Голосование пользователя

Яша понял, что не до конца владеет своим телом. Он слышал голоса, но не разбирал слов, боль ушла почти совсем, но пот уже не сочился, он струился и намочив рубашку капал на пол. Мальчика трусило мелкой дрожью, но он не потеряв ориентир – белое пятно впереди, а это была пижама Никиты устремился вперед.
- Барух хАшем, ато адонаи амоци бин аарец…, - он с улыбкой смотрел в никуда и разговаривал с никем. После, когда он уже поравнялся с белым пятном, он, обращаясь к этому пятну, которое напоминало Никиту, произнес уже яснее.
- Брат, пошли уже, не то у меня как-то все трусится перед глазами – при всей неясности сознания, со стороны казалось, что ему даже немного лучше, чем другим ребятам. Если бы не пот и белые губы, можно было бы подумать, что это просто больной гриппом и сильно худой мальчуган, решивший вдруг побриться на лысо. И может всем казалось, что он обращается к Никите, но маленький Яша обращался к Яалю, своему брату, который в это время был в 6 тысячах километрах от него.

Ня же предпочел извернуться и быстренько подсунуть Бака Мила, а самому же исчезнуть в направлении кухни, к спасительной швабре. Удобная губка способна впитать в себя много влаги, а удобная, гибкая ручка позволяет с легкостью управляться современным орудием борьбы с хаосом. Ня собирался перейти в наступление в борьбе с хаосом.

- Пожалуйста, последи за Бакой. А то у меня боюсь, комп после этого исчезнет.

Как это всегда происходит в науке - сначала появляется идея, гипотеза, рожденная из наблюдений, которая облекается в плоть теории, которая затем путем эксперемента становится фактом. Так произошло здесь. Ня, в отличие от Баки, своего превращения добился путем долгих экспериментов и тщательного научного процесса, который проходил в долгих наблюдениях и общении с любимым человеком - Бакой. А ведь все довольно просто, если задуматься. Если есть люди, предрасположенные к таким мутациям, а сейчас наше общество успело сплестить в нечто однородное, то не значит ли это что у всех есть потенциал к подобным мутациям? Однако как их вызвать? Каким образом можно достичь такого состояния, что мы сумеем изменить свое обличие? Вот тут и пришли на помощь древние техники и медитации. Ня обратился внутрь себя, посылая свое сознание все дальше и дальше по спирали жизни назад, ища ответ на простой вопрос: "что заставляет нас меняться?". И ответ пришел быстро: время и вера. Вот что может изменить человека и его природу. И дальше процесс пошел. И ещё как пошел!

"Я помню этот день так, будто он случился вчера." - писал Ня в своем дневнике - "Я сидел в своей комнате и медитировал, пытаясь понять каким образом я-гусеница, смогу совершить метаморфозу что бы обратить себя в я-бабочку. Ну или хотя бы в я-когтистого, как Бака. Я смотрел в окно и видел как мир разворачивается у меня перед глазами причудливыми сочетаниями темно фиолетового, оранжевого и кроваво-красного. Именно таких цветов было неба в тот вечер. И каков же был рецепт успеха? Желание и вера в то что оно исполнится. "Мне нужны инструменты что бы суметь себя почесать", осознал я тогда с такой ясностью и четкостью, будто бы это было самым важным решением в моей жизни. И, возможно, оно так и было, ибо рука моя, да какая рука! Лапа, самая настоящая лапа стала довольно когтистой. Так и пошло дальше. Следовало сделать желание основой своей сущности и оно исполнится. "Мне нужно спастись от холода" - ты покрылся шерстью. "Мне нужно пролезть в эту дыру" - и ты стал меньше и гибче. И это было только начало."

"Портреты героев в начале пути"

По порядку: Вельмот Эстодар, Лантир Сольто Эбельгамо, Арастиния Дретчстикер, Тагил, Соггрин, Аластайр Лесной Орех и Диллед.







А все вместе по ссылке: ссылка

Перышком опустилась аккуратненькая ручка девушки на плечо ирландца. С пола перевел взгляд на ноги девушки, что теперь стояла рядом. Лениво покивал в ответ на её благодарность. Села рядом. Сердце чуть быстрее забилось. С чего бы это? Посмотрел в глаза. Время словно застыло. Теплое дыхание нежно касается щеки парня, губ прикосновение следом. Взял девушку за плечи, мягко отстранил от себя... Слеза по щеке. Все эмоции и переживания скопившиеся за вечер требовали выхода. Тыльно стороной левой ладони провел по щеке, утирая одинокую слезу. Кончиками пальцев поправил мокрую челку. Провел рукой по мокрым волосам.

Sinner. Черная надпись, с буквами словно провалы в ад, на руке байкера. Не утягивай её в ад за собой парень, не надо. Девченка просто запуталась, сбилась, слишком многое на неё свалилось за один вечер.

Парень отстранился от девушки, словно уколовшись о что-то острое. Встал. Подал руку, что бы помочь её подняться, снять с неё пальто и отнести на вешалку. Нарочито медленно.

Дом остался за перекрестком и больше не привлекал к себе внимания – да девушка и не оглядывалась на него вовсе, спеша сбежать от того, от чего – она знала – сбежать нельзя. В плеере сменилась песня – ворвалась в слух резким, скрежещущим, почти неприятным движением смычка по струнам, скрипучим злорадным смехом боли, снова вступившей в свои права, с неистощимой фантазией выдумывая все новые извращенные пытки своей покорной хозяйке.

Казалось, в очередной раз придется терпеть и уже почти привычно страдать, не зная пределов, не видя выхода из собственного ада, но вдруг мгновенным озарением пришло осознание: желание разрушить может не оставаться просто желанием. Более того, оно уже не может оставаться просто желанием, уже запущен неведомый пока механизм, уже нажат курок, уже летит меч палача по короткой траектории вниз.

Мимолетной вспышкой воспоминания – осколки разбитой чашки вчера в кафе и знакомое ощущение чего-то рушащегося внутри – но только в десятки раз сильнее и – реальнее. Словно душа ее и впрямь дала трещину, словно она была хрупким сосудом, от которого откололся кусок – и покатился со звоном, разлетелся острыми брызгами хрусталя. Несколько секунд неожиданного спокойствия – и на этих осколках заплясали безумный танец карикатурные сатиры, дьявольски ухмыляясь и растаптывая их острыми копытцами в крошку, в муку, в пыль… И хохотали – мерзким, беззвучным и оттого еще более страшным смехом…

А затем вдруг исчезли, оставив после себя пустоту, безразличие и хрустальный отголосок неровного пульса, который – единственный – напоминал ей, что она все еще жива.

Доведенная до крайности, она может убивать – теперь Агата знала это наверняка. И неважно, что начала она с себя – это был всего лишь выбор. И уж неясно, что отражалось при этом на лице и в глазах девушки, но прохожие старались обходить ее стороной.

А боль, забыв о том, с какой сладостью недавно мучила Агату, впиваясь острыми когтями в израненное сердце, сейчас металась, билась в отчаянии, безмолвно кричала от безысходности – точнее, наоборот, от того, что ей, наконец, был дан выход, в который ее безудержно засасывало. Она не желала уходить, отчаянно, но безуспешно цепляясь за острые грани открывшейся раны, прячась в еще не тронутых трещинами закоулках души, сжимаясь в комок и стремясь стать маленькой, незаметной, чуть ощутимой, но – живой. Боль… боялась? Боль была дымом, заключенным в сосуд, и не могла не вытекать в разлом от отломившегося осколка, как ни тщилась остаться в треснутых стенах.

Не было больше боли. Была только пустота и холод. И Агате оставалось лишь спокойным, холодным, безразличным и жестоким свидетелем наблюдать за агонией той, что столько месяцев держала на грани душевного истощения ее саму.

Что происходит?..

Иногда кажется, что страдание можно отменить, только лишь того пожелав, приложив волевое усилие. Иногда кажется, что раны заживают без следов, они никогда больше не откроются. Но твои нерешённые проблемы, твоё исковерканное бытие всегда с тобой, всегда внутри тебя. Осиянное лучами воспоминаний страдание расцветает, и ты не в силах пресечь уползающую в глубины памяти мысль. Ты в плену.

Девочка на вид лет пятнадцати возвращалась домой после школы. Улица уже темнела, а девочка с удовольствием кружила вокруг фонарей, напоминавших ей гигантских светлячков. Приближающаяся ночь - интересное время, думала Цукихи, время, когда белое становится чёрным, а темнота скрывает неизведанное, сказочное, чудесное. Не то, чтобы Цукихи верила в сказки, ведь ей уже не десять лет, просто её манил окружающий её мир. Мир трудно познать без света фонарей, ведь так? Трудно сделать передвижение школьниц в вечернее время суток безопасным без системы городского освещения - тоже верно.

А есть такая рыба, называется удильщик, которая приманивает жертву светом своего фонаря.

У Цукихи было неплохое настроение. Она опять ни с кем не разговаривала из своего класса, но в последнее время она чувствовала себя неплохо. Одиночество всё ещё её грызло, но она привыкала - постепенно.

Она точно помнила, что там никого не было. Было светло - никого не было видно. Почему так? Почему так? Больно. Мощные руки вынырнули из темноты и сгребли девочку в охапку. Она ничего не могла сделать.

Ты обманула себя. Ты ничего не могла сделать. Ты была беспомощна против взрослого мужчины, напавшего на тебя исподтишка. Ты могла только кричать, беспомощно изворачиваться, сталкиваясь с невероятной хваткой, а потом потерять сознание.

Цукихи очнулась в тёмном помещении. Она была прикована к стулу. Единственным источником света была настенная лампа. Она едва разгоняла тьму, но Цукихи могла увидеть, что у входа кто-то стоял. Цукихи было страшно. Она думала, что её сейчас убьют. А почему сразу не убили?.. Все мысли вылетели из головы, когда в лицо прилетел кулак - беспощадный удар взрослого физически развитого человека, нанесённый пятнадцатилетней девочке. Брызги крови, крошево зубов, невероятная боль. Цукихи подумала, что после такого удара у неё не должно остаться челюсти, но беспощадно пульсирующая болью область ниже носа говорила о том, что всё не так плохо.

Плохо?..

Это было ужасно. Девочка получала удары, которые причиняют огромную боль, но не урон, который бы её убил или покалечил так... чтобы всё это... перестало быть... интересным?..

Хватит, хватит...

Когда человек плачет, его лицо подвижно. Мышцы и кости черепа приходят в движение, отражая состояние, в котором находится человек. А если кости сломаны, а мышцы повреждены, то человек испытывает боль. Боль, боль, боль. Ты любила фильмы ужасов. Ты никогда не видела сцен ужасающего насилия, разве что картинки в интернете и кино. Но ты помнишь, да? Разрезать. Раздавить. Содрать кожу. Залить кипящее масло в глотку. Хочешь. Хочешь. Ты хочешь этого. Хочешь ответить тому, кто сейчас издевается над тобой. В тебе просыпается тьма.

Через некоторое время побои прекратились. То... существо ушло. На время. У Цукихи было время для того, чтобы передохнуть. В голове была каша. Всё изменилось в один миг, и Цукихи думала о расставании с жизнью. О самоубийстве. Или убийство. Мысль о том, что убийство - это приятно, уже не казалась чем-то, выходящим за рамки морали. Убей. Убей. Сдохни. Почему? Больно. Убей, убей, убей. Жестоко. Без пощады.

Цукихи не заметила, как он оказался рядом. С рук слетела верёвка, а девочка была заключена в объятиях. Какое-то неразборчивое бормотание. Будто бы собака ищет кусок мяса. Толстые пальцы потянулись вниз. Сорвали трусы, без каких-либо прелюдий. Он уже был готов, положил вторую руку на горло. Нет, нет, нет.

Цукихи изнасиловали. Жестоко. Это существо беспощадно вводило в неё свой член, и чем громче кричала и умоляла девушка, тем быстрее оно становилось. Цукихи думала только о том, чтобы сдохнуть прямо здесь и сейчас, не надо ничего, просто пусть это прекратится, пожалуйста, пожалуйста. Хватит. Гигантские светлячки и чудо. Рыба-удильщик всегда находит свою жертву. Иногда она погибает, оказавшись не способна её проглотить. Как забавно. Забавно, забавно, забавно. А на улице было свежо. Принятая погода. Кажется, тот спортивный паренёк загляделся на Цукихи в школе. Этот взгляд заставил её трепетать. Её сердце стало биться чаще, на лице появился румянец. Какое удивительное чувство!.. Что-то мерзкое, ужасающее отвратительно пахнущее брызнуло ей на лицо. Цукихи не могла этого вынести и отключилась.

Кажется, прошло много времени. Её не собирались кормить, не давали воду. Беспомощная и слабая, нужная только для того, чтобы получить сиюминутное удовольствие. Нулевая опасность. Цукихи обратила внимание на то, что кругом было очень грязно. Битое стекло, какие-то обломки. Что это за место? Какая-то заброшенная стройка? Стройки, стройки, стройки, стройки, стройки... Круто было бы замуровать человека в стене. Напоить его супом со стеклом. Осколки спускаются всё глубже, разрезая стенки глотки. Круто же. Без сомнения.

Помните, что себе не стоит доверять. Перепроверьте, всё ли вы сделали правильно. Если ваше внимание расслаблено, либо вы находитесь под влиянием сильно воздействующих веществ, попросите кого-нибудь, чтобы он вас проконтролировал. Удостоверьтесь, чтобы узел был завязан крепко.

Цукихи помнила, что удар в висок очень опасен. Можно разделаться с человеком очень легко. Раз - и готово. Она уже не была привязана к стулу. Кругом было много мусора. Девочка нашла стальной прут, стекло. Когда существо вернулось, оно было пьяно. Цукихи ударила со всей силы, чтобы осталась в её теле, прутом по икроножной мышце, заставив мясо рухнуть на землю. Оно не стремилось сопротивляться, не чувствовало опасности. Ведь школьницы никого не могут убить, это общеизвестный факт. Цукихи ткнула в висок. В глаз. Горло. Ещё раз. И ещё. Мясо сотрясалось. Смеялось. Потом закричало. Ещё раз. Уязвимая точка. И снова. И снова. И ещё. Кровь засохшая, кровь свежая. Сперма. Пыль. Запах соответствующий. Цукихи убила человека в первый раз.

Кацуми увидела жуткую картину. Цукихи рухнула на колени и заревела, громко, не могла сдержаться. Ей не становилось легче. Боль спавшая, теперь проснулась. Ты забыла, ты вспомнила. Вуалью амнезии накрытая мина спящей травмы. Цукихи поднялась на ноги, заплаканная. В жутком взгляде горело безумие.

- Дорогуша, давай не будем вспоминать прошлое, хорошо? Хорошо. Всё это неважно. Ты меня поняла? Поняла меня или нет?

Небо словно бы обиделось на Агату за то, что та не обращала на него никакого внимания, и наслало облако на солнце, бросив легкую тень на город и дохнув ветром, колыхнувшим подол юбки и растрепавшим белые волосы. И почти сразу же зазвучала в наушниках музыка, повинуясь движению тонкого пальца. Как это часто бывало, когда девушка надевала наушники и попадала на песню, соответствовавшую ее настроению, мир словно бы немного отстранился, позволяя ей смотреть на него и на себя со стороны. Неспешно поплыли мимо дома, покачиваясь в такт стуку каблучков и внутреннему ритму музыки, чуть быстрее – суетливые прохожие и нетерпеливые автомобили. Порой казалось, что истинный мир - где-то там, в глубине рождающих мелодию звуков, а то, что снаружи - лишь иллюзия, картинка, зыбкая и непостоянная, как отражение в воде, и подобранная не всегда удачно и не обязательно правильно. И что лишь тонкая грань незнания стоит между девушкой и возможностью сознательно добавить в эту картинку несколько штрихов или, наоборот, закрасить или стереть что-то лишнее или неприятное.

И именно оттуда, из крадущихся переливов мелодии, вынырнул вдруг рядом старый дом. Конечно, это было не более чем впечатление, дом стоял здесь давно, просто она не обращала на него внимания. Да и сейчас, пожалуй, взгляд Агаты и не упал бы на него, не будь она вынуждена остановиться на перекрестке. Но сейчас он привлек ее чем-то, и она даже знала, чем - песней, звучавшей в ее ушах. Вот только дом, темной и мрачной даже в солнечный день громадой нависший над дорогой, совсем не казался уютным. Скорее уж наоборот, отталкивал, пугал, казался неприветливым и почти зловещим. Это был не ее дом, она была для него чужой и почти чувствовала неприязнь его толстых стен. У кого-то здесь была хорошая квартира, с настоящим камином и красивой деревянной мебелью, теплая, обжитая и уютная. Но не у Агаты. И кто-то пил на широком подоконнике старой кухни горячий чай по утрам, выглядывая на улицу на случайных прохожих и изменчивое небо, целовал кого-то, уходя на работу и приходя с работы, ей вкусный ужин, улыбался, играл с детьми, сидел у камина в зимний вечер с бокалом в руке и был счастлив. Остро, отвратительно счастлив. Потому что так не бывает.

Не для нее.

Не здесь.

Ускорилась музыка, двинулись мимо Агаты люди. Светофор уже пару секунд как переключился на зеленый.

— Опять? — Мелл устало опустила голову на твоё плечо, — Уууу....

И, собравшись с силами, принялась рассказывать, как осознала себя, как осознала свою чуждость холодному и тёмному маленькому мирку, как легко вырвалась из него в Междумирье.
Как побродила по разным мирам и как поняла, что вложенных в неё (правда, тогда она этого не помнила) тобой сил хватит на свой собственный. На самый-самый лучший.
Как начала творить. Кропотливо и старательно, заботливо и нежно был создан Неусс.

Да, уже не первый раз, что-то мелькает, ты слышишь всё это уже не первый, не второй и даже не десятый раз. И даже сама что-то вспоминаешь.

Рассказывала долго, обстоятельно, с постоянными отступлениями и отходами в сторону.

Рассказала, как после завершения творения, она осознала, что Неус не идален, несовершенен. И что она не способна исправить режущие глаз и душу недочёты, потому что сама неидеальна. Несовершенна. Ни разу не цельная личность.

Рассказала, как принялась копаться в совём прошлом, принялась искать своего создателя. Создательницу. Тебя. Как вытащила из Великого Ничто и тебя и твою память. Как ужаснулась тебе и твоему — то есть своему — прошлому.

Ты уже сама помнишь, как попыталась помочь ей с Неуссом — но оказалась чуждой и лишней этому миру. И как было принято решение уничтожить его.

И ты отлично помнишь число неудачных попыток. Помнишь, что каждый раз мир отвергал тебя, выталкивал. Что ты раз за разом возвращалась ни с чем.

Ты помнишь всё, что вы пытались сделать для того, чтобы в Неуссе ты осознала себя полностью, вместе со своими памятью и задачей, но раз за разом вы терпели неудачу.

Уничтожить мир тебе так и не удалось. Только одно княжество, на территории которого ты раз за разом проявлялась, опустело. И то не твоими усилиями — через проделанную для тебя прореху туда попадают, порой, очень и очень неприятные существа.

— Вот, пожалуй, и всё, — подытожила Мелл, обратно принявшая облик дракона (так ей было легче получать Силу от Неусса, вернее от его жителей, верующих в неё и возносящих ей молитвы) и положившая голову на тебе на колени, — Или ты не можешь вспомнить ещё что-то?

- Я...
Фонарик падает на дорожку парка. Конечно она помнит.

- Папа! Смотри что я сделала! - девочка бежит к отцу показывая свое первое творение.
- Прости милая не сейчас, я занят, - отвечает он не отрываясь от чертежей.
- Мама смотри...
- Зайка мама занята иди поиграй, - светловолосая женщина не отрывается от вычислений.
Гувернантка берет девочку за руку и уводит в комнату, на полу остается лежать разбившаяся и никому не нужная балерина кружащаяся на подставке.

- Им всегда было некогда... Они прикрывались тем что работали на мое будущее, забывая о моем настоящем, - Агата сжимает кулаки, - но даже так, они пытаются любить, как умеют.
Сама не веришь в свои слова. Ты одинокий ребенок, ты одинокий Хранитель.
- Кто твои друзья?

Вперед - к счастью, уверенно отвечала Елена. И вкрадчиво спрашивала, хочет ли она, Агата, быть счастливой. И вопрос этот отнюдь не был риторическим. Она спрашивала именно потому, что знала и видела, как часто девушка использует боль как наркотик. Потому что к боли, как к любому наркотику, привыкаешь. Потому что бывает страшно отказаться от нее, как бывает страшно расстаться со старым другом, выбросить очень нужную, но пришедшую в негодность вещь или разорвать отношения, давно ставшие в тягость, но такие привычные.

Боль - верный и непритязательный друг. Всегда готова помочь почувствовать, что ты еще жив. Ведь если душа болит, значит, она есть? Елена приводила пример с фантомными болями, которые бывают у людей, недавно лишившихся конечностей. Если что-то болит - если кажется, что что-то болит - это еще не значит, что оно есть. И очень опасно так близко связывать боль с жизнью. Опаснее лишь их отождествить.

А рядом с болью неизменным спутником ходит страх. И почему-то оказывается, что преодолеть страх перед болью гораздо проще, чем перед ее отсутствием. Болью можно упиваться, растворяться и теряться в ней, наполняться ею, выискивать в ней новые грани, ощущая какое-то неясное, едва осознаваемое удовольствие от страдания. И это тоже опасно. Потому что удовольствие тоже начинает ассоциироваться с болью.

Страшно остаться ни с чем. Тот эмоциональный вакуум, в который иногда погружалась Агата, был переходным периодом между отказом от роли страдальца и мазохиста и принятием новой, более здоровой роли. Вот только иногда казалось, что она застряла на пороге, не в силах сделать шаг вперед, но уже не желая возвращаться назад. И здесь царили пустота, отстраненность и безразличие.

И музыка. Иногда она как нельзя лучше подходила под настроение девушки и под ее мироощущение. Сейчас она словно бы отгородила ее от окружающего мира, немного сдвинув грань реальности. Осталась только Агата, все еще горячий кофе, согревавший ее пальцы через стенки чашки, и пульсирующий ритм песни, отдававшийся в голове немногим быстрее, чем биение ее собственного сердца.

Верная подруга вновь напоминала о себе, звала на разговор.

- Спасибо, - ответила девушка. - Не обязательно обо мне. Но пусть она будет доброй...

Она смотрела на него снизу вверх, влажными глазами, которые казались такими большими и темными в темноте, что в них мог бы уместиться целый мир. Впрочем, он там и был - огромный, прекрасный и, к сожалению, мало кому интересный. Кому нужна девушка, навеки прикованная к инвалидному креслу? Кто, кроме него, способен видеть в ней не только калеку, от которой все стремятся поскорее отвести взгляд, но и человека, внутренний мир которого завораживает и поражает своей глубиной?

А ведь у Алисы когда-то был парень, и они даже собирались пожениться. Еще до той катастрофы, которая сломала ей не только позвоночник, но и всю жизнь. Он бросил ее, не будучи в силах мириться с тем, что живая, подвижная и смешливая Алиса теперь была угрюмой, сломленной и молчаливой. Он нашел в себе силы сказать ей о том, что не может представить себе жизни с инвалидом, а ей даже удалось его простить. Но прежней она уже не станет никогда. И доверять людям, как прежде - тоже. Пожалуй, по-настоящему она только Алу и доверяла.

Под утро она все же уснула, а музыканту пора было на работу. Кирпич, еще не до конца проснувшийся и мечтавший только об опохмеле, безразлично согласился позаботиться о девушке - она была непритязательна, и Ал подозревал, что это скорее она будет отпаивать его друга чаем и ласково убеждать в том, что нельзя столько пить, но ему было приятно знать, что она не одна.

Брендах вошел на арену нарушив стоящюю там мёртвую тишину,он вернулся с очередного обхода промежутка. Брат совершал такие обходы каждые несколько циклов, время между которыми держал у себя в голове, в ходе каждого похода он изучал насколько изменился промежуток, как ведут себя существа, и сколько цвета ещё осталось. Конечно для других братьев это казалось пустой тратой цвета, но Брендах пользовался любой возможность занять себя и повлиять на промежуток. Первым делом он конечно оценил состояние своих вечно впадших в унылость братьев, промежуток конечно был серым и невзрачным местом, но он достался им большой ценой и был гораздо красочнее тёмной бездны. Но состояние Старшего озадачило Брендаха больше всего, он конечно всегда был задумчив и весьма строг ко всем, но сегодня это проявлялось как то особенно сильно, даже немного пугало.
-Брат, какая напасть беспокоит тебя в наше монотонное время? Поведай нам свои тревоги, ведь нас тут не так много и не зря мы зовём друг друга братьями.

Крепкие-крепкие радостные обьятия. Любящие обьятия. Не хватало. Никогда. Не обьятий, нет. Любви. Любви к себе.
В первую очередь — к себе. Ведь ближе чем Лео у Лео никого нет.

Хаос отшатнулась. С недоумением, с растущей обидой смотрит на Лео. На свои руки. Обратно на Лео. На руки... Нет, не на руки. На наручники, даже кандалы. Здоровенные ржавые кандалы со впаянными отрезками цепей на запястьях поверх комбинезона.

— Нет! — растерянно шепчет Хаос. Потом всё сильнее, — Нет!
И ещё громче. Почти крича:
— НЕТ!

И Лео, Лео, осознавший положение вещей, положение идей...

Лео не принимает его, а повторяет:
— Нет, — движением века уничтожает оковы. Берёт успокаивающе за руку.
— Всё хорошо. Прости. Я больше не...

Не будет. Не будет даже думать о этом. Не будет слушать голос "Небес", так умело притворяющийся его собственным.

Прочь! Не нужны! Иди откуда явился!

"Небеса" проиграли этот бой. "Небеса" отброшены сквозь ткань мироздания к Абсолюту. Туда, где нет времени и пространства. В гипер, его породивший.

Уничтожены возникшим посреди узкой каюты порталом в никуда. Продолжающем расти порталом в никуда. Ведь Хаос не может существовать без Небес. И жадная тварь тени снова тянется к Лео. Нет. К той, кого он держит за руку.

К той, кого он любит. Кого он любит в себе.

И Лео делает шаг в непроглядно-чёрную пустоту вместе с ней.

Лео держит в руке стакан того, что его мозг принимает за чай. Лео осознаёт, что его, наверно, вместе с буксиром распылят на молекулы. Лео отхлёбывает из стакана. Сколько лет прошло в этом слое реальности с его отбытия? Тридцать? Тридцать три? Не больше.

А мир успел сойти с ума. Или это Лео сошёл с ума? Нет. Точно нет. Всё как обычно. Он всё тот же. Ага. Всё тот же застенчивый и молчаливый, внешне спокойный, но раздираемый внутренними противоречиями Лео. И этот безумный мир хочет его убить. Может так и надо? Может ему действительно нет тут места?

Нет. Он хочет жить. Она хочет жить. Та часть его, которую заглушает голос трезвого рассудка хочет жить. Хочет чтобы он жил дальше. Возможно, это лучшая его часть. Интересно бы звглянуть, кем бы он был, если бы позволил ей определять свою жизнь?

Бортовой компьютер интерпретировал мысль по-своему и когда Лео обернулся через правое плечо там стояла взлохмаченная девица в стандартном защитном комбинезоне. То, что его мозг принимал за взлохмаченную девицу в стандартном защитном комбинезоне.

Выходит, что Лео потратился бы на смену пола? Или нет. Или он позволил бы этой хаотичной части определять свою жизнь только если бы родился женщиной? Интересные вопросы. Стоит подумать над ними. А чтобы подумать — ему надо остаться живым.

Хаос за спиной вздохнула, положила тонкие, почти невесомые, но тёплые руки на плечи Лео.

Им надо остаться живым.

Позывные отправляются в эфир. И почти сразу:
— Представьтесь или будете уничтожены.
Снова.
И так раз в двадцать секунд. Но исполнять угрозу не спешат.

Больше ничего в эфире нет. Вообще. Компьютер жалуется на провал попыток соединиться с Сетью. А с обзорных экранов пропала... пропали почти все привычные объекты, вернее их маячки. Где огромные, вмещавшие сотни миллионов человек станции? Где доки и лифты на поверхность? Где...

Он, неся к черте, стремясь перейти её, и вскоре должен был оказаться за ней. Голос, в чувствах есть голос и если вижу, то голос позволит нести мысли, а если я слышу мысли, то значит, у меня есть слух.
Точно у меня есть речь и слух, может мне попробовать поговорить.
- Здравствуйте, а вы кто. - произнес он.

Череда мыслей, проплывающих мимо - то вспышками звезд, тонкими росчерками стремящимися от центра экрана к краям, то течением тихого ручья, вроде незаметного для глаза, но ощущаемого на слух, на слабое сопротивление воды, если опустить в него руку.
Чьи же они?

Я слышу голос, множество голосов, цепляющихся за самые сокровенные края моей души.
Я слышу тебя...

Состояние Орудия дестабилизировано. Нарушения локализованы и обозначены. Идея Хаоса проявила себя. Противник всегда делает ход, тогда как Мы вынуждены лишь отвечать.
В рамках удержания равновесия Мы не претендовали на единовременное владение Орудием. Таковы неписанные правила, законы, механика существования этого мироздания.
Однако...

Окружающий мир расслаивается, множится, накладывается сам на себя.
К... Какие-то дикие, бессмысленные образы, мягко, тонко намекающие на сокрытый в них смысл. И щекочущая прелесть этого безумия таится не в них, а именно в бесплотной попытке дотянуться до этого запретного знания.

Я... вижу тебя.
Кто же ты?

Мы существовали еще до самой зари времен. Мы знаем, как строился этот мир. Мы знаем, как в нем устроена жизнь, Мы знаем законы, по которым он существует. Все было задумано просто, строго и соразмерно.
Будет жаль терять лишенное своей воли Орудие, здесь, сейчас, на пороге Нашей победы. В этом мире, где шальные идеи Хаоса все же потихоньку привели к скрытому торжеству Небес.
Мы не можем идти против правил, мы не можем преступать установленный Закон. В этом суть Нашего предназначения, Нашей слабости и Нашей силы.
Твердое тело тонет в воде - это Закон. Жизнь распадается на частицы и возрождается снова - это Закон.
Как все доказательства и предположения опираются на аксиомы и базисы, так само мироздание не может не опираться на извечный, преопределенный провидением Порядок.

Я узнаю́ тебя. Я помню тебя. Мы уже встречались раньше.
Ты - воплощение всех моих страхов, демон моих грез и желаний, мой проводник до той самой черты, за которую никак нельзя заступать.

Я могу ощущать боль и отчаяние - благодаря тебе.
Я чувствую, всем телом, каждой клеточкой нервных узлов ощущаю холод развернувшейся передо мной бездны - благодаря тебе.
Я даже могу представить, что будет ждать меня после последнего шажка вперед.

Однако, я помню, я просто не могу забыть присутствие, ощущение в моей жизни тепла и света, краткие мгновения восторга, буйства жизни, далекие, но непередаваемо яркие... Ведь все это - тоже твоя заслуга...

Равновесие слишком долго оставалось пределом, к которому стремятся Наши идеи. Возможно, весь смысл Нашего проявления здесь состоит именно в стремлении к абсолюту, но не в достижении его? Возможно ли, что присутствие Хаоса - тот самый необходимый минимум Нашего присутствия здесь?
Борьба тянется так долго, что, возможно, весь Наш смысл состоит лишь в поддержании этой борьбы?

Закон земного тяготения фатально несовместим с возможностью замораживать грезы. С иллюзиями нужно вовремя расставаться.
Я не поддамся тебе, но пока не могу отказаться от тебя.
Только не теперь, когда я наконец разглядел тебя, когда в полной мере ощутил твое влияние на мою жизнь.
Пока я буду думать, пока разберусь с навалившимися на меня обстоятельствами, ты... Побудешь со мной еще немного?

Боль не прекращается, руки трясутся еще сильнее. Мозг не дает ощущение смерти, наоборот ты понимаешь что жива, но не понимаешь почему. Зеркало разбито в хлам, так что среди осколков не понятен внешний вид Миры. Повязка на глазу, проступь чего-то черного из бинтов. Сама же Мира абсолютно голая, на правой груди татуировка черного цвета "XBIIV" Часы как ни странно идут, просто отсутствуют стрелки указывающие на время, Сама комната достаточна мала, есть дверь, но она закрыта, окна завешаны темной плотной тканью. Мира наконец заметила, что несмотря на заклееность правого глаза, при закрытии левого правый видит хорошо. За окном видно деревья, дом находился посреди леса, рядом с деревом видно маленького бельчонка грызущего орехи, целую горку орехов.

Предварительные расчеты окончены. Вероятность успеха - девяносто восемь и два. В пределах нормы.
Начинаю стыковочный маневр. До завершения стыковки - одна тысяча восемьсот шесть секунд.

Один. Два. Три. Четыре...

Зачем я это делаю?
Я могу бросить все прямо сейчас, могу рвануть совсем в другую сторону. Прославиться, что-то даже выручить за это. Возможно, даже уйду с этой опостылевшей работы мусоровоза. Иные цели, иная жизнь, и все так близко!

Семьдесят восемь. Семьдесят девять. Восемьдесят...
Неодобрение. Все нужно доводить до конца. Эфемерные мечты могут подождать еще какое-то время, тогда как реальные дела еще не закончены.

Глупо! Как же глупо! Чертов мусорщик! Чертов мусоровоз!

Всплеск раздражения. Но злости нет. Примирение. Спокойствие. Вот так.
Так будет лучше. Двести девяносто один. Двести девяносто два...

Так лучше, да. Больно не мне, больно кому-то другому во мне, так всегда было. Знакомые слова.

Недоумение. Боль - естественный раздражитель. Необходимый сейчас, необходимый для всего живого последние сколько-то там миллионов лет.
Твоя боль порождена тобой же, твоими собственными мыслями. Твоими стремлениями выйти за рамки, растущей жаждой чего-то большего. Твоим же недовольством своим положением. Понимаешь?
Источник этой внутренней боли - ты сам. Тебя постоянно разрывают на части противоречивые чувства, но лишь потому, что не можешь от них защититься. Даже само твое стремление уйти от страданий вытекает из потребности причинять их себе.
Я ненавижу яблоки? Нет.
Я не люблю, когда в меня швыряют яблоками, верно?
Нет. Я специально нарываюсь, жду, когда в меня швырнут яблоком - и, уворачиваясь от него, ненавижу его. Открыто. Может, даже вслух.
Вот это - глупо. Вот это всегда остается только принять как данность, но не понять.

Откинуться на спинку стула. Ждать следующей точки, невидящим взором уставившись на фрукт в руке. Восемьсот двадцать четыре. Восемьсот двадцать пять...

Почему я борюсь со следствиями, устраняю симптомы, а не причину?
Почему иногда я веду себя так, как будто я сам себе самый злейший враг?

Повторение одного и того же. Переливание из пустого в порожнее.
Ты чувствуешь стремление заполнить пустоту в самом себе лишь тогда, когда, задумываясь об этом, внушаешь себе ощущение этой пустоты.
Никакой пустоты нет. Просто что-то тебя раскачивает из стороны в сторону, не дает жить спокойно, жить без тяжких ощущений, без гноящихся ран на сердце.
Хватит вопросов, ими ты только тревожишь эти раны, нанесенные когда-то себе.
Не трогай - заживет. А лучше нанеси антисептик и регенерирующую мазь.

Тысяча шестьсот одиннадцать. Тысяча шестьсот двенадцать. Осуществляю стыковку. Задержка - одна секунда, поправка к расчетному времени.
Предварительная подготовка ко входу в гипер.

Поступай, как хочешь. Рано или поздно ты сам найдешь такое положение, при котором не будешь чувствовать раздражителей. Будешь идти в этом направлении, пока рациональная часть тебя будет смазывать синяки и набитые шишки. Будешь всегда стремиться к равновесию с собой и с миром, потому что таков нынешний порядок вещей.

Тысяча восемьсот пять. Тысяча восемьсот шесть. Тысяча восемьсот семь. Стыковка завершена. Начинаю вход в гипер.

Теряю контроль над ощущениями.

Кружится голова. Словно кто-то стоит рядом, зовет по имени. Зовет так, как никто не звал до этого.
Я слышу, но не понимаю слов, не вижу даже системы, слепым котенком тычусь в стену бессмыслицы.

Большое искушение поддаться сладкому шепоту, нырнуть в этот омут безумия с головой, особенно когда вокруг весь мир, кажется, сходит с ума.

Что же это?
Неужели я настолько слаб? Неужели готов променять трезвость ума на мрак безрассудства - именно сейчас, когда от моих действий зависит само мое существование? Неужели и правда всё, чего я добивался все эти годы - напрасно? Напрасно ли?

Нет.

Пытаюсь ли успокоиться?
Время замедлилось, мысли несутся вскачь, словно подгоняемые чьей-то волей, хотя в эту минуту вообще не должно быть никаких мыслей - только инстинкты, адреналин, клокочущие в крови.

Нет.
Я ведь сильнее, чем мне кажется.
В моей жизни всегда был смысл, действия - логичны и рациональны.
Ищу оправдания во вчерашнем дне?
Нет.
Возможно, мне нечем гордиться, но и стыдиться - нечего.
Я не должен изменять себе. Я многое преодолевал раньше, преступлю и через соблазн сорваться, потерять голову, себя в страхе и тьме!

Должен преступить, как преступал раньше!

Должен?

Кшасс чё-то даже и дар речи потерял - Стопэ-стопэ-стопэ! Как ко мне?!... Я же это.. как его.. одинокий волк, все дела.. Не надо ко мне никого подселять, мне и одному там тесновато! Вдруг она мне глотку вскроет, пока я буду фантасмагорично спать?.. - Кшасс развёл руками, выпучил глаза и у него отвисла челюсть. Поверить не могу в эту херню! - не нужны ему никакие соседи.. Кшасс с искрой надежды глянул вслед Аллуре и Сиду, но потом перевёл взгляд на девочку - Великолепно, бл@ть... - он с характерным хлопком приземлил ладонь на лицо и плавно провёл рукой вниз от печали.
- Какие приказы то будут?... - уже более-менее успокоившись, но все равно немного поникшим голосом молвил Кшасс в коммуникатор, обращаясь к капитану.

Ящер прищурился, сделал шаг вперед и резко крутанулся на месте, собираясь нанести хлесткий удар хвостом по голени противника, с целью сбить неку с ног, а если повезет, то и вовсе выбросить за пределы круга, тем самым обеспечив себе быстрый выигрыш в поединке.

Бесит. Страшно бесит. Эта красноглазая девица похоже недооценивала ситцуации в которую попала. И это бесило еще больше, особенно в свете того, что она проигнорировала его вопрос. Она. Проигнорировала. Его. Вопрос. Непозволительная роскошь в этих владениях. Особенно что касается проигравших споры ангелов, с белоснежной кожей и красными большими глазами.
- Ты что, маленькая дрянь, шутить со мной вздумала?! - явно недовольным тоном спросил Гьен.
Не услышав вновь ответа, его заполнил гнев. Она что? Спит? Да что же это за непослушное такое девище. Сколько можно просить, сколько можно повторять... Это монотонное повторение таких ситуаций изо дня в день, прямиком из того дня, когда Джереми помог ему выиграть спор, страшно выводило из себя Арлиса. В конце концов даже самые дикие животные со временем поддаются дрессировке, а эта все никак не может усвоить даже простых правил поведения в доме хозяина.
Положив свою чашку, с недопитым чаем на землю, ассистент Фиша подошел к Астрид, и взяв её за тонкую руку рванул на себя, заставляя подняться на ноги.
- Мы с тобой не в игры играем, когда ты уяснишь это? - буквально прорычал Гьен к девушке, что аки кукла повисла на его руке, которую он сжимал таки не с маленькой силой.
Наверное останутся синяки. Плед которым было укрыто тело ангела, в момент когда Арлис одернул девушку, спал с неё на землю. Чертовы вещи. Поставив Астрид на ноги Гьен обошел её, так чтобы быть сзади, поднял плед, и укрыл её.
- Не зли меня - по дружески так посоветовал мужчина своей игрушке. Регенеративные способности ангела конечно поражали, но таки не нужно доводить до предела. Так считал ассистент.

— Вам с чем лапшу? — откликнулся молодой парень, даже и не пытающийся скрыть своего удивления при виде такой посетительницы их заведения. Хозяин лавки, а равно как и клиенты все сейчас обернулись на Джулию, внимательно прислушиваясь.

Джулия поинтересовалась, какая у них есть лапша.

— Лапша одного вида, протянутая*, — подняв глаза наверх, ответствовал парень. — К ней можно говядины резаной, можно баранины или яиц с помидорами, можно яиц, выдержанных в чае, с древесными грибами моэр, можно и дофу с овощной нарезкой внутрь или «через мост».

Что такое «через мост», Джулия, хоть и жила в Шанхае уже много лет, не знала и поинтересовалась.

«Через мост», — пояснил парень со вздохом, — это когда дофу и нарезка овощная подаются на отдельном блюдце, а лапша в отдельной миске. Вы берёте с блюдца палочками, окунаете в бульон и едите. Как бы через мост переносите потому что. Вот так поэтому называется. Вы не местная, да? Не знаете?

Джулия действительно не знала о таком. В Гуанчжоу, где Джулия выросла, девушка не слыхала о таком способе есть лапшу и решила попробовать.

Парень удалился и уже через минуту вернулся с большой высокой керамической миской, наполненной тонкой лапшой в жирном бульоне (по краю миски было несколько щербинок), и блюдцем, на котором лежала горка из кусочков соевой массы дофу, сладкого зелёного перца, мелко резанного на полоски стебля бамбука, лука-порея, моркови и квашенной капусты. Рядом с блюдцем лежали две простые деревянные палочки. Взяв из в руки, Джулия почувствовала тепло: палочки только что вымыли под струёй горячей воды, а до этого ими ел какой-то… грузчик.

— А, забыл сказать, — произнёс парень, сгрузив миску и блюдце с деревянного подноса. — У нас же ещё креветки есть. Из озера Тайху. Можно в лапшу положить.

Джулия вежливо отказалась от креветок, пояснив, что уже заказала достаточно еды.

— Ну, как знаете, — пожал плечами парень.

Завсегдатаи и сотрудники лапшичной не переставали внимательно наблюдать за необычной посетительницей.

Руки, поначалу неистово упиравшиеся в плечи коварного наглеца, постепенно ослабли, а в глазах, помимо гнева и желания проучить негодяя мелькнуло что-то еще... Иногда особенно завистливые называют это похотью и даже хуже... Но где они сейчас, эти жалкие недотепы? Наверняка, спят по своим серым кроваткам и видят серые сны про серую рутину.

И зачем она сказала, про то правило?... У нее и подельников-то никогда не было...
- Учти, ты нарушил договор, - все еще не отстраняясь, прошептала она, желая этой угрозой восстановить благоразумие. Теоретически оно существовало, де Сантис знала.

Сидеть рядом с духом. Темно. Сидеть и общаться с собственным я. Сложить руки, скрепить пальцы, и поднять глаза вверх.
"Что она говорит? Я не слышу. Я не воспринимаю звуковые вибрации. Мозги не различают ни звуков ни нот."
Вынуть из кармана сигарету. Поставить в губы и зажечь. Вдыхать едкий дым. Закрыть глаза и заплакать. Чувствовать как тяжелые слезы стекают по щекам. Вдыхать ... вдыхать жгучий дым. Опустить голову. Но сигареты нет.
"Я снова здесь. Я снова вернулся в реальность, и я снова дышу. Я снова чувствую вкус злости, ненависти, но в то же время свободы."
Открыть глаза и смотреть на маленький огонек в бестелесном «теле». Чувствовать присутствие нереального. Дышать. Держаться из последних сил.
"Дыши спокойно. можешь поплакать, если больно. Главное делай вдохи и выдохи. Знаю, что болит душа, болит сердце, да и глаза от слёз болят. Слишком много ты потерял. Поплачь. Не люблю говорить правду. Моя правда убивает, уничтожает за секунды. Мои слова бьют больно, поэтому я молчу."
Она. Рядом. Зажигает свой тихий огонь, вспоминает, успокаивает. А Павлу остается сидеть в одиночестве, ловить удивленные взгляды.
"Спокойно. Все по-новому. Все иначе. Смотреть вверх, а потом на постаревшие портреты. Читать надписи, наблюдать за другими. Удивляться легкости."
Всё меняется. Возводятся здания, рождаются люди, умирает прошлое-превращаясь в историю. Всё связано меж собой.
"Хм… дико смотреть на полет чужих фантазий, которые ломаются о холодный бетон. Больно наблюдать за крушением этих листьев."
Горько от того, что невольно пришлось стать причиной. Мы все причины чего-то. А она, причина его жизни. Нового сознания. Ломки. Можно забыть всё. Но нельзя выключить чувства. Нельзя. Пофигизм, грубо говоря, или же просто безразличие — грех. Нельзя грешить.
- Ты пришла, чтобы провести со мной последние минуты? - для прощания не хватает лишь последнего дыма сигарет. - Скажи, что опять это только сон. Что я просыпаюсь, просто глаза еще накрыты тонкой плёнкой подсознания, которое защищает меня от мира...

Гер, непроизвольно, отступил на два шага назад. То, что он видел перед собой, просто не могло существовать. Какая-то паукообразная жуть.
- Кто же тебя обидел? Такого... маленького? - спросил он, сам удивляясь тому, что вообще спрашивает и, главное, тому, что голос совершенно спокойный. - Или ты тут книжки от вандалов вроде меня сторожишь?
Спрашивая Гер продолжал отступать назад.

- Думаю, раз увидеть тебя голой, будет стоить того, нет? - мужчина решил поддержать этот спектакль, - Не прошло и часа с тех пор, как ты просила развязать корсет. Позволяла прикасаться к себе... Думаю, эта твоя попытка скрыть наготу, не более чем провокация, дабы вызвать мой интерес. Ты соблазняешь меня, это же очевидно.
Зантар посмотрел в глаза девушке, ища подтверждение своим самонадеянным словам. Улыбка становилась уже откровенно неприличной.

- Ммм....душегуб, да ты меня удивляешь все чаще и чаще! - Эрсилия неверяще, с едва рождающимся восторгом в глазах картинно выгнула одну бровь и покивала, давая понять, что сказанное или сделанное? произвело на нее огромное впечатление.

- Нельзя же, удавка моего сердца, так меня изумлять - я ведь и концы отдать могу от восхищения, - ироничная улыбка вкупе с комичным выражением лица с потрохами выдавали всю лживость ее комплиментов.

- Полагаю, по рукам? - деловито подвела она итог. - Но предупрежу сразу, на будущее, чтобы потом это не стало для твоей нежной....что там у тебя? - она легонько постучала мужчине по груди, - ... душа?...пустота?...вообщем сам решай...Чтоб не стало разочарованием для тебя, предупрежу - с партнерами по бизнесу я постель не делю. - Она подмигнула, уголок рта дернулся, делая улыбку циничной, а взгляд лукавым.

Господи, зачем ты даешь нам мозг если вся наша холодная и проверенная годами логика в один прекрасный день рушится от одного взгляда, от одного поцелуя полного страсти и проникающего в глубину очерствевшей души? Господи, зачем нам такое любящее сердце, ведь без него все было бы гораздо гораздо проще. Еще сегодня с утра я решила напиться в дымину и дома валяться возле толчка периодически изливая ему алкоголь и душу, а сейчас я стою под проливным дождем с парнем которого вижу впервые в жизни, он обнимает меня и хочется на время забыть что я девушка из Старого Города и стать слабой и беспомощной. Его губы жадно целуют мои и сердце замирает, а голова кружится и выпитое тут ни при чем. Я тону в этих серых глазах и с губ само собой, без участия разума срывается:
- Куда угодно...
А мир... А что мир? Все отступает на второй план когда мужчина вот так держит тебя в своих объятиях и ты чувствуешь каким-то неизвестным образом как бьется его сердце, совсем близко. Становится плевать что ты выглядишь как тощая драная кошка промокшая под дождем... Странно, но черт возьми порой так хочется наворотить глупостей, сорваться и умотать... Куда угодно.

Вы не можете просматривать этот пост!

- Я? - Эрсилия улыбнулась чему-то в книге, - яяя... - протянула она, пытаясь понять смысл сказанного и одновременно дочитывая, - я добра тебе желаю, негодяй, - Эрсилия хлопнула обложкой.

- Пошли, пошли, хватит потешаться тут... - выгнала де Сантис служанок.

- Смотри, очаровательно как... - вновь открыла она страничку, предусмотрительно заложенную пальчиком, - а ты полезай пока - всю спальню мне уже завонял своей...чистотой...

- Смотри, романтика какая!
Он ей сказал: моею будь женою.
Знай, я умру, коль ты ответишь "нет".
Услышав "нет", он молвил "Ты виною!"
И умер....
Через восемьдесят лет.

Комнату заполнил звонкий смех де Сантис.
- Живо мыться! - прохохотала она, - Я не смотрю, не переживай - что я, враг себе что ли...

Вы не можете просматривать этот пост!

- Я по большому счёту и не знал что такое быть человеком. Я привык быть драконом. Не этой кучей металлолома, а гордым драконом из сказок и мифов, из плоти и крови, в броне из прочной чешуи и изрыгающим пламя. - Терран скользнул взглядом по Сефире и неожиданно резко поник - Единственное что было недоступно в том мире - это дети. Правда я по началу и не думал об этом, но чем дольше и ближе мы с Сефи общались тем чётче это желание оформлялось у меня в голове и тем чаще мысли об этом приходили в мою голову. - дракон тяжело вздохнул - Но видно не судьба. - Вопрос Кагемуша выбил рассуждения Террана из не весёлой колеи - Пока ничего, думаю лучше пока спрятаться и немного подождать, поскольку в прошлый раз, когда мы сбили одну такую штуку, Сефи перебили крыло.

Тело казалось бездыханно рухнуло вниз. Паша даже не успел и глазом моргнуть, как Лилия уже лежала в не совсем естественной позе. Он смотрел на неё, на голову и те вроде большие глаза, которые смотрели то ли на него, то ли сквозь него. Пытался понять что не так в этих зрачках, в этих ресницах. В этом взгляде. Вроде как бездыханное тело куклы, что совсем не живой человек, взывало к тому, что сам Гарайкин называл состраданием. Парень подсел ближе. Еще секунду всматривался в эти необыкновенные глаза, в которых не мог увидеть ничего искусственного. Они были так реальны, так близки. Достаточно было просто притронуться, чтобы убедится в том, что все это происходит наяву. Неожиданно для самого себя, он взял Лилию, да положил так, чтобы тело её лежало не в полусогнутом состоянии неестественности, а ровно, да так, чтобы голова находилась у него на коленях.

Теперь, когда тело лежало ровно, а руки пересекались в районе живота, взгляд Лилии был направлен не на Пашу, а куда-то вверх. Если бы парень не был уверен в том, что там как и повсюду вокруг темнота, то можно было бы подумать, что девушка смотрит на небо. Очарованно и с явным восхищением. Что там она увидела бездонный колодец впечатлений от которых перехватывает дух. От которых рождается вдохновение и желание творить. Рука сама потянулась к щекам девушки. Нежно провел тыльной стороной ладони по нежной коже. Холодно. Сострадание. Именно это можно было бы прочитать во взгляде Гарайкина, если посмотреть на него. Этот весьма печальный взгляд сопровождался еле ощутимыми прикосновениями к Лилие. Это выглядело так, словно он ласкает любимую.
- Прости. - тихо прошептал Паша, и склонившись на куклой поцеловал её в губы.

Аластел лежал на земле и смотре на небо. Мир медленно поглощала тьма, а он ничего не мог сделать. Гнев, его гнев, словно испарился. Стало все равно. Как будто смотришь на себя, на друзей, на родных, кривляющихся на экране в качестве героев новомодного боевика. Такова цена смерти. "Встать, помочь..." - последние мысли живого Аластела. Меч выпал из ослабшей ладони.
Виолетта не видела, как умирает брат. Ей предстояла битва. Ее, возможно, последняя битва. Крылья расправив и что было силы взмахнув ими, падшая немедленно заставила их исчезнуть, выхватила заготовленный заранее ПП и навела на Лоренса. Короткая очередь.
В тот момент Блек, закрытый телом Уорны, похожей на огромного таракана с сотней конечностей - лезвий, чертил знаки. Не доверяйте охотнику и никогда не выпускайте его из виду - они хитры и коварны, как и все люди. И вот это оказалось роковой ошибкой. Сработал знак, прибивая падших к полу, из под тела Уорны вырвался шар цепа и кругом обошел ее на приличном расстоянии, снося с ног при помощи цепи тех, кто не догадался или не смог подпрыгнуть.
Тогда же был закончен и второй знак: Хьенна активировала свой Descend и демоны вернулись в сладкие объятья агонии. Немногие смогли устоять. Из оставшихся были лишь Корвинус, благоразумно разделившийся с Уорной, Хьенна, да Люций. Еще подавал признаки жизни Виктор - похоже, желание заполучить то что хочешь было сильнее страха смерти.
- Молодцы, молодцы! - Люций аплодировал, но видно было что даже такой жест дается ему с трудом, - Вы слегка увеличили МОИ шансы!
Повелитель ада ринулся к Корвинусу. Добежал и обрушил на него свой удар. Руками бил, не оружием. Но даже со знаком он оставался сильнее человека, что охотник ощутил на себе немедля. Кости его захрустели.
Кхарн пропел мелодию в воздухе, и лезвие его устремилось к повелителю преисподней. Люций уклонился, а рука его крепко вцепилась в оружие.
- Миледи, не встревайте в то, где ваши шансы выжить почти равны нулю.
Рывок меча вверх и вниз пустил по звеньям волну. Энергия, вложенная в нее, выбила из рук охотницы рукоять и саму ее отбросила на пару шагов назад. Бросив оружие, Люций вернулся к Корвинусу.
- А теперь отдай.
В лицо повелитель получил склянку святой воды. Кожа его зашипела, потекла.
- Зря...
Сформировав когти, Люций аккуратно прицелился охотнику в глаза. Корвинус быстро сообразил что к чему. Нож тут же появился в руке и пронзил грудь Люция. Но тот словно и не заметил. Вонзив свои пальцы в глазницы его, он наслаждался криком пару десятков секунд, а потом бросил его на пол. На окровавленных когтях покачивался медальон.
- А теперь я покину вашу вечеринку.
Прыжок. Но такой силы прыжок, что башня покосилась, а платформа оторвалась от опоры и пошла вниз. Сегодня, когда назначено, один загадает желанье. И им будет Люцифер.
- Наконец-то, наконец-то я свободен! - прокричал он и голос его с раскатом грома прокатился над Парижем.
- Нет.
Люций опустил взгляд. За ногу его уцепившись, за ним следовал Виктор.
- Поздно охотник! Твоя судьба решена! Ты, тот кто выступил против меня, собрал армию! Я сотру из твоей жизни все, что было в ней с момента объединения твоего с этим несносным демоном! И все!
- Не решено, Люций, - усмехнулся охотник.
Немедля он попытался взобраться по Люциферу, чтобы достичь медальона, что был зажат в кулаке Короля. Завязалась борьба - никто не хотел уступать. Охотнику не хватала каких то сантиметров, чтобы достать до Драгоценности, зажатой в вытянутой руке Люция.
- ПОЗДНО - пророкотал Люций, - Я желаю, тебе, охотник, никогда не становиться тем, кто ты есть сейчас. Ты никогда не встречал этого демона, никогда не видел другой стороны той монеты, что зовется миром. Ты вечный раб своих иллюзий и вовсе им не хозяин!
Драгоценность засияла, выполняя желание, Люций рассмеялся. И в последний момент Виктор коснулся ее.
"...Ну и пусть. Но я желаю помнить..."


Особняк. Лос Анджелес.
Виктор соскочил с кровати. Было уже два ночи, но сон к нем у не шел. Все, видимо, потому, что стоило ему закрыть глаза, как пред взором его вставали видения до ужаса натуральные. Видения боя, где был он и были демоны. Ничего необычного в них не было бы, - он часто видел сны, где он убивает демонов и уже к ним привык, - но в этом видении он был на стороне демонов и, более того, сам был им.
Это не хорошо. Наставник всегда говорил, что такие сны к добру не ведут. Встряхнув головой еще раз, Виктор понял что ничего не добьется просто так, что лекарства, которые он принял час назад, не подействовали и что сон к нему еще долго не вернется. Быстро одевшись, он сел вышел на балкон. В голове засела настойчивая мысль вернуться в штаб квартиру ордена. Странно, почему он вышел на балкон, словно бы собирался выпрыгнуть и идти пешком, когда у него есть машина?

Час. Всего час заняла дорога до базы в центре. Вроде бы и не так много, но чувства настойчиво твердили о том, что можно было и гораздо быстрее добраться.
Парадная. Прикрытием для базы является филиал одного из крупнейших банков страны. Банк, к слову, тоже собственность ордена. К охотнику тут же подошли несколько человек из персонала и быстро и незаметно провели его в скрытые помещения. Скрытая дверь в главном хранилище... Да, тут есть вещи куда ценнее денег.
Вот Виктор и внутри. Обошел помещения в поисках наставника. Может, он подскажет что делать? Наставник ведь мудрый человек. Где то в дальних комнатах охотники помладше чертят знаки - слышны молитвы, которые новички разучивают, свято веря что от них есть хоть какой то прок.
Наконец, кто то из изредка снующих здесь людей подсказал, что наставник в тренировочной комнате. Странно. По ночам он не тренирует. Виктор поспешил туда.
Вот и дверь. Зал за ней. Пальцы охотника коснулись ручки.
Внутри был наставник и охотник. В черных одеждах. Когда Виктор вошел, оба повернули голову и посмотрели на него.
- Корвинус! - сжав кулаки неожиданно выпалил Виктор. Что то внутри проснулось. Что то новое, и тем не менее такое знакомое. Кровь. Смерть. Ненависть. Наслаждение болью. Демон.
- Виктор! - то же самое выражение лица - смесь удивления с едва сдерживаемой злобой.
- Как, вы знаете друг-друга? - взвизгнул наставник, - Что-ж, тогда у меня нет выбора. Деритесь. Единственный оставшейся будет лидером ордена.
Охотники, странно улыбаясь, посмотрели на наставника.
- Двое против одного, - довольно заметил Виктор...


- Не умирай, не умирай пожалуйста... - Виолетта спала и ей снился кошмар. По щека текли слезы безысходности.
- Эй, - Аластел положил ладонь ей на голову, - Я не умру, слышишь? Я тут, с тобой.
Они мчались в концертном трейлере по Шоссе 66, снаружи шумел дождь. А Аластел не спал. Ему приснилась его смерть. И то, как Виолетта, отрастив белоснежные крылья, словно ангел ринулась защищать его. В зубах его тлела сигарета - единственное курево, найденное им здесь. Тонкая нить дыма поднималась вверх, рисуя причудливые узоры.
Нервы. Тут уж любого заставят вредную привычку освоить...
Надо же, сон оказался настолько реальным, что Аластел до сих пор ощущал боль в груди. Сейчас она медленно утихала, и дышать становилось все легче и легче. Подойдя к окну, падший приоткрыл его и выбросил окурок в ночь. Лос Анджелес... Как давно он не был там? Кажется, с тех пор, когда его концерт там отменили из за обрушения крыши и стен стадиона, прошло около пяти лет. Отчего то его душу теребит ужасное чувство, будто что-то было забыто?
- Аластел...
Виолетта проснулась. Неужели он так громко ходил?
Джезэбэль увидела брата - живого, целого, не порабощенного Люцием. Свободного. Глаза ее наполнились слезами счастья.
- Сестра, я не умру, - ухмыльнулся падший, - По крайней мере, пока не уничтожу Люция...
Откуда это? Почему перед глазами его стоит Эйфелева башня? Почему его терзают сомнения? Почему видение настолько реально?
- Виолетта, - Аластел был абсолютно серьезен, - У тебя ведь есть крылья...


Лоренс стоял на сцене. В руках - саксофон. Слушатели - конгрессмены, политики, видные культурные деятели. Музыкант поднес инструмент к губам. Сегодня все они умрут. Умрут, потому что пошли против слова Его. Умрут, потому что не согласны с устоявшимся порядком. Умрут потому, что человечны. В мире, которым правят демоны ты, если хочешь быть на вершине, должен либо стать как они, либо приказам их подчиняться. Если же нет, то умри. Нет тебе места в этом мире.
Последние ноты сыграны и зал тихо отправляется на покой. Двери распахнулись и специально обученная команда уборщиков выносит тела. В этом зале Лоренс часто теперь дает концерты - достаточно еще идиотов, способных пойти против Него. Ну и ладно. Все больше и больше услышат божественную игру демона.
Человек и демон обменялись. Лик Лиркуса возник.
Спрыгнув со сцены, Лиркус открыл потайной люк и вытащил оттуда деревянный ящик в рост человека. Сняв крышку, он мягко улыбнулся: внутри лежал Зак. Рот ему не давала раскрыть металлическая скоба, идущая из глазниц в подбородок. (Что за сила вогнала ее туда?) Руки были связаны.
- Ах, Зак. Я так рад что ты мой постоянный слушатель, - промурлыкал демон, - Ну и как тебе сегодняшний концерт? Понравился? Жаль, что ты не можешь ответить. Но то, что ты бессмертен это просто находка. Ты можешь слушать мою музыку каждый день! Но меня удивляет вот что: даже при том, что Он настолько хитер и умен, чтобы наперед предсказывать твои действия, ты все равно пошел против него. А главное... Ты, человек, раздобыл бессмертие! Ты удивителен, Зак.
Тело задергалось, человек замычал. Лиркус же с размаху закрыл крышку и щелкнул замками. Нога его с размаху пнула по торцу ящика, отправляя его обратно под сцену. Люк вновь закрылся. Демон обернулся.
Завтра он даст еще один сольный концерт.


Легко ли быть охотником, поступающим по совести а не по кодексу? Легко ли отпускать демонов, зная что дальнейшие их деяния это твоя ответственность? Нет, не все те "чудовища" хотели смерти человечеству. Многие желали лишь существования здесь. Оберегали доменов, выжидали в тени. Орден, естественно, уничтожал всех, медленно превращаясь в то, с чем боролся сам.
И именно поэтому Хьенна сбежала вместе с демоническим оружием, которое всегда было с ней. Кхарн - ее верный соратник и единственный напарник. Она - судья, а он - палач. Идеальная пара для вершения судеб.
Ее очередной противник. Молодая девушка, апатичный вид.
"А ведь гулять вечером опасно."
Меч завизжал, когда охотница, выскочив из подворотни, провела широкий замах, надеясь застать демонессу врасплох. Она ведь убивала, да? Выглядит столь невинной вблизи... Но зло как раз имеет самый невинный вид. Охотница всмотрелась в глаза и что то в груди ёкнуло.
- Риама? - Хьенна не поверила своим ушам. Откуда она знает ее? Откуда она знает это имя? Почему? Почему она точно уверена, то в этот раз ее навели на неверный след?!
Меч замер в воздухе перед шеей демонессы.
В ответ Хьенна получила слабую улыбку. "Здравствуй".


Теин резко поднялся с постели. Он тяжело дышал. В голове его мысли ходили ходуном. Знаки, знаки, знаки. Перед глазами ходили какие то странные знаки, видения становились то четче, то мутней. Он порой мог видеть все ярко, словно бы смотрел со стороны на происходящее, а порой его видение превращалось в мутную дымку, в которой он сам задыхался. Люций, битва, Драгоценность, демоны... Все это: будущее-ли, прошлое-ли? Тяжело выдохнул и сполз с кровати - тело словно палками побили.
Тем не менее, захотелось пройтись, прогуляться, словно обрел что то, давно утерянное. Взгляд его побежал по кровати и задержался на женщине, мирно спящей рядом с ним. Видение вспышкой обожгло глаза и Теин упал на колени. По щекам его текли слезы.
- Я тебя никому не отдам, - прошептал он.
В голове роились мысли. Мысли о том, что было и о том, что стало. Сомнений не оставалось - кто то сильно изменил судьбу. Но к лучшему ли? Мир, которым правит жестокость, против мира, где нет его возлюбленной. Сейчас Теин отчетливо ощущал, как в нем сражаются двое: тот, что потерял и тот, новый он.
Падший тихо вышел на балкон, чтобы подышать закопченным городским воздухом.
Неужели его счастье и счастье других не совместимы?



"...Вернемся к происшествию в центральном банке. Несколько минут назад двое преступников в черных плащах скрылись с места преступления. Из достоверного источника нам стало известно, что выживших после нападения не осталось. Причем абсолютно все были убиты при помощи холодного оружия!.."
- Достаточно. - Хватило одной команды и прислуга немедленно исполнила приказ. Телевизор, - плазменная панель размером с небольшой внутренний дворик, - погас. - Итак. Их ход сделан. Стало быть, те изменения в желании все же вступили в силу...
И хоть лицо Его было спокойно, внутри его бушевал пожар.
- Как же меня бесят эти люди! Они коварнее иного демона бывают! Отлично. Убейте их. А о демонах я позабочусь сам...

- Папа...
А вот это уже не смешно. Полоснуло яростью изнутри, словно скальпелем по коже без наркоза. Кто посмел? Это уже даже не на грани фола, это вне рамок.
Кто посмел?
У кого хватило смелости?
Так?
Шутить?
С ним?

Гер пошел на голос.

Ниа снился сон, до безумия яркий, прекрасный и заполняющий разум. Обволакивающий, приходящий на мягких лапах и урчащий в закоулках... Тот, что уходя, оставляет на языке горечь.
Просыпаться от холода было не приятно, да ещё руки затекли и голова как с похмелья. Хотя почему как? Может что-то такое вчера и было... Девушка сглотнула, ощущение не «фантастическое», как будто комок упал в желудок.
Клетка, полутёмное помещение, привязана.
«Твою мать…»
На себе ничего привычного – какая-то странная роба. К сектантам что ли угодила?
Первым делом девушка опробовала цепи на прочность. Рывок ещё один.
Качание усилилось, эффекта не было. Ниа сдула упавший на глаза локон. В голове, по мимо всего прочего, было прелестно пусто.
- Есть кто-нибудь? – на всякий случай рявкнула детектив в пустоту.
В конце-концов кто-то же её сюда притащил. Сама девушка даже в очень тяжёлом состоянии такими мазохистскими наклонностями не страдала.
Скрипнуло.
Как же ты попала сюда, красавица? Кто же так удачно поохотился прошлой ночью?

- Стой, проклятый ублюдок! - вскрикнула Виолетта, рванув вслед за Люцием. Зелёные глаза метали молнии, а на лице, выражение которого, казалось, никогда не знало ни ярости, ни злобы, обозначилась смесь отчаяния, гнева и запредельного желания добиться своего любой ценой. А желала ангел только одного - защитить от Люцифера всё сущее, в том числе и своего любимого старшего брата. - Ты не получишь Драгоценность!

Шаг. Расправленные крылья. Сердце бешено бьётся в груди - победа или гибель. Но ради тех, кого любишь, умирать не жалко. А Джезэбэль любит, очень любит людей и Аластэла...
Задуманное девушкой было самоубийственным поступком, но альтернатива ещё более безрадостна. Она не сможет жить, осознавая, что не смогла отстоять то, что ей дорого. Она была рождена для того, чтобы защищать...
Перед мысленным взором ангела стояли образы: брат - с раной на груди, истекающий кровью, парижане - ещё недавно живые, спешащие по своим делам, а теперь ставшие жертвами злого рока, бездыханные... Это не должно повториться! Не должно... Она не позволит, чтобы кому-то ещё причинили боль...


Получатели: Виктор.

Теин стоял в стороне, сгорбившись, опустив руки вниз и тяжело дыша, то и дело рыча. Его глаза бегали из стороны в сторону, в попытке выцепить малейшие детали происходящего. Вот Люцифер взмыл вверх, вот Виолетта бросилась за ним, вот Лиркус начал играть, но затем поперхнулся, после чего взялся за кинжал, тот самый который торчал в животе его домена, вот Корвитус меняющий свои обличия, а вот Хьенна чертящая очередные знаки.

«Нет, я конечно уже привык к тому, что ты идиот, но чтобы до такой степени» Вернулся голос в голову Падшего «Смотри, она опять за свое»
-Вижу! – прошипел Ангел
«Не сомневаюсь, кстати, угадай, в кого этот кинжал полетит? Даю подсказку, проследи за его взглядом»
-Не может быть – Прошептал Теин выпрямляясь
«Может, может» Продолжал вещать голос «А еще не забывай про другого охотника, сдается мне, то существо, в которое он превратился, далеко не пасхальный зайчик»
На это Ангел зарычал и, перехватив меч обратным хватом, вонзил его в землю.

Меч освободился и это не могло не радовать. Крылатого заняла Риама и пусть она его не атаковала, но вводила в смятение - большего Гринедич и не надо было. Люцифер ломанулся к охотнику, а вернее к Драгоценности, как будто забыв о существовании отступницы (и слава Богу). На его пути встали двое - Виолетта, решившая наконец-то принять в этом безобразии участие, и Алиэр.
Расстраиваться по этому поводу Хьенна не стала, а здраво оценив ситуацию юркнула за ближайшее крупное укрытие. Оказавшись в относительной безопасности девушка достала заветный маркер, положив Кхар перед собой. Первым делом она, воспользовавшись потрёпанностью платья начертила на себе несколько знаков - третий по счёту Existence и Power, который тут же стал жечь кожу. На внешней стороне ладоней так же появились два знака, но уже изгнания - для ангелов и демонов, которые пока Гринедич активировать не стала. И лишь затем охотница, забрав мече-цеп в левую руку стала чертить Descend, накрытый Existence.
Судя по происходящему кого-то всё же стоило оставить на ногах, кроме себя любимой.

Набрав в грудь воздуха Демон внезапно почувствовал что не может его вернуть обратно... Странно... Даже очень.

-Не верю - Выдавил из себя демон-игрок. - Впрочем мне это не понадобится - демон вытянул саксофон, после чего вернул его туда, откуда он пришел. - Я могу вопсользоваться и другими вещами. - Демон положил руку на рукоять кинжала. Резко повернувшись вокруг своей оси он выбросил демоническое оружие в сторону Падшей.

-Начнем. - На губах демона начала играть всем знакомая улыбка.

Корвинус уже делал шаги, те которые должны были бы стать судьбоносными не только для него но и для всех присутствующих рядом, и прочих жителей трех миров. В его голове уже разворачивались сцены исполнения его плана, плана детального уничтожения всего что связано с этим миром, всего что так низко опустило человечество, и так высоко подняло из пепла тех, что именуют себя демонами. Блэк отчаянно надеялся, что Уорна сможет противостоять Люциферу, и сможет дать охотнику хотя бы минуту времени для того, чтобы загадать желание. Остальных же белая маска надеялся остановить сам. При всем уважении к противникам, все же они не были столь опасны как Князь, особенно когда тот в гневе. Но...

Но Аластэл был первым. Он оказался у окрыленного охотника быстрей нежели ожидалось, и пришлось вступить в бой. Неравный бой. Но пока... пока на стороне Корвинуса была скорость. Украденная скорость Алиэра.
"Жалкая подделка"
То и дело Блэк уходил от ударов, не переставая использовать крылья, дабы подняться еще на сантиметр выше. Выше и ближе, ближе к мечте, ближе к желанию. Уорна подозрительно затихла. Затихла потому что когда дерутся двое мужчин, женщине в этом месте не место, какой бы тавтологией это не казалось. Даже не смотря на то, что Уорна то и есть бесполое существо. Демон который и сам не помнит кто он на самом деле. Демон у которого нету истинного облика. Тот который столько раз подражал кому то, что совсем потерял себя, себя истинного. Тоска начинает съедать от таких чувств. Тоска за тем, что давно утрачено. Это чувство похоже на то, когда ты потеряв хорошего друга, вспоминаешь о тех прекрасных минутах проведенных вместе с ним, спустя несколько лет после утраты.

И ударила боль. Невыносимая боль, которую так ненавидят все кто её ощущал. Боль, которая появляется после перелома костей, или после ожога, или же когда тебе с корнями вырывают кожу, а потом сверху посыпают солью ничто по сравнению с той болью, что сейчас ощущала Уорна. Уорна? Открыв глаза стало понятно. Они падают. Так же падает и Аластэл. И другие. Стоит лишь Хьенна. Отступница сделала ход конем. Шах.

Удар о землю, кровь и хруст костей. Боль и крики тех кто пытается взять драгоценность. Тот несчастный медальон, что находился у Корвинуса. Желание. У каждого оно свое, и каждый убежден, что именно его мечты важней других. Почему? Почему все так же самонадеянны как и Корвинус. Как Уорна? Неужели нельзя просто взять и отдать то, что нужно тебе, кому то другому. Тому, кто в этом нуждается? Почему Блэк не заслужил на то, чтобы его мечты были воплощены в реальность? Неужели он страдал меньше чем другие? Нет. По крайней мере так считает сам Корвинус. Всю его жизнь можно назвать украденной. Украденное детство, украденное мировоззрение, украденные мечты, украденные перспективы. У него все украли. Орден. Охотники.
"Даруя тебе это звание, мы даруем тебе новую жизнь, и новые перспективы" - говорили ему, когда цепляли ярлык "элитный охотник".
"Выполняя приказы, ты сеешь идею нового мира, идеального мира" - убеждали его, после каждого успешно выполненного задания.
"Ослушавшись старейшин, ты станешь тем, кто потерян для истинного блаженства" - остерегали его наставники.
Он всю жизнь жил по чьему то велению, и чужому хотению. А когда наконец решился на то, чтобы действовать самостоятельно, получил целый ворог врагов, желающих его смерти. Хотя это преувеличение, если считать, что он, будучи охотником, являлся тем, кого ненавидели как минимум те жители ада, что имели счастливый шанс оказаться в мире людей.

Открыв глаза, Корвинус увидел, что все вокруг так и осталось в хаосе. Бой, кровь, пафос. Почему то именно последнее всегда присутствовало в тех бойнях, в которых участвовали новые знакомые охотника. Сам же он лежал на земле. Десна кровоточили. Это был первый признак того, что он довыебывался. Но похоже, одновременно с этим другие не обращали внимания на лежащего Блэка. Внезапность была его козырем. Вот демоны и человек вступили в бой с Люцием. Лоренс поперхнулся. Вот он момент.

Если бы кто посмотрел на лежащего Корвинуса, то мог бы увидеть, как его тело постоянно меняется. Только что это Блэк, а через миг это уже Алиэр, после чего стал Аластэлом, а за тем и Лиркусом. Еще миг и тело обрело очертания Эмергеля, после чего морфировало в тело Сакрейта, что в свою очередь превратилось в тело Сиире, котрое очень быстро перешло в состояние в котором в нем можно было опознать Зиркаофа. Тут оно перестало перевоплощаться.
"Вы не ждали? А мы приперлись."
Тело очень быстро обрело грубые формы, и сделалось очень твердым. Он хорошо помнил, как использовал свое тело этот богомол, а потом Уорна решила, что именно этот вариант наиболее подходящий. Непонятно было где у этого голова, а где остальное тело. Понятно было лишь что, что вместо рук у него были аналоги... лезвий меча. Еще было три вспышки и звуки выстрелов...

"Ну вот и все... Конец Аластэлу. Le Roi est mort, vive le Roi! Так вы кажется, смертные, говорите."

Шаг. Девочка пытается спасти старого князя. Глупышка. Лиркус призвал саксофон. Поднес к губам и вдруг остановился. Не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Замер, между жизнью и смертью, вот только не своей: всех тех, кто здесь был. Всех тех, кого он знал, ненавидел и любил. Всех тех, с кем Лоренс успел провести немало часов. С Риамой, чья любовь доказала, что полюбить можно и после смерти. С ненавистным Охотником, сделавший столько всего для их смерти, что странно, как они до сих пор живы. С Виолеттой, жертвующей собой ради любимых. Она уже потеряла одного. Потеряет ли второго?

"Нет." - Прозвучало в сознании демона. - "Я не дам тебе этого сделать"

Пальцы стали разжиматься. Смертельное оружие стало медленно отходить от груди человека.

"Что же, в таком случаи пришла пора покинуть корабль. Я с тобой разберусь позже. Это все-таки МОЯ сила"

В груди человека началось какое-то шевеление. Демон силился вырваться наружу, вырвать своё оружие из рук умирающего человека и совершить задуманное.

"Нет." - На губах человека стала расплываться улыбка. Не такая как у демона. Мягче. Добрее, такая бывает у отца, который успокаивает малыша. - "Я не дам тебе уйти. Сила быть может и твоя. Но это моё тело. Моё желание и мое стремление. Здесь Я главный. И это я решаю что ты можешь а что нет."

Шевеление завершилось. Казалось будто демон сдался. Признал поражение. Успокоился. Однако... В сознании человека раздался смех. Нет, не безумный. Так человек смеется над очень хорошей шуткой.

"Это шутка? Ты зазнался, человечек. Забыл, из-за кого ты здесь? Забыл, сколько раз я спасал тебе жизнь? Забыл, что я сделал ради тебя? Неблагодарный. Неблагодрный человечек перепутавший луны с её отражением в луже. Хватит придуриваться. Отпусти."

"Отнюдь. Это ТЫ зазнался, демон. Это Я отдал тебе свое тело. Это Я тебя призвал. Это из-за МЕНЯ ты здесь. Это из-за моей силы ты здесь. Это из-за моей силы ты пережил тот маскарад в доме у Зака. Это Я спас ты девушку и это Я победил тогда в битве у башни. Здесь Я главный. НЕ ТЫ!"

Руки крепче сжали рукоять саксофона. Казалось будто бы подобное сопротивление ничто для него. Будто бы и нет никакой внутренней борьбы. Демона. Ничего. Только Лоренс и его сила. Однако на самом деле в голове разверзлась самая настоящая война. Война на выживание.

"О нет, человек. Это все-таки Ты зазнался. Я пошел не за тобой. И я здесь не из-за тебя. Я здесь не из-за твоих соплей и не из-за твоих идеалов. Я действую тут не потому что Ты меня вежливо попросил. Я пошел за Люцифером. И я пришел за Люцифером, не из-за тебя. И я здесь не из-за твоего нытья. Не из-за твоих редких проблесков храбрости. О нет. Я здесь потому что так решил Я! Я помогал тебе потому что испытал к тебе жалость. Бесполезное чувство, как я теперь вижу. Ты - Мой."

Как будто в качестве демонстрации рука человека замерла, не в силах двинуться дальше.

"Ты - мой. И всегда был моим. Та девушка? Это я убедил Люцифера в том, что бы сохранить ей жизнь. Не ты. Тот бой? Ты забыл что случилось ПОСЛЕ того как ты победил Аластэла? Забыл кто заставил распустится стальной цветок в теле Гарри? Я это сделал. Не ты."

С каждым словом хватка демона становилась все увереннее а его движения все свободнее. Голос человека слабел, а с ним слабела и его воля.

"А как же моя идея как бороться со знаками охотников? Ты ли её придумал? Нет, Я! И та битва в центре невероятного лабиринта, сотканного из ткани иллюзий? Ты ли её разрушал. Нет, Я! А Зак? Ты ли пробил его телом стену? Ты ли пережил смертельный ливень святой воды? Ты ли сумел выжить несмотря на невероятную подготовку охотников? Ты стоял в стороне, улыбался, смотря в прицел. Ты ждал и радовался, что тебя там нет. Нет. Это не ты выжил. Это Я выжил."

Демон вновь поднес к губам саксофон.

ТЫ - МОЙ!

"Не сработало..."
Ничего не произошло, влияние на демонов не усилилось, в знаках не было силы. Замеченная во время опасность отсрочило очевидное ещё на какое-то время. На долго ли?
Звякнул её меч, отражая атаку. Девушка уже на столько привыкла считать Кхар своим, что давно уже не осознавала, что у него был и другой хозяин.*
Пронзительный взгляд голубых глаз, Гринедич, наверное тоже могла похвастаться такими, если бы не привкус безумия и вечности.
- Вы преуспели в попытке запереть меня, миледи.
Сердце пропустило удар. Смысл был плачевным, дух пока отказывался верить в происходящее, зато практичный разум отметил, что судя по реакции окружающих знаки всё-таки удалось разрушить. Все. И Виолетта внесла в это свой не малый вклад. Ну что ж... как говорится - благими намерениями...
- Думаю, вы неплохо будете смотреться в моей темнице.
- Плохо думаете, - не удержалась охотница, от злости совладав с самой собой.
Короткий взгляд за спину противника. Аластэл, разодранная грудная клетка. Похоже Светоносный вылезал как Чужой из небезызвестного фильма. Пользы от него сейчас весьма и весьма мало, его сестрица будет занята оханьем над ним самим, Лоренс тоже не в лучшем состоянии, Виктор давно уже себе на уме, а остальные запросто помогут порвать её на много маленьких кусочков.
- А знаете что самое забавное, миледи? Ваше оружие...
- Вы предпочли бы что бы это была косметичка?
Перепутанные звенья с мечом того ангела, что кричал ей о несправедливости Господней.
"Идиот."
- Может, по доброму сдадитесь? Отдадите мне то, зачем я пришел? А? Я ведь не затем копил силы на воскрешение, чтобы просто так уйти. Вы ведь не думаете?
Говорят собакам нельзя показывать страх, иначе они распотрошат тебя. Исходя из личного опыта охотница вывела, что мужикам тоже, а уж демонам тем более.
Но сначала стоило попробовать кое что другое.
- Эй, неприкаянный, - она очень надеялась, что Теин её слышит. - Уж не знаю зачем ты это делаешь, но ты явно выбрал не ту сторону. Он, - кивок на Люцифера, - уж точно не вернёт тебе ничего.
Теперь стоило и ответить противнику.
- Вам? По доброму? - непроизвольная усмешка. - Не находите случаем это невозможным? Да и кто вам сказал, что вас отсюда отпустят без подарков? Например таких!
Охотница, пользуясь достаточно близким расстоянием с энтузиазмом пнула существо по её мировоззрению признанное квинтэссенцией зла.

Корвинус открыл глаза... и увидел то, чего не нужно было видеть. То чего не должно было случиться. То, что в очередной раз ломало его планы.
- Лиркус... - внутренний голос души, которая пыталась уместится в теле Корвинуса, аккурат рядом с Уорной.
-Остынь - тихо прокомментировала демон, и взяла контроль над телом охотника в свои руки.

Охотник встал на ноги, и оглянулся. Лежавшие рядом и не совсем демоны, ангелы, люди... Точней человек. И только Аластэл наверху, пытается убить Зака. Что же делать? Синие глаза внимательно наблюдали за тем, что осталось от башни Эйфеля. Легкий ветерок дунул в лицо. Свежесть и печаль. На небе тучи. Не смотря на время суток, казалось, что сейчас и тут ни день, ни ночь, ни утро, ни вечер. Где то необитаемость, где времени нету, где сутки одни и где царит вечная мгла печали и обреченности. Падающие уламки стали, рушащийся памятник человеческой памяти, уничтожающаяся знаменитость Франции. Боль и тоска за несостоявшимися мечтами, да надеждами коим суждено разбиться о твердую поверхность реальности, которая совсем нереальна для тех, кто не ведает о том, что случилось и что еще произойдет.

Руки опускаются и изнутри съедает жаление умереть. Закрыть глаза, упасть на мягкую траву и смотреть как меркнут звезды, отпустить сознание и оставить бренное тело. Просто уйти от этого всего, от реальности, от грез, от надежд, от разочарований. Но жизнь, тяга к жизни, тяга к лучшему, желание что-то изменить держало. Оно так сильно тянуло к себе, на землю, в реальность... что просто не остается сил. Блэк развел руки в стороны. В них он держал два меча. Тело немного задрожало. За спиной вновь выросли крылья. На сей раз они небыли белыми. Это были черные крылья печали и грусти.

- Будущее. Не забывай что ждет человечество в будущем. Война приносит войну. Смерь порождает смерть. Замкнутый круг, в котором гибнут все носители греха. Но мы способны остановить это, разрушить эту цепь. Уничтожить круг боли, очистить людей от порока, и пускай от всего этого останется лишь память.
- И скорбь.

Маленькая слеза упала на землю, где только что стоял Корвинус Блэк, элитный охотник из ордена истребляющих нечисть, человек павший жертвой обмана и стечения обстоятельств, личность, которая была частью большого, но ничего значила в этой игре, отчаянной души, что жаждала мести и справедливости. Того, кто снова рванул в бой. Сделал последний рывок к мечте, к надежде, к будущему...

Терран упал в город... так странно... что-то кольнуло в металлическом теле и сразу стало обидно... так по детски обидно, что не дают полетать... просто полетать и спокойно пожить с любимой. В этот момент Сефира приземлилась рядом с ним.
-Сефи ты как? ты цела? - дракон моментально оказался возле неё, пытаясь помочь ей привести себя в порядок после падения - Сефи, родная... - дальше слова закончились... просто очень хотелось остаться с ней наедине... встретить закат или рассвет... просто помолчать вдвоём, наслаждаясь одиночеством... одним одиночеством на двоих.

- Моя фамилия Давиан, но какой вам толк с моей фамилии? Что она вам скажет? - возмутился Мэтт.
Эти старые придурки совсем уже охуели.
- У меня такое чувство, что мы с вами уже всё сказали друг другу. Вы мне тут не рады. Я не напрашиваюсь. Вы знаете другой выход на поверхность? Такую дырку, которая ведет туда, где светит солнце и небо такое синее ещё. Скажем друг другу последнее "прости" и ни вы, ни я не будем слушать вопли "Чудовище!", - довольно похоже передразнил он.

Пердуны седые.

Паша замолк. Неловкая тишина. Неловкий момент. Дрожь пробирает тело. От страха? А может и от злости. "Что хорошего сделали люди за все это время?". Если так подумать, то от времени с которого началось существование людей, как вида, прошло столько лет. Не счесть. А о том, чтобы осознать, вообще говорить не стоит. Вот сейчас, Паша сидел на ковре, за столом, а перед ним была тетрадь. Небольшая такая тетрадь, первые два листа которой были исписаны. Тут, была записана биография некой женщины. Той, что сейчас даже не являла собой живое существо. Не более чем разум. Разум заточенный в глубь машины. Который потерялся среди суеты всех этих экспериментов, и страданий. Сознание было еще в мире сем, но можно ли сказать, что она не тронулась еще умом в точку, откуда уже не вернуться? Ведь сейчас она задала вопрос, который задают разве что законченные маньяки, если не душевнобольные. Что хорошего сделал человек.

- Как легко рассуждать о людях, когда собственно сама уже не являешься одной из них, не правда ли? - спросил Гарайкин, привстав и начав разминать тело.
Стоило ему немного подвигаться, как ощущения вернулись. Затекла правда немного правая нога, но это не страшно. Пара минут, и все будет в порядке. Это временно.
- Такое высокомерие. Главное минуту назад говорила мне о пафосе, а сейчас сама..м? - парень подошел к колбе и попытался заглянуть в глаза, этой кукловоду - знаешь, это неправильное высокомерие. Ты требуешь от людей того, на что не способна сама. А правильное высокомерие, это когда требуешь от себя большего, чем от других.
Сказав это Гарайкин отошел и отвернулся от колбы с женщиной. Смотрел в темноту.
- Я не хочу быть адвокатом человечества. Потому что я не способен на этот подвиг. Но есть кое что, о чем я хочу тебе сказать. Это было у меня. Это было у тебя. Это было наверное у каждого. Любовь. За все время, любовь является наибольшим и интереснейшим открытием человечества. И пока в мире есть любовь, пока человек способен на то, чтобы любить ты не имеешь абсолютно никакого права рассуждать о том, что хорошего сделал он за свою жизнь. Чувствует. Вот что хорошего делает человечество, на протяжении всего существования.
Павел медленно подошел к столу, и медленно опустился на ковер. Усевшись поудобнее, он положил руки на стол, а взгляд поднял вновь на ту, что назвала себя кукловодом и творцом этого комплекса.
- И после всего, что пережило человечество. После всех страданий, что свалились на его голову, мы обретали веру. Веру в светлое будущее, в лучшую жизнь, которую создавали сами, учась на своих ошибках. И пока человек жив, пока человек чувствует, всегда будет то, за что стоит бороться. Будущее. Которое будет принадлежать нашим детям. Детям наших ошибок. Ошибок, которые непременно пойдут на пользу нашим наследникам.

Парень замолк. Столько всего хотелось сказать. Сказать правильно, а не так, как он только что сделал. А потому он решил промолчать. Не следует пытаться делать добро для других. Иногда хватит просто не делать зла... Потому Гарайкин решил попросту не делать очередной ошибки. Он сидел и молчал. Ждал.

"Я пользователь №..."
Что? Пользователь?
"Называй хак хочешь..."
Эмоции... оно умеет испытывать эмоции... Любопытство, раздражение, усталость от непробиваемой тупости...
Скуку...
-САНДРА, СТОЙ!!!
"Единственная причина по которой я могу это сделать - некое обстоятельство, которое ведет к разрушению Фрейма. Имеешь что то подобное на примере, пользователь №000007?"
-ЭЙ, ТЫ, КРЕМНИЕВЫЕ МОЗГИ!!! - стараясь перекричать скрежет и грохот, с которым хвост дракона разносил колонну, Кагемуш пытался достучаться до голограммы, - ВСКРЫВАЙ КАПСУЛЫ!!! ИЛИ САНДРА СТАНЕТ ПОСЛЕДНИМ РАЗРУШИТЕЛЬНЫМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВОМ!!! А Я ПОСТАРАЮСЬ УДЕРЖАТЬ ЕЕ!!!
Кагемуш резво, но осторожно стал приближаться к Сандре.
-И ПЕРЕСТРОЙ КИСЛОРОДНЫЕ СИНТЕЗАТОРЫ, ЧТОБЫ 30 ПРОЦЕНТОВ ЗДОРОВЫХ ЛЮДЕЙ НЕ СДОХЛИ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ!!! - максимально быстро орал дракон, уворачиваясь от очередного смертельного взмаха плазменного резака. Кагемуш надеялся, что еще не все его системы полетели к чертям.

- Упертая девчонка! - лишь обранил Паша в ответ.
Лилия тащила его за собой, куда то вверх, в очередную непонятность. Одним рывком, парень остановил её, и сделав всего один шаг оказался на той же ступени, что и сама девушка. Теперь он смотрел ей в глаза, держа за руку, и не давая уйти.

Еще секунду он смотрел её в глаза, а потом опять таки сделав лишь движение рукой прижал к себе. Так чтобы её тело упиралось в его, а их губы соприкасались. Паша выждал еще момент и поцеловал её. Нежно, но в то же время страстно. Кем бы ни была она, Гарайкин желал подарить ей этот поцелуй. И объятья. Он еле сам стоял на ногах, а теперь удерживал их двоих, чтобы не упасть. Он жадно целовал её, и лишь с трудом оторвался от губ этой девушки.

- Ты слишком многим жертвуешь. - сказал Паша, и отпустив её из объятий, но не отпустив руку пошагал вверх по ступенькам.
Теперь не она вела его, а он её. Куда то в неизвестность, для него, и к тому, что ведала она. Не важно что там. Важно то, чтобы если там была ловушка попал в неё он, а не она. Ведь так просто её это оставят...

- Ди иди в жопу со своей синильной кислотой! - Окончательно взвилась Флокса, завизжав на все кафе, - СЯДЬ И НЕ ДВИГАЙСЯ!!!

Вот оно значит как. Шин не был уверен, что этому старичку можно верить, но вопреки всякой логике и здравому смыслу верил ему как себе. Возродить величие мира? Вот значит что такое быть хозяином. Куча ответственности и невыполнимая миссия. Это конечно всё серьёзно и важно, но Шина больше впечатлило то, что вся его жизнь оказалась пшиком. Подделкой. Всего лишь одной из миллионов записей из библиотеки.
Почему-то вспомнилось, как однажды в детстве, отец подарил Шину ракетку и сказал, что тот будет великим теннисистом, если будет хорошо тренироваться. Через час ракетка была забыта, а Шин бегал с друзьями наперегонки, играл в салки или просто дрался. Ракетка пылилась в чулане. Шин тогда занимался борьбой и ему этого было достаточно, ведь он был сильнее своих сверстников, а значит был круче. Но отец хотел, что бы Шин начал играть в большой теннис, так как сам был очень хорошим спортсменом. А его сын хотел гулять и совсем не хотел потеть на жарком корте. Другое дело борьба. Прохладный зал, мягкие маты и противники, которые слабее тебя. Но однажды отец сказал ему: "Шин, ты не сможешь в будущем заработать себе на кусок хлеба и на хороший кабриолет, занимаясь таким пустым делом как борьба. А если ты всё же начнёшь зарабатывать этим видом спорта, то очень скоро попадёшь в госпиталь. Теннис откроет тебе путь в колледж, а затем организует тебе хорошее будущее. Но без него тебе придётся тяжело работать, что бы тебя уважали те, кто будет здороваться с тобой, поднимая утром газету с газона. У меня есть связи в этой области, хороший тренер и я могу помочь тебе. Но мне нужно твоё желание. Без него ты не станешь отличным спортсменом. Максимум любителем. Но в таком случае ты сможешь повесить ракетку над бачком унитаза и смотреть на неё каждый раз, когда тебе нужно будет отлить. Это всё, что она сможет для тебя сделать. Если ты конечно не отдашь себя всего этому виду спорта, не отдашь своё тело и свою душу и не начнёшь наконец строить себе дорогу в будущее. Я бы смог ещё очень долго тебя содержать, но мне этого не хочется делать. Я хочу что бы ты научился сам заботиться о себе. Ты должен подумать о себе и о своём будущем, сын. Когда решишь заниматься теннисом - скажи мне. Но до тех пор этот разговор будет окончен." - затем отец встал с кресла и ушёл выгуливать собаку. Но Шин не хотел думать о будущем. Ведь он был ещё ребёнком и это было простительно для него. Он только недавно пошёл в школу и не хотел думать о серьёзных вещах. Куда больше разговора о хлебе насущном его привлёк бы старый йо-йо или воздушный змей. А потому после разговора, Шин просто сделал уроки у убежал играть с друзьями.
Как то Шин первый раз влюбился в девочку. Он не решался признаться и просто смотрел издалека на Неё или подолгу думал о Ней. Однажды в школе наступило время для весеннего бала. Шину не хватило духу позвать Её на бал и он пошёл с какой-то другой девочкой. Ведь девочку, которая для тебя не имеет значения, легче пригласить, чем Ту, в которую ты влюблён. Какого же было изумление, когда Шин увидел Её с другим. Он почему-то думал, что если он Её не пригласил - больше ни у кого не хватит духу на это. Как оказалось он ошибался. В тот же вечер он побил Её избранника и сказал ей что она должна быть с ним, а не с этим жалким простофилей. В ответ на это, Она просто помогла подняться с пола побитому конкуренту и холодно сказала:
- Я всегда знала, что мозгов у тебя не много. Ты только и способен, что ходить на свою борьбу и бить людей, который в стократ умнее тебя. Ты не достигнешь и жалкой доли того, что сможет достигнуть он. - и она указала на парня, вытиравшего кровь с губы. Затем они вместе ушли. А Шин в тот день впервые задумался о своём будущем.
Через два дня, Шин уже стоял на теннисном корте и пытался отбивать удары, которые посылал ему его отец. А через два года, Шин выиграл свой первый турнир. Через десять лет, когда Шин был уже довольно богат и знаменит, он встретил Её. Она вышла замуж за того парня и жила в маленьком домике на Оушн-Авеню с двумя детьми и большой дырой в бюджете. Шин подумал, что доказал, что смог достичь большего, чем этот парень. Но это было не так. Несмотря на все трудности, они были счастливы вместе. А Нельсон так никогда больше и не полюбил...
И вот сейчас этот старик говорит, что всё это было всего лишь записью, которую всунули ему в башку? Что он на самом деле это всё не пережил, а просто лежал в капсуле, обвитый трубками и приборами? Тогда Шин задал вопрос:
- А зачем мне возрождать мир, который, как оказалось, для меня ничего не значит? Если я и дня не прожил в нём, не успел его ни полюбить, ни даже привыкнуть. Он находится в моих руках, но мне он не нужен. Быть может мне лучше было быть гнилым куском мяса, чем роботом, неизвестно для чего возрождающим мир, который никогда не знал. - Непонятная тоска навалилась на Нельсона и он смотрел на старика, но взгляд его был гораздо дальше - где-то в других реальностях, настоящих и выдуманных...

Новый сон? Или всё ещё здесь, просто в другую куклу переселили? гм..а ничего так, красиво, хоть и не в моём вкусе. И "подушечки" не чересчур большие, удобные и мяконькие..да. А ещё ими этого детёныша можно придушить. Где она, кстати?

Хвостом Кагемуш сорвал с ящиков уже подсохшую и оттого ломкую нить и опрокинул их. И вновь оружие. Но зачем ему оружие, которым он даже не сможет пользоваться?!
Паника охватила дракона и он стал вырываться из своих уз. Грызть их зубами, еще более застревающими в липкой субстанции, рвать когтями, уходящими в кокон, что ноги в болото. Хвост яростно бил по земле, цепляя маленькие нити, запутываясь в них.
Бесполезно. Каждое новое его движение все больше и больше запутывало его. Краем глаза Кагемуш увидел, как возвращается его палач, его смерть. Желания умирать не было и Кагемуш стал вдвойне яростно рвать свои путы.
Ближе и ближе поганый червь. Кагемуш уже различает пилы в приветственно открытой пасти. Нельзя. Сражаться. Выжить. Механические манипуляторы натужно скрипят, а червь подползает все ближе. Вот он уже подполз вплотную и нависает над Кагемушем. Черные усики вокруг рта убийцы драконов тянутся к нему, желая схватить и затолкнуть в пасть. Кагемуш замер, глядя в эту бездну, в которой ему предстоит умереть. Червь толкает что то и оно останавливается возле пасти дракона. Маленькое, с консервную банку. Скосив взгляд Кагемуш увидел зажигательную гранату. Не думая дважды, он со всей дури лупанул хвостом по ней, забыв даже зажмуриться.

Мертв ли он? Почему так темно? Ясно. Dragon slayer заглотил его и сейчас начнет переваривать. Ну, хотя бы не дадим ему повода торжествовать. Пусть подавится. С этой мыслью Кагемуш со всей возможной силой надавил на стенки своего узилища изнутри. Что то хрустнуло и дракон покатился куда то в сторону.
Сейчас, когда он не мог ничего увидеть, он с удивлением обнаружил, как хорошо устроены тактильные сенсоры на механической его оболочке. Ориентируясь только таким образом, он пополз куда то в сторону, натыкаясь, запинаясь, падая. Идти он не мог по одной простой причине - ходить в полный рост там, где куча таких червей он не осмелится.
Ползя в сторону, он наткнулся на что то липкое и в голову его пришла мысль, что это, возможно, сеть из нитей, натянутая между двумя домами. Тогда ему не туда. Выход в другой стороне. Потянул. Не пускает. Еще потянул. Крепкая. Потом словно жаром прошло. Кагемуш тогда навалился на сеть и та с хрустом прорвалась, пуская его.
Он все еще ничего не видел.
Встав на все четыре лапы, он побежал. Не так быстро, конечно, как бежал когда догонял Майка, но все же быстрее, чем мог ходить. Натыкаясь на стены зданий, какой то мусор, запинаясь и падая, Кагемуш бежал вперед, лишь для того, чтоб убежать от того места, куда он точно больше не вернется.

Он не знал сколько времени прошло. Привалив какую то железку к стене дома в узком переулке, где едва мог развернуться он сам и сделав себе таким образом укрытие, Кагемуш попросту выжидал, когда начавшее потихоньку восстанавливаться зрение не вернется в норму. Он слышал, как черви ползут по улицам и сжимался, когда видел что то отдаленно напоминающее их силуэт.
Наконец, он смог видеть тут внизу достаточно четко, чтобы двигаться быстро и без помех. Как раз то, что ему надо.
А теперь пора. Оставаться здесь опасно.

Косматый уже собирался повесить меч обратно на пояс куртки и помочь Лауре справится с, великоватой для её размеров, картой, но откуда-то из подпространства вывалился их старый знакомый, обронивший бутsлку драгоценной живительной влаги. Увидев дубинку в руках парня, хайрастый уже открыл рот, чтобы сказать что-то примирительное, но не успел, дубинка, оказавшаяся на деле не кислым электрошокером, уже обрушилась на голову Лауры. Перед глазами на секунду застыла застыла дикая картинка, избиения маленькой девочки, шокером... плевать, что она робот, вытворявший недоступное даже сильному мужчине... глаза видят маленькую беззащитную девочку, а память услужливо выдаёт "люблю люблю люблю!". Буквально за секунду в душе вспыхнул ядерный взрыв, вырываясь через зрачки, силясь сжечь нового врага, не оставив даже пепла. Берсерк, засидевшийся в одном из самых тёмных уголков души, вновь занял её почти целиком.
Всего секунда, а дружеская улыбка, на лице Косматого, уже успела смениться удивлением, испепеляющим взглядом и наконец, дикой, безумной... страшной, улыбкой, берсерка идущего мстить, берсерка, и без того жаждущего крови, которого вдруг смогли задеть за, спрятанное под алмазным панцирем, "живое". Ещё пол секунды на холодную оценку врага и ядерная реакция вновь освещает ярчайшим светом каждый уголок, вспоротой шокером, кровоточащей души. И наконец, Косматый срывается, словно тугая пружина, сжатая до упора. Один прыжок, ему нужен всего один прыжок, пока враг не исчез вновь... пока есть ярость, кипит в крови, грозясь испарить её и удесятеряя силы... пока есть цель!

- Ах, спасибо, моя дорогая, не стоит так утруждать себя, я вовсе не голодна. - Элла почти физически ощущала пренебрежение Даши, её натянутые услужливые улыбки и показное лицемерие. Ей ничего от неё не надо. Элла предпочла бы чёрную злобу, да пусть даже искренние оскорбления - но только лицом к лицу, в открытую, без масок и увиливаний. И от Агриэля ей тоже ничего не надо - но раз уж он дорог Горану (а для Эллы это важно), то уж потерпит как-нибудь, лишь покачав разочарованно головой. Но оставаться в подобной компании девушку никто не заставляет - даже предлог есть: душ. Отчего бы и не пойти, тем более, что последние события сотворили из Эллы Чудище Болотное в самом прямом смысле. За левым ухом, например, до сих пор кто-то отчетливо шевелился.

Тошнотворная роскошь рябила в глазах, но это определённо лучше, чем бесконечный снежный дождь в морозной ночи. Долгожданное тепло растекалось по рукам и ногам, приятно щекотало спину, румянило багрянцем щеки. Две двери. В одну из них нельзя - от этого, естественно, еще больше хочется. Но Элла знает, что надо быть начеку, поэтому, без глупостей заходит в правильную дверь и находит ванную комнату. Девушка вдруг улыбнулась, сама не ожидая, что вид душа и предвкушение горячей воды сможет настолько поднять настроение.

Щелчок замка на двери, и вот она одна, а из зеркала на Эллу пялится блестящими глазами что-то лохматое и грязное, хмурится, вслед за ней, а потом брови у обоих ползут вверх - да ведь это она сама! Какой кошмар! Хватается за щеки, еще больше пачкая грязью с ладоней. Элла включила кран в позолоченной раковине, засунула ладони под струю теплой воды и долго, с наслаждением отмывала щеки от грязи, вытащила из-за уха заблудившегося червячка - отпрыска той холодной волны - и дождалась пока тот исчезнет в сливе...
Нет, так дело не пойдёт. Тут нужно что-то более эффективное.

Снимать мокрую грязную одежду было настоящим блаженством - так змеи сбрасывают свою кожу, в предвкушении новой. Долгожданный душ встретил Эллу дождем из горячей воды, согревающим, расслабляющим, дарующим силы. Тут же обнаружилась целая вереница пузырьков разных размеров и содержания - на каждом любезно изображен знакомый логотип.

В компенсацию всего морального ущерба, думает Элла, без сожаления выливая на голову добрую половину флакона с шампунем. Душистый запах полевых цветов переплетается со сладким медовым ароматом. Немного щиплет глаза, густая пена стекает по плечам и спине. Рука тянется к другим пузырькам, чтобы отмыть тело, чтобы стать чище, лучше, светлее.
И думает. Мысли текут пуще прежнего, в такт струям воды. Эллу по-прежнему беспокоит, где же Хизз. Почему Агриэль сидит, ничего не делает, словно ждёт. Наверное, так оно и есть - надо ждать и пока ничего страшного не произошло. Мысли плавно перетекали к тому, что ждут они, наверное, Горана, и думать об этом было куда приятнее. Элле снова вспоминался пляж, но теперь разум зацепился за её собственные слова.

Однажды я не хотела жить. Совсем.

Она хорошо помнит это время, ведь с тех пор прошло совсем немного лет. А некоторые моменты запечалились в памяти особенно отчетливо, кажется, закрой глаза, и вот картинка снова предстанет перед глазами, как в фильме...
Элла закрывает глаза, вспоминая.



Вот так оно и было, однажды. А сейчас...
- Я неисправима, - Улыбается Элла, глядя на свои неизменно чёрные ногти. Маникюр, как ни странно, после всех приключений почти не пострадал. - Похоже, с тех пор я всего лишь научилась покупать более качественный лак. И всего-то...!

Одеваться обратно было крайне неприятно - отсыревшие вещи по-прежнему пахли болотом, но замены им у девушки не было. Зато в многострадальной сумке обнаружилось чистое бельё и носки, чудом оставшиеся сухими благодаря целлофановому пакету. Маленькая удача, не более.

Закончив с душем, Элла с невозмутимым видом вернулась назад, вытирая голову пушистым полотенцем. Остановилась у окна, отодвинув тяжелый бархат занавески, заметила только сейчас, что поезд, после своей долгой, практически бесконечной стоянки, начал двигаться.

Где-то там, далеко, за порогом усталости, аутентичная девушка и бессмысленные вопросы незнакомого парня. И, несомненно, экспериментаторы..что за издевательство. Иди направо. Иди налево. Становись на площадку. Не встанешь-всё равно поедешь, куда нужно. Спасай очередную куклу. Не спасай. Всё равно умрет. А теперь ещё и это. Хотят сделать подсудимым там, где судьей и обвинителем должен быть я. Особенно после встречи с местным демиургом. Надоело играть по чужим правилам. Дайте мне мое место. Шаг. Заступ пяткой в пустоту. Вперёд. Толчок. Прыжок. Верю- значит, могу. На окраине сознания- Аниматрица. В пределах зрения - месть..или расплата. Слова. Набор символов. Как и весь этот фарс вокруг.

Лиркус считал неважным никакие потери, произошедшие за те пару секунд. Ни боль от потерянной руки, ни возвращение талисмана. Это все не так сложно забрать: главное не щелкать клювом и тогда все пройдет как надо. И именно поэтому Лиркус всего лишь медленно поднялся. Как будто ничего не произошло. Посмотрел на своего противника. Затем щелкнул пальцами. Вместо выстрела ударила молния. Лиркус вопросительно приподнял бровь. Посмотрел на пальцы. Затем на обрубок руки. И, наконец, наверх. Подобно стае воронов сгущались тучи. Кажется история слегка повторила их предыдущую. Битву. Не обращая внимания ни на Хэйли, ни на Виктора, ни на кого Лиркус стал прибижаться к Блэку с явным намерением довершить начатое.

Раздался топот ног, если бы кто-то обернулся в сторону топота, то они могли бы заметить как с одной из более-менее уцелевших частей здания, с одного из верхних этажей взял разбег Лоренс. Да-да. Именно он, куртка развевалась его как миниатюрные крылья, а затем он резко оттолкнулся от края прыгнул вперед, прямо по направлению к Лиркусу.

-Ты что делае... - Было уже поздно. Домен приземлился прямо на демона и силой втянул его внутрь себя. Джаззмен стоял на одном колене и протянул руку вверх. В неё упала винтовка Драгунова. Лоренс встал.

-Некоторые вещи иногда лучше не делать. Например убийства потенциальных союзников. - Лоренс подошел к обрубленной руке. Взял её в левую руку. Рука втянулась. В дальнейшие диалоги Лоренс не вмешивался. Он был занят.

Идиот! Предатель! Жалкий червь! Перо с жопы ангела! Жалкая песчинка посреди бури! Идиот! Предатель! Когда Бог решил придумать тебя, он, очевидно, создавал обезьяну и только по случайности сделал её человеком! Недостойный моего дыхания олух! ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?!
Спас жизнь Охотнику, помог стабилизировать ситуацию и не дал тебе умереть от его знаков. Я решил, что я достоен награды
Возможность жить - твоя лучшая награда! Если бы не ты, мы бы решили проблему с предателем рода демонического! Ты видел, что он успел сотворить? Как думаешь, у нас получится это повторить ещё раз, если он будет поопытней?
Мы с ним больше никогда не встретимся
Ты кажется очень уверен в своих идеях, белоручка. Небось струсил, побоялся что я опять кого-то убью, да?
Психованный! Ты же знал что я не одобрю и половины того, что ты провернул в особняке! Это что по твоему были за действия в бою? Да ты повторялся каждый пять минут, тебе ещё повезло то враги не заметили никакого паттерна в твоих действиях, иначе бы ты не только с отрубленной рукой бы лежал.
Кажется ты стал меня недооценивать за все время нашей совместной работы, не так ли?
А ты стал себя переоценивать. У меня есть план, как рассправится с Заком, однако тут нужны мозги...

В итоге демоны вышли к Заку. Ситуация накалялась.

Шин замер всего на секунду, а потом со всего маху нырнул в холодную морскую воду. Эх, если бы он знал, что после множественных обработок химическими отходами вода в море по ph балансу стала сродни мощной щелочи, он думал бы гораздо дольше и, может быть, не совершил бы этот прыжок, ознаменовавший первый шаг в его приключении.

Холодно, аж когти сводит. Вода обволакивает тело и медленно уводит Шина на дно. Новое тело слишком тяжелое, чтобы плыть. Когти касаются каменистого дна, хвост сбивает часть кораллового рифа. Шин аккуратно повел рукой - движется. Интересно. А на вид и не скажешь, что этот дракончик способен двигаться под водой. Даже наоборот - многочисленные щели намекали на то, что касание водной глади его убьет. Не убило. Шин сделал неуклюжий рывок и медленно, как и подобает телу, ощутившему на себе давление воды, стал перемещаться по дну. Риф ему был дорогой и он впивался когтями в него, стараясь двигаться как можно быстрее: древний страх, что электроника будет уничтожена водой, подгонял его, заставляя наплевать на аккуратность в пользу скорости. Не очень скоро, но Шину пришла в голову идея использовать хвост и крылья как двигатели и плавники. Тогда и дело пошло быстрее. Таинственный свет на дне моря теперь приближался со скоростью автомобиля конца двадцать первого века. То есть, очень быстро. Свет из точки вырос до полноценного пятна; казавшийся ранее зеленоватым из за толщи морской воды, он светил яркими апельсиновыми тонами, а прямо над ним, в толще воды висела мутная радуга.
Шин пригляделся и увидел то, что создавало это иллюминацию: сварочный аппарат в клешне робота ремонтника, которые только-только входили в моду в дни, когда был предложен проект постройки Фрейма.
Робот суетился вокруг пробоины в толстой металлической трубе, стараясь залатать ее подручными средствами. Впрочем, тщетно. Размер дыры в трубе был сопоставим с размерами нового тела Нельсона, а робот не располагал достаточным количеством материала, чтобы сделать заплатку. Бедняга суетился вокруг пробоины, разогревая то один то другой ее край сварочным аппаратом, заставляя воду вокруг сварочной петли и нагретого металла вскипать и устремляться вверх.
Дракон подплыл к пробоине почти вплотную; сейчас уже нельзя было узнать что послужило причиной такой дыры в металле. Более того, невозможно было выяснить пришло ли оно снаружи, или же вырвалось изнутри: ремонтник выровнял края в тщетной попытке заделать пробой. Надо отдать ему должное - размером не больше ладони Шина (нынешней, драконьей), он обладал производительностью целого цеха.
Решив, что снаружи ему делать нечего, дракон юркнул в трубу.
Направление выбирать не пришлось. Удаляться от Фрейма не входило в планы спортсмена и поэтому он тут же повернулся в трубе, дабы, по его прикидкам, смотреть в сторону Последнего Убежища Человечества. Несколько мощных гребков и Шин быстро поплыл вперед.
Проблемы начались тогда, когда труба, ввиду своего крена, поднялась выше уровня моря. Там Шин смог встать на ноги и продолжить путь более привычным для себя методом. И все было нормально до тех пор, пока ржавое железное щупальце не изогнулось почти под прямым углом, уходя куда то вверх. И все дело было в том, что в трубе не хватало места, дабы расправить крылья. Несколько попыток добраться до верха прыжками закончились тем, что Шин с грохотом, достойным консервной банки, упал вниз.
Наконец, тело механического дракона показалось в верхней точке изгиба трубы. Шин упирался конечностями и спиной в стенки трубы и таким образом медленно лез наверх. Таким образом он, собрав всю ржавчину с внутренней стороны трубы, оказался перед шлюзом во Фрейм. Перед шлюзом было достаточно пространства, чтобы сесть и Шин перебрался туда, где занял более удобное положение; два синих огонька не мигая уставились на металлическую преграду. Что ждет его за этим металлическим сфинктером? Кто знает. Внутреннее убранство этой цитадели видели только ее проектировщики, да роботы, без устали шныряющие там чтобы поддерживать порядок. Шлюз стал медленно открываться, в середине его появилось маленькое отверстие, непрерывно расширяющееся. Похоже, кто то совсем не против того, чтобы Нельсон прикоснулся к тайне.

Шаг вперед. Дракон в большой комнате, похожей на грузовое отделение космического корабля - всюду ящики, баллоны, контейнеры. С потолка льется яркий свет, но он нисколько не мешает Шину видеть внутреннее устройство отсека, разве что лишь самые темные углы стали еще темнее и теперь там совсем ничего не разглядеть. Шлюз сзади захлопнулся и скрежет металла напомнил Шину звук сдвигаемого надгробия на саркофаге. Нервы на пределе. Хочется убежать, но некуда; хочется драться, но не с кем. Хотите идеальную пытку? Вот она - ожидание. Наконец, шум. Так работают огромные механизмы, назначения которых не знает главный герой научно фантастического сериала. Они создают превосходный фон для напряженных и драматических сцен. Но что выпадет Шину? Нервы дракона натянулись еще туже, как струны гитары: еще чуть-чуть и лопнут, а тогда Шин за себя не отвечает.
"Синхронизация" - приятный механический голос с имитацией женских тембров разрезал тишину и Шин едва не подпрыгнул: от безумия его сейчас отделял тот маленький миг, который отделяет абсолютного неудачника от краха. Тем временем механизм продолжал:
"Сканирование завершено. Синхронизация выполнена. Проекция интерфейса для объекта №307210"
Легкое помутнение в глазах, а через секунду отсек превратился в поле, знакомое обладателям одной из самых популярных операционных систем позапрошлого столетия, как один из стандартных вариантов рисунка рабочего стола. Облака то бежали куда то вдаль, то надвигались прямо на Шина, вызывая неприятные ощущения; при этом скорость из была столь велика, что Нельсон почувствовал себя невольным созерцателем ускоренной раз в восемь съемки.
"Подбор оптимальной яркости"
Поле стало светлеть, пока не превратилось в одно нестерпимо яркое пятно, затем точно так же стало темнеть и чрез некоторое время потемнело настолько, что сквозь объекты виртуального изображения стали проступать силуэты пространства вполне реального. Затем изображение вновь начало светлеть...
"Подбор оптимальной прозрачности"
Теперь картинка становилась то цельной, то едва видимой, аки призрак или мираж. Наконец, механизм остановился на золотой середине. Эта "золотая середина" напоминала Шину то, как изображали голографы в фильмах двадцатого и двадцать первых веков: полупрозрачная картинка в воздухе, сквозь которую можно видеть, однако и картинка достаточно плотная, чтобы различать на ней детали и цвета.
Наконец, машина наигралась с ползунками и голос возвестил:
"Инициализация нового пользователя завершена. Добро пожаловать."
Изображение поля исчезло, стена напротив шлюза зашевелилась. Шин ожидал чего то подобного - не может же это комната вести в никуда. Кусок, как раз чуть больше, чем он сам, отошел в сторону, обнажая нечто, похожее на дверь. Шин уже было сделал шаг вперед, когда зашевелилась вся стена. Стена, что по высоте превосходит его в двадцать раз! По ширине, впрочем она была весьма скромной - всего в три раза шире, чем "рост" шина от пасти до хвоста. Но нет, упрямая многотоннная махина грузно поехала вверх, открывая глазам Нельсона невиданное доселе зрелище.
Капсулы, повсюду капсулы. Поднимаешь голову и видишь два ряда капсул, закрепленных на стене, уходящей куда то вверх. Так высоко, что потолка не видно. Смотришь вниз и сквозь стеклянный пол видишь все то же самое, а глаз не достает до дна.
"Наложение виртуального пространства"
Мир моргнул и перед глазами Шина появилась улица. Формы этой улицы и домов никак не совпадали с реальным расположением непрерывно движущихся на антигравитационных подушках мостков и платформ, на которых можно стоять. Но, похоже виртуальному миру и не нужно это. Подняв голову, Шин увидел небо, сквозь которое блекло просвечивала тьма неизвестности. Глянул вниз - мостовая. Поглядел по сторонам - увидел людей идущих по своим делам. Один вынырнул из стены (виртуальная улица проходила прям сквозь нее) и подошел поприветствовать друга, второй был занят какой то программой. Эти люди не обращали на дракона внимания, казалось, не видели его. И внезапно Шина прострелило одной единственной мыслью: это его родной Фрейм, как он привык его видеть будучи его гражданином.
"Приветствие, пользователь №307210. Я ваш персональный голосовой помощник."
Шин спешно подобрал челюсть и скосил взгляд вправо: рядом стояла милая девушка, сотканная из строчек кода; волосы ее запускали в воздух маленькие искорки, а платье развевалось от несуществующего ветра.

- Какая лапочкааа... - протянула Луар, осторожно коснувшись коготками щеки девушки. - А любить можно во всех смыслах или только как обычно в фигуральном?
Рыжая облизнулась, чуть обернувшись к Гьену. Хошь чуть наклонился к ухо сестры и тихо прокомментировал.
- Мистер Арлис по моему чётко дал понять, что это его игрушка.
Сестрица закинула голову, поймав таким образом глаза мужчины.
- А если я вежливо попрошу, м?
Брат пожал плечами, в его глазах сквозил совсем другой интерес, скорее естествоиспытательский.
- Астрид, не обращайте внимание, моя сестра бывает весьма экстравагантной.
Луар только фыркнула, обиженно скрестив руки и буркнув себе под нос что-то из серии "кто бы говорил".
- Вы закончили? - Хошь протянул ангелу руку, раскрытой ладонью вверх.

Опа, а это ещё кто такие? - с невольной улыбкой подумал дракон - стоп, неужели это одичавшие люди?.. а похожи... - память вновь начала лениво рыться в детских воспоминаниях, буквально по одному слову выуживая нужную информацию - да, учитывая, что места в стальных убежищах хватило чуть больше чем половине людей, оставшиеся вполне могли выжить, по пути одичав от критического недостатка энергии и ресурсов, остатки которых ушли на постройку фреймов... и что мне теперь с вами теперь делать ребята?
Первой же мыслью было просто испепелить эту стайку дикарей, но Терран сразу вспомнил, что дышать огнём он больше не умеет, а через минуту до него вдруг дошло, что это уже не игра и эти люди также как и он родились из плоти и крови, а не из кода и электричества и они также как и он хотят жить и любить... но с какой-то стороны он сам был уже намного меньше человеком, чем они... его дух, несмотря на столь малый промежуток времени, уже окончательно обжился в механическом теле и маленькие, хрупкие, мёрзнущие комки живой плоти вызывали только снисходительное сострадание...
Вдруг его посетила гениальная мысль: он ведь теперь мог стать не просто драконом, а богом этих остатков неудачливой части человечества, главное, чтобы они не успели забыть или слишком сильно изменить язык. Ладно, попытка не пытка, как говорится...
Дракон, до этого сидевший почти неподвижно, лишь изредка лениво поворачивая голову, не с того не с сего резко махнул крыльями, подняв на секунду шквальный ветер, встал на задние лапы, вскинул крылья над собой, угрожающе поднял хвост и издал яростный рёв.
-А-г-р-р-х! Опомнитесь смертные! - голос Террана был под стать его внешнему виду: низкий, громкий, рокочущий и испещрённый металлическими нотками - Неужели вы и правда решили, что можете убить БОГА?! Опомнитесь, и я в знак прощения оставлю вам ваши жалкие жизни! - один из гуманоидов вскочил в полный рост и явно собирался уже кинуть копьё в металлического монстра, но тут же отлетел назад, откинутый ещё одним шквальным порывом ветра - А-г-р-р-р-р-х! Ещё одна такая глупая выходка и у вас не останется шансов на прощение! - прорычал он почти на ухо неудачливому герою - Поклонитесь своему богу смертные!

Смотрю в глаза стеклянные-и понять ничего не могу. Разума меня лишили моего эксперименты проклятые, что ли.. Нарушили устои и правила, годами взращиваемые, перемешали хорошенько - и вот опять, здрасьте-пожалуйста. Кто здесь кукла, а кто человек - супруга ли верная, что месяцами не ластилась 'попусту', или робот с чувством зарождающимся? Ну или верящим в то, что это чувство. Но даже так если, человек без веры или робот с оной - кто настоящий? Будут ли изменой отношения разума беспутного, от пут тела своего освобожденного, и туловища, разума исконного в лабиринтах лишенного? Не лаборатория ли подобная жизнь наша вся, что где-то там, в конце, отделит правду ото лжи, а зерна от плевел? И есть ли смысл в моей борьбе извечной, но тихой, с несправедливостью, если всё само собой решится в конце концов? И неожиданно, так же, как неожиданны жесты, слова и улыбки этого существа напротив..
- Кого ты любишь, игрёнка? И кто я?
Почует ли что-нибудь она..вздрогнет ли..или не запрограммирована..

Гьен молчал, задумчиво постукивая указательным пальцем по нижней губе. Его зрачки были ненормально расширены, заполняя почти всю радужную оболочку, взгляд устремлен сквозь Астрид. О чем он думал, предугадать было невозможно. Приближенные Арлиса знали, насколько он опасен и непредсказуем в таком состоянии... Подошедшая официантка нервным покашливанием нарушила затянувшуюся за столиком тишину. Молодой человек медленно повернул к ней голову, уставившись на ее живот, целомудренно прикрытый фартуком.
- Ваш.. ваш кофе, сэр.. - прошептала девушка пересохшими губами, неловко наклонилась и поставила перед Арлисом чашечку с блюдцем, украшенную двумя дольками лимона и парой продолговатых пакетиков с сахаром. Ее руки заметно тряслись, от чего пара капель черной пахучей жидкости выплеснулась за край, и теперь стекала вниз, оставляя за собой темно-коричневые подтеки...
Внезапно отстраненное выражение в глазах Арлиса исчезло. Зрачки сузились до размеров точек, губы искривились в злой ухмылке. Его рука, словно кобра, рванулась вперед, пальцы обхватили тонкое запястье официантки с такой силой, что суставы побелели. Девушка тихонько пискнула и стала наклоняться вперед по мере того, как Арлис тянул ее руку на себя. В тусклом вете кафе сверкнула бритва, на долю секунды отразившись в расширенных от ужаса глазах официантки. Острие прижалось к шее. Девичья кожа, не выдержав нажима, лопнула. Карминовые капельки оросили металл, до этого девственно чистый. Из сдавленного спазмом горла вырвался сухой хрип. Бедняжка почти растянулась на столе, лицом вниз. В глазах застыл нечеловеческий ужас, лицо превратилось в бледную маску-крик. Гьен, все еще прижимая бритву к горлу, развернул ее голову так, чтобы Астрид видела этот взгляд. Взгляд человека, который понимает, что его жизнь висит на волоске. И этот волосок - не более, чем прихоть наделенного властью безумца...
- Ну как тебе, ангелок? Красиво, правда... Никакого притворства. Чистые, ничем не омраченные человеческие чувства. Это так прекрасно.. - Гьен наклонился к самому уху девушки-официантки. - Посмотри в ее глаза, Астрид.. Вот она, наша природа. Мы ее проявляем только в таких вот редких случаях. Слабые существа.. Все, что мы можем - это трепетать перед неизбежным, уповая на то, что Он существует, и после нас останется нечто большее, нежели гниющие в подворотне останки. Ведь правда, милая?
Девушка в ответ лишь попискивала, все еще пытаясь выдавить крик из стянутого спазмами ужаса горла.
- И их ты собралась спасать? Поздно, Астрид.. Мы спасемся только в том случае, если поубиваем друг друга. Искупаемся в собственной крови... Потому что люди жестоки. И до жути пугливы.. Не в пример тебе. Хотя.. Скажи, если бы ты была смертной, то отдала свою жизнь за ее жизнь, м?

Ещё несколько минут назад он был мифическим драконом, изрыгавшем пламя и и наводившим ужас на толпы детально проработанных людей-неписей, правой рукой предводителя одного из сильнейших кланов. Порой он даже начинал думать, что родился из яйца, а редкие видения с участием иссохшего человеческого тельца, всего лишь кошмарные сны. Хотя он и никогда не стремился к власти, богатству, всеобщему обожанию, даже к общению с "братьями", но все знали, что если кто-то из клана попросит он никогда не откажет, и он знал, что клан никогда не бросит его в беде...
А теперь вместо ярких красочных пейзажей - чёрно-серые "зубы" скал, вместо замков и городов - громадная металлическая конструкция, из которой он только-что был выброшен как сломанная игрушка, вместо обычного многоголосья в основной комнате клан-связи - тишина, непривычная, гнетущая... Такая была только однажды, когда вдруг пропала Сефира, а через неделю Клан-лидер сказал, что она умерла, не успели затихнуть его последние слова, а во всех комнатах уже стояла гробовая тишина. Она была одной из опор клана, все её любили и она всех любила и никогда не позволяла никому ссориться, одного её ласкового "ну хватит уже ругаться ребята" всегда хватало чтобы остановить любую ссору. А для Террана она значила ещё больше: плавные изгибы её драконьего тела, чистейший лазурный цвет "брони", мягкий и всегда весёлый взгляд, тихое урчание в пещере и безумный восторг полётов с ней наедине... Тогда тишина длилась казалось целую вечность и он, не выдержав, зарычал, извергая в небо море пламени, а через секунду и все остальные подхватили порыв его бессильной злобы и отчаянья, и ночь превратилась в день, я тишина в бесконечный громовой рокот...
И вот сейчас всё та же тишина, только траур уже не по Сефире, а по нему самому... он ещё не знал что весь клан в едином порыве поднялся в воздух, едва он не ответил на вопрос какого-то новичка, он не знал, что скоро в клан-связи второй раз за историю клана наступит тишина, а через какое-то время небо того мира вновь озарится ярчайшим пламенем сотен драконов...
Закор сидел на небольшой ровной площадке и рычал от безысходности бессилия, он уже успел понять что несмотря на серую унылость пейзажа, он, едва уловимо, реальнее того мира в котором он жил все эти годы, а металлическая громадина начала выуживать из памяти смутные воспоминания детства, уроки истории... кажется там было слово "Фрейм"... да точно, когда-то люди спрятались в них от, убитого ими самими, мира... людьми... и он тоже вроде бы человек, но почему тогда его сознание заключено в оболочку мифической ящерицы, воплощённой в стали и электронике?.. может очередная игра, в которую его закинуло из-за какой-то системной ошибки?.. но почему он тогда не может вернуться к корневому управлению? почему не может проверить отклики ближайшего узла связи?.. что за проклятье?.. ладно пока освоимся тут и подождём пока не восстановится связь.
Технодракон свернулся клубком и замер на несколько часов, внешне казалось ничего не происходило, но внутри кипела работа, он осваивался в новом теле, пытаясь найти и понять как действуют все его механизмы, пытаясь понять что вызовет та или иная команда. Поверхностно изучив теорию, Терран принялся за практику: поднялся на задние лапы, расправив крылья, и начал проверять на работоспособность все движущиеся части своего тела, издалека это выглядело будто ветер слегка колышет, серебристо-чёрную шерсть зверя.

И что он в ней видит, этот странный юноша? Что он способен прочитать в её лице заплаканном, в покрасневших глазах испуганно блестящих, затравленной жертвой, на своего спасителя глядящих?..

Обнаженной, выставленной на показ, чувствует себя девушка, вздыхает, ощущая разочарование горькое, страх, ужас и одновременно, стыд. Горький, неприятный, царапающий стыд.
Сумеет ли этот человек разглядеть блеск льдинок, фонтан ломаного стекла, мецающими каплями взлетающий ввысь, позорно украденную шоколадку в соседском универсаме? Услышит ли шелест глянцевого журнала, писк телефона, где вызывающе красные ноготки, лениво стучат по кнопкам, чтобы разрушить чьё-то благоденствие. Воющие гудки на линии. И запах цветочных духов перемешанный с запахом пота, жвачка «Дирол», зажёванная торопливо после очередной сигареты. Приторный вкус ненастоящей клубники, слабо перемешивающийся с запахом никотина, смолой и отчего-то с грязью кажется, разрухой и порчей одновременно. Старательно расчёсывает волосы Оксана перед зеркалом, блестящие пряди, собирая заколкой в виде бабочки, подводит глаза, силясь скрыть внутренний хаос.
Грязная, заплёванная комната прячется в душе, одна из многих, заперта крепким замком. Какой-то образ, скользит вяло на границе восприятия, забытый, родом из детства

…Жаркая кружка чая возносящая земляничным паром к потолку, бормочущее радио, унылым голосом диктора повествующее о погоде и прибавке к пенсии. Пирожное «Наполеон», вальяжно устроившееся на своей тарелке, толстое, гордое, очевидно вкусное. Оксана читает книгу, болтает ногами сидя на табуретке, хлебает макаронный суп, следуя за приключениями книжных героев. Кажется, троих ребят занесло в джунгли Марса, кажется…

У женщин много лиц, у любого человека много лиц.
Парадно выходная улыбка, кусачий оскал острых зубов, наносное равнодушие, притворная доброта, приторно-карамельное сочувствие, вялый, пропахший табаком цинизм, наигранная простота дешевой романтичности, скрытая злость, спрятанное раздражение... И так далее, и так далее. Лица, маски, ежедневный театр, тысячи ролей, миллион одёж ради одного, скрыть свою внутреннюю сущность. Защититься. Создать персональный кокон приватности, чтобы никто чужой, в душу не сумел влезть. И вот теперь, Оксана всего этого лишена, нелепая пижама, учащенное дыхание хриплое, страх. Говорят страх имеет омерзительный, узнаваемо кислый запах, выходит, она пропахла им вся...Туалетная вода, духи, нужна хоть какая-то ширма, как это страшно, оказаться в кругу света без своего привычного костюма.
А вдруг этот незнакомец не сумеет разглядеть в ней главного, или напротив, увидит слишком много?
Висок обдаёт тягучей болью. Слишком все неправильно, плохо…

…А тогда была книга, ложка, с крупными каплями жира и холодной макарониной в центре, мучным корабликом, лениво колыхающимся в бульонном пруду. Застывшая над глянцевой страницей Оксана, читала неторопливо, бормоча себе под нос, нарочно растягивая удовольствие.
Главные герои попали в ловушку, марсианский муравьиный лев создал для ребят мираж, и вместо синих роз, шагали юные космонавты прямо в пасть хищнику. Шуршали выдуманные джунгли, взлетали гигантские бабочки в фиолетовые небеса, а мурлыкающий хищник, терпеливо дожидался своего угощения
Оксана помнила то странное, ирреальное ощущение сопричастности. Предательства. Как будто она тоже шагала рядом, но при этом сохраняла молчание, желая увидеть тот роковой момент, когда трое детей, вдруг поймут, что они оказались в ловушке. Стыд. Маленькой Оксане, хлебающей свой остывший суп в ожидании сладкого десерта, было как-то очень противно от осознания того факта, что на самом деле в этой истории она болела за муравьиного льва, желая детишкам скорейшей смерти. Дети были самоуверенные, какие-то слишком счастливые, лакмусовые. Оксана ненавидела их в этот момент, маленьких наглых засранцев, с глупой улыбкой разгуливающих по чужой планете, тогда как ей самой завтра придётся идти в школу и учить скучные уроки, возвращаться в тёмную квартиру, качаться одиноко на ржавой качеле...
Ребятишки были слишком счастливыми, беззаботными, инфантильными. Они не знали трудностей, они могли позволить себе быть добрыми, а потому их следовало наказать, этих непрошенных, глупых крысят! Оксана жадно ждала кровавой развязки – главные герои пока не знали о предстоящей западне, и беззаботно чирикали на своих страницах. Оксана знала, и молчаливо ждала, надеясь что светлую девочку, слишком красивую, слишком хорошую, марсианский лев сожрёт первой. Вцепится ей в ногу, вырвет клок мяса, возможно сдерет загнутыми когтями скальп, - чтобы это прекрасное бледное личико, изображенное на странице 85, исказилось вдруг агонией, мукой, ужасом...Скорее!
И стыдно, и горько, и здорово, и противно одновременно.

Развязку она так и не запомнила, впрочем в духе детской книжки, скорее всего, главные герои отделались лёгким испугом. Оксана тоже сейчас напугана и если сравнивать её эмоции в физических величинах, то страх девушки потянет несколько килограммов, или быть может даже, на пару тонн. Испуг был далеко не лёгким, он был чугунным. Ведь Оксана тоже оказалась в ловушке, и марсианские львы прячутся за каждым кустом. Её несёт в своих лапах какой-то человек. И рядом с ней нет верных друзей. Оксана совсем одна. Не добрая, не хорошая. И одна.

Очередной коридор, кажущийся западней. Все время двигаться в сторону неясности уже порядком начинало надоедать. Испытания и эксперементы. Люди... Как же это по человечески, испытывать других людей. Проверять их на стойкость и выдержку. А ведь и в правду, в нынешнее время все очень много говорят о силе. О силе ментальной. Что их не сломить, не поработить, не заставить думать так, как хочет кто-то другой, а не они.

А что происходит в жизни?

А в жизни все так и остается словами. Словами, ради которых лишь единицы готовы идти на жертвы, делая эти слова своим принципом. Принципом ради которого стоит пострадать, но отстоять его. Принципы, которые так интересно сломать другим. Паша мельком глянул на Лилию. Похоже, что она была такой же частью эксперимента, как и он. И сломали не только его. Сломали их обоих. Сломали, и теперь пытаются проверить их выдержку. Где то на подсознательном уровне он понимал, что если все действительно так, то скорей всего им не долго осталось тут.

- Чем должен был закончиться тест? - спросил Гарайкин ступая уже по коридору с застекленными комнатами.

Что же кроется за стеклами?

Мир - игра. Победитель получает все.
Терран, как знали его компаньоны по игре, взмыл вверх и пустил тугую струю пламени, перекрывая рыцарям дорогу, его собраться единым порывом смели оборону замка и вскоре расселись на его руинах, пожирая остатки оборонявшихся там. Ничего нового. Очередной замок захвачен, его соклановцы получат премиальные очки, а сам Терран выучит пару - тройку новых умений. Не нужно и говорить что дает игра человеку: возможность воочию наблюдать весь путь от маленького драконьего яйца, до грозной твари, одно чье только имя завораживает и нагоняет стах в селян - дорогое ни с чем не сравнимое удовольствие. Дорогое не потому, что требует денег - во Фреймах их упразднили; но дорогое потому, что цена в такой игре - ты сам. Нет, никто не собирался убивать игроков. Просто в скором времени вместо человека, имевшего друзей, знакомых, любимых, окажется тот самый персонаж, что совсем недавно кривлялся по другую сторону экрана. И персонаж будет говорить устами своего игрока, смотреть его очами, думать будет за него. От человека останется один только атавистичный отросток, задача которого - вовремя нажать на клавишу по велению его цифрового господина.
Был ли Терран настоящим человеком? Или же он - всего лишь объект чьей то фантазии; семя, размещенное в благодатной почве и проросший прямиком в мозг его создателя? Террану было все равно. Сегодня был пир по случаю его победы и он не хотел портить себе аппетит и веселье. Быть драконом в виртуальности - круто. Раз уж тело не требует за собой ухода, а мозг подключен напрямую к ужасной махине, то можно жить, можно быть Им. Ты - тот кем ты хочешь быть. Не об этом ли мечтали фантасты и домохозяйки?
Тем не менее, случались и ошибки в "безупречной" системе. Тогда сказка нарушалась и Терран вновь видел мир глазами своего иссохшего тела, плавающего в мутноватой жидкости внутри матовой полупрозрачной колбы. Но, что то изменилось в этот раз. Вместо колбы - тьма, которую, впрочем не так и сложно надорвать - достаточно приглядеться.
Маленькая темная комната - недостаточно большая чтобы стоять. Только ползти. Камера стерильна, но напоминает отсек для выброса мусора: стенки круглые, ни что не зацепится за них, нигде не застрянет. С другой стороны комнаты - шлюз во всю стену. Терран попытался подползти поближе, чтобы разглядеть его, когда шлюз резко открылся и мощный поток воздуха выкинул его наружу.
Для Террана оказалось абсолютной неожиданностью то, что сразу за отсеком оказался пик, покрытый снегом. Снег был сероватый и как будто состоял из кукурузных хлопьев. Рефлексы взяли вверх над Терраном и, зажмурив один глаз, он раскинул крылья, как делал это всегда в любимой игре. И к его удивлению, крылья раскрылись, покрыв тенью площадку под шлюзом, заваленную мусором. Аккуратно обогнув пик, что, как оказалось, был гораздо выше, чем подумалось сперва, Терран вылетел в расщелину. Когда он глядел вниз, он видел лишь тьму, куда отказывался проникать свет, а глядя вверх он видел едва синее небо.
Скалы, образовывавшие расщелину, тянулись, казалось, до самого солнца, лениво висевшего на горизонте. Покрытые естественными неровностями (некоторые достаточно большие, чтобы Терран мог на них сесть) и темными ходами пещер, они рисовали в воображении совершенно фантастические картины о том, кто мог населять этот мир, куда они делись и где их искать. Словно бы безумный дизайнер, рисуя очередные горы на заказ для игрушки, позволил своей кисти гулять по холсту так, как захочет того рука, а не кошелек начальства. Это было красиво.
Терран понял, что попал туда, куда хотел. Почему то он не сомневался, что тело его - огромная механическая ящериц с крыльями, он не боялся. Душа его ликовала. Приземлившись на один из выступов на скале, он разинул пасть и издал громогласный рык.
Он нашел Его. Мир, где хотел бы остаться.

Вот дура. Я не вещь, чтобы мною овладевать. И рабом тоже никогда не буду. Наркоз подан, сейчас будут резать. Убил бы, да нечем. Мрак. Мрак поселился в моей душе здесь. В 'мертвом комплексе'. И будет течь в моих жилах, если сейчас не выльется в подставленный вовремя таз. Сво-бо-ду по-пу-га-ям....

Когда девочка приступила к "колдовству" (а иначе и не назовёшь) над раненой подругой, Косматый буквально впал в ступор, чудесное воскрешение "дамы с проводком" окончательно добило его сознание, к этому моменту окончательно убедившееся в том что он не спит. Парень как завороженный следил за всеми манипуляциями Лауры, как над Кассандрой, так и над собой, если бы он не успел убрать меч за спину, он обязательно упал бы и вернул Косматому хотя бы часть самообладания, но его роль сыграла сама виновница ступора. Начало её монолога он ещё слабо уловил, но когда она вдруг зарыдала, парень наконец пришёл в себя на сколько это было вообще возможно, после всего увиденного и пережитого. Косматый собрался было спросить Василия, правда ли всё то что говорит их местный ангел хранитель, но бывший сосед словно сквозь землю провалился...
-Э-э-э, Лаура, может ты просто не правильно интерпретировала его мысли? я конечно не говорю, что он обязательно прав, но мысли человека очень редко бывают однозначны, особенно в настолько стрессовых ситуациях - поняв, что с перепугу заговорил слишком уж заумно, Парень оборвал себя на полуслове и попробовал заново - Может ты просто не так всё поняла? там более на сколько я понял... ты... - вдруг слова перестали с лёгкостью вылетать изо рта, а вместо этого начали скрести горло, будто пытаясь залезть обратно - ты... не... не совсем человек... может быть то о чём он думал не... не ассоциировалось у него с... с ненавистью?.. - окончательно выговорившись, Косматый застыл в замешательстве: с одной стороны он действительно думал что Лаура могла ошибиться в выводах, но с другой что-то подсказывало ему что скорее всего он зря защищает товарища по несчастью, тем более, что он уже успел куда-то незаметно свалить...

- Ученый. Серое - это что? Еда? Откуда

— Я не знаю… — растерянно пробормотал Фук, оглядываясь по сторонам. — Наверное…

Фук очень испугался и не знал, как поступить.

Если бы Учёный всегда действовал в соответствии со своими умопостроениями, он бы сейчас сказал своим спутникам уходить прочь — куда-нибудь пускай уходят, живут где-нибудь, детей, что ли, рожают, а сам бы сделал самое главное (единственное) большое дело в своей жизни и помог бы страждущим, выпустив их на волю, и уж, конечно, разорвали бы благодарные узники своего спасителя на клочки, но оно бы того, наверное, стоило.

Но Фук не жил в соответствии со своими умопостроениями. Он полагал, что живёт, а вот сейчас вдруг понял, что и не живёт, и не жил никогда.


— Пойдём отсюда. Скорей, скорей, — преисполняясь стыдливой мерзости к самому себе, буркнул Учёный и, стараясь не глядеть на заключённых, бочком-бочком пошёл к двери в противоположной части зала.

Косматый опять оказался в комнате только недавно бывшей адским крематорием, вроде бы он захватил с собой какую-то девушку, но, это он сделал чисто машинально. Оглядевшись после очередного прыжка из под самого носа смерти, парень моментально забыл о том что рядом кто-то есть, уже несколько раз откладывавшая свой визит, вспышка ярости накрыла его с головой, с лихвой оправдываясь за свое опоздание.
Ценность человеческой жизни всегда была, одним из немногих и самым прочным, барьером на пути берсерка, уже давно борющегося за тело и душу Косматого, но сегодня пала и эта цитадель разума, к желанию разрушить дьявольскую ловушку добавилось желание за компанию убить ее безумного создателя.
Меч моментально оказался в руках маньяка, а нахлынувшее безумие, как всегда, подсказало самое изощренное решение на которое было способно: просто разрубить решетку под ногами.
Замах, удар, искры, замах, удар, искры... простой ритм заполнил все существо парня... замах, удар, искры... он должен попасть за эту решетку, зачем? что он будет делать дальше? он не знал, он просто был должен...

Она напугана уже. Она сплошной комок страха. И может быть даже больше,
- Оксана планета, сорвавшаяся со своей орбиты, Оксана звезда, устремляющаяся к океану. Оксана волна, готовая вот-вот разбиться о волнорез, - что чувствует стихия в этот момент, что она способна почувствовать, успеть, осмыслить, суметь за те несколько секунд мимолётных, в болезненном сознании вечностью оборачивающихся?

Высокие образы, и грязная действительность. Вопреки.
Липкие ладошки ужаса прохладные на сердце, мускусно-горький запах собственного пота, капелька слюны вязкой, пузырьком прозрачным, подрагивающая в уголке рта, растрескавшиеся губы, тяжелый язык ватный, тошнота, клубком змей ворочающаяся в желудке, испорченные спагетти мыслей склеившихся, не поспевающих за ходом событий, не успевающих понять…и расслабленность, расслабленность, отдающая покорностью той коровы, что оказалась на бойне, и отчего-то точно знает уже, быть может прозревая будущее своим звериным чутьём- обратного выхода отсюда нет. Отцвели одуванчики, остались позади тёплые луга, здесь запах внутренностей распотрошенных, мешается с запахом фекалий, здесь царство смерти, залит кровью сородичей пол под ногами, и это...
…это конец. Животное мычит, животное смотрит чёрным глазом на выкате, палача своего подрагивающим зрачком тёплым запечатлевая, животное сдаётся, незадолго до смерти уже отдаваясь тёмному концу. Не борется, ведь уже сдалось, и много раньше смерти, мертво.

Истребитель пикирующий вниз, снаряд, падающий на землю, здание потерявшее точку опоры, конец и начало, альфа и омега, миг зарождения и кровавый апокалипсис в одном лице. Оксана беглянка, Оксана заложница, Оксана жертва, той страшной иллюзии, которая никак не желает закончиться, и продолжается-продолжается-продолжается…
Коридор, исчезающий где-то во мраке, две стороны, в какую же из них бежать?...
Не всё ли равно, двигается куда-то, чувствуя покорность. Но всё же на право, туда где рука ведушая, туда где слово сладкозвучное, - право.
Кишки, скручивающиеся тугим комком где-то в животе, мимолётный спазм боли, рот заполняется рвотой, приложив ладонь, девушка пытается удержаться, глотает слёзы, глотает желчь, и согнувшись вдвое, сплёвывает на пол, комковато-жёлтую слизь.
Утирая холодный пот со лба бежит, и стада коров горячечными тенями, раскалённого бреда, кажется тоже бегут следом за ней. Девушка ещё борется. Она ещё не готова сдаться.

Осторожно ступая по мостику, так чтобы не навредить девушке, и не упасть в воду, Паша пошел. Понес Лилию над бассейном. Губы привораживали. Хотелось поцеловать, но в уме прочно засела мысль о том, что сейчас не время. Не время думать о любви, симпатии, поцелуях. Гарайкин надеялся что его тепла достаточно, чтобы согреть девушку.
- Лилия... Куда же... Куда...

Гарайкин пытался усмотреть любые выходы, или что-то что может помочь. Не дать девушке погибнуть вот тут и вот так. Не тут. И не так.

Оказавшись на другой стороне мостика, Паша посмотрел Лилие в глаза. На её бесчуственное тело. На её бедные губы. Еще некоторое время сомневяясь он все таки наклонился к ним... и легонько поцеловал. Еле касаясь...
- Не смей бросать меня... не смей... - и еще один поцелуй.
Легкий.
Нежный.

Напившись вдоволь крови своих братьев, Эмергель поднялся. Недоумение постигло и его. Взоры демонов были обращены на него, в ответ они получили лишь оскал и рык. Но что то было не так. В центре зала, стоял Алиэр, а рядом с ним труп. Девушка, черноволосая. Эмергель направился прямо туда, он хлюпал по остывшей крови, как влюбленная пара по лужам от дождя. Улыбка постепенно спадал с его лица по мере приближения. . .

. . . . . . . . .
Виолетта лежала на кафеле. Кровь сочилась из ее раны, заполняя собой пространство вокруг ее. Эмергель уже не шел, он бежал к ней, склоняясь над ее телом.
- Виолетта! Виолетта! Ответь же ДЬЯВОЛ ОТВЕЧАЙ! ОТВЕЧАЙ СЕЙЧАС ЖЕ! - попытки демона были тщетны. Девушка не могла ответить, неужели она. . .
- Мертва! - из уст Эмергеля вырвался протяжный стон. Стон боли от утраты. Он пытался относиться к ней с ненавистью, но сама мысль об этом развеивалась в данный момент.
- ВИОЛЕТТА! - он схватил ее холодную ладонь и зажал между своих рук. Горячая слеза упала на шею девушки.

. . . . . . . . .
Вновь этот истеричный смех. Только один демон был виновен в ее смерти, тот кто стоял сейчас рядом. Тот кто вел ее в этом танце. Тот кто задумал все с самого начала. Алиэр. . .
- ТЫ! - громогласно вскричал Эмергель на весь зал, несколько свечей погасло от этого рыка.
- ТЫ! - все еще не смирившись со смертью Виолетты, демон поднялся и сейчас стоял лицом к лица со своим новым врагом
- ТЫ! ТВАРЬ! Я. . . Я. . . Я УБЬЮ ТЕБЯ СУКА! Я УНИЧТОЖУ ТЕБЯ! ЗА ЧТО! ЗА ЧТО ТЫ УБИЛ ЕЕ! ТЫ НЕСЧАСТНОЕ СОЗДАНИЕ! СЛЕПОЙ УБЛЮДОК! ЗА ЧТО!!!!!!



Алиэр не лишь развел руки и улыбнулся.
- Ну так попробой, демон. Ты неплохо машешь кулаками, но до настоящей схватки тебе еще далеко!
Эмергель хотел только одного. Причинить боль этому демону, выпить кровь до последний капли.
- Любишь игры демон? Сыграем в мою игру! - в правой руке воссиял Симбиот, воссиял ненавистью своего хозяина
- Ну так вперед!
Толпа явно заскучала, слушая унылые диалоги двух противников. И по этому сейчас зал взорвался аплодисментами. Толпе нужны зрелища, и не важно какие, скучно не бывает никогда. Всем вмести они образовали нечто вроде ринга, половина зала болела за Эмергеля, а другая во все горло выкрикивали имя Алиэра. Эти счастливые лица горели лицемерием и коварностью. Когда то и он Эмергель был таким. Как же может изменить личность простая иллюзия любви. .



Алиэр, не отзвая Когтя демона, широко расставил ноги и развел руки, словно напрашиваясь на удар, но это было не верно - многие демоны погибали так, попавшись на обманный прием. Несмотря на свою слепоту, сейчас он явно рассчитывал на легкую победу. Но трудно представить как тяжело бороться против гнева потерявшего. Эмергель несся на Алиэра со всей своей возможной скоростью. Нужно было подгадать всего один момент, и Алиэр захлебнется в собственной крови. Перед самым ударом тело Эмергеля растворилось в тени, но Симбиот остался в физическом мире двигаясь по направлению к животу противника, разрезая под собой пол. Невозможно представить, как слепой может так легко отгадывать и отбивать удары врага, но у Алиэра это получалось. Кувыркнувшись, он перевернулся в воздухе над самым острием меча и тут же ударил по тени своим Когтем демона. Промах, но борозда прошла перед самой тенью. Симбиот и Коготь впервые схлестнулись между собой. Но первый с успехом отбил удар Когтя, что позволило тени появиться в физическом мире.
- А ты быстр Алиэр, но недостаточно для меня
- А ты глуп, Эмергель, но недостаточно... Эй, что я несу?! - удивился демон собственным словам, - Так или иначе, но тебе не достает ума понять мой коварный план. И это даже интересно.
Эмергель вновь помчался на сближение с противником, но к его удивлению его соперник даже не собирался отбивать удар. Алиэр расслабился и опустил меч, все еще держа его двумя руками. Тень остановилась в ответ.
- План? Стать владыкой ада? Завладеть драгоценностью? ХАХА, и ты зовешь глупцом меня?! ТЫ ЗНАЛ ЧТО Я ЛЮБЛЮ ЕЕ! ТЫ ЗНАЛ ЭТО! Тебе не спрятаться от меня Алиэр, я достану тебя везде. Где бы ты не был, я найду и уничтожу тебя!
- А знаешь? Я отниму у тебя то, что ты отнял у меня. Я убью твоего ангела! - после немногочисленных попыток восстановить дыхание, пригрозил он Алиэру.
- Ну так попробуй, - прорычал Алиэр, - Попробуй сперва пройти мимо меня, тень. Я тебя не вижу, но твой меч очень громко рассекает воздух! Нападай, тень!
Демона дважды просить не надо. Все верно, Алиэр не видит, но его слух развит очень хорошо, именно по этому он так успешно отбивает удары. Разбежавшись Эмергель кинул меч как отвлекающий маневр, а сам смертоносной тенью помчался в направление ненавистной тени.
Дойдя до места ,где уппал меч, Алиэр остановился, не слыша ничего. Сделав шаг назад, он нечаянно зацепил ногой Симбиот и тот громыхнул по полу.
- Черт! - демон понял, что его надули.
Тогда он незамедлительно вонзил Коготь демона в пол почти по самую рукоять и тут же очертил таким образом вокруг себя круг, отогнав едва приблизившуюся тень. А затем сорвался куда то в сторону. Запрыгнув на стол он остановился.
- Упрямец! Ты отсрачиваешь свою смерть!
Когтистая кисть вырвавшись из состояния тени, подкинула Симбиот вверх, после этого полностью выбравшись из тени, Эмергель поймал его приземляясь рядом с Алиэром. К слову сказать, приземлился он очень удачно, большим пальцем ноги зацепи вазу с салатом, так что она подлетела. Поймав его в воздухе, он запульнул его в лицо противника
- УГОЩАЙСЯ!
Алиэр был несколько ошеломлен, а крик Эмергеля сбил его с толку. Он даже не понял что к его лицу летит ваза, что разлетелась от с толкновения с его ликом. Брызги салата полетели в разные стороны и демон упал навзничь прямо в мешанину из тарелок и вазочек, сминая своим телом все, что там имелось. Эмергель же, направлялся прямиком к телу Алэра. Нагло разбивая под своей шипастой пяткой все вкусности эточего вечера. В прочем бокал с вином он все же пощадил, благородно вылив его себе в желудок. Он приближался все ближе и ближе. Но Алиэр даже и не пытался подняться и снова ринуться в бой, все что он делал это лежал и тихо смеялся.
- ТВАРЬ! - Эмергель полностью сблизился с врагом
- Ах, Эмергель, - процедил демон сквозь смех, - Знал бы ты как тщетна твоя борьба!
- Почему ты смеешься? Смерть смешит тебя? Поверь в Симбиоте ты будешь плакать!
Свободная рука сжалася горло Алиэра
- А ты знаешь за что я борюсь? ЗНАЕШЬ?!

Знаю!!! - Алиэр продолжал смеяться, - Знаю, мой демонический враг. Ты борешься за неверные идеи и странные идеалы. Более того, ты пытаешься убить того, с чьей жизнью связана ее жизнь.
Алиэр зашелся смехом, смешанным с хрипотцой вызванной тем, как сильно стискавал его горло Эмергель.
Эмергель ослабил хватку, но лишь для того что бы жертва могла отвечать
- Объясни каким образом? КАКой ГРЕБАНОЙ СВЯЗЬЮ СВЯЗАНЫ ТЫ И ОНА?!
- Пари, - коротко ответил Алиэр, справившись с приступом смеха.
- Перестань говорить загадками! РАССКАЗЫВАЙ ВСЕ!
Симбиот приблизился к сердцу демона.
- Пари, в котором не определен победитель не даст исчезнуть ни одному из участников, - ухмыльнулся демон, - Я этому у Люция научился.
Полностью отпустив горло Алиэра, Эмергель со всей силы врезал ему в челюсть
- Ты лжешь! Она бы не никогда не позволила сковать свою жизнь! НИКОГДА!
Алиэр даже не попытался уклониться.
- Она и не знала, что вверяет себя в мои руки, - усмехнулся Алиэр, - Но не находишь, что это к лучшему? Да, ты бьешь как девчонка
Кончик Симбиот воткнулся в кожу Алиэра, но еще не достал до сердца
- Эти слова станут последними в твоей жизни тварь
Прошло пять секунд, пятнадцать, минута. Но Эмергель не совершил более никаких движенний
- Я не могу - он обреченно вздохнул - Она бы не хотела что бы из за ее смерти я отнимал жизнь
- О да, - с оттенком полнейшего неудовлетворения протянул Алиэр, лежа на столе, - Только знаешь, давай ты ее сперва спросишь чего она хочет, а потом будешь мне говорить.
Демон кивнул в сторону тела.
- Что?! - Эмергель вопросительно посмотрел в сторону Виолетты, возможно это было ошибкой.
- Я о том, что ее сущность сейчас мечется между мирами без возможности попасть в Небытие
- Ты гребанный кукловод! ЖИВО ОТДАВАЙ ЕЕ ОБРАТНО!
- Ох, да ты мне льстишь, - демон слегка улыбнулся, - Но я не кукловод, хоть и люблю тянуть за нити. Отдать я ее тебе не могу хотя бы потому, что ты пришил меня к столу своей тушей, да и мне к тому же несколько... опасно перемещаться в другие миры. Я в том плане, что это может расторгнуть пари. Да, если я уйду отсюда, то Виолетта умрет. Ну и мне просто лень, - последнюю фразу Алиэр сказал всего лишь чтобы побесить Эмергеля, поэтому сделал максимально отвратное в данной ситуации выражение лица.
У Алиэра здорово получилось разозлить Эмергеля. Максимально вложившись в удар он пробил стол рядом с лицом Алиэра.
- Что ты хочешь за нее?
- А ты готов что то предложить? - Алиэр задумался, - Ну тогда я заберу то, что принадлежит тебе, является твоей гордостью. За нее я заберу Симбиот.

- Симбиот? ХАХА, Алиэр ты продумал почти все, но кое что ты уловить не смог. Ты не подумал, что все чтоя делаю это игра? Ты не подумал о том, что Виолетта это лишь легенда? Ты не мог допустить, что сейчас я убью тебя и плевал я на нее?
Именно в этот момент Эмергель смеялся громче чем обычно.
- И мне еще интересно, каким образом ты бы смог вернуть ее душу?
Вернуть - никак, - Согласился Алиэр, - Но вот забрость тебя туда, где сейчас Виолетта - запросто. А там хочешь - спасай, не хочешь - не спасай. Ну так что? По рукам?
- Согласен - сухо ответил Эмергель. . .

- По-прежнему думаешь, что нам неудобно?
Она уже не могла думать, она могла только чувствовать. Каждое движение, каждый миллиметр, каждый звук.
Ни одного препятствующего слова не сорвалось с губ демонессы, ни одного движения, помешавшего бы соитию.
Сладкая истома захватила бедра, в которые впивался пальцами падший, а лоно, готовое принять в себя всю силу его страсти, пульсировало от неудовлетворенности, увлажненное любовным соком.
О да, ангелы, пусть и бывшие, разбирались в некоторых вопросах не хуже демонов...
Но он заблуждается, если считает, будто Наама признается в поражении, только не она!
- И это все, на что ты способен, Аластэл? - саркастическим тоном поинтересовалась суккуб, хищно обнажив клыки в улыбке-смешке. Ей хотелось унизить врага, заставить почувствовать себя так же морально плохо, как чувствовала себя она.

Падший оскалился, когда острые зубки суккуба впились в его надплечье.
- Уймись, Наама, я твоей смерти не желаю! Не заставляй меня делать тебе больно!
Но демонесса и не подумала разжать челюсти. Она лишь сильнее стискивала их, и горячая алая кровь текла по шее и груди музыканта, по подбородку её, по нежной шейке, тонким ключицам и едва прикрытым прозрачной тканью прелестным грудям. Да, и в Аду нет такой ярости, на которую способна разозлённая женщина... Особенно, если женщина эта - суккуб.
Схватив Нааму за горло, он резко оторвал её от себя, прижав к полу. Одновременно свободной рукой он перехватил её левую руку. Ещё одно движение - и хрупкие запястья демонессы зажаты ладонью ангела. Она оказалась полностью обездвижена нависшим над ней падшим.

- Чего ты добиваешься?! Ты не справишься со мной, а для меня нет чести победить того, кто слабее! - Аластэл гневно сверкал глазами... и невольно любовался рассерженной чертовкой... Очи, подобные сапфирам... Шелковистая кожа... Великолепное тело - воплощение желаний, греховная, но совершенная красота... Дурманящий запах её... сладкий, пряный, будоражащий... Окровавленные губы... Его кровь...

Сам ещё не осознав до конца, что делает, падший припал к этим губам - таким манящим - в жестоком поцелуе.

Арлис присел на стул, услужливо отодвинутый одной из официанток, не сводя глаз с девочки-ангела. Он старался сдерживаться и не выказывать всей радости от достигнутого триумфа над небесным существом. Но это было чертовски сложно..
Официантка стояла рядом, нервно постукивая карандашом по записной книжке, куда она заносила заказы. И почему он ее не помнит? Новенькая, что ли?
- Принеси что-нибудь.. Погорячее. - бросил Арлис, не повернув головы. Лишь бы она ушла, а то это постукивание начинало его раздражать. А ему сейчас не хотелось раздражаться. Совсем наоборот. Он хотел подольше насладиться моментом, смаковать его, как французы смакуют дорогое вино или коньяк на званом вечере. Так, чтобы послевкусие осталось как минимум до следующего вечера...
- И что же мне с тобой делать, м?
Вопрос был риторический. И прозвучал как риторический. Пальцы руки Гьена слегка сжали нижнюю губу. Всемирный жест мыслителя.
- Может, обнять тебя? - сказал он с улыбкой, глядя на зажатую позу девушки. Фраза прозвучала с подтекстом. - Скрипим этим простым жестом начало нашей долгой и взаимовыгодной дружбы!
Хотя я на твоем месте теперь воздерживался бы от объятий малознакомых людей.. - саркастично добавил он про себя.

Резкой перемене происходящего Хьенна не удивилась. Опять что-то творилось и это что-то судя по воплям и матюгам происходило в комнате куда ускользнула Виолетта.
- Пардон
Гринедич саркастически ухмыльнулась скупо помахав ладошкой. Ангел естественно не отреагировал ровным счётом никак - он уже был мыслями (а через секунду и телом) совсем далеко.
"Три, два, один."
- Говорил же - не лезь!!! Долг она отдать задумала! Воплощённая доброта!
Охотница без особой надежды на успех стала рыться на кухне в поисках чего-нибудь съестного.
- Спросить надо было, что я обнаружил, пока тебя не было, а не врачеванием заниматься!!!
Плесневелый хлеб, местами больше похожий на кактус, со вздохом был признан не съедобным.
- Но нет, мы не дождались, проскочили мимо, пока я отвлёкся, и теперь - пожалуйте! Твою мать!!!
- Интересно, почему не папу? Папу логичнее... - спросила охотница у безучастной органической субстанции. - Как думаешь, мой плохо съедобный друг, на сколько скоро всё придёт в норму, м?
Хлеб молчал. За что был нещадно отправлен в мусорку.

Что бы там не происходило толпа сущностей всех мастей, набежавших на вопли в комнату, по мнению отступницы явно справятся лучше. Главное что бы небезызвестная тварюшка, сидящая в Аластэле, не воспользовалась хрупким и расшатанным на данный момент психологическим состоянием ангела. Но это тоже можно было засеч, поэтому Гринедич просто слушала, продолжая ковыряться в поисках еды.

Паша слушал. Вслушивался. Он хотел узнать, раскрыть секрет, секрет этого цветка. Её суровости, властности и ранимости. Что же двигало этой женщиной, когда она поселилась тут, и начала создавать этих... кукол. Что она вкладывает в них? Душу? Сердце? Страсть? Все вместе? Она говорит, что хочет дабы научили любить, но сейчас всячески просит любить её. Любить любую. Любить такую, какой она есть тут. В этот момент. Любить её, и никого другого.

В этот момент что-то будто укололо Гарайкина. Прямо в сердце. Глаза заслезились, но ни одна слеза так и не была обронена. Паша склонил голову, и посмотрел на стол. Повсюду были куклы. Незавершенные, начатые, проекты или, или, или... Голова начинала крутится от изобилия этих кукол. Комплекс. Западня. Куклы. Женя. Женя... Откуда она знает что его нет? Почему. Почему она знает, а он не ведает. Почему ему все еще хочется ей помочь? Не использовать, не сломать, как куклу, а помочь. Помочь как человеку. Как себе.

Грусть, тревога, страх. Вот что увидел Павел, подняв взгляд на Лилию. И почему-то ему еще казалось, что надежду. Маленький лучик надежды. Он? Почему... Налоговик приблизился к женщине, так, чтобы еле касаться своим лбом, её, и глядя в глаза спросил.
- Ты любишь творить?
Но ответить сразу не давал. Медленно провел пальцем по её губах, и продолжил.
- Тебе нравится создавать?
Он пытался усмотреть в ней то, что так резало его сердце, терзало душу, что вызывало радость и боль.
-Тебе ведь по душе симфония рождения красоты, да?
Для Паши сейчас был тот момент, когда ощущаешь, что падаешь в низ, куда ниже всего того, о чем предупреждают, когда скользишь ко дну, но останавливаться - не хочется...
- Когда любишь, то пустоту заполняет ненависть. И страдания становятся банальны.
Гарайкин медленно отодвинул их от стола, так, что бы они теперь стояли в пространстве свободном от оград.
- Когда любишь, кажется что все хорошо.
Немного отдалился, но не отпуская её из рук, и не давая её рукам отпустить его. Взгляд в глаза.
- Но хорошо это приходит с пыткой. Когда кажется, что так сладко страдать, а страсть становится тюрьмой.
Голову опустил и еле слышно прошептал.
- Сложить оружие, поддаться чарам и начать танец окрыленной боли...

"Лилия" пронеслось в уме. Цветок. Красивый. Любовь. Она хочет любви же, хм?
- Цветок - начал было говорить Павел, как они вошли в темноту, и его прервали горячие губы девицы.
Слова обожгли не хуже тех самых губ, внезапность прикосновения к которым заставила Гарайкина тяжело вздохнуть. Как же это типично. Банально. Манит то, что не подвластно. Хочется того, что запрещено. Тянет то, чего у тебя нету. Заезжено. Старо. Но актуально. Всегда. Где, и с кем бы то ни было.

Когда включился свет, Паша невольно прикрыл глаза рукой. Уж больно ярко все это светило. После минуты ожидания, когда же глаза привыкнут, налоговик взглянул на комнату. Даже не то что взглянул, осмотрел. Беглым взглядом. Не тем, что оценивает, а тем, что ознакомляется. Видно, что это была рабочая среда. Проекты, куклы, чертежи.

Вслед за рукой, он прошел вглубь комнаты, еле касаясь каждой из кукол. Так, как это делает девочка-подросток, когда видит красивый цветок, хочет притронутся, но боится испортить. Навредить. Именно так Павел смотрел на куклы. Мельком глянул и на ту, что была на столе. Обойдя все это по кругу, он вернулся к блондинке. Лилие.

В глазах этой женщины горели огоньки. Яркие и несокрушимые. Павел знал этот блеск. Ведь он был так знаком.
- Ты любишь танцевать, да?
Задав этот вопрос, Гарайкин взял её за руку и притянул к себе, повернув при этом её лицом к куклам и спиной к себе. Руки опустились на талию, а голова немного сблизилась с её.
- Совершенны лишь образы в наших головах... - прошептал Павел так, чтобы каждое слово отдавалось теплым ветерком на её шее.
Сказав это, он вновь "крутонул" Лилией, так, чтобы теперь она была лицом к нему, и сделал движение вперед, наклоняя свою партнершу, спину которой придерживал, дабы она не упала. Это было похоже на неуклюжую попытку танцевать. Хотя чего томить, это и была та самая, неуклюжая попытка танцевать с Лилией. Поняв как он безнадежен в этом, по сравнению с мэтрами танцевальной площадки, Паша медленно вернул блондинку в привычное ей состояние, и отпустил.

Сам же он отошел к стене, и прислонившись к ней спиной, голову поднял вверх, к потолку, открывая таким образом ей свое горло. Мимолетом пронеслась мысль о том, что будь он вампиром, ни за что бы не отказалась впиться в него...
- Зачем тебе еще одна?... Самая лучшая...?

"А еще..." - Шум дождя внезапно отступает на задний план. Сердце стучит чаще, чем дождь по крыше, скрадывая слова, которые ты не надеялся услышать."...лю тебя". И дыхание на твоей щеке. Да полно, не сон ли это? Она убегает, но взгяд ее дороже тысячи слов - он подтверждает, это было. Это есть.
Сказано. Три слова, их которых ты не слышал два с половиной. Но сказано.
Было сказано когда-то. "Ночь темнее всего перед рассветом". Неужели рассвет? Так. Внезапно, наплевав на всех и вся?
Губы Бродяги растягиваются в какой-то детской, неверящей улыбке.

"...внутрь, промокнете!" - Да. Тряхнув головой, Бродяга дожидается, пока все племя... ну да, племя, как нас еще назвать теперь, втянется в ангар, тянет на себя створку. К счастью изнутри есть ручки, в которые он, недолго думая, сует какой-то ржавый винчестер, выкопав его из тележки. Винчестер сам по себе бесполезен, у него нет приклада, да и курок тоже потерялся в бескрайней пустыне времен. Но ствол еще крепок и может послужить засовом.

А племя не теряет времени зря - уже стоят пара палаток, горит пара костерков... Откуда только Тутука находит дрова? Нюх должно быть.

И у одного - она. Ждет. Пистолет в кобуру. Присесть рядом. Лицом к двери. Пальцы тянутся к огню. Согрелся. Согрелся телом. Потянул из-за уха заначеную самокрутку. Подался лицом к огню. Первая затяжка - самая сладкая.

И вдруг падаешь на спину, заходишься кашлем, в легких - жидкий огонь, перед глазами - зеленый лед.

Есть такое слово, это слово называется «Слишком»
Ты желаешь шоколада, а вместо этого, тонешь в чане расплавленной жирной массы какао, трепыхаясь той мухой, обреченной в варенье утонуть. Хочешь прогуляться по лесу, теплым полуденным деньком наслаждаясь, но прикрыв глаза, в тёмной чащобе оказываешься, наедине со зверьём зубастым. Котята хорошие создания, они пушистые и мурлыкать умеют, тёплый кот толстый на подушке вальяжно развалившийся, наполняет дом уютом и добротой; сотни же орущих котов, царапающих кожу когтями острыми, шерстяными змеями изворачивающихся под ногами, превращают дом в зоопарк, зловонный зверинец нечистотами наполненный, где счастья и в помине нет, лишь борьба за существование собственное.

Можно любить пирожное, заварное или эклер, а потом съесть десяток, отравиться сладким кремом до горечи, до рези в животе, до ненависти, на всю жизнь угощение разлюбив, пресытиться радостью. Когда само наслаждение в муку превращается, сахаром расплавленным, заставляя зубы мучительно ныть. Как в той песне, которая Оксане однажды попалась случайно:
«…Детка, ты была конфетка. Оооо, конфетка. Но прошу любимая прости. Я тону в твоих объятьях липких. Потому скажу лишь, отпусти. Детка, Ооо моя конфетка…»

Глядя, как падает вокруг мёртвая рыба, сигареты, и цветы, Оксана вновь почувствовала себя утопающей, запертой в колодце тёмном, бездонном, глубоком. Она там, на дне, бьётся, разбивает кулаки в кровь, просит услышать и внимание на себя обратить, а вместо этого, солнце неизбежно уходит, наступает холодная, наполненная мукой и сердцебиением собственным агонизирующим, темнота. Сотней пальцев, плавников, рук охватывает, целует, острыми зубами прикладываясь к устам трепещущим, шепчет нежно:
«Никогда...никогда…никогда…» Во рту привкус пирожных ненавистных, жирная грязная масса забивает желудок, слюной липкой по подбородку стекает, сладостью отвратительной рот наполняя. И только песня бормочет неторопливо, покуда девушка трепыхается в ледяной воде, повествует вяло, зажёвывая пленку, фразы, и саму жизнь:
«Ооо детка, ты моя конфетка…но в твоих объятиях тону….»
Только тени густые, кровь на костяшках пальцев разбитых, ссадины, шрамы, острое стекло в кожу впивающееся, режет, увлекает, аккуратно чертой пульсирующей алой, разделяет плоть, кричит пронзительно, где-то в голове взрываясь фейервеком стальным:
…Оооо, я тону…Ооо ты такая сладкая…слишком…слишком…патока, я тону в патоке, детка, в пОтоке твоих чувств...

- Прекрати! – Вскрикнула, уши ладонями зажимая .
– Этого слишком много, слишком! Как облака густые, дождём наполненные, когда они ватой пушистой, глотку забивают. Не дают дышать, убивают. Звёзды, окалиной ледяной, душу сжигают, не могу объяснить лучше, но это мороз, и каждая снежинка вцепляется пастью зубастой в кожу, как будто внутри шара стеклянного оказаться, в буре, а чья-то рука всё трясёт и трясёт! Так не должно быть, всё хорошо в меру. Разве не понимаешь? Одна роза, одна сигарета, быть может пару, убери это, зачем?
Взяла за хвостик мёртвой рыбки трупик, сморщилась, когда стеклянный лучик тонкий, в кожу впился
- Они живут в воде. Иногда в банке, иногда в аквариуме, и конечно же в реке, здесь они не смогут плыть, здесь они обречены тенями только остаться, умереть, высохнуть…Да! Это сновидение начинает утомлять, объясни лучше, что всё это значит?

Тело сначала само дернулось на рефлексах -- откидывая прочь кусок трубы, подальше от крови, -- ударяясь спиной о "заднюю" стенку куба. А уже только потом Кристиан ощутил выхолаживающую волну ужаса, пошедшую от от грудной клетки вниз. Он ощутил, как млеют губы, как медленно и неотвратимо что-то словно ползет вдоль позвоночного столба вверх, поднимая волосок за волоском, и замирает на затылке, в том месте, где к первому шейному позвонку крепится череп. Кристиан невольно дернулся, поднял руку, попытался стряхнуть это. Движение было резким, рваным.
- Oh, God*... -- прошептал, скорее, даже выдохнул он и следом облизал губы, которых почти не чувствовал. Сердце в груди колотилось -- часто и поверхностно, словно дрожащая туда-сюда стрелка.

Воспоминания заполонили сознание и мешали связно думать. Мысли метались туда-сюда, перескакивали с темного ноябрьского вечера на стены куба, хватались за нечеткие варианты последующий действий, упускали и снова потоком неслись куда-то, наполняясь ударами и стонами.

Кристиан поднес ко рту кисть и прикусил согнутый указательный палец -- прикусил до крови, до резкой, прочищающей сознание боли. Pull yourself together... pull yourself together... pull... yourself... together... pullyourselftogethertogetherpullyourself...**
Наконец он смог сделать глубокий болезненный вдох -- словно бы усилием воли раскрывая смерзшиеся ребра, заставляя сжиматься и растягиваться околевшие от приступа страха мышцы. Он сжал виски, силой воли заставляя мозг работать. Щели... Он приник к одной -- и увидел снаружи еще один такой же куб. И вспомнил, что ранее, кажется, слышал чей-то голос, на который в приступе паники и ужаса не обратил внимания.
- Is there anybody***? -- Прокричал он далеко не твердым голосом.



*О, Боже...
** Возьми себя в руки
*** Есть там кто-нибудь?

Безвольное тело отказывалось подчиняться, от чего было одновременно и страшно и раздражающе. Непонятно. Неправильно. Невозможно. Нереально. На какое-то мгновение Елена замерла, пытаясь осознать происходящее. Может она просто еще спит и видит дурацкий, нереальный сон, навеянный напряжением последних дней? Нет, сжимающие тело дрожащие руки, грохот сердца, запах тела Димы были реальными, слишком реальными. Такими привычными и в то же время такими чужими. Его взгляд – блуждающий по ее телу, зрачки, расширившиеся так, что заполнили всю радужку, от чего глаза казались черными, горящими сумасшедшим внутренним огнем. Язык отказывался повиноваться, из горла вырвался лишь легкий полустон-полухрип, когда он положил ее на пол, и начал раздеваться, судорожными движениями срывая с себя одежду, не отрывая взгляда от ее тела. Лена пыталась поймать этот взгляд – «Дима, Димка…», но непослушное горло отказывалось издавать звуки, а взгляд ускользал от ее глаз. А дальнейшее слилось в один бесконечный кошмар, который отказывался воспринимать разум. Она будто видела все происходящее со стороны. Чувствуя каждое прикосновение. Губы, шея, плечи, грудь горели от укусов, словно сошедшего с ума мужчины, бедра уже перестали ощущать боль от впивающихся в плоть пальцев. Он то набрасывался на ее тело, причиняя боль от которой Лена безмолвно кричала и слезы текли по щекам, впитываясь в ворс ковра. Сколько длилась эта пытка, боль, перемежающаяся нежными, почти робкими прикосновениями, ласковыми поцелуями, дающими лишь небольшую передышку истерзанному телу? Свет за закрытыми шторами начал меркнуть, а Дима все не мог насытится. Лена уже не понимала, сколько раз он входил в нее, сколько раз она проваливалась в спасительное забытье, вырываемая из мягкой и нежной тьмы очередной вспышкой боли. «Боже, откуда у него столько сил?» - безмолвно кричала она, - «Боже, прекрати это!!!» Звонок в дверь, сквозь голос Кипелова, наполняющий квартиру, настойчивый, долгий, но Дима, сжимающий в руках ее тело, даже не заметил его, не заметил, продолжая кричать, шептать,
«Сучка, тварь, ты не понимаешь, я же люблю тебя! Ненавижу тебя! Ты никто, ты просто кукла, не чувствующая ничего! Нет, прости... Девочка моя! Люблю… Ненавижу…Моя…»
Пальцы шевельнулись, сжимаясь в кулаки, тело шевельнулось под телом, руки взметнулись, ногти впились в плечи, оставляя кровавые полосы на влажной коже. Злость, ярость вскипели в душе. Дима замер. Взгляд скользнул по телу, по лицу, нашел ее взгляд. В диких глазах мелькнуло знакомое выражение беспомощности. Ставшие послушными распухшие губы Елены сложились в презрительную усмешку и прошептали, - «Кончил, мальчик? А теперь вытри за собой и убирайся!»
Ногти прочертили четыре полосы на щеке, - «Убирайся!!!»
Взгляд Дмитрия вдруг стал яростно-колючим,
«Сука… Ты моя, слышишь, моя!!!!...» - пальцы сомкнулись на ее горле, мешая дышать. Он смотрел в ее глаза, но видел только презрение и ярость. Боль и темнота, медленно накатывающаяся. Почему же так больно? Тело выгибается, пытаясь сбросить тяжесть. Слабые руки взлетают, оставляя на коже красные полосы о которых он так мечтал.
«Дима…Димка…»

- Только попробуй меня еще так назвать, малец, - в голосе Кэтрин появилась угроза, - И я твои яйца вокруг твоей шеи бантиком завяжу.
И, судя по тону, она была вполне серьезно, более того, воспринимать все то, что она говорила, явно следовало буквально.

Все, что оставалось делать Художнику - это ловить воспоминания, каплями падающие с неба, и ждать, когда те, кто всегда что-то делают - что-то сделают.

Раньше в этой комнатушке на цокольном этаже, окна которой лишь узкими щелями-бойницами смотрели наружу, на солнечный свет да на ботинки проходящих мимо людей, повсюду можно было найти следы легкого помутнения рассудка. Помешательства одного индивидуума человеческой расы — другим.

«Ее глаза... Ее взгляд... Он смотрел на меня со всех стен. Со всех сторон. Маленькие фотографии, большие постеры, даже вылепленный из гипса барельеф — она никогда о них не знала. «Еще чего — в гости в твою каморку, где сидеть можно лишь на пыльных колонках!». Чтож, теперь она о них не узнает точно. Больше никогда не узнает. Да и нет их теперь тут — когда эту реп.точку обнаружат, все ее изображения уже давно прогорят на свалке за городом... Нет, я не псих, нет. Я давно готов. Очень давно....»

Брюки и рубашка. Что же нам понадобится сегодня? Может быть... Это? Шелковая лента, подозрительной длины — на пару обхватов человеческой шеи — осторожно сложена и вставлена в карман рубашки. Красный шелковый платок — со стороны смотрится именно так. И так оно и есть для все вокруг. Лишь для нее он будет значить кое-что другое. «Лишь для нее — для моей куколки...»

Кружка, вечно не мытая, с переведенным на наружную поверхность автографом Кирка Хэммета, залпом лишилась своего содержимого — горячего растворимого дешевого кофе (как его.. Тестер'c чойз, вроде. Димка уже точно не помнил, что в последний раз засыпал в старую стеклянную банку из под Максима). Молодой драммер поморщился от обжигающей верхнее небо жидкости, и шумно сглотнул...

Блестящий одноразовый шприц с каким-то прозрачным содержимым, с закрытой пластиковой крышечкой иглой, нырнул со стола в барсетку. «Если мне из нее улыбку не вытянуть и клещами, то у меня они — клещи — как раз есть. Как раз с собой. Как раз для нее — для моей милой игрушки...»

Рука, убрав шприц, задела маленький шуршащий пакетик. Достал и, улыбнувшись, вскрыл презерватив. Молодой человек натянул податливую резину на палец, а затем, смеясь, стал надувать из резинового изделия воздушный шарик. Закончив, затянул открытый кончик и повесил под потолок. «Нет, сегодня он мне не понадобиться. Зачем? И о ком заботиться? О ней? К концу дня Ей будет уже все равно. О себе? Мне будет уже не важно... Символично — его я купил сразу после того, как познакомился с ней. Сколько лет прошло — а он мне так ни разу и не пригодился. Чтож, я отпускаю тебя!», - Дмитрий схватил надутый презерватив и выставил того в окно, развязал узел, а затем разжал ладонь. Со свистом из кондома вырвался воздух, и бесцветный кусок резины взмыл вверх, уносясь куда-то к небу. А может, и просто на балкон этажом выше — это было уже не важно.

«Так.. а что еще? Да вроде все. Если что, я все равно сильнее. Последний день, до отъезда в Швейцарию — никто и искать ее не будет. Этот, очередной, как его...» Взгляд побродил по помещению, затем Дмитрий щелкнул мышкой, и в вечно не выключаемом компе открылся файл Excel... “Алексей. Можно подумать, ему до нее есть дело. Хотя... Мне тоже до нее нет никакого дела. Кроме одного. Которое я сегодня и сделаю. Ведь такой удачный день сегодня — как раз под мои планы... Правда, пупсик?»

Сотовый. Смс: «Встретимся? Я заеду.» Ctrl+A, Shift+Del. “Что еще я знаю о ней? Кажется, лишь то, что у меня в голове. Пока хоть она еще со мной...» Хлопок дверью. Сиденье старой короллы...

Боль как рукой сняло. В голове беспристанно, будто заезженная любимая пластинка, звучала одна фраза - Прилечу завтра, я соскучилась.
Скинув с себя одеяло, Джийа окончательно проснулась. Для жизни, для любви, для Менди.
Быстрый душ. Наскоро накинутый брючный костюм песочного цвета, легкий макияж. Это завтра она оденется во все самое лучшее, как любит Аманда - длинное вечернее платье, дорогое белье, чулки. А сегодня девушке предстоит провести день в подготовке к долгожданной встрече - убрать и без того чистую квартиру, приготовить вкусный ужин, сделать необходимые покупки. И цветы...море цветов.
Перво-наперво, магазин.
Скрывая чуть припухшие глаза под темными стеклами солнцезащитных очков, Джийа направилась в небольшую бакалейную лавку. Гипермаркеты - только не сегодня. Определяться с тем, что приготовить, не пришлось. По хаведенной ими традиции, девушки, встречая друг друга, угощались морским коктейлем, легкими французскими винами, сыром. Аманда всегда была в отличной форме и старалась привить подруге любовь к здоровому образу жизни.
На десерт мисс Бельфлер решила добавить клубнику со взбитыми сливками и ромом.

Проходя мимо магазина с нижним бельем, девушка не удержалась и заглянула. Кружево, шелк, трикотаж...нет, сегодня ей хотелось чего-то особенного. Чувствуюя себя, как щенок, ожидающий возвращения хозяйки, она решила преподнести Аманде доказательство своей преданности...и остановила свой выбор на простом белом пеньюаре в комплекте с белыми чулками и перчатками. Отдельно она подобрала ошейник на длинной цепи - символ своей покорности.

Вернулась домой Джи уже после обеда. Закончив запланированные на сегодня дела, она погрузилась в теплую пенную ванну. Нужно было привести в порядок не только квартиру, но и себя саму.

Ржавый замок легко падает на пыльную землю. Капли дождя ложатся рядом. Выбивают в пыли маленькие кратеры, так похожие на те, что ты видел на Луне. Помнишь, Бродяга? Отец подарил тебе телескоп, и ты проводил с ним на крыше ночи напролет, смотря на Луну. Такую далекую. Такую близкую. Казалось, ты мог взять ее в ладони. Ты тогда не был Бродягой еще. Сколько лет тебе было - восемь? Двенадцать? Кто знает, кто помнит. Да и где он теперь, тот телескоп? И где маленький Анджей, который верил, что небо создано лишь для того, чтобы дарить радость? Твое небо давно раскололось на сотни осколков, и его хрустальный купол осыпался на твою душу дождем зеленого льда.

Анджей проскользнул внутрь амбара, револьвер в руке, ищет цель. Пусто. Свист сзади. Бродяга скашивает глаза, ловит левой рукой фонарик, и, благодарно кивнув, обводит лучом внутренности строения. Странно пахнет. Так пахло... что же так пахло? Черт, так пахло на чердаке, там где стоял твой телескоп, Анджи. Сено. Труха. Тишина. Так пахнет одиночество, так пахнет покой, так пахнет уют. Так наверное должна пахнуть лунная пыль.

Бродяга распахивает створку полностью, машет рукой с фонариком. Народ втягивается в чрево амбара длинной уставшей змеей. Змее нужен отдых, змее нужен покой. Бродяга опять его нашел, и опять не для себя.

Касание. Опять. Марина стоит рядом, не проходит внутрь, держит тебя за руку. Ток. Сердце замирает в груди. В детстве, когда ты еще не знал, что такое любовь, ты испытывал нечто похожее. Маленькая девятивольтовая батарейка на язык. Сладкая запретная дрожь.

Бродяга оборачивается и смотрит Марине в глаза. Другой мир, не твой. И от этого только сильнее хочется утонуть в этих глазах, обнять. Прижать. Не отпускать. Рука рефлекторно поглаживает пальцы Дамы. Такие тонкие. Такие женственные. Не принадлежащие этой пустыне. Защитить. Сберечь.

- Зайдем внутрь, пожалуй. Дождь... он... - Слова не те. Не найти нужных слов, таких, чтобы не спугнуть маленькое счастье. - Его лучше переждать внутри. Я люблю... любил звуки дождя. А ты? - Револьвер в кобуру. Протянуть вторую руку. Войти в этот временный дом вместе - вдвоем. Одним.

Вы не можете просматривать этот пост!

Ну почему всегда так?.. Столько всего хотелось сказать... сказать наедине, чтобы слышала только она, а как только все уснули я подошёл и не смог выжать из себя не слова... сел рядом и просто смотрел как она то опускала голову на колени то запрокидывала ее, любуясь россыпью маленьких звёзд-светлячков...

Дежурство Вэла закончилась и стая выставляла новых ночных охранников... вроде бы уже и спать пора и Вэл ложится спать, но что-то не так... странное чувство свербит в груди... чужое чувство... его чувство...

Что-то мягкое и тёплое прислонилось к спине и сразу стало легче, как будто тебе только-что выкручивали руку, а теперь отпустили, боль осталась, но с каждой секундой она капля за каплей уходит как вода в землю после проливного дождя...

Вэл даже не заметил как провалился в чуткий беспокойный сон, ему снились реки крови, скелеты, горящие зелёным пламенем, крики товарищей, занесённый над ним огромный раздвоенный меч... вдруг всё исчезло, он стоял посреди огромного поля травы, лёгкий ветер приятно холодил кожу и мягко трепал траву, щекотавшую левую, не защищённую перчаткой, руку... охотник сразу вспомнил родной дом и недалеко от него прямо на глазах выросло огромное дерево, а из-за него вышла мать. Скупая слеза молнией расчертила щёку - она жива... через несколько секунд они уже стояли посреди пустой деревни... ему хотелось спросить где все? но слова опять засели глубоко внутри, прячась от самого страшного ответа...

Не то крик, не то просто громкий голос вырвал его из сна, пытавшегося снова перерасти в кошмар... мелкий дождь моросил, заставляя сразу же съёжиться под тонким покрывалом... пора вставать, мир начал приобретать чёткость и в голове снова возник, разбудивший его голос: "Фаника!". Моментально проснувшись и вскочив на ноги Вэл огляделся по сторонам, её нигде не было...
-Что случилось с лисой?

Вперед, вперед, вперед... Это въедалось в кожу, это въедалось в мысли, застревало где-то в гортани горьким комком. Всю жизнь - вперед, вперед, вперед. А что там, впереди? Кто знает? Наверное, просто край - шаг в пропасть и нет тебя. Finis. Кончено. А может - свет. Лампочка, об которую мотылек сжигает свои крылья чтобы переродится в прах. Может быть. Может.

Иногда оно наступало, это настроение, и сейчас - была как раз та самая ситуация. Вспомнилась цитата, цитата из фильма или спектакля, увиденного... когда? Где-то давно, в неизвестной жизни.
Сегодня - та самая ночь. И это будет происходить снова и снова. Должно происходить.
Слова почему-то казались абсолютно к месту. Словно иначе и быть не могло. Пришло отчуждение, пришла отстраненность, и Художник погрузился в свои мысли. Художник? Кто знает, почему. Здесь, в Общине, его называли Тэлом, и он был врачом. Но все же отчего-то казалось, что слово Художник подходит больше.

Взгляд по сторонам. Словно щелчек фотокамеры - измерено, взвешено. Мене, текел, фарес. И покорный разум скользит по картине мира, по картине времени, подмечая важное и неважное.
Чахлые, скрюченные деревья, словно увиденные впервые. Серо-бурые, кажушиеся прогнившими, стволы с бугристой корой. Скудные веточки и листва.
Люди. Идущие люди. С усталыми лицами. Из всех выделялись трое, привлекали внимание.
Вот - побитый жизнью, усталый, но уверенный мужчина берет на себя тачку Тутуки. От него пахнет пылью и, кажется, виски, и еще - чем-то техническим, бензином или машинным маслом. Он не выглядит властителем жизни, не выглядит ее подчиненным или отщепенцем. Он просто в ней, он ее часть.
Вот - другой. Умный. Интеллигентный. Он не создан для подобных походов. Они ему не подходят. Он смотрит несколько изучающе - и в то же время этот топор в руках... Создается впечатление зашоренности. Словно умный человек прикидывается дурачком.
Наконец, она. Или Она? Какая, к демону, разница... Женщина. И не понятно, что в ней необычно. Она абсолютно нормальна. Так почему же привлекает внимание? Инстинктивно?
Отторжение. Инстинкты - вызывают отторжение. Так было всегда. Когда кто-то расхваливал в стихах радости, например, совокупления, или умилялся над матерью с младенцем - Художника не понимал; или - понимал, но опасался. Инстинкты заменяют мышление, заставляя интересоваться чем-то неважным. В этом неважном нет и не было ничего человеческого, только зов плоти. Это не стоит внимания. Интересно и красиво только то, что создано человеческим разумом - дружба, долг, идеал. Только это достойно... кисти? Пера?

Какая разница. Вперед. Просто - вперед, ибо нет ничего, что стоило бы остановки.

Ветер. Ветер вокруг. Сухой, холодный прямо в лицо – от такого тяжело дышать, и хочется отвернуться, подставить спину…
Это странный мир. Зеленовато-серое крошево под ногами, хрустит, как обломки залежавшихся в земле костей. Однообразный пейзаж без растительности, почти ровный ландшафт, редкие холмики прикрыты всё тем же ковром из этой странной ломкой породы. Она волнами, слоями покрывает всё вокруг, и кажется, что внутри, если раскопать поглубже, есть что-то…
Путь Учёного долог. Путь к открытию, вечерняя прогулка… да и сама жизнь. Прозвучит, может быть, глупо, но учёные умирают реже, чем рок-звёзды.
Жизнь учёного – не факел, а мерное горение свечи: кропотливая работа над сбором информации и её классификацией. Такая работа может потерять смысл, только если вдруг окажется, что больше изучать нечего.
Как бы ты классифицировал место, где находишься? С чем бы его сравнил?
Наверное, Учёный жалел сейчас, что он не астроном, так как было в высшей степени интересно, почему на небесном теле, на котором в принципе отсутствуют признаки атмосферы, можно дышать, и дует ветер.
Вверху, как-то невероятно высоко, тускло поблескивают звёзды. Изредка среди них промелькнёт одинокая комета – просто яркая запятая, которую сгоряча мазнул кто-то посреди пустого пространства. А прямо над головой – огромное, больше, чем эта планетка, уродливое, как будто проржавевшее насквозь…
Когда-то это была звезда. Когда-то она догорела, и нависает теперь над крохотным астероидом, как огромный бурый труп, покрытый подсохшими ввалившимися в плоть язвами. От тела то и дело отрываются струпья, и течение пространства подхватывает их и уносит вверх, вниз, в стороны…
Бродяга сидит и смотрит вверх. Ветер обдувает прокалённую солнцем его кожу, туго обтягивающую скулы. Сколько раз уже встречался на пути такой ветер...
Спина опирается на верный Байк. Он – часть Бродяги, он – символ свободы, он – сама свобода. Но…
Вот она, свобода, вокруг – бери! Но хочешь ли ты её теперь?
Бродяга встаёт и берёт мотоцикл под уздцы. Нет бензина, но нужно вперёд. Просто нужно.
Здесь пусто. Пусто. Не за что зацепиться глазу, нет ничего, на чём можно было бы остановить свою мысль. Это как сон, который длится то ли всего две минуты, то ли уже несколько лет.
Пусть скажет Художник, хотел ли он этого? Рядом нет никого, кто осудил бы, перед кем можно показаться неуклюжим. Хорошо, спокойно. Ведь сколько бы ты ни пересиливал себя, страх никуда не уйдёт, и только оставшись в одиночестве, ты расправляешь плечи. Хорошо ли тебе здесь?
Некому оценить тебя, некого тебе оценить.
Художник идёт, и ветер треплет полы его пиджака. Ветер заставляет хватать воздух ртом – по-другому не надышишься.
Ни один художник не может прожить без публики.
Пусто вокруг и внутри такая опустошённость, что хочется вывернуть себя наизнанку, только бы наполниться хоть чем-то. Хоть песком. Это так, словно отрезали половину души… нет, не половину, больше…
Но сквозь это всё – одна тонкая ниточка, одна серебряная иголка впивается в мозг: здесь есть… есть… Но что?.. ЧТО?!!
Кто?
Она идёт. Вперёд, обхватив плечи руками, склонившись против ветра. Она, Женщина. Дама. Ветер откидывает с лица мягкие светлые волосы. Каблуки то и дело вязнут, застревают, платье не может защитить от холода.
Одна здесь.
Тушь осыпалась, растёрлась по щекам, и не для кого быть красивой. Безразличие на лице, полуприкрыты глаза.
Одна…
Вперёд. Все идут вперёд. Потому что нужно туда, ведь там… есть… должно быть…
Потому что оттуда, издалека, светит самое бесполезное и глупое чувство –
Надежда…

Улица:
Отцепить девушку прям сразу не получалось, она хмурила брови, надувала губки и была похлеще клеща. Единственное, что в действительности спасло Джея от маниакальной особы, так это её личные перепады настроения.
- Отлично, да, - ответила он на вопрос про клуб. - Но не так шикарно, как если бы там был ты...
Тонкий пальчик многообещающе ткнул студента в грудь, а в светлых глазах водили хороводики искорки, со всякой дрянью.
Когда Леарк обнял Луар она тихо сообщила ему на ухо.
- Как закончишь, приходи в Клуб М, там будет много тех, кто захочет с тобой увидеться. Белобрысая уже скучает...
Они тихонько рассмеялась, высвобождаясь и уходя вдоль по улице. Ей даже не нужно было видеть произведённый эффект от фразы. Она его знала.

Из задумчивости Джея вывел дребезжащий мобильник. Звонили с неизвестного номера.
На ходу он достал его, пытаясь отвечать и вникнуть в суть предложенного ему дела. Это оказалось для него роковой ошибкой - когда он переходил дорогу, из-за поворота, вылетел джип с загаженными грязью номерами. Он не останавливался на переходе и не заморачивался такими вещами как правила движения и человеколюбие. Возможно у Джереми и был шанс во время заметить или отскочить, если бы не один странный факт, который заставил его замереть столбом на те самые решающие секунды. ...на другой стороне дороги, приоткрыв алый капюшон стояла Астрид. Это было на столько неожиданно, что парень даже перестал отвечать на разговор.
Шум с боку, толчок.... Боли он не успел почувствовать - сознание милостиво отключило эту опцию раньше. Последнее что он запомнил это глаза цвета спелой вишни. Пустые глаза.


Это потом уже кто-то кричал, вызывали скорую, бесполезно толпились и охали, кто-то снимал на видео.... Всего этого Джереми уже не видел, только лёгкий запах ладана ещё долго преследовал его в снах в белой и, казалось бы стерильной, больничной палате.

Девушка в алом капюшоне подобрала отлетевший мобильник. Хаотично "алокающий" в трубку.
- Он не придёт.
Короткие гудки от прерванного разговора.

В салоне:
- Отлично! - Кали была очень рада, стараясь всё-таки приумерить собственную излишне бурную реакцию на пустом месте. - "Нью-Йорк", люблю, "Боулинг" и "Мегаполис", а ты? Знаешь, ещё бывают отличные фирменные от каждого клуба, вот где неожиданные решения просыпаются. И в магазинчик пойдём, конечно. Сегодня у нас будет девичник.
Она рассмеялась. Задержав руку Фелиции на секунду больше чем положено, всего на один томительный удар сердца...
- Ничего страшного, правда. Я понимаю. Тяжёлый день и всё такое... Давай просто забудем и начнём заново.
В этот момент приехал лифт, как не странно пустой.

На соседней улице:
Он стоял, сложив руки на груди и изучающе смотря на подходящую девушку. Она улыбалась, он хмурился.
- Ну и что это было?
- Брось, братишка, нельзя ревновать меня ко всем подряд.
Она вытянула его руку из замка, завернувшись в неё в движении танго, только оказавшись к партнёру лицом, а не спиной.
- Ты же прекрасно знаешь, что люблю я всё равно лишь тебя одного....
Луар доверчиво уткнулась носом в мягкую чёрную рубашку, свободную от кожаного плаща. Парень ничего не сказал, просто обнял сестру и поцеловал яркие волосы.
- Всё, теперь я высосал твой сладкий мозг, - она лишь рассмеялась.
На соседний улице послышался шум и, через несколько минут, звук мигалок.
- Ты знала?
Девушка ничего не ответила, лишь с хитрицой посмотрев на Хоша.

Дверь за Астрид закрылась, и девушка полностью погрузилась в темноту этого домика. Не видно ничего, лишь слышно дыхание. Медленное размеренное. Несколько минут поного молчания, и глаза начинают привыкать, отличаешь что где там есть окно, от которого исходят слабые лучики света, еле осветляющие комнату.

Внезапно, Джей появился прямо сзади За Астрид и нежно обнял. Не обращая особого внимания, на её испуганное "Ой" и подвел к окну, сквозь которое открывался вид на луну.

- Смотри Астрид... Смотри... - томно прошептал Джей и нежно и в то же время жестко обхватил её шею и голову.
Закрыл нос и рот, и сильно придавл к себе. Пока она задыхалась, он не давал ей свести глаз с луны.
- Смотри какая красота... Первозданная, невинная... как ты... - убаюкивающе говорил Леарк, пока Астрид брыкаась.
Сил девушки хватило ровно минуту, и потом она перестала сопротивлятся. Джей погладил её волосы, вдохнул аромат невинности её тела, и бережно взяв на руки понес к кровати, что была неподалеку.
Он нежно положил на неё девушку, аккуратно её раздел, и нежно, пытаясь не причинить боли привязал к кровати. На глаза голой Астрид он одел повязку. Дабы она ничего не видела.

Сам он сел на пол, аккурат между раздвинутых ног девушки.
- Знаешь Астрид, я еще ниразу не встречал такой невинности, и ты подарила мне миг счастья. Это так, будто находишь настоящий клад по среди пустыни, и клад этот не золото а оазис. Да моя маленькая, ты мой личный оазис.
Парень поднялся и взял ведро с водой, что было неподалеку. Присмотрелся к Астрид, приблизился и начал прислушиваться.
Дишит. Очень медленно и легко. Без сознания. Отступив на шаг, он облил девушку водой.
- Просыпайся красавица, настал новый день!

Джийа улыбнулась его хладнокровности - молодец мальчик, такому палец в рот не клади. Как же приятно, оказывается, иногда общаться с мужчинами.

Внимательный взгляд на красивые руки, раскрывающие белую упаковочную бумагу. Выверенные движения пальцев - четкие, быстрые... Так же легко и быстро он убивает этими руками людей?
Но пока она просто любовалась гипнотизирующей простотой его действий.

Под снежной чистотой обертки вспыхнула черная мгла картона с золотыми вензелями RC. Еще мгновение - крышка снята.
На такой же черной атласной поверхности подложки возлежал шоколадного цвета галстук в синюю и янтарную полоску, а вместо булавки - маленький позолоченный ключик.

Мурлыкающий голос приятной волной завибрировал в воздухе над столом:
- Я бы не хотела, чтобы у тебя были трудности, когда в следующий раз прийдешь ко мне в гости...
А аксесуар...мне, кажется, этот больше подойдет к твоим глазам.

Взгляд скользнул по молодому человеку - Красавец - сказали бы многие девушки, - Наглец - вторили бы им другие, - Хочу - прошептали бы оставшиеся.
А Джийа, лишь мимолетно выхватила с его лица глубокие темно-карие глаза, точеный нос и улыбку, способную разбить не мало сердец, и собралась отворачиваться, когда ее внимание привлекло нечто, от чего мурашки сошлись в стиле танго по ее спине.
Широко улыбнувшись в ответ, будто наслаждаясь каждым услышанным от незнакомца словом, девушка убрала руку от своего лица, поправляя идеально уложенную прядь волос у самого ушка.
- Девушка скучает - почти искренние слова на почти искренний вопрос.

Вот и свобода. Никто не пленник этого дома больше.
Свежий воздух. Легкий ветерок. Загаженный городской воздух вдруг стал таким сладким и свежим.

Будто вдыхаемый утопленниками, что уже успели распрощаться с этим чувством навсегда.
Но получили еще шанс. Жизнь.
Воздух.

Люди перестали быть игрушками безумия Дома.
Дверь раскрылась, и Виктор с улыбкой шагнул за порог. Вдалеке шумел город. Вечерний город. Небо озарял багровый закат.
Однако Дом решил не отпускать свои игрушки просто так.

Мистер Тэм рухнул на крышу всего в нескольких шагах от порога. Вокруг все словно залило черным. Умирающее солнце этого дня не разгоняло тьму.

В глазах Виктора все происходящее стало тягучим и замедленным, словно фильм жутко замедлили и пленка в проектора прокручивается мучительно медленно. Ты не можешь ни ускорить ее, чтобы кошмар смерти прошел быстрее, и Алиса не плакала, не перемотать назад пленку назад, чтобы никто не умирал.
Никто не плакал.
Ты скован. Ты в клетке своей слабой плоти. Ты ничего не можешь поделать с происходящим.

А Дом смеется. Он просто хохочет над трагедией. Пролитые слезы стали для Дома бальзамом на его злобную, черную душу.
Дом забрал Тэма в обмен на выход.

Да, Васпейс, Дом зол. Очень зол. Как ты прав, маленький, забавный человечек.

Пленка ускорилась. Звуки, почти пропавшие, ворвались в уши Виктора, разорвав тишину всхлипами Алисы и шумом города вдалеке.

Виктор шагнул к Алисе. Упал рядом с ней на колени. Колени больно ударились о бетон.
Но сейчас боль - ничто.
-Не плачь… П-пожалуйста…-Неуклюже начал юноша – Ну не надо… Послушай…
Пальцы Виктора осторожно убрали с лица девушки упавшие локоны волос. Сам он придвинулся поближе.
-Ну не плачь… Я… Я давно хочу тебе кое-что сказать. - Более уверенно продолжил Виктор, осторожно беря ее за руки. Также осторожно поднимая с пола крыши.
Руки Виктора легли на плечи девушки и медленно развернули ее, вслед за Виктором.
Теперь за его спиной был только город и багровое небо.
Минуту он просто смотрел в ее глаза. Даже заплаканные, они были прекрасны.
Минуту, чтобы решиться…
-Я люблю тебя.
Чтобы решиться сказать такую простую фразу.
Как часто мы говорим ее дорогим нам людям? Такая короткая и простая, она часто остается не высказанной.
Фраза-пленница человеческих мыслей, переживаний. Страхов.

Но даже Дом выпустил своих пленников. Неужели люди так жестоки?
Неужели они хуже этого Дома?

Шаг. Шаг. Шаг. Шаг...
В такт размеренному движению тела в голове скакали мысли. Думалось как-то легко и свежо - воздух в саду дворца был крайне освежающе приятным. После замкнутого помещения он действовал на мозги и душу с прекрасным релаксирующим эффектом. И хоть мысли Солафа были не шибко веселы, он не хмурился, а с легкой полуулыбкой стоял среди деревьев сказочной красоты и невидящим взором смотрел куда-то сквозь пространство...
Человека нельзя оставлять в руках силаров. Придется говорить об этом с Владыкой Селасом или подослать к нему Нарию. Сам Младший Советник особо не жаждал регулировать какие-нибудь вопросы с Селасом, честно говоря, он ему не сильно нравился. Нельзя быть таким заносчивым, тем более, если ты Владыка. Однако, для пользы делу Солаф был готов расстаться с жизнью, не то что проехаться по ушам парочке высокопоставленных лиц. Смотря что скажет Нария, когда узнает о произошедшем с человеком несчастье. Надеюсь, он уже не очнется. Так было бы лучше для всех, в том числе и для самого Даниила.
С самых ранних лет, еще будучи совсем мальчишкой, Солаф до глубины души ненавидел всякие приемы, ужины, балы и прочее. Ходил на них он только по двум причинам: заставляли и это было идеальное место для новых полезных знакомств и общения. А тех, кто говорил, что подобные мероприятия отлично расслабляют, Солаф тихо презирал. По его мнению расслабляет медитация или неспешное потягивание какого-нибудь приятного напитка со старой книгой в руке, полной знаний древности. Но никак не танцы, громкая музыка и обильные реки спиртного.
Полностью погрузившись в собственные раздумья, Солаф как-то неожиданно для себя самого опустился на приятную на ощупь траву, дышащую свежестью, и закрыл глаза. Мысли исчезли в круговороте, разум очистился. Молодой файр полностью погрузился в себя и принялся разгуливать по тайным тропинкам своего сознания и подсознания...

То чего никто из вас не знает!

Лисичкины веки дрогнули и она распахнула глаза резко вдохнув воздух, словно только что вынырнула с большой глубины. Несколько секунд она бестолково оглядывалась и беспомощно пыталась встать. Арса удостоверившись что нелепо барахтающееся существо на земле и ее недавняя знакомая - одно лицо осторожно подошла и подтолкнула Фаню носом, умные желтые глаза словно говорили "Ну что ты барахтаешься вставай давай уже".

Лушин ждал, кивая на распоряжения Владыки и делая пометки на листочках.
- Увесилительные мероприятия, побольше алкоголя... Кстати! - смущённо улыбнулся парнишка. - Среди фрейлин Нарии есть известная танцовщица пламени, Лейла. Можно будет попросить её оказать нам честь в виде танца.
Парень даже слегка покраснел, вспоминая слухи об этой девушке.
После того как Аэлита получила официальное разрешение от Селаса, часть бумаг тут же перекочевала ей.
- Владыка... - обратился помошник, после того как фрейлина стала удаляться, явно в растроенных чувствах. - Если прикажете большую часть дел мы переложим на кого-нибудь ещё, что бы отпустить её к вам по раньше. Или же можем прислать к вам кого-нибудь для того что бы время до обеда пролетело незаметно.
Сложно было понять, что именно парнишка имел ввиду, но одно было ясно абсолютно точно - любой приказ будет выполнен в кратчайшие сроки.

После высказываний Ишли и Фаники у Вэла как будто что-то перевернулось внутри, он себя почувствовал как в подземелье гномов, из которого он не так давно с таким облегчением выбрался, медленно окинув взглядом собравшихся, юноша уже собрался молча развернутся и уйти куда глаза глядят, как заметил, что ему на ногу кто-то нагадил...ладно, не везет так не везет, пойду пройдусь по лесу, может найду чего интересного...голос Морна отвлек эльфа от вдумчивого вытирания пострадавшей ноги о близлежащую траву...
- А ты сможешь привести молодого сильного и желательно неглупого волка? Понимаешь, если он будет туго соображать, даже если я его превращу в гору мышц, толку от него будет мало...

Казалось, Вэл только начал наслаждаться отдыхом души и тела, как остатки его чувств уловили какое-то мельтешение вокруг... "Пора" прогудела ленивая, растянутая, казалось на целую вечность, мысль, за ней пробежала еще одна и еще, начали отмирать недавно пробившееся листья и веточки... Минут через 5-10 эльф уже разминался и вовсю тараторил, объясняя собравшимся, зачем он их звал, параллельно пытаясь познакомиться с новыми спутниками:
- Привет всем, если вдруг потеряли меня - юноша улыбнулся и с довольным видом выгнулся назад, хрустя позвонками - Народ, в связи с тем, что нам предстоит неблизкий и скорее всего опасный путь, мне нужно заполучить еще одного скажем так "спутника в личное пользование", помните мою змейку? - тут охотник вычислил среди старых знакомых еще два новых лица, сразу же обратился к ним - Извините, кажется я забыл представиться: Вэл, лесной эльф и лесной же охотник - юноша выждал небольшую паузу, чтобы услышать имена собеседников, за которую успел разглядеть в руках у Гидрарии свое снаряжение - Спасибо, родная - Вэл чмокнул девушку в щеку и, продолжая рассказ, начал одеваться - Если кто не видел Шайру, я вас чуть позже познакомлю, а сейчас я хочу приручить волка... Вожака стаи, сразу отвечу на вопрос "а зачем нужны мы?": Вожак один не ходит, вокруг его всегда стая, которой явно не понравится, что какой-то чужак что-то делает с их горячо любимым командиром...В общем мне нужна защита на время ритуала, я рассчитываю примерно на час, и возможна помощь в поиске стаи, хотя мне кажется, что долго искать не придется... - выговорившись, эльф с облегчением выдохнул и, закинув лук за спину, приготовился выслушать реакцию остальных на свой монолог...

Сон. Это наверное, единственная роскошь, которую Даниил мог позволить себе, будучи на службе у Императрицы Огненной Пустыни. Да и то, по милости той же Императрицы, этой роскоши его часто лишали, как котят лишали миски с молоком…хотя нет, такое сравнение неуместно – котят лишали молока хотя-бы за дело, а Даниила наоборот – ради дела, а порой ради очередного идиотского бала, на котором он, как часть свиты обязан был присутствовать. С ролью диковинного зверька, с взглядом ледяного зеркала, при дворе госпожи Нарии, Даниил уже смирился. Ведь за замком его ждала совершенно иная роль.
В Дверь постучали. За годы проведенные в зараженных городах Даниил научился без труда определять, кто стучится в дверь, и на сей раз его опыт его не подвел.
Стучат сильно, приказывающее, следовательно – по делу. Стучат высоко, практически под самым верхом, удар отдает металлическим бряцаньем – значит бьет мужчина в стальной перчатке. Следовательно, охранник. Бьют в одном ритме, следовательно не нервничает и уверен что я сплю, а по громкости пытается разбудить. Это Ариэль – начальник стражи этого крыла дворца.
Даниил убрал нож обратно в рукав, а лезвия, которые уже приготовился запустить в лицо вошедшего, убрал в карман. Вроде свои, вроде не убивать. Встав с кушетки и отряхнув багровую мантию(а Даниил всегда спал в костюме – паранойя не позволяла не быть готовым к покушению), взглянул на часы.
-Два часа на сон…и это после двух дней дежурства. Изверги
Ариэль продолжал долбить дверь.
-Да иду я, Иду
И медленно подошел к двери, опустив правую руку, в рукаве которой держал тесак-нож. Щелкнула цепь, щелкнули замки и засовы, и Даниил чуть приоткрыв дверь, вытащил полголовы, наблюдая ехидно-злобными глазами за преобразованиями на небритой морде капитана.
Сотник, даже не дворянин. Таким положено быть небритым
Данил кивнул, дескать «чего надо?»
-Госпожа Нария через 2 часа отходит вместе с делегацией, готовность – полчаса, человек.
Данил опять кивнул, дескать «хорошо», и закрыл дверь, не разжимая опущенной руки.
-еще одну ночь я выжил.
И принялся собираться. В первую очередь – мертвые каши, потом ингредиенты, потом инструментарий, потом белье, щетка. Данковский сразу понял, что это за выезд, с какой делегацией и куда.
Слухи о перемирии все таки не шутка. Замечательно. Ты Данил опять угодил в неприятности. Только на этот раз это не зараженный Песочной Язвой город, а заполненный хищными падальщиками Дворец повелителя ледяных полубогов. Везет тебе, парень.
Даниил пошел в ванную, дабы умыться, попутно кинув жирной крысе на столе крошку сыра – пусть порадуется.
Собравшись, уложив инвентарь по контейнером, с особой бережностью расфасовав вырезанные органы, набив карманы лезвиями и сушками, Даниил уже собрался уходить, как вдруг услышал за спиной писк. Оглянувшись, он увидел ту самую покормленную крысу, сидящую около кушетки.
И неожиданно вспомнил, куда все таки они отправляются и что его там ждет.
-Крысы как всегда правы – Даниил достал из-под кушетки ящик, набрал код, открыл его с помощью висящего на шее ключа, и извлек оттудова Скай Блидер, замотанного в кожаные ремни.
-Даниил Данковский идет во все оружии-
Как оказалось напрасно. Он пришел в зал для приготовления через 29 минут, и остальные полтора часа были самыми скучными, которые можно только себе представить. Вся эта ну…АБСОЛЮТНО бесполезная беготня фрейлин, стражей, советников, пажей только добавила боли в и так гудящей голове Данила. Эго клонило в сон, но паранойя крепко и бережно держала за я…за душу, и не давала ему возможности сомкнуть глаз.
Зачем я им? Неужели Госпожа действительно допускает возможность наложения проклятия? Или она просто хочет показать «Смотрите, у меня есть собственный человек»! Ооох
Но вот появилась Нария, и от огромной массы прислуги тут-же отделилась группа, которая таки будет сопровождать Императрицу. Даниил тоже отлип от стены, дабы подойти и поприветсвовать Императрицу, и сказать ей, что она всегда прекрасно выглядит, но сегодня в особенности. А выглядела она действительно мощно –было явно видно, что перед вами ИМЕННО императрица. Львица, меньшего не скажешь.
Интересно, а кто еще будет в делегации из медиков? – И Данниил увидел крохотную госпожу Ори. Он много слышал о её целительских способностях и кротко-неугомонном нраве, но ему еще не посчастливилось(посчастливилось ли?) быть с ней знакомым. Все интереснее и интереснее
И вот наконец портал. Наконец так йогурто-белая мгла, с переливами черного, опять знакомое легкое головокружение, и вот они уже у Силларов.

Перед глазами пожирателя трупов начали мелькать охранники
Они везде одинаковы
Через пару-тройку любезностей, стража начала их сканировать, или, как бы выразился Даниил перед сами с собой, а он так и выразился, -шмонать. По телу прошла неприятная дрожь от сканирования. Охранники что-то пошептали между собой, и один из них подошел к Даниилу
-человек, вскрыть сумку- Даниил, поднял на морду охранника ледяные глаза. Взгляд этого упоротого трупоеда мало кто выдерживал, особенно так в близи, и эта морда тоже отшатнулась, но вспомня, что перед ним человек, уже собирался в очередной раз доказывать превосходство селларской расы над людьми, но тут уж наткнулся на более суровый взгляд Госпожи Нарии, и заткнулся. –Там ингредиенты для зелий, господа- Спокойно, без эмоций ответил Даниил, вскрыв сумку перед глазами охраны. В тот же момент, открылись двери, и Данковский неспешно покинул эту комнату вслед за своей госпожой, чувствую на своей спине и клинке за спиной на поясе пристальные взгляды охраны.
Как только Данковский ступил в зал, на него навалилась волна шепота и ураган блеска, шторм вычурненных драгоценностей и фальшивых улыбок. Фальш-фальш-фальш, ничего нового, только цветовая гамма сменилась с желто-красного, на бело-синее, да на троне сидел небрежный владыка-лев, а не горделивая владыка-львица.
Даниил прост стоял с правого плеча Госпожи за не особо широкой спиной советников, разглядывая ледяными глазами собравшихся при дворе, стараясь не заглядывать в глаза и не пялица, разговор владык его не касался…он вообще с трудом понимал как все это его касается
Видно Господа в серьез считает что риск наложения проклятия очень велик, ибо попытаться погадать здесь мне точно не дадут.

Младший Советник стоял по левую руку за спиной Владыки.

Этот простой факт будоражил воображение Золана со вчерашнего вечера. Сидя в своей комнате за столом, он пытался набросать послание домой, но буквы упорно не выходили из под пера, а те что получались никак не соответствовали тому, что он хотел сказать. В конце концов Золан забросил это занятие, намеренно увенчав его жирной кляксой, которая вышла на удивление похожей на профиль Мирмидона и направился в отдаленные участки дворцовых садов, где можно побыть одному, без лишних глаз и ушей вокруг. В своей комнате, как и в любом другом помещении дворца, он так уверен не был. Золан чувствовал, что какая-то часть его мечтаний сбывается, однако не хотел себе признаваться в этом. Это всего лишь очередной шаг в длинном пути, говорил он себе, будут и следующие... Но все равно довольная ухмылка выползала на его лицо, как только он представлял себе завтрашнйи день. Об этих переговорах, при любом их исходе, будут судачить еще очень долго. А как красиво звучит: "За Владыкой Силаров стояли Карион Фэйрэ, Золан Лейтэ и Мирош...". Его мать будет рыдать от умиления, когда узнает об этом, а отец наверняка закатит хорошую северную пьянку для дворян соседей. Только последнее имя в этом списке немного портило настроение. Оно всегда так действовало на Младшего Советника. Но сейчас это была не более, чем несущественная мелочь. Милош все равно бы там был, а вот Золана могло бы и не быть. Так что это его личная, заслуженная победа. Ночь давно уже накрыла все государство Силаров, когда он вернулся в свою комнату. Но уснуть все равно удалось не сразу.

Утро же выдалось столь насыщенное, что вспомнить о нем можно лишь как о бесконечной беготне по дворцу с неиссякаемыми организационными моментами. Лица, просьбы, записки, поручения, еще больше лиц, бумаги, беготни. Стены дворца казалось сами удивлялись такому наплыву гостей. Остановиться удалось лишь за несколько часов до "переговоров". А ведь надо было еще привести себя в порядок. А с выбором нарядов у Золана порой возникали серьезный проблемы. Больно этот выбор вырос за время обитания при дворце. Для этого дня он выбрал парадный темно-серый плащ с серебристым узором, который играл по складкам в лучах проникающего в зал света. Был еще вариант с почти белоснежным плащом, но это было бы слишком ярко, а то и не дай Боги, выделится на фоне Владыки и Старшего Советника. Темно-синий плащ был отброшен за слишком воинственный Силарский узор, что явно не годилось для мирных переговоров. В итоге был выбран серый. Достаточно богатый, что бы соответствовать статусу мероприятия и достаточно скромный что бы оставаться в тени. До начала приема оставалось чуть более часа...

Младший Советник стоял по левую руку за спиной Владыки, когда звук гонга разрезал пространство зала. Золан буквально почувствовал как собравшиеся в зале затаили дыхание и синхронно обратили свои взоры к входу. Младший Советник вспомнил слова Кариона о том, что не стоило бы заставлять гостей ожидать в соседнем зале, где обычно толпится знать ожидающая приема Владыки, но самому Золану это не казалось неуважением. Ведь они же прибыли к нам, так пусть будут соблюдены все церемониальные тонкости. Гораздо меньше ему нравилась охрана у трона, разделяющая Селаса и файров. Они могли бы стоять чуть в стороне или позади трона, но не между ними. Этот момент на взгляд Младшего Советника более других свидетельствовал о том, что Селас не примет предложении о мире расплывшись в улыбке. Не сегодня. Гул создающийся от множества шепчущихся людей стих, что бы возродиться еще большей силой, стоило Файрам ступить в зал. Нария выглядела настолько безупречно, что могла в этом соперничать с самим Селасом. Интересно, такая мысль считается государственной изменой? Вокруг нее шли приближенные, о которых он знал достаточно много малозначительной информации, ибо последние два дня только и занимался тем что читал о свите Владычицы Файров. Правда читал только общедоступные материалы, а то нудные и общие сведения больше биографического характера. Но должность обязывала, а Карион подгонял. Впрочем вечерами, Золан с гораздо большим удовольствием, собирал наполнившие город слухи о гостях. Сколько было в них скабрезного, личного, грязного. Сколько ненависти, зависти и глупости. Слушать их было одно удовольствие. Эх... Жаль что сейчас нельзя взглянуть в его Старшего Советника, как и в лицо Начальника тайной полиции. Это могло бы дать много инфорации. А уж информация лишней никогда не бывает. Полет его мысли прервал полившийся, неожиданно звучно, женский голос.
Нария была образцово прилежна, Селас образцово небрежен. Игра началась...

Селас ненавидел ожидание. Конечно, терпения ему хватало, но ждать… это так утомительно! Следуя этой логике, молодой Владыка обычно предпочитал «задерживаться».
Однако сейчас, согласно этикету, ему предстояло встречать делегацию из Керсиса. Было ужасно любопытно, ведь во главе делегации будет сама Владычица Файров - юная Нария Альташе. Любопытство терзало Селаса все те долгие минуты, что он ждал, когда, наконец, в тронный зал войдут политики враждебной страны.
И вот! Все же есть положительные стороны у ожидания: рано или поздно ему приходит конец!
В зал торжественно вошли огненные. Владыка слегка приподнялся на троне, поспешно найдя взглядом Нарию. Глубокий вдох, дабы не выдать свое восхищение красотой королевы, и вот вновь Селас принял расслабленную позу. Да, это стоило ждать. И восхищаться было чем.
Любуясь походкой девушки, он на какую-то долю секунды забыл о том, где он находится и кто перед ним. Вот она произнесла традиционное приветствие, и он был буквально вырван из созерцания ее прелестей. Заставив себя перевести взгляд на ее лицо, Селас ответил, как подобает. Нужно собраться!
…

- Мы все устали от войн и кровопролитий. Это объединяет нас впервые за много веков. Неужели Владыка и его народ не хочет, что бы будущие поколения росли в мире, не видя ужасов войны?
Она тонко подходила к вопросу. Селас не мог с ней не согласиться, ведь где то внутри ему это действительно все надоело. Однако…
Он обвел взглядом присутствующих. По виду тех, кому не удавалось спрятать свои чувства под маской беспристрастности, было ясно, что мир сейчас звучит как сказка, и дай лишь повод, они вцепятся друг в друга… Основываясь на настроениях народа, Селас понимал, что приходить прямо сейчас к абсолютному согласию было бы нелепо, нужно было точно знать намеренья оппонента. А для этого он решил пояснить свой первый вопрос:
- Да. Народ устал. Но вот и вновь вопрос. А готов ли сейчас народ – я не говорю о Правителях – пойти на мир? Вчера они убивали друг друга, матери рыдали о потерянных сынах, а сегодня! Сегодня вы предлагаете пожать руку, по локоть испачканную кровью тех самых сыновей? Известно ли вам, что для многих из них мир – это когда враг втоптан в землю, и скалит, издыхая, зубы? - его короткая реплика сопровождалась легкой жестикуляцией.
Закончив, Селас буквально ощутил напряжение, возросшее в зале. Все ожидали ответа Нарии. Все взгляды были прикованы к ней.

Зал был полон. Такого количества народа здесь давненько не было. Владыка Селас, конечно, любил шумные мероприятия, но они проводились обычно не здесь - вся таки зал служил для государственно важных дел таких как советы, суды .... переговоры.
Переговоры. Именно это слово было у всех на устах, вызывая самые разные ссуды и сплетни. Оно звучало удивлённо, вопросительно, шёпотом, с недовольством - силарский двор никогда не упускал возможности обсудить подробности, особенно такого грандиозного дела.

Трон уже был занят Владыкой, который выглядел внешне чуть скучающе. На нём был прекрасный костюм чёрный с серебряной вышивкой, красота такого и титаническая работа вышивальщиц в глаза бросается отнюдь не сразу, но стоит только присмотреться и истинная его ценность становится очевидной. Селас сидел облокотившись на один из подлокотников трона и ждал.
Справа от него стоял старший советник Карион Фэйрэ, за спиной, почти совсем за троном в тени начальник тайной полиции Милош Герец. Кресло королевы отсутствовало, в своё время Владыка демонстративно приказал убрать его из тронного зала. С лева же, чуть поодаль, стоял младший советник, Золан Лейтэ. Пара фрей из личной охраны сурово стояла у подножья трона, одним своим видом показывая, что стоит только кому-то пискнуть не в той тональности и их мечи станут отнюдь не предметом интерьера.
Придворные, фрейлины и прочие желающие (а таких надо отметить набралось совсем не мало) стояли по углам, замерев в ожидании. Что в прочем не мешало им перешёптываться и обсуждать всё и сразу.

Файрская делегация уже прибыла, это было всем известно. Она находилась сейчас в соседнем зале - выйдя из портала они подвергались беглому досмотру, что невероятно раздражало некоторых её членов. Но приказ Нарии звучал предельно ясно и никто не смел его ослушаться, поэтому самым вспыльчивым лишь оставалось натужено скрипеть зубами.

Наконец прозвучал гонг и двери распахнулись впуская огненных в тронный зал.
Первой шла Владычица, она была предельно собрана, каждому взглянувшему на неё становилось ясно, что пришла она сюда исключительно по делу - убранные волосы, цвета меди, которые почему-то даже в таком состоянии выглядели непослушными кудрями, темное в цвет волосам платье, расшитое золотом, из украшений лишь тонкие браслеты, да кулон со знаком её рода на шее. Всё. Изящно и без излишеств.
Справа от неё, на шаг позади, шёл младший советник, Солаф Азирис, слева глава тайной полиции Мелеор Янцех. От них клином, шли другие представители охраны, по виду которых тоже можно было сразу определить, что если что, драться они будут до последний капли крови за свою королеву, и лишь затем придворные и фрейлины.

Процессия остановилась на строго положенном ей расстоянии до трона. Шёпот стих.
- Да восславится Свет, живущий в этом доме, - чётким и ясным голосом произнесла Владычица Нария.
Ответ от силарского Владыки прозвучал немедленно.
- Да помогут Боги, приведшие вас сюда. Чем обязан столь высокому визиту?
Глаза Селаса стали внимательными двумя кусочками льдистых краёв и хотя расслабленной и пренебрежительной позы он так и не поменял, было ясно, что ему очень интересно.
- Мы преодолели столь долгий путь для того, чтобы предложить вам и вашему народу мир, столь долго ожидаемый здесь.
- До меня доходили такие слухи…
Повисла небольшая пауза, Альтарше явственно стиснула зубы, считая фразу пренебрежительной. Её личное письмо этот выскочка посмел приравнивать к слухам!
Селас первый нарушил молчание:
- Но почему вы считаете, что мир будет ожидаемым?
- Мы все устали от войн и кровопролитий. Это объединяет нас впервые за много веков. Неужели Владыка и его народ не хочет, что бы будущие поколения росли в мире, не видя ужасов войны?

Когда дым дополз до барышни она оглушительно чихнула, потом ещё и ещё - эффект шашки всё-таки дополз и до неё. С небольшой разницей во времени ей прилетел подзатыльник, сделав глаза девушки больше очков, которые, кстати, были тут же поправлены на место.
- Она агрессивная, - пискнула Ишли ткнув в Гидрарию и прячась за Аикона.
- Ещё раз так сделаешь и жрать будешь ногами
На личике юного техника обосновалось бесконечное удивление.
- Не ори на меня, я личность! - не очень убедительно выпячив грудь (естественно всё ещё под прикрытием Аикона) сообщила девушка. - Сам следи за своей нервной эльфийкой, я между прочим успела испугаться.
С этими словами Морну был продемонстрирован длинный язык.

- Шишки я не люблю, - очень серьёздно заявила девушка. - Просто спросили - я ответила.
Ишли оглядела эльфийку рассеянным взглядом.
- И тебе не кашлять, - рассеянный взгляд остановился на серебристых волосах. - Ух ты....
Девушка восхищёно вздохнула и запустила пальцы в мягкое серебро.
Интерес правда продлился недолго - книга отданная ей (Ишли именно так и посчитала поскольку тут же схапала её быстрым и цепким движением) перебила всё. Девушка плюхнулась на колени, поправила съехавшие очки и погрузилась в изучение страниц, плохо реагируя на окружающую действительность.

Вторая стрела уже целилась во второй глаз чудовища, но внезапно в прицеле вместо ненавистной техники появилось белое испуганное существо... - Гидрария, что... - лук и стрела уже еле держались в безвольно опустившихся руках... гнев наконец растаял без следа, оставив Вэла наедине с диким страхом и отчаянием... мир слился в одно цветное пятно, эльф метался из стороны в сторону пытаясь найти хоть маленькую щель, куда забиться и раствориться, исчезнуть, испариться, лишь бы не видеть не слышать этих скрежещущих монстров, выкидышей извращённого ума гномов... дверь! скорее туда, пока не поздно, пока эти монстры тупят... тяжёлый удар рукой о дверь, плавно тормозить нет времени, пара "волос" на пороге и вот оно... стоп, закрыть дверь!
- Джек быстрее!

Вэл всё стоял, обняв эльфийку, и думал о доме и о том как он познакомит Гидрарию со своими друзьями и близкими... но вдруг она высвободилась из его объятий и выглянула из-за колонны, в этот же миг Эльфа пробрало до кончиков волос... скрежет гномских механизмов заполнил всё вокруг, казалось, что они скрежещут у самых его ушей, сердце казалось пыталось разорвать грудную клетку в клочья... и тишина, блаженная тишина... щелчок и опять весь мир сжался до размеров маленького зелёного комочка, сидящего под одной из колонн... и снова тишина и опять щелчок, сердце сжалось и как-будто остановилось... раз... два... три... четыре... опять скрежет... сквозь собственный страх Вэл вдруг почувствовал, что что-то очень сильно сжимает его руку, и стало капельку легче... скрежет опять прекратился, но казалось, что это уже никогда не кончится.
Получив очередную передышку, эльф уставился на свою руку, по прежнему чем-то сжатую... маленькая зелёная змейка плотно обвилась вокруг его руки и пристально смотрела на него... мир резко провалился из под ног и всё вокруг заполнил свистящий шёпот... очень громкий шёпот... Шайра что-то встревожено спрашивала, кричала, а Вэл вяло отмахивался, потихоньку приходя в себя... увидев, а скорее почувствовав, что юноша приходит в себя, змейка немного успокоилась и её шёпот опять стал привычно тихим...
Кода Шайра наконец удостоверилась, что всё в порядке и мягкое шипящее эхо затихло до Вэла донесся менее привычное, но уже знакомое шипение гуля:
-И не вздумай перечить, проклятый эльф, если есть непреодолиммое желание сдохнуть на первом же каппкане -милости прошу...
Чёрт неужели они уже все переругаться успели?.. хотя при чём тут капканы, они же с Марком уже проверили тут всё... встав и выглянув из-за колонны юноша увидел Гидрарию поманившую его к себе и всех остальных выходящих в, о чудо, открытые врата.
-Слава матери природе, надо выбираться отсюда пока они вновь не закрылись - выдохнул Вэл и, взяв девушку за руку быстро пошёл к остальным... в ушах ещё немного гудело и мир казался серым и смазанным.
Когда они поравнялись с Джеком Гидрария вдруг положила руку ему на плечо и о чём-то спросила, о чём он не расслышал, но тут же встрепенулся и наконец полностью пришёл в себя, оглядевшись, охотник решил на всякий случай приготовить лук, а то мало ли что...