблюдаю как неуклюжий крестьянин, последний из в высшей мере странной восьмёрки, подходит к самому краю и падает следом. Причём не прыгает, а именно срывается вниз. Глупо и до ужаса неуклюже.
Спасительный выход? С сомнением взираю я на чёрный провал, оглядывая зал в поисках любых признаком хоть немного подходящей альтернативы… Всё тщетно – перспективы не слишком приятны.
- Айлин, - снова зову девушку я, указывая свободной рукой на дыру среди плит. Осторожно подхожу к краю, заглядывая вниз, в надежде хотя бы примерно оценить высоту. Вроде терпимо. Кивком головы подсказываю направление девушке.
- Осторожно, - бесполезный совет. Будто она сама этого не понимает. Будто мои слова в силах хоть как-то помочь или что-либо изменить.
Решаю отложить на потом собственные сомнения. Когда выберемся отсюда, наверняка будет время подумать. Определить, ту ли сторону я выбрал в этом противостоянии. Пока что цель даже более, чем ясна. Королевские гвардейцы протискиваются сквозь обескураженную толпу. Элита. По слухам, едва ли не лучшие.
Пришло время проверить, так ли на самом деле они хороши.
Таким образом, двое, пусть и не по своей воле, но уже спустились в чёртову яму. Теперь дело за остальными.
Я смотрю на Айлин – пытаюсь понять, страшно ли ей. Сомневается ли. Сейчас что-либо определить особенно сложно. Перевожу взгляд на певца – мысленно рекомендую тому поспешить. Цепляется взор почему-то за девушку, голос которой вторил рыжеволосому барду. Девушку, с впечатляющей смертоносностью управлявшей недавно стихией воды. Киваю и ей. Прыгай, спасайся. Замечаю и парня в странного вида шляпе. Он вызывает непроизвольное отвращение – пританцовывает и хохочет. Смех этот чем-то напоминает другой. Слышанный мною несколько ранее.
Впрочем, разбираться в адекватности случайных знакомых придётся несколько позже. В более спокойной обстановке. Времени уже не осталось. Теперь я смотрю на гвардейцев. Сосредоточен. Готов к схватке. Предостерегающий взмах мечом – предупреждение, попытка их образумить, заранее обречённая. Не то чтобы мне было их хоть сколь-нибудь жаль. Вовсе нет, скорее напротив – я не хотел умирать. Только не здесь. Не под сенью этого храма.
|
|
Я убивал. Приходилось и прежде, неоднократно. Убивал зачастую ради крайне сомнительных целей – по воле короля во славу победы в непонятной простым смертным войне. Но сейчас всё было совершенно иначе. Нельзя сказать, чтобы в эти секунды я действительно с кем-то сражался.
Люди обезумели – они сами бросались на смертоносный клинок объятые спасительным пламенем веры, позволяли, практически не сопротивляясь, себя убивать. Сперва мне удавалось отстраниться от происходящего, пробудить, как бывало прежде неоднократно, где-то глубоко внутри машину войны. Но с каждой новой жертвой сохранять хладнокровие становилось сложнее. Теряли смертоносную точность удары – уже не падали замертво люди, а лишь отступали назад, зажимая раны, которые оставлял на коже пляшущий кончик меча, едва их коснувшийся. Я понимал, что рискую. Знал, что в попытке спасти хоть кого-нибудь, подвергаю опасности собственную жизнь. Жизнь Айлин, что в эти минуты было гораздо важнее.
Назойливый крестьянин мечется вокруг, ищет защиты. Здесь он её не найдёт. Я борюсь с собой, пытаюсь заставить себя вновь нанести роковой для кого-то удар. Мне нет дела до кого-то ещё кроме моей подопечной. Пусть держится позади. Быть может, ему повезёт. Едва ли мне будет потом до этого дело.
Но что-то не так. Что-то оборвалось внутри, подорвав непоколебимую совсем недавно уверенность. Воспоминание возвращается ослепительной вспышкой – заливистый смех Айлин вновь звучит в голове. Смех откровенно безумный. Ни за что не поверю, что ей было хоть чуть-чуть страшно. Что девушке нужна была хоть чья-то защита. Быстрый взгляд, брошенный через плечо, подтверждает догадку. Помогает понять, во что на самом деле я здесь ввязался.
Слава богам, что мне хватало ума избегать любых проявлений религии большую часть своей жизни. То, что происходило вокруг, невозможно было как-либо охарактеризовать. Едва ли не впервые в жизни я действительно растерялся. В толпе людей, среди врагов и союзников, вдруг почувствовал себя одиноким, как никогда прежде. Внезапно всё смазалось – накатило сомнение. За кого я сражаюсь? Во славу чего убиваю невинных?
Боль и обида. Почти что предательство. Мне казалось, что я хоть немного знаю Айлин. Казалось, что позади меня стоят беззащитные. Но что если жрецы были действительно правы? Безумие сквозило в заливистом смехе Айлин. Безумие горело в глазах черноволосой девушки, сжигавшей своих противников заживо. Все они колдовали, все убивали без тени сомнения. Порождая, тем самым, сомнения у меня.
Что не так с вами, люди? Остановитесь.
Бессмысленно молить, тщетно взывать. Кривая улыбка, застывшая на губах, давно потеряла остатки естественности. Что-то новое поселилось в глазах. Я на самом деле не знал, что делать сейчас. Взгляд цеплялся за кровь, которой был залит теперь пьедестал. Не было времени всё это обдумать. Да и пути назад тоже теперь уже не осталось.
Я отгонял эту мысль. Не хотел верить в то, что становилось практически очевидным. Вокруг меня психи. И те, что напирают безоружные, забыв напрочь о страхе. И те, что стоят позади. От этого смеха до сих пор бегут мурашки по коже. Я не хотел этого. Совсем не хотел.
Психи, чёртовы психи. Сквозь стоны и крики, сквозь стальной лязг, пробиваются слова сразу нескольких песен. Если бы их распевала в боевом трансе толпа… Но нет. Песни эти поют фанатики позади. И эти фанатики убивают. Разными способами, зачастую многократно превосходящими возможности обычного человека. В эту минуту я даже пожалел, что там, наверху, действительно не сидит кто-нибудь всемогущий. Кто-нибудь, кому не будет совсем всё равно. Кто выслушает, поймёт и простит. Но нет. Я здесь один. А боги… Воплощением их мудрости, судя по всему, и был тот кошмар, что разворачивался в полную силу вокруг.
К собственному удивлению я нашёл спасение в песне. Песне невзрачного рыжеволосого мальчика, которая, несмотря на собственную неуместность в разгар битвы, задевала какие-то особые струны в душе, пробуждала надежду. Даровала спокойствие и уверенность. Пользуясь короткой заминкой в рядах нападавших, я просто застыл, вслушиваясь в проплывавшие мимо строки.
Песня напоминала о чём-то хорошем. Песня внушала отвращение к кровавому океану, образовавшемуся из пролитых только что рек. Возможно, всё не так безнадёжно. Возможно, эти строки пробудят что-либо и в Айлин. Я шагнул назад, тщетно пытаясь собраться с мыслями. Ясно было одно – нужно срочно убираться из этого проклятого храма.
Песня стала лучом надежды, прорвавшимся сквозь серое полотно облаков. Песня стала для меня маяком, свет которого указывает путь даже в полуночном тумане. Передо мной невесть откуда появился светловолосый мальчишка. Я замахнулся было, но замер. Окровавленная сталь не сдвинулась с места.
Мальчик. Целая жизнь. Обширные горизонты возможностей. Быть может, у него даже хватит ума убраться подальше от этого проклятого храма. Похоронить для себя жестоких богов. Кем они станут, боги, без веры? Я этого не знал, но безумно хотел бы узнать. Ведь должны же они откуда-то черпать свою силу. Быть может…
Нет, не я пощадил мальчика. Вовсе нет. Попадись парень мне минуту назад, я бы не задумываясь перерубил и его. Его спасла песня. Запомни это, парень. Запомни этот момент. Ты смотришь лишь на меня, но от меня сейчас ничего не зависит. Смотри назад, на щуплого паренька. На его горящие огнём рыжие волосы. Смотри и помни.
Я просто оттолкнул мальчика в сторону. И двинулся на голос Айлин. Коротко кивнул, перехватив взгляд девушки. Я не спешил, я контролировал ситуацию. Информация принята. Беги, я пойду следом. Но сперва нужно кое-что сделать.
Пальцы обхватили хрупкое запястье очередной незнакомки, собиравшейся было наброситься на мою подопечную. Рывком я развернул её к себе, чуть ранее меч со щелчком вернулся обратно в ножны. Освободившейся рукой схватил незнакомку за горло. Долю мгновения вглядывался в глаза, пытаясь понять, что скрывается там, позади тёмных зеркал. Почему я не обезумел в одночасье, повинуясь воле жрецов? Что заставило прийти сюда эту молодую и привлекательную, в общем-то, девушку?
Её жизнь не стоила сейчас ничего совершенно. Чего я добивался? Пытался ли пробудить в ней тень здравого смысла, создавая иллюзию неминуемой смерти? Не знаю. Оттолкнул и её. Крови на сегодня пролито определённо достаточно.
- К реке! – крикнул я, обращаясь ко всем остальным. Рукой указал направление. Особенно пристально смотрел на певца. На мага, что оказался сейчас рядом с ним. На остальных.
И вновь повернулся к наступавшей толпе. Вычленяя среди безоружных королевских гвардейцев. Ничего ещё не закончилось. Рановато вернулся верный меч в ножны.
-
Арис шикарен, и описания от первого лица тоже шикарны!
-
Сильно. Переломные моменты чувствуются.
За кого я сражаюсь? Во славу чего убиваю невинных?
Вот тут вообще мощь. И печаль =(
-
И еще один мощный пост
|
|
Кричат люди. Бьются о видимые и невидимые преграды. Давят стихией действующей в едином порыве толпы. Рвутся вперёд и умирают от острого лезвия меча. Сгорают в пламени, превращаясь в пепел. Падают от ледяных клинков, вспоровших сердца.
Они не видят павших, переступая через изуродованные тела. Не слышат голос разума. Бросили свою человечность на алтарь во имя далёких богов, принося себя жертву по велению чужого слова – Их слова. Таких же людей, как и они. Возомнивших себя вершителями судеб.
В их глазах нет страха. Зеркала их душ отражают лишь чёрную, доведённую до исступления злобу. Скрюченные пальцы тянутся к тем немногим, кто в этой ситуации пытался защититься. Их лица – уродливые гримасы ненависти. Они сами – словно бездушные куклы. Во имя чего человек превращается в животное, полностью отдав свою волю и крупицы доброты и бросаясь бездумно на убийство?..
Но сейчас это было абсолютно неважно.
Под сводами Облачного Холла творилась история. Чужие судьбы сплелись воедино. Эти существа. Ты ведь чувствуешь, что они такие же, как и ты?.. Что их окружает ореол силы, способной созидать и разрушать. Разрушать…
Текут реки крови. Падают люди, захлёбываясь предсмертным криком. Уходят жизни, и их становится меньше. Гораздо меньше. Но вы всё ещё живы. Стоите на ногах и делаете всё ради собственного выживания. Подобно этим несчастным, что с последними усилиями пытаются до вас дотянуться. Но они слабы – видишь? Хрупкое тело, податливо-мягкая плоть. Как плавно и легко разрезает их сталь, и разливается по полу алое вино…
Они все что-то делают. Трепещут в запертой клетке, пытаясь прорваться сквозь живую преграду. И даже он – обнажив смертоносный клинок, защищает, даёт тебе шанс.
Но ты не делаешь ничего. Овладевающее толпой безумие не сеет в твою душу смуту и страх, но с каждой секундой ты чувствуешь разливающуюся внутри силу. Жадно скользит твой взгляд по чужим лицам. Ловит выражения отпечатавшегося на них помешательства, заглядывая в остекленевшие от бездумной ярости глаза.
В какой-то миг окружающее пространство перестаёт существовать в привычной форме. Всё видится словно в ином свете: люди слились в единую волну, и они, словно прибой, приносят к твоим ногам возрастающее могущество. Власть реальна и ощущаема. В это мгновение кажется, что стоит лишь чего-то захотеть – и оно исполнится…
Но к чему что-то ещё – когда вокруг самый сладостный и желанный пир? Остальные тревоги и желания отходят на второй план, и сознание устилает плотная пелена, рассеивая мысли, образы прошлого…
Это миг сладкого чревоугодия.
Миг воцарения Хаоса.
Он здесь. За спиной. Протягивает руки и опускает их на твои плечи. Нашёптывает вещи, не имеющие смысла. Смысла нет. Порядка нет. Мира нет. Есть только первозданная сущность всего. И только в ней – истина. В глубине чужих глаз. В утробном вопле перед смертью. В занесённом орудии… Хаос.
Стоит только захотеть.
И забыть обо всём.
И забыться.
…Но вторгается в разум чужой голос. В рассеянной, концентрированной тьме, что неизбежно образовывается в стенах храма, внезапно появляется проблеск тёплого света. Отголосок порядка в затапливающем пространство хаосе.
Хочется заткнуть уши. Хочется кричать и заглушить звук этого голоса. Здесь властвует совершенно иная стихия, и подобным напевам не место под сводами наполненного кровавыми разводами дворца.
Она оборачивается, с яростью глядя на того, кто нарушил её идиллию. Ощущает обжигающий ком, сдавивший горло и мешающий произнести злые слова. И раздражение нарастает, скапливаясь в сжавшейся в кулак руке…
Звонкая пощёчина…
Её отзвук раздаётся звоном в голове. Боль, которой не чувствовала уже очень давно, вновь разливается и обжигает, оставляя горячий след на щеке…
Резкое отвращение. К тому, что было. К тому, что сейчас с ней происходит. Чужеродная власть над её разумом постепенно тает, оставляя за спиной лишь ощущение призрачного присутствия. Опускается рука. Рассеивается туман. Сознание вновь возвращается, балансируя на грани полного владения собой и обволакивающего, дурманящего безумия.
Так не должно было быть.
Они должны были помочь.
А ты – не должна была превращаться в свой собственный кошмар…
…Толпа продолжает наседать, не видя перед собой ничего, кроме обозначенных жрецами целей. В слепой вере движутся вперёд, желая собственными руками принести им смерть. Арис продолжает убивать, вновь опуская окровавленный клинок. Но их слишком много.
Очередные силуэты вынырнули из человеческой массы и обрели собственные лица. Одна из них – девушка – приближалась к Айлин.
Липкий страх впивается во внутренности. Когтями вгрызается в грудную клетку. Растёт паника, мелкой дрожью разливаясь по телу и заставляя отступать назад. Силы – в ней всё ещё пульсировали многократно выросшие силы. Но Айлин медлила, не находя им применения. Растерялась. Лихорадочно думала, что нужно делать. Их слишком много…
Но что-то происходит. Кольнувшее чувство понимания и возрастающего осознания, что выход есть, ненастойчиво вмешиваются в происходящее, давая надежду выбраться отсюда живой. Мысленно устремляется внутренний взор по скрытым коридорам - и наталкивается на фигуры в алых рясах, преградивших путь, и затем во двор, видя за собой преследующую толпу... Хаос отступает перед порядком рождающегося в голове плана.
Она могла бы развернуться и убежать. И оставить его здесь – как обычно и делала по собственной прихоти в той или иной ситуации. Но сейчас… сейчас всё по-другому. Одно дело – сбежать, оставив его в толпе равнодушно-гудящей толпы, и другое – бросить на произвол судьбы среди безумцев.
Попытаться? Или не стоит?..
- Арис! – звонко кричит Айлин, заглушая остальные звуки. Ждёт, пока обернётся, и указывает куда-то влево. – Там есть река!
Теперь можно попытаться им помочь.
-
Превосходное описание мыслей и чувств, просто превосходное)
-
Сложно будет её, на самом деле, не ненавидеть :)
Просто отменный пост, каждый здесь особенно доставляет.
-
Она прекрасна)
|
Чужой голос рядом заставил Джека поднять голову. Этот голос не был голосом безумия — одного из обречённых на следование приказу Девяти или их не менее сумасшедших жертв, оправдать которых мог разве что страх за собственные жизни. Это был голос человека, живого, настоящего и, кажется, ощущавшего почти то же, что чувствовал сам Лавелл. Неожиданный союзник выглядел по-настоящему разозлённым, и тон, с которым он обратился к жрецам, лишь подтверждал его намерения.
А потом произошло нечто.
Джек понял лишь то, что его сторонник, судя по уверенным движениям при создании водяной сферы, был магом. А ещё то, что и сам Лавелл на мгновение обрёл потрясающие воображение способности. И если бы неизвестно откуда взявшийся поток ветра просто обрушился на людей впереди, Джек и не подумал бы, что имеет к этому происшествию хоть какое-то отношение. Но нет: ветер осторожно оттолкнул людей назад, чуть ближе к воротам, не сам по себе. Лавелл почувствовал, как мелко-мелко задрожали ладони, как в груди забила крыльями вольная чайка, как всё сознание вдруг наполнилось совершенно невообразимой лёгкостью. Казалось, вот-вот — и взлетишь, поднимешься над землёй, перестанешь существовать здесь и появишься где-то в неизведанном там.
Сбивчиво выдохнув, юноша открыл глаза (когда они вообще успели закрыться?) и понял: получилось. Водяной щит авторства сурового союзника и ветер, материализовавшийся будто бы из одних только мыслей Джека, сплелись воедино и сумели… Вероятно, помочь? Помочь людям, обречённым на трагическую гибель от рук своих же жертв. Ведь именно это сейчас было так необходимо. Сработало!
Обернувшись к незнакомому магу, Лавелл улыбнулся и невольно рассмеялся: коротко, негромко, чуть успокаивающе и совсем по-мальчишески. Он знал, он всегда знал, что заключённый в сознании ветер нужно просто выпустить на свободу. Ему нельзя было существовать взаперти, он рвался на волю, жаждал быть препятствием и помощником одновременно. Ветер хотел жить.
Джек хотел было что-то сказать, но слова так и не сорвались с языка, а улыбка померкла, едва только он вспомнил об остальных семерых.
В гуще сражения сложно было разобрать детали, но Лавелл видел: жертвы чужого безумия боролись, проливали чужую кровь, их голоса то и дело обращались в яростные крики ненависти, обращённые в пустоту. Они кричали даже в том случае, если хранили молчание, потому что отчаянная эмоция всегда звучит по-особенному громко.
Вот совсем рядом ловко орудует мечом статный воин, и, едва только очередное тело касается земли, внимание бойца привлекает следующий несчастный. Он мог бы петь о рыцарстве, благородстве честной битвы и верности даме, но вместо этого кричит, окропляя Храм густой тёмной кровью невинных.
Вот чуть дальше совсем юная девушка, столь преданно оберегаемая своим спутником-воином, заливается страшным смехом, от которого всё тело невольно сводит жуткая дрожь. Она могла бы петь о хаосе той битвы, что ведёт за неё рыцарь, о красоте этого безумия на двоих, но вместо этого кричит, забывая о чужих угасающих жизнях.
Вот в стороне… Нет. Джек видел каждого из тех, кто невольно оказался в числе жертв этого кровавого представления, и был убеждён в том, что все они являлись людьми. Но в ней он не мог разглядеть ничего человеческого. Словно объятая пламенем собственной ярости, она пела. Лавелл не мог разобрать слов, потому что не слышал песни за треском пламени: она будто источала чистое разрушение, чистую смерть в самом жестоком её проявлении, в сожжении заживо всего человеческого вокруг.
А на пепелище, как известно, ничего не растёт.
Джек зажмурился.
— Hедопетая песня замрёт на губах,
И опять долгий путь померещится сном.
Что ты ищешь в пустынных и диких краях,
Где вздымаются скалы над серым песком?
Лавелл стал петь всё чаще с тех самых пор, как в сознании закружился неумолимый шепчущий ветер. Иногда он сочинял сам, и в такие моменты Джеку казалось, что это именно бриз подсказывает ему слова и их созвучия, переплетая между собой образы и создавая мелодию. Но та песня, что пришла в голову юному путешественнику сейчас, была иной.
— Злобный ветер кружится в багровой дали
Hад равниною этих проклятых земель.
И бесплотные кости белеют в пыли,
Для чего ты пришёл в этот край, менестрель?
Эту мелодию он знал с детства. Единственной таверной в родной деревне было местечко под названием «Медовый вереск», в котором ночи напролёт играл на лютне и исполнял песни собственного сочинения один человек. Человек так и не назвал своего имени маленькому Джеку Лавеллу, часто посещавшему «Вереск» лишь для того, чтобы ещё разок услышать его голос.
— Ты играешь на лютне чудесный мотив,
Что крылатою птицей летит над тобой,
В этой песне — шум ветра и моря прилив,
И трава шелестит на поляне лесной.
Отец Джека не желал, чтобы единственный сын водил дружбу с подозрительным бардом, но однажды мальчишка всё-таки осмелел, вновь сбежал в таверну под вечер и обратился к певцу с вопросом. Убрав с глаз постоянно спадавшую на них рыжую чёлку, Лавелл спросил: «Почему у тебя такой красивый голос?».
— Ты прошёл через зной и трескучий мороз,
Под бичами дождя, через град и метель,
И лишь лютню в руках ты с собою принёс,
Безоружным пришел ты сюда, менестрель.
Бард рассмеялся и потрепал малыша по голове, отчего непомерно длинные рыжие пряди снова закрыли Джеку обзор. «Каждый на свете имеет самый красивый голос, дружок, — отвечал певец. — Вся штука в том, что не всякий способен вовремя вспомнить об этом».
— Hо врагов показался отряд среди скал,
Уходи же скорей, а не то не успеть!
Разве ты, менестерель, этой смерти искал?
Разве это так важно, чтоб песню допеть?
После этого Лавелл больше не робел перед талантливым музыкантом. Он приходил в таверну каждые выходные, и каждые выходные на закате бард учил его петь, неустанно напоминая усердному ученику тот урок, что дал ему в первый раз. Джек помнил чужие слова до сих пор, помнил каждую интонацию, заключённую в такой простой с виду мысли. «Каждый на свете имеет самый красивый голос».
А потом юноша решил покинуть деревню. Ему было невероятно грустно расставаться с любимыми, по-настоящему родными местами, с отцом, с щебетанием птиц по утрам и, конечно, с мудрым учителем. Но бард не стал отговаривать своего воспитанника. Узнав о его намерениях, он только понимающе кивнул, а в ночь перед уходом Лавелла научил его одной песне. Простенькой песне, повествовавшей не о великом герое, не о прекрасной даме и даже не о преобразившемся бандите.
То была песня о скитальце-менестреле.
— Ведь врагу наплевать, есть ли меч у тебя,
И в крови захлебнулась последняя трель,
Тихо выпала лютня, безмолвно скорбя...
Безоружный, упал на песок менестрель.
Джек поднял обе руки вверх и окинул постепенно прорывавшихся сквозь щит людей взглядом вдруг посветлевших зелёных глаз. Потом этот взгляд обратился и к тем, кто с такой уверенностью шёл на убийство. А затем Лавелл закрыл глаза, и ладони его едва заметно дрогнули снова — абсолютно так же, как в первый раз. Нужен был инструмент. Нужна была музыка, именно сейчас, чтобы подкрепить оборвавшийся голос, певший о слабости, тяжести и страхе, мелодией надежды. Негромкая, успокаивающая, смиряющая музыка.
Нужна была свобода.
Нужен был ветер.
— А враги уходили, смеясь над тобой —
Ты пришел в этот край, чтобы песенки петь!
Hо всё так же шумел над землёю прибой -
Это песня твоя продолжала звенеть.
Джек открыл глаза, расправил плечи, гордо поднял голову и запел с новой силой. Теперь взгляд певца был обращён к троим безумцам, что направлялись прямо к нему и магу, что так отважно выступил на его стороне. Теперь ветер снова поможет им, наверняка поможет, и создаст из своих потоков по-настоящему прекрасную и воодушевляющую мелодию. Потому что каждый на свете имеет самый красивый голос.
Песня зазвучала чуть иначе, в мелодии появились новые образы: образы других людей, внявших зову менестреля. Лавелл протянул руку приближающейся троице, предлагая им присоединиться к пению, и вторая ладонь обратилась с тем же призывом к людям за щитом.
— И легенды старинные правду гласят,
Что та песня вернула на землю апрель,
И в цветущем краю позабыт тот отряд,
Hо зато твоё имя здесь славят в веках, менестрель.
Каждый на свете имеет самый красивый голос.
«Прошу вспомните об этом…»
-
Достойный ответ, да. Превосходно)
-
Каждый пост все больше и красивее) Отличный отыгрыш.
-
Ну очень красиво написано)
-
Вот это просто шикарно, на самом деле.
-
Один из сильнейших и лучших постов в модуле. Молодец
|
Земля молчалива, тиха и неспешна вода, незаметен воздух. Но пламя - жаркий и яркий огонь, никогда не молчит. От маленькой свечи до пылающего пожара, пожирающего город - оно говорит, оно шумит, оно общается. Тихий треск дров в камине, капли воска, стекающего вниз, крики сгорающих заживо - это голос огненной стихии, голос Каррума.
Но те, что понимают язык пламени, знают: беседа с огнем всегда несет в себе боль. Земля согреет, вода охладит, воздух обнимет - а жар огня обожжет. Все имеет свою цену - и просящие огонь о помощи знают, сколь дорога бывает цена. Они расплачиваются собой - но через самосожение души и тела обретают единение с буйством пожарища. И через свою боль взывающие к первейшей из сил принесут в десятки, в сотни раз больше страданий другим, тем, кто покусился на власть Огня.
Константина чувствует, как ее касаются болезненно-жаркие поцелуи пламени, как ее страстно обвивает мучительно-нежная мощь огня. Мало, мало, чертовски мало. Нельзя щадить себя, если хочешь отомстить другим. Нет большего греха перед Короной, чем предательство, и те, кто посмели поднять руки на офицера тайной службы - тоже суть предатели. И, кроме того, нет более тяжкого греха перед Каррумом, чем неверие в слово Его - и те, что отринули ее речи, должны убедиться в своей ошибке самым мучительным и жестоким образом; дабы никто впредь не посмел даже помыслить о том, чтобы идти против Очищающего.
Буйное, нетерпеливое пламя уже пожрало первые жертвы - но это были лишь отдельные искры, каснувшиеся толпы, решившей дотронуться до бешенного, безумного жара. Скоро, совсем скоро глупцы познают всеразрушительную мощь алой ярости, способной испепелить и душу, и тело.
Боль, жестокая боль поселилась в ее теле - но это лишь знак благосклонности Пылающего. Очарованная безумной пляской сумасшедшего пламени, бьющегося в ее сердце, экс-жрица уже позабыла о том, кем она была, позабыла, зачем пришла сюда. Милосердная память напрочь отсекла понимание того, что жертвы ее - всего лишь ведомые волей жречества простецы, старательно выполняющие приказ Девяти. Для захваченной адской круговертью страстного, пылкого, всепожирающего огня Константины они - лишь неразумные мотыльки, устремившиеся к костерку в ночи.
Полуобезумевшая от нахлынувшей силы Реннарт расхохоталась сквозь боль. Они думают потушить огонь в ней? О, как же они заблуждаются! Крупная, дородная женщина мчит на нее, желая смерти бывшей жрице. Ужели она думает, что пламя не обожет ее? Смех, легкое, текучее движение кисти - словно бьющийся язычок костерка, и жалящие осы-искры слетают с пальцев в прямо в лицо наивной, посмевшей подойти близко, готовясь впиться в щеки, в глаза, объять пламенем волосы. Над шумом побоища, над звоном клинков взметнулся высокий и чистый голос Константины:
Мотылек мой, мотылек,
Как затейлив твой полет.
Не стремись на огонек -
Огонек тебя сожжет...
Искры слетели с руки, а Реннарт уже и думать забыла о несущейся к ней смертной, еще не знающей о том, что она обречена. Глаза бывшей служительницы Каррума, в которых, кажется, изнутри бьется огонь, останавливаются на трещинах на полу. Мало, слишком мало для того, чтобы всепожирающая стихия насытилась теми подношениями, что она приготовила для нее.
Миг - и без того стоящая на коленях женщина сгибается к мрамору пола, касаясь его ладонями, касаясь его лбом, позволяя растрепавшимся волосам рассыпаться по полу. Поклон - просьба к Очищающему принять жертву и распахнуть под толпой пропасть. А песенка, старая, простая песенка все звучит, все мечется по залу, то взлетая под самый потолок, то пролетая над головами агрессивно настроенной человеческой массы.
Легких крылышек узор
Разлетится в белый прах,
Не лети на мой костер -
Вы горите на кострах...
Пять секунд преклонения, пять ударов сердца. Достаточно для того, чтобы Пылающий услышал. И Константина, словно припавший к самой земле огонь, взметнулась вверх - будто этому огню подкинули новую пищу. Безумный взор женщины замер на одной из колонн - она слабее всех остальных, и именно слабость сделает ее первой жертвой. Закрепленное на ней огромное паникадило манит, тянет освободить пламя свечей из заточения, тянет накормить их живой человеческой плотью.
Если ищешь ты тепла -
Вот тебе моя ладонь,
Пусть она не так светла -
Но не жжется, как огонь.
Глаза закрыты, и сама Константина замерла на несколько секунд, пытаясь стать одним из тех ярких язычков пламени, что бились наверху. Тихий, мягкий жар свечи, разгоняющий тьму, дарящий свет. Танцующий, плавно изгибающийся язычок пламени. В такт колышущемуся огню тело женщины изогнулось, повторяя движения огонька. Почувствовать свечу, стать ей, слиться с ней воедино. Воспламенить паникадило и заставить колонну рухнуть в толпу, дав возможность жару пламени танцевать на телах тех, что отвернулись от слов Очищающего.
Мотылек мой, мотылек...
Ты не слушаешь меня.
Как прекрасен и жесток
Золотой цветок огня...
|
Слова медленно доходили до затуманенного болезнью сознания.
Казалось, с этой тирадой, с усилиями, которые приложил Виглик произнеся речь в храме закончилась его жизненная энергия. Погас факел и теперь нужно какое-то время на то, чтобы его просмолить как следует и высечь искру. Словно откуда-то сверху и справа молодой человек видел и чувствовал всё происходящее здесь, под этими сводами. Фигуры вершителей подходят к тем, кто выступил вперёд но не отхлынул подобно толпе высказав просьбу. Вот, тело дёргается от боли, едва не ставшей последней болью в жизни, и замирает под пристальным взглядом. Вектор обзора меняется. В пустых глазах Виглика не отражается ни единой мысли, а в его зрачках видно фигуру жреца. Жрец уходит к своим. Они становятся в круг. Они говорят, спорят, решают. Время остановилось. Нет, просто замедлилось. Медленно капает вода где-то в углу храма. Кап-кап-кап. Каждая капля - будто вечность. И вот всё снова видно под другим углом. Откуда-то сверху. Жрец в молочной маске что-то говорит. Не сразу, но слова становятся слышны и понятны. Не сразу, но доходят за до затуманенного болезнью сознания.
"Самозванцы. Зло. Убейте их."
Виглик смеётся. Где-то в глубине души. Однако лицо юноши остаётся равнодушным. Что вы понимаете, глупцы? О, нет, вы не глупцы, дорогие служители богов. Просто ваше время закончилось. Вы это и сами понимаете. Вы пытаетесь отсрочить неизбежное.
Фантазия Виглика легко проносит его вперёд сквозь года. И он видит себя на месте жреца одного из богов. Какого? Виглик не знает его имени. Он не знает имён богов. Образы в его голове, которыми Виглик щедро делился с миром при помощи полотна беззвучны. Гладкая маска скрывает его лицо. Не мужчина и не женщина - эта маска не имеет пола, но у неё человеческие черты лица и чёрные как беззвёздная ночь глаза. И он, Виглик, уже не молодой человек. Под маской скрывается лицо взрослого, повидавшего свет мужчины. Он уже немолод, но и не стар. Он силён и мудр, его уста - это уста какого-то из богов, чьих имён Виглик не знает. Его деяния - это воля какого-то из богов, чьи имена он наверное когда-то слышал, но не запомнил.
На месте другого, за молочными пластинами, также скрывается лицо мужчины. Он, наверное, самый старый из них. Или один из самых старых. Он сейчас стоит рядом и тоже чувствует боль. Его тоже приговорили, но он не сдастся. Он самый рассудительный. Или, наверное, один из самых рассудительных. Он и сейчас пытается достучаться до жрецов которые не понимают, что препятствуют воле своих богов. Или понимают. Точно понимаю, но противятся. А ещё есть здоровяк. О, он самый сильный, этот мужчина в рогатой маске! Он тоже не сдался. Он явил свою силу в первый день испытания и выжил! Остальных он не видит. Не представляет. Кто-то ещё скрывается под масками жрецов. Кто-то ещё наверняка тоже выжил, осознал, прошёл через все испытания и... Воссоединился. Ещё одно Виглик осознавал совершенно точно - в этой фантазии нет места голубоглазому воину, который бесстрашно вышел вперёд и оказался единственным, кроме избранных, кто не побоялся выступить против воли лжецов.
- Жить. - Едва шепчут губы застывшего на месте юноши. - Видеть. Творить.
Он вновь владеет своим телом. Вновь может двигаться и чувствует себя свободным. Прошли только мгновения. Ещё висят в воздухе слова лжепророков. А Виглик... правой рукой молодой человек в нелепой шляпе закрывает собственные глаза. Левую выставляет вперёд и выпускает на волю невиданную силу. Без цели и направления. Силу своего Божества. Не доброго. И не злого. И не знает, что сейчас произойдёт.
|
Под сводами Храма кипела, бурлила в потоках чужих эмоций и амбиций жизнь. Многоголосая толпа молила, тянула руки к тем, кто безмолвно застыл на пьедестале, взирая на людей с холодным отрешением. Казалось, им совершенно не было дела до тех, кто с разгоравшейся искрой своих желаний явился к ним из далёких краёв – лишь бы вымолить призрачный шанс их исполнения.
Жрецы застыли. Жрецы молчали. Вслушивались в неумолкаемый гомон, не отвечая на многочисленные вопросы и мольбы. Казалось, каждый в этом зале считал своим долгом и последней возможностью докричаться до неумолимых судей, способных повлиять на их никчёмные мелкие судьбы.
Толпа наседала. Толпа давила. Каждый жаждал стать тем, кого коснётся неоспоримая воля богов. Тем, кому в дар принесут счастье и ответ на самые важные вопросы. Каждый мелочно думал о себе, обнажая собственный эгоизм и алчность, пытаясь перекричать своего соседа и протиснуться поближе к властным фигурам, стоявшим на помосте в своих алых рясах и ничего не выражающих масках, скрывающих их личности. Казалось, лишь их взгляды пламенем подаренного им могущества обжигали подвижную человеческую массу, видя то, что никто другой видеть не мог.
В эти мгновения Айлин думала о том, что они вряд ли обратят на неё внимание. Она – лишь одна из немногих, кто пытался докричаться до девяти безучастных существ; почему они должны были обратиться именно к ней? Но она продолжала стоять. Продолжала упрямо буравить взглядом того, кто всегда говорил от лица Первого, мысленно едва ли не моля посмотреть на неё.
Ей нужна была помощь. Она говорила правду. Она обнажила практически душу перед безликими глашатаями богов, а они в ответ – молчали. И зрел в ней плод кипящей ярости. И давала свои первые ростки паника. Что будет, если они не увидят то, что так беспокоит и тревожит её последние дни?.. Она уйдёт. Уйдёт ни с чем, так и не получив ответы.
Нет. Она не покинет эти стены. Пока не получит то, что хочет.
И фигуры в масках ожили.
- Мы видим вас…
- Мы слышим вас…
- Мы говорим с вами…
Сердце пропустило удар. Девушка напряжённо наблюдала за жрецами, что сходили со своих мест. Никогда она не была во Дворце раньше, никогда не видела, как происходит обряд выбора того, кому будет даровано божественное благословение. В то мгновение она не догадывалась, что их предпочтение падёт на неё и тех немногих, кто, растолкав толпу, пробился к пьедесталу. Не догадывалась, но желала этого так же сильно, как и все присутствующие в зале.
Он подошёл к ней. Человек, чьё лицо было сокрыто под маской. Она видела лишь блеск его глаз сквозь тонкие прорези. Но не могла разобрать, с каким выражением он на неё смотрит. С интересом? Раздражением? Или, может, привычным уже равнодушием?.. И пронеслись в голове мысли о том, что он должен был ей сказать. «Я верю тебе». «Я всё понимаю». «Я вижу…»
Но он не произнёс ни слова. Лишь поднял руку, с целью до неё дотронуться. Айлин дёрнулась и подалась назад, нахмурив брови и недоверчиво на него взирая. Но всё же застыла. Не сопротивлялась. Подумала о том, что несколькими мгновениями спустя она будет знать то, что так её волнует…
Он коснулся её лба, и на короткий миг она закрыла глаза.
…Вспышка.
Что-то внутри болезненно обожгло и разгорелось до пожара, охватывающего сознание и тело. Но почти сразу же нахлынувшее чувство проходит, оставляя после себя ощущение чужого вмешательства. Словно заглянули в её душу и вывернули наизнанку всё то, что являет собой Айлин Делагарди. Чертовски неприятно.
Она отходит на шаг назад, как только жрец опускает руку и вместе с остальными возвращается к пьедесталу, смотря ему в спину вопросительно и с затухающей надеждой. И это – всё? Он ничего не скажет? Он не хочет ей помочь?..
Раздаётся знакомый голос позади, и она ощущает мягкое и ненастойчивое прикосновение к своей руке. Ей кажется, или в его тоне слышится тревога?.. Но ей всё равно. Она злится. И в раздражении одёргивает руку, не оборачиваясь, словно отмахиваясь от чужих забот и волнений.
Проходит какое-то время, и жрецы, отвернувшиеся от толпы, вновь обращают на людей свои взгляды. Вновь смотрят на избранных. Вновь говорят.
И говорят страшные вещи.
- Мы долго думали, что вы есть…
Толпа затихает, жадно ловя каждое их слово.
- Вы не люди. Больше нет.
Казалось, все затаили дыхание, не смея прерывать жрецов.
- Вы - самозванцы.
Что?..
- Вы – зло.
Это правда?..
- Убейте их.
И раскатившийся по залу гул стал им ответом.
...Пролетают мгновения. Время стало вязким и тягучим. Душное пространство вобрало в себя все худшие человеческие чувства: зависть, ярость, ненависть, и они выплёскивались из людей через край, плотно окутывая тех девятерых, что стояли в центре толпы. Айлин ощущала на себе сотни пар чужих глаз, уставившихся на неё голодным взглядом. Она чувствовала их жажду крови, с которой они обступали её со всех сторон, готовые разорвать её по прихоти своих идолов.
Краткое мгновение девушка стояла на месте, пытаясь прийти в себя и осознавая только что услышанное. Звон вынимаемого из ножен клинка привёл её в чувство, и Айлин впервые огляделась, всматриваясь в окружающие её лица. Лица, на которых отпечаталась слепая вера.
Она видела и остальных избранных, что с тем же изумлением осматривались. Она видела, что произошло с ними в следующий момент. И кольнувший её страх проходит. Уступая место странному спокойствию. Ироничная, неуместно весёлая улыбка трогает уголки губ.
Ей хорошо. Ей правда хорошо. Она не чувствует ужас от наседающей толпы. Не чувствует благодарность за то, что холодная сталь вспарывает позади неё тела ослеплённых злобой людей. Не чувствует трепет перед девятью фигурами на постаменте.
Она ощущала невероятный прилив сил.
Всё это – просто восхитительно.
Все кричат о своём безумии, вопрошая жрецов о его природе.
Все просят избавить их от него.
Но всё, что они делают, - становятся ещё большими безумцами, играя в разыгранное под сводами Облачного Холла представление.
Не подозревая, что зрители – вовсе не они.
Девять пар глаз продолжали наблюдать. Девять пар глаз смотрят именно на них…
Айлин смеётся. Звонко и заливисто.
Ей правда смешно.
Прийти за помощью – и получить такой удар в спину.
Может, стоило подыграть? Показать им, что такое настоящее безумие?..
Впрочем. Всё, что происходило вокруг, итак было полнейшим помешательством. Как ещё она могла доказать то, что они хотели увидеть?..
Айлин обернулась, глядя на развернувшуюся сцену насилия. Арис умело орудовал мечом, окропляя пол под ногами чужой кровью безоружных и, по сути, невинных людей. Она подумала, что ещё никогда не видела его в этом деле. Не наблюдала, как он хладнокровно, не задумываясь, убивает. Убийство – это в самом деле страшно. Представить, что одним взмахом клинка ты отнимаешь чужую жизнь… Наверное, она должна была отвернуться в отвращении?.. Но она его просто не ощущала. Всё это – часть того самого безумия, о котором все говорят. И ей это нравилось.
Но постой, Арис. Не усердствуй так, выполняя свою ненавистную работу. Минутами спустя всё прекратится, вот увидишь. А пока – я немного поиграю и сброшу с доски пару ненужных фигур. Ведь того хотят Они.
|
Джек не видел перед собой толпы.
Не видел тогда, когда только подходил к воротам Храма Неба. Не видел тогда, когда слышал чужие мольбы, обращённые к жрецам. И когда близ пьедестала остались всего девятеро, а остальные отчего-то отступили назад. И даже теперь, глядя в множества диких, одурманенных общей жаждой крови глаз, Джек не видел перед собой толпы.
Перед ним стояли люди: да, испуганные, заражённые болезненным безумием единого сознания, но люди. Для тех девятерых, что отчего-то предстали в роли жертв, люди казались врагами. Всё изменилось в мгновение ока: жрецам потребовалось лишь несколько слов, чтобы вызвать гнев в чужих сердцах и обратить его против… Против кого?
Джек не успел как следует рассмотреть тех, кому ещё не посчастливилось защищаться от разъярённых просителей: всё произошло слишком стремительно. Он не помнил, о чём просили остальные, понятия не имел, кем они были и с какими целями пришли сегодня в Храм Неба. Он знал и ощущал почти на физическом уровне лишь то, что люди, волей случая оказавшиеся на его стороне, были готовы к борьбе.
И от осознания этого факта становилось страшно.
Джек заметил, что всё ещё стоит на коленях: после неожиданно поразившей сознание вспышки боли он не сумел удержаться на ногах. С всё ещё круглыми от ужаса глазами он поднялся и сжал руки в кулаки. Люди, только что стоявшие бок о бок друг с другом, теперь готовы были убивать. И почему? Лишь потому, что так захотели стоящие выше.
На секунду Джек обернулся в сторону жнецов: нахмурился, сжал челюсти и судорожно выдохнул. Что такого особенного нашли Девятеро в нём и остальных защищавшихся? Действительно ли великие боги жаждут их смерти без всякой на то причины, или это лишь испытание: кровавое, забавное с точки зрения божественных сил, но отвратительное человеческой природе?
Замерщий в ожидании бриз обратился в беззвучно грохочущий шторм. Джек был зол — не на окружавших его людей, не на своих вынужденных союзников, так легко взявшихся за оружие, и даже не на жрецов, знавших многим больше, чем любой из присутствовавших в Храме. Злость его была обращена к самому мирозданию. Даже придя к мудрейшим из мудрецов молить о прощении или совете, человек не мог чувствовать себя внутренне свободным. Словно по мановению волшебной палочки, он подчинялся воле тех, кто имел таковую, и совершал самые безнравственные вещи по первому же приказу. Это выводило из себя.
— Перестаньте… — слабо выдохнул Джек, чуть склонив голову и обращаясь ко всем присутствующим разом. Впрочем, никто теперь не сумел бы расслышать его слов в нараставшем рёве всеобщего сумасшествия. На секунду стало почти невозможно дышать.
Лавелл сделал пару шагов назад, с тревогой вглядываясь в безумные лица. Чуть медленнее остальных к нему пробивалась та пожилая женщина, едва не погибшая по чужой неосторожности: и в её глазах тоже можно было разглядеть огонь общей беспричинно-отчаянной злобы.
Джек инстинктивно выставил вперёд руку с раскрытой ладонью, пытаясь отстраниться от людей одним только жестом, дать им понять, что стоящий впереди — безоружен, неопасен, не причинил никому вреда. Свободен.
Пришедший из ниоткуда ветерок, то ли приветствуя, то ли прощаясь, коснулся щеки.
|
Просьбы, мольбы, требования, угрозы.
Вокруг меня струился поток слов, каждое из которых было адресовано молчаливым жрецам. Они внимали, они слушали. Слушал и я. В царившем вокруг оглушающем гомоне разбирал практически каждое слово.
Когда заговорили жрецы, я почти сразу же понял - что-то не так. Отголоски их слов эхом разносились под сводами огромного зала – я чувствовал, как меня трясёт взявшаяся невесть откуда нервная дрожь.
Я протискивался сквозь толпу в тот момент, когда жрецы разом сошли со своих пьедесталов. Я, ещё минуту назад готовый молча уйти, бросив Айлин с её выходками на произвол судьбы в этом храме, теперь рвался вперёд, расталкивая людей, на удивление неподатливая масса которых упорно пыталась замедлить моё продвижение.
Я оказался позади Айлин в тот момент, когда тонкий палец служителя культа коснулся лба девушки. Сам о том ещё не подозревая, я покинул спасительные объятья толпы, присоединившись к небольшой группке людей, которая по каким-то причинам очевидно обособилась от всех остальных.
Почему её выбрали? При чём здесь Айлин?
Вопросов традиционно было куда больше, чем имелось ответов. Я почти физически ощущал неправильность происходящего. Зная о религии настолько мало, насколько это только было возможно, я интуитивно догадывался, что так было быть не должно. Глядя в прорези маски жреца, я колебался. Крайне короткое мгновение физического контакта показалось мне вечностью. Хотел бы я знать, что происходило между ними в эти минуты. Я был бессилен. Просто стоял в нескольких метрах и наблюдал, в ярости сжимая кулаки снова и снова. Тронуть жреца – величайшее святотатство. Потому я бездействовал. Потому продолжал молча ждать.
В конце концов, «гласы богов» синхронно отступили назад, вернулись на свой пьедестал. Как видно, для того, чтобы посовещаться. А я, напротив, шагнул вперёд, прошёл мимо крайне неуклюжего парня, который врезался в меня примерно минуту назад.
- Айлин, - осторожно тронул девушку за руку, желая убедиться, всё ли в порядке. Ещё недавно я не мог и помыслить о подобной фамильярности по отношению к ней… Но что и говорить, многое изменилось за последние полчаса.
Вы самозванцы. Вы зло. Убейте их.
Они говорили почти синхронно. Ужасно медленно доходил до сознания смысл сказанных слов. Уголки губ недоверчиво приподнялись в улыбке. Что это, шутка? Торжественное молчание безликих масок свидетельствовало об обратном.
Неужели вы думаете, что люди просто растерзают нас по первому вашему слову?
Рёв озверевшей моментально толпы стал мне ответом.
И сразу стало понятно, что здесь бессильны слова. Эти… Животные готовы на всё, чтобы заслужить милость своих покровителей. Они будут убивать, рвать на куски. Им плевать на что придётся пойти ради достижения цели. Это ненормально. Это чудовищно.
Мой взгляд скользит по лицам тех, кому «посчастливилось» оказаться со мной в одном круге. Мрачного вида мужчина, какой-то парень… Женщина, на пальцах которой уже пляшут языки холодного пламени. Только магии здесь не хватало, чёрт побери.
Я ни секунды не сомневался в том, что произойдёт, если на пути толпы окажется вдруг Айлин. Даже если она начнёт плакать, станет их умолять… Я видел огонь фанатизма в их разных глазах, я знал, что никому не удастся обнаружить здесь милосердие.
Чёрт побери, во что я ввязался…
Видят боги, не для того я устраивался на эту работу. Не думал никогда, что придётся обнажить меч против безоружных паломников. Не мог даже помыслить, что умру так – под сенью наиболее крупного божьего храма, в котором обрести спасение страждущим уже было не суждено.
Я не строил иллюзий. Люди вокруг совершенно не походили на готовых к бою солдат. У дверей же, напротив, толпились верные культу гвардейцы.
Я неплохо владею мечом. Куда лучше многих. Но сегодня этого недостаточно.
Как это часто бывало в такие моменты, время словно замедлилось. Холодная отрешённость пришла на смену панической дрожи. Не важно, что со всех сторон окружает безжалостный враг. Не важно, каковы мои шансы пережить этот день.
Это моя стихия. Я знаю, что делать. Пальцы привычно обхватывают рукоять отполированного до зеркального блеска меча – с едва уловимым свистом выскакивает из ножен жаждущий крови клинок. Этические дилеммы отступают на второй план – я больше не вижу перед собой людей. Я забываю, что все они – тоже лишь жертвы. Старики, женщины, дети – у всех есть свои причины, мотивы, побудившие прийти в этот храм. У многих есть семьи. Плевать. Я больше не вижу перед собой лиц, не заглядываю в глаза, боясь обнаружить мольбу в глубине. Передо мной – лишь безликий и многочисленный враг. Противник, который должен быть уничтожен.
Я всё же оглядываюсь – смотрю на Айлин. Пытаюсь понять, о чём она думает. Что испытывает в этот момент. Я не могу ничего обещать. Не могу гарантировать, что смогу защитить. Я могу только лишь попытаться.
Пробный взмах – кончик клинка вычерчивает замысловатую фигуру в пространстве. Жалею ли я, что остался? Что не ушёл пока ещё мог себе это позволить? Нет. Возможно, это – единственное правильное решение за многие годы. Я буду сражаться. Буду убивать. Я сделаю всё, чтобы дать Айлин хоть малейший шанс выбраться отсюда живой. Цена не важна.
Я сделал свой выбор.
-
Пойти против толпы ради защиты одного человека - вот оно, безумие.
Отменный пост)
-
Достойный персонаж, достойные действия, достойные описания.
-
Видят боги, не для того я устраивался на эту работу.
Влип. Определенно
|
Склонив голову, бывшая жрица терпеливо ждала ответа от избранных слуг Девяти - ведь ее проблема куда как более тяжка, чем жалкие трудности простецов вокруг. Что значат болезни, что значит украденная корова и неверная жена по сравнению с тем безумием пламени, что поселилось в ее душе? Она пыталась справиться с этим, но разве в человеческих силах отдолеть пожар в душе? Она верно служила короне, она преданно служила Карруму и Восьми - так пусть боги будут милосердны и снизойдут к ее просьбе.
И чудо свершилось: верховные жрецы спустились к вопрошающим. Сквозь упавшие по обе стороны лица темные волосы Константина быстро кинула взгляд по сторонам - рядом с ней осталось еще восемь человек, остальные же отступили, образовав полукруг.
Привыкшая анализировать все происходящее, контрразведчик задумалась над происходящим - больно не укладывалось оно в рамки обыденности. Кажется, у этих восьми проблемы, аналогичные ее. Но это не главное: вот что интересно, есть ли какая либо взаимосвязь между данными инцидентами - не так уж часто людей на ровном месте подобный тип безумия-не безумия?
Но сейчас все это стало не важно - длань верховного жреца Очищающего каснулась ее, и бывшая жрица внезапно почувствовала себя в центре огненной бури, испепеляющией ее изнутри, обращающей в прах кости, испаряющей ее кровь, сжигающей саму ее душу и сущность. Боль была непредставима, но, сжав зубы, женщина терпела ее, как могла - ибо кому, как не служительнице Каррума, понять, что только через боль и через пламя придет обновление и очищение, что безумие - сиречь болезнь души, необходимо безжалостно выжечь беспощадным огнем и изгнать его навек. Слезы брызнули из глаз, но Константина не произнесла ни слова, почитая подобное неуважением к Пламенному.
Всего лишь миг длилось это огненное перерождение, всего лишь миг - но ей казалось, что прошло не менее колокола. Девять отошли на пьедестал, совещаясь, а госпожа Реннарт украдкой вытерла слезы - негоже ей стоять заплаканной в обители Чистоты и Истины. Теперь оставалось только ждать вердикта Гласа Девяти, и женщина замерла в ожидании, пожалев, что сейчас она на виду у сонмища народа - вся конспирация псу под хвост. Она-то надеялась, что ее прошение останется незамеченным, но человек предполагает, а Девять располагают - и вышло, как вышло.
Наконец, время ожидания истекло, и вперед выступил служитель Каль, сейчас говоривший от имени всех. И слова его были страшны и неожиданны, напоминая удар плетей по спине обвиняемого:
- Мы долго думали, что вы есть. Вы не люди. Больше нет. Вы - самозванцы. Вы - зло. Убейте их.
Обида и непонимание предательской рукой сдавили горло, вновь на глазах показались непрошенные слезы. Как? Как же так? За что они так с ней? Она не просила ни о чем - только о помощи. За что они так с ней? Контрразведчик уже была готова упасть на колени и принять искупление смертью, как в душе поднял голову жестокий пламенный зверь и глухо рассмеялся. И Константина рассмеялась вместе с ним. Испуг во взоре женщины сменился пожарищем безумия, а голос ее, чужой, незнакомый, сильный, прогремел на на всю Обитель:
- Ты хоть понимаешь, глупец, что идешь против Очищающего!? Я - слово Его! И да будут корчиться в пламени те, что обратятся против меня, и да не останется от них ни следа!
Опустившись на колени, женщина раскинула руки, а голова ее поднялась к небесам. На ладонях безумицы заплясали столь знакомые всем, кто сталкивался со жрецами Каррума, язычки алого пламени. Словно жалящие осы, они сорвались в толпу, жаля, обжигая плоть людей. Секунда - и она возложила руки на мрамор пола:
- Бездна поглатит отступников!
Не осозновая, что она делает, Константина вложила свою внезапно обьявившуюся силу в то, чтобы разрушить, распылить пол под ногами подступающей толпы.
|
- Сегодня я буду рисовать. - Виглик редко разговаривал с кем-либо и ещё реже обращался первым. Но эта заветная фраза означала, что на следующие несколько дней парень выпадает из жизни приюта. Выпадает из жизни вообще. Дверь в его комнату - а старшим полагались отдельные комнатушки - будет закрыта, еду ему должно оставлять у порога и ни в коем случае не прерывать и не вмешиваться. Шесть лет назад, когда начались эти странные "приходы" так повелел отец Иеронимус, бывший глава приюта, и его распоряжение касательно странного парня оставалось в силе до сих пор, хотя самого старика уже давно не было в живых. Эти четыре слова парень произнёс обращаясь к девчушке лет четырнадцати во время обеда. Внезапно встал, уронив ложку в наполовину съеденный суп и словно слепой, двинулся к выходу из столовой. Виглик смотрел строго перед собой и время от времени натыкался на предметы мебели или других приютских. "Он будет рисовать", "Начинается приход", "Виглик заговорил". Детский шепоток обгонял его и возле дверей его встретила Аксинья. Молоденькая и добрая девушка по имени Аксинья ласково взяла Виглика под руку и повела в его комнату. В прихожей Виглик внезапно остановился. Да так резко, что Аксинья едва не упала и едва не утянула его с собой.
- Что случилось, Виглик? - Девица обеспокоенно взглянула в глаза Виглика и отшатнулась в ужасе. Глаза были чёрные как ночь. Два бездонных провала, в которых утонули зрачки. Аксинья замотала головой и снова взглянула на молодого человека - привидится же такое? Глаза как глаза. А на губах как-будто лёгкая улыбка. Аксинья уже несколько раз сопровождала Виглика во время "приходов", но такое видела впервые.
- Он пришёл за мной. Он зовёт меня. - Тихо произнёс парень.
Внезапно, "приход" закончился. И закончился очень странным образом. Обычно после этого Виглик недели почти ничего не ел, сидел в своей комнате и то плакал, то блаженно улыбался, своим мыслям, чувствам и видениям. А затем снова на долгое время уходил в себя, превращаясь лишь в бледную тень человека. Но сейчас парень зачем-то пригладил волосы и поискал взглядом свою шляпу, висевшую здесь же. Мягко высвободился из рук Аксиньи, взял шляпу и сразу же надел её, натянув на самые глаза.
- К-кто тебя зовёт, Виглик? - Испуганно пролепетала девушка, наблюдая за непонятными действиями сироты.
- Он посылает мне знаки. - Тихим, заговорщицким шёпотом произнёс Виглик, внезапно бросившись к отпрянувшей девушке и поймав её за руку. - Он шёптал мне, он посылал сновидения, образы, запечатлённые на картинах, он пытался показать, дать понять, что мне нужно сделать! А я дурак. Я не понимал, я боялся, я боялся жить. Я не знал зачем живу. Думал, что живу, но я не жил. Я не знал. Но я получу ответ. Ответ будет дан! Огонь и дождь, чёрное и белое, жизнь и смерть, кровь и молоко, выбор! Сделай выбор! Понимаешь? Жизнь - это выбор. И я... я... Отведи. Отведи меня в комнату. Сегодня я буду рисовать! Сегодня я узнаю. Сегодня... сегодня...
Вспышка закончилась так же быстро, как и началась. И вот перед Аксиньей снова обычный Виглик в своей дурацкой шляпе и с пустым взглядом.
- Сегодня я буду рисовать, - Мёртвым голосом повторил он, словно и не вставал из-за стола и всё ещё обращался к девочке напротив.
Перепуганная Аксинья снова взяла Виглика за руку и повела в его комнату, строго соблюдая указ Старших. Сегодня он будет творить.
Картины, великолепные шедевры, были свалены в кучу прямо на полу. Копии этих гениальных творений висели в домах у многих важные людей королевства, а оригиналы валялись под ногами словно мусор. Только одной картины здесь не хватало. Самой первой, после продажи которой приют позволил себе некоторые излишки. Говорят, изображение прекрасной девушки с чёрным как ночь конским туловищем висело прямо в сокровищнице короля Сважиона и любовался им он в одиночку. Правда это или нет, Виглика не интересовало. Равно как и не обращал он внимания на картины под ногами, продавать которые запретил повинуясь каком-то странному наитию, но правда на копии дал согласие, если можно считать согласием вялый и безразличный кивок, после того как вопрос повторили трижды.
Оставив парня наедине со своим воображением и талантом Аксинья прикрыла дверь и побежала к Старшим рассказать о странном поведении Виглика. А Виглик уже творил. Он знал, что эта картина будет последней в его жизни, но даже не догадывался, что молодой человек на картине очень похож на него самого. Можно даже сказать, его копия, но только повзрослевшая и возмужавшая. Виглик никогда не глядел в зеркало, поэтому не мог представить себя в образе этого стройного мужчины с сильными руками и широкой грудью, зачем-то накинувшего нелепо чёрный плащ, застёгнутый золотой заколкой на шее и развевающийся за спиной под порывами невидимого ветра. Не мог даже представить, что ему когда-то захочется взять в руки меч, пусть даже и такой красивый, с кроваво-красным камнем вделанным в гарду и сияющим чистым светом острием. А ещё он совершенно точно не видел людей без зрачков. При этом, из одного глаза исходило нежное-белое сияние, а другой казался чёрной точкой провала на лице, но удивительно не портил картину. Заднего плана не было. Вернее, была какая-то непонятная серость. И только приглядевшись можно было заметить, что правая часть тела мужчины с клинком как-будто подёрнута, охвачена, атакована той же серостью - она темнее левой.
Эту картину Виглик написал быстро. Остаток дня и целая ночь. Не лучшее из его творений. Однако Виглик испытывал ощущения, которые... казались непонятными. Никогда ещё он не чувствовал, что жив так остро как сейчас. Вокруг раздавались непонятные шумы, запахи стали отчётливее, голова разболелась и раскалывалась от новых знаний и слов значения которых ранее ускользали. Как будто кто-то взял и запихнул целую Большую Королевскую Энциклопедию в его голову за одну ночь. Ну скажите на милость, откуда простому сиротке знать, что имя короля светлых эльфов Вьильниль или что Академия Разлома находится возле Лысой Балки? Виглик смотрел на эту картину и стонал от боли, разрывающей голову. Но теперь он точно знал, что делать и точно знал, куда идти. Странным образом "родив" последний шедевр, он точно избавился от всего того, что мешало жить. Но взамен получил кучу вопросов и всего лишь одно название где искать ответы.
- Я ухожу. - Это был не вопрос и Старший, отец Дарий, сразу понял это. Необычное поведение, слова обращённые к Аксинье, ещё одна картина. Что-то случилось, что-то произошло. Он понял, что странный паренёк больше ни на час не задержится в приюте, что пришло его время и следует отпустить его. Отец Дарий коротко кивнул и распорядился приготовить отпускные - немного денег, две пары одежды, кисти, краски и ...
- Нет. - Виглик решительно прервал Старшего и покачал головой в подтверждение своих слов и Старший снова его понял.
- Куда ты отправишься, Виглик? - Мягко спросил отец Дарий, глядя своими большими, мудрыми глазами на парня. Он уже знал ответ, но всё равно спросил.
- В Небесный Храм. - Это были последние слов парня, которые он произнёс в приюте. Никаких прощаний, никаких слёз. Только нелепая шляпа на голове, немного денег и узелок вещами и едой.
- Меня привела сюда судьба. - С такими словами выступил Виглик перед главными жрецами страны. - Светоносный меч или чёрный плащ, день или ночь. Поясните мне значение, помогите сделать выбор.
Он ничего не требовал. Но и не просил. Он просто говорил эти слова зная, что именно за этим пришёл сюда. Сказать и быть услышанным. Получить слова напутствия от мудрейших и умнейших. Получить ключ, подсказку, направление.
-
Это чудесно
-
художник...
-
Это красиво.
|
Отголоски. Шепоты, не имеющие слов. Нет-нет, это не то ощущение, когда тебе говорят на непонятном языке. Это совсем иначе. Это принципиально иначе. Когда тебе говорят, а ты не понимаешь - остается надежда. Надежда на книги, на других людей, на свой рассудок. Но не сейчас. Отсутствие слов в слышимой речи - это куда хуже. Это невозможно описать. Это невозможно понять. Только принять как данность.
Ветер перемен пронесся мимо Антиаса, взъерошивая его сознание и порядок вещей. Он даже не успел опомниться, как все изменилось, и неизвестно, к лучшему ли. Старый так привык к обыденности, так привык к размеренным шагам по трактам, еженощному разведению костра и созерцанию звезд, что он даже сперва не смог представить, что все может в один момент измениться. Что поток событий может подхватить его, унося далеко-далеко в пучины катастроф и переворотов. Нет, за многие годы он давно уже от этого отказался. Но Жизни было все равно, отказался он или нет. Просто однажды утром он проснулся с осознанием происходящего. Проснулся в холодном поту и понял, что это только начало. Осознание навалилось на него, как ненастье посреди абсолютного благополучия. Как капли дождя, капающие с неба, не имеющее ни единой тучи. Как что-то абсурдное, непостижимое и эфемерное.
Но как бы то ни было, а что-то необходимо с этим делать. Так оставлять нельзя. Даже если избавиться от этого ощущения нельзя, но необходимо познать его природу. Настолько, насколько возможно. И как оно связано с приближающимся Днем Силы. Днем, которого Старый боялся больше всего - именно в этот день, как правило, происходило все самое неожиданное. Так, впрочем, случилось вновь.
Просто собрав вещи и переборов абсолютное нежелание, Антиас направился в Крельнус. Город, представляющий из себя сердце человеческой расы. Венец ее творения и напоминание о многочисленных жертвах, на костях которых был построен Алый Дворец. Город, в котором Антиас родился и в котором, возможно, ему предстоит умереть. Город, в котором находится его Alma Mater.
Основной причиной, по которой Антиас не имел ни малейшего желания возвращаться на родину, была именно Академия. Он боялся ее. Боялся того, что жрецы не смогут предоставить необходимый протекторат против магов, которые изгнали его из города. Что золото и серебро будут и им стоить дороже чести и Веры. Но поделать ничего нельзя было - либо так, либо умереть в непонимании. А этого он боялся куда больше, чем смерти в огне или холоде.
Крельнус горел. Горел в криках и негодованиях, горел Толпой. Она охватила его, как ярость, как самая ужасная из болезней. Ежегодный карнавал бесчестия и раболепства перед Жрецами, названный Днем Силы. В горле Антиаса застыл ком - этот город был полон несправедливостей, но Старый не имел никакой возможности это изменить. Сделай он хотя бы малейшее поползновение в сторону перемен, как этот гигантский город и все, кто в нем живут, заглотят его. Хотя бы немного приуменьшив внутренний огонь, Старый двинулся дальше.
Отстояв свою очередь, как должно, он вышел к жрецам. Он вышел, вспоминая свое фамильное имя, которое уже не вспоминал многие десятки лет. Вышел и заговорил.
- Добра вам, сильнейшие. Я Антиас Мердранд, и я пришел просить вашей помощи. Скажите мне, что происходит. Скажите мне, откуда взялось охватывающее меня безумие. Скажите, как его объяснить. Я виду людей, не имеющих лиц. Я вижу перемены. Я вижу суть, но не могу ее осознать. Помогите мне!
|
- Что с тобой происходит? - тихий мамин голос врывается в такой незнакомый или все же отдаленно знакомый? мир грез. Рука, ласково гладящая игриво подставляющую спинку маленькую волну, созданную бьющим в центре бассейна фонтанчиком, замирает.
Девушка поднимает на мать глаза, в которых плещется морская бирюза и отблески своих-несвоих воспоминаний, уже третий день преследующих, шепчущих, пытающихся достучаться. Райна, тут же опускает глаза и качает головой- ничего, нет, не правильно, ничего в чем мама может помочь.
- Мне немного нездоровится, голова кружится, от жары наверное, - успокаивающе произносит девушка и добавляет, - Пойду искупаюсь. Мать с тревогой посмотрела вслед дочери.
Только вода приносит радость и облегчение. Райна никогда не замечала, что вода имеет столько оттенков - от полупрозрачной голубизны до чернильной синевы, а когда солнце всходит, оно набрасывает на волны невесомую золотую паутинку, куда уж тут королевским шелкам... На закате вода сравнима с кровью - густой, горячей, темно-бордовой. Стоит только погрузить горящее тело в воду и душа словно пробуждается, на грани сознания возникает легкий шепот, а затем песня. Слова в ней не понятны, как ни прислушивайся, но мелодия и нежный, но требовательный напев снимает с души, как с луковицы слой за слоем, пытаясь обнажить суть.
Струйки воды, текущие сквозь пальцы сплетаются в такт мелодии, свиваются в колонны, вырастающие вокруг Райны. Солнце, проходя сквозь них создает над девушкой радугу, нет, множество радуг, семицветным куполом сияющих над головой. Радуги отражаются в глазах...
Райна смотрела на радуги, колонны с радостной улыбкой, - Ой, - и колонны рассыпались водопадом, - Боги, что это? Что со мной?...
С восходом солнца девушка подошла к Храму, слилась с безликой толпой, заполнявшей помещение, просочилась внутрь. На противоположном конце огромного зала стояло Девять жрецов в бесстрастных, равнодушно взирающих на толпу масках. Есть ли им дело до нее? Но если же они не помогут, то останется только нырнуть поглубже в манящую прохладу, пока не запульсирует в висках кровь, заглушая чужие голоса и не хлынет в легкие ставшая смертельной вода.
В зале становилось душно от дыхания множества людей, запахи немытого тела, благовоний, духов, лука лезли в нос, Райну замутило и если бы к Девятерым, словно бык сквозь траву, не направился какой-то мужчина, девушка, наверное, упала бы в обморок. Она скользнула в образовавшийся за его спиной проход и дошла до жрецов следом за ним.
- Верните мне мою душу и мою жизнь, - тихо попросила она, глядя в сверкающие в прорезях маски глаза, - Молю...
|
Вокруг бушевала толпа – сотни людей, жаждущих обрести помощь и спасение в этом чёртовом храме. Некоторые тихо стоят позади, скромно опустив к полу глаза и смиренно ожидая своей очереди, другие – напротив, рвутся вперёд, расталкивая окружающих и любой ценой выбивая себе немного заветного внимания жрецов, которые лишь единожды в годы снисходят до простых смертных.
Подумать только, сегодня сюда прибыли паломники со всех уголков королевства… Они действительно верят, что богам есть до людей какое-то дело, они будут требовать и молить, плакать и умолять. Для кого-то, быть может, именно высшие силы – последний рубеж отчаянья, мимолётный и призрачный шанс. Для других всё происходящее представляет лишь интерес, потенциальную возможность что-то понять или чего-то достичь.
Я не относил себя ни к тем ни к другим. Казалось, абсолютно у каждого в этом зале была какая-то цель, какая-то просьба… Все чего-то хотели от тщеславных и высокомерных богов.
Но только не я. С первых минут я проникся искренним отвращением к шумному столпотворению, почти сразу же возжелал оказаться как можно дальше от этого места. Каждый метр окружающего пространства был буквально пропитан молитвами – люди вокруг унижали себя, люди вокруг поголовно о чём-то просили. Пытались отдать свои жизни на попечение высших сил, таким образом избавившись от проблем, на первый взгляд, совершенно неразрешимых. Отчасти я понимал их… Но в то же время и презирал. Сложно оставаться атеистом в мире, где на каждом шагу можно встретить демонстрацию силы очередной божественной сущности. Я не был идиотом, не был глупцом. Никогда не пытался оспаривать общеизвестные факты, опровергать очевидное. Я лишь отрицал божественный статус богов – эти мелочные, жестокие и до крайности несправедливые твари попросту не заслуживали той славы, которой окружили их ничтожные смертные.
За свою не слишком долгую жизнь я встречал много хороших людей, чьи судьбы и жизни были чудовищным образом искалечены. Людей, которых сломала война. Хороших парней, изувеченных навсегда – иногда вражеским топором, иногда беспощадной судьбой, отнявшей всех близких. Кто-то станет рассуждать о мучениках, о наградах, которые непременно обретут невинные на том свете…
А я слишком часто смотрел смерти в глаза. Слишком много раз видел чудовищную несправедливость, которую не должны были бы допустить по-настоящему всемогущие и благородные создания. Я верю лишь в самого себя. Считаю, что каждый из нас сам волен творить собственную судьбу. И презираю каждого, кто бросается целовать ноги шарлатанам-жрецам в слепой надежде получить хоть толику безграничной божественной милости.
В таком случае, зачем же я здесь? Зачем мрачной тенью застыл позади большинство вопрошавших, зачем сверлю окружающих излишне внимательным взглядом? Чертовски хороший вопрос. С какой целью мы оказались здесь? Не скажешь, Айлин?
Айлин… В очередной раз я бросаю исподлобья взгляд на чёрные волосы стоявшей чуть впереди меня девушки, которая волею обстоятельств оказалась моей подопечной. Что это, очередная игра? Новая прихоть? Хотел бы я знать.
Тяжёлый вздох вырывается из груди – с каждым днём становится всё труднее сдерживать неумолимо нараставшее внутри раздражение.
Не так давно я был рад этому назначению, буквально ухватился за подвернувшуюся случайно работу… Когда я впервые увидел эту красивую девушку, то всё ещё не подозревал, во что на самом деле ввязался. По каким-то причинам она меня ненавидела. Попыталась выдворить сразу же, сходу задавая тон будущим отношениям. Честно говоря, было сложно удержаться от того, чтобы не уйти сразу, хлопнув напоследок дверью.
Даже не знаю, что именно остановило меня в тот момент. Быть может, попытки разглядеть в Айлин что-то хорошее. Возможно, недавний разговор с её братом. Или что-то ещё… Не знаю. Так или иначе, но ситуация вскоре не изменилась – напротив, всё становилось только хуже и хуже. Капризы, издёвки – каждое мгновение пребывания рядом с ней стало настоящим испытанием выдержки. Пальцы всё сильнее сжимались на рукояти меча, глубоко внутри постепенно пробуждались остатки былого самоуважения. Так определённо не может больше продолжаться.
Я ненавидел её. Чёрт побери, я был на войне. Я убивал и до этого. Но этой проклятой девочке без труда удавалось доводить меня до настоящего бешенства, сдерживать которое становилось всё труднее день ото дня.
Слушая выступление очередного оратора, я холодно улыбался, глядя, как протискивается вперёд и Айлин. По привычке взгляд метался по залу, выискивая малейшую угрозу вокруг. Впрочем, не слишком успешно.
Интересно, жрецы на самом деле говорят сегодня с богами? Я пристально всматривался в скрывающие их лица разнообразные маски. Если вдруг нет, то вся эта религия… Культ Девяти – не более чем невероятно масштабная афера, очередной инструмент для управления доверчивой паствой. Какого чёрта мы здесь забыли, Айлин?
Не то чтобы я совсем не догадывался. В последние дни с девушкой происходило нечто странное – никаких конкретных доказательств у меня не было… Скорее - обрывки воспоминаний, интуиция и предчувствия. Нечто не просто странное, скорее даже зловещее. Вещи, которые я объяснить при всём желании просто не мог.
Возможно, ей действительно нужна помощь. Возможно, она заинтересована. Даже напугана. Нуждается в чьей-то поддержке. Но не моей. С меня хватит.
Я действительно пытался. Расспрашивал слуг, пытался выяснить кое-что о прошлом Айлин. Обрывки получаемой информации помогли пролить некоторый свет на её поведение, но… Явно в мере недостаточной, чтобы во мне проснулось сочувствие. Я понимал, что скоро начну её действительно ненавидеть. И не хочу больше терпеть подобное отношение.
Айлин заговорила – звонкий голос девушки разнёсся под сводами храма, перекрывая гомон слегка притихшей тут же толпы. Жрецы немо внимали, а я улыбался в ответ собственным мыслям. С меня хватит. Определённо.
Возможно, стоило уйти прямо сейчас. Иногда Айлин угрожала мне – думала, что я на самом деле боюсь её брата. Конечно это было не так. Но что-то мешало мне молча исчезнуть. Навряд ли возложенная на плечи ответственность. Скорее, желание посмотреть её прежде в глаза. И наконец бросить в лицо хоть часть из того, что о ней думаю. В конце концов, я не какой-то там раб. Я – Арис Хеллгейт. Рыцарь. Сын относительно знатного лорда. Айлин говорила, я слушал. И наблюдал за жрецами. Почти не сомневаясь, что они промолчат. Как уже делали прежде далеко не единожды. Тогда мы выйдем отсюда, и я наконец помогу Айлин Делагарди понять, что не все вокруг – её безропотные игрушки. Кое-кого вскоре ожидает крайне неприятный для её благородной персоны сюрприз. А меня мысль об этом заставляла в предвкушении улыбаться.
-
Атеист в таком мире? Оригинально! И пост хороший, да)
-
Я скучала :)
Концепция персонажа шикарна, пост прекрасен. Молодец ты, как всегда.
-
Мм ненависть. Как это мило ^^
Чувствуется, что персонаж озвучивает твое же мировоззрение) Мощно. И красиво очень.
-
Шиииииикарно !
|
|
Ты бежала.
Вперёд. Навстречу темноте и неизвестности, вглубь лесной чащи.
Не глядя назад. Цепляясь за ветви, сдирающие оборки ткани на платье, оставляющие ссадины на коже, хлещущие по лицу словно жестокая пощёчина.
Глаза полны слёз. Не разбираешь дороги. Лишь проносятся мимо серые силуэты деревьев, лишь утопают ноги в грязи, оставляя в ней глубокие следы – которые тут же смывает беспощадный ледяной дождь.
Страх и обида горячат кровь. Сердце болезненно колотится о грудную клетку. Тёмные волосы выбились из косы, спутались и прилипли к влажному от дождя и пота лицу.
Что было и что будет – сейчас совершенно неважно. Остальной мир отошёл на второй план и перестал существовать. Люди, что были центром твоей маленькой вселенной – их лица стираются, размываясь дождём, уносятся ветром, остаются на потемневшей листве, ласково касающейся твоей головы…
Вперёд. В мир, полный грёз и тишины. В лабиринт деревьев, холмов и рек. Под спасительную тень пушистых древесных кронов... Туда, где тебя никто не услышит. Где тебя не увидят. Не найдут.
В самое сердце леса.
…Резкое падение. Перестала ощущать опору и чувствовать сквозь промокшие туфли вязкую землю.
Всё окружающее превращается в размытое пятно, и единственное, что успеваешь заметить, - испуганный взгляд собственного отражения…
Спокойные воды лесного озера приняли тебя, объяв мягкой, колюще-холодной пеленой.
Секунды борьбы – и добровольно сдалась. Холод водоёма сковал ноги, затем и руки. Лишь держалось на плаву тело, разомкнулись губы, жадно глотая наполненный режущей свежестью воздух. И смотрели ввысь наполненные ужасом глаза.
Дождь прекратился. Водная гладь была умиротворённо ровна – спокойствие её нарушалось лишь звоном капели, стекающей с низко опустившихся над водой листьев.
Серое небо покрыто облачной дымкой, и за ней прячется жёлтый солнечный диск, проглядывающий сквозь плотную завесу. Солнце. Заря. Что жадно тянула к ней свои руки, но не могла дотянуться. Что была бесконечно далека и взирала на неё с высока своего божественного пьедестала.
Взгляд карих глаз оставался равнодушным – пока вода не сомкнулась над ней. Принимая в объятия глубинной бездны…
Всегда.
Каждый раз, когда она видела этот сон.
В последнее время он часто ей являлся. Именно тот случай, когда она, сбегая из дома, упала в озеро. Но сон всё больше искажался. В нём появлялось то, чего наяву никогда не было.
Однажды чёрный силуэт луны закрыл собой солнце. Идеально круглый шар. Отгораживающий мир от солнечных лучей и погружающий его в серый сумрак. Окаймлённый желтоватым ореолом – словно прожжённая дыра на небесном холсте. Словно дверь в другой мир. Словно… глаз нечеловеческого существа, смотрящий свысока прямо на неё.
Этот сон – он стал приходить каждую ночь.
До тех пор, пока она не потянулась к луне. Ощутив, что обладает во сне волей и сохраняет невероятно ясное сознание – это было её решение. Это было её желание. До тех пор, пока не почувствовала ответное прикосновение…
И чёрная луна не стала её частью.
***
...Чужое касание ощущалось сквозь сон слишком явственно. Айлин вздрогнула и открыла глаза, продолжая видеть перед собой всю ту же преследующую её картину затмения. Нет никакого осознания того, что случилось, но… внутри рождается странное, непохожее ни на что чувство. Ощущение, что всё вокруг поменялось – и в то же время осталось абсолютно таким же.
В комнате царил полумрак. Сквозь плотные шторы врывался солнечный свет, и в лучах его кружились пылинки. Здесь было душно – комнату не проветривали уже давно по причине того, что последние месяцы её вообще мало кто посещал. Как правило, здесь хранилась старая мебель – и на одном из запылившихся диванов лежала она. В ночной сорочке, накрытая чем-то жёстким и колючим и отдалённо напоминающем плед. Эта комната – одно из десятков помещений её особняка, куда редко заглядывали слуги и уж тем более никогда - хозяева. Помещений, где никто не мог её потревожить.
Хозяева…
Уголки губ поднимаются в ироничной ухмылке. Мысли устремляются к человеку, который уже много дней назад оставил её. Формально владелец этого поместья – он. А она… Теперь её клетка открыта. Она может уехать. Куда угодно. В её распоряжении достаточно средств, чтобы прожить безбедно где-нибудь на прибрежных землях, омываемых океаном, - или в ином другом месте. Но привыкшая к заточению птица всегда остаётся там, где её вырастили.
Айлин села в своём импровизированном ложе, вслушиваясь в тишину дома. Стоило подождать лишь несколько минут, и где-то над головой послышались первые звуки шагов. Девушка была уверена, что слышит Эбигейл – старую служанку, что была с ней с самого детства. Наверное, она была единственная в этом поместье, кто искренне волновался за хозяйку. Даже несмотря на то, что все уже давно привыкли к её частым исчезновениям и знали, что через какое-то время Айлин появится сама – Эбигейл всё равно искала её каждое утро. Это… в какой-то степени забавляло девушку.
Но ещё больше её забавляло то, как реагировал на её пропажи нанятый братом воин. Подумать только – человек, которого тебе приказали охранять, взял да и пропал из собственной спальни, и на утро все только и делают, что занимаются его поиском. Девушка улыбнулась, представив, как он снова злится или как Эбигейл откровенно его терроризирует, заставляя искать Айлин вместе с ней.
Когда-то они её даже находили. И девушка делала вид, что всё в порядке и в доме вообще ничего не случилось.
- Мой завтрак уже готов? – сладким голосом спрашивала юная Делагарди и, поднимаясь с дивана (кресла, софы или прочей части интерьера), следовала мимо нашедших её людей.
Айлин вновь вспомнила тот день, когда Хелгейт появился на пороге её дома.
Она была поражена. Она была в ярости. Подумать только - Рейнольд прислал кого-то, кто бы следил за ней как за малым ребёнком. Мысль о том, что он действительно за неё волнуется, совершенно выветрилась из её головы, оставив место лишь злости и обиде.
Сначала она попыталась выдворить телохранителя из дома, прямо высказав, что его присутствие для неё совсем нежелательно - и ещё множество обидных слов вдогонку. Но убедившись, что сделать это не так-то просто, начала попросту игнорировать. Если ты не хочешь чего-то видеть - сделай вид, что его нет. Откровенно говоря, вела себя Айлин не лучшим образом, но ей действительно было всё равно, что об этом думают остальные.
Потом настал (и до сих пор продолжался) период, когда ей вздумалось подействовать ему на нервы. Иди туда, не знаю куда, сделай то, не знаю что - примерно так выглядел сценарий, с которым она неизменно к нему обращалась. Ещё и шантажировала, что выдумает нелицеприятных баек и поведает их брату. Собственно, она никогда даже не задумывалась, зачем этот человек вообще согласился на подобную работу, и ей было всё равно, что станет с ним, если он её лишится.
Зачем ей всё это было нужно?..
Захотелось.
Так было веселее.
Так было проще...
Сегодня она снова что-нибудь придумает.
***
В последнюю неделю стали происходить странные вещи.
Они проявились не сразу. Постепенно. Словно давая ей осознать то обстоятельство, что всё действительно изменилось. Мелочи, на которые она не хотела обращать внимания, переросли в нечто большее - в явные намёки на присутствие того, кто менял её жизнь.
Находясь одна в помещении, ступая по пустому коридору - она ощущала, что рядом с ней кто-то есть. Но, оборачиваясь, не обнаруживала никого. Чужие шутки?.. Чем бы ни были эти явления, они страшно её нервировали. И жизнь в особняке Делагарди становилась всё более невыносимой для его обитателей, претерпевающих раздражительные нападки юной графини.
Сама Айлин вряд ли обратила внимание на то, что менялось не только окружающее пространство, но и что-то внутри неё - словно бы перерождалось. Она всё больше напоминала человека, на которого быть похожей вовсе не хотела. За одним лишь исключением - она ненавидела порядок. Тишину. Пустоту. Всё это нужно было заполнить. Вещами. Событиями. Шумом...
Всё чаще Айлин, в сопровождении Хелгейта, а иногда и исчезая от него, уходила из дому, не появляясь весьма продолжительное время.
В поместье, пусть и расположенном в столице, было невыносимо тихо. Ей нужна была толпа. Ей нужны были люди.
На площадях и разнообразных приёмах всегда царило оживление, которое было ей так необходимо. Каждый человек в городе делал то, что ему вздумается, не подозревая, что становится частичкой чего-то большего. В последнее время Айлин всё чаще ловила себя на мысли, что отчётливо чувствует эти совершенно несвязные потоки хаотичного движения. Порой она могла просто остановится и закрыть глаза, чтобы в полной мере ощутить вокруг себя кипящую жизнь и почувствовать её вкус.
Но это далеко не единственная странность, с которой столкнулась девушка.
Однажды, разозлившись на одного молодого человека, Айлин дала ему пощёчину. В другой раз с силой сжала руку соперницы. В третий - коснулась чьего-то плеча. Все эти случаи практически не были связаны друг с другом, за одним лишь исключением - люди, на которых она злилась, впадали в очень странное состояние, близкое к... безумию?.. Полуосмысленный взгляд, совершенно нерациональные и непредсказуемые действия - да, наверное, кроме слова "безумие" иное будет неуместно.
Сначала это пугало. Затем стало вызывать вопросы.
И луна по-прежнему являлась ей во сне.
***
В наступивший День Силы Айлин никому не сказала, что собирается в Алый Дворец. Кроме везде сопровождавшего её телохранителя, конечно, - спустя пару месяцев она вполне привыкла к его назойливому присутствию, хотя её пренебрежительное отношение к нему так и не изменилось. В какой-то степени то, как всё сложилось, ей даже нравилось - фигура вооружённого рыцаря за спиной, пожалуй, добавляла ей в глазах окружающих значимости.
Она не знала, зачем идёт ко Дворцу. Не знала, какой вопрос хотела задать. И нужно ли кому-то говорить о том, что с ней происходит. Но знала наверняка, что определённо хочет быть там.
Отчего-то она волновалась. Она редко переживала по какому-либо поводу, но что-то подсказывало, что сегодняшний день обещает перемены. Раздражение вылилось на служанку, что пыталась расчесать густые и непослушные волосы Айлин; и, в конце концов, капризная аристократка заставила Ариса выдворить "безрукую дрянь" из поместья без права вернуться назад. Какое ей дело до той, что не может выполнить даже самую простейшую работу?.. Наверняка, молодая служанка рыдала и проклинала взбалмошную девицу, лишившую её работы, но Айлин забыла о ней, едва покончив со сборами.
...Под сводами Облачного Холла действительно собралась многочисленная толпа. Переминаясь на месте, сосредоточенно наблюдая за фигурами в масках, - люди ждали своей очереди, чтобы обратится к жрецам Девяти. Напряжение всех собравшихся остро ощущалось. Однако ступив за порог Холла, её собственное волнение частично прошло - в подобной обстановке она чувствовала себя отлично. Стоя рядом с телохранителем, она улыбалась, обводя присутствующих заинтересованным взглядом.
- Простолюдины думают, что боги решат все их проблемы. Как мило, - усмехнулась Айлин. Умолчав о том, что сама втайне надеется на то же. Он ведь до сих пор не знал истинной цели её визита в Храм - но, возможно, догадывался по тому, что происходило с ней в последнее время.
Девушка не стала стоять в стороне и ждать очереди - вряд ли она вообще догадывалась, что здесь есть очередь - и направилась уверенным шагом вперёд. К человеку и посреднику того, кто - как она считала - стал частью её жизни. Совершенно абсурдное и нелепое предположение, но... чувства ведь не врут, правда?
Не так уж важно, что говорили остальные и с какими просьбами они явились в этот зал. Айлин практически не обратила внимание на тех, кто подобно ей, вышел к пьедесталу, рассказывая с виду неправдоподобные истории. В этот миг её волновал только один вопрос.
Ещё никому она об этом не рассказывала. Было странно говорить об этом сейчас.
- Я хочу знать, что со мной происходит, - звонкий голос девушки отражается от стен гулким эхом. - В моих снах я вижу чёрную луну. Я уверена, что это не просто сон. После того, как она появилась, моя жизнь... стала другой. Что-то происходит с теми, кого я касаюсь. Что-то происходит со мной. И... я... - обращаться к кому-то с прошением, а не приказом, было непривычно и тяжело, и голос девушки звучал всё глуше, - прошу вашей помощи.
-
Чудесно же) приятно погружаться в персонажа
-
Восхитительный пост и шикарные описания!
-
Просто на высшем уровне. Зачитался, потрясающий пост.
|
|
Путешествие началось для Гериона в тихом меланхолическом настроении. Способствовало тому буквально все - и хмурая серая погода, и мерный спокойный шаг верного вороного скакуна, и не слишком разговорчивые спутники. Даже проливной дождь не мог побеспокоить его, привыкшего по нескольку дней при любой погоде почти неподвижно сидеть на в ветвях какого-нибудь дерева и наблюдать за вражеским лагерем.
Слушая однообразное деловитое пофыркивание коней, хлюпание их ног в вязкой жиже, что в ливень образовалась на месте дороги, слушая как трепетно шелестит лес, как падают на листья тяжелые капли, он размышлял о том, для чего же он тронулся в этот путь.
Сами по себе походные тяготы его никак не обескураживали. Он хаживал и более трудными тропами. Да что там, вся его жизнь представлялась ему одной нескончаемой дорогой, извилистой и ухабистой, которой он безостановочно шел по велению сердца и долга. И пусть эта дорога описала трагическую кривую, он все равно оставался верен себе - и родине тоже, как бы не хотелось кому-то высказаться иначе.
Но каждый раз отправляясь в поход он ясно понимал, что и ради чего делает. В отличие от нынешнего случая.
Что за чушь? Как в книжке найти цель для всего человечества? Бред сумасшедшего, подобный поискам какого-нибудь сакрального символа святости или философского камня. Ведь очевидно же, что цель она внутри, а не снаружи. И что "предназначение расы" это бессмысленая химера. Прежде всего - выживание. Вот истинное предназначение, как для всей расы, так и для каждого отдельного ее представителя. Выжить под напором опасностей, внешних и внутренних. И идти вперед, во что бы то ни стало. К миру, благополучию, величию и славе.
И даже пусть у кого-то что-то получается лучше - не беда. Если нашел дело по сердцу и отдаешь ему всего себя, то в том и счастье, в том и цель всей жизни. И искать ее надо каждому в себе, а не в пространных сумасбродных текстах древних мудрил.
Впрочем, Бог с ними. Если Генриетте нужна книжка, то он ее найдет по одной очень простой причине - золото. Озвученная сумма была более чем впечатляющей. С такими деньгами он сможет сколотить свой наемный отряд. Отобрать лучших из тех, что есть. Конечно таких, как в Зеленом отряде не найти, но если приложить усилия и обучить их всему, что он умеет, то будет почти хорошо.
А тогда... Можно будет ни от кого не зависеть. Самим выбирать, куда идти, за что браться, кому помогать, а кому нет.
Свобода.
Оно того стоило.
Тем временем белка-командир распорядилась встать лагерем на левой стороне. Вообще, на это маленькое милое существо невозможно было смотреть без улыбки. Герион вполне оценил шутку обербюргермайстера, граничащую с издевательством, прежде всего над ним. Однако сама белка, судя по всему, была этим ошарашена даже больше чем сам Герион, поэтому к ней у него претензий не было. И так или иначе, он понимал, что если запахнет жареным, принимать решения нужно будет именно ему. Ну а если кто-то не согласиться, то тем хуже для них. В конечном счете.
Встали. Дроу и охотник собрались заняться дровами. Хорошо. Хоть и странно, что Темный вдруг схватился за топор. Неужто не боится испортить свой маникюр? Казалось, грубая работа не про него. Странно.
- Я на разведку, - коротко сообщил Герион, спрыгнув с коня, - Пройдусь по округе, посмотрю. Вдруг неподалеку паучье логово или еще что-нибудь в этом роде.
-
Нравится персонаж)
-
Интересный характер)
|
— Давай же... Эй... Джек, чего встал?
Секунда — и едва слышимый шёпот сменился резким разочарованным хлопком ладони о колено. Джек заметил метнувшуюся за тенью кустов серую спину хищника и лишь после этого понял, что до сих пор не выпустил стрелу.
— Ну ты, рыжий, и даёшь! Явно не твой день, — Итан смотрел на него со слегка насмешливым недовольством, подтягивая колчан. — Не выспался, а? Или замечтался о ком?
Лавелл отрицательно помотал головой. Голос — ещё более тихий, чем тот, что принадлежал Итану во время выслеживания добычи, — от этого, впрочем, не исчез.
— Устал немного, — коротко вздохнул Джек, понимая, что ответить любопытному охотнику всё же придётся. — Наверное, скоро отправлюсь дальше.
— Опять?! Ты же всего с неделю назад у нас остановился! Эх, молодёжь...
На самом деле, молодому путешественнику и впрямь нравилось это поселение. Спать под открытым небом, по утрам подниматься под пение птиц, а вечерами — петь уже самостоятельно, вместе с другими охониками, — всё это пришлось ему более чем по вкусу. Но теперь, когда этот неясный голос...
Возможно, Джек просто привык избавляться от любых неприятностей путём перемены мест.
— Вот что я скажу, — вновь подал голос Итан, бросая взгляд на удаляющегося в раздумии юношу, — ветер у тебя в голове вместо мозгов, рыжий.
Неожиданно — даже для самого себя — Лавелл вздрогнул.
Таверны всегда отличал шумный рой человеческих голосов и повышенное содержание в помещении не слишком трезвых физиономий. Однако, по иронии судьбы, именно там предпочитающий тишину Джек чаще всего находил себе кормившую его работу.
— ..ну я ему и говорю: тащи свою задницу в Крельнус, Гарри! Погибли твои детишки, это и ежу понятно, чего уж там о жрецах гововорить. Но хоть покоя там для душ их попросишь, или ещё чего... Жрецы эти, они ж, понимаешь, всё-ё-ё могут!
Обычно Лавелл не имел никакого желания прислушиваться к пьяной болтовне, но сегодня, напротив, силился заглушить собственное нарастающее сумасшествие какими угодно звуками. И почему-то именно на словах пьянчуги с растрёпанной бородой и недвусмысленно покрасневшими глазами голос в голове совсем немного стих: ровно настолько, чтобы Джек сумел различить чужую речь.
— Простите, — немного неуверенно окликнул юный приключенец сидящего за соседним столом оратора, — я не ослышался: на всё способные жрецы? В Крельнусе?
— Да ты, видно, из какого-то другого мира, малец, раз слыхом не слыхивал о Дне Силы! — Сперва пьяница расхохотался, а потом вдруг посерьёзнел и обратил к Джеку на удивление трезвый взгляд тёмных глаз. — Храм Неба в столице. Совет жрецов, карающих и милующих, способных как проклянуть, так и... излечить, — последнее слово собеседник особенно подчеркнул. — На всё воля Девяти.
Лавелл нахмурился, а его собеседник вернулся в состояние не вполне адекватного веселья так же быстро, как вышел из него минуту назад. Некоторое время Джек продолжал сидеть за столом, буравя взглядом его деревянную поверхность, а потом вдруг резко поднялся с места, набросил на плечо рюкзак и зашагал в сторону выхода, спокойно перешагивая через пьяные тела. Голос в голове скользнул и осыпался лёгким бризом, позволив юноше услышать прощальные слова бородатого выпивохи:
— Ну, сынок, попутного тебе ветра!
Карту с подробными объяснениями того, как скорейшим образом можно добраться до столицы, получить было нетрудно. Нетрудно было и шагать сутки напролёт с крайне редкими остановками: Джеку не привыкать, последние годы он только и делал, что переходил от места к месту. Даже засыпать на жёстких ветвях деревьев, чтобы не оказаться застанным врасплох ночными хищниками, в конце концов оказалось не самым сложным занятием.
Что было по-настоящему трудно, так это претерпевать сводящие с ума вихри в собственной голове. Иной раз это было лишь лёгкое шепчущее дуновение ветра, но иногда оно обращалось в полноценный тайфун, всем своим существом обрушивающийся на сознание. Одним утром, просыпаясь, Джек со счастливым выдохом обнаруживал себя там же, где заснул вечером, а другим — за мили от места остановки. Временами он забывал о карте и просто шёл, не различая пути, непроизвольно доверяясь той дороге, которой вёл его дурманящий бриз. И так каждый день, каждый час, каждую минуту: ветер, кружащий, подхватывающий, сумасшедший, не давал своей жертве покоя.
В последние дни путешествия, едва почувствовав шелест травы, кустов или ветвей, Джек невольно хватался за лук.
А потом ветер успокаивал его дыхание.
Ветер — внутренний ветер — успокаивал его дыхание и тогда, когда Джек ступал по залу Облачного Холла. По крайней мере, именно так казалось Лавеллу. Всё вокруг вопило о непривычности, неправильности и проявлялось в слегка скованных движениях и глубокой внутренней тяжести: слишком много людей, слишком мало воздуха, совершенное отсутствие неба над головой — только жутковатая облачная завеса, — а окон и вовсе нет...
Но лёгкий, свободный ветер-шёпот внутри помогал — лишь этот единственный раз, — и Джек был ему благодарен.
Тысячи взглядов вокруг были обращены к жрецам: те же стояли неподвижно, холодно и спокойно, являя собой лишь пророков, лишь проводников воли Девяти, а не людей, коими их считали когда-то. Лавелл почувствовал, как по спине пробежала дрожь. Держа путь в столицу, он отчего-то совсем забыл подготовить речь. А ведь предстояло ещё и пробиться к жрецам, заставить их услышать себя, зазвучать настолько убедительно, насколько это вообще возможно.
Джек ещё раз огляделся и, как следует натянув скрывающий рыжую шевелюру капюшон, направился в самую гущу толпы.
Прошествовавший мимо него гигант расталкивал народ с очевидной целью поскорее добраться до жрецов. Лавелл успел подхватить за плечи пожилую женщину, случайно попавшую под удар: вероятно, после падения та уже не смогла бы подняться на ноги. Если задуматься, сколько жертв вообще оставляли после себя подобные события? Стремление восславить Девятерых оборачивалось смертью и разрушением. А могло ли быть иначе?
Джек предпочёл дождаться собственной очереди и быстрым движением сбросил капюшон. Привыкший говорить тихо, он всё же успел собраться с силами, и голос юноши зазвучал наперекор ветру в его голове: спокойно, уверенно и — совсем немного — печально:
— Я один из многих сумасшедших, что пришли сюда умолять об исцелении. Голос, что завладел моим разумом, не произносит слов: он общается со мной одним своим существом, напоминающим дуновение ветра. Иногда спокойный и тёплый, иногда — хладный в своей ярости, он не оставляет меня ни на мгновение. Я много путешествовал, пытаясь бежать, но всё тщетно. Прошло лишь три дня, однако я не чувствую, будто он собирается остановиться. И потому обычный сумасшедший среди множества других сумасшедших теперь здесь, о жрецы. Я прошу вашей помощи. Я прошу свободы для ветра в моём сознании.
|
...Это случилось за пять суток дня воссоединения Сакри и Ри. С самого утра на центральную площадь Крельнуса - столицы Королевства, начал стекаться городской люд: нобили и простецы стремились занять места получше, чтобы ничего не пропустить в предстоящей церемонии. Казнь всегда остается тем зрелищем, что никогда не приедается, и на котором всегда множество народа, желающего своими глазами увидеть, как королевский палач приведет в исполнение очередной приговор.
На деревянных трибунах, предназначенных для обеспеченных мещан и небогатых дворян, между дородным торговцем тканями и пожилым дворянинином, одетом по столичной моде двадцатилетней давности, присела невыскокая темноволосая девушка, судя по одежде - из чиновников средней руки, получающих личное дворянство за выслугу. Занятому своей молодой и весьма вульгарно нарядившейся спутницей купцу было не до соседки, а вот пожилой господин, близоруко сощурившись, пригляделся к новоприбывшей и, удостоверившись, что перед ним не выходец из низов общества, приподнял шляпу:
- Мое почтение, леди.
Женщина, по чьему лицу блуждала довольная улыбка, удивленно воззрилась на соседа, будто недоумевая, зачем она ему понадобилась. Но этикет есть этикет, и женщина кивнула:
- Благославение Девяти на вас, лорд.
Продолжить разговор словоохотливый дворянин не успел - заиграли фанфары, приветствуя прибытие его величества Сважиона, да продлятся годы его бесконечно. Коль поприветствовал толпу, тут же взорвавшуюся оглушительными овациями и изъявлениями верности правящему дому. А вскоре началось то, ради чего множество жителей и гостей Крельнуса собрались на площади Девяти - казнь.
Эшафот сегодня он украшен белой траурной парчой в честь того, что казнят дворян. Казнь обставлена со всем этикетом: головы преступникам рубят церемониальным позолоченным мечом, плаха покрыта алым шелком... Вот полетела в корзину голова графини, отравившей своего мужа, вот расстался с жизнью рыцарь, два года разбойничавший на Золотом тракте.
Пожилой дворянин скосил глаза на соседку, безо всякого интереса наблюдавшую за исполнением приговоров, и подивился: и чего она пришла, раз не имеет ко всему этому интереса? Но вот герольды озвучили новое имя:
- Барон Лерис, именем короля и королевского суда обвинен в государственной измене и приговорен к усекновению главы!
Женщина поддалась вперед, хищно уставившись на поднявшегося на эшафот преступника, и, если бы провинциальный дворянин видел глаза соседки, то подивился бы яростному пламени ненавести, плещущему в глазах только что спокойной и даже скучающей женщины. Жестокая улыбка и до побелевших костяшек сжавшие перила пальцы выдавали, что судьба приговоренного ей небезразлична, и она получает огромное удовольствие, наблюдая за тем, как барон вот-вот лишится головы.
Шшух!, - просвистел клинок палача, и буйная головушка Лериса упала в корзину. Женщина быстро облизнулась, словно чувствуя на губах кровь казненного, и удовлетворенно откинулась на спинку лавки. Пораженный столь странной реакцией мужчина, как мог, отодвинулся от соседки. А вскоре так и не представившаяся чиновница покинула трибуны, не дождавшись окончания всех казней.
...Зачем люди предают свою страну? На этот вопрос нельзя дать однозначного ответа: каждый по-своему приходит к этому. Например, последний объект внимания Константины, старшей Ищейки Департамента - барон Лерис, был, по ее мнению, обыкновенным дураком, проигравшимся на ставках и решившим немного подправить свое пошатнувшееся материальное благополучие. Ну кто, спрашивается, подталкивал достопочтенного барона продавать тайные документы Военной коллегии одному из свитских эльфийского посланника? Только его собственные пороки.
Само собой, Лерис и не думал особенно маскироваться, полагаясь на почти безупречный послужной список и громкое имя - за что и поплатился. И посему теперь невезучий предатель приговорен к казни. А вот его эльфийского партнера Департамент не тронул: не в обычаях дипломатических игр устранять обнаруженного конфидента заклятых друзей и соседей. На уровне посольств и представительств тайные службы блюдут все правила неписанного этикета, по которым агенты такого уровня пребывают в безопасности, хотя противоположная сторона и знает о них. К чему дипломатические скандалы?
А вот собственные подданые, вступившие в сношения с визави Департамента душевного согласия Королевства, таким иммунитетом не обладают. Константина не была сторонницей пыток, но и не чуралась их применения, тем более, когда к ее услугам был целый штат заплечных дел мастеров. После нескольких часов интенсивной обработки милейший барон буквально пел соловьем, рассказывая о всех своих делишках, так что сестра Константина, в миру известная, как госпожа Реннарт, только и успевала, что записывать. Наконец, словоизлияние предателя закончилось, и женщина, удовлетворено улыбнувшись ему, захлопнула папку:
- Спасибо, господин Лерис. Я думаю, что чистосердечное признание поможет вам избежать дальнейших пыток... перед казнью. Уведите и приведите его в порядок: негоже, чтобы в последний путь он отправился в таком состоянии, как сейчас.
Барон, явно рассчитывавший на снисхождение, был уязвлен в лучших чувствах, и, скривившись, зарычал:
-Да будь ты проклята, Красная Ведьма! Гори вечно!
Ответом ему стал спокойный взгляд темно-карих глаз и легкий кивок:
- Я и так горю. В моем сердце пылает незатухающий факел веры в Каррума. И этот огонь не погаснет никогда.
...Это началось три дня назад, когда близился час воссоединения Сакри и Ри, и это было... странно. Открываешь глаза, и видишь, как твоя родная комната пылает, как в ней бесится и мечется заключенное в тесное узилище стен бешенное пламя. Внезано буйство огненной стихии стихает, и вот оно уже все концентрируется вокруг тебя. Но огонь этот не обжигает: он лишь ласково касается кожи, скользит по щеке мечущимся алым язычком, целует со всем пылом Изначального Пламени.
Проходит всего пара секунд - и этот несравненный в своей первозданной красоте огонь словно проникает в тебя, сливаясь с замершей в восхищении душой. Пара ударов сердца - и все вокруг кажется прежним. Сквозь неплотные занавеси в комнату проникает первый, еще несмелый лучик утреннего солнца, все так же отсчитывает время клепсидра, все так же лежат на столе чернильница и недописанный отчет. Все вокруг прежнее. Вокруг - но не внутри.
Такое ощущение, словно вернулись полузабытые дни юности, исполненные горячей веры и фанатичности. Словно та странная иллюзия, представшая на короткое время перед глазами, действительно зажгла в ней затухающие угли того костра, что некогда горел в душе.
Дальнейшие несколько часов просто выпали из памяти. Что она делала? Что с ней происходило? Неизвестно. Пламя сердца требовало действия, требовало выхода - и, прийдя в себя, Константина заметалась по дому, громким голосом проповедуя невидимым собсеседникам Слово Каррума. Как в трансе, она не осознавала своих слов, будучи сконцентрорована исключительно на необходимости хоть как-то выговориться.
Когда все слова были сказаны, усталая женщина рухнула у камина, и, замерев, долго любовалась игрой пламени в очаге. Но угли души разгорелись вновь - и дальше все понсеслось с невероятной скоростью. Проповедь в храме, проповедь на улице: ведь надо дарить жар своих речей и тепло Каррума окружающим! Короткое заключение в кордегардии за нарушение общественного спокойствия. Слава Очищающему, городская стража не стала долго держать госпожу Реннарт в заключении, отпустив под честное слово не собирать подобные митинги на улицах.
Тепло и свет, надо нести огонь и свет окружающим! Надо потушить огонь, гложащий изнутри. Константина с головой нырнула в пучину кутежа и гулянок, восхваляя за бокалом вина Каррума и расточая любезности окружающим; а вскоре - даря свое тепло практически незнакомым мужчинам. Ведь нельзя удержать внутри себя такой пожар: им надо непрестанно делиться с людьми, согревать из замерзшие, закостеневшие души.
И пламя вновь почти прогорело - лишь под золой еще рдели угли, готовые вскоре вновь заставить вспыхнуть сердце старший Ищейки. В минуты прозрения женщина осознала, что то, что творится с ней - странно, непонятно и противоестествено. Она не в состоянии самостоятельно справиться с этим, а значит - надо наступить на горло собственно гордыне и пойти искать помощи. Слава Очищающему, завтра будет День Силы, и кто, как не верховные жрецы, способны помочь ей справиться с охватившим ее безумием, с пламенем, жгущим ее изнутри и бегущим по ее венам?
...Наконец, настал день воссоединения Сакри и Ри, день, когда Мудрые решат ее проблему. Стекается к Алому дворцу толпа, и сестра Константина, она же госпожа Реннарт - одна песчинка среди неисчислимого множества разночинного люда, стремящегося донести до жрецов свои слова. Но что могут значить их жалкие, мелкие проблемки перед тем, что твориться с ней!? Не будь чиновник так вымотана, она бы наверняка бы ярилась и раздражалась на это сонмище просителей, но усталость брала свое - и ей удалось держать себя в руках. Пока что удалось.
Вспомнились слова одной простонародной песни, посвященной Очищающему. И они как нельзя лучше подходили к нынешнему состоянию женщины:
Догорают угли, клонится голова
Не бывает вечно пламя и праздник.
Но под пеплом можно найти огонь,
Если не остыло сердце.
...Вот и Облачный Холл. Наконец, высшие жрецы дозволили просителям держать слово. Реннарт, пробившаяся в первый ряд, выждала момент, когда предыдущий ходатай закончил свою речь, и сделала шаг вперед. Рука взметнулась к лицу, и на ладони жрицы на несколько секунд появился маленький язычкок пламени - знак того, что она служит Карруму. Закрыв глаза, Константина произнесла:
- Благославение Девяти вам. О помощи взываю к вам. В сердце моем, в душе моей, поселилось ярое пламя, толкающее меня в пропасть безумия, смущающее мой разум иллюзиями несуществующего и призраками забытого. Жажда изменения мира переполняет меня, жажда зажечь его так, чтобы он никогда не погас.
Подобрав алое платье, женщина опустилась на колени перед Девятью, смиренно ожидая решения своего вопроса. А то Пламя, что поселилось в ней, будто подняло голову из пепла, желая принести огненное очищение всем пребывающим здесь.
...Можно принести в темный дом огонь и зажечь лучину, осветив его, а можно поджечь весь дом, разогнав тьму на многие мили вокруг.
-
Вот что значит вжиться в роль. Потрясающе :) Рада играть с тобой.
-
Интересный персонаж, красивый пост. Здорово)
-
Религиозные фанатички вообще шикарно у тебя получаются :))
|
За три дня ничего плохого эльфы ей не сделали. Но расслабляться Тара не спешила. Почти не отдавая в том себе отчета, она избегала поворачиваться к Младшим спиной, старалась не отвлекаться и продолжала ждать подвоха. Ну не может так быть, чтоб сразу трое здоровых на голову эльфов!
Погода не улучшала настроение. Вынужденное безделье - тоже. Тара пересмотрела книги, которые дал отряду с собой герр Фастмот, в надежде найти еще хоть немного сведений о Вистреде помимо известных ей.
Но эта земля будто нарочно почти не упоминалась нигде.
Книгой, в которой было больше всего полезного, в итоге оказался "Путеводитель по Лучшим Медоварням Этого Мира" - точно такой же, как найденный Альтариной в библиотеке мэтра Эстебара накануне выступления. И Вистред, описанный как "малонаселенная местность с совершенно неплодородной почвой, главной особенностью которой является наличие множества храмов Огнерыка и одного пертиссимианского монастыря" почему-то не вызывал горячего желания поскорее его посетить.
Смирившись с тем, что сделать это все же придется, а также с тем, что придется сделать это в компании Младших, Тара вела себя тихо, время от времени предельно вежливо отвечая на кажущиеся бесконечными вопросы Дэвара.
Эльф подсаживался к ней и задавал вопросы так, что не ответить на них, не нарушив правил приличия, не было никакой возможности.
Пару раз чуть не навернувшись, стараясь отодвинуться, Альтарина оставила эти попытки в надежде, что поток эльфийского любопытства вскоре иссякнет.
И вопросы действительно закончились. Правда, где-то среди них Дэвар, видимо, увлекшись, потерял вежливое "Вы". Однако Тара, тяжело вздохнув, не стала ему на это указывать. Тратить слова, пытаясь ткнуть Младшего носом в его неуместное, по мнению девушки, панибратство было откровенно жаль.
Кроме этих внезапных вспышек интереса ничего особенного за весь день не случилось. Иногда из своего уголка к ним вылезала Мирри, скрашивая унылую серость пути. Но в общем, все было как-то… тускло.
Поскольку заняться было особо нечем, появилась куча свободного времени для размышлений.
И Альтарина им воспользовалась.
Стараясь устроиться поудобнее на козлах или в фургоне, она думала о Хофтгоре. О друзьях, оставшихся там. О мэтре Эстебаре. О своем прощальном письме наставнику, в котором она постаралась выразить свою бесконечную благодарность за все и надежду увидеться вновь.
А еще Тара думала о том, что отряд чересчур близко подобрался к Гроссенвальду. Нет, она тоже выбрала бы более короткий путь. Но... мысли о недоброй славе леса и упреждающие слова легенд и баллад все равно крутились в голове.
***
- Отличная мысль, Мирри! Я тоже за левую сторону, - Тара радостно соскочила с козел (была ее очередь править), предвкушая долгожданную разминку.
Ее еще весьма интересовало, кому придется готовить ужин. Кому-то точно придется.
- Насчет еды... Могу я что-нибудь сварить. Только потом не жалуйтесь.
|
|
|
Крытый фургон и три всадника, ехавшие подле него по тракту, вдруг остановились. На козлы повозки вылезла встревоженная белка, пристально вглядевшаяся в лес, вплотную обступивший дорогу с обеих сторон.
Но интересовала ее только одна сторона, правая. Потому что слева и справа были два разных леса. Два совершенно разных леса, хоть и на первый взгляд они выглядели практически одинаково.
- А мы точно до заката уже не успеем добраться до Фельзендорфа, да?.. – напряженно пропищала она.
Вопрос, конечно, был риторическим – пасмурное небо темнело на глазах, и до наступления ночи оставалось совсем немного. Какой там Фельзендорф? Успеть бы лагерь устроить, да ужин какой справить.
Хорошо хоть этот дождь прекратился. Удивительно, но стоило нашим героям выехать из Хофтгора, как с востока навстречу пришли недовольные тучи и принялись нещадно поливать путников. И ладно холод и сырость – так дорогу всю развезло, и колеса их фургона то и дело утопали в грязи. Фриц (так звали вороного красавца-тяжеловоза, отданного из личной конюшни Генриетты) к первому вечеру уже еле влачил эту крытую телегу и свое существование, но все-таки дотянул до Ляутдорфа.
И слава Богам!
Спасители Человечества, уставшие и замерзшие, ввалились посреди ночи в местную безымянную таверну (деревенские так ее и звали – Таверна), быстро съели то, что дали, разошлись по своим комнатам и отключились в один миг. Даже поговорить не успели – было не до того.
Но на второй день Фриц уже не дотянул… Выбора не было, пришлось остановиться прямо посреди леса и переночевать у дороги. Нет, конечно, путники подготовились к миссии так, что могли и до зимы там простоять (а то и всю зиму). Сердобольная фрау обербюргермайстер пожаловала аж три больших корзины эльфийских яблок, несколько кругов превосходного горного гномьего сыра, амфору своего любимого вина, небольшой бочонок пряной бренны, вяленую говядину, просто соленую говядину, куриное и индюшачье мясо, овощи, еще какие-то эльфийские фрукты, специи, одежду на меху (хотя сейчас шло вовсю лето), шкуры, палатки, дорогие меховые спальники, глиняную посуду и даже собственноручно сшитое великолепное алое платье для Альтарины.
Зачем Таре это платье, не понял никто, включая Тару, но сопротивляться заботе градоправительницы никто не решился. И когда Герион прикинул в уме весь этот скарб на вьючных лошадях, он быстро отмел подобную затею и заявил, что нашим героям нужна телега. А лучше - крытый фургон.
Кроме всего прочего, три мельхиоровых статуэтки, стоившие, наверное, целое состояние, а также внушительный сундук с книгами из Библиотекариума всем своим весом активно предлагали что-то посерьезнее бедных лошадей.
Итак, у них был фургон. И к фургону этому наши путники на второй день дороги уже питали весьма противоречивые чувства. С одной стороны, он был покрыт серо-зеленым плотным брезентом, спасавшим большую часть смертных от дождя. С другой – периодически смертным приходилось вылезать из-под этого брезента и с матюгами выталкивать загруженный фургон из очередной затопленной ямы.
Так или иначе, судьба надолго свела их с этим фургоном, и все понимали в душе, что им еще предстоит пережить немало бед вместе. Мирри так вообще в нем поселилась, устроив свое логово где-то среди сундуков, корзин, бочонков и амфор, и носа оттуда не казала практически всю дорогу.
Да и остальным особо было не до разговоров – то ли погода не способствовала веселью, то ли в сыром холодном воздухе до сих пор стояло напряжение от недомолвок между Тарой и эльфами. Однако, слава Яффе, к вечеру дождь прекратился, и у наших героев появилась возможность хотя бы развести костер…
- Дав… давайте фургон поставим на левой стороне, а? – тихо спросила Мирри, выбравшаяся на козлы. Все смотрели на нее (даже те, кто ехал отдельно верхом), и от того белка казалась еще меньше, напуганней и нервозней. – Вон там есть место свободное… да?..
Затем Крк-Миррритикити с опаской посмотрела на правую сторону. Которая ничем не отличалась от левой внешне, но разница между ними для белки была колоссальна.
- И, ну, нужно за дровами кому-то сходить, да?.. И при… приготовить… что-нибудь… кто захочет…
С каждым словом голосок Мирри становился только тише (хотя этот пушной зверек в принципе громким не казался). Она промолвила что-то еще, но никто ее не расслышал, даже эльфы. По ее напряженной позе было видно, что она очень хотела забраться назад в свою норку в фургоне, но при этом не могла отвести взгляда от правого леса, ожидая от него… чего угодно.
Все дело было в том, что лес слева назывался Шварцгройен и был ничем не примечательным лесочком, где местные жители собирали грибы с ягодами, охотились и рубили деревья. Правый же лес был известен как Гроссенвальд – огромный, больше самого Среднеполья, он темным пятном распростерся среди мирных земель, навевая ужас и страх на многие города и страны.
Репутация его была не то, что пугающей, а, скорее, приводящей в панический трепет, истерическую тряску и безумие. И это только репутация! Сам же лес был способен на гораздо большее. Слухов о нем ходило великое множество – и о бродящих среди черных дубов мертвецах, и о гигантских пауках, охотящихся на великанов, также живущих там, и о говорящих вепрях, пьющих детскую кровь…
Конечно, многое было преувеличением. Но те, кто прожил в Этом Мире достаточно, прекрасно понимали, что Гроссенвальд скрывал в себе гораздо большее, и это зло было страшнее тех ужасов, которые мог себе представить здравый рассудок.
Ведь оттуда не возвращались. Оттуда действительно не возвращались, хотя многие смельчаки и отправлялись вглубь этого леса. И местные жители никогда не ходили в Гроссенвальд, какая бы напасть их туда не пыталась завлечь…
Западный же тракт (который шел на восток от Хофтгора) отделял этот жуткий лес от Шварцгройена и был единственной дорогой, проходившей так близко к нему. Но обходной маршрут занял бы полмесяца, а то и дольше… и решено было все-таки проехать здесь. В конце концов, тракт оставался оживленным торговым маршрутом, и различные гигантские пауки из Гроссенвальда здесь не вылезали на дорогу. По крайней мере летом.
|
|
|
|
|
|
Он шел узкими хофтгорскими улочками, стиснутыми по обе стороны рядами невысоких зданий из темного, грубо обтесанного камня. Мостовая по обыкновению была запружена слякотью, местами настолько, что прохожим, чтобы не поскользнуться и не изваляться в грязи, приходилось пробираться по самому краю возле стен и неуклюже перескакивать между относительно сухими участками. Все это - грязь, теснота, сильные запахи чадящих печей и готовящейся в них еды - было совершенно чуждо ему, привыкшему к благостной природной атмосфере вековечного леса. Однако теперь, спустя несколько лет, проведенных здесь, он уже не морщился и не крутил носом - ко всему привыкаешь, особенно если есть ради чего. И оно таки было. Фрау обербюргермайстер оценила его по достоинству, дала высокое положение, а главное - дело, вполне соответствующее его способностям. Здесь стал его новый дом. Новая жизнь. Пристанище. Совсем не мало, если не заноситься и не придираться. А это уже давно было не про него.
Конечно он никогда не будет здесь своим, равно как и человеки, жители города, не станут для него по-настоящему понятными и тем более близкими. Однако, идя по улицам, глядя на простой люд, на рабочих, мастеровых, торговых, военных, ему было отрадно сознавать, что в его силах помочь обеспечить мир их незамысловатой обыденной жизни и оградить их от большой беды. В этом был смысл. А значит и цель. Чего еще желать изгнаннику, в одночасье потерявшему все, что имел и нажил...
Меж тем впереди показалась главная площадь и громада замка, довольно величественного, особенно по людским меркам. Жилище обербюргермайстера и приближенных к ней сановитых вельмож. Вообще-то он тоже был не последним из них, но предпочитал жить на окраине, где попросторнее и воздух посвежее, да и выйти пройтись за стену совсем рядом. Ну а сегодня, вместо умиротворяющей прогулки по окрестностям города, ему надлежало явиться пред светлы очи госпожи Генриетты. Что ж, тоже неплохо. Наверняка поручение, а если так, то видимо случилось что-то важное. По пустякам его обычно не беспокоили.
- Фрау Генриетта - появившись в зале, уважительно поприветствовал он присутвующую здесь госпожу обербюргермайстера. За длинным столом было еще несколько персон, кроме мастера Фастмота ему незнакомых. Он окинул их внимательным взглядом. Девушка, мужчина-охотник, молодая эльфийка и Темный. Герион с подозрением прищурился. Нечасто Темные заходят в Хофтгор, а уж в замке их встретишь и паче того реже. С чего бы это.
|
|
|
|
Девушка тут же поднялась, прижалась к Джеймсу всем телом, уткнувшись лицом в его грудь и продолжая держаться за горло руками. Она тихо всхлипывала, будучи всё ещё не в силах поверить, что всё кончено. Что кошмар всё-таки позади.
Выл вокруг ветер, шёл снег. Погода, казалось, вовсе не заметила развязки этой истории. Даже не подумала под стать моменту закончиться буря, не стало теплее ни на несчастный градус. Но теперь всё это было неважно. Адам Вест мёртв, закончился смертоносный обратный отсчёт.
Через несколько дней, быть может, неделю, наступит долгожданная оттепель. На смену аномальному холоду придёт обманчивое тепло ранней весны. Нью-Йорк, впрочем, не будет спать. Этот город никогда не спит. Новые убийцы будут караулить жертв в темноте, новые следователи будут засиживаться на работе и искать улики.
Как знать, быть может – именно это шанс Джеймса вырваться из порочного круга. Бросить работу, заняться собой. Наладить личную жизнь. Если только он не влюбился в свою работу до мозга костей. Если только не был одержим именно жаждой расследования, а вовсе не отдельно взятым убийцей. Такое встречается на каждом шагу. Как говорится, бывших копов не существует.
Но не все увидят эту весну. Смотрит в пустоту мёртвыми глазами убийца с библейским именем Адам. Жуткая улыбка навеки застыла на губах. В память о двенадцати зверски изрезанных жертвах. В память о Хэнке, который лишь немного не дошёл до конца.
Всё так же сидит на снегу Эдвард Нэш – прислонившись спиной к бордюру, что обрамляет обледеневшую крышу. Странная смесь из разочарования и удовлетворения отпечаталась на лице – тёмная кровь густым потоком хлещет из носа. Стоило встретиться с серыми глазами агента, чтобы понять – всё кончено. Он сам это знает, понимает, что никуда отсюда уже не уйдёт.
Правая рука, дрожа, прижата к груди прямо в районе сердца. Охотник отправится вслед за добычей в небытие. Он спокоен. Словно давно знал, что всё именно к этому шло. Что слишком поздно уже что-то менять, что всё решилось чертовски давно. Доволен лишь, что дотянул. Что увидел, как пуля пробила голову Адама Веста. Он не сопротивляется, полной грудью вдыхает безумно холодный, но свежий воздух. Без тени сожаления. На губах тоже играет улыбка.
Одержимость опасна.
Прижимая к себе дрожащую девушку, уводишь её, прочь с проклятой крыши.
Впереди ещё много проблем. Отсутствие связи, несколько миль до малейших признаков цивилизации… Но после всего произошедшего – это кажется мелочью. Лишь досадной помехой, невесть откуда взявшейся на пути.
Впереди – суд и неизбежные разбирательства. Десятки экспертов будут изучать это место, восстанавливать поэтапно всё, что здесь сегодня произошло. Впереди море объяснений, расследований, бумажная волокита. Но всё это мелочи. Лишь ещё одна преграда.
Главное, что всё кончилось. Что именно этот выстрел поставил в истории кровавую точку. Иного решения не было. Джеймс лишь выбрал меньшее зло…
Этот город не спит. Колоссальное скопление людей, чертовски огромный мегаполис из стекла и бетона. Даже в рождественскую ночь, даже в ужасающую температуру – жизнь никогда не замирает здесь навсегда. Скользят по заснеженным улицам редкие машины, силуэты одиноких прохожих снуют от фонаря к фонарю.
Танцуют снежинки, вторит им ставший уже привычным фоновый ветер.
- Очередной ублюдок, - мрачно бросает Крофорд. Вспыхивает огнём кончик его сигареты.
Полицейский автомобиль замер неподалёку, неровный свет маячков периодически озаряет мёртвое тело.
- Так точно, сэр, - мрачно откликается напарник, извлекая фотоаппарат.
Нью-Йорк огромен. Здесь всегда найдутся психопаты, изуродованные морально асоциальные типы, решившие, что могут бросить вызов обществу и правительству. Всегда найдётся работа для таких, как Джеймс Гейтман. На смену пойманному убийце придут двое новых. Этому нельзя положить конец. Нельзя покончить с преступностью. Можно лишь выйти из игры. До того, как станет уже слишком поздно.
Танцуют снежинки. Нисколько не заботясь о том, что некоторые их собратья приземляясь сгорают в лужах горячей крови. Их вообще ничто не заботит. Только музыка ветра.
-
Прекрасный модуль получился
-
Это, определенно, одна из лучших игр, что я тут читал.
|
Последние пару седмиц мысли Альтарины были заняты несколькими вещами. И все они требовали как можно более поспешного разрешения. Беда была в том, что собственных связей ученицы мага для этого никак не хватало... Сложно, очень сложно противостоять начальнику стражи города, когда ты практически никто.
Да, неприятностей было предостаточно. Поэтому, обнаружив вчера на крыльце дома письмо с огромной печатью, ясно говорившей, что отправитель - глава города, Альтарина взмолилась всему пантеону, чтобы это был не приказ немедленно убираться из Хофтгора, а... А что-нибудь другое.
И ее молитвы были услышаны! В письме оказалось составленное в невероятно вежливых выражениях приглашение на прием. "Глубокоуважаемая фройляйн Альтарина", не сумевшая совладать с волнением и прочитавшая письмо прямо на крыльце, поняла, что еще может все изменить. По меньшей мере, попытаться.
Все это было вчера.
А сегодня был тот самый день, указанный в приглашении, и Тара, шагая по направлению к темно-серой громадине Регирунгсгебейде, размышляла, что какова бы ни была причина, по которой обербюргермайстер пригласил ее в свою резиденцию, это отличная возможность поговорить с ним о том, что нужно ей. Ну, раз уж ее пригласили. Так бы она, может, и не сумела попасть на прием, а тут такая оказия... Нельзя упускать случай.
Выдохнув, Альтарина достала из сумки письмо-приглашение и постучала в дверь Дома Вожака тяжеленным дверным кольцом.
Предъявив бумаги стражу на входе и с большим трудом удержавшись от улыбки по поводу несоответствия строгого выражения лица мужчины витиеватым узорам на его доспехе, определенно делавшим обстановку веселее, Тара наконец поверила в то, что предстоящий разговор с бургомистром действительно состоится.
Страж привычными заготовленными фразами объяснил дорогу. Комната ожидания, значит. Второй этаж.
Альтарина направилась в указанную сторону, по пути рассматривая гобелены на стенах коридора, изображающие сцены охоты и битв неизвестных людей с неизвестными нелюдями.
Так никого и не встретив, она без приключений добралась до приемной градоначальника. Приятно удивившись наличию окна и не очень приятно - неопределенности, что делать дальше, Тара в ожидании прояснения ситуации принялась осматривать комнату, убранством ничем не уступающую доселе виденным ею коридорам и лестнице.
Взгляд упал на редкой красоты марину кисти неизвестного художника. Волны пары дюжин разных оттенков будто насквозь просвечивались чудесно прописанными лучами Хютерова Светила. Завороженная восхитительным зрелищем, Альтарина подошла ближе и, оглянувшись, - не видит ли кто? - протянула к полотну руку, почти уверенная, что ощутит под пальцами прохладу настоящей воды...
Скрип двери спутал все планы. Подпрыгнув от неожиданности, Тара отдернула руку от картины и обернулась к вошедшей служанке.
Что ж, этого стоило ожидать... Разве были сомнения, что градоначальник ужасно занят? Так сильно, что даже придя по его личному приглашению, придется посидеть в приемной. Не зря же тут стулья поставили... Не пожадничали.
Кивнув служанке (девушка-то ни в чем не виновата), Альтарина вернулась к созерцанию морского пейзажа, прикидывая, стоит ли попытаться потрогать нарисованные волны снова.
Налюбовавшись игрой света и филигранно прописанными барашками волн, Тара все же решила, что ничего страшного не случится и вновь потянулась к позолоченной раме...
Что на этот раз?!
Эльф. Ну, конечно. У них прямо в крови возникать в самый неподходящий момент!
Сверкнув глазами в сторону незнакомца, Альтарина все-таки не смогла сразу отвести взгляд.
Красив... Красив, что еще сказать. Даже для эльфа... Уже знакомая Таре служанка, что неслышно вошла, была, кажется, того же мнения. Проследив за ее отчаянной схваткой с непослушным кувшином, Тара вздохнула. И эта девочка тоже купилась на обаяние остроухого. Что ж им не живется спокойно, обязательно надо человеческих девушек очаровывать.
Вздохнув еще раз, теперь уже жалея кувшин, павший жертвой людской несдержанности, Альтарина без всякого удивления выслушала речь служанки.
Разумеется. Как эльф - так сразу ему и тий, и пряности... Таре вот не предложила.
Негромко фыркнув, Альтарина решила, что ей нет никакого дела, согласится ли эльф на тий или нет.
У нее и без того было о чем подумать. И это были вещи поважнее необычного цвета глаз незнакомых Младших.
Подойдя к окну, Тара принялась мысленно репетировать предстоящий разговор с обербюргермайстером. О, ей было что сказать ему! А репетиция была необходима для того, чтобы избежать в речи резких выражений. От которых, конечно, сложно будет удержаться, учитывая основную причину, что привела Альтарину сюда.
|
|
Хофтгор. Один из немногих сохранившихся в Этом Мире действительно людских городов, загнанный на самый край Среднеполья (или Миттлерфельда, если говорить на людской манер).
Само Среднеполье, зажатое меж гор на севере и Склочного Моря – на юге, уже очень давно превратилось в густые леса и сады эльфов, но на западе еще держался небольшой клочок наделов пшеницы и ржи. Средь сих полей то тут, то там стояли людские деревни, да хутора, а прямо в центре этого скромного государства можно было найти Хофтгор, на котором все и держалось.
Чем был известен Хофтгор? Да ничем. Только если вспомнить производимый в нем хофтгорский шнапс – неплохую такую бренну*, но гномы из Ротберга уже давно сместили людей с рынка. Потому что… потому что гномья "бакбренна" была вкуснее и лишь на пять серебряных дороже за бочку.
Да и делали ротбергские виноделы гораздо больше бренны за год. А потому о хофтгорском вайнбранде знали обычно лишь в самом Хофтгоре. И гордились, конечно же.
Кроме вайнбранда этот городок был известен лишь своими древнющими людскими зданиями и стенами, которые могли представлять интерес для путешественника как… как памятник истории. Но не более того, ведь их построили лет триста назад, и построили гномы.
Вот и весь Хофтгор.
Правил городом обербюргермайстер, избираемый Бюргермайстерратом (Советом Бюргермайстеров), должности в котором передавались по наследству в соответствии с Гезетцбюхом – огромной такой книгой, куда еще те же триста лет назад были записаны все законы, правила и порядки.
И дорогой читатель совершенно правильно сейчас подумал, что примерно три века назад Хофтгор был основан ордманнами в соответствии с их представлениями об идеальном городе. Но времена Бога Закона в Среднеполье прошли, и все заметно изменилось. Кроме, конечно, названий и незыблемого Гезетцбюха.
Итак, наша история началась именно здесь – в Хофтгоре. В теплый, но не очень жаркий летний денек, когда с востока чуть поддувал приятно освежающий ветер, а Хютерово Светило то и дело пряталось за облака, подсвечивая их ярким нимбом по краям.
Прямо на центральной площади, в ее изголовье высилось четырехэтажное немного мрачноватое каменное здание, называемое Регирунгсгебёйде. Или Дом Вожака, если говорить на родном орочьем.
И потому наша история здесь началась, что прямо перед двумя главными, тяжеловесными, окованными сталью, практически черными от старости дверьми стояла Альтарина. Стояла и стучала по ним крепким чугунным кольцом, специально для того триста лет назад и предназначенным.
И вот. Случилось! С протяжным, жутковатым скрипом суставов каменного голема эти двери отворились, впуская внутрь Альтарину и вместе с ней нашу историю…
Внутри оказалось немножко прохладней, но не так жутко. Стены были увешаны изящными канделябрами с коптящими потолок свечами (да, орднунгманны презирали окна на первом этаже – «Что за глупость! Ведь любой вор через него проберется внутрь, не говоря уже о вражеском армии»), но все-таки здесь было достаточно светло. И даже уютно, надо признать – яркие ковры в красно-оранжевых тонах, гобелены и пара изящных статуй определенно эльфийской работы.
Суровый страж в симпатичных (иного слова Альтарина подобрать не смогла) доспехах, которые никак не шли к его суровости, посмотрел бумаги молодой колдунской ученицы и отправил ее на второй этаж, в комнату ожидания. Наверх вела широкая, помпезная лестница, достойная короля, и, миновав ее, один коридор и два поворота, Альтарина, наконец, вошла в соответствующую комнату.
Здесь уже было окно! Не очень большое, но из него с улицы проникал солнечный свет, свежий воздух и некоторый шум белого дня. Помимо окна, комната не отличалась убранством от всего прочего – то есть все было на высшем уровне. Витые канделябры, бирюзово-голубой ковер, два гобелена с зелеными лесами и картины с густо-синим морем и солнечно-лазурным небом.
В какой-то момент у Альтарины захватило дух, насколько это все хорошо смотрелось вместе, но она быстро взяла себя в руки, ведь цель ее визита была серьезной. Даже очень.
Наконец (а казалось, прошла вечность, хотя на деле не более двух ударов сердца), в комнату зашла служанка в голубом платье и фартуке цвета морской волны и заявила, что обербюргермайстер пока занят и примет Альтарину чуть позже. И судя по той скорости и уверенности, с которой она отчеканила «обербюргермайстер», работала барышня здесь уже не первый год. И затем она ушла, оставив девушку наедине с нашей историей.
Дверь отворилась снова лишь через пять минут. И вошел Он.
Нет, не обербюргермайстер, а совершенно незнакомый Альтарине темный эльф. Гордая осанка, пепельный воск кожи, широкие плечи, острые, изящные черты лица, будто бы неведомый мастер десятилетиями вытачивал его лицо. Мягкие движения, невероятная грация и удивительные глаза разного цвета…
Он плавно вошел, словно он танцевал… но просто шел… при этом как будто бы танцуя… но все же идя… Иными словами, это было очень грациозно. И в тот же момент служанка, вошедшая в комнату через другую дверь, округлила то ли от ужаса, то ли от восхищения глаза, и чуть не выронила из рук поднос со стеклянным кувшином воды.
Вернее выронила, но поймала… но все-таки выпустила… хотя и удержала… чуть не уронив… Иными словами, ей повезло и ничего не разбилось.
Эльф обернулся на ее беззвучный возглас, а волосы его белоснежными шелковыми струями качнулись на воздухе, как будто бы паутина, но прекрасная, волшебная паутина! И служанка не выдержала и таки выронила этот поднос.
Стекло разлетелось вдребезги. Вода плеснула в стороны. А служанка лишь нервно сглотнула, глядя прямо в глаза этому неземному, небесному существу. Чудовищными усилиями она взяла себя в руки и в момент осохшим горлом промямлила:
- Су… сударь, Обербюрбер… обербюргейбей… - она напряженно сдвинула брови, вдохнула и продолжила: - Обер. Бюргер. Майстер. Примет Вас чуть позже… Не желаете ли Вы тия*… али… пряностей каких?..
Снова сдвинув свои тонкие брови, но теперь как-то совсем жалостливо, она добавила тихо:
- П… пожалуйста…
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
История успеха.
Любая история которую запоминают хамари - это история успеха. Не всегда успех достигается честными методами, но эта история одна из самых добрых.
При всей бедности Булгая у него было пять жен. Три из них только вернулись с войны. Ему пришлось отдать хорошего, молодого червя-минхочау, чтобы вопреки Воли о цахалах бай, собиравший женщин для службы, взял не две его жены (на тот момент их было целых шесть, но пока прошли эти долгие пять лет старшая жена умерла), а целых три. Булгай знал, что если его жены выживут и вернутся, то они станут лучше и сильнее, с них будет больше толку в хозяйстве. Это был риск, но не больше, чем при боях маленьких жуков-королев, которые проводились в его деревне. У соседа Тамира на войне погибло две жены, ему пришлось продать обоих своих червей и купить рабов, чтоб продолжать успешно тянуть свое небольшое хозяйство и большой налог. Но хамари знал почему так произошло. Жена Тамира понесла в военном походе, а вторая помогала ей до последнего, делилась водой и пищей в губительных песках, поэтому и сгинули они обе. Пустыня такого не прощает. Булгай же весь язык до язв стер, но внушил своим худосочным женушкам, что все свои потребности в дороге они могут удовлетворить сами, при этом не подвергая свою жизнь и здоровье опасности.
Пять лет он работал без устали, раскапывал обжигающий песок, чтобы достать выращенный мукехт. Часть его отдавал слугам местного Сотника, да треснет его живот, а жир выплеснувшийся оттуда ошпарит корень так, что все его двадцать жен уйдут ложиться под урлоков. Другой частью кормил семью, третьей червей. Дети вставали ночью, когда холод только начинал отступать и шли искать мучных жуков, собирать хворост и засохшие лепешки для растопки, оставшиеся жены копали глину и обжигали горшки. Когда день удлинился старшая жена стала совсем плоха. Она была достаточно стара, старше Булгая на пять лет. Стара, уродлива, но покладиста и трудолюбива. На этой женитьбе хамари выгадал себе первого червя. Ее отец так хотел избавится от лишнего рта, а дочь была настолько страшна, что принял ее будущей муж только верхом на минхочао. И ни разу не пожалел. Сейчас червя у него было два, да еще тот которого пришлось отдать.
Когда она умерла хамари закопал ее в твердой земле, чтобы черви не добрались до тела. Сверху он обжег и поставил глиняную табличку. Хамари не ведали письма, поэтому Булгай, чтобы отметить, что здесь лежит именно его первая, старшая жена оставил на надгробии одну вертикальную черточку. После этого остальные члены семьи и рабы заметно присмирели. Хамари долго не понимал в чем дело, пока самый взрослый его сын не открыл ему, что все думают, что отец сошел с ума и боятся оказаться "вторым". И действительно, зачем отмечать место упокоения трупа обжигая глину из которой мог бы получиться хороший горшок или поднос? Булгай ответа не знал.
Короткий век проходил в тяжелой работе и тоскливых вечерах. Однако, чем бесплоднее пустыня, тем заманчивее миражи, и Булгай ждал возвращение жен, зная, что если все получится, то умирать он уже будет жирным баем, с благостной отдышкой, брызжа на рабов благородной слюной и помахивая пухлыми кулачками.
Они вернулись. Женщины окрепшие и получившие шрамы от оружия ужасных черных демонов. Молчаливые, но не сломленные. Они пришли в доспехах и отказались обнажить свою плоть даже будучи в доме своего мужа. Не выразили почтения. А когда Булгай решил оставить их без ужина и велел ночевать под навесом с рабами, а не в доме с остальными женами, они взяли палки и отделали его по первое число. Слава Самуму, что соседи не видели этого бесчинства. Еду женщины распределили по справедливости. Голодный и избитый глава семейства дождался пока палящее око Похитителя Времени уйдет за горизонт и пошел в пустоши, чтобы предаться работе в одиночестве. Он плакал и заламывал руки. Теперь ему казалось, что все, что он замыслил не осуществится. Булгай понимал, что совершил ошибку и теперь оказался на положении презренного оэша перед своими злыми и сильными женами. Однако, если у тебя нет душистого хамарина, то разве не найдется хоть приятных речей? Хамари вымерли бы давным-давно, если бы сдавались после первой неудачи.
В торговый день он отправился в место, где жители всего фимнафа обменивались товарами. Часть горшков он обменял на жемчужную дыню и несколько шкурок радужной ящерицы. В этот день он вернулся с гостинцами для всех жен, собрав всех за столом разделил дыню поровну, так что каждому достался большой и ароматный кусок. Дети плакали от счастья растирая сопли и сок дыни по желтым личикам, даже жены прошедшие войну смягчились. Впервые за много лет, они сидели все вместе и говорили. Говорили о том времени, когда были в разлуке, Булгай рассказывал о том как его двоюродный брат стал жрецов, однако рабов родственникам по праву крови не передает, говоря, что "Не накрытый обеденный стол имеет один недостаток, а накрытый - тысячу", про смерть старшей жены и про повышение налогов. Жены рассказывали про черных карликов. О том как наездники подкапывались под их ряды и черви съедали их вмести с их странным оружием, но перед этим карлик успевал отправить на суд Самума двоих из цахала. Рассказывали, как после боя доставали из доспеха по дюжине стрел. Говорили о будущем. Главе семейства казалась, что душей его жены еще там, но сегодня он понял, что если отнестись к ним с терпением, то душа догонит вернувшееся в родной дом тело.
Дальше все пошло по плану. Сильные женщины не лепили горшки, по совету Булгая они сделали форму и начали обжигать кирпичи. Не каждый справился бы с этой тяжелой работой, но прошедшим обжигающие пески было не трудно весь день таскать тяжелые кирпичи под палящим пустынным солнцем. Хамари с сыновьями начал строить дом. За несколько месяцев они управились с первым. И он стал лучшим домом в их небольшой деревне. По традиции он был разделен на равных две части сенями. Правая часть отводилась для мужчины и его еще не беременных жен, левая для детей и женщин на сносях, которые за ними присматривали. Окна были закрыты ставнями, а проходы меж комнатами занавесями, когда на кожаные шнурки нанизаны разноцветные бусинки из обожженной глины. Проем в "мужскую часть" был сделан низким, чтобы каждый вошедший кланялся при входе. В небольших горшках подвешенных высоко под потолок росли светящиеся грибы. На полу циновки из сплетенного между собой кушта. Это был чудесный дом, достойный преуспевающего но еще не жирного бая.
Булгай жил в своей сакле, а в доме принимал гостей, за короткое время здесь побывали все жители деревни. В торговый день хамари пришел на торг с пустыми руками. Его товар говорил сам за себя, здесь только и разговоров было о новом доме и чудо мастере. Находчивый строитель продал его в тот же день, обзаведясь новыми рабами и червями.
Следующий дом был еще больше. За ним был дом покрытый аккуратными гладкими шестиугольными плитками. К этому моменту ни Булгай-бай ни его жены сами уже ничего не строили. Дело шло в гору, а печи работали круглосуточно, а всю работу делали их новые рабы.
Успешный хамари растолстел и умер в постели, как всегда и мечтал. Но до самой смерти он не забыл кому их семья была обязана таким процветанием. Даже когда лицо его покрылось морщинами, он ел дыню в окружении жен и детей, смеялся и называл их своим маленьким цахалом.
-
На одном дыхании) интересно
-
Неплохо!
-
Интересно, очень интересно)
-
Добрая и поучительная история. Радует что даже среди Хамари, есть те, кто вызывает искуренную симпатию и сопереживание)
-
-
Простынко, однако!
-
История успеха весьма успешна) Мне нрав.
-
+
-
Мило. Прекрасно.
-
Часть его отдавал слугам местного Сотника, да треснет его живот, а жир выплеснувшийся оттуда ошпарит корень так, что все его двадцать жен уйдут ложиться под урлоков.
Ахахах! :D
|
Твою мать. Артур перебросил было ремень винтовки через плечо, но изменившиеся обстоятельства заставили его снова взять её в руки. Ещё недавно он прислушивался к перепалке Кристы и Лихарда, думал, существует ли вероятность реальной опасности для девушки… Но теперь отпали все сомнения. Душераздирающий крик разорвал тишину.
Ещё несколько коротких мгновений назад Денвер ловил себя на том, что собирается улыбнуться. Предложение разделиться было как раз тем решением, которое активно двигали в массы не слишком умные герои не слишком высокобюджетных фильмов ужасов. Правда, даже они редко высказывали свою «гениальную» идею столь откровенно. Артур не раскритиковал в пух и прах предложение Лихарда лишь потому, что был совершенно уверен в отсутствии для кого бы то ни было здесь реальной опасности. Но, по всей видимости, он ошибался.
Твою мать. Теперь Денвер отлично понимал уже, что происходит. Стремительно анализировал события последних минут, уже сейчас отмечая совершённые им же ошибки. Джереми, по всей видимости, мёртв… Или находится в ситуации, когда ему угрожает немедленная гибель. Конечно, Артуру было жаль парня – его нежданная участь пугала и угнетала, но не менее важным являлось другое.
Джереми так и не сказал им, что же обнаружил в крови. И теперь, скорее всего, уже и не скажет. Он пробежал прямо мимо них с Кристой. Всего в нескольких метрах. Даже сбил девушку с ног. Ничего не стоило остановить его. Наставить на верный путь.
Но глупое раздражение, беспочвенная обида… Кто же знал, что так выйдет? Никто не мог знать.
Твою мать, как глупо.
Артур слушал указания Джона, недоумевая про себя, чего этот парень здесь вдруг раскомандовался. Злость кипела внутри.
Он позволил себе задержаться лишь на пару безумно коротких секунд. Достаточных, впрочем, для того, чтобы подумать. Принять единственно верное решение.
Денвер не знал, что будет правильным в сложившейся ситуации. Возможно, Кристе и правда будет безопаснее здесь, вместе с Класилдой. Но эта неведомая тварь появилась на корабле. Взялась невесть откуда. Как знать, на что она ещё способна? Остановит ли это создание закрытая дверь?
Возможно, правильнее будет позволить Кристе пойти. Быть рядом. Вот только в своих силах Денвер теперь уже не был так уж уверен. Преградил девушке дорогу, секунду молчал, глядя ей прямо в глаза. Решая. Расставляя приоритеты. В конце концов, кивнул.
- Будь осторожна, - коротко бросил и рванул в коридор.
Ещё была девочка. И Класилда. Чёрт побери, как же всё сложно.
Он не собирался выслушивать стратегию Джона. Судя по всему, она заключалась в медленном и осторожном продвижении вперёд, в попытке предвосхитить всевозможные опасности… Оно и правильно, был лишь один недочёт. Не исключено, что именно в этот момент Джереми бьётся где-то там в предсмертной агонии.
Артур бегом бросился по коридору в направлении крика, значительно опережая всех остальных.
Твою мать. Кажется, он не запомнил порядок предложенного Джоном условного стука.
Уголки губ приподнялись в улыбке несмотря на критичность всей ситуации.
|
Красный мир не заканчивался. Упорно отказывался вновь сменяться на белые и дружелюбные стены. Не появлялся старик на месте кошмарного монстра. Либо Найна окончательно лишилась рассудка, либо именно эта кошмарная реальность была настоящей.
Сделал попытку вмешаться Эрик, протянул руку в направлении винтовки, валявшейся на полу. Но безуспешно. Чудовищный кусок мяса неторопливо прошествовал мимо капитана. Шаг, шаг, шаг. Мерно топает единственная нога, беспомощно тащится за ней повреждённый обрубок.
Секунды сомнений дорого обходятся Найне – каждая из них сжирает отрезок расстояния, отделявшего девушку от неминуемой смерти. Дрожит вытянутая рука, побелели обхватившие холодную рукоять пальцы.
Гипнотизирует пустой взгляд, заставляет сердце ещё сильнее колотиться, биться в агонии о грудную клетку.
Решение даётся чудовищно нелегко, не покидают сомнения. Но всё же судорожно надавливает на спуск палец. Отдача от выстрела больно бьёт по руке.
Бластер выплёвывает жёлтый заряд прямо в грудь приближающемуся чудовищу. Вырывает кусок мяса из тела, прожигает без труда почти кость. Пошатнулся мертвец, замер на короткое лишь мгновение, после чего тут же продолжил своё неумолимое шествие, так ни разу и не отведя от лица девушки взгляда.
Ещё выстрел. Ещё. В панике она выпускает заряд за зарядом. Но каждый выстрел задерживает тварь на одно лишь мгновение. Превращается в кровавое месиво грудь существа, на пол капает чёрная слизь, сочащаяся из повреждённого в нескольких местах нароста. В теле монстра – сквозная дыра. Но, по всей видимости, этот факт его почти не смущает.
Сводит судорога давящий на спуск вновь и вновь палец. Безнадёжность накатывает тёмной волной. Вот и он. Уже здесь. Бластер в руке не может помочь. Сейчас эта тварь протянет свою изувеченную конечность, а биомасса отклеится от изувеченной туши и с хлюпаньем переползёт на новую жертву. Продавит стекло защитного шлема, втиснется внутрь, заполняя собой всё пространство, высасывая воздух, сдирая заживо кожу.
Выхода нет.
Треск пулемёта разрывает полную отчаяния тишину. Мощнейшая очередь сбоку бьёт в монстра, отрывая куски плоти, впиваясь в опухоль и заставляя ту разбрызгивать во все стороны мерзкую слизь. Встроенный в конечность 1ого крупнокалиберный пулемёт отшвыривает тело к дальней стене, подальше от Найны. Не отступает, продолжая всаживать тонны свинца в лежащую тушу, кромсая биомассу на мелкие части, разделяя туловище твари на две половины. Превращая в кровавые ошмётки то, что совсем недавно ещё отдалённо походило на тело.
В ту же секунду приходит желанное облегчение. Отпускают немного разум холодные щупальца ужаса. Утихает слегка гул в голове, ослабевает боль. Судя по всему, не только у Найны.
Хватает в конце концов Эрик винтовку, пошатываясь поднимается с пола. Нет никаких чёрных комков на зелёном костюме. Что это было? Галлюцинации?
На стекле шлема девушки несколько пятен – попавшая слизь. Бронестекло пузырится. Кажется, жидкость медленно его разъедает.
Найна оглядывает «поле боя» и видит то, чего видеть бы совсем не хотела. То, чего никто другой пока что не замечает. Ещё одна тварь ползёт, перекатывается прямо по потолку. Чёрная желеобразная масса. Текучий сгусток омерзительной слизи. Пока что без тела. Но, судя по всему, это временно.
Субстанция зависает прямо над 2ым дроидом Фрэнка. Отклеивается от потолка и бесформенной кучей падает вниз. Словно раскрываясь в полёте, стремясь захватить максимально возможную площадь. В какой-то момент эта тварь даже была похожа на сброшенное кем-то сверху чёрное покрывало.
Сгусток не такой уж большой. Размером примерно с овчарку. Но легче от этого как-то не становилось.
Схватка длилась несколько коротких мгновений. Желеобразная туша захватила в себя голову и верхнюю часть тела дроида. Заговорили синхронно пулемёты несчастного, омерзительный скрежет огласил коридор. Биомасса без особого труда сплющила череп, скрутила плечевой пояс 2ого, сминая сверхпрочный противоударный сплав. Когда она «стекла» на пол с поверженного противника, «охранник» уже не походил на себя.
Деформированный до неузнаваемости робот выпустил ещё несколько пуль, после чего безвольно завалился на бок. Красные глаза печально погасли – череп 2ого был проломлен, часть «начинки» безвольно болталась снаружи. А в районе пояса он был почти что разорван на две автономные части. О том, что дроиды этой модели могут выдерживать прямое попадание тяжёлого лучемёта, в такой ситуации лучше было не вспоминать.
Эрик наконец-то пришёл в себя, начал действовать.
Вскинул импульсную винтовку, всадил в биомассу длинный луч зелёного цвета. Не встречая особого сопротивления, луч прожёг чёрную субстанцию, впился в пол. Желеобразная тварь разделилась, огибая с двух сторон смертоносный заряд, казалось, расходясь в стороны и образуя дыры там, куда только собирался нацелиться Эрик.
Осознав, что его оружие здесь бесполезно, Фрайзер закинул винтовку за спину и рванул к двери шлюза. В ярости стукнул по ней кулаком, когда понял, что выход отрезан.
Даже после основательной обработки пулемётами 1ого, сгусток чёрной слизи не желал умирать. Отлепился от разорванного на части тела несчастного учёного, и медленно пополз к дроиду, оставляя позади себя чёрный след. Осознав, что противников двое и их выживаемость превосходит любые пределы, Эрик принял единственное решение, которое в данный момент пришло ему в голову.
В несколько коротких шагов он оказался около Найны, остановился около девушки, которая так и не успела подняться с пола. Протянул руку.
- Бежим отсюда. Просто бежим!
У этих желеобразных тварей был, судя по всему, всего один недостаток. Ползали они относительно медленно.
|
|
|
|
Время словно остановилось. Замерли все действующие лица этой маленькой сцены словно позируя для какой-то бессмысленной фотографии.
Не подавали признаков жизни дроиды Фрэнка, оба стояли, тупо уставившись на визитёра. Не шевелился и сам старичок, переводя взгляд с Найны на Эрика. Молчал и Фрайзер – его лица не могли сейчас видеть ни Эйб, ни девушка. Только лишь прямую напряжённую спину. Белые стены, ровный и ослепляющий свет. Не так уж и плохо, на самом деле. Ничто здесь не внушало тревогу, не было конкретных поводов для беспокойства.
Вот только состояние, в котором пребывала сейчас Найна, можно было охарактеризовать лишь определением «паника». Звон в голове нарастал неуклонно и неумолимо, сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот проломит грудную клетку и вырвется наружу, а восстановить дыхание по-прежнему не удавалось.
Белые стены. Старик в халате учёного. Спина Эрика, обтянутая зелёным материалом костюма. Яркий свет, почти ослепляющий.
Безумная вспышка боли в районе затылка.
Картина преобразилась на одно лишь мгновение. Словно Найну накрыла чудовищная галлюцинация.
Тот же коридор, но утопающий в багровом полумраке аварийного освещения. Кровь на стенах, кровь на полу. Как свежие лужи, так и уже засохшие тёмные пятна. Белизна стен в подобном контексте выглядит куда менее впечатляюще и гораздо более зловеще. Расчленённое тело валяется в стороне – словно несчастного буквально разорвали на две половины.
На месте общительного старичка-учёного находилось иное совершенно создание.
Кожи у этой твари не было – сухожилия, мышцы, проступавшие кое-где кости. Правая нога была сломана – белый осколок, прорубая плоть, выглядывал наружу. Обтянутый ещё отчасти плотью череп укоряюще смотрел на Найну пустыми глазницами. Живой труп, ковыляя, медленно приближался. Но самым жутким было даже не это. А странный нарост, покрывавший собой большую часть торса ужасного существа. Некая постоянно пульсирующая чёрная биомасса, облепившая тело жертвы, вгрызавшаяся в его внутренности в каком-то чудовищном симбиозе. Один отросток чёрной субстанции уходил в пустую глазницу, скрываясь где-то внутри опустевшего черепа.
Конечно же, оно не говорило. Лишь открывало беззубый рот, исторгая из себя нечто, отдалённо похожее на мычание.
Ещё секунда – и станция возвращает себе первозданную белизну. Вновь улыбается настороженно старик в белом халате, бескомпромиссно опровергая тот факт, что совсем недавно представлял собой воплощение самых тёмных кошмаров.
Но больше не обнадёживает обманчивое спокойствие коридора. Не выходит увиденное из головы, порождая волны страха и мысли о собственном безумии. Чему можно верить, если подводят даже глаза?
- Я понятия не имею, что происходит… - доносится глухой голос Эрика через канал внутренней связи. Тревога и страх, которые он тщетно пытается скрыть.
Снова. Кровавый танец аварийных огней. Пульсация облепившей тело учёного биомассы. Это бред. Безумие. Никогда прежде Найне не приходилось даже слышать о чём-то подобном.
От жуткой боли слёзы против воли брызжут из глаз. Врезается пол в колени – устоять на ногах ей всё же не удалось. Продолжают молчать дроиды Полинга, никак практически не реагируя на происходящее.
Чудовищное создание делает шаг – кажется, насквозь пронзает полный ненависти взгляд жутких глазниц. Кажется, смотрит оно лишь на девушку. Словно всё знает. Чувствует, кто раскусил его истинную природу.
Белые стены. Эйб всё так же стоит, словно оцепенел. Винтовка Эрика падает на пол, а сам капитан, схватившись за голову, опускается на колени. Стон разрывает эфир внутреннего коммуникатора.
- Нужно уходить… Быстрее…
Учёный и правда подошёл несколько ближе. Добродушное участие на лице, забота – в глазах.
- Мистер Фрайзер? Мисс? Что-то не так? – доносится до ушей мягкий голос.
Багровый полумрак. Образы сменяют друг друга резкими вспышками. Вереница картин несётся перед глазами. Пустые глазницы впиваются в лицо, почти физически излучают угрозу. Хоть там и нет глаз, но нет и сомнений, что тварь смотрит лишь только на девушку. Теперь существо уже не смущается – уверенно проходит мимо дроида, двигаясь прямиком к Найне. Уже почти миновало согнувшегося пополам Эрика, а от него – всего пара шагов. Медлительных, но неумолимых.
Короткий взгляд назад подтверждает – отступать некуда. Обесточена дверь шлюза. Это ловушка.
Кошмар усиливается. Девушка замечает, что невесть откуда возникшие наросты покрывают уже кое-где фигуру Тёрнера. Даже на спине стоящего на коленях Фрайзера можно заметить первые признаки чудовищной биомассы. Роботы Фрэнка смотрят как-то иначе. Их неизменно красные огоньки глаз предстали сейчас в новом свете. В горящих точках чувствуется угроза. Опасность, направленная вовсе не на противника.
В ужасе ожидаешь, когда вернутся обратно белые стены. Когда отступить кошмар, предоставляя недолгую передышку. Но этого не происходит. Никуда не пропадает ОНО. Лишь быстрее пульсирует чёрная биомасса. При взгляде на неё на ум приходит одно лишь слово. Опухоль.
-
Жуткая жуть о_О
Хорошо, что я это не перед сном прочла.
-
Вот черт! Вот черт! Это офигенно. И такая крутота раньше была скрыта? Подстегнул интерес.
|
|
|
|
|
|
- Показатели в норме, веду наблюдение - пустите этого красавца вперед, - раздался уверенный голос Фрэнка в личных коммуникаторах.
Эрик кивнул, соглашаясь. Остановился перед двустворчатыми дверями, выпрямился, разминая плечевой пояс. Дроиды тут же ожили. 1ый, сопровождая каждое свое действие едва уловимым жужжанием сервомоторов, приблизился к выходу, даже опередив капитана.
Фрайзер благоразумно уступил дорогу «охраннику», повернувшись лицом к своему экипажу. Он старался выглядеть как можно более спокойным и уверенным в себе, но получалось не то чтобы безупречно.
- Выгружаемся и действует по обстановке, - ответил он Найне с лёгкой улыбкой. – Как ты справедливо заметила, в воздухе может быть вирус.
Щёлкнул, выпрыгивая из разъёмов в воротнике шлем. Внимательные глаза Эрика смотрели на девушку теперь сквозь прозрачный треугольник стекла.
- Сделайте так же. Постарайся особенно не подставляться, - вновь обратился он к Найне. – Держись позади, мы обо всём позаботимся.
Кивнул Тернеру.
- Начинаем.
Разъехались в сторону белые створки, открывая вид на шлюзовую камеру "Надежды". Небольшое помещение со стандартными белыми стенами. 1ый тут же уверенно зашагал вперёд, по направлению к противоположной двери. Эрик, немного подумав, всё же снял винтовку с крепления на спине, переключил флажок предохранителя, приводя оружие в боевую готовность.
Несколько секунд ожидания в шлюзе, шипящая процедура дезинфекции. Казалось, системы станции работают более чем исправно. Лишь затем внутренние створки разъехались, впуская людей на борт «Надежды».
Длинный коридор. Белый пол, белые стены. Поворот – далеко впереди. Несколько стеклянных дверей до него. 1ый вновь ломанулся вперёд, крутясь из стороны в сторону и угрожая своим вооружением окружающей его пустоте.
- Не так уж и плохо, - несколько удивлённо проговорил Эрик. Герметичный шлем начисто заглушал звук – теперь они могли общаться между собой исключительно по каналу внутренней связи.
В конце коридора появился человек. Пожилой бородатый мужчина в халате учёного. Слегка ковыляя, он приближался и приветливо размахивал руками.
- Слава Богу вы здесь! У вас есть лекарства? Медикаменты? Треклятая оспа..!
При виде агрессивно настроенных дроидов, он всё же остановился. Замер, переводя взгляд с 1ого на капитана. Винтовка Эрика пока что смотрела исключительно в пол – тот явно не собирался сразу же брать на прицел безобидного с виду мужчину.
- Нужно быстрее идти в лазарет. Времени до ужаса мало, - уже менее уверенно заявил бородач, с тревогой поглядывая на орудия 1ого, встроенные в конечности дроида.
- Почему вы больше не выходили на связь? – настороженно осведомился Фрайзер, пристально вглядываясь в лицо пожилого учёного. Он задействовал встроенный в костюм внешний динамик, чтобы его слова услышал и сотрудник "Надежды".
- Передатчик совсем накрылся, даже фразу договорить не успели, - беспомощно пожав плечами, ответил бородач. – Доктор Норман Хайзенберг, к вашим услугам.
Он ткнул пальцем в бэйджик на груди.
Эрик качнул головой, не зная, как реагировать на происходящее. Чувствовал себя, капитан, к слову, не лучшим образом – дышал тяжело, словно только что сдавал исключительно сложные нормативы по бегу, испарина выступила на лбу.
Что-то было не так. Несмотря на эталонный внешний вид станции, организм взбунтовался и буквально трубил тревогу. Возникшая невесть откуда головная боль оказалась сильной, едва ли не сводящей с ума. Звенело в ушах. Фигура учёного смазалась и двоилась. Сердце бешено колотилось, дыхание срывалось без всякой на то причины. Костюм, ещё недавно казавшийся облегающим и удобным, превратился внезапно в клетку, вызывающую сильнейшие приступы паники и желание поскорее отсюда убраться.
Гул в голове нарастал, постепенно заслоняя все окружающие звуки. Отвлекая от мыслей, заставляя сосредоточиться исключительно на себе.
Учёный стоял и молча смотрел на экипаж «Ренессанса», даже не пытаясь скрывать собственное недоумение. Он задумчиво почесал свою бороду, зачем-то поправил бэйдж. С опаской снова взглянул на бесстрастных всё ещё дроидов.
- С вами всё в порядке? – заботливо осведомился он, даже не зная толком, к кому именно обращается.
|
|
|
|
|
|
|
Слова Кристы помогали. Наполняли будущее смыслом, предоставляли хоть какое-то подобие цели. Призрак надежды. Хоть и всегда оставались условности, хоть и стоило приглядеться к этому плане немного внимательнее, как тут же возникали в голове сотни вопросов… Куда лететь? Не провести же всю жизнь на корабле, дыша фильтрованным воздухом и не увидев больше ни разу лазурного неба? Не залезать же обратно в треклятые капсулы, рискуя никогда больше не проснуться? Но думать обо всём этом пока не хотелось. Артур отбросил лишние мысли, сосредоточившись на маячившей впереди цели. Выжить в условиях враждебно настроенной планеты. Сохранить бесценные жизни людей и вернуться.
Артур сомневался в правильности принятого Класилдой решения. Он вспоминал тварь, которую коллеги по привычке продолжали называть Стивом, и понимал, что не верит в возможность убить это чудовище с помощью какого-то безобидного вакуума. Быть может, не стоило покидать корабль и сломя голову бросаться на эту планету. Возможно, стоило попробовать дать отпор Ойену…
Впрочем, вспомнив результат последнего своего столкновения с этим парнем, Денвер поморщился. Прокатилась волна дрожи по телу. Нет, он определённо не хотел снова встречаться со Стивом. Был рад, что от этого существа его отделяют теперь километры пустого космического пространства.
- Счастливы ли они в своей свободе? Понимают ли ее? Ценят ли? – продолжала говорить Криста. Артур слушал. Артур молчал. Молчал, поражаясь мелочам, на которые обращала внимание эта девушка. Тем нюансам, которые ускользали от его восприятия в стремительном потоке собственного существования. У него был ответ. Основанный, в том числе, и на собственном опыте.
Нет, не ценят. Принимают как данность. Постоянно стремятся к чему-то большему, не замечая, что у них в руках уже есть всё, что нужно для счастья. Он сам был таким же. И чтобы понять это… Потребовалось лишиться всего.
Но Артур не озвучил вслух своих мыслей. Хоть и не сомневался, что полностью прав.
Люди сами разрушили всё, что у них было. Заигрались в войну, упиваясь своими возможностями, диктаторы уничтожили родную планету. Писатели-фантасты предсказывали нечто подобное неоднократно и очень давно. Но разве хоть кто-нибудь извлекает уроки из фантастических и далёких от реальности произведений?
Забавно. Выходит, они – свидетели гибели целой планеты. Возможно – заката целой цивилизации. Но почему-то зрелище это вовсе не выглядело величественно и впечатляюще. Как-то обыденно. Нелепо и глупо.
Артур отбросил в сторону несвойственные для него обычно философские мысли. Повернул голову, посмотрев на лежащую рядом с ним девушку. Она опять плакала. Тихо, беззвучно. Оплакивая собственные потери. И, вместе с тем, потери каждого.
Денвер знал, как мог бы поступить сейчас. Как поступил бы прежде в такой ситуации. Обнял бы её, прошептал на ухо слова утешения. Успокоил, поцеловал. В конце концов, в большинстве случаев между ним и девушками, с которыми он проводил ночи, не было и десятой доли того взаимопонимания, которое чувствовал он между собой и Кристой в этот момент.
Но именно оно и остановило. Денвер опасался резким движением разрушить нечто незримое, хрупкую до невозможности связь. Совершить ошибку. Боялся действовать. Быть может, впервые в жизни. Ещё не время. Вместо этого он осторожно прикоснулся к руке.
- Всё в порядке, - не смог не улыбнуться. – Пошли к остальным. Нужно охладить немного фермерский энтузиазм Джона… Я уже в норме. Правда.
|
Космос вокруг. Крошечным и беззащитным в сравнении с ним кажется маленький шаттл, который стремительно мчится навстречу безмолвной станции под именем «Надежда».
Тот же самый шаттл, на котором команду впервые доставили на корабль – разница лишь в том, что управлял им теперь лично Эрик, а не специально запрограммированный автопилот, а в главном отсеке было занято лишь два кресла. Людьми, мягко говоря, не слишком ладящими друг с другом.
Чуть более часа назад аппарат покинул гостеприимные объятия «Ренессанса» - всё это время тёмная громада станции постепенно нарастала на обзорном экране, всё сильнее действуя на нервы с каждой новой минутой.
Хуже самой неизвестности может быть только её ожидание. Ожидание, которое изрядно уже затянулось.
Заряд уверенности, полученный перед отбытием, постепенно сходил на нет.
***
Для мужчин скачком к поднятию боевого духа послужило кратковременное посещение корабельного арсенала. Просторный зал, белоснежные стены которого были увешаны разнообразными образцами оружия. Стойки, уставленные образцами куда менее специфичных моделей. Казалось, здесь было всё.
Эрик, который не раз уже видел всё это раньше, всё равно созерцал картину с некоторым воодушевлением. Лёгкая полуулыбка играла на его губах, взгляд бесцельно скользил по бесчисленным полкам и стеллажам.
- Понятия не имею, что нас там ожидает, поэтому… Никаких ограничений устанавливать не стану, - прокомментировал он, в очередной раз проходя мимо стеллажей и прицениваясь к выставленным там образцам. Остановился, задумавшись, зачем-то провёл рукой по и без того безупречно уложенным волосам.
В конце концов понял, что таким образом навряд ли что-нибудь выберет и подошёл к терминалу. Пощёлкал по сенсорному экрану, переключая модели. Наконец решился, не особенно углубляясь в импровизацию. Пока компьютер обрабатывал поступивший заказ, он всё с той же улыбкой обратился к остальным:
- Но сперва… Кое-что ещё.
В углу арсенала находилось несколько небольших кабинок. Достаточно вместительных для того, чтобы внутри мог свободно стоять один человек. Так называемые «раздевалки». Система быстрого облачения в боевую экипировку. Достаточно было зайти внутрь, чтобы створки закрылись, а услужливые механизмы в считанные мгновения облачили «клиента» в необходимый костюм.
Зелёная ткань туго облегает тело. Подвижные и лёгкие бронепластины почти не доставляют каких бы то ни было неудобств, вместе с тем обеспечивая неплохую защиту. Костюм лёгкий, почти не увеличивающий габариты своего носителя, но, вместе с тем, предоставляющий всевозможную защиту весьма высокого уровня. Не лишающий человека необходимой в критических ситуациях манёвренности. Компактные усилители вмонтированы практически в каждое сочленение, значительно усиливая физические возможности обычного человека. Маленькая золотая буква «Р» на груди.
В случае необходимости – в одно мгновение голову обхватывает герметичный полностью шлем. Зелёная поверхность, треугольник стекла в районе лица. Стекла умного, автоматически контролирующего яркость внешнего освещения. Шлем, поддерживающий замкнутую и полностью автономную систему очистки воздуха. В правый рукав вмонтирован небольшой лазерный генератор – последнее веяние в сфере оружия ближнего боя, признанное необычайно качественным и эффективным. По желанию владельца генератор в считанные мгновения создаёт внушительных размеров энерголезвие, использовать которое можно в самых разнообразных целях.
Эрик выглядел весьма внушительно в этом костюме. Особенно после того, как экипировался отобранным для него компьютером оружием – умный фиксатор на спине тут же туго обхватил импульсную винтовку, специальное крепление для бластера выскочило на поясе.
- Тоже возьми что-нибудь. Не помешает, - на всякий случай посоветовал он Найне, не зная, как девушка относится к оружию и его использованию, пусть даже и в критических ситуациях.
***
С едва ощутимым толчком шаттл состыковался со шлюзом «Надежды».
- Они не пытались препятствовать нашему приближению, позволили без проблем пристыковаться, - бесстрастно прокомментировал ситуацию голос Эрика из динамиков.
Вскоре и сам капитан показался в дверях, ведущих в кабину пилота.
- Прибыли, - напряжённо бросил он, активируя общий коммуникатор.
- Внимание всем. Мы на подходе, - это сообщение было безусловно адресовано Дженне и Фрэнку. По крайней мере, связь пока ещё работала.
Около выхода их уже ожидали два дроида – белоснежный корпус с цифрами на груди. Первый и четвёртый. Безжизненные машины тут же ожили – с едва слышным жужжанием заработали сервомоторы, загорелись тусклые прежде глаза.
Выглядели эти ребята несколько зловеще – особенно если знать, насколько разрушительный потенциал они скрывают сейчас в своих металлических тушках.
Эрик остановился перед 1ым – числа заменяли для них имена, и помахал перед глазами дроида рукой, одновременно осведомившись:
- Порядок, Фрэнк?
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- Исследовательская станция «Надежда». Основана более десяти лет назад, оснащена наиболее передовыми технологиями того времени. Штат сотрудников и обслуживающего персонала насчитывает более трёхсот человек, среди которых числятся такие выдающиеся в своих областях учёные как: Уолтер Браун, Джессика Стартенк, Аманда Стоун, Картер Резерфорд. Технология синтезирования была изобретена и введена в общий доступ менее пяти лет назад. Вероятность возможности отсутствия в стандартной комплектации «Надежды» медикаментами препаратов против вируса, который был уничтожен более тысячелетия назад на Земле, равняется 92%, - выдала Эшли своим бесстрастным голосом ответ на запрос Эйба, нисколько не заботясь, что своими словами лишь усугубляет положение Тернера.
Эрик молчал, прислушиваясь к перепалке подчинённых. Не смог сдержать улыбки во время парочки наиболее удачных реплик Найны, но расслабиться себе совершенно не позволял. Размышлял, стараясь здраво оценить аргументы каждого и прийти к единственно верному выводу.
Во многом Эйб был прав – чем дольше Фрайзер смотрел на изображение зависшей посреди космоса станции, тем более зловещей казалась ему сложившаяся ситуация. В аргументации морпеха определённо имелся смысл, хоть и далеко не по всем пунктам был согласен с ним Эрик.
Дождавшись, пока на мостике установится относительная тишина, он всё же заговорил, успев вклиниться перед очередной гневной репликой Найны – судя по всему, сейчас была именно её очередь.
- Стрелять по станции мы точно не станем, Эйб, - спокойно проговорил он. – И «Ренессанс» вовсе не так беззащитен, как ты по всей видимости полагаешь. Захват этого корабля – дело куда более обременительное, чем могло бы показаться со стороны. В арсенале Эшли множество способов защитить линкор от вторжения извне… А в крайнем случае – для уничтожения «Ренессанса» нам совершенно не потребуется помощь военных.
Фрайзер замолчал, давая Тернеру пару секунд, чтобы осмыслить его последнее заявление. После чего продолжил:
- Кроме того, ситуация с вирусом изрядно переполнена неуместной драматизацией – насколько мне известно, в настоящее время во всей вселенной не существует такой болезни, которую не смогла бы излечить наша медицина при наличии должного оборудования. А поставщики заверили меня, что оборудование у нас есть. И что оно действительно лучшее. Так что смерть от оспы, даже мутировавшей до неузнаваемости, нам почти наверняка не грозит… Кроме того, Фрэнк, - теперь он смотрел уже прямо на Полинга. – У нас есть костюмы биологической защиты. Могу гарантировать, мы можем без опасений заразиться высаживаться на эту станцию для сбора необходимых образцов… Но кое в чём вы всё-таки правы. Подозрительно выглядит вся эта история с передатчиком – если там внутри нас ожидает ловушка, то высаживаться всем вместе было бы попросту глупо…
Эрик замолчал, нахмурившись. Возобновил приостановленный было на время совещания «видеовызов».
- Откуда оспа могла появится на вашей станции? – осведомился он у невидимого собеседника.
- Понятия… чёрт… побери… не имею… - возобновился бьющий по ушам треск. – Так вы нам… Поможете или нет?
Голос по-прежнему оставался всё столь же бесстрастен.
- И что с вашим передатчиком? Никогда не встречал настолько чудовищных неполадок, - продолжал настаивать Эрик, решивший, как видно, хоть на что-то добиться определённого ответа.
- … - треск, срежет. И тишина.
Фрайзер недоумённо качнул головой, беспомощно оглянувшись на остальных.
- Я не могу так рисковать людьми… Возможно, отправка дрона и правда здравая мысль.
Экран снова ожил. На этот раз – не одной лишь серой рябью помех.
- Входящий видеовызов. Станция «Надежда». Вывожу изображение на экран, - тут же откликнулась Эшли.
Изображение на этот раз действительно появилось. Белые стены на фоне были залиты кровью багровых огней аварийного освещения. Мерцал пугающий свет, от чего и без того бледное лицо девушки на экране приобретало ещё более жуткие очертания. Молодая совсем, в белом халате. Качество связи оставляло желать лучшего – по экрану периодически пробегала рябь помех, но всё же это было куда лучше, чем ничего.
- Пожалуйста, кто-нибудь, если вы меня слышите… - дорожки слёз засохли давно на щеках. – Пожалуйста помогите… Вытащите нас отсюда. Остановите… Этот кошмар.
Голос дрожал. Она тряхнула гривой чёрных волос, собираясь с силами и продолжила, изрядно добавив своей речи ноток официоза:
- Научно-исследовательская станция «Надежда» просит помощи. Хоть кто-нибудь, вы меня слышите..?
Эрик напрягся, подался вперёд в своём кресле. Жадно впился глазами в видеозапись.
- Мисс, что случилось? Расскажите, что за чертовщина там происходит. Мы сделаем, всё, что в наших силах…
Он замолчал, вглядываясь в полные ужаса большие глаза.
- Она нас не слышит. Что-то блокирует сигнал, - прошептал Эрик, сверяясь с полученными при вызове данными. – Не слышит… Это запись. Зациклена.
Махнув рукой, он убрал девушку с экрана:
- «Надежда» ответьте. «Ренессанс» вызывает «Надежду». Что у вас произошло?
Но в ответ тишина.
|
|
|
|
Панорама космоса тает. Расплывается полосатыми кляксами. Уплывают со сверх-скоростью звёзды, прочерчивая по тёмному полотну яркий след...
Она не заметила. Практически не обратила внимание на то, как дрогнул корабль благодаря заработавшим двигателям. Не уловила тот момент перехода, и оттого просто сидела и хлопала глазами, наблюдая странную картину перед собой.
И что - всё? Летим?
Как ни странно, но старт Дженна пережила спокойно. Возможно, ещё просто не поняла, что Ренессанс с каждой секундой отдаляется от Земли всё дальше и дальше, а позади остаётся целая жизнь. Она переживала. Но ждала ещё больших переживаний. Ждала, что сердце пропустит удар, что возникнет резкая боль. Но её не было. Пока не было. Думала она о том, как устали ноги. Проносились мысли о том, где сделает остановку их корабль. Интерес и любопытство впивались в вены, обжигали, нарастали - сметая горечь и грусть. Девушка не умела страдать и упиваться этим ощущением. И переключилась на что-то более радостное куда быстрее, чем предполагала - как только покинула своё кресло. Как только вышла из рубки.
Целых два дня. На шикарном дорогущем корабле. Это, чёрт возьми, настоящий курорт!
***
Её каюта оказалась просторной. Настолько просторной, что Дженна не могла сообразить, куда ей девать столько пространства. Одна кровать чего стоила. На неё девушка и плюхнулась, едва завидев и скинув у порога туфли.
Красота...
Лежит несколько долгих минут, глядя в потолок. Понимает, что в голове невообразимо пусто. Улетели мысли. Словно остались там, в Солнечной системе. Уже далёкой. Недосягаемой.
Представляет идеальный круглый шар. Зелёно-голубой. Покрытый тонким слоем облачной перины. Медленно вращается. Медленно удаляется. Как в том экране в шаттле. И в конце концов становится миниатюрным, таким, что можно держать на ладони. Но вокруг - темно. Нет звёзд. Нет планет. Нет луны. Всё исчезло. Всё растворилось в небытие. И в этой темноте так же медленно растворяется сознание. Ускользает в сладкий сон.
***
"Утро" Дженны началось довольно весело. Не в том плане, что всё валилось из рук, но было у неё просто превосходное настроение. Она чувствовала себя наконец отдохнувшей, проспав целых одиннадцать часов. Чувствовала в себе силы, с которыми можно было начинать новое дело или даже свернуть горы. В каюте ей, понятное дело, не сиделось. Задержалась она здесь только чтобы одеться да включить планшет. Был у неё интересный план. И, в конце концов, что ещё оставалось делать в томительном ожидании прилёта? Сидеть на месте она не могла.
Видеозапись началась с изображения её, сидящей в позе лотоса на кровати.
- Приве-е-т! Малышка, ну как ты? Скучаешь? - Дженна послала камере воздушный поцелуй. Никакого дискомфорта от того, что она разговаривает с планшетом, она не ощущала. - Это я не тебе, Нелли. - Рассмеялась. - Ну как вы? Как Джим? Ещё злиться на меня? И... надеюсь, разговор с Луисом прошёл нормально? - лёгкая дрожь в голосе. - У меня тут всё окей, сижу в шикарных пятизвёздочных апартаментах. Если как-нибудь встретишь Баркса, обязательно покажи ему эту запись - пусть локти кусает. А, впрочем, плевать на него. Я вам сейчас такое покажу...
Берёт планшет в руки и направляет камеру на свою каюту, демонстрируя лаконичный чёрно-белый хай-тек.
- Круто, а?
Ещё несколько минут бесполезной болтовни, и съёмка перемещается в коридор. Камера в руках Дженны следует по лабиринтам Ренессанса, исследуя его вместе с девушкой. Поэтому за кадром доносились вечные восторженные восклицания и смех. Где-то в столовой в кадр попал как обычно серьёзный Фрэнк. Рядом выросло приближённое лицо Дженны и её ладонь, прижатая ко рту.
- Серьёзный дядя. СБшник, все дела. - Лицо исчезает, а закадровый женский голос произносит. - Эй, Фрэнк, улыбнитесь! Вы на Ренессансе, чёрт возьми! - Смех, камера удаляется.
Остальные помещения были исследованы таким же образом. Промелькнуло веснушчатое лицо Найны, где-то - хмурое лицо Эрика, а где-то - накаченные мускулы Эйба. "А, здешний альфа-самец," - раздражённо произнесла Дженна и быстренько перевела камеру на что-то другое.
Она изучила практически все закоулки огромного корабля. Не обделила вниманием и арсенал, и мед-отсек, и ангар. В последнем случае её восторги удвоились.
- Ну-у, собственно, это всё, что я хотела вам показать. Пардон, если экскурсия затянулась, но, зная тебя, Нелли, представляю твою реакцию. Ну, не печалься. Может, когда-нибудь, когда я прилечу обратно, я уговорю Фрайзера показать тебе корабль. Поцелуй за меня Клэр.
***
Остальное время Дженна провела с пользой. Теперь, переодевшись в повседневные удобные вещи, она могла исследовать то, что было ей так интересно. Направившись в ангар, Дженна осталась там надолго, провозившись со "Штормами" длительное время. Основательно покопавшись во внутренностях и изучив каждую детальку. Конечно, в теории она знала об устройстве этих космолётов, но на практике ей не приходилось встречаться с этими монстрами. Теперь, когда они были в её распоряжении, она просто не могла упустить случая познакомиться с их "начинкой". К тому же - лучше пилоту знать, что и где расположено в той машине, на которой он летает. Случиться может всякое.
Весь день посвятила космолётам. И только на следующий занялась собой. Атмосфера закрытости и одиночества среди огромного пустующего пространства только способствовала погружению в себя. Различные тренажёры позволили провести интенсивную тренировку и растяжку - едва не переусердствовала. Однако, в какой-то момент, ей стали мешать такие обстоятельства, как присутствие Тёрнера. Он просто не мог пройти мимо и не начать строить из себя нечто такое, что Дженну только отталкивало. Без разрешения подошёл ей помочь и начал рассказывать тысячу ненужных вещей. "Игнорируй, игнорируй", - как мантру читала Дженна, но его призрачные намёки доводили её до белого каления. Пару язвительных ответов не дали результатов - тип оказался непробиваемым и, похоже, не стремился уходить от образа. "Фальшивка ты, Тёрнер," - буркнула девушка, покидая зал.
С остальными членами команды она старалась поладить и заговаривала как можно чаще. Она могла говорить о пустяках, но ей было важно общаться и искать контакт. Улыбалась рыжей девушке, всегда здоровалась и интересовалась её исследованиями в лаборатории. Улыбалась Фрэнку, и фраза "Улыбнитесь, Фрэнк!" стала едва ли не коронной. Улыбалась Эрику, тепло и искренне, всё ещё думая о том, что он выбрал её из более походящих кандидатов. Разговаривая с каждым, пыталась заглянуть глубже в их внутренний мир.
***
На палубе уже присутствовали остальные. Дженна поспешно села в своё кресло, к сожалению, близкое к креслу Тёрнера, и выдохнула. Успела.
Они стали свидетелями выхода Ренессанса из гипер-пространства. Картинка абстрактных фигур сменилась вполне знакомым изображением звёздной системы. В середине её горела звезда, до боли похожая на Солнце, и вокруг неё вращались всего три планеты, одна из которых приняла на свою поверхность людей. На орбите этой планеты зависла станция, названная колонистами "Надеждой".
Внимательно всматриваются серые глаза в увеличивающееся изображение станции. Сердце колотиться в груди. Эти два дня прошли так стремительно... И вот - их первая миссия. Миссия, в которой они не имели права совершить ошибку.
Наконец, Эриком была установлена связь со станцией. Чей-то незнакомый голос лился из динамиков и говорил вещи, к которым Дженна была морально не готова. Станция заражена. Смерть гуляет по коридорам "Надежды", забирая с собой человеческие души. Смерть была так близко - всего лишь на другой стороне экрана.
Их медик тут же проявила профессиональный интерес, расспрашивая о том, что случилось с людьми.
- Оспа… Проклятая оспа. Лежит уже большая часть экипажа – мы изолировали их в отдельном отсеке… Подумать только, оспа. У нас просто не оказалось нужных лекарств…
Человека было едва слышно, но всё же все они различили его слова. Болезнь, которая давно уже не появлялась на Земле. Которую победили. Которая стала лишь частью истории.
- У вас ведь есть лекарство? Ну или хотя бы вакцина?
Дженна перевела взгляд на Найну, затем на Эрика. Вероятно, есть - Фрайзер должен был быть готов ко всяким непредвиденным случаям. По крайней мере, то, что мельком увидела Дженна в медотсеке, являло собой внушительное зрелище.
Она задумалась о том, что на станцию определённо нужно послать людей. Будет ли она одной из тех, кто пойдёт?.. Конечно, будет. Она же пилот, в конце концов. И ей слишком интересно, чтобы сидеть на месте и просто наблюдать.
|
|
|
|
|
Все время полета, Тернер был увлечен собственными делами, внезапно перестав отсвечивать. Большую часть времени, мужчина проводил в зале, стремясь как можно быстрее обрести былую форму, а так же и немного прибавить. Эйба буквально заклинило на упражнениях. В основном, они были статическими, которым их подвергали в тренировочных лагерях, для наилучшей работы со стрелковым оружием. Когда-то, помнится, эти упражнения дико бесили и выматывали Тернера: по нескольку часов, как идиоты, стоять в упоре лежа на полусогнутых руках... Напряжно и скучно, а главное время чертовски долго идет, пока ты замираешь в подобном положении. Сейчас же, когда разум его более-менее повзрослел, мужчина научился сам подбирать себе упражнения, при чем, со знанием дела. Мысли о том, что он скоро вернется в строй, оказались чертовски мотивационными, отчего даже сам Тернер удивился собственному трудолюбию и усидчивости. Даже отсутствие возможности над кем-нибудь поиздеваться, нисколько не смущали морпеха. В качестве развлечения он, бывало конечно, наблюдал, как приходят в зал и другие обитатели "Ренессанса". Напускал серьезный вид, когда это был Фрайзер, или же оголял торс, начиная усиленно работать, будь то Дженна. Последней, он даже предлагал помочь с растяжкой, при чем все его идеи для подобных упражнений носили весьма эротический характер.
За тот путь, что успел преодолеть Ренессанс, Тернер даже успел дать пару кличек некоторым товарищам из экипажа. Фрэнк у него стал "Сиби". Небольшая аббревиатура от "Служба Безопасности". Отчего-то имя этого человека забывалось моментально, а вот его должность - всегда была на уме. Сиби правда, на свою кличку почти никогда не откликался. "С непривычки просто", - думалось Эйбу, когда он убеждал себя в мысли, что нужно ему чаще ее напоминать. Дженне, он дал прозвище "Дженна". Вот ее имя-то как раз, никогда из головы не вылетало. Однако, Тернер всегда произносил его исключительно так, чтобы оно звучало скорее, как прозвище стриптизерши. Таким тоном вызывают на сцену "Анжел", "Жасмин" и "Париж". Дженна. Ррр, Дженна. Она, к слову, так же проявляла к Тернеру неоднозначное внимание. Однажды даже засняла его за тренировкой, пока тот был частично обнажен. Эйб хотел предложить ей более откровенные кадры, но та отчего-то отказалась. Застеснялась, наверно. Ограничилась лишь его мужественной фразой: "Служу Солнечной Федерации" и наглядной демонстрации бицепса.
Не избежала участи быть отмеченной вниманием Тернера и медик. Ее прозвище родилось моментально, при чем, не в единственном количестве. Имя девушки он запомнил, но вот звать ее им категорически отказывался. Возможно, ему нравились ее неодобрительные взгляды, и злобные вздохи. "Веснушка", "Белка", "Рыжик", "Доктор Няшка"... В какой-то момент подбор нового имени превратился в своеобразную игру. Так же как и придумывание причин, по которым Тернеру было трудно провести несколько часов в разлуке с ней. "Вы мне нужны, как солнышко цветочку", "рыбка котику", "пирожок толстяку", "косточка собачке", "травка лошадке", "дерьмо мухе", "пуля недоноску", "варенье к чаю" и "сахар диабетику". С последним вариантом мужчина однако, попал впросак: девушка моментально парировала сей выпад, заявив, что как раз сахар диабетику нужен в последнюю очередь, чем в итоге испортила все настроение придумывать новые причины.
Но не только "сплочением экипажа" занимался Эйб. Да-да, именно сплочением, а как иначе назвать вызываемую общую ненависть со стороны команды?.. "У этих ребят уже есть общие интересы, которые я им подарил буквально за два дня", - смеялся мужчина, когда речь заходила на этот счет, уже на более серьезной волне. Держать язык за зубами, и не язвить и дурачиться при виде кого-то из группы - было сущим испытанием. Хотелось общения, а завязывать (вернее "навязывать") разговоры морпех умел только так. Пожалуй, единственным стоящим собеседником, которого не выносило сразу при разговоре с Эйбом была Эшли. Болтать с искусственным интеллектом оказалось весьма увлекательно. В большинстве своем, мужчина расширял за ее счет свой кругозор, за то время, пока находился в арсенале. Оказалось, что это действительно крайне приятно... Когда впервые за долгое время, он прикоснулся к рукояти боевого оружия, на глазах едва не выступили слезы. Какое знакомое чувство... ладонь, за долгие годы службы, казалось, была приспособлена лишь для этого. Она уже деформировалась так, что оружие в ней лежало идеально. "Ренессанс" предоставил воистину, впечатляющий выбор. Тернер видел в этом арсенале более сотни способов убийства. То, в чем он был действительно профессионалом. К чему уж, излишняя скромность?.. Лучше бойца, чем он сам, Тернер еще не встречал. Все, кто были рядом с ним - погибли при Даунфоле, а кто был против него - погибли от его же руки. Лишь дурак не разглядел вы в солдате превосходного воина.
"А вот Фрайзер не дура-ак", - думалось Эйбу, когда он проверял калибровку или разбирал очередной ствол. Эшли знала каждого производителя любой винтовки. Каждая деталь и винтик в оружии - какой материал, откуда, какие технологии использовались при разработке. Она выдавала всю информацию, что несомненно радовало. Сотня способов убийства, в разуме Тернера превращались в тысячу, когда Эш сообщала о уязвимости бластеров, или возможности перегрева тех или иных участков снайперской винтовки. Производители, иногда, шли на жертвы, повышая боеспособность выпускаемых стволов. При наличии достаточной степени изобретательности, эти нюансы, несомненно, могли обратится в плюсы.
Надоедливо-заинтересованный голос бортового компьютера, застал Тернера за попыткой вздремнуть. Уже почти отойдя в мир Морфея, он был вызван на мостик, сообщением "о скором прибытии". Не успев до конца продрать глаза - дневной сон всегда приносил тяжелое пробуждение, Эйб плюхнулся в свое законное кресло (на которое обещал мочиться, если кто-то попробует посягнуть), и уставился на экран.
Возбуждение, нетерпение, азарт!..
Возможно, он бы и испытал их, не урони подбородок на грудь с тихим сопением. Почти до конца отключившись на попытке Фрайзера пойти на контакт, мужчина был моментально вырван из сна, когда с "Надежды", наконец, кто-то ответил. Дернувшись и едва не упав, морпех резко встал, затем сел, а затем попытался изобразить заинтересованное лицо.
-
Ну это уметь надо. Такого отыгрывать.
-
Этот парень в одиночку создаёт атмосферу целого экипажа :)
когда он проверял калибровку
с некоторых пор это слово вызывает определённые ассоциации)) возможно, ты даже понимаешь о чём я)
|
Вода. Ледяная вода. Капли стекают по слипшимся волосам, срываются, лишь чудом не успевая заледенеть, с кожи лица, с крыльев носа. Одежда насквозь пропитана холодной до невозможности жидкостью, тело, казалось, совершенно окоченело.
С огромным трудом руки упираются в каменистое дно, заставляя приподняться над водой измученного человека. Так и стоит на коленях, тупо уставившись в тёмную воду. Песок берега в каком-то всего полуметре. Замер, вспоминает.
Мурашки скачут по коже, плечи сводит незваная дрожь. Настойчивый и раздражающий звук беспрестанно доносится до ушей. Ледяной ветер не жалеет, открывая новые грани холода для человека, но он всё равно не меняет позиции.
Не спешит вставать, начинать двигаться, разгоняя по венам застоявшуюся уже кровь.
Сперва пытается изгнать темноту из головы, воскресить кажущиеся важными необычайно воспоминания. Кажется, он всё-таки потерял сознание. То ли в попытке вынырнуть из сковывающих движения ледяных объятий реки, от критического недостатка в лёгких необходимого кислорода, то ли как следует приложившись головой об один из прибрежных камней. Проверяя теорию, провёл ладонью по волосам, но не обнаружил ничего подозрительного.
Гертрам. По всей видимости, это случилось на самом деле. Воспоминания воскресали поэтапно, с неохотой сменяя друг друга. Противный тюремщик, Фахтор, девушка в клетке. Побег. О боги, у него действительно получилось.
Ледяной воздух режет лёгкие. Мужчина тяжело дышит, прислушиваясь к едва уловимым хрипам в груди. Нехорошо. Совсем отвратительно.
Холодный и издевательский смех разносится по просторам сознания. Непроизвольно сжимаются пальцы в кулак, скользят по каменистому дну. Коридор. Треклятый обвал.
Неясная тревога отступает назад, обретает смысл смутное беспокойство. Он вспомнил случившееся, преодолел защитный заслон, который заботливо пыталась установить память. Глупо. Всё получилось до невозможности глупо.
Мужчина поднялся, распрямился во весь рост. Неприятно кольнуло в ноге – по всей видимости, прыжок получился не таким уж удачным. Порыв ветра едва не вынудил рухнуть обратно – теплее было, пожалуй, даже в покинутой недавно совсем безумно холодной воде.
Но удержался от искушения. Крепче сжал зубы. Взгляд скользил по берегу, выискивая спутников. Берит валялся неподалёку, ещё, как видно, не до конца пришедший в сознание. Думать о худшем совсем не хотелось – смерть этого парня значила бы лишь то, что все жертвы – напрасны. Что операция полностью провалилась.
Нет, он наверняка жив. Всё не может обернуться настолько по-идиотски.
Ричард машинально прикоснулся рукой ко лбу, с удивлением отметив присутствие тонкого обруча из металла. Каким-то чудом вещица не потерялась, осталась на голове, не затерявшись в неистовствовавшей пучине. Хлопнул себя по бедру и поморщился. Ножны пропали. Чёрт. Ему нужен треклятый меч. Именно этот треклятый меч. Взгляд метался по окружающему пространству в нелепой надежде на чудо.
Он помнил сам прыжок. Безумный бросок в стену воды, увлекающую беженцев вниз, по направлению к далёкой реке. Ревущие потоки жидкого льда вокруг, впивающиеся в лицо холодные брызги, хрупкая девочка, которую он прижимал к себе изо всех сил.
Всё смешалось. Слишком много впечатлений, слишком много воспоминаний. Кажется, они стреляли вслед. Арбалетные болты впивались в толщу воды, тщетно стараясь достать ускользнувших от неминуемой смерти счастливчиков.
Недоверчивая улыбка тронула губы мужчины. Его взор был прикован к небольшому камню у берега, чья вершина слегка поднималась над поверхностью могучей реки. Точнее, к небольшому предмету, что под властью течения метался около камня, не в силах продолжить движение дальше.
Его ножны. Ремень зацепился за проклятый булыжник, не позволяя клинку уплыть далеко. Несколько шагов – и Асхелл остановился рядом. В глазах мужчины сквозило неприкрытое торжество. С мрачным удовлетворением он вызволил меч из этого «плена», возвращая оружие на законное место. Почувствовал себя гораздо увереннее. Словно воссоединился с потерянным братом.
Помнил потоки тёмной воды, поглощающей свет и звуки. Высасывающей тепло из тела, а воздух – из лёгких. Помнил, как сознание медленно погружалось в ненавистную темноту. Как выскользнула девочка из крепких объятий. Как напрягал мышцы изо всех сил, стараясь поднять своё тело вверх, вырываться на поверхность и вдохнуть полной грудью желанного воздуха. Помнил отчаяние, затопившее всё естество. Осознание неминуемого конца.
- Не в этот раз, - хрипло шепнул он мечу. А заодно и смерти, что вновь проскользнула до ужаса рядом.
Обычный образ мышления медленно возвращался. Ричард наконец понял, что же настораживало его всё это время. Что разбудило, что действовало беспрестанно на нервы. Плач. Детский плач. И мужчина догадывался, от кого он исходит.
Лили и правда обнаружилась неподалёку. Лежала на берегу, пронзительно всхлипывая. Асхелл бросился было к ней, но тут же поморщился. Предательски подогнулась нога, отозвавшись болью до крайности неприятной. Медленно. Осторожно. Сперва проверяя, куда ступает. Мужчина всё же вышел на берег, почувствовал твёрдую почву под ногами. Приблизился к девочке, опустился около неё на колени. Одного взгляда хватило, чтобы оценить обстановку.
Увидеть кровь, упорно продолжавшую пробиваться сквозь тонкие пальчики. Заметить древко болта, застрявшего где-то в боку. Панику удалось подавить почти моментально. Мелькнула в голове предательская мыслишка, что Гетрам так легко не отпустит. Что девочка непременно умрёт, до невозможности омрачив дальнейший путь остальных. Мелькнула и тут же пропала.
Асхелл не собирался так просто сдаваться.
Чародейка. Нужна чародейка. Огляделся недоумённо, осознав наконец, что кое-кого не хватает. Очередная проблема. Лучик надежды становился всё тоньше.
Чёрт побери, неужели он не справиться сам? Не сможет без помощи магички разобраться с каким-то болтом? Ричард тряхнул головой. Как бы не так.
- Лили, - тихо, но требовательно позвал он, пытаясь привлечь к себе хоть немного внимания. – Слушай меня. Всё будет хорошо, слышишь? У тебя всё получится. Но сейчас будет больно.
Ублюдки, больные ублюдки. Что сделал-то вам несчастный ребёнок? Интересно, это Империя превращает в животных людей, или животные собрались в кучу и провозгласили себя Империей?
Медленно и осторожно он заставил девочку отвести в сторону руку. Требовательно впился в рану глазами.
- Всё будет хорошо. Я помогу, - холодное бешенство в голосе. С нотками стали.
|
«Ренессанс»
Бортовое время – 16.31.
15 минут до прибытия.
Внимание. Пятнадцать минут до выхода из гиперпространства. Всем членам экипажа рекомендуется принять устойчивое положение и приготовиться к толчку. В течение получаса необходимо прибыть на мостик.
Приятный женский голос с нотками безликого металла разносится по всему кораблю, предупреждая о скором прибытии на место. Два дня ожидания так или иначе миновали – для кого-то пролетели стремительно и незаметно, для кого-то – тянулись немыслимо долго.
В теории, линкор предлагал богатейший спектр развлечений для всех желающих – начиная от спортзала и теннисного корта и заканчивая обширной электронной библиотекой, которая без доступа к Сети могла прийтись как нельзя кстати. Но, даже несмотря на то, что найти себе занятие особого труда здесь не представляло, ожидание постоянно действовало на нервы, не позволяя расслабиться и как следует отдохнуть.
Сам Эрик особенно не мешался – стараясь не пересекаться практически со всеми остальными. В восемь утра его ежедневно можно было застать на беговой дорожке, а чуть позже – уже в самом зале, выполняющим комплекс подобранных упражнений. По всей видимости, Фрайзер привык постоянно быть в форме и отказываться от этой привычки вовсе не собирался.
Синтезатор в столовой, работал, в принципе, круглосуточно – выдавая в рекордно короткие сроки любую еду превосходного качества, что избавляло от необходимости устраивать коллективные завтраки и обеды. Впрочем, там же имелся для этого стол, которым Эрик непременно пренебрегал. В дальнейшем же режим Фрайзера не поддавался никакому прогнозированию, ровно как и было непонятно, чем же вообще он занимается в свободное время. Много времени Эрик проводил в своей комнате, в то время как в кают-компании и вовсе практически не появлялся. Периодически захаживал на мостик, с нескрываемым интересом изучал ассортимент в арсенале. Пару раз заходил в медотсек, и, если судить по задаваемым вопросам, не имел даже поверхностного представления относительно характеристик имеющегося там оборудования.
Пять минут до выхода из гиперпространства. Настоятельно рекомендуется принять все допустимые меры предосторожности.
Последние секунды убегают, тают драгоценные мгновения. Опостылевшие спокойствие и однообразие внезапно вновь становятся чем-то желанным. Неизвестность впереди пугает. Особенно теперь, когда подкралась до невозможности близко.
Толчок. Едва ощутимый, но всё же. Осознание, что линкор вынырнул наконец из межзвёздной пустоты. Что их цель – Вега, наконец-то достигнута.
***
«Ренессанс»
Капитанский мостик.
Бортовое время – 16.45.
Местоположение – Вега.
Чернота наконец-то покинула обзорный экран. Вновь на нём панорама – захватывающая и неизвестная. Это уже не до боли знакомые очертания Солнечной Системы – нечто новое, чарующее и неизведанное. Первое, что бросается в глаза – это сама Вега, звезда, по характеристикам крайне похожая на ту, что согревает Землю своими лучами. Тот же раскалённый шар плазмы, излучающий смертельную радиацию и, одновременно, дарующий жизнь всему вокруг. Они даже выглядят почти идентично – если бы не отличающаяся коллекция местных планет, то сами светила различить было бы относительно нелегко.
Всего три планеты вращаются вокруг звезды по разным орбитам. Первая получила название «Вега-1» и представляет из себя непригодную для жизни планету, на которой средняя температура составляет порядка трёхсот градусов. «Вега-3» напротив, промёрзла настолько, что колонизация оказалась невыгодна и слишком ресурсозатратна. А вот вторая планета, земного типа, даже удостоилась названия вместо безжизненного порядкового номера. Альерда – в своё время, весьма тепло принятая многочисленными колонизаторами.
Но главная особенность системы заключалась, безусловно, не в этом. А в научно-исследовательской станции, зависшей в непосредственной близости от одного из спутников «Веги-3», имевшей громкое название «Надежда». Безумное количество средств было вложено в этот проект – станцию укомплектовали ведущими специалистами и передовым, зачастую даже инновационным, оборудованием.
Взгляд скользит по огромному экрану, выискивая на утыканном звёздами полотне небольшой объект, созданный человеческими руками. Металлическая конструкция находится почти сразу же – именно там, где и должна была быть. Эрик, сидевший в своём кресле, заставляя камеру максимально увеличить изображение станции, не без удовольствия отмечая отсутствие каких бы то ни было внешних повреждений.
- «Ренессанс» вызывает «Надежду».
В ответ тишина.
- Мы – мирный гражданский корабль.
Молчит далёкий научный комплекс. Абсолютная тишина в эфире. Улыбка медленно сползает с губ Фрайзера. Немая, пусть и целая станция, выглядит теперь не ободряюще, а скорее – зловеще.
- «Надежда», ответьте.
Ничего. Безмолвие.
- Вас слышу, «Ренессанс», - внезапно пробивается мужской голос сквозь треск бесчисленных помех. – У нас барахлит передатчик, эпидемия на борту и система очистки воды полетела… От помощи точно не откажемся.
|
С тихим хрустом, ступает по пеплу огромная лапа.
"Я жив..."
Второй шаг, превратился в неосуществимую мечту. Перепрыгнув больную конечность, вновь приземлился на более целую, создав вокруг себя небольшое облачко пепла.
"Я жив, и это главное..."
Тело изранено. Копье насквозь пробило грудь. Не смертельно, но из-за давления на лопатку, правая лапа не желает двигаться. Пускай. Обожженная задняя волочится по земле, собирая пыль на обугленный обрубок.
Последний раз правый глаз видел лишь меч, что бил прямо по морде. Теперь, глаза нет.
"Но я жив..."
Голодный желудок сжался, будто кулак. Много сил уходит на то, чтобы поддерживать жизнь в этом теле. Кровь льет не переставая, лишь изредка замедляя свой бег. Когда пытаешься двигаться - раны вновь раскрываются, лишая живительной влаги.
"Как же хочется есть..."
Три последних недели, он провел на поле брани. Сгрызал лица с умерших, довольствуясь лишь этими жалкими кусками мяса. Один клык был сломан, да и с ним пытаться прорвать доспехи было бы безумием. Оставались лишь щеки. Сначала, казавшиеся сочными и приятными. День ото дня, отвратительный запах становился все сильнее и сильнее.
Он возненавидел тот день, когда пришлось сгрызать падаль, с лиц умерших людей.
Но очень хотелось жить...
Путь вел его в сторону реки. Жажду стало не утолить иссохшими под солнцем телами. Каждый шаг - мука, но награда уже виднелась впереди, звонким плеском подзывая к себе. Когда здоровая лапа ощутила прикосновение влаги, сил устоять не хватило - огромное тело рухнуло в воду, заставляя ту жадно впитываться в окровавленный мех. Пасть стала клацать, пытаясь ухватить побольше. Лизать поверхность реки - сил уже не было. Хотелось как можно больше заглотить, не смея ни с кем при этом делиться. Вода забивалась в ноздри, заставляя чихать, но его это мало останавливало. Он пил, пил и пил, пока не ощутил облегчения.
Угомонившись, он поднял морду, с довольным видом прищурившись и оглядев окрестность. Вода смывала всю боль и усталость, не оставив без внимания и обугленную лапу, даря той столь необходимую сейчас прохладу. Дважды фыркнув, зверь втянул носом воздух и замер, будто боясь спугнуть запах.
Продолжая принюхиваться, он медленно встал, продолжая тянуть морду вверх.
Этот запах он не смог спутать ни с чем другим. Свежая кровь.
Зоркий глаз быстро нашел источник - голое тело, что лежало на противоположном берегу.
Голое тело.
Видно, на небесах кто-то решил сжалиться на ним, послав столь легкую добычу!.. С неестественной для себя скоростью, зверь пересек реку вброд, спугнув плеском диких собак, что хотели уже попировать над трупом. Недовольным ворчанием прогнав тварей обратно в лес, он подошел ближе, и рухнул сверху, всем своим видом показывая, что теперь он хозяин добычи.
Тяжело хрипя перевел дыхание - эти шуточные нагрузки были довольно утомительны для его нынешнего состояния. Мягкие губы прошлись по оголенной коже, слегка дразня ноздри ее возбуждающим запахом. Еще теплая...
Вернее... пока теплая?..
Женское тело, что было прижато под весом зверя, еще пыталось дышать, хоть холод и ветер всеми усилиями изгоняли из нее последние силы и жизнь.
"Какая тяга к существованию..." - подумалось ему, когда как следует оглядел израненное и избитое тело. Столь хрупкое, что было удивительно, как ему удалось вынести все беды, о которых рассказывали раны, - "Прости, но закон жизни гласит: убей, или будь убитым". Открыв пасть, он прижал клыки к нежной шее, готовясь нанести последний удар. Всего лишь сжать челюсть - он будет сыт, а ее беды закончатся.
Сопя через нос, зверь долго не мог решиться. Ветер плясал в его пепельной шерсти, как бы напоминая, что время идет.
"Не могу..." - выдохнул в итоге, выпустив шею из хватки. В знак прощения, даже дважды лизнул, дав мелким ранкам возможность зажить, - "Я воин, а не убийца".
Войдя во вкус, он вновь открыл пасть, облизывая каждый миллиметр тела. Ему нравился вкус, ему нравился запах, но... каждый раз, когда он уже собирался прокусить нежную плоть, совесть кричала ему: "Не смей!"...
"Давай же, пичужка..." - моргая здоровым глазом, он удобнее разглегся на теле, стараясь отдать ему больше тепла, - "Открой же глаза, не искушай меня".
Берит, Ричард.
Холод пронизывал до самых костей. Каждое дуновение ветра было бесконечно мучительным. Оно будто проникало сквозь плоть, замораживая и вселяя в сердце отчаяние. Но не холод разбудил.
Детский плач.
- Н-н-не получается... - стонала маленькая девочка, лежа совсем неподалеку на берегу. Каждый ее всхлип был пропитан неистовой болью.
Маленькая Лили, с прилипшими к лицу волосами, зажимала окровавленную рану в боку. Меж маленьких пальчиков выглядывал арбалетный болт, не глубоко вошедший в детское тельце.
- Н-н-не связывается... почему не связывается?.. - после последней фразы ее тело содрогнулось в очередной порции стенаний. Плача больше от обиды, чем от боли, она уже в какой раз пыталась применить силу, чтобы не дать себе истечь кровью. Но сила не отзывалась, а разорванные нити не желали стягиваться.
|
|
|
|
|
|
|
Почти сразу же Эрик, казалось, забыл обо всех остальных. Явно не собирался завязывать какую бы то ни было беседу – максимально отключился от происходящего, заставив свой браслет спроецировать виртуальный интерфейс, тут же зависший в воздухе. Глаза мужчины бегали по буквам, стремительно сменяющимся на полупрозрачном экране, пальцы изредка скользили по "сенсору" проекции, манипулируя массивами данных. Чем бы ни был так увлечён Фрайзер, со стороны всё это выглядело решительно непонятно.
С сосредоточенным выражением на лице Эрик работал, краем уха прислушиваясь к развернувшемуся диалогу. Оставил практически без внимания язвительные замечания морпеха, лишь один раз ненадолго оторвавшись и бросив на Дженну исподлобья короткий взгляд, желая лично увидеть, как отреагирует девушка. Ставить Эйба на место, он, впрочем, не спешил – лишь на долю секунды тень неодобрения мелькнула на серьёзном лице. Но Фрайзер опять же не сказал ни слова, даже несмотря на то, что реплики Эйба становились всё более оскорбительными. Если девушка окажется не в состоянии сама справиться с такого рода нападками, то он определённо погорячился, выделив ей место в своём экипаже. Хоть внешне и казалось, что Эрика практически не волнует происходящее, на самом деле он внимательно прислушивался к каждому слову, запоминая всё, что могло бы оказаться сколь бы то ни было важным.
Дженна, впрочем, вполне оправдала возложенные на неё ожидания – если её и задели слова Тернера, то девушка крайне умело это скрывала. Лишь когда она, а сразу следом и Фрэнк, обратились непосредственно к нему самому, Фрайзер небрежным взмахом руки заставил исчезнуть занимавший его всё это время экран и вмешался в беседу.
- По правде говоря, у меня нет никакого особого плана, - задумчиво проговорил он, задержавшись на изображении стремительно увеличивавшегося «Ренессанса». – Согласно последним сводкам, система коммуникаций нарушена практически везде – связь потеряна примерно с 70% звёздных систем, всё ещё официально входящих в состав Федерации. В любой из них могут быть люди, которые отчаянно нуждаются в чьей-либо помощи и не могут её запросить. И мы эту помощь им предоставим.
Он замолчал, давая всем присутствующим возможность обдумать смысл его слов.
- В качестве стартовой точки я выбрал Вегу. Достаточно далеко от периферии, связь с ней потеряна почти полтора года назад. Кроме двух обитаемых планет есть там станция, которую называли «Надежда», - Эрик вновь остановился, задумавшись, не выглядит ли нелепо со своим очередным символизмом. – Нужно ведь где-то начать…
Металлическая панель в корпусе линкора отъехала в сторону, открывая взору небольшую щель, которая на проверку оказалось огромным входом в ангар исполинского корабля. Шаттл беспрепятственно пролетел сквозь полупрозрачный синеватый силовой щит, препятствующий разгерметизации отсека, и с едва ощутимым толчком приземлился. Внутренний модуль гравитации аппарата, к слову, поработал на славу – никто не ощутил даже малейшего подобия дискомфорта и перегрузки при выходе из атмосферы планеты. Бесшумно встала на место огромная створка, вновь отделяя ангар от просторов холодного космоса.
- Добро пожаловать на «Ренессанс», - с улыбкой заявил Эрик, первым вставая со своего кресла и направляясь к выходу. Первым спустился по трапу, ступил на идеально ровную поверхность огромного помещения. Ангар был, определённо, рассчитан на куда большее количество техники, но даже то, что имелось, выглядело весьма впечатляюще: шесть новеньких истребителей «Шторм» зелёного цвета, соседствовали с ещё одним шаттлом, идентичным тому, на котором они сюда прилетели. Истребители эти, последнее слово техники в данной области, ещё не поступили на вооружение к регулярным войскам, которые довольствовались морально устаревшей моделью. Хищные очертания аппаратов радовали взор – казалось, каждая из этих машинок была тотчас же готова устремиться в самую гущу схватки, демонстрируя свою смертоносность и необычайную манёвренность. На корпусе каждого «шторма» присутствовали белые цифры, нумеровавшие истребители от первого до шестого соответственно. Мечта пилота. Ничего более совершенного на данный момент просто ещё не придумали.
- Это может заинтересовать нашего пилота, - прокомментировал зрелище Эрик, приглашая всех следовать за собой. – Линкор изрядно модернизирован по сравнению с «штатными» моделями. Большая часть внутреннего пространства отводится под вспомогательные помещения, где бывать никому из нас, надеюсь, никогда не придётся. Возможно вы знаете, что экипаж корабля такого класса обычно насчитывает три сотни человек… Управлять этим я смогу и один.
Фрайзер улыбнулся собственным мыслям, закончив на этой ноте краткую презентацию корабля.
***
Просторные белые коридоры. Лифт, который Эрик тут же отправил на предпоследний этаж. Створки медленно распахнулись, являя взглядам помещение, которое могло быть только капитанским мостиком. Огромный обзорный экран на всю противоположную стену, демонстрировал по сути то же, что и обычный иллюминатор, но не уменьшая при этом прочности корпуса. По обе стороны от площадки около лифта симметрично расположились две лестницы, позволявшие подняться на возвышение, которое, собственно, этим мостиком и являлось. Кроме захватывающей панорамы Вселенной, комната не могла похвастаться обилием мебели или приборов – лишь пять крутящихся кожаных кресел, расположенных в форме своеобразной пирамиды*. Эрик тут же занял то единственное, которое могло предназначаться исключительно ему – во главе остальных. В ту же секунду приятный женский голос раздался из расположенных повсеместно динамиков:
- С возвращением, мистер Фрайзер.
- Примитивный искусственный интеллект. Я называю её Эшли, - тут же вставил Эрик свою ремарку, предвосхищая возможные вопросы. – У каждого из вас уже есть соответствующий уровень доступа… Ваши комнаты – этажом ниже. Путь к медотсеку, арсеналу и прочему всегда можно уточнить у Эшли – она слышит вас в любой точке корабля. Располагайтесь.
-
И вновь вдохновляющий пост ^^ Атмосферно)
-
Нечестно делать такие модули, где каждый пост плюсовать хочется -_-
|
|
|
|
|
...Микрофон практически сразу оказывается в чужих руках, и чужой голос разговаривает теперь со зрителем. Дженна переводит взгляд на говорящего, вслушиваясь в слова, им произносимые. Она узнаёт его. Память услужливо подсказывает ей, что она уже сотни раз слышала этот голос и видела это лицо. Но неудивительно, что они забылись - в информационном перенасыщении преследующей повсюду рекламы не трудно забыть очередной плакат. Сотни лиц каждый день мелькают перед глазами и утопают в повседневности. Стираются, забываются. Она никогда не обращала внимания на рекламу, а ту, что навязывали особенно яростно, впрыскивая в массы в больших количествах, и вовсе старалась забыть быстрее. Война, о которой вещал Эйб Тёрнер с больших экранов, когда-то была ей безразлична...
Он говорит, и речь его приправлена чем-то лживо-одухотворённым, притворно-искренним. Стоя практически рядом, она это ощущала, но публика, судя по всему, жадно ловила каждое слово. Дженне стало немного неловко за свою короткую речь, но лишь на мгновение. Она задумалась о том, что говорила вполне искренне, и ей этого было достаточно. Главным было то, что слова её услышали близкие. И, конечно, то, что зрителям она не запомнится только внешностью.
Двое других спутников промолчали. Девушка выглядела задумчивой, а мужчина - слишком сосредоточенным.
Но вот интервью подошло к концу. Отходит от шаттла журналистка, снимает последние кадры с разных ракурсов. Публика ликует, провожая своих кумиров. А шеренга самих "героев" неспешно движется к кораблю, что должен был поднять их в космос.
Дженна, шедшая последней, обернулась на трапе и, ослепительно улыбнувшись, махнула зрителям рукой. В это мгновение она думала только о себе. О том, как будет выглядеть её фотография в шапках статей, что о ней напишут, что скажут. В голове проносились самые разные мысли - чужие восторги, чужая критика, чужое негодование. Почему-то, в этот миг перед её взором возникли лица двух стареющих бизнесменов, безликих, безымянных, - товарищей и конкурентов её отца.
- Маркус снова позволяет этой девчонке собой манипулировать.
- Полагаете? А не отправил ли он её сам в далёкий космос, лишь бы избавиться от обузы?
- Думаете, приплатил?
- Я слышал, у него хорошие связи.
Улыбка сходит с лица. Лишь уголки губ слегка приподняты.
Отворачивается от камер, от людей, поблизости застывших, ловящих каждое движение известных теперь личностей. Старается выбросить непрошенные образы из головы.
***
Мягкое кресло. Удобные подлокотники. Чуть шершавая, приятная на ощупь ткань. Наконец, она смогла расслабиться. Забыть о том, что за стальными стенами шаттла кипела жизнь, велись бурные обсуждения, взрывалась от тысяч новых сообщений Сеть. Забыть о назойливом, настойчивом внимании, от которого на открытой площадке нельзя было скрыться. Прикрыла глаза, откинув голову назад. Наслаждаясь практически полной изоляцией от остального мира.
Рассаживаются. Занимают места. Хорошо. Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Чтобы осознать, на что она решилась.
Открывая глаза, увидела шар. Идеально круглый. Яркий. Утопающий в голубых и зелёных красках. Камера, встроенная в борт, передаёт изображение в идеальном качестве, словно бы пятеро человек, сидящих в транспортном корабле, смотрели в огромный иллюминатор.
Уплывал. Удалялся. Оставляя вместе с собой всё то, что представляло собой прошлую жизнь. Оставляя тех, кто был дорог. Лица. Перед глазами до боли знакомые лица. Детский смех раздаётся где-то рядом, тёплая рука ложится на плечо, горячее дыхание, щекочущее кожу... Воскресают в памяти образы, ощущения, чувства. По рукам пошли мурашки, и Дженна, опустив глаза, нервно крутит браслет на запястье.
Она не жалеет. Нисколько не жалеет. Чувствует, что сделала правильный выбор. Что неспроста на Ренессанс попала именно она. И нахлынувшее чувство - всего лишь тоска. Всего лишь мгновение слабости.
Льются секунды, размывая силуэты. Время лечит. Расстояние лишь укрепляет привязанность. Она жила здесь и сейчас. И вокруг неё теперь были другие люди. Те, с кем предстояло провести долгий совместный полёт.
Оторвавшись от созерцания золота, переводит взгляд на своих спутников. Во взгляде её - прежняя энергия, на лице - дружелюбная улыбка. Она готова была разорвать тишину первой. Окликнуть девушку, узнать, кто она. Растормошить слишком серьёзного офицера. Поговорить с новым работодателем...
- Ну что ж!
Четвёртое лицо вмешивается в её планы.
- Мы, я так понимаю, уже заочно знакомы. Не люблю, когда так выходит. На мой взгляд, лучшее знакомство, это когда оба собеседника сами друг другу называют имена... Ну да ладно.
Впивается чужой взгляд в её лицо.
- Мисс Коулман, правильно? Мне впервые приходится видеть таких... пилотов.
Скользит по её телу, и отмечает девушка, что он слишком дерзок для первого знакомства. Эйб Тёрнер. Звезда телеэкранов. Вероятно, привыкший слышать только "да" в ответ на свои амбициозные запросы. Разбаловали, - подумалось ей.
- Скажи, Дженна. Как ты получила подобное назначение? Налетала?.. - неприличный жест, которым Эйб продемонстрировал своё к ней отношение, способствовал упадку едва повысившегося настроения.
- Мистер Тернер, - вмешался в этот миг молчавший до сих пор мужчина. - Пожалуйста, оставьте ваши поползновения, хотя бы до прибытия на корабль и установления интимной обстановки с объектом вашего внимания – данный тип юмора не очень способствует установлению доброй и дружественной атмосферы, а это уже сфера моих интересов. Доступно изъясняюсь?
Дженне не стало легче, и хорошее настроение не вернулось. Наоборот, она не сдержала усмешку. Значит, в шаттле нельзя, а на Ренессансе можно? Отлично, просто отлично...
- А вот познакомиться поближе, определено, стоит… Меня зовут Фрэнк Полинг, бывший капитан СБФ, землянин, 36 лет от роду. Не женат.
Последний пункт был особенно важен, конечно.
Дженна поймала себя на мысли, что она раздражается и на Фрэнка. Стоило усилий сохранить на лице спокойное выражение, потому что внутри у неё всё кипело от злости и негодования. Но не стала она закатывать истерику или начинать бессмысленный спор, тем более, что Тёрнер такие цели и преследовал.
Вместо этого быстро успокоилась и с живостью продолжила тему, с неким азартом игрока, чей ход был на кону.
- Ага, налетала. Знаешь, на штучках таких, космолётами называют, - чуть лукавая улыбка. - Но вообще, это ведь моё дело, как я получила назначение, верно? Нехорошо же спрашивать такие интимные подробности. Я вот не спрашиваю, каким образом ты оказался на телеэкранах, Эйб.
|
Вода. Обжигающие струи безумно горячей воды. Источник жизни на Земле. То, что отличает родной мир от иных пустынных планет, от безграничных просторов бесстрастного космоса. Приятно, очень приятно наслаждаться теплом в то же время осознавая, что находишься в маленьком шаттле, с безумной скоростью мчащемся среди звёзд.
Первые десять минут Артур просто стоял, позволяя горячей жидкости струиться по телу. Телу, много лет пробывшему в искусственном сне. Промёрзшему едва ли не насквозь. Несмотря на весь ужас произошедшего, на губах играла довольная улыбка. Настоящее наслаждение. Горячо настолько, что коже больно. Но Денвер специально не регулирует температуру – задирает голову, подставляя жару лицо. И улыбается.
В такие минуты забываешь обо всём остальном. Оставляешь большие проблемы снаружи маленькой душевой кабинки. Помнится, ещё на Земле, душ всегда был особенным местом. Местом, где он мог побыть в тишине, остаться ненадолго наедине со своими мыслями, вдали от назойливых голосов и бесконечной суеты. Но тогда размышления уходили в сторону, к вещам, думать о которых он совсем не хотел. Теперь всё было иначе. Душевая кабинка стала небольшим филиалом Эдема, а вода – преградой, спасавшей человека от внешних проблем.
Поддавшись внезапному порыву, Денвер резко подкрутил настройку температуры. Вздрогнул от холода, моментально поработившего разгорячённое тело. Раньше при этих ощущениях были совсем другие ассоциации – снег, зима, лыжи. Теперь же – лишь металл и космос. Мгновение – и вновь льётся обжигающий кипяток. Контрастный душ, что может быть лучше?
Вышел оттуда он лишь полчаса спустя – довольный и полностью успокоившийся. Поразительно, насколько меняет настроение человека небольшая доза комфорта. Заглянул в зеркало, встретившись с взглядом собственных глаз.
- Ужасно выглядишь, Артур, - мрачно прокомментировал он своё усталое сверх всякой меры лицо, взъерошил мокрые волосы, соорудив некое подобие ирокеза, ободряюще улыбнулся грустному отражению.
Гардероб – следующая остановка. Оглядев широчайший ассортимент предлагаемой одежды, Денвер едва не расхохотался. Впечатляющий набор фасонов, широчайшая цветовая гамма… Чёрный или белый? Халат или комбинезон? Думал Артур недолго. С каким-то мрачным удовлетворением выбрал белый облегающий тело костюм, совершенно идентичный тому, что был на нём совсем ещё недавно. Словно насмехаясь над всем, что пришлось пережить ему в этой одежде. Словно стараясь таким образом победить собственные страхи и опасения.
Холодная ткань вновь туго обхватила каждую мышцу исходившего все ещё паром тела. Сложно было придумать что-либо менее удобное, но Артур вновь заглянул в зеркало и мрачно кивнул. Ничего похожего на расчёску в области видимости он не обнаружил, поэтому лишь хмыкнул, сочтя забавным получившийся «ирокез». Пожалуй, на ближайшие полчаса он вполне может позволить себе подобную «вольность».
Отражение подмигнуло ему в ответ. Артур Денвер наконец-то возвращался в норму, оправляясь от пережитых совсем недавно волнений. С щелчком захлопнулась дверь комнаты позади, широкими шагами он двинулся по коридору. Буквально ворвался в зал совещаний, ненадолго задержавшись в дверях и окинув присутствующих приветливым взглядом. Недолго думая, плюхнулся на свободный стул около Кристы, не без недоумения посматривая на скопление непонятных тюбиков. Помнится, он слышал, что в космосе приходится питаться именно из таких, но сталкиваться в живую доселе не приходилось. Хоть желудок и требовал настойчиво отведать какого-нибудь удивительного деликатеса, Денвер не торопился. Вспомнил об ещё одном запланированном деле, поискал глазами девочку. Она обнаружилась немного позже – вошла в зал вслед за Джоном. Артур дождался, пока та оккупирует свободный стул, после чего резко поднялся и непринуждённо опустился на соседний.
- Привет, меня зовут Артур, - как ни в чём не бывало шёпотом поздоровался он, обращаясь исключительно к девочке, - Как дела?
Глупый вопрос, не слишком серьёзный тон. Располагающая манера общения. Обычно такая нравилась детям.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
- Спасибо, мистер Тернер, - поблагодарила Эйба рыжая журналистка, возвращая себе утерянный микрофон. Не было ненависти в её глазах, ни намёка на ревность или обиду. Скорее всего, этой посчастливилось не поддаться природному обаянию мужчины, даже несмотря на то, что когда-то она определённо брала у него парочку интервью.
Эрик стоял, скрестив руки на груди – его взгляд перескакивал с лица на лицо, с интересом оценивая реакцию выбранных им счастливчиков. Обычно, в такие моменты, люди не знают, чем себя можно занять. Неловко мнутся на месте, осознавая, что хоть микрофон и в руках соседа, но по-прежнему на каждого из них устремлены тысячи взглядов, и ничего нельзя сделать, чтобы избавиться от этой назойливой мысли. В подобных случаях оставалось только ждать, тщетно стараясь выглядеть как можно менее глупо… Но Фрайзеру было всё равно. Он, казалось, моментально забыв о миллионах зрителей, как ни в чём не бывало спокойно осматривался, обращая внимание на все интересные детали вокруг. Самообладанию этого человека можно было лишь позавидовать.
Ему нравилась спокойная уверенность Фрэнка, отказавшегося давать какое бы то ни было интервью. Сурово и солидно, как подобает настоящему профессионалу. Нравилась короткая речь Дженны, которая выглядела сегодня даже более эффектно, чем накануне ночью. Не удивило молчание Найны, которая лишь посматривала на всех остальных, наверняка чувствуя себя не в своей тарелке. Приподнял в улыбке уголки губ, слушая речь Эйба, слова которого, на его взгляд, были слишком уж напыщенными и возвышенными. Но публика это проглотит. Тем более из уст того символа, коим являлся Тернер для Федерации.
Эрик словил себя на мысли, что крайне доволен своим экипажем. Нисколько не сожалеет о сделанном выборе. И выбрал бы каждого из них снова. Начиналось путешествие просто замечательно. Куда лучше, чем он мог бы надеяться.
Журналистка заставила дроида отлететь подальше и заснять всю команду в единственном кадре. После этого маленький оператор поднялся выше, пытаясь запечатлить всю картину происходящего целиком. Убедившись, что с видеорядом проблем не возникнет, журналистка вернула летающий шарик обратно, приказывая взять крупным планом её саму. Со стороны забавно было наблюдать, как сосредоточенное выражение профессионалки в одно мгновение исчезает, а на смену приходит обворожительная улыбка и искренний взгляд, столь любимые зрителями.
- На этом наше прощальное интервью подходит к концу. Напоминаю, что несколько минут спустя каждый желающий сможет в прямом эфире увидеть отбытие «Ренессанса» - прямой репортаж с орбиты эксклюзивно для FNN. С вами была Элис Максвелл, до новых встреч, - не отрывая глаз от объектива проговорила она, и, стоило лишь дроиду отвернуться, облегчённо вздохнула.
Повернулась к Эрику, кивнула. Тот на прощание махнул рукой и первым двинулся к трапу небольшого шаттла. Не оглядывался, зная, что остальные последуют за ним. Буквально чувствуя, как бесчисленные камеры снимают спины уходящих. Створки позади плавно закрылись. Спрятался в корпус выдвижной трап. Узкий коридор – стены сурового цвета металла. Несколько дверей по обе стороны, но Эрик не останавливается, продолжает идти.
Относительно просторное помещение, кресла вдоль стен. Всего шесть штук – удобные, обтянутые белой кожей. Конечно же, надёжно закреплённые и снабжённые ремнями безопасности. Иллюминаторов не было – лишь огромным обзорный экран, сейчас отключённый.
Фрайзер первым уселся в одно из кресел, пристегнул все ремни. Молчал, ожидая, пока устроятся остальные.
- Вот и всё, - задумчиво пробормотал он себе под нос, ткнув пальцем в экран наручного коммуникатора. Настроенный заранее автопилот тут же приступил к делу – с приятным гудением заработали двигатели, по корпусу прокатилась волна лёгкой вибрации. С едва ощутимым толчком шаттл оторвался от земли – втянулись внутрь четыре ножки-опоры с характерным жужжанием. Белоснежный аппарат на несколько коротких мгновений завис над асфальтом, давая бесчисленных журналистам возможность заснять себя напоследок, после чего устремился вверх, в стремительном рывке преодолевая силу притяжения, избавляясь от оков гравитации.
Эрик ещё раз нажал на сенсор небольшого прибора – и ожил чёрный доселе экран. Начал поочерёдно демонстрировать то удаляющуюся стремительно Землю, то вырастающий силуэт зависшего на фоне звёзд исполинского корабля. Оставалась позади суета небольшой голубой планеты. Оставались позади прежние жизни, знакомые, родственники и друзья. Приходило осознание, что поворачивать назад уже поздно. Что выбор сделан, и изменить ничего больше нельзя. Новым домом на время станет огромный корабль. Зелёный линкор с золотыми буквами на борту.
|
|
|
|
|
|
|
Слишком поздно Ричард понял, что происходит. В последний момент заметил камни, сорвавшиеся с покрывающегося трещинами на глазах потолка. Как остановить беглецов, бегущих по коридору к спасительному водопаду? Обрушить им на головы тонны бесстрастного камня. Вполне в стиле имперских мельтарумов. Один из булыжников пронёсся в опасной близости от плеча, но Асхелл понимал уже, что он успевает. Пусть и с трудом, но всё-таки успевает. А вот судьбы тех, кто был позади, внушали определённое беспокойство.
По инерции сделав ещё несколько шагов, мужчина остановился. Опустил на пол практически невесомую девочку. Медленно и нехотя обернулся, закашлявшись от поднявшегося в воздух облака пыли. Проход был перекрыт, намертво замурован. Хватило одного взгляда на эту монолитную толщу, чтобы понять, что дороги назад больше нет. Оставалось только выяснить, кто остался там, позади.
Вид распластавшейся на полу девушки заставил облегчённо вздохнуть, но тут же вновь напрячься. Их было больше. Кого-то определённо не хватает. Не наблюдалось солдата, одного из тех, что отважились отправиться вместе с ним в эту авантюру. Ричард знал, что должен сочувствовать ему, сокрушаться. Но несмотря на все усилия, не смог вызвать в такой момент в себе жалости к человеку, даже имени которого узнать так и не удосужился. Тем более сейчас, когда понял, что не наблюдает нигде знакомой до боли белой шевелюры.
Нет. Только не это. Этого не могло произойти. Асхелл в бессилии покрутил головой, словно Дерек каким-то образом мог прорваться мимо него и устремиться дальше к обрыву. Чуда, конечно же, никакого не произошло. И так слишком долго удача смотрела им в лица на протяжении этого дня. Но чёрт побери, Дерек… Почему именно Дерек?
С другой стороны завала донёсся приглушённый возглас. Знакомый голос. Ещё жив. Вот только Асхелл сомневался, что при сложившихся обстоятельствах в этом было хоть что-то хорошее.
- Твою мать, Дерек… - одними губами прошептал он, с почти детской обидой уставившись на преградивший проход завал. Всё получилось почти… Идеально. Несколько треклятых мгновений не хватило для того, чтобы завал остался для всех позади. Быть может, тех самых мгновений, что он потратил решая, кого же всё-таки следует освободить из клетки. Или тех, что он уничтожил, напрасно предлагая девушке алую ткань. Или тех, что убила она, без капли смущения копаясь в его голове.
- Чёрт тебя побери! – с ненавистью выкрикнул он, обрушив кулак на неподатливый камень. На коже остался порез – тут же проступили капельки крови. Но ярость не отступила под воздействием отрезвляющей боли. Напротив, усилилась лишь, выросли рядом гнев и обида. Осознание чудовищной несправедливости, ничтожности всех задержавших их обстоятельств.
Доставшийся камням пинок тех нисколько не побеспокоил, лишь заставив Ричард поморщиться при возникновении нового очага боли. Он понимал, насколько нелеп в своих действиях. Насколько безразличны завалу его усилия. И понимание это лишь ещё больше выводило его из себя.
Собственное бессилие уничтожало. Асхелл жаждал оказаться там, по ту сторону, броситься в бой, сжимая меч в руках. Если потребуется, то отражая на ходу стрелы. Уничтожить их всех. Лучников, стражников, мельтарумов. Разорвать на куски, позволить клинку вдоволь испить крови имперцев.
Но завал, монолитный и прозаичный до невозможности, невозмутимо выдерживал напор мужчины, даже не думая уступать. Он зарычал, обрушив меч на холодные камни. Эльфийская сталь нисколько не пострадала, но и попавший под удар булыжник остался столь же монолитен и невредим.
- О боги… - снова прошептал он, не зная, куда ещё можно выпустить терзавшую его бурю эмоций. Вполне возможно, что и на небеса. В нелепости произошедшего просматривалась ирония высших сил, у которых всегда были проблемы с чувством юмора.
Меч вернулся в свои ножны. Ричард тупо смотрел на завал, не зная, что ещё можно предпринять, но и уходить тоже не собираясь. Он слышал отголоски боя, развернувшегося по ту сторону. Мечтал оказаться там… Но был совершенно бессилен.
- Убери эти проклятые камни! Дай мне пройти! Сделай хоть что-нибудь! – он поймал себя на том, что орёт на совершенно измученную девушку. Что слёзы щекочут глаза. Недовольно вытер их рукавом, посчитав сейчас как никогда неуместными.
Устыдился своего порыва. Чародейка не выглядела способной на что бы то ни было. И уж точно не была готова к сражению с неприступным завалом.
- Чёрт бы тебя побрал… Проклятый император, чёртов Гертрам… - шептал он, отойдя в сторону. Оставив в покое опустошённую девушку. Извиняться за своё поведение сейчас не было сил. Да и желания. Воспоминания о произошедшем чуть раньше немного поблекли, но отнюдь никуда не пропали.
Почти получилось. И именно это «почти» убивало больше всего. То, насколько близко был абсолютный успех. То, насколько нелепая цепь случайных событий всё уничтожила. Он опустился на каменный пол. Прислонился к стене и закрыл глаза. Нужно было бежать, но Ричард не мог заставить себя сдвинуться с места. Любой шаг в сторону спасения воспринимал как предательство.
|
|
|
|
|
Кабинет опустел, закончились люди. Фрайзер всё так же сидел на кресле, облокотившись на стол и устало потирая виски. Белая панель двери бесшумно отъехала в сторону – на пороге показалась молодая черноволосая девушка в эластичном белом костюме.
- Мистер Фрайзер..? – полувопросительно осведомилась она, прислонившись к стене неподалёку от входа.
Эрик почти не смотрел на свою секретаршу. Перед глазами всё плыло, сказывались последствия чудовищного переутомления. Хуже всего было то, что он понимал, как далёк ещё от заслуженного отдыха. Ночь уже подходила к концу – часы показывали четыре утра, а в его списке было всего три имени. Теперь нужно было сделать выбор, вычленить среди двадцати избранных претендентов всего одного. А для того, чтобы это сделать, необходимо провести чёртову кучу манипуляций… Вновь изучить личные дела каждого, просмотреть записи с камер видеонаблюдения, воскрешая в памяти разговор со всеми из них… Эрик, едва не застонав от этих чудовищных перспектив, всё же поднял глаза и взглянул на девушку, которая молча и терпеливо ожидала в дверях.
- Мария?
Она вцепилась в его лицо своими большими карими глазами и почти шёпотом проговорила:
- Эрик, возьми меня с собой. Пожалуйста.
Фрайзер вздохнул, но на этот раз не стал медлить с ответом:
- Мы уже обсуждали это. Это космос, чёрт побери. Опасное и совершенно неподходящее для тебя место…
- Пожалуйста, Эрик. Я не смогу больше здесь оставаться, - почти с мольбой проговорила она.
Мужчина молчал, точно зная, что должен ответить.
- Нет. Извини. На сегодня всё.
Слёзы блеснули в глазах девушки – она была готова сказать что-то ещё, но тон Фрайзера не оставил сомнений. Резко развернулась на каблуках. Если могла бы, то безусловно хлопнула дверью. Эрик с печалью посмотрел ей вслед. Вновь опустил глаза на список. Взгляд скользил по рядам многочисленных галочек, не желая цепляться за имена. Пока не достиг одинокого знака вопроса, который автоматическая сортировка переместила в самый конец.
Фрайзер знал, что никогда нельзя принимать ночью важные решения. Что утром станет понятно, насколько большая была допущена накануне ошибка. Но ничего не мог с собой поделать. Детали беседы и без помощи видеозаписи воскресли в памяти - образы, сменяя друг друга, восстали перед глазами.
Он поднёс белоснежный браслет-коммуникатор к лицу, потыкал пальцем в пункты меню сенсорного экрана. Почти пять утра. Просто великолепно. Через семь часов он должен быть в космопорту. На сон оставалось едва ли больше четырёх. Универсальный браслет, повинуясь команде Эрика, отправил вызов, нисколько не заботясь о том, что его сообщение может принять лишь безликий автоответчик.
- Мисс Лерьен. Космопорт «StarGate». Полдень.
***
Ещё один солнечный день. Бездонная синева, с самого утра залившая весь небосвод. Яркий шар солнца, застывший посреди лазурной бездны.
Космопорт «StarGate». Крупнейший на Земле. Согласно некоторым данным – лучший на данный момент во всей Федерации. Сотни взлётных площадок, тысячи ангаров, десятки вспомогательных строений. Колоссальная площадь, некогда чудовищно процветавшая – случались времена, когда всё это великолепие было загружена до отказа. Но не сейчас, совсем не сейчас. Не тогда, когда война уничтожила большую часть крупных торговых путей, когда межсистемной торговлей рискуют заниматься лишь отмороженные головорезы. Огромные площади пустуют, напрасно расходуя ресурсы на содержание – используется космопорт не слишком активно, да и то, по большей части, для военных целей. Но только не сегодня.
Сегодня сюда стекаются миллионы людей со всей поверхности земного шара. Ещё больше – не отрываясь следят за действом дома, на мерцающих экранах. Отбытие Фрайзера – событие мирового масштаба, грандиозное и распиаренное. Только глухонемые могли до сих пор об этом ничего не слышать – взлётная площадка, откуда должна была отправиться команда Эрика, была оцеплена толпами людей задолго до старта. Кольцо охраны с трудом сдерживало неистовствовавших фанатов. Сотни телекамер нацелились на клочок асфальта в ожидании героев этого дня – сверкающий шаттл, в одиночестве застывший посреди взлётной площадки, был снят со всех возможных ракурсов несколько тысяч раз. Именно этот шаттл – традиционно, к слову, белоснежный, и должен был доставить команду на борт зависшего на орбите исполинского корабля. Зелёного линкора, правый борт которого украшали огромные золотые буквы, складывающиеся в одно лишь слово. Возрождение. Ренессанс.
Стоило лишь подойти к воротам космопорта, как рядом возникло несколько серьёзных фигур. Люди в костюмах уточняли личность, проверяли документы и лишь затем вели к специально приготовленным для членов экипажа аэрокарам. Чёрным, блестящим, впечатляющим. Кондиционер в салоне приятно охлаждал кожу. Путь до взлётной площадки занимал считанные мгновения. Аппараты приземлялись неподалёку от шаттла, выгружая на землю своих пассажиров. Появление каждого из них встречалось громогласными аплодисментами, ураганом одобрительных выкриков и восхищённых воплей.
Эрик Фрайзер прибыл последним, заставив остальных подождать себя не менее пяти минут. Когда он наконец выбрался из салона машины, то выглядел неизменно великолепно. На лице – ни малейшего признака неминуемого недосыпа, костюм – двойник вчерашнего, но, по всей видимости, новый. Оказавшись на взлётной площадке, он поднял руку в приветственном жесте, на что зрители ответили целым шквалом оваций. Мужчина остановился, придирчиво оглядев свою команду, одобрительно кивнул головой и расположился в одном ряду с остальными. Кольцо охраны на мгновение распахнулось, впуская в круг избранную элиту земной журналистики – симпатичную рыжую девушки из FNN, главного канала Солнечной Федерации, и её парящего над землёй дроида-оператора. Маленький и манёвренный металлический шар, снабжённый первосортным видеооборудованием.
Она окинула построившийся в шеренгу экипаж задумчивым взглядом, пощёлкала ногтем по экрану своего браслета-коммуникатора, помогая дроиду выбрать наиболее удачные ракурсы. После непродолжительного промедления, когда запрограммированный болванчик принялся с жужжанием носится мимо, иногда подлетая вплотную к лицу, она с обворожительной улыбкой подошла к Эрику, протягивая ему микрофон.
- Мистер Фрайзер, вам наверняка есть что сказать нашим зрителям, - мелодичным голосом проговорила она, разглядывая в то же время и всех остальных.
Эрик принял микрофон, нисколько не смутившись. Он привык к бесчисленным интервью, не пугался зашкаливающего количества зрителей.
- Спасибо, мисс Паркинс, - поблагодарил он, зацепившись глазами за голографический бейдж на груди журналистки. – Вот и пришёл наконец день отправки… - заговорил он уже с телезрителями. Многократно усиленный голос Фрайзера разносился по космопорту, достигая ушей многочисленных зрителей. В последние дни Эрик так часто мелькал на экранах, что его выступления превратились в своеобразную беседу с телеаудиторией, которую он продолжал из интервью в интервью.
- Признаться честно, я взволнован. Очень рад, что моё скромное мероприятие вызвало столь бурный ажиотаж и надеюсь, что мне удастся оправдать возложенные на меня ожидания.
Эрик ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. Момент и правда был очень значимым.
- Весь вчерашний день длилось собеседование, во время которого я выбирал лучших людей для своего экипажа. И теперь могу с гордостью представить вам мою команду.
Он снова выдержал паузу.
- Эйб Тернер уже известен многим из вас – наш эксперт в различного рода боевых столкновениях. Фрэнк Полинг – будет отвечать за обеспечение безопасности экспедиции. Найна Лерьен – наш медик. И Дженна Колуман – пилот!
Дроид-оператор исправно смущал называемых личностей, стараясь взять крупным планом лица в самые ответственные моменты.
Эрик замолчал, выжидая, пока замолкнут немного аплодисменты. Оглядел своих людей в попытке определить, не хочет ли кто-нибудь из них сказать парочку слов.
|
|
Холод. Обжигающий, режущий. Клинки тысяч льдинок вонзились в кожу. Чёрнота вокруг пугающе бесконечна. Миллиарды светил тускнеют, уступая место всепоглощающему Ничто. Увеличивается пространство, простираясь в вечность, сужая кругозор до зрительных органов чувств. Хочется кричать, но в вакууме нет звуков. Хочется рвать на себе кожу, но её уже срывает холодными пальцами пустота. Хочется уйти в свой внутренний мир, отгородится от осознания величия и широты той бездны, что люди называют Вселенной. Хочется лететь, опуститься на землю, но нет крыльев. Есть лишь слабое тело, что быстро и вместе с тем ужасающе медленно умирает. Среди звёзд и вечной ночи.
***
Открывая глаза, Дженна думала о своём страхе. Лёжа на постели и глядя в потолок она размышляла о том, как пугающе и вместе с тем волнительно было бы оказаться в открытом космосе, далеко от родной планеты. Конечно, она была в нём на учениях, но никогда не думала о том, что ей когда-нибудь придётся улететь из Солнечной системы. Покинуть дом.
А потом она села на кровати и подумала, что всё это чушь собачья. Важно было только то, что она приняла решение. Возможно, самое радикальное, какое она когда-либо принимала в жизни, но это было бесспорно то, чего она искренне хотела. Она никогда не отступала от того, что уже для себя решила.
Обернулась, смотря на мужчину, что спал на животе лицом к ней. Разметались по подушке кудри тёмных волос. Дыхание было ровным, спокойным. Она знала, что он пришёл домой лишь несколько часов назад, утомившись от долгой рутинной работы, поэтому сон его был крепок. Что было, несомненно, на руку самой беглянке.
Беглянке... Только так Дженна могла назвать саму себя. Да, она бежала. Бежала от собственной жизни, которая, в общем-то, плохой не была. Обычная жизнь, со своими волнениями, падениями и счастливыми моментами, и - прекрасная, беззаботная жизнь по сравнению с теми, кто был оставлен медленно умирать на колонизированных планетах. Она - сумасшедшая?.. Решила покончить со всем сразу, обрезая пуповину, ведущую в прошлое. Да, она этого хотела. И она знала, что этот мужчина, который через месяц должен был стать её мужем, не понял бы её. Рассердился. Ушёл. Вернулся бы и умолял остаться. Но... Дженна не любила долгие расставания. Не жалела она о том, что уходит. Покидает размеренность и стабильность, что поселились в её жизни и паразитировали. Покидает ради полнейшей неизвестности.
Она явно сумасшедшая.
***
Дженна поднялась с постели довольно рано. Солнце едва вышло из-за горизонта, медленно перекатываясь на безоблачном небе и стремясь достигнуть зенита, когда девушка, бесшумно расхаживая по квартире босиком, начала собирать вещи. Спортивная сумка была раскрыта, и в неё прямиком из шкафа складывались вещи, которые она сочла необходимыми взять с собой, оставив львиную часть гардероба на полках. Её самоуверенность могла бы поразить стороннего наблюдателя - ведь она ещё не прошла собеседования, а уже собирает вещи в полёт. Но Дженна была не из тех людей, у кого в голове могут родиться сомнения и появиться мысли подобные "А если...". Ей вполне хватало собственных упорства, амбиций и желания идти до конца, чего бы ей это не стоило. Нет, она не стремилась идти по головам, но решила сделать всё, что в её силах, чтобы получить эту сказочную возможность. Не мыслила она жизни после отказа. Не хотела и думать о нём.
Полчаса утренней зарядки, и онемевшее от сна тело начало наполняться энергией, а контрастный душ и кофе помогли освежить голову и сосредоточиться на предстоящем мероприятии. Пока готовилась, тщательно подбирая туалет, отключила все средства связи, прекрасно зная, что будет названивать ей отец, грозя остановиться, и слать сообщения мать, умоляя остаться. Ей не хотелось, чтобы в этот момент что-то отвлекало её, не хотелось видеть и слышать то, что могло спровоцировать её пожалеть о принятом решении, хотя бы и на несколько недолгих минут. Не хотелось чувствовать угрызения совести перед семьёй, и она поглубже заталкивала это чувство глубоко в душу. Полностью отдавшись воле момента и живя настоящим. Не думая, что в будущем её может ждать смерть, которая разобьёт сердца родителей.
Всю жизнь стремившаяся идти наперекор им, она всё же любила их, а они продолжали волноваться о ней.
Одежду для собеседования Дженна выбирала недолго, остановившись сразу же на свободных закатанных до щиколоток джинсах, белой майке, открывающей её визитную карточку - татуировку на шее, и белом пиджаке. И аккордом полуклассического образа стали белоснежные кроссовки безупречного качества. Этому научила её мама - выбирать дорогие и удобные обувь и бельё. Какие бы лохмотья на тебе не были, но эти детали гардероба должны идеально тебе подходить.
Сняла пирсинг, решив, что ему в образе не место. Сделала конский хвост, открывающий лоб и скулы. Единственным украшением стал браслет-гаджет на правой руке. Лёгкий макияж, тонкие стрелки на верхних веках. Отец был бы поражён. Последний раз он видел её такой представительной ещё в школе. Дженна улыбнулась своему отражению, чувствуя, что день будет превосходным.
***
Закрытый гараж на автостоянке встретил её мирно дремлющей тьмой, разбуженной открытой дверью, через которую в него проник ярко-жёлтый свет. Закружились в вихрях воздуха пылинки, а квадрат света упал на единственный стоящий здесь аэрокар.
Её любимец. Её творение. Собранное по частям, тысячу раз переделанное и доведённое до состояния совершенства. Приземистая обтекаемая машина режущего глаз белого цвета, тонированными стёклами и чёрными рамами. Оно смотрело на неё хищно прищуренными фарами, ожидая, когда вновь взревёт мощный двигатель и оторвёт его от земли.
Её гордость. В которую вложены только собственные деньги и ни кредита из банковского счёта отца.
- Детка. - Приблизилась Дженна к машине и приложилась к ней щекой. - Малышка моя.
Осознание, что она оставляет своего механического "питомца" на Земле, удручало.
***
...Перед зданием "Успеха" толпились и люди, и автомобили. Дженне с трудом удалось проехать сквозь плотный поток и кое-как затолкать аэрокар среди сотен других машин на автостоянке. Казалось, сегодня здесь всё было забито до отказа.
Оживлённая улица гудела гомоном чужих голосов, и девушка заметно занервничала, но и одновременно и приободрилась, чувствуя всеобщий ажиотаж и радость предстоящего события. Оставив сумку в машине, с пустыми руками она направилась в само здание, отметив, как роскошно оно выглядит и с внешней стороны, и внутри. Впрочем, лаконичный дизайн в стиле хай-тек и охранные роботы не слишком её впечатлили. Подобные помещения она видела десятки раз, посещая работу отца.
Перед ресепшеном собралась приличная толпа. Красивая девушка в белом костюме мило улыбается и просит проследовать в один из лифтов, куда и следует несколько посетителей вместе с Дженной. Кажется, лифт скоро обвалится от такого количества человек, помещённых в него разом.
Платформа мягко поднимается и едет вверх. Дженна, протиснувшаяся к стеклу, смотрит на открывшуюся панораму города и думает о том, как ей хочется вытолкнуть из лифта всех этих людей. Какого чёрта их так много?.. Но время идёт, лифт всё не останавливается. Кажется, словно он уносит в самое небо, и кабинка вот-вот вылетит в открытый космос. Раскинулись перед ней здания города, будто на ладони - макет урбанистического мира. Чувство, что она его покидает. И покидает навсегда.
Зал ожидания встретил её душным запахом пота и лёгким шумом. Ей выдали номер, цифра на котором её вовсе не радует. Но Дженна не унывает, садится в одно из кресел и ждёт.
И ждёт.
И ждёт.
Кажется, что время застыло, и что людей в зале вовсе не убавляется. Наоборот, их становится всё больше и больше. Уже забываешь о комфорте, разваливаешься в кресле и поглядываешь на всех недобрым взглядом, а они одаривают тебя таким же. Все на нервах. В комфортабельное кожаное кресло словно подложили иголок, невозможно сидеть на месте, но только встанешь - и прощай удобное место. Задница, откровенно говоря, онемела.
Ноет желудок, требуя еды. Болит голова от царящей духоты. Игры на гаджете надоели. Она не хотела писать Нелли до тех пор, пока всё не решится, но ей слишком скучно.
"Проснулась?"
Ответа ещё нет.
Она кладёт голову на кулак и бесцельно смотрит в толпу. И в этот момент замечает знакомое лицо. Пара глаз уставилась прямо на неё.
- Коулман? Неужели?
Рой Баркс, один из её сокурсников. Радость узнавания сменяется злостью, ибо Баркс был на пару ступеней её выше в рейтинговой таблице выпускников. Чёртов Баркс, что он тут забыл?..
- Какими судьбами? Я думал, ты завязала с пилотированием. Или ты на другую должность претендуешь?
- Нет, Рой, я всё тот же пилот. И с чего ты взял, что я завязала?
- Ну... - Многозначительный взгляд. Невысказанный ответ.
- Всё в порядке. Я всё ещё в деле.
Присел рядом, разговорились. Он скрасил её одиночество на добрый час, пока не подошла его очередь.
- Ну, удачи тебе, Коулман.
Парень заметно волновался.
- Только не заикайся там, Баркс.
Уходит, оставляя её снова одну.
"Проснулась. Клэр не давала спать всю ночь... Ну как ты?! Как собеседование? Неужели?.."
"Да всё ок. Сижу, тухну"
"Сколько уже тухнешь?"
"Три часа, двадцать шесть минут иии не знаю сколько секунд, уже сбилась со счёта"
"Так много людей?"
"Ты просто не представляешь..."
"Ну, расскажешь потом, как всё было. Клэр опять плачет"
"Поцелуй её за меня"
***
Неумолимо тянется время. Между каждой минутой - целая вечность. С черепашьей скоростью сменяются на циферблате числа. Но, кажется, уже перестаёшь этого замечать. Тело приросло к креслу, а в голове - полный бардак мыслей. Вроде бы, между шестым и седьмым часом ей даже удалось вздремнуть... Уже с седьмого она стала мечтать о том, чтобы выбежать отсюда и наплевать на это собеседование, и лишь невероятное упорство заставляло её продолжать ждать.
Этот момент настал как-то неожиданно.
Дженна игралась в гаджете, полностью сосредоточившись на игре и наплевав на счёт, и не сразу сообразила, что механический голос назвал её порядковый номер. Только после второго раза до неё дошло, и она бросилась к двери. Резкое движение способствовало сильному головокружению, и девушка пошатнулась, встав с кресла. Сердце учащённо забилось, и сонная дремота тут же сошла с её лица. Пожалела она об одном - что не следила за очередью и не посмотрелась в зеркало. Не хотелось бы предстать помятой и с размазанной по лицу косметикой.
Проходя мимо стёкол, мельком взглянула на себя и отметила, что вроде всё не так плохо.
...Кабинет оказался не таким большим, как она себе представляла. Белый интерьер контрастировал с чёрным костюмом единственного сидящего за столом человека и темнеющим небом за его спиной. Глаза его были опущены на планшет, он лишь мельком взглянул на вошедшую посетительницу. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять - он измотан. Вероятно, хуже, чем все, кому пришлось ждать своей очереди. Ей стало даже жаль его.
На приглашение сесть девушка ответила угрюмой гримасой. Она не горела желанием вновь отсиживать задницу, но пришлось последовать правилам приличия. От долгого пребывания в кресле, сейчас она сидела даже излишне прямо, словно бы желая упасть с края стула.
- Мария? Я больше не могу. Много ещё там? Отсылай их. Передай мои искренние извинения и соболезнования. Да. Конечно.
Дженна ощутила... весомый пинок судьбы. Добрый, смачный пинок. Впрочем, не в плохое для неё направление. Она - последняя. Последняя, кого Фрайзер принял. Она могла бы быть первой из тех, кому отказали после долгого утомительного ожидания. Но провиденье само дало ей шанс.
- Сегодня, за день, в этом кабинете побывали тысячи людей. Большая часть из них безумно мечтает попасть на этот корабль. Как думаете, Дженна, должен ли среди всех них я выбрать именно вас?
В словах его лёгкий сарказм, который Дженна просто не захотела улавливать. Раздражение, сконцентрированное в ней после десяти часов безделья, словно улетучилось. Она уже настроила себя на борьбу. И хоть все заученные фразы, что она готовила заранее, забылись, это не помешало ей начать импровизировать. Забыв о том, что сумка с вещами ждёт её в машине и сегодня же может отправится обратно домой вместе с самой Дженной. Сосредоточившись на единственной цели.
- Кажется, я на сегодня последняя, и возможно, это ваш счастливый билет, - улыбнулась девушка. - Если честно, я не знаю, что говорить. Я забыла всё, что хотела сказать уже много часов назад. Я знаю, что в вашем кабинете побывали пилоты, которые на голову выше меня, но... Я быстро учусь. Я хорошо летаю. Я разбираюсь в технике самолётов и кораблей. Пилотирование для меня... мм... не просто работа. Это моя жизнь. Если вы читали моё досье, вы помните, что там написано про травму и про то, что я якобы не справилась с управлением. Зря я об этом говорю, только в ущерб себе... Но хочу сказать, что травма - не финал моей карьеры, тем более, что сейчас с моим здоровьем всё в порядке. И раз уж говорю о плохом, скажу и о хорошем - я была в десятке лучших своего выпуска... Я хочу заниматься этим и дальше. Хочу покорять новые горизонты. Увидеть другие миры. Не просиживать в штабе, когда мои навыки могут пригодится на настоящей войне. И ещё - я азартный игрок. Полностью вовлекаюсь в процесс, углубляюсь в дело, пока не достигну цели. Для меня это шанс доказать себе, что я могу сделать нечто большее. Что могу оказаться по-настоящему полезной.
Пауза. Перевела дух.
- Я думаю, вам нужны люди, способные не просто хорошо поработать. Не просто имеющие превосходные навыки той или иной профессии. Вам нужны те, кто верит в ваше дело и хочет стать его частью. Не хочу показаться навязчивой и лгуньей, но я действительно хочу стать частью этой кампании. Не ради славы, хотя она и будет неизбежно следовать за всеми, кто ступит на ваш корабль. Не ради денег. Ради себя и возможности изменить мир.
Кажется, речь её затянулась. Дженна боялась, что Фрайзеру захочется спать от её разговора, но этот монолог помог девушке выплеснуть всё то напряжение, что скопилось в ней за день. Ей стало гораздо легче. Ещё и оттого, что она решила просто открыться и не выдумывать красивых фраз.
-
Еще один алмаз ДМа :)
Люблю как ты пишешь.
-
Отлично!
Заявленная импульсивность чувствуется)
-
Понравилась)
-
Это невероятно мощно. Зачитался.
|
|
С трудом разлепив веки, Эйб уставился на потолок спальни. Шесть утра, а он так и не смог поспать... Опыт подсказывал, что лучше и не пытаться. Хотя, даже при наличии желания и возможности, ему это никак не удавалось... Был ли вообще смысл продолжать делать попытки?..
Рядом зашелестели простыни: обнаженное тело недавней знакомой пыталось завернуться в одеяло. Озябла, бедняжка... Ближе к утру, кондиционер должен был немного поднять температуру, однако не спящий Эйб вовремя вернул настройки в исходное положение, оставив комфортную прохладу. Пусть использует одеяло по назначению, зря что ли покупала?..
Покорно отдав свою часть постельного белья, Тернер позволил захватить женщине все пространство, а сам стратегически отступил на пол. Ожидая коснуться ступнями холода, мужчина и тут наткнулся на чудеса техники: пол был с подогревом.
"Уютная, твою мать, Земля", - подумал зло, скривив лицо до неузнаваемости. Его бесила эта до смешного комфортная планета. В первую неделю даже казалось, что из унитаза сейчас выдвинется рука, и заботливо подмоет тебе задницу. Куда не плюнь, везде был какой-то абсурдный наворот, вызывающий лишь один вопрос: "реально существовали люди, разрабатывающие это бесполезное устройство?..".
Вот уже неделю он обитал в этой чертовой квартире. Ее обладательница жила тут исключительно ночами, поэтому помещение было стерильно, как офис. Ни кухни, ни еды, ни каких-либо предметов интерьера, которые могли бы натолкнуть на мысль, что это квартира живого человека, а не огромная зарядка для дрона.
На приближение Тернера, окно стало чуть светлеть, позволяя разглядеть вид. "Режим панорамы" - гласила полупрозрачная надпись на уровне лица мужчины.
- Уйди... - устало буркнул Тернер и коротким движением руки отогнал от себя надпись, в самый крайний угол, - Прозрачность девяносто процентов.
Услужливое окно послушно сменило настройки, позволив свету заполнить комнату. Голое тело позади недовольно заворочалось.
- Семьдесят, - поспешил исправиться мужчина, надеясь, что свет не нанес фатальное поражение сну его любовницы. Общаться сейчас хотелось меньше всего, а у этой женщины вопросов всегда была уйма...
После очередного изменение, мужчина еще долго смотрел на открывшийся вид, стараясь забыть о своих волнениях.
Как же ему было страшно... На первый свой бой он выходил с меньшим испугом. Тогда ему наоборот было даже весело и интересно. Он был абсолютно уверен в том, что полностью готов, и никто его не сможет остановить.
А сейчас... Готов ли он был к отказу?..
Нет.
Казалось, отправиться в "Одиссею Фрайзера" было единственным шансом вырваться из всего этого дерьма. "Дерьмом" Эйб разумеется считал эту сладкую жизнь в столице. Ему не хотелось быть популярным. Ему не нужны были деньги. Он не хотел "помогать" родине строя героические морды на камеру.
Его место было там - в самой жопе галактики, в самых скверных условиях, с оружием наперевес. Ему нравилось то время, когда отдых приходилось буквально вырывать силой. Когда ты так уставал, что не было сил даже поспать. Его тело, не привыкшее к столь долгим перерывам, буквально трещало по швам, упрашивая своего обладателя вытворить что-то этакое. Распирало.
Но дело было и не только в этом. Жажда выплеснуть энергию более-менее компенсировалась беспорядочными половыми связями. А вот мысли о том, что он будет тухнуть на Земле до конца своей жизни - вот это уже действительно начинало волновать. Сидя без настоящего дела, он начинал ненавидеть себя. Отчего-то казалось достойным завершением жизни, сдохнуть где-нибудь на краю вселенной, в неравной схватке с врагом. Эйб даже слегка завидовал тем ребятам, что сложили свои головы в его последней битве. Станция была отбита. Они вошли в историю. И ушли из жизни в самом пике силы и славы. А он их пережил. Чтобы стать бесполезным куском дерьма, и закончить свою жизни как тепличный землянин.
- Мф!
Стукнув кулаком в стекло, мужчина с удовольствием ощутил боль в костяшках.
Нет, пока он еще не бесполезен. Сейчас он еще может вернуть все на свои места. Взглянул на время. Семь часов.
-----
- Здравствуйте, я Эйб Тернер! - очаровательная улыбка в зеркало.
Успев сделать интенсивную зарядку, бывший морпех начал потихоньку собираться, потратив четверть часа лишь на попытку вытренировать идеальное приветствие. Все было не то, и все было не так. Какие вопросы будет задавать Фрайзер? Как он будет оценивать Тернера?
Мысль о том, что миллиардеру может не понравится тонус мышц потенциального бойца, сподвигла Эйба совершить несколько нехитрых упражнений. Будто эта маленькая тренировка могла за раз вернуть ему идеальную форму.
Затем, мужчина долго работал над белизной своей улыбки, потратив почти все одноразовые щетки своей знакомой. Но он же морпех. Не звезда. О нем и так уже сложилось не самое лучшее мнение. Стоит быть серьезнее.
- Эйб Тернер, к вашим услугам! - отдал честь собственному отражению. Уже лучше. Нужно держаться этого образа. Военная выдержка и дисциплина. Фрайзер должен оценить. А что он будет спрашивать?..
Какая разница. За время сборов, Эйб успел убедить себя в мысли, что он уже готов ко всему.
-----
- Ты уверен, Эйб?
А вот к такому вопросу он не был готов. Строго выдержав заданные рамки, коротко представившись, и уверенно войдя в кабинет (и даже сдержанно улыбнувшись на слова о "знаменитости"), мужчина в итоге был совершенно сбит с толку этой простотой Эрика. Да, именно "Эрика", поскольку язык не поворачивался называть его "Мистер Фрайзер".
Подойдя к обозначенному стулу, морпех задумчиво провел по нему ладонью, так и не решившись сесть.
- Более чем, - сверкнув желваками заявил он, уверенно кивнув. На Фрайзера он не смотрел, упорно продолжая изучать стул. Боялся встретиться глазами. Боялся, что сквозь это "прикосновение взглядов", этот человек узнает о его отчаянии. О его безумном желании вырваться отсюда. Узнает о его слабости и страхе.
- Здесь, мое призвание пропадает зря. Возможно, вам это трудно понять, но... Эти удобства. Этот достаток...
Эйб сжал зубы, ища нужные слова:
- Я будто запертый в клетке тигр. Ведь ему не нужны уход и мясо в избытке. Ему нужны его степи, его свобода.
Эйб мало знал о фауне Земли. Но отчего то всегда казалось, что такой красивый и благородный зверь, может обитать исключительно в диких прериях.
- Я хочу быть полезным. Я хочу заниматься тем, ради чего был рожден. Уверен ли я?.. Да, черт подери, да! Тысячу раз.
|
|
|
|
|
|
Земля.
Колыбель Человечества хорошела собой из года в год, по праву, называясь Раем: живописные ландшафты парковых зон соседствовали с огромными небоскребами, мимо которых плотной цепочкой мчались аэркары, будто суетливые и трудолюбивые муравьи.
Когда-то, на этом месте ютились утлые, малоэтажные домишки, а количество людей, претендовавших на проживание в трущобах, многократно превышает количество даже самих трущоб, из которых, зачастую, целиком состояли города.
Фрэнк, сколько себя помнил, всегда больше любил окраины мегаполиса: там, так четко, можно было увидеть "границу владений", пусть и искусственно проложенную заново с расцветом эпохи колонизации, но всегда ему напоминавшую, что есть куда стремиться человечеству и Фрэнку, в частности.
Повсюду были натыканы рекламные панели с широчайшим ассортиментом предлагаемых товаров и услуг: от предложений приобрести фермерские удобрения для участка, средства от импотенции и бесплодия, покупки личного аэрокара под скромный процент или недвижимости в центре, до необходимых вакансий на относительно новых планетах и, конечно же, уже набившая оскомину, агитация о вступлении в ВКС Солнечной Федерации.
Харизматичный космодес, ставший лицом агиткампании, широко улыбался с огромного монитора, а голос из динамиков яростно уверял, что "именно ТЫ необходим СФ для победы!".
"Забавно, но "именно Я", Федерации нужен, исключительно, как источник дохода...", - невесело подумал Фрэнк молча взирая на конечную точку их с отцом утренней прогулки.
Огромная, самая высокая на Земле, макушка огромного офисного комплекса "Успех", кажется, касалась облаков, что были редкими гостями в эти знойные летние дни.
Поглядев на это архитектурное великолепие из стекла и метала, уносящее свои шпили высоко-высоко верх, Стюарт Полинг, хмыкнул, хлопнул сына по плечу и пожелал удачи. Фрэнк улыбнулся, выдохнул, и вошел в прохладный зал.
Беззвучно распахиваются стеклянные двери перед очередным посетителем, открывая взору идеально белый цвет интерьера, а гостя - десятку сканеров и камер наблюдения.
Фрэнк бегло изучив дроидов ("...ничего необычного, мк.2, версия "Охранник" - просто и надежно...") направился к миловидной блондинке за местным ресепшенном, которая, с неизменной улыбкой и очаровательным голоском, уже приветствовала его:
- Доброго дня, мистер Полинг. Уточните цель прибытия?
- Доброго, мисс. Собеседование у Эрика Фрайзера.
- 10ый лифт, пожалуйста.
Наслаждаясь тишиной и открывшейся панорамой, Фрэнк поднимался на лифте, оставляя город далеко внизу под собою, а вместе с ним и тревоги последних дней, охваченный красотой прекраснейшего вида и новыми чаяниями.
Оптимистичный прилив слегка сбавил темп под гомон, что донеся из открытых дверей лифта, по окончании затянувшегося подъема. Совсем печально стало, когда хромированный дроид металическим голосом озвучил номер Полинга: 26481.
Напитки, весьма приятный внешний вид весьма приятных девушек из персонала и общий комфорт ожидания помогали несильно - время тянулось бесконечно медленно, вязким потоком, оставляя слишком много пространства для собственных мыслей и волнений. Кто-то, не выдержав, уходил, проклиная Фрайзера, нескольким стало плохо, но большинство постепенно скрывались за вожделенными дверями, выходя с неизменно каменным лицом.
Интрига! Вот что правило балом в этом бесконечном ожидании, параде надежд и планов на успех собеседования и грандиозными возможностями в будущем, после окончания этой авантюры.
Фрэнк спокойно ждал очереди, но масштабность его впечатлила: насколько он знал, предварительные фильтры, введенные рекрутскиси компаниями Фрайзера, отметали до 90% претендентов и попасть на личную встречу с мистером Фрайзером, считалось, уже достижением.
"Куча, черт возьми, счастливых людей!"
Очередь пестрела многообразием, мелькали одежды всех цветов и фасонов: кто-то пришел в парадном, кто-то в служебном, не постеснявшись нацепить все медали и регалии, подчеркивая собственный статус. Сам Фрэнк был одет в любимый белый костюм, который плотно сидел по крепкой фигуре и прекрасно контрастировал с его глазами. Некоторые лица казались Полингу знакомыми, некоторые совершенно точно он узнавал, но это не имело значения - с бывшими коллегами "по конторе" его ничего не объединило, да и эгида здоровой конкуренции не способствовала установлению дружественных разговоров.
Наконец, спустя 7 долгих часов ожидания и мысленного проецированная предстоящей беседы, динамики объявили заветные цифры, вызывая легкую зависть соседей и приглашая бывшего капитана СБФ предстать перед взором Его.
Кабинет, в духе минимализма, лишенный какого-либо декора и оформленный в белых тонах, был просторен и открывал не менее захватывающий вид, чем в лифте.
Но внимание Фрэнка было всецело поглощенно возможным работодателем: Эрик Фрайзер сидел за столом, привычный своим обликом, что так часто мелькал на экранах, и облаченный в черный костюм, конечно же, идеально сидящий на нем.
- День добрый, мистер Фрайзер.
Он, устало поднявшись, обреченно вздохнул при виде очередного соискателя и подошел к окну, бросив через плечо предложение располагаться. По его виду и поведению было понятно, что столь необходимая мера личного собеседования необычайно трудоемка и измотала молодого человека до крайности.
Глянув в планшет, Эрик, чуть поджал губы, явно чем-то недовольный, задал вопрос:
- Почему я должен взять именно Вас, мистер Полинг?
Фрэнк, за годы своей жизни, побывавший всего на одном, подобного рода "собеседовании" - разговоре с деканом факультета СБ в академии - весьма нервничал и оказался слегка сбит с толку, но все же нашелся, что ответить, не давая паузе затянуться слишком надолго:
- Я - лучший, мистер Фрайзер. Мой опыт службы в СБФ - уникален, а последние разработки на ниве охраненных технологий смогут гарантировать нам безопасность в ходе наземных миссий. Мои системы защиты не имеют известных по эффективности аналогов, да и мой чуткий контроль за своим детищем - лучшая гарантия от производителя, - ответил Фрэнк, чуть улыбнувшись в конце.
Фрайзер наверняка слышал тысячи вариантов ответа на этот и подобные ему вопросов за эти дни, но помимо скорлупы слов, ему были необходимы факты. И если Фрайзер обладал хотя бы половиной, приписываемых ему связей и мозгов, то они были у него, не взирая на грифы Секретности архивов СБФ.
Фрэнк бесстрастно и цепко наблюдал за реакцией и красноречивой мимикой Эрика, глядя тому, прямо в ясные голубые глаза.
-
Красиво пишешь) Отельный плюс за стих.
-
-_- оказывается, на этот заковыристый вопрос есть вполне адекватный ответ...
-
Отлично же
-
Отличный пост. Глубина отыгрыша и степень погружения в созданные вселенные не перестает удивлять.
|
Ослепительно яркое солнце сияет в безоблачном небе, поражающем взор глубиной своей синевы. Ни единого облачка не заметно на горизонте – бесчисленные стеклянные небоскрёбы сияют в лучах едва начавшегося летнего дня. Впрочем, столь безупречная погода уже никого не удивляет – вот уже на протяжении нескольких десятилетий правительство Земли полностью контролирует климат планеты. Стихийные бедствия своевременно прогнозируются и предвосхищаются, а капризы природы успешно контролирует несколько стоящих безумного количества денег специализированных установок. Благодаря им же, времена года теперь сменяются точно по расписанию – осень, как правило, холодна и дождлива, зима – сезон снегопадов и бурь. С введением нового режима были совершенно устранены всякие неприятные недоразумения, особенно часто возникавшие в последние годы – вроде снежной бури в январе и зашкаливающей жары в канун рождества. Хоть некоторые защитники природы и организовали ряд обществ в знак протеста подчинению природного хода вещей, большинство землян оказалось в восторге от нововведения. И отнюдь не напрасно.
Вот и сейчас - образцово-показательный летний день. Солнечный, жаркий, но не чрезмерно – периодически налетающие порывы прохладного ветра избавляют от излишней духоты, позволяя просто наслаждаться каждым мгновением прогулки по городу. Бесчисленные аэрокары парят в высоте, над головами, перемещаясь по многоуровневой сети переплетающихся между собой магистралей. Наземные тротуары теперь оказались практически полностью во власти людей – по улицам неторопливо бредут тысячи прохожих, заглядывая в витрины натыканных повсюду магазинчиков и бутиков, торгующих самыми разнообразными вещами и приспособлениями.
Взгляд, бесцельно снующий повсюду, то и дело натыкается на огромные рекламные панели, раз за разом показывающие приевшуюся уже по большей части рекламу.
«Вы больше не в силах выносить повсеместную урбанизацию? Земля на вашей фазенде бесплодна и на ней ничего не растёт? Не знаете, как избавить почву от последствий миновавшей экологической катастрофы? В таком случае пришло время посетить магазины сети «Эдем» - настоящий рай для начинающего фермера!» - вещает с одного из огромных экранов жизнерадостно улыбающийся усатый мужчина в ковбойской шляпе, застывший на фоне бескрайних полей, принадлежащих явно не этой планете.
«Джереми, опять?» - печально спрашивает соблазнительно полуобнажённая девушка, выражение лица которой может сказать больше о смысловом наполнение данного ролика, чем всё остальное вместе взятое. Парень, лежащий на роскошной кровати и стыдливо прикрывшийся одеялом несколько раз убито кивает. Тяжёлый вздох его партнёрши артистичен настолько, что должен бы быть по праву увековечен в одной из лучших картин древнего Голливуда. Под аккомпанемент вдохновляющей музыки на экран выезжает постер с пачкой весьма популярных в последнее время таблеток, сопровождаемой огромной надписью вполне определённого содержания.
С очередного экрана до прохожих пытается достучаться необычайно серьёзный голос, читающий заученную речь на фоне сменяющийся кадров космических баталий. «Идёт война. Война долгая и кровопролитная. Вам может казаться, что она бушует где-то там, далеко, среди звёзд, и не имеет к вам никакого отношения. Но это не так. Каждый солдат сейчас на счету. Каждый доброволец может переломить исход противостояния, любой из вас может стать залогом победы.» Вместо сменяющих друг друга фрагментов космических схваток появляется человек, стоящий на фоне огромного флага Солнечной Федерации. Только ленивый не знает этого парня – лицо Эйба Тернера вот уже несколько месяцев не сходит с телеэкранов. «Федерации нужен именно ты!» - фраза, практически у каждого ассоциировавшаяся теперь именно с ним.
Земля изменилась. Планета, едва не задохнувшаяся было от смога, едва не погребённая под зашкаливающим количеством людей, возродилась. С началом эпохи колонизации, когда множество переселенцев отважно устремилось осваивать иные миры, колыбель человеческой расы обрела второе дыхание. Безжалостно сносились трущобы, уничтожались бесчисленные свалки, вкладывалось безумное количество средств в возобновление природных ресурсов. И вот результат – из ущербной дыры Земля превратилась в центр культуры и цивилизации, безумно развитый и процветающий мир, а все те, у кого не хватило смелости сорваться с места и отправиться навстречу звёздам, стали внезапно элитой человеческой расы.
Но сейчас, шествуя по улицам и любуясь сверкающими вокруг небоскрёбами, можно было увидеть лишь одну сторону этой планеты. Стоило темноте опуститься на землю, как Земля преображалась – вспыхивала мириадами разноцветных огней, загоралась миллиардами кричащих неоновых вывесок. Ночь была особым временем – временем, которое делало созерцание мегаполисов ещё более невероятным и захватывающим. Казалось, к этому невозможно было привыкнуть – слишком впечатляющим и многогранным становилось неизменно подобное зрелище.
Впереди маячило здание, даже на общем фоне подавляющее своими размерами. Колоссальная громада из стекла и металла, тянущая свои шпили куда-то безумно высоко, словно стараясь вырваться за пределы гравитации и спасительной атмосферы. Самое высокое строение на земле – исполинский бизнес-центр, каждый этаж которого арендовали всемирно известные мега-корпорации. Офис в «Успехе», а именно так назывался этот монстр, считается показателем престижа, признаком того, что с твоей компанией можно и нужно считаться. Степень «почётности» прогрессировала снизу вверх – цены тоже возрастали по мере удаления от поверхности, жаль только, что отнюдь не пропорционально. Для своего собеседования Эрик Фрайзер арендовал последний этаж – всего на сутки. И в этом жесте было гораздо больше позерства, чем было необходимо. Больше несравнимо. Страшно представить, какие связи пришлось поднять, чтобы уговорить главу холднига «StarCorporation» на день уступить своё законное место зарвавшемся миллиардеру.
Стеклянные двери открываются сами – плавно и беззвучно, стоит лишь приблизиться к ним достаточно близко. Тут же на очередного посетителя нацеливаются глазки закреплённых над входом сканеров, проверяя новоприбывших на предмет наличия запрещённых предметов. Стекло, повсюду стекло и сверкающие белизной панели. Вдоль белоснежной стены справа от входа в ряд выстроилось несколько переливающихся хромом фигур – оборонные дроиды последней модели, с логотипом «Успеха» на груди, застывшие в ожидании любого приказа. Остов их напоминает фигуру человека – нечто подобное создало некогда воображение забытых уже режиссёров серии классических фильмов под названием «Терминатор». Серые металлически монстры разве что имеют кое-где стильные белоснежные вставки и не испепеляют окружающих огоньками горящих инфрокрасным огнём глаз. Чтобы добраться до лифта необходимо миновать стойку, за которой расположилась очаровательная блондинка – здешняя секретарша, в облегающем тело эластичном костюме традиционного уже белого цвета. Она неизменно обворожительно улыбается и мелодичным голосом осведомляется о цели визита. И лишь после этого позволяет пройти к одному из десятка лифтов, чьи стеклянные шахты устремляются вверх.
По мере того, как прозрачная кабина поднимается выше и выше, отступает городская суета. Всё более захватывающей становится открывающаяся посетителю панорама. Но люди, пришедшие к Фрайзеру, продолжают ехать вверх. Выше, чем могли бы представить. Довольно долго. Постоянно увеличивающаяся скорость движения может даже пугать. Кажется, что отсюда можно увидеть большую часть планеты. Кажутся маленькими и игрушечными затерявшиеся внизу шпили исполинских небоскрёбов. Весь город – как на ладони. Взгляд скользит дальше, цепляясь за зелень далёких полей, за блестящую синеву ленточек рек. Безумная высота, чрезмерная. Лифт наконец останавливается. Плавно раскрываются створки. Стекло уступает место белым пластинам. Гомон разрывает давящую тишину. Сотни тысячи людей на скамейках вдоль стен огромного зала ожидания. Все пришли на собеседование. На выходе из кабины – ещё один дроид. Бесстрастным металлическим голосом сообщает посетителю номер. Пятизначные цифры не радуют.
Долгие часы ожидания. Терпение, запас которого мог казаться почти безграничным, медленно истекает. Не помогает даже комфортная прохлада этого помещения, напитки, что заботливо разносят симпатичные девушки всё в тех же облегающих белоснежных костюмах. Очередь продвигается мучительно медленно. Глубоко внутри просыпается ненависть к треклятому Фрайзеру. Но, рано или поздно, всему приходит конец – ожидание, сколь безграничным бы оно не казалось, тоже рано или поздно оканчивается. Приятный голос, что доносится из расположенных повсеместно динамиков, всё-таки называет заветные цифры. Порядковый номер. Осталось проследовать к двухстворчатым дверям кабинета. Замереть в предвкушении момента, которого пришлось так долго ждать. Расползаются в стороны традиционно белые створки. Последние шаги отделяют от цели визита.
Кабинет оказался сравнительно небольшим – светлым и просторным, но отнюдь не подавлял своими размерами. Белые плиты устилали пол, покрывали потолок и стены. Лишь стена позади письменного стола – практически единственного предмета в этой комнате, состояла целиком из стекла, являя воистину сногсшибательный вид всем желающим. За столом, спиной к восхитительной панораме, сидел сам Эрик Фрайзер, удобно устроившись в кожаном кресле. Голубоглазый блондин, почти не отличающийся от того человека, что неоднократно появлялся в последнее время на телеэкранах. Волосы стильно уложены в фирменную причёску, налицо те же немного вальяжные и местами излишне самоуверенным манеры. Идеально подогнанный чёрный костюм, сшитый на заказ и конечно же стоящий бешеные деньги, идеально дополняет привычный для многих образ. На столе перед ним лежит один лишь предмет – белый планшет, экран которого, казалось, целиком завладел вниманием миллиардера. Пальцы Эрика барабанят по кнопках голографической клавиатуры, которую девайс услужливо проецирует на поверхность стола, вбивая какой-то текст в поисковую строку.
Почти сразу же Фрайзер оторвался от изучения текста, застывшего на экране. Поднял глаза, окинул оценивающим взглядом хрупкую девушку. Он казался уставшим. Измотанным. Даже в большей мере, чем просидевшая несколько часов в очереди Найна. Сотни людей – одни и те же вопросы, идентичные фразы. Безумно скучно, безумно однообразно. Эрик хотел чего-то… Оригинального. Едва взглянув на эту девушку, он понял, что просто обязан ей отказать. Она выглядела слишком хрупкой, слишком невинной для подобного путешествия. Совершенно не готовой к опасностям космоса. Фрайзеру не хотелось говорить ей, что ожидание было напрасным. Но и брать на себя такую ответственность он совсем не хотел.
- Присаживайтесь, мисс Лерьен, - он указал на единственный стул, находившийся перед письменным столом. Стул столь же белый, как и всё остальное. Эрик бегло просмотрел резюме девушки, возникшее на экране его планшета, почти не вникая в суть и выискивая лишь какие-нибудь особые факты.
Тяжело вздохнул, взглянув на заготовленный заранее список стандартных вопросов. Повторять их все снова просто не было сил. Фрайзер посмотрел на девушку и выдернул из перечня один лишь, показавшийся наиболее уместным:
- По каким причинам вы хотели бы принять участие в экспедиции? – осведомился он, с удивление обнаружив, что с некоторым интересом ожидает ответа. В последний раз какие-то эмоции мужчина испытывал человек так пятьдесят назад, когда в кабинет завалился столетний старикан, в прошлом – легенда космофлота Солнечной Федерации.
|
|
|
|
|
|
|
Чертовски обидно было умирать в настолько солнечный день. Когда бездонная синева неба словно манит к себе, умоляя хоть ненадолго покинуть пыльные улицы маленького городка. Когда ни единого облачка не наблюдается на горизонте. Подобные дни созданы для того, чтобы ими наслаждаться. Отдыхать где-нибудь на пляже, вдали от раскалённого асфальта и городской суеты. Попивать прохладное пиво с друзьями, расположившись около мангала. Но уж никак не истекать кровь в нескольких десятках метров от дымящихся развалин торгового центра. Природа словно издевалась, нарочно подобрав наиболее неподходящую для смерти погоду. На звонок так никто и не ответил. Конечно, она не могла. У неё отобрали телефон, лишили возможности…
Джейсон смотрел на небо, мечтая отрешиться от своих проблем, просто забыть об проклятых агентах. О Декстере Шрайдере, которого он так и не смог переиграть. Ещё недавно мужчину переполнял страх. Нависала над головой безысходность. Он боялся оказаться за решёткой, боялся словить роковой кусочек свинца…
Но теперь, когда самое плохое уже произошло, осталась лишь обида. И желание, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Вопреки распространённому заблуждению, перед глазами Джейсона вовсе не пронеслась вся его жизнь. Перед тускнеющим взором застыл один лишь образ. Образ, который хотелось оставить в себе навсегда.
- Мне жаль…
Голова работала удручающе медленно. Обладательница голоса вспоминалась через сложную цепочку ассоциаций. Через хлёсткий удар по щеке. Блондинка, имени которой он так и не узнал. Лишь холодное «мисс Ривера», которым ограничились покойные уже агенты ЦРУ. Чувствовал ли он вину оттого, что в конце концов вновь стал убийцей? Ни капли. Он ненавидел этого старика, оказавшегося куда быстрее, чем можно было предположить. Даже не помнил лица его молодого напарника.
Впрочем, мысль о том, что блондинка выжила, почему-то оказалась приятной. Ему нравилось осознавать, что ни одна шальная пуля не коснулась девушки. Хоть что-то хорошее. С ней всё будет отлично. У ЦРУ на неё ничего нет. Подержат пару часов в управлении и отпустят на все четыре стороны.
Джейсон даже улыбнулся. И тут же вздрогнул, пронзённый внезапный озарением. Ощущения вернулись, вернулась дикая боль. Все части головоломки внезапно встали на свои места. Все нестыковки исчезли. Он понял всё.
ЦРУ. Проклятое ЦРУ. Петля здесь совсем не при чём. ЦРУшники, по всей видимости, не имеют о ней никакого понятия. Это был всего лишь шанс. Что-нибудь исправить. Что-нибудь осознать.
Чёрт побери. Новенькие заводские бомбы. Он видел некоторые из них. Какая-то новая модель, вовсе не похожая на те бесформенные куски пластида, что обычно используют террористы. Более того, заряды были связаны между собой, что являлось совсем уж запредельными технологиями для тех, на кого наверняка хотели свалить случившееся.
Если рассматривать дело в таком ключе, то многое становилось понятно. И то, как удалось разместить столь большое количество зарядов в недавно открывшемся и неплохо охраняемом торговом центре. И то, как быстро среагировали парни в костюмах после проклятого взрыва.
Больные ублюдки. Джейсон осознал, насколько красиво его подставили. Сразу позаботились о наличии человека, на которого можно было бы свалить всю вину. Человека, совершенно уверенного, что его наняли экстремисты. Ведь, казалось бы, зачем ещё брать совершенно незнакомого и ненадёжного исполнителя на столь ответственную роль? Агенты пришли за ним. На месте схватить преступника. Моментально замять это дело. Бывший морпех, воевавший в Ираке. Джейсон не строил иллюзий относительно образа, сложившегося у рядового жителя Штатов в отношении такого рода ветеранов. Неизменно контуженные, зачастую умственно тронувшиеся. Оказавшиеся не в силах окончательно вернуться с войны, постоянно носящие в себе частичку Ирака. Голливуд и средства массовой информации подливали масла в огонь, утрируя без конца и без того не слишком приятный образ.
Агенты пришли за ним. Остальным всего лишь не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Чёрт, за ним наверняка следили. Фиксировали все подозрительные контакты. Теперь они уверены, что эти люди что-то знают. Знают информацию, которая не должна попасть в чужие руки.
Джейсон застонал. Умирать внезапно перехотелось. Хоть он и не чувствовал уже конечностей, но вновь была цель. Хоть как-то помочь. Исправить ошибки. Из последних сил он приподнялся на локте, словил взгляд блондинки и прорычал сквозь крепко сжатые зубы:
- Это ЦРУ. Во всём виновато ЦРУ.
Силы покинули мужчину. Он вновь рухнул на асфальт, сокрушаясь об потерянных теперь уже возможностях. Из последних сил цепляясь за обрывки сознания… Но безуспешно. Всё вокруг затопила кромешная темнота.
|
|
|
|
|
|
|
В отличие от своих спутников, Ричард не обладал никакими экстраординарными магическими способностями, не мог подобно им на расстоянии ощущать надвигающуюся опасность. Но всё же ощущал, почти физически чувствовал. Интуиция трубила тревогу, обострившееся в критической ситуации чутьё не предвещало ничего хорошего. Угроза сквозила во всём вокруг – в страхе, что скрывался в глазах маленькой девочки, в предостерегающем крике Гарольда, в тревоге, что едва уловимо мелькнула на лице освободившей Берита девушки. Угроза ощущалась даже в серых стенах. Ричард почти чувствовал, как топот бесчисленной стражи сотрясает пустынные коридоры. Как тянутся к жертвам ментальные щупальца мельтарумов. Кажется, ободок вновь нагрелся? Впрочем, возможно, это была лишь игра его воображения. Но необходимо было спешить, промедление становилось воистину невыносимым.
Вполуха слушал Асхелл затянувшиеся разглагольствования Гарольда. Семеро проклятых, опасаться тех, кто уже переступил грань… Понять смысл его слов оказалось более, чем проблематично. Идти на север, там есть друзья. Времени не было совершенно.
- Мне очень жаль, Гарольд. – глухо повторил он, стараясь не встречаться со стариком взглядом.
Ричард ненавидел сейчас прутья этой треклятой клетки, ненавидел это место изо всех сил. Но не мог ничего изменить. Мог лишь бежать. Ему было противно от одной мысли, что придётся бросить Фахтора здесь. Оставить умирать по ту сторону магического замка, после того, как спасение оказалось столь соблазнительно близко. И непритворная радость в голосе старика, его полное одобрения совершённого выбора, не могли улучшить настроение Асхелла.
Нужно бежать. Если он простоит перед этой клеткой ещё пару секунд, то просто не сможет уйти… Начнёт срочно генерировать очередной суицидальный план, который, в итоге, приведёт к гибели всех остальных. Умрёт Дерек, едва ли не в большей мере, чем сам Ричард, проникшийся его идеалами. Умрёт девочка, о которой он пообещал позаботиться. Страхи чародейки оправдаются – ей так и не удастся выбраться из треклятых казематов.
- Очень жаль... – прошептал он и первым шагнул в сторону выхода.
Но уйти далеко не успел. Асхелл замер и медленно обернулся, не веря своим ушам. Девочка прожигала его полным ненависти взглядом. По-взрослому серьёзно и жестоко смотрели теперь янтарные глаза. Это была всё ещё она… Но, вместе с тем, перед Ричардом стоял совсем уже не ребёнок. Холодные и насмешливые интонации, чудовищно неправильно исказившие детский голосок. Слова, и вовсе поступившие откуда-то извне. Маги. До неё дотянулись треклятые мельтарумы.
На мгновение Асхелл застыл, не зная, что делать теперь. В одну секунду ситуация изменилась, изменилась далеко не в лучшую, причём, сторону. Он даже не представлял, что может теперь предпринять. Борьба, что велась между двумя разумами в сферах, совершенно ему не подвластных, была проиграна, по всей видимости, окончательно и бесповоротно. И Ричард совершенно не мог повлиять на исход. Насколько опасна теперь эта девочка? Безусловно, станет обузой. Так что же, бежать теперь, оставив её здесь одну? Как бы не так.
Мужчина мрачно улыбнулся. Похоже, чародейка была права. Им не покинуть уже этих стен. Им всем, не только ей одной. Он обещал позаботиться о ребёнке. И обещание, по всей видимости, провалил. Но и бросать её здесь совершенно не собирался.
Дерек коснулся рукояти меча. Напуган, обескуражен. Об остальных членах их небольшого отряда не стоило даже и говорить. Все были ошарашены внезапным вторжением. А чародейка бездействует – медлит отчего-то… Быть может, потому, что не в силах помочь ребёнку. Возможно, ведёт прямо сейчас безмолвную схватку.
Он знал лишь, что времени не было. Действовал импульсивно, не слишком задумываясь о последствиях и результатах. Чёрт знает, как работает вся эта система… Ричард рискнул.
- Отпусти ребёнка, имперская стерва, - сквозь зубы процедил он, в несколько коротких шагов преодолевая ничтожное расстояние. Слова эти прозвучали весьма угрожающе. Он не знал, кто скрывается сейчас по ту сторону безумного янтаря. Но всем сердцем уже ненавидел это создание.
Ричард сорвал с себя ободок. Накатило ощущение необычайной уязвимости. Он понятия не имел, что будет дальше. Догадывался, что его голова теперь – желанная цель для всех окружающих мельтарумов. Представлял, насколько громко разносятся его вырвавшиеся внезапно на свободу мысли в ментальном пространстве.
Надеюсь это сработает... Главное, не сделать хуже. Откуда мне знать, что происходит с магами, когда на них надевают защищающие от их же способностей предметы? Нужно выбираться отсюда. Чёрт, она ведь теперь слышит меня? Прочь из моей головы!
Ричард не знал, читает ли кто-нибудь уже его мысли. Стало неприятно при мысли, что уже могут читать. Но… Он должен был рискнуть. Если таким образом получится разорвать контакт хотя бы ненадолго, то он переживёт кратковременное нарушение своего личного пространства…
- Сделай что-нибудь с этим!
|
|
|
|
|
|
Джейн.
Чертовски неудобно бегать на каблуках. Проклятые шпильки существенно снижают скоростные характеристики при непропорционально возрастающих энергетических затратах. Но ты всё же попыталась. В попытке, не свойственной местной телезвезде, сделать что-то хорошее и спасти людей от смерти в огне. За несчастных четыре минуты ты попыталась объять необъятное. Почти сразу стало понятно, что ты всё-таки не успеваешь. Слишком мало времени, слишком силён людской поток, сквозь который приходилось буквально продираться. И всё же ты успела добраться до предположительного места расположения взрывчатки. Успела даже прикинуть, где эта самая бомба может тут находиться. А потом прогремел взрыв, подчёркивая тщетность приложенных для достижения цели усилий. Первый далеко, второй – сразу следом. Где-то совсем рядом. Заложило уши, накатила волна панического страха. Ты уже умирала в этом центре, неподалёку от этого места. Даже несмотря на возможность возврата, умирать было чертовски неприятно. Страшно. В лицо ударила волна жара, а осколок, образованный взрывной волной, угодил прямо в голову. Больно. Но боль уходит – сознание проваливается в спасительную темноту. «Скоро время вернётся назад. Нужно всего лишь немного подождать.» - именно такой была последняя мысль Джейн, мелькнувшая за секунду да того, как на журналистку обрушился металл перекрытий.
Орлен.
Невозможно было успеть. Всего четыре минуты. Ебучие четыре минуты. Куда меньше, чем было необходимо. Тебе даже удалось найти ещё одну бомбу. В забытой всеми богами подсобке, свёрток лежал на одной из многочисленных полок. Осуществляя свой план, ты побежал к взрывчатке, обнаруженной уже ранее. Проклиная бегущее неистово время. Обычный студент, возомнивший себя внезапно героем. Легко быть героем, когда в запасе неограниченное количество попыток. Это не героизм, а скорее компьютерная игра. Происходящему не хватает реалистичности…
Свёрток взорвался у тебя прямо в руках, принеся вспышку ослепительной боли в твой маленький мир. Всё закончилось моментально. И не было больше возвратов.
Ким.
Дрожала рука, смартфон не желая ровно удерживать. Смазались снимки, получились расплывчатыми и нечёткими. Но времени на другие попытки не оставалось. Слушая проклятья, что неслись тебе вслед, ты направился к машине. Навстречу дочери, что усердно искала там синюю папку. Спокойствие нахлынуло необычайное. Всё было лишено смысла. Скоро будет ещё один виток. Тогда, можно будет попробовать снова. Или просто уехать к чертям… Об этом он тоже подумает несколько позже.
Прогремел взрыв позади.
12.31.
Точно по расписанию. Радовала пунктуальность времени на этот раз. Вот сейчас… Или сейчас…
- Папа, почему мы не едем? – капризно осведомилась Миранда с заднего сиденья.
Слишком долго. Ничего не происходит. Моргнула цифра на дисплее электронных часов. Вой сирен прорезал наступившую после взрыва напряжённую тишину.
12.32.
Кристин.
Бегут минуты неимоверно быстро. Волнуешься. Боишься. Почему не позвонила сразу? А теперь… Четыре минуты – это мало до невозможности. Время, которое может показаться вам вечностью, если вы, к примеру, из последних сил заканчиваете на беговой дорожке кросс. Но время, пролетающее совершенно незаметно, когда хочется, чтобы минуты хоть немного замедлили свой безудержный бег.
Вглядываешься в толпу, ищешь в потоке знакомые лица. Никого. Нет ни Гарри, приветливого консультанта, ни Сары, ни, что куда важнее – Эмили и Грейс. Они обещали прийти. Планировали поторопиться. Но всё равно не успевают.
Взрыв. Слишком поздно что-то менять. Остаётся только ждать следующего круга, который почему-то не наступает. Разорвалась петля. Безболезненно совершенно и незаметно. Всё. Конец. Жизнь продолжается.
Элис.
Мина, не понимала, что тебя так расстроило. Почему плачешь ты, крепко обняв её. За что извиняешься. Но, к счастью, не стала ни о чём сразу спрашивать. Отвела в сторону, подальше от входа, усадила на скамейку, раскалённую безжалостно солнечными лучами. Поставила пакеты с покупками на асфальт неподалёку, повернулась, успокаивающе проговорив:
- Всё в порядке, Элис. Всё хорошо. Расскажи мне, что тут произошло?
Спокойный голос, понимающий. Лишённый даже намёка на обычную насмешливость или ноток выводящего из себя превосходства. Голос, действительно помогающий поверить в то,что всё уже позади. Кошмар закончился.
Оглушительный взрыв, сотрясающий землю. Вырываются снопы пламени из сверкающего ещё совсем недавно здания. Взрывается зеркальный центр тысячами осколков, осыпая бегущих подальше людей тоннами раскалённого сверх всякой меры стекла. Стекла острого, ранящего и разбивающегося вдребезги. Не единожды видела ты уже эту картину. Но всё так же она впечатляет. Мина сидит с открытым ртом, на руины обугленные поглядывая. Истошный вой сирен разрезает наступившую тишину.
Смотришь и видишь. Счастливчиков, успевших вовремя выйти наружу. Рыдающих сейчас, стоя на коленях, неподалёку от входа. Других, испуганно озирающихся и пытающихся отойти подальше от здания. Тщетно ищешь в толпе знакомые лица. Не видно нигде могучей фигуры охранника. Не видно гамбургера, для которого оказалась роковой подработка на лето. Не видно симпатичной обладательницы белых волос, погибшей неоднократно из-за своего дорогого айфона. Хотя нет, вот она. Рыдает, вздрагивая, в объятьях какого-то мужчины. Понимаешь, что люди, что бросились внутрь, так и не вернулись назад. И запоздало осознаёшь, что время не откатилось.
Плывёт взгляд, на часы настойчиво брошенный. Но всё же… Вновь работает время. Исправно бегают стрелки, показывая «12.33» на циферблате.
Сочетание цифр, которое ты не видела чертовски давно. Дымит нещадно расплавленная груда металла. Вот-вот здесь будет скорая. Пожарные. Копы.
- Элис, боже мой… - шепчет Мина потрясённо.
Джейсон застыл неподалёку. Посмотрел на часы свои задумчивым взглядом. Нет эмоций на лице. Пустота лишь одна.
- Ну вот и всё, - говорит он, навряд ли конкретно к тебе обращаясь. Соображает судорожно, что же делать дальше. Петля разомкнулась, проблемы реального мира вновь нависли над головой. Скоро здесь будет полиция. Ему тут не место. Совсем. – Наверное, я пойду… - бросает то ли тебе, то ли брюнетке.
Но не идёт сразу. Смотрит на руины, медлит почему-то.
-
Трагично как-то все..
-
нутыпонел;)
|
|
|
|
|
|
|
Я откинул страх. Не было место для него, перед лицом сего города. Я слышал голос в его голове, но к этому я уже привык. Пусть голос говорит, пусть этот город рвет мне душу. Все равно. Он не возымеет власти надо мной. Не стану страшиться перед лицом конца моего. Ведь это конец? Потому что в моей жизни я стремился лишь к этому самому моменту. Я шел к нему, прорубая себе путь мечем и предательством. Я шел сюда, отрёкшись от чувств и сентиментов. Я, наконец, понял смысл всей своей жизни. И что же происходит с человеком, когда он в конечном итоге исполняет свою цель? Верно, он становится ненужным. Не будет мне больше места на сей земле, но такова уготована была мне судьба. Мой жизненный путь, захватывающий, словно роман талантливого писателя, со своими неожиданными сюжетными поворотами, наконец наткнулся на эпилог. Скоро будет последняя строчка. И в ней будет храниться одна лишь мысль: мое пожелание.
Дойдя до сюда, мне с каждым шагом казалось все больше, что мое желание- слабое, фальшивое. Да, я жаждал исполнения его, как жаждет маленький ребенок груди матери своей. Я хотел нанести конец... Но что если есть иные, лучшие цели? Что если после того, как я произнесу его- мир не станет лучше и я не избавлю его от заразы? То, что я считаю заразой, половина мира считает панацеей. На свете разные люди живут. Готов ли я ради мести, греющей душу огнем Ада, пожертвовать судьбами этих людей? И зачем мне сдался Кьоль? Этот проклятый город... Желание, что хочу произнести я- я мог исполнить его сам, своими силами. Так почему же я решил найти "простой" вариант? И жизнь свою загубил.
Но нет, не могу я сейчас думать о таком. Я уже иду по коридору, где в тусклом свете я увидел этого монстра. Не было жалости, отвращения, страха. Был лишь вопрос: зачем Бог создал сие существо? Ведь на все в мире- Божья воля. Так в чем же замысел? Бог, ответь мне! Зачем ты создаешь таких монстров? Чтобы они забирали души у грешников и те отправлялись в Ад? Но зачем?! Зачем, как маленький ребенок, ты капризничаешь и проверяешь нас? Зачем даешь нам ложные надежды в виде этого чумного чудовища? Если ты хочешь мир, в котором люди жили без греха, то зачем же ты, именно ты, а не Дьявол, манишь нас "яблоком"?
Я стоял и хотел понять замысел Божий. Но кто я такой, чтобы разгадать труднейшую загадку мира? Я лишь жалкий человек, поддавшийся на блестящую наживку. Я сам привел себя в эту ловушку, а теперь виню Бога. Это жуткая проверка...
Я думал над вопросом. Он не выходил из головы. Хотелось знать, почему был создан Кьоль? Как был создан Кьоль? Кто его создатель? Это, казавшееся живым, существо пронзало меня мириадами глаз. А я не знал, что говорить. Я не знал, что желаю.
Да и остались ли у меня желания, к этому моменту? Я помню, как услышав про Кьоль, я с уверенностью сказал себе, что найду его. И загадаю крах бича Божьего- Османской империи. Я так хотел этого, куда же делась моя уверенность? Я знал ответ. Все просто: за путь этот долгий, я понял, что мир не таков, каким я его представлял. Я понял, что Бог не таков каким я его представлял. Все в этом мире было чумным. Зараженным. И неважно было, по сути, избавлю ли я мир от одного жестокого государства. Ведь его в считанные моменты заменит другое. И люди будут продолжать убивать друг друга. Ведь это наша природа, мы созданы были такими. Не нас винить нужно, а Создателя.
Я чувствовал, что настало время говорить. Что говорить? Я думал, что не знаю, но затем понял: у меня не оставалось желаний. Лишь вопросы. Я не хотел быть всесильным, я не хотел вылечивать мир от болезней, не хотел дать миру справедливость. Ведь такие изменения не должны доверяться смертному. Я не имел права на ошибку, ведь мир мог погибнуть, лишь из-за желания одного янычара. Нет, я не смел взять на себя такую ответственность. Я начал понимать, что мир должен быть таким, какой он есть без вмешательства этого города. Да, я был обижен на Бога, многие были обижены на него, но я все еще верил, что только его воля сможет изменить мир к лучшему. А люди могут быть лишь инструментами, но никак не мастерами.
Оставалось лишь одно верное желание и много вопросов. Я должен был уничтожить Кьоль. Во мне боролись сущности, которых я не мг примирить. Одна требовала смерти Коьля, как богомерзкого создания, что лишь нарушает порядок вещей, когда другая утверждала, что все в мире создано Богом, а значит смысл есть и в этом городе. Я не мог понять, чего же я хочу. Почему же так все трудно?
Я стал, как стоял бы перед своим подчиненным. Гордо возвышалась грудь моя, в руке правой, крепко сжатой, ятаган. Я принял решение.
- Я считаю вас противным Богу существом. Вы позволяете людям вершить их суд, но это противоестественно. Никто не имеет права играть в Бога. Я не позволю людям приходить сюда, теряя души, и менять мир, как им захочется. Бог- единый закон, Бог- единая сила. Ваша же душа, по всей видимости, проданная Дьяволу, пусть отправляется к нему же. Может быть не первый,- я шумно вдохнул, готовясь сказать свой вердикт,- но я желаю, чтобы обрушились шпили, хранящие сердца, желаю, чтобы кровь больше не текла по артериям проклятым, пусть лопнут пузыри на лбу вашем. Я желаю вашей смерти, canavar!*
-
По меньшей мере двое с таким же желанием до Кьоля не дошли. Я рад, что вместо них дошел третий
-
Ну слава демонам. Хоть кто-то это загадал!
Молодец. Ты - правда молодец.
Спасибо за яркого персонажа. Спасибо за достойную игру.
-
Отличное желание! Будь мой персонаж более-менее добрым, то тоже это загадал бы.
-
Желание сильное, удивил :)
|
|
|
Всё действительно будет хорошо. Артур на самом деле теперь в это верил. Вновь закрыл глаза, позволяя умиротворяющему спокойствию медленно разливаться по телу. На фоне чудовищной боли, что терзала его совсем ещё недавно, теперешнее состояние можно было назвать превосходным. Он просто наслаждался каждой секундой блаженного бездействия, с удовольствием позволяя Кристе поглаживать себя по волосам. Наконец-то всё возвращалось на свои места. Не донимали больше его последствия героического поступка, который чуть было окончательно не отбил у Денвера желание когда-либо возвращаться к подобного рода деяниям. Там, в ангаре, он действовал импульсивно, поддавшись губительному влиянию момента и не думая толком о грядущих последствиях, тяжесть которых превзошла все мыслимые ожидания. Это было просто невыносимо. При одной мысли о пережитых недавно минутах становилось не по себе. Артур сглотнул, отгоняя подальше плохие воспоминания.
Главное, что теперь он здесь. Можно забыть прошлое, отмахнуться как от кошмарного сна. Всё налаживалось. Маленький шаттл уверенно мчался сквозь просторы молчаливого космоса, унося людей как можно дальше от обречённого корабля. Там, позади, на зависшем в пространстве куске безжизненного уже металла, наверняка ещё оставались люди. Люди, которых они обрекли на смерть. Где-то там бродил по пустым коридорам и Стив, быть может, повторяя раз за разом одну и ту же фразу. Но всё это уже прошло. Впереди – выглядевшая чертовски привлекательно небольшая планетка. Пусть и хранящая в себе пугающую неизвестность, но всё же, куда более притягательная, чем покинутая недавно «Пангея».
Артур понимал, что путь в любом случае займёт какое-то время. Что он может отдохнуть – просто лежать, осознавая, что от него ничего не зависит и не нужно никуда тотчас же устремляться. Этот шаттл, люди в нём – внезапно всё это стало родным и уютным. Денвер впервые в жизни по-настоящему столкнулся с опасностью, впервые оказался в невыгодном для себя положении. Ему совсем не понравились пережитые только что ощущения, он боялся их повторения и совершенно того не хотел. К счастью, сейчас можно было ничего подобного не опасаться. Краем уха Артур слушал развернувшуюся в шаттле беседу, даже не делая попыток в ней поучаствовать. Едва заметно улыбнулся он уголками губ, когда Криста всё же выдавила из себя благодарность. Прозвучало не слишком убедительно, но чувствовалось, по крайней мере, что она говорит действительно искренне.
Давно забытое чувство спокойствия нахлынуло с невиданной доселе силой. Как выяснилось, для того, чтобы по-настоящему оценить прелесть подобных моментов, сперва необходимо побывать в передряге вроде случившейся.
- Ты как? Тебе лучше? – холод стены подействовал несколько отрезвляюще. Артур открыл глаза, и даже сделал попытку пошевелиться, устраиваясь поудобнее. Вымученно улыбнулся, всё ещё не окончательно придя в себя.
- Всё в порядке, Криста. Я в норме, - Денвер действительно верил в то, во что говорил. Приобретя полусидячее положение, он чувствовал, как возвращаются постепенно растраченные на столкновение со Стивом силы.
Он видел Джона, снующего по шаттлу – парень явно старался найти нечто полезное, обезопасить грядущую вылазку. Здравая мысль. Но Артуру чудовищно не хотелось сейчас чем-то подобным заниматься. Поэтому он с чистой совестью переложил все заботы о безопасности на плечи более здравомыслящих спутников.
Денвер вдруг понял, что не хочет молчать. Что ему необходимо срочно выговориться – потребность, которую он успешно подавлял на протяжении долгих лет, напомнила о себе внезапно. Сомнения и тревоги всколыхнулись с новой силой. Посмотрев на девушку, что всё с той же тревогой вглядывалась в его лицо, Артур понял, что не заслуживает такого к себе отношения. Он не в норме, совсем. Куда делся обычный Артур, циничный и самоуверенный? Что творится с ним на протяжении последних часов?
- Знаешь, Криста… - непривычно было говорить с кем-то о таких вещах, - А ведь...
Нет. Он и не станет. Замолк на полуслове, срочно придумывая, как бы перекроить готовую уже было сорваться с языка фразу.
- Ты-то в порядке?
И правда, вот действительно важный вопрос. Эта девушка за последние часы пережила куда больше неприятностей, чем пришлось преодолеть ему. По сути, Артура не особенно волновала судьба брошенных на «Пангее» людей, он не терял родственников сразу после пробуждения. Большая часть его проблем, по факту, заключалась в том, что он споткнулся на ровном месте. Конечно, пришлось пережить не самые приятные моменты, но то, что хрупкая девушка держалась лучше его, как минимум настораживал. Когда-то давно, в университете, на лекции по психологии, профессор объяснял суть распространённого феномена – необходимости «выговориться». Как оказалось, имела эта процедура непосредственно биологическое значение – центр речи, активизируясь, затрагивал размещённую неподалёку в мозгу зону удовольствия, вызывая тем самым улучшение настроения. Этот факт показался Артуру интересным – его он запомнил. А вот Кристе знать подобную информацию вовсе необязательно – а держать всё в себе противопоказано категорически.
- Ты не могла спасти тех людей, - неуверенно начал он, стараясь более точно определить, что именно терзает девушку. Впрочем, на фоне сообщённых когда-то профессором сведений, можно было завести и какой-нибудь пустой разговор о любимом фильме с тем же положительным результатом. Но Артур не слишком доверял биологам и теориям, построенным ими. – Ты и так сделала больше, чем можно было рассчитывать.
|
|
|
|
|
|
|
|
Виранта не помнила, сколько уже шла по проклятому городу. Очень долго. И все это время преследовал ее голос. Вкрадчивый. Всепроникающий. Подчиняющий. Заползающий в мысли и сковывающий их клейкой паутиной.
Вира хотела бы не внимать ему... и не могла.
Он пронизывал насквозь. Просачивался в самое сердце. Не давал ни на мгновение забыть о том, где она. Что совершила. И зачем пришла.
Пустые улицы. Черные дома из плоти. Пульсирующие сосуды, питающие стены темной кровью.
Кьоль… живой. Он разумен? Несомненно. Чем еще объяснить, что он с наслаждением играет человеческими судьбами? Ему просто скучно. И больше играть нечем.
Вира шла по живым улицам, стараясь не смотреть в пустые глаза живых домов. Ни к чему. Что она может увидеть в них? Вира шла, слушая неотступный голос в голове. Да, Кьоль, ты слышим.
Еще немного. Цель близка. Пугающе близка.
Черный зал. Черные стены. Черные своды.
И… он.
Виранта смотрела на существо перед собой - душу Кьоля, не иначе. Его суть. Вот, значит, что представляет он из себя…
Зачем же ему делать это? Зачем ему исполнять мечты? Что получает он взамен? Жизни кем-то любимых? Страдания когда-то любивших? В чем его корысть?
Не разгадать загадку. Эту загадку Кьоля точно не разгадать.
Да и так ли важно?..
Говорят, для Кьоля нет невозможного. Говорят, он исполнит любое желание.
Виранта верила в это. Не могла не верить. Не могла допустить, что ее путь был пройден зря.
Что ж… Пора. Незачем больше тянуть. Некуда отступать. И терять уже больше нечего.
Лишь бы не дрогнул голос. Лишь бы не промелькнула в нем тень сомнения.
Глядя в слепые глаза Кьоля, Виранта громко и отчетливо произнесла шесть слов, что мысленно проговаривала уже не раз за последние дни:
- Я хочу, чтобы человечество обрело панацею.
Стремясь укрепить свои слова, не дать им раствориться и угаснуть, Вира повторила еще громче и тверже:
- Я хочу, чтобы она была доступна каждому! Я хочу, чтобы люди больше не умирали от болезней.
Фразы будто все еще висели в воздухе - зыбким туманом. А Виранта пыталась представить, каким теперь станет мир. Лучше. Определенно, лучше. Меньше станет страданий. Меньше слез по безвременно ушедшим.
Смерть победить не дано никому, но болезни... Болезни отступят.
Это стоит многого. Это стоит того, что Вире пришлось отдать.
Ее желание прозвучало. Звук ее голоса замер под черными сводами. Панацея…
По дороге в Кьоль Виранта уверена была, что именно это и стоит попросить у города. До недавнего времени.
А теперь... если смотреть правде в глаза, Вира... очень хотела бы попросить другого. Совсем другого. Но это было бы слишком эгоистично. И неправильно, ведь она пришла сюда именно за панацеей, пройдя через столько всего. И вообще это было бы предательством Таринна. И Эми, получилось бы, пострадала вовсе не за всеобщее благо.
Виранта исполнит мечту отца и волю брата. И теперь чума отступит. И не будут умирать дети. И...
А Лэнса все же больше нет.
Ничего. Вира переживет. Жила же она как-то раньше. Зато теперь не будет эпидемий. Да что там эпидемий - даже простуды ни у кого не будет. Это ведь достойная цель? Да. Не то что ее, Виры, личные желания. Да, она все сделала правильно.
С помощью панацеи можно было бы спасти Лэнса. А ведь у каждого человека есть свой Лэнс, свой Тар, свои родители. Разве справедливо было бы лишить всех возможности не терять раньше времени близких, раз уж Вира попала в Кьоль?
Нет. И она все сделала правильно.
Именно этого хочет Виранта. Да. Да! Пусть только желание исполнится…
Никто не сможет осудить ее. Ведь победителей, как известно, не судят.
Вира выполнила твои условия, Кьоль. Мир должен обрести панацею.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Кто я, Ата? Ты не задавал себе этого вопроса? Кто же тот голос, что спрашивает тебя, что тревожит тебя, командует, приказывает? Кто я такой? Неведомый, невидимый Бог? Может быть совесть твоя? Или же голос наставника твоего? Нет, Ата. Я- это ты.
Весь путь этот ты говорил с собой. Сомневался, подначивал себя, шел дальше, повинуясь голосу в голове твоей. А ведь нет никакого голоса. Нет кого-то свыше, что помогает принимать решения. Нет. Это лишь ты, и на тебе лежит ответственность за все поступки и проступки.
И потому сейчас ты в неуверенности стоишь перед вратами. В рай или ад, Ата?
Больше не будет подсказок, больше не будет помощи. Ты должен наконец решить для себя кто же ты такой. Убийца и грешник или же кающийся, уже покаранный за свои проступки, обычный человек. Кем ты хочешь быть?
Ведь знаешь ты, что войдя в Кьоль, душа твоя навсегда останется грешна. Не важно, что ты загадаешь. Загадаешь ли ты свое первое, истинное желание, или же сломишься под кулаком прошедших дней и попросишь лишь об одном: пусть воскреснет та, что убил ты.
Но что если уйдешь? Будет ли это значить, что ты освободился от тяжести своих преступлений? Я не могу тебе ответить, Ата, ведь и ты не можешь. Ответ лишь у Бога, а он с тобой вряд-ли захочет говорить. И лишь когда ты будешь умирать, он явится к тебе и скажет, что же ты должен был сделать: уйти или войти в Кьоль.
Но все это не важно, разве ты не понимаешь? Судьба уже решила за тебя. И что бы ты ни выбрал- это будет верное решение. Все написано в Великой книге. Ты лишь играешь свою роль, по написанному свыше сценарию.
И где-то там, есть последняя строчка. Там тебе воздаться за всё.
Ты- Ата, капитан янычаров на службе у султана. Ты- Влад, румынский кучерявый парень, что любит шелест колосьев. Ты- убийца, что стоит в шаге от мечте. Ты- это я.
Я уже знал, что делать. Войти в город. Если я уйду- я перечеркну все, что было. Нет, не уберу из своей жизни, не уберу из того самого сценария. Перечеркну, но оно останется. Я все равно буду помнить смерть Масифы, все равно буду помнить, как шагнул на мост, оставив серую девушку позади. Я шел к городу и дошел. Это дорогого стоило мне, и потому я не стану возвращаться, словно последний трус. Пусть город отплатит мне, как я заплатил ему. Волк сказал, что он заберет больше. Он уже забрал у меня достаточно. Честь, любовь, гордость. Даже мечта кажется теперь расплывчата. Я лишь хочу, чтобы он дал мне что-то взамен. Пусть выполнит мое желание. И именно тогда, я наконец обрету покой.
Вот входит первым загадочный парень. Я и имени его не знаю, но мне и не важно. Пусть входит. Он потерял достаточно, чтобы просить у города дань за свои страдания. Пусть он входит.
А вот женщина сдалась. Уходи, да, уходи! Ты не понимаешь, что совершаешь ужасную ошибку! Беги, словно трусливая ящерица! Боишься города? Боишься, что он заберет у тебя что-то? Ты уже отдала душу, что еще может забрать? Черт с тобой, а я войду, да, я войду.
А вот и англичанин. Пит, кажется. Входит в Кьоль. Пожалуй, он загадочнее, чем чудак в капюшоне. Он так не похож на меня, на странника, на черного человека, на женщину. Он кажется столь невинным добрячком, что диву даешься: как он мог убить самого близкого человека? Что же за мечта у него такая, что он стремится в Кьоль?
К черту все. Я слишком много думал об этих людях. Плевать, перед лицом проклятого города говорю- плевать. Что для меня их мечты? Что для меня их истории? Моя история важней. И в ней должен быть конец.
Я достаю ятаган из ножен. Славный друг, ты был со мной все это время и надеюсь, что настанет время, когда кровь обагрит твое стальное лезвие. В последний раз.
Иду вперед, гордо подняв голову. Мне нечего терять.
Я пришел за данью.
-
Какая экспрессия! Хороший финал. И Влад в себе наконец разобрался.
-
Мощно.
-
Хорошая игра, интересный персонаж.
|
Попутчики выглядели совсем плохо. Браун понимал, что рано или поздно они могут сорваться и случится беда. В критической ситуации стараешься предугадать любое развитие событий. Больше всего настораживал Ата, переполненный пугающей решимостью - ему не составит труда избавиться от своих компаньонов, чтобы уничтожить конкуренцию и заполучить нужный ключ. Зачем? Может быть просто потому, что он может? Отто тоже мог сорваться - похоже, он ненавидел всех вокруг (включая себя), погрязший в своих заблуждениях. Наверняка он считал, что все они предатели и трусы, два раза подряд бросившие Лило, их проводницу и, можно сказать, спасительницу (а может и что-то большее для него?), сражаться с нечистью в одиночку. Такой человек может запросто решить, что никто из присутствующих не достоин попасть в Кьоль. На что же в таком случае он может пойти, чтобы всех остановить? Аннабелль выглядела не так угрожающе как мужчины, но от неё тоже можно было ожидать чего угодно. Пит не раз замечал намеки на безумие в её поведении, и хотя причиной этому могло быть постоянное напряжение и стресс, вызванные событиями последних дней, тяжкие сомнения всё же не покидали Брауна.
Подстегнутый своими опасениями, Пит попытался немного успокоить спутников, убедить их, что они все вместе смогут пройти внутрь, если с первого раза подберут нужный ключ. Он и сам в это верил, однако в то же время понимал, что может ошибаться. А что если вперёд сможет пройти лишь один? В таком случае это должен быть Браун. Именно поэтому он предложил свою кандидатуру в качестве испытателя. И он с готовностью бы пошел на этот риск, но.. не успел. Отто решил всё сделать сам.
Пит пристально наблюдал за движениями Отто. Сначала в голове воцарилась пустота, а спустя мгновение Браун осознал, что страстно желает, чтобы изумрудный ключ оказался неправильным. Но что с тобой, Пит? Ради этих чувств ты прошел весь этот путь? Что стало с твоей мечтой, искренне доброй и светлой? От такого лицемерия она превращается в дерьмо, вот что. И Браун решительно пресек злобу, рождающуюся в душе. Ему было очень страшно и холодно.
Грохот открывающихся дверей привел Пита в чувства, а слова Стража откликнулись нервной дрожью по телу. Ключ оказался верным, и Лило мертва. Браун не испытал ни радости, ни печали - только облегчение. Дорога открыта. Лило обрела покой. А не за этим ли девушка шла в Кьоль во второй раз? Не за своей ли смертью? И стоит ли в таком случае идти дальше? Даже Страж отговаривает путников от этого, а ведь они убили его детей..
Браун сомневался не долго. Достаточно вспомнить о своем прошлом, объективно оценить настоящее и представить будущее, чтобы понять, чего ты хочешь. Пита всю дорогу терзали сомнения о том, каким образом Кьоль исполнит его мечту, и на ум приходило два варианта - маловероятный и извращенный. Маловероятный подразумевал, что Кьоль наделит его силой изменить весь мир целиком, избавить его от страданий. Разве в такое можно поверить? Вряд ли кому-то это под силу. Гораздо проще изменить человека, извратить его мечту, исказить восприятие, помутить сознание, наделить его верой в то, что он достиг желаемого. Невообразимо страшно представить, как это может произойти, и чем обернется. Но другого пути нет, Браун уже был морально готов к любому варианту. Только с Кьолем у Пита есть будущее, и пусть Кьоль решит, каким оно будет.
-
Красиво. Обстоятельно. Логично.
Хороший парень Пит - его я ненавижу меньше всего :)
-
Хорош. Впрочем как и всегда. Спасибо за персонажа, за хороший отыгрышь.
-
Отличный персонаж. Сколько раз я это уже говорила? Ну правда же.
|
Обрывается всё внутри, замирает готовая повернуть ключ рука. Отто знал это давно, чувствовал. Понял ещё тогда, на мосту, шагая по гнилым доскам. Ничего сделать было нельзя. Не было выбора. Череда воспоминаний, непрошенных и ненавистных.
Пинок, пробуждающий ото сна.
Диалог во тьме ночного леса. Запах ржавчины, что испускают капельки крови, проступающие на запястье.
Берег озера. Красивый и молчаливый. Эликсир, наполнивший ненадолго смыслом всю бездну серости этого идиотского пути.
И мост. Проклятый мост. Мог ли сделать там что-нибудь Отто? Едва ли. Он видел, как умер негр, куда более сильный и быстрый. Погиб моментально – не оставила ни шанса ему упырица. Видел, как уходят вперёд остальные, не задерживаясь и не оглядываясь. Не смог заставить себя тоже рискнуть. Скорее всего, его убили бы там. Но ничего не стоит проклятая жизнь – сейчас, стоя перед дверями, Отто осознала это ясно как никогда.
Она мертва.
Отто чувствовал лишь боль и пустоту. Почти слышал, как рухнули наивно воздвигаемые им стены надежды. Он не обернулся, не спросил, откуда волк знает. Как может быть настолько уверен. Просто знал, что это правда. Не могло быть иначе. Изумрудная палочка – ключ к мечте. Со скрежетом душераздирающим начинают врата открываться неторопливо.
Ты предлагаешь вернуться, Ричард? Сейчас повернуть назад? Отто едва не расхохотался. Слишком поздно. Он предлагал Лило остановиться ещё тогда, на поляне посреди леса. Кажется, она ответила, что это невозможно. Что не отпустит Кьоль. Что есть только одна дорога – вперёд, не сворачивая. И не хватило слов, чтобы убедить. Не было ещё тогда полной уверенности, что правильно он поступает. Не было настолько сильного желания кое-что исправить. Была лишь возможность. Та самая, которой безумно не хватает сейчас.
Вернуться? Серьёзно, волк? А куда, спрашивается, теперь возвращаться? Отто не оборачивался, не смотрел на своих спутников. Вдохнул полной грудью воздух проклятого города. Что осталось позади? Кроме этих троих? Ничего совершенно. Пепелища. Руины. Мосты и поляны. И пустота, пустота всеобъемлющая.
Не было давно уже города, в котором Отто родился. Дома, наверняка, те ещё где-то стоят, бродят среди них по улицам люди. И до сих пор нанесено место то на большинство топографических карт. Но не было больше того, что мог бы назвать он домом. Мертвы родные, погибли знакомые – бесчисленные жертвы беспощадной чумы. Он ушёл оттуда давно. Когда-то. И ушёл, зная, что никогда уже не вернётся.
Не было комнаты в уютной таверне. Помещение наверняка ещё было, был и труп где-то, и, быть может, даже застывшая лужица крови на деревянном полу. Но ушла оттуда та атмосфера, что позволяла ему жить в этом месте, с радостью туда возвращаться. Ушла, когда лезвие опасно блеснуло в свете одинокой свечи. И в том виноват лишь он сам.
Не было даже Лило, мертва. Погибла в бессмысленной схватке ради горстки безразличных людей. Единственное, что случилось с ним хорошего по дороге сюда, отнял Кьоль. Почему мир так жесток? Почему стоит позади эта женщина до сих пор, почему молчалив человек с ятаганом, в то время как Лило мертва? Взвалив на себя ответственность за них всех? Почему ушёл в лес Ричард, проклятый богами мутант, человек-волк, почему жив он? Где справедливость? А справедливости нет.
Ты должен был защитить её, Страж. Не играться с ключами, следуя на поводу у города, а быть там, где действительно нужен. Где на самом деле необходим. А теперь проваливай. Иди в свой лес. Ты и так уже проклят. Как и вы все.
Отто улыбался, глядя на залитый кровью прямой коридор. Улыбался нехорошо, немного безумно. Он разбит, уничтожен. Нет ничего позади. Крови реки да огромные кладбища. Вернуться, Ричард? Всё, что ему было когда-либо дорого, теперь уничтожено. Что-то – под давлением неподвластных человеку обычному обстоятельств. Что-то – исключительно по вине его самого. Один лишь вопрос не давал Отто покоя. Рискни он тогда, устремись в бой со своим детским кинжалом… Изменило бы это хоть что-нибудь? Упустил ли он очередной шанс? Впрочем, неважно. Сложно ненавидеть ещё больше себя или свою никчёмную жизнь.
А ещё О’Рейли понял внезапно, что внутри,за дверями, не произойдёт ничего хорошего. Не может произойти. Он бы пошёл назад даже сейчас, если бы видел в прошлом хоть что-нибудь, за что можно было бы уцепиться. Заберёт больше, чем даст? Нечего брать. Шаг вперёд. Ещё шаг. Преодолел роковую черту.
Спасибо за совет, Волк. Ты сам знаешь, куда можешь его успешно засунуть.
Если допустить, на мгновение допустить, что город всё же исполняет мечты… О, в таком случае, Отто было что ему сказать. Что предъявить. Чего потребовать. А если нет… Если не произойдёт ничего там внутри, что подарит надежду… В таком случае… Навряд ли может быть хуже. Если он повернёт сейчас назад, то точно узнает лишь одну вещь. До конца жизни Отто О’Рейли не простит себе того, что не попробовал. Риск того стоит.
-
Удачи нам всем. Отличный пост.
-
Отлично....отлично...
-
Это прекрасный пост.
-
Круто написал, как круто ты косячил. Остался последний выбор и лишь одно единственное желание. Будет трудно, но не накосячь хотя бы здесь...
|
|
Я лежал у себе на квартире и думал о том, что в холодильнике все еще стоит несколько банок пива, которые я намеревался прикончить через часок-второй. В заднем кармане моих джинсов все еще валялись старые, помятые пятьдесят баксов, которые к концу недели успеют превратиться в очередные банки пива и несколько центов сдачи. Что делать дальше я не знал. На кухне зазвонил мобильный телефон. Вставать с уютной и теплой кровати было тяжело и просто лень. За окном светило солнце. Солнечный день, которому можно радоваться и ни о чем не жалеть. Я вроде бы ни о чем не жалел в последнее время, но душу грызло непонятное чувство. Телефон на кухне умолк. Я обрадовался тому факту, что от меня отстали. Вытянув руку из под пледа, я намацал часы, которые лежали на тумбочке. Взяв их посмотрел который час. Малые стрелки указывали на цифру одиннадцать, длинные на шестерку. Пол двенадцатого дня. Пора вставать бы. На кухне опять начал гудеть мобильник. Скорей всего это звонит Кет. Моя маленькая кошечка Кэт. Совесть напомнила, что сегодня седьмое апреля, нужно оплатить счета. Телефон все еще разрывался ненавистным рингтоном на кухне. Кэт никогда не звонила дважды. Пришлось вставать. Злясь на себя, на солнце, на звонящий телефон, я поднялся. Начал лениво застилать кровать, после чего принялся одевать вчерашние джинсы. Сверху добавил уже не свежую футболку. Но какая разница? Я ведь живу сам. Телефон опять умолк. В уме пронеслось, что если что-то важное, то опять позвонят. Не лопнут. Не успел я почесать брюхо, как назойливая мелодия вновь доносилась с кухни. Кто-то очень сильно хотел достучаться до меня. Перечислив на уме все банки, да уверившись в том что я кредитов не брал, я понял что это не коллекторы, потому лениво направился в кухню. Там на столе лежал телефон. Где-то между чашек с остатками чая, пустых банок из-под пива и так же пачек из-под чипсов. Найдя телефон я немного удивился. Звонила Энн, та симпатичная девчушка из колледжа. Мы с ней несколько раз зависали. Однажды я ее даже оприходовал. Наверное. Не помню, потому что был пьян в стельку. В Энн я видел еще не повзрослевшего ребенка. Она одевалась будто подросток впервые дорвавшийся до бутиков, вплетала в волосы всякую фигню для хиппи, и всегда носила огромные наушники на шее, из которых я никогда не слышал музыки.
- Лео?! Приезжай, мне хреново! Помоги! - начала бубонеть она в трубку. Язык у нее заплетался. Я не понимал почему она мне звонить, почему тянется ко мне как цветок к солнцу, - Лео?
- Да. Что такое? Что случилось? - я не хотел никуда ехать, тем более что она до сих пор жила в кампусе. Я все еще надеялся что все можно разрулить по сотовому. Мне хотелось приготовить чая, сделать себе снек и тихо мирно позавтракать, а не переться куда-то в дальние кебеня.
- У меня проблемы... Тут парень убивает на кухне мою подругу! Он вообще с ума съехал, разбил ей лицо, разбил телевизор! Я не знаю что делать, никто не отвечает на звонки...
- А соседи? Полиция? - спрашивал я это уже без надежды. Смотрел в окно и прикидывал что лучше одеть, черную куртку или спортивку.
- Так ты приедешь?! - уже сквозь слезы спрашивала Энн.
Я стоял и смотрел в окно. Думал стоит ли ввязываться в очередную драку из-за очередного трахальщика лучших подруг, которого застали за грязным делом.
- Лео?
Я открыл глаза. Это был сон. Дурацкий сон из далекого прошлого. На меня смотрел Вильям. Что-то говорил про сон, про дежурство. Да. Точно. Дельфин. Дежурство. Вильям предлагал мне поспать, пока он будет на чеку. Идея заманчивая, из спальника вылезать не хотелось. Но жертвовать выносливостью Вильяма было дороже. Он был толковым мужиком:
- Нет Вил, не надо. Тебе тоже следует отдохнуть. Если хочешь, можешь подежурить потом вместо Ричарда. Парень пережил шок, может ему лучше больше отдохнуть. Со мной все нормально. Спасибо за беспокойство, дружище.
|
Чёрт побери, откуда она всё знает? Джейсон отвёл в сторону взгляд, размышляя, как будет правильнее среагировать на подобное обвинение. Неужели у него на лбу написано, что это именно он имеет непосредственное отношение к треклятому терракту? Да, не так давно он ворвался в торговый центр размахивая пистолетом… Но ведь всего лишь пытался спасти людей – пусть и методами, к несчастью, не очень-то эффективными. Так мог поступить любой из них, любой человек, угодивший в петлю. Является ли наличие оружия преступлением? Чёрт побери, это ведь Штаты – не так уж сложно выбить себе лицензию… Так или иначе, пугающие способности этой девушки к дедукции и ясновидению как минимум впечатляли. Стоун нервно сглотнул, решая, стоит ли сейчас вскрыть все карты или опровергнуть все обвинения… Ну вот, и блондинка туда же. Они все сговорились, чтоли?
Джейсон бросил ещё один взгляд на часы, судорожно размышляя. Несколько раз щёлкнул пальцем по стеклу, словно надеялся, что эта несложная махинация позволит секундной стрелке вырваться из ловушки и вновь устремиться вперёд в зацикленном беге. Ничего, впрочем, не произошло. А Джейсон понял, что морально не готов признаться в своей непосредственной причастности к этим событиям. Посмотрел на брюнетку, постаравшись передать максимально возможное количество возмущения в этом взгляде.
- Откуда я могу знать, где бомбы? – холодно осведомился он, надеясь, что заставит девушку хоть немного смутиться. – Просто… Всё это повторяется. Снова и снова. И я уже не раз видел чёртовы взрывы.
Оставалось надеяться, что получилось достаточно правдоподобно. Что ему удалось убедить всех слушателей. С одной стороны, казалось бы, у них нет причин ему не верить… Но всё же Джейсон нервничал. Почему-то ему казалось, что если хотя бы в глазах этих людей он будет ни в чём не виновен, то отчасти это станет действительно так. Знал он лишь то, что нужно действовать быстро – как до взрыва, так и сразу после.
- Мы не успеем их найти… Обезвредить. – размышлял он вслух, надеясь, что кто-нибудь, быть может, подхватит мысль и выдаст подсказку, - Нужно постараться спасти людей. Чем больше, тем лучше… Вот только, если петля замкнута на самом взрыве…
Продолжать не было необходимости. Додумать смогут и сами.
Визгливая трель пожарной сигнализации огласила округу. Джейсон поморщился, повернул голову в сторону входа, с некоторой долей удовлетворения отмечая сквозь стекло двери людей, уже спешащих к выходу. Одним из первых наружу вылетел тот самый китаец, с которым уже пришлось столкнуться вплотную немногим ранее.
- Хотя бы так. – мрачно закончил он, и сел на скамейку, обводя остальных неимоверно усталым взглядом. – Слишком поздно что-то менять.
***
Пожилой мужчина, сидевший за рулём одного из многочисленных автомобилей, припаркованных на автостоянке перед торговым центром, оторвался от изучения свежей газеты. Поднял глаза, задумчиво барабаня пальцами по рулю.
- Что ты задумал, сукин ты сын? – пробормотал он себе под нос, взглянув на мужчину, что покинул место своей дислокации и теперь беседовал с какими-то совершенно незнакомыми наблюдателю людьми.
- Джейсон, Джейсон… - не переставая причитать, он открыл бардачок и достал оттуда фотоаппарат. Недешёвый. – Тебе ведь просто нужно было сидеть на скамейке. Говорил я, что будут проблемы с тобой, ублюдком.
Свободной рукой мужчина пригладил и без того уложенные волосы благородного седого оттенка. Покачал головой, сокрушаясь. Не опуская стекла, сделал несколько снимков. С лёгким жужжанием объектив то выезжал дальше из корпуса, то вгрызался обратно в него по мере того, как фотограф брал разные ракурсы. Щёлкнув ещё пару кадров, он небрежно бросил фотоаппарат на пассажирское сиденье и достал пачку сигарет из нагрудного кармана. Опустил оконное стекло, закурил. Медленно, с наслаждением затянулся. Закашлялся. И лишь после этого извлёк мобильник, недовольно буркнув:
- Сукин ты сын, - номер набрал.
Трель пожарной тревоги донеслась до ушей старика. Гримаса гнева исказила спокойное обычно лицо. Сбросив вызов, он пристально вглядывался в фигурку Джейсона Стоуна, который не спешил доставать заветный пульт из кармана.
- Вот ведь ублюдок, - пробормотал он и вновь позвонил.
|
|
|
Взяв первым свой ключ, Пит задумчиво ожидал остальных. Он смотрел на своих спутников и видел их совсем другими, чем в самом начале пути. Измотанными, растерянными, озлобленными. Кьоль был очень близко, вместе с их заветными мечтами (и мечтой Пита тоже). Эта близость угнетала, мутила рассудок, рождала страшные сомнения. Браун всё понимал и всё видел по глазам товарищей по несчастью. Они уже сделали свой выбор, пожертвовав любимым человеком. Как думаешь, Пит, что станет с тобой, если они решат, что ты лишь препятствие на их пути?.. Не важно, если удастся этого избежать.
– То, что правильный лишь один ключ, не означает, что дальше сможет пройти лишь один человек, не так ли? – Достаточно громко и внятно, чтобы его все слышали, Пит начал рассуждать вслух. В его словах не было ноток сомнения, ведь он не пытался никого убеждать, так как сам верил в свои слова. – Нам нужно лишь сделать правильный выбор, и мы все вместе сможем попасть в Кьоль.
Переведя взгляд на Отто, Пит продолжил:
– Это касается и нашей проводницы, что изо всех сил старается ради нас, отвлекая на себя угрозу, с которой мы не в силах справиться. Я верю, что она вскоре нас нагонит, и к этому времени мы должны сделать свой выбор, разобраться с той частью испытания, с которой нам никто уже не поможет.
Браун дал спутникам немного времени обдумать его слова, а затем снова заговорил:
– Меня посетило откровение. Я практически уверен в том, что сам Кьоль дал мне подсказку. Не совсем однозначную, но я могу сказать с уверенностью, что мой ключ - не верный. И твой тоже, – Пристально посмотрел на Влада, – Я понимаю, что это может показаться уловкой, ведь мои слова подразумевают, что я не буду пытаться проверять свой ключ. Поэтому, для того чтобы убедить вас, я предлагаю вот что - вы скажете мне о том, что сами думаете об этих ключах, а я рискну открыть дверь первым, но только не своим ключом. Ведь правильный - либо серебряный, либо изумрудный.
Напоследок Пит посмотрел и на Белль, стараясь никого не обделить своим вниманием. Пусть каждый убедится, что Браун не пытается скрыть своих эмоций и намерений, что он абсолютно открыт и искренен.
|
|
Кто-то скажет, что не может быть ничего хуже неизвестности. Станет спорить, утверждая, что ничто не может быть в этом мире страшнее, чем ожидание неведомого. Что готов посмотреть в лицо любой опасности, принять любой удар судьбы, но только не пугающую неопределённость. Отто считал иначе. Когда-то давно, в жизни уже забытой, он тоже страшился туманных перспектив, предпочитая всегда видеть перед собой чётко поставленную цель и череду препятствий, которую необходимо преодолеть для её достижения. Но не теперь. Слишком много изменилось с тех давних пор. Больше всего он боялся увидеть приговор – небрежных взмах кровавого клинка, отсекающий разом все шансы и возможности. Вглядывался в даль по ту сторону потока, опасаясь увидеть окончание затянувшейся схватки. Сверкали клинки, металлический звон разносился по округе – при каждой молниеносной атаке замирало сердце, пропуская удар. Но бой продолжался. И не было победителя. Но, что куда важнее, не было и проигравших. Деревья закрыли обзор – всё дальше Лило теснила свою чудовищную противницу, загоняя её вглубь жуткого леса, откуда и появилась сперва мерзкая тварь. Затих вдали звон, замолкли последние отголоски. Ещё минуту стоял Отто на берегу, вглядываясь в громаду деревьев, ожидая увидеть белую фигурку, спешащую навстречу. Безрезультатно. Ждать было нечего. Нет ничего хуже неопределённости? Как бы не так. Неизвестность оставляет место надежде, которая умирает лишь перед лицом неоспоримых фактов. Надежде, упорно продолжавшей теплиться в груди, несмотря на паникёрские доводы расчётливого разума. Отто развернулся и зашагал по дороге из серого кирпича. Вновь приходилось догонять ушедших далеко вперёд спутников. Они не ждут, не останавливаются ни перед чем. Продолжают упорно шагать навстречу цели, не замечая, что Кьоль уже давно сожрал их с потрохами. О’Рейли ненавидел их. Каждого из них. Всех до единого, кому ещё посчастливилось оставаться в живых. Женщину, что уходила, оглашая окрестности заливистым смехом. Истерическим. Безумным. О да, её он ненавидел больше всех остальных. Куда сильнее, чем Пита, что шёл всегда молча или мужчину, вооружённого своим ятаганом. Им в вину он ставил лишь бездействие, а женщине этой… Её смех. Отто не знал, чем хохот этот был обусловлен. Даже не догадывался, какие эмоции она скрывала глубоко внутри. Он понимал лишь то, что было не время смеяться. Совсем не время, невзирая на причины.
Шагал Отто по серой дороге, как обычно, в хвосте колонны. Изредка оглядывался через плечо, но тщетно. Никто не догонял небольшую процессию. И причины этого могли быть не слишком разнообразны. Но он запретил себе об этом думать. Просто продолжал идти. Без особого интереса рассматривая отходящие от избранного тракта живописные тропинки. Они соблазняли, манили к себе. Совершенно напрасно. Люди впереди, скорее всего, даже не замечали их красоты. Уже потеряли способность её различать. А Отто О’Рейли видел всё. И обманчиво яркие краски. И завораживающие до невозможности пейзажи. Но не свернул. Он шёл к Кьолю. И у него была цель. Впервые за долгое время, он знал, куда должен двигаться. И понимал, что непременно должен дойти. Дойти и загадать желание. И чувствовал, что теперь всё получится. И он дошёл. Увидел впереди чудовищных размеров стены. Достигавшие почти облаков, как и говорилось в старой сказке. О’Рейли не сомневался, что уходят они и под землю, исключая возможность прорыть туннель под монолитным камнем. Всё как в легенде. Отто даже остановился, тщетно стараясь охватить взоров сразу всю громаду. Затаил дыхание, поражённый величием чудовищного сооружения. Он действительно существует. Кьоль. Мужчина покачал головой – несмотря на все испытания, что пришлось пройти по пути сюда, он так до конца и не верил, что город всё-таки есть. И не поверил бы, не увидь всё это своими глазами. Люди, что были рядом, не остановились. Продолжали идти к огромным воротам, казалось, ни капли не удивившись открывшемуся им зрелищу. Отто вспомнил, как проклинал их несколько миль назад. Вспомнил, что ответил ему человек с ятаганом. И был совершенно прав в своём предположении. Они и правда уже прокляты. Вне зависимости от воли Отто О’Рейли.
Кажется, теперь нужен ключ. Мелькнула мысль, что тот должен был быть у Лило. Мелькнула – и тут же исчезла. Слишком рационально девушка мыслила, слишком хладнокровно соображала в критических ситуациях, чтобы допустить подобную этой ошибку. Подтверждая догадку, вышла из тени фигура, прежде казавшаяся сгустком чуть более плотного мрака.
Ну привет, старый друг.
Ричард, страж, оборотень… Какое имя не носило бы это существо, как бы чудовищно не выглядело, Отто его не боялся. Совсем. Напротив, при виде монстра почувствовал, как по телу разливается иррациональное спокойствие. Ричард в памяти был крепко связан с Лило, стал своеобразной частью её яркого образа. Казалось, она вот-вот покажется из-за дерева вслед за ним… Но ничего подобного, конечно же, не происходило. Встретился Отто со взглядом его маленьких красных глаз. Казалось, нашёл в глубине ту же боль, что пожирала изнутри его самого. Грустно улыбнулся и зашагал навстречу. Четыре ключа на раскрытых ладонях. Четыре палочки, такие похожие, но уникальные совершенно. Нужно сделать выбор. Наверняка, выбор важный, значимый. Скользнул Отто взглядом по ассортименту ключей – и тут же всё понял. Для него выбора не было. Серебряная палочка с кровавыми каплями превосходных рубинов. Это казалось логичным, вполне очевидным. Единственно верным. Было что-то символичное в этом ключе, вызывавшем смутную ассоциацию с кровью и серебром рассыпавшихся по плечам волос. Конечно же, он возьмёт этот ключ. Вне зависимости от того, какой из них окажется здесь действительно верным. Но…
Женская рука опережает, сметает палочку с ладони Стража.
Снова ты.
Опять эта женщина. Опередила. Навряд ли она руководствовалась какими-либо соображениями. Скорее, слепо положилась на свою интуицию и удачу. Отто стиснул зубы. Как она не понимает? Ведь это же очевидно! Серебряный ключ предназначался ему – казалось, что это должно быть очевидно здесь каждому. Негодующе покачав головой, О’Рейли приблизился к Ричарду и без всякого интереса изучил две оставшихся палочки. Обе отталкивали почти в равной мере, казались неправильными и неестественными. Понимая, что выбирает между вариантами заведомо ложными, Отто, недолго думая, схватил изумруд. Быть может, в память о зелёной листве ушедшего лета. Скорее - потому, что она оказалась несколько ближе. Отошёл в сторону, повертел ключ в руках, ожидая, когда укажут, что делать дальше. Чем ближе Кьоль, тем сложнее препятствия. Лёгкого завершения ожидать совершенно не приходилось.
-
черкните одно предложение, сказала она....
-
Вот это я понимаю - краткий пост :)
-
Отличный пост. Великоват, но читается легко)
|
Ричард так и остался стоять с плащом в протянутой вперёд руке. Видел, как менялось выражение лица девушки, преодолевая все стадии от страха до безграничной ненависти, как отступила она назад, прижимаясь спиной к прутьям открытой только что клетки. Недоумённо взглянул он на кроваво-алую ткань, разжал пальцы, позволяя тряпке соскользнуть на пол, расползтись на камнях бесформенной грудой. Ему это показалось совсем неплохой идеей – использовать ради собственной пользы ресурсы врага, позволить плащу, что прежде служил лишь мучителям и палачам, защищать узницу от холода и похотливых взоров. Но, по всей видимости, он мыслил совсем не так, как девушка, что провела несколько недель в эти негостеприимных стенах. В любом случае, ей решать. В этом помещении, так или иначе, не было больше ничего, что могло бы сойти за одежду, а Ричард не собирался навязывать помощь от которой столь решительно отказываются. Пусть будет так. Он переживёт – благо, не в первый раз видит обнажённое женское тело.
Дерек поднялся на ноги. Ещё не совсем пришёл в себя, но жить будет определённо – если, конечно, хоть кому-нибудь из них удастся выбраться из этого замка. Краем уха слышал Асхелл и слова Гарольда… Было страшно представить, как люди могут столь безоговорочно верить – в победу, в высокие идеалы, и, наконец, в самого Ричарда. Он искренне не понимал, что заставляет людей видеть в нём символ, жертвовать всем ради совершенно чужого им человека. Ответственность эта угнетала, давила на плечи – Асхелл не знал, что делать с внезапно свалившимся грузом. В клетке сейчас сидел человек, куда более опытный и влиятельный, человек, к которому всего несколько недель назад Ричард обращался бы на «вы» и с немалой долей уважения в голосе… И этот человек едва не погиб, сражаясь за него, за революцию, что совсем недавно ещё была в одних лишь беспочвенных планах, отстаивая права и интересы Ричарда, который почти не подозревал об этих самых правах. Это было чертовски странно, если не сказать дико – Асхелл понятия не имел, что делать с внезапно свалившейся властью, с слезами искренней радости в глазах пожилого и умудрённого опытом мужчины, которому одно лишь его присутствие даровало радость и надежду. Но внешне Ричард ничем не продемонстрировал своей неуверенности или беспокойства. Скрывать истинные эмоции в последнее время приходилось слишком уж часто. И чудовищно давил этот молчаливый груз – необычайно угнетало отсутствие возможности поделиться хоть с кем-нибудь своими настоящими мыслями и переживаниями, действовала на нервы ненавистная необходимость постоянно казаться сильным и могущественным… Действительно честным он мог быть лишь с самим собой, но этого, к несчастью, на деле оказалось совершенно недостаточно. Хоть и совсем невелик был пройденный путь, но Асхелл уже скучал по тем временам, когда не был ещё Асхеллом, когда скрывал свою истинную фамилию и происхождение, когда был Ричардом Раттингемом, не особенно выделяющимся из толпы человеком. И здесь, в стенах Гертрама, тоска по тем временам становилась невыносимой и вовсе.
Как же всё просто было тогда – будущее представлялось чем-то вполне понятным и относительно безоблачным… А теперь, любые мысли о грядущем почему-то сходились к размышлениям об остроте лезвия топора палача. Асхелл шёл по лезвию бритвы, под давлением власть имущих бросил вызов силам, многократно превосходящим его собственные возможности – пока что ему везло, но везение не может продолжаться вечно. Быть может, закончится оно именно здесь, на взлёте подрезав крылья юному революционеру – дерзкий освободитель превратиться в измученного пленника. Смог бы он выдержать две недели, как эта девушка, окажись сам в такой же клетке? В этом Ричард вполне обоснованно сомневался. Сделает ли Раттингем попытку вытащить из ловушки своего протеже? О нет, для этого граф слишком рационален и благоразумен. Нельзя было попадаться, нельзя. Лучше умереть, чем взглянуть на мир сквозь стальные прутья ловушки Гертрама. Нагнетая и без того несколько панические настроения, заговорила девушка-мельтарум, оторвавшись от общения со спасённой ею девочкой. Не верят, не доверяют. Ни та, ни другая. Первая – ввиду своего личного опыта, вторая – под воздействием первой. Быть может… Стоит снять ободок? Открыть свои мысли, продемонстрировать истинные намерения? И показать свои страхи? Мечты и наиболее сокровенные желания? О нет, к этому он был совсем не готов. Не знал, как отреагирует незнакомка, поняв, что скрывается за самоуверенной внешне личиной. Не осмеёт ли публично, не изобличит ли… Быть может, опустит руки, осознав, насколько мало верит в спасение негласный лидер? Игра не стоит свеч – риск не оправдан. Да и не был Ричард готов впустить кого-нибудь в свою усталую голову. Нет, ободок – спасительная возможность оставаться самим собой, не раскрывая свою истинную сущность не в меру любопытным мельтарумам.
Тревога. Имперцы скоро будут здесь. Необходимо было выбираться, но как -оставалось по-прежнему неизвестным. В первую очередь, нужно было вытащить Гарольда – конечно, две спасённых жизни сами по себе неплохая награда, но было бы глупо уйти отсюда без человека, ради которого затеяно всё это суицидальное мероприятие. Тем более, если человек этот находится всего в нескольких метрах. По ту сторону магического замка.
- Я пришёл за ним, - короткий кивок в сторону Фахтора, - Без него не уйду. Держать не стану - беги, если хочешь. Поможешь – буду благодарен.
Вот так вот. Короткими фразами. Без угроз, эмоций и бессмысленных ультиматумов. Просьба, прозрачно завуалированная под предложение. Должна понимать, что у него не хватит времени, чтобы раздобыть где-нибудь ещё одного мельтарума. Но, вместе с тем, молить об одолжении он тоже не станет. Ричард знал, насколько безразличны ей его эмоции и формулировки – захочет помочь – поможет, вне зависимости от выбранных слов и интонации фраз.
|
|
|
|
|
|
|
Мама Белль чувствовала себя мертвой. Плевать, что не хотелось есть - после ее ночных видений это уже стало закономерностью. Плевать на сон, нормальный, приносящий силы и отдых - он давно превратился в несбыточную мечту, которую и Кьоль не способен вернуть. Но чувства! Почему нет ничего, кроме удушливого омерзения и мучительного желания оказаться у порога мифического города?! Где ее сострадание, где всепрощающая любовь ко всякому живущему, где радость каждому, даже самому паршивому, дню?! Ведь не уходит такое разом, если еще живой. Просто она мертва и уже все равно, как поведет себя дальше - мертвым все сходит с рук.
Наваждение сменилось мерзким запахом. Сыр. Аннабелль обогнала любителя вонючей еды на пару шагов, едва сдерживаясь от похода в кусты. "Дальше только хуже" - стучало в висках при каждом шаге. И действительно, усталость копилась вдвое быстрее обычного, а лес вокруг смердел страхом и гнилью. Пути, казалось, не будет конца, а если и будет, то упрется их дорожка, наверняка, во что-то опасное. Темные мысли терзали опустошенную лишениями голову Мамы Белль. Что если, по приходу в Кьоль ей уже не понадобится ничего....
Свежесть воды достигла ее неожиданно, охладив разгоряченную тревожными мыслями душу. Шум преградившей им путь реки заглушил фантазии, приносящие страдание. Мама Белль вздохнула, едва слышно, но от души, как будто освобождаясь от плена гниющего леса.
Даже полуразложившиеся доски и дохлая с виду веревка не избавили ее от появившегося вместе с нечаянной прохладой энтузиазма. Уж лучше сгинуть в этой свежести, чем идти в обход по смердящему однообразному лесу.
Безусловно, для такого ценного дара, как Кьоль, полуразрушенный дощатый мост был скорее подарком нежели препятствием и потому беда еще должна была встать у них на пути - сердце Аннабелль билось вдвое сильнее в предчувствии.
Но, когда случилось, когда от страха, казалось, должны были подкоситься ноги, Мама Белль вдруг исполнилась решимости. Так бывает с теми, кто твердо решил следовать до конца. Она или они - не имеет смысла - должны дойти, а отсутствию благородства у Аннабелль было давно готово объяснение. Она всего лишь слабая женщина. Кто ждет подвигов от таких. Можно смело двигаться вперед, не обернувшись.
Крепко перехватив брошенную спасительную сумку, Аннабелль, не мудрствуя, последовала за любителем сыра.
|
Это был мост Судьбы. "Останься и умри, или иди и, возможно, ты исполнишь заветную мечту",- словно шептал он. И, Боги, как гадок был для тебя этот шепот. Твое, обычно каменное, лицо кривилось, менялось, деформировалось. Словно дьявол внутри тебя пытался вылезти наружу.
Словно?..
Как трудно принимать решения. Как трудно выбирать между своими желаниями и правильным поступком. Чернеет в глазах, кружится голова. И все лишь из-за одного вопроса, громогласно звенящим в голове: "Пойдешь ли ты в Кьоль до конца, пренебрегая жизнью этой девушки?".
Пойдешь ли ты в Кьоль до конца...
Ты помнишь, как впервые услышал заветную легенду? Глаза твои горели в тот момент, а спать не мог еще дня три. Ты думал, безумец, лишь о нем, мечтая о дне, когда желания твои исполнятся. Ужель не знал ты, что ради этого придется предавать людей? А хуже всего: себя, придется предавать себя...
Ты знал, Влад, ты знал, что дорога в дьявольское место заберет твою душу. Зачем же ты тогда думаешь сейчас? Иди, Влад! Душа твоя уже исчезла, ее не спасти храбрым поступком, забудь о благородстве. Тебе нужен Кьоль!
Когда-то верил ты в Бога, а сейчас во что ты веришь? Все в тот же город. Будто он исправит тебя, простит за твои согрешения. Не ври себе, трус, он лишь дает тебе сейчас бессмысленную надежду. Ложную надежду. Все, что ты получишь от него,- это изумительное чувство исполнения мести. Но знаешь ли ты, убийца, что длиться оно всего лишь мгновение? Думаешь, что будешь счастлив оставшуюся жизнь, зная, что любимый человек- мертв, честь твоя- мертва, душа твоя гниет в темнице?
Но вижу по губам твоим, что ты уже решил. Они шепчут лишь слово "Кьоль". Безумец...
Смотришь на англичанина, который начал переходить мост первым. Стараясь не смотреть, на оставшихся людей, идешь к мосту. Но все же есть что-то в твоей груди. Поворачиваешь голову, печально опущенную.
- Сохрани Бог ваши души,- говоришь последние слова. Последние слова...
|
С печальной обреченностью Пит пялился на здоровяка и не знал, что сказать. Тут-то и подскочила Лило, избавив Брауна от необходимости принимать какое-то решение. Да уж, нет лучше способа для решения подобных конфликтных ситуаций, чем непреодолимая грубая сила. Остается только позавидовать.
Мельком глянув на живот негра, Лило, похоже, поняла куда идти. Стоя рядом, Пит украдкой тоже посмотрел на карту, однако шансы разобрать среди черных линий на черном животе дорогу в неизвестной местности были крайне невелики. Но попытаться стоило, не правда ли? Когда еще появится такая возможность...
Пора в дорогу. Спешно собрав свои вещи, Браун накинул тяжелый плащ на плечи, достал из сумки что-то из еды (кажется, это был огромный кусок сыра) и отправился вслед за таинственной девушкой, перекусывая на ходу. Идти было не просто, но Пит шагал и работал челюстями абсолютно на автомате, глубоко погрузившись в свои мысли. Он думал о Кьоле, о своем учителе, о заветном желании… Интересно, какие еще испытания предстоит преодолеть, прежде чем оказаться в легендарном городе? Способен ли будет Пит пойти на то, что будет необходимо для достижения его цели? Разыгралось воображение. Браун моделировал жуткие ситуации и задавал себе вопрос – «сможешь»? Но что бы ни приходило в голову, ответ всегда был прост и очевиден – «конечно же, да». Потому что ничто не может иметь большего смысла и значимости, чем исполнение его желания.
Пит точно не знал, сколько прошло времени. Он очнулся от своих мыслей, когда небольшой отряд уже вышел из леса, к реке. Внезапно сумки, плащ и сапоги потяжелели, кажется, раз в десять, а кусок сыра бесследно исчез. Дорога упиралась в шаткий мост, и Браун, смекнув, сразу полез за веревкой. Он уже представлял, как долго отряд будет преодолевать это препятствие, по одиночке, или подстраховывая друг друга. Но всё изменилось, когда закричала Лило – на отряд снова надвигалась опасность.
Как и в прошлый раз, девушка спешно выдала четкие инструкции и понеслась в сторону угрозы, предоставляя фору остальным. И, как и в прошлый раз, Пит настроился на слаженные командные действия, которые смогли бы увеличить шансы на успех, но не тут-то было. Два бойца мгновенно приняли ошибочное решение, рванув на врага вместе с Лило. Глупцы. Особенно удивил негр – невозможно было определить, что им движет – кровожадность или скрытое за его никчемным поведением благородство. Браун тоже не стал долго думать – он уже всё для себя решил заранее. Если Лило сказала идти вперед, значит нужно идти вперед. Она единственная, кто может по-настоящему трезво может оценить ситуацию и повлиять на решения Пита. Ведь она однажды уже видела Кьоль...
- Я пошел, - Обратился он к тем, кто еще сомневался. В его словах не было и тени сомнения. – Можем идти парой или тройкой, страхуя друг друга. Либо ждите своей очереди.
Браун выделил слушающим две секунды на размышление, а затем первым отправился к мосту.
|
Сэмюэль лишь улыбнулся недоброй своей улыбкой, когда Лило оказалась висящей на нём. Он знал что она не человек. И это его, почему-то совершенно не пугала. Наоборот, как-то... Притягивало. Эта её сила, скорость и звериная жестокость. Это существо, кем бы оно не было, выше людей. Она с легкостью может забраться на "вершину мира" и ей, слабые и никчемные людишки, будут поклонятся, словно новому божеству. Возможно так и есть.
Дальнейший путь, группа шла не проронив ни слова, впрочем, как и обычно. Всех устраивало такое положение вещей. Все чувствовали приближение к цели. Все хотели насладится этим моментом, проникнуться им. Словно всего этого они добились сами. Сами прошли весь этот путь. Словно они что-то могут и значат. Но нет. Каждый из находящихся здесь никто и ничто. И не продвинулся бы ни на йоту, к заветному городу, если бы их не вела и направляла эта таинственная незнакомка. Каждый из нас, лишь жалкая крыса, только и способная, воспользовавшись слабостью и доверием самого близкого человека, нанести ему удар такой коварный и подлый, что даже черти в аду, раскрыли рты от изумления.
И ты такой же, Сэм.
Только вот его не мучают угрызения совести. Нет! Его уничтожает и сжигает изнутри, осознание собственной ничтожности и слабости. Должен ты чего то стоить, а не кучи вонючего гуано.
Снова очередное препятствие встало на пути прокаженных. Рыхлый деревянный мост, с рекой смерти под ним. Ну что и кто сможет перейти его, не держась за ручку среброволосой дамы? А позади появилась смерть в новом обличье. Надо сказать, в таком интересном образе она ещё не представала. Так явно лучше, нежели старуха с косой.
Скомандовала, Лило уходить нам, смертным букашкам, а сама будет сражаться со смертью, один на один.
Ну что Сэмюэль, умрешь ты как обмочившийся зеленый юнга, в ледяных водах или же покажешь, пускай в последний раз, что ты настоящий "Морской Волк"?
Парень в капюшоне, что всё время где-то пропадал, с этой загадочной дамочкой, шагнул вперед... Не знаю, что там происходило пока они были одни и что их связывает, но он решил что может что-то противопоставить новому грозному противнику.
До того, как он успел сделать ещё шаг, мощная рука схватила его за ворот и потянула назад.
- Ты дорогой ошибся, тебе в другую сторону.
И пускай он не поймет что ему сказал чернокожий гигант, но то что он вышел за него, на бой со смертью, он понять должен. И это не какой-то там акт благородства или что-то ещё. Просто Сэм должен доказать себе, что "крысинный путь", на который он вступил, когда убил Эдварда, лишь сделал его сильнее.
Вспыхнули вокруг образы всех загубленных пиратом душ. Кровоточащие раны, распухшие тела, с потоками воды, выливающимися изо рта, при попытке что-то сказать и девочка. Та самая сгоревшая девочка с угольками вместо глаз. Ждешь. Ну жди. Жди...
Привычная злобная ухмылка появилась на испещренном шрамами лице негра. Повернув голову к Лило, он обратился к ней: - Спорим, что я нанесу ей смертельный удар?
Улыбка пропала с лица и словно поменялась маска. Теперь это гримаса ярости с глазами смерти.
Пират рванул к противнице кинжалами рубя летающих крыс, желая добраться до "крысиной королевы", что бы отделить её голову от тела и зрители из сотни мертвых душ, выли в адском хоре. Наконец-то мир приобрел цвет. Красный...
-
Отчаянно и глупо. По-пиратски :)
-
Пока, Сэм. Хороший пост, впечатляющий.
-
Красный цвет мира.
Хорош же негр был, эх.
|
Ильва
Врезалась острая коленка прямиком в пах Гайсету. Наверно, в какой-то миг, он успел пожалеть о том, что не докладывал девушке в кормушку. Хриплый вдох и падение. Он не успел закричать. В момент, когда поломанные длинные ногти впились в его глаза, он не издал ни звука. Лопнули глазные яблоки под пальцами, как спелый виноград, и лишь только затем издал тюремщик пугающий вопль.
До сознания Ильвы донеслись его последние эмоции и ощущения. Боль, страх, отчаяние. Ни единой мысли, лишь всепоглощающий ужас. Затмил рассудок. Разум, что спустя секунду был сожжен дотла. Кровоточили уши, а кровь из носа целиком заливала подбородок. Оставалось лишь пожалеть о том, что он умер в этот миг. Слишком быстро, не успев захлебнуться собственной кровью.
Сиици - издал сам воздух. Мельтарумы приготовились атаковать.
Лили кричала и плакала.
Ричард Асхелл
- Давай, Дерек! - раздался властный голос Ричарда. С немыслимой скоростью взметнулся меч. Юноша не смотрел куда бьет, но он точно знал, кто станет его целью. Ближайший мельтарум, что пытался атаковать в одну секунду лишился головы. Дерек было повернулся ко второму, но Ричард покончил и с ним. Почти одновременно с ним пал и третий маг - один из лже-гертрамцев вытащил из-за плаща заряженный арбалет, и сделал точный выстрел, в миг расколов белоснежную маску. Остальные занялись обычными солдатами, тут же показав, что значит дельтульская подготовка. Эффект неожиданности сыграл огромную роль. Еще не успели оголиться клинки, как двое солдат уже были повержены. Не ожидав атаки со стороны союзников, другие попытались переключиться, но Ричард был неумолим. Не проверяя, добил или нет, он резал и рубил всех, кто попадался под меч. За ним даже не поспевал Дерек, чей зачарованный меч мог рубить сталь, будто масло.
- Ричард! - из запала битвы вырвал крик брата. С той стороны, что должна была быть прикрыта, последовал немилостивый толчок, заставивший припасть на колено: Дерек в ту же секунду, выгнувшись дугой, рухнул на пол.
Асхелл не успел понять, что произошло, но судя по тому, что двое его людей бросились на последнего мельтарума, становилось понятно, что дело было в нем.
Прежде, чем мельтаруму отрубили руку, а затем и голову, он забрал с собой еще одного дельтульского солдата. Тот же удар, что и по Дереку достиг головы, и мужчина упал, будто марионетка, лишенная связывающих ее нитей.
Победа.
Бой закончился. За какие-то секунды. Павший дельтулец, в своих доспехах, слился с врагами. Кто-то еще издавал предсмертные стоны, но воины Ричарда быстро покончили и с ними. Спустя еще пару секунд создавшуюся тишину прерывали лишь тихий детский плачь и звон брони по камню - Дерек бился в немилостивых конвульсиях.
- Боги… Рич…арт… - Дерек извивался, будто отрубленный хвост у ящерицы. Дергались пальцы, дергались веки. Спина изгибалась, а руки с ногами даже на ощупь походили на палки - так сильно они были напряжены, - Я… в… норме…
Пытался говорить юноша, но мышцы шеи так же хаотично сокращались, мешая ему издавать звуки.
Обнаженная девушка за секунду была взята на прицел теми, кто выжил.
- Что здесь происходит, лучаровы вы отродья?! - возмущенно крикнул старый пленник, изумленно глядя на бойню, - Кто вы такие?!
|
Приказ пришлось повторить. Более требовательно. Тоном, не терпящим возражений. И это сработало. Гайсет, в ответ на первое распоряжение что-то умоляюще лепетавший, подчинился. А Асхелл сам удивился, откуда в его голосе взялось столько властности. Чего так боится тюремщик? Ещё раз, куда более внимательно, взглянул Ричард на девушку в клетке. Смотрел долго, не отрываясь, почти всё время, пока Гайсет медленно и нехотя возился с ключами. Она не выглядела слишком опасной. Худая, хрупкая, безоружная. Если верить словам самого тюремщика, то ещё и практически лишённая сил. Так в чём же причина этого страха? В комнате полно вооружённых охранников и мельтарумов, а этот ублюдок всё равно дрожит, словно осиновый лист на ветру. Невесть откуда возникло ощущение, что клетку лучше не открывать. Что как только она откроется, предоставляя узнице относительную свободу, произойдёт нечто ужасное. Ричард уже хотел было остановить Гайсета, когда щёлкнул последний замок. Тревога его была совершенно иррациональна, но поделать с собой Асхелл ничего не мог…
На повестке дня, тем временем, оказался куда как более актуальный вопрос – что делать дальше? Действовал Ричард исключительно интуитивно, поддавшись эмоциям под влиянием момента, и уж никак не имел определённого плана. Если придерживаться первоначальной схемы, то вся операция представлялась относительно безопасной – Гертрам сам вверял драгоценного узника в руки мятежников, а им оставалось только лишь удалиться с гордо поднятой головой, не возбуждая ненужных подозрений. Но старый план, простой и надёжный, внезапно оказался совершенно не актуальным. Ричард не мог позволить себе уйти сейчас, обрекая всех этих людей на дальнейшие страдания… Он понимал, насколько сильно рискует. Не представлял, как собирается выбираться из крепости вместе с парочкой несломленных чародеев в отряде. Но ничего не мог с собой поделать. Ненависть к империи, к этому проклятому замку, перевешивала возложенные на другую чашу весов доводы разума. Асхелл тяжело вздохнул. Он уже понимал, что вот-вот ввяжется в авантюру, выбраться из которой, быть может, удастся не всем. Операция, и без того беспрецедентно дерзкая и опасная, угрожала обернуться затеей, по правде говоря, откровенно суицидальной. Если бы здесь не было Дерека… Если бы Ричард рисковал только собственной жизнью… Всё было бы проще. Но, чёрт побери, если парня убьют по его вине, он себе этого не простит. Никогда.
Выбора, однако, уже не оставалось – Асхеллу становилось плохо при одной мысли о том, чтобы после осмотра приказать вернуть девушку обратно в клетку. Это было своеобразным предательством, пусть и к совершенно незнакомому ему человеку. Но даже страх, чьи липкие щупальца уже подбирались обратно, не смог бы заставить Ричарда совершить подобное. Пути назад уже не было, он понимал это совершенно ясно. И, по всей видимости, придётся вновь победить свой страх. Слишком часто в последнее время приходилось практиковать подобный род деятельности… Вот ведь чёрт. Ошарашенно Асхелл смотрел, как резко распрямляется пленница, как сгибается пополам не успевший среагировать Гайсет, как девушка пытается закончить начатое, впившись пальцами в глаза тюремщика… Слишком хорошо Ричард представлял, что произойдёт дальше. Знал, что навряд ли узница проживёт дольше минуты с этого момента. Ему было нисколько не жаль поверженного Гайсета, но смерть, которая его стремительно настигала была до невозможности жуткой. Наверняка, это человек заслужил столь ужасную гибель. Если вообще можно было заслужить нечто подобное. Сколько же злобы, ненависти, остервенения в этом несчастном создании… Одно лишь слово. Гертрам.
Сомнения отброшены в одно короткое до безумия мгновение. Силы снова были совершенно не равны, но… Хотел бы Ричард посмотреть на человека, который рискнёт скрестить с ним клинки. Эти ободки… Интересно, как они работают? Защищают ли только от ментального проникновения или ослабляют разностороннее магическое воздействие мельтарумов? Скоро станет понятно. Пользуясь тем, что внимание всех в комнате приковала сцена чудовищной расправы, Асхелл в несколько коротких шагов преодолел расстояние до ближайшего имперского заклинателя.
- Давай, Дерек! – крикнул он, позволяя мечу со свистом выскользнуть из ножен.
|
Меня расстроила смерть Веги. Да, она сказала, что ей плевать на меня. Значит, мне должно было плевать на нее. Но я так не умел. Я не умел не обращать внимания на чужую жизнь…
Сняв свой шутовской колпак, я пытался нащупать в нем ключ. А вдруг? Если карта оказалась на животе Ганса Мюллера, когда тот о ней и не подозревал, то вдруг ключ окажется в моей любимой шапке? Ведь двери таких же цветов - черный и красный.
Зачем она забрала Вегу? Нам же ведь не нужна была дорога в Кейл – Эми ее и так запомнила. Зачем?..
Я все пытался нащупать ключ.
Густав Кроц схватил девочку, потащил ее с собой. Мы должны убить ее, чтобы получить ключ?
Зачем?
Зачем столько убийств?
Может, он просто зашит в мой колпак. Эта головоломка была куда веселее. Веселее и интереснее всей этой дурацкой дороги в Кейл. Ключ в моей шапке – хаха, Лэнс даже и не думал! Вот это розыгрыш!
Но, кажется, его там не было… А я искал. Лучше бы он был там.
Мое сердце обливалось кровью. Убить девочку?.. Да, Густав Кроц, я был согласен с тобой. Оно того не стоило. Это неправильный ключ, дурной. Лучше пускай я его найду в шапке.
Руки тряслись. Я стоял на коленях в грязи, вертя колпак в руках, отчего так отчаянно звенели его бубенцы. Давай же, где-то там…
Но его там не было.
Его там не было…
Двадцать одна.
И тут вдруг заговорила Виранта. Ее тоже трясло – я видел, как ей страшно. Встала прямо напротив дула пистолета. Распрямив грудь. Гордо. Хотя и дрожала от ужаса. Панацея! Да, как же я не догадался – вот как она могла убить кого-то! Только ради того, чтобы спасти множество других… Чтобы спасти всех от этой гадской чумы.
Бубенцы замолкли. Я, наконец, отстал от шапки. Господь Милосердный, до чего ж она была права. И как же она была сейчас сильна! Ее взгляд, ее эмоции! А Густав Кроц – даже на его щербатом лице, больше напоминавшем древесную кору, нарисовалось чувство. О, как он не хотел отдавать Эми! Как он не хотел лишаться этого последнего, выдуманного волоска, соединявшего его с человечностью.
Уилл был бы счастлив это видеть. Он бы написал об этом моменте целую пьесу – ему такое было по душе. И пьеса вышла бы отличной, пускай и несколько сумбурной. Отдать девочку ради всех остальных. Убить невинное дитя.
А она вся сжалась, боится… Здесь всем страшно. Страшно даже мне. Эмоции можно грузить бочками.
О да, старина Уилл поставил бы шикарную пьесу. Мне даже представились мальчики-глашатаи на улицах Лондона: «Новый спектакль! Новый спектакль! Вход всего за два шиллинга! Трагедия в трех действиях! «Кейл!» Жуткие убийства! Кошмарный выбор! Постановка Уильяма Шекспира! Приходите в Лондонский Театр на Уайтбридж стрит! В роли Лэнса – Лэнс Коэн!»
Я усмехнулся, надевая свой колпак. О да, сыграть самого себя – вот это было бы действительно невероятно.
Ноги подгибались. Я сам не заметил, как поднялся из грязи. Сейчас был мой выход – я чувствовал его своим актерским сердцем. Пора было сыграть и Лэнсу…
Густав Кроц переводил дулом с Виранты на меня и обратно. О да, я был опаснее всех. У меня ведь был пистолет.
Медленными, плавными движениями я сбросил портупею со шпагой в грязь. Руки тряслись, пальцы еле слушались, но я твердо смотрел Густаву в глаза. И еле заметно грустно улыбался.
Следующим на землю полетел мой синий кафтан с серебряными пуговицами. Под ним был только камзол, на голое тело. Нашему Театру-На-Колесах не хватило на рубашку денег.
- Друг, - вкрадчиво сказал я, аккуратно, очень медленно вынимая пистолет. – Виранта права.
О Боже, какое у нее было красивое имя! Я вытянул пистолет рукояткой вперед. Очень медленно перебрал пальцами, держась теперь за самое дуло. Ствол целил мне в грудь.
- Но решаешь ты, а не мы. Ты нас всех здесь перебьешь, если захочешь.
Я приблизился к Густаву на один плавный шаг, держа пистолет рукояткой вперед на вытянутой руке. Другую руку я выставил в сторону.
- Девочку уже не спасти. Никак, - я улыбался, но из глаз почему-то пошли слезы. Я сделал еще шаг.
Смогу ли я перебросить пистолет, схватившись за рукоять, взвести замок и попасть до того, как он нажмет на пусковую скобу? Нет. Я же просто актер. А он – боец. Я очень надеялся, что он это понимал…
- А Виранта действительно мечтает о панацее. Посмотри на нее. Посмотри…
Я говорил очень тихо, делая еще шаг. Мой взгляд упал на леди, стоявшую рядом. Бедная, она так тряслась. Еще шаг – и вот я уже загораживаю ее от выстрела. Не знаю, зачем… Так и так ведь умирать.
- Ты правда думаешь, она убила кого-то ради себя? Ты правда так думаешь, Густав?
По моему лицу текли слезы. Смешиваясь с размазанной по нему краской, они падали с подбородка алыми каплями. Рука с пистолетом дрожала. Ну что тебе еще нужно? Бросить пистолет на землю? Там грязь, и ты не сможешь им стрелять. На, возьми. Возьми и решай сам! Головой! А не мечом и пистолетами!
Еще шаг.
- Друг. И ведь никто не запретит тебе самому войти в Кейл. И… я…
Я шмыгнул носом. Еще шаг. Позади уже совсем громко выла орда безумцев. Скоро нас попросту сожрут, как ту несчастную девочку. Он этого хотел?
- Я не убийца… - веки непроизвольно сжались, смаргивая слезы. Лицо напряглось от боли. – Я не убийца… Джима убила чума.
-
Хм, полагаю, Уилл бы, это тоже заценил )
-
Великолепно.
В любом случае, получится просто феерический финал.
-
Т_Т
|
А Густав Кроц, поднимаясь на ноги, посмотрел на собравшихся тяжелым взглядом. Странное было это выражение. Словно он знал что-то такое, чего не хотел бы знать, однако уже было слишком поздно. И мысли эти съедали его изнутри, будоражили разум.
- "Герр Густав"... Gefickte scheisse, - он что-то пробормотал, извлекая на свет свой тяжелый полуторный меч. Ружье лежало у ног мужчины, но он не тянул к нему руки. Полоса стали описала полукруг, словно бы наемник подзабыл его вес и теперь вспоминал, приноравливался. Удивительно, но слова Веги его подкосили. Те самые, которые она шепнула перед тем, как сесть за стол к гадалке. Равно как и ее смерть что-то такое затронула в душе старого, да, действительно - старого убийцы.
Когда его глаза открылись и он увидел все вокруг - небо, толпу мертвецов и закрытые двери в стене, Густав понял, что это его эндшпиль. Жизнь подошла к концу и как же он его встретит?
- Драка, говоришь? - хриплым голосом переспросил. - Чего ты вообще понимаешь в драке, pimmel?! - спросил он язвительно у подавшего голос Руссо. Смерил его презрительным взором, смачно сплюнул на ботинки парню.
Посмотрел на собравшихся.
- Вы думаете, что вы достойны дойти до конца? Поверили в старые сказки, в бредни полубезумных старух. Решили, что замарав себя убийством станете в итоге счастливыми? Можете поцеловать меня в задницу и тех, кто вам это рассказал - вы никогда не избавитесь от своей ноши.
Густав усмехнулся щербатым ртом.
- Глупые, глупые людишки. Простые в своих желаниях. Чего ты хочешь, а? - он резко повернулся к Виранте и указал ей в лицо мечом. - Кого ты убила ради своей цели? Оправдает эта смерть, эта загубленная жизнь твоих целей?
Или вот ты, - теперь он указал на безумного лорда, правда сделал это не мечом. С хрустом взвел колесцовый замок пистолета, который висел на груди.
- Стоит твоя мечта человеческой жизни? Понимаешь ли ты вообще ее ценность и что сотворил? А-а, verpiss dich! - вдруг воскликнул и, подскочив, ногой отпихнул Виранту в сторону от Эми. Отступил вместе с девочкой к стене, пятясь и удерживая на прицеле трех человек. Перед ним теперь бывшие спутники, поле и персонифицированная Смерть, которая шла и не боялась ничего.
- Я, Густав Кроц, много сделал в этой жизни дерьма. Я - убийца, я - мясник. Разочаровавшийся крестоносец и безбожник, который грабил святыни чужих народов. Но никогда Густав Кроц не был детоубийцей. И не станет. Мы умрем здесь и сейчас, возле проклятых стен этого города, потому что каждый, кто решит прикоснуться к девочке - примет смерть от моих рук. Вы думали, что я ваш добрый дядюшка? Или же молчаливый здоровяк, которому наплевать на все в этой жизни? Уверяю, это не так. Убийцы должны получить свою награду и она будет равна их преступлениям.
-
Хорошо. Сильно, достойно. В общем, хорошо.
-
Супер))))
-
Один из лучших постов всея игры.
-
Случайный мимокрокодил одобряет :)
-
Представил себе эту сцену..
Сильно. Даже очень.
-
Как знал.
-
Очень в тему. Очень
|
Вира думала, что ей было страшно, когда горела "Лысая Рыба".
Вира думала, что ей было страшно, когда в доме Лампрехтов на них напали живые мертвецы.
Вира думала, что ей было страшно в Цирке Уродцев.
Как же Вира ошибалась...
Все те испуги были лишь брызгами волны первобытного ужаса, что накрывала ее сейчас.
Сейчас, в шаге от Кьоля. Сейчас, когда, казалось, лишь руку протяни - и вот она, желанная цель. Как страшно ее не достичь.
Ключ... Вега говорила про ключ. Вчера вечером. Вечность назад.
Где и как его искать? Пожалуй, ведьма была не такой уж и шарлатанкой. Она убила именно ту, кто знала тайну ключа.
Где, как и когда его искать? Виранте даже не нужно было оглядываться - она и так знала, что просвета нет в полчищах наступающих тварей. Таяли отпущенные секунды, а решение не находилось.
Вира все бы отдала сейчас, чтобы узнать тайну. Только отдавать уже было нечего. Все, что было драгоценного, забрал Кьоль, поживившись после чумы.
На несколько мгновений Вира выпала из реальности. Чтобы вспомнить.
Теплые отблески пламени в камине. Последнюю просьбу Тара. Его доверчиво стучащее об ладонь сердце. Отцовский нож в руке. И капли горячей, обжигающей крови на пальцах. Вира помнила, как поцеловала брата на прощание. Как накрыла его тело простыней. Как на светлой льняной ткани расплылось алое пятно, формой напоминая зловещую ухмылку. Как она, покидав в мешок какие-то пожитки, выскочила из дома. Чтобы никогда не вернуться.
Чтобы найти проклятый город. И она его нашла. Вот только... Она нашла его, чтобы посмотреть на запертые ворота?!
- Не много ли ты хочешь, Кьоль? - с ненавистью прошептала Виранта.
И обернулась к наемнику:
- Герр Густав, что Вам сказала Вега в шатре? Она ведь рассказала про ключ, не так ли?
Вира с надеждой смотрела на мужчину. Вот-вот он скажет: "Да, конечно, я знаю, как нам войти!" и все будет хорошо. И все же одной вероятности недостаточно. Слишком много на кону.
А ведь... есть еще Эми! Если она знала дорогу в Кьоль, может, ей известна и тайна ключа?
Вира подошла к девочке и присела, чтобы глаза были на одном уровне.
- Эми, малышка, скажи все, что знаешь о входе в город, пожалуйста. Ты видишь, что всем нам грозит смертельная опасность.
|
Озеро было красивым. Мрачным. Бесцветным. Умиротворяющим. И, вместе с тем, всё же красивым. Пусть и той странной красотой, что пропитана серостью и безысходностью. Именно такая красота и была уместна сейчас в этом мире. Отто просто сидел на берегу, подставляя лицо порывам пронизывающего ледяного ветра. Смотрел, как лижет берег чёрная вода. Содрогался при мысли о том, насколько сейчас холодны должны быть её объятья. Страшно было даже подумать, чтобы сейчас в неё окунуться. И, вместе с тем, было даже что-то притягательное в этом вполне рациональном страхе. Позволить воде обхватить тело, заставить сжаться каждую мышцу, напоследок вдохнуть холодного воздуха… И уйти на дно. В темноту. Туда, где воспоминания и ощущения притупляются под воздействием сумасшедшего холода. К спокойствию. Отдыху. Безмятежности.
Отто просто сидел и смотрел на воду, нисколько не думая о людях позади. Они казались деталями мелочными и незначительными, по сравнению с холодным величием зеркальной глади. Куда идти дальше? Хороший вопрос. Вот только, О’Рейли вовсе не жаждал услышать поскорее на него ответ. Было что-то особенное в порывах этого ветра. Они холодили, заставляя плотнее кутаться в плащ, но, вместе с тем, и обнадёживали. В сером, лишённом красок мире, это ощущение, пусть даже и неприятное, несло в себе силу. Уверенность. Напоминание. Помогало вспомнить, кем ты являешься на самом деле. Кем был когда-то. И кем уже никогда не будешь. Кьоль очень близко, наверняка. В этом не было никаких сомнений. Но дальше идти не оставалось сил совершенно. Отто смутно осознавал, что, когда придёт время, даже не сможет подняться на ноги. Так и останется сидеть здесь, на берегу, глядя, как медленно и понуро удаляются остальные. Он слишком устал. Устал настолько, что холодная, мёрзлая земля, казалась удобнее самого роскошного кресла. А ещё сильнее хотелось откинуться назад, упасть на спину, и не вставать уже никогда… Чертовски заманчивая, стоило признать, перспектива. Неплохое место, чтобы умереть. Живописное. Где, как ни здесь, лучше закончить свой путь? Не в пасти голодного зверя, не в лапах неведомого чудовища. Тихо и спокойно заснуть. Остановиться по собственному желанию. Хотя бы таким образом не позволить городу прибрать себя в его загребущие лапы.
Лёгкая рука опускается на плечо, заставляя вздрогнуть. Бесцеремонно вырывает из собственного маленького уютного мирка, в котором были только мысли и озеро. Твёрдо напоминает о существовании людей позади. Лениво и с неохотой Отто поднял голову, встретившись взглядом с знакомыми уже глазами беловолосой девушки.
- Это не кровь, не переживай. Но оно поможет. Вернет силы. Тебе они нужны, Отто. Ты не дойдешь.
Я не дойду. Что правда, то правда.
Колеблется Отто, не зная, стоит ли ему идти. Слишком заманчивой и притягательной оказалась нарисованная в воображении перспектива. Всё таки решился, протянул руку, принимая флакончик.
- Спасибо. – слова благодарности прозвучали не слишком уверенно, голосу передалось настроение своего обладателя.
Но всё-таки… Открывает флакон, решительно делает первый глоток. Будет неплохо, если это поможет.
|
|
|
|
Ричард Асхелл
Попал. Задело собеседника сказаное, пусть он и пытался сделать вид, что слова Ричарда для него ничего не значат.
- Да чего там, все как надо. Нам привезли, мы делаем. Неделя максимум, планы выполняем, - Гайсет попытался придерживаться все той же нагловатой ухмылки, но Ричард буквально ощущал возросшее напряжение. Взмокли ладони у тюремщика, забилось сердце быстрее.
- Идемте. Мы, как и велено, всех метьтарумов отвели в зоосад... - все возможные вопросы, которые могли бы родиться у тюремщика, моментально испарились, с попыткой угодить начальству. Зачем лишний раз тревожить ум комиссара, только проблем огребешь. Движения Гайсета стали несколько дерганными, - Там и ваш пассажир, помыли почистили, конвой приготовили... Вы его посмотрите, а затем с графом Куинном все это обсудите чего да как...
Суетиливо вытащив нужный ключ, мужчина быстро открыл небольшую дверцу в воротах, и пропустил людей Ричарда внутрь.
- Зоосад находится в восточном крыле, над водопадом. На данный момент, это самое безопасное место в Гертраме. Отсюда не сбежит даже мышь.
Вопреки заверениям тюремщика, по пути попадалось множество грызунов, один даже пропал под сапогом Дерека, заставив того громко выругаться.
- Хех, эт мы рядом с кухней прост. Эти твари воруют, только так... Пытались кошек завести, да не хотят лохматые тут жить. Все бегут...
Гайсет вел отряд все глубже, и глубже в крепость. Ворота, ворота да двери. Отпирались замки, проходили люди, замки вновь запирались. Чем глубже продвигался Ричард, тем отчетливее он ощущал холод, исходящий прямо от стен. В одном из коридоров, вдоль стены стояли странные фигуры, обтянутые черными плащами. Вместо лиц у людей были гладкие, белые маски, похожие на фарфор со стола Раттингема. В масках было всего одно отверстие - для правого глаза. Из отверстий с легким свечением выглядывала золотая радужка.
- А это наши мельтарумы, - Гайсет пальцем щелкнул по маске ближайшего, и тот даже не отреагировал, - Четко выполняют каждую команду. Ну-к, ровняйсь!
Резким, пугающим движением, белоснежные лица развернулись в сторону процессии. Пятнадцать желтых глаз уперлось в лицо Ричарда, будто пытаясь проникнуть ему в душу. Ободок, взятый у людей комиссара, едва ощутимо нагрелся, давая понять, что сейчас пятнадцать умов пытаются проникнуть в разум пришедших.
- Смирно! - наваждение резко ушло, стоило мельтарумам вернуть лица в исходное положение. Металл, касающийся лба почти моментально остыл, а Дерек, успевший схватиться за рукоять меча, попытался убрать руку, делая это как можно спокойнее. Судя по его взмокшему лицу, представление оказалось пугающим для юноши.
- Это охрана зоосада. Куинн велел отправить их с вами, в столицу, в качестве сопровождения. По поводу ложных отрядов он просил вас не беспокоиться, их он соберет лично. А вот, к слову, и зоосад. Шум падающей воды, становился все громче, когда мужчины продвигались по коридорам. В какой-то момент, они оказались на лестничной площадке. Один пролет уходил вниз, откуда веело холодом, и исходил шум, другой шел вверх. Именно по верхней лестнице мужчины и поднялись. Два солдата отворили ворота, и распахнули тяжеловесные двери, позволяя пройти.
Ильва, Берит
Девочка какое-то время разглядывала лицо Ильвы. Девушка ощутила легкое прикосновение к своему разуму. Осторожное, будто бабочка касается крыльями. Лили довольно нежно использовала свой дар, в отличии от гертрамских мельтарумов. Вовремя осекшись ("мама же говорила, нельзя читать чужие мысли!"), она вдруг перестала тянуться разумом к Ильве, и просто улыбнулась, видимо, решив поверить уверениям своей соседки. Улыбка получилась скорее вежливой. Видимо, верить было трудно.
Дбум!
Довольно резко звякнул замок. Открылись единственные двери, ведущие к клеткам. Шесть человек, во главе с Гайсетом вошли внутрь, оглядывая помещение. Знакомый мерзкий голос начал:
- Вот. Несломленные. Всего трое. За этот месяц поступило десять. Один убился, довольно талантливо, что даже не получилось воскресить, трое вот, новички, а шестеро уже дали клятвы. Смотреть-то не на что, вот пожалуйста.
Мужчина суетливо обвел руками три клетки с магами, на какой-то миг остановившись глазами на обнаженной Ильве.
- Это наш особый экземпляр. Довольно-таки сильная, несколько раз плавила оковы. Приходится ее держать в более прочных клетках. В ее рацион добавили больше волчьего корня, сейчас она уже не опасна, но когда пройдет обучение, думаю, в столице возымеет спрос.
- Да здравствует Кастамар! - возвестил зычный старческий голос, из дальнего угла зала, - Великая старана, что прячет женщин, детей и стариков за десятью замками.
- А это ваш заключенный, господин комиссар. Лорд Гарольд Фахтор. Предатель и мятежник.
- Я давал клятву Эдварду Асхеллу, сопляк! В отличии от тебя, я не предавал своего короля!
- Ты служишь призраку, старый дурак... - устало фыркнул Гайсет, махнув в сторону Фахтора рукой, - А это его племянник, Берит Фахтор. Безумен, как и его дядя...
|
|
Просто настоящий кошмар. Проклятая петля замкнулась, заставляя его переживать одни и те же события снова и снова. И замкнулась именно на этом ненавистном моменте, в то время как Джейсон неистово жаждал, чтобы как можно скорее закончился весь этот кошмар. В последний раз произошло нечто совсем уж из ряда вон выходящее – центр взорвался на пять минут раньше, чем должен был, вызывая тем самым ещё большую череду вопросов, ответов на которые ни у кого вокруг почему-то не находилось. Мужчина сидел на скамье, обхватив голову руками. Холодный пот градом струился по лицу, а пальцы усиленно массировали раскалывавшиеся от невыносимой боли виски. Ну почему всё это произошло именно с ним? Джейсон не знал. Взгляд, брошенный на наручные часы, подтвердил, что время вновь повернулось вспять… Каждый раз его становилось чуть меньше. Но в своём теперешнем состоянии он просто не смог сделать из этого наблюдения каких-либо адекватных выводов.
Через десять минут, а может и меньше, всё повторится снова. Ему вновь придётся лицезреть этот кошмар, наблюдать за гибелью людей, понимая, что именно он виноват в смерти каждого из них. Какая, к чёрту разница? Джейсон больше не мог этого выдерживать. Вскочил, с ненавистью достав чёрный пульт из кармана. Швырнул его в столь кстати оказавшийся неподалёку мусорный бак. Да пошло оно всё… В любом случае, это произойдёт снова. Широкими шагами мужчина направился ко входу в торговый центр, не смея признаться даже себе в том, что собирается сделать в следующую минуту. Он не мог больше просто сидеть и ждать. На ходу снял с себя нелепую кожаную куртку, с наслаждением отбросив громоздкую вещь под ноги прохожим, прямо на раскалённый сверх всякой меры асфальт. Его совершенно не заботило то, что кобура с пистолетом теперь находится на виду. Не останавливаясь, извлёк оружие, заставив женщину, идущую навстречу, испуганно завизжать и отшатнуться. Нисколько не заботясь о том, что стал эпицентром ужаса, который панически расползался во все стороны от него. Глушитель не потребуется. Не в этот раз. Джейсон прошёл сквозь гостеприимно распахнутые стеклянные двери, на мгновение позволив себе насладиться успокаивающей прохладой кондиционера. Посетители моментально менялись в лице, стоило им заметить чёрный металлически предмет в небрежно опущенной руке ворвавшегося внутрь человека. Глаза его всё ещё были скрыты за стёклами солнцезащитных очков, но выражение, застывшее на лице, не предвещало ничего хорошего. Грохот выстрела эхом разлетелся по главному залу – уши моментально заложило, сердце пропустило удар от неожиданности и вполне рационального страха. Гомон на мгновение утих, тишина охватила огромное помещение. Тишина, тотчас же взорвавшаяся океаном панических криков и истерических воплей.
- Выметайтесь наружу, все! Быстро! – надрывался Джейсон, недвусмысленно жестикулируя руками и стараясь перекричать общий шумовой фон.
Понимая, что люди просто не знают, чего именно от них хотят, он ткнул пистолетом в сторону выхода и, для наглядности, схватил за руку оказавшуюся неподалёку блондинку, что было сил толкнув её в сторону спасения. Девушка, упала, не удержавшись на ногах, но, похоже, намёк был верно интерпретирован. Толкаясь и мешая друг другу люди ломанулись к дверям, своими паническими действиями рождая знакомую уже ситуацию.
***
Сара смотрела на Кристин с виденным уже прежде завистливым выражением в ядовито-зелёных глазах. Несколько удивилась, откуда эта девушка знает её имя. Нехорошо улыбнулась в ответ на совершенно искреннюю мольбу.
- Это вам не игрушка, милочка. – упиваясь своей маленькой победой проговорила она, и не было Гарри рядом, чтобы убедить эту невыносимую женщину. – Что же такого срочного вы собирались всем донести?
Ответ, впрочем, не требовался. Одинокий выстрел – пуля, с визгом срикошетившая от потолка. Сквозь обзорное стекло диспетчерской был отлично виден и сам стрелок – молодой мужчина в солнцезащитных очках, в одиночестве застывший у входа. Маленькое чёрное пятно в его руках – определённо пистолет, наделавший столь невообразимо большое количество шума.
- О Боже. – прошептала Сара, не отрывая взгляда от фигурки незнакомца внизу.
|
|
|
-
Шикарно!
-
Особенно охотник за головами удался.
-
Особенно выбор текстуры хорош :)
-
Ты очень крут!
-
Рисунки - это всегда круто. Когда не в пэйнте дрожащей рукой нарисованы - так вообще. Но если они этом еще и стильные...
Oh sir, you know how to make women's panties wet!
-
Любой труд должен быть оплачен, да? ;)
-
здорово
-
Шииикарно)
-
Очень круто. Мастера с таким подходом к модулю всегда будут востребованы и уважаемы :)
-
рисунки на высоте, отличная работа
удачи всем путешествующим
-
Здорово!
-
Классный стиль!
-
Именем ангела Ислингтона плюсую те, McHorn, да вдвойне плюсую те, ибо сам навыками такими не владею ни в мельчайшей мере.
-
Круто! Творчество...
-
омномном
|
Силы разом выпорхнули из тела осевшей у ближайшего дерева Аннабелль. Даже все равно стало, что будет с ней во время беспомощного сна. На миг прикрыла она глаза...
- Здравствуй, Мама Белль, я долго шла за тобой. Почему ты здесь?
Маленькая Луиза являлась к ней лишь в самых мучительных, самых кошмарных сновидениях. Сегодня по ту сторону реальности удача оставила ее. Невезение привело к ней Луизу...
В то лето Мама Белль исполняла обязанности повитухи уже одиннадцатый год. Под утро, когда особенно крепок сон и неприятно любое на него посягательство, к ней принесли женщину. Нашли ее случайно, по дороге, в канаве. Она оказалась путницей, волей обстоятельств оставшейся без средств и вынужденной скитаться. В той канаве, изнасилованная и истерзанная, женщина пролежала двое суток, почти окоченев от безразличия и страданий.
На подоле ее платья засохло бурое вполне очевидного происхождения пятно. Странную женщину, на поверку оказавшуюся восемнадцатилетней девчонкой, не приняли бы в деревне и потому торговцы, шедшие тем путем и знавшие доброту Мамы Белль, принесли ее прямиком в маленький домик на краю леса.
Девушка оказалась молчалива и безучастна. Лишь изредка кивала или мотала головой. Из этой скудной картины, Аннабелль поняла следующее: девушка была беременна; ребенка она теряла болезненно и стремительно; сама вполне себе тоже не протянула бы долго.
В маленькую Луизу, что появилась спустя четыре месяца, недоношенной и пугающе молчащей, Мама Белль вложила сил и умения больше, чем в любого из появившихся до и после нее. Этот ребенок был пиком ее мастерства, символом ее добродетели. Девушка, что так и не проронила ни слова за долгие сто двадцать дней, ушла из жизни ребенка спустя сутки - ушла ближайшей ночью, словно и не бывало.
Рыжеволосая Луиза стала первой жительницей нового приюта, основанного и выстраданного Мамой Белль.
"Наша Луиза родилась старушкой" - говорили про девочку в деревне. Та и правда была не по годам разумна, требовательна и серьезна. Еще ворчлива, что выглядело хоть и комично, но вскоре заслужило девочке уважение, поскольку в ее жалобах всегда была правда. Но что всерьез тревожило Маму Белль в этой девочке - почти маниакальный страх предательства, несправедливости. Она, не зная ни слова о своей матери, будто чувствовала, что та покинула ее, забыла, оставила.
- Мама Белль, только тебе я могу доверять, - часто, пугающе часто говорила Луиза.
- Ты никогда меня не оставишь...
- Что ж ты ушла, Мама Белль? - белые губы кривились в неприятной усмешке. - Я надоела тебе? Мы все надоели тебе? Лучше б ты убила меня, прежде чем уйти. Кому я теперь нужна? Сдохни, где бы ты ни была...
Аннабелль проваливалась в жгучий сон, как в преисподнюю. Проснуться не получалось. А маленькая рыжеволосая девочка была уже слишком близко.
|
Звуки музыки смолкли. Танцующие остановились. Животрепещущий мир Духов потускнел.
Всё племя повернулось к тому, кто посмел прервать Великую Песнь. Их глаза, отражающие пламя костров и своих душ, сверкали недобрым огнём. Но тот, кто прервал древний ритуал, стойко выдержал их взгляды. Его фигура, укутанная в тёмный плащ и сеть тонких ожерелий, казалась призрачно-светящийся на фоне чёрной пустоты, что зияла словно пропасть за его спиной. Лишь бесцветные глаза Вечной, словно покровительницы, сидящей позади шамана, казалось, внимательно наблюдали за тиноко.
Момент, который я буду помнить до конца своей жизни. Это был тот самый, первый раз, когда я обратил на себя внимание всего племени. Взгляды моего народа были обращены ко мне, и я, гордо вскинув голову и расправив плечи, обводил взглядом всех тиноко. Они ещё не знают, какую роль я сыграю в их жизни и будущем Великого Народа. В этот миг они видят перед собой лишь зрелого, говорящего с духами, а посему не такого как они, шамана, что умеет делать обереги и когда-то уходил от племени на несколько лет. Они не знают. Но знаю я. И потому чувствую лишь теплоту к своему племени, словно бы отец, смотрящий на неразумное дитя.
- Что ты позволяешь себе, шаман?!
Голос воина, звучный и басовитый, раскатом грома звучит в воцарившейся тишине. Я бросил на него взгляд, полный ненависти. Я ожидал подобной реакции, но не ожидал, что она оформится в подобные слова - и от кого? От того, кто минуту назад прижимался к Шаи'Барккеш. Я невзлюбил его ещё до того, как мы отправились в поход. Пусть он из моего племени, мой собрат и будущий воин моей армии, но он бесцеремонен и слеп в своих низменных желаниях.
- Ты хочешь, чтобы я дал тебе воинов, Авруумрк`Тран? - произносит мой вождь, однорукий воин. Я люблю и уважаю его не меньше, чем мою Белоокую, ведь когда-то он позволил мне вернуться в племя, но мне кажется, что я слышу в его голосе неодобрение. - Могу ли я доверять тому, что...
- Я пойду!
Звонкий и до боли знакомый голосок прерывает вождя. Я не верю своим ушам. Я чувствую, как закололо в сердце, и крепче сжимаю посох. Вдох. Спокойно. Ты отказался от неё. Она - от тебя. Просто ей хочется того же, чего и тебе, - славы.
- Ты считаешь, он достоин доверия, Шаи?
- Без сомнений.
Глаза мои сужаются, внимательно вглядываясь в личико Барккеш. Мне не нравится, что вождь слушает её. Он полностью доверяет ей. Для меня это плохо. Шаи слишком сильная, она прирождённый лидер. Она может помешать мне. Моя мудрая Шаймакха выразилась верно - Шаи рождена, чтобы вести за собой. Но ни я, ни кто бы то ни было не способен её направить. Она - моя главная головная боль. Если бы Рохг не был так отречён от общества Тиноко и не любил одинокую охоту, он был бы прекрасным кандидатом на роль будущего вождя. К тому же, он бы, в отличии от Шаи, принимал бы мои наставления. Нужно что-то делать с ней, и чем быстрее, тем лучше. Ведь её мнимое доверие ко мне может с лёгкостью перерасти в то же снисхождение.
- Всё хорошо, Арбакх. Нагроуфум балорат, - говорит позади Вечная, поддерживая меня. Галл согласно кивнул.
- Дайгреш, Срумкхат, Сихштар! Вы идёте с нами.
Властный голос Шаи находит отклик в названных тиноко, и трое райвашар выходят вперёд. Все молоды, чуть моложе меня. Среди них тот самый воин, что выказал мне пренебрежение. И едва окрепшая, только прошедшая обряд посвящения воительница.
- Есть ли еще среди доблестных райвашар, отважные воины, что пойдут за мной следом?!
"За мной..." Ревность, что ещё недавно снедала меня, теперь обратилась в ревность к моему народу. Я видел, с каким уважением и почтением тиноко смотрят на неё. Видел, как смутилась и возгордилась сама Шаи, когда к ней подошли трое взрослых райвашар, тела которых украшали шрамы и татуировки. Моё дыхание участилось, потому что в этот момент мне было тяжело дышать. Меня душила зависть...
- Тебе хватит?
Теперь все снова смотрели на меня и ждали ответа. Я уже знал, что должен был сказать. Моя злоба, туго стянувшая мышцы, ядом разливающаяся по венам, не должна была просочиться в мои речи. Потому я повернулся к вождю и склонил голову перед ним.
- Благодарю вас, Арбакх'Галл. Без вашего согласия я не смел бы покинуть племя. - Тонкая улыбка на моих губах. Её никто не видит. В моих словах подтекст: я показал, что чту традиции и без разрешения самого вождя не посмел бы уйти, но был и другой смысл, который, вероятно, поняли лишь единицы - если бы вождь не дал согласие, земли Тиноко продолжали бы осквернять чужеземцы. Он не смел отказываться. А я, в свою очередь, докажу, что моим словам можно верить.
Затем я посмотрел на неё.
Моя прекрасная Шаи. Ты должна исчезнуть.
- Вполне достаточно. Я доверяю тебе в твоём выборе, Жаждущая. - Повернувшись к трём взрослым воинам, я коротко кивнул им в знак уважения.
Я подошёл к кострам, к середине поселения, и прикрыл глаза. Сосредоточившись на отзвуках мира Духов, я нашёл тонкую нить чужих голосов. Подул ветер, и нить стала шире, напоминая тропинку, по которой я мог бы выйти к чужакам. Я ухватился за эту нить, и повернул голову туда, где ветер запечатлел чужую волю. Открыл глаза. Увидел серебристый поток, окрашенный в бардовые цвета ярости.
Я не сказал ни слова, лишь указал посохом в ту сторону и двинулся за призрачным следом.
Я бросил взгляд на Белоокую, зная, что она не может видеть меня. Я выполню то, что предначертали мне Духи, Шаймакха.
-
Торжество рефлексии.
-
Красивый пост.
-
Отличные посты
|
|
Сердце бешено колотилась, угрожая проломить рёбра и выскочить из груди. Ричард тяжело дышал – сражаясь, он не чувствовал ни страха, ни усталости. Забыл о возможной опасности. Но теперь, эмоции, отложенные на потом организмом, вновь отвоёвывали свои права, мешая собраться с мыслями. Асхелл окинул взглядом комнату, заваленную трупами в красных плащах. Телами людей, некоторые из которых пали от его руки. Да, они были имперцами. Даже более того, имперцами из Гертрама, наиболее чудовищными и жестокими представителями своего народа. Но Ричард не был хладнокровным убийцей – понимал, что без этого некуда, но всё равно не смог сходу сбросить тяжкий груз моральной ответственности со своих плеч. Он знал, что путь, им избранный, без крови пройти невозможно. И всё равно не мог избавиться от неприятного ощущения. Во время схватки Асхелл не думал, что убивает людей. Всё это было игрой, требующей от него ловкости, скорости и быстроты реакции. Он всего лишь демонстрировал своё мастерство, не задумавшись о последствиях даже тогда, когда отсёк руку одному из противников. Зато последствия эти накатили сейчас, с удвоенной силой. Ричард смотрел на последнего оставшегося в живых противника. Комиссара, из-за которого и завязалась вся потасовка, извивающегося у двери, к которой был буквально пришпилен арбалетным болтом.
Неужели я должен… Закончить дело?
- А кто ты такой, черт бы тебя побрал?! – визгливо вопрошает смертельно испуганный чиновник из далёкого и неприступного Гертрама. Во второй раз спрашивает уже, видно действительно заинтересован он в этом ответе. Но Ричард не мог заставить себя открыть рот. Не в силах был представиться обречённому на гибель человеку. К счастью, Дерек, верный Дерек, выручил, ответив за него. Пусть и совсем не теми словами, что использовал бы сам Асхелл, но всё же избавил его от необходимости лично открывать рот. Ещё один арбалетный болт покончил с мучениями незадачливого комиссара.
- Я – Ричард Асхелл. – шёпотом проговорил он, отвечая на вопрос мёртвого уже человека. С мертвецом говорить было проще – он не услышит уже брошенных в пустоту слов.
Диалог, развернувшийся позади, вернул мужчину в реальность. Повернулся он, подошёл к ближе к столу, за которым уже сидел Тулий, выглядевший сейчас куда более уверенным и высокомерным. При одном взгляде на ставшее вдруг невероятно чванливым лицо, Ричард понял, что с ним будут проблемы. Что всё снова пойдёт не по плану. Придётся импровизировать. А после всех этих смертей… Ричард чертовски устал от подобного рода импровизации. Граф Касс наконец рискнул выбраться из-под стола и даже набрался смелости, чтобы вставить в диалог несколько паникёрский реплик… Прежде, Асхелл мало общался с этим человеком, никогда не имел о нём какое-либо определённого представления. Но даже в самых смелых своих предположениях не мог он представить, что отец очаровательной девушки, когда-то сразившей сердце юного Дерека, окажется настолько законченным трусом. Не стоило рассчитывать найти в его лице надёжного союзника и сильную поддержку.
- Он мне не король. – отрезал герцог, одной короткой фразой пересекая все старания Раттингема. И, чёрт побери, Тулий был прав. Ричард действительно совсем не чувствовал себя королём. Не представлял, как такой молодой парень сможет смотреть сверху вниз на пожилых и уважаемых правителей, отдавать им приказы и распоряжения… Асхелл понимал князя – только что в его дворце какой-то зелёный самозванец сделал попытку бесцеремонно навязать своё превосходство. Ричард и сам знал, что никогда не посмел бы сделать что-либо подобное, если бы не картина, свидетелем которой он стал совсем недавно. Если бы не увидел Тулия в образе безвольной марионетки, полностью управляемой волею далёкого и недосягаемого сейчас императора. И откуда только взялась вся эта спесь в человеке, который был столь прискорбно жалок всего несколько минут назад? Быть может, возникла под влиянием отчаяния и осознания того, что пути назад уже нет?
Ричард медленно наклонился, протирая поверхность прекрасного клинка полой и без того красного плаща одного из герамцев. Возвращая оружию первозданную красоту. Когда-то, этот меч носил имя. Имя, долгое время сопровождавшее его сквозь века. Но имя это было утеряно. Ушло в месте с отцом, который был последним, кто знал эту не слишком важную тайну. Но факт этот почти ничего не значил. Клинок переродиться у нового обладателя, Ричард сам даст ему новое имя, когда посчитает нужным - быть может, в честь возрождения едва не оборвавшегося было древнего рода. Имя, под стать моменту. Он не хотел использовать для этого пустые слова.
- Ты видел, что я только что сделал с имперцами, пытавшимися навязать мне свою волю?..
Это уже совсем не лезло ни в какие ворота.
Ты сделал?! Ты? Серьёзно?
И снова Ричард промолчал, лишь странное выражение появилось в глубине его спокойных синих глаз. Шёпот Дерека долетел до ушей, и мысленно Асхелл согласился с каждым произнесённым им словом.
- Спокойно. – шепнул он в ответ, зная вспыльчивую натуру своего друга и брата. Предупреждение, впрочем, оказалось напрасным. Тулий раздражал неимоверно. Говорил снисходительно, даже насмешливо. Смел угрожать. Ричард отчасти понимал его, но уж никак не думал, что герцог начнёт откровенно его унижать и над ним насмехаться. Осознание этого наполнило сердце Асхелла праведным гневом, который породил уверенность, которой ещё минуту назад там совсем не бывало.
- Я сокрушу Гертрам. – ответил он, громогласно и на удивление проникновенно. При взгляде со стороны любому бы показалось, что Ричард ни на секунду не сомневается в своей победе. А сам Асхелл в тот же момент сокрушался по поводу собственной безрассудности и недоумевал, каким образом он собирается выполнить данное только что обещание. Понимал, насколько смешно и нелепо он сейчас выглядит. Бросил вызов Империи, пообещал уничтожить сильнейший её символ, не имея за спиной ничего, кроме горстки преданных соратников и небольшой толпы сочувствующих, которые, мало того, что не имели оружия и не умели драться, так и навряд ли был согласились умирать за столь сомнительное дело.
Я сокрушу Гертрам. Что, чёрт побери, ты несёшь, Асхелл?
- Нанесу Империи удар в самое сердце. Обрушу их крепость, символ власти зажравшегося Императора. Заставлю народ поверить в меня. Дам народу надежду.
Заткнись Ричард. Не слова больше. Заткнись прямо сейчас.
- Имперцы слишком самоуверенны. Слишком убеждены в собственной неуязвимости. Никогда они не подумают, что у кого-то хватит безрассудства напасть на самую жуткую и защищённую их твердыню. В крайнем случае, они ожидают армию. Но никак не небольшой отряд – я возглавлю его лично. Группа диверсантов окажется куда эффективнее, чем превосходно обученный легион. Я сделаю это, или погибну там.
Ты чёртов идиот, Ричард Асхелл. Нужно было всего лишь заткнуться.
|
Лихард бесил и Артура тоже. Его голос, особенно визгливый во время последних реплик, попросту выводил из себя. Но, самое прискорбное заключалось в том, что парень был прав. И с каждой минутой становился всё более правым – время уходило, драгоценные песчинки мгновений исчезали, просачиваясь сквозь плотно сомкнутые пальцы и развеиваясь в пустоте бесконечности. Денвер никогда не был альтруистом. Не стал им он и сейчас. Мужчину мало волновали жизни людей, которых он даже не знал. Скорее всего, были ещё выжившие на этом огромном корабле, нуждающиеся в помощи, уповающие на спасение. Но Артур не мог заставить себя искренне сочувствовать им, хоть пару секунд и правда старался. Его взгляд скользил по человеческим лицам, отмечая уникальность выражений, отпечатавшихся на каждом из них. Класилда с её грустной решимостью, свидетельствовавшей о том, что выбор для неё уже сделан. Лихард, встревоженный и испуганный, непроизвольно уже выдерживающий безопасную дистанцию. Джереми, более остальных спокойный и нейтральный. Джон, которого, похоже, сейчас заботили мысли об одной лишь еде. И Криста… Ожидавшая от Артура неизвестных ему ответов.
Глядя на неё, Денвер неизменно задавался вопросом, как можно оставаться настолько наивной и чистой в современном мире. Особенно если учесть, что немалую часть сознательной жизни девушка провела в лаборатории, в роли подопытного кролика, на котором ставили опыты, далеко не всегда излишне гуманные. Как можно было остаться такой? Не озлобиться, не возненавидеть весь белый свет? Сохранить в глубине себя искреннее желание помогать окружающим? Какие же всё-таки люди разные. Артур знал, что она ошибается. Не чувствует реальности нависшей угрозы, не представляет – что такое смерть. Он тоже не мог сказать, что знает это не понаслышке. Не было причин утверждать, что ему приходилось заглядывать костлявой в глаза. Но Денвер иногда отличался редкостным здравомыслием, неизменно выручавшим его в критических ситуациях. Выбор был очевиден. Останавливало лишь одно – сомнение. Как знать, если он убедит Кристу сейчас, заставит пойти за собой – простит ли она когда-нибудь ему зрелище умирающего корабля? Не останется ли это воспоминание рваной раной в памяти девушки, отбрасывая мрачную тень на её восприятие конкретного человека? Быть может, заставит отдалиться. С другой стороны, останься они здесь – и рискуют потерять всё навсегда. К чертям. Артур для себя всё решил.
Слова Класилды избавили его от необходимости давать незамедлительный ответ. Завязавшийся диалог ещё дальше отсрочил неизбежное. Джон согласился с остальными. Итак, в случае чего – они останутся совершенно одни.
- Криста, – начал он, и замолк. На мгновение отвёл глаза, словно смутившись собственных слов. Не был совершенно уверен, что поступает правильно. Впрочем, сейчас это не имело значения. Главное, было убедить в собственной правоте её. – Криста. Давай пойдём с ними.
Плохо, Артур, очень плохо. Не слишком убедительно.
В запасе Денвера были и аргументы, и красивые длинные фразы. Но язык не повернулся произнести что-то ещё. Кроме одного слова.
- Пожалуйста.
К чертям. Если откажется, уйдёт… Он пойдёт следом. И не имеет значения, что будет дальше.
|
|
Неизменная уверенность моментально вернулась к Артуру, как только ствол лазерной винтовки был направлен в противоположную от него сторону. Когда чёрный парень представился, Денвер понял, что тот вовсе не выглядит таким уж угрожающим и опасным, каким показался на первый взгляд. Да, он действительно очень большим, но в остальном, мрачная картина, нарисованная страхом и чрезмерно разыгравшимся воображением, практически не оправдалась. Какая, к чертям, еда?! Несколько запоздало Артур понял, что последний вопрос вполне можно было бы и озвучить. Но вспыхнувшая на ровном месте перепалка тут же повернула его мысли в совершенно иную сторону. Снова спор. На ту же тему. Индикатор агрессивности обоих участников моментально поднимается до критической отметки. Но не бить же снова этого парня, правда ведь? В то же время, Артур понимал, что Лихард по-своему прав. Что им всем нужно убираться отсюда, и чем быстрее они это сделают – тем лучше. Почему всё обязательно должно быть так сложно? Почему даже горстка людей, на умирающем корабле, посреди бескрайних просторов безмолвного космоса, способна найти причину, чтобы возненавидеть друг друга? В этом плане, Денверу куда больше импонировали Джереми и Класилда, которые, по крайней мере, не стремились всеми возможными способами осложнить взаимоотношения между членами их небольшой группы. И этот парень, Джон… Такое ощущение, что его вообще не волнует происходящее – Криста и Лихард вот-вот прикончат друг друга, а он рассуждает, где бы поскорее добыть еды… Такому самообладанию оставалось только позавидовать. Впрочем, если бы Артур был здесь один, то наверняка почти сразу же бы повернулся спиной к спорщикам и отправился на поиски треклятой спасательной капсулы… Но он был не один. Совсем не один.
Мысли Денвера внезапно потекли в совершенно ином направлении – анализ ситуации и поиск актуальных вариантов решения были бесцеремонно прерваны, уступив место мыслям совершенно иного характера… Криста была чертовски восхитительна, когда злилась. Артур заметил это только сейчас. Отбросив в сторону все сторонние размышления, он просто наблюдал. Видел, насколько же всё-таки красива эта девушка. В праведном гневе особенно хороша – печать возмущение на лице, почти ненависть в глубине почти чёрных глаз. Несмотря на критичность ситуации, Денвер улыбнулся собственным мыслям. Не сейчас, Артур, совсем не сейчас. Совсем сблизились они. Ещё чуть-чуть, и набросятся друг на друга.
Только тронь её, паршивый ублюдок. Только тронь.
Денвер шагает вперёд, с тревогой вглядываясь в лица участников назревающего конфликта.
- Успокойся! – он повысил голос, не переходя, впрочем на крик. Повысил достаточно, чтобы обращение, адресованное Лихарду, достигло своего адресата. В нём было и напоминание, и обращение, и угроза. Некоторая доля презрения. Артура действительно раздражал этот парень.
- Криста, – уже куда тише и менее решительно. Обращаясь лишь к одному человеку. Надеясь, что услышит, и обратит внимание. – Не надо. Криками ты никому не поможешь.
Артур надеялся, что у него всё получится. Что удастся успокоить и Лихарда, и окончательно вышедшую из себя девушку. Им нужен план. В любом случае, нужен план. Попусту сотрясая воздух, они лишь попусту теряют драгоценное время. Денвер твёрдо знал, что у него не хватит сил в одиночку уйти с этого корабля. А значит, почти наверняка придётся ввязаться в какую-нибудь безумную авантюру. Не то чтобы Артур этого жаждал... Но разве у него был выбор?
|
|
|
|
Значит уже была там, да? Никаких эмоций у Отто не вызвало это известие. Он не испытал жгучей зависти, нестерпимого любопытства или даже мимолётного интереса. Не хотел знать, что ждёт его там, внутри. Достаточно было взглянуть на Лило, чтобы понять. Осознать. Она совершенно не была похожа на человека, у которого исполнились самые сокровенные мечты. Более того, она не совсем была похожа на человека в полном понимании этого слова. Что же ты загадала, Лило? Тогда, в первый раз. И что хочешь загадать снова? И одного раза ей было более, чем достаточно. Если такова цена исполнения желаний, то Отто предпочитал, чтобы они не исполнялись вовсе. Она утверждала, что нельзя просто пойти назад. Что лишь двигаясь вперёд, не останавливаясь ни на мгновение можно остаться в живых и, если вдруг тебе сказочно повезёт – то ещё и добраться до цели. Не самая радужная перспектива, скажем прямо. Было заметно, что Лило не настроена говорить. Не хочет распространяться ни о своих желаниях, ни о том, что ждёт их всех впереди. Отто понимал её. Соглашался. Было что-то постыдное и порочное в самом слове. Кьоль. Слове, которое словно очерняло всё, к чему прикасалось. Слово это, безобидное сочетание букв, хранило в себе ужасные секреты, делавшие омерзительным одно его звучание. Для тех, кто слушал сказку о чудесном городе сидя за бокалом в зале уютной таверны, слово это звучало загадочно и чарующе. Для тех, кто убил, ступил на скользкую дорожку ошибок, оно звучало отвратительно. Склизко. Разоблачающе.
А Отто вдруг с удивлением осознал, что для него это сочетание букв лишилось всякого смысла. Всего лишь название. Ни больше, ни меньше. Смыслом его наполняют люди, слишком большое значение придающие символам своего алфавита. Значит, пути назад нет? Нельзя просто развернуться и уйти? Так и хотелось проверить. Но он не мог. И дело было вовсе не в страхе. Точнее мог, но не хотел. Чувствовал, что оставшись здесь, может принести пользу. Быть может, удержать кого-нибудь от роковой ошибки. Возможно, спасти от самой себя беловолосую девушку. Так или иначе, что-то ждало их всех впереди. Что-то важное. Что-то грандиозное. И Отто О’Рейли собирался при этом присутствовать ввиду отсутствия более адекватных вариантов.
- Идём. – эхом отозвался он, зашагав по ночному лесу. Что же за мечта, Лило? Что ты будешь просить у Кьоля во второй раз? Отто оказался не в силах озвучить этот вопрос. Вместо этого проговорил тихо, одними губами:
- Главное, не ошибись снова.
Навряд ли она услышит эти слова. Слова вообще имеют мало значения.
|
|
|
-
Нравится
-
Маф, раздаёшь огня!
-
Лойс
|
|
«И почему здесь не было зрителей?.. Какой же это тогда цирк?» - именно эта мысль засела первой в моей голове, искренне разочаровывая в сложившейся ситуации. Ведь… ведь без зрителей все теряло смысл!
Свет с топором, безумный карлик за решеткой, жуткий витраж, шесть загадочных сундуков – все было прекрасно, если не считать отсутствия зрителей. Для чего тогда это все? Ради этого уродца?
Слишком много чести, ублюдок.
Я вертел головой несколько мгновений, принимая нелегкое решение. С одной стороны, я хотел броситься за Вирантой – проверять сундуки. Что там было? Как разгадать эту тайну? Что за хитрость? Убить свет! О да, несмотря на чудовищные промахи в своем выступлении, эта труппа была хороша в прямолинейности и жестокости. Сейчас этот вооруженный костер пойдет нас убивать – отличная затея!
Мне так хотелось решить головоломку!.. Где еще такое встретишь?!
Но с другой стороны, наш большой дядька предлагал вынести решетку лошадьми, а затем перебить всех местных обитателей в отместку за такие хитрости.
И я не знал, что выбрать. Я правда не знал, что выбрать…
Но затем я принял свое решение. И, подскочив к Лапке, я сдернул с нее шутовской колпак. Раздался немелодичный звон, а я пошел вдоль стены, надевая эту шапку на себя.
Я обходил светящегося мужика по большому полукругу, по самому краю сцены. Бубенцы бряцали с каждым шагом. Я чуть прихрамывал. Я вдруг несколько сгорбился, скрывая себя под плащом. И хищно смотрел на маленького уродца, спрятавшегося от нас за железными прутьями.
Ну держись, ублюдок.
- Я не знаю, как убить свет! – громогласно произнес я. В полную силу, так, что меня слышали все присутствующие. А сам я продолжал идти, постепенно приближаясь к гаденышу.
- Но зато! – я окинул взглядом стены, жалея, что там не было зрителей. Ибо это стоило увидеть кому-нибудь еще.
- Но зато я прекрасно знаю! Я знаю, как убивать маленьких тупых карликов! – воскликнул я, остановившись на полпути. Мое лицо исказилось от злобы, я смотрел ему прямо в глаза.
А затем я резко поднял правую руку и откусил себе два пальца.
Хрустнула кость, заскрипело мясо, брызнула кровь. Я зарычал от немыслимой боли, закатывая глаза. Ноги чуть не подогнулись, я мог упасть, но я знал, что делал. Силой воли сомкнув челюсти до самого конца, я оторвал лоскут кожи, на котором еще держались фаланги. Отнял руку ото рта, пережевывая собственную плоть и безумно глядя прямо в глаза карлику.
А потом я заорал, принявшись размазывать обрубками кровь по своему лицу.
Вдруг грянул мощный выстрел. Наконец, крестоносец разрядил свою катапульту.
«Страшнее угрозы твоей жизни может быть лишь более страшная угроза твоей жизни», - выдал мне однажды мрачный Джим.
Резко отвернувшись от карлика и не зная, помогло ли мое представление в убийстве этого гаденыша, я рванул назад к лошадям. Теперь нельзя было медлить. На ходу, разогнув "откушенные" пальцы, я закрутил баночку с алой краской и пихнул обратно в карман камзола. Это было больно – ведь для натуралистичности звуков пришлось сломать палочки на раненой руке, так заботливо примотанные Вирантой.
Пробегая мимо здоровяка, перезаряжавшего свой дымящийся гамзельшнауцер, я бросил тому на ходу:
- С тебя канделябр!
Затем, смахнув резким движением остатки краски с абсолютно целой и невредимой руки, я подскочил к растерянному пареньку, что держал чужой плащ и не знал, что делать.
- Без паники! – я улыбался испачканными алым цветом губами, шапка звенела бубенцами. – Все просто! Помоги его натянуть!
Выхватив свой небольшой ножик и взявшись за другой конец плаща, я попытался объяснить:
- Режем его на ремни и будут нам корды! Ясно? Вега! Не стой – помогай!
|
Реют на ветру седые волосы. Он связывает их в косы, слушая тебя. Подхватывает не произнесённые слова с губ, и бежит, мчит, над зловонными заболоченными реками; и кружит, сминая к земле ковёр трав. Ветер, хватающий мысли - единственный в мире, кто знал, где укрылись от человеческих глаз боги. Свист мистических флейт стекает с гор, и прокатывается по долине. Утробным воем в кувшинах и пустых чашах. Криком мёртвых птиц. Налетают на Зьянью потоки невидимой, могучей реки. Жрица касается её поверхности, опуская руки в бесконечную сеть воздушных потоков и каналов, глухих, громких, визгливых, шумящих. Распугивая рыб, зачерпывают тонкие пальцы серебряный песок со дна. Пучки липкого кларофора цепляются за кисти. Гудят, дрожат натянутыми канатами. В темноте, сквозь мрак земли. В тишине воды. На необъятных просторах надмирья. Складываются губы в трубочку. Легко, бросаешь в клубок воздушных змей-флейт слова - одно за одним, - и умолкаешь в ожидании, пока тот, кто заплетал тебя, отнесёт их к отцам, ведь в этом далёком крае не докричишься до них по-иному.
Тянуться оббитые шелком белокаменные стены. Блестят на ресницах стрелы солнца. Сооруженные из туч и облаков, тянутся в бесконечность золотого неба зиккураты, высокие башни и лестницы, своды, подпирающие небосвод. Солнечным теплом, закрой лишь глаза, всплывают лица в пустоте залов и тоннелей. Звериные морды, оскалив клыки и раскрыв острые клювы, с горящими глазами. В золотой короне вкрапления рубина. Звон браслетов на смуглых ногах. Высокие и благородные, они выходят из сени своих солнечно ярких домов. Живущие у самого светила, они внимают, что несёт им ветер с далёкой земли.
«Зьянья из Падшей Грацуэллы».
В завывающем ветре.
«Говори от нашего имени».
В шумящей реке.
«Будь нашим голосом».
В молчании болотного племени.
«Отомсти за нас».
Слышишь ты голоса в воплях окружающего мира.
Всплывают яркими пятнами силуэты праотцов. Они рядом. Вложили в тебя малую часть себя, чтобы всегда слышала их просьбы, чтобы всегда могла говорить с ними. Пусть и не долго. Пусть - немногословно. Для Зьяньи всегда будет место в их тоскливой, одинокой жизни в поднебесье мира. Их лица смотрят на тебя. Расплываются зелёно-желтыми красками. И уходят. Земля, в которую уперлись колени жрицы, осквернена давным-давно. Братоубийством. Язычеством. Её поверхность покрыта ласковой травой, а внутри - гниль, мёртвые звери.
|
Лило улыбнулась. Вот только ни капли добра не было в этой мрачной улыбке. Скорее, гримасе, на мгновение исказившей тонкие губы. Пропитанной отчаяньем, жалостью к себе и безысходностью. Отто молчал, не зная, как реагировать на это необычное явление. Для беловолосой девушки, ставшей на время его спутницей, это было просто верхом эмоциональности – своеобразной демонстрацией доверия… Или чего-то ещё. О’Рейли понимал, что она сейчас чувствует. Хоть и мог руководствоваться лишь смутными недомолвками и абстрактными догадками, но всё же понимал. По сути, Отто не имел ни малейшего представления о происходящем – ни о Лило, ни о её чудовищном брате, он не знал практически ничего. Но было что-то такое в её взгляде, говорившее гораздо больше, чем слова или даже конкретные факты. Будь перед ним кто-нибудь другой, мужчина не стал бы долго размышлять над своими дальнейшими действиями – разговорил бы, проявил сострадание, утешил. Но Лило была другой. Он боялся её. Чувствовал, что она другая. Знал, что она может убить его в любое мгновение. Было странно и неправильно жалеть подобное существо. Отто даже не знал, что она из себя представляет. Он ничего не знал.
- Знаешь, мне жаль. – говорит тихо.
Ей жаль. Он едва не улыбнулся. О’Рейли тоже было жаль. Не столько её. Скорее – себя. Отто сожалел о том, что сделал. Искренне раскаивался в совершённом. Красивая сказка на деле обернулась кровавым кошмаром. Кошмаром, выбраться из которого ему скорее всего уже не удастся. Но он не достоин жалости. Ни жалости Лило, ни своей собственной. Он понимал, что делает. Именно он направлял свою руку, сжимавшую маленький нож. Отто мог сколько угодно винить обстоятельства, свою никчёмную жизнь, время, чуму… Но на самом деле виноват был лишь он сам. Вот и всё. Правда всегда была на поверхности, но он не хотел её замечать. Скрывался, бежал от самого себя. Бежал в Кьоль, надеясь на спасение в чудесном городе. Проклятом городе. Бесплатный сыр не бывает бесплатным. Напротив, он, как правило, оказывается дороже всего остального. Несравнимо дороже.
Отто всё равно дойдёт до конца. Хотя бы для того, чтобы увидеть, ради чего же сделал самую большую ошибку в своей жизни. Войдёт в Кьоль, если хватит сил. Достанет смелости. Если не придётся для этого превратится в чудовище, ещё большее, чем тот монстр, которым он уже стал. Впрочем, этого должно было оказаться более чем достаточно.
- Мне жаль, что ты ступил на этот путь. Мне жаль, что ты поверил в сказку. Мне жаль, что ты выбрал Кьоль, а Кьоль выбрал тебя. Ты слишком… человек. Для этой дороги. Для этих решений и поступков. Слишком человек…
О нет. Он отлично подходит для этих решений и поступков. Уже доказал это. Или… Всё же нет? Боль в плече отвлекала, пульсировала, то становясь сильнее, то убывая. Холод и влага, господствовавшие в воздухе этого мрачного леса, лишь усугубляли ситуацию. Рождали мысли о костре, спасительном пламени. Пламени, которое развеяло бы ночной мрак. Отогнало могильный холод, согревая уставшее тело. Рождая своим нестерпимым жаром мысли о возможности искупления. Очищения огнём. Если бы только можно было остановиться. Развести костёр. Сидеть на земле и смотреть, как огонь пожирает сухие ветви и листья, как весело пляшут беззаботные язычки пламени в ночном воздухе. Слушать, как весело потрескивают поленья в костре. Если бы только… Отто бы сидел и смотрел. Не обращая внимания на обступающий его со всех сторон ночной мрак. Не думая о тёмной громаде леса за спиной и тварях, в нём обитающих. Упиваясь иллюзией собственной защищённости, столь же притягательной, сколь и обманчивой. О’Рейли на мгновение закрыл глаза, почти почувствовав тепло огня, почти услышав то самое весёлое потрескивание. Воистину, огонь – одно из величайших достижений человечества. Признак цивилизации, отличающий людей от диких и жестоких зверей. Огонь очищает. Отто хотел развести костёр. Хотел так, как ничего не желал никогда прежде.
Все они… Все те люди, с которыми он здесь столкнулся. Наверняка, каждый из них совершил нечто ужасное, чудовищное. Теперь каждый ждёт награды за свой поступок. Ключа от ворот чудесного города. Награды! Отто хотелось расхохотаться. Оплаты, так будет вернее. Каждому из них страшно даже представить, что всё это – зря. Что никакое чуда не ждёт их там, впереди. Что вся эта история – лишь одна огромная ошибка. Они готовы на всё, ради того, чтобы произошло нечто, способное оправдать их поступки. Ещё недавно Отто думал точно так же. Теперь же считал иначе. Он явственно понимал всё это, ставшее вдруг кристально понятным при свете воображаемого пламени костра, которого никогда не существовало в реальности. О’Рейли смирился. Понял, что прошлое уже не вернуть. Осознал, что сделал то, что сделал. И согласился с тем, что впереди его не ждёт чудесного спасения.
- Путь назад есть всегда. – необычайно уверенно заявил он, обращаясь в равной мере и к себе, и к своей спутнице. – Зачем идти дальше, Лило? Почему ты так стремишься в Кьоль?
В глазах Отто плясал огонь, горевший лишь в его голове. Говорил он воодушевлённо и проникновенно. Так, как не мог говорить никогда раньше
- Ведь ты знаешь, что там нас ждёт. К чему этот путь? Все эти жертвы?
О’Рейли сделал шаг к ней и остановился. Реакцию предугадать было почти невозможно, но ему сейчас было действительно всё равно.
|
Сложно изменить то, что уже случилось однажды. Реальность крайне неохотно идёт на поступки, с остервенением борясь за каждое полученное когда-либо мгновение, за каждую жизнь, которая хоть ненадолго попала к ней в руки. Иногда во времени происходит сбой – явление странное и спонтанное, ставящее под сомнение основополагающие законы мироздания. Такой сбой не в силах учесть ни одна, пусть даже самая детальная и замысловатая система – люди, оказавшиеся во временной ловушке возвращаются назад, ускользая из цепких лап смерти. Сотни посетителей торгового центра «Август» уже погибли однажды, умерли, погребённые под тоннами железобетона или сгорев заживо в ослепительно-белом пламени. Но, спустя одно лишь мгновение, всё изменилось – те, кто были уже мертвы, вернулись к жизни, получая второй шанс. Всё не так просто. Подобные ошибки, пусть и возникающие до невозможности редко – не более чем ошибки. Ошибки, которые всё вокруг будет всеми силами стремиться исправить. Событие, уже произошедшее однажды невозможно отменить. Всё, что когда-либо случалось накладывает свой отпечаток на реальность. Отпечаток, избавиться от которого практически невозможно.
Элис.
Паника никогда ни к чему хорошему ещё не приводила. Стоит поддаться эмоциям, позволить страху и ужасу завладеть собой, как драгоценная попытка сгинет – люди попросту не поверят. Толпа вокруг останется всё столь же многоголосой и безучастной, лишь общий настрой окружающих окрасится в снисходительно-жалостливые оттенки. Полиция, которая, быть может, всё-таки прибудет сюда, чтобы расследовать это проишествие, ни на минуту не поверит в слова отчаявшегося человека. Действия копов, медлительные и лишённые всякого энтузиазма, подведут окончательную черту – здание снова взорвётся, в одно мгновение оборвав десятки человеческих жизней. Необходим был совершенно иной подход. Вместо того, чтобы взывать к безликой толпе, нужно обращаться к одному человеку. Человеку, который выслушает. Человеку, который возможно поверит. И, быть может, громила-охранник окажется именно таким человеком?
Звонок Мине. Выполненный исключительно хладнокровно и удачно. Действовать необходимо было быстро – разговоры о временной петле и готовящемся терракте явно не способствуют установлению доверительного контакта. Слишком велик риск, что подруга сочтёт всё это каким-либо розыгрышем, безобидной шуткой в отместку за опоздание. Просто попросить спуститься? Как знать, чем девушке приспичит заняться по дороге. Ты не имеешь права рисковать. Нужно действовать наверняка.
- Алло? – приятный и до боли знакомый голос раздаётся из динамика. Молчание, пока ты скороговоркой изливаешь придуманную на ходу версию.
- *****! – Мина очень любила свою машину, - Сейчас я ему…
Связь обрывается. Короткие гудки доносятся из трубки. Успех, по всей видимости, абсолютно достигнут.
Роджер в последний раз отхлебнул кофе, с сожаление смяв пластиковый стаканчик. Напиток автомат выдавал вкусный, зараза, вот только – в количествах, слишком уж заниженных по сравнению с выставленными расценками. От размышлений о достоинствах и недостатках установленных повсюду аппаратов его отвлекла девушка, которая обращалась, по всей видимости, именно к нему:
- Извините… сэр.
Сэр? Охранник не выдержал и широко ухмыльнулся – родился он в среднестатистической американской семье и до всяких там «сэров» не дорос ещё определённо. Впрочем, девушка старалась быть вежливой. А вежливость всегда подкупала Роджера.
- Да? – с плохо скрываемым интересом осведомился он. Громила гадал, какую же просьбу услышит на этот раз – быть может, у дамочки потерялся ребёнок, или пропала сумочка, оставленная где-нибудь несколько минут назад…
- Сэр, я хочу сообщить, что это здание заминировано. Оно взорвется через пятнадцать минут. Пожалуйста… вы должны вывести людей.
Такого поворота Роджер не ожидал уж точно. Поперхнулся, хоть с кофе и было покончено несколько минут назад. На его лице отразились следы кипучей умственной деятельности – здоровяк явно судорожно соображал, насколько достоверной может быть полученная информация и не розыгрыш ли всё это.
- Мисс. – начал он, не зная точно, как намеревается завершить свою фразу, - Если это какая-либо шутка, то вам лучше сказать об этом прямо сейчас. Если же нет… Откуда у вас подобная информация?
Кристин.
На этот раз решаешь звонить Грейс. Потому ли, что она более здравомыслящая и серьёзная из всей вашей компании? Или потому, что звонок Эмили не оправдал возложенных на него ожиданий? Так или иначе, спустя несколько гудков слышишь спокойный голос подруги:
- Крис. Извини, что не подождали. Эм сказала…
Что же сказала Эмили, ты так и не узнала. Тебе и не нужно было. Кристин, та другая Кристин, из прошлого, уже знала ответ. Слышала историю о баре и нестерпимой жажде. Нет, ты бесцеремонно прервала излияния девушки, заговорив сама. Пару раз всхлипнув. Для достоверности.
Сработало. И без того серьёзная Грейс в одно мгновение сделалась ещё более сосредоточенной:
- Да, конечно Крис. Мы сейчас будем, никуда не уходи.
Она так беспокоилась, что даже забывал сбросить вызов. Ещё несколько мгновений ты слышала приглушённые переговоры девушек, пока сама не нажала на кнопку с изображённой на ней краской трубкой. Они скоро будут. На этот раз их не задержит неоплаченный счёт и длинная очередь к терминалу. Взгляд, скользивший по чужим лицам в толпе, вскоре наткнулся и на знакомую жёлтую майку. Гарри уже сам шёл навстречу. Странная закономерность настораживала – что бы ты ни делала, где бы ни находилась, консультант всегда подходил именно к тебе и делал это примерно в одно и то же время. Быть может, вы знакомы? Нет. Или он какой-нибудь маньяк? Но при взгляде на приветливого парня эта версия также казалась совершенно неуместной.
- Вам помочь, мисс? – не единожды ты уже слышала эту фразу. Сам Гарри казался уже как минимум хорошим знакомым – тем более жутко и неправильно смотрелась вежливая улыбка на его лице. Консультант определённо впервые видел эту девушку.
Джейн.
Опять. Зал ожидания. Люди снующие вокруг. Гамбургер, сующий свои листовки. Расстёгиваешь сумочку, извлекаешь оттуда небольшую видеокамеру. Начинаешь снимать, крутясь вокруг своей оси. Ловишь на себе непонимающие взгляды, но разве это имеет значение? То, что сейчас выглядит непонятно и несколько глупо, в будущем станет записью, которая обеспечит тебе дорогу вверх по карьерной лестнице.
Орлен.
Ты сам толком не понимал, зачем возвращаешься в торговый центр. Быть может, в бедном студенте проснулся герой, возжелавший спасти от смерти десятки людских жизней? Или ты поступаешь так потому, что именно подобный поступок социум позиционировал бы как правильный и единственно возможный? Даже если вдруг удастся найти бомбу, то, чёрт побери, что делать с ней дальше? Наугад перерезать один из непременно торчащих проводов, как это делают крутые парни в фильмах? Или привести кого-нибудь с табличкой «Security» на груди и тыкнуть носом в обнаруженное взрывное устройство? Впрочем, ты понимал, что навряд ли это будет просто. Туалеты третьего этажа не принесли никаких неприятных сюрпризов – ни в кабинках, ни даже сливных бачках не обнаружилась совершенно ничего подозрительного. Уже начиная осознавать, насколько тщетны и безнадёжны эти слепые поиски, ты забрался на один из унитазов и заглянул в вентиляционное отверстие. Во тьме по ту сторону пластиковой решётки что-то было. Какой-то свёрток. Или это всего лишь игра света для глаз, не привыкших ещё к царившему в уборной полумраку.
Ким.
Это было непросто. Несмотря на всеобщую доступность данных такого рода, из-за обилия мусора, собранием которого, по сути, и являлась всемирная сеть, выцепить оттуда что-то действительно важное оказалось достаточно проблематично. Но вполне возможно. Девочка, сидевшая рядом с ним, самозабвенно поедала свою порцию мороженого, нисколько не заботясь о скучных вещах, которыми занимался её отец. Ребёнка мало волновали однообразные буквы и цифры на экране твоего телефона – она не переставая вертела головой, стараясь, чтобы в памяти отпечаталось как можно больше образов этого замечательного дня – торговый центр сиял, люди вокруг шумели и разговаривали, а витрины небольших магазинчиков пестрили самыми разнообразными товарами. Одна из них особенно привлекала внимание девочки – на полках за стеклом были аккуратно расставлены самые разнообразные игрушки, начиная от моделек и маленьких пистолетов и заканчивая куклами и плюшевыми медведями. Миранда ничего не просила, нет. Просто не отрывала взгляда от магазинчика с детскими товарами, надеясь, что отец сам сделает правильные выводы.
- Вы позвонили в … - раздался мелодичный женский голос в трубке.
Да-да-да, ты отлично знал, куда позвонил. Уточнять было ни к чему. В ответ на твою тираду, девушка по ту сторону всё столь же спокойно, но уже несколько раздражённо повторила:
- Пожалуйста, назовитесь и сообщите цель своего звонка.
|
Тихий стук копыт по ковру, тишина. Перекрученные фигуры манекенов. Пустота, которая заставляет быть настороже и не зря.
Опустившуюся решетку за спиной отмечают первой, что странно, ведь они уже в просторном помещении, разительно отличающемся от того, что можно было бы увидеть внутри циркового шатра. Высокий потолок, витраж, стены, пусть и из дерева. Густав понимает, что не подвело его ощущение, не обознался, однако, что с того? Какая радость от всего этого знания, если ты уже оказался заперт в ловушке.
Однако же, Густав был не из тех, что роняет слезы и пускает сопли попав в трудное положение. Он из тех, кто ищет возможности, которые можно претворить в жизнь. Так и здесь, он первым же делом отметил, что стены - дерево, не камень. А значит добрая сталь меча и топора вкупе с силой наемника могут принести какой-то и результат. Окно легко разбить - витраж вещь очень хрупкая. Хотя окно и высоко находится, но никогда не стоит отметать один из шансов.
Решетка - вот что больше привлекло внимание Густава. Это не каменный замок и позади не та отвесная решетка с прутьями в руку взрослого мужчины, которая покоится в глубоких пазах. Немало таких довелось повидать Кроцу, немало и взламывать, на что наука требовалась и очень-очень много времени.
- Плащ мой берите, - коротко сказал мужчинам, что стояли рядом с ним. Пусть не воины, но должны соображать головой, что из западни нужно выбираться как можно быстрее. - Кожа, крепкая. Пластаете на два-три лоскута и к лошадям привязывайте. Вырываем решетку и уходим назад - так будет лучше.
Отдав немудреные указания, Густав, наконец, обратил внимание и на врага. Он его не сразу заметил. Отказывались глаза как-то этот пустой доспех, будто бы изнутри факелом, или лампой масляной подсвеченный, воспринимать как противника. Но, видно, не кончилась бесовщина проклятым городом и бродящими мертвецами, будто кто-то решил на старости лет заставить Густава Кроца в чудеса нечестивые поверить. И к вере обратить разочаровавшегося безбожника-крестоносца.
Хмыкнул он на такие мысли странные и за бечеву потянул, которая оплетала тот самый длинный светрок, притороченный на боку у вороного коня. Два узелка, хитрые, потянешь - бечева и разойдется, но только если вместе их тянуть. Скинул на грязные цирковые ковры промасленные холсты, которые влага не брала.
И оказался в руках у Густава тускло блестящий гранеными боками пехотный штуцер армии Императора-государя. Зубами пробку выдрал из гора с порохом, который с пояса сорвал. Пальцем отвел курок до щелчка, в металлическом клюве которого кремень светлый был зажат. Сыпанул пороха на полку и взял точный прицел, уперев приклад тяжелой и железной бандуры в плечо.
- Похыхыхаи, паххуга, - пробормотал невнятно из-за пробки. Прищурил глаз и на спусковую скобу нажал. Пуля-то у него всегда в стволе вбита, вместе с пыжами и пластырями. Потому как эту нарезную мортиру Густав всегда держал готовой для особого случая. Досталась она ему словно чудом. Не раз думал наемник, глядя на то, что тяжелая пуля в ноготь его большого пальца (а руки-то у него ого-го какие) делает с людьми и природой - кабы такие стволы им в Святую землю, то не сарацины бы победу праздновали. Праведники со всего честного мира пускались бы в паломничество, чтобы святым мощам и реликвиям поклониться.
Ну, а теперь Густав решил посмотреть, как долго может хихикать этот мерзкий клоун, который висел на прутьях на другом конце зала, будто мавританская мартышка, когда ему прилетит такой подарок из свинца.
- Поглядим, - вторя своим мыслям сказал наемник, вытаскивая пальцами бумажную пулю и проталкивая в ствол ружья.
- Поглядим.
|
|
|
Какова жертва, Ата? Какова жертва, чтобы добраться до Кьоля? Ты думал, что нужно лишь отдать жизнь близкого своего и путь в Кьоль будет открыт. И насколько же ошибся ты, Ата. Ибо Кьоль ненасытен. Одной жертвы недостаточно. Он как жестокий языческий бог, что с окровавленными губами шепчет "смерть". Он жаждет жертв. Он жаждет жизней.
Сколько он уже забрал? Сколько душ погубило это проклятое место? Спаси душу, Ата! Спаси себя!
Но не услышишь. Ты застыл. Не моргаешь. Смотришь на кровь, что разливается бурым пятном по траве. Даже не успел понять, откуда появился вожак. С трудом понимаешь, кто сейчас погиб. Знаешь лишь, что это новая жертва. И бог теперь довольный гладит свой грязный, покрытый волдырями живот. Ладонью вытирает губы. И обнажает свои острые, грязные зубы.
Насытился лишь на время. Но вскоре он потребует еще. Как долго продержишься ты, Ата? Погибло уже двое. Знали ли они, что души их отойдут, так и не очистившись от греха? Знали ли они, что перед смертью не успеют исповедаться и Царь Дьявол встретит их с распростертыми объятиями?
Трудно чувствовать жалость к человеку, чьего имени ты даже не знал. Трудно чувствовать жалость к человеку, что скорее всего бросил бы тебя, убил бы, если бы ты, Ата, встал между ним и Кьольом. Не любишь ты это чувство- жалость. Не пожелал бы, чтобы кто-то чувствовал жалость к тебе. Нет. Иное происходит в душе твоей.
Ты уважаешь павшего человека, как воина. Он не запятнал свою честь. Он браво дрался рядом с тобой. Он, как поверженный крестоносец-иноверец, что с отрубленной рукой, истекая кровью, ругал тебя всеми возможными словами и старался достать здоровой рукой.
Этот человек, чье имя останется для тебя загадкой, пал, оставив честь воина незапятнанной.
Теперь твоя очередь, Ата. Что ты будешь делать? Сбежишь, как последний трус, пытаясь жизнь свою поганую сохранить? Или будешь драться? Умрешь, но закончишь дело, что начал тогда на поляне.
И смотришь ты в глаза зверю.
- Beni hatırla, ucube?,- ты достаешь из ножен ятаган,- En başladığımız işi bitirelim.*
Другой рукой достаешь топор.
И клич боевой вырывается из груди. Тот, что кричали вы, когда шли на крестоносцев. Тот, что кричишь и ты, привыкший уже. Восславляя Бога исламского, Аллаха.
- Allahu ekber!**
-
очень атмосферно, качественно, с удовольствием читаю
-
Мощно. Сильный пост. Зацепил.
-
Красиво же
|
Время. В стенах Гертрама оно приобретает особый смысл.
Порой, его ход измеряется слабой пульсацией крови, в положенной под голову кисти.
Иногда, время измеряется болью, что растет под кожей, с проникновением нового миллиметра раскаленной иглы…
Порой - это океан кошмаров, в который ныряешь каждую ночь.
А иногда, оно будто перестает существовать, превращаясь в вечность. Маленькую вечность, между каждым ударом плетью по голой спине.
Ильва
Сколько прошло после пробуждения? Может быть час, а может - всего пара минут.
Резко звякнула дверь в далеке, и стали слышны приглушенные голоса.
- …миссар… мало… - из потока бессвязного бубнежа, иногда прорывался какой-то смысл, - …рано ее…
- Молчи.
То ли, второй голос был сильнее, то ли говорившие подошли уже достаточно близко.
- Эту суку мы должны были сломать еще две недели назад. Проверка нас распнет, если мы не покажем результат.
- Д-д-да давай ее п-прикончим, и скинем с обрыва? П-просто не будем о ней вэ-вспоминать.
- Рехнулся?! Тут такая отчетность, каждый мельтарум на счету. Она уже во всех записях отмечена, а там печати. Если всплывет, что мы просрали ее, прилетит еще сильнее.
- Ну р-ра-раз ты такой умный, давай сам пэ-па-предлагай! Я не хочу стать соседом сэ-собственных заключенных. У меня, с-сам знаешь, две дочки.
- Да плевое дело, гляди, - голос стал говорить чуть тише, - Просто подправим даты. Мол, пришла к нам недавно, еще работаем над ней. Там в двух документах всего, я смотрел уже. Исправить не трудно будет.
- А если пэ-поп…
- Да не попадемся! Блин, ты че ссышься-то?!
- Не л-люблю эту д-д-дрянь… она вчера ржала на п-порке… от нее прямо исходит что-то… злое…
Второй человек фыркнул, и дернул затвор. Дверь распахнулась, ослепляя тусклым светом почти потухшего факела. Черная фигура возникла в проходе. До боли знакомая… Гайсет.
- Ну здравствуй, котенок… - проворковал он, обдав девушку мощным потоком собственной похоти, - Будем драться, или спокойно пойдем?..
Гайсет любил задавать тупые вопросы. Более мерзкой твари эти стены еще не видели. На первой порке он слизывал слезы Ильвы с уголков ее губ. Его прогнившее дыхание иногда возвращалось к ней в кошмарах…
Не дожидаясь никаких знаков со стороны пленницы, Гайсет отстегнул от стены ее цепи и дернул на себя, привлекая ближе.
- Пойдем, я покажу тебе твой новый дом… Помоемся… Скоро на тебя придут смотреть, ты же хочешь быть красавицей?..
Кивнув головой своему спутнику-увальню, он позволил тому подхватить девушку, и закинуть ее на плечо. Не было времени волочь за собой это ослабшее тело.
Берит
- Берит Фахтор, или как там?..
- «Не надо, не надо, я вовсе не он!» - мерзким голоском передразнил второй тюремщик, и два бугая заржали в голос.
Шел четвертый месяц заключения. Известный мятежник, и Самый Опасный Преступник, Берит Фахтор ежась от холода, гордо встречал все насмешки, которыми его осыпали имперские псы.
- В этом нет ничего постыдного, сынок… - хриплый голос раздался из соседней камеры, и на свет факелов показалось бородатое лицо, испещренное тысячью морщин, - От боли мы все теряем рассудок…
Гарольд Фахтор, так же, известный как «предатель родины», и по-совместительству дядя Берита-мятежника, в отличии от своего родственника отбывал уже пятый год в стенах Гертрама. Всех узников, с клеймом на шее «М» - мятежник - подвергали регулярным пыткам, и он-то лучше многих знал, что испытывал несчастный юноша, в такие минуты.
- А вы по делу господа, или просто решили почтить нас своим присутствием?
Мужчины уставились на на старика, и один мерзко осклабился:
- К нам едет комиссар из Дельтула. Большая шишка. Проверяет форт, а заодно собирается прихватить с собой в столицу двух еще более известных господ.
Охранник игриво указал пальцем на Берита, а затем, издавая мерзкое «пум-пум-пум», перевел тот же палец не Гарольда.
- Сатийская Площадь ждет своих героев!
Берит знал, что такое «Сатийская Площадь». Главная площадь столицы, где на эшафоте расстаются с жизнью самые известные преступники. Вот, в чем дело. Не суждено ему сгнить в тюрьме, или сгинуть в овраге. Его судьбой было эффектно сдохнуть, в назедание другим!
- О, о, о! - подхватил второй стражник, тот самый «пародист», - Уже слышу, как он будет плакаться на плече у палача: «Я не Берит, я не он! Уууу!». Все бы отдал, лишь бы на это поглядеть!..
Мужчин вели через бесконечные коридоры, в восточное крыло тюрьмы.
Чтобы отбить вонь, которая въелась в их тела за пребывание в Гертраме, их окатили ледяной водой.
«Бережем бесценный нос столичного чиновника!» - весело прикрикнул один из сопровождающих, вдарив в обнаженное тело Берита лишней порцией влаги.
Помещение, что должно было стать главной «приемной» для посла, больше походило на зоопарк. Главная клетка, предназначалась, разумеется, Гарольду Фахтору - Преступнику Номер Один. За то время, что их вели, он постоянно повторял, что народ не позволит убить «своих глашатаев», что народ восстанет, только лишь Берит и Гарольд взойдут на эшафот. Было ли дело в холоде, или же истинный ужас поселился в сердце старого мятежника, но голос его дрожал, и с трудом удавалось поверить в сказанное.
Замки были весьма хитроумными. Политзаключенных держали за особыми дверями, которые помимо ключей, были заперты еще и рабами-мельтарумами, беспрекословно выполняющими приказы охраны. Открыть такую дверь мог лишь «совершенный» и то, если бы обзавелся ключом.
К слову о совершенных. Спустя какой-то срок, в камеры привели еще троих. Молодого мужчину, безумно повторяющему одно и то же, женщину с фиолетовыми волосами и девочку, лет двенадцати. Всех троих объединяло одно: глаза, цвета золота.
Все мельтарумы, не считая ребенка, были так же обнажены. Видимо, малышка поступила совсем недавно, поскольку ее решили не мыть. Румяные щечки, и страх в глазах явно говорили о том, что она в этом месте не дольше одного дня…
Каждого затолкали в отдельную камеру. Спустя несколько секунд раздумий, один из охранников решил все-таки отнять у юной волшебницы ее куклу, посчитав подобную вещь роскошью.
- Люблю тебя такой… вся влажная, как клубничка под росой… - какой-то мерзкого вида тип, припал лицом к клетке одной из пленниц, нашептывая той гадости, - Вот проверка уйдет, и мы с тобой славно повеселимся, малыш…
- Гайсет, отвали от клетки, кретин! - гаркнул начальник тюрьмы, достопочтенный Куинс, - Это все, кого хотел видеть комиссар?..
- Так точно, милорд, все кто был указан в списке, и неполоманные мельтарумы.
- Отлично… - пробубнил Куинс в усы, и пару раз кивнул головой, - Отлично… приглядывайте за ними, ненавижу этот кавардак с переселением!..
Отдав последнее распоряжение, мужчина вышел, уводя с собой похотливого охранника, и вечно хохочащих тюремщиков Берита.
В создавшейся тишине был лишь слышен тихий скрип сапогов оставленных гвардейцев, и раздражающий стон мужчины:
- Не бейте, не бейте, не бейте, не бейте, не бейте…
|
Бойцом Артур не был никогда. За всю свою жизнь ни разу не дрался по-настоящему. Как-то не приходилось – в обществе, где рос Денвер, физическое насилие было едва ли не последним методом разрешения конфликта. Но не был он и трусом. Спокойно выдержал взгляд выступившего вперёд паренька, который тоже не особенно походил на опасного противника – скорее дерзость и отчаяние, чем храбрость и уверенность в себе, побудили его на столь решительный поступок. Артур молча слушал сбивчивый рассказ учёного, периодически перебиваемого другими членами небольшой группы, и размышлял. Слишком много информации вдруг выплеснулось на него, чтобы осмыслить всё это и сориентироваться достаточно быстро. Значит, та планета… Она обитаема. Более того, если верить этим людям – то идеальна. Лихард сказал, что они вызывали сюда все корабли. Эта мысль, пусть и несколько идиллическая и отстранённая, вызывала некое удовлетворение. Она содержала в себе отпечаток безоблачного прошлого, след старой Земли – при мысли, что все его друзья и знакомые прибудут сюда, на эту небольшую планету, краешки губ непроизвольно приподнимались в улыбке.
Артур усилием воли заставил себя вернуться в реальность – если верить словам стоявшего перед ним человека, то опасность отнюдь не миновала, и чрезмерно разыгравшееся воображение может сыграть злую шутку с жизнью чудом избежавшего смерти человека. Он всё так же внимательно слушал, переводя взгляд с одного лица на другое. Денвер видел, что ему удалось пошатнуть и без того неустойчивый самоконтроль Класилды – женщина явно была ошарашена внезапным натиском. Впрочем, отношение Артура к ней несколько изменилось, когда он услышал о смерти её мужа. Золотое кольцо на безымянном пальце внезапно предстало перед ним в совершенно ином оттенке – не символ брака, мероприятия, по мнению Денвера, едва ли не абсолютно бессмысленного, но память, напоминание об человеке, который уже не вернётся никогда. Перед глазами вновь предстала Криста, скорчившаяся на полу в нескольких метрах от саркофага своего брата…
Артур слушал и не верил, что экипаж целого корабля не смог остановить одного единственного человека. Что позволил тому запустить какой-то вирус во все капсулы. Что люди просто бегут от этого создания, в надежде, что оно само по себе задохнётся в абсолютном вакууме. Что же было такого чудовищного в этом Стиве, что одно его имя заставляло взрослых людей дрожать от страха? И можно ли было считать разумным решением отправиться туда, где, опять же если верить словам учёного, бесследно пропала хорошо экипированная и вооружённая до зубов экспедиция? Поступок Кристы в одно мгновение положил конец сомнениям Артура – девушка вырвалась вперёд, несильно толкнула в грудь Лихарда, необычайно эффектная в своём праведном гневе. Обстановка накалялась. Разговор уже вёлся на откровенно повышенных тонах – отголоски людских криков эхом разносились по молчаливым коридорам. Артур поёжился, внезапно осознав, насколько яркой и доступной мишенью являются они сейчас для неведомых существ, наверняка скрывающихся где-то неподалёку во мраке…
Каждый из них был прав по-своему. И Криста, и сам Артур находились в этих проклятых капсулах, но, по каким-то причинам, остались в живых, выработав иммунитет к запущенному в систему вирусу. Не было никаких гарантий, что подобным образом не повезло кому-то ещё. Артур Денвер не задумываясь согласился бы с Лихардом, предпочтя поскорее покинуть корабль несмотря ни на что. Но Артур Денвер, к собственному удивлению обнаружил, что прячется где-то на задворках сознания, около воспоминаний о далёком существовании на довоенной Земле. Мужчина, находившийся сейчас на умирающем космическом корабле, понял, что ему не совсем безразлична судьба всех остальных… Или… Ему не безразлично то, что это волнует Кристу? Лихард схватил девушку за руку и сжал тонкое запястье. По всей видимости, сжал слишком сильно – тишину разорвал приглушённый вскрик.
Артур понимал, что скорее всего, парень не хотел причинить ей вред. Что это – наверняка всего лишь случайность, вызванная нервами и переизбытком эмоций. Но, невзирая на все доводы разума, не слишком эмоциональный обычно Денвер, сейчас просто взбесился. Слишком много образов, в каждом из которых преобладал кровавый кармин, всё ещё стояли у него перед глазами. Слишком хорошо он понимал эту девушку, слишком странные эмоции испытывал по отношению к ней. В несколько коротких шагов разорвал разделявшее их расстояние, и резко, без замаха ударил Лихарда по лицу. Костяшки пальцев отозвались неожиданно резкой болью, заныли мышцы плеча, не слишком привычные к подобным телодвижениям. Оставалось надеяться, что отсутствие практики не слишком пагубно скажется на результате.
|
- Вы… вы видели, какой он жуткий? – ошарашено оглянулся я, не скрывая страха. – У меня аж мурашки по коже!..
Я откровенно задрожал, от пяток до макушки, а затем весело захихикал.
- Вот это потрясающе! А вы бы смогли за три фразы произвести такое впечатление, а? Пошли внутрь, скорее! Уверен, если у них такой фрик на входе, то и внутри немало ублюдков.
Я во многом сейчас понимал Эми – после этого унылого города, зажатого меж квакающей грязью внизу и хмурыми, тяжелыми тучами наверху, цирк казался сгущением всего самого интересного, что здесь можно было встретить. А я по такому уже давно истосковался.
Признаться честно, за последние часы я заметно повеселел. Тому здорово поспособствовала Виранта, занявшаяся по дороге уходом за моими ранами. Она ехала верхом на своем жеребце, которого звали, кажется, Мел, и с усердием приматывала мои распухшие пальцы к каким-то палочкам какими-то тряпками. От нежности женских рук и искренней заботы боль совсем прошла, сменившись теплом в душе и искренне положительным настроем.
Она и правую руку чем-то обработала, замотав так же тщательно другой чистой тряпкой, и я теперь чувствовал себя старой прохудившейся бочкой, многочисленные дырки которой сердобольный пивовар ласково залепил смолой. Я как-то растерялся, пытаясь придумать, как отблагодарить за все это девушку (до трактира и сухих комнат было далеко), а потому попытался поднять настроение всякими историями…
Виранта тоже оказалась неожиданно разговорчивой и поведала мне о своем родном городке Андербен (да, даже тихий и уютный городок немцы называли, словно механизм для пыток еретиков). Как выяснилось, ее мама была травницей, а отец – алхимиком, что имело большое значение, хотя я и не понял какое. Они ее научили всяким полезным делам, благодаря которым она так ответственно мотала мне пальцы, да еще и болтала со всеми полагающимися дифирамбами, как принято на том свете. Это потому что ее мама работала служанкой в богатом доме – там и набралась путного.
Я в ответ рассказал одну из лучших своих историй: как мы с Хаусграйвсандером переодевали в усмерть пьяного Уилла в женское платье, и как тот потом лихо выкрутился. А потом наш разговор перескочил на аристократию, и Виранта сумела меня действительно поразить.
Оказалось, что из всех тех привилегий, вольностей и возможностей, что давало благородное происхождение, леди больше всего мечтала о книгах и образовании в Университете. Вы только представьте! Деньги, женщины, золото, шелк и бархат – а ей хотелось читать книги! И я, впечатленный этим, крепко задумался… Ведь я видал, и не раз, как простолюдины, увлекшиеся всеми этими пыльными томами, вдруг пробивались куда-то дальше. Становились богатыми, у них определенно прибавлялось толка в голове, и их жизнь менялась.
И эта была не одна история – я знавал таких много. Может, и мне стоило не терять жизнь даром?
Но… как только я представил страницы и страницы… Все эти заумные фразочки, великолепный строй мыслей и невероятно глубокие метафоры… Нет, вы не поняли – совсем глубокие. Такие, что вы потом две недели пытаетесь от них отбрехаться при помощи виски. И вот когда я все это представил, мне вдруг стало не по себе. Так тоскливо, грустно и одиноко… Что я попросту выкинул эту идею из головы. Неудачная.
У старины Уилла лучше получалось с ними обращаться, да и свои книжки он писал недурно – и почитать их было очень даже весело.
Но вернемся к Виранте – она меня действительно этим поразила, я вдруг ею всерьез заинтересовался. Она показалась мне умной девушкой… Робкой, стеснительной, но полной живой мысли и сложного строя рассудка (как любил выражаться Уилл). И, может, я бы успел узнать еще побольше, если б не стал уже падать в обморок.
Всю дорогу я брел пешком рядом с Мелом и Вирантой, что на нем сидела. Живот мой был пуст, фляга того сундука на ногах – тоже, а силы меня покидали с каждым шагом. А она что-то рассказывала, про сына мясника, который дразнил ее за рыжий цвет волос (никак влюблен был по уши), про то, как он к ним сватался, а потом как его побил Вирин брат, про то, что у них была кошка, жравшая крыс, а потом ее потравили, а потом пришла чума и все начали умирать…
А потом она предложила мне сесть в седло.
Нет, Виранта предлагала и до этого, много раз, но мне не хотелось заставлять девушку брести по этой грязи, пока я буду гордо восседать на Меле, словно какой-нибудь надменный дворянин. Мою Тряпку занял бард (его звали Раймунд, как я успел узнать), и он бы сам вообще не дошел, а огромная детина Веги определенно делилась с другими только пойлом, да невеселыми историями о чьей-то смерти от его рук.
И потому к определенному моменту я уже немного потерял нить происходящего и готов был ударить в грязь лицом. В прямом смысле. И когда заботливая девушка снова предложила мне свое место, я лишь благодарно кивнул. В конце концов, целый день в седле ей тоже, наверное, было не очень интересно сидеть. Ну, я надеялся.
Зато когда мы уже подъехали к цирку, силы ко мне вернулись, и я, энергично спрыгнув с Мела и пискнув от боли в груди, подошел ко входу первым:
- Ну что? Идем? Уверен, у них даже есть двухголовый дядька! Или тетька. Без двухголового они б тут не протянули… Никак, - я уверенно покачал головой. Во мне вдруг проснулось невероятное любопытство.
|
|
Пока были еще не упокоены оставшиеся гости, пока Вега размышляла над тем, что им делать дальше, Густав принялся заниматься сугубо личными делами. Для начала подобрал свою флягу, поболтал ею в воздухе, прикидывая, все ли вылакал этот самый граф. Вроде бы еще что-то оставалось внутри, так что наемник подставил свою руку и полил из горла крепким алкоголем ту легкую рану, которую оставили зубы противника. Мясо будто бы загорелось, но Кроц знал, что это хорошо. Давным-давно один ученый сарацин, пленный, пытался ему что-то растолковать, почему так, но все, что отложилось в голове бывшего крестоносца - кому-то там в ране спирт не по душе. Так что он стерпел, стиснув зубы, даже зашипел, как можно было бы подумать.
Промыв крепким алкоголем рану, он принялся ее перематывать извлеченными из сумки чистыми лоскутами. У него всегда запас был, а как же! Сделать подушечку, тоже смочить из горла, приложить к ране. Потом обмотать накрепко несколькими чистыми полосами, затянуть. Вокруг Густава теперь одуряюще приятно пахло медом и травами, будто он беглый пасечник.
Тем временем остальные так или иначе разделались со своей компанией. Наемник это отметил, по той причине, что можно было не опасаться нападения с тылу, тем временем как облачался в свои разномастные доспехи. Одно, второе, тут прицепить, здесь перетянуть. Почти не заняло времени даже. Застегнул свой горжет и кивнул на слова Веги, что, мол, лошадей надо проверить.
- Тоже дело. Хотя мой вороной обучен конокрадам головы копытом пробивать и в бою лица обгладывать - супротив такой толпы уж не знаю.
"Вроде ведь не привязывал его", - подумал Густав. Он и впрям не всегда привязывал коня, потому как тот был скотиной умной и понимал, что без него, Густава, долго не протянет его лошадиная башка. Либо украдут, либо на кровяную колбасу пустят. Зато когда такие стоянки, не слишком безопасные, не привязанный он хоть маневр получал.
Вот о чем думал Кроц, распределив свое оружие по местам и попрыгав на месте. Кто умный, тот знает - так проверяют, кабы не звенело что, не гремело. А то и подтянуть надо покрепче. Побежишь куда - мало того, что греметь, как телега старьевщика начнешь, так и потеряешь чего важного по дороге.
Накинул на себя все свои сумки и свертки, что уж и человека под ними не видать, а затем и к выходу подался. Пистолет зарядил, в руку взял, чтобы можно было и выстрелить сразу в кого-нибудь опасного. Не очень ему нравилось, что Вега с мальком вперед него пошла за крыльцо. Неразумно это, когда наниматель считает, будто его телохранитель - маг и кудесник, посему можно в омут с головой нырять или в самое полымя нагишом соваться.
|
|
Арно дернул рукой, уставившись в ночную тьму.
- Посмеет ли сунуться, в одиночку-то?.. - спросил он, не отрывая взгляда от леса. Отчего-то казалось, что посмеет. И сунется. Эти твари лишь отдаленно напоминали настоящих зверей. Кто знает, может им и огонь не страшен?
Вопреки пожеланиям француза, женщина помогла себе сама, и даже сама предложила помощь. Помедлив с просьбой, мужчина так и не посмел раскрыть рот, поскольку усатый воин уже принял ее предложение. Устало уставившись на саднившую ногу, Арно предпочел ее все-таки не тревожить лишний раз самостоятельно. Сил не было позаботиться даже о себе, что говорить о том, чтобы проявить заботу по отношению к другим? А она проявляла...
Странно это было. Сейчас, когда гонка за жизнь немного сбавила обороты, Арно смог уделить больше внимания своим случайным спутникам. Зацикленый на себе, и на своих амбициях, он даже не успел задуматься о том, что все эти люди так же ищут заветный Кьоль. И каждый, видимо, заплатил свою цену...
Пит. Англичанин, похоже?.. Выглядит, как славный малый. Не могучий воин, и даже не боец. Кого ты убил, Пит, чтобы забраться так далеко?.. Жену? Брата?..
Ты вонзил им нож в спину, не дав возможности осознать свое предательство? Или сделал это открыто, следя за ужасом в глазах, пока жизнь медленно покидала тело?..
Щелк!..
Мужчина поморщился.
Негр. Изуродованный, искалеченный. Забавно, неужто у такого зверя нашелся тот, кто был ему особенно дорог?.. Еще смешнее было представить его мечту. Что нужно такому человеку больше всего на свете? Алкоголь? Тысяча девственниц?
Как сложно судить по людям, исходя лишь из их внешности... Арно не мог представить, что такой благородный с виду воин, мог бы предать родного человека. У усача был некий стержень, был какой-то... Отголосок добропорядочности, даже в том, как он держался. Неужели, и он?..
А эта девушка?.. С деловым видом, она помогает другим. Ей не впервой. Кем она была в прошлой жизни?
В памяти всплыла картинка, ее суетливо вытираемых рук. Она так же вытирала нож, убив того, кто ей был дорог?.. Арно всегда с почтением относился к женщинам, и мысль о том, что она такая же, как и они, до боли сжимала сердце.
Кто пал от твоей руки?.. Муж, отравленный настойкой? Дитя, задушенное в колыбели?
От предположений становилось тошно. Не хотелось думать об этом, но сознание было не остановить.
В этом было что-то не правильное, неестественное. Женщины не должны отнимать жизни.
Арно ни разу не поднял руку на женщину.
Пока не поднял...
Каждый был запятнан предательством.
А предателям в аду было особое место. Девятый круг, подле Иуды и Кассия... Сам Люцифер был низвергнут туда...
Лукреция восхищалась "Божественной Комедией", и довольно часто любила читать ее своему безграмотному мужу. Думала ли она, что выдумка поэта обратится былью?..
...Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу...
...так горек он, что смерть едва ль не слаще...
Вот лес, и волчицу французу уже довелось повстречать. Кто дальше? Лев, пантера?..
-
Жаль, что так вышло. Спасибо за игру!
-
Ты был прекрасен. Так жаль Т_Т
Спасибо за игру.
Ох, как жаль Т__Т
Ушла напиваться с горя.
|
|
Хромой. Давно уже хромой. Травма, что получил ты в том бою часто давала о себе знать. Ты помнишь, как нога твоя звенела болью, когда в поход болгарский вы пошли. Ты помнишь, как двигаясь, будто подкошенный, ты с ятаганом наголо шел на казаков. Ты хромой.
Но теперь хромаешь ты не потому. Рана, оставленная чумным уродом, не дает тебе покоя. Опираться на ногу трудно, но ни стона не услышат от тебя твои спутники. Гордость? Сила духа?
Все это иллюзия, Ата. Нет никакой разницы меду тем, будешь ли ты хранить молчание или же дашь волю своим эмоциям. Но все равно молчишь. Принципы не дают шагнуть ни в лево, ни в право.
Ты чуешь его. Нет, не слышишь, не видишь. Но чуешь, словно ты сам- волк. Ты чувствуешь его взгляд, его присутствие. И гордо поднимаешь голову. Ибо собаки чувствует страх своей жертвы. А этот монстр- собака. Обычная собака.
Да, тебе нравится думать об этом. Он пес для тебя. Не думаешь о нем, как о волке.
Лишь паршивая псина, что умрет от твоего ятагана.
А может умрешь ты?..
К озеру подошли. И оно напомнило тебе о нуждах. Естественной нужде, нужде в пище, в воде. Даже лучшие воины не обойдутся без питья. Даже лучшие воины- люди.
- Костер разводить будем?,- услышал ты вопрос бородатого мужчины, что говорил с неизвестным тебе акцентом.
Да, костер нужен. Нужно тепло, нужен огонь, чтобы еды приготовить.
- Мы знаем, что он рядом,- говоришь ты, стараясь, чтобы услышал каждый,- Но мы не можем постоянно пребывать в страхе. Мы- люди, а не големы, созданные из грязи. Как сказал король этой страны: война войной, но обед по расписанию. Мы должны поесть, попить и отдохнуть.
Ты посмотрел на уставшие лица своих спутников. Не должны- обязаны. Потому что уставший воин не готов к битве.
- Мы не позволим чудищу держать нас в напряжении, ибо тогда он будет победившим.
- У меня есть немного овощей и вяленого мяса с несколькими флягами воды. Можно приготовить и суп,- достаешь суповой котелок, с которым никогда не расставался.
- В конце концов, нужно справить нужду,- говоришь ты напоследок. Как говорил своим солдатам, янычарам, перед походом.- Будем стоять по очереди на карауле. Не позволим ему застать нас врасплох.
Смотришь на женщину, что предложила помощь.
- Я не откажусь,- говоришь с благодарностью ты ей.
|
С помощью Арно Пит наложил шину на травмированную руку. Результат получился не очень, но на первое время хватит - по крайней мере ветки не расползались и прочно фиксировали предплечье. Спешно собравшись, отряд незнакомцев отправился в никуда, надеясь подальше уйти от опасности. Всю дорогу Браун шел молча и все время нервозно озирался в сторону вожака волчьей стаи, преследующего людей. Неведомым образом Пит знал, где находится зверь, даже если его не было видно. Он даже пробовал зажмуриться на несколько мгновений, рискуя сломать шею, запнувшись о что-нибудь, но все равно угадывал, нет - чувствовал передвижение вожака. Это было очень странно и жутко, но в то же время действовало на англичанина успокаивающе - приятно знать наверняка, где твой враг, а также то, что он держится на расстоянии и пока не предпринимает никаких попыток отомстить за своих павших братьев.
Когда отряд дошел до поляны у озера и решил остановиться, Пит повалился на землю неподалеку от Арно, вздыхая с нескрываемым облегчением. Конечно, если бы можно было идти дальше, он бы не жаловался, но раз такой возможности не представляется, почему бы не насладиться отдыхом? Пусть и таким тревожным.
Рука постоянно ныла, но было похоже, что травма не слишком серьезная – достаточно лишь длительного покоя, и она заживет. Кому-то повезло меньше – открытые раны, вызванные больными волками, не сулили ничего хорошего. Может обойтись простым повышением температуры, если на зубах и клыках этих тварей не было ничего сверхъестественного, а может случиться что-нибудь очень страшное. В такие времена, когда легенды и сказки вдруг оказываются былью, произойти может что угодно.
Размышляя о всяком, Пит осторожно снял сумки с плеча и начал здоровой рукой копаться в них. Отвлекшись на мгновенье, он спросил, обращаясь ко всем сразу:
- Костер разводить будем? – а затем, не дожидаясь ответа, продолжил рыться в своих вещах.
В темноте было плохо видно, чем занимался Пит, но время от времени были отчетливо слышны брякающие звуки глиняных поверхностей и бульканье жидкостей. То и дело англичанин настораживался, вглядываясь в тьму, а один раз не выдержал, и поделился с Арно своими мыслями:
- Ты знаешь, я ведь нутром чую того вожака недобитого. Пришел за нами и сидит вон, смотрит, выжидает.
|
|
История повторялась. Время зациклилось, благодаря сбою в своих собственных загадочных законах. Возможно, такое уже бывало прежде. Все вы видели подобные сюжеты в фильмах, быть может, читали в снискавших славу произведениях именитых писателей-фантастов. Но навряд ли кто-либо мог предположить, что есть хоть малая доля правды во всех этих сюжетах, и уж точно никто не планировал лично оказаться в подобной ситуации. Собственная беспомощность давила и угнетала, вызывая осознание ничтожности человека перед лицом монументальных процессов, обусловленных неизученными законами мироздания. Это произошло вновь. Новенький сияющий торговый центр, сотрясаемый серией чудовищных взрывов, в облаке пыли оседал на землю. Столпы пламени вырывались через пробоины в ломающихся стенах. Крики и стоны умирающих людей заполнили собой окружающее пространство. Кто-то мог бы расценить случившееся как уникальный шанс, подаренный судьбой – благодаря своевременному «сбою» немногим счастливчикам удалось вовремя выбраться из огненной ловушки, спастись от участи быть погребённым под тоннами расплавленного железобетона. Для кого-то это был настоящий подарок судьбы, позволивший спастись самому. Для кого-то – жесточайший жизненный урок, осознание последствий собственного бездействия. Некоторые, быть может, глядя на дымящиеся руины торгового центра, с надеждой ожидали, что всё повторится вновь. Или, что с секунды на секунды он очнётся в собственной кровати – слишком жуткой и не соответствующей повседневному образу жизни была картина, чтобы действительно оказаться реальностью. Далёкий вой сирен вдалеке известил об оперативности службы спасения, машины которой уже во весь опор неслись к месту проишествия. Но хватало одного взгляда на дымящиеся развалины, чтобы усомниться, что там, внутри, кому-то ещё действительно может потребоваться медицинская помощь. Было чертовски странно смотреть на эту груду оплавленного стекла и металла и осознавать, что в тот, прошлый раз, пришлось побывать внутри. Люди, ставшие невольными свидетелями трагедии, в основном молчали – толпа, окружившее место катастрофы, по большей части хранила жутковатое безмолвие. Безмолвие, которое разрывал детский плач – маленький мальчик, одинокий и потерянный в безликой толпе, сидел на корточках и надрывно всхлипывал. Истошные крики молодой девушки вторили ребёнку – вырываясь из рук двух удерживающих её мужчин, она невидящим взглядом смотрела на руины, как видно, ещё не до конца осознав, что потеря теперь неизбежна. Бессильно рухнул на скамью пожилой мужчина, на лице которого отпечатались ужас и отчаяние, наглядно свидетельствовавшие об глубине его утраты. Не все из тех, кто оказался снаружи, чувствовали себя необычайно удачливыми. Многие не радовались жизни, наигранно сочувствуя родственникам жертв. Многие смотрели на разрушенное здание ошарашенными и пустыми взглядами, тщетно стараясь осознать, насколько радикально только что изменилась их жизнь. Элис так и не удалось прорваться внутрь – пришлось сдаться, отступить, позволить потоку объятых ужасом и паникой людей утащить себя назад, на безопасное расстояние от распространяющего волны нестерпимого жара входа. Орлен широким шагом удалялся по необычайно пустынной улице, даже не удостаивая взглядом пожарные машины, проносившиеся мимо, оглашая окрестности истошным воем сирен. Кристин ошарашенно смотрела на торговый центр, стараясь осмыслить тот факт, что её подруг, а также людей, с которыми она общалась всего лишь несколько минут назад, больше нет в живых. Дрожащая рука Джейн с трудом удерживая на весу видеокамеру, со свойственным настоящему журналисту цинизмом снимая страдания простых людей ради хорошего репортажа. Ким молча взирал на место, где он умер совсем недавно. И, вместе с тем, не умирал никогда. Обуреваемый жаждой действия, бездействующий бизнесмен застыл на месте – и лишь тонкий голосок дочери прорывался сквозь охватившую стоянку безмолвную тишину, молчаливого последователя серии оглушительных взрывов.
На этот раз, всё было иначе. Не просто скачок, настолько незаметный и безболезненный, что вызвал ощущение прострации и непонимания происходящего, а краткое мгновение абсолютной темноты. Мгновение, традиционно мимолётное, но, вместе с тем, необычайно вместительное. Череда образов стремительно пронеслась перед глазами, своеобразное слайд-шоу, вызывающее понимание и осознание последствий…
Диктор новостей уверенно смотрим в объектив камеры. Бегущая строка внизу экрана несколько запоздало сопровождает каждое его слово.
- По последним данным, терракт в торговом центре «Август» унёс жизни девяносто шести человек, вдвое больше – в тяжёлом состоянии доставлены в больницу. Президент Соединённых Штатов объявил всеобщий трёхдневный траур и назвал эту катастрофу самым сокрушительным ударом по нации с момента терракта 11 сентября. Он заявил, что виновные будут непременно найдены и призваны к ответственности, уже предпринят ряд бескомпромиссных мер по поиску…
Студент неуклюже собирает разбросанные по полу листовки, про себя проклиная нелепый костюм. Джастин старался даже не думать о том, насколько смешно он сейчас выглядит, и мог лишь искренне надеяться, что никто из его знакомых не запланировал посещение торгового центра в день открытия. Не в первый раз он задумался о том, что, возможно, несколько погорячился с выбором занятия в целях немного подзаработать летом. Он тихо матерился себе под нос, отпуская не слишком вежливые ругательства в адрес стервы, благодаря которой оказался в столь незавидном положении. После первого толчка Джастину с трудом удалось устоять на ногах, но тучный мужчина, во весь опор ломанувшийся к выходу, врезался прямо в него, сбив парня с ног. Удара студент почти не почувствовал – костюм гамбергера изрядно смягчил столкновение с твёрдой поверхностью. Вот только, почти сразу парень понял, что подняться с земли в этом одеянии будет весьма и весьма проблематично…
Роджер в последний раз отхлебнул кофе, с сожаление смяв пластиковый стаканчик. Напиток автомат выдавал вкусный, зараза, вот только – в количествах, слишком уж заниженных по сравнению с выставленными расценками. Охранник вновь задумался о поведении странной группы людей, размышляя, не стоит ли ему известить начальство об необычном поведении этих индивидуумов. Но тут его внимание привлекла девочка, замеченная ранее – и Роджер довольно улыбнулся. Одной проблемой меньше – мужчина азиатской наружности, скорее всего, отец ребёнка, взял её за руку и потащил к выходу. Лениво скользящий по помещению взгляд охранника наткнулся на парня в костюме гамбургера, ползающего посреди зала и собирающего разбросанные листовки. Роджер сочувственно улыбнулся, когда здание в первый раз тряхнуло. Последующие взрывы исключили безобидные варианты, родившиеся в мозгу охранника, который медленно, но верно, осознавал, что же всё-таки происходит. Он не бросился к выходу, нет. Остался, обуреваемый желание помочь хоть кому-нибудь. Почему-то, в голову Роджера не пришла мысль о том, что его собственной жизни тоже может угрожать вполне определённая опасность. Двигаясь вдоль стены, он перебрался на другой конец зала и оказался почти у самого входа, который уже был совершенно заблокирован огромным количеством желающих немедленно покинуть горящее здание. Охранник, уже начинавший осознавать, что дело куда серьёзнее, чем показалось ему на первый взгляд, беспомощно огляделся. И вдруг заметил беловолосую девушку, скорчившуюся в самом углу. Страх и ужас, осознание того, что её бросили здесь одну, лишили несчастную остатков и без того не безграничных сил – она просто скорчилась на полу и сдавленно плакала. Роджер устремился к ней, заставляя свой неторопливый мозг лихорадочно работать – где-то здесь должен быть запасной выход… В глазах блондинки промелькнула надежда и признание, жёлтая надпись «Security» на груди охранника внушала надежду и создавала иллюзию защищённости. С готовностью она последовала за верзилой, который буксировал её за собой в сторону одного из боковых переходов. Треск перекрытий над головой помог Роджеру догадаться, что его блестящему плану не суждено осуществиться…
- Может ты потом оплатишь этот счёт, Эмили? – с надеждой осведомилась Грейс, глядя на внушительную очередь, разделявшую терминал и её подругу.
Блондика безмятежно тряхнула головой, и ответила:
- Всего пару минут. Крис никуда не денется, не беспокойся.
…
Образов было слишком много. Сменялись они слишком быстро, чтобы удалось разобрать большую часть из них. Жизни и судьбы сотен людей, оказавшихся вовлечёнными в происходящее. А потом всё оборвалось. Слайд-шоу завершилось, выключившись прямо посреди очередной картины. Снова торговый зал. Снова знакомая шумовая гамма. Приятная музыка, льющаяся из расположенных повсюду динамиков. «12.16» - бесстрастно извещали красные цифры на электронном табло.
|
Удар. Плеть рассекла кожу на спине. Казалось, ты успела услышать как рвутся мышцы, прежде, чем сознание пронзила боль. Рот не распахнут в крике, наоборот, зубы сжаты, до хруста. Чувствуешь, как от напряжения вздуваются вены на лице. Так сильно, что готовы лопнуть. Терпеть, терпеть, терпеть!.. С каждой секундой боль притуплялась. По маленькой крупице, по капле, но ее становилось меньше. Нужно терпеть, и она совсем уйдет…
Сейчас будет еще один удар, ты знаешь. Это был лишь первый, среди сотни следующих. По пояснице, а затем и ногам заструилась потоки крови, обжигая замерзшую кожу.
Удара до сих пор нет. Все нет свиста, предвещающего наказания. Твое сбившееся дыхание - единственное, что разбавляет мертвую тишину это комнаты. Почему они медлят?..
Чем дольше длится ожидание, тем быстрее начинает колотить сердце. Боль становится неясным фоном, через который удается почувствовать что-то еще. Ты слышишь легкий шорох сапог о камень - тюремщик все еще здесь, но он не торопится. От шороха, сердце готово разорваться. В ушах стучит сильнее. Ты глохнешь от пульсации собственной крови.
Удара все нет. В воздухе повисло тягостное ожидание. Каждая секунда - мука.
Ну давай-же, бей!
Чего ты ждешь?!!
Удар! Вновь вспышка, разрывающая разум. Но ты даже с каким-то наслаждением принимаешь эту боль. Смерть страшнее ожидания смерти? Как-то так…
Удар. Плеть неясно шлепнула о мясную кашу, в которую успела превратиться твоя спина. Тысяча капель разлетелось в стороны…
Удар.
Он больше не медлит. Боль перестала фокусироваться на одном месте. Она будто расползлась по всему телу.
«Прошу, не надо больше, не надо больше, умоляю, не надо!» - чужой голос вместо собственных мыслей. Что-то не так…
Удар!
Ты просыпаешься от ощущения чужой боли. Не твои мысли, не твое испытание. Глаза быстро привыкли к темноте камеры - ты здесь уже достаточно долго. Трудно переключится на собственное тело. Ты еще помнишь чужую боль. Сквозь камень стен раздался душераздирающий вопль. Он перестал терпеть. Тот, кого сейчас избивают плетью.
- Умоляю, хватит!
Резкий вскрик. Его продолжают бить. Методично, долго. Ты слышишь безумие его мыслей. Такие яркие, такие громкие.
Отвлечься почти невозможно. В камере нет ничего, что могло бы позволить переключить твое внимание. Лишь одетые сплошь в камень стены. Несколько трещин в стене, и полоса света, выбивающаяся из-под двери. Тряпица, притворяющаяся платьем на теле, едва закрывает обнаженные ноги. Ощущение холода - единственное ощущение, но оно меркнет, меркнет по сравнению с тем, что происходит в соседней камере!..
Его били еще очень долго. С огромным облегчением, ты ощутила, как он потерял сознание, выпустив твой дар из хватки разума. Оставил наедине с собой. В темноте и холоде.
-
Начало, мимими!
А я только сейчас осознала, что "Зантар" производное от "Зант" оО
-
Таки лучше, чем я ожидала.)))
Даже жалко персонажа.
|
Артур не сразу понял, за что она извиняется. Почему так резко отпрянула, словно чего-то смутившись. Очевидный ответ обнаружить было не сложно, но мысли Денвера сейчас всецело поглотили совсем другие проблемы. Впрочем, его можно понять. Сам Артур не испытал ни малейшей неловкости при столь близком контакте, ему вообще было практически несвойственно это ощущение. Одной из причин успеха Денвера у противоположного пола была именно его непринуждённость – он никогда не искал барьеры и границы там, где их не было, никогда не смущался при встрече с новыми людьми, легко разрывая оковы условностей, подчиняясь лишь собственным желаниям и ощущениям. Денвер взглянул на Кристу с некоторым недоумением, но не сказал ни слова – интуиция подсказывала, что не стоит торопить события, что сейчас не время ломать стереотипы, ничего страшного не произошло, а ей, возможно, так будет хоть немного легче.
Артур внимательно слушал историю девушки, наблюдая за эмоциями, сменявшимися на её лице синхронно с ходом повествования. Краем уха он что-то слышал об этом вирусе, периодически мелькавшем в новостях. Помнится, он даже пожертвовал немаленькую сумму в исследовательский фонд, каким-то образом связанный с изучением этого феномена – пожертвовал не особенно задумываясь о судьбе своих денег и последствиях этого решения, просто ради того, чтобы произвести необходимое впечатление на одну чертовски заинтересовавшую его в тот момент персону. Но теперь, когда обрывки сведений об вопиющем нарушении прав человека, на которое все закрывали глаза, так и лезли в голову, Артур мог лишь поражаться собственной беспечности. Его ни капли не волновала судьба несчастных, которых против воли превращали в подопытных крыс – обладая влиянием и средствами, он не сделал ничего, чтобы хоть как-то помочь пациентам. Всё это казалось каким-то далёким и незначительным, никоим образом не затронувшим его самого – Денвер просто жил своей жизнью, не особенно задумываясь о проблемах мирового масштаба.
А сейчас он смотрел в глаза человека, которому вирус, не несущий в себе, по сути, ничего негативного, поломал жизнь. И глаза эти, вместо того, чтобы хранить в себе немой укор, смотрели на него преданно и восхищённо, отчего Денвер даже почувствовал себя ещё более виноватым. Когда Криста заговорила о надежде, которую для неё воплощала «Пангея», Артуру вновь стало мучительно жаль это девушку. Была во всём этом какая-то жуткая, мрачная ирония. Ему было неприятно думать, насколько извращённо реальность издевалась над этим человеком, превратив в кровавый кошмар всё её надежды и мечты. Тщетно он перебирал слова в голове, пытаясь подобрать нужную комбинацию. Сказать что-то было просто необходимо, но мозг, прежде рьяно бросавшийся в бой в подобных ситуациях, сейчас с побитым видом размахивал белым флагом. Артуру казалось, что его не должно быть здесь. Что он не достоин того, чтобы оказаться одним из немногих выживших, спасшихся из проклятых капсул. И, наконец, он был уверен, что не заслужил того отношения, которым прониклась к нему эта девушка.
Двери лифта медленно распахнулись, являя глазам небольшую группу людей. Застыв в удивлении, Денвер смотрел на новых знакомых, не зная, плакать ему или смеяться. С одной стороны, он почувствовал облегчение – груз ответственности на плечах ощутимо уменьшился, когда стало понятно, что они не единственные, кто остался в живых на этом чёртовом корабле. С другой – чувствовал он и некое разочарование, вызванное теми же причинами. Было нечто особенное в том, чтобы остаться последними. Единственными. Он почувствовал, как девушка вновь сильнее прижалась к нему – уже почти интуитивно, ожидая получить защиту и поддержку. Беглым взглядом окинул экипировку представшего перед ними отряда – опасными эти ребята не выглядели уж точно. Не в силах больше выносить затянувшееся молчание, Артур шагнул вперёд, непроизвольно заслоняя собой Кристу, и, обаятельно улыбнувшись, представился:
- Артур Денвер. – протянул руку вперёд для рукопожатия.
|
|
|
|
|
 Смотрят на всё неподвижно глаза деревянного истукана. Женщина-дикарка склонила голову, заглядывая в глаза. Красная тушь на щеках. Татуировки украшают плечи и худой живот. Звенят бусы и ожерелья из ракушек на шее. Звенят оттягивающие мочку уха громадные круглые серьги. В её волосах целый сад. Вплетённые перья птиц. Лозы увядших цветов. Запутанные в чёрных прядях водоросли. – Ты видела Уншахем. Он вёл тебя, – Спросила. Констатировала? Свои руки кладёт на голову старого идола. – Ты можешь слышать их, но они молчат. Я покажу тебе место, где все их голоса сплетаются в единую песню. Послушай их. И ответь нам на наши вопросы. Мы не слышали их волю долгие годы. В нашем роду нет тебе подобных. Смотрим и не видим. Слушаем, и тишина нам ответ. Зьянья из падшей Грацуэллы, хочешь ли ты услышать голос своих умолкнувших отцов? Поманила пальцем за собой. Скрылась за старым обветренным истуканом, канув в его тени, будто нырнула в глубокую реку. Сужается мир вокруг. Подступают горы. Выплёскивается на землю река. Ты протянула свою руку ей навстречу. И в глазах неподвижного идола увидела своё отражение. Тысяча ступеней. Катятся вниз отрубленные головы. Отныне красным стало золото камней. Гудящая толпа завывает каждый раз, когда жрец в поднебесье вздымает к солнцу чьё-то застывшее в ужасе лицо. В каушикатли, в кровавой луже, плавают сердца, и стекают по граням серого камня красные борозды. Она стояла в первых рядах. Тысяча окровавленных ступеней - скользких, раскалённых. С раннего утра и до самых сумерок придется подниматься к императорским покоям. Он стоит там. Рядом с верховным жрецом. В окружении своих верных обезумевших псов. Он зачерпывает в ладонь из каушикатли кровь десятки принесённых в жертву, и пьёт до тех пор, пока кровь не начнёт стекать по его подбородку на дорогие одежды. Он сидит на своём троне в лучах солнца, и насмехается над богами, плюя на землю. Покатилась по ступеням ещё одна голова. Она упадёт перед Зьяньей. Двуликая. С одной стороны - её постаревшее лицо, а с другой - точёный лик императора. Звук горна прогоняет сны прочь. Зьянья открывает глаза. Она сидит в центре длинного стола, заваленного диковинными блюдами. Множество людей восседает по бокам от неё, болтая на незнакомом ей наречие. Бледные, худые, в волосах свитые из полевых трав венки и обручи с кистями чёрных ягод. Раскрашенные лица. Не видно конца этому пиршеству. Другой край стола теряется где-то вдалеке за неисчислимой массой людей. Маленькие соломенные домишки окружают гуляк. Шумит, протекая рядом, полноводная река, и стучат друг о друга плоскодонки. Огромная жаба, ведущая тебя какое-то время через заболоченный край, сидит по левую руку от тебя. На её тарелке – огромных размеров жаренная муха. Серые глаза полоумно поглядывают на жрицу. Человек в синем тильматли, чьё лицо скрывала маска в виде бычьего черепа, поднялся со своего места, и все люди замолчали, устремив на него любопытные глаза. Мужчина внимательно осмотрел всех окружающих, и поднял чашу вверх, когда взгляд его замер на девушке: – Эст мо Зьянья! – крикнул он, и народ подхватил его слова. Снова загомонили. Заиграли где-то в барабаны. Заплясали. О жрице забыли. Низенький человек приблизился к тебе, упёршись локтями в столешницу. Узкие глаза, горбатый нос и большие уши. Замер над самым ухом, подрагивая, как лемминг: – Говорят, – начал осторожно, казалось, в любую минуту готовый сбежать, если тебе что-то не понравится, – что ты из падшей Грацуэллы. Мы слышали о том, что было... Это ужасно... Ужасно. Зелёная жаба покосилась на вас. Её брюхо забавно свисало к земле, а большие лапы обхватили тарелку. В её тупых глазах впервые появилась какая-то заинтересованность, причастие. Низкий поёжился, сделал шаг назад и быстро умчал, растворившись в празднике. Неужели он так испугался большой лягушки?
|
|
|
|
Руссо забылся тяжёлым сном. Казалось, сон лучшее лекарство от всех бед и тревог этого мира. Но только не здесь, и не сейчас. Сейчас уже нет. Больше не... Как не скажи, а суть не измениться. Эта кровь на руках - она никогда не смоется. А её улыбка, которая утонула в крови, никогда не забудется.
Мелинда счастливо улыбалась. Безумно красивая, обнажённая, она купалась в лунном свете и манила, притягивала. Эта первая, волшебная ночь их близости! Мелинда - ангел в мире черни, и Избранный, окрылённый, ведомый удачей и судьбой Руссо! Ещё такой молодой. Такой наивный...
Мелинда ещё не продавалась богачам за медяки. Руссо ещё не извивался, избитый до полусмерти, под тушей пресветлого графа де Кюри. Грязь и жестокость этого мира ещё не коснулась их юных сердец. И сейчас её невинность принадлежала ему одному.
Руссо застонал, замотал головой во сне, скользнул по стене вбок и упал на холодную землю. Непонимающе огляделся, что-то буркнул и снова провалился в тяжёлый сон.
Прошло всего только два года... Два года, за которые улыбка навсегда покинула их лица. Пуды соли, фунты лиха, тонны грязи... Смысл жизни терялся, таял на глазах. Она любила. Словно ничего не происходила. Любила, утешала, поддерживала...
Руссо встал с холодного пола, воровато огляделся и, положив мешок под голову, снова свернулся калачиком. Пожалуй, он был бы и рад не спать - в реальном мире было легче скрываться от прошлого, но уставший организм не мог больше сопротивляться.
- Ты убил меня, - От полного грусти голоса Мелинды на мгновение сжалось сердце.
- Я... - Только и смог выдавить из себя Руссо, судорожно глотая ртом воздух.
- За что, Руссо? - Тихо спросила Мелинда, отворачиваясь.
- Я... я не мог, не хотел, не надеялся...
- За что, Руссо? - В уголках её красивых глаз заблестели слёзы.
- Я... я... я так решил. Я... я решил так, понятно? Решил! - Руки сами сжались в кулаки.
- За что, Руссо? - Струйки солоноватой воды превратились в красные кровавые дорожки, - За что, милый?
- Нет! Это неправда! Это всё только сон! Сон! - Молодой человек обхватил голову руками и попятился назад, но только в последний момент заметил, что стоял на краю бездонной пропасти. Нелепо взмахнув руками, он с громким криком полетел вниз, в реальность! - Аааааа.....
- Желаю тебе лёгкой смерти, Руссо...
- Ааааа!!!!! - С громким криком проснулся Руссо, подался назад и больно ударился затылком о камень. На мгновение, перед глазами поплыло. Смахнув слёзы и взглянув на мир трезво, парень испугался ещё больше и напрочь забыв о сумке и ноже, своём единственном оружие, стал на четвереньках отползать назад, глядя на тварь, оказавшуюся в паре шагов перед ним, - На помощь!!!
|
|
Почти сразу же он усомнился в правильности своего решения. Стоило выйти за пределы относительно безопасной поляны, как он оказался во власти одиночества и тишины. Захотелось вернуться назад, к остальным, отбросив эту чертовски опасную затею. Чего ради он так рискует? Отто и сам не знал ответа на этот вопрос. Пристально вглядывался он в белесый туман, двигаясь в почти произвольно выбранном направлении. Никто не окликнул его, не остановил. Никому не было до него ни малейшего дела. Впрочем, навряд ли стоило ожидать чего-то иного. Отто просто брёл вслепую в проклятом тумане, понятия не имея, что он найдёт раньше – беловолосую незнакомку или свою смерть. И найдёт ли хоть что-нибудь. Долго раздумывать над этим вопросом не пришлось – смерть нашла его сама, в обличье огромного волка двинувшись навстречу. Ну вот и конец. Внезапно всё стало просто и ясно – неопределённость, терзавшая его больше всего остального, исчезла. Каким-то чудом О’Рейли удалось уложить одного зверя там, на поляне. С трудом и едва не расплатившись собственной жизнью за эту победу. Но монстр, который вышел ему навстречу сейчас, определённо являлся игроком высшей лиги. Пальцы, привычно обхватившие рукоять кинжала, расслабились. Отто даже не стал доставать оружие – на этот раз ничто ему не поможет. Впервые за долгое время он почувствовал себя совершенно свободным – от страха, отравлявшего каждое мгновение его жалкого существования, от боли, которая хоть всё ещё и пульсировала в полученной ране, но теперь это уже не имело значения, от чувства вины, его постоянного спутника. Смерть принесёт ему очищение – он не верил в загробную жизнь и осознавал, что его длинный путь наконец подошёл к своему логическому завершению.
Отто стоял, гордо расправив плечи, и молча ждал, пока приблизиться чудовищный зверь. Смотрел прямо в глаза омерзительной твари, стараясь запечатлить в памяти образ своего убийцы. Он понимал, что спустя всего несколько мгновений на смену спокойствию придёт адская боль, неизменно предшествующая окончательному упокоению. Но это будет немного позже. А пока – он мог позволить себе задуматься о судьбе остальных людей, его недавних спутников, которые наверняка продолжат свой путь к проклятому городу. При мысли об этом, Отто испытал лишь облегчение – по крайней мере, продолжат уже без него. Он не сожалел о своём решении отправится за беловолосой – если бы время чудесным образом повернулось вспять, то вновь поступил бы также. Даже зная, что ждёт его впереди. Даже понимая, что у него не будет ни единого шанса.
Зверь ушёл. Сперва – подошёл так близко, насколько это было возможно, а потом развернулся и скрылся в тумане, оставив Отто в недоумении смотреть ему вслед. О’Рейли был удивлён, напуган и несколько разочарован. Ещё несколько минут он стоял посреди туманного леса, не смея пошевелиться и двинуться дальше.
Когда же наконец решился, то долго блуждать не пришлось – приглушённые голоса разносились среди деревьев. Подумать только – он действительно нашёл её. Осталось только выяснить, стоит ли радоваться по этому поводу. Баталия, разыгравшаяся на небольшой поляне, потрясала воображение – ему с трудом удавалось следить за нечеловечески быстрыми движениями оппонентов. В одной из сражающихся он узнал свою знакомую, а противников её был… Человек-волк. Ужасная особь, дикий гибрид, ошибка природы… Нечто, чего существовать попросту не могло. Нечто, что прямо сейчас он видел перед глазами. Только сейчас Отто понял, насколько наивен он был, полагая, что здесь может пригодиться его помощь. Осознал, насколько нелеп его маленький ножик в подобной схватке, насколько медлительны его движения во время боя. Неприятно было ощущать собственное бессилие, но на деле всё было именно так. Поединок завершился столь же стремительно, как и протекал – они обменялись парочкой реплик, а затем волк ушёл, растворившись в тумане. Отто мог лишь догадываться, кто победил в этой странной борьбе. Недолго думая, он покинул своё укрытие, выходя на поляну, где сидела девушка. Направился к ней, стараясь угадать, какой реакции стоит ожидать на этот раз – во время прошлой их встречи она вела себя довольно непредсказуемо.
|
"Ты как сам? В порядке?"
Ушел кошмар. На этот раз не только с поляны, но и из разума. То, что секунду назад вгоняло в ужас, теперь уже перестало иметь значения. В этом вся суть страшных снов. Казалось вот сердце готово разорваться на части, но пробуждение тут же превращает испуг в выдумку.
Так и сейчас, Арно пришел в себя, с трудом понимая, что на него нашло.
Он уже давно научился жить с этим, как калеки учатся жить заново, лишаясь рук или ног. Жить без души. Совесть была давно подкуплена вином и уверениями о лучшей доле. Он научился забывать о цене, и думать только о цели.
"Не бойся переплачивать", - завещал отец, задолго до смерти, - "Если знаешь, что дело принесет тебе прибыль, не бойся рисковать. Чтобы в чем-то победить, надо чем-то пожертвовать".
Кьоль с лихвой мог покрыть все, что Арно за него отдал. Но город сопротивлялся, пытался напугать, заставить отступить. Насылал страх, который буквально грыз все нутро. Те твари мало страшили француза. Его пугало то, что он видел в их глазах и слышал в жутком смехе - отражение собственной прогнившей души...
- Нормально, - буркнул в ответ англичанину, едва ли не грубо. Внимательно взглядом прошелся по лесной чаще. Тихо. Есть время.
Скинул с себя куртку, и ухватил рубаху на плече, едва ногти на пальце не вырвав. Сжал кулак. С трудом поддается пропитанная влагой ткань.
- Ка-ашшшш, - сдался рукав мощному натяжению, оголив напряженные мышцы. Пуговица безвольно отлетела, даже не пытаясь дать отпор очередному мощному рывку. Совершая нехитрые движения, Арно все смотрел в лес. Ждал этот голубой блеск. Жаждал еще раз заглянуть в те глаза. Чтобы узнать, сможет ли он теперь противостоять их дурману.
На миг оторвал взгляд от чащи, чтобы оценить урон.
Не страшно.
Если тварь в кровь не пустила чуму.
Пару раз вытер куском ткани, прогоняя сочащуюся кровь.
- Не страшно, - повторил вслух, утвердительно кивая. Быстро обмотал рану импровизированным бинтом, вновь поглядывая по сторонам. Привстал, пару раз на ногу уперевшись. Больно. И кровь бурным потоком тут же пропитала повязку. Принесет этот укус еще не мало неприятностей... Накинул вновь куртку, и плащ поправил.
Чавкнула плоть, нехотя отдавая клинок. Француз махнул саблей, согнав с нее грязь, и вогнал в ножны, освобождая руки.
- Нужна кому... Какого дьявола? - оглядев, наконец, товарищей по несчастью, мужчина с удивлением уставился на обугленный волчий скелет. Сапог коснулся носком морды - нет, это точно не чума пожрала тело. Огонь. Но откуда? Так быстро...
Неважно.
- Замотайте раны и уходим, - он точно помнил указания девушки.
Не ждать ее. Не возвращаться за ней. Бежать, лишь только опасность отступит. Всем вместе. Она сама их найдет.
- Что с рукой? - он ткнул в Пита, - Я помогу. И ей помогите.
Кивнул мимоходом на женщину. Пока искал, кто мог бы ее перевязать, заметил раны копьеносца.
- Ты сможешь идти? - тень надежды проскользнула в голосе. Хороший боец. Было бы жалко бросать.
|
Виранта подошла к столу, подергала доски... Нет, без топора ей здесь ловить нечего. Столешница оказалась на удивление крепкой. Вот герр Густав разломал бы доски пальцами, но после рассказа о неком ирландце беспокоить мужчину не хотелось. Тем более, он собрался спать. Нет, уж лучше, не рискуя, обойтись без огня.
Вира прошла в свободный уголок, уронила наконец мешок с плеч и села, поплотнее закутавшись в плащ. Собралась тоже вздремнуть, только планам помешала вернувшаяся девочка.
Спеть?.. Вира никак не ожидала подобной просьбы. Удивленно посмотрела на Эми. Но как ребенку откажешь? Смотрит выжидательно, за руку ухватила.
Спеть... Ей же детскую песню нужно? Как назло, все вылетели из головы. Да и недетские тоже вылетели... Одна лишь с трудом вспомнилась. Надо негромко, чтобы людям не мешать...
Виранта усадила девочку рядом с собой:
- Слушай, Эми.
Как-то раз в селении безвестном
Учинил разбой летающий дракон.
И героя местного невесту,
Чтоб сожрать, посмел похитить он.
И герой обиды не стерпел, конечно.
Ящера решил он наказать.
Не раздумывал, собрался в путь поспешно.
Было нечего ему терять.
Вира поняла, что голосу помогает негромкий перебор струн и благодарно улыбнулась барду.
Эми слушала, раскрыв рот. Вряд ли понимала весь смысл, но, кажется, ей нравилось...
И, обняв друзей, простясь с родными,
Лихом попросил не поминать.
Тяжело взглянул отец на сына.
И украдкой зарыдала мать.
Подседлав коня, доспех надел он,
Взял оружие и хлеба на дорогу.
Что ж, наказан будет враг за злое дело!
В схватке победить ему помогут
Верный конь да верный меч, что в ножнах
Битвы ждет, уверенность внушая.
Щит из крепкой задубленной кожи.
Да в горячем сердце кровь лихая.
Виранта посмотрела на Вегу, устало прикрывшую глаза. Вызвала ли песня какие-нибудь чувства в ней? Поди пойми...
Долог путь... Не вынеся лишений,
Даже добрый конь героя пал.
Сам герой, не ведая сомнений,
Трудный путь упрямо продолжал.
Шел герой по рощам и долинам,
Голодом и жаждою томим.
Ночевал под небом темно-синим,
От костра вдыхая горький дым.
Долго шел герой, вздыхая о невесте.
Долго шел, не забывая цели.
И лелеял он мечту о мести.
Годы в том походе пролетели.
Лэнс с флягой в руке слушал внимательно. Даже вперед весь подался - интересно знать ему, что будет дальше, сочувствует храбрецу.
А дойдя до логова дракона,
Бросил наш герой той твари вызов!
И на зов, по древнему закону,
Мерзкий ящер из пещеры выполз.
"Ты, пиявка, смеешь жить спокойно!
Ты невесту, жизнь мою, украла!
Выходи на бой!" - сказал сей муж достойный.
Вынул меч и опустил забрало.
Долго битва шла... Дракон повержен.
А герою еле сил хватило,
Чтоб, зажав рукой две раны свежих,
Крикнуть: "За невесту отомстил я!"
Пал герой от роковых ранений.
Рядом пал с убитым им драконом.
Не жалел он ни о чем, и время
Пощадило подвиг, в песне сохраненный.
Вот и все... Затихли последние аккорды. Виранта засмотрелась на неверный огонек лампы, размышляя о непростой судьбе героя. Счастлив ли он был, исполнив мечту? Не праздный вопрос для искателей Кьоля...
-
Хочется, чтобы ты дошла до самого конца. Постарайся.
И за песню - отдельное спасибо)
-
За песню))) Оч сложно написать красивую, историчную балладу, как будто прямо оттуда)
|
|
На смену гнетущему напряжению пришло облегчение – вопреки ожиданиям Артура, девушка выглядела вполне нормально. Воображение, ещё секунду назад штурмовавшее сознание жуткими образами и предположениями, тут же стушевалось и отступило, признавая своё поражение. Конечно, она была напугана. Ошарашена. Возможно, на грани истерики и нервного срыва, в чём не было совершенно ничего удивительного, если учесть окружающую их обстановку. Но, по всей видимости, не пострадавшая физически. И именно это было действительно важным. Денверу прежде почти не приходилось сталкиваться с людьми в подобном состоянии, и пришлось действовать интуитивно, так, как ему казалось единственно правильным. Он улыбнулся. Приветливо, искренне и обнадёживающе – одной из самых лучших своих улыбок. Хоть это и выглядело до крайности неуместно в этом чертовски зловещем месте, да и получилось несколько блекло и не совсем убедительно. Даже несмотря на исключительность сложившейся ситуации, такой человек, каким был Артур, просто не мог не заметить, что его новая знакомая была очень даже симпатичной.
- Не одна. – уверенно заговорил он успокаивающим тоном, сделав ещё несколько шагов навстречу. – Ты в безопасности. – ещё одна дежурная фраза, которая, как он надеялся, неплохо подходит для сложившейся ситуации.
Нужно действовать осторожно и максимально тактично. Заставить её втянуться в диалог. Не дать замкнуться в себе. Артур догадывался, что сейчас испытывает несчастная девушка. Ему самому довелось побывать в подобной ситуации всего несколько минут назад. Взгляд непроизвольно скользнул по жутким капсулам, полу, в окраске которого преобладал красный цвет, роботу-кукле, безжизненно застывшему у стены и, наконец, остановился на карих глазах стоящего перед ним человека.
- Я – Артур Денвер. – представился он, и, улыбнувшись собственным мыслям, добавил, - Артур, ударение на первый слог.
Отчасти, он надеялся, что, возможно, она сочтёт забавным это неуместное сейчас уточнение. Отчасти, поддался минутной слабости и позволил себе окунуться в воспоминания. Громкая ритмичная музыка, вместо звенящей тишины. Полноценное лазер-шоу вместо тусклого мерцания аварийной лампы. Множество живых и даже более того, радующихся жизни людей, вместо одинокой испуганной девушки, мёртвой куклы и компании мертвецов. Он лениво сканирует взглядом зал в поисках подходящей цели, которая разделит с ним одиночество этой ночью. Непринуждённо подсаживается к ней за столик с бокалом мартини в каждой руке. Невинный комплимент помогает в установлении контакта, которому и без того способствует привлекательная внешность и безумно дорогой костюм.
- Артур Денвер. Артур, ударение на первый слог. – представляется он, с трудом перекрикивая грохот музыки. Эта фраза стала его визиткой, своеобразным ритуалом, неизменной частью каждого нового знакомства при подобных обстоятельствах. Тем неуместнее она звучала сейчас, на космическом корабле, посреди этого треклятого кладбища.
|
И тут вошел я с седлом под мышкой, услышавший только последнюю фразу Виранты.
- Согреться? О да, поддерживаю! А есть чем? – повернувшись к ближайшему углу, я нагнулся, чтобы аккуратно бросить на пол тяжеленную упряжь. – Действительно отличная идея, а то после этих обезумевших ребят весь хмель из меня уже давно выдохся…
Руки меня плохо слушались - пальцы окоченели, пока я пытался расседлать Зяпку во дворе. Нет, поначалу я думал так ее оставить, с седлом, посмотрев на мудрое решение Виранты, но Зяпка в последний момент встретилась со мной взглядом.
- Лэнс, - говорила она мне. – Я умираю, Лэнс.
Из ее левого слезящегося глаза текла тоненькая струйка гноя. Одно ухо как-то безвольно повисло, а ресницы были такими длинными и печальными, что мое сердце закололо от тоски.
- Не дай мне умереть с седлом на спине, Лэнс. Я хочу уйти в мир иной свободной. Без упряжи… Спаси меня, Лэнс.
Пришлось несколько задержаться, но зато душа не болела за бедное животное – ему теперь было на пару дюжин фунтов легче.
- Конечно, Уилл мне не раз говорил, что если уж просох, то не ищи удачи снова, но, по-моему, сегодняшний вечер из ряда вон, а посему правилами можно и не пренебречь, - я постарался как-то подвинуть седло так, чтобы оно занимало поменьше места, и, удовлетворившись результатом, наконец, разогнулся и повернулся к присутствующим. – Вы со мной соглас…
Последнее слово у меня застряло в горле.
О да, Лэнс, самое удачное место, чтобы надраться с горя. Дом изнутри напоминал общественный гроб, не иначе. Такой. Как будто мертвецы в нем спали уже лет тридцать-пятьдесят. Что-то в груди или, может быть, в районе кишок грустно заныло при виде всего местного убранства, а ноги даже загудели и попросились на единственный стул.
Занятый, к слову, огромным детиной, что, казалось, способен был закончить страдания Зяпки щелчком по лбу. Хотя у него зачем-то еще при себе был тесак.
- Меня зовут Лэнс, - я сглотнул. – Лэнс, граф Коэнский. Это в Ирландии, а посему… Это еди… единственная комната, да?
Я взглянул умоляюще на Вегу, но выражение ее лица не обнадеживало.
- Зато… зато вместе не так холодно! Как говаривал старина Уильям, сидя задом на костре: «Лучше семь раз покрыться потом, чем один раз – инеем!».
На мое лицо вернулась веселая улыбка. Если, конечно, она вообще хоть когда-нибудь с него сходила…
|
Густав Кроц посмотрел на вошедших в комнату людей. Видимо, до этого он точил свой нож - мясницкий тесак устрашающего вида - потому, что тот лежал на его коленях, а в руке был оселок. Нож был явно очень острый и блики от полированного лезвия ложились на бородатое лицо мужчины.
...Он пил несколько дней. В какой-то дыре возле тракта, название он поленился запоминать. Старик, которому он отдал поводья своего коня был настолько жалок и безразличен, что Густаву даже не понадобилось угрожать вырвать тому ноги, если за лошадью не будут тщательно смотреть.
Накачиваться спиртным Кроц умел. Черт возьми, это тот навык, которым владели все наемники. Кто-то говорил, что если ты всегда будешь пьяным, то ты не подхватишь чуму, но наемник считал это херней и суеверием. Если бы все было так просто, то смерть не собрала бы настолько богатую жатву.
Чума. Когда он вернулся из похода, один из тех немногих тысяч, что уцелели в бессмысленно затянувшейся мясорубке, то был поражен. Густав знавал смерть, он был одним из ее любимцев, щедро поставлявших свежее мясо Костлявой. Но здесь было что-то еще. Трупы, кругом, везде, куда ни кинь взгляд. На войне их тоже хватало. Осажденные города, взятые и разграбленные - они были богаты мертвецами, но сейчас вся Европа стала одним осажденным городом. Потому что Густав знал не только смерть, но и отчаяние. И вот оно висело в воздухе, почти осязаемой черной дымкой.
Когда Вега предложила ему работу, Густав хотел было послать ее. Он был пьян и ему не хотелось становиться трезвым. Но звон золота в мешочке как будто бы поманил его за собой. Кьоль? Значит будет это Пропащее Место. Густав, как и многие крестоносцы, никогда не верил в чудеса.
Сграбастал золото, кивнул, а затем опрокинул на себя во дворе бочку ледяной воды, чтобы сбить вонь и хмель. Кьоль. Теперь он усмехнулся и покачал мокрой головой. Что же, если плата будет золотом - он пойдет куда угодно.
Эта девушка, Вега, его наниматель, удивительным делом нравилась Густаву. Несмотря на то, что у нее было явно не в порядке с головой, а еще она была бледная, как мертвец, Вега никогда не болтала попусту. У нее явно были мозги, она была умнее многих знакомых Кроцу мужчин. И это при том, что была соплячкой. Когда она сказала, что ей надо убить брата, то была серьезна, не дрожала и не боялась. Словно бы убить родную кровь - это что-то простое, вроде как съесть яичницу. И когда она ушла одна, то он не сомневался - вернется. Убьет и вернется.
Разваливающаяся таверна сменилась трухлявым домом, потерянным в переулках этого дерьмого города. Впрочем, Густаву было наплевать. Хотя пить себе запретил, но дел хватало и без этого. Он чистил и точил свое оружие, ухаживал за конем, не замечая ни сквозняков, ни сырости. Его грело золото и от этого его настроение было гораздо лучше, чем седмицу назад.
Когда девчонка вернулась, сразу стало шумно. Хотя пока говорила лишь она и мелочь по имени Эми, тишина покинула дом. С парнем по имени Руссо наемник не разговаривал. Не хотелось, да и не думал, что им особо было о чем поговорить...
Густав аккуратно протер нож чистой тряпицей и убрал его в ножны. Положил рядом с собой. Оселок убрал в сумку. Неспешные движения, он никуда не торопится, он все делает так, как хочет и никто ему не указ. Кажется, что он не замечает Эми, которая прилипла к его сапогу, которая дергает его за штанину и вьется вокруг. Но это не так. Потому что Густав протягивает свою длинную руку, хватает девчонку за шкирку и дает ей легкого шлепка по пятой точке:
- Сгинь, лихорадка. Лучше принеси Веге воды, - голос у Густава оказался гулкий, низкий и хриплый.
|
|
|
|
Отто сидел на земле, зажимая здоровой рукой полученную рану и всеми силами стараясь избавиться от одной навязчивой мысли. Его укусили. Значит ли это, что он теперь заражён? О способах распространения чумы мужчина имел весьма смутное представление, зато абсолютно точно знал, что случается с людьми, подхватившими эту проклятую болезнь. Кровь всё-таки просачивалась между плотно сжатыми пальцами, а боль была практически невыносимой, но всё это казалось совсем незначительным по сравнению с внезапно открывшейся незавидной перспективой. Отто молчал, с отвращением поглядывая на кинжал, лежащий прямо перед ним на траве. Ещё одно убийство он совершил этим оружием – правда, на этот раз всего лишь волка, да и то исключительно в целях самообороны, но, по всей видимости, ни на что другое этот кусок стали не годился. Лезвие покрывала ярко-красная кровь, что лишь усиливало пугающее сходство. Перед глазами стояла другая картина, тот же кинжал, лежащий в углу комнаты и зловеще сверкающий в свете единственной тусклой свечи. Отто резко подался вперёд, обхватив рукоять непослушными пальцами. Несколькими резкими движениями, морщась от вспышек пульсирующей боли, протёр лезвие подолом своего плаща. Он скрёб сталь до тех пор, пока не увидел искажённое отражение своего лица на её поверхности. Даже несмотря на крайнюю своеобразность этого «зеркала», Отто не мог не заметить, как сильно изменился за последнее время. Осунулся, исхудал. Лишь глаза, пронзительные голубые глаза оставались неизменными, за исключением того, что где-то глубоко внутри них поселился страх.
О’Рейли медленно поднялся на ноги, вновь спрятав своё оружие. Ему хватило нескольких мгновений, чтобы оценить степень повреждений, полученных другими «воителями». Результаты, в принципе, утешали – не считая говорливого бородача, потерь больше не было, в то время как землю вокруг буквально устилали волчьи трупы. Отто усмехнулся, отметив про себя, насколько циничным он теперь стал. «Не считая говорливого бородача» - можно подумать, что смерть того человека всего лишь необходимая формальность. Прежде всё было не так. Изменения, которые мужчина всё с большим удивлением обнаруживал в себе, нравились ему всё меньше. Точнее, не нравились вовсе. Обвёл долгим взглядом тёмную громаду обступившего их со всех сторон леса, понятия не имея, что делать дальше. Его спутники постепенно приходили в себя, оправляясь от только что перенесённого потрясения – Отто не мог не оценить мастерство некоторых участников, уложивших наибольшее число волков за время этого короткого столкновения. «Убивать вы умеете превосходно.» - саркастически прокомментировал внутренний голос, а сам О’Рейли, вопреки всем доводам логики, вдруг почувствовал к этим двоим сильную неприязнь.
Он помнил, о чём думал, когда убивал. Ещё там, в своей комнате, в таверне. Хотел добраться до Кьоль, чтобы чудо-город исполнил самое заветное его желание. Мечтал вернуть всё назад, свой дом, семью, работу. Навсегда вычеркнуть из своей жизни ненавистную чуму. Но теперь… То время казалось невыносимо далёким. Настолько далёким и нереальным, что походило на сладкие грёзы о безмятежном будущем. Хоть он и не хотел тогда себе в этом признаться, но то здание из счастливого прошлого не было его домом уже давно. А совершив убийство, он навсегда осквернил память об этом месте. Зато теперь Отто совершенно точно знал, чего попросит, если вдруг ему удастся добраться до Кьоль. Если легендарный город действительно исполняет желания. Больше всего он хотел снова вернуться туда, в свою уютную комнату в небольшой таверне, в ту роковую ночь, и остановить свою руку. Выкинуть чёртов кинжал из окна и навсегда забыть об проклятой сказке. Не убивать. Цена для него оказалась слишком высока. Теперь, вглядываясь в туман, струившийся между деревьями, Отто осознавал, что в тот момент был действительно счастлив. Пока сам всё не разрушил в погоне за большим.
Внезапно он понял, что должен делать дальше. Именно это казалось единственно правильным. Именно это почему-то имело значение. Улыбнувшись лишь уголками губ, Отто сделал несколько шагов вперёд. Вдохнул полной грудью, собираясь с силами. Поморщился, отзываясь на боль в нанесённой волчьей челюстью ране. И зашагал в лес, прочь от людей, навстречу оглушающей тишине и туману. В ту сторону, где в последний раз видел беловолосую незнакомку, прежде чем та растворилась во мгле.
-
Да, вот так порой не замечаем мы своего счастья и губим его, в погоне за чем-то иным...
-
Ну, слава богу, а то я боялся, что вожак голодным останется)
-
Опасную игру вы затеяли, мистер (с)
|
|
|
|
-
Т_Т
-
О___О
-
Зацепило. Образ, персонаж, сцена.
-
Вот это поворот. Отлично, душевно, то что я искал нашёл в этом модуле.
|
Всё рушилось. Привычный образ жизни летел к чертям, уступая место безумию, которое пришло ему на смену. Всё, что было дорого ему в этом мире больше не имело значения. Казалось, всего несколько дней назад он отрывался в ночном клубе вместе с компанией, а теперь… Теперь он летит на другую планету. Очередь двигалась угнетающе медленно – Артур, который и без того был основательно выбит из колеи происходящим, медленно выходил из себя. Сейчас его раздражало буквально всё – необходимость присутствовать здесь, в этом треклятом столпотворении, потерянные выражения на лицах людей, идиотизм правительства, которое довело планету до такого прискорбного состояния. Никогда прежде Артуру не приходилось стоять в очередях – его всегда обслуживали быстро и по высшему классу, и он совершенно не мог сказать, что новый опыт оказался хоть сколь-нибудь приятным. Хотелось рвануть вперёд, расталкивая всех на своём пути и выкрикивая своё имя в лицо каждому, кто выскажет хоть каплю недовольства. Но умом Денвер понимал, что на этот раз – совсем не тот случай. Всё изменилось. Того мира, который он знал и любил больше нет. И, по всей видимости, больше не будет никогда. При этой мысли злость, закипавшая глубоко внутри, лишь усилилась. Умом Артур понимал, что гнев – его способ переносить муки расставания с родной планетой, способ, во многом превосходящий многие другие. Но успокоиться всё равно никак не удавалось - сейчас главным предметом ненависти стала спина стоявшего впереди мужчины. Чтобы хоть как-то отвлечься от бушующих в голове проклятий, Денвер в который раз окинул взглядом массивным корпус космического корабля, поражаясь воистину исполинским размерам последнего. Глаза скользили по плавным изгибам сверкающего корпуса, отмечая совершенство конструкции аппарата – чем-то подобное созерцание напомнило Артуру его яхту, которая, похоже, теперь тоже потеряна навсегда. Мужчина тяжело вздохнул, представив, как его красавица будет одиноко ржаветь, раскачиваясь на волнах посреди пустого, разрушенного и брошенного всеми мира.
В конце концов, он оказался внутри. Следовал по однотипным коридорам вслед за другими «счастливчиками». Мысли о будущем сами лезли в голову, и избавиться от них было практически невозможно. Вспомнился недавний телефонный разговор с отцом, во время которого тот посвящал своего отпрыска в детали «плана эвакуации». Шестьдесят лет крио-сна. Именно так он и сказал. Артур нервно повёл плечами, отказываясь смириться с подобной необходимостью. Впрочем, судя по всему, выбора у него не было.
- Добро пожаловать на борт «Пангеи». – дружелюбно сообщает девушка своим искусственным голосом, глядя на него своими ненастоящими глазами. Всего лишь киборг – программа вместо мозгов, механизмы вместо сердца. Ничего, кроме снисходительной улыбки это творение у Артура не вызывает.
- Спасибо. – буркнул он, не рассчитывая, впрочем, на ответ.
- Вы находитесь в хранилище под номером 124 Б. Ваша криокамера готова, прошу вас.
Капсула. Один её вид вызывал отвращение – было страшно даже представить, что он проведёт десятки лет в этом стеклянном гробу. Артур затравленно огляделся, словно надеялся таким образом найти какой-то чудесной выход из этой не слишком приятной ситуации.
- Как скажите. – вновь проговорил Денвер, обращаясь скорее в пустоту. Просто желая ещё раз услышать свой голос напоследок.
- Наденьте, пожалуйста, этот костюм – он снабжен датчиками, контролирующими ваше жизнеобеспечение и функциональность органов во время перелета. Все ваши жизненные процессы будут замедлены. Это абсолютно безопасно.
Ещё и костюм. С надеждой он посмотрел в глаза девушке, но не увидел в них даже проблеска мысли или эмоции. Одиночество, настолько сильное, какого не приходилось испытывать никогда прежде, нахлынуло внезапно и сокрушительно.
- Как будет угодно, – снова ненужный и односложный ответ. Комбинезон буквально прилип к телу. - Теперь ложитесь.
На этот раз Артур решил не отвечать. Молча улёгся в капсулу, послушно принимая требуемую позу.
- Когда вы откроете глаза – вас ждет новое будущее.
- Меня вполне устраивало и старое прошлое. – ответил Артур, улыбнувшись мимолётной игре слов. Подумалось, что он действительно сейчас не в себе – безответный диалог с безразличной машиной сам по себе говорил о многом.
Показалось, что он и вовсе не спал. Что время, восприятие которого странным образом исказилось, почти не сдвинулось с места. Вот только обстановка по ту сторону стекла радикально изменилась. Прозрачная панель была залита кровью, а чья-то оторванная кисть довершала картину. Всё тело ломило, мышцы не слушались – в голову закралась смутная догадка, что он определённо упускает что-то важное. Кое-как вернув контроль над своими конечностями, Артур изо всех сил толкнул стеклянную панель, стремясь освободится из крио-плена как можно скорее. На задворках сознания пульсировала навязчивая мысль, сигнализировавшая о том, что что-то здесь не так. Вот только мысль эта постоянно ускользала, не желая оформляться в какую-либо конкретную идею.
|
Пульсирующий свет магических ламп, освещавших роскошную отделку длинного коридора, отражался в глазах черноволосого эльфа, одиноко застывшего у огромных двухстворчатых дверей. Взгляд его упал на изумительный гобелен, изображавший ночную панораму бескрайнего леса – работу необычайно одарённого эльфийского мастера. Не в первый раз Галахаэр видел это полотно, но сейчас, как и впервые, он вновь поразился навыкам его создателя – лес, туманная дымка, лениво струящаяся среди крон необычайно высоких деревьев, небосклон, усеянный мириадами звёзд… Но если прежде вид этот вселял в сердце эльфа восхищение и трепет, то теперь он породил лишь сожаление и боль. Было просто невыносимо осознавать, что очень скоро этот шедевр попадёт в руки убогих варваров, которые, вполне возможно, пустят бесценное полотно на растопку костра посреди своего лагеря. Галахаэр ещё сильнее сжал пальцы на рукояти меча, в который раз задумавшись о событиях, повлекших за собой столь ужасный и в высшей мере унизительный финал.
Две недели назад он покинул Эредин. Вопреки пессимистичным ожиданиям, телепортация прошла успешно – уже было приготовившийся проститься с этим миром эльф открыл глаза и с изумлением обнаружил, что стоит на круглой площадке под сенью эльфийского леса. Маяк. Стопроцентной попадание. С уважением посмотрев на талисман-полумесяц, безмятежно лежавший на ладони, Галахаэр положил его в карман и отправился прямиком во дворец. За последний месяц ему пришлось повидать чертовски много дворцов – выступая в роли посла он был в Редоране, выслушивал оскорбления от тщеславного ублюдка, возомнившего себя королём. Он был в Тефире, где старый монарх-параноик и вовсе отказал ему в аудиенции. Был он и в Эредине, но, к несчастью, с не менее плачевным результатом. Галахаэр обошёл полмира лишь ради того, чтобы вновь вернуться сюда. Вернуться ни с чем. При мысли об этом эльф криво ухмыльнулся, вспоминая эмоции, обуревавшие его в ту минуту. С едва слышным свистом клинок выскочил из ножен, но коридор был по-прежнему пуст.
Он отправился прямо к королеве. Видел страх в глубине лазурных глаз, который Аэриэнн безуспешно пыталась скрыть. Она была совсем не готова к подобным испытаниям. Галахаэр покачал головой – к своему сожалению помочь он не смог. Несколько пробных взмахов мечом – сталь игриво блеснула в заливавшем коридор свете. Чуткое ухо эльфа уловило вдалеке топот многочисленных ног. На лице одинокого защитника читалась решимость стоять до конца. Отступать ему некуда.
Две недели назад всё было совсем иначе. Он убеждал королеву покинуть столицу, отступить без боя. Аргументировал, проклинал, умолял. Но Галахаэр – всего лишь телохранитель, куда ему до бесконечно мудрых советников. Спокойное лицо эльфа исказилось от бешенства при воспоминании о том разговоре. Неизменно напыщенный Валаар, верховный заклинатель, рассмеялся ему в лицо. Даарон, необычайно древний представитель своей расы даже по эльфийским меркам, говорил чинно и вежливо, но смотрел на посла как на умалишённого. Но, даже несмотря на всё это, Галахаэр видел, что Аэриэнн сомневается, не разделяя уверенности советников. Он кричал, с жаром доказывая, что это единственный выход, уверял, что не стоит повторять ошибки минувших лет. И, о чудо, его всё же послушали.
Она согласилась. Отдала распоряжение о незамедлительной эвакуации. Это был миг абсолютного торжества – выражении лица Валаара доставило ни с чем не сравнимое удовольствие. На мгновение показалось, что заклинатель ослушается, уйдёт, хлопнув дверью. Но этого не произошло. С печалью в сердце, разбитые и униженные, эльфы длинной вереницей покидали свои дома. Они без боя отдавали столицу врагу. Древняя и цивилизованная раса, достигшая необычайных успехов в магии, науке и искусстве склонилась перед грязными варварами. Снова.
Топот приближался. Воображение Галахаэра уже рисовала кровожадную толпу орков, со всей возможной скоростью несущуюся по извилистым коридорам. Рано или поздно они доберутся и сюда. Эльфы отступили к горам, под защиту высоких стен своей древней крепости. Неприступной. Нерушимой. Надёжно спрятанной. Но подтвердились худшие опасения – орки не остановились. Разграбив столицу, они сожгли прекрасный город дотла, а потом направились прямиком к последнему оплоту лесного народа, следуя за своим главарём, который безошибочно выбирал путь сквозь хитросплетения непроходимой чащи. Отряды лучников продолжали сопровождать орду – их стрелы разили метко и беспощадно, медленно уменьшая численность врага на протяжении каждого дня пути. Медленные и неповоротливые орки были не в состоянии догнать мобильные отряды, которые, едва им стоило нанести свой удар, тут же скрывались в листве, но беда была в том, что противник терял силы слишком медленно. Несмотря на несколько недель усилий отважных лесных рейнджеров, орда была почти столь же многочисленна, как и в тот день, когда в первые вступила на эльфийскую землю. Попытки устранить главаря не приводили ни к чему – ему не причиняли вреда стрелы, смазанные самыми смертоносными ядами. Становилось понятно, что встречи с противником избежать не удастся. А бежать больше было некуда.
С душераздирающим воплем, заменявшим, как видно, у данной особи боевой клич, из-за поворота появился первый враг. Размахивая огромной секирой, зеленокожий бугай вылетел из-за угла и, ни на мгновение ни сбавив темпа, устремился на застывшего подобно статуе Галахаэра. Шаг вперёд, мимолётное движение руки, клич, оборвавшийся на полуслове – по инерции сделав несколько шагов, бугай рухнул на колени. Секира с характерным лязгом состыковалась с полом, а сам орк удивлённо взглянул на алый разрез, перечеркнувший наискось его накачанный торс. Капля алой крови сорвалась с острия эльфийского клинка. А на помощь поверженному соратнику уже спешили новые дикари.
Пользуясь предоставленным перерывом, Галахаэр вновь погрузился в воспоминания. На этот раз перед его глазами предстали события совсем недавние – штурм крепости, произошедший всего несколько часов назад. Зрелище воистину незабываемое. Орки не стали утруждать себя строительством осадных орудий – несколько наспех сооружённых таранов, вот и всё, что оказалось в их распоряжении. Но живая волна, тысячи истошно орущих глоток, разом устремившихся к стенам примостившейся у подножия гор твердыни – картина, которую ни один защитник уже не забудет никогда. Стрелы безошибочно разили врагов, маги обрушивали на варваров стены огня, но всего этого оказалось недостаточно. Тысячи пали, но их соратники вскоре оказались у ворот, обрушивая наскоро сооружённые тараны на укреплённые магией створки, которые тут же начали сдавать позиции под напором грубой силы, тупой и беспощадной. Группа смельчаков, под предводительством юного чародея Эревана вышли навстречу, воспользовавшись одним из секретных выходов. Галахаэр тяжело вздохнул – на мгновение ему тогда даже показалось, что у защитников есть шанс. Контратака оказалась манёвром внезапным – под напором магии и града стрел, зеленокожие побежали. Брошенные тараны попадали на землю, орки в панике устремились назад, спасаясь от настигавшей их одного за другим смерти. Вот тогда над полем битвы и мелькнул лучик надежды, столь же желанный, сколь и ложный. Они могли бы отбиться. Если бы не появился главарь.
Огромная махина трёхметрового роста продиралась вперёд, круша своих же соратников, которые не успевали вовремя убраться с дороги. В каждой руке это чудовище держало по исполинской секире, размером со среднего эльфа каждая – буквально прорубая себе кровавую просеку сквозь собственных же солдат, Вождь, не обращая ни малейшего внимания на обрушиваемые на него со стены бесчисленные стрелы, оказался прямо перед Эреваном. Они были обречены. В теле синекожеого главаря торчала добрая сотня стрел, но ни одна из них, похоже, вовсе не причиняла ему неудобства. Маг не растерялся – огненный шар чудовищной силы устремился прямо в грудь Вождю, который должен был попросту обратиться в горстку пепла… Последовал короткий взрыв, а затем главарь, на груди которого красовалось лишь чёрное пятно обугленной кожи, снёс голову Эревану. Галахаэр поморщился, вспоминая – он видел, как за секунду до смерти чародей в ужасе посмотрел на свои руки, недоумевая, что могло пойти не так. Ворота продержались недолго. А потом началась резня.
Ещё трое. Галахаэр, стараясь не поддаваться панике, зашагал им навстречу. Глаза его жутко сверкали в свете магических ламп. В узком коридоре орки лишь мешали друг другу, в то время как эльфийский клинок не ведал промаха. С характерным звуком меч вонзился в плоть, насквозь прошивая сердце дикаря. Удар, ещё удар. Вскоре всё было кончено. Страж оглянулся назад, на плотно закрытые двери. Там, за ними, была королева. Та, кого он поклялся защищать. Та, ради которой он отдаст свою жизнь. Жаль, что он в силах лишь немного отсрочить неизбежное. Даже сейчас, перед лицом неминуемой смерти, он не мог подавить горечь и обиду. Где твой любимый Валаар, Аэриэнн? Эльф криво улыбнулся. Полчаса назад он видел, как заклинатель сбежал, прибегнув к телепортации, когда понял, что всё кончено. Оставалось надеяться, что чёртов маг вскоре обнаружит себя наполовину вросшим в дерево. Видел он и как умер Даарон, не успевший вовремя ретироваться из внутреннего дворика крепости. Все мертвы. Все, кого он знал и любил. Вырезаны зеленокожими ублюдками. К решимости прибавилась ненависть. Очередная группа орков показалась из-за поворота.
Галахаэр выбросил руку вперёд, выкрикнув заклинание на прекрасном языке народа, который сейчас переживал свои последние часы. Ревущее пламя прокатилось по коридору, превратив в пепел тот самый гобелен, а вместе с ним и незадачливых агрессоров. Страж знал, что его силы на исходе. Он может убить ещё десятерых. Пусть даже сотню. Или тысячу. Но этого всё равно будет далеко недостаточно.
Не знал он того, что в этот самый момент, королева аккуратно проводит лезвием кинжала по своим запястьям, созерцая с балкона охваченный хаосом внутренний двор. Аэриэнн, безвольно опустив руки, позволила крови беспрепятственно струиться на пол, забирая с собой и её жизнь. Обессиленно прислонившись к перилам, королева наблюдала за багровым шаром солнца, краешек которого уже скрылся за кронами деревьев, стараясь не обращать внимания на стоны умирающих внизу.
Закат. Этот – особенный. Конец не только очередного дня. Конец всей эльфийской расы.
|
|
|
|
|
Ты молишься? Ужель ты думаешь, что Бог или Аллах поможет тебе после всего, что ты натворил? Ужель считаешь, что тебя простил всемогущий старик за предательства, за твои преступления, за твою ненависть? Ужель думаешь, что достоин жить, Ата?!
Разве не понимаешь ты, что смерть- единственный выход? Ты мог бы жить по чести, но запятнал душу свою. Никчемная ты букашка, что все еще верит в свое великое предназначение... Все веришь в то, что найдя Кьоль, ты наконец исправишь все, наконец отомстишь за своих близких. Но во что ты превратился? Месть изуродовала тебя. Ты был веселым лохматым живым парнем, что бодро болтал на румынском. А теперь... Помнишь ли ты хотя-бы язык свой старый? Стоишь ты посреди поляны, страшный мертвец со злобой в глазах. Ты изменился.
Изменился так давно, что назад пути уже нет. Лишь вперед, к Кьолю. На выполнение своей "мечты". Прорубая путь себе ятаганом и копьем, убивая, предавая, и молясь. Молясь за то, чтобы Бог забыл о тебе. Чтобы он не видел той грязи, в которой ты погряз.
Как часто ты бывал в боях. Ты видел и кровь, и кишки, что выпадали из ран. Ты видел ужас в глазах, слышал мольбы о пощаде. И хоть бы раз ты пожалел... Но нет. Всегда ты верил, что враг создан для того, чтобы пасть от руки твоей. Нельзя щадить, нельзя оставлять его в живых. Ибо Судьба привела его к тебя, а тебя к нему. Ты и твой враг должны были встретиться. И уйти может лишь один. Не веришь ты в пощаду. И сам бы ее не просил- принял бы смерть. И в пылу сражения, с кровавой пеной на губах, ты бьешься, не думая о смерти, потому... Потому что жаждешь ее. Ничто не может освободить тебя от гнета жизни, кроме смерти. И Ад не страшит тебя боле, ибо побывал ты в Аду...
И время снова начинает идти. Видишь как упал на землю бородатый человек. Видишь, как его разрывают на части волки. Жалости не чувствуешь, но долг зовет и говоришь слова на языке Божественном:
-Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.*
Глаза открываешь, врагов своих видишь. Три волка. Жутких, больных. Глаза их, как у адских псов. Руку в кулак сжимаешь так, что ногти впиваются в кожу и капелька крови появляется на ладони.
И смотришь в глаза их вожаку. Не отводишь взгляда. Словно мысленно посылаешь ему слова: "Я убью тебя во что-бы то ни стало. Я разорву твое тело, Цербер, и уничтожу твоих собратьев. Ничто не остановит меня сейчас".
И снова начинаешь шептать. И голос твой начинает нарастать.
-Pater noster, qui es in caelis;
sanctificetur nomen tuum;
Руку правую напрягаешь. Копье сжимаешь. Тело твое, словно одна струна натянутая.
-adveniat regnum tuum;
fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra.
Голос твой слышен теперь стоящим рядом. Но ты забыл о них. Сейчас перед тобой лишь эти твари, которых нужно отправить обратно туда, откуда они пришли.
-Panem nostrum quotidianum da nobis hodie;
et dimitte nobis debita nostra,
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris;
Громогласен бас твой. Выпрямляешься, стоишь во весь рост. И кидаешь копье наконец. Пытаешься в главную тварь попасть до того, как она доберется до вашего круга.
Топор в левую руку свободную берешь, в правую- ятаган.
-et ne nos inducas in tentationem;
sed libera nos a malo. Amen.**
Рев вырывается из груди твоей. Клич боевой. Да прольется кровь...
|
Страх смерти пронзил сознание будто стрелой.
Нельзя ему умирать. Смерть не сможет дать то, чего он так долго искал.
"Что ты натворил Арно?!"
Он помнил голос отца Джулио, что отражался от сводов храма. Переходящий то на визг, то на шепот.
"Это преступление перечеркнуло всю твою благодетельную жизнь, глупец! Теперь, даже после смерти ты не сможешь обрести покой рядом с теми, кого любил!"
Да... в рай, таких как Арно, не берут. В тех местах, видать, очень тесно, раз бог ищет столько поводов никого туда не пускать. Фанатичные священники орут налево и направо о том, что каждый грешен. Обман, похоть, алчность - все грех... Если подумать, нет никого, кто заслужил бы отправиться в райские сады...
Но Арно, конечно, превзошел многих.
Он помнил, как бежал по грязным и тесным улочкам, пытаясь уйти от погони. Ему навстречу попался какой-то пьянчуга.
В чем он был виноват? Лишь в том, что Арно боялся смерти. Испугался, что что эта пьянь укажет преследователям путь. Он до сих пор, в деталях помнил тот момент: старик ойкнул, увидав взъерошенного француза, но его неловкая попытка уступить дорогу, была внезапно прервана, точным ударом сабли. Оловянные пуговицы звонко стукнули о сталь, прежде чем позволить ей войти в пропахшее алкоголем тело. Пинок сапогом в грудь - вместо всех предсмертных исповедей. Успел ли этот человек понять, что его убило?..
Может и нет. А вот Просперо Пацци точно знал.
Еще до погони. Еще до старика.
Он молил Арно оставить ему жизнь. Просил пощады, просил прощенья. Вспоминал своих детей, коим был примерным отцом.
Нет, он зря тогда вспомнил о детях.
Память кусками давала воспоминания о произошедшем.
Арно рубил. Зло, с силой, будто топором. Вновь и вновь. Удар за ударом. Рука по локоть покрылась свежей кровью, а сабля будто сама ей и истекала.
Сабля, за девять лет ставшая будто продолжением руки. Сабля, вырванная из мертвых рук телохранителя чертового банкира.
Никто не помнил его имя. Все называли его Бык. Пацци воспитал его, почти как сына, а тот верно служил названному отцу. Арно помнил, как убил его, за несколько мгновений до смерти самого Просперо.
Нос был рассечен и сломан. Кровь лилась по лицу, мешая дышать и обжигая подбородок. В тот миг француз ослеп от боли. Как новорожденный щенок, он наощупь полз по полу, пытаясь найти рукоять утерянной рапиры. Вернее того обрубка, в который она обратилась после встречи с саблей.
Пинок под ребра и характерный хруст.
- Убей его! - визжал Просперо, - Не стой столбом!
На его беду, у Быка был огромный недостаток: совесть. Именно совесть, молила его каждый вечер искать утешения в алкоголе и шлюхах. Эта чертова совесть позволила Арно найти ублюдка, что заказал поджог, цепляясь за разговоры блудниц. Такое замечательное качество, как совесть, дала трещину во всех попытках Пацци замести следы. И именно она, заставила дрогнуть руку Быка, и попросить прощения "за все", прежде чем нанести заветный удар.
Эти секунды стоили громиле жизни. Обломок рапиры вошел в ногу, не разрезав, но разорвав сухожилие. Огромное тело рухнуло вниз, головой глухо стукнувшись о пол, и все тот же обломок завершил дело, разодрав горло своей жертвы.
Первое убийство. Первое, в череде многих и многих. Единственный раз, когда смерть была совсем рядом, но француз сумел выскользнуть из ее костлявых лап. Или все же не выскользнул?.. Может быть, тогда и погиб Арно Баррэ?.. За миг до того, как умер несчастный телохранитель?..
Последующие девять лет вполне походили под определение "ад". Но надежда вырваться из него все же была. И сейчас, когда заветный "Кьоль" был так близок, сгинуть в этом грязном лесу было бы просто непростительно.
Врагами стали две жуткие шавки. Даже зверью хватало мозгов действовать сообща...
"Нельзя уворачиваться", - напомнил себе, прежде чем встретить беду. Нельзя допустить, чтобы твари зашли за спины, в круг.
Стоять до конца.
Принять удар, ответить вдвое сильнее.
|
Дорогу к городу мечты Отто представлял себе совсем не так. Не было в его фантазиях мрачного, неприветливого леса. Не было компании сомнительных спутников. Но, самое главное, определённо не было там стаи волков, каждый из которых мечтает сожрать его заживо. Он-то полагал, наивный, что достаточно заплатить свою цену – совершить убийство, подлое и жестокое. Как же он ошибался. Стоило догадаться, что путь, который начался с чего-то подобного, просто не может вести к счастью и безмятежности. Стоило задуматься об этом ещё тогда, когда лезвие ножа раз за разом входило в её тело. Несмотря на критичность ситуации, О’Рейли криво улыбался – он вдруг в полной мере осознал, что во всех своих злоключениях виноват только он сам. Кьоль. Подумать только. Как же мерзко и отвратительно звучало теперь это слово. Если тогда, в ту ночь, когда он сделал непоправимое, при свете одинокой свечи, символы складывались в нечто соблазняющее, загадочное и обнадёживающее… То теперь, при безжалостном свете дня, Отто понимал, что Кьоль – всего лишь комбинация букв, бессмысленная и нелепая. Не осталось ни следа той красивой сказки, во власти которой он оказался внезапно для себя. Была лишь реальность. Суровая. Освобождающая от иллюзий.
Он даже не заметил, откуда появилась первая тварь. Видел лишь то, как болтливый мужчина, так и не успевший подняться с земли, встретил свою смерть. А в следующее мгновение вся поляна заполнилась серыми тварями с горящими синими глазами. Было что-то неестественное в этих глазах, что-то, принуждающее прекратить сопротивление и покориться. Отто смотрел, как стая огромных монстров заживо пожирает несчастного, и не мог заставить себя сдвинуться с места. Его парализовал страх. Лишь когда мужчина в последний раз вздрогнул, и жизнь покинула его окончательно, О’Рейли вдохнул, вновь возвращая контроль над своим телом. А волки вернулись, всё столь же легко и бесшумно скользя по земле. Только сейчас Отто заметил, что звери были больны. Чумные волки. Что может быть лучше.
Внезапно, одна тварь оказалась прямо перед ним. Впереди. Всего в нескольких метрах. Если ещё мгновение назад, Отто ощущал себя частью группы, сражаясь с общим противником, то в этот миг всё изменилось. Не было больше группы. Не было леса вокруг. Были только холодные синие глаза и обтягивающая выступающие рёбра серая шкура. Только один волк. И всего один Отто. И никого больше. О’Рейли был абсолютно уверен, хоть и понятия не имел, чем эта уверенность обусловлена, что никто не поможет ему в этом поединке. И уверенность эта породила страх. С огромным трудом мужчина удержался от того, чтобы не развернуться и не броситься бежать. Не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты и подлесок. Он желал выплеснуть весь свой ужас в одном рывке… Но даже не шевельнулся. Отчасти, благодаря порождённому тем же самым ужасом оцепенению. Когда зверь прыгнул, оно прошло. Бежать было бесполезно – две ноги не сравнятся с четырьмя лапами. Отто замер, крепко сжимая рукоять кинжала в свободной руке – собственное оружие казалось ему просто смехотворным по сравнению с массивной тушей врага. Ждал, пристально вглядываясь в движения мышц под мохнатой шкурой. Ожидая прыжка. Готовясь ответить.
|
|
|
|
Я обернулся только раз. Один-единственный – они уже схватили ее, впились зубами, словно звери, трясли головами, пытаясь выдрать кусок побольше. А она визжала. Истошно вопила…
Бедная.
А я обернулся только один раз.
Сердце обмерло, когда раздался первый ее крик – все о ней забыли. Я не заметил, что она осталась там… Я… я спасал музыканта. Да, я был занят. Я не смог бы спасти и ее. Никак иначе…
Но обернулся я только один раз. Потому что это было дьявольски страшное зрелище. Как они ее жрали! Собаки разрывали пойманную курицу и то с меньшей яростью! Безумие… А она вырывалась, дергалась в последних отчаянных и бесполезных попытках спастись.
Нет, нельзя на такое смотреть – слишком уж…
Я обернулся еще раз. У нее уже кончились силы. Сквозь туман сложно было что-то разобрать – они склонились над ней, жертва почти не сопротивлялась. Теперь можно было кушать… Но она была еще жива. Она стонала от боли.
Господь милосердный…
Но вот фигуры пропали в тумане, и я вернулся к дороге. Мы бодрым шагом торопились за умалишенным, что совсем недавно убил Ганса. И я воспользовался минуткой, чтобы осознать произошедшее, ведя Няпку под уздцы.
Голова мальчика – ее же ведь кто-то отсек. Испанец, да? Это он махал своей шпагой, больше некому. Получается, он меня спас? Вот разочарование, а я уже хотел его окончательно возненавидеть… Но, может, он не так плох? Может, он просто спятил – вот и бросался на всех? Может, стоило… вникнуть?
Впереди раздался тихий звук, который нельзя ни с чем спутать. В мясо втыкали нож только по одной причине. Я содрогнулся – еще одно убийство. Но из разговора стало вдруг все ясно: он пытался ее убить, чтобы попасть в Кьоль. Но не вышло, и теперь это сделала она. Ну да, чего такого… Все правильно. Я бы тоже так поступил.
По шее слабым потоком струилась теплая кровь. Ухо жгло от боли. Я боялся к нему прикасаться – не хотел знать правду. Потом узнаю, еще будет время. И кол надо выдернуть… потом…
Они заговорили почти одновременно: агрессивный безумец, музыкант и леди. Первый хотел убить эту даму, второй – предлагал отдать кусок Ганса ему, а третья тихо-тихо сказала про мир. И оглянулась на меня.
А я-то что?
Мне было тяжело дышать, голова болела и ноги как-то неуверенно себя чувствовали. Меня сильно подташнивало… Получалось, они все здесь были не случайно? Шпажист точно порешал всю свою семью, леди так интересовалась картой, хромой музыкант просил отдать ему Ганса…
Они… все… убийцы?.. И даже леди?! Нет, она вряд ли… она бы…
На лбу выступил холодный пот, меня пробрала дрожь. Во рту вдруг появилась слюна. Очень много. Не меньше пинты.
Дама с Гансом в руке застыла на секунду – что ей делать? Отдавать карту в Кейл?
Раздался громкий, отчетливый щелчок.
Кто-то взвел замок пистолета. И поднял его, целясь в бронированную спину испанца. Я?
- Хватит… - болезненный вдох, неполный, - хватит убивать… Вы что, животные, что ли?..
Пистолет водило ходуном. Тело онемело. Да что со мной? А, понятно.
- Идите вместе в… - успел прошептать я, прежде чем меня скрутило и по горлу ливануло горячее, обжигающее пиво. Обратно, прямо в грязь.
|
Доставайте оружие!
Эхом отдаются эти слова в голове. Несмотря на критичность сложившейся ситуации, на губах медленно появляется мрачная ухмылка, а в глазах разливается отчаяние. Безнадёжность. Оружие? О да, оружие у него было – правая рука скользнула в карман плаща, пальцы крепко обхватили немного влажную рукоять сокрытого там кинжала. Вот только оставался вопрос, сгодится ли хоть на что-нибудь этот ножичек против волков? Воображение тут же нарисовало стаю свирепых серых бестий с маленькими чёрными переполненными ненавистью глазами, оскаленные пасти, слюну, медленно стекающую с немного выдающихся вперёд клыков… Паника нарастала – слишком яркой была эта картина, слишком пугающей перспектива почувствовать на себе укусы дикой твари. Именно в этот момент Отто в полной мере осознал свою беспомощность – ему приходилось драться с людьми, бывало, даже убивать, но сейчас всё совсем иначе. Человеком управлял рассудок, он боялся кусочка заострённой стали, зажатого в твоих руках – он был осторожен, угрожал, медленно приближался. Совсем другое дело – зверь, обуреваемый слепыми инстинктами, переполненный яростью, ненавистью и бесконечной злобой. Зверь, который невзирая ни на что летит вперёд, которого не пугает холодная сталь, сверкающая в лучах восходящего солнца. Возможно, он поймёт, когда почувствует боль, испугается, отступит. Но скорее – его зубы вонзятся в твоё беззащитную плоть. Отто тряхнул головой, стараясь взять себя в руки. Если идти в бой с таким настроем, то можно считать, что он проиграл уже заранее.
Если разделитесь – умрете.
Разделятся он точно не собирался – медленно отступил к центру спешно создаваемого под мудрым руководством круга. Медленно извлёк из кармана свой нож, скользнул взглядом по зеркальному лезвию на котором кое-где остались багровые пятна запёкшейся крови. Он слишком хорошо помнил, чья это была кровь. С трудом удавалось перебороть отвращение, подавить желание зашвырнуть подальше в кусты проклятый кинжал. Мрачная улыбка всё ещё играла на губах Отто – тонкая ирония ситуация была доступна в полной мере сейчас лишь ему одному: нож, послуживший орудием хладнокровного убийства стал теперь единственным предметом, который способен спасти ему жизнь. О’Рейли молчал, с тревогой вглядываясь в тёмную громаду обступившего его со всех сторон леса, и старался забыть, что именно он держит в руке. Старался думать об этом, как о простом оружии, всего лишь одном из многих. Отто сам не знал, почему он сохранил именно этот клинок. Почему хотя бы не протёр лезвие. Скорее всего, хотел оставить как напоминание самому себе о совершённом злодеянии. Чтож, теперь выбора не оставалось.
Не возвращайтесь за мной и не ждите меня. Я сама вас найду на рассвете.
Она противоречила сама себе, эта беловолосая незнакомка. Говорила им держаться вместе, не разделяться ни в коем случае, а теперь сама в гордом одиночестве скрылась среди деревьев. Почему-то Отто казалось, что у неё куда больше шансов выжить, чем у любого из них, но всё равно никак не удавалось отделаться от смутной тревоги. Некоторое время он смотрел ей вслед, размышляя, не стоит ли отправиться туда же. Это было бы настоящим безумием, но, почему-то, именно такой поступок казался ему действительно правильным. И, быть может, он поступил бы именно так, если бы не мысль о волках, стремительно скользящих навстречу. Стычка с неведомым Ричардом волновала его куда меньше – он сомневался, что спутница действительно оказала им услугу, «взяв на себя» этого парня. А что если она просто спряталась, используя большое скопление людей как приманку, способную отвлечь хищников от её собственной персоны? Почему-то Отто казалось, что это было не так.
-
молчание-золото)
-
Надеюсь Отто выживет
|
|
|
|
Пит не мог сказать с уверенностью, сам ли он проснулся или его разбудили. А может и то и то случилось одновременно.. Впрочем, не важно. С усилием продрав залипшие глаза, Браун протер лицо рукой, влажной от дождя, а затем осмотрелся. Темный лес, несколько незнакомых людей и таинственная девушка с серебряными волосами, которая помогала Питу подняться.
- Стою, - утвердительно ответил Браун, и немного помедлив, словно забыв о том большом значении, что люди придают вежливым словам, с искренней благодарностью в голосе добавил, - Спасибо.
Обстановка была странной, но сразу не показалась расслабленному и сонному Питу враждебной. Однако он быстро взбодрился, услышав разговоры о крови. Что за кровь? Откуда она взялась? Кто-то ранен? Вопросы хаотично возникали в голове, но губы Брауна оставались на замке. Присев на корточки, Пит уже более тщательно осмотрелся еще раз, и убедившись в том, что ему ничего не угрожает, осмотрел свои вещи. Первым делом - кинжал на поясе, затем сумки и заплечный мешок с вещами. Собрав всё своё добро, Браун поднялся на ноги и подошел ближе к незнакомцам. Многие что-то говорили, но судя по поведению людей, можно было смело утверждать, что все они друг друга видят впервые.
Кьоль. Браун не особо доверял байкам об этом городе. Он был терпелив, но его постоянно терзали страшные сомнения. Лишь воспоминания об уверенности и убежденности отца поддерживали его все последние дни, как впрочем и всегда. Но вера Пита была не такой сильной, ему недостаточно было иметь размытую цель впереди, он критически нуждался в маленьких победах, символизирующих правильность выбранного пути. И вот, спустя две недели тоскливого обреченного ожидания, первая маленькая победа, наконец, случилась. Очевидно, все эти люди собрались здесь затем же, зачем и Пит. А прекрасная девушка в сером - их проводник, утверждающий о том, что Кьоль все-таки существует. У Брауна не возникло вопросов о том, что было вчера и как он оказался в этом гниющем лесу, все что он страстно желал было впереди, а позади - лишь тягостные воспоминания. Странный дурной сон, который хочется одновременно оставить в памяти и навсегда забыть.
- А этот человек должен знать, что у него есть карта? - поинтересовался Пит.
С момента пробуждения прошло не так много времени, но осознание текущего положения моментально взбодрило Брауна, прогнав все признаки сонливости прочь.
|
-
Красочно и детально.
-
Развернуто
|
|
-
Ура!
-
Дядька всегда живой, Дядька всегда с тобой,
В гнили, мощи и лютости,
Дядька в твоей игре, в каждом твоём посте,
Дядька в тебе и во мне
|
|
|
Юность. Юнкерское училище. Летние вакации, проведенные в отцовском имении.
Черноволосая красавица-украинка Оксана Пересыпко. Ночи полные страстной любви.
"-Ты такая... чудесная и необыкновенная! Как может быть в мире такое счастие?
-Потому, что я ведьма, коханый! Приворожила тебя!"
Смех, лобызания.
Старик-отец, человек-скала, жёсткий и властный.
"-Думать не смей, Алексашка! Жениться! И на ком? Чтобы духу..."
"-Оксана... Отец не велит, грозит без наследства оставить. Плевать, черт побери! Убежим!
-Не кручинься, коханый. Все образуется, вот увидишь. Я излажу, как надо, и наследство твое при тебе будет..."
Недуг отца, не хворавшего обычно даже простудой. Скоропостижная смерть.
"-Я. Да, не шутила никогда. Да, наколдовала. Ради тебя и меня. Теперь мы можем быть вместе. Всегда."
Гнев. Удары.
"-За что? За любовь мою?"
Веревка.
"-Проклинаю тебя! Слышишь? Проклинаю тебя, и весь род твой во веке!"
День, холодный и промозглый. Серый. Такой же, как давеча случился. Скрип березы. Стройное тело на веревке болтается – изящные ступни до земли четыре пяди не достают. Молодой священник бормочет "Господипомилуй, господипомилуй, господипом-и-и-и-и-луй!"
Слезы по щекам катятся.
Одинокая могилка за кладбищенской оградой.
А жизнь жить надо...
Александр Андреевич расплатился сполна за всё, что услужливо сохранила память. А уж как именно - то осталось между ним, вернувшейся из мертвых Оксаной, и неторопливым временем. Проклятье свершилось, пожрав весь род Сизовых, а вместе с ним и тех, кто имел несчастье оказаться в эти злополучные дни поблизости.
***
В ту ночь жители Сосновки спали плохо. Была страшная буря, с ливнем, какого люди не видали со времен Потопа, и ветром, вырывающим с корнем деревья и норовящим содрать крыши со стропил. Те, кто осмеливался выйти на двор, видели яркое бледно-зеленое зарево над лесом в той стороне, где находилась барская усадьба, разглядеть которое не мешала даже сплошная стена дождя. Многие, крестясь, божились, что в завываниях ветра им чудился торжествующий женский смех. Наутро идти к усадьбе никто не осмелился.
Спустя неделю деревню посетил отряд продразверстки при пехотной полуроте и пулемете, а с ним еще и кавалерийский взвод, посланный на поиски контры, подло атаковавшей отряд товарища Балодиса. Красных радушно встретил товарищ Переплюев, и о чем-то долго беседовал с командиром сводной группы. Результатом беседы стала активная продразверстка и поиски контры, сопровождаемые рукоприкладством и насилием. Крестьяне похватались за подаренное оружие, и пошла потеха.
После первых потерь красные просто осатанели, и взялись за дело всерьез. Кровь хлынула рекой, спалили несколько дворов. Сопротивлявшихся перебили всех. Тех, кто сдавался. рубили шашками и забивали прикладами. Да и совсем не оказывавшим сопротивления перепало немало, а уж что творили с бабами – вслух говорить не хочется.
Умаявшись от трудов праведных, красные решили встать на ночлег, однако, оставаться в пропахшей смертью деревне охотников не нашлось. Решили встать на квартиры в барском доме. Ушли, оставив выживших селян оплакивать свое горе. Обещались вернуться наутро.
Но почему-то ни один не вернулся.
Никто из сосновцев остаться на родном пепелище не осмелился – кто подался до родных, кто в уезд, а кто и вовсе куда глаза глядят. Главное – подальше.
Новый отряд красных, посланный на поиски первого, обнаружил на месте процветающего и богатого поселения полусожженный огрызок, город-призрак без единой живой души, недобро щурящийся подслеповатыми окнами. Брать здесь было уже решительно нечего, и красные ушли восвояси.
Постепенно, год за годом, лес все плотнее смыкался вокруг брошенной деревни и забытой усадьбы – расползшиеся по округе жители Сосновки разнесли об этих местах такую молву, что соваться туда ни у кого желания не было. А потом люди и вовсе забыли, что был такой барин, такая Сосновка и такая история.
Шли годы, страна менялась, а покой этих мест так никто и не тревожил. До поры. А вот однажды…
Впрочем, как говорится в таких случаях, это совсем другая история.
-
Снимаю шляпу.
-
Прочитал, понравилось.
-
Отличная игра!
Поздравляю с успешным печальным окончанием.
-
Красота! Жалко, что не попал в этот модуль по юности.
-
Да, это и правда была очень крутая игра.
Читал временами, а когда читал - восхищался.
Очень здорово!
-
Классно.
-
Спасибо за игру чтение, Свин. Мне очень понравилось! =)
-
Отличное завершение отличного модуля!
-
Эх, шикарный модуль =) Атмосферный, интересный. Красота просто. А еще никак не ожидал, что столько неписей намолотил за игру 0_о
-
Это самая литературная игра ДМа, которую я имел удовольствие читать. И не стыдился показать знакомым, бесконечно от форумных игр далеким - "Вот, мол, это не какие-то там ебенячьи человечки, как вы думали. А - Искусство!"
Огромное спасибо, Свин. Ты безожно крут.
-
то чувство, когда из-за конечного поста хочется перечитать всю игру
-
Эпичная была игра. Эпичнейшая, я бы сказал. Жаль, что все кончилось так.
-
Спасибо за игру. Печально, что проиграли, но се-ля-ви, как говорится. В целом было круто!
-
Крутая, конечно была игра. С удовольствием прочитаю полностью как-нибудь.
|
|
Виранта с сомнением посмотрела на дворянина, пытающегося завести беседу с существом. Не съехал ли он с катушек после пережитого? Перевела взгляд на мост...
"А может, это сон?" - с надеждой подумала девушка, намереваясь проснуться, и... ничего не изменилось. Пришлось искать другую версию. Другая версия напрашивалась сама собой, хоть и была неутешительной.
Сказки про ходячих мертвецов, которыми пугают непослушных детей, - не такие уж и сказки?..
Во всяком случае, те существа, что бредут сейчас по мосту, - реальны. Ощутимы. И, вероятно, опасны. Их много. От них можно сбежать, тем более верхом, но карта...
Карта нужна всем. А если мужчины не захотят делиться - у Виры нет шансов.
А если она постоит столбом еще немного, то шансов не останется даже на то, чтобы сбежать без карты.
Сбежать... Верхом... Кел... Карта... Виранта хлопнула себя по лбу. Обрывки мыслей наконец сложились в готовую идею. Девушка рванула к конюшне. Запнулась о свой мешок, машинально подняла его, перекинула лямку через плечо и побежала дальше. Пусть будет. Так спокойнее. И спина защищена. От чего защищена - Вира предпочла не додумывать.
В темной конюшне, едва не навернувшись, зацепив оставленные кем-то прямо возле двери вилы, Виранта пробралась к оживившемуся Келу, огладила его, обнаружив на морде узду, а на спине седло. Ее конь остался на ночь нерасседланным?!! Однако ярость длилась не долее секунды. Во-первых, Вира тоже хороша - не проверила. Во-вторых, виновницы уже нет на этом свете. В-третьих... Господи, прости Бруне все ее грехи! Благодаря ей Вира сейчас не тратит драгоценное время.
С улицы раздался дикий вопль, переполошивший лошадей. Что там еще стряслось?!
Девушка спешно отперла стойло и попыталась вывести мерина. Куда там! Конь, фыркая, задрал голову и словно врос копытами в пол.
- Ну, маленький, ну, пожалуйста, давай не сейчас! Нам очень-очень надо уйти! - Вира повисла на могучей шее Кела, пытаясь опустить умную, в общем-то, голову, чтобы конь успокоился.
Облегченно выдохнув, когда ей это все же удалось, Виранта скользнула взглядом по кляче, нервничающей в соседнем стойле, и тоже почему-то собранной (спасибо тебе, Бруна, что так небрежно относилась к своим обязанностям!).
Чья она, интересно? Странно, что за ней никто не зашел... Не нужна, что ли?
Не выпуская повод Кела, Вира подошла к мотающей головой кобыле и попыталась поймать под уздцы.
- Ну куда ж ты, девочка, тебе же помочь хочу!
Лошадь дернулась, едва не ударив Виранту стоптанным копытом и забилась в угол тесного стойла. Вот и отлично, теперь никуда не денешься! Ухватив наконец болтающийся повод, Вира вывела обеих лошадей на улицу.
Взору ее предстала на редкость безумная картина.
Существо, похожее на мальчика, обезглавлено. Значит, есть управа на этих тварей?
Пару секунд Вира, опешив, наблюдала за мечущимся дворянином. Сомнения в нездоровости его разума трещали по швам.
А недоброе лицо испанца с обнаженной рапирой ничуть не успокаивало. Что-то было... Или что-то будет?
Вира откашлялась, чтобы голос не дрогнул, и набрала побольше воздуха.
"Господа! Не кажется ли вам, что сейчас не самое подходящее время выяснять отношения? Я предлагаю очень срочно погрузить тело трактирщика на моего коня и побыстрее уйти. Даже пешком мы сумеем оторваться от этих пугающих, но медлительных существ. А потом мы все в спокойной обстановке внимательно рассмотрим карту..." - вот что хотела сказать Виранта.
Но вместо этого крикнула:
- Закидывайте Ганса на коня и валим отсюда!
Первое относилось к испанцу и мрачному мужчине, второе - ко всем присутствующим. Живым присутствующим. Все ведь все поняли, да?
-
Держи)))
-
Молодец. Мой женский глаз радуется прям.
-
Неплохо!
-
Решил почитать модуль сначала...
Хороший пост, отличный персонаж.
|
Табло показывало 12.12, когда квест под названием "Поиск мусорки" наконец был пройден.
Еще спустя четыре минуты Элис на себе узнала, что во всех только что открывшихся торговых центрах действует нерушимое правило трёх "ся": "Улыбайся, радуйся, смейся", иначе рядом непременно возникнет настойчивого вида сотрудник в фирменной одежде с логотипом и непременно спросит "Скажите, имеются ли у вас какие-нибудь претензии к работе нашего торгового центра?", затем приготовится записывать.
Так случилось и с Элис. Девушка, что оккупировала ее внимание, выглядела настолько приветливо, что отделаться дежурным "Извините, я спешу" просто не представлялось возможным.
Тем же вопросом, но в другой оболочке, интересовались у отдыхающих на диванах в холле и охранник в щегольской черной форме, и консультант - ходячая карта здания, и даже обслуживающий персонал - уборщицы, что постоянно драили слепящий блеском пол, и официанты, разносящие бесплатные напитки всем желающим.
Безусловно, правил трех "ся" подчинялись больше дети, нежели сопровождающие их взрослые. Вот японской внешности мужчина едва мог догнать малютку-дочку, рвущуюся в игровую комнату и по совместительству детское кафе. Другой папа, посматривая на часы, уносил оттуда же рыдающего парнишку.
Багровый от жары старик сидел, занимая большую часть диванчика, и читал газету, видимо, приобретенную в киоске в двух шагах от него. Приятной наружности юноша, вертел головой, и едва не споткнулся, оглядев с ног до головы симпатичную брюнетку - Джейн... - она как-то брала интервью у Элис, задавала вопросы воодушевленным голосом, а сама даже не попрощалась по окончании. Сейчас журналистка явно нервничала, поглядывая на часы. Толпа девчонок, с криками и смехом, фотографировалась в различных позах на айфоны - беспричинное веселье раздражало. Черноволосый паренек в квадратных очках, подпирая стену, рассматривал нечто на экране своего смартфона.
Однако, пестрящая разноцветными пакетами, на самом верху лестницы, ведущей на второй этаж, появилась Мина. Девушка почти летела ей навстречу, а, судя по количеству покупок, она посетила не пять и не семь магазинов. Как же зашкаливало, наверняка, напряжение подруги, когда Элис отвлекала ее во время примерки очередной кофточки. Зато теперь вид у нее был счастливый и виноватый одновременно. Такой бывает, когда вопреки чьему-то терпению, человек все же ставит во главу угла свои интересы.
- Ого, уже 12.25! А мои часы показывают 11.50...Что-то с телефоном, - врать Мина не умела. - Там так классно! Пошли скорее! Я уже присмотрела пару магазинов, которые тебе обязательно понравятся! Видишь, я не просто там шаталась! Нужно только положить в камеру хранения мои покупки, я быстренько! - последнюю фразу в течении последних пятидесяти минут Элис слышала раз двадцать.
На табло только что открылась новая "минутная" цифра, показывая 12.27. Элис почти час провела в ненавистном холле, так и не побывав еще в самом здании.
|
|
|
Заплакал ребенок. Очнувшись от крепкого сна, мама Белль с сожалением подумала, что опять не выспится. Ребенок плакал настойчиво. По крику, сразу понятно, девчонка Лизы, жены булочника.
Плач становился громче.
Маленькая полугодовалая девочка ползла к ней. Мутная пелена закрыла навеки ее глаза, половина лица сгнила, обнажая кости, нос ввалился, волосы торчали пушистыми клоками, неестественно раздутое тельце покрывали тут и там борозды чернеющей кожи. И все же ребенок полз. Двигался прямо к ней и издевательски плакал.
Мертвая малышка знала, что Мама Белль не допустит ее приближения и побежит.
Но в доме ведь нет окон, Мама Белль. В доме нет дверей. Это клетка, Мама Белль и ты в ней одна. Проснуться – слишком большая награда, женщина. Будешь страдать, пока маленький полусгнившие пальчики не сломают тебе шею.
Нет больше Мамы Белль, не надейтесь на нее.
Аннабелль, мокрая от пота, проснулась в своей постели. Ничего, просто кошмар. Она должна лучше высыпаться.
- Мамааааааааа… – истошный крик роженицы, его не спутаешь ни с чем, единожды услышав.
Проспала. Она проспала роды Катарины!
Инструмент – всегда готов, отвар трав – сделает на месте, тряпки – придется искать на месте. Мама Белль бежит из своей хижины, сквозь темный лес, к деревне.
- Мамааааа! – немыслимая нота. Так не может кричать человек. Слишком высоко, закладывает уши, разрывает легкие.
Мама Белль движется на крик в полной темноте. Луна сегодня не ее помощник.
- Мама Белль… - Аннабелль вздрагивает. Теперь это уже не крик. Катарина шепчет ей прямо на ухо. Но как она оказалась здесь с ней, как?!
- Мама, я умираю,- едва различимый шепот, на который сложно идти. Но Аннабелль идет, идет до тех пор, пока не оказывается в полной тишине. Уже никто не зовет ее. И это страшнее всего. Мертвая тишина. Что стало с роженицей и ее ребенком?
- Где ты? – когда отчаяние достигает предела, плачет Аннабелль.
Нет больше Мамы Белль, не зовите ее.
- Боже, помилуй мя… - тяжело дыша, открыла глаза. Это всего лишь сон. Она успеет. Она проснулась даже раньше обычного. Всё необходимое собрано. Умыться и в путь – долгую дорогу в Коль, самую дальнюю из деревень.
Мама Белль идет долго, останавливается лишь раз, чтобы перекусить. Сладкие яблоки, только вчера принесла дородная теща священника. Аромат заставляет в блаженстве закрыть глаза – такие моменты оседают в памяти, повторяются во снах, возникают при возможном повторении составляющих.
Мама Белль идет дальше. Деревня встречает ее тишиной. Значит, сильные схватки еще не начались. В доме ее предшественницы горит свет. Значит, роженицу уже отправили туда.
Умыть лицо с дороги в закутке перед входом. Вода темная и липкая. Мама Белль морщится, но в темноте не разглядеть.
Молча входит она в плохо освещенную комнату.
Смотрят на нее. Кто с укором. Кто с ужасной болью, разорвавшей рот криком. Кто с покорным осознанием. На полу, кроватях, в искривленных страданием позах. Все те, кому Мама Белль уже не поможет.
Кожу на руках и лице стянуло. Медленно, уже зная, что найдет, Мама Белль глядит на собственные пальцы. Кровь.... Она умылась чьей-то кровью. Так будет, пока она не умрет.
Коль…Нет такой деревни, нет…Коль…Что-то невыносимо родное, необходимое…Коль…
Нет больше Мамы Белль, не ждите ее
Кьоль…Словно молнией, пораженная догадкой, открыла глаза. Кьоль близко. Есть надежда.
Аннабелль не отрицала, что грешна. Не торопилась исповедаться, ибо это не отсрочит ее встречу с преисподней.
Но сейчас, когда она так близко, Белль не позволит черному дьяволу утащить ее в ад. Ее время еще не пришло. Она еще будет счастливой.
Не сегодня. Когда слово Кьоль наконец звучит, произнесенное чужими устами, нет в ее жизни места страху. Изыди, тварь из преисподней!
Кто знает, когда один из кошмаров окажется явью…. Мама Белль всегда спала с ножом в руке.
-
Да-да-да!
-
Кошмарные сны... Ужасная явь... Жесть...
-
Умничка.
Ниче не понял, но за реакцию плюс X)
-
Маленькая полугодовалая девочка ползла к ней. Мутная пелена закрыла навеки ее глаза, половина лица сгнила, обнажая кости, нос ввалился, волосы торчали пушистыми клоками, неестественно раздутое тельце покрывали тут и там борозды чернеющей кожи. И все же ребенок полз. Двигался прямо к ней и издевательски плакал.
Проклинаю своё воображение - это действительно жутко.
|
Сон повторялся снова и снова. Один и тот же жуткий кошмар. С каждым новым разом проклятое видение становилось всё реальнее, обрастая всё более красочными подробностями. Снова комната, залитая тусклым светом единственной свечи. Черноволосая девушка, доверчиво расслабившаяся в его объятьях. Он кричит, пытается предупредить, не дать совершить роковую ошибку. Но всё тщетно – снова удар, лезвие кинжала, по самую рукоять вошедшее в беззащитную плоть. Её глаза. Полные печали и боли. Неверия и непонимания. Какой-то до смешного нелепой детской обиды. Глаза, которые он не забудет уже никогда. Не в силах выносить этого взгляда, он раз за разом вонзает клинок в её тело, не в силах смотреть на алую кровь, хлеставшую из ужасных ран. «Прости…» - собственный голос слышится словно со стороны, хриплый и почти неузнаваемый.
Он хочет проснуться. Вырваться из оков кошмара, поскорее вернуться в реальность. Но всё бесполезно. С ужасом глядя на собственные руки встаёт, с ненавистью отшвыривает в сторону ненавистный кинжал. Кровь на руках. Символ. Напоминание. Дождь всё так же барабанит за окном. Словно ничего не случилось, всё также, как прежде. Но эту иллюзию, в которой легко спрятаться и забыться, тут же рассеивает вид скорчившегося на кровати обнажённого тела. Тишину, прерываемую лишь монотонным накрапыванием дождя, разрывает истерический смех. Ничего не произошло. Он понятия не имеет, что делать дальше.
На этот раз пробуждение вышло особенно внезапным – болезненный тычок под рёбра сопровождался соответствующим комментарием, произнесённым мелодичным женским голосом. Однако, даже несмотря на всё это, возвращение в реальность принесло долгожданное облегчение. Кошмар закончился, вновь отступил, скрывшись в ночной тьме. Отто, как это часто бывало с ним в таких случаях, счастливо улыбнулся не открывая глаз. Радость его длилась не дольше, чем одно мгновение. Ровно столько потребовалось измученному разуму мужчины, чтобы понять, что события, виденные во сне – не плод его больного воображения. Чтобы вспомнить, что он действительно это сделал. Убил. Единственного человека, с которым был счастлив.
Отто мог бы оправдывать самого себя, заявляя, что лишь ускорил неизбежное. Что рискнул, в надежде на лучшую участь. Отчасти, так оно и было – он понятия не имел, что произошло бы после того, как в его кошельке закончились деньги. Он постоянно думал над этим, но любой вариант, хоть сколько-нибудь связанный с действительностью, вёл к последствиям совсем не радужным. Даже если предположить, что она бы не бросила его, продолжила приходить, ей пришлось бы обслуживать других клиентов, чтобы хоть как-то заработать себе на жизнь. Этого он вынести не смог бы. Но легче от подобных размышлений всё равно не становилось.
Он действительно убил её. Но ради чего? Какой-то старой сказки? Отто много думал об этом, но так и не смог определить, в какой именно момент он лишился рассудка. Как можно отчаяться до такой степени, чтобы решиться на убийство? И не просто убийство – одной дело зарезать бродячего пса или бродягу на ближайшей помойке. Быстро, в темноте, даже не видя лица. Стараясь не слышать жалобных стонов. Нет, он убил хладнокровно. При свете свечи. Девушку, доверчиво засыпавшую в его крепких объятьях. Отто не понимал, как решился на это. Ненавидел себя и проклинал. Чувство вины тяжким бременем нависало над каждым мгновением его существования, превращая и без того нелёгкую жизнь в сущий ад. Впрочем, он был даже рад этому – в страданиях находил искупление. Слишком малодушный, чтобы всадить тот самый нож и себе в сердце, он предоставлял судьбе право наказывать себя.
Самым худшим было то, что ничего не произошло. Сказка развеялась в одно мгновение, идея, придававшая силы, испарилась. Он вдруг снова стал человеком, запертым в одной комнате с орудием убийства и ещё тёплым трупом. Отто не смог бы ответить, чего он ждал – быть может, портала, возникшего из пустоты… Но одно оставалось ясным – он ждал чего угодно, но только не отсутствия чего бы то ни было.
Закончив утренний сеанс ежедневного самобичевания, Отто открыл глаза. Вместо привычного потолка его комнаты в таверне, его взору предстали кроны деревьев и капли дождя. Мужчина резко сел, оглядываясь по сторонам и не имея ни малейшего понятия, как он здесь оказался. Сырая, промокшая насквозь одежда раздражала, порождая желание поскорее добраться до места, где есть камин и крыша. Накинув капюшон, хоть немного помогавший от падающей с небес влаги, он заметил, что не один. Прямо над ним возвышалась беловолосая девушка – судя по всему, обладательница мелодичного голоса и инициаторша «пробуждающего пинка». Наверное, она что-то говорила. Погружённый в собственные мысли, Отто не слышал её слов. Он медленно и осторожно поднялся, боясь вновь упасть, потеряв равновесие. Его мало интересовали люди вокруг – скользнул безразличным взглядом по чернокожему мужчине, проявлявшему излишне назойливое внимание к ещё не пришедшей себя женщине, по человеку, выкрикивающему слова на неизвестном языке, по крепкому парню, который уже успел подняться на ноги. Кто они, как здесь оказались? Разве это важно? Отто считал иначе.
|
|
Особой важности.Результирующая (краткая) сводка разведданных по итогам операции «Старый дом».===================================================== Экологическая обстановка.В ходе операции были взяты пробы воды, грунта, воздуха, произведены замеры радиационного фона в точках N и O (см. прил. 1). Кроме того, техническим персоналом отряда (специалист Тян, л.д № 4872) производились заборы проб воздуха, почвы, и замеры радиационного фона в произвольных точках (привалы разведгруппы). Анализ образцов и данных показал, что состояние химического и биологического состава почвы, а так же воды в р. Северная Рогожка и р. Южная Рогожка полностью соответствуют требованиям к состоянию воды и почв выдвинутых в «Положениях о декапсуляции баз типа «Ковчег»» от 12.04.2011. Химический состав воздуха из забранных на поверхности образцов превосходит по чистоте образцы докапсуляционного периода. Радиационный фон во всех точках измерения – в норме. Установленная на поверхности автоматическая метеостанция в период наблюдений фиксировала суточное колебание температур от +10 до +24 градусов Цельсия. Норма выпадения осадков составила в среднем 38 мм. Эти показатели не расходятся со средними предкатастрофными нормами. Зафиксировано некоторое уменьшение приливной силы, что, вероятно, связано с уменьшением массы Луны. Отклонений в развитии и генетическом коде образцов местной флоры не выявлено. Образцы генетического материала фауны получены не были, но судя по внешним признакам, животные в разведанной области так же не подверглись серьезным изменениям на генном уровне. Наблюдение за потомками пережившего катастрофу населения региона не дает оснований подозревать в них необратимые мутации и генетические изменения. Проба крови, взятая у пленного представителя посткатастрофного человечества специалистом-медиком отряда (ст. сержант Шварцман, л.д. № 4792) не обнаружила генных патологий у индивида. Изучение вирусов и болезнетворных бактерий в образце показало, что темпы их адаптационных мутаций за столетний период оказались в разы ниже, чем в предкатастрофные десятилетия, и медикаменты, применяемые на базе «Единство» вполне эффективны. ===================================================== Население и социальные группы окрестных регионов.Данная информация целиком и полностью почерпнута из результатов допроса пленного, захваченного в ходе первой операции (Обьект № 1, допрос провел мл. серж. Соколов, л.д. 5056). Вероятная общая достоверность данных оценивается в 52 процента. Регионы к северу от базы «Единство», а так же пространство к северо-востоку, востоку и юго-востоку (за Уральским хребтом), по словам допрошенного считаются незаселенными или же имеющими исчезающее малую плотность заселения на неопределенном протяжении. К югу от местоположения базы на протяжении 100-120 километров численность постоянного населения так же стремиться к нулю. Только за пределами этой стокилометровой полосы проходит условная граница более-менее плотно заселенного региона (рабочее наименование – «Половцы»; так же на нативном слэнге – «говнЯхи»). Население этого региона не однородно, не имеет единого подчинения и общей структуры управления, и представляет собой, по всей видимости, разрозненные группы численностью от единиц до десятков человек, ведущих частью оседлый, частью полукочевой или даже кочевой образ жизни. Этнический состав групп представлен, вероятно, потомками башкирского и русского населения Южного Урала. Язык – смесь башкирского, татарского и русского языков с преобладанием башкирского. Общественный строй в этих группах – частью родоплеменной, частью – военная демократия. Основу промысла составляет охота и собирательство, возможно, с элементами земледелия, а так же разбойные нападения с целью захвата добычи и пленных. Судя по всему, широко распространено рабовладение. Собственное машинное производство, вероятно, отсутствует или находится в зачаточном состоянии, однако, исходя из реакций пленного и снаряжения его соратников, продукты машинного производства не являются незнакомыми для «половцев» и время от времени попадают к ним в руки. Ареал обитания «половцев» простирается приблизительно до границы Среднего и Южного Урала, площадь расселения составляет примерно 20-40 тыс. кВ. км. Численность населения предварительно оценивается в 1-5 тыс. человек. К югу и юго-западу от «половцев» располагается более плотно заселенный регион (рабочее наименование – «Улусы»). Исходя из слов пленного, можно сделать вывод, что эти земли разделены между родовыми или клановыми объединениями, имеющими полную власть на подконтрольной территории. Общественный строй, вероятно, можно описать как децентрализованную патриархальную деспотию восточного типа. Так как по словам допрашиваемого он сам, как и большой процент «половцев» в целом, являлся изначально изгоем из «улусов», и «половцы» опасались совершать набеги на «улусы», логично предположить что, численность населения, оснащения и организации в «улусах» значительно превосходят «половецкие». Ареал обитания не установлен даже в первом приближении. Численность населения, видимо, составляет от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч человек. Информации о техническом уровне не имеется. В западном – юго-западном направлении от базы «Единство» (и в западном от ареала обитания «половцев») располагается группа поселений городского типа (рабочее наименование «Гардарика»). Обрабатывая результаты допроса, аналитическая группа пришла к выводу, что «Гардарика» представляет собой достаточно протяженное по занимаемой площади скопление автономных укрепленных поселений, являющихся центрами местной сельской инфраструктуры, узлами торговли и обороны. Исходя из слов пленного о том, что «половцы» как совершают набеги на «Гардарику», так и ведут с ней торговлю, вероятно, эти поселения не скреплены единым управлением или устойчивыми союзными обязательствами, и ведут деятельность разрозненно. Информации об общественно-политическом устройстве, численности населения, занимаемой площади и техническом уровне не имеется. В западном – северо-западном направлении от «Ковчега» (вероятно, за «Гардарикой») по словам Обьекта №1 располагаются территории т.н. «бик кеслэ аугир» (приб. пер. «очень могучие воины). Так же упоминалось слово «няшство» (вер. «княжество»). К огромному сожалению, ровным счетом никакой полезной информации об этом обьединении (рабочее наименование – «Княжество»), получено не было. Однако, следует отметить что упоминание о «княжестве» вызывало у допрашиваемого реакцию испуга. Кроме прочего, пленный упоминал «Тэтен Кэшлер» (приб. пер. «Дымные Люди», «Люди Дыма», рабочее наименование – «Т.К.»). Информация, выданная пленным об этом объединении так же оказалась весьма скудной, однако, такие факторы как: -Предположение пленного о принадлежности разведгруппы к «Тэтен Кэшлер»; -Меновая торговля с целью приобретения древесины в серьезных масштабах. приводят к выводам о наличии у «Т.К» современного автоматического оружия и\или машинно изготовленных предметов одежды, а так же потребностей в ресурсах в промышленном масштабе, что в свою очередь, является явными признаками индустриальной цивилизации. Кроме того, тот факт, что Обьект №1 не сумел даже приблизительно указать ареал обитания «Т.К.», указывает на вероятную его удаленность от данного региона, что, в совокупности с закупками древесины, позволяет предположить наличие транспортной инфраструктуры. Приложение:Карта-схема прилегающих регионов: ссылка===================================================== Обстановка в окрестностях базы «Единство».Время проведения операции «Старый Дом» совпало с началом вооруженного конфликта между двумя группами обитателей поверхности – рейдовым отрядом «половцев» (рабочее наименование – «Ватага»), и обитателями поселения, по всей видимости, расположенного на месте докатастрофного г. Новоэнгельса (рабочее наименование – «Город»). 1) «Ватага» Боевой отряд «половцев» изначальной численностью в 30-50 человек (в результате столкновений с разведгруппой «ковчега» потеряли убитыми и ранеными 4-6 человек). Обладают навыками рейдовой деятельности в лесной местности, скрытого перемещения. Действуют слаженно. Среди вооружения преобладает холодное и метательное оружие, в наличии так же некоторое количество лёгкого стрелкового (винтовки с продольно-скользящим затвором). Предводитель отряда – Ак Буре-бек ( приб. пер.: князь Белый Волк, господин Белый Волк). Исходя из материалов допроса, «Ватага» была собрана им из представителей нескольких разных групп «половцев», что не характерно для них. «Ватага» выступила инициатором вооруженного конфликта, атаковав рабочую артель «Города» с целью захвата добычи и пленных. 2) «Город» По всей видимости, поселение, относящееся к группе «Гардарика». Язык общения, судя по аудио и видеозаписям, преобладающе русский. Наблюдение установило наличие у членов сообщества одежды и инструментов машинной выработки, а так же огнестрельного, в том числе и короткоствольного, оружия. Однако, местного ли производства данная продукция, или является привозной, не установлено. Исходя из материалов допроса, основной статьей дохода «Города» является продажа древесины «Т. К.», что свидетельствует о развитых торговых связях. Численность населения «Города» так же не установлена, однако, исходя из численности рабочей артели и атаковавшей их группы, можно предположить, что эта цифра колеблется от 200 до 500 человек. Разведгруппа Романова стала свидетелем атаки «Ватаги» на рабочих «Города», но окончания стычки не застала, поэтому победившая сторона не была установлена. Текущий статус конфликта неизвестен. Однако, автоматические камеры, установленные разведгруппой «Ковчега» на разрушенной переправе через р. Северная Рогожка, в течение периода наблюдения с периодичностью в 3 дня фиксировали группы по 3-4 человека, пересекающие реку в одном, а потом и в другом направлении, по внешнему виду соответствующие облику бойцов «Ватаги». Это позволяет предположить, что «половцы» до сих пор не свернули операцию в регионе. Отчет подготовлен сводной аналитической группой «Знамение».
-
Аналитика...
Четко, солидно, грамотно. Впечатляет!
-
Круть
-
ого, и это всего за два дня?!
-
Айс
-
++
|
Отдых для Арно уже давно стал несказанной роскошью. Кошмары, с неумолимым упорством, преследовали его как наяву, так и во сне, не оставляя ни на секунду. Бывало, он доводил себя целыми днями бессонницы, пока не падал в беспамятстве, лишенном сновидений.
Серые сны. О которых не помнишь, когда проснешься. Которые не будят среди ночи, лишая мимолетного покоя. Которые дарят успокоение, хоть и на какие-то крохи. От таких снов он не желал просыпаться. Хотел растянуть их на бесконечность, но к несчастью сознание, рано или поздно, пробуждалось, вновь окуная в ужас бытия.
В этот раз, его разбудил женский голос.
Не ворчание, что доносится из коридоров гостиных домов, когда ты просрочил оплату. Не похотливый стон, из соседствующего борделя, и даже не отчаянный плач, по тому, кого унесла чума.
Его будили. Кому он был нужен?..
Оставьте.
Он просто не мог сейчас расстаться с этими драгоценными минутами беспамятства.
Но голосу это было невдомек, и он продолжал, продолжал тянуть Арно из оков вязкого сна, как бы не противился тому мужчина. Этот тихий ропот, раздражающий слух...
"Кьоль"
Проклятое богом слово, грубо рубануло по сознанию. Показалось? Желание вновь зарыться во сне, резко отступило.
Нужно проснуться. Срочно, сейчас.
Голос продолжал тянуть за собой, и в этот раз Арно не противился.
Следом за звуком, в мир постепенно начинали возвращаться и запахи...
Земляная гниль, пропитанная влагой. Едва уловимый запах древесной коры. Лес?..
"Кьоль" - она вновь повторила. Нет, не показалось. В этот раз - это не игра, воспаленного безумием разума. Он где-то здесь, он рядом. В сердце ворвался охотничий азарт, что будоражит тело, когда цель совсем близко.
Резко распахнув глаза, Арно тут же пожалел об этом, ослепленный на миг водой.
- Боже... - мужчина тут же поморщился, прикрывая глаза ладонью. Пальцы начали усиленно тереть глаза, будто пытаясь выжать из них дискомфорт, создавшийся от резкого пробуждения. Пока одна рука пыталась вернуть на мгновенье утраченное зрение, вторая, нащупав под собой землю, подняла мощное тело, помогая сесть.
Кривясь и щурясь, мужчина вновь позволил себе взглянуть на мир. Это действительно был лес. Сырой, холодный, неприветливый. В этом убогом мире, уже не осталось места, где тебе рады.
Возможно, в здравый ум пришла бы мысль, отчего он не в Кереке – месте, которое помнил перед потерей сознания, но Арно сейчас волновал лишь источник голоса, произнесшее заветное «Кьоль».
Он нашелся моментально. Среди заурядных лиц, выделялись лишь двое – негр и женщина с белыми волосами. Поскольку голос, звавший в проклятый город, принадлежал не мужчине, взгляд француза уже несколько секунд был прикован к Ней.
Постепенно, ожившие вдруг эмоции, сошли на нет. Арно стал замерзать. Злая вода, пыталась прокрасться под одежду, бок о бок с холодом. Грязь была не лучшим местом, чтобы отдыхать…
Отряхиваясь от листвы и воды, мужчина поднялся, все так же не отводя взора от Зовущей. Все, что он хотел бы сейчас сказать, казалось бессмысленным, и оттого он просто молчал, чего-то ожидая.
-
Давно не читал я твоих постов :)
Отлично, чего уж тут.
-
Обозвал мой мир убогим. Хорошо-хорошо.
-
Красиво и естественно. Верю.
|
Ты спишь, Ата. Картинки мелькают в твоем, распаленном навязчивой идеей найти проклятый город, что исполняет желания, разуме. Ты видишь дом, колосья пшеницы, что тихо шелестят под дуновением легкого ветра. Такой приятный прохладный ветер... Дует в лицо и ты, улыбаясь, моргаешь на миг. И вот уже...
Ты спишь и видишь мать, которая наливает теплое молоко в глиняную расписную кружку. Твоя любимая кружка. Когда они пришли, она разбилась. И в сердце словно оборвалась тоненькая нитка, на которой висела частичка твоей жизни. Хочешь взять кружку, отпить молока, почувствовать снова вкус из детства, но в миг, когда протягиваешь руку, все словно попадает в водоворот новых воспоминаний.
Ты спишь. И вот уже стоишь ты, Ата, посреди дороги. Ты видишь высоких смуглых людей в странных нарядах. Длинные шапки на них, с перьями. Но почему-то взгляд твой прикован к их длинным пышным усам. Смеешься звонко: в деревне никто не носит таких смехотворных нелепых усов, а папа твой вообще бреет лицо наголо. Не знаешь ты еще, что смех твой оборвется вот-вот. Словно ниточка...
Хочешь заставить себя бежать, но не можешь. Хочешь крикнуть, но язык прикован к небу.
- Спасите!- жуткий отчаянный женский крик проносится в воздухе. И будто все сразу стало чужим: дом навис грозно, колосья пшеницы словно потемнели от скверны, а ветер... Сухой, колючий и обжигающий.
- Çocuğun kafasını kesti!*- что-то неразборчиво говорит человек в тюрбане. Тебя хватают за рубаху, толкают вперед и падаешь на колени.
- Нет, нет, мама, нет,- сквозь слезы. Поднимаешь взгляд и видишь, как заносится острый кривой меч над лохматой головой.
- Hey! Bir Aldıkları çocuk!**- слышишь еще один голос. Высокий статный человек, в наряде из шелка. Рукой машет, показывая, чтобы убрали тебя, словно грязь с ковра.
Хватают под руки, что-то говорят на своем варварском языке, бьют по затылку, видимо желая, чтобы шел побыстрее. Но ты рвешься. Ты рвешься, чувствуя, что с мамой что-то случилось, что что-то случилось с отцом. И словно прилив сил и жажды жизни нахлынули на тебя. Одним резких движением рвешь рубаху на теле своем и бежишь.
И снова воспоминания меняются. Ты рубишь чучело мечом. Техника твоя ошеломительна. Люди в дорогих нарядах шепотом переговариваются и видно удивление на их лицах. Слышишь в этом шепоте заветное слово "usta"***. Не знают напыщенные бородатые мужи, что не видишь ты чучело. Ты видишь цель, обличье которой человеческое. Удивительно похожее на этих самых наблюдателей...
- Просыпайтесь…- женский голос. Глаза открываешь. На секунду лицо показалось знакомым...
- Масифа...- прошептал зачарованно, но моргнув, видишь перед собой пепельно-серое лицо, желтые глаза, оранжевую полосу. Незнакомка.
Руку положил на ятаган, молчишь. Глаза мечутся, пытаются найти подсказку о том, как же ты сюда попал. Незнакомый лес, незнакомая девушка и пять незнакомых тел рядом. Кто они? Не знаешь, Ата, и потому готов ко всему.
- Я Ата, кто ты такая? И где я нахожусь?,- напряжение в голосе твоем словно звенит. И каждый мускул, как пружина. Лишнее движение и ятаган вылетит из ножен, как змея.
Тут внимание твое привлекает огромный черный человек. Ты, словно букашка, по сравнению с ним. Удивление сквозит во взгляде. Черная кожа... Ты лишь слышал об этом от моряков, рассказывающих байки о людях, что сделаны из черной глины. Никогда не доверял матросам, но похоже, что байки бывают правдивы.
Но видишь, что намерения его отнюдь не дружелюбны. Он поднимает голову спящей девушки, явно не заботясь о том, что она может возразить.
- Hey! Gitmesine izin ver!****,- кричишь ему на турецком, чуть обнажив ятаган, не ожидая, что все закончится мирно.
-
Здорово. Красиво. Литературно.
-
медаль тебе, под названием "Единственный джентльмен на многие мили вокруг"
-
Ата хороший
-
Впервые вижу пост, написанный во втором лице. Интересненько)
|
-
Как жестоко ты. С совестью-то.
-
подозрительно хорошо вжился в роль)
-
Сэм зря время не теряет) Лес? Дождь? Волки воют?
В любой непонятной ситуации, ищи женщину ;)
|
|
|
Палец к губе приложил указательный, едва ты проронила свое нервное "Черт", мол, "сбавь тон". Не хмуро, не резко. Просто напомнил.
Потом, пока ты в сумке искала бинт, снова прислушался. Опять тебе жест рукой продемонстрировал, палец указательный вверх поднятый, типа, "внимание!", весь напрягся ощутимо, в руке тяжелая дубинка биты лежит, готов, значит, тому, кто рваться будет внутрь, раскрошить череп, и эта готовность читается во взгляде и движениях, полных напряженной решимости и, в то же время, какой-то агрессивной грации первобытного человека, защищающего свою нору от Тех-Кто-Бродит-В-Ночи.
Не услышала ты ни шагов, ни прочего шума, который так Романа взбудоражил. Подождал он полминуты, даже не дыша как будто бы. Серьезен. Сколько ему? На вид - не больше двадцати-двадцати пяти лет. Молодой. Рука, что сжимает биту - крепкая, сильная рука спортсмена. А если бы тебе попался не "Роман", а какой-нибудь "Евгений", который не сумел бы вовремя дверь закрыть? Если бы он просто сбежал и оставил тебя одну в холле с.. Этим?
Отошел от двери, присел осторожно на кровать, попробовал задрать рукав - ткань покрасневшая уже приклеилась к плоти и отставала неохотно, так, что парень, губы в тонкую полоску сжав, отказался от этой затеи и, зайдя в ванную, намочил рукав, после чего попросту через голову с себя влажную футболку стянул, обнажив плечо - не очень глубокая рана.
Это укус. Маньяк успел сцепить на Роме свою челюсть и, вполне возможно, именно за это поплатился своими зубами.
Смыть и бинтом замотать - этому учат на втором курсе, Основы Безопасности Жизнедеятельности у вас вёл старенький лысый дедуля - он еще приносил (тяжело он её тащил, хотя весила она не так чтобы и много, без ног и рук то) с собой в аудиторию куклу для упражнений по непрямому массажу сердца и технике дыхания "рот-в-рот" и "рот-в-нос".
Помнишь ты все эти мелочи, вроде. Как перевязывать плечо. Что может быть проще? Но конечный результат тебя не впечатляет - криво как-то намотан хэбэшный бинтик и перевязь хлипкая, но какое-то время держаться, конечно, будет. Одно дело - с шуточками и хихоньками в аудитории вязать товарища по парте, другое - реально "подбитого" человека перебинтовывать.
- Оксану он, - сглотнув, свободной рукой не выпуская биту, - загрыз..
-
Ох йох
-
Да, в Темрюке они такие)
|
|
Проскользнувший мимо Билли привычно шепнул на ухо сегодняшнюю кассу. Восемьдесят фунтов. Совсем неплохо для такого вечера, надо сказать. Обычно, приватные лекции давали в районе пятидесяти. Интересно, кто сегодня решил раскошелиться? Едва ли Саймон или Такрал. Скорее всего, постарались хозяева дома и мисс Хьюз. Только их совместное рвение могло дать такую прибавку.
Дворецкий миссис Лоусон, почтительно поклонившись хозяйке быстро прошел по залу и что-то шепнул женщине на ухо с видом той непроницаемой озабоченности, какая обычно бывает на лице дворецких, когда дело касается особенно деликатных вопросов семью. Но вот сама миссис Лоусон озабоченности не выразила – напротив, лицо у нее прояснилось, она слегка приоткрыла рот и подняла брови – как будто случайно нашла давно потерявшиеся очки или зеркальце. Она что-то ответила дворецкому и тот ушел. Миссис Лоусон же решительно направилась в сторону Эвандера.
- Ах, уважаемый мистер Лав! Воистину, счастливое совпадение! – начала она, готовясь картинно всплеснуть ладонями. Наверное, стоит сказать, что никакое не совпадение а заранее предопределенный высшими силами ход Небесного Механизма…. Но лучше все же в начале разобраться, почему дорогая миссис Лоусон считает его счастливым. Вот Бобби, например, счастливым не выглядит совершенно. Что-то насторожило пса. Он все еще остается на месте, но приподнял голову и не отрываясь глядел на прикрытые дворецким двери. На улице уже стемнело, но жара упорно не желала сдавать позиций. Напротив, воздух стал еще более густым и липким. Кожу под одеждой покрывал уже даже не пот, а какая-то слизь, образовавшаяся от странной реакции местным болотных испарений с выделениями человеческого тела. И слизь эта явно имела высокую кислотность – кожу ощутимо саднило.
- Есть один человек, - продолжила миссис Лоусон, - очень неординарный. Я давно искала случая представить вас друг другу. Мэри, дорогая, подойди к нам! – она требовательно махнула рукой дочери, которая с несчастным видом внимала Саймону, видимо, вознамерившемуся развлечь юную леди светской беседой.
- Мэри, твоя подруга Амрита решила навестить нас? Ты приглашала ее? Почему не предупредила? Лучше бы ей было появиться раньше, чтобы послушать мистера Лава…
Девушка терпеливо выслушала трескотню матери, не пытаясь отвечать – благо такой возможности ей и не давали. Эвандер оглянулся. Голова болела уже просто нестерпимо, а внезапная подруга хозяйской дочери грозила оттянуть отъезд без денежной компенсации.
- Я рассказывала Амрите о вас, мистер Лав, - когда мать наконец умолкла, Мэри обратилась не к ней, а к Эвандеру. – Она очень интересовалась вашими лекциями.
Будет не очень приятно, если загадочная Амрита окажется еще одним учителем-мистиком. Может возникнуть… гм… профессиональный конфликт.
Гости тем временем успели покинуть залу и, судя по напутственным репликам мистера Лоусона, и дом. Хозяйка предложила пройти на террасу, по пути распорядившись, чтобы ужин подали туда. Верного Билли пришлось оставить в лакейской – не сажать же его за господский стол, в самом деле.
На террасе было еще хуже, чем в доме. Уже несколько часов не было дождя и тяжелые тучи, кажется, задевали острые шпили особняков Парк Стрит. Воздух был абсолютно неподвижен, напоминая полузастывший кисель.
Гостья появилась, когда семейство, сопровождаемое Эвандером, уже расселось за белым овальным столом. Эвандер поднялся, чтобы оказать должное почтение даме. И получше разглядеть ее в неярком освещении террасы.
На первый взгляд было удивительно видеть ее здесь, в доме богатых британцев. Это была довольно молодая женщина (Лав не брался на глаз определить точный возраст), хинду или маратхи одетая в сари темно-зеленого шелка, украшенную шитьем. На голове величественно позвякивала украшениями сложная прическа, тонкая смуглая шея была украшена невообразимым для европейской моды количеством цепочек и ожерелий. Запястья так же звенели обилием сверкающих браслетов. Для полноты картины не хватало только цепочки идущей от ноздри к уху. Или маратхи не носят подобные украшения?
- Мисс Махартиджи! – мистер Лоусон, демонстративно степенный на окончившейся только что лекции, вдруг проявил несолидную для его возраста и положения прыткость. Поднявшись со своего места, он церемонно поклонился. Женщина ответила ему легким поклоном (почти кивком, на взгляд Эвандера), сложив руки ладонями.
- Добрый вечер, - произнесла она. Лакей-бенгалец отодвинул гостье стул и она уселась – без лишней церемонности, но уверенно, воспринимая жест слуги как само собой разумеющийся. Место она заняла рядом с Мэри, как раз напротив Эвандера. Пожалуй, она была еще девушкой, немногим старше Мэри Лоусон, решил он. Интересно, что их связывает?
-Амрита, это мистер Эвандер Лав, - представила мистика миссис Лоусон. – Мы рассказывали тебе о нем. Мистер Лав, знакомьтесь – мисс Амрита Махартиджи, близкая подруга нашей дочери.
- Вас высоко ценят в этом доме, - произнесла юная мисс Махартиджи. Выговор у нее был певучий, а голос не отличался звонкостью, характерной для местых женщин. Похоже, все-таки маратхи. Или еще более южная кровь. Тамошних этносов Эвандер не знал вообще, но Амрита в целом походила на девушек из Бомбея, которых ему довелось повидать в качестве обслуги в здешних домах.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
/ ссылка/ Почти полтора суток за окном твоим проносились сначала высотки, серыми шпилями уходящие в ночь, и черные стены густых лесов, но к вечеру следующего дня пейзаж средней полосы сменился на более теплые и светлые краски юга России - обширные поля пшеницы золотистой и солнечного подсолнуха (ты сделала пару фотографий прямо на ходу, убрав выдержку на минимум, и получились неплохие фотки, годящиеся, после должной цветокоррекции, на авторские открытки), перемежающиеся частыми, но скупыми лесополосами. Неба бескрайнего и чистейшего щит, пронзительной голубизны и красоты. Речушек безвестных тонкие ленточки, густые заросли изумрудно-зеленых трав и кустарников, заболоченных лиманов отрезки, камыша двухметрового колосья гигантские, а между всем этим, то и дело, кирпичных и каменных строений кубики, одна часть из которых, кажется, еще застала войска армии "Юг" в 42-м, а другая - свеженькие, с правильными скатными крышами, беседками и симпатичной порослью дикого винограда на заборе. Глубокий контраст российской глубинки, в общем. В Анапе - влажная духота и таксисты-армяне бойкие, буквально преследующие одинокую девушку по пятам. - Такси, дэущка? - Куда едем, а? - Машинка нужьна, э? Выбрала русского водилу и, как оказалось, не зря. Потный и напряженный, но безобидный, в общем-то, дядька с татуировками на пальцах правой руки лишних вопросов не задавал, довез до автовокзала, оплату потребовал только по счетчику и напоследок посоветовал держаться подальше от "чёрных". Час ожидания на станции, билет на рейсовый автобус "Анапа-Темрюк", полтора часа в раскаленном ящике на колесах, без возможности свежего воздуха хлебнуть (какой-то нехороший человек отломал оконную ручку, но, к счастью, хотя бы занавеску с собой не унёс, а потому какая-никакая, а тень всё же присутствовала); за закрытыми глазами - плач ребенка где-то за взмокшей от пота спинкой кресла, девочка Надя болеет животом и ничего не может с этим поделать, в таком-то возрасте - к сожалению, мать её тоже оказалась перед недугом, постигшим дочь, бессильна. Так и добрались до Темрюка, где мать с ребенком на руках торопливо покинула автобус. Выпила бутылочку ледяного лимонада "Тётя Груша", потому что минералки холодной почему-то не нашлось. Пока ждала маршрутное такси №105а до Голубицкой, успела вздремнуть в тени, но, испугавшись появившегося рядом странного типа маргинальной внешности, в распахнутой рубашке, открывающей голый загорелый торс, ретировалась спешно из-под козырька остановки. Тип ждал ту же маршрутку. Ехала с ним, зная, что пронзает взглядом своих мутных пьяных глаз твой затылок. Еще какие-то молодые ребята ехали на задних сидениях, слушали Потапа и Настю прямо с телефона, с хрипом вывернув на всю громкость, матерились и гоготали. Прибыла на место в семь-пятнадцать и шла до самого гостевого дома, не оборачиваясь. Заселилась без проблем и проволочек, познакомилась с администратором Оксаной, молодой девушкой, приветливой и обещавшей помочь, если вдруг возникнут вопросы. Показала Оксана номер (под, собственно, номером "Восемь"): нежно-розовые флизелиновые обои, мягкий синий ковер, двуспальная кровать, шкаф бельевой, тумбочка (всё - в оттенке "красный дуб"), ламп хрустальные "цветки" - на потолке и стенах. Санузел - туалета и раковины керамическая белизна, зеркала овал над раковиной, стойка для умывальных принадлежностей, душевой кабины пластиковый "уголок" с дверью на роликах. Розетки двойные, предусмотрительно расположенные по всему номеру, даже в ванной. Дверь с механическим замком. Ключ с биркой пластиковой, с желтым резиновым ободком по краю, между двумя прозрачными пластинками - бумажка белая с выведенной черным маркером тщательно цифрой "8". Окно занавешенное, пластиковый пакет. А за ним - море, над которым в небе предсумрачном нависли грязненькие кучевые облака, а яростный в своём неудержимом желании сжечь и уничтожить тебя огненный диск солнца уже превратился в крошечный красный шарик, погружающийся в серые волны. Пляжа песчаного полоса, от края до края. Азов во всей своей красе. / ссылка/
|
|
|
|
|
/ ссылка/ Год 873, месяц Цомпантли, Грацуэлла. Луна наливается кровью, и боги – древние, полузабытые, дикие, – спускаются с небес, чтобы пройтись по земле своих детей и вспомнить слово «родитель». Одной рукой они дарят, а второй – отнимают. Это час детского смеха в отцовском доме, где никогда не рождался ребёнок. Это час ужасных болезней, пожирающих целые народы. Боги приходят, и их нужно встречать, иначе воспалённая язва-луна на ночном небе вскроется от злобы, и мир утонет в её крови. Боги приходят. И люди встречают их. Омывают их лодыжки в крови зверя и человека. Преподносят им в дар сердца тысячи рабов. Вырезают мужское и женское начала, чтобы сложить их в куаушикалли. Иначе тебя и твоих детей заберут в Кельцтало. И вечное солнце будет опалять твою преклоненную в ужасе и страхе голову. И гигантские грифы склюют тебя. Год назад, в разгар страшной хвори, которая унесла множество душ, поглотила Аульткель и Оль, император потерял сына. От великого горя он лишился рассудка. Великий император, Тангата-Нахати, Человек-Змей, публично отрёкся от богов и стал отступником в глазах своего народа. Он казнил верховную жрицу на полу главного храма Ульпала, в уплату за то, что она и её боги не смогли уберечь его ребёнка. Он отрубил ей голову и вырезал сердце. И съел с миской маиса на ужин. Говорят, что вестник Грахтальцка одурманил разум императора. Дикий зверь поселился в его глазах. Змей, который утащит мир во тьму. Император больше не слушал богов. Не слушал тех, чьим голосом они вещают. Неделями он пирует в своих покоях. Жрёт сырое человеческое мясо и пьёт густую кровь мужчин и женщин, стариков и детей. Он стал диким. Кровожадным. Часто он наведывается в храм Ульпала, чтобы забрать с собой молодую послушницу. Кто скажет ему «нет»? Небо безучастно к выходкам Великого. Земля молчит. Безразлично воет ветер. Почему Тавалькала его не накажет? Почему Цекотль его не сожрёт?! Когда луна наливается кровью, странные сны посещают ночами. О том, что будет. О том, чего никогда не было. Мудрецы утверждают, что в них – послание богов для каждой души. Что в тех смутных образах можно узреть свою судьбу. Она видела, как громадное пятнистое тело кралось в тени. Его янтарные глаза лениво плыли в ещё сонном, оцепенелом царстве джунглей. Безупречная шкура, игривый хвост. Он взбирается вверх по дереву, огромный, сильный, когтям-рвущий-кору. Запрокинув голову, укладывается на своём первобытном троне. Он – первый царь этого мира. Дикий зверь, первобытный ужас, ночами утаскивающих детей из отцовских домов. Она видела, как уносились в прошлое века. Исчез лес. Но он сидел по-прежнему, гордый, голодный, в ветвях мёртвого эвкалипта, смотря на неё, Зьянью. Когда мир закончит своё существование, Он останется, обгладывающий-кости. Потому что вечен, как боги. Лоснится солнечным теплом пятнистая шкура. Зьянья сидит рядом со зверем и гладит его голову. Темнеет небо – это черные тучи заволокли его просторы. Громадный ягуар, древний, как мир, закрыл собою солнце. Громом проноситься над землёй рычание. Его плечи – грозовой фронт. Взгляд его глаз видно в проблесках молний. Скрипит земля под его лапами, и сотрясаются горы. Бушует взволнованное Белое море. Старый ягуар, встав с мёртвого эвкалипта, раскрыл клыкастую пасть, возжелав поглотить этот мир. Нет больше солнца. И обрушилась под ногами земля. Всем быть в его глубокой утробе. В голодном, кровожадном мраке. Пятнистый титан мчит по миру. Он проглотит Зьянью. Проглотит Грацуэллу. Сожрёт её богов. Слишком долго спал зверь в своей норе. Велик, необъятен. Каждую ночь кусок спелый отхватывает от кровавой луны, и алые реки струятся из её свежих ран, дождём орошая землю. Сегодня ночь беззвёздна. Во мраке её город сияет огнями. Узкие улицы. Высокие пирамиды из цельного камня. Безликие статуи, храмы, усыпальницы, обсерватории – пламенеют огнями, желто-красными цветами, теряются в дыму дивных запахов. Всю неделю, стоит только Неркацо проглотить солнце, её город преображается. Что-то ранее неизвестное, древнее бродит по его улицам и заглядывает в окна. Замирает у кровати, пока ты спишь, тяжелым дыханием чадя потолки. Вторую ночь подряд Зьянья видит в своих снах Ягуара-Пожирающего-Мир. Недобрый знак. Предчувствие беды. Ею уже давно пахло в Грацуэлле. С тех самых пор, как в глазах императора поселился зверь. С тех самых пор, как человек стал пожирать человека. Это неправильно, говорили вы. Но мир обезумел. Тель`Аволько-Канц и его тщедушная, жалкая душа, что поддалась искушению Грахтальцка, и обрекла ваш город на загнивание, виновата в этом. Забылись традиции. Забылись обряды и праздники. Теперь император сам назначает торжества, когда его больной рассудок возжелает потехи. Но самое ужасное, что он вас не боится. Не боится жриц, не боится гнева богов, ведь слепо уверовал в их слабость. Ты сбилась со счёта, сколько раз он приходил в Ульпала и уводил с собой послушницу. Брал её силой, а потом съедал в своих покоях. Когда-нибудь ему это надоест. И тогда он сожрёт вас. Все храмы и алтари разнесёт по камешкам. Вы ненавидите его за это. Давно бы убили, прикончили столь гнусного богохульника, ведь перед богами каждый человек равен. Но вокруг императора роем диких ос кружат такие же безумцы, как и он. Глупые и гадкие. Самонадеянные и алчные. Зьянья стоит напротив окна в своих покоях и видит, как Ягуар проноситься по её городу, и лапы его в крошку сметают великую пирамиду императора. В щебень превращают дома, улицы, всё, с чем рядом она росла, на что глядела и что любила. И подступят тогда со всех сторон джунгли. Сейчас они тьмой окружают Грацуэллу, застыв у её стен, около рабских посёлков и мелких плантаций. Кажется, что с тех пор как император стал болен, в них тоже что-то изменилось. О странных животных шепчутся люди. О нечеловеческих, потусторонних криках тёмными ночами в глубине лесов. Прохладный ветер овевает её разгорячённую кожу. Тихо прокрался в покои, странник из-за далёких гор. Покои Зьяньи едва ли не на самой вершине храма Ульпала. Здесь высоки потолки, огромны окна. Простой человек, зайдя сюда, сразу почувствует всё величие и колоссальность, с которой связано служение богам. Ощутит всю жалость и мелочность своей жизни. Ты, прожив тут немало, научилась ощущать гордость. Ульпала – один из древнейших и величайших святилищ в городе, а ты – его жрица. На стенах его мозаичные легенды, и чтоб их прочесть не хватит всей человеческой жизни. Сады его богаты. Залы и алтари устрашающие. Плиты в полу покраснели от крови. В храме самая большая «Стена Черепов» Грацуэллы, все это знают. В ветре запах костра. Тревожно. Глаза поднимаются к небу. Луна, красным сияньем заполонив мир, полна от крови. Бежит по её боку тёмная капля, чтобы упасть вниз… Взревел горн где-то вдалеке, на Великой Пирамиде. Вспыхнуло пламя во тьме городских улиц. На той стороне Грацуэллы загорелся, будто охапка сухих дров, храм Ланталья. Сеть улиц заполнили люди, будто термиты из разрытого гнезда. В их волосах орлиные перья, а на их лицах маски с птичьим клювом. Они идут за тобой, Зьянья! И склюют тебя раньше, чем возродится Ягуар-Пожирающий-Мир. Город звенит криками, и чудится среди них смех императора. Он решился. На кануне великого праздника он убьет всех жриц, которые живут в Грацуэлле. Он так хочет захлебнутся в их крови! Его тень уже у порога. Смотря вниз, Зьянья видит и слышит, как прорываются люди-орлы в обитель богов. Как упали привратники с перерезанным горлом. Луна кровоточит. Мчит ягуар. Внизу, на первых этажах, слышен треск выламываемых ворот. В покои Зьяньи вбегает девушка. Споткнулась на пороге, упав на колени. Как загнанный зверь. – Они... Они... – бормочет, испуганная, потерянная. Ещё не жрица, послушница. Блестят мокрые от слёз глаза. Длинные волосы в беспорядке падают на лицо. Едва-едва успела одеть что-то, – они убьют нас, Зьянья! Всех убьют... как... как собак, как блохастых собак! Они здесь! Боги-боги... Шевелит губами, не разобрать слов. Именно таких Тель`Аволько-Канц забирал к себе. Ничего не знающих. Глупых. – Убьют нас... всех. Всех убьют... всех. Б-боги. Шелест перьев. Животные отродья императора скоро будут здесь. Не оборачиваясь, знаешь, что творится за окном. Пылают на кострищах храмы. Полыхают алтари. Не та кровь, что нужна для усмирения спустившихся на землю. Ваши отцы гневаются и это пугает куда сильнее, чем страх быть растерзанной воином-орлом.
-
Впечатляет.
-
Это прекрасно
-
Силища
|
Я удивленно проводил трактирщика взглядом – тот прошел мимо меня и принялся стучать молотком по двери. Его эмоциональная речь, достойная лондонской театральной сцены, заставила меня отвлечься мыслями от девушки и переключиться на него.
И чего Ганс так взбеленился? Из-за двери? Может, не стоило его Джоном называть?.. Да, действительно… Наверное, он из-за меня. И девушка от меня отпрянула, словно от чумного.
Надо было как-то исправлять ситуацию, а то атмосфера в пабе становилась мрачнее, чем в Варфоломеевскую ночь.
- Послушай, друг, - начал я, обернувшись к хозяину паба. Поднялся со стула и даже подошел поближе, наблюдая, как тот бьет несчастную, жалобно поскрипывающую дверь молотком. – Не злись ты так – я пошутил насчет Джона. Ты разве не слышал эту историю? Историю про Джона Хозяина Паба?
Ответом мне был стук и придушенный писк.
- Давай расскажу, - улыбнулся я. – Я-то думал, ее все трактирщики знают! В общем, дело было в Мидлтауне, что находится у самого моря, в пабе под названием «У Фреда Каслроя». Зашел туда, значит, однажды старина Уильям. Сел за стол по обыкновению и крикнул: «Эй, Джон, по пинте светлого мне и моему другу!». На что к нему подошел хозяин этого паба, бывший немалым мужиком с хорошим пузом и шикарными усами, и сказал, мол, его зовут Фредерик Каслрой, а пиво будет через пару минут.
Я облокотился плечом о косяк, продолжая рассказывать и активно жестикулировать руками:
- Прошла эта пара минут, нам принесли по пиву, сидим, пьем. И тут такой старина Уильям: «Джон! Нам бы рыбки соленой к пиву!». Меня начинает пробирать на смех, но я держусь. Трактирщик к нам подходит и говорит: «Слушай, мэн! Три черта у меня подмышкой – я Фредерик Каслрой, а не Джон!». Уильям человек вежливый, извинился, признал его Фредом и принялся жевать сухую треску. Я сижу и молчу на этот счет, ожидая продолжения комедии. И, о юная леди, - я обернулся к девочке, сидевшей рядом, и, как мне показалось, внимательно меня слушавшей, - продолжение было, да еще какое. «Эй, Джон! – начал снова старина Уилл. - Мы с Лэнсом конкретно уже проголодались! Нам бы ребрышек свиных!». И тут, конечно, Джон не выдержал: «Соленый еж тебе в задницу! Чтоб тебя пьяная бабища… обделала, а бесы морские…» ну, не при детях будет сказано. В общем, выдал свою тираду разъяренный пабмэн, на что Уилл ему ответил: «Ставлю десятку пенсов на то, что через неделю ты будешь отзываться на Джона и улыбаться мне при этом!». «Каленый якорь тебе в… промежность! Танцевать мне на твоей могиле… некрасивый ты сын… собаки! Да скорее я подохну, чем буду такое делать! Я Фредерик Каслрой… промежность твоя будь сыта гнилыми… отходами!». А Уильям ржет и отвечает…
Я резко осекся.
- К… Кьоль?.. – если б я не был пьян, то в этот момент по моей пояснице пробежал бы неприятный холодок. А так это, скорее, был зуд. – Кьоль, который проклятый город? Где исполняются желания, и все такое… да?..
До меня только сейчас дошло, о чем говорил Ганс пару минут назад. Кьоль на моем родном звучал как Кейл, ох уж этот немецкий…
Я усмехнулся невесело и обернулся ко всем присутствующим в таверне:
- Нет, друзья, в Кейл так просто не попасть, - я покачал головой. Мой взгляд был пронзителен и тяжек. – Это вам не по карте пройти, все гораздо серьезнее. Я знаю, что нужно для этого делать… И зря вы спрашиваете у пабмэна о таком – он вряд ли в курсе.
|
|
-
За хорошее начало)))
-
В добрый путь
|
|
|
|
|
"Ни гранатомета, ни волшебной палочки" - резюмирую. Ожидаемо. Хотя так хотелось верить, что повезет. Значит, одежда. Очень бы хотелось надеть сейчас комбез, да только страшно, что оно вломился сюда, а я буду со спущенными штанами и развязанными шнурками - в этом случае точно хана. Но все равно бросаю задумчивые взгляды на комбез, ботинки и майку. Указываю Мартинес на халат, ибо быть в трусах, когда начальство ходит голышом - моветон. Но и снимать их не сильно хочется. Останавливается взгляд на кальсонах - появилась в голове ассоциация. Странная. Мужчина, черноволосый, темноглазый, с горбатым носом и почему-то в древнем стальном доспехе с мечом. Боднул головой, вытряхивая эту бессмыслицу. Подхватываю все же одежду, от всей души надеясь, что это была моя комната... Хотя вряд ли - сомневаюсь, что я дослужился до целого капитана. Если вообще в армии служу.
Услышав хруст за спиной вздрогнул от неожиданности, а сердце пропустило пару ударов, оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы лицезреть мужчину, назвавшегося Саймоном, с креслом в обнимку и ножкой от него в кулаке. Если бы не серьезность ситуации, улыбнулся бы. Но не улыбаюсь. Вместо этого делаю страшные глаза и, матерясь беззвучно, прикладываю палец к губам. На кой буй ему вообще сдалась эта неладная ножка? Оружие? Лучше бы конфет набрал и ими кидался...
В тот момент, когда дверь разлетелась на тысячу пластмассовых осколков и на пороге показалось это существо, дико захотелось сесть в шкаф, закрыть дверцы, и повторять, что это всего лишь сон... Глядя на деформированную фигуру существа, пудовые кулаки и узлы мышц чувствую свою беспомощность. На то место, где у людей находится лицо, стараюсь не смотреть. Оно было человеком. Оно в одежде. Твою мать...
Когда существо, подскочив к кровати, пробило кулаком дыру в что-то пробормотавшей во сне девушке дыру и застыло, прислушиваясь, меня наконец осенило - оно слепое! Но зато слышит о-о-очень хорошо. На просеменившую человеческую руку с хвостом как у скорпиона посмотрел как на привидение. Рука залезла на труп, начала ковыряться в теле. Ковыряться? Вспомнилась история о насекомых, которые откладывали свои яйца в тела животных или людей, и затем личинки пожирали животных изнутри. Так? Возможно.
Очень аккуратно выключаю дисплей на газете. Пробую еще раз включить пультом медиа-центр - громкая музыка сейчас будет спасением для нас всех. Ничего. Ну конечно, энергии же нет. Осторожно касаюсь плеча командира, показываю рукой примерный маршрут - вдоль стеночки мимо монстра к двери из комнаты. Начинаю двигаться - прохожу между кресел, переступая через вазу для конфет и обходя стол. Подойдя ближе к блондинке, прижимаю палец к губам, указываю на дверь. Бросив через плечо взгляд на Саймона, вопросительно смотрю на него.
|
|
-
Потрясающий контраст вообще. Демоны, ангелы, вампиры, одержимые, рыцари. И тут - конюх.
|
|
-
Запоздало, может быть. Но заслуженно
-
Здорово было. Правда здорово. Спасибо за потрясающую игру.
-
Круто было, жаль слишком быстро все закончилось :(
|
-
появился зомби-козел, потом маг-козел и просто козел
|
|
|
Губы Эвертье растянулись в благодарной улыбке. Она рада. Рада, что епископ понимает и не пытается осудить. Когда тебе самой позволяют наступить на грабли, не поношая и не выкрикивая вслед грозные слова брани, а, наоборот, предлагая поддержку и добрые слова напутствия - это стоит очень многого. Поймёт ли она? Безусловно. Падёт ли пред Ним на колени? Несомненно. Но стоять на коленях тоже можно по-разному. Выбор ведь будет не "пасть или не пасть", а в том "как именно пасть". Подобно червяку изворачиваться, каясь в своих грехах или же с достоинством предстать пред Ним. Эвертье знает, что за все свои поступки она заслужила Ад. Но, если всё сделанное не настигнет свою цель, то все эти смерти, эти муки, испытания, эта боль... Всё окажется бесполезным. Отчаянным криком в пустоту. Может ли она это допустить? Теперь нет. Сейчас истина не в правде, а в упорстве к достижении цели. И не надо извращать то, что она делает. Её цель вовсе не в том, чтобы изменить Богу. Её цель - не изменить самой себе. Это всё что у Эвертье есть и останется. Девушка даже не повернула головы в сторону тела. Не епископ его убил. Его убила... некоторая нелогичность размышлений. Ведь они пришли. Им озвучили цель, и очень важную. После попросили дать обет пред Богом, что примут они муки любые, дабы достигнуть её. Какой у них был выбор? Идти на задание или не идти? Нет. Хочет ли кто-либо умереть сейчас, не мучаясь, или же всё-таки попытается достичь её - вот как стоял вопрос. Ватикан никогда не даёт выбора. Точнее, даёт но лишь однажды: когда ты вступаешь в Орден. И ты либо сгораешь в огне, либо становишься им. И если ты выбрал второе, то должен понимать одну вещь. Ты - орудие. И оттого на службе ты у какого-нибудь торгаша или у церкви - твоя суть не меняется. Во втором случае ты просто утешаешь себя тем, что некоторые грехи делаются во благо. Медленно встав, мадам де Бриль поправила плащ и, продолжая жеманно промакивать платочком слезящийся сомоном глаз, покинула помещение. _______________________________________________________________________ Комната слабо освещалась и казалась какой-то более мрачной, чем обычно. Юрген сидел на мягком уютном диване и не мог найти себе места. Любая поза казалась ему неудобной. Света в комнате явно недостаточно. Ножки кофейного столика тронули угловатые пальцы ржавчины. Карминовое вино в хрустальном бокале почему-то сегодня горчит. Да как же ему надоело это проклятое итальянское вино! Почему не французский пастис? Юрген повернул голову в сторону окна. И посмотрел на неё. На ту, на которую весь вечер он не может поднять глаз. Внутри всё кричит, кипит, бушует. Держащая бокал рука резко взметнулась в воздух, расплескивая несколько капель красного прямо на маниакально-белую рубашку. Юрген разом осушил бокал и с шумом вернул его на столик. Хрусталь истерично звякнул. Кулаки мужчины крепко сжались, да так, что идеально наманикюренные ногти впились в мягкую поверхность ладоней, никогда не видевших тяжелого физического труда. Он не может больше показывать, что всё хорошо. Раскатистый баритон волной прокатывается, прерывая собой тихий звон убираемой посуды. А в комнате всё ещё запах: его любимая телятина с вишнями. - Эвертье! Тихий звяк поставленных на стол тарелок. Стоящая у окна женщина медленно поворачивается. Облаченная в красивое, но явно не отвечающее требованиям современной итальянской моды, платье цвета берлинской лазури. Мягкая бархатная ткань плотно облегает каждый изгиб, словно не желая оставить место для фантазии. Но именно эта девушка в сочетании с этим платьем почему-то всё равно неудержимо волнует. Будто он видит её впервые, а не каждый вечер на протяжении уже многих и многих лет. И Юргену даже не нужно подходить, чтобы знать как сильно и как притягательно от неё пахнет жасмином. Исступление. Вот чего она от него хочет. - Ты наконец решил заговорить со мной? Лживо-безразличный голос. Как будто сегодня такой же день, как и вчера. А Юрген смотрит на неё и не знает как заставить себя не отвести взгляд. На виске бьется жилка. Кожа краснеет. Он чувствует, как на его шее выступает пот. Жарко. Негодование зверское. И там, где-то на задворках, он притаился. Страх. - Да! Да, чёрт возьми! Я не понимаю каким богам молиться, чтобы ты наконец сказала куда ты, сломя голову, собираешься! Куда? Зачем? Когда вернёшься? И почему в этот раз ты мне не можешь ничего сказать? Юрген не заметил как начал размахивать руками. Голос сорвался на крик. Обычно сдержанный, сегодня он был сам не свой. Почему? В этот раз она не сказала ему куда и зачем поедет. Орден всегда пользовался и его услугами, хоть и несколько реже. Но Эвертье всегда рассказывала о своих заданиях, словно не была связана никакими клятвами. В этот раз всё иначе, совсем не так. Но только в этом ли дело? Может, он просто завидует? Его Орден не призвал. А задание, видимо, очень важное, раз она не говорит ничего. И опасное. Якобы поэтому, в этот раз он должен позволить себе отправить её одну. А на самом деле что? Неужто в Ордене возомнили что он, Юрген Вандербилт, талантливейший врач и... Неужто он слишком стар? Его глаза потухли. Пальцы нервно, но будто бы невзначай, провели по серебряной шевелюре. Знает ли она о чём он думает? Скорее всего, знает. Но виду не подаст. Фигура в синем, словно полуночная тень, пересекла комнату и в одно мгновение оказалась рядом с неожиданно замолкшим мужчиной. Эвертье медленно опустилась на его колени. Будь она ещё чуть легче, он бы даже этого не почувствовал. Её чуть хриплый голос был совсем рядом, но, одновременно с этим, где-то очень и очень далеко. - Юрген... И много, действительно много, боли в одном этом слове. Сейчас он понял: она прощается с ним. По-настоящему прощается. Его руки в каком-то безумно-фанатичном порыве резко сжали её, словно пытаясь сломать хрупкую талию. Мучительное и дефектное объятие. Глаза сардонически сверлят гладкое девичье лицо, пока ещё не обрамленное сетью лучистых морщинок. Она ловит его мысли, хватает их, пресекает, не даёт им устремиться дальше. - Не дай своим глазам обмануть тебя. Немного горькая полуулыбка отражается на её лице. А он, будто бы не понимая о чём она, педантично достаёт монокль и вставляет в глазницу, зажимая его между бровью и щекой. Она думает, что это для того, чтобы выглядеть серьёзнее, хотя она никогда не говорит ему, что лицо его становится не столько серьёзным, сколько презрительно-надменным. А он всего-навсего хочет её лучше рассмотреть. Запомнить. Эвертье, будто не замечая враждебного объятия, наклоняется и берёт с кофейного столика второй бокал. Крутит его в руке, смотрит на свечи через эту хрустальную призму с карминовой сердцевиной. Вдыхает пряный виноградный аромат. Бросив хитрый взгляд на Юргена, она делает крохотный глоток и ставит бокал обратно. Лишь тогда Юрген берёт свой и начинает злобно изучать радужные разводы на дне, которых он не мог до этого видеть из-за отсутствия какого-либо оптического прибора. С губ его срывается рычание: -Что было в бокале? - От сердца... или от ангины. Не помню. Она улыбается. Хитро-хитро. И именно сейчас Югрен замечает, что её улыбка так и не коснулась глаз. У него нет больше сил злиться. Запах жасмина почти душит, такой он пьянящий. Она, такая тёплая, в его руках. Кожа влажная: слишком здесь жарко. Пот по спине. Тело горит и ноет. А она сидит и хитро улыбается, чёрт её дери! И тут он понял. Назвав её про себя чертовкой, он тихо выдавливает ту же фразу, что и всегда. - Эви. Я стар. Понимаешь, я уже слишком стар для этого... Его руки плавно разжимаются, соскальзывая на её бёдра, словно пытаясь противоречить тому, что он только что произнёс. А она наклоняется и в ответ твердит ему то же , что и всегда. - Мы, Юрген. Мы стары. Одна эта фраза низвергла все слова, которые ещё могли быть сегодня сказаны. В тяжелой нависшей над ними тишине, их могли выдать только глухие гортанные спиранты освобождающихся от тканей тел. _______________________________________________________________________ Эвертье покинула дом рано утром, пока Юрген ещё спал. Ей не хотелось участвовать в затянутой сцене прощания, которую он непременно запланировал. Возможно, потому что не хотела плакать. Но, скорее всего, она просто боялась, что останется. Потрепав своего коня, Реквиема, за растрёпанную гриву, Эвертье старалась не оборачиваться. Она не хотела уезжать с уверенностью, что никогда больше не увидит заросли плюща вокруг восточного окна, маленькую трещину в первой ступеньке... и самое страшное - не услышит храп Юргена. Тихо прыснув в кулак, Эвертье направилась к площади Сан-Пьетро. Уже завидев впереди возвышающийся обелиск, она поняла, что в кармане плаща что-то есть. Мягко бьется об её бедро. Маленький конверт. На обратной его стороне - три слова. Внутри лежит серебряный крест на серебряной цепочке. Металл уже потемнел от времени и кое-где в уголках сбилась пыль. Но она его сразу же узнала. Именно это крест был на ней, когда она приехала в Пенгану. Это его она сняла, когда утопила свой первый успех в Бассовом заливе. Видимо, пришло время надеть крест обратно. Дождался-таки своего часа. Торчать на площади всё оставшееся до встречи время не хотелось. А Собор Святого Петра грозно возвышался пред ней, упорно приковывая к себе всё внимание, словно суровый учитель, который одним только взглядом даёт понять, что ты неправ. И тут случилось странное. В собор зашла облачённая в чёрное девушка. Вида, надо сказать, опасного неблагообразного. Один глаз скрыт повязкой, плащ развевается, словно пиратский флаг. В общем, точно не религиозная и боящаяся Его личность. Однако, фигура решительно двинулась к капелле Святых Таинств. Опустившись на колени, девушка начала что-то сбивчиво нашёптывать, держа перед собой зажатый в руках крест. Губы её кривились, будто она просила о чём-то постыдном. Но дело вовсе не в этом. Просто сегодня она молилась в первый раз в жизни. Она просила у Бога за Юргена. Чтобы Он не оставил его. И раз она собралась отдать свою жизнь за Него, то пусть Он не оставит её Юргена и простит ему грехи, которые он совершил. Ей больше ничего не надо. Эвертье стояла на коленях и почему-то была уверена, что всё так и будет. Почему она не молилась раньше? Не потому что не верит, а потому что знает: если сильно просишь - сбывается. Пухлые, чуть обветренные губы опять растянулись в улыбке. Всё. Пора наложить добровольный секвестр на сентиментальные поступки. С ней её оружие, с ней Юрген. С ней Бог. Заглотив крохотную тёмную таблетку антрацитового цвета, девушка перекрестилась открытой ладонью, как символ открытости для Него. Внутри аж перевернулось всё от этого жеста. Она ещё помнит, что состязается с Ним. - Да не погубят меня спесь и гордыня... Amen. Фигура резко поднялась и двинулась обратно к обелиску.
-
Шикарный пост)
З.ы. Не шаман, а медиум, все таки :3
-
Браво! Словно книгу читаю...
-
Вдохновляюще
-
очень круто.
|
Вот вроде несколько шагов всего сделала по направлению к старому крыльцу со скрипучими (она готова была поспорить!) деревянными ступенями, а казалось, будто прогулялась по заброшенному парку. Или кладбищу. Настолько сильно захватила ее здешняя атмосфера. Чем-то веяло от этого места таким... забытым, никому не нужным. Прошлым. Прелой листвой, мхом, запустением. Несбывшимися мечтами, призраком отчаяния, истощением бесконечного ожидания. Наверное, это дождь. Он умеет угнетать, умеет делать все серым и мглистым. И мирный шелест капель по пожелтевшей листве уставших деревьев вдруг начинает казаться почти зловещим, а в многочисленных лужах и лужицах чудится чей-то взгляд. Становится жутковато и очень одиноко.
Черт возьми, да что такое?! Это всего лишь детский приют, пусть вдалеке и в уединении, пусть и не самое радостное заведение по сути своей, но в хорошую погоду здесь наверняка слышен смех, дети играют и бегают по площадке, воспитательницы хлопочут, стараясь не упустить никого из виду, и в сердцах малышни живет светлая надежда на то, что когда-нибудь у них будет настоящая семья. А она надумала тут себе. Еще и воспитательницу напугала! Эх, надо было лечь пораньше и нормально выспаться, а то лезет в голову всякое...
Стряхнув собравшуюся на кончике носа тяжелую каплю вместе с наваждением, Ника улыбнулась и осторожно сделала еще пару шагов. А когда уже собралась доложить о причине своего приезда, девочка, до этого спокойно сидевшая на руках у воспитательницы, вдруг начала брыкаться, вырвалась, скользнула вниз, аккуратно, кончиками пальцев дотронулась до куртки, подняла на нее глаза. Господи! Сколько же всего было в этом взгляде! Ника полностью прочувствовала выражение "тяжелый взгляд" - он был именно тяжелым, многотонным, давящим. И с радостью отвести бы глаза - да невмочь... И это тихое, отчаянное "спаси"... Слова застряли в горле, взгляд застыл на лице девочки, на котором читалась мольба и надежда вперемешку с болью, капли дождя снова собрались на носу, слезами потекли по щекам...
- Да, да... - растерянно пробормотала Ника в ответ на извинение женщины, грубо одернувшей девочку, - ничего страшного.
И почему она так на нее смотрит? Это же всего лишь ребенок! И тем более, если не совсем здоровый ребенок, нельзя же так... Жалость к малышке смешивалась с жалостью к воспитательнице, которую тоже наверняка можно понять, это очень тяжелая работа, и Ника просто не знала, куда себя деть, ежесекундно жалея о том, что вообще согласилась на всю эту авантюру. А перед глазами продолжало стоять мокрое, словно заплаканное, лицо Милы, обвисшие пряди, почти ангельские черты и совершенно недетский взгляд. Из головы не выходило ее "Спаси..."
Так, собраться. Прекратить. А то сейчас захочется весь приют разом усыновить, а мы на такое не подписывались. С утра же настроила себя на доброжелательное равнодушие, нечего теперь из-за двух слов сопли разводить. Небось и не такое еще услышишь.
- Я, собственно... Это скорее я могу вам помочь, - отозвалась она, наконец, смущенно улыбаясь и кивая головой на пакеты, которые продолжала держать в руках. - Вот, вещи привезла детские. Моя мама, Татьяна Ивановна, созванивалась с вашим директором, должны были предупредить...
На этом объяснения иссякли, Ника не знала, что говорить дальше, и так и продолжала стоять под дождем, с нелепыми огромными баулами в обеих руках, с вывалившимися наушниками, из которых едва доносилась какая-то мелодия, и с немного дурацкой улыбкой на лице.
|
|
|
|
|
-
– Хорош орать. Успокойтесь.
Щас, ага D:
-
Офигенно)
-
Ага
-
Хомяк
-
-
Зомби, Томми. Какие-то твари лезут через горло прямо в голову. И ты уже жрешь людей и плачешь молоком.
Адский Ад
|
— Господа! Заседание суда объявляю открытым! — Выкрикнул демон в парике, расположившийся прямо на седой голове епископа.
«Началось...» Подумал Ди Лорето. Сейчас главное сохранить рассудок, не обращать внимания на этих тварей и спокойно произнести клятвенную речь. Поднявшись со скамьи, он попробовал пасть ниц перед епископом, но получил мощный удар тростью из красного дерева по колену.
— Не так быстро. Вердикт еще не вынесен. —прошептал демон во фраке, что сидел напротив. Проигнорировав это замечание, Витторе аккуратно отодвинул преграду ладонью, опустил одно колено и приоткрыл уста, что бы произнести клятву верности.
По залу суда прошел нервный гул. Демон-судья постучал молоточком по импровизированной стойке, располагавшейся на кончике носа епископа, призывая участников заседания к порядку.
«Я Витторе Ди Лорето, преданный слуга божий, клянусь в верности отцу-господу нашему, намереваясь посветить остаток жизни борьбе со злом, отрекаясь от искушений мирских...» — Произнес Витторе начало клятвы.
— Ваша честь, это ложь!! — Завизжал демон-прокурор.
— Привести первого свидетеля. — Демон-судья властно махнул в сторону купели, и через несколько секунд, с сопровождении кордона из чертей-бодигардов, вышла девушка в подвенечном платье. Лицо ее было бледно, а шею, от щеки до груди, украшала огромная рваная рана.
В центр зала вышел Демон-секретарь принялся зачитывать вердикт:
— 21 сентября, 1887 года, в Парме, некий Витторе Ди Лорето ворвался в святую церковь, во время брачной церемонии. Из присутствующих были убиты ВСЕ, включая священника и молодожен. С особой жестокостью была истерзана невеста: Мадам Ле Норто, присутствующая в зале. Выносимый приговор: СМЕРТЬ!!
— Я протестую! — выкрикнул Михаэль - адвокат Витторе. Скромный ангел на протяжении всего заседания, молча, наблюдал за творившимся в зале безумием с плеча Ди Лорето. — 21 сентября, Витторе Ди Лорето ворвался в склеп на кладбище, близ Пармы, дабы воспрепятствовать свершению дьявольского ритуала призыва! К сожалению, Мадам Ле Норто не удалось спасти, как и остальных одержимых.
— Ваш протест отклонен. Стража! Уведите свидетеля! И адвоката за одно. — Демон-судья залился нездоровым хохотом, в приступах которого, чуть не потерял парик. — Уважаемые присяжные! Какой приговор мы вынесем подсудимому?
— СМЕРТЬ!! СМЕРТЬ! СМЕРТЬ!!! — Дружно закричал зал.
«...Готов без колебаний отдать жизнь свою, во имя господа нашего. Во имя царствия небесного и святой католической церкви. Аминь!» — Витторе закончил клятву. В то же мгновение демоны исчезли, как и зал суда в голове у экзорциста. Только сейчас, он осознал, что истекает холодным потом, а епископ пронзает его леденящим взглядом. Дабы подтвердить истинность своих слов, он склонил перед епископом голову.
Лион... Один раз Витторе уже бывал в этом туманном городе. Край глухих французских болот, родина европейских болотников и не менее отвратительных существ. Кто знает, что предстоит встретить там на этот раз...
|
|
-
Прекрасный вампир
-
+1 Нравится. Нетипичный)
|
|
|
|
Ушел мужчина с ружьем, девушке место уступив. "А как же рыбка?" - хотел было поинтересоваться Микки, но в рот залезло большое мягкое полотенце, которым его принялись вытирать. А когда закончили и мальчишка украдкой глянул в кулак, в котором ее держал - ничего там не оказалось. Как будто и не было.
А потом девушка отнесла его куда-то, положила на диван, в лоб поцеловала и ушла - и сразу спокойно и хорошо стало. Как будто в порядке все совсем. Как будто нет ничего страшного вокруг. Мальчишка успел даже подумать, что девушка ему чем-то напоминает Оливию.
Оливию!
Как же это так, не было ничего? Если было все! И Оливия, и Джастин, и все-все-все!
И куда только делось то чувство покоя и защищенности? Исчезло, испарилось тут же. Микки даже лежать не мог больше. Сел и в плед, на диванчике лежащий завернулся так, что один только нос наружу торчал. И задумался. Про все эти ужасы, которые творились с ним.
Прям как в кино!
Страшные фильмы Микки любил. И много их посмотрел, хоть, по идее, и нельзя было ему. Например, про зомби! И про пришельцев. И про мутантов еще. Кто же знал, что они все на самом деле есть. Гудящие люди из леса - явно зомби. Рыбки как пришельцы. А мутанты... Мутант вон, с ноутбуком был, вон какой сильный!
И про злого Бугимена, живущего в шкафу, и под диваном, и везде...
- Мамочки...
А потом Микки вспомнил, что Бугимен совсем не страшный, если в него не верить и стал думать про то, как он в него не верит.
Думал-думал и сам не заметил, как уснул. И что могло присниться перенервничавшему мальчишке, только что вспоминавшему фильмы ужасов, если не кошмары? Чужие. Старый, но от этого не менее страшный фильм. Микки увидел его около полугода назад, когда вышел "Прометей" и Джастин настоял, что парню совершенно необходимо посмотреть, "как оно было раньше". И сейчас ему приснилось, как он проснулся на диванчике в какой-то комнате, а по полу к нему медленно ползла рыбка. Маленькая белая рыбка, та самая которую он должен был передать кому-то, но не смог. Она собиралась залезть Микки в рот, чтоб превратиться внутри в чудовище и съесть всех.
Парень хотел убежать, но дверь была закрыта, и не открывалась, а рыбка подползала все ближе, и уже готовилась к прыжку, когда...
Он проснулся. На диванчике в комнате с закрытой дверью.
- ПОМОГИТЕ!!!
|
Комната с каменными стенами, почти полностью скрытыми тёмно-бардовой бархатной драпировкой. Тихое потрескивание дров в камине - приятный звук, наслаивающийся на завывание зимнего ветра за окнами в тяжёлых чёрных рамах. Мягкое тепло, разливающееся по помещению, убаюкивало и вызывало желание добрести до кровати под уютным балдахином и забыться сном...
Но юной девушке, пребывавшей здесь, было совершенно не до объятий Морфея и сонных нег; на её красивом светлом лице обозначены были тоска и отчаяние. Она сидела в кресле с высокой резной спинкой за столом чёрного дерева; по столешнице разбросаны бумаги и пергаменты, покрытые разным почерком - когда красивым и чётким, когда похожим на росчерки молний на грозовом небе и оттого почти не читаемым. Ангел, добровольно покинувший Небесный Чертог, сражающийся в подлунном мире за страждущих, обездоленных и павших жертвами врагов Господа - но теперь не только одиночкой, а ещё и под эгидой Ордена - грустно вздохнула и покачала головой. В своеобразную плату за те поручения, что давали ей в Ордене, девушка получала информацию о передвижении существ, подобных ей. Она надеялась так скорее разыскать пропавшего брата - падшего ангела Аластэла, бывшего некогда правой рукой Люцифера и низвергнутого в наказание на Землю. Виолетта и Аластэл всегда были связаны неким подобием телепатической связи, но вот уже год все чувства сестры молчали, точно брат просто растворился в воздухе, перестал существовать...
Она могла ныне лишь строить догадки и переживать, думая, что могло с ним случиться. Что могло навредить ему, хоть лишённому большей части своего могущества, но всё ещё грозному? Ему, третьему среди всех ангелов мечнику? Пусть он больше не мог исцелять ран и воскрешать умерших, его собственная способность к регенерации поражала. Он был весьма умён и расчётлив - и потому уже много столетий комфортно существовал среди смертных в своё удовольствие, окончательно отрёкшись от Бога. Девушка была уверена в том, что создатель простил бы её брата, если б тот с искренним раскаянием в сердце обратился к Нему, однако Аластэл находил привлекательными пороки - не добродетели. Выдержанные вина, прекрасные женщины и дуэли были ему интереснее служения целям Господа, а его ненависть к Нему - безмерна. Именно поэтому Виолетта была здесь - чтобы удержать его от дальнейшего падения и попытаться незримо направить его на путь истинный. Кому это может быть нужным больше, чем даже Создателю, если не любящей сестре?..
Ангел коснулась тонкими пальцами одного из писем - ничего, снова ничего...
"Что же с тобою случилось, Аластэл?"
Эти печальные, исполненные тревог думы были оборваны стуком в дверь. Двойные створки, распахнувшись, впустили замёрзшего и усталого гонца, передавшего Виолетте Натан письмо со знакомой печатью. Отпустив человека и распорядившись, чтобы того накормили и проводили для отдыха в отведённую комнату, девушка вскрыла печать. Прочитав послание, она немедленно отправилась в путь.
Незаметным видением в заснеженных лесах и по утопающим в подступающих снегах дорогам - на белом коне, в белом платье, затканном жемчугами и белой мантии, подбитой чёрным мехом - днём и ночью неслась она, не позволяя отдохнуть ни себе, ни своему скакуну, носившему имя Лихт. Ни лютый зверь, ни лихой человек не посмели показаться у неё на пути, словно какая-то незримая сила ввергла их в благоговейный трепет перед хрупкой наездницей.
Вряд ли ездовое животное могло пережить такое путешествие, но Лихт, подпитываемый своей владелицей, мчался, точно вихрь.
Оставив коня на попечении встречавших её, поражённая Виолетта двинулась к распахнутыми пред нею вратами. Смиренно осенив себя крестным знаменем на входе, она поспешила за монахом. Как странно, что поручение ей дают в таких условиях... Почему Епископ хочет лично видеть её? Неужели произошло что-то... экстраординарное? Сердце Виолетты болезненно сжалось от нахлынувшего дурного предчувствия.
Здесь, на балконе, пребывал сам Епископ и ещё девять... людей - и не только людей. Воистину, неисповедимы пути Его! Ангел тихонько встала у стены и замерла, устремив взгляд на вид объятого стужей города.
|
X-Ray Dog – Dark River: ссылкаБурого цвета вода неохотно расступается под весом девушки, имеющей, надо сказать, достаточно неграциальный вид. Закрыв глаза, она медленно опускает руки на водную гладь. Как и всегда, ладони неколебимыми каравеллами упрямо отказываются опускаться на дно. И, кажется, этот факт несколько забавляет особу, являющуюся владелицей рук-лодочек. Взгляд девушки падает на стол, стоящий рядом с чугунной ванной. Столик покрыт липким слоем белёсых разводов, словно кто-то много-много раз разливал на него сладкое млеко. Среди нескольких не дающих ни намёка о своём содержании баночек, покоится письмо. Простая бумага. Простые чернила. Просто письмо. Бледная рука тянется в его сторону. С кончиков спазматически танцующих пальцев капают густые капли. Бумага покорно впитывает их, принимает. А разводы жженой сиены пренебрежительно окропляют её, словно желая осквернить всю воздержанность и аскетичность письма. Девушка читает. А бумага, напитавшись, смиренно старается удержать чернила на месте. Но только мало одного смирения. Медный купорос с голландской сажей ручьями стекают вниз, словно ища дорогу в устье. Ладонь сжимает пшеничный лист и опускает его на гладь холодного пола. Прозрачными льдинами-айсбергами его покрывают кусочки богемского хрустального бокала. Округлый осколок чаши ещё хранит несколько капель жидкости. Лауданум. Успеет ли она? Два дня недостаточно. Ведь ей понадобится много. Очень много. ________________________________________________ Тёмная фигура в плаще бороздит охваченную морозной белизной площадь Сан-Пьетро. Её путь лежит сквозь травертиновые лучи, льющиеся из самого центра полукружий. Там величественно возвышается Обелиск, что стал пристанищем праха Гая Юля Цезаря. Нет, на самом деле не стал, конечно. Но красивое предание, согласитесь. Обелиск этот выполняет роль гномона. Странно. Эвертье столько раз была здесь, но ни разу ей не приходило в голову проверить правильность этих монументальных солнечных часов. Остановившись, Эвертье подняла голову вверх. Именно сегодня небо гневится так, словно прольётся ртутью на головы смертных. Но нет ртути. Лишь мириады скрипящих кристаллов замёрзшего льда под ногами. Глаза застланы то ли морфином, то ли величием и неожиданной пустотой пьяццы. Заснеженный купол базилики едва светлее грозного небосвода. Будто Святой Петр отвернулся от этого места. Где-то вдали распахнулась дверь. Двое мужчин, негромко о чём-то разговаривая, поспешили по своим делам. Словно сегодня такой же день, как и вчера. Словно у нас есть время. Фигура двинулась дальше. Жадными ртами-жвалами распахиваются-клацают огромные двери. Жмёт, тянет где-то в груди, наполняемой ароматом ладана. Сомнение одолевает. Оделась не по случаю. Привычное полуподвальное помещение сменил величавый зал, нагретый теплом свечей. Монахи провожают её и называют "дитя моё". Даже не рыча сквозь зубы тихое "ведьма". Интересно, а за ношение не совсем пристойных черных обтягивающих одежд индульгируют? Левый глаз начал сильно слезиться. Ладан. Достав кипельно-белый льняной платок, девушка промокнула им уголок глаза, оставив на ткани сомоновые капли. На балконе сидели, стояли и преклоняли колени люди, собравшись вокруг старика. Сам Епископ собрал их здесь. Лицом обращённый к небесам, он молит Его о их спасении. О защите. Сам Епископ. Его просит. О них. Эвертье де Бриль, запахивая плащ по-плотнее, подошла ближе и опустилась на одно колено. Склонив голову перед Епископом, она, не издав ни звука, буквально одними губами произнесла: "Господи, да услышь молитву Его... Вопль его да придёт к Тебе."
|
|
|
Полли приняла в руки швабру и вперилась в неё неотрывным взглядом, так, будто видела впервые в жизни.
— Ладно... — рассеянно прошелестела в ответ на инструкции по «отпихиванию».
Не сумев сообразить, что же там есть в кладовке (воображение, при каждой попытке задуматься на эту тему, живо рисовало образы притаившихся по всем углам кладовой рыбоголовых монстров, и сразу становилось не до мысленной ревизии припасов), Полли оставила вопрос начальника без ответа — только пожала плечами и головой покачала.
Отвлекла её жена убитого посетителя. На секунду Полли испытала неожиданное раздражение — когда тётка взяла и высыпала кофе из мешка. Но только на секунду. Достаточно было взглянуть на то, что творилось на полу, как делалось очевидно: горстка рассыпанных кофейных зёрен общей картины не испортит. Зато при виде дальнейших манипуляций немки Полли пришлось вновь бороться с рвотными позывами. Как заворожённая, наблюдая процесс заталкивания кусков мёртвой плоти в тканый кофейный мешочек уютного оттенка, девушка краем уха прислушивалась к беседе мужчин. Отклеившись от своего места, она, в охапку с вещами, подобралась поближе к отцу. Облокотилась на столик, почти усевшись попой на чисто вытертую поверхность — ни за что бы раньше себе такого не позволила, а теперь не заметила даже.
— Я с ней в одной машине не поеду, — тихонько обратилась она к отцу. «И с ним — тоже», — так и подмывало продолжить, но в последний момент показалось, что о мертвеце так будет... невежливо, что ли.
Неожиданно опустившийся мрак скрыл от глаз страшную картину, но спокойнее от этого, конечно, не стало. Полли судорожно полезла в сумку. Зажигалка, зажигалка, где-то была... вот. Чиркнул огонёк, пробудив позабытое за потрясениями желание закурить. Девушка не стала себе отказывать: вряд ли дневной запрет на курение в баре ещё действовал. Глубоко затянувшись, она покивала.
— Хорошо, пап, — сообразила, что отец мог и не заметить жеста в темноте.
Отходить никуда и не хотелось. Нащупав в недрах сумки, следом за зажигалкой и сигаретами, фонарик, она включила его и осторожно поводила пятном света перед собой.
Заслышав спор мистера Матэмхейна и Флетчера, Полли подскочила, будто её током прошибло. Луч фонаря двинулся было вперёд, по направлению к жене... вдове немца и его останкам, и застыл на полдороги, не решаясь приближаться.
— В.. в.. в-ф-ф... В смысле??? Как это? Как это — «сидит»?! — отчего-то перепуганная девушка пыталась добиться ответа у стоящего рядом отца, а не его приятеля.
|
|
«Пойдешь ты или нет – я останусь рядом. Я в крови твоей. В голове твоей. За твоей спиной. Под твоей кожей. Ты вдыхаешь – я выдыхаю. Ты делаешь шаг – я ступаю на землю. Ты мыслишь – я существую. Вот так просто, Джеки. У нас одно сердце. Один разум. Беги. Беги сколько хочешь. Падай и скрывайся в темноте или в свете. Заползай в норы. Молись несуществующему богу. От меня не убежишь, Джек»
Слова чужого Голоса, словно колючая ледяная волна, окатили Джека и охладили его разум. Он все понял и осознал. Голос не просто так звучит в его голове. Он проник в его тело, и теперь живет в нем, паразитирует. Скорее всего, это случилось в тот момент, когда Сноуфалл наступил на странный шип, как раз перед появлением полумертвого медведя. Именно с этого шипа все перевернулось с ног на голову. Прошло уже слишком много времени, чтобы предпринимать какие-либо действия по устранению этой заразы, и обычные лекарства тут вряд ли помогут. Значит, Джек должен победить ее сам, изнутри. Он ни за что не допустит победы Голоса. И ни за что не станет прислушиваться к его мерзким нашептываниям. Джек не изменится, не станет другим, останется прежним.
Мысли о Голосе отошли на второй план, когда от трупа отвалилась рука. Гневная тирада о человечности и борьбе также, прекратилась. Джек поднял кусок мертвой плоти, удивленно и рассеянно уставился на него, затем посмотрел на существо и начал едва различимо мямлить какие-то оправдания и извинения. Ему было жутко неловко. Он ведь хотел посеять надежду в этого беднягу, убедить его в том, что еще не все потеряно, что ему еще удастся испытать «живые» эмоции, насладиться мелкими радостями прекрасного мира, что их окружает. Он сам верил, что даже у трупа все еще остается такая возможность. А вот оторванная рука эту возможность ставит под сомнение.
Но тут ходячий труп задорно булькнул, и сипло засмеялся. Весело, заразительно. Неужели у Сноуфалла получилось? Неужели существу удалось выплыть из омута бесконечной посмертной тоски? Джек засмеялся в ответ. Он даже помахал трупу его собственной рукой, как машут люди на перронах, провожающие поезда.
– Прости дурака, не подумал я, что так случиться может! – Заговорил Сноуфалл, доставая еще один мусорный пакет, и аккуратно складывая в него руку. – Но ничего! Доберемся до моей бытовки, я тебе ее обратно присобачу как-нибудь, будешь как новенький! И про челюсти твои не забуду. В общем, косметический ремонт – за мой счет! Ха-ха! Ладно, хватит тут прохлаждаться, пошли уже с этого проклятого места.
Охотно приняв руку существа на плечо, Джек огляделся, и попытался понять, в какой стороне город.
|
Хорошо, что крыша у пожарной машины плоская, как раз для хождения сделана, а еще там лестница установлена. Сэм упал параллельно ей, схватился за перекладины руками и ногой и только раскачивался на поворотах. Заодно и укрытие минимальное - угол кузова да лестница. Хотя с такого расстояния стреляли - повезло, словом - все пули мимо прошли.
Остановились наконец. Сэмуэль, покачиваясь добрался до сиденья пассажирского, залез внутрь, выдохнул глубоко, ладонями глаза протерев.
- Сэм, ты живой? Что произошло?
- Я посмотрел в его глаза, Ричард, и утонул. Там было столько боли, столько боли... Там океаны боли, Ричард, я даже не знал, что столько бывает. Меня как буд-то привернули этой проволокой рядом с ним. Знаешь, мне показалось, что этот коп, Питер, он был рад, что кто-то еще, почувствовал ту же боль, что и он чувствовал. Как тот джин, из мультика, ждал спасителя: первую тысячу лет мечтал наградить по королевки, а потом, вторую тысячу лет мечтал доставить спасителю множество страданий, за то, что спасал так долго. И знаешь, что Ричард? Я даже не могу злиться на него. Мне безумно жалко его и всех этих людей вокруг, что попали по сути в туже ловушку. Жалко себя, что я такой большой и сильный не могу их всех спасти и только убиваю, одного за другим.
Сэмуэль до хруста сжал пальцы в руках.
- Знаешь, что Ричард, я убедился, что за всей этой инфекцией стоит чья-то злая воля. Кто-то очень сильный и злобный. Какой-то демон быть может, не знаю. Похоже, твой индеец был не таким уж и сумасшедшим. Или не было никакого индейца, а? Скажи мне честно, Ричард, кто убивает нас?
Посмотрел на Наблюдателя спокойным взглядом. Взглядом взрослого человека, готовым к плохой новостям.
|
-
Тема...
-
Вах. До чего ярко же
|
|
-
Бутылка, полная «Джека Дэниелса». Взвесил ее, тяжелую, квадратную, в руке Джей.
- Очень смешно, Аарон. Обхохочешься.
amen to that.
-
Самый добрый человек во всем модуле
|
|
Вот если уж выходные и идут насмарку, то обязательно по полной программе. Началось все еще в четверг с короткого звонка матери "Приезжаю завтра в 8 вечера, будь дома". Маму Ника любила всем сердцем и всегда радовалась их редким встречам, когда ей удавалось вырваться на выходные и приехать в родной пгт, но... Но именно в эту пятницу Андрей позвал ее в "Zeppelin", где должна была выступать талантливая молодая рок-группа, на которую ей давно хотелось сходить, и, естественно, походом в клуб вечер бы не закончился, а Андрея она не видела уже пару месяцев и откровенно скучала по его глубокому голосу, тонкому юмору и уверенным, ласковым рукам... И именно в эту субботу начальство устраивало корпоратив, который тоже было не очень хорошо пропускать, а воскресенье манило возможностью, наконец, отоспаться...
Но вот мама сидит у нее в квартирке, обхватив обеими руками чашку горячего чая, и так трогательно рассказывает о бедных детках, которым нечего надеть в преддверии осенних холодов, и как они всем городком собирали вещи, безразмерные пакеты с которыми стояли теперь у входа, загородив половину свободного пространства и оставляя грязноватые лужицы дождевой воды на старом паркете, что Ника может только умиленно улыбаться, сдерживать слезы и заверять, что, конечно же, она поможет, как же иначе? И достает специально купленное по дороге с работы союзное печенье, которое мама так любит, и наливает ей еще чаю, и со вздохом отправляет Андрею сообщение о том, что сегодня не получится, пока мама в ванной пытается привести в порядок намокшие под дождем волосы и переодевается в ее халат.
Следующей "радостной" новостью было найденное в интернете расписание пригородных автобусов, идущих в направлении приюта. Черт возьми, всего один автобус, и тот два раза в день! То, что рано утром - то ладно, все равно не выспится, а так как раз проводит мать на ее шестичасовой и поедет, но что она будет делать там целый день? Судя по карте, там ближайший населенный пункт в пяти километрах. Ох и угораздило же кого-то построить приют хрен знает где! Ладно бы лагерь или там, базу отдыха... Впрочем, судя по скудной информации, выданной услужливым гуглом, при Союзе там именно база отдыха и была. А теперь вот детский приют, да.
Детей Ника любила - преимущественно чужих и небольшими дозами. О том, чтобы завести своих, пока всерьез не задумывалась - вроде возраст еще не критический, да и мужчины подходящего нет. То есть вот тот же Андрей, например, - прекрасный парень, пока не начинаешь задумываться, чем он живет и сколько литров алкоголя вливает в себя за неделю. Сергей же откровенно заявляет, что семейная жизнь не для него - мол, знаем, плавали, спасибо, не надо. Хотя в дочурке своей души не чает. Ну, а Дима - тот вообще для серьезных отношений, видимо, не приспособлен по определению. Зато и поговорить с ними со всеми есть о чем, и в постели один лучше другого, и ее все уважают, ценят и по-своему любят... Раз в пару недель. Так, о чем это мы? О детях, да. Ника в детстве даже хотела учительницей стать - как мама. Слава богу, не стала. Мама - человек старой закалки, и, несмотря на чрезвычайно мягкое сердце, волю имела железную и строить малолетних хулиганов у нее получалось запросто, а те ее еще и обожали при этом. А вот у Ники характер немного другой, и ей гораздо проще было объяснять непонятливым клиентам, какую кнопку нажать и какой пункт выбрать. Быть абстрактным голосом в трубке, неизменно вежливым тоном произносящим "Здравствуйте, чем могу помочь?" Хотя в чем-то те же дети, по сути...
...Хмурое утро встретило не выспавшуюся Нику обложенным тучами небом и мелкой моросью, то и дело переходящей во вполне себе приличный осенний дождь. Дождь она тоже любила, но не такой. Ей нравились грозы, молнии, буйство стихий, клубящиеся тучи, игра света и тьмы. А под обложной октябрьский дождь лучше всего спать, уткнувшись в чье-то теплое плечо, или читать книги, зарывшись под одеяло и поставив на прикроватную тумбочку чашку горячего кофе. Естественно, такая погода отнюдь не способствовала превращению раннего субботнего утра в доброе, особенно для девушки, всю жизнь бывшей "совой". Но она уже смирилась с тем, что выходные не удались, поэтому вышедшую из душа маму встретила улыбкой, свежесваренным кофе и яичницей, а сама заходилась одеваться. Скептически посмотрела на баулы. Поняла, что зонтик придется либо держать зубами, либо брать только на обратный путь, в результате чего плюнула и откопала старую непромокаемую куртку с капюшоном, кожаные брюки и высокие ботинки, которые ласково называла "говнодавами". Оставалось надеяться, что дети ее не испугаются...
Выйдя через три часа из автобуса на одиноко стоящей у трассы покосившейся остановке и вытащив вслед за собой пакеты, Ника осознала, что до самого приюта необходимо пройти еще сотни три метров по дороге, когда-то бывшей асфальтированной, но последний ремонт которой производился в середине прошлого века, превратив ее теперь в весьма увлекательную полосу препятствий. Где-то вдалеке послышался раскат грома, дождь усилился, порывы ветра заносили тяжелые вязкие капли за капюшон. Казалось, природа и обстоятельства сговорились испортить ей настроение, но от любых подобных нападок судьбы у девушки было безотказное средство - музыка. Вот и сейчас в наушниках весьма в тему заиграла Алиса "Дождь и я", вызвав улыбку, и Ника решительно направилась на борьбу с лужами.
Здание показалось не сразу, оно частично пряталось в лесу, выглядывая из него насупившимися глазами старых деревянных окон, залитых струями дождя. "Готичненько," - сказал бы Дима, хотя в архитектуре приюта от готики не было ничего совершенно. Он просто все мрачное называл готичным, а приют действительно выглядел мрачноватым и даже заброшенным. И уж совсем неожиданно на промокшей детской площадке чуть в стороне от основного здания обнаружилась маленькая девочка - совсем одна и в летнем платье. От одного ее вида Нике стало зябко, хотя одета она была достаточно тепло. Она уж совсем было захотела подойти и спросить, почему малышка выбежала под дождь практически раздетая, как тут из двери появилась женщина - по-видимому, воспитательница, или как они там называются в приютах, и забрала ребенка. Безропотно позволившая себя закутать и унести девочка вдруг заметила Нику и улыбнулась ей, и та машинально улыбнулась в ответ, прогнав появившуюся было мысль о том, что девочка может быть не совсем психически здорова - уж слишком пустым и безжизненным казался ее взгляд. Но улыбка делала ее личико почти милым, и ощущение какой-то пластиковости ребенка быстро исчезло. Ника поспешила за женщиной и окликнула ее, когда та уже открыла дверь:
- Извините!
|
-
Не, ну за голую Тиру как плюс не поставить :D
-
Полотенце - это сильно, да
|
|
Девушка попыталась унять бьющую дрожь и заставить себя сделать пару шагов обратно, внутрь подсобки. На неверных ногах, прижимаясь к полкам, она старалась держаться как можно дальше от застреленного существа и того, что из него набрызгало.
Ааоыы, гадость какая! На секунду ей пришлось остановиться и сглотнуть, чтобы подавить рвотные позывы.
Полли вообще-то, по жизни, особенно не боялась ни вида крови, ни насекомых со змеями. Ни страшилок, в которых фигурировала разная нечисть. Но вот всякие мутации, генетические уродства, всякая... неправильность — это способно было довести её до совершенно неадекватного состояния.
Давно ещё, впечатлительным подростком, Полли увидала в каком-то журнале фото телёнка, родившегося с лишней парой ног. После чего помчалась в туалет и выблевала с аппетитом съеденный за десять минут до этого обед. Потом, в школе на уроке биологии, когда учитель продемонстрировал невесть откуда добытую лягушку с похожими отклонениями, позеленевшей Штибер тоже пришлось в спешном порядке покидать класс. А с одной девушкой из параллельного Полли и вовсе не смогла общаться, стоило ей узнать, что в детстве той удаляли лишний палец на правой ноге.
Тварь же, вся словно бы состоящая из неправильностей, вызывала у девушки отвращение, готовое вот-вот снова перерасти в панику. Невероятным усилием воли удерживая ланч в желудке, Полли шагнула к сумке (Рыбки, рыбки, ошмётки! Оно лопнуло и разбросало их во все стороны. Не наступить! Фу!!!), подцепила её за ремень, схватила с вешалки уличную одежду и выскочила в коридор. Там она нервно и торопливо отряхнула сумку и куртку, поминутно передёргивая плечами, чувствуя, как волны мурашек, одна за другой, взбегают вверх по спине и перехлёстывают через воротник блузки.
Прошла в зал. Непонимающе уставилась на рыдающую женщину и два тела перед ней. Как же так?.. До Полли дошло, что она умудрилась едва не забыть о случившемся. О том, собственно, из-за чего она и оказалась в подсобке. Ужас.
Мистер Матэмхейн тем временем говорил. Да. Уехать отсюда она бы не отказалась. Чего там — это было бы и в самом деле волшебно. Оказаться за много километров от бара. Девушка покивала, выражая собственную готовность выдвигаться.
Позвал отец, и Полли обернулась.
— Всё будет в порядке, пап. Не переживай, — не слишком уверенным голосом выдала она подвернувшуюся глупую киношную фразу, уставившись при этом отчего-то на стакан в руках Адама. Очень не хотелось, чтобы он сейчас пил. Но и нотации читать было не время. А время было... одеться потеплее, да.
Полли перевела рассеянный взгляд на связку ключей в ладони и, помедлив, вернула её Матэмхейну. Наверх она не пойдёт. Оставаться одной в закрытом помещении после того, как... ну нет, спасибо.
Девушка отошла с вещами в сторону, избавилась от фартука, накинула куртку на плечи, извлекла из сумки тёплые колготки, в которых сюда приехала, разулась и, отвернувшись от остальных, быстро натянула их прямо поверх колготок «рабочих». Порядок. Ботинки и шарф заняли свои места. Напоследок Полли проверила карман сумки на наличие ключей от форда.
Слова папиного недавнего собутыльника заставили девушку изумлённо покоситься в его сторону. Что он такое говорит? «Особенные зомби»?! Она помотала головой, будто вытряхивая оттуда дикую фразу.
— Кто-нибудь может поехать в моей машине... В смысле, папа и кто-нибудь ещё.
|
Оно ничего не успело. Скорость полета мысли из живого аквариума в человеческую голову неизвестна науке, но дробь двенадцатого калибра явно опережает её.
KABOOM!
И маленькая пузатая рыба лопается, взрывается брызгами прозрачной жидкости, хнычет, плачет. Умирает. Адам, весь съежившись, смотрит на это с застывшей испуганной миной - он никогда не верил в сверхъестественное и никогда не думал, что рыбы - пускай и фрагментарно-гуманоидные - умеют ходить и уж тем более - общаться.
Прошли в зал, вместе. Мертвый немец на полу, еще одна взорванная, как будто бутафорная голова, еще литр "кетчупа" на полу. Адам зашёл за стойку барную, молчаливо опустил руки на лакированное дерево, игнорируя всхлипы и стоны жирной немки, потерявшей мужа, чужой в стране снов.
Что-то замкнуло вдруг. Всё происходящее воспринималось как должное, как истинное, безропотно - ходячая рыба? Пожалуйста! Людоед болотный? Да ради Бога!
Взял первую попавшуюся бутылку в руки. Кажется, это был ром. Стакан шестигранный взял с полки. Дрожащей рукой налил на два пальца, пока остальные вносили предложения и строили планы, гипотезы, уверенно определяли своё будущее.
- Какие зомби? - спросил гулко, держа в руке стакан на уровне груди, будто бы жидкость в нем грела и давала силы говорить, дышать, жить.
- Какие.. что.. о чем вы? Я не знаю. Не понимаю. Я.. я.. - будто бы только-только сумев осознать, что вообще происходит - а на деле даже близко не подойдя к этому - Адам вел себя поразительно спокойно и тихо. Внутри же у него кипела истерика - он думал, что всё-таки сошёл с ума, и всё это - идиотский сон, игра больного воображения, испорченного дешевым виски.
Взглядом пробежался.
Да, похоже на какой-то второсортный ужастик. Я сижу дома, по ящику показывают какой-нибудь дешевый мутный фильм, и реальность путается с подсознательным. Я сплю. Я просто сплю.
А, значит, этого нет. Стакана нет. Рома в нем тоже нет.
Поглядел на руку свою, стеклянную тару сжимающую. На дочь свою перевел взгляд умоляющий.
- Полли. Скажи мне, что я не сплю. Пожалуйста. Я, - всхлипнул, - скажи мне, что я не сумасшедший. Хорошо?
-
Какие зомби? Ну, пульса нет, а ходят. Ну, жрут людей. Так то всегда так было.
-
Достоверный дяденька такой.
-
Хорош!
|
|
|
– Вот и славно! – Обрадовался Джек, ловко достал еще один пакет, отыскал отвалившиеся от существа челюсть и язык, аккуратно упаковал их, и пошел.
Было холодно. Даже закаленный и согретый в спальнике Сноуфалл чувствовал, что так просто мороз не преодолеть и нужно активно двигаться, пока есть силы. А вот существу, похоже, на холод было плевать – ходячий труп передвигался не спеша, и не выдавая признаки замерзания. Джек считал, что отрываться от существа и убегать вперед будет совсем не вежливо, ведь это он пригласил его пойти с ним. В итоге чтобы не околеть самому и не обидеть своего приятеля, Сноуфалл постоянно мельтешил вокруг него, одновременно стараясь не отходить от трупа дальше, чем 5-6 шагов.
Джек чувствовал негатив и пакостное настроение, исходящие от трупа. Оно и не мудрено – как еще мог вести себя умерший человек с отвалившейся челюстью и вообще буквально рассыпающийся на куски? Однако чувствовал Джек и ответственность перед существом. Возможно, именно из-за его действий труп ожил. Возможно, именно отношение и поведение первого живого человека, повстречавшегося ожившему трупу, определяет то, как труп воспримет свое не простое положение. Кто знает, как поведет себя оживший мертвец, если на него кинутся с криком, оружием и решительным намерением избавиться от этой ошибки природы? Может, у него срыв случится, или еще чего! Может, возненавидит всех вокруг, сочтет недостойными жить, начнет убивать всех, кого не поподя! В общем, Джек чувствовал большую ответственность перед существом, старался вести себя как можно более непринужденно и достойно. И чтобы немного развеять обстановку, он решил развлечь своего немого собеседника разговором.
– Сосед мой, Вильсон который, тоже глухонемой. Ни говорить не может, и не слышит ни хрена. Но, зато, какой человечище! И поможет чем, если надо, и вообще.. Когда сказать чего хочет, начинает смешно кривляться и руками махать, это на ихнем, глухонемском языке он так слова говорит. А я ржу стою, не понимаю ничего, киваю ему в ответ. Хех. Только когда на бумажке если напишет мне – я пойму, чего ему надо, иначе никак. Во-о-от. А вот если я чего скажу – так он мигом понимает! По губам, сквозь усы и бороду, даже пьяного, понимает меня быстрее, чем я сказать успеваю! Талантище! – Замолк Джек на минуту, словно вспоминая одну из сцен со своим соседом, а потом вдруг спросил:
– А мы правильно идем? У тебя маршрут какой намечен, или как? Мне бы хоть до бытовки добраться на краю города – продрог весь, а там вещи сухие есть. И на тебя тоже. – Неловко и немного сочувствующе, но без жалости в голосе, Сноуфалл добавил, – Ну а потом уже решать будем, как дальше поступить нам. Не простая ситуация, сам понимаешь.
|
Удар прямо под дых выбил весь воздух из легких, заставил отступить на полушаг и, разжав руки, с ужасом смотреть, как вдова срывается на бег в объятия той твари, что сидит в теле ее мужа.
Джей хотел было просто прыгнуть вперед, не тратя время на выравнивание дыхания или что-то еще, пытаясь снова схватить немку, когда раздался выстрел, и голова немца взорвалась фонтаном из кусочков мозга, крови и фрагментов черепа, окатившем все вокруг. В подсобке раздался еще выстрел. Еще одна тварь? Но выстрелов больше не последовало. Пока все было спокойно.
- Тихо-тихо… - Подошедший к немке Джей попытался, неуклюже и неумело, как успокоить ее, оправдаться за все это, рассматривая труп немца, боясь, что тварь из него выскочит - Оно уже не было твоим мужем, не было, понимаешь? Я же его откачать пытался, а он не дышал. Пульса не было. Его Бургер чем-то заразил, я не мог ему помочь. Прости. – Не найдя больше слов, Джей замолчал, переводя взгляд с окончательно мертвого Ганса на дверь подсобки, как раз тогда, когда оттуда вышел Аарон, Поли и ее, внезапно отрезвевший, отец.
Аарон заговорил. Будто именно к нашествию зомби готовился все это время.
- Да трезвый-трезвый. Завязал. Прям сейчас вот. – Отозвался Джеймс, принимая дробовик собираясь тут же его дозарядить, продолжая говорить, подхватив от Аарона готовность к нашествию зомби – Если этот пиздец по всему городу… Или даже стране, то на машине мы далеко не уедем. Машины брошенные, все дела. – Джей пожал плечами, дозаряжая в магазин последний, девятый, патрон и возвращаясь взглядом к мертвому Гансу и вдове – Тут оставаться тоже нельзя. Много людей, много зомби. Тварь в подсобке, например, туда же не через дверь зашла… Вообще, вы заметили, что от Бургера болотом воняет? Это какие-то… Особенные зомби. В общем, я бы искал внедорожник. Или грузовик. - Замолчав, Джей потянулся в карман. За сигаретами.
|
Бутч прошел по магазину туда, сюда, остановился перед дверью. Мыслями он снова и снова возвращался к лягушке. Нет, ну что нужно жрать то, чтобы в голове оказалась эта противная дрянь? Мужик замер на миг, вспоминая школу. Да, пусть он не хватал звезд с неба, но на твердую "бэ" всегда вытягивал. Так вот как ни пытался, он не мог вспомнить ничего из курса анатомии, что оправдывало бы наличие лягушки в голове. Бутч даже пробубнил под нос тихонько.
- Да ну, если жрать что то, оно не может быть в голове - это и дураку понятно. - Но увиденное опровергало его скромные познания в анатомии человека. Впрочем, если судить о дне в целом, то увиденное опровергало его знания вообще, ведь люди, мертвые люди не ходят, так ведь?
Бутч хмыкнул и почесал щеку, стоя перед дверью. Он вспомнил, как разорвали того парня на куски и теперь мучился над одной мыслью - открыть или нет? Затем он вспомнил, что жить тут вечно он все равно не будет. Его посетила еще одна мысль, яркая, резкая, как молния в летний день: ему нужно добраться до людей, нормальных, не мертвых, и тогда выяснить что же происходит. Он уже потянулся к ручке двери но опять замер, разглядывая металлический браслет на руке. Наручники.
"- Привет друг, что за дерьмо тут твориться?
- Я сам в шоке, кстати, а что это у тебя на руках, наручники что ли, которые перекусил?
- Ага, а я вообще собирался в тюрьму сесть на гребаных пятнадцать лет, а тут малыш остановил машину и сожрал кишки у фараона, что меня вез..."
Диалог, словно в телепередачах задний фон-подсказка, пробежал в голове у Бутча. Он подался назад, с силой натянул рукава спортивной куртки по самые костяшки и оглядел. Вроде нормально. Все таки лучше бы его довезли. Покормили. В камеру определили - решетки, хрен проберешься. Бутч даже ухмыльнулся: ну надо же, в тюрьме то по безопасней будет, чем на свободе. Черт, а жрать то охота. Он глянул на пакет с мака, как на спасательный круг. Взял и снова подошел к двери, аккуратно приоткрыл ее и выглянул наружу.
|
|
|
|
Гуттиэре то провалилась в череду обрывочных образов, то снова просыпалась, ворочаясь с бока на бок. Не раз хотела уже плюнуть и вернуться к работе, но голова упорно не хотела отрываться от подушки, и художница снова погружалась в некрепкий сон, чтобы проснуться через несколько минут.
Сначала ей снился Лео. Толи Леопольд, толи Леонардо, как выразилась ее итальянская подруга София. Оказалось, Леонардо, студент-художник из Вечного города. Они познакомились в Сиене, встречаться начали в Риме. Казалось, Гуттиэре могла часами слушать его рассказы о живописи, о том, как лепится кистью форма, насколько скульптурны краски масляные. Залитый солнцем Рим, кошки на руинах Пантеона. Лео туда ходил каждый вечер. Десятки невесомых набросков с его точеным профилем. А потом она уехала на Мальту и вот уже месяца два они не созваниваются и даже на фейсбуке не списываются. А тут приснился. Гуттиэре открыла глаза, уставилась в белый потолок и тяжело вздохнула. Проворочавшись еще минут двадцать, снова задремала, надеясь обойтись без сновидений. Не обошлось.
Золотая осень, комочек чего-то важного-важного, но не достижимого. Снег… вот так всегда, на юге снится холод, на севере тоскуешь по теплому солнцу и синему морю.
Знакомое что-то было в этом сне про самое важное. А, ну да, как раз пару дней назад пересматривала «Унесенных ветром». Хотя в ее случае, под платочком вряд ли прячется Ретт Батлер. Да и тумана нет. Тянет руку в ткани Гуттиэре, вот-вот дотянется и снова просыпается.
Стуку в дверь девушка даже порадовалась. Будет чем отвлечься, но вылезать из-под покрывала не очень хотелось. Когда стук повторился, все же заставила себя встать. Поежилась. Мальта Мальтой, а сезон ветров уже начался, а у нее все окна как всегда открыты. На столе светился экран ноутбука, в колонках пел о несчастной любви бархатный голос Гару. Так вот что сны о Леонардо навеяло.
Подошла к столу, на часы глянуть. Привычный взгляд на монитор. В углу экрана мигал конвертик аськи – София, та самая, из Сиены, интересовалась, не спит ли Гуттиэре. «Три часа ночи, а ты дрыхнешь?! Стареешь, подруга!» - последнее сообщение, минут сорок назад пришло. Хотела ответить, но вспомнила про гостя. Полпятого утра. Утра… Черт, совсем забыла про графа Сиэлле.
Интересно, у всех графьев такие представления об утре? Спать надо в четыре утра. А кто в гости ходит по утрам, тот огребет лопатой. И золотые чернила не спасут. В подобных размышлениях Гуттиэре натянула шорты джинсовые, накинула поверх майки клетчатую рубашку с коротким рукавом и направилась открывать дверь.
Но если не задумываться о том, что она проспала всего часа полтора, после того как почти сутки провисела в фотошопе, Гуттиэре была заинтересована и заинтригована. Зацепили слова письма. Нет, не знаком страх. И что такое жить без надежды ей тоже не ведомо. Но важная способность художника – пропустить через себя мир, его радости и горести, чувства и эмоции, живущие в нем. Конечно, ее удивило, что кому-то нужен ее талант. У нее не было репутации станкового художника и планшетом она давно управлялась ловчее, чем карандашом. Сумма гонорара же была баснословной и это настораживало больше всего. Откуда он о ней узнал?
Подойдя к двери, Гуттиэре не стала сразу открывать, сначала посмотрела в глазок.
|
|
|
-
Папандер ^_^
-
лапочка какая, а!
|
|
Ким ссутулился, подался вперед, облокотился о свои колени так, будто бы сидеть в глубоком мягком кресле, откинувшись на спинку, ему вдруг стало не удобно, и смущенно опустил взгляд. Оставалось лишь сцепить зубы да до боли сжать кулак, стараясь справится с собой, и одновременно не выдать себя с потрохами. Парень посмотрел на бокал с напитком, из которого успел отпить лишь не много, и сглотнул. Отказываться от угощения было нельзя. Но допивать этот «сок» ему перехотелось. От слова «совсем». Леди не могла не знать о действии напитка на людей, скорее всего на него и рассчитывала, вот только зачем? Будто и без того у любого взрослого крепкого мужика от ее соседства не поднимались некоторые мысли. Да и не только мысли.
Прикосновение изящной ножки к его собственной ноге произвело эффект электрического разряда и заставило парня забыть все то, что он хотел ответить игривой красавице. Он не удержался, скользнул по ладной фигурке Высшей глазами, перехватил ее взгляд, но, впрочем, тут же снова уставился в пол, стараясь хоть как-то восстановить самообладание.
Поблагодарить… Вроде как было положено поблагодарить за угощение, но как это сделать, если в пересохшем горле прочно застрял ком, а все слова с мыслями даже не вылетели из головы, а устроили там чехарду с хороводами?
«Так, все парень, уймись», - уговаривал он сам себя, - «не про Ивана дивчина. Не твоего полета пташка. Да и от женщины в деревенской бабе Софье, той, что в бане ненароком увидишь, неделю стоять не будет, больше чем в этой Высшей. Она ведь не человек даже! Так что, как говаривал дядь Егор, морду кирпичом и крути на хуе хула-хупы… Блядь, Ким, уймись, тебе не светит!»
Парень на миг прикрыл глаза, прикусил нижнюю губу и глубоко вдохнул, пытаясь, за не имением хула-хупа, изобразить хотя бы морду кирпичом.
Тихо поблагодарил Леди за «потрясающее угощение и незабываемый опыт», предварительно все же заставив себя сделать еще один глоток из бокала, чтобы хоть как как-то смочить горло, и глянул в окно, надеясь немного отвлечься.
Вопросы. Времени для них оставалось совсем мало, а Ким, разумеется, и думать забыл о вопросах. Но на вопросы можно было попробовать переключить внимание.
- Есть… какой-то распорядок, - потянул он, и добавил уже бойче, - правила, которые мне стоит знать? Да, и оплата… - Как-то у Егора всегда получалось не забыть о деньгах, а вот Ким умудрялся вспомнить о них в предпоследнюю очередь.
Парень открыл дверцу и выскочил из машины, по пути лихо сунув руку в карман штанов и поудобнее поправив там все то, что доставило ему столько дискомфорта по пути. Оставалось только придержать дверцу для Леди и выслушать ее ответы. Не забывая при этом старательно поддерживать морду кирпичом и не пялится на нее.
|
- Какого ... - Бутч хотел было упомянуть мужской половой орган, но впечатался головой в стенку и потерял сознание. А когда открыл глаза увидел открытые дверца фургона и картину на асфальте.
- Какого хрена?... - теперь он закончил фразу.
Когда ему было одиннадцать, он вместе с товарищем (его звали Шатун Уэлч) взяли кучу кассет на прокат. В основном это были ужастики. В свою компанию они позвали еще пару ребят, чтобы "посмотреть как вытечет дерьмо из их трусливых задниц". Так говорил Шатун, когда они ждали пока продавец в видеосалоне завернет кассеты в пакет. Тогда он точно понимал, что единственная задача таких фильмов - ужасов - просто заставить почувствовать страх. Они смотрели всю ночь "как этот мудак крошит других мудаков" или "как эта инопланетная тварь забралась и устроила хануку по другому обычаю". Маленький Бутч стоически переносил просмотр этих фильмов, но на удивление не пугался. "Это стальные яйца, детка, они просто литые!" - Уэлч хлопал его по спине и задорно подмигивал на остальных перепугавшихся. Ему было плевать на то, что творилось на экране. Гораздо страшней было потом, когда Уэлч, в шутку, запер его в подвале. Темнота - херня, но темнота в купе с чертовыми крысами, снующими по углам и странным шорохам, постоянно раздающимся за спиной... Если бы люди в одиннадцать лет седели - Бутч бы поседел. Он понял лишь потом, что страшнее не то, когда непонятная хрень запихивает себе в пасть орущую девушку, а когда ты не понимаешь чего то, и это что то рядом с тобой.
Вот и сейчас Бутч смотрел на этого паренька, который лакомился потрошками копа. Страх, липкой волной прокатился по телу и застрял где то внизу живота, затем плавно переместился в район груди и остановился в горле. Хотел сказать что-то типа: "Эй парень!", но во время спохватился. Оцепенение спало, сменившись активными мыслями. Это необъяснимо, непонятно! Пацаны не должны жрать из живота копов кишки, они должны бегать по лужайкам, ловить жуков и подсматривать в окна за переодевающимися домохозяйками.
Двинулся вперед, грозно звякнули цепи.
- Твою мать... - голос охрип, Бутч облизнул пересохшие губы. На нем еще наручники с цепями. Это просто какой то "день благодарения".
Стоп! Он же псих! Кривая усмешка начала наползать на лицо Кэссиди. Ну да, все сходится: копу стало хреново (в последнее время, к примеру, налегал на виски), он затормозил и вышел, тут ему "передали привет с небес" и он "быстренько пригласил всех на свои похороны", а тут этот малыш - псих. Да малому похеру что он там жрет, просто копается в животе, а думает, что в песочнице.
Обрадовавшись неожиданному простому выходу из тупика, Бутч попытался аккуратно сойти с фургона на землю. Теперь взять ключи и свобода. И повезло же, что людей нету, кроме этого парня.
-
Не, ну клево, да!
-
все сходится, ага
|
Полли молча слушала мистера Матэмхейна. Ну, точнее, стоя через барную стойку от него, с безучастным видом черкала что-то на листе блокнота для заказов.
Время было раннее, почти самое начало смены — до вечера, когда в зал набьются посетители и мистеру Матэмхейну «придётся» дежурно поторапливать работников, ещё далеко, и сейчас он сам, похоже, был не прочь скоротать минуту-другую за болтовнёй. Полли не возражала. Она вообще редко кому-нибудь возражала или активно выказывала недовольство.
Словно подумав какое-то время, стоит ли отвечать, девушка слегка пожала плечами.
Дверь жалобно звякнула, впустив, как быстро стало очевидно, очередную жертву субботнего перепоя.
— В прошлом году почти два месяца не пил. Почти совсем. На лесопилке когда, — бесцветно протянула она. Было не слишком понятно, что эти слова выражали. То ли надежду — мол, может же старый Штибер, если захочет, оставаться трезвым. То ли иронию. То ли ещё что.
Вяло кивнув, Полли подхватила два пива, не торопясь прошагала к третьему столу и аккуратно поставила кружки. Без единого слова, как обычно. С этими клиентами она не обменивалась дежурными фразами о погоде. Не интересовалась, будут ли они пробовать сегодняшний дэйли спешл. Ограничивалась молчаливым «унести-принести». По крайней мере, пока отец не доходил до кондиции и не начинал чудить. Или не заканчивалась её смена, и было пора вести Адама домой.
Сегодня что-то рано начал. Чудить, в смысле. Наверное, вчерашние «дрожжи» оказались чересчур крепкими. Полли, уже отошедшая в дальний конец зала и наполнявшая салфетницы на столиках, торопливо вернулась к стойке.
— Я здесь, пап! — она мягко, но крепко взяла отца сзади за плечи и развернула к себе, заглядывая в мутные глаза, — Я тут, всё нормально. Пойдём.
Полли потянула старого Штибера за собой, намереваясь отвести обратно за столик. Оборачиваясь назад, она скользнула взглядом по новому посетителю у стойки и замерла. Брови девушки удивлённо поползли вверх — может, оттого, что в посетителе она признала наконец Чейза Лоулли по прозвищу Бургер. А может, оттого, что в таком ужасном состоянии (...ужасном? Да даже отец никогда не напивается до такого свинства! Вонь-то какая, фу...) видела его впервые. Уж кому как не Полли знать — на Бургера это совсем не похоже.
Девушка перевела вопросительный взгляд на босса, ожидая его реакции. Неужели не выгонит, так и позволит сидеть и вонять на весь зал, в котором даже курить нельзя до позднего вечера?
-
Нормик
-
Нравится, мне вообще наша комната нравится
-
Такая хорошая девочка, не могу прям
|
|
Устав ходить взад-вперед и чувствуя себя все более нелепо, Эвелин снова опустилась на холодный пол в углу и обхватила замерзающими руками колени. Шут по-прежнему не двигался, глаза его были скрыты в темноте, но она чувствовала его неотрывный взгляд. Это было одновременно жутковато и приятно. Оттого, что не понять, что творится в его голове. Кто знает, может, он сейчас представляет, как вспорет ей горло и напьется ее горячей кровью? А может, как его руки и губы ласкают ее обнаженное тело? От этой мысли стало теплее. Она так давно не была с мужчиной... От стыда за собственную слабость стало еще немного теплее и почему-то легче. Она уж готова была ухватиться за эту предательскую мысль и заставить плотские инстинкты снова проснуться и ускорить ток крови по венам, чтобы разогнать этот пронизывающий насквозь холод, но странный звук заставил вздрогнуть и подобраться, превратиться в зрение и слух, нащупать непослушными пальцами в кармане угловатую рукоять ножа...
Шлеп. Шлеп. Шлеп... И будто эхом по всему коридору чуть тише: шлеп-шлеп, шлепшлепшлеп... И легкий скрежет по замершему полу - кто-то волочит ногу с обнаженной костью...
Пальцы застыли, сомкнувшись на ноже, облачко теплого пара вырвалось из губ почти с облегчением. Зомби. Существа, в которых так странно сочетается жизнь и смерть. Люди, которым не дано было уйти навсегда. Они всегда пугали, всегда отталкивали, о них старались не думать. Наверное, именно потому, что понимали - их всех, вероятно, ждет такая же участь. Неприкаянными душами брести из ниоткуда в никуда. Шлеп-шлеп босыми вечно гниющими ногами по бесконечным коридорам. Невидящие взгляды, часто изуродованные тела... Шлеп-шлеп... То же бессмысленное движение, что и в последние годы жизни. Есть ли тогда разница между жизнью и смертью?
Одно в них было хорошо - в отличие от адских тварей, они были не агрессивны. Шли себе и шли, без видимой цели. Вот и сейчас они один за другим проходили мимо. Шлеп-шлеп. Куда-то вглубь коридора, куда несколько минут (часов?) назад ушли русский с электриком. Что там, во тьме? Стонов уже слышно не было, но они так и не вернулись...
Шут вдруг вскочил, скорчил жуткую рожу, став сам похож на одного из зомби, и поплелся вместе с ними прочь. Что он, черт возьми, делает? Зачем? Возникший словно из ниоткуда мертвец вдруг укусил его за руку, и кровь брызнула из свежей раны, но он сдержал крик и продолжал идти...
Эвелин вдруг испугалась, что останется здесь совсем одна, и поняла, что не выдержит одиночества, что среди всех этих страхов, чудовищ и ходячих мертвецов оно запросто сведет ее с ума. И она собралась было встать и последовать за шутом, как вдруг стены дрогнули, и пол пересекла изломанная трещина. А потом все случилось очень быстро. Громада завода рушилась, складывалась, как карточный домик, из основания которого какой-то шутник вынул несущую карту, крошилась, как песочный замок под ногами небрежного ребенка. Зомби падали в щели, скользили по срывавшимся в пропасть плитам – им было все равно. А девушке хотелось жить. Все еще хотелось жить. И судорожно двигались ноги, скользя по обледенелому полу, вдруг ставшему стеной, и ломались ногти о бетон стены, и до боли сжимались зубы...
А потом последние пальцы соскользнули, и тело упало в бездну, а вслед за ним – намного быстрее – полетел огромный кусок остроконечной бетонной плиты.
Последней умиротворяющей мыслью было «Свобода…»
|
Сначала я даже не нашел слов, чтобы описать увиденное. Девочка, играющая с игрушечными монстрами в декорациях Верности. Иногда картины, нарисованные подсознанием умирающего настолько причудливы... В том, что я уже умирал, почему-то не получалось даже сомневаться. И я просто молча подошел поближе и принялся наблюдать. Забавно. Маленькие монстры, маленькие люди. Маленькие соседи из лифта и маленький я, лежащий на полу в одном из цехов. Все прямо как наяву. Наверняка, если бы я присмотрелся получше, я бы смог найти и вуню, и маленькую девочку, которую пытался унести от него... Но мне этого не хотелось. Последние моменты жизни так не проводят.
- Можно? - я осторожно протянул руку к одному из мертвецов, плетущихся по коридору и вопросительно посмотрел на девочку. Я не помнил своего детства, но именно теперь почему-то хотелось вести себя подобно ребенку. Ребенку, которым я никогда не был. И что с того, что игрушки выглядят как порождения ночных кошмаров? Удивленно моргнув, моя собеседница внезапно широко улыбнулась и развела руками:
- Конечно-конечно! Попробуй.
Мои пальцы обхватили туловище выбранного мертвеца. Он пищал и махал руками, и знаете что? Это было забавно. Девочка смотрела на меня с нескрываемым любопытством, а я с не меньшим любопытством смотрел на свою игрушку.
Я поднес малютку-зомби к лицу и начал его рассматривать. Надо же, прямо как живой. Правда, маленький и мертвый, но это мелочи. Зато совсем как настоящий. Даже руки-ноги шевелятся. Почему-то возникло такое чувство, что если бы сейчас тут нашлись пинцет и микроскоп - можно было бы извлечь из маленького кармашка на одежде уже ненужную существу карту с пятью процентами. Или его ножик, или фонарик. Если, конечно, он их не потерял после смерти.
А можно стянуть штаны и обнаружить там задницу, Рай. Голую задницу, подумай об этом!
Ну уж нет, голые мертвые задницы интересовали меня в последнюю очередь. Удовлетворенно хмыкнув, я вернул игрушку в коридор, из которого ее забрал. Кажется, при этом она оказалась излишне близко к плетущемуся в толпе ирландцу, но я не придал этому значения. Я наконец сообразил, что так толком не понял, о чем говорила девочка. "Без нас бежали, с нами бегут; У нас нет вечности..."
- Без вас? А кто вы?
Девочка проводила взглядом зомби, который качнулся и привалился к маленькому Лэнсу. Издав протяжный свист, зомби вцепился в него гнилыми зубами, но тут же отпустил и поплелся дальше. А маленький Лэнс с трудом сохранил вид мертвяка, потирая сочащуюся, новоявленную рану.
Махнув рукой, словно это было совсем не важно, девочка сказала:
- Это пока не имеет значения и смысла. Хотя…Она посмотрела в твои глаза.- А что ты можешь дать мне за ответы, Раймунд?
- Что я могу дать, - усмехнулся я, - Все свое ношу с собой, - я развел руками, демонстрируя, что ничего у меня толком и нет. Пресловутые фонарь, ножик, карточка - ее, кстати, можно было и выбросить уже, пожалуй, - да одежда, что на мне. Немного воды и тюбики с питательной дрянью.
- А что я могу дать? - задумчиво повторил вопрос, - Я не знаю. На скрипке сыграть, разве, - усмехнулся нервно. Все это начинало напоминать не то балаган, не то сделку с дьяволом. Но почему бы и нет?
Девочка встала. С ног ее капала кровь. Не ее кровь. Она подошла поближе и рукой дотронулась до твоей щеки. Она казалась невинной и красивой. Даже несмотря на кровь.
- Тебя терзают кошмары, Раймунд. Тот голос в твоей голове. Он не умолкнет. Ты инфицирован тем, что я знаю так хорошо. Что есть часть меня. Я помогу тебе. И отвечу на твои вопросы. Но мне нужно кое-что взамен, - Девочка обернулась, посмотрев на игрушечную Верность, - Я не могу решать. А ты можешь. Раймунд, - Она подошла к своим игрушкам, бережно проведя рукой по башням завода. Они задрожали, но выстояли. Резиновые куколки монстров теперь были повсюду. Ими все кишело.
- Я отвечу на твои вопросы, если ты уничтожишь сейчас эту глупую, бездарную игрушку. Уничтожь Верность, Раймунд.
Вот оно как. Уничтожить Верность. То, о чем так или иначе мечтал, наверное, каждый из живущих здесь. Нет, не так. Каждый из существовавших здесь. Те кто жили - они вряд ли этого хотели. Положить конец этому серому городу, тянущему соки из своих жителей. Последнему их прибежищу на мертвой Земле.
- Но... Но как? Я лишь человек... И... И вообще умираю, - я бросил короткий взгляд на пару маленьких людей в цехах, - даже если я очнусь, я дойду не дальше чем до следующей такой зверушки, - кивок в сторону трупика дахиры, который девочка так и не выпустила из рук, - Я... Не смогу.
- Сможешь, - убежденно кивнула девочка и указала пальцем на свой макет, - вот так и вот тут сможешь. Это слишком жестокое место, Раймунд. Оплот страданий и боли. Люди никогда не вырвутся из его стен. Все ваши глупые попытки сбежать – иллюзия. Вы останетесь тут навечно, замкнутые страхом. Ад, не имеющий границ.
- Я не могу решать, - грустно повторила она. – А ты можешь. Помоги мне освободить вас. Уничтожь Верность здесь и сейчас.
- Здесь и сейчас? - я недоуменно посмотрел на нее. А потом... Потом как будто кто-то смыл грязную пелену, закрывающую смысл сказанного девочкой. Объяснил, что надо делать.
- Я понял тебя, - подойдя к нарисованной Верности, я опустился на колени. И, повторяя недавнее движение девочки, провел рукой по кровавым башням завода
|
|
|
|
|
Не было ничего лучше для Джека Сноуфалла, чем жизнь размеренная, без всплесков и волнений. Ведь что плохого в том, чтобы плыть по течению реки, если она не ведет к бездонному водопаду, и не упирается в застоявшееся болото? Не хорошо, и не плохо, а где-то посередке. Это то, что Джек ценил больше всего, и к чему всегда стремился.
Как водится? Не успеешь порадоваться удачному деньку, как нахлобучит гадость какая-нибудь. Ну и наоборот тоже случается, когда думаешь, что и хуже быть не может, и раз! Все с ног на голову, и счастье приходит. В итоге сладостное равновесие меж этих двух зол становится своего рода ориентиром, отправной точкой. Если жизнь течет своим чередом, и в один «прекрасный» день случается вдруг беда – не нужно расстраиваться, день подойдет к концу, а завтра обязательно случится что-нибудь хорошее, чтобы восстановился баланс. И никак иначе, это вам не математика, это законы природы.
Джек стоял, перераспределив вес на здоровую ногу, смотрел на чудного, невесть откуда взявшегося в таком виде, зверя, и размышлял. О том, что еще с утра все не заладилось. Молоко, умудрившееся скиснуть за одну ночь после покупки. Забытый спиннинг, за которым пришлось возвращаться. Как это он сразу не заметил, что сегодня – тот самый, «плохой» день?! Ведь если заметил бы, стал бы более аккуратным и внимательным, и возможно, избежал бы ненужных неприятностей. Теперь вот, получай – щепку в ногу, и медведя.
- Какой, наверное, классный день ждет меня завтра! Если, конечно, удастся пережить этот, - подумал Сноуфалл, тут же откинул в сторону все ненужные мысли и эмоции, мутившие сознание и отвлекающие от насущных проблем, и максимально трезво оценил обстановку.
|
-
Гул — мастер саспенса (%
-
ну милаха же)))
-
Такой покерфейс, ухахаха!!!! Эпично, вообще класс!
-
^_^
-
сквиии, Гул - милаха
Мой обожамчик
-
кэтчер.
-
)))))
-
Пафосный Гул - это здорово. Такой няшка. ^^
-
!!! >___<
Напууугаааааал!((
-
Отлично!
-
Да!
-
Покер фэйс кошерен)))
|
|
|
Представление старика, которого для краткости Лин решил называть Сваром (это имя весьма неплохо подходило к его сварливому характеру и не ломало язык, в отличие от полного имени мага), бард наблюдал с открытым ртом и широко распахнутыми от удивления и восхищения глазами. До этого магов он видел всего парочку, да и те не шибко стремились демонстрировать на публике свои способности - то ли силы берегли, то ли и не было у них вовсе этих сил. А вот Свар устроил настоящее шоу, чуть не спалив к чертям всю таверну и изрядно напугав всех присутствующих - ну, как минимум эльфийку и Лина, у которого даже слезы заблестели на глазах - своей внезапной смертью. Зато каково же было удивление и облегчение музыканта, когда скоропостижно скончавшийся источник баек вдруг ожил! Да не просто ожил, а еще и набрался достаточного количества сил, чтобы пулей вылететь из комнаты. Зачем - до Лина дошло уже погодя, а первые несколько минут он пребывал в некотором ступоре, ошеломленный столь стремительно развивающимися событиями. Но быстро пришел в себя и остаток вечера провел в веселье, песнях, рассказах, шутках и карточных играх, не забывая отдавать должное помидорному застолью и крепкому грогу.
Когда же славные воины начали откровенно клевать носом, Хроник удалился в свою каморку, а маг в очередной раз выскочил за дверь, он тихонько прошмыгнул в свою комнатку, где и провел остаток ночи в сладких грезах о грядущих приключениях. Проснувшись на рассвете и первым делом (ну ладно, вторым) отправившись проверить и почистить Ветра, он, чувствуя себя вполне отдохнувшим и бодрым, спустился вниз, чтобы застать нежную парочку просыпающейся и почесывающейся, Бронника без исподнего, Хроника ругающимся за стенкой, а старика - смердящим на пороге (и ЭТО с половины помидора? Маги - такие маги...). В общем, картина была почти идиллической и отпечаталась в памяти барда красивой ностальгической сценкой. Он наверняка будет немного скучать по гниющим доскам, по вездесущему мху, по ворчанию гнома, по воплям русалок по ночам и по помидорному грогу по вечерам. Да-да, он собирался покинуть это место вместе с героями, шедшими на троллей, и надеялся, что успел понравиться им за вчерашний вечер достаточно, чтобы они не прогнали его. Они и не прогнали - когда он вывел своего жеребца и стал рядом с ними, а расчувствовавшийся гном произносил напутственную речь, они и вовсе не обратили на него внимания, заметив только тогда, когда Хроник вручил ему пакет "на дорожку". А по пути он все больше молчал, слушая бесконечный монолог старика и стараясь не мешать Райху, который, похоже, до этого был в компании главным рассказчиком. Неплохим, стоило отдать ему должное, и в голове барда слова уже складывались в строки, ожидая только того момента, как лютня соскользнет с плеч и дополнит их звучанием мягких струн...
И даже настырные птицы не могли омрачить мечтательного и счастливого настроения Лина, отправлявшегося не просто в дорогу, а на величайшее приключение всей его недолгой жизни - он умел при случае уходить в себя и слушать то, что внутри, а не то, что снаружи. Но вот остановивший всю их процессию козел вызвал неясную, но вполне ощутимую тревогу. Мигом вспомнилось предупреждение Сурового. К чему-то же он это говорил... Придержав коня и на всякий случай став чуть в стороне, бард наблюдал за развитием событий. Животное попалось упрямое и дорогу уступать не хотело. Что же предпримут в такой ситуации его новые знакомцы?
|
|
Огромный замок в котором могут спокойно жить несколько тысяч человек, был абсолютно пуст для Миры, все что еще недавно казалось своим родным оказалось настолько чужим и опасным, что перемещаться по огромным залам было сродни походу в дикий лес. Все началось вчера, странное письмо неясные слова.
Сегодня ей исполнилось 17, осталось немного... Когда мы решили взять Замену мы не осознавали, что так быстро пройдет время, взяли мы ее для того чтобы показать всем Высшим, что замена это хорошее вложение, что необходимо заботиться и ухаживать и за Заменой, несмотря на то, что они люди - низшие существа. Мира еще не знает что с ее ждет через год, она упорно продолжает называть нас папа и мама, что уже немного бесит. Если бы не мое положение, а также это невыносимое пристрастие Жанны к ней, отправилась бы она уже в Утешные давным давно. Необходимо за год придумать как убрать эту пародию на принцессу, чтобы букашки не взбунтовались. Конечно мы можем их полностью вырезать, но старцы говорят что мы должны сохранить эту популяцию голых обезьян... Жду твоих предложений Лорд Анит, ты всегда умел настроить толпу в верное русло...
Дальше ты уже не смогла читать, слезы мочили косметику, на которую у служанок уходило больше часа по утрам. Глаза щипало невыносимо, Высшим любая гадость была нипочем, но тебе все доставалось с трудом. Тогда тебя уверяли что это особенность, твоя изюминка "слабость принцессы" и это пройдет как только ты найдешь себе достойного мужа, но теперь ты знала правду, ты отличалась не потому, что ты слаба, а потому что, ты человек, точно такой же как и служанки, которые крутятся вокруг тебя.
Послышались тяжелые шаги, это был твой "отец" Император Розарио... Император достаточно суровый человек выглядит на сорок, высокий рост седые волосы, и полуседая борода небольшого размера. Достаточно силен, способен удерживать власть на протяжение сотен веков, переживать все попытки смести его с престола. Но один он бы не справился, ему помогали верные 14 лордов, а также его жена. Ее кстати единственную и боялся Розарио, и поэтому старался во всем с ней быть согласным. Мира быстро убрала письмо на место, и сделала вид, что изучает карту империи. Отец был не один, лорд Тиро зашел вслед, в отличии от императора он был молод красив и прекрасен. Он всегда был добр к Мире, играл с ней, баловал всякой вкуснятиной., которую нельзя было достать во дворце. Сейчас же милый лорд оказался настоящим врагом, именно ему и досталось письмо императора. Тиро отвесил несколько стандартных комплиментов Мире, подарил антикварную игрушку в виде серого медведя, заштопанного в нескольких местах, и попросил пойти ее в другую комнату, так как им с отцом нужно решить важные дела. Мира еле сдерживала слезы, которые заметил лорд но не подал виду... Подслушать, о чем говорили Высшие не получилось, неожиданно проходили мимо служанки. Остаток вечера и ночь Мира провела плача в подушку...
Утром Миру разбудили не служанки, а сама мать, чего никогда раньше не было... Императрица Жанна была абсолютной противоположностью отцу, темные длинные волосы, просто шикарная фигура, темные глаза, выглядела она на 30 лет. Но не смотря на все это она была достаточно сильной женщиной, так как она была изначально даже не знатью, а обычной служанкой. Сумела влюбить в себя императора, получить звание Лордины и женить на себе Розарио. Жанна любила ночь, днем чаще всего она спала, занималась она в основном балами и приемами. Как она рассказывала однажды Мире, все это начиналось просто как игра, но теперь она самая влиятельная Высшая, и все остальные дамы боготворят ее...
Мира испугалась, ведь про письмо могли и узнать, да и у императрицы был грустный взгляд.
- Сегодня я тебя помогу тебе собраться...
Все что услышала Мира, впервые императрица сама решила ухаживать за дочерью...
|
|
- А он, уже вываливаясь из окна, махает кулаком и кричит: "Ну, погоди, уб.." и последнее его слово тонет в хрустящем шлепке. Дурак размозжил себе башку об мостовую. Вот вам и капитан стражи, тьфу.. - Райх заплетающимся языком рассказывал истории из своей собственной биографии, давая барду зерно для дальнейших песен, при этом не раскрывая, что некоторые элементы выдуманы или нарочно преувеличены - ну зачем этому.. ээ.. поэту знать, что размалеванных девиц прекрасной внешности в тот вечер в кабаке не было, а были бородатые головорезы из числа банды Дикарей, и Райх чудом унес оттуда ноги, по ошибке запалив бороду главарю по кличке Боров?
Правильно - не зачем.
Ночь прошла неплохо, правда, удалиться с Ри в отдельную комнатку не получилось - эльфийка заартачилась, ей, мол, неохота мокнуть и подвергаться нападкам сосунов.
Райх с усмешкой на губах произнес:
- Так вот как это теперь называется?
Рука следопыта лежала на теплом бедре девушки, грудью он прильнул к её спине, носом уткнулся в шикарные волосы. Во рту был гадкий привкус похмелья, где-то за окном разгоралось солнце, и в зале воняло помидорной кислятиной - Райх даже строил догадки насчет источника этого отвратительнейшего духа, одна из которых чуть позже подтвердилась.
И именно в этот момент что-то защекотало его нос. Райх с точностью полевого хирурга и скоростью стрелы поймал маленького кровопийцу и придавил его к ногтю:
- Не смей сосать мою подружку, гад! - пригрозил следопыт насекомому и раздавил блоху. А потом понял, что его самого уже, кхм, сосут. Как позднее выяснилось, чертов карлик разводил блошиную ферму в своей вонючей дыре, которую называл таверной, и сам об этом, наверняка, не догадывался. Подлый, маленький, мерзкий..
* * *
- Ха! Двенадцать-одиннадцать. Ну? А? Всё? Сдулась? Гони монету, ушастик. Или, ээ.. - Райх задумался на мгновение, убирая лук за спину, - ну, в общем, гони чего-нибудь. Ты мне должна теперь.
Дорога была Райху приятнее мерзкого логова бородатого гоблина - здесь царила природа, здесь был свежий воздух. Хотя мха в лесу было столько же, сколько и в рыгаловке Хронника.
- Прр.. - приостановил Отважного следопыт, с прищуром наблюдая за многорогим козлом, загораживающим своими телесами тропу. Проговорил, задумчиво трепля бороду и прикидывая шансы на успешное нападение:
- Как там бородатый говорил - берегитесь козлов?
|
|
|
|
|
|
|
-
Эпичное возвращение эпичного колдуна. Хорошо, что мы не успели убить тебя.
-
Феерически вовремя вписался обратно)))
-
^D
-
Старость не радость.
|
|
|
- Раймунд, - так же ни к кому не обращаясь, в тон Анатолю ответил я. Сколько человек в Верности знают мое имя? Реестр всех присутствующих у хозяев имеется - и все. А уж им-то явно безразлично, что за люди там вписаны. Главное чтоб были живыми и способными работать. А кто такой вот этот один конкретный Раймунд Штерн, или там Анатоль какой-нибудь - какая разница? Другой уровень. Другое отношение.
Если кому и есть дело до имён - то только тем, кто одного с тобой уровня. И - не в таких условиях, как в этом городе. С другими гиё не пообщаешься особо. Незачем. Друзья, родня и прочие глупости остались там, за стенами. Заново заводить? Нет, увольте. И обходишься лишь редким кивком в лифте при случайной встрече взглядом со знакомым лицом. Очень редким.
И вот теперь - сразу трое. Практически ничем не связанные с ним. Зачем? Я сам пока еще не совсем понимал. Тот же странный порыв, что и заставил его как-то прокомментировать стон.
Ты глупец. Ты умрешь.
А ты - всего лишь ночное видение. Глупое, не имеющее надо мной власти.
Заткнув Ей рот и продолжив размышлять о людях, с которыми меня столкнул случай, я шел по коридору вслед за Анатолем. Свет двух фонариков создавал причудливую игру теней на стенах и, черт возьми, это было немного пугающе. Судя по всему, русский тоже так думал. По крайней мере, хоть его слова и были незнакомы мне, но по интонации звучали явно как ругательства.
- Scheiße, - не удержался и я. Двери в цех были уже совсем рядом. Протянуть руку, открыть... Кто из нас окажется более решительным? Кто сделает это?
Русский оказался первым. Распахнул дверь и нырнул в царивший за ней мрак, словно в омут. Исчез, растворился в ней. А я... Я остался стоять снаружи, не решаясь последовать за ним. Постоял некоторое время, опасаясь услышать крики ужаса и боли, треск ломаемых костей или жадное чавканье невидимой в темноте твари. Ничего. Лишь все тот же стон, что и раньше. И, как ни странно, такой же далекий. Это слегка успокоило.
Я сделал шаг вперед. Ничего. Еще несколько шагов - и я уже внутри. Свет фонаря скачет по помещению. Куда же убежал этот парень? Кто здесь стонет?
Я искренне надеялся, что источником этого звука был человек. А не лишенный покоя оживший труп, например. Но надежда таяла на глазах. Если это человек, почему он не оставался на месте? Наверняка наши голоса тоже были ему слышны. Почему не приблизился, если может передвигаться? Слишком много вопросов, слишком мало ответов.
Темнота и одиночество. Но я не боюсь их. Я боюсь лишь того, что может скрываться здесь. И потому я иду тихо и осторожно, освещая пространство перед собой и изредка оглядываясь. Хотя осторожность, конечно же, мне не особо поможет. Свет фонаря в этом цехе увидит любой, у кого есть глаза. У кого нет глаз - услышит мои шаги, как бы осторожно я бы ни шагал. Но осторожность и тишина хотя бы дают мне шанс увидеть и услышать того, кто попытается приблизиться ко мне. И, возможно, это меня спасет. Я надеюсь.
|
Какой забавный все же этот старик! Воины с эльфийкой ушли надолго, и пару раз Лин серьезно задумался о том, не выйти ли им помочь - все-таки бедняга Ветер тоже мок и мерз под проливным дождем, а плавать хоть и умел, но на привязи далеко не уплывешь, - но дед постоянно что-то бубнил, рассказывал, поучал, смешил. Забывал и начинал снова, переплетал истории одну с другой, смешно тряс бородой в попытках хриплого смеха, больше похожего на кашель. Хорошим рассказчиком оказался на удивление, если прислушаться и разобраться в его бормотании - ну, непоследовательный чуток, но то ерунда. Для Лина, жадно впитывающего в себя все интересное, что происходило и произносилось вокруг него, он оказался настоящей находкой, и ему не хотелось, чтобы старик заснул, пока они будут там возиться с лошадьми. Да и он обиделся бы, наверное, - ему так нравилось, когда обрывки его историй бард импровизированно рифмовал и исполнял под музыку. Хронику тоже нравилось, кстати, ухмылка то и дело угадывалась под его усами, пока он хозяйничал в таверне, а позже и сам заходился напевать похабные песенки и декламировать всякие стихи. Лину иногда казалось, что старый гном не брезгует магией и что странные стихи его - не что иное, как заклинания - иначе как объяснить, что промокшие насквозь бревна вдруг начинают пылать ярким огнем, а мелкие помидоры вперемешку с грязью, принесенные с болота, превращаются в довольно аппетитно пахнущие блюда? Нужно будет у деда расспросить на досуге про гномью магию и есть ли она вообще.
Еще одним соображением против похода на улицу было то, что в такую погоду вероятность того, что сам он утонет, пропадет в лапах русалок или увязнет в иле раньше, чем доберется до коня, была несколько (несоизмеримо то есть) выше, чем вероятность того, что он сможет затащить своего жеребца куда-то наверх по трухлявой лестнице. А когда приходится выбирать между своей собственной жизнью и жизнью пускай дорогого и верного, но все же животного... Все мы жалкие эгоисты, в общем.
Вернулись они, когда старик, согревшись и утолив свой голод куском помидора, любезно отданным Лином, уже начинал то и дело проваливаться в сон, презабавнешим образом то и дело просыпаясь и продолжая, как ни в чем не бывало, рассказывать свои истории, а сам бард уже начинал побаиваться, что его герои пали смертью храбрых в пучине топких вод, благородно спасая лошадей. Выглядели они, что уж и говорить, жалко. Но тепло, огонь и еда немного растопили лед в их глазах, и бард то и дело бросал заинтересованные взгляды то на хмурого мечника без сапога, то на полуобнаженную эльфийку, аппетитных прелестей которой промокшая нижняя рубаха почти не скрывала, то на отпускавшего колкости воина. Получив своеобразное приглашение, с готовностью вскочил и подбежал к их столу, вежливо поклонился и исполнил традиционное:
Я пел пою и буду петь
Вчера, сегодня, вечно
Ой моя лютня - девять струн
Дорога бесконечна
А я иду за горизонт -
Прославить королеву
Ой моя лютня, и пенек...
Едрить его налево!!!
А если добрый наш король
В дворец меня не пустит
Ему наставлю я рога
И дам кочан капусты...
А их шутишко - злой язык
Получит по лбу грифом...
Про это песню я сложу...
И песня станет мифом!!!
И вот шагаю я домой
Довольный, сытый,пьяный
А звон монеты золотой
Меня в таверну тянет
А я дружину рассмешил
И короля пометил... (рогами)
Я менестрель, я хулиган...
Один такой на свете!!!
Я пел, пою и буду пить-
Вчера, сегодня - вечно
О, моя лютня - девять струн
Дорога в бесконечность
А я иду за горизонт-
Прославить королеву...
Опять пенек?! о боже мой!!!
Едрить его налево!!!
- очень живо при этом показывая все, о чем пел, подмигивая, приплясывая, кланяясь эльфийке на словах про королеву и вообще всячески стараясь показаться веселым и приятным.
|
|
|
Райх позволил себе обсмеять промокшую до нитки эльфийку, но, как только его самого коснулись струи ледяного дождя, и освежающие капли затекли за шиворот, разразился проклятьями не хуже этого бородатого недомерка.
- А ты, небось, - АЙ, *шлёп!* скотина! - околел уже здесь, Отважный? - поинтересовался следопыт у молчаливого коня, отбиваясь от налившихся своей насекомьей кровью оводов. Казалось бы, кого здесь, посреди озера, жрать? А ведь жрут! И вот как отожрались-то, черти! Хоть сейчас хватай сковородку и жарь их на маслице. В своё время Райх побывал там, где большую часть года лило так же, как и здесь, только ливень там был теплый, и вообще - жарко, душно, влажно. Но самое-то главное - там насекомые считались деликатесами, и приветливые желтолицые аборигены хрустели рыжими тараканами, глазея на белых северных людей в металле и коже, помирающих от местной духоты. Да уж. Сейчас Райх, наверное, отдал бы ухо за то, чтобы очутиться там, где тепло. Нет, не ухо. Лучше палец. На ноге.
Да, чёрт! Ничего бы не отдал из своего, родного. Вон, Ри бы отдал. На время.
Ухмыльнулся недобро так, пялясь на задницу эльфийки, помогающую своей коняге забраться в местное стойло. Отрезвляющий укус овода, пришедшийся в шею, заставил следопыта разъяренно крикнуть, пришибить летучую тварь резким хлопком, да так, что мушиные кишки обильно поплыли за шиворот.
- Мать-то твою растак, гнида ты крылатая! Черт!
---
Вода стекала на пол с кожаных шмоток Райха, который, едва войдя в теплое - странно-то как! - помещение таверны, сбросил с себя верхнюю одежду и развешал её на пустующем колченогом стуле, который де-протестующе поскрипел, но ношу таки принял. Бородатый гном колдовал над похлебкой, бил посуду и пел страшные поварские песни, судя по всему, переходящие в его семье из поколения в поколение - Райх в душе надеялся, что этот самый рецепт бородачу просто к слову вспомнился, и никакого "секеля" в его миске не окажется. Странный магический обряд проистекал прямо под носом у отряда уничтожителей троллей, и следопыт всё гадал, когда же начнут сверкать молнии, и маленькие демоны, выскочив из котла, вопрошающим фальцетом вскрикнут:
- Какие ваши приказания, господин?
Следопыт ковырял ножом под ногтями, ухмыляясь каким-то мыслям. Из одежды на нем была лишь рубашка да старые исподние портки - вид не слишком внушительный, конечно, но пояс с мечом дополнял его и вносил какое-то разнообразие в невыразительный гардероб. Райх предпочитал не расставаться со своим мечом с тех самых пор, как его однажды застали полуобнаженным в одном кабаке, пьяного до безобразия и, плюс, в обнимку сразу с двумя эльфийками - ни одной из них не оказалась Рианнон, что характерно. Жизнь научила следопыта держать своё оружие при себе, а при случае - пользоваться еще и чужим, если есть возможность его позаимствовать.
Кудесник поварского дела притаранил к столу самодельные квадратные тарелки, которыми в нормальных местах пользуются как растопкой для камина - которого здесь, опять же, не имеется от слова "вовсе". Райх пронзил бородача испепеляющим взглядом исподлобья, но сдержался и ничего не сказал. Когда подоспела еда, следопыт судорожно сглотнул, борясь с искушением сдохнуть от голода. Он не соврал!
Райх насадил на палочку жареный помидор, оглядел его со всех сторон и пробормотал, посматривая на остальные блюда:
- Разрази меня гром, если всё это не из помидоров. Ты что же, недомерок, и грог из помидоров гонишь?! - крик следопыта пронесся по залу и заглох где-то в каморке, в которую уполз томатный король.
- Ну, что ж, - в ту же секунду смирившись со своей судьбой, Райх откусил кусок жареного плода, смачно, с хрустом поработал желваками, сглотнул и вынес свой профессиональный вердикт на публику:
- А знаете? Не так уж и плохо, я вам скажу. Бывало и хуже. Попробовали бы вы стряпню моей троюродной бабки.. фух.. - мужчину аж передернуло от одного воспоминания о том, что ему пришлось пережить в те страшные годы его сопливой юности. По сравнению с той жратвой это был шедевр поварского искусства. Если заставить свои вкусовые рецепторы издохнуть.
- Как тебе, Ри? Может, щепотку соли? - поинтересовался Райх с набитым ртом, делая вид, что уже вот-вот полезет в карман за заныканной, самой последней солью в своем распоряжении.
|
|
|
|
Уже вторую неделю Лин прозябал в этой насквозь пропитанной сыростью и пропахшей гнилью таверне, за кров и еду развлекая хозяина-бородача и нечастых посетителей. И уже не первый день давал себе слово, что еще одна ночь - и он отправится в поисках впечатлений и приключений в какое-нибудь более приветливое место, где не налетают комары, стоит только высунуться из двери, и не обволакивает по утрам такой туман, что за окном не видно ничего, кроме сплошной белой пелены.
Пеленой тумана
Утро настает.
Вновь дорога манит
Дальше и вперед...
Небо подпирают
Горные хребты,
И никто не знает,
Где завтра будешь ты...
Хроник, правда, лирику не любил. Зато обожал скабрезные шуточки и сатирические куплеты в адрес всех подряд и даже самого себя: посмеяться был вовсе не дурак после второй-третьей кружки непонятного пойла, которую здесь называли пивом, а Лин в своих песнях - то элем, то нектаром, то грогом, уж что там удачнее ложилось в строку. Грог, кстати, из него получался вполне сносный, как на непритязательный вкус барда, и именно он сейчас дымился в чуть початой кружке на влажном столе рядом с остывающим ужином. Сам же бард лениво перебирал струны, снова думая о том, что засиделся в этой дыре, где ничего не происходит. Правда, собственная музыка слегка убаюкивала его, и в полудреме запах простой еды казался прелестным ароматом, глоток горячего напитка приятно растекался по телу, и было почти уютно, поэтому давно продуманный в голове разговор с хозяином о том, что пора бы ему и честь знать, снова откладывался.
Идиллию нарушила резко распахнувшаяся дверь, впустившая в таверну компанию из целых четырех разношерстных посетителей. Такого в этом месте за время его пребывания не случалось ни разу. Лин мгновенно очнулся и весь превратился в зрение и слух. Впрочем, разговор велся достаточно громко, и он мог расслышать все до словечка. Суровый (хотя с ним он никогда суров не был), как всегда, не подкачал с остротами, и в голове уже складывались строчки:
Коль без денег заявился
Ты в таверну - не беда
Славится гостеприимством
Хроник-гномья борода
Мхом тебя накормит щедро
Напоит из озерца
И уложит спать на кедре
Лапца-дрица гоп-ца-ца
Удалого молодца!
Но с каждым словом новоприбывших гостей уши у Лина, казалось, становились все длиннее, рискуя вскоре посоревноваться с ушками эльфийки. Отряд! Собравшийся на троллей!!! На ТРОЛЛЕЙ! Да это же... это же... это же настоящее приключение! Это же то самое вдохновение, которого он искал! Это шанс, который выпадает раз в жизни, который ни в коем случае нельзя упускать!
Лин весь напрягся, стараясь ни слова не пропустить из того, что будет сказано. Лютня была на время забыта, в глазах поселился непонятный огонек, а на лице - чуть рассеянная улыбка. Взгляд переводит с одного на другого, стараясь запомнить малейшие детали и угадать, кто из них кто. И зачем им этот дряхлый старик? Мужчины вполне себе героически выглядят, и эльфийка им под стать, но старик? Может, проводник? Или маг?
|
Рок преследовал их, раз за разом догоняя злоключениями и неудачами, в горах шпыняя оползнями и снегопадом, а в лесах - сырыми дровами, отсутствием дичи. И, конечно же, вездесущими кровососущими мелкими ублюдочными мразями, которых великий и могучий демиург создал, видимо, в насмешку над всеми теплокровными, чтобы ему пусто было на его радужных небесах..
Райх хлопнул себя по плечу, злобно бормоча проклятья - здоровенный огненный овод лопнул, словно переспелая черешня, брызнув своими насекомьими кишками на старый потасканный плащ. Ну, что ж. Всё равно его нужно было стирать. Схватился обеими руками за поводья Отважного, потянул так резко, уступая дорогу остальным - Райх, как негласный "главный" следопыт их маленького, но гордого отряда, шел впереди.
- Давай, скотина! - проревел Райх с яростью овода, учуявшего добычу, - ну! Или ты пойдешь, или я выпущу из тебя душу - и кровь! По старым северным обычаям! Ну! Проклятье! - снова хлопнул себя, махнул рукой, отгоняя живучую летающую сволочь.
- Старик! Отгони их, иначе я тебя, бесполезного, сварю и скормлю твои кости псам! Черт! - с зубовным хрустом дернул Отважного, буквально "таща" животное по плавунам. Благо, силы после многодневного перехода еще оставались в крепком теле.
Наконец, путь через озеро был проделан. Райх, ругая почем свет идиота, который придумал построить таверну посреди озера, привязал поводья Отважного, - счастливый, скотина! Оводы тебя не жрут, - к первой попавшейся "коновязи", совпадающей с настоящей коновязью лишь внешне, а не по функционалу, и, дернув скрипучую дверь в таверну, вошел внутрь, стягивая перчатки.
Вот это дыра, - апатично подумал Райх, проклиная судьбу и тот самый злополучный день, когда дорога его жизни прочно сплелась с дорогой этого самого маленького, но гордого отряда охотников на троллей.
Жрать хотелось неимоверно. Холод сковал конечности, вода хлюпала в сапогах. Нужно было просушить вещи, перекусить и выпить, наконец, пинту пива. Или две. Или даже три. И отдохнуть не на камнях и жесткой, влажной земле, а на какой-никакой кровати. На теплую перину Райх не мог рассчитывать даже в самых своих сокровенных фантазиях, хотя ему сейчас подошел бы обыкновенный лежак из сена.
- Отряд мы, - сказал Райх, направляясь к местному "бармену" и полностью проигнорировав щуплого.. щуплую.. ээ.. барда, в общем, - маленький, но гордый. Отдохнуть нам надо. Есть у тебя чего пожрать? Или ты мхом своих постояльцев угощаешь? - случайно задел рукой стойку, с сомнением оглядел пальцы и вытер их об полы куртки.
|
И все же настал тот момент, когда все начали разбредаться по комнатам. И Дэнни, уже забывший о том, что сегодня не собирался пить много, прихватив с собой какую-то из бутылок, галантно предложил Динаре проследовать с ним куда-нибудь в более тихое место. И все остальные для него попросту исчезли. А потом в окна начал тихонько заглядывать рассвет.
Эх, Динара… Кошка, кошка, kitty-cat, и не сказать иначе. Дэнни лежал рядом, задумчиво играя с прядью темных волос. Сегодняшняя ночь унесла его на годы назад, в то время, когда ему было 16, он был молод, наивен и еще верил в человеческую доброту, порядочность и крепкие чувства. Кэтрин, да, так ее звали. Начиная с имени-прозвища и заканчивая темпераментом, две девушки были весьма похожи друг на друга. Только разница – в том, что это всего лишь на одну ночь, что впоследствии Дэнни не потеряет голову из-за ерунды. Прошлое – в прошлом вместе со всеми ошибками и заблуждениями. Он больше не такой мечтатель, каков был раньше. Живи сегодняшним моментом и все будет в норме.
Ладонь парня пробежала по спине проститутки. Нет, он вовсе не был тем сопляком, строящим воздушные замки. Он просто сидел, с улыбкой вспоминая те моменты, которые стоило вспомнить. Как почти целую ночь, позабыв про все, сидели вдвоем посреди аллеи, потому что не хотелось никуда идти и лишь приближение рассвета заставило сдвинуться с места. Как, взяв на вечер машину, сидел с ней вдвоем на заднем сидении, а мир неожиданно сжался до нескольких квадратных метров, а все люди в нем исчезли. Все, кроме них двоих. Как почти месяц он каждый день ходил одним и тем же маршрутом, чтобы вроде как случайно встретиться с ней. Никто не удивлялся тому, что дорога длиной чуть более километра занимала не менее часу времени. Да, пожалуй, тогда он был по-настоящему счастлив.
А ведь все началось с того, что двум хорошим друзьям было одиноко. Да, он знал эту девчонку уже пару лет, но по-настоящему тесно общаться они начали лишь в последние полгода. Он видел, что у нее никого не было, она – что никого не было у него. Произошедшее потом казалось Дэнни вполне естественным. Нервный, вечно раздраженный подросток нашел человека, с которым ему было спокойно и хорошо. Человека, которому было хорошо с ним. И больше ему ничего не было нужно.
- Прекрасное было время, а? – задумчиво прошептал себе под нос Дэнни, перевел взгляд на лицо лежащей рядом девушки и с удивлением обнаружил, что в полумраке спальни ее волосы сложно отличить от, например, рыжих. Или это у него так разыгралось воображение? Да нет, это всего лишь такое освещение – хоть найденное тут же объяснение слегка успокоило парня, но растущее чувство того, что Динара – вовсе не Динара, а та самая, казалось, навсегда потерянная и забытая… Это чувство пугало. Сколько раз он себе говорил, что не нужно ни о чем жалеть, что нужно все забыть и оставить в прошлом… Все бесполезно.
А в голове всплывали все новые воспоминания. Небольшая книжонка в простой обложке, изданная в таком количестве, чтобы хотя бы окупить тираж – не то пятьдесят, не то сотня экземпляров, она попалась ему в руки совершенно случайно. Беглого взгляда хватило, чтобы парень понял – он возьмет ее. Он возьмет эту книгу, поставит на полку у себя над столом и будет время от времени ее перечитывать. Через год, через два или через пять – неважно. Важно лишь то, что первое ощущение было правильным. Среди всего прочего, в душу юноши запала одна из фраз, прочитанных в ней. На первый взгляд, весьма дико составленная, нескладная и не особо возвышенная, она, тем не менее, совершенно сверхъестественным образом производила впечатление. И, как и сегодняшним вечером, они точно так же лежали вдвоем, болтали ни о чем и ни о чем не задумывались. Тогда-то, по мнению Дэнни и наступил подходящий момент.
- Никуда ты не денешься. Я буду держать тебя вечно. Звезды выгорят и погаснут. Кости последнего сумчатого волка рассыплются в прах, - Кэт тогда крайне удивленно смотрела на него. Но, как ни в чем не бывало, он обнял девушку и продолжил:
- Ангелы поседеют. А я буду держать. И никогда не отпущу, - девушка расплакалась, а он лишь крепче ее обнял. Она все же улыбалась, а по ее глазам даже такой остолоп, каким был тогда Дэнни, мог догадаться – она счастлива. Момент был определенно удачным. Она лишь улыбалась, а по ее щекам текли слезы – на взгляд парня, это была самая чудесная картина из всех, что он когда-либо видел. А когда она чуть успокоилась – была его очередь слушать слегка торопливый, сбивчивый шепот, почему-то не желавший складываться в осмысленные слова, но, тем не менее, приятный.
- Что это за язык?
- Потом скажу. Может быть… А вообще, попробуй сам угадать!
Он угадал. Чуть позднее, правда, вспомнив, что его любимая девушка увлекается восточной культурой. Японский. «Я безумно тебя люблю». Уже тогда это было ложью. Но, к сожалению, тогда Саммерс этого не понимал – да, в общем-то, у него и не было причины понимать. Она появится гораздо позднее.
-Ски…
-Что? – парень чуть не подскочил на кровати. Черт возьми, он отчетливо слышал те самые слова, исходящие от Динары. Здесь и сейчас. Как? Как это возможно? Послышалось. По-слы-ша-лось. Показалось. Не было такого. Поразмыслив немного, парень решил что лучше было бы поскорей заснуть, но сон не шел.
Все становилось лишь хуже. Сперва рассказы про молодых людей, которые у нее когда-то были или могли быть. Зачем ему эти рассказы?! Дэнни не понимал. Возмущался, требовал прекратить издеваться… В результате – полные слез глаза и дрожащий голос девушки, как будто не понимающей, что именно она сказала.
- Но ты не думай, я не такая… У меня с ними ничего не было… Ты у меня только второй.
Это было началом конца. Первый, как оказалось, сейчас учился где-то за границей и должен был вернуться менее, чем через месяц. Она обещала его ждать и регулярно переписывалась. Только теперь до парня дошло, что об их романе, в общем-то, знают только они двое, для остальных же – они всего лишь друзья. А что же до самого Дэнни…
-Спасибо тебе. Без тебя я бы сошла с ума от одиночества.
«А я? Что мне теперь делать? Я без тебя не сойду с ума от одиночества?» - хотелось кричать, но он этого не сделал. Ведь он был спокойным, уравновешенным юношей, не проявляющим так эмоции. Он спокойно попрощался и ушел. А вечером спер бутылку виски, забился в какой-то переулок, выпил в одиночестве почти треть и в кровь разбил кулаки о ближайшую стену.
«Любовь не заканчивают дружбой. Разрыв есть разрыв» - Эрих Мария Ремарк. И любовь не закончилась тогда. Кэт пришла к нему первой. Убеждала, что любит, что бросит все ради него, надо только подождать. Ведь это неправильно, то, что он приедет, думая, что его тут ждут, и увидит такое. Я с ним расстанусь очень скоро, ты только подожди. И тогда Дэнни тоже промолчал. Не сказал про свои сомнения в том, что она так сделает, не сказал про то, что «неправильно» было вообще затевать всю эту историю. Он лишь кивнул, подтверждая, что будет ждать.
Прошло время. Тот молодой человек вернулся, но ничего не изменилось. Дэнни лишь больше уверился в своих подозрениях, стал меньше выходить из дома, потерял аппетит. Сложилась ситуация, которую мог сдвинуть с мертвой точки лишь случай. И он произошел – в лице общего друга, притащившего пару билетов на весьма неплохой концерт и позвавшего туда Дэнни и Кэт.
Полночи в дороге – и целый день парень был счастлив. Все омрачало лишь присутствие друга, но он был согласен терпеть его – ведь альтернативы представлялись еще худшими. Целый день. Так много и так мало одновременно. На смену дню пришла новая ночь, которая все расставила по местам. Они опять должны были провести ее в пути, все были уставшими, поэтому завалились спать, едва только погрузившись в транспорт. Но, каким бы уставшим ни был Дэнни, спокойно ему удалось выспаться всего час. А потом он проснулся, увидел Кэт, спящую в объятиях того друга, позвавшего их с собой. Разбудил, потребовал объяснений. И, к своему удивлению, услышал, что им было хорошо вдвоем, но все в прошлом, и вообще, «кто он такой, чтобы ревновать»? И, самое главное, теперь, когда все уже случилось так, как случилось, какие у нее еще могут быть варианты? Угадайте, что сделал вконец ошарашенный Дэнни? Да, он снова ушел. Пожелав напоследок доброй ночи, он попытался вновь заснуть, но сделать этого ему не удалось. Последующие четыре часа были адом, наполненным размышлениями, непониманием и сожалением. Ни к чему хорошему, как водится, это не привело.
Очевидно, она все же была такой. Ясное дело, врала. Со сколькими еще она спала? Юноше очень хотелось верить, но он просто не мог. Шлюха. Двуличная блядь. Он ненавидел эту тварь… И все равно не представлял себе жизни без нее. Без гнусной обманщицы, направившей когда-то его жизнь в более спокойное и мирное русло. Избавившей от одиночества и ненависти к счастливым вместе людям. А теперь - загнавшей его еще в эту яму озлобленности еще глубже, чем он был там когда-то.
А утром, по прибытию в Лондон, ей хватило ума обратиться к нему с каким-то вопросом. Дэнни не слышал ничего. Сам факт того, что она, как ни в чем ни бывало, что-то от него снова хочет, совершенно вывел его из себя. Глаза застилала кровавая пелена. Он не был спортсменом, но разницы в десять килограмм хватило, чтобы прижать схваченную за горло девчонку к стене так, чтобы она даже и не думала дергаться.
- Варианты есть всегда. По крайней мере, вариант «быть честной». Скажешь мне еще хоть слово – задушу, - он отпустил ее и ушел, не оглядываясь. А она осталась, и с того дня, действительно, не сказала ему ни единого слова. Даже несмотря на то, что у него в тот день окончательно слетела крыша, он заявился к парню-из-за-границы и попытался набить ему морду. Тишина. В чем-то этому, безусловно, помогли оборванные контакты. Стертые адреса и номера телефонов. Стертые, но не забытые. Не забытые и не используемые. Но и во время случайных кратких встреч – а были и такие – обе стороны хранили молчание. До этого вечера.
- А я тебе говорил, сука. Лучше бы ты молчала и дальше, - того факта, что вместе с ним в постели лежит уже совершенно другая девушка, Дэнни, ослепленный выпивкой и злостью, уже не понимал. Он обещал собственноручно задушить Кэт и он это сделает. Прямо сейчас. Прямо здесь. Ведь он же не был глупцом, мечтателем, живущим в своем иллюзорном мире, вовсе нет. Он понимал, что прошлое не вернуть, а раз так – то лживую шлюху должна была ждать смерть.
-
Молодец. Рад сотрудничать со столь талантливым игроком в деле убиения игроков.
Шутка!
-
Суров парень, суров. Грустная история, интересная развязка. Годно.
-
Здорово.
-
Даже странно что имя его не Джек
-
Отлично, просто великолепно.
-
+1 классно)))
-
Пипец
-
круто завернул)
-
+1. Могуч.
-
Злой такой злой, но все на одном дыхании.
-
Спасибо...прошелся по голым нервам. Теперь уверен что все правильно сделал.
|
Из открытого электриком люка потянуло холодом и каким-то едковатым запахом. Лишь на миг, просто чуть сильнее: здесь все было им пропитано. Так пахнут роботы, так пахнут станки со сложной электроникой – разгоряченный пластик, кислотный привкус микросхем, оттенок прижженной изоляции, металл, резина и полимеры... Так пахнет даже мутная вода из шланга в бетонной дыре, которую язык не поворачивается назвать домом... Но сейчас в этот запах примешался еще и давно забытый привкус ветра вентиляционных шахт и подземных станций, сдобренного креозотом... Он скорее чудился Эвелин, чем по-настоящему ощущался, но там, наверху, в этой непроглядной тьме, ей виделся призрак движения, цели, пути, а в нескольких километрах отсюда, за воротами купола – жизни. Или смерти – все равно, лишь бы на свободе. Она уже готова была обменять все эти пять лет бессмысленного существования на пять отчаянных секунд жизни. И она видела то же желание в глазах ее случайных собратьев по надежде, в которые, наконец, осмелилась взглянуть. Они все сумасшедшие. Все. Психи. Идиоты. Такие же, как она сама. А это значит – шанс есть. Мизерный, конечно, но не воспользоваться им сейчас сродни медленному самоубийству в этой автоматизированной тюрьме. Осталось самое сложное - научиться им хоть капельку доверять...
Первым не выдержал русский, свалив электрика и воспользовавшись им, как ступенькой. Но не сбежал один, нет, - вернулся. Кричит вот теперь. Да нервы у всех ни к черту, только тронь.
Она уже знала, что не останется, и уговаривать было не надо, но он продолжал кричать. Обращенные к ней слова мужчины заставили волну ненависти подняться в душе Эвелин, злыми слезами заблестеть в уголках глаз. Ей хотелось кричать, но она лишь до боли сжала зубы и впилась ногтями в ладони, зажатые в кулаки. Он словно видел ее насквозь и знал, куда больнее бить. А впрочем, разве не была вся здешняя жизнь отвратительно предсказуема, желания скудны, а люди примитивны? И ведь их сделала такими система, она ведь помнила еще, какими они все были, только попав за защитные стены Верности... Она с самого начала пообещала себе, что никогда не отдаст им то последнее, что они не смогли забрать годами иссушающего своей бессмысленностью существования. Именно поэтому она панически боялась кому-то понравиться, и еще больше – чтобы кто-то понравился ей… Она не даст использовать себя для производства новых рабов. И уж тем более новых "правителей".
Конечно, она хотела детей. Когда-то, до всего этого. И в первые месяцы, когда еще теплилась надежда, а бессонница лечилась неистовой мастурбацией, а не исступленными тренировками, она все еще слепо верила, что когда-нибудь они снова будут вместе, и снова будут краски, и счастье, и планы, и нежная страсть, и когда-нибудь – дети… Их мальчика звали бы Домиником, а Девочку – Мишель. У них были бы его неповторимые глаза и ее улыбка. Да, она когда-то хотела детей. Но ДЕТЕЙ, черт возьми, а не рабов. Не гиё! Как же она ненавидела это слово! Ненавидела вдвойне, потому что оно было бесстыдно созвучно с Его именем, которое когда-то было для нее столь многим. Гийом. Guillaume, je t'aime. Je t'aimerai toujours, malgré tout.*
Боль можно заглушить только действием. Один взгляд наверх, один на оставшегося в лифте мужчину. Мотнув головой на предложение электрика: мол, спасибо, я сама, она присела и отпущенной пружиной взлетела вверх, легко подтянувшись на краю люка, и уже через пару секунд стояла наверху, оглядываясь и дожидаясь последнего спутника. Душа пребывала в полнейшем смятении, разум только пытался обрести ясность, но тело уже ликовало - мышцы, наконец, ощутили радость действия. Хотелось бежать, прыгать, вцепиться в ближайший трос и подниматься по нему – пусть чертову сотню метров, если это будет хоть одним крохотным шажком на пути к свободе…
|
- Scheisskerl... - пробормотал, поднимаясь с пола. Безумный русский старик. И не менее безумный, не-очень-русский не-совсем старик. Слетевшие с катушек настолько, чтобы полезть в шахту лифта искать новую жизнь. Бежать за стены Верности, как же. С концентратами, выданными на пару дней и фляжкой еды? С перочинным ножичком и этим подобием фонаря? Удачи господа, вперед, ворота открыты. Я не знаю, что там за стенами, но собираюсь узнать. Если действительно встал главный источник питания - то это дивный шанс для того, что находится там, узнать, что находится здесь.
Ворота открыты, господа.
Простая, в общем-то, мысль весьма сильно напугала и озадачила Раймунда. Завод стоит - не слышно привычного гула, сопровождающего нашу жизнь в последние пять лет. Да, только теперь он осознал, что беспокоило его последние несколько минут - тишина. Мертвая, тяжелая. Мужчина уже начинал подозревать, что такое творится везде. Весь город - как большое кладбище, а их лифт - одна из братских могил. Четыре существа, еще шевелящихся, но уже мертвых - и ни таблички с именами, ни креста над ними. Лишь идентификационные карточки, по которым, возможно, кто-нибудь когда-нибудь сможет узнать, что здесь нашли последний приют четверо уставших, замученных людей, которым не повезло выжить тогда, когда остальные умерли.
Да ты, никак, решил остаться тут навсегда?
- Нет! - Раймунд неожиданно громко и пронзительно закричал. Нет. Нет. Она снова говорит. Она столько молчала, но она снова говорит. Это все тишина, это все из-за нее. Нужен гул завода. Нужны голоса. Люди. Что-нибудь. Что угодно, лишь бы она замолчала. Что если все уйдут? Он останется в лифте с ней. Навсегда. Нет-нет-нет, только не это. Теперь Раймунд с радостью бы повторил маневр старика, уронил бы на пол девчонку, которая не спешила наверх, выскочил бы сам из этой проклятой железной коробки. Но она уже продолжала шептать, говоря, что из подобной затеи ничего не выйдет. Что он не умеет держать себя в руках. Что он, Раймунд, не может толком сделать ничего. все как обычно. Тишина разбудила демона.
- Хм. Простите, - упавшим голосом продолжил он, - Надо... Надо идти. Бежать. Мадемуазель? - подал руку девушке, готовый помочь ей забраться, - В их словах, помимо безумия, есть зерно разума.
К сожалению
|
|
|
Старик говорил, что у него есть свобода, чувства, страх и душа; что у него есть безумие и самоцель; что он не боится смерти и боли. Все это не трогало Ньярлатотепа.
Он получал свободу каждый раз, когда "умирал".
Он чувствовал.
Он боялся того, что остался один.
Он давно разочаровался в том, что скрывают человеческие души.
Он не нуждался в человеческом безумии.
Он не нуждался в самоцели, хотя и боялся остаться без цели вообще.
Он не мог умереть.
Он не знал боли.
Все, что мог назвать человек, было сказано... Или?
...Твои покровители. Кто они? Боги? Демоны? Звезды? Я не знаю. Но я слышал историю о том, что боги вымерли от усталости и ветхости. Я слышал легенды о том, что демоны растаяли в глубинах Вселенной, не выдержав потемки людских сердец. Я слышал сказки о том, что звезды погасли, растворившись пылью в холодной глубине космоса, от лживых имен, даруемых им. Так кого Ты будешь ждать? Как дорого ты ценишь пустоту внутри себя?...
Что-то внутри Ньярлатотепа дрогнуло. Неожиданно его сознание словно скользнуло куда-то вдаль в тщетной попытке дотянуться до грани Вселенной. Он впервые поставил перед собой кощунственный вопрос - а могут ли Слепые Боги исчезнуть, развеяться, как дым, как сказка, из тех, что так пугают маленьких, маленьких людишек? Его разум окунулся в пучины воспоминаний, таких темных, что тьма вокруг дрогнула, таких извращенных, что его сияющий, величественный облик на секунду подернулся маревом. А старик все говорил и говорил... говорил, и его слова тяжелыми камнями падали туда, где у людей была душа.
...Ты можешь оставить меня. Ты можешь убить меня. А можешь позволить мне дать Тебе цель. Я лишь предлагаю свой дар с открытым для тебя сердцем. И спрошу еще раз, не погнушавшись дерзить даже Тебе. Примешь ли Ты меня...
Все, что должен был сделать Ньярлатотеп - думать самостоятельно. Ведь раньше, когда ему велели убить, он сам решал как... Нужно было лишь переломить себя...
Я буду - пробовать этот мир на вкус.
Ответ пришел легко, и вкус нового, неизведанного ранее наслаждения заставил Ньярлатотепа улыбнуться. Это было великолепно. Это было восхитительно. Он сознавал свою мощь - свою! - как никогда раньше. Многое потеряно, да, но впереди множество открытий... Этот человек. Он стар и мудр, но он не мудрее ужасов, наделяющих его дряхлеющия мозг. Однако чем мудрее человек, тем интереснее беседа, а чем интереснее беседа, тем дальше можно зайти... И Ньярлатотеп заговорил, тихо и насмешливо:
- Ты хочешь предложить мне свой подарок... Как мило. Однако я как-то не думал о необходимости принимать подарки от смертных. Твой подарок, конечно, забавен... Однако что ты хочешь взамен? Ведь есть такой обычай... Что ты, осмелившийся, как ты сказал, дерзить, осмелишься - просить?
|
Общее
Расстояние между противниками стремительно уменьшалось, размахивающие саблями французы волной накатились навстречу слитному, но, увы, не настолько точному как хотелось бы, залпу солдат Роунжа, сопровождаемому хлопками пистолетных выстрелов - и, потеряв с полдюжины человек, сцепились в рукопашной схватке с выступившими вперед моряками "Отважного", постепенно тесня их обратно к шлюпкам.
Уотсон
Курившийся сладковато-пьянящим запахом сгоревшего пороха разряженный пистолет летел куда-то в сторону, а тот, кому адресовался кусочек свинца английской выплавки, ещё бежал, явственно замедляясь. Вот он тяжело упал на колени, уставился угасающим взглядом, казалось, прямо на боцмана, как будто спрашивая - "за что?"... и рывком вскинул руку, разряжая пистолет в плечо своему убийце. После чего медленно завалился на теплый песок пляжа лицом вниз, и больше не шевелился. Впрочем, сам боцман этого не заметил - пуля, навылет пробившая левую руку выше локтя, закрутила Уотсона волчком и заставила потерять равновесие, успешно пропустив над головой залп морской пехоты. А к тому моменту как мир перестал кружиться и занял устойчивое положение, вокруг уже бурлила рукопашная...
Кавилл
Месяц, проведенный на постоянно раскачивающейся палубе брига сыграл злую шутку - в момент выстрела мир покачнулся, как на плавной океанской волне, и пуля ушла куда-то в заросли за спиной нападающих. Но это же непроизвольное и неожиданное движение спасло самого Кавилла от ответной пули, вжикнувшей совсем рядом с его головой. Прогремел залп морпехов - и началась кадриль. Правда, заместо паркета был песок, а партнеры явно были не согласны на роль дам.
Блэр
Выскользнула из шлюпки следом за Кавиллом. И следом за ним же рванулась навстречу своей судьбе... которая оказалась относительно благосклонна к девушке. Относительно - потому что увернувшись от пары впустую свистнувших за спиной выпадов, и даже успев ткнуть кого-то из французов ножичком, неожиданно почувствовала что повисла в воздухе, бесцеременно поднятая за ворот рубахи. На секунду встретилась взглядом с взглядом рослого, небрежно удерживавшего худенькую девушку на весу одной рукой молодого мужчину с неожиданно кого-то напомнившими чертами лица - и, не успев даже сказать "мяу", кувырком покатилась по песку, финишировав на опушке леса и заработав при этом пару десятков синяков. Но - жива. Хотя сама в этом не очень уверена...
Роунж
Время на мгновение замерло, пока сгорал порох запала - и вошло в нормальный ритм, когда один из бегущих кувыркнулся назад с кровавой кляксой на месте лица. Увы, стрельба отряда была не столь результативной, как хотелось бы - после залпа упали трое или четверо французов, остальные как пришпоренные рванули вперед, стремясь добраться до стрелков в момент перезарядки. Пока что - безуспешно, завязнув в моряках "Отважного". Но видно было, что это ненадолго...
Оливия Говард
Усмехнувшись реплике барона, и в один момент проскочив полосу пляжа, откинула до сих пор лежавший на скамье шлюпки плед - под ним тускло блеснули сталью стволы пистолетов, - обернулась, вскидывая оружие, и оказалась нос к носу с матросом, которого Линч послал проследить за твоей погрузкой в шлюпку. Бедолага не успел пожалеть о своей расторопности - грохот двух выстрелов и просвистевшие над плечами пули заставили его замереть, судорожно вскинув руки к неожиданно переставшим слышать ушам... но это оказалось далеко не худшее из того, что произошло с Томом Смайти, фор-марсовым матросом брига Его Величества "Отважный".
...Через мгновение свинцовый шарик навылет пробил его шею, обильно окропив грудь и лицо стоявшей вплотную герцогини хлестнувшей из артерии кровью, заставив поднятые было к ушам руки матроса судорожно сжаться вокруг смертельной раны...
...Оливия даже не успела увидеть как падают замертво двое получивших её пули французов - сначала мир взорвался красной радугой, а затем, практически сразу же, что-то горячее ударило под правую ключицу, породив мгновенно растекшуюся по всему телу волну боли. Пистолеты выпали из внезапно ослабевших рук, и угасающее сознание зафиксировало только прикосновение к щеке неожиданно колючих песчинок, часть из которых из желтых уже превращалась в красные.
Линч
Кажется, выстрел не пропал зря. Но на общем темпе нападающих это никак не отразилось, и хотя врач и постарался удержаться на границе схватки, по возможности прикрывая подход к шлюпке, ему пришлось туго. Двое французов, с разбегу проскочившие - с окровавленными саблями - сквозь редкую цепочку английских моряков, были весьма раздосадованы оказавшейся на пути новой помехой. Причем один - сразу же и насмерть, а второй - несколько выпадов спустя, оседая на песок с глубокой раной через весь торс. Именно в этот момент Линча угораздило обернуться, как раз чтобы увидеть безвольно растянувшуюся на песке Оливию, и - получить под колено с легкостью располосовавшее ногу лезвие сабли умирающего противника.
Николь, Маркус, Патрик, Ник Мак
Благополучно добежали до шлюпки, укрылись за бортом - как раз к моменту падения Оливии. Пара минут передышки - а потом французы могут уже и прорваться через редеющую цепочку английских моряков.
-
Молодец, что не жалеешь персов)
-
Каждый получил свою долю плюшек. Хорошая работа.
-
Патрик выжил!
что-то как-то печально мне Т_Т
-
Ну, приплыли... :)
-
Хорошо на самом-то деле.
Точней плохо :3.
|
Ты подходишь, протянув руки. Ты жалеешь её. Ты знаешь, как это больно – когда тебя обидели, и никто не может пожалеть. Ты видишь в ней чуть искаженное отражение себя. Тебе жалко. Ты хочешь помочь. Безвозмездная помощь маленькому ребёнку, который в ней даже не нуждается. Это сейчас в пределах нормы. Это нормально. Абсолютно нормально. Для тебя.
Остальной мир плевать хотел на банальную вежливость. Остальной мир молча махнул бы рукой, сделал бы жестокий взгляд, прогнал бы прочь. Не твой дом. Иди. Но ты не махнула, не прогнала. Ты вытянула свои беленькие ручки, протянула их к ней, стараясь обласкать и помочь.
Но ведь помощь не нужна. Совсем-совсем не нужна.
Еще за мгновение до того, как ты подошла, малышка Энн вдруг изменилась. Ты увидела, как ее бледно-голубые глаза налились кровью, и это заставило тебя остановиться, замереть. Обомлеть. Капилляры лопнули. Зрачки расширились, увеличились в диаметре, и, кажется, вообще заполыхали ярким пламенем. Внезапный сковывающий страх. Внезапная боль. Обида. Непонятная. Взялась из неоткуда.
Боль. Боль за неё. Сострадание. И ужас.
Миг. Из рук её выскальзывает пушистый серый медвежонок с голубыми глазками-пуговицами, с бантиком возле мягких ушек. Падает. Беззвучно приземляется на пол. Чуть впереди неё. Она смотрит на тебя кроваво-красными глазами. В них есть ужас. Боль. Ненависть. Ярость.
И едва уловимая грусть, почти растворившаяся во мраке наступившего безумия.
Миг. Она срывается с места, почти напрыгивает на тебя в попытке выдрать твои глаза. Выдрать, чтобы ты никогда её не увидела. Чтобы никогда не увидела такой.
Миг. Русский парень вздрагивает рядом, пытается помочь тебе, защитить. Отталкивает назад, будучи настороже всё это время.
Миг. Над головой проносится рука. В руке лежит скалка. Та, которой твоя мама раскатывала тесто на праздник, старательно посыпав мукой. Она готовила отличную пиццу. И ей всегда удавались пироги. С мясом.
Мощный удар, прямо в голову. Удар, проламывающий переносицу, вбивающий кусочки костей прямо в мозг. Сокрушительный удар. Ты чувствуешь её боль, слышишь предсмертный крик, визг маленькой девчонки, затронутой безумием, чумой. Рвутся жилы, кровь вырывается из-под кожи, с шипением проносится по воздуху, чтобы приземлиться на твои ноги, на твой пол, на твою жизнь.
И на её мишку. На голубоглазого мишку, который ни в чем не виноват. Он просто споткнулся. Упал. А теперь, когда на нём кровь, нет спасения. Никто не приласкает. Теперь – только забвение.
Миг. Тело падает на пол. Капли крови падают на твою обувь. Вина падает на мистера Пиккета, который заметил неладное, когда вы пошли спасать мёртвую девочку. От чего?
Не от смерти же.
Джон выдохнул, стоя перед тобой. Он слышал визг, видел её глаза. Но смириться с её судьбой, вершителем которой стал он сам, не сможет. Никогда. Пускай она уже не была собой.
Это была не Энн. Это была её копия. Похожа на неё. Но не она. Так будет проще.
Сквозь просверливающий голову визг страха, вонзающийся в подсознание шипением статики, вы слышите чей-то голос. Он вещает по всем доступным радиочастотам. Он говорит, что неизвестная эпидемия заражает людей. Что надо спасаться.
Всем, кто не хочет сидеть сложа руки и ждать смерти, следует срочно направиться к моллу. Огромный гипермаркет вместит всех. Человек говорит, что попытается организовать оборону. Попытается помочь. Он не один. Но ему нужны люди. Голос его вскоре обрывается. И вновь он повторяет то же самое.
Он сделал запись. Умный парень.
В комнате пахнет кровью. Страхом. Комната испорчена. Здесь убили ребёнка. Ребёнок здесь умер. И восстал из мёртвых.
Этот дом теперь проклят. Навсегда.
|
Целый мир, окрашеный в зеленый цвет. Очки жителей изумрудного города, что раскрывали для них великолепие стекляшек повсюду - старая сказка. Старая книга. Но, как дети даже через много сотен лет продолжают читать древние сказки домежпланетной эпохи, взрослые продолжают жить в тех же сказках. Вновь и вновь смотрят на мир сквозь цветные очки. Очки "корпорация желает вам добра". Очки "злоупотреблений не допустят". Множество очков, что помогают построить вокруг себя красивый мир, где ты нормальный человек. Где ты не виноват. Где ты можешь просто делать свое дело, а об остальном позаботятся другие. В этих других самое главное - что они не ты. Они умные, сильные и ответственные. Они Знают Что Делают.
А потом очки не дают тебе увидеть что-то очень важное. Стену, на которую ты идешь с усталой улыбкой человека, который делает все правильно. Тебе говорят, тебе напоминают - но очки слишком привычны, чтобы их снимать.
Пока не разбиваются.
И мы кричим, мы машем руками, нам не нравится тот мир, что все это время прятался за цветными стеклами. Мы хотим туда, обратно, в красивый уютный мир, где все правильно - так ребенок не хочет идти в детсад, не хочет уходить из уютного дома в большой мир.
Мы принимаем решения, что делать. Как исправить наш покореженный мир. И мы идем вперед.
Вот только не сменили ли мы одни очки на другие?
Очки с поцарапанной стальной оправой, очки с вытравленным перекрестьем прицела. Очки под названием "война решит все", очки "корпорация виновата". А что же там, снаружи? Сколько очков нам нужно снять, чтобы увидеть тот, настоящий мир?
Сандер не знал. Потому что, как и многие другие жители "Столовой горы" и других бункеров - боялся на него взглянуть. Боялся сильнее, чем пуль корпоратов, сильнее, чем ракет, чем даже предательства своих.
И несмотря на то, что впереди маячила очередная стена, он видел лишь стеклянную колбу, мутное зеленое варево, еще одна остановка на бесконечном пути боевых столкновений. И тень за стеклом была частью этого пути. Коэн. Ну конечно. Мы же всегда были вместе, он и Коэн, и Мен, и.. Чехов.
Чехов. Как-то он там. Наверное тоже недалеко - перевязанный, если зацепило, а судя по звуку должно было. И все еще рвущийся в бой.
Сандер протянул руку к стеклу, словно "протирая" его, пытаясь разглядеть стоящего за спиной Коэна тяжеловесного Медведя.
|
-
Что-то происходит, ничего не понятно, но круто!
-
За нашу закрытую комнату. Заставляет думать и стараться, заставляет следить за каждой буквой. Прекрасная игра.
|
|
Мир пуст. Сер, безлик, одинок. Я всегда это знал. Я чувствовал, я видел, осязал, понимал. Но не хотел признать это. Для меня факт безликости всего мира был свидетельством того, что я тоже безлик. Я – всего лишь потребитель, обыватель, мирно пасущийся пушной зверек, чья шкурка пойдет на разделку, когда он перестанет приносить. Когда станет не нужен.
Я – ноль. Несуществующая единица в бесконечно огромном пространстве, заполненным вакуумом. Меня нет. И этот я, держащий в руке слабое безвольное существо – самый настоящий я. Тихий. Безмолвный. Тощий. Неспособный защитить, приласкать и обогреть. И тот я, которым я пытаюсь стать – сильный, ловкий, умный и умелый – просто подделка. Жалкий фэйк, ложь, фальшь. Безумие всего мира сваливается на меня огромной тяжестью, и я уже не могу дышать. Маленькое рыжее существо говорит со мной. Это не кот. Это что-то другое. Что-то странное. Обиженное. Злобное.
Маленький, ядовитый, отравленный демон мести. Мести и одиночества.
Он впивается когтями в мою руку, и я слышу, как кожа рвется на лоскуты, но я не чувствую боли – лишь грусть тонко, четко, умело обвивает моё предплечье, врываясь ржавыми гвоздями в кости. Он харкает кровью на прозрачный асфальт, под которым прячется блеклое серое ядро нашего мира, а я безвольно падаю на колени, вытянув правую руку, и чувствую, как по щеке течёт слеза – одна маленькая слеза, неожиданно возникшая в уголке моего гнойного глаза; сморгнув, пустил ее вперед, на волю.
Прости, - всхлипнув, изрёк я, - это я никому не нужен, малыш. Я в холоде. Во тьме. Я никому не нужен, малыш. Прости.
Еще одна. Еще одна. И еще.
Малыш обвился вокруг моей шеи, крепко затянув своей странной сущностью мою жалкую душу. Я бесшумно разревелся, роняя прозрачные слёзы на серый прозрачный асфальт. Моя серая прозрачная рука истекала кровью, а я смотрел на серое прозрачное небо, не в силах вдохнуть, чувствуя лишь вселенскую горечь и сковывающий страх одиночества. Я не видел Лэнса. Я не видел Малыша. Я не видел ничего – только серую прозрачность бытия. И мне было больно. Было так больно, как не бывает больно даже самым одиноким одиночкам в их одиноких жизнях.
- ПРОСТИ! – сухо прокричал я, закрыв влажные глаза, которые должны были воспалиться и стать покрасневшими, - ПРОСТИ МЕНЯ! Я НЕ МОГУ! НЕ МОГУ! – сквозь громкий стон и плач взрослого человека проскальзывал тихий призыв души, - оставь меня. Пожалуйста, оставь. Я не хочу. Не могу.
Прозрачный мир смотрит на меня гнойными глазами. Он пахнет ржавчиной. Кровью. Мне больно.
- Освободи меня. Помоги мне. Я не хочу. Не могу больше, - медленный, неразборчивый шёпот вперемешку с всхлипываниями, - помоги. Всё не так. Я не уверен. Я не знаю. Ты должен. Ты сможешь. Я – нет.
Ты – сможешь.
-
Очень сильно.
-
Что-то тебя пробило...
|
-
Присоединяюсь. Действительно интересный модуль, действительно заставляет стараться.
-
Вот я и поймал ) За отличную игру и продуманных персонажей )
|
|
И что это было? И вообще, было ли? Бесконечный мрак, ужас и страдания? Бука? - Алекс мрачно усмехнулся и попытался подняться. Сначала на колени. Потом и полностью. Голова болит. Подняв руку ко лбу, парень обнаружил там шишку. Немного помассировал ее пальцами. Перевел взгляд на пол.
И то хорошо, что не дырка. Так я и знал. Жара на улице - пошел в холодный подвал - закружилась голова - упал с лестницы. Интересно, сколько же я тут пролежал?
Алекс пожднял голову наверх, к солнечному свету. Теплый, успокаивающий. Мерзавец, что привел его сюда, тот, из-за которого он валялся на этом полу среди битого стекла и сладкой, липкой жижи.
"Прибраться потом тут." - еще одна запись в невидимом списке. А пока что подумать.
Если бы я лежал тут долго, мама бы забеспокоилась. Пришла бы, увидела, что-нибудь сделала бы. Этого не было. Значит, я тут был недолго.
-А как же тот крик что ты слышал тогда?
А не было его. Показалось. Я же как раз тогда с этой лестницы и грохнулся? Нет, ну что тут могло проихойти? Да ничего! Это, мать ее, сраная ферма вдали от всех крупных магистралей, нафиг никому не нужная! Так что давай, хватай что надо и наверх.
Алекс кивнул своим мыслям. Все в порядке. Сейчас надо просто взять томатный сок, соус и орехи. Просто пройти вглубь подвала, найти нужные баночки, взять, подняться наверх, закрыьт люк и пойти на кухню. Это несложно.
Но, черт возьми, почему так сильно не хочется выходить из этого небольшого, слабо освещенного пятна света?
Маленький шаг к краю освещенного прямоугольника. Еще один. Почему начали дрожать колени? Неужели ты и впрямь думаешь, что видел буку, что разговаривал с ним? Что пустил его внутрь себя?
Если так боишься, то просто пробеги до выключателя, быстро-быстро. И будет светло везде. Спокойно возьмешь все. Выключишь. И пойдешь куда желаешь. А этот страх, он скоро пройдет. Наверное...
Короткий рывок к шнурку выключателя. Тонкой, короткой, но кажущейся спасением веревочке. Потянуть на себя. Нет, нет, включись, включись! Еще потянуть, еще, еще! Сильнее! Только чтоб не стало темноты!
|
|
|
Пустынная ночь прекрасна - барханы, лениво перекатываемые лёгким ночным ветром, состояли словно из овеществлённой магии, мягко сияя и переливаясь под ярким звёздным светом.. Амантинта сидела, привалившись к валуну у входа в драконью пещеру и наслаждалась последними часами этой величественной ночи.. и, скорее всего, своей жизни. Собственно это почти единственное что оставалось делать вампирше - в пещеру к спящему дракону без приглашения, получить кое от дракона не будя его было проблематично, она войти не могла, помочь команде - тоже.. А потом за спиной громыхнуло и вход в пещеру завалило кажется намертво - видимо эти адепты Атея опять чего то не рассчитали и взрыв получился слишком сильным, оставалось лишь надеяться что дракону этого бабаха хватило тоже.. Меж тем через пару часов начнёт светать, воительница это буквально кожей чуствовала, и её вампирскому существованию придёт конец под лучами палящего пустынного солнца, если она до того не найдёт себе подходящего укрытия, с коими в радиусе видимости были явные проблемы, хоть в песок закапывайся.
Меж тем в пещере обстановка была хотя и куда менее романтичная, зато в разы ярче и оригинальней, при чём глаз резало решительно всё, начиная от драконьей сокровищницы, в которой кроме искомого посоха Астимита сокровищ вообщем то и не было - только мебель, немного кухонной утвари и прочее, необходимое для человеческого проживания - как рассказывали "местные" дракон больше всего любил красоту молодых прекрасных девушек - исключительно наблюдать, разумеется.. ну и на вкус и потому коллекционировал их вместо сокровищ, пару дней назад он съел предыдущую и сегодня вылетел бы за новой. И заканчивая собравшейся на фоне туши мёртвого дракона компанией, в которой на первый взгляд особенно выделялся голый варвар с дубинкой, на котором, впрочем, все, обладающие богатой фантазией и желанием могли увидеть просторную рубаху и короткие штаны, коий сейчас дожёвывал кусок драконятины.
Все остальные, впрочем, на столь колоритную фигуру особого внимания не обращали, то ли привыкли, то ли их внимание было захвачено куда более важным объектом - а именно посохом Астимита, последним артефактом, оставшимся от много веков как мёртвого бога магии, неизвестно какие мысли крутились у всех в головах, но у всех во взгляде сверкали мечтательные и жадные огоньки.. И кажется связаны они были отнюдь не с обещаной наградой, к слову немалой, на которую можно было купить неплохое баронство и десяток новейших атейистических летающих крепостей для его защиты впридачу.. Впрочем всё же не у всех - варвар, как уже упоминалось, дожёвывал драконятину, с лёгким восторгом глядя на "блестящую штучку", монах как обычно разговаривал с пустотой, заявляя что что то там совершенно негигиенично, что думал странный латник, похожий на паладина Атея, оставалось тайной за толстым железным забралом, а дракошка, плевать хотев на всех богов и магию с удовольствием грызла в углу швабру, вызывая этим полные лёгкого недоумения взгляды.
Но в целом, впрочем, ситуация выглядела ничуть не лучше чем у вампирши - разве что умереть грозит не быстро,а медленно и мучительно, от голода и жажды, когда закончится драконье мясо и скудный запас воды, потому что разметать заваленых выход из пещеры вряд ли смог бы даже силач Артур со всеми его сервомоторами в броне, мёртвую армию Бонни, совершенно не знающую о такой вещи как "уклонение" размело и передавило драконьим хвостом, а взрывчатка вся ушла на создание этого камнепада, завалившего голову дракону и, увы, заодно и выход из пещеры. Вообщем ситуация явно требовала скорых действий.
|
Собрались. Сосредоточились. Смогли, наконец, совладать со всеми своими конечностями. И сделали то, что должны были сделать. Так, как умели. Так хорошо, как могли, учитывая влияние неизученной аномальной энергии на человеческое тело вообще и на психику в частности. И, в общем-то, результат был. Грубо говоря. Вася влепил по кнопкам со всей дури, рассчитав угол стрельбы наугад. Немного прогадал. Турель бесшумно повернулась на своей опоре, взглянув на объект хищным стволом. И выстрелила. Какие-то доли секунды, решающие всё. Бесшумное разрушение. Чудо деструкции. Тихая смерть. Край астероида пошел трещинами, надломился, начал быстро разваливаться на куски, подбираясь к Жуку всё ближе и ближе. Основная глыба потихоньку отклонялась, это подтвердил даже компьютер. Но угроза не миновала. Только отчаянный и совершенно бесстрашный пилот решится на полет среди этих громадин. Но когда обстоятельства вынуждают тебя действовать, задумываться некогда. Штурвал на себя, резко вбок, вдавить кнопку. В невесомости нет ни притяжения, ни сторонних сил. В ней нет ничего. И это спасает. Спасает и дает преимущество. Жук, как и всё в этом безграничном космосе, бесшумно взревел, и только внутри сопел двигателя чувствовалось его усилие. Казалось, будто кораблик рискует надорваться, но поставленная задача была ему по силам. Изящно взяв вправо, чуть приподняв нос, обошел основной кусок сбоку. И, выполняя маневр, задел боком пролетающий мимо кусок мертвой скалы. Что-то прогрохотало сзади, прошипела гермостворка, сработала автоматика. На консоли что-то пискнуло и тут же умолкло, под ударами Васиных пальцев. Некогда. Сконцентрировал внимание на защите прямо сейчас, а с поломкой можно справиться. Ведь оповещение не сработало? Турели, нещадно испепеляющие угрозу одну за другой, едва справляются. Системы в норме, хотя и перегружены. Воздух есть. Сильных повреждений нет. Нет и болей в конечностях, слабости или эйфории, нет ни сонливости, ни желания рвать и метать. Как нет и ответов на вопросы. Куда? Как? Почему? И, главное, за что? Дальнейший путь прошел довольно гладко. Удалось избежать столкновений. Пилот показал себя с лучшей стороны, хотя и пришлось изрядно попотеть над особо трудными маневрами в особо плотных скоплениях. Техник – умело задавал цели и умело ждал их исчезновения. Частенько торопился, бил мимо или вскользь – но всё же бил. И попадал. Выбрались. Но радости нет. Есть лишь почти потухший инстинкт самосохранения. Есть непонимание. Есть чувство, будто Вселенная сговорилась и решила сосредоточить всю свою мощь на тебе одном, а космос взял и оторвал от тебя что-то родное. Предал. Оставил. Забыл. Перед вами – новый мир. Огромная зеленая звезда, поливающая светом планеты вокруг. Яркая и красивая. Она далеко. Но так близко. Она волшебная. Чарующая. Необычная. Разве не этого вы добивались? Разве не этому учились? Мечты сбылись, но улыбок здесь нет. Мафсик тихо вылез из кармана, прыгнул на приборную панель и пискнул. Он скучает. Бортовой компьютер, тем временем, предлагает просканировать корабль на наличие повреждений и попробовать отыскать звездную систему в базе данных. Собственно, нужно только подтверждение. Набери пальцами «Поиск». И попробуй понять, где ошибся, когда выбрал для себя такую жизнь.
|
Руки хозяйки - нежные, теплые и донельзя ласковые - расслабленно гладили меня от самой макушки, заставляя шевелить ушами каждый раз, и до самого хвоста, аккуратно пересчитывая все мои позвоночки... Я не открывал глаз, не шевелился, а лишь тихонько мурлыкал от удовольствия и лениво покачивал своим длинным хвостом.
Мысли текли и расплывались, путаясь меж собой и закручиваясь в бессмысленно-безмятежные узлы, будто бы это хозяйская рука их неспешно перемешивала. Она сбрасывала сложные, тяжелые думы к хвосту, вон из головы, и закручивала на месте самые легкие, простые и приятные, теребя порой меня по холке.
Немногое в этом мире даровало мне блаженство и спокойствие - немногое из этого немногого даровала так часто мне моя судьба... А потому блаженным и спокойным я бывал в таких немногих случаях... - но так часто... Мррр...
И сейчас был именно такой случай. Я не замечал ни чужаков, ни уже знакомого гнома, полностью растворившись в мерном покачивании моих мыслей, послушных этой ласковой руке. Только одно в этом мире зацепляло меня - в те моменты, когда хозяйка забывала про эту руку, чтобы отпить хмельного пива другой, я вспоминал об этом странном запахе, кутившем у камина. Он был необычен... даже посреди такого количества новых ароматов. Там кто-то был: зеленый, но на удивление скромный и тихий для зеленого. Но главное - это его запах.
От остальных пахло кожей, сталью, потом, людьми, полулюдьми и совсем нелюдьми. Один даже отдавал смесью, очень похожей на ароматы моей хозяйки - он даже кидал соответсвующие взгляды, мол, "Смотри, подруга, я пахну так же". Но и этот был не так интересен, как тот зеленый.
Потому что от них пахло. Может, конечно, даже попахивало, как от того большого и молчаливого. Но от моего небольшого любимца, устроившегося вдалеке ото всех, откровенно смердило. Смердило грязью, нечистотами и собственной глупостью - я знавал таких, но обычно они были еще мельче и слабее, да и воняло от них значительно сильнее. А этот был чистюлей.
Но вот рука снова взмешала мои мысли, и я растекся сознанием по чему-то уже совсем невменяемому - по тому как шумел дождь и трещали дрова, злобно шипя и выплевывая угольки на пол.
Как вдруг гном, наконец, не доболтался - ляпнул, чего не следовало. Он вспомнил про Тьму, про ее черное брюхо и черные лапы, что грозно нависали над всеми нами, про черные глаза, что следили за каждым из нас, про ее жадную черную пасть, широко раскрытую, чтобы в нее влез весь наш мир. И влезет - Тьма не поперхнется! Только дай ей шанс пробраться своим черным, пустым и злым нутром в твое сознание, окутать его угольной ядовитой дымкой, как только что позволил ей я - и она явится в тот же миг за твоей мелкой душой. Чтобы сожрать.
- Мяааааау!!! - поднял я тревогу, мгновенно вскочив на коленях хозяйки. Выгнулась аркой неестественно тощая спина, шерсть встала дыбом, а враждебный взгляд вперился в дверной проем. Но лишь на миг - потом я резко шмыгнул вниз, под стол, неслышно проскальзывая мимо собравшихся там ног. Протерся боком о хозяйку и зацепил хвостом сапог Горца - чтобы знал, где я. И чтобы убедиться, что это был правда он.
Это было самое безопасное место - и темно, и подальше от углов, где кто-нибудь уже точно прятался. Настороженно пригибаясь, я не сводил взгляда с темной фигуры и активно вилял хвостом, ударяя им по чьим-то ногам в негодовании... Я не любил, когда кто-то нарушал мой покой.
-
Отлично, кися. Не теряйся)
-
Шикарррно!
-
первый раз вижу отыгрышь за животного,нравится ^^
-
Добротно)
-
Интересно :)
Поставил [Schandmaul - Das Duell], пока читал текст, не поверишь, когда дошел до "- Мяааааау!!!" кто-то в песне точно так же заверещал :)
|
-
Мягко. И за квенту, да.
-
Осторожный.
|
|
|
|
|
Продолжая игнорировать своего родного брата, я веселой и пружинистой походкой прошел до конца квартала, после чего строевым движением свернул за угол старого дома.
И резко обернулся.
- Ты не поверишь, Джеймс! - обрадованно воскликнул я, стоило его встревоженному лицу появиться из-за угла, и по-братски схватил парня за плечи. - Меня совсем недавно, буквально пять минут назад, выпустили из психбольницы!
Беззлобно расхохотавшись от нелепости его вопроса так, что зазвенели два бубенца на моей шутовской шапке, я отодвинул Джеймса в сторону и аккуратно выглянул обратно за угол. Зачем-то прищурил левый глаз - так, вроде, видно было четче - и быстренько обшарил взглядом улицы.
- Так. Слежки нет, - констатировал я и вернулся к родственнику, отпустив его, наконец. - Ты извини, что сразу не встретил: тут такое дело...
Я вдруг замолк и закусил губу, пытаясь сообразить, как бы ему об этом сказать. С сочувствующим видом заглянул ему прямо в серые глаза - точно такие же, как и у меня... и решился.
- Короче говоря, Джеймс, дело в том, что тебя на самом деле нет. Вот так. Но я тебе подробности по дороге расскажу, - отмахнулся я тут же и, уткнув руки в высокие карманы, зашагал дальше по тротуару, чуть опережая брата. - Тут в паре кварталов отсюда есть магазинчик один классный - туда заглянем, хорошо? Ты как сам-то поживаешь? Повысили? Подружку по хобби не завел?.. - я на мгновение задумался и продолжил уже не так громко и лучезарно: - Хотя, зная тебя, ответ на девяносто восемь процентов предсказуем. Пхехе...
Дело было в том, что я любил брата - он был хорошим парнем, честным, смышленым и забавным. Но с девушками у него была конкретная беда. То ли он пытался найти особенную, то ли искал в себе что-то особенное, то ли просто был геем - но вот ему уже двадцать с чем-то, а зафиксированных инцидентов...эээ... бурной взаимной симпатии практически еще и не было. Но это было поправимо, особенно с моим выходом на волю. У меня-то уже набрался хороший опыт, да и красивых девушек в Лондоне было больше, чем овец в Йоркшире - так что раскрутить Джеймса и какую-нибудь Нэнси на пару лекций и один семинар я бы смог...
Правда, конечно, дело заметно усложнялось проблемами с реальностью моего брата, но я тут же пообещал себе решить эти вопросы и забыл про это.
- Давай, рассказывай уже! - весело толкнул я младшего Коэна в плечо, поравнявшись, и снова рассмеялся. Уже просто так - погода была хорошей.
-
"Короче говоря, Джеймс, дело в том, что тебя на самом деле нет" – первое, что стоит говорить любимому брату после длительного отсутствия...
А Тиру ждать не надо, да. Зачем вам мастер вообще? =)
-
Хорош больной. И комментарий хорош))
|
Клавиша на панели вдавлена тонким женским пальчиком, звонок принят; статика поначалу шипит, а затем передача выравнивается:
- «Свет-13», говорит «Луна-1». Николай Петрович на связи. Как прошел нуль-Т переход?
- «Луна-1», говорит Вера Старовски, Нуль-Т переход прошел без сбоев. Все системы в норме.
- Рад слышать, «Свет-13», - сказал на выдохе Ганза. Судя по всему, он очень рад и доволен. Хмыкнув, куратор продолжил, - значит, переход успешен. А как самочувствие экипажа? Мигрень? Тошнота? Расстройства зрения?
Улыбнувшись, я бросила сдержанный взгляд на Васю, который в свою очередь занимался детальным изучением внутренностей компьютера. Что-то было такое в Николай Петровиче, что заставляло вот так по-дурацки гордо улыбаться. Словно где-то там, на далекой и родной Земле, остался любящий отец, который заботиться и переживает.
- Все в полном порядке, Николай Петрович и чувствуем мы себя отлично. Разве что Мафся слегка напуган, но оно не мудрено. На данный момент имеем удовольствие наблюдать близнецов «Дзета».
При последней фразе уже сама я испытала порыв гордости и напыщенности. Все былые страхи и сомнения растворились.
- Молодцы, ребята, - прогудел Ганза, переговаривая параллельно с кем-то, кто, судя по всему, находился рядом. Прервавшись на мгновение, вновь обращается к вам:
- Что ж. Выполняйте возложенную на вас миссию столько времени, сколько потребуется. Постарайтесь уложиться в сроки. Все запланированные мероприятия должны храниться в памяти бортовой системы. И… - Ганза негромко вздохнул, голос его вновь изменился, - мне остается только пожелать вам удачи, ребята. Ответственн… - голос вдруг исчез, прервался, растворился в шипении, в потоке белого шума, заглушенный, вероятно, чем-то более мощным, нежели существующая система радиосвязи ГСП.
Что очень и очень странно.
Бортовой компьютер умолк. На мостике вновь стало тихо. И только Мафся знал, чем гробовая тишина рискует обернуться. Конечно же, он не мог рассказать об этом остальным членам экипажа, да и если б мог – не захотел бы.
Потому что боялся испортить момент. Да и просто боялся, боялся до такой степени, что залез внутрь кармана Веры по самые уши.
Вспышка. Взрыв, изменение, деформация пустого вакуума; где-то далеко, на окраине системы, а может и дальше – успев заметить сам факт чего-то удивительного, не успели понять, что это самое удивительное собой представляет. И, будь оно просто удивительным, вы могли бы просто пронаблюдать за феноменом, записать в бортовой журнал его свойства, и мирно забыть. Но тревожный механический голос не позволил расслабиться и помечтать о мирном неведении:
- Внимание! Обнаружен мощный источник магнитного излучения. Внимание! В целях безопасности экипажа строго рекомендуется срочно увеличить расстояние между кораблем и источником излучения.
На приборной панели вдруг резко подскочили все показатели. Где-то цифры резко переходили в космические, несмотря на всю ироничность ситуации, а где-то резко уходили в нули и отрицательные значения, что, собственно, пугало. На миг отведя взор от уникального и неисследованного свечения, ни на что не похожего, и вновь обратив на него внимание, поняли, что это и не свечение даже – это огромная воронка, стремительно приближающаяся к кораблю.
Червоточина. Нечто неизвестное. Непонятное. Иное. И то, что оно приближается, не может не беспокоить. Планеты двигаются. Все движется.
Она втягивает в себя, но сохраняет свое состояние. Планеты плывут по своим намеченным траекториям, но не сбиваются с курса.
И только вы вместе с космической пылью стремительно, стремглав, вопреки своей воле, двигаетесь в огромную черную бездну. В неизвестность, которая пугает. Кровь стучит в висках.
И, кажется, пора что-то делать.
-
охуенный пост, простите за мат!)))) и интригу и прям в музыку все точно вписалось и Мафся бедный все понял а так блин страшно и тревожно, а там ж блин черт такое!!! Такая ваще хренотень!!!))))))
В общем, молодец. Спасибо за пост) Продолжай в том же духе)))
-
Сильно.
Хотя и рояль.
-
Вот оно) Началось =)
|
|
Поднимать свою задницу и идти вниз. Хотя бы что-то в этом мире не менялось. Каждое проклятое утро каждого проклятого дня одно и то же. Иногда Алекс мечтал о том, как все внезапно изменится. Например, придет телеграмма, в которой будет написано о смерти богатого дальнего родственника, о существовании которого семья Саммерсов могла только догадываться. А все его состояние, конечно же, отойдет к нему, к Алексу. И тогда начнется такое... Над тем, что именно начнется, парень пока не размышлял, но он не сомневался, что это будет нечто прекрасное.
Вот и сегодня, вместо того, чтобы сломя голову нестись к матери и узнавать, что же нужно делать сегодня, парень лениво перевернулся на бок и, уставившись в окошко, представил себе, что бы было, если бы он после школы все же напрягся и поступил в университет. В голове закрутились разнообразные образы, далекие, но кажущиеся такими реальными... Собственная комната, пусть и в общежитии, но зато своя, в которую ранним утром не припрется отец со своими нелепыми требованиями... Величественное здание университета... Какого именно, Алекс не задумывался, но точно был уверен, что у него есть такие забавные окна, круглые сверху, и колонны, обязательно колонны из белого мрамора. Да, мрамор - отличный материал для колонн. А потом выпуск, куча студентов в забавных шапках и он, один из лучших выпускников. Куча друзей, любимая девушка, солидные люди в дорогих костюмах предлагают ему работу...
Мечтания молодого человека прервал очередной крик отца, сулящий лишь неприятности. Недовольно зевнув, - Кто ублюдок, ты ублюдок, епт! В задницу иди, с лестницы он меня спустит, ага... Слышали, знаем... - Алекс лениво поднялся и, пошарив рукой под кроватью, вытянул оттуда слегка запачканные шорты. Немного подумав, не отправить ли их в стирку, и решив, что ему все же не перед людьми красоваться, парень натянул их на ноги.
Дверь распахнулась.
Ну точно, никакой приватности... Ненавижу! А попробуй замок поставь, так он опять, как в прошлый раз, тупо дверь сломает, а потом еще и чинить заставит... Урод.
Нет, не урод. Мама. Как обычно, с доброй улыбкой. Что ж, не все же гадостям случаться этим утром.
-А, мам, доброе утро. Гости? Хорошо, принесу. Да знаю я, как соус выглядит! - возмутился парень.
Не ну как так можно, вроде все нормально, так нет, надо обязательно какую-нибудь фигню сказать... Одевайся и спускайся... Нет, блин, голым в погреб пойду! И гостей голым встречать буду, конечно...
Встав с кровати, парень выглянул в окно. Никаких изменений, все как вчера. Чистое небо. Солнышко. Какая прелесть... И все та же проклятая жара. Как будто конец света наступил на 6 лет раньше и вся Австралия провалилась прямиком в ад, но никто этого не заметил. Резкий щелчок где-то внизу. От неожиданности парень дернулся, но, когда он повернул голову к источнику звука, то обнаружил всего лишь маленькие часы, давно ставшие привычной и оттого незаметной деталью интерьера.
Давно надо было батарейки заменить... Точно. Надо будет не забыть. Потом как-нибудь, когда время будет. Ага.
Кивнув своим мыслям, Алекс пошел вниз, на кухню как был, босиком и в одних шортах.
Все равно жарко, гостей нет пока, какая разница как выглядеть? А до гостей еще долго, есть время и всякую ерунду из погреба достать и обед помочь приготовить... И кофе выпить. Да, самое главное. Сначала кофе, а потом уже все остальное...
|
Как много ты не старался, как не пытался отыскать упоминания о своем пропавшем в космосе отце, ничего в итоге не вышло – пустые старания не нашли оправдания и, после недолгого, но утомительного сеанса работы с программной начинкой консоли, ты понял – нет, здесь нет ни крупицы знания. Всё, что можно было выжать, ты уже выжал. Все, что можно было сделать, ты уже сделал. Тяжело опустив руки, понял, что отец пропал много лет назад, и группа, посланная на поиски, наверняка давным-давно расформирована, а бывшие участники работают в каком-нибудь НИИ «Берёзка» на Марсе.
Но ты захватил связующую нить. То, что отыскал, поможет в дальнейших поисках. Может быть, когда-нибудь удастся раскопать нужную информацию и самостоятельно отправиться в путь, в бескрайние просторы бесконечного космоса, чтобы отыскать свой идеал… или то, что будет напоминанием о нём.
Призрак отца мелькнул на горизонте твоей жизни, чтобы раствориться в дымке потерянных воспоминаний, которые нельзя воскресить. Лишь холить и лелеять, надеясь на чудесную встречу.
Уже собираясь заканчивать с ворошением прошлого, замечаешь вдруг некий файл. Незаметный. Почти невидимый для тебя – человека, который привык смотреть на вещи с необычной стороны. Поэтому и не заметил сначала – выискивал то, что скрыто.
Графический файл. Оцифрованная картина, можно сказать. Мужчина средних лет, с голубыми глазами и легкой небритостью на мужественном лице, смотрит куда-то вдаль. Чуть приоткрытый рот, немного удивления. Внизу подпись художника - Лобанова В.Н. Лицо на картине смутно знакомо. Он похож на тебя. Вернее, ты на него.
Очень похож.
На мостике стало тихо. Могильная тишина, которую разрушает тихое сопение маленькой пушистой белой крысы.
Вера ввела свои данные, но ничего нового, кроме уже увиденного, не узнала. Молчание. И вдруг негромкий треск статики, женский голос, смешанный с неживыми нотками механики, исходящий из динамика:
- Внимание! Космолет приближается к границам системы. Пожалуйста, проведите вторичную проверку всех бортовых систем, займите места и пристегните ремни. До нуль-Т перехода осталось: четыре минуты семнадцать секунд.
Маленький крыс повел носиком, догрызая остатки печенюшки. Изрядно накрошив на Васю, быстро шмыгнул на приборную панель и, пробежавшись по ней, прыгнул к Вере на колени, царапая коготками ее куртку. Просится в карман, вестимо.
|
|
ОбщееЗавершился первый день плавания. Ложась спать, практически все на борту брига размышляли о случившемся за эти часы - кто-то с надеждой на новые порции адреналина, кто-то в ужасе подрагивая под одеялом и мыслью "...ну зачем я в это ввязался?!", ну а перед чьим-то мысленным взором стояла изящная девичья фигурка и благосклонный взгляд ставших неожиданно милыми глаз. Общее, 13 июня - 14 июляСледующее утро прошло без приключений - видимо, запас случайностей у судьбы на время исчерпался, и дальнейшее плавание проходило спокойно, даже однообразно. День-ночь, день-ночь, под ритмичный звон отбивающей склянки рынды. Погода благоприятствовала - почти все время дул ровный попутный ветер, "Отважный" оставлял за кормой милю за милей, неуклонно приближаясь к пункту назначения. Возможно, офицеры даже слегка расстраивались - небольшой шторм помог бы потренировать матросов, лишенных этого "удовольствия" из-за отсутствия времени на учения по спуску-подъему парусов и маневрированию, а встреча с противником подходящего размера позволила бы пушкарям наконец продемонстрировать замучавшему их наставлениями по перезарядке и прицеливанию Криспу что они вполне усвоили его уроки. Морские пехотинцы же, не обремененные необходимостью оттаскивать на пол-мили от брига бочонок-мишень, каждый день развлекали Роунжа стрельбой по вывешенным на реях мишеням. Зачастую к морпехам присоединялись свободные от вахты офицеры, и даже пассажиры - Роунж только поморщился, увидев мисс Деннис с пистолетами. Однообразие плавания не могло не сказаться на настроении команды. Только вахтенные Стюарта по-прежнему держались бодро и приветливо, с энтузиазмом и умением исполняя команды - чем уж на них так влиял молодой мичман, науке осталось неизвестно. Матросы Флеминга, изначально показавшие себя весьма неплохо, стали ещё проворнее управляться с парусами, но настроение у них заметно ухудшилось - порой можно было услышать в ответ на отданный приказ недовольное бурчание, границащее с неповиновением - благо, до этого пока ещё не доходило. А уж Салливану совсем неповезло. В первые дни плавания его набранные с-бора-по-сосенке матросы радовались как дети - кораблю, морю, были приветливы и вежливы. А потом до них начало постепенно доходить, что койки неудобные, сухари - жесткие, офицеры, строгие, а канаты натирают мозоли. Служба неслась из рук вон плохо - если на проступки вахты Флеминга ещё можно было закрыть глаза из-за быстой и слаженной работы, то парни Салливана неоднократно попадали под линек боцмана - и тем не менее упорно отказывались чему-то учиться. Френсис КавиллЧерез несколько дней боль в ногах прошла, как будто её и было, и теперь о случившемся первому лейтенанту "Отважного" напоминала только герцогиня, неустанно восторгающаяся его смелостью и самоотверженностью - эта тема была её излюбленной при быстро ставших традицией обедах в кормовой каюте. В остальном же плавание шло своим чередом - смена вахт, уточнение координат, выговоры боцману за пьянство, тренировки и учения - правда, на учениях Френсис выступал скорее в роли наставника, чем учился сам. Увы, тренировки ничего не дали. Видимо, твои умения и так превышают то, что можно достичь в условиях корабля и без инструкторов :) Николас УотсонВ перерывах между отвешиванием оплеух парням Салливана и потреблением рома, который, кстати, уже кончается, излазал с молотком и зубилом весь "Отважный", от киля до клотика, легко находя малейшие дефекты и изъяны древесины. А вот редкие несистематичные тренировки с саблей и пистолетом, увы, не дали никакого эффекта - боцман явно переоценил свои силы в потреблении алкоголя, за что пару раз даже получил выговор от старпома.
И да, ещё приходилось терпеть выходки мисс Деннис - ибо та каким-то чудом пронюхала про запрятанное спиртное.
Навык "Плотничество" увеличен на 5.
Навык "Дееспособность в пьяном виде" уменьшен на 5.
Ян СалливанНе-по-вез-ло. Весь опыт общения с матросами в этом плавании мичману совершенно не помог - любой его приказ воспринимался чуть ли не в штыки, и даже редкие случаи одобрения воспринимались моряками как издевки. Очевидно было, что при первой же возможности - то есть, скорее всего, уже на Ямайке, - эту вахту надо будет срочно "разбавить" пополнением. Джон Б.СтюартСтюарту повезло намного больше. Опыт, и исполнительность матросов давали мичману возможность не сильно озадачиваться учебой - что он с удовольствием и делал, проводя время в свое удовольствие, и в тоже время демонстративно (и часто весьма успешно) делая вид что это его авторитет поддерживает порядок на борту корабля во время его, Стюарта, вахт, в близком к идеальному состоянии. Кристиан ФлемингТо ли стараясь исправиться после полученного в первый же день выговора, то ли для того, чтобы пореже растворяться под пристальным взглядом графини (приглашения на обед в каюту герцогини отклонять было невежливо, и там уж волей-неволей приходилось смущенно краснеть под лукавыми взглядами Николь), практически весь месяц провел на мачтах, осваивая сложнейший механизм взаимодействия ветра и парусов - в чем достиг определенных успехов, начав каким-то внутренним чутьем понимать какой шкот надо выбрать, а какой - подтянуть, чтобы выжать из "Отважного" ещё четверть узла - казалось бы, мелочь, но эта мелочь могла в определенных условиях круто изменить судьбу корабля. Правда, в остальных ставших общекорабельными тренировках, как то фехтование и стрельба из пистолета, мичман особого таланта не проявил.
Перк "Ловец ветра": +15 к навыку управления двухмачтовыми судами; +5 при другом количестве мачт;
Повышение навыка "Лазание по канатам и цепкость" с +10 на +15.
Джек Джим РоунжКапитан морской пехоты, волею начальства исполняющий, по сути, обязанности сержанта, гонял своих подчиненных, как говорится, в хвост и в гриву. Под его чутким руководством и ненавязчивыми тумаками солдаты все лучше и лучше постигали нелегкое искусство стрельбы с качающейся палубы. А для особо "одаренных" у Джека был особый стимул - флейта. Особенно если поблизости оказывался первый лейтенант со своей скрипкой - под музыку тренировки проходили намного шустрее и эффективнее.
навык "фехтование" увеличен на 5;
Перк "Шарпшутер": +10 к стрельбе из длинноствола
+10 к стрельбе отряда
Джеймс Патрик ЛинчКорабельный эскулап провел прошедшие недели весьма и весьма интересно и разнообразно - под его присмотром сломанная рука матроса с "Элизабет" быстро и без осложнений срасталась, а почти ежевечерние партии в шахматы собирали зрителей, особенно когда напротив доктора усаживался чернокожий слуга графини, у которого, казалось, при виде точеных фигурок активизируется какой-то дополнительный мозг - играл Маркус на удивление хорошо, хотя по его обычному поведению это было сложно предсказать. Но сейчас речь не о нем. Доктор же, в дополнение к своим профессиональным талантам (кстати, как ни странно, в добровольные помощницы к нему подалась мисс Фландерс, неплохо зарекомендовав себя в этом качестве - обработку ссадин и ушибов, практически постоянных на корабле, она легко выполняла без руководства доктора), доказал на практике поговорку "кто лечит, тот и калечит" - тренировки в фехтовании частенько заканчивались поражением даже для по праву гордящегося своим умением владеть клинком Флеминга.
Навык "хирургия" увеличен на 5
Навык "фармакология" увеличен на 5
Перк "Холодный. Колющий. Режущий." +15 к фехтованию на саблях, +5 к фехтованию на другом холодном оружии;
Перк "Гроссмейстер": +10 на броски по интуиции и предугадывании действий противника, увороты от атак
Ник Мак ДжонсУвы, против амнезии даже всезнающий судовой врач оказался бессилен, и барон так и пребывал в блаженном неведении о своем прошлом - и о своем будущем, ведь зачем он плыл в Америку тоже оставалось для него тайной. Несколько раз он присоединялся к тренирующимся в фехтовании, и, хотя довольно неплохо владел шпагой, быстро забросил это занятие, предпочитая уединение где-нибудь в нелюдном уголке корабля. Зная о болезни, барона старались не беспокоить, рассудив что покой и отдых будут лучшим лекарством.
Разве что присутствие рядом мисс Деннис несколько раздражало - уж больно та была любопытна, стремясь узнать все обо всем.
Навык "Маскировка" увеличен на 5
Блэр ДеннисС первого же дня на "Отважном" мисс Деннис стала головной болью для офицеров, в основном для вахтенных мичманов, и боцмана. Любопытной и вездесущей девушке было интересно решительно все - она то оказывалась на грот-марсе, пугая своим неожиданным появлением задумавшегося там о... о жизни, скажем так, Флеминга. То приставала к тренирующимся в фехтовании и стрельбе, доводя до белого каления капитана морских пехотинцев. Впрочем, особых успехов в умении убивать девушка не достигла, и переключилась на другие времяпрепровождения, затерроризировав Уотсона расспросами про паруса и канаты - а на попытку боцмана отделаться от расспросов что-то шепнула ему на ушко, после чего тот смиренно терпел её общество. Паж герцогини, помня конфуз первой встречи, старательно (и весьма успешно) избегал Блэр, не желая снова попадать под град язвительно-насмешливых вопросов.
Ты знала. Знала, что он не тот, за кого себя выдает. "Барон Джонс" на палубе "Элизабет" был вовсе не бароном. И уж тем более не Джонсом. Почему ты никому ничего не сказала? Видимо, решила сама разобраться в причинах подобного перевоплощения, впрочем, барон старательно уклонялся от расспросов, мотивируя все отказы общаться амнезией. А была ли она, эта амнезия?...
На фоне этой интриги даже замеченные тобой постоянно бросаемые на твою подругу Феликсом Криспом - тем самым канониром, который принес её, бессознательную, в кубрик в первый вечер на "Отважном", - отошли на задний план, и ты даже не подкалывала Элизабет на эту тему. Впрочем, любопытство все равно играло и здесь, и когда оно все же пересилит малознакомое тебе чувство такта, ты спросишь у подруги - есть ли у неё какие-то чувства к Феликсу?...
Ну а боцман, замеченный за чрезмерным употреблением спиртного, сложенного в ящике в дальнем углу каптерки под баком, стал неистощимым источником знаний о парусах, канатах, конструкции корабля и тому подобным. Хотя и бурчал периодически "Шантажистка проклятая" - впрочем, беззлобно.
Получен навык: стрельба из пистолета, +5
Перк "Острый взгляд": +15 к проверкам на внимание и наблюдательность.
Элизабет ФландерсНаутро выяснилось, что Эдгара среди спасенных не было. Несколько дней Бэтти в печали сидела в кубрике, только изредка показываясь на палубе, но затем тоска постепенно рассеялась, особенно после того как девушка занялась более-менее рутинным делом - пусть помощь всезнающему мистеру Линчу на самом деле и не требовалась, но, убедившись в том что девушка действительно что-то понимает в медицине позволил ей справляться с многочисленными легкими травмами, неизбежными на раскачивающейся посреди океана скорлупке корабля. Также рассеиванию хандры способствовала укрепляющаяся со временем дружба с Блэр - тесный закуток кубрика и пережитое кораблекрушение сгладили разницу характеров обычно спокойной Бэтти и взбалмошной мисс Деннис.
Несколько раз, натыкаясь взглядом на барона Джонса, смутно припоминала что на "Элизабет" он выглядел как-то... не так. Может быть, это было вызвано его слабостью и подавленностью из-за удара по голове и амнезии?... Но, поскольку это были не более чем невнятные подозрения, до сих пор ничего никому не сказала - мало ли что тебе могло показаться.
А вот по поводу отношения к тебе Феликса Криспа тебе все было кристально ясно ещё с того момента, как ты ощутила осторожное прикосновение к твоей щеке, и, придя в себя после обморока, поймала на себе его взгляд... впрочем, эти чувства тоже пока что ни с кем не обсуждались.
Перк "Медсестра" +10 при оказании первой помощи (перевязки и т.п.)
ПатрикСправившись с шоком от перспективы месяц драить палубу и лазать по вантам, Патрик несколько дней вел себя "тише воды ниже травы", чем даже слегка удивил герцогиню, не привыкшую к такой исполнительности и послушанию. Но потом жизнь снова вошла в привычную колею, за исключением того что теперь Патрику приходилось избегать двух существ - кота и мисс Дэннис, которая так и не простила пажу нескромные взгляды в первый вечер её пребывания на "Отважном".
Навык "Скрытность" увеличен на 5;
Навык "Поиск-здесь-и-сейчас" увеличен на 5
Оливия Говард герцогиня Норфолкская, Николь Деверо графиня ЭссекскаяЖизнь на корабле оказалась весьма пресной, несмотря на просоленность всего и вся от порой долетавших до палубы брызг волн. Основными развлечениями были лишь наблюдения за тренировками стрелков, и обеды в компании старших офицеров брига. При этом Николь порой бросала загодочные взгляды на периодически приглашаемого на обеды Флеминга, заставляя его смущенно краснеть. За обедами сложилось своеобразное мнение о капитане - при всей вежливости и воспитанности, он показался искушенным в понимании мужчин девушкам... хм... чтобы не не оскорбить капитана словом "трусливый" скажем "малодушный". Чего нельзя было сказать об остальных офицерах, вполне соответствующих представлению дам о бравых моряках.
-
Никто не забыт, ничто не забыто =)
-
Завидую твоему терпению) отличная работа, отдельное спасибо за нее)
-
читается очень легко и приятно))) так что пожалуйста не говори больше что техник))
-
крута-крута-крута :)
двигаемся, блин! ^_^
|
Черные могучие тени падают на смугло-зеленую, почти бесцветную в ночном полумраке траву. Черные тени от огромных стен города. Черные тени от некогда могучих, а ныне – практически заброшенных сторожевых башен глухого городка Фрицдорф. Черные тени клубятся, дымятся, исходят черной синевой, пляшут во тьме, падая на грешную землю. Одна из них смело выступает из кромешного мрака местных пролесков, покрытых туманной дымкой - изойдясь приглушенным болезненным кашлем раненного или страдающего страшными недугами бедолаги, тень, смутно напоминающая человека в мрачном балахоне, продолжила движение к полыхающим огням окон-глазниц и факелам сторожки, возле которой мирно паслись храбрые защитники спокойствия и процветания города.
Приближаясь к городу, тень свернула чуть в сторону, обойдя спящего стражника, придерживающегося за кривоватую пику; беспокоить солдата на посту – самое неблагодарное дело даже для посланника Смерти. Проскользнув мимо, она согнулась неподалеку от городской стены, будто бы пытаясь найти что-то на земле, в кромешной темноте, а затем взметнулась в небо, преодолев, по крайней мере, несколько метров в своем странном, нечеловеческом прыжке. Стражник, очнувшись от своей праздной дремы из-за свиста или, может быть, гуляющего рядом ветра, неожиданно почувствовал сильный запах разложения – такого смрада он еще не чувствовал никогда.
- Чертовы свиньи, - пробурчал он, осматривая свои ноги на предмет источника запаха. Вскоре вонь исчезла, унесенная прохладным ветерком, а внимание солдафона вновь погасло, и пика вновь приняла свою главную и единственную роль, которая как нельзя кстати подходила под кривизну ее древка – так сладко спать, опираясь на нее, мог только стражник Фрицдорфа, какой-нибудь безродный Рольф Круцмек, сын мельника.
И пускай же он насладится последними часами относительного спокойствия, без пробуждения и страха. А когда придет Хаос, пусть встретит его без мешков под глазами, но с неотвратным пониманием собственной глупости. Да будет так.
Тень скользнула в переулок, бесшумно преодолев препятствие в виде шумно храпящего толстого мужика, обляпанного собственными излияниями с головы до пят. Сегодня убивать мирно спящих не следует, потому что смерть их всё равно неизбежна, и Отец наш приидет к ним во снах, и отдадут они ему свои души, как и тела.
Резко ворвавшийся в переулок разгильдяй, от которого разило пивом, чесноком и свиными экскрементами, пошатываясь, чуть было не врезался в почти неразличимую во тьме улиц тень. Разрушая законы притяжения, бродяга попытался перепрыгнуть лужу, скопившуюся под ногами, но не устоял и все-таки налетел на избранника Бога Отчаянья и Гниения, на того, в чьем сердце пылает любовь к Повелителю Мух, Папочке Нурглу.
Прорычав что-то нечленораздельное, пьянчужка поднял голову и увидел то, чего увидеть не ожидал. В глазах его загорелся ужас и страх, лицо его побледнело и стало белее гашеной извести, волосатые руки нещадно затряслись, а толстые пальцы впились в худые, но широкие плечи, обмотанные тряпками.
На перебравшего мужичка смотрели горящие ядовитой зеленью глаза, засевшие в глубоких черных глазницах; носа у незнакомца не было совсем, а зеленоватая изъеденная болезнью кожа, местами покрытая волдырями и пузырьками гноя, заставила разгильдяя тихо вскрикнуть и отшатнуться, при этом измученное чревоугодием и чрезмерным количеством принятого на душу второсортного алкоголя тело, теперь уже подчиняясь физическим законам, безвольно шлепнулось в лужу грязи.
Незнакомец смотрел на человека, и на порванных недугом губах его появлялось некое подобие улыбки, приводившее мужчину в невыносимый ужас и трепет. Он не мог пошевелиться. Не мог вздохнуть. Он даже смотреть на это не мог, но что-то заставляло его делать это. Рука безмолвной тени потянулась к поясу, в ночном мраке сверкнул металл, и горловой крик ужаса огласил окрестности, и даже совокупляющаяся в телеге с сеном парочка на миг остановилась, и потная пышная селянка с вмиг протрезвевшим взглядом прошептала:
- Что это?
И ночь ответила ей – Это смерть.
В трактире было тепло и уютно. Смиренный раб своего повелителя, не нарушая тишину, воцарившуюся в питейном заведении, спустился по лестнице вниз, в главную залу. Способ, коим он попал внутрь, остается загадочно-интересным, да и логичным вполне для такого, как он.
Узрев за столом смутно знакомого персонажа, отличающегося от остальных местных жителей, встреченных по пути сюда, не только внешним видом, но и мрачным ореолом таинственности, который у простых крестьян заменяется ореолом винного смрада, адепт Нургла медленным, уверенным шагом направился к столику. Подойдя, садиться не стал, но лишь протянул хаоситу на удивление «свежую» и чистую руку с белесыми пальцами, расправленными для рукопожатия. Карминовые капли, стекающие по запястью из-под полы, немного испортили больную шутку, поэтому рука быстро «шмыгнула» на стол, хлюпнув застывающим мясом. Обрублена по локоть, а срез такой чистый, какого не добьешься даже самым острым топором.
Шутник уселся напротив сидящей. Лицо его было укутано тряпьем, и лишь горящие в полумраке зеленью глаза выдавали в нем не просто больного извращенца, но нечто большее:
Нечто воистину проклятое, уже не живое. Нечеловеческое.
|
Крысенок обернулся, поглядел своими бусинками-глазами на хозяйку, лапки поднял, а голову на бок опустил. Будто бы сказать что-то хотел. Или извиниться. Но промолчал. Как обычно. Всегда молчит. И в этом есть плюсы, огромные, пушистые плюсы. Он не ворчит, не включает на всю возможную громкость «Полет Валькирий», не дает космическим кораблям глупые названия и не надоедает своим эксцентричным юмором. Он просто смотрит на тебя выразительными глазками, водит хвостом из стороны в сторону, носиком своим розовым ведет по воздуху, мягко пронюхивая обстановку, а потом, будто бы успокоенный приятными нотками твоего голоса, миролюбиво вжимается в твои ладони. Ты тихонько его отпускаешь. Бесшумно спрыгнув на пол, грызун втягивает в себя освеженный кондиционерами воздух, тихо и доброжелательно пищит и, быстро перебирая лапками, удаляется куда-то вдаль. Переговорив с остальной частью команды, которая, кажется, делает вид, что очень занята, удаляешься. Ищешь глазами хотя бы призрачный намек на столовую. Покинув мостик, натыкаешься на лифт. Маленький проход на два других уровня корабля: вверх – к каютам экипажа и просторной, по слухам, кают-компании; вниз – в технический отсек. Обслуживание – вещь важная. Можно было бы проверить все системы, на всякий случай. Но приоритеты уже расставлены. Кушать хочется сильнее. Недлинный коридор, слева в темноте отчетливо узнается силуэт массивной двери с иллюминатором из толстого стекла, - именно эта дверь стала вашим Рубиконом. Нет пути назад. Не было, когда вы переступили эту черту. Отведя взгляд, идешь дальше. Еще один коротенький коридор. И, наконец-то, камбуз. Хотя, это скорее кают-компания под номером два: небольшое помещение, оборудованное по последнему слову техники – крупная дверь стенного холодильника, разные встроенные ящики/шкафчики с металлическим блеском на поверхности, пульт управления напротив входа, терминал, большой автомат с сухпайками и снэками, водой и соками. В общем, рай для умеренного чревоугодия – всё-таки, космический полет, а не поход в ресторан – нужно знать меру. Да и на вкус это не так приятно, как Пекинская утка под соусом. Хотя вполне себе на уровне еды для пионеров космоса, да. Видишь, как Мафся, стоя перед автоматом, жалобно смотрит на спрятанную под стеклом пищу, уныло шевеля хвостиком. Даже самым умным крысам во вселенной нужно питаться. --------- Смотришь на приборную панель. Мигающие кнопки, мелькающие символы, зеленые экраны, заливающие своим тусклым светом твое бледное лицо. Красота. Почти как дома. Знаешь, куда нажать, чтобы задать курс лично, хотя автоматическая система уже проделала всю работу. Знаешь, куда нажать, чтобы вызвать небольшой сбой в системе электрификации. Знаешь, куда нажать, чтобы выключить искусственную гравитацию на корабле. В общем, паразит ты, Вася. Но паразит добрый. Потому что не делаешь пакости, с гнилой улыбкой слушая, как твоя спутница бьется лбом об набегающие на нее стены в темноте. А только пересматриваешь брифинг. Группа Свободного Поиска №172
Состав группы:
• Василий Топпенберг, техник. Уровень допуска – три, зеленый.
• Вера Старовски, пилот. Уровень допуска – три, желтый.
• Крыса по кличке «Мафс», ручная. Уровень допуска – отсутствует.
Цели исследования:
Совершить пробный полет в систему Дзета Сетки. Установить точное количество космических тел, находящихся под магнитным воздействием двойной звезды. Совершить посадку на планету с уровнем ОБА (Относительной Безопасности Атмосферы) не меньше трех. Провести исследования, взять пробы, установить возможное наличие жизнеспособных организмов. Полный список необходимых исследований смотрите в приложении №2.
Дополнительная информация:
*извините, доступ будет открыт только при желтом уровне допуска* Обидно. Хотя и не невозможно, с твоими-то способностями.
|
|
- Вер, не сходи с ума, - спокойно улыбнулся я, видя восторг своей спутницы. - Мы еще не взлетели. Сейчас еще откажет топливная система - и все. Жди потом пару месяцев, пока они ее там починят...
Усевшись в мягкое кресло, я не думал. Не думал о том, что мы покидаем и куда летим, что нас ждет, и стоит ли вообще лететь. Может, там и не было ничего интересного, не было там обещанного рая, а я буду скучать о родном доме, матери, Учителе и удобной ванне еще несколько ближайших лет - может быть.
А может, это будет незабываемое, невероятное путешествие, в котором будет... будет что-то. Что-то потрясающее из того, о чем рассказывал отец, или нечто новое, совсем необъяснимое... Хоть что-нибудь, а не эта обыденность, охватившая мой род.
Я не знал, что там будет, но я решил лететь уже давно. И поздно было что-то менять, а потому я и не думал - незачем было. Сейчас мои мысли сосредоточились только на системах корабля и взлете: это было серьезно, мы могли умереть, пытаясь выбраться из этих плотных атмосферных слоев. И да, я немного нервничал.
- Есть, капитан, - по уставу ответил я, ибо нас слышала "Луна-1". - Начинаю проверку бортовых систем.
Руки потянулись к пульту управления, быстро находя нужные тумблеры и кнопки. На послушном экране загорелась техническая информация, пошли столбцы каких-то цифр, а что-то внутри корабля заурчало. Я-то знал - это был обычный кулер, заработавший рядом с процессором, но понадеялся, что для Веры он только добавит интригующей атмосферы.
- Воздухо-комрессорная система в норме.
- Электросеть и энергоподача в норме.
- Двигатель и трассеры в норме...
На мгновение я задержался, вдруг резко осознав: я же сейчас полечу черт знает куда... Вдвоем с этой девушкой - молодой обычно девушкой, ничего не понимающей в системах корабля. В них понимал только я - только мои знания. А если что-нибудь случится?! Я что, - великий инженер-проектировщик космических кораблей?! Посреди космоса, огромной гигантской штуки, убивающей людей за секунды - мы будем лететь только своими силами! И больше никого рядом не будет - ни учителей, ни сервисных рабочих, ни госпиталя, ни космических верфей... Только одна голая и холодная пустота. И только мы вдвоем. Многие, многие недели - оторванные ото всех... От любой помощи.
Это было страшно. Меня чуть не охватила паника, но вместо нее я попросту глубоко вздохнул и взглянул на Веру. Она ждала от меня продолжения проверки - надо было взлетать, все уже было решено.
- Акустическая система в норме, - доложил я уже вне протокола и щелкнул тумблер активации музыкального сопровождения.
По всему кораблю неожиданно зазвучали тревожно-помпезные скрипки Вагнера. Это был "Полет Валькирии", который мне показался самым подходящим к такому моменту. По моему лицу расползлась довольная улыбка и страх моментально куда-то ушел.
- Помирать - так с песней! Да, Вер? - весело воскликнул я, улыбаясь во все уши.
- Главный компьютер - в норме!
- Системы охлаждения технических блоков - в норме!
- Система терморегуляции - в норме!
- Система поддержания газовых концентраций - в норме! - востороженно продолжал я перекрикивая неумолкающего Вагнера. Валькирии летели над полем кровавого боя на своих белокрылых конях, а мы - скоро должны были полететь на своем "Майском Жуке". Туда, к звездам, в чернеющую пустоту космоса, навстречу хоть чему-нибудь!
- Топливная система... - я резко осекся и с ужасом глянул на Веру, ожидая панической реакции. - Да, тоже в норме! Бортовые системы к взлету готовы! Трапы отстыкованы! Уровень кислорода отрегулирован! Отсеки загерметизированы, экипаж - пристегнут!
Продолжая издевательски улыбаться, я затянул на себе ремни и уже шепотом добавил:
- А чем тебе мое название-то не понравилось? Вполне себе серьезное...
|
Ты смотришь на ночное небо – оно усыпано миллиардами звезд, полыхающих на расстояниях, измеряемых миллиардами километров. Они так далеко, но тебе кажется – стоит протянуть руку, и они уже так близко. Ночное небо в Новом Архангельске всегда чистое, и ты с легкостью угадываешь даже самые туманные и не очевидные созвездия, потому что знаешь это небо, как свои пять пальцев. Ты не можешь уснуть сегодня ночью, потому что волнуешься – ведь завтра тебя ждет отчаянный полет в бездну, в бесконечную пучину бескрайнего космоса, туда – к далеким, притягивающим своей упоительной красотой звездам, где нет ни тянущихся вверх небоскребов, чуть ли не задевающих своими верхушками защитный энергетический купол; там нет людей, нет аэрокаров, нет ни привычных тебе технологий, культуры, быта – там лишь неизведанная, нетронутая, чистая красота, которой можно наслаждаться, лишь кинув мимолетный взгляд из-за толстого стекла иллюминатора.
Легкое прикосновение прохлады. Развесистые ветви елей качаются на мягкому ветру, запах хвои и сочной листвы под ногами, звук шуршащей мягкой травы и серенада не спящих вместе с тобой этой ночью цикад. Идиллия, которую нарушит искусственный дождь. Все точно по расписанию. Теперь и на Луне идут дожди. Ты поднимаешься с гамака и, тихонько прошелестев зеленью, уходишь в ночь, туда, где скрылся свет твоей комнаты. Балконная дверь затворилась. И ровно через тринадцать секунд за окном сверкнула молния, и крыша-парк утонула в прохладе летнего ливня и звуках тренькающих по металлическим оградкам капель.
Пора спать. Завтра будет тяжелый день. Ответственный день. Такое мероприятие нельзя пропускать. Поставил будильник. Пожелал самому себе спокойной ночи. И понял, что сомкнуть глаз не удастся – слишком интригующее предстоит событие.
Утром аэротакси доставило тебя прямиком к космодрому – огромное белоснежное здание, прозрачные стены из стеклопластика, приятное румяное лицо пышного начальника в темно-синем пиджаке и его мягкая рука с пухлыми пальцами на твоем плече. Инструктаж провели еще вчера, сегодня – короткий брифинг за булочкой с малиновым джемом и чашкой несладкого чая. Николай Петрович Ганза, куратор данного полета, еще раз проверил, что экипаж полностью готов – каждый должен знать свое место и помнить устав Группы Свободного Поиска.
Первоочередная цель – система Дзета Сетки. Когда-то люди верили, что возле этой двойной звезды существует инопланетная цивилизация. Сейчас об этом, наверное, уже и не помнят. А если и помнят, то воспринимают только как "утку".
Ганза внимателен, по его лицу видно, что все серьезно. Он наказал выходить на связь каждые восемнадцать часов, строго-настрого запретил приземляться на планеты с жестокими атмосферными условиями, даже несмотря на то, что скафандры у вас есть, точно так же, как и есть и необходимые умения. «Только в крайнем случае» - отметил он своим теплым, но сухим голосом, поправляя очки. Этот добрый, умный и образованный мужчина, профессор космологии, веселый и уверенный в себе человек вдруг резко превратился в сурового и совершенно холодного профессионала. Еще бы.
Это ваш первый выход.
Собрались. Прошли по длинному переходу, проехали на элеваторе, прошлись по бетонной платформе и увидели, наконец, свою «птичку», как ее называли все стажеры: космолет класса «Майский Жук», зверь, а не насекомое.
Распрощались с Ганзой и начальником космодрома, в ускоренном темпе повторив основные цели. Погрузились. Мир остался за иллюминатором. Мостик. Бортовой компьютер. Удобные сидения.
И шипящий голос оператора, доносящийся из динамика бортового компьютера:
- «Свет-13», говорит «Луна-1». Доложить о состоянии готовности.
|
|
- Успокойтесь, дочь моя, встаньте, - я встал со скамьи, чтобы помочь ей подняться, - вы не сошли с ума, я верю вам, ибо, - я перешёл на вкрадчивый шёпот, перестав улыбаться, - я сам разыскиваю сейчас этих исчадий, могущих причинить ещё не мало вреда народу Господнему, - священный трепет наполнял мою душу пока я произносил эти слова, безграничная вера в Творца вытесняла всякую тревогу перед доселе неизвестными мне тварями, до краёв наполняя моё сознание умиротворением, счастьем единения с Богом.
На миг я о6озрел всё, что происходило вокруг меня с какой-то иной стороны: эти облака, разверзнутые своим неземным великолепием, тянули ввысь, завораживали, напоминая о вечном, бескрайнее небо отвлекало от земного, синева... И как я не замечал всего этого каждый день? Приветливо светящее солнце, ласкающее всё живое, всё созданное Отцом, улыбалось мне...
Я любовался пышностью небесного, казалось, веками, но на деле же пролетел всего один краткий миг.
"И что меня могло в такой ситуации нагнать на столь возвышенные мысли?" - запоздало влетела в голову мысль, и тут же исчезла, уступив место реальности.
Картина в сознании пропала, и я вновь увидел девушку, которую хотел поднять с колен. Миловидное личико, заражённое отчаянием, смолянистая коса, перекинутая через правое плечо.. Слёзы, стекавшие с щёк из прекрасных глаз, вынудили меня несколько мгновений созерцать её, прямо-таки, блистающую красу, ещё более яркую и безбрежную благодаря - невольно - тому состоянию души, в которое она оказалась ввергнутой. Только тут я понял, что стало причиной моих мыслей.
"Она сама прекрасна как Богоматерь, тугая коса медленно плыла в моём воображении как облака, свет её глаз подобен лучам солнца, осеняющих меня".
Несколько мгновений я так и стоял полуприсядя, протянув ей руки, чувствуя как бьётся её сердце, слыша её прерывистое дыхание. Стоял, потеряв дар речи, утопая в красоте этой девушки, уносясь с ней словно щепка, бурным течением реки.
- Я вам верю, - почему-то глуповато повторил я и, стараясь выйти из нелепого на мой взгляд положения, спросил, чтобы хоть как-то разорвать воцарившееся молчание- как ваше имя?
|
|
|
Такума... кто же ты, кицунэ, как оказался ты в этом теле? Демон ты, или оборотень?
Валентина брела по улице вслед за неторопливо шествующим котом и вспоминала уроки старой Алфхилдр...
- Есть старая восточная легенда, - монотонно вещала старуха, гладя в огонь. - Некогда правителем Осаки был некий Этидзэн. Супруга его жила на востоке, отдельно. Женской прислуги у него в доме не было, свое ложе он предпочитал делить с мальчиками или молодыми мужчинами.
Алфхилдр пристально посмотрела на воспитанницу:
- Однажды вечером его навестил слепой музыкант по имени Кото в сопровождении слепого отрока лет двенадцати-тринадцати. Всю ночь они слушали музыку. Уже под утро, когда был потерян счет выпитым чашам, все удалились на покой в соседнюю комнату. Едва они погрузились в крепкий сон, как слепой отрок, пришедший вместе с Кото, принялся будить их криками: "Вставайте! Вставайте!" Никто не отвечал, пока в конце концов сам правитель не соизволил осведомиться: "Что случилось?" - "Только что раздвинулись ширмы, кто-то вошел в комнату", - отвечал отрок. "Посмотрите, кто там пришел!" - крикнул правитель. Все сразу же вскочили и при свете свечей осмотрели все вокруг. Кроме них самих и домашней любимицы-кошки, которая умильно играла хвостом, в комнате никого не было. "Это, видно, ему приснилось", - решили люди. Но отрок продолжал упорно твердить, что кто-то вошел в комнату. "Не болтай чепухи, не мешай спать!" - сердито прикрикнули на него люди и, надавав ему подзатыльников, снова улеглись.
Пронизывающий северный ветер врывался в дом. забираясь под складки одежды, пробирая до самых костей, но Валентина не смела пошевелиться, слушая старую ведьму...
- Как-то раз, - продолжала Алхифидр своё повествование, - после дневного сна, выглянув в сад, правитель увидел, как эта кошка принесла в зубах рубашку малолетнего ребенка, встала на задние лапы и обернулась прелестной девушкой. "Ах, вот оно что! - подумал Этидзэн. - Стало быть, мальчишка говорил правду. Это она вошла тогда в комнату." Кошка перемахнула через высокую ограду и скрылась. Дождавшись, пока она вернется, он приказал посадить ее в полотняный мешок и сбросить в реку с моста. Кто-то из слуг пожалел ее, сказав: "Она так хорошо ловила мышей", но ему поведали обо всем происшедшем, и он больше не вступался за нее.
Угасающие языки огня плясали в очаге, бросая отблески на иссеченное ветрами лицо старухи, отражались в янтарных глазах Валентины, скользили кошачьими тенями по стенам дома.
- Запомни, енте*, в священных книгах сказано, что тысячелетняя лиса может превратиться в красавицу, столетняя мышь - в колдунью. Старая же кошка может стать оборотнем с раздвоенным хвостом. - Алфхилдр поворошила угасающие угли. - Кошки-оборотни, как и лисы, чаще всего принимают женский облик. В кошку чаще всего оборачивается дама, погибшая из-за мужчины, или от его рук. Она использует всю мощь кошачьей магии для отмщения обидчикам, по ночам вытягивая из него жизненную силу и доводя до страшной гибели. Кошки могут собираться целыми стаями, сплетая настоящую шпионскую сеть. Они собирают информацию и докладывают ее своему главному кошачьему боссу на ночных сборищах, которые проводятся обычно в пустующих домах. С неугодными кошки-обооротни расправляются страшно - пожирая людей, и не чураются вампиризма. Но если ты найдешь с ними общий язык - они будут хорошими помощниками тебе, Валентина. - Алхифидр торжественно воздела палец. - И самое главное - это имена силы. Инари, Баст, а также Сехмет, Фрейя, Геката, Дурга — имена Госпожи Кошек, одного из духов-покровителей кошачьих оборотней. Она аспект великой силы Налы — безумного созидания и женского начала. Госпожа Кошек воплощает материнство, заботу и страсть Налы. Уверенная в своём могуществе, Баст не делает броских жестов и не требует поклонения. В её присутствии стихают звуки, и ясно слышен её мягкий, заботливый голос. В ярости, защищая своих детей или природу, она нападает со всей свирепостью загнанного в угол льва, с беспощадностью богини войны.
Валентина тряхнула головой, отгоняя воспоминания и вновь взглянула на кота, мирно умывавшего мордочку посреди пыльной, залитой ярким мертвящим светом дороги. Невероятно древнее животное, с одним хвостом... Кто же ты, кицунэ, как ты принял эту форму?
- Расскажешь свою историю, Такума-сан?
|
Марионетка... В умелых руках опытного кукловода, старого, мудрого, усталого мастера. Нити свивались в клубок, вплетаясь в ткань извилин, и вели куколку к ней, Валентине.
Старая ведьма ждала ее, это она послала Зов, услышанный, увиденный во сне, Зов пронзивший Валентину щемящим чувством опасности и мертвящего ужаса, загнанного туда, вглубь, где таились самые жуткие призраки знания.
Кто же ты, мудрая Николь, иссохшая тень женщины, лежащая в кресле? Из последних ли своих сил, собранных воедино, ты послала сигнал, достигший душ Ведающих, чтобы потом рухнуть без движения, покрываясь пылью, умирая заживо - и всё же, невероятным усилием воли ты выслала мне эту куклу, не так ли, Николь?
Как непохожа была эта замшелая, запущеная хижина на привычное обиталище Валентины.
Алфхилдр, прямая, как палка, выдубленная морем до каменистой твердости, сидела на нагретом солнцем белом камне и пронзительными белесыми глазами следила за припасами, привезенными на рыбацкой лодке.
Олаф, рослый могучий рыжебородый мужчина. староста ближайшего посёлка, почтительно склонился перед старухой, которая скрипучим монотонным голосом выговаривала ему за нерадивость сыновей, присланных на починку крыши. Парни стояли тут же, опустив понуро лохматые головы - и взгляд отца из-под кустистых бровей не предвещал им ничего хорошего...
Валентина медленно прошла по комнате, коснулась засохшего букета, издававшего тяжелый запах сладковатого тлена, повернулась к безжизненному телу старухи, провела своими чуткими пальцами по дряблой сморщеной щеке, присела на корточки, заглянула коту в изумрудные умные глаза:
- Я пришла, Николь. Отпусти куклу.
|
Подруга-Ночь заботливо укутала город столь желанной и необходимой многим темнотой. Без тени смущения и, уж конечно, без зазрения совести она подгоняла ночных существ, ее посулы были полны золота, крови и насилия. Обычная картина, не вызывающая эмоций или переживаний, очередная чехарда жизни и смерти веселой гурьбой пронесется по улицам богом проклятого города. Странно... Но для некоторых жителей подобные истории казались отвратительно сочиненной сказкой, рассказанной загулявшим бардом, пропивающим последние портки.
Двое жителей улиц, пробираясь сквозь спящий дом, относились к категории разочаровавшихся. Их сказка оборвалась едва начавшись и теперь грозила серьезными неприятностями, малосравнивыми со всеми предыдущими. Божественное провидение, элементарное везение или просто стечение обстоятельств, кто его знает что именно, но они смогли уйти незамеченными. пару раз половицы предательски скрипнули, заставив затаить дыхание и вжаться в стену, но за этим ничего не последовало. Уже оказавшись у входа, Шуми приметила небольшую шкатулку, служившую пристанищем для ключей, потеряв было интерес, она вдруг заметила неяркое поблескивание на самом дне, спустя секунду на свет было извлечено изящное золотое кольцо, украшенное маленькими прозрачными искорками, вскоре кольцо уже принадлежало юной воровке.
Внезапно тишину прорезал сдавленный стон, казалось он принадлежал хозяйке. Переведя дух и медленно продвигаясь вперед, вы оказались прямо напротив садика. Еще один очень томный и глубокий вздох оповестил вас, что вы не одни. Быстро пригнувшись, вы избежали опасности...которой на самом деле и не было. прямо напротив кустов, рядом с беседкой странно подергивалось человеко подобное существо. Полностью обнаженное, с торчащими в разные стороны волосами, оно периодически несинхронно и, что удивительно, на разные голоса стонало. Формой существо напоминало четвертую букву в вывеске "кузнец". Привыкнув к темноте и, поняв, что существо явно смотрит в другую сторону, Шуми вдруг осенило. Ее взору открылось ни что иное как супружеская измена, причем сразу с двумя мужчинами. Живя на улице, девочка прекрасно знала, что могут сделать мальчики с неуспевшими скрыться девушками. волна отвращения подавила все остальные чувства, в том числе и страх, но зрелище странным образом притягивало к себе внимание. "Существо" сложилось на землю и теперь представляло собой бутерброд, в середине которого оказалась Вельма. Дернув головой и едва не опорожнив желудок, Шуми, таща за собой Мелкого, направилась к воротам. По дороге она встретила небрежно разбросанную одежду, принадлежавшую мужчинам и хозяйке. Калитка оказалось не запертой. Терпкий ночной воздух улиц вновь наполнил легкие, возвращая детей улиц с небес на землю. Этот день научил очень многому, пожалуй даже больше чем им того хотелось.
|
Боже мой! Тетушка никогда еще не видела Амели такой взволнованной. Да, она всегда искренне переживала за всех горожан, и все новости, которыми так любила делиться, непременно пропускала через себя, но еще никогда она не прибегала к подруге такой неопрятной. Пестрое платье было невыглаженным, волосы непричесанными, обычно аккуратно подведенные глаза - бледными, тревожными и суетливыми. Влетев в комнату, она сразу же скороговоркой начала выдавать последние новости. Они уже не были шоком для Тетушки, потому что то же самое было в записке мужа, но легче от этого не становилось.
Подруга резко замолчала, выдав шквал эмоций, и растерянно смотрела на Мари. Тетушка очень не любила такие моменты, когда люди ожидают от нее мудрости и утешения, от которых она сама не отказалась бы...
- Амели, дорогая, прежде всего, успокойся. Давай я сейчас сделаю тебе кофе, и ты спокойно расскажешь мне, что к чему, хорошо? Я уже знаю о Рози, Андрэ с утра ушел к Жаклин, оставив мне записку. Но вряд ли мы с тобой можем сейчас чем-то помочь ей, я подозреваю, что там и так уже много людей, включая жандарма, не хотелось бы тревожить ее понапрасну.
Хотелось занять чем-то руки, и Тетушка заходилась делать кофе. Язычки газа привычно ласкали потемневшие бока турки, аромат кофе наполнял комнату и немного успокаивал.
- Давай я все же займусь выпечкой, тесто и так уже перестояло. Нехорошо оставлять полгорода без хлеба, даже в такие дни должно оставаться что-то неизменное...
На самом деле это была хитрость - привычное дело занимало руки и часть сознания, давая отсрочку осмыслению происшедшего, время подумать и возможность не смотреть в глаза подруге, выдавая собственную растерянность и встревоженность.
- А ты пока расскажи мне об этих чужестранцах. Они ко мне не заходят, а ты же знаешь, что я редко выхожу в город.
Чужестранцы... Холодный ветер и холодные слухи. Любое упоминание о них было тревожным и нелестным. Даже дряхлая ведьма-отшельница (хотя не такая она и старая, Мари еще помнила ее волосы смолисто-черными, а колкие глаза на холодном, но красивом лице - яркими, не выцветшими), и та заговорила о чем-то плохом. Их городок нечасто навещали туристы, еще реже кто-то оставался надолго, и никто не мог понять толком, что же нужно в Лендае этим людям. Тетушка не успела еще выработать собственного однозначного отношения к ним - она не любила быть субъективной, а здесь, с одной стороны, все, что она слышала о них (и не только от Амели), было странным и пугающим, с другой же - она ни с кем из них не была знакома лично и искренне верила в доброту людей, поэтому не могла предположить, что они так уж страшны. Возможно, инертное сознание горожан просто не принимало новоприбывших.
Но вот если исчезновение Рози как-то связано с ними... Пожалуй, даже Мари не удастся остаться непредвзятой...
|
Снова выслушал, на этот раз немного «живее» изображая некую смесь из удивления, заинтересованности и атрофированного внимания. Информация – полезная, очень важная цепочка в процессе, который называется «игрой». Информация – это основа, фундамент всей игры. Имея при себе актуальные, правдивые сведения о других игроках, можно запросто, - ну, или с небольшими сложностями, - выработать основную стратегию, выбрать доску для игры, поле боя, так сказать, на котором будут проходить основные действия. Знать противника в лицо – очень важно. Но знать его со всех сторон, коими он себя показывает посторонним – еще важнее.
Держи друзей близко, а врагов – еще ближе. Кажется, так говорят? В случае Джона Булла первую часть изложенной мудрости можно было опустить за ненадобностью.
Небрежно кивнул головой, как будто бы поблагодарив. Повернулся, направился туда, откуда доносятся воистину приятные сладкие запахи, будоражащие ту крохотную часть воображения, которая отвечает за гастрономические визуальные образы, фигурирующие в сознании.
Легонько толкнул дверь рукой. Едва слышно скрипнув, она отворилась. Прошел внутрь, тяжелой и неспешной поступью шагая по мягкому ковру, при этом медленно, как бы невзначай оглядывая помещение, примечая расположение столиков и стульев, окон, канделябров, картин, стоек и прочих элементов интерьера. К тому же, отыскивая отсутствующим взглядом нового постояльца.
Запах мяса, яичницы, чашки кофе и одной-единственной сигареты. Иногда кажется, будто для счастья человеку нужно немного. Но, как бы не прискорбно было это признавать, счастье это, помаячив на границах замкнутого разума, ускользает, уплывает сизой дымкой, заставляя гнаться за ним; впрочем, всегда такие попытки оказываются безуспешными и чаще всего кончаются инфарктами, проблемами с лишним весом или раком легких.
Но это отнюдь не значит, что человек не может себе позволить минутную слабость.
|
|
|
|
|
Мягкое тепло утреннего солнца, выглянувшего, наконец, из-за серых облачков, растягивающихся пушистой ватной пеленой по мрачноватому небу, греет сердце любого, кто любит жить. Тебе становится радостно и тепло. Ты любишь жить, несмотря на проблемы, что постоянно тревожат тебя и твою семью вот уже несколько лет. Проблемы наплывают, словно штормовые волны – они с титанической силой бьют вас, простых крестьян. Мор, неурожай, болезни и голод. Война. Война, кровопролитная, хотя и вялотекущая – некоторые говорят, что Император проиграл войну, как только ввязался в нее. Говорят, что любой мужчина от семнадцати до сорока пяти лет должен придти на сборы и принять участие в битвах за свою провинцию, за своего хозяина, будь он самим Императором или прыщавым сопляком, еще даже не познавшим женщины, только-только вступившим на законное место дайме, медленно вытянутое у своего отца ядами или же кровавым переворотом.
Но ты стараешься об этом не думать. Ани. Ушел на войну? Зачем? Почему?
Не тревожься, - говорит тебе мама, - просто верь.
И ты веришь. Веришь в солнце, в его ласкающие теплые лучики; веришь в сочную зеленую траву, растущую на лугу за деревней; веришь в полевые цветы, что раскиданы на поляне целым ворохом белесых бутончиков; веришь в ветер, что приносит с собою вести. Сейчас ветер молчит. Наверное, ему нечего сказать. Он больше не смеется. И не плачет. Он устал.
Ты, оставшись наедине с собой, радуешься всему, что тебя окружает. Но вдруг появляется чувство. Чувство, заставляющее твое сердце биться сильнее, а руки холодеть сию же минуту. Чувство, из-за которого по твоей женственной спинке начинают бегать мурашки. Ты всегда чувствуешь.
Кто-то рядом. Кто-то смотрит на тебя. Ты чувствуешь запахи полевых трав, запахи растущей на краю поляны крапивы, чувствуешь запах сухой земли и слабого ветерка, притягивающего запахи деревни. Но ты не чувствуешь запахов стали, запахов крови и пота. Только запах мальчишки. Запах того, кто неустанно следует за тобой по пятам. Того, кто все время тебя преследует.
Юримару.
Мальчишка, младше тебя на два года, отчаянный и храбрый, но все еще сопливый и неумелый. Его отец погиб на войне, а мать умерла еще при родах. Его взяли к себе соседи. Великодушный жест. Не каждый рискнет взять в свой дом лишний голодный рот.
Он вынырнул из-за толщи зеленоватых колосьев слева от тебя и захохотал:
- Ты бы видела свое лицо, Хитоми! Ты так побледнела, когда остановилась! – паренек скачет по траве и, поравнявшись с тобой, смотрит на тебя снизу вверх – ты немного выше его. Совсем чуть-чуть. Все-таки, он мальчик, и недостаток еды никак не сказывается на росте его организма.
- Ты идешь в лес? – играясь прутиком в руке, он вырывает соломинку из окружавших его сорняков длиною по пояс и сует ее в зубы, - я пойду с тобой! Там ведь могут быть разбойники. Или демоны. А я демонов не боюсь. Серьезно! – он корчит мордаху и старательно изображает серьезность, что обычно вызывает у тебя укорительную улыбку. Парень надоедлив, но чувство юмора у него не отнять.
- Пойдем, Хитоми? Или уже забоялась демонов-разбойников? – он устремляется вперед, туда, где темнеет кустарник, где шевелятся, ведомые ветром, кроны деревьев. Где зелено и влажно. Где свободы немного меньше, чем хотелось бы.
Темный лес его называют. Вполне очевидно, что там темно, ибо деревьев там – тьма тьмущая. А еще его называют лесом Призраков. Насчет этого определения у тебя нет твердой уверенности, ибо ты была там не раз, и ни разу не увидела в нем ничего страшного, кроме, может быть, одинокого медведя. Да и то, он быстро ушел, потому что ты была с отцом и дядей, а они – с рогатинами и вилами.
- Идешь? – крикнул Юримару, уходя далеко вперед.
|
|
|
|
- Ах, если бы, уважаемый, это было самоубийство! - с горечью воскликнула Вера.
Все же, ад в книжках был живописней. Грешники, языки пламени, черти, все такое... Девушка рассчитывала, что после смерти растворится в небытие, но никак не подозревала, что окажется запертой в пятиугольной камере с кучкой идиотов! Или психов. "Каждому воздастся по вере его..." Может, имело смысл играть блэк мэтал, начиная каждую песню с альбома ревом "Ave Satanas!!!"? Но нет же, душа алкала готики, эстетики, мелодичности... Заупокойных стонов вокалистки да душещипательной имитации хора на синтезаторе. Вот и доигрались. Теперь и сидим среди серости.
Вера начала вскипать. Мало того, что закатила истерику при этих типах, да... Да и кто эти личности, а? Жертва концлагеря, какой-то лягушатник с усиками и самоубийца. Первого, видимо, заморили голодом, второго, судя по ранам, убили... хм.. средневековой вилкой, что ли? "Ты бредишь". - "Заткнись! Смех отрезвляет". - "Тебе же не смешно". - "Что с того?" А последний вскрылся. Какая ирония! Будучи живой, Вера про таких, как он, песни писала, а в особо тяжелые минуты меланхолии даже подумывала о том, чтоб пополнить их ряды. А по-большому счету что? У нее был любимый молодой человек, музыкальная группа, в принципе, неплохая, их даже кто-то слушал, крыша над головой, непыльная работа и универ. Да, конечно, были депрессии, когда все становилось не в радость... Но черт побери, потом какой-то пьяный козел размазал ее внутренности по асфальту! А этот тип сам вскрылся! Да она бы все отдала!.. А он... да... Идиот!
- Идиот! - уже в голос воскликнула девушка, указав пальцем на бедолагу-самоубийцу. - Как ты мог от всего сам отказаться?! Что, любовь неразделенная? Мир тебя не понял? Банк разорился? Идиот!
"А что, если он прав? Вдруг это психушка? Ведь посмотри на себя со стороны - мало того, что разговариваешь сама с собой, так еще орешь на ни в чем неповинного пациента. И признай, тебе же нравится, что он своей обыденной речью отвлекает тебя от отчаяния". - "Просто замолчи!"
Обуреваемая эмоциями, Вера подбежала к решетке, едва заметив какой-то намек на дверь. Ключ! Так вот о чем говорил нанизанный на вилку лягушатник! Не обращая внимания на смолу, девушка уже хотела просунуть пальцы сквозь ячейки решетки, но тут обратила внимание на кольцо. Красивое. С синим камнем. Сапфир, похоже. Откуда же оно взялось?
"Постой!" - "Что?" - "Тебе ничего не кажется странным?" - "Ну?" - "Пыль! Здесь такой слой пыли, словно этой камерой не пользовались несколько лет!" - "То есть... это все-таки не психушка?" - "Подумай лучше о том, как ты тут оказалась."
- Эй! Пыль! - воскликнула Вера, обернувшись к друзьям по несчастью. - Поглядите, сколько ее здесь! И ни одного следа! Все еще думаете, что это желтый дом? Нас, что, по воздуху перенесли левитирующие дядьки?
Это озарение настолько всколыхнуло Веру, что та на минуту даже забыла про ключ. "Ключ". - "Да, спасибо. Ой, фу! Какая мерзость!" - "Работай, женщина. Кто знает, может, это маленький шаг на пути к той жизни, что ты потеряла?" Эта мысль Вере понравилась. И она все-таки попыталась выудить ключ.
|
|
|
Малыш, зачарованный и немного сонный, резко отпрянул от взлетевшей Вельмы, которой для полного антуража не хватало только ступы и метлы – настолько ее взгляд стал пронзительным и резким, голос – высоким и гневным, а действия – неожиданными и холодными. Перепады настроения. Мальчик впервые в жизни видел такое – чтобы человек так быстро и так радикально менялся, преображался, будто бы примерял маски перед зеркалом.
Раз!
И ты уже другой. Так ведь не бывает. В настоящей жизни.
Во сне бывает всё.
И деревья будто бы шепчут сладкие слова, и легкий ветерок нежно касается твоего плеча, ласково гладит тебя по вымытой головке, проводит своими невидимыми нитями-пальчиками по мягкой коже и убегает прочь, словно играясь с тобой в детские озорные игры. И солнышко пушисто светит лучиками-бликами, то прячась за белые облака, то выглядывая из-за них и посылая на тебя свои рыжие ленточки. Сочная зелень, спокойствие и умиротворение. Малыш стоит, глядя в нежно-голубое небо. И маленькая слезинка устало катится по щеке.
Почти не чувствуя, утер капельку тыльной стороной ладошки.
Голос девочки с самого начала показался ему очень добрым и ласковым, но когда она запела…
Она сидела над его кроватью, шепотом рассказывая на ночь сказки и напевая чарующим голосом колыбельные. Он засыпал только тогда, когда она затихала и безмолвно покидала его комнату. Ему еще долго снились эти сказки, и их герои частенько заглядывали к нему в гости через открытое окно – они плясали и радовались в его снах, и он там был, и там были его братья, и была она. Викки. Сны. Они несут нам радость и счастье, которого не хватает в жизни реальной. Пусть даже маленькую щепотку благополучия, пусть крохотный кусочек любви – нам этого хватает. Нам хватает того, что у нас появилось, но чего у нас никогда не было.
Сны. Они окружают нашу жизнь, схожую с маленькой горящей свечкой, зависшей в пустоте. Они защищают ее, нависая над ней разноцветным полотном сказок и сумбурных картин из другой жизни. И поэтому мы не гаснем, а продолжаем двигаться во тьме, на ощупь.
Зная, что когда-нибудь нам все это приснится. Но там все будет по-другому.
Она это обещала.
Мальчик отрицательно повел головой. Мик. Его звали Мик. Но он этого не помнил. Все звали его «Мелким».
Малыш уселся рядом с девочкой. Грустно посмотрел на нее из-под светлых волосиков, ниспадающих на лоб, на глаза. Перевел взгляд на небо. Внезапно улыбнулся. Аккуратно дернул ее за плечико и указал тоненьким пальчиком на странное облако, плывущее по небосклону.
Оно было похоже на кораблик. Плавные, расплывчатые черты вполне узнаваемы – вот мачта, вот парус, а вот корма. Мальчишка пальцем дорисовал на облаке людей. Ее. И себя. Этот корабль – большой и добрый сон. И они плывут на нем по голубым волнам. Так он думал.
Может быть, он был прав? Кто знает?
|
|
|
Звук.
Так иногда бывает, когда снова засидишься за полночь, а ненавистный будильник все равно звонит в полседьмого поднимать тебя в школу, и звонит он долго и громко, но ты еще так далеко в своем сне и так не хочешь оттуда уходить, потому что снится тебе что-то доброе и интересное или даже плохое, но увлекательное, и тебе там хорошо, а тут этот звук, он сначала приходит издалека и как бы даже вписывается в канву сновидения, а потом становится все навязчивее и навязчивее, все сильнее и грубее, прорываясь через реальности и разрушая твой сон, и вот ты уже понимаешь, что это - твоя настоящая реальность, этот громогласный, отвратительный звук, и надо открывать глаза и вставать - хотя бы для того, чтобы его прекратить...
На этот раз этим звуком для Сони был не будильник. Какой-то странный шум. Даже скорее грохот, вперемешку со стуком. Чем-то похоже на звук едущего поезда: постоянный, даже с каким-то странным ритмом, шум и перестук колес по стыкам рельс, вот только слишком громкий. Соня любила поезда, плывущие за окном пейзажи и мерный стук обычно убаюкивали ее, но сейчас этот звук, наоборот, настойчиво будил девушку...
Движение.
Когда сознание начало постепенно возвращаться, вместе с ним пришло осознание движения. Какое-то покачивание, подергивание. Может, она действительно едет в поезде? В какой-то не слишком удобной позе, сидя...
Сидя?
В этот момент сознание вернулось яркой вспышкой, и почти сразу в него калейдоскопом ворвались осколки памяти, выстраиваясь в логическую цепочку и принося с собой понимание. И шок.
Стоп, она же должна быть мертвой! Она не могла выжить, никак не могла!
Это было разочарование. Разочарование в смерти. Смерть должна была принести покой и умиротворение, а здесь был грохот, тряска и боль.
Боль.
Девушке казалось, что у нее болело абсолютно все. Каждый миллиметр ее тела давал о себе знать ноющей болью - вполне терпимой, но крайне неприятной, не выгоняющейся за пределы внимания. При этом само тело воспринималось с трудом, словно разом затекли все члены. Но затекшие ноги не болят... Как несправедливо...
Решение открыть глаза далось с трудом - больше хотелось обратно в сон и смерть, где не было шума и боли. Соня еще немного посидела с закрытыми глазами в надежде, что забытье снова найдет ее, но все попытки оказались тщетными, и со вздохом, отдавшемся новой волной боли в как будто переломанных ребрах, она с трудом подняла веки. Впрочем, надо же поглядеть, как выглядит загробный мир.
Свет. Не то чтобы свет, но можно было рассмотреть странный потрепанный автобус с частично выбитыми стеклами, грязный, оплеванный, явно когда-то горевший, с выпотрошенными сиденьями - и с пассажирами.
Пассажиров, кроме нее, было трое - и все мужчины. Все голые. Не успела девушка толком осмотреть своих попутчиков, как до нее дошло осознание собственной наготы и того, что на ее обнаженном колене по-хозяйски лежит рука ее соседа. Почти инстинктивно дернувшись, о чем опять-таки заставила пожалеть резкая вспышка боли, девушка скинула чужую руку со своего колена, вжалась в сиденье, скрестив ноги и прикрыв руками грудь. Руки наткнулись на что-то круглое. Как оказалось, на шее у нее висел странный медальон с написанным на нем именем Владислав. Взглянув на соседей, она увидела такие же медальоны у них на шеях, но не могла прочесть, что на них написано.
Владислав? Что ты это значило?
-
Молодец. Иногда жалею, что беру новичков, а иногда - это настоящая находка.
-
Очень хороший пост, так держать)
|
|
|
|
Всего пол дня отдыха. Пол дня отдыха и пятнадцать изматывающих дней до... Пока он шёл на сборный пункт, мелькала мысль о том, что рабов на рудниках не так изматывают, как измотался он, Гарет Койл, бывший пожарник славного Дувера, а ныне подрывник в рядах испанского сопротивления. Чёрт подери, рабы на рудниках действительно не так устают! Не считая сегодняшнего утра последний месяц он нормально не ел и не спал! Жизнь...
Невольно Гарет стал вестником дурных новостей и знамененм дурных событий. Безусловно, штурм города N планировался заранее и с тщательностью, однако так получилось, что именно гарет принёс известия о нападении и когда он входил в город, то за его спиной, будто чёрный плащ, вилась армада войск противника, чтоб им сгореть в аду, проклятым тварям. Нелюдям! Антихристам!
Гарет в сердцах плюнул под ноги и поднял взгляд, возвращаясь в реальный мир. Поднял чтобы через секунду вновь его опустить. Не было мочи смотреть на этих щенков, которых отправляют на бойню. Эти мальчики и девочки, впервые, в большинстве своём, увидавшие оружие, но уже перенесшие тягости и ужасы войны, собрались постоять за свою родину. Очередное пушечное мясо для этой похотливой шлюхи, которая зовётся войной. И сколько в неё не суй, ей всё мало, ей всё хочется ещё. А за её спиной стоят ублюдки с гротесными улыбками и хохочут, развлекаются, пьют шампанское, предвкушая свою потёху. И в эту секунду, пока очередной фашист спускает штаны и вертит шлангом, под дикий гогот своих товарищей, в эту самую секунду гибнут люди. Старики, женщины, дети... Такие же дети как эти... Одни смотрят обречённо, другие трясутся, третьи пытаются храбриться... но все они дети. Не каждый здоровый мужик выдерживает такое напряжение. Что уж говорить о детях?
Некоторое время назад ему, Гарету Койлу, доходчиво объяснили, что его услуги как подрывника больше не нужны. Что ему будет вверен отряд детишек, что его назначают командиром. И слова протеста застряли на губах англичанина. Эти люди, собравшиеся тесным кружком над картой города и окрестности, они не были его командирами. Однако Гарет подчинился, вновь с головой бросаясь в пекло событий. Туда, откуда бежит каждый разумный человек и туда, откуда не было выхода у этих детишек.
До "огородов" добрались быстро. Одна перебежка и уже на месте. Гарет приостановился и поправил каску. Оглянулся на подтягивающуюся бригаду. Право слово, смешно смотреть на этих мышек с посеревшим от страха лицом. Два года назад Гарет и сам был таким, проклиная своё опрометчивое решение отправиться на фронт. В оккупированную страну.
- Ты! Самый болтливый! Ко мне! *Проигнорировал его вопрос* Быстро! Имя!? Эль Торо? *усмехнулся, услышав имя болтливого* Выглядишь самым смышлённым. Будешь моим лейтенантом *вновь едва не рассмеялся. Тоже мне, начальник нашёлся*
- Значит так! Всем слушать меня *Повысил голос* В ближайшие несколько дней, а может и недель, а может и лет я буду вам и матерью, и отцом, и братом, и другом, и капитаном, то есть вашим прямым начальником. И охраной тоже! Если кто-то из вас, сопляков, побежит, то я лично его пристрелю. Слышите, лично? *Главное - эффект. А уж о том, что я не смогу проследить за всеми, это уже дело второе* Этот вот- эль Торо будет моим лейтенантом. Моей левой рукой. Слушать его также, как вы бы слушали меня. А ты, эль Торо, будешь слушать меня как Господа Бога! *Прошипел парню*. Сейчас я разбросаю вас по позициям. Вы двое - туда... вы четверо - туда...
- Слушай и запоминай. Дважды не повторяю. Условные знаки: сжатый кулак - замереть и всем приказать! Один палец - боевая готовность к манёвру. Пять пальцев - отмереть и вести огонь. Взмах руки - за мной. Палец описывающий круги - сомкнуться вместе. То есть, все валят ко мне. Передаёшь мои приказы громовым голосом. Либо по цепочке, в отдельных случаях. Это всё. А теперь пошёл к тем четверым
-
Отличный рассказ))
-
Хорошее начало)
-
Грамотная отпись)
|
|
|
|
Мальчик, привыкнув к горячей воде и уже не чувствуя того неприятного жара, обтягивающего грязное тело, задержал дыхание и погрузился с головой в кадушку: кипяток неприятно ударил по лицу, заплеснулся в уши, и мальчонку от этого непривычного эффекта даже передернуло. По воде пошла крупная рябь, пар, кажется, стал еще белее, вода – грязнее, а мелкий пацаненок, не знавший мыла и теплой воды уже много недель – чище. Его скользкое, липкое от пота и пыли тело становилось мягким, принимало приветливый, нормальный оттенок светлой кожи ребенка, а не заскорузлой твердой шкуры какого-нибудь нищего работяги, работающего с утра до вечера в доках. Одежда размякла, словно бы начала растворяться на глазах от непривычного на нее воздействия, ведь это был не ледяной дождь, и не городская пыль. Мелкий вынырнул, глубоко вдохнув, и шум капель, застучавших по водной глади, вторил ему. Со светлых, длинных волосиков крупными серыми градинами скатывалась грязная вода. Мальчишка взял кусок белого мыла и начал стирать с лица всю грязь, намыливая ручки, стягивая с ног обувь, снимая с разгоряченного тельца все свои драные обноски.
За ширмой прозвучал тихий, ровный голос девочки. Мелкий заметно напрягся, застыл и направил свой взгляд туда, где она была.
Помывка была такой приятной, такой неожиданно теплой, что мальчик даже не успел ею толком насладиться, когда в ванную комнату ворвался муж – он попросил поторопиться. Мальчишка торопливо, расплескивая грязновато-серую, мутную воду на пол, начал выбираться, неуклюже махая руками. Он был совершенно чист, свеж. От него пахло мылом, чистотой и таким типичным для детей свежим запахом. Запахом детской наивности, инфантильности, мягкости, доброты. Чистоты и свежести. Запахом невинного ребенка.
Укутавшись в огромное полотенце, мальчишка суетливо последовал за несчастным мужем, шлепая мокрыми босыми ногами, растягивая за собой низ полотенца и оставляя после себя отчетливый мокрый след.
Все, что он видел дальше, было слишком красивым, слишком ненастоящим, слишком желанным, чтобы быть реальностью. Это был сон. Бурные, яркие краски, пляшущие на стенах порхающими ангелочками; теплый ворс ковра, мягко щекочущий ноги; сотни, а может быть, тысячи игрушек всех размеров и видов: медвежата, зайчики, солдатики, мячики, шарики, кубики и прочие ромбики всех цветов радуги аккуратно расположились на полу, глядя на вошедших детей полными изумления глазами, нарисованными высококлассным художником; слишком много удивлений для одного чудесного дня. Мелкий отрешенно смотрел на все это великолепие красок, на все эти радости и чудеса. Он видел, как Викки скинула с себя полотенце, обнажив бледную кожу, обнажив еще не сформировавшуюся подростковую грудь, как она надела на себя красивое платьице, предварительно пересмотрев и перепробовав остальные кончиками пальцев. Она радовалась, веселилась, скакала на кровати, она подскочила к нему и схватила его за руки и, едва сдерживая радостный визг, по-девчачьи пролепетала что-то, и даже чмокнула его в щеку. Мальчик немного покраснел, и краска смущения мягко коснулась его щеки, но в глазах его не было огонька радости. Малыш не веселился, не прыгал от счастья и не скакал на месте, приплясывая неумелыми движениями ног самому себе. Нет, он остолбенело стоял, молча провожая взглядом радость Викки и не верил. Не верил ничему. Может быть, верил ее счастью. Но не верил, что счастье это есть. Это слишком нереально. Это – сон. Бред. Ему иногда снилось что-то подобное. Сейчас он спит где-нибудь в подворотне, вжавшись носом в спину какого-нибудь другого бедняжки, укрывшись куском рваного одеяла, съеденного клопами, оккупированного целым ворохом насекомых, пьющих его кровь. Он не верил, потому что слишком все это было красиво. Его мечта осуществилась, а он ей не поверил и, может быть, поэтому он был сейчас готов ненавидеть себя за это.
Но тут ничего поделать было нельзя. Слишком красиво. Так не бывает.
Мальчик прошелся в угол, туда, где сидело огромное коричневое пушистое животное, похожее на медведя или зайца. Рядом с ним стоял шкаф, а в нем – одежда. Взял темно-коричневые штанишки, серую рубашку, теплые носки и зеленый кафтан. Осторожно, под полотенцем, перебарывая стеснение, натянул штанишки, преодолевая сопротивление мокрых ног, на которые тяжело налезала ткань. Надел все остальное, уже не стесняясь и не краснея. Взял небольшого медведя в руки, прошел к кровати и уселся на ней как-то осторожно, несмело, сначала проведя по ней рукой так, как проводят рукой по воде в реке, чтобы узнать, насколько она холодна. Он не верил до сих пор. И, кажется, не собирался верить. Молчаливо уставился на красивое платье, которое надела Викки. Про себя мальчик отметил, что в платье она выглядит гораздо красивее, сразу же покраснев. Отвел взгляд, прижал к себе медвежонка. И молча стал разглядывать зеленоватый ворс ковра, сидя на самом краешке постели. Голод не отступал, но он о нем как-то позабыл, когда увидел всю эту благодать. Он думал. Думал о том, что этот мираж скоро рассеется, и он проснется в холоде, а на небе будет висеть плотная серая туча, а вокруг туман, и рыночный гомон, и вонь улиц. И всё. И никакого тепла, радости и счастья. Стало вдруг грустно на душе, и мальчик захотел заплакать от бессилия. Но предпочел терпеливо подождать, пока этот сон, мягкий, теплый, добродушный и очень, очень крепкий, не рассеется, как дымка над водной гладью.
Просто подождать.
|
|
|
|
Холодный булыжник, мокрая улица, грязная, чужая. Прохладная бледная рука тянется к лицу, солнце полыхает где-то над головой, сияет, раскидывает свои лучи, бьет по глазам своим ярким светом. Кто-то поднимает за щеку, буквально вытягивает из грязи. Та самая девушка, которая съедала своего мужа заживо, обливала его грязью прилюдно, смешивала с дерьмом на глазах у гогочущей толпы – вот оно, лицо судьбы. Она внимательно на тебя смотрит, разглядывает, и ты ей, может быть, даже нравишься, и, может быть, возьмет она тебя под мышку, под свое крыло, спрячет от невзгод в своем доме, под черепичной утепленной крышей, за ставнями окон, за огромной дубовой дверью; положит тебя в свою кровать, застеленную пушистыми, теплыми одеялами, под которыми прячутся мягкие подушки с гусиным пухом и перьями, нежные перины и чистые простыни; поставит на подносе перед тобой тарелку с горяченьким супом, и свежевыпеченным хлебом, и ложку тебе в рот аккуратно положит, и подует перед этим. И все у тебя, малыш, будет хорошо, пока ты не надоешь судьбе, пока не станешь ты скучен и безразличен ей. Да-да, ведь она – ветреная дама, и каждый новый день ей нужен новый фаворит, новая любопытная игрушка – судьба выкинет тебя из дому, на мороз, на ледяной ветер, и от такой жестокости можно ведь свихнуться; «лучше бы там оставила, чем так развращать мою душу», - подумаешь ты, и побредешь одиноко, с дрожью в руках вспоминая тепло, и мягкость, и нежность и доброту, полученные в этом доме, и какой ценой они были получены, как превратились в дым, в пепел, проскальзывающий сквозь холодные тонкие пальцы.
Он не думал об этом.
Он просто хотел есть. Умирал с голоду. Его лихорадило, его кожа была ледяной. У него не было сил думать. Он просто хотел упасть в обморок, но вместо того его головку, облепленную светлыми грязными волосиками по плечо, крутила девушка, вглядываясь в черты лица, улыбаясь и щебеча себе под нос.
Еще мгновение, и мальчик бессильно болтается на руках у девушки, глядя назад, на рассасывающуюся толпу, на бредущего позади бедолагу, и на девчушку, которую он ведет рядом с собой.
- Викки, - еле слышно, одними губами шепчет он, сонно моргая от усталости, от голода, глядя на девушку, идущую рядом с мужчиной, с мужем этой Судьбы.
- Викки, - одними губами повторяет он, бессильно опустив руки.
|
Утро было теплым и славным. Украденные вчера днем сочное яблоко и рогалик с джемом, зарядили бодростью и придали сил. Казалось это день создан для умиротворения и неспешного праздношатания.
Яростный вопль "ебать, я охуел от увиденного!" разрушил иллюзии по поводу спокойной жизни. Рядом пронеслось трое пацанов, местных и весьма знакомых. Лица их были как всегда чумазы и немыты, но вот застывшая маска почти животного ужаса, была отнюдь не присуща "бойцам улиц", как они себя называли. Окончательно проснувшись и придя в себя, ты поспешила собственными глазами увидеть произошедшее. В своем инстинктивном желании ты была не одна, минуя череду темных подворотен и улочек, десятки беспризорников спешили лицезреть утренний нежданчик. Из уст в уста передавалась чудовищная история, будто убийцы, нет вампиры, да чего уж там ДЕМОНЫ, вышли ночью и порешили целый квартал. Информация была разрозненной, но суть оставалась неизменной - в доках вырезали почти всю шпану.
Быстро преодолев необходимое расстояние, Шуми оказалась на пригорке, с которого открывался прекрасный обзорный вид. Точнее он был прекрасен до этого самого момента. Продравшись сквозь толпу, остолбенелых и затихших подростков, Шуми ахнула. Внизу, там где еще недавно собирались Амбал и его приближенные, было пепелище. Выгорело абсолютно все. Истерзанные здания, лишенные деревянных скелетов, просели или рассыпались в прах, выстояли лишь каменные, да и те представляли собой убогое зрелище. Запах тлена и гари, был невыносим, глаза слезились, но сил оторвать взгляд не было. Там внизу лежали трупы, около сотни, возможно чуть меньше. Истерзанные, порубленные в капусту трупу ребят, с некоторыми из которых Шуми была несомненно знакома. Выпотрошенные и зажаренные, они словно дьявольский завтрак белели костями в черной саже ночного пожарища. было очевидно, что их убили, нет..УНИЧТОЖИЛИ, стерли с лица земли, всех до одного. Пожар был просто прикрытием. Кто-то из грамотных, стоя в окружении внимательно слушающих беспризорников, по слогам, с натугой, все же смог зачитать маленький фрагмент газеты.
"...чйю-д-оо-ви-ш-шь-ный по-жар ун-йос зи-зни ста ма-ле-нкых обо-аба-рвань-цев..." - негодующий нарастающий гул пронесся по толпе.
Твари! Жестокие суки! Нам ПИЗДЕЦ! Съебываем пока нас нах не спалили! - последний призыв был воспринят быстро и без промедления, через пару секунд холм опустел.
Налетевший ветер закружил в вальсе пепел. Казалось наступила зима, лютая и беспощадная к бродяжкам зима. Не смотря на высоко стоявшее солнце и теплую погоду, Шуми вздрогнула и поежилась. Увиденная картина еще долго преследовала маленькую девочку.
|
-
Легкая отпись, очаровательная, и завораживает собой.
-
Котята же ж. Мощно сказано. Сочно. Точно как ИРЛ
-
Красота. Гопота
|
|
|
|
|
|
|
Данко медленно потягивал свой гляссе, оказавшийся вопреки ожиданиям мужчины, довольно противным пойлом из "как бы" заварного кофе с плюхнутым в него шариком, не имеющим ничего общего с формой шара, пломбира. Сказать, что он был разочарован - ни сказать ровным счетом ничего. Подобная бурда невольно навевала воспоминания о первой встрече с бывшей женой на Казанском, когда, в ту пору еще только приехавший покорять столицу юноша, вылил себе на брюки порцию точно таких же помоев, в те года казавшихся вечно голодному еще со студенческих лет выпускнику, божественным напитком... и все это по вине прелестной девушки, на которую совсем еще молодой мальчишка имел неосторожность засмотреться, не обратив внимания на ее внушительных размеров спутника... Гребаный кофе. Если бы не тот дурацкий случай, возможно бы жизнь юного дарования пошла совсем по другому пути... Данко перевел взгляд на висящие над холодильником часы. Еще шесть часов ожидания. Триста шестьдесят мучительно долгих минут наедине с едва ли не леденеющей уже кружкой самого отвратительного в его жизни пойла. Двадцать одну тысячу шестьсот секунд под кокетливыми взглядами официантки, никак не желающей принимать очевидное - он не желает заговаривать с ней, даже смотреть в ее сторону не желает, ибо женщины - самые коварные и жестокие твари на этой погрязшей в грехе земле...
Вой практически тут же смолкшей сирены оборвал тяжелый размышления Данко, побудив мужчину оторваться от разглядывания таящего в коричневой жижице плевка мороженого. Он хмуро оглянулся через плечо, чтобы посмотреть что творится за его спиной... но толком рассмотреть ничего так и не успел - проклятая электрика, видимо того же качества, что и разливаемые здесь напитки, не выдержала напряжения и закоротила, оставив зал ожидания в сумеречном свечении вывесок и холодильников. В полумраке ломанувшаяся к выходам толпа выглядела сплошной серой массой, похожей скорее на многоликое чудище с сотнями пар рук и ног, созданное из спевшихся меж собой человеческих тел, нежели на стадо испуганных людей...
И плевать... Данко поудобнее устроился на высоком стульчике, мельком взглянув на перепуганную зажавшуюся в угол официантку, вперил свой взгляд в медленно движущуюся прерывистыми шажками по кругу секундную стрелку - на сегодня свой "лимит суицида" он уже выполнил, и если Она решила прийти именно сейчас, то Ей придется подождать пока Данко не допьет то, что здесь называют кофе за пять евро...
Не весть откуда взявшийся мужик вновь прервал "ритуал" умеренного поглощения гадости, что-то задорно воскликнувший - что точно, все еще погруженный в созерцание утекающего времени, Данко не разобрал. Физическое взаимодействие, которое мужчина позволял не всякому знакомому, и вовсе едва не вызвало приступ спонтанного гнева, столь часто и неконтролируемо появлявшегося в лишенной радостей жизни мужчины, в добавок ко всему качнув держащую кружку с опасно покачнувшемся между "бортиков" кофе руку. Данко холодно посмотрел на незнакомца, а затем перевел взгляд в указанном им направлении. В полумраке помещения он не без труда разглядел парочку, в руках у которой холодно поблескивали, отражая голубоватый свет неоновых вывесок, пара стволов.
- Вот дерьмо... - сквозь зубы выругался мужчина, тут же залпом опрокинув в глотку остатки варева - нужно было торопиться, судя по такому раскладу Она была уже рядом и не желала ждать...
- Итак, захват значит... - слегка щурясь, чтобы лучше разглядеть вооруженную парочку, произнес про себя Данко.
Он быстро пробежался взглядом по помещению, оценивая каждое свое дальнейшее движение и прикидывая маршрут.
- Женщины... - зацепившись взглядом за перепуганную девушку в углу, подумал мужчина, и, чертыхнувшись при виде держащего на руках девчонку парня, добавил: - И дети...
|
|
|
|
|
-
Угу... Я очень хочу, чтобы вот это все потом никуда не пропало) Затаилось, переждало, потерпело немного в ожидании своего часа, а потом вернулось с таким же трепетом и мощью)) Я очень хочу играть в такие игры))))
-
Просто нет слов...
|
|
|
|
Действительно, бывают такие дни в жизни, когда все валится из рук и катится верх дном, и самое опасное, что можно сделать в эти моменты – так это покатиться на этой лавине выпадающих вещей вниз, в бездну эмоционального безумия, негодования, ярости и бешенства от происходящего…
Именно это со мной и случилось – я здорово разозлился из-за этих чертовых животных и скатился до самого простого: выполнения единичных функций, единичных целей, трепыхающих перед носом своими переливчато-зелеными перьями. Я опрометчиво погнался за этой тварью сквозь лес, шустро заряжая винтовку обычными патронами. Скоро, очень скоро я должен был нагнать ее и получить свои рубины с компенсацией в виде сытного завтрака. Во мне проснулся мой любимый инстикт, мое верное чутье – я принялся за охоту, прикидывая как бы половчее достать это глупое животное.
Это сейчас оно металось среди деревьев – здесь мне было ее не достать. Надо было выманить ее на открытую площадь, туда, где она сможет взлететь, рвануть в безопасную высь, недосягаемую для хищников. Там-то я ее и собирался накрыть метким выстрелом. Но для начала надо было ее вывести из этого чертового леса…
Деревья опасно мелькали мимо бортов юркой плюсны, но я знал свое дело, умело управляя ею при помощи чипа в моих мозгах. Сама антигравитационная платформа, на которой я летал, была снабжена четырьмя соответствующими названию движками в корпусе и одним векторно-генеративным - в корме аппарата, что позволяло мне развивать на ней приличную скорость прямо посреди леса.
Но эту тварь все равно здесь было не нагнать – она жила в этом лесу.
Правда, через минуты мой план восторжествовал: мы, наконец, вылетели на небольшую полянку, где эту тварь и ждал ее конец… Но все оказалось не так просто, как мне хотелось бы – догадливая птица примкнула к какому-то аборигену, подставляя несчастного под мой выстрел. А лишние проблемы мне были ни к чему – взглянув на «засветившийся» деньгами и временем мешочек в лапках этого подлого чудовища, я упер приклад в плечо, по привычке не отстегиваясь даже от кресла. Так было удобнее: я, тихо жужжа четырьмя движками, продолжал левитировать метрах в пятнадцати над землей, чуть повернув плюсну боком для удобства, и прицелился в жирное тело бессовестной птицы. Вот я ее и настиг – все замерли в ожидании чьей-то смерти.
- Пни ногой засранца в сторону, - коротко пробубнил я хриплым голосом в маску. – Я его в полете вальну.
Только лишь договорив, я сообразил - ведь абориген мог и не знать, что моя трубка была сработана не для музыки, но было уже поздно. Главное, чтобы он догадался оттолкнуть эту тварь – а дальше «дело техники», как говаривал Горн Тортенс.
Тем временем смышленый Мелкий отделился от носа плюсны и поплыл в обход моей жертвы, чтобы вовремя дать световспышку и вспугнуть ее в нужном направлении. Все было расчитано, лишь бы только абориген дурака не свалял…
|
|
Боль. Том и не представлял, что у него есть такие места, которые сейчас болели. Губы не слушались, а палачи лишь смеялись, требовали песен и причиняли новую боль. Самым страшным же, как ни странно, оказалась не боль. Да, бардов не очень-то любят, особенно крестьяне с красивыми дочками, ведь все барды- плуты и пройдохи, конечно же... Надо следить за ними, чтоб не сперли чего... А еще лучше- гнать их метлой поганой! И это в лучшем случае. В худшем- вилами или дубиной какой... Но не настолько же их не любят, чтобы похищать и вот так вот... Без всякой цели... Мучить, не говоря ни слова. За что? За что же, черт возьми?!
Надежды нет. Не ввалится, бряцая оружием, рыцарь, сошедший со строк старинной баллады, не спасет несчастных пленников от злой судьбы... И злодеи, истязающие их, не одумаются, не раскаются и не отпустят их по доброй воле... А в голове, вмещавшей когда-то многие и многие песни, осталась лишь одна. Давно заученная, старая песня про героя, захваченного в плен. Мысли плыли и путались, а песня нет. Как будто кто-то другой решил спеть ее в голове Тома Джонса. А за персональное выступление, кстати, стоит заплатить чуть больше...
Шел герой один по лесу,
А навстречь толпа мерзавцев.
Куча мерзостных уродов,
Но герой не растерялся.
Одному с ноги в ебало,
А второму- ножик в брюхо,
Только третий зашел сзади
И дубиной дал по уху
Тут герой наш отрубился.
Ну... Со всеми же бывает...
Через некотрое время
Вновь глаза он открывает.
Боль. Снова она, беспощадная мучительница, поселившаяся во всем теле сразу. Ни за что. Просто потому что так захотелось кому-то... Том не хотел быть героем. Все, что ему было нужно- кусок хлеба, да крыша над головой. А случись что получше- он был бы только рад. Главное- чтобы была свобода. Идти куда желаешь... Делать что хочешь... По крайней мере, из камеры пыток все выглядело именно так.
Что он видит, знать хотите?
Что ж, конечно расскажу я.
Видит лес он и поляну,
А еще головку хуя
Вижу я, средь вас есть дамы...
Черт, похоже выход ясен-
Пропустить кусок из песни,
Что не очень-то прекрасен.
Тут пропустим, здесь опустим...
Вот! Они его пытали.
Отрубили 8 пальцев,
В левый глаз стрелу вогнали,
Со спины содрали кожу,
Палку в руку толщиною...
Это тоже мы пропустим...
И связали с головою
А этот кусок, насколько бард помнил, всегда исполнялся именно так. Были ли в числе слушателей дамы, не было ли их- безразлично. Да и самим слушателям было в общем-то безразлично... Ведь им давали свободу домыслить все самим... Свободу... Да, свободу... А они наверняка этого не понимали... Проклятые крестьяне...
Раскаленной железякой
Долго кожу прижигали
Дым, шипенье, запах мяса,
Крики, крики, крики... Крики?
Их они не услыхали
Разозлились те мерзавцы,
Что герой им не сдается
И добить его решили
Словно гадкого уродца.
Да, не зря я не верил в эти строки... Не кричать тут... Ага, конечно... Да и добить не очень-то стремятся... Сволочи... Как их ни умоляй...
Но герой же героичен,
Он силен, умен, вынослив,
Ловок, храбр, красив и молод
Он так просто не сдается!
Разорвал герой веревки,
От ударов увернулся,
Разогнал он всех уродов,
И живым домой вернулся.
Я тоже так хочу. Вырваться, перебить их всех и свалить подальше отсюда... Героические песни, мать их так... И как в них люди верят... Явный же бред! Но такой приятный... Хочу верить в него. Но не могу. Проклятье...
Вот такой я видел случай,
Вот такое было диво,
Это истинная правда,
Кто-нибудь, налейте пива!
Аплодисменты, монеты, пиво... Где они все? Они всегда бывают после этих строк! Поправка, бывали. Это не трактир у дороги, вовсе нет... Тут их не будет... Лишь боль. А единственное, что может здесь быть приятного- смерть...
-
Да, труд достойный уважения.
-
Да уж, 2 А4. =)
-
Все лучше и лучше, а я помню как только начинал))
-
Песенка супер!
-
чтобы вот так вот. вот именно так вот всегда ходил!!
-
Бесподобно, именно такие вещи - душа игр.
-
очарование.
-
шоб 13 голосов было) а 13-ть счастливое число)))))
-
Действительно классно. И в духе модуля.
-
Эту песенку надо запомнить)
-
Чудесный бард получился)))
-
Сам придумал? О_о
-
Очень даже хорошо.
-
больше, больше!
Ня!
-
Рейтинго**! :Р
(зависть, не парься)
-
Да, кстати. Кошер ^^
-
Браво! Ваша предсмертная песнь великолепна.
|
|
|
Мак.
Использовать металлоломо-кладбище как полигон для стрельбища, оказалось даже забавно. Плазменная пушка собралась с духом, несколько секунд гудела и трясла всю машину, после чего пернула большим шаром раскаленного ионизированного газа. Дальность конечно не большая, но эфект!!! На пути заряда оказалось даже несколько целей. Первой был обломок механической машины, её попросту испарило на месте. Следующим был биометалический "труп" который... Эта штуковина просто проигнорировала огромную температуру, и её отбросило потоком газа дальше, где со всей дури впечатало в корпус базы, размазав в кашу. Обшивка же самой базы раскалилась до бела и теперь все это выглядело как вплавленный в массив стали биометалический мусор. Кажись если и сражаться с ними, то плазму можно использовать как физический удар. Разницы в биометаликах, как двуруких, так и в четырех руких видимо нет, технология у них одна и та же, а вот механические, это что-то странное.
Хлысты же напротив, рвали роботов на куски, как масло, а вот обломки механических зверюг от взрывов лишь откидывало куда-то в сторону. Обшивка базы оказалась для зарядов менее прочной, и часть очереди оставила на неё заметную трассу развороченных выбоин.
Вега, Нина.
Некоторое время две машины просто гуляли по переходам, любуясь красотами бойни которая тут случилась. В некоторых помещениях машины не просто были разбросанны то там то сям, а оказались кое как сваленными в кучу, одна на другую, так что последние были почти под самым потолком. В этой груде было заметно, что часть роботов была приволочена сюда уже без каких-то деталей, у каких-то не было рук, ног, или еще чего-то. Но самое глвное что не одна машина не имела двигателя.
Чуть дальше большой зал, в котором не смотря на следы бойни как то проженые лучами полосы на стенах, вмятины, вырванные куски потолка и прочее, находилось всего 3 примечательных объекта.
Первым был механический робот, разрезанный на четыре части, по диагонали, авно целились именно в грудь. За ним на стене, потолке и полу, огромное количество проплавленных полос, как буд-то его пытались поймать на лучи, и постояно промахивались.
Вторым объектом был... прямо посреди комнаты аккуратный шарик, 15 метров диаметров, по всему видимо он был сделан из того самого биометала, как и Тисла. С противоположной стороны от механического чуда, из шара торчали вплавленные в него руки, ноги, головы роботов, и обломки нескольких двигателей.
Третим был еще один робот. Он висел на стене, впечатанный спиной к монолит стали. капсюль смят, корова размазжена в кашу. Это в принцепе биометалик, но!... У него было четыре руки, верхние обычные. А вот нижняя пара - стальная, левая на уровне лкгтя отрезана и оплавлена, кажется опять же лучевым оружием, правая цела. Обе стальных руки как-то крепились к корпусу, на чем-то похожем на ранец, но при ударе о стену это крепление было так же размазано и слеплено со сталью. От нижних рук, до остатков крепления шло множество проводов, кабелей и тросиков.
|
Взбешенная Анна, казалось, разгорелась изнутри - все тело в мгновенье вспотело, поднялся жар, пламя плясало в ее зрачках, отдаваясь яркими всполохами на золотистых волосах. Старик утробно зарычал, стоило сестре прокусить его губы, их кровь смешалась, огонь горел в обоих, сливая тела воедино, разжигая души в неистовом танце...
В какой-то момент рычанье священника сменилось на вопль, он задергался на Анне, попытавшись отпрянуть, но было поздно. Всполыхнуло пламя, загорелась ряса, а старик бешено заорал, пытаясь его с себя сбросить. Он уже отпустил колдунью, он уже хотел сбежать, но теперь это она его держала, продавливая запястья до костей - кожа буквально плавилась под пальцами колдуньи.
Агония продолжалась действительно долго - сначала ряса, потом и само тело, потрескивая, покрылось злыми языками ярого огня. Старик трепыхался, бился, дергался, пытался выбраться, спастись - но все тщетно, пламя охватило его целиком, вспузырив кожу, выплеснув лопнувшие глаза Анне на лицо. Он заверещал в последнем, предсмертном вздохе, он развалилвался прямо на глазах, истлевая складками одежды, слезая лоскутами кожи, выжигаясь мясом, вскипая вытекающей кровью - он умирал долго и в жутких муках, визжа и трясясь жалкими останками.
А Анна все смотрела и смотрела на него, на его пустые глазницы, на его полумертвое тело, смотрела и ненавидела, закипала, горела - наконец, она и сама не выдержала, выдав мощный, медвежий рев прямо в лицо горящему скелету: все вокруг охватило огнем, пламя всколыхнуло ее сознание и на какой-то момент Анна перестала существовать...
Когда же он прошел, сестра поняла, что, лежа на полу, с надрывом кашляет клубившимся перед ее глазами дымом. Церковь горела - повсюду плясал жестокий огонь, прожигая суровые, но безобидные иконы, пожирая толстый сруб стен, подбивая прочность балок на крыше, что полыхала сильнее всего... Повсюду был дым, ему некуда было деться, он закрадывался в грудь, обжигая горячими смолами глотку, от него болела и кружилась голова, он медленно, но уверенно убивал Анну.
Старика нигде не было, справа лишь билась о дверь потерявшаяся Фига, пытаясь выбраться из этого ада. Не помня, что произошло, зачем, как и почему, сестра вскочила, чуть не упав обратно от закружившейся головы, и, надрывисто кашляя, раскрыла занимавшиеся огнем двери часовни... Она прошла по улице, падая, шага три и завалилась в сугроб, сгибаясь в судорожных попытках выдохнуть весь дым, забравшийся в грудь.
Голова, тело и особенно губы нестерпимо болели, ей хотелось удавиться, но сестра оказалась жива, вовремя выбравшись из горящей церквушки - крыша обещала скоро обвалиться. Опомнившись, она порыскала глазами в поисках священника, но так и не нашла его - тот либо остался погибать в часовне, либо уже успел убежать, либо... Перестав на какое-то время кашлять, молодая и, судя по всему, весьма могущественная колдунья смахнула с рукава чей-то свежий пепел.
Вокруг не было ни души - ревело пламя, с треском пожирая часовню, в безоблачном, солнечном небе металась перепуганная Фига, крича на всю округу, а деревня даже не шелохнулась от подобного события. Хотя это было лишь первое ощущение - Анна вскоре услышала чьи-то торопливые шаги позади и по сторонам: меж домов, по улицам шло сполдюжины человек, торопливо скрипя октябрьским снегом.
|
Анна
Дверь еле-еле слышно скрипнула, выпуская наружу теплый пар из церкви, но Анне все-таки удалось проскользнуть внутрь незаметно… В нос сразу же ударил плотный дурман от ладана и еще какой-то травы, что курилась здесь, наверное, неделями, насытив душный воздух часовни пряным дымком.
Сквозь завесу в этой тьме на Анну поглядывали четыре маленьких окошка, на коих морозными узорами выложился своеобразный зимний витраж, а кроме них внутри светилось лишь несколько свечей, расставленых где-то на алтаре. Их неверный свет, задрожавший от дунувшего с улицы ледяного ветра, окрашивал в желтые тона все пять икон на алтаре, что сурово глядели на вошедшую сестренку.
Блаженный Дух, Два Младших Дитя, Мать Мира и Отец-Предтеча, вера в которых испокон веков держала под собой всю Империю, - все были здесь, все глядели вперед, на вошедшую, и за что-то ее осуждали… Или, скорее, винили… Или это все Анне показалось – в любом случае, сестра решила вовремя закрыть за собой дверь, отчего морозные порывы на мгновение захлестнули теплое нутро церквушки и все свечи тут же погасли.
Наступила кромешная тьма, Отец-Предтеча со своей ангельской сворой остались черной стеной напротив и единственное, что можно было сейчас различить в этом мраке – так это одинокий силуэт коленопреклонного священника. Тусклый белый свет из окон выделял на темном фоне его черную рясу, подпоясунную ремнем и лысую голову, опустившуюся перед алтарем.
- Огради нас от ереси сущего, Отче,
Помоги нам увидеть ее,
Защити нас от властных позывов ее,
Зажги в нас пламя мести, в котором гореть ей вечность…
Он сидел на коленях спиной к Анне и отчаянно шептал молитву – отчаянно, потому что теперь, когда сестра вошла, священник читал ее заметно быстрее и постоянно сбивался, вспоминая слова.
- Жизнь моя принадлежит Тебе, Отче,
Душа моя уйдет после смерти к Тебе,
Вера моя наполнит меня в борьбе против нее,
Ничто не сломит меня в борьбе против нее…
Подступив на шаг, Анна, скрытая от священика тенью, заметила, как несчастный дрожал, переживая, судя по всему, жуткий страх – о том свидетельствовал и текст самой молитвы. В ней, насколько она помнила, говорилось про то, как опасна ересь и сколько в себе надо иметь Веры, чтобы бороться с ней.
- И нет слов, позволяющих ей править в царствии Твоем, Отче,
И нет праведных мыслей таких, что не… - святой отец осекся, натужно дыша своей худоватой грудью.
- Что не… - повторил он, видимо, пытаясь вспомнить дальнейшие слова, но те никак не приходили ему в голову. – Что не… Что не… Ладно, это неважно.
И не будет еретика, что избегнет очищающего костра Твоего,
И не окажется во мне частички Грязной Ереси, ибо вся душа моя – принадлежит тебе.
Наконец, священник умолк, уперев свой взгляд куда-то в пол, чтобы как следует отдышаться…
|
Вега. Нина.
Просторные коридоры, переходы, комнаты. То там то здесь стоят, лежат, или просто разбитые на куски роботы, у кого две руки, у кого четыре. Иногда можно заметить сидящего робота, у которого разбит капсюль, он кое как открыт, и перед ногами машины лежит двурукий скелетик. Робот сидит рядом с останками, как буд-то человек склонился над могилой, сев на колени и упершись на руки. В такой позе машина видимо и отключилась. Часть обломков роботов сильно впечатана в стены. Причем к примеру в одном месте стену по диагонали пересекает борозда проплавленного металла, как буд-то лучем, а сама машина оказавшаяся на пути этого луча не разрезана, а просто с огромной силой разбита о стену. Таких примеров достаточно много. Не понятно кто именно с кем бился, и создается впечатление что на одной стороне были двурукие, а на второй, как двурукие, так и четырех рукие, так и полностью механические роботы. Последние заслуживают отдельного упоминания. Не одного такого более мение целым найти не удалось, толдько по частям. Механика, электрика, все сожжено, расплавлено или разбито в хлам. НО. там где можно найти эти останки, стены, пол, потолок, да и вообще структура базы сильно повреждены. Как буд-то из разрывали, мяли, били чем-то совсем уж суровым.
Помещения имели двери, скорее похожие на ангарные, в которых легко может пройти робот. Кое где, хоть и редко, можно найти закрытые двери, обычно если недалеко есть другой проход в теже помещения, и эти двери имеют еще одни, не больше 3х метров высотой, которые видимо служили для того чтоб пилоты так же могли передвигаться по базе, не открывая основные шлюзы. Интерьера как такового не наблюдается, хотя понятно сразу что тут было много чего, из стен торчат штыри-крепления, возможно от шкафов, или от другой "мебели", даже нашли что-то похожее на туалет, тоже с пустыми креплениями, и лишь в углу валялся смятый и раздавленный унитаз, просто иначе эту конструкцию никак использовать по видимому нельзя, а рядом с ним одинокую гайку. В итоге создается впечатление что с базы вынесли все что только можно, причем не понятно, до или после бойни. Там где база сильно повреждена, то видно, что в стенах проходят мощные трубы, медные жилы толщиной до полуметра и прочие радости коммуникаций.
В основных проходах, по стенам, на уровне головы роботов виднеется золотая чеканка, все время повторяющейся одной и тоже строки:
यंत्र. ब्रह्मांड के माध्यम से रास्ते. जीवन के टुकड़े करने के लिए, एक बार मार्गदर्शन ग्रह पर फेंक दिया. समस्या है. वापस टुकड़ा, या उसे नष्ट कर.
Мак. Облет как и прежде дает все те же результаты. Теже обломки, теже долбанные роботы. От скуки уже можно разглядывать и небо. Странная звезда. Яркая, двойная. Сканеры время от времени почему-то фиксируют... пульсар? Слабый но пульсар. Тройная система? Еще отсюда видны луны. Три штуки, на разной дистанции, и практически одинаковым размером - не больше 0.12, что примерно равно луне что была некогда на Терре, до её разрушения. И... кажется еще одна планета, не очень большая, примерно третьего размера. Все тут не настоящее. Эти звезды, не может быть такой системы! Какой-то мелкий пульсар, постоянно скрытый от планеты двумя гигантами. Луны, как по струнке выстроенные в ряд. Одна лишь одинокая планетка... планетка как планетка. Судя по звездам, угловая скорость крайне мала, и сутки на этой планете, длятся примерно обычные недели, не меньше. Год... тут вообще не понятно, кажись несколько тысяч лет. Как будто чья-то гигантская рука, собрала в кучку весь этот планетарный шлак, и запустила как часы. Практически идеально настроенные часы.
-
За вот этот пост - ссылкаДостойная работа)
|
|
|
Ядреная настойка дварфа, приятно прорвавшись по горлу, заметно взбодрила нас и придала сил – и чтобы бороться с холодом, и чтобы продолжать наш путь сквозь поднявшуюся метель. Она, вьюга, била прямо в лицо, заставляя кутаться все глубже и глубже в одежду, но, к счастью, что я, что Анна – мы были привыкшими к подобной непогоде, а плотно сбитый Мармоор, что практически ничего и не надел для зимы, сам оказался суровее нее. Казалось, будто бы это не жуткий ветер, метающийся острыми льдинками, бил по нему рьяными порывами, а, скорее, наоборот – это дварф бил по ветру своей мощной и крепкой фигурой, закованной в кольчугу. Но наши кони, защищенные лишь короткой шерстью, вскоре начали недовольно вхрапывать, меся копытами снежную кашу. Им такая перемена пришлась явно не по нраву, но, к счастью, им пока еще хватало сил… даже Иблису, вокруг которого до сих пор крутился мини-смерч Альгериона. Может, конечно, его просто-напросто согревала хозяйка своей магией, что вполне была способна сотворить прямо здесь жаркую баню, а, может, он действительно был одним из лучших жеребцов, что я знал. Винтеру тоже приходилось туго – вьюга оказалась на редкость жестокой, она рвалась навстречу нам ледяными, бесконечными рывками, но мой конь был северных кровей, и пока еще держался крепко. Как и я, ведь в моих жилах текла студеная магия холода, что с самого детства делала меня практически безразличным к зимним морозам. Да и шуба была теплая, конечно. Но вот пони дварфа, Хучу, приходилось тяжелее всех – несчастное животное в противоположность стойкому Мармоору измученно отворачивало голову от жутких порывов и все норовило развернуться. Конечно, наездник ему этого не давал, но Хуч, еле ковылявший последним, уже начал вызывать у нас серьезные опасения. Вскоре вьюга стала еще сильне, слив свои порывы в единый, что упрямо продувал ледяной воздух сквозь лес – в лицо летело все, что ни попадя: снег, льдинки, шишки, палочки и гнилая осенняя листва, но мы все равно шли вперед, пытаясь пересилить таинственную непогоду. Потеряв де Сьежа, мы стали тверже, ведь этот путь стоил нам уже дороже каких-либо денег и поворачивать назад значило предать погибшего воина, а потому, стиснув стучавшие зубы в упертом оскале и одеревеневшие поводья в замерзших руках, мы продолжали идти сквозь Гройенвальд…  ссылкаПрошел, наверное, час, а может, и целых два – сложно было понять, но однажды метель кончилась. Ее просто не стало, ветер стих, а снег осел, клубясь последними вихрями. Лишь где-то позади еще завывали вдалеке ледяные дьяволы, как северяне называли злобные ветра, но и те вскоре стихли, оставив нам слушать лишь морозную тишину зимнего леса. Глаза, наконец, раскрылись на полную, позволяя разглядеть то, что стало с природой: действительно, наступила настоящая зима. Снег теперь был повсюду – скрипел, сминаясь, под копытами, поддерживал черные стволы деревьев глубокими сугробами, висел на поникших ветвях берез и лапах елей, украшая их, но лишая всякой гордости. Теперь лес принадлежал ему, сгинался под его тяжестью и леденел от его холода: все погибло, замерзнув голыми стволами и гнутыми ветвями. Только хвойные кое-как зеленели своими иглами, но за это им доставалось еще больше – ненароком задевая широкие ветви, мы обрушивали на себя целые пласты снега, забиывая им оставшиеся дыры. Но нет худа без добра, а добра – без худа: небо внеожиданно прояснилось голубым, необъятным сводом, открыв путь негреющим лучам желтого солнца, гулявшего где-то на его окраине. И все-таки, оно было, это солнце, и от этого нельзя было не улыбнуться. Пускай зима, пускай морозы, но мы выдержали все это и выдержим еще. Все еще умудряясь находить дорогу, лошади взбодренным шагом виляли меж деревьев, взрывая снежную пелену. До Хартнупа, если верить карте, оставалось всего-ничего, а мы так и не втсретили ни единого монстра – их, казалось, забило холодом в самые темные щели, и это не могло не радовать. От осознания этого настроение поднялось еще выше, мои плечи расправились, а уже веселый взгляд гулял по окрестностям, выныривая из под капюшона, чтобы все-таки кого-нибудь да заметить. Но никого не было – лес был абсолютно пуст, лишь одна девушка, ее брат, их спутник дварф, три копытных животных и Фига, что, выбравшись, наконец, из моего плаща, резво вспорхнула, пронесясь среди черно-белых ветвей, и унеслась куда-то подальше на разведку. Ахда, еще с нами был Альгерион, подозрительно маленький дракончик, но тот все это время мирно спал у сестры на шее и, видимо, собирался продолжать в том же духе до прихода весны… Внезапно тишину нарушил стук. Все резко оживились, вглядываясь вдаль, откуда он доносился, но там ничего видно не было. - Дятел, - предположила шедшая первой Анна, ускоряя Иблиса, на что я сходу ответил, догоняя сестру: - Ага, выживший в этом морозе благодаря своему железному клюву, которым он сейчас устраивает себе дупло в медном котле! И я не врал – звук действительно был скорее металлическим, какой обычно раздается в кузне, когда молотом долбят железо или, например, заколачивают гвозди… Неожиданно меня осенило, отчего я пнул Винтера пятками, собираясь перейти на галоп от радости: - Ань! – крикнул я сестре, уже несясь сквозь чащобу. – Это люди! Это Хартнуп – мы доехали! И действительно – через какую-то минуту я увидал вдалеке дым от печных труб в большом просвете за лесом. Прямо посреди Гройенвальда мы обнаружили большой лысый холм, на котором и расположилась обнесенная частоколом деревня – приветливые, угловатые крыши, поддерживавшие толстые, блестящие на солнце, снежные слои, ютились за стеной из толстых бревен, что нарушалась чуть покосившимися, раскрытыми настежь воротами. Частокол, под которым вьюгой навалило гигантские сугробы, имел даже несколько небольших башенок с каменным первым этажом, но важнее были трубы – их было десятка три, сколько и домов, и половина из них коптила тяжелым сизым дымом. Дымом - живой, радующей душу приметой, всегда говорящей о том, что деревня была все еще населена людьми, а я, признаться, в этом уже сомневался после всего случившегося. Дождавшись остальных, я радостно указал пальцем на табличку, увенчанную внушительной шапкой снега – она висела на столбе у подножия холма и на ней было написано одно-единственное слово: «Хартнуп». ссылкаЭто была, наверное, самая невероятная деревня, что я когда-либо знал, и вряд ли я смогу ее когда-нибудь забыть, учитывая, что здесь потом произошло, но обо всем по порядку. Все началось, конечно же, с того, что мы в нее въехали, еще заранее заметив того самого мужика, что издавал ритмичный стук: он строил дом. Точнее, крышу – сиротливый каркас из свежих деревянных брусьев еще предстояло обшить досками и накрыть соломой, чем наш строитель и занимался. Раздетый по пояс, этот могучий, раскрасневшийся от холода мужик сидел прямо на центральной верхней балке, лихо махая молотком и уверенно вбивая гвозди в дерево. Один, потом следующий, потом еще – казалось, он не мог остановиться в этом увлекательном занятии, которое, кажется, не имело никакого смысла. Он тупо вбивал гвозди в брус. Ничего не укреплял, ничего не приделывал – просто вбивал, и, когда мы подъехали поближе к частоколу, я понял, что он этим занимался давно: половина каркаса уже поблескивала стальными шапками сотен вбитых гвоздей. И еще как минимум сотню ей предстояло выдержать – безумный кровельщик был буквально обвешан длинными гвоздями, что чуть не выпадали из трех пузатых сумок. И словом «выдержать» я не преувеличивал: каркас уже стонал и трясся под могучими ударами разъяренного мужика, явно подламываясь от забитых в него гвоздей. В какой-то момент мы даже остановились, озадачанно глядя на строящийся дом прямо за частоколом – он вдруг начал сильно скрипеть и шататься. Но кровельщик не останавливался, периодически пододвигаясь чуть дальше и продолжая свое безумное дело. Наконец, раздался жуткий, громкий треск – каркас не выдержал и целиком провалился внутрь дома вместе со своим «ухнувшим» строителем, пролетевшим не менее восьми метров вниз… Шум вскоре улегся, как и древесные опилки, разлетевшиеся в стороны, и все затихло. Кровельщик либо умер, либо отключился, что вполне было логично после такого падения, но зато мы расслышали тоскливое бреньканье какой-то гитары, исходившее из самой деревни. Прямо у ворот, за которыми длилась главная улица, занесенная сугробами по краям, сидел бард. Тощий черноволосый паренек, одетый в уж больно легкую куртку и кожаные штаны, он расположился на каком-то ящике, чтобы не садиться прямо в снег, и спокойно играл себе на деревенской гитаре своими озяблыми длинными пальцами, не обращая никакого внимания ни на мороз, ни, тем более, на появившихся путников. Бард просто сидел и играл, меланхолично дергая струны грустной, тихой мелодией, и глядел на дом напротив, думая о чем-то своем… Больше, вроде, никого поблизости и не было.
|
|
«Верона конечно глупа, но она не дура» - в этом была вся Надина.
И вот как ее переубедить? В принципе, это было нереально – собственное мнение для Надин было важнее всего остального, даже ее собственных глаз: если те видели то, что по ее мнению не существовало, значит, глаза моей старшей сестры ошибались. Впрочем, эта черта была свойственна им всем, да и матушке – тоже. Они никогда не ошибались, это другие ошибались, другие все неправильно понимали, это, скорее, целый мир был неправильным и ложным, но точно уж не их собственное мнение. Оно было хрустальным, хрупким и драгоценным для этих дам, и им проще было лишиться всех пальцев на руках, нежели чем признать свою неправоту… хотя бы просто для себя.
И мне было бы абсолютно все равно, если бы сейчас от этого дурацкого свойства женского мышления не зависела моя судьба. Ее тяжелый взгляд, ее надменность и рассерженность – они прогоняли меня прочь, и мне действительно не хотелось и дальше раздражать Наидину, но… Но на другом моем плече невидимой угрозой сидела та Дама, и между двух зол я решил выбрать меньшее и более привычное.
- Надин, а если прок в моей смерти все-таки есть?.. – прошептал я, глядя на сестру промокшими глазами ягненка со скотобойни. – Если все дело в кинжале?.. Надин, прошу, не дай ей. Даже если она просто меня порежет – один Бог знает, к чему это приведет!.. Молю, сестра, вы с Габи нормальные, я вам доверяю… Вы не станете меня резать – я знаю, разве не так?.. А Верона… Ведь если ей надо, то она кого угодно расчленит, Надин… А ей надо, я это по ее же словам понял, ей очень надо… Прошу, сестра…
Не получится, я это понимал уже заканчивая свою мольбу и постепенно затихая. Она не спасет меня – отправит с Вероной, ей было наплевать. Ей вообще всегда было наплевать, что еще хотеть от будущей королевы? Надину волновала только она сама, и все. Ни чья-либо жизнь, ни даже судьба государства – все вертелось вокруг нее, все падало ниц к ее ногам, все восхваляло ее прекрасные манеры, ее тонкий голос, ее невероятную красоту и замечательный вкус…
А Надина в этом всем купалась и наслаждалась этим, выдергивая из людей все новые и новые восхваления, унижая их и заставляя восхвалять все равно: ненасытное самомнение моей страшей сестры крутило целый мир на одно-единственное веретено. На нее саму. Там, в ее голове, она была главной, лучшей, сильнейшей, высшей, там она была королевой и только лишь живая матушка не давала всем ее мечтам сбыться.
Но пока Надину устраивала и роль принцессы – она была уверена, что когда-нибудь сядет на трон и все в мире станет на свои места.
|
|
-
xDDDDDDD
-
Такая милая прелесть))
|
-
Сравнение оружия с цветком - поэтичная нотка убийства)
-
:) красиво, но открою тайну, доктор в этого же псоника так же пускает очередь и гранату :)))... Ща будет салют из кишок и веток :)
|
Общее.
Оставив пьянствующее командование дальше попивать кофеёк группа пилотов выдвинулась к ангару С6... Ришаэль и Вирджил прекрасно знали как до него добраться, благо уже тут бывали. Как и в прошлый раз на входе стояла внушительная толпа охраны, которые просто осмотрели капитанов, и без слов пропустили их внутрь, даже не проверяя карты доступа. Хотя это стало понятно уже с другой стороны входа. Дело в том что внутри стоял пульт КПП, напичканный детекторами, камерами, и прочим барахлом. Мельком можно было заметить, как на экранах пульта выведены их фотографии и текст, скорее всего характеризация.
В самом же ангаре, который занимал примерно площадь 2х2 км, и высотой всего около 700 метров... Короче это все было набито проводами, пультами, отдельными генераторами и прочеё научной чушью. Левая стена ангара так вообще имела огромную дыру, сквозь которую выходили толстенные кабеля с пометкой высокого напряжения... очень высокого, короче по всему видимо эти кабеля шли напрямую от реакторных систем самой станции.
В центре ангара распологалась толстая груглая плина, на которой как раз разместился "кирпич" - штурмовик "Яттилайсен" Вирджила, в сложенном состоянии. На нем же аккуратно был закреплен корвет "Unto" который пилотировать надлежало Нине. Единственно что сразу не было заметно, так это "Тислу" Риши, но постоянно шныряющие лаборанты около открытого трюма "Яттилайсена" выдавали его расположение.
Вокруг каменного плато с кораблями располагались три огромных глыбы камня, испещренные непонятными надписями. К этим камням было закреплено туева куча датчиков, кабелей и прочего, для чего эти глыбы сверлили, долбили и кололи в разных частях. А в большей своей части кабеля силогого питания шли как раз к этим хреням.
От общего скопления очкариков отделились две фигуры встречающих, ими оказались как раз Владислав и Илья, правда теперь они были в военной форме, чистенькой и аккуратной. Илья правда все так же таскал с собой свою книгу. Первым же сходу заговорил военный техник:
- Вот и вы знач, как раз вовремя. У нас уж практически все готово, Так что можете заниать свои караблики... Нине придется до своего залезать по корпусу гиганта, а Рише проще, можно старт переждать как в своем задохлике, так и вместе в Вирджилом, а потом уже перейти в трюм к машине. На все про все у вас около 15 минут, - он глянул на наручные часы, - Мои ребята уже по всем машинам пролазили, все норм, но и вам проверить тож не мешает. Короче пошли.
Закончив монолог Влад отправился куда-то в сторону пультов управления портала, а вот Илью похоже опять заклинило, и он медленно стал ходить на месте описывая небольшой кружечек. Проще говоря, как бы этого психа не наряди, то что его мозг явно съеден начисто постоянно бросается в глаза...
|
Общее. Пшебемир картинно развернул конверт, расправил его и чуть на вытянутых руках приготовился читать. Увы его ждало некое разочарование, ибо лист оказался пуст. Зато стало вдруг прохладно, все вокруг начало заволакивать густым белым туманом. Людям уже стало трудно различать собственные руки, как вокруг стали собираться тени, то и дело двигавшееся в каком-то неопределенном хаосе.
- Так, тащите дрова! - послышалось откуда то со стороны двора поместья, достаточно неприятным мужским голосом. - Вяжите её крепче.
Туман стал чуть более рассеянным, и тени теперь получили нечеткие очертания множества людей. Тут был виден и столб, к которому двое крепко притягивали веревками молодую девушку, и стоящий рядом монах, державший в руках ребенка лет 3-4, пол которого было не различить из-за тумана. Странные бродящие люди вокруг, в опрятной и явно дорогой одежде, военного пошива, кажется попросту не замечали застывших в животном ужасе, как в столбняке людей. Что и вскоре подтвердилось, как только один из солдат просто прошел насквозь Винсента.
К столбу с привязанной женщиной подошел мужчина, достаточно преклонного возраста, тоже в военной форме, со знаками офицера. Акуратноя борода, маленькие хитрые глазки. Он внимательно смотрит на привязанную женщину, которая в свою очередь рассматривает ребенка в руках монаха.
По щеке офицера течет еле заметная слезинка, оставляя слабый блестящий след за собой. Он кивает, и отворачивается. Тотчас к сложенным под столбом хворосту и бревнышкам, прорываясь сквозь туман, в руке солдата, стремится факел, весело потрескивая ярким огоньком.
Пламя резво перебрасывается на поношенное ему пиршество, практически мгновенно охватывая все и взмывая языками вверх, с аппетитом обхватив тело женщины, слизывая с неё одежду, волосы и кожу. Туман вокруг костра расступается в стороны, как бы растаскивая собравшихся людей за собой, хотя понятно что они сами отступили на несколько шагов ибо жар от костра каким-то образом доходит аж до невидимых аристократов.
Женщина кричит, посыпая проклятьями бога, монахов, солдат, но больше всего офицера. Теперь её можно более менее рассмотреть, даже не смотря на то что туман теперь заменился на раскаленный воздух. Эта девушка... Её уже видели недавно, именно она дала поляку в руки письмо... Пламя уже полностью поглотило её одежду, некогда богатое платье. На ногах уже проступают белые кости, практически мгновенно чернея, на руках, бедрах и груди лопается волдырями кожа, и хоть её некогда красивейшее тело стройно как тростинка, с бедер, живота и груди выступает девичий жир, который тут же вскипает и струйками стекает вниз. В воздухе разносится запах подгорелого мяса, или картошечки со шкварками, которые хозяйка забыла на плите. Вот уже и горло стало обугливаться, и глаза лопнув вытекли по щекам, но девушка все еще орет, истошно. Она уже не ругается, она просит. Упорно глядя пустыми глазницами на офицера. В это же время монах поднимает на руках ребенка, чтоб ему было лучше видно как горит девушка.
- Ведьмино отродье к ведьме! Пусть господь наш примет эту отравленную злым чревом душу!
И тотчас бросает хрупкое тело со всей силы в костер. Тонкий визг, и ребенок сразу затихает, видимо не выдержав болевого шока.
Девушка на мгновение замолкает, как будто прислушиваясь, после чего поднимает голову вверх, и все вокруг заполняет крик боли, отчаянья, проклятия и беспомощности одновременно. Этот крик давит на уши, на кожу, на глаза, он давит на землю, заставляет упасть на колени, закрыв уши руками, но все равно он уже внутри, он жрет вас изнутри, люди вокруг падают, они корчатся, и извиваются на земле как змеи. Но вот вой становится тише. Солдаты поднимаются, кроме монаха, который так и остался стоять на ногах, и теперь он смотрит на костер лопнувшими глазницами, из глаз, рта и ушей его течет кровь, он падает на землю что бы больше не подняться.
Чуть в стороне можно заметить офицера, он уже стремительно уходит от этого места, Рядом с ним идет солдат, который держит в руках... ребенка... прикрывая его или её краем плаща. В ужасе место покидают остальные, вот уже никого нет, лишь догорающий костер, на котором висит остатки девушки, по обгоревшим костям ног стекает струйка мочи из прогоревшего живота, и с шипением капает на угли внизу. Она осматривает обгорелым черепом округу, и указывает сгоревшей рукой в сторону ушедшего офицера. После чего оборачивается в сторону оставшихся аристократов.
- Дитя! Дитя ведьмы. Надо закончить то что начато! - звучит опять приятный девичий голос, вырываясь откуда-то из сгоревшего горла.
- Дитя среди вас! Найдите его...
Туман вновь сгущается, пробирая до костей, но вскоре он уходит обратно за ворота, оставляя там болото и блуждающих теней-охотников. Аристократы все оказываются на коленях, зажимая себе уши. Мокрые, замершие, выжатые как лимоны...
Все в порядке. В саду вновь поют птички, с небе приветливо светит солнышко, лишь редкие кучевые облачка бороздят небесные просторы, изображая из себя то кораблики, то овечек...
В центре двора пустой столб, со следами старой гари, рядом сложенны дрова и хворост.
-
Фееричное возвращение, отличный, жутковатый пост :)
-
Несомненно - плюс))) Обожаю такие вещи))
|
|
Небо все также проплывало мимо бугристым серым одеялом, скрывая солнце, что нестерпимо ярко просвечивало сквозь уж слишком тонкие места в облаках – свет рассеивался, разносился стальной холодной дымкой и оседал вокруг, отчего смотреть наверх было попросту больно.
Наступившее после долгой ночи утро было столь же беспроглядно, как и тучи над лесом: холод стал воистину осенним, проносясь легким, но колючим ветерком сквозь одежду, а еда казалась пресной и безвкуской, несмотря на все старания Мармоора. После произошедшего вчера сложно было веселиться – мы как минимум устали, а впереди нас ожидал не менее опасный путь по Гройенвальду. К счастью, судя по карте, до Хартнупа – деревни, в которую нам и надо было попасть, - должно было оставаться не более полудня дороги, но ориентироваться в этом лесу мне казалось нереальным, а потому точной уверенности не было.
И все же, несмотря на сомнения относительно нашего пути, мы его продолжили, оседлав и навьючив лошадей, упрямо теперь шедших по сырой тропинке сквозь осенний и холодный лес…
Все вещи де Сьежа мы предоставили тащить его жеребцу, докинув еще и часть своих, но могучему боевому коню было не привыкать – он и так уже, к сожалению, осободился от пары сотен фунтов, что раньше им правили, и, будто бы сам осознав свою потерю, уныло глядел себе под копыта, меся чертову грязь. Также было и с остальными – грусть и тоска неуклонно клонили наши головы книзу, вынуждая к угрюмому молчанию, и только лишь опасности Гройенвальда заставляли меня порой оглядываться, выискивая еще каких-нибудь кошек.
Хотя какие теперь опасности? После треклятых ведьм все остальное, что всплывало в воображении, казалось мне уже несерьезным, ведь нам удалось в итоге одлеть этих старушек… но я ошибался, я сильно ошибался и где-то под сердцем это чуял. Да, под сердцем, в желудке – он так и не мог расслабиться, постоянно волнуясь и тревожась за свое будущее…
И тут мне вдруг на руку упала снежинка. Да-да, я даже сам себе не поверил, когда увидел эту пушистую белую пылинку, что тутже растаяла от моего тепла – только октябрь близился, а тут вдруг снежинка. Не бывало никогда такого, и я хотел уже было забыть об этом видении, как еще одна вдруг упала Винтеру на ухо. И осталась там. Да, снежинка – морозная зимняя соринка, что, подождав немного, также растаяла, заставляя меня всерьез обеспокоиться за свое душевное состояние…
Оглядевшись, я заметил кроме таких же ошеломленных взглядов своих спутников клубы пара, вырывавшиеся из их ртов на выдохе – было действительно холодно, а еще… Еще вокруг, то там, то тут, задевая листья и оседая на еще зеленых растениях, падал снег.
Поначалу он падал совсем немного, будто опасаясь всерьез заявить о себе – а я бы тоже побоялся быть снегом в сентябре – а потом снегопад разошелся вовсю, наполнив воздух меж стволов медлительным ливнем из невероятно белых хлопьев, что тутже таяли, попадая на нас или землю. И все же - это был снег, и я, прикинув, сообразил, что для него было достаточно холодно вокруг, но, черт подери, этот мороз уж никак не сходился с концом октября, с только-только пожелтевшей листвой! Это… это было какое-то чудо.
- Зима пройдёт и весна промелькнёт,
И весна промелькнёт...
Увянут все цветы, снегом их занесёт,
Снегом их занесёт...
- тихонько пропел я, удивленно продолжая путь по высыпавшему снежными хлопьями Гройенвальду.
|
|
- Господи, вот мы и встретились снова, да вечна будет слава Твоя, - шептал я одними губами, - да бессмертен будет дух Твой в наших сердцах… и да сгинут все те, кто… А зачем мне это повторять? Ты же ведь и так все это знаешь, и я это знаю, а кроме нас двоих тут, в моей голове, более никого нет… Но требуется же проговорить все это, верно? Ладно, прости, Господи, я докончу – мне не хотелось тебя этим как-то оскорблять, поверь. …Да сгинут все те, кто посмеет осквернить свято Имя Твое. Навеки отрину я стремленья свои ради лишь службы тебе, Господи Всесильный, навечно отдам я Тебе душу свою, ибо создан я тобой, да будет вера моя в Тебя крепка и бессменна, да не покинут меня силы мои, отданные тебе в услуженье, да будут чтиться Заповеди Твои, Господи, как чтились и чтятся мною по сей день.
Аккуратно, чтобы остальные не заметили, я перенес вес на другое колено, упиравшееся в каменный пол часовни, поскольку это уже начало тихонько ныть.
- Господи, раз уж с официальной частью мы покончили, я бы хотел попросить тебя… Хм… Сложно же так сходу сказать подобное – а ты ведь и так знаешь, о чем я хочу тебя попросить, разве нет? Хотя да, если уж просить – то стоило бы и проговорить про себя, согласен… Господи, ты сказал мне верить в тебя и только в тебя, да? Я верю, я искренне верю в Тебя, Господи, ты знаешь, ты прекрасно это знаешь, и, я уверен, ничто не сможет сломать веру мою. Ну, я надеюсь. Дальше ты сказал, что я не должен красть, убивать, завидовать и потакать своим низменным желаниям. Ничего из этого я, вроде бы, и не делаю… Потом я должен чтить и помнить свое прошлое – я помню. Я помню, как меня учили, помню, как воспитывали. Я помню, как рос, как охотился в лесах, как играл в замке, как учился и как верно молился тебе каждые утро и вечер, как и положено. Я помню все это и чту, Господи.
- Ты сказал: «Смирись с настоящим». Я смиряюсь, каждый день. Порой мне бывает нелегко, порой мне сильно достается от одной из сестер или же даже от матушки – но я смиряюсь, я принимаю это, я не отворачиваюсь от своей жизни и верю, что и мне и им воздастся в свое время по заслугам. И Ты сказал, что я должен бороться за свое будущее – и я борюсь. Да, материнского трона мне не видать – он достанется Надине, но он мне и не нужен, я смирился с этим. Но зато я знаю, чего могу достичь и я стремлюсь к этому. Я учусь, я тренируюсь – я стану одним из лучших полководцев моей родины, и я когда-нибудь возглавлю свои войска, чтобы привести их к победе! И я делаю все, чтобы оказаться достойным этой должности, и, я надеюсь, моей матушке, моим сестрам и моему народу будет чем гордиться, когда я вырасту. Поверь, я очень этого хочу… И, я думаю… Господи, я думаю отец, смотря на меня с небес, тоже будет мной гордиться, да? Я на это тоже очень надеюсь, даже, быть может, сильнее, чем на все остальное – иначе кем я буду, если никто из них не сможет когда-нибудь сказать: «Вот мой командир, вот генерал моей страны, вот мой братик… вот мой сын… Я горжусь им!»?
Невольно улыбнувшись на миг, когда в голове предстала такая самонадеянная картина, я тут же вернул назад себе сосредоточенно-смиренный вид, продолжив молитву:
- И, наконец, Господи, Ты сказал любить близких своих, любить тех, кто мне дорог… Господь Всемогущий, да, порой я их ненавижу – особенно Надину с Вероной – порой я на них очень злюсь… Прости меня за это, ибо, как говорит Габриэль: «Я лишь раб своих эмоций». И она права – они порой захлестывают разум и ими невероятно сложно управлять, но я стараюсь. Я правда стараюсь, Господи, и я их люблю. Всех люблю… настолько – насколько это вообще возможно. И даже старших сестер, хотя Надину и не очень-то удается… Но она тоже хорошая, Господи – хотя бы внешне. Боже, я понимаю, мне очень повезло. Я родился в королевской семье, я не знаю, что такое голод – а мне кажется, что он действительно ужасен на вкус – мне достается все, что мне нужно, у моей семьи есть прислуга, богатство, даже собственная часовня… И грех мне жаловаться на своих сестер, что порой могут здорово мне насолить – это ничего, я к этому привык. И я как могу, так люблю их и, во всяком случае, я уж точно не оставлю их в беде, ибо нет у меня больше никого, кроме них, Господь, ты знаешь.
- И, вобщем-то, если так посудить, то… - поверь, мне ужасно страшно такое говорить – но я, вроде как, все правильно делаю. Нет, конечно, скорее всего, я ошибаюсь, Господи, я не уверен в своих словах, да и вряд ли я смогу когда-нибудь стать действительно праведником, но… Господи, ты пойми: я просто переживаю. А вдруг я где-то не прав? Вдруг я все-таки что-то не так делаю? Может, стоит измениться? Может, я должен сделать что-то еще?.. Я бы с радостью, я бы сделал, Господь мой, правда, но я не знаю что, я не знаю как… И я честно очень боюсь, что где-то что-то у меня не правильно. А потому я прошу тебя, Господи, пожалуйста, подай мне знак, если мои опасения верны – если я сильно грешу и греховная пелена застилает мои глаза. Подай мне знак, умоляю тебя, Господи. Просто знак – я все пойму и попытаюсь найти свою ошибку, и я ее найду, Боже. Но, пока я не знаю, есть ли она, есть ли грех – мне будет очень сложно искать. Я, конечно, и так слежу за собой, но при твоей подсказке мне будет намного легче… Я понимаю, Ты, наверное, не захочешь творить лишнее Чудо, но, поверь, я никому не скажу – пусть это будет Чудо лишь для меня… Пожалуйста, Господи, мне больше ничего и не надо. Только, прошу, дай мне знак – правильно ли я живу…
|
|
|
|
|
- Зеленая Биргет уже лежала, когда я стрелял в ее сестрицу... – бросил Мармоор Анне и вошел вслед за ней, резко осекшись. Я поспешил за ними, тихонько скрипнув ступеньками крыльца: они застыли прямо у входа, ошеломленно глядя на пол и не обращая внимания на уставленные полками стены. Повсюду сияли свечи, но их света было недостаточно, чтобы ползучие тени не забирались за устрашающие колбы и банки, коими было все забито. Здесь хранились ингридиенты… а на полу лежали трупы.
- Что ты лыбишься, тварь?! – злобно прошипел тогда ля Ир в глаза Биргет, державшей нож в его животе. Она улыбалась, она веселилась – она чувствовала, как жизнь утекала толстыми, густыми струями по его бокам, заливая пол темно-красной, липкой лужицей. Она уже поверила в свою победу.
Но Жан-Батист никогда не верил ни в чью победу, и он никогда не останавливался, даже если надежда расходилась выжигающей разум болью, наполняя все тело, и улетала… Ни вера, ни надежда, ни что-либо иное ремминцу не требовалось для победы: ему нужны были лишь собственные руки и ненависть…
Справа, у окна, расположилась стойка с раскрытым древним фолиантом, а рядом с ней – опрокинутый большой медный котел, в которомм лежала бездвижным телом та самая Зеленая Биргет. Ее некогда зеленая кожа была покрыта жуткими красными водырями, изуродавившими и без того не очень-то красивую старушку до самого мяса на спине…
Не спуская глаз с лица, пузырившегося гнойными язвами, Жан-Батист обхватил правую кисть ведьмы своими ручищами и, резко дернув, вывернул ее напрочь – хруст и вопль старой сучки наполнили хижину приятными воину звуками. Старуха тут же отстранилась, выпуская кинжал, ее глаза расширились от ужаса и боли, стоило им глянуть на прорвавший кожу осколок кости… Ее рожа, исказившись в этой жуткой гримасе, лопнула парой пузырей, вытекших зеленоватым секретом, и тут же захлопнулась ботинком де Сьежа – рыцарь с силой вдарил ей подошвой в голову.
Карга, лишаясь с кровью оставшихся зубов, безмолвно полетела прямо на кипевший чарами медный котел – тот отозвался гулким звоном, слетая со своего помоста и опрокидываясь на Биргет всей доброй сотней пинт. Коричневатый кипяток тут же охватил ее тщедушное тело, выплескиваясь на пол, отчего провалившаяся в котел зеленая ведьма разразилась безумным, протяжным визгом, судорожно трясясь всем телом…
У другого окна, слева, такой же грудой старых костей, обтянутых истерзанной временем тонкой кожей, валялась черная ведьма, зияя дыркой у лопатки – Мармоор в самый нужный момент оказался донельзя меток, испотрошив пулей внутри грудь этой старой карге. Ее лицо, застывшее при виде смерти, удивленно и даже как-то обиженно глядело стеклянными глазами в середину комнаты, словно бы пытаясь спросить: «Как? За что? Почему?..»
Расправившись с младшей сестрой, что все еще билась в судорогах, и ухватившись одной рукой за торчавший кинжал, де Сьеж кое-как встал, не обращая внимания на ошпарившие его спину ингридиенты. Ему сейчас было не до того: отвернувшись от окна, глазами с ремминцем встретилась сама Хельга, уже изукрашенная уродливым ожогом во всю грудь.
Глядя, как раздетый по пояс де Сьеж с раздирающим глотку ревом выдергивает нож из собственных кишок, выпуская потоки крови, она, наконец, сообразила, что пора было кончать с этим мужиком, и произнесла всего три слова: «Ойорн вьес дорхен!».
В ответ на это ля Ир продолжил свой крик, устремляясь к Вороной Хельге с уже запачканным ритуальным ножом – тот должен был вонзиться стерве в глотку, но та его остановила… ладонью. Мощное заклятье, сорвавшись с выставленной вперед руки, прошило могучую грудь рыцаря черным дымком смерти, останавливая того прямо перед собой.
Немые, но злые, люто ненавидящие эту тварь глаза ля Ира уставились на убившую его ведьму. Кровь черными угольными сгустками застыла в его жилах, а дыхание навеки прервалось, но мертвый ремминец все равно не сводил с нее взора, пожирая своей злобой ее темную душу. На какой-то момент Хельга даже испугалась его, отстранясь обратно к окну и нервно сдвинув брови – мужчина уже давно должен был свалиться бездыханным, а он все равно стоял, побледневшей рукой стискивая рукоять кинжала.
И все же, несмотря на всю волю «не успев упасть погибшего» воина, вороная суть магии Вороной Хельги была сильнее: ноги, закованные в латы, подвели его, потянув за собой все тело… И Жан-Батист ля Ир де Сьеж, не случайно прозванный Ярым, упал замертво, так и не перестав бороться даже после смерти, так и не сомкнув своих вечно живых и вечно яростных глаз.
- Умри же, старая уродина! – крикнул Мармоор и раздался оглушительный выстрел. Облако пороха, последовавшего за незримой пулей, тут же заполнило полкомнаты; Хельга дернулась, раскрыв рот, что уже лишился сил закричать об пронзившей спину боли, и безвольным, дряхлым и уродливым телом свалилась на пол рядом с де Сьежем… Тоненькая струйка темной крови, смочившая края аккуратной дырочки, спустилась ниже и встретилась с ремминской кровью, да с остывающим отваром, что залил весь пол.
Между сестрами же в зыбкой луже собственной крови лежал и наш ля Ир, сжимавший в окоченевшем кулаке ритуальный кинжал… Его глаза… Отец-Предтеча, сколько же было в них лютой злобы! Казалось, он готов был прямо сейчас встать и изрубить валявшуюся напротив Хельгу – так, на всякий случай, чтобы уже не дергалась.
Но он не мог… Да и уже никогда не сможет. Его мощный, широкий торс скрывал бугры некогда сильных, но уже бесполезных мышц под бело-мраморной кожей, испещренной редкой сетью угольно-черных жил… Его торс до сих пор был напряжен, будто бы готовый броситься в атаку. Жан-Батист ля Ир де Сьеж хотел еще сражаться, хотел биться, но судьба предопределила ему иной путь… Уж слишком что-то короткий.
И у меня подступил к горлу постыдный комок при осознании всей бессмысленности произошедшего. На что ему сдался этот лес? На что ремминец сдался этим ведьмам? Зачем надо было всю жизнь рисковать собой?.. Чтобы вот так, просто взять и умереть в дьяволом забытом месте?!
Но это был его выбор, именно на это он и шел, получая темное пятно на место погибшего сердца, получая долгожданную смерть на место осточертевшей ему жизни. Он смог погибнуть достойно, сражаясь до конца и смело глядя врагу в глаза, а я? А что я? Тот, кто чуть ли не плакал час назад под лапами какой-то кошки! Он не боялся, а я – боялся, в том-то и была разница… И это к нему должны были придти на помощь, а не ко мне. Но это все было бредом – того, что случилось, не вернуть.
Ведь верно люди говорят – после смерти друга все себя корят. А потому, постаравшись забыть про эти бестолковые мысли, разрывавшие мою душу, я попросту сглотнул поднявшуюся к горлу боль с горечью и, шагнув, наклонился над нашим наемником.
- Он… - хотел было что-то я сказать красивое, но намечавшиеся слезы не дали договорить, испортив и одно-единственное слово сорвавшимся голосом. Нет, о погибших соратниках не плачут – о них поют легенды. Вот и я не собирался, я попросту закрыл ладонью его холодные веки и повернулся в сторону Биргет: та неожиданно подала признаки жизни, пошевелившись в своем котле.
-
Очень печально и очень красиво. А больше и говорить ничего не хочется.
-
За хорошо построенную структуру поста и за события, которые, как я думал, на ближайшее время закончились)
|
Полет вперед… Стремительный, как горный поток, и мягкий, как объятия теплых шкур. Драконы знали путь. Видели его. И сейчас медленно раскручивали в голове память того, первого, кто донес весть о нападении. Вот этот приметный лесок, вот – одинокое дерево в поле, а вот ровное горное плато в виде звезды. День, ночь – воспоминания чужой личности и собственные ощущения смешались в единую картину, доказывающую, что звено еще не сбилось с пути – иначе не избежать рассинхронизации. Плата за память многих в одном, ибо ничего в этом мире не дается просто так.
Тем временем солнце взошло над горизонтом, потопталось на вершинах гор, и шагнуло вверх, окунувшись в темнеющие облака. На пару минут одаренные солнечным светом леса и скалы снова погрузились в серость пасмурного дня, и вдобавок к этому на низколетящее звено начали падать мелкие капельки влаги. Дождь… Взлетишь выше облаков – не увидишь дороги, опустишься ниже – и придется лететь под барабанящие по чешуе и коже капли хмурого холодного дождика. Каждая редкая капля, садившаяся на могучих существ, разлеталась на тысячи брызг, уносящихся встречным потоком ветра назад, к хвостам, образовывая позади летящих драконов едва заметный водяной след.
Киу гордо сидел на шее Мориты, пытаясь сохранить вертикальное положение под напором рвущегося в лицо воздуха, хотя порой, конечно, ему это не удавалось и юноша, вскрикивая (все равно никто вокруг не услышит), хватался крепче за седло и пригибался. Однако гордость брала свое, и через пару минут Киу снова выпрямлялся на шее золотой драконицы, храбро смотря вперед и лишь порой щурясь, когда капли дождя врезались в начищенный доспех воина и, разбиваясь, брызгали в глаза.
Ревротраватимрамадазхар плавно шел – а именно это слово сразу приходило в голову при виде его колыхающихся на ветру крыльев – вперед по воздуху со свойственным ему спокойствием. Лишь усы на морде колыхались под порывами ветра, словно степная трава на холме. На вопрос своего всадника дракон пожал плечами, ощутимо подкинув Айвво вверх, и донес до него свою мысль: «Молодой воин, в преддверии битвы ты должен думать не о плотских утехах, а о самосовершенствовании своего духа и тела. А уж общения с себе подобными оставь для меня самого, ты еще слишком молод для того, что поучать любого из нас, драконов.»
Облака становились все темнее, да и дождь усиливался, и становилось все труднее и труднее различать поверхность земли. Все ниже и ниже опускались драконы, и вскоре их громадные крылья уже почти задевали вершины деревьев. Пролетая над зеленым покровом, величественные существа пригибали деревья поднятым крыльями ветром, колыхая старые крепкие деревья как степную поросль, только вылезшую на полях погреться под солнышко. Порой ввысь устремлялись копья крон особо высоких деревьев, и звено дробилось на части, обтекая с боков или сверху неожиданные преграды. Вдруг.. Резко, как будто вырубленный дровосекам, лес окончился, и перед взором отряда предстала степная равнина, покрытая тусклой мглой ненастного дня. Однако кое-что особенно сильно бросалось в глаза – прямо на опушке леса, а теперь уже позади стремительно отдалявшихся в степь драконов, лежал на земле один из них – казавшийся черным под дождевыми облаками неподвижный силуэт застыл, распластав крылья, на самой границе леса. Казалось, что это именно этот дракон, упав, срубил все деревья в этой степи, отодвинув лес ближе к лагерю Ордена. Конечно, это было не так. И скорее даже наоборот – дремучий лес остановил упавшее на него тело. Но… Тело ли? Может быть, он еще живой?
-
Очень красивое, захватывающее описание.
"Мы придём за Тобою. Ты дождись нас, Крылатый.
Мы придём за Тобою. Лишь не складывай крыл"
-
И тут тоже красотааа....))))
|
|
|
-
Даааа!!!)))))) Вот когда уже хочется добавить к броску +5, +10)))
-
Молодец, Сержик) заслуженный плюс)
|
Удалившись после предыдущего созидания в Шестеренку, Курцин потратил, как обычно, огромное количество времени на установление плана по созданию живности на планете. Все было рассчитано и продумано заранее - все биоцинозы, роли в экосферах и сложнейшие типы строения задумываемых существ. Причем, Рой даже прикинул несколько десятков путей развития в зависимости от действий других богов, и, выйдя, наконец, из своих чертогов, он снова принялся творить. Утреннее солнце, взойдя над вечно волновавшимся морем Сарема, прокрасило прибрежные туманы желтоватым теплом - здесь было очень сыро, а потому тут вскоре начали вырастать грибы, творимые Курцином. И, конечно же, они не были обычными: взмывая ввысь на своих изогнутых, тонких ножках, гигантские грибы достигали до полусотни метров в высоту, неизменно оканчиваясь широкой шляпкой. Эта крышки, достигавшаие порой дюжины метров в диаметре, оказались отличнейшим уловителями солнечных лучей, преобразуя их энергию в органические соединения. Глянув на зеленую траву, Курцин усомнился в эффективности хлорофиллов и усовершенствовал их, запихнув после этого в грибные деревья. Теперь их шляпки, сменявшие все оттенки коричневого в зависимости от конкретно вида, впитывали гораздо больше энергии, здорово нагреваясь на этой жаре. Под землей, расходясь толстыми беловатыми корнями, ветвился общий мицелий, захватывавший порой многие километры грибного леса. Его высасывание из почвы влаги и минеральных солей в паре со сплошными тенями, образуемыми шляпками, не давали расти никаким другим растениям в этих лесах, от чего толстые у основания ножки покрывались мхом, а земля между ними - слабенькой травой. К счастью, суша далеко не целиком покрылась пупырчатыми грязно-коричневыми лесами - грибные деревья жутко любили влажность, спасавшую их от испепелящего солнца равнин, а потому в основном они расселились в береговых зонах, вдоль русел широких рек и на болотах. При этом на последних они выдеживали сильную токсичность окружающей среды, образуемой Чунькой-мхом, разнообразив свой род ядовитыми, дряблыми поганками бледно-сероватого цвета. Масленок Кровавый ( ссылка). Но у грибных деревьев были и свои проблемы - вскоре их начали поедать различные микроорганизмы и жучки, прогрызаясь в толщу суховатых стволов. И здесь среди прочих на первые позиции вышли выведенные Роем двадцатиметровые маслята, что научились по ночам выделясь специальный бардовый секрет, в основном состоящий из накопленной грибом воды. Кроме этого в нем присутствовало можество несъедобных соединений, придававших грибному соку липкость, тягучесть и цвет запекшейся крови. Каждую ночь кровавый масленок покрывался плотным слоем этого секрета, стекавшего к самому мицелию, в котором погибали лишенные воздуха микробы и жучки. А днем практически весь секрет уже испарялся, оставаясь лишь тоненькой пленкой на хитиновой поверхности грибов - и все равно этой пленки хватало, чтобы не дать кому-то пригрызться. Таким образом, для грибных деревьев этого вида большинство вредителей оказались не страшны, что позволило им широко распространиться по всем континентам. Еще одной особенностью этих маслят оказались их споры, что каждый сезон выпускались из-под шляпки через складки - они были снабжены оранжевым пушком, что делало период спорообразования в масленниках (грибных рощах сугубо этого вида) запоминающимся на всю жизнь. Среди множества тощих желтовато-коричевых стволов, нередко раздвоенных, прогоняемый ветрами ярко-рыжий пух клубился воздушными потоками, порой вылетая из-под плотного шляпного покрова на волю целыми облаками, захватывая все новые территории для очередных дремучих масленников... Удовлетворенный проделанной работой, Курцин Рой решил использовать отданные ему силы от Библиоса и Сумрака. Для начала он утихомирил архипелаги Пастафара, опустив их до нормальной высоты и полуразрушив горы - теперь и там вполне могла развиться зарождаемая богами жизнь. Затем Шестеренка частично сравнял большинство подводных рифов, чтобы не изолировать эти острова от остальной планеты. После чего он благодарно, но не особенно радостно, принял кристалл у Бермуки и, раскрошив его, поместил под одну из гор в долине - в наследство тем, кто сможет их добыть. Закончив с этим, все оставшиеся силы Курцин Рой отдал своим стеклоарахноидам, что уже постепенно загибались от нехватки хорошей пищи. Но это обещало продлиться недолго - Бог Логики уже все рассчитал.
|
|
|
Блин.
Жизнь Далайли, которую он взял за основу, была не совершенна. Она начала развиваться в размерах но - волей божества, а не десятками или сотнями тысяч лет направленной эволюции. И он, самое главное, заметил это только сейчас. Когда уже изменил, переделал, подправил под свои нужды.
Всё это обилие жизни не было многоклеточным.
Шамаш с размаху влепил себе ладонью в лоб. Дурак. Бог света, оплошавший с любимцами, этот самый свет, в теории, принимавшими и растущими за его счёт. За счёт фотосинтеза. Только, какого нахрен фотосинтеза, если растение - пускай и большое, в одну грёбанную клетку? А он ещё думал - чего это жизнь не разивается в ожидаемых с замиранием сердца подвижных и дышащих существ. Которые бы поедали всё эту траву, что он им, на будущее, приготовил, да смотрели бы по-ночам вверх, на его придуманные им звёзды.
Шамаш вновь приложил руку к виску. Лицо приобрело озадаченный и, даже, грустный вид. Дабы выпустить эмоции, бог света вмазал по одному из камней, посреди сухой пустыне. Кусок горной породы, расколовшись на две части, осыпался бессмысленным градом щебня. Ничего. Ничего страшного. Шамаш вдруг очень чётко почувствовал родную природу Ньюрон Прайм: вот-вот появятся настоящие, многоклеточные организмы. Которые, рано или поздно, вытеснят эти неприспособленные к жизни, искуственные создания Да. Только, им нужно будет помочь вытеснить это.
-Ветерочку бы...
С этим, впрочем, было плохо. Можно было позвать бога ветра, и попросить его неустанно дуть - но это глупо, да и Бермука найдёт чем занятся и без того. Нужно было заставить планету... жить.
Шамаш, напоминающий сейчас скорее вставшую над Ньюрон Прайм звезду, нежели чем самого себя, прикинул что хочет сделать. Оформил всё это в виде сформировашегося желания. Литосферные плиты, мирно спавшие до сего момента, задвигались и заскрипели. Медленно-медленно, по сантиметру в год - но быстро по меркам бессмертного божества. Где-то образовывались горы. В разломы потекла покоившаяся было в озёрах и прудах вода. Планета, хмуро подмигнув своему хозяину, начала меняться. Мигом проснулась от векового сна. Пришла в движение. Жизнь - это движение.
-Что ж.
Когда труд бога был закончен, на планете было три материка. Крупный, кольцеобразный массив суши, разрывающийся небольшим, вытянутым морем. На протяжении его была одна горная гряда - извиваясь, шла через почти всю середину, и резко поворачивала на юг. Сам же материк, в целом, был холмистый и неровный, и чем ближе к северу - тем холмистее и неровнее он становился. Реки, текущие с гор, виляли из стороны в сторону, часты были водопады. Сухие, пещаные каньоны, протяжённостью в многие километры, по дне которым часто текли реки.
Второй, ещё больше - своеобразной шапкой укрыл луну у южного полюса. В целом достаточно ровный, лишь только на самом юге, у полюса, было сплошное нагромождение из сплошных и очень высоких, холодных гор. Их заснеженные вершины питали многие крупные реки, уходящие прочь по всему материку и снабжая его водой.
На третьем материке было лишь несколько, не слишком крупных возвышенностей - не более двух километров высотой. Вся поверхность была практически идеально гладкой и ровной, и находилась не так далеко от уровня моря. Часты были болота Опрокинутая, чуть покосившаяся от мягкого и рыхлого грунта статуя Шамаша, подаренная им Пастафаром, стояла посреди одной из таких топей. Просто так сюда будущие поколения разумных существ ходить не будут, и увидят сокрытый внутри артефакт не сразу.
Между материками пролегал один-единственный океан, больше похожий на огромную, широкую-широкую реку, замкнутую в себе. В целом не такой уж и глубокий - самая глубокая его точка была чуть больше пяти километров ниже уровня моря - он оставлял более чем достаточно места и для самых разных рыб, и для водорослей.
|
|
-
прикольно
-
Не зря ждала)
-
На главную:)
|
-
Во всем бедламе хоть какая-то доля разумности)
-
Очень красивый пост, но увы практически бесполезный :(
|
Налюбовавшись своей долиной, Курцин Рой удалился в своей чертог – Шестеренку и принялся за создание своих первых существ. Они были изготовлены из легких, но прочных кристаллических соединений, усиленных эндо- и экзоскелетом из нержавеющих металлических сплавов. Словом, сломать или хотя бы повредить этих гумоноидноподобных роботов представлялось весьма и весьма сложным. Они, как и сам Курцин, обладали четырьмя основными конечностями почти равно длины, нижние из которых служили опорой при передвижении, а верхние - универсальными манипуляторами. Ноги состояли из трех фаланг, нижняя у каждой была снабжена тремя опорными пальцами: два спереди и один - сзади. Манипуляторы же этих существ Рой наделил уже четырьмя пальцами: по два с каждой стороны.
Также из спины у них выходило от трех до пяти специальных дендритов - отростков, снабженных множеством датчиков, уловителей, сканеров и трансляторов, что повзоляли изучать окружающий мир во всем его многообразии и рассказывать об этом друг другу. Передвигались они полусогнуто, часто опираясь на длинные и мощные руки, а думали эти существа (а Курцин наделил свои творения разумом) при помощи сложного кристалла, расположенного в груди под надежной броней.
Кристалл был изюминкой, изобретенной Роем: он служил многомерным проводником для электрических импульсов, что входили и выходили из него через множество каналов. Особенность передачи этих импульсов позволяла кристаллу запоминать и думать, анализируя поступающую информацию, а потому существа, использовавшие его по назначению, получали интеллект.
Датчики и детекторы, расположенные не только на спине, но и по всему телу для сбора данных о его состоянии и положении, посылали в кристалл импульсы, где те обрабатывались и разумом выносилось решение, что посылалось на все двигательные элементы организма. Те работали, в свою очередь, за счет гидравлических приводов, гонявших инертную жидкость по поршням и заставляя организм совершать движения. Энергия же на работу бралась из тяжелых аккумуляторов, расположенных позади центрального кристалла. Эти аккумуляторы, выполненнные из комлпексных соединений могли собрать достаточно энергии для нормальной жизни робота на протяжении нескольких месяцев. Они легко подзаряжались в самой Шестеренке или же от окружающего мира – ведь тот был теплым, а аккамуляторы способны были был черпать энергию при помощи самоохлаждения.
Таким образом, роботы, созданные Курцин Роем, могли надолго отходить от его чертогов, но в итоге все равно должны были возвращаться, чтобы подзарядить батареи и починить незаменяемые компоненты. Кроме того, дабы они верно выполняли свое предназначение, бог поставил им в высший приоритет служение ему, а уже в последующие – собственную логику и мотивацию, основанную на бесконечном стремлении к познанию и изобретению, а также на сохранении себя и своих собратьев.
И было их всего трое: Бронт, Варна и Лоурек. Одним ранним утром в стене Шестеренки отворился шлюз, обдав позеленевшую твердь густым паром, и троица роботов вышла на волю.
Первым шел, а точнее, шустро выскочил, маленький Лоурек, обладавший самым маленьким ростом, но сразу пятью спинными дендритами, увитыми всевозможными сканерами и датчиками. Неутомимый малыш, ростом всего в пару метров, передвигался то на четвереньках, то лишь на ногах – его поведение было весьма нестабильным. Заложенное в него стремление к познанию и изобретению подавляло все остальные, заставляя его тут же приняться за свое дело: Лоурек быстро отыскал траву на поляне и приступил к ее изучению.
Вторым стремительно вышел, конечно же, Бронт – он был самым высоким из них (в три с половной метра), наделенный мощными гидравлическими усилителями и лишь тремя спинными дендритами. Но те были снабжены серьезными инструментами: гигантской дрелью, отбойным молотом и циркулярной пилой со сменными лезвиями – Бронт служил защитником этой троицы.
Спокойно, но пристально оглядев полянку, он прошел чуть дальше на своих четвереньках, ибо, благодаря суровому весу, олицетворявший образ Хронгуса робот, редко вставал на задние лапы.
Последней вышла Варна, гордо распрямившись во все свои два с половиной метра: ее делом было ухаживать за остальными роботами и помогать им в случае необходимости. А потому четыре дендрита роботессы были приспособлены как для изучения, так и для грубой работы, но основной силой Варны были руки, лучше остальных продвинутые в манипуляциях. Ее прототипом послужила Далайли и первейшей целью для флегматично уставившейся на Лоурека роботессы было сохранение и поддержание того, что уже имелось.
- Погуляйте тут, обживитесь, - прозвучал фильтрованным хрипом голос Курцина, что стоял на пороге своего дома. – Прикиньте, чего не хватает и с чем могут быть проблемы… Познайте здесь все, а потом расскажите мне.
- Хорошо, отец, - кивнула обернувшаяся Варна, и шлюз с шумом и паром захлопнулся обратно.
***
Кряхтя от напряжения, Курцин Рой все же забрался на высокий каменистый холм близ коптившей паром Шестеренки и устало сбросил с себя статую, изготовленную Пастафаром. Тот, конечно, догадался изготовить ее из металлов, а потому Механическому Старцу пришлось хорошенько погудеть своей гидравликой, чтобы допереть эту штуку.
Утес этот был особенным - из него вырывался пробитый в камне поток кипятка, шедший из самой Гигантской Касрюли, и ниспадал в уже образовавшееся внизу небольшое озерцо. То, в свою очередь, перетекало речушкой в основную реку долины.
Но на этом Рой не собирался останавливаться: поработав с камнем своими дендритами, он высверлил специальные углубления для зубьев и, снова заурчав своей механикой, водрузил идол Шестеренки в вертикальном положении. Теперь та ярко блистала своими полированными гранями, видимая из каждого угла обустроенной им долины...
- Да будет здесь мир, порядок... и прочее, что там Пастафар любит - пробубнил себе под нос Курцин. - Надо бы назвать это место как-нибудь...
Подумав пару мгновений, Бог Логики тихонько изрек, зная, что Пантеон прекрасно его слышит:
- Да будет зваться место это Долиной, Искуственно Снабженной Отопительно-Паровым Механизмом Энергетического Накопления. Сокращенно - Дисопмэн. Дисопмэн отныне мой, но я готов потесниться с другими богами при взаимвыгодном сотрудничестве.
|
|
Один час. Всего лишь 60 минут. Раз – и на одну секунду меньше. Раз – и еще на одну. Оказалось, что время – оно как ветер, треплющий крылья драконов в небесах. То резкий порыв, стремящийся сбить летящего красавца на землю, то спокойное небесное течение, ласково подгоняющее вперед, к намеченной цели. Для кого-то из собирающихся в бой существ час пролетел в стремительном поиске необходимых вещей, для других – прополз в безмятежном спокойствии, но в конечно итоге все спайки были собраны снова на утесе, готовые двинуться в долгий путь.
Кана и Патрис.
Да, выслушав того, кого они – драконы и наездники – признавали лидером, могучие существа развернулись и упорхнули вдаль, даже не сказав друг другу не слова. Кажется, каждый из них был вполне доволен возможностью высказать все, что хочется своему наезднику, и большего им не надо было. Чтож – бой покажет, кто из них чего стоит, и чего стоит такая компания существ как единое целое. Как звено.
Морита и Киу.
Мужчина в спешке собирал свои вещи, с улыбкой слушая наставления драконицы. «Да, взял. Да, конечно прикреплю. Ну не волнуйся ты так, все будет хорошо. Да здоров я уже, здоров. Ну, перестань уже!» Закрепив последние пожитки, Киу прошел вдоль Мориты, проведя ладонью по ее боку, а затем залез в седло, гремля доспехом. «Чтож, полетели, красавица!»
Зюрка и Айка.
О да, еда… Кажется, мечты дракона передались и наезднице, во всяком случае в заплечную сумку полетели дополнительные запасы провианта и питьевой воды. Кажется, больше девушке ничего не нужно было от их логова, и можно было снова двигаться назад, к утесы. Быстро, однако.
Дуэскнистрискис и Арна.
Утренний холодок высокогорья достаточно сильно вымораживал скалы, и даже тепла махины-дракона было недостаточно, чтоб нагреть небольшую пещерку, в которой оказалось двое дремлющих существ, у которых остался всего лишь час на то, чтоб поймать за хвост улетающий в сторону рассвета сон. И – казалось - что вот оно, сладкая дрема наваливается сверху, отсекая все звуки мира, погружая тело и сознание в сладкие объятия сна, но… резкий крик Мориты разбудил обоих. Пора. Пора вставать. Пора лететь.
Ревротраватимрамадазхар и Айвво.
Большой дракон неуклюже взмыл в воздух, направляясь обратно к своему пристанищу в ордене. Невидимые (да и что скрывать, неслышимые большинству) волны звука пронзили пространство, взорвавшись в сознании могучего существа картиной окружающего пространства, накладываясь на привычное зрение. Горы, леса, пролетающие мимо по своим делам драконы – вся эта информация проникла в мозг создания, выстраивая причудливые карты, придавая ощущение полета в лежащей на земле полусфере из отражающих поверхностей. Однако, ничего необычно обнаружить вокруг не получилось.
Всем.
Утес пуст. Кац и Жаэруэн уже куда-то улетели. Вокруг вас собирался орден, готовясь к битве: вот один дракон пронес на себе стопку брони и скрылся за скалой. Еще парочка молодых особей, о чем-то переругиваясь в эфире, прошли под скалой и скрылись за поворотом. Люди, попадающие в поле зрения, куда спешили, бежали, что-то кричали друг-другу. Да, судя по всему, на сборы всей боевой силы орден потратит прилично времени. Чтож, ну а вам уже пора вылетать. В добрый путь!
|
Бермука Дуа Туул, собрал куски тверди с поверхности, то есть разнообразие минералов что создал Курцин Рой, слепил из этого луну, закалив её "то горячей то холодной" и сделал её шаром. Потом отволок его подальше, и приказал там приказал ей "танцевать" вокруг мира, и настрого запретил приближаться или удалятся от него. Мало того что луна Бербмука создана из тверди, а значит по закону притяжения Далайли она притягивает к себе воду и воздух, так еще и он дал ей дополнительные силы влиять на воду... ок, вода при виде луны начинает тоже танцевать, а сама луна двигается как-то более похоже на женскую партию классического вальса, т.е. этакими кольцами, постепенно совершая полный круг. Приливы и отливы получились. Сама луна отражает как зеркало свет звезд и слабое свечение мира, усиливая этот свет и отражая обратно...эмм... от чего свечение мира становится сильнее, что луна опять усиливает и отражает, отчего свечение планеты становится еще сильнее... плять... и так далее... Сарем решил не особо травмировать мозг и просто разделил воздух и воду по цветам, расставив их по правилу радуги, запретив им перемешиваться, чем создал закон анти-диффузии, причем спектр воздуха идет от красного цвета, к фиолетовому, а вода тоже самое вниз, но фиалетовой аводы нет, она на луне!!!... Что кстати мешает луне нормально отражать свет и усиливать, так что вышли из рекурсии. Дал закон плотности! Синяя вода притягивается больше чем красная (по спектру) и красный воздух притягивается больше чем фиолетовый (по спектру) Керберос, Зажег сердце мира, создал магму, она жидкая, полезла в щели. На материках появились трещины, в воздух пошла новая фигня, воздух черный. (выше сказано что воздух не смешивается!). Магма теперь это большой жидкий шар в центре мира, на поверхности которого плавают материки и вода. НО! раз она жидкая, то на неё не действует закон притяжение Дайлани, а значит притяжение сильно уменьшилось. Но луна цельная твердь, значит теперь в мире не просто отливы приливы, а огромная масса воды, которую таскает за собой луна... Шамаш, притянул одну звезду поближе, заодно открыл закон - "свет греет", хорошо что рекурсивную луну замазали водой :) Ибо мир теперь ярко освещен с одной стороны, а сам шарик крутится как свинка на вертеле... Кстати, не факт что ледяной полюс находится именно на полюсе вращения... думаю где-то в средних широтах. Библиос, сделал дополнительный шит, запретив ломать материки, закрыв воду от магмы тоже. Оставил щелочки. Сами плиты созданы из "неподвластных земным и небесным силам кристаллов", а кристаллы имеют память о своем создании. Пастафар. Да пофигу на первичный бульон, сходу микроорганизмы, закидал ими весь мир. Плюс появились Растения по образу и подобию своему. ок... микроорганизмы начали питаться первичным бульоном, а растения в свою очередь микроорганизмами, ибо до почвы далеко, она под камнями. Растения стремятся вверх макаронинами а в их бутонах созревают тефтели (мясные!) Эрхен Харт. Наделил материи весом, уже хорошо, т.е. откалибровал творение Сарема, с его цветным дифференциацией штанов воды и воздуха ссылка. Плюс включил в это и твердь. Дал понятие скорости и энергии (чем мозг сожрал вместе со спинным, втянув последний как макаронину, с хорактерным звуком "фьють!"), сделал се пустыньку, единственно место где в вашем климате нет не дождя не снега, там жарко и песочек. Объявил это своими чертогами. Хронгус. Создал разумных ледяных человечков. У них есть разум, но нет желаний, они стоят на месте. Они бы и рады сказать что желают, но в общем-то норм все. Далайли Муссараии, создала нормальные растения, под камнями в почке. Ок. Деревья сильные штуки, разломали каменное покрытие. Создала се черный лес - чертоги. Курцин Рой. Создал законы механики и импульса. Не полностью конечно, частично мешали законы других богов, как то антидифузия и гравитация, при которой притягивают только твердые вещества. Западло, извратило кристаллы Библиоса, научило их лжи и тайне. ------------------------------------------------------------- Огромные волны за луной ломают деревья, и пытаются смыть растения, занося их в океаны, в океанах тоже все цветет теперь. Сами же леса справляются, но растут лишь в виде кустиков и травы. Биобульон охренел от происходящего и быстро прогрессирует, учится убивать растения что Пастафара, и всячески выживать в этом "мире". Сами развиваются в разнообразных одноклеточных. Жрут друг друга, и растения.
-
За осмысление происходящего))))
-
Да, не легкая это работа, богом быть:))))))))))))))
-
Проявление уникальной выдержки мастером)) такое редко встречается, но читать это не советую никому)
-
Ржал под столом минут 10. Покурил, дочитал, ржал еще 10. покурил, дочитал до конца, ржал час.
-
За подрывную работу в районе мозга
-
Как ты смог вместить в мозг то что мы создали?)
-
это пародия непонятно на что, я в общем после того как это увидел, перестал жалеть, что не нашел времени на этот модуль , совершенно не смешно кстати =/
-
Я всегда знала что я живу с психом, это еще одно подтверждение.
|
Кана смотрела на то, как безучастно друг-к-другу драконы взлетали в воздух. Каждый из них, возможно, был интересной личностью, но Кана видела перед глазами сейчас только одно: их слепоту. Им сказали, что они должны следовать за золотым драконам - они последовали. Им дали час на сборы - они побежали собираться. И никто даже не подумал - а зачем нам это? Разведка? Узнать силы противника? Силы хаоса нельзя измерить в числовом значении. Уж кто-кто, а Кана это знала. Она видела хаос еще совсем недавно. Память о нем еще не остыла... Он был везде. Повсюду. На лету сжирал всё, что видел. Её друзей, её врагов... Её семью. Хаос либо есть, либо его нет. И если он есть, то его много. Такой вывод сделала Кана.
Но ещё больше её возмущала ситуация: никто ни с кем не общался. Словно не обращали внимания. Драконы и их "друзья" друг-друга поддерживали, да... Но молчать другим драконом даже для Каны было оскорблением хуже ругательства. Назови её другой дракон "отребьем", она бы рассердилась. Но на неё, как и на других, никто вообще внимания не обращал.
Получалась очень скверная картина. Приблизительно такая, как Канарима себе и представляла. Каждый из этих драконов либо считал себя самым главным в группе, важнейшим звеном, без которого всё тут пойдет прахом, либо наоборот, думал, что он - отребье, недостойное выразить свою точку. Но Кана была почти уверена, что здесь дело имеет первый случай. Неуважение. Презрение. Недоверие. Как бы там ни было, Кана пришла в отряд стражей веря, что одна она не справиться. Но может пришло время подумать о том, стоит ли такой отряд её внимания...
Каждый вечер, после тяжелых, казалось бы, рыщущих в поисках оплошностей, тренировок, Канарима слушала рассказы своей матери. Один из таких рассказов был скорее сказкой, чем реальностью. Мать говорила, что если Виверны продолжат обучение, как это и происходит сейчас, то когда-нибудь каждый Виверн станет не только быстрее любого дракона, но и сильнее его. Тогда нас зауважают. Тогда, когда Виверны будут на вершине эволюционного пика, всем придется прислушаться к нам. Тогда и только тогда Вивернов начнут уважать, поймут их внутреннюю сущность. А до тех пор, каждый из нас должен тренироваться всеми силами, чтобы следующие поколения были еще сильнее врожденно. Да... Её мать была очень умной. Наверное, самой умной из всех Виверн. В то время, как другие дрались только ради власти в клановом сообществе, она видела в этом улучшение силы Вивернов в целом. Она считала, что если выживают и откладывают яйца только сильнейшие из Вивернов, то наш род будет крепнуть день изо дня. Другие были слепы. Она одна была права: если смотреть на те времена, когда Виверны были бессознательными бестиями, когда единственным желанием могло быть только "пожрать" и идти спать, то сейчас мы действительно стали сильнее, быстрее. Мы не животные. У нас самый правильный строй общества, что бы ни говорили другие драконы... Да, да! Именно строй. Патрис, духовный друг, рассказал Канариме о своей жизни. О племенах людей. У Вивернов тоже строй общества. Другой. Не как у людей. У нас нет вождей. Нет распределения обязанностей. Нет единства внутри. Но именно это и позволяет нам, Вивернам, становиться сильнее день ото дня. Перестать бояться смерти. С младенчества воспитываться в строжайших условиях. Самим добывать пищу и защищаться. Развивать дух и тело, не тратя времени на игры и забавы. И умирать... Если другие с этими задачами справляются лучше.
И вот сейчас Канарима смотрела на весь этот люд из драконов и людей, словно на неженок: каждый из них (за редким исключением) жил всю жизнь без страха быть убитым завтра своим сородичем, с надеждами на широкое для них будущее. У неё же надежду отняли при рождении. Хочешь жить? Занимайся. Постоянно. Во сне думай о тренировках и ни о чем другом. Тогда может до моего возраста проживешь...
А они кто? Большинство из них не видели хаос. Они не знают, с чем столкнуться. Хаос поглотил с десяток сотен Вивернов, многие из которых были сильнейшими воинами, всю жизнь развивавшими в себе воинские способности, всего за пару минут. Словно облако саранчи, хаос налетел на Вивернов. Да, возможно если бы мы дрались сообща, то исход был бы другим... Но ничего не вернешь. Колония погибла. Все погибли.
...Если Кана и будет здесь, то она знала одно: доверять никому из них нельзя. Они - еще хуже, чем её сородичи. Те хотя бы на бой вызовут, перед тем, как раскромсать тебя на глазах своих детей, чтобы показать им, зачем нужно тренироваться. А эти драконы из отряда стражей... Только единство спасет их. Но всё меньше надежд, что это когда-нибудь произойдет.
Кана посмотрела на Патриса. Вот он - её друг. Интересно, он об этих существах также думает, как она?
-Садись.
-
отличный пост)
хоть что-то у нас на сайте бывает приятно прочесть
-
Заслуженный крест:)
-
Красивый, эмоциональный пост. Я проникся.
-
Размышления очень хорошо разбавили отпись, спасибо.
-
виверны такие ранимые, оказывается
-
Отлично) Мне очень понравилось)))
Только единственный маленький минус - лично я не оч люблю, когда в фентези и более ранних временах встречаются современные слова и выражения, навроде "общественный строй" и прочее) Обычно, если хорошенько подумать, то можно отыскать древние заменители ("племенные устои, нравы, уклад), но это все придирка, конечно))
Так-то все супер) Очень надеюсь увидеть эволюцию этих взглядов по ходу игры, но только не в каждом посте)))
|
И все же, несмотря на охватившее меня упоение рубкой, которую я устроил, трезвость мысли ко мне вернулась – мой меч бессмысленно калечил и кромсал забитый труп, в то время как наша схватка продолжалась.
Оглянувшись мельком, я увидел черные рытвины огорода, сестру, ловко спрятавшуюся за деревом и простиравшийся дальше берег озера, омываемый неспокойной темной гладью. Но чутье мне подсказывало, что там кто-то был, кто-то таящийся в холодных глубинах, и, вглядевшись внимательнее, я убедился в этом: из воды то тут, то там плавно всплывали шипастые головы. Сколько их было? Десяток? У меня не было времени сосчитать, но одно я понял точно – кошками дело не ограничится, в Гройенвальде действительно хватало монстров для нас…
Порой бывает так, что собственное тело отказывает, подводит – оно попросту не слушается и перестает выполнять все отчаянные попытки разума заставить его двигаться. Так и сейчас: ослабевшая за какие-то секунды рука Мармоора неуклюже ткнула кошку кинжалом в горло, не дойдя и до середины лезвия. На второй удар сил уже не хватало – все конечности постепенно немели, устав от бессильной борьбы против могучего монстра, и даже шея, что все это время держала звериную хватку, тихо-тихо покидала дворфа.
Он чувствовал, что разум угасал, торопясь отправиться на великие пиры, а те невидимые связи между ним и его телом разрывались одна за одной, лишая гнома ощущений. Вот и зрение пропало – мир померк, сливаясь в единый шум боя и жуткую боль в шее, но Мармоор все равно сопротивлялся, удивляясь собственной упертости и понимая, правда, при этом, что и ей наступит конец.
Наконец, ушла и боль, ушло и удушье, терзавшие гнома в последние секунды: монстра будто бы не стало и умудреный опытом алхимик оказался совсем один посреди окруживших его пустоты, тьмы и забвения…
Глаза открылись сами по себе, демонстрируя вид на развернувшееся необъятным сводом звездное небо с парочкой тяжелых туч и подсвеченный окном край крыши той самой хижины, рядом с которой его когда-то грызла кошка. Сморгнув пару раз, Мармоор осознал, что все еще жив.
Но слева, неуверенно отступая шаг за шагом в лесную гущу, его спаситель Фред остался один на один с треклятым животным, уже пытавшимся его цапнуть единственным щупальцем…
Метнувшись через огород прямо в окно к черной ведьме, Анна никак не ожидала, что та встретит ее упругой пяткой, замотанной в тряпку. Костлявая нога с силой ударила Рихтер в живот, выбивая весь воздух и опрокидывая наружу – рукопашным навыкам старой карги мог бы позавидовать и сам де Сьеж. Пролетев пару метров спиной назад, колдунья шмякнулась о сырую землю, судорожно пытаясь вернуть в грудь воздух и беспомощно смотря, как ведьма в окне начала свое заклятье:
Дор шмаррат лат гарин!
Онтороташ ар'енг олин!
Шустро шепелявившая старуха активно комкала руками пучок чьих-то волос и три орешка, взявшиеся не пойми откуда, - уже на третьей строчке те превратились в один комок густой кашици, слетавшей тугими каплями с ее когтистых пальцев.
Лар шьельенош он ворганешш!
Куртожнавгар он тартанешш!
И, не успела Анна попытаться убежать, как липкий комок полетел ей в волосы, надежно в них вплетаясь…
- Вот тебе и причешка, милочка! - весело хихкнула ведьма, скрываясь где-то в хижине.
|
|
Встав гордой птицей возле решетки, Пшебемир демонстративно смотрел на один из факелов, задумчиво сведя за спиной руки. Казалось, ни бесполезные ссоры меж сокамерников, ни активное, животное чавканье мужиков, ни встревоженный шепот напуганной баронессы, ни бездумная грубость Винченсо, ни отчаянная, сбивчивая молитва монашки - ничего не было способно возмутить аристократическое бесстрастие поляка.
Но это была неправда. Манеры, забитые в голову с самого детства, не могли отвратить дворянина от человеческих чувств, они лишь управляли его поведением. И то на людях - это была напускная, лживая маска типичного аристократа... Красивая маска, искусная, изящная - свет того времени мог бы прийти в восторг от всей сдержанности, спокойствия и невозмутимости Стасловского, увидь он его сейчас.
Но все же, это была ложь - ни один аристократ никогда не показывал своих истинных чувств на людях, превращая свою жизнь в сплошной театр или даже маскарад. И в этом был смысл - там, среди бесконечных лживых, бессмысленных, но при этом донельзя вежливых разговоров шныряло множество воистину талантливых людей, способных сотворить многое одними лишь своими речами. Но для этого им нужно было увидеть эмоцию, чувство, ибо лишь через него можно, на самом деле, по-настоящему понять человека и суметь использовать это в своих целях... В большинстве случаев, к сожалению, весьма и весьма корыстных целях.
А потому там, в свете, среди элиты, выжить, открыто демонстрируя свое настоящее отношение, свои искренние эмоции, не представлялось возможным, и Стасловски прекрасно знал об этом, следуя своим принципам до последней капли силы духа.
И все же, у него были чувства... искренние, настоящие - как и у любого человека. И сейчас, в ужасе происходившим с ним весь этот день, он снова не смог сдержаться и незаметно, отрывисто глянул в сторону. Убедившись в чем-то, Пшебемир медленно повернулся и тихо, незаметно прошел вдоль решетки, надеясь, что большинство уже давно позабыло об его высокомерной презрительности. Да, с чувствами и желаниями порой бывает действительно тяжело бороться: спокойно присев на корточки рядом с кучей набросанной еды, Стасловски отыскал пережеванную прутьями половину колбасного батона, что удачно не коснулась пола, расположившись на хлебе, и внимательно оглядел ее. Не обнаружив ни единой пылинки, Пшебемир аккуратно откусил небольшой кусочек, укоризненно глядя на жевавшего рядом Винченсо, и отпил пару глотков из бурдюка...
Любой человек хотел есть - и даже Стасловски.
|
Ришаэль. Тело сопротивлялось, оно знало зачем всаднику нужна здоровая рука, и только через силу элере смогла коснуться своего тела. Рука скользнула по упругой груди девушки. Теплая бархатная кожа, её кожа. То и дело руку стало обжигать как буд-то Ришаэль её совала в бочку с раскаленным маслом. Доспехи боролись с пилотом, обманывали. Пальцы уперлись в грудную клетку, где-то тут посередине спрятана она сама. Сердце этой машины. Обман, это все обман и иллюзия. Ногти впились в грудь, и пальцы сразу обдало чем-то теплым. Илюзия, этого не может быть так. Нежная кожа порвана, под ней плоть, кости. Обман. Медленно превозмогая боль и заблуждения рука проникала глубже. Перед глазами вдруг вспыхнул поток знаков, странных знаков. Это уже где-то было, в книге. Руку перестало жечь и стало понятно что пальцы на половину уходят в сталь. По животу и паху что-то потекло, это сочилось из раны которую девушка нанесла сама себе. Символы перед глазами пугали, они бились в агонии. Холодно, что-то перестало её греть. Точно, жидкость в капсуле, которая некогда согревала её тело, она уходила. Ришаэль чувствовала это, сначала голова, потом плечи и далее остальное тело освобождалось от марева. Девушка опять чувствовала себя. настоящую себя. Да, она сидит внутри, её тело прошивает множество игл и кабелей, в горло и пах были вставлены стальные змеи, терзая тело. Вдруг появились голоса, кто-то что-то ей говорил, похоже кто-то плакал, неизвестно. И тут машина сдалась окончательно. Иглы вышли из тела, мягко её покинули и кабеля, зажимающие в тисках кресло зацепилось освобождая израненное тело девушки, которое тут-же подхватило множество грубых рук.
- Подготовить регенерационную капсулу! Срочно! Капитан Ришаэль вы меня слышите?!
Левый глаз вспыхнул ярким светом, размытым, нечетким, её куда-то несли, кто-то в белом халате светил её в глаз фонариком, сил что-то ответить не было вообще. Мягкий женский голос пытался быть жестким, отдавая команды на право и на лево.
- Где, вашу мать, машина лазарета?! Так!... В броневик её, А ну пошли на хер отседова!. Крепи!... Илья, Владислав, оповестите доктора, займитесь ремонтом Тислы! Всё *по ушам грохнуло звуком захлопываемых люков десантного броневика, а руки аккуратно крепили истерзанную девушку ремнями к полке для тяжелораненых*, Лейтенант, дави на газ! Мир качнуло несколько раз, в руку воткнулась игла, кажется капельницы, после чего сознание погасло.
Общее. Разломанный робот долго водил рукой около капсюля, явно борясь с какой-то поломкой. Шлюз ангара открылся, и в помещение въехало несколько машин. За которыми вбежали несколько техников. Первой на поврежденную машину вбежали двое, это была майор Ленра в белом халате, и вечно со своей книгой Илья. Элерьянка сразу же бросилась в рубке, пытаясь что-то нащупать на корпусе, а Илья все же положил по пути свою толмут и обоими руками вцепился в руку робота, которая уже пробила пальцами свой же корпус и медленно уходила внутрь, вырывая крышку. Вспышка, по железной руке прошла серия разрядов, и она остановилась на месте. Почерневшая и дымящаяся. Сквозь пробитые дыры в капсуле наружу стала вытекать странная ярко зеленая жидкость, стекая по корпусу на пол. Явно изнуренный можным пси ударом Илья в вдруг спохватился и бросился за своей книгой, но как только он успел ей схватить, то подскользнулся и кубарем полетел с корпуса вниз. Но вместо того чтобы навернуться на пол и скорее всего сломать себе что-то, послышался хлопок, еще одна вспышка и долбанный псих просто мягко приземлился на ноги, остановив своё падение. Он сразу же побежал в обход, что-то крича по дороге, а из открытого уже майором капсюля солдаты аккуратно доставали голую девушку, всю измазанную зеленью вперемешку с кровью. Аккуратно передавая с рук на руки её спустили вниз и под гам и суету погрузили в один из броневиков, предварительно выгнав оттуда добрые две дюжины спецназа, которые хмуро не понимая что вообще происходит тихо встали строем около оставшихся боевых машин, сразу занявшись запросами по внутренней связи дальнейших указаний, или жалуясь что их вообще выгнали из машины. Бронивик с раненной дал газу и захлопнув по пути люки умчался по коридору.
Вирджил Макдоннел, Алекс Камерон.
В гиганте вцепившись обоими руками в кресло второго пилота за всей картиной молча наблюдал Владислав. Майор когда говорила использовала связь одной частоты с той что была настроена в кораблях, посему не только те на кого она орала её слышали, так и те кто был в оставшихся двух роботах. Когда Ришаэль увезли, он выдержал паузу, тяжело выдохнул и его прорвало.
- Не хераж себе цветочки! Так. Краны, куски. Илья! *проорал он в рацию* Пиздуй нахер отседова куда нить... во... дуй в столовую пожри там чтоль, я сам все сделаю.
Застывший около шлюза молодой псих замер, медленно и безошибочно повернулся в сторону стального кирпича и кивнул, после чего рванул из ангара наружу.
- Ремонт... пиздец!. Так. Капитан как там... Алекс, да. Алекс, слушай, сделай милость, у тебя на машинке ручки мощные, выдерни пжалуста из пола двигло этой машинки, положи рядом если не трудно, а то эти мудаки опять своими кранами что-нить разъебут. По моему единственный кусок который не разлетелся на куски.
После чего не выключая связи уже обращаясь к своему наставнику.
- Вирджел, давай ка на гусеницах с дизелем аккуратную дугу, переведи ковши в положение трактора, короче будем применять эту машинку по прямому назначению. надо собрать весь металлолом, который разбросан вдоль стены, в одну кучку. Потом надеюсь ребят вы мне поможете все это собрать обратно, тем более что вам не мешало бы знать как это устроенно, ну как минимум в качестве пособия по вероятному противнику.
|
И снова этот взгляд, полный ненависти и злобы, что тут же отразились страхом загнанного в угол кролика уже в моих глазах. И снова мое моментально вспотевшее тело замирает в нерешительности: когда же мне стрелять? И снова я понадеялся на один-единственный болт и снова я был один против целой шестиногой кошки…
Безмолвно, исказив свое уродливое, обгорелое лицо в кривой усмешке, разрывавшей слипшийся от ожога рот, она сместила центр тяжести, делая легкий полушаг тремя лапами. Приготовившись тем самым к прыжку, кошка прыгнула, раскинув свои лапы и челюсти в «дружелюбном» приветствии, а я все равно стоял, в очередной раз за сегодняшний день веря, что скоро умру.
Отпустив аркебузу, что тут же отлетела в сторону, гном совершил роковую ошибку – открыл доступ широченной пасти, начиненной истекающими слюной зубами, к своей коротенькой шее. И не помогла даже вторая рука, неудачно попытавшаяся остановить мощное движение, и приподнимание – тварь попросту с силой впечатала дворфа в землю передними четырьмя лапами, раскрыла пасть и быстрым, ловким движением закусила шею Мармоора.
И снова могучая смерть летела на меня эти мгновения, что я ловил одним вздохом, пожирая каждый миг, каждый сантиметр ее полета – они мне были важны, очень важны. Ибо от них зависела моя жизнь. Ибо теперь я знал, что делать, я научился, понял и почувствовал именно тот момент, который был решающим: когда тварь рванула навтречу мне.
Именно тогда я и спустил курок, уже прыгая вперед, к ней… Кошка летела высоко, я же делал низкий кувырок, а потому мы с легкостью разминулись – я прокатился по земле под ней, а она, жалобно мяукнув, получила в грудь арбалетный болт и неудачно рухнула на то место, где я только что стоял.
Уже оставив где-то в огороде арбалет, я тут же выхватил свой меч, вскочив, и метнулся к упавшей твари…
Длинные клыки впились в кожу, разрывая и терзая ее, но гном не поддался. Мощные челюсти сдавили, будто тиски, но дворф отчаянно напряг шею, сопротивляясь, что было мочи. От сильного и долгого укуса горло сдавило, дыхание перехватило, легкие замерли на полувдохе, но Мармоор справлялся пока и без воздуха.
Крякнув что-то, он замолк, невероятным усилием сдерживая свои позвонки от того, чтобы сломаться под безумно мощным натиском хищника. К лицу прилила кровь, упруго забившись в висках, перед глазами запляслали алые узоры, а грудь заныла, беспомощно жаждя хотя бы глотка воздуха…
Но его не было, ни единого глотка – дворф быстро задыхался, и все же он еще жил, он еще боролся, у него еще был шанс.
А у этой зеленоглазой твари его не было – болт, видимо, метко угодил ей, не давая даже толком встать. Лапы ее не слушались, она конвульсивно дергалась, пытаясь опереться на них, но все равно падала обратно…
Может, кошка бы и встала потом, но я решил резко ограничить ее жизнь – теперь я стал хищником. Быстро подлетев с яростным замахом, я врубил ей меч в спину: тварь взвыла, вздоргнув всем телом, но я не медлил, повторив удар. С чвакающим звуком, лезвие вошло рядом с предыдущей раной, разверзившей свою захлебывавшуюся кровью пасть. Вот и ее родственница также засочилась темневшей в ночи жикостью, вот и еще одна, вот и еще – я завороженно смотрел как мой меч оставлял глубокие, убийственные раны на хребте монстра, с упоением повторяя одно и то же движение.
Обхватив меч обеими руками, я постепенно ускорялся, расходясь на какой-то жестокий и победоносный боевой клич: я убил эту тварь, я одолел ее. Та лишь что-то жалостно мяукала прогибаясь под моими ударами, но меня только распыляла ее жалостливость – о да, я ей сочувствовал! Она подыхала на моих глазах, ей было больно, и я этому был рад без малейшего зазрения совести, потому что кошка заслужила этой кары, а я заслужил быть палачом.
|
Уже много часов Киу бросало то в жар, то в холод, проклятая лихорадка не желала отступать. Крупный бисер испарины блестел на висках и на лбу, зубы выбивали быстрое тремоло, а все тело ныло, словно все мышцы перекручивались внутри. Погруженное в пучины горячечного бреда сознание молодого воина терзали видения, по большей части бессвязные и непонятные, но подчас пугающие и даже мучительные...
Огромный костер, пылающий выше человеческого роста, выдыхает в ночное небо целые сонмы ярких искр. Вокруг него, ведомый таинственным звуками больших и малых там-тамов, движется прекрасный хоровод. Совсем юные девушки и уже зрелые красавицы в тонких открытых нарядах легкими и прихотливыми телодвижениями сплетают завораживающий узор ритуального танца. В карих женских глазах, заставляя их сверкать ярче, чем самые роскошные украшения, что увивают гибкие тела, пылает колдовское пламя. Мускулистый бронзовотелый шаман с умопомрачительным головным убором из перьев держиться неподалеку и периодически выпускает клубы цветного дыма, воскуривая длинную толстую трубку. Происходяшее напоминает Киу ритуал обращения к богине любви и плодородия, однако лица людей остаются неузнанными - видимо это не его племя... Размеренный поначалу характер этого танца начинает меняться с каждым кругом, становясь все более раскованным и страстным. Движения обретают томную, какую-то даже кошачью плавность, в которой, при этом, ощущается дикая первобытная энергия. Губы приоткрыты, а разгоряченные тела издают дурманящий призывный аромат... В один момент, точно подчиняясь какой-то смене тональности и ритма, женщины сбрасывают свои тончайшие покровы и продолжают танец совершенно обнаженными. От этого зрелища вскипает и бурлит в венах горячая кровь. Шаман довольно улыбается и выпускает очередное облако щекочущего ноздри дыма. Ритуал близится к своей кульминации, как вдруг...
Ужасный леденящий душу вой доносится откуда-то из темноты. В следующее мгновение среди танцующих будто из под земли появляются и снуют неясные тени. Шаман гневно вскрикивает и словно вступает с кем-то в единоборство, однако силы слишком неравны и он падает на землю как тряпичная кукла. Ошеломленные танцовщицы в страхе жмутся друг к другу и к кажущемся спасительным огню, но тщетно - одна за другой изчезают они из светового круга, точно выхваченные гигантской рукой и оттуда, из окружающей тьмы, доносятся их, полные боли и отчаяния, истошные крики. Наконец даже они смолкают и воцаряется мертвая тишина, а в опустевшее освещенное пространство медленно входит зловещая высокая фигура в темном балахоне с капюшоном, не дающим рассмотреть лицо. Осмотревшись она останавливает на Киу невидимый, но ощущаемый каждой, сжавшейся от страха, клеточкой взгляд. Тут же из глубин балахона раздается нечеловеческое шипение и фигура, выбросив вперед когтистую руку, устремляется прямо к нему. Вскрик застревает у Киу в горле...
...и он, судорожно хватая воздух, разевая рот как выброшенная на берег рыба рывком вскакивает на постели.
- Что?.. Как?.. Стой!.. Нет!.. - сами собой вырываются слова. Все тело было залито холодным липким потом, а к горлу подкатил удушливый ком.
- Морита!!!
|
В одной просторной и большой пещере, возникшей когда-то давным-давно в скале на самой окраине базы, тихо и спокойно спал опасный, кровожадный монстр. Промычав что-то во сне, он сладко потянулся и перевернулся на друкой бок, кутаясь в теплых, бесконечных мехах его постели, расположившейся на полу почти ровно по центру залы...
В это утро Арна, бывшая Великая Жрица племени Хладных Душ, даже и не думала просыпаться так рано, а потому, блуждая в глубоком сне, выглядела вроде бы безобидной и милой молодой девушкой. Но ее дракон Дуэскнистрискис прекрасно знал, что таковой Арна могла показаться лишь абсолютно стороннему набюдателю, впервые видевшему жрицу, причем спящей.
Сам Кис, как его называл этот монстр, также мирно спал в этой пещере, неудобно втиснувшись в угол - если для его наездницы зала была просторной и свободной, то для него она была определенно тесновата. Но с Арной было тяжело спорить, да и небольшой по драконьим меркам Дуискнистрискис уже давно привык спать в маленьких пещерках, которые было сложнее найти. А это, на самом деле, помогало выжить.
Скромно свернувшись и обхватив свой поджатый хвост четырьмя лапами, Кис, тихо посапывая, сейчас видел очередной сон про свою родину - драконий мир, и смотрел бы его дальше, но сегодняшнее утро, к сожалению, придумало ему нападение на какой-то там портал. А потому, при всем сопротивлении дракона, в серо-белесые туманы сновидений, что пронзал он своим стремительным полетом, ворвался голос Жаэруэна, приказавший срочно вставать и готовиться...
"Нуда, - подумалось тут же Дуэскнистрискису, безнадежно пытавшемуся удержать ускользающее блаженное видение. - Сейчас они начнут собираться... целая база... Это быстро не получится, можно и поспать еще немного... - дракон сквозь сон сладко зевнул, широко разинув узкую пасть. - Пока они все проснутся, пока разберутся кто-где, кого потеряли... Можно и поваляться чуток, все равно мы быстро соберемся, седло ж ведь уже на мне..."
Но как резко черное небо пронзает яркая молния, так резко же и прошел его сон - Кис тутже открыл глаза и моментально нашарил ими разложенное в противоположном углу седло.
- Они ж меня убьют, если опоздаю, - ошарашенно прошептал дракон, осознав свою проблему, и одним движением вскочил на лапы с силой треснувшись спиной о низкий каменный свод.
- Аргх, гром и молния! - выругался тот почему-то шепотом и, когтями ухватив за край постель еще спящей жрицы, задергал его, отчего ворох мехов и теплых тканей заелозил по всем неровностям пола. - Арна! Арна, просыпайся живее! Надо срочно седло одевать! Да давай же, вставай, хомяк, ты, облысевший! Нас же удавят за опоздание!
-
Веселый драматизм ))
-
За юмор
|
Услышав ответные мысли духовного брата, Канарима поспешила к нему. Она мгновенно нашла его местоположение и "приземлилась", если такую твердую посадку можно так назвать, в пяти метрах от него. Кана обернулась к духовному другу, так как приземлилась слегка боком к нему.
- Неприятности... - сказала не мыслями, а словами Виверна. Получилось, как всегда, полу-шипением низкого тона. Быть может это одна из причин, по которым Вивернов считают изгоями драконов? Это шипение может показаться дружелюбным либо привыкшему к нему существу, либо очень внимательному слушателю. А ни того ни другого у Вивернов часто не происходит. В результате те и живут в своем мире в огромных "прайдах-колониях", которые деляться на семьи. Так не только безопасно, но никто из других драконов не рискнет сунуться туда. Да и больно ему надо злить своим присутствием этих тварей?
Этот конфликт начался уже очень давно. Виверны не были толком-то драконами, но называли себя именно так. Их внешность казалось отвратительной другим видам. Разговаривая с Виверном, они все время ждали от него резких движений, укусов, яда. И их чем-то можно понять... В результате семейной борьбы внутри "колоний" Вивернов, те начали становиться дикими в глазах других сообществ.
Отношения стремительно ухудшались замкнутым кругом: Вивернов драконы не уважали из-за дикости, внешности, яда, противного шипения, колючек по всему телу и (в последствии) из-за того, что Виверны начали хамить драконам в открытую. А Виверны, в свою очередь, начинали ненавидеть и хамили "другим драконам" из-за того, что те ненавидили их. Таким образом, Виверны окончательно отделились от драконьева сообщества еще в его зарождении. Засев в обиде на весь свет на огромных просторах летающих островов, Виверны все реже выходили оттуда.
Возможно поэтому Кане так сложно к этому привыкнуть? Ни тебе простора, ни свободы, ни битв... Вместо этого каждодневная встреча с "драконами из команды": с огромнейшими золотыми хвастунами, с обычными драконами-задирами. Именно так Кану учили: <Виверны - лудшие драконы. И никогда не позволяй себе поменять эту точку зрения. Другие драконы растут в "самовосхвалении с младенчества", пока мы отрабатываем боевой навык до совершенства. Несмотря на наш маленький размер и отсутствие брони и мощи, мы добились того, что никому не под силу. Ни один дракон не сравниться с изворотливостью Виверны. А всему виной не врожденная скорость. Нет. Во всем виновато наше упорство. Запомни это Кана.>
Да... Так говорила ее мать... Когда была жива... И не в бою умерла. Не за честь. Не как умирают все Виверны. Ее убил хаос, будь он проклят...
Хотела того Кана или нет, но она непроизвольно отослала грусную мысль своему духовному другу. Душераздирающие послание самых плохих воспоминаний из жизни. Ничего понять было нельзя. Только общую атмосферу трагедии.
Друг... Духовный друг... Неспроста Виверны дали наездникам такое имя. В мире, где Виверна считаеться самодовольным монстром, этим монстрам не хватало родственной души. Существа, которое отбросило бы ужасную внешность, слегка дикий характер, яд и шипение... Услышал бы красоту мысленного голоса настоящих Виверн. И они нашлись в людях. Именно люди, причем не в большинстве, а как раз наоборот, смогли отодвинуть завесу, встретить дракона не по обложке. И это действительно счастье, когда находиться такой человек... Он может думать, что Виверна прилетела спасти его от скучной жизни. Но он даже не подозревает, насколько он помог самой Кане...
Кана уже было хотела до этих размышлений сухо сказать другу "Залазь", но сказала лишь:
- Садись...
|
-
Красивое описание, душевное.
-
Да, очень живо все представилось)))
|
А я смолчал – что мне еще оставалось? Сестра умела мастерски сбить любую спесь, даже оправданную. Схватив меня за ворот, прошептав это все в самую душу, она мне очень вовремя напомнила про то, кто я есть на самом деле… Или же это была неправда? Может, это ее самомнение не дало Анне смириться с моей инициативой и прикончить ее еще в зародыше?
- Тише, Винтер, - прошептал я на ухо коню, гладя его по морде. – Мы еще вернемся, обещаю…
Может, именно сейчас стоило поставить сестру на место? Все-таки, я тоже что-то смыслил в этом деле, ее возраст уже не играл значения, а все ночные и скрытные действия всегда проводил я. Ведь она же ничего не смыслила в том, как спрятаться в этой темени! Она же ведь всегда занималась лишь двумя вещами – лгала и сжигала… Может, надо было ей, наконец, дать отпор?
Оставив лошадей, мы аккуратно, и стараясь не шуметь, пошли вдоль по берегу, старательно прячась в тени вздыбившегося слева черного леса – напряженно вглядываясь в маячивший вдали огонек, все молча крались, обдумывая грядущий бой.
Опять я в этом не сомневался. Но почему? Сестра верно сказала, там могло быть что угодно, даже банальный лесник, умудрявщився выживать в Гройенвальде. А почему бы и нет?
И все же, она была не права – не в своем мнении, а в том, как подала его. Будто она здесь самая умная и главная… Нет, может для гнома моя сестра и была главной, но почему для меня? С чего это я ей подчинялся? Ведь у меня же было свое мнение, свое решение – почему я шел вслед за ней, водя по сторонам заряженным арбалетом? Разве не это отличает мужчину от ничтожества? Отстаивание собственного мнения – это я сейчас и пропустил, но… это, на самом деле, не так просто, как кажется.
До лачуги оставалось всего ничего – выйдя на небольшую полянку около нее, на которой разместился неровными грядками скромный огород, мы свернули в сторону, чтобы обойти ее по лесу. Почему-то все смотрели либо на хижину, либо себе под ноги, а потому я переключился на окружавшие нас кусты: там запросто могли таиться эти кошки или кто еще похуже.
И снова эта тьма – абсолютно беспроглядные ниши, будто кто-то обвесил их черными шторами, наводнили лес, тая в себе постоянную угрозу. Следить за этим всем было сложно, страшно, но нужно, иначе нас могли застать врасплох еще в пути… А вы попробуйте вот так прямо в лицо сказать этой колдунье «Слушай ты, патлатая, я сказал, что иду один – значит я иду один». Или надо как-то по-другому? Да в любом случае она меня съела бы на месте – сестра всегда отличалась завидной методичностью и жестокостью в плане того, что касалось ее командования. Потому я и не любил возникать: пусть себе командует, тем более, что меня это редко стесняло, да и обычно Анна приводила нас к победе. Она всегда знала, что делать, а я – нет.
Вот и сама хижина, беспечно раскидывавшая теплый желтый свет по огороду – мы подобрались к самой стене, боясь почему-то до нее докасаться, и тихонько прокрались к скромному застекленному окошку. Точнее, это сделала Анна – мы с Мармоором остались чуть в стороне, следя за окрестностями по молчаливому уговору. И что я на нее злился? Ей хочется – пусть и командует, потом же сама виновата будет, сама на себя и будет злиться. А если умрем – то и пускай умрем, это уже, скорее, не наши проблемы будут… Хотя, может, и вправду стоило попытаться изменить все, но определенно позже – сейчас надо было спасать де Сьежа, ибо все-таки, моя обида не стоила его жизни.
Анна, тем временем, аккуратно, медленно заглянула в окошко и хотела было что-то сказать об увиденном, но ей не дали: сверху раздался знакомый кошачий рык, остановивший на мгновенье мое сердце, а вместе с ним оттуда спрыгнула и черная туша. Упав громоздкой тенью с крыши, она сходу погребла под собой дворфа, яростно вгрызаясь в цевье вовремя подставленной аркебузы. Наконец, гном встретился с врагом лицом к хищной морде, что своими красными глазами пронзила его не животной, а скорее, человеческой злобой. Острые когти же впились на груди в слишком прочную для них кольчугу, но кошка уже знала слабые места гнома, начав задирать ее нижний край задними лапами – у нее еще осталось последнее щупальце для рокового удара…
А я в этом, к сожалению, не мог ей помешать, расслышав сзади шустрые шаги: резкий оборот – и передо мной в тени деревьев предстала третья шестиногая тварь во все своей красе. Ее сильно обгоревшая морда, где-то покрытая слипшейся на воспаленной коже шерстью, а где-то - темной коркой запекшейся крови, пристально смотрела на меня своим единственным оставшимся зеленым глазом, определенно собираясь наброситься и убить… А я, как дурак, застыл не в силах отвлечься от второго глаза, вытекшего беловатой, неровной струйкой из опустевшей глазницы.
-
Гладкий и ровный пост, мне нравятся гладкие и ровные посты)
-
Красива отпись, вот и показались клыки)
|
Лес, болото, вонь, слякоть… Даже могучее драконье тело подвластно холоду. Альгерион полз меж деревьев, выбирая места, где он не цеплял бы хвостом стволов. Он крепко прижал сложенные крылья к телу, так как в данный момент они не были нужны. Голодные глаза искали очередную жертву, и тут они её нашли. Тихо ликовал вдали игривый огонек, то и дело, теряясь меж кустов. Это были они, те кто помогут хищному ящеру выжить. Пусть они даже и не знают как… Куст, дерево, огонь все ближе… Запах еды и тепла. Запах жертвы. Дракон замер, перевел дыхание, и стал ждать пока его тело услужливо не раствориться в ночном лесу. Шорох, кто-то рядом. Ну что ж, это его добыча, а этим останутся объедки. Винкалиморф пополз вперед, он уже знал, что редкий глаз способен различить теперь его на фоне деревьев. Яркий свет. Двое. Коротышка сидит на бревне и рядом колдунья. Единственное что кое-как может тешить глаз в этом промозглом вонючем месте. Греются, ну хорошо, я тоже там могу. Дракон спокойно выполз на поляну и свернувшись рядом кольцом протянул лапы к малюсенькому источнику тепла. А существа все разговаривали, даже не осознавая того, что им в любой момент можно откусить голову. Наивные. Искупаться? А вот это уже интересно. Вот гном остаётся, а девушка идет в сторону. Перед колдуньей маячит мелкое животное, надоедливая тварь, как же её там. Фига! Да, только люди могли назвать так бедное животное. Отвести её к водоёму. Фи! Хотя… Искупаться тоже не помешало. Вот она ушла. Змея медленно пришла опять в движение, направляясь её в след. Опять это лес, холод, но интересно жутко. Вот и колдунья. Идет, виляет телом, ей бы наверное подошел хвост. Птичка маячит где-то впереди, даже пообедать такой не получится. А вот колдуньей - другое дело. Вода. Берег. Она постояла, стала развеваться. Фигура, неплохая кстати. Любой обед должен быть эстетически красивым. Она залезла в воду. Ящер тоже подполз к воде. Где-то далеко внизу на траве лежала одежда этой девушки. Красиво плавает. Жертва. Дракон медленно сполз с берега и стал погружаться в воду. Да! Вот она родная стихия, вот где можно летать по настоящему. Тело змея извивалось в такт биения сердца, не оставляя на поверхности ни бликов не всплеска. Он сделал несколько кругов вокруг беспечно купающейся девушки, наслаждаясь эти зрелищем. Печально. Неужели теперь это в прошлом? Больше нет того о чем она мечтала? Её судьба это дракон, тот который неслышно плавает вокруг жертвы. Что? Кто это? Враг! Это моя добыча. Ящер медленно нырнул и просто перегрыз пополам что-то тянущее за ногу его добычу. Она вырвалась, и стрелой поплыла к берегу. Враги. Их много, Теперь он сам их добыча. Плавно дракон развернулся и стрелой под водой понесся на опережение девушки, лишь по дороге слегка коснувшись могучей спиной её бедра, от чего колдунья сама того не осознавая ускорилась раза в полтора. Берег. Змей быстро вылетел из воды. Как всегда, без шума и брызг. Он прополз чуть вперед, но тут же до чуткого слуха донеслось лязганье. Вот одежда Анны, как он знал имя своей жертвы. Похоже отходить нельзя, тем более что она уже выбралась из воды следом и очередная опасность могла отобрать её добычу. Значит, если придется примем бой прямо тут. Альгерион застыл прямо над куче вещей, и медленно стал растворяться в окружающей среде.
-
ну просто очаровательно)
-
Аааа!!! Супер, отлично вписался))))
-
Кто бы знал, что здесь кроется тайна)
|
|
От сказанного Марлен далеко не лестного монолога лицо Пшебемира на мгновение перекосилось и, как некоторым показалось, даже озлобилось, но тот быстро с ним справился, нацепив бесстрастно-пренебрежительную маску.
- Что мне даст моя гордость, баронесса? - тон Стасловского заметно сменился, он будто бы отказался от подобострастного уважения к дворянке, приняв ее за крестьянку. - Она мне даст шанс умереть не рабом и не слугой, баронесса, а дворянином чистых кровей. Вы, конечно, пейте - не в моих правах Вам запрещать подобного, но дело не в самом акте унижения, а в Вашем к нему отношении, баронесса, - также отвернувшись от нее, Пшебемир принялся поправлять свое помятое, но все такое же белоснежное жабо, задумчиво глядя куда-то в стену. Казалось, он вообще не замечал никого, кроме себя и фон Бурбон. - Если Вас, баронесса, так легко заставить позабыть о своем происхождении, о своей гордости, о своем воспитании и своем обществе, то чего тогда стоит эта Ваша гордость? Чем Вы тогда отличаетесь от слуг? Пф, происхождением? Вы только что своими словами наплевали на весь дворянский свет, баронесса, - он снова взглянул на Марлен, опустившуюся на колени перед бурдюком, и недовольно покачал головой. - Да, баронесса, там, в темноте, я дал слабину, не спорю. Но слабым может быть и дворянин. Дворянская гордость же - это недозволение себе унижаться, когда на это есть силы, баронесса, и когда это прекрасно видят другие. И мне, признаться, стыдно за Вас и Ваши слова, особенно если мы все же выживем... Но это все пустое.
Аристократ вдруг перешел на более громкий тон, обращаясь ко всем сокамерникам: - Господа, и все же, может-таки попробуем уже выбраться отсюда, как вы думаете? Мне кажется, при свете факелов выломать прутья будет легче, так давайте попробуем еще раз.
Теперь Пшебемир преобразился окончательно - его стать, поза и внешний вид в целом демонстрировали гордого, спокойного и бесстрастного дворянина. А взгляд стал надменным и высокомерным, будто он действительно находился среди своих слуг в собственном поместье... Хотя все же, когда тот невольно падал на Винченсо или раскричавшегося от ярости рыцаря, польская спесь заметно спадала.
-
Ох рано или поздно забьют ногами :)... ну или подскользнёшься и случайно упадешь спиной на чей-то кинжал... 5 раз :)
-
Негативного персонажа тяжело отыгрывать, хорошо справляешься)
-
Все круто, плюсег.
Но. Трехстраничный монолог с переходом на личности? Недавно же обсуждали...
|
- Давай, парень, беги, коли знаешь, что делать! - подбодрил Marmour Фридриха. - А мы следом за тобой! - добавил он, когда Рихтер обернулся, чтобы взглянуть на сестру. "Хм, из мальца боец конечно никудышный, - думал гном, - да и на одну руку еще оглох. Но кой-какой толк в нем всё же есть". Гном усмехнулся и слез с пони. - Ну, коняга, молись за меня... И жди здесь, пока мы не вернемся, - между делом наказал он Хучу, который в ответ только фыркнул на него и, опустив морду, с укоризной посмотрел в глаза. На пони гном оставил свой алхимический короб и бочку с порохом. Щит и другие вещи остались в покинутом лагере. А всё оружие было конечно при дварфе. - Привязывать животин, по-моему, не стоит, а то, не дай Морий, погрызет их тут какой зверь... - Marmour поежился от холода и взглянул вдаль, на хижину ведьмы. - Эх, не было бы там рыцаря, я бы подкинул ей в окошко пару-тройку бомб... - пробурчал гном себе под нос.
Пока они ехали сюда, дварф думал только о том, как бы им побыстрее расправиться с этой поганой хексой. Но хоть и не хотел Marmour признаваться себе в этом, он все же подозревал, что убить старую каргу одним только мечом или пулей будет не так-то просто. Оттого он и злился и вполголоса ругался на кого-то всю дорогу.
- Ну, чего ж мы стоим, нас того и гляди заметят ёйные соглядатаи! - громким шепотом сказал гном, недовольно поглядывая на бледный под лунным светом лес, стеной вставший напротив озера. Холод пробирал насквозь, борода Marmourа встопорщилась, отчего тот стал похож на какого-то лесника, год не видевшего ни ножниц, ни бритвы. Дварф на всякий случай взял в руки аркебузу, хотя вообще-то берег заряд для ведьмы.
Ему все больше казалось, что эта проворная старуха, оседлавшая ля Ира, уже давно знает о том, что они здесь и что хотят сделать, и даже что говорят прямо сейчас. Потому гном представлял себе, как она, хитро посмеиваясь и зло ухмыляясь, готовит им в своем домике какую-нибудь очень неприятную ловушку, а может даже не одну.
-
Настоящий алхимик - вместо щита на бой взял бочонок пороху))) Классный пост - и отыгрышен, и атмосферен, спасибо))
-
Очень радует сохранение из поста в пост атмосферности)
|
|
|
Черные в ночной темени раны рваными точками прошлись по моему предплечью, садня и ноя, теребя перепуганную душу тяжелой и сильной болью. А она сделалась только сильнее, когда сестра наложила лечебную мазь – руку будто снова пронзило клыками, а я попытался ее отдернуть с криком, но ее глаза не дали. Сестра…
Она хотела от меня чего-то, она просила, и я не умел ей отказывать в такие моменты, мне почему-то казалось, что, скорее, я не прав, нежели чем она, что, скорее, эта боль не такая уж сильная, а сказка – не такая уж глупая. Я никогда не пробовал по-другому, не пробовал по-своему – я и не хотел, потому что боялся всего того, чем обещал мне ответить мир. Мне всегда было проще поддаться ее глазам, поверить в ее опыт, знание и искренность, чтобы снять с себя это бремя ответственности, чтобы не решать… Даже если это касалось моей судьбы.
- Эта рыбка, она… Ай!
- Тшшш… - успокоила тут же меня Аня. – Рассказывай.
- Она была волшебной, она умела многое, но… Ай, проклятье! Да больно же!
И снова этот добрый, милый взгляд, омраченный легкой укоризной – и эта мелочь для меня была отчего-то важнее всей этой боли, этого страха, да и жизни моей в целом тоже… Странно это – жить ради другого человека. Но мне так было проще, я так привык: с того момента, как рвануло рыже-голубыми языками пламя в нашем доме… Нет, мне надо было рассказать про рыбку. Плевать, что это было глупо – это мне так казалось, а вот сестре – нет.
- Но за каждое чудо надо пла… - я стиснул зубы, - … платить надо. И она заплатила: однажды ночью она собрала все свои силы, все, что могла, и превратилась в молодого и красивого юношу. Чтобы… Ань, черт! Боль отвлекает!
И снова достаточно было лишь ее взгляда, чтобы я вернулся туда, откуда пришел – в тот милый сердцу родной дом, первый и, наверное, последний в нашей с ней жизни. Тогда было холодно, жутко холодно, но растопленный отцом камин делал этот дом еще уютней и… это все сгорело в ту ночь – быстро и скоро, будто бумажная салфетка. Вся та жизнь, весь тот уют, все то родительское тепло – остались лишь воспоминания и чувства, от которых не только у меня сейчас накатили слезы…
- И этот юноша молчал, всегда молчал, но Тень сразу признала в нем свою рыбку, - глядя сестре в глаза, я забыл уже про боль, что стискивала мою дрожавшую руку при каждом обороте бинта. – И он заменил ей семью – он ловил рыбу, причем самую лучшую, что водилась там, и приносил ее девочке, но сам не ел, помня о том, кем он был. И каждый вечер… Аргх!.. – я глубоко вздохнул, стараясь не терять сознание…
В тот день Анна сожгла наших родителей… в один миг. Они еще пытались что-то сделать, отмахиваясь от пламени, но было уже поздно – огонь охватил весь дом и, объятые языками смерти, горящие силуэты беспомощно бились о стены, пытаясь найти выход… Но сестра не оставила его им.
- И каждый вечер он ронял свои слезы, глядя на недоступные ныне морские глубины, на отринутую им родину… Он предал это все – сородичей, стихию, все, что было дорого его сердцу ради лишь одной единственной девочки. И она видела его страдания, видела, как он тосковал, с каждым днем все сильнее и…
Аня не понимала того, что произошло – она просто смотрела на творившийся вокруг хаос, не собираясь защитить себя от огня… а я собирался. Мне было все равно, что происходило и почему – я лишь видел, как все вокруг обращалось в пепел, и я решил спасти единственное, что оставалось еще целым. И, наверное, если бы не мой дар, сгорели бы и мы там… но мы выжили. Выжили, рыдая на снегу неподалеку и ненавидя тот день, свою жизнь и эту чертову магию, благодаря которой это все произошло...
- … И сильнее. И тогда она не выдержала – одной ночью Тень пошла к маяку и, взобравшись на него, попросила у моря прощения. Не за себя, а за своего любимого, но море не собиралось прощать – оно не прощало предателей, оно ненавидело их, - я даже не моргнул, когда очередная волна боли скользнула под череп. - Взмолившись, Тень согласилась отдать все, что угодно ради прощения, и тогда море не отказало, но потребовала взамен две вещи… Душу и жизнь девочки.
Анна долго себя корила за сделанное и винила себя до сих пор, но я, как это ни было странно, простил ее еще там – у горящего дома. Я не знаю, почему я так решил, почему вдруг убийца стал для меня важнее всего другого, но одно я помню точно: тогда у меня ничего не было, кроме сестры. Никого и ничего. И я понял, что лучше уж забыть про эту боль, забыть про ее вину, стать тенью, стать никем, но быть рядом хоть с кем-то дорогим мне. Чтобы он жил и радовался… а я уж смог бы как-нибудь по-своему, рядом… лишь бы ей было хорошо, лишь бы хоть кто-то был счастливым – в этом было мое счастье. И я думал, что родители гордились бы за меня… И я до сих пор думал, что есть то тепло и что можно его вернуть, потому что я ощущал его в каждом мотке бинта, который, наконец, остался тугой повязкой на моей руке.
- Ань, ты знаешь – ей было очень тяжело отдавать это, - твердо и уверенно сказал я, - но она любила его. Больше себя, ведь так? И она тогда прыгнула в воду, навеки отдав свою душу беспокойному морю. А юноша обратно стал рыбкой и забыл про нее, и стал жить, как и раньше… - я медленно встал, чтобы случайно не закружилась голова. – Ань, надо спасти де Сьежа, причем, думаю, чем быстрее мы отправимся в погоню – тем больше у него будет шансов…
Обернувшись к лошадям, я обратил внимание на неоседланного до сих пор Иблиса и постарался забыть о, наверное, десятке кровоточащих в моем теле ранок, нанесенных острыми когтями кошки. Сейчас было не до них.
|
|
Клыки, что дрожащею рукой я с очередным воплем выдернул из предплечья, успели вонзиться по самые десны, щедро смазавшись натекшей в рукав кровью.
- Уб-бери, убери ее с меня! – простонал я Мармоору и попытался кое-как высвободиться из-под кошки, сочившейся теплым потоком из шеи прямо на мою рубашку. Только сейчас я начинал осознавать, что произошло – уже готовая меня прикончить, она вгрызалась в мою руку, теребя кости пронзающей, невыносимой болью, а потом подскочил гном и «Харп!»… нет больше кошки…
Он и сейчас мне помог, толкнув с меня труп сапогом, а я все еще смотрел на ее злобно раскрытые хищные глаза – они будто обещали мне еще присниться пару-тройку раз. Подстеречь в ночи, когда страхи вернутся к ослабленному лунным взглядом разуму… эта тварь еще успеет меня замучить даже после своей смерти, я почему-то отчетливо это понимал и ненавидел ее всем сердцем.
- Ч-черт, и как она выжила?.. – пробормотал я, вставая с прижатой к телу рукой. Зубы непослушно заикались, стуча, а ноги еле держали, но мне очень хотелось встать - чтобы понять, что я живой, что все окончено.
Увидев непонимающий взгляд дворфа, я неркно указал на шестиногого монстра пальцем:
- Т-там, в ней мой меч. Я п-проткнул эту т-тварь, а она… - мне потребовался глубокий вдох, чтобы продолжить, - а она выжила… И руку п-прокусила… С-сука! - я зачем-то продемонстрировал свою рану, будто оправдываясь, что кричал не зря. – А они т-точно к-кончились, да? Б-больше нету? Т-тогда достань меч, Мармоор, п-пожалуйста… Достань, я не могу… Аня? – обернулся я, заметив, наконец, подошедшую сестренку.
На ее лице не было ни кровинки – бледный воск, желтевший в неверном пламени костра, но оно улыбалось, растягивая этот воск, улыбалось мне. Ей тоже досталось, это было заметно, но она все равно дошла, устало пошатываясь среди черневших в ночи стволов.
- Ну, ну что же т-ты так долго, с-сестренка?.. – только и успел проговорить я, прежде чем, радостно улыбнувшись, обнять ее… И все бы хорошо, да вот только улыбка тут же сменилась гримасой боли – казалось, руку не разодрали, а к чертям отрубили, причем с дюжины ударов тупым топором. Мне пришлось сильно напрячься, чтобы задавить свой очередной крик и не завалиться на Анну…
|
де Сьеж
- Шо надо? – переспросила карга с издевательской ухмылкой, окончательно изуродовавшей ее лицо. – Ты шкоро ужнаешь, лубовушка моя… шкоро ужнаешь… - зловеще проговорила она, покачав головой, и снова загадочно улыбнулась, демонстрируя голые, неровные хребты черных десен, в которые причудливой издевкой природы были воткнуты три гнилых зуба. – Но я шмотрю, ты уже отдохнул, так что, жеребетч мой, вштавай давай на швои копытши – дай я на тебя шаду.
И да, ля Иру действительно хотелось проломить ей грудь одним ударом, раздробить челюсти об ближайший ствол, но он не мог… просто не мог. Жан-Батист, волею судеб, оказался под властью этой ведьмы и он подчинялся – скрипя зубами, рыцарь встал обратно на четвереньки и чуть прогнулся от насевшей тут же вонючей старухи. Сил не было, они иссякли, но де Сьеж не мог ослушаться, а потому, когда цепкие когти снова вонзились в его уши, нанося новые раны, когда он снова взвыл от боли, охватившей голову терновым венцом, и когда наездница приказала трогать – он тронул. Он поплелся, стеная от боли, вдоль по берегу, зарываясь измученными пальцами в ил, но этой твари было недостаточно – она подстегнула его новой болью, разошедшейся под кирасой тонкой сетью стальных игл… И де Сьеж пополз быстрее, еще быстрее – силы появлялись из ниоткуда и тут же исчезали под тяжестью доспеха и костлявой сучки.
Вскоре, рванув уже галопом после пары очередных принуждений, ремминец вообще перестал понимать свое тело, подчинявшееся наезднице и умудрявшееся еще жить. И понеслось: деревья замелькали слева, черным забором отграничивая лес, ил и дерн срывались комьями, поадая позади, а берег бежал навстречу с бешеной скоростью, налетая новыми и новыми метрами бесконечной скачки… Кровь сумасшедшим потоком струилась по рвущему свои жилы организму, мышцы тянули, сколько могли, отдаваясь ноющим, добивающим разум страданием, заставляя забыть, что бывает жизнь без боли.
- Давай, не будь девченкой, ремминетч! - шепелявила стерва на ухо, подстегивая разгоравшуюся злобу де Сьежа. – Быштрее, мерин! Еще быштрее! Не жалей шил! Порадуй меня, голубшик!
Рано или поздно это должно было кончиться – ля Ир начал все чаще спотыкаться, а охватившая тело боль ослепляла и без того заливаемые кровью глаза, туманила разум и калечила душу… Но он все равно несся по озерному пляжу, не зная отдыха иль хотя бы передышки. Наконец, ля Ир не выдержал – упал, нарушив приказ, врубился лицом в сырую землю, пахнувшую гнилью. Боль, прочь от которой он скакал, мгновенно застыла, наполняя черепную коробку до краев – Жан-Батист взвыл, не в силах что-либо поделать с этим, но все разрешилось само собой:
- Вшо, приехали, крашавчик, - весело похлопала его по наплечнику ведьма, выпустив уши, и встала, давая глубоко вздохнуть.
Они оказались прямо перед небольшой хижиной, уютно светившей одиноким мутным окошком – хотя после перенесенного Жану-Батисту уже было глубоко наплевать и на уют, и на то, что это вообще за хижина, и что его там ждет: смерть, новые мучения, дюжина ласковых девушек? Все равно - лишь бы только погонять саднящие одышкой легкие туда-сюда еще пару раз, а потом еще немножко, лишь бы смочь сообразить хотя бы одну законченную мысль.
К счастью, ля Ир смог – ясность ума вернулась, но отнюдь не власть над собой…
- Вштавай, иди жа мной, - приказным тоном бросила ведьма, первой поднимаясь по ступеням крыльца.
И Жан-Батист подчинился, послушно карабкаясь вслед и роняя тягучую слюну на каждую подгнившую черную доску скрипучей лесенки. Дверь раскрылась – а там свет, теплый и мягкий свет, приятно блестевший на скрипучих половицах, по которым прополз бывший солдат. Сейчас сопротивляться было особенно сложно… да и не особо хотелось – ля Ир чувствовал, что скоро попросту отключится, а потому рухнул на пол и застыл, активно лишь повторяя свое шумное дыханье.
- О-о-о! – раздался тягучий, мерзкий и до мурашек знакомый скрип Зеленой Биргет – она, оказывается, тоже была здесь, но Жан-Батист не видел, он и не смотрел. – Ну что? Вернулся, мой лы-ы-ысенький? Вернулся, мой са-а-ахарный? Ну ничего-о-о, мы тебя научим хорошим манерам… червь ты разда-а-авленный!
- Ешо как научим, Ирги! – весело поддакнула черная ведьма. – Давай пока котел жажигай, а я шниму ш него дошпех – надо торопитша…
- Да куда торопиться, сестра? У нас еще вся но-о-очь впереди! Да, мальчик мой железный?
- Дура ты штарая! – рявкнула та в ответ, успев уже отстегнуть с де Сьежа наплечник. – Белешнича шкоро шойдет, и шо ты ш этим жележным делать будешь, а? Вари давай, мало времени, мало…
-
Бесподобно) читаешь как книгу.
-
Я снова, черт возьми, плюсую во вторую очередь.
Особенно понравилось, что это все по Ойкумене. Ощущение как после прочтения Инквизитора, после прочтения Ультрамарина))) Другая сторона мира. Здорово сделано.
-
.
|
|
Сжав свои мускулы, гигантская кошка прыгнула на Анну - та только и успела, что подставить свои мгновенно воспламенившиеся руки…
Бушующее пламя – оно в тот момент пожирало ее душу жадными язычками, разрывая на части, выпуская на волю бурлившую кипятком ярость, изливая ее, исторгая из себя бешеные снопы испепеляющих все вокруг мыслей. Сознание заполонили эмоции – кровавые злоба и ненависть, смачно сдобренные предсмертным отчаянием, что вопило и тянуло своим агонизирующим криком весь этот ворох адского, захватившего всю душу, простого желания убить. И оно рвануло своим ужасающим естеством навстречу жертве, воздавая пламенную месть обидчику своего прародителя…
Что ты делала, Анна?
Она не знала, она теряла себя, свою душу, она сгорала сама… Вся память о тех жестоких моментах жизни возвращалась к ней – те мгновения, когда она ненавидела этот мир и всей своей сущностью хотела выжечь его дотла…
Почему ты это делала, Анна?
Потому что она не могла смириться с происходившим, она желала побороть, сломать, порвать и уничтожить этот мир, что опасной черной тварью летел к ней навстречу, готовый разодрать ее в клочки… А потому она решила обратить его в пепел.
Где ты, Анна?
Она не понимала – ее душа расщепилась. Та часть, что была ее разумом, сознанием, унеслась куда-то прочь, испарилась во внутреннее царство бушевавшей лавы, где порхая средь вулканов, купаясь в шипевшей ослепительно желтым лаве, сгорая раз за разом в пламени ее собственной души и воспоминаний… Другая же, кипевшая от чувств, увидела, как растаял весь контроль над ней, и сейчас наслаждалась этим миром, изничтожая его ревевшим яростной местью огнем.
Кто ты, Анна?
Она редко задавалась этим вопросом – ведь он приводил ее к прошлому, где тщетно треща в попытке позвать на помощь сгорал наш дом… Тогда все изменилось и с тех пор колдунья потеряла ту четкую уверенность, что она хотя бы человек – люди такого не творят. И звери – тоже. Но она жила и была собой - неизвестно кем, и потому вокруг сгорал тот мир, что опрометчиво наступил ей на живое, бьющееся бешеным пульсом горло.
И что же будет дальше?
Ей было наплевать: спасение этого мира никогда не было ее прерогативой. Анне проще было сжечь его, нежели чем понять его или умереть самой… Но в этой борьбе мог выиграть лишь один из них, и вопрос – кто именно? – сестру всегда интересовал больше всего. Как и меня, собственно, но зато я уже знал ответ на него.
И что же ты будешь делать дальше, Ань? Что ты будешь делать, когда вдруг очнешься посреди холодного и темного леса, дрожа от охватившего тебя озноба? Ты лежала в позе замерзшего котенка на том самом месте, где стояла до этого, абсолютно одна и лишь одуряюще мерзкий, забивавший ноздри запах паленой шерсти мог тебе подсказать о том, что случилось. И лишь мой повторившийся неподалеку уже не такой жуткий, но все же вопль мог подсказать тебе, что делать дальше.
|
|
А болели ноги. И руки. И немного спина. Затекли. Другой бы не волновался так, но я привык к тому, что меня, как любого матерого волчищу, кормят именно эти конечности, а потому за них стоял горой. К тому же, я не собирался тут надолго задерживаться: все-таки гостеприимством здешние домоправители не отличались, вон вам плесень на стенах, а у меня на нее покраснение кожи в право весьма неприличных местах и жуткий чих.
Я чихнул. И дело было, надеюсь, не в плесени - просто в спертый воздух камеры ворвался демон зловония, и я ни секунды не раздумывал над тем, кто призвал этого злого духа. Все было просто, и я с трудом удержался от расправы, хотя бы неокончательной, над спящим злодеем. Но, может быть, на меня так действовало присутствие дам.
Да уж, иногда все же можно сказать, что судьба склонна улыбаться некоторым представителям человечества - и, более того, иногда этим представителем становишься ты сам. Не было бы счастья, да? Вот тут оказался, можно сказать, один на один с двумя милейшими созданиями. Правда, одна из них монашка, но кого и когда это отпугивало? Особенно это не отпугивало знакомых мне монашек - опыт все-таки имелся. Вот именно, что "имелся".
Я засмеялся, потянулся так, что хрустнули позвонки над поясницей. Кольнуло. Да, старость, особенности профессии, только аристократы в тридцать лет могут похвастаться приличным здоровьем, и то обычно бывают весьма худощавы и бледны. Знавал я парочку - да и здесь наблюдал такого. Накрахмаленные чулки, воротники, как их там... манжеты и губки припудренные. Тьфу! Не мужчина, а ходячий смех. Но, с другой стороны, коль скоро мне такие "господа" платят деньги за ту работу, на которую им не хватает сил и умения, остается звать их господами без задней мысли, да и уважать поневоле.
Но с девками они обращаться не умеют, как бы то ни было. Ну что такое, на четвереньках, руки на плечи? Да и девка хоть на лицо красива, но фигурой не вышла. Что такое, сломать боишься, в самом деле!
- Ты бы не кричал так, дворянчик, - усмехнулся я. Разбудить здоровяка я не боялся: во-первых, он спал как убитый, видимо, приложили его чем-то тяжелым будь здоров, а, во-вторых, заслужил он сколь угодно бесцеремонного отношения. - Меня побороли, его вон побороли, - кивнул я в сторону бугая. - И тебя поборют, даже не поморщатся. А я в это дело лезть не буду, мне хватило, я теперь знаю, сколько у меня костей - каждая болит.
Сказав это, я покосился на девицу. Нет, красива все-таки. Не так красива, как обычные девки, а иной красотой, сложной, так, что сразу и не углядишь. Глаз по лицу блуждает, словно ищет чего, за что зацепиться можно, а нутро тем временем изнемогает, просится на волю, в дело да в труд. И чего это я вдруг? Подмигнул ей, улыбнулся снова.
Вообще, конечно, героем я не представал. Ну да ладно, не с героем любиться, а с человеком.
|
Военная база Империума "Стальной беркут" одиноко висела в пространстве. Хотя одиноко это относительно других баз, планет и звезд, ибо до ближайшей системы было достаточное расстояние, а вот вокруг базы завис целый флот.
На самой базе уже несколько месяцев проходили масштабные проверки и экзамены пилотов первого класса, что в общем-то было воспринято как просто проверки по подготовке к масштабной военной операции, но оказалось что это был просто конкурс что-бы выделить лучшие кадры.
Всего три пилота были лично вызваны к столу маршала Эдуарда Гордона, чтобы он лично мог осмотреть выбранных пилотов.
Теперь перед столом стояли трое, двое мужчин человеческой расы и девушка элере. Гордон встал из-за стола, за которым так же сидел пожилой человек в белом халате, который уже давно наблюдал за экзаменами, и по слухам его звали Пагриан Старден, и комендант базы Стасия Эшли.
- Ваши имена!,- гортано приказал Эдуард
- Алекс, Вирджил, Ришаэль! в один голос ответили пилоты.
- Вольно!
Маршал обошел стол, и с кряхтением уселся в кресло, видимо пожилой возраст уже во всю давал о себе знать.
- Майор Старден, думаю тут вам будет уместнее начать первым.
Старик в белом халате откашлялся, отпил воды из стакана перед собой, после чего кивнув майору начал рассказ.
- Итак господа начну я издалека, - и он пустился в рассказ...
Несколько лет назад, при разработки одного астероида команда рудокопов обнаружила древние обломки нескольких разбившихся кораблей и куски неизвестных ранее технологий. Когда эта находка попала к нам в руки, после непродолжительных исследований, сразу стало понятно что мы столкнулись не только с технологиями неизвестной расы, но и то что источником этих обломков не могла быть наша галактика. Вы понимаете что это значит? Не одна раса не в состоянии перемещаться между галактиками! А эти могли. Мы смогли восстановить один из кораблей, а на основе остатков второго собрать еще один, более мощный... но больше интерес неприменно являет то, что так же наши ученые смогли воссоздать ту машину, которую мы нашли рядом с ними. Мы смогли воспользоваться ей ... это оказался некий портал, но это не обычный дырокол, он настроен на определенную точку в галактике G37-A... а именно на огромную планету. Модуль который мы смогли выслать туда, активировав этот портал, увы не прожил слишком долго, он... сломался (при этом Пагриан посмотрел на маршала, тот в ответ кивнул)... единственное что мы получили, это знания о аммиачной атмосфере, очень высокой гравитации и явно большого количества минеральных ресурсов этой планеты. Старый майор раскашлялся и теперь в рассказ включился маршал.
Вам приказано получить снабжение, которое включает в себя новейшие корабли восстановленные и разработанные нашими учеными, у вас будет неделя чтобы освоится с ними, так сказать приноровиться после чего предпринять попытку переноса с помощью этого "переместителя" на эту планету. На планете вы должны провести исследования по минерализации, возможной флоре и фауне. После чего совершить обратное перемещение, либо самостоятельно, отыскав на планете возможные технологии для это, либо по истечении времени воспользовавшись повторным открытием устройства переноса.
Тут уже майор решил вставить от себя немного: Как вы понимаете, если мы получали данные от зонда во время запуска, то и другие тела могут переместиться обратно в это время, что так же подтверждается наличием инородных веществ после эксперимента на полигоне.
- Теперь, бойцы, думаю можно задавать вопросы, - перебил его Эдуард Гордон и вопросительно осмотрел троицу.
|
В поглотившей клети тьме царили звуки, наполняя сию тюрьму, придавая объем этому пугающему поначалу мраку - вот тихо-тихо, смирно и покорно плачет в уголке молившаяся девушка, вот храпит неподалеку какой-то боров, вот и в другом уголке зашуршал кто-то... Вообращение тут же рисовало красочные картины измученной пытками прекрасной и беззащитной дамы, притомившегося от этих пыток восьмифутового палача и совсем уж нереальный образ кравшегося во мраке монстра.
От таких фантазий, конечно же, держать себя в руках было сложно, они таили грубую и жестокую угрозу, и лишь тьма, да абсолютное бездействие происходящего не давали судорожно вздохнуть и закричать...
Но, стоило появиться на время свету, как все поменялось - измученная, но неповторимо милая пани превратилась в какую-то тусклую и никем не тронутую монашку, жестокий палач - в тихо смердившего типичного рядового грязного вояку, а шуршащий зубастый монстр - в только что очнувшегося молодого пана... с рядом ровных, желтых, конечно, но человеческих зубов.
И все-таки, пускай все оказалось не столь драматичным и душераздирающим, ситуация в каземате была весьма и весьма плачевной, унизительной и пугающей для Пшебемира Стасловского, привыкшего более к полированному паркету, да свету тысяч ярких свеч.
- Баронесса фон Бурбон?.. - раздался испуганный, чуть пискливый и малость истеричный вздох, когда люди в масках ушли. - Вы ли это, баронесса? - Но в ответ раздались лишь очередные тихие женские рыдания, сдавленные отчаянной попыткой их сдержать. - Не плачьте, не стоит... - голос Пшебемира в эти мгновения оказался на удивление тонок, и можно было бы неверно подумать о его поле, не будь до этого показан факелом его мужественный стан.
- Подождите, я сейчас попробую до Вас добраться... только бы обойти этого... кабана, - промолвил он, на что здоровяк тутже отрегировал возмущенным воскликом, к сожалению, совсем не глоточного происхождения. - Фи, какая мерзость! Челядь смердящая...
..., - продолжил свой бессловный диалог безмятежно храпевший простолюдин, чей храп, правда, вскоре прекратился: неожиданно "ойкнув", Пшебемир неловко завалился на него, судя по характерным для подобной неудачи звукам.
- Проклятье, теперь весь грязный буду... о, мои чулки, - пробормотал себе под нос поляк, быстро зашуршав на четвереньках в сторону Марлен. - Простите, милая, приходится ползать - ноги перестали слушаться... Баронесса, ну что Вы, не стоит, правда, нет смысла плакать, все не так плохо, - хрупких плечей дворянки аккуратно коснулись нежные и теплые руки. - Марлен, действительно, не надо, эти слезы того не стоят, перестаньте, - тихонько успокаивал ее на редкость заботливый поляк. - С Вами ничего не случится и мы выберемся отсюда, обещаю...
Казалось, Стасловского успокаивали собственные же слова - голос его чуть возмужал, приобрел ровность и бархатистые оттенки вместо писклявости, а руки обнимали баронессу с каждой секундой все увереннее и увереннее.
|
Темно, хоть глаз выколи, все равно ничего не изменится. Где-то в глубине этого помещения слышны женские всхлипывания, которые удачно заглушаются громким храпом в другой стороне. Где-то в дали чуть замаячил отблеск от свечей и послышались шаги и приглушенные голоса.
- Идемте сюда мисс, - произнес сухой мужской голос, - вот тут поосторожнее, немного пригнитесь.
Свет все приближался и вскоре шаги стали разделяться на шаркающие тяжелые, видимо двое мужчин, и тихие и легкие, которые по всему принадлежали той самой упомянутой "мисс".
Вот из-за поворота вышел высокий человек, лицо которого было закрыто белоснежной фарфоровой маской. В руках он держал факел, свет от которого осветил пещеру. В пещере было 2 углубления, огороженные мощной кованной решеткой, которая начиналась прямо от потолка и уходила глубоко в пол. На обоих решетках были поставленные двери с навесными замками, причем на дверях специально были поставлены пластины листового металла чтобы до замка нельзя было дотянуться тем кто заперт в этих клетях. В обоих клетках можно было различить сидящих, стоящих и лежащих людей, глаза которых жадно впивались в стоявшую фигуру.
Вслед за первым к клетям подошел еще один "в маске", он аккуратно вел за руку молодую девушку в очаровательном черном платье. Она ничего не видела, так как на ней была атласная черная повязка, обернутая несколькими слоями, напрочь перекрывая доступ какого-либо света до глаз красавицы.
- Постойте тут, сказал второй сопровождающий, - и отпустив локоть девушки чуть подошел к одной из клетей, походя достав из-под плаща маленький арбалет уже заряженный болтом с ярко зеленым оперением.
Он осмотрел всех кто был в этой клетке и кивнул второму, который подошел к замку и ловко одной рукой его открыл (ведь во второй руке у него был факел), после чего отошел к девушке и взяв её под локоть чуть потянул в сторону отворившейся дверцы.
- Прошу вас, пот тут порог, аккуратно чуть выше ножку и пригните пожалуйста голову.
Как только девушка оказалась внутри, то он захлопнул дверцу и передав второму факел. Арбалетчик к тому времени убрал оружие обратно, видимо поняв что внутри сейчас никто не в состоянии оказать какое-либо сопротивление, взял факел и пошел к второй клетке чтобы посмотреть что-то там.
Замок заперли, и оба странных человека покинули помещение. Все заволокло мраком, через которые был слышен храп, тихие ругательства, молитвы сквозь зубы и плач. Девушка некоторое время все еще стояла прямо возле дверцы, после чего решилась снять повязку, но осознав что после этого ничего не изменилось, она просто упала на колени и тихо заплакала.
За время этого небольшого отрезка освещенности можно было даже успеть немного разглядеть тех кто был в клетке до появления там юной красавицы.
В дальнем углу сидела женщина в одеянии монашки, подол рясы был разорван. Она тихо всхлипывала и теребила четки, шепча что-то про себя, видимо молитвы.
Рядом с ней, опёршись на стену спиной, полу лежал мужчина средних лет, с короткими волосами в походном камзоле. Он злобно крутил глазами, то и дело пыхтел что-то, и царапал пальцами каменный пол, видимо не в состоянии управлять своим телом и голосом.
Дальше сидел мужчина с обветренном лицом, в кожаном камзоле, он только что кое как сел на корточки и теперь медленно растирал и крутил суставами, что явно было достаточно болезненно, одновременно с этим он покачивался то из стороны в сторону, пытаясь привести своё тело в порядок.
В дальнем углу сидел джентльмен в белом парике, грустно и нервозно теребя трость. Красивое утонченное лицо выдавало в его роде польские корни.
Рядом с польским джентльменом лежала груда мяса, вернее это конечно был человек, но рост и мышцы оного давали только одно определение - бык. Так вот этот бык спокойно храпел себе, подложив руку себе под голову. Одежду бугая, которая и так была сшита из разноцветных лент, дополнительно украшали то там то сям натыканные маленькие стрелки с зелеными оперениями, но видимо их даже не удосужились поснимать.
Прямо посреди комнаты валялось еще одно тело с фраке и парике, определенные черты в одежде выдавали в нем течения в Английской аристократии. От хмуро уставился прямо на ноги разминающегося наёмника, который как будто нарочно приседал перед ним, ведь этот джентльмен как и недалеко лежащий белобрысый тоже не мог не пошевелится не сказать что-то.
-
Как настоящее быдло выбираю любой пост игрока и ставлю "пЛюСиК зА пЛюСиК"
Ня :3
-
За: идею модуля, смысл модуля, создание модуля и вводную этого модуля))) Конечно, одного плюса мало, но я, наконец, дорвался)
-
За детализированное описание) хорошо выстраивает картинку. И за квенту, кстати, тоже)
|
Страх – наверное, это единственно верное слово, что могло бы достаточно верно объяснить чувства, нахлынувшие на меня, пока я падал под весом этой твари. На этот раз он не пришел ко мне незаметно, не закрался в душу из-за темного угла, как обычно – нет, этот страх с размаху ударил меня и вдавил абсолютно беспомощного в траву. Я боялся смерти – не мудрено, ведь я не был героем, не встречался с противником лицом к лицу, я даже не был тем же де Сьежем, чтобы хоть капли ее не бояться.
Она обхватила меня всеми своими конечностями, прижимаясь и согревая на предсмертном одре – в тот момент я снова возненавидел это тепло, эту жизнь, что отбирала мою по собственной прихоти. А это была именно прихоть – встретившись со мной взором, кошачьи глаза злорадно ухмыльнулись, совсем по-человечески, и я понял, что оказался живой игрушкой в ее лапах и что меня собирались сожрать.
Да, скушать, съесть, разодрать на куски и половину оставить про запас – меня, Фреда, вот прямо сейчас… От осознания этого хотелось вскричать, взвыть, позвать на помощь, но я не мог, зачарованно и беспомощно глядя в черные щелочки зрачков моего убийцы. Страх копился, но мир не давал о нем сказать, какие-то мгновения мы просто лежали, будто тогда с Магдаленой в чистом поле… но Магдалена же, черт подери, не жрала людей! Она меня, наоборот… ласкала… - от воспоминания сердце судорожно, с болью сжалось, потому что оно надеялось забиться в том страстном, блаженном ритме еще хотя бы пару раз.
Анна. Она единственная могла сейчас меня спасти – де Сьежа забрали, гном, я слышал, возился с другой тварью неподалеку – больше никого в этом лесу и не было, только сестренка. Я на мгновение представил, как она вдруг подскочит и с одной фразы заклинания испепелит эту тварь, сожжет ее наглую морду, оставив желтеть лишь острые длинные клыки, но она не могла. Сестру сейчас отвлекала другая, судя по всему, третья, кошка, что, внимательно на нее уставившись, выжидала чего-то…
Но стоило молодой колдунье начать говорить, как монстр тут же поморщился, чуть отступая – теперь, как показалось Ане, кошка тоже боялась.
- Колдунья… - неожиданно тихо прошипела себе под нос разумная тварь, оглядывая сестру с ног до головы. – Хельга ничего не говорррила про колдунью… Опять обман… Твои слова верррны, Анна, - обратилась она уже к самой Рихтер. – Нам ссс тобой не стоит дррраться, слишком дорого обойдется… Да: ррразойдемся с мирром.
Шестиногий монстр согласно кивнул и чуть повернул голову на бок, глядя Анне прямо в глаза – я чувствовал, что та не сможет, не успеет, что слишком далеко бежать, что в лесу и на нее хватит опасностей. Оставалось надеяться на себя, но я ничего не мог – тварь раскрыла свою пасть, растягивая слюнки меж острых зубов, сейчас все обещало закончиться. Она метила мне в горло, а я пытался остановить ее своими слабыми ручонками, да что я мог против этой твари большей меня раза в два?! Разве у меня был выбор? Разве был шанс? Разве была в этом мире хоть капля справедливости, упавшая на долю Фридриха Рихтера? Мне было все равно, мне было наплевать смогу ли я умереть с честью, мне было наплевать, кто я – я просто хотел жить.
Пасть рванула к моему горлу, но тут же с жуткой болью вцепилась в мою подставленную руку – я заорал, что было сил, меня, наконец, прорвало: все тело дернулось, изгибаясь в предсмертной агонии, а глотка безостановочно кричала, выплескивая весь страх, обуявший меня. Теперь не оставалось ничего, никаких мыслей, кроме бешено стрекочущих в голове слов «Спасите меня, спасите меня, спасите меня…», а вмиг оглупевший разум лишь беспомощно с раскрытыми глазами наблюдал за тем, как эта тварь вгрызалась в мое предплечье. Боли было предостаточно – я всеми силами инстинктивно пытался вырваться, но паника была не случайной: у меня не было шансов. Я криком звал свою сестру, я честно звал ее, будто маленький ребенок, надеясь, что она придет и спасет меня от этого ужаса, но Анна только услышала мой жуткий вопль, раздавшийся совсем неподалеку.
Дрогнув от пронзившей сердце тревоги – она впервые слышала такие крики от братика – колдунья, устремила свой взор в сторону лагеря, поняла, что меня сейчас убивали, раздирая на части, и случайно выпустила язычок пламени из своих ладоней. Для кошки это стало сигналом: вдруг переступив, она резко присела и с проминающим силу духа рыком прыгнула на Анну, практически не оставляя той времени на собственное спасение…
|
Оливия созерцала эту картину еще достаточно долго, пока, наконец, её понемногу не стал морить сон. Всё же, вчерашний вечер, да и сон, были перегружены новыми, доселе неведанными впечатлениями и событиями. Что и говорить, пожалуй, редкий человек мог "похвастаться" подобной чередой происшествий. Так или иначе, Лив сама не заметила, как прикрыла глаза и впала в дрему. По ощущениям - весьма короткую, потому что самой девушке показалось, что глаза она открыла уже в следующую секунду. На самом же деле, времени прошло прилично. Судя по заходящему солнцу, было около половины седьмого вечера. А еще через полчаса оно должно было скрыться окончательно. Оливия не спеша поднялась на ноги и осмотрелась; люди давно ушли из этой сравнительно далекой части парка, и перебрались ближе к городу. Даже лебеди исчезли, наверное, скрывшись где-то в своих гнездах. Обстановка, что называется, стала прохладной. Оливия благоразумно решила выбраться отсюда, и уже через несколько секунд пошла по дорожке. А еще минут через десять поняла, что заплутала, случайно забредя из части ухоженных клумб и декоративных деревьев в самый настоящий лес. Но тропинки были и здесь - бегуны и велосипедисты были частыми гостями здесь. Однако сейчас их в этом месте, конечно же, не было. Темный лес, заходящее солнце и его прощальные кровавые лучи меж сосен...естественным образом ей стало не по себе. Шорохи, на самом деле создаваемые мелкой живностью, дополняли тревожную картину. Впрочем, девушка быстро взяла себя в руки, в то же время отчетливо чувствуя некую угрозу, или просто нечто, что было не совсем естественно. Сменившие нормальные деревья лысые колья, что были некогда соснами, так и кричали ей, что нужно немедленно бежать обратно, забыв обо всем. Безмолвным крикам уже мертвых душ деревьев вторили облезлые, нездорового вида вороны, что сидели здесь и там. Завидев пришелицу они не каркали, а напротив, в полной тишине наблюдали за ней, внимательно изучая Оливию своими, порой гнилыми, глазами. Солнце уже почти что зашло, и последние лучи стремительно исчезали, оставляя девушку во тьме. Дорога стала плавно заворачивать, и здесь, на обочине, она заметила нечто, что привлекло её внимание. Это была некая продолговатая куча земли, которая пучилась, словно в ней обитали тысячи червей. И тут она услышала жалобные, полные не боли, но отчаяния и опустошения, крики. Так, наверное, мог стонать только умирающий, который терял не только жизнь, но и нечто куда более важное. Из земли показалась сгнившая кисть, с белым костяком и плотью, которая словно ожила, неведомым образом двигаясь по костям. Следом появилась голень и стопа: они носили на себе следы былой одежды владельца, которая ныне свисала лохмотьями. Руки конвульсивно сжимались, сдирая с себя гнилую плоть, и именно сейчас Лив поняла, что кричал именно он - этот мертвец. Сама девушка, забыв об опасности, медленно двигалась вперед, движимая любопытством. Определенно, труп медленно выкапывал сам себя. Наконец, появился и череп, в некоторых местах обтянутый кожей, с которой безобразными соплями свисали темные волосы. Загребая руками и неловко двигая ногами, он вылез из рыхлой земли и теперь упорно полз вперед, на дорогу, но отнюдь не к Оливии. В его движениях, сменяемых мучительными конвульсиями, читалась такая беспомощность, что девушке стало его даже жалко. Ей стало жаль этого гнилого костяка, который тащил за собой свои лохмотья - как одежду, так и плоть. В этот момент, когда он выполз на менее затененное место, девушка с шоком и ужасом поняла, что на мертвеце красовались те самые очки, правда, с разбитыми линзами, и знакомый серый костюм, превращенный в жалкие лоскутки и обрывки, и даже кусок шляпы, который прирос к сгнившему затылку. 
|
Анна
Вскоре закончился и дождик – лишь нескончаемый осенний ветер теребил и морщил темное лесное озеро. Расслабленно и медленно прорезая водную гладь, девушка поплыла вдоль по лунной дорожке подальше от берега, к самому краю нагретой ею воды. Остановившись, наконец, и аккуратно занеся вперед ногу, она почувствовала пальчиками ледяное течение и тут же забрала их в теплую глубину, где до сих властвовало ее заклинание. Холодный ветер здорово студил намошкую тяжелыми локонами голову, но Анна не унималась, снова и снова пробуя тот холод то ногой, то рукой, то ныряя в него целиком, чтобы, вернувшись, в который раз насладиться способностями ее магии… Она любила так играться порой, чувствуя существенную разницу между миром ее стихии и обычным, нетронутым – забываясь на мгновения, колдунья чувствовала себя царицей этого озера, маленькой богиней, овладевшей на время здешней погодой.
Но, даже зная, что это – лишь иллюзия, Анна и не подозревала насколько эти мечты были опасны… ведь у озера уже были хозяева, готовые постоять за свои черные глубины.
Скребущая тревога, пронзившая вдруг сердце молодой колдуньи, передалась от Фиги – та почуяла какую-то опасность и, пища во весь голос, сорвалась со своей ветки, чтобы закружить прямо над головой хозяйки, борясь с озлобившимся ветром. Не поняв поначалу, чтоже такого заметила сова, Анна внимательно огляделась, но никого вокруг не было, даже под водой.
И в этот момент вдалеке раздался выстрел – лагерь атакован. Сообразив, что ночное купание окончено, колдунья, наконец, собралась плыть к берегу, но Фига, на самом деле, кричала далеко не по той причине: кто-то холодный и цепкий, обхватив ее лодыжку, рванул вниз, в холодеющую с каждым метром глубину. Испуганный крик резко оборвался пресной водой, хлынувшей в самое горло – колдунья вместе со своим убийцей быстро пошла ко дну, отчаянно пытаясь сбить ногой его склизкую, но крепкую лапу. К счастью, через полдюжины метких ударов это ей удалось, и, рванув к поверхности, почти уже захлебнувшаяся Анна, смогла с жутким хрипом вдохнуть. Долго не мешкая, она тут же рванула к берегу, разнося в стороны сотни брызг…
Сложно было понять – то ли враг испугался, то ли Рихтер, подстегиваемая весьма оправданным страхом, умела невероятно быстро плавать, но через десяток метров отчаянного заплыва она успешно достигла прибрежной мели. Вмуровываясь пальцами в податый и холодный ил озера, Анна с громким плеском и криками, наконец, выбралась на сушу и, обессиленная, упала на холодную землю. Тутже начав замерзать под бессердечными ледяными порывами, она вдруг расслышала приближающийся грохот металла… слишком поздно, чтобы среагировать.
В то, что произошло дальше, Рихтер еще долго не могла поверить: с лихим криком «Йииих-ха!» из кустов, в полусотне метров от нее, на берег выскочила какая-то черная карга в лохмотьях верхом на лысом мужике. Тот, одетый в полный латный доспех, который, кстати, и громыхал, по-собачьи рванул вдоль кромки воды, взрывая мощными прыжками землю. И только, когда колдунья решилась вдохнуть, она поняла, что это был ни кто иной, как Жан-Батист «ля Ир» де Сьеж, и направлялись они, судя по всему, в сторону того горевшего окна…
|
|
|
Подпитываемые сестринскими ладонями язычки пламени завораживали мой взгляд своим неуемным, вечным танцем - более ни на что смотреть уже не хотелось, ибо они единственные не давали мне упасть от усталости с сырого полена. Эти пляски - они притягивали, манили своим еле слышимым теплом, которое, как мне казалось, защищало меня от страха и холода этого леса... Да, я, наверное, впервые в своей жизни так возненавидел мороз, гулявший по моей спине, беззащитной перед тьмой и ужасом Гройенвальда. И все-таки, я не считал это предательством к своей стихии - это попросту был чужой холод, тот, в котором мне не было места и жизни. Будь мы в знойной и жаркой пустыне, я бы, наверное, с такой же любовью разглядывал прохладную глубь единственного в округе еще не высохшего колодца, но сейчас все было наоборот и страх с легкостью подавлял мою внутреннюю натуру...
- Спасибо, Ань, - буркнул я, услышав откуда-то про то, что мне не придется дежурить... Очень не хотелось подводить моих спутников, а тем более сестру, но сил даже на просто посидеть уже не оставалось. Лишь мельком глянув на Анну и благодарно улыбнувшись из-под темноты капюшона, я закутался поудобнее в что-то уж слишком тоненький плащ, утремив свой взор обратно на наш костерчик, и снова вернулся к своей тихой и уютной мысли про тепло. Ее-то было не так страшно раздумывать, как нечто, навроде "А что, если Биргет нападет на нас ночью?", "А сколько нужно времени этой чертовой гидре, чтобы проломиться через всю эту чащу?" и "Настолько ли я глупец, чтобы считать увиденное самым опасным в Гройенвальде?"
И все же, мне и раньше бывало весьма и весьма страшно, храбрым героем никогда, ведь, не был - почему же тогда сейчас меня так тянуло к центру нашей компании, к ее теплому сердцу, бившемуся в хаотичном ритме о мокрое палешко? Такого никогда не было - я вдруг понял, что очень хочу, чтобы этот костерчик горел всю ночь, оберегая меня... нет - нас, нас от всего того, что следило за нами сквозь заросли. Я не хотел раствориться в окружающем гиблом холоде, как раньше... теперь я почему-то хотел раствориться в том тепле, что сидело внутри меня и внутри остальных, которое объединяло нас перед этой безмолвной угрозой.
Решив, что сидеть перед костром и слушать болтовню гнома все-таки бессмысленно, я, наконец, тихо промолвив "Всем спокойной ночи, а Мармоору - острого слуха", кое-как встал и забрался в палатку, стягивая конкретно надоевшие за день сапоги. Наверное, если глянуть со стороны, любой серьезный вояка признал бы с хохотом эти мои мысли о "внутреннем тепле" уж больно сентиментальными и... жалкими? Но для меня они были весьма и весьма важными, потому что я понял - мне есть теперь за что бороться с этим холодом. И это успокаивающее, придающее уверенности приятное осознание, нежно сомкнув мои веки, унесло меня подальше от этого леса, позволив, наконец-то, тихо уснуть.
|
-
Прекраснейшее описание))) И атмосферу передал классно, и перешел с предыдущей сцены, как надо))
И насчет темени все правильно написал) Вобщем, спасибо))
-
Не перестаю восхищаться что модулем, что командой. Спасибо за прекрасное описание
|
... Где под сенью мощных древних сосен нервозно перетаптывались мы с Винтером.
- Живее! - мотнул я головой в сторону бора, уже разворчивая коня. - Там эта тварь нас не достанет!
Но стоило мне устремиться в лес, как позади жутким визгом заржал Хуч - одна из берез, снесенных монстром, хлестанула его по спине внушительной ветвью, чуть не сбив Мармоора с седла и заставив пони резко присесть. Гном, чудом удержавшись, все же забрался обратно, уворачиваясь от клацнувшей над ухом пастью, но, к счастью, как и все остальные, он успел спастись прежде, чем гидра на приличной скорости врубилась в сосны...
Под оглушительный рокочущий треск ломаемых стволов раздался мощный рев, изменивший на время направление ветра - мы остановились уже чуть глубже, снова дожидаясь гнома. Мармоор, тяжело дыша, как и его пони, вскоре нагнал нас и также обернулся, с руганью на дварфском скидывая с лица зеленую пахучую слюну монстра. А на опушке тем временем разворачивалось действительно впечатляющее зрелище - гигансткая гидра, чуть не достававшая в холке до верхушек сосен, обломила пару из них, что, хлипко повиснув на других деревьях, с проникающим в самую душу жалобным треском все-таки удерживали эту тушу.
Вся грудь и шеи гидры были изрезаны и изорваны после прохождения чащи, но даже обилие вытекшей крови и обляпанная листвой приличная рана от сьежевского снаряда определенно не могли остановить это чудовище. Оно, скорее, только разъярялось от подобной щекотки, снова и снова с многоголосым визгливо-рычащим воем набрасываясь на сосны. Наконец, те не выдержали и, с треском ломаемых сучьев провалившись сквозь чужие кроны, дважды рухнули на землю, упруго подскочив на ней... Монстр снова взвыл, нагоняя на нас клубы поднявшейся от падения земляной пыли, и рванул в открывшуюся дыру, чтобы снова с отчаянным треском налететь на очередные рыжие стволы.
От полетевшей в нашу сторону пыли Анна тут же закашлялась, закрывая ладонью рот и махая другой рукой в сторону тянувшейся неподалеку дороги - пора было бросать нашу бешеную гидру и продолжать путь по лесу... Обернувшись напоследок, я увидел, как неуемная тварь все продолжала по-тихоньку валить сосны, еще сильнее раздирая могучую грудь об их стволы, которые она в свою очередь потрошила половиной пастей.
|
Спокойно одевшись и зачесав по привычке волосы назад, я раскрыл свою вместительную кожаную сумку: рукопись Хайтауера – на месте, рукопись Пайлса – на месте, бумаги по контракту с доктором Давидсоном – на месте (все 16 листов), электронная книга – тоже. Отлично – ничто не утеряно, а это значило, что можно было преспокойно отсюда уходить. Подойдя к окну, я раздвинул жалюзи, пронаблюдав несколько облаков, клубившихся в далеком, понемногу темнеющем небе, и убедился в том, что часы не врали, - сейчас был вечер. «Значит, о статье про современную фантастику, постепенно обрастающую консервативными канонами, на сегодня можно было забыть» - решил тутже я, отчего на душе стало полегче.
Внимательно и не торопясь оглядев комнату, я напоследок убедился в том, что собрал все вещи, и, не мешкая, закрыл ключом дверь уже с другой стороны, вдохнув прохладный воздух с улицы. Передо мной протянулось какое-то пустынное загородное шоссе, у которого расположился небольшой мотель «Даск Сайд», где я и успел переночевать. К счастью, мой старенький серебристый «мерседес» был на месте, аккуратно припаркованный на стоянке, а потому я окончательно расслабился, если, конечно, тянувшееся перед этим внутреннее напряжение вообще можно было назвать какой-либо тревогой.
Итак, теперь можно было, наконец, задуматься о делах по пути к местной закусочной, прилагавшейся к самому мотелю. Значит, задач на данный момент у меня было… четыре – голова медленновато соображала после всего этого алкоголя, но я особо и не жалел, потому что вчера сознательно пошел на это. Ну, только если переборщил немного – но такое, к сожалению, случалось. Все-таки, она была очаровательна и стоила того, я даже вспомнил, как она задорно смеялась на…
Резко одернув себя от ненужных сейчас мыслей, я снова переключился на дела: первое и главное – надо было договориться с этим ворчливым Фишборном, хозяином крупнейшего в Бостоне книжного магазина «Книги на 19-той авеню», чтобы он пустил рекламу на очередной роман Давидсона за две недели до его выхода. Презентация, конечно же, намечалась в этом же магазине, причем в присутствии самого доктора, о чем надо было тоже договориться, но чуточку позже. Созвониться с Фишборном, чтобы назначить встречу, я собирался сегодня, но, раз уж так получилось, придется сделать это завтра – никаких особых проблем это не вызывало, график был весьма подвижным, но отнюдь, правда, не свободным. Другое дело, что этот рыбоголовый Фишборн абсолютно ничего не смыслил в рекламе и, чтобы уговорить его на подобные акции, мне каждый раз приходилось его убалтывать на протяжении нескольких часов, а зачастую и нескольких встреч. Но, к счастью, его безграмотность в этой сфере выходила в итоге только на руку, потому что его магазин ообходился нам до 6(!) процентов дешевле, чем остальные…
Второй по списку шла художественная галерея моей сестры, которой не было – это и была наша с ней проблема. Точнее, только моя, несмотря на то, что я здесь вообще не был замешан… Иной разумный человек давно бы плюнул на все это дело, ибо открытие галереи обрывалось уже три раза, исключительно благодаря Оливии, но здесь моя известная прагматичность, кричавшая о неумолимой тенденции этих проектов проваливаться, была послана куда подальше. Просто потому что я любил свою сестру и никогда не мог так легко отказать ее просьбе… пусть даже если та и обрекала меня на ненужную растрату времени, а, главное, денег. Правда, на этот раз, не дрогнув ни единым мускулом на возмущенные, а затем и умоляющие взгляды, я заявил, что сам выберу место, организаторов и количество представленных картин, потому что именно в этих вопросах, контролируемых ранее Лив, и заключались все проблемы. Но это дело пока не горело, а потому я перешел к следующему.
Следующей же шла рукопись Хайтауера – нового писателя детективов, который, надо было отдать ему должное, весьма неплохо держал интригу, скупо, но донельзя метко описывая таинственные убийства 80ых… Прямо как Чейз – Хайтауер действительно был на него очень и очень похож, даже слишком, а потому я впервые за последние полгода решил дочитать предложенный мне для издания роман, искренне надеясь, что в итоге убийцей не окажется классическая для Чейза любимая девушка главного героя. В ином случае за выход этой книги в продажу меня ждал очередной набор язвительных статей про «романистов-недоучек», воровавших стиль у знаменитых классиков, что, в принципе, обычно было правдой. А решение, кстати, мне надо было принимать уже завтра, что сильно теснило мои планы в купе с последним пунктом.
Второй рукописью в моей сумке лежал новый небольшой фантастический роман Пайлса, от которого я успел вчера прочесть две странички, чуть не оплевав свеженапечатанные листы. Нет, конечно, писал он более-менее презентабельно, но та десткая наивность и неудержимый дебилизм бесконечно доброго главного героя, которые я успел заметить, вызывали во мне сильное желание вернуться к серьезному и более… психологически реальному Чейзу. Ой, простите, Хайтауеру. Все-таки, этот парень был уж слишком приторно-слащавым и слюнявым до обрутавшего в последнее время фентези, а потому я решил отказать ему, подумав обо всем этом за те двадцать шагов до входа в закусочную.
У меня просто не хватало времени, чтобы читать эту всю ерунду дальше, а потому, остановившись у старой двери с запыленным стеклом, я по сложившемуся обычаю, вытащил из сумки сцепленную степлером рукопись и открыл ее на первой попавшейся странице где-то в середине.
«Там, среди устланных меж корней сосновых иголок и пышных шишек, на маленькой полянке разместился скромный лагерь, состоявший из одной палатки и костра, на котором, что-то бормоча себе под нос, хмурый в унисон с утром, варил свой суп Мармоор. Рядом, кутаясь в свои тонкие одежды, и с удовольствием подрагивая от просачивавшегося сквозь рыжие стволы пронизывающего ветра, сидел Фридрих, пользуясь удачно здесь оказавшимся толстым бревном.»
- Действительно, романтичная нудятина, - заключил я вслух, прочтя начало страницы и аккуратно свернув рукопись в трубочку. В моей, наверное, весьма творческой, как может показаться обывателю, работе без цинизма и жестокости было не обойтись, а потому старательно напечатанные Пайлсом листы благополучно полетели в урну у входа, а я, наконец, вошел в закусочную, вдыхая приятный для оголодавшего желудка аромат жареного мяса.
Маленький столик в самом углу у окна оказался на редкость удобным, позволив мне расслабленно усесться на единственный к нему прилагавшийся стул, чья спинка весьма удачно продолжалась жестковатой стеной. Облокотившись о нее головой, я позволил себе на минуту закрыть глаза и забыть все свои проблемы, внимательно прислушиваясь к пожеланиям своего организма – это у меня вошло в привычку еще с детства. На самом деле, если оказаться достаточно чутким, то можно узнать, чего ты хочешь и выбранная еда подойдет тебе как никакая другая, оставив лишь приятное впечатление. Конечно же, это было полнейшей чушью, а точнее самовнушением, как я понял несколько лет назад, потому что организм не способен подкинуть моему сознанию такие точные требования, но в этом приеме была своя польза: ведь я никогда не морщился от заказанного и всегда кушал с удовольствием.
Вот и сейчас, осознав желание выпить капучино, закусив его жареным ломтем свинины с какими-нибудь овощами, я заказал это все, открыв глаза навстречу подошедшей пухленькой официантке. Стараясь не замечать заметно жавшей ей формы, от которой, как и следовало ожидать, ее телеса поделились на три-четыре этажа жира, я уставился ей прямо в глаза, которые, к счастью, не поддавались на уговоры пончиков распухнуть и выплыть из орбит, и задал сакраментальный вопрос:
- И еще, пожалуйста, Вы не могли бы мне подсказать одну вещь - это Вас, наверное, удивит…
Официантка дружелюбно улыбнулась, молча показывая всем своим видом желание помочь мне.
- Где я?
На это мой информатор тихо рассмеялся, стыдливо пряча глаза и прикрывая рот свободной от меню рукой, и продемонстрировал чуть писклявым голосом хорошие познания во всяких приключенческих фильмах с амнезиями и прочей мистикой:
- Это США, сэр, год 2009. Штат Массачусетс.
- Прекрасно, я проспал целых… одну ночь, попав непостижимым образом за это время точно в тот штат, в котором и засыпал, - вежливо улыбнулся я на «остроту» официантки, ожидая, что та все-таки уточнит, но моя надежда так и не оправдалась в последовавшие секунд десять тупого и чуточку обиженного молчания. А потому я все же добавил:
- А если точнее?
- Пригород Бостона, сэр, 93ье федеральное шоссе. Тут Лоуренс в паре километров. Что-то еще? - угрюмо промолвила официантка и быстренько удалилась после моего отрицательного ответа.
Значит, Лоуренс – добрых 20 миль от Бостона… Бейли действительно дал лиху, причем ведь еще умудрился сам сюда доехать! В таком-то состоянии. Повезло, что на полицию не наткнулся, хотя… что-то мне не верилось, будто я сам рулил – но тут уже никак проверить не получалось, а потому я вернулся к работе, доставая рукопись Хайтауера.
Учитывая, что решить насчет нее мне надо было завтра утром, а обычно утром понедельника было совсем не до этого, я открыл ее с самого конца и принялся пролистывать эпилог в поисках кульминации – времени на полноценное чтение никак не хватало. У Чейза кульминация всегда проходила прямо перед эпилогом, а потому найти ее мне не составило никакого труда, и, соориентировавшись в происходившем там, я отыскал классический ключевой момент всего романа...
«Пройдя до темной двери с полоской света понизу, я взялся за ручку, еще сильнее сжав рукоять револьвера. Оттуда доносились приглушенные стоны и какая-то суматоха. Собравшись с духом, с криком «NYPD! Бросить оружие!» я резко вошел, наставляя пистолет прямо на убивавшую Денкинса девушку. Та, медленно отпустив целофановый пакет, в котором она душила Денкинса, все также медленно подняла руки вверх, но так и не обернулась. Почему-то ее стройный силуэт показался мне невероятно знакомым. Но я отбросил сомнения и приставил дуло к ее затылку, начав в темпе зачитывать права и заламывая ее руки. Раскрасневшийся от удушья толстый и неповоротливый Ричард Денкинс, кряхтя и втягивая драгоценный воздух, снял с себя пакет и отполз куда-то в угол.
Звякнули наручники на запястьях девушки, все было кончено. Наконец-то, я смог развернуть ее и… лучше бы я этого не делал. Передо мной была Сара. Сердце больно застучало где-то в груди, ведь я так ее любил. Все эти два с половиной месяца она была для меня важнее всего на свете, самым близким человеком…»
Не дочитав, я не выдержал и пихнул рукопись обратно в сумку… как так можно было? Взять и украсть всего Чейза… Да еще и так безыскусно. Придется звонить Хайтауеру, чтобы встретиться завтра, и объяснять, что ему надо менять личность таинственного убийцы, иначе критики съедят его с потрохами. Лично мне, конечно, было все равно, украл он или не украл – главное, чтобы книга продавалась, но вот этим въедливым крысам из литературных журналов только и надо было, что найти какого-нибудь молодого и беззащитно автора и растерзать его творение на кусочки. А это всегда весьма отрицательно сказывалось на продажах, которые в свою очередь сказывались на моей зарплате.
И почему читатели обожали, когда главные герои влюблялись в главного злодея? Нет, я, конечно, понимал, что большинство видело в этой любви душевность персонажей, рок, судьбу, отчаяние и прочий бред, который был весьма им интересен, но подобные ситуации всегда опускали главного героя лично в моих глазах. Любовь, конечно же, донельзя приятная вещь, я никогда с этим не спорил, но она становилась абсолютно бессмысленна, когда главные герои теряли из-за нее основную опору в жизни и срывались на какие-то необдуманные авантюры. Можно было говорить об этих Чувствах хоть всю жизнь, но, когда полюбишь поочередно несколько девушек, причем так, что, действительно, хочется бросить все на свете и уехать куда-нибудь, а потом возьмешь и разлюбишь – вот тогда все эти высшие материи и пафосные пастулаты Вечных Отношений становятся немного блеклыми и уж больно фантастическими.
Ну любил он эту Сару, ну была у них страсть… но он же вроде был взрослым мужиком, работал где-то в полиции, ну разве мог он быть таким фанатичным романтиком, витающим в облаках, чтобы сорвать из-за этого дело? А я был уверен, что он ее как-нибудь там попытается отпустить, а потом нечаянно прикончит. Ну разве он не видел, как из-за этих Чувств люди убивали друг друга, ломали судьбы, бросались с крыш? Ведь там, в полиции, эти крайности были прекрасно видны… Ну разве у него не было сил побороть в себе это идиотское Чувство?..
Наверное, будь он настоящим, он бы даже и не влюблялся, но потому это и книга, что в ней ложь. Это не была «правда жизни», написанная каким-то детективом, - нет, это была сказка от такого же тихого и скромного парня, боявшегося вылезти из дома под дождик, который также, как и его читатели, мечтал о крутых полицейских, бросающих свою службу ради мимолетной Вечной Любви.
И, может, все это мечтанье и помогало им в жизни, но мне всегда казалось, что оно только усугубляло их никчемное положение, превращая в маленькие серые тряпки, текущие по течению, нагоняемому сильными и целеустремленными людьми, которые не мечтали, а делали. Хотя бы уж, действительно, ловили каких-нибудь маньяков и обследовали расплющенных жертв очередного «высотного» суицида…
На этой мысли я и закончил свой «завтрак», который, как и ожидалось, оказался очень к делу, особенно капучино, а не более привычный мне черный со сливками. Повесив сумку на плечо и расплатившись с официанткой, я вышел из закусочной, чтобы зайти в соседнее помещение, где оплачивались номера мотеля. Там я оплатил предыдущую ночь и этот день, после чего, свободный от долгов, направился, наконец, к машине, чтобы покинуть это приютившее меня местечко…
-
Отыгрыш крут. Персонаж выдержан в полной мере, инфа 100%
-
Атмосферный пост. Выстрадана каждая деталь, понравилось повышенное внимание к мелочам и литературные вставки. Особенно с 4-ки)) Но более всего впечатлило позиционирование перса)
|
Немного дурашливая, наивная морда со столь же наивными глазами заглянула в комнату, на полу которой, сидя по-турецки, покоилась Оливия. Он был любопытен, этот пёс. Любил порой отправится лазить по всяческим закоулкам и уголкам парка, в котором они вдвоем гуляли, когда хозяйка спускала его с поводка. Любил с некоторой удивленностью и щенячьей дурью полезть к другим собакам, дабы поиграть с ними. Или начать приставать к прохожим. А то и попытатся выпросить у ребенка мороженное, или еще что-то вкусное, что конечно же, как и всё приятное, вредило его здоровью.
Вообще сложно сказать, что творилось в его голове. Говорят, что никто, кроме людей не способен к мышлению, и тому были чисто анатомические объяснения - без неокортекса сложно думать о высоком.
С другой стороны, Голд испытывал вполне конкретные чувства и прекрасно знал свою хозяйку. Знал, за что она его может наказать, а за что - погладить по лбу, по загривку. Более того, он чувствовал её настроение. Собачья любовь - нет слов, чтобы описать её. Пожалуй, это преданность, покорность и бесконечное доверие к хозяину. Человек на такое не способен впринципе. Люди склонны врать, изменять; им может просто надоесть другой человек, или же они встретят другого человека, и забудут про прежнего. Собаки любят до самого последнего конца своего хозяина, очень скучают, если его нет, и стараются проводить больше времени с ним. Есть у них и еще одно качество, которое у людей крайне редко. Это самопожертвование. Человек - существо сомневающееся. Собака - нет. Это высшая форма веры, и мне кажется, что я буду прав. Есть байки о том, что якобы последние минуты своей жизни собаки проводят в одиночестве. Ложь. Слабые, они ползут на коченеющих конечностях хоть через всю квартиру к своему хозяину, даже спящему. Оказавшись рядом с ним, они прижимаются к нему и уходят. Просто им страшно. Смерть - это прежде всего страх потери. Пёс теряет самое драгоценное в своей жизни - своего хозяина. Поэтому они и умирают рядом с хозяивами, и их угасающий разум уносит в пучину забвения последнию, самую радостную картину в своей жизни.
Вы все еще бахваляетесь своим ничтожным неокортексом, считая себя высшей формой жизни? Мне вас жаль.
Итак, Голд тихо зашел в комнату и осмотрелся. Судя по всему, Оливия пристально рассматривала свою картину, размышляя над нею, оценивая её. Весь день она посвятила этому занятию, отчасти от того, что она действительно была занята работой над картинами, отчасти от того, что Уильям до сих пор не вернулся домой. Вчера он отправился в бар, да так и не вернулся. Она звонила ему на телефон, но раз за разом слышала лишь вежливое "Аппарат абонента..." и далее по тексту. В картинах она забывалась. Уильям просто не мог не вернутся. Более того, она думала иначе - он обязательно вернется. Просто...ну скажем, его телефон сел, а ему срочно надо было что-то сделать. Или деньги закончились. Или он его потерял.
Вариантов было много.
Почувствовав присутствие Голда, она неожиданно развернулась к нему и схватила его в охапку, гладя его и говоря ему некие нежные глупости. Забыв, таким образом, о картинах, она вдруг вспомнила о насущных делах, так, в частности, она совсем забыла про голод. И сейчас он проснулся с новой силой. Поднявшись, она неспеша поспешила на кухню, шагая по мягкому, пушистому ковру, чувствуя, как её босые ноги радуются не только разминке, но и этому самому ковру.
Очутившись на кухне и заглянул в холодильник, она поняла, что еды там, по большому счету, толком и нет. Зато были деньги и магазин недалеко от дома. Присев за стол, она еще раз набрала номер Уильяма, но всё без толку. Некоторое время назад ей пришла мысль позвонить в полицию, но потом она всё же успокоилась и решила не предпринимать каких-либо мер. Интуиция подсказывала ей, что с братом всё в порядке. Она была творческой натурой, да еще и девушкой. Стоит ли говорить, насколько точной была её интуиция?..
Меж тем, голод подал еще один знак, требую немедленного своего удовлетворения.
О, у неё был широкий простор для действий. Целых 100 долларов наличными, да еще и кредитная карточка с некоторой суммой на ней. Она могла немного пофантазировать насчет еды, и как следует всё обдумать. Супермаркет был круглосуточным, и это было весьма кстати. А еще она могла отправится в уютное кафе неподалеку, которое работало до самого поздна; там весьма неплохо готовили, как еду, так и кофе, да и обстановка была очень уютной. Она могла там успокоиться и собратся с мыслями. И взять ужин для Уильяма - ведь он обязательно сегодня вернется домой.
-
Мда... Считай, за обе вводных, а точнее, за разницу между ними в восприятии окружающего мира)))
-
Чарующий шарм мыслеформ, тонкое описание обстановки и замечательное подстраивание под квенту персонажа. Браво.
|
|
|
Вопрос Анны долетел до меня каким-то отдаленным полушепотом – мир будто очерствел, заплыл жиром вокруг меня, губя все звуки и смазывая цвета в унылую серую массу… Я не спал всю ночь - нервничая каждое мгновение, прислушиваясь в каждый шорох, в каждый треск качающихся под смелым ветром сосен, вглядываясь в тени средь безжизненных стволов, в чернеющий в лунном свете холод, ожидая вот-вот услышать отдаленный стук копыт, увидеть темный силуэт, крадущийся средь рощи. Порой я выходил на опушку, чтобы оглядеть просторный луг, волнующийся под звездным ветром, и тогда моя грудь сжималась в тихом, немом страхе перед нависнувшей позади черной громадой Гройенвальда, шумевшего не только, надо заметить, деревьями, но порой и криками животных… рычанием волков и чьим-то далеким-далеким, еле слышным предсмертным воплем… Или это все мне слышалось? Сложно было ответить точно, ведь я не на шутку боялся этого леса – чего только стоили обычные для трактиров рассказы про уродливых монстров, озлобленных на род людской кентавров, полусов-полумедведей, магических кошек размерами с лошадь, да про пару ведьм-сестер, что уже лет двести колдоством своим заманивали путников в самую гущу леса и… сжирали до костей, топя в болоте.
И что же я после всего этого мог чувствовать, стоя к нему спиной посреди ночной опушки? Пронизывающий морозный ветер порождал юркие стайки мурашек, бесновавшихся под моей рубашкой, а темнота ночная – мельтешащие красные точки перед глазами, ломая всякую уверенность в своих силах… Да ее и не было никогда.
Единственное, что спасало меня, так это спокойствие нашего лагеря, где гном выхрапывал свой упрямый ритм в дуэте с более тихим, но мелодичным де Сьежем, - я частенько проходил мимо, проверяя их, минутами молча глядел на бездвижно спящую сестру, надеясь, что все было не так уж плохо, что она на утро проснется здоровая и сильная, как обычно… что мы пройдем через лес, что она нас защитит, что мы получим свои деньги и заживем намного лучше. А потом, потом я понимал, что загляделся, и оборачивался обратно на привычный мне с детсва мир – тьму и холод, в котором, несмотря на всю его родность моей душе, мне жить никогда и не хотелось… но приходилось.
Отбросив, наконец, наплывшие воспоминания о проведенной в одиночестве ночи, я обернулся к сестре, соображая, куда подевалась сова. Напряжение, связанное с тревогой об Анке и нашем успехе вцелом, спало с меня, стоило ей проснуться – я всегда ей доверял и знал, что теперь можно было расслабиться: сестра меня в обиду не даст. К тому же, притно растекшись теплом по нутру, меня здорово согрел мармооровский суп, заставив размякнуть еще больше, отчего мысли потекли совсем уж вяло и неуклюже…
- Она тут, у меня, - тихо ответил я, выпуская свою слегка распухшую и красную руку из-под плаща, в которой я полночи держал спящую и греющую меня Фигу. – Это от тебя осталось – отморозил почему-то… Ничего, к вечеру пройдет, я думаю.
|
Жан-Батист вернулся из леса обратно в небольшой лагерь, неся в руках некоторые лесные трофеи: полную пригоршень лесных ягод, естественно тех, что годились в пищу, пару веточек с темно-зелеными листьями, что еще не успел пожелтеть и завять окончательно от тех же ягодных кустов, и несколько молодых еловых побегов, что отрасли в этом году. Разложив всё это добро на подстилке около костра, где уже кипела вода в его котелке, он направился к коню. Ободряюще потрепав Арди по загривку, ля Ир выудил из седельных сумок специальный травяной сбор для заварки горячего, несколько пряного напитка. Следом шел кусок уже немного подсохшего хлеба и здоровенная копченая куриная нога. Прихватив ко всему этому кружку и лютню, де Сьеж с оптимистическим видом вернулся обратно к костру, заварил травы вместе с лесной добычей, а пока напиток настаивался, он откусил от куриной ножки здоровенный кусок, заел хлебом, и, размахивая частью куры, ответил на вопрос Анны:
-Да как-как...спалила ты всё, перерезали людей и свалили. Вот как, - отозвался ля Ир, возвращаясь обратно к мясу и хлебу. Через некоторое время травяной сбор настоялся в достаточной мере, чтобы от его распития можно было получить толику удовольствия. И пользы.
Повернувшись ко всем спиной и выказывая тем самым желание не участвовать в разговорах, он сделал хороший глоток обжигающего не температурой, но вкусом травяного сбора и, взяв в руки лютню, принялся играть на ней. Это была неспешная песня с протяжной, довольно мелодичной, на взгляд ля Ира, музыкой.
Горе мне щемило сердце,
И рука хватала ножны,
Только те давно пустые,
Меч лежит на дне болотном.
Грудь броней хотел украсить,
Да кольчуга проржавела,
Годы в погребе лежала,
В нем она и отсырела.
На коня хотел забраться,
Старый конь и повалился,
Он одним лишь глазом видел,
Да и ноги не держали.
Я пошел в сапогах по селам,
Но меня оттуда гнали,
Один раз уснул у дуба,
Так с меня сапоги и сняли.
Тридцать лет ходил по трупам,
И решил вернутся к дому,
Но забыл, откуда вышел,
Когда в сапоги я был обутый.
Ля Ир прервался на короткий проигрыш, который однако ж затянулся, а затем продолжил вновь.
И ходил еще три года,
В старой драной одежонке,
Потом вышел на дорогу,
Что вела к родному дому.
А дома и нет в помине,
Пара бревен, да колодец,
Из колодца не напьешься,
Он землей засыпан крепко.
Я и сел на пень кленовый,
Весь усталый и голодный.
На меня глядела ведьма,
И трясла кривой клюкою.
Говорила: "Что ж ты дурень,
Не ценил того, что было,
Что отправился в дорогу,
Коли дома дел по горло.
Вот сиди и жди кончины,
Без сапог и неумытый,
Смерть недолго ждать осталось,
Не успеешь оглянуться!"
Сыграв еще куплет уже без слов, де Сьеж отложил лютню в сторону и принялся снова пить "чай", рассеяно осматривая лес вокруг.
|
|
Глава I Тяжелый и громоздкий белесо-серый потолок туч пролетал мимо тусклой опушки и древнего леса, что своей подвижной и будто бы живой стеной протянулся на многие мили с запада на восток. Пестрые края этого лоскутного одеяла, сотканного из тысяч деревьев, что своим разнообразием красок легко могли поспорить с петушиным хвостом, трепыхались, гнулись и, сопротивляясь всеми силами бушевавшему здесь ветру, шелестели неутомимым шепотом – он, послушный холодным порывам, то нарастал угрожающим, гудящим шумом, то расслаблялся до тихого и спокойного шуршания… Но никогда, никогда деревья в это пасмурное утро не замолкали, надрывисто стеная и плача о неумолимо приближающемся к ним зимнем сне, что уже успел своим леденящим арьергардом засушить большую часть листвы до безжизненной желтизны и красноты клена. Эти новые краски, перемежаясь с отчаянным зеленым самых упрямых деревьев, заставляли лес Гройенвальд ярко и приятно рябить в глазах, стоило мне взглянуть на него издалека, но, к сожалению, весь этот зрелищный парад колыхающегося моря всегда печалил взор: лес, скорее, походил на марширующие полки имперских наемников, нежели чем на веселую ярмарку. Эти солдаты всегда старались ярко и пышно одеться, прекрасно зная, что большинство из них шло на смерть, а не на бал – так они пытались скрасить последние остатки своей жизни, и так же их скрашивал мой лес, одеваясь в причудливое разнообразие опадающей листвы перед обреченностью ноябрьских морозов. Опушка же, раскинувшаяся широким лугом южнее леса, выглядела намного скучнее, вся пожелтев сухой высокой травой, да редкими кустарниками, но она все равно старалась хоть как-то походить на беснующуюся неподалеку толпу деревьев, волнуясь плавными, завораживающими взгляд, переливами под гнетом все того же, рисующего всю эту картину, осеннего ветра. Но посреди всего этого владычества сентября упорно выделялась небольшая молодая сосновая рощица, что своей сочной зеленью длинных игл демонстрировала свою неподвластность ни сильному ветру, ни холоду, что он нес с собой, - вырываясь на невысоком холме клином из густой чащи леса, она на эту ночь укрыла наших путников, маскируя где-то в себе тоненькую струйку дыма, метавшуюся повсюду не в силах устоять под резкими порывами. Там, среди устланных меж корней сосновых иголок и пышных шишек, на маленькой полянке разместился скромный лагерь, состоявший из одной палатки и костра, на котором, что-то бормоча себе под нос, хмурый в унисон с утром, варил свой суп Мармоор. Рядом, кутаясь в свои тонкие одежды, и с удовольствием подрагивая от просачивавшегося сквозь рыжие стволы пронизывающего ветра, сидел Фридрих, пользуясь удачно здесь оказавшимся толстым бревном. Молча смотря на вьющиеся средь дров язычки огня под котелком, он то и дело поглядывал на палатку, открытый и порой хлопающий на ветру вход которой, открывал вид на безмолвно и сладко спящую Анну. Будто ребенок, укутавшись в спальник, она оставила осеннему воздуху лишь свой бледный носик, который все равно умудрился здорово замерзнуть, но она пока об этом не знала, наслаждаясь столь нужным ей после вчерашней ночи отдыхом. Но, то ли учуяв весьма недурный запах похлебки, то ли услышав далекий шум, производимый ля Иром, то ли, наконец-таки, обратив внимание на мольбы погибающего в неравном бою носа, она вдруг открыла глаза навстречу этому тусклому и холодному миру…
|