|
All the lonely people Where do they all come from? All the lonely people Where do they all belong?
Горячий мятный чай в кружке успел остыть, пока она стояла на крыльце, разглядывая, как солнце просачивается сквозь листву. Порой Элеоноре вдруг вспоминались эпизоды из той, прошлой жизни, да так ярко, что она действительно была готова поверить, что та, другая жизнь - это всё же не сон. Сейчас ее осенило сценой из детства. Вот она бежит по этой самой дорожке, потом обратно, потом кружится, так, что солнце быстро-быстро мелькает, а она падает в мягкую траву, слушает, как мама стучит ложкой, размешивая растворимый кофе, а воздух светлый разряженный, легкий, раннее утро, роса блестит, мяукает кошка...
Сейчас воздух каждый день плотно смыкается вокруг нее, словно удушливая мгла, деревья уже не такие яркие, как в детстве, а воспоминания черно-белыми кадрами всё ускользают, ни за одно не зацепишься взглядом. Мама купила этот домик, чтобы уйти от своего отца - судьи Ригби. Мама была свободна, как птица, в свои пятнадцать, колесила по стране с группкой музыкантов-хиппи, вплетала в волосы перышки птиц, а в ее - Элеоноры - белые кудри - цветы. Нору назвали в честь любимой маминой песни. Не могли не назвать, ведь она Ригби, а это такое прекрасное совпадение. Отца у Норы не было, а точнее было много отцов.
До пяти лет Нора была самой счастливой девочкой в штате Мэн: ее ноги почти не касались земли - так часто ее брали на руки, обнимали близкие и далекие, а мама щебетала ей на ухо ту самую песню.
Lives in a dream Waits at the window
Неужели это было с ней? Неужели на той черно-белой пленке ее счастливое лицо? Нора в фате. Нора, раздающая автографы вместе со своей первой книгой. Нора на руках у Брайана... Она поморщилась, вспоминая развод. Иногда вредно иметь хорошее воображение: теперь она часто представляла, как в ее спальне, в ее кровати, рядом с ее мужем лежит эта женщина. Его новая женщина. Это сводило с ума похуже одиночества.
Вода в кружке остыла. Элеонор выплеснула ее вместе с пакетиком чая прямо в траву. Она не слишком заботилась о порядке в последнее время.
Позавчера одновременно закончились таблетки и деньги. Сначала Нору это привело в ужас, на что сразу ушли ее последние эмоциональные силы. С тех пор ее всё больше затягивало во мглу, где отсутствовали цвета, звуки, чувства, приятные воспоминания. Казалось, всегда было тошно. С самого рождения только страдание и бесконечное падение вниз, которое никто не мог остановить.
Но еще больше ее пугала мысль, что она не выберется, что больше никогда не будет хорошо. Она ухватилась за эту клинику, как за последний шанс и, не дав себе опомниться, и даже не закрыв, кажется, дверь, совершила несколько невероятных усилий - дошла до аренды машин, договорилась оплатить авто по факту возврата, то есть потом, ехала почти без остановки, не разрешая себе передумать и постучать в дверь собиралась громко, лихорадочно. Даже немного расстроилась, когда дверь открылась сама. - Здравствуйте, Элеонор Ригби, я звонила, - автоматом сказала она заготовленную речь, даже не сообразив сначала, что ее уже ждали, назвали по имени, пригласили войти.
"Мне нужна помощь" - вот самое важное, что удалось сообщить ей по телефону. Признаться, что у нее депрессия, что помощь действительно нужна и уже давно - самое трудное. Поэтому больше она ничего не сказала - расплакалась да и только. Слишком долго внутри сжималась ржавая тугая пружина.
- Нет-нет, я не передумала, - горячо заверила она и тут же согласилась на горячий шоколад с печеньем. Кажется, она сегодня еще не ела, но согласилась из вежливости, машинально. Удобная Элеонора. В десятый раз поправляя волосы, она неловко улыбалась Линде, сидела, сгорбившись и не знала, стоит ли говорить. А если и стоит, то о чем? В конце концов, Нора допила и, стряхивая крошки с платья не первой свежести, встала, чтобы пройти в кабинет.
Eleanor Rigby Died in the church and was buried along with her name Nobody came
-
Приятно познакомиться, мисс Ригби! Очень живое описание человека в состоянии апатии и дезориентации. Скоро мы выясним, что представляет из себя личная "страна чудес" Норы...
|
-
Крокодиловы слёзы были хороши.
|
-
Лжива Сага или нет - трагедия получается самой настоящей.
|
|
-
А вот и гость незванный пришел!
-
По совокупности постов с Ирией. Такой живой и колоритный персонаж получился.
|
-
- Аз есмь Копеечка! - и топнула ногой. Как по мне, убедительный аргумент :)
|
|
- Хм. Так это ваши наброски! А я-то думала, вы пришли меня убить, - совершенно оживилась Эвил, преобразившись до улыбки. Булавка, которой она ковыряла замок, вернулась на своё законное место, а она - в позу, которая как-то особенно открывала ее шею.
Но вернемся назад, на минуту ранее. Чтобы объяснить такие перемены в поведении Хазборг, необходимо знать, что она за человек. Во-первых, Эвил не была убийцей. На ее руках не было крови. Да, признаться, она пользовалась услугами наёмников, но сама...нееет! Тем более убивать человека, который настолько не представляет угрозы.
Во-вторых, Эвил быстро схватывала детали. Одно присутствие и короткий разговор с этим незнакомцем сказал ей больше, чем допрос с булавкой у горла. Итак, юноша держался невозмутимо, значит, ее положение его не смущало, то есть для него и этого места такая история привычна. Если проще, то здесь держат на цепи ради искусства. И значит, искусство - их высочайшая ценность, которую нельзя недооценивать. Самой Эвил на почеркушки было плевать, но только не незнакомцу, нет. Юноша не представился, но назвал имя учителя, значит, для нее это имя должно что-то говорить. А раз оно ничего ей не говорило, значит, она очень далеко от знакомых ей мест. Молодой человек держался, как аристократ, суетился, не называл имени, знал о ее положении, но тем не менее продолжал рисовать. В голове рядом с тупой болью пульсировало слово "помешанный", но Эвил помнила о силе искусства, которая захватила его, искала выгоду и потому смотрела глубже.
В каком положении она оказалась? Её не станут искать. Тем более здесь. Ей не дали умереть и возможно даже покормят, значит, заинтересованы в том, чтобы она была жива (пока) и здорова. Покуда она ведет себя прилично и выполняет функции натурщицы, у нее есть относительная свобода, если это можно так называть.
А потому ей нужно узнать, где она, чтобы сориентироваться по связям, узнать, у кого она - кто платит за это (всегда есть тот, кто платит!) и воспользоваться всеми доступными средствами, чтобы...нет, не вернуть корабль и стать пиратом... чтобы добраться до того, кто обеспечит ее еще большей свободой. Перестать смотреть далеко было трудно, но Эвил выросла среди торговцев и контрабандистов. Слово "выгода" заменяло им слово "мать".
- Так это дом того самого Соколова? - не двигаясь, сверкнула глазами Эвил, как будто эта догадка только что осенила ее вспышкой молнии. - У моей покойной матушки была одна из его работ. Она так гордилась ей.
Ах да, еще Эвил умела заплакать, когда ей вздумается. По поводу - нет, но вот ради выгоды - запросто. Пользоваться этим талантом она перестала давно, но ведь это как управлять лодкой - не забывается. Скупая слезинка скатилась по щеке, когда Эвил заговорила о матушке и девушка быстро смахнула её, звякнув цепью.
Эвил действовала наощупь, возможно, торопилась, но такова уж она была. Она понятия не имела, художник этот Соколов, скульптор или вообще пришелся к слову в разговоре об учителях, но за ниточку схватилась, как за скользкий канат.
-
Человек за бортом! Собственного корабля. Нужно действовать быстро, пока корабль не ушёл.
|
-
А вот это уже опасный удар - на песню песней вряд ли ответишь.
|
-
Уже предвижу заголовки дануолльских газет: Тили-тили, тили-бом! Загорелся кошкин дом!
|
|
-
Красивый голос нужно демонстрировать
|
-
Приятного мало, конечно... А я говорила ведь!
|
-
Почёсывая глазами свой затылок, она приготовилась наставлять на путь истинный очередную заблудшую тварь)
|
|
-
С добрым утром, выжившая :)
|
|
-
- Мне нужна твоя одежда, ...и твой мотоцикл.
|
-
Давно я не играл с такой скоростью постинга. Причём не в ущерб качеству.
|
В каком-то роде Эвил тоже была художником. Она нарисовала сцену, себя в ней, добавила мимику, жесты, несколько фраз, а теперь наслаждалась реакцией и пожинала новые факты.
Дануолл. Эвил словно проглотила кусок гнилого мяса. В голове всплыли лишь два имени, а это было мало, при ее-то обширных связях. Девушка едва не зарычала. Признаться, перспектива жить на всем готовом была соблазнительной. Эвил списала это временное помутнение на то, что ударилась головой. Ведь уже к вечеру она взвоет от недостатка качки, соленого ветра и пьяной ругани. Тихий голос внутри пытался возразить, что она ни разу не пробовала жить на всём готовом, но Эвил грубо оборвала все попытки убедить ее, что жизнь за пределами моря тоже существует. Однако ей пришлось признать, что юноша прав - в своем наряде при отсутствии оружия, денег и карты она разве что попадет как раз к тому самому работорговцу-вдовцу-владельцу борделя. Красоты в этом списке не было, Эвил привыкла не придавать той значения. К тому же, в ее мире красота была последней причиной, по которой ее любили.
Картину, правда, бросать не стоило и пока она слушала юношу, изумрудные глаза становились всё больше. Они всё еще блестели от слёз, но Эвил старательно изобразила испуг: - Нет-нет, прошу, не прекращайте рисовать. Матушка ни за что не простила бы меня, узнав, что я вам помешала! Она так любила искусство... Ту работу великого мастера она приобрела за баснословные деньги, вы правы, - Эвил потупилась, переводя дух и скорбно замолчала. - И погибла вместе с ней в страшном пожаре. Я уверена, что она не успела спастись, потому что ринулась спасать полотно мастера! С тех пор я бездомная сирота. Родной брат отнял у меня остальное наследство, не пожелав заботиться обо мне, а дальше я ничего не помню. Как я здесь оказалась? Где вы нашли меня? - горечь лилась стройным потоком на холст, который успешно расписывала Эвил.
- Ох, простите! Продолжайте же рисовать! Как мне сесть? - последний штрих, покорность, содействие, поощрение, любовь к искусству. Пора отложить кисточку и полюбоваться тем, что получилось.
-
Я пишу картину жизни, водя кистями по костям...
-
Я сейчас сам расплачусь...
|
Страшная вещь - забвение, однако именно для Эвил оно стало подарком. Сверлящая череп боль, ноющая, доводящая до слепоты, лишь усиливала утрату воспоминаний. Привыкшая к качке, Эвил тем не менее содрогалась в спазмах, захлебывалась собственной блевотиной и всё равно не понимала, где находится. Лишь смутная догадка, что это не гроб, скрашивала ее путешествие. О, эти прекрасные дни забвения. Жаль, что вы ушли...
Но однажды в голове прояснилось. Сначала от миазмов, что пропитали ящик Эвил насквозь. Потом от голоса, который затих много дней (или недель?) назад, но сейчас возопил, словно колокол. Пит! Боль вызывало одно это имя, которое всверливалось в ухо с протяжным "ииииии". Пиииииииииит.....
Пит, чей обгаженный младенческий зад она мыла без тени упрека, будучи девчушкой сама. Чьи выходки когда-то прощала. Что ж, Питти, твоя последняя выходка удалась на славу. Воистину, боль от предательства самая паскудная. Зуб за зуб, да?
А потом пришла злость.
Эта тварь грызла похуже боли. Выедала внутренности, заставляла корчиться и скрипеть зубами, рисовать картины пыток и хохотать в темноте, думая, что свершилась долгожданная месть. От осознания, что где-то там плывет ее "Ведьма Лидия", что вместе с ней уносятся к горизонту ее мечты, свобода, деньги, надежды, ее люди, Эвил начинала кричать. Слышал ли кто-нибудь ее крик? Был ли он вообще? Или она сходила с ума, думая, что кричит, а на самом деле свернувшись в три погибели, тихо выла от нестерпимого, ломающего суставы гнева.
Так они и кружились, сменяя друг друга: Забвение, Боль, Злость, Забвение, Боль, Злость... Последним, сжалившись, снова пришло забвение.
*** Когда Эвил вновь открыла глаза, те звериные чувства, что давали ей силу жить в тесном ящике, притупились. Ей казалось, что она не чувствует ничего. Однако, память безжалостна и, стоило вспомнить, стоило обжечь широко распахнувшиеся глаза солнечным светом, увидеть свою новую действительность, как внутри прекрасного измученного тела проснулась и сама Эвил Хазборг. Эвил, которую не сломила морская пучина. Эвил, которая десятки раз пировала с подводным Королем и выходила сухой и с пустым кубком в руке. Эвил, которая не ожидала удара в спину с такого близкого расстояния.
Она огляделась, чуть прищурившись, охватила всю картину разом, почувствовала, как впиваются ногти в ладони, а губы дрожат в зловещей улыбке. Нет, ее новый наряд и беспомощность, в декорациях которой она провела неизвестно сколько дней, её не смущали. Когда добрую часть твоей команды составляют просоленные насквозь моряки, перестаешь заботиться о таких мелочах. Вот тишина, которую она успела возненавидеть, находясь в одиночестве слишком долго, вызывала теперь неприятные скрежещущие мысли.
Тем не менее Эвил села, облизала сухие губы, и медленно, наслаждаясь вернувшейся способностью двигаться, вынула одну из булавок. Трепетом в животе забрезжила надежда и улыбка будущего пирата стала шире. Тихо, едва касаясь металлом о металл, Эвил приладила острый конец булавки к замку на цепи, а фантазия уже делала свои наброски. На одном из них вторая булавка зловеще торчала из глазницы того, кто ее здесь запер.
-
Нет, ее новый наряд и беспомощность, в декорациях которой она провела неизвестно сколько дней, её не смущали. Когда добрую часть твоей команды составляют просоленные насквозь моряки, перестаешь заботиться о таких мелочах.
Ни стыда, ни совести в этой девице!
|
-
Воздух, недобрый, плотно пропитанный чарами и проклятиями, казалось, можно было потрогать и брезгливо отбросить на белеющий снег. Колоритное описание, яркое и заставляющее опасаться происходящего еще пуще, чем раньше.
|
-
Эра подумала, что проживая здесь, она бы тоже отправилась исследовать. Вышла бы однажды утром по грибы и собирала бы их аж до столицы. Топ)
|
-
4 шестерки в пуле из 4 бросков. Наконец-то кто-то смог это сделать.) Молодец!
|
Всю дорогу Эра шла в относительной блаженной тишине, слушая лишь шелест чужих шагов, пение птиц да редкие звуки клацанья оружия о доспех Штарланда. Она держалась отстраненно, зная, что силы еще пригодятся и поговорить они всегда успеют. Кто знает, может это последние минуты тишины в ее жизни.
Спустя какое-то время она, к сожалению, оказалась права.
И ладно, если бы причиной тому был могущественный колдун или отряд лесных чудовищ. А тут... раздражение - то же, покоя - как ни бывало, а ни тебе славы, ни денег, ни победы. Лишь чересчур любопытный сопляк, который кроме своей капусты ничего не видел. Эра накинула капюшон, надеясь, что маскировка поможет, но не вышло. Обработав низкорослика, мелкий заметил и её. И вот задать бы ему направление прямиком в деревню поступательным движением под зад, а вроде и жалко. Что он в жизни-то видел?... Капусту, морковку, бабушку. Теперь вот и их еще пытается извести своим любопытством.
- А вы лучница, да? Метко стреляете? - все свои вопросы он начинал с бесячего "А". Будто специально. - Чесночница, - буркнула Эра, уже зная, что его не остановить. Значит, следовало экономить силы и не раздражаться попусту.
- А похожи на аристократку, - заметил он, заглядывая ей под капюшон. - Ага, - удивляясь, что хоть что-то еще сохранилось в ней от прошлой далекой жизни, хмыкнула Эра, - просто много их сожрала на завтрак, теперь и у меня - знатная кровь внутри, - оскалилась она, но парень был бесстрашен. Такие долго не живут, но подвиги их поистине смелы. Безрассудны, но смелы.
- А зачем вы наёмницей стали? - Скучно было. И деньги люблю, - пожалуй, впервые честно ответила Эра и задержала на парне взгляд, мол, "Что-то еще?".
О себе она не слишком распространялась и в отряде, однако наемники могли заметить, как бойко она торговалась, получая задание, выбив каждому еще с десяток монет. Ловкое обращение с огнем тоже не осталось в стороне, однако как о наемнице о ней почти ничего не было известно: восемь лет промышляла этим ремеслом, боевой маг огня, лук зачем-то за спиной, манеры аристократки, пусть и чуть испорченные долгой службой с не самыми высокопоставленными соратниками. Излишняя собранность могла говорить и о том, что Эра присматривалась к новым спутникам также, как и они к ней, не желая раскрывать все карты незнакомым, по сути, людям. И не только.
-
просто много их сожрала на завтрак, теперь и у меня - знатная кровь внутри А что, тоже вариант.
|
-
Всегда поражался людям, которые способны найти общий язык в любой ситуации)
|
|
Поляна, на которой очутились кузнец да воительница можно было назвать обычной, только если глаза закрыть и больше никуда на всем белом свете не глядеть. Верно место это многие годы питалось соками, взгляду человеческому не видимыми, словно пролила здесь свою кровь сама Сиф. Оттого, куда не взгляни, всё источало силу, дотоле не виданную.
Цветы вдруг стали до того яркими, что резало глаза. Птицы, казалось, не просто свистели да чирикали, а что-то пели на неизвестном древнем языке, повторяя одни и те же слоги то громче, то тише. Земля дышала: то поднималась, то опускалась медленно морщинистая сухая ее грудь. От этих медленных волн кружилась голова. Деревья, что росли вокруг и которым повезло плодоносить и цвести круглый год, тихо шелестели листвой и шелест этот, больше похожий на шипение, сливался со странной песней - заклинанием птиц, убаюкивал и делал мысли медленными. У подножия стволов, источая горьковатый аромат, прячась в мягкой траве, покачивались шляпки грибов*, ядовито красные, пурпурные, голубые. Приглядевшись, можно было увидеть сеточку сосудов под яркими шляпками, по которым, словно кровь, струились из-под земли сверкающие нити силы, что захватила эту поляну раз и навсегда. Словно золотые волосы богини плодородия, глубоко проникающие в недра земли и несущие оттуда мощь, неподвластную человеку.
Ревдис видела, как эти золотые сосуды сетью разбегаются под землей, напитывая всё живое, проникая в сердце водоема, расходясь к корням, протягивая нити к ним с Ингваром, словно чувствуя, что там, внутри двух человеческих тел уже поселились капли силы, связывающей всех воедино.
Ингвару же открылось, что яма в земле, через которую они оказались здесь, никуда не делась. Зияла то ли берлогой, то ли широкой полостью под корнями деревьев, что окружали поляну, да только не забыл он еще, как летели все трое кубарем вниз. Вдруг теперь наверх карабкаться придется? Под землей, что пронизана корнями, пропитана странным элексиром богов, делающим всё вокруг невероятно живым и ярким.
-
Красивая, завораживающая картина - на первый взгляд. А если вдуматься - еще и пугающая при этом.
|
-
Я ожидала, что будет какая-то пакость, но она оказалась весьма неожиданной и любопытной.
|
-
повышая голос, чтобы ее лучше поняли Лучшее средство взаимопонимания)
|
-
Хорошо проведенная работа над ошибками. Преподаватель одобряет.
|
-
Жалко Кейю, конечно... Но, выбирая бой, я предполагала такой результат, хотя и надеялась на иное.
|
-
Класс! Люблю такие вызовы для отыгрыша.
|
-
Прям нежданчик за нежданчиком - умеешь удивлять!
|
-
Наверное, Ревдис, ослабевшая от кровопотери, вновь предложит в жертву себя Ты знала! Я действительно рассматривала такую мысль)))
|
Лешат, Ингвар, Ревдис
Девчонка безжизненно болталась на руках у Ингвара, но кузнецу не досуг было проверять, дышит ли та. Согнувшись под тяжестью своей ноши и ее тела, он едва мог бежать. Если вскоре не найдется какая-нибудь берлога, где можно, наконец, отдохнуть, долго он не протянет.
Следопыт запомнил путь, который указывала им птица и направление, куда та направилась, да вот беда - именно оттуда и топал йотун. Земля вибрировала и содрогалась, почти сбивая с ног, деревья, которых чудовище не щадило, пробираясь за добычей, принялись ломаться и падать. Против такого ни одно оружие не подействует, только магия или другой такой же йотун. Да еще и ожоги принялись мучать Лешата, стоило девчонке потерять сознание. Теперь боль от них стала едва ли не сильнее, чем до ее появления - может, прихватил мороз, а может, близость опасности, напротив, разгорячила кровь.
Кровь и не думала останавливаться, руку стоило бы завязать, да куда там - разве было у Ревдис время рыться в пожитках и искать нужные травы? Бежать, бежать наугад в неприветливый лес. Искать знаки от богов и не находить. Думать о потерянном времени, о шагах, что могли бы приблизить их к вёльвам, а не отдалить. Бежать придется в ином направлении, делать огромный крюк, но к этим горестным мыслям добавились еще две: слишком обмякшее тело Кэйи, глаза ее, едва прикрытые веками и отсутствие Бьёрна.
Бьёрн
Когда перстень оказался на пальце, в кожу и мясо под ним что-то вгрызлось, причиняя боль, как от укуса кота. Камень тут же окрасился красным. Перстень стал мерцать и, наконец, стал гореть красным цветом, сжимая палец, подстраиваясь под его толщину.
Конечно, йотун побежит туда, где больше добычи. Что ему маленькая точка, которая, пригнувшись, удалялась от места хольмганга, теряясь под заснеженными ветками деревьев. Йотун топал с той стороны, куда улетела птица, на поляне Бьёрна тоже не ждали с бочонком эля, трое его бывших соратников с бывшей рабыней, один за другим бежали по новому маршруту, который следопыт, возможно, прокладывал наугад. Путь Бьёрна лежал в единственном направлении, где он не встретил бы всех вышеназванных. В том, где находилась крепость. Не худший выбор - вернуться обратно. Да еще с таким кольцом.
-
Сильный мастерпост от сильного мастера.
-
Практически параолимпийские игры - забег инвалидов, как он есть)
|
-
Интересно строить диалоги, мне прям нравиться
|
-
Вот уж точно: не было бы счастья, да несчастье помогло.
-
За встряску этого болотца!
|
|
-
Красивая сцена вышла. Из тех, которые в фильмах показывают без музыки.
|
Умение удивлять было у Эмили в крови. Какой ты профессиональный убийца, если не умеешь удивлять?
По дорожке к дому приближался двухместный Ламборджини с откидным верхом, за рулём восседала сама Эмили, столь невозмутимая лицом, как будто приехала на бронированном авто под охраной с воздуха. То ли она фаталисткой была, то ли знала что-то такое, из-за чего ее широколицую машинку не посмеют тронуть. Черный брючный костюм, небрежно накинутый на одно плечо пиджак, широкополая шляпа, скрывшая лицо наполовину и неизменная маленькая сумочка, ремешок которой был больше похож на золотую проволоку. Высокая, тонкая, с прямой, как доска, спиной, Эмили не торопясь, шла по дорожке к дому. Этот раздражающе медленный шаг позволял разглядеть всё, что ее интересовало.
- Лидия, - не раньше, чем она оказалась рядом, шевельнулись полные, густо накрашенные красным, губы. Улыбка - роскошь, которую Эмили редко себе позволяла и уж точно не на семейных сборищах. - Супруга подадут на ужин? - губы скривились, выражая недовольство. Уж на что, а на негативные эмоции Эмили не скупилась. Может, потому и была такой стройной - ничего не держала в себе.
- Омайо, - не дожидаясь ответа от Лидии, Эмили прошла чуть вперед и протянула старику руку, с которой одним легким жестом сняла дорожную перчатку. Признание, которого удостоился только он. Перчатка вернулась на место, а кислая усмешка, которую Маркус знал с детства, уже предназначалась ему. - Возраст не щадит тебя, Маркус. Но ты молодец, держишься, - взгляд где-то там, под широкополой шляпой, быстро перебежал по всей фигуре брата, с ног до головы и Эмили, посчитав, что выполнила сестринский долг, двинулась дальше.
- Детки, - белозубое приветствие, оценивающий взгляд, будто тетка занималась подсчетом единиц оружия на теле каждого племянничка. "Дорогой, помни, профессионального убийцу отличает отсутствие видимого оружия на теле". Дорогим Эмили называла только Ника, да и то по праздникам. Племянник знал, что она видит каждую припрятанную гранату по тому, насколько плотно сжались ее губы. - Ах, Джин, Джин... малютка Джин...- нараспев проговорила Эмили, обдав племянницу волной дорогого парфюма, ненадолго задержалась возле и также стремительно исчезла в дамской комнате для гостей.
Вопросов Эмили не задавала - вряд ли цель их визита останется в секрете, а торопить светские любезности было не в ее вкусе. Сейчас поиграют в приветствие и то, как они друг другу рады, потом сядут за скучный стол, где их будет ждать семейный ужин, к которому она не притронется и на десерт разговор о делах, после чего у всех начнется изжога, а у тех, кто не станет есть, подгорит что-нибудь другое. Всё, как обычно. Пока Эмили, как минимум, хватало самообладания, чтобы не задавать вопросов. Посмотрим, что будет дальше.
-
Красииива, ты вошла в сою грешную жизнь! © Оч хороший пост!)
|
-
Птица летит, мы идем - Хоть трясемся, но поем)
|
-
Все загадочней и все любопытнее!
|
-
Действительно, путь Маши - это страда русской женщины на братоубийственной войне, тот самый тяжёлый путь, немногими избранный, когда женщина вставала на защиту всего, что ей дорого. А то, что при этом она осталась леди, а не стала мужичкой- бесценно.
|
-
Для Ревдис, конечно, это уже неслабое испытание.
|
-
Фигура была небольшой - действительно, подросток или низкорослая женщина Вот теперь я теряюсь в догадках - вернее, слишком много вариантов на выбор.
|
-
Все страньше и страньше, все страшней и страшней!
|
|
Она больше ничего не говорила, только кивала, ничего не видя перед собой от слёз. Вся ее горечь обрушилась на начальника охраны, когда они уже были снаружи: - Я ведь сказала, что подам знак. Вы чуть не сорвали мне весь контакт, чёрт вас подери. Вы хоть представляете, как это было трудно?! - шипела Элис сквозь зубы, представляя, как странно выглядит научный сотрудник, когда злые слезы текут по щекам. Не дожидаясь его грубостей (воистину, серийный убийца чувствительнее этих блюстителей порядка!) она буркнула, - Где у вас тут женский туалет?
Элис чувствовала, как подкатывают к горлу рыдания, как прорвутся сейчас горной рекой слёзы, которых она не могла показывать ни бессердечному охраннику, ни системе, на которую работала, ни уж тем более сестре. Сестра! Стоит позаботиться о том, чтобы она была под охраной или хотя бы не выходила из дома, ведь неизвестно, что выберет маньяк, чтобы снова манипулировать ей. Теперь она понимала отчетливее, чем в самом начале встречи, что не Анна её больное место, нет. Это Дориан. Боже, как глупо! Как ужасно. И как честно...
Удары дубинок еще отзывались в ее голове и в теле, заставляя сводить судорогой челюсти. Элис согнулась пополам от слёз, оставшись одна. Почему так больно?! Почему ей всю жизнь так больно?! Интересно, что этот маньяк сможет у нее отнять? "Удиви меня, мудак".
Сколько она была в туалете, Элис не знала - дольше, чем обычно, но меньше, чем ей хотелось. В голове было непривычно тихо. "Пой, Элвис, сука, пой" - умоляла со злостью Элис, но даже король молчал. Приведя себя в относительный порядок, что означало просто вытереть слезы, высморкаться и умыть лицо, Элис вышла. Избегая встречаться с кем-либо глазами и уж тем более выслушивать экспертное мнение начальника охраны, она шла по унылым коридорам и ей казалось, что она всё еще слышит удары дубинок о тело.
-
Прекрасно сыгранная партия!)
|
- Д-да, спасибо, - рассеянно отозвалась Элис в ответ на пожелания бездушной машины и вылезла из автомобиля. Именно вылезла, цепляясь за дверь и проем, словно была грузной теткой, которую засасывало обратно. Она ещё не подготовилась, как следует, но, как говорится, встреча с военными любых мастей очень отрезвляет. По крайней мере напоминает, кто ты и зачем здесь. По легенде для них Элис была научным сотрудником и рассеянность, с которой она представилась, вполне можно было списать на это. Уже через пару минут она собралась и, нахмурившись, слушала инструкции. Тем временем где-то на заднем фоне уже начинал петь Элвис. Это был ее приём. Чтобы не уйти полностью. Не отдаться и не отдать всё сознание целиком. В тот день, когда она умерла, мама слушала Элвиса.
Take my hand… Take my whole life, too For I can't help falling in love with you
- Да, не впервой, - уверенно кивнула Элис. Ей не впервой общаться с маньяком. - Поняла вас, - коротко отвечала она, пока в голове звучал проигрыш, а на фоне маячила фотография убийцы двенадцати девушек. - Скажите, какой скрытый сигнал я могу подать охране, чтобы они были готовы входить с минуты на минуту? У меня свои методы, но они могут как разговорить, так и спровоцировать заключённого. Обычно я чувствую, когда преступник на грани, - глядя прямо перед собой говорила заготовленную речь Элис.
Wise men say Only fools rush in But I can't help falling in love with you
По второму кругу пел Элвис, когда Элис входила внутрь. Пришлось сделать звук погромче, чтобы заглушить липкий страх. Теперь она психолог. Не научный сотрудник. Психолог. Психолог.
Shall I stay? Would it be a sin If I can't help falling in love with you?
Голос Элвиса прозвучал совсем рядом. Голос маньяка и голос любимой маминой поп-звезды вибрировал одинаково и потому она не сразу поняла, что говорит именно он. Звук пришлось убавить. - Здравствуйте, Дориан, - спокойно, никуда не торопясь поздоровалась Элис. - Я Элиза Стоун и мы с вами не встречались, - мягко улыбнулась она.
Расположить к себе, дать понять, что он ей симпатичен.
- Могу я задать вам пару вопросов? На самом деле двенадцать, - словно извиняясь, усмехнулась она уголком рта и развела руками.
Черт, у неё же нет даже блокнота! Ответы она запомнит. Даже нет. Не запомнит. Почувствует и запомнит. Однако это может быть подозрительным.
But I can’t help…
-
О, о, о! Прям идеально!)
|
-
За атмосферу и отличное описание исхода битвы
|
-
Не считая моего ворчания насчёт кубов сама-то боевая сцена вышла довольно динамичной и наряженной.
-
Яркий пост, все учитывающий и играющий сразу на всех чувствах персонажей.
|
А ведь они были по одну сторону баррикад. Боролись, так сказать, с врагами монархии бок о бок. От осознания этого Машу едва не передернуло. Даже находиться в одном помещении с Судаковым было противно: и такие, как он, работали на государя? Чем же он лучше солдат, которые насиловали девушек в Петрограде?
Горечь пополам с гневом подобно болоту засасывали Марию Карловну. Она пока еще держалась на плаву, из густой вонючей жижи торчал нос, глаза, уши. Ими она и будет слушать крики узников. Глазами же - смотреть, как из них вместе с кровью выходят последние крохи самообладания и надежды на жизнь. А что? Сама отдала приказ вести их в тюрьму, сама теперь и смотри, не отворачивайся. Маша всегда была к себе строга, теперь же и вовсе превратилась в эдакого тирана, ещё чуть - и станет Судаковым. Когда-то ведь и он был пухлощеким мальчуганом, гонявшимся за бабочками. Когда он понял, что может безнаказанно отрывать крылья живым людям? Может как раз в ее возрасте. Не поздно становиться палачом, Маша. Человеком - может быть. Но не палачом. Туда всегда дорога открыта, особенно сейчас, когда отверзлись врата в преисподнюю и лезет оттуда всякий мерзкий гад.
Невзирая на обувь, Мария Карловна облокотилась на стол, в аккурат напротив Сундукова и ядовито усмехнулась: - На одной стороне работаем, Иван Филлипович, - не мигая, сообщила она в глаза палачу. - Или я ошибаюсь? - Ведите задержанного Балдориса Петра Ансовича, - не дав возможности определить, риторический ее вопрос или нет, Маша выпрямилась, да на тюремщиков больше не глядела. Ей еще предстояло собраться перед встречей с тем, для кого она теперь - такая же тюремщица.
*** Когда Петра привели, Иессен не без облегчения отметила, что в этой комнате он впервые, а значит, был еще шанс, что сегодня отсюда он выберется невредимым. Почему ей так этого хотелось, при том, что латыш мог оказаться действительным врагом? Маша ответа не знала. Знала только, что после знакомства с Судаковым на добрых и злых теперь людей делить перестанет. Здороваться она тем не менее не стала, сразу к делу перешла. - Петр Ансович, пообщались мы с Хайновичем, - сделала театральную паузу Маша, - и прежде чем я его позицию вам изложу, повторите еще разок, чем вы там с американцами менялись? А то я только часы, шубы, меха припоминаю. Да игрушки с самогоном. Кстати, чьи это вещи, тоже напомните.
Маша начала издалека, так сказать, всего-то с кражи, тогда как к выявлению классовых врагов стоило подготовиться морально или хотя бы дождаться, когда Вера, внезапно растерявшаяся, возьмет себя в руки и тоже ввернет в нужный момент шпильку, подловив Петра там, где она не сможет.
-
Маша всегда была к себе строга, теперь же и вовсе превратилась в эдакого тирана, ещё чуть - и станет Судаковым. Когда-то ведь и он был пухлощеким мальчуганом, гонявшимся за бабочками. Когда он понял, что может безнаказанно отрывать крылья живым людям? Может как раз в ее возрасте. Не поздно становиться палачом, Маша. Человеком - может быть. Но не палачом. Туда всегда дорога открыта, особенно сейчас, когда отверзлись врата в преисподнюю и лезет оттуда всякий мерзкий гад.
Правильные вопросы задает Мария Карловна. Но на него ни у меня, ни у кого бы то ни было на него нет ответа. Ведь чем страшнее времена, тем больше дурного вылезает наружу в людях.
|
-
Ревдис, как знающей немало вис, теперь есть, над чем поразмыслить.
|
-
Да кж, врагу не пожелаешь встретиться в схватке с мертвым другом...
-
|
-
-
Кажется, Ревдис права, и от этого как-то не радостно.
|
-
Лес ожидаемо встречает нас загадками, интересными и подозрительными!
-
Очень красивый литературный пост.
-
|
Когда пятерка лучших воинов выстроилась перед ярлом Хельги, когда раздались вопросы, смех, клятвы и ни единой жалобы или попыток избежать незавидной участи, вождь еще сильнее нахмурился. Стоило ли жертвовать вот так своими людьми из-за прихоти старого конунга? Неужели безумные кровожадные старухи способны дать хоть какой-то вразумительный совет? Отряд состоял из самых выносливых и нужных Эрве Ордал людей но, отправляя их в лес Йотунов, вождь Хельги не мог рисковать и оставить в крепости ни единого из них: они были нужны друг другу в этом походе. А ему самому только и оставалось, что отвечать на вопросы.
- Солнце многие дни не показывает свой лик, мы не можем сеять, кормиться дарами моря, дети мрут еще в чревах своих матерей. Какое еще знамение нужно, чтобы желать окончания Рагнарёка? У конунга снова родился мертвый наследник, а прошлого старухи забрали в уплату за помощь, - Хельги смотрел без усмешки, хмуро. От Ревдис не укрылся взгляд вождя, мельком брошенный на нее при словах о детях. Они оба знали то, что мужчина или женщина, не выносившая ни разу ребенка, увидеть не смогли бы. Хильд, дочь конунга, отдавшая предпочтение службе в Эрве Ордал участи наследницы, вот уже месяц как округлилась лицом и стала бледнее обычного. Поэтому ли, но ее не было сегодня среди пятерки избранных вождем.
- Как видите, помощь от старух так и не пришла... , - горькая усмешка вождя возвещала о неверии в способность вёльв что-либо учинить, чтобы остановить гибель всего живого. - В послании конунг пишет лишь о том, что уродины задолжали ему совет. И просит не отправлять к старухам свою дочь... - ярл Хельги всегда отличался честностью. По тому, как упал его голос, стало еще яснее, что поход предстоит тяжелый. - Наверное, гонцы должны были рассказать больше, но первый погиб во льдах фьорда, а второй на наших глазах.
- Я никогда не видел старух, - задумчиво продолжил вождь в ответ на просьбу Ревдис дать им совет. - Не был у них в гостях. И не отправлял туда своих людей, - он обвел тяжелым взглядом собравшихся. - Известен лишь путь, что ведет в их лес. Следопыты начертали карту и клялись, что она точная, - с этими словами Хельги поглядел на Лешата, в глазах мелькнули помимо воли веселые искорки. Тот знал, что подобные карты рисовали, сверяясь с рассказами прежних следопытов, чтобы по возможности не встречаться с обитателями леса Йотунов, частью которого и был Вёльвбринн или. как его называли, Кровавый лес.
- Говорят, что уродины знают все ответы и общаются с богами. Я не верил в это, пока не сбылось их пророчество о том, что мир потонет во льдах. Также молвят, что если принесенные дары им понравятся, то помощь не заставит себя ждать. Потому твой вопрос, - он пристально посмотрел на Бьёрна, - не лишен смысла. Как видишь, младенец их не устроил,- без улыбки, прищурившись, Хельги посмотрел на своего человека внимательно, прежде чем озвучить задание, которое под силам было лишь ему, - Раздобудь им что-то повкуснее. Но и тут я не советчик - о поселениях на востоке следопыты ничего не говорили. Да и кто бы стал селиться в проклятом лесу, полном чудовищ.
В завершении своей длинной речи Хельги устало потер лицо заскорузлыми, красными от холода ладонями. Видно было, что в нем продолжали бороться присягнувший конунгу ярл крепости и всегда радеющий за своих людей вождь
-
Хильд, дочь конунга, отдавшая предпочтение службе в Эрве Ордал участи наследницы, вот уже месяц как округлилась лицом и стала бледнее обычного Вот после такого Ревдис точно не отступится.
|
-
Испросите совета, как быть с этим…холодом и возвращаетесь Звучит почти как "Завоюйте мир и возвращайтесь... до обеда!". А если серьезно, то сразу ясно - ничего хорошего нас не ждет.
-
|
Тошнота подступила, стоило им выйти в коридор. Что-то в том, как отговаривал их пугливый Воюшин, было подозрительным и одновременно предостерегающим от того, что ей, доброй душе, могло быть не по силам. Теперь она словно бы сама шла на казнь, едва переставляя ноги. Озираясь по сторонам, Маша наблюдала, как меняется обстановка, а вместе с ней сердце опускалось всё ниже в пятки. - Вера, - схватив коллегу за руку, она потеряла дар речи, увидев, как волокут окровавленного человека. Да так ничего и не смогла сказать. А что пугало ее больше - жестокость, которая царила здесь или то, что именно она, Маша, могла стать причиной этой жестокости - так и не поняла. Еще замелькала тревожная мысль, даже сожаление, что, увидев тюрьму раньше, она не отправила бы сюда допрашиваемых, а это уже говорило о ее непрофессионализме и чрезмерной мягкосердечности. Неподходящий кандидат она, ох неподходящий. На ватных ногах добравшись до кабинета, она пропустила вперед Веру, словно желая выкроить себе секунду-другую, чтобы перевести дыхание.
Неожиданный сноп света, бивший ей навстречу из кабинета, давал надежду, но был лишь приманкой. Оказавшись внутри и взглянув на присутствующих, Мария Карловна сразу догадалась, что дело плохо и ждать милосердия здесь не придется. Как ни странно, манеры находившихся здесь мужчин и откровенная насмешка и враждебность Судакова, помогли ей взять себя в руки. Подавляемый гнев придал смелости. И хотя Иессен и чувствовала себя как загнанная в угол кошка, она двинулась в наступление.
- Мария Карловна Иессен, - отчеканила она, строго взглянув на Судакова и задержав многозначительный взгляд на сапогах, лежащих на столе. Громкий голос не шел ни в какое сравнение с ее жалостливым "Вера" там, в коридоре. Маша прошлась по комнате, сцепив руки за спиной и оглядывая с хмурым интересом татарина, инструменты, стул посреди комнаты. Содрогаясь от омерзения и злости, она сжимала пальцы в замок, что было сил, чтобы не заметили, как они дрожат.
- За руки наши не переживайте. Мы руками не пользуемся. У нас иные методы. В частности сейчас у нас появились сведения, которые заключенный должен подтвердить или опровергнуть. Оба этих исхода приведут нас к разным подозреваемым и к определенному ответу его склонять не нужно. Это может повредить нашему расследованию. Я понятно изъясняюсь?- Мария перестала расхаживать по комнате, остановившись напротив начальника кровавого процесса. - Ваш человек может отдохнуть. Пусть не отходит далеко, но и допрос нам не портит, - строгий учительский взгляд Маши, сжатые в осуждающую ниточку бледные губы, и громкий стук каблуков, которыми она будто старалась выколотить из этого места всю душу, последние капли сил, собранные, чтобы сделать еще рывок - всё это сейчас составляло образ какой-то другой женщины, не Маши, не Марии, не дочери адмирала Иессен. Женщины, которая осталась одна. Женщины, которая поступилась принципами ненасилия. Это отравляло Машу сильнее кровавых пятен на полу, садистов, наслаждающихся страданиями своих жертв и этого страшного места.
-
От ощущений Машеньки меня саму дрожь берет. Но справляется она с ними превосходно!
|
-
Бюрократический удар под дых в действии)
|
-
Вот уж не думала, что Ревдис будет вынуждена закусить удила!
|
-
Хочешь жить - умей вертеться
|
-
Все становится загадочнее и загадочнее при общей открытости.
|
-
А что бы сказал отец? Интересно наблюдать, как Маша смотрит в настоящее через призму прошлого.
|
-
Ревдис почти триггернуло)
|
-
Да уж, вопрос как нельзя более своевременный!
|
-
+1 Всю суть женских метаний как есть показала!)
-
+1 Всю суть женских метаний как есть показала!)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Более всего боялась Маша растратить свой такт и похоже сейчас она как нельзя ближе к этому подошла. Нравится мне это постоянное осознание себя и своих поступков.
|
Встреча двух друзей стряхнула угрюмую тишину с Эрве-Ордал. На шум вышли еще пара стражей, но те только быстро окинули взглядом пришедших, кивнули Хильд, подольше задержались, любопытствуя, на Бабочке, да и исчезли внутри. Туда, откуда они появились, вскоре шагнули трое: дочь конунга, ее подруга да пожилой Гудгерд.
Конь же подошел познакомить одноглазого с Ингваром и Сваном. - Сражались бок о бок да оба живы остались, - подытожил он короткое представление. Одноглазого в основном так и звали, хотя имя у того было попроще да звучало зычно, особенно в бою - Эрик. - Пировать тут не придется, а? - толкнув Одноглазого в бок, заржал Конь. Тот мигом посмурнел и кивнул. - Некогда нынче пировать. На днях трое не вернулись из леса. Нас всё меньше, а подмоги нет. Да что это я, в самом деле? - встрепенулся он. - Не иначе размяк от встречи с тобой, - он дружески ткнул Коня кулаком в бок. Однако слова Одноглазого нашли благодарные уши. Бьёрнсон, что не проронил ни слова за весь путь, вдруг спросил хрипло: - Сколько вас? - Теперь девять, - оценивающим взглядом смерил его Одноглазый. - Стало быть, лишний топор не прогоните? На что намекал Бьёрнсон, было нетрудно понять, но ведь он клятву конунгу давал. Как же так?
*** Изнутри башня была столь же неприветлива. Неласковый серый камень, изморось на стенах, огромный грубо собранный очаг посередине, низкий стол человек на двенадцать, котел с каким-то варевом на треноге и тяжелый сладковатый запах эля. Тут же стояли плошки и кружки - небольшим числом. Либо стражи делили промеж собой посуду, либо каждый носил свою миску с кружкой при себе. Никто не зазывал их к столу. Никто и не сидел за столами. Видимо трапеха давно завершилась или еще не начиналась. Хильд привычно присела к огню, взялась за миску, наполнила ее споро из котла и протянула Гудгерду. Затем наполнила одну для Ревдис. Потом положила похлебки и себе. Из миски тянуло густым, сытным, мясным и отчего-то хвоей. Горячее варево и на вкус было таким же сытным и приготовлено так, словно только его неизвестный стряпчий и умел собирать. Сердито, грубо, сытно и вкусно - что еще требуется, когда на еду мало времени, а вылазки за стену дуют в спину ледяным ветром и грозят лишить последних сил.
Вопреки сложившемуся образу, нелюдимый Хельги появился у костра и, тоже получив из рук Хильд свою порцию, сел рядом со всеми, быстро выхлебав всё до донышка. Теперь он уже не скрываясь, глядел на Бабочку. - Ты Асгейра жена, - утвердительно и строго сказал он наконец. Хильд вскинулась, словно хотела остановить, но тот продолжил. - Странно, что ты не вспомнила, как я на вашей свадьбе мёд пил. Неужто так сильно потрепала меня служба?
-
Ты Асгейра жена, - утвердительно и строго сказал он наконец. Хильд вскинулась, словно хотела остановить, но тот продолжил. - Странно, что ты не вспомнила, как я на вашей свадьбе мёд пил. Неужто так сильно потрепала меня служба? По больному бьешь! И это чудесно)
|
-
И уставилась на "мадам" с выражением лица под названием "Что? Съела?". Правильно, так ее! Очень натуральная реакция)
|
-
сохраняя вид грустный (он ей особенно шёл) и скромный (тоже шёл, но не удавался)хD
-
|
-
чем больше драконов ворвётся в заведньице Шустовского, тем больше рыцарей набежит ее спасать Л - логика!
|
-
«Барышнею буду. Игрушки бедным отдам. Больницу открою у нас в доме» Н-да, человек предполагает...
|
|
-
Колоритный комендант у крепости, и встреча старых друзей замечательная!
|
Вот уж пятый день, как звонко стучали Эллочкины каблучки по паркету недавно построенной для Разумовских дачи. Матушка который год была нездорова, мучилась несварением, изжогою, нрава стала желчного и едва выносимого, потому Папа приобрел для любимой Мама дачу прямо в Кисловодске в непосредственной близости к целебным источникам. Поскольку же все сестры и братья Эллочки были заняты своими семьями, ей одной выпало счастьице сопровождать болезную матушку на курорт - поправлять расшатанное здоровье.
- Говорила я твоему Папа, что я пуще Геленджик уважаю, - раздражалась за завтраком Настасья Тихоновна. - Так он мне заявил, мол, дача в Геленджике у царя-батюшки. Негоже. Подумают, что Разумовский царю подражает и отставку мигом дадут. А Феденьке нельзя в отставку. Тебе домик ещё не справили, - как это обычно бывало, настроение маменьки сменилось спустя рюмочку кисловодской лечебной пополам с водкой. Эллочка мило сморщила носик. Домиком звался трехэтажный доходный особняк в Петербурге, до которого ей не было никакого дела, покуда тот означал приданое, а следовательно и замужество.
Щеки ее впрочем порозовели и она едва дождалась окончания завтрака. Подхватив Фуфу да примерив белое платьице не без помощи горничной, девица отправилась на утренний променад. Пятый день она вовсю трудилась, подогревая любопытство соседей и устраивая загадку из своего появления на курорте. То спрячет свою кукольную головку под кружевным зонтиком и прогуливаться изволит. То в экипаже чинно едет, только крошечная ножка в белом башмачке изредка видна. А иногда вечерком, когда соседи на террасах потчуются чаем, Эллочка намеренно затевает домашний концерт, к неудовольствию Маман, жившей на курорте отшельницей и желающей блаженной тишины и покорности дочери. Звонкий голосок далеко разносится, только обладательницы сего прекрасного вокалу не видать - ох уж и загадочная особа прибыла в Кисловодск. И красоты неописуемой. И таланту.
Нынче же у Эллочки была идея посмелее. Явиться в сие прогрессивное заведеньице минут на пять, не больше, спросить "Не тут ли дает концерт мадмуазель Разумовская?" и получив однозначное "Нет", опечаленно и изящно удалиться, сказав напоследок "Жаль. Мадмуазель - истинный талант". Насчет последнего эпитета Эллочка уверена не была. От жадности ей захотелось сказать и про красоту, и про чувственность, и множество кавалеров юной мадмуазель-певицы, но в "напоследок" всё это не вмещалось. Эллочка кусала губки и злилась на Фуфу за беспечность, с которой та носилась за мотыльком.
От дачи до избранного ресторана было минут десять вечернего променаду, однако девица всё равно приехала в экипаже, развернула кружевной зонтик, хотя уже смеркалось, прелестнейше покинула своё временное убежище и нарочито медленно добралась до входа, позволив созерцать легкую белую фигурку случайным прохожим. Фуфу одобрительно тявкала. Разумовская навела справки у горничной насчет популярности сего места и была приятно удивлена наличием там сеансов сверхъестественного роду, модных в Петербурге
Сложив зонтик и дождавшись, когда перед нею отворят дверь, Эллочка впорхнула внутрь, чувствуя, как сердце трепещет в груди., что предвещало не иначе как "вечернее приключение известного характера", как любил изъясняться батюшка, говоря про похождения своего коллеги. Да и дебют в Кисловодске ведь, как-никак. Увидав с порога медведя, Разумовская, уж на что не отличалась сообразительностью, однако тут сразу поняла, что заводить разговоры о "талантливо-чувственной мадмуазели" похоже не стоит. Любопытство девицы в свою очередь не позволило ей тотчас уйти и уже в следующий миг она оказалась за столиком, с бокалом шампанского в одной руке и отчаянно рычавшей Фуфу в другой. Причины такого безобразия она заметила не сразу.
- Фуфу, фу. Фу, Фуфу!- мило выпячивая вперед губки, сюсюкала Эллочка и крепко держала рвущуюся навстречу коту собачонку, внешностью чем-то отдаленно напоминающую свою хозяйку.
-
-
Эта мазелька произведет в нашем Кисловодске подлинный фуроръ!
|
-
В правильном направлении Мария Карловна мыслит, очень обоснованно сомневается.
|
Величественный фьорд принял семерых воинов подобно хозяину, что не откажет путнику в беде, но и лишнего куска мяса тому не предложит. Подаст крепкого эля, но не оставит ночевать у очага. Испросит странника о нуждах его, но более речей молвить не станет. Лёд под крепкими ногами не трещал, снег мирно похрустывал. А если назад не глядеть, можно было вообразить, будто то обычный поход за рыбой. Вот сейчас старший топнет в том месте, где её водилось много еще с незапамятных времен, полетят осколки льда, открывая воду и радостно сверкая на солнце, как раньше. Затрепещет рыба, тусклым блеском чешуи радуя поймавшего ее. И на миг почудится, будто не было за плечами всех этих лет, будто самому старшему из них не больше шести зим и озябшие ручонки крепко держат жирное агонизирующее рыбье тело, боясь выпустить добычу. Столб огня не приближался и был едва ли больше костра, ежели издали смотреть, но и меньше не становился, а стало быть разрастался и поедал фьорд заживо. Семеро шли друг за другом, готовые подхватить провалившегося под лед в любой миг. Однако помощь не потребовалась. Продолжал хрустеть снег. Продолжал молчать лёд. Солнце по-прежнему пировало в одиночку в своих чертогах. Так шел час за часом. Привал решили не делать, чтобы не испытывать милость богов. Видимо, приняли они в дар тело Скёгги и не гневались более, насылая беды. Сумерки еще не затуманили воздух, а на горизонте показалась скала, что сразу бросилась в глаза своей высотой. Стоило приглядеться получше и становилось понятно, что такую величину она обрела еще и за счёт крепости, с венчавшей её башней. Шаг Хильд против воли ускорился, когда она увидела место своей службы. - Уже близко, - раздался её голос. По приближении к Эрве Ордал стало ясно, что их заметили. На самом краю крепостной стены в полный рост вырос крупного телосложения воин. Хильд вскинула в воздух кулак, ещё и ещё раз. Воин что-то коротко крикнул и из узкой бойницы тотчас же выпростались две крепкие веревки. За них следовало держаться, поднимаясь по ледяной поверхности скалы и вбитым в промерзшую почву деревянным кольям. Сумерки застали их во время подъёма. Путь наверх показался труднее и дольше пройденного днём: веревки скользили, опасно натягиваясь и грозясь лопнуть, колышки, что были точно ступени, не вызывали никакого доверия и замедлили подъем в крепость, насколько это было возможно. Да и пониматься сразу всем вместе было опасно, всякий из них ждал, пока путь наверх окончит предыдущий. Наверху приём их ждал далеко не столь радушный, как в домах Стурсонов. Хельги, вождь Эрве Ордал, угрюмый бородач с внушительным ножом на поясе, молчаливо взирающий с высоты своего роста на гостей крепости - вот и вся встреча. Хильд поднималась одной из последних и теперь вышла вперед, прижав к груди кулак, чтобы поприветствовать Хельги поклоном. - Мы ждали вас вчера, - вместо долгих речей хрипло пробасил тот и оглядел прибывших, чуть дольше задержав взгляд лишь на Ревдис. В глазах его почудился Бабочке проблеск узнавания. - Фьорд горит, - коротко отозвалась Хильд. Разговорчивостью стражи Эрве Ордал не отличались. Быть может раньше, до службы, говорила дева поболее. Кто знает. - Огненный змей отнимает у нас фьорд. Пришлось идти лесом. Ни о битве с волками, ни о гибели славного воина Хильд не сказала, будто бы это было неважно. По крайней мере, для Хельги. Описание Хельги Нестарый еще мужчина. Усталый угрюмый взгляд, будто Хельги вечно настороже и подозревает во всяком человеке врага. Бородат. Неровно и небрежно стрижен, будто бы тем самым внушительным ножом на поясе. Высок ростом, крепок и сутул. Одет скромно, не носит доспехов, лишь плащ с волчьим мехом выдает в нем вождя, а может и манера держаться. Из оружия виден лишь вышеупомянутый нож. Описание Эрве Ордал Город-форт, застывший в хвосте Длинного фьорда. Последний форпост на пути Леса Йотунов.
Это внушительная каменная крепость, застывшая на гребне скалы. На макушке высокой башни лежит жертвенный камень, со сложенной просмоленной древесиной. Каждый житель Длинного фьорда с замиранием поглядывает на Восток, опасаясь что когда-нибудь эта древесина вспыхнет, возвещая наступление Йотунов.
Здесь живут могучие воины и быстроногие следопыты, патрулирующие подступы Леса Йотунов и не редко заходящие в чащу. Они посвятили свою жизнь защите всех городов, а те добровольно платят им дань и выбивают их имена на рунических камнях.
-
Величественный фьорд принял семерых воинов подобно хозяину, что не откажет путнику в беде, но и лишнего куска мяса тому не предложит. Подаст крепкого эля, но не оставит ночевать у очага. Испросит странника о нуждах его, но более речей молвить не станет. Очень яркое, и очень подходящее и миру, и стилю повествования сравнение!
-
-
Тут все вкусно, да еще и музыкальное сопровождение)
|
|
-
Красивый эпизод с сигаретой, прочувствованный очень.
|
-
Новый день - и новые задачи. А дочери конунга ой как непросто...
|
-
Офицер Коллинз, не откажете в сигарете? И ведь, не зная ситуации, и не поймешь, на какие жертвы идет Маша!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Действительно! Коротко и лаконично)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Средний, кстати, тоже. Средний палец всегда ныл, если поблизости оказывалось мудачьё. В этом походе средний палец заныл ещё загодя, но с утра особенно сильно.
Какой умный палец! С началом игры, разведчица!
-
Ох...чувствую, что это еще только цветочки))) Ягодки впереди, да?)))
|
Когда обугленное тело соратника упокоилось на самодельном, вовсе не напоминающем погребальный драккар, помосте из веток, Хильд достала трут и кресало, выбрала палку потолще и обмотала промасленной тканью из своих запасов. Памятуя о том, как это делал Хельги, командующий Эрве Ордал, соорудила факел, поджечь который не составило труда, и ткнула им в кучу веток. Огонь облизнул заледеневшие стволы деревьев, слегка растопив лед, однако костер так и не занялся. Может, следовало покрыть промасленной тряпицей часть тела сгоревшего заживо викинга и поджечь? На такое Хильд пойти не могла. Издевательство над погибшим - вот это что.
Стиснув зубы, да так, что желваки заходили под бледной кожей, она огляделась. Взору открылось побоище, поверженные твари, что лежали или стояли, застыв, будто живые, а глаза сами собой раскрылись широко. Не думая о страхе перед зверем, которого прежде она боялась больше всего на свете, Хильд подошла к ближайшему и присмотрелась к его морде. Огонь в пасти не мог быть видением и дочь конунга ткнула факелом в морду страшного зверя. Та занялась, но огонь не задержался только в пасти волка, как это было при его жизни - огонь растекался и возле поверженного тела. Горела черная кровь чудовища. Хильд, будто в бреду, подошла к следующему, проверяя догадку. Второй волк также занялся пламенем, черная густая кровь горела, как масло, которым Хильд накануне похода пропитывала материю, предназначенную для факелов.
Не думая больше ни секунды, она стянула плащ и пропитала его в крови третьего волка, щедро растекавшейся по мерзлой земле. Погружая с отвращением пальцы в холодную вязкую жижу, она ощущала ее маслянистость и неизвестный запах ударил ей в ноздри. Теперь на ее руках в буквальном смысле была кровь волков, хотя во время боя ей удалось лишь отшвырнуть парочку, а всё остальное сотворили с лесными чудищами ее спутники.. - Нужно завернуть Скегги в плащ, - пробормотала она, словно думая вслух. Только сейчас ей подумалось, уместно ли сжигать Скегги в крови тех, из кого он погиб. Угодно ли такое богам?
-
Точно! Прикольная задумка кровью)
|
-
Хильд - правильный командир, и распоряжения ее мудры и логичны.
-
|
-
Злая, злая девочка, но свидетелей всё нет и нет :)
|
-
Нюра мне кажется была олицетворением человечности в этой игре. С начала и до конца - прекрасный эмоциональный отыгрыш, браво)
|
При появлении Хайновича вдруг всплыли в голове верочкины слова, сказанные про Петра: "Он – не сторонник действующей власти. Но вот противник ли?". Пожалуй, про Абрама Хайновича эти слова были как нельзя кстати. Эдакий типчик, и вашим и нашим, предстал перед девушками во всей своей красе. Мария же сызнова, как по накатанной, скользнула на свой наблюдательный пост, коим был нейтралитет, без эмоций, без предсказаний или предположений, что помогало держать голову в холоде и отмечать перемены в облике собеседника. Более того она весьма уютно расположилась на стуле - в ее усталых ногах правду искать не приходилось.
- Доброго дня, капрал. Мария Карловна Иессен, - представилась Маша, отмечая, как странно звучит в этих стенах ее полное имя. Будто огромную хрустальную люстру внесли в каморку, где и огня-то не сыщешь, чтобы поджечь сразу полсотни свечей. - Как вы понимаете, мы не просто так здесь и вынуждены, к тому же, говорить вне протокола. Вы, господин Хайнович, вполне вправе не отвечать, однако же мы скажем вам то, что наверняка не скажут ни англичане, ни американцы, подданным которых вы являетесь, пока дело не примет совсем уж скверный оборот. Господин Хайнович, скажите, вы догадывались, что привлекли к торговле с американцами членов большевистской ячейки?
Мария Карловна говорила открыто и честно, потому что считала эту версию - одной из десятка вероятных "правд", которую никто из них наверняка, увы, не знал. А потому юлить и выдумывать, как скрыть обман, ей не приходилось. По этой версии выходило, что бедняга капрал - эдакий дурачок-простачок мог запросто позвать отовариваться своих шапочных знакомых, не зная их истинных намерений. Звучало так, словно сам Хайнович - благодетель и желал лишь добра и денег, а вот, угодил в историю, из которой, возможно, выберется сухим при помощи вот этих двух милых барышень.
-
Хитрый еврей против контрразведки - сюжет вполне классический. Вот только сотрудники КРО на сей раз поумнее коллег. Мария Карловна, вон, сразу начала строить правильную линию... скажем так, пока что опроса.
|
-
У Марии Карловны всегда свой путь, исполненный громадного внутреннего достоинства.
|
Последние несколько часов Эрна с тщательно скрываемым восторгом ощущала, как по венам бешено струилась сама...Жизнь. "Кому война, а кому - мать родна" - этой фразой, обычно произносимой с презрением, как нельзя лучше, можно было описать суть Железной. Ей было весело только на кончике ножа, на острие смерти. Всё прочее Эрна воспринимала как паузы - пустоты, которые заполняет лишь славное вино, спор или секс. А еще интриги или их кропотливое создание.
Сейчас она, облокотившись о стол и нависнув над картой, спокойно, даже равнодушно наблюдала за спором командиров и словно чего-то ждала, изредка взглядывая на дверь. Ее, будто бы высеченное из алебастра, бледное лицо, сегодня было особенно прекрасно, подсвечено изнутри какой-то, только ей ведомой, мыслью. Однако лучше бы никому из присутствующих не знать, что было на уме у Эрны. Четыреста шестьдесят солдат и сундуки с золотом были у нее на уме. Капитан Курт, её любовник и товарищ по созданию интриг и тайн, был у нее на уме. А еще там был дурацкий план Керверта, с которым она согласилась лишь из-за двух пунктов: вышеупомянутые сундуки и его визит к капитану, который непременно окажется последним визитом в его жизни. Уж она-то знала.
Эрна, скучая, разглядывала как краешек карты, а с ним и часть города, символично заливает вино, когда в комнату ввалился долгожданный посланник. Им оказался Кровак. А она-то гадала, кто принесет ей радостную весть о героически погибшем командире и ее новом статусе. С выражением безмерной скорби и покорности судьбе Железная Эрна выслушала сообщение умирающего воина и вскинула полные ненависти глаза: - Кто это сделал? - грозно спросила она.
На самом же деле всё внимание Эрны было приковано к трем командирам: ей было интересно, как они отреагируют на весть и то, что именно она теперь займет место Керверта. Вот Арджун, к примеру, не заставил себя долго ждать и своим молниеносным признанием только что, сам не зная того, вытащил счастливый билет. Другие его примеру пока не последовали, но Эрна знала, как расположить их к себе: - К делу. Очевидно, что план командира Керверта провалился. Кровак, что там сейчас? Что вы видели там? Да помогите же ему, рядовой, - рявкнула она на караульного и метнула красноречивый взгляд на стул. В ее интересах было, чтобы прибывший прожил подольше. Хотя бы чтобы успеть ей ответить.
- Арджун, Кельм, Джон, кратко изложите своё видение дальнейших действий. После чего я приму окончательное решение, - резко чеканя слова, заявила она о своих правах на статус командира.
-
Скандалы, интриги, расследования! Хо-хо! А не высоко ли замахнулась, деточка? :)
|
-
Невозмутимостью Марии Карловны можно было резать воздух. Хорошая фраза, очень образная и скрывающая сразу несколько слоев смысла.
|
Уже давно мерещилось Хильд глухое рычание. Она теряла его в скрипе полозьев, в тихих разговорах соратников, а когда воцарилась тишина и только снег шуршал под быстроходными лыжами, она стала слышать и надрывное дыхание. Оглядевшись по сторонам обыденно, так, словно бы рассматривала местность на предмет удобного места для стоянки, она с содроганием увидела и светящиеся огни, которые не сулили ничего приятного. Да и как можно было надеяться на приятное, когда со всех сторон окружён пособниками волков- деревьями да оврагами.
Историю эту передавали из уст в уста: будто старый Стур, давно отошедший от дел, на охоте погиб. Будто волки на его добычу позарились, и последний бой дал великий Стур вовсе не человеку.
А вот чего не передавали никому, да и не знали толком, так это про маленькую Хильд, что с дедом и добычей осталась. Первый слишком немощен был, устал на охоте, а вторая - мала, но уж больно просилась.
Хильд не помнила, как хлынула из разорванного горла кровь, как до хруста сжалась морщинистая широкая ладонь на шее одного из волков, как закрылись дедовы очи, спокойно смотревшие на внучку, что посаженная им на сук, держалась крепко за ствол могучей сосны.
Хильд помнила только, что волки опасны. Воспоминание это угнездилось где-то глубоко в среброволосой голове и стоило девчонке углядеть волка или пса, она пятилась и дрожала, а то и бледнела на глазах, покуда не падала ничком.
Сейчас, увидев лесных тварей, что волков покрупнее были, Хильд лишь сделала шаг назад, чувствуя, что рука все не может нащупать меч, но не отрывая взгляда от вышедшей им навстречу троице. Увидев ее шаг, чудища оживились. Когда зашевелились остальные хирдманы, волки ощерились и стало ясно бывалому Гудгерду, а затем и остальным, что тех, кто неподвижно стоял, они будто не видали и за опасность не почитали.
Однако движущееся препятствие не чета движущемуся и слагающему угрожающие висы. Заслышав вису Скегги, твари ощерились и пошли в атаку. Медленно, грузно двинулись на тех, кто не стоял на месте.
-
Хильд помнила только, что волки опасны. Воспоминание это угнездилось где-то глубоко в среброволосой голове и стоило девчонке углядеть волка или пса, она пятилась и дрожала, а то и бледнела на глазах, покуда не падала ничком. Такие эпизоды и черточки делают персонажа и живее, и колоритнее.
|
-
Ох уж эти шуточки, ох уж эти шутнички!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Аврора поняла, как сильно она на самом деле влипла Да-да... :):):)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Очень хочется подбодрить Аврору хотя бы так, плюсиком. :)
|
-
Отяжелевшие тучи вот-вот рухнут и все семеро станут первыми, о ком расскажут, будто их решимость спасти мир не понравилась богам, у которых были иные планы. Н-да, это было бы неприятным, но весьма убедительным знамением!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
-
Чудесное описание морской твари.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
столько хороших новостей за этот день пожаловало: маэстро будет ее наставником, в магазин больше идти не надо, купалась в океане, можно ходить без трусов, зэпом пользоваться научиласьПрелестно. :):):):):):):)
|
-
Действительно, это страшно - решать чужие судьбы.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Благодарю за игру! До встречи в продолжении!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
ссылкаСерые облака нынче висели клочьями, цеплялись за горы, останавливались и снова, как ни в чем не бывало, продолжали свой путь. Солнце изредка подглядывало за жизнью внизу сквозь образовавшуюся в небе брешь и нелюдимо пятилось обратно. И даже это было добрым знамением - светило не показывалось в землях Турогва Конунга уже год. Не обласканная теплом земля очерствела, покрылась, словно морщинами, застывшей коркой грязного льда и не могла родить людям пищу. Море было более щедрым на гостинцы - лёд не уходил с его поверхности третий год, но рыба под ним водилась отменная, иной раз даже приносившая в белёсом брюхе дары ушедших на небеса богов - разноцветные морские камни, которые умельцы города плавили, превращали в украшения. Говорят, такой камень хранил нашедшего его от хворей и мучительной смерти. Леса, изобилующие дичью, сегодня были особенно щедры: трэли без остановки носили добычу, убитую охотниками. Морские глубины тоже не стали скрывать от людей еду: жирная толстобрюхая сельдь и масляно поблескивающая в тусклом свете костров форель аппетитно исходили соком. На их аромат, казалось, и стекались с окрестных земель жители Бифроста. На альтинге* сегодня соберётся много людей: угостить их - первая задача конунга Турогва. Над второй же у него было время подумать: ровно три года. Сейчас Конунг Турогв, невозмутимый и привычно угрюмый, восседал на массивном резном троне, приветствуя скупыми кивками появляющихся на альтинге гостей. По правую руку от него сидела старшая дочь - воительница Хильд, давно покинувшая отчий дом, чтобы жить в Эрве-Ордал; по левую - юная жена, немногим старше дочери, бледная и поникшая: на днях она родила конунгу двойню, долгожданного наследника и ещё одну дочь, третью. Мальчик вскоре умер, а девочку забрали вёльвы, обвинив ту чудовищем, убившем брата-продолжателя рода, и завладевшим его силой. Последний альтинг был зимой, где решили дождаться лета, и, если земля снова откажется рожать, спросить богов. Лето было едва ли теплее зимы: земля под ногами хрустела тоненькой коркой льда, в небесах извивались ночные радуги, лёд во фьорде по-прежнему долбили, чтобы поживиться дарами моря, пар рвался изо рта днём и ночью, звери ожесточеннее охраняли леса и свою добычу. За прошедшие шесть лун не вернулись Горм, Велунд и Рорк - славные добытчики, коих Конунг Турогв поил пивом со своего стола. Вепрь, что сейчас равнодушно поворачивался на вертеле в ожидании людей, изъязвивших желание сказать своё слово на альтинге, был изловлен молодыми охотниками, которые ещё не заслужили таких почестей. Хирд, самый младший из них сейчас помирал в горячке от страшных ран - прежде чем погибнуть, зверь распорол ему весь бок до рёбер и сизой требухи. Видать, сами боги потребовали жертву в обмен на красавца-вепря. *** Наконец настал тот час, когда во дворе возле Длинного Дома загорелись костры когда дары природы стали съедобны, а собравшиеся уже испили хмельного мёда. Чувствуя, что долг гостеприимного хозяина выполнен, Конунг Турогв поднялся. Тишина воцарилась в Доме. Час, когда правитель всех жителей Бифроста скажет Слово. - Вы терпеливо ждали середины лета, - пронёсся над головами его внушительный бас. Конунг был уже немолод, но голос его будто принадлежал тому Турогву, что сел на резной трон двадцать зим назад после кончины брата. - Я исполнил обещание, собрав вас здесь. Я говорил с богами вчера ночью. Мой вопрос был о грядущем. Вот, что они мне ответили, - он помолчал, не зная, как воспримут его слова собравшиеся. - «Грядущее сокрыто», -голос Турогва Конунга стал торжественным, однако выглядел он вовсе не радостно. - Ждать нового ответа богов мы не станем. Некому станет ждать ответа, если зима продлится еще год. Потому слушайте волю вашего Конунга, о славные жители Бифроста: вёльвы снизошли до моих просьб, они спросят богов и укажут путь. «Шестеро храбрых пусть явятся с даром, коль внимать желают гласу Небес» - такие вести я получил от них неделю назад, когда они…пришли за моим сыном и дочерью, - на этих словах жена Конунга побледнела сильнее, а губы ее скривились, словно она собиралась заплакать. Вёльвы редко соглашались помочь и никогда не являлись днём, посему ходили легенды, что они уродливы и алчны. - Сейчас пусть выйдут шестеро, что желают говорить с вёльвами и узнать слово богов первыми. Моя дочь Хильд укажет вам путь. Воины и следопыты из Эрве-Ордал редко заходили на территорию Вёльвбринн, леса вёльв, всякий раз рискуя не вернуться из дозора. Оттого честь, выпавшая Хильд, была велика, а также показывала ее достойной дочерью Конунга, хотя, поговаривают, сам Турогв желал ей другой судьбы. Звенящая тишина вновь воцарилась на альтинге. Все ждали, кто первым выйдет в центр, предстанет перед правителем.
-
Отличное начало. Очень атмосферно.
-
Красивое начало, достойное настоящих саг!
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Первое, что ощутила Маша, был неприятный укол, то ли совести, то ли стыда за разыгрываемый ими фарс; вторым же пришло облегчение - можно прекратить, оставить выдержку, хватку бульдога, разжать зубы, ослабить оскал. Даже плечи машенькины опустились, словно груз с них свалился какой. Наверное, это действительно единственно верная реакция в такой ситуации.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
И вообще от сигарет иногда очень хорошо занимается пожар, - осознав свою зависимость, Нюра поспешила прикрыться благим делом. Красиво)
|
-
Неожиданный ход! Но весьма интересный.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
За верность персонажа себе.
|
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Живая Душа среди мертвого. И последователи зачетные
|
-
Немного запоздалый плюс за умение осадить обнаглевших подчиненных. Да и в целом демоница меня всегда радует.
|
-
Маша не ошиблась с выбором деятельности: хорошо давит, грамотно.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Хорошие размышления в течение всего разговора.
|
|
-
Смелое это "Хватайся"! )) не ожидал...
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
10 (11) постов - полёт нормальный. :)
|
-
отдохни в роли ангела небесного Красиво прозвучало. Да и вообще пост хорош - показывает Машу еще объемнее и живее. Шарман!
|
-
Да. Очень естественная реакция девушки-девочки.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
- Ты как это сделал?Отличное начало.
|
-
Хорошая тактика. Маша интуитивно чувствует свою новую службу.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
А я уж думал, ты не вспомнишь. :)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Эля явно умеет заводить друзей.
|
-
Маша идеально держит баланс в общении с обвиняемым - прямо-таки натуральные психологические качели выходят.
|
-
Спасибо за игру, за столь умиляющие посты и за проявленную инициативность. Я не особо сторонник разыгрывать диалоги отдельно и после вклинивать их в сюжет, но твои приглашения провести социальную часть подобным образом оказались вполне уместны и своевременны. Более того, эти переписки стали для меня самыми увлекательными и яркими моментами в игре и мне действительно понравилось выстраивать с тобой этот отыгрыш.
Приятный игрок и прекрасный персонаж. Местами было отчётливо заметно, как ты старалась вытянуть игру, аккуратно подталкивала всех к активности, а порой проявляла бо́льшую вовлечённость, чем все остальные участники модуля. И это здорово, лично мне подобное импонирует, тем более в представленном тобой виде. Настоящий организатор, однако. И даже, честно говоря, отмечу, что с таким исполнением роли Провидицы и с таким игроком, хотелось видеть Василису главным персонажем номер один, если говорить словами модуля. Думаю, в таком случае игра бы заиграла куда краше и прожила бы дольше.
|
-
Неплохо придумано со вспышкой
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Никогда ещё гречка не пахла настолько вкусно.
|
-
- Каково это быть одной, Эллисон? Они были тебе дороги, я знаю. Как жаль, что их больше нет. Отныне ты будешь очень одинока. Ты успела услышать их последние слова? Успела? Я слышала их. А ты? Последние слова - очень важны. Они всегда остаются на память. Хочешь я расскажу тебе, что кричала твоя сестра? Кажется, она не желала умирать. А твой брат.... тот просто не успел понять, что гибнет. Вон там, неподалеку, его сердце еще бьется. Коснись его. Оно еще теплое, Эллисон. *восторженный демонический хохот*
|
Душа стояла , не двигаясь, хрупкая, расслабленная, с повисшими вдоль тела руками и открытая, словно ребёнок перед опасностью, которую не осознаёт.
Или не признаёт.
Или… не замечает.
Она смотрела на Риск, но будто не видела, искала что-то в воздухе и слабо улыбалась. Непозволительная роскошь - улыбка, когда окружён врагами. Она вглядывалась во что-то поверх голов все внимательнее, бледные губы все шире открывались в улыбке.
Лишь когда вынесли тела ее братьев, Душа нашла глазами лицо Риск, встретилась с ней глазами. Веселый взгляд стал вкрадчивым, словно она что-то искала внутри и не находила. Так и есть. Риск была оболочкой. Двигалась, как человек, но внутри давно гулял ветер.
Где-то также бездумно блуждает и ее собственная оболочка, а Души внутри нет.
Душа перевела взгляд на ее людей. От них резко пахло. «Потом» - сказал бы кто-то хорошо чует носом. «Ненавистью» - чует сразу всей душой Душа. После осмотра явившейся банды, она наконец взглянула на погибших. Как всегда, с улыбкой: даже их вид не мог затмить их ценности.
Душа никуда не торопилась.
Торопились всегда другие. Риск спешила напиться кровью. Ее люди спешили выпустить ярость и вернуться к своим делам. К сожалению, поторопился и Сирокко...
Такое уже случалось, когда ее братья и сестры теряли контроль, но сейчас, она чувствовала это по изменившемуся дыханию присутствующих, этого делать не стоило. Контроль и время - всё, что у них было сейчас. И теперь это пропало.
- Не смей, - это было первое, что произнесла Душа сегодня. Голос ее тоже ни с чьим перепутать: Душа говорит медленно и спокойно. Тихо вещает Душа, но тот, кому предназначаются ее слова, непременно ее слышит. Сейчас Душа вещала не для Риск, не для ее банды и не для своего культа. Взгляд устремился к потерявшему контроль, лишившему их возможности проводить умерших братьев, восстановить ход событий, увидеть правду.
Улыбка исчезла. Вкрадчивый спокойный голос зазвучал, но теперь его не слышал никто. Душа говорила себе самой: «Кто сможет доказать, что мои люди напали ПЕРВЫМИ? Сирокко сможет. Он сделал то же самое.»
- Шаг назад, - молвила Душа тем, кто был ещё с ней. Руки спрятанные под широкими рукавами, разведённые в стороны, были похожи на два крыла. Под ними Душа словно пыталась укрыть всех, кого ещё можно спасти.
Всех, кроме Сирокко.
-
Торопились всегда другие. Риск спешила напиться кровью. Ее люди спешили выпустить ярость и вернуться к своим делам. К сожалению, поторопился и Сирокко... Все люди торопятся. Но когда торопятся те, кто нам доверились, больнее.
|
Из-за тебя я здесь
Из-за тебя, белокурая, счастливая, мелкая дрянь Прекрати бежать по зелёной траве, которой нет конца Не смейся, сука, заткнись Почему ты раздета? Тебе тепло? В твоём мире всегда солнце?
Ненавижу тебя, щуплая, смеющаяся тварь Не беги так быстро Не уходи Я хочу спросить
Я ненавижу твои радостные глаза Из-за них я здесь Ты сука, грязная шлюха, безмозглое уёбище Не беги, остановись Бездушная!
…я тоже так хочу…
С этой мыслью Душа всегда просыпалась. Девчонка, за которой она гналась по зелёному лугу, в мире, где глоток воздуха полной грудью не означал мгновенной смерти, всякий раз скрывалась со смехом.
С тех пор как она увидела эту девчонку, реальность стала мучением, а путешествия за грань - целью.
Босоногая убегала всегда стремительно и Душа не могла соединиться с ней. Не стоило им разлучаться. Душа покинула ее давно, ещё до конца времён и встретиться не получалось. А всего-то и стоило - догнать, обнять, войти в щуплую тушку и наполнить собой эту опустевшую желанную оболочку. Кажется, это называется «стать человеком»…
Тогда-то Душа сможет сама бежать вдаль по зелёному лугу, на самый красивый в мире закат.
Много после, в своих скитаниях Душа поняла, что слышит Его. Вихрь. Он был везде и нигде. Он пел ей. Он обещал знания, которых нет больше нигде. Душа хранила их в своём тайнике, потому что больше не знала, где можно было спрятать обрывки его безумных слов. Ведь тела у Души не было. Душа без тела жила давно. С самого окончания времён.
… я тоже так хочу…
В этот раз девчонка что-то кричала ей. Она никогда не кричала. Только смеялась. А сегодня…
Грубая пятерня впилась в ее плечо. Запах Мрака Душа не спутает ни с чем.
- Душа, выходи!
Забавно, детка, забавно. Ведь я покинула тебя столько тысячелетий назад.
Прежде чем Душа очнулась и всё поняла, было поздно. Бледный подбородок и край потрепанной куртки… Сирокко, верный Сирокко… Душа мечтательно улыбнулась, вспоминая Праздник, и кивнула Мраку. Выясни, мол.
А она ещё полежит, прикрыв глаза, и в деталях вспомнит всё, что видела. Девчонка говорила с ней.
Стоп, нет
Это была не она
И выяснить можно было только одним способом. Душа поднялась, одернула платье, стряхнула пыль, осевшую на босые стопы, машинально провела рукой по волосам, блаженно улыбаясь и щурясь от света, вышла из убежища, куда ночью, на Праздник, ушел ее культ.
Она не чувствовала нескольких братьев рядом, словно те исчезли. Исчезли вместе с душами. Что-то случилось…
Потягиваясь, Душа облокотилась о край хибары и выжидательно смотрела из-под полуопущенных век.
Ветер доносил ярость, которая жаждала вырваться и принести смерть. Песня ярости была необыкновенной, притягательной и возбуждающей. На миг Душа представила всех этих людей, людей Риск, на своём Празднике и, склонив голову набок, по-кошачьи мягко ступая босыми ногами по мерзлой земле, двинулась к пришедшим.
|
|
-
Плюс нужен как минимум, чтобы сохранить этот пост в истории профиля)
-
А вот это уже органично, ожидаемо и весьма подходит для хорроров, каким бы странным такое мнение ни казалось. ))
|
|
-
- Сука, ахуеть! - нюрина связь с бабушкой-филологом оборвалась безвозвратно
Угорнул)
|
-
С вашего позволения, я отправлюсь в Онежский уезд, Неожиданный, признаться, выбор. Я почему-то думала, что Машенька выберет Кемь или Колу.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Эля вспомнила слова тренера, от которых ей полегчало: "Если всё плохо, сначала поешь. Если по-прежнему плохо, выспись."А Вы точно тренер? Позабавило.
|
-
Тупо, страшно и весело. Смертоносный коктейль)
|
|
-
-
- Вот что! Мне надоело всех искать, - следующая стадия - злость - наступила мгновенно за первой. Мне нравится, живой персонаж получается.
|
-
вот только к лицедейству я вряд ли пригодна Откровенность и прямота Машеньке к лицу.
|
-
Кровь быстро испарялась с ее тела, то ли от латыни, то ли оттого, что горячая она всё-таки девчонка была, из самого жерла преисподней как-никак.
|
-
надежда, едва не потерявшаяся вчера в потемках Красивый образ!
|
|
|
-
Очень теплый пост) И весьма характеризующий Машеньку.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Жестокая. Зачем братика расстраиваешь?
|
Собиралась Эвия без малого час: привести усталую барышню в состояние пышущей здоровьем леди помогли три чашки крепкого чаю, всемогущий грим и голубое в розовый цветочек платье, очень оттенявшее лицо миссис Уотсон и особенно подчеркнувшее ее глаза.
Эвия даже успела снять налёт пьющего работяги с лица и рук Куллстеда, напоследок шепнув тому, как она волнуется за «бедного милого мистера Шена» и чтобы он во что бы то ни стало попытался найти его, так как она чувствует себя «немного виновной» в его исчезновении.
*** - А вообще он замечательный и очень ранимый, - щебетала Эвия, сидя в кэбе и рассказывая доктору об инспекторе. По ее словам выходило, что тот «очень устал на службе», но, как водится, там «привыкли выжимать человека досуха», а жена инспектора «гоняется за бриллиантами», вот и получается, что «отставка ему не светит».
- Если нас проведут в гостиную, кабинет лейтенанта Осборна расположен в конце коридора налево, - заговорщически шепнула Эвия, не поясняя, зачем. Если доктор в дополнение к лечению дочери инспектора захочет узнать что-то полезное для дела, он будет знать, где это сделать. Если же нет, пусть считает, что миссис Уотсон просто делится с ним устройством дома, в который они направлялись. И не более того.
Эвия рассказывала о главном инспекторе Каэрлиона так просто, как будто речь шла о каком-то ее друге или соседе, и когда в гостиной появился сам Мистер Осборн, стало понятно, почему. В больших светлых глазах миссис Уотсон, профессионально подчеркнутых платьем, возникло вдруг столько нежности, в которой Осборн непременно утонул бы, не будь тут герра Мейера. От наблюдательного доктора не укрылось, отчего Эвия так осведомлена о тяготах службы инспектора, состоянии здоровья его близких, а также их прихотях, которые не без помощи миссис Уотсон исполнялись мгновенно. Эвия была посвящена и в личную трагедию лейтенанта Осборна, но об этом будет сказано позже, если вообще будет сказано, ибо всё, что происходит на спиритическом сеансе, остаётся на спиритическом сеансе.
- Лейтенант Осборн, - поднявшись, чтобы поприветствовать инспектора и подать тому руку для поцелуя, Эвия не преминула воспользоваться старым проверенным способом установления быстрого контакта - взгляд в глаза чуть дольше обычного, касание, голос, произносивший фамилию мужчины, улыбка.
- Я сбилась с ног, чтобы отыскать герра Мейера, - лучезарно улыбаясь, Эвия представила доктора, - для дорогой Эмилии. Герр Мейер - такой занятой человек! Мне стоило больших усилий уговорить его немного изменить свой график, - возвеличив тем самым врачебные навыки Густава, Эвия продолжила.
- Даже любимый пирог Эмилии было гораздо проще найти, а вы ведь знаете, какая редкость, эти яблочные пироги в Каэрлионе. В общем, как видите, все мои операции прошли успешно и я позволила себе небольшую вольность явиться без приглашения и даже попросить Карлиту сделать нам чаю, - наивный взгляд и извиняющаяся улыбка создавали ощутимый контраст с ухмылкой и усталым взглядом исподлобья вчерашней побитой жизнью миссис Пибоди.
|
Врожденная деликатность не изменила Марии Карловне даже в состоянии, когда решения обычно резки, а речи дёрганны. Она лишь охватила быстрым взглядом комнатку соседки, отметив, что уюта в ней гораздо больше, нежели в ее собственной, где Мария не спешила обживаться, то ли надеясь на лучшее жильё, то ли, напротив, опасаясь скорейшего переезда. Верочка подобными вопросами не задавалась или в ее обозримом будущем были лишь ближайшие несколько часов, что тоже импонировало Маше, поскольку она сама так не умела.
- Давайте я вам помогу, Вера, - улыбаясь, что было почти подвигом, предложила Мария. Надо было чем-то себя занять. К тому же тепло и уют верочкиной спальни растапливали скреплённое и значительно огрубевшее за последние несколько месяцев сердце, а расплакаться было и вовсе глупо.
Тем не менее, когда горячий пар, поднимавшийся от чашки, согрел озябшее лицо, Маша задала всё-таки тот терзавший ее всю ночь вопрос: - Что мы здесь делаем, Вера? - пояснять она не спешила. Знала, что соседка ее поймёт. Не про уютную комнатушку речь. Про целый город. А, возможно, и страну.
- Спасибо. – серьезно ответила Вера, нащупав, наконец, круглые очечки и водрузив их на нос. Выбравшись из-под теплого одеяла, она прошла босыми ногами к стоящему на полочке чайнику с немного мятой стенкой и, прихватив его и жестяную коробочку с чаем, отправилась вместе с Машей на стылую холодную кухню. Затопив остатками дров и щепой маленькую чугунную буржуйку и водрузив на нее чайник, она обняв свои плечи, застыла. Девушка уже поняла, что она была не права, выйдя из теплой комнаты, не накинув ничего на плечи, но уходить было поздно: становиться погорелицей от случайно выпавшего уголька она не собиралась. Наконец раздался долгожданный свист, и вскоре кипяток струей ударил по дну фарфоровых чашечек, поднимая на поверхность травинки крепкого индийского чая. Поспешив обратно в теплые покои, Верочка осмотрелась и, решив, видимо, не испытывать судьбу в неустойчивом кресле, предложила гостье садиться рядом, на смятые простыни узкой кровати. Держа чашечку в лодочке ладоней, она задумчиво ответила: - Пытаемся жить, наверное. А скорее даже выживать, изображая, что почти ничего не изменилось. Обманываем себя, что уж завтра-то... А некоторые – малый процент – борются с красными ветряными мельницами, потому что понимают, что пока те стоят, к прежнему покою возврата не будет. Хотя как прежде уже никогда не будет...
Мария Карловна, вытянувшись в струнку, даже сидя на кровати, держала чашку «как положено», иными словами, как привыкла. Она потягивала чай тихо, будто вовсе не пила, а так - касалась губами края чашки. В глубокой задумчивости слушала она верочкины измышления. - Никогда еще прежде я не чувствовала себя настолько бесполезной, - пожаловалась вдруг Маша, глядя в чашку пристально, словно ждала оттуда знак.
- Бесполезной? Не знаю. – Вера пожала плечами. – По крайней мере, мы более полезны, чем во время войны. Правда, я до того, как попала к англичанам, смогла немного поработать на контрразведку – это было действительно нужное для Родины дело, но… Не знаю, можно ли еще вернуться? Да и страшно как-то одной идти, после всего, что я насмотрелась. Я просто знаю, - неуверенным жестом она закинула за спину тяжелую черную прядь, - что делаю хоть что-то. Иначе бы на моем месте сидел мужчина – а так на одну винтовку больше на фронте. Да и, - тяжелый вздох, - мы все-таки девушки, и нам сложнее быть полезными в такую… в такой ситуации. Это время мужчин, время силы. Не быть же нам как Ласточка эта: вся из себя такая солдатка, такая резкая и бескомпромиссная, к которой никто не прислушивается и над которой, кажется. Все молча посмеиваются. И то: молча не потому, что боятся, а потому, что она – женщина. Н-да… Вера поднялась и поворошила кочергой угли в печке. Подбросив в огонь оставшиеся дрова, она грустно вымолвила: - Все. Да утра не хватит… Вернувшись на место, она с ногами забралась на кровать, усевшись по-турецки, и взяла дымную кружку. - Мария Карловна, да не стесняйтесь вы, устраивайтесь поудобнее, а то мне ей-Богу неловко как-то. А ощущение бесполезности… Я о нем тоже думала, и тоже ощущала, но оно, как мне кажется, вызвано одиночеством и невозможностью отогреть душу. Некого обнять, некому на плече поплакать, не перед кем излить душу. Все остается внутри, и это порождает неуверенность, страх и слабость, сомнение в себе. Вот он – корень всех бед.
«У меня и так никогда не было плеча, чтобы поплакать» подумала Маша, а вслух сказала: - Не думаю, что эмоциональные излияния сделают меня более полезной в этом «времени мужчин», как вы изволили выразиться, - Мария Карловна горько усмехнулась, но тут же, сев поудобнее (что у неё означало слегка подвинуться в глубь кровати) перевела разговор. - Вера, расскажите лучше про контрразведку. Мне все интересно. Как вы там оказались и почему мы до сих пор не там? - улыбнулась Маша, придав своему последнему вопросу налёт шутки.
- Не то чтобы это поможет остальным, - философски пожала плечами Вера, - скорее это не даст нам скатиться в бездну самобичевания. Но это только мои домыслы, не подкрепленные ничем. Это как, - она замялась, подбирая верное слово, - как исповедь. Выговорилась – и на душе немного легче стало. Что же до контрразведки, - она невесело усмехнулась, - то все достаточно просто и прозаично. Я мечтала помочь нашим солдатам одолеть врага – но на фронт, как Бочкарева, идти боялась. Да и фигура у меня, - она приосанилась, подтверждая свои слова, - слишком женственная: быстро распознали бы. Могла стать сестрой милосердия, но сомневалась, что смогу выдержать подобное зрелище. Человек, он, конечно, ко всему привыкает, но я боялась попросту сойти с ума.
И тогда наш губернский шеф жандармов – он с папенькой был знаком – предложил мне послужить на благо Империи в контрразведке, аргументируя это тем, что никто девушку не заподозрит в том, что она ловит шпионов. Я, конечно, с радостью согласилась. Да и ты бы, наверное, тоже, поступи такое предложение – тогда это звучало так романтично! – Данилевич, перестав следить за собой, снова сбилась на «ты», - Меня назначили в Архангельск, куда я прибыла незадолго до первой революции. Поймали несколько дезертиров, выявили группу провокаторов, несколько раз ловили немцев и мадьяр. Бежавших со строительства железной дороги. То есть служба в основном была, так сказать. Полицейской, но, менее… формализованной, что ли? Правда, один раз, почти сразу после первой революции, смогли поймать немецкого шпиона, готовившего диверсию на судах – это, наверное, единственное, чем стоит гордиться. – девушка широко улыбнулась. Как оказалось, когда Вера перестает хмуриться и казаться серьезной, она сразу становится очень милой. А потом все пошло по наклонной. Сокращали штат, урезали права, запрещали то делать, это… А я к тому же не скрывала своих монархических взглядов – вот меня и ушли в отставку. Хорошо хоть, брат приехал: он у меня инженер-путеец, сейчас на Мурмане живет. Сильно помог мне тогда. К тому же опередил собственную телеграмму: получи я сначала ее, точно бы на себя наложила руки. Ну да ладно, будет об этом. В общем, выгнали меня большевики из контрразведки. А потом, как англичане пришли, устроилась к ним. Хоть что-то, - в глазах мелькнула чугунная грусть, - знакомое. А сейчас, после переворота, контрразведку заново собирают. Вот только тех, кто был там в феврале прошлого года, почти никого не осталось. Слава Богу, хоть руководитель ее, Михаил Константинович Рындин, мужчина неглупый и в свое время, будучи следователем Окружного суда, крепко нам помогавший. И теперь не знаю, что мне делать, и где я буду полезнее…
Совсем перестав пить чай, Маша пристально изучала лицо Верочки, у которой за плечами был багаж побольше, чем у иного солдата. Маленькое сердечко такое, а бьется громко. Оглушительно стучит. Помоги Бог таким. Не перебивая, слушала Мария рассказ сослуживицы, а лоб всё морщился, какие-то думы там гуляли, а когда тесно им стало в машиной голове, она твёрдо Верочке заявила: - Что ж, Вера, надумаете обратно в контрразведку, приглашайте. Если хотите мое мнение, засиделись мы тут, в бумажках заблудились, - кивнув на кипу бумаг, улыбнулась Маша.
Облокотившись на подушку, Вера посмотрела на Машу с некоторым удивлением: кажется, бывшая контрразведчица не ожидала от приятельницы таких категоричных и решительных выводов. Поправив очки на остреньком носу, девушка молча отпила крепкий чай, поморщилась – еще горячо. И ответила, отведя взгляд в сторону окна: - Наверное, вы правы, хотя я старалась о ней не думать. Но… - в тишине отчетливо скрипнули зубы. - А, ладно, потерявши шею, о руке не горюют! Маша, я тебе не сказала, и в этом моя вина. Понимаешь, если ты в контрразведывательном отделении – у тебя не остается собственной чести, потому что ты отдаешь всю самое себя на благо страны – так меня учил мой наставник, подполковник Юдичев, бывший жандарм. Для тебя не может быть ничего слишком аморального, подлого и низкого: все средства хороши для того, чтобы не взорвалась новая адская машинка, убив разом почти тысячу человек! – Вера почти срывалась на крик. – Подслушивать, лгать в глаза, стрелять в спину, отдавать себя, чтобы втереться в доверие – сломать себя об колено во имя того, чтобы жили другие и не знали, что опасность прошла стороной. Ни почестей, ни славы – только презрение тех, кто знает, и безразличные взгляды других! – в голосе стояли надрывные слезы. – Вот почему я трусливо боюсь снова вернуться, хотя понимаю, что там нужнее! – громкий всхлип, руки дрожат, плеская кипятком на кожу и светлые простыни. – Ты хорошая, ты правильная – зачем тебе туда!?
Мария Карловна не умела утешать - увидев чужие слёзы, она каменела. Однако точно знала, что говорить что-либо, пока человек рыдает, никакого смысла нет. И пока сказанное искало дорожку к ее разуму, Мария осторожно забрала у соседки чашку, поставила ту на стол. Потом подумав немного, привлекла плачущую девушку и рассеянно гладила ту по волосам, вспоминая мать и как ей, Маше, помогало это в минуты отчаяния - простое прикосновение.
Маша вспоминала, что говорила несколькими часами ранее офицеру, вспоминала свои мысли о том, что вершить судьбу человеческую подобно Господу Богу - занятие неблагодарное и опасное, да не по силам ей.
- Вы правы, Верочка, - продолжая гладить девушку по темным волосам, тихо говорила Мария, - не достанет у меня столько смелости, даже на благо родине. - Но понимаете, - чуть отстранившись и взглянув Верочке в лицо, продолжила Иессен, - у всякого человека есть выбор и того у него не отнять. И о правильном выборе не плачут. Не страдают, Вера. Ей надо было видеть лицо девушки в этот момент.
- Я, - ответом стал еще один громкий всхлип, - не плачу! Вера и правда не плакала в том смысле, который в это слово привыкли закладывать. Глаза ее, огромные на искривленном лице, были совершенно сухими. Но холодные рыдания, сотрясавшие плечи и без слез, говорили сами за себя. Короткая вспышка эмоций, пробившаяся сквозь плотный полог невозмутимости, мало-помалу отступала, как возвращается назад с отливом море, оставляя после себя водоросли и влагу в шербинах камней. Сняв с себя очки, Данилевич неловко ткнулась носом в шею Марии. По телу девушки временами пробегала крупная дрожь, заставляющая ее еще крепче прижиматься к гостье. От ласковой и успокаивающей руки она не отстранялась, ловя те короткие минуты тепла, о которых только недавно говорила. Когда барышня Иессен чуть отстранилась, Вера сама подняла голову, глядя снизу вверх чуть прищуренными покрасневшими глазами. Губы ее горько кривились, на шее нервно билась синяя венка. - Понимаю. Но иногда так больно – рвать себя по-живому ради… Ради того, что доброй половине и не нужно? – Больные глаза не спрашивали, не ждали ответа, они находили его в каждом выражении лица, в каждом движении Машеньки. – Но знаю, что это нужно. Прости. – она на миг уронила голову и снова подняла ее, глядя на Марию сквозь упавшие на лицо темные волосы. – Я сорвалась. На должна была так… - уголок губ дернулся. – Не должна была вываливать на тебя свои проблемы. Это неправильно.
- Духовник мой, батюшка Сергий, бывало, сказывал, что всякому страданий даётся по силам, что Господь не даст больше, чем сумеешь вынести, Верочка, - задумчиво глядя перед собой и чему-то светло улыбаясь, Мария не заметила, как перешла «на ты».
- Вы, Верочка, ой… да что я всё с этими «вы», смешно даже! Ты, Вера, если здесь со мной сейчас сидишь, значит, выходит, всё было по силам, - ободряюще встряхнула Маша соседку и, выпустив ту из объятий, налила ещё чаю заместо пролитого, пусть и слегка остывшего.
-Уходите сейчас, - твёрдо заключила Мария, снова сев на кровать и глядя соседке прямо в глаза. - Посмотрите, что творится. Сейчас ни вы… ни ты, ни я здесь ни при чём. Только писать не забывай. И ежели помощь какая нужна или работа найдётся, тотчас сообщай, - зная, что не станет Вера в письмах такие ценные сведения указывать, тем не менее говорит Маша. - А то совсем ты Акакий Акакиевич тут стала, - кивнув на кипу бумаг, разулыбалась Мария и допила наконец свой остывший чай.
- Действительно. – против светлой улыбки Машеньки устоять невозможно, и Данилевич улыбается в ответ, сначала натужно, но потом все искреннее. – Столько было, а я все никак не определюсь, а это гора-аздо хуже. - Улыбка Верочке очень шла, словно подсвечивая ее лицо изнутри. Поблагодарив за чай, она продолжила: - Наверное, ты права. Хватит бегать от сложного, но важного, и прятать голову в песок. Тогда со стыда не умерла, и сейчас справлюсь. К тому же, хоть английский паек слаще, да русский начальник приятнее. А то ругаю мужчин, в тылу сидящих, а сама такая же! К тому же, кто знает, на какое направление меня попросят? И правда, чего я за Рындин выдумываю? Слушай, Маш, - повернулась она к барышне Иессен, - а может все же вместе попробуем? Только предупредим, что на такие жертвы ты не готова? Неужто не найдется места для умной девушки? Аналитика там, или еще какой? Давай завтра же с утра, если Бог даст и ничего не случится, попробуем?
Маша усмехнулась грустно: - Наверное, тут я должна напомнить, что утро вечера мудренее… И подумав, всё же проявила интерес: - А что нам на это англичане скажут? Сразу две барышни от них сбегут,- полушутливо заметила она. Прослыть перебежчицей Марии Карловне не хотелось. Особенно если шило на мыло меняет.
- Да сейчас уже не поймешь, где утро, где вечер... А раз уж начали обсуждать, так что же не продолжить. А утром закрепим. - Вера улыбнулась и устроилась поудобнее. Потом, поразмыслив, рещительно взяла одеяло и мягко накинула его на плечи Маши. - Теперь твоя очередь греться, а то скоро все прогорит, и снова выстудится. Щели же... - тон девушки был извиняющийся, словно в этом была ее вина. - А англичане, - она пожала плечами, - англичане новых найдут. Платят они хорошо, продовольственный паек опять же. А грамотных и безработных сейчас пруд пруди.
Спать и правда совсем расхотелось. Маша с удовольствием устроилась под предложенным одеялом и ей стало совсем хорошо. Такие мгновения она ловила жадно, складывала в бутылочку из-под духов и плотно завинчивала пробку. - Расскажи мне подробнее про этого Рындина. Почему я раньше о нем не слышала?
Поправив бретелку ночного платья, Верочка забралась поглубже на кровать и, подложив под спину подушку, скрестила ноги по турецки. Попаравив очки, она начала деловым менторским тоном, впрочем, вскоре быстро исправившись на нормальный: - Михаил Константинович Рындин долгое время, как я знаю, года с двенадцатого, что ли, служил следователем окружного суда в чине коллежского асессора, помогал активно нам, контррадведчикам. А потом, когда пришли Временные, нашего начальника арестовали, и началась чехарда командиров. Ну и в итоге поставили летом прошлого года Михаила Константиновича. Он и при большевиках держался в должности - только с понижением до начальника Беломорского КаРэО, а не всей службы. И тихо помогал нашим. Ясное дело, когда краснокожих прогнали, он снова возглавил всю контрразведку. Очень умный мужчина, ответственный, с эдакой... - она щелкнула пальцами, - хваткой. Умеет и рисковать, и быть осторожным. Честный. Уголовщину всякую терпеть не может, и большевиков считает ворью подстать. Вот, еще обьясняет очень доходчиво - сразу все понимаешь. Профессионал настоящий, всю жизнь службе посвятил.
То, что описывала Верочка, Марии нравилось. Однако она привыкла доверять собственным глазам: - В таком случае, я бы хотела увидеть Михаила Константиновича лично. Это возможно, Верочка? Вы устроите нам встречу?
- Несомненно. Михаил Константинович уже пробовал меня сманить, но я обещала подумать. Думаю, - она мягко улыбнулась, - мы можем пойти хоть сейчас, и он нас примет, даже если прикорнул на службе. Как я слышала, он часто ночует прямо в кабинете: сотрудников мало, опытных и того меньше, а дела не ждут. Но, мнится мне, это будет моветон. Поэтому мы можем пойти к нему, например, с утра.
- Хорошо, Верочка. Вам виднее,- примирительно сказала Маша. В конце концов, что может случиться от одной встречи?
- Тогда так и порешим. - уверенно кивнула Данилевич.
-
-
Как же прихотливо и красиво вилась эта беседа!
|
Ласка провела Провидицу за собою, и чем дальше уходила она от охотницкой, тем сильнее было её облегчение. Провидица чувствовала, как то напряжение, что буквально испускала из себя эта сгорбленная, тщедушная фигурка в тёмном платке, становится всё меньше и меньше. Но, конечно, страх никогда не исчезал совсем - сейчас подобный страх испытывали все, кто живёт в Изборске и окрестностях.
Ягиня не лгала Ловчему, что не держит её насильно и не мучает. Ласка боялась её не поэтому. Просто она видела всё. Видела, как в ужасных муках и корчах умирали за поминальным столом люди, которых она любит. Видела Ягиню, что холодно и отстранённо наблюдает за тем, как умирают её братья. Видела, как горит город, и как бесчинствуют, грабят и убивают захватчики, которых призвала ведьма. И всё же, ласка не убегала. Ласка воспринимала это место как свой дом, и потому оставалась здесь, же всё ещё пытаясь поддерживать это место хотя бы в видимости порядка. Ведь там, за порогом опустевшего, затихшего и медленно приходящего в упадок княжьего детинца, Ласку ждала только неизвестность, голод и смерть. Ласка страшилась этого даже больше, чем боялась Ягиню. Намного больше.
Они вместе вышли на крыльцо. Ласка выпустила Провидицу, открыв для неё дверь, а сама скрылась внутри, желая поскорее спрятаться от всех невзгод в своей маленькой каморке. Провидица осталась в одиночестве и благословенной тишине. Впрочем, ненадолго. Совсем скоро она услышала, как где-то сверху открывается окно, а затем слышится слабый кашель. Спустившись с крыльца, Провидица повернулась в ту сторону, и увидала, как из окна выглянул Чахлик, которому отчего-то не спалось в эту ночь. Чахлик увидел её тоже, но некоторое время щурился, пытаясь разглядеть, кто это там, в полумраке, стоит под его окном. - Василиса? Это ты? - Спросил он неуверенно. - А где все остальные?
Благодарно кивнув и едва сдерживая гнев - новое чувство, готовое вот-вот вырваться наружу, как языки пламени из черепушки, Василиса покинула постылое место. Немного погодя, глотнув относительно свежего воздуха, она обратилась к девице: - Ласка, коли надумаешь, уходи с нами. Обидчиков среди нас нет, но и жизнь спокойную я тебе не обещаю, - наспех, перед тем, как расстаться, шепнула Огнедева.
С богами хотела разговор держать, да им виднее однако, с кем разговоры ей вести. - Я это, братец, - ласково сказала Провидица. - Ягинюшка с Ловчим беседуют, а я не могу зверья убитого выносить. Вышла с луной в гляделки поиграть, да с ветром посоветоваться, - то ли пошутила, то ли правду сказала Василиса.
Ласка на предложение Василисы ничего не ответила. Понятное дело, она была немая, но ведь даже ни кивка, ни отказа. Кажется, служанка испугалась, что с ней кто-то заговорил. Испугалась, что Ягиня подумает, будто ласка за её спиною о чём-то сговорилась с незнакомцами.
*** - А-а. Чахлик, очевидно, не знал, как понимать Василису. То ли как шутку её слова воспринять, то ли всерьёз. Посомневавшись несколько мгновений, он решил не переспрашивать, а вместо этого задал другой волновавший его вопрос. - А ты как Ягиня, да? Тоже ведунья? - Спросил он. А потом улыбнулся. - Или ты этот посох так носишь, людей попугать?
Василиса улыбнулась в ответ. Как все-таки не похож был Чахлик на будущее всемирное зло. - Боги показывают мне всё, будущее, прошлое. И посох они мне оставили. Не знаю, зачем, - честно призналась она. - Убивать душе моей противно.
- Ты богам служишь? Старым богам? - Удивился Чахлик. - Я думал, батюшка мой, Возгарь Пересветович, всех окрестил, кто старым богам молился. Но посох хороший. Красивый даже, по своему. Только голова эта... Ух. Чахлика так и передёрнуло, когда он глянул в пустые глазницы черепа. - Убивать противно. - Согласился Чахлик, когда его взгляд вновь сфокусировался на Василисе. - Но самому умирать страшнее.
- Послушай, - неожиданно нахмурившись, Василиса уперлась одной рукой в бок, - кто тебе сказал, что умирать страшно? Ты что, уже пробовал умирать? - в голосе сквозило раздражение. Василису завсегда злила людская слабость.
- Да если хочешь знать, то, что с тобой дальше произойдёт страшнее смерти в тыщу раз!
Разговор становился похожим на вызов. Однако Провидица точно знала, для чего рассказывает Чахлику о своих видениях. Пока тлеет угольками хотя бы слабенькая надежда, надо дуть изо всех сил на эти угли, авось да получится что.
- А что со мной произойдёт? - Севшим голосом прошелестел Чахлик, недоверчиво глядя на Василису. - Что же может быть хуже того, что тебя просто не станет, а тело твоё объедят черви с опарышами?
- Видела я… - и уголок рта приподнялся в недоброй усмешке, - что станешь ты трупом ходячим, скелетом истерзанным, на коем червям и поживиться нечем будет. Лицо твоё милое станет черепом, кожей обтянутым да и только. Глаза вот как у костяшки моей светятся да зло глядят, - Василиса развернула к Чахлику череп на посохе. Коли кто другой на ее месте оказался б, воспользовался уже мощью божьего подарка. Да Василиса плохого не умышляла.
- А уж зла сколько принесёшь, -Василиса присвистнула тихонько, - так в народе и прославишься, как самый злой колдун русский.
Она остановилась дух перевести и покачала головой, уже с грустью. - Не такой бы я тебе судьбы искала, коли б рядом была. Но, слава Богам, ухожу я поздорову. Насмотрелась и будет.
Удалось Василисе Чахлика напугать. Может, даже сильнее, чем она бы того хотела. Тот даже задышал чаще, задрожал слегка, представив себя самого от которого одни кости остались, но жизнь их не покинула. - Быть того не может! - Прошелестел отрок. - Ягиня обещала мне, что буду я вечно жить! Но не так! Не трупом ходячим! Тревожно оглядевшись по сторонам, Чахлик задышал глубже, пытаясь выровнять сердцебиение. Слабый организм, не отошедший ещё от яда, плохо переносил такие сильные страхи. - Я слышал, ты Провидицей себя называла. Но ты, должно быть, ошибаешься. - Проговорил он торопливо. - Или специально меня обманываешь, чтобы я отступился. Думаешь, я сам отступиться не хочу? Чахлик покачал головой. - Некуда мне уже отступаться. Сделанного не воротишь. Но я верю Ягине, она ещё никогда меня не подводила. Всегда была рядом, всегда мне помогала. Она любит меня. Может, если она будет знать про такое моё будущее, она что-нибудь придумает, как напасть такую от меня отвадить.
Однако, после кратких раздумий, Чахлик всё-таки передумал. - Нет, нельзя ей говорить. Она может худое подумать, что ты меня против неё настраиваешь. Может... как с братьями. Ты лучше тоже про это помалкивай до поры. А там я что-нибудь придумаю, может.
Василиса пожала плечами только, с равнодушием напускным. - Ты спросил. Я ответила. Боги ещё никогда не ошибались. А дальше отступайся, не отступайся - дело твоё. - Жаль, что не было меня раньше с тобой - это да, жаль. А теперь уж, - Провидица махнула рукой, - и правда дел наворочено.
Она было уйти хотела уже, да больно сердце у Василисы доброе оказалось: - Ты, братец, коли передать мне что захочешь али поговорить просто, ветру нашепчи, а он уж мне передаст, он тоже брат мой, не обманет.
- Прямо вот так? Ветру? - Удивился Чахлик, но спорить не стал. - Ладно. Может, попробую, если будет что сказать.
- Авось свидимся ещё.
Поклонилась Василиса, посмотрела на Чахлику пристально, словно запомнить его таким хотела, да и пошла прочь. Укромное местечко найти да с куколкой поговорить, покуда не с кем более. За Ловчего у Провидицы сердце не болело, за брата тем более - каждый сам свою дорожку топчет, как хочет, а вот не станет ли она, Василиса, пособницей тьмы, очень тревожило девицу.
- Удачи тебе. - Пожелал Чахлик вслед Провидице, и скрылся в глубине своей тёмной комнаты, затворив окошко. А Провидица отошла к коню своему верному, Нечую, который тут же доверчиво прильнул мордой к его рукам. Тут было спокойно. Никто не подслушает. Даже птицы куда-то делись - неужто исполнила колдунья обещание?
- Ох, Нечуй, Нечуюшка, - простонала Василиса и уткнулась в тёплую конскую шею. - Какая ж я Провидица, коль о себе ничегошеньки не знала… Постояв так с минуту, Василиса утёрла слёзы беспомощные и за куколкой потянулась. Накормила ту и спрашивает: - Зачем, куколка, сестре варяги те двое понадобились?
- Думает Ягиня, будто бы есть у них какой-то секрет. - Ответила куколка Василисе. - Секрет, который поможет Чахлика от смерти спасти. Сами-то они от смерти много раз спасались, если верить молве.
Прищурилась Василиса: - Так и думала я, куколка. А действительно есть? - хитро улыбнулась она и скормила той последний кусочек яблока. Нечуй с грустью посмотрел на это непотребство.
- Какой-то секрет у них точно есть. А спасёт ли он их... - Кусочек яблока неведомым образом исчез у рта куколки-крупянички.
- Благодарствую, куколка, - тихо сказала Провидица. Больше всего ей сейчас хотелось обратно в теремок свой вернуться, да видно не придётся уже…
-
Пока тлеет угольками хотя бы слабенькая надежда, надо дуть изо всех сил на эти угли, авось да получится что. Василиса – честь и совесть этого модуля!)
|
-
пришлось очень сократить этот пост, чтобы не перерос в разборку Ну и зря, кстати! А так - отличная реакция!
|
|
- Понимаете, сэр Макхольн, лицо у вас... - Эвия ненадолго замолчала, не переставая, впрочем, колдовать, с кисточкой в левой руке и палитрой в правой, - одним словом, вы не думали о карьере актера? - не закончив предыдущую мысль, она тем не менее переключилась на следующую, видимо, более важную для нее сейчас. Вообще, Эвия старалась поддерживать беседу, но была глубоко погружена в историю нового персонажа, появлявшегося из-под ее легкой руки в сей самый миг. Когда миссис Уотсон закончила, цвет лица Куллстеда, глубокие морщины, покрасневшие веки и мешки под глазами вполне соответствовали образу жизни усталого, пьющего работяги, которому и радости-то было - в конце дня пропустить с друзьями по стаканчику.
Сама она выглядела не лучше. Уже старуха в свои тридцать пять, миссис Пибоди повидала всякое - и алкоголь (о чем также свидетельствовал нездоровый землистый цвет лица), и побои (красноречивый двухнедельный синяк под глазом желтоватого оттенка), и тяжелую работу (слегка трясущиеся темные, темнее лица, кисти рук с грязными, почерневшими ногтями). Впрочем, Макхольн не избежал той же участи и вскоре его ухоженные аристократические пальцы украшали пятна въевшейся намертво грязи, мелкие ссадины, а пожелтевшие от табака кончики пальцев завершались черными коронами ногтей. - Старайтесь поменьше улыбаться, - насупив брови, изрекла миссис Пибоди, для которой хмуриться было почти противоестественно. - Зубы могут вас выдать. А также мне бы не хотелось портить ваш костюм, мистер Макхольн, да и рабочую публику не так-то просто обмануть забрызганным грязью твидовым пиджаком, - со знанием дела проговорила Эвия, детство которой прошло на улице, в окружении благодарной публики из всех слоев населения Каэрлиона.
- Поэтому.... - театральная пауза, интригующе изогнутая бровь и Эвия извлекает из старого чемодана, притворившегося ветошью в кладовке, мятую рубаху, видавшие виды брюки, пиджак - одежду, словно бы снятую с покойника, и тут же закрывает все возникшие вопросы одной фразой, - списанный театральный реквизит! О содержимом чемодана мог догадываться лишь Шэн, ведь именно он помогал мальчишке с веснушчатым лицом нести его внутрь на заре карьеры миссис Уотсон в агентстве.
- Облачайтесь, Куллстед и не забудьте про шейный платок, - не скрывая хитрой улыбки, скомандовала Эвия. - Костюмы прошли стирку и лично проверены мной на наличие неприятных насекомых, - прыснула она, вытаскивая тем временем потрепанное платье, грязноватый передник и пару изношенных туфель.
Прощайте, старая миссис МакДугалл. Да здравствует, миссис Пибоди!
-
Волшебная сила искусства!
|
-
Вводный пост от персонажа меня оставил немного запутанным(от обилия деталей), но мысленно я отметил отлично выписанный образ. Что касается этого поста, он просто замечательный)
|
Недавно в особняк Уотсонов поступила на службу почтенная престарелая леди. Ее видели, выходящей из дома по вечерам и иногда рано утром. В неизменном глубоком трауре, согбенная и припадавшая на одну ногу, словно та была короче другой, она спускалась по черной лестнице, чинно шла по дорожке, изредка останавливаясь и поправляя выбившуюся из общего садового безобразия розу или убирая листок, осквернивший собой чисто выметенную дорожку. В руках у нее был зонтик - неизменный атрибут Каэрлиона и корзинка. Она ходила пешком, несмотря на увечье, и смотрела исключительно под ноги, будто унылое серое небо ее нисколько не интересовало.
В два часа пополудни Эвия начала беспокойно поглядывать на часы. Престарелой леди (она называла ее мисс Элизабет МакДугалл) уже пора было отправиться по ее поручению, но миссис Уотсон ожидала невероятно скучный визит крестной брата первой жены своего мужа, миссис Ридли. К ней уже тянули свои пухлые пальцы получасовые околодуховные нотации, а затем подробный рассказ о самочувствии. После часового болтания в кишках у крестной и всей ее родни, они попьют чаю, Эвия из вежливости спросит, не желает ли та остаться на ужин, послушает еще минут двадцать про больной желудок и пользу свежих овощей, и с легким сердцем услышит, как закрывается за тучной дамой входная дверь.
Уже спустя час мисс МакДугалл выйдет и колченого поспешит по поручению своей молодой госпожи, баронессы с очень слабым здоровьем и вечными головными болями. "Это всё от сырости" - зеленея, Эвия снова уйдет в свою спальню с отдельным входом и, что самое важное, выходом! Сухонькая старушка дойдет до угла, свернет в Кенсингтонский переулок, затем будет держаться правой стороны и только на улице Роз сядет в кэб, где будет сохранять конспирацию до ворот соседнего по Бэттери-роуд дома.
В общем, сегодня всё шло не по плану. Вместо прибытия в офис к четырем, она окажется там в семь. А еще сегодня Эвия забыла зонтик и кэб вовсе не нарочно остановился посреди огромной лужи. Под "Прибыли, стало быть, ваша милость" ее окатил еще и из соседней лужи прибывший безликий кэб. Престарелая леди погрозила кучеру корзинкой, едва сдерживая смех за глухой траурной вуалью и поковыляла к офису в аккурат за моложаво запрыгнувшим в здание Коксом.
Зачем она шла сегодня в офис? Во-первых, Эвия выяснила у местного газетчика обстоятельства побега некой особы, чье имя даже называть за пределами офиса было непредусмотрительно. Во-вторых, миссис Уотсон старательно, со знанием дела бежала от тоски, которая подкрадывалась к ней осенью, в такие вот дождливо-туманно-промозглые дни. Поднимаясь, она споткнулась, довольно громко приложившись локтем, вскрикнув и тут же с тихим смехом зажав себе рот, затем продолжила снимать насквозь мокрый тренч, опасаясь разоблачаться полностью. Как выяснилось, не случайно.
На лестнице послышался топот, довольно резвый для согбенной старушки, явившейся в офис и тут же надтреснувшим голосом поинтересовавшейся, может ли она забрать поручение для миссис Фарадей. Для всех, кто был привычен к фокусам Эвии, это означало, что прибыла именно она, а не какая-то пожилая дама - как в прошлый раз: вот смеху-то было! - уходить не собирается и в соседней комнатке будет забирать свои "поручения". Джентльмен показался ей знакомым, но Эвия не торопилась его разглядывать. В помещении, примыкающем к приемной, у нее был отличный пункт наблюдения со своим личным глазком.
-
-
На встречу с Борманом Штирлиц вышел в буденновке, напевая песню о Москве. - Вы бы хоть конспирацию-то соблюдали, - проворчал Борман. Штирлиц согласился и надел темные очки.
(с) просторы интернета
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
За предусмотрительность и осторожность.
|
Мария Карловна кивнула и вымученно улыбнулась. Ей хотелось вытянуться на стылой кровати и лежать так, пока не забрезжит рассвет. Она была в совершенной растерянности и непонимании, что делать далее. Она легла, не раздеваясь, укрылась неуклюже хиленьким одеялом и уставилась в потолок. Зачем она здесь? Может, отбыть с англичанами, только представится возможность? Или в Петроград? Маша тотчас грубо прекратила эти малодушные мысли, терзавшие ее от усталости, не иначе.
Глаза сами собой закрылись и Мария задремала. В болезненно тонком сне ей виделись стены родной квартиры на Грибоедова, большой, просторной, светлой. Эти девять комнат у адмиральской семьи появились, когда началась война и они решили переехать из своего имения в Петроград. У Маши было две комнаты, одна из которых потом стала ее прибежищем вплоть до отъезда. Большой отцовский кабинет отошел сильно пьющей прачке, за заслуги ее погибшего на войне мужа. Прекрасный будуар, где Маша еще успела принять подруг, был разграблен на ее глазах и отдан семье почтальона. Маша беспокойно ворочалась во сне, не способная пробудиться от кошмара.
Кухня, где готовила свои изумительные кушанья Лина, кухарка, которую убило на мосту в перестрелке, использовалась по назначению - для распития спиртного и обсуждения подробностей отречения Государя. Каждое помещение в квартире теперь было отмечено болью. Резной дубовый стол с гербом семьи Иессен с трудом удалось забрать у новых жильцов - отец очень просил не отдавать на поругание фамильную реликвию, привезенную из имения. Он, слава Господу, не видел тех ужасных выражений, что в сердцах успели вырезать на гладкой поверхности столешницы разозленные жильцы. Всё это почти стерлось из памяти, но теперь мучительно терзало Марию во сне.
Вазу, которую маменька держала в своей спальне в имении, Маша нашла на помойке, а отцовскую чернильницу - подарок самого Государя, на заставленном замызганном столе у соседа-процентщика. Он прижимал ею закладные. Больно отзывались в сердце отголоски прошлого, но сейчас, сегодня Марии Карловне было куда больнее. Сегодня она без прикрас сказала себе, что прежней России уже не будет, а стороны, которые она, хоть и мельком, но увидела сегодня, напоминали ей жильцов ее квартиры: каждый сам за себя, ухватил комнату побольше и рад, а если с барскими цацками ухватил, так и вовсе счастье.
Маша не заметила, как проснулась, просто в какой-то момент возник перед глазами потолок ее крошечной комнатки. Холод или воспоминания пробирали её до костей, она не понимала. Мария Карловна поднялась, выглянула сквозь занавесочку на улицу, а после тихонько постучалась к соседке. Одиночество и холод - не лучшие помощники при таком-то смятении чувств.
-
Волшебные, безумно трогательные аллегории!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
За подробные описания и внимание к деталям.
|
-
- Ты, Варварушка, померла, - без прилюдий в лоб сказала, Лучше бы никто не справился, тут без вопросов
|
К великому счастью Маши хотя бы лязганья пулемета на расстоянии пары десятков шагов ей слышать в жизни не доводилось, поэтому она встревожилась, лишь увидев, как неистово заметался Венечка. В ладони сама собой возникла рукоять бесполезного сейчас пистолета, который покоился в кармане пальто. Мария, прежде чем чересчур поспешно юркнуть в предложенный лаз (на безрыбье и рак-рыба), даже успела пожурить себя за столь истерическое восприятие ситуации, на которую все трое повлиять не могли и уж тем более при помощи оружия.
Последней в лаз прошмыгнула Вера, но внезапно замешкалась. Дернулась раз, дернулась два, послышался негромкий протяжный треск сукна, и девушка, не удержав равновесия, чуть не упала на Машеньку. - И-извини! – сбившимся голосом попросила прощения она, стараясь говорить негромко.
- Фух, успели! – рядом шумно выдохнул Осипов, с любопытством осматривая черный в ночи двор с темной громадой дома. – Я уж думал, если не англичане из пулемета причешут, так паны перестреляют! - А с чего вы думаете, что они будут в нас стрелять? – удивилась Данилевич, пытаясь рассмотреть, что случилось с пальто. - И, может, не будем стоять у самого забора? Или вы думаете, что идущие по улице поляки не умеют лазить через заборы и не пролезут туда, куда пролезли мы? - Я не думаю! – гордо ответил Венечка, первым отправившись во тьму двора. – Мой долг – защищать вас ото всех: союзников, большевиков, бандитов! Иначе меня князь заживо съест, без ножа и вилки, - стараясь говорить весомо, продолжил он, - с портупеей и сапогами! - Да не орите вы, иначе сейчас все сбегутся. – шипению в голосе Данилевич могла позавидовать и змея. - Да я не… - Вот и не надо.
- Может, в дом попросимся, переждем? Чаю горячего попьем, а то, - юноша поежился, - дождь опять усилился. - Кто нас пустит? Обывателю скорее еще комод к дверям подтащит, чем откроет Бог весть кому. К тому же там вон, в заборе впереди, чуть левее темный провал. Может, еще одна дырка? Тогда мы пройдем через нее обратно на Финляндскую, и домой проберемся дворами с Набережной, а не с Троицкого. К тому же, если нас и правда примут за врагов, нас будут искать здесь и в доме в первую очередь. Маша, ты… вы как думаете?
«Времена сейчас такие…» слышала Маша четвёртый год.
Когда у соседки все три сына и муж на войне сгинули - «Ох, Мария Карловна, горе-то какое, но ведь времена-то нынче какие!».
Когда большевики безнаказанно расправы учиняли - «Времена сейчас такие…».
В дырку в заборе лезть - «Времена…» послышалось в голове у Маши соседкиным голосом. И поняла тогда Маша, что, видимо, некоторые вещи действительно только «временами» и объяснишь.
Вот, например, ситуация, в которой все трое оказались, была даже в некотором роде забавной. Если бы Мария не устала, напитанная до отвала событиями уходящей ночи, она бы может и улыбнулась - внукам о таких приключениях только и рассказывать. И когда-то она и правда посмеётся. Но не сейчас.
- Какой чай, Вениамин?! - строго прошептала Маша. -Если стрелять начнут, от этого дома камня на камне не останется, - она именно так представляла себе пальбу из пулемета. Не останется ничего, как от Помпеи. - Идёмте скорее дальше. Чаю и у нас попьёте. - А почему же, Верочка, - спросила она уже на ходу, - нас непременно за врагов примут и искать начнут?
Венечка, которого женщины форменно заклевали, стушевался весь, плечами поник да носом шмыгнул жалостливо так. Пускай свет тусклых фонарей и не добивал до двора, и не было видно лица юноши, а все равно становилось понятно, как ему стыдобственно. Юнкер остановился и, видимо, щелкнул каблуками – судя по звукам, он умудрился залезть в глубокую лужу, и вместо звонкого и чистого звука раздался только плеск и глухой стук. - Сударыни! Я должен вас оберегать, и все сделаю для этого, как настоящий белый рыцарь, как славный Роланд! Прощения прошу, не подумал! - Да тише вы, ради Бога, рыцарь наш драгоценный, и идите вперед. – Вера подтвердила прописную истину, что орать можно и шепотом.
Молодой человек понуро пошлепал вперед, дамы, предусмотрительно обогнув лужу, последовали за ним. Данилевич, понимавшая, что будет с ее картонно-замшевыми полусапожками при попадании в воду, старалась идти осторожно, «подвигов» юнкера не повторяя. На вопрос Машин она, поправив очки, негромко ответила, чуть помедлив – видимо, решала, можно ли перейти на ты наконец и прекратить общаться с товаркой по несчастью, словно они на службе: - Не знаю, Маша. Веня сказал, что могут, а я проверять не хочу. Все словно с ума посходили, и Бог весть, что придет в голову очередному человеку с ружьем.
Вера оказалась права. На той стороне забора тоже была дырка – хозяева, видимо, за своим имуществом совсем не следили. Подошедших к ней встретил надсадный брехливый лай какого-то местного пса, заставивший вздрогнуть и потом тихо ругнуться настороженного юнкера. Осипов первым нырнул в проем, откуда почти сразу высунулась его голова, сообщившая: - Чисто.
- Маша, сначала ты, потом я. – Данилевич повернулась вполоборота, стараясь не выпускать из поля зрения ни дом, ни тот тайный путь, откуда они пришли.
«Ох», - только и смогла Мария, что охнуть про себя. - Верочка, только держите оружие наготове. На всякий случай, - спокойно прошептала Маша, когда они с Верой поравнялись, а затем, будто делала так всегда, вёртко прошмыгнула в очередной беспечно открывшийся им навстречу лаз.
Вера застыла женой Лота, стараясь ни звуком не выдать свое присутствие. Глупая предосторожность после того, как они столько нашумели, да и одета она была не подходяще, чтобы быть незамеченной на фоне темной стены забора. Но все обошлось: ни одной живой душе не было интересно, что происходит во дворе у соседа. Девушка, убедившись, что угрозы нет, пролезла за всеми. - Все спокойно. Идемте.
Оказалось и правда спокойно. Англичане были на своей позиции, поляки – где-то неподалеку с ними, и до следующего перекрестка дела не было н кому. Выйдя на набережную и пройдя между двух близко стоящих домов, троица путешественников спустя недолгое время вышла к черному ходу дома, ставшего на время двум барышня родным. - Добрались! – вздохнула Вера. - Точно? – Венечка решил перестраховаться. - Конечно! Спасибо вам за помощь, господин юнкер! - Рад помочь прекрасным дамам! Разрешите идти? Служба-с!
-
Ох уж эти военные - каши из топора им мало, подавай чай, заваренный на молотке. ) Искренне рада, что все закончилось именно так.
-
Господь Марию Карловну хранит. На толщину волоса разминулась с нешуточной опасностью!
-
Прошла по тоненькому от того, чтобы оказаться на подвале :)
|
-
Спасибо за игру! Эш мне понравилась. Особенно, как ты её раскрыла ближе к концу ветки.
|
-
И концепт интересный, и отыгрыш
|
-
Кажется, чертом быть не так уж плохо?... И не поспоришь)
|
И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, Боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным…*
Не было прежней легкости в Машиной походке. Она шагала тяжело, словно босиком по острым речным камням, будто бы всякий шаг причинял ей боль. Лицо выражало крайнюю степень задумчивости, она не слышала, что Верочка взволнованно рассказывает ей, лишь отдельные слова терзали слух, не давали полностью разглядеть образ, который то появлялся в ее воображении, то, заслоненный дождем, снова исчезал, чтобы дразнясь, появиться вновь.
Длинноволосая женщина в белом, улыбается грустно и держит в протянутой ладони колоду карт, словно предлагает выиграть ее...или проиграть. На белом одеянии ее видны порезы, а сквозь них струится алая кровь, отвратительно густая, один вид которой рождает в груди тоскливое безобразное чувство неизбежности.
Машенька видела женщину, будто в горячке. Никогда прежде не являлись ей образы, Маша не считала себя впечатлительной натурой, да и стихов не писала, только слушать любила. А тут... Россия это, поняла Мария. Белая Россия. Да вон, не уберегли, лезет сквозь порезы красная зараза, не смыть, не вылечить ее. В карты на нее играют, делят...кто-то сегодня выиграл ее часть, да завтра может потерять.
Маша не заметила, как шепчет вслух. - Колода карт, Верочка, всего одна. Нельзя ею одновременно сыграть и с Господом, и с Дьяволом. Не получится. Не выйдет ничего, - вид у Марии был больной. Она не сразу поняла, отчего остановились, потом на землю архангельскую нехотя вернулась, даже пожурить себя за такое малодушие успела, но отметила, что стало отчаянно холодно и хочется вернуться.
- Благодарю, господин Осипов, но нам лучше до дому. Пойдемте, как Верочка предлагает.
-
Россия это, поняла Мария. Белая Россия Красивое видение. И страшное.
|
Пальцы Машеньки наощупь сомкнулись вокруг тёплой тяжелой рукояти. Она позволила себе подержать несколько мгновений чужое оружие и в полной мере почувствовать его силу. «Последний патрон оставьте себе» снова голос Левушки в голове.
Мария Карловна умела пользоваться пистолетом. В последний год жизни отец очень переменился во взглядах и много рассказывал Маше об оружии, не зная, что английский офицер уже подарил ей браунинг. В Петрограде иначе было нельзя и Маша не впервые ощущала надежную тяжесть пистолета, но впервые целилась в живого человека.
Она дышала спокойно, рука не дрожала, когда дуло взглянуло на беса, что долго и умело прикидывался человеком. Маша была бледна, но этого никто не видел в темноте.
В голове тем временем роились десятки картин, снова и снова помогая ей вспомнить момент жестокого убийства, Маша помнила все детали, а пуще прежнего - вот это лицо со шрамом, мерзкое, жалкое...
До тошноты ненавидела Мария Карловна безнаказанность. И потому лишь позволила себе представить, что вот сейчас одним движением отомстит она этому лицу, и хотя бы одним убийцей в России станет меньше.
Не станет. Счёт останется тем же. Один убийца умрет, другой родится.
Чёрный провал дула продолжал играть с ублюдком в гляделки, когда Мария заговорила и голос ее звучал твёрдо:
- Офицер, не имею чести знать вашего имени, да, на Кавказе есть такой обычай, но мы не на Кавказе и я не имею отношения к вашим обычаям, - она наконец оторвала взгляд от большевика и встретилась взглядом с офицером.
- Объясните, почему вы решили заменить военный суд местью в исполнении не военнообязанного человека? Большевик признался, я дам показания, свидетели имеются, - она, не отрывая взгляда от темных глаз кавказца и продолжая держать на мушке большевистского подонка, слегка повела плечом в сторону тех, кто сейчас присутствовал при казни.
В темных горских глазах – холодное равнодушие. Прошел злобный азарт охотника, и на месте него осталось только хладнокровие победителя, смотрящего на добычу лишь с мыслью, как бы половчее ее разделать. Офицер, заложив большие пальцы за пояс и покачиваясь неторопливо с носка на пятку, выжидающе смотрит на Машеньку. Вопрос ее вызывает на похожем на маску древнего истукана лицо с резкими рубленными чертами легкую змеящуюся улыбку – будто трещина пролегла по камню. - Поручик Ганжумов, Эммануил Петрович. – вежливый поклон, чуть более резкий и порывистый, чем положено по этикету – но они же не на балу. – К вашим услугам, барышни. И прошу извинить меня за такой моветон.
Обвиняемый, тихо по-собачьи скуля, смотрит на беседующих расширившимися от ужаса глазами, который, кажется, достиг своего апогея, когда потенциальные палачи перешли к почти куртуазной беседе. Он дрожит, стучит зубами и даже не пытается встать и отползти, надеясь на милосердие девушки. А кавказец продолжает как ни в чем не бывало: - Извольте, объяснюсь. Если вы считаете его таким негодяем, как говорите, он не имеет права жить. Видели это вы – а значит, право возмездия принадлежит вам. Ну а если рука не поднимается, значит он не столь уж мерзостен в Ваших глазах. Это р-раз. А если его отдать под трибунал, так там сидят юристы, и показаний одного-единственного свидетеля – а от нынешнего признания он может отказаться – им будет недостаточно для утверждения смертного приговора. Крючкам этим, поверьте, закон важнее правды. Его заключат в тюрьму или в лагерь месяца на три или на полгода, а то и оправдают и направят на фронт – там людей не хватает. Он уйдет безнаказанным. А убить его на месте – как раз поступить по Правде. Сейчас новое Смутное время, барышни, а на войне, еще древние римляне сказали, законы молчат.
- В-ваш сиясь, как же вы сказали… - раздался сбоку исполненный удивления голос Венечки. Такой серьезной и строгой тирады от шумного и смешливого Ганжумова он не ожидал.
Мария внимательно и с уважением к собеседнику слушала его речь. Рука с пистолетом опустилась от усталости и груза, что давил на плечо. Будто отцовская рука на нем лежала.
Адмирал Иессен, отойдя в мир иной, стал для дочери путеводной звездой, голосом совести. Маша отчего-то была уверена, что увидев, как горец вкладывает в изящные дамские пальчики оружие и велит совершить самосуд, адмирал назвал бы происходящее возмутительным. Не по-офицерски это, мол.
Хорошо, что папенька так и не увидел воочию, как стремительно рушились эти порядки.
- Складно вы говорите, Эммануил Петрович, - спокойно, без тени иронии сказала Мария. - Про времена вон смутные. И поступаете по совести: даете право обиженному с обидчиком поквитаться. - Так позвольте и мне для вас цель благородную высказать: вот перед вами предатель, не посчитавший нужным сказать, что он большевик и обманом в ряды ваши проник. Может, тайны разведывал, может живот свой спасал. Может, кого из ваших уже сдал или убил. Так или иначе, не хотите порядок навести, Эммануил Петрович? Негодяя застрелить? Ведь вы человек военный, на неповиновение спишете и дело с концом. И оружие заимствовать не придется. И командир вас похвалит. Или вам зрелищ не хватает? Решили поглядеть, как дама солдата карает и смеётся от счастья при том?
- Господин Ганжумов, - протягивая пистолет поручику, твёрдо сказала Мария Карловна, подводя итог разговору, - я на себя роль Бога примерять не намерена. Есть суд? Пусть будет суд. Есть у вас полномочия предателя наказать? Я не отвернусь, когда это случится. У меня нет ни права, ни морали подходящей, чтобы с убийцей ролями меняться и за высшее благо это почитать.
Напоследок она тихонько отогнула пальто, показывая торчавшую рукоять браунинга. - Если бы я хотела им стать, то не пришла бы к вам за помощью.
Ответные слова Машеньки, пускай и вежливы, а все равно – звучат для гордого кавказца оскорбительно. Ганжумов, стоявший досель в позе расслабленной и вольной, выпрямился, развернув плечами форму. Взгляд его построжел, закаменел, всякая насмешливая смешинка ушла, будто бы ее и не было. Только губы, плотно сжатые в тонкую нить, побледнели. Когда девушка протянула пистолет, он молча принял его, и только трепещущие крылья носа выдавали его негодование. Повисло неловкое молчание, прерываемое только всхлипываниями большевика. Даже говорливый и порывистый Венечка молчал, прижух, не желая вызывать огонь на себя. Наконец поручик, цыкнув резко, процедил: - Я предпочту сделать вид, что не слышал Ваших слов, барышня, о том, что мне зрелищ не хватает, иначе бы я счел, что вы предумышленно хотите меня оскорбить. Я услышал вас, что вы не желаете пачкать свои белые ризы кровью мести, и я их понял. Пускай будет так. Пускай не ваши руки примут на себя грех смертоубийства, а…
Услышав слова офицера, стоящий на коленях мужчина сделал выводы и, ужаснувшись в очередной раз тому, что его жизнь повисла на волоске, взвыл побитой собакой. Негромко, впрочем. Он явно понимал, что, если он будет орать, с Ганжумова станется его заткнуть или сапогом, или рукоятью пистолета по зубам. Быстро-быстро подползши к Машеньке, так, что никто даже не успел отреагировать, он облапил ее ноги и, глядя снизу вверх телячьими глазами, залопотал сбивчиво: - Барышня! Милая! Храни Вас Бог, милосердную! Прости, Христа ради! Не губите, не отдавайте меня ему на погибель! К себе слугой возьмите, на коврике перед дверью спать буду! Защищать Вас! Замолю, исправлю грех бесовский! Пощади-и-итя!!!
- Прекрати ныть! – брезгливо бросил офицер. – Я не собираюсь тебя стрелять, дрянь, если девушка просит суда для тебя. Но признание твое повторю: в тюрьме сгниешь. Встать! Снять ремень! - Барышня! Девонька! Защити, обереги, молю-ю-ю! Не губи! Они же меня там все равно убью-у-ут!
Последующий спектакль заставил Машу побледнеть, застыть с каменным лицом, словно в землю вкопанная, и холодно спросить не своим голосом, почти перекрикивая трусливое нытьё ублюдка: - Мое присутствие ещё требуется, поручик?
Она так и не тронулась с места, хотя отвращение и брезгливость буквально толкали ее к бегству.
- Господи! Конечно же вы можете идти, сударыня! Я же вас под арестом не держу: не желаю да и права такового не имею. – устало выдохнул Ганжумов. – Не хотите – и ладно. Не смею вас больше задерживать. Честь имею.
- Господа Черноруцкие! – повернулся он к переминавшимся с ноги на ногу штатским шпакам, старавшимся казаться незаметнее мышек в траве. – Давайте, принимайте нашего большевичка. Вяжем, и в подвал: пускай подождет, пока все закончится. А ты, дрянь, - перевел он взгляд на солдата, - руки от дамы убери, пока я тебе их нэ отрэзал. Венечка! – молодой человек не откликнулся, задумчиво глядя перед собой, - Юнкер Осипов! – поручику пришлось рыкнуть, привлекая внимание юноши. - Я, ваше сиятельство! - Проводите барышень до дома. - Так точно! - Сударыни, я настаиваю, чтобы вас проводили. Мало ли что может случиться ночью: Архангельск не самый благополучный город.
- Благодарю за содействие, - кивнула Мария Карловна и не стала более спорить. Пусть Венечка провожает, пусть Верочка не произносит ни слова.
В груди зародилась сейчас какая-то новая эмоция, не знакомая Маше ранее. Она не гнала ее, рассматривала молча и спокойно, удивляясь лишь несвоевременности ее появления. Всё, и сама эта сцена, и слова, что ей пришлось слышать, и сама ее роль подкармливала это тихое и вместе с тем огромное, вползающее в ее разум… отчаяние.
-
За принципиально-доброту!
Хотя жаль, что не получится Машу называть Кровавой Мэри. =)
-
Сцена вышла у нас прелестнейшая!
|
Возле речки было по-прежнему сонно и прохладно. Только здесь Василиса и находила нынче покой. Тихое журчание воды отгоняло крики, что раздавались в голове без спросу. Приятный полумрак затмевал мерзкие картины. А устремившиеся вниз, к небольшому водопаду, воды разгоняли тяжелые мысли. Вот уже несколько дней не могла Василиса спать. Только не речном берегу, под охраной лесных духов, получалось ненадолго восстановить силы. Ее преследовали не только зловещие предчувствия, жуткие образы и звуки, но и лицо. Это лицо она замечала прежде всех своих видений, да только не знала, жив ли тот человек, а если жив, то как добраться до него и главное – зачем. Василиса сопротивлялась, не желала позволить видениям захватить ее полностью, не хотела видеть больше прежнего, вот и образ неизвестного отгоняла, как могла. До поры, до времени.
Убаюканная журчанием речки, Василиса уснула у воды. Надолго ли сон ее сморил, она не знала, а проснулась окончательно, только когда прохладный лесной ветерок сменился вдруг теплым смрадным духом. Едва разлепив веки, Провидица взглянула в чистое летнее небо, но то затянула мгла. Черные ветви деревьев тянулись вверх. Обгорелые, мертвые птицы так и застыли на еще дымящихся ветках. Липкой и теплой стала вода в быстроходной речке, тяжко тянулась она вниз, багровая, пахнущая кровью и смертью. Трупы животных и людей издевательски медленно проплывали мимо. Выжженная земля подбиралась к зеленому пяточку, на котором сидела очнувшаяся ото сна Василиса. Смрад и тлен, смерть и кровь, отчаяние и горе, а посреди вновь его лицо. Закрыла Провидица глаза, зажмурилась, а когда вновь открыла их, то не заметила уже ни чистой речки, ни зеленого луга, видела лишь дорогу и чувствовала дыхание смерти совсем неподалеку, как и грохот копыт, что не давал ей уснуть, сводил с ума дни и ночи напролет, пока она до Ловчего добиралась.
Во тьме и на свету Нечуй нёс ее сквозь леса да поля, подальше от городов и сёл, лишь бы драгоценные часы, на которые он обгоняла Тьму, не превратились в секунды. Лишь бы не потерять из виду лицо, которое прежде она так хотела забыть. С ней была мать-земля, упруго пружинила та под копытами Нечуя и тот скакал быстрее. С ней был брат-ветер, сестра-луна и батюшка-солнце. Василиса не боялась, знала, что успевает. Вот только бы сотни диких звериных глаз не смотрели на нее так злобно, не следили за каждым ее шагом. Потому последние сутки Огнедева держала посох в руке и глаз не сомкнула ни на минуту. Лишь раз полыхнуло пламя, почти в полудне пути от дома Ловчего, когда сова лесная, чужой рукой движимая, вздумала помешать измученной девушке. С тех пор не приближались к ней звери, лишь следили злобно. Но и ветер отстал, труднее Нечую пришлось.
А оробела Василиса всего-то в двух шагах от жилища Ловчего. Вдруг не того искала. Вдруг нет его в живых, не успела. Или хитрая Тьма раньше добралась. Словно чуя ее страх, звери да птицы подобрались ближе, но тут… Василиса смотрела пристально, хотя сомнений не оставалось – существует тот человек, не видение это, не прихоть. Впервые тихо стало в ее голове, выдохнуть удалось, а в коленях прекратилась дрожь погони. Василиса степенно из седла выбралась и пошла медленно к Ловчему, осторожно ступая, словно под любым ее шагом земля могла провалиться. Дернулся было в ее сторону серый волк на опушке, но Василиса повернулась к нему всем телом и усмехнулась, гордо вскинув голову. Успела я, мол. Так и передай своему хозяину.
- Не знаю, кто ты, мил человек, но несколько дней и ночей я спешила сюда, чтобы опередить вестника тьмы. К тебе он едет, по душу твою, - подбирать слова приходилось с трудом. Провидица не вела бесед ни с кем, с тех пор, как старая нянька померла, а для Ловчего и вовсе слов не приготовила, не верила, что тот существует. - Василиса я, Провидицей кличут, - и спохватившись, отвесила приветственный поклон, почувствовав тут же, как качнулась вместе с ней земля. Ничего. Нечуй вон не меньше её ослаб.
-
Провидица не вела бесед ни с кем, с тех пор, как старая нянька померла, а для Ловчего и вовсе слов не приготовила, не верила, что тот существует.
-
+ Тяжелая жизнь Провидицы. "А ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах". (с)
|
Ночь целиком сотканная из тревоги. Такие не забываются ни через год, ни через десять лет. Решаются судьбы в пылу бесед. Крошатся чужие надежды под каблуком более напористого ответчика. Мария, хоть и оказалась на таком собрании впервые, понимала, что голос всякого присутствующего прозвучит да и утонет в почти фаталистичном исходе, неизвестно кем подложенном под дверь. Такое ощущение преследовало ее с тех пор, как началась война. От слов и действий будто не зависело ничего. Словно кто-то там наверху, а может и, напротив, в преисподней подкидывал вверх, усмехаясь, кости и решал тем самым судьбу.
Во всяком случае Мария и представит не могла, чем все это закончится. Она даже испытала некое облегчение, когда покинула душное помещение, где скалились, парировали, повышали голоса, боялись потерять свою власть и кажется, совершенно не услышали ее рассказ. Взяв Верочку под руку, она довольно бодро направилась на выход, даже сумев улыбнуться. - Надо хоть немного поспать, - ободряюще шепнула она коллеге, пока шли по темному, гротескному предбаннику. Мария усмехнулась горько: вот так блуждая в темноте, все они пытаются найти выход, а Россия тем временем мокнет от слез, пухнет от голода и тонет в грязи.
Впрочем, иные так и вовсе неплохо переобуваются под стать обстоятельствам. Память на лица у Машеньки была на редкость великолепная. Как бы то ни было, она сохранила самообладание, лишь сжала непредусмотрительно сильно верочкину ладонь, а рука сама собой скользнула в карман, где таился пистолет. «Всегда один патрон необходимо себе оставлять» - некстати вспомнились слова Левушки, которые однажды так сильно возмутили ее.
- Прошу прощения. Я забыла шляпку, - разворачиваясь к двери и увлекая за собой Веру, Маша вернулась в дом. - Вера, - думая, как будет объяснять столь нервное поведение, прошептала Мария, - я уже видела этого человека. В Петрограде. - будто это что-то объясняло. Скорее гораздо красноречивее было выражение ее глаз, сверкающих от смеси ужасных воспоминаний и праведного гнева. - Извините, - заговорила Маша по-английски, обращаясь к майору, который не успел далеко уйти. - Чей солдат там стоит? Вам известно, кто он? Эсер, белый, кто? - тон Маши снова стал учительски-строгим, будто она заметила, как один из ее подопечных учеников свернул голову птице и счастливо избежал наказания.
Вера не стала ни переспрашивать, ни уточнять, ни суетиться. Только кивнула сдержанно и всепонимающе, да сжала губы в тонкую упрямую нить. Пускай ей было неясно, что так подействовало на знакомую, но плеснувшиеся внезапно глазах Машеньки боль и злость были достаточным ответом: Вера Данилевич и сама за неполные два года революции увидела немало того, что заставляло сердце болезненно сжиматься, а пальцы – искать холодную рукоять револьвера. Дверь захлопнулась, оградив девушек от недоумевающего солдата, и пока Маша обратилась к британскому майору, – Гилмору, кажется – Вера вжалась в стену, ссутулившись и опустив руки в карманы пальто и ожидая в любой миг угрозы с той стороны, и шепнула негромко: - Могут стрелять? Мари…, - короткая пауза и миг сомнений, но на фамильярность Данилевич нее решилась, - я Карловна, тогда надо чуть сдвинуться в сторону.
Англичанин остановился, обескураженный и сбитый с толку вопросом, чуть нахмурился непонимающе и ответил неуверенно: - М-м-м, даже не представляю, извините, мисс. Но вы не волнуйтесь: раз он здесь – это человек надежный. К тому же рядом есть солдаты Его Величества – если что случится, вас защитят. – Справившись с собой, майор покровительственно улыбнулся. – Вы не волнуйтесь, все под контролем. Сэр Торнхилл не допустит, чтобы этот город тоже погрузился в безвластие, вы под надежной защитой!
Мария Карловна не разделила спокойной уверенности майора и даже улыбки не приложила к своим следующим словам: - Когда я в последний раз видела этого человека, он был с большевиками и зверски убил несколько джентельменов и даму у меня на глазах. Поверьте, такое не забывается. Теперь же я вижу, что его грехи прощены, а убийца поощрён вашим доверием. Покажите мне командующего, который поощряет присутствие большевиков здесь. Уверена, такого вы не найдёте.
На предположение Верочки она лишь отрицательно мотнула головой, сосредоточившись на майоре, с кем по-прежнему беседовала по-английски.
Майора не проняло, или он попросту не понял всей остроты ситуации. А может, спешил обратно, ожидать командирских указаний, и решил пустить все на самотек? Как бы то ни было, англичанин по-прежнему смотрел на девушек с расположением, но никаких действий предпринимать не собирался: - Леди, вы наверняка ошиблись. Поверьте, всех явных сторонников большевиков и всех преступников в городе арестовали. На улице же темно? Вы наверняка спутали его с кем-либо, так что не волнуйтесь, здесь с вами ничего не будет и ничего не угрожает. А если утром вы в своих подозрениях уверитесь - обратитесь или в городскую милицию, или в комиссию по расследованию действий большевиков. Да хоть в управление право-маршала, наконец! Там разберутся, все решат и вы, леди, будете вне опасности. К тому же он русский, а я ему не начальник. Если вы так желаете разобраться сейчас – обратитесь к его русскому командиру.
Мария Карловна никогда не теряла терпения и самообладания, поэтому она нарочито медленно и спокойно произнесла: - Господин майор, я с этого и начала наш разговор. Если вам неизвестно, кто командует этим солдатом, не откажите мне в услуге: соблаговолите подождать меня ради моей безопасности, пока я узнаю его имя, звание и, возможно, имя его начальника. Если его командир присутствует здесь, я бы хотела сразу уладить этот вопрос. Как вы понимаете, ни о каком сопровождении с его стороны не может быть и речи.
Британец чуть развел руками, извиняясь за свою неосведомленность: - Леди, как я уже сказал, я не знаю, кто им командует. Если вы не будете возражать, я провожу вас к русским офицерам, и вы сможете пообщаться с ними. Сам я, увы, не могу дождаться вас, поэтому направлю к двери пару английских солдат. Вас это устроит?
Получив согласие, он снова повел девушек по коридору, пока не достиг одной из комнат, откуда доносился негромкий разговор. - Вам сюда. Прошу. – майор распахнул дверь. Перед девушками предстала небольшая уютная комнатка, где на вешалке висело чье-то пальто, мерно колыхались занавеси от ветра, дующего сквозь приоткрытую форточку, а в полутьме, что разгонял неверный свет керосинки виднелись четыре человека: юноша в форме, оккупировавший письменный стол, офицер явно кавказских кровей и двое похожих друг на друга мужчин в партикулярном платье, устроившихся на разобранной кровати. При виде дам юноша ойкнул, подскочил, вытянувшись по струнке, а «кавказец» насмешливо протянул: - Здра-авствуйте, милые дамы! Ужели ваш атаман прогнал вас, и вы решили снизойти до наших скромных пэрсон?
Марии было не до смеха уже четыре года, а сегодня ее "не до смеха" достигло своего апогея. - Да, пожалуйста, - кивнула она в ответ на оба предложения и проследовала за майором.
- Доброй ночи, - опасаясь, что беседа снова покатиться на той же карусели, Маша сменила тактику. В конце концов, посеять панику и включить провокацию в данном случае - тоже выход. Ее возмущало спокойствие, с которым английские военные реагировали на возможное наличие среди них предателей. - Сразу к делу, господа. Промедление сейчас крайне опасно. Только что мной был опознан большевик, который в прошлом году в Петрограде совершил на моих глазах многократное убийство и безнаказанно скрылся. Тогда он был одет иначе и носил красную повязку на рукаве, но как вы понимаете, забыть его лицо у меня теперь нет никакой возможности. Господин английский майор отнесся к новости о возможном присутствии предателей среди солдат чересчур спокойно, - провокация прошла успешно. - Поэтому обращаюсь за помощью к вам. Мне нужно знать, кто командует этим солдатом.
Если поначалу у русских был лишь легкий интерес, то первые же слова о большевике заставили их напрячься. Вставший при появлении дам юноша даже вскрикнул от удивления, хотя и негромко: - Как? Большевик? Здесь!?
Поняв, что на последних словах он пустил петуха, молодой человек смутился и замолчал. Братья же (а сидящие на кровати наверняка были ими), переглянулись подозрительно и синхронно кивнули, вставая. Было ясно – они целиком и полностью в распоряжении Машеньки. Не остался сидеть и тот офицер, что поддел девушек едким комментарием. Плавно и по-кошачьи он перетек из расслабленного сидящего положения в готовое к бою положение, легким движением руки расстегнув кобуру, в которой виднелась тускло блеснувшая пистолетная рукоять. - Один из наших – краснокожий!? Дела-а… Мы готовы, сударыни. Куда нам идти? Расскажите, и я и господа Черноруцкие возьмем вашего большевичка тепленьким. А вы подождите нас здесь. Веня… Юнкер Осипов составит вам компанию.
Слегка изумившись такой поспешности, особенно на фоне спокойствия английского майора, Мария заговорила чуть быстрее: - Нам определили его в сопровождающие, он и сейчас наверное стоит возле черного входа, ждёт, - и Мария Карловна в красках описала его лицо, обезображенное шрамом в форме подковы.
Ее не пугали возможные разбирательства. Гораздо горше, если опять безнаказанным уйдет. А уж что касается его предательства, то Маша уверена была - бывшими большевики совершенно точно не бывают.
Офицер слушал спокойно, с легкой улыбкой на лице. Но как эта улыбка отличалась от той, что была на лице англичанина! У того – простая и абсолютно нейтральная вежливость, у этого – обещание многих проблем тому, о ком мужчина думает. Сразу стало ясно: кавказец с большевиком миндальничать не собирается. Но вот до какой степени? По Архангельску упорно ходили слухи, что в тюрьме арестованных красных деятелей пытают и калечат, и участие в этом принимают не только тюремщики, но и армейские офицеры. Этот человек совершил злодеяние – но чем ему за него воздастся? - Значит, у черного хода. Разбэремся! – осклабился на миг офицер. - А может, мы с вами пойдем? Ну, чтобы дамы знали, что их обидчик наказан? – кажется, юношу идея оставаться «в тылу» совершенно не прельщала. Офицер резко цукнул Осипова: - Юнкер! Вы считаете, что подобное зрелище для дам уместно? Ответом ему послужил тихий шелест Веры: - Мы не просто дамы, господин поручик. - Данилевич перевела взгляд на Машеньку, глазами спросив: «Может, пойдем?».
Маша и сама желала убедиться, что правосудие состоится. Тем более, что за свои слова ей наверняка придется отвечать. Поэтому она кивнула: - Мы пойдем с вами.
-
Представляю, как Маша переживёт все тягости двадцатого века, встретит столетний юбилей и, дожив до наших дней (будем щедры), начнёт рассказывать молодому поколению, как в их-то время мужло за домогательства отменяли. Ууу, не так отменяли, как вы сейчас с этими вашими твиттерами-шмиттерами. Из винтовки отменяли!
Вообще отлично отыграли, молодцы!
-
А вот теперь шутки и воспитанная вежливость закончились: все более чем серьезно.
|
-
Опасался, что Эмери окончательно поглотит Эш. Ан нет, выправилась)
|
Оказавшись в доме, Мария Карловна вновь почувствовала себя Машей: она жадно разглядывала обстановку, украдкой рассматривала присутствующих, держалась поближе к Верочке да подальше от Берса и вид имела настороженный, но располагающий.
Пальтишко всё же промокло и она повесила его на спинку стула, оставшись в платье. В волосах блестели редкие седые прядки и капли дождя. Выражение лица оставалось невозмутимо-спокойным, будто она не поняла до конца, где оказалась и что тут решается.
Но Мария понимала. Она переводила взгляд с одного на другого, будто ждала, кто из них швырнет гранату, особенно не могла удержаться от разглядывания Ласточки, и внутри всё ощутимее то сжимался, то разжимался огромный кулак, в котором трепыхалось ее сердце. От волнения Машенька, казалось, прослушала половину разговора и когда Торнхилл указал на нее, Машу словно ледяной волной окатило, а кулак сжал не только сердце, но и желудок.
В самом деле, чем помогут ее воспоминания, которые она всё же позволяла себе хранить (авось пригодятся). Пригодились. Мария Карловна встала. Осанка, сложенные на животе руки, строгий учительский взгляд и бледное, ни кровинки, лицо. Да, возможно, ее воспоминания ничто. Возможно, она недостаточно еще видала. Все эти злобные лица, что желали ей скорее освободить ногами вперед комнатку на Грибоедова, ни в какое сравнение не шли с лицами врагов, пожелавших твоей смерти тотчас, сию секунду.
Однако, топтать прошлое города и его жителей грубым солдатским сапогом, посмеиваясь в усы, она не позволит. И если уж слово ей дали, Мария Карловна свое возьмет.
Она вышла из-за стола, перестав за ним прятаться и, отпустив руку Верочки, коротко и благодарно ей кивнула. -Мария Карловна Иессен,- еще раз представилась она, - дочь вице-адмирала Российской Империи, Карла Петровича Иессен.
Она чуть помедлила, посмотрела в пол, потом снова вскинула голову. - За последний год мне трижды представилась возможность покинуть родину, но я осталась, - о том, сколько раз ей предоставлялась возможность посетить мир иной, Маша благоразумно промолчала. Не жаловаться она сюда пришла.
- Таких, как я, много, но более всего тех, кто также оставшись, родину всё же предал, - твердо, словами отца, сказала она, - переметнулся под крыло…иных покровителей и почувствовал свою безнаказанность.
- Петербурга, каким его знали, тоже давно нет. Теперь это Петроград, призрак его, город озлобленных, голодных, парализованных страхом людей. Нет больше никакого оплота истории, никто не помышляет о культуре, всем, независимо от происхождения, вероисповедания и политических взглядов грозит опасность умереть от рук голодного бандита в подворотне. Не знаю, какие в действительности были планы у господина Керенского, но тогда всякий петроградец был предоставлен самому себе. И по сей день всё так да становится только хуже.
Она замолчала ненадолго и казалось, уже не заговорит, но потом Мария Карловна вдруг подняла взгляд и глаза ее блестели будто от слез. - Я видела в феврале семнадцатого офицеров возле Астории. Они были не на фронте, не у престола государя. Я видела и офицеров, спасших от поругания девушек – дочерей немецкого коммерсанта, которого застрелили у них на глазах из-за фамилии. Когда меня, - она сглотнула, но продолжила, - едва не убили во дворе собственного дома, британский атташе пришел мне на помощь и расстрелял напавших. А когда ограбили уже по пути сюда, советские милиционеры убили преступников и вернули всё украденное.
Маша раскраснелась от своей речи, но мысль не потеряла. - Я пытаюсь сказать вам, господа… и дамы, что во всех воюющих коалициях есть честные добрые люди, исполняющие свой долг и свято верящие, что оберегают Россию. Если такова наша истинная цель, то объединение сил только поможет. Все прочие цели приведут к потерям. Я видела это своими глазами.
-
Если такова наша истинная цель, то объединение сил только поможет. Верно. Ах, если бы не амбиции...
|
Непонятно, отчего вдруг Карл тихо кивнул и внимательно посмотрев на Каари, помог ей, оттолкнув от островка лодку с телом внутри. - Осторожнее, Карина, - догнал ее голос будущего маршала уже в тумане. Он был ошеломлен ее решимостью, возникшей на контрасте после той панической битвы с бортом лодки, случившейся всего минутами ранее. Шокировала его и смерть сестры, безусловно. Но сейчас глядя вслед отплывающей лодке, он всецело сосредоточился на живой девушке, покидающей берег.
Путешествие с трупом на борту было не из легких. Туман расступался неохотно, пропуская лодочку, ожидание подвоха утомляло еще сильнее, а озеро все не заканчивалось. Внезапно стало казаться, что Каари просто заплутала, потеряла направление и теперь кружится в центре, потеряв и счет времени. Она надеялась, что останется один на один с озерной ведьмой и только когда лодка ткнулась в песчаный берег, внезапно показавшийся из тумана, девушке подумалось, что это Карл как раз мог остаться наедине с хозяйкой тумана там, на островке, откуда не сбежишь-не скроешься.
Однако ее внимание больше привлекли люди, бегущие к лодке с фонарями. Вполне себе современными фонарями, совершенно по последней моде одетые, смахивающие на ее коллег, только без галстуков. - Каари! Слава Богу! Мы думали, ты уехала, но машина на месте была. Где ты взяла это старье? - указывая на лодку, тараторила еще издалека Сату Корхонен, одетая в чей-то пиджак, на три размера больше нее самой и мужской к тому же. Когда Каари поспешно взглянула в лодку, там никого не было. Только лодка по-прежнему была столетней давности и вполне неплохо сохранилась.
Оказалось, почти наступило утро. В автомобиле Каари сработала сигнализация и не желала умолкать - ее отправились будить и не нашли. Поиски длились полтора часа, пока Каари не явилась сама, гордо возвышаясь посреди пустой старой лодки с веслом наперевес.
Еще несколько часов понадобилось Карине, чтобы осознать, глядя на проступивший в остатках тумана остров, что там ее никто не ждет, что сумку она так и не найдет, а ремень, спокойно изъятый из ее рук Карлом в минуту ее битвы с хозяйкой, найдет пристанище в его гардеробе. Фотографии маршала, которые она дотошно примется разглядывать позже, пытаясь понять, выжил ли тот, запечатлеют юношу, а затем и мужчину, нередко подпоясанного ее счастливым ремнем с тяжелой пряжкой.
Все выжили, даже туман отступил, а значит, Хозяйка осталась ни с чем... Надолго ли?
-
Это была превосходная, за душу берущая история, где я даже представить не могла: а что же меня ждет дальше? И снова повторюсь: как же это было чудесно!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
- Дура, что ли? - посмотрела на Злату с презрением, которое могло на месте уничтожить, казалось Реакция психически здорового человека.
|
Когда пальцы успели так зеледенеть, Каари даже не заметила: покрасневшая кожа, негнущиеся суставы, звездочки инея на руках! Однако воля к жизни была сильнее, а ремень и того крепче. Первый удар был на редкость мощный, лодка заходила ходуном и вода плеснула в лицо. Глаза пришлось закрыть, а когда Каари открыла их, коварная преследовательница сдвинулась чуть в сторону, ближе к Карлу, а одна из бледных рук потянулась в его сторону, получив тут же удар похлеще первого.
Неизвестно, кто бы выдохся первый, но тут худенькие плечи Каари обхватили две сильных ладони, сжали, останавливая, и возле самого уха горячее дыхание обрело смысл в нескольких словах: - Каари, послушайте, Каари! Придите в себя, отдайте мне. Отдайте,– мужские руки настойчиво перехватили ремень, голос, показавшийся знакомым, теперь совершенно отчетливо принадлежал Карлу.
Лодка опасно раскачивалась, готовая вот-вот перевернуться. Тем не менее мужчина приобнял Каари, закрывая от чего-то и нашептывая успокоительную белиберду. Бледные руки уже не держались за борт. Они то показывались над поверхностью воды, то исчезали под ней, повинуясь течению. - Это всего лишь мертвое тело. Утопленник. Утопленница. Госпожа Каари, прошу вас. Нам надо что-то решать,- продолжал говорить будущий маршал Финляндии. – Мы нашли Софию. Она утонула.,– по голосу Каари понимала, что Карл Густав взволнован, даже шокирован, и может даже не знает, что делать дальше.
- Нам нужно втянуть ее в лодку, но все не поместимся, не доплывем до берега. Видите вот тот островок посреди озера. Вы говорили, что умеете грести? Каари, прошу вас, ответьте. Я могу оставить вас здесь, на острове, на пять минут, не более? Я довезу тело до берега и вернусь за вами. Мы можем сделать и наоборот. Но мне претит мысль об этом. Пожалуйста, скажите, как нам поступить?
Один лишь этот последний вопрос выдал всё состояние Густава с потрохами. Он был подавлен, шокирован находкой, поведением Каари, положением, в котором они оказались, странной переменой погоды, туманом. Эту ночь он пронесет в памяти через всю жизнь. Как и Каари.
-
Внезапная находка. И сколь прекрасно закрученный сюжет!
|
Возмутительное событие, в эпицентре которого оказалась Мария Карловна, было особенно пакостно тем, что она сделала выбор по собственной воле, и сделала его не одна. Привычная полагаться в основном на себя саму, Маша никак не была готова, что от ее продиктованного состраданием решения может погибнуть Верочка. Ни скабрезные взгляды и поведение полковника не пугали ее настолько сильно, как мысль о том, что вот сейчас, секунду еще и они окажутся на линии огня. - Пойдемте, Вера, так надо, - негромко и твердо, стиснув зубы от негодования проговорила Мария Карловна и взяла соседку за руку, дабы та не натворила необдуманных дел.
Вспомнилась некстати история с дворовыми псами, которую папенька любил поминать всякий раз, когда становился сентиментален. Машеньке было тогда семь годиков, но она уже знала, что от собак и прочих зверей бегать нельзя – инстинкты у тех: бросятся следом и растерзают. Два голодных пса появились перед ней внезапно и нюхая воздух, принялись подходить к жертве. Дворник, что прогнал их, смеясь, говорил отцу Машеньки, что та стояла, не шевелясь и упрямо глядела псам в налитые кровью глаза. Тут Осип Осипыч, дворник, конечно, приукрасил – глаза у собак были огромные, голодные, но вовсе не «аки у тварей адовых», но Маша и впрямь не испугалась. Возможно оттого, что не осознавала всей полноты опасности. Ведь бросится псы могли не только на убегающего ребенка, но и просто на весьма аппетитного.
Сейчас повзрослевшая Маша стояла за спиной удалого полковника с его мерзопакостными речами и, не отрывая взгляда, смотрела на вновь прибывших. А ощущение было, как тогда, только псов она видеть не могла - те были теперь позади.
Не укрылась от нее и растерянность Верочки. Сама она была не менее сбита с толку, и вовсе не событиями, которые разворачивались вокруг, а тем, что умудрилась оказаться в таком пекле. До мысли «Что бы сказал отец?» однако не дошло. Верочка побледнела и боясь, что соседка упадет, Мария снова взяла ту за руку, а потом и вовсе приобняла за плечи.
Хорошее зрение, память и нервы не подвели. Маша узнала не только Ребиндера (едва ли они здоровались хотя бы единожды), но и Константина Александровича, которому совершенно точно была представлена на одном из петроградских приемов. Быстро сообразив, что речи хитрого полковника Берса о «стали» касались именно фон Траубенберга и его солдат, Мария упрямо вскинула подбородок, что бывало с нею в минуты крайнего волнения, и во что бы то ни стало решила не двигаться с места и тянуть время. Собравшись сюда, чтобы встать на защиту неизвестного, в которого стреляли, она и представить не могла, что настоящее кровопролитие еще даже не начиналось.
Прибытие третьей стороны, а именно полковника Торнхилла, наконец вернуло ей способность говорить: - Константин Александрович. Полковник Торнхилл, - имея сомнения, что ее припомнит хотя бы один из них, Мария кивнула, не сочтя нужным в такой обстановке делать книксен (не до книксенов ей было уже несколько лет подряд), и, опережая их попытки вспомнить, продолжила, - Мария Карловна Иессен. Мы с коллегой услышали выстрелы и, подозревая несправедливость, решили вмешаться. Однако, как вы можете судить, не получили никакого вразумительного объяснения.
-
Бойко так! Смело глядим в пасти голодных псов.
-
Шарман! Очень правильный подход и взвешенный. А уж эти эмоции и воспоминания о былом... Красота же!
|
-
Уууххх. Пара таких трюков, и старина ЭдМэт начнёт метать икру.
|
Было больно. И вовсе не оттого, что ногти обламывались до мяса, а всё тело было покрыто ссадинами. Больно не потому что волосы плавились, а кожа горела. Не потому, что позвоночник хрустел, когда демон тянул е вниз. Сердце Эдды разрывалось на части, стоило ей подумать, что еще миг и она больше не сможет видеть дорогое лицо. Еще миг. И еще. И еще. Она не могла больше мучиться и малодушно отпустила край, за который держалась. - Прощай, любовь моя. Алаааааааан. Полетев вниз, Эдда захохотала - что еще оставалось делать, когда боль снаружи и изнутри сливаются весте?! К тому же, рогатый демон не знал, с кем связался: сцепившись с ним в крепком обьятии, девушка, которая больше не была человеком, взглянула в его жуткие глаза: - У меня есть незабываемое предложение, рогатый. Мной вы не насладитесь так же славно, как теми тысячами душ, которые я к вам приведу, - в глазах Эдды плясали дьявольски хитрые огоньки, а возможно, в них просто отражался блеск пламени, которым был объят демон. Так или иначе тот помедлил отрывать ей голову. Воспользовавшись его замешательством, Эдда, повелевая, изрекла. - Веди меня к самому Кроносу и чахнущим во тьме титанам - мы найдем общий язык. Не волнуйся, тебе тоже перепадет самых отменных душ. Откуда Эдда знала древнегреческих богов и титанов, ей понимать не хотелось. Видимо, само мироздание встало на ее сторону. Эдда была уверена в том, что бедняга Кронос пожирает своих детей, но она больше не была его ребенком - Эдда еще не знала, кем стала, но ее новая ипостась очень ее устраивала. Тем не менее она ощущала, что всего лишь пешка в большой битве, в целой вселенской баталии, но до тех пор, пока война не свершится, она будет жить. Главная же ирония была в том, что Эдда не упивалась тщеславием, хотя вполне могла. Ей был нужен только Алан. Алан и домик на берегу моря. Кронос был не в духе, как и ожидалось. Он мрачно глядел перед собой, сидя на холодном троне, где обычный смертный уже всё бы себе отморозил. Он даже не сразу заметил Эдду, красную, как рак, после путешествия сквозь огонь на самое днище. Она, не убедившись до конца, что вечна, тоже не решалась потревожить того, кто пачками жрал всех смертных. Положение спас неугомонный, нетерпеливый демон, которому пообещали салат из самых лучших душ на ужин. - Хозяин! Вот она! - рыкнул он так, что Кронос мог бы окочуриться, слетев с трона от неожиданности. Но тот лишь поднял тяжелый взгляд, вперился в субтильную фигурку Эдды, которая, знатно обгорев от обнимашек, стояла, подбоченившись, и....улыбнулся. Кронос, который не улыбался с рождения, вдруг растянул белые губы в насмешливой улыбке, а потом не менее насмешливо спросил: - И это она?! ЭДДА?! Та самая?!! - вот-вот заржет, хлопнув себя по лбу. Эдда смиренно и терпеливо выжидала, когда приступ Кроноса сойдет на нет. Ей было, о чем поразмыслить, в конце концов. Об Алане, например. - Вот что...- наконец перешел к делу Пожиратель душ, - убить я тебя не могу, нужное ты создание, но... - Да, я поняла, - перебила его Эдда, которой было некогда разбираться, - я уже обещала вашей комнатной собачке привести его душ, да побольше. Вам, я полагаю, этот дар тоже придется по вкусу? Только вот какое дело - понадобится помощь, чтобы их одолеть. У меня, конечно, большая армия с помощью Хель и Фрейи, но ваши...скажем....титаны тоже пригодятся. Сколько их, кстати? Опешив от такой наглости, Кронос слушал и кивал. Эдда воспринимала это, как согласие, и продолжала. Когда же речь зашла о титанах, Кронос подобрал челюсть с колен и тихо так ответил: - Д-двенадцать... вместе со мной... - Вот и славно. Если мы победим, ваши титаны еще и потомство оставить успеют, - Эдда хихикнула, опомнилась, и продолжила, - так как вам предложение? Ответом был взмах руки, вихрем взмывшая вверх земля, столп света, бивший из недр Тартара, разверзшийся потолок. Эдда на секунду потеряла сознание, а когда открыла глаза, то была на поверхности земли, на травке, окруженная своим воинством, во главе которого возвышались титаны и титаниды. Не будь с ней воинов Хель и Фрейи, Эдда справилась бы, имея при себе только этих могучих существ. Подумать только, здесь были все: и сам Океан, повелитель всей водной стихии, и Фемида - богиня правосудия, на ее стороне! Мнемосина, повелевающая памятью.... Восхититься новой силой Эдде не дали разборки вселенского масштаба. Уж так вышло, что Фрейя и Рея заведовали одной и той же земной опцией. Назревал конфликт. Эдда могла лишиться всего блока Фрейи и великой титаниды. А может, увлеченные борьбой, богини нарушат гармонию и все живые существа перестанут плодится. Слово "апокалипсис" не приходило на ум Эдде, но кажется, это был он.
-
Ооооооо! Вот эт размааах! Да это ж полный п*дец! Узнаю Эдду и её неуёмную фантазию)) С возвращением!
|
Не дыша на занавески, Маша разглядывала происходящее, то поднимаясь на носочки, то скрываясь из виду. Когда в комнату решительно ворвалась – иначе не передать - Верочка, девушке вдруг стало ясно, насколько пугливее стала она за эти годы. Воинственность и воля, которую буквально расплескивала ее соседка, хрупкая, интеллигентная, скромная Вера, во стократ перевешивала её собственный ненадежный внутренний порыв восстановить справедливость. Даже Верочкин настрой не сумел воодушевить запуганную петроградку – она то и дело задавалась назойливым вопросом "что они могут против толпы, желающей крови?", на который так и не осмелилась ответить.
Однако солидарность, вера в победу добра, наивная и совершенно ненужная сейчас, нежелание уронить свое достоинство в соседкиных глазах в такой ответственный час, да еще упрямое намерение не затвориться, но противостоять разомкнуло всё-таки машины уста: - Вера, - твердо сказала она, - пойдемте. Только прежде давайте оденемся подобающе и оружие надобно спрятать.
Накинув домашнее платье, легкое пальто, перчатки, с непокрытой головой в кои-то веки, да прихватив наспех сумочку, где обосновались ее документы (на всякий случай) да непривычный браунинг, она вышла на лестницу.
Теперь, когда она решилась, Маша не переставала корить себя за сомнения, за малодушное взвешивание всех за и против. Мария Иессен образца 1913го года ни секунды бы не потратила, если бы на ее глазах истязали живое существо, будь это дворняга, которую мучит пьяница или исхлестанная кучером лошадь. А уж какая буря свершилась бы с нею, стоило обидеть при ней человека. Пусть хоть словом, а невмоготу сделалось бы Маше, и в свойственной ей одной манере она сделала бы выговор, призвала помощь, потому что бесстрашие тотчас дается тому, кто выступает за правду.
В задумчивости покидая свою комнатку и не зная, вернется ли сюда, Маша только и думала о тех минутах сомнений, что были первыми колокольчиками малодушия, которое впоследствии могло перерасти в равнодушие, а то и хладнокровие, за которым неизменно следовало жестокосердие. Искалеченная собственными мыслями, она уже не испытывала никакого страха, когда выйдя из здания, в сопровождении Верочки, твердым шагом двинулась к офицерам. - Господа, - голос Марии прозвучал на удивление громко и строго, однако без вызова, - извольте объясниться, что здесь происходит? – она говорила на ходу, взглядом пытаясь найти того главного, кто будет держать ответ.
-
Господа, - голос Марии прозвучал на удивление громко и строго, однако без вызова, - извольте объясниться, что здесь происходит? Наконец-то я слышу в Архангельске глас не рационального бесчувственного разума, но совести!
-
Душевно и трогательно даже. Ведь как можно остаться в стороне, когда на улицы обижают несчастных и беззащитных путчистов?
|
Давным-давно, много веков назад, жила на берегу большого озера девочка. Она жила в небольшой рыбацкой деревушке, жители которой почитали богов и коротали дни в уединении и трудах. У девочки было всё, о чём только можно мечтать: дом, родители, у которых никого кроме нее не было, и собственная лодочка. Плавала лодочка до того резво, что даже рыбы озерные ей завидовали.
Однажды ночью отправилась девочка рыбачить. Было то приметой в этих землях, будто поймав большую рыбу в детстве, дитя обязательно выловит себе удачу на всю оставшуюся жизнь. Многие у них в деревне пробовали, да только не вышло ни у кого. Вот и вздумалось ее белой головке поймать самую большую рыбину в озере да так, чтобы она вдобавок и лодочку ее на берег доставила.
Оттого ли, что девочка была единственным ребенком в той славной семье, а может потому что ночь она выбрала правильную – спустя много веков назовут ее ночью всех святых - да только рыба и правда ей попалась самая огромная. Девочка вонзила крючок так глубоко под жабры, что той не оставалось ничего, кроме как тащить за собой лодочку да девочку в ней. Выбросившись на берег, рыба ударилась, что было сил, оземь, да обернулась бледнокожей красавицей. Кожа вдоль ребер была распорота и кровоточила, пропитывая тонкую блестящую в свете луны понёву. - Когда вырастешь, отдашь этому озеру свою жизнь, как и я отдала свою – этой земле.
Девочка и сказать толком ничего не успела, как оборотилась раненая девица вновь рыбиной, да и померла тотчас. Услышав эту историю, родители запретили дочке бывать на озере после заката.
Прошло десять лет. Девочка забыла рыбье пророчество, как ночной кошмар забывается всяким дитём. Настала пора выходить замуж, а тут уж не сказочек. Жених был из той же деревни и любили они друг друга с детства. Всё бы ничего, скоро пир да свадьба, а вот был в деревне той предсвадебный обычай: невеста должна поймать рыбину на праздничный стол, тогда семья богатой да плодовитой будет.
Лодочка с тех пор стала побольше, а снасти – посерьезнее да поострее. Девочка, что теперь считалась первой красавицей в той деревне, рыбачила едва ли не лучше своего отца, однако в те предсвадебные дни стала она рассеянной от любви, и не уследила, как ночь опустилась на озеро, застав ее врасплох. Ещё и туман опустился, густой и влажный, как удушливое покрывало. В тот же самый миг на крючок и попалась царь-рыба: белело в темной воде озера ее тело, резво двигалась она, но побороть крепкую рыбачку так и не смогла. Перегнулась девушка за борт, чтобы улов свой в лодку вытянуть, а из воды две руки белых потянулись к ней, да голос звонкий девичий произнес «Вот и принесла ты нам свою жизнь».
С тех пор о девице никто не слыхал. Жених ее погоревал да и другую невесту выбрал. Родители оплакали дочь, собрали пожитки, да в соседней деревне поселились. Жители деревушки скорбели, как положено, да после своими делами занялись. Позабыли о девушке вскоре, словно и не было той.
Да только девушка с тех пор живет в озере. Горькая обида и злость на всех оставшихся в живых правят ею и она никогда не упускает шанс отомстить.
***
- Я заберу у тебя твою жизнь, - вновь пообещала незнакомка елейным голоском из тумана. Карл не отзывался, да ведь и Каари не слышала его голоса, а он наверняка говорил с ней. - Оставайся и навсегда потеряешь всё, что имела, - смеялась невидимка. - Прыгай ко мне и я верну тебя туда, откуда пришла.
Лодка принялась раскачиваться и Каари наконец увидела две бледных крепких руки с черными когтями, что раскачивали их тонкую лодочку с силой ураганного ветра. Оставалось надеяться, что Карл умеет плавать. Он ведь вырос на этом озере. Словно прочитав мысли, голос продолжил издеваться: - Выбирай, Каари, или погибнешь вместе с ним.
-
Красивая сказка! И опасный вызов.
|
Ядом напоенного кинжала Лезвие целую, глядя в даль…
«Вот всё и закончилось» - фраза, которую не суждено было произнести Маше, ни в безумном водовороте Петроградских событий, из которого она чудом выплыла, ни по приезду в Архангельск, когда позади осталась стучащая колесами в висках дорога, грубоватое «Доброе утро, милочка» в исполнении Настасьи Парфентьевны, и неопределенность на гарнир с утра до вечера.
В ее Настоящем всегда было достаточно событий, чтобы тотчас забыть о прошлом. Такое свойство было у машенькиного характера: не помнить зла, но держаться справедливости. Вот и забыла она, ступив на подножку вагона о петроградцах, донимавших ее, о могиле отца, за которой, возможно, некому будет ухаживать, о квартирке на Грибоедова, которую растащили сей же час, стоило ей выйти с небольшой дорожной сумкой за порог. Забыла она и о причудах Левушки да нежном обращении пополам с галантностью коммандера Фрэнсиса, потому как не было нужды взвешивать на чашах весов ее прошлое, приятное и... «всякое», как Мари сдержанно именовала свои горести в беседах.
Дорога осталась позади и вместе с тем только начиналась. Маша с завидной стойкостью приняла, как новые условия труда, так и новое жилье. Снова, как и в Петрограде, не было в ее мыслях осуждения, лишь принятие, не было и мыслей о мести, только о воздаянии, в благодарность каждому дню она могла лишь честно исполнять свой долг, приближая то будущее, на которое уповал ее отец.
На пути Мари вновь не было «плохих людей», никогда и никого даже в мыслях своих не величала Маша «отребьем, поганью и грязью», как иногда позволял себе ругаться уже очень больной отец. Он устал и боялся. Но не за себя, а за будущее России. И немного еще за нее, «Марийку». Всяк человек был в разумении Маши на своем месте, всяк исполнял свой долг и нес свой крест. Эта мысль, высказанная однажды батюшкой Константином – духовником их семьи, плотно засела в прекрасной головке Маши и помогла ей без осуждения и страха встретить все лишения на своем пути, да притом не озлобиться и не потерять доверия.
Охраняя трепетно свои границы, она не нарушала и чужих. Потому, когда судьба свела ее с Верой, девушка и не подумала сравнивать милость сию с полнотелой Настасьей, с которой пути счастливо разошлись, стоило Марии покинуть поезд. Она лишь с большей нежностью, чем позволял этикет, предлагала соседке выпить чаю, да почитать Есенина, томик которого оставил ей Левушка, еще не зная, что прощается с Машей навсегда.
Самообладание Маши, как и ее спокойствие помноженное на смирение и живой ум, уже снискали уважение в английском посольстве, потому она была готова услышать новое предложение в любой момент, но о планах своих не распространялась даже в задушевных беседах со скромной Верочкой. А вот сон у госпожи Иессен был уже не так крепок, как раньше. Всякий шорох мог разбудить ее, и, надо сказать, не раз это спасало ей жизнь: когда к соседкам по квартире на Грибоедова заглядывали чересчур разбитные мужички, а дверь, как в прежние времена, частенько не была заперта на щеколду (а то и на две), порой встать тотчас, услышав шорох в коридоре, и закрыть по всем правилам дверь, помогало спасти одинокую барышню от грабежа и насилия.
Вот и сейчас Машенька вздрогнула и сразу открыла глаза: просыпаться она умела мгновенно. Выстрел. Точно выстрел. Не обремененный суетными мыслями ум Маши тотчас выдал довольно длинную цепочку действий, целый план. Оценить то, что происходит за окном, не привлекая к себе внимания (то есть стоя за тонкой занавесочкой и не зажигая свечи) – было самым первым пунктом. Быть во всеоружии (то есть одеться и взять пистолет) – вторым. Затем следовало наблюдать и действовать по ситуации, а ситуации ветвились в ее голове как старая ива, что росла неподалеку, и на каждую "ветку" был свой исход. Маша лишь единожды поддалась тревоге, когда по привычке закрыла и так запертую дверь в свою комнатку, на вторую щеколду.
-
Маша лишь единожды поддалась тревоге, когда по привычке закрыла и так запертую дверь в свою комнатку, на вторую щеколду. Очень плавный и поэтичный, мягкий и духовно возвышенный пост, как и сама Машенька. Но концовка эта... Как она подчеркивает то, что творится сейчас во всей стране!
|
"Я отниму у тебя твою жизнь..." пообещало существо, поджидавшее ее там, за тонкой брезентовой стенкой палатки. Кажется, хозяйка Туманов, или кто бы то ни было, выполнила обещание. У Каари и правда теперь не было своей жизни. Вне времени, вне привычного уклада, уважение, заработанное трудом, профессиональный опыт, который здесь не пригодится еще лет пятьдесят. Что если придется остаться? Как привыкнуть к тому, что придется делать много шагов назад, отказываться от прогресса, передовых взглядов и носить... корсет?
О, она видела взгляд Густава, что задержался на ее едва ли прикрытых коленях. Если что и поможет ему поверить в ее необычное происхождение, так это одежда. Пиджаки, рубашки-унисекс, короткие платья, открытые руки и шляпки лежали на полочках нерожденной головы Коко Шанель. К тому, что женщины курят, тут и вовсе никто не привык - Каари видела, как оторопел Карл Густав, когда она поднесла к губам сигарету и задымила, как какой-нибудь капитан дальнего плавания. От ее взгляда не укрылась и усмешка слуги, когда тот притащил амазонку "госпожи Софии". Нет, мужчины этого времени были не готовы к появлению Каари.
Начиная с сигареты и неудобных вопросов Каари, будущая легенда Финляндии заметно стушевался, пробормотал что-то невнятное про "Что вы такое говорите?! Никак нет!", но, возможно, впервые с момента знакомства вектор его мысли действительно повернул в запретную категорию размышлений, где обитали падшие женщины, постыдные болезни, распутство и атеизм. Подав руку Каари, он натянуто улыбнулся, энтузиазм его будто бы иссяк, но вскоре он почувствовал еще большую неловкость, теперь уже из-за собственных предубеждений и понемногу, орудуя веслами и отплывая от берега, всё громче и веселее болтал о том, что ни за что не доверил бы весла женщине - ведь это тяжкое физическое упражнение. Лодка была легкая и вместе с тем довольно потрепанная. Чтобы сохранять в ней равновесие, пришлось сесть ровно по разные стороны - на так называемые нос и корму.
Ветра однако не было, волны на озере были исключены по иным причинам, но когда Карл Густав принялся зачитывать географическую справку о глубине здешних водоемов, позабытый страх утонуть поднялся, словно рыба, со дна озера, а затем глянув на свою хозяйку и коротко трепыхнувшись, вновь исчез под толщей воды. Туман и не подумал отступать. Он, казалось, обрадовался, что на его территории очутились новые гости и придвинулся ближе, грозясь скрыть лодку из виду для всех, кто примется их искать. Каари всего на мгновение отвернулась, чтобы оглянуться, а когда повернулась обратно, Карл Густав вместо со своей частью лодки был скрыт от ее взгляда в густом туманном одеяле. Он продолжал говорить, что-то рассказывать, но голос звучал глухо, пока совсем не заглох. В ушах как будто появились беруши. В глазах стоял туман и он вовсе не был иллюзорным.
Но то, что случилось после, было самым запоминающимся за последние несколько минут. За правым плечом неожиданно раздался тихий женский смех.
-
Как же я люблю, когда реакция персонажа на происходящее соответствует его образу! Сразу начинаешь верить.
|
Кирпич
Кажется, удача решила не подражать Маришке и отказалась следовать за Кирпичом по пятам.
Раскрасневшаяся от бега девица еще больше покраснела, когда Фрэнки весьма бесцеремонно поинтересовался о ее чувствах. Весьма занятное наблюдение: кажется девицы-подростки везде одинаковы. Что в средневековье, что у них там, в двадцать первом веке - вешаются на хулиганов, не умеют скрывать чувств, нарываются на абьюз, чтобы потом плакать и сочинять бесформенные стихи. Встрепенулась Маришка только, когда полезной смогла оказаться и чтобы побыстрее реабилитироваться и стать еще краше в глазах своего избранника, она затараторила, причем шепотом: - Папенька говорил, что если пройти мимо всех камер по коридору, потом дальше и куда-то вниз, то будет выход за дворцовой стеной. Но это был секрет. Папенька тут однажды сидел, давно, еще когда разбойствовал, - неожиданно Маришка оказалась дочерью разбойника, будущего конюха, который, видать, Королем был полностью понят и принят.
Призраки так и не отозвались. Быть может, и не было их больше.
Маришка посмотрела на решительно двинувшегося вперёд парня со смесью ужаса, гордости и восхищения. Ведь она же предупредила, что там водятся призраки, а он не только не испугался, но и ринулся вперёд, готовясь защитить и её, дочь конюха и экс разбойника. Безусловно, мысль о том, что он просто боялся преследования, обходила ее прекрасную рыжую головку стороной.
Они двинулись по коридору, погружённому в промозглую темень. Ноги скользили по давно не мытому полу, стены влажно блестели и лучше даже не знать, отчего. Из тьмы отворённых настежь камер тянуло холодом да смрадом десятков загубленных внутри жизней. Оттуда же вырождался страх, ощущение, что за ними следят, которое преследовало обоих, судя по Маришке, вцепившейся в бицепс Кирпича.
Камеры, которые Фрэнк не трогал, так и стояли закрытыми и лишь в одной, самой последней, окошечко, которое открывалось снаружи, было поднято, и все бы ничего - просто прошли бы мимо, не глядя, но нет - не тут-то было. Случайно брошенный взгляд и дикий ледяной ужас цепко схватил за горло: вглядываясь в полумрак коридора, у окошка стоял человек, который вглядеться в принципе уже ни во что не мог - он был без глаз. Гладкая кожа на их месте совершенно ясно давала понять, что глаз у него не было никогда. Но самый ужас наступил, когда он, разлепив беззубый рот, закричал, хрипло, но пронзительно.
Взвизгнув, Маришка дёрнулась вперёд, дернула Фрэнка за собой и юркнула в темный проем, который перешёл в коридор ещё темнее и смраднее. Камер там не было. Идти предстояло наощупь, под ногами что-то явственно и неприятно хрустело, а крик все также звенел в ушах.
Когда яркий луч мобильного фонарика (на некоторое время он переключил внимание Маришка на себя и та перестала истерично причитать) разрезал тьму нового коридора, он оказался просто бесконечным - света фонаря не хватило, чтобы увидеть дальний конец. А ещё он был потрясающе узок - будь Фрэнки чуть шире в плечах, он бы там застрял. Маришка отступила за спину, но все также держалась за пацана мертвой хваткой. Да и хорошо, что она держалась позади - если бы она видела, по чему они ступают, вероятно, пришлось бы тащить ее на себе. Девчонка упала бы в обморок, как пить дать.
Пол был усеян костями. Похоже, с захоронением преступников тут особенно не заморачивались. Просто скидывали сюда и судя по количеству хрустящих под ногами костей, народу тут погибло немало. То ли Король был сильно кровожаден. То ли дворец был построен на уже имеющемся фундаменте с подвалом под ним.
Спустя несколько минут хождения по скелетам, заряд на телефоне стал безжалостно угасать, а конец коридора так и не показался. Что самое неприятное, не видно было его и с другой стороны. Обоюдная бесконечность.
Фальк
- Эй, ты че, эй! - из тошнотворного тумана выплыла физиономия Скелета, он тряс Фалька за плечо и похоже, готовился дать пощечину. Воспоминания приходили постепенно. Кажется, отрубился он, в аккурат когда стражников пытался на поиски отправить. Силы, видать, совсем истратил. Надо было у ведьмы-то спросить, как силы восстанавливаются и как заклинания отменять, чтобы перестали уходить ресурсы в никуда.
Состояние было как в послеоперационный период. Причем операцию, видимо, делали на мозге. Да и стражники, кажется, были обеспокоены слишком властными порывами Фалька - обступили авто и достали оружие. Зачем они так? Вроде друганы же. Эй! - Эй! - закричал Скелет и закрыл все двери, когда увидел их нездоровый интерес, а еще хуже - нездоровые физиономии. -А ну подвинься! - не дожидаясь пока меч стражника с половиной головы пробьет еще одно стекло, он вдарил по газам и дал задний ход. Что-то хрустнуло. Один из мертвецов отползал в сторону, кровь из разрубленной наполовину ноги не хлестала, но видок был не очень. - К чертям! - прозвучало, как тост. Скелет рванул из замка прямо задним ходом. Да вот незадача. Ворота были заперты. Никого не впускать и не выпускать же!
Хорошая новость - стражей на воротах не было. Об этом видимо позаботился Лоренцо, который как раз спускался из башенки над ними. Он был еще бледнее обычного, темные круги залегли под глазами, он кажется даже слегка пошатывался и, снова поскупившись на эмоции, быстро и без метафор объяснил, что всем кабздец, если ворота сейчас же не поднять. Пришел, мол, черед твой, рифмоплет! Не подведи.
Плохих новостей было две: стражники, наступавшие позади и видимо принимавшие Фалька за врага, и силы, которые готовились вот-вот покинуть юное тело Борзого. В остальном, все было зашибись.
|
|
Взяв с улыбкой, чтобы не пугать и без того тревожную гостью, заряженный пистолет "на всякий случай" да попросив местного "Захара" принести фонарь, а также теплое пальто или накидку, Карл на некоторое время покинул Каари, чтобы вернуться в полном облачении - высоких охотничьих сапогах, теплом тулупе, тоже, по всей видимости, охотничьем, и с сумкой через плечо, явно студенческой, что вновь напомнило девушке о его юном возрасте. К тому же про шапку он точно "позабыл" и блестящие черные волосы изящными локонами обрамляли его лицо, которое в силу новой его роли (защитника, надежи, опоры) сохраняло суровое выражение.
За пределами жарко натопленной гостиной и теплого в целом дома было неуютно, в десятки раз холоднее, чем помнила Каари, поэтому теплая накидка, принесенная слугой, была весьма кстати. Спасибо Карлу Густаву за его проницательность. Ночная прохлада подступала со всех сторон. То ли в Финляндии образца девятнадцатого века климат был суровее, то ли тревога заставляла тело терять тепло интенсивнее. Они двигались, впрочем, довольно споро, подсвечивая себе путь фонарем из стекла, где мерцала, не собираясь гаснуть, одинокая свеча.
Когда на горизонте показалось озеро, а случилось это довольно скоро, Каари увидела, что туман снова укутывает берега и стал он будто бы плотнее. Он точно ждал гостей и решил украсить собой всё пространство, впрочем, весьма зря - озеро было великолепно и без его вмешательства. Прохладой тянуло ощутимо, кожа покрылась мурашками, волосы будто шевелились от воспоминаний о недавнем знакомстве с местной жительницей. Фонарь в таком тумане не помощник, скорее ослепит самих хозяев, нежели путь укажет. Это вскоре понял и Карл, коротким выдохом затушил свечу (благо, в доме осветили одну из комнат, для ориентира) и стал ступать медленнее, предложив Каари держаться за него.
Говорить не хотелось. В той тишине, что не хуже тумана окутывала сейчас окрестности, любой шепот был бы слышен на расстоянии, любой крик потонул бы без остатка. Такова уж хитрая природа тумана. Спустя некоторое время после того, как они ступили во владения Хозяйки, если такая действительно существовала, Карл Густав всё же решился поделиться своими соображениями. А может просто устал от повисшей тишины. - Знаете, я немного приободрился. В таком тумане нетрудно заблудиться, а то и упасть в озеро. Если же сестра надумала покататься на лодке, то вполне могла причалить не у того берега, - шептал он, улыбаясь. А Каари тем временем созерцала берег, с которого бежала, оглядываясь, не далее чем пару часов назад. Теперь же никаких палаток не было и в помине, только привязанная лодка плескалась возле берега, в том же месте, где в ее двадцать первом веке был небольшой причал для любителей купаться под луной.
- Не припоминаю здесь таких туманов раньше, - вновь нарушил тишину Карл. Разговаривая с ней он будто бы отгонял туман все дальше, он продолжал расступаться, освобождая для них путь к лодке, а за спинами смыкался точно крепостная стена. - Думаю, оружие здесь не пригодиться, а вот умение грести - в самый раз. Сможете поплыть со мной на лодке? Мы высадимся на другом берегу, а может еще с воды углядим ее лодку.
С его слов становилось понятно, что привязанная лодка - не та же самая, на которой отправилась сестра. Если она вообще отправилась кататься на лодке, а не плавать, скажем. Или (уж на что только не способны молодые девы) топиться. В чем все же преуспела сестра Карла Густава, еще предстояло выяснить.
-
Картины туманного образа завораживающе красивы, но ступая в красоту эту, понимаешь, какой страх может ждать там.
|
-
Фальки вылез? Не верю! ) Вот так квееест!)
|
А у Элисон были такие грандиозные планы на Сарто... Весь вечер она только и делала, что находилась поближе к Винсенто. Пила шампанское, долго растягивая каждый бокал, чтобы не терять контроль, но постепенно приобрести тот самый пленительный румянец, который так ей шёл. С господином Сарто они были знакомы давно - целый месяц. Достаточно, чтобы узнать о нём все, что требовалось - весельчак (Элисон терпеть не могла зануд), вполне хорош собой, живет в поместье, имеет нужные связи (и это было главное в ее списке), и, кажется, положил на неё глаз. Иначе как под дверью ее чересчур скромного жилища оказалось то приглашение?
Экономя на всем, кроме нарядов, Элисон развлекалась на званных ужинах, сопровождая какого-нибудь джентльмена и сомнительных вечеринках, где никто ровном счетом не был настроен помочь ей получить роль или выйти хотя бы на подмостки.
Она была молода, довольно глупа, чтобы не пренебрегать любой возможностью, стройна, потому что на еде Элисон экономила прежде всего, и чертовски, просто неприлично слепа - зрение у молодой красотки было хуже, чем у старухи. Чтобы не щуриться, разглядывая кавалеров, она носила с собой старомодный лорнет и сделала это своей особенностью. Теперь ее иногда вспоминали как «ах, та милашка с лорнетом!». Очки Элисон ненавидела, они чудовищным образом портили ее очаровательное лицо, но носила их дома, когда в редкие минуты покоя ее никто не навещал.
Лицо Сарто она изучила сполна, лорнет был нужен, только во время перемещения по дому, а прочие гости ее не интересовали и уютно сливались в одну разноцветную массу. Она поддерживала бесполезную болтовню, слушала и кивала, пока не заболела шея, а когда речь заходила о более умных вещах, находила способ не отвечать (лишний бокал шампанского или какая-то деталь, привлекшая ее больше «О, вы только посмотрите!»)
Вечер обещал быть плодотворным и самым раздражающим элементом была дама, зачем-то нарядившаяся в мужской костюм, которую она пару раз назвала «сэр», но обратила это в шутку, тут же обнаружив свою оплошность. К счастью, та ушла ещё до полуночи.
Алкоголь сделал своё дело: Сарто стал ещё разговорчивее, гости соглашались на все его нелепые затеи, вроде спиритуализма, а на щеках Элисон наконец появился долгожданный румянец. Все шло превосходно, гости ахали, вполне правдоподобно подыгрывая хозяину - тот вторил им, а Элисон картинно зажимала рот и абсолютно, совершенно не могла изобразить страх, потому что ничего ровным счетом не видела. Когда все стихло, она даже не сразу поняла, почему. Потом навела лорнет. Несколько мгновений ушло, чтобы сфокусироваться и выхватить все детали продолжающегося праздника.
- Потрясающе! - губы Элисон раздвинулись в белоснежной улыбке. Она была крайне скромна на разговоры, но невероятно щедра на эпитеты. Казалось, их у неё в запасе сотни. - Превосходная постановка! - она на секунду убрала лорнет, чтобы выразить своё восхищение аплодисментами. Элисон чуть откинулась в кресле в ожидании дальнейшего представления, уже не убирая лорнет и сетуя, что целиком зависит от него.
-
Элегантное решение деликатноц проблемы)
|
-
Кажется, будущего маршала ждет еще много нереального, становящегося весьма агрессивной былью.
|
|
Мечты. Именно они стали непозволительной роскошью во время войны. Да и те сократились до обычных потребностей – в тепле, еде, простом человеческом общении. И всё же в те редкие минуты, когда Лидия оставалась одна и сон не отнимал ее у действительности, она позволяла себе украдкой мечтать: о том, как снова будет учиться в институте и станет врачом, о доме, который наконец сможет назвать своим, о стране, где наконец будет тихо по ночам и спокойно днём. Иногда представляла, будто войны не было вовсе, все живы, и гладила в задумчивости краешек последнего письма Янины. Такие мечты жуткой фантомной болью отдавались в сердце и Лидия ругала себя, что вновь им поддалась, но письмо носить при себе не переставала.
И уж вовсе никогда маленькая медсестра, повидавшая сотни смертей, не позволяла себе мечтать о своей собственной семье, понимая, что больше не сможет пройти через ужас потери. Лишь изредка ей снились странные сны, в которых она вновь и вновь входила в палату главнокомандующего Готта и веселым голосом говорила одну и ту же фразу «Что почитать вам нынче, господин Готт?». После этих снов Лидия обычно бывала в особенном расположении духа и грустно улыбалась, глядя куда-то в небо или вдаль, где предположительно, по ее соображениям, мог находиться герой ее сна.
Пика своей бессмысленности война достигла именно после завершения. Окончательно рухнули мечты о том, чтобы учиться в Руритании, особенно жителям с таким прошлым и происхождением, как у Лидии. Госпиталь, который, изрядно претерпев, вновь стал поместьем, вскоре оказался в руках коммунистов, превративших его в одно из многочисленных своих гнезд. Однако Лидии не было доподлинно известно, что с ним сталось. К тому времени она уже покинула страну, за которую отчаянно болело ее сердце и где она оставила всё, что любила, вдобавок потеряв всякую связь с теми, кто бок о бок трудился с ней в госпитале.
Разыскав родных во Франции, а затем и в Великобритании, она устроилась на работу в больнице в Гернси, маленьком островке в самом центре пролива Ла-Манш. Казалось, что жизнь налаживается: ничто не тревожило покой граждан, самым страшным случаем в больнице был фермер, угодивший спьяну в молотилку, и лишившийся руки, прошлое Лидии никого не интересовало и она даже стала ходить в местный клуб на танцы, исключительно из любви к живой музыке, по которой изголодалась в дни войны.
Спустя десять лет маленький Гернси с маленьким хирургом Лидией на борту на долгих пять лет поглотит оккупация. Все, кто не будет эвакуирован, станут узниками в окружении мин и колючей проволоки, протянутыми вдоль всей береговой линии острова, и у Дю Маре снова прибавится работы. Но это уже совсем другая история.
-
Мой серебряный век, Оказавшийся веком свинцовым, Не почил навсегда В недописанных пыльных томах. Брызнув кровью по серым Суконным солдатским обновам, Он меня окрестил, И штандартом повис в небесах.
-
Кажется, эта история ближе всего к понятию "всё было хорошо." Спасибо большое за хорошую историю.
-
После таких игр действительно бываешь в особенном расположении духа.
Спасибо за игру.
|
-
Кажется, скоро она доиграется с огнем...
|
Стыд и позор. Стыд и позор - Лидию как школьницу выпроводили из штаба. С красными щеками, не видя, куда идет, сжав в потной ладони ручку старого крохотного чемоданчика, Лидия пробиралась по коридору, воображая, как вернётся обратно в госпиталь, где со всеми уже распрощалась. Янина должна была замолвить о ней словечко, но даже это не помогло бы. Вглядываясь в пожелтевший грязный листок с какими-то цифрами, командующий Готт, серый лицом, с ввалившимися от усталости глазами, даже не взглянул на ее рекомендации. На нее взглянул, а на рекомендации - нет.
- Вам еще детей рожать, - самое обидное, что слышала Лидия в своей жизни. В таком-то вот контексте, когда война, когда будущее зыбко, ничего за душой нет, а ее отправляют обратно - рожать. Стыд и позор. Кажется, она ничего не ответила. Кивнула и вышла. Еще хуже, Лидия! Еще хуже! Надо было сказать также смело и уверенно, как перед зеркалом репетировала. А ты кивнула и вышла. Просто Янина ушла на фронт, а отец месяц, как скончался. К счастью, от старости. К счастью, во сне. Ничто, кроме их крошечного госпиталя, не держало ее в их опустевшем имении. Да и тот постоянно напоминал ей о былых буднях. Лидия решилась сбежать, да не куда-то, а на войну.
Сейчас, в дни сражений, те предвоенные будни казались ей едва ли не каникулами. Тогда хватало еды, теплых вещей, люди улыбались, даже праздновали Рождество, редкие пациенты быстро шли на поправку, был жив отец. А что сейчас?... Спустя три дня после ее позорного возвращения стали пребывать раненые. Пришлось запросить подмогу из ближайших поселений. Сами они не справлялись. Теперь Лидия звалась старшей медсестрой и благодарила главнокомандующего Готта за дальновидность. Видит Бог, без ее четких указаний, поддержки и умения достать всё необходимое, даже в самой безвыходной ситуации, госпиталь, который занял вскоре весь дом целиком, с трудом продолжал бы существовать.
Каждый день, совершая обход, Лидия украдкой облегченно вздыхала - Янины среди них не было, а больше родных у нее и не осталось. В кармашке белоснежной формы покоился листок, Лидия носила его при себе, будто икону. "Здравствуй" говорила сестра знакомым почерком. "Здравствуй" отвечала одними губами Лидия и улыбалась. Так начинался каждый ее день.
Вскоре поблагодарить Готта ей посчастливилось лично. Как всякого командующего, его расположили в отдельной комнате, бывшей спальне для гостей, если Лидия помнила верно. Контузия, вражеской пулей прошитое насквозь плечо: с первого взгляда понятно, жить будет. Лидия лично заботилась о раненом, слушала, как он бредил первые дни, выкрикивая цифры и имена, кормила с ложечки и меняла повязки. Ничего необычного. Разве что когда выдавалась минутка, она приходила проведать господина Готта просто так, делая вид, что нужно мерить температуру или проветрить комнату, почитать или написать под диктовку письмо, если требуется. Лидия подолгу вглядывалось в бледное уставшее лицо, проверяя, помнит ли он ее, видит ли, что она пригодилась тут, а не на фронте. Про детей так и не осмелилась напомнить, а зря - юмора в те дни весьма не хватало.
Лишь на одни-единственные сутки ее полностью заменила сестра Мария. В то злополучное утро Лидия сказала "Здравствуй" совсем иному письму - безобразной похоронке, опоздавшей на неделю. Подумать только, целых семь дней она здоровалась с Яниной, а та тем временем покоилась в земле. Лидия не смогла оправиться от новости, легла без сил на свой потрепанный топчан в так называемой ординаторской, под которую приспособили большую столовую, и пролежала так, глядя сухими глазами в потолок, целые сутки, отказываясь от еды. На следующее утро она, как ни в чем не бывало, поднялась и приступила к работе.
Раненых будто бы стало еще больше. Стали заканчиваться припасы, урезали пайки даже врачебному составу, постепенно перестало хватать даже дров и госпиталь снова сосредоточился в одной половине дома. От холода и недоедания умерло три медсестры и восемнадцать раненых. Лидия стала совсем прозрачной, иногда теряла сознание от усталости и улыбалась только, вспоминая слова Готта "вам еще детей рожать" (где уж тут рожать теперь...), да теплое "Здравствуй", что по-прежнему грело ее даже в промозглой столовой-ординаторской, которую перестали отапливать из экономии.
Спасение пришло неожиданно. Командующий Готт, благополучно выздоровевший, сделал госпиталю подношение, сам не осознавая, что продлил жизнь не только маленькой старшей медсестре, смотревшей на него добрыми печальными глазами, но и всему заведению в целом. На подмогу, по его рекомендации, приехали еще двое врачей, завезли медикаменты, бинты, дрова, пищу и даже теплую одежду. Лидия, несмотря на потрясения, которые преподнесла ей на окровавленном блюде война, немного расправила худенькие плечи, и с кроткой улыбкой продолжила делать то, что умела лучше всего - помогать людям и верить в них.
-
-
Пост прекрасен каждой строчкой, и мрачен, как грозовое небо. и с кроткой улыбкой продолжила делать то, что умела лучше всего - помогать людям и верить в них Но все-таки и во тьме гражданской войны есть место свету и надежде.
|
-
Суровейшее у нас комьюнити! )) Песня в тему влезла, как-будто под неё и постили)
|
-
Ох, чую и натерпится старина ЭдМэт от морского царя.
|
Ей часто чудился аромат булочек с корицей в этой новой жизни. Когда из жарко натопленной спальни, ежась, выходишь тихонько в коридор, босыми ножками ступаешь на студеный пол и, перегибаясь через перила, прислушиваешься к тихим голосам слуг, накрывающих стол к завтраку. Если пахнет булочками с корицей, значит, наступила пятница. Теперь, верно, так поступают дети Марины, старшей сестры, занявшей фамильный особняк после свадьбы с республиканцем.
Хотя какие там булочки при нынешней суетной полуголодной жизни в Руритании. Лидии казалось, что мерзнут и голодают все, и началось это, стоило только пасть монархии. Она украдкой оглядывается на уснувшего в кресле отца. Как же он постарел за последние три года. Смерть жены, предательство старшей дочери, скитания, отставка, жизнь на птичьих правах, отсутствие угла, невозможность кормить младшую дочь, Лидию, еще ребенка, которая тем временем, не желая поддаваться унынию, самоотверженно поставила крест на будущей блестящей карьере хирурга и сделалась обычной сиделкой.
И ведь не из собственной нужды родилась в ней мысль, что "раньше было лучше". Не нужны ей эти булочки с корицей, не вернут они Мама, не заставят улыбнуться любимого папочку, чьи волосы совсем стали белыми. Однако страданий, незаслуженных страданий, непредсказуемых извилистых поворотов судьбы, тяжелых неповоротливых жерновов, медленно перемалывающих таких, как она, таких, как всякий житель Руритании, совершенно определенно могло быть меньше.
Но полно, хватит жалеть о том, что уже произошло! Одергивает себя маленькая Лидия, размечтавшаяся о булочках с корицей и доме, полном слуг. Есть еще большой загородный дом, где они бывали разве что раза три. Всё, что у них осталось. Слишком большой для них с Папа, а значит, на благо возрождения монархии вполне сгодится. Сгодятся и ее руки да голова. Пусть не врач, не хирург, как мечталось. Медицинская сестра, сиделка - менять повязки, ставить уколы, писать письма, петь для раненых, успокаивать и утешать, обещать скорейшее выздоровление. Целое крыло дома под госпиталь. До чего прелестная идея! Таковы были две лепты Лидии дю Маре.
Сказано - сделано. Загородный дом поделен пополам. В одной половине небольшой госпиталь, для тех, кто слишком тяжело ранен или заболел и не может добраться до города, кто не рискнул оказаться там ни при каких обстоятельствах: заговорщики, мятежники, которым потребовалась помощь. Их немного, нет. Лидия, две девушки-сиделки, из проверенных, сочувствующих и командированный пожилой врач Януш справляются. Вторая половина привечает монархистов-мятежников. Здесь их всегда ждет горячая еда, а иногда и вино. Да и отец заметно молодеет, когда с ним советуются, беседуют, делятся планами. Сейчас это - главное, а слезы и горести приходят и уходят.
Да и плакала Лидия лишь единожды. Когда на Рождество общий зал, где обедала ее новая семья, вдруг наполнился ароматом свежеиспеченных булочек с корицей. Лучший подарок на любимый с детства праздник. Тогда ей почудился холод, словно босые ступни вновь касаются остывшего за ночь пола, а в соседней зале ее уже ждут к завтраку все, кого она бесследно потеряла.
-
Тогда ей почудился холод, словно босые ступни вновь касаются остывшего за ночь пола, а в соседней зале ее уже ждут к завтраку все, кого она бесследно потеряла. И тут действительно мороз по коже продирает.
|
|
Молодой мужчина в черном, кажется, тотчас раскаялся в том, что поддался эмоциям, провел рукой по лбу, словно снимая пелену, морок или отгоняя непрошеные мысли. - Гаспар, принесите напитки, которые помогут нашей гостье согреться, - голос дрожал и выдавал возраст незнакомца. В современной Финляндии он был бы еще в старшей школе. Юный господин достал платок и принялся ходить по комнате вдоль камина, где уже вовсю пылал огонь. Он то и дело прикладывал платок, словно проверял, жив ли еще после такого потрясения.
- С моей стороны было непростительно вот так, - он указал на дверь, где стоял секундами ранее, - появиться и обескуражить вас. Я даже не представился и не узнал... - "ваше имя" хотел окончить он, однако фраза так и повисла в воздухе, уже готовая сорваться с языка и не сорвавшаяся. - Барон Маннергейм к вашим услугам, - он чопорно поклонился, встав перед оттоманкой, на которой продолжала восседать Каари, - Карл Густав. Зовите меня Густав. А вы? Вы Каари, - сомнения в голосе не было и он нервным жестом запустил пятерню в длинные волосы, а затем сел напротив.
- Я прибыл сюда три дня назад. Моя сестра пропала и тетушка, которая сейчас владеет нашим фамильным поместьем, но находится в отъезде, поручила мне это дело и... да что я вас мучаю подробностями. Послушайте, моя сестра не совсем в здравом рассудке. Она с детства рисует. И когда научилась изображать лю-людей, -он сильно волновался, да так, что стал немного заикаться, - то на большинстве ее рисунков были...вы. И подпись "Каари". Мы всегда спрашивали ее полушутя: "Со...София, почему твоя Каари так странно одевается?". А она, представляете, всегда отвечала одно и то же "Спросите у нее сами, когда она прибудет".
От рассказа юношу отвлек дворецкий Гаспар, который принес то, что в его понимании, могло согреть даму. Чай, булочки, кекс, графин с вином и штоф с водкой. Последний пункт заслужил недоуменный взгляд Густава и Гаспар поспешил подкинуть поленьев в жарко пылающий камин и убраться. Это однако немного разрядило обстановку.
- Когда умерла мама, София тоже принялась твердить о смерти. "В день, когда я умру, явится Каари". Это продолжалось несколько лет, а вот три дня назад она вышла покататься на лодке и пропала. В нашем озере невозможно утонуть, сударыня, - доверительно произнес Густав. - Да и лодкой она умеет управлять едва ли не с рождения. - Я не знаю, что и думать, - он воздел глаза и поглядел на Каари едва ли не с мольбой, словно только она знала решение.
-
С каждым постом Каари всеибольше и больше озадачивается, а мои планы как игрока вноаь рушатся прекрасно описанными новыми неожиданными событиями.
|
|
|
-
Вот это прям внезапный поворот, и очень интересный!
|
-
Оу, захват заложника! Всё, как я люблю!
|
Кто никогда не был на балу, тот не поймет, какое это редкое явление, особенно если живешь, окруженная лесами, на краю страны и из компании только дочь звездочета, фрейлина, придворный шут и папенька, который крутит шашни со всем, что не приколочено. Да и приколоченные ему тоже сойдут. Взять хоть ту ведьму, что хотели казнить три года назад, но передумали...Вон она сидит, общается с лысым лордом, как ни в чем не бывало. Принцесса Лиодамия, несмотря на неприязнь к балам, всё же находила положительные, прелестные их стороны. Первое и главное, это танцы. Музыка гремит прямо-таки всюду, дамы шепчутся с кавалерами, забывая от восторга всяческие па, кому-то наступили на ногу и тот взвыл к веселью остальных, мелькают платья, белые воротнички, гремят доспехи того белобрысого паренька, а в соседней зале скучно жуют баранину те, кому "не до мазурки". Второе - папенька король никогда не танцевал. Не царское это дело. Да и дама его нынче не танцевала тоже. Король Брон Радостный отдавал предпочтение двум вещам: прекрасной незнакомке в черном, что отказывала всякому, приглашавшему ее на танец, да винным погребам, куда он удалялся с важным видом, а возвращался, широко улыбаясь и полностью оправдывая свое прозвище. Незнакомка в черном сидела по правую руку с того самого момента, как объявили бал, и вела с ним тихую беседу, изредка прерываясь, чтобы объяснить очередному кавалеру, что по причине траура не танцует. За ее стулом предупредительно стоял бледный юноша, одетый по моде, но как будто с чужого плеча. Он не общался с незнакомкой, но все почитали его за личного слугу. Всё это не могли знать прибывшие на бал скоморохи, перед которыми слуги открыли двери в просторную залу, где в неистовой мазурке гости принцессы оттаптывали друг другу ноги. Несколько взмокшие, но довольные, пары нестройными рядами передавали друг другу партнеров и слегка пошатываясь, кланялись новым. Появление скоморохов заметила только Принцесса, изредка поглядывавшая на дверь в предвкушении. Она вскрикнула, да так, что музыканты прекратили играть, отпустила из объятий весьма напыщенного юношу, всем своим видом походящего на принца, и громко объявила, опережая старого дворецкого: - Скоморохи, дамы и господа! Парочка дам тут же упала в обморок, а несколько кавалеров схватились за рукоятки шпаг, но увидев, что скоморохи уже явились в сопровождении охраны, расслабились и выглядели теперь растерянно. Видимо, легенду о скоморохах знал не только простой люд. Лоренцо повел себя странно - стоило ему очутиться на балу, тот сразу отделился от честной компании, как будто случайно с ними зашел, направился в соседнюю залу, откуда появился под руку с дамой - прекрасной незнакомкой в черном. Теперь вскрикнула уже Улла. Дрожащей рукой она выудила из кармана раскаленный докрасна амулет и не выдержав его жара, выронила. Тот раскрылся и во всей красе явил свое содержимое: портрет вооон той дамы в черном, которой с жадностью и завистью касались все взгляды. Старик, пришедший с Кирпичом, пользуясь случаем, бросился к какой-то девице, скромно стоявшей у стены неподалеку от фрейлины и принялся уговаривать ту уйти. Девица, внешностью чем-то напоминавшая Уллу, упиралась. Стражники, сопровождавшие Фалька, отступили еще раньше - даже в зал не вошли, остались снаружи, охранять, а вот трое, пришедших с Кирпичом, явно вызвали недоумение: не место простолюдинам на балу, если это не скоморохи.
-
Ууууххх, что начинается то! – Бармен, коньяка ноль пяточку!
|
-
Хорошие эмоциональные качели получаются. И описания природы прелестны!
|
ЭдМэт не успел ответить. Спустя пару секунд что-то потащило его за ноги. Дэнни остался с ним солидарен и также пошел ко дну. Маленький синий гаденыш был явно не готов к такому исчезновению его новых жертв и с возмущением нырнул следом, где вместе с одуревшим от новых открытий ЭдМэтом увидел стайку русалок, надевших на головы акульи плавники. Объяснения, естественно, не последовало. Улыбаясь заостренными зубками и хватая мужчин за ноги, девицы с рыбьими хвостами потянули тех на морское дно, да так резво, что ЭдМэт и отпихнуть их не смог. Видать, дело свое знали. Малышки-русалки кого-то ему напоминали. Вот только кого?... Может, сон какой-то. Может, Дэнни что-то рассказывал. Дурная голова! Не помнит. Кружится, болит, а вспомнить не дает.Когда кислород изволил закончиться, мужчины, увлекаемые маленькими русалками, уже оказались возле какого-то трюма - круглой двери прямо на самом дне. Тут было пусто: ни рыбки, ни рачка, ни акулы. Только Клак метался от одной русалке к другой, жестами и красноречивым бульканьем пытаясь объяснить, что улов этот - его. Особенно тот, что покрепче. Но девчонки насмешливо скалились и сдернув крышку увлекли пленников под самое дно. Ниже была только преисподняя. Воды за дверью не было. Были стены из прозрачного льда и вмерзшие в них навечно особо любопытные водоплавающие. Пара осьминогов, множество мальков, тринадцать морских звезд, морской конек в гордом одиночестве, два бородатых пирата и касатка. Клака оставили за бортом, то есть за дверью. Бедняга. Потерял и друга и улов. У русалочек появились ноги, одежда, исчезли клыки, жабры и чешуя. Девицы как девицы, только бледноваты слегка. Дэнни наконец откашлялся и увидев грудастых русалочек, быстро пришел в себя. Говорить связно он еще не мог, но все остальное функционировало, как надо. Просторная зала, куда они попали, была полна двуногих. Большую часть составляли бледнокожие девицы, в центре восседал бородатый мужик с трезубцем, а остальные были такими же несчастными, как ЭдМэт и Дэнни, которым выпала честь сопровождать одну из девиц на бал. Здесь были мужчины всех возможных возрастов, социальных слоев, рас и даже внешних данных. Девицы вот только были похожи друг на друга как икринки на куске хлеба. Звонкий стук трезубца заставил всех замолчать. - Сегодня, - громогласно объявил бородатый владелец трезубца, поднимаясь с трона. - вы послужите великому делу преумножения нашего народа. Мои дочери готовы произвести на свет новое потомство. Вы умрете, подарив им эту возможность. - Или умрете просто так, - взяв паузу, он пожал плечами и уселся обратно. - Выбор за вами! - снова оглушительно треснул трезубцем об заледеневший пол и кивнул, знаменуя начало русалочьей вакханалии. В голове словно вспышки возникли сцены который ЭдМэт явно нигде не мог видеть: взрослые острозубые русалки обнимают могучих воинов и тащат их на дно, кружась в смертельном танце.
Половина мужчин, на удивление, позарились на русалочьи прелести и с радостью удалились со своими избранницами восвояси. С десяток пытались бежать и были убиты на месте. Двадцать четыре сбились в толпу и готовились дать отпор. Судя по направлению взгляда Дэнни, ЭдМэт его медленно терял - кажется, друг твердо решил помочь своей русалочке родить много икринок.
-
"Решил помочь своей русалочке родить много икринок"))
Отсылки к прошлой жизни! Как же это, наверное, тяжело - не помнить столь грандиозные события...
|
Жаль. Дэнни был бы отличным плотом, будь они на открытой воде. Сейчас он разве что мог стать пробкой и заткнуть потоки воды, если бы они не лились отовсюду. Вялые попытки звать друга не увенчались успехом, он не очнулся. Успокаивало лишь то, что он и не тонул при этом. Хотя...как это может успокаивать?
Закончилось всё тем, что ЭдМэт оказался с подступившей к самому горлышку водой, на цыпочках балансируя на теле друга. Со дна поднимались пузырьки, свидетельствующие о том, что тот еще жив. Эд Мэт ступал по его животу аккуратно, чтобы жизнь выходила из Дэнни помедленнее. Мозг кипел от количества вариантов, которые, как правило, были бесполезны и отметались со скоростью прибывания воды в пещеру.
Солнце и аборигены тоже не спешили показываться. Ситуация становилась смертельно опасной (как будто до этого всё было гладко). ЭдМэта успокаивало лишь то, что он пока выходил сухим из всех передряг. Из этой он точно не выйдет сухим, но может хоть живым останется и Дэнни, возможно, тоже. Приплясывая на камне, он вспомнил про тех, кого всем сердцем желал забыть. Грёбаные феи. Должны же у них быть сородичи, отвечающие, так сказать, за водные ресурсы.
ЭдМэт робко, шепотом, стараясь не прыгать сильно на пока еще живом Дэнни, позвал малявок как-то так: - Феи, фееееи, мы тут. Просите, чего хотите, - вода уже почти булькала во рту, но последние слова были услышаны. Еще бы - ведь феи самые меркантильные существа! - Пожалуйста, спасите, и мы отплатим тут же, - от страха из уст ЭдМэта уже рвался какой-то откровенный слюнявый бред, но он ощутил, что вода как будто опустилась на полсантиметра и плескалась уже не у нижней губы, а на середине подбородка, игриво щекоча трехдневную щетину.
Спустя минуту он, продрогший, мокрый, стоя на Дэнни, оглядывался по сторонам и пытался найти ту огромную пробку, которую выдернули, слив всю воду в невидимую канализацию. Ее не было. Воду словно впитали камни. А вот виновники этого были. Два синеглазых, бледнокожих пацаненка, с острыми ушками и перепонками между пальцев, недобро косились на друзей и, судя по их садистским ухмылкам, уже придумали, как тех использовать.
-
Оооуу дааа) Я скучал по твоим историям!
|
-
Все страньше и страньше, как говорила Алиса. Музыка мрачности плавно идет к своему крещендо.
|
-
Круто пишешь, текст очень вкусным кажется)
|
Хозяйка дома полностью отвечала стереотипам, сложившимся о чопорности британских дам. Говорила она мало, лишь когда спрашивали, в основном кивала и Юля часто ловила ее взгляд, направленный куда-то в окно кухни. О кухне, к слову, стоило сказать отдельно. Оформление кирпичом, настоящим красным кирпичом, деревянная, покрытая лаком мебель - натуральная, не фанера - глиняная посуда, ручная роспись, тканые полотенца, грубо сколоченные стулья, кресло, уютный аромат которого сразу погрузил Юлю в атмосферу старинного шотландского поместья, где выросло не одно благословенное поколение шотландцев. Лишь современная техника разрушала иллюзию, что Белкины нырнули на пару веков назад, трясясь в карете старого лепрекона по колючим холмам. О гостиной тоже можно было сочинить песнь. Большая часть времени ушла на созерцание богатств медленно умирающей шотландской культуры. Но разве можно не восхититься настоящим камином высотой с целого Алёшу, убранством, пусть и привнесенным в гостиную неистовыми обожателями тартана, грубо обтесанными балками, державшими на себе, казалось, целый дом и конечно, коллекцией английского фарфора, из которого, по словам хозяйки, пили чай еще ее прабабушка и прадедушка. Гостиная оставила двоякое впечатление и напомнила игру "Тик энд крос": "Отметь настоящую реликвию и зачеркни подделку". Вот спальня Белкиных была поистине аскетичным местом и напоминала по сравнению со всем остальным комнату для прислуги или... нежданных гостей. То самое окно было здесь, к слову, единственным, в комнате было довольно душно и не открывать его казалось по-настоящему издевательской просьбой. Мужа это однако ничуть не смутило - он захрапел еще до того, как Юля тихо закрыла дверь за собой и спустилась вниз к чаю. Когда здесь обедали, было непонятно, но хозяйка это вопрос не поднимала. Лишь ближе к вечеру, Эльза чуть оживилась и принялась поглядывать в окно с живейшим интересом. Спустя какое-то время - Юля уже поднялась в себе, переодеться к трапезе, которую пообещали доставить из злополучного отеля - в дверь и правда раздался троекратный стук, да такой, что стены задрожали и Алёша проснулся. Юлия совершенно точно помнила дверной звонок, но, видимо, пришедшего, которого так ждала Эльза, он не занимал по причине благозвучия и довольно тихого притом. Спускаясь вниз, Юля услышала голоса. Точнее голос. Эльза радостно с кем-то щебетала, прямо ожила. Тот, впрочем, казался молчаливым собеседником, так и не ответил ни на одну ее восторженную реплику. Дверь в комнату Эльзы была приоткрыта, но таинственный гость сидел или стоял так, что Юля не смогла увидеть его, проходя мимо и невзначай заглянув внутрь. Потом появилась и сама хозяйка, смущенно прикрыла за спиной створки дверей своей спальни и торопливо произнесла: - Это мой жених. Он работает до темноты и приходит поздно. Сейчас я накрою на стол. Жених, работавший до темноты, оказался не голоден после трудового дня и не осенил своим присутствием обедавших гостей. Впрочем, Эльза тоже откланялась, сказав, что не ест после шести. Белкины вкушали дары отельной кухни в парном одиночестве. -
-
Да, хотела бы я пожить в таком домике! Прямо виртуальное путешествие получилось, здорово!
|
Впервые за всё время, что Эдда находилась в бегах, она чувствовала себя в безопасности. В гуще смертоносных оборотней, размахивая кинжалом направо и налево, забрызганная кровью с головы до ног, она чувствовала тепло находившегося рядом мужчины и понимала, что готова сложить голову прямо тут, лишь бы на его груди. Ко всему прочему она еще и улыбалась, как дурочка, поражая врага своим клинком, словно убийство доставляло ей огромное удовольствие и вообще было смыслом жизни. Где-то на задворках сознания она вообще уже сыграла свадьбу и нарожала детей, в общем, всё по классике. Поэтому теперь она просто не могла оставить будущего отца своих детей умирать тут. Вот только куда бежать от здорового монстра, который непонятно почему ее преследует ее, Эдда не знала. В очередной раз решила она взмолиться Фрейе, но именно в тот момент ее осенило, что богиня плодородия и похоти уже одарила ее по гроб жизни. Эдда покрепче перехватила подарок и побрела искать спасения у леса – он всегда выручал. Неужели теперь не протянет ей ветку помощи?! Идти пришлось долго, они брели цепляясь за ветки, плутая между кустарников и запутывая следы, измазанные в лесной грязи, с налипшими на волосы листьями и мхом. Алан несколько раз порывался лечь и умереть, но Эдда шепотом поносила его разными бодрыми эпитетами и снова подставляла плечо. Можно сказать, что за этот побег они успели съесть здоровый пуд соли. Алан все продолжал фантазировать, как будет узнавать ее получше, а Эдда оживая от его слов, искала решение. Лес тем временем сгущался, да так, что парочка иногда не могла увидеть ничего в метре от себя. В один из таких моментов они и ухнули вниз, проваливаясь под мягкие сплетенные корни каких-то неизвестных деревьев. Падать было мягко и даже приятно, в основном оттого, что Алан придавил Эдду всем своим весом. По скользким корням они летели вниз долго, даже вздремнуть или поговорить бы успели, если бы не раны Алана, от которых он вздрагивал и стонал каждый раз, когда поворот был слишком резким или их подбрасывало. Эдда устала бояться и думать, куда их несет, когда они вдруг приземлились на твердую землю, покрытую мхом. Алан от удара о землю громко застонал, не сдерживаясь в выражениях, а девушка заметила, как сквозь ткань на боку у него проступила кровь. - Подожди, надо найти чье-то жилище и очаг. Эти раны нужно прижечь каленым железом. Так всегда делал отец, когда мы с братьями были маленькими. Алан посмотрел на закаленную девицу почти с восторгом, затем с ужасом приставил сию процедуру на своей коже и замычал нечто наподобие: - Я лучше помру. Но Эдда уже оглядывалась вокруг, пытаясь понять, как глубоко они упали, потому что сюда почти не проникали солнечные лучи, а земля была склизкая и липкая, а воздух промозглым. Она уже готова была вновь поднимать своего спутника и вести в неизвестность, да только краем глаза увидела, как за дерево юркнул кто-то некрупный, но, видимо, весьма любопытный. - Неужели мы в самом Хельхейме? – сквозь зубы процедила Эдда, тихо приближаясь к дереву. Преисподняя в ее паны не входила, но если тут безопаснее, чем в мире живых, она бы согласилась пожить тут, пока страсти по де Пюту не улягутся. За деревом мелькнула синяя пятка и лодыжка. - Стой! – крикнула Эдда. – Нам нужна помощь. Существо хихикнуло и выглянуло на мгновение из-за старого кривого дерева, за котором пряталось. - Вы в гостях у самой Хель. Помощь вам уже не понадобится, - пропищал он и показал из-за дерева синий носик. - Царство мертвых, - простонал Алан. – Надо было тебе спасаться, девочка. Я-то по назначению прибыл, а вот тебе еще жить и жить. - Не хочу я там, - Эдда ткнула пальцем в небо, в предполагаемый мир живых, - без тебя жить, - и осеклась. Округлившимися глазами взглянула на Алана, сама не веря, что сказала такое вслух. Тот лишь улыбнулся одними губами, не в силах открыть глаза. ссылкаСущество, тем временем, потакая своему любопытству, высунулось из-за дерева совсем. Перед Эддой предстало синекожее низкорослое нечто, с большим пузом, тонкими ножками и ручками, совершенно омерзительное и голое. Даже улыбалось оно отвратительно. - Я отведу вас к лекарке, она давно тут живет, а помогать особенно некому. Все уже в готовом виде поступают, - захихикал он снова. Дойти до ведьмы оказалось целой проблемой. Алан то и дело терял сознание. Когда они прибыли к крошечной хижине, обвешанной черепами, Эдда и сама была готова рухнуть. - Матушка Хеда, пустите к себе, - проблеял жалостно синий человечек. Дверь без слов отворилась и впустила путников внутрь, а проводника едва не хлопнула по носу, прогоняя в лес. Тот заскулил и отбежал на расстояние, разразившись проклятиями. Внутри было ожидаемо темно и пахло травами. И было пусто. Никто не встретил их и потому , когда с потолка вдруг раздался голос, Эдда не выдержала и опровергла всё свое прекрасное воспитание одним длинным труднопроизносимым словом. - Не жилец твой друг, - вместо приветствия, послышалось сверху. – Я могу ему помочь, но силы тратить не хочу. Вот если бы ты отдала мне что-то очень дорогое твоему сердцу, тогда я бы излечила его раны. Эдда застыла, как вкопанная - сердце, не желая расставаться с самым дорогим, ухнуло вниз. Дилемма была покруче их битвы с волками. Она хотела, чтобы Алан жил, но для этого пришлось бы отдать его этой невидимой карге. Как быть?!
-
Б - О - М - Б - А! (И розовые сопельки))
|
Затишье. Самое страшное это затишье. Островок, где ты спрятался, окружен со всех сторон тишиной и неизвестно, с какой стороны появится звук, где порвется безмолвие, обезоруживая спрятавшегося. Тишина была гуще тумана, они спелись, воссоединились, нашли жертву и медленно подбирались к ней, не торопясь, имея в запасе всю ночь.
Страшно знать, что рядом кто-то есть и не видеть его. Страшно, что вот-вот его голос прорвет палатку, словно острый нож. Нервы натянуты и дрожат, болит прикушенный палец, стук сердца отдается в месте укуса. А тишина всё длится и длится, заставляя поверить, что всё хорошо. Никто не придет. Спи, Каари, всё хорошо.
Сколько прошло времени и прошло ли, было совершенно неясно. Только ритм сердца вернулся к прежнему спокойствию, а в голове даже появились мысли, что пора бы прилечь да выспаться хорошенько. Луна наконец появилась в полной своей красоте, словно фонарь вдруг включился. Значит, и туман скоро уйдет. Обязательно уйдет. Каари вспомнила, что сегодня полнолуние и даже связала с ним примету. Совсем недавно одна из коллег говорила, что при полной луне сердце места себе найти не может. Так или иначе, кажется, примета сбывалась.
Тень возникла внезапно, появилась в полной тишине, и остановилась справа от палатки. Она стояла безмолвно, Каари видела очертания женской фигуры: упругую грудь, покатые бедра, длинные волосы, словно та, что пришла из тумана, была без одежды. - Теплая, живая, - вновь послушался шёпот. Он раздавался у Каари в голове. – Я тоже хочу быть живой, – ненависть пополам с горечью густой волной заползли в невидимые глазу щели в швах палатки, словно газ, которым травили солдат во время Первой Мировой. Каари вдруг затошнило, а в ногах появилась слабость. Вспомнилось, как отец про болотные газы рассказывал. Мозг метался, как зверек в клетке, отчаянно подыскивая логичное объяснение происходящему. - Я отниму у тебя твою жизнь, Каааааари.
Женщина увидела, как тень принялась таять, дав обещание. Сначала исчезли руки, затем голова, грудь, и со вздохом растаяло юное тело, оставив только неприятное послевкусие, ничем не истребимое, усугублялось оно тем, что голос еще звучал в голове, ни на что не похожий, протяжный, с каким-то будто бы акцентом.
Только спустя несколько минут, когда сердцебиение вновь стало ровным, Каари поняла - тень говорила с ней на древнем племенном диалекте суоми, который безусловно уже нигде не звучит.
-
Мастерски передано нарастание страха. Сначала пугает то, что само по себе вроде и не должно пугать, а потом страх внезапно материализуется, и это делает его только сильнее и опаснее.
|
Приветики!
У тебя классные друзья! Где ты их находишь? О, найти друзей - то еще искусство. Сначала ты просто являешься туда, где обычным людям стрёмно, то есть максимально странно и непривычно. В коворкинг центр, например, в бывшем заводе, где кирпичная кладка девятнадцатого века и дух такой же, где инди-рок, половина ребят в татухах, а вторая половина в пирсинге, разговоры странные на смеси транслита и сокращенных разговорных словечек, нувыпонели. Собсно, заводим разговор из разряда "Был на авторском вечере поэтессы Лилички на крыше "второй Васьки"?" и по творческим предпочтениям обнаружишь, что с человеком готов поговорить еще часа два. Он точно станет хорошим знакомым. А вот если разговор часов на шестнадцать затянулся и начали вы в коворкинге, а закончили на той же Ваське в ожидании мостов в три часа утра, то вот это друг, да.
Расскажи о своей студенческой жизни. Куда ты поступала? Да куда только не поступала. И везде прошла. Выбрала, что покруче: СпбГИК, факультет хореографии. Но так или иначе хореография на танцполах, вечеринки с друзьями и ночные прогулки оказались важнее. Хореография, она же не про па у станка. Нет в этом долгожданного свободного полета. Хореография это вообще не танец, вот! А танец это полет. И институт тут не поможет. Во всяком случае, именно так я объясняла бабуле, когда отчисляли.
Что можешь вспомнить о своей бабушке? Какой она была? Какие её слова тебе ближе всего? Бабушка только с виду строгой была, потому что всю блокаду в Петербурге провела, много повидала и знала в конце концов, как жизнь эту жить. А до войны она ух какой была - фору бы мне дала. "Сейчас живи" - звучало из ее уст почти как приказ. И я старалась за них двоих - жить вот прямо сейчас, вот в эту самую секунду.
Твоя подруга Татьяна. Что это за кавалер у неё? Что изменилось после её свадьбы? Ещё до начала истории у вас с Таней был не один момент близости, как-никак вы близкие подруги. Какое обещание она тебе дала? До Петрова (я его только так зову, по фамилии) мы с Танькой были будто на одной волне, даже мыслили одинаково, звонили друг другу одновременно и ругались, что "опять занято". А потом она Петрова встретила. Зануда редкостная: всё у него по полочкам, всё спланировано, наперед знает, как день проживет. Жуть. Что она в нем нашла, я так и не выяснила. Вообще мы сразу стали меньше общаться. Танька перестала татуировками заниматься и пошла на "серьезную" работу - в офис планы для строительной фирмы рисовать. Брр. А она обещала всегда жить одним днем, да так, чтоб дни не похожи друг на друга были.
Кто из представителей твоего двора в последнее время заметен в городе? Чем славится Двор Ветра? Как звучит ваш девиз? Мы не сидим на одном месте. Постоянство убивает, рутина губительна, движение дарит свободу, свобода безгранична и всеобъемлюща. Девиз наш часто люди любят повторять: "Движение - жизнь", говорят. Недавно случилось необыкновенное: я шла по Итальянской, свернула по Грибоедова к Невскому и там, под окнами особняка на Невском, 30, недалеко от входа в метро услышала, как надрывается волынка. Надо понимать, что волынка на Невском, где все пропитано Сплином, сразу привлекает внимание. Когда я подошла взглянуть на самородка и встретилась с ним глазами, то даже попятилась - в город явился сам Лорд.
-
Мне уже нравится ваш Двор.
|
-
Перкеле! Мороз по коже пробирает, стоит только представить себе эту картину! Атмосферно, очень атмосферно.
|
-
Ух как круто все перевернулось!!_) И фея бомжеватого вида уже на пороге))) Классно))
|
-
Хахахахаха! Ржунимагу) Блевантинооо
|
|
-
Счастливые люди, я им завидую. Тоже хочу корпоративчик на берегу озера! И даже от развлекательной программы не отказалась бы)
-
Красивое и атмосферное начало истории!
|
-
За такой зловещий постик Я теперь поставлю плюсик Нашей доброй славной Эдде Мастерице на все руки!
Почему погиб Джузеппе? (В темноте сплошные муки...) Потому что убежал он В то-куда-не-надо-лезть!
Сей хвалебный спич кончаю Всем желаю: Настроенья! Счастья, радости, веселья! И у всех прошу прощенья! (Вот конец стихотворенья)
|
-
Сурово и круто. Спасибо, что играла с нами.
|
|
Белка, Кирпич, Фальк, МаришкаКогда, казалось, героический подъем по двум сотням ступеней неизбежен, на помощь пришла она - ключница, экономка, мажордом, конферансье, домоправительница, камердинер в юбке. В общем, в любом доме выше двух этажей такая просто обязана быть. Либо это твоя собственная мать или бабка, либо нанятая горничная, а то и похуже - получившая права и обязанности, чересчур ответственная и дотошная мадам - синий чулок, у которой нет больше иных дел, кроме как следить, чтоб в доме был порядок. Здесь же, в замке, была она: - Клотильда фон Фритценштерн, - отчеканила тонкими губами, скрипнула голосом по ушам и глазами сверкнула так, что санитары, Фалька несущие, тотчас лыбиться перестали, а стражник, Маришку несущий, подобрался весь и даже поклон отвесил. - Скоморохи? - уточнила она и тааааким взглядом по старшеклассникам мазнула - ну точно клопы перед ней плясать собрались, а она сняла туфлю иии.... - Пойдемте со мной, - и к счастью и облегчению всех, затопала вперёд мимо лестницы, куда-то в темную глубь замка. Шли они бесконечными коридорами. По пути заметили недостачу Пасты, на что чванливая экономка заверила, будто и его вскорости к ним препроводят. Судя по всему замок по кругу огибали, потому что лестница их всё-таки ждала, но не парадная, а весьма заурядная, но хоть не винтовая. Правда и здесь на ступенях лежали багровые ковры, а на стенах покоились чьи-то портреты - наверное тех родственников, кто победнее и подальше. Придерживая юбку, старушка Клотильда довольно быстро шкандыбала наверх, не слишком заботясь о том, поспевают ли за ней молодые люди. Видимо, считала их априори быстрыми, резвыми и беззаботными. Ну и клопами еще. - Все комнаты в замке были приготовлены к приезду гостей, почти все они заняты. Надеюсь, теснота вас не смутит, - она поморщилась и распахнула двери в помещение, которое совсем не резонировало со словом "теснота". - Здесь есть всё для...- она замешкалась, подбирая слова, - музицирования. - Ежели вы изволите упражняться в кульбитах, - она критически осмотрела вконец укачавшегося в носилках Фалька цвета картофельной ботвы и продолжила, - то вам более подойдет примыкающее помещение с видом на прекрасный сад и лес за ним. Клотильде бы в риелторы. Лаконично, по делу, без церемоний. Нравится - берите. Не нравится - проваливайте. - Лекарь прибудет с минуты на минуту. Закуски и вино - чуть позже. Еще раз прошу прощения, если покои не удовлетворили ваши ожидания, - это, по всей видимости, была сама неприятная для Клоти часть - извинения. Не привыкла она к ним. Всякие фоны, знаете ли, не извиняются перед всякими скоморохами. Под ее строгим взглядом братцы-молодцы тотчас уложили Фалька на притаившуюся в углу резную кровать. Маришку старуха-замковод приказала устроить в кресле и собственноручно привела в чувство (нечего лекаря на нее тратить) дав вдохнуть содержимое пузырька с нюхательной солью, извлеченного из передника. Девчонка чихнула и очнулась, тотчас схватившись за голову. Клотильда подала той кубок с водой и вместо того, чтоб дать ей выпить, плеснула в лицо: - Чтоб духу твоего здесь спустя минуту не было. Затесалась конюшня к королю. Припожаловала, - прошипела экономка, заставив девушку покраснеть, потом побледнеть и едва не расплакаться. ПастаСлишком много дел предстояло, прежде чем в замок войти. Автомобиль устроить под строгим надзором стражей. Взять с собой всё необходимое. Особенно оружие не забыть. Машину, изрядно покореженную, но на ходу, пристроили не без приключений - Пасту верхом на драконе сопровождал целый выводок детей, а также четыре стража и их начальник, которые страха не выказывали, но держались на расстоянии. Когда Джуз с полным набором юного приключенца в обеих руках был готов взойти по ступеням аки настоящий барон, начальник стражи пригласил его пройти с ним. Серьезно так попросил, бескомпромиссно. Настоящий ФБРовец, только в доспехах и ксивой перед лицом не машет. - Королю будет интересно узнать о вас и вашей самоходной карете, - натянуто улыбаясь и стараясь быть вежливым, начальник стражи указывал совсем не на парадный вход. ВеснушкаМаневр сработал. Стоя в темном углу и будучи совершенно не заметной, особенно для тех, кто появился из хорошо освещенного помещения, она смогла разглядеть говоривших. Короля она уже видела. Судя по выражению его лица, он был взбешен. Второй мужчина был постарше. Лицо его можно было вполне описать двумя словами - "обремененное интеллектом". Бесформенная шляпа, какой-то свиток в руке и балахон со звездами выдавали в нем человека науки, средневекового астронома или на худой конец королевского чудака с учеными причудами. Он, в отличии от Короля, долго, в упор смотрел ровно туда. где пряталась Веснушка, будто знал, что она там. - Кристобаль, мы не закончили, - рявкнул-пригрозил Король и быстрым шагом покинул комнату, буквально сбежав вниз, полоснув Уллу по лицу своим развевающимся красным плащом. Веснушка не издала ни звука, так и замерев в ожидании, когда дверь наконец закроется, а она спокойно продолжит путь. - Можешь больше не прятаться, он ушел, - послышался мягкий приятный голос. - Аурелия, доченька, выходи и расскажи мне, что ты слышала.
-
Неписи просто шикарные! А обстановочка! Вот это "душное средневековье",))
|
Настроение у Эш было, прямо скажем, немножко нервным. Настолько нервным, что она даже не могла придумать ни единой ядовитой шутки, описывающей ту иронию, которая сейчас случилось в ее карьере. Болото оказалось малюсеньким таким цветочком, а главная ягодка размером вон с тот храм, замаячила на горизонте во всей красе, стоило ей хорошенько осмотреться.
- Ах ты ж пиявкино дерьмо, - за время прохождения болотного испытания она научилась ругаться по-местному. По крайней мере, она в это свято верила. - Вот куда вас всех засосало, гнилое семя! - под нос пробурчала она, тотчас обретя способность и шутить, и язвить, и усмехаться.
Нет, она их отчасти понимала - живешь такой, кругом тлен, мрак и жижа, туманы и лягушки, пиявки и трясина. Сношаешься с сестрой, чтоб совсем не вымереть, а то и с собственной матерью. В общем, тьфу, мерзость, конечно, но она б тоже в такой махине засела и курила багульник, пока с братом возлечь не захочется.
Мысли о близости не покидали Эш весь их путь, но Трай завязался узлом, а эта парочка уже... спарилась. “Вот сейчас тебя и выебут вилами, и лопатой отмудохают по полной”. Радуясь тому, что воображение отогрелось, а чувство юмора разморозилось, она захлопнула массивные двери с не меньшим грохотом и просунула в ручки меч, чтоб помучились открывать. “Чтоб не сбежали” - успокоила она себя и решила хорошенько прогреться бЕгом.
Позывной у них был тихий - на болоте почти не разлучались, а в городе не требовалось, задания же в основном включали засаду, а так вот орать на всю деревню, что мол, болотники нашлись и здравствуют - не пристало. Поэтому Эш прибежала к месту расставания и уже оттуда гаркнула свое “кукареку”, то есть позывной, который силой своей тотчас передаст Малке с Яве, что сношаться (а Траю - молиться) в заброшенном доме сейчас - не слишком хорошая идея.
-
Мысли о близости не покидали Эш весь их путь, но Трай завязался узлом, а эта парочка уже... спарилась. “Вот сейчас тебя и выебут вилами, и лопатой отмудохают по полной”. :D
|
Стоило появиться Принцессе и всё вдруг пошло на лад. Даже крохотная девчушка, которая так забавно картавила, подобрала слюни, чтобы преуморительно поклониться Её Высочеству. - Плинцесса Лиодамия это, - сообщила она доверительно стоявшей неподалеку Таре. - Она класивая и доблая и куфает кафу по утлам. Атмосфера совсем разрядилась. Даже пара стражников разулыбались и перестали грозно сверлить “скоморохов” взглядами под названием “Мы вас выведем на чистую воду”. После пламенной речи Пасты и неистовства подыгравших ему прочих скоморохов, Принцесса захлопала в ладоши в экстазе малого дитя, чья мечта наконец осуществилась. Иначе как еще было объяснить её громкое: - Покои лучшие готовьте! Лечите хворого, тащите бездыханную, - кажется, не всех своих слуг Лиодамия знала в лицо, и Маришку приняла за сопровождение, чем вызвала зависть у маришкиных коллег - молодой румяной девки, что пыталась привлечь внимание стражников, куцего мужичка с корзиной полной хрена меж ног, да дородной бабы с половником за поясом, которая схватила за крошечную ручонку пузатого сынишку и попыталась удалиться, но тот ударился в рёв. В скоморохов поверили все. Ведь сама Принцесса сказала, что это они. А значит, это они и есть! Единственная, кто теперь, после окончательного признания, с ужасом разглядывал прибывших шутов, была девчушка со всевозможными дефектами речи. Тыча в каждого по очереди и загибая слюнявые пальчики, она громко декламировала: “Плиедут из-за леса скомолохи И плинесут с собой печаль-беду Один споёт, а двое спляфут, Четвелтый будет дуть в дуду” На девчушку тотчас зашикали, но ясно-понятно стало, что в маленькой рыжей головёнке эти скоморохи - четыре всадника апокалипсиса, не иначе. Малышка продолжала смотреть во все глаза, покуда какая-то сердобольная бабуля, окинув четверку прибывших максимально неприязненно, закинула ее себе на горб и утащила с места событий. Кирпич однако перехватил ледяной взгляд белобрысого, а его подружка и подавно схватилась за какой-то амулет на груди. Вот Принцесса стишки не слышала, своё твердила: - Накормить! К пиру приодеть! После десяти тостов первых к нам в залу препожаловать изволить! - задатки главнокомандующего у нее от папеньки появились. Тем не менее если придворные да стражники уши и развесили, челядь явно прислушалась к девчушкиной поэзии, что-то туго кумекала, крутила в своих головах жернова догадок. Правда, пока они крутили, перед четверкой уже двери распахнулись и взору их открылась та самая лестница в двести ступеней, возле которой весьма оперативно встали носилки и два внушительных увальня, дебильно усмехаясь и разглядывая диковинных гостей, ждали, когда “господин хворый” туда уляжется. Один из стражников подхватил Маришку, внес следом, хотя по взгляду было видать, что унес бы куда подальше, будто знаком с ней был не понаслышке, а по...ну, впрочем, неважно. Белобрысый с чернявой отошли к экипажу - то ли забрать что, то ли выпить для успокоения. В общем, жизнь вроде налаживалась.
-
А вот и кусок пророчества) - он же план действий.
|
|
-
Сцена избиения автомобиля доставляет)))
|
Конюшня стояла поодаль, что для человека, обладающего мало-мальской логикой, было бы странно. Вот, скажем, война. Пришел враг к замковым стенам, а лошади-то вот они, на территорию не влезли - здесь врага дожидаются. Или конокрады заявились. Пока стражи из дворца к ним спешат, чтоб в темницу бросить, те уже из лошадей жаркое успели приготовить. Или вот еще - сам Король (!!!) решил лихо забраться на своего коня и поскакать. Но животное ж еще привести надо, пред очи светлые королевские, так что пока коняшка идёт, Король уже другое занятие себе находит, от скуки. Где ж логичному человеку было знать, что врагов у Королевства нет, ни Король, ни его единственная дочь не ездят верхом, а на территории дворца запрещена всякая животина, ибо смердит. Королевская семья могла себе позволить жить в благоухании вообще-то! В общем, конюшня хоть и была за пределами замка и даже чуть вдали от главной дороги, ведущей к воротам, но лошади там все-таки необычные имелись, королевские, пускай и вовсе ненужные. Маришка колебалась, на конюшню оглядывалась, да о папеньке помышляла - не погладит он ее по головке своей огромной, будто ковш, ручищей, если хоть одна коняшка сбежит, или Золотцу потребуется помощь. Однако сам батенька, наверняка, сейчас в замке, принимает экипажи высокоблагородных господ. Лошадок своих гостей Король Брон не мог разместить в этой конюшне - мест не было, да и расстояние на котором их держали, могло возбудить в ком-либо подозрение. Такого, безусловно, еще не бывало, но, как говорится, нет-нет, да и да. Конюшня, строгий папенька, Король Брон, Золотце - что у всех них было общего? Все они были забыты тотчас, стоило Джузеппе галантно открыть рот. А для всего остального у Маришки был младший брат и девушка решила, что вот сейчас на девятилетнего пацана вполне можно положиться. Успокоенная заветами Белки и распалённая вниманием самого Барона, Маришка с любопытством оглядела автомобиль изнутри, прежде чем сесть, а потом шмыгнула на переднее сидение, как тут и была. Смотрела масляными глазами на Пасту и даже кнопку какую-то осмелилась нажать. Впрочем, тут же побледнела и отпрянула - из динамиков остервенело вырвалась песня. ссылкаПод неё они и покатили вперёд, задаваясь, как один, вопросами, зачем у Пасты столько еды и такое старье в магнитоле. Старью удивился даже белобрысый паренек в сияющих доспехах и с весьма заметным шрамом на щеке, с опозданием проезжавший по дороге к замку в закрытом экипаже. Она высунулся из окошка и провожал необычную повозку озадаченно. Видимо, прикидывал, сколько в нём было лишнего вина. Следом высунулась девушка, составлявшая ему полный контраст. Она, напротив, нахмурилась так, что жди беды. Глядя на нее, парень в доспехах тоже нахмурился. Но больше всех нахмурились стражники, по стойке смирно стоявшие на воротах, но бдительностью отличавшиеся неимоверной. Двое стояли внизу, приветствуя экипажи ударом алебард о брусчатку, а четверо следили наверху за тем, чтобы а) среди гостей не затесался дракон или непрошенный отряд из полста воинов, б) мощные ворота, не рухнули кому-нибудь на крышу и, соответственно, благородную голову, в) нечто странное на вид с музыкой не ввалилось в королевский двор. Нечто странное на вид ещё и задумало объехать замок по кругу, будто выбирало удобное местечко для установки катапульты или высадки своих воинов, безусловно, таких же странных на вид. И, кстати, ОНО время даром не теряло и уже захватило кого-то из местных в заложники - дочку конюха, что ли...Маришку Бессовестную. Объехать замок не удалось, он соприкасался с лесом настолько страстно, что даже строители не рискнули нарушить эту связь. Лес плавно перетекал в сад, где любила гулять Принцесса, о чем Маришка поведала тут же, потому что молчать не умела, да и в принципе, не понимала, зачем. Бессовестная... Пришлось разворачиваться и ехать обратно к воротам. Скорость была щадящая, чтобы никого не задавить, но местные и так не рисковали приближаться к необычной повозке. Гул за окном услышала даже Улла. Вдоволь насмотревшись на портрет, она выглянула в чуть приоткрытую дверь и отпрянула - в примыкающей к библиотеке спальне облачали Короля! Пара слуг суетилась возле, заканчивая последние приготовления, когда в дверь вдруг раздался абсолютно бестактный раскатистый стук. - Срочное послание от начальника стражи! - раздалось снаружи. В тот момент Улле и почудился знакомый шум: так мог звучать только автомобиль, который разворачивался на пересеченной местности. - Впустить, - устало распорядился Брон, которого вовсе непонятно за что назвали Радостным. - Мой Король! - торжественно начал страж, которого Улла не видела, но распознала по стуку доспехов. - В замковый двор пытается проникнуть необычный экипаж. Вы просили говорить вам о всяком пешем, едущем верхом и использующем такие бесовские устройства. Король скривился (его и так весь вечер преследовала вонь от прибывающих карет и животных. И их коней), выдернул себя из рук своих услужливых помощников, отослал их подальше и зашагал по спальне. - Жди здесь, - наконец буркнул он стражнику и направился в библиотеку, где засела непрошенная на бал гостья
-
Ааааа! Отсылки!! :D Ну и за юмор и это убожество какой-то трёхлеткой накаляканное))
|
|
|
-
Новое = хорошо забытое старое. Особое спасибо за музыку, обожаю Блиндов по старой памяти, и эту песню в отдельности.)
|
|
ссылкаОб имениннике всё же стоило сказать пару слов. Томас стал Скелетом в четырнадцать, когда объявил голодовку. Он пил всё, от колы до рома и обратно, но отказывался есть. Это заметили спустя десяток дней, когда темные круги, бледную кожу и нетвердую походку уже невозможно было скрывать. Хотя нет...на самом деле, Скелет завалился в обморок, пока шел к доске. Потом еще раз - во время прыжка с мячом на баскетболе. И третий коронный - прямо в кабинете директора, где они решали проблему выбитых зубов Дика Вернера, одноклассника, который дерзнул назвать Йосенберга Скелетом и положил начало рождению легендарной, мерзопакостной, но весьма симпатичной личности. Никто не знал истинной причины протеста, кроме отца Томаса, который прошел все стадии борьбы с сыном-подростком: подкуп, угрозы, крик, уговоры, отрицание, принятие, депре...запой и наконец Соглашение. О нём тоже никто не знал, но Соглашение, подписанное отцом и сыном, развязало Скелету руки и с тех пор он по-прежнему никак их не пытался связать обратно. Скелет, казалось, знал всех. Или делал вид, что знает. Во всяком случае, у собеседника всегда складывалось впечатление, что король снизошел до общения, да здравствует король. И тем не менее Скелет вздрогнул, когда к нему обратилась Веснушка. Скелет. Вздрогнул. Всем телом. Отшатнулся почти. Может, был в своих мыслях… Но с чего бы Скелету в своих мыслях ошиваться? - Ммм? - переспросил он, глядя куда-то мимо девушки. Зрачки были больше обычного. Хотя кто знает, какие они у Йосенберга в нормальном состоянии. - Спасибо, - даже улыбнуться не попытался, вернулся в себя. Однако и его и Веснушку тут же грубо прервали. Неизвестно, продолжился бы разговор, если б не Триш Сандерсон, у которой было прозвище, как говорится, “за глаза”. ТО САМОЕ. У нее никогда не было парня, потому что парни в постели Триш не задерживались дольше пары ночей. Отсюда и прозвище. ТО САМОЕ. Которое вслух говорят шепотом и за спиной. Ещё Триш была тупа настолько, что даже пробка обижалась сравнению с собой. - Томми, сладкий, с днюшкааай, ха, - она, едва не свалив Скелета с насиженного камня, присела рядышком, совсем не замечая, что Веснушка рядом. Голос у Триш был пьяненький, платье неизменно короткое. Хорошо хоть шпильки свои догадалась сменить на кеды. В лесу, как-никак. Скелет безучастно слушал ее лепет, приобнял за талию машинально, безропотно принял подарок - из уст в уста, как говорится, и остался на месте. Ни танцевать, ничего прочего в духе Скелета она не уговорила его сделать и в конце концов, надув губки, ушла. Вот когда Сайрус пела, он будто немного оживился, пристукивал ладонью по колену больше в такт, нежели действительно понимая, что именно он слушает. А Молли и рада стараться. Песня перешла в крик, а затем в визг и когда её сменила Белка, многие, если не все, выдохнули и принялись за алкоголь - запить впечатление. Алкоголь же и способствовал дальнейшему веселью. Концерт, который закатила Белка, вызвал настоящий свальный восторг. Голубая голова Сайрус утонула в море других голов, отчаянно трясущих волосами в такт. Нетвердо стоящие на ногах подростки налетали друг на друга, ботали в воздухе “козой” и падали всей толпой. Какое-то многоликое чудовище получилось в итоге из этих дергающихся тел. А тут и луна исчезла. Стало понятно (для тех, кто еще способен был взглянуть в небо), что погода была далеко не ясная. Тяжелый набрякший от сырости воздух и отсутствие ветра предвещали грозу. Уже вовсю пахло дождем и где-то вдали гремело, но за раскатами рока раскатов грома было неслышно. А гнетущая тишина и безветрие так и вовсе были неразличимы. Разве что тем, кто удалился на расстояние. ВеснушкаПоначалу ей еще попадались парочки да тела, уснувшие, не дошедшие от кустов до общего веселья. Самая последняя встреченная парочка восседала на развалившейся от времени стене. По шепоту Веснушка узнала соседа по дому. А дальше стало тихо. И свет погас, казалось, во всем мире. И музыка остановилось. Как будто их всех накрыло тазом. Послышались возмущенные крики, в основном “ууууу” или “ээээ”, но были и осмысленные вопросы: “Что случилось?”, “Кто выключил свет?”, "Вы видели молнию?" и тому подобное. ТараПодарок Скелет принял, кивнул, даже улыбнулся, но взгляд был прикован к сцене, где кривлялась Молли. - Привет, Белка, - тем не менее поздоровался он. Голос у Скелета был низкий, от такого таяли почти все девчонки. - Не подкачай там, - поднялся и ушел куда-то. Как выяснилось, подарок в общую кучу положить. Там же он с Кирпичем пересёкся, кулак протянул, и с легким подозрением на тяжелую коробку, Фрэнком притащенную, поглядел внутрь, усмехнулся и исчез в сумерках - отлить отошел или подарок заценить, непонятно. Снова на сцену Тару не пустили. “Смешной Дэн”, вокалист группы “Череп и кости” был явно не рад тому, что Белку так тепло приняли (богема творческая, она такая), затянул что-то из своего лучшего, а вот несимпатичный ударник кивнул и поднял палец вверх. В общем, свои поклонники у Тары теперь были, вот и Кирпич подвалил с восторгами. КирпичНашел много алкоголя, ущипнул пару красоток за задницы, послушал клёвую песню - считай, вечер удался. Что еще прекрасного могло случиться с Кирпичом? Конечно, податливая девка, отвергнутая Скелетом. Пристальный взгляд Триш Сандерсон раздел и трахнул Фрэнка еще на подходе, на расстоянии пяти метров. Вот она, сила похоти! Последнее, что увидел Кирпич, это как “Бездонная Пизда” Триш нетвердой походкой направляется к ним с Тарой. О, да Сандерсон пьяненькая. Подарок судьбы. А потом коротнуло, да так, что сноп искр со сцены за спиной Тары долетел и до них. Разом умолкла музыка, послышались недовольные крики подростков, которых прервали на самом интересном месте. Некоторые, осознавшие прелесть выключенного света, возмущаться перестали. - Вы видели молнию? - спросил кто-то поблизости. Кирпич не видел. Да и не до того ему было. К нему почти вплотную приблизилась Триш, даже аромат ее духов, смешанных с запахом алкоголя ударил в нос. -Привееееетики... - возникла пауза, Триш вспоминала имя. ФалькКругом тряслись тела. Апогей праздника даже еще не наступил, а у каждого уже что-то успело случиться. Монтана прыгала и кричала, ее голова настойчиво выделялась среди прочих. Развернувшись и увидев Фалька, она ни слова не говоря, схватила того за руку и похоронила его в танцующей толпе, как тот недавно - оленя. Выбраться было совершенно невозможно, Борзой все время рисковал пролить на себя пиво, вакханалия же набирала обороты. Когда напряжение достигло вершины и, казалось, сейчас произойдет что-то наподобие извержения вулкана, Фальк увидел молнию. Она взялась из ниоткуда, просто возникла. Аппаратура музыкантов тотчас выдала сноп искр, разом замолчали генераторы, даже несколько лампочек лопнули. Фальку повезло наблюдать светопреставление словно в замедленном режиме. И за секунду до того, как все погасло, он заметил, как с наскоро сколоченной сцены на него смотрит искореженный автомобилем и испачканный землей олень.
-
Атмосферненько так вечеринку описываешь) Нравится. Ну и неписи интересные потихоньку вырисовываются. За внешки спасибо.
-
Вечер потихоньку перестает быть томным)
|
ссылкаКогда смеркалось, в секретно-таинственно-загадочное место празднования всё ещё продолжали прибывать старшеклассники. Скелет считался чудовищно популярным, слыл довольно наглым ублюдком, но был неприкосновенен даже среди полицейских (почти семьдесят процентов которых были его родителями). Ещё он был хорош собой, сообразителен и знал такие способы манипуляции, которые не очень опытному горожанину, безусловно, показались бы просто запугиванием и шантажом. Так, благодаря знаниям об интрижке отца, он получал от того сведения, которые позволили Скелету со временем снискать еще бОльшую славу среди сверстников. К слову, снискать славу у подростков Даунфолла было нетрудно. И метод Скелета был незатейлив, как нижнее белье у старушек. Много бухла, конфискованная дважды травка (сначала у местных производителей, затем у папаши-копа, “забывшего” ключи на столе), необычные локации, где, конечно их никто не накрывал, а еще потрясная возможность громко, не скрываясь, обсуждать всё, что было на вечеринке, потому что родителям в Даунфолле по большему счету на-пле-вать. В общем, то была пара-тройка лайфхаков, до которого никто не додумался и не дотянулся бы, поскольку до наглости такой не дорос. А Скелет еще как дорос, еще и совершеннолетним теперь стал. При свете дня и на трезвую голову место удалось рассмотреть во всей красе. Руины в местном жиденьком лесу за границей города представляли собой зрелище почище чем в Игре Престолов. Их будто построили для масштабных киносъемок, где что-то пошло не так. Площадь замка, как обсуждалось, была неоправданно велика и тот факт, что про него никто не слыхал, уже побуждало особенно невротических персонажей строить догадки от романтического до научно-фантастического толка. Во всяком случае, холодный камень был так натурально покрыт мхом, плесенью и так очаровательно пах тленом, что идея о бутафории и киносъемках тотчас отпадала. После первой пары затяжек вопросы у большинства отпали. Кто-то правда никак не мог угомониться и всё вещал загробным голосом, что “местечко-то жуткое”, призраки, мол, здесь живут и вообще замок из параллельного измерения выпал и обратно не впал, а значит, в любой момент все здесь сидящие, танцующие и блюющие могут вместо замка туда, в никуда, отправиться. Впечатлительному менестрелю дали еще затянуться и тот самозабвенно затих в поцелуе с одноклассницей. Скелет появился, как обычно, в разгар вечеринки, на танцполе, который устроили прямо на месте тронного зала. Почему именно тронного, никто не знал. Однако там висела табличка “Тро ный зал”, нацарапанная маркером. С этого момента веселье потекло рекой и никто уже не задавался вопросами, отчего так неприятно тянуло холодом из леса, почему полная луна отливала бледно-красным, а Скелет всё не удалялся с тройкой девиц по своим делам, как это привычно случалось уже несколько раз подряд, а всё сидел на камне и задумчиво вглядывался в темноту. Взревели гитары и вокалист. Приглашенная группа из местной рок-тусовки глушила алкоголь почище именинника и потому барабаны традиционно глушили все остальные инструменты. Ударник предался возлияниям и теперь подпевал вокалисту. Ну всё как всегда. Чёртова рутина. Самые бывалые притащили палатки. Самые активные уже по ним разошлись. Откачивали побледневшего Бледного, который давал дуба каждую вечеринку. Сидни из женской футбольной команды старательно возила лицом по траве соперницу. “Радужный Крис” целовался на танцполе с полузащитником Гаррисоном. Бывшим полузащитником, видимо. Вокалист пел между поцелуями с фанатками, которых было полторы (одна высокая и тощая, другая наоборот). Ударник устал и мочился в кустах. Место вокалиста ненадолго заняла девушка с голубыми волосами в ботинках, которыми явно собиралась здесь кого-то убить. Ударник тотчас гордо занял свое законное место и судя по усердию, с которым он терзал тарелки, девушка произвела на него впечатление. Еды не было. Ведь был алкоголь. Мораль тоже отсутствовала. Ведь была первоклассная дурь. Учеба, родители и правила забылись. Была пятница. Вечер, когда всё можно. Или, как говорили предки-переселенцы, “Пятница, полночь, луна полная до краев - ведьмина доля да дьявольское житьё”. Типичная вечеринка с руинами, короче.
-
-
Поздравляю, Эдда! Хорошее, интригующее начало. Рада читать тебя, рада, что ты на ДМ. Буду следить за историей!
|
-
-
Атмосферно. И объём персонажа приятно ощущается.
|
-
Поздравляю с победой. Интересный был бой)
|
-
Я прям умиляюсь, глядя на вас с Тинзиром)
|
|
ссылкаЗачем было менять шу на шен, Эна? Кружась в танце после чаепития на лесной полянке Эна ощущало совершенно не то, что…ощущала обычно. Тело, такое текучее, гибкое, нынче отказывалось слушаться. Эна не настаивала, но всё же дважды врезаться в дерево, а потом и вовсе потерять ориентацию, до тошноты, будто гравитация и вестибулярный аппарат поменялись местами - или что там они делают - это уж слишком! Сначала было весело. Потом уже не смешно. И тогда Эна поняла. Это самадхи. Началось! Вот так просто, после пуэра на опушке, да под любимую песню. Никакой тебе ломки, растворения, В общем, если честно, Эна не очень понимала, что такое есть самадхи, но очень хотела. Все йоги хотят. В самадхи ей перестало нравится спустя тридцать секунд. Она каким-то образом знала, что прошло ровно тридцать секунд, потому, когда тело завыло от боли, зачем-то крикнула «Тридцать один!». Да, она собиралась уйти пораньше. Лет в тридцать-тридцать пять, но перед этим всё успеть, по гештальтам основательно пройтись, и уж точно не свести все дела к «Перешла с шу пуэра на шен пуэр». Это будет последнее, что она сделала. Позор! Ведь ей даже не понравилось. Когда оторвало ноги и руки, Эна уже не различала, где свой крик, где чужой. Может, это самадхи, может, автомобильная авария, может, ее каннибалы расчленяют – разница есть, разве, если мысль только одна «Скорее бы это закончилось»? Потом ее отпустило, долго рвало. Или нет. Или не её. Стон ее при этом был какой-то чужой. А когда увидела татуировки на руках, вяло и с грустью подумала, что это на всю жизнь,а она не такие хотела. В носу ощущался запах крови. Наверное, её. Переколбасило-то знатно. Но есть и хорошая новость – голову не оторвало, иначе, как бы она ей сейчас думала и блевала. Тело по-прежнему не слушалось, как после пятичасовой медитации, когда «весь затёк», но пошевелив с огромным усилием татуированной рукой, Эна не осталась довольна. Рука двигалась не так плавно, как она привыкла. Пальцы были длиннее и вообще не ее. И ноги ей не понравились. А одежда вот просто пушка! Давно искала дизайнера, чтоб из натуральных тканей пошил ей похожую хламиду с капюшоном, но дизайнеры заламывали такую цену, что проще было носить Прада, как все, и не выпендриваться. Своего платья, в котором она совершала ежевечерний танцевальный ритуал и моцион и много еще чего, было жалко. Она сшила его сама, отчаявшись найти дизайнера. «Как теперь двигаться, танцевать…боже, и все асаны заново осваивать?!?! Нет, лучше убейте меня сразу» - лениво соображала новую жизнь Эна и ждала, что вот-вот придет медсестра и ее отпустит. Или друзья придут и она спросит, что было в том пуэре. Но пришли те, кто мог помочь ей со смертью. Эти двое, что пинали труп, убили вот тех всех и сейчас примутся за нее. Эна, опираясь на локти и колени, немного покачиваясь, сделала попытку встать на колени. Мда...Убежать не получится... Разве что отползти в кусты. Но тут же новая мысль похлеще присутствия каннибалов-убийц-насильников чуть не отправила ее в обморок снова. «Волосы! Что с моими волосами?!». И так, через шевелюру, пришло к ней осознание тотальных изменений, а за ним и итог всего «приключения». - Я переродилась, - прошептала она голосом фиолетового дурика из русского мультика, который ей однажды показали русские друзья. Тогда было забавно и смешно. Сейчас не очень. Если бы не присутствие рядом бандитов, она наверняка завыла бы почище чем в самадхи. Которого не было.
-
Действительно, как же блевать без головы?)
|
Хмурая усмешка стала сопровождать Эмери повсюду. Усмешка, которая говорила "Я всё знаю и готова", но на деле демонессе еще предстояло многое. Настолько "многое", что она перестала спать и даже порой не выходила из своей потайной каморки, где очевидно принимала свой истинный облик и упивалась собственным могуществом. Но обо всем по порядку.
С тех пор, как закончились те злополучные сутки прошла уже неделя. Слова баронского письма неприятно врезались в память, но и Эмери не будь дурой, ответила, как следует. Её записка также не отличалась многословностью: "Благодарю, милый. Сама ненавижу сквозняки". Ревилгаз не тупой, поймет, что его куколка обрезала ниточки, за которые он прежде дергал, а доверять кому-либо при таких обстоятельствах - слишком дорогое удовольствие.
Настроение сразу поднялось. Отворив ставни в своей ненастоящей спальне, она за ногу стащила Мангуста с кровати, призвав вершить великие дела, прекрасно, впрочем, зная, что он притворялся и не спал. С усмешкой протянув тому записку от барона, Эмери красноречиво изогнула правую бровь - мол, "жди теперь проблем", "лишились союзника", "а союзник ли это был". И много еще разных смыслов способна была эта бровь передать. Усмешка с тех пор так и закрепилась на ее лице.
Самым важным мероприятием дня было вновь собрать своих офицеров и объявить тем о походе, прекрасно зная наперед реакцию Логана и собранную в тугой педантичный узел растерянность Изи. "Положение о Походе" в свободном изложении включало следующие пункты: 1.Идём в поход 2. Все 3. Да, совсем все 4.Денег хватит 5.Возможно, вернутся единицы 6.Возможно, не вернутся 7.Игра стоит свеч Некоторые пункты повторялись по нескольку раз, но в конце концов эмоции улеглись и основные задания вышли на первый план.
Для этого Эмери даже выделила отдельный кабинет, в своей, то есть временно Мангуста, спальне. Любила она тет-а-тет с офицерами поболтать. Дав возможность Мангусту с Логаном обсудить плюсы и минусы походов, первым Эмери вызвала Изю. Этот малый ждать не любил, праздность не приветствовал и потому разговаривали сухо и по делу . Ей, мастеру, нужны были артефакты. Рынок Изя знал хорошо, не раз заикался насчет выгодных предложений. Итак, офицер услышал от нее два пункта: обо всех ценных находках докладывать ей лично, и после согласования денег не жалеть. Она еще раз посмотрела отчет по казне и осталась довольна. Задерживаться в одной комнате с Изей, особенно если это спальня, было будто бы противоестественно и Эмери поспешила отпустить офицера.
С Логаном вот разговор затянулся. Памятуя о его отношении к неоправданному риску, коим являлся Поход в неизвестность, Эмери спокойно, что для нее и прочих было редкостью, рассказала, зачем Теням это мероприятие, немного затронула тему былого Величия, взывая к героизму офицера. Ведь там, на донышке его души тяга к приключениям еще рыла землю копытом. Эмери это знала и чувствовала. Когда Логан немного пришел в себя, то есть стал Логаном-всех-победю, Эмери поручила ему то, что на данный момент было способно: а) отвлечь наемников от праздных шатаний и мыслей о предстоящем б) пополнить казну в)занять самого Логана, потому что халтуру он мог выбирать сам, а он это любил, да и покомандовать ребятами всегда в радость и, конечно, г) вспомнить навыки, прийти, так сказать, в боевой тонус. А если вкратце, то "Логан, займи ребят, да так, чтоб в кошельках звенело и на сердце отлегло"
Впоследствии, спустя пару дней Эмери и сама собрала наемников, Теней, дабы поглядеть тем в глаза и честно-просто заявить, что настали веселые времена и пора немного поразвлечься. Мотивировать Эмери любила и умела и потому речь вышла проникновенная, забористая и без трюков с кинжалами вновь не обошлось. Таким образом, пути к отступлению были отрезаны. О чем Эмери и сообщила в письме своему дружку - Шраму. Мол, эхей, я в деле, дружище. Да, ей определенно всё больше нравилась эта затея с походом. Безусловно, она не стала говорить Шраму, что их разговор стал переломным моментов в принятии решения и прочие высокопарные моменты опустила тоже. Тот все равно это позабудет.
Нелегко далось решение отпустить Мангуста с нагретого ложа. Однако Ревилгаз и его детские обидки изрядно сократили ей каналы информации, хотя хитрецу и так не стоило доверять. Эмери поручила Мангусту узнать, какие силы и под чьим на самом деле руководством отправляются в поход. Безусловно, изюминкой в этой булочке будет информация о цели похода вообще и его инициаторе, в частности, но, как говорится,изюминку еще надо найти, а уж выковырять это дело легкое. Ещё Эмери чересчур волновало, кто же останется в городе, когда все уйдут, на чьи, так сказать, плечи ляжет охрана дорогой Исиры. А она уж как-нибудь сама справится с охраной своей жизни, к тому же головорезов со двора никто не отпускал.
Что до Эмери, ей было чем заняться. Ситуация с Магистром, а также баронским чудовищем, что души жрёт, всколыхнуло остро стоявший вопрос о собственной силушке. Эмери почти не появлялась на людях в эти семь дней. Больше половины провела в истинном обличии, оттачивая то, что узнала о себе из архивов. К тому же, кроме желания показать магистру, что он стареет, Эмери до скрежета в клыках хотела разузнать всё, что можно, о природе той баронской твари. Ежели природа у них схожая, то Эмери, дорвавшись до знаний, тотчас это обнаружит. И тогда никакой барон ее не остановит. У нее будет новый артефакт, пожирающий души.
Расслабиться после трудовой семидневной недельки Эмери тоже не брезговала, но обыденные развлечения демонессе не пристало практиковать и она принялась копать под барона большой котлован. Ей вдруг расхотелось, чтобы он вообще бок о бок с ней в походы ходил. Спина человеческая еще немного ныла,вспоминая, как он шваркнул ее тогда на кровать. А вдруг убить замышлял?...Кто знает... Поручила Мангусту и под него копать - кто в Исире останется дела его вести, с кем дружбу водит после их размолвки и вообще. "Но без фанатизма, ты мне нужен живой" памятуя о личных счетах Мангуста, Эмери осадила офицера еще до предложения убить Ревилгаза.
|
В ожидании таилась чудесная возможность знакомства с окружившим её пространством. Новой кожи касались лучи солнца, настойчивые, властные. Эа с грустью понимала, что не может им противостоять. Тепло разливалось по телу стремительно, на щеках появился румянец, а во рту пересохло. Так оно и происходит? Вот оно что… Забыла ты, Эа, каково это подчиняться солнцу. Каково это – быть среди смертных. Как время болезненно забирает ум, тело, силу, красоту, могущество. И память. Эа помнит, как быть человеком, жить от солнца до солнца, сменяя цикл за циклом. Однако луна никогда не подводит, приходит вовремя, сменяя надменного брата своего. Тогда-то и наступило твоё время, Эа, дочь земли, поцелованной лунным светом. Сквозь гудение земных циклов, сквозь танец времен, меняющиеся языки и русла рек, сквозь рухнувшие горы и растаявшие моря, по ложащимся в могилы смертным телам легкой поступью проходишь ты, Эа, туда, где горячее сердце Человека неизменно ждет твоего появления.
В груди вспорхнула горячая птица – Великий Человек стал точкой и теперь уж глаза Эа больше не отрывались от неё. Тепло с поверхности кожи медленно проникло внутрь, собралось тугим клубком в животе, да так угнездилось там, что Эа невольно положила прохладную ладонь поверх, да так и оставила. Под ладонью увеличивалось то, у чего было много имен. Могущество, всевозможность, мощь, власть, проникновение, захват. Пальцы собрались в кулак, глаза неотрывно следили за растущей точкой. А Человек уже был внутри сомкнувшейся вокруг него ладони, еще не ведая, зачем.
Кулак или ладонь – что выберешь ты, белоголовый? Эа подарит тебе каждый глоток воздуха, ночь, сменяющую день, земли, множество земель, которые ты даже не сможешь увидеть, будь ты хоть тысячу раз бессмертен. Леса будут обнимать тебя, как я обниму тебя. Моря будут мыть тебе ноги, как это сделаю я. Луна тронет твои уста, а потом их заберёт Эа. Свободная, как воздух, она чувствовала, как танцуют пальцы, вбирая в себя дребезжание земли от всякого Его шага. Грохот поступи сотрясал всё её нутро. Эа пьянела от аромата с поверхности его кожи невидимыми струями доносившегося до её ноздрей. Могучий Полководец, с тобой моё слово, нить проклятия крепка, не перерубить острым клинком, запутались в ней твои мысли, налились тяжким грузом ноги и острый твой язык отчего-то не желает шевелиться.
Души их сквозь проемы глаз встречались уже тысячи мгновений, но всякий раз как в первый. Тело, что было непривычно, человеческим на сотни искр распадалось рядом с Ним. Вот каким ты стал, Эридан… Снова смертен, но также прекрасен. Смотри, вот тебе моя ладонь. Это Я, Эа.
Эа протянула Эридану руку, прохладная бледная ладонь приглашала его в дорогу. Коснись её, Человек и ты вспомнишь, почувствуешь то же самое. Столетия скитаний, могущество встреч, величие Пути. - Я та, что здесь, - прохладная ладонь приятно ложится на согретую солнцем, липкую от пота грудь Эридана. Сердце совершает толчок. И Великий Полководец вспоминает.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Я человек простой. Вижу слово сиськи - плюсую!
|
-
Ну и где справедливость?!
|
-
А в род не взять, не? С почином!
|
-
Какая позитивная неожиданность! Я думал, Лилия выплеснет содержимое рога эльфу в физиономию и/или воткнёт сам рог ему в голову))
|
|
Ещё только входя в вонючую каюту этим утром, Эра поняла - дело совсем плохо. И вовсе не потому, что батенька помирать изволил. Это как раз было понятно ещё несколько дней назад. Эра с тревогой представляла, сколько хлопот сразу свалится на ее рыжую голову. Придётся собрать всю свою жестокость, хитрость и безжалостность в два маленьких кулака и долбануть ими, что есть сил, о головы врагов. Их список всегда был при ней, в той же самой рыжей голове. Придётся показать, ЧЬЯ она дочь. Не зря же Дикий ее опасался. После каждой его скабрезной выходки умирало что-то дорогое: любимый пёс, попугай, подушка, на которой он только и мог уснуть, камзол, бортовой журнал, канарейка, толстый кот, что оцарапал её до шрамов на животе и был с почестями задушен, леди Джулия (кровищи было, как от толстяка-кока, который готовил любимый папочкин пудинг). Всякий раз Дикий лишался того, что имело хоть какой-то смысл в его жизни, и всякий раз понимал - он сам породил это маленькое. рыженькое, но чрезвычайно милое на вид чудовище.
Сейчас Эра лишь кивала, морщась от лицемерия и похоти, с которой он сжимал ее бедро. Так что в какой-то мере последующие события были передышкой и желанной дозой адреналина. Джинка вот было жаль. Парень работал на неё уже три года. Отец приставил его, когда Эре исполнилось восемнадцать, чтобы контролировать похождения дочери, но Джинк служил ей верно. И в глазах Дикого она всегда оставалась целомудреннее монашки. Впрочем, именно это и было подозрительнее всего. Эра грустно усмехнулась, увидев его кончину, и угрожающе медленно поднялась. Если подобная субтильная фигурка в пиратских кругах вообще считалась серьезной. Рука отца безвольно упала. Вряд ли ему было теперь дело до её жизни, корабля, команды.
А вот Эре было дело. Первая ступенька ее лестницы к капитанскому мостику и сразу такая симпатичная. Она нехорошо усмехнулась и отточенным движением метнула нож прямо в горло одному из сопровождающих Дориана. - Кровь за кровь, Дориан. Никто не смеет трогать моих людей на МОЁМ корабле, - крикнула она так, что в каждом захудалом трюме её услышали бы. И откуда такая сила в глотке? - Я попрощаюсь с отцом, как положено и сколько положено, - злые упрямые глаза впились в красивое лицо непрошеного гостя, рука же тем временем дернула колокол в каюте отца, сообщая вахтенным, что требуется их вмешательство. Сейчас-то она и проверит лояльность своих людей.
Волнение выдавала лишь пульсирующая на шее жилка. Такая вот у Дикого выросла...Диковина.
|
-
Ты слишком долго ходишь в шкуре человека, Эмери...
|
|
Знаете это чувство, когда бродил по комнате в поисках где-то брошенных штанов, и вдруг накатило?
У этого чувство даже свой звук был. -Гаспааааааааар, - со стоном взревела Эмери и плюхнулась голым задом на табурет, обхватив голову руками. Вмиг дошло в какой же она ж... живописной ситуации оказалась. Она была так занята расстановкой сил в своей голове, что не помнила, где раздевалась, а в тех самых, вчерашних брюках был план, который она нанесла в момент озарения (то есть другого процесса, если быть точнее. Но тоже на «о»).
На счастье, перед ней оказалась шахматная доска. Хрустнув суставами пальцев, Эмери придвинула ту поближе. . На одну сторону поместила Слона - барона, Коня - магистра, Короля - герцога и Ферзя- то есть, себя. Затем кучу пешек в придачу - своих ребят, делить которых она и не подумает. А на другую поставила четыре белых пешки - мастеров. Подумала и заменила одного Турой, потом обратно поставила пешку и хищно улыбнулась. Что в этом случае могло случиться? Сучка Ведьма наверняка решит, что ее час настал и пустит когти в ее, Эмери, добро. То есть зло. А потом и прочих приберёт. Хм... то есть сделает за неё, Эмери, всю грязную работу. Она уставилась пристально на третью пешку слева и процедила сквозь зубы проклятие. Почему именно эта пешка была Ведьмой, знал лишь ее больной разум.
Эмери встала, прошлась по комнате, остановилась и издалека взглянула на шахматную доску. Пошлепала босой ногой. Что-то не складывалось и противно скребло изнутри. Дом. Статус. Крепость. Эмери не могла позволить разрушить всё это даже ненадолго, даже с возможностью восстановления. А если какая-то из этих Пешек вздумает здесь пожить?! - Гаспаааааааар! - со второго раза он обычно слышал всегда. Глаза в такие моменты у неё краснели, вот почему давать волю чувствам Эмери решалась только у себя в особняке. В животе тяжко сдавило, когда она попыталась представить себе последствия. Но отлучиться из опостылевшей Истры было ее мечтой. Тем более если на горизонте опять замаячил шанс открыть завесу.
Нет. Нет, Эмери. Проблема была не в этом. Тебя НЕ БРАЛИ с собой. Тебя ПРЕКРАТИЛИ уважать и бояться. Вот он твой страх, СБЫВАЕТСЯ сука.
Кожаные брюки валялись у окна, за тяжелой портьерой цвета темного золота. Эмери пошарила в карманах, развернула листок. Пусто. Поднесла к свету. План, такой логичный вчера, теперь, с утра, казался наивным и лишь подтверждал ее панику. ПЕРЕСТАЛИ БОЯТЬСЯ! Словно гром ухало в голове.
Эмери пнула стол и фигурки развалились. Третья слева пешка нагло стояла, и не думая падать. - Ладно, хорошо. Эмери взяла Ферзя и поставила на другую сторону, к пешкам. Король, Слон и Конь остались валяться на прежней, символизируя поражение по всем фронтам. Начнётся передел. Чьей поддержкой она заручится в начале? Подвинула к себе две пешки. На одну посмотрела с сомнением, второй подмигнула.
В коридоре послышались шаги. - Гаспааааааааааар, чтоб у тебя хрен отвалился нахрен! - она проделывала эту штуку всякий раз, делая вид, что он никчемный и зовёт она его уже давно. Единственное, Эмери никогда не говорила, что заменит его кем-то ещё. У Гаспара крышу сносило от таких заявлений. Старые травмы.
Вряд ли эти идиоты готовятся захватить город также как и она. Но недооценивать противников - прямая дорога к трагической гибели. Где-нибудь в подворотне.
Эмери поморщилась и переставила половину пешек - теней к себе, половину пришлось оставить с этими тремя. Это ей не понравилось. Делиться своим Эмери не умела. Накинув на голое тело халат и звякнув наручами, ставя локти на стол, она снова уставилась на доску. Нет, эта схема ей не нравилась. Очень не нравилась.
Эмери поднялась и снова принялась бродить по комнате, встречая Гаспара, скрестив руки на груди. - Созывай офицеров. И мой лучший костюм сюда. Тот, черненький, - язвительно закончила Эмери, у которой все костюмы были чёрные.
|
-
Спасибо за игру. Несмотря на наши разногласия, я благодарна за неё. Просто в определённый момент по некоторым веским причинам не осталось другого выхода, кроме как через дверь
|
В ответ на атаку Гвинивел лес зашумел, хотя ветер и не думал подниматься. Корни плотнее сдавили ноги Оскара и проползли выше, а земля под ногами самой девушки вдруг сделалась зыбкой и принялась втягивать ее, тихо, неспешно, но целенаправленно.
Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы Кристиан не положил Аурелию возле хижины лекарки. Та показалась сразу, облаченная в белый наряд с необычной вышивкой. Повязка на глазах тоже стала другой - вышитые символы сплетались в рисунок и исчезали под волосами.
- Я предупреждала, что не смогу их сдерживать, - пальцы ее больше не были сплетены. - Перестаньте отравлять своей яростью этот чистый лес и он отступится, - спокойно, но достаточно громко произнесла Эрна и затем приблизилась к Аурелии.
- Аурелия,- шепотом попробовала имя на вкус и бледные губы расплылись в улыбке. А потом Эрна сняла повязку. Под той оказались пустые глазницы, из которых словно вынули глазные яблоки. Она направила взгляд на девушку и отпрянула: - Одна из Девяти? Вместилище зла. Покинутый сосуд, - она покачала головой,словно не зная, что делать с ней.
- Я знала, что когда-то встречу вас, легендарные Девять Душ. - Они полны ненависти и ярости, да! - закричала она деревьям, запрокидывая безглазое лицо. - Позволь мне спрятать их от тебя, пока ты залечишь свои раны? - и прислушалась. Деревья неистово шумели и в какой-то миг казалось обрушатся на головы путников, но потом всё стихло. И хотя ноги Оскара всё ещё оставались в тисках, а Гвинивел засосало по самые колени, в воздухе перестала витать незримая угроза.
- Вы пришли слишком поздно, будущий король, - теперь Эрна говорила шепотом. - Теперь только лесные духи рассудят, стоит ли помогать и я...- она явно колебалась. - Я возьму плату тоже.
Эрна взяла Аурелию за руку и снова лесное пространство наполнилось ее горловыми напевами. Можно было назвать это зрительным обманом или игрой света, но к девушке вдруг вернулся нормальный цвет кожи. Из смертельно белого она вновь обрела здоровый оттенок и Кристиан увидел, что грудь Аурелии начала подниматься ровно и мягко, словно какой-то тяжелый груз перестал давить ее, отпустил. А вот Эрна, напротив, бледнела всё больше, словно мука, страдание заполняли ее изнутри. Голос ее становился громче, а пение - почти истошным криком, который оборвался совершенно неожиданно. Стало тихо. Тише,чем прежде.
Голос лекарки ослаб, сама она полулежала возле девушки. Но Аурелия так и не пришла в себя. - Лес молчит, - зашептала Эрна. - А лесные духи говорят, что ваш страх, злоба, ненависть, не дают им завершить ритуал. Она поднялась и пошатываясь, обратила изуродованное лицо к путникам. - Её отец приказал искалечить меня, - палец указывает на Лиодамию. Хорошо, что девушка ее не слышит. Его братья выполнили приказ, - палец перемещается на Оскара, - их отцы не препятствовали, - Гвинивел, Кристиан, Элоиза, Арчибальд. - Духи злы, отказываются помогать дальше. Аурелия будет спать вечно. И если бы я не чтила Легенду, то не стала бы с ними спорить, - чуть громче сказала она и снова подняла лицо к кромкам деревьев, точно бросая тем вызов.
- Я буду петь песню. И пока она звучит, постарайтесь быстро спрятаться в моей хижине. Все. Там мы завершим ритуал. Там нас не потревожат, - и не теряя ни секунды она принялась исторгать неприятные звуки, называя это, видимо, пением.
Ноги Оскара неожиданно оказались на свободе, Гвинивел также ничто не сдерживало. Лес же словно замер. Ни звука, ни движения. И все, кто присутствовал здесь, увидели, что картинка и правда застыла. Как иллюстрация в книге. Лесная лекарка своим пением заморозила целый лес.
-
Страшная она, и песня страшная. Это напоминает нам, что друиды на самом деле - отнюдь не экоактивисты и не веселые хиппи в радужных фенечках.)
|
Лес, опасавшийся приближаться ко дворцу в бытность короля Брона Радостного, теперь дерзко разрастался почти до самой ограды. Словно прошел не десяток, а десяток десятков лет. Дорога ко дворцу ещё не совсем исчезла за мелкой порослью и кустами. По ней и пошли те, кто доверился летописцу. То есть все. Лес поначалу был светлым, солнце заглядывало внутрь сквозь ветви, молодые деревца почти не создавали ветвистой крыши над головой, но внезапно тьма принялась стремительно сгущаться. В какой миг дорога перестала змеиться под ногами, никто не заметил, кроны просто сомкнулись, погрузив лес в сумрак, всё чаще корни деревьев путались под ногами, да так, что споткнуться мог всякий, кто предпочитал смотреть вверх, а не на землю. Пожалуй, только для Аиира этот лес выглядел таким всегда. Все десять лет. Принцесса Лиодамия, казалось, была потрясена больше всех - раньше она свободно бегала тут, лазала по деревьям, играла в прятки. Ладно, не совсем свободно - с десятком стражников обычно, но всё же не приходилось ей ни разу едва ли не носом касаться земли, чтобы ее разглядеть. Да что там - все экипажи ехали сквозь этот лес, иногда даже обгоняя друг друга - знаменитое нисалонское двухтропиночное движение, позволяющее проехать двум каретам сразу, не сталкиваясь отполированными боками. Но самое неприятное было неизвестно, где. В прямом смысле. Странники, в которых превратились недавние королевские гости, ощущали на себе взгляд, и вовсе не одной пары глаз. Как будто актеры на круглой сцене, они разглядывались со всех сторон, но не получали от своих зрителей ни единой эмоции, ни единой подсказки.. А это, как известно, всегда нервирует актеров, потому что никогда не знаешь: молчат, замерев от восторга или прицеливаясь помидором... Аиир невозмутимо вёл их сквозь чащу, непонятно как узнавая дорогу, пока сквозь деревья вновь не забрезжил призрачный свет. Да что там - почти ослепил, после сумрачной-то части леса. Вот теперь, когда посветлело, лес можно было называть дремучим. Небольшой домик, почти землянка, пристроенная к стволу огромного в обхвате, старого, сломленного возрастом и драматичными событиями дерева, чадил тоненькой струйкой дыма. Это единственное, что выдавало в нем собственно чье-то жилище. Согнувшись в три погибели, дом покинула вполне еще молодая особа, в тряпье, в котором угадывалось прежде приличное (для среднего класса, пожалуй) платье, и шкурах как минимум трёх разных животных. Клык одного из них был продет в мочку уха, а кость другого на кожаном шнуре украшала ее шею. Первое, что бросалось в глаза это её красота - безупречный точеный профиль, тонкая гибкая фигура, нежные пальцы, будто не знавшие труда,а потом уж и повязка на глазах, чрезвычайно красноречиво указывающая на слепоту лесной лекарки. А может, и наоборот. Красота в глазах смотрящего, как водится.. - Стойте там, где стоите, - безошибочно указав пальцем в сторону прибывших, неожиданно звонким властным голосом приказала она. - Если с горем пришли, оставьте здесь у порога. Чем смогу, помогу. - Если с радостью - проваливайте.
|
-
Отличное начало хорошего поста +
|
Усталость навалилась неимоверная. Разом. Захотелось прилечь. Потом страх догнал. Не от увиденного, нет, а что на базу возвращаться придется. Всё ждала, прислушивалась Эва, что из рации приказ прозвучит - оставаться на месте или дальше топать, но нет... До самых ворот вера поддерживала надежду и наоборот, но чуда не произошло. Боялась Коган, что закончилось всё. Теперь снова четыре белых стеночки, стираный хрустящий халат, беременное бабьё, жесткая односпальная кровать и тишина на горизонте будущего. От мыслей о стерильной тюрьме её замутило, а в груди воздух застрял. Как в детстве...
Была у Эвы подружка. Одна-единственная. Верочка. У Верочки родителей не было. Точнее это у родителей не было Верочки. Потому что они были живее всех живых, но дружили только с напитками от сорока градусов и выше. Вот Верочка им и не нужна оказалась. Зато бабушке своей Верочка была нужна, просто необходима. Потому что за нее пособие давали, да и старушка была тоже вроде как сирота - одна-одинёшенька. Они с Верочкой друг друга стоили. Внучку бабуля опекала. Только и слышно было во дворе "Верочка, домой, а то простудишься! Верочка, не смей! Верочка, хватит, в гостях хорошо, а дома лучше! (это когда Верочка у Эвы в гостях ненароком оказывалась)". А потом и вовсе принялась её дома запирать, в комнатушечке полутемной, мол, чтоб не случилось чего. Как бабуля Верочку запрёт, так у Эвы удушье начиналось - задыхалась, Верочку в тюрьме старушичьей представляя. А Верочка что? Верочка вышивала. Верочка вязала. Верочка шила. Пеленала кукол. И было ей счастье. Постепенно Эву отпустило, но воспоминания остались. А Верочка в восемнадцать уже мамой стала, замуж от бабули сбежала. Потом в девятнадцать мамой стала. Потом в двадцать. А то как же! Навык ведь не зря наработала - одежды нашила, борщей наварила, аистов навышивала за детство своё голозадое... А для Коган на всю жизнь теперь фобия и комар всяческий...
Вернулась Эва бледнее, чем ушла, испарина на лбу выступила, от осмотра отказалась настойчиво, сухо кивнула, прощаясь, пошла-пошла вдоль стеночки, в норку юркнула и была такова. Да только в норе лучше не сделалось. Принялась Коган свои десять квадратов шагами измерять да страхи всякие придумывать. Мол, соберут другой отряд, а ее не позовут. А почему не позовут? Что она сделала? Или не сделала? Удушливо жарко в комнатушке сделалось и помянула Эва Верочку, добровольно-безвольную затворницу, нехорошим словом. Нет, она, Коган, так не сможет. Ни сейчас, никогда. Ей туда надо, наружу, где дышать можно. Тут бы и вспомнить ей, как удивилась она, Надоева одного увидев (прозвучало в шипящем эфире, что Сокол вернулся, но что один только... сокол, а не отряд, не обмолвились даже), но нет - адреналиновый наркоман она теперь, ширнулась на полную и скоро снова дозы попросит.
Был у них профессор в институте - хирург-героинщик... Хотя, это уже другая история.
Коган выскользнула из своего жилища, деловито плечи расправила, мол, не время тут отдыхать, дела всякие ждут. Сходила будто бы до кабинета своего, инструменты проверила, склянки всякие. Главным образом поглядела, что никого никуда не отправляют без неё. И успокоилась. А там и выпить собрались, помянуть. Эва не пила, а потому колебалась чуть дольше остальных. Любопытства тоже не испытывала, даже отчаянно не желала, чтоб Надоев вдруг с пьяну в подробности вдался. Но не прийти не могла. Скажут потом - не нашего поля ягода, не пьет, не поминает, знать нас не знает, ну вот и справимся без неё.
-
Отменный пост. И душевно. И в тему. И с бэком.
-
Какой яркий, потрясающий, живой персонаж!
-
Прекрасный слог и героиня.
|
Если бы Злобина с челябинскими не работала в этом цирке доморощенном, то блевала бы сейчас на каждом этаже. Везде ж что-то занимательное для пищеварительной системы находилось: то желе, то колбаски баварские. Женька кушать захотела. Казалось бы, ну совсем не вовремя, однако желудок не обманешь, он у Злобиной как часы. Вот и приходится представлять, как она те колбаски да на гриле с дымком чужими, естественно, руками жарит. С дымком, да... Жарит...
Голова сообразила раньше, чем вся остальная голодная Злобина. Почуяла огонь за секунды до его появления. Любой пожар приобретал в голове у Злобиной черты человека. Откуда-то из недр общаги потянулись к ней обгорелые руки. Вот-вот догонят.. Рот Черного человека криком перекошен. Губы пузырятся. Глаза на обугленном лице неестественно выпуклые, огромные.
Одной рукой дрожащей Женя в перила вцепилась, другая сама, машинально по карманам шарить принялась. Нет сигаретки, нет родненькой... Злобина в безнадежности своей оглянулась, сигаретку стрельнуть...
Розовые лепестки медленно танцевали в воздухе, опускаясь наземь. Вся земля была, словно ковром, ими покрыта, а дерево, что их роняло, раскидистое, корявое, наполовину в тех розовых цветах ветвями почти скрывало землю. Под деревом, ноги скрестив, сидит в полной разгрузке Виктор, ладони на коленях держит, указательный и большой колечком сделал, а глаза свои большие, красиииивые, на неё, Женьку, таращит. Дыши, говорит, Евгения и всё придёт.
Злобина покраснела, быстрее вперёд зашагала. На три шага вдох носом, на три шага выдох ртом. И откуда ахинея такая в голове взялась, но ведь помогло! Пранамать эта...
За Бессмольным двинулась, вдвойне готовая стрелять, хоть зомби, хоть гражданских с пороками саморазвития, хоть своих, если заразились чем, от вещей, по неосторожности взятых.
Только вот оглядываться совсем перестала.
-
Аха-ха-ха. Угроза засчитана) Ну и сцена с деревом конечно хороша.
-
|
-
Принцесса у нас такая... принцесса!))
|
О королевском дворце слагали легенды. Говорили, что Король Брон строил его тайно, чтобы перевезти туда семью в случае очередной проигранной войны. Будто местечко не только в уединении находится, но и под защитой неких сил. Сам Брон говорил, что сия дикая громадина всегда принадлежала его семье, начиная с четырежды прадеда. Сведений этому не сохранилось. Мол, библиотека основательно сгорела: там чинно-благородно покоились мудреные труды, которые успели спасти, а всякие прочие, в том числе и летопись о постройке дворца, безнадежно пропали во всепожирающем пламени. Была у Брона и своя личная библиотека, прямо к спальне пристроенная, где никто, кроме его любимой дочери не бывал.
Так или иначе, но махину отстроили добрую, порядочную, со всей возможной роскошью. На вид, дворцу было несколько веков, так что легенда о спешной постройке при ограниченных ресурсах, возможно, действительно, была легендой. Да и выбор места для Короля, известного своим жизнерадостным нравом, был совершенно точно неудачным.
Сейчас постройка обернулась весьма неудачным вложением ресурсов, как денежных, так и эмоциональных. Известно, что Король сильно тосковал по обществу, оттого и устраивал балы, праздники новые придумывал. А зря. Всё зря. Силы, если они и были, совершенно точно его не защитили. А возможно и вовсе ополчились. Одна сила так уж точно его возненавидела, да так, что последствия до сих пор звенели у всех в ушах.
Да что теперь говорить... Рушилась громада с грохотом, с печальным скрежетом да тоскливым уханьем, словно жалуясь на свою горькую участь. Под ней тут же оказывались десятки спящих и среди них неспящая Валетт. Никто так и не услышал предсмертного крика малышки-фрейлины. Да и был ли он? Озорную кокетку, чьи большие глазки, казалось, видели всех и сразу, придавило рухнувшей колонной. Та умерла стремительно и легко, как и жила.
Гибель дворца стала основательной и неотвратимой. Сей нехитрый вывод лежал на поверхности, стоило туче пыли улечься и осесть на камзолах, доспехах и платьях. Невозможно была поверить, что эта несуразная груда камней - то самое легендарное убежище Брона Радостного.
А ведь где-то там под завалами оставался отец Маркуса, король Бенедикт Третий. Второго монарха за последние несколько часов потеряли юные герои. Спала вечным сном очищенная от опарышей Аврора, боевая подруга Оскара. Она так и не успела поблагодарить его за своё спасение. Больше не словит он подзатыльника и от отца. Почил лорд Вертран, а вместе с ним улетучилась его власть над хрупким будущим юноши. Теперь он сам по себе, но рад ли этому? Отцы Аурелии и Гвинивел, родители Арчибальда - все они остались там, под завалами. Не забудем и малышку Золю Кренделек, и любимого пса Валетт, и неизвестного мальчишку-конюха, пробравшегося во дворец впервые, дабы полюбоваться на знатных вельмож - все они оказались нелепыми жертвами ужасной колдуньи. Можно ли было им помочь? Был ли то вопрос неотвратимости судьбы или отсутствия решительных действий?
Судя по тому, какая всепоглощающая ненависть душила Аурелию, ведьмин план всё же не сработал до конца. Она была истощена разрушением, словно отдала большую часть своих сил и теперь могла лишь тихо злиться, скрести, обламывая когти, грудную клетку девушки изнутри. Или то болело измученное сердце Аурелии? Она ненавидела их всех, эта ведьма. Желала, чтобы все они погибли там под завалами. Но досталось только малышке Валетт. А значит, борьба продолжалась, не время сдаваться. Тем более, что взору истерзанной страданиями дочери звездочета предстал лист из отцовской книги историй. Он сам писал её на досуге. Тот, кружась, медленно падал на руины возле её ног. «Легенда Девяти...» гласил он. Дальше надпись обрывалась, но начиналось воспоминание. Эту историю ей рассказывал отец. Она была о борьбе добра и зла, как и множество таких историй, но Аурелии запомнилось что-то про девять душ, что пробудившись, спасут мир. Не время умирать, раз забрезжил на горизонте такой шанс, дочь звездочета!
Теперь, когда все выбрались, и местность оказалась лучше видна, сразу как-то стало ясно, что лет прошло немало. Кустарники в саду стали на порядок выше, все дорожки заросли, кроме центральной, парадной, да и она была вся покрыта травой, к территории дворца со всех сторон подбирался лес, а периметр был окружен метровой стеной терновника. Особо приметливые могли увидеть, как белеют чьи-то кости в его недрах, будто были всё же смельчаки, пришедшие спасти обитателей дворца. Или просто поживиться, забрать королевские сокровища.
К слову о сокровищах, одно такое, ещё недавно храпевшее на плече у принца, сладко потянулось, открыло глазки и в ужасе уставилось на покрытого слоем каменной крошки рыцаря. - Что происходит? - хриплым от долгого молчания голосом истерически возопила принцесса.
Проклятие ведьмы спадало, а это означало две вещи. Первое - сейчас она была слаба, как никогда. Второе - если под завалами остался кто-то живой, его пробуждение будет не из самых радостных.
*** Аиир наблюдал за тем, как рушится дворец, стоя на окраине леса, зная о силе ведьмы больше всех остальных вместе взятых. Он написал о проклятом дворце уже давно, но было это как будто вчера. А нынче что-то важное снова творилось там, за изгородью из коварных колючих ветвей и вплетенных в них трупов. Множества трупов. Десятков героев, жаждущих славы. Или монет.
Событие, которое окажется на страницах Летописи? Неужели Легенда Девяти? Взгляд выхватил восемь человек и внутри всё оборвалось - столько лет и всё зря? Однако чувство важности происходящего не исчезло, хотя девятый так и не появился, сколько ни ждал Аиир. Чувство закручивалось по спирали где-то в животе и оттуда приятным жаром расплывалось по всему телу. Он хорошо знал это чувство, оно означало, что добру быть, быть и новой истории. Новой странице Летописи быть!
-
Если уж сам мастер говорит "Не время умирать", придётся жить, чо уж 8) Куда деваться с подводной лодки
-
Мощный, конечно, ход с разрушением замка. Отличный повод для внутреннего перелома героев. И да, не мог не вытащить цитатку) В твоих играх детишки регулярно мрут. Это норма) Автор: Dredlord [online] (Оскар Уайт), 21.11.2019 00:20 | Отредактировано 21.11.2019 в 00:20 | Редактировать Удалить126 Вот уж поклёп)) Автор: Edda [online] (DungeonMaster), 21.11.2019 00:44
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Слушала с тихой улыбкой, как тяжелые шаги возвещают о приближении к ней Ариса - так она называла его только в своей голове - и ждала в предвкушении его проникновенного обращения. Почему-то первые аккорды его голоса всегда заставляли сотни мурашек пробегать по ее шее и Эрингария не могла отказать себе в удовольствии переживать это снова и снова. Достаточно трепетная и очаровательная :)
|
Последние несколько недель Лилия заплетала волосы в две косы. Дурной знак. Кажется, та смирялась с чем-то.
Братец, которого она вовсе ни в чем не обвиняла, нет-нет, всего лишь раз в день вызывал в ней бурный приступ лихорадочного гнева. А не далее как за две недели до этой ночи, гневаться Лилия перестала. Очень дурной знак.
Стало быть, держала всё в себе, копила, а ещё их с Лиилем кормилица говаривала: «В себе держать - горе познать». Девушка бродила вечерами по сторожке и выглядела не особо счастливой. Худшее предзнаменование из всех возможных.
Ночами зато жила по полной - охотилась, как в последний раз, на мерзость всякую, иногда напивалась до послезавтрашнего утра - нечасто, раз в месяц, на полнолуние, и костерила Арчибальда, а уж потом всех братьев по очереди в порядке уменьшения возраста и регалий. Последним шёл Лииль, но на него сил уже не хватало и Лилия засыпала мертвецким сном. До послезавтра. Таким образом, пару ночей братец был настороже один и девица была уверена, что без неё он очень даже неплохо справлялся. Главное, чтоб в поход не собрался в одиночку, оставив её в качестве залога местному старосте.
Сегодня же был самый ужасный день. День ее падения. Начало конца. Возвращаясь от старосты, Лилия поймала себя на мысли, что без отвращения улыбнулась местному кузнецу - мужику безродному, вдовому, но вполне в её вкусе. Выглядел тот, как будто жену не потерял, а съел, вот и вырос на три головы выше Лииля.
Сейчас Лилия сидела, вспоминая, какие предложения рук и сердец она отвергла и внутри снова разгоралось...нет, не сожаление - как можно свободу променять на тех родовитых индюков, помилуйте! - а самое,что ни на есть, твердое намерение.
- Надо что-то делать, - задумчиво протянула она. Эта фраза звучала почти ежедневно, как молитва запуганного нежитью крестьянина, но дальше этих слов план спасения не развивался. Поэтому Лииль вполне мог дальше заниматься своими делами, но тут... - Я взвесила все варианты. Осталось два. Из них лишь один - тот, где мы гарантированно не умрем, - Лилия говорила быстро, не была пьяна и не бредила во сне, что иногда с ней всё же случалось.
Вообще, надо отдать должное её характеру - вся в близнеца своего пошла! Тошно ей, а не признается. От голодной жизни вон как исхудала, пока в эту деревушку не угодили, но не жаловалась и уж тем более не собиралась обратно, чем изрядно попортила кровушки Лиилю. А теперь вон чего - даже придумала план.
- Я в волшебницы пойду, - не моргнув и глазом, заявила. И не улыбнулась вовсе, значит, решила твердо. Или тронулась всё же. - Мы с тобой наведаемся к Менелтору сами, раз он сюда не торопится. И я лично попрошу его меня обучить. Не зря же его Волшебником кличут...называют, - она наконец замолчала, оценивая реакцию брата. - А тебя он, может, возьмет на службу, как тех парней, помнишь? Которые приезжали давеча... недавно, -поморщилась, еще одно словечко деревенское выплюнув, будто своё родное.
- Только уходить надо ночью. Сейчас. И Вульфиллу придется оставить, а то староста шум поднимет, мол, воры, единственного волкодава - защитника и того утащили и тогда от феодала тоже работы не дождешься, - ей всегда особенно удавалось изобразить старосту.
Глаза на худом лице казались особенно большими и сейчас впервые за многие дни светились осенившей Лилию идеей.
-
Не смеши мой арбалетный болт!
|
-
- , - горячее дыхание обожгло ухо, - смотри на меня, - она сжала ладонь Лжеца с силой и, потратив менее секунды на размышления, извлекла реагент. - Немного пощиплет, - шутка, которая всегда заставляла его растянуть губы в вымученной улыбке. Награда для любого врача. - Давай. Не время умирать. Цель близко, - подмигнула Душа и впрыснула драгоценный реагент без остатка. Она не позволит Лжецу покинуть их. Покинуть её. Очень сильно, класс.
-
Да, детка. Мы спасли этого засранца.
-
|
|
|
-
Эх, что такое летние каникулы...
|
Давным-давно, когда Королевству было не до празднеств, а всякий лишний кусок хлеба направлялся на прокорм воинов, стоявших на страже покоя своей земли, родилась эта Легенда.
Когда каждая спокойная ночь в Королевстве считалась даром, а на земли Нисалона в любой миг могла ступить закованная в железо нога неприятеля, появились Слова её. Их передавали из уст в уста. Ими согревали безрадостные дни. Их увековечили в камне и поклонялись ему.
Легенда была о Монархе, что своею жертвой вернет Королевству былую красоту. О Правителе, который поступится личным счастьем ради блага своих подданых.
Легенда изящными золотыми буквами украшала все сто страниц Великой Книги – символа Нисалона, запечатленного на гербе вот уже пятнадцать лет. Всякому, кто способен был прочесть Легенду до конца, открывалось величие поступка Короля Брона Радостного…*** Что до самого Короля, так он с детства мечтал стать главным персонажем этой Легенды. Отец его погиб на войне, дед погиб на войне, прадед и вовсе ту войну развязал, вот у маленького Брона, случайно подслушавшего Легенду на кухне, и случились непомерные фантазии. Поговаривают, что у него был целый список, где самые дорогие его сердцу люди были написаны в порядке убывания его к ним любви. Первой значилась матушка. Когда та скончалась от голода собственно в Самый Голодный Год, на ее место пришла нянька. Так уколола палец и тоже скончалась Будущий король представлял, как приносит в жертву очередного родственника и рыдал. Родственник вскоре умирал. Но это уже совсем другая Легенда. Говорят, он принес в жертву жену. Королева Эфигения была что бриллиант, украсивший корону Короля – всегда в центре внимания, она блистала… насколько возможно было блистать в вечно голодном истощенном войнами Королевстве Нисалон. Современники тех событий утверждают, что молодой Королеве так и не довелось попасть ни на один бал. Их просто не на что было устраивать. Так она и блистала в гордом одиночестве, как единственный бриллиант на опустевшей королевской короне – все прочие драгоценные камни ушли на обмундирование армии. Стоило ли говорить, что у Эфигении никогда не было своей собственной короны. У молодого короля тогда еще не было его славного прозвища – он его попросту не заслужил. Но была детская мечта и любимая жена на сносях. Злые языки болтают, что жену-то он и принёс в жертву. Эфигения мучилась родами три дня и три ночи. Обильно омытая материнской кровью, на свет явилась Принцесса Лиодамия, тотчас ставшая наполовину сиротой. На следующий же день был объявлен мир. Королевство воспряло. Король, оплакав супругу, распорядился увековечить свое имя в продолжении Легенды, увеличившейся сразу на девяносто пять страниц, вскоре получил прозвище Радостный и перебрался с малюткой дочерью в новый замок, окруженный лесами, болотами и долиной, так что подданным да крестьянам приходилось неделями трястись в каретах и телегах, дабы увидеть своего героического монарха. Принцесса была прекрасна. В меру печальна, в меру мила. Необычно разговаривала, словно местами слова переставляя. Ей нравилось гулять по лесу в компании одной лишь фрейлины, смотреть казни и звезды. А еще она, как всякая порядочная принцесса, мечтала о рыцаре и рисовала свои мечты в многочисленных альбомах, которые потом приняли за анатомические атласы и унесли по ошибке в библиотеку. Лиодамия, к своему стыду, не любила шумные пиры, которые принялся закатывать ее батюшка, а еще его фавориток, одна из которых прямо на празднестве во всеуслышание заявила о своих притязаниях на место подле Короля. Ещё не любила рано вставать и Маркусу, сидевшему от неё по левую руку, почудилась улыбка на бледном принцессином личике, когда ведьма сказала про сон. Сейчас улыбки не было. Принцесса спала, открыв рот, совсем не утонченно всхрапывая и сглатывая слюну, которая не успела стечь на стол. Это, да ещё несчастливая случайность уснуть рядом с рыбным ассорти способно было кому угодно испортить момент пробуждения. А уж Маркусу Лаутеро – как пить дать. Вонь, исходившая то ли от принцессы, то ли от ее папаши, то ли все-таки от блюд на столе – не лучшая компания с утра. Да и утро ли это было. Сквозь окна едва пробивался свет, но чем они закрыты снаружи на высоте нескольких десятков ярдов, оставалось только гадать. Гость по правую руку от Вертрана покрылся слоем паутины и стоило его слегка задеть, как из шикарной рыжей бороды выползла почтенная чета пауков. По левую спал отец. Он что-то бормотал во сне, кажется, про овечек, но совершенно точно не собирался пробуждаться, подобно сыну. Отец, казалось, постарел и обзавелся сединой, но потом Кристиан увидел, что это всего лишь пыль, покрывшая его волосы. Рядом за столом кто-то шевелился, просыпаясь, и отвратительно воняло тухлятиной. Еще Кристиан помнил, как Принцесса, отметившая его умные речи коротким, но ёмким «Прелестно!», вполне недвусмысленно уронила свой белоснежный платок в паре десятков метров от него, но тот тотчас был затоптан внезапно налетевшей мазуркой. Мадмуазель Мариньи, отправленная принцессой за новым платком, появилась в разгар Ведьминого пророчества и засмотревшись на действо, больно наступила на ногу Аурелии, что стояла в дверях, удерживаемая стражником – посторонних на пир не пускали, даже если Принцесса твоя подруга и глядит в твой телескоп по пять раз на дню, и по семь раз в неделю приходит за новым предсказанием относительно будущего жениха. Стальные латы, надо сказать, не слишком удобная постель – холодная, жесткая, и оставившая отпечаток герба на правой щеке. Аурелия очнулась от храпа, гулкого и довольно громкого, по причине того, что раздавался он оттуда – из шлема стражника, на котором она и осталась лежать, стоило Ведьме умолкнуть. Маленький башмачок больно задел Мариньи по ребрам, а те и так болели от неудобной позы на каменном полу, в которой, свернувшись калачиком, почивала маленькая фрейлина. В кулаке был зажат серый от грязи платок с вышитыми инициалами Принцессы Лиодамии. Последнее, что помнил Оскар из своего сна, были опарыши. Да, маленькие мерзкие опарыши, копошащиеся в мозгах Авроры. Первое, что увидел Уайт, когда проснулся, были опарыши. Он загодя сел поближе к поросенку, зажаренному столь аппетитно, что других мест за столом будто и не осталось. Теперь тот был не такой уж и аппетитный, а маленьких белых опарышей хватило с лихвой, чтобы усыпать стол и голову Авроры, лежащую у него на коленях. Подруга мирно спала, даже не зная, что украшение ее нынче так себе. Правую ногу в дорогом доспехе тоже что-то придавило. Черная кошка, спавшая, как и все вокруг, без задних ног, скалилась во сне и подрагивала белыми усами, словно силилась схватиться за доспех и поломать себе клыки. В ладони зажат маленький серый комок – платок Принцессы, который она уронила в коридоре, не сумев разойтись с Оскаром в дверях. Огромных, в пять ярдов шириной, дверях. Отец Арчибальда снова восседал в самом конце длинного - во весь пиршественный зал – стола. Он никогда не говорил о работе за едой, но его все равно усаживали подальше от величественных особ и даже всяких там казначеев, звездочетов, кучеров. Хотя нет - кучеров вообще не пускали на пир. В шутовской – комнатке, завешанной гобеленом, откуда появлялись все шуты испокон веков, если верить легендам, было совсем нелегендарно душно. Арчи очнулся в полной тьме и при почти полном отсутствии кислорода. Зато запах тут не изменился. Аромат театральных подмостков составлял в основном старый паркет и тот самый бархатный гобелен, но это всё равно был он. Нет, Он - незабываемый аромат сцены и будущей славы. Вонь снаружи, в которую окунется шут несколько мгновений спустя, напомнит ему о том, что слава – понятие с трудом к нему применимое. Рука молодого графа с трудновыговариваемой фамилией покоилась на ее груди. Да, именно так. В последний миг, до того как смежились веки, Гвинивел увидела, как сосед бросился ей на помощь, подхватив девушку, но тотчас уснув в объятиях с ней. Отец спал так, словно эта партия ему не слишком нравилась. Кажется, в последние секунды он пытался двинуть наглому графу по его титулу, но на дотянулся, упал, да так и уснул со сжатым кулаком и выражением крайнего недовольства на лице. Еще по дороге сюда Гвинивел слушала, что необходимо найти жениха прямиком со следующей ступеньки социальной лестницы и потому молодой граф с трудновыговариваемой фамилией, конечно, был не к месту. А его рука – и подавно. Зеркальце в серебряной оправе выпало в момент падения и разбилось. Каждый осколок, казалось, освещали лучи откуда ни возьмись возникшего солнца. Солнце пробивалось в окна настойчиво, но без особого успеха. Сначала Элоизе почудились брызги на полу, на которые, еще не до конца проснувшись, взирала рыжеволосая девушка с такой невообразимо сложной косой, что и представить невозможно, сколько человек трудилось над этим шедевром. Солнечные лучи падали как-то разрозненно, что-то преграждало им путь и создавало неприятный полумрак в зале. Толстые корни, палки или ветки - что-то им подобное оплетало каждое окно. Лица мачехи и сводных сестер, наполовину в торте, отвлекли Элоизу. Полюбоваться на подобную картину – не жалко и часа потратить. Платья, что они шили за несколько месяцев до этого пира, покрылись паутиной и пылью. Отец, не выдержав, такого провала, упал еще до того, как Ведьма произнесла проклятие. Теперь Элоиза вспомнила это. Вспомнила, как мачеха даже не посмотрела в его сторону. Как на помощь ему бросился слуга. Отец так и лежал чуть поодаль от стола, схватившись за сердце. И широко раскрытые глаза затянула пленка, да и полуразложившееся лицо вовсе не напоминало уснувшего, пусть даже в таких мерзких условиях, человека.
-
Так она и блистала в гордом одиночестве, как единственный бриллиант на опустевшей королевской короне – все прочие драгоценные камни ушли на обмундирование армии. Образно и красиво. Да и вообще стартовый пост шикарный, с юмором и забавный.
а ещё я плюсую что хочу, и игнорирую всякие там протесты :)
-
Животрепещущие картины пробуждения! Хорошо, хоть пролежней нет =))
-
|
В мертвых глазах холод и лед, в мертвых глазах ненависть и желание убивать. Взгляды всех мертвецов устремились в сторону принца Вейлонского. Какая честь! И даже сам Король почтил его своим вниманием! Вон, идёт, брызжет свежей кровью... Не иначе как благословить союз с доченькой желает. А там и до кровавой свадебки недалеко.
Когда мертвецы подошли настолько близко, что стали слышны и червивые их мыслишки и зловонное дыхание, раздался грохот посуды и яростный рык молодого рыцаря, измазанного чем-то зеленым. Стоило латному сапогу опуститься на кубок, царапая зеркальную поверхность, превращая в зеленую крошку прекрасный изумруд, как мертвые принялись складываться словно дровишки в камине и, видимо, умирать уже навсегда. Рыцарь же продолжал крушить и крошить уже просто из удовольствия, даже когда все мертвецы успокоились. Не в настроении, видать, был.
*** Внутренности скручивало невыносимо, словно их щедро сбрызнули ядом. Что-то умирало внутри, хваталось за её сердце. И тут Аурелия поняла: это не ведьма, это она сама умирает, а её место занимает кто-то гораздо сильнее. Теперь в её теле будет жить кто-то ещё и этот кто-то был ей хорошо известен. Ведьма, запечатанная в теле Аурелии хохотала, как безумная. Она всех обманула и всенепременно будет смеяться последней снова и снова. И Аурелия уже не станет прежней. Если только не придумает способ, как избавиться от неугодной соседки. Но это уже совсем другая сказка. А пока...
Дикий смех покинул уста скромной с виду дочери звездочета. Та хохотала так, будто бы тронулась умом. И учитывая недавнее убийство ею самого Короля, эта версия вполна имела место быть. Став глазами и ушами ведьмы, став её голосом, Аурелия вскоре почувствовала горечь, обиду и такой силы злость, что почти потеряла сознание. Постепенно эти чувства схлынули, оставив в груди тяжелый ком и Аурелия снова стала собой. Только где-то в глубине груди зловеще смеялась ведьма.
*** Милый трусишка шут спрятался, хоть опасность и миновала. Король теперь был мертв и как прежде не уронил свой статус - лежал, как вишенка, на самом верху кучи трупов. Принцессы не было в зале, но с ней кто-нибудь да разберется - тут ведь такая мышка-норушка под столом сидит, в обнимку со спящим палачом. Шут и палач - родственники? Занимательно, но не настолько, чтобы забыть, как малышка фрейлина кричала о каком-то тайном выходе. Арчибальд тоже это слышал, но кажется нашел свой тайный выход раньше. Под столом было пыльно, но очень уютно. Интересно, сколько он тут проведет, подле отца, поедая гнилую пищу и пытаясь разбудить родственника. А тот деловито обхватил сынишку за ногу и причмокивал, улыбаясь. Не иначе как мать ему снилась.
*** От мыслей о прекрасном Вертране Элоизу могло отвлечь только одно. И это даже не жуткая головная боль, что становилась только хуже. Смех, дикий, неприятный, безумный, он был ей хорошо знаком. Так хохотала ведьма в последние мгновения её сна. И стоило девушке обернуться на звук, Валетт и Кристиану предстало не менее жуткой зрелище - окровавленный затылок Элоизы, спутавшиеся от крови волосы, струйка крови, текущая по шее. Ей срочно, срочно нужна была помощь. Лекаря сюда, лекаря!
А за окном шелестел листвой солнечный весенний денёк. Вот и какая-то птичка запела, забравшись на ветку, прямо у окна. Идиллия. Покой. Будто и не было этих нескольких кошмарных минут.
Но наша Сказка только начинается...
-
Ей! Славная победа! О убийстве короля, одержимости злой ведьмой и парочки случайно зарубленных гостей в летописях, понятное дело, упоминать не будем.
|
|
Было одно свойство у Души: она никого не осуждала, плохо ни о ком не думала. Вот можно было сказать ей о себе самую-самую непотребную вещь, а она улыбнется понимающе - бывает, мол - и в глазах такое тепло, что сам признавшийся вдруг тоже возьмет да подумает «А и правда, чего это я?...».
Да, могла правду резануть, в сантиментах рассыпаться не умела, льстить тоже. Потому и сказала этому псионику, как есть. Ты здесь чужой, мол. А может, и вовсе везде чужой. Хм...хотела бы она стать псиоником? Да, определенно. Чтобы слышать чужие мысли вместо своих. Много чужих, совершенно чуждых ей мыслей вместо миллионов своих, за которые порой стыдно, больно, за которые виновна и отвечает головой.
Вот сейчас она стоит, например, вид только делает, что за периметром наблюдает, а половина головы где? Правильно - там, где её быть не должно. Тут люди умирали, пусть и конфедераты, но люди. А может и на третьем ярусе умирают до сих пор. Своих бы тоже живыми после операции застать (ладонь вдруг вспомнила прикосновение Лжеца и теплом отозвалась), а она стоит тут и думает...и о чём! О губах Мрака! Да так думает, что свои собственные горят.
Соберись, давай! Тут этот бесстыжий псионик, у которого рот всё никак не закроется. Бедолага. Такому и девушку никогда не найти... Любая с ума сойдет от неиссякаемого каламбура. Искренне, вот прям от души жалко Душе этого мужика-псионика с редкостно неудачным позывным.
Душа сделала несколько вдохов-выдохов, чтобы упорядочить мысли, обошла для той же цели периметр и тут заговорила Афина. Душа остановилась, как вкопанная, словно те слова предназначались только ей или своими шагами она могла нарушить соединение.
Да, так она и думала. Там внизу живые люди, хоть и конфедераты. Ну не могла она ненавидеть их, как ни пыталась. Выполняла приказы, автоматически уничтожала цели, получала неплохое вознаграждение, знала многое про личные счеты ребят из отряда, искренне им сочувствовала, а сама возненавидеть так и не смогла. За что? А главное - зачем? Убивать их от этого легче не станет - чувства примешиваются и рука уже не такая легкая. Она об этом не распространялась, да никто и не спрашивал. Заранее считалось, что все ненавидят этих проклятых конфедератов, ну и ладно, и пусть.
Когда Лжец нырнул в шахту, она, выполняя приказ, приготовилась последовать за ним. Оглянулась на Мойру, показав, что идёт вниз. Задержала взгляд на Мраке. Да и пошла, пока тяжелые мысли следом не догнали и псионика своим весом не опрокинули.
Только ещё раз на командира взглянула, когда к шахте подошла, не остановит ли. Не остановил.
Душа проверила крепление и ухнула вниз. Полёт Души длился недолго. А жаль! Нравилось ей вот так лететь, отпускало ненадолго, но качественно. Голос Эго застал её уже в пути. Ключ с трупа! Ну точно же! Теперь вся надежда на Мойру.
Душа мягко приземлилась на нижнем ярусе, увидев Иволгу, кивнула, приветствуя, как будто давно не виделись.
|
-
Нет, ну это пять! Не удержалась!
|
ссылкаСознательный эскапизм. Да, всё, что на -изм, априори не несёт за собой ничего радостного, но именно им занималась Душа от увольнительной до увольнительной. Вчера она уснула, не раздеваясь, на диване, накрыв голову подушкой, словно это могло бы переместить её в иную реальность. Вот Мрак для этого же эффекта надирался и теперь, когда все прочие способы избавиться от удушливого бытия уже не срабатывали, она перестала его осуждать. Спустя час мытарств в сознание проникла песня. От неё сердце радостно взмыло в воздух вместе с Душой. Это не был идиотский монотонный звонок будильника. Единственный контакт, на котором стояла живая настоящая мелодия. Единственная любимая мелодия, с которой не было связано никаких воспоминаний. Чистая радость в каждой ноте. Спустя пятнадцать минут стальной конь взревел, унося её в иную реальность. Кажется, она даже забыла закрыть дверь и оставила открытыми все возможные краны. Ну и пусть это будет грёбаный эскапизм. Зато это ее эскапизм, её собственный, любимый, самый лучший эскапизм в мире. Свои. Наконец-то. Все свои. Из новичков только псионик. Но псиоников они как перчатки меняют, позывной она запомнит, кивнёт, здороваясь, и уже хорошо. "СновоздорОво!" звучит как Аминь, дружеский тычок в плечо - как ритуал. Вот и всё, она дома. Можно снова дышать. *** Её жизнь - чья-то смерть. Там, внизу гибнут невинные и она лишь маленькая часть этой машины. Винтик. Болтик. Гвоздик. Без которого тем не менее что-то не сработает. И Душа осознает эту ответственность. Чья-то смерть - её жизнь. Без этой смертельной машины - Альянса - не было бы её, Души. Улыбка не сходит с лица. Хорошо, что шлем скрывает ее светящиеся счастьем глаза. Только слово, дурацкое слово засело в голове как забытая перчатка хирурга и дразнит. Э-СКА-ПИЗМ. Тьфу. А свои добивают, это верно. Душа осмотрелась в ожидании приказа, задержалась взглядом на каждом из отряда. Кто из них добил бы её? Лжец? Иволга? Мойра? А может, Мрак? Это должен сделать кто-то из них, так будет спокойнее. На её счету четверо таких, из жалости умерщвленных. И абсолютно чужих. Убивать по приказу, убивать, чтоб не мучился, из самообороны убивать - все эти выражения придумали, чтобы снять с себя ответственность, но скрепляет их по-прежнему одно и то же слово. Душа берёт ответственность на себя, зная: её жизнь - чья-то смерть. В первые минуты она всегда сосредоточенно охватывала взглядом периметр, сняв оружие с предохранителя и медленно дыша, словно успокаивая мысли. Особенно те, что были о смерти.
-
А неплохая такая рефлексия
-
|
Её Величество Паника разделила всех и, упиваясь своим превосходством, властвовала, царила и, бог весть, что ещё. Тут-то и началась наша сказка. Что-что? Да, именно тут.
Казалось, хаосу не будет конца и у каждого он наступил свой собственный.
Шут, что как ошпаренный вылетел из каморки, сделав кульбит и приземлившись в аккурат возле стола с батюшкой-палачом, принес в пиршественный зал аромат лаванды, веселья и крепких родственных связей. И ещё что-то такое необъяснимо-приятное, что Гвинивел даже не могла определить словами. Обороняя короля, она видела всех и каждого, но появление этого юноши, такого живого, задорного, с цветочным ароматом, определенно внесло свежесть в затхлое помещение, полное ужасов загробной жизни. Пока герцог, елозя по полу громадной тушей, всё никак не мог подняться, опасности для короля не было. Принц Маркус, как и обещал, благородно спасал принцессу, подхватывая её, легкую, как пушинку и слюнявую, как охотничий пёс его отца. Девушка элегантно всхрапнула от рывка, которым принц поднял ее, и не менее изящно произнесла: - Нянюшка, не сейчас! Разбудите к ужину!
Шмыгнувшие врассыпную – лишь бы мертвяки не сцапали – девушки тоже внесли толику задора в унылое послепослепослепраздничное утро. Элоиза одной ногой тотчас запуталась в занавеси, а другой ногой поскользнулась на мозгах Гризили – обе ноги обидно разъехались, а Элоиза навзничь упала, ударившись затылком о каменный пол, да так, что стало страшно – не убилась ли. Девушка тут же потеряла сознание и лежала всего в нескольких метрах от толстяка-весельчака, от которого, впрочем, и здесь не было толку. Зато отец Элоизы, обезглавленный, но напористый, словно что-то почувствовал. Видимо, не зря молвят в народе, что мертвые помнят о живых, также как последние не могут забыть об умерших. Натыкаясь на столы и спящих гостей, он шёл к своей дочери, будто влекомый маяком пробитый корабль. Вот-вот рухнет, утонет в бездне, но нет, упрямо движется вперёд. «Маяк» тем временем не подавал признаков жизни.
Элоиза подняла голову, которая страшно болела, и застонала – живот тоже мучительно сводило судорогой, да ещё какой! Ещё бы - ведь тот был вскрыт и черви поедали её кишки. Руки и ноги тоже были изъедены и страшно ныли, словно нарывающие раны. Тело страдало, а особенно больно было её сердцу – тяжелое отчаяние и страх сжимали его в огромном ледяном кулаке. Она огляделась. Вот Маркус пытается собрать кровоточащими руками собственную требуху и презрительно морщится, словно эта боль его, наследного принца, не касается. Прекрасные глаза Оскара подернуты плёнкой, лицо гниёт, а его белоснежная улыбка – сплошное месиво из почерневших дёсен, желто-зеленой смердящей жижи и пары зубов. Кожа с черепа Аурелии слезла лохмотьями, от прежней юной красоты не осталось и следа, ребра торчали в разные стороны, словно порванные струны гитары, одна нога была повернута под неестественным углом, а левая рука и вовсе отсутствовала. Ту держал в своей ладони Кристиан. В другой он сжимал ее сердце. Ах как мило! Он сделал Аурелии предложение и та согласилась. Сон принимал непредсказуемые повороты. Гвинивел так и осталась подле короля. Элоиза узнала её по сжатому в ладони клинку. Головы у девушки не было. Вернее то, что было головой Гвинивел, держалось на тонкой ниточке кожи и давно приняло вид почерневшего сгнившего кочана, которого забыли снять с грядки по осени. Под колпаком у шута оказался белозубый череп, а ноги, некогда сильные и гибкие были закручены за спину и завязаны узлом, да так ловко, словно в них не было костей. Но страшнее всего выглядела насаженная на копье Валетт. Её миниатюрное тельце ровно уместилось на копье стражника и другим своим концом торчало из глазницы. Сама девушка свисала точно марионетка в ожидании своего спектакля. Увидев, что Элоиза ее разглядывает, Валетт вымученно улыбнулась. Прочие гости, как ни в чем не бывало, продолжали пировать. И её собственный отец даже не заметил Элоизу, не почувствовал её страданий, и налегал на вино, как не в себя.
*** Двери оказались тяжелее, чем думал Кристиан. Пришлось потрудиться. Через те, что выходили в бальную залу, он увидел спящую парочку, а еще музыкантов. Никто из них не проглотил смычок – повезло. А коридор за другими был и вовсе пуст. Прочие мертвяки, если они существовали, не спешили расправиться с проснувшимися. Зато неподалеку новости были не такими радостными – проигрывал сражение белокурый рыцарь, отвагу которого стоило отметить, как и перегар, который вполне мог потягаться с лавандовым ароматом шута. Прибавьте к этому запах гниющих тел, еды и удушливую плесень – эти духи носили бы название «Пьяный букет» или «Бал удался».
Одноногий громила не мог воспользоваться мечом – тот заменял ему трость. Поэтому он решил задавить Оскара своим авторитетным телом. Со всего размаха рухнув на юношу, рыцарь приземлился на щит, тот впечатался в лежащее тело, больно задел плечо, в глазах ненадолго потемнело. Любая секунда промедления, впрочем, могла стоить ему жизни. Во всполохах сознания он увидел длинноволосую рыжую девчонку, дочку звездочета, что бежала к нему на помощь. А, нет, не к нему. Девушка упала, потеряв равновесия на склизком от мерзкой слизи полу, а дальше Оскар отвлекся. Потому что не очень удобно смотреть, когда в глаза течет зеленая слюна из вонючего гниющего рта.
Аурелия больно ударилась коленкой, да и вообще удар об пол неприятно вышиб дух. Вздохнуть получилось не сразу, тем более что внимание её привлек зеленый изумруд на кубке, что валялся неподалеку, брошеный и забытый. На секунду изумруд вдруг вспыхнул ярко, почти ослепляя и из него на девушку вылупилась мерзкая старуха, которую она видела только со спины. Аурелия однако тотчас распознала в ней ведьму. Да и кто, в самом деле, еще мог забраться в кубок и задорно оттуда поглядывать, наслаждаясь царившим хаосом. «Ты подойдешь» - внезапно раздалось у неё в голове. Тело скрутило словно мокрую тряпку, которой поломойка орудовала в комнате отца, и довольно часто. Иногда по три раза на дню. Ни говорить, ни звать на помочь Аурелия не могла. Когда она пришла в себя, то почувствовала огромную силу в своем тщедушном теле, которая, казалось, заполняла всё пространство её головы, причиняя ей страдания и диктуя свои условия. А те были довольно простыми.
*** Тем временем у малышки Валетт случилась радость. Она была едва ли не единственная, кому сопутствовал успех. Канделябр был скрипучим и довольно туго двигался, но двигался же! Ей не приснилось и не почудилось! Поднялось облачко пыли…. ладно, не облако, а целая туча пыли… а потом камин поехал на неё, открывая пространство сразу за собой. Там было темно, но угадывалась лестница, ведущая вниз. В кладовую, как сказал тогда Король. Пахло плесенью, пылью и паутина висела по углам, но то всё равно было маленькой победой маленькой фрейлины. То-то же, Арчибальд! Арчибальд?
А тот уже суетился возле мирно спящего отца. Палач всегда спал крепко и... с аппетитом, что ли. Глядя на него, тоже хотелось спать. Но сейчас это не срабатывало, потому что шут вдруг почувствовал на себе пристальный взгляд, если можно назвать пристальным взгляд одного мертвого и одного проткнутого копьем глаз.
Арчибальд узнал этого стражника сразу. Преследовала их семью такая неприятная история. То ли в юности, то ли уже накануне замужества матушка Арчибальда получила предложение руки и сердца от славного молодого героя, вернувшегося с войны и только что поступившего на службу к королю. Откуда ему было знать, что доброе сердце будущего палача уже основательно покорило матушку. Так и началась многолетняя вражда между отцом Арчибальда и этим уже почившим воином, о которой знали все при дворе. А сейчас вражда перешла границу жизни и смерти и хотя в руках Арчибальда дрожал отнятый на ходу меч, решимости стражника это не убавило. Ах, если бы только он не мелькнул ярким одеянием, да ещё привлекая внимание криком, мертвый не заметил бы главного своего врага, которого всё пытался найти, блуждая по залу.
Стражник злился, но из глазницы у него торчало копье. А у Арчибальда ничего не торчало, кроме рук, которые, говоря военным языком, были из тех мест, которые в славной битве не пригодились бы. Меч попал по плечу, прорубил ключицу и засел там, в теле, только разозлив врага ещё больше. И вот тут настала его очередь. А стражник, хоть и был безоружен, всё же был стражником. И героем войны. Пусть и мертвым. Он со всей силы подался назад, увлекая шута за собой, а потом без предупреждения ударил ногой. Прямо по лаванде. И пока шут крючился, совсем не для смеха публики, двинулся в сторону палача, украшенный теперь не только торчащим копьем, но и торчащим мечом. Но он же был мертвый, а им , как известно, не больно.
-
Элоиза: смотрит мультики :) Гениальная игра, доставляет неимоверно
|
|
Иначе как Косоглазая Марта её не называли. Она трудилась посудомойкой на кухне, куда ее взяли из жалости, и за глаза величали одержимой. Когда эта весть случайно добралась до Брона Радостного, он побледнел и приказал Марту повесить, но та вдруг исчезла и все вздохнули с облегчением, тотчас о ней забыв. Откуда она родом, никто не знал, да и кому нужна тринадцатилетняя дурочка, которая будто в своём мире жила – ни на кого не смотрела, общалась пугливыми жестами, а вот Арчибальду и вовсе до последнего думалось, что она абсолютно и бесповоротно нема. И вот, за пару дней до того, как его папенька получил страшный приказ, а стражи отправились на поиски Марты, Арчи довелось убедиться в обратном.
Надо сказать, что еще за месяц до того кто-то принялся подбрасывать ему пирожные. Все они были слегка испорчены – где цветок размазался, где завиток отвалился, а где и вовсе в имени короля три ошибки: Брон Радастной. Но всё же это были пирожные необычайного аромата и уж совершенно точно превосходного вкуса. Ведь на королевской-то кухне точно умели готовить. Там же мамка его заведовала, Арчибальда-то.
Проследить за дарителем было нетрудно – пирожные попадались ему по пятницам, потому как пекли их к выходным, когда Король любил кутить и даже выдумывал для этого праздники. Накануне Дня Бородачей Арчибальд и застукал Косоглазую Марту возле своей двери. В руках у нее был небесно-голубой шедевр, перевязанный ленточкой. Борода, изображенная кремом, слегка растрепалась и выбор, павший именно на это пирожное, стал очевиден. При виде его Марта вздрогнула, потупилась и хитро улыбнулась. Потом протянула ему голубое пирожное с бородой, растягивая слова, неестественно громко и, нечётко проговаривая, сказала «Это вам, хы» и бросилась бежать, да так, что видимо, убежала из королевства. Потому что стражники так никого и не нашли, да и палач в тот раз остался без работы.*
Арчибальд сразу понял, кто находился в шутовской каморке, стоило сопению и хрипу приблизиться на расстоянии вытянутой руки. Во-первых, этот кто-то не произнес ни слова, а во-вторых от него, то есть от неё, невообразимо несло лавандой. Королевский шут запомнил этот удушливый аромат ещё тогда. Казалось, все было пропитано этим запахом, но сделав два-три вдоха, он понял, что ошибается и отчего-то аромат лаванды перепутался в его голове с вонью гниющих ран. Миг – и снова лавандовый мерзкий запах с оттенком гнили, разложения и тлена. Мысли вихрем неслись в голове, главной из которых, наверняка, была: Как здесь очутилась Марта? Может, умерла в каморке задолго до бала? Или пришла специально, зная, что он будет выступать?
И пока это происходило девушка оказалась чересчур близко, так что он почувствовал на себе ее смрадное дыхание и почти разглядел во мраке шутовской бледно-голубые подернутые пленкой глаза. Будь ты проклят, Арчибальд Поммель. С этих слов, раздавшихся в голове, он будто прирос к полу. Ни дернуться, ни сопротивляться не было сил. Ох, не зря ее называли одержимой, эту чертову Марту. Провались она с её голубыми пироженками. Да не произнести молитву, язык не ворочается. Девы от мала до велика да возжелают тебя, где бы ты не появился. От одного запаха разложения можно было подавиться рвотными массами, но Арчибальду даже вдох давался с трудом, словно его схватили за горло.
Но нет, это еще не конец - вот сейчас стало хуже всего. Сейчас, когда шершавые, покрытые чем-то солёным и склизким губы коснулись его губ. В тот же миг Арчибальд понял, что может двигаться. Тогда он и натолкнулся спиной на дверь, инстинктивно попятившись. Хотя и не дверь это вовсе была, а пол. И лежал он рядом с каким-то вонючим телом, а голова и спина ныли от удара о камень.
*** Стоило дамам шмыгнуть за спину Маркуса, как отец Элоизы и проткнутый копьем безымянный стражник словно сговорились, направившись к сгрудившейся возле принца компании. Их явно что-то влекло и на ум приходило старинное поверье о неупокоенных душах. Поговаривали: О ком мыслил мертвец в свой последний миг, тот и придет ему на ум, если случится трупу вернуться на землю живых. Сказки, наверное. Но говорили ещё, что отвести от себя мертвеца нетрудно – стоит лишь не побрезговать, да и прошептать ему трижды новое имя. А уж имен в зале находилось множество и среди них обязательно были имена, которые всякому мертвецу не грех прошептать без зазрения совести.
Но где там аристократии досужие крестьянские байки услышать. Сгрудились четверо в ожидании мертвецов. Двое короля да принцессу защищают. И лишь Оскар сразу ринулся в бой. Кажется, даже подумать не успел, что тяжелый доспех он ведь не только помощь – удар усилить, например, но и вред – не получится, чай, быстро ускользнуть от рыцаря, которого, наверняка, и привело-то сюда заветное имя жареного поросенка, судя по его грузной комплекции.
С отвратительным чавканьем меч ударил по некогда крепким конским ляжкам. Гниющая плоть разлетелась ошметками, осколками костей, кусками мышц, червями, кишащими повсюду в теле. Конь рухнул, медленно завалившись на левый бок, зато голова окончательно повернулась на свое исконное место. Всадник же отлетел к стене. Одна его нога до колена осталась в стремени, но кажется, это его особенно не останавливало. Он принялся вставать, и угрожающе при этом рычал, теряя зеленые густые слюни с мерзко шевелящимися в вязкой жидкости червями.
Конь подняться не мог, однако был жив…то есть мертв, но чрезвычайно подвижен. Оскар почти добрался до стража, когда разумная скотина лягнула его, что было сил, уцелевшими копытами. Удар повалил Оскара наземь, тот довольно чувствительно ударился плечом, что ответило задорным хрустом, и не имея возможности быстро подняться, наблюдал, как к нему направляется одноногий здоровяк, осклабившись и теряя зеленую жижу.
***
Маленькие ножки несли миниатюрную фрейлину к единственному, по ее разумению, выходу в зале, что не был пока закрыт гниющими телами. Она видела, как за той дверью исчез шут, забавный парень, если не учитывать, что шут – ей не пара. Не то, что принц, например. Она успела ринуться туда ровно за мгновение до того, как почивший отец Элоизы добрался до её незабвенного Маркуса. И дернула на себя дверь, когда благородный дворянин, коим был полуразложившийся труп, занес клинок над юношей и его подопечными дамами. В этот момент в каморке за дверью раздался звук, похожий на падение.
*** А вот стражник с копьем замешкался, проходя мимо стола тяжелой мертвой поступью и задевая всё подряд длинным копьем, которое он никак не мог вытащить из глазницы. И вот – что и следовало ожидать – толстяк барон фон Гризили, очаровательный добряк, смешивший всех за столом, а нынче безмятежно спавший, откинувшись в кресле (на стул он не помещался), получил удар копья по единственному уцелевшему после войны глазу, а потом еще один, с чавканьем пронзивший его горло. Кровь, хлынувшая, стоило копью выйти из баронской шеи, свидетельствовала о добром здравии оного и о том, что теперь о здравии говорить точно не придется. Тот сник в кресле, прекратив оглушительно храпеть, затих навсегда и спустя миг зашевелился, поднимаясь. Он ничего не видел, поскольку оба его глаза были теперь поражены, но целенаправленно шёл в сторону короля, окровавленный, грузный и какой-то торжественный. Не иначе, как титул повыше просить.
*** Сколько таких мертвецов могли породить случайные копья, вынутые из ножен клинки и просто упавшие лошади, оставалось только гадать, но принц Лаутеро и его дамы наблюдали за этим чрезвычайно рассеянно. Клинок был лишь у Маркуса, но его увещеваний мертвый не слышал. Он смотрел на Элоизу и направлялся к ней. Мерзкий с виду, пьющий дворянин, которого Маркус при всем своем желании не смог бы вспомнить - слишком редко тот появлялся при дворе в последнее время. Но зато он посмел замахнуться на августейшую особу и удар его меча рассек голову словно сгнившую тыкву.
Меч со звоном упал из родной руки. Мертвые да упокоятся. Изувеченное тело отца больше не будет страдать. Или будет? Глядя, как поднимается безголовый фон Визен, все, кто был способен это увидеть, понимали, что прямо сейчас в их собственных целых головах рассеиваются все самые последние сомнения относительно мощи ведьминского проклятия.
Вот Аурелия столько книг прочитала, но ни разу не встречала в них, чтобы можно было на расстоянии таким количеством мертвецов управлять. Разве что в зале у тебя повсюду очи. Зеркала, например. Но здесь их не было. Они были в бальной зале, чтобы танцующие собой любоваться могли. Да и не только собой. Тут присутствовало что-то, помогающее ведьме управлять нежитью, но вот что? Или кто?
*** Наблюдать, как размножаются мертвецы тоже было делом неприятным, но еще страшнее было представить, что дражайшего короля или его дочь, будущую королеву Нисалонскую, точно также кто-то походя заденет копьем и ни за что ни про что они будут бродить по замку, неприкаянные и неупокоенные. Принцесса тем временем мирно спала, подложив под правую щеку тонкую белокожую ручку, ни о чем не подозревающая и бесконечно милая. Если не смотреть на стекающую в лужицу на столе слюну.
Толстяк неуклюже топал, задевая людей за столом и тоже ничего не подозревал. А убивать эдакую тушу, а не полусгнившего внутри мертвеца, было потруднее. Кристиан тотчас вспомнил свои тренировки, на которых ни единый живой человек серьезно не пострадал, не считая пары сломанных рук, ноги, носа и содранной кожи на костяшках и всё это у одного и того же неудачника, которому вздумалось подразнить герцога. Младший Вертран однако понимал, что при желании может нанести гораздо более непоправимый вред, что он и сделал, когда весельчак Гризили приблизился. Удар рассек тому голову и лишил равновесия. Однако спустя мгновение тот уже завозился в луже собственной крови, осколков черепа и мозгов, пытаясь встать. Словно для его миссии не было преград, даже в виде клинка юноши, который был едва ли не мастером в искусстве фехтования.
|
С той страшной ночи минуло уже девять дней. Туська даже научилась считать от страха, а события все не выветривались, и время не лечило - враки это всё, так она и знала.
В шкуре зверя было тепло. Она почти не покидала львиную ипостась, потому что в людской мерзла, поддавалась страху и слезам, а еще хотела домой. На третий день поняла как возвращаться в Туську. Оказалось - легко, но голодно. Львенок ел все, что не приколочено, а девочка так не могла.
К дому она подходила лишь раз, с тоской глядела в темные окна да слушала разговоры про спятивших родителей. Как будто глядела страшный сон и всё проснуться не получалось.
Ну правильно говорят, нельзя хватать всё подряд и тащить к себе в дом. Она хорошо запомнила прохладное прикосновение камня, удар током, изменившиеся враз краски, запахи, ощущения в теле. Не сразу поняла только, отчего стала ниже ростом и почему все кричат. Страшно не хотелось убегать, но инстинкт пересилил эмоции. «Выжить-выжить-выжить!» - стучало львиное сердце в такт бегу. Не раз это спасало Туську уже и потом, во время скитаний по городу - редкую животину намеревались отловить и дальше судьбу ее предсказать было бы нетрудно: зоопарк, цирк, лаборатория. Туська горячо разочаровалась в этих заведениях на пятый день, когда ее спящую накрыло сеткой и поволокло.
Последние пять дней она провела под окнами больницы, то возвращаясь, то убегая, оглядывая все проемы в поисках родных физиономий.
Но самое трудное было не всё это, а постоянно говорящие голоса в лохматой ее голове. Голоса обещали билет в кино на взрослый фильм, магнитофон, любовь Витьки и вызволение родителей из плена советской медицины, но самым соблазнительным было могущество ее способностей, невероятные земли, которые существовали, оказывается, на самом деле и приключения в обмен на скучную скуку в компании с вернувшимися с психушки родителями.
Они и до больницы Туську затюкали, а теперь, увидев, что с ней стало, и вовсе из комнату не выпустят. Туська им искренне сочувствовала, скучала и по-прежнему бродила под окнами больницы, но понимала - жизни не дадут. Да и в глаза им посмотреть было стыдно, список грехов-то был внушительным: - скиталась девять дней непонятно где - становилась животным ни с того ни с сего - взяла вещь из комнаты соседки - сбежала от важного разговора, начавшегося, впрочем, с крика ужаса и обморока матери
Туську разрывали сомнения, но то, что ее ждут с радостью и без ремня, было очень маловероятным событием.
В конце концов, пока их лечат, она успеет и приключения посмотреть и ненадолго из Коммунарска в невиданные земли махнуть. Одним глазком и ногой одной.
-
-
какая же она настоящая так вжиться в ребёнка!
|
-
Угораю с этой Туськи. Прелесть
|
За день Туська так наигрывалась - на чердаке, в подвале, даже за столиком, где распивали сивуху (отец едва не ушёл из семьи, когда она нечаянно назвала сивухой дорогущее импортное шампанское, которое он привёз матери из командировки), что ночью её и крик «бабматрёны» над ухом бы не разбудил.
Но сегодня она была наказана. За ту самую сивуху, которая шампанское. Наказана по статье «без права выхода в коридор» с общепринятой поправкой «только в туалет». За день стояния в углу, чтения басен Крылова - половины слов она, кстати, не понимала - уборки в своей комнате, что само по себе было утопией, ухода за цветами, коих было «до дуры», как говорил Витька «Прогрессор» из соседнего двора (о нем позже), и вымаливания полчасика прогулки у родителей Туська не только не устала, но и набралась какого-то раздражающего утомления - не поиграть-не уснуть одним словом.
В голове уже пол ночи крутилась фраза из магнитофона Витьки «Прогрессора», подростка тринадцати лет из соседнего двора. Он приходил со своими дружками в надежде выпросить у мужиков алкоголя, но те только качали поддатыми головами в такт музыке и грохоту домино. Туська завоевала Витькино доверие, когда во время очередного его визита принялась подпевать Константину Кинчеву: Моe поколение смотрит вниз. Моe поколение боится дня. Моe поколение пестует ночь. А по утрам ест себя. Конечно, воображение Туськи подкидывало картины одна психоделичнее другой, но голос у неё был что надо. Даже мать признавала за ней талант: «орёт, но в ноты попадает». И Витька проникся. И стал приходить во двор не только за сивухой.
Слова «Моего поколения» крутились у Туськи в голове вот уже четыре часа и было ни разу не смешно. И тут, как избавление, раздался крик. Мать, страдавшая мигренями, тут же застонала в соседней комнате. Отец, страдавший любовью к командировкам, нынче утомился, тоже застонал, но во сне. А Туська поняла, что это шанс, которого скоро может не быть и при других обстоятельствах она бы спала, а вот сегодня её время пришло и плевать, что ночью. Спустя минуту она уже стояла одетая возле матери, успокаивая её и обещая, что разберется, после чего выскользнула в коридор, едва не приплясывая в такт снова раздававшимся в голове словам.
- Здрааасти, - в своей манере поздоровалась она, сна в любопытных глазенках как не бывало. - Чего, открыть не можете? Так вон, шпилькой надо, - утерев ладонью сопливый нос, она кивнула на прически присутствующих дам, словно предполагалось, что шпильки там имеются по определению.
-
Вот, сразу видно, человек дела. )
|
|
|
-
Чувствую — сейчас начнется )
|
Терра не поняла, что случилось, вскочила, ринулась снова и только добежав до колдуна и пнув того, уже мертвого, со злостью, обернулась: - Что за день, проклятые крендельки! Болотный жукоподобный червяк, - нет, Терра не умела ругаться, как брат, - Ну ты это видел?!... Хогар? Хогар! Похоже бой, если он еще и продолжался, теперь уж точно поблек для неё. Ничего не разбирая на своем пути, она кинулась обратно к повозке, в расширившихся глазах отражался обезумевший брат и чувство вины тут же, с пол толчка, расползлось внутри мерзким ознобом, удушливой гадиной лишая Терру речи.
Терра всегда терялась, когда брату было плохо. На ее памяти он всегда был старше, сильнее, рассудительнее, спокойнее, а значит, думал практически за двоих. Во всех передрягах, что случались с ними, виноватой или зачинщицей почему-то всегда оказывалась она. Родители никогда не наказывали их физически, но наблюдая, как Хогар, в очередной раз взяв вину на себя, чистит хлев за то, что она решила подшутить над соседским ублюдком, вечно дразнившем их, Терра чувствовала себя вдвойне мерзко и таким образом наказаны были оба.
Но тогда были родители, они не оставались одни. А вот вспомнить хотя бы, когда, с его слов, он, «оступившись, упал с лестницы», уже в Академии. Таким подавленным, напряженным, побитым она его не видела ни разу. Родной дом был далек и она впервые столкнулась не только с беспомощностью своего положения, но и с необходимостью взять на себя хоть какую-то ответственность. Зашить порванную совершенно варварским способом одежду, приготовить мазь, приложить компресс, но главное - ни о чем не расспрашивать, не предлагать помощь открыто, не жалеть, не плакать, не злиться. Зная Терру, это было худшим, что ей пришлось претерпеть.
А сейчас с ней случилось худшее из всего худшего - ведь такого несчастья с братом еще не происходило. В Академии их учили, как сохранять спокойствие перед лицом опасности. Правда раздела «Как сохранять спокойствие, если всё, что у тебя есть, подверглось проклятию, а ты в этом виноват» там не было.
Ну а пока Терра приближалась к Хогару, мысли, одна хуже другой, сменялись, и до брата добралось бледное нечто с трясущимися руками. Казалось, она не замечала даже запаха, тот лишь аккомпанировал ее ужасу. В огромных глазах был страх, решимость убить колдуна еще раз и полное понимание того, что вот она, её главная слабость, нанеся вред которой, можно убить и её.
Глубоко дыша, как учили в Академии, Терра вновь обрела голос, тихий, спокойный, созданный чудовищным усилием воли. - Хогар, ну чего ты, перегрелся? Вон я какая шустрая, да? - она вымученно улыбнулась. Это ведь пройдет, всё с ним будет в порядке. Как и всегда. Стараясь не суетиться и не нагнетать панику, она с той же улыбкой продолжила. - Пойдем поищем мне озерцо, а то я вон как извозилась. Одна не пойду. Вдруг чего. Прикроешь?
|
- Вытащи засранца, - бросил первый охранник напарнику. Тот быстрым шагом направился вглубь кухни. - Доктор, осмотрите девушку, только быстро. Здесь небезопасно оставаться, - обратился он уже гораздо мягче к Кристин Чаквас, но девушка заупрямилась, принялась упираться, отталкивать от себя Юна. Всё это время взгляд ее был обращен на Энди. Казалось, она готова покинуть столовую даже одна, лишь бы не приближаться к нему.
В какой-то момент Энди забыл, что он говорил только что и это его напугало, гораздо сильнее, чем голос, раздавшийся внутри: - Ну вот и славно. Ты выжал себя без остатка, а теперь отойди и дай мне порулить, барашек, - несмотря на возмутительное предложение голос будто убаюкивал Питерса и вскоре он полностью забылся. - Итак, нас четверо, - произнес Астарот. - Наконец твоя борьба с этим человеком завершилась, Астарот, - излучал мысли Данталиан, охранник. - Взгляни на девушку, она напугана и сейчас лучшего сосуда для нашей сестры не найти, но отчего она до сих пор не овладела ее телом? Что-то не так с этой девчонкой. Необходимо выяснить это немедленно. Вопрос, ответа на который демоны пока не знали, потонул в стуке. То Саргатанас в облике охранника колотил в дверь.
- Мы уходим, - охранник вложил в эти два слова всё, что хотел сказать. Не «Молодой человек, выходите немедленно, мы должны идти, иначе погибнем», а «Мы уходим». Похоже, ему было просто лень говорить.
- Сейчас мы пойдем через главный ход и по пути вызовем еще подкрепление, - первый охранник огляделся в поисках напарника, а затем обратился к Эми Хасст, - Вы можете написать, что там? Есть живые, раненые? Эми перевела безумный взгляд на охранника и достала трясущимися пальцами маркер из сумки. С другой стороны ее таблички была сторона, предназначенная для письма, она и в университете часто ей пользовалась. Она долго писала, стирала, снова писала, трясущейся рукой выводила слова и когда подняла табличку, все увидели крупные ровные буквы и приговор: «ТАМ ТОЛЬКО МЕРТВЕЦЫ».
Энди Питерс захвачен Астаротом полностью, Энди с каждым разом все труднее пробиться наружу. Костюм чрезвычайно раздражает Астарота - Не пристало демону пребывать в таком облике. Срежь его с себя, человек.
|
-
С такими горе-охранниками и террористов не нужно.
|
|
-
-
Народ мрёт, как мухи ) Мне нравится!
-
|
-
Ну и тучка-колючка эта Нохеми)
|
-
Ох, жесть. Как ты такие сюжеты придумываешь?)
|
-
Весьма захватывающе! Группка людей, запертых в ограниченном пространстве, мой любимый сюжет. :-)
|
|
За последние трое суток Игорь спал меньше восьми часов. Как вышло, что он попал в такую передрягу, можно было анализировать до бесконечности, но свою «черную метку» он получил во вторник, а сегодня была пятница и он сменил уже три адреса, но спать подолгу было сродни капкану – затягивало быстро, держало всё крепче, а оставаться беззащитным долгое время он попросту не мог. Мышь отрежет ему все пальцы, даст пожить месяц, а потом прибьет. Он знал. Он видел такое не раз. С Мышом шутки плохи. Крутя в ладони стакан с чефиром (рецепт: 1 пачка чая, 1 стакан воды), Игорь глядел как танцуют чаинки и с каждой секундой находил в их движении всё больше смысла.
Щелчок затвора рядом с ухом заставил его подскочить, как ужаленного. Никого не было. Приснится же такое. Сон однако как рукой сняло. Игорь прошелся по обычному маршруту – до окна, выглянуть сбоку из-за плотной шторы и вернуться обратно. Отхлебнул чефир. Мерзость.
Колени касались пыльной жесткой земли. Давно не стиранная футболка болотного цвета, такие же брюки, чека от гранаты болтается на цепочке на поясе. Разоружен. Руки за головой, из свежей повязки на отсутствующем правом безымянном капает на шею кровь, взгляд блуждает по земле изрытой трещинами, изголодавшейся по влаге. Автомат направлен в лицо. Глумливый смех. Щелчок затвора.
Игорь вздрогнул. Не вскочил – сил не было. Психика шутит с ним, на чефире далеко не уедешь. Нужно поспать. Пока нет никого. Пока по его душу не явились.
- Проиграл ты, дурень, держи, - покрытые запекшейся коркой крови губы Иванова выдают хриплый крик. Переливается на солнце чека, летит в его сторону, - Выходи за меня! – смех прерывается взрывом. Нет больше Иванова. Никого больше нет.
Пот течет по спине. Такое с ним в последнее время часто. Сердце как бешеное стучит. Пальцы на месте. Еще пять минуточек.
- А если я первый умру… - отнимая от губ флягу с бродиловкой, выдает смеющийся Иванов.
- Если ты первый, - собственный голос слышит Игорь, - я себе палец отрежу, вот этот, - под смех Иванова и ребят показывает средний.
- Не-не, если резать, то безымянный, чтоб навеки быть верным нашей дружбе, - паясничал Иванов и давился бродиловкой. «Счастливая» и последняя его граната прыгала на поясе в такт смеху. Нынче бродиловка всем казалась чересчур крепкой. Завтра все семеро - непременно все -прорвутся через последнюю стену и смогут наконец отдохнуть. Поспать. Поесть, если найдется чего. Снять эти надоевшие одинаковые формы. Отыскать воды. Помыться... А сегодня просто вечер. Разговор ни о чем. – А если ты, Игорюх, помрешь, - размечтался Иванов, - я себе руку отрежу, потому что не бывать этому, я во сне видал. Так что готовь пальчик, дружище.
|
На самом деле веснушчатую бледнолицую проститутку с 42-й улицы звали иначе, но Рэнди когда-то обозвал ее Тильдой, заметив невероятное хотя, впрочем, и несколько обидное, сходство с несуразными долговязыми куклами, выставленными в витрине одного из многочисленных магазинчиков рукоделия, слева от любимого бара. Странное, почти гротескное соседство… Однако при всей непривлекательности, у Тильды были особые плюсы, которые позволяли ей принимать клиентов на одной из самых старинных улиц Нью-Йорка, да еще и угощать их неплохого качества алкоголем, чтобы, так сказать, как-то сгладить произведенное своей внешностью удручающее впечатление. Впрочем, алкоголь и возможность потрахаться в историческом центре Нью-Йорка и было теми двумя жирными плюсами. Такой вот замкнутый круг. Помимо известной улицы, жила Тильда также и в старинном нью-йоркском особняке. Настолько старинном, что однажды его осторожно поделили на комнаты, назначили управляющего и больше не трогали. Ни дом, ни управляющего. Последний похоже видел еще первую мировую, то есть, как минимум прежнего владельца всего этого трехэтажного богатства с высокими потолками, лепниной под потолком и скрипучими полами. Тильда никогда не рассказывала, как обосновалась здесь, да, честно сказать, ее и не спрашивали. Как говорится, «услышишь голосок её и тянет, разве что, повеситься…». Однако, рыжеволосая шлюшка была: а) сговорчивой; b) креативной; c) довольно легкомысленной, чтобы не обижаться на всевозможные шутки в свой адрес; и главное d) она чертовски вовремя выуживала на свет божий бутылочку с заветным пойлом. За это ее невозможно было не любить. Пьяно обозревая далекий потолок, бордовые занавеси на окнах, обнаженное костлявое белое тело Тильды, её сонно вздымающуюся грудь нулевого размера, её наручником прикованное в порыве страсти левое запястье, Рэнди на какой-то миг даже сентиментально подумал, что счастье…да-да…счастье… Мысль не успела оформиться. Устало растворившись, она оставила своего владельца блуждать по просторам подсознания и испуганно вздрогнула, убегая вовсе, когда почти рядом с ухом Рэнди раздался одновременно и крик и стук. Надо сказать, что это самое ужасающее сочетание для спящего. Проваливающийся от испуга желудок, разом взмокшие ладони, что-то липкое на лице – не иначе как тильдин возмутительно-прекрасный скотч… и желание вскочить и бежать, спасаясь пока неизвестно от кого. Одновременно открывая глаза и отрывая голову от подушки, Рэнди понял, что сидит. Он сразу осознал, что комната та же - по жуткой лепнине и дверной ручке, что дергалась сейчас из стороны в сторону, будто кто-то пытался крепкую дубовую (не тильдину фанерку, да…) дверь распахнуть. Прочее было ему незнакомо. Стеллажи с книгами, секретер, тяжелые темно-коричневые портьеры, никакого намека на кровать, широкий массивный стол, заваленный бумагами и заляпанный кровью, расплывающиеся буквы на письме, которое он вероятно сочинял, прежде чем уснуть; «Дорогой мистер Уинфри. С прискорбием сообщаю вам о смерти….», и руки, совершенно незнакомые руки – ухоженные, до запястий укрытые тканью шикарной сорочки и столь же великолепного шелкового халата, увенчанные перстнями, стоимость одного из которых могла бы обеспечить Рэнди безбедное существование в течении ближайшего месяца. На правом рукаве вид портила начавшие темнеть пятна крови. - Мистер Уиллоби*, сэр, - голос из-за двери совершенно точно принадлежал молодому человеку. – Откройте, сэр. Ваша жена! «Ваша жена» как удар по яйцам с двух сторон. Рэнди с отвращением почувствовал, что в этот раз защемило как-то особенно неприятно. Будто предчувствие чего-то неизбежного. Он вдруг вспомнил тепло сонного тела, разметавшиеся по подушке темные длинные волосы и улыбку, едва тронувшую губы, когда он поцеловал, привычным касанием, шею справа, над ключицей. Чёрт, какая ключица?! Какие волосы?! Помощь пришла неожиданно. Граненая бутыль с очаровательного цвета содержимым и стакан с остатками этой же жидкости с готовностью и весьма призывно подмигнули с одинокого столика перед мини-баром. Он заметил их только что. Вот так новость! Стук однако не прекратился. * Уиллоби. Фамилия была знакома. Точно знакома. Особняк Уиллоби – так Тильда когда-то назвала трещавший всеми стенами дом. Как это осталось в его залитом скотчем мозгу, оставалось только догадываться. ссылка
-
-
На самом деле веснушчатую бледнолицую проститутку с 42-й улицы звали иначе, но Рэнди когда-то обозвал ее Тильдой, заметив невероятное хотя, впрочем, и несколько обидное, сходство с несуразными долговязыми куклами, выставленными в витрине одного из многочисленных магазинчиков рукоделия, слева от любимого бара.Хм? Да и вообще, пост классный.
|
-
Что-то вся эта сцена такая ламповая. Элли шарит!
|
-
Спасибо за игру, было очень интересно ) Хотя, я так и не поняла ничего ))
|
|
https://www.youtube.com/watch?v=HEkLU2AiJCs Услышав его приближение, миссис Монтегю обернулась, наверное, даже чересчур поспешно. В глазах и правда стояли слезы, а лицо было настолько бледным, что Мишель вдруг понял, отчего портрет вызывал в нем столь неуютные чувства, почему на изнывающем от ожидания полотне до сих пор так и не появились эти незамысловатые руки и лицо. Он уже видел Жанну раньше. Видел и портрет. Видел, да только не он. Не Мишель. А тот, второй, который зовется Эллиотом.
- Ох, простите, Мишель… - она заломила худые руки, сквозь белую кожу которых виднелись струящиеся синие вены. Вблизи она казалась более измученной – так выглядит человек, не способный уснуть из-за смертельной тревоги, не отпускающей ни на минуту. - Я не имела в виду ваше мастерство, я не это имела в виду… - она, кажется, металась между страхом и желанием всё рассказать поскорее, пока предоставился шанс.
Он помнил этот несчастный излом бровей, напуганные глаза, до синевы бледную кожу, но где…где… Мелькнула и исчезла искра памяти. Мучительная искра.
Миссис Монтегю отошла от окна и сделала пару решительных, для ее пугливой натуры в особенности, шагов и кажется всё же взяла на себя риск: - Он собирается убить меня, - сипящим шепотом произнесла она и впилась взглядом в лицо Мишеля, чтобы не проглядеть самую мельчайшую деталь, угадать его реакцию наперед и успеть пойти на попятную, прежде чем художник поймет, что она всерьез заявила о таком. Странно, они будто поменялись местами и теперь Жанна всматривалась придирчиво, рисуя его портрет, а вовсе не он.
- Как только он получит этот портрет, он убьет меня, - она всё же решила продолжить. И тут… нервный жест, убранная прядь волос, рука поднятая в случайном движении к лицу, чуть приоткрытые губы. Да, вот так. Именно так.
Заговорил Эллиот. Он что-то вспомнил. Он тоже видел всё это до последней детали. У него чертовски мало сведений, потому что тогда он не придал тому значения, но несколько лет назад…. Был солнечный день, жалко было избегать такого дня в прохладных залах галереи, но он обещал Роуз. «Выставка неизвестных полотен», сотен неудачников, безымянных, канувших в безвременье его коллег. Уже тогда что-то гадливо суетилось в груди. Мазнул взглядом, словно кистью, проходя мимо…но сейчас…именно сейчас узнал этот портрет. «Задушенная». Так обозвали картину уже после обретения ею второго дома. А на портрете была она, Жанна Монтегю. Мертвые глаза распахнуты в смиренном ужасе, приоткрыты губы, рука тянется вот так же, словно собирается поправить прядь волос, а не остановить убийцу, чудовищное синее пятно выглядывает из-под глухого черного воротничка. Вот этого самого воротничка, что так усердно теребит Жанна в ожидании его реакции. Бледная, иссиня-бледная кожа и взгляд, в любой точке помещения находивший тебя, взгляд бессмысленный, немой, смирившийся.
Эллиот Салли
Мишель сделал еще один осторожный шаг вперед - он будто бы боялся спугнуть маленькую канарейку откровенности, что сидела на плече Жанны. Или это был жирный ворон отчаяния? Боже, откуда у него в голове такие безвкусные идиомы? Наверное, они из головы Салли. Тот начал что-то вспоминать. Или это все же был Мишель? Как же сложно жить, когда не можешь точно сказать, кто ты есть. Эллиот почесал свою козлиную бородку. А нет, у него же не растет... Черт, как же сложно. Теперь еще сложнее. -У... убить вас? Зачем ему это? При чем здесь портрет? Никто н-не может вам помочь? Что происходит? Зачем... - пролепетал Мишель, глядя то на ее руки, то на голову. А что он может сделать? Забрать картину? Зачем она ему? Зачем? -За... зачем мне забирать полотно?
Удача. Картина. Акцент Убийство. Кожа. Асфиксия. Асфиксия? Очень занятно. Так значит они... нет, он, Мищел... художник-неудачник, единственная который будет выставлен только в ряду забытых, сирых и убогих. Чтож, с этим он давно смирился. Не это повод беспокоиться. Есть нечто и похуже - возможно убийство, связанное с его (Мишеля?) картиной. -Зачем он хочет вас зад... убить? И как, черт возьми, этот Мишель нарисовал уже задушенную и убитую женщину? Или... портрет был нормальным, он забрал его и после известия об убийстве, в творческом порыве дорисовал страшные отметины? Отметины... Отметина болезни, шизофрении. Она сошла с ума? Нет... Салли сделал вдох за Мишеля, надеясь различить в воздухе специфичные нотки, запах шизофрении. Или нюхать уже нужно себя, одновременно являющегося и Эллиотом Салли, комиксистом-неудачником, и Мишелем Готье, портретистом-неудачником?
-
Классная миссис и интересный поворот сюжета.
|
-
Вот же хитрая лиса! А это мой 888 поставленный плюс, надеюсь он принесет тебе удачи ;-)
|
Тупой будильник постоянно откладывал подъем на «пять минуточек». После угрозы отчисления Элли из школы и Стэна с работы за систематические опоздания у них с дядей возникла утренняя традиция. - Нашла? – коротко бросал Стэн перед сном, когда они расходились по комнатам. - Пф, - «ну конечно!», «обижаааешь!», «а то!», «Я?! И не нашла?!». Нет. Всегда многозначительное «пф», Стэну этого достаточно, чтобы загадочно бросить. - Я тож, ага. *** Утро. За окном поют птицы. Будильник не унимается уже четыре раза по пять минуточек. Идиллия… - ГОТОВА, ЭЙ? – громогласный крик на весь дом из комнаты напротив, - Я ПЕРВЫЙ! -проснуться первым и врубить свой трек было типа маленького талисмана на весь день. Успел – и удача с тобой. Сегодня Элли не повезло. Она еще и не понимала, насколько. Найти годный трек тоже было делом нешуточным при их-то со Стэном плэйлисте, но в этом и была суть будильника. От старой заезженной песни разве проснешься, прислушиваясь и пританцовывая? Пф! - ДААА, - едва оторвав голову от подушки, хрипло проорала Элли и рухнула обратно. Черт бы побрал эту школу. ссылкаКогда песня закончилась, Элли уже чистила зубы, одновременно влезая в джинсы. - Ничо так, - она выглянула в коридор, потому что с зубной пастой во рту хвалить выбор дяди было чревато для одежды. Сегодня она в своей любимой рубашке, как-никак. Растрепанная голова просунулась в приоткрывшуюся щель: - Свой давай, лузерша. ссылка- ЭЙ БЛИН ОН БЫЛ НА ПРОШЛОЙ НЕДЕЛЕ! – нарушение правил каралось строго. - ТЫ ОХРЕНЕЛ?! ЭТО КАВЕР. НА ПРОШЛОЙ БЫЛ ОРИГИНАЛ! ПРОСНИСЬ, МАТЬ ТВОЮ! - НАПОМИНАЮ. ЧТО «ТВОЯ МАТЬ» И ТВОЯ БАБУШКА ВСЁ СЛЫШИТ, - бабуля вставала в пять утра, чтобы сделать медитацию кундалини, как завещал ей Учитель и к этому моменту уже была чересчур бодра. - А НУ! РАЗ, ДВА, ТРИ... - ДОБРОЕ УТРО! – все трое. *** - У меня еще семь штук* каверов для тебя. На каждый день недели, - спуститься по лестнице, не толкаясь, не получалось. Элли обычно уступала Стэну, но не сегодня. - Поверить не могу, что ты не отличил? Ах, ты прикалываешься?! В столовой они появились, держа в кулаках волосы друг друга и шипя проклятия. Бабушка, закатив глаза, отвернулась к плите, чтобы снять сковороду с омлетом и достать тосты. - Мам, где мои джинсы с красными карманами? – всё еще держа племянницу за косичку, выпалил Стэн. - Придурок, я еще вчера сказала, что они сушатся в подвале после стирки, - Элли наконец освободилась от цепких узловатых татуированных пальцев. - Элли, что я слышу? – тона бабушки всегда хватало, чтобы охладить ее пыл. - Слышь, - набивая рот печеньем и игнорируя омлет, прошептал Стэн, когда бабушка отвернулась, - чё это было вчера в душе? Концерт по заявкам? One last breaaaaath…. Серьезно? Выбор так себе. ссылка- Тебе показалось, - невозмутимо, весьма артистично, но вот беда - Элли легко краснела и ненавидела себя за это. - Не, правда, мне понравилось, ага. Да серьезно тебе говорю. Приходи вокалить, – в дядиной группе (она ее неизменно величала «Мох и песок» из-за того, что музыканты "поросли мхом в этой дыре и из них сыплется песок") с вокалистами всегда были трудности, но ответом тем не менее всегда был средний палец. - Ты физику подтяни, детка. Чтобы я не слышал твой голосок, я должен быть рядом с источником шума, а не ты. Э? Вкурила? Хорошего дня, любимая племяшка. Мам, люблю тебя, - Стэн растянул губы в притворной улыбке, поцеловал Пэгги и мимоходом растрепал Элли волосы на манер вороньего гнезда. Драка была неминуема, если бы не бабушкино «Через десять минут занятия». Это бодрило, как никогда. *** Когда человек расплескивает энтузиазм на ходу, это всегда не к добру. У него куча идей и в одиночку с ними не справиться и потому необходимо обязательно, всенепременно, вот прям сейчас кого-нибудь привлечь. Элли инстинктивно втягивала голову в плечи и делала вид, что пишет что-то важное в блокноте каждый раз, когда появлялся директор. Снижало вероятность, что на сей раз его неугомонный палец укажет на нее. В этот раз не помогло – палец указал на всех разом. Может сказаться больной? Эта мысль ее приободрила на пару минут, пока Элли не вспомнила предостережения врача в прошлом месяце – если отравления и связанные с ними недомогания повторятся, он будет вынужден отправить ее в больницу. Теперь даже с настоящим отравлением придется стойко держаться и ходить в школу. И участвовать в «супер-мега-баттле котяток и щеняток». Так дядя Стэн называл все школьные конкурсы. Но…что бы ни случилось, Элли, улыбайся, улыбайся, это всё, что у тебя есть. Какая-то песня, не иначе…Ах, там была Эмили. Блин. Не ее день. Потому что не успела включить песню раньше дяди Стэна. Однозначно. ссылка*** В третий раз причесываясь за дверкой шкафчика, Элли с плохо скрываемым любопытством и улыбкой обозревала картинку «Новичок на побегушках», но стоило Хорту подойти, приняла самый серьезный вид. Который был тут же разрушен предложением...Хорта. Почему-то она лучше запоминала фамилии. Боже, пора прекратить петь не под одеялом… Уже второй человек за это утро упоминает ее вокальные данные. Дядя Стэн, узнав, что она поет на баттле котяток и не поет у него, устроит дома апокалипсис. Короче, перестанет с ней разговаривать и присылать песни. А это хуже всего. - Оу, эм… Можно попробовать, - блин, Элли! Ну нахер твою безотказность. Ну что за страх обидеть отказом. А может ты просто боишься выступать, а? Да, конечно, боишься! - Давай вечером встретимся, сообразим? Если не обязательно, чтобы все в группе были из школы, подтяну своих. Ты подумай пока, что играть. «Своих»?! Ээээлли! Как громко! Это из «Мха и песка» что ли свои?! Ну-ну!... Когда звонок прозвенел снова, в голове уже крутились чертовы Creed. Надо бы прогуляться до парка, спрятаться там, где нет людей с большими ушами и бабушки, которая неизменно и безапелляционно восторгалась любыми талантами своих детей и внуков и спеть что-то эдакое. А может спеть и сыграть на гитаре? Ага, мечтай, Элли-аккорд-в-минуту…
|
На прения с самим собою ночь убив, глотаешь дым, уже не прочь в набрякшую гортань рукой залезть. По пуговицам грань готов провесть.
Чиняя себе правёж, душе, уму, порою изведешь такую тьму и времени и слов, что ломит грудь, что в зеркало готов подчас взглянуть.
Но это только ты, и жизнь твоя уложена в черты лица, края которого тверды в беде, в труде и, видимо, чужды любой среде.
Но это только ты. Твое лицо для спорящей четы само кольцо. Не зеркала вина, что скривлен рот: ты Лотова жена и сам же Лот.
Но это только ты. А фон твой — ад. Смотри без суеты вперед. Назад без ужаса смотри. Будь прям и горд, раздроблен изнутри, на ощупь тверд. И.Бродский Ладонь, машинально скользившая по теплой бархатной коже падшей женщины – вот то единственное, что, казалось, мешало ему погрузиться в сон. Смешно. На тумбочке лежало, по крайней мере, нечто, способное отнять не только сон. И как минимум не на одну ночь. «Можешь быть спокоен, Феникс» - отблески бледно-коричневой жидкости в стакане отражались на лице Джорджа, сослуживца и товарища, - «Вчера выяснили, что среди гражданских, в той операции не все отличались безупречной репутацией» - противная заговорщическая улыбка. Подозрение на террориста, а еще оборотня в погонах и наркопоставщика – вот так удача, что все они оказались вместе. Трое из ста двадцати трех погибших по его вине. Но зато какая троица! Гордись, боец…ты всё сделал верно... Но сейчас обнаженная грудь, выпростанная из-под одеяла, и движущаяся взад-вперед его собственная ладонь, способная уместить две таких груди – вот то единственное, что в этот самый миг несло хоть какое-то беспокойство. Всё случится. Обязательно случится. Но потом, не сейчас. «Я подумаю об этом завтра» любила говорить Джен. «Завтра никогда не наступит» сурово резал Феникс. «На то и расчет» не сдавалась Джен. Он иногда вспоминал их препирательства, милые по-своему… Лицо чужой женщины неумолимо расплывалось, на миг он увидел и Джен, и Лизу, рука скользнула вниз под тяжестью сна, но оценить, насколько тот был крепок, безмятежен и короток, Феникс смог, лишь когда его слабо тряхнули за плечо, пробуждая. Твою мать! Ведь он оставил табличку «Не беспокоить», которых, если уж на то пошло, вообще априори не должно быть в пентхаусах. Проститутка тоже не посмела бы уйти сама, она не из тех, у кого клиенты расписаны в органайзере по часам. Не Лиза, короче говоря. Но возмутило его не это ненавязчивое касание, вырвавшее из забытья, а запах. Плесень, камень, трава, сухая трава, сено, пот, моча, псина. Сырость и холод пришли за ними вслед. Давно забытое неприятное сочетание. - Сэр… - вслед за воспоминаниями пришел голос и проснуться всё же пришлось. Он спал посреди каменного мешка, настоящего средневекового зала, практически голого внутри. Гарью несло из недавно потухшего камина, грубосколоченный стол был пуст, неподалеку разлеглись два крупных, что твой волкодав, пса. Огромные с размахом изготовленные двери были распахнуты и вели к комнату поприятнее ввиду наличия кровати. Еще дверь вела куда-то наружу и по наличию нескромного засова можно было определить, что там точно было небезопасно. Впрочем, только это он и заметил, прежде чем его позвали снова. - Сэр Галахад, - это всё, что разобрал Феникс, пытаясь понять, кто эта измученная грустная девушка в длинном светло-зеленом платье, чуть прихваченном поясом, явно по моде какого-то дцатого века, длинные рыжие волосы, ничем не прикрыты и не убраны. - Вас зовут, - дрожащий прозрачный палец указывал на ту самую крепкую дверь, слова всё же прорвались сквозь плен сна и разом нахлынуло настоящее – он здесь, чтобы исполнить свой долг, свой обет – «защитить жену убитого барона даже ценой потери всех остальных, включая крепость и своих приближенных бойцов». Он говорил эту фразу несколько раз на дню, вот уже шесть месяцев, пока шла осада и рос живот леди Элейн. - В дверь стучали, - добавила она и удалилась, словно исполнив миссию. Подниматься было тяжело - вчера он надел доспех, чтобы больше его не снимать. Вчера кончилась провизия… - Галахад. Это Родрик, - друг, боевой товарищ Родрик, ближе здесь нет никого. Он не приходит просто так. Однако хорошие новости кончились еще месяц назад. А значит... - Галахад, народ желает сдаться.
-
Это я удачно заглянул.
Крутая, интересная завязка. Есть намёк на экшен и толика драмы. Самое то.
|
*When pigs fly - выражение-аналог русского "Когда рак на горе свистнет" Есть люди, способные смириться даже с концом света, если только они его заранее предсказали (Фридрих Хеббель)«Когда рак на горе свистнет, тогда ты и наденешь форму стюардессы» Джинни считывала эту фразу каждый раз, когда Норма Блэйз, лучшая бортпроводница среди всех сопровождающих международные рейсы, удостаивала ее взглядом. Там, в глубине ее восхитительных, словно рукой художника накрашенных глаз Джинни и находила это уничижительное послание. Словно восклицательным знаком оно заканчивалось насмешливо искривленными губами – это Норма так улыбалась. Не только ей, Джинни. И за что ей только дали звание лучшей бортпроводницы?! Рядом с ней, под этим испепеляющим нарочито пристальным взглядом у любого пассажира разовьется комплекс неполноценности. Так или иначе, именно эта белозубая явилась официантке перед сном, окончательно сбив намерение выспаться за оставшиеся до смены пару часов. Кэти снова осталась дома с дочкой и поскольку «у тебя же нет семьи» Джинни пришлось благосклонно согласиться, как бы абсурдно это не звучало, отработать еще смену. Глядя в потолок подсобки, где уютно пристроился маленький диванчик для одного, она тщетно пыталась увильнуть от насмешливого взора Нормы и просто спокойно уснуть, однако сон словно топил ее в молоке, то позволяя вынырнуть и подышать, то вновь окуная и держа голову у дна – неужели так проявляется аллергия на пух. Вчера, кажется, сменили подушку… - Норма, Норма, - в голове против ее воли всё еще звучало это противное имя. И настойчиво так. - Норма, вставай, раненых привезли, мы не справляемся. Удушливый воздух ударил в лицо, стоило приоткрыть глаза. Жарко. В голове грохочет и ухает. Ах, это не в голове. Это где-то снаружи, далеко. Словно….словно взрывы. Терракт? Отрезвляющая мысль быстро помогла принять сидячее положение. Сумрачно, земляной пол, раскладушка, ноги в каких-то ужасных серых колготках и сапогах по колено, грубо сколоченный стол, жестяная кружка, миска, свеча… Наваждение не исчезало. - Норма Джин, быстрее, - строго бросила бледная суровая девушка в форме полевой медсестры, заглянув к ней и нахмурившись. - Один такой хорошенький! Пойдем, - вспорхнула в комнату другая, веснушчатая хохотушка и потащила ее за руку. – Ой, смотри, локон страсти, - хихикнула она и повернула голову девушки к висевшему на стене куску зеркала, которого достаточно, чтобы только губы и накрасить. То, что она там увидела, током ударило, парализовало. Сколько она спала? Раненые там, а она спит. Вглядываясь в свое лицо, Норма всё больше вспоминала. Перед тем, как лечь, получила инструктаж – скоро доставят раненых, летчиков, поэтому успеет немного выспаться и потом сразу на пост. В голове всё еще было туманно, но дорога уже вырисовывалась – из блиндажа направо и вниз. Направо и вниз. В другой блиндаж, побольше. Однако еще одна мысль зудела, словно назойливая муха - "что это за Джинни, черт побери?!"
-
Ого! По крайней мере с внешностью Джинни в этом мире повезло гораздо больше )
|
Остались позади истерзанные тела, еще не остывшие даже. Не хотелось на таком печальном фоне думать о собственной судьбе, равно как вспоминать их лица и последние слова. Ведь был дверной проем, на этот случай удобно распахнувший свою зияющую тьму – войди туда и всё забудется. Закрой одну дверь, откроется другая. Да только воспоминания из головы не денутся никуда. Кассии вот в этом случае больше повезло – не помнит, бедняжка или счастливица, ничего из произошедшего. А если и вспомнит, то возможно совершенно разумом тронется. Пусть уж лучше так, Анной поживет. Да только железка, еще теплая и липкая от объятий Эрика, того самого, художника, не вовремя в руку легла. Бывало, от таких вот прикосновений, нейроны головного мозга в ужас приходили и начинали работать, словно под угрозой увольнения. Вот и Кассия железку взяла, задумчиво так на нее смотрит сквозь сгрудившиеся сумерки. Сообразит или нет…
Но вот шаг в никуда всё же сделан. За ним тьма, с которой успешно сражается небольшой факел, последний из двух. Открывшийся простор кажется иллюзией, но нет – отблески света далеко впереди играют на каменной кладке, тут уже самый настоящий зал и снова остов кровати с каким-то давно почившим тряпьем, рамы на стенах - истлевшие образы почти не видны, покрытые слоем пыли и кирпичной крошки; множество другой мебели непонятного назначения из-за утратившего форму дерева: нечто похожее на огромный шкаф, полочки и столики, даже напольная ваза и кажется зеркало; да ещё обрывки тряпиц спускавшихся из-под высокого потолка и овальные изгибы за ними – окна? А вот двери, ведущие из залы ещё куда-то, не чета тому скромному проемчику, сквозь который Шино и Кассия проникли в эти покои – такие открыть двух человек мало. Или эльмари…Да и стоит ли открывать – вдруг за ними тлен и пепел, рухнет грудой кирпич, обвалится потолок, хлынет песок или земля, а с ними кости давно умерших здесь обитателей.
Кто мог обосноваться здесь многие десятки лет назад, посреди пустыни?...Или не было той пустыни тогда?...Иначе зачем такие огромные окна? Ведь не затем же чтобы взирать на серое безысходно-бесконечное пространство. Одно оставалось ясным – эти апартаменты точно являются частью чего-то огромного, поскольку масштаб предполагал, а размах обязывал. А в чем-то огромном, как говаривал кто-то умный: «Поровну как возможностей, так и опасностей» ©Кто-то умный.
Оставалось только догадываться о назначении той крохотной комнатки с поистине скромной (теперь на контрасте это было понятно) кроватью и зарешеченным, узким, требующим поклона входом. Тишина за спиной, по крайней мере, говорила, что их перестали преследовать. Надолго ли?...
-
Пост хорош, особенно порадовал отрывок про связь предметов и воспоминаний. Ну и карта, она не лишняя! =D
|
-
Гладко пишешь. Приятно читать. И верится
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Денёк у Эльды, по правде сказать, уже удался, чему она старательно лыбилась, заходя в таверну.
Появление ее нельзя было назвать незаметным - взметнулся огненно-красный локон, ветром от закрывшейся двери потревоженный, мелькнул над головами посетителей толстый хозяйский кот, попавшийся на пути и со всей радостью поднятый в воздух носком тяжелого сапога, да и улыбка тоже была весьма примечательной, словно девчонке минутами ранее мешок золота кто-то вручил.
Пахло в таверне, как во всех тавернах - вкусной жратвой, вином, потом и деньгами. Какой из ароматов был самым для Эльды желанным, нетрудно было догадаться, поскольку, осмотрев с прищуром, благородное собрание, она ловко увернулась от ринувшегося в бой за собственную честь кота и, твердо шагая, направилась прямиком туда, где уже нанимался в отряд её недавний знакомец.
- Так значит это вы те самые...мм..., - Эльда пощелкала пальцами, подбирая слова, а сама пыталась угадать, которая из рож - командир, - тот самый прославленный отряд, о котором так много болтают? Занятно, угу, - в рыжей копне давно не знавших гребня волос, запуталась бабочка. Довольно редкий экземпляр, для ценителей. Как, впрочем, и бабочка. Эльда замешкалась, увидев свою преследовательницу, фыркнув и пожелав ей мысленно всяческих благ, - Так вот, я, стало быть, к вам. Чем владею, сами видите*. Ещё пою. Премерзко, но с душой. Если оплата достаточно хороша, обещаю не петь. Эльда, собственно, уже сидя, договаривала своё заманчивое предложение и даже отхлебнула вина из чьей-то кружки. Вино оказалось пивом, но девушка и не поморщилась. - Эльда, - наконец вычислив главного, церемонно протянула руку Эльда.
Чтобы потрогать с важностью дилетанта кожу доспеха. - Необычная вещь. Нынче таких не делают. Когда выступаем?
Предложение некого богатенького вельможи она слыхала, безусловно и именно благодаря его обращению отыскала в таверне нужных людей с нужным размером почасовой монетизации труда.
***
- У меня, как и у всех....самый крепкий был доспех! Эх! - мотив явно был другой, да и песня не совсем подходила для доброго утра, но Эльда старалась. Обещала не петь, но путь еще не начался и напоследок стоило вспомнить любимую забористую. Спать за неимением достойного задатка (а может и по привычке) пришлось на сеновале и в рыжей копне прибавилось всякого разнотравья, которое Эльда сейчас и вытаскивала поштучно, сосредоточенно выпятив нижнюю губу. Заспанное личико уже улыбалось и сегодня девушка казалась гораздо моложе своих лет, количество которых она в общем-то и знать не знала.
От души потянувшись, она больше проговорила, чем пропела. Ведь обещала же не ПЕТЬ... - Я его продал и вот. Стал целее мой живот. Оттого, что больше я не воин.
|
|
-
Молодец, девчонка. Про топтуна и стукача конечно сурово, но... а вдруг правда?)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Неплохая суперспособность, но слабое утешение. И правда. А вообще спасибо, что не забываешь про своих коматозников! =D
|
-
Хочу подчеркнуть - естественный персонаж. Верю!
|
-
Хороша история персонажа!
-
Характер принят. Бэк отыгран. Верю.
|
|
Когда Эва смотрела вот так, по-рыбьи равнодушно, казалось только внутренности да скелет перед собой видит. Да-да, так, разбирая на составляющие, и смотрела. Неприятно и любопытно одновременно. Неприятно, потому что никто себя с анатомическим атласом обычно не ассоциирует. А любопытно, как юная леди до жизни такой докатилась.
Да только она и сама не знала. Просто поселилась когда-то всепожирающая скука внутри и жила себе вольготно, пока не пожрала всё вокруг, оставив обглоданный,но жирный кусок под сухим, как сама Коган, названием "Хирургия". Работы у неё конечно прибавилось, но рутина поедала её нещадно, не церемонясь, Эва истощилась на глазах, бледная кожа казалась совсем прозрачной. Правда и жратвы меньше стало - факт.
Стыд, но когда Феникс не восстал и новых сталкеров набирать стали, впервые за долгие дни, сплетенные как змеи в клубок с бессонными ночами, внутри что-то шевельнулось тепло, и Эва повелась. Понравилась ей эта мелкая искра. Захотелось, как дозы, ещё.
И вот, к досаде многих и на удачу остальным, тут она. Стоит, к стене спиной прилипнув, морщится от дыма табачного. Дохнут, а никотин не бросают, хотя уж никотин-то как раз...Эва оборвала демагогию на полуфразе и снова уставилась, слушая. Взгляд "Плюну в рожу" назывался и за этот взгляд Коган с предвзятым о себе мнением каждый день сталкивалась. Не обижалась. В зеркало на себя ведь также смотрела, да еще реалистом была. Мимика такая, да... Да и характер-дрянь, чего уж там...
Но Эва знала, что её тут же возьмут. Во-первых, народу осталось немного, а дураков ещё меньше. Во-вторых, что-что, а костлявые руки Коган своё дело чересчур хорошо знали
Сощурилась, когда Рябов договорил, обмозговала что-то, но промолчала. Не ей решать. Её стратегия внутри каждого присутствующего здесь туловища прячется, а три их будет или шесть...
Снова скрутило скукой нутро до спазма. Эва чуть наклонилась в ожидании, когда отпустит. Скорей бы уже на воздух. В туман, во тьму, лишь бы вдохнуть уже полной грудью и ту самую искру снова словить.
|
-
Спасибо за игру. Неожиданно, но, честно говоря, я рада. Для меня эта партия была наверно самой морально-тяжелой на ДМе. Ну и да, как и Эрик я могу сказать "Ида умерла со смертью Роуз". Извини, коли что не так.
|
-
Эдда меня похвалила, и... отправила в нокаут]] Похвала - выше всяких похвал! XD
|
Их осталось пятеро. День, проведенный в потерях завершился неоднозначно – прыжком в подземную неизвестность, предательским исчезновением Сергия и Валеры, неясным героизмом Орта, который так и не объявился, полутемной реальностью. Однако для тех, чей стакан бывал, как правило, полон, на передний план вышли новые перспективы, овеянные почти забытыми ароматами и образами. Воздух тут, под толщей земли, был иным. Это стало заметно почти сразу. Здесь пахло жизнью, домом – отпечатки ароматов дыма, дерева, растений, уюта навсегда впечатались в стены и пол и теперь тревожили память. Понемногу аромат подземелья стал привычным - запахи жизни, пусть и прожитой многие годы назад, вытеснили гибельный тошнотворно-приторный вездесущий запах пустыни и нос с предательской радостью вдыхал их всё глубже, словно хотел впитать всё сразу.
Из-за абсолютной темноты, в которую вскоре вступила компания из великолепной пятерки и кота, было непонятно, что именно, кроме запахов, доказывало существование здесь цивилизации, однако пару споткнувшихся о неясные препятствия да наличие в ладони Шино канделябра искусной работы, с которым тот вступил в неравный бой, скатываясь вниз, совершенно точно указывали на ранее существовавшую здесь весьма утонченную изысканную жизнь.
Варенец справлялся с обязанностями на ура. Фыркал при наличии препятствий и довольно урчал, если Кассия ступала правильно. Очень скоро диалог между ними наладился и компания двинулась более-менее ровно и сравнительно быстро. Через некоторое время дорога ощутимо пошла вниз, пока вновь не привела в ровный коридор – проложивший этот путь явно знал какой-то маршрут. Глаза чуть привыкли, настолько, чтобы видеть силуэт соседа впереди и позади. Брусчатка под ногами исчезла с тех пор, как они спустились пониже – наверняка теперь они находились в подземелье подземелья – своеобразная рекурсия вызывала тошноту при мысли, как глубоко они теперь находятся и какие открытия их тут поджидают.
Внезапно Варенец зашипел и принялся едва не когтями впиваться в кожу Кассии. Слева возник ощутимый ветродуй, сквозняк, словно там была открытая дверь или выход в другой тоннель.
Стена проступила в темноте почти сразу, располагаясь довольно близко, в центре действительно зияла черная дыра а по бокам торчали какие-то палки при ближайшем рассмотрении оказавшиеся присыпанными и впечатанными в стены факелами. Похоже, вход был «официальным», не обвалившейся породой, а выстроенным когда-то жившими здесь эльмари.
-
-
Ура! Мы ждали твоего возвращения!=D И пост - конфетка!]
|
|
От криков пузатый бармен разрыдался едва не до нервного срыва, сопли текли по подбородку, лицо было влажным от слез, в горле клокотало и хлюпало, а сам он принялся икать. - Да это не ее от-тец, чест-но говорю, дя-дя, это Джор-джи морфинист и во-ор. После очередного грохота кулаком по столу икота прекратилась, как по волшебству, и бармен, втягивая очередную соплю, продолжил: - Марта влюбилась в него, как дура, и когда предки свалили, он занял место её бати, ну чтоб поближе к морфию и прочим лекарствам. Мы его не трогали. Хотели, конечно, но не трогали, только когда она братца своего грохнула, отомстили. Мужик даже улыбнулся в конце рассказа, вяло и неубедительно, будто показывая, что они и правда не при чем, но сам себе явно не верил. А когда разыгрался спектакль с пузырьком яда, так и вовсе дар речи потерял, только побледнел весь, потом покраснел, потом позеленел, словно яд и правда начал действовать, потом кашлять принялся, как будто выкашлять его пытался, потом смирился, руки задрожали, то ли уже предсмертную записку катая, то ли просто по инерции. - Я расскажу, - наконец смирился он со своей участью, довольно быстро для того слюнтяя, который встретил Дэвида вначале. - Две недели назад, как раз во время праздника, заявился к нам в город музыкант. Странный малый. Одет вот как ты, да и рожей…ой, то есть лицом похож, но когда на своей дудке заиграл, мы аж со стульев попадали – кто в пляс, кто петь стал, кто просто рот открыл и слушал, - бармен развеселился, вспоминая, даже про яд забыл. - Да и сам веселым парнем оказался. Короче, остался он на ночлег, потом еще на один, да всё с детьми, с нами то есть, больше общался, всем он нравился, потому что шутил много, да на дудке играл вообще, как никто другой. А однажды и говорит «А хотите, мол, сами себе хозяйничать тут?» Как-то так…вроде… А мы «Это как же? Мы сами не управимся, маленькие ещё». А он опять «А если взрослыми вмиг станете? Да не просто взрослыми, а своими родителями. Тогда никто не заметит.» И улыбается странно так… Только, говорит, от сирот избавьтесь. С сиротами такого не получится. Стало быть, условие такое. Жертвоприношение, что ли… Мы думали-думали. Несколько дней, стало быть, думали. Многие были против, вот как Марта – очень она отца своего любила, дура и есть. Но потом как-то согласились почти все, мы собрались, да и утопили Микки Дурачка и Лили, его сестру. Вернулись к дудочнику-то, а он уж какой-то не такой. Лицо пылает, глаза смеются, страшные, недобрые, зубы во рту, как акулий оскал. Да делать нечего, уже ведь прибили малышню… Бармен поморщился, словно история эта с сиротами ему причиняла физическую боль, а после продолжил: - Заиграл он на дудочке. Тут нам кишки и скрутило, да так, что без сознания попадали все от мала до велика, а когда очнулись, то все в шкурах предков своих и оказались, а детских наших тел нет и в помине, только потом в горах далеко-далеко стало шлейф видать – идут в линию наши тела, детские, родители в них или нет – не знаю – маршируют в шеренге за дудочником этим, а он знай себе поигрывает, да в горы их за собой уводит. - У многих тогда кукушка слетела, пришлось пристрелить, ну а вот те, кто остались, живём, да неплохо живём! - с сомнением в голосе закончил он и с надеждой посмотрел на Дэвида. - Дяденька, вы нас не выдавайте. А еще дайте противоядие, а то меня в сон клонит, того и гляди – не проснусь, если выпить не успею, а? ссылка
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Это невыразимо офигенный пост.))))))) Меня очень порадовал.)
|
Стена из книжных шкафов впустила Итана, выхватив того из поля зрения вломившегося внутрь бандита, да так шустро, что перекошенный от ярости бугай и понять ничего не успел – скорость его мысли совершенно точно была ниже скорости открывшейся заветной дверцы.
Батлер не отзывался, не слышно было и его шагов, а дыхания и подавно.
Итана же окутала кромешная тьма и безмолвие – как в могиле, не иначе. Движения, которые он совершал, шаги, которые как ему казалось, должны были оставлять какой-то звук, будто проваливались в молоко. Человек, впитанный тьмой.
Спустя время, когда глаза уже, казалось, должны были привыкнуть, ничего подобного не случилось. Только воздуха словно стало меньше. Сколько прошло минут или уже часов, Итан сказать не мог, как и не был уверен в том, чем конкретно он занимался в этой темноте – сидел, бродил, стучал в стены или кричал, а может лег и уснул, только в один прекрасный миг кто-то сильный схватил его сзади за плечи и броском невероятной мощи толкнул.
Итан вывалился из дверного проема прямо посреди шумного рабочего дня на уже знакомом ему заводе. Шум нескольких станков прекратился, но тише от этого не стало. Лишь замешательство на лицах рабочих ощутимо добавило неловкости ситуации. Ничего в облике Итана не изменилось с тех пор, как он побывал в кабинете Блэквотера, отсутствовал лишь бедняга Батлер, к которому он едва ли успел привыкнуть. Странностей добавлял лишь функционирующий на полную мощь завод, да радостная улыбка на лице бегущей в его объятия дочери. - Где ты прятался? – одним махом влетев ему на руки, спросила малышка. На груди её болтался пропуск, где значилось «Эмбер Батлер», а детским почерком было подписано «дочь директора завода», рядом было подрисовано сердечко. На собственной груди Итан заметил такую же мини-табличку «Итан Батлер, генеральный директор компании «Батлер и сыновья».
- Папочка, дедушка сказал, что там на площади перед заводом есть табличка, а на ней мой пра-пра…ой…то есть пра-пра-пра…. – она загибала пальчики, считая и еще пару раз сбилась, прежде чем окончательно решилась, - пра-прадедушка Ричард, да? Пойдем посмотрим? А правда это был его завод? А правда, что его застрелили на войне? Пойдем, а? Паааап?
THE END
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Сильно. И вновь неожиданно, как у тебя так получается?)
Хорошие посты, побуждают задуматься и вчувствоваться, перед тем как самому ответ сплести.
|
Казалось, бой завершен. Не восставали более пепельные монстры, не приближались поживиться ещё тепленькими трупами каннибалы, да и буря не спешила снова возобновить своё странствие по серым пескам.
Как бы не отпугивала Кассия своего уменьшенного в размерах двойника, тот всё же прыснул ей в лицо пеплом, прежде чем исчезнуть. Видимо, иссяк источник, его породивший… Почувствовала Ласточка, как мельчайшая пыль осела в гортани, неприятная на вкус. Да не это сейчас испугало ее сильнее. Сознание девушки будто раздвоилось и мысли путались, словно принадлежали не ей одной, а еще кому-то, абсолютно ей незнакомому. Где Уилли и Санни? Где я? Я умерла? Почему мне снова тепло и хорошо? Только голова болит, нужно попить и продолжить поиски. Эрик? Я искала Эрика… Кассия огляделась в поисках говорящей и тотчас, сама того не желая, уперлась взглядом в огромный двуручный меч. Сердце затрепетало от радости, хотя ранее такого восторга при виде оружия она за собой не замечала. Мой Эрик! Закричало внутри, а в голове тотчас образ возник – статного улыбчивого мужчины, входящего в дом, чуть пригибая голову, подхватывающего на руки двух голозадых пацанят, да в губы ее целующего. Похоже, Кассия любила его больше жизни. Но Кассия ли?...
Хету безмятежно разваливался на части – в этом не было сомнения. Галлюцинация или сон, Валера не знал. Однако то, что эльмари отвечал ему, совсем не казалось выдумкой. Тянущая боль отозвалась в животе и инженер открыл глаза. Лучше бы оставаться там, во сне – по крайней мере, боли, находясь в беспамятстве, он не ощущал. Здесь же образовалась какая-то движуха – людей складывали в кучку, усердно шагали взад-вперед Сергий и Шино. Похоже, бой завершился. Однако в чью пользу, он так и не понял.
В безмолвии лежали Арсений, Лён, Хету. Застонал, просыпаясь, Валера. Кассия, вроде очнувшаяся, так и не сказала ни слова, только пробормотала что-то нечленораздельное. Шино и Сергий действовали оперативно – от ноши гудела спина и мышцы рук, но с молитвой священника и ворчанием пивовара дело спорилось. Половина тел тут же зашевелилось, приходя в себя, но большинство так и остались в беспамятстве. Одного Сергий, пощупав пульс, тут же приговорил молитвой об упокоении, когда на их глазах развернулось невиданное ранее действо – потускнела кожа советника Хету, затем чернеть принялась, да и распался за секунду эльмари, как и не было его – смешался черной пылью с серым пеплом – прогорел, стало быть, светлячок. Жалко, да что поделать – никто ж не разумеет, как этих эльмари вылечить. Хоть бы и второй так же не закончил… Однако судя по безмятежному лицу и слегка сияющей коже Лёна, это вроде бы не предвиделось.
Возня, осмотр раненых, скорбь по ушедшим заняли порядочное количество минут. Тем временем на горизонте мелькнули вяло шагающие фигуры – дальнозоркие могли распознать в них ушедшего в неизвестном направлении Орта, а также Иду с Эриком.
Разделяясь, они оставили большую половину отряда, а теперь Кассия и Валерий не наблюдали среди них троих – подозрительного Моуза, безмолвного Освальда и сладкоголосую Роуз. Да что там, они ведь и сами лишились не меньше повстанцев – Хету, Арсения, Агаты. За какие-то полдня отряд потерял шестерых. А что будет дальше – мрачная тайна и горькое предвкушение.
*** Казалось, вечность брели сразившиеся с каннибалами революционеры. Победа была кислой на вкус. Раны и синяки болели. Тошнотворная горечь по ушедшим и пережитые картины так и угнездились где-то глубоко внутри, не желая уходить добровольно. Где-то на полпути их догнал Варенец – мордочка испачкана пеплом, будто он рыл ей что-то. Руки Иды были покрыты таким же серым налетом – она тщательно, насколько это было возможно, похоронила Роуз под слоем пепла, даже крест из обломком гитары наспех сделала, потом убрала, чтобы ориентир не оставлять, да и двинулась в путь со своими товарищами. Варенец же, как не уговаривали, с ними не пошел. А теперь вот догнал.
Неутешительное зрелище ждало их и здесь – несколько лежащих тел и двое лишь на ногах – великан Шино, его макушка, казалось, из-за холма торчала – такой он был высокий, и облаченный в темную порядком изодранную рясу Сергий, по очереди подходивший к лежащим телам – отпевал или лечил…
-
Наконец-то все вместе! Хоть и в меньшем составе.
|
День первыйУгрюмая серая твердь взирала на изгоев с повседневным своим безразличием. Для пустыни они были лишь теми, кто однажды так или иначе наполнят ее. С того самого момента, как последний из них переступил порог Империи и все тринадцать услышали за спиной неприятный лязг засова, время как будто потекло по своему собственному желанию — раздражающе медленно, предоставляя возможность оценить произошедшее, никуда не торопясь. *** По сравнению с теми минутами, что они уже провели в тоскливо-серой местности, процесс изгнания длился на удивление стремительно. Воспоминаний о подобного рода прецеденте еще не водилось в истории Империи и потому народ просто обязан был побросать все свои дела и насладиться зрелищем. Именно насладиться, ведь всего за сутки новость о подпольщиках, что стремились сжечь средний ярус, взорвать турбины и тепличный городок, чтобы измором взять власть, облетела буквально каждый дом. Но кроме тридцати стражей, что следили, наставив в грудь каждому арбалет, обыскивали, записывали что-то, внимательно разглядывая изгоев, на площади перед воротами не было ни души. Даже вездесущие мальчишки не смогли отчего-то занять прежние свои посты. Так прощалась Империя со своими бывшими обитателями — в гнетущем безмолвии отвернувшись, словно обиженный ребенок. «...и подвергаетесь изгнанию за нанесение непоправимого вреда Империи, предательство Императора и его народа, убийство двадцати двух невинных жителей и..» Тут член Совета - Ирис Вайль - запнулся, поморщившись. Видимо, слова, которые он произнес, даже не глядя в бумажку,были ему знакомы, а те, что предстояло прочитать сейчас, он словно видел впервые. « ….и в связи с утратой доверия.» Последнее он прочитал скорее вопросительно, словно это была приписка, сделанная не им и в самый последний момент, так, что он даже не вполне понимал, что именно сейчас прочитал. *** Ноги вязли по щиколотку — не сказать, чтобы сильно приятное ощущение. Хуже был только едва различимый горизонт в месте слияния серого неба и серого песка — далеко и близко одновременно - оптически невыносимое явление. Сквозь ворота за ними следили, это было очевидно. С нескрываемым облегчением, злорадством или искренним сожалением — какая теперь разница... Да и может ли волновать сейчас чей-то любопытный взгляд сквозь невидимое отверстие, когда предстояло опытным путем и на собственной шкуре проверить, есть ли жизнь в пустыне и за ее пределами. Да и есть ли пределы у пустыни, в принципе. *** Кто бы мог сейчас подумать, что всего пару суток назад их задача казалась едва ли не одной из самых легко выполнимых за всю историю деятельности Подполья. Они вплотную подошли к возможности исследовать и устроить Портал, недоставало лишь одного винтика в этом смазанном от души и готовом мчаться во весь опор механизме. Винтик назывался Майком и было доподлинно известно, что его также не отпускала идея изучить, как работают эти адские ворота и почему они работают только на вход. Завербовать его в Подполье оказалось невозможным. Майк отрицал любую необходимость оппозиции и невероятно злился, когда слышал о местных «революционерах». А впрочем, кроме своего проекта ему не было дела ни до чего, даже до собственной жены, которой он обзавелся не так давно, больше для галочки, ибо она видела того не чаще, чем жители Империи — солнце. Что-то пошло не так и об этом догадались еще те подпольщики, что находились на этапе слежки. Лаборатория — один из самых охраняемых объектов в Империи, постоянно находилась под неусыпным контролем стражи. Патруль, насколько было известно, оттуда не отзывали ни разу. В тот роковой день, всего сутки назад, а уже как будто бы давно, на улицах возле лаборатории не было ни единого стражника. Первой запаниковала Кассия, но когда уже решилась предупредить своих, оказалось слишком поздно. Взрывной волной снесло несколько мини-корпусов. В планы оппозиции столь радикальные меры не входили и всё это вместе, включая смерть Майка, наводило на весьма очевидное подозрение — их крупно подставили. Об операции знали заранее, настолько заранее, что даже успели выработать свой собственный план — не просто схватить активистов Подполья, а выставить их убийцами и разрушителями. Да, для оппозиции настали не лучшие времена. *** Не лучшее время выбрали подпольщики и для начала похода. Знатоки местного времени с точностью до минуты могли предсказать, что спустя полчаса настанет короткая ночь, после чего проведать путников явится смерч, а ближайшая пещера, готовая укрыть их, находится лишь на расстоянии двух часов пути.... ссылкаИдаВаренец протяжно, бесконечно долго тянул свое веское «мяу», стоило воротам закрыться за их спинами. Помнил, стало быть, каково в пустыне жить, и совершенно определенно желал обратно, но только вместе с хозяйкой. Отправленных за стену подпольщиков кое-где уже прозвали Дюжиной Смелых, Ида самолично слышала, но с ее появлением у ворот, смелая дюжина превратилась в чёртову, а удивление в глазах стражников было чересчур заметно, чтобы списать на иллюзию. АгатаСегодня ночью ей приснился Майк. Замерзая в камере, где они пережидали ночь, она едва смогла забыться и сон, тревожный и необъяснимо ясный, не заставил себя ждать. Да, прежде она видела кровь, но чтобы кровь и внутренности, что покинули человека в одночасье, за какую-то минуту, в чудовищной агонии — нет, это будет ей сниться еще долго. КассияПросторы пустыни поражали воображение. И в тот момент, когда отчаяние уже, казалось бы, приготовилось сжать в кулаке ее сердце, тонкий голосок где-то глубоко в груди запел ГриффинМысли связиста полностью заняла одна навязчивая мысль, загадка, которая вытеснила даже зловещую раздражающую идею о том, что предатель — кто-то из них, из своих. Валерий- Я на пару минут, - бросил Валера Майку, прежде чем направился к черному входу, чтобы впустить в здание подпольщиков. Майк рассеянно кивнул, как, впрочем, и всегда. Выглядел он ничуть не лучше и не хуже, чем в остальные дни и когда Валерию сообщили о страшной гибели, это только подтвердило версию, ставшую уже аксиомой — их предали, а Майка устранили. Но кто? В тот момент в лаборатории был он один... ОртОрвилл Райт чувствовал себя в пустыне, как дома. Безусловно, это было лишь преувеличением, но дискомфорта не возникало, как и удушливой мысли о том, что шагать придется долго и неизвестно в каком направлении. Вылазки для него стали делом обычным и после пятого или шестого подобного променада крамольные мысли о гибели в пустыне и возможности не вернуться помаленьку отошли на задний план. Он помнил каждый такой выход за стену и сейчас, охватив быстрым взглядом местность, без труда определил, где находится первая по курсу пещера, способная вместить их всех. Вот только время было не на их стороне. Да еще скреблось в душе то, каким взглядом проводил его Эрик, когда их высылали за стену. Это, пожалуй, было самым обидным во всей этой кутерьме. КартаремИзолировать советника Хету оказалось не под силу даже Избранным. То ли побоялись, то ли посчитали, что в пустыне ему быстрее наступит конец. И вот он здесь, по колено в пепле — останках не своего вида, в окружении знакомых и не очень, людей и даже существ — в количестве одного шипящего, зовущегося котом, что округлил глаза и вцепился в хозяйку, стоило Хету оказаться рядом. ОсвальдНесправедливо. Это слово звучало чаще всего за последние сутки. И то, как смотрели на него стражи, бывшие коллеги - чертовски несправедливо. И провал операции, чего не случалось ранее никогда в его жизни — ни здесь, ни на Земле - несправедливо! И его участь, необходимость брести неизвестно куда, вдаль от сытой жизни — не-спра-вед-ли-во! ЭрикАрестовали его заблеванного. И смех и грех. Невозможно держать в себе содержимое желудка, если другой не сдержал даже внутренности. Картина, представшая ему в тот роковой день, до сих пор вызывала рвотные позывы и Эрик только сейчас, за стеной, подумал, что ничего не ел с тех самых пор, как стартовала операция, воспоминания о которой навеки пропитались запахом блевотины. Отец СергийНа отца Сергия смотрели с сожалением больше, нежели с осуждением. Такого духовника еще поискать — это во-первых. Лечить так, как умел он, с молитвой и добротой, никто и близко не умел. Это во-вторых. «Батюшку-то, видать, по ошибке взяли...» читалось во взглядах тех, кого допустили к нему на последний разговор, а среди стражей таких было двое, и теперь они старательно отворачивались, не в силах смотреть, как выгоняют за стену божьего человека. Это в-последних. АрсенийРоузВ тот вечер песни Роуз звучали особенно громко. Ей даже подарили пару яблок, пока она старательно распевала, расхаживая от угла к углу. Репертуар был подобран заранее и сейчас одна из песен звучала в голове навязчивыми аккордами, просилась наружу почти с той же силой, что и отчаяние, охватившее Роуз при виде живописной пустыни. Ад для творческого человека. Идти с закрытыми глазами и то было бы интереснее. ссылкаЛён Ротт«Там не хуже, чем здесь». Это последнее, что сказала ему Анка, уходя за стену. И пока он не вполне осознал, так ли это было на самом деле. Пока его отвлекала мысль о взгляде матери, которым она смерила его, когда Ротта привели, уже обреченного. Она так ничего и не сказала, за нее говорили другие Избранные. И сейчас в голове раздавалась лишь гулкая горькая тишина. Мелодия его новой жизни.
-
-
Долгожданный и как всегда непревзойденный пост) с почином!
-
-
-
Ох-х! (Очень Хороший Ход!) =)
-
Атмосферно и многообещающе. С началом нас!
-
-
Прекрасный и сильный вводный пост. Прочитала с удовольствием.
-
Отличная вводная!))))) С удовольствием буду следить за развитием событий и дальше!
-
День первый Как же давно это было!]] Но сутки еще не прошли, а половина команды полегла... Выживач, что уж поделать.=D А вообще - игра классная! Давно хотела это сказать и поблагодарить мастерицу. Так держать! Не пропадай!=]
|
|
-
Эх Роуз, Роуз... Только познала женское счастье, семьей обзавелась - и на тебе! Модуль же не про это!
|
-
Прекрасный отыгрыш! Тем ценнее и лучше, что частично саботирует задумку союзницы)
-
А он, оказывается, к их вещам приглядывался, себе выбирал, что покрасивее. Вынесла фраза ))
|
|
|
-
Классный был персонаж, очень необычный. Спасибо за игру.
|
|
Торрини на секунду прикрыла глаза. Стало вдруг дико холодно, как в аду-наоборот. Она попыталась дотянуться до жилетки, очень быстро поняла абсурдность сего действия и снова прикрыла глаза - если бы не боль, она бы уснула. Откуда вновь навалилась эта усталость, она сначала не поняла. Лишь когда вспомнила, как помирал Энрико, её сосед, которому проткнули почку наркоманы, покупавшие у него дозу и не пожелавшие платить.Они тогда забрали весь его запас и Энрико буквально молил о смерти, представляя, что с ним сотворит барон, на которого он работал. Он тоже стучал зубами от неизвестно откуда взявшегося холода, да просил оставить его в покое и дать поспать хоть полчаса. "Дура, ведь ты помираешь", - усмехнулась Торрини, не открывая глаз. Надо было выполнить несколько действий, всего два или три: одеться, доползти до выхода, позвать на помощь. Можно так: одеться и позвать на помощь. Но лучше просто позвать. Одно действие она выполнить могла, да. Лео вдруг поняла, что в горле пересохло и хочется пить. На секунду это отвлекло ее от охватившей всё тело противной дрожи. - Помогите, - попыталась позвать она, поняла, как противно и унизительно это звучит, и медленно сползла, прихватив жилетку. С тоской поглядела на джинсы, видневшиеся в коридоре - столько шагов она не осилит, нет-нет. Испарина несмотря на жуткий холод выступила на лбу, стоило ей начать надевать жилетку, а уж что будет, доползи она до джинсов... На джинсах случилось то же самое, если не считать короткой потери сознания. - Помогите, - прошептала она, приходя в себя, и вновь поморщилась. Было ощущение, что Лео произносит это слово впервые в жизни и на вкус оно ей не понравилось.
Затуманенный взор с трудом распознавал предметы. Торрини сама не знала, что ищет. Лекарства? Откуда они у эдакого шалуна в доме. Равно как и иглы с нитками. Лео приходилось зашивать других, чаще всего Палача - он даже не морщился, улыбаясь, как будто ему делали минет, а не втыкали иглу несколько раз рядом с раной. В своей любви к иглам она очень сомневалась. О том, что к ране нужно приложить какую-нибудь тряпку, она думала с содроганием. Будто чувствуя это, рана принялась пульсировать, что есть сил, заставив Лео стиснуть зубы.
Лениво оглядев дом в пределах лестницы, она нетвердой походкой направилась к машине. Аптечка должна быть там - пульсировала мысль на пару с раной. Хотя если вспомнить предыдущих хозяев пикапа... Со стиснутыми зубами, одетая кое-как, Лео перевалилась на водительское сидение, откинула в изнеможении голову на кресло и осмотрела салон.
-
Обожаю, когда персонаж отказывается признавать поражение и продолжает ползти вперёд, намертво сцепив зубы! Даже если игрок полностью уверен в его неминуемой смерти и по сути абсолютно прав. Жирный плюсище уходит Эдде))
|
|
ссылкаСегодня был ее последний день. Предрассветное небо сказало ей об этом. Песня зарянки, начавшаяся на миг позже, на тон грустнее. Тревожный предутренний сон подтвердил ее догадку. Ей снились глаза. Синие чистые глаза. Волосы цвета спелой пшеницы. Широкая ладонь и поднесенный к губам палец. «Тебе будут знаки и ты всё поймешь» говорила Эгвольда, её духовная мать. Элва поняла – Великая Мать заберет ее сегодня, но за секунду до смерти она увидит этот взгляд, эту чистую синеву. Он станет её проводником в мир по ту сторону ее жизни. Нужно лишь сцепиться с ним что есть сил и призвать помощника. Элва стояла на вершине холма. В долине птицы пробуждались позже, солнце еще и не думало вставать, а легкий ветер уже игрался с её волосами. Она расчесала их по такому случаю в течении ста вдохов. Это очень много. Великая Мать должна узреть ее красоту, раз уж ей посчастливилось встретить ее еще в юном возрасте, когда черты лица свежи, а разум светел. Она затянула на поясе веревку потуже. Надвинула капюшон и принялась ждать. С первыми лучами солнца раздался цокот копыт. Звук этот отдавался в сердце ухающим волнением, трепетом. Элва ждала. Ее Смерть еще очень далеко. Он будет здесь через десять раз по сто вдохов. Спустя три танца или пять песен. Но он придет, не свернет с пути, не поторопить эту встречу-не замедлить. Элва ждала. Сквозь кончики пальцев разглядывала утреннее солнце, уже взошедшее над долиной во всей своей красе. Среди высокой травы устроилась и вопрошающе взглянула на небо – знала ли Эгвольда, что век ее короток? Она была бы рада. Так рано узреть Великую Мать может лишь Избранный. Смерть была близко. Земля уже подрагивала под ее крепкими шагами. Она пригласила ее сама. Впустила ее в свой дом, речами определила свою судьбу. А Смерть…ей нравилось убивать…Ее нельзя осудить. Волосы Смерти сегодня были свободны. Ледяной взгляд ледяных глаз. Искривленный в нетерпении рот. - Не передумала, пророчица? – молвила Смерть. – Измени свое предсказание, ниспошли мне победу над королем. Элва улыбнулась. Он был красив, её Смерть. Эти синие глаза были дверью в мир за гранью ее жизни. Ей нельзя отводить взгляд. - Я спасу тебя еще раз, рыцарь. Мы встретимся вновь… Смотреть и не отводить взгляд. Это было легко. Почти как любить… *** Синие глаза встретили ее сразу. Элва не помнила, зажмурилась ли при переходе, но взгляд встречал ее. Казалось, прошел всего миг. Исчезла из него жесткость, исчезло желание нести возмездие. Так и должно было случиться. Элва скользнула взглядом по картинкам на стенах. Не сейчас. Синие глаза встречали ее в этом новом мире. И нужно соблюсти обряд. Элва протянула руку ладонью вверх и улыбнулась. Из-под широкого рукава, не сдерживаемая больше ничем, показала черную маслянистую голову змея. Она положила голову ей на ладонь, всё также протянутую в жесте принятия. - Идти следует за Матерью, - походя объяснила Элва, кивнув в сторону девы. Это очевидно и и сейчас не имеет значение. Ритуал воссоединения должен быть завершен.
-
-
-
Казак и ведьма, сюжет классический) Грядет суровое испытание ИПП!
|
-
грустная у него история. А музыка, как всегда, красивая)
|
-
-
..а теперь виднелись силуэты и слышались голоса, но все они были не то и не те.
|
|
-
Нас мало, но мы в тельняшках:-)
|
-
Сон волшебный: и по содержанию, и по внешнему текстовому убранству. Спасибо тебе за него)
|
Плотный клубок событий всё продолжал разматываться, вовлекая всех и каждого. Ни один не ушел незамеченным-непокалеченным от щедрых крепких до боли объятий судьбы. Одна лишь пустыня отвечала ровным едва слышным дыханием и равнодушной тишиной, отчего радости у повстанцев не прибавлялось.
Деловито приступил к своим обязанностям отец Сергий. Казалось, спокойствие придавало ему сил и выкраивало время, необходимое теперь, как никогда. Слишком многим он понадобился – даже тем, кто и не думал просить о помощи, но с удовольствием облегчил бы сейчас душу. Больно было Роуз, когда мягкие чуткие пальцы, за минуту до этого решительно порвавшие на лоскуты одежду покойного Моуза, бинтовали грудную клетку. Пару раз она заваливалась и застывала в беспамятстве, тогда сильная рука поддерживала ее под спину, не давая приложиться плашмя о землю, и наконец дело завершилось аккуратной тугой повязкой, которую Роуз, что стала чуть бледнее обычного, ощущала каждой клеточкой своего тела. Хотелось сорвать причиняющий боль хитин, но лекарь сказал, что так нужно и Роуз терпит. Засыхает темной корочкой кровь на губах и снова не появляется. Но что там внутри и почему боль не утихает – никто так и не объяснил.
Сергий оставляет притихшую пациентку на волю судьбы. Хочется верить, что не на произвол… Теперь из лекаря он превращается в судью и следователя. Что дается ему труднее – по сосредоточенному лицу священника нельзя понять, да и некогда ему размышлять да ненужной рефлексией заниматься. Миссия у него такая на земле: несчастных выслушать и приласкать, больным страдания облегчить, воюющих примирить и на путь истинный наставить, виновного изобличить и суду Божьему передать. Не до эмоций батюшке.
Глаза - зеркало души и жуткое это зрелище наблюдать, как медленно стекленеет взгляд умирающего в муках человека. Казалось, Освальд силился закричать, пораженный болью, и не мог, лишь корчился и крючился в агонии, упираясь ступнями в серую твердь. Образ Шино, возникший в поле зрения, его словно успокоил. Умирать в одиночестве страшно, больнее в стократ. Одними глазами дав понять, что узнал здоровяка, Крингл тотчас перестал корчиться и обмяк, испустил дух, даже вздох пивовару почудился облегченный.
Наступившая сытость не отменила того факта, что эрикова рука опухала прямо на глазах и прямо пропорционально этому отдавала тупой болью аж в плечо. Уже совсем скоро мысли будут лишь о ней, поэтому надо успеть, под строгим, но одобряющим взглядом Варенца, да и отца Сергия заодно связать себя узами брака (Правильно! Что еще делать, когда переломаны кости, а суженая умирает!). Кажется, Роуз была не готова к такому повороту событий. Она в целом-то и не услышала Эрика. Грудь ее едва заметно поднималась, скованная повязкой, глаза на побледневшем лице, были закрыты, лишь легкий хрип, похожий на храп, покидал уста – девушка спала или находилась без сознания.
Ластиться к ногам Иды Варенец. Мягкое прикосновение шерстки к голым ногам успокаивает, но и оно ненадолго с ней – срывается рыжий предатель за своим новым дружком, к Роуз семенит, обнюхивает, да и забирается той на грудь, топчется лапами бесцеремонно и усаживается с крайне авторитетным видом. Роуз стонет громче и морщится. Беспредел!
Тяжелыми валунами пригвоздили Орта к месту подозрительные взгляды. Ох, как неприятно прослыть предателем! Наверняка, также туго пришлось и Кринглу. Да вдобавок три стрелы усилили впечатление. А если на миг вообразить, просто допустить мысль, что тот виноват лишь излишней молчаливостью своей да недюжинной силой рук... Нет, эта мысль слишком болезненно отзывалась где-то в районе сердца. Март, тот самый неразговорчивый Март, который, оказывается, со слов Шино, знал чуть больше о жителях Пустыни, нежели остальные следопыты, как-то сказал, что именно там, где сердце, живет у человека совесть. По анатомии у него точно была бы двойка. Однако Март родился в Империи и анатомии у него отродясь не было.
-
Я опять зависла над постом. Про Варенца понравилось.
-
|
|
-
Под такую музыка хочется танцевать:)
|
ссылкаКак легко верят в плохое люди…То ли заглушает разум страх перед быстротечностью жизни, то ли неприятие человеческого лицемерия, двуличности выворачивает наизнанку. Просто, слишком просто поверить в плохое. Найти виновного, ткнуть пальцем в первого попавшегося и ощутить своеобразное облегчение, что всё закончилось. Но не закончилось,нет. Дало начало следующему страху. И так по цепочке. События развивались быстро – всего каких-то десять минут и в поле зрения два трупа, лишенный былой подвижности и драгоценного голоса человек, загадочный великан, что пропал слишком давно, чтобы выжить в пустыне только благодаря смекалке, драка и ненависть – плоды катарсиса в чистом виде, и многое другое, оттенки чего сознание еще не зафиксировало, будучи отвлеченным на явную угрозу. Но обо всем по порядку… РоузБоль раскаленным прутом протыкает бок каждый раз, когда хочется поглубже вдохнуть. А хочется всё чаще – те крохи воздуха, что проникают внутрь, не питают достаточно и как следствие, ослабевает тело, путаются мысли, уходит периодически сознание и облепившие Роуз люди представляются похожими. На одно лицо будто бы они. И этот ужасный неестественный привкус во рту…Теплые капли попадают на лицо, губы, волосы. Тот же привкус у них - металлический, солоноватый, с оттенком горя. СергийРоуз после лечения притихла – закрыла глаза и долго не открывала, хотя веки подрагивали. Кровь продолжала изредка показываться в уголках губ, дыхание оставалось хриплым, надсадным, булькающим, но ни жар, ни беспамятство так и не одолели её. ИдаБеда не приходит одна, об этом Ида знала давно и не понаслышке. Припорошенного пеплом Моуза было недостаточно. Страшной жертвы его никто не понял и не увидел, предостережения не услышали или всё случилось, как он и предупреждал? И вот вновь брызнула кровь, алая, горячая. Всего пара капель долетели до Иды, осели на щеке, влажно, гадко покатились вниз, а в глазах Освальда, смотревших по иронии судьбы в ее, Иды, сторону, еще не затихла жизнь. Рухнул на колени молчун, но некогда было это увидеть – сорвался с места Эрик, весь вес в удар вложил, завопил, схватился за запястье, а Орт выронил оружие, покачнулся, но выстоял. Теплая после его ладоней дуга приятно легла в руку, с сожалением пустила тренированная рука ладный лук в полет. Ида проследила за приземлением, когда громогласный рев заставил ее по меньшей мере вздрогнуть – тот, чьему спокойному сну всего с минуту назад можно было только завидовать, теперь кричал, как потревоженный во время спячки медведь, угрожающе и надрывно. ОртВсе три стрелы вошли точно в цель, быстрые, как решения их хозяина, беспощадные, как его мысли. Вошли упруго, резко, красиво. Мишень хоть и жилиста, но широка… Крингл наверняка и понять не успел, что произошло. ЭрикОбжигающая боль, неправильно поставленный удар - это пелена ярости убила все навыки, поставила под удар самого Эрика и первая же попытка лишь сбивает следопыта с толку, а его самого, Ричардса, заставляет побелеть и схватиться за руку – на первый взгляд, выбиты суставы указательного и среднего пальцев, но если судить строго по ощущениям, сломано к такой-то бабушке всё, аж до самого плеча – такой жгучей оказалась боль. Даже резанувший по ушам рев наконец пробудившегося Шино не тронул, не прошелся предупреждающе по нервам. ШиноКартина, представшая взгляду Шино, была весьма интересной и открывала широкое пространство для размышлений. Взгляд выхватил семерых и кота. Кота! Это первое, за что зацепилось сознание. Трое из семерых лежали. Один точно был мертв, судя по торчавшему из шеи позвоночнику, второй доживал свои последние секунды – из спины торчали три стрелы. Из спины, Шино, да… Третий, а точнее третья лежала, прекрасная, но бледная лицом, в уголках губ застыла кровь, но судя по отцу Сергию, нависшему над ней, была еще жива. Роуз. Та, что так славно играла любую родную ему мелодию на своей гитарке. Стоило лишь напеть, да… Тот, кто по всей видимости, стрелял, был ему неизвестен. Как и женщина, запустившая в чарующе-плавный полет, словно копье, его лук. Эрика зато вспомнил сразу, его разве забудешь. Как бишь его? Ричардс, да… Больно Ричардсу, держится за руку, готовый взвыть не своим голосом. Дал в живот тому, неизвестному и сам пострадал.
-
У меня после поста: бегаю по комнате кругами и не пойму, что дальше делать. ) Во мы вляпались.
|
-
наверное это все-таки хэппи енд
-
..солнце ласково припекало подставленную ему щеку и должно быть одна половина лица Рэмси теперь будет ощутимо загорелее другой, а в целом, не поменялось ничего с момента его появления здесь. Совершенно здоровская деталь.
А вообще, в этом комментарии я хочу сказать тебе спасибо тебе за сказку. За очень неожиданно и притом очень правильно завершившуюся сказку. Уверен, Артур тоже очень благодарен тебе за неё! Особенно показательно то, что в случае с этой игрой посты у меня всегда писались как-то легко и свободно. А это явное свидетельство моей симпатии по отношению ко всему, что у нас с тобой здесь происходило. Ура :)
|
|
-
-
-
О-...-...- ный персонаж!)
|
Собственный день рождения отец Эмилии праздновал с размахом. Артур, вошедший в ярко освещенную и жарко натопленную залу, понял это сразу же. Гости уже были довольно нетрезвы, музыканты - скрипач и пианист, нанятые чтобы их развеселить, прекрасно справлялись с собственной миссией. Было отчетливо заметно, что музыка поначалу звучала более благопристойная, но сейчас припоминались народные баллады и романтическая глупотень с фривольными нотками. Стол ломился от яств и бутылок, слуги сновали, не в силах справиться с аппетитами гостей и хозяина, которые пожирали угощение, казалось,в три раза быстрее, чем убиралась посуда. То ли слуг было мало, то ли гостей слишком много - выяснять было положительно некогда.
В общем и целом, вывод был ясен - привидение сейчас будет весьма некстати и скорее вызовет раздражение, но никак не испуг или тем более заинтересованность. Однако и голоса Артура никто не услышал, как он ни старался привлечь внимание. Гости продолжали веселиться и восхвалять щедрость именинника и в конце концов, вновь помогла Рэмси его собственная неуклюжесть. Слетела со стола бутылка очевидно дорогого напитка, судя по нескольким проследившим за ней взглядам. Разбилась вдребезги у ног Артура и он,дабы не топтаться в луже ярко-красной жидкости шагнул, оставляя следы... Ах, времена веры в спиритические сеансы и сверхъестественное! Взбудораженные и ожидающие увидеть жуткое, умы тут же отреагировали. Пара дамочек бросилась в обморок, джентльмены повскакивали с мест, а сам хозяин возопил, призывая домоуправительницу. Целью его беспокойства была дочь, которую тут же отправились искать, благополучно нашли и под тревожными взглядами вынесли на поверхность. Последовал приказ отнести Эмилию в ее спальню, праздник был объявлен законченным.
- Артур, прошу вас, дайте мне руку,- прошептала девушка, когда ее, безвольно повисшую в объятиях какого-то слуги, проносили мимо. - Что вы говорите, мисс? - волновалась Вайнштайн. Но Эмилия не отвечала. - Посидите со мной, мне страшно, Артур. - Всё будет хорошо. Доктор - прекрасный мастер своего дела, милая, - встревоженный отец шагал по левую руку. А Эмилия продолжала настойчиво тянуть руку в пустоту, где для нее, но не для всех, обитал сейчас Артур.
-
Ура! Страданиям бедной Эмилии всё-таки настал конец! [недоверчиво-ироничный радостный смайлик]
|
|
Спрятать машину труда не составило, за пустой болтовней и работой наступил вечер и путь обратно, в городок. За это время Марта успела поведать Дэвиду, что отец был против ее брака и как следствие общение с внуком и ей самой прервалось на корню. Поэтому аптеку придется обворовать, а не дожидаться, пока добрый папочка смилостивиться и вынесет им снотворное или что потяжелее на блюдечке. В общем, в доме Марты всё смешалось в лучших шекспировских традициях - все всех ненавидят и это безумно мешает их совместному делу. - Разумнее не являться ко мне домой, там наверняка уже камня на камне не оставили за убийство Бэйли.
*** Ночь. Улица. Два фонаря, один разбит, другой горит. Аптека. Ни звука не доносится из бара, что несколько противоречит первоначальному плану, но темнота компенсирует этот недостаток, полностью скрывая похитителей.
По логичному предложению Марты было решено не заходить к ней домой из-за опасения попасть в засаду и по той же причине не навещать в поисках одежды, ее отца, поскольку старик мог поднять тревогу почище бандитов её бывшего мужа. Сейчас, глядя на молчащие улицы городка возникали мысли о чем угодно - притаившихся врагах, комендантском часе, массовой гибели всех жителей - только не об очевидном. Город мог просто спать и забыть о своих недавних беглецах напрочь.
В безмолвии и тягостных ожиданиях прошел их путь до аптеки, куда парочка проникла без труда, благо у Марты был ключ, оставшийся еще со старых времен, как она объяснила. В аптеке неприятно пахло, нестерпимо воняло всем, чем можно, остро било в нос разными лекарственными ароматами, а под ногами хрустело, что было сил. Спустя десяток секунд мозг предложил решение - в аптеке разбили всё, до чего смогли дотянуться, судя по обилию запахов. Возможно, главное и уцелело, вот только Марта никак не могла бы сейчас это проверить. Едва войдя внутрь и миновав прихожую-закуток-предбанник, она попятилась назад, стремительно, спиной, прикрыв рот рукой и причиной тому, как оказалось, были не раздавленные грязными сапогами пузырьки и не разбросанные повсюду бумажки с рецептами, а мерно покачивающееся на одиноком крюку под потолком тело её отца - мужчины весьма почтенного возраста, в неприглядном виде, с подмоченными страхом брюками и высунутым языком. Спустя секунду Марта закричала, зажав ладонью рот, что несильно убавило громкость. Улица ответила тишиной...
-
Сильная сцена, ничего не скажешь. +
|
-
За Йо-Ланди особенно. Daai bra Anies hy's n fokken gangsta!
-
-
Йо! Я рада что ты с нами, подруга! Немного красоты этому миру не помешает.
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Мне нравится как поворачивается сюжет, потихоньку составляется общая картинка, собираясь по маленьким кусочкам мозаики, могу только гадать о том, что же нас всех ждёт дальше.)
|
Хрупка человеческая жизнь перед лицом стихии. Казалось бы вот оно, убежище. Рукой подать. Там спасешься, переведешь дух. Но стихия быстрее. Пепел вьется, хватая за ноги. Сбивает в сторону злющий ветер, почти отрывая от земли. А вдруг обратно унесет хрупкое тело? А вдруг домой! Этим только и утешаться. Ровно до того самого мига, как втянуло человеческую жизнь в воронку и на этот раз не было в том метафоры, а лишь злая повседневная ирония. Будни пустыни. Хроники бурь. Проказы смерча.
Ощутить в полной мере трагичность момента смог лишь Арсений, что в бессильной попытке, зная уже, что не поможет, тянул навстречу девушке руку. Он-то и увидел, как неестественно под углом склонилась голова Агаты, сразу после того, как ее с чудовищной силой потянуло в эпицентр бури. Где тонко, там и рвется... Пульсирует в голове. Это ведь последнее, что увидел Арсений, прежде чем сыпануло пеплом в глаза. С чудовищным презрением, с насмешкой по лицу хлестнула стихия. Закрылся выход. Потемнело. Не только в убежище потемнело, но и в глазах. До тошноты, до головокружения. У стены осел здоровый парень,уткнулся в кого-то, дурно ему.
Зажатое в кулаке каменного мешка доброе сердце билось неистово. Кассия терзалась и силилась плакать, но в груди только сжималось что-то, да воздуха от тесноты не хватало. И можно уже спуститься, и нет сил — место пятое там, внизу, Агате готовилось. Чуть-чуть не дошла, не добежала. Свято место пусто не бывает... Ужасные слова.
Не нужно уже больше места, зря всё это. Досадная мысль в голове Валерия. Последние силы истратил, до кровотечения носом, до черных кругов перед глазами, до дурноты. И чего ради? Смерч уйдет, а они останутся. И мысль еще крутилась назойливая — как бы не кинул насмешник смерч прямо перед входом — как кот дохлую мышку — их Агату. Эта мысль отчего-то сильнее всего впечаталась в сознание. И становилось от нее тошнее некуда.
Никуда не делась удушливая завеса, накрывшая Лёна с головой еще в пустыне. Тогда это приписывалось физическим нагрузкам. Теперь же отняла силы ещё и помощь советнику. Зато спаслись. Зато закрылись от бури. Голова пульсировала и хотелось лечь. Прикрыть глаза ненадолго. Подумать о приятном. О Ней подумать. Но нет. Не сосредоточиться. Не отрешиться. Так бывало и раньше. Стоило Лёну поделиться даром.
Выполненный долг. Приятное сочетание слов. Тепло внутри, там где у людей сердце, а у него средоточие дара. Спас людей. Спас себя. Показал свою силу, власть, могущество. А потери неизбежны. Что стоит одна потеря против пяти спасенных, живых? Однако люди не могли в данном случае думать, что стакан лишь на восемнадцать процентов пуст. Они концентрировались на плохом. На ушедшей жизни одной из своих. Уму непостижимо — какая вопиющая неблагодарность! Сами помогали — должны ощутить радость созидания, радость от чудесного спасения. Так нет же — их коробит смерть настолько сильно, что не могут оценить невероятный итог сосредоточения усилий. Обидно, мать вашу. Цитируя Ричардса.
-
За уместный трагизм и разность восприятия. За сломанную шею. За Ротта. И за Ричардса.
-
-
Вот, пустили, наконец! Пост просто шикарный, особенно про мышку пробрало.
|
-
и мазафакаохуенно удачливую тёлку, то есть себя. Это шикарно!)
|
-
Уиии! Кому дали ништячок? Мне дали ништячок! А девочка-то поди по закону жанра самая страшная маньячка из всех )))
-
|
Сердце стучало в такт уходящим минутам — их оставалось немного, теперь это понимали все. Слишком много их утекло в пепел во время ссоры, стремительного раскола и спешного, без надежды на поиск укрытия, побега. Теперь уже и холмики, что там и тут попадались в поле зрения, не казались такими уж проигрышными вариантами. Стоило лишь дойти до того, который укроет за собой семерых и будет возвышаться над головами не менее чем на пару метров. Такой попался не сразу - пришлось шагать снова, но усилия были вознаграждены. Насыпь казалась крепкой, воздвигнутой руками природы довольно давно, а значит, и ежедневными смерчами проверенной да и высокой еще. Обнаружилось даже небольшое углубление, словно вырытое кем-то ранее — один человек поместится, как пить дать.
Забылся на некоторое время тревожный настрой и снова потекли минуты. За делом их и застало громкое, почти истошное, обвиняющее «Мяу», которое могло принадлежать лишь одному существу. И существо это довольно грозно перебирало лапами, вязло, но упорно двигалось навстречу хозяйке, которая, по его мнению, сделала всё возможное, чтобы от него избавиться, и необходимо было сбежать по крайней мере хотя бы для того, чтобы высказать ей всё, что он о ней думает. Потому и начал Варенец еще издалека. А остановившись рядом, на плечо не запрыгнул — обида во всей красе.
Тем временем появилось новое ощущение, постепенно сложившееся в смесь из усилившегося сладковатого запаха и касающегося кожи ветерка. Распознать его сразу не удалось, поскольку вдруг включили свет и глаза тотчас принялись привыкать к переменам.
Углубление, которое они поначалу приняли за подкоп, оказалось обитаемо. С нескрываемым удивлением это обнаружил Райт, решивший проверить глубину и возможности обнаруженного лаза. В нем прятался человек. Согнувшись в три погибели и натянув на голову мешок, тот спал, видимо, решив, что во время смерча такое поведение актуальнее всего. Человек был огромен. Его немного присыпало пеплом, но даже в таком виде невозможно было не признать в нем Шино, бунтаря и своевольника, ушедшего в Пустыню по своему желанию, уже после того, как Подполье предложило ему сотрудничать, хотя сотрудничество это успешно состоялось. Шино храпел, Шино было спокойно и уютно, он не предполагал, что в пустыне накануне смерча будет разгуливать целая толпа, да еще своих же, подпольщиков.
Ветер создавал вполне заметные завихрения пепла вдалеке, что тотчас напомнило о своевременности использования плотных тканей в качестве защищающих от проникновения его частиц в дыхательные пути. Буря надвигалась. Выглянувшим из укрытия открылось бы завораживающее зрелище — клубящееся вдалеке тонны пепла методично накрывали собой пустыню словно огромное серое одеяло. Воронку бы сразу и не признали — издалека она сливалась с пуховыми массами и казалась их частью, но она точно шла не к ним. Зато избежать пепельной бури похоже не удавалось.
И вновь слепота. К ней добавилась, впрочем, и неспособность вдохнуть как следует, всей грудью, однако присутствие рядом людей вселяло уверенность. Если, конечно, перестать думать о том, какой отряд избрал предатель. Ведь, чем меньше жертв, тем их легче перебить.
-
Блин, не зря у меня так все протестовало против разделения партии.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Ну я просто обязан это отметить: серия из 4 постов подряд, каждый их которых с неожиданным развитием событий.)
|
-
Приключения продолжаются.
|
ссылкаИздевательски громко шевеля стрелками, в голове начал свою деятельность огромный беспокойный будильник, что вот-вот зазвонит, знаменуя неприятным своим голосом окончание ночи. "Вот-вот, тик-так, вот-вот, тик-так" разговаривал он, хищно ухмыляясь, а несколько пар глаз по привычке всматривались в горизонт, пытаясь увидеть линию рассвета, запоздало вспоминая, что ее не будет. Бег их сейчас был похож на отчаянную гонку за последним вагоном, запрыгнуть в который значило продлить себе жизнь. Еще делая первый шаг, многие осознавали, что обречены. Одним из таких был Орт - вожак, что вел стаю, несмотря ни на что, зная, что спастись получится, только отдав борьбе за жизнь все возможные силы. Спустя всего несколько минут оказалось, что такие силы были не у всех. Труднее всего путь давался Лёну. Возможно, относительно спокойная жизнь эльмари не способствовала развитию выносливости, но что-то сдерживало его, не давало дышать. Вопреки призыву внутреннего рыжеволосого собеседника, у него не получалось, что есть сил, двигаться вперед. Лён Ротт задыхался, впервые маска не позволяла ему вобрать в себя кислород всей грудью - недаром умоляла его Анка, недаром была против преграды, скрывшей его лицо от мира. Да, ей бы не понравилось то, что она увидела...Пришлось спешно отвязываться, чтобы не утянуть за собой остальных. Увидев это, решила не бросать спутника Ида. Обгоняя их, мимо довольно споро прошли Арсений, потом Эрик и Роуз, всё также державшиеся за руки - эта троица была способна обогнать даже Райта, что, упрямо сжав зубы, шагал, вопреки плохим предчувствиям. Потом позади оставили их Агата и Гриффин и вот уже они поравнялись с отцом Сергием, замыкавшим колонну - длинная ряса путалась в ногах, существенно замедляя шаг, но всё же и он упрямо двигался вперед. А вот другой эльмари - Картарем - на удивление быстро вышагивал за Кассией и, казалось бы, ничто не предвещало остановки - тело справлялось с нагрузкой, голова была занята приятными размышлениями, в сознание больше не вторгались образы и тревожные голоса. Поэтому когда на плечо легла рука он даже не придал этому значения, однако спустя мгновение тело пронзило теплой волной, заструились потоки,мысли затопило исполненным сияния искрящемся полотном - так случалось, когда чей-то дар не просто набирал свою силу рядом, а вторгался непосредственно в его суть. Хету вспомнил это ощущение сразу и даже сумел сопоставить носителя, воззвавшего к его душе. В груди у бегущих щемило. Боль от предательства и изгнания сменилась более примитивной - жгучей, рвущей легкие на части. Её хотелось срочно запить. Приложить лёд к груди тоже было бы неплохо. А на худой конец так и вовсе - остановиться, наклониться, упереться в колени горячими ладонями, отдышаться всласть и спокойным шагом пойти дальше. И колонна получила свой отдых - внезапный и неуместный. Вышагивающие в центре Хету и Валерий вдруг замедлили шаг, остановились, как вкопанные, не в силах справиться с сиянием, что заполнило их разум. Кассию дёрнуло. Привязанная к эльмари, она не могла больше идти. Веревка в руках Освальда и Райта дернулась, грозясь вырваться. Шедшие позади врезались в охваченную магией пару, ровный строй сбился, кому-то удалось обогнуть потерявших равновесие, даже оставшиеся позади Ида, Лён и Сергий смогли догнать и перегнать их. Постепенно - и двух минут не прошло — в руках Хету, поблескивая, появились, словно из ниоткуда, два кинжала, один из которых рукоятью вперед он тут же протянул Кассии.
|
Девушка вновь застонала и открыла глаза. - Кто вы? - пробормотала она и глаза её тут же расширились, только в страхе она отпрянуть не сумела - не хватило сил, - Привидение? - Я видела Артура, когда он глядел в колодец, у вас с ним ничего общего! - дрожащим голосом произнесла она.
Артур опешил самым искренним образом. Даже перевернул телефон, включил камеру и посмотрел на себя в экран — мало ли... Но нет, это же глупости какие-то. Как Эмилия могла видеть его из колодца? Точнее, не его. Какого-то другого Артура. Но ведь других Артуров не было и быть не могло! А, чёрт с ним. — Ну, это всё равно я, — слабо отозвался Рэмси, почесав затылок. — И я, хм... не привидение. Точно нет. Я пришёл вам на выручку, как вы и просили. Эмилия, это... Это ведь не вы сломали дверь там, наверху, правда? Не вы бились так громко, плакали и требовали выпустить вас как можно скорее? Мы говорили с вами у колодца. Вы приняли меня за сына садовника и объяснили, как пройти к подвалу, чтобы я выпустил вас. А ещё вы смеялись, и... Нет, ну правда, не смогли бы вы выломать такую громадину. При всём уважении.
Отражение в мобильном, хоть и несколько смазанное, выдало несколько бледное, осунувшееся от тревог, но вполне живое и вовсе не прозрачное лицо Артура. Эмилия, казалось, не вникала в то, что он говорил ей. Она морщилась, как от сильной боли, разглядывая юношу сквозь сощуренные веки, а затем, дав тишине нависнуть над ними на несколько секунд, произнесла: - Я помню ваш голос...Кажется, я сильно упала, не могу подняться. Мне очень хочется прилечь на свою кровать, - умоляя, протянула она к Артуру бледную руку, то ли желая, чтобы он помог ей встать на ноги, то ли надеясь провести отрезок пути до своей комнаты у него в объятиях. От девушки тянуло холодом и грустью, древними, припорошенными пылью.
Окей. Он был настоящим, настоящим человеком, настоящим Артуром Рэмси. Это радовало. На этом, впрочем, список радостей и заканчивался. Интуиция подсказывала Артуру (нет, не подсказывала: скорее настойчиво тыкала носом, закатывала глаза и разочарованно качала головой), что лучше ему держаться от привидений подальше, но сердце при взгляде на бедняжку Эмилию Кинг сжималось совершенно нефигурально. — Всё будет хорошо... — полувопросительно проронил Рэмси, осторожно делая шаг вперёд и подавая девушке руку. — Мы найдём выход. Там... заперто, но мы разберёмся, правда. Не в первый раз. Вот уж точно. Про Артура забывали довольно часто: что ребята из группы, что лично Люк, время от времени случайно запиравший его в квартире на единственный ключ. Вот только Люк не был чёртовым призраком... Да, возможно, торжественное спасение несколько затянется.
- Но как вы сюда попали, - Эмилия приподнялась и тут же застонала, скривившись от боли. Артур только сейчас заметил, что одна нога девушки неестественно вывернулась в щиколотке, а светлые волосы розовеют, пропитываясь кровью, которой нигде на полу при всём при этом не было видно, - если заперто...?
Артур уже было приоткрыл рот для скорейшего, полного красочных подробностей ответа, но, вглядевшись в Эмилию внимательнее и заметив кровь, мгновенно похолодел. Что за чёрт здесь вообще происходит?! Все эти разговоры призраков о болезни мисс Кинг, о постигшем семейство несчастье, а теперь ещё и это!.. В горле застрял жёсткий комок, и следующие слова Артур произнёс хрипло, боязливо: — Где... Где вы сейчас находитесь? Сколько времени прошло с момента нашего разговора? Тогда, когда вы обращались ко мне из колодца, помните? Болезненный, чахлый вид девушки никак не вязался у него с тем голосом — весёлым и бодрым, несмотря на беду. Артур протянул обе руки к Эмилии, силясь поднять её с холодного пола. Идиот — и как эта идея не пришла в голову раньше?! — Расскажите мне, как всё было, пожалуйста. Тут, видимо, какое-то недоразумение. Я ужасно запутался...
Вопросы Артура,казалось, обескуражили раненую не меньше его самого и она, уставившись на юношу во все глаза, даже забыла про свою боль. - Я была и нахожусь в подвале дома моего отца, - боязливо глядя ему в глаза медленно и раздельно произнесла она, словно говорила с ребенком или душевно больным. - Я люблю ходить сюда, хоть это и запрещено - тут плесень, грязь, сырость и скользкие ступени - так говорит наша экономка мисс Вайнштайн. Подвал переходит в колодец, он ненастоящий, больше для красоты и как тайный ход ещё,но это я придумала, так мне нравится представлять. Она ненадолго замолчала, завороженно глядя как Артур пытается ее поднять и как его руки скользят сквозь ее тело, не в силах ощутить опору. - Что это? Я не понимаю... - глаза ее на обескровленном лице стали совсем большими, расширившись от ужаса. - Я упала, после того, как поговорила с вами через дверь. Я попятилась, чтобы вы смогли ее открыть и оступилась. Я умру? Всё такое странное... - голос ее затих, а глаза вновь закрылись. В изнеможении Эмилия вновь прилегла и замерла. - Пожалуйста, откройте дверь и отнесите меня в мою спальню. Мне не вернуться самой... - слабый голос послышался спустя несколько мгновений тишины, во время которой слышно было, как где-то капает вода, да подвывает ветер, попавшийся в ловушку здешних подземных лабиринтов.
Класс. Ну и что тут скажешь? Как объяснить привидению, что то уже мертво? Привидения на то и привидения, чтобы не верить в рациональную чушь, которую несут им рациональные люди! Сам Артур, впрочем, чувствовал себя не особенно рационально: стоит тут, видите ли, рассуждает про призраков на умном серьёзе. Умник. Лучше б что-то полезное для Эмилии сделал. Но, если подумать, что по-настоящему действенное способен сделать сейчас неумеха Рэмси в запертом подвале? ..нет, не запертом, забудьте. Захлопнувшемся. Думать о том, что кто-то и вправду умудрился запереть за ним дверь, было слишком жутко. — Ага. Окей, это определённо было не самое обнадёживающее «ага» на свете. Но, что гораздо лучше, ситуация постепенно приближалась к точке наибольшей абсурдности: Артур перестал дёргаться от каждого шороха и удивляться прозрачности мисс Кинг. У всех, знаете ли, свои недостатки. А может, дверь и не заперта вовсе? Просто небольшой сквознячок, только и всего, и сейчас можно выбраться обратно в коридоры без особых проблем: от замка-то он избавился вполне благополучно, пусть и не без усилий. — Я... Я сейчас! Дойду до двери, сообщу всем, что с вами случилось. Вы не бойтесь, мисс Кинг, всё будет в порядке. Я сейчас... Если подумать, то оповестить какую-нибудь Ван-как-её-там о произошедшем и правда было неплохой идеей. Может, законы неприкосновенности призраков не распространяются на себе подобных? Вот только захотят ли они слушать?..
-
Спасибо за прекрасную возможность подраматизировать для Артура)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Ох ты ж ё-моё!
Я вновь удивлён и не ожидал, что всё повернётся столь интересным образом, браво)
|
Тринадцатью голосами наполнилось укрытое саваном тьмы пространство, сразу словно уменьшившись в размерах. Границы коробочки, в которую поместили бегущих, стали определяться лишь репликами, возгласами, старательно выводимой мелодией, вопросами, монологами тех, кто искренне верил, что ведет диалог, с необходимыми паузами для ответов.
Случилась заминка и это сейчас было едва ли не самым обидным. Необходимо собраться и идти. А когда привыкнут глаза и исчезнут голоса, идти еще быстрее. Но как собраться, если вдали, посреди чернеющей тьмы всё продолжают одна за другой возникать вспышки — эти горе-туристы, даже прибыв на место целиком, не смогут выдержать голосов мертвых, что мстительно разбирают сознание путников на кусочки, не позволяя воссоединиться обратно. Суть портала во всей красе — украсть, забрать себе любого подходящего, попавшегося под горячий поток и выплюнуть где-то посреди серого безмолвия,где лишь озлобленный предшественники будут разговаривать с ним, внушать разрушительные мысли, будто бы разрушенной жизни им было мало.
Спустя несколько долгих минут, равных едва ли не часам, тишина установилась и здесь — голоса отступили, сметенные одним махом. Всего несколько мгновений раз в сутки отдавалось им на месть и потому сразу понятны становились их отчаянные старания. Голоса исчезли, но мысли, внушенные ими, так и продолжали витать в воздухе, приближаясь к наиболее восприимчивым.
Глаза вскоре привыкли к темноте. Стали различимы силуэты — сначала только свой, затем соседние, а после и темных метущихся фигурок - тогда масштаб трагедии вырисовался полным ходом. Необходимо двигаться дальше, но сбитые с толку силой ночи ли, тревожными шепотками, а может и собственными мыслями, путники смотрели в совершенно разных направлениях. Однако их по-прежнему было тринадцать и криков о помощи не слышалось, так может информация о предателе всё же была ложной? Он бы не упустил такой шанс...
Ида Варенец притих, то ли от песни, то ли пригревшись на груди и ощущая возрастающее спокойствие хозяйки со скоростью, прямо пропорциональной выводимой мелодии.
Кассия
Отец Сергий
Лён Смех растворяется над пустыней, веснушчатый смех, рыжеволосый смех. «Идите....За Идой идите...» в причудливой скороговорке переплетается пара слов и настигает воспоминание снова и снова, а разум уже назойливо шепчет «Мертвые здесь говорят, значит, и Она мертва....»
Орт
Гриффин
Освальд
Арсений Рука вцепилась в плечо, как в спасательный круг, и Арсений ощутил тяжесть человеческого тела за спиной и вполне весомые шаги, но стоило привыкнуть к тьме глаза и он не разглядел на своей плече ничего, да и голос, вначале согласившийся с ним, язвительный и пугающий, замолчал, оставив лишь неприятный осадок.
Эрик
Агата Стих голос, ушел, изгнанный из сознания. Только воспоминания остались да неприятный осадок, заставивший поглядеть на спутников рядом несколько иначе.
Роуз Песня стала громче, не отступив даже перед уверенным призывом певицы, но спустя некоторое время затихла так же резко, как и началась, оставив после себя навязчивую мелодию в голове — earworm. Оставалось лишь извлечь этого червя и заменить своим, собственного производства.
Валерий
Картарем
|
|
-
Осталось, правда, чувство недрсказанности.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
ссылкаЗа разговором истощились запасы времени. Сейчас именно оно было главным ресурсом, способным как спасти жизни тринадцати, так и оставить их без возможности обрести временное пристанище. Компас уверенно указывал, что двигаются они на юго-восток, что полностью сходилось с маршрутом Орта. Ноги вязли в человеческих останках, но желание добраться до укрытия сильнее и скорость значительно превосходила обычную повседневную. Несуществующий горизонт, несуществующее небо — серое полотно, кистью беспокойного художника смазанное в одно целое с землей. Чудовищная иллюзия серой безликой коробки, внутри которой бегут, спасаясь, тринадцать фигурок. Ироничная бесконечная игра капризного создателя, с больной жестокой фантазией. Мысли бегущих озаряются вспышками воспоминаний, окрашиваются в цвета печали и гнева, перемешиваются, озаренные нежданной свободой и множеством вариантов, ожидающих своего часа. Освещаются неожиданной искрой — там вдали, прямо на вершине небольшого холма — редкое зрелище для тех, кто давно не был в пустыне, завораживающее для тех, кто никогда здесь не был. Так, в этом мире «рождаются» люди, свои, земные. В белом пламени виден силуэт, тут же упавший на колени и воздевший лицо вверх. Положение тела рождает в голове иллюзии — фантомный крик звенит в ушах, корчится в сознании, взывая к состраданию любого, кто услышит. А может то и не фантом вовсе... Кричит человек, землянин кричит, сопротивляется, больно ему... Вспышка гаснет так же резко, как и возникает, и только серый песок поднимается вверх над тем местом, где еще не остыл крик о помощи. Напоминание о бренности существования, издевка над нервами, и так напряженными до крайности, игра на струнах жалости и человеколюбия, мотивация шагать быстрее - что бы там ни было, надо идти. Шагать, увязнув в пепле по щиколотку, вдыхать приторный аромат здешнего воздуха, неподвижного и заметного лишь своим ни с чем не сравнимым запахом, стараться не думать, откуда этот пепел и этот аромат. Да, совершенно разные моменты — думать о спасении и светлом будущем, сидя пусть даже на не совсем удобных стульях за столом переговоров в одной из ячеек Подполья, и идти к этому спасению самостоятельно, зная, что поддержки ждать неоткуда. *** Первые дни тех, кто очутился в Империи были окрашены многими необъяснимыми поначалу явлениями, удивительными и пугающими. Одними из таких явлений были ночи — короткая и длинная, одинаково черные и резкие, полные загадок и сюрпризов. Они опускались на город без предупреждения, лишь по часам возможно было предугадать их появление, но здесь, в пустыне, часов не было ни у кого... Внезапно выключили свет. Мозг на секунду потерял ориентацию, разозлился на невидимого шутника, ипохондрически задумался о причинах слепоты, потом вспомнил и пришел в норму. На второй секунде стало ясно — наступила короткая ночь. Всего час оставался путникам до смертоносного вихря. Но и это напоминание ушло, уступило своё место другому явлению, перед которым даже необъяснимая короткая ночь уходила, кланяясь, на задний план... КассияГриффинВалерийКартаремЭрикОтец СергийЛён РоттИдаАрсенийРоузОсвальд. ОртАгата
-
Я тут тоже поплюсую)
Нравится мастерский ход, описания и индивидуальный подход.
-
за пустыню и ожидание смерча.
-
Сцена со вспыхнувшим очень хорошо визуализируется.
-
Очень красивый пост и музыка. Жутко любопытно, что дальше.
|
-
Какая тонкая натура у Марты :))
|
-
Вот что бывает, когда предпочитаешь вести все дела самостоятельно :) Оч классная сцена!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Неожиданно... Сильное начало)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Девушка остолбенела, когда Дэвид заговорил. И пусть она мало, что понимала, зато главное было для нее ясно — здесь ей никто не поможет. Она переводила взгляд с одного Бейли на другого, слушая, что-то натужно соображая и, видимо, совершив какое-то открытие, тяжело дыша, вынула из-за спины револьвер. Направив тот в голову Бейли старшего она снова поджала губы и, всхлипнув и зажмурившись, нажала на спусковой крючок. Всё случилось так быстро, что никто не успел даже предупреждающе вскрикнуть. Совершив это, он залилась слезами, но скорее из жалости к собственной погубленной душе. - Это тебе за все годы моих страданий, чертов Бейли! Сам научил меня стрелять, мерзавец! - взорвалась она криком, в котором смешалось презрение, отчаяние и ...торжество. Скорее всего она исполнила свою заветную мечту. Правда, сказав это,она развернула револьвер, теперь уже в сторону Дэвида: - Показывай, куда вы с этим куском дерьма спрятали наших детей,- истеричный крик был страшен тем, что указывал на полную непредсказуемость дальнейших действий незнакомки.
- Эй, Марта, ты бы опустила револьвер, - советуя, местный булочник уходил всё дальше в сторону трактира, а то и за него. - Он, кажется, законник и возьмет тебя прямо на месте преступления.
- Видела я законников, - стиснув зубы, прошипела Марта. Она побледнела, а пальцы ее заметно дрожали и пришлось взять оружие обеими руками. Тем не менее намерения ее остались прежними. - Поднимите руки, мистер. И шагайте туда, где вы спрятали наших детей.
- Марта, Дикий Бейли пришел не один, ты же знаешь, - выкрикнул дугой мужчина, плешивы, низкорослый и щуплый, а потому абсолютно неопределенного возраста. - Они услышали выстрел и скоро будут здесь.
- Туда! - указав дулом на дверь уже известного Дэвиду трактира, Марта поджала губы.
-
А я почти подобрал к нему ключик!(
|
В подвал давненько не заглядывали - отчего-то это стало ясно сразу. Даже не по слою влажной пыли на полу и плесени на стенах, и не по липким сеткам паутин, в одну из которых Артур тотчас вляпался, стоило лишь свету из дверного проема перестать выхватывать для него подвальную реальность. То ли так работало воображение, а, возможно, и подсознание, но сам воздух и сладковато-застарелый запах помещения ясно говорили юноше - здесь никого не было со времен самого мистера Кинга, а зловещий холодок, прошедшийся по спине и основательно укрепившийся в районе шеи, так и сигнализировал о том, что находится здесь противоречило здравому смыслу. Тут будто случилось нечто страшное, поставившее точку чьей-то жизни. И осталось тут жить. Ужас, страшная участь, отчаяние существовали в этом месте до сих пор.
Становилось всё труднее дышать, сердце колотилось как бешеное, ощущение подвоха, губительного обмана не покидало ни на секунду. Вот-вот и его, Артура, жизнь остановится, стоит сделать шаг. Но он делал этот шаг, и ещё один, а следом и ещё, и ничего не происходило.
В самом низу лестницы было нестерпимо холодно, угадывалась близость подземных ключей или чем там пополнялись колодцы?... Влажность здесь была ощутимой. Темнота, прижавшаяся к стенам и в недовольстве отступившая под властью мобильного фонарика, грозилась всяческими страхами, но угрозу свою исполнять не спешила. Тишина вторила ей, словно сестра-близнец, напряженная и зловещая. Когда Артур практически привык к ним обеим, когда стук сердца больше стал похож на пульс умиротворенного человека, покой его бесцеремонно нарушил тихий стон. Так стонут люди, упавшие без сознания и медленно приходящие в себя, не понимая, где они и что происходит, неосознанно исторгающие звук, то ли от боли, то ли избравшие стон вместо всех остальных возможных звуков, как самый простой способ возвестить о своем страдании.
Стон повторился секунд через десять, ставших вечностью, минутами - не менее. Он принадлежал молодой девушке и совершенно точно Артур узнал в нем нотки голоса Эмилии, еще когда она говорила с ним отсюда, из колодца - звонко, непосредственно Свет фонарика выхватил полупрозрачную фигуру, в неестественной позе без сознания лежащую в центре небольшого помещения, предшествовавшего колодцу и знаменующего собой окончание лестницы. В этот момент звук ее голоса был основательно заглушен грохотом захлопнувшейся со всей силы двери, ведущей в подвал. Гул, возникший от этого, отозвался в рванувшем вниз сердце Артура неприятным осознанием собственной беспомощности.
-
Артур — герой хоррор-драмы, которого вы заслуживаете.
|
-
Аааа... меня штырит эта ветка))
|
Мафиози улыбнулся и улыбки этой, самодовольной И вполне искренней, было одно определение "Я знал, что ты так скажешь". - Курите? - спросил он, извлекая из ящика стола коробочку красного дерева, которая, хоть и была украшена без излишеств, совершенно точно оповещала зрителей о статусе ее владельца и собственной стоимости. Вопрос, впрочем, оказался риторическим, - Узнаю этот взгляд, - любовно приподнимая крышку и извлекая привычным жестом толстый столбик отличного качества сигары, он приговорил ту к казни, щелкнув гильотинкой, и с соблазнительным шуршанием она забрала у сигары "голову". Стоило Блэквотеру раскурить её, как кабинет наполнился ароматным терпким дымом, способным повергнуть в экстаз любого, даже не слишком заядлого курильщика. Да что там - он и противника дурных привычек обратил бы на свою сторону.
- Прошу, - протягивая Итану сигару, он решил, что пришло время и для его одиноко лежащей казненной. Затянувшись, и дав мужчине, как следует, насладиться процессом, он продолжил. - Мне нужны такие профессионалы, как вы. Резкие, точные, хладнокровные. Я почти не обижен на вас за смерть моего лучшего человека, но хотелось бы посмотреть ваше желание сотрудничать, так сказать, во всей красе.
Батлер всё это время сидел, вжавшись в стул, подобно загнанному в угол щенку. Он переводил взгляд с Блэквотера на Итана, видимо, пытаясь понять, отчего ему, Ричарду, не предложили сигару и чем таким приглянулся его гипотетический родственник ненавистному бандиту. Но молчал, боясь возобновить разговор о подписи, о которой, казалось, все забыли. Однако Гарри Блэквотер не забывал ни о чем...
- Вот, что вы сделаете. Сейчас мистер Батлер подпишет отказ от собственности в мою пользу, а вы его пристрелите. На место коробочки с сигарами теперь встала другая, попроще, извлеченная, впрочем, тоже из стола. Гарри открыл ее и извлек револьвер, подобный тому, что Итан нашел на заброшенном заводе, и придвинул тот мужчине. - А если откажется подписывать, прострелите ему колено. Затем второе. И так до тех пор, пока подпись не будет стоять.
Батлер побледнел. Он действительно стал белым, как полотно, даже пот выступил на лбу, а взгляд его теперь полностью сосредоточился на лице Итана, словно он заранее пытался угадать ответ. - Я не подпишу... - тихо, но твердо пробормотал он. - Подумайте, Итан, если мы родственники, всё, что я построил, и ваше тоже, - добавил он шепотом, но размеры кабинета позволяли услышать его каждому находящемуся в нем.
Самодовольная улыбка Блэквотера стала шире. Он откинулся, словно зритель в vip-ложе и наблюдал за спектаклем, который сам же и начал.
-
Я смутно ощущаю какой-то подвох, но поворот бесспорно до ужаса интересный :)
|
Дикий Бейли, слушая болтовню потомка, всё же сошел с крыльца и направился прямиком к автомобилю. В смелости ему, похоже, было не занимать, поскольку, оказавшись рядом, он не только облапал корпус, но и постучал в окно, и заглянул внутрь сквозь него же. Для человека, испугавшегося дисплея телефона, этот поступок был сравни подвигу. - Прокатимся? - хрипло переспросил он, переводя налитые кровью глаза на Дэвида. - Да эта телега без лошади и шага не проедет, дубина! На чём ты сюда явился? Где твоя кобыла? - в нетерпении заорал он, оглядываясь по сторонам в поисках транспорта. - Эй, Бейли, ты кажется сказал, что мы порезвимся после обеда, - дамочка, что глазами пожирала обоих вышедших, всё же решила на ждать, когда беседа завершится и влезла, облокотившись на капот, поближе к Дикому и словно случайно оголив краешек кружевного чулка. - Я помню о тебе, малютка. Дикий Бейли никого не забывает, - сально усмехнувшись, сменил тот гнев на милость и задал насущный вопрос, - На чём прикатил сюда этот полоумный? "Малютка" незамедлительно поведала своему любовнику всю правду, после чего тот, прищурившись, пристально оглядел сначала ее, а уж после и Дэвида, словно пытаясь понять, не сговорились ли эти двое. - А ну показывай, как это работает, - всё же стоило отметить, что несмотря на скудоумие, Дикий Бейли всё же не был равнодушен к прогрессу. Уже одно то, что он не стал креститься на непонятное железное чудище, говорило в пользу этого утверждения. А потом Дэвид стал пороть чушь. То есть с точки зрения его собеседника это была не только чушь, но и вранье, неприкрытое и наглое. - Видел я твою рожу и имя на картонке, но, поскольку ты новичок тут, поясню любезно - льстивых я стреляю на месте и, если решил подмазаться, долго не проживешь. Давай показывай, сучонок, пока живой ещё. Однако и тут Дикому Бейли наступил облом. Двигаясь по лестнице уверенно и довольно споро, к ним приближалась затянутая в черное глухое платье и увенчанная кокетливой шляпкой стройная женская фигура с красивым личиком и весьма решительно настроенная,судя по поджатым губам и испепеляющему взгляду, предназначенному Дикому Бейли, не иначе. - Если вы представитель закона и порядка, послушайте, - она начала говорить издалека, остановленная направленным в ее сторону револьвером, - Дикий Бейли и его шайка увели всех наших детей. Вы обязаны что-то сделать! - в голосе ее отчетливо слышалась мольба и приказ, так умело сочетавшиеся друг с другом, что нельзя было точно понять - она призывает Дэвида к правосудию или просит у него защиты. Наверняка, и то и другое. - Я сейчас с тобой что-нибудь сделаю, а ну вали, откуда пришла, - рявкнул Дикий Бейли, заставив девушку порядочно вздрогнуть, но не сдвинуться с места. Зато местная ночная бабочка от греха подальше слезла с капота и, подарив даме в черном гнилозубую ухмылку, двинулась в укрытие - под навес трактира.
-
Эти дети вечно куда-то пропадают!
|
-
-
Спасибо большое за игру. Ташка получилась великолепной! Очень сочная, очень веселая героиня. Живая. Каждый пост с удовольствием читала.
|
-
Как быстро для этого Джокера нашлась своя Харви)
|
Внезапно мисс Уайт вышла из оцепенения и, будто что-то вспомнив, громко вскрикнула в унисон с разбившейся чашечкой, выскользнувшей из ее рук. - Промедление! И внезапно все зашевелились и занервничали, заворчали и в ужасе принялись тереть глаза и лица. Упало еще несколько чашек, закачался декоративный столик, помялась парочка пирожных. У всех на устах было одно и то же: - Промедление! Промедление! Финальным же аккордом стал громкий вздох хором, когда бормотание и суету погасил разом бой невидимых часов. Не могли миниатюрные часики мисс Рози издавать столь гулкий, столь зловещий бой, а посему огромные (а они могли быть именно такими и никак иначе) часы либо находились в соседней комнате, либо притаились в любом удобном углу и извещали жителей цветочного магазинчика о неизбежном. Именно так можно было трактовать их предупреждающий бой. - Пять часов...- пробормотала мисс Рози и побледнела, хотя казалось бы, куда уж сильнее - ее кожа и так была белее снега. - Опоздали - Не успели - Все пропало - Промедление! - Что же теперь? - Что теперь? - Что будет? - Что?
Словно в ответ на вопли близнецов к крыльцу с неприятным воем подобралось нечто, которое спустя пару секунд ввалилось внутрь двумя парами дюжих парней, у каждого на груди, прямо на белой ткани медицинских халатов был нарисован знак, известный как карточная масть - все четыре предстали нынче перед честной компанией. Мисс Рози в ужасе попятилась, но зацепилась за собственный кофейный столик и плюхнулась на стул. Близнецы заметались, но скорость не была их коньком и вскоре они барахтались вместе на одних носилках, пристегнутые ремнями и вопящие несусветные гадости. Изловить животных оказалось сложнее всего. Только, пожалуй, Соня не предприняла попыток к бегству. Или предприняла, но этого никто не заметил. К самой Ню подошли в последнюю очередь, видимо, считая, что, поскольку она не местная, то и сопротивления особого не окажет. Остальным же было известно гораздо больше, раз даже умиротворенная мисс Рози теперь кричала, словно подстреленный заяц.
"Промедление!" чудилось теперь и в ее бессвязном крике и в беспорядочном бое часов и в лихорадочном бреду спящей Сони и в шипении кота....Промедление убивает сказку...
*** - Милая, всё в порядке, ты в безопасности, - стоило векам затрепетать, приподнимаясь, послышался бабушкин голос.
Тело отказывалось повиноваться, руки-ноги словно приросли к постели, а голова стала тяжелой.
Ремни... Слишком быстро добралось до сознания, что это всего-навсего ремни стягивали все ее тело, а кафельная потрескавшаяся плитка на стенах вовсе не принадлежала убранству ее комнаты.
- Я читала тебе, - бабушка приподняла книгу, чтобы глаза Ню смогли ухватить название и обложку. Голова оставалась неподвижной, пристёгнутая. "Алиса в стране чудес" и "Алиса в Зазеркальи" - две сказки в одном флаконе, очень удобно. С обложки улыбалась мисс Рози,мистер Хэт, Соня, чеширский кот, мартовский заяц и пухлые близнецы, кривилась поверженная королева червей в окружении фаворитов - карт разных мастей.
- Твоя любимая, с детства... Всё будет хорошо, милая. Всё будет хорошо...
-
Это было красиво. Спасибо :)
-
Промедление убивает сказку... Моя нет слов.
|
-
Потрясающая игра светом и тенью...
|
-
Ох уж эти призраки. Вот просишь приличную леди не исчезать — а всё туда же!..
|
- Ох... - Карсон сморщился от визга, но терпеливо подождал, когда обезумевшая Мойра в теле Брук подбежит поближе. Пуля, аккуратной кровавой дырочкой нашедшая пристанище прямо посреди лба напавшей, скосила ее не сразу. Та пробежала еще несколько шагов, заставив Карсона даже отступить в испуге, что она напоследок успеет осуществить свое безумие. Лишь проследив, как она ничком рухнула лицом в траву, он снова заулыбался. - Я думал, будет меньше грязи и шума...Надо было просто залететь в домишко, птички. Никакого страха и боли. Быстро и с улыбкой. И вам хорошо, и мне. Эх, женщины!...
Скорбно покивав над трупом Мойры еще с десяток секунд, он улыбнулся Брук в теле Мойры. Камень на тот момент уже покинул ослабевшую ладонь и вывалился не далее чем в пятнадцати сантиметрах - медленно, издевательски медленно... Карсон отмерял шаги до Брук и присел рядом с теряющей сознание девушкой на корточки. - Зачем мне это? Оооо, это долгая история, милая...Слушай... - вместе с облачком дыма, взметнувшегося,когда пуля покинула пистолет на этот раз, улетела к небесам и душа юной Брук.
- Слушай, птичка. Он присел рядом с трупом на траву.
- Я был из семьи бедняков, да. О, как мы плохо жили, кто бы видел! Тогда, правда, этим никого невозможно было удивить, но я не желал мириться. Я приехал в летний лагерь и сразу завел дружбу с пареньком - богатеньким сынком. Я умел располагать к себе, птичка. Вот как сегодня, например, хехе... Он делился со мной деньгами, жвачкой, конфетами. Но однажды ночью мы попали с ним в грозу прямо на этом самом острове, а после оказалось, что я в его теле, а он в моем. Уверен, он тут же тронулся умом, а для меня это был просто подарок. Да в сущности, детка, это он и был. Подарок. - Я неверно рассказал. За ночь до этого мне не спалось и я поплыл на лодке сюда и увидел тогда впервые этот камень. Он был белый и гладкий, как яйцо, и мне жуть как захотелось прикоснуться. А за камнем я увидел это существо. Оно напугало меня до смерти, полюбовалось эффектом и спросило, не желаю ли я вписать сюда дату следующей ночи, назвать чье-нибудь имя и поменяться с ним телами. Я отказался, но потом на ум пришел мой дружок. Надо же, такой шанс - я поеду к его богатеньким предкам, у меня будет своя комната, карманные деньги, жвачка, будущее, в конце концов. И я согласился. Но когда все случилось, друг мой собирался все рассказать, а как я мог остановить его, несмышленыш сам и он такой же? Я сломал ему шею. Себе. Своему собственному телу. Свою собственную шею. Почувствовал, как хрустнули мои собственные позвонки, служившие мне верой и правдой пусть и недолго, и увидел,как мое тело осело. А спрятал я его в этой самой хижине, там был погреб,я потом и сжег тело прямо там. - Существо же попросило за эту услугу плату. Когда вырасту, я должен был приводить ему каждый год по одной паре, тела которых он будет путать. Ему весело от этого и не более того. Оно этим живет... Я вписываю даты на камне и нашептываю ему имена, и всё случается. Магия! - Карсон рассмеялся...
- Правда, до вас никто ничего не выяснял, девочки...
*** Спустя несколько дней Брук Бишоп и Мойра Кэрриган были объявлены пропавшими. Прибывшая на место проведения фестиваля полиция прочесала окрестности и нашла тела обеих, на дне погреба в крошечной хижине, обгоревшие до костей, но вскоре опознанные. Расследование длилось больше года, но выйти на убийцу так и не удалось, хотя организатор фестиваля мистер Карсон неоднократно выдвигался следствием в качестве подозреваемого.
Единственным свидетелем того, как он и жертвы удалялись вместе, оказалась выжившая из ума старуха, но она умерла еще до того, как тела были найдены, а дело возбуждено.
Фестиваль на озере Кёсвуд больше не проводился.
-
Страшная вышла сказочка, с печальным концом. Но интересная!
-
Спасибо за игру! Короткая, но напряженная!
|
-
Интересный поворот. Стоит отметить.
-
Долго решала, который из постов плюсануть, остановилась на этом.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Очень целеустремленная девушка.
|
- О-ой... - Ташка помотала головой, когда включился свет. Догадаться, что это ее рук дело, у нее не было времени - события завертелись слишком быстро, а с ними завертелась и ташкина голова. И на Азазеля посмотреть (а имя она тут же забыла напрочь) хотелось, и книгу проверить, и своих (теперь она с гордостью называла жителей квартиры "своими", после всего-то пережитого...) проверить, живы ли.
Невезения же тоже не отставали, сыпались со всех сторон - вот и на добавочку директрискины дружки пожаловали, серьезные такие, важные. Ташка искренне не понимала, что могут ей сделать крысы... И вообще, как это так - ее арестует крыса...Ну вот как она бабушке сообщит?...Ей ведь положен один звонок и вот она звонит такая и говорит "Бабуля, ты только не волнуйся, меня арестовали, я у крыс в тюрьме, внеси залог и меня отпустят". Ташкина бабушка обожала криминальные передачи и детективные сериалы, поэтому лексикон у ребенка был, что надо. Едва она хотела спросить, на каком основании их схватить пытаются, и пригрозить личным адвокатом, как взгляд упал на книжку, а книжка в свою очередь, взмахнув страницами, упала наземь, ибо резкий рывок в сторону, знаете ли, никакие цепкие пальцы не выдержат.
- Ой, книжка... - прошептала Наташка, даже в такой патовой ситуации не решаясь признаться, что она тут с ней делала. Бросила последний плаксивый взгляд на тянущего к ней руки симпатичного такого паренька и, еще не осознав, насколько сильна боль потери, оторопела, окоченела словно, пока дядя коднар ее вверх не подбросил.
Нет, она безусловно, хотела заметить, что для игр время неудачно выбрано, но вовремя опомнилась, запрыгала неуклюже у того на спине, ощущая как подкатывает к горлу тошнота - последствие слишком большого количества одновременно случившихся событий, конечно. Вестибулярный аппарат вовсе не причём.
Обернуться и подарить прощальный взгляд книжке отчего-то было стыдно, вроде как она теперь ее хозяйка, а вон как получилось. И Ташка вздумала отвлечься. Наверху было интереснее и, конечно, нашлось, на что поглазеть, но неприятное дурное чувство так и не отпустило ее - предатель она теперь, видимо. Вон, даже платье ее оставило,а она почти успела к нему привыкнуть... Эх...
-
Представил реакцию бедной бабушки на такой звонок :D
-
Замечательный пост и отыгрыш!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
"Вы знаете, похоже, я не то лекарство вам назначал всё это время, простите! Вот вам таблетки в пять раз дешевле и во столько же раз эффективнее! И как я сразу не додумался?!" Точно так! И мелодия замечательная.
|
В принципе, уже на втором опустевшем доме Торрини поняла, что дело - гниль. Ей уже просто хотелось отрубиться где-нибудь, пусть на чьей-то кровати, пусть без разрешения хозяина дома, но отрубиться и забыть всё, что с ней произошло,начиная с....момента гибели её семьи. С тех пор она и не жила-то вовсе. Как вспомнишь, так вздрогнешь - пряталась, обманывала, называлась чужими именами, лелеяла надежду на обычную жизнь, оплакивала друзей, мечтала о мести, снова скрывалась, сжимала кулаки, стискивала зубы до скрипа, кричала в подушку от злости, улыбалась новым знакомым, изображая милую соседку....Разве это жизнь?!
Торрини продолжала упорно заходить в каждый дом, как незадачливый ревизор, которого обязали посетить все строения в городке, произвести учёт имущества или что там они делают... Она смеялась сама над собой, закрывая очередную дверь, отчего-то медленно и нежно, чтобы избежать чудовищно громкого хлопка в оглушительной тишине забытого городка.
И эту дверь, в маленькую итальянскую кафешку, она рванула, по привычке тут же собираясь ее закрыть, но остолбенела и не успела. Руку свело судорогой, так сильно вцепилась ладонь в ручку двери. Лицо похоже тоже свело - это Торрини хотела улыбнуться и не могла. Рассудок, кажется, оставил её... "Вглядись, Торрини!" - тихий голос на задворках сознания требовал внимания, - "Ведь это твои галлюцинации! Этого не может быть! Ты сама поцеловала дядюшку в гробу и кинула первую горсть земли! Ты что, забыла?!". Торрини очнулась. Закрыла дверь и повернулась спиной, собираясь уйти. Ноги уходить категорически отказывались. - Я либо умерла и это мой заслуженный мир, - вслух проговорила она, не боясь, что кто-то услышит, - Или я сплю, - ущипнув себя, она отрицательно помотала головой и продолжила спокойно рассуждать, - или я всё же на больничной койке, умираю. В общем, ни одной утешительной версии.
Но если хоть одно из всего этого так, что же ей мешает пойти к своей иллюзорной семье и пропустить....нет, пропускать она, пожалуй, ничего не станет. Так, на всякий случай. Прерывисто вздохнув и испытывая небывалое до этого волнение, Торрини снова взялась за ручку двери, дернула на себя и надела свою самую ослепительную, пусть и немного грустную, улыбку. - Привет, мальчики!
-
Лео потихоньку начинает раскрываться, обнажая свои потаённые слабости... Очень интересно за этим наблюдать)
|
-
ОМГ. Глаза добрые-добрые. А мог бы и шашечкой.)
-
Старик не ушел от возмездия! )
|
|
Мойра
Фигура поразительно долго доделывала начатое, не обращая внимания на возмущенную Мойру. Затем поднялась и оказалась девчонкой, школьницей еще. Память на лица не подвела и Кэрриган узнала в ней живущую в трейлере неподалеку то ли Джун, то ли Брун… веснушчатую, с завидной копной волос и с сигаретой в зубах. Она запомнилась ей взглядом, надменно–насмешливым, которая та наградила ее, проходя мимо с весьма сомнительным типом в косухе на голое тело. – Привет, – сказала та и снова улыбнулась, как тогда, днем, чем напомнила Мойре ее собственных одноклассниц – стройных милых девочек–хоть–сейчас–на–обложку – для которых интеллект был признаком серьезного заболевания, а не билетом в жизнь. – Я Брук. Точно… Брук. – Прости. Такая темнота. Я бы не дошла. Глаза Брук впились в Мойру, было за этим внимательным взглядом что–то неласковое, неудобное, общение хотелось немедленно прекратить, но природная вежливость запрещала так поступать.
Мойра поежилась невольно под колючим взглядом девушки. "Что-то в ней не так" - мелькнула мысль, которую, впрочем женщина не стала додумывать, потому как ситуация требовала немедленного ответа. - Ну что вы, не стоит извиняться. Я все понимаю - такая темнота и вообще... Мойра вдруг очень остро почувствовала это "и вообще". Она с трудом поборола желание немедленно забраться в палатку и с головой накрыться спальником. "Мойра Керриган,- убеждала она себя,- возьми себя в руки! Это всего лишь девочка...пусть даже и странная. Ты тоже не воплощение нормальности в своем этом костюме посреди палаточного лагеря". Убеждения получались малоубедительным, тем не менее Мойра нашла в себе силы, чтобы продолжить разговор. - А вы здесь с друзьями или одна?
– Мойра, – доверительно, фамильярно и вместе с тем неприятно прозвучало ее имя из уст этой Брук, – я здесь с тобой. Она улыбнулась покровительственно, почти издеваясь, словно вся эта ситуация всецело принадлежала ей. Раскаты грома раздались неожиданно, будто за спиной кто–то взорвал петарду. Очередная вспышка белого света не заставила себя ждать. Гроза щедро возмещала отсутствие электричества. - Я красивая теперь? – прозвучал в полной темноте непонятный вопрос. И лишь освещенная, реальность открылась Мойре в полном жутком своем совершенстве. Обрамленное копной вьющихся темных волос, на женщину смотрело ее собственное лицо. Губы змеились, усмехаясь: – Я тебе нравлюсь? Ужас был настолько силен, что Мойра даже не смогла закричать. Сердце трепыхающимся комком подскочило к горлу, поэтому звук, который смогла издать женщина был похож то ли на хрип, то ли на стон. Реальность словно перестала существовать, оставив вместо себя только это ужасное лицо. Ужасное...или нет...или все-таки ужасное...или все-таки нет... У Мойры кружилась голова, раскаты грома отдавались дрожью в каждой клеточке ее тела. Откуда-то из глубины, из закоулков бессознательного поднимались странные, неизвестные, неизведанные ощущения. Ужас сменился странной смесью ненависти и... ("О, Боже, что это сомной? Я, верно, схожу с ума!") любви, если можно этим словом назвать желание впиться в губы так, чтобы почувствовать вкус крови. - Нет, - прошептала Мойра тем громким шепотом, который способен перекрыть рокот грозы, - ты не нравишься мне, я люблю тебя! Слова, произнесенные словно бы чужим голосом, произвели на женщину отрезвляющее впечатление. Мойра отшатнулась от девушки, опустилась на колени,закрыла лицо руками и разрыдалась. А в голове беззвучным эхом продолжало звучать: "Любишь, любишь, любишь..!"
Сквозь раскаты грома слышался смех, истерический, счастливый. Но когда вспышка осветила Брук снова, он стояла к ней спиной, не шевелясь, ни намека на веселье, ни звука. С неба наконец хлынула живительная влага - воздух шипел, благодарная прохладе, земля отдала все свои запахи - густые первобытные, безграничные, они наполняли все живущее свободой, словно отпуская их вновь на лоно природы нагишом и с единственной мыслью в голове - "Жить!". Погасли костры и факелы, замигали беспомощно фонарики, зашипели сигареты. Но даже в полной темноте Мойра ощущала присутствие этого существа - древнего как сама жизнь и беспощадного как смерть. Молния зажглась всего однажды - знакомое любимое лицо исчезло, лиловый шар был на месте ее головы, был и исчез вместе с телом во вновь наставшей тьме.
- Надвигается шторм, ураганный ветер 20 метров в секунду, просьба к участникам отставить панику и устроиться на ночлег. На.. ...ет жар...я но..ка, друз... - пьяный мегафонный баритон запнулся и затих.
Мойра поднялась с колен, и, пошатываясь, словно пьяная, направилась к тому месту, где мгновение назад во тьме растворилась фигура, ужасная и прекрасная одновременно. Растворилась, оставив оттиск фиолетовой вспышки на сетчатке глаз, пустоту в том месте, где сердце, и...привкус крови на губах. И тогда Мойра закричала... Нет, никто не слышал ее крика. Женщина, запрокинув голову, беззвучно раскрывала рот, направляя вой раненной волчицы куда-то внутрь себя. Сколько прошло времени она не знала. Может быть, несколько секунд, а может быть несколько часов. Постепенно реальность возвращалась к Мойре в виде ощущений дождевых струй, стекающих за воротник пиджака, дрожи в озябшем теле, боли в напряженных как струна мышцах. Мойра обернулась, стараясь рассмотреть окружающий мир, и не смогла. Тогда жестом отчаяния она сорвала с себя пиджак и блузу, расстегнула юбку, позволив ей упасть в грязь, и подставила тело холодным отрезвляющим ("Вот это и есть жизнь, детка!") струям. Она чувствовала себя наядой, вакханкой, сильфидой...она чувствовала себя настоящей... А когда холод стал невыносим, Мойра Керриган, библиотекарь, забралась в палатку, закуталась в спальник и заснула сном, который принято называть мертвецким.
Брук
Женщина в костюме оказалась приветливо настроенной, она принялась сетовать, что ребят не видела и никого здесь не знает. Видно было, что она хочет помочь, но, увы, предположения, которые Мойра – так она представилась – выдвигала, казались вымученной попыткой оставить о себе хорошее впечатление. – Брук, – она отложила палочку и уставилась на девушку во все глаза, будто что–то вспомнила. Правда, вот странность – Брук ведь никак не представилась, начав разговор. А женщина все смотрела на нее и мерзкая улыбка медленно расползалась в стороны, придавая лицу диковатый, до дрожи жуткий вид. – Ты помнишь, как я выгляжу? Костер освещал всего–навсего половину ее лица, всполохи–сигналы надвигающейся грозы – другую, и на краткий миг, когда в унисон они обе стали видны, Брук увидела себя – в нелепом костюме старой девы, с непривычной прической–узлом на затылке, но лицо…лицо было ее, словно девушка смотрела в зеркало или зеркало глядело в неё.
Атмосфера их натянутой и пресной беседы вдруг изменилась разительно и очень быстро. Если раньше Брук хотела развернуться и уйти, оставив эту скучную бестолковую клушу дальше колупать свой костер, то теперь что-то внутри призывало ее сделать это немедленно — но совсем по другим причинам. Когда громыхнуло небо и яркая вспышка разрезала тяжелые тучи, когда треснули и стрельнули раскаленные угли и костер всполохнул, осветив лицо Мойры полностью, Брук вздрогнула от того, что увидела, и едва не отпрянула. На миг, на короткий миг в свете огня и неба лицо этой странной женщины показалась ей удивительно похожим на ее собственное, и коварные тени вычерчивали неестественное и пугающее выражение на нем. Это и была она, это была Брук — такая, какой она больше всего боялась себя увидеть, — в одиночестве поддерживающая пламя костра, брошенная и стареющая безмужница, не понимающая, насколько жалко и одновременно жутко она выглядит. Брук оказалась сбита с толку и ощутила, как испуг на секунду сковал ее тело, и голос разума, кричащий, что это всего лишь наваждение, кричащий про тяжелый день и жаркое солнце, про темноту и тени, неверное пламя, надвигающуюся грозу, — про все, что делает любые обычные вещи и события странными и подчас зловещими, — едва-едва начал пробиваться к ее сердцу. — Я… — Неуверенно начала Брук. — Простите, что? Ей захотелось подняться. Встать и отступить хотя бы на шаг, но Брук этого не сделала — она пыталась успокоиться, мысленно придать случайности рациональное и успокаивающее объяснение. Она смотрела в костер, прямо в центр, где дерево выгорало и было красным от жара. — Не знаю. — Наконец выдавила она. — Не помню. Что… Почему я должна помнить? Голос, который ответил ей в полной темноте, теперь был неузнаваем. Он принадлежал и мужчине и женщине сразу, но нечеловеческие нотки сквозили в том, что мягко и умиротворяюще прозвучало в ответ: - Мы ведь с тобой единое целое, Брук. Ты и я. Я и ты. Ну что ты, не видишь? - словно с ребенком разговаривало это бесполое существо. Белый свет, словно сквозь распахнутые неожиданно двери, вновь позволил видеть сидящего перед девушкой. Завершающий аккорд в исполнении грозы прозвучал оглушительным апогеем. Лиловый гладкий овал, обрамленный гладко прилизанными и убранными в хвост волосами, смотрел на Брук вместо какого бы то ни было лица.
Небо прорвало. Дождь зашипел погасшим костром и стал пахнуть влажной землей, но в следующую секунду, когда свет молнии стал полноправным хозяином, заменив факелы, фонарики и электричество, Брук не увидела перед собой никого, словно воображение действительно сыграло с ней злую шутку. Ливень, смеясь,хлынул потоком, смывая все на своем пути, заставляя все живое бежать и трусливо прятаться.
- Надвигается шторм, ураганный ветер 20 метров в секунду, просьба к участникам отставить панику и устроиться на ночлег. На.. ...ет жар...я но..ка, друз... - пьяный мегафонный баритон запнулся и затих.
В гуле нарастающего ветра голос женщины показался Брук ужасающе неестественным, он больше не принадлежал той беспокойной, несуразной и суетливой не по делу Мойре, с которой она на свою беду завела разговор каких-то несколько минут назад. Брук обернулась резко — так оборачиваются люди, застигнутые из-за спины врасплох, — и вновь не поверила тому, что увидела. И теперь уже отпрянула — вслед за слепящей вспышкой молнии, снова преобразившей Мойру, исказившей, превратившей ее лицо в яркий слиток стекла. Брук зажмурилась, неосознанно пытаясь прогнать наваждение, но даже в эту долю секунды в кромешной темноте видела горящий лиловый овал. Она вскочила с места, уже не в силах пересилить себя, и этот ее порыв снова сопровождали всполохи и грохот неба, готового разразиться проливным дождем. А затем — Мойра пропала. И в том месте, где блестел кристальный овал, осталось только слепое пятно — то ли запоздалый эффект от раскаленных углей, то ли ненормального, сверхъестественного явления, химеры, иллюзии, обмана разыгравшегося воображения. Много подобного крутилось в голове — и ничто не являлось хоть сколько-нибудь подходящим для описания той хрени, которая только что произошла. Хлынувший ливень не дал ошеломленной Брук времени на то, чтобы прийти в себя. Надвигалась гроза, и над Кесвудом неслось предупреждение. Костер шипел и умирал, а весь фестиваль тонул в сером ливневом мареве. Брук смотрела на единственную свободную в поле ее зрения палатку — палатку женщины, которая только что напугала ее до усрачки, — и думала о том, что у нее, кажется, нет иного выхода. И уже внутри, осматриваясь и подсвечивая себе телефоном, она лихорадочно вспоминала, что она сегодня ела или пила, с кем и что курила в течение бессмысленных, но задушевных бесед. Потому что все это походило на трип — и Брук пыталась оправдать случившееся случайной дозой разбавленного в коле мета.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Настоящая средневековая ведьма!
-
Очень нравится, как написано.
-
Огненная лиса - это такой класс! Я вижу, Элайн пытается пройти по лезвию бритвы. :)
-
Если это не плюсовать, тгода что?
|
-
Джуниор милый. И старая добрая(я надеюсь) Англия мне нравится))
|
У Эйты дыхание перехватило, когда замок и крепостная стена приблизились настолько, что пришлось задрать голову, едва не плюхнувшись при этом назад. Капюшон при этом слетел, обнажая коротко стриженые серебристые волосы, но она этого словно и не заметила.
Взволнованная до крайности, Эйты даже перестала оглядываться назад. Весь отрезок пути сюда она всё пересчитывала оставшихся, проверяла, чтобы никто не пропал. Отчего-то на душе было горько и только один раз удалось вспомнить, почему. Вспомнить и тут же забыть. Дяденька Бородач так и не нашелся... Если он охотиться пошёл, то стоило его подождать, а так вернется,а никого и нет на прежнем месте, один же он точно постесняется в замок пойти - вон он какой огромный, ух! Там наверное живут серьезные люди - важные, занятые и умные. А в самой высокой башне в нежно-розовом платье юная принцесса с крошечной бриллиантовой короной на прелестной золотоволосой головке. Эйты отвлеклась ни на шутку и ненадолго забыла про утрату.
Перед воротами она правда и вовсе оробела, даже попробовала замедлить шаг, остановиться, чтобы не первой заходить, а то и вовсе, может, не показываться в замке... В конце концов, помог капюшон. Нахлобучив его обратно на голову, Эйты почувствовала себя лучше.
Рассматривая исподлобья встречающих их людей, она немного разочаровалась - серьезными они были, да и занятыми, наверняка, были, но вот умными... Зачем им понадобилось оружие у них забирать? У них что, своего нет? Или они хитрят так? Хотят, чтобы всё оружие им досталось...
Эйты почувствовала себя крайне рассудительной и взрослой и даже решила рассказать рыцарям, что она их насквозь видит, но тут случилось необыкновенное...Просто чудо произошло, даже забылись все мысли! Пестряк отца нашел! Надо же, шел ведь почти рядом, собачку его гладил, даже разговаривал с ним, а понял только сейчас! Ну конечно! Метель ведь случилась, не видно ничего... Вот они и не узнали друг друга. Эйты была так рада, так рада! Глаза ее вспыхнули, улыбка, наивная, широкая, радостная, преобразила лицо. От счастья даже дыхание перехватило и она не смогла с первого раза произнести. Но уж потом-то получилось, громко, торжественно: - Как хорошо, что ты нашел папу!
"Может,и я своего тоже найду" вторила этим словам потаённая невысказанная мысль, согревающая душу и всё-всё делающая таким легким, веселым, добрым...
- Здравствуйте, - поддавшись радости, продолжила она, обращаясь к дедуле в красивой одежде (всё красное - красивое и точка!) - Я Эйты! А принцесса здесь есть?
-
-
Пестряк отца нашел! Это нечто)
-
|
ссылкаК тому моменту, как в дверь пикапа принялась скрестись Мама, Торрини уже достаточно повидала, чтобы не верить никому. Ощущение однако осталось гадкое. Ведь столько сил потратила, людишек этих никчемных защищая, жизнью рисковала, а тут...Как будто в очереди за билетами на концерт топовой группы* стоишь уже три часа, а на третьем человеке перед тобой они внезапно заканчиваются. И поделать ничего нельзя, но ощущение стойкое, будто наебали. Вот и эти "пассажиры"...Стоило скакать перед ними обезьяной с пулеметом, чтобы за какие-то секунды от них и мокрого места не осталось... Жизнь несправедлива... Лишний раз доказывает, что жить нужно только для себя! Нет, она просто попала в дурной сон. Может, в кому впала... Ещё после тех ранений в грудь...И долго-долго спит, видит кошмары и никак не может выбраться... В таком случае, она будет творить, все, что в голову придет, да! В голову приходил пока только сон и то не вовремя. Поэтому-то Торрини и вздрогнула всем телом, едва не вдавив до упора педаль тормоза, когда рядом послышался голос. К видениям она похоже привыкла, хотя на деревянное чучело без содрогания смотреть не могла. Однако раздражение, усталость, желание поскорее лечь в постель, а еще лучше поесть перед этим и желательно чтобы съели не ее... сделали свое дело. Автомобиль зачихал, но все-таки остановился на одной из улочек, а Торрини уронила голову на руки, посидела так пару секунд, слушая увещевания и борясь с желанной дремотой. - Послушайте, - простонала она, - не надо в меня ничего вдыхать... Запоздало поняла, что голос казался знакомым и Лео приоткрыла один глаз. Ну точно...Игры с перевоплощением...Шизофрения, галлюцинации, наверное, все-таки кома, тяжелое потрясение, или повреждение мозга...В любом случае, показаний прибегнуть к помощи дъявола и прочих бесов не было, но Лео лишь в очередной раз убедилась, что находится в полной жопе. - Это запрещенный прием, - пробормотала она, воскрешая из памяти дядюшку Джузи, каким он был и остался лишь в ее голове, - так вот...помощь мне не нужна, я устала повторять... Спать при таком соседстве она, конечно, не сможет. Торрини с сожалением вылезла, прихватив с собой оружие, мотор при этом глушить не стала, такую колымагу угнать никто не рискнет - больше проблем, нежели удовольствия. Решив прогуляться до ближайшего здания, чтобы убедиться, что люди здесь все еще имеются, Лео в очередной раз взглянула на пассажирское сидение. - На этот раз,надеюсь, прощайте. "Ну какой же непонятливый..." мелькнула в голове раздраженная мысль, когда она ногой закрывала дверь, побеспокоив молчаливую улицу громким хлопком. *
-
Ооо нет. Лео слишком хорошо накормила своего демона, чтобы вот так вот просто сбежать)
|
-
Неудачно покачнувшись, Артур издал сразу два шума - скрипнул половицей, что было сил, и ударился лбом о наличник. Who you gonna call? :D
|
-
который в одиночку уложил восьмерых его людей", ибо его Палач стоил пятерых, это я вам без дураков заявляю. Везучий был засранец, простите мой французский. ох уж эти кубы, даже Палача уложили)
|
-
Ёпты... Бьюфорд «Бешеный Пёс» Таннен в городе! Зовите шерифа!
|
-
Кусок злобы вымоченый в бензине и удобренный ржавыми гвоздями) Мне нравится)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Ташка злилась и стискивала кулаки - так происходило каждый раз, когда кто-то беспардонно задирался или специально испытывал ее терпение. Именно по этой причине драки в жизни Ташки случались с периодичностью три раза в неделю, как по часам. Сейчас тут, в Фейерии, у нее было аж целых три сдерживающих фактора! Во-первых, ударить в грязь лицом и показать собственное (хамоватое и невежливое) решение проблемы она стеснялась, что впрочем улетучилось быстро, стоило Алексу начать бросаться землей. Во-вторых, рядом были борцы с проблемами посильнее да посерьезнее, что вскоре тоже потеряло актуальность. Ну и в-третьих, самым что ни на есть важным стопором было платье. Да-да. Самое обыкновенное, отнюдь не волшебное, в рюшах и бантиках, противно-розовое принцесскино платье. Как-то оно не способствовало, что ли...Запал, что ли, отбирало... В общем, упустила Ташка момент,когда еще можно было надавать задире по шее и, как следствие, за свое промедление ослепла.
Это отняло у нее последнее самообладание. Что могло быть хуже слепоты, она и предположить не могла. Вначале растерялась и принялась глаза тереть. Когда это не помогло, попыталась заплакать, но в истерику, помимо нее, никто не впал и Ташка решила, что продержится. Минуту-другую потерпит, пока дяденька Пелагатти еще что-нибудь не наколдует. Только бы не глухоту...
А потом вспомнила про книгу. Ну, то есть как вспомнила... Та ведь долго молчать не умела, сама о себе и напомнила, да так заманчиво, что Ташка поморщилась секунду-другую, да и нащупала в портфеле шариковую ручку с изгрызенным до лохмотьев колпачком - это последствия фантазий, трудных задачек и скверного настроения сказывались на ее письменных принадлежностях. Машинально сунув бедный колпачок в рот, она призадумалась - имечко у этого занозистого некто было что надо, такое сразу и не напишешь. А надо, наверняка, чтоб с первого раза вышло. Да и время поджимало.Сейчас дядя Коднар ее на плечи закинет, а она тут магией занимается - нехорошо как-то получается...К счастью, книжечка имя произносила без запинок, одним словом, волшебная...
Тревожило Ташку, кроме слепоты, темноты, собственной беспомощности и жутких преследователей теперь только одно... как она этого Ариэля разглядит, когда он-таки на свет явится?...А то, может, он тут же ее и слопает или кого-то из квартирных обитателей. Написав "Азаа..." Ташка застыла. Ручка, так и не оторвавшись от бумаги, оставила жирное чернильное пятно, прежде чем двинулась дальше. Получилось грязновато и неаккуратно, но Ташка этого не увидела.
-
Прекрасный пост! Все здорово :)
-
|
ссылкаСморило Эйты быстро. – Я только на пять минуточек, – пробормотала она, отчитываясь непонятно перед кем, и забралась с головой и ногами в тулуп. Блаженное тепло захватило тело тут же, уводя девушку за руку в мир снов, в мир, куда Эйты категорически отказалась бы пойти, будь она хоть чуточку сильнее, чтобы сопротивляться усталости. Снежинки, приближаясь в своем безумном хороводе, набросились на Эйты как маленькие пчелы, намереваясь спрятать ее ото всех. *** Хотелось пить. Одежда была насквозь мокрой и оттого холод казался невыносимым. Руки внезапно превратились в ледышки и Эйты положила их под себя в намерении согреть и только тогда заметила – что–то придавило ее сверху. – Здравствуй! – прохрипела она, прислушиваясь к звуку собственного голоса и глухой ватной тишине, его отражающей. – Мне тяжело. И снова навострила слух. Бесцеремонный некто не желал ей внимать и продолжал валяться – то ли спал, то ли…умер… Резкий толчок и ледяные пальцы схватили ее запястье. Эйя вскрикнула, сердце заколотилось так, что подкатила дурнота на пару со страхом. – Попалась! Хищный взгляд, заглянувший в тулуп, мерцал ядовитой зеленью красивых мачехиных глаз. Улыбка кривила тонкие губы. Одна рука поддерживает подол платья, другая – сомкнулась намертво на ее запястье. – Это вы лежали там, сверху? – не открывая глаз, едва пробормотала обмякшая Эйя. Ответа не последовало. *** Хотелось пить. Удушье подбиралось волнами, то отступая, то держась за ее горло чересчур крепкими пальцами. – Нет, это слишком рискованно… Девчонку здесь любят… Эйя, содрогаясь от озноба и силясь вдохнуть как можно больше воздуха, ничего не ответила. Ее любят, вон и отец сказал вчера. Или не вчера? Девушка открыла глаза и встретилась лицом к лицу с тьмой. Густая неподвижная чернота обволакивала тело. – Он убьет и зароет ее в лесу. Там искать не станут. Скажем, что сбежала. Мачехин шепот звенел торжественно. Из–за проклятой тьмы не разглядеть было, с какой стороны она стоит и поэтому Эйя ответила наугад. – Я не сбегу, мне тут тепло… Слышите? *** Хотелось пить. Тишина скорбно вглядывалась в ее белое лицо. С той стороны не было больше никого. Они все–таки зарыли ее в лесу. Совсем одну. Она даже не знает, куда пойти, как вернуться. Ничего не помнит. Дяденька Охотник ее спас, дал ей одежду, показал, как найти людей, рыцарь Пестряк и дяденька Бородач говорили, что защитят, а ее нашли и все–таки зарыли в лесу. Эйты заплакала от жалости. Не к себе, нет. Те люди так старались ее спасти, так хотели, чтобы она жила, а Эйты лежит глубоко под землей, где–то под их ногами и не крикнуть ей, что она жива, что их усилия даром не прошли. Обидно, ой как обидно! Так, плачущей, ее и отрыла Сания. Эйты вцепилась в тонкие руки, разгребающие снег, и зарыдала. Так ей казалось. Безучастная ко всему, она осталась лежать внутри безразмерного тулупа, потрескавшимися губами перечисляя всех, кто пытался спасти ей жизнь. И слёз не было, лишь мучительно кривилось лицо, как от сильной боли. *** Лекарство она пила жадно, не ощущая вкуса, и показалось, что лишь губы смочила. «Пить…» – хотелось попросить Эйты, но губы лишь пошевелились, приоткрылись, не выпуская ни звука. От сверкающего снега она жмурилась, не в силах разглядеть сияющую красоту погожего денька. И лишь когда внутри слегка потеплело, не открывая глаз, не зная, слышат ли ее, Эйты прохрипела: – Рыцарь… дяденька…спасли. И собрав все возможные силы, враз вспотев и покачнувшись от усилия, приоткрыла глаза и выдохнула: – Где они?
-
Трогательная она все-таки
-
|
Ехать по абсолютно лишенной асфальта дороге, под палящим солнцем да еще и не позавтракав, как это было задумано изначально, оказалось просто испытанием. Иногда дорожное полотно и вовсе сливалось с обочиной, навевая неприятные мыслишки, что Дэвид–таки сбился с пути. К счастью, бензином он заправился под завязку, а городок находился поблизости от места заправки, не более десяти километров, насколько удалось выяснить из бесконечного потока слов, исторгаемых Джоном. Настораживало, что дорога так и не появилась, зато перед глазами мелькнула вывеска. Знаком ее назвать язык не поворачивался. Когда Дэвид сдал назад и пригляделся, то увидел деревянное полотно, доску, одним словом, в виде умильной грубо выструганной стрелочки, на которой выцветшей краской было выведено Деспер. Видимо, власти города так экономили, или этому району Шотландии разрешено было использовать аутентичные знаки по причине культурной ценности, которую представлял городок, а он, хоть и являлся маленьким и замшелым, вполне мог похвастаться завидным прошлым. Ей–богу, по этой земле много веков до нынешних событий шастал клан Кэмпбелов в полном составе. Это Дэвид помнил еще с уроков истории в их допотопной школе, где в каждом классе было не более десяти человек. Потом последовало расселение, Кэмпбелов поубивали за сопротивление или отправили в равнинные районы далеко отсюда, поэтому долгое время тут никто не жил, пока какому–то правителю не вздумалось ссылать сюда неблагонадежных граждан. Они–то и дали Десперу его нынешнее название – Приют отчаяния, одним словом, правы были малолетки–подростки. Неблагонадежные расплодились до целого города, получили даже административный статус и зажили вполне сносно, если бы не в такой дыре. За этими мыслями Дэвид выехал на финишную прямую – сразу за очередным поворотом, чуть впереди показались домики, преимущественно каменные, добротные, такие в историческом центре Эдинбурга в достатке можно найти, но и деревянные с десяток–другой тоже несложно было увидеть. Вообще город предстал как на ладони, компактный, игрушечный. То ли Дэвид давно отсутствовал и успел подзабыть его размеры, вырос, так сказать, из него, то ли город и правда стал значительно меньше, да еще и решил снести бетонные постройки, на их месте воздвигнув такие вот прочные, на века. Эко–программа какая–то, не иначе… Автомобиль не разочаровал – добрался по бездорожью (асфальт наверняка снесли по тому же принципу, что и дома), бесшумно подкрался к въезду и на этом месте тут же был замечен. Нет, навстречу ему никто не шел, но вид у люда, покинувшего крайний справа дом был крайне изумленный. Словно здесь теперь была закрытая территория и просто так никого не допускали. Ко всему прочему, народ в количестве двадцати человек, не меньше, был одет, явно не по погоде. Деньки для Шотландии стояли неправдоподобно жаркие, но эти люди будто были форменными мазохистами или отчаянными модниками, что в целом одно и то же. На ближайших любопытствующих были рубашки и жилеты, у кого–то и пиджак имелся. Засученные рукава, явно, не спасали их от жары, равно как и грубые ботинки, старомодные шляпы, шейные платки и, боже упаси, подтяжки. Среди них находилась и парочка женщин. Те вырядились почище – платья в пол старинного покроя, пусть и с открытой шеей, но все же… Шляпки, зонтики… Костюмированная вечеринка? Съемки фильма? Превращение городка в достопримечательность? Приманка для падких на историю туристов? Все, как один, они уставились на Дэвида, не говоря ни слова, пока вперед не вышел средних лет приземистый краснорожий мужик в рубахе с закатанными рукавами, обливающийся потом и притом явно нетрезвый. Он остановился, впрочем, на почтительном расстоянии и собирался что–то рявкнуть, судя по количеству воздуха, набранного в грудь, но пригляделся к автомобилю и забыл, что хотел сказать. ссылка
|
Эйты взглянула, куда показывал Флинта и тут же зажмурилась, ибо память прошило что-то неприятное, связанное с этим человеком, что-то резкое и грубое и отрывающее ее от чуда, от мечты... И звали его так...нехорошо... Милых людей так не зовут... Палачом его звали, вот как! Глядя, как он достает из-под снега топор, Эйты на мгновение похолодела, но рядом был ее рыцарь, Пестряк...Ф..ф..линт почему-то, и она почти не испугалась. - Нет, нет, - разволновавшись, она затрясла головой, - дяденька Бородач, его еще волки кусали, ему больно было, а другой... вон тот, - она указала пальцем на лекаря, едва способного подняться, - обещал, что поможет... Помнишь? - лоб прочертила морщина, глаза встревоженно следили за лицом Пестряка, ожидая хотя бы тени узнавания. - Помнишь? - нетерпение взяло верх, в голосе ощущался накал отчаяния, пополам с надеждой и неизвестно еще, что победит в конце концов.
От пищи и питья Эйты не отказалась, напротив, поглощала их машинально и всё оглядывалась, пытаясь вспомнить, кого знает. Глаза привыкали к сверкающему солнцу, к сияющему снегу,но первое волшебство уже прошло, а мысли переместились на спутников. Скользя пытливым взглядом по их лицам, Эйты думала о чем-то своем, пока наконец не заметила нечто, увлекшее ее не на шутку. Она даже подняться попробовала, но ноги совсем ослабли.
- Замок! Это замок! - воссияла она и схватила Флинта за руку. -Там может быть....
Отец... В понимании Эйты в любом замке могла находится ее семья - няня и отец. Ведь в сущности замки и крепости все похожи друг на друга, как две капли воды, особенно для человека, не видавшего прежде ни одного.
- Мы туда пойдем? - спросила она в нетерпении, едва придя в себя после первой волны счастья.
|
|
Бабушка всегда говорила «Перед вежливостью открыты все двери, а ты…» так… дальше уже неважно… ну так вот – сейчас Ташка на своей розовой с рюшечками шкурке убедилась, насколько приятна правильная речь и в особенности если она вежливая! Методом «От противного» убедилась.
Ой, ну и премерзкий вылез тип! Хотя, почему вылез? Как раз и спрятался. Еще бы! С таким–то поганым языком и не прятаться! Стыдно ему просто стало, вот и сидит, со всех сторон подлезть пытается, а показаться стыдится! Если бы это точно помогало, стоило бы ему рот с мылом намыть. Вот только не действует этот метод…Ташка как–то проверила на себе. Опять же с подачи бабушки… И зачем она только ее смутила этими своими присказками?! «Тебе бы», – говорит, – «рот с мылом намыть, чтобы всякие дерзости из него не лезли». А Ташка и не замечала, что у нее изо рта что–то лезет, иначе бы давно его закрыла и не выпускала всякие «дерзости». Ну и решилась на эксперимент, конечно – мыло хоть и земляничное было, но дрянь редкостная, натуральная, без примесей. Фуу, как вспомнишь, так вздрогнешь…
Да ещё это ее «Молодец Наталья! Возьми с полки пирожок!». Радостная Ташка бежит, все полки в доме обшарит, а пирожка–то и нет… Сердце от обиды разрывается…
Однако все забылось мигом, стоило Аругхм..Арграмоху….Агроному…(кто им только имена дает, посмотреть бы в глаза этому светилу науки!) упомянуть, что Фейерия–то бывшая. Тут уж и Ташка в себя пришла, перестала прежние обиды вспоминать и с открытым ртом про мыло думать. – Как бывшая? – ощущение было, как будто электричка не в те места их привезла. Ха, и такое однажды было, когда Ташка с другом своим Витькой решили к нему на дачу укатить. Бабушка Витькина… то есть целая настоящая прабабушка уж больно вкусные калитки с творогом пекла. Нет, Ташка не пробовала, но Витёк так вкусно рассказывал, что билет на электричку купился сам собой и даже долгий двухчасовой путь их не испугал. Испугало только, когда прабабушкина станция оказалась неправильной. Ух, и наказали их тогда… Ташку передернуло.
– Почему бывшая? – не обращая внимания на грубости и остолбенев лишь, когда дядя Коднар заорал нечеловеческим голосом, да на пару шагов опосля подвинувшись на всякий случай, Ташка продолжала вопрошать.
Но тут заголосил еще один… друг. Куда уж без него?! Без него теперь никуда, видимо… – Доказательств нет, – буркнула она не вовремя заговорившей книге. – Доказательства нужны! И никого я затачивать не буду, я не ведьма какая–нибудь! Тут и без меня злобных всяких хватает! А будешь надоедать, скажу дяде Коднару, он тебя вмиг успокоит. Слышишь, как орёт? Это он еще ласковый, просто разминается, так–то!
-
Замечательный вкусный пост!
-
|
Всё закончилось. Наконец. Чшш, теперь уже не будет больно в груди. Теперь ты уснешь или просто примолкнешь, ведь в белой пустоте, в этом молочном ничто так спокойно… Глаза не видят, уши не слышат, голос бесполезен, руки шарят, ноги ходят, но толку нет. Э–хей, свобода! Делай, что хочешь - никто не увидит, никто не осудит.
Эйты не испугалась. Ее позабавила это полнейшая бесполезность. Она была вольна делать всё и не могла сделать ничего. Жива или умерла? Тянет вперед наконец начавшие зябнуть ладони, значит, надеется еще кого–то отыскать – живёт, стало быть… Окоченела, утонула враз, никем не слышимая – стало быть, умерла? Так просто и быстро? Нет, так не бывает. Всем страшно умирать, а ей нет. А должно быть страшно, горько, больно, чтобы понять, что исчезаешь навсегда. Значит, это еще не конец... Значит, все–таки жива!
Снег набросился на нее беспощадно и Эйты завертелась со смехом, не давая снежинкам облепить себя, замахала руками в бешеном темпе. Все время отряхиваясь, согрелась, раскраснелась и снова рассмеялась – вот какую игру затеял с ними хозяин леса! Только все ли поняли правила? Вдруг нет? Солнце вставало три раза, а ее все не могли найти. В прятки она играла в первый и последний раз, но помнила до сих пор, как было весело – сидишь в старом чулане, сквозь запыленное оконце пробиваются лучи, в их свете резвятся пылинки... И тишина…Совсем как сейчас. Только тепло, хочется чихать и есть. Спать тоже нельзя, но она изредка проваливается в сон.
«Мы поиграем», – сказала няня. «В прятки. Нельзя, чтобы тебя нашли, понимаешь?»
«Папа будет меня искать? Я видела его сегодня, он кричал, что не виноват и что любит меня. Если он будет искать, я спрячусь ненадолго. Пусть лучше он поскорее найдет меня. Я соскучилась.»
«Злые люди будут искать. Спрятаться надо хорошо.»
Эйя пряталась три с половиной дня. Ее нашли. А няню и папу – нет. Они спрятались получше.
Потом она опять играла, но было труднее. Силы оставили Эйя в середине второго дня, как раз, когда село солнце – казалось, закрой глаза да спи, но дремать добрый человек, что подарил ей кинжал, запретил совсем. Укрытие, сказал, найди. Или хороших людей... Последних она нашла спустя неделю. Хороших, как он и советовал. Издалека проверила, присмотрелась, да и вышла… Эйты разволновалась, вспомнила – Пестряк был тут… и тот.. палач с топором…и добрый, хороший, родной, он тоже был рядом… Почему имена никак не запоминаются?! Столько идут рядышком, а имён в голове так и не поселилось…
Победив смущение, она все таки крикнула. Сначала тихо, потом еще и еще, звонче, настойчивее: – Рыцарь Пестряк! Это просто игра!
«Двигайся или умрёшь» называется…
-
Девочка Шрёдингера это круто.
-
Ну чудесно же! Люблю Эйты до ужаса)
|
Стоило всего лишь поравняться с воротами и сделать шаг, а потом еще и еще, как разочарование, едва очнувшись, принялось расти до весьма раздутых размеров. Ничего ровным счетом не происходило! Ни мелькнувшей в окне фигуры в белом. Ни костлявой руки, высунувшейся из–под земли и схватившей за щиколотку, ни завывания ветра, ни грозы, ни жуткого старика, возникшего словно из ниоткуда. Может, те горе–фотографы сбегали подальше от скуки? Хотя разочарование, пожалуй, обидней будет. Точно! Махнули на дом рукой, решили, что с него довольно и одной фотки в сети (даже захудалым призраком не побаловал!) и отправились восвояси, пугая самих себя страшными историями.
Артур уже шагов десять топтал земли мистера Кинга, когда телефон жалобно пиликнул, возвещая об ограниченной сети и обнадеживающе напоминая, что экстренные вызовы–таки возможны. Стоило оглянуться в поисках ориентира (с чего бы вдруг сейчас, телефон?!) и посреди заброшенного сада….Нет, стоп. Всё по порядку.
Итак, сад. Преодолев ветхую ограду, которая свою функцию уже, увы, выполняла неисправно, Артур сразу сделал небольшое открытие относительно устройства дома – он, как и все особняки своего времени, был обнесён садом. И плевать, что садом нынче назывались высохшие ветви, опутавшие дом, задний двор и сузившие наполовину подъездную дорожку. В целом, все, что росло, цвело и пахло в этом саду, разрослось, отцвело и завяло, придавая особняку зрелище еще более унылое, чем он представлял собою минутой ранее. Итак, посреди заброшенного сада обнаружился массивный каменный колодец с притаившейся на его бортике фигурой молодой женщины с книгой в руке. К счастью, женщина целиком состояла из мрамора и, возможно, только ночью и могла создать иллюзию присутствия рядом с колодцем привидения.
Вблизи колодец казался покрепче особняка – видимо строили его позже или исполнители оказались добросовестнее или им попросту не пользовались. Девушка на бортике книгу не читала. Ей было интереснее, что творилось внизу. Она печально смотрела вглубь колодца, словно уронила туда еще какую–нибудь книгу, но скорее колечко или вообще, знакомого там потеряла. В любом случае, история была грустной, раз решили ее запечатлеть на каком–то там колодце. Внизу однако слышался плеск воды, хотя и не видно было ни зги. Иллюзия, навеянная колодцевыми клише или реальность, говорящая, что ведро, примостившееся на земле, здесь неспроста – предстояло еще узнать. Ведро, и правда, было поновее всего здесь вместе взятого – жестяное, с маркировкой 1965 и городом–изготовителем Ливерпулем. Ливерпуль вообще славился своими ведрами, пока там не появились Биттлз.
Из жерла двухметрового диаметра продолжало нести сыростью, замогильным холодом и свежей, но, наверняка, неполезной водой. Ничего интересного, хоть и живописно – можно фотографировать, сколько влезет. Артур уже и ушел–то почти от колодца, если бы не далекое, но весьма отчетливое «Эй, кто ты?», поднявшееся из глубин и тонкой визжащей нотой повисшее над юношей.
-
Новые знакомства — ура! А шедевры прекрасны)
|
Тучный Джонни семенил впереди и жеманно оправдывался. - Ну что вы, что вы, какие палаты?! Было бы чего там роскошного! Скажете тоже. Все удобства правда имеются, да кровать,не шикарная совсем, да...Но удобная, как пить дать! Вот сюда, сейчас... - достав связку ключей, он судорожно, поспешно тряс ими в надежде, что нужный ключ вывалится вот прямо ему в ладони, но нет, тот нашелся с третьей попытки рассмотреть всю связку. На взгляд Дэвида, быстрее было эту дверь выбить к такой-то бабушке.
- Вот. Заходите, - распахивая перед мужчиной дверь, Джон пропустил того вперед и тут же начал экскурсию. - Кровать, - показал он на кровать, односпальную с натягом и укрытую старым пледом поверх. - Тумбочка, - представил он видавшую виды тумбочку. - Удобства прямо в номере, - с гордостью произнес он и сделал ощутимую театральную паузу, чтобы постоялец проникся своим счастьем. Кондиционер, лампу, столик и шкаф он представлять не стал, после такого-то триумфа, зато задал весьма своевременный вопрос, - Ужинать когда захотите?
Но услышав более годную просьбу, разулыбался пуще прежнего, хотя казалось бы куда уж сильнее: - Алкоголь не продаю, но такому приятному собеседнику достану из личных запасов, а они поистине достойны похвалы, - он совсем раскраснелся и даже заблестел от собственной важности, хотя на самом деле это был просто пот - шутка ли, столько рассказать!
Спиртное и правда отыскалось любое - и где только Джон его брал?! В качестве подарков принимал, не иначе... Уютная предстояла ночка - за окном вой ветра и перестук капель, а тут в почти удобной кровати, окруженный ламповой атмосферой по самое нехочу, в обнимку с избранным абсентом и тарелочкой жаркого на закуску предавался удовольствию Дэвид. Для него шторм за окном был всего лишь временной заминкой, превратностью судьбы и долгожданным отдыхом после изнурительной жары.
*** И сон получился на редкость крепким. Похоже, он даже свет забыл выключить и теперь эта чертова лампа вторглась в его покой и продолжала настойчиво напоминать о себе. Сила ее похоже была велика - правую половину лица даже обжигало от ее нестерпимого света. Да и мочевой пузырь вдруг встал на ее сторону - проснись, Дэвид, пора, хватит спать!
Уютная кровать превратилась в пыль. Буквально. Растрескавшаяся земля с редкими пучками жухлой травки - вот и весь матрац. Синее небо - потолок, а солнце - та самая надоедливая лампа. Автомобиль терпеливо ждал, пока хозяин, растрепанный и весь в пыли, поднимется с земли, отряхнется и увидит, как машина подмигивает ему фарами, отмытыми дождем до блеска. Рядом валялись какие-то вещи - при ближайшем рассмотрении оказавшиеся его собственными. Не у каждого случается такое вот недоброе утро, но алкоголь еще никого до добра не доводил. Так говаривал его братишка, бывало. Заправка и все, что было на ней, включая хозяина, исчезло. Ни вывесок, ни облупившейся рекламы печений, ни колонок, все это, включая асфальт, каким-то образом растворилось. Словно безумный фокусник свернул вдруг свои пожитки и исчез, диковато хихикая над оставшимися.
-
Дом из песка и тумана.Тучный Джонни оказался не так-то прост) Хоть портки на месте остались)
|
-
что стрелявших не менее трех и находятся они "прямо посередине" и "чуть правее", а еще "на 12 часов", это прекрасно) и за шедевр изобразительного искусства
|
Стоило экс–коту получить одежду, Ташка тут же потеряла интерес к веточкам. Истории заколдованного юноши она не знала и потому сделала закономерное предположение, которое за отсутствием терпения тут же и озвучила: – Вы родственники? – переводя указательный палец с одного на другого и совершенно забыв о манерах, которые прививала ей бабуля, она от любопытства и тяжких попыток найти сходство снова вытаращила глаза. Однако и тут спокойно полюбопытствовать не дали собственные дерзкие мысли, что бежали вперед ее слов, словно взбесившиеся лошадки. Так вот что значит «Мои мысли – мои скакуны»! Мамина любимая песня… Гордая от собственной догадки, она болезненно скривилась уже спустя пару секунд. Речь книги ей не понравилась. Все эти разговоры про заточение напоминали ей любую мало–мальски восточную сказку про волшебную лампу, джинна или невесть какого злого духа. Как бы избавиться теперь от этой книги... И волшебства ей уж не надо было, заберите и пользуйтесь сами. Его тут и так навалом. Один ее костюм чего стоит! Оборочки–оборочки, рюшечка, проклятая розовинка, шлейф, бусинки – о ужас! – и пайетки! Но какая королевская мощь исходила от всего этого наряда, ух! Откуда–то почудилась тихая сказочная мелодия. ссылкаБудто заигрывала она с Наташкой, заставляла прислушиваться. Ни дать, ни взять, на балу такую только играют. А что если пройти чуть по дорожке, а там замок! И ее там ждут! У Ташки обязательно свои огромные покои имеются, да слуги, которые убирают игрушки в конце дня и раскладывают по местам одежду после стирки. Еще есть король с королевой – непременно ее родители, только в других нарядах; всякие сказочные животные, чью речь она понимает с полуслова. Фантазии сбивались в кучу и омрачались, стоило книге продолжить свои медоточивые речи. – Слушай, – снова незаметно отойдя в сторону, возмутилась она, – я вообще–то сказки читаю и знаю, что хороших людей никуда не затачивают, а даже если я именно таких сказок не читала, то по логике вещей… – тут она театральную паузу сделала, уж больно фраза была забористая, важная, – если ты хороший человек или существо там, то вместо себя не будешь никого искать, чтобы на вечные муки обрести. Так–то! И тут, ну точно в ответ на ее слова раздался смех, противный, писклявый, наверняка принадлежащий какой–нибудь девчонке–забияке, из тех, что портфель донести самостоятельно до дома не могут, над всеми потешаются, даже над мальчишками старше себя и ничего им за это не бывает. Да, и ходят они в розовом, как дуры! Вот тут пришлось вновь поморщиться и стыдливо оглядеть розовые оборки. Ну и пусть – это не определяющий фактор! Вновь театральная пауза. Уже просто в голове, но все же… Взгляд украдкой заскользил по веткам над головой. Почему? Да просто Пушкин неожиданно вспомнился, с его русалкой на ветвях. Может, и не к месту, но смеются русалки тоненько и мерзко – Ташка почему–то была в этом уверена.
-
-
– Слушай, – снова незаметно отойдя в сторону, возмутилась она, – я вообще–то сказки читаю и знаю, что хороших людей никуда не затачивают, а даже если я именно таких сказок не читала, то по логике вещей… – тут она театральную паузу сделала, уж больно фраза была забористая, важная, – если ты хороший человек или существо там, то вместо себя не будешь никого искать, чтобы на вечные муки обрести. Так–то!
Замечательная цитата как и весь пост! :)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
ссылкаМальчишки дальше не пошли. То ли окончание грунтовой дороги отбило у них охоту, то ли смыкающиеся над головой вековые деревья…В любом случае, отмазались они весьма эффективно и даже заработали обещанный евро. Единственное, что во всей этой истории могло насторожить, так это довольно искренняя вежливость и сочувствующий, почти по–братски нежный взгляд, которыми они щедро одарили Артура при прощании. Надо же… а он ведь повстречал их всего минут тридцать назад, когда спрашивал дорогу у местных завсегдатаев пивного общества. Те лишь отмахнулись, а мальчишки, лет двенадцати и помладше – наверное, десяти – отлепились от стены паба, где они со скучающим видом ожидали очередной оплеухи от подвыпившего отца, и, пока легкий улов не уплыл на своем чуть запыленном велосипеде, поспешили поинтересоваться, куда тому требуется попасть. Куда Артуру требовалось попасть?... Спонтанность руководила им в этой весьма недальней поездке. Любопытство подгоняло, а жажда приключений будоражило воображение…. Да нет же! Начиналось все гораздо прозаичнее – понадобился интернет. Как это всегда случается, под рукой не оказалось ничего, отдаленно напоминающего гаджет с великим и ужасным wi-fi, и тогда на помощь пришло интернет–кафе – вымирающий вид, неожиданно сыгравший свою благую роль на пути Артура. Пол десятка мониторов, уныло хрипящих от старости, и ни одного свободного. Рэмси– везунчик, что и говорить… Сжалились над его измученной, жаждущей попасть в сеть душой спустя восемь минут и сорок четыре секунды, если верить электронным часам с тоскливыми неоново–зелеными цифрами. Стул еще не остыл после поспешно ушедшего пользователя, рассеянного или ленивого настолько, что даже вкладки не потрудился за собой закрыть, но тут и началось приключение, после чего сразу стало не до его теплой безответственной задницы. Первые пять были неприличного содержания, а вот шестая….О, шестая была способна увлечь даже самого прожженного циника. Зачем он наведался в кафе, Артур забыл на раз…два…ровно седьмой секунде. "Пять самых жутких заброшенных мест Йоркшира". И снова первые четыре были ни о чем – детей пугать, но старинный особняк некоего лорда Кинга… о да – зрелище великолепное да к тому же заставляющее дрожать колени. От предвкушения, конечно. Уже стоя напротив особняка и слыша удаляющийся топот и шарканье мальчишеских ног, Артур так и не смог найти подходящего ответа – отчего он, собственно, так загорелся этой идеей и почему понадобилось ему именно здесь делать снимки. Может, потому что фотография особняка была а просторах интернета всего одна, вернее ракурс один, а фотографий море – селфи, жуткий фотошоп, групповые снимки и прочее непотребство. Но все, абсолютно все сделаны с одного и того же расстояния, как будто фотографы не решались пройти даже сквозь ворота, не говоря уж о том, чтобы запечатлеть обстановку. Он будет первым! Это удачная идея так затуманила Артуру разум, что очнулся он уже, можно сказать, напротив тех самых ворот, узнав тот самый надоевший ракурс, который, положа руку на сердце, был весьма удачен. Однако посетители ограничивались отчего–то только им, а дети так и вовсе только до пролеска, отделявшего особняк от дороги, и прошли.
-
Интригующее начало! Отдельное снятие шляпы за песню, ушёл качать дискографию)
|
Природа просила дождя. О спасительной влаге молили потерявшие краски поля, да изъеденные жарой растения, покрытые серой травой холмы и выцветшие долины. Небо потухшими бледно–голубыми глазами безразлично взирало на сохнущую там внизу землю, словно полуслепая старуха помутневшими от катаракты глазами силилась увидеть что–то перед собой и в конце концов потеряла надежду. Местность давно превратилась из равнинной в холмистую, пыль облепила новенькое пижонского вида авто, выбранное будто под стать хозяину. Окна щегольской машины по той же "пыльной" причине были закрыты. Кондиционер справлялся плохо, потому усталость одолела Дэвида уже спустя пару часов езды, а еще через пару он уже вглядывался в каждую белеющую вдали точку, принимая ее за необходимую сейчас заправку. Автомобилю давно, как, впрочем, и путешественнику, требовалась пища, прохладный душ и покой. Долгожданным оазисом впереди маячила «Закусочная Марни» и была она столь же побита временем, как наверняка и та, в честь которой была названа. Вышедший навстречу лысеющий, страдающий возрастной полнотой мужчина никакую Марни собой не напоминал. На ходу застегивая выцветшую клетчатую рубашку, изрядно натянувшуюся на животе, он, улыбаясь, шел к автомобилю. При ближайшем рассмотрении закусочная являла собой еще более печальный вид. Пошарпанные, давно не крашеные стены, грубо сколоченный сортир на заднем дворе и проржавевшая вывеска, отсутствие нужной марки бензина и запах пригоревшей яичницы совершенно точно говорили не столько о неспособности Марни или ее помощника вести хозяйство, сколько об отсутствии необходимых средств, что казалось абсолютно очевидным – откуда они могли появиться, если на пути сюда, за последний час не встретилось ни одной встречной или попутной машины. Да и судя по радости, искренней, ничего не имеющей общего с показным добродушием для «ловли» клиента, Дэвид наверняка были сегодня единственным посетителем. – Ох, ну и погодка, правда? – вместо приветствия, запыхавшись, произнес мужчина. – По радио сказали, что такой жары в сентябре не было аж с тыща восемьсот девяностого! – Бензинчик сейчас устроим, еда скромная, но имеется, клиенты довольны, – он суетился, пробегая неловким взглядом с бензобака на мужчину и обратно, не зная, кого из них кормить первым. Полчаса ожидания в зале, пропахшем дешевым средством для мытья полов, прогорклым маслом, бензином из открытого окна и вездесущей пылью; в зале, давно не знавшем ремонта, чересчур большом для такого скромного потока клиентов, с дюжиной столиков и замызганной барной стойкой, и наконец дымящаяся яичница с беконом и томатами сытным ароматом перебила все прочие запахи. – А в Дэспере недавно прошли дожди, – узнав, куда он направляется, заворковал Джон, сын «той самой Марни». – Забыл ты что в глуши той, добрый путниииик?! – неожиданно густым приятным басом пропел он и рассмеялся. Джон совершенно точно не узнавал Дэвида, а ведь толстяк нередко наведывался к Марии, теперь уже почившей, когда у него еще была своя жизнь, а не эта, «заправочная» и смрадная. Его собственная матушка отпускала его, способная самостоятельно следить за своим нехитрым бизнесом, и он заходил то за рецептом пирога, то одолжить какую–нибудь посудину, однако глаза его выдавали и Мария, посмеиваясь, выпроваживала наивного беднягу восвояси. А ведь в таких местах – по сути, деревушках, на две тысячи жителей, каким и являлся Деспер, все друг другу давно набили оскомину. Прервав тусклые мысли блудного сына о собственных дряхлых пенатах, Джон из закусочной тем временем поведал Дэвиду, что в городишке населения сильно поубавилось за последние годы, и по результатам последней переписи, в которой многие не участвовали из вредности, в городе обитало около полутора тысяч человек. Думая, что незнакомец в этой части их замечательной родины отродясь не бывал, толстяк предупредил, чтобы Дэвид не в коем случае не изумлялся архитектуре города, главным образом, которую составляли домишки не выше третьего этажа, да основной достопримечательностью считались пара старинных дощатых церквей, вот–вот готовых развалиться, ибо «никому дела нет». Выслушал Дэвид и полный милых подробностей рассказ о ненаглядной кузине с племянником «лет десяти, кажется». Однако всё это преподносилось столь ненавязчиво и восторженно, что прерывать владельца доживающей свой век закусочной вовсе не хотелось. ссылка
-
Палящая жара, глушь, позаброшенная забегаловка) Начало очередной мистической истории выдержано в классическом духе) Мне по душе подобная атмосфера)
|
-
Всё ждала историю Эйи. Очень интересно.
-
-
-
-
-
Красиво, крайне интересная выходит в итоге девочка.
-
|
- Меценатом? Д-да.. Кто же, думаете, несет все расходы за всех присутствующих здесь интриганов? Джуниор мог произнести это с гордостью, но вместо того замялся, заметно покраснел, улыбнулся неловко - такой скромник не может быть злодеем. И как его только в эту компанию занесло?! А впрочем, ясно, что ему посулили...
- Что если мы не уничтожим, а даже улучшим его, ваш мир? - неистовый огонь, вспыхнувший в этот момент в глазах графа, был знаком Эйслин. Именно с такой искорки начинался пожар эксперимента и возможно заканчивался открытием или изобретением. Только на этот раз на кону было слишком многое. В общем-то всё. Целый мир был на кону. За целый мир и убить было бы не грех. Но разве мисс Доэрти так уж сильно мешалась?
Джуниор с трудом оторвался от поглотивших его мыслей, непонимающе отстранился, оглядел покачнувшуюся Эйслин недоумевающим взглядом и спросил первое, что пришло в голову: - С чего вы взяли?! Мисс Доэрти, вам нехорошо? Я позову доктора! Прилягте.
Собственно, не спрашивая разрешения, Джуниор пристроил девушку на ее собственной кровати, суетился он при этом комично и натурально - мысль о его причастности к чему бы то ни было тут же отпадала. Едва покинув комнату, он тут же закричал. Видимо, чтобы опередить свое появление. Однако, зная о его происхождении, следовало предположить, что пренебречь установленными нормами поведения его могло побудить лишь сильное беспокойство. - Док! Фанни! Мисс Доэрти плохо, скорее... - дальше неразборчивый поток слов спустился вниз и вернулся уже диалогом. К спальне Эйслин приближались двое - Джуниор и Док, судя по коротким отрывистым ответам, которые тот давал. Ноги, тем временем, так и лежали бесполезно, не помогали ни покалывания, ни пощипывания, как есть два бесполезных мешка с костями. В глазах двоилось, комната норовила расплыться и исчезнуть и в этом странном мороке вдруг почудилось Эйслин, что ног-то у нее и нет, исчезли они, растворились аж по самые колени, словно действительность решила избавиться от девушки, отторгая самое ее присутствие в этом мире. Когда зрение обрело четкость, ноги оказались на месте и с трудом, но стали двигаться. Наваждение исчезло.
- Вот, видите! Я говорил, - поджав губы, Док с отвращением уставился на Эйслин, войдя в комнату как раз в тот момент, когда она неистово шевелила конечностями, убеждаясь, что они наконец на месте. - Она симулирует и умело выбирает для этого зрителей.
- Послушайте, Генрих, - Джуниор позеленел от ярости, но всего лишь перешел на официальный тон. - Я своими глазами видел, как мисс Доэрти стало плохо и как она испугалась. Такое сыграть невозможно. Мне глубоко неприятны ваши сомнения, да еще и в такой грубой форме.
Не стоит описания, какой взгляд преподнес Док или Генрих своему товарищу по заговору, но инструмент - примитивный стетоскоп однако достал и попросил Эйслин описать симптомы точнее.
- Мисс Доэрти предположила, что ее отравили. Эти слова услышала уже и Фанни, которая появилась в комнате, вытирая руки о передник. Глаза ее недоуменно округлились, брови иронично встали домиком и улыбка наконец тронула губы. - Эйслин, милая, нам бы пришлось отложить свои планы, пока не будет закопан ваш хладный труп, а таких жертв мы себе позволить не можем, уж простите. Джуниор посмотрел на Фанни с укором, но сдержался - видимо, ее ироничный беззлобный нрав был доподлинно всем известен и бороться с ним выговорами не имело смысла.
Тем временем вступил Док. - Признаков отравления не нахожу. Как я понял, вас не тошнит и нет болей в животе. Головокружение и онемение конечностей, подчеркну, сугубо неврологическое - вы, мисс Доэрти, дали волю нервам. Я бы рекомендовал сон и хороший отвар для этой цели, кажется был, у мисс Фанни. - Да, если только мисс Доэрти, теперь согласиться его принять, после таких-то обвинений, - снова хохотнула Фанни.
- Мне кажется, вы поступаете не совсем гуманно. Девушка и правда напугана, - женский, уже знакомый Эйслин голос из-за стенки прозвучал неожиданно, но эффектом обладал поистине волшебным. Фанни приняла серьезный вид, даже будто бы с жалостью поглядела на Доэрти. - Принести вам чаю или чего покрепче? Поспать, пожалуй, будет лучшим решением сейчас, - неожиданно мягко произнесла она.
-
красочный и пухлый. Люблю такие посты)
|
-
Нравится куда всё это идёт и как развивается постепенно история. Колоритные парни с томми-ганами доставляют, а "спойлерный" поворот особенно интригует =)
|
Шаг влево удался. Еще как удался. Стоило Ню шагнуть туда и всю улицу гармошкой стянуло, сплюснуло и вывернуло наизнанку. Буквально пару шагов сделала она и вот уже дом цветочницы приветливо махнул аккуратными окошечками перед ее лицом. Голова от такой несуразности принялась, безусловно, кружиться. Слегка затошнило. Кролик же как смотрел выпученными глазами, так и продолжал, только губами чуть жевал невидимую травинку. Мышь, как и ожидалось, тоже ничего не заметила - еще бы, так храпеть...
Оглянуться хотелось больше всего - ведь, судя по физическим законам данного конкретного городка, ветеринарная клиника тоже осталась в паре шагов, и разъяренный врач наверняка увидел бы ее в компании с двумя сворованными зверюшками. Однако кто знает, что произойдет с месторасположением самой Ню, стоит ей оглянуться. Вдруг опять качнет, как в смертельной петле, да с теми же последствиями.
Милый домик нежно-розовой цветочницы представлялся теперь самым что ни на есть убежищем. Тем более, оттуда тянуло корицей. Дом не может быть плох, если оттуда пахнет корицей! Не иначе близнецы постарались... Звенела посуда, шел тихий разговор, воображение добавляло к этому еще треск поленьев в камине и уютное тепло очага - такая атмосфера окутала Ню, стоило ей снова шагнуть в знакомые владения. Дом с этой стороны она, правда, еще не видела, хотя вход был, как пить дать, тот же. Цветов здесь не было и в помине, зато розовели обои небольшой гостиной, где за укрытым бархатной скатертью столом, под розовым же тканевым абажуром, опущенным довольно низко восседала вся честная компания - близнецы, мисс Рози Уайт и, как ни странно, живой и невредимый кот. Изредка под абажуром пролетали бабочки, порхая прозрачными в медовом свете крылышками, танцевали редкие пылинки, тянулся гладко пар над чашками и тарелкой с булочками - домашний уют на фоне всеобщего помешательства.
- Ох, мы и глотка не сделали, дорогая, а вот уже и вы! - вспорхнула как бабочка и мисс Уайт, звякнула маленькой причудливой чашечкой о блюдце, наливая чай и Ню тоже, а уж потом присмотрелась к ее "добыче". - Ах, да это же мистер Торопыга, чьи часики у меня до сих пор хранятся, - она потянулась к кролику и тот на удивление резво задрыгал лапками, просясь к ней навстречу. - И глупышка мисс Соня, чьих мыслей нам так не хватало. Полюбуйтесь на нее, снова спит! - близнецы радостно закивали, проследив за импульсивным указательным пальцем, упершимся мыши в бок. - И как вам этот гнусный тип? Небось совесть его не терзает, что занял магазинчик мистера Хэта, ах он несносный вор! Мисс Рози Уайт тотчас раскраснелась и, усевшись обратно, сделала глоток чая.
-
Дом не может быть плох, если оттуда пахнет корицей! Воистину!
|
-
Приключения однако вроде уже начались – краем глаза заметив голого юношу, Ташка смутилась просто по щелчку, к тошноте и ознобу добавились покраснение и жар в щеках. Это тебе не в «Алёнушку». Тут уже какое–то «Купание красного коня» получается. Во всей красе. Замечательный момент! И весь пост очень хорош ^^ Отдельно спасибо за наводку на иллюстратора.
-
За картинную путешественницу :)
-
|
-
Классный ужас, если так можно выразиться.
|
Фокус удался. Клетка открывалась одним ловким нажатием на крышку, чего кролю, безусловно, было неведомо и не по силам, зато Ню открыла ту, даже не наделав шума. В общем, кролик знатно нашумел за них обоих, поэтому когда она с охапкой животных выбегала наружу, в спину грохнуло возмущенное "Да что это вы себе...." Стук сердца перебил последние слова, но ласкового и так, впрочем, ничего не ожидалось. Поэтому Ню немного потеряла, сбежав.
Кролик благодарно болтался в ее крепких объятиях, с тревогой осматривая новое убежище, нервно дергая носом и тараща глаза. Шиншилла оказалась более подвижной, она пробовала обежать всю девушку трусцой, поняла, что держат на славу и прекратила вырываться. Глаза-бусинки заскользили по лицу, переместились на то, до чего способен был добраться бегающий, беспокойный, любопытствующий взгляд и смотрели-смотрели досыта и еще сверху, пока вдруг не прикрылись веками. Мышь-шиншилла уже через секунду мирно сопела, убаюканная то ли объятиями Ню, то ли чудодейственным уколом снотворного, о котором вскользь упомянул мужчина в халате. Так или иначе, одним тревожным зверьком стало меньше.
Улыбка тем временем осталась в помещении, пугать хозяина мини-клиники или попросту поленившись следовать за девушкой. Возможно же, кот решил воспользоваться зеркалом по его непрямому назначению и в этот самый момент урчал от ласки мисс Рози Уайт.
Когда Ню покинула клинику, стало ясно, что та расположена в самом конце улицы на противоположном ее конце, и до домика цветочницы было далеко - бежать и бежать направо и вниз. Посмотрев однако в другую сторону, девушка увидала точно такую же картину - домик Рози Уайт, до которого требовалось преодолеть расстояние Х - только налево. Клиника словно была пиком, точкой, в которой сходились углом две абсолютно одинаковые улицы. Какие предпосылки были к этому, знали наверняка лишь ее молчаливые шерстяные спутники, да сам хозяин клиники, хотя, впрочем, тоже не факт.
-
- Куда мне отсюда идти? - А куда ты хочешь попасть? - А мне все равно, только бы попасть куда-нибудь. - Тогда все равно куда идти. Куда-нибудь ты обязательно попадешь.
|
- Читаешь мои мысли, Логан, - криво усмехнулась Лео, - мне только убийства копа еще не хватало в моем послужном списке... Взаимопонимание, установившееся у них с Грином, почти подкупало. Если бы это самое "почти" не представляло собой огромную пропасть, разделяющую по традиции копов и преступников. Поэтому блеск ключа она расценила как почти издевательство. Однако, если чуть сдвинуться, наклониться, сделав вид, что разглядываешь что-то впереди, да при этом не говорить, привлекая к себе внимание - вот после всех этих хитрых манипуляций ключ окажется у нее и дело будет за малым - всего-навсего незаметно открыть наручники, снять их, и сделать вид, что этого не было. Вот бы отвлечь при этом Грина...
Просьба была услышана мгновенно, да так, что Торрини сама едва не отвлеклась почище копов. Миллан преподносил сюрприз за сюрпризом и в данном случае дело запахло порохом и свободными запястьями. Освобождение от захвата, в том числе и захвата наручниками, входило в программу обучения дядюшки Джузи и от браслетов Торрини могла избавиться одиннадцатью разными способами. В данном конкретном случае у нее был самый простой - имелся ключ и отвлекающий маневр, разыгранный даже не ею самой. Наручники скользнули вниз бесшумно, оставив о себе напоминание в качестве двух красных ободков вокруг запястий.
- Грин, - быстро зашептала Лео, - он старший по званию, да. Но стоит этой безумной встретиться со своими подельниками и будет что угодно - от гибели всех, как свидетелей, до взятия Миллана в заложники. Кстати, я не исключаю, что Миллан может быть с ними заодно, раз он с такой легкостью предлагал меня освободить. Говоря, она прицеливалась то в Иглу, то в агента, желая рассчитать расстояние, но и испытывая сомнения, безусловно. Кто в данном случае был бОльшим злом?
- Что в данном случае говорят твои инструкции? На Шейка она, казалось, даже внимания не обратила. Будто крест на нем поставила. Да так, в сущности, и было. Ну что от такого ожидать? Только что слова ее подтвердил, так это каждый может. Странно, что Грин еще колеблется. - Держу их на прицеле, - прошептала она, давая понять, что ждет только отмашки.
-
Настоящая бой-баба, плюющая в лицо опасности и в морды рогатым дарителям) Волей-неволей такую зауважаешь.
|
-
-
За такой короткий промежуток времени успел очень полюбить Эйты и твои посты. И песня замечательная, кстати.
-
- Ты сможешь защититься. - Убить? - Выжить. - Если я убью, зачем мне тогда жить?... Неплохо).
|
-
Атмосфера сумасшествия заразительна) Вот зачем мне мышь и кролик?..
|
Эйты кивала и слушала, слушала и кивала – ей все, каждое словечко было интересно, она впитывала новую информацию, как мох вбирает влагу, и глаза ее неотрывно следили за собеседником, лишь изредка возвращаясь вниманием к веткам, а потом и людям вокруг. Одна мысль не давала ей покоя – кто такой Симон (такого человека она припомнить не могла, как ни старалась) и почему он не помогает своей сестре, той доброй девушке, что первая спросила, как ее, Эйты, зовут*.
Отвлеклась от рассказа пестряка она лишь дважды. Рассеянной улыбкой встретив угрюмого бородача, что изо всех сил старался быть заботливым, она радостно закивала, принимая его компанию, с нежностью глядя, как тот споро принялся помогать им. Его густой успокаивающий голос напоминал ей о ком–то, сверлил голову щекочущим воспоминанием, но никак не помогал выудить из пелены памяти этого «кого–то», только поманил знакомым отзвуком и пропал.
Эйты не расстроилась, к тому же пестряк снова задал вопрос, который ее развеселил ни на шутку. Надо же – а может она и правда волшебница?! Невольно тронув белесый локон, она улыбнулась, прислушиваясь к себе, и так загорелась этой мыслью, что едва не уронила солидную груду веток, которую тащила к расстеленному покрывалу.
Волшебница…А ведь и правда…
Она смущенно кивнула, а потом кивнула еще раз, уже увереннее. И даже плечи расправила, будто так виднее был ее новый статус. Так заигралась, что рычание – глухое, яростное, убийственное – показалось ей сначала завыванием ветра, запутавшегося в ветках их огромной спасительной ели. В себя привел ее страх, написанный на лицах людей, ярость в желании выжить, решительность – каменными и чужими вдруг стали их лица. Надо признаться, на какую–то крошечную секунду Эйты успела испугаться, что это игру, которую они с пестряком затеяли, разозлила вдруг всех.
Медленно повернувшись, она широко раскрытыми глазами оглядела весь периметр и попятилась. Не потому, что испугалась, а потому что так бородач велел, а он добрый, хороший, он знает, как надо. – Голодные, – прошептала она так тихо, что только клуб вырвавшегося пара выдал ее, – На каждого хватит…
Ну же, ты ведь волшебница, Эйты! Что мешает тебе быть ею, если в тебя верит, по крайней мере, один человек… Эйты зажмурилась, ничего не приходило на ум, но она старалась. Ах, вот же оно!
Эти строки отпугивают любого врага. Так говорила нам старая нянька…
Как же это?...Ах, вот! Сосредоточенно помычав себе под нос, Эйты зажмурилась и принялась выводить мелодию. Она напоминала колыбельную, хотя мотив получался скорее воинственным, с такой песней вполне могли идти в бой. А слова, что пошли следом, были и вовсе ни на что не похожи. Языка этого она не знала и пела по памяти, возможно, коверкая, искажая тем самым значение песни. Испарина покрыла бледный лоб, а глаза светились затаенным огнем, полные губы, чуть дрожа, выводили каждое слово, не громко и не тихо. Эйты знала – волки ее слышат.
И еще что–то…..Что–то еще…
Пользуйся им, только когда станет страшно!
Руки зашарили под безразмерным бушлатом и наружу показалась лишь одна ладонь в толстой рукавице с неестественно длинным кривым ножом. Зажав рукоять до хруста, Эйты всё вглядывалась в обезумевшие морды и, на секунду прервав песню, прошептала так, что услышали ее лишь бородач да пестряк. – Я волшебница, ты угадал…
-
Очень милая и интересная девочка, каждый пост нравится)
-
Вот теперь и мне приходится ждать, когда можно будет плюсануть) Настоящая волшебница.
|
-
Мастеру надо писать сценарии фильмов. Будут расходится как горячие пирожки.
|
Эйты разволновалась ни на шутку, услышав, что разговаривает девушка–рыцарь именно с ней. Набрала воздуха в грудь. И потратила его на одно слово. – Дома… – слово странно прошлось по ее слуху, да и на вкус было чужим, нечасто будто бы им пользовались, – …я звалась Эйя. Не помню только, почему… – она снова замолчала, пытаясь припомнить, почему, или задумавшись о чем–то ином. – Потом другие стали звать меня Эйты, но пауза между словами иногда бывает чересчур длинная.
Она молчала довольно долго, точно разговор закончился. – Мне не нравится, – помотала головой. Стало понятно, что во время паузы она взвешивала– обдумывала свое отношение к такому прозвищу.
Про второй вопрос она, казалось, и забыла вовсе. Налетевший ветер заставил ее закрыть рот, спрятать голову поглубже в меха, но голые ладони по–прежнему настойчиво сжимали нежное запястье Адрианны. Снег заваливал единственное смотровое окошко, через которое Эйты общалась с внешним миром и в какой–то мент она запаниковала. Белая холодная стена скрыла от нее всех этих людей и оставила ее совершенно одну. Впору только «Ау!» кричать. Однако и здесь не понаслышке было Эйты известно, как страшно кричать «Ау!», а в ответ слышать лишь звериную его версию, протяжное заунывное «Аууу», голодное и жуткое. К счастью, голоса ее попутчиков все еще были слышны.
– А жила я, – дрогнувшим голосом продолжила Эйты, все еще боясь, что осталась опять одна,– в доме, таком большом–большом, неподалеку от дворца. А во дворце жил настоящий король.
Еще помедлила. – А тебя как зовут? – честно признаться, Эйты не запомнила ни единого имени в жизни, у нее в голове для каждого встречного тут же возникало свое прозвище. Они укоренялись на благодатной почве ее сознания плотно – не выкорчуешь, и сейчас она с большой долей вероятности ожидала нового забвения спустя какие–то мгновения после того, как девушка–рыцарь представится.
*** Утонувшее в огромном капюшоне лицо радостно и взволнованно улыбалось. Глаза вновь вспыхнули обезоруживающе. Сегодня с ней общалось целых четыре человека! Грузный хозяин пса ей улыбнулся, усач кивнул, девушка–рыцарь заговорила, а теперь – невозможно поверить новому счастью – ее звал с собой пестряк с топориком через плечо. Она с первого взгляда прозвала его пестряком, когда поняла, что глазу не за что зацепиться в этом любопытном многообразии элементов, из которых он целиком состоял. У Эйты никогда не было друзей, ни единого, а он захотел пойти с ней за хворостом! Да ради такого Эйты даже нежное запястье траурной красавицы оставила без сожаления. – Да, – а вот красноречием блеснуть не удалось. Эйты кивнула, а глаза продолжали восторженно блестеть из недр капюшона.
-
Вот так девчушка! Ну как тут не плюсануть?)
-
Славная она всё-таки) И загадочная.
|
-
Очередной прекрасный пост!) Очередной бесподобный бросок!)
|
В лесу распахнулась душа Эйты, с чистым воздухом соединяясь. Сама она будто бы тоже со снегом слилась – чистое к чистому, белое к белому. Ощупывая глазами бескрайние холодные земли, щурясь от летевших в глаза снежинок, они с ветром шли навстречу друг другу – девчонка, улыбаясь, ну а снег, безудержно, почти безумно хохоча. Обоим было радостно. Какая разница, отчего!
И было так с того самого дня, как из лесу, белая от налипшего снега, неизвестно откуда, вышла навстречу бредущим путникам улыбающаяся и курносая, с требовательно–любопытным выражением осматривая синеглазо впервые встреченных за долгие дни людей. Пропустила тех вперед, да и пошла следом. Лишь изредка неясный шепот слышался чуть справа и позади, никому, впрочем, не мешая. Смотрела она чуть исподлобья и всегда с улыбкой, ласково, словно принимая любое отношение к себе. Говорила тихо, голосок звенел трогательно, в смущении прикусывалась нижняя губа.
Лишь несколько раз Эйты расстроилась. И не было в этой искренней печали ни тени страха от бесконечно пустынных, непрекращающихся белых холодных полей; ни обиды на мерзлые руки, что никак не могли согреться, и расстроенных людей, нет–нет да и отправляющих ее или друг друга идти лесом, куда подальше. Пока беззлобно, да и на том спасибо. Не было в ее грусти и равнодушия – подёрнутого морозом участия, бывшего человеческого тепла. «Зайчик бедный, совсем жить перестал, совсем. Носик холоооодный….» – шептала звенящим от слез голосом над каждым убитым зверьком Эйты и принималась, ладонями глаза закрыв, шептать еще горше, то ли молясь, то ли оправдываясь «Нам кушать нечего просто, это в последний раз, в последний раз». И каждый последний раз такое случалось – слезы мерзлыми дорожками прокладывали путь, чтобы оборваться и застыть еще в воздухе крошечными льдинками, тряские пальцы преграждали путь зрению, не в силах взглянуть на невинную смерть, призванную виноватую жизнь спасти.
Однако ничто не сравнилось с ее удушливым горем, когда путникам удалось добраться до Орлана. Ноги несли ее по дымящемуся пепелищу, голые ладони подхватывали угольки и не в силах удержать, сбрасывали. Эйты к чему–то прислушивалась, принюхивалась, с кем–то беседовала вполголоса, почти причитала. Лицо мучительно кривилось, но не плакало. «Ох, бедняжечки, совсем ничего, нету ни души – ни крошечки, ни старичка… Зачем же так?!» Приговаривая, Эйты обошла всё пепелище, оскальзываясь на редких островках подтаявшего и превратившегося в лёд снега. Остановилась в стороне. Замерла, разглядывая причудливую встречу черного и белого, и кивнув, подытожила «Так есть. И будет так, да». Затем встала и, пошатываясь, побрела вперед, даже толпу ждать не стала, словно знала заранее, куда все направятся.
***
– Бедненькие, голодные такие… – пуская изо рта пар и в очередной раз прислушиваясь, сказала она, поджала в задумчивости нижнюю губу, совсем по–детски, замерла на пару секунд, придвинулась чуть ближе к людям, – Есть хотят… И словно в знак согласия близко, едва не за первым деревом справа, пожаловался ей в ответ протяжный волчий вой. Эйты улыбнулась, кивнула и, бодро переставляя ноги, двинулась дальше.
|
-
Да здравствует самый терпеливый мастер в мире!
|
-
Очень стимулирующий старт.
-
|
-
Замечательная девочка! Итого, третий персонаж который не отказывается от магических изменений. Я даже не ожидала)))
-
|
С близкого расстояния стало заметно, что преследователи детишек это те самые шестерки, что не отличались умом и сообразительностью, зато отличались кровожадностью и аппетитами, как у пары десятков вышедших на след жертвы голодных шакалов. Выстрелы заставили их приостановить бег и обратить свои взгляды на ковыляющего в их сторону байкера. Тайлеру даже послышалось удивленное «Живой?!» слегка заглушаемое его собственным надсадным дыханием. Что–либо еще сказать не успели – с глухим криком осел тот, что льнул к близняшке за столом и был отвергнут. Судя, по проводившим его безразличным взглядам, она была последней, кто его отшил – больше бедняга уже ни к кому не пристанет.
Один из компании, самый, по видимости, верткий по причине своего телосложения, успел скрыться за деревьями и исчез во тьме леса, двое двинулись, перебежками и скрываясь, в сторону Тайлера.
Дети из поля зрения тоже исчезли, даже голоса Элли больше не раздавалось, как, впрочем, и предсмертных криков, что тоже радовало. Собрав все мощь в кулак, Тайлер воззвал к ушлой девчонке. Попытка была всего одна, поскольку легкие кричали и поносили мужчину на чем свет стоит. Однако Элли услышала, иначе объяснить ее появление, а за ней и мальца, было бы невозможно. Как раз в то же мгновение в сторону Тайлера сразу с двух стволов отправились резвые подружки–пули, одна стервознее другой. А стоило бы всего минутой ранее показаться детишкам из–за кустов, тогда доблестный защитик их не отвлекся бы и не пропустил миг, когда еще можно было увернуться. Выстрел прозвучал одновременно с обидным щелчком осечки, но и удавшийся, он не особенно достиг цели. Когда Тайлер наконец опомнился, он заметил, что ствол в руке только у одного, другой же беспомощно трясет окровавленной конечностью и орет не своим голосом.
Тем временем из–за леса из–за гор вывернул тот самый, что отправился в погоню за детьми. Всего каких–то тридцать метров отделяли его от лакомого предрассветного завтрака. – Бросай оружие, иначе я их пристрелю, – крикнул он неожиданно басовито и направил ствол Элли в спину. Однако Тайлеру было не до шантажа – в любой момент его могли оставить силы, да и жизнь вместе с ними. Уже третья выпущенная пуля отбросила противника в сторону, врезавшись в кость аккурат над ключицей. Тот взвыл, но пост не бросил. Пуля же, подаренная единственному оставшемуся на ногах подельнику, была встречена скрежетом зубов, хотя и прошла по касательной, всего лишь задев, пусть и довольно чувствительно, икру.
Элли вдруг бросилась бежать назад, оставив мальчика. Ствол, поднятый ей навстречу, исторг приветствие, от которого несложно было увернуться. Подбежав, с каким–то болезненно–раненым криком она ударила согнувшегося вертлявого прямо в рану, отчего тот взвыл и упал, покатился от боли. Четвертая по счету пуля, выпущенная ею из его же пистолета, заткнула его окончательно. Элли повернулась, тяжело дыша, как будто долго бежала и сейчас могла потерять сознание. Кое–как нашла в себе силы помахать байкеру отнятым пистолетом, криво усмехнуться и тронуться ему навстречу, целясь в оставшегося. Расстояние не позволяло сделать выстрел, но Тайлер вполне успешно с этим справился, подарив вражеской образине царапину поглубже и не сразу понял, каким образом пуля, вошедшая в бедро вдруг взорвала тому голову, мерзко хлюпнувшую в унисон с раздавшимися сбоку выстрелами. Элли, пустыми глазами взирая на поверженного, облизывая пересохшие бледные губы, вдруг стала ярко–розовой – это солнце, знаменуя начало нового дня, вставало над истерзанным лесом.
Тела поверженных врагов вдруг принялись дымиться и рассыпаться серой пылью, как и не выдержавший напора огня дом, ухнувший вниз, застонавший в предсмертой агонии, унося с собой ужас прошедшей ночи. Тот, что ранил сам себя, неистово кричал, разлагаясь на глазах.
Однако жизнь как ни в чем не бывало уже вступала в свои права, не спрашивая об оставленных ею во вчерашнем дне.
Ну какбе the end
-
Воистину драйвовая концовка! Пока читал, платочком холодный пот со лба утирал) Спасибо за игру) Вместо тысячи слов - это было круто! Все эти взлёты и падения, превозмогания и проклятья посылаемые в сторону вероломного кубика. Класс же))
|
|
ссылкаСветящийся цилиндр коридора впустил в себя, ослепил и путь остался лишь один – к оцинкованной двери, холодной, неприветливой, бездушной, как пустота внутри, в животе. Тошнотворная пустота и сворачивающееся узлом предчувствие беды. Сосредоточение горя было там, во владениях врача, что своим идеально–белым халатом раздражающе маячил впереди. Оно волнами накатывало из всех щелей, удушливо касаясь груди, и злорадствовало, кичилось своей неизбежностью. Стоило Меткалфу войти, как первое, что бросилось в глаза, была не хрустящая чистота помещения патологоанатома, не отчаянно–безликое пространство его владений, но странно загорелая на фоне белой простыни, выскользнувшая из–под нее детская ручка. И три царапины, одна параллельно другой, длинные, широкие… Две недели назад старшая притащила кошку. Та была не просто своенравной или дикой, она, казалось, занималась насилием ради насилия, словно царапать, кусать и отчаянно при этом орать было смыслом ее жизни. «Мистер Доунсон говорит, что каждому нужно давать шанс, будь то больной или не в своем уме» пронеслось в усмехнувшейся памяти. Будто еще вчера его рассудительная девочка предлагала «А назовем мы ее Россомаха. Смотри, какие царапины». И окровавленная, до сих пор умело скрываемая рука теперь настойчиво заявляет о себе, тычется Тони в лицо, а дочка смеется и рассказывает что–то про погоню и свои охотничьи инстинкты, а кошка извивается, норовя изранить и вторую руку, да в конце концов вырывается и убегает, а дочка разочарованно заявляет «Всё зря, папочка». Всё зря… Всё зря… Эхом в голове ее голос. Да, эту ручку, эту израненную Россомахой ручку он не перепутает ни за что. Уже и смотреть не нужно, нет необходимости. Но врач, тот, что был здесь, оказывается, все время, чей голос гулко отскакивал от стен, но слов невозможно было понять….этот самый врач уже откинул простынь с лица, обнажая смерть во всей ее отвратительной неподвижности, безответности, безысходности. Светлые волосы в запекшейся крови, еще отмыть не успели, перемазанные щеки, буро–серыми разводами, обиженно поджатые губы, непередаваемое несвойственное спокойствие ее лица. Да она просто спит! Да! Такое выражение у нее всегда, когда она спит. Вот сейчас поднимется и опустится грудная клетка. Вот сейчас. Сейчас. Сейчас… Неужели возможно так долго не дышать?! Да она замерзла просто. Руки ледяные, ледяное лицо, кончик носа, всегда горячий, теперь жжется холодом. Сквозь гулкое безразличие, из внешнего мира пробивается к нему голос. – Вот стул, сажайте… Так… Мистер Меткалф, сядьте! Нет, там еще холмик белой ткани на соседнем столе. Еще. Будто мало одного. Младшая любила прятаться под одеялом. С визгом выпрыгивала оттуда, когда ей подыгрывали. Она и сейчас, уже школьница, забавлялась так по утрам. Пронзительный визг и откинутое одеяло летит на пол, а от стен отскакивает ее заразительный смех. Живой передатчик радости.Она и сейчас возможно прячется. Ну пожалуйста, пусть она просто прячется… Контраст охваченной ужасом маски, не лица его девочки, а шутки кукловода–садиста поразил до самых тонких граней его душу. Казалось, всё его нутро встало дыбом, встопорщилось, сопротивляясь увиденному. И проигрывало. Как же ей было страшно, его девочке…Как горько. Они были вместе, но совсем одни перед омерзительным лицом смерти. Только бы они не кричали, не звали на помощь. Невыносимо думать, что этого никто не услышал. Но нет. Нет надежды. Обломанные ногти и запекшаяся кровь на ладонях…и это лицо…не ее лицо, не его малышки. Надежда проскользнула и умерла. Младшая дочь - все–таки она - надела маску ужаса, но под ней все равно оказалась смешливая девочка, его звоночек счастья. Ручка тонкая, как и у старшей – фигурой в мать пошли – захотелось соединить эти две ладони в ледяном рукопожатии, прощальном и отчаянном. Но что–то не сходилось, не получалось. Минуту назад он возвышался над своими девочками и вот уже едва видит их снизу, а над ним свисает ладонь с тремя широкими полосами… *** Резкий запах ударил в нос, прочищая сознание, фонарик врача непрошенно полез в глаза, освещать зрачки. Чьи–то крепкие руки тащили его вверх, поднимая с пола, но взгляд неотрывно следил за тем как рука об руку уходили от него его девочки.
-
Господи, хорошо что у меня нет детей. И музыка... Как всегда.
-
|
|
Какофония, в которую превращалась теперь ее поездка, заставила Штопор стереть минимум четверть собственных зубов в самозабвенном скрежете. Неужели нельзя ПРОСТО. МОЛЧА. ЕХАТЬ. К счастью, автобус вильнул крайне успокоительно и придумывать, как бы деликатно объяснить, что ее заебали слезы, сопли, умалишенные монологи и ругань засранца начальника, не пришлось. Вместо этого ей лишь пришлось сцепить онемевшие пальцы в надежде сдержать приступ тошноты.
На подоспевшего по ее душу ирландца она поглядела как на рыжего, лохматого, притом разящего виски ангела, с умилением и готовностью голосить для него песни хоть до самой тюрьмы. Сладко ноющие ладони так крепко этому способствовали, что Лео протянула сквозь зубы «Ах, как я милую любил…» лукавый взгляд при этом заставил рыжего подавиться от смеха, ибо он знал, чем заканчивается строчка. Еще бы он не знал, пф! Штопор перестала бы его уважать, а вот Джед и подавно на заднем дворе бы прикопал, чтобы не позорил нацию. Давясь от смеха и переглядываясь, они шепотом и намеками допели куплет. Настроение наступило, как в песне – еще чуть и можно в пляс. Иллюзия прежней жизни с горечью замаячила где–то вдалеке и погасла, стоило потратить на нее пар секунд внимания.
Лео, вглядываясь в чернеющею пустоту впереди и поражаясь одновременно трем фактам – как водитель видит дорогу, почему не включают свет в салоне, и, если это уже ад, то почему Палач не встречает ее с цветами – а потом и вовсе заскучала, как, впрочем, и веселый охранник, чья фляга опустела раньше конца пути.
Поворачиваясь к загадочному соседу Лео и не рассчитывала на увеселительный разговор, но тот тем не менее состоялся. Без зазрения совести отсыпав себе полпачки леденцов – кто знает, сколько раз еще накатит дурнота – она закинула один в рот, немедленно отдавая себе отчет, что вот именно этот конкретный аромат мяты напоминал ей о дядюшке Джузи – тот обожал ментоловые сигареты, молочный коктейль с ментоловым сиропом и такие же пирожные.
Просто блять автобус воспоминаний! Волшебное путешествие! Она запомнит его надолго, как и рожу агента, когда тот принялся чушь пороть про ублюдка Джо. Лео скривилась, будто кусок дерьма в рот попало, скулы напряглись, побелели, а мятная конфетка одним движением челюсти хряснула и разлетелась на мелкие осколки прямо в рту. – О, премного вас благодарю, здоровье у меня теперь просто как у спортсмена! Пробежавшего двадцать километров с ножом в боку. То есть херовое здоровье, да…
– Передайте, Джо…оо..– попытавшись перебить агента, но получив дозу любопытной информации, она осеклась, – оо…, – губы расплылись в улыбке, сдержать ее было непросто, поэтому Штопор попыталась оправдаться, – мое сердце наполняет скорбь… как же так?!… – вкупе с усмешкой прозвучало более чем издевательски, даже лучше, чем если бы Торрини нарочно это затеяла. – Ох, – она воздела лицо небесам, – теперь я с полной уверенностью могу сказать, что меня на свободе никто не ждет, – с поэтичной грустью, нараспев проговорила Штопор и скорбно пересчитав взглядом конфетки в ладони, закинула в рот еще одну.
Затем хотела было пойти рассказать печальные новости своему новому пьяненькому дружку, но не тут–то было – любопытство, мать его, пересилило. – А что же вы не на поминках, мистер спецприятель моего милого Джо?!
-
Просто блять автобус воспоминаний! Волшебное путешествие!
|
Ответом ему было молчание. Угрозу в воздухе, казалось, можно было пощупать, настолько ощутима она была. А новенький, хрустящий еще спальный мешок хищно распростал свою темную алчную пасть, принимая мужчину. Эмбер снова заплакала, потеряв из поля зрения отца, пришлось напомнить ей, что это ненадолго. Однако было ли это правдой, не знал никто. Первые пара секунд в зыбкой сумеречной темноте были в буквальном смысле, вышибающими дух. Казалось, будто из тела вытягивают жизнь, способность жить, смысл существования. И всё то время, что провел Итан в плену черного мешка, его окружала ватная изредка поскрипывающая тишина. Ни голоса дочери, ни угроз, ни шагов, ни шороха не ощущал он, сколько бы не пришлось напрягать слух.
За то, что ему сейчас приходилось делать, Итан себя, откровенно говоря, ненавидел. Задыхаясь в затхлой темноте спального мешка физически и морально, старательно прислушивался к любым звукам извне и, от нечего делать, считал секунды. Никаких команд он, впрочем, больше не слышал – словно похитители испарились вместе с деньгами и Эмбер, а он, словно идиот, теряет сейчас драгоценное время. Подозрения мужчины укреплялись с каждой секундой, а его терпения не хватило надолго – не прошло и пяти минут, как Итан, чертыхнувшись, принялся расстёгивать молнию.
Первым в образовавшуюся щелочку Итан заметил отсутствие стула с деньгами, затем, расстегнув молнию до середины – отсутствие дочери. Последнее обстоятельство несколько затмило его разум и тот чуть дольше доносил до Итана смысл изменившейся вокруг него картины. Стены, в общем, остались на месте, но казались новее, а окна вдруг сделались целы; пустой проем,сквозь который он беспрепятственно проник сюда, теперь загораживали внушительные ворота; пол, пять минут назад усеянный битым стеклом и осколками каменной кладки, был относительно чист, а большую часть зала занимали громоздкие неповоротливые с виду станки, и столь же огромные детали, то ли от поездов, то ли от кораблей – все это сейчас было неважно.
Спальник, услужливо предоставивший Итану свое тепло и покой, оказался простым брезентовым мешком как раз его роста. За мутным поделенным на сектора окошком под самым потолком по–прежнему царил день, но было сумрачно – ворота, способные помочь в вопросе освещения, были плотно притерты, а половина окон - заперта ставнями, то есть огромными железными заслонами, грубыми и ржавыми.
В глубине этой полутемной залы почудилось Итану шевеление, а затем раздался оттуда же и стон – густой, протяжный, мужской. Следом слабый голос спросил «Кто здесь? Извольте выйти на свет! У меня пистолет и я так просто не дамся».
Наконец, глаза вычислили силуэт – если воображение и игра света над ним не потешались, Итану предстало сидящее тело, подпирающее спиной стену. Форма головы представлялась необычной и лишь потом он понял, что на незнакомце была шляпа, эдакий котелок, точно как у Чарли Чаплина. Тело восседало, вытянув ноги и уронив беспорядочно руки, точно было пьяно или смертельно устало.
-
Прям вот совсем интригующе)
|
Старина Гарри Кровавый Палец однажды снизошел до лирики. Рассуждения его попадали под тему «Когда лучше сесть». Подобно бабушке Лео, боевой Катарине, которая любила выбирать время года для собственных похорон и каждый раз приводила все новые аргументы в пользу лета и против зимы, этот пакостливый засранец остановился лишь на погоде, но с той же скрупулезностью разложил всё по полочкам. В соответствии с его доводами оставалось ясно одно: в радостный солнечный день сесть за решетку обидно до слез, а в дождливый пасмурный – тоскливо и «западло». Лео посчитала, с усмешкой вспомнив смазливого коротыша, который давно отдал концы, получив пулю промеж ребер, что ей значительно повезло в этом отношении. Когда она отправлялась в свой последний путь и совершала торжественное шествие к автобусу, из–за сумерек почти ничего вокруг не было видно. А то, что виднелось, обладало настолько тоскливым содержанием, что сбежать отсюда хотелось, хотя бы даже и на зону. Живут же люди при таких пейзажах… Не живут, а с ума сходят. Грудь все еще ныла при каждом шаге и Лео берегла левую сторону, чуть прикрыв ту рукой, насколько позволяли наручники. Воспоминания при болезненном передвижении возникали одно хуже другого. Поделом. Эта тупая боль была ей хорошим уроком на будущее. Если конечно оно у нее еще будет…. По той же причине она старалась не нарываться на суровый нрав охраны, что получалось пока прескверно – видать, не притерлись они еще друг к другу. Вообще одну даже их форму она ненавидела теперь, люто и всем сердцем. Какая уж тут привычка… Кстати, к слову о сердце…Особых условий, исходя из недавних «проблем со здоровьем» добиться не удалось, то ли адвокат попался мелкий, неопытный, то ли ее историю решили сделать показательной поркой, но Лео, едва отлипнув от койки, оказалась здесь, под неусыпным наблюдением дубинок охраны. Получить пару затрещин она умудрилась еще на пункте досмотра. Потому поездка на столь комфортабельном транспорте в замкнутом пространстве с преступниками и охраной выглядела многообещающе дерьмовой. После замечания а ля «Классная форма. Последний раз видела такую на стриптизере» и здоровенного синяка в качестве аплодисментов, Лео решила собраться с мыслями и помолчать – не хватало еще заслужить репутацию местного шута. Украшение на ногах здорово мешало забраться в автобус и Лео едва не разорвало от подступивших шуток, но миссия предстояла важная – сесть у окна и не заблевать пол. После лекарств, которыми ее пичкали в больнице, все время тянуло блевать и кружилась голова. Кто знает, вдруг поломойки в автобусе не предусмотрено… Требовалось всего–то собраться и, за пару секунд сделав выводы обо всех присутствующих, угнездиться до конца пути. Может даже поспать. Передняя часть автобуса сразу заставила ее болезненно скривиться – здесь было сыро и воняло безумием. Островком торчал среди всего этого дерьма странный пиджак – на охранника он не смахивал, на женщину в наручниках тоже, но тем не менее он тут сидел. А еще ему разрешили наушники. О, Лео возненавидела его за это сразу и навсегда. Задняя часть автобуса была посолиднее, понаглее, там было, о чем потолковать. Правда, к беседам Торрини расположена не была, да и заводить новые связи, еще не прибыв на место, не собиралась. Там, за решеткой, сразу выяснится, с кем и зачем дружить. А здесь все были пока на равных в этом своем дерьмовом положении – скованные одинаково, битые одинаково . «Будь во всем первой, детка…» даже голос Палача в голове теперь озвучивался голосом Джо, чтоб ему с постели упасть и шею свернуть… Первой, значит… Лео еще раз окинула скучающим взглядом автобус и плюхнулась на сидение под номером один. Отсюда был отличный обзор дороги, прекрасная близость к водителю, стойкий расслабляющий аромат алкоголя, шедший от охранника, спиной ощущаемая близость тайны, да едва различимые отголоски песни, играющей в гребаных наушниках странного парня. Хотя, последнее вполне могло оказаться навязчивым фантомом из прошлой жизни. ссылкаСамым крутым здесь определенно был водитель - не имея возможности уснуть из-за бешеной скачки, ибо автобус мотало, как фантик во время торнадо, Лео в полудреме наблюдала за его манипуляциями, сдерживала позывы рвоты и отвлекалась созерцанием безмятежного пьянчужки-ирландца. Пару раз он перехватывал ее хитрый взгляд, который красноречиво давал понять, что она все знает. У Палача были прекрасные связи с ирландской мафией - те, кроме кровожадности, еще и веселились, на чем свет стоял. И пили. Увидеть трезвого ирландца было сродни снегу летом. Если повод был радостный, они его отмечали, если грустный - заливали, а если повода не было - то пару стаканчиков виски и тот непременно появлялся. У Веселого Джеда, друга их сплоченного итальянского коллектива была присказка "Если виски не может исцелить болезнь - она безнадежна". Он же потчевал радушных хозяев и всякого рода песнями, одна заполнилась Лео простотой и сейчас именно она всплыла в памяти, стоило ей только взглянуть на веселую улыбчивую бороду и тонущее в ней горлышко фляги. Лео даже напела кусочек, когда засекла ирландца за очередным глотком, а Ривер отправился раздавать тумаки в дальний конец автобуса. ссылкаКогда дорога стала совершенно невыносимой и возникло предчувствие, что все они смертники, которых вот-вот должны угробить, Лео всунула лицо между креслами 1 и 2. Голове стало легче, она зафиксировалась и больше не кружилась, открывшийся вид на таинственного соседа отвлекал от постоянных мрачных мыслей о непреодолимой связи толчка и содержимого ее желудка. К тому же, она, на свое сомнительное счастье, слышала, как соседа называли агентом. Однако судя по тому, как много времени понадобилось ему, чтобы ее заметить, с работой он не справлялся. Когда и без того молчащие наушники окончательно покинули его уши, Лео поздоровалась со всей вежливостью, на которую была способна воспитанница дяди Джузи - мафиози старой школы. - Добрый вечер. Приятная погодка, не правда ли? - вкупе с хитрым взглядом это звучало несколько иронично, - У вас, как специального..кхм...человека в этом очаровательном автобусе, не возникает желания воспользоваться полномочиями и попросить остановить движение до улучшения видимости?
|
|
Вобравшая ее в себя зеркально–паточная муть, тягуче тянулась вслед плывущей в ее нутре Ню, переливаясь сотнями отражений из сотен разнообразных мест. Вот статный мужчина примеряет возле зеркала шляпу. А под руку его держит юная белокожая розовощекая барышня. Вот хищной улыбкой сверкает рыжеволосая медсестра, чем–то явно очень довольная. Испуганная мордочка какого–то зверька, клетка с кроликом…
Мимо чинно и молчаливо пролетала улыбка, увенчанная усами. Если она что–то и произнесла в момент встречи, густое молочно-тягучее желе, в которое превратился воздух, заглушило любой звук. Сколько длилось путешествие Ню, определить было трудно, рядом правда проплывали карманные часы с любезно откинутой крышкой, но стрелки не двигались, показывая ровно пять. Казалось, будто прошел час, но даже если так и было, час этот скорее пролетел, нежели прошел.
В какой–то момент, Ню просто поняла, что притяжение становится сильнее и уже в следующий миг вывалилась из зеркала в запыленной кладовке среди сундуков и сундучков, кукол, книг и матрасов, треснутых кашпо и изумрудных перьев, клеток без птиц и одного потрепанного граммофона. В спину выпавшей смотрело внушительных размеров зеркало, все то же, только обшарпанное и невероятно пыльное.
- Совсем прохудилась, совсем... Говорил же, нужно сменить, ищи теперь ее по всей больнице, – низенький взволнованный мужчина в белом халате и такой же шапочке отпёр дверь и просунул внутрь лишь руку, чтобы поставить клетку с изломанными прутьями.
Дверь тут же захлопнулась и спустя секунду распахнулась, являя того же человека, только в изумлении притихшего и созерцающего Ню, как диковинное явление природы. – Вы, простите, как тут оказались? Чтооо чтооо? – приподняв рукой очки с мясистого носа, он вгляделся во тьму кладовки, как раз в тот момент, когда из зеркала вынырнул невозмутимый кот, снова неулыбчивый и чопорный. – Попрошу вернуться обратно или выйти через дверь, как все, кто в своем уме. У нас тут ветеринарная клиника, а не «не пойми что», так сказать!!
-
как все, кто в своем уме Как удобно, когда не относишься к этой категории)
|
Плотненькая ворчливая книжица вертелась в ташкиных руках то одним, то другим боком, пока девочка жевала очередной пирожок, утащенный во время серьезного разговора взрослых, то есть когда было совершенно не до ее скромной персоны. Вообще, как взрослый разговор отличить с первого взгляда, даже не напрягаясь? Из десяти слов понимаешь от силы три, а на втором, ну самое большое - на пятом - предложении начинаешь позёвывать, да поглядывать по сторонам, замечать рисунок обоев и каждую мелочь, особенно такую, которую раньше ни за что бы не приметил.
Книга тем временем сулила волшебство, заставляя собирать страшные вещи, одним словом, артефакты. Приятную же вещь так замысловато однозначно не назовут. Бабуля, например, подобные словечки ух как жаловала - вечно газета у нее валяется на кухне "Аргументы и артефакты" - Ташка заснула бы уже на названии, но бабушка упорно открывала первую страницу, затем вторую, рассматривая разворот с озабоченным видом, но на третьей засыпала стабильно и надолго.
- Яйцо, перо и небо... Еще поцелуй... - задумчиво повторила Ташка и отчего-то вспомнила Славку из шестого "А", раскраснелась, замотала растрепанной головой, прогоняя непрошенные мысли, и снова спрятала книгу в портфель, чтоб не провоцировала!
Хм...яйцо это значит, чтоб оттуда вылупилось что-то...Куриное не нужно брать...Еще волшебной курицы ей не хватало. А еще какие бывают? Индюшовые, перепелячьи, гусьи и совяные, то есть совные...Воробьишкины еще. Эти, пожалуй, проще простого достать. Только залезть повыше и вот тебе гнездо. Одного яйца пропажу и не заметят небось, они ж все одинаковые. С пером сложнее. Ближайшие перья были у вечно угрюмого коднара, но воробушка с таким пером скрещивать - это ж преступление против природы, Ташка аж поморщилась. Милого воробья и перо злобной птицы с извечной папироской во рту. Нет, не поймите ребенка неправильно, она всей душой желала найти в коднаре нечто замечательное, что смогла бы полюбить, и от этого плясать в следующий раз, когда затруднение в поисках причин для дружеского приветствия возникнет вновь, но получить эдакую...птичку в качестве пожизненного спутника, это как подписать себе приговор, знаете ли.
А вот додумать про небо Ташка не успела. От жуткого крика снаружи портфель выпал у нее из рук, подняв облачко пыли. Сразу стало видно усердие, с которым училась в школе Ташка. Первой мыслью было, что это все из-за ее еще и не начавшегося колдовства, и вообще-то сначала ей голос бабушки почудился, но она так рычать не умела и вообще старалась избегать крика. Девочка впопыхах зыкнула молнией, закрывая книгу внутри,сунула все сразу в фикус и, как ни в чем не бывало, вышла в коридор. Невинно хлопая глазами, она приближалась к двери, из-за которой раздавался жуткий скандал и все боялась различить среди ругани свое имя или что-то насчет поступка своего. Ощущение похуже, чем когда директор называет тебя среди остальных хулиганов, разбивших окно в спортзале. Может, потому что в школе-то по заслугам, а тут даже и не сделала ничего. Пока. А уже ругаются. Однако, имя ее так и не прозвучало ни у рычащих незнакомцев, ни у холеного крысавчика, ни у гадливо шипящего товарища.
Ташка и расслабилась бы, да куда уж там. Столько дел...Яйцо, перо и небо, и поцелуй....стоп было ж три аргумента, тьфу, то есть артефакта, три вещи, то есть... Стало быть, поцелуй неба - это как-то даже поэтично звучит...А вот поцелуй яйца и поцелуй пера ну совсем не из этой оперы. Надо было бы сходить к ближайшему гнезду - уж Ташка все их наперечёт знала - да боязно было, после таких-то посетителей.
Попросить перо, даже если и у коднара, было делом пострашнее первого. Оставался поцелуй неба. Уныло проковыляв на кухню, девочка подошла к окну, помялась, сложила губы трубочкой и скривившись, как от касторки, чмокнула холодный воздух и подставила щеку. В голову закралось сомнение. А вдруг яйцо с пером просто требовалось запульнуть хорошенько в небо, чтоб не только поцелуй, но и объятия с ними приключились... Озадаченная девочка стянула еще пирожок, да так и застыла с ним у окна, изредка оглядываясь, да присматриваясь невольно - не валяется ли где перо, да уж и яйцо за одним, чего греха таить.
-
Это просто прекрасно! Замечательная девочка ^^
|
|
ссылка– Не курим, – издевательски осклабился вожак, а стая его покатилась со смеху, который в принципе не умолкал еще с прошлых комментариев. В темноте, отделявшей сарай от дома не было никаких признаков жизни или смерти – обычное место жительство рядового смотрителя или охотника, решившего покончить с городской жизнью человека. Попасть в дом можно было только через улицу и там тоже ничего не изменилось, лишь воздух словно напитался сыростью с привкусом дыма – заметно похолодало и дождь стоял на пороге, ожидая удобного момента, чтобы случиться. Дверь в дом распахнулась, словно подошедших ждали. Как выяснилось, так оно и было – бугай, тот самый, выходивший отлить, едва заметно кивнул на вопрос главаря «Всё готово?» и улыбнулся окровавленными зубами, дико и неприятно. Однако это все ускользало от сознания, ибо оно сосредоточилось на ином – стоило открыться двери, в лицо ударил теплый металлический ни с чем не сравнимый запах крови, гнилая, напитанная страхом вонь гибели, насилия, сдобренная щедро ароматом серы. Запах собственной блевотины, перепрелого сена, навоза и свежеспиленных досок теперь казался непередаваемо великолепным, почти желанным. Представить, что творилось там, не составляло теперь труда, но даже самое смелое воображение не смогло передать пиздец, который увидел Тайлер, стоило двери из маленькой прихожей впустить байкера внутрь. Краем глаза он тотчас отметил брата и сестру. Те были живы и даже не связаны, сидели рядышком в центре просторной комнаты. Однако большую часть внимания отвлек на себя стол, длинный, добротный, деревянный. Окровавленная столешница крытая белыми скатертями с вышитыми красными узорами, представляла собой остатки былого пиршества – обглоданные человеческие черепа с пустыми глазницами, чинно лежавшие на тарелочках пальцы, крошечные, детские, и взрослые, заскорузлые, с грязными ногтями; ступни невеликих размеров, обглоданные куски тел, едва очищенных от одежды; наполовину объеденная голова, раскрытыми в ужасе мертвыми глазами взирающая на вошедших – льняные рыжие волоы, тонкая шея, нежная кожа, юные припухлые губы – девчонка была в самом расцвете, едва закончила школу. Как Элли. Мысли переключались самостоятельно, жонглируя образами. – Добро пожаловать! – хохот собравшихся был невыносим. Затошнило. Желудок свернулся узлом, напоминая, что блевать больше нечем. Запах крови и смерти выиграл эту битву и Тайлера скрутил спазм, который, лишь исторгнув желчь, оставил его в покое. Хохот стал громче, Тони заплакал и закрыл уши ладонями, Элли принялась его утешать, хотя бледная кожа щек и безумные неживые глаза уже попрощавшегося с жизнью человека ясно говорили, что утешать надо ее саму. Вместе с бугаем, оставшимся за дверью, каннибалов было девять. За столом, откинувшись на стулья с резными толстыми спинками восседали те двое, что привели сюда детей. Компанию им составляли близняшки – эффектные брюнетки смотрели на Тайлера как на местного героя – хищно, с проникновением, стараясь охватить заинтересованным взглядом его внушительную фигуру сразу и целиком. Одна даже облизнулась и чуть облокотилась на стол, сверкнув объемным декольте, то ли с целью разглядеть его поближе, то ли ради возможности этот самый бюст продемонстрировать. Ее сестра, обсасывая окровавленные пальцы, поднялась и, сопровождаемая ненавистным взглядом соперницы, развязной походкой двинулась навстречу вошедшим. Затянутые в кожу ножки зацокали каблучками, в такт которым полились мурлыкающие слова. – Так–так, кто тут у нас? Это тот самый? – Детка, не сейчас, – одернули девушку из–за спины, напоминая Тайлеру, что за ним все еще следует опасное сопровождение. – Уу, – девушка капризно надула губы, – может, он голоден! Я хотела предложить… – Заткнись, ладно? – …ему себя, – сверкнув ослепительной улыбкой, омраченной лишь свежепролитой кровью на зубах, она не вернулась за стол, а, выразительно огорчившись, подошла к детям, за подбородок подняв голову Элли, повертела ею и осталась, видимо, довольна. Та в ответ огрызнулась, дернулась, чем снова вызвала только смех. Смех, смех… Ничего кроме смерти и смеха не было здесь, ровным счетом ничего.
-
Умеет Мастер нагнетать, жалко что не в моей игре.
|
-
Очень интересная завязка, нравится)
|
-
Лучик света в тёмном царстве) Шкала морали чуть покачнулась в положительную сторону)
|
У мамы была замечательная фарфоровая чашечка, покрытая голубой глазурью и была она последней в своем роде, единственной сохранившейся из старинного прабабкиного сервиза на шесть персон. Мама пила из нее чай и приговаривала, что чувствует себя княгиней, не больше - не меньше.
Ташке, конечно, было любопытно, что такого в этой крошечной голубой чашечке и действительно ли она делает людей князьями. Когда она стояла над осколками чашечки и волна жара поднималась от сердца к щекам и дышать было трудно и больно, а внутри что-то замерло и плакало, ей было страшно, почти как сейчас, когда она забыла напрочь телефон Игоря. Забыть этот единственно важный для нее номер было невозможно, но она все-таки зря напрягала теперь свою память - ничего похожего не выходило, цифры щекотали ее изнутри и никак не складывались, мерзко, издевательски хихикая. В досаде, в обиде сжала Ташка книгу-предательницу. Дружить с ней больше не хотелось, но это как встать в огромную очередь - на середине обязательно захочется уйти, но будет жаль уже потраченного времени и сил и придется стоять до конца.
Не такой ценой хотелось ей подружиться с магией, и Ташка насупилась, обиженная, не зная, что попросить, готовая уже буркнуть, что ничего-то ей от подобных обманщиков не нужно. Но путь был пройден и возвращаться назад было бы долго и бессмысленно, да и в жертву она принесла самое дорогое - дружбу и общение на равных, дельные необычные мысли и возможность говорить, не будучи высмеянной - и потому, смахнув готовую пролиться прямо на книгу слезу, Ташка прошептала "Хочу научиться магии" и тут же вздрогнула, но не от собственной дерзости и не от сбывающейся мечты, а потому что ее наконец заметили.
Ташка вытянулась в струнку, лихорадочно соображая, куда спрятать книгу,не сразу вспомнив про рюкзак. - Уроки делаю, - елейным "какнивчемнебывальным" голосом промямлила она и, спрятав книгу в сумку, выбралась из-под фикуса. Впрочем, тут же выцепила голодными глазами груду пирожков и спустя мгновение, поедая первый, забыла все свои беды, серым пепельным налетом еще покрывающие ее мысли, но уже где-то на далеком фоне.
-
Молодец! Милая девочка мило делает уроки. Отлично. :)
-
-
Переход от чашки к номеру телефона виртуозен
|
- Блять... - прошептала Элли и в этом слове было всё самое страшное - отчаяние, предчувствие беды, страх, несбывшаяся надежда. Она вовсю старалась, скользя стянутыми запястьями по острой стали шипов, срывалась, пару раз вскрикивала, порезавшись, хлюпала носом, но не произносила более ни слова. Изредка приходилось ей остановиться, когда мышцы, казалось, разорвутся от натуги и тогда Тайлер слышал лишь ее прерывистое дыхание. По каким-то едва уловимым звукам, которые складывались воедино с трудом, он догадывался, что девушка плачет, тихо, стараясь не выдать себя, продолжая резать веревки, но по–прежнему сохраняя молчание. Несколько раз она тянула запястья в стороны, чтобы источенные узлы наконец подались, лопнули, но заветного щелчка так и не послышалось.
Тайлера рвало кровью. Искалеченный разбитый вдребезги нос щедро кровоточил, а нестерпимая головная боль находила выход в тошноте. Легче не становилось, но сознание больше не стремилось отключаться, давая отдых от страданий. Казалось, стало только хуже. Зрязрязря – терлась веревка, бесцеремонно дергая его из стороны в сторону. Зрязрязря – хрипело, отчаянно зудело в голове. Зря, все было зря, Тайлер… – Всё зря, – откликнулась Элли и стало понятно, что все это время именно она повторяла, вбивала в сознание грустную мысль, которой было сложно и больно сопротивляться.
Детёныш за стенкой, человеческий ли, козий ли, к тому времени затих, перестал плакать и Элли нервничала, раз за разом звала его по имени, не слыша ответа, звала громче и снова прислушивалась к тишине. Безудержное веселье за стенкой умолкло внезапно, как и случается чаще всего самое дурное. Наступило звонкое беззвучие, когда, казалось, лопнет что–то в голове, когда каждый шорох провоцирует страх и готовность быть начеку. В этой–то полной тишине и слышалось мирное сопение где–то за тонкой деревянной створкой – плачущий козленок уснул.
Элли вновь принялась стирать веревки о шипы, по которым уже едва попадала дрожащими от напряжения и страха руками. Однако у нее будто открылось второе дыхание, словно то были последние двадцать метров десятикилометрового забега. Изредка приговаривая что–то матерно–подбадривающее, она оборвала свой первый крупный кусок веревки и для проверки снова принялась дергать ею. За этим занятием ее и застали шаги, взбудораженные, ничего хорошего не сулящие голоса неутешительным количеством, тревожный резкий звон замка и цепей, яркий луч фонаря, нескольких фонарей и плач проснувшегося ребенка.
Вошедших было шестеро, причем главаря Тайлер вычислил сразу. Тот вальяжно прогуливался вдоль их крошечной тюрьмы, затем встал поотдаль, наблюдая и короткими взмахами глока указывая остальным, что делать. Так, один – весьма невысокий, но кряжистый мужик в растянутом свитере и безразмерных джинсах – отправился в примыкающий сарай, подсвечивая себе путь фонариком. Дверь оказалась в трех шагах от связанной парочки. Оттуда он показался скоро. На плече барахтался и сучил ногами мальчишка, растрепанный, в грязной одежде, щурящийся от яркого света, с кляпом во рту и связанный по рукам и ногам. Увидев Элли, тот зарыдал и забился. Она в свою очередь закричала не своим голосом, точно рассудком помутилась: – Пустите его, суки! Я вас всех убью, глотки вам повыдераю, если тронете его, ааа! – Тайлера сильно дернуло в сторону, когда уже знакомый ему рычащий громила, рывком схватил Элли за волосы и приподнял от земли, вытягивая словно на дыбе суставы связанных за спиной рук.
Еще один рывок и запястья, сцепленные и неразлучные, наконец расстались. В ладони у звероподобного мелькнул внушительных размеров нож. Вцепившись Элли в волосы, он обнюхал ее, втягивая воздух шумно и с наслаждением, заломил руку так, что она снова закричала, и повел вон из сарая вслед за ее братом, извивающимся и мычащим до боли в горле.
– Этого тоже, – коротко буркнул вожак, – Повеселимся, – нехорошая ухмылка спровоцировала смешки. Тайлеру должно было польстить, что за его персону взялись аж трое крепких мужчин. В руке у одного из них мелькнули наручники, у другого нож, которым тот, судя по направлению, собирался резать веревки, стягивающие щиколотки. Третий держал наготове обрез. Все четверо оставшихся торжествовали и злорадно ухмылялись, предвкушая скорую расправу.
-
Очень хорошо,в присущей этой сказке мрачноватой манере.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
-
Ну и тебя, конечно, отмечу. Прекрасная партия
|
-
+ за попытку растрясти угрюмого байкера.
|
-
Очаровывающая подача сказки. Вот каждый пост
|
- Сейчас, сейчас...- забормотала Ташка, листая книгу и оглядываясь на фикус. Кухня пришла в отличное настроение, жильцы продолжали отвлекаться разговорами, что безмерно радовало девочку. Никому до нее не было дела - такое вот своеобразное счастье для малолетнего шкодника. Если еще минуточку ее никто не заметит... и еще минуточку... и еще... Ташка жадно листала книгу, разочаровываясь в написанном. Все-таки надо было заниматься английским, как того требовала мама... Ах, ну вот! Вот же! Нормальный язык, наконец. Сейчас,сейчас... Она вновь, извиняясь, поглядела на фикус. Тот принимал участие в ее нелегком шалопайском предприятии и невозможно было его за это не уважать. Ташка подмигнула растению и вгрызлась в понятные русскому глазу строки с таким упорством, с каким еще не читала ни единой книги в жизни. Разве что про Тома Сойера...Ну и про Карлсона, когда еще в школу не ходила. Да и Пеппи незаслуженно обидела, прямо сказать. Историческая справка: Читать Ташка научилась в четыре года и первое время книги занимали все ее свободное время. То есть всё время, потому что свободным оно было полностью. А потом взрослая жизнь, школа, рутинное бытие... система, одним словом... И читать стало некогда и неохота. До сегодняшего дня.
Перечитать пришлось трижды, потом еще пару раз для закрепления и все это время Ташка машинально водила рукой по карманам, прикидывая, что важного можно предложить в обмен... Еще был портфель, но ничего важного, а уж тем более сокровенного там не имелось. Учебники, тетрадки - скука... И тут Ташку осенило - трофей! Был у нее трофей, выиграла который в нелегкой схватке с мальчишками из шестого "б". Спор был дельный - снять с дерева, единственного в их школьном дворе, намотанную кем-то веревку с привязанным к ней грузом неизвестного происхождения по причине замотанности его в пакет. Располагался груз на уровне третьего этажа и была версия, что заброшен был туда тем же образом - с третьего этажа расположившейся рядом школы.
Конечно, Ташка дурочкой не была и смекнула, что мальчишкам просто боязно было лезть по хлипким веточкам хлипких питерских растений ради какого-то таинственного пакета на веревочке и они хладнокровно и коварно вызвали на слабо девчонку, что было даже для столь сопливых джентльменов просто-напросто подло. Однако магическое "слабо" свое дело сделало и Ташка, поплевав на ладошки, с видом невозмутимым полезла, под одобряющие крики нетоварищей и неодобряющие крики учителей с каждого из трех этажей. Было боязно и в какой-то момент она чуть было не сдалась, но заклинание "Слабо" было посильнее любого страха. И кто его только придумал?! Да и задержаться верхом на заветной веточке,держа в руках добытое, под любопытствующие крики трусливых подстрекателей, было верхом блаженства. Ташка до сих пор с теплом в животе вспоминала тот торжественный момент и ликование.
В пакетике, перевязанном веревочкой, был крошечный, с ее ладошку, блокнот. "Мои мысли" гласил неровный почерк на заглавной странице и дальше шли исписанные таким же почерком страницы, почти до конца блокнота. Мысли были разные, но простые и понятные - о дружбе, о книгах, о сомнениях в необходимости учебы - ее любимое. А самое интересное было в конце - "Позвони мне, нашедший мои мысли, болтающимися на дереве" - соблазнительная надпись подобно кэрроловскому "Выпей меня" да "Съешь меня". Ташка незамедлительно позвонила, стоило ей, запыхавшейся, уходящей от преследования любопытных неджентельменов, оказаться в одиночестве дома.
Владелец блокнота оказался старше ее едва ли на пять лет, он представился Игорем и очень обрадовался, что его мысли, которые "повесились от собственной бесполезности", все же были спасены. И еще он так и думал, что блокнот найдет кто-то ее возраста, потому что ветка другой возраст не выдержала бы. И напоследок Игорь похвалил Ташкину любознательность и удивился, что она сначала прочитала мысли, а уж потом набрала его номер. С тех пор они иногда созванивались. Строго говоря, звонила всегда Ташка, но общались они подолгу и как будто на равных.
Этот самый блокнот она носила с собой в школу, боясь оставить дома, да и еще, к тому же, там был номер Игоря. Она помнила его наизусть, но цифрам в голове доверять не стоило. Его-то она и вспомнила, как самую сокровенную свою вещь, по всем критериям. Критерии сокровенной вещи: она важная, никто о ней не знает, жалко отдавать, даже ради еще бОльшей тайны.
Однако думать долго Ташка не любила и потому блокнот медленно и тихо был выужен ею из портфеля, а следом и губы зашевелились, произнося заветные слова. Хорошо, что был фикус. Его поддержку девочка ощущала всем нутром, спиной и одним плечом. Растение точно заслужило пирожок. А вот она - вряд ли. Виновато посмотрев вокруг, Ташка вперилась в книгу, ожидая эффекта.
-
Хорошая история. Складно написано, легко читается, флэшбэк отменный. Круть.
-
|
ссылкаОгонь так и не открыли. В нем, казалось, отпала всякая надобность, когда здоровяк вдруг остановился и выбросил вперед руку с ружьем. Крик его еще долго потом звенел в ушах - мощный энергетический толчок, он один, казалось, был способен убить человека. Все произошло слишком стремительно. Голова решила расколоться пополам, а нос, бедный, всё претерпевающий, уже чуть кривой нос, второй раз за последние пару часов подвергшийся нападению твердых предметов, взорвался адским пламенем, будто голову Тайлера разок обмакнули в котел на пробу, чтобы точно решил, стоит ли побывать у дъявола в гостях или пока повременить. Ружье, выполнившее свою миссию, нашло пристанище на мягком пузе у Бобби, но Тайлер этого уже не увидел. Следом за внезапной вспышкой боли наступила тьма и лишь надрывный крик Элли раздавался посреди этой чернеющей пустоты еще долго, все повторяясь, словно заевшая пластинка. *** Сознание вернулось запахом, теплым, живым, безобидным. Пахло животными, навозом, сеном и свежеспиленным деревом. Сложный аромат под названием "Мечта фермера" то накатывал, то отступал, по мере того, как возвращалось и вновь пропадало сознание. Следом явился звук. Необъяснимый. Ему не находилось аналогов, пока вновь не пробился сквозь раздробленный нос теплый деревенский, домашний запах. Блеяла коза. Нет, козлёнок. Слишком уж жалостливый и тонкий голосок получался. Картинка так и не пришла. Открыв слипшиеся от спекшейся крови глаза, Тайлер столкнулся лицом к лицу с тьмой. Она слишком долго ухмылялась, разглядывая соперника и не сразу сжалилась, позволила рассмотреть слабый серебристый свет, с трудом находящий щели в досках, трогающий сухую траву и ласкающий что-то белое на расстоянии пяти вытянутых рук, а может и вовсе в нескольких десятках метров - изображение искажалось, а глаза уже успели устать. Хотелось закрыть их и снова падать, падать в темноте. И вот тут незваным, ненужным, чересчур надоедливым гостем заявилась боль. Невыносимой ломотой, стучащей в висках и жаром отдающейся в лице. Казалось, если сейчас кто-нибудь дотронется до носа, он умрет от болевого шока на месте. Шевелиться и проверять не хотелось. Рук и ног почему-то не было. Однако на слабую поверку руки оказались сзади и расцепить их не удалось. Значит, связаны. Тайлер сидел, несмотря на слабость и озноб. Значит, привязан к чему-то. Это "что-то" тряслось и вздрагивало, было мягким и относительно теплым. Значит, живое. - Тайлер, - за спиной, почти в самое ухо раздался смутно знакомый голос, тихий, со слезливыми нотками, - Тайлер, - ничего сказать знакомый голос не мог или не собирался.
-
Эээх. Не будет Тайлер больше радовать девочек своим смазливым личиком)
|
Погода снаружи не имела ничего общего с тем штормовым безумием, что творилось ночью. Не смотря на раннее утро, солнце ласково грело всех, кто решался выбраться из палатки. Таких, к слову, было немного. Видимо, подавляющее большинство ночью все же плевать хотело на непогоду и отдыхало привычным способом. Праздно шатающиеся фигуры тоже не вполне проснулись. У них ведь не было столь сильно дающей по мозгам мотивации. Похоже, только у девушек и организаторов сейчас были дела поважнее, чем добрести до биотуалета. Последние уже занялись починками разного характера - от проводки (безусловно, не своими силами) до восстановления упавших щитов с распорядком работы лагеря.
- Брук-Брук-Брук, детка, солнце, лапочка, дай закурить. Ни одной сигаретки у меня, всё намокло, всё пропало, - юноша, стремительно двигавшийся в сторону Брук с душой Мойры, был нечесан и вид имел словно после тяжкого приступа гастрита - бледное с зеленоватым оттенком лицо и темные круги под глазами. Однако общения пареньку казалось мало, он стремился приобнять девушку, считая, что так ему гораздо быстрее перепадет желанная сигаретка. При ближайшем контакте сомнений не осталось, он точно был болен - воняло от паренька совершенно так же, как от пережившего внезапный приступ рвоты. - Здрасте, - оценив спутницу Брук беглым взглядом вверх-вниз, он тут же потерял к ней интерес. - Пойдем, чё покажу... - интригующе подергав бровями, промурлыкал юноша.
Мойра с душой Брук смутно помнила, что не представившийся ей незнакомец вроде присоединился к ним вчера под вечер, то и делал, что стрелял у всех сигареты да алкоголь. А еще представился сыном "самого главного тут чувака", что безусловно не было воспринято всерьез, потому что у самого главного чувака детей не было.
Однако, пока длилась эта трогательная сцена и воспоминания путались в голове, по душу Мойры, то есть ее оболочки, тоже явились. Обход лагеря серьезными мужчинами с одинаковыми бейджиками завершился возле странной троицы. - А вы, простите, тут не в качестве лектора? - совершенно незнакомый мужчина обратился к ней. - Мистер Карсон сказал, что поселил вас здесь. После шторма у нас многое расстроилось, к сожалению, - чуть понизив голос, доверительно обратился он к Мойре, - необходима ваша помощь. Через пару часов, когда все встанут, вы прочитаете свою лекцию, коротенечко, минут на сорок. Ответите на вопросы, подискутируете со зрителями. Ну что там обычно еще на лекциях происходит... А мы пока вернем все на места. Такая буря,знаете ли... Пойдемте, мы найдем вам новую одежду, по погоде, - деликатно не упоминая состояние костюма Мойры, он взял ту под локоток и принялся увлекать в направлении центра лагеря, к палаткам организаторов. - Пойдемте-пойдемте, времени в обрез.
|
ссылкаНебеса снова исторгли рокочущий предупредительный. В пабе всего за какие–то четверть часа сгустились сумерки, пришлось включать полное освещение. Часы показывали без двух минут пять, а клиентов всё не прибывало. Еще бы, вот уже четвертый день на их район обрушивался гнев Божий в виде беспощадной грозы, шквального ветра и внушительной силы грома. – Ты посмотри, опять! – возмутился завсегдатай Хромого Ангела, Одноглазый Джерри. Вот уже две недели он приходил сюда каждый день сразу после полудня, засиживался до шести, когда честные труженики возвращались домой, напускал на себя усталый вид и брёл к своей благоверной, ожидавшей его с неизменной жареной курицей и гарниром из брокколи, который он терпеть не мог, но молчал, потому что вот уже две недели, как его уволили, и он боялся сказать об этом жене. В самый первый день, когда гроза только заявила о своих правах, молния ударила в металлическую вывеску заведения, на что посетители,кто во что горазд, тут же привели с десяток примет разной степени тяжести. Соревнование длилось целый вечер и завершилось лозунгом «Дъявол выбрал это место!» За чем последовало «Звучит как тост! Да!». На второй день после сообщений о восьми погибших в результате удара молнией, тост звучать перестал, но не забылся. На сегодняшний день только самые рисковые или отчаявшиеся, как Одноглазый Джерри, например, отважились добежать до паба и освежиться пинтой пива. Рисковых оказалось двое и с первыми раскатами грома они поспешили удалиться. Ничего! К вечеру народ соберется, как ни в чем не бывало. Молния, осветившая фигуру в дверном проеме, сменилась взрывом оглушительным и мощным, будто то была не гроза, но поле битвы, взявшее начало прямо у входа в паб. Отряхивая шляпу и обнажая только–только начавшую лысеть голову, вошедший коротко кивнул бармену, словно знакомому, на ходу бросил пару слов, неслышных из–за очередной грохочущей «ругани» снаружи, и расположился возле окна, водрузив шляпу на подоконник, сложив перед собой руки и уперев в них тяжелый ничего не выражающий взгляд. Тони, совсем недавно спустившийся в зал, заметил, как бармен возится с кофемашиной, ставший в пабе чем–то сродни музейному экспонату, в том смысле, что пользовались ей также редко. Если бы не скрупулезная чистоплотность Робби, там давно обосновалось бы семейство пауков и украсило аппарат в своем стиле. Тем не менее черный кофе без сахара старший бармен отнес именно тому джентльмену, что так и не снял пальто, надетое поверх делового костюма. Мужчина не шелохнулся, не приступил к напитку, а продолжал сидеть, глядя перед собой. Изредка его губы трогала улыбка и выглядело это жутковато, словно тот вел сам с собой диалог, о содержании которого оставалось только догадываться. – Видал того типа? – улучив момент, прошептал Робби. Он прислонился к стойке спиной и создавалось впечатление, словно он разговаривал с подмигивающей красоткой на экране телевизора, рекламирующей спортивное питание, на которую он, впрочем, как раз и успевал с удовольствием пялиться. – Четвертый раз приходит, заказывает черный кофе, сидит как истукан ровно три четверти часа, к чашке не притрагивается, потом встает и уходит. Ливень там, гром жахает, а он идет, как ни в чем не бывало. Псих. Губы незнакомца дрогнули, расплываясь в улыбке. Он будто слышал весь разговор и теперь потешался над словами, произнесенными в его адрес. Сам Тони видел мужчину впервые, хотя тот мог являться во время обеденного перерыва или когда ему приходилось отлучаться. А незнакомец вдруг оторвал взгляд от стола и уставился в их сторону, точнее в сторону Меткалфа, без стеснения обводя его все снова и снова восторженным взглядом ребенка, увидевшего красивую конфету. Атмосфера сгущалась необъяснимо жуткая, даже Одноглазый Джерри, что–то почуяв, засобирался домой, несмотря на разразившуюся непогоду и отсутствие дождевика, а также рискуя вызвать лишние вопросы супруги. Тем временем странный посетитель кивнул в знак приветствия и жестом пригласил Тони присоединиться к нему.
-
За правильное настроение и отличный музыкальный вкус.
|
|
Картина, открывшаяся взору новобрачной, оказалась неутешительной, мерзкой, полной отчаяния и страданий. Жители проклятого городка корчились в предсмертных судорогах от мала до велика, исторгая крики ужаса и боли. Матери не могли помочь детям, потому что сами, посинев лицом, со скрюченными в судорогах пальцами, извивались от свалившей их хвори. Да и болезнь ли то была... Супруги тянулись друг к другу, желая ослабить боль возлюбленного. Дети кричали страшнее всего, напуганные, не понимающие. Прямо у крыльца билась головой о нижнюю ступеньку та самая малютка - ясные глазки заволокла пелена, изо рта сочилась слюна, а кровь почернела на разбитом лбе. Ручки,протянутые к Ане будто высохли, покрылись коричневой коркой, а волосы пучками оставались тут же, возле нее.
В щиколотку вцепились чьи-то пальцы и в высохшей фигуре Анна с трудом узнала ставшую похожей на мумию Эрлен. Волосы торчали редкими клочьями, в широко раскрытых глазах, больше не обрамленных пушистыми ресницами, было все то же страдание и, кажется, намерение. Сиплые звуки исторгли почерневшие губы и пришлось наклониться, чтобы услышать, что она желает сказать: - Умирают, вы сняли... Снова смертны.. И я...
Грохот прервал ее слова. Купол собора осел на раскрошившихся стенах и грозился рухнуть внутрь. Вокруг с той же завидной скоростью дрожали, осыпаясь, дома, истлевали на глазах деревянные постройки. Город исчезал, гнил, сворачивался, время словно обрело заново свою власть и вступало в права стремительно, безжалостно. Звон колокола слабый, но протяжно-печальный в унисон с тоской в умирающих глазах Эрлен, пробудил в ней силу для последнего, самого главного,что еще требовалось сказать, даже ценой последнего вздоха: - Беги, а то...
Смерть опускала занавес медленно,наслаждаясь богатой добычей - люди,столько лет избегавшие встречи с ней, наконец очутились в ее костлявых руках. Больше никто не кричал, не корчился. Притихшие навсегда, они истлевали до состояния ничто, рассыпаясь в прах, в пыль, белея костьми или вовсе превращаясь в мумий с открытыми в страшном крике ртами, скрюченными пальцами, в неестественных позах встретившими свою смерть.
|
Ташка присела-пригорюнилась под фикусом. Растение неизвестно как выстояло под натиском бури, но от него издалека попахивало крепким характером, что девочка учуяла сразу, и соответственно поспешила воспользоваться. За шиворот капать перестало, но стекало по-прежнему - медленно и мерзко. Обитатели квартиры продолжали нападать на строгую тётю, та крысилась и высокомерилась, но оборону держала. И как раз в этот самый-самый скучный момент, может быть единственный, может он даже не скучный был, а так, равнодушный просто.. так вот именно в этот момент намокшей штанины коснулось чудо. Глазам не верилось первые полсекунды, остальные пятьдесят девять с половиной, она осмысливала благоразумность поступка, оглядывалась пару раз с ничего не значащим выражением лица на жителей квартирки, старалась незаметно дотронуться хотя бы до уголка, чтобы задать книге правильное направление, а именно в аккурат в ташкины завидущие ручонки.
И наконец небеса сжалились над ней. Никаких небес тут, конечно, не наблюдалось, только осадки от них и остались, но взрослые так говорили и, с небольшой долей вероятности, не просто так. В общем фикус прикрыл ее не только от дождя, но и от возможных взглядов. Ташка стремительно высунула руку, чтобы схватить намокшую книжицу с названием, от которого сладко ёкнуло сердце в первый раз, и в желудке потом продолжало трепетать что-то приятно-легкое, словно пирожное, которое еще не съедено, а дожидается тебя со школы в холодильнике. Ташка с нежностью вдруг вспомнила, что так-то оно и было. Сразу захотелось домой. Заодно и книжку почитает без лишних вопросов. Всего-то на денёк возьмет, никто и не заметит...
Однако любопытство перевесило. Воспользовавшись всеобщим секундным замешательством от последствий колдовства, которое по сравнению с эдакой завидной добычей, отвлекло внимание лишь первыми громоподобными позывами, Ташка быстрым, почти профессиональным движением пролистала первые страниц сто. Страницы делали приятное "тррр" и кое-где "фляп", мокро шлёпаясь, слипшиеся аж по целому десятку. Дыхание перехватывало от опасности момента, а Ташка, вовсю тараща огромные глазищи, остановила наконец свое внимание на первой странице. О том, что творилось снаружи, она тут же забыла напрочь.
-
Хорошая милая ребятёнка :)
|
– Ох, милая…. – сочувственно поглядела цветочница на девушку, – с какой же целью вас занесло к мистеру Кэрроллу? У него там такая тоска! Такая тоска! – она взмахнула руками в жесте заправской старлетки и заметно погрустнела. – Я бываю там единожды в неделю и после долго не могу прийти в себя, ах! Ну–ка, ну–ка…– ее настроение менялось, как погода в Лондоне, только с частотой в секунды, а не часы. – Посмотрим–ка…
Мисс Рози Уайт покрутилась перед зеркалом и так и сяк, после чего разочарованно констатировала: – Я в нем не отражаюсь, вот досада! Давно не видала себя со стороны. Скажите…. – она приоткрыла ящик стола и извлекла оттуда большущее фото в дорогой оправе – абсолютную копию себя, – … я не сильно изменилась за прошедшие одиннадцать лет? – спросив, она застыла с непередаваемой томной и немного наивной улыбкой, точь–в–точь как на фото, дав Ню возможность сравнить. – А на это не обращайте внимания, – все еще позируя, произнесла она одними губами, – это мой бедненький пусси–мусси, он все никак не соберётся с собой, как впрочем и со мной. Либо он тут, но без улыбки, либо улыбка без него. Только как он в зеркало забрался, хотела бы я знать?! Кс–кс–кс, милый, давай выбирайся, невежливо скалиться, если еще не поздоровался. Да что там такое?!
Она, встревоженная, прислушалась и тут же вышла. Из магазина не раздавалось, впрочем, ни звука. – Вы полюбуйтесь на этих сорванцов, – в одной руке мисс Рози Уайт, эта чрезвычайно хрупкая барышня, несла одного близнеца, в другой – соответственно второго. – Колотили в дверь, словно помешанные. Чего вам дома не сиделось?
Абсолютно красные, заикающиеся и в этих своих эмоциях похожие как две капли воды, братья заговорили. Как всегда, вместе. – Мы вернулись… – Вернулись, а там… – Там кот… – В зеркале кот… – Жопа! – Эй, тсс! Задница то есть. – -Филейная часть, если быть точнее. – Задняя филейная, из зеркала торчит. – А все остальное… – Нет его… – Внутри, что ли?! – О, вот… Э, смотри, – один подтолкнул другого и ткнул пухлым указательным прямо в зеркало, откуда подобно изображению 3D торчала теперь абсолютно серьёзная, даже чем-то недовольная морда того самого рыжего кота, да пара передних лап. Кот явно хотел пожаловаться на несправедливость бытия, но терпеливо молчал, ожидая, когда окружающие его людишки, не блещущие особым умом, сами догадаются. – Ох уж… – не закончив фразу Рози Уайт потянула кота за передние лапы и с недовольным урчанием тот выскользнул из зеркала, как намыленный. То есть быстро и со звонким «чпок».
Вместо приветствия он принялся сосредоточенно вылизываться.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Ахах)) Меня определённо радует реакция и мысли Этери))
|
-
Ну логично же) Соседей затопите!
|
Именно в момент сомнения Эйслин послышался смех, как метафора тщетности всех ее попыток поступить по-своему. Смех раздавался откуда-то снаружи, приближался, обретая черты: мужской, молодой, смеялось как минимум двое, беззлобно и от души, не боясь, что кто-нибудь их услышит. Четверть века однако не ступала нога постороннего человека в эти края...
Фанни тоже прислушалась, впрочем, ненадолго, поскольку тут же вернулась к другу, с трудом вдыхающему те крохи кислорода, которые позволяли получить его умирающие легкие. - У него не чахотка, - почти разозлилась она, а в метавших колючие искры глазах вдруг выступили слезы - он приболел, скоро поправится. Нам привезут лекарство и Силли пойдет на поправку. Мужчина никак не отреагировал на ее слова, он едва ли понимал, что происходит.
Не верилось, что всего каких-то десяток минут назад Фанни хохотала во весь голос. - Елизавета?! - переспросила она и разразилась смехом, - Ты еще скажи - Кровавая Мери! Хотя уж она-то заслужила покушения, как никто другой. Ой, и откуда ты такая странная на нас свалилась...Из Индии что ли? Вас сейчас оттуда пруд пруди... На ее величество королеву Викторию, конечно же, потрудись запомнить, это важно, - вытирая слезы, шутливо погрозила Фанни.
Над последующими вопросами она уже не так потешалась: - Вы в Англии, мисс, это всё, что вам можно доверить, а газет таких я сроду не видала, у нас такие не выпускают, название типографии вижу впервые, да и в дате ошибка, самая наигрубейшая, позвольте заметить.
К обсуждению ее отказа поселиться в доме они так и не приступили. Сначала Силли скрутил кашель, а после с черного входа послышались шаги и явственный стук, словно кто-то отряхивал сапоги, топая что есть мочи. Судя по голосам, вошедших было не два и не три. Если среди них и были женщины, они ни под каким предлогом не желали показывать свое присутствие.
Впрочем, спустя каких-то пару быстротечных мгновений, привлеченные фразой "Мы в столовой" за исполнением Фанни, загадочные пришельцы в количестве четырех мужских особей появились один за другим в дверях комнаты. Одеты они была так, словно уходили на охоту, связка зайцев на поясе у одного - рослого, широкоплечего, настороженно смотревшего исподлобья - подтверждала эту догадку. Возникла неловкая пауза. Слишком многое следовало осмыслить при первом поверхностном взгляде на картину, открывающуюся в столовой. Силли в крови, странно одетая незнакомка, встревоженная Фанни. Уж не убийство ли тут?!
-
Столько веток, что путаюсь, что выбрать для плюсика.
|
-
Я прямо вспомнил все оброненные изо рта конфетки :) Эх, детство.
-
Как это сложно, когда мир такой реалистичный, а мечты такие яркие! Молодца Ташка.
|
-
Жалко бросать задорный черепок) Неимоверно доставляет)
|
Близнецы засуетились и в следующие несколько минут от них слышалось лишь усердное сопение. Ни дать ни взять радушные хозяева, желающие угодить клиенту. Появилась чашка свежезаваренного кофе, брезгливо убрана прежняя, уже превратившаяся на вкус в холодные помои, торжественно водружён на заляпанный стол маленький подносик с лимонно–желтым пирожным и белой от пудры булочкой. Впрочем, всё тут же недовольно было убрано – стол, смущаясь своей наготы, решил укрыться рыжего цвета скатертью. – Экскурсия только до следующего магазина. – Это три шага больших и пять маленьких. – Или четыре больших и два маленьких – Или почти пять больших – В цветочном есть она – Ну та… Они вдруг зарделись, мечтательно поглядывая под ноги. – Продавальщица цветов – Цветовец! – Чего выдумал, ты! Так ее не называй, ну! – и тот, что нахваливал пирожные, ткнул кулак едва не в нос брату. Тот, обидевшись, хмыкнул, но спор не продолжил. – Она…эта…она… – он долго подбирал слова, все больше краснея. – Она раз в неделю приносит в чудаковатый домишко свои растения… – Цветы же! – брат посмотрел на него, как на идиота. – Цветы – не растения? Не растения? Уууу! – кулаки самопроизвольно сжались. Второй не отставал и вскоре они вновь сверкали взглядами, предвещающими побоище. Однако следующий вопрос отвлек их основательно и бесповоротно. – Не город! Как же вы так опростоволосились?! – Королевство! Совсем зачухались? Кофе вам не помогает, нужен Шварценбуль! – Мы сами его терзали. Из ягод. Головокружительный эффект! И они заговорщически захихикали.
– О…Но ОНА не любит, когда шатишься и кружавишься… – Да, очень не одобряет, эх… – Пойдемте что ль?… – не дождавшись, когда Ню примется за булку, создатель пирожных уже тянул ее за рукав – ладошки, теплые и мягкие, оказались довольно крепкими, близнец буквально вытащил ее из–за стола в своем неистовом желании показать ей ТУ САМУЮ. Второй не растерялся и тотчас, завернув булочку в салфетку, поспешил за ними.
Громко отсчитывая шаги, они направились куда–то налево, спустя пять метров остановились у витрины с вывеской в виде цветка. – Она там, – прильнув на секунду к окну, елейно произнесли они, но стоило колокольчику над дверью звякнуть, их и след простыл, даже не попрощались.
Дверь открылась сама по себе и, лишь опустив глаза вниз, Ню увидела как на пороге ее встречает флегматичный рыжий кот. Он лукаво смотрел на нее, чуть щурясь и не мигая, затем попросту вернулся обратно, так и не ступив за порог и оставив открытой дверь. Внутри чувствовался аромат цветов – самых разных, удушающе пряных, приторно–сладких, едва уловимых и нежных, терпких и похожих на карамель, цитрусовых и свежих, арбузных. Больше всего здесь было роз. Розы всех самых немыслимых оттенков, розы привычно–простые, розы огромные и крошечные, словно клевер, розы шелковые, бархатные и атласные. Розы стояли обособленно от остальных цветов, словно подчеркивая, что они здесь отдельная каста, шипастая и безумно идеальная.
Ню могло показаться, что она заблудилась – лабиринт из соцветий никак не желал заканчиваться, но спустя несколько минут блуждания в магазинчике аромат неуловимо изменился, с каждым мгновением усиливаясь, пока из розовых кустов не появился главный цветок – великолепный и юный. Ню начала понимать, почему так краснели близнецы, упоминая о продавце. Белокожая блондинка с нежно–розовой кожей щек и глубокой синевой глаз, наивно, по–детски рассматривающих Ню. Одета она была в цветастое платье до пят– количество бутонов на нем во много раз превышало численность ароматных жителей магазина. Она с легкостью могла затеряться среди своего товара и наблюдать за посетителями, никем не замечаемая, сколь угодно долго.
– Оо! – она, казалось, была безмерно изумлена, потому и рассматривала НЮ с головы до ног, как какого–то диковинного представителя флоры, словно проверяя, настоящая ли та или мерещится ей. – Я – Рози. Рози Уайт. А ты кто? Кота нигде не было.
-
Плюсики можно ставить почти к любому посту.
-
Атмосфера, атмосфера! Погружает Здорово
-
|
Бывают такие неуютные серые дни, когда время тянется бесконечно, а настроение само по себе отказывается присутствовать. Так и говорят «Человек не в настроении» , потому что нет его, осталось дома и нежится под теплым одеялом вместо Ташки. До третьего урока она то и делала, что представляла его ехидную ухмылявшуюся физиономию, провожающую ее в неблагодарно дальний путь.
Между третьим и четвертым уроком, когда обида улеглась, Ташка даже пришла в себя ненадолго. Вместе с ней пришла и смс от папы. Называлось оно обидно и притом глупо «Совсем лето». Сопровождающее фото, где на фоне залитого солнцем парка стоял папа в шортах со своим издевательски поднятым вверх большим пальцем, сообщало Ташке, что жизнь ее в раскисшем от слякоти Петербурге более чем бессмысленна.
До конца шестого урока она просидела нахмурившись и даже декоративная серая жаба, принесенная в ее честь Жорой, поклонником Ташкиного бесшабашного нрава, не произвела должного эффекта. Чего нельзя было сказать об училке, стойко просидевшей до звонка верхом на столе и героически сбежавшей за директором, как только представилась возможность. Итог был печален и предсказуем, о чем Ташка тут же с презрением сообщила Жорику, чем окончательно лишила его привилегии когда–либо выделиться на ее пути еще раз. Уходили с собрания уже в середине восьмого урока, голодные, напичканные нравоучениями до слезотечения и страстно желающими поскорее повзрослеть, чтобы иметь возможность уйти домой хотя бы после четвертого урока.
– Ээ–эх! – с оттягом раскачав портфель в руке, Ташка подбросила его вперед и вверх, надеясь эффектно поймать. Тот плюхнулся посреди раскисшей жижи и то был громкий завершающий аккорд сегодняшнего мерзослякотного дня.
Неся портфель на вытянутой руке, Ташка шла домой как на казнь, что в сущности так и было. Увиденное заставило забыть все невзгоды разом, как чудодейственная вспышка амнезии из заботливых рук людей в черном. Чей–то денёк начался похуже. У Ташки–то хотя бы имелась надежда вернуться в теплую постель. Обреченно поглядев на мокрый снаружи, а теперь уж и внутри портфель и углядев в нем причину своего будущего заточения как минимум до послезавтра, Ташка решила туда не возвращаться. Тот факт, что бабушка будет греть ей обед «вот уже в третий раз!», девчонку никак не смутил. Сейчас ее больше заботил квест под названием «Пробраться незамеченной мимо собственной квартиры».
Пригнувшись, чтобы не попадать в поле зрение глазка, и чувствуя себя заправским разведчиком, она на цыпочках прошмыгнула наверх и замерла возле тринадцатой. Вот уже с осени она вхожа в обитель странностей, но сердце по–прежнему замирает, стоит приблизиться. А ну как не пустят! Ташка нервничала. С какой фразы начать сегодняшнюю встречу? Первая фраза – самая важная, она задает тон и нередко делает из тебя хозяина положения. – Эй, –тихонько постучав, шепотом позвала она, и добавила прямо в замочную скважину, для громкости, – у вас хотя бы зонтик есть? – и тут же хлопнула себя по лбу. Ну что за нелепость?! Зонт! Да он же здесь, в Петербурге, в отделе товаров первой необходимости продаётся. Первая фраза оказалась безнадежно загубленной!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
|
Ночка у горящего скелета не задалась. Как–то не сложилось всё изначально. Сначала жизнь пошла под откос, а потом и вовсе его покинула, следом людишки попались нелюбопытные, в багажнике его оставили, не заметили костлявую его головушку, подожгли сиротинушку, а он, не желая горсткой пепла становиться, все шел и шел всем ветрам наперекор, по жизни, смеясь. Так нет, и здесь непруха – нервишки у людей оказались ни в пизду, ни в красную армию, пришлось спасаться от ревущего всеми способами мужика на тяжелом, стальном, смертоносном, начищенном до блеска двухколесном чудовище. Когда–то и у него был такой… Ностальгия затуманила разум и увернуться от объятий с братом, живущим вопреки и благодаря, уже не успелось.
– Тайлер, забери дъявол твою душу! – отвалившаяся с раздробленного тела голова была в ярости. Со скрипуче–рычащим акцентом она пыталась отправить байкера в края пожарче для важной миссии, заключавшейся истинно в половых сношениях со всякими животными, собственной матерью и, без сомнения, всевозможными жителями преисподней. В проклятиях этих однако слышались знакомые нотки. Так ругаться мог только один человек. Но что–то в догадках не срасталось. Во–первых, тот сквернослов был мертв и, судя по привычному для него распорядку дня, давно гнил в аду. Хотя… почему же не срасталось?! Всё, кроме головы мертвеца, как раз было на своих местах – и явно неживое состояние тела и привычка к огоньку, лижущему органы день за днем, и даже образ жизни, с его вечным саундтреком из брани и тяжких сердцу проклятий. Это без сомнения был Рикки Помойный Рот, в «стае» его прозвали так по весьма понятным причинам и Тайлер прямо сейчас мог убедиться, что кличка вышла стопроцентная, тютелька в тютельку, как нельзя лучше. Музыка заглушала половину увесистых, как навоз в мешках, ругательств, но голос тоже принадлежал Рикки и сомнений в конце концов не осталось.
Когда динамик заглох, байкер услышал только конец сочной фразы. – … дырку твою, так ты встречаешь старых друзей?! Отсоси у кабана, я вернулся!
Только сейчас, приблизившись к черепу, гордо возвышавшемуся на груде костей, Тайлер увидел аккуратное отверстие в височной доле. Именно туда пару лет назад вошла шальная пуля, отправившая Рикки в джакузи формы медного котла. Пламя, обуглив череп и заставив тот заметно почернеть, наконец отступило. – Девка твоя? – вопросил череп и улыбнулся. Вышло жутко, но похабно.
Бросив взгляд на дорогу, где всего минуту назад он покинул девушку, Тайлер увидел, что Элли мялась, плакала от страха и грядущего одиночества, но никуда не уходила. В свою очередь заметив, что Тайлер остановился над грудой костей, она вытерла слезы и робко позвала. – Т–тайлер, все в порядке? – голос был как у заблудившейся на пастбище овечки. Невозможно было поверить, что овечка эта каких–то десять минут назад с упоением блевала в кустах и материлась аки пьяный пастух.
-
-
Ой, ля... Да что там вообще творится?!)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
При появлении Анны девушки тут же, как вымуштрованные солдаты, поднялись со своих простеньких кроватей, на которых сидели молча, в ожидании той минуты, когда понадобятся: - Чего изволите, госпожа? - голос той, что слева, был приятный - ласковый, мягкий, совсем юный, без тени издевки или иронии. Ане было не понятно, как слепые определили, что она вошла. Наверное, подумала она, по слуху. Идея дарить девушкам украшения, которые они не смогут увидеть уже не казалась ей такой хорошей. Но другого повода наладить контакт она пока не видела.
Аня протянула руки так, чтобы коснуться ладоней девушек своими, в которых были зажаты цацки. - Госпоже угодно одарить вас. Первое слово Аня произнесла подчеркнуто иронично. - А заодно расскажите. красавицы, как оно у вас тут было с предыдущей госпожой? Едва коснувшись холодного, словно не побывавшего только что в Аниных руках, жемчуга, девичьи пальцы словно отбросило приличным ударом тока. - Нам нельзя, - мягко, но непреклонно заявила девушка. А услышав вопрос, они и вовсе замолчали, понурив головы. По упрямо поджатым губам было видно - ответа Аня не добьется, хоть она дерись.
Аня поморщилась, зная, что собеседницы это не смогут заметить. Контакт пока не находился, но девушка не собиралась останавливаться. - Да не расстраивайтесь, - заявила она, - ну нельзя, так нельзя, что уж тут поделаешь. Не съем я вас, - весело продолжила она, - и не обижу.
- А что Вам вообще можно? - продолжала допытываться она.- И, извините, девчонки, вас зовут то как? Простите меня грубиянку, и вас не спросила и сама не представилась. Меня Аней зовут, а вас? Вино тут есть? Можете со мной выпить за знакомство?
Этот вопрос понравился им больше, судя по готовности с которым ответила первая и поддержала вторая. - Я - Эрлен, - отозвалась та, что разговаривала с Аней все это время, - а это ... - Женевьев, - тихо, словно какую-то страшную тайну, поведала ее коллега.- Но они зовут меня Желана, - слушая откровение девушки, Эрлен едва заметно побелела и растерянность завладела ею. - Здесь нет еды и напитков, - Женевьев-Желана, наоборот, как будто осмелела, голос стал громче и звонче. Аня отметила про себя, что имя Женевьев не характерно для родных берез. Что ж это получается, это дрянь ныряющая еше и в разных местах всплывает?
Вслух же она пообещала принести для новых подружек что-нибудь с пира, если они не смогут сопровождать ее туда. В завершении же беседы кинула на стол свой самый весомый козырь. - Вы тут подумайте, как нам сойти на берег, наверняка же знаете побольше меня. А там, на суше, научились делать очень интересные вещи, например, зрение людям восстанавливать.
Той, что назвалась Женевьев, овладело смятение. Она принялась кусать нижнюю губу, дыхание участилось, будто ей предстояло принять важное решение. Другая, почувствовав, как мучается ее подруга, неожиданно строго произнесла: - Не смей! Но слова произвели обратный эффект. - Я больше так не могу, а так хотя бы ты спасешься. И не дав той и слова вставить, быстро заговорила. Вздох отчаяния вырвался у Эрлен, когда это случилось. - Мы попали сюда также, как ты - Эрлен сто лет назад, а я - двести. Нужно было всего лишь дать искреннее согласие выйти за одного из сыновей Златолюбца, чтобы проклятие исчезло и остров перестал уходить под воду, но мое сердце было занято и сердце Эрлен тоже. В наказание мы навечно остались здесь, скованные слепотой и страхом смерти. Ведь та, что расскажет все вновь прибывшей во дворец девушке и тем самым предупредит ее, упадет замертво в тот же час. Сказав это, девушка почернела лицом и рассыпалась серой пылью, заставив испуганную подругу в беспомощности озираться, не понимая, что неизбежное все же случилось.
Некоторое время Аня недоуменно смотрела на горку праха. Невесомые серые пылинки облачком поднялись в воздух над местом падения. Они лезли в глаза, ном и рот. Девушка успела зажмуриться, но взвесь попала в носоглотку. Она оказалась абсолютно безвкусной, и очень сухой. Уши Ани заложило от визга, и только потом пришло осознание, что это визжит она сама. Как будто сорвало предохранительный клапан и ужас хлынул в мозг. Страшная смерть предшественницы ясно показала, насколько все серьезно. Что игра идет по высшим ставкам. Любовь и смерть. Как всегда рядом. Потом она обнимала испуганную Эрлен, шептала ей что-то бессвязно трогательное. Типа, я тебя не оставлю. Они в обнимку вышли из комнатки прислуги, ставшей последним пристанищем для Женевьев. И как только склеп остался позади в душе Ани вспыхнул гнев.
- Сволочи! Да как они могли?! Девка-то не в чем невиновата была. Они ее сами похитили. А теперь убили. Гады! Если это сказка, то хуевая, как в песне Янки. Где «змей-горыныч всех убил, а потом съел». Только у нее надо сделать правильный конец. Аня подскочила в двери и начала стучать в нее кулаком, а потом пинать ногами. - Открывайте!
-
Неожиданный поворот :) а что, неискреннее согласие не спасло бы остров от проклятия?:)
|
Лекция Тайлера произвела эффект, весьма противоположный ожидаемому. Надо отдать должное, Элли выслушала ее, не прерывая и даже не кривляясь, как наверняка сделало бы девяносто девять процентов подростков на ее месте. Однако вслед мародерствующему байкеру спустя непродолжительное время раздался раскатистый в самой грозной своей манере отпор. – Думаешь, ты, крутой такой верзила на байке, получил вдруг какое–то право меня судить?! – ее крик со всей вероятностью был слышен в шумном провонявшем баре у Бэт. Создавалось впечатление, что Элли вознамерилась убить им Тайлера. Ну или хотя бы лишить слуха, дезориентировать, а уже потом убить.
– Ты вдруг стал блять мощным психологом, когда мордой приложился?! Ты даже понятия не имеешь, как я жила эти последние восемь лет – на втором плане, как какая–то шавка–приживалка, будто меня из сраного приюта взяли и из благородства воспитывают. Вечное убожество на фоне ангелочка–брата,– казалось, слезы вот–вот хлынут, зальют стену гнева, сквозь которую пыталась пробиться жалость и желание любви. Но этого не происходило. Зато Элли наконец улыбнулась – зло, отчаянно, не улыбкой стоило назвать эти искривленные болью губы, но ухмылкой.
– Я оказалась недостойна даже памяти. Вчера утром, когда предки свалили, я до последнего ждала, что они просто замутили какой–то сюрприз на мое совершеннолетие. Ведь дурочка Элли все еще верит в тортики, шарики и затаившихся с подарками друзей, которых у нее не было сраных восемь лет. Но нееет… Нееет! Они просто забыли. А чтобы и я забыла, оставили мне в нагрузку своего отпрыска. Думаешь, ты обладаешь всеми гребаными фактами, чтобы иметь право меня судить?! Да иди ты в жопу! – натиск продолжился и спустя пару секунд Элли уже была возле покалеченного «жука». Теперь было заметно, что девушку сотрясает мелкая дрожь, как будто накопленная годами ярость выходила толчками из ее тела.
– Да, мне хотелось праздника. Я имела на него право. И мелкий меня поддержал, а ему, Тайлер-проницательная башка - восемь лет! Но я не достойна радости, – уже тише добавила она, непроизвольно заглядывая в машину. Там, сидя посреди идеальной чистоты словно только что приобретенного в салоне автомобиля, грустно вглядывался в их лица глазами–бусинами маленький плюшевый щенок. Элли молниеносным движением схватила его, глаза стали безумными, а крик отчаяния, облеченный в слова, прорвался сквозь удушающую пелену слез: – Тони, мой маленький Тони, что я наделала?! – рыдания искажали слова, – Я просила их вызвать копов, но мне никто не помог, никто! Ты–то чем лучше их всех?! Слегка пошатываясь, сжимая в руке игрушку, она развернулась и решительно, провоцируя у Тайлера приступ дежа вю, двинулась вдоль обочины, изредка бросая взгляды на чернеющий кювет. Потом вдруг резко свернула вправо, но не покатилась под откос, а пошла прямо, созволив все–таки крикнуть: – Тут дорога и следы, – прежде чем исчезнуть посреди чернильной ночи, вновь вступив на лесную территорию.
-
Обиженная на жизнь и близких, девочка Элли) Такая живая... Очень трогательная сцена, мне понравилось)
|
|
Белесая тень не шевелилась, зато девушка заметно занервничала, стряхнув налет высокомерия. – Ты нормальный, не? – Элли продолжала шепотом частить, – Я тут уже полтора часа. Да я туда проблеваться уже раза три лазала. Думаешь, я бы не заметила этих твоих блядских стонов?! Слушай, давай свалим, а? Эй! – увидев, что Тайлер все же идет в лес, крикнула она, – Господи, забыла, как тебя… Твою мать! – одновременно с шуршанием шагов за спиной услышал он. Девушка последовала за ним.
Боже, сколько можно трепаться?! Тайлер итак был на взводе, натянут как струна на гитаре Пола Маккартни, но женщина упорно отказывалась затыкаться! Неудивительно, что она уже полтора часа торчит на трассе. Второй водила видимо сразу просёк, что к чему, и поставил нелепое условие с отсосом раз в полчаса, чтобы она хоть иногда замолкала. Ну видишь, что незнакомый мужик трясёт огнестрелом и прётся в лес как одержимый, так отойди в сторону и поймай другую попутку, дура! Ну ёб твою налево.
Мужчина резко затормозил и развернулся, демонстрируя Элли свою недовольную харю. Прислонив ствол револьвера себе к виску, он изобразил сценку где вышибает себе мозги, а потом с блаженной и радостной улыбкой улетает в небеса.
- Тайлер, я! ТАЙЛЕР! Неужели так трудно запомнить имя того «мудака», которого ты уже минут пятнадцать безостановочно поносишь?! – громким шёпотом вопрошал байкер: - Вот скажи, что с тобой не так? Что ты вообще делаешь посреди ёбанного леса одна? И что за хуйня здесь происходит?! – Тайлер задал самый актуальный вопрос на текущий момент. С раздражением глядя в её тёмные окуляры, он протянул руку, намереваясь стянуть с Элли эти богомерзкие блюдца на палочке, - И очки сними, когда с людьми разговариваешь. Мама не учила?
– Ой блять серьезно?! Рассказать тебе мою историю посреди гребаного блять леса, где, по твоим словам, заметь, по ТВОИМ, бродит кто–то там?! Давай может присядем, разведем костерок, чайку захерачим, Тайлер! – передразнила она, но очки сняла. Впрочем, тут же сощурилась, лицо свела болезненная гримаса. – С похмелья я, понятно?!
Ощущение присутствия чего–то зловещего тем временем однозначно усилилось. Совсем рядом, в полуметре от уха Тайлер услышал все тот же тягостный стон, сорвавшийся на хрип и затихший. Белеющего нечто, похожего на человеческое тело, прислонившееся к стволу дерева, больше не было.
– Твою мать, ты как хочешь, а я сваливаю, – для страдающей несварением желудка, изнурительной головной болью и светобоязнью, Элли, выбравшись на обочину, зашагала довольно бодро.
Теперь даже до такого тугодума как Тайлер стало доходить, что ничего, кроме крупных неприятностей на свою пятую точку он здесь не найдёт. Байкер никогда не верил во всю эту муть о призраках, оборотнях и прочей нечистой силы из детских сказочек, но сейчас его представление о мире дало трещину. Услыхав этот ебучий стон в опасной близости от себя, байкер чисто инстинктивно отпрыгнул в сторону и выругался. Вокруг, конечно, никого не оказалось. Даже та белая хуетень исчезла. Жутко и неприятно, блять.
В кое-то веке решив пойти на поводу у своего инстинкта самосохранения, Тайлер быренько свернул спасательную операцию, вернул револьвер на законное место и довольно шустро понёсся к любимому железному скакуну. Пиздецки какому тяжёлому любимому железному скакуну! Это вам не велик упавший поднимать! Байкер весь взмок, пока мотоцикл в стоячее положение приводил. Благо управился довольно быстро, всплеск адреналина оказал неоценимую помощь. Мастерски оседлав верный байк, Тайлер ещё раз выругался. Фонарю-то каюк настал. В потёмках тыркаться придётся, час от часу не легче. Повернув ключ зажигания, и с облегчением услыхав знакомый рёв, Тайлер крикнул в след ковыляющей пьянице:
- Ты забыла свой фонарик, Элли! Если обещаешь не облевать мою жилетку, то так уж быть, возьму тебя на борт. Только поторопись, поезд сейчас уйдёт!
Нехотя остановившись, Элли встретила Тайлер, скрестив руки на груди, и с таким выражением, будто это он должен быть счастлив, что ему позволили подвести столь известную особу. За очками однако не все можно было разглядеть, но посыл чувствовался издалека. – Хм, – приспустив очки и скептически оглядев заляпанную кровью рубашку Тайлера, изрекла Элли, – хуже–то уже не будет, ага. – Шлема, я так понимаю, здесь отродясь не водилось? – уже устраиваясь позади Тайлера, проворчала она.
Мда, глядя на эту кислую мину, байкер начал жалеть, что сразу не дал по газам, оставив брюзгу глотать пыль на обочине. Совесть правда бы потом замучила, ведь девица и сгинуть могла в этих отвратных лесах. А ещё один грех на душу брать не хотелось, и так их накопилось порядочно. Собрав волю в кулак, Тайлер отогнал в сторону уязвлённую гордость и нацепил на свою избитую рожу привычную ухмылку.
- А зачем он нужен? Один раз ведь живём! Так что заканчивай бухтеть и держись крепче, прокачу с ветерком! – байкер немедля приступил к исполнению своего обещания, вдарив по ручке газа со всей основательностью. Мотор радостно затарахтел, приводя в движение всю эту двухколёсную махину. Из-под колёс полетела щебёнка, выхлопные трубы выпустили в атмосферу добротный запас вонючего дыма – зверюга стремительно набирала обороты. Ещё секунда и байк вырулил на трассу, готовясь продолжить свой нелёгкий путь в кромешной темноте. Очередной впрыск бензина ещё больше раззадорил стального коня, стрелка на спидометре резво поскакала вокруг своей оси, двигатель стремительно накручивал обороты. Тайлер с воодушевлением почувствовал, как его начинает накрывать от прихода дорожной эйфории. Прямо на ходу, он отпустил ручку байка, дабы продемонстрировать лесной полосе свой средний палец.
- Выкуси, говнюк! – радостно крикнул байкер, поддавая газку. Пускай теперь попробует догнать! Тайлер был полон решимости вырваться из этого промёрзлого леса и вернуться в лоно цивилизации.
Туман, стоило чуть отъехать от злополучного отрезка дороги, перестал тянуть размытые пальцы с сторону трассы, ощущение преследования прошло, сквозь ветви больше не смотрели им вслед непрошеные гости, а может, и хозяева этих мест.
Руки у Элли оказались неожиданно крепкими. Судя по тому, как она вцепилась Тайлеру в бока, ей либо сильно хотелось жить, либо она его за что–то люто возненавидела. После она и вовсе прижалась, пригнув голову от хлестнувшего по лицу ветра.
Несколько минут от нее не раздавалось ни звука, но, когда полностью исчезло тягостное чувство под названием «некто хочет твоей смерти здесь и сейчас», возобновила диалог, перекрикивая рёв мотора: – Тайлер, – столь торжественное начало не предвещало ничего хорошего, – я не все тебе рассказала… Стой, это они, стой! – заорала она одновременно с появлением из темноты небольшого фольксвагена–жука черного цвета, судя по выключенным фарам, либо брошенного на обочине, либо убаюкавшего внутри парочку измотанных путешественников.
-
– Ой блять серьезно?! Рассказать тебе мою историю посреди гребаного блять леса, где, по твоим словам, заметь, по ТВОИМ, бродит кто–то там?! Давай может присядем, разведем костерок, чайку захерачим, Тайлер! – передразнила она Ворчливая пьянчужка доставляет)
|
Вместо сиюминутной помощи пострадавшему девушка принялась рыться в рюкзаке. Тот был размером с детский и совершенно непонятно, как туда оказалась способной уместиться бутылка шампанского, уже початая, заткнутая кое–как пробкой. – Обдолбанный, понятно, – снова констатировала она и присосалась к горлышку, словно то была минералка. Прошла минута, прежде чем бутылка полетела куда–то во тьму, а Элли снова продолжила говорить.
– Вот из–за таких, как ты, дохнут невинные люди,– взглянув на Тайлера и поморщившись, словно предстояло иметь дело с прокаженным, она все же направилась к мотоциклу в поисках вышеназванной аптечки, но тут же отвлеклась вновь. – Я голосую здесь гребаных полтора часа, и видела всего двух уродов – один даже не остановился, а другой предложил отсасывать ему за каждые полчаса пути. Ты третий и худший, – выудив аптечку, она угрожающе быстро двинулась к Тайлеру, видимо, шампанское придало ей энергии, – ты меня чуть на тот свет не отправил, козел. Залепишь свои царапинки сам.
Для не вполне трезвого человека в солнцезащитных очках посреди дороги, обрамленной в черные полосы деревьев, она метала аптечки чрезвычайно точно – пластиковая коробка прилетела байкеру в живот. Продолжая подсвечивать себе дорогу, Элли снова остановилась возле рюкзака, открывая и закрывая те же карманы, словно не могла найти что–то важное, бурча под нос проклятия, в которых все чаще звучало имя Тайлера и не слишком лестные эпитеты к нему.
Ощущение холодка между лопаток тем временем вернулось. В непроглядную тьму меж сотен соседствующих стволов даже не хотелось смотреть, словно бы оттуда в ответ могло выглянуть нечто такое, о чем он тут же бы пожалел. Ветер трепал макушки деревьев, мирная идиллическая тишина еще недавнего окрашенного в оранжевое вечера сменилась на тревогу метущихся неприкаянных веток в компании с панически бегущими в тусклом свете луны рваными облаками. Дорога и впрямь казалась безлюдной, по крайней мере, ни шуршания шин приближающихся автомобилей, ни гудков или дальнего света фур Тайлер в течении всего времени пребывания здесь так и не заметил. Зато лес был богат звуками. От криков ночной птицы до тихого стона, раздавшегося совсем неподалеку, вон из тех ближайших к девчонке деревьев.
– Ты слышал? – Элли мигом оказалась возле байкера. Проклятия, которые она с минуту назад, в щедрости своей направляла в его сторону, стерлись под тяжестью банального инстинкта самосохранения и присутствия ради этой цели вблизи сильного. – Или это ты? – сняв очки и тут же поморщившись и прикрыв глаза, она спустя пару секунд с сомнением окинула его и вновь вперилась во тьму, поселившуюся среди деревьев. Рюкзак она закинула за спину, словно готовясь в любой момент бежать, хотя Тайлеру хорошо было известно – от того, что преследовало его до столкновения, убежать не смог бы даже он в компании со своим железным жеребцом.
Элли снова надела очки, как спасительное забрало. Луч фонарика вспыхнул в направлении возникшего звука, осветив безликое множество серых стволов и кустарников, черную землю и нечто белое, прильнувшее к одному из растений и в свою очередь абсолютно непохожее на представителя местной флоры. – Что это там? – послышался голос девушки, отчего–то перешедшей на шепот. Щелчок. Свет фонарика погас ровно в тот момент, когда Тайлеру померещилось движение.
|
– Ахааа! – торжествующе воскликнул один из близнецов и ткнул пальцем в другого, – Я говорил! Я говорил! Твои булки только выбросить! Второй обиженно хлюпнул носом и затопал на кухню, откуда послышался его неистовый в своём горе плач, продлившийся однако не более нескольких секунд. Вытирая слезы, тот явился с подносом, заискивающе и смущенно предложил: – Лимонного пирога? – откинутое с подноса полотенце явило румяную корочку пышнотелого пирога с янтарно–желтым содержимым и отчётливым ароматом лимона, отчего рот тут же наполнился слюной. – Эй, она сказала пирожное! Миииин… дальное! – пинком отослав попавшуюся под ноги тряпку, разозлился его брат. – Но такого нет. Есть шоколадное, – отпихивая брата, он затараторил, боясь упустить внимание клиента, – клубничное, безе, трюфели, бисквитное, со сливками, творожное, с изюмом, а нет, это булка… Лимонное! – торжествующий взгляд, брошенный на брата.
Понимая, что проигрывает, второй сунул поднос прямо под нос Ню и, мстительно улыбаясь, подвел итог всему вышесказанному в одной фразе: –Они несвежие, прошлонедельные, тухлые и рыхлые. После чего в течении нескольких невыносимо долгих минут братья катались по полу, сбив на пол и поднос со свежим пирогом и кофейник, ошпарив друг друга, разбив одну из витрин, откуда тут же потек аромат пряностей,и успокоились только, когда подбили друг другу по левому глазу.
– А телефона у нас нет. – Некогда разговаривать. – Не с кем. – Нет желания! –снова хором заключили они и на этот раз согласно кивнули друг другу.
Наливая в чашку остатки остывшего кофе и соскребая с пола основательно прилипший лимонный пирог, один из близнецов доверительно понизив голос до шепота, поведал Ню, что телефон – единственный в городе, есть в клинике для тех, у кого «мозги навыворот» и загадочно кивнул, указывая напротив, в ту сторону, откуда Ню собственно и явилась. Улица Зеркальная была у них, впрочем, тоже одна и проходила через весь город, «крошнявенький, но милашный». – Вы–то не тутошняя, то есть, местная наоборот? – хихикая, предположил один из братьев, перемазанный лимонной цедрой. – Вам экскурсию показать или это, швыряться вдоль хотите? – заискивающе поинтересовался второй, от сильного волнения кладя большой палец в рот .
-
Диалоги. Люблю диалоги.
Плюс, не могу не отметить отдельно:крошнявенький, но милашный
-
До чего же атмосферные, характерные ребята!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Сквозь желтые листья кленов задорно подмигивало солнце. Его лучи еще грели, но не согревали. Таким образом осень отдавала дань вежливости лету, безвременно ушедшему полмесяца назад.
В парке прямо посреди понедельника было непривычно тихо – школьники еще учились, молодые мамы ушли обедать и укладывать своих бесценных чад спать, служащие из офисного улья, гордо именуемого Деловым Центром, с обеда наоборот вернулись и спокойно, стараясь не тревожить сон коллег, досиживали рабочий день. Ради такого безветренного обманчивого осеннего тепла, кленовых листьев, безмятежно парящих в воздухе и убаюкивающего шуршания их ранее упавших собратьев стоило сбежать сюда, в расположенную рядом с конторой аллею и по совместительству парк, детскую площадку, местный променад и дорожку для велосипедистов.
Наверняка, Эйслин и в голову бы не пришла такая авантюра, если бы не Рон. Затейник Рон сегодня прогулял, чего за ним ранее не наблюдалось. Более того, он загадочным образом сумел оставить на ее столе записку, хотя девушка прекрасно помнила – контору вчера закрывала она и утром, как обычно, явилась самая первая. В записке ей было назначено прийти ровно в два часа дня и устроиться под сенью красного клена (был в аллее такой диссидент), после чего терпеливо ждать. Зная Рона,Эйслин не могла не выполнить указаний – в первую очередь он радел за их общее дело и ни за что не сдернул бы ее с места по пустякам.
Сегодня к обычному уютному аромату медленно сохнущих листьев прибавился еще один, едва уловимый, домашний, напоминающий о ферме, саде, чем–то вкусном и сладком. Когда он приблизился, Эйслин осенило – всепроникающий наполняющий рот слюной запах мог принадлежать только свежесорванным яблокам сорта «Долго» – такие росли у ее матери в мини–садике в Кардиффе. Поразительно, что она так долго распознавала их аромат. Источала его, как оказалось, корзина, полная бордовых плодов.Чудилось, вот–вот да скатится один прямо ей под ноги, но этого все не случалось и в груди рождалось щекочущее желание, настойчивое предчувствие, что никак не могло сбыться, а должно, непременно должно было! Рон все не появлялся и нетерпение примешивалось к этому назойливому капризу – хоть бы одно, всего одно кисло–сладкое яблочко покинуло массивную корзину. – Скушай, доченька, – женщина в образе городской сумасшедшей, тащившая, согнувшись, свой ароматный груз, сняла с самой верхушки яблоко, крупное и сплошь бордовое, без зеленых проплешин, и протянула его Эйслин, точно угадала ее мысли. Поступок этот отозвался в голове болью. Совпадение, не иначе. Череп, казалось, треснул, и в подтверждение этого по лицу потекло что–то теплое, даже горячее. Тетка запылала разноцветными пятнами и потекла, как смазанная дождем краска с оставленного забывчивым художником мольберта…
*** Под мирно поющим свою осеннюю песенку кленом было приятно дремать. Если бы земля была хотя бы вполовину столь же теплой, как целующее ее лицо солнце, нежиться под пылающим медными листьями деревом можно было бы бесконечно. Эйслин с трудом села и оперлась о ствол. Голова принялась жалобно гудеть, рассказывая о своей боли, но всё это было ничто по сравнению с замешательством, которое испытала девушка, хорошенько оглядевшись по сторонам. Она была в лесу, не иначе. По крайней мере, в сильно заросшем, давно заброшенном парке. И только медно–красный клен был ее единственным знакомым в этом безлюдном месте. Ноздри уловили слабый аромат яблок, а глаза мгновенно нашли одно, лежащее в траве всего в метре от нее, надкушенное и потерявшее свою восковую бордовую привлекательность. Яблоко держало своим весом газетную вырезку, заботливо подоткнутую под него – кто–то явно хотел, чтобы Эйслин узнала о том, что значилось в ней.
Половину формата А6 занимало ее фото, довольно удачное, надо сказать. Черная ленточка в нижнем левом углу его явно портила, но интригу создавала невероятную. Информация справа от фотографии гласила: «Вчера, 15 сентября 2015 года, в два часа дня в городском парке была зверски убита адвокат Эйслин Маргарет Доэрти, 1987 года рождения, проживающая в Лондоне. По данному факту заведено уголовное дело. В интересах следствия подробности не разглашаются. Родственники и друзья погибшей скорбят и принимают соболезнования.»
Но вот ведь она, Эйслин Доэрти, живая, прислонившись к дереву, сидит...
-
"Скушай яблочко, мой свет"))))
|
Освободившись из каменного плена двора, самый вид которого наводил тоску, и едва выбравшись на ближайшую улочку, Ню увидела извилистый путь направо и покуда хватало глаз, то вверх, то вниз, плелась дорожка, укрытая булыжником, уютная, словно из старой, давно забытой сказки и абсолютно незнакомая.
По обе стороны дороги тянулись дома и домишки, не выше трех этажей, какие–то выдавались вперед, остальные тонули и терялись между соседями. Видны были кованые черные вывески – каноничный сапог с широким голенищем, змея, терзающая своим присутствием чашу, шляпа–цилиндр, четырехлистный клевер. Возле входа в кафе, что имело неприятное соседство и соответственный вид из окна, покачивалась на цепях огромная плоская чашка.
Увиденное напомнило Ню поездку в Прагу с бабушкой – те же улочки вне времени, самобытный, ни на что не равняющийся дух, верность традициям и запах свежих булочек.
Желудок требовательно заурчал и Ню поняла, что голодна не только до кофе. Аромат корицы указывал ей дорогу до самых дверей, затем оставил ненадолго и присоединился с товарищами – сладкой ванилью, ни с чем не сравнимым кардамоном и терпким мускатным орехом. Теплый сытный запах витал внутри крошечного кафе, где помещалась всего парочка столиков. Прилавок пестрел пирожными и разнокалиберными булочками. Никто не встречал Ню, но за деревянной стеной, что отделяла помещение кафе от кухни, слышалось недовольное бурчание и звон посуды. Часы над стойкой показывали без минуты пять и, похоже, стояли.
Убранство кафе отражалось в высоком почти двухметровом резном зеркале, точной копии того, что уже дважды попадалось на пути Ню. Воспоминания об их первой и второй встречах заставили ее зябко передернуть плечами – не из приятных они были.
Стоило паркету ворчливо заскрипеть под ногами, из–за стены тут же возникли два подозрительно взирающих глаза на круглом неулыбчивом лице, спустя секунду к ним прибавились еще пара, абсолютно таких же. Взгляд этих глаз едва доставал Ню до подмышек. А когда они наконец оказались за прилавком, смотря поверх столешницы, отделяющей их от посетителя, Ню поняла – близнецы–карлики заведовали здесь всем и, судя по усыпанным мукой пальцам и джинсовым комбинезонам, к выпечке они тоже имели непосредственное отношение. Заговорили они наперебой, почти отпихивая друг друга и наконец явив клиентке робкие улыбки. – Здрасте. – Не хворать. – Чего понравилось? – Выбирать будете? – Булки. – Пирожные. – Кофе? – выпалили они вместе и толкнули друг друга так, что повалились на пол, подняв скрип, стук и невероятную ругань.
-
Вай, какие пупсы милые ^^
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Осторожность, любопытство и тонкая игра настроений - все в ней хорошо сбалансировано)
|
Солнце торопилось за горизонт, словно первокурсница на свидание с выпускником. Дорога змеилась под колесами летящего в оранжевую даль байка. Ландшафт здесь, всего за триста миль от родных мест, отличался кардинально. Мотоцикл то взмывал вверх, то летел вниз будто на качелях. Однако вскоре асфальт выровнялся и врезался в коридор из деревьев. Холод тут же запустил под одежду стылые пальцы, а красно–рыжее солнце утонуло сначала за верхушками деревьев, а затем и вовсе прощально подмигнуло, и оставило после себя разукрашенные облака. Места оказались знакомые, а задание на этот раз было приятным и легко выполнимым – требовалось добраться до ближайшей постели и слегка вздремнуть после жаркого денька. Всего через тридцать миль покажется забегаловка «Сладкая пышечка» и мотель «У пышечки Бэт» («Fatty Betty`s»). Там Тайлеру всегда были рады – и пышногрудая хозяйка – похотливая вдовушка, и две ее дочурки, веснушчатые и рыхлые девицы, весьма умелые в постели. Пожалуй, они тянули на твердую четверку. Из десяти. Все трое и считались теми самыми сладкими пышечками, из–за которых мотель удостаивался чести принимать большинство проезжих дальнобойщиков и таких вот усталых и одиноких путников. Тем временем все вокруг приобрело оттенок асфальта, будто желая замаскироваться – сумерки, как насыпанная в глаза пыль, затрудняли обзор и предвещали лишь одно – скорейшее наступление ночи. Сквозь растворившиеся в серой мгле стволы деревьев уже тянул к дороге свои белесые руки туман. Становилось темно и промозгло. Вокруг не было ни души, но вскоре боковым зрением Тайлер выхватил бледную фигуру, движущуюся за деревьями параллельно ему, перемещающуюся по непроходимому лесу с той же скоростью, что и рвущийся по гладкому полотну дороги байк. Он видел, как фигура преследует его то справа, то слева, но стоило повернуть голову, всмотреться не без холодка на загривке в черное ничто, и видение не появлялось. В один из таких моментов померещились байкеру глядящие на него из темноты глаза. Усталый мозг вовсю травил его иллюзиями и наконец сделал своё – мотель перестал казаться дырой, изукрашенный в пошло–розовый цвет. Долгожданными предстали даже кровать с продавленным матрацем, изъеденное временем покрывало, телик, работающий от кулака, и давно засохший цветок на окне. Словно возвращения домой ждал Тайлер тех славных минут, когда можно будет вытянуться во весь рост и уснуть. Даже дрянная еда, которую сама Бэт готовила на тысячу раз прогорклом масле, почти показалась желанной, но желудок запротестовал при мысли о жирном куске мяса – наверняка, бродячего пса, поскольку свиней и коров, в отличие от собак, возле забегаловки не наблюдалось. Тьма казалась бесконечной, а серый отрезок дороги, выхваченный светом фар, все бежал вперед и был однообразен до тошноты. Человек посреди дороги вырос внезапно. Конечно, он просто стоял, поджидая, но когда очередной кусочек тьмы расступился, он оказался прямо перед байком. Строго говоря, человеком стоящее на дороге двухметровое существо можно было назвать со стокиллограмовой натяжкой. Длинные узловатые ноги, с выступающими коленями белели наготой, как впрочем и остальное – тело словно вытянутое вверх специальным пыточным оборудованием представляло собой торчащие ребра и абсолютное безволосие; руки, длинные и бестолково расставленные, одна короче другой. Но самым странным было лицо. Оно–то и подвергало сомнению человеческое происхождение существа. Лысая голова имела форму сильно удлиненного обтянутого кожей черепа, небольшие чернеющие впадины вместо глаз, отсутствие носа и даже намека на место, где тот должен находиться, и огромный на поллица, разинутый в немом крике рот с длинными и частыми словно иглы зубами. За доли секунды до столкновения Тайлер понял, почему одна рука существа была короче другой – в костлявом кулаке урод зажал обыкновенную бейсбольную биту. «У тебя слишком много зубов» – в голов вдруг возникла неуместная любимая фразочка Крюгера, вожака «Ночной стаи», который, будучи еще в школе, так и не получил места в бейсбольной команде, оставил себе на память сувенир и, надо сказать, использовал его почти по назначению, профессионально, с оттягом и в весьма эффектной позе. Визг, металлический, невероятной силы, вырвался из распахнутого иглозубого рта, резанул по ушам. А бита неумолимо неслась Тайлеру в лицо. *** – Что это еще за хуйня?! Ты меня чуть не убил, придурок бухой! Я телефон разбила, – первым, что после оглушительного визга тормозов и глухого удара, услышал Тайлер, был абсолютно безэмоциональный, даже тихий женский голос, выражавший свое возмущение непосредственно с помощью нецензурной брани. По лицу текло что–то теплое, а при попытке подняться лицо разом ожгло и рвануло. Казалось, болит сразу всё – нос, зубы, лоб, даже глаза почему–то отказывались открываться. Помимо боли в лицо секунду спустя ударил ослепительный свет. –Эй,– тот же бесстрастный голос, нетерпеливо лез к Тайлеру вместе с назойливым лучом фонарика. – Встать можешь? Встать Тайлер мог. Но не хотел. На горячем после жаркого дня песке обочины было почти также уютно, как на продавленном матрасе у Бэт. Когда же, ценой невероятных усилий, удалось–таки разлепить веки, в кружочке света над ним он увидел голову, неулыбчивую, короткостриженую, бесцеремонно его разглядывающую, единственной странностью которой были солнцезащитные круглые очки. Ночью. Когда те же самые нечеловеческие усилия помогли Тайлеру взглянуть по сторонам, он увидел на переднем плане брошенный черный рюкзак и лишь в метре от него перевернутый байк, с обидой смотрящий на мужчину подбитым глазом–фарой. – У тебя нос сломан, – констатировал тот же голос. – Я Элли.
-
Отличная вводная) Атмосфера ужастика выдержана идеально) +
-
-
«Fatty Betty`s»Атмосфера Америки: 10 из 10.
|
Осень вовсю заявила о своих правах, когда пожелтел последний лист на клёне, имевшем привычку подглядывать в окно Джеймса, если то не было плотно зашторено. Оставаться дома сегодняшним вечером казалось кощунством, особенно когда солнце наконец показало своё золотое брюхо. Даже повод нашёлся – в холодильнике повесился последний таракан. Всё, что годилось в пищу, давно исчезло оттуда. На столе покоилась лишь одинокая пачка соли да чай в пакетиках – вот и весь предстоящий ужин.
Непродолжительное время спустя, облачившийся в любимую толстовку, Джеймс уже щурился, взятый в плен солнечным светом на выходе из тёмного подъезда. Клён весело прошелестел ему вслед в качестве приветствия. Тепло, впрочем, оказалось обманчивым и пришлось нахлобучить капюшон да вздёрнуть привычным движением бегунок молнии. Та с жалобным «зззип» повиновалась.
Путь до магазина был чересчур коротким, а чудесный осенний вечер хотелось смаковать. Для этой цели отлично подходил парк по соседству. Глядя на количество праздно прогуливающихся по зарытым в листьях аллеям, становилось понятно, что такая мысль пришла в голову не только Джеймсу. Шуршащие под ногами листья, принадлежавшие некогда разным деревьям и встретившиеся в одной осенней могиле, оставляли в сердце приятный оттенок знакомого с детства звука. Однако всему приятному когда–то приходит конец и мимо, едва не сбив непривычно задумчивого Кембера с ног, промчался парень на скейте. Следующий сразу за ним любитель вечерних пробежек остановил внимательный взгляд на Джеймсе, наверняка, поверяя того на предмет повреждений. Примечательно, что на бегуне была точно такая же толстовка. Даже дырочка от сигареты притаилась на капюшоне слева. Жаль, что осознание этого пришло к Джеймсу спустя несколько мгновений, когда тот уже был далеко. Тогда же появилось и какое–то гадкое, недвусмысленно мерзкое предчувствие то ли обмана, то ли предательства, чего–то противоестественного, неправильного, что первым делом побудило Джеймса проверить карманы, но пропажи денег или ключей не обнаружилось. Исчезло лишь одно – радость от прогулки. Пришлось отправиться в магазин.
Смеркалось. Фонари по команде невидимого стража улиц полыхнули жёлтым – жалкая пародия на уже ушедшее за горизонт солнце. Люди возвращались домой, нагруженные пакетами из супермаркетов, в компании детей, оживлённо болтающих о своих школьных делах, придавленные выяснениями отношений с супругами, щебечущие по телефону с подругами, не ожидающие в этот вечер ничего, кроме чашки горячего чая и сытного ужина.
Ехали автомобили, торопясь занять место на парковке. На обочине перед супермаркетом остановилось такси и девушка, выскочившая оттуда, торопливо направилась внутрь. Следом покинувший машину парень на ходу застегнул молнию на толстовке, которую Джеймс ни с чем бы не спутал, потому что носил такую уже много лет. Пару шагов, что отделяли парня от Кембера, он преодолел как–то стремительно, угрожающе быстро, вызывая желание отшатнуться, уступить дорогу от греха подальше, но тот прошел мимо, вновь внимательно взглянув мужчине в лицо, будто пытаясь понять, не знакомы ли они. Это был не вечерний бегун. Более того парень оказался девушкой. Девушкой в мужской толстовке с прожжённым сигаретой капюшоном.
Вечер обретал налёт нелепости и Джеймс поспешил укрыться от него среди обыденного и знакомого – полок с продуктами в ближайшем супермаркете. Движение за спиной, замеченное с роковым опозданием, нарушило мирные планы. Шею пронзила жалящая, глубокая боль, что перешла в висок и, покидая тело, оказалась иглой. Магазин всего в нескольких метрах пополз во все стороны и последнее, что увидел Джеймс, стало такси, услужливо распахнувшее навстречу ему свои двери…
***
Наполовину зелёное, словно не желающее сдаваться под натиском осени дерево при обретении фокуса оказалось могучим дубом. К рукам и ногам с трудом возвращалась способность шевелиться. Шея тупой, ноющей в каждой мышце болью жаловалась на наличие раны. Вокруг сочувственно шелестели деревья, у обочины лесной тропы, покрытой травой, весело приветствовал Джеймса золотистый клён. Осень совсем по–иному вступала в свои права здесь, в лесу – выбирая лишь тех, кто послабее, нещадно пачкала их всевозможными оттенками красного, желтого и оранжевого, обрывала уставшие бороться листья и изо всех сил раскачивала не желающие сдаваться ели с помощью верного своего раба – ветра. Всё прочее благоговейно молчало, прислушиваясь, как осень пытается отвоевать своё время.
|
Взгляд медсестры издевательски сосредоточился на лице говорившей без умолку Ню. Она не потрудилась даже кивать из вежливости, делая вид, что слушает. Вцепилась насмешливо, искривив в презрительной улыбки полные алые губы, скрестила на груди тонкие ухоженные руки, постукивая длинными красными ногтями правой по нежному предплечью левой, затем нарочито медленно принялась поправлять красно–рыжие локоны, которые отнюдь нисколько в этом не нуждались, и только спустя несколько мучительно–долгих секунд как в воздухе повис вопрос Ню, удостоила девушку звуком своего чуть низковатого томного голоса. – Дорогая мисс Муар… Шшшш…ТАК… – прошелестел и с громким стуком отодвинулся массивный засов. – ...на моем веку, а я старшая медсестра и работаю здесь немало Дважды «чик» и пара шпингалетов освободилось от несения однообразной службы. – ...еще никто из клиники Кэрролла не уходил навсегда. Возня ключа в верхнем замке казалась бесконечной, но вскоре он, завершив свою миссию, вернулся в связку на поясе медсестры. – Все только прощаются да кормят себя надеждами. Второй ключ был проворнее, но громче. Он словно созывал обитателей лечебницы взглянуть на беглянку, что тешит себя мечтами никогда не вернуться сюда более. – Я мисс Куин, запомните мое имя, оно вам еще пригодится. Счастливого пути, мисс Муар. Дверь натужно распахнулась. Казалось, делает она это нечастно. Тому подтверждением был удивленный возглас, с которым дверь продолжила открываться, впуская в помещение холла терпкий аромат летнего утра. – И до встречи. Замки проделали тот же сложный путь, визжа, скрипя, жалуясь, потревоженные цепкими пальцами старшей медсестры. Стоя на верхней площадке лестницы и имея перед собой путь, состоящий из пяти ступенек, Ню смогла разглядеть лишь боковины домов стоявших чуть впереди, словно два охранника, взявших клинику под стражу, да кафе напротив. Преодолев дорогу вниз и оглянувшись, Ню увидела, что здание лечебницы довольно старое, обремененное высокими потолками и башенками, множество окон второго этажа равнодушно взирало на девушку, надменно косились высокие остроконечные ставни первого, в одно из которых наблюдала за ней старшая медсестра Куин и улыбка ее показалась Ню зловещей. Впрочем, что только люди не списывают на игру света. В окне второго этажа ровно над тем, где все еще виднелась медсестра, маячила беспокойная фигура мистера Хэта. Тот прижался носом в зарешеченному стеклу и губы его шевелились. Вспомнив последнюю его фразу и наложив ее на движения, Ню получила стопроцентное совпадение. «Время пить чай!» напоминал маленький человечек и настойчиво тыкал пальцем в сторону кафе, другой поднимая воображаемую чашку и делая глоток за глотком. Проводы Ню на этом не закончились – около дюжины окошечек второго этажа закрыли собой фигуры незнакомцев и незнакомок. Один из постояльцев махал Ню платком, другой плакал и звал ее обратно, третий как и шляпник настойчиво указывал ей путь в кафе. Это сумасшедшее сборище представляло собой тоскливое зрелище, от которого хотелось бежать опрометью, не оглядываясь и уж точно не возвращаясь.
-
-
Дадада, моя любимая сказка! Атмосфера потрясающая
-
– Я мисс Куин, запомните мое имямножество окон второго этажа равнодушно взирало на девушку, надменно косились высокие остроконечные ставни первого, в одно из которых наблюдала за ней старшая медсестра Куин и улыбка ее показалась Ню зловещейНе знаю, специально так получилось или случайно, но идея совместить вселенную DC со сказками Кэрролла мне нравится.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Пожалуй выйдет красивый танец)
|
Удушливая жара вечером оказалась всего–навсего основательной подготовкой к грозе. Небо заволокло стремительно и вскоре оно угрожающе нависло над фестивальной площадкой, давяще и навязчиво напоминая о своем присутствии. Всполохи освещали его в стыках между тучами и впечатление создавалось зловещее. Однако общее веселье, хоть и приобрело налёт саркастического поклонения силам природы, не угасло ни на секунду. Тем временем наступил полный штиль, зеркальная поверхность озера казалась дъявольски-черной, а воздух застыл удушливым киселём, не желая поставлять кислород. Следующим плевком природы, неизвестно за что прогневавшейся на своих гостей, оказалось полное отсутствие электричества – генераторы вырубились как один, запустив крики «Апокалипсис», «Тор, не гневайся на меня» и «Темнота –друг молодежи». Организаторам, конечно, было не до веселья, но на «совете пьяных» было предложено – дождаться утра, то есть естественного освещения, и тогда уж и решать проблемы. «А пока всем спать», – дружно подвели итог дня орущие в матюгальники дежурные по лагерям. Спать, безусловно, никто не собирался, но явить свою волю народу – это бесценно.
Мойра
Найти Ларри Карсона оказалось делом нелегким. Его знали все и не помнил никто. Однако, вскоре, перебрав пару неверных предположений, Мойра все же отыскала главного учредителя. Оказалось, провести лекцию для участников было всецело его идеей. Кандидат исторических наук, он не мог больше «оставлять людей без целительной силы знаний», потому и пригласил докладчика, на чьи плечи была возложена миссия – познакомить товарищей отдыхающих с легендарным прошлым этих мест. К скромному исследованию самой Мойры (ибо найти что–либо было за гранью возможного) добавились не более информативные данные мистера Карсона.
В целом стоящих историй было три: 1) Легенда (без источника) о духах озера, забирающих чужие жизни во время полнолуния. Об этом вкратце упоминалось в энциклопедии в статье об озере и лесе Кёсвуд. 2) Заметка о полтергейсте, орудовавшем на фестивале три года назад. Пятеро получили травмы и один участник погиб, но было основание полагать, что произошло это скорее всего из–за алкогольного Каспера – духа вина и прочих высокоградусных напитков. 3) Пожалуй, самым любопытным была статья в газете от 12 июля 1976 года. История занимала целый разворот и говорила про мальчика, который якобы тронулся умом, рисовал некоего «незнакомца без лица» и затем стал называть себя Эллой Фитц, которая была с ним в одном туристическом лагере на берегах озера Кёсвуд. В статье говорилось, что мальчик вскоре покончил с собой, и в память об этой истории школьные лагеря и даже безобидные походы в этих местах запретили. К статье были приложены рисунки – зрелище не для слабонервных, особенно если учесть, что автора по собственной воле более не было в живых.
В общем и целом, порадовать Карсона и зацепить его подопечных было нечем, хотя если потрудиться денек–другой, можно было бы состряпать приличную страшилку и ходить с ней от костра к костру, но для лекции идеи рождались с трудом. К счастью, Ларри любезно предоставил Мойре пару дней на подготовку, а также пригласил на кружечку коньяку, когда будет время. После он галантно поклонился и спустя минуту его и след простыл.
Свободное место в лагере организаторов не нашлось. Оказалось, что Мойра просто не числилась в списках VIP-гостей, включить в которые её банально забыли. Но палатку и запас дров выдали, помогли воздвигнуть сие сооружение на окраине лагеря музыкантов и даже развели костер, посчитав, что Мойра Керриган, библиотекарь, тут же займется приготовлением пищи и забудет, кто она и зачем приехала.
Мало того, что уже шестеро, нет – семеро, пошутили про ее костюм, так ей и переодеться на такой жаре было не во что. Тем временем щекотливые струйки пота, доставляющие дискомфорт и портившие внешний вид светлого костюма, напоминали о досадном факте – летом на природу обычно одеваются по–другому. Например, как тот парень без трусов, что отправил ее к жуткому типу, кому не мешало бы подружиться с мочалкой и куском мыла и это только для его поганого рта, который источал пошлые комплименты и сальные шуточки, словно семечки щелкал. Таких личностей, впрочем, тут было в достатке – вот и теперь, выбравшись узнать, когда починят генераторы, Мойра заметила у своей палатки молоденькую девушку. Пошатываясь и сидя к Керриган спиной, та обильно орошала землю у ее нового жилища, видимо, не добравшись в темноте до мест, непосредственно для этого предназначенных.
Брук
Обойти всю фестивальную площадку, каждый лагерь – Брук спустя пару часов поняла, что коэффициент общения в крови зашкаливает, а впечатлений уже хватит на год рассказов. Новые связи тут устанавливались за секунды, люди знакомились, тут же расходились навсегда, забыв имена друг друга, обменивались дарами, комплиментами, телефонами – всё на эмоциях, подстрекаемых алкоголем и наркотиками, свежим воздухом и просто отдыхом. Запомнившихся однако было немного – среди бесспорных фаворитов Брук смогла бы назвать девушку–альбиноса, женщину в строгом костюме и очках - на вид библиотекарь–библиотекарем; татуированное нечто – так и не смогла выяснить за разноцветной набитой маской, кто это – юноша или девушка; пузатого под два метра ростом добродушного повара с кольцом в носу и многочисленными шариками пирсинга вместо волос на голове. Таких необычных было еще с десяток, имена их забылись в суматохе общения, но когда Брук вернулась в свой лагерь, была почти полночь и из компании, к которой она примкнула, не осталось никого. Тем не менее у костра, лениво шевеля палочкой угли, сидела та самая библиотекарша, в своем дурацком костюме, который ей, видимо, не на что было сменить. Женщина была будто бы чем-то расстроена. В этот момент и заглохли генераторы, оставив участников без холодильников, музыки из колонок, подсветки дорожек и освещения туалетов.
Кэт
Количество желающих сделать с ней фото возросло с заходом солнца – сей факт был зафиксирован уже дважды, вчера ситуация была абсолютно идентичной, правда нынче вечером, когда напряжение, выданное матушкой–природой окончательно зашкалило, совместные портреты стали походить больше на натюрморты, где главной особенностью была очередная голая задница – слух о режиссере, снимающем фильмы про жопы, набрал популярность благодаря разговорчивости некоего Джареда.
В лагере музыкантов не было зависимых от электричества и потому концерт в сгустившихся сумерках при поддержке приближающейся грозы и организованном ею светопреставлении, все же состоялся. Атмосфера была пронизана романтикой и музыка звучала соответствующая, горели свечи, мобильники и зажигалки в руках собравшихся, а воздух звенел от напряжения – вот–вот разразится небо и хлынет спасительный дождь. Но музыканты продолжали выходить на импровизированную сцену, а дождь так и не начинался. В конце концов, пришла очередь Кэт. Джаред, забавный юноша, обещавший преследовать ее на всех концертах и стать ее фанатом, если того потребует долг, пришел чуть позже, когда она уже почти закончила. Встав позади всех, он был серьезен, как никогда, и не дождавшись окончания, ушел, за пару секунд до этого кивком позвав Кэт последовать за ним.
Джаред
Ему хотелось курить, но в темноте палатки и хаосе, царившем там же, он не смог найти необходимое для замечательного вечернего косячка. Хорошо, что он взял фонарик. Тот тоже затерялся в хаосе, но не настолько безнадежно. Где–то совсем рядом пела Кэт, ее голос ни с чем нельзя было спутать. Он еще успеет послушать ее, если поторопится. Готово. Можно идти. Фонарик выхватил из темноты силуэт. Белая кожа и волосы, в темноте белеющее лицо. Тем временем, голос Кэт, как будто живущий своей жизнью, звучал совсем не здесь. Как такое могло быть?!
-
Внимание! Писающая девочка!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Тащусь я от этой девочки)
|
Доктор будто даже обрадовался, что разговор оказался неожиданно кратким, и пациента не пришлось убеждать в своей компетентности и праве вести дела, как того требует врачебный долг. – Безусловно. Оставляю вам в распоряжение свой кабинет. Рад был иметь с вами дело. Надеюсь, услуги нашей клиники вам более не понадобятся. Он еще раз внимательно оглядел Ню, будто поставил точку и, снова поглядев на часы, покинул свой «тронный зал». – Время пить чай! – послышался женский голос, кокетливый и молодой. Судя по всему говорящая кому–то улыбалась. – Дайте мне только помыть руки, – ответили ей голосом доктора. Вещи из коробки преданно потянулись к Ню, жалуясь на вынужденное одиночество. Одежда мягкой прохладой обняла тело, успев однако получить незнакомый аромат по всей видимости тех мест, где все это время хранилась. Высокое резное зеркало услужливо преподнесло девушке ее переодетый образ. Из кабинета через небольшую приёмную, где также никого не было, Ню прошла беспрепятственно, но без малейшего проблеска узнавания. Из приёмной коридор расходился направо и налево, но память снова молчала, и Ню отправилась наугад, буквально спустя десять метров осознав, что оба конца коридора переходят в лестницы, обрамляющие собой огромный холл, обитый снизу до середины стен красным деревом, которое следом переходило в болотно–зелёные обои в полоску – сочетание, давящее и вызывающие желание покинуть «Лечебницу им. Л. Кэрролла» (так гласила табличка в холле в аккурат под бюстом этого самого Л. Кэрролла), как можно скорее. Огромной хрустальной люстре никак не удавалось придать мрачному холлу хоть какое–то подобие уюта. Наверняка, план по выписке пациентов здесь был провален окончательно и потому доктор так радовался, что хоть кого–то смог признать выздоровевшим. Лестница, скрипучая и, судя по истертым ступеням, видавшая несметное количество посетителей, добровольных и не совсем, недовольно сопровождала Ню к выходу. Створки массивных дверей в два ее роста были наглухо заперты, да еще и закрыты на средневекового вида засов. В единственное здесь окно сквозь щели в ставнях сочился, пробивая себе дорогу, напористый солнечный свет. Контраст с кабинетом доктора казался чересчур заметным, зато сразу выяснилось, откуда там могло взяться старинное резное зеркало в дубовой оправе. Ню поджидали. Стоило ей подойти к выходу, как из примыкающей к холлу двери первого этажа вышел низкорослый мужичок в засаленном костюме размера на два больше, чем требовалось. Рукава и штанины были подвернуты и оголяли не совсем чистые руки и щиколотки. Вокруг его лысины продолжали расти волосы и притом довольно длинные, что позволяло ему зачесывать пару сальных прядок поверх гладкого и блестящего островка на своей голове. Выглядело это, прямо скажем, жалко. Направляясь к Ню, он осклабился, показав наполовину беззубый, наполовину усеянный гнилыми пеньками рот и неожиданно тонким голоском шепеляво заговорил: – В добрый путь, в добрый! Обещай, что вернешься за нами, обещай! – он попытался взять руку Ню в свои непомерно огромные, в контрасте с тонкими запястьями, ладони и продолжил, – Они спросят, а я скажу, что ты обещала. Скажу, да! Внезапно дверь, из которой он появился, резко распахнулась и человек в засаленном костюме отпрянул, так и не успев пожать Ню руку. – Мистер Хэт, вы опять сбежали?! – с наигранной лаской принялась выговаривать ему медсестра в белом халате и такой же изящной шапочке. – Идите же в свою комнату, я принесу вам чай. – Время пить чай! Время, да. – провозгласил мистер Хэт и покорно удалился, впрочем, по пути все же обернувшись и заговорщически подмигнув Ню. – Сейчас я отворю вам дверь. Доктор Кэрролл меня предупредил о вашем отбытии, – она корректно заменила «выписку» на «отбытие», однако, ласковый тон, которым она продолжала разговаривать и с Ню тоже, ясно показывал – накрахмаленно–белоснежная медсестра свято верит, что «бывших психов не бывает». И снова никаких воспоминаний. Только зеркало в резной оправе, точно как из кабинета доктора, прощалось с Ню, глядя ей в спину ее собственным отражением. Непонятно, как она сразу не заметила двухметровое детище искусного мастера, которого наверняка уже не было в живых. ссылка
-
– Мистер Хэтнизкорослый мужичок в засаленном костюме размера на два больше, чем требовалось. Рукава и штанины были подвернуты и оголяли не совсем чистые руки и щиколотки. Вокруг его лысины продолжали расти волосы и притом довольно длинные, что позволяло ему зачесывать пару сальных прядок поверх гладкого и блестящего островка на своей голове.Шляпник уже не тот, да.
|
Испещренный трещинками белый кафель и разделивший его на квадраты грязно серый бетон терзали взгляд своей неряшливостью, омерзительной одинаковостью. Нежелание владельца помещения сменить такой обыденный, абсолютно лишённый фантазии элемент декора раздражало еще сильнее.
Ню всего несколько минут назад очнулась здесь, в незнакомом кабинете, якобы приведенном в порядок посредством белого кафеля, на лишенном элементарной комфортности стуле, в плену белых шкафов с однообразным папочным содержимым. В голове стояла густая пелена амнезии. Ню помнила каждое мгновение своей жизни, но как оказалась здесь, в этом кабинете, облаченная в полосатую пижаму и белые тапочки, упрямо пытающаяся найти что–то менее однообразное, чем кафель и шкафы, забыла. Это душило ее, раздражало, мучило, заставляло в беспомощном усилии напрягаться, а к моменту появления в кабинете мужчины в белом халате, уже откровенно злило.
Незнакомец, очевидно врач, улыбался, внимательно, почти ласково разглядывая девушку сквозь тонкие обрамленные золотом стекла очков. В руках он держал коробку, которую незамедлительно и поставил перед Ню. В ней, смешавшиеся в безнадежном беспорядке, выглядывали беспомощно ее вещи. Даже растаявший и принявший весьма странную форму шоколадный батончик был там. В памяти возник эпизод фильма, где такие же коробки возвращали заключенным, покидающим тюрьму, но врач в эту картину не вписывался.
– Мисс Муар, я не стану ходить вокруг да около, потому перейду сразу к делу, – голос у врача был густым, сильным, басистым, такие не умеют говорить тихо и не скрывают свои взгляды за благоговейным лепетом. – У нас нет оснований держать вас в лечебнице. В вашем поведении нет ничего необычного, поэтому содержать вас в клинике для душевнобольных было бы слишком серьезной мерой. Давайте также впредь договоримся, что если ваше состояние снова будет внушать вам беспокойство, вы вначале посетите психолога, затем психиатра, а уж потом придете к нам. Историю болезни я пока оставлю у себя, но официального эпикриза не будет, не стоит предавать огласке ваше пребывание здесь. У вас есть вопросы? – последнюю фразу он сказал, поглядев на часы.
Взгляд наконец нашел отдушину. Посреди этого белого кафельного безличия нашло свое пристанище огромное двухметровое старинное зеркало в резной дубовой оправе, украшенное необычной формы вензелями, похожими на арабские письмена. Оно, нелепое, словно белый рояль в спортзале, стыдливо ютилось в самом дальнем углу просторного кабинета.
-
Начало прямо с ходу в лоб интригует))
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Лес Кёсвуд, что по–хозяйски расположился вокруг одноименного озера, организаторы фестиваля с дурацким названием и восхитительным содержанием – «Дыхание жизни» – облюбовали давно и прочно. Вездесущие музыканты, непризнанные писатели, поэты, претендующие на «творчество избранных», люди неопределённого рода деятельности, подростки, трудные и не очень, странники и попросту бродяги, ушедшие когда–то за смыслом жизни и плутающие до сих пор в поисках оного, длинноволосые стереотипные хиппи, любители йоги нагишом, борцы за экологию, защитники животных, ходатайствующие о легализации легких наркотиков, художники, зрящие в корень, и случайно приобщившиеся туристы – все они замыкали пространство , щедро выданное им организаторами, разбивали пресловутый кемпинг недели на две, задерживались впоследствии еще на пару, после оставались жить, питаясь подножным кормом и чистым воздухом, но все до последнего были довольны, пропитаны на целый год воспоминаниями и заняты игнорированием случайных знакомых, приобретённых на фестивале и нередко распространившихся по всем уголкам мира.
Поговаривали, правда, что несмотря на спокойствие здешних мест, лес Кёсвуд был связан с весьма неприятными событиями. Все слухи сходились лишь в одном – берега озера Кёсвуд некогда являлись площадкой для ожесточенных военных действий. Организаторы, спекулируя на трагедии, объявляли фестиваль вторым дыханием для этих земель, шансом на жизнь, возрождением и даже восстанием из пепла – последнее звучало особенно громко из уст мистера Карсона – вдохновенного затейника, короля данного мероприятия, по совместительству лысеющего кривоногого, крючконосого, но бесконечно преданного своему детищу американца. В прочих вопросах легенды существенно расходились. Разброс веков, на которые пришлось смертоносное побоище, колебался аж с одиннадцатого по двадцатый век и задействовал американцев, японцев, французов, англичан, въетнамцев, корейцев и, безусловно, русских. Со временем любая новая версия происходящего стала вызывать лишь дружный хохот и к легенде принялись относиться соответственно.
В этом году кемпинг плотным кольцом окружил все озеро. Признавали, что количество участников достигло рекордной отметки, о чем тут же возвестило недостаточное число биотуалетов, за пару часов разошедшиеся дрова и уголь, да и с питьевой водой возникла напряженка, хотя пока ее всем хватало. Атмосфера однако сохранялась дружеская. Над палаточным мегаполисом смешанный с дымом костров витал дух творчества и единства.
+++++++++
Для Кэт предложение выступить в рамках фестиваля «Дыхание жизни» стало своеобразным прорывом, ведь всем известно, какое множество певцов и групп выходило с лёгкой руки случайных судьбоносных встреч на серьёзный уровень студийного альбома и даже сольных концертов. Поговаривают, что некие слишком известные теперь личности прославились именно в этом самом месте девять лет назад. Первый день прошёл в нескончаемых знакомствах, посиделках и клубах ароматного дыма, поставляемыми соседями по палаткам. Музыкантов располагали рядом, словно клуб по интересам, и потому Джаред, уже успевший поджариться на костре и тем самым заслуживший прозвище «Hot Jared»*, а также исполнивший придуманную в честь сего события новую песню, запомнился Кэт с первого взгляда. О певице–альбиносе такое можно было сказать и без происшествий. Стоило ей представиться и в качестве приветствия продемонстрировать свои способности на местном междусобойчике и «Milky Cat»** уже под вечер была известна в любом уголке музыкального островка.
Спор о преимуществах «gap year»*** уже набил оскомину и, в очередной раз не сумевшая отстоять свою точку зрения в споре с родителями, Брук, занявшая оборону в спальне, случайно увидела в соцсети группу популярного фестиваля, проходившего в каких–то пяти–десяти километрах от их летней виллы. Брук сочла это голосом провидения и вот она здесь – в странно уютной компании, лишенных комфорта условиях, на отчетливо пахнущем новыми возможностями легендарном мероприятии.
С Мойрой дела обстояли гораздо сложнее. Всего пять дней назад в библиотеку, где она работала, поступил запрос от организаторов мало известного в ее кругах фестиваля «Дыхание жизни», который на ее памяти в годы своего зарождения вмещал всего около тридцати активистов с весьма непонятными целями. Нынче же обещалось аж более полутора тысяч участников и «в рамках юбилейного, тринадцатого фестиваля хотелось бы провести небольшую просветительскую работу, для чего и будет организован лекторий» – говорилось в электронном письме от некого мистера Ларри Карсона. Честь (а точнее банальный жребий) выпали на долю умницы Мойры, о чем ее с несколько приувеличенным энтузиазмом и оповестил директор библиотеки.
*Hot Jared – дословно «горячий Джаред», где hot также подразумевает и «сексуальный». Игра слов.
** Milky – молочно-белый, намек на цвет кожи; Cat – как одно из способов написания имени Кэт (через «К» и через «С», при произношении не отличающиеся) и играющая также на двух смыслах – Кэт и кошка
*** gap year – своеобразный академический отпуск на целый год после окончания школы, но перед поступлением в институт, в ходе которого будущие студенты путешествуют или подрабатывают. Аналогов в русском языке не наблюдается.
-
мне нравится тема сочинения)
|
Машина заглохла в самый неподходящий момент. Казалось, она загодя предупреждала о своем дурном самочувствии, вызванном нечем иным как голодом, но Анна и слушать не желала о любом неподчинении.
Изнурительная поездка случилась с ней впервые. Особенно если учесть, что путешествий на расстояние более пятидесяти километров было всего два – когда срочно пришлось везти Барни, соседского кота, ночью к ветеринару, и сегодня, когда партнеры, с которыми фирма целый месяц добивалась встречи, наконец соизволили согласиться. У них однако было условие – на сделку должен явиться сам директор, не иначе, а поскольку дяде как раз случилось отбыть на другой континент с новой любовницей и ее крошечной собачкой, срочная миссия была передана Анне.
Вот уже три часа она ехала по безлюдной ночной трассе в компании с беспросветной лесополосой по обе стороны дороги, не встречая ни единого знака, поселения или заправки. Собственно именно поэтому ее верный железный конь, не получая достаточного количества корма, решил встать в позу прямо посреди непроглядного леса и весьма неласковой ночи. Безусловно, Анна пробовала вернуться, но спустя то же самое время, что было потрачено на путь в сторону места назначения, съезда на трассу не обнаружилось, а лес продолжал захватывать землю по обе стороны дороги. Несколько часов такой поездки создавали иллюзию, что Анна движется по диковинной трубе, скроенной из деревьев, и будет перемещаться внутри, пока не лишится рассудка.
Полчаса ожидания встречных автомобилей прошли в нервном подборе возможных вариантов спасения. Телефон находился в режиме экстренного вызова, но и тот не желал приходить девушке на помощь, обрываясь на первой секунде. Когда первый ужас прошёл, настало ложное спокойствие, что пугало еще сильнее. Такое внезапное равнодушие было словно затишье перед бурей, однако та пока не спешила разразиться. Тем не менее, поддавшись голосу разума, Анна уговорила себя приоткрыть окно, чтобы хотя бы не умереть от удушья, и ждать наступления утра.
Сквозь щёлочку, образовавшуюся в окне, запотевшем от чрезвычайно высокой концентрации страстей внутри, откуда–то из леса потянуло дымом и прохладой. Такое случается, если поблизости водоём. Сквозь ветви даже различался огонёк или электрический свет (в последнее верилось с большим трудом) – то ли кто–то бесстрашный устроил в лесу привал, то ли здесь всё же имелись жители, судя по всему единственные на все триста пятьдесят два километра, пройденные Анной за сегодняшний вечер.
Сработал «эффект лестницы» – возникла запоздалая мысль о запасной канистре с бензином, но кто же мог предположить, что вилла будущих партнеров, расположенная «всего в девяноста километрах от вашего офиса» не покажется ни через сто, ни через двести, что и оставит в конечном счёте озадаченную девушку думать, будто она выбрала не тот маршрут.
-
Все четыре вступительных поста - замечательные. Но так как плюсик можно поставить только один, воткну его сюда.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Ммм, вкусный пост) Течет, как мед
|
Материнская колыбельная с пугающей навязчивостью билась о стенки воспаленного сознания – голос внутри уже смазался, словно у ржавой шарманки, но мелодия осталась, терзала сердце, повторяясь вновь и вновь. И слова жили – буква к букве ложились перед глазами кровавым текстом. Мама сама выдумала их, когда Эра родилась. Нет-нет, до рождения, еще до ее появления, конечно…Как она могла забыть… Найдешь ты путь, ко мне придешьОкровавленные руки дрожали от напряжения уже около получаса, внутри все сотрясалось от усталости – необычного изнеможения, будто разом стало все равно и тело отказалось повиноваться. И крепко за руку возьмешьСухой язык в сотый раз облизывал сухие губы, а до мозга, истерзанного ужасом произошедшего и новым положением дел, еще не добрались тревожные сигналы – телу необходима жидкость. Ты – герой, моя малышкаКогда кто-то сгреб ее в охапку и дал хорошего пинка, чтоб бежала , не оборачиваясь, Эра пыталась двумя руками унять пульсирующую из бедренной артерии кровь , в одночасье растеряв все навыки. Пауль – ее брат – уже закрыл глаза, чтобы никогда не проснуться, но горячая, она продолжала искать выход из молодого тела. Пусть пока не больше мышкиПри мысли о фонтанирующей крови в гортани стало отчаянно печь. Сколько она уже хотела пить, лучше не знать. Слезы кончились, кажется, вчера. Говорить, растрачивая последнюю влагу, пришлось закончить вроде бы тоже вчера. Вчера… Все прошлое превратилось в одно большое «вчера» - вчера улыбался Пауль, вчера погибли все, кроме них, шагающих в небытие, вчера ее разбудила тревога, вчера она не поцеловала мать и не попрощалась с отцом, вчера умерла ее прежняя жизнь… Буду так тебя качатьХоть каплю чертовой воды и можно снова шагать, не зная усталости… В плечо ощутимо толкнули – так делала Кейт, ее наставник, когда Эра задумывалась. Девушка покачнулась, но устояла. «Опять обосралась?» - похоже, Кейт было весело. Конечно, она, небось, не подыхает от жажды… Лексикон у Кейт был своеобразный. Стоило Эре сделать что-нибудь не так, тут же следовало насмешливое «Обосралась, да?». В такие моменты хотелось влепить ей по первое число, но уважение не позволяло. Более того, она даже достойного ответа так и не придумала. Хотя….сейчас самое время что-нибудь ответить, вдруг другого шанса не будет. Эра, улыбнулась запекшимися губами и открыла, было, рот. Кейт не было. Галлюцинация? А ты станешь подрастатьОсознание, что сходишь с ума, весьма жутковато. Будто котелок ледяной воды за шиворот. Эра поднесла руку ко лбу – точно, вода… Откуда? Соленая. Пот? Лоб покрылся ледяной испариной, словно иссушенный организм выталкивал насильно последнюю жидкость, пытаясь прекратить муку медленной смерти. Горы на пути свернешь«Эй, подбери сопли, детка!» - снова удар в плечо. Остаться на ногах после даже легкого тычка Пауля было попросту невозможно. И врагов повергнешь в дрожьЭру повело в сторону и под хохот брата она осела на горячий песок, впрочем, вне себя от радости. Эти мгновения прошлого, рожденные воспаленным сознанием, держали цепкими пальцами надежду на спасение. А пока усни малышкаЭра устало закрыла глаза. «Еще немного полежу» - подумалось ей – «и пойду дальше….Никто и не заметит, что я прилегла…» Ты еще не больше мышки….Из сна выдернул звук беспокойно трещавшего мотора. Эра дернулась и открыла глаза. Первое, что она почувствовала – кто-то вложил ей в ладонь нож. Сама она попросту не могла этого сделать. Смех вообще-то был совершенно неуместен, но, однако, он раздавался откуда-то сверху. Что смешного может быть в том, что она погибает от обезвоживания?! На злость, оказывается, человек способен, даже в лихорадочном предсмертном состоянии. Говорить она тоже еще могла. - Дайте воды, суки, - собственный голос Эра узнала с трудом. Способна говорить, значит, и нож, если что, вонзит, куда следует… Эра-медик, это по умолчанию известно всем ссылка
-
-
Очень нравится. Атмосферно, трагично, сентиментально...
-
-
-
-
|
Эния Тинтур за трое суток прижилась во дворце так, словно ни дня не жила где-то еще. Уже следующим утром Мартин, по ее ненавязчивой просьбе, привез ей около десятка нарядов и служанку. Последняя была торжественно тиха в первые полдня, но после принялась болтать без умолку, к вящему неудовольствию своей хозяйки. К концу второго дня не осталось никого во всем огромном дворце, кто бы не удостоился улыбки леди Тинтур, а среди прислуги она и подавно стала любимицей. Создавалось впечатление, что Эния продолжала наслаждаться жизнью, не прикладывая к тому особых усилий и уж тем более не интересовалась происходящим вокруг. Но это было не так.
В день собрания она появилась в зале последней, не опоздав, но и не поторапливаясь. Темно изумрудное платье и меховая накидка переливались в отблесках утреннего света, пока леди Тинтур, плавно вышагивая, двигалась к своему месту за столом. Безмятежная улыбка как всегда едва касалась губ, глаза сияли счастливо, словно по-другому и быть не могло - знавшие ее чуть более часа уже не удивлялись этой ее легкости и непосредственности. Без них леди Тинтур перестала бы существовать. В качестве приветствия обведя присутствующих беспечным взглядом, она смиренно подождала, когда сидящий слева Артур отодвинет стул и поможет ей сесть - в отношении манер она была неумолима.
Новостей было много, в основном, отнюдь нерадостных, но Эния не перестала улыбаться. Лишь на секунду улыбка покинула ее, когда она чуть взглянула в сторону, пытаясь увидеть, что делает за ее спиной Нуар и вспомнила, что Нуара там нет - найти брата не получалось, а отлучиться пока не представлялось возможным.
- Ваше Величество, - когда пришла очередь Энии говорить, она ничуть не растерялась, это было просто невозможно. Гордая осанка и неизменная улыбка, лукавый взгляд и неторопливая речь – с этим, так или иначе, приходилось мириться всем и король не был в этом исключением, - моя бабуля…а у меня, как и у всех, она была – по крайней мере, мне так рассказывали – любила говорить «Если в твоем доме творится непотребство, не торопись искать причины за дверью, разгляди внимательней его обитателей», - леди Тинтур затем выдала вполне театральную паузу и продолжила мысль, - Вы никогда не задумывались, Ваше Величество, что враг или какой-то его приспешник, может сидеть внутри и управлять всем прямо из вашей страны. Вы хорошо знаете своих ближайших союзников? Не замечали странных совпадений, когда при появлении в вашей жизни одного или нескольких приближенных, неизменно происходило нечто плохое? Я к тому, что наверняка чума, нападение, смерть вашей супруги, похищение и покушение – дело рук одних и тех же людей и кто-то из них даже прямо сейчас может находиться среди нас, с удовольствием слушая наши смешные потуги что-то решить и тут же выступая вестником для своих коллег. Не может быть, Ваше Величество, чтобы вы ни разу не думали о таком и чтобы у вас не было подозреваемых. Быть может, стоит обратить свое внимание внутрь своего дома сию минуту?
Обаяние, с которым Эния произносила свою речь, вполне могло сгладить дерзость, иногда весьма неприкрытую, которая наверняка не прошла бы, не будь у говорящего столь же очаровательной улыбки и уверенности в голосе.
-
Как-то давно не было возможности ничего плюсовать.. Но вот - время пришло. Отличный пост :)
|
-
"С выражением беспросветно канувшего в небытие восторга на лице" - В золотой фонд цитат однозначно!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Нет человека - нет проблемы. И главное - обоснованно!
-
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Как говорится "Лействуй, сестра..."
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Милосердная сестра Джейн =)
-
Предложение девчонке помолиться вместе, после совета свернуть шею - это плюс ))
|
-
Будем считать, тут плюс 2 за отыгрыш. От нас с жэвотне :))).
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
-
А эта монахиня, походу и не монахиня вовсе.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Издеваешься? Ладно, мы ещё посмотрим кто будет смеяться последним.
-
-
В подобных случаях лучше сойти за мразь, чем лежать на операционном столе и смотреть, как тебе пришивают сиськи твоей настоятельницы. Аминь.
|
Вконец измучившись, Аннабелль глядела онемело в темный коридор и казался он ей отражением ее собственной души – темной, грязной, холодной, измазанной чужой кровью.
Мама Белль, опомнись….Нет крови на твоих ладонях. Пропала, умерла, ушла к мечте – одно и то же. Никто не проклинает твои поступки сильнее тебя самой. Ты сама позволила приходить кошмарам.
Там за равнодушными стенами едва слышно заплакал младенец. Ее ребенок. Он знал, что она тут, что Мама пришла и встреча неизбежна теперь, и позволил себе подать, наконец, голос.
Избавься от сомнений – он зовет тебя. Ты познала тысячи страданий, твое сердце до сих пор рвут изнутри эти проклятые угрызения. Все закончилось. Это ли не знак, что ты должна быть там, куда удалось дойти?! Ты ведь веришь в знаки, так?
Напряженный взгляд внутрь темноты окрасила улыбка. Дурманящий аромат хвойных лесов, что окружали ее дом, трава как шелк, еда, добрые соседи – когда это перестало нравится? А когда полюбилось вновь? Все познается в сравнении, Мама…
Найдутся деревни, где ты еще нужна, где ты сможешь искупить свой поступок. Не стоит того твоя мечта и пока на тебе нет людской крови, вернись и живи, как прежде, не позволяй ничему больше затуманить свой разум. Молись и Он услышит, а если нет, значит, не пришло еще твое время, Мама Белль.
Невольный шаг назад и вновь оцепенело смотрит Аннабелль внутрь. Внутрь себя, не Кьоль – туда, где больше загадок и, наверняка, больше путей.
Но зачем возвращаться?! Там не ждут. Вот он, Исполняющий мечты! Протяни руку, дотронься. Хватит жадно всматриваться, просто ступай уверенно, как шагала до этого, не терзаемая сомнениями, ведомая мечтой. Прекрати думать о прошлом, ты уже не та. Нет тебе места в прежней жизни.
Пусть сдохнут те, кто посчитал ее недостойной своей мечты. Пусть сами извозятся в таком же дерьме, если посчитали этот путь легче остальных.
Но путь к справедливой мечте светел и радостен, Мама Белль. В нем нет удушливых болот и гниющих лесов, нет смерти на каждом шагу и десятков чудовищ, готовых тебя разорвать, чтобы остановить. Что, необходимо было испытать все это, чтобы стать матерью?! Сотни женщин избавляются от детей ежедневно, не желая обременять себя, а ты пошла на смерть, чтобы держать в руках тепло, роднее которого не будет. И хочешь отступить?!
Отнимет больше, чем даст….Что еще можно отнять у нее? Только воспоминания. Или Кьоль посягнет на ее мечту?! В груди, на месте равнодушного сердца, стало холодно.
Ты видишь свое семейное счастье за кровавым коридором? Видишь?! Тогда ступай без сожалений!
Еще не отдавая себе отчета в содеянном, Мама Белль повернулась спиной к прогнившему городу, где отчего-то исполнялись мечты.
Не ведаешь, что творишь!
Женщина шагала, как можно быстрее, удаляясь от проклятого места. Открылись глаза и приняли правду – не будет ей покоя нигде, но в пустоте сырой и пахнущей останками, тем более.
Дорога обратно всегда короче, Мама Белль, не сомневайся...
-
-
Сильно. Верю. Это значит что ты прочувствовала персонажа. Это значит что он живой...
-
Это правильный выбор. И пост красивый. Заметно, что решение принималось в процессе написания.
-
Одуматься никогда не поздно. Надеюсь, Аннабелль сможет вернуться домой.
|
-
А я все ждала, когда же она захочет вернуться)
|
Эния усмехнулась и хитро поглядела на телохранителя поверх своей чашки. - Не забывай, что я иногда копаюсь в твоей славной голове, дорогой брат. У тебя там, - она постучала пальцем по собственному лбу, -нет плана получше. Ты хотел управлять со мной имением отца, пусть даже невидимо для остальных. Так почему противишься моему решению? Мне необходимо захватить здесь власть как можно скорее. Она в задумчивости постучала ногтями по прекрасному и баснословно дорогому фарфору чашки. - Откровенность за откровенность, Нуар. Как ТЫ видишь нашу дальнейшую жизнь? Под началом Олоиса? Пф, смешно, не находишь?
О, у Энии была просто потрясающая способность незаметно и непринуждённо уходить от прямого ответа на вполне недвусмысленно поставленный вопрос. Нуар проигнорировал высказывание относительно прозрачности содержимого собственной головы, задумавшись, впрочем, как бы точнее сформулировать суть своих претензий. Ещё совсем недавно, стоя у окна, он был переполнен яростью, объят праведным гневом и полон решимости выплеснуть всё это прямо ей в лицо, но теперь… Эния умудрилась повернуть беседу таким образом, что все его слова превратились внезапно в нытьё и пустые сверх всякой меры жалобы. Этим искусством она владела не менее безупречно. Казалось бы, можно было считать конфликт абсолютно исчерпанным, но Нуар думал иначе. Странное настроение толпы за окном передалось и телохранителю. Хотелось улучшений, перемен или, хотя бы, призрачных надежд на светлое и безоблачное будущее. А ведь действительно… Аксидий совершенно не представлял их дальнейшее сосуществование. Чем всё это закончится? К чему приведёт? Нуара этим вечером беспокоили совершенно несвойственные ему размышления над вопросами такого рода. Он не мог вечно быть её телохранителем, не мог постоянно находится в тени. Хотелось когда-нибудь выйти на свет. Да, ему нравилось текущее положение дел, это было чертовски приятно, но… Не могло продолжаться слишком долго. Аксидий понимал, насколько нелепо выглядит со своей попыткой «демонстрации чувств», поэтому решил прибегнуть к столь понятным Эние доводам логики, которыми она сама умело манипулировала: - Ты могла бы найти куда более выгодную партию. Человека, действительно имеющего влияние при дворе, из более уважаемой семьи. Менее смазливого, чёрт побери. – не выдержав, выпалил он.
- Ах ты мой дорогой ревнивый братик, - Эния, неожиданно переполненная нежностью, поднялась и спустя секунду уже заглядывала Нуару в глаза, хитро прищурившись и обезоруживающе улыбаясь. - Настолько ревнуешь, что хочешь подложить меня под одного из старых лысых приближенных короля, - Эния провела пальчиком по упрямым губам Аксидия, - который, к тому же будет настолько умен и опытен во всякого рода интригах, что без труда сделает меня, не говоря уж о тебе, своей комнатной леди. Ты этого хочешь? - руки скользнули чуть ниже и Тинтур приобняла телохранителя за шею, заставляя взглянуть в свои глаза.
Как можно было ей сопротивляться? Аксидий утопал в изумрудных озёрах чарующих глаз, чувствовал лёгкое прикосновение руки к своей оголённой шее и понимал, что вновь теряет нить беседы. Из последних сил цепляясь за обрывки своих мыслей, Нуар хрипло проговорил: - Ты могла бы… - замолк, собирая в кучу осколки разбегающихся мыслей, - Придворные чиновники вовсе не столь проницательны, и ты это прекрасно знаешь… - вновь замолкает, не выдерживая укоряющего изумрудного взора. Не оставляет, впрочем, попыток: - Да кого угодно, только не этого смазливого франта! – выкрикивает наконец он то единственное, что ещё крутилось на языке. - Чшшш... - губ Нуара легко, но требовательно коснулись теплые пальцы, затем на смену им пришел поцелуй. - Тише, - говорила Эния сквозь прикосновение губ, - мы все уладим, - и снова протяжный и легкий, едва заметный, поцелуй, - сейчас не время для свадеб, - увлекая Аксидия ближе к обитому голубым зеленым бархатом дивану, шептала леди Тинтур...
-
Конечно же я это заплюсую! :)
|
-
+ Самый, наверное, "логичный" здесь персонаж )
|
Мама Белль чувствовала себя мертвой. Плевать, что не хотелось есть - после ее ночных видений это уже стало закономерностью. Плевать на сон, нормальный, приносящий силы и отдых - он давно превратился в несбыточную мечту, которую и Кьоль не способен вернуть. Но чувства! Почему нет ничего, кроме удушливого омерзения и мучительного желания оказаться у порога мифического города?! Где ее сострадание, где всепрощающая любовь ко всякому живущему, где радость каждому, даже самому паршивому, дню?! Ведь не уходит такое разом, если еще живой. Просто она мертва и уже все равно, как поведет себя дальше - мертвым все сходит с рук.
Наваждение сменилось мерзким запахом. Сыр. Аннабелль обогнала любителя вонючей еды на пару шагов, едва сдерживаясь от похода в кусты. "Дальше только хуже" - стучало в висках при каждом шаге. И действительно, усталость копилась вдвое быстрее обычного, а лес вокруг смердел страхом и гнилью. Пути, казалось, не будет конца, а если и будет, то упрется их дорожка, наверняка, во что-то опасное. Темные мысли терзали опустошенную лишениями голову Мамы Белль. Что если, по приходу в Кьоль ей уже не понадобится ничего....
Свежесть воды достигла ее неожиданно, охладив разгоряченную тревожными мыслями душу. Шум преградившей им путь реки заглушил фантазии, приносящие страдание. Мама Белль вздохнула, едва слышно, но от души, как будто освобождаясь от плена гниющего леса. Даже полуразложившиеся доски и дохлая с виду веревка не избавили ее от появившегося вместе с нечаянной прохладой энтузиазма. Уж лучше сгинуть в этой свежести, чем идти в обход по смердящему однообразному лесу. Безусловно, для такого ценного дара, как Кьоль, полуразрушенный дощатый мост был скорее подарком нежели препятствием и потому беда еще должна была встать у них на пути - сердце Аннабелль билось вдвое сильнее в предчувствии.
Но, когда случилось, когда от страха, казалось, должны были подкоситься ноги, Мама Белль вдруг исполнилась решимости. Так бывает с теми, кто твердо решил следовать до конца. Она или они - не имеет смысла - должны дойти, а отсутствию благородства у Аннабелль было давно готово объяснение. Она всего лишь слабая женщина. Кто ждет подвигов от таких. Можно смело двигаться вперед, не обернувшись. Крепко перехватив брошенную спасительную сумку, Аннабелль, не мудрствуя, последовала за любителем сыра.
|
-
А ведь чуть было не ушла..)
|
Силы разом выпорхнули из тела осевшей у ближайшего дерева Аннабелль. Даже все равно стало, что будет с ней во время беспомощного сна. На миг прикрыла она глаза...
- Здравствуй, Мама Белль, я долго шла за тобой. Почему ты здесь? Маленькая Луиза являлась к ней лишь в самых мучительных, самых кошмарных сновидениях. Сегодня по ту сторону реальности удача оставила ее. Невезение привело к ней Луизу...
В то лето Мама Белль исполняла обязанности повитухи уже одиннадцатый год. Под утро, когда особенно крепок сон и неприятно любое на него посягательство, к ней принесли женщину. Нашли ее случайно, по дороге, в канаве. Она оказалась путницей, волей обстоятельств оставшейся без средств и вынужденной скитаться. В той канаве, изнасилованная и истерзанная, женщина пролежала двое суток, почти окоченев от безразличия и страданий. На подоле ее платья засохло бурое вполне очевидного происхождения пятно. Странную женщину, на поверку оказавшуюся восемнадцатилетней девчонкой, не приняли бы в деревне и потому торговцы, шедшие тем путем и знавшие доброту Мамы Белль, принесли ее прямиком в маленький домик на краю леса. Девушка оказалась молчалива и безучастна. Лишь изредка кивала или мотала головой. Из этой скудной картины, Аннабелль поняла следующее: девушка была беременна; ребенка она теряла болезненно и стремительно; сама вполне себе тоже не протянула бы долго.
В маленькую Луизу, что появилась спустя четыре месяца, недоношенной и пугающе молчащей, Мама Белль вложила сил и умения больше, чем в любого из появившихся до и после нее. Этот ребенок был пиком ее мастерства, символом ее добродетели. Девушка, что так и не проронила ни слова за долгие сто двадцать дней, ушла из жизни ребенка спустя сутки - ушла ближайшей ночью, словно и не бывало. Рыжеволосая Луиза стала первой жительницей нового приюта, основанного и выстраданного Мамой Белль.
"Наша Луиза родилась старушкой" - говорили про девочку в деревне. Та и правда была не по годам разумна, требовательна и серьезна. Еще ворчлива, что выглядело хоть и комично, но вскоре заслужило девочке уважение, поскольку в ее жалобах всегда была правда. Но что всерьез тревожило Маму Белль в этой девочке - почти маниакальный страх предательства, несправедливости. Она, не зная ни слова о своей матери, будто чувствовала, что та покинула ее, забыла, оставила. - Мама Белль, только тебе я могу доверять, - часто, пугающе часто говорила Луиза. - Ты никогда меня не оставишь...
- Что ж ты ушла, Мама Белль? - белые губы кривились в неприятной усмешке. - Я надоела тебе? Мы все надоели тебе? Лучше б ты убила меня, прежде чем уйти. Кому я теперь нужна? Сдохни, где бы ты ни была...
Аннабелль проваливалась в жгучий сон, как в преисподнюю. Проснуться не получалось. А маленькая рыжеволосая девочка была уже слишком близко.
-
-
Классно. Только что понял, что как-то давно не читал твои посты.
-
|
|
|
-
-
Много Богов. Хорошо подхватила.
|
-
-
Выстругаю колышек и в тебя воткну Заалеет дырочка пятнышком в боку
|
-
Хорошо, что я всё-таки не мотнул) Не углубляясь в подробности, дальнейший ход повествования шёл бы вразрез с этим ответом. Да и осталась бы некая незавершённость.
|
Девушки явно привлекли внимание стражей. Особенно тех, что так же как они «вспыхнули» в землях Империи. Алиша поймала на своих едва прикрытых бедрах сразу несколько заинтересованных взглядов, но вот юноша, которому досталось ее досматривать, был не из храбрецов, во всяком случае, в любовных делах ему точно было трудновато. Не зная, с какого боку подступиться к полуголой даме, и осознавая, что спрятать оружие при таком наряде абсолютно негде, он в конце концов утвердительно кивнул, пробормотал «добро пожаловать!» и вернулся к своим под градом насмешливых взглядов.
Тот, что обыскивал Юлиану, был смелее своего коллеги. Недвусмысленно улыбаясь и рассматривая девушку где надо и не надо, он нескоро последовал примеру робкого паренька. Ему хватило смелости даже взять из рук Юлианы коробок, повертеть его и так и сяк, прежде чем зажать снова в ее кулаке, проникновенно и многообещающе прознеся «С прибытием».
Джейми вопросы достались посложнее. Охранник, подошедший к ней, прекрасно понимал, с кем имеет дело и потому отсутствие оружия его не на шутку удивило: - Вы оказались здесь без пистолета? Кому-то его отдали? – с подозрением спросил он и уже, было, отлучился, но кивнул в сторону наручников, - Это придется отдать. Как, впрочем, и это, - указал на электрошокер. В общем, обстановка в присутствии милых дам накалилась до предела, но ни один из местных представителей правопорядка так и не позволил себе обратиться к прибывшим девушкам с целью знакомства – видимо, начальство было поистине строгим и подобные выходки не прощало.
Руслана и Олега тоже досмотрели, правда, с меньшей претензией, и то ли показалось им, но страж ощутимо избегал смотреть на притихшую в объятиях Эллину. По этой же причине внимание стоявшим рядом мужчинам досталось гораздо скудное. Малышке Мари уделили и того меньше. Страж, мельком взглянувший на девочку, лишь спросил: - Чей это ребенок?
Спустя несколько минут все были готовы следовать за проводником. Задерживал их только монолог Шино. Начальника стражей явно ни на шутку волновал его пыл и он все искал возможность придраться к словам великана. Искал и не находил. Все в его речи оказалось так, что начни только ему палки в колеса вставлять и сам же выставишь себя идиотом. - Оружие можете оставить себе, - нехотя процедил он, - уверяю Вас, оно не пригодится, - с его дежурной, искусственно-вежливой улыбкой главе стоило бы работать в банке, кредиты выдавать. Однако, эго вряд ли позволило ему быть всего лишь шестеренкой в огромной финансовой системе и потому этот едва ли не самый старший среди охранников Империи мужчина был вполне на своем месте. А уж ответить Шино на выпад он найдет, как. Хитер и тщеславен, не упустит сиятельный во всех смыслах имперец своего шанса: - Так, Сэм, Адольф, сопроводите эту женщину к лекарю, - ничего не выражающие глаза вновь переместились на Анну, жену Эрика. – И дождитесь результатов. Если потребуется лечение, пусть пройдет его немедленно. Проконтролируй, - добавил он, обращаясь к мужчине, с которым шептался до этого.
Вздох ужаса прошелся по толпе, и та поредела в считанные минуты. По щекам вцепившегося в мать мальчишки поползли частые слезы, старушка заохала и насилу оттащила мальца от матери, дрожащей костлявой рукой судорожно наглаживая того по светлой растрепанной головенке. Анна, ничего не замечая, все продолжала мять в ладонях край рукава Шиновой рубахи. Его речь ненадолго зажгла в ее глазах потухший давно огонь и она согласно кивнула, соглашаясь подождать еще немного. Аккуратно взявшие ее под руки стражи, казалось, также остались незамеченными. Анна, то и дело оглядываясь, пошла рядом с ними. - Я люблю тебя, - прошептала она одними губами и фраза эта, пусть сказанная на другом языке, была тем не менее понятна Шино, ибо шла от сердца, а сердца пользуются одним языком.
*** - Прошу следовать за мной, - теперь, когда все дела были завершены, повторил глава стражей и в явно приподнятом настроении двинулся по центральной улице, название которой на одном из домов так и гласило - «Центральная» - незатейливо, зато любому понятно. Шествие замкнули двое стражей, то и дело бросавших непристойные взгляды на Алишу. Почти через каждые пятнадцать метров главную улицу пересекали улочки поуже, ведущие, впрочем, к новым развилкам. Таким образом, город независимо от наличия подобного своеобразного экватора, весь сосредоточился где-то в глубине, куда сейчас не достигали взгляды прибывших. На самой Центральной, по этой же причине, им практически не попадались люди, только вездесущие мальчишки глазели с любопытством, да пару раз провожали их нехорошими взглядами древние бабки, от нечего делать сидящие у окошек.
Спустя довольно продолжительный путь, в ходе которого Мари уже начала тихонько поскуливать, просясь на ручки, молчавший всю дорогу провожатый неожиданно свернул налево. Можно было подумать, что такова его прихоть, но, обратив взгляд чуть подальше, земляне заметили некое отличие – дорога, начинавшаяся в двадцати метрах была будто бы новее, дома, раскрашенные в разные цвета, шикарнее, а люди, неспеша прогуливающиеся или сидящие на роскошных, увитых растениями верандах, беззаботнее и, очевидно, состоятельнее.
Глава стражи, после настойчивого, третьего по счету вопроса Мари, назвавшийся Миросом, старательно шел вдоль границы этого «района безмятежности», пока не пересек короткую улицу с названием «Садовая», причем здесь табличка присутствовала еще и на русском, намалеванная едва не углем, но гордо висящая выше основной, выведенной ровными английскими буквами. Запахи на этой улице были самые разнообразные – от навозной вони до аромата апельсинов. За заборами виднелись теплицы, плотными рядами примыкающие друг к другу, а также довольно протяженные квадраты полей.
Проводник группе попался неразговорчивый и до всего приходилось доходить своим умом. Например, для чего у входа в тепличный городок аж четверо охранников, отсалютовавших Миросу в странной манере – приложив руку к сердцу. Синхронно, идеально отточенным жестом, что не давало сомнений – это именно приветствие старшего по званию. Мари тут же повторила жест. Вообще, она как попугай копировала все, вплоть до походки заинтересовавшего ее человека. Теперь этим объектом стал Мирос. Отчего-то его подчиненные совсем не вызывали у нее интереса.
Еще несколько минут ходьбы, утомительной из-за чересчур гладкой мостовой, выложенной кругляшками серого камня, и начальник стражи остановился перед воротами, закрывшими вход в какой-то просторный двор с довольно внушительным особняком, похожим на дом культуры или местный театр, с колоннами и сильно покусанными временем скульптурами. У дома находилась охрана. То же приветствие и группа пришельцев внутри.
Просторный зал – вот и вся планировка дома. Стол посередине, стремительно заполняющийся едой, снующие женщины с подносами в руках, низенького роста старичок, подтянутый, несмотря на почтенный возраст, и одетый в расшитый золотыми нитями камзол. Он приветствовал их так же, как это сделала охрана, обозвал «вспыхнувшими» и с гордостью представился: - Владислав Антонеску, распорядитель прибывших в Империю, - он критически оглядел землян, нехорошо нахмурился при виде Эллины и подмигнул Мари, уже стоявшей перед ним и с жадностью рассматривающей золоченые пуговицы его камзола. - Прежде чем для вас приготовят пищу, одежду и поселят вас во временное жилище, я попрошу вас предоставить о себе необходимые сведения, - его скрюченные пальцы засуетились раскладывая перед гостями пожелтевшие листы, довольно скромных размеров и на проверку оказавшиеся вырванными из книг, в основном кулинарных, да еще ежедневников. Видимо, производство бумаги было дорогостоящим мероприятием и для таких нужд обходились подобным материалом.
- Вопросов немного, пишущих приборов два, поэтому по очереди. Имя. Возраст. Род деятельности. Чем можете быть полезны Империи, что хотели бы освоить здесь. Состоящим в браке или родстве отметиться об этом отдельно.
-
Спасибо за игру. Таки плюсую один из понравившихся постов, ибо эпилога, увы, нет.
|
-
За интересную попытку, самобытный сеттинг и антураж в целом. Та перестрелка с оторванным ухом, вкус человеческой золы на зубах и милая несчастная маленькая людоедка Мари навсегда останутся в памяти грядущих поколений!
|
-
Ай какая девушка! Влюбилась бы прям.
-
|
-
наконец добрался почитать. неожиданно) я думал, всё-таки после помощи Perfy маскировка останется на своём месте. но нет, как видно, пришло время сбросить маски :)
|
-
Как всегда очень знатно получилось.
|
-
Второй охранник был покрепче, но и Алиша била не в первый раз. Натренировавшись на его предшественнике, она с дотошной точностью опустила дубинку ему на голову. Мужчина удивленно обернулся, но следующий удар помог ему принять правильное положение. Отлично :D
|
Заплакал ребенок. Очнувшись от крепкого сна, мама Белль с сожалением подумала, что опять не выспится. Ребенок плакал настойчиво. По крику, сразу понятно, девчонка Лизы, жены булочника.
Плач становился громче.
Маленькая полугодовалая девочка ползла к ней. Мутная пелена закрыла навеки ее глаза, половина лица сгнила, обнажая кости, нос ввалился, волосы торчали пушистыми клоками, неестественно раздутое тельце покрывали тут и там борозды чернеющей кожи. И все же ребенок полз. Двигался прямо к ней и издевательски плакал. Мертвая малышка знала, что Мама Белль не допустит ее приближения и побежит.
Но в доме ведь нет окон, Мама Белль. В доме нет дверей. Это клетка, Мама Белль и ты в ней одна. Проснуться – слишком большая награда, женщина. Будешь страдать, пока маленький полусгнившие пальчики не сломают тебе шею.
Нет больше Мамы Белль, не надейтесь на нее.
Аннабелль, мокрая от пота, проснулась в своей постели. Ничего, просто кошмар. Она должна лучше высыпаться.
- Мамааааааааа… – истошный крик роженицы, его не спутаешь ни с чем, единожды услышав. Проспала. Она проспала роды Катарины! Инструмент – всегда готов, отвар трав – сделает на месте, тряпки – придется искать на месте. Мама Белль бежит из своей хижины, сквозь темный лес, к деревне.
- Мамааааа! – немыслимая нота. Так не может кричать человек. Слишком высоко, закладывает уши, разрывает легкие. Мама Белль движется на крик в полной темноте. Луна сегодня не ее помощник.
- Мама Белль… - Аннабелль вздрагивает. Теперь это уже не крик. Катарина шепчет ей прямо на ухо. Но как она оказалась здесь с ней, как?!
- Мама, я умираю,- едва различимый шепот, на который сложно идти. Но Аннабелль идет, идет до тех пор, пока не оказывается в полной тишине. Уже никто не зовет ее. И это страшнее всего. Мертвая тишина. Что стало с роженицей и ее ребенком? - Где ты? – когда отчаяние достигает предела, плачет Аннабелль.
Нет больше Мамы Белль, не зовите ее.
- Боже, помилуй мя… - тяжело дыша, открыла глаза. Это всего лишь сон. Она успеет. Она проснулась даже раньше обычного. Всё необходимое собрано. Умыться и в путь – долгую дорогу в Коль, самую дальнюю из деревень.
Мама Белль идет долго, останавливается лишь раз, чтобы перекусить. Сладкие яблоки, только вчера принесла дородная теща священника. Аромат заставляет в блаженстве закрыть глаза – такие моменты оседают в памяти, повторяются во снах, возникают при возможном повторении составляющих.
Мама Белль идет дальше. Деревня встречает ее тишиной. Значит, сильные схватки еще не начались. В доме ее предшественницы горит свет. Значит, роженицу уже отправили туда.
Умыть лицо с дороги в закутке перед входом. Вода темная и липкая. Мама Белль морщится, но в темноте не разглядеть. Молча входит она в плохо освещенную комнату.
Смотрят на нее. Кто с укором. Кто с ужасной болью, разорвавшей рот криком. Кто с покорным осознанием. На полу, кроватях, в искривленных страданием позах. Все те, кому Мама Белль уже не поможет.
Кожу на руках и лице стянуло. Медленно, уже зная, что найдет, Мама Белль глядит на собственные пальцы. Кровь.... Она умылась чьей-то кровью. Так будет, пока она не умрет.
Коль…Нет такой деревни, нет…Коль…Что-то невыносимо родное, необходимое…Коль…
Нет больше Мамы Белль, не ждите ее
Кьоль…Словно молнией, пораженная догадкой, открыла глаза. Кьоль близко. Есть надежда. Аннабелль не отрицала, что грешна. Не торопилась исповедаться, ибо это не отсрочит ее встречу с преисподней. Но сейчас, когда она так близко, Белль не позволит черному дьяволу утащить ее в ад. Ее время еще не пришло. Она еще будет счастливой. Не сегодня. Когда слово Кьоль наконец звучит, произнесенное чужими устами, нет в ее жизни места страху. Изыди, тварь из преисподней!
Кто знает, когда один из кошмаров окажется явью…. Мама Белль всегда спала с ножом в руке.
-
-
Кошмарные сны... Ужасная явь... Жесть...
-
Умничка. Ниче не понял, но за реакцию плюс X)
-
Маленькая полугодовалая девочка ползла к ней. Мутная пелена закрыла навеки ее глаза, половина лица сгнила, обнажая кости, нос ввалился, волосы торчали пушистыми клоками, неестественно раздутое тельце покрывали тут и там борозды чернеющей кожи. И все же ребенок полз. Двигался прямо к ней и издевательски плакал. Проклинаю своё воображение - это действительно жутко.
|
-
У мастера просто стальные нервы и железная выдержка.
-
Ну слава богу, блять, избавился я от тебя, родная) Надеюсь, теперь то навсегда.
-
Ну, и да. За стальные нервы тоже.
-
Трагизм столь печального завершения сложно описать словами, поэтому, опишу песней: ссылкаНу и Эддачке жирный плюс за ГМский профессионализм.
|
Самообладание не подвело Энию отчасти потому, что она была готова к этой встрече. Более того - была уверена, что беседа так или иначе случится. - Благодарю, барон Келлфар. Наверняка, вас в первую очередь удивляет не то, что я для своих лет столь привлекательна, а то, что я способна оставаться таковой после чудовищной гибели любимого брата. Нет-нет, не отрицайте, все только об этом и думают, глядя на меня! - лучшей защитой леди Эния по праву считала нападение. - Младший брат совсем раскис, видите ли. А семейство Тинтур должно блистать на каждом балу - это я сейчас вам своего отца цитирую. Завещания предков лучше выполнять, не так ли? Ох, от выпитого я совсем разболталась... Нервы... Как вы кстати находите ситуацию с этим нападением на эльфов?
Напасть - заболтать - сменить тему. На лице леди Тинтур ни один мускул не дрогнул, когда она применяла свою излюбленную стратегию.
Стефан молчал на протяжении всего монолога, лишь изредка отпивая вино из своего бокала. Ничего отрицать он даже не собирался, как, впрочем, и обвинять Энию в чём бы то ни было. Келлфар лишь тяжело вздохнул и недовольно мотнул головой в ответ на прозвучавший вопрос: - Прошу, давайте не будем о политике. Не стоит портить этот чудесный вечер разговорами о столь неприятных вещах. Тем более, не стоит думать об этом вам. - произнося последнюю фразу, шпион загадочно улыбнулся. Было похоже, что инициировать беседу он вовсе не собирался. Мотив, толкнувший Келлфара на организацию этого диалога оставался неясным - больше всего происходящее походило на попытку немного развеяться и отвлечься от своей специфической деятельности. Причём попытку откровенно неумелую - с первого взгляда становилось понятно, что Стефану в прошлом нечасто приходилось вести подобные непринуждённые беседы с дамами.
- Да, вы правы, - беспечно улыбнулась Эния, с охотой оставляя позади политику и тут же, наивно хлопая ресницами, задала не менее провокационный вопрос, перешла, так сказать, к более опасной теме: - Раз уж вечер столь чудесный, Барон Келлфар, почему вы не танцуете? Здесь так много прелестных дам, которые с удовольствием составят вам компанию. Откройте секрет!
Телепортирующийся эльф, отсутствие королевы, танцующий Келлфар - вот так умопомрачительный бал!
Выражение лица Стефана на мгновение неуловимо изменилось - напускное добродушие отступило на второй план, а взгляд, вновь пытливый и острый, впился в глаза Энии в поисках истинных причин, побудивших её задать столь откровенным вопрос. Было похоже, что шпион заподозрил насмешку в её словах, или, как минимум, провокацию - на мгновение даже могло показаться, что, вопреки своему обычному поведению, Келлфар вовсе не считает Энию наивной придворной дурочкой, в голове которой роятся лишь мысли о балах и бесчисленных платьях. Или не хочет считать. Впрочем, недоверие тут же прошло - Эния была просто воплощением невинности. На долю секунды в глазах Стефана проскользнуло нечто, подозрительно похожее на разочарование. Отбросив последние сомнения, Келлфар холодно улыбнулся и спокойно ответил, уже, похоже, жалея, что поддался минутной слабости и завязал эту беседу: - Я не танцую, леди Тинтур, - шпион не стал никак комментировать свою позицию по этому вопросу, чего, впрочем, и не требовалось. Нетрудно было догадаться, что Стефан прекрасно знал, какой репутацией обладает, и имел вполне определённое представление, что люди, как правило, его боятся или, как минимум, всячески избегают подобного общества. Понимал Келлфар и то, то есть определённый круг молодых леди, которых наверняка сводит с ума его загадочность и отстранённость, но подобные, не обременённые излишним интеллектом, особы не слишком интересовали самого шпиона. - Здесь хорошее вино и превосходная музыка. Впрочем, если бы не обязанности, я бы не остался тут дольше, чем необходимо.
- Ах, а я не могу отказать себе в подобном удовольствии! Танцы я обожаю больше всего на свете, - Эния была готова исполнять роль светской дурочки до последнего, лишь бы Келлфар считал ее таковой. - Столько приятных кавалеров! В такие минуты я рада, что отказала всем своим женихам - вряд ли мой муж позволил бы мне вот так танцевать, - она кокетливо хихикнула и скосила глаза на Мартина.
Стефан устало вздохнул. Чего бы он не хотел добиться, завязывая этот разговор, результат определённо не был достигнут. - Не позволил бы. - безучастно согласился Келлфар, который никогда не умел вести пустые и лишённые, на его взгляд, смысла беседы. А эта, судя по всему, не так давно как раз попала именно в такую категорию. - Приятно было пообщаться, леди Эния, но мне нужно идти. Впрочем, на этот раз он не ушёл, едва обронив прощальную фразу, как делал это всегда. Шпион задержался, вновь посмотрев на свою собеседницу, словно спрашивая таким образом разрешения удалиться. - И мне, - мило улыбнулась леди Тинтур, - вы очаровательный собеседник! Будете в наших краях, обязательно заходите на бокал вина. У нас превосходная коллекция! - масляный взгляд так и съедал барона Келлфара по кусочку. Теперь он точно не подойдет к ней и на милю - богатая дурочка-любительница мужчин не представляла угрозы короне.
И вновь шпион засомневался, будучи не в силах до конца поверить в правдивость происходящего. Стефан отдавал себе отчёт, что не проявил себя особенно восхитительным собеседником за время этого непродолжительного диалога. Знал он также и то, что внешне тоже не представляет из себя ничего особенного - по крайней мере, уж точно не отличается вызывающей красотой, свойственной некоторым присутствующим здесь особам. Едва заметно хмыкнув, Келлфар взглянул в сторону Мартина. На секунду остановился, застыл в нерешительности, словно размышляя, стоит ли задать вопрос, уже долгое время крутившийся на языке. В конце концов мотнул головой отвечая на собственные мысли и проговорил: - Обязательно загляну. - после чего решительным шагом направился обратно к королевскому трону. Впрочем, далеко уйти он не успел - многострадальные двери зала вновь распахнулись.
-
Тут и думать не надо) За сцену в целом.
|
-
- Во-первых, мне нужно оружие. Я знаю, у тебя есть что-нибудь и для меня. Во-вторых, мы сможем пересидеть погоню, а потом тихо уйти. Есть одно место...Но...как же, там же Томи Ган... Почему он вам не угодил..
|
После команды к дерущимся приблизился Бобби. - Еще минут пять деретесь и..... всё, - не сумев подобрать нужного слова, коротко оборвал он свое напутствие. Он посмотрел на Руслан, потом на Джейми, словно забыл, которому умирать и отошел. Шлейф из чесночного аромата, пота и раздражения послушно поплелся за ним.
Глаза Джейми заблестели, но девушка по-прежнему молчала. Страшно было остаться тут одной, после того, как ей удастся спасти Руслана, но благородные поступки обязаны были согревать ее испуганное сердце, что, в общем-то пока не происходило. Она коротко кивнула и вновь наполнили пространство отрепетированные движения, но, увы, и настоящая кровь, ушибы и ссадины, короткие вскрики, когда удар приходился особенно сильный. В какой-то момент он был ощутим настолько, что у Руслана потемнело в глазах - это тоже было частью плана, возможно, самой болезненной, но выглядеть падение рослого мужчины от рук пусть и крепкой, но женщины, должно было более чем натурально. Предстояло самое сложное - "убить" так, чтобы Кэхос носа не подточил. И на этом-то последнем аккорде пришлось Руслану пережить несколько самых жутких мгновений своей жизни - он задыхался и приходил в себя по меньшей мере раз шесть. Джейми не удавалось трясущимися от напряжения и страха руками попасть в нужную область и она просто душила его, однако, раз за разом мужчина приходил в себя и все начиналось снова. В конце концов, она нашла сонную артерию и все было кончено.
***
Руслан очнулся от холода. Шея болела так, словно ее пытались перерубить, но топор застрял и остался торчать. Он был раздет и обернут какими-то тряпками, похожими на замызганные простыни. Тело онемело от холода и затекло. Шевелиться не хотелось, желание продолжить спать было сильнее всего. Пахло керосином. Стойкий металлический запах крови примешивался к нему и даже перебивал.
Когда с трудом удалось скосить глаза, ибо шея поворачиваться отказывалась, Руслан увидел лежащее рядом полотно, насквозь пропитанное кровью. Набухшая светлая простынь отватительно пахла. Запах был тем самым, металлическим, тяжелым, тошнотворным. Болезненный поворот всем телом. Левая рука онемела от пальцев до локтя, правая чувствуется, но с трудом. Ноги не слушаются. Но это все пустое. В пропитанную алым простынь завернуто тело. И голова у этого тела лежит отдельно. И голова эта принадлежит Джейми. Глаза ее, полные ужаса, открыты и смотрят не на него, нет. Смотрят они мимо, но вот-вот, ей-богу, взглянут ему в лицо, а бескровный рот исказится от боли и загробный голос попросит помочь ей. Хотя чем тут уже поможешь...
Левая рука не чувствовала энергичных щипков. Зато живот отозвался щемящей болью. Не сон это, не сон...
-
Полный ангст прямо. Джейми-то по что порешили? Она мне даже нравиться начала.
|
-
Но... Король... Ведь он такой властный и величественный... И у него такие мудрые советники... *уходит переосмысливать эрединский двор*
|
Эния любила перемены и, даже более того, провоцировала их, как могла. Что может быть хуже болота, не меняющегося столетиями. То ли дело чистый звенящий ручеек, каждую секунду новый. Потому король, появившийся в кои-то веки без своей половинки, внезапно заслужил ее глубочайшее уважение. Что это: новая традиция или отсутствие королевы, как таковой? Хитрая улыбка едва тронула губы Энии, а взгляд стал загадочно-зловещим – аромат тайны она чувствовала за версту. Тем не менее она прекрасно помнила про свой первый танец. После столь длительного перерыва между балами он был по-прежнему обещан Мартину и этим становился еще ценнее. Стоило музыке вступить в права, а присутствующим неловко начинать разбиваться на пары, как Эния проследила взглядом за отступившим к стене Нуаром, удовлетворительно кивнула, подтвердив тем самым правильность его решения, и едва-едва, из-под ресниц посмотрела на стоящего в противоположном углу своего первого партнера.
Мартин ожидал этого. Ещё недавно с интересом следивший за ходом рассуждений графа Аркхама, он моментально потерял всякий интерес к ходу беседы как только оркестр выдал первую ноту. Он непринуждённо покинул своих новых знакомых, сделав несколько шагов в сторону, на свободное пространство, с целью обеспечить себе более удобную позицию для обзора. Взгляд мужчины метался по залу, путешествуя среди разряженных в роскошные наряды леди и лордов, и, не удостоив никого из них должным вниманием, устремлялся дальше в поисках той единственной, которая занимала все его мысли в данный момент.
Люди вокруг пришли в движение, разбиваясь на пары и начиная спешно перемещаться - возникший вокруг калейдоскоп нарядов и лиц на мгновение сбил Мартина с толку. Но лишь на мгновение - и вот он выхватил фигуру Энии из толпы, особенно восхитительную в своём бальном платье. Перехватив обращённый на него взгляд, мужчина едва заметно улыбнулся, слегка приподняв уголки губ, и направился к ней, прорезая разделявшую их толпу.
Волнение нахлынуло неожиданно - немного перехватило дыхание в груди, чему Эния была бесконечно удивлена. Безусловно, с первым ее балом и бешено колотившимся тогда сердцем это не могло и рядом быть, однако, отголоски прежних времен приятно грели ей душу. - Как видите, я держу свои обещания, - не обращая внимания, на удивление "подруг", заявила она, стоило Мартину приблизиться. Потом протянула руку, снова для поцелуя, уже во второй раз изменяя своей традиции.
Мартин улыбнулся. Мужчина, обладавший привлекательной внешностью, отличным статусом и превосходными манерами, всегда пользовался успехом у девушек из знатных сословий, никогда не робея и не проявляя ложной скромности. Он всегда был уверен в себе, и буквально излучал эту уверенность, распространяя её на всех окружающих - подобная "аура", заметная невооружённым глазом, всегда буквально сводила с ума юных леди, чем Мартин неизменно пользовался. Но на этот раз уверенности он не ощущал вовсе - как будто не было всех последних лет, как будто вновь вернулось далёкое детство. Мужчина судорожно сглотнул, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения внешне. Эния была пределом его мечтаний, воплощением совершенства, сочетающем в себе все качества, которые он уважал и ценил. Несмотря на доводы здравого смысла и показания собственных глаз, Мартин всё ещё был не в силах поверить, что сейчас действительно будет танцевать с этой девушкой. Он улыбнулся, глядя ей прямо в глаза, поклонился, с благодарностью поцеловав протянутую руку. - В таком случае, позвольте пригласить вас на танец, миледи.
Миледи благосклонно кивнула и тотчас покинула удобное нагретое сплетнями местечко, даже чересчур поспешно. Танцевать она любила и умела, чего нельзя было сказать обо всех партнерах, что встречались ей в этой и иных залах Эредина. Мартин с этой точки зрения показал себя идеальным ведущим и леди Тинтур на несколько секунд забыла, что это за труд - танец. - Я полагаю, сегодня многие уже получили ваше приглашение на танец? - спрашивать о таком было прилично едва ли не ей одной. Возможно, еще дочери короля и паре ее подруг, но Энии в силу непринужденности, с которым задавался вопрос, обычно прощались такие крошечные вольности.
Поддерживать ритм. Контролировать дыхание. Движения, обычно всплывавшие сами собой сейчас словно нарочно медлительно и с огромной неохотой проступали в памяти. Впрочем, пока что у него получалось, но во время каждого поворота Мартин опасался сделать что-то не так. Это было бы настоящей катастрофой, которая наверняка в одно мгновение поставила бы крест на всех его начинаниях. Держать дистанцию. Не слишком далеко, чтобы это было смешно, не слишком близко, чтобы это было неприлично. Хотя искушение сблизиться было действительно велико. Вопрос Энии, который хоть и был не совсем тактичен с точки зрения дворцового этикета, вовсе не смутил Мартина - он даже не обратил внимания на этот незначительный момент. - Сегодняшний вечер принадлежит исключительно вам. - ответил совершенно искренне. Других планов у него действительно не было. В случае чего - как обычно, будет импровизировать. Наверняка на этом балу найдётся парочка симпатичных девушек, которые согласятся подарить ему несколько минут своего драгоценного времени.
- Что вы?! - строго поглядела на Мартина Эния. - Разве это пристойно?! Поползут слухи, возникнут вопросы! И тут же, словно солнце из-за туч явилась хитрющая улыбка, за которой последовали не менее загадочные слова: - А впрочем, мне нет дела до сплетниц и их длинных языков. Второй танец выманил наш очаровательный тенор, а последующие я, по счастливому стечению обстоятельств, не обещала никому.
Леди Тинтур танцевала немного, поэтому кавалеры, ищущие ее внимания, обычно оказывались разочарованы. - Я полагаю, вы не сочтете трудом сопроводить меня к ужину, если нам посчастливится встретиться в предшествующем тому танце? Эта заявка была гораздо серьезнее предыдущих игривых и многозначительных намеков. Она стояла на опасно узком пороге между флиртом и отношениями - истина, которую Эния мастерски замаскировала ослепительной улыбкой.
-
Перечитывание поста целиком лишь усиливает общее впечатление :)
|
-
В ее отсутствие, наверняка, обсуждали гибель ее брата и что она не настолько несчастна, чтобы остаться дома. вполне обоснованное предположение :) ох уж эти сплетни..
|
-
Сколько жизни в этом персонаже - не перестаю удивляться.
|
-
-
Очень чувственно. Проникся. Приятно читать - персонаж получился удивительно объёмным и необычным, очень гармоничным, по отношению к миру. Интересно наблюдать за тем, как он раскрывается в сообщениях. В целом, безумно нравится играть в одной партии. Впрочем, как и всегда.
|
Нет, я не привыкла к новому образу существования за первые полгода жизни Ариса. Невозможно забыть свой настоящий дом за столь короткий срок, даже если тут на треклятой Мере у меня больше оснований жить дальше. Сынок растет мне на радость, хитрый и пакостный, как я люблю. Я смирилась даже с тем, что уязвима, благодаря ему. Оставляю его уже без прежнего трепета, хотя где-то под ложечкой привычно ёкает, когда целую его на прощание. Как, помнишь, далекий и несбыточный читатель, в той балладе «И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг…». Я потеряла всякую связь с землянами, несмотря на призыв держаться вместе – не видела и не вижу смысла, не понимаю этой маниакальной сплоченности и не доверяю ей. Нам с сыном не поможет эта эфемерная защита из сгустившегося патриотизма и солидарности.
На работе прогресс - дослужилась до высшего магистра. Короче, уважают меня и мои способности, которые, как бы сказала моя покойная бабуля, «не понять, откуда повылезали». Вру, нет у меня бабули. А способности есть! Даже не знаю, что из этого хуже. Завтра например, отсылают на задание, месторождения меры искать… Ой, самое-то главное не сказала – мы же все-таки зря на Орден понадеялись. Затрещал он по швам, гражданская война началась – старая и скучная схема, даже объяснять лень. Самое-то неприятное не в войне, а в том, что мы, как крысы, должны теперь под землей торчать. Законсервировались и довольны. А, впрочем, куда уж хуже…. *** Обуглившийся по краям и неприятно пахнущий дружище, я не писала тебе уже…не в курсе, сколько… Костя ведет исчисление, я не занимаюсь подобной дрянью. Время с тех пор, как я оказалась здесь, идет одной сплошной тягостной минутой, невыносимой и болезненной. Я перестала спать больше двух часов… Ох, по порядку, да…По порядку надо… Во время задания на нас напали и теперь мы с Костей, единственные выжившие из всей группы, ушедшей на задание, живем еще глубже под землей, в окружении боготворящих нас дарт вейдеров – дикарей, которых я даже не понимаю. Они как первоклашки следуют по пятам, но…да хер с ними… Мы не можем найти путь обратно. Не можем…
*** Не помню, когда я спала. Вроде позавчера…Хотя какое позавчера, если у меня теперь нет границ дня. Если не сплю, стараюсь не оставаться одна. Только не наедине с этими мыслями, разъедающими мне сердце. Когда я начинаю задумываться, что стало с Арисом, там, без меня, я буквально теряю разум. Это так страшно, что я стараюсь не думать. Во сне это удается хуже всего. Я свела сон к минимуму. Днем приходится постоянно заниматься чем-либо, только бы не мыслить, не представлять. Когда совсем туго, я прижимаю к лицу сверток какого-то тряпья, который служит мне подушкой, и кричу, пока не отпускает. Тяжелее всего носить при себе платочек Ариса, который остался совершенно случайно в кармане моей куртки – он пахнет сыном. Я прижимаю его, вдыхаю глубоко-глубоко, чтобы кроме этого запаха больше ничего не осталось, и вот тогда не помогает даже крик.
*** К счастью, я редко остаюсь одна – «инфраструктура» подземелья подкидывает пищу для ума. Предоставив Косте заниматься непосредственно образованием, совершенствованием дикарей, я полезла в оружейную – большинство оружия, похоже, не подлежит восстановлению…но времени у меня теперь много, а мыслей ненужных еще больше. Надо их убивать. Тут лучше всего подойдет оружие…
*** Костя утверждает, что прошло примерно полгода. Лучше бы молчал… Нашим общим обезображенным друзьям, как мне показалось после нескончаемых часов наблюдения, больше всего требовалась дисциплина. А уж потом всякие там образования и приведение в порядок задатков манипуляторских….
-
Тяжелее всего носить при себе платочек Ариса, который остался совершенно случайно в кармане моей куртки – он пахнет сыном. Я прижимаю его, вдыхаю глубоко-глубоко, чтобы кроме этого запаха больше ничего не осталось, и вот тогда не помогает даже крик. .. конечно тяжело, запах засохших слюней, соплей и молока)) Не сочтите за грубость, детей я люблю, но из песни слов не выкинешь)))))) З.ы. и вполне себе нормально со стратегическими решениями, вечно все вначале прибедняются...
|
-
Собственно, за Эйру. И в целом, и сегодня. Суммарный плюсик за сегодняшние посты, в том числе и общий :)
|
-
За отличный тандем и за отыгрыш, выложенный сообщением выше.
|
-
Трогательно. Воссоединение в месте, где никто не уважает Закон - как это мило :)
-
|
Первый ее бал... Под мерный стук колес экипажа Эния томно предавалась приятным воспоминаниям. Вскипающее где-то в районе солнечного сплетения предвкушение, крепко замешанное на испуге, но тут же сменяющееся ожиданием непременно чуда - что же еще может произойти на первом балу, как ни чудо... Оно еще теплилось, это незабываемое ощущение. То внезапным уколом приятно схватывало сердце, то грустной улыбкой плясало на губах, то неожиданным весельем заставляло Энию нетерпеливо ерзать. Однако, бал нынче был уж не тем - изменились цели, поистрепались знакомые, повзрослели кавалеры, оркестр звучал слишком громко, не давая поговорить, а музыка, казалось, вовсе не менялась все эти многие годы.
Эния надела улыбку, прежде чем, с помощью Нуара, покинуть карету и предстать во всей красе Эрединской знати. Определенно, имелись в ее N-ном бале и плюсы - в этот раз она вполне была уверена в собственной неотразимости. Шикарное платье, запредельно дорогие украшения, но что самое главное - уверенность, надетая поверх наряда, торжество во взгляде и ослепительная покровительственная улыбка, словно леди Тинтур приходилась, не много-не мало, близкой родственницей королю.
Не было теперь нужды замирать возле входа с бешено колотящимся сердцем, заставляя себя шагнуть внутрь. Эния проследовала прямо в залу, не замедляясь ни на шаг. Добрая часть гостей к этому моменту уже прибыла, оставалось надеяться, что она не появится позже короля - вот так фурор произведет... Поэтому первым делом она взглянула на королевскую ложу, к счастью пустующую и не грозящую недовольством венценосной четы. Леди Тинтур поплыла сквозь толпу таких же, как у нее, искусственных улыбок, неестественно добродушных взглядов, вежливых приветствий и недвусмысленных комплиментов. Приметила среди гостей и тут же наградила кивком Мартина, славного старичка -тенора, генерала Нокса, даже Кэллфара, но главным блюдом были, конечно, чинно воркующие подруги, среди которых Эния могла чувствовать себя чуточку менее напряженно, будто бы эта была ее собственная стая волчиц, также способных отгрызть ей честь своими сплетнями, но, покуда сытых ее же собственными стараниями.
- Алиса, Кати, леди Элеонора, Элена, Мими - душечка, Сиси дорогуша, - перечисление имен как часть приветствия, к счастью была недолгой, парочку дам она знала лишь в лицо, потому вскоре застыла в ожидании знакомства. И, лишь когда представление состоялось, вклинилась в разговор, как ни в чем не бывало, почти сразу найдя повод рассказать о нововведении, порекомендованном ей специалистом по нервам. Ни в коем случае не лишать себя общества в момент горя. Мнение ее в своей всегда считалось неоспоримым и вскоре парочка, а потом и все дамы закивали, соглашаясь. Еще бы, попробуй не покивать - тут же признают отставшей от веяний современной медицины да и жизни вообще.
-
Как же я всё-таки люблю флэшбеки, они бесценны. Сравнение с юной Энией - сильный ход. Эмоции персонажа описаны первоклассно, полностью вписываясь в создаваемый образ. +++)))
|
-
эти крабы такие милые)) персонаж как нельзя кстати вписался в общую концепцию модуля ;)
-
*Тут должна быть шутка про тракториста*
|
-
Без паники, доктор в порядке)) женщина почувствовала себя втройне ненужной - ни здесь, ни на небесах, ни под землей ее не желали видеть. Живи, как хочешь. Всем плевать. красиво. и грустно. мне прям жаль её стало.
-
"Всем плевать", да. С чувством, мне нравится.
|
Энджи тянула до последнего. Уютная мысль остаться и встретить начало бури на улице, как раньше, в детстве, когда это казалось навроде подвига, а еще - единения с чем-то гораздо сильнее ее самой, рассыпалась о необходимость защитить родившееся в муках начало. А может, не стоило оно той опеки… Вот сейчас польет, а она никуда и с места не сдвинется.
Словно предупреждая, порыв ветра освежил горящее лицо. Вот-вот буря обрушится на ее голову струями сквозь прохудившийся настил.
Но Энджи будет сидеть и провожать спокойным взглядом поплывшие строки, отлично зная, что невозможно их вернуть. И горечь смешается в ней с удовлетворением – нельзя таким сказкам являться в мир.
Пригласив на танец несколько листков клена, ветер бросился на Фэй настойчивее. Будто не хотел, чтобы сказочница делила с ним затихший в благоговейном трепете сад.
Энджи устроилась поудобнее, даже взбила подпиравшую поясницу подушку, с вызовом поглядывая туда, где только что кружились беспомощные листья…
***
Терпение сошло на нет с третьей каплей, упавшей на ее рукопись. Крупная, она растопила почти целое слово, и Фэй дернулась к дому. Ветер злорадно швырнул вдогонку ледяные капли – победитель на сей раз.
Фэй с блаженством вдела окоченевшие босые ноги в домашние тапки и скрылась за жалобно скрипнувшей дверью.
Остановилась почти сразу, у порога. Никогда еще она не бежала от грозы. Раскачивалась в беседке, легкомысленно доверяясь ее никчемной узенькой крыше, куталась в старый бабушкин вязаный палантин, пока не приходили к ней видения из еще ненаписанных сказок или не оживали сюжеты уже существующих, наполняя ее радостью свершившегося – детище увидело свет.
Но сейчас, застыв в нерешительности, Энджи чувствовала, как вползало к ней в сердце отчаяние – он не могла позволить этой сказке жить, но и оставить ее там, внутри, было сродни поеданию трупа. Чувствовать, как разлагается, гниет в тебе история… Фэй зябко повела плечами и, устроив листы с написанным поудобнее на камине, неслышно, словно боялась их разбудить, вышла на улицу.
В какой-то момент Энджи даже поймала себя на мысли, что находиться в одном доме с этой рукописью ей тяжко, невыносимо, не хочется. Как в той истории о Джонатане Боро, боявшемся своей самой известной книги. Завидев ее в витрине магазина, он бежал, сломя голову , и больше там не появлялся, ровно как и в библиотеке, парке, кафе – везде, где кто-либо читал его творение. Тогда ей показалось это забавным, но, сейчас, сидя, прижав колени к подбородку, в хрустящем от каждого движения плетеном кресле, Энджи все сильнее осознавала неприязнь.
Можно ли не любить своего ребенка? Не желать его появления на свет? Фэй не знала, но чувство, ранее ей неведомое, пугало.
Она, пожалуй, посидит еще на террасе, позволит перестуку дождя по металлу крыши найти резонанс в ее взволнованном сознании, а затем продолжит писать. Чего бы ей это не стоило. Чего бы не стоило…
-
Не зря я всё это затеял, не зря =)
-
Сказки ой как злыми бывают... ;)
-
-
Прекрасно, как и всегда. Игрок всегда великолепно чувствует персонажа, передаёт его чувственно, красочно, неординарно.
-
но и оставить ее там, внутри, было сродни поеданию трупа. Чувствовать, как разлагается, гниет в тебе история… Чёрт, как точно...
-
Очень добротный пост, который, на мой взгляд, на фоне всенародно воспетой мастерской вводной несколько затерялся, и незаслуженно. Приятное чтение и многообещающее начало спин-оффа. Жду продолжения :)
-
Дивный, уютный пост. Мой любимый, пожалуй.
-
Мимими. Доброта в стиле Эдды :). ...Энджи чувствовала, как вползало к ней в сердце отчаяние – он не могла позволить этой сказке жить, но и оставить ее там, внутри, было сродни поеданию трупа. Чувствовать, как разлагается, гниет в тебе история…
-
А давайте плюсовать красивые добрые посты))
-
Сказки, я вижу, не только у Рази получаются.
-
Великолепно. Без преувеличений и совершенно ненужной в данном случае лести. С упоением читал этот модуль - совершенно точно могу сказать, что не встречал ничего более милого и уютного. Пусть эта игра и тянется неимоверно долго, пусть промежутки между постами исчисляются месяцами, а то и годами - она того стоит. Надеюсь когда-нибудь эта история таки подойдёт к своему логическому завершению. А я буду с интересом следить за развитием событий:)
-
|
-
при виде "великолепия", внезапно окружившего ее, великолепие ещё то, да:)
-
Простреленная гусеница.. хоелось бы посмотреть)
|
Замечательный, душевный был сегодня вечер! В воздухе витал аромат мандаринов и каких-то знакомых пряных трав. Обычно грязный, паркет в кабинете босса нынче просто искрился. Стены перекрасили во все цвета радуги. Слуги улыбались, а господин Труляля был милостив и любезен, как никогда. И всё ради нее, Гретель! Строго говоря, ради всех, но для нее особенно! Она ведь сегодня самая красивая в своем кружевном белом платье с блестящими разноцветными камушками, украсившими подол. Ее наряд - самый лучший, даже девочки так сказали, а они не врут ей, нет. Но больше всего ей нравилась прическа - сотней кудряшек рассыпались по плечам каштановые светящиеся локоны, красный бутон свежесрезанной розы хозяин лично вложил ей за ушко, после чего нежно потрепал по щеке и вот тогда, именно тогда произнес "Гретель, ты сегодня прелестнее всех!". И больше всего на свете, ей захотелось поцеловать Труляля за эти слова, сделать все-все, что он прикажет, лишь бы не разочаровать, лишь бы оставаться до конца вечера (а может и дольше) этой самой прелестной его девочкой. Гретель следила за происходящим с любовью во взгляде - сегодня она обожала всех. Чудный вечер....просто чудный...
Заляпанный спермой, кровью и прочим дерьмом паркет вообще-то был не лучшим местом, чтоб на нем вот так просто сидеть голой задницей. Потому что ниточки, называемые стрингами - это именно ничем не прикрытая задница. Полуистлевший кожаный корсет, ободрался до состояния дермантинового дивана, на котором слишком много ерзают. Волосы висели редкими тусклыми прядями, цвет угадывался с трудом, но кажется, это был буро-бордовый. То есть каштановый, конечно, каштановый. Вульгарная косметика не придала худенькой наркоманке шарма, скорее она могла теперь полноправно давить на жалость в цирке. Ярко-красный бантик, как насмешка, мол "не подарок а хуита какая-то", висел бодренько, но сорвать его хотелось сильнее, чем с девчонки трусики. Счастливый взгляд, впрочем, тоже не слишком вписывался в общий пейзаж. В целом, было понятно, почему Труляля оставил ее напоследок - не десерт, а скорее зубочистка после десерта - и выбросить жалко и использовать скучно. Звонкий смех Гретель раздражал, впрочем, так же сильно, как ее бант или карминово-красные губы, даже сильнее, чем ярко-голубые тени. Хотя что может раздражать сильнее ярко-голубых теней..... Девчонка заливалась над возникшей потасовкой, тыкала пальчиком с обломанным ногтем и остатками лака в незваного гостя, радовалась, как страдающий синдромом Дауна, пролетающему херу. Душераздирающий кошмар, всепоглощающая жалость, объятия и плач...
-
-
Иллюзия vs реальность. Или иллюзия vs реальность? Не смогла пройти мимо. +
-
Лазил в плюсах автора, случайно зацепился глазом за картинку... жутко, боюсь теперь ложиться спать, не дай Бог приснится.. решил плюсом откреститься)
-
Эддачка знает чем порадовать Мастера. Прям вылет уловила атмосферу.
-
-
-
-
За отличное начало - в духе сеттинга.
-
Хорошая подача - отвращение от прочтения тому лучшее доказательство. Но маразм и тошнотворность происходящего превосходит все мысленные границы. Впечатления крайне негативные.(( Как от этого гадкого поста, так и от модуля в целом.
-
-
Вы с Капралом нашли друг друга :)). Но мне нравится.
-
-
|
Эния едва сдерживалась - крепко стиснутые губы подрагивали, готовые расплыться в улыбке, но Олоис прокашлялся и смешливость, на счастье, улетучилась. Леди Тинтур вновь спокойно взирала на брата, а скорбь во взгляде, скользившем по стенам, была почти неподдельна. "Гектор-Гектор, есть ты-нет, твои стулья, книги, сигары этого даже не заметили, вещи-предатели...". Эния усмехнулась, не сдержавшись: - Да ладно, дорогой, хватит притворяться, - цинично разулыбалась она вслед за своей усмешкой, - как будто я не знаю, каким ударом был Гектор для тебя при жизни. Он и в юношестве нам досаждал, помнишь? Нравоучениями, наказаниями и просто скучной своей миной. Будто я не вижу, как ты спокойно вздохнул, когда стал главой семьи, м? Ну же, Олли, притворство никогда не было твоей сильной стороной, ты же сияешь, милый. - Уф, а жара нас не милует, - она распахнула свой изумрудный веер, по блеску не уступавший ожерелью королевы, предназначенному для особых случаев. Глаза в свете тусклой свечи казались неестественно зелеными. Они источали задор, уверенность, им хотелось доверять, этим колдовским глазам. Несколько долгих, томительно долгих мгновений, Олоис с непроницаемым выражением на лице смотрел прямо на неё. Невозможно было определить, что же произойдёт в следующую секунду - быть может её брат зайдётся в праведном гневе, а возможно - лишь понимающе улыбнётся. Олоис улыбнулся - несколько скупо и неуверенно, но всё же откровенно, впервые за относительно длительный срок. Он вновь видел перед собой Энию, свою сестру, которую всегда любил и уважал, которой всегда можно было доверить всё что угодно, рассказать и поделиться самыми сокровенными тайнами и секретами. - Ладно, чего уж там. - решился наконец он, - Ты права, при жизни Гектор был ещё той занозой в интересном месте. Признаюсь честно, его смерть пришлась очень кстати. - Узнаю своего дорогого Олли, - Эния хитро подмигнула, веер двигался энергичнее. - А что такое? Почему кстати? Вернее...почему именно сейчас? Кстати его смерть была всегда! - негромко рассмеялась она. Олоис был знаком с черным юмором Энии не понаслышке. Задумчиво наблюдавший за ритмичными движениями веера мужчина встряхнулся, бесцеремонно вырванный из дебрей собственных мыслей мелодичным смехом Энии. С удивлением он отметил, что, как и когда-то прежде, очень давно, вновь наслаждается обществом сестры - слушает её приятный смех, внимает чарующему голосу, чувствует на себе заинтересованный взгляд этих восхитительно зелёных глаз... Олоис осадил себя, осознав, что его мысли на одном из ключевых поворотов свернули совершенно не в ту сторону. Не выдержав, он тоже прыснул в кулак, оценив, превосходную, на его взгляд шутку. Взяв себя в руки, Олоис серьёзно посмотрел на девушку, и проговорил, тихо и совершенно серьёзно: - Давно мы так не общались. - Да...давно.. - Эния улыбнулась грустно, но совершенно искренне. - Ты - единственный, кто у меня остался, Олли... И ты теперь глава, кто бы мог подумать. Наконец, мы этого добились, м? Леди Тинтур придвинулась ближе, оказавшись лишь по другую сторону стола и накрыла ладонью руку Олоиса. - Милый, - выразительный изумрудный взгляд встретились с глазами брата, - я переживаю, - Эния выдержала театральную паузу, прежде чем пояснить, - ты ведь никогда не умел управлять. Помнишь, как ты расходовал предназначенные на месяц карманные деньги за вечер? Бедствовал, но вида не подавал. Теперь за тобой жизни и, в большинстве своем, беззащитные , - зрачки мягко пульсировали, расслабление наступило мгновенно, по телу пронеслась приятная теплая дрожь и умиротворение. - Позволь мне помочь тебе, твоя семья станет процветать, ты станешь богатейшим в Эредине человеком. Это твоя мечта с детства, я же знаю. Твоя сестра умеет все, помнишь? Доверься мне, Олли. Давно забытые воспоминания далёкого детства всплывали откуда-то из глубин подсознания, заставляя по новому взглянуть на ситуацию. Олоис, который ещё совсем недавно пребывал в мечтах о скором применении того богатства, что свалилось на него столь внезапно, теперь был во власти совершенно иных идеалов. Его взгляд затуманился, показывая, как далеко сейчас мысли брата от этой комнаты, и, скорее всего, настоящего времени - Олоис, совершенно неожиданно для самого себя вернулся в позабытое давно детство. Мягкий, убаюкивающий и вкрадчивый голос Энии между тем продолжал, подкидывая новую порцию дров в топку внезапно активизировавшегося сверх всякой меры воображения мужчины. Он кивнул, сперва несколько неуверенно, а потом снова - уже куда веселее и энергичнее, безоговорочно соглашаясь с предложением сестры. - Вот и славно, Олли, я тобой горжусь, - Эния ласково улыбнулась. И они говорили еще долго, вспоминая, смеясь и обсуждая планы управления доставшимся им имуществом. Напоследок леди Тинтур снова взяла брата за руку: - Милый, останься сегодня с женой, завтра не менее важный день, ты ведь не станешь компроментировать себя в первый же день, - изумрудные глаза загадочно и одобрительно сверкнули напоследок.
-
Ну что тут скажешь.. Нравится мне с тобой играть, действительно нравится:)
-
Плетение интриг не терпит суеты))
|
-
Очень долгая игра) Очень медленно и очень мало. Но посты - бесподобны, читается на одном дыхании, ярко и интересно, Возможно, когда-нибудь, вы таки ускоритесь и завершите эту игру)))
|
Глядя, как настороженно пробирается к раненой его возлюбленная, мужчина вполне приветливо улыбнулся. Услышав слова Сергея, он как будто проникся к путникам симпатией. - Понимаю ваше смятение. Сам очутился тут подростком, без малого двадцать лет назад. По иронии судьбы, вон с ним же, - кивнул он в сторону своего спутника и тот тут же одарил присутствующих улыбкой, которой не хватало, по меньшей мере, трех передних зубов.
- Вам может показаться сперва, что вы попали в ад, но жизнь в Империи не так уж и плоха. Вы поймете когда-нибудь. Всегда есть работа, еда, преступности почти нет...
Он напрягся, увидев, как Эллина присела на корточки рядом с умирающей. Провела ладонью по волосам Алиши и нахмурилась.
- Империя, или то, что от нее осталось, сейчас перед вами. Сотни лет назад здесь были леса, сады, деревни, другие города. Так рассказывают летописи. Осталась только столица, которую постепенно стали называть Империей, а прежнее название затерялось и знает его лишь Главный Избранный, ну или император по-нашему. Империя уже на три четверти состоит из людей с Земли. Как мы сюда попадаем, в случае смерти ли, или просто исчезаем и появляемся здесь – наверное, кто-то владеет такой информацией. Только мне этот человек так и не встретился. И теперь уже точно я его не найду.
Он с горечью поглядел на девушку, положившую правую руку Алише на лоб, и продолжил: - Выгоняют из Империи редко. Только за преступление. За убийство – сразу, за воровство – после вновь нарушенного предупреждения. - И только если попадешься, - хвастливо встрял его приятель. - Ой, замолчи, Эл, - отмахнулся от него мужчина. - Я, кстати, Макс, - пожал плечами говорящий, - имена здесь, конечно, не меняют, хотя хозяевам Империи они кажутся нелепыми. - Эллина, к слову, из хозяев - тех, кто родился здесь и вырос. Дочь одного из Избранных, - грустно усмехнулся он. - Вас, наверное, интересует, как отсюда вернуться домой? Ответ также не найден. Каждый из появившихся здесь искал его. Смиритесь, мой вам совет. Или сойдете с ума. - Психов тоже выгоняют как бы, хыы, - снова затесался Эл.
Рана Алиши затягивалась в считанные секунды, из пунцовой стала бледной, потом и вовсе затянулась, оставив лишь едва заметный шрам. На щеках даже румянец едва заметный появился.
Эллина же, напротив, потухла. Буквально потухла. Перестали светиться огоньки под кожей. Она казалась совершенно обычной без этого свечения, только чересчур бледной, что вполне скоро нашло объяснение – красавица рухнула возле Алиши без чувств как раз в тот самый момент, когда девушка открыла глаза.
Макс не казался обеспокоенным, когда это случилось, он только заговорил быстро и его широкая грудь ходила ходуном от волнения: - Прошу вас, настал ваш черед отплатить за жизнь вашей девушки. Моя Эллина очнется примерно через час. Я расскажу вам нашу историю, но обещайте помочь.
Он потер ладонями лицо и начал: - Хозяева Империи против браков с прибывшими, это почти преступление. Но я работал на отца Эллины, мы с ней полюбили друг друга, и с тех пор он искал повод, чтобы избавиться от меня. Как видите, ему это удалось. Он только не думал, что дочь бросится за мной. Ей здесь не выжить, вы же понимаете. Верните ее обратно, прошу. Избранный сказал, что она может еще передумать до долгой ночи. После – дороги обратно нет. Он отречется от нее. Прошу вас, верните ее отцу. Вас еще и наградят за это, а я буду счастлив знать, что она жива.
Глаза его стали совсем безумными от тревоги. На лице было написано - он боялся, чтобы путники ему откажут.
Джейми опустила пистолет - И оружие нам оставьте, - увидев это, зашептал Эл, - его все равно отберут на входе. Огнестрельное оружие запрещено, - говорил он, пока не получил пинка от Макса.
-
-
-
Долгожданный пост с интересностями и подробностями. Алиша еще поживет, ура :))).
-
За здравие чуть-было-невинно-не-убиенной особы и общий поворот событий!
-
Лихо закручен сюжет))) А я штрафник(((
-
Пост, конечно хороший! Но, выбраться я все же попытаюсь)
|
Олоис, всё ещё пребывавший в нетерпении, углубился в свои мечты – его радужные и преисполненные манящих перспектив мысли резко контрастировали с мрачной и серой реальностью, и сравнение это, было определённо не в пользу последней. Поэтому, голос сестры, которая внезапно обратилась к нему, послужил для мужчины сюрпризом, причём сюрпризом, как выяснилось, как только до него дошёл смысл сказанного, не слишком приятным. Просьба, а это была безусловно была именно просьба, иначе и быть не могло, Энии заставила его с неохотой слегка изменить свои планы на вечер и выкроить несколько свободных минут на беседу с ней. Парень, внезапно оказавшийся новым «главой» дома Тинтуров сразу же прочувствовал власть – видимо, не последней причиной этому стал факт, что теперь он наконец-то был абсолютно не стеснён в средствах и никто не может указывать, что ему можно делать, а чего делать нельзя. Старый Олоис внутри него напомнил, что это – Эния, его сестра, которую он всегда любил и уважал, которая не раз поддерживала его в трудную минуту. Но новый Олоис, голос которого был куда как сильнее, заявлял, что не позволит женщине манипулировать им и ставить в какие-либо рамки. Олоис-глава, одурманенный пьянящим предвкушением лёгкой наживы и невероятно приятного времяпровождения, порождённый, по большей мере, кучей золота, которая внезапно оказалась в его власти, легко захватил контроль над старым, который отождествлял собой ещё сохранившиеся хорошие отношения с Энией и базовые морально-этические каноны. Однако, мужчина, хотя и заранее настроившись во время беседы показать сестре, кто теперь в доме хозяин, ничем себя не выдал, и, слегка склонив голову, ответил: - Разумеется, как тебе будет угодно.
Граф Нокс, к слову сказать, держался вполне достойно – стоял, скрестив руки на груди, чуть повыше объёмного чрева, с, разве что, несколько мрачным и угрюмым выражением лица, что, впрочем, вполне соответствовало моменту. Взгляд его весёлых, обычно, глаз, сейчас остановился на яме – зияющей чёрной пропасти, сразу выделяющейся среди других, уже закопанных, могил. Как знать, возможно Поль думал о том, что вскоре сможет вновь оказаться в схожей ситуации, вот только хоронить будут не Гектора, которого он едва знал и, собственно говоря, согласился прийти сюда ради своей жены, а его сына, судьба и местоположение которого оставались всё ещё неизвестны. Усилием воли заставив себя встряхнутся, граф вымученно улыбнулся Эние и, уже совсем не смущаясь, пожал протянутую девушкой руку. - Леди Эния, соболезную вашей утрате. – не слишком искренне пробубнил он стандартную фабулу. Алиса же, которая хоть и привела себя в порядок перед похоронами, всё же выглядела измученной и уставшей, чего ей, несмотря на все свои старания, совершенно не удавалось скрыть. Одарив леди Тинтур внимательным и печальным взглядом, графиня Нокс покачала головой со словами: - Да, получила. Благодарю. К несчастью пока что, несмотря на все усилия стражи и, - короткий кивок в сторону застывшего в отдалении Келлфара, - некоторых особых инстанций, выяснить ничего не удалось. Это ожидание просто сводит меня с ума… - Алиса тяжело и совершенно искренне вздохнула.
- Милая... - протянула Эния с искренним сожалением. Потерять ребенка, наверняка, было чем-то пострашнее, нежели похороны ненавистного брата. - Мне так жаль... - Хочешь, останься у меня? Сменишь обстановку. - простодушно предложила она. - Завтра вместе явимся на бал. Мой врач говорит, что необходимо давать своим нервам отдых, - прогрессивная Эния уже не могла удивить подругу своими новыми причудами, а вот для ее мужа это точно звучало дико. - Я собираюсь сделать над собой усилие и забыть на время бала о своем горе. Да-да, Поль, не смотрите так, - почти строго произнесла она. - Я читала, что от нервного срыва человек может умереть! Так мы устроены, - роскошный веер томно качался из стороны в сторону. В глазах Поля без труда читалось неодобрение, которое, впрочем, тут же превратилось в смущение, когда Эния открыто обвинила его в этом. Задумчиво почесав затылок, граф Нокс решил пока что не вмешиваться и даже тактично отошёл на несколько шагов, предоставляя дамам возможность обсудить все конфиденциальные вопросы. Однако, эта возможность была бы безусловно более ценной, если бы уединение дам не нарушали ещё несколько десятков человек, собравшихся проводить Гектора в последний путь.
- Ах, Алиса, дорогая, все будет хорошо, вот увидишь, - она вновь взяла подругу за руку. - Если захочешь остаться, буду только рада. - Спасибо Эния, но нет. – решительно отказалась Алиса, печально покачав головой, - Я должна быть дома, с мужем. Да и вести доставят в первую очередь именно туда. - Конечно, я понимаю, - кивнула Эния, - Пожалуйста, держи меня в курсе, - она тут же отошла, предоставляя Ноксам возможность покинуть похороны. В поле зрения попали еще несколько человек, которые не должны были избежать своей участи - задушевной беседы с леди Тинтур.
*** Подошла же она отчего-то к Мартину - что ж, иногда и такие женщины бывают нелогичны... - Рада, что вы пришли, - Эния возникла прямо перед ним, протягивая ладонь для рукопожатия, - хотела поблагодарить вас за оказанную помощь. Я бы не справилась одна, - она вымученно, но все же улыбнулась. Моментально сориентировавшись, мужчина, ни капли не смутившись, пожал протянутую ему руку, слегка кивнув девушке - внезапное пришествие Энии стало для него сюрпризом, хоть и внезапным, но оттого не менее приятным. Гадая, что бы мог означать этот разговор, он ответил: - Не стоит благодарности, так поступил бы любой на моём месте. - Мартин внимательно смотрел ей прямо в глаза, словно стремился выяснить, что за тайны скрывают в себе эти завораживающие изумрудные озёра, - Мои соболезнования, миледи. Эта утрата наверняка стала для вас ударом.
- Я видела, - кокетливо, насколько позволяли обстоятельства, заявила она, - никто, кроме вас, не имел подобного намерения. Вы просто чудом оказались там. Я у вас в долгу, - многообещающе улыбнулась она. - Мы ладили с братом, - без зазрения совести врала Эния, - насколько это было возможно при его скверном характере. Тяжело терять членов семьи....А вы будете завтра на балу? - не дав Мартину опомниться, Эния перешла к делу.
Загадочная улыбка тронула губы мужчины, который, признаться, был порядком удивлён столь пристальным вниманием к собственной персоне, тем более от девушки, ему далеко не безынтересной. Решив, что пришло время более активных действий, Мартин заговорил, не сводя с Энии взгляда своих внимательных голубых глаз: - Безусловно, я буду там. Могу ли я расценивать ваш вопрос, как согласие уделить мне хотя бы один танец?
Улыбка Энии уже сама по себе могла считаться положительным ответом, но она предпочла усилить эффект согласия: - О, Мартин, я собиралась пропустить завтрашнее торжество ввиду трагических обстоятельств, постигших нашу семью, но теперь не могу - ведь я уже сказала, что у вас в долгу, а долги, - она на секунду задержалась на его губах, - я привыкла отдавать. - Первый танец за вами, - обворожительно-хитрый взгляд теперь встретился с его собственным и не отпускал слишком долго. Дольше, чем требовали приличия.
Мартин вновь утонул в её изумрудных глазах, на несколько томительно долгих мгновений забыв обо всём, что было ему, как правило, совершенно несвойственно. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, он всё же отвёл взгляд, и, улыбнувшись, абсолютно искренне, слегка склонил голову в знак согласия: - Буду ждать с нетерпением. Мысли путались, столь ловко обычно подбиравший слова мужчина сейчас с трудом выдавал односложные предложения... Ему определённо нужно время, чтобы прийти в себя.
Эния не отпускала взгляд мужчины, а после его слов бледная ее кожа чуть порозовела - контраст был столь силен, что его невозможно было не заметить.
Отдавая дань любезности, на правах сестры хозяина дома Эния провела еще несколько бесед ни о чем, выразила благодарность всем и каждому, даже кивнула Кэллфару, надежно затаившемуся по привычке меж кустов. Но взгляд ее постоянно возвращался к Мартину, причем именно в те моменты, когда он сам смотрел на нее - этакая вереница случайностей. После небольшого банкета гостям положено было разойтись и, прощаясь, Эния неожиданно, в старомодном, по ее собственному мнению, жесте, протянула Мартину руку для поцелуя - на фоне многочисленных рукопожатий это выглядело более чем заметно.
-
Правдоподобный, красивый и живой отыгрыш. Впрочем, как и всегда:)
|
Порядком устав от выдумывания вычурной посмертной речи, Эния просто услаждала свое бытие взглядом в окно – однообразный, не меняющийся годами пейзаж этому мало способствовал и она, наконец, фыркнув, задернула шторку. Ожидание истерики со стороны Элизабет и девочек было хуже самой истерики во стократ, особенно когда оно длится от самой арены до порога шикарного особняка рода Тинтур. Безделье тоже вымотало леди Энию сполна и потому, едва покинув карету, она тут же взялась за дело. Опираясь на локоть кучера, она поднялась по ступеням и тотчас пустила слезу, а, увидев, что зеленолицая невестка уже тут как тут, и вовсе разрыдалась. - Элизабет, о, Элизабет! – первые несколько секунд от нее было слышно лишь это, а, когда речь стала четче, в холл уже внесли гроб и все почти встало на свои места. Нужно было лишь разъяснить тупоголовой невестке, что все плохо. - Он прямо-таки рухнул на то копье… - всхлипывая и заикаясь, начала она. Неподдельные слезы бежали по щекам. – Я все это видела! Все до мельчайшей подробности! О святые небеса, за что?! Так глупо погибнуть! В самом расцвете сил! Я этого не вынесу! Олоис, какая беда, брат! – на счастье младший тоже оказался дома, что было редкостной удачей, ибо Эния привыкла к широкой публике. - Так страшно… - она снова едва не рухнула без чувств, уже в объятия брата, но устояла, мучительно застонав и опустившись в кресло, прямо здесь же, в холле. - Я в жизни не видела ничего страшнее… - если не считать хамоватого хапугу-мясника, которому она внушила, что в животе у того мешок золота. Вот кровищи-то было… - Даже не помню, как позаботилась о похоронах, - пора уже перейти к новости, что те состоятся, как можно скорее. - Аааай, бедные мои девочки… - заголосила-зарыдала она, закрыв ладонями лицо. Племянницы, испуганные шумом, также явились в холл. Девчушек было жаль, хотя без вездесущей и порой ненужной опеки отца они наконец вздохнут свободно. - Он так храбро сражался, - как будто речь шла о защите родины, с гордостью проговорила Эния, - но случайность, ужасная случайность все решила в один миг, мои малютки… Тетя позаботится о вас, мои крошечки… - девочки вполне искренне зарыдали вместе с ней, чистые добрые души. - Олоис, дорогой, нужно решить с похоронами, ты теперь единственный мужчина, - понимать «новый глава», - пожалуйста, пусть все закончится сегодня! – хоть это недотепа-брат может исполнить самостоятельно. - Мне нужно переодеться, деточки мои. Я, кажется, упала прямо на арене… - и она со скорбным видом удалилась.
-
С возвращением! Давно я не читал эти превосходные посты) Актриса высшего класса. Ну и приват жжёт, конечно)))
-
Для таких постов, у меня есть Станиславский:
|
|
|
-
маленькая миленькая людоедочка))
|
Утро Эния всегда встречала радостно – потягиваясь среди смятых простыней и подставляя подглядывающему сквозь щели в занавесях солнцу обнаженное тело, она уже знала, чем займется в ближайшие несколько часов. Для разнообразия, например, почтит своим вниманием Гектора и его десятичасовой завтрак, к которому он появлялся секунда в секунду, будто специально выжидая за дверью. Наверняка, так оно и было.
Довольно понежившись в кровати, Эния, вспорхнула и тихонько напевая, принялась выбирать наряд, полностью зарывшись в огромный шкаф, размером с целую комнату. Это было ее традицией, ее прихотью, ее радостью, еще с детских лет, когда платьев у нее было не больше десятка. Выдумывая на ходу какую-то легкомысленную ересь и тут же кладя ее на ноты, Эния выудила «Изумрудный Восторг» (название придумано портным и одобрено ею). Открытые плечи, смелое декольте, обнаженная спина – Гектор будет рад. Зловеще ухмыльнувшись, леди потрясла внушительным колокольчиком – нетерпеливо, будто хотела сделать невинному инструменту сотрясение купола.
Тут же в комнате очутилась весьма бодрая и чрезвычайно юная служанка Грета, выбранная на свою ответственную должность за расторопность и веселый нрав. - Сегодня это! – с улыбкой протянула Эния свое платье, - и волосы забери повыше, опять жара, а я собралась на промЭнад, - с шутливым высокомерием произнесла она и Грета тут же зашлась звонким, почище колокольчика, смехом – пародия на Элизабет, чопорную невестку, удалась. Впрочем, как всегда.
Когда утренний туалет был закончен, Эния вновь взялась за инструмент манипулирования и призыва, на этот раз тряхнув трижды. Грета тут же просунула в проем кудрявую голову. - Так, - нахмурившись, произнесла ее госпожа, - считаем вместе. Раз, - колокольчик жалобно звякнул в беспощадной ладони, - Два, - Грета послушно считала, постепенно краснея, - Три. Раз, два, три. Раз, два, три. Неужели, не запомнить до сих пор?! Хаос, - она потрясла колокольчиком, - для тебя. Раз два три – для него! – пальчик в атласной перчатке устремился куда-то за спину Грете, где уже возвышался Аксидий, уже привыкший к каждодневным математическим упражнениям с неграмотной горничной.
Когда вконец измучанная счетом служанка удалилась, Эния протянула Нуару ожерелье и браслет, без лишних слов поворачиваясь к тому обнаженной до лопаток спиной. - Сегодня пойдешь на завтрак со мной, - пока мужчина справлялся с застежками, проговорила она. В голосе чувствовалось лукавство. С утра Эния всегда была не прочь пошалить. Сегодня под ее легкую ручку попал Гектор.
Старательно выжидая еще пять минут с тех пор, как часы пробили десять, она довольно кивнула и отправилась в столовую, где мерно стучали ложки и блюдца, а примерные слуги то и дело сновали взад вперед, чаще всего держа перед собой всего-навсего ложку или тарелку, лишь бы только улизнуть ненадолго от глаз хозяина дома. Судя по тихому разговору, помимо него, за столом было не менее четырех персон. - Доброе утро, славное утро! – пропела она, появляясь в дверях, нарочито повышая голос, чтобы увидеть, как поморщится в очередном припадке мигрени ее невестка и прыснут со смеху племянницы. - Гектор, братик, - не церемонясь, чмокнула в щеку главу дома. Несчастный отстраниться не успел. Начало веселью было положено. - Олоис, какими судьбами? Нашел, наконец, дорожку в отчий дом? – появление, да еще и за завтраком, младшего брата, было приятной неожиданностью. Видимо, после недельного кутежа у того все-таки закончились деньги и он, опрятно одетый, с не менее чопорным видом, восседал теперь подле Гектора. Выходка Энии не оставила равнодушным и его. Кроме улыбки он, однако, ничем ответить не сумел. Вид у него был пришибленный, что ясно говорило о денежных затруднениях. Вторая невестка к завтраку не являлась никогда, предпочитая нежиться в постели до последнего.
- Я на минутку, мы с Нуаром отправляемся в город, - пояснила она наличие телохранителя в столовой и тут же подала тому стянутый со стола бутерброд. Сама же все-таки решила присесть и взялась, было, за кофейник, но расторопный слуга опередил, чем заставил Гектора облегченно вздохнуть. Он-то не знал, что подобные представления в стиле отсутствия манер она закатывает только для него. - Чудная погодка сегодня, просто чудная! Самое время докупить кое-что для бала, - она незаметно стрельнула глазами в сторону Элизабет – та, скорее всего опять обрядится в свое бледно-розовое, а то и вовсе не пойдет. Глаза племянниц же с восторгом загорелись – девочки ждали подробностей, но их не последовало. - Налейте Нуару сока, - бросила она стоявшему рядом слуге, - что он там всухомятку давится. После некоторых колебаний, слуга все же протянул Аксидию стакан. Выражение лица Гектора едва не заставило Энию подавиться от удовольствия.
-
Этот посто просто невозможно было не оценить)
-
-
-
-
Легко и приятно читается.))) Очень увлекает, с первых строк.)
|
-
хоть у кого-то здесь есть план... плохой, хороший - не столь важно, главное - действовать.
|
-
Неплохие же пять копеечек, да :). If the sky that we look upon should tumble and fall Or the mountain should crumble to the sea I won't cry, I won't cry, no, I won't shed a tear Just as long as you stand, stand by me
|
|
|
Страж усмехнулся, явно довольный сделкой. Прибыв в цель назначения. а именно к невзрачной дверце этажом ниже, он не поспешил ее открывать - присел на ступеньках, все также прижимая девушку к себе. - По горькой иронии, гостья Кэхоса, мою невесту однажды тоже коснулась исцеляющая ладонь светящегося. Юный племянник одного из начальников стражи обладал тем же даром, что и Эллина, но в значительно большем количестве. Она была его нянькой, по совместительству обучала его земным наукам - хозяева Империи не гнушаются новыми знаниями... - он грустно улыбнулся, вспоминая навсегда ушедшее прошлое. - Хелена была его любимицей, почти подружкой, но она была больна. К счастью, им подвластен даже рак и малыш- восьмилетка помог ей. Ненадолго, правда... - он замолчал, в задумчивости уставившись в одну точку, долго сверлил глазами нечто несуществующее, очнулся и продолжил. - Симптомы проявили себя так же. Мальчишку упрятали куда-то... куда их там прячут, когда они нарушат закон. Ее тоже. Потом мне сказали, что она умерла. Я видел ее после смерти и потому не могу мечтать, что она осталась жива и просто заточена где-то в подземельях. Не знаю, что бы было легче для меня... - он внимательно поглядел на Алишу и снова улыбнулся, - теперь ты понимаешь, почему я рискую, Дюймовочка?
- Если сила Эллины приживется, ты тоже сможешь ей пользоваться. Этого они и боятся. Их пугает, что обычный землянин вдруг станет обладать их способностями. Ты вот пока борешься, может, и обойдется... Был тут один иллюзионист-гипнотизер, он убедил одного светящегося отдать ему свою способность к телепортации. Прижилось хорошо, - он усмехнулся, вспоминая что-то смешное. - Ох и потрепал он им нервов... А потом исчез, как не бывало... Кто говорит, домой переместился. Кто - в подполье ушел, есть тут у нас экстремисты... Кто считает, что убили его по-тихому, чтоб народ не возмущался. В общем, надежда есть...
Он вновь поглядел Алише прямо в глаза и неожиданно поцелуем впился в ее побледневшие губы. - Задаток, Дюймовочка, - прошептал он, прежде чем подняться. Толкнув невзрачную дверь, он вышел, чтобы очутиться едва ли не в метре от комнаты Алиши. - Тебе принесут сладостей, а о спиртном забудь - иначе не видать тебе своего спасителя, - с гордостью именовал он себя. - Я, к слову, Рик, - запоздало представился мужчина.
|
Накануне Эния уснула, стоило только голове коснуться подушки. Может, даже раньше.
Утром же, даже несмотря на теплые играющие с ее волосами лучи порядком вставшего над горизонтом солнца, подниматься навстречу новому дню Эния не торопилась. Что толку будет с нее, если она начнет носиться чуть свет. Положив начало спешке уже по пробуждении, рискуешь провести так весь день. Сегодня же ей требовались обстоятельность и время на размышления, дабы не сказать лишнего, не обделить вниманием кого не следует, быть щедрой на взвешенные эмоции.
Пока же Энии просто не хотелось вставать. Подумать только, стоит только спустить с кровати всего лишь одну босую ножку и закрутится-завертится день перемен, не остановишь. Потому Леди Тинтур лежала и с удовольствием представляла, как удивляется, наверняка, ее утренней лени Грета, в нервном ожидании ходит по своей спальне Аксидий, облегченно вздыхает за десятичасовым завтраком Гектор. Уже несколько раз обещая себя, что встанет, едва досчитав до десяти, Эния столько же раз себя и обманывала.
Из проема огромного шкафа в крошечную щелочку с укоризной взирало на нее приготовленное специально ради турнира платье. Ждали своего часа роскошные украшения. Нетерпение витало и накапливалось в воздухе. И, стоило ему достичь своего апогея, Эния недовольно зевнув, переходя при этом на протяжный мяукающий стон, почти скатилась с кровати. Оглядев себя в зеркале – придирчиво, но с плохо скрываемым удовольствием, леди Тинтур взялась за инструмент призыва прислуги и принялась восторженно трясти им, пытаясь, похоже, изобразить какую-то мелодию. Выходила та слабо угадываемой, но тем не менее Грета явилась, улыбчивая и готовая выслушивать программу утреннего туалета.
Спустя час приготовлений и нескольких умело выуженных пикантных подробностей из личной жизни служанки, Эния отпустила, наконец, зардевшуюся Грету, чтобы еще раз полюбоваться тем, что получилось.
*** Выехав из дома в полдень, леди и ее телохранитель отправились прямиком в ее пустующие апартаменты на краю города, специально предназначенные для всякого рода тайных дел, где чужим носам не было места. Целью посещения маленькой двухэтажной квартирки на это раз было превращение Нуара в таинственного лорда Грана. Оттуда, спустя час смены личности, обсуждения планов и корректировки манер, Эния вышла уже в сопровождении вышеозначенного инкогнито.
Выбрав для перемещений закрытый экипаж, Эния не прогадала – простой люд, по случаю турнира, топтался там и тут, как медведи возле улья. К тому же лишний раз попадаться на глаза в сопровождении ранее неизвестного лорда Энии не хотелось. Все эти расспросы, разговоры и ненужные любезности сейчас только отвлекли бы ее, убили ее сосредоточенность.
*** Явились они как раз к началу общей схватки, где по легенде должен был участвовать и Нуар. Любезно кивая знакомым и восхищенно улыбаясь тем, кому ее представляли, Эния, наконец, в гордом одиночестве достигла своего места. Королевской семье был подарен один из ее глубочайших реверансов и очаровательная улыбка, способная растрогать даже старую озлобленную деву, то бишь королеву.
Достав веер, дабы отгонять от себя пыль и создавать вокруг знойное поветрие, хоть как-то пытаясь привлечь прохладу на свою сторону, Эния восседала, гордо выпрямив спину, и раздавая то и дело приветливые взгляды.
Когда началась схватка, она то и дело картинно хваталась за сердце и прикрывала глаза веером – мол, леди не пристало видеть столько крови. Все это, действительно, выглядело неприятно – раздробленные колени и разбитые носы, выколотые глаза и сломанные ребра. Однако, по завершении она уже, как ни в чем не бывало, улыбалась победителю и восхищенно ударяла одетой в атлас ладошкой по вееру, изображая бурные овации. Бездоспешный был их достоин – разрядил атмосферу, как и было необходимо.
Предвкушение последующих событий едва не заставило ее нетерпеливо ерзать на месте, но на счастье, возле нее, наверняка, не случайно, очутился ее старый, во всех смыслах, знакомый – весьма прославленный, но уже не выступающий в силу возраста, тенор, некогда любимец короля и его отца, предыдущего короля. Разговор скакал по поверхностям различных тем – от банальной погоды до политической обстановки и едва-едва, самыми кончиками вопросов касался личной жизни Энии, о чем старик всегда был не прочь разузнать побольше. Жаль, леди Тинтур еще не разу не пошла на поводу у его любопытства…
-
Момент с пробуждением очень порадовал) Крайне правдоподобно, реалистично. Большей частью отражает мои мысли утром выходного дня :)
-
Как же мне нравится, как ты пишешь, эх...
|
ссылкаНичего не видя вокруг, ползет Ева к своей цели. Нет времени на собственную безопасность, на думы нет желания, а убивать, отвлекаясь, отчего-то противно. Сердце больно стучит в такт движениям – твердь под ногами отдается с каждым шагом. Мысли сменяются стремительно: «Сейчас сначала пульс…» «Повязку…» «Вколоть, обезболить…» «Обработать быстро…» «Укрыть…» «А может и не задело…» «Тогда бы стрелял…» «В чувство привести, значит» «Ничего-ничего, упал просто, с кем не бывало…» "Нет, лежит. Лицом вниз лежит. Это, значит, зацепило. Ничего, сейчас быстро в чувство приведем…" Ева что есть сил дернула тяжелого Соколова и встретилась с ним взглядом. Чего он так смотрит… Мазнув по раскуроченной челюсти, сосредоточилась на ранах, цокая и хмурясь. Здесь повязка, тут без операции не обойдется, ребра срастутся, как бы не пришлось на базу возвращаться. Снова глаза в глаза уткнулись. Больно ведь ему – сейчас укольчик… Опять вскользь на челюсть взглянула. Соберем, не таких собирали… Поставив перед собой чемоданчик, Ева уставилась на него в оцепенении. Привалилась к земляной стене и, не смотря больше на Соколова, потянулась за его ладонью, липкой от крови, теплой еще. Долго держала палец в районе пульса. Порой даже казалось, что есть слабое тиканье, издевательски-медленное. Есть. Но точил голову вредный червячок - нет, Шварцман, нету больше товарища твоего, оставь свои антинаучные ожидания. - Как так-то? – отчего-то вслух спросила она у Соколова. Голубые его глаза глядели с сожалением, мол, я не специально. Ева даже не знала, что говорится в таких случаях. Пациентов она еще не хоронила, пленный этот не в счет. Но Соколов-то это ж Соколов… Нечто особенное выразить надо. - Ты это, прости, если что не так было… - осеклась почти сразу - не то, все не то - и, будто стыдясь своих слов, поспешила закрыть бойцу глаза. Последний раз блеснуло в них небо и не стало Соколова. Теперь уж совсем это Ева поняла. - Погиб он, - доложила, наконец, по рации. Собственный голос показался чужим, звучал глухо и нелюдимо. Множество вопросов лезли в голову. Ради чего умер? Что плохого сделал? Кому мешал? Но самый главный - как Он допустил, видел ведь, что человек хороший. Но Ева все же предпочла отмахнуться от ненужной философии – свист пуль немало в этом помогал. Далеко уйти от Глеба она не могла – всюду мерещились стервятники, готовые растащить его по кусочку. Она останется, чтобы выследить говорящего с ними врага. - Полуууучишь ты у меня, - щеки стягивали высохшие дорожки слез, перемешанных с пылью, - Доберусь, сука, до лобешника твоего. По-другому на мир поглядишь, - из памяти все не исчезал взгляд Соколова, но отвращение к убийству улетучилось, как ни бывало. Зло скрипнули зубы - приказ был прямо-противоположный. Но ведь не видел Снег, что с Соколовым сделали...Ева сжав от бессилия пальцы, уставилась в прицел. Дождется Тяна и решит.
|
-
-
Хорошее решение, молодец.
|
После столь длительной прогулки, возвращение домой было истинным наслаждением. Патрулирование улиц Эредина, и многочасовые тренировки даже рядом не стояли с обычным дамским променадом. Взмыленный и насквозь пропотевший, Нуар поспешил возвратиться в свою комнату, где рухнул на кровать, и пару минут уделил праздному лежанию на брюхе, на каждый вздох выдавая неразборчивое мычание. Когда первая волна утомления откатила от ног и спины, мужчина усилием воли заставил себя подняться. Вопреки велению Энии мыться каждый день, в этот раз он решил обойтись лишь сменой одежды, почти искренне пообещав себе обтереться ближе ко сну. Слегка остыв и придя в себя, телохранитель, так и не дождавшись условного сигнала, направился в покои сестры, дабы сопроводить ее на условленное свидание со старшим братом. Не тратя время на стук, он просто отворил дверь, и тут же поинтересовался: - Я могу войти? И, не успев услышать ни то, чтобы возгласа одобрения, вообще никаких звуков, проскользнул внутрь. Эния в задумчивости сидела перед зеркалом и едва заметно вздрогнула, стоило Нуару бесцеремонно вторгнуться в ее владения. - Ты меня напугал, - бледным от отсутствия каких-либо эмоций голосом, проговорила она, все продолжая смотреть на отражение в зеркале. - Прошу прощенья, - без тени сожаления извинился Нуар за свое вторжение, - Пытался застать вас без платья. Последнее, судя по тону, он пытался использовать в качестве оправдания. Однако, так не дождавшись со стороны сестры хоть каких-то намеков на веселье, он убрал с лица самодовольный оскал, оставив лишь легкую ухмылку. Видимо, леди Тинтур так и не отдохнула после прогулки - вокруг глаз залегли тени и даже, казалось, новые морщины щедро украсили лоб, но по приближении стало ясно - так падал свет. Пальцы беспокойно теребили кулон - незатейливый медный, без каких-либо опознавательных признаков, абсолютно гладкий, словно обратная сторона часов. - Отец дал его мне перед тем как умереть. Сказал, мать передала его мне, когда поняла, что не выживет после родов. Он всю жизнь хранил кулон у сердца. Такова была его маленькая месть мне - он так и не смирился, что именно я, любимая дочь, отняла у него любимую женщину. - Нам необходимо сместить власть в этом доме... Он бы этого хотел, - со стуком Эния вернула кулон в дорогой работы шкатулку и посмотрела, наконец, на Аксидия. Во взгляде не было ничего, кроме решимости. - Момент как нельзя лучше - турнир, бал, ожидание войны, волнения. Выслушивая короткое предисловие к предстоящему разговору, Аксидий бесшумно подошел ближе, каменным изваянием застыв возле Энии. Стоило ей подойти к самой сути, как он вновь начал скалиться, выражая свое бесконечное удовольствие. - Одно твое слово - и голова Гектора давно бы лежала возле ног, - капризно протянул телохранитель, - Второе слово, и то, на чем намалевано лицо Олоиса, я бы принес тебе на блюдце... Или ты все еще хочешь обойтись без смертей?.. Наконец, Эния улыбнулась - ухмылка расползалась по лицу неприятной полосой, придавая взгляду нечто хищное. Она продолжила смотреть на Аксидия в зеркало, причем к интересу примешивалось что-то еще, едва уловимое, но не оставляющее равнодушным. Восхищение? Желание? Страсть? - Я хочу обойтись без прямого убийства, Нуар. Твои руки должны оставаться чисты. Впрочем, как и мои.
Эния встала, чтобы повернуться к брату: - Сейчас гораздо важнее предъявить тебя обществу. Мы живем при очень удобном правителе. Король жалует своих бастардов, так почему в других семьях должен быть другой порядок? - хитро ухмылялась она. - Твоя задача - заявить о себе на турнире, мой загадочный козырь, - пристально вглядываясь в лицо Аксидия, Эния уже через секунду стояла настолько близко, что он мог слышать ее дыхание.
- Помоги мне переодеться, - прошептала она, - не хочу звать Грету сейчас. - Да... не нужно Грету... - положив руки на талию сестре, он грубым рывком подтянул ее чуть ближе. Пару секунд внимательно разглядывая платье, стоя почти в упор, Нуар громко выдохнул через нос, и повернул девушку к себе спиной. После целого дня томительного ожидания, он все же сделал то, на что так и не решился утром - пока одна рука все так же покоилась на талии, вторая прикоснулась к обнаженной части спины, скользя вверх по нежной коже. Ладонь замерла на плече, пока большой палец чуть нервно поглаживал шею. - Она ведь сюда не придет без зова?.. - взглядом найдя в отражении глаза Энии, осведомился Нуар, пытаясь одной рукой развязать платье. - Лучше запереть дверь, - в узком корсете Эния ходила весь день, но отчего-то только сейчас почувствовала, как задыхается. Сделав несколько слегка затрудненных вдохов, она попросила: - Сними его быстрее, сними.... Кожа покрылась тысячами мурашек и леди Тинтур, к своему стыду, не смогла сдержать стон. А надо сказать, что Эния всегда превосходно владела собой. Нуара не нужно было просить дважды. Руки стали быстрее развязывать злополучные шнурки, и, только лишь корсет ослаб для свершения полного вдоха, мужчина нетерпеливо обнял сзади сестру, припав губами к шее. Едва ли не пуская в ход зубы, он задыхаясь целовал ее, боясь пропустить хоть миллиметр. На короткое время утолив свой аппетит, он все же укусил ее в плечо напоследок, и вновь отодвинулся, чтобы сорвать платье, которое уже успел возненавидеть. Представ перед Нуаром в своей наготе, Эния и не думала смущаться. Будто бы не было для нее разницы между одетой и обнаженной. Не пугало ее и запретное сближение. Казалось, у этой женщины не было границ - это пугало и возбуждало одновременно. Невозможно было предугадать, как она поступит в следующий миг... Она позволила брату изучать ее тело, долго, жадно, прикасаясь и целуя, но уже со следующим его вздохом его собственная рубашка разлетелась по комнате десятком пуговиц, треском рвущейся материи и мелкой пылью поднявшихся в воздух ниток - Эния знала, чего хотела и остановить ее могла лишь смерть. - Гляжу, ты наловчилась... - со смехом выдохнул Аксидий, прижав девушку к оголившейся груди. С наслаждением ощутив соприкосновение обнаженных тел, он несколько мгновений разглядывал ее лицо, прежде чем позволить себе поцеловать сестру в губы. *** Когда все было кончено, Эния повернулась на живот и довольно промурлыкала - Жизнь хороша... Довольно промычав в ответ, Аксидий улыбнулся сквозь поцелуй, наслаждаясь последними мгновениями близости. Обессиленный и счастливый, он лежал на спине, не в силах пошевелиться. Сердцебиение постепенно успокаивалось, и дыхание становилось ровнее, однако тело все еще отказывалось слушаться, пребывая под толстым слоем неги. - Гектор... - резко выдохнул Нуар, напомнив себе об изначальной цели визита, чтобы хоть немного взбодриться, - Тебе нужно к нему... и, наверно, все же стоит позвать Грету... Немного растерянно, мужчина запахнул рубаху, пытаясь застегнуть ее на ощупь. Бегло пройдясь пальцами по ткани, и, с запозданием вспомнив, что пуговиц на ней уже не осталось, он издал досадный вздох, махнул рукой, и вновь расслабился. - Это уже вторая рубаха за месяц... - пробормотал он, все так же, невидящим взором уставившись в потолок, - ... твоя страсть к уничтожению, меня порой пугает. Полежав еще немного, Аксидий сделал усилие и встал. Натягивая штаны возле зеркала, он с интересом разглядывал себя в отражении, слегка критично склонив голову на бок: - Как думаешь, Алисе понравится?.. - спроси он, переведя внимательный взор на сестру, - Ей, верно, до этого не приходилось бывать с настоящими мужчинами... Не успев закончить мысль, он переключил внимание на пол. Оглядев его хорошенько, телохранитель нашел несколько потерянных пуговиц, предусмотрительно спрятав их подальше. Подобная россыпь могла бы привлечь внимание особо пытливого ума, а образованию слухов, пусть даже и среди слуг, бастард позволить не мог. Вновь погрузившись в задумчивость, Эния только улыбалась в ответ на реплики Нуара, затем исчезла в огромном, словно целая зала, шкафу и появилась оттуда в платье, гораздо более скромном, недели предыдущее. - Изумрудный восторг, знаешь, ли стоит, как сотня твоих рубах, - вертясь у зеркала, бросила она через плечо и выразительно поглядела на порванное платье. - Я подожду, пока ты переоденешься, - проведя тыльной стороной ладони по щеке Нуара, она буквально отвела его к дверям, что тут же безжалостно закрылись, звякнув ключом в замочной скважине. *** Когда настало время идти к Гектору, леди Тинтур, чересчур сосредоточенная, вышла к ожидавшему ее Аксидию и прежде чем отправиться по многочисленным коридорам их огромного особняка, дала последние наставления: - Если услышишь, как кто-то направляется в кабинет, стукни два раза. Если я не отвечу, всеми силами задержи посетителя. Услышишь шум в кабинете, не входи, пока я не позову, - Эния договорила, наконец и без промедления исчезла в покоях Гектора, откуда тотчас же послышался ее щебечущий голосок. - Гектор, милый Гектор, - Эния впорхнула в комнату, как ни в чем не бывало, сделав вид, что не видела неприязни на лице брата. Подобное отвращение она наблюдала не больше-не меньше лет восемь, можно уже и привыкнуть. - Чудесный день, у тебя тоже? - не дожидаясь приглашения, она уселась в его любимое кресло, у камина, который по случаю жары был неуютен и пуст. - Представляешь, у меня уже есть платье для бала! В прошлый раз, помнишь, буквально к выезду дошили, а нынче все как будто мне благоволит! - конечно, эта информация была Гектору, что мертвому припарки, но Эния немилосердно продолжила, - еще осталась прическа, вот тут, конечно, проблема... Забрать волосы вверх или распустить...я еще не придумала и так мучаюсь... Гектор, изображая чрезвычайно занятого человека, макнул перо в стоящую на столе чернильницу и, не глядя, расписался на каком-то листе, старательно изображая бурную деятельность. Высказывание Энии о чудесном дне он попросту проигнорировал, посчитав риторическим. На время рассуждений о степени готовности платья, "занятой" Гектор решил тоже воздержаться от комментариев. Однако, когда монолог Энии перескочил на детали её завтрашней причёски, он всё же не выдержал: - Эния, я очень занят, - лорд Тинтур сделал особый упор на слово "очень", отдельно выделив его соответствующей интонацией, - Если ты пришла обсудить со мной детали своего наряда, то для этого у тебя есть твой замечательный телохранитель. Гектор, вновь возомнивший себя титаном словесных баталий, самодовольно улыбнулся - улыбка, как и всегда, вышла не слишком обаятельной. - Ох, прости! Что же я все о себе! Как твой доспех к завтрашнему турниру? Готов? Видела сегодня генерала Нокса - кандидаты ожидаются серьезные, по его словам. Ты уже примерял доспех? Не жмет? Не слишком тонкий? Все должно быть идеально, иначе тебя попросту могут убить, ужас! - она извлекла веер и принялась то и дело обмахиваться. Впрочем, в комнате, действительно было жарко. Дом, нагретый за день, еще не успел остыть. - Готов как никогда, дорогая сестрица, - решительно ответил он. И правда, давно заказанные им как раз для такого случая доспехи были в самый раз, а заверения Энии о серьёзности противников лишь добавили ему уверенности - тем достойнее будет поражение. Конечно, Гектор немного нервничал, но всё же в возможность смертельного исхода он совсем не верил. - Итак, ты хотела о чём то поговорить? Мне надо решить ещё множество очень важных вопросов... - Я ненадолго, Гектор, милый, - голос едва заметно стал вкрадчивее. - Взгляни только на меня, уважь сестру. На этом голоса стихли и если брат с сестрой говорили еще о чем-то, Нуару даже за тонким полотном двери было сложно это услышать. Поймав взгляд брата, Эния более не отпускала его - внушение, которое предстояло совершить, наверняка, отнимет у нее много сил, при такой-то его решимости участвовать, но леди Тинтур редко останавливалась на пути к желаемому. - Неважно выглядишь, братец, - медленно растянулись слова, - ты верно болен и судя по глазам, серьезно. Ооо, я в этом понимаю, тебя лихорадит, точно? Но ты будешь участвовать, ты будешь, ты ведь такой смелый, - изумрудная твердь зрачков пульсировала, завораживала, невозможно было оторваться от ее чистоты...
- У тебя будет болеть голова, страшно болеть, но ты все равно примешь участие в турнире. Ты ведь храбрый. И соперник твой будет таким же отважным, ты не пожалеешь для него своей головы, - Эния говорила страстно, зрачки пульсировали, в носу знакомо кололо, еще пару мгновений и пойдет кровь.
- Твой соперник будет столь хорош, что ты подставишь свою голову под удар, под его славный быстрый удар, потому что ты уважаешь своих соперников, ты готов даже умереть, лишь бы выказать свое уважение. Ты снимешь шлем во время боя, чтобы лучше видеть противника, он увидит твое почтение, когда будет нанесет удар, - изумрудный взгляд слился с трепещущим веером, такой спокойный, ему можно было доверять. Гектор, буквально утонув в глазах сестры, лишь периодически кивал в ответ на её слова. Когда Эния закончила, он резко встряхнул головой, недоумевая, что тут только что произошло, и, невинно глядя на неё, осведомился: - Ты что-то хотела? - Зашла пожелать тебе спокойной ночи, - устало улыбнулась Эния. *** Эния появилась спустя несколько минут абсолютной тишины, прижимая к носу батистовый платок, на котором красными щупальцами расползалось кровавое пятно. Сама женщина была бледна и, хотя глаза ее улыбались, она буквально рухнула в объятия Нуара... - Какого черта?! - угрожающие низко прорычал Нуар, непроизвольно коснувшись пустого пояса, где всегда держал меч. Секунду назад пребывая в абсолютном спокойствии, он моментально озверел, заметив бледность сестры, и, что еще хуже - ее кровь. Ни единая мысль, кроме скорой расправы на Гектором, не посетила его ум, оставив место всепоглощающей ярости. Хоть он и был готов поклясться, что не слышал ни ссоры, ни звона пощечин, убежденность в том, что именно этот гад навредил Энии гнала его в комнату за возмездием. - Это он сделал?.. Он умрет. Прижав к себе сестру, он встал перед дилеммой: остаться с ней, или же порвать на куски этого негодяя. -Нет-нет, - Эния едва смогла открыть глаза, - уведи меня скорее, я расскажу, - и в бессилии вновь повисла на руках у брата. - Все, как мы хотели, - прошептала она, уже не открывая глаз. Кровь идти перестала, но смертельная бледность еще не покинула лица. Последний раз со злобой взглянув на злополучную дверь, телохранитель подхватил девушку на руки, будто она ничего не весила, и уверенно направился в сторону ее покоев. Старательно смягчая шаг, в попытке идти плавнее, он делал все возможное, чтобы лишний раз ее не потревожить. Когда же, наконец, дверь в нужную комнату захлопнулась за его спиной, он уложил Энию на кровать, а сам взял на себя смелость отлучиться на миг, чтобы принести воды. - Что там произошло?.. - осведомился он, на этот раз немного спокойнее. Держа стакан с водой в руке, он сел рядом, внимательно глядя на сестру. Очутившись в своих владениях, Эния заметно расслабилась, уже спустя несколько минут прежний облик стал понемногу возвращаться, она даже сделала пару глотков. - Так творится мое умение, Нуар, - устало улыбнулась она. - Если все пойдет удачно, завтра мы избавимся от Гектора. Слегка огорчившись пропаже прекрасного повода, чтобы расквитаться с Гектором, Нуар был тут же вознагражден новым известием. Ластясь к сестре, будто кот, он едва не мурлыкал, выпрашивая подробности: - Завтра? Где? Расскажи... - прижавшись ближе, он положил руку на колено девушки, поощрительно поглаживая. - На турнире... - поморщившись, ответила Эния. Делить шкуру неубитого медведя ей явно было не по душе. - Доспех не привезли? - уже зная ответ, неловко попыталась она сменить тему. - Ааар! - не получив желаемого, Нуар резко одернул руку, и поднялся. Несмотря на свое неестественное терпение в серьезных вопросах, на мелочах он отчего-то быстро выходил из себя. Наверно, для поддержания душевного равновесия... - Нет, - бросил в ответ, подчинившись попытке сменить тему. - Пойди, проследи, чтоб никто его не увидел. Мне нужно привести себя в порядок, - мягко улыбнулась Эния в ответ на гнев, но Аксидий знал, улыбка вовсе не значила одобрения. Сжав зубы до скрежета, мужчина скривил лицо в ответ на улыбку. - Как прикажете, - выделяя каждое слово, он изобразил издевательский поклон, и, успев уже пожалеть о своем неуместном поведении, доиграл до конца, быстро покинув комнату. Дверью, однако, не хлопнул. Эния, оставшись одна, закрыла глаза, но уже спустя пару глубоких вдохов сползла с кровати – необходимо было провести обряд восстановления – силы в ближайшие два дня ей очень понадобятся.
|
Быстрее обычного преодолев расстояние до оружейной и не успев как следует хлебнуть изнуряющей жары, Эния, довольная этим обстоятельством, буквально протанцевала внутрь. Все здесь ей было знакомо еще с незапамятных времен. Отец был никудышным воином, зато по-настоящему обожал все эти железяки, в трудные для оружейной времена скупал все, что так или иначе блестело и звенело, а для отвода глаз частенько брал с собой юную дочь. Джек был частью этих воспоминаний и потому, несмотря на его скверный нрав, Эния души в нем не чаяла и неизменно оставалась на холодный чай, приготовленной его женой, Рутиной. Та, в отличии от мужа, была разговорчивой до тошноты. Видимо, небеса свели этих двух для баланса.
Вот и сегодня, обняв сурового оружейника против его воли, хотя и при полном отсутствии сопротивления, она всего несколько мгновений постояла рядом с металлом, которым так и не успела проникнуться, бросила коротко «Вон те красивые», ткнув при этом в манекен, и исчезла за дверью, ведущей наверх. Спустя пару секунд оттуда послышались возбужденные голоса и звон фарфора, который Рутина доставала только при появлении важных персон в ее покоях.
*** - Вкусно? – хитрый взгляд устремился на Аксидия, которому жена оружейника вынесла своего фирменного напитка в глиняном кувшине. Прохладный, чуть сладковатый, он дарил неизменное наслаждение измученному жаждой и потому Эния не сомневалась, что Нуар сосредоточенно кивнет, отвечая на, по сути, риторический вопрос.
- Не-не-не, слишком просто для нашей заявки, - скривившись отвергла Эния выбор брата. - Что ты тут навыбирал?! Я же сказала, вон те, блестящие, - и она снова ткнула пальчиком в манекен, - Ох, избавьте меня хотя бы от ваших мужских бирюлек! Джек, отправьте тот доспех сегодня вечером лично мне, и запакуйте его хорошенько - это моя маленькая прихоть, если хотите.
О прилавок звякнул приличный кошель.
*** - Примерка! Примерка! – настроение вернулось к Энии чересчур неожиданно, она захлопала в ладоши, подчеркивая свое воодушевление - Ах, что там он придумал на этот раз?! – глаза блестели неестественно, даже болезненно, щечки порозовели, что явно указывало на повышение температуры. Но нет – леди Тинтур страдала всего лишь любовью к безукоризненным нарядам. Зато абсолютно неизлечимо.
- Уолтер, милый! – Эния расцвела пуще прежнего, стоило ей войти в скромное жилище своего портного. - Чудный день, чудный! Налейте же и мне своего чаю! Так давно ни капли не пила! - она устроилась тут же, за ветхим столиком. - Как ваша матушка? Здорова ли? Надо бы мне еще раз узнать у нее про то чудесное кружево, что она плетет. Несколько дам из моего окружения без ума от ее работ. Возможно, я приведу ей еще нескольких клиенток. А вы, Уолтер, даже не надейтесь - я ни слова не скажу о нашем пошивочном союзе. Делить вас было бы кощунством! - Последняя примерка – это так волнительно! – невольным жестом прижимая ладонь к груди, прошептала она, обращаясь одновременно к обоим мужчинам. - Нужно немного прийти в себя, чтобы не потерять рассудок от той красоты, что непременно меня ждет. Да-да, я уверена! - окончательно смутив портного своим восторгом и посчитав миссию выполненной, она принялась за чай.
-
-
Ярко, живо, красочно. Откровенно наслаждаюсь, читая твои посты.
|
Темнота перестала быть ослепляющей – восьмерка пропавших, двинувшиеся вперед, на единственный источник света, вполне могли видеть друг друга. Тишина, окружившая их, картинка перед глазами, не меняющаяся, застывшая – казалось, уже спустя пять минут это способно было свести с ума. Но прошло не менее четверти часа, прежде чем огонек стал заметно крупнее, а группа все продолжала свой путь. Несколько раз они забирали правее, но маяк не подводил – исправно появлялся спустя минуту и, мигнув, исчезал, чтобы ровно через 60 секунд появиться вновь.
Воздух становился суше, как в пустыне. В пустыне без солнца и песка. В горле першило, жажда преследовала, но пока эти неудобства можно было терпеть. Жарче не становилось, но, тем не менее, лоб покрылся испариной.
Странное это было место. На сливающейся с горизонтов равнине внезапно появился холм. Также, как и все здесь, покрытый пеплом, буквально вырос перед глазами. Там, где небо сливалось с землей в едином цвете, подобный оптический обман, наверняка, не был редкостью. Огонек не появлялся уже три минуты, но надобность в нем попросту отпала. Безрадостный рассвет лениво забрезжил в уголках горизонта.
Глаза вдруг выхватили фигурку посреди сумрака. Малыш, на вид лет пяти, угрюмо взирал на приближающихся. Лохмотья, едва прикрывающие сбитые коленки, по количеству дыр больше походили на рыболовную сеть. Чумазый, сливающийся с темно-серым своим фоном, босой, затравленный и худой, он терпеливо ждал, сжимая в руках фонарь, линза которого была почти с его покрытое сажей личико.
Свет ударил в лицо – мощность фонаря позволяла ослепить, по меньшей мере, на секунду-другу. А шагающих в темноте и на все десять.
Они появились справа и слева от холма. Щуплый афроамериканец и двое рослых, жилистых белокожих, один из которых не уступал ни ростом, ни фактурой Шино. Одеты они были вполне как обычные люди, если учитывать, что обычные люди все же иногда стирают свои вещи. Великан-блондин, нехорошо ухмыляясь, первым заговорил с пришедшими на их огонек путниками. - Мы никому не причиним вреда, - начал он, вызвав усмешку у своих товарищей. Малыш с фонарем оглянулся было, словно искал убежища, но не сдвинулся с места и наблюдал теперь за происходящей сценой с неподдельной тревогой. В тусклом свете были видны только его глаза – белые посреди серого ничто, они поворачивались то к пришедшим на его приманку людям, то к вооруженным мужчинам.
- Но для начала нам нужно все имеющееся у вас оружие, затем вода и еда, твоя одежда, - ткнул он стволом винтовки в сторону Шино, - спички, зажигалки, книги…
- Короче, вываливайте все и раздевайтесь, - хрипло хохотнул его напарник, быдло-сталкер, судя по одежде – короткому плащу, с надвинутым на лицо капюшоном, и натянутому до глаз вороту свитера. Наверняка, он считал, что таким образом выглядит угрожающе. Дуло девяти-калиберного мужчина медленно наводил на всех по очереди. Явно заигрался парень, мощь свою перед потерянными в пепельной пустыне почувствовал. Говорили они по-английски, но с жутким акцентом, в котором русской половине делегации ясно слышались родные нотки.
-
-
Edda, ты классно водишь. Очень люблю твои сказки. НО Дуло девяти-калиберного... Это пичалька.
-
|
- Нуар, волчонок, где восторг? Даже у комода, что ты пнул, эмоций было больше. Ей-ей, он собирался тебе ответить, клянусь честью Олоиса! – лицо Энии вдруг стало непривычно серьезным. - Дорогуша, если участие в турнире не будоражит твое мужское начало, тогда оставим этот разговор, пусть братишка сам выпутывается. Ты только скажи, мне лень в такую жару читать твои думы. Тем более пока среди грязных мыслишек нароешь нужную, уже забудешь, что искала!
Она снова улыбнулась, видимо, вспомнив одну, и уверенно зацокала к открытому экипажу. Кучер при виде ее просиял – воистину, слуги обожали леди Энию, она никогда не была чересчур высокомерна и не злилась без повода, более того – у нее всегда находилась минутка внимания для каждого из них. - Как твоя сестра, Родж? Помогли те порошки? – исключением не был и этот раз. - Благодарю, Леди Эния, она все еще больна, но лекарь, посланный вами, искусен, - на секунду лоб опечаленного пожилого кучера прорезал добрый десяток морщин, к ним добавилась еще дюжина, когда он, наконец, вновь улыбнулся. - Куда сегодня, леди Эния? - открывая перед ней дверь, запоздало поинтересовался он. - Родж, будьте добры – в дворцовый парк! – загадочно улыбаясь, распорядилась Эния.
В городской парк она ездила редко, ибо то было не простое место для прогулок, пусть даже и для знати. Парк был прибежищем для желающих в неофициальной обстановке решить политические вопросы, дать начало интриге, выказать уважение нужному человеку, наладить дипломатический контакт или попросту вызнать, в каком наряде будет леди Х на балу. Уж если кто и появлялся в дворцовом парке, это было неспроста и променадом там и не пахло.
Эния ожидала увидеть одного из распорядителей бала, чтобы выяснить, каких сюрпризов ждать на сей раз – в прошлом году ее едва не сосватали на глазах у сотни придворных. А также выяснить, не появится ли на балу, наконец, некая связующая ниточка между ней и королевской семьей. Попросту тот, кто ее представит королю или его отпрыскам. Об этих планах Эния и поведала Аксидию. - Если нам повезет встретить там Нокса с супругой, я попробую поговорить и о турнире, мнение твое о котором я так и не услышала, - не оборачиваясь, обратилась Эния к стоявшему на подножке телохранителю.
|
|
-
Особенно за последнее сравнение.
|
-
Представим, что этот плюс очень большой:) за игру в целом:)
|
-
За то, что любишь искать приключения на свою... голову. Спасибо, что облегчаешь мне жизнь.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Пост хорош. Хочется крикнуть: "верю! только не покидай нас! :( "
|
Осиротевший без хозяина, дом встретил Дебору грустными окнами без занавесок и полупустыми комнатами, часть мебели из которых уже вынесли или накрыли белыми простынями от всеразъедающей пыли. - О, мисс Льюис, какой сюрприз! – Пении порозовела от удовольствия, - я только что поставила чайник, пойдемте! Из прежних слуг Деборе больше никто не повстречался. Как выяснилось, они постепенно разъезжались, находя себе новую работу. Когда рассказ, съехал с дежурных фраз на главное – то, из чего, собственно, Дебора была здесь, Пенни поежилась и слово в слово передала ей подробности своих таинственных встреч с мистером Соллини. - Мне кажется, это не он…- шепотом провозгласила она, - то есть, он, но не живой… - еще тише добавила и рука. Державшая тоненькую фарфоровую чашечку, ощутимо задрожала. - Хотите, разбужу вас, если это повторится снова? Вы ведь останетесь на ночь? Уже поздно уезжать, - и, глядя в окно, она снова поежилась.
Ночью Деборе не спалось. Пустой дом жаловался, скрипя и стеная. И, несмотря на то, что Пенни находилась в соседней комнате, Льюис было не по себе. Глухой стук в дверь спальни заставил сердце оборваться, а потом заново застучать, с удвоенной скоростью. - Это я, - шепот маленькой горничной едва пробрался сквозь оглушительную работу сердца.
Стоило Деборе открыть, как Пенни вцепилась в нее и потащила по темному коридору к белеющим проемам окон возле входа. - Он там! В окно действительно виднелся темный силуэт. То ли одетый во все черное, то ли стоявший под правильным углом к залившему все вокруг лунному свету, но лицо и даже фигура угадывались слабо. Когда же Дебора открыла дверь, перед крыльцом никого не оказалось. Только белел на черной гравийной дорожке конверт. Лежащий внутри одинокий листок гласил почерком мистера Соллини: "Дорогая Дебора, Мне очень жаль, что так вышло. Мне нет ни оправдания, ни прощения. Я лишь рассчитываю на понимание. Я использовал вас в качестве приманки. Давно подозревая Дженни, я хотел вывести ее на чистую воду. Я пригласил вас, очередную журналистку в свой дом, будто бы одержимый желанием написать свою биографию, но целью моей было дать Дженни понять, что я влюбился в вас. Не обижайтесь, в вас невозможно не влюбиться, но после гибели моей невесты от рук этой недостойной женщины, мое больное сердце закрыто для любви. Не вспоминайте лихим словом и мистера Прайса, он никуда меня не увозил, держал в курсе происходящего и скрылся, как только злодейка вновь взялась за старое. Нелегкой ценой я восстановил справедливость и жизнь моя в глазах общественности была закончена так, как я того и хотел. Простите меня, я буду вечно помнить ваши сияющие глаза"
Окрестности дома встретили Дебору умиротворенной тишиной. О присутствии здесь кого-то еще не было и речи.
-
Вооот. Теперь есть законченность и я довольна :)).
|
-
Но вот только я надеялась побольше о мистере Соллини узнать в итоге.)
|
Чтобы понять, как получилось вдруг, что Золинда, уставившись мертвыми глазами в потолок, лежит неподалеку от каталки Генриха, мужчине потребовалось медленно, принимая во внимание первичный шок, отмотать события назад. Вот фрау Ашни наклоняется над ним и резкий маневр мужчины заставляет ее не менее стремительно податься назад, высокие каблуки, движущаяся скорая и Золинда, коротко вскрикнув, теряет равновесие, падает, задевая по пути капельницу и столик с аппаратурой, слышится хруст позвонков и вот она - картина, от которой Черфилд начал обратный отсчет. Женщина по всей вероятности была мертва и, безусловно, шум, который она подняла, не ушел от внимания полицейского. - У вас все в порядке? - приподнимаясь и с подозрением разглядывая Черфилда, вновь спросил он. - Фрау? Фрау? Что там с ней? Останови!
*** Уже спустя минуту у Золинды Ашни диагностировали смерть от предположительно перелома шейных позвонков.
В больнице, куда они все же доехали, диагноз подтвердили, а так же отправили на анализ содержимое шприца - уже по ходатайству Кросби. Врачи удивлялись, зачем медсестре понадобилось колоть пациенту препарат, в такой дозировке используемый лишь при эвтаназии. Потом поражались, как больному, с обычным сотрясением мозга могли диагностировать нарушение активности работы оного. И наконец отыскали обеих медсестер, которые должны были сопровождать Черфилда, но премирно спали в кладовке больницы, оглушенные чем-то тупым.
Началось расследование. Установить мотивы Золинды, имея на руках данные факты, была весьма трудно. Невиновность Генриха это тоже не подтверждало. Обвинение склонялось к версии о возмездии. Мол, женщина, будучи в невменяемом состоянии, мстила за убитых им подруг. Невменяемость Золинды тут же была оспорена и Кросби разрешили копать глубже.
Оказалось, что там, где фрау Ашни жила раньше, так же пропали те самые три женщины, которые учились с Золиндой в колледже и внутренности которых мистическим образом превратились в фарш - случай, заставивший инспектора Кросби пересмотреть свои взгляды на мистику. Виновным тогда был признан брат одной из женщин, судя по письмам, найденным в его квартире, в довольно интимной форме общавшийся с фрау Ашни. До отбытия пожизненного срока тот, правда, так и не дожил, погиб при странных обстоятельствах.
Кросби умел убеждать и вскоре получил ордер на обыск дома Золинды, где и нашел странную каморку с не менее странными предметами, которые нормальный человек вряд ли стал бы хранить в своем жилище - заспиртованные жабы, головы каких-то птиц, косточки, смутно напоминавшие человеческие и на поверку оказавшиеся ими, фотографии мертвых девушек и - вуаля! - личные записи жутковатых ритуалов и мыслей фрау Ашни относительно последовательности жертв.
Спустя три с половиной месяца борьбы справедливость была восстановлена. Генриха оправдали, обвинение было полностью снято. Доброе имя восстановить, к сожалению, не удалось. Не все соседи были способны понять тонкости произведенного расследования. Но это была уже совсем другая история...
THE END
-
+ за неожиданный хэппи-энд. :)
|
-
Вот такие они, матери темных властелинов))
-
Суровая земная мать, с суровой земной колыбельной.
|
Руслан, ДжеймиКомнаты, если можно было так назвать душные каморки, страж не запер, но настоятельно и весьма вежливо рекомендовал не выходить на прогулку без его на то согласия. Когда он ушел, стало тихо. Где-то капала вода или это было иллюзией, закономерно связанной с подземельем. В одной из каморок кто-то громко храпел, в остальном было тихо и скучно, как в тюрьме во время отбоя. Руслан не заметил, как задремал, прислушиваясь к новым звукам. Джейми тоже попыталась отрешиться от мрачных мыслей, но сон не шел. Неизвестно, сколько прошло времени, но, наконец, в полной тишине, раздался звон ключа - причем, как будто, кто-то боролся с замком этим самым ключом, до того громко и неласково открывали с той стороны дверь. Почти тут же в спальню к Джейми вломился - по-другому и не назвать - весьма колоритный, но жутковатый тип. Одет он был неопрятно, но все выдавало в нем человека, имеющего здесь власть. Он недовольно рассмотрел Джейми, хмыкнул и процедил "Поднимайся". Затем послышалось, как то же самое он говорит и Руслану. Видимо, юноша спал, потому что в дополнение к своему "приветствию" мужик грохнул три раза кулаком в уже открытую дверь и подниматься позвал гораздо громче. Взревел почти. - Я отведу вас на ужин, - пообещал он с таким видом, словно на самом деле вел парочку сортиры отмывать. Однако, блюда, дымящиеся, ароматные, с виду довольно аппетитные, действительно, ждали их в соседнем помещении. Сама комната оставляла желать лучшего. Здесь бы трупы складировать, а не ужином потчевать. Мужик уселся за стол напротив и тут же сунул в рот кусок мяса, принялся жевать, в упор разглядывая землян и чему-то продолжая ухмыляться. - Откуда будете? - еще не прожевав, поинтересовался он, - я из Канады. Здесь меня зовут Малыш Бобби и не спрашивайте почему, - вполне серьезно поглядел Малыш, будто кто-то и впрямь постоянно интересовался такими подробностями. - У меня здесь подпольные бои и вы будете в них участвовать, - Бобби явно не любил тянуть резину и сообщил это тем же тоном, что и собственное имя. - Пользуются спросом, можно заработать. Если не сдохнете, - продолжая жевать, он рассказал новичкам, как он считал, о выгодах данного предприятия. ЮлианаСтражники, добродушно поглядывая, вели Юлиану неизвестными улочками. Возможно, знали, куда, но на вопросы качали головой, мол, говорить не велено. Сначала дома попадались бедные, почти хижины. Люди выглядывали, видели стражников и недовольно возвращались обратно, провожая любопытными взглядами странную троицу. Пройдя несколько кварталов таких строений, они уперлись в стену, увитую по самой верхушке бело-розовыми цветами, вдоль которой пришлось идти еще метров сто, прежде чем показался вход. - По распределению, - пояснил улыбчивый стражник для того, что охранял вход. С другой стороны находились еще трое и Юлиану передали им, подробно пересказав маршрут, до какой-то мадам Броше. На сей раз путь был недолгим, мадам Броше, судя по вывеске жила в ближайшем к выходу доме, милом трехэтажном особнячке розового цвета. На вывеске, помимо ее имени, выложенного безвкусными завитушками, красовались премилые кружевные панталончики. Убранство фойе, в котором оказалась Юля, вполне соответствовало вывеске - высокие напольные вазы, искусственные цветы, резные скамейки. Сопровождалось это веселым девичьим смехом откуда-то сверху и забавной игривой фортепьянной мелодией оттуда же. - Мальчики, привет, - мадам Броше, а это была она, судя по тому, как разулыбались "мальчики", предстала перед Юлей в своем лучшем виде - шелковом пестром халате с глубоким декольте, под которым более ничего не было и в какой-то совершенно несуразной шляпке, не подходящей к наряду, но словно корона отличавшей хозяйку сего заведения от остальных его обитателей. - Милая, - оценивающе разглядывая Юлиану, проворковала она, - я покажу тебе твою комнату, птичка.
-
-
не то, что бы мне (точнее Джейми) это нравилось... ;) но... блин! Вот так поворот!!)))
|
Владислав был неразговорчив. Кивнул Алише, отрезав "Всему свое время" Джейми и абсолютно равнодушно бросив "Достаточно" на вопрос Шино, он собрал листки. Просматривая анкеты и жестом пригласив собравшихся присоединиться к угощению, старик ненадолго покинул помещение. В зале остались одни путники и мирно сопящая Эллина. Теперь светились уже и ее руки, а еще заметно было, как начинают поблескивать обе выглянувшие из-под платья прелестных ножки. Спокойствие нарушало лишь настойчивое чавканье - Мари добралась до персиков или, по крайней мере, нечто больше похожее на персики, нежели на яблоки, например. - А меня не выгнали! - увидев, как большинство глаз обратилось в ее сторону, поделилась она своей радостью. - Ой, тетя проснулась...
Непонимающие глаза Эллины блуждали по лицам, напряженно выискивая среди них то самое, единственное. Попавшихся ей на пути людей она будто и не узнавала. Слегка приподнявшись на скамье, которую пришлось целиком пожертвовать светящейся деве и кушать стоя, Эллина словно узнала это место - лицо исказилось гримасой ужаса. - Где Макс? - жалобно пролепетала она, уже зная ответ, - ГДЕЕЕЕ?!- следом послышался ее горестный, почти звериный крик, что заставил Мари юркнуть под стол и обхватить ногу Шино, в темноте приняв его за Олега. По щекам Эллины струились слезы, ее безжалостно ломала беда, только что достигшая сознания. В светлых волосах заструились черные волоски, один за другим вырастая в целые локоны, кожа странно мерцала, словно лампочка во время скачка напряжения, готовая потухнуть в любой момент. Эллина завыла истошно, не в силах справится. Тем временем Алиша поняла, что с каждым криком раненой в душу девушки ее бывшая рана начинает неприятно пульсировать. Вид же ее оказался красочнее ощущений - бедро пронзили стрелы почерневших вен, будто кровь в них сворачивалась, вызывая нестерпимые страдания.
На шум вбежал Мирос, с ним были те же солдаты. И, как ни странно, его внимание больше привлекла бледная как полотно Алиша. - Эллина, дочь Кэхоса, оказывала Вам помощь? - он медленно приблизился к танцовщице, отстраненно разглядывая, что творится с ее ногой. - Увести, - бросил он коротко и охранники даже не подумали ослушаться. Бережно подхватили Алишу под руки. Девушка была уже на грани потери сознания. Вой со стороны грубо сколоченной скамьи тоже прекратился - Мирос вытащил иглу из шеи Эллины и та упала, словно мешок, ударившись со всей силы головой. Тогда только начальник стражи соизволил, брезгливо морщась, уложить ее обратно. - Приятного аппетита, - как ни в чем не бывало пожелал он гостям и вышел, даже не посмотрев. как бежит из крошечной дырочки на шее Эллины тусклая золотистая жидкость, по густоте больше похожая на кровь. - Тете больно? - подергав под столом Шино, спросила жалостливая Мари. По голосу слышалось, что девочка плакала. - А куда тетю, похожую на маму, увели? - хлюпала носом девочка, также не понимавшая, что произошло.
***
Спустя некоторое время в зале вновь появился Владислав. В каждой руке он нес по несколько анкет. - Теперь я объявлю решение совета по вашему трудоустройству. - Для начала скажу, что решения совета неоспоримы и могут быть подвергнуты сомнению только более авторитетными, нежели совет, гражданами нашей Империи, - он сделал паузу, положив руку на листки справа. - Олег Венерцев, ваша племянница Мари и оставленная вам дочь Кэхоса Эллина - он жутко коверкал имена, но вполне можно было разобрать, кого он имел в виду. - Шино Йосенберг, Сергей Калыгин, - он закончил перебирать бумажки, которых оказалось четыре. - Я попрошу вас пройти в соседний дом для получения дальнейших указаний. - в приемном зале тут же показались те два охранника, с фальшивыми улыбками готовые указать выбранным дорогу.
*** Дождавшись, пока за дверью зала исчез даже любопытный носик Мари, Владислав взял в руки вторую часть анкет. И хотя все оставшиеся были перед ним в количестве трех человек, он все равно пошел называть имена: - Руслан Курбар...Курбанбек, - осуждающе, словно тот выбрал себе неподходящую фамилию, поглядел Владислав на Руслана поверх листочка, - Юлия, Джейми. В разделочную! - провозгласил он и тут же из образовавшихся за колоннами проемов вышло еще шесть стражников, готовых препроводить названных в указанное место.
-
-
Хороший пост.)) Так этого Курбанбека xD
|
|
|
-
Хороший ход - метафора с бусинами.
-
-
За добротный отигрыш асоциальных персонажей! *Хоть и стерва, но хороша чертовка. Достоверна.
|
Вялотекущие недели моего плодовынашивания
Зачем я вообще пишу эту книгу, дружок, если ни одного земного издателя так и не увижу, видимо, уже никогда… Вероятно, потому что это первое и последнее мое произведение - единственная связь с тем местом, где мне довелось когда-то жить, да к тому же наделать немало пакостей....
И почему я считаю, что на моей планете меня будут принимать лучше, чем здесь? Скрытого потенциала, чтобы определять, где нефть зарыта, у меня точно нет. На Мере есть где развернуться и эго свое расправить во всей красе. В конце концов! Здесь у меня уже есть то, чего на Земле не было никогда: бесплатная еда, крыша над головой, цель, сила и….(вот тут еще не решила – фанфары или барабан)…ребенок! Мой собственный, не подкинутый мне в цвете лет безответственными засранцами-хиппи. Перейдем к главному. Отца я не знаю – вот тут все по-земному вполне. Есть кандидаты, один из них пребывает в неведении, второй делал все «случайно, без умысла», третий…нет…третий был уже во время, когда потребности еще оставались, а Игнат - уже нет. Вспыхнувшая между нами страсть потонула в лепете, глупости, отсутствии конструктивных решений и …стоп, мое величайшее творение превращается в бульварный роман…
Безусловно, особой радости от постоянного, берущегося из ниоткуда раздражения, прибывающего веса и яростных толчков а ля брюхотрясение, я не испытываю. К тому же, внешний вид ребенка под вопросом. Я еще не видела Азура синее, чем после проверки меня на беременность. Заквакал что-то на своем, затрясся и побежал по инстанциям – я уж подумала, было, что Годзиллу вынашиваю, не иначе. Оказалось, ребенок, будучи размером с виноградину, уже мог им молниями по носам настучать, мамкино пузо только и мешало. Знай наших, ага! Мы если делаем, то не абы как, на века! Пугает только, что, возможно, родится это чудо манипуляторское уже с черными губами и бледный как граф Дракула после голодовки. Вместо колыбельных, пока он еще не запросился наружу, рассказываю ему планы по захвату Меры, а так же внушаю отвращение к маминым обидчикам. Планы мои долгоиграющие и зачастую оптимистичные. Но это когда паника не накатывает. Сейчас, к слову, я вполне благодушна, потому и взялась за перо.
Поговорила с Шади, которая, к слову, так же чуть беременна, про особенности вынашивания детей человеческими самками. Попросту «ЧТО ДЕЛАТЬ?!» спросила. Лучше б не спрашивала… До непосредственно процесса родов не дослушала, отговорилась, что пока достаточно, будем решать проблемы по мере поступления и теперь, со времени разговора паника посещает меня чаще, потому стараюсь больше такие беседы не заводить.
Костя нашел себе тоже самку для вынашивания, только в его случае это ,по крайней мере, симпатия, не побоюсь даже слова любовь. Нет, все же побоюсь. Девушка милая, поболтали о погоде… Ну а о чем еще, если словарный запас «Здравствуйте, меня зовут Триш. Я с планеты Земля. Мой любимый цвет красный». Утрирую, конечно. Нах послать я могу почище любого инициированного передоросля. Тут даже случай представился. Встретились в таверне молодчики, разновидности «Понаехали» «Семки есть?» и «Иди сюда, поговорим». Летал, конечно, Игнат, а материлась я – шоу, просто шоу! Как он летел! Мне даже во сне иногда видится его полет. Только вместо пацанчиков мерС/Зких я его по стенам швыряю. Ах какие сновидения!…
Так вот, мать ребенка Кости, для краткости будем именовать ее Майей, научила меня, как пеленать малыша. Вот так посмотрела на меня и думает, дай-ка научу... Жалкая я такая, что ли? Я так и представила – пеленаю, а он меня от негодования серной кислотой поливает и по стенам раскидывает. В качестве благодарности научила ее земной колыбельной.... Металлику она поет с задором. Главное, чтобы Костя не узнал, почему его ребенка периодически исчадием ада называют. Я буду хорошей матерью.
-
В качестве благодарности научила ее земной колыбельной.... Металлику она поет с задором. Главное, чтобы Костя не узнал, почему его ребенка периодически исчадием ада называют. Я буду хорошей матерью.
|
|
Страж, все еще пребывавший в растерянности по поводу увиденного, опешил еще сильнее, столкнувшись с невозмутимостью пришлого великана. Подобного увальня в их Империи он бы запомнил, тогда отчего таким знакомым кажется его меч? - Потрудитесь объяснить, - пока его подчиненные вовсю обыскивали скромный скарб спутников Шино, осторожно начал он, -откуда у вас это оружие? Вам кто-то его передал? - речь коренных все же немного отличалась, гласные звучали чуть дольше и некоторые буквы были непривычно мягкими. Говорил он, как ни странно, на чистом английском. - Это Эрика меч, - зашептали в толпе и стражник поморщился, что-то вспомнив. - Владелец этого оружия что-то вам говорил? - выдавил он, наконец. - Эрика меч, видишь? - толпа шушукалась все громче. Вскоре от людей отделился опрятно одетый мальчишка лет восьми, зыркнул умными глазами в сторону меча, насилу взгляд оторвал, да так и припустил вдоль по улице, пока не исчез за поворотом.
Вниманием не обделили никого, стражи свое дело знали. Вещи не тронули, как и обещал Макс. Не найдя оружия, вроде даже расстроились сперва. Еще бы - помимо арбалетов почти у каждого стражника висел тот или иной огнестрел - от дробовиков до крохотных "колибри". Группа пришлых оружейный запас охраны Империи не пополнила. - Сейчас я провожу вас в зал приемов, - вновь заговорил главный среди стражей, когда процедура завершилась - там вас накормят и введут в курс дела. Прошу за мной.
- Ой, Эрик, господи! - из-за угла, где минутами ранее исчез мальчуган, выбежала худенькая женщина. Светлые волосы были наспех заплетены в длинную косу, зеленая юбка, "подметавшая" пол, и вполне современного вида рубашка сидели плохо. Женщина выглядела так, словно долго и тяжело болела, и до сих пор не поправилась до конца. - Эрик, ты вернулся, - кинулась она к Шино да так и замерла, схватившись за его руку, полубезумным взглядом обшаривая лицо мужчины и улыбаясь с нежностью, - Эрик, я каждый день ждала. Откуда не возьмись, мало не из-под юбки, появился тот самый мальчик. Он трепал ее за подол, отвлекая, но ничего не произносил. Когда женщина, наконец, оторвала от Шино взгляд, полный любви пополам с не до конца ушедшей болью прожитых без мужа дней, ребенок принялся что-то сосредоточенно ей объяснять, жестикулируя - он был нем.
- Эта женщина безумна? - с подозрением уставился на нее начальник стражи. - Не имею понятия, товарищ Главный Страж, - отрапортовал охранник, к которому тот обратился. Мальчик же округлил глаза от страха и принялся с удвоенной силой дергать мать, пытаясь уволочь ее от огромного дядьки. Женщина уже не обращала на него внимания, вновь сосредоточившись на лице Шино. Взгляд ее был полон ласки. - Анна, да ты что, пойдем, - к мальчишке присоединилась тощая старушка с поразительно чистыми и живыми глазами. - Придет твой Эрик, придет. Дай ему только дела справить. Сразу придет. А ты приляжешь пока, - тщетно уговаривала ее бабулька, жена Эрика не сдвинулась ни на шаг.
Тем временем, неотрывно глядя на нее, Главный Страж что-то сосредоточенно разъяснял одному из коренных охранников. Народ с опаской глядел, что же произойдет далее.
Эллина на руках Олега зашевелилась будто просыпаясь. Лицо ее снова светилось, а губы тронула легкая улыбка. - Макс, - протянула она на местный манер, но глаза так и не открыла, уютно уткнувшись в Олега носом, продолжила спать.
|
-
Приятно читать. Я соскучился по твоим сообщениям.
|
День разговоров и вынужденного выбора.
Приветец из преисподней, дружок! Так я называю свой новый, не побоюсь этого слова, дом. Кормят нас хорошо, почти на убой, обучают языку….Ах, да что я вру! Сколько волка не корми, как говорится… Вот и я все чаще уходила в свой мини-лес, он же сад, где у меня даже появился свой баобаб – широченное дерево, метров пять в диаметре. Я там частенько размышляла, как жить дальше, неизменно с одним и тем же результатом – крепким сном. Сидела и не слышно меня, не видно – а не видно, значит, как будто и нет. Но коварная Шади найдет всё и всех! В тот день, названный мною впоследствии днем разговоров и вынужденного выбора, она подкралась незаметно и сразу, пока я еще не успела отговориться, промяукала что-то вроде «Давааааай поговорим». Я вздохнула, потом еще раз, и согласилась. А зря! Иногда неведение, дорогуша, лучше всяких там знаний. Первое счастье, так сказать. И если до этого мне, вознамерившейся, во что бы то ни стало, вернуться назад, удавалось этих знаний избегать, Шади мою точку зрения не разделяла – ее носик появлялся везде и всюду и то, что она принесла мне, было вполне удручающе.
Оказалось, за нас уже шла нешуточная борьба, дележка, разбор сокровищ и деться куда-то незаметно у меня бы не получилось. Шади, а затем и вылезший из куста Игнат, долго объясняли, почему нельзя отказываться стать черногубым монстром. Выходило логично – всякие там утомительные политические игры, протекторат Ордена, сотрудничество и могущество. Но лысый черногубый монстр - это в любом случае лысый черногубый монстр. Вот бесплодие меня волновало мало… А Игната наоборот, внешность как-то не заботила вроде, зато проблему демографии Меры он пытался решить здесь и сейчас. Всем уже предложил, осталась, видать, я. Не дотерпел, посреди разговора своим вопросом рождаемости тыкать стал. Мы с тобой довольно приятно болтаем, мой друг, поэтому я не стану в красках описывать мое отчаяние, от того, что я больше не увижу Лайлу. Сильнее меня пугает только то, что Фред может отказаться от нее, отдаст на попечение государства и совсем одичает за написанием своей литературной нелепицы. И, стыдно признаться, я все этому прихвостню орденскому высказала. Игнату-то. Да еще и расплакаться меня угораздило, видимо, накипело. Но ты лучше не представляй, выбрось из головы – картинка та еще. Теперь он от меня бегает, даже не здоровается. Ну и скажи мне, это ли не рай?! Впервые его зенки не шарятся по моим прелестям, которые наверняка скоро сровняются с телом, ведь я согласилась стать мерским уродчиком. Нет-нет именно мерСким, это не опечатка. Хотя оба варианта подойдут. Итак, я (пауза) по собственному желанию (пауза) выразила желание (пауза) инициироваться в мерзкого мерского манипулятора (та-дам!).
Во-первых, меня почти убедили ребята, Герберта Уэльса даже приплели – мол, нельзя с Землей проход раскапывать, пришельцы к нам повалят, у нас им больше понравится. Во-вторых, мы мило побеседовали с магистром, который окончательно убедил меня. Убедил, что домой не вернуться, конечно. Решение пойти у них на поводу я приняла уже самостоятельно. Чтоб пути назад точно не было и я прекратила, наконец, рвать себе сердце.
Игнат с гордым видом выкинул бутыль абсента. Решил, видать, здоровый образ жизни почтить наконец. Самое время начинать, ага… Тайком, пока он не видел, вытащила бутыль из мусорки…
-
Проняло, ага.. может вернуть таки Тришу на землю?!....ну уж нет *не добро смотрит и потирает руки*)))
-
Триш, сидящая на баобабе, аки маленький принц - это должно быть зрелищно! ;)
|
Триш глупо улыбалась, то и дело хмыкая и давясь, пока Игнат излагал свою идеальную, как ему казалось, теорию. - Нет, погоди, я все ждала, что ты скажешь "шутка", - больше не в силах сдерживаться выдохнула она, - ой, подожди, нельзя же так, - зажав ладонями рот, но то и дело хватаясь за живот, Триш хохотала громко, заразительно и в уголках глаз уже появились слезы, - не....не...пр....ой божечки....не продолжай.....ой мать твою...помолчи....ааа....- женщина стонала, обхватив себя руками, по лицу продолжали течь слезы, смех был уже какой-то неестественный, полуистерический, - жизнь меня к таком не готовилаааа, - все еще завывала она, но искреннее веселье в глазах сменилось почти злобой. Сандерсон встала. Улыбка стала нехорошей.
- Да я малышку свою там, на Земле этой гребаной совсем одну оставила,- взгляд стал едва не безумным, уже совсем не до смеха было Триш, хотя она по-прежнему скалилась, - а ты мне предлагаешь родить и еще одного забыть, уродам этим покойницким его сбагрить? "Заинтересовать их!" - передразнила она. - Род твой продолжить?! Да?! Да?! - она пошла на Игната и в дрожащем от ярости лице не было ничего, предвещающего приятную встречу. - Мало мне этого ада, так ты еще суррогатную мать себе выбрал, м?! Ты, приспособленец, марионетка херова! Прикасаться не придется, вот уж осчастливил! Я щас к тебе так прикоснусь и род твой навеки прервется.
Вместо предполагаемой драки, Триш осела на землю, уронив в ладони лицо, трясясь всем телом, как при сильной лихорадке. - Да лучше б я сдохла там, на этой трассе, чем постоянно думать, как она там, - сдавленно сквозь сжатые зубы проговорила она, по лицу бежали слезы, а лицо было искажено болью человека, только что потерявшего самое дорогое. - Так нет же! Нет! Ему потребовалось мучить меня! - яростно тыча пальцем в жухлое Мерское небо, продолжала истязать себя Триш, - И поделом мне! Поделом!
- Шади, ты вроде верующий человек, - теперь своим объектом Триш выбрала миролюбивую медсестру, - так вот, воистину, Шади, расплата приходит, ад есть и в этот раз Он не поскупился! И поделом! И есть за что! - рыдала она.
- Короче, согласна, хорошо, - бросила Триш в лицо Игнату, - пора делать добрые дела, да?! - и непонятно было, по размытой слезами ухмылке, всерьез это она или снова насмехается над мужчиной.
-
-
+ Проняло хорошо. Но по посту можно понять, что Лайла тебе дочь, а не сестра. Кстати, твой оппонент так это и понял, судя по его последнему посту. ;)
|
Объясняя устройство империи, а именно запреты для землян, Эл разошелся ни на шутку. Он поносил правительство как распоследний пенсионер, но оказалось, что помимо подачи вакансий в местном Белом Доме, свадеб между коренными и приезжими, а так же выхода за пределы Империи более ничего не запрещалось. - Тут ведь как, идиотов-то выходить в пустыню нет, а если кто вышел, тот уже либо не возвращается, либо возвращается, но не он. Дурик-каннибал. Был у нас такой Питер. Ваш, русский. Не терпелось ему открыть для себя здешний мир. Колумб недоделанный. Ушел весь такой, я мол вам землю другую найду, заживем! Через месяц у ворот долбился, пустите мол меня вшивого, с десятком жизней за спиной, я ничего не нашел, но расскажу, как мне было херово. - Уходят часто, - прервал его тираду Макс, - но кто их знает, почему не возвращаются. Может, умирают, может, действительно, находят что-то. Желающих последовать их примеру очень мало, в основном не определившиеся, отчаявшиеся, недовольные устройством. У нас можно жить, если не иметь амбиций становиться императором, например, - подытожил он. За этим разговором они оказались в нескольких метрах от главных ворот. Вблизи городская стена уже не позволяла увидеть даже кончик самого высокого здания. При попытке определить ее высоту захватывало дух. Ворота, сквозь которые не далее часа назад вытолкнули имперских преступников, казалось, пустовали, но Макс предупреждающе поднял палец, призывая остановиться. - Дальше нам нельзя, часовые не дремлют и лучше пусть вас не видят в компании с нами. Настал момент прощания. - Сейчас вас встретят не менее двух десятков стражников, ну…. полицейских, - мельком взглянув на Джейми, давал последние указания Макс. – Попросят вывернуть карманы, не удивляйтесь. Он на секунду замолчал, крепко прижав к себе Эллину, с трудом оторвал от себя и передал отчего-то Олегу. - Скажите, что это было ее решением, не говорите, что она помогала кому-то из вас, вряд ли одобрят. Спасибо за оружие! – он взмахнул пистолетом на прощание и, не оглядываясь, пустился вверх по склону. - Сестренке передайте привет, ее все мужики в городе знают. Салли. – весело проговорил Эл, прежде чем отправиться вдогонку. *** Серый камень, из которого была грубо слеплена огромная городская стена, пошел и на ворота. Громоздкие и неуклюжие, они недолго оставались неподвижными. Медленно отошла створка и поползла в сторону, послышались голоса. Когда дверь в Империю полностью открыла проход, первое, что достигло ушей путников было «У них Эллина, дочь Кэхоса». - Приветствуем вас, Вспыхнувшие на нашей земле! – видимо, таково было официальное обращение к новоприбывшим, поскольку солдат-стражник, судя по виду, сам был с Земли и мог бы поздороваться иначе. Во встречавшей их толпе было не менее двадцати таких, как он. Стоявшие впереди дежурно и вежливо улыбались. Прячущиеся за их спинами держали наготове арбалеты, на всякий случай. Среди них были и те, кто обладал внешностью схожей с чертами Эллины. Эти выделялись еще и ростом, а так же особым стилем в одежде. То и дело они блестели золотыми нитями, вкраплениями каких-то камней, а вместе с ними светились и они сами. Другие же одеты были попроще, но от простого люда, собравшегося поглазеть, их отличали кожаные доспехи с металлическими пластинами. - Просим вас предоставить на досмотр вещи, - представительный стражник, из коренных, проговорил это настойчиво, но с бесподобно вежливой улыбкой. - Дочь Кэхоса отдайте нам, мы доставим ее отцу, - продолжил он. Однако, необходимость в этом почти тут же отпала. По мощеной тем же серым камнем улице, широкой и, как ни странно, чрезвычайно чистой, неслись во весь опор двое всадников, за ними следовал автомобиль, самый настоящий, но медленный и грубо сколоченный из листов железа, дым из выхлопной трубы поднимался зеленый, а привычный землянам аромат выхлопных газов сменился чем-то пряным, даже приятным. - Избранный при Императоре, Кэхос из рода Ирдов! – подобострастно продекламировал тот же страж. У медленно, с достоинством покинувшего "экипаж" мужчины, светящегося сильнее каждого из присутствующих здесь коренных, была внешность коршуна. Он цепко оглядел прибывших, не соизволив улыбнуться или приветствовать их. Затем прошел вперед, к дочери. Но остановился в шаге, осмотрел скептически и отчужденно, затем бросил: - Пусть остается с кем-нибудь из них, - кивнул он в сторону восьмерых пришельцев, чем вызвал оцепенение среди своих подчиненных и удивленный шепот десятка зевак. – Из города более не выпускать. Приветствую, - наконец, бросил он группе и резко развернувшись, зашагал обратно к автомобилю, за рулем которого восседал гордо паренек лет восемнадцати. - Просим вас предоставить на досмотр вещи, - растерянно повторил стражник. ссылка
-
за новую главу в истории)
-
|
Второй-Восьмой дни (время выбора и мучений)
Иногда все-таки лучше не выходить из комы, мой друг. Как только перестала болеть моя голова, слишком многие попытались набить ее новой информацией.
Вот Шади, например. Это та самая девушка, что сидела возле постели, пока я отчаянно просила отрезать мне все больные части тела . Она весьма услужливо и совершенно не щадя пострадавшую меня, заверила, что мы не в аду, что подобных счастливчиков еще семеро , вокруг какие-то пришельцы, которые нас не понимают, а еще она понятия не имела, как вернуться обратно. Первые дни реабилитации потому стали самыми мучительными –беспомощность достигла предела и я поддалась панике. Нет, перестань представлять меня кусающей ногти, воющей от отчаяния и изо всех сил трясущей поручни кровати в попытке хоть как-то выразить свое негодование. Я не потешу твою любопытство, рассказывая какие мысли меня тогда посещали. Но были они безрадостны и безутешны.
Потом быт захватил меня. Одно убеждение жителей не мучить нас своим «калямаля», а пойти и честно выучить английский, чего стоило! Не сработало – лентяи инопланетные отказались. Нас, мол, больше, учите тарабарщину и вливайтесь в массы черногубых. Язык осваивался с трудом – из-за предубеждений, конечно. Но раз уж даже тот, чьи глаза постоянно на моей жопе, учить начал, в своих способностях я тоже не могла позволить усомниться, так что уже через пару деньков говорила нечто вроде «Меня зовут Триш», «Глаза не сломай» «Спасибо-пожалуйста» и «Ах ты слюнявая тварь!». Последнее относилось к псине, которую притащил с собой Ингвар, впоследствии оказавшийся Игнатом, тот самый, который любитель по выпуклостям зенками пошарить. Тварь эта (сейчас я о собаке) постоянно таскалась за всеми подряд, особенно облюбовала мое покрывало и в полной мере повторяла поведение хозяина, то есть роняла слюни на все, что движется.
Вообще, подозреваю, уважаемый читатель, что тебе страсть как интересно узнать о тех семерых, которым так же не повезло оказаться в другой, так сказать, галактике. Не вправе судить ни о ком свысока (Игнат не в счет), поэтому поведаю вкратце и с исключительной вежливостью, что, да будет тебе известно, уже достойно похвалы. Три девушки: болтушка Шади, благодаря которой я стала чаще уединяться, дабы просто вкусить тишины, тихоня Катя, за первые дни не сказавшая и пары слов и боевая Кензи. Последняя, хоть и проявила недюжую усидчивость, вырисовывая незнакомые мне пейзажи, все время рвалась в бой, спорила, доказывала, отстаивала и настаивала. Четверо мужчин: похабник, рукоблуд и просто хороший человек Игнат; вдумчивый, рассудительный и, несмотря на творящуюся вокруг неразбериху, спокойный Костя; странный Саша, не от мира сего, прости за каламбур. Его я поначалу вообще принимала за манипуляторского шпиона - ходил он тихо, появлялся из ниоткуда и сказав что-то невпопад, исчезал обратно - ни дать, ни взять, засланец; Вент - этого малого требовалось разглядеть посерьезнее, под микроскопом с многократным увеличением. Он явно привык скрывать и делал это, надо сказать, умело. Кхм... надеюсь, среди моих читателей их не будет...
*** Тем, кто принял нас в свои бледные объятия, не терпелось, однако, исследовать «диковинных зверюшек». Эксперименты, как я поняла, крутились вокруг некой «меры». Это валюта их местная. А еще название мира, катализатор магии и ресурс дорогостоящий. Вот представь, что мы живем на планете Нефть, заправляемся ею ради всемогущества и по капельке из шприца давим, чтобы расплатиться в супермаркете за Колу. Их мера, правда, твердая. Твердая такая валюта - не падает, не растет, в биржах потребности нет. Так вот решили нас этой мерой проверить – взаимодействуем мы с ней или пофиг. Провели ряд анализов, глаза отвели, а потом как шарахнули самый главный, да на двое суток все человеческие потребности кроме сна нам поотрубали.
В промежутках между рвотой и головокружением я возвращалась домой после побега с Меры. Лайла, повзрослевшая настолько, что уже выскочила замуж, встречала меня с непонимающей улыбкой. Потом я снова выворачивалась наизнанку в прикроватный тазик, умоляла отпустить меня домой, кажется, даже ревела (вот срам-то), и опять видела Лайлу в белом платье и фате. Незаметно и быстро поднялся жар, а сестра все кружилась в обнимку с женихом, которому я, по причине своего отсутствия, так и не смогла вовремя рассказать, что я с ним сделаю, если причинит моей малышке боль.
Очнувшись, я тут же схватила за грудки Манволса Азура. Существо отличное, но уж больно вездесущее. Прям до тошноты. Я требовала от него доказательств, что временные промежутки на их Мере и на нашей Земле совпадают. Говорила, что не переживу, если моя сестра состарится и умрет, а я тут всего день прокручусь. В общем, старик Азур не зря все списал на мою невменяемость и последствия магистрова сна.
Но все же, несмотря на мое удручающее состояние происходящие за те два дня оказии, мне есть чем похвастаться, милый друг, читатель. Я оказалась способной, у черногубых аж лица скукожились от удивления. Архи-мега-способной, если быть точнее! Мол, магом буду нев**бенным, жезлом всех на место ставить, Гендальф х**в . Так в книгах не пишут, я знаю. Но принимая во внимание мои обстоятельства, издатель позволит. Короче, инопланетные друзья насели сразу – соглашайся, это ай-ай-ай как круто, жизнь будет как у Трех толстяков, могущественная, зависимая и некрасивая.
Нет, вот Игнат вроде согласиться надумал – Я ЛЫС И ВСЕМОГУЩ!!! ГРОЗА МОРЕЙ И ОКИЯНОВ! – не сомневалась нисколько, что в его похабной башке такая мыслишка заведется. Ну да у него свои обстоятельства, скажу я лояльно, дабы не рассуждать более о его умственных способностях.
А я что? "Прости, Лайла, сестренка, я подалась в магистры, детдом тебе понравится..." Дедуля Фред (опять отложим разговор о нем) всегда говорит «Если есть вход, значит, и выход найдется!» Золотые слова! Никто не искал просто способ вернуться-то. Так что с того?! Не может быть, чтобы все остаться тут захотели. Не верила я в такое. Вот так просто взять и забыть Нефть свою родную?! Да что с вами такое?! Отвлеклась, покорнейше прошу прощения.
Понятно, способа отправить нас назад они не знали. Притворялись, может… После выяснения нашей опупенности забегали всякие представительные дядьки – страшные, на одно лицо, но по костюму видать – важные до дрожи. Самый главный позвал нас к себе. Сам-то не дошел, важность мешала, и давай спрашивать «Чем заниматься собираетесь? Какие планы на будущее?» Прям как директор колледжа, где я училась. Та тоже ночами не спала – планы ей мои понадобились. Говорило, значит, это представительное инопланетное существо (это я снова про главу ордена), а глазенки бегали, что букашки. Когда я снова приперла Азура к стенке и потребовала объяснить, он на корявом нашем рассказал, что.... (я этого здесь пока писать не буду, потому что еще на Мере, глаза тут повсюду)
Половина ребят пребывала в растерянности. Я, к сожалению, тоже. Неясно было даже, чья сторона в более выгодном положении. По окончании первой недели пребывания здесь прогнозы были неутешительными. Одно знаю точно - бледнолицым доверять не стоит, уж больно воспевают они наши способности, едва из мантий не выпрыгивают. Хоть мы и за пределами вселенной, а те, кто у власти, везде одинаковые. Высосут и выбросят.
-
я тут же схватила за грудки Манволса Азура Не стал бы я хватать его за грудки), дядя может выжечь Триш мозг или что-то еще даже не поморщившись)))) помни это!
-
Описание нас мне понравилась а фраза Я ЛЫС И ВСЕМОГУЩ!!! ГРОЗА МОРЕЙ И ОКИЯНОВ! улыбнула Очень хороший пост.
-
Я ЛЫС И ВСЕМОГУЩ!!! ГРОЗА МОРЕЙ И ОКИЯНОВ! Таки да.
|
-
"А я чего? Я ничего..."
За весь диалог - такая вот бытовушечка. =)
|
- Мужик, у меня с тя башка трещит, - неожиданно встрял Эл. Обращался он к Олегу, предварительно фамильярно похлопав его по плечу. – Но за пистолет благодарствуем, мы еще его разыграем, кто кого захоронит типа, хыы. - Дай-ка я те все расскажу, пусть голубки поворкуют там по-своему…- понизив голос, хмыкнул он, на что Макс недовольно поглядел, но возражать, как ни странно, не стал. Видимо, Эл был не так уж недалек. - Я смотрю, тут на меня косо глядят, ну так мне и пофиг, мы с вами минут пять еще вместе, а потом – удачи, сеструхе моей привет передавайте. Я не горжусь, но вор из меня вышел отменный. А чо, у этих одаренных воровать самое приятное. Мне зарплаты мало было. Я решил этот вопрос по-своему. Ну попался, ну еще раз, а! – он махнул рукой, почти с досадой, если б не блаженная улыбка при воспоминании о воровских денечках.
- Так…если вкратце… Далее последовал сбивчивый, наполовину состоящий из слов-паразитов, междометий и ненормативной лексики рассказ, в ходе которого путники услышали о том, что «дураков нет, из теплого местечка линять», а «придурки», которые все же решили попробовать, «конечно, взад не вертались». Еще, с похабной ухмылочкой он красочно поведал Юлиане, что ворота на вход работают только для «новичков» - выйти, мол, только один раз можно. И, сосредоточившись на ней же, поведал, будто о медали за отвагу, как однажды «уложил» одну одаренную и боялся, что «залетит» и его «нахер за ворота», а оказалось, что они «не так размножаются». - Почкованием бл* что ли?! Вообще, Эл то и дело извинялся за какое-нибудь крепкое словцо и даже рассказал коротко, как его пытались перевоспитать, отправили к мелким в школу учиться «красиво балаболить», но он был безнадежен, о чем сообщалось с гордостью. - Я по жизни такой. Я ведь как с сеструхой сюда попал…- и тут все встало на свои места, - по малолетке в колонии сидел, а она в детдоме срок мотала. И разрешили за хорошее поведение нам повидаться. И тут этот белый свет, дела…. Да мы как в рай попали, ага. Макс вон тоже…с нами одновременно, правда, он этим был…
- Ты к теме лучше вернись, времени мало, - очнулся от «общения» с любимой Макс.
При школе, как выяснилось, была и библиотека – создавалась она сугубо прибывшими. Всего процента с два попадали в этот мир с книгами. В итоге около восьмиста шестидесяти экземпляров, да еще около полутысячи написанных от руки по воспоминаниям, на разных языках, и даже пара электронных – вот и весь книжный запас. Остальное прибывшие предпочитали литературу держать при себе, обмениваться, но в библиотеку не несли – там все проверялось досконально охраной города, жителя же обыскать не могли. Следующим пунктом Эл сообщил о самой многочисленной «ссылке в пески». Ровно пятнадцать недовольных, «могучая кучка, мать их». По его словам значилось, что наверняка были и есть еще, но «где ж их найдешь…». - Да и не надо вам этого, гиблые они люди, сами не живут и другим не дают, - из вполне серьезного итога следовало, что с такими революционерами он был знаком не понаслышке.
Последнее Эл рассказывал уже не только Юлиане – он, радостный, что завладел аудиторией, поворачивался ко всем, улыбался кривыми и наполовину отсутствующими зубами, особенно старался для девушек.
*** Тем временем, Мари терзали смутные сомнения, что дядька со странным, но к счастью коротким, именем пытается отнять у нее маму. Говорил он складно и спрятать маму предлагал. От других дядек, которые там за стеной живут. Она долго молчала. Так долго, что можно было начать подозревать глухоту или отрешенность на психологической почве, да хотя бы просто игнорирование Олега. Но Мари, поколебавшись, ответила: - А когда можно ее опять забрать? – взгляд, исполненный надеждой, вцепился в парня, да так крепко, что захотелось просто отнять черепушку и бежать подальше от истерики и визга. Но отвечать не пришлось, девочка все решила сама, предложив «быстренько отрыть ночью, пока дядьки спят». И, радостная от своей придумки, разулыбалась доверчиво.
Искать нужный ориентир пришлось долго. При имеющемся у группы времени, конечно. Минут пять они быстро обошли почти весь отрезок пути от пещеры в обратном направлении. Вдалеке виднелись камни, но почти везде находились и жители пещер, что стояли неподалеку от прекрасных ориентиров. Наконец, Мари заныла и пришлось воспользоваться услугами небольшого булыжника, лежащего одиноко, но твердо. - Я скоро вернусь, мам, - малышка поцеловала череп и неуверенно уложила его вместе в винтовкой в вырытую яму. Всю обратную дорогу оглядывалась и плакала, тихо и как-то не по-детски обреченно.
Группа виднелась довольно далеко внизу. Когда Олег и Мари, запыхавшиеся, догнали их, разговор шел о книгах. Девочка тут же отошла подальше от мужчины, не подпустила к себе даже Джейми, и все всхлипывала, что-то с горечью приговаривая. - Дядя Олег! - неожиданно громко крикнула она, спустя несколько минут – а маме вдруг там неудобно под камушком? А вдруг пистолет в нее выстрелит? Давайте вернемся, ну пожалуйста, я ее заберу…
-
-
Вот паскудника описала, так и хочется в торец выдать)
|
Пролог
Уважаемый читатель, я пишу это, чтобы впоследствии сколотить капитал, но не переживай, история, которую я расскажу в виде очаровательно подробного дневника, уже с первых страниц заставит тебя плакать от мысли, что ты мог бы купить эту книгу вдвое дороже, но отчего-то пожалел лишней купюры для столь талантливого автора. Итак, начинаю…
Первый день другой жизни
Произойти это должно было обязательно… Теперь я понимаю. В день Х мысль эта честно пыталась пробиться ко мне, рассыпая на каждом ходу знаки, но я высокомерно не замечала ее. И поделом…
За день до происшествия, в той, прежней, жизни ко мне зашла девчонка. Глаза овечьи, волосы реденькие, зализанные назад и каким-то чудесным образом поделенные на косички. Рассказывала о Боге. Вкрадчиво, с упоением и до того мило, что я просто не смогла захлопнуть дверь и вежливо слушала, как она, захлебываясь и сбиваясь от столь пристального внимания, вещала о спасении. Она верила, мать ее. И я поверила. Вот как висельник поверил бы в жизнь, стоя с петлей на шее. Или диабетик в сладкий торт. Терпением я никогда похвастаться не могла, да и не каждому осужденному на казнь захочется выслушивать одно и тоже, только в профиль. В общем, я выдворила эту мышку и даже с удовольствием. С каким наконец убивают комара, надоедавшего всю ночь.
Конечно, я могла бы сказать ей правду, которую девчонка наверняка не выдержала бы. А я не выношу непонимающего, но уже исполненного страхом взгляда. Я продала душу дъяволу. Стоп, стоп!... Отставить ухмылку! Не срываясь на пафос и не делая из этого помпезной трагедии, прямо скажу, так оно и было. У меня было два выхода и я выбрала тот, что полегче. Я продалась. Думала, что он лишь сядет на краешке, пошалит и меня заставит, а рогатый по-хозяйски занял всю душу. Наличие ума у красивой женщины – признак ее связи с дъяволом? Я вас умоляю, для чего этот цинизм?! Приятно звучит, не поспоришь. Было бы даже лестно, если б не так отвратительно. Я хотела свою душу обратно, как иначе?! Но ведь чем дальше в ад, что жарче пекло, так?
***
Байк мой не подводил меня никогда. Погоня…..ну ладно… преследование… шло полным ходом – красный мерседес то обгонял, то оставался позади. Обреченный, беспрестанно что-то жуя, играл со мной в кошки-мышки, не зная, что уже болтался как полудохлый окунь у меня на крючке. Была моя очередь отставать и красная точка маячила впереди, как указатель. Проводник в ад.
Полупустая трасса – сама выбирала – провоцировала странные мысли. Чертова католичка, зачем она явилась в мой дом?! Сделала свой выбор, не мешай другим гнить… Девчонка внезапно всплыла в памяти, одухотворенная такая. Даже Лайла, моя малышка-сестра, была сущим чертенком по сравнению с этой праведницей. Вот уж кто действительно должен с Библией по домам шастать…
- Ну и где твой Бог сейчас?! - это я сказала уже вслух. Полупустая трасса, никого. Кто остановит меня? Я сделаю то, что велено, и, отравив еще кусочек души, отправлюсь к заказчику, а потом куплю Лайле чего-нибудь вкусненького. Пусть она только никогда не узнает, что празднует таким образом чью-то смерть.
- Кто остановит меня?! Ты?! - чуть громче, почти мотор перекричала. Я рассмеялась. Ну а что?! Не смешно, разве? Едет тетка на байке и в шлем что-то орет. - Давай, останови, ну! - я обращалась куда-то наверх, как ты, мой догадливый и смекалистый, уже успел понять. Я насмехалась. А что?! Что?! Мне было нечего терять. Даже интересно стало. Ну как на дороге, где даже столбы поленились поставить, могло что-то меня остановить?!… Дъявол, однако, беспокойно метался в моей маленькой, но уютной душе – мол, серьезно?! Она это серьезно?! – а я к тому моменту и сама не заметила, как перешла от насмешки к просьбе.
Удар был такой неожиданный, что боль пришла намного позже, будто мой мозг был за тысячи километров и сигнал не мог туда пробиться. А может, так оно и было. Тряхнуло-то знатно – голова вполне могла оторваться. Тем не менее я еще и крикнула сквозь хохот «Ну не так же буквально, Господи!». А потом было невыносимо. Сознание померкло не сразу, и я успела поверить к тому моменту, что Он выкинул меня прямиком в ад. Сократил путь, так сказать. Работы себе убавил.
*** Ты уж не обижайся, читатель, но описать словом «очнулась» то, что со мной происходило по пробуждении, было бы кощунством. Глаза открыть с первого раза не удалось. Когда получилось, я произнесла довольно звонкое ****. Можешь взять карандаш, прямо сейчас, и дописать туда любое крепкое ругательство. Поверь, для моего тогдашнего состояния подойдет любое. Голову – а это я поняла сразу после своей краткой характеристики места, присутствующих и себя – нельзя было поворачивать, миллиметр в сторону и снова хотелось завернуть что-нибудь подлиннее. Но голова была, где ей положено, что я тут же с наигранным оптимизмом констатировала, и со спокойным сердцем занялась обшариванием помещения глазами. Как я не старалась, нормативную лексику было все сложнее припоминать. Эмоции подсказывали другие слова, я без стыда их озвучивала, а потом увидела ее – девушку, что озадаченно глядела на меня поверх альбома. Рисует меня что ли? Я попыталась улыбнуться. С улыбкой я получаюсь лучше. Хотя у меня, наверное, пол башки нет, не поможет очаровательное «чиииз». Кивнула ей, здороваясь. И зачем, спрашивается?! Обратно пришитая, голова приказала сдохнуть на месте. Едва удержавшись от нового потока эмоций, я стиснула зубы. Глаза от сиделки пришлось отвести – вдруг ей пообщаться приспичит.
В другой стороне склепа, мало похожего на госпиталь, было еще интереснее. Да, голова болела, и болела сильно, но сомневаюсь, что бледные демоны мне привиделись. Вот тут я перестала сомневаться, что в аду. Не пошевелиться, не поговорить толком, склеп и демоны, ничего хорошего, кроме ясноокой сиделки – так и есть, полный набор, прямое попадание. Тем не менее, читатель, я не уронила достоинства… Если, конечно, не считать, весь матерный запас, что витал в воздухе благодаря мне. О да… цепочкой из слов можно было обогнуть по контуру целую Антананариву… Но, впрочем, я отвлеклась, поражая тебя своими географическими и ненормативно-лексическими познаниями.
Лица я не потеряла – кричать, визжать и креститься не в моем, знаешь ли, стиле. Я улыбнулась через силу снова, надеюсь, не затравленно поглядела, как ко мне направляются белые уроды с фиолетовыми губами - как утопленники, хуже даже – и издевательски произнесла: - Эй, уважаемые, какую кнопку мне нажимать, чтобы домой переместиться?
Дедуля Фред (об этой личности чуть позже) щепетильно переводил нам с Лайлой русский мультик, пока сестра не заснула. Случилось это как раз на этой фразе и я, завидуя сопящей кровососке, призналась, что без алкоголя это слушать отказываюсь. Жена Фреда скончалась от водки и он не терпел даже запаха спиртного. Универсальная манипуляция подействовала и в тот раз. Я, окрыленная победой, еще посоветовала нашему дедуле не налегать на русское. Но тут фраза из странного мультфильма пришлась кстати. - И дайте уже обезболивающее, имейте совесть, – это я добавила, потому что сил терпеть не было. Да и отвлечь их как-нибудь стоило - за таблеткой послать - и рвать когти. Если пошевелиться удастся…. - Даже в аду вашем совесть должна быть, величиной с таблетку. Уроды требуемое не принесли, но подкрутили какой-то винтик и уже через минуту я смотрела на них чуть ли не с любовью. Экие страшненькие бледныши, как вас жизнь помотала…
Ушедшая боль придала мне сил и наглости. Если бы не ноющая ломота во всем теле, я бы навела тут порядки, но совершив подвиг по переходу из положения лежа в положение сидя, бежать я почти передумала. Я обратилась к все еще находящейся рядом темноволосой. Не то, чтобы я демонов не хотела спрашивать, я не расист, просто девушка как-то подкупила мое внимание своей ролью сиделки, но больше, конечно, человеческой внешностью без последствий утопления. Наверняка, теперь я потеряю твое расположение, потому что вопрос мой был банален и прост до тошноты. Мне стыдно писать его тут, на странице сей великолепнейшей книги, но я поинтересовалась, где мы находимся. А потом добила атмосферу своей неоригинальностью, спросив, кто она такая.
-
Суровая валькирия современности)
-
Наличие ума у красивой женщины – признак ее связи с дъяволом no comments))
-
|
- Знаете, - в тон ему усмехнулся Кросби, - до две тысячи десятого я тоже предпочитал отвергать псевдонаучные теории. До встречи. Детектив, все еще улыбаясь чему-то задумчиво, покинул палату. Почти сразу же дверь вновь открылась, впуская чернокожую медсестру. Она критически оглядела Генриха. Поджав губы, строго взглянула на показания приборов, потом снова на мужчину и выдавила: - Вам нужно поспать. Подкрутила что-то в капельнице и, удовлетворительно кивнув, вышла.
*** Несколько минут результат ее манипуляций не наступал. Дверь щелкнула, открываясь. Золинда Ашни была одета также, как и в последний раз. В руке ее по-прежнему был томик Ницше, а из дамской сумочки торчала рукоятка то ли топора. то ли большого молотка. - Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не превратиться в чудовище, - назидательно провозгласила она, ядовито улыбаясь. Стало ясно, что это сновидение. Кошмар даже, скорее всего. Голос женщины звучал, рождая эхо, словно она говорила со дна колодца. - Как же, как же это произошло? - нараспев проговорила Золинда, вынимая из сумочки слишком крупную кувалду. Будь это реальность, она ни за что не поместилась бы там. Фрау Ашни вразвалочку подошла к креслу, где до этого сидел Кросби. Теперь там, будто истукан, безмолвная и отрешенная, сидела Эника Шварц. Генрих готов был поклясться - секундой ранее ее в кресле не было. Белые туфельки точь-в-точь, что были на ней в тот роковой день, тотчас помялись от внезапного, довольно гулкого удара. Удар за ударом. Эника не кривилась от боли, сидела также неподвижно, а кувалда, опускавшаяся на ее ступни, выглядела поистине гротескно в нежных ладонях продавца обуви. - Туфли безнадежно испорчены, - улыбаясь, констатировала Золинда. И в задумчивости, как до этого Кросби, прошлась по палате. - Другой вариант! - она вернулась к креслу, где все уже вновь было в порядке. Эника сидела словно статуя, белые туфельки снова стали как новые, залитый кровью пол чудесным образом очистился.
На этот раз Золинда сняла обувь Эники и повторила всю операцию. Как ни зажмуривался Генрих, вид ломаемых костей и разможженных мышц буквально стоял у него перед глазами. Звуки, сопровождающие действие, были соответствующими. - Итак... - чуть отошла Ашни, любуясь результатами своего труда. Затем надела на окровавленные, висящие словно тряпки, ступни, туфли, тут же пропитавшиеся кровью. - "Посмотри назад, посмотри назад! С туфельки капает кровь,туфелька была мала, и сзади сидит не твоя невеста!" - продекламировала она и текст показался Генриху знакомым. Неожиданно очнулась Эника. Переведя безумный взгляд с кувалды на собственные ноги, она закричала неестественно, слишком высоко. Звук был похож больше на сигнализацию.
*** Наконец, Генриху удалось проснуться. Состояние после лекарства было еще слишком туманным, воздуха как будто не хватало, зрение никак не желало проясняться - похоже, кто-то снял ему очки. Возле кровати, лицом к нему, стояла размытая фигура. Светлые волосы, серый костюм, черная сумка. - А завистливых девиц ослепили и подвергли порке - чтобы не зарились на чужое.
*** - Показатели упали, я же просто так не позову, - недовольно бурчала темнокожая медсестра,что-то показывая мужчине в белом халате на мониторе. - Переводим... - коротко бросил он и вышел. За ним в коридор высунулась и медсестра, зовя каких-то Джин и Бри.
Спустя десять минут Генриха везли по коридору, по направлению к выходу. Все, что он понял из их разговоров, был перевод в другую клинику в связи с ограниченными возможностями этой, и то, что его состояние требовало немедленных действий хирургов. Странно, но самочувствие его абсолютно не подтверждало их слов.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Обращение Шино к малышке едва не загубило весь эффект, произведенный Алишей. Глазки Мари испуганно забегали, она инстинктивно прижалась к девушке и застыла затравленно, не собираясь произносить ни слова. Даже когда та спросила девочку, она несколько мгновений тяжело дышала, прежде чем с жаром прошептала что-то Алише на ухо, сжимая ее ладонь и косясь при этом на здоровяка.
Когда же потекли рекой вопросы и Мари поняла, что от этих людей ей так просто не отделаться, она уткнулась взглядом в пол и начала, сначала почти неслышно, но постепенно, вдаваясь в подробности, рассказывала смелее. - Мы не были в городе. Я издалека только видела, какой он большой. И красивый. Мы с мамой выгуливали Джеки, а потом уже появились здесь. А Джеки не было, - детская память, видимо, стерла воспоминания Мари о жгучем белом свете. - Мы были втроем, еще дяденька, но потом его застрелили и съели, а мы с мамой попали к тем, другим. Мама сказала, что они какие-то "кали валы" и что они едят других людей, потому что больше здесь нечего есть. Но нас они не хотели есть, а когда захотели, эти дяденьки нас спасли. Они были в городе, но их оттуда выгнали за плохое поведение. Так мама объясняла. Они нехорошие были, били маму. Глаза ее снова остекленели, лоб покрылся испариной, а дыхание со свистом с трудом вырывалось из груди. Когда сознание вернулось, она обвела присутствующих взглядом, в котором не было и капельки узнавания, и принялась подолгу рассматривать каждого. Вспомнила только Алишу и, часто прерываясь, чтобы отдышаться, продолжила: - Мы видели около города что-то сверкнуло и побежали туда, но людей уже впустили, а нас нет. Мама сказала, что нас не заметили и мы пошли к воротам, но убегать нельзя было, нельзя... Мама упала. А я ее тянула. Но она тяжелая стала и даже руки потом болели. - Они сказали, что из-за того, что я плохо себя вела и сбежала, мама превратилась в это, - она показала розовую тряпку с черепом внутри, - а еще что в город меня не возьмут. Потому что не слушалась.
- Город тут недалеко, - она снова махнула куда-то прямо. Стало ясно, что расстояние для ребенка никакими цифрами определено не было. Просто прямо. Просто недалеко.
Олег
Ураган лишь немного взлохматил пепельную пустыню. Кое-где, однако, проглядывала серая, каменная земля и лежал принесенный мелкий мусор. Обходя холм Олег наткнулся на пол-горшка с пол-цветком, обломок доски, вторая и большая часть которой лежала на возвышенности, пистолет сталкера, на две трети зарывшийся в пепел. Самого бандита, как и его товарищей, не было. Тела идущего рядом с ними юноши тоже не наблюдалось. Лишь когда Олег почти завершил обход, наткнулся на голову старика-негра, облепленную пеплом и узнаваемую лишь по цвету. Увидел какие-то тряпки, оказавшиеся на поверку носком и оборванной по горловине рубахой в странных пятнах. Запнулся почти у самого входа, а из пепла, потревоженный, выглянул краешек металла. Тяжелый, как свинец, когда-то начищенный до блеска, а теперь пыльный и исцарапанный, предмет напоминал доспех римского легионера, скорее переднюю его часть, ибо выпуклости имел соответствующие.
Алиша
Тупая боль при передвижении становилась навязчивее, стоило ей усесться. Тогда она начинала стучать, как будто что-то настырно пыталось выбраться и всенепременно с обеих пулевых отверстий. Иногда Алишу мучили своеобразные приливы, заставляя то разом вспотеть, то тут же замерзнуть. Сознание она потеряла почти сразу после рассказа девочки. Та еще что-то шептала ей на ухо, но Алиша слышала предназначавшуюся ей секретную информацию обрывками, не понимая, как они связаны друг с другом и временами чувствуя, что это не девочка, а она сама шепчет, досказывает за нее и плачет. Последнее, что она услышала, отчаянный вскрик Мари и долго еще голову ее трясло что-то мягкое и теплое и довольно настырное.
-
Мне нравится :)). В смысле, пост, а не глупая смерть персонажа :).
-
Монолог ребенка - это что-то!
|
Руслан Девочка испуганно таращила глаза и по лицу было видно, что уговоры Руслана не оказывают ни малейшего эффекта. Стоило ему приблизиться и она начинала истошно орать, а когда в пещере показался Шино, перешла на визг, всю мощь которого, наверняка, могли оценить только собаки. - Дяденька, - видя, что ее слезы не помогают, и узкоглазый мужик продолжает к ней обращаться, взмолилась малышка, - вы не ешьте меня, я дорогу до города покажу, - картавя, пообещала она. - Вон там хватит до города, еще свежее, - и тут же уронила голову, словно увидела в глазах Руслана обреченность своего положения, и заплакала тихо, прижав к себе что-то овальное, завернутое в кусок розовой тряпки, выуженное из темного угла. По тихим причитаниям было ясно, что ребенок с этим прощается. Узкоглазый отказывался от угощения, значит, присмотрел ее для себя…
Шино, Сергей, Юлиана, Джейми, Олег Тучи пепла сопровождали смерч, словно подданные своего короля – заволокло горизонт, черная стена неумолимо гнала путников к пещере. В безумствующей воронке теперь отчетливо виднелись захваченные в плен вещи – красная тряпка, обломок доски, железка, знатокам смутно напоминающая меч, чье-то тело, мягкое и податливое, как кукла, на кульбиты и растяжки которого было жутковато смотреть. А никто почти и не смотрел. Трое девчонку раненую тащили – легкая она оказалась, быстро донесли. Олег и Джейми были последними, кто уходил с поля битвы. Уходили в спешке, чувствуя как дышит им в спины буря.
*** В пещере тесно, но путникам, уже второй раз избежавшим смерти, грех жаловаться на убогое жилище, ставшее их укрытием. В углу тихо плакала девочка, сжимая какую-то тряпку. С ней тщетно вел переговоры Руслан. Аромат в пещере стоял знакомый, приторно-теплый. Здесь в достатке было воды, еда в плошках стояла нетронутой, ворох одежды в углу – живи, не хочу. Однако, уютом здесь и не пахло – стены пропитались злобой, отчаянием и страхом; белеющие во мраке кости с упреком смотрели на новых жильцов – и вы ничуть не лучше, убийцы; кровь, засохшими пятнами покрывающая пол возле кострища, увиденное только усугубляла.
Алиша В мир темного наполненного болью кошмара ворвался теплый ветерок. Он донес непонятный сладковатый запах и голоса. Ногу ее словно резали по живому, дергали, оторвать пытались. Сама же плыла по воздуху, сквозь приоткрытые веки виднелась серая земля и такое же серое небо. Застонала едва слышно и постепенно начала вспоминать.
-
и вы ничуть не лучше, убийцы; наконец-то не идеализированные образы протогонистов)))
З.ы.: Эдда, даешь 200))
|
- Мы так рады, что вы решили к нам присоединиться, мисс Льюис, - подобострастно промурлыкала Дженни, стоило Деборе появиться в дверях столовой. Пять стульев из шести уже были заняты и судя по форме, чинно восседали на них лишь самые привилегированные слуги мистера Соллини: шофер, старшая горничная, судя по выправке и костюму - дворецкий, какой-то мужчина попроще, но возраста солидного и вида строгого и пышная улыбчивая дама лет пятидесяти, засиявшая в ответ на приветствие девушки. - Садитесь скорее, - засуетилась она, - это мистер Уэст, дворецкий, - предположения оказались верными, - мистер Триори, бухгалтер мистера Соллини, - жест в сторону сурового джентльмена, - я - Лидия. Лидия Стэнли, создатель нынешнего обеда, - скромно представилась и неумолкающая дама.
- Присаживайтесь! - опять проворковала она и, внезапно изменившись в лице, добавила, - ах да! Мистер Прайс, шофер, - с неким презрением в голосе и неожиданной для столь миролюбивой особы сухостью.
Обед, однако, прошел мирно. Говорили, в основном, о еде. Дженни разливала напитки - в основном пунш и какой-то необычный на вкус ягодный морс. Подавала с улыбкой. Передавала хлеб, соль, помогала положить блюда. Мужчины были неразговорчивы - бухгалтер похвалил единожды трапезу, дворецкий сдержанно улыбнулся на это, зато Прайс скалился все время, чем, видимо, вызывал еще большее раздражение кухарки, миссис Стэнли. После еды Деборе на миг почудилось, что все напряжение разом отступило. Она расслабленно восседала в кресле неподалеку от стола, куда переместились слуги - наверное, так было заведено, не расходиться сразу после обеда. Жутко захотелось спать, так сильно, что прятать зевоту становилось все сложнее. - Мисс Льюис, вы выглядите измученной, я провожу вас в комнату,- промурлыкала Дженни.
|
-
у хорошего мастера должно быть больше + ! обязательно поставлю, как плюсомет позволит)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Алиша Времени обдумать не было, инстинкты включились уже поздно. Когда Великан винтовку вскинул? Когда бедро болью опалило, словно полноги отняли? Неизвестно. Не до этого было. Может, даже когда земля из-под ног ушла. И девочка завизжала-заплакала. И пепел в лицо ударил с силой, как будто каменный был. Земля закружилась и пропала.
Джейми, Сергей, Шино, Руслан, Михаил Недолго длилось спокойствие. Решили бы все мирно, ушли бы. Да не у всех нервы стальные. Девчонка в платье, босиком, сорвалась. Жалостливая. Бежала отчаянно, заразила прямо намерением своим. Нельзя стоять, мол, что же мне одной погибать. Давайте за компанию. Сергей принял молчаливое приглашение. Двинулся к сталкеру, потерянному от увиденного – люди, безоружные, голые, бегут, как бойцы под Сталинградом, среди которых и прадед был. Стыдно. Стыдно… Сталкер замешкался, пулю в лоб получив, осел непонимающе, пока глаза пелена не застлала, упал, подняв облако пепла. Прости, предок. Не на той стороне я воевал.
Сергей не добежал пару шагов, готов поклясться был, что пуля мимо уха пронеслась, к цели стремясь. Открытый он теперь. Великан, окрыленный удачей, уже стреляет. Уже. Хоть в пепел заройся, нет укрытия. Надеяться, что сон все это, разве что… Промахнулся бы Великан во сне? Наверняка. И тут промахнулся, но судя по крику, что светловолосая издала, не сон это был, не сон… Еще выстрел в открытого Сергея. Слева воткнулось. Нет, отвлекает Главаря что-то…. Девчонка в форме из-за мужиков стреляет. Хорошо скрылась, за живыми-то. Но стреляет отлично, рука не дрожит. Струя крови из плеча простреленного. Много крови у Великана, большой он. Сразу одежда промокла вся, но целится, не может спустить обиду. Целится во всех сразу, цели не видит. Последний раз убить кого-нибудь. Последний. Улыбка на губах застывает. Падает, застонав, парень в армейской форме. Безымянный. За бок держится, пятно кровавое расползается. Бледнеет парень.
Юлиана, Олег
Выстрелы. В нее стреляют? Жива пока. Жива. Бежать, пока черномазый кашляет, пока руки трясутся. Так ведь и у нее трясутся. И ноги трясутся. Все равно доберется, руками задушит, сама пристрелит, но справедливость отстоит. Сильный толчок в спину смелости поубавил. Бандиты! Всех перестреляли, ее догнали. Нет. Парень в тельняшке. Нахал!
Афроамериканец вблизи казался еще худее. Старый, да больной еще. Лицо посерело от кашля, но двустволку вскидывает. Девчонка красивая, но стрелять надо. Иначе нельзя. Смело девчонку. Слава Иисусу! Пацана не жалко, выпендривался много, лицо у него решительное, злое. Надо стрелять. Старик прицелился и нажал на спуск. Предательски щелкнуло – осечка! Сейчас-сейчас, еще разок… Огромный камень на голову упал старику – кулак Олега, взбешенного, о мести грезящего, достиг цели сразу. Потом была кровь, хрустело под кулаком этим, кололось и липло, хрипело…стихло. За спиной выстрелы прекратились. Тишина настала. Уши заложило что ли? Да. Вон стоны слышатся, рыдает кто-то писклявым голоском, кричит. И снова тишина. Кровь разбушевавшуюся унять пора. Успокоиться. Вон чего со стариком сделал – лицо снял, все наружу, руки в белых осколках мелких, слизь, кровь, серое что-то – все на руках этих. Желудок подпрыгнул вверх, содрогаясь в спазмах.
-
Вооот. Так ведь гораздо интереснее. )))
|
-
Хаха, избранные, что смогли выжить при телепортации? ) Видимо тут такие телепорты не впервой случаются, судя по количеству пепла. :)
-
Чорт. Чет расхотелось делать подобное: ссылка
|
|
-
Похоже, дочка в маму :D (если это дочка, конечно).
|
-
я вот, прочитав вопрос Батлера, умудрилась сперва понять его также как мисс Штайн, подумала - да разве тут уснешь :)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Молодец - хорошо, что ты тут играешь, а не кто-то другой.
|
|
-
разговоры, разговоры. Заговоры, заговоры=)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Мясные ноги, ахахах :))))
|
-
Хорошее начало! :) И бедная Валька. :)
|
-
воистину дурдом! фотка зачет.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Ударим драмой и жестокостью по сопливым хэппи эндам!))
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Отлично! Обожаю этого персонажа=)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
Отлично! Просто отлично! Первый модуль на моей памяти, подошедший к логическому завершению. Снимаю шляпу - терпение и усидчивость, а так же верность своей идее достойна высшей похвалы!
И да... Жалею, что так и не заявился.
-
-
в память о хорошем начале
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Нет, ну это... это же плюс!
|
-
За отличные образы в сообщениях.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Я бы сейчас съела целого кабана
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Нравится детская непосредственность Энни. Такая милая :)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Послушавшись Ричарда, Элиза с трудом заставляла себя концентрироваться на что-то вещавшей им девушке. Даже пальцы сцепила, чтобы не отвлекаться, и все же ее будто оторвали от комикса - она еще не досмотрела все рисунки и не дочитала надписи.
Нетерпеливо постучав кедом об пол, Элиза нашла утешение в разноцветных листочках, которые впрочем также не смогла созерцать в тишине. - Итаааак...Ричаааард, - зашептала она,- что писать в 1-м пункте? - время и место по-прежнему оставались сюрпризом, который пришло время открыть. Ричард показал ей свой лист и девушка скопировала один в один...
1. Столетие, год, месяц, число (возможно указание лишь первых пунктов) которое Вы желаете посетить. 15 век, 03.07.1450
- Ты выбрал день моего рождения,как мило! Тогда бы мне былооо...- девушка занялась подсчетом, начисто забыв про анкету, - минус примерно...щас щас...560 что ли...? Пусть так. - Здравствуйте, мне минус 560 лет, а вам? - чопорно сжав губы на манер английской леди, процедила она. - Так... ну тут все ясно...
2. Какова причина выбора именно этого времени? - Поглядеть на древнюю Шотландию
3. Чего вы ждете от путешествия? - Приключений!!!!
Так и написала - с четырьмя восклицательными знаками. - Кем? - повторила она следующий вопрос, - кем? - обратилась к Ричарду и тут же глаза ее вспыхнули, - о!!! Давай знаешь кем? Я буду знатной дамой, а ты моим рыцарем, - Элиза захихикала и покосилась на недочитанный комикс - а он куда, интересно, направится...
4. Кем бы вы хотели прибыть в указанное время? - Знатной дамой
Не совсем вникая в понятие "знатность", написала Элиза.
5. Нужен ли Вам проводник(-ца) (спутник(-ца)) в прошлом? - Нет
6. Каков уровень вашей физической подготовки? - Средний
- Даже средненький, - пробурчала себе под нос.
7. Имеются ли хронические заболевания? - Нет
8. Употребляете ли вы наркотики? - Нет - А почему про выпивку нет? Хм...- продолжала бубнить Элиза
9. Какова Ваша сексуальная ориентация?
Эм...какая? Нормальная. Это какая? -Гетеро
И продолжая сомневаться, что написала верно, уже потянулась кусать кончик авторучки, но вовремя одернула себя, предотвратив возвращение пагубной привычки. - Дальше... О! Интересно, кто-то пишет "нет"?... И машинально написала...
10. Устойчивы ли вы психологически? - Нет Да!!!
- Как думаешь, - глядя на последний ответ, она досадливо морщилась, - еще можно анкету попросить?
Зеленый лист. 1. Перенос во времени осуществляется путем перенесения материального тела при помощи портала ЭП - 2015, с последующим возвращением в исходное время. 2. Продолжительность пребывания в прошлом составляет – 3 дня. 3. По возможности постарайтесь избегать травм и смерти. 4. Вы можете совершать любые действия, за исключением влекущих за собой массовую смерть других людей (исключение – боевые действия). 5. Вы не можете переносить с собой предметы в прошлое, как и переносить что-либо оттуда в наше время. 6. После перехода в иное время у Вас не будет абсолютно никакой связи с этим временем. Поставьте дату и подпись, подтверждающих вашу осведомленность и согласие с нашими условиями. Элиза Грей дата подпись
И, как обычно, уже поставив подпись, Элиза начала задаваться вопросами, которые надолго в состоянии мыслей не задержались. - Простите, у меня два вопроса, - забыв, что задавать их нужно консультанту, она продолжила, читая с зеленого листа, - вот тут сказано избегать смерти. А что будет в этом случае? И вот тут - предметы нельзя переносить. Это и одежды касается? - неловко улыбнувшись уголком рта, Элиза представила картину - знатная дама и ее рыцарь, голые, посреди шотландских гор.
-
-
-
- Как думаешь, - глядя на последний ответ, она досадливо морщилась, - еще можно анкету попросить?
Вот точно. Так и бывает. По крайней мере у меня.
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Стервозность берёт своё=) Отличный отыгрыш.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Конечно, шизофреничка и со шкафом разговаривать горазда + за кофе на моей клавиатуре!=) Умеешь поднять настроение с первых строк поста - люблю тебя за это=)
|
-
Хорошая вдовушка... Только вот с математикой у неё плохо=) Славно что нет системы, а то боюсь против "Соблазнения" мог и не прокинуть.
|
-
Не мог пройти мимо... это... это же! Семь грехов. Нет нет... это вызов... даа...
|
-
придется и мне выдержать испытание подарком В этой фразе определенно есть некий подтекст, учитывая ситуацию с кулонами :).
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Отличный отыгрыш реакции на творящуюся вокруг (или в сознании?) НЕХ. Очень приятно играть в одной партии - надеюсь что модуль не загнётся и мы узнаем чем же закончится история взаимоотношений барда и ведьмы.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Дождалась! Твой стиль очаровывает
-
Превосходное начало! И модуль отличный - приятно читать.
|
|
|
-
Красивая мелодия и интересный пост. Мне понравилось как рос цветок пламени)))
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Ныныныныны... - "когда ты говоришь, я почему-то слышу только "бу-бу-бу"(с) XD Порадовало, спасибо=)
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Держи плюс за... за... заслужила!
|
-
Вот так, да? А я-то думала, что с этими ветками делать Посмеялся.
|
|
-
"Никого из них не разозлили?" - просто супер.)
|
-
-
Трогательный момент, однако :). Посмотрим, чем все в итоге обернется.
|
-
Про воробья поставлю в статус))))
|
|
-
обстановка-то нагнетается)
|
-
За грамотное содействие с мастером и другими персонажами)))
|
-
Всё это очень интригует. К тому же название ветки заставило вспомнить Тома Уэйтса.
|
-
а то злость свою расплескаешь - полмира отравится.ссылка))))))))
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Анекдот вспомнил.
"Одноглазой девочке больше не интересно, кто живет в дупле..."
))))))
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Мне нравится погружение, благодаря которому игрок описывает чувства персонажа. Очень приятно вести у такого игрока.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Всё же я дождался окончания ограничения чтобы сделать это=)
|
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Превосходно! Рад вновь видеть этого персонажа.
|
-
в глазах рябит аж от оформления. да и не нравятся мне конфликтные персонажи в подобных модулях
|
-
Очень приятный слог. Интересная идея и достойное воплощение модуля.
|
|
|
|
-
было здорово, комфортно. =) спасибо.
|
-
Ловкость рук, и никакого мошейничества.)))
|
-
-
Эрсилия и Зантар достойны друг дружки)
|
-
а я все гадала, дойдет или не дойдет..)
|
-
неожиданный поворот событий
|
|
|
-
-
за весь отыгрыш, авантюристка очаровательна)
|
|
|
-
За Кису плюс, ё, уважаю!)
|
-
Мастер решила вернуть историю? Что ж, надеюсь для пары закончится все... как надо. Задело)
|
-
Люблю эпиграфы, этот выбран блестяще. P.S. ну и за того самого Билли. :)
|
|
-
Зантар всё не умывался И грязнулею остался!)
Жаль плюсомёт разряжен)
|
-
-
Елка... игрушки... заяц... блин, душа разрывается...:(((
-
-
-
welcome to world of nightmares.
тру.
|
-
Невеста согласна на брак! Осталось уговорить жениха)))))
|
Мысль о том, что это была первая компания, проявившая интерес к полупустому резюме Энджелы, догнала ее, когда девушка осторожно, дабы не упасть на блестящей и наверняка скользкой лестнице, поднималась в здание Hermes Telecommunications. Догадка эта, однако, не повлияла на уверенную походку, сопровождаемую дробным стуком высоких каблучков и сосредоточенно-торжественное выражение лица - лица человека, уже предвкушавшего победу.
Классически-черный атласный костюм и невинная блузка - боже, когда она в последний раз надевала блузку?! вроде бы.... да. точно. никогда! - создавали образ деловой и роковой, недоступный и вызывающий, что эффектно обозначалось большой сумкой и карминово-красной помадой, делающей губы Энджелы средоточием внимания. На случай, если ей все же придется убеждать собеседников в своей профпригодности...
Заветная дверь в конце коридора неотвратимо приближалась - туки-туки-туки-туки-туки-туки - лаковые туфельки стремительно несли свою владелицу к способной изменить ее образ жизни комнате.
Девушка воровато оглянулась - никого! - раскрыла зеркальце и, оглядев прическу и макияж, устремилась вперед еще увереннее.
Затем взглянула на часы - чуть опоздала, всего минутка - и расплылась в улыбке - отлично! У нее был свой взгляд насчет пунктуальности - если прийти чуть позже, внимание заранее приковано к тебе. Тебя ждут, ради тебя смотрят недовольно на часы. И тут - ТА-ДАМ!!! - дамы и господа! леди и джентльмены! Тот, кого вы так ждали - мииииисс.... Энджела Вильямс!!!
Она впорхнула в комнату, лишь на секунду остолбенев от неожиданного количества людей, но улыбку с губ не потеряла, и, потратив еще секунду, чтобы оглядеть всю честную компанию, хищно блеснула глазами - конкуренция возбуждала.
Мелкая дробь шагов достигла стола - Энджела присела в кресло. Движения выверены - не провалилась и не уселась на краешек - ровно настолько, чтобы чувствовать себя комфортно, а, значит, сосредоточиться на собеседовании.
Душка Меркурио ее порадовал - стремительный, пылкий - он знал, чего хотел. А Энджела знала, чего хотелось ей. Едва дослушав до конца вопросов, она деловито кивнула и достала из сумки стильный черный блокнот и щелкнув появившейся оттуда же ручкой, приняла сосредоточенный вид. Если наниматель хочет запомнить ее - тогда оптимальным способом ответа на поставленные вопросы был письменный.
Приготовления, однако, привели к досадным последствиям - вопросы один за другим покинули ее память, но Энджела, не долго думая, вывела на листе свое имя и крупно написала что-то, при этом довольно улыбаясь. Поглощенная собственной находчивостью, она вовсе не слушала ответы остальных, ровно как и не разглядывала их - разве что перехватила пару раз нескрываемый интерес в глазах именовавшегося Риком... или Рейнольдом...или...
Затем она встала и, не глядя на продолжавших теперь уже дискутировать соискателей, отправилась на другой конец зала, чтобы лично передать сложенный пополам листок, где красовалось одно единственное выражение:
Так удачно, что потерялось противоречащее ее словам резюме. Лукавый взгляд на обратном пути вновь скользнул по...Ричарду?... и опять погрузился в совершенство своей обладательницы.
-
Дорвался!) Наконец, могу отметить данный пост.
-
-
Эффектно, артистично - отлично вжилась в роль )
-
-
|
|
-
Девочка знает, чего хочет...
P.S. Кажется пора закрывать ветку, спускающуюся в область 18+ ;)
|
|
-
За чувство персонажа и мира в целом.
|
|
|
|
|
-
Прально! Хоть успокоила беднягу... ^^ +
|
|
-
Ахх... Мне его даже как-то жалко. Настоящий он_
|
Вы не можете просматривать этот пост!
|
-
какая злобность... суровость... рыжесть)))
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Недюжие страсти разыгрались) Хороший отыгрыш;)
|
|
|
Если бы кто-то спросил Мими впоследствии, какая мебель стояла в тех покоях, что висело на стенах, какого цвета были занавеси, она к своему стыду лишь пожала бы плечами. К чему сейчас были детали, если они просто служили дополнением к той, на которую нацелилось все внимание Милены.
По лицу ее, спокойно-вежливому, по традиции нельзя было вычислить чувства, сменяющие одно другое и создававшие внутри хаос до тех пор, пока рыжая не приказала голосу разума их перекрыть.
Примитивное понятие о конкуренции двух самок, безусловно, нельзя зарубить на корню, прикрываясь идеалами сосуществования или благородного отказа одной в пользу другой, но стоило ли говорить, что Милена, войдя в те самые покои, испытала не ревность и не злость, не обиду и не отчуждение - внутри ее рыжей головы кружилось восхищение. Восхищение выбором Габриэля, переросшее в принятие этого выбора, в согласие с ним, в осознание, что так и должно быть - вот так мило, нежно, в темно-зеленом платье все это и должно быть.
Оказывается, испытывая к кому-либо сильное чувство принимаешь и любишь также все, что окружает, что выбрано, что любимо тем, на кого это чувство направлено. Так, восторгаясь Габриэлем, Мими восхищалась и его женой - его выбором, и так восхищалась бы она его детьми... И имя этому сильному чувству "страсть", потому как любовь невозможно разделить с соперницей. Осознав это, Мими успокоилась. Впервые за последние годы. И безмятежная улыбка была тому подтверждением...
Ой ну как так?! Кальт! Милена едва заметно дернула носиком, поморщившисьЮ - а "как Ваше самочувствие" "Как дорога?" "Отобедайте, отужинайте, откушайте"?!
- И нам весьма приятно познакомиться с Вами, - легкий кивок, обворожительная улыбка, - не сочтите за грубость, леди Мелиглосс, могу я присесть с дороги? - Мими чуть задела Кальта, напоминая о манерах, и проследовала к витому креслу, стоявшему дальше всех от столика, за которым восседала жена Габриэля.
После избытка чувств, протоптавшихся как слоны по ее самолюбию, надо было хотя бы присесть.
|
|
- Ты закончил? – голос все также насмешлив и добавилось к нему что-то…нетерпение что ли…желание поскорее рассказать нечто забавное, остроумное, как у ребенка, что терпеливо ест первое и второе, но уж после десерт ему подавай сразу, без промедления. Иначе маленький подвиг останется неудовлетворенным.
- Все сроки вышли неделю назад, помнишь? Мы... я запустил свой мстительный механизм. Ты, конечно, молодец, что послушался. Ценю твою ответственность, но и я не железный. Терпение мое с годами, знаешь ли, уже не то, - он вздохнул, являя искусственную грусть.
- Сколько мы там говорим уже? – секунда тишины, - 5 минут…угу… Что ж… у тебя ровно десять, чтобы получить ответы. И поверь, путь до Штатов, а именно там сейчас моя крошка, занимает гораздо больше времени.
Тем временем головокружение параллельно с участившимся сердцебиением усилилось, к горлу подкатывала горечь.
Воспользовавшись молчанием собеседника Майкл продолжил: - Итак, думаю, сейчас тебя больше всего волнует исчезновение Сальмы. Будь добр, прояви уважение и раздели мою изобретательность, Сальма передала тебе послание - вслед за бахвальством неожиданно послышались стихи. Все это походило на дешевый фарс, представление для идиотов, но похоже Майкл все же был причастен к пропаже женщины – Когда я уйду во Тьму, А ты останешься в Свете, Приди на могилу мою, Ляг на нее на рассвете. Ты мне подаришь плод, Выросший в летних садах, Я же могилы дар Дам тебе – пепел и прах*. - наигранно, будто стоя на сцене дешевенького театра с бюджетом равным стоимости билета, делая ударение не в тех местах и с фальшивым выражением прочел он даже не свой стих
-Так... У нас еще пять минут. Не отключайся, Эрнесто, - голос Майкла чуть исказился, будто помехи возникли на телефонной станции и в то же время ни сопутствующего шипения, ни обычного для таких случаев окончания разговора не последовало - Вернее, отключись уже, что я зря старался, в конце концов!
Дурнота накатывала волнами, повергая тело в дрожь и неприятный липкий холодный туман.
- Ах, забыл - в полицию не звони, а то я обижусь и дальнейшая информация про Сальму, а ее еще можно застать в живых, - заговорщически зашептал она, - так и останется при мне, а жаль…
*Дарелл Швайцер. Маска чародея
|
Несколько сырых, одетых сплошь в серый камень переходов, неожиданных резких поворотов, парочка щербатых лестниц и всё это тщательно сдобренное грубым воинским юмором, который едва ли можно было вытерпеть человеку его положения (если бы у этого человека был выбор), и Арман едва ли не врезался в неожиданно выросшую на его пути дверь, крошечную, по сравнению с остальными, встреченными по пути, но сделанную, как оказалось, с весьма хитрым замыслом - мужчине пришлось согнуться и невольно поклониться поднявшейся ему навстречу девушке.
Казалось, обитательница комнатки, единственным украшением которой помимо массивного дубового стола и трех не менее "изящных" стульев, было состоящее из многочисленных цветных пластинок стекла окно, пряталась в этой укромной "норке" специально, дабы никто посторонний не посмел увидеть ее красоту.
Платье из тонкой бурой шерсти позволяло видеть в ней создание стройное и гибкое, не изнуренное многочисленными родами и не потерявшее былой легкости вследствие тяжелой каждодневной работы. Рукава белоснежного исподнего обрамляли изящные маленькие кисти, не нуждавшиеся в украшениях и не имевшие их. Лицо было насмешливо, но добродушно. Карие глаза смотрели смело, открыто, с хитрецой. Чересчур бледная кожа контрастировала с тонкими, казавшимися алыми на ее фоне, губами - девушка не улыбалась, но уголки губ едва заметно дернулись, когда Арман разогнулся, миновав дверной проем.
- Развяжи, Джаретт,- обратилась она к высокому. Тот недоуменно наморщил лоб, но ничего не сказал и нарочито грубо дернул веревку, развязывая. Потом толкнул Армана к стулу, закрыл дверь и прислонился к ней спиной, сверля пленника настороженным неприятным взглядом.
- Благодарю, Джаретт, а теперь оставь нас. Я уверена в благородстве сего мужа, - девушка сделала ударение на слове "уверена" и повернулась к Арману. Казалось, Джаретт сейчас вонзит нож в ее спину - с такой бессильной злобой поглядел он на свою госпожу, прежде чем выйти, громко хлопнув дверью.
- Присаживайся, - она помедлила, не зная, как обратиться к пленнику, которого по сути должна была ненавидеть, - мой супруг отбыл сегодня утром и теперь твоей судьбой распоряжаюсь я. Мое имя Аделфа. Твоя казнь откладывается на неопределенный срок - без моего супруга мы не можем устраивать здесь праздник, - недвусмысленный намек на более чем обреченное положение Армана.
-
Несколько сырых, одетых сплошь в серый камень переходов, Блин вот эта фраза очень понравилась
-
|
-
ХДДД я не могу дочитать до конца, ржач пробивает
|
Сонную площадь, освещаемую словно сцену в театре лишь светом луны, огласили привычные для оного аплодисменты в исполнении единственного, правда, зрителя. В проеме кареты, продолжая выражать свое восхищение действиями Джакопо появился герцог ди Атри, больше известный в народе под кличкой "жирная лиса". Размеров он и правда был внушительных - едва не застревая в узком проходе, он явил себя находившимся на площади. При этом карета, жалобно скрипнув, будто стала выше.
- Брависсимо, сеньор Джакопо, брависсимо! - продолжая хлопать, он приближался к асассину без опаски. - Амарози, - с некоторым презрением к отступившему в испуге лысому старичку, процедил герцог сквозь зубы, не переставая, однако, улыбаться, - ты мне десять лир должен. - и уже обращаясь к Джакопо продолжил с насмешкой, - не верил, что Вы вернетесь. Вот болв... неумный человек! Я ему говорю, это ж Джа-ко-по!
И, махнув рукой, как по команде, сбросил с лица улыбку - затворы многих ружий, несших свою службу перед дворцом, нестройно щелкнули. - Видите ли, дорогой Вы наш, - продолжил герцог уже серьезно и в голосе его сквозило деловое спокойствие, - такие убийцы обычно поле нашего зрения так просто не покидают. Или покидают, но уже не в совсем свежем виде.
Дав наемнику насладиться свои мнимым красноречием, ди Атри продолжил и в голосе его на этот раз слышалась забота: - Полагаю, сегодня у Вас появилось много вопросов, загадок без ответов? Вещи, наверняка, пропадали, так? Прошу в мой маленький кабинет, - он указал на раскрытую дверцу кареты, - Сегодня ночь раскрытия тайн.
- Но только без глупостей, сеньор Джакопо, - уже направляясь к карете, обернулся он.
|
|
|
|
Сказать, что дорога, однообразная и оглашаемая лишь звуками песен, выученных, казалось, наизусть, не измотала Кей до глубины ее стальных нервов, было сродни издевательскому смеху в лицо. Пыль, фантомным зудом доставшая ее уже, похоже, везде. Жара, заставляющая ее тело источать влагу, обезвоживая и без того высохшее от вынужденной жажды нутро. Марево, нависшее над песочной пустыней вокруг, дрожащее словно пленка, сбивающее с толку, напрягало глаза, изнемогшие от одинаковой картинки за бортом.
Мысли, то и дело вертевшиеся как заезженная пластинка вокруг вампирши и утащивших ее Псов, отчаянно желали вернуться к теме пустого желудка и сухого горла, перемежаясь с картинами прошлого, разбавляясь иллюзорным, придуманным будущим и в конце этой части пути Кей уже готова была обнять столб, возвестивший о развилке.
О ней она, впрочем, забыла достаточно быстро, увидев тяжелую цепь, уходящую к байкам и сложив воедино кусочки головоломки, на что ей в данных обстоятельствах понадобилось чуть больше времени, чем обычно.
В посещении бара и паре часов живительного сна в мотеле она при всей своей воле отказаться не могла. К тому же любопытство жгло и подстегивало.
Возвестив о своем приезде ором из динамика, который она не торопилась прерывать – подкрадываться было не в ее стиле, он сунула за широкий борт правого сапога глок. Закинув за плечо рюкзак, Кей, недолго думая, промочила горло драгоценными каплями виски и, ощутив приятное жжение в пустом желудке, толкнула покрытую истершейся бурой краской дверь бара. Позволив находящимся внутри секунды три помучаться в предвкушении появления дерзкого пришельца, она вошла и, почти сразу остановившись у входа, мельком оглядела скромное, но казавшееся смутно родным убранство заведения, задержала взгляд чуть дольше на ожидаемых ею посетителях и бармене и громко возвестила о своем появлении, произнеся пресловутое: - Привет, мальчики!
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
прекрасно, особенно стихи)
|
|
Напряжение – вот что накрыло волной Энию, когда она вошла в библиотеку, и это, надо сказать, было то, чего она меньше всего ожидала от собрания родных ей людей.
У Энии была привычка появляться последней – это давало ей возможность немного побаловать свое эго излишним вниманием, которое, без сомнения, всегда приковывалось к вошедшему позже всех. В произведении эффекта на публику она себе отказать не могла, тем более перед предстоящим тяжелым разговором, который, чуяло ее сердце, мог положить конец многим ее слабостям
Войдя в помещение, сразу выдавшее свою суть определенным ароматом, присущим лишь многотомным изданиям, огромным фолиантам и старинным реликвиям, Эния расстроилась – несмотря на все старания – и долгое разглядывание себя в зеркало, и тщательный выбор наряда и украшений к нему, и даже чашечка кофе, когда время уже непростительно поджимало – ничто не помогло ей прийти последней.
Не было Айлиля и отчего-то Эрнандо. Отсутствию последнего она, правда, не удивилась – было бы намного страннее, если б он восседал среди родственников, «радуя» оных тоской в глазах и бесконечными, достаточно искренними зевками.
Но вот Айлиль… И опоздание было на него не похоже, а уж отсутствие…Что ж… Не подав вида, она наградила семью одной из своих фирменных улыбок а ля «я вас люблю, но на расстоянии» и продефилировала намеренно медленно в одном из своих самых безукоризненных нарядов, непривычно строгом, но на ее фигуре казавшемся не менее соблазнительном.
Поискав глазами что-либо из напитков и не найдя, Эния на мгновение ощутила скуку, но после минутного разочарования все же решила посвятить себя благому делу и превратилась в благодарного слушателя, кивая чуть ли не на каждое из слов Брана.
Вниманию ее, однако, это ничуть не мешало и от цепкого взгляда фаэ не ускользнули эмоции многих из присутствующих, на что она лишь хитро улыбалась, стараясь не смущать этим отмеченных ею. Со своей ролью она была согласна, как и не отрицала того, что роли, распределенные братом, это далеко не все, чем будут заниматься представители дома Кондор, собравшиеся сейчас в библиотеке имения Эрнандо, тайком ли, договариваясь ли между собой – они заберутся в тайну гораздо глубже, чем ожидает от них Бран. Эния знала это слишком хорошо, поскольку сама была одной из них.
- Благодарю, Бран, за четкие инструкции. Если большая часть необходимой информации известна Грау, я пожалуй воздержусь от вопросов до времени, - Эния договорила фразу, переведя пристальный взгляд на Грау и слегка ему кивнув, будто соглашаясь с его статусом обладателя неких знаний.
-
подкупает естественность появления
|
-
Философия в непринужденной светской беседе - необычно, но изящно. Мне очень нравится - спасибо! :)
|
|
Милена со свойственным ей изяществом приняла кувшин из рук Тайвора, благодарно кивнув услужливому мальчишке, и, повернувшись к Ренару, разулыбалась пуще прежнего (дары - это ведь так приятно, особенно неожиданные): - Я буду с теплотой вспоминать об этом милом месте и его радушном хозяине. Ах, и, безусловно, его бесподобном помошнике, - Милена присела, лишь обозначая реверанс, и кивнула, прощаясь, напоследок одарив их лукавой искоркой, зажегшейся в ее глазах, благодаря почти не сходящей с губ ослепительной улыбке.
Вернувшись за стол к Адриану, она присела еще на миг - то ли, чтобы запомнить те чудесные мгновения, что так быстро покинули их, то ли на дорожку присесть, но лучше бы она послушалась своей интуиции и вышла за пределы таверны сразу, потому как мгновением позже, туда явил себя, важно и высокомерно, как это обычно ловко у него выходило,Каору. Оглядел с высоты верхней ступени заведение и, конечно, направился к ним.
По мере того, как он говорил, улыбка Мими становилось кислее некуда. Вот и познакомила с отрядом... Милена вспыхнула, но самообладание взяло свое и в голосе зазвучали несколько жесткие нотки, хотя, казалось, она шутит: - Каору, любезный мой, когда ты вообще видел меня скучающей? Надеюсь, ты не собирался оскорбить намеренно моего собеседника, потому что это бы меня очень и очень задело, - все еще хитро улыбаясь, Мими продолжила, но глаза отчего-то смотрели холодно, - Неужто ты решил, что я посвящаю свое драгоценное время болтовне с официантом. Или это намеренное оскорбление и мне тоже? Чем же я тебе так не угодила, Каору? Али не была ласкова в пути? Казалось, еще миг, и Милена взорвется, но этого не происходило и лишь нескончаемый поток слов выдавал ее негодование.
|
|
Раздумья о том, как мэтр Мракфорд оказался на том же месте в тот же час, Эва решила отложить на потом. Она в неулыбчивом оцепенении наблюдала за поведением того, чье исчезновение из ее жизни, казалось, было навечно и совсем давно стало привычным. Привычной грустью, нежелательной темой для разговора, еле заметной тревогой, стоило услышать слова, созвучные имени мэтра. Единственным утешением стало объяснение былых чувств обычной юношеской влюбленностью.
Что причинило ей больше боли тогда: стремительный, похожий на бегство, уход Мракфорда или отсутствие какого-либо напоминания о нем - письма, весточки, обрывка истории с его участием? А сейчас, как будто он репетировал это годами, мэтр держал ее руку в своей ладони, одетой в такую знакомую перчатку, что внутри все болезненно сжалось.
Эва к тому же никак не могла определиться с линией поведения - было странно изображать восторг от встречи после всех тех переживаний, что испытала она, когда произошло расставание, но и не пощечину же ему давать! Она замерла в нерешительности - мэтр, правда, дал ей фору, но, Великие Небеса, та же прическа, тот же наряд - мог бы хоть что-то поменять за эти годы и не заставлять ее мучиться воспоминаниями - когда-то приятными, но со временем принявшими оттенок грусти, уныния, чего-то несбывшегося.
Эва будто только сейчас вспомнила про находящегося с ними в одной комнате солтыса и Кестера, и, больше для них, чем для Мракфорда проговорила: - Мэтр, - голос повеселел, только профессионал-эмпат разглядел бы в нем неестественные нотки, - неужели Вы тоже воспользуетесь гостеприимством пана Безенхофа? - Эва бросила испытующий вопросительный взгляд на солтыса, избегая, неожиданно для себя самой, смотреть на Мракфорда. Прямо как юная студентка.
Эва чуть не поморщилась от досады и перевела взгляд на мэтра, без обиняков, прямо в изумрудные глаза. Нечеловеческой силой воли заставила она себя скрыть мысли, очистить сознание. Ничего нет, пустота. Все, что хотелось бы ей сказать, те слова, что она рисовала в воображении сейчас жили только в ее глазах. Она знала, что мэтр сможет понять и, даже если ее предположение относително остановки его в доме солтыса не оправдается, она успеет сказать все, что хотела все эти годы. Сейчас. В эту самую секунду. Своими глазами.
|
-
Отыгрывает в соответствии с заявленным характером.
|
-
этот сабж хотел отдельно отметить
|
-
Дом не погубит какая-то неизвестная фаэ, его погубят их же собственные амбиции, собственная важность и непревзойденное бесподобие... Истинно так. :)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Весомые улитки - это вещь
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
вот любопытная, не уймется
|
-
Нужно это написать... Давно я не встречал сопартийца, такую очаровательную девушку, чтоб жаждать увидеть ответ в теме, чтоб стараться над отписью больше обычного, чтоб наслаждаться совместной игрой, вашим слогом и создаваемой Мими атмосферой интриги. Очень харизматичный персонаж и его обладательница.
I have a lot of fun :)
|
-
Умеешь ты нагнетать интригу. ;)
|
-
давно хотел плюсануть :)
1) за квенту 2) как самому живому персонажу 3) очень жалею, что нельзя читать посты в "сказках" в чужих ветках 4) для вас, миледи, стараюсь ,)
|
|
|
-
там не так уж и больно, по идее, должно быть, ибо сила архимеда, да и скальп - штука прочная
|
-
что-то в этом есть. понравилось.
|
-
Замечательно играешь! :) Мне прям каждый раз надо сильно думать, что ответить. ;) Спасибо. :) Очень интересно с тобой играть.
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
да уж, завралась - так завралась
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
- Если что - я умею лазить по деревьям. Верю)))
|
|
|
|
-
за выразительность сюжетно вписанную в игровой контекст
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
И вновь великолепно! Как, впрочем, и всегда.
|
-
Забавная девочка. Шкодная. )
|
-
Хороший ход. :) Спасибо! :)
|
Твою мать! прошипела Триш свозь зубы, увидев чехлы, в которых находилось оружие - только бы оно было собрано. Как зарядить, она еще помнит- дело это нехитрое, но вот все остальное... Опасения не подтвердились и провозившись с автоматом минуты две до заветного щелчка предохранителя, Триш победно вскинула его над головой и пристроилась к борту. Собак не становилось меньше и это пугало больше всего - обычно, встретившись с опасностью, трусливые шавки убегают, но эти, боролись до конца, словно бойцы, получившие приказ неизвестного, жаждущего крови и смерти носителей . Стая, напавшая на Макса, разбежалась и стало ясно, что он уже не встанет. Почти все, кроме двух женщин, были в воде - не избежать разговоров на тему "бабы-дуры"... Хотя, глядя на то, как орудовала Кэтрин и как бесстрашно рванулась на помощь Максу станная Агнесс, единственная из всех, Триш вовсе не рискнула бы назвать их дурами.
На посудине Триш не покидала фантомная тошнота - сказывались бесконечные страдания ее желудка во время заплыва. А ведь если бы она только была здорова, ей наверняка удалось бы убедить Нильса остаться на борту и никто бы не погиб. Случайность? Первая очередь чуть не выбила ей плечо - ого! И все же хорошо, что у нее пистолет...
Нильс - придурок. Хотя... стоп... он же вроде устраивал что-то вроде совета по поводу ночлега. Черт! Все было как в тумане... Да. Точно...
Еще очередь. Да нет же, так нельзя, плечо ей еще пригодится...
В голове возникли слова о побережье, что-то про сарай... Голос. Ей тогда было настолько тошно, что, казалось, открой она глаза, и каждая увиденная мелочь может спровоцировать нечто нехорошее. Но голос она слышала. И голос этот принадлежал Тэду.... Она повернула голову в его сторону, в расширенных глазах вновь закипала ярость - сначала идиотские манипуляции с ведьмой, теперь за них взялся!
Триш будто забыла, как, утешая бородача, говорила ему, будто он сделал для той женщины больше их всех. Очередная плечедробильная очередь - нет, она явно как-то не так держала гадский автомат - прервалась на середине - Триш оцепенев от злости, смотрела на Тэда - ну только пусть еще кто-то погибнет и я лично зашью твой рот, чтобы он не плевался идиотскими советами.
Заставив себя успокоится - Тэд сейчас был чертовски нужен для защиты оставшихся - Триш со вздохом взялась за стрельбу, стиснув зубы от боли в натруженном плече.
-
Мне нравится это процесс поиска виноватых. Правдоподобно. =)
|
|
-
Грета, Грета, наши сети притащили мертвеца! ;)))
|
|
Софи оцепенело смотрела, как Вольф, такой спокойный и сдержанный, крадучись, медленно, плавно и расчетливо приближался к ней. Элементарное знание манер кричало в ней, что расстояние, преодолеваемое мягкими шагами Вольфа, слишком быстро сокращается, но она будто растворилась в его сладком шепоте. Это было что-то новое, необычное - слова легко покидавшие его губы словно оседали где-то внизу ее живота, оставляя там приятное, немного мучительное тепло. Софи не знала, что это, но ей очень не хотелось, чтобы это заканчивалось и потому она испытала некоторое разочарование, когда шепот вдруг оборвался. Предложение его граничило с чем-то запретным, в чем она пока не отдавала себе отчет. Губы ее приоткрылись - надо было дать ответ, как-то отреагировать на произошедшее в последние несколько секунд. За "защитой" ее, Софи, стояло нечто большее, не особо тщательно прикрытое и этого хотелось, так мучительно хотелось, что она пересохшим от пережитого волнения голосом прошептала: - Я... я думала об опасностях, нооо, - она сделала паузу и, смотря почти в упор на стоявшего чересчур близко охотника, словно затравленный зверь перед неизбежным исходом своего существования, добавила, - наверное все же недооценила свои возможности, - полностью противоречила она своим недавним словам и почему, спрашивается?!, - Спасибо, что будешь рядом, - финальный аккорд прозвучал. Она сказала то, что подсказало ей ее естество, но не разум. Свое соласие она слышала будто со стороны и искренне ему изумилась, одновременно испытывая облегчение, что разговор не только закончился, но и принес какое-то плохо скрываемое удовольствие. Софи улыбнулась, глядя Вольфу прямо в глаза.
-
Одно удовольствие играть с тобой...
|
-
Прекрасный отыгрыш! Впрочем, как всегда.
|
|
-
за продолжение избавления от насморка))))
|
-
Лови Плюс :) Гуд пост ^_^ Он поможет совершить моему персонажу вещи, которые он должен был сделать №2 - готово :)
|
-
очень важно поправлять сапоги
|
|
|
|
-
Ведь надо все-таки узнать <..> и чё за порошок
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Продолжай творить, Пэтти!))) С нетерпением жду следующей "серии")))))
-
приятно читать вашу игру) прям интересно кто победит) но я предлагаю обоих тянуть за яйца до последнего)
|
Вы не можете просматривать этот пост!
-
Милая... Милая беззащитная девочка)
|
-
Отличная игра! Интересный необычный персонаж.
|
-
ФЕноменально) Ходть грабить дома в платье) Хотя я знаю, ты с самого начала собиралась отжать хабра у более удачливых коллег)
|