Голосование пользователя

...на безымянной высоте. XVIII век, Осада Корахота.

- Заряжай!, - командир расчета легкого лаэда уже в который раз обращался к своей команде, в составе большого отряда, обороняющей холм, изрытый укреплениями и усеяный телами. С этого холма открывался вид на бывшую столицу Корахота, и, пока не подвезли тяжелые лаэды, даэрская армия обороняла его и другие стратегические точки вокруг города, чтобы приступить затем к планомерному обстрелу его "бандерложьим соком", прозванным "Помощь Раматы", которая упорно не отправляла войска, а лишь снабжала даэр этим чудным товаром. Причем за немалые деньги.

Вот уже четвертый день в тылу шел дождь, а лаэды были тяжелы и сложны в транспортировке, по жиже и грязи было сложно их довезти, но после их доставки, уж тогда дни города сочтены. Планировалось блокировать город не только с земли, но и расставить тяжелые лаэды у берегов таким образом, что можно было бы обстреливать пытающиеся подвезти продовольствие суда отчаяных цвергадумцев.

Отдельное слово хотелось сказать и об этих жителях Тэрима, северной большой земли, были странны они. Тощие рвались в бой, а упитанные и крепкие - стреляли из луков. Казалось это даэрам, привыкшим к ближнему бою, странным, если не сказать глупым. Командиры, по большей части были из упитаных, от чего казалось, что тощие - просто мясо, отправляемое на убой, чтобы задержать наступающих. Устройство такой армии вызывало отвращение. А уж если говорить о "вольных бойцах", как их прозвали даэры, то есть о наемных солдатах, так вообще, каждый даэр находил их ужасными, ввиду разнородности и жадности до добычи. Даэры привыкли вести войну, как работу. Планомерно, размеренно, если требовалось, то могли терпеть и вытягивать, но добыча - это было не то, для чего воины Кзардома шли на войну.

Цвергадумцы, не смотря на огромные различия, были многим похожи. Птичье письмо, широко распространенное среди образованных цвергов, быстро было найдено даэрами, стали составлять словари и прочие "помощники" военным, чтобы была возможность доправшивать цвергов, а также иметь возможность читать их приказы. С удивлением даэры обнаружили, что многие слова, если и не являются точным звуковым соответствием для даэрских слов, но уж точно достаточно близки по смыслу. Тем сильнее стала антипатия к "родственникам", которые пошли по явно чужеродному пути.

- Вон, лезут! На триста шагов! Стреляй!, - опять огласил укрепления старший по легкому лаэду, указывая на движущихся на них цвергов. Медные наконечники стрел блестели на солнце, а прицельное приспособление услужливо показывало упреждения в зависимости от расстояния. Расчет был опытным, а земля перед укреплением была предусмотрительно размечена флажками, отмеряющими то самое расстояние. Заскрипела тетива, натягиваемая механизмами. Двое заряжающих крутили рычаг, а стрелок смотрел в "прицел", выцеливая слабые места атакующих. Свист! Полетел снаряд, разрезая воздух, устремившись в цепь наступающих бойцов. Есть попадание! Рвется плоть под натиском медного наконечника, хрипит раненый цверг, оседая на землю, не обращают на него внимание товарищи. Немало будет таких раненых до того, как сможет завязаться рукопашная. Немало лаэдов поставили даэры на укрпеления, ливнем летят снаряды, падают раненые и убитые.
- Стой! Хватит!, - опять раздался голос старшего, - Отступают!
Снаряды надо беречь. Через некоторое время даэры отправят группы, чтобы они вытащили из трупов наконечники. Везти их с самого Талаара было дорогим, хоть и эффективным, удовольствием.

Мар-Дын и юдьяры

Гиперсикер решил заняться восстановлением города лично. Наконец-то активность злых гитов в регионе спала, и сейчас было самое время, чтобы восстановить городище, пока гиты и забраки снова не схлестнулись в соседних землях, наполняя по обычаю воздух запахом пота, крови и горящих костей. Нужно было торопиться, у златорога не было ни малейшего желания находиться рядом, когда это произойдёт. Вообще то Фий говорил ему, что Мар-Дын восстанавливать не нужно и хотел от Гиперсикера, чтобы тот построил великий храм в Кол-Дуре. Но этот разговор был уже давно, а согласовать с богом планы так и не удалось. За долгие века своей жизни златорог научился не слышать Фия, когда ему этого не очень хотелось. Лучше поговорить с ним, когда город уже восстановлен. Очевидно, что это лучше какого-то там храма, пусть и великого. С этим были согласны и все четырёхрукие, а они парни неглупые. Фий ещё похвалит его за это. Вот уже пришло время выезжать, как бы ни не хотелось покидать Трах-Торский замок, государственные дела прежде всего.
Только он собирался выйти, как вдруг перед ним появилась бледная худощавая фигура. Батюшки святы! Да это ж его бог! Фий постоянно разговаривал с ним через мысли, иногда посылал на Юну своих миньонов, но сам не спускался к Гиперсикеру с того памятного дня под гаргуртовыми ветвями.

- Куда ты собрался? в Кол-Дур?

Штир расправил плечи и сделал шаг вперёд.

- Нет. Я еду, чтобы проследить за тем, как заново отстроят Мар-Дын, город на юге пустыни.

- Я тебе говорил, что мы не будем этого делать.

- Нам нужен этот город! У нас идёт война!

- Ты прекрасно знаешь, что мы обещали не мешать забракам построить там их стойбище.

- Но они же его не ставят! Нет стойбища. И, знаешь ли, забраки в своё время и разрушили Мар-Дын. А теперь не дают нам его восстановить. Отстроить его - это означает восстановить историческую справедливость, не больше и не меньше. Этот город вообще не должен был быть разрушен. Мыр-Дын наш!

- Мы дали слово...

- Кому? Пиросу? Я помню, как ты ныл, когда он отказался исполнять своё обещание.

Тонкий кулак резко ударил огромного штира под дых, отчего тот скрючился и повалился на задницу. Фий молча подождал пока златорог поднимется на ноги.

- Не будь идиотом. Если наши партнёры нарушают договорённости, это не значит, что мы можем позволить себе такую же роскошь. Историческая справедливость будет восстановлена, но не ценой моего слова. Перед тем, как поедешь в Кол-Дур строить храм в мою честь, прикажи вырезать всех юдьяр, которых ты успел назначить на важные государственные посты. И если ты ещё когда-нибудь в будущем будешь меня игнорировать или принимать важные решения без моего ведома, я возьму твою бошку в свою коллекцию уродов и найду себе нового аватара в Шатире.

Гиперсикеру всё ещё было сложно говорить, плюс к тому он чувствовал, что продолжать спор сейчас не самая лучшая идея. Но он всё таки решился. Нельзя просто так взять и казнить всех четырёхруких.

- Мне нужны юдьяры. Не только писари, но и помощники.

- С тобой всё в порядке, дорогой? Они не пьют и не курят, а ты поставил их управлять страной? Не позорь меня.

Фий взял из заначки Гиперсикера сигарету огневика и, задымив, задумался. В нынешнем виде юдьяры явно не подходили Шатире. Может быть златорогу и удобно с ними, но они сейчас чужеродны для всего народа. Хотя, по правде говоря, убивать их тоже необязательно и, более того, неэстетично. Над ними придётся поработать, но это не проблема. Фий всегда в особенной степени любил развращать умных существ.

- Ладно, разберёмся с юдьярами. И помощников тебе организуем. Ты сам организуешь, а я тебе помогу.

Юноша дал штиру затянуться и по-отечески провёл рукой по его груди, опускаясь к волосатому бедру.

- Главное, не забывай, будь поближе к народу. Если они решат поднять бунт, а они когда-нибудь решат, ты должен быть весь в белом. И контролируй армию. И...

Фий затянулся ещё раз.

- ...и не делай так, чтобы ты в чьих-нибудь глазах ассоциировался со сборищем непьющих пришельцев. Я не хочу, чтобы после первого же неудачного века тебя обвинили во всех грехах и разорвали. Я успел полюбить тебя.


Юдьяры и Новые Бюрократы

Четырёхрукие юдьяры, пришедшие в Шатиру в шестнадцатом веке, были действительно отличными чинушами. Организованными, скурпулёзными и в итоге, казалось бы, эффективными. Но только в Шатире всё работало по-другому. Здесь всё было построено не на порядке, но на хаосе, поэтому четырёхрукие и не справились со своими обязанностями. При содействии Фия и златорога, их место постепенно заняла другая корпорация - новая штирская бюрократия.
Когда юдьяры пытались устанавливать бюрократические правила, никто вокруг кроме них самих эти правила не соблюдал. И это вело под откос всю их работу. Когда новая бюрократия делала правила, их тоже никто не соблюдал, но работа шла своим чередом. Юдьяры заказывали необходимые материалы, и если эти материалы приходили не вовремя или не приходили вообще, они не знали что делать. Новая бюрократия действовала в изменившихся условиях лучше прежнего, выискивая новые возможности. Юдьяры вели записи и реестры. Новые бюрократы тоже, причём в удесятерённом объёме! К тому же только ведущий записи мог разобраться в этих документах. Никакой шпион не страшен.
Новые бюрократы состояли из истинных штиров, легко сместивших четырёхруких с их мест благодаря исключительной жадности, лени и вздорному характеру. Но, как ни странно, для прочих козлорогов сварливый соотечественник, собирающий подати, был намного ближе к сердцу, чем педантичный кто-то там.

Вытесняемые новой бюрократией, юдьяром оставалось либо исчезать, либо меняться. Те, кто не уехал, под влиянием бога разврата таки начали пить кумыш, курить хаш, испытывать другие удовольствия жизни в Шатире. Богатство разума подталкивало их на поиск новых и новых удовольствий. Неожиданно почувствовали они много общего с крутяками. Они видели, какое наслаждение испытывают колесничие, несясь по пустыне. И многие из четырёхруких желали сразиться с ними рядом в битве.


Товары и Кол-Дурский храм

С торговлей в Шатире было, слава Фию, всё хорошо, особенно на севере. Между Цвергардумом на востоке и Кзабракшахром и Забрией на западе ходило туда сюда множество караванов. Кроме платы за провоз товара, которые были не очень большими (в том смысле, что могла быть ещё больше), в качестве пошлины купцам необходимо было по пути останавливаться в определённых местах (как правило городах и особо крупных посёлках) и продавать там определённую часть своего товара, после чего караван мог двигаться дальше. Все драгоценные металлы, конечно же, Гиперсикер полностью выкупал и использовал на нужды страны. Разумеется, всё это контролировалось государством, а именно новой бюрократией.
Одним из товаров, что везли на восток из Кзабракшахра был так называемый кофий, который краснокожие делали из простого корня огневика, а потом просили за него кучу денег. Штиры совсем не просекли фишку, почему его все так за дорого покупают, если обычный отвар огневика даёт гораздо более сильный эффект, но всё равно стали это производить и продавать.

Ещё одной вещью, приехавшей из Кзабракшахра по заказу златорога, были яйца так называемых токов. Яйца эти привезли как подарок в новоотстроенный Кол-Дурский храм. Вылупившиеся зверьки были однополы и невероятно забавны. Сначала штиры не использовали их для работы, но только игрались с ними в храме. Появился даже термин "няшить тока". Т.е. продолжительное время стимулировать его половые органы, слушая как он стонет от удовольствия. Все набожные мамаши пытались достать тока для своих детей. Тем, кто в детстве няшит тока, Фий по поверьям приносит удачу и много много счастья.


Получатели: Фий, Пирос.

Война

…На острове Джамаш погасили огни. Город оделся холодом и сырой прохладой, люди готовили лодки собирая своих мертвых. Гордая флотилия кораблей погибла, ушла ко дну развеявшись утренним туманом. Почти в каждой семье на острове был свой покойник. Только блеск приглушенных лунами звезд царил в этом мире, только пустота Шагашши не ведающая жалости к живым рассматривала черный город.
Шикхкурлакхан взмахнул своим крюком. Больно. Страшно!
Но никто не оплакивал покойных, не оглашал ночь траурными криками – плач лишь веселит жестокого демона, злит его еще сильнее - Шикхкурлакхан как это известно, не любит слабости. За слезные мольбы и стенания он отомстит вдвойне.
Шагашши-Целый глух к молитвам слабых, небесный волк любит только волчат. Лишь умеющий терпеть боль достоин божьего сострадания. Только тот, кто оскалится, глядя в лицо своей черной судьбе – достоин называться волчьим детенышем.

В злой тишине под мерцающими фонарями холодных лун, собирали своих мертвецов. Море рыдало накатывая на каменистые берега, рассыпалось пеной, обещало отомстить за убитых воинов. Сетовало. Негодовало! Город Удаганьё притих.
…С темных лет своего зарождения на Окуми, ши не выносят горя на люди. Жизнь в социуме подчинена строгим правилам. Шийский этикет строг и беспощаден, сотни условностей, сотни традиций. Потеря общественного лица – самый большой удар для шинмы. Для твоей чести и гордости, - «ведь жизнь твоя шиец, лишь отражение в глазах народа; Не будет в твоем теле жизни, не будет в венах твоих огня, если общество скажет – ты мертвец…» Говорит ШиоХасд да Кчель.

Большое неизбывное горе осталось в кругу семьи за тонкими стенами родовой хижины: «Все тайны умирают за порогом родного дома». Гласит народная мудрость.
Какие бы клятвы не раздавались у алтарей, какие бы горькие укоры не услышали боги в свой адрес, несчастье не покинуло родного порога. Люди были суровы, сдержанны, не по шийски многословны, - блеск желтых глаз во тьме, нарочитое спокойствие. Отвлеченные темы. О погоде. О кораблях, об императорской семье, о торговле. Но губы припухли от укусов, тонкой струйкой текла по подбородку кровь - след выбитых зубов и порезанных десен…
Здесь, посреди вечно беспокойных вод, между двумя мирами, на одиноком острове Джамаш пошел свой собственный обычай огненного захоронения.
Мертвецов укладывали на дровяное ложе и отправляли на лодке по волнам. Зажженная стрела – шанс душе найти свою дорогу. Там, в мире мертвых, где властвуют кошмары и духи зла, совсем нет огня. Там только смертный холод и мучения. Поэтому издревле волки сжигали своих мертвецов, чтобы у души был шанс забрать огонь с собой и спастись.
Самую красивую ладью приготовили для погибших членов семьи Джамаш. Вырезанного на носу тигра-Сарагалтана щедро украсили золотом и жемчугом, - глаза его рубины, клыки серебро. Возложили ткани, оружие, драгоценности. Все, что потребуется душе для загробных сражений.
На огненное погребение пригласили даэров, что было невиданной редкостью и отступлением от правил. Волки не делят своего горя с чужаками, показать слабость - значит унизиться в чужих глазах, значит показать уязвимость, значит быть уничтоженным. Это правило жизни пошло с древнейших эпох. Стая сильна всегда.
У горного народа свои похоронные обычаи, но только так шийцы могли воздать благодарность солдатам Ушкушкхаль сражавшимся бок о бок с императорскими людьми. Много крови пролилось на каменных стенах, даэры умирали вместе с ши.
В назначенный час «сочной ночи», как называли такое время волки, лодки пустили по волнам, - мерцающими искрами пронзили ночь зажженные стрелы. Шепот моря. Блеск глаз. Снова и снова пускали лучники яркие стрелы, загорались маленькие лодки, но драгоценная ладья Джамашей удалялась все дальше. Стрелы не могли ее тронуть, снова и снова и снова, лучники целили мимо, а ладья неспешно погружалась во мрак...
Тогда вышел вперед Оорьё Лучник. Самый высокий из Джамашей, самый сильный. Издали его можно принять за штейшина, - рука его крепка, лук его в полный рост. Волосы черны словно уголь, а глаза цвета расплавленной жаркой меди. Тогда натянул Оорьё свой лук и пустил длинную стрелу в ночь. Мимо! И во второй раз снова пошла стрела мимо. Налетел ветер, словно издеваясь над жителями острова, плеснул нарождающимся штормом в лицо. В третий раз стрельнул Оорьё, - ярким огнем вспыхнули паруса драгоценной ладьи, факелом обратились пропитанные бандерложьим маслом паруса. Правильные похороны. Огненная дорога! Тогда ударили барабаны и вспыхнули факелы, тогда закружились чилихасхэ в яростном танце, гибкими движениями оплакивая погибших. Изображая сцены загробного боя и жутких сражений с Тварями из страны Снов. Тогда ударили люди камнем о камень, как в древние времена, оглашая мрачным темным ритмом штормовые окрестности. Снова. Снова. И снова.

…Прошли года. С тех пор в штормовых водах Пасти Хааша бродит легенда о призрачной ладье. Многие моряки и торговцы клянутся своей честью, что видели проклятый корабль на яву. Рубинами блестят красные глаза носового монстра, золото освещает ночь своим блеском. Несметными сокровищами наполнена ладья до краев, самыми прекрасными тканями, самыми дорогими изделиями подгорной страны. Жемчугами. Серебром! Корабль так сильно нагружен – что своими бортами зачерпывает воду. Но горе тому, кто пожелает взять черные сокровища. Корабль этот стерегут обгоревшие мертвецы, и вечно обречены тлеть углями их кости. Охраняет Призрачная ладья свои секреты, а на Джамаше говорят, что проклятый корабль этот мстит всем чужакам осмелившимся приплыть с войной к берегам Империи...

И мир.

...Высоки пирамиды. Мрачны. В совершенстве своем подтверждают силу Империи, - гордым и всесильным демонам молятся в них. Золотом мерцают алтари, благовонья услаждают душу, прекраснейшие из тканей тихо шелестят во тьме.
Здесь молятся Шикхкурлакхану-Царственому. И Кукулькану-Солнечному, божественному брату самого Императора. Молятся Ушкушкхалю-Медному и Хааши-Темному отдают порцию почтения. Но никогда когда не отыщете вы на мрачных барельефах изображения маленького бога Чоколько, никогда не услышите молитв в его честь.
Чоколько это деревенский дух, он слишком мал и ничтожен для столичным храмов. Ему не принято воздавать почестей, и даже в лесу тотемов, - маленький тотем Чоколько занимает очень скромное место.
Однако спроси любого ши о Празднике Чоколько и увидишь страх на его лице. Не боятся волки самой страшной боли, на войну идут как на праздник. Огонь. Ярость. Смерть и лишения, жуткие шторма и завывающие вихри! Этим шийца не испугать, лишь горячее становится его кровь в бесконечных битвах. Но напомните ему о пире Чоколько, о неутомимых детях Чо в года Пробуждения, и вы повергнете шийца в суеверный ужас. Вы увидите настоящий страх.

Так кто же такой Чоколько, маленький и незаметный божок?
Детей его отыскать очень просто, достаточно забраться на дерево и увидишь этих неутомимых тружеников желудка. На Окуми, чо процветают и существуют практически везде. На первый взгляд абсолютно безобидные, жирные и уязвимые. Маленькие бедняги чо. У них нет яда хелесиков, нет когтей и силы тигранов. Даже котовушка легко убьет пяток этих созданий, чтобы быстренько съесть и даже самый слабый из ши, забравшись на дерево, легко наберет себе детей Чоколько на хороший ужин. Чо – создания сытные и калорийные, обладают отвратительным запахом, но на вкус весьма недурственны. Издавна детей Чоколько едят в Империи и нахваливают, существуют сотни рецептов чтобы отбить запах и подчеркнуть вкус этой своеобразной пищи. Даже благородный к'чхе, - не обходится без добавки в виде чо, ибо традиции это душа Волков.
Само собой, чо – это жирные гусеницы шестикрылых бабочек, а Чоколько – бог этих маленьких обжор. В года, когда бог Чоколько спит и видит хорошие сны, дети его живут в лесах и кормят собой насекомоядных животных, а также весьма практичных шийцев. О шестикрылых бабочках сочиняют красивые и пространные песни чилихаласхэ, но слушая возвышенные поэмы о прекрасных крылатых духах, зрители с удовольствием закусывают жирными извивающимися чо. Ведь бабочка конечно существо красивое, но было бы глупо разбрасываться такой питательной пищей как гусеницы-чоколько.
Ши предпочитают объединять. Полетом бабочки не грех насладиться, - ах как они великолепны! Ах, как грациозны их движения! Но знаете ли, поджаренные по хорошему рецепту своего дальнего предка, шестикрылые бабочки еще и довольно таки недурственны на вкус. Не говоря уж о жирных гусеницах…

Но то в года мира, когда Чоколько спит и видит хорошие сны. Однако. Рано или поздно, Чоколько просыпается, и тогда в одной из провинций начинается Праздник-Чо. Тысячи и тысячи бабочек кружатся в воздухе, котовушки и лисы толстеют, падают замертво обжираясь до смерти такой питательной едой. Но бабочки меньшее из зол, а вот нашествие орд чо это уже трагедия. Даже самой сильной армии императора не сравниться с этим врагом, и уж точно, ни одной армии в мире не удастся сломить такого мелкого но беспощадного противника.
Миллионы гусениц облепляют деревья пожирая любую зелень. Со скоростью морового поветрия распространяются армады чо, по заветным рощам и лесам. Пачкают деревья клейкой паутиной, съедают все, что могут съесть. Бесконечно прожорливые полчища паразитов, обрекают на голодовку бумодавов и варинэлл, ибо только мертвые рощи остаются после нашествия чо. Голые деревья и разоренные леса жалуются во тьме на свою участь.
С горьким сердцем пускают тогда животноводы- варинэласхэ свои стада на убой, задешево продавая шкуры и мясо в Ушкушкхаль, либо в Айэньо. Занимают у соседей в долг чтобы сохранить жизнь разводным эдескам. Терпят и ограничивают свои семьи во всем, покуда длится Праздник Чоколько. Ждут. И молятся прожорливому богу чтобы он поскорее уснул.

До недавнего времени так всё и шло: Чоколько подобно Шикхкурлакхану, бог двоякий и опасный. Отдает и берет одновременно; годами позволяет есть своих беззащитных детей, но однажды, обрушивает страшную месть на все живое и зеленое.
…Шийский ум, как это известно, пытлив и практичен. Волки живут неторопливо, степенно. Перенимать и учиться, гнаться за новшествами – не в чести у этого народа. Это на войне ши подобны огню, воины порывисты и страшны в своем гневе. Но у себя в Империи, волки традиционны и покойны. Медлительны, неспешны. «Семнадцать веков живут ши на Окуми – так куда нам торопиться? Само время боится пирамид. Бессмертен Народ и его долгая память. Неторопливая капля точит даже самые высокие горы, лишь упорство имеет значение...»
Так говорят в Империи, так мыслят на землях Союза, из года в год, из века в век, наслаждаясь своей неспешной дремучей жизнью. Издалека, кто-то может подумать что ши глупы. Но опасно ошибется незнакомец. Как самая покойная речка в года весенних ливней обращается кипящим монстром, способным сносить деревни и крушить вековые паламнэры, так и шийский методичный ум, рано или поздно взрывается новой идеей. Однажды, пришло время для детей Чоколько…

…Во тьме прохладного зала, во дворце Шикхкурлакхана, тонкие фигурки ткачей распростерлись на полу.
Многое изменилось здесь за годы правления, - богаче и тоньше стали украшения поступающие со всего мира благодаря торговле. Гобелены теперь рассказывают не только об охотах и войнах на Окуми, но о морских сражениях, о горячих битвах на далеких берегах повествуют яркие картины: Шийские фаланги и оскаленные энерегали с луками; горящие корабли и огонь. История новых войн, поражений и побед.
Мерцает драгоценными камнями выложенная на полу карта Союзных Земель. Лучшие мастера из Ушкушкхаль были приглашены чтобы поработать над мраморным рисунком. Не скупился император оплачивая труд умелых союзников, глубокими сочными красками переливаются моря и горы. С высоты птичьего полета открывают мир.
Благородной костью земли выложены очертания шийской империи, мрамором, изумрудом и перламутром. Три провинции на Окуми: Древние, Мокрые Хвосты, Земля Т’Цхэйлахов. Бесконечная синь моря. Флотилия гордых кораблей на острове Джамаш, четвертая провинция под управлением клана Йогаш.
Водный змей Хааша. И белые колонии перечеркнутые изящным знаменем червя. Белые Черви. Пятая провинция, пятая земля рождающаяся в огне.
Тонкий ткач, оглядев с почтением карту мира, выпрямился перед Императором.
- О Великий! Известно царство Ушкушкхаль своим умением добывать Кровь Земли. Но теперь и мы можем сравниться с костяными людьми даэра, ибо добыли мы для тебя Кровь Неба! Сила нашей страны и ее богатство! Золото Шикхкурлакхана и дар всех голосов Мира для нашего Союза!
Тогда взмахнули ткачи руками, являя самую драгоценную на земле ткань. Мягко переливаясь, упала она на прохладный камень мировой карты.
- Каждый властитель пожелает для себя такой, каждый богач возжелает украсить возлюбленных орашей подобной диковинкой! В самую жару – дарует эта ткань прохладу, на самом жарком ложе будет она невесома словно пушинка. Одевший ее – почувствует себя богом на земле. О Властитель. О великий! О Царственный брат Шикулькана. Даже самые лучшие наши ткани ничто по сравнению с эти. Грубы они и ничтожны. Ибо это Шелк! Кровь небес!!! Залог нашего величия.

Получатели: Шагашши.

Уршур многоликий.

Джихад.


Священные походы.

Искусство войны.

Получатели: Урсу.

Старое.

- Все пришли, царь. - Длинным изукрашенным когтем эцлоп указал в сторону дверного проема. - Мы ждем.
- Хорошо. - Рокочущий голос из тьмы, окружающий яровый трон в конце зала. Наклоняется вперед громадная шипастая голова, блестя глазом. С жутким звуком ощеривается в ухмылке пасть. - Очень хор-р-рошо.
Медленно Вождь Вождей встает. Звеня сотнями украшений из кости и тумбаша, направляется к завешенному шкурой выходу. Остановившись на мгновение, вздохнул так, что огонь костра посреди зала затрепетал. А потом - сорвал шкуру и резко шагнул наружу.
Свет Яры, многократно отраженный от блестящих доспехов и оружия, встретил его. Свет и напряженное молчание тысяч воинов, собравшихся у дворца и лагерями окруживших весь Ронгаш.
Медленным взглядом провел Вождь по рядам своего войска, своего народа. Задышал тяжело. Когти судорожно сжал, на кровь, из ладоней брызнувшую, внимания не обращая. А потом - резко вскинул руки, и крик его громом разорвал тишину на куски:
- РААААААААААААААААААААААААААВВВВВВВВВВВВРРРРР!!! ОТОМСТИИИИИИИИМ!!!
Подобным этот клич стал одному упавшему валуну, что начинает громадный горный камнепад. Взревели в ответ собравшиеся, а вместе с ними взревели и все ньярглотища:
- ВОЙНАААААА!!!

Ярость, злоба к чужакам и радостное ликование заполонили Ньяронгу. Ни дня не медлил народ Хелшша, засидевшийся без войны. Р'нукх собрал ополчение гор, как только пришел гонец с вестью о вероломном нападении эльфиек. Жители Нижних ньярглотищ в первую же неделю взяли оружие и отправились на восток, не теряя ни мгновения и не советуясь ни с кем. Блестя тумбашем, тысячи жаждущих мести воинов шли из городов на юг по новопроложенным дорогам, в зарослях скользили тени глоштов и визжали боевые злобусы.
Век мира сделал вкус пришедшей войны слаще, чем прежде. В первые дни нередко можно было увидеть, как, узнав весть о войне, суровые охотники словно теряли себя, хохотали, дрались друг с другом и катались по земле от счастья. Лихорадочная радость, граничащая с безумием, обуревала воинов. На юг шли с песнями и под бой барабанов, восхищенные возможностью наконец жить так, как жили предки; так, как начертало ньяронгам само мироздание. Жить смертью и войной.



Новое.

Нагретый солнцем серый камень приятно грел ступни. Тяжесть большой палицы на плече придавала уверенность. Комчок, Шуухтский эцлоп, шел на войну вместе со своими сыновьями. В душе его ворочалось древнее и кровавое, весь он был погружен в грядущие битвы. Они обещали быть прекрасными.
Внезапно один из сыновей предупреждающе зашипел, поднимая щит и выставляя копье в сторону зарослей. Мгновение, и оттуда, не издав ни шороха, выходит с десяток фигур. Кожаные листовидные щиты, изрисованные кровью, копья без оковки древка, скудные доспехи из неполированного тумбаша - глошты. "Не местные" - сразу отличает наметанный глаз Комчка. А потом замечает среди внезапных гостей знакомого:
- Гбнехр Тощий из глоштов, мой старый враг. - Цедит сквозь зубы после паузы. Обстановка заметно накаляется - поднимаются дубинки и щиты, перехватываются поудобнее ньягинаты и копья. Палица соскальзывает с наплечника и падает в тут же сжавшуюся ладонь левой руки.
- Комчок Эцлоп, шуухтский сын. - Произносит, словно сплевывает, вождь глоштов. Признал. Еще бы.
Долгая напряженная пауза. В воздухе витает дух кровопролития. Тишину нарушает вопрос одного из собеседников:
- На войну?
Напряжение достигает пика. Ответ решит, что произойдет дальше.
- Да.
Опускается оружие. Теплеет в глазах. Появляются зубастые улыбки.
- Мы тоже. Моя кровь - твоя кровь.
- Так победим вместе. Срубим немало двуглазок, хе-хе. А когда вернемся, я тебя убью.
- Конечно. Только тебя убьет гнилой палкой первая же безрукая баба на хромом сетусе. Ты не вернешься.
Мирно переговариваясь, идут бок о бок на войну с чужаками старые враги не только здесь, но и по всей Ньяронге. Мелка личная месть рядом с громадой мести целого народа, не время для внутренней кровной вражды, и это понимают все, не сговариваясь.

Расплодились ньяронги больше, чем когда бы то ни было. Каждый из них - воин и охотник. Мужчинам нужен доспех, женщинам - украшения, всем нужно оружие, качественное и красивое. Все больше ярого и кровяного камня доставали из гор, все меньше его становилось на поверхности. Углублялись добывательные ямы, рылась нехитрым инструментом земля и дробился камень, образуя причудливые темные пещеры, наполняемые звоном кирок. Где-то работали пленники и слабаки, где-то считалось необходимым воину самому добыть камень для своего снаряжения. За век изрыли пики Ньяронга сотни ходов на месте выработанной породы. Путем проб, ошибок и множества жертв научились одноглазые брать дары гор в полной мере, и дары эти оказались щедры.
Доказало богоизбранность Ронгаша открывшееся под землей невиданное обилие ярого камня. Сколы горных пород блестели золотом, и столица Ньяронги просто тонула в нем. Густой ярый узор блестел на каждом нагруднике, браслете и маске, вышедшей из мастерских Первого Города, любое лезвие сверкало красновато-желтой вязью ронгашского золота. Даже камни, что составляли дворец Р'нукха, были покрыты толстым слоем позолоты. И все равно ярый камень не кончался.
Через несколько лет после начавшегося изобилия в горах при обмене стали мелькать небольшие золотые пластинки - кцэ, служащие довеском при неравноценном бартере. Кцэ имели невысокую цену, зато на них можно было выменять все, что угодно. Как ни странно, но подобное новшество прежде всего распространилось в Верхних городах, а только потом - в Нижних. Появление своеобразного универсального товара здорово помогло обмену, что оказалось особенно важным во время войны, когда спрос на вооружение был высок и мастерицы были переполнены заказами.

"Честь для любого ньяронга - победить в неравном бою. Но честь для шуухта - победить, когда неравенство в его пользу." - Шутят о воинском духе жителей нижних городов жители городов верхних. И действительно, в эти годы были среди нижних даже те, кто не горел желанием идти на войну. В основном такие встречались среди прибрежных семей рыбаков, тех, кто вырос не на жестком мясе опасных злобусов, а на мягкой плоти безобидных амонитов.
Вместо того, чтобы швырнуть трусов на алтари, некоторые нижние эцлопы поступили гибко и необычно. Рыбаков обложили данью в еде, утвари и (позже) кцэ, обязав содержать себя и своих детей за то, что они будут воевать вместо тех, кто этого делать не захочет. Снабжаемые эцлопы не нуждались в охоте, а освободившееся время уделяли боевым тренировкам, стараясь уподобиться ронгаштским Первым. Некоторые такие дружины даже, подобно Детям Р'Нукха, обзаводились однообразным снаряжением, украшениями и татуировками, стремясь приблизиться к своему прообразу.
Довольны оказывались все - и прибрежные жители, которым не приходилось идти вглубь незнакомой суши ради того, чтобы полечь в нежеланной битве; и молодые эцлопы, которым отречение от быта и полная специализация на войне дали возможность тренироваться и превзойти в боевых навыках простых охотников и этим потешить гордыню, а также, впоследствии, жажду славы. С презрением смотрели на такое разграничение и насилие над природой ньяронга жители Верхних - но сказал Р'нукх, что не время сейчас разбираться в этом и война покажет, кто прав.
О да, война всегда покажет, кто прав. Хи-хи-хи!




Получатели:

Кирай и слепой

Кшатрии


Рàджаны


Кастовое устройство Югорзорсага


Жизнь юдиар


Есть время для мира и есть для войны.

Рады были даэры увидеть не рядовых торговцев, а кого покрупнее. Привыкли они к более серьезным ставкам. Дары привезли, зеркала из серебра, кубки, блюда. Золотом тоже не обидели. Начали говорить потом:
- Богата земля сельтов морквой и мясом, но больше предложить пока нечего, верим мы в потенциал большой у народа вашего, поэтому хотим, как знак доброй воли купить у вас землю, где будут наши представители. Будут они спокойны и смирны, исправно платя налоги, давая возможность приехать нашим торговцам не в чужой город, а к своим. Ну и уж мы не обидим товаром.

Не каждый день в порт входят столь большие и величественные суда. Не каждый день приходит столько торговцев и товара. Не каждый день на землю сельтов ступает нога столь отличающихся от тэримидов чужаков. И если с ши, чьи поселения на юга-востоке уже навещали сельтские караваны были тут не новостью, то сошедшие с судов короткорослики были настоящим удивлением для котов. Не видали еще тут этих чужеземцев, а потому в порту Акитоса в сей день было не бывало много люду.Отовсюду сходились любопытные соглядатаи.
Среди прочих был тут и Кирит ин Хала, высокий, одетый в стеганную броню сельт. От прочих отличался он рыжей шерстью и наличием красного цвета головным убором из которого торчали перья. На лице у этого сельта были так же шрамы. В отличие от других он не удивлялся, не любопытствовал. А лишь смотрел. Оценивал. И когда начали говорить даэры, а все вокруг умолки, то сотни взглядов устремились именно на Кирита, который стоял к тому моменту прямо на против делегации окумийского народа.
- Не только моркварность и мясо, чужеземец. Не только шкуры и молоко. Не только оружие и броня. Земля наша богата многим. И прежде всего свободой. Что заставляет тебя мыслить, что сельты готовы продать свою землю? Считаешь ли ты, что землю на которой ты стоишь, которая дает нам свои плоды, на которой мы охотимся и живем, что все это можно... купить? Чужак, ты прибыл из далека, а поэтому простимо тебе твое невежество. Но знай - ни один сельт не отдаст своего. А земля эта - наша.
Но мы, народ гостеприимный. И если вы, будете гостями, вам найдут шатры для ночлега. Лавки для торговли. И еду для выживания. Есть правила на нашей земле. И каждый кто желает тут остаться - должен соблюдать их. И помнить. Что хозяева этой земли это ее дети. Сельты. Выбор уже за вами, чужаки.



Даэр посмурнел. Немало видел он торговцев и властителей, немало удачных сделок провел, обучен был и грамоте, и законам, чтобы называли его невеждой.
- Ни разу такого не было, чтобы мы получали что-то как милостыню, за просто так. Высятся дома наши над равнинами и заплатили мы за них кровью, за большой водой реют наши флаги, то тоже кровью оплачено. Челны с нами прибывшие - словно дети были создателем своим, но нужны они нам, потому предлагаем мы другую цену - металлом. Смогут инструменты купить на них и челны будут краше прежнего. Мы народ вышедший из под земли и не пристало нам жить в шатрах. Привыкли мы к заведенным в наших землях порядкам и принять чужое, не отдав своего, не можем.
Приплывут наши торговцы, не смогут они жить даже пол луны по вашим законам, просим мы, чтобы на вашей земле был кусок нашей родины, с дюжину другую домов, где наши товарищи смогут отдохнуть. В землях ваших будем мы чтить обычаи ваши да порядки, но привыкли мы к камню над головой и жаркому пламени в соседском доме. Чуждо это вам, мы понимаем м хотим преподнести в дар творения рук наших мастеров, чтобы понять нас и принять.

Сельт лишь ответил:
- Вы можете селиться, строить и жить на нашей земле. Мы примем вас как гостей, коли вы будете уважать обычаи, то позволено остаться.

Развел руками даэр.
- Коли так, то, буде разрешено нам остаться, то готовы мастера наши помочь в работе с камнем, сами мы будем соблюдать обычаи ваши, только надо нам их записать.
Сам же гальдиец готовил пир, полностью за счет свой и Гальдии. Заложение первого камня и клятвы дружбы прилагались.

Плач детей Алея и луч надежды в новом веке.
Эллику постигла смута. Мужественные и гордые эллины все чаще впадали в апатию. Люди жили и умирали, все чаще задавая один и тот же вопрос "Что с нами стало?" Пустота, странная и жгучая, поселилась внутри каждого эллинаса. Даже закаленные и выносливые ирасийцы чувствовали в себе непонятную тоску о том, чего больше нет. Молитвы, жертвы, просьбы и плач. Ничего не помогало. Великий Бог, Отец, молчал. Отцы эллинас растеряно разводили в стороны руки, когда люди взывали к совету и толкованию. Отцы и дочери битв смущенно опускали взгляд, когда воины указывали на воинственных кзабраков. Немо уходили айматри аспидес, не в силах терпеть наглецов, которые с каждым днем отгрызали от них не только землю, но кажется частицу гордости. Увядали от тоски и апатеонес, не могущие найти применения своим навыкам. Прятались от вопросов и архонты, не в силах помочь своим людям с горем. Задумчиво взывали к спокойствию старейшины родов, не зная иных аргументов дабы объяснить невыносимую боль. С чувством глубочайшей тоски и злости возвращался в дом отец, зная что в который раз не сможет ответить на столь важные и жгучие вопросы детей. Каждому жителю эллики казалось что прежняя жизнь, слава, уверенность далеко позади. А впереди пугающая пустота и хаос. И когда уже казалось, что надежда о будущем готова кануть в небытие, пришло маленькое, но чувство наполненности. Каждый эллинас и ирасиец нашел в себе жаринку духа, которая говорила "Еще рано! Еще не время! Эллинское копье еще будет разить врага! Эллинский щит еще защитит детей Алея от невзгод!" Весть о надежде быстро разлетелась по округе. Как? Кто? Где? А все оказалось просто. Самые верные последователи и жрецы Алея ушли в странствие на север от Ники. Там они собирались принести жертвы иным богам, взывая к милости, уверенные в том, что это их повинность в том, что Алей отвернулся от своих детей. И когда уже, одетые в полный комплект брони, с оружием в руках, они готовы были совершить задуманное, с неба грянул гром. Средь бела дня, в небе без единого намека на грозу. Все как один жрецы бога война припали к земле, уверенные что это гнев Алея. А когда все утихло, а эллинасы подняли взгляд, пред ними находилась дева. Высокая, стройная, русая дева с вплетенными в ее волосы оливой. Одетая в броню, коей не видали еще на Юне. Дополненной царским ниспадающим к земле платьем. В одной руке она, с выправкой воина, держала копье на котором увивалась змея. В другой руке у нее был щит, на котором была изображена белая сова. Дева эта, взглядом не признающим неповиновения, смотрела на упавших перед ней воинов.
- Отец был бы не доволен вами! Сложить оружие без боя! Отдать жизни без цели? Где ваша честь? Где ваша гордость? Где ваш ум? Неужели вы думали что боги бросили вас?! - вопрошала Атана у испуганных и безмолвно смотрящих на нее эллинасов.
- Глупцы! - громом разнеслось по всей округе. Эллины вновь припали к земле. И когда все вновь утихло и буря миновала, воины прежде не знавшие страха ни перед чем, вновь подняли взгляд. Дева как и прежде стояла перед ними. Мелким движением головы она повелела встать. Все жрецы бога встали. - Я Атана. Дочь Алея. И я поведу вас сквозь огонь и воду. Тернии и боль. Поведу к будущим победам и свершениям! Вы не одни. Отец не оставил вас одних! А теперь идите. Идите и расскажите. Разнесите весть Атане, дочери Алея. О покровительнице Эллики и защитнице эллинов. О божественном благословении. Пускай воины готовят мечи. Пускай ремесленники не останавливают работу. Пускай матери не думают об отчаянннии. Пускай отцы воспитывают достойных эллинов. Ибо грядет время перемен.
Весть о дочери Алея, богине мудрости, покровительнице ремесла и войны быстро разнеслась по Эллике. И вновь запылали огни в храмах Докими, Аколпоса и Лимани. Вновь обрели веру в свои силы жители Ник и Акти. Вновь с гордостью взирали в даль воины на стенах Аргоса и Тавроса. Боги не бросили их. Эллика проснулась!

Радость и новое дыхание
Царь Неокл, который вновь обрел уверенность в своих силах и намерениях, снова гордо воссев на троне издавал указы. Кирийцы, коих Алей велел принять среди своих, вновь были усажены в лодки и отправлены на запад. Далее поплыли к островам в поисках выгоды и партнеров. Восток же, где находился Цвергдаум тоже не остался без внимания. Вновь пошли туда торговцы, вновь начали эллины принимать кирийских визитеров в своих городах. Ожила эллика, в которой торговые тропы начали пульсировать жизнью и движением. Вновь занялись делом воины, взяв в руки сбрую. Вновь начали чистить седла и готовить каукорницу иппико. Вернулись к прежней жизни ирасийцы, готовые взять то, что пинадлежало им по праву. Вновь с огнем в глазах смотрели в будущее мальчишки. Вновь с надеждой на удачное завтра ложились спать женщины. По всем городам неслась радость и счастье. Всюду, от мал до велика праздновали приход весны, с которой в жизнь эллинов вошла дочь Алея. Щиты полировались, копья острились, воины улыбались. Все города созывали гарнизоны. В воздухе витало напряжение. Атана обещала честь славу. Светлое будущее. Эллика готовилась это получить.

Получатели: Атана.

Чёрный народ

К шестнадцатому веку штиры вполне себе привыкли к сменившемуся укладу жизни. Удивительное дело, но чем больше обязанностей накладывалось на козлорогов из года в год, тем самозабвеннее и упоительнее они участвовали в "выборах", приветствуя очередного нового начальника, который будет стоять над ними и вести их к светлому будущему. Пока Гиперсикер не погонит его с должности "за воровство и утрату доверия штирского народа". Потом всё снова.
Да, работать штирам теперь приходилось много. Зато были видны результаты. Колесница - гордость страны. Чего только она стоит. На то, чтобы произвести лёгкие повозки для штирских удальцов уходило огромное количество ресурсов. И тут в штирах просыпался настоящий патриотизм! Глаз радуется смотреть на обдолбанного огневиком молодца, несущегося по пустыне не чувствуя земли под ногами. Шатире есть что показать гитам. Аксос хочет видеть Шатиру слабой, но народ и его вожди с железной волей этого не допустят. Так говорил на проповедях Гиперсикер. Так думал и народ. Нет, штиры не перестали быть ленивыми. Но ведь хочется быть великими. Значит, нужен кто-то, кто заставит и научит их быть великими.

В мелкие хозяйственные дела златорог, как ни странно, казалось, не влезал. Этим занимались губернаторы, "выбранные" жителями. Гиперсикер же занимался внешней политикой (что ему очевидно доставляло небывалое удовольствие), организовывал и мониторил большие проекты государственного масштаба (как например, произошедшее в этом веке, масштабное переселение козлорогов со всей пустыни на юг, "на целину") и контролировал армию.
Армия в Шатире была популярна всегда, а теперь в особенности. Ведь работать не надо! По стране появлялось всё больше арен, куда штиры шли гладиаторами с раннего возраста. Богатые папочки отдавали покупали детям заморское оружие и броню (иногда даже откуда-то находили бронзовое), чтобы лихой рогатый паренёк или девчушка с его именем на заднице срывал овации трибун. Бедные мамаши тоже несли часто малышей на арену. Бедняки мёрли там сотнями, участвуя в массовых баталиях. Но если уж выживали, становились настоящими воинами и гордостью страны.
К сожалению, несмотря на то, что стадионы собирали много денег с посетителей, а профессиональные воины к тому же получали хорошую денежную "помощь" от государства, армии на войну всё равно пока формировались из разношёрстного сброда. Но кто знает что будет в будущем. Уже сейчас каждая арена выставляет на войну с гитами от десяти до ста профессионалов. Может быть через столетия гладиаторы оформятся в регулярную армию Шатиры.


Воспитание, вид сбоку

После того как гиты во времена великой засухи пошли войной на Шатиру, козлороги поняли, что хвалёная мировая справедливость южных соседей - это не их путь. Сам их уклад жизни стал для штиров враждебным. Народной идеей, направленной за пределы страны, было уничтожение мировой справедливости. Многим штирам казалось, что не все гиты так уж плохи, но их правители, вожди, и в главной степени род Аксос, ведут их неправильной дорогой.
В прошлом веке к штирам в плен попало великое множество гитов. Всем им было предложено жить, поклоняясь Фию, посланнику предков, или умереть, следуя мировой справедливости. Большинство отказывалось принимать веру в бога грязных штиров. Был небольшой процент тех, кто соглашался, лишь бы не умереть. И были лишь единицы тех, кто искренне и яростно проклинал род Аксос, мировую справедливость и весь современный уклад гитского государства. По разным причинам. Вместе с этими парнями и девушками Гиперсикер и создал шатирские концентрационные лагеря.
Всех гитов, не желающих подчиниться, селили туда, чтобы перевоспитать их. "Воспитание" практиковалось и в Аксосе. Но там местные вожди были несравнимо более жестоки. Они обманывали пленников, вдалбливая им в голову, что те сами хотят принять мировую справедливость. В итоге пленники сами же разрушали свою личность, работая на своих угнетателей и обращаясь в их ненавистническую веру, даже не подозревая, что их обманывают. Через какое-то время "перевоспитанным даже предлагалась свобода вернуться на родину. Но, конечно же, никто не возвращался. Все продолжали работать на угнетателей и захватчиков. Потому что их мозги были промыты этой отравляющей идеологией. Так работает "мировая справедливость" - маска диктатуры. Нет предела подлости и коварству их лидеров.
Чтобы извести эту заразу и были открыты концлагеря. Те, кто не отказывался от мировой справедливости, подвергались "перевоспитательной" работе. Методы действий надзирателей (главными надзирателями были гиты, штиры занимали скорее ассистентские позиции) подробно нигде не описываются. Возможно это было государственной тайной, хотя о существовании таких лагерей все знали. Но известно, что в головах вышедших оттуда не осталось и мысли о неподчинении законам Шатиры и о вере в кого-либо кроме Фия (не говоря уже о мировой справедливости). После лагерей пленников вели на тяжёлые работы по строительству сооружений или добыче и транспортировке древесины. Для тех, у кого после выхода не была нарушена мелкая моторика рук, было организовано государственное производство колесниц. "Перевоспитанные" гиты были ещё трудолюбивее, чем прежде.
Кроме гитов в концлагеря иногда попадали эллины, купленные у кзабраков. Раньше эллинов никогда не покупали и даже не брали в плен во время войн: слишком уж они были буйные и опасные. В Кзабракшахре рабовладения не было, и пленники продавались достаточно дёшево. Теперь, когда их можно было пропустить через механизм концлагеря, они стали отличной поддержкой для Шатиры, уверенными шагами шагающей в светлое будущее.


Помощь соседям

За последние века становления штирской государственности и национального самосознания Фий уберёг штирских торговцев от каких-либо изменений. Никакие политические реформы их прямо не коснулись, и торговля без чьего-либо активного участия явно процветала. Обмен с Цвергардумом шёл не один век, и штирские купцы чувствовали себя в восточных землях уже как дома. Вот уже закончились стычки на границе с Кзабракшахром и торговля пошла туда. То, что оба государства ничего кроме продуктов животноводства не производило не стало проблемой. Продукты мены были удивительно разнообразными. Штиры просто напросто продавали то, что шло в Шатиру из Цвергардума, а кзабраки торговали заморскими товарами. Короче говоря, на рынках можно было найти всё, от бронзового оружия и безделушек, но искусно выделанной глиняной посуды.
В Кзабракшахре чуть не вышел казус, когда штиры хотели купить у новых союзников четырёхруких рабов. Оказалось, что соседи рабов не держат, а юдьяры свободны и их надо переманивать в Шатиру большим жалованием. Естественно, проблемой это не стало, даже наоборот. Каждый знает, что иметь что-то, что не у каждого есть, тем более если за это надо много платить - это понт высшей пробы. В итоге юдьярам-писарям предлагались баснословные вознаграждения за их услуги, их наряжали в перья фолко и драгоценности, возили на показ. Хотя штиры и не пытались особо сами научиться письменности, но в больших количествах появляются записи, в основном для бытовых нужд.

Также снова оживилась торговля с забраками. И казалось бы, большое ли это дело. Но по благословению богов в Забрию пришёл голод, невиданный доселе. И что ещё лучше, Гиперсикер как будто предсказал это. Скот меньше пускали на мясо, давали корхакорнам больше плодиться. И стадо за стадом вели в Забрию. Богатыми были дети Пироса. Может быть даже богаче зажиточных цвергов. Но богатые металлы не спасут от голода... Если только у тебя нет друзей штиров! Соседи должы помогать друг другу, тем более если у них общий враг. Цену, конечно, козлороги задирали не стесняясь. И торговлю вели только по-крупному: напрямую с представителями правящей династии и огромными партиями. Простые забраки и не знали откуда эти корхакорны пришли и что за них было заплачено. А обратно в шатиру текли товары как из рога изобиия: драгоценности, посуда, изделия из невиданной доселе меди, вереницы рабов (которых забракам нечем было кормить, они отдавались просто за бесценок). Красота!
Всю ту невероятно эффективную сделку провернули всего пять крупных шатирских торговцев. Сказать, что они и их отпрыски после этого стали богаты - ничего не сказать. Конечно же, никто не сомневался, что они провернули всё это не без участия златорога. И, конечно же, он не забыл про шатирский народ. Половину привезённой из Забрии глиняной посуды было изъято у торгашей и передано простым трудягам. А славные колесничьи воины, гордость страны, поехали на предстоящую войну в медных доспехах.



Получатели: Фий, Пирос.

События века пятнадцатого сильно повлияли на Ньяронгу. Конечно, речь не о войне - это ньяронги событием почти и не считают, это жизнь обычная. А вот проклятие Великой Матери - это да, событие. Вначале гневался очень Хелшш на это и злился, а потом успокоился и смотреть начал - интересно ведь!
Все чаще дети рождались мертвыми либо уродливыми. Порой умирали сами роженицы. Не были такие смерти убийствами, потому Хелшша совсем не радовали.
Но!
Знают ньяронги, что нужно их богу. Знает бог, что первым делом придет в головы его творениям. В первые годы проклятия тысячи женщин, не способных родить, легли под ритуальные ножи; тысячи недорожденных детей летели вглубь ритуальных ям, разбиваясь о кости предшественников и даря свои душонки Хелшшу.
А потом началась резня за женщин, способных родить. Среди глоштов, по большей части. Сами женщины такие, конечно, стали абсолютно неприкосновенны, во время даже самой страшной бойни ни одной иглы ни у одной из них с головы не упало. За подобное сокровище гибли целые семьи - все хотели продолжить свой род, но не все могли.
Радостно смеялся Хелшш и плотоядно облизывался, видя такое. Ух, не оторваться!
Но быстро порядок навели здравый смысл и тяжелая рука Р'нукха. Хватало на всех еды, и резко обогатились те, кто в живых остался. Слишком мало стало ньяронгов для того, чтобы воевать друг с другом и не ослаблять государство перед чужаками. Сурово подавлены были войны глоштов, а самые агрессивные из семей в полном составе украсили стволы ньярглотиков своими подвешенными изуродованными телами.
Повсеместные смертельные поединки по любому поводу и человеческие жертвоприношения ушли в прошлое - теперь лишь смертельная обида приведет к убийству (что у ньяронгов является смертельной обидой - другой вопрос, там, конечно, много всего), а ньяронг умрет на алтаре только в большой праздник (поход на войну, например) либо если не пожелает сдохнуть от старости либо неизлечимой болезни.
Статус женщин, конечно, тоже сильно изменился. Теперь их присутствие в военных походах - скорее исключение, чем правило. Не ходят они больше на войну и опасную сетусовую охоту, не участвуют в межсемейных конфликтах. Логично это и правильно, но, конечно, не в духе ньяронгского нрава им просто сидеть в домах да злобусятину коптить. Традиционным занятием Нижних женщин стало разведение лонгосов и создание лодок, Верхних - работа по металлу, оружие, доспехи. Почти вытеснили они мужчин из этих сфер, и не было равных ронгашским мастерицам. Стали женщины эдакой ремесленной кастой, в общем. И защитницами дома - ибо с копьем тренировались и на охоты ходили.
Вместе с этим оформляется и нечто вроде института семьи. Функциональной ячейкой одноглазого общества становится пара (или больше, если кто-то оказался достаточно крут для того, чтобы иметь несколько ньяронгских женщин) дополняющих друг друга особей, живущих вместе. Ньяронг нынче идет в бой одетый в доспех, сделанный своей возлюбленной; а когда возвращается, то головам врагов, им убитых, она радуется, как своим. Романтика!
Но разозлился Хелшш на все это очень - сильно его опьянила кровь, так обильно лившаяся. А когда пьян - так хочется еще, и плевать, что потом будет. И тут вдруг прекращается все это резко! Потому заявился он к своей аватаре и спросил строго:
- Что ссзза дерьмо!? В чессть меня никого не решшжут!
На что был ответ:
- Грр, это моя страна, моя! Проваливай!
Погорячился Р'нукх. Бывает с ним. Наверное, с ньярглотиком вонючим переборщил. Назидательно его Хелшш попытал немного своими божественными силами, намекнув, кто тут главный, а потом спросил снова. Тот и разъяснил спокойно, от боли рыча, что пора прекращать быть дикими. Что надо строить цивилизацию, цивилизацию воинов, что нельзя друг друга больше убивать, когда вокруг чужаки жадные да алчные. Припомнил Вождь, что Хелшш ему о далеких странах когда-то рассказывал - что нигде больше нет одноглазых. А значит, весь мир - враги потенциальные. И надо к этому готовиться, а не ерундой мелкой заниматься. Немного мира, а потом, потом "ты получишь столько крови, что захлебнешься, тварь".
Хелшш ушел довольным, радостно бормоча под нос что-то про то, как ему повезло с аватаром. Напоследок, правда, наказав себе великий храм построить, чтоб ямы глубокие-преглубокие и идолы каменные высокие. За дерзость.
Не ослушался Р'нукх, не посмел. А вместе с одной великой стройкой затеял и другую - дорогу огромную, сухую и твердую, по боевым тропам, две части ньярглотищ соединяющим, вознамерился провести.

* * *


* * *

Варуна четырехликий явился юдиарам и благословил их народ своим вниманием. Он выбрал род Кираев чтобы нести свои Волю и Слово, вершить справидливый суд Его именем – карать и прощать, и Батьяни, как первого из пророков своих.

Кирай Батьяни заносит Волю и Слово всезнающего Варуны в Книгу Законов. Он сам и священнослужители Веруны карающего следят за их исполнением.

На месте явления Варуны четырехликого Кирай повелел построить Великий храм в Аавенаше. Он лично следил за его возведением, вместе со священнослужителями и измерже освящал его. Стоит он на восточном мысе Авенаннмы, обращенный алтарем в сторону потерянного Бискериара.


В этом веке для развития торговли в Аавенаше и Кара-Азаке улучшаются порты. Юдиары принимают в них приплывающие торговые суда и сами плавают для торговли к соседям. Особенное внимание в этом веке Кирай уделил развитию торговли с Гальегией (юдиары хотели покупать изделия из металлов и медь с оловом в виде сырья).

При Кирае Батьяни гальежских мастеров и мореплавотелей, а также потомков доблестных аскаскатов приглашали обосноваться в юдиарских землях. Фарфалем же наоборот доступ на юдиарские острова был закрыт.

Уже давно торговля с гальегами приоткрыла для юдиар тайну глиноделия. В этом веке юдиарские мастера, повторяя гальежский опыт, учатся делать из глины различные изделия, посуду, глинобитные печи. Также начинается использование глиняных кирпичей для строительства.

Лично Кирай Батьяни собирает флот и армии и ведет их для нападения на остров Невизения и его покорения. Юдиары с уверенностью в сердцах следуют за своим Кираем, сыном Варуна на Юне.


Получатели: Урсу, Сондельмар.

Лунная ночь, далекий стук барабанов, песчаный берег и две фигуры на берегу.
- Утра тебе, брат, с успехом вернулся ли?
Бывалый швардвасс ухмыльнулся. Да, дело менялы определенно было успешным и не того рода, которые принято обсуждать в светлом доме, пред ликом богов и предков. А потому дух был доволен. Боги благоволят, все у него успешно идет. и грядущий поход фюрера лишь на руку.
Береговой брат не мог читать мысли родича, но жизненный опыт на то и дан людям богами. Тем более, что этот Рулевой* и оказался здесь из-за своих слов и породивших их мыслей.
Вот и сейчас Темный дух предсказуемо проигнорировал торговца и без разрешения сдернул кожаный полог с пироги. Хороший воин быстро соображает, хороший Рулевой еще быстрее. Швардвасс успел понять, почему пирога пуста и даже схватитился за нож, прежде чем стрела прервала его земное существование.
Пока Брат запихивал мертвое тело в лодку из эйровых зарослей бесшумно появился энергаль.
- Долго. Я уже было сам взялся за дело.
- Трудно. Одна стрелойю. Ночь. Соломенные волос не мог лучше.
- Знаю-знаю. На дне лодки пробка, утопи падаль, я уже должен идти. Выплывешь.
- Да.
Фыркнувший энергаль взялся за весла, а штейвит легким бегом отправился навстречу звуку барабанов. Сегодня, он среди тех, кому дадут слово. Нельзя опоздать.

*Атаман, командир (штейв.)

***

Олем Резвый, Олем Поспешный, Олем В Штиль Рожденный. Олем Недоношенный. Олем Гороза Пинкаана. Они смеются втихую. Они улыбаются произнося его имя. Они не принимают его силы.
Озлобленный фюрер несколько раз вдарил по столу, окончательно его сломав. Он унаследовал от предков превосходное тело, но боги лишь посмеялись, забрав силу духа и возможность для подвига. Олему мало родных вод. Мало чернокожих. Богатство его рода растет, но слишком медленно. Олем Быстрорастущий хочет много и сразу. Олем Непостоянный не хочет забивать себе голову этой чушью, что несут Рулевые Берегового Братства или этими бандерложьми веревочками с узелками. Он хочет прийти и взять, как поступает Вторая стража. Но недостойно вождя заниматься обыкновенным грабежом. И от этого фюрер бесится еще больше обычного.

Он часто ходит в Дом Развлечений. Долго смотрит на картины, что там нарисованы. Путь к Черной Реке, до бывших земель соломенноволосых и еще дальше. Туда, откуда могут приходить синекожие. Да туда. Пальцехвостые знают туда дорогу. Должны. А если нет, то он сам найдет свою тропу в море.

Олем Мечтатель спит по ночам, гладит бороду и видит во снах, то, чего так жаждет наяву. Но он фюрер и Рейнтаг послушает его. Ведь сейчас много таких, мечтателей.

***

Совсем иного склада Рольф Штайнер, Черная Борода. Младший брат Олема, что фюрером в Моранэре сидит. Олема всего на один день старше, даже недоношенный. Но законы предков прямы, как хорошее копье. Штейнфюрер - первый в роду.
Черная Борода терпит это всю жизнь. Гонит из головы дурные мысли злых духом. И всю жизнь делает дела за двоих, ведь Недоношенный великий вождь лишь в мечтах своих.
Вторую Стражу едва ли не с рук кормит, мало им своего. Некоторые из этих падальщиков уже и помыкать им могут. Могли. Морфюрер взглянул на доску для дама*. Рука золотых камней на одной стороне доски, два пальца на другой. И еще камень ему сегодня принес эашахим. Рука и один.
Воинов не напугать кровью и угрозой, но когда злые духи холодных вод начинают забирать своих последователей - это и горячие головы остудит. Брат может не беспокоится о копье в спину, пока в своем походе.

Вот только потом ему лучше там и остаться. Совершать свои подвиги на севере. Почти весь таафэйр на Моэре теперь живет, а Рольф уже зрелый муж. Что значит кровь одного ради блага всех родов?

***

Великий храм Моранэра.



В отличии от большинства сооружений такого рода, храм острова Моэр так же являлся большим домом развлечений. Часть комплекса представляла собой достаточно глубокий котлован, по своей сути являвшийся ареной. Это не редкость, если не принимать в расчет, что большей популярностью у штейвитов пользовались не рукопашные схватки, а, так называемые, Морские битвы. Арена заполнялась водой и малые группы на ладьях сходились друг с другом. При сражениях между людьми оружие разумеется было деревянным, но доподлинно известно, что на арене бойцам случалось сходиться и с настоящими шарншагами. Не на жизнь, а насмерть.


Получатели:

Волны облизывают каменистый берег ласково и неторопливо. Оглушительно пахнет солью, рыбой и вечерней грозой. Вольным ветром, опасностями, что скрываются в стылых глубинах. Горький запах крови и горечи, - горький аромат вечного моря царит над миром.
Тревожный запах этот въедается в алые корабли с резными носами, въедается в плоть, в кости, в душу. Медленно и необоримо. Для того кто живет в пасти Хааша, земля становится чужой и странной, море же рано или поздно подчиняет себе плывущего на корабле волка. Душа у него становится ветреной словно у Джамаша из Удаганьё. Для такого человека на земле уже не будет покоя, ступая на твердый камень, будет ощущать моряк покачивающуюся под собой почву. Будет он жить на земле словно в полудреме ощущая себя остро чужим. Будет выполнять положенные обряды и наслаждаться общением со своей семьей. Поползут гусеницами неторопливые дни на Окуми, но корабль с мрачной физиономией демона на носу, всё равно станет манить за собой.
…Тогда, морской человек станет вспоминать своих мертвых товарищей, станет вспоминать губительные шторма и кровь щедро проливаемую для Хааша, чтобы он пощадил плывущих по воде. Морской человек увидит на своих руках болезненные мозоли, вспомнит бесконечную усталость – когда приходится сидеть за веслами в мокрой тьме. День за днем. Ночь за ночью. Запах блевоты и плесневелая пища, один вид которой выворачивает нутро наизнанку
Морской человек припомнит разорванные паруса, припомнит пиратское нападение в одну из ночей Ц’Йоль. Припомнит истошные крики молодого энерегаля, которого добивали долго и мучительно а он всё никак не умирал; припомнит императорского солдата, захлебнувшегося своей кровью когда случайная стрела пробила ему глотку. Припомнит посиневшую ступню молодого Ойцхэйя и меч корабельного жреца, занесенный над зловонной конечностью. Припомнит раскаленную медь в своих руках, чтобы прижечь рану, и одуряющее отвратительный запах жареного человеческого мяса, смешанный с ароматом гнилой воды.
Морской ши припомнит свою клятву, - когда прокляв волны он отправился на Окуми. Когда возненавидев море и исстрадавшись по земле, спрыгнул на родную почву. Дав себе зарок никогда более не возвращаться в воды Хааши и не мочить свой хвост в соленых волнах.

…Дождь будет шуметь за стенами родовой хижины-мазанки, будет выбивать барабанную дробь и деревья будут тихонечко перешептываться между собой.
Рано или поздно, волк подчиненный морем не сможет противиться грозному зову Стихии. Пасть Хааша станет взывать к нему ночью и днем. Засыпая, будет слышать морской человек грозный рокот серых волн, будет чувствовать пену на своем лице, будет слышать мягкий скрип усталого корабля. Раз за разом будут сниться ему созвездия Шагашши ведущие ладьи небесной тропой. Когда море успокаивается, и в целом мире остается только бездна. Пылающие в небе огоньки. «Красный глаз», «Четыре варинэлы», «Большой паук». Божественные вехи для одиноких странников.
Тоскуя о море, такой ши не сумеет найти утешение в объятиях озера Ховодэру, - священный водоем покажется ему всего лишь мелкой лужей, и даже великие пирамиды предков не смогут облегчить тоски. Морской человек рано или поздно, простившись с семьей и оставив старшему из орашей свой деревянный амулет для молитвы, отправится в Айэньо. И еще дальше, в скалистое местечко Т’Кхцхъём, откуда уходят большие корабли на север. Ступит на борт, и первым делом отдаст почести вырезанному на носу демону. Щедро натрет оскаленную пасть Сарагалтана своей кровью здороваясь с деревянной ладьёй словно с родным приорашем.

Ветра наполнят паруса и понесут судно в сторону грозного Удаганьё. А затем отнесут еще дальше, в те заколдованные места где воды неизведанны и опасны, где чуждые вихри сражаются с моряками насмерть, и самый светлый день по воле Шагашши, в одно мгновение, превращается в жестокую бурю.
Нос корабля врезается в волны, дерево кричит человеческим голосом, а моряки привязывают себя веревками, чтобы не унесло в ночь. Демон охраняющий корабль радостно скалится со своего носа, и ши скалятся в месте с ним. Смеются и поют боевые песни. Горячат кровь чтобы прогнать страх:
- Шикулькаааан! – Разносится над волнами. – Шикулькааан! Сарагалтан! Ятцмукан!!!
И чем страшнее буря, тем более яростной становится песня. Ради таких мгновений стоит жить! Токи-гребцы бросают весла и падают на пол цепенея от ужаса; ши гребут сами стирая кожу в кровь. А там наверху, демоны сражаются друг с другом, убивают друг друга и разрывают на части. Сизые молнии вспарывают мир, накатывает гром и холодные волны окатывают всех кто находится на корабле. Ради этого живёт каждый волк порабощенный морем, такие бури украшают его жизнь.
...
А когда море успокоится и Хааши выдохнется, корабль достигнет берегов Северной земли. Белых колоний Императора, новых охотничьих угодий для Союза.
...
Столетия назад здесь содержали несколько временных гарнизонов и воины сменяя друг друга несли постоянное дежурство. Земля эта была чуждой, и волки не слишком доверяли новым просторам. Только Окуми был их родиной, только отчий материк владел сердцем. Прошли годы. Теперь здесь живут поселенцы, и появились дети, видевшие Окуми только в памяти глазами своего родителя. Дикие места облагораживаются, прокладываются шийские дороги, - армии теперь двигаются не поразбитой земле, но по императорским трактам. Все больше становится «рончу» - семейных деревень, ощерившихся частоколами и заборами. В диких местах не зевай! Рончу круглосуточно охраняют сами поселенцы. Места здесь все ж неспокойные. Война бродит рядом.
Местные ши в большинстве своем пошли от Огненных червей и называют себя Белыми Червями, под волчьим знаменем Императора, развиваются флаги Северного Дома. Большая часть поселенцев состоит из Огненных червей, вторую же половину составляют выходцы с острова Джамаш и различные мелкие рода, мечтающие о славе в новом мире. Там на Окуми – всё уже давным-давно разделено между семьями; охотничьи угодья поделены и внимательнейшим образом посчитаны. Здесь, на новой земле – даже малый дом может стать Великим. Империя войдет войну - тот, кто первым займет новые просторы, возвысится.
От первых годов поселения, шийцы на Тэриме живут морем – торговля, промыслы, само существование зависит от кораблей. Это на Окуми большинство волков относятся к соленым водам пренебрежительно отдавая всю свою любовь озеру Ховодэру. Море для них красивая сказка, но не более, - леса и рощи, горы, храмы и варинэлы занимают волков на Отчей земле много больше.
Клан Джамаш из Удуганьё называет себя по настоящему морским, но с детства окружены. Джамаши роскошью: веселое щегольство в их одеждах и повадках. Любимцы императора, пираты и верные друзья штейшинов-высоколюдов; жители двух миров вольготно проживающие на острове в лучших условиях! Нет, даже Джамашам не понять Тэримцев.

Для Белых Червей море не роскошь, и не залог веселого удальства, - море это залог выживания. Кормитель, даритель. Опасный противник и единственная защита. По волнам может придти друг, а может подкрасться враг. Места близкие к морю щерятся заградительными крепостями. Народ здесь обитает суровый, недоверчивый, словно в первые годы первых волков, ши, проживающие на Тэриме не ожидают от жизни каких-либо приятностей. Готовятся к войне ежедневно. Простейшая лодка – лучший друг, меч у пояса да лук на спине – лучшие защитники.
Одеты местные люди неброско и даже тускло – ибо ткут сами. Разноцветные ткани с Окуми пройдя пастью Хааши стоят слишком дорого, - редкой роскошью становятся драгоценные камни, медные украшения и яркие перья. К рабам токам здесь относятся более сурово, - бесполезный тлакотли это линий рот, слишком глупый ток лишняя обуза для семьи. От такого избавляются без всякой нежности. Это на Окуми своих тлакотли балуют и лелеют, Белые Семьи не могут позволить себе такой расточительности.

Выходца с Тэрима приехавшего для молитв на Окуми, узнать очень легко. Наряд у него неяркий и даже грубый, пирсинг и украшения из простых костей и деревяшек. Желая же показать свою значимость – тэримский шиец собирает свои волосы в высокий роскошный хвост, щедро используя накладные пряди и самодельные украшения. Волки на Окуми расплетают свои хвосты в мирной жизни, волки на Тэриме вкладывают в прическу всю душу. Не имея возможности украсить как следует тело, носят сами удивительные головные уборы.
Оружие почитается особо – это для каждого ши свято, и на Окуми и на Тэриме. Ты – это твой меч; твоя честь - умение убивать. Количество черепов у семейного алтаря – престиж семьи. На Окуми оружие более дорогое и замысловатое, - здесь во всю ходит медь, здесь народ развращен роскошью - искусство порой ценится больше чем функциональность. На Тэриме оружие простое и надежное. Семьи живут войной и охотой. Охота на Тэриме это настоящее сокровище! Каждый ши мечтает поучаствовать в такой. Родовая память обесцвечивает это древнее искусство. Накопленный столетиями опыт делает леса Окуми слишком известными, слишком предсказуемы стали повадки местной дичи. Даже тиграновые охоты, теперь лишь дань традициям, нежели настоящий риск. Другое дело Тэрим! Здесь нет родительских знаний, - предки никогда не ходили этими тропами. Здесь сражаешься с дичью как в древние времена, инстинктами, умением. Здесь кроется настоящая опасность ибо животные не изучены, а любая ошибка может стать роковой!

…Страшна шийская родовая память – дарит и отбирает одновременно. С каждым веком становясь все более крепкой, вбирая в себя все больше опыта – память эта отнимает у шийца самое главное – возможность удивляться. Блаженны токские дети с улыбкой сующие пальцы в огонь. Каждый ши узнает об огне задолго до своего рождения. Сейчас, в шестнадцатом веке, впервые, перед нацией встал странный вопрос – что такое родовая память? Благословление Шикхкурлакхана или жуткое проклятие Хааша? Радость народа или беспощадная пустота Шагашши выедающая нутро?

Идут года. Новая земля манит людей своей неизвестностью. Аристократы с Окуми готовы дорого платить за возможность удивляться на чужой земле. Охотиться и покорять чуждые леса, ведь для ши это Святое. Даже война вторична, ибо Охота зародилась первой! Для тех кто ведет происхождение от Великого Охотника, возможность убивать новую, непонятную для себя дичь является ценнейшей. В Айэньо и Шио-Кадаме ходит поговорка: «Ты не видел настоящей охоты, если не бывал на Северном материке! Чего стоит твой тусклый алтарь, если на нем нет черепов сарколаншей и прочих диковинных тварей?»

Получатели: Шагашши.

Забраки
На земли гитов пришла война. Не впервые за их долгую историю, однако впервые за то время как этот народ сам того не зная перешел под руку нового бога. Долгие века приемные дети не заботили Виэля, взявшего их из жалости и ради забавы и смотревшего за своим народом вполглаза. Но все изменилось, когда над Аксосом нависла настоящая угроза.

Бог Жизни жаден. Бог Жизни мстителен. Бог Жизни не позволит отобрать у него даже то, что ему самому не нужно. И Бог Жизни может быть очень, очень жесток...

Вслед за войной в Забрию пришел голод. За голодом пришла смерть. За смертью - мятеж. Тысячи керров, обложенных постоянно увеличивающимися поборами в пользу эрлов и кзабраков Гирштаны, вспыхнули словно сухой хворост, от искр зажженных проповедниками Фата Флоре. А за пострадавшими от неурожаев областями вспыхнула и вся Забрия. Керры терпели слишком долго, а война требовала слишком много. Поборы на содержание армии эрлов, продажа зерна за медь, наем кзабраков... неудивительно что с совсем небольшой помощью слуг Фата Флоре Забрия вспыхнула от края и до края

- Когда огнекрылый Пирос впервые спустился в наш мир и жил меж нами словно такой же забрак - был ли он эрлом? Были ли тогда эрлы среди забраков?
Посох в руках. Простая крестьянская одежда. Лицо покрыто татуировками, выдающими любому забраку (или тому кто знаком с забракскими обычаями) что перед вами посвященный жрец Фата Флоре. Джон Тайлер. "Лидер" восстания, а точнее из многих "лидеров". Однако этот невысокий, невзрачный мужчина, по мнению многих Искр стал для страны большей проблемой нежели вся гитская армия на Селеме.

- Голод жесток и коварен. Он забирает слабых и делает слабыми сильных. Старики и дети умирают первыми и их смерть страшна... - Проповедник обвел горящим взглядом толпу. Молчаливую толпу. Здесь не было слышно ликования или радостных криков. Голод не оставляет места радости - только страху, отчаянию и гневу.
- Но тем не менее именно голод показал мне истину. Посмотрите вокруг. Посмотрите вокруг и вы увидите то, что вижу я. Страна во тьме. Правитель слеп, а его народ страдает. Мы все живем под ярмом поборов, которое становится все тяжелее с каждым годом бесконечной войны. На нашем голоде наживаются эрлы и Лорды. На нашем голоде наживаются кзабраки из Гирштаны. На нашем голоде наживаются файрбрингеры, продавая зерно за медь. Но мы не можем накормить своих детей медью и напоить кровью гитов! Что толку в войне, если мы ничего от нее не получим? Братья, смотрите сколь немногое отделяет нас от ужаса, страданий и смерти - всего несколько неурожайных лет!

Тьма окружила нас. Тьма заволокла очи Майрона Стилла, тьма и жадность поселились в сердцах эрлов, тьма накрыла Забрию. Но в наших сердцах еще есть искра божественного огня. И от этой искры разгорится пожар, в котором сгорит старый мир! Мы не керры, гизиты или анты! Мы забраки! Мы народ Забрии! Мы ничем не хуже эрлов! Мы огнем очистим нашу страну, разгоняя тьму и принося свободу! Мы покажем, что мы сами можем защитить нашу землю, от тьмы извне и от тьмы внутри нее! Мы заберем у них то что наше по праву, зерно добытое нашим трудом, зерно нужное нашим семьям! Братья! Раздуйте пламя справедливого гнева в своей душе и выпустите его на свободу! И пусть тьма бежит перед нами в страхе! Во имя Пироса! Во имя Забрии!


Гиты
Не только Майрон Стилл слышал голос своего бога и не только забраки внимали речам своего правителя. Ауна из рода Аксос которой выпало возглавлять народ гитов в эти тяжелые времена, выступала перед тысячами гитов в великом храме Рогара в Вомосе, а номикистес и жрицы Виэля разнесли её слова по всей стране.
- Народ Аксоса! Братья и сестры! Вновь как и раньше одурманенные своим ложным богом забраки и Кор-хакские дикари ополчились на нас! Вновь дрожит земля под копытами коркахорн, вновь рогатые дикари пришли на наши земли с огнем и копьем, вновь гитские мужчины уходят на войну оставляя своих жен и матерей. Но все же кое-что изменилось! Теперь мы сражаемся не одни! Аксос более не одинокий факел горящий во тьме! Благородные сельты сражаются вместе с нами, за нашу страну, за наш народ, за Мировую Справедливость! Теперь, мы сильнее чем были когда-либо! Больше мы не отступим, не испугаемся и не отдадим им ни нашу землю, ни нашу свободу! Мы сражались сотни лет в одиночку против угрозы с запада и севера и эти века были чаще историей поражений, чем историей побед, но теперь все изменилось! Теперь пришло время восстановить справедливость и вернуть все что раньше принадлежало нам! Мы сразимся с ними и отбросим их прочь! Мы не проиграем! Мы не проиграем потому что мы сражаемся за наших близких! Мы не проиграем потому что мы сражаемся на своей земле! Мы не проиграем потому что сражаемся плечом к плечу с нашими союзниками! Мы не проиграем потому что с нами Мировая Справедливость!Возьмите щиты и копья, укрепите свои сердца и знайте что мы не проиграем!


Получатели: Виэль.

Шестой век от Пробуждения. Сельтуссия медленно, но верно двигается на встречу свету цивилизации. Все меньше сельтов остаются верными диким обычаям, а все больше кланов признают верность политики Преподобной Матери. Последователи ночи постепенно проникают в самые отдаленные или скрытые логова сельтских жилищ. Вера в Кинаахи'син все чаще поселяется и укрепляется в душах и сердцах котов. Все больше приспешниц выбирают для себя путь последовательниц Северной Звезды. В учении они находили в себе силы воспитывать новые поколения, приспосабливаться к новым условиям, а так же переносить тяжесть нового времени. А тягот в этом веке хватало.
------

Иноград встречал возвращающихся на гитских лодках воинов. Многие сельты вернулись не со щитом, а на щите. Многие остались калеками, с выжженными глазами или отрубленными конечностями. Но все они, все как один, возвращались как герои. Им не было чего стыдится. Воины возвращались с войны, в которой они были слабее и менее численны. Возвращались они с духом победы, ведь Пилтипалас устоял несмотря на все атаки забраков! Ох, по Инограду очень быстро стали распространяться слухи о тех кровопролитных битвах, что состоялись на Селеме. Ветераны с упоением и в деталях описывали как их копья и дубины размазывали наглых забраков. Как тучи стрел перекрывали небо, несясь на смертельную встречу с мягким телом забраков. Рассказывали в жутких деталях, как жгли подлые забрийские маги обороняющихся. Как быстро и легко можно было погибнуть по одной лишь невнимательности. Особенно быстро разлетелась весть о Джахре ибн Фаруде. Рядовом воине сельтськой армии, который одним из первых прибыл в Пилтипалас. Этот хитроумный сельт то и дело, если верить рассказам ветеранов, оказывался в самой гуще сражения и вырезал врагов десятками! Нет! Сотнями! Именно так. И чем больше наливали искалеченному ветерану, тем больше в его историях раскидывал врагов Джахр. Иногда доходило до сказок о том, что Фаруд мог просто посмотреть на вражеский отряд, а тот в страхе убегал. Все ужасы и сказни, о селемской войне и хитром проходимце Джахре, какой-то умник умудрился назвать "Огнями Пилтипаласа". Название было нехитрое и быстро прижилось среди рядовых сельтов. И теперь вместо колыбельной наночь, котята просили отца или мать рассказать очередную историю о пилтипаласском удальце, Джахре ибн Фаруде. И хоть матерям это было несподручно, но разве можно отказать детям в сказке на ночь? Так, персонаж постепенно, в пересказнях матерей, обрел красивую внешность, мускулистое тело, несколько шрамов, которые только подчеркивают мужественность а так же обходительность и остроумие. Он уже не просто воевал, а отстаивал честь и справделивость. Защищал слабых и бил злых. Каждый раз образ становился все светлей и героичней. И мало кого интересовало был ли этот Джахр на самом деле или нет...
------
Селемская война побудила сельтов присмотреться к лодкам, на которых их перевозили по водам внутреннего моря. Мастера рыболовли быстро оценили сие изделие и начали понемногу копировать у гитов мореплавные посудины. Методом проб и ошибок коты все же научились делать лодки. Быть может это были не лучшие лодки в мире. Быть может и не самые красивые. Но зато они были практичные и вместительные. Рыбалки то и дело выходили в море, ведь там улов был несравниму больше и лучше, нежели в Потами и притоках. Да и мест гораздо больше. Вскоре кланы и роды, которые занимались земледелием и выпасанием скота в степях, начали делать еще одну остановку в своих сезонных кочеваниях - у берега моря. У этих побережий начали обосновываться целые рыбацкие деревни. Не остались без внимания лодки и в городах, где тоже начал появляться рыбацкий промысел. Нявк, Иноград и Акитос быстро взяли на вооружение изделие степных умельцев. А ведь, как оказалось, посудины эти годятся не только для промысла, но и для путешествий! Ведь те же забраки уже веками путешествовали морями, да и прибыли в свое время они в Сельтуссию именно на лодках! Коты, которые когда-то не уделяли внимания морям и океанам, которые омывали их страну, теперь с упоением смотрели в даль, на водную гладь. Гости и иностранные торговцы уже давно говорили что за множество волн отсюда есть еще земли, на которых можно торговать и промышлять. А теперь у сельтов было средство, чтобы добраться до этих далеких земель. Уже через несколько лет после изобретения лодок, первые морские караваны отплыли от берегов Сельтуссии в поисках земель, готовых принять их товары и предложить им свои богатства. Кроме того, лодки использовали и как метод передвижения. Сплав по Потами делал скорость прибытия в Телеф и другие восточные города гитов достаточно быстрой. Не сравнить с тем как долго шли караваны раньше. Да и удобней было добраться до юго-восточных границ Аксоса. Там, как рассказывали гиты обосновались поселенцы из далеких земель. И коты с искренним любопытством пошли караванами на встречу этим поселенцам. Гиты говорят что те поселенцы на столько похожи на сельтов, что они и не сразу поняли что это не их мохнатые друзья. Это все конечно были шутки, ведь вся схожесть между ши, как себя называли эти поселенцы, и сельтами это были разве что клыки, уши и хвосты. И то, они были на столько разными, что понять что общего между двумя расами невозможно. Кроме как того, что те сильно отличаются от гитов. Но сельты не обижались. Потому что гиты никого не хотели обижать, а просто шутили. Поселенцы, со слов гитов, голодали и нуждались в помощь. Юго-восточные берега Тэрима были местом весьма опасным и не очень богатым на ресурсы. А потому караваны сельтов везли с собой в первую очередь мясо, молоко, да моркварность. Ведь новые соседи, пускай и столь дальние, значили новые обмены, новые сделки и новые товары! Осторожные торговцы делали свои стоянки неподалеку от поселенцев и приглашали тех к своему костру, частуя их едой и напитками. Во всем коты проявляли доброту и гостеприимность, пытаясь заслужить то де в ответ. Целью была дружба и торговля. Эх... если бы еще не война на севере...

------

В Имире, в обширном зале, как и век назад в Инограде, сейчас находилось много делегатов от разных кланов и и городов. Были тут и делегаты от гитов. Отличие было в том, что теперь все были одеты в доспехи и при оружии. Одета в простые рясы была только Преподобная Мать. Она молчала. Ведь теперь, как и раньше, пришли гиты за помощью. Союз с Аксосом давал сельтам торговлю и право прохода по гитским землям. Дружба народов дала народам столько веков покоя. И уже не первый век сельты и гиты стояли бок о бок в разных передрягах. А теперь представители рода Аксос просили о чем то большем, нежели помощь в защите. Они просили полноценной войны с Забрией. С теми пиромансерами, которые жгли сельтов как хотели. Преподобная Мать часто вспомниала про то, как повел себя правитель Забрии с ее делегацией. Память о Малике вспыхивала каждый раз, когда кто-то вспоминал при Преподобной о забраках. О его ужасных ранах, о том, как долго и мучительно Последователи Ночи приводили его в порядок. Но эмоции это не то, чем должна руководствоваться посланница богини. Обдумав все и приняв решение, преподобная мать встала и обратилась к гитам, ожидающим ее ответа.
- Как и в прошлые века, Сельтуссия и Аксос являются союзниками. Наши народы шагают бок о бок не первый век. И мы не станем молча смотреть на то, как наших друзей пытаются стереть с их земель. Сельтуссия готовая ответить на запросы рода Аксос и помочь в освободительной войне против северных налетчиков! Наши воины будут вместе бить врага. И вместе мы прогоним эту чуму, которая грозным пламенем рвется в наши дома!
Как и век назад, в зале начали звучать ликующие восклики вождей, мужей из знатных семей, молдых сельтов и ветеранов. Выкрикивались древние кличи войны, да лозунги загнать узурпаторов в землю из которой вышли. И лишь матери и жены, как и раньше, тихо отходили в сторону, молча приняв факт того, что их мужья и сыновья вновь одевая броню и беря в руки копья и луки отправятся в путь, с которого могут и не вернуться...


Получатели: Виэль.

Терим. Кзабрашахр XVI век.

Что в сущности жизнь кзабрака? Брести по бескрайним просторам прожженного солнцем и иссохшим огневиком Кор-Хаку. Пить вечно теплый кумыш из мягкого упругого как молодой сыр бурдюка. Спать под открытым небом, наблюдая как сменяют друг друга одна луна за другой. Высматривать подкрадывающегося к табуну экхекатля. И сражаться.
Сражаться, так же привычно и сноровисто как и все, что приходится делать живущему здесь. Сражаться друг с другом - за стада, за кочевья, за хорошие стоянки, за воду, за женщин. Сражаться со зверем, что движимый голодом и жаждой, жаждой которую в этих безводных просторах может утолить только кровь, подстерегает все что есть у кзабрака - его скот, его родных. Сражаться с чужаками, с теми что бесконечно давно напали на рожденный от огня народ, народ вобравший в себя всю жестокость и жар этих земель.
Вот жизнь кзабрака - кочевье между небом и землей. Скрипящий на зубах песок. Запах запотевшей от полуденного зноя корхакорны. Плохо разведенный кофей с молоком и сыром, твердым как камень у Пирушевого Престола. А потом переход. Переход и сыр с мясом на обед. Кумыш тонкой тугой струйкой. А потом снова переход. От огневища к огневищу.
Бредут так стада, чтобы урадились новые корхи, чтобы было что доить и из чего делать новый сыр. Эти бредут шумно, объедая своими мягкими сдвоенными губами все на своем пути - все эти жалкие иссушенные, и казалось бы - совсем безжизненные, колючки.
Бредут караваны, везя в одну сторону - ракушки, жемчуг, вяленую, сушеную, соленую рыбу и таких диковинных гадов, при виде которых кзабракские дети визжат наслаждаясь своими испугом и удивлением. А в другую, в другую сторону караваны везут кожи, горькие курительные травы, и головы. Головы, отрубленные, вымоченные в соках, высушенные в тени, зашитые жилами, страшные, вечные. Тсантсы - головы, лица на которых не стареют.
Бредут армии. Джагуны. Минганы. Тумены. Тьмы и тьмы рогатых воинов пересекают пустыни чтобы обресть славу, стада, власть и смерть.
И так - ото дня в день. Из года в год. От хаджа к хаджу. Лишь изредка - серую (а точнее - песчаного цвета) размеренность разрывается грохотом праздника или боя.
Праздника с его яркими красками и восхитительными, невозможными, неземными танцами и молитвами одетых в человеческую кожу жрецов. Боя - с его вторящем сердцу перестуком барабанов, заглушающим вопли раненых вое рогов и бесконечно острым, перекрывающим все на свете, и обращающим поле битвы в тишину, чувстве опасности. Чувстве, от которого в душах кзабраков просыпаются древние демоны, зовущие, воющие, скалящие зубы, просящие, требующие отбросить все то что за последние века стало сутью кзабрачьей жизни - всё, всё говорило о достатке и культуре. все эти стада, сыры, ракушки - все это следовало отбросить. Отбросить и признать свою истинную природу. Природу хищников и убийц.

Торговля. Запад.
- Тьфу... - Юдьяр выплюнул струю густого темного напитка и сморщился. - Помои. Горечь то какая. Буээ...
С лица старика кзабрака не слезала хитрая улыбка.
- Это ничего. Это бывает. Всем поначалу слишком горько.
- Да брось ты это, я этой дряни больше и глотка не сделаю. Она же чуть ли не скрепит на зубах. Уэээ...
Юдьяр гримасничал, словно пережевывая невидимую жвачку и пытаясь прогнать перебивающий все вкус жженого корня. Господи-боже, эти рогатые бедолаги жарят все, даже огневик. Совсем спятили от своих курений.
- Ну не сделаешь - не надо. Арпад, ты же знаешь - насильничать не в моих правилах.
Горечь медленно отступало и дошедшее послевкусие навело торговца-юдьяра на какую-то мысль. Мысль тоже неуловимо отступала, как призрак или видение. Этот особый тонкий запах, нет не запах - аромат, тонко-тонко истаивал на самом кончике языка, в небе, где-то... где-то там. Юдьяр на секунду замер, прислушиваясь к ощущениям. Нет, вкус не изменился, горечь огневика не может перестать быть горечью, но послевкусие было как минимум новым и необычным.
Кзабрак хихикнул. Нет, не каждому он предлагал попробовать это. Эти четырехрукие в большинстве своем бездушные умники, даром только что четыре руки. Тут ведь не ум нужен, тут душа нужна, чувство, страсть. Да, думал Касаф, у этого Арпада есть душа, есть вкус, есть фантазия. Этот сможет оценить. А потом раскрутимся, старик Молох здорово это придумал.
Лицо юдьяра в это время вытянулось и он, в задумчивости, потянулся за теплым еще бурдюком Касафа.
- Чегой-то, передумал? - Поддразнивая торговца-приятеля старый кзабрак поспешно подал бурдюк.
Арпад зделал еще один мелкий глоток. Вкус был все тот же но уже не казался таким ужасным. Зато голове как то сразу прояснилось. Эта бесконечная жара отошла на второй план и отчего-то захотелось встать и пройтись. Пройтись вот так вот значит туда. А потом сюда.
Юдьяр нервно забарабанил пальцами на трех руках. В четвертой он сжимал бурдюк.
- Так ты это... кофей... говоришь?
- Ага, кофей, кофей.
- Ну и дрянь твой кофей, Касаф. Дрянь редкостная.
- Ага, дрянь. Дрянь, тьфу...
- Ну так и горький он...
- Ага, горький, гадость.
- И ты я так понимаю, хочешь его мне продать.
- Ага, ага, продать значит...
Арпад задумался на мгновение, но вскоре его голос приобрел привычные нотки бывалого дельца.
- Послушай, Касаф, ты же понимаешь что это не может стоить много, да и я не могу много за это заплатить, но только ради тебя, Касаф, только ради нашей с тобой старой дружбы...
И двое таких разных по своей природе человека - старый, сгорбленый сухой старичек кзабрак и крепкий, толстошеий великан юдьяр пошли вместе вдоль берега, как двое влюбленных, о чем то оживленно беседуя, страстно споря, увлеченно размахивая руками...

В Кор-Хаке, в Минасе, в Ирассии - всего что так нужно для жизни и цивилизации очень мало. Мало воды. Мало еды. Мало зелени. Мало, пригодной к обработке земли. Много только солнца, песка и огневика. Огневика, который издревле употреблялся кзабраками в самых разных формах. Чего только не проделывали с ним народные умельцы в периоды особого голода, когда стада корхакорн редели и лишь голодные худые экхекатли рыскали среди огневищ. Листья и стебли огневика сухи, жестки и мало питательны. Зато корень может быть довольно крупным и сочным. Но корень таит в себе другую опасность. Безумие. Ярость, неконтролируем всплеск энергии и прилив сил, опустошающий до конца и разрушающий в своей слепоте все вокруг. Но народ мудр. Не в смысле - один народ мудрее другого, а в смысле - много простых людей за много веков сделают то, что не удастся ни какому умнику в одиночку. Кзабраки искали способы применения огневика и находили.
Одним был хаш, тот самый курительных хаш что от начала времен шаманы и жрецы употребляют для вызова видений и общения с миром беспокойных духов. Да, духи, если прийти к ним с хашем, становятся беспокойны. А что еще можно ожидать от огневика? Только нет этой ярости, нет силы буйства, хаш дарует расслабленную истому в которой мелькают картины из других миров.
Другим был кумыш. О, этот славный напиток воинов пьянил головы и веселил сердца. Воистину то был дар богов и радость кзабраков.
Третьим способом употребления корня был кофей. Все сводилось к перемалыванию между плоских каменных жерновов в пыль, высушиванию этой муки в тени, а затем очень осторожному обжариванию на плоском камне. Измельченный корень темнел, терял маслянистый блеск, менялся на вкус и запах. Но главное - он переставал теребить душу и беспокоить ум. Кофей вселял лишь бодрость, дававшую жизни особую ценность. Если ты богат, знатен, здоров - что еще тебе хочется? Бодрость, ясность ума, энергия. И не важно на что - пить со знатными друзьями, любить женщин, драться или охотится - выбор за тобой.

Кожаные мешки с густо-коричневым кофеём заполнили все свободное место на лодке Арпада. Тот помахал рукой, все так-же хитро улыбающемуся Касафу, и отчалил.

Культура. Восток.
- Ай, да мать вашу на кол, - злобно ворчали застрявшие в Шатире послы.
Вокруг был отвратительный мир внешне и внутренне мерзких существ. Похотливые, склочные, уродливые, жадные... У кзабраков не хватало слов, чтобы описать все богатство душевного склада своих восточных соседей. Их привычка трахаться со всем что двигалось, теряя драгоценную энергию и влагу, казалось ущербной тем, кто от сотворения мира подчинял себе пустыни. И как только эти мохнозадые дожили до сих пор? Ответом было "пищевое поведение" штиров - жадное, неумеренное, до состояния "ща лопну" когда еда была, и столь не притязательное, до приступов тошноты у стороннего наблюдателя, низкое - когда еды уже не было.
В результате "культурного обмена" в среде кзабраков не могло не возникнуть реакционного движения, призванное защитить исконно кзабракский, подлинный образ жизни, то здоровое отношение к себе и своему телу, что помогала выжить этому народу на протяжении стольких веков и которое было бы полностью противоположно всему природно-штирскому, что могло бы дурно повлиять на краснокожий народ.
Когда, проведшие не один год на чужбине, послы вернулись, а между государствами потянулись в обе стороны груженные караваны, посол Сенекай бросился своего повелителя и попросил разрешение снять с себя знаки власти шахин шаха и уйти в храм. Став жрецом Сенекай пошел проповедовать по хаджам и кочевьям учение о стойкости духа, бравшее начало во вдохновленном Уршуром учении Уфира, и подкрепленное неприятием увиденного в Шатире. Сенекай клеймил теперь не только трусость, жадность и неподчинение, теперь небрежность, лень, похоть и расхлябанность стали объектами пламенных проповедей и клеймления. И как он это делал! Впервые перед народом выступал не только опытный воин и вождь, не только жрец облаченный ореолом божественной власти, но и образованный искусный в ведении беседы кзабрак, из чьих уст не выходило не слова лукавства, лжи и притворства.
Сенекай учил уважать и ценить свою первозданную природу, оберегать и укреплять ее умеренностью и физическим трудом. Кзабрак не должен быть празден или ненасытен в еде и питие, кзабрак не должен искать утех и услад там, где их не давала пустыня его предкам. Даже этой их пресловутой "демократии" досталось, и каждому становилось ясно, что нет более глупой, более нелепой и менее эффективной формы правления.

А между Кзабрашахром и Шатирой одна за другой появлялись прочные цепкие связи караванных путей. Из одной стороны в другую они везли товары с запада на восток и с востока на запад. Груженные вереницы корхакорн с восседающими на горбах краснокожими караванщиками. И не менее груженные вереницы арб, с позевывающими чернокожими штирами на верхах. Арб, появление которых непременно вызывало интерес в каждом встреченного племени. Дети обступали причудливые конструкции из дерева, женщины смотрели издали с любопытством, а старики, думая о чем-то своем, лишь цокали языком.

Сердце Кзабрашахра. Ушур.
- Нет, ты мне объясни все-же, люди они или демоны! Кого убивают бичи вдоль берегов?
- Демонов. И людей.
- Ну вот, ты опять за свое, Кайам, ты утомляешь меня.
Кайам, не старый еще но уже занимавший пост советника при молодом господине кзабрак, терпеливо ждал, пока нетерпеливый шахин шах успокоится и сможет слушать.
- Мой повелитель, с лунными людьми на наши берега прибывает множество других народов - желтые чешуйчатые существа, белокожие безрогие коротышки...
- Демоны, это все я знаю.
- Не только. Желтокожие совсем безобидны, они уродливы, глупы и бесконечно послушны. А белокожие... белокожие бывают разные - и демоны и люди...
- Так как же их отличить? Как, я спрашиваю? А, Кайам?
- Я не знаю.
- Так зачем ты опять начал этот разговор?! Зачем, Кайам, зачеееем?
- Чтобы просить вашего заступления за токов, мой господин. Они могут пригодиться и не причинят вреда.
- Токов? Это которые желтые? Ну пусть. Да? Ну пусть. Пусть, Кайам. Эй! Писарь! Иди скорей сюда!

***

Безвременная кончина, постигнувшая молодого правителя через несколько лет, открыла путь к престолу и хавару его ближайшему родственнику Лерайе Пирху, при котором к созданным его предшественниками официальным силам с помощью которых управлялось государство добавились еще и тайные.
Кзабрашахр все больше усложнялся. Новые народы, новые концепции и учения, новые пороки и соблазны, новые товары. Война и голод на юге. Отголоски страшных проклятий далеких богов. Новые страны на востоке - штиры, цверги. Новые земли на западе - пока еще незримые, но такие близкие со слов беженцев. Кзабрашахр бурлил и рос. И в этом хаосе становления, в этом бесконечном развитии и росте должна была появиться сила, способная направить умы вольных кзабраков в нужную сторону. Кзабраков, привычных к свободе, кзабраков привыкших жить своим умом. И именно на эту их последнюю особенность решил сделать ставку многомудрый Лерай. То что пришло в голову кзабраку уже не выбить оттуда бичами, так пусть в головы его верноподданных (наиболее ценных из них, если быть точным), приходят только нужные Ему мысли.
Серые Святые стали новым и по структуре и по методам оружием в руках правителя. Хитрые, незаметные, умелые - они заполняли собой все щели, все трещинки огромного государства и связывали его, объединяли своими незримыми клейкими нитями.
Получатели: Урсу.

- Можете сходить на берег, - сквозь зубы процедил начальник брагансийского порта, - Великого Кутулу вам видеть не дозволено, его устами будет говорить Диего Эураньес, седьмой из Предвестников.
Сыновья Удачи плотно обступили дэлладурское посольство, пытаясь утихомирить ждущую расправы толпу. Огородили щитами. Угрозы, оскорбления, и даже несколько гнилых плодов эйры летели в приезжих и даже присутствие сыновей не останавливало людей.
- Ваанавэра!
Громадный одноглазый аскаскат с длинным копьем попытался прорваться сквозь кольцо солдат. Его налитые кровью глаза говорили о том, что он готов принести себя в жертву, лишь бы убить хотя бы нескольких ненавистных черных и их приспешников-судемоагов. Сыновья приняли его на щиты, отобрали копье, отбросили назад в толпу, которая тотчас накрыла распростертое на каменной мостовой тело. Пращники из личной охраны алькальда также сопровождали посольство. Им вовсе не улыбалось посылать пули в своих, дабы защитить эту кучку жалких дэлов. Что и говорить, они с радостью бы сами разорвали их на части, но не осмеливались нарушить приказ. Если бы одной силой ненависти можно было убить, то от дэлов не осталось бы и следа.

Наконец, посольство достигло зала Предвестников и, сопровождаемое Сыновьями вошло внутрь. Диего Эураньес уже ждал незваных гостей.

Кзардом Даэрит XV век Второй Эпохи

Общее описание
Небольшое государство на востоке Окуми, расположенное по большей части под землей в Дагун Даэрит - уникальных пещерах, освещенных естественными кристаллами. Дагун Даэрит - колыбель культуры даэр, давший мощный толчок к дальнейшему развитию цивилизации, как закрытой, опирающийся на самой себя в первую и, зачастую, единственную очередь.

Политическое устройство
Абсолютная монархия, где власть Кзара распространяется на все аспекты жизнедеятельности государства, включая религию, а Истинный - формальный глава культа Довгара (государственной религии) является приближенным советником.
Не смотря на это влияние рода Кардаров распространяется на сферы жизнедеятельности лишь в чуть меньшей степени, чем власть самого Кзара. Влияние родов заключается в возможности советовать различным политическим деятелям, чтобы те пересказали их мысли Кзару, который, в зависимости от полезности решения для блага Кзардома, примет решение.
Титулы Кзара: Глава Кзардом Даэрита - государства даэрского, Владыка Дагун Даэрита, Защитник Отчизны, отец рода даэрского, Покровитель дальних поселений, Нерушимое Слово Кзардома.

Форма государственного устройства и административное деление
Кзардом Даэрит - унитарное государство, в котором выделяются три дагуна (область/вместилище), власть в которых централизована в думах (город/обитель) и "внеграничные территории". Законы и управление всеми дагунами едино для всех, главой является Кзар, в думах назначены его родственники или иные кзаровы даэры, которые стоят над Ландором - Советом Пяти, самыми влиятельными даэрами из каждого дагуна.
Дагун Даэрдумит (Даэрдумская область) - столичный дагун. Занимает территорию восточнее Даэрдума, включая и сам Даэрдум, как под, так и над землей.
Дагун Эргунадит (Эрдунадская область) - Занимает территорию западнее Даэрдума.
Дагун Талаарит (Талаарская область) - Занимает территорию к югу от Эргунада. Формально главе Дагун Талаарита также подвластны территории золотых рудников, арендуемых у ши.
Внеграничные территории - территории занятые кварталами даэр в чужих государствах. Главы - добровольно выдвигаемые, выборные, получают поддержку от Кзардома, полноправные граждане Кзардома, зачастую присутствуют назначенные Кзаром даэры, наблюдающие за такими кварталами, чтобы те не порочили имя даэр.


Полезные ископаемые
Территория Кзардома изобилует медью и серебром. Золотые рудники арендуются у Союза Истинных Волков, Империи ши, в обмен на долю производимых товаров. Месторождение олова есть, но по состоянию на XV век не разведано. Месторождений железа не найдено.
Богатые месторождения камней практически всех видов. Наиболее ценятся друзы аметиста и крупные чистые камни.

Экономика
Основой экономики является металлургия и добывающая промышленность. Специализированные организации занимаются производством изделий ювелирной направленности, военной направленности и предметов быта, в том числе и предметов роскоши. Немалый сектор занимает и торговля, которая также приносит немалых доход в казну Кзардома.
Денежная система включает в себя трехметаллическую монетную систему, которая переходит одна в другую примерно по курсу 1 к 10. Вес монет регламентируется законом.
Пищевая и сельскохозяйственная промышленность слабо развиты, сильно зависит в этом от соседних стран. Единственное отличие - Дагун Талаарит, где занимаются вялением мяса, которое потом расходится по всему Кзардому. Когда-то бывшие основой рациона нгануды, даргиды и ковы теперь отошли на второй план и являются скорее едой бедняков, и, хотя их где-то и разводят на убой, обычно это дикие твари.

Налоги и Социальное устройство
Анум - налоговый сбор в Кзардоме, зачастую является еще одним способом показать свое богатство и влияние. Все подданные Кзардома делятся на четыре основные платежные группы:
Лан (“простой, обычный” - даэр.) - самый низший уровень, обычно не превышает пятой части заработка, иногда меньше. Бедные слои общества, которым едва хватает денег сводить концы с концами.
Арлан (“высокий простой/обычный” — даэр.) следующий уровень. Не меньше третей части заработка. Обычно это состоятельные шахтеры, строители, не обладающие сильными возможностями в Магии Земли, мелкие ремесленники, многие низший Кзаровы даэры, самый массовый уровень. Денег достаточно, чтобы жить, но не достаточно, чтобы шиковать. Носят на большом пальце правой руки перстень из серебра, украшенный обычно синим камнем.
Караэл (“богатый, яркий” - даэр.) Не меньше половины заработка. Богатые купцы, ремесленники, руководители шахтерских и/или строительных работ, владеющие Магией Земли на серьезном уровне, Кзаровы даэры, влиятельные в определенных кругах, приближенные к Кзару. Носят на большом пальце правой руки перстень из золота, украшеный обычно красным камнем. Перстни практически всегда зачарованы.
Аркараэл (“высокий богатый/яркий” - даэр.) Не меньше трех четвертей заработка. Это самые богатые даэры Кзардома. Часто выходит так, что, даже отдавая три четверти своего богатства, они состоятельнее любой другой категории граждан. Носят цепи с крупными камнями, обычно белого цвета, нередко из Рукотворного Света, всегда зачарованы.

Необходимо отметить, что на даэра, который может себе позволить платить больший анум, но не платит его, смотрят косо, ведь это повод показать, что род и лично даэр смогли добиться многого. Караэлы и Аркараэлы почитаемы в обществе, все знают, что эти деньги идут на благо Кзардома и каждого даэра, а лан - скорее поблажка для малоимущих, чем реальный начальный уровень.


Влиятельные организации Кзардома
Культ Довгара

Основой и костяком культа являются его служители, работающие с паствой. Таковыми в Кзардом Даэрит являются Слышащие Камень - организация, ставящая своей целью популяризацию позиций религии и укрепление веры среди населения. Слышащие пытаются достигнуть это, проникая в различные профессии, пытаясь дать другим пример, сколь многого можно достигнуть, следуя по пути веры, ведь Довгар не только получает ваши молитвы, если цель ценна - он отвечает на них.
Особенно часто можно встретить жрецов среди путешествующих по многочисленным тоннелям, а также среди копателей этих самых тоннелей. Наделенные пусть практически незаметным, но все таки чутьем, жрецы неизменно выбирают верный маршрут среди лабиринтов ходов, а также могут почувствовать крепкую породу и обойти ее.
Не смотря на то, что главой религии как таковой является Кзар, как ставленник Довгара на Юне, главный религиозный деятель - Истинный Слышащий или просто Истинный, наблюдает за всеми Слышащими по всему подземью. Именно он несет ответственность перед Кзаром, если кто-то провинится, поэтому строго блюдет дисциплину, а также следует заветам Довгара, ведь только в здоровом теле хранится здоровый дух. Таковым обычно становится наиболее одаренный в Магии земли Чувствующий Камень, он отказывается от своего имени и от своего рода, ставя превыше всего веру в Довгара и благоденствие Кзардом Даэрита.
Сами Слышащие имеют собственную иерархию. Вступающие в культ становятся Видящими Камень. Низшая ступень, ведь, чтобы увидеть камень не требуется много усилий. Послушники много наблюдают за жизнью в Кзардоме, пытаются преуспеть в какой-то профессии, а также совершенствуя свое тело. Затем можно дорасти до Чувствующего Камень. На этом этапе послушник постигает сущность окружающих его пещер или других просторов. Именно Чувствующие - наиболее частые путешественники, разведывая новые тропы постигают они замысел Довгара. И лишь затем можно стать Слышащим, познав и себя и творение Владыки Камня, можно познать сущность пещер.

Лаэдин Драннир

Братство Творцов, или по-даэрски Лаэдин Драннир - сообщество мастеров по металлу, организованное в Х веке Второй эпохи. Поистине небывалых масштабов достигла обработка металлов. Была открыта медь и серебро, даэры уже что-то знали о залежах золота рядом со своими границами, а повсеместное вытеснение всего, что могло быть заменено на медные предметы быта было попросту невозможно остановить. Мастерство труженников этого направления деятельности накапливалось и через меньше чем век они стали едва ли не самыми почитаемыми даэрами, после Кзара и Истинного, а учитывая, что в их рядах было немало Слышащих Камень и уж тем более Чувствующих Камень, привыкших к иерархичности и структурированности, было лишь делом времени создание подобного рода организации. Ланнарид из рода Кардаров, кому весь Окуми обязан появлению серебра на материке, обращался за разрешением к самому Кзару, и тот в своей мудрости даровал это право Ланнариду и его коллегам. Мастера были известны по всему Кзардому и небралось немало желающих состоять среди членов этого Братства. Было решено выделить старших братьев, числом сколько пальцев на руках, а также среди них выбирать первого среди равных, обычным большинством голосов, и невозможностью голосовать за себя. Но то были простые формальности и должность "старшего" накладывала больше обязательств, чем давало преимуществ, а само членство попросту позволяло учиться у более умудренных коллег. Постепенно членство стало платным и у Братства появилась своя штаб-квартира - большое каменное строение, расположенное в Талааре.

Лаэдин Доргарид

Братство Каменщиков, или по-даэрски Лаэдин Доргарид - сообщество мастеров по камню, созданное по образу и подобию Лаэдин Драннир и работающее в плотном контакте с последним. Состоят в ополченческих армиях, как помощники в штурме и защите фортификаций. Самое большое количество Слышащих Камень состоит именно в этой организации, а не в Лаэдин Драннир. Нередки их дружеские споры и показательные ярмарки, на которых выставлялись творения мастеров, однако, последние несколько лет, когда мастера обоих групп объединялись, выдавая просто таки шедевры, сделали такие ярмарки еще более красочными и соревнования идут уже между межорганизационными группами.

Гальдиа

Глас Кзара за пределами Кзардома - это не шпионы и не воины, это торговцы и политики. Объединенные под мудрым управлением Гальдии они продвигают идеи и помыслы Кзара далеко за пределы Кзардома, а теперь и Окуми. Если где-то впервые появились даэры, то, с большой долей вероятности, это именно один из гальдийцев.

Термины и обозначения

будет дополнено...

Забраки
- Братья, вижу трудные настали у нас времена - Лоу изобразил на татуированной рогатой роже нечто что должно было обозначать сочувствие и обвел толпу собравшихся вокруг керров взглядом в котором читалась вся многовековая скорбь забракского народа.
- Гиты проклятые выгнали наших с честно обещанных нам земель, эрлы лютуют, кочевники шалят, да и Пирос отец наш немилостив к народу своему - Лоу сокрушенно покачал головой, а в толпе еще помнившей прошлую засуху, погубившую урожай и протесты эрлов о снижении продуктового сбора, послышался неразборчивый, но судя по всему одобрительный ропот
- Молим, молим пироманов о заступничестве, но видать чем-то сильно прогневили мы Огнекрылого. Да и то сказать - грозен Пирос и страшен, но не от огня же урожай родится. Но послушайте братья и сестры, вы же знаете о Фата Флоре*, богине земли и урожаев? Той что поклоняются заморские фарфали? - Упоминание фарфалей вызвало волну смешков у мужской части аудитории и отчетливый скрежет зубов у женской, потому Лоу поспешил развить мысль
- Мудрые пироманы верно говорят, фарфали в хозяйстве бесполезны. За плуг не встанут, поля не вспашут - да они и слов то таких не знают. Ежели кто из вас говорил с файрбрингерами, которые с гальежскими купцами торгуют... нет? Ну так вот, те говорят что земли на которых фарфали у себя живут пусты и совершенно непригодны к земледелию - живут они на островах посреди океана. А плодятся фарфали при том если кто не знает, как кроли - Тут Лоу уже не удержался и похабно подкинул толпе, вызвав новый шквал смешков
- Так почему народ этот так ленив и не склонен к работе, но при том не страдает у себя от голода? А я отвечу вам - потому что богиня их любит и опекает! Фарфалям и делать ничего не надо - помолился Фата Флоре и вон уже дает ситари по десять урожаев в год! - Лоу запнулся поняв что слегка заврался. Откуда на островах посреди океана ситари то? Впрочем керры кажется оплошности проповедника не заметили, слушали со вниманием и воодушевленный проповедник продолжил.
- ...все чем они у себя на островах занимаются - лежат под деревьями, да друг с другом любятся, а ежели проголодаются - срывают с эйрового дерева вкусный плод, ежели он сам им на голову не упадет - Гремел Лоу все увереннее, мешая в одну кашу все свои скудные знания об островах - Потому они и стали таким ленивым народом и ни в чем кроме любви не искусны, что богиня их и так все дает. Что поделать, бабье сердце жалоснее мужского. То Пирос, отец наш суровый, нас по отечески воспитывает и испытаниям подвергает, а где вы видели чтобы мать свое дите голодом морила? Однако есть в сердце богини земли и место для жалости ко всем народам и если хорошо попросить...
Продолжая в том же духе Лоу еще несколько раз повторил какие фарфали ленивые, потому что живут на всем готовом и каких бы высот достигли трудолюбивые забраки, имей они такую заступу (в основном повторяя одно тоже, просто переставляя слова), пока наконец-то не добился нужной реакции. Стоило Лоу замолчать, чтобы набрать воздуха в рот, как из толпы послышался чей-то голос
- Прости божий забрак, но мы то тоже Фату Флоре об урожае молим - и без толку!
- Ха! Все потому что вы это не так делаете! - Тут же отозвался Лоу - Слушайте братья, мне довелось говорить с фарфалью, которая до того как поймали её штейвиты была жрицей Фата Флоре у себя на островах! И она разъяснила мне как там на островах к богине обращаются, чтобы точно до её слуха достигло!
Над толпой повисло молчание, которое наконец прервал голос, кажется даже тот же
- Так может расскажешь, божий забрак?
Лоу не смог сдержать мимолетной ухмылки, которая впрочем тут же сменилась выражением искренней озабоченности судьбами несчастных керров
- Конечно расскажу братья. Вот только... путь долгий был, да и устал я и проголодался. Не предложит ли кто по законам гостеприимства хоть сухую корку и плошку воды?
- Конечно божий забрак! Нешто мы своего собрата в беде бросим! - Взорвалась толпа - Ты главное расскажи как за урожай молить нужно!
- А как же, братья, а как же. Непременно покажу чему меня та фарфалька научила - Довольно улыбнулся Лоу, подмечая взглядом в первых рядах грудастую деваху, с открытым ртом слушавшим его проповедь. Кажется сегодня он будет спать не только сытым, но и в приятной компании. "Проповедник" в очередной раз похвалил себя за отличную идею, которая и правда пришла ему в голову после посещения фарделя.
Как вложил кто-то.

Фарфали

Диктатура отпраздновав славную победу готовилась к новым завоеваниям. Как военным так и дипломатическим. Победа на Трифорсе вернула диктадоро и народу веру в силу фарфальского оружия, да приток гальежской бронзы в которую облачались фарфальские воины, серьезно подогревал уверенность в успехе восточного похода. "Рассчитаться с судемоажскими грабителями и освободить своих собратьев!" - Звучало над островами Альворады. "Успеть захватить острова раньше проклятого Кутуулу!" - пряталось в эхе этих громких слов.

В тоже время хотя первая победа после долгих лет апатии и была значимой, Диктатура не забывала и о мире. Захват Трифорса означал доступ к Одинокому и Коморрату - а значит открытую торговлю с судемоагами и с Дэлладуром. А также культурные заимствования. 15 век отметился в истории знаменитым "Спором на корабле" названным так, потому что начался он с того как на одном корабле следовавшем из Коморры на Трифорс оказались жрицы всех трех культов Виэли. Спор поставил вопрос ставший ключевым для всей фарфальской теологии до конца века.
Вопрос, который по сути звучал как "С кем же все-таки спит Виэль?"

Да, столкновение культов Виэли с островов, культа Виэли Коморрата и культа Виэли Дэлладура не могло не вызывать вопроса "так все таки за кем конкретно замужем наша богиня?", даже у имевших крайнюю широту взглядов фарфалей. Пускай даже стороны смогли примирится с тем, что Фата Фиоре совершенно необязательно ограничиваться одним мужчиной, однако здорово перемешавшиеся с гальегами фарфали Альворады, не могли не думать, что Покровитель Удачи в постели может куда больше, нежели какой-то черный монстр с континента, на которого по хорошему смотреть страшно, не то что спать. В свою же очередь Дэлладурские фарфали, пускай и не были страстными поклонниками Нэроса (они и правда скорее боялись его нежели уважали), все же не могли позволить какому-то островному хлюпику оттеснить самого Владыку Ночи с его ложа. Коморратские же фарфали, которые одинаково были равнодушны и к гальегскому богу и к домовскому, взяли нейтральную позицию, отстаивая право Виэли иметь такой гарем, какой она пожелает, не выделяя любимого мужа (несмотря на популярность в Коморрате культа Глаблали, крайние взгляды жрицы Тины, утверждавшей о том что любовью всей Виэлиной жизни является Богиня Вод, не сыскали популярности и тинтализм остался в истории лишь как малозаметная секта)

Впрочем за этим простым и довольно глупым на первый взгляд спором скрывалось очень многое. Поведение богини должно определять поведение народа и за спорами о браке Фата Фиоре скрывались обсуждения судьбы фарфалей и веры в Виэль.
НэроВиэлиты утверждали, что это Бог Тьмы добивался Матери Цветов, он заботится о ней и ведет её за собой, оберегая от опасностей. Подобно этому и остальным фарфалям стоит не бежать от предлагаемой им заботы других народов, а принять её и служить украшением их жизни, в обмен на защиту и любовь. Излишнее стремление к свободе вредоносно, а гордыня и самонадеянность - самый тяжкий грех, но стоя за плечом сильных, фарфали могут направлять их и указывать путь. Сила фарфалей - в их любви и мягкости, ведь порой одно слово может быть сильнее сотен клинков. Когда-то прибывшие на берега Хеи в нескольких лодках теперь фарфали заселили все земли Дэлладура - притом никогда и ни с кем не воевали - это ли не доказательство, что мягкость, мир, любовь и смирение - порой могут отказаться куда сильнее чем ярость, жестокость и гордость?

Противоположную им позицию выражали СонВиэлиты. В их представлении Фата Фиоре сама взяла Сондельмара, покорив его с помощью магии любви. Это она сделала первый шаг, забрав понравившегося ей мужчину, свободная и сильная - и такими же должны быть и фарфали. Фарфали быть может меньше и слабее остальных народов, но их дух ничуть не слабее духа аскаскатов, судемоагов или домов. Жизнь фарфаля слишком коротка, а значит - стоит прожить её стоит весело, срывая те цветы что тебе нравятся и делая то что ты хочешь. И это фарфали должны править другими народами, а не склонятся перед ними - для того Мать Цветов и дала своим детям прекрасную внешность, заставляющую остальных смотреть на них с восхищением и завистью, магию любви и неукротимую душу, стремящуюся вперед! От паццо сангуа и до войн на Трифорсе фарфали сражались за свою свободу, гальеги и судемоаги склонялись перед ними признавая их власть - это ли не доказательство того, что фарфали рождены ведущими, а не ведомыми?

Последнюю точку зрения представляли Либериты (от фарфальского слова означающего "свобода"). Коморрские фарфали, знакомые с принципами коморрских судемоагов "уступи немного, сохрани большую часть", утверждали, что Виэль все равно - идет ли она к мужчине или мужчина к ней, пока это приносит удовольствие. Иногда она желает быть сильной и решительной, а иногда - слабой и покорной, позволяя другим заступаться и защищать себя. Без разницы что ты делаешь, пока это приносит тебе выгоду. Сегодня правильно атаковать - завтра отступить. Сегодня ты принимаешь решения, а завтра следуешь чужим. Разве не такова жизнь? Разве не бываем ли мы и ведущими и ведомыми в одно и то же время? Когда то фарфали жили в Коморре как приживалки, затем пришли туда как завоеватели, ныне живут как виноделы, а завтра... как знать, быть может отрастят крылья и научаться летать. Жизнь меняется и ты меняйся вместе с ней.

Таким образом "Спор на Корабле" поставил основной вопрос фарфальской теологии в 15 веке и дал на него три разных ответа, к концу века окончательно оформившихся как философские учения, так или иначе представленные среди всех фарфалей Хеи и островов.

Гиты
За великие победы прошлого века последовала тяжелая расплата в веке нынешнем. Вновь разорваны отношения с забраками, вновь идут в наступление штирры, снова Аксос в конце врагов - пускай и силы его ныне таковы, что он способен выстоять против любого из своих врагов в одиночку, их совместный удар - все же представляет проблему. В этой ситуации гитам как никогда были нужны новые и старые союзники и решением рода Аксос было принято расширять дружбу с сельтами и налаживать дружеские отношения с народом ши, недавно пришедшим на Тэрим. Хотя главным бесспорно было не это. И не начавшееся приручение тнагов.
Аксос готовился к войне


Получатели: Виэль, .


Получатели: Виэль, Довгар.


Получатели: Виэль.

Шел пятый век от Пробуждения. Жизнь сельтов била ручьем и без перебоев. Как вода в Потами. Караваны без устали следовали на восток, к землям гитов. Оттуда они возвращались уже груженные тамошними прелестями и товарами. Но не одним материальным были богаты пришлые купцы. Рассказывали они о том, как устроена жизнь в Аксосе, каковы обычаи у гитов. Рассказывали о том, как много у гитов мужей и как мало жен. Как они трудолюбивы и с какой опаской и даже недоверием встречали первые караваны сельтов. Пугали страшными номикистес, которые чтили закон и порядок. Две вещи, на которые у сельтов был совсем другой взгляд. Ширили они рассказы о гитских городах. Теперь сельты имели представление не только о Элкосе и Фройро, расположенных у самых границ сельтских лесов, но и далеком Корифе, огражденном от мира Великой Стеной. Говорят, что никому не под силу забраться на вершину этих стен, даже сельту. В подтверждение этих слов купцы говорили что и сами пробовали, но это им не удалось. Одним не хватало прыти и гибкости, другим не позволяли это делать номикистес. Среди детей теперь не редко можно было услышать рвение попасть в ближайший караван идущий в Кориф, чтобы забраться на вершину его Великих Стен. Хотя немало торговцев заявляло что стены того-же Элкоса или Пилтипаласа не уступают по величине корифским, это мало что давало. Слово не воробей. И оно успело уже облететь детские умы, оселившись там дурацкой, но такой интересной мечтой. Рассказывали купцы о смешных авусах, которых приручили гиты. Эти животные были совсем не чета огромным каукорнам, с которыми управлялись сельты. Да и молоке отдавало немного иным вкусом. Молока из Аксоса довезти не удалось, а вот шерсть из авуса пришлась многим под руку. Она была нежной, мягкой и сохраняла тепло. Ее с легкостью можно было использовать для подстила походных шатров. Все чаще среди сельтов слова гит и друг встречались вместе. Их торговцев принимали в лучших традициях гостеприимства.

-------


В середине века сельты, которые раньше пытались концентрироваться у городов, начали расселяться по северным равнинам. Обосновывались небольшими поселениями, душ на двесте максимум. В основном такие поселения были местом обитания больших родов или маленьких кланов, которые не нашли славы или признания в городах. Жили в небольших юртах из кожи каукорн, которые, в более богатых, стелили шерстью авусов, а у более бедных устилали кожами убитых местными охотниками животных. В одной юрте жила одна семья. Это было в основном до семи особей. Отец, мать, и их выводок. Как и раньше юрту условно делили на две части западную и восточную. Западная часть предназначалась для мужской половины живущих в ней, тогда как восточная для женской. Многие как и раньше занимались охотой, многие рыболовным промыслом. Благо море и река были не так и далеко. Все чаще в таких поселениях можно было увидеть южных каукорн, которых сельты пытались приспособить к степям. Но в основом таких скотоводов можно было встретить неподалеку от Потами. Не смотря на обилие злачной травы, которой вдоволь было в степях, каукорна все же была влаголюбивым животным, а потому в глубь их не вели, оставаясь неподалеку от Потами или ее притоков. Именно в этих поселениях впервые начали практиковать земледелие. Женщины принялись делать небольшие огороды, в которых высаживали моркварность. Эта богатая витаминами пища была очень полезна детям, хотя те ее страшно не любили. Оно и понятно, кому хочется есть какую-то моркву, когда есть рыба и мясо? Впрочем выращивание моркварности прижилось еще и потому, что она привлекала к себе зайцев, а потому в огородах часто ставили так же и силки в которые и ловили еще один вид пищи. Вот уж кошачья удача и остроумие сыграли! Практически ничего не препятствовало жизни таких поселений. Кроме постоянных набегов ыцыуугов. От этих доставучих дикарей приходилось постоянно отбиваться. Хоть это и не представляло особой трудности, ведь сельтськие мужчины часто проходили военную подготовку, а их стеганную броню ыцыуугское оружие пробивало редко, налеты дикарей все же доставляли неудобства. Ведь эти разбойники зная что они не представляют угрозы самим сельтам, часто просто занимались грабежом, или вредительством выбирая целью либо животных, либо запасы еды.

-------

Вот как выглядит рядовой сельт после налета ыцыуугов:


-------


В обширной зале находилось много сельтов. Разных окрасов и одежды. С разными татуировками и помазаниями. С разными судьбами и состояниями. Богатые и бедные. Оседлые и все еще кочевавшие. Поселенцы из степей и жители лесов. Все они собрались тут и сегодня, в Инограде, в зале приемов Шрамованного (именно так назвали замученного забраками посла, в честь которого еще и возвели памятник в центре города) чтобы просить совет Преподобной Матери о помощи. Все как один волали о произволе ыцыуугов, их нападениях и отказах жить в мире и покое. Эти дикие создания всегда появлялись из ниоткуда, вредили, убивали скот, и убегали. И чем дольше сельты игнорировали проблему, тем хуже и чаще становились налеты. С угрозой со стороны дикарей нужно было покончить раз и навсегда. Преподобная Мать окруженная верными последователями ночи, много слушала и взвешивала. Решив, что народ прав и его требование решить проблему с остатками от Хорытыса справедливыми, говорящая от имени богини приказала собрать войско из Нявка и послать в степи ыцыуугов, дабы устранить источник всех напастей.
Кроме сельтов были на совете и просители из Аксоса. В незавидном положении оказались соседи, так как им объявила войну Забрия. Символично, что прошение о помощи состоялось тут, в месте зарождения цивилизации сельтов, в городе, который дважды сравнивали с землей. И который в последний раз был освобожден как раз от забрийских оккупантов. Преподобная мать много думала. Размышляла. Все и сельты, и гитская делегация в молчании покорно ждали. Решение было принято. Преподобная мать встала со своего трона и огласила решение:
- Гиты добрый народ, который никогда и ни в чем нам не отказывал или претил. Они хорошие соседи и прекрасные партнеры. Их города открыты для сельтов, их армии не вступали на нашу землю, а их правительница проявила крайнее дружелюбие. Гиты наши друзья. А сельты друзей в беде не бросают. Аксос не останется один на один с опасной угрозой! Мы не дадим вас в обиду коварному врагу!
В зале начали звучать ликующие восклики. Это вожди кланов и племен приветствовали решение Преподобной Матери. Это мужья из знатных семей выкрикивали древние кличи войны. Это молодые сельты приветствовали возможность сослужить Сельтуссии и получить свой кусок признания и славы. И лишь матери тихо отходили в сторону, молча приняв факт того, что их мужья вновь одевая броню и беря в руки копья и луки отправятся в путь, с которого могут и не вернуться...

Получатели: Виэль, Кинаахи`син.

Новый век

К пятнадцатому веку засуха прошла. Всё прошедшее столетие было невероятно тягучим и нелепым. Тысячи здоровых штиров ушли на юг, а обратно вернулись жалкие ошмётки, неся с собой запах поражения и смерти. С воинами пришла весть о потере богатых пастбищ, о злых забраках и гитах, пляшущих в пыли и крови разорённых Бу-Гора и Мар-Дына.
На севере и в центре Кор-Хака тоже было не сладко: стада корхакорн поредели в разы, штиров тоже стало меньше. Многие источники воды истощились и не вернулись обратно даже после окончания засухи. Также можно было заметить, что подавляющее большинство хижин пришло в негодность: сооружения выдувались ветром, засыпались песком и без ухода разваливались.

Но что ж, жара кончилась. Пришло время для народа вылезти из нор, отбросить лень и отстроить всё краше прежнего!
Но для штиров было не так то просто отбросить лень. Нет, когда спало удушье, козлороги таки ожили. Они стали выходить на площади, что-то обсуждать, мельтешить. Вот только работать никто не шёл, хотя все как один безусловно понимали, что восстанавливать страну надо. О необходимости этого не говорил только ленивый. С пламенными речами выступали ораторы на площадях, толпа им поддакивала, но, конечно, всё равно никто не торопился что-то реально делать.


"Выборы"

С решением как обычно пришёл златорог, и в Шатире появился институт "выборов".

Сначала в общественную болтовню была вброшена идея об "эффективности". Мол ничего не делается не потому, что штиры такие ленивые или глупые, а потому, что нет правильной организации. Вот если делать всё по уму, пот чьим-нибудь управлением, то будет всё получаться. А иначе, разумеется, ничего и не будет выходить.
Отсюда как будто сама собой вышла идея об "управленце", который всё сделает правильно и как надо. Таким, конечно, для всех штиров был Гиперсикер. Пролема только, что златорог один, а страна большая и работы непочатый край, и пока народ пустыни был занят обсуждением, разруха только усугублялась, возвращая образ жизни штиров к заре времён.
Ну так вот, именно тогда козлоноки в едином порыве попросили Гиперсикера выбирать им хорошего управленца, чтобы тот наводил порядок. Раз просят, то чего б не выбрать? Но златорог им объяснил, что "выборы" - это другое. Смысл в том, что народ сам должен выбрать того, кто будет ими управлять. Все были в восторге. Площади бились в экстазе. Мы сами будем выбирать штира, чтобы управлял нами!

Так всё и получилось. "Выборы" стали традиционной церемонией и проходили в каждом крупном городе раз в десять лет. К каждому городу относились все пастбища в округе, поэтому "избранный" губернатор управлял и этими областями тоже.
Как же проходили "выборы"? На этот период в город приезжал златорог. Примерно за две недели горожанам становилось известно, кто именно будет "избран". Чаще всего они узнавали об этом штире впервые. Новый будущий наместник каждый день встречался с Гиперсикером на публике, выступал с ним рядом на площадях, посещал местных богачей, молился в храме, раздавал местным еду. В день "выборов" златорог вместе с претендентом приходил на площадь, полную народа, и спрашивал, кого они выбирают. После этого толпа хором скандировала имя претендента, пели про него заранее заготовленные прославляющие песни. Также громко повторяли имя Гиперсикера под всеобщее ликование. Когда гул утихал, златорог благодарил штиров за их выбор и сурово спашивал нового губернатора, будет ли он честно исполнять свои обязанности. Тот клялся Фием, что не подведёт ожиданий, после чего успешно вступал в должность. День "выборов" логично заканчивался оргией.
Всё было хорошо, но чтобы поднять Шатиру с колен обних лишь "выборов" было недостаточно. Первые же избранные губернаторы объявили о начале "проекта восстановления" и ввели в своих областях обязательные повинности для всех штиров. Все козлоноги, проживающие в области, обязаны были выполнить положенную им часть общественных работ, или же внести вместо этого установленную плату.

Штиры были в восторге! Хотя, поначалу не совсем. Поначалу, на самом деле, все пребывали в некоторой растерянности. Как-то внезапно всё обернулось таким образом, что надо было работать, трудиться, причём много. Чувствовался подвох.
Хотя с другой стороны, всем необычайно нравилось, когда работать заставляли других. Настучать на соседа, который отлынивает от обязанностей, было милым делом.
Опять же, все чувствовали пятой точкой, что работать есть над чем. На глазах страна начала потихоньку восстанавливаться, и штиры в общем то были не сильно против того, чтобы временно повкалывать. Тем более что они сами придумали эту идею, а значит она должна работать!
Но всё же последним и главным аргументом в пользу нововведения было то, что исполнение повинности контролировалось множеством бюрократов, работающих с губернатором, и воинов, посланных в область златорогом.

Наивно было полагать, что это временная мера, и впоследствии повинности будут облегчены или отменены. Механизм начал крутиться (...продолжение следует...)





Получатели: Фий.

Летит себе время, - разбежалось шийским бегуном, и не остановишь его.
…
Устал от бесчисленного мелькания лет всемогущий демон Шикхкурлакхан. Истомившись в одиночестве, породил Царственный любимого сына, взяв приорашами достойнейших из людей. Ярким солнечным диском в лучах огня родился молодой Шикулькан, - дитя смертных и бессмертного, принесший в дар людям колесо. Повелитель сильных. Бог, что дарует жизнь.
Поклялся тогда мстительный Хааши уничтожить молодого Шикулькана, пролил свою отравленную кровь в мрачной клятве хас-дагхасш. Пообещал вытащить кишки у юного бога на глазах Шикхкурлакхана и бросить поверженное тело к ногам Царственного.
Мудр Шикхкурлакхан. Поместил он своего любимого сына на небо, свет солнца стал защитой Шикулькану, - ибо может ходить Хааши только во тьме и только волны морские могут выдерживать его нечистую поступь. Украшает голову Шикулькана огненный диск и никто не может смотреть на него долго, - ярость стихий оберегает юного: Ни одно копье не взлетит в высь, ни одна стрела не поразит великого, в запредельных высотах проложен его путь.
Мудр Шикхкурлакхан. Но и Хааши не глуп. Сказал Он: «Что ж, владыка радуйся покуда можешь! Но моим велением раз в сто лет или два раза в сто лет, будет наступать ночь посреди дня, и солнце скроется во тьме. Буду выходить я тогда из мрака проклятой пирамиды и стану приглашать твоего сына на поединок. Если хоть раз изменит отвага ему - убью смертного выродка чтобы все увидели ничтожество твоего детеныша! Так говорю Я, Хааши Темный, защитник палачей, бог вечной боли. Страдающий и червивый. Такова моя клятва! »
Тогда содрогнулись горы и небо закричало от страха, вышел из царства мертвых сам Ушкушкхаль. Скрепил он страшный договор между двумя братьями своей кровью, и стал свидетелем клятвы что была дана.
Будет царствовать Шикулькан на небе, и каждый век станет сражаться с Хааши доказывая свое право жить в мире богов. Каждый воин станет молиться Шикалькану, и сам Лис Эшкхейкгаль, повелитель войны будет служить Юному как тысячникк. Но если хоть раз не одолеет Шикулькан Хааша в великом поединке, на глазах отца расстанется со своей жизнью. В позоре и бесчестии. Потому что свершится рок Хааша над ним.
...
Эпоха Колеса.


О дорогах.

...

Четырнадцатый век оказался веком больших перемен внутри Ньяронги. Разделились города на Нижние и Верхние, пролегла между ньяронгами тех и других линия, разделяющая одноглазый народ на две половины. Могут эти половины показаться очень непохожими друг на друга с первого взгляда. Но на самом деле это не так.
Будь ньяронг твердым хозяйственником-шуухтом, заносчивым эцлопом-ронгаштом или свирепым диким глоштом - всегда он останется ньяронгом. Останется ярым ксенофобом и патриотом, чужака могущим уважать, но всегда ставящим ниже себя.
Издревле любые одноглазые не пускали двуглазых в свои земли. Сами были частыми гостями на ярмарках чужеземцев, но вглубь Ньяронги позволяли проходить разве что послам и некоторым высокопоставленным рохо. Торг шел на границах и побережьях, либо же в чужацких хрусовниках.
И, конечно, ясно, как относились ньяронги к тому, что в их ньярглотищах обосновались эльфийки, давний враг. Плохо относились. Кипело общественное мнение даже на далеком севере, и даже самый последний отожранный торгаш-шуухт был если не сам готов пойти на войну, то отправить сына или дочь.
С такими условиями начать новую войну было легче легкого. Ну, как обычно, впрочем, у ньяронгов. А Хелшшу с Р'нукхом только этого и надо.
Вновь забили барабаны войны, вновь кровь хешшмиктов оросила алтари, вновь двинулись на юг орды шипастых ньяронгов. Ведомые праведной ненавистью к чужакам, жаждой крови, славы и новых земель.

Помимо новой войны, пятнадцатый век принес в ньяронгу и несколько ценных изобретений. Точнее, заимствований.
Приморские жители, например, освоили производство лодок. Множество их они видели у двуглазых, но попытки сделать свои из бамбука или ньярглотиков заканчивались провалом. Из бамбука получался плот, из ньярглотика - трухлявая ерунда. Но однажды какой-то светлый хр-шуухтский ум догадался сделать лодку из шкуры лонгоса, натянутой на бамбуковый каркас. Практически мгновенно распространилось нововведение по берегам Ньяронги, и вскоре множество широких и легких листовидных лодок, украшенных раковинами, иглами и рисунками, бороздили просторы Крайнего моря*. Оказалось, кстати, что богато оно не только чужеземными торговцами, но и осклизлыми съедобными морскими жителями. Свежее мясо амонитов на столах в прибрежных городах стало встречаться едва ли не чаще злобусятины; копченое доходило до самого Ронгаша и считалось там эдакой диковинной редкой едой.
Горные города также внесли свою лепту в развитие. Обилие металла и любовь ньяронгов к украшениям превратили последние также в элементы защиты - вначале несознательно, конечно. Где-то большой и широкий браслет защитил руку от удара, где-то копье не нашло путь сквозь кипу тумбашовых амулетов. Подобные рассказы появлялись все чаще, и многие хотели стать их героями. Конечно, старики ворчали и говорили, что воин должен рассчитывать на свои умения, а не защитные побрякушки - но мнение о том, что чем дольше ньяронг живет и здравствует, тем больше врагов он сможет убить, преобладало, подкрепляемое, к тому же, чувством самосохранения.
Итогом стало распространение доспехов среди эцлопов и богачей как Верхних, так и Нижних городов. Даже некоторые вожди глоштов ныне блестели тумбашем. Литые изукрашенные нагрудники, широкие браслеты на ноги и руки; маски и полумаски, ощерившимися мордами чудищ прикрывающие уязвимые глаза - стали обычным явлением среди зажиточных воинов.
Более того, горные эцлопы и Первые, доспехи могущие себе позволить поголовно, отказались от ручных щитов. От ударов и стрел теперь защищал тумбаш и легкие квадратные щиты на плечах**, сплетенные из игл и легко откидываемые за спину. Освободившаяся рука позволяет лихо орудовать двуручной палицей или ньягинатой - стремительно набирающим популярность среди ньяронгской знати тяжелым копьем, чей наконечник представляет собой широкое изогнутое лезвие, подобное большому ножу.
Отличительной чертой зажиточных злобников, помимо прочего, стали юбки из длинных широких кожаных полос, усеянных тумбашовыми пластинами. Они защищали ноги и бодряще звенели при быстрой езде.

Война приостановила бурление внутренней политики. Пусть и не всегда житель Верхних сядет за стол с Нижним, но в бой совместный пойдет непременно. Вопрос же: "А пойдет ли житель Нижних на войну?" чаще всего имел положительный ответ - ибо что за ньяронг пренебрежет войной? Какой шуухтский сын не прельстится землями и трофеями? Не найдется таких. А если и найдутся, то Р'нукх быстро их уговорит. Ну, или поубивает.



Получатели:

Терим. Кзабрашахр. XV век от начала эпохи. От заключения Завета - век пятый.

Урсу вглядывался в новорожденного Пирха. Сморщенный комочек жалко верещал и трепетал крохотными ручками. Нет, не тот...
Вот уже четыреста лет, Тот В Чьих Руках Власть искал себе достойного слугу, такого же храброго, умного и властного как тот, что вызвал Его в этот мир. Но нет... не тот... Да и время еще не подходящее. Незримая смертным фигура взмахнула крылами и взмыла ввысь. Еще слишком рано. Для великих дел нужны великие люди, люди подобные горам. Но и этого не достаточно - нити судьбы должны были переплестись подходящим образом. Но сейчас...
Урсу был готов ждать, он видел, что момент еще не настал. Этому крохотному комочку не суждено стать властелином мира, но вот спрямить тому путь и посеять семена будущего величия новорожденный Пирх сможет вполне. Ума и храбрости ему не занимать, а о большем наследника хавара пока никто и не просит...

Яса - закон великой власти. Военная реформа Саошьянт-Хана.

Их засаг хууль, или закон великой власти, или яса. Свод законов провозглашенным Саошьянт-Ханом* Пирхом на всеобщем хурале**. Большая часть уложения Ясы регулирует поведение войск. Так, к примеру, под угрозой смертной казни Яса категорически запрещает захватывать добычу во время боя и преследовать неприятеля без приказа - начальники должны делить захваченное имущество между воинами только по окончании сражения. В Ясе главное место занимают статьи о взаимопомощи в походе и запрещении обмана доверившегося (последнее касалось тех обещаний, которые иногда передавались через отпускаемых пленных в эллинские поселения перед набегом).
Самым маленьким подразделением вместо руки стал десяток (арбан), возглавляемый десятником (багатур). Десятки объединялись в сотню (джагун), сотни — в тысячу (минган), тысячи — в десятитысячную «тьму» (тумен). Переход из одного подразделения в другое оказался под строжайшим запретом. Каждый воин получал свое место и свои обязанности.
Каждый год тысячники, если их армии не участвовали в это время в набеге, должны были проводить массовые учения - охоты на остатки экхекатлей и диких корхакорн.

* Имя Саошьянт иногда дается первенцам Пирхам, претендующим на хавар, а Хан - это имя отца, т.е. отчество. При этом имя Саошьянт не могут дать так чтобы с каким-то из предшественников совпало и отчество.
*Хурал — орган народного представительства, всенародный съезд знати для решения важнейших государственных вопросов.

Пророки и Учителя.

Не только будущего вождя высматривал Крылатый среди смертных. Не только силой распространялась власть под этими небесами. Но и мудростью. И словом верным. И не редко, в населенных разумными существами мирах, слово оказывалось сильнее крепкой руки и опаснее острого жала. Искал Урсу и мудрых, и вдохновлял их, и вкладывал слова свои в уста их, и видения далекого в умы их.

И родился в Пилоше в семье Сееровой сын, которого назвали Уфиром.
И участвовал Уфир в походох многих, больших и малых на земли эллинские. И сражался сам. И побеждал его хадж и проигрывал, и обрастало тело Уфира с каждым годом новыми шрамами, а взор его просветлялся. И возвышался он среди иных воинов приграничного хаджа, и отличался он от всех мудростью своей невиданной и смекалкой, что не раз его самого и друзей его по копью спасало.
А потом он пропал, и говорили что ушел Уфир в пустыню и что ни говорил он ни с кем из иных кзабраков и только с Господином он речи вел свои. И искал его народ. И приходили к нему с дарами и просьбами, дабы он рассудил их и научил, и советом помог.
Но когда к убежищу его посреди пустыни протоптали тропы незарастающие, тогда он снова пропал. И появился лишь через год. На празднике Завета. И возвысился он посреди толпы. И учил. И говорил он слова доселе неслыханные, и странные, и мудрые в безумии своем.
Спрашивал Уфир народ свой - "Не мы ли живем на землях у детей бога войны нами же отвоеванных? Чего требует от нас война? Не храбрости ли? Не хитрости ли? Не воли ли напряжения? Но нет большей хитрости, чем обмануть искусного врага. Нет большей храбрости, чем ложное бегство. И ничто не требует большего напряжения духа нежели поддельная паника и отступления. Так добывается победа. Так выигрываются сражения. И в этом воинская премудрость."
Но для таких побед нужны особые воины - твердые духом как камень, могучие как горы, быстрые как фолко.
И верные, верные как стрелы в руках опытного воина. Учил Уфир, что верность слову и преданность нойону* ценятся небом и землей дороже пастбищ и корхакорн. Что Уршур возвышает сильных духом и низвергает неразумных и нарушающих слово.
Учил Уфир - что каждый кзабрак - воин, и что честь воина - в служении нойону, а честь нойона - в служении шахин шаху. Что сила духа не только в буйстве и ярости проявляется, но и в послушании. А сила воина - в силе войска, а сила войска - дисциплине.
И слушал его народ и дивился. Не все одобрили слова его, не все поняли. Но многим и многим запали те слова в сердце, как семя малое, семя малое, да в великое древо произрастающее.

А в другом краю владений шахин шаха, на севере владений ушурского хаджа, среди бескрайний огневищ родился новый пророк. И не ходил он в походы на эллинские земли ибо с детства был завещан храму Уршура в служки, да в ученики жреческие. Но при взрослении быстро доказал, что избран Великим Господином для особой миссии, ибо обладал даром пророческим.
И возвестил Адрамалех о грозе далекой, грозе далекой да опасности лукавой. О людях-демонах, что кожей белы, а видом милы словно дети малые. И поведал Адрамалех о гнусных свойствах их, будто бы ума лишающих и храбрых и сильных видом своим к покорности приводящих. И предостерег так Всевидящий Уршур в заботе своей кзабраков от погибельной заразы, чумы уродливой, что породили далекие злые боги в гнусности своей.

*Нойоны - предводители древних кзабраксих "аристократических" родов, представители знати, располагавшие большими стадами и хорошими пастбищами. Из органов родового строя у кзабраков развивались органы военной демократии: народные собрания рода и племени и хурал.

Война как образ жизни.

Исскуство объезжать корхакорну изменила многое. Воин-кзабрак теперь был воином-всадником, лишь перед самой битвой слезающий с верного друга. Воин-кзабрак, раньше смеявшийся над прикрывающими свои тела броней эллинами, все чаще и чаще сам использует добытую в бою диковинку. Доспехи из толстой, в несколько слоев скрепленной жилами кожи корхакорны становится таким же непременным атрибутом идущего в поход кзабрака, как лук и щит, корхакорна и копье.

Вооруженные объединения Кзабрашахра теперь могли перемещаться на огромные расстояния и маневрировать большими корхакорными массами.
Верховая езда и искусство войны стали центральной темой в воспитании кзабракских мальчиков. Мать начинала приучать ребенка к верховой езде в возрасте трех лет: его привязывали ремнями к спине корхакорны. В четыре-пять лет мальчик уже получал свой первый лук и стрелы, и с этого времени он большую часть жизни проводил верхом, с луком в руках, воюя или охотясь. В походах, когда скорость передвижения становилась решающим фактором, воин-налетчик мог спать на спине животного, опершись на горб. А поскольку у каждого воина было по нескольку корхакорн для смены, кзабраки могли двигаться без перерыва целые сутки.

Смерть богов и жизнь народов

Саошьянт-Хан, в окружении телохранителей и небольшой свиты прохаживался среди грязи и остовов возводимых зданий.
Вот уже около трехсот лет, как к берегам краснокожих причаливали крылатые корабли юдьяр. Вот уже около трехсот лет, как четырехрукие беглецы с далекой северной родины торгуют с кзабраками, делясь своей поистине великой премудростью. Их союз начался вместе с великой северной войной, не затухавшей до сих пор. Их союз был предначертан и подготовлен самими богами, хвала тебе слава, великий Уршур. Саошьянт на ходу сделал молитвенный жест, опустив лицо, прикрыв руками глаза и коснувшись пальцами лба.
Юдьяры приходили и уходили. Так было всегда. Не где было им остановиться в этих краях. Кор-Хак не любит чужаков. Кор-Хак жесток. Кор-Хак суров. Среди огневищ нет ни спасительной тени, ни многочисленных ручьев, как на родине четырехруких. Но теперь все могло пойти по другому. Кзабрашарх не таков как раньше. Шахин шах даст им тень над головой, он даст им молоко и сыр вместо ручьев и озер. Рыбу из моря юдьяры могут взять и сами.
Не все. Не многие. Да, не многие. Совсем не многие, но кто-то должен. Пока этот морской путь не прекратился. Передать с четырехрукими торговцами весть туда - на острова, что их здесь ждут. Зачем? Государству нужны писари, в пользе которых шахи давно убедились в этой своей странной дружбе с югрой. Грамотность - великое благо, которое должно быть доступно и кзабракам.
Шахин шах знал о смерти юдьярского бога. Не мог понять, но знал со слов верховного жреца. И торопился. Да. Торопился не упустить своего. Пусть не для себя, пусть для внуков, но эта дружба между народами должна была продолжаться.

Не копьем единым

Ашашел обтянутой кожей рукоятью плети за подбородок повернул к себе покрытое засохшей кровью лицо пленника.
- Этот, и этот. И вон тот. Поднять. А этих - под нож.
Правнук того самого Ашашела, что впервые сказал в лицо эллинским послам о слабости их бога и трусости их вождей. Та встреча осталась в преданиях его рода, рода Сатанаишей. Не более чем легендой. За последний век кзабраки и на тысячу шагов не увеличили своих пастбищ. Его дед погиб под каменными стенами эллинской крепости. Его отец вернулся из похода без добычи и одного глаза. Но теперь все должно измениться. Вестники шахин шаха передали приказ собирать тумены. Мудрецы нойоны указали что вложить в уста пленным эллинам. Слова, когда-то сказанные его прадедом сейчас велено повторять по всей границе. Это было маленьким торжеством всех Сатанаишей, их личным праздником гордости и тщеславия.
- Мы отпустим вас у самых границ. - Ашашел вполне сносно изъяснялся на эллинском, даже иногда поподая в ударения и правильные окончания. - Вы должны будете вернуться к своим и передать волю шахин шаха. Слушайте! Мы придем с оружием и огнем. Каждому из эллинов дается возможность сохранить жизнь и имущество! Шахин шаху не угодна эта война. Мы, кзабраки, не поклоняемся войне! Нам нужен мир! Мир под властью шахин шаха! Каждый, кто сложит оружие и перейдет на сторону Кзабрашахра - сохранит все что ему принадлежало. Сдавшиеся воины-мужчины смогут спасти детей и жен. Все остальные будут убиты, от старика до младенца.
Получатели: Урсу.

О море.

– Привет, Геф! То есть, конечно, приветствую тебя, Неутомимый Молотобоец, Светоч Прогресса... Что-то ты какой-то задумчивый.
– Йик, ты когда-нибудь был на море?..
– Эээ... нет, о Великий.
– Как это нет? Сейчас перенесемся. Вот, смотри!
– Ух ты!..
– Это называется прибой. Видишь, как играют лучи солнца в череде волн?.. А ведь на небесах только и говорят, что о море! Как оно бесконечно прекрасно. О закате, который они видели, о том, как солнце, погружаясь в вол... что ты там опять жрешь?!
– Прости, о Великий! Оно тут у берега плавало...
– Вот ничего возвышенного в душе нет.



Об архитектуре и не только.

Геф, помахивая молотом, тыкал пальцем в нацарапанный на куске доски рисунок.
– ...потом соединяются вот так. А если длину делать стандартной, то есть одинаковой, их можно сотнями вытачивать, а потом перевозить куда угодно, и собирать с дикой скоростью. Понял?
Йик почесал голову.
– Хитро. И удобно. Дома из таких досок можно влет строить. Будем пользоваться, спасибо, о Великий... Но как это решает нашу проблему? Йонги хотят войны.
– Никак. Насчет войны – собирай вещи, поедешь к бандерлогам.
– Зачем?! Что я у них за... эээ, то есть, слушаюсь, о Великий.



О войне.

Вожди шумели и ругались. Больше всех шумел Дако Хей по прозвищу Большеротый. Он единственный из собравшихся (да и, наверное, из всех вообще йонгов) мог сравниться ростом и размерами с самим Йиком. Когда он стучал кулаком по резному столу, подчеркивая свои слова, стол жалобно потрескивал.
– Мы что, стали слабаками и трусами, что затеваем дружбу с этим поугерьим пометом?! Я лично оторву голову своему току, если ему вздумается обменять сделанную своими руками табуретку на бумодавью лепешку из рук бандерлога!
Дако собирался произнести еще много разных слов, но Йик поднял вверх сжатый кулак, и собрание вождей притихло. Йик положил нижнюю пару рук на стол, а верхними подпер голову.
– Дако, послушай меня очень внимательно.
Большеротый, запрятав негодование куда поглубже, напряженно посмотрел на пророка. Йик смотрел ему прямо в глаза.
– Дако. Ты слабак и трус. Ты хуже тока. – Йик говорил негромко и медленно, взвешивая каждое слово.
Собрание замерло. История империи Вэй еще не знала случаев вызова пророка на Вутай – все знали, что Йик тратит немало времени на тренировочных аренах, а учитывая, что после перерождения опыт переходит в новое тело... в общем, смельчаков не находилось. Но после такого оскорбления у Большеротого просто не было другого выхода. Однако, как оказалось, Йик еще не закончил.
– Ты хуже тока... если бандерлоги для тебя – достойный войны противник. Много ли тебе славы в победе над хвостатыми, которых ты голыми руками десяток разорвать можешь? А ведь палица и атлатль, что у тебя на поясе висят, не для красоты там, – пророк кивнул на увешанный оружием пояс Дако. – И токов своих ты воинскому искусству учишь не для красоты летних состязаний. Так я еще раз спрошу тебя, Дако Хей по прозвищу Большеротый: ты войны хочешь, которая покроет твое тело шрамами, а твое имя – славой? Или же бесславных и бесчестных побоищ, достойных лишь тока?
Дако молчал, осмысливая слова пророка. Йик тоже молчал, давая ему время перебороть свой гнев и подумать – все-таки оскорбление было чертовски серьезным, "Не перегнул ли?.." – мелькнула даже шальная мысль. Остальные вожди тоже молчали, ожидая развития событий.
Наконец Дако сжал кулаки и глухо прорычал:
– Войны...
"Не перегнул," – Йик встал, усмехаясь. Воздев руки, он крикнул:
– Не слышу тебя, Дако! Изьяви свое желание перед Гласом Бога!
– ВОЙНЫЫЫ!!! – от громогласного рева Большеротого, поддержанного остальными вождями, задрожали стены и даже земля под ногами.
Йик кровожадно ухмыльнулся.
– Тогда я дам вам врага. Но сначала, Дако, ты докажешь мне, что достоин его. Верни то, что принадлежало Вэй когда-то, и твои дети будут воспевать твое имя в веках.

Виэль вглядывалась в своих новых приемных детей почти с таким же сомнением, с каким Геф смотрел на йонгов, хотя причины для этого были несколько иные
- Какие жуткие, скучные и унылые зануды. Ужас. Ужас, они даже сесть за стол не могут, не выяснив предварительно у одного из своих номикистес не будет ли это случайно против Мировой Справедливости. Можно подумать ей есть какое-то дело до того, что вы пихаете себе в рот! Это съедобно? Вот заткнись и жуй, а не умничай! Фу. Я уже начинаю скучать по моим йонгам. Интересно в постели эти зануды такие же зануды? Хм... О, во имя Меня, так и есть! Не могу поверить! У них по четыре мужчины на каждую женщину и они толком не знают как доставить ей удовольствие! Как можно иметь гарем и не уметь им пользоваться? Это земля фригидных дурех! Я уже не удивляюсь, что их бог решил их бросить! Да зачем я вообще взялась за этих несчастных, брошенных унылых зануд? А, ну да. Как раз потому что они несчастные и брошенные... Ох... ну ладно, по крайней мере - это достойный вызов...

В обществе фарфалей жрицами Виэль по большей части были женщины, среди йонгов, эта роль была поровну разделена между обоими полами, но для того чтобы распространить свой культ среди гитов Виэль выбрала мужчин. Без особой причины, просто потому что это показалось богине забавным. Зерна своей веры богине посеяла в благодатную почву, перемешавшись с гитами аскаскаты рассказали им о своих божествах, но к тому моменту, когда богиня наконец решилась действовать, пришельцы с запада уже полностью растворились среди гитов, а их легенды были изрядно позабыты, что и помогло Веселой Богине, соединится в сознании гитского народа... с Веселым Богом! Да, используя то, что многие из гитов уже часто путали двух божеств со схожими характерами пришедших к ним из пантеона аскаскатов, Виэль для гитов стала Виэлем - божеством мужского пола, сочетающего в себе в равной степени её черты и черты Аску Аску'нарьята. Служителями Виэ становились молодые, привлекательные мужчины, в первую очередь те, в ком была доля аскаскатской крови. Культ представлял Виэля как воплощение еще одной грани Мировой Справедливости, как нового, молодого, возрожденного Рогара, вместе с которым придет и возрождение всего гитского народа.

Основная идея нового учения заключалась в утверждении, что Мировая Справедливость постигается не только разумом, но чувствами. Чем отличаются гиты, как народ знающий Мировую справедливость от неспособных её осознать забраков и диких штирров? И те и другие имеют разум, но гиты живут по законам Мировой Справедливости, а остальные нет. Даже если они сознают что они неправы, они сознательно поступают наперекор Мировой Справедливости. Следовательно разум - не есть то, что заставляет гитов следовать Мировой Справедливости. Разве есть кто-то среди гитов, пусть и даже среди номикистес, кто может честно сказать, что во всех своих решениях руководствовался доводами рассудка, без оглядки на чувства? Разве может разум существовать вовсе без чувств? И разве чувства были даны гитам просто так?
Верующие в Виэля руководствуются простым принципом "Ищи Справедливость не с помощью рассудка, а с помощью сердца. Если ты чувствуешь что то что ты делаешь - правильно, то так оно и есть". И хотя далеко не всем гитам нравится это учение, особенно учитывая некоторые... особенности совместной жизни священнослужителей Виэля ("не довел мир со штиррами до добра, поздно одумались" - ворчат старики) , оно находит своих последователей у молодежи.

Фарфали
Война затягивалась и диктадоро Агостино прекрасно видел почему. Фарфали ослабли. Конкистадоры раньше бывшие основной силой старой Альворады не могли справится с какой-то кучкой пиратов окопавшихся на острове, Легион, который должен был стать опорой власти диктадоро оказался пригодным только для уничтожения бунтовщиков и повстанцев, но был бесполезен в реальной схватке. И все это в то время как Гальегия получила новых сильных союзников! В соседней державе бушевала вечная война, но она на удивление пошла ей на пользу, Гальеги становились все сильнее с каждым веком и не только силой оружия - но и за счет развития и богатств Корасона и Лекатана. Если Альворада не сделает шаг вперед сейчас, она отстанет от соседа навсегда. И начать следовало с того, чтобы подчинить наконец этот трижды проклятый всеми богами остров!
Вожди племен на Трифорсе получили щедрые подарки от диктадоро, а легионеры и конквистадоры - приказ действовать без жалости. Пришло время напомнить миру о славе старых конквистадоров и паццо сангуа. Пришло время напомнить миру, что фарфали не только миловидные рабы и рабыни годные только для постели, а гальеги искусны не только в ремеслах и торговли. Пришло время напомнить миру о том, что когда то Альворада была великой островной империей, претендовавшей даже на земли Хеи. Пришло время быть сильными, решительными и безжалостными. Пришло время пинкаану снова расправить крылья и обрушиться с небес на своих врагов.


Получатели: Пирос, .


Получатели:

Тысяча лет правления Т’Цхэйлахов, само небо улыбается сейчас.
Император Эньгуаньё седовлас и стар: сотней косичек переплетены его длинные волосы, кожа императора покрыта сложной вязью ритуальных шрамов. У него не хватает мизинцев на руках, не хватает зубов во рту,- жизнь императора была долгой и трудной, выбитые зубы память о двух мертвых сыновьях принявшись смерть на войне. Отрезанные мизинцы – память об ответственности.
Бесконечная череда дней. Император сражался, охотился, принимал законы в высоком дворце. Укреплял свою плоть мучительной болью. Он заслужил уважение среди Народа, теперь, пришло время обновить священную кровь Царственной Семьи. Пришло время отдать богам великую жертву, чтобы к волкам вернулась удача…

…Они готовились к этому два месяца, они прощались со своими семьями и отдавали знания своим детям, опозорившие себя поражениями тысячники и командиры не способные взять Корахот. Те, что вернулись назад без победы. Те, что отмечены роком Хааши. Те, что повели свои армии подобно стадам варинэлл на убой, уплывшие с надеждой и приплывшие с горечью на зубах. Ритуальный макуаитль был брошен под ноги. Знак смерти. Эньгуаньё возложил руки на плечи своих полководцев в знак уважения. Тысячники бились доблестно, воины заслужили право увидеть достойную смерть своих тысячников. Он дал им два месяца на то чтобы проститься с близкими и приготовиться к долгому пути. Два месяца жизни и почетное окончание трудного существования. Большой подарок в честь великой даты. Знак большого уважения к истинно воинским Домам.
Тени от пирамид, мерцание факелов и туманные звезды в вышине. Иногда слышится тихий шепот листвы, иногда плач ребенка, иногда заразительный смех. Дни сменяются днями, ночи сменяются ночами. Красные лодки уплывают на край земли, и море равнодушно накатывает на каменистое побережье. Говорят, в ясную погоду можно увидеть блеск волшебных стен Удаганьё. Впрочем, это наверное сказки, торговцы рассказывают что нужно очень долго плыть по волнам чтобы достичь удачливой гавани. И будет только море, море и снова море. Ни городов, ни островов. Только пустота Шагашши в целом мире, соль на губах и мокреть. А потом появится из небытия каменистый Джамаш, похожий издалека на большую перевернутую каноэ – и ты увидишь его сразу! И горную крепость, и великие стены покрытые замысловатыми узорами подгорного народа.

...

Плач пенных волн. Иногда море выносит на берег раковины, иногда спутанные кружева водорослей, иногда случайных рыб, а порой изуродованные трупы тех, кому не повезло в далеких сражениях. Рыбаки говорят, что в пучине обитает сам Хааши, поэтому лодки украшают изображениями духов из свиты Шикхкурлакхана. Хааши заперт в пирамиде и не имеет права выходить на землю, но море ведь это и не земля. Ши не могут проиграть разноцветным энерегалям, но Хааши властен сокрушить любого. Конечно, именно волей Хааша волки снова и снова проигрывают в морских сражениях.

...

В священную ночь император одел лучшие свои одежды – его волосы собраны в высокий хвост, на нем броня. Яркие ткани и сотни перьев, золотые украшения, блестящие камни подгорного царства. В одной руке копье, в другой щит, тиграновая шкура накинута на плечи. Так воин отправляется на бой, так боец уходит к рассвету. Так он отправляется, гордый и достойный в Ушкушкхаль.
На главной площади Айэньо собрали деревянный помост. Много бревен. Жирная пища для огня. Город удивленно притих готовясь к зрелищу невиданному со времен эрешей. Что-то будет!
Дети и их родители, ораши и приораши, большие семьи и малые, - весь город собрался здесь чтобы увидеть нечто грандиозное. Паломники шли из близлежащих деревень, тем, кому не хватило места забрались на крыши домов, на стены, и даже на мраморную плиту Кзардом-Даэрита. Да что там плита! Даже ступени великих пирамид были заполнены людьми, в тесноте сидели масеуали и жрецы; обритый наголо юный послушник делил место с прославленным воином.
Людские ряды волновались штормовым морем, но привычного гула тысячи голосов не было слышно. Шийцы умеют соблюдать тишину в положенный момент. Даже тлакотли обучены этому знанию. Иногда, речь слишком примитивна для того чтобы передать смысл.
Сейчас. Только бой барабанов и священные танцы - когда остро заточенными ножами, выгибаясь в ритуальных позах, танцующие наносят друг другу кровоточащие раны. Когда танец начинается обманчиво медленно, неторопливо, по чуть-чуть. И достигая апогея, превращается в стремительный ураган, вызывая экстаз у зрителей; у самих артистов. Удары барабанов. Тонкие напевы свирелей. Кружение тел. Брызги крови. Огонь! Ярость. Жизнь Империи переложенная на язык тела. Рассказ о бунте, и о годах мира, рассказ о славных воинских походах и рассказ о черных неудачах. Сказка о минувшем тысячелетии.
Танцующие выступают в масках – одни изображают демонов, другие людей, третьи говорящих зверей и живую природу. Вздымаются фантастические города, тиграны несут на своих спинах императоров. Бьются на смерть шийцы с Раматой, бьются на смерть с Йонгами, бьются с целым светом. Заключают перемирия и объявляют войны. Встают из тьмы бессмертные императоры: Эньваэньо Жестокий и Волк Шестилетка, Варааэсхэ-Строитель и морской ходок Эоньши.
Много лиц, много историй. Но представление подходит к своей главной части – к тому кульминационному моменту, когда выступят из царства снов жадные демоны, чтобы в честь праздника до отказа напиться страданиями людей.
Хааши Черный, и Ушкушкхаль Повелитель мертвых и Царственный Шикхкурлакхан Защитник всех живых и гордых, демон увенчанный анкулом. Одному принадлежит Восток. Другому Запад. А третий властвует Севером и Югом. Блеск священного крюка и злобные оскалы костяных масок. Демоны алкают только кровь.
Полководцы взошли на деревянный помост, следом за ними взошел сам император. Седовласый старик отживший свой век – старик, отдающий последнюю жертву своему Народу.
Лучники натянули тетиву – если кто-то опозорит себя воплями и не сумеет принять муки как полагается шийцу, быстрая стрела сохранит достоинство умирающего. Плеснули бандерложьего масла на отсыревшие дрова, поднесли факел. Неохотно загорелись дрова, серый дым пополз по земле.
- Боже, помилуй свой народ! Кровь, да спасет нас!!! – Выдохнула толпа разом.

Пламя разгорелось ярче, рванулось зверем на свободу, почуяв человеческую кровь. Тонко тренькнули луки.
На помост взошли сорок седеющих полководцев не считая императора, но луки прервали нарождающиеся крики лишь шесть раз. Остальные приняли смерть в молчании, как и полагается ши. Ни звука ни издал шийский император, ворохом ярких звезд отправившись в Ушкушкхаль.

В конце-концов, шийские демоны жестоки и беспощадны. Шийские боги принимают только боль и мучения. Два века проигрываются войны, счастье отвернулось от империи, - армии возвращаются без побед. Император отдал людям свою божественную кровь, лучшие из воинов отдали жизнь, чтобы вернуть былую Силу. Тысячу лет стоит дом Т’Цхэйлахов. Тысячу лет демоны оберегают священную семью. Хранят волчьи Земли. Теперь, когда тысячелетие подошло к концу, настало время почтить изголодавшегося Шикхкурлакхана: Пусть сгорят в костре неудачи и проклятия! Пусть молодые встретят свою новую эру не запятнав свою душу грехами отцов!
Наступает Тысячелетие Высоких пирамид. Зеленая и черная Эра завершены. Новое тысячелетие будет окрашено в цвет Синего Неба.
На рассвете, уходившие забирали с собой угольки и кусочки обгоревших костей с большого кострища. Мазали сажей лбы младенцев на счастье, прикасались к обгоревшим останкам губами отдавая поцелуй. Не уродливо спекшуюся плоть видели шийцы - они видели перед собой Чудо.
Ведь кровь императора пропитала стынущие угли. Души лучших воинов вдохнули новую силу в Волчий союз. Каждый, кто прикоснется к кострищу будет благословлен.

Пламя сожрало достойных. Опозоренные поражениями семьи снова обрели честь - ибо нет смерти почетнее, чем умереть гордо и на виду, во славу Волков. Кровь императоров стала жарче и сильней. Дом Т’Цхэйлахов вошел в новую Эру. Демоны получили свои почести, боги насытились страданиями.

...Сегодня шийцы начнут строить новые лодки – углем императорского костра натрут они паруса. Будут рубить деревья чтобы создать боевой флот Удаганье. Узкие лодки с уродливыми носами прожорливых демонов отправятся в новый поход.
- Боже, храни волчий Народ!
Прокричат вслед уходящим армиям жрецы высоких пирамид.

Корунния и Корасон

Медных жил на поверхности становилось все меньше. Все глубже приходилось зарываться в землю добытчикам и все тяжелее становился их труд. Глубина же таила в себе несметные богатства. Коруннию уже прозвали "медным городом", но когда там появилась первая шахта, то тогда прозвище стало по-настоящему оправданным. Многие корасонцы скрипели зубами, глядя на то, как богатеют жители с соседнего острова, и, несмотря на все богатства местной флоры, тоже решили попытать счастья в поиске скрывающегося под ногами достатка. Долгое время Сондельмар им не улыбался, но награжден был как всегда, самый достойный.

Родриго да Касситери, молодой авантюрист, потомок одного из древнейших гальегских родов, ведущий свои корни еще из переселившихся для основания Каштела суэньосцев, вынужденный искать убежища во время дождя в одной из пещер Хторрских Холмов центрального Корасона, не побоялся исследовать в поисках залежей меди огромные нерукотворные залы, усеянные многочисленными сталактитами. Его старания были вознаграждены, на одной из стен он увидел вкрапление странного минерала темно-серебристого цвета, не похожего ни на что, виданное прежде. Вооружившись острым камнем, Родриго потратил несколько часов на то, чтобы его выломать из стены. Несколько раз побывавший в Коруннии, он быстро понял, что это металл, пусть и непохожий на медь, а это значило, что его можно использовать и впоследствии, сорвать на этом неплохой куш. Олово, так он назвал его. Не показывая никому своей находки, дома Родриго начал эксперименты над ним и понял, что при расплавлении его совместно с медью можно получить значительно более прочный и твердый материал. Он еще не знал, что это должно было стать переломным моментом в истории Гальегии.


Браганса

Ровный строй Сыновей Удачи остановился напротив стоящего на специальном деревянном помосте Кутулу. Одновременный удар древок копий о дорожный камень. Прислоненный к ним щит. Поднятая вверх левая рука, сжатая в кулак. Ответный жест правителя. ¡Patria ou Morte! - одновременный крик из сотен глоток. Века не прошли бесследно, Сыновья изменились. Но прежними навсегда останутся две вещи: их вера и их песня.




Получатели:

Война не прекращалась. Кровь продолжала литься. Но все чувстовали - война изменилась. Не было прежнего накала. Сражения постепенно уходили из жизни эльфиек. Уже давно воительницы не схватывались с одноглазыми, встречая их только на занзарских торжищах, где поддерживался осторожный нейтралитет. Хронистки записали, что нашествие ньяронгов было отражено. Все больше уходящих на запад атаквири несли пожитки, а не оружие, вели детей и мужей, гнали небоевых сетусов.

Неподалеку от разрушенного Актара возник новый город - Менгири, "Дитя запада". На стволах высоких ньярглотиков рассыпались хижины с деревянным каркасом и плетеными стенами. Повинуясь приказу Верховной Матери, переселенческие караваны вытоптали и выгрызли ногами и зубами сетусов тропу в ньярглотиковых зарослях, от Этельпы в Ранагару, а оттуда в Менгири, с ответвлением до Тарии. Новые и новые семьи двигались по тропе, рассчитывая на просторные новые угодья.

В этот период атаквири познакомились с хэйшеской глиняной посудой. Раньше такие вещи им приходилось видеть только у торговцев-дэлов, а теперь многие эльфийки оценили достоинства трофейной посуды. Доходило даже до драк из-за разбитого горшка. Воительницы осуществляли целые экспедиции, чтобы захватить в плен гончара-хэйше. Вскоре в ньярглотищах появилось множество гончарных мастерских, но еще больше их возникло в хрусовнике, в Нгане, где берега Красной Куанзы* служили неисчерпаемым источником глины.

*Река на 10.22 внезапно называется Красной Куанзой, за отложения глины по берегам. А река на 11.22 - Зеленой Куанзой, за выходы малахита.

Много полезных применений нашлось у новой посуды. Например, если набить горшок мясом, запечатать сверху жиром и хорошенько пропечь, мясо будет храниться дольше. А если налить в горшок сок хруса или ципруса и забыть, он превращается во вкусный напиток, веселящий сердце, который можно пить самим или продавать на северных рынках.

Не менее важным, хотя и не настолько заметным для простых эльфиек, событием стало написание "Рассуждения о количествах и их свойствах", обобщившем эльфийские знания о числах. В труде, созданном старшей счетоводкой при штабе армии провинции Тария, была предложена позиционная десятичная система записи чисел, разъяснены четыре основных арифметических операции, впервые приведена таблица умножения и алгоритм вычислений в столбик, а также дано определение простых дробей. Автор также рассуждала о разложении чисел на множители, но эту часть большинство читательниц считало скучной и ненужной.


Получатели:

Ах, война! Нет ничего приятней для ньяронга. Ведь где еще сыщешь столько кровавых убийств? А это дело ньяронги любили, ибо бог создал их по подобию своему. А может, даже, по подобию того, кем он сам хочет себя видеть.
И в этой войне хэйше ждало поражение. Маленькие белокожие существа забрали всю их силу, очевидно - и город Стргар, что всегда стоял во времена древних войн, пал. Само воспоминание о нем Р'нукх постарался стереть как свидетельство своей ошибки. Город сровняли с землей, он не возродится более никогда.
Множество ньяронгов привел Вождь в новые земли, еще большее множество - пришли сами. Первые становились гаштами и их эцлопами, вторые - сцепились за новые угодья, коих было множество.
Вырос за ничтожно малый срок город Туршух - с самых первых войн здесь было множество поселений ньяронгов, разрастаться которым мешали только хэйше, ибо те самые первые войны здешних одноглазых сплотили и друг с другом они практически не воевали.
Стали Туршухты полноценным домом, и часть совета эцлопов его заняли близкие к Ронгашу горные глошты. Множество семей их прибыло в Туршух и сказал Вождь, что теперь они живут здесь. Схватились поначалу коренные туршухты за топоры, но разъяснил Р'нукх, что сами они слабаки и без помощи жителей верхних ньярглотищ и дальше бы жили в зарослях, а не в прекрасном приморском городе. Звучало вполне разумно, а потому после нескольких кровавых стычек все улеглось. Горные глошты быстро освоились, неприязнь к ним практически сошла на нет и стали они образцовыми туршухтам.
И оказалось, что образцовый туршухт не любит шуухта. Говорили в Туршухе, что ньяронг должен с чужеземцем уметь воевать и торговать. А шуухт - только торговать умеет, а значит он - полньяронга. Конечно, до убийств редко доходило, но мимо берегов друг друга шуухты и туршухты маленькими группами старались не плавать.
Вот такая местная специфика.
Появился и еще один город на бывших землях бывших друзей. Имя ему было - Хту, и никто не знал, что оно значит. Говорят, что когда пришли на то место глошты, то начали воевать друг с другом, и победила остальных одна единственная семья, семья Хту, во главе с сумасшедшим вождем. Основал он этот город, и собирался единолично им править, назвав себя Вождем Вождей Вождей и Царем Эцлопов.
Но, кажется, не сложилось. Потому что теперь живут здесь самые разные глошты, и средь эцлопов в основном те, кто недалеко от Тургаша жил. Глошты-то самые разные, а про семью Хту никто и не знает. Ни одного ее члена, по крайней мере, никто никогда не видел, а вождя уж тем более.
Зато Р'нукх теперь не только Вождь Вождей, но и Царь Эцлопов. Так он нынче приказывает себя называть.
Кстати, об эцлопах. Известно, что должность эта, как и должность вождя - хоть и пожизненная, но прежде всего выборная. Наследственность, конечно, играла свою роль, но неформально. Старый эцлоп хочет, чтобы дети его стали эцлопами, и всячески их к этому готовит. Но если находится кто-то получше - то ньяронги, да и сам старый эцлоп, без раздумий выберут его. Дети же эцлопа, хорошо обученные, вооруженные, богатые - формально власть имели немногим большую, чем обычные охотники. Кто-то, будучи честолюбивым, отрекался от семьи, собирал друзей-родственников и уходил воевать в Нижние, надеясь там обрести славу и влияние. Но это, конечно, путь не для всех. Многие оставались со своим домом. Такие ньяронги, как и другие богатые умелые воины, оказывались приближены к правителям, становились своеобразной гвардией и имели право советовать вождям. В конце концов, их тоже начали называть эцлопами, разом увеличив численность этой касты в несколько раз. И так вышло, что главных эцлопов впоследствии начали выбирать в основном именно из этих приближенных.
А еще - переговорил Р'нукх с эцлопами Ронгаша и Тургаша, созвал вождей горных глоштов. Разговор шел о Хр-Шуухе. И результатом его стал такой вывод - шуухты слишком хорошо живут для подобных им торгашей.
В итоге отправился Вождь Вождей и Царь Эцлопов вместо со своими вождями и эцлопами, а также многочисленными армиями горцев прежде всего на запад, к соленой воде. И сказали шуухтам, что отныне и вовеки будут те платить дань горным городам, ибо слишком уж много взаимодействуют они с чужеземцами и возникает вопрос: "А правильные ли они ньяронги?". Кстати, к горцам, что пообещали сровнять Хр-шуух с землей в случае неуплаты, присоединились и ньяронги Тукхриика, причем бескорыстно. Видимо, тамошних эцлопов пугало соседство с усиляющимися шуухтами и они были рады присоединиться к силе, что поставит наглых приморских на место.

Успешная война встряхнула ньярглотища. Множество глоштов двинулось на юг, соблазненные картиной жизни гаштов и желая стать оседлыми. Эта война была главным занятием ньяронгов в XIV веке, главным предметом обсуждения и темой песен.


Если одноглазый народ уже многие сотни лет воочию не видел своего бога и лишь пел о явлениях его песни, то жители Последней Ватилааны сей чести удостоились. Ибо смогли Хелшша удивить. Весь век провел он на севере Хеи, изумляясь и наслаждаясь происходящим побоищем. Волна за волной ложились черные, наполняя рвы телами, а пики на стенах - головами. Стояли аскаскаты стеной, что невозможно было ни разрушить, ни преодолеть. Горевал Хелшш, что не достались эти идеальные убийцы ему в годы рассвета. Грустно ходил ночами в образе Татуированного вдоль скалящихся черепами стен, нежно проводя по ним руками и что-то бормоча. Срывал ягоды растения, себе посвященного, в рот бросал одну за другой. Видом своим пугал случайных ночных зевак. Являлся жрецам, вдохновленно рассказывая о том, что аскаскаты поднимаются с колен, что скоро весь мир падет перед ними.
Но - не больше. Не помогал Татуированный своему народу. Может, сил не хватало. Может, вмешательством своим боялся нарушить идеальный механизм, что создали собою последние из истинных аскаскатов. А может, не любил их просто. Хотя последнее - вряд ли.


Получатели:

Всегда рад поддержать раз есть возможность у меня. Великая Мать.
Гротедарум опустил меру силы в хрустальную чашу и поклонился с достоинством.

Получатели: Алей.

Получатели: Шагашши.

Получатели: Урсу.

Довольным шипением встречает первую каплю крови раскалённая медная чаша. Мужчина сжимает рассечённую ладонь, чтобы Атуму досталось немного больше крови. Этот новый ритуал пришёлся по нраву жестокому божеству.
Жертвенный экстаз прерывает голос.
- Я вижу ты слышал новость.
Мужчина поворачивается, кровь капает на чёрное бедро.
- О да. Ярость белокожих обошла древний Бакраш. А выскочки из Халтара ещё долго не смогут опомниться от удара.
Гость улыбается, левая рука няньчит правую - он уже отдал свою кровь Атуму.
- Всё так. И в нашей власти не дать им подняться с колен. Теперь всю торговлю с восточными провинциями по праву будет контролировать Бакраш.
- Нет. Мы сами поможем отстроить Халтар и заслужим милость Марзуха. Из древнего соперника Халтар превратится в верного слугу.
Гость ушёл, в который раз подившись мудрости жреца. Гордый Бакраш, второй по древности, вскоре станет первым по богатству.

* * *
Вёсла подняты над водой и всякий чуждый звук умирает. В ушах Сефу лишь открытое море. Глаза вглядываются в густой туман. Где-то впереди мерещится мерцающий свет. Алый Ньекунду встаёт над водой? А может это легендарный штейнрейнский маяк?
Сефу складывает вёсла и шарит по днищу в поисках копья. Его сильные руки не укрыты ритуальными шрамами - он ещё не воин. Всего лишь мальчик.
Несколько биений сердца и нос лодки осторожно стукается о вырастающее из воды препятствие. Туман расступается и взору Сефу открывается гигансткий плот, сбитый из древних лодок, десятилетиями дрейфующих в пограничных водах.
Противник уже ждёт. Такой же мальчишка. Жёлтые глаза возбуждённо горят. Руки сжимают щит и зазубренный костяной гарпун.
Годы прошли с тех пор, как война затихла. Но молодые воины из года в год приплывают сюда испытать свою судьбу. Говорят, не было такого, чтобы воин приплыл к Хекалу а-Маджи, храму-над-водой, и не нашёл достойного противника.
Сефу смеётся и потрясает копьём, ступая на шаткий плавник. Он называет своё имя и бросает ритуальное оскорбление, чтобы начать бой по всем правилам. Чужак выплёвывает надменную фразу в ответ и направляет гарпун в грудь противника.
Они не понимают друг друга. Сегодня за них будут говорить их копья.

* * *
Трон пустовал. Владыка гостил у Великой Тени. С небольшого сидения у подножия трона, делегацию эльтов принимал верховный жрец. Взгляд его флегматично скользил по мохнатым телам. Все они были обитателями дремучих западных хрусовников и всё ещё не признавали Атума. Выслушав их старшин, жрец ответствовал:
- Внемлите воле царя. Дэлладур чтит древние границы. Любой дэл или фарфаль, вторгшийся в Халатран, объявляется вне закона именем Марзуха мудрого и его царственной жены. На вашей земле вы вольны охотиться на них, как на диких зверей.

Кто не знает Шикхкурлакхана, грозного демона с волчьей головой и острыми зубами в оскаленной алой пасти? Кто из волков не ведает его жестокости? Каждая стена в Айэньо хранит его изображение, каждый храм отдает первую молитву Повелителю Власти. Нет таких людей среди Ши. Ведь целая империя живет и строит свои законы согласно заветам Великого. Шио-хасд-да-Кчель, Знание знаний дарованное волчьему народу мертворожденным Демоном.
С давних времен зеленой тьмы известно любому: Есть у Шикхкурлакхана две руки и каждая отдает равную порцию добра и боли. Варинэлы, доспехи, ткани и деньги Ушкушкхаль – в правой; острый, смертельно отточенный крюк, покрытый спекшейся кровью и волосами своих врагов – в левой. И не бывало в этом мире от века, чтобы дал что-то Шикхкурлакхан, не отняв чего-то очень важного взамен. Не ведома первейшему среди демонов жалость. И только тот, кто может выдержать болезненное прикосновение его крюка, тот, кто может отдать своё мясо и пережить самую лютую пытку – только тот, может быть достоин награды Высокого Властелина.

Назвали отгремевший век, Веком Потерянных кож в честь Царя всех демонов. Болезненным было прикосновение божественного крюка, очень болезненным для империи. Тем большей отвагой проникались сердца воинов. Разжигали волки яркие костры танцуя и напевая боевые песни. Веселили свою душу темными сказками, раззадоривали себя историями древних войн припоминая по памяти мрачные деяния собственных предков.
Разве испугаешь ши войной? Разве не сражаются волки с самого своего зарождения на Окуми, заливая материк кровью во славу Шагашши? Не просто так даны клыки шийцу, не просто так мерцают желтые глаза во тьме угольями – узкое тело, хищные движения. Небесный волк создал волчат. Небесный зверь породил Зверей земных.
А потому били волки в тугие барабаны с радостью отправляясь в край смерти. Ведь давно уже не было у Истинных врага достойного Раматы, давно уже не лилась кровь пенными реками. Давно уже семьи не собирали себе алых трофеев. Начинали бояться воины грядущих мук Царства Кошмаров, где демоны могли помиловать только настоящих убийц и охотников украсивших себя черепами врагов. Где каждая слабость обернется троекратной мукой, и только честь, уважение своих соотечественников, достойная и страшная смерть с оружием в руках, - только это может помочь спастись.
Ведь отвратителен шийский загробный мир, наполнен кошмарами до краев, и чудовищным пыткам подвергают душу беспощадные демоны, - только ушедший с честью воин и его приораши могут избежать вечного плена в пасти Хааша. Сразиться с отродьями – победить. И уйти дальше, в бесконечную пустоту волчьей утробы – где ступени блестят инеем вознося душу к вершинам Небесной пирамиды.
Так молились про себя ши. Боялись нежданного мира опасаясь благоденствия плоти, когда лень и пресыщенность, восторжествует над трудом духа. Когда разучатся они сражаться и отвыкнут отнимать жизни врагов. Тогда услышал Шикхкурлакхан страхи своих детей, и Лис-Эшкхейкгаль, повелитель войны, принес на кожистых крыльях нового Врага. Будет много крови для Истинных. Будет много трофеев для прославленных семей. Наполнится родовая память новыми умениями, а сияющая броня Ушкушкхаль будет омыта кровью! Ибо идет война, и кровавые боги сражаются вместе со своим народом. Кровью, кровью, Великой Кровью пенится море!

Муки собственной плоти отдают ши для Хааша. И срезают скальпы у энерегалей чтобы почтить Сарагалтана-Многорукого. Цмакалю отдают кишки, и чтобы усладить глаза Эльке, вешают вонючие трупы на городских стенах Удаганьё, привязав тела за ноги и вспоров животы. Покрывают уродливые носы красных лодок своей кровью, и вешают гниющие головы убитых врагов по бортам на счастье.

Но самый лучший дар еще впереди – реки крови что потекут по улицам хторрских городов, выбитые зубы и кости презренных трусов что отправляют на войну рабов и боятся сразиться сами; рано или поздно придут Истинные на Тэрим, и великий Шикхкурлакхан получит свои достойнейшие трофеи. Горячие сердца вырезанные из груди своих врагов! И Прожорливый Хааши будет услаждать свою душу воплями. И Тлаашкани пожрет гниющие трупы. Горько проклянет Корахот тот чёрный день, когда его владыки в своей гордыне проигнорировали требования Истинных.
Вобьют волки остров Джамаш прямо в глотку трусливому королевству, и вспорят кишки по живому, чтобы поглядеть – понравилось ли врагу жирное угощение?


Покуда пели воины возле своих жарких костров, покуда танцевали и горячили свою кровь барабанным ритмом раскрашивая себя цветными глинами. Покуда, ковыряли и резали собственную плоть раскаленными ножами, точили себе зубы и делили меж собой добытые трофеи. Император и его советники, под крышей дворца в столичном городе Айэньо создавали Новую шийскую армию.
Отныне традиционо воинские семьи освобождаются от налогов, - война и смерть станет их призванием. Мокрые Хвосты, Джамаши, Огненные черви и Кровавые стрелы будут заниматься только делами войны и станут платить беднейшим из солдат, нанимая их в армию, одевая и давая им еду.
За победы своих воинов, получат великие рода богатейшие земли, и новый мир – станет платой для этих родов.
По традиции встанут над десятниками сотники, но над сотниками станет властвовать Тысячник, что добудет себе славу в кровавых боях. Любого рода – бедного или богатого, - если он показал лидерские качества, будет знаком его отличия желтая броня Ушкушкхаль и украшенный перьями череп тигра на голове. Будет сражаться стая как положено стае, а не вразброд. И покуда не отгремят бои, смертной клятвой поклянутся сотники и тысячники не допускать простых солдат до зверств. Пусть волки тешат свою душу после сражений, пусть добывают трофеи и молятся Хаашу подвергая своих пленников мучениям. Но во время сражений, должны сражаться они слаженно, используя силу коллектива и чувство ритма заложенного в каждом из ши. Единым зверем должна стать хаотичная толпа, единой стаей тысячи бойцов собранных вместе.
И будет использоваться барабан для порядка и для гребли, чтобы задавать единый ритм.
Отличившимся воинам дарует император новые земли и столько золота, сколько сможет унести его тлакотли. Великим же семьям – новые угодья, и новые города. Награбленные сокровища и чудеса новых земель. Торговые пути. И возможность зарабатывать себе прибыль.
И провозгласил Говорящий от Войны указ о «молчаливых духах сражения» Деревянные таблички с особыми рисунками что будут распространяться среди командиров дабы координировать действия армий. И будут схематичные изображения демонов отображать главные приказы, и каждая табличка будет своей особой формы и своего особого размера. Станут говорить молчаливые духи со своими бойцами, станут передавать важные знания:
«Шикхукрлакхан – великая победа», «Эшкейгаль – наступление на земли противника», «Хааши –срочное отступление», а «Ушкушкхаль – стоять до последнего»


Так кто же не знает Шикхкурлакхана двурукого? Шикхкурлакхана жестокого? Шикхкурлакхана-Рсчленителя плоти?
Кто не ведает о его двойной душе? Когда сдирает он мясо с костей и дарит самые лучшие подарки одновременно?
Великая весть распространилась среди голосов мира – для укрепления торговли, для того чтобы связать свои города велит император строить дороги. Трудами тлакотли и соломенных людей, надлежит рубить деревья и выкладывать тропинки камнем по всей стране, чтобы живое сердце Айэньо наполнилось кипучей энергией мирной жизни. Чтобы удвоился прибыток торговцев, чтобы живыми корнями переплелись между собой далекие города.

Получатели: Пирос.

Забрия XIII век
Этот век начался с ожидания войны. Война витала в воздухе и отражалась в костре каждого очага Забрии. Многое предвещало ее - набеги все чаще, речи послов все резче.

На Селеме ловчие экспедиции Забраков стали ловить гитов со странными чертами лица, говорящих с неизвестным акцентом. Но самое интересное - у них была особая боевая одежда из шкур кауорны. Прикрывать свое тело в бою шкурами эрлы потихоньку начали уже больше века назад, но эти открытия подтолкнули их мысль и вскоре от Ричмонда до Пирстенда и Элсвейра каждый эрл имел по такому доспеху, а то и не одному. Появились и мастера, которые их изготавливают и мастера, и умеющие их носить. Доспех адаптировался к требованиям забраков, у него появилось костяное усиление и прочие элементы, не виданные у гитов.

Элсвейр
Почуяв запах войны, вероломные эльты объявили войну, чтобы захватить Элсвейр. С грустью и сожалением власти города объявили об этом тем из эльтов, что жили в нем и окрестностях. В течении недели всем, кто не был готов принять клятву верности Забрии было предписано уйти не менее чем трехдневный переход и не возвращаться до тех пор, пока их правители не одумаются. Остальным было разрешено остаться. Вконце концов это их правители предали соглашения Найтт. Забрия останется верной своим принципам до конца.

Забраки вырубили и выжгли леса в радиусе нескольких десятков полетов стрелы вокруг города, мощными бревнами и камнями были укреплены стены города, построены башни, укрытия, вырыты дополнительные колодцы, амбары и погреба расширены. В случае осады город может получать снабжение с севера через море. Гостей из пущи отныне будет ждать стрела и огонь, а не гостеприимство. Впрочем, данная картина была свойственна всей Забрии в то время.

Файрбрингеры
В те времена файрбрингеры освоили новое применение своим талантам - они стали набирать наемников среди братского, но дикого кзабрахшаха. Благо Забрии было чем платить за наемников и было где применить их таланты.

Те же файрбрингеры, что имели лодки продолжали вести торговлю с островами и даже снова пытались наладить торговлю с обновленной гальегией.



Получатели: Алей, Пирос.

Было то в стародавние времена, когда еще дед моего деда катался на спине своей матери. Жили в одной деревне два брата. Были они достаточно взрослые чтобы уже самим собирать плоды, но еще слишком молоды чтобы идти в ученики. Звали их Умаки и Акуки.
Залезли они в крону молодого паламера, да нашли пять волшебных плодов#.
И пока Акуки сорвал один, Умаки схватил в каждую руку по одному, да раскачивался на хвосте распевая о том как переловчил брата.
- Осторожнее - сказал ему тот - Внизу ходит тигран. Если ты упадешь, он сьест тебя Умаки.
Но хитрец лишь засмеялся. Решил он что брат обманывает его.
- Хочешь ты получить мои плоды - кривлялся он - Ничего у тебя не выйдет Акуки.
Но в ответ на его смех раздался снизу рев голодного тиграна.
- Брось один плод и давай мне руку - сказал ему брат.
Но жадность сдавила сердце маленького бандерлога не мог он бросить волшебный плод.
- Отдай один мне и хватайся уже за руку! - кричал Акуки в очаянье.
Стал Умаки думать, какой бы плод отдать. Стал искать какой из меньше да суше. Очень не хотелось ему отдавать брату хороший плод.
А пока думал он, хвост и не выдержал. Упал Умаки и сьел его тигран. И плоды тоже сьел.
Так вот жадность да глупость губят тех кто хватается за все плоды разом да отказывается от братской руки.
А теперь, ленивые бездельники, принесите мне попить! Я изнемогаю.

# популярный мотив бандерлогской сказки. Свойства разнятся от сюжета к сюжету.

Коморрат
Представление подходило к своей кульминации - отважный фарфаль Джованни только что спасся из плена лекатанцев, благодаря влюбленной в него прекрасной гальежке и сейчас в компании оной пытался убежать от погони. Однако Таасо, амант вольной Коморры, а значит и правитель всего Коморрата не слишком следил за сюжетом. Пусть и был старый Таасо судемоагом тертым, на солнце сушеным и сохранившим до старых лет ту удалую молодецкую дурь, что заставляет бросаться навстречу любой опасности не думая о выгоде и уж вовсе позабыв о страхе, однако признать надо было хотя бы самому себе - перед таким гостем робел и он.
Как ни крути, не каждый день приходится видеть посланника бога на земле. Вернее посланницу. Старый Таасо знал что рискует, но наотрез отказался вести переговоры с кем-либо еще, кроме самой наместницы Нэроса и правительницы Дэлладура. Пускай видят жители Коморры, какое к ним явили уважение дэллы и домы. Спесивы судемоаги, спесивы и горды - по себе знал Таасо.

Впрочем гордость гордостью, а саму встречу старый амант предпочел обставить без помпы - пригласив Великую Тень на представление арлекинов. Да, к коморрским фарфалям тоже пришла традиция театрализованных представлений (ясное дело, после краткого периода лужанского владычества), да пошли они столько бойко, что иные из фарфалей ничем более и не занимались, показывая представления и в Коморре и в землях домов (а иные доходили и до дэллов), получив среди своих собратьев прозвание "арлекины".
Да и свиты со старым Таасо было немного, два его взрослых сына, да жрица культа Виэли и Нэроса. Сам Таасо как и полагается морскому разбойнику, больше верил в щупальценогую (о чем свидетельствовал деревянный оберег с нарисованным на нем трезубцем висящий у аманта на шее), но фарфали в Коморре имели такой вес, что без их присутствия принимать важные решения было рискованно. Дело ведь уже не только в постельных утехах и гневе богини жизни, а в том что фарфальские охотники в бою с гальегами порой были ценнее судемоагов - ну с того момента когда бой уходил от морского побережья.
Сам амант в молодости тоже успел поучаствовать в боях с гальегами на море и на суше. Доводилось Таасо грабить и домов с фарфалями ради авусов, и торговать с дэллами, меняя гальежских пленников на красный металл и даже схватываться порой с островными судемоагами за добычу. Много повидал старик, а потому был сейчас почти спокоен и волнение его выдавала только старая привычка - то и дело оглаживал лысую голову, пальцами касаясь медной серьги в левом ухе. Ну так дело все же предстояло серьезное, хотя для Коморры и привычное. Отдать немного свободы, чтобы сохранить большую её часть.

Фарфали
В далекой же Альвораде, совсем иной правитель, великий диктадоро Адольфо напротив вовсе не скрывал своего раздражения перед предстоящими переговорами. И дело было не столько в том, что правитель Суэньоса и Луго был намного моложе старого Таасо, а скорее в том что править ему приходилось в годы тучные и беспечальные - во всяком случае для власть предержащих. Запуганное население дрожало в страхе перед легионерами и конкистадорами, послушно платя подати, судемоаги и Гальегия вцепились друг другу в глотки, совсем забыв про Альвораду и даже ставшая уже привычной тайная грызня за власть, несколько поутихла (последняя впрочем в силу специфики фарфальской магии всегда была уделом скорее женщин, оставаясь вне внимания мужчин). Великий диктадоро вырос на древних трактатах прославляющих величие старой Альворады и современных рукописях, подробно объясняющих почему именно держава Луго и Суэньоса является её прямой преемницей, а населенная преимущественно гальегами держава-соседка - прибежищем отколовшихся бунтарей.
- Мир? С этими дикарями?! С этими варварами?! Уму непостижимо! Они почти забыли чтение и письмо! Им неизвестно благородное искусство театра! Они живут войной и только войной! А их правитель? Омерзительный, грязный варвар с Хеи. С ХЕИ! И говорят что он дал приют на островах еще большему количеству этих омерзительных, грязных варваров и их скоту. И их мерзким ящерам! А ведь это те самые дикари, против которых наши предки отважно бились в прошлом! Говорю тебе, скоро они полностью населят Лекатан и Корасон, начисто вытеснив гальегов! В конце концов острова слишком малы для этих верзил, их рогатых созданий и уж тем более их огромных ящеров! А что этот вонючий дикарь говорит о фарфалях? Он их ненавидит! Это же дикость! Ведь сам благородный Фредерико Лужанский в своем трактате "Так говорила Виэль" пишет о том, что из всех живых существ фарфали ближе всего к физическому совершенству! Посмотри на меня например!
На этом месте слушавшая излияния великого диктадоро первая советница Грация, с трудом сдержалась от того чтобы не прыснуть от смеха, поскольку Адольфо был не только щуплым и тщедушным, но к тому же и не слишком похожим на фарфаля - голову его покрывали темные волосы, а под носом даже чернели тоненькие усики.
- Но это ваш долг перед народом о великий. Народу не нужна война. Мы окружены врагами со всех сторон, да и внутри державы есть те глупцы, кому не по нраву ваше благословенное богами правление. Мир с Гальегией и восточными судемоагами обезопасит границы и успокоит смутьянов внутри страны, дав им понять, что воины государства готовы усмирить внутренний мятеж. Это суровая необходимость, мой диктадоро. Это ваш долг. Хотя разумеется ваш народ поддержит любое ваше решение и с готовностью вступит в бой не только с закаленными войной гальегами, но даже и с этими хейскими великанами с их незнающими промаха луками и огромными клыкастыми ящерами. Если вы возглавите наши армии, ваши верные воины сразятся и с самим бессмертным Кутуулу!
- Если я... возглавлю.... - Адольфо сглотнул - Ладно... пожалуй ты права. Великая власть налагает на меня великую ответственность! Если мой народ желает мира - я подарю ему мир! Кхм... когда прибудут их послы?
- Уже совсем скоро, о великий.

Аксос
Переход Аксоса под власть богини жизни ознаменовался рождением двух близняшек-девочек в роду Аксос - по меркам гитов событие не столь уж частое. Поначалу были споры не вызовет ли это ненужных проблем с наследованием власти, но сестры Дана и Фрона жили душа в душу, сходясь во вкусах и взглядах буквально во всем - в том числе как неудивительно в том, что Дана из них двоих будет старшей, а Фрона - младшей. В противовес своей предшественнице, словно бы боявшейся взять бразды правления и безропотно принимавшей самоуправство иных племен, заключавших перемирия и сдававших земли, новые правительницы показали себя гитами решительными и энергичными, в первые же годы своего правления пересмотрев решения предыдущих веков. Очевидно, что отдать земли гитов в руки рогатых было непростительным расточительством, тем более что теперь очевиден был план штирров - втянуть их в войну против Забрии, пользуясь старыми распрями, а самим тем временем расширять земли далеко на севере. И пускай сама идея новой войны против старого врага не вызывала среди гитов возражений, но то что за эту новую войну была просто так отдана земля за которую было пролито столько гитской крови было неприемлемо. Сестрами было отправлено два посольства - одно в землю забраков, говорить о временном перемирии, другое к штиррам, с требованиям пересмотра союзных договоров. Здесь впрочем не обошлось без некоторой хитрости (хотя разумеется о неугодных Мировой Справедливости лжи и обмане и речи быть не могло), поскольку посольство ко штиррам возглавляла Фрона, которой было поручено решить все вопросы быстро, а посольство к забракам должно было только пригласить правителя Забрии в земли гитов, при этом с соблюдением всех необходимых дипломатических условностей. Сестры предполагали что к тому моменту когда забраки придут в Аксос вопрос со штиррами (от которого и зависит решение о войне с забраками) уже будет решен и в тоже время зная о посольстве отправленном к забракам Гиперсикер будет думать над словами Фроны тщательнее, чем это обычно свойственно штиррам.
Прибыв в Шатиру гита сообщила правителю рогатых, что принятое вождями местных племен соглашение о передаче земли, не было согласовано с Аксосом, что неугодно Мировой Справедливости, а потому если штирры действительно желают помощи гитов в войне - им следует вернуть город назад.

Невозможно скрыть очевидное. Невозможно спрятать огромное. Нельзя терпеть то, что жжет душу целому народу.
Хэйше оказались слабы. Огромное двухвековое заблуждение Р'нукха, а потом и остальных ньяронгов рассеялось, когда бывшие "друзья навечно" перегрызлись сами с собой из-за отвратительных белых чужаков, когда хэйше пошел против хэйше ради того, чтобы защитить своих порабощающих подстилок из далеких земель.
Не смог сердар удержать свою власть среди ополоумевших от похоти западников. Не смог сдержать весть об этом Р'нукх от своего народа. Да и не пытался.
В презрении уходили ньяронги из юго-восточных земель, вся слава и честь этой войны превратилась в позор. С ненавистью говорили вожди о бывших союзниках, жаждал мести одноглазый народ. Считать друзьями, воевать бок о бок с теми, кто не имеет воли противостоять белым дьяволам? Кто способен пустить чужаков в свои земли и дать им развязать братоубийственную войну? Два века назад ньяронги чудовищно ошиблись, посчитав хэйше достойными дружбы, и сейчас расплачивались за это бесчестьем.
А за бесчестье ньяронг привык платить кровавым убийством.
Собирали влиятельные вожди армии, сходились в города жители лесов. Не играла музыка войны, но висело всюду молчание ненависти. Древняя, первобытная злоба поднималась в одноглазых, стирая налет цивилизованности. Чужаки задели честь. Убить.
Р'нукх заперся в своем дворце и никуда не выходил. Круглые сутки в жаровнях курилась дым-трава, заволакивая все облаками дурмана столь густыми, что только Вождь Вождей мог находится в сознании здесь. Дым притуплял ненависть и горечь. Развалясь на троне из костей, он думал, как чудовищно ошибся. Он обманул свой народ, он шел по неверному пути больше двух веков. Лишь он, вечно живущий, мог осознать, насколько он глуп.
Признать слабаков равными ньяронгам. Признать чужаков своими. Нет, лучше не думать об этом. Надо подкинуть еще ветку в огонь.
Холодная ладонь ложится на огромное красное плечо. Голова вмиг становится ясной, а с ясностью приходит убийственное презрение к себе.
- Зачем?.. - Хрипит Вождь.
- Затем. Хватит просссишшживать сссзадницу. В чесссть меня убивают лишшь злобусов да иногда - эльфок и одноглассзых слабаков. Мне ссскучно. Я решшил вернутьсся и напомнить вам, кто вы ессть.
- Я ошибся. Я хочу умереть.
- Нет, ты хочешшь кровавых убийссств. Их-хи-хи! - Звонкий щелчок пальцами в тишине темного помещения.
Мысли меняются, уходит самобичевание. Теперь он знает, как исправить ошибку.

Они пришли в Ронгаш, чтобы убить Вождя Вождей. Множество ньяронгов, ветеранов недавнего похода, пришли спросить с Р'нукха за обман, ведь придя с войны, обещанной им как "славная",войны, полной голода и смертей, они встретили лишь презрение. Со всех ньярглотищ собрались они, и не было шанса у Первых защитить дворец. Их перебьют, а потом вытащат этого запершегося в отчаянии труса и заколют копьями, как огромного сетуса. Так будет.
С грохотом рушится стена дворца. Чудовищный рев оглашает окрестности. Разлетается в сторону, разбегается стража из Первых, за ней и те, кто подошли слишком близко.
Вождь явился.
- Нет у нас больше чести! Нет славы! Нет силы! Гррр! Только кровью смоем позор, нанесенный серокожими! Их кровью! - Разносится крик. Все внимают.
Р'нукх окидывает налитым кровью взором сотни ньяронгов вокруг, сжимающих копья. Бросает раскатисто:
- Уже собрались. Хорошо. Мы идем в Нижние. Сегодня. Сейчас.
Одноглазые воины опускают оружие. Раздаются восхищенные голоса. Нет, они не убьют Вождя. Они пойдут за ним и убьют врагов, как в старые добрые времена.


***
Хоть и вернулся в Ньяронгу древний обычай - тотальная война, но не прекратились и мирные дела. Все шло своим чередом, и цивилизация проявлялась повсюду.
Окончательно разделились городские ньяронги и дикие. Первые теперь зовутся гашты, а вторые - глошты.
Гашты ведут оседлый образ жизни, активно торгуют с чужеземцами и развивают ремесла. Городские семьи объединились в дома. Пять домов в Ньяронге по числу городов - Ронгашты, Тургашты, Хриикты, Шуухты, Хэйшшеркты (да, снова сменил название древний город. Все возвращается на круги своя). Совет вождей от каждой семьи дома правит городом, регулируя как внешнюю политику, так и решая внутренние проблемы. Члены совета зовутся эцлопы и имеют большую власть во всей стране, ибо город, объединяющий множество семей, является силой.
Глошты кочуют в поисках более богатых охотничьих угодий и пастбищ. Если живут не на границах, то торгуют в основном с гаштами, меняя дым-траву и откормленных злобусов на керамику или мягкий кровяной камень, о котором позже, либо же на камень твердый и черный. Фактически они, как и встарь, представляют собой множество разрозненных семей, набегающих друг на друга и порой на гаштов, но обычно эцлопы ближайшего города имеют над ними некоторую власть.

Возник еще один интересный феномен - разделение занятий гаштов по половому признаку. Все реже женщины ходили на войну и пасли злобусов, зато все больше среди них встречались ремесленницы и мастерицы. И богатели они стремительно, ибо к делу своему относились ретиво; а еще потому, что куда удобнее было заказать горшок или топор у местной умелицы, чем пытаться сделать вещь самому или идти в долгий поход на торги к чужеземцам.
Впрочем, у глоштов большей частью все было по-прежнему.

И, наконец, о главном. Издавна, помимо боев и убийств, страстью ньяронгов было оружие и украшения. Каждый воин стремился украсить свою дубинку резьбой, а себя - татуировкой и пирсингом. Но непросто было на черном камне вырезать желаемый узор и придать ему нужную форму; трудно было обработать кость так, чтобы она красиво смотрелась в ухе или носу.
Мягкий кровяной камень, увиденный у хвостатых черных чужеземцев, сразу стал мечтой любого ньяронга. Имея подходящие инструменты, ему можно было придать любой желаемый вид. Украшения! Оружие! Украшенное оружие! Все, чего хочет охотник!
Огромным ажиотажем пользовался новый товар, но только самые богатые могли себе позволить покупать его у черных. Все изменилось, когда в Ронгаше сообразили, что маленькие красные куски, всюду валяющиеся под ногами и особенно часто встречающиеся при рытье ритуальных ям - и есть кровяной камень, только необработанный.
Что после этого творилось в Верхних Ньярглотищах - не передать.Кратковременный хаос. Множество семей из низинных глоштов двинулись в горы войной, полные жажды богатства. Большинство, конечно, потерпело неудачу, но кто-то и зацепился на новых землях. Потери обеих сторон были невелики, ибо война была одной крови, но масштабы впечатляли. Даже на Ронгаш случались набеги (депрессивное затворничество Р'нукха тому поспособствовало). Зато это помогло горным гаштам и глоштам сблизиться перед угрозой - и к концу медной лихорадки дикари гор жили уже почти как гашты, в каменных домах и со всеми удобствами.
Впрочем, все утряслось. Кровяного камня оказалось очень много и его обработка стала главным занятием в Ронгаше и Тургаше. Этим две столицы обогатились и укрепили свою власть пуще прежнего.
К концу эпохи каждый ньяронг мог позволить себе копье, топор и гору украшений из кровяного камня. Формы и размеры, благодаря вариативности обработки чудесного материала, очень разнились от семьи к семье. Стандартом, впрочем, стал длинный топор с узким изукрашенным бойком и копье, чей наконечник вытянулся и был подобен длинному ножу, способному и колоть, и рубить. Среди украшений были популярны браслеты на руки и ноги, а также кольца, стягивающие иглы на голове и спине в модные пучки.
Уж совсем отличились в украшательстве Ненавидящие - кровяной камень, сказал им Хелшш, есть камень благословенный, а потому увешиваться им надо с ног до головы. Не было места на коже нынешнего Ненавидящего, свободного от блестящей красным металлической штучки, воткнутой в плоть. А ритуальные палицы окунались в расплавленный священный металл полностью, приобретая в весе и эффектности.

Те же Ненавидящие занимались не только самоукрашением, но и делами полезными. Кроме непосредственного участия в новой войне исправно доносили они до одноглазого народа волю Хелшша. И, помимо криков о том, что надо убить всех хэйше, почему-то говорил бог о сетусах. Да-да, сетусах. Мол, не нужно охотиться на них ради еды - хоть и большие они да мясистые. Мол, сетус теперь - животное войны, животное врага, как хешшмикт у ньяронгов, и нельзя его просто вот так есть. А надо устраивать ритуальные охоты периодически. Скажем, раз в год. С празднествами и посвящением молодых ньяронгов в настоящие охотники. А когда хочешь просто поесть - поймай что-нибудь другое. Или домашнего злобуса прирежь.

Высоко цениться стали низовые ньярглотища, не заросшие деревьями и кустарниками, ибо очень удобно было в них выпасать злобусов. Но таких мест - немного, и частенько за них случались стычки. Ну и тут помог чудесный кровяной камень! У каждого низового злобусовода из гаштов, а потом и из глоштов среди обязательных предметов, помимо топора боевого, стройного да острого, появился топор бытовой, широкий и тяжелый. Легко рубил он нежную древесину высоких ньярглотиков, и падали огромные деревья, освобождая пустоши для выпаса. А из поваленных стволов при помощи того же топора можно было сделать себе отличное временное жилище.


***
Знали ньяронги века крови и поглощающей разум ненависти. Знали века мира, чести и цивилизованного развития. В XIII эпохе Юны и то, и другое сплелось воедино.





Получатели:

Об аватаре.

– Привет, Йик.
Йик чуть не подавился ножкой бумодава, когда услышал голос бога. Судорожно проглотив еду, он заискивающе улыбнулся, наскоро вытер рот и принялся озираться в поисках божественного воплощения. Но комната была пуста – никто не смел мешать пророку, пока тот трапезничает. Кроме бога, конечно.
– Не вертись, – одернул его голос. – Сегодня являться не буду, мироздание против частых воплощений. Я чего пришел, собственно... Ты у меня старый уже, жить тебе осталось вроде лет восемь...
Йик бухнулся на колени и воздел все четыре руки в молитвенном жесте.
– Смилуйся, о Великий Геф! Не убивай самого верного раба твоего! – Йик немного подумал и добавил: – И самого первого.
– Очень надо! Сам помрешь, своей смертью. В сытости и достатке. Но на райские кущи не рассчитывай.
Коленопреклонный Йик сложился пополам и уткнулся лбом в землю.
– Смилуйся, о Кузнец Бесконечного Счастья! Я служил тебе верой и правдой всю жизнь, и надеялся на достойную награду после смерти...
– Да подожди ты! Во-первых, служишь ты мне не всю жизнь, не надо тут привирать. Я тебе не в младенчестве явился. Во-вторых, достойная тебе награда – нести Слово мое. Это вместо смерти, если ты вдруг не понял.
Йик непонимающе захлопал глазами.
– Вижу, что не понял. Короче, после того как твое нынешнее тело одряхлеет и двинет копыта, ты переселишься в первого родившегося после твоей смерти младенца-йонга. И будешь дальше помогать мне поднимать цивилизацию. Понял?
Йик сел, поджав ноги, и почесал рукой затылок. Затем второй и третьей. Четвертая в это время подпирала бороду, что свидетельствовало о крайне напряженном мыслительном процессе. Бог не торопил, памятуя о том, насколько труден этот процесс для йонгов. Наконец, Йик поднялся с колен и задумчиво сказал, глядя на свое тело:
– То есть я умру? Всмысле, все вот это, да? – он развел в стороны огромные ручищи, похлопал себя по гигантским бицепсам, по колонноподобным ногам и плотному упитанному брюху. – Я же столько ел, чтобы таким вырасти! И что теперь, все сначала начинать? – Огромный йонг с по-детски обиженным выражением лица обвел взглядом окружающее пространство. – Может ты мне просто бессмертие даруешь, о Неутомимый Молотобоец?
– Бессмертие слишком дорого обходится, – отрезал бог. – А каждый раз нового пророка выбирать я задолбаюсь, будто дел других нет. Вообще, ты чего, жалуешься, что ли?
– Я не жалуюсь! – тут же воскликнул Йик, примирительно поднимая руки. – Просто... в младенца, это ж... ну, совсем... опять ходить учиться, охотиться учиться, говорить... – на этом слове Йик запнулся, задумался на мгновение, а затем просиял. – О, точно, говорить! Как я смогу нести твое Слово, если не смогу говорить первые годы жизни после рождения?
По молчанию бога было заметно, что слова пророка поставили его в тупик.
– Может, все-таки бессмертие? – осторожно предложил Йик.
– Нет, бессмертие реально дорого, – вздохнул бог. – Если тебя все-таки грохнут, я потом разорюсь нового пророка воплощать. Но насчет Слова ты прав. А говорят еще, что йонги тупые... – последние слова бог произнес с некоторым восхищением. Йик, довоый собой, только что изнутри не светился.
– Ладно, есть компромисс, – наконец сказал бог. – Будешь воплощаться во взрослого. Совершеннолетие у йонгов в двенадцать лет наступает, так? Вот и воплотишься в первого же подростка, которому двенадцать стукнет после твоей смерти. Правда там сознание сформированное уже... ну ничего, сольетесь как-нибудь.
На это Йик не нашелся, что возразить, и бог удовлетворенно закончил:
– Ну, значит вот, такова моя воля. Все, мне пора.
Оставшись в одиночестве, Йик задумчиво дожевывал ножку бумодава, а тремя руками чесал объемистый затылок. Что-то его смущало в окончательной формулировке божественной воли, но вот что...
И тут его осенило.
– О Могучий Геф! Светоч Прогресса, молю тебя, ответь!.. А что если подросток окажется девочкой?.. Великий!!! Я не хочу в девочку!!!
----------


*****

О культе.

– Слушай, Йик, что это за эпитеты, которыми вы меня наделяете? С Чой все понятно, вот он, молот, всегда со мной. А остальное – например, Кузнец Бесконечного Счастья, Неутомимый Молотобоец, Светоч Прогресса – это все откуда?
– Ну как же, о Великий Геф! Кузнец Бесконечного Счастья, ты трудишься в своей божественной кузне, создавая вселенское счастье. Для йонгов, разумеется. Неутомимый Молотобоец, ты сокрушаешь без устали своих врагов веры. Светоч Прогресса...
– Со Светочем Прогресса тоже понятно. Слово же нашли такое, философы ножа и топора... Ладно, объяснил. Вот только врагов веры я не сокрушаю. Хотя... Пусть будет, все равно придется сокрушать. А что там еще за фигня, которую вы творите во имя мое? Например этот Ньен Линг – это что?
– Ньен Линг, Ритуал Взросления. Случается раз в год, летом – это когда подростки, которые хотят стать взрослыми, сходятся в схватке один на один без оружия, и ведут бой на кулаках, до тех пор, пока они оба не прольют свою кровь во имя Твое...
– Ну да, ну да. Частенько бывает правда, что проливает кровь только один, причем всю. Вот так и сокращается численность населения. Моего, между прочим. Прекратить немедленно!
– С-совсем?
– Ну зачем совсем. Я все понимаю, кровь молодая, хочется кому-то морду набить. Но надо упорядочивать это дело. В общем, с Ритуалом Взросления давай так. Двое подростков становятся друг напротив друга и бьют друг друга кулаками. Но! Во-первых, бьют строго по очереди, символизируя удары кузнечным молотом по заготовке. Во-вторых, стоя на месте. Ну то есть пригибаться и уворачиваться можно, а вот отходить – нельзя. Кузнец со своего места не сходит. В-третьих, если один из них упадет до того, как разобьет второму морду в кровь, он считается недостаточно отъевшимся для взросления, и будет взрослеть в следующем году. А разбитое лицо будет считаться символом прикосновения божественного молота. Ну как, пойдет?
– Великолепно, о Горнило Разума!
– Это еще что? А, это типа я самый умный? Ну тоже пусть будет... Слушай, Йик, я так понимаю, народу нравится на этот Ритуал смотреть?
– Конечно, о Великий! Там очень весело, много еды и крови! Вся округа собирается!
– Отлично. Есть у меня одна идея...
----------


*****

О еде.

– Привет, Йик, тут такой вопро... Ты что творишь?!!
Девочка-йонг, только-только достигшая совершеннолетия, вздрогнула, выпустила руку, которую самозабвенно жевала, и обернулась, вытирая с губ кровь. Выпущенная рука, принадлежавшая здоровенному мертвому йонгу, со звучным шлепком упала на каменную плиту, на которой этот самый йонг испустил последний вздох. Было заметно, что тело мертво уже пару дней, но это не мешало девочке наслаждаться трапезой, пока ее столь грубо не прервали.
От открывшейся его взору картины бог на мгновение потерял дар речи, поэтому материализовался молча.
– Привет, – сказала девочка.
Бог ошалело переводил взгляд с надкушенной руки на окровавленный рот девочки, и наконец божественным усилием вернул себе дар речи.
– Ты кто!? – громыхнуло в усыпальнице.
– Я – Йика. Новое воплощение твоего пророка, – девочка застенчиво улыбнулась и поковыряла ножкой земляной пол.
– А... Ы... – казалось, будто у бога закончились слова, и он на ходу придумывал новые. – А... зачем... ты его... ешь?
– Как это "зачем"? Чтобы жить!
Бог не нашелся, что возразить, поэтому девочка вежливо пояснила:
– Это Цуджинг Ши, Ритуал Уважения. То есть я из уважения к старому Йику поглощаю его, чтобы он воплотился в новом. То есть во мне. Ну и вообще-то, еды у нас не слишком много, а тут такая туша пропадает.
Бог вздохнул и взглянул на тело по-новому. На этот раз в его взгляде сквозила легкая брезгливость.
– Ты б его посолила хоть, что ли...
----------


*****

О бумодавах.

– ...и потом, Йика, тебе не нужно на них охотиться. Они всегда будут у тебя под рукой, бери и ешь! Главное, оставлять достаточное количество, чтобы они размножались.
– То есть их будет становиться все больше?
– Ну да. Больше прирученных бумодавов – больше вкусной еды для йонгов.
– А где брать еду для бумодавов?
– Да они сами себе еду найдут! Вы их, главное, от тигров и тигранов охраняйте, ну и перегонять их надо будет на новые пастбища иногда. А потом, глядишь, земледелие освоите, будете бумидоры выращивать...
– Что-то ты, Геф, размечтался. Йонги - не бандерлоги, чтобы бумидоры растить...
– А ты, Йика, что-то обнаглела. Тоже мне, пророк. Я твой бог или тряпка половая? Где пиетет? Где уважение? Где благоговение, в конце концов?! Ща как шандарахну молотом!
– Ой, прости меня, неразумную, о Великий Геф, Светоч Прогресса, Кузнец Бесконечного Счастья! Присутствие твоего величия лишило меня рассудка, о Горнило Разума!..
– То-то же.
–...и все равно ты размечтался.
----------


*****

О копьеметании.

– Привет, Йика. Смотри, какую я занятную штуку принес.
– Что это, о Великий?
– Я смотрю, ты быстро вежливости учишься. Молодец, дольше проживешь. Так вот, это – атлатль.
– Ат...что?
– Не забивай голову терминами. Это штука для метания копий. Смотри. Держишь ее вот так. Сюда ставишь копье, придерживаешь его рукой, размахиваешься вот так, и... хха! Вот.
– Ну и что?
– Что значит "ну и что"? Смотри, как далеко улетело! И в дерево я попал.
– Ну так ты же бог.
– А это здесь при чем? Я... А, ладно. Чего я распинаться тут буду, на лучше, сама попробуй.
– Ну давай... Значит, держать вот так?.. Копье сюда... ага... и... Ххааа!!! Ого!
– Вот тебе и "ого". Иди теперь копье ищи, и практикуйся в точности. Силушкой-то бог... то есть, я, не обидел. Куда оно хоть улетело?
----------

- Повелеваю
В тронной зале Брагансы наступила тишина, не прерываемая ни малейшим шорохом. И гальеги и аскаскаты чувствовали звенящее в воздухе напряжение. Кутулу, великий правитель Гальегии сделал небольшую паузу после первого слова. Было видно, что он еще сомневается.
- Повелеваю принять аскаскатов и отдать им землю на юге островов. Приказываю всячески содействовать их поселению и поощрять добрые отношения между гальегами и аскаскатами. Отныне эти два народа - братья. И ежели на одного брата кто-либо поднимет руку, то второй тотчас же вступается. Приказываю гальегам делиться секретами обработки меди и изготовления медных доспехов, а аскаскатам изготавливать знаменитые луки и щиты, а также выращивать авусов и керров. Да будет так!
Кутулу перевел дух и жестом дал понять, что аудиенция закончена. Затем сел обратно на трон. Предстояло много работы.

Хейше
Не впервой было маленькому народу встречаться с ненавистью и презрением власть предержащих. От Сенаяллы Элисионской и Кутуулу-аскаската, от эсколидо Альворад и до Марзуха, грозного царя рохо, всюду преследовала фарфалей ненависть правителей и указы об изгнании или убийстве. Боялись владыки юнские первенцев Веселой Богини, боялись порой сами не зная почему, словно по наущению свыше и чтобы отогнать эти мысли придумывали нелепые объяснения и оправдания.
Но к счастью находились и те (в основном среди простого народа), кто заступался за светловолосых детей богини Любви. И вот уже пошли по западному Хейшуру шепотки о том, что и сердаровой власти должны быть пределы и что и у правителя перед народом долг есть. Они хейше запада, отправляли своих сыновей на восточную границу сражаясь за клочок земли, от которого им то все равно проку никакого не будет, а где был сердар и его воины когда одноглазые набегами ходили?
Конечно не ускользали шепчущиеся от бдительного ока Всевидящих, но становилось их все больше - а шепот, все громче. Мол, где уж сердару рассуждать о слабости и силе воинской, когда ему смелости не хватает против одноглазых выступить! Кричит о исконных землях Хейшура, которые надо отобрать у атаквирей, да только есть еще те, кто помнит где были земли хейше - по которым сейчас ньяронги бродят. Прадед мой воевал с ньяронгами и прадед его тоже воевал - бок о бок с зеленокожими, а нынешний сердар перед чудовищем одноглазым стелется - ну и кто здесь слаб и труслив? Это не из-за фарфалей, это из-за него шмикта, ослабли хейше и стали подстилками ньяронговскими, а сердар дрожит от страха за свою власть и Всевидящие закрывают глаза свои на набеги одноглазых на наши земли - а мы должны детей наших на войну с атаквирями на востоке отправлять, от которой нам ни толку ни пользы! А не пора ли показать сердару каковы на самом деле воины хейше?
Суетятся конечно Всевидящие, стараются выполнить сердаров приказ, да только их мало, а хейше на западе много. Раз - и нет сердарьего слуги. И никто его больше не видел. Мы то хейше простые, не всевидящие вовсе.
Но слава Виэли пока и не одноглазые.

Коморра
Вольный город между тем процветал, на радость новому аманту. Рискованная авантюра его предшественника обернулась полнейшим успехом (не считая разумеется бежавших вглубь острова гальег) и теперь во власти Коморры был целый остров. Скромный задел, для грядущих свершений - однако вместе с тем воодушевляющий. Среди полуразрушенных государств островов, грызущихся между собой и враждующих с внутренними врагами, Коморра стабильная и хорошо защищенная выглядела довольно выигрышно. Разумеется её легко было взять с суши, пожелай того Великая Тень, но хитроумный амант уже принял некоторые меры по установлению самых дружественных отношений с грозным Дэлладуром и теперь Леесо Мудрый (так прозвали аманта) мог дать волю своим амбициям. Мелко мыслили предшественники и предшественницы, мелко. Не один вольный город - целая держава, великая и сильная произрастет из этого корня, объединив все острова. Когда склонятся Лекатан и Корасон, со всеми своими несметными богатствами, никто в море не сможет сравниться силой с амантами коморрскими.
Но приятнее всего чванливому судемоагу было другое. Сильнее всего грела ему душу мысль о том, как повторяется, в тоже время однако искажаясь до полной противоположности история. Когда то Альворада покорила Коморру. А теперь Коморра покоряет бывшую Альвораду

Йонг-ши
Вошедший в храмовый зал четырехрукий не приносил жертв массивной уродливой деревянной статуе, изображавшей Ву Ши. Не возносил он и молитв, несмотря на то, что в жилах его текла кровь избранника Голодной Богини, великого Сянь Ю и следовательно он являлся верховным жрецом. Нет, многорукий великан лишь молча стоял, вглядываясь в грубо вырезанное лицо деревянного идола, терявшееся во тьме (скудного света факела который гигант нес в одной из своих рук было явно мало чтобы разогнать тьму)
- За что, мать? - Наконец спросил четырехрукий - За что? За что бросила? За что оставила? За что наказала? Прошу тебя мать. Я слышал, что предки мои слышали твой голос и что великий Сянь Ю, даже видел тебя, но ко мне ты не обратилась ни разу. Прошу тебя мать - Йонг-ши рухнул на колени и низко склонил голову - Прошу тебя, не о милости, не о спасении - прошу тебя, ответь! Скажи - за что?! Скажи, где мы прогневали тебя? Скажи - в чем мы ошиблись? - Он вскинул голову, впившись взглядом в "лицо" идола и кусая губы, но ничего не произошло, только шумел ветер в кронах паламнэр
- Да пусть и нет причин, пусть лишь прихоть твоя, скажи! Мать... Ответь! Дай силы! Дай веру! Дай... дай знать что ты есть, что ты слышала меня, что не растратил я свою жизнь, кланяясь проклятому КУСКУ ДЕРЕВА!
Последние слова гигант прокричал вскакивая с ног и бросаясь вперед, явно сам не понимая что делает, а затем замахнулся рукой в которой держал факел на истукана, но в этот момент, резкий порыв ветра погасил факел. Йонг остался в темноте, в которой было слышно только его тяжелое дыхание... но неожиданно он понял что кроме него здесь был кто то еще. Щеки великана словно коснулись чьи-то тонкие пальцы, он отпрянул в сторону, но почувствовал что что-то словно держит его на месте. Гигант открыл рот чтобы закричать, но понял что не может даже вздохнуть. Мягкие теплые ладони обхватили его голову, нежным, почти материнским прикосновением.
А затем острые зубы впились в горло последнего верховного жреца йонг-ши

А где-то далеко-далеко, на другом континенте, юная София из рода Аксос с криком проснулась от тяжелого сна о чужой смерти.


Получатели: Виэль, .

Воля богов


Сейчас уже все, что произошло совсем недавно, казалось для Фия невероятно далеким. Прошло время бесконечного пьянства в одиночестве, криков в пустоту и заламывания рук. Прошло и похмелье. Похмелье, которое жгло душу и мучило сердце. Осадок от преданных чувств. Время намертво закрыло раны, оставив в груди обиду и вложив в разум желание мести. Из союзника и друга огненный бог стал для Фия врагом и чужаком. Берегись, надменный Пирос! На землях Юны воздаяние настигнет цели, и народ забраков будет платить цену, причитающуюся тебе.


Воля народов

Не зря злоторог выделил охрану и установил жесткие правила поведения на торжище. Не всегда гладко шли отношения между наглыми забраками и агрессивными штирами. И без относительно цивилизованных способов регулирования количество конфликтов было бы запредельным. Но самое главное, эти меры защищали мирный мен от ненавистников торговли вообще и забракских купцов в частности, особенно богатых забракских купцов. В Шатире таких ненавистников было предостаточно. С начала торговых отношений с соседями был четкий приказ златорога: если кто тронет забрака, его половое естество отрежут и скормят корхакорне. Это помогало.
Что случилось, когда этот запрет спал и все надсмотрщики перестали делать свою работу, несложно было предсказать. Мародеры всех мастей оторвались по полной. Штирские торговцы, особенно самые зажиточные и влиятельные, узнали об этом немного заранее и даже успели вывезти из области часть своего имущества. Но забракские фаербрингеры в большинстве своем ничего не подозревали и в итоге были рады, если им удалось унести ноги и не попасть в рабство или не стать кормом для эхекатлей. Фий любил торговлю и ему даже немного жалко было краха такого милого, созданного им островка. Тем не менее, это все было уже не важно. Буквально за пару недель эта область затихла в предвкушении орд козлоногих воинов, идущих на запад.


Бу-Гор

Как обычно это бывает, штирские сражальщики были невероятно рады тому факту, что у них получилось разрушить гитский город и захватить новые угодья. Их ждала награда, представляющая собой кроме красивого титула и признания златорога еще и собственную землю. Каждый знает, что это не только понт высшей пробы: на своей земле можно пристроить шестерок, чтобы они работали на тебя. Или же продавать ее по частям ушлым менялам и жить в достатке, не думая об ином заработке до конца жизни. Красота!
Как же были штиры раздосадованы свалившимся на них несчастьем: новые владения приходилось защищать не столько, как обычно, от банд других козлоногов, но от гитов, которые неостановимо перли и перли набегами со всех сторон. Покоя не было ни на день, земля была совершенно обесцененной, победителям оставалось довольствоваться пафосным прозвищем и признанием Родины.
Дело как обычно спас златорог, не только самый красивый и обаятельный из всех существ живущих на Юне, но и без сомнения самый мудрый. Сходил он к гитам на большие переговоры и поусмирил их агрессивные намерения. Теперь южане не против козлоногих соседей, тишь да гладь воцарилась в области. Буйные соотечественники стали главной проблемой, но с ними то ясно что делать. По голове настучать и отпустить, пусть в следующий раз головой думает, а не задним местом.
Но не прекратились на том щедроты, которыми одарил Гиперсикер ту область. По его велению вырос там посреди степи город Бу-Гор (почти дословно "Мировая Справедливость"). Поля мазанок как по мановению волшебной палочки растянулись на километры по округе. Множество переселенцев ехали в тот благословенный Фием край. Территории счастливых землеобладателей располагались вокруг городища. Некоторые предпочитали иметь владения поменьше, но внутри города. В любом случае, все были запредельно счастливы.


Гиты

Важную роль в формировании нового города играли гиты, поэтому давайте немножко поговорим о них.
Гиперсикер принял все условия гитских вождей и постарался сделать все, чтобы они остались довольны и надеялся на их расположение к укреплению союза в ответ. По его распоряжению гиты в Шатире более не могли содержаться в рабстве. Если хочешь иметь работника-гита, это должно быть по вашему обоюдному согласию. Он не твой раб, а свободная тварь божья, обладающая своей волей. От гитов пришла в Шатиру традиция законного договора между добровольным работником и его хозяином. Предприимчивым штирским торговцам, которые отлаживали производство всяких вещей и привлекали для работы мастеров-гитов, нравилась формализация правил не меньше, чем бывшим рабам. Тем более что вскоре они заметили: производительность труда свободных гитов выше, чем подневольных. Свою выгоду на этой реформе они, кстати говоря, тоже не упустили. В Аксосе были готовы выкупать бывших в Шатире пленников по справедливой цене. А некоторые гиты, которые не хотели обременять свой род (такой подход был штирам совершенно не ясен, но на то и нет у гитов ни рогов, ни копыт), соглашались работать на своего хозяина пока не смогут выкупить себя. За тем, чтобы все происходило честно и справедливо следил златорог и его армия бюрократов. За свое упорство рабовладельцы, не желающие добровольно отпускать гитского раба рисковали лишиться всего своего имущества. А если продолжат возмущаться, то и жизни.
Такие случаи, на самом деле, были редкостью, были проблемы посерьезнее. Даже несмотря на то, что работа и награждение за нее устраивало гитов, они скучали по родным краям и не желали оставаться жить в жарком Кор-Хаке. Бывшие рабы и их потомки неостановимо покидали Шатиру и уезжали на родину. К счастью, вечные кочевники штиры были гораздо более мобильными. Нетушки, они ни за что более не собирались брать своих соотечественников на работу, где необходимо было мастерство рук. Почти все производства рванулись вслед за уезжающими гитами на границу государств, в Бу-Гор, который в итоге по факту стал городом ремесленных мастерских. Некоторые гиты селились там вместе с семьями, а большинство жили в Аксосе, приезжая на длительный срок в штирский город на заработки. На основе этого начинал развиваться не только культурный обмен (скорее от гитов к штирам, а не наоборот), но и торговля.


Великий храм

Бу-Гор настолько понравился Фию, что пока златорог собирал армии, по его воле в новом городе появился второй по величине великий храм, который сильно отличался от тех, что были в Трах-Торе и Кол-Дуре. Он так же представлял собой построенный на горячих источниках лабиринт, но не темный и закрытый, а просторный, удобный и освещенный Ярой. Просторные "комнатки", соединенные между собой небольшими переходами. Ночью внутри палили костры, чтобы осветить пространство. Отличие было в том, что для молящихся там не принято было заниматься грубым животным сексом, не видя лица партнера. Они лежали вместе в воде или на выстланных корхакорньих шкурах, трогали друг друга, ласкали и целовали в разные части тела. Богохульством считалось войти внутрь в одежде. Это было своеобразной игрой.
Раньше такой вид сексуального контакта в Шатире практиковался только за деньги. Т.е. штир платил самке (очень редко наоборот), чтобы она обнимала и целовала его тело, разминала плечи, не требуя после этого проникновения. Да, в Бу-Горском храме посетители вели себя как штирские проститутки. Но это мало кого останавливало: запретный плод сладок. Еще одной особенностью этого храма стали долгие разговоры, часто на философские или на культурные темы. И если на городских площадях штиры тоже не стеснялись незнакомцев, общение там скорее выливалось в выступление говорящего перед публикой. Здесь же штиры могли начать диалог друг с другом, обсуждая то, что их волнует, делясь мнениями и даже стараясь слушать и понимать собеседника.
Надо сказать, что для желающих закончить дело, начатое в храме, вокруг арендовалось за умеренную цену множество хижинок, владельцы которых очень хорошо с того наваривались.
Кстати говоря, некоторые гиты тоже посещали храм. Они видели в нем первородный аспект мировой справедливости. Только полностью обнажаясь, не скрывая своих тел, можно достичь единения с предками. Возможно, Старый Рогар не ушел, а переродился в юного и прекрасного бога Фия, которому поклоняются штиры?


Кзабраки

От западных соседей Шатира в прошлом веке претерпела потерю угодий. Это было невероятно неприятно и козлоногому народу, и златорогому аватару, и прекрасному богу. Эти земли мы обязательно вернем. Когда-нибудь. Так случилось, что этот приоритет сейчас сместился на второй план. Сейчас все беспокоились за орды варваров с севера - могучих эллинов, которые собираются вторгнуться в земли Кор-Хака по воле бога войны Алея. Тут уж было не до ссор с кзабраками. Вожди на границе встречались и говорили между собой. Весь Кор-Хак знал эллинов как прирожденных воинов, все чувствовали, что туча, которая идет с севера, может так накрыть пустыню, что никогда больше ни кзабраки, ни штиры не увидят света Яры. Все понимали, что угроза с севера реальна, и сейчас время для максимальной сплоченности.
Гиперсикер ни с кем из Пирхов, к сожалению, так и не встретился: этот век был насыщен событиями, и времени не хватило. Но напряженность на границах явно ослабла - оба народа пустыни объединились перед лицом великой опасности, великой войны.


Северный торговый канал

За прошлый век повадились забракские брингеры ходить через земли пустыни на север. Парни с северной Шатиры их спрашивали: "Куда ходите? К эллинам че ли? Мы пробовали с ними торговать - шыш там, они только язык силы понимают, по-другому никак." Те отвечали уклончиво "На север идем, чего вам еще знать надо? Огонь свое возьмет, у него руки хватки." Тут бы им и навесить люлей чтоб неповадно было, да пропажу заморского купца государственники заметят - шмон поднимут.
За фаербрингерами следили даже: по тропе, вдоль гор шли они к народу коротышек - страшных, что твоя мамка. Но торговаться те умели, это было явно. Только по штирски не балакали. Пытались штиры говорить понятнее, чтоб дошло до тех: очень громко и медленно. Все без толку. Но не упустили своего северяне, когда разрешил златорог забраков гнобить. Подваливали с дубинами к беднягам, которые не знали как добраться теперь до далекого дома из этого дикого края, лыбились: "Эй, брингер! Нам это, нужны новые экономические партнеры! Гы-гы-гы!) Веди ка нас, переводчиком будешь."
Ну вот, таким образом и начала налаживаться торговля с цвергами. Тащили туда товары с юга, а также скот на убой. И обратно везли искусные товары Цвергардума. Когда эллины тоже вступили в войну, дела пошли сложнее. Но вдоль Диакопов было множество горных тропок, на которых если и встретишь эллинов, так немного, можно и дротиками забросать. Тем более что северные штирские парни те еще крепыши, это все знают. И от выгоды своей просто так не откажутся.


P.S. Единственная профессия, на которой не пожелали оставаться гиты после освобождения из рабства, было воспитание штирских детей. Фий не увидел ни одного случая, чтобы гит согласился добровольно на такое, хотя некоторым предлагали очень достойную оплату (понты дороже денег). Забраков после начала войны мамочки совсем перестали подпускать к маленьким. В общем, к сожалению, институт гувернерства в Шатире перестал существовать очень быстро и более никогда не возрождался.




Получатели: Фий.

Расправит радужные перья свои птица-поугэра, взмахнет крыльями лаковыми и бросится ввысь, окунаясь в синий колодец поднебесья словно воду. Под её крыльями леса густые проносятся, нехоженые тропы и мрачные колья глухих частоколов возвышаются. Здесь тени сгустились, здесь клыкастые тиграны сторожат свою добычу медленно терзая живое мясо. Здесь провинция Древних лежит от начала времен. Мрачные охотники со смуглыми лицами натягивают луки свои, сдабривая ядом жалющие стрелы. Уходят в темные леса, и не возвращаются порой. Погибают в колдовских пущах если не повезет на охоте.
Веками властвовали здесь эреши. Веками йонги разоряли границы. Веками удобрялась эта земля кровью щедро, и человеческая кость в землю ложилась. Словно дождь. Бесчисленными каплями орошали эту несчастную почву человеческие жизни.

Серпентисовые леса произрастали на гниющих трупах, оплетали густые корни желтые черепа. Падали листья. Кренились дни за горизонт. Обращались золой древние города, скрывали мертвые камни пышные мхи. И по нынешний день живут здесь люди скрытные да мрачные, умеющие тихо ходить и быстро убивать. Возле костров вытанцовывают жаркие танцы свои, рассказывают самые удивительные волчьи сказки. Стерегут запретные чащобы. И душа у Древних зеленая, словно сам лес, - беспощадная, - как сама природа. И настолько же преданы они земле, как преданы корни древесные свой почве.
Самые щедрые из ши и самые яростные живут здесь. Край воинов. Край суровых жрецов.
Пенится серое море со злостью накатываясь на берег грозными валами. И смотрит вдаль алый ШиоКадам, брат близнец проклятого ШиоДао. Город варинэлл. Город прошлого, открывший для империи новое будущее. Южный страж, всматривающийся внимательно в пустые серые воды - ибо не верят волки в капризную удачу, каменный воин сторожит морские границы.

Чу! Натянул охотник тетиву, задерживая дыхание на миг, острая стрела с тихим шелестом пронзила воздух. Вскрикнула обиженно птица уворачиваясь от мгновенной смерти своей. Встряхнула яркими блестками крыльев роняя синие пушинки на землю. Огласила руганью окрестности еще раз, да и полетела себе дальше.

Синяя гладь озера протянулась от горизонта до горизонта, скорлупками плавают лодки по ней. Изумрудными холмами к солнцу вздымается повеселевшая земля. Вольготно да свободно. Здесь поют песни у жарких костров на закате. Вереницей выставляют глиняные кувшины уставшие приораши, чтобы набрать воды. Полоскают тряпки в прохладных волнах сплетничая о семейных делах. Здесь передают ткачи свои заповедные знания, от поколения к поколению делясь родовой памятью. А стайки детей пускают кораблики по волнам, прокапывая каналы непослушными чумазыми ручонками. Даруют воде журчащую жизнь.
…В годы темного отчаяния на заре времен вырос город Тысячи Слез. Вырос. Налился звонкой силой как наливается жорехера, превращаясь из хрупкого о ореха в неукротимого лесного гиганта.
Заматерел город Слез. Протянулся к небу божественной рукой пирамиды. Дал приют сотням ткачей, дал приют песням и тайным знаниям, дал приют соломенным волкам желающих мира и обычным семьям, что веселятся при свете лун.
Здесь проводят ритуалы Первой воды, здесь окунают младенецев в священное озеро Ховодэру, вымаливая у грозных духов благословления для своей семьи. Края здесь топкие, илистые. Живые! Звенят жизнерадостно мухи. Зелень растет вольготно, - вдоволь ей воды и солнца. Дома богатых семей вытянулись вальяжно и гордо, приукрасили себя резными тотемами. Яркими красками и грозными языками трепещущих на ветру флагов Больших Семей.

Но пусть. Заскучала пестрая птица, раскрыла веер прекрасных крыльев и полетела еще дальше.

И встают уже серой громадой столичные стены украшенные рельефами Высоких богов. И лес трусливо убегает назад, освобождая пространство для людей. Навевают неожиданные просторы страх на простых сельчан. Подавляет деревенских волков бесконечная синева неба, сбросившая с себя зеленую паутину сучьев и ветвей.
Множество домов, сотни жителей. Непрекращающийся гул голосов. Плотная корка земли, что утрамбована тысячей босых ног. Слезы, смех, рождение и смерть. Молитвы паломников и заправская ругань торговцев на рынке. Кровь. И запах ароматного мяса притомленного в горшочке. Ритуальные костры. И звонкоголосый молодняк играющийся с щенками варинэлл.
Жизнь Столицы бьёт ключом. Наигрывают на разных чудных инструментах торговцы. Выпрашивают еду нищие. Маршируют в сторону дворца суровые воины покрытые шрамами побед что украсили себя черепами врагов в битвах за остров Джамаш.

Царапают жалостливо тростниковые прутья первосортные эдески, привезенные сюда животноводами юга для продажи; Расхваливают дары Ушкушкхаль языкатые торговцы. Ткачи растянули свои ткани. Скучающие аристократы веерами прогоняют от себя мух. Дары заморских земель и сокровища Великих Гор, странные вещи из запретной Раматы и удивительные дары подземных пещер. Полнятся рынки Айэньо невиданными диковинками, и даже самые притязательные могут найти здесь для себя развлечение на целый день.
Неслыханное дело!
Толстый торговец с длинными медными серьгами в ушах, с затейливой татуировкой благоденствия на своем лице, продает яйца токохоше и обученных тлакотли для ведения хозяйства. Дорого стоит такой покорный токохош, выученный обычаям ши. Умеющий говорить и делать простые вещи плоскоголовый чужестранец. Привезли их Джамаши со своего дальнего острова. Казалось бы, кому нужны эти покорные сонные полуптицы? Но прошли года, ярким костром разгорелась идея.
«…Сам Шикхкурлакхан не придумает лучшего слуги для работы, сердечный! – Торговец припивает к’чхе и щурится самодовольно, протягивая вторую чашку задумавшемуся покупателю. Отрубленными руками воров украшена его палатка и каждый на рынке знает, что почтенный Ц’Эгэ платит местным охотникам дань чтобы они охраняли его товар. Горе тому вору, кто мимодумно решит одолжить у Т’Цэгей пару вещиц не оплатив…
– Своей кровью клянусь! Дай тлакотли одежду. Корми его на радость императору и обращайся с ним хорошо. Будет любую черную работу делать, твои любимые ораши еще в ноги поклонятся. Такой хороший тлакотли-токохош у тебя в доме будет. Не бей понапрасну его, сердечный. Не велит бог обижать слабых. Обижать своего тлакотли – значит Хааши кормить. Какая в том честь? Он как ребенок. Боится боли, маленький человек. Нельзя его божьей молитвой укреплять. Что делать будет? Любую черную работу будет делать, и повиноваться станет. Будет воду носить, за твоими варинэлами станет присматривать, а пожелаешь, так обучи его высокой церемонии к'хче. Всегда будет у тебя и сыновей твоих горячая вода для чаепития. Умный тлакотли, хороший тлакотли. Сам император о таком мечтает, а я его тебе отдаю. Сердечный!»
…Не знает Айэньо ночи. И не отвергает света дня. Яростно бьется живое сердце империи, рассылает остров Джамаши свои торговые лодки по волнам. Налаживают посланцы императора торговые пути, с помощью багровых парусов приручают ветра. И улетает за горизонт ошалевшая птица-поугэра оглушенная криком толпы, путь ее лежит к солнцу. В далекие земли йонгов, где быть может отыщет уставшая душа для себя покоя.

----

…Странным было это столетие, принесло много нового в империю. Обрушились диковинки на волков, словно штормовой вал на ошалевшего рыбака. Плохо – если не умеет плавать рыбак. Хорошо – если знает как обуздать волну, поднырнуть под нее, и вырваться к свету укротив стихию себе на радость.
На правах данников вошли бандерлоги к Истинным. Много было споров – виданное ли дело, обезьяны на волчьих землях? Спорили достойные советники в Айэньо, молотили камнями разбивая себе пальцы в кровь во время Круга Решений. Трое из достойнейших даже подрались волкам на смех, и были биты палками за осквернение великого дворца. Драчунов приговорили к очистительному посту длинной в полугодие – когда разрешается пить только воду под покровом ночи, да принимать немного фруктов для того чтобы продлить жизнь тела. Пусть остынут горячие головы, пусть припомнят драчуны о своей Чести.
Вынесли приговор жрецы, продолжили жаркие споры достойные Голоса Мира. Но общего решения так и не породили. Много было криков, много слюней и громких слов, а в конце случилось так – до императора дело не дошло, а бандерлоги Джамапути были названы ши. Дали подрастающему, неуклонно множащемуся обезьяньему молодняку гражданские права. Закон волка отныне им защита и палач. Пусть живут в империи, пусть добывают славу трудом. Останутся вторые и последующие дети бандерлогов в данниках у семьи Джамаш, а первенцы могут прийти в империю и попытать счастья в мирной жизни. Ведь воевали храбро обезьяны на стороне волков и заслужили для своих домов уважение.
Самые же головастые получат земли от императора, и богатство в обмен на собственные умения – пусть ходят в Рамату и торгуют с тамошним людом. Ибо все знают. Всё хорошо ладится у Истинных когда торгуют они с Ушкушкхаль; и разоряются голоса мира в пух и прах, если приходят в Рамату…Магией ли грозных демонов или чудесным умением вести торговые дела, да только обыгрывали в торговых сделках волков бандерлоги, и не многие ши, пусть даже и самые достойные, могли похвалиться умением хорошо торговаться с Раматой.

Второе решение было о токах. Смущенно улыбающийся престарелый советник Эргэшэ как-то неловко предложил ограничить продажу яиц и отправить всех токов в далекий Корахот. Он промолчал о десяти своих тлакотни, а другие смущенно промолчавшие сделали вид, что не поняли какую глупость сморозил выживший из ума старик Эргэшэ. В конце концов, методичные волки выделили отдельную касту ТокотлакХоши. Обязанность ТокотлакХош следить за размножением токов, следить как обращаются с ними в семьях. Принимать жалобы и учитывать яйца, чтобы не размножились излишне покорные работники, и не заполонили собою леса, способные прокормить лишь ограниченное число ртов. Все дела токов – на совести ТокотлакХош, ибо глупы плоскоголовые, и головостые ТокотлакХош должны отвечать за их дела.

Унялись ссоры среди Голосов мира. Отправился в путешествие по своим землям Сын Шикхкурлакхана, чтобы поохотиться с великими семьями в их угодьях. Наградить отличившихся воинов. Припугнуть дерзких. А в целом чтобы укрепить связи в своей стране и развить торговые пути, ибо все знают – начинают стараться в глухих деревнях старейшины только когда видят императорские стяги на горизонте. Отбыл Великий в большой мирный поход. Остались в столице сыновья императора.
Остались и некоторые из советников от Войны, что готовили для своего властителя поистине царский подарок. Ни варинэлы. Ни ткани. Ни даже камни Ушкушкхаль не сравнятся с ним.
Подарят волкам Говорящие от войны уникальное умение – делать доспехи, носить их и побеждать в них! Уже тренировались молодые воины в новой одежде, уже ритуальные бои велись среди подростков чтобы притерпеться к новому снаряжению. Горит новый металл словно огонь, наполняет душу первобытной радостью. Видно сам Шикхкурлакхан вложил свою магию в подобные одёжи, ибо каждый воин чувствует себя в таком облачении непобедимым богом!

Одиннадцатый век для хэйшэ оказался сложным. Впрочем, когда им было легко? Собственные военные поражения совпали с победой союзников-ньяронгов, и половина потерянных земель была возвращена под эгиду Хэйшура. Погибших, конечно, было немало, но нет ничего особенного в смертях воинов – в конце концов, они большую часть жизни тратят на обучение и подготовку к гибели или победе. Власть истинного правителя снова укрепилась, города перестали напоминать сборище сделанных на скорую руку построек, а охота стала уступать разведению лонгосов. Казалось бы, все прошло достаточно удачно, причем с этим были согласны многие.

Но не девятый сердар. Властитель клял себя последними за словами за то, что считал величайшим провалом. Речь, как ни странно, шла не о проигрышной войне с эльфийками, не о, говоря откровенно, предательстве бывших союзников и не об ослаблении многих родов. Нет, все это в итоге пошло лишь на руку правителю и стране. Проблема была в другом.

Весть с запада. Та самая, что он проигнорировал несколько десятилетий назад, когда счел, что война значительно важнее, чем сообщение о каких-то немногочисленных представителях сразу двух рас, поселившихся возле Строгара. Сердар был уверен, что без проблем сможет взять их под контроль. В конце концов, сколько человек может приплыть на торговых кораблях? Вряд ли много.
Это была первая ошибка правителя.
Да, он не мог знать, что короткоживущие фарфали способны иметь большое потомство, очень быстро увеличивая свое количество. Это было крайне неприятно и даже опасно. Сердар уже тогда понял, что проблему нужно решать как можно скорее. Но он снова не решился направить на запад Всевидящих и других своих слуг, которые все еще были слишком нужны в других частях страны. Вместо этого властитель послал на запад своего сына, Прирожденного, который был ранен в одной из битв, но выжил. Даже не верится, что когда-то он считал это ничтожество своим наиболее вероятным наследником.
Откладывание решения проблемы фарфалей и почти совершенный выбор преемника стали второй и третьей ошибкой сердара соответственно. В результате избежать войны с ньяронгами удалось лишь благодаря Вечному Р'нукху, решившему немного подождать.

Окончательно правитель осознал серьезность ситуации лишь когда его сын вернулся и, захлебываясь от впечатлений, начал рассказывать о доброых и дружелюбных фарфалях, всегда готовых принять и утешить любого неудачника, оказавшегося неспособным найти партнершу среди своего народа. Не веря своим ушам, сердар слушал, как его отродье всячески нахваливало каких-то шлюх, совсем забыв о том, как всего лишь три десятилетия назад оно умоляло отца позволить ему взять в жены дочь старейшины одного из слабых родов, которая, как показали годы, оказалась достойной супругой для возможного наследника.
Сердар не убил ублюдка на месте лишь потому, что не хотел создать впечатление, что в божественной династии возник раскол. Нет, он всего лишь снова отправил сына на войну, не забыв отдать соответствующий приказ одному из Призраков. Как ему потом доложили, Прирожденный погиб в бою сам, кажется, даже успев убить две или три противницы. Это, в некотором роде, утешало. Выходит, война все же способна вновь пробудить в бесхребетном слабаке воина.

Больше ждать правитель намерен не был. Атаквири так и не перешли в наступление, поэтому у него появилось время для подготовки нового наследника, который, как и отец, до этого был Всевидящим, и выселения фарфалей с территории Хэйшура раз и навсегда.

Впрочем, глиняная посуда оказалась полезной и удобной. Не стоит отнимать ее у хэйшэ, уже успевших к ней привыкнуть.

Получатели: Хелшш.

Большая война! О как долго ждали её ньяронги!
Но не такой оказалась она, как пели в песнях. Мало в ней было врагов и почти не было славы. Не будут петь длинных песен о том, что происходило в 11 веке.
Но и песен коротких, и редких трофеев, и шрамов дедов хватило, чтобы пробудилась древняя память всего народа. Память крови, память боли, причиняемой врагу; память мяса чужака из зарослей на зубах.
Не понадобилось звать молодых ньяронгов на войну за чистоту ньярглотищ. Сами, помня древние предания, собирались они у городов и, ликуя от сладостного предвкушения, шли на юг под вой боевых флейт и рокот барабанов. Некогда ненавистный враг теперь стал другом и честь была для ньяронга помочь ему избавиться от омерзительных чужаков, посягающих на исконные земли жителей ньярглотищ.
Кстати об омерзительных чужаках, посягающих на исконные земли. Давно и прочно презирали ньяронги маленьких белых рабов, живущих у дэлов. То были существа, совершенно неприспособленные для сражений и охоты, а потому не имеющие права существовать. Подобное отношение подогревалось и Хелшшем - многие жрецы сходятся во мнениях насчет того, что их сумасшедший бог почему-то считает этих... фарфалей большой угрозой, и истерично требует уничтожить их всех до единого.
Часть презрения перепадала и черным хозяевам - почему они держат у себя это? Почему некоторые из дэлов относятся к этим существам как к равным, а иногда даже с какой-то... нежностью? Неужели они?.. Нет, слишком мерзко. Это дела их никому не нужных темных зарослей, незачем думать о таком. У них нет Чести и они живут как попало, на то и чужаки.
Но другое дело - друзья. Другое дело - земли почти родные, земли верных соседей. Прочно ассоциирует себя ньяронг-воин с хэйше-воином и ожидает, что тот будет мыслить так же. И когда оказывается, что хэйше-воин может презреть свою силу и приютить у себя проклятых богом белых слабаков лишь ради постельных утех - происходят опасные размышления. Стал бы сильный так делать? Нет. Стали бы ньяронги друзьями слабых? Никогда.
Мгновенно прекратилась торговля с западной областью хэйшура, стремительно стала возвращаться прежняя древняя злоба ньяронгов, живущих в тех областях. Участились стычки на пограничье. После недолгих, но интенсивных переговоров с сердаром Р'нукх и Первые срочно отправились в Нижние ньярглотища с миссией успокоения особо буйных вождей. Р'нукх, правда, и сам был далек от спокойствия - но ему очень не хотелось, чтобы его решение о вечном мире оказалось ошибкой, потому он стремился выправить ситуацию.
В итоге получилось так - западная область Хэйшура для ньяронгов считается обиталищем презренных фарфалеложцев, туда ходят лишь в набеги. Восточная же - место жительства правильных ребят, настоящих воинов, что ходят в походы на эльфиек и ценят своих женщин. С ними и торговля идет бойко. Невероятной волей, вековой мудростью, сокрытием правды, талантами политика и массовыми убийствами Р'нукх таки смог отвести от западной области внимание ищущего войны молодняка, ненавязчиво направив орды грезящих кровью одноглазых помогать в боях против эльфиек. Получится ли еще раз? Неизвестно.
Но были интересные события и вне агрессивных взаимоотношений разных народов. С начала веков ньяронгам были известны интересные свойства ньярглотика вонючего. Кто-то (Ненавидящие - все как один) употреблял дым от горящего растения перед боем, говоря, что он обостряет ощущения и дает связь с Хелшшем; частенько курились высушенные стебли у костра, во время ритуалов и праздников, в час песен и рассказов. А с какого-то времени стали использовать ньярглотик вонючий для того, чтобы облегчить страдания тяжело раненого, умирающего либо слишком уж болезненно спасаемого целителями. Хорошо было то, что это чудесное растение росло повсюду. Повсюду в ньярглотищах, да. В XII впервые отправился сушеный ньярглотик вонючий в темные заросли, в земли дэлов и рохо, в качестве товара для мены.*
А еще одноглазые научились делать горшки из глины. В них и мясо можно хранить, и вещи мелкие, и, главное, жидкости разные - воду, кровь.
Кровь!


Получатели: Сетсубо".

Терим. Кзабрашахр.

Барабанов бой - вибрации частые. Уууршшуууууу!! Воздуха щелчки сухие - словно грома треск. Бооооожжееееее!! Ритм! Ритм от которого сами сердца бьются быстрее. Прииииидиииии!! Тысячи глоток сливаются в едином реве!
Примиииии!! Брызги сотен капель алых! Примииии нашии жеертвыыы! Крики терзаемых. Кнуты из кожи корхакорн плетеные взмывают вверх медленно-медленно...
Жрец. Жрец бога великого, в праздничном торжественном наряде из кожи человеческой и перьев экхекатлевых, в диком танце кружится. Тысячи, тысячи глаз следят непрерывно за танцем его страстным. Сегодня особый день.
Стоят ровными рядами неподвижные саошьяниты. Ревут нескончаемыми красными ордами потрясающие копьями налетчики. Скачут, скачут в танце неутомимом распаленные жрецы.
Сегодня приносят жертвы верховному богу.
Пусть ревут забиваемые палками корхакорны. Пусть кричат сжигаемые заживо экхекатли. Пусть бьются разрываемые сильными пальцами фолко. И пусть стонут истязаемые кнутами пленники.
Кзабраки просят ниспослать им божественное покровительство в грядущей войне.
И дааай нам сииилыыы! Если бы в этом подлунном мире был бог кровавых убийств, то наверное сейчас бы, этот честный народ молился ему. Боооожееееее! Если бы безрогие уродцы с гор не поклонялись бы богу войны, то может быть помолились бы и ему на всякий случай. ...даай нааааааам... Но кзабраки были прямым народом и знали что им нужно. ...влааааастиии!
Бооомм! Даже перебивая нескончаемую дробь тысячи меньших барабанов раздается гул татуина*. Боооом! Боооом!! Все меньшие барабаны замолчали и теперь, между голосом великанов слышны лишь стоны приносимых в жертву. Бооом! Бооом! Шаман разрывает на себе одежды и разворачивает свитую из черного волоса плеть. Его губы шевелятся в хриплой молитве, его голос то в крик срывается то переходит в шепот:
- Боже, ты, умноживший величие и силу народа нашего. Ты, поднимающий выше гор и низвергающий ниже морских пучин. Приди! Прими наши жертвы! Дай нам силу и власть сломить врага проклятого! Врага ненавистного! Боже! И да повергнем мы с твоей помощью гордых на колени, сильных в грязь, храбрых в ужас!
Удар. Плеть оставляет на красной коже темнеющий след.
Удар. На истерзанных пленников выливают струи соленой воды.
Удар. Жрец начинает следующий танец. В его ломаных, судорожных движениях большее страсти и силы, чем у бьющегося за самку экхекатля.
Удар. И верные саошьяниты снимают одежды свои, спины оголяя, и плеть верную разматывают.
Удар...
- Боже, ты видишь как мы верны тебе, ты ведаешь все наши чаяния и наши воли. Устреми наши руки. Направь наши копья и стрелы. Убей. Наших. Врагов.

Ненависть, неиссякаемая внутренняя энергия, и воля шаха двигали кзабраков на север. Уже не на огневища Кор-Хака, уже на зеленые холмы и гаргутовые рощи были устремлены глаза многочисленных вождей. Славу, богатство и власть обещали плодородные земли чужаков. У чужаков всегда всего больше. И чужаки всегда слабее настоящего кзабрака.
Жадность до славы, внутренняя энергия и воля шаха заставляли все дальше и дальше уходить от родных становищ и привычных земель. Согласно легенде, Уршур в день заключения завета обещал Саошьянту простереть владения Кзабрашахра меж всех соленых вод. И на самом севере Терима выросли новые кзабракские городища, и до самого северного края земли оставалось совсем чуть-чуть.



Получатели: Урсу.
* татуины - барабаны больше человеческого роста, установлены в Великом храме и используется в особо торжественных случаях

Культура

Весь прошлый век штиры готовились к защите их любимого Трах-Тора. В то время как часть воинов ушла завоевывать новые земли, другая часть, состоящая из ново обученных лучников, сидела за высокими стенами в ожидании врага. Над городом витало напряжение и атмосфера нависающего рока. Когда с юга вернулись ошметки разбитых отрядов горе-завоевателей, и стало понятно, что гиты столицу осаждать не будут, защитники вознегодовали. А для какого рожна, спрашивается, они стрелы и луки выделывали? Козлоноги, как водится, не растерялись.
Чтобы испытать великие стены и удаль защитников была внезапно придумана и практически незамедлительно проведена великая осада Трах-Тора. Пассионарные штиры, истомленные ожиданием, все поголовно обожрались заранее заготовленными корнями огневика, поделились на две команды и устроили это поистине безумное действо. Никто из них не ожидал, что это выйдет настолько кроваво и жестоко. Никто об этом не думал. "Защитники" не только пускали в "захватчиков" стрелы, но и кидали со стен камни. "Захватчики" были не так подготовленны, но убойная порция огневика делала их поистине неистовыми и яростными.
И в тот день "захватчики" победили. Слава Фию, вместо того, чтобы крушить и грабить все подряд, в первую очередь победители принялись насильничать обитателей города. А к тому времени, когда оргия закончилась, безумный раж уже прошел, и штиры все вместе принялись помогать раненым и восстанавливать ущерб. Все равно последствия были ужасающими. Когда через пару недель, убедившись что опасности для его шкуры нет, в город прибыл Гиперсикер, много мертвых тел еще не было убрано и стены были измазаны засохшей кровью. Фий видел все произошедшее с небес и не верил своим глазам. Он смотрел, но ничего не сделал, чтобы это остановить.

Что ж, надо сказать, что тот странный день вошел в историю. Игры в штурм стали традицией по всей Шатире и получили название "кулаки - разбойники" или "прийди ко мне в город". Проводились они в самых различных формах. От шуточных неопасных детских забав до масштабных турниров.
Близ каждого из городов где-то раз в год, чередуясь, организовывались "большие игры". В каждом городе по разным правилам. В Трах-Торе возвели действительно огромный стадион с высокими мощными стенами, замкнутыми в круг. Захватчики - "разбойники" нападали одновременно со всех сторон, обороняющиеся - "кулаки" активно использовали заготовленные камни и луки с тупыми стрелами. На стадионах других городов была всего одна стена, совсем не такая большая, в форме полукруга или прямой линии, с одной стороны которой были защитники, а с другой нападающие. В Кур-Токе, ближе к суровому северу, приняли решение использовать настоящее оружие. Туда участвовать ехали по-настоящему отмороженные головы. В Кол-Дуре же наоборот, игры проходили вовсе без оружия. Можно было использовать только руки, рога да копыта. После того как одна огромная штирка забралась на стену и задушила "кулака" набедренной повязкой, было принято решение запретить также одежду во время игр и все участвующие были полностью голыми. В Мар-Дыне, наконец, в осаде участвовало множество корхакорн. "Разбойников" по факту там не было. Вместо стены был сооружен насыпной вал, за которым стояли лучники и копьеметатели. С помощью факелов животных толпой гнали на вал, а задачей участников было отстреливать корхакорн, не давая себя затоптать. Это представление проводилось ночью, вследствие чего животные еще больше бесились и паниковали. Зрителям и игрокам же было только лучше: красные штирские глаза прекрасно видят в темноте. После игр все мясо жарили устраивался огромный пир, в котором принимали активное участие не только штиры, но и множество специально для того съезжающихся забраков.
Фий наблюдал за всеми этими вакханалиями с любопытством. Действие выходило достаточно кровавое, и не сказать, чтобы это так уж нравилось юному богу. Но народ явно тащился со всего этого, а Фию нравилось как тащится народ, потакая своим желаниям.
В зрителях отказа не было. Народ валил со всех концов страны. За вход на стадион взималась небольшая пошлина. Для прослойки богатых и влиятельных гостей было отдельное место. Самый лучший обзор имело ложе, где сидел златорог с охраной и ближайшим окружением. Гиперсикер от игр получал истинное наслаждение. Он кричал, махал руками и испытывал искреннее волнение от зрелища вместе со всем народом. А народ чувствовал, что он всегда един со своим прекрасным божественным лидером, посланным на Юну прелестным вечно юным Фием. Во славу своего бога после окончания боя победители, проигравшие и зрители - все сливались на несколько часов кряду в экстазе молитвы, разнося далеко по окрестностям стоны и вздохи великого народа пустыни.

Кто же сражался на ринге? Разные штиры из всех слоев общества. В разных видах игр по-разному. Многие сынки купцов любили сражаться настоящим оружием в Кол-Дуре. Они могли себе позволить купить по-настоящему смертоносное качественное оружие. Бедных тоже было много. Они искали понтов и вознаграждения (отсчитываемого с пошлин на вход). По природе своей штиры трусливы, поэтому несравнимо больше было желающих быть на стороне "кулаков" - прятаться за стенами и что-нибудь метать в противника с расстояния. Зато те, кто выбирал сторону "разбойников" были по-настоящему лютые. Большая часть из них были просто безбашенными. Незавидна была судьба тех, у кого это не сочеталось с большими размерами, хорошими рефлексами или полезными навыками. Иные были не безбашенными, но техничными и использовали всевозможные специальные приспособления, такие как особого вида щиты или подобие лестниц. Некоторые завсегдатаи таких соревнований объединялись в команды и во время игр действовали скоординировано и сообща.
Нет, ни Фий, ни его аватар просто не могли пройти мимо этого шоу талантов. Сначала самые выдающиеся воины штурма стали выделяться и особо награждаться. Потом они имели личную аудиенцию со златорогом, молились вместе с ним и клялись ему в личной преданности. Потом их стали полностью кормить и обеспечивать из общего стада (хотя нет, конечно, сначала их стали кормить, а потом они дали личную присягу). В конце концов эти гладиаторы превратились в настоящую элитную организацию, получившую от златорога устрашающее название "барсуки". Они поистине обладали уникальными, исключительно оттренированными навыками штурма с уникальным оружием и оборудованием: здоровяки с тяжелыми дубинами, ловкачи с легкими щитами и короткими копьями, бревно для выбивания ворот с защитной конструкцией из двух стен и крыши. Большинство из них плотно сидела на огневике, каждый проводил массу времени за тренировками и за жратвой. Поистине они были воинами будущего. И златорог, и его бог были довольны.


Низший класс

Пофигизм был присущ многим штирам и именно он как правило опускал их на самый низ социальной лестницы. Силой в Шатире рабов захватывали только лишь в течение какого-то времени, чтобы продавать их в Забрию. Те же рабы, что существовали сейчас, доходили до такой жизни совсем не насильно, добровольно, хотя и разными путями.

Одни становились шестерками каких-нибудь вояк, почетных адмиралов или генералиссимусов. Это было круто и понтово. Они были в банде, им не надо было ничего решать, босс принимал решения, а они только ходили за ним и делали что он говорит. Он говорил делать крутые вещи. Грабить, убивать, насиловать. Гитов, например. Но через какое-то время шестерок у адмирала становилось все больше, златорог выделял ему кусок земли, и приказы его становились уже не такими веселыми: построить дом, выпасти корхакорну. Не, ну говорит "надо", значит надо. Потом скажет "А дай ка я тебе, Ойстр, клеймо поставлю, как сыну родному". А чего ж нет? Надо - пусть ставит. Он мне в городе разрешил на неделю дольше побыть. Он плохого не посоветует. Едой кормит, мазанку нам с парнями выделил, самок разрешает приводить. Чего жаловаться? Будешь жаловаться - тебя побьют. Это и правильно. Не нравится что-то - ты пойди к хозяину и скажи. А впустую жаловаться то чего?
Надо отметить, что таких частных усадеб было не очень много. Гиперсикер старался не раздавать землю направо и налево. Но развивались и строились они именно таким образом.

Какие-то козлороги попадали в кабальное рабство. Тоже вполне добровольное. Приедет штир в город, подойдет к нему на площади торгаш, спросит: "Жрать хочешь?" А как же не хотеть, жрать всегда хочется. Вот он мясо приносит каждый день, спрашивает: "Сейчас расплатишься или потом?" А как сейчас расплатиться? И зачем? Лучше уж потом!
И вот через пару недель приходит паскуда и плату просит. Две корхакорны. А где я ему столько возьму? И почему так много? Мозги бы вправил негодяю, да с ним громилы ходят отожравшиеся не хуже самого купца. Ведут тебя к чинуше, торгаш с ним что-то выясняет, хихикает, что-то передает - плату вносит. И вот уже клеймо ставят и отправляют куда-то. Говорят "Отработаешь весь ущерб - свободен". Ну лааадно. Работать неохота конечно, но что делать. Хорошо хоть самок не гонят, разрешают селиться рядом и детей рожать.

Некоторых привлекали работать с общественным стадом: там самая халява. Надсмотрщиков много, можно много лениться и халтурить. Но зато когда начальство приезжает - караул, на абордаж, все в порядок привести, ноги причесать, огневик не жевать.

Но повторюсь, процент рабов был не очень велик. Большинство как и раньше вело полукочевой образ жизни, периодически объединяясь на время в группы и проводя много времени в городах. Рабами в Шатире становились круглые лохи.


Интеллектуальное рабство

Невольниками становились и представители других рас: забраки и гиты. И те и другие были много дороже штиров и позволить их себе могли только зажиточные козлоноги. Условия жизни для них были тоже несравнимо лучше.
Забраки сдавались в рабство сами. В совершенно буквальном смысле. Какой-нибудь бедняк с приграничья, пашущий с плугом дни напролет, бежал в Шатиру, где рано или поздно пристраивался к какому-нибудь купцу. Сидел с ним за одним столом, выступал перед его гостями и держал небольшой палисадничек ситари, чтобы иногда готовить лепешки к обеду. Ну может быть иногда хозяин предложит тебе разделить с ним постель. Это тоже не проблема. Вот и все обязанности. При этом тебе давали жилье, еду до отвала и какого-то рода уважение и теплоту, которой никогда не чувствовалось среди надменных забраков.

Гитов пленили во время набегов, и стоили они тоже очень дорого. Торговцы быстро оценили, что те очень хорошо умеют мастерить всевозможные вещи. Открывались маленькие лавочки-производства для оружия или для предметов быта. Штир-предприниматель знал, что он хочет произвести и куда он это потом продаст. А скупые на разговоры гиты сидели и работали, создавая товар своими искусными руками.
Гиперсикер изъял какое-то количество мастеров и для государственных нужд. Они служили, чтобы воплощать в жизнь идеи богатых на фантазию штиров. Если раньше эти задумки просто выливались в никуда, сейчас интеллектуальные рабы день и ночь работали над реализацией прожектов.
Возникали серьезные проблемы с языком, но трудность преодоления этого барьера оставили на гитов. Их просто кормили в два, а иногда и в три раза меньше, чем тех, кто язык знал. Это стимулировало гостей интегрироваться.
Надо сказать что в общем на пленников не давили сильно в культурном плане и не мешали следовать древним традициям. Гиты каждый день молились Рогару и просили о чем-то мировую справедливость. Штиры к этому относились иронично-снисходительно. Похлопает хозяин гита по плечу сзади: "Ну что, Строгар, все свое кукареку-кукареку шепчешь? Ну шепчи, я мешать не буду. Это ты щит сегодня хороший сделал. Есть в тебе что-то, Строгар. Держись меня, парень, делай работу свою хорошо и придешь к успеху. А из говна каши не сваришь, это я тебе говорю, Пемений. Запоминаешь? Запоминай хорошенько!"
Иногда у гитов даже рождались дети, но очень редко. Самку вообще сложно было найти на продажу, и они стоили еще дороже. К тому же гиты не хотели часто размножаться в неволе, и срок вынашивания плода был большой. Так что хотя такие попытки предпринимались, проще все же было захватить нового гита на поле боя.

Самым шикарным подарком для женщины, которая вынашивает тебе сына или дочурку, был иностранный раб, который будет помогать в воспитании ребеночка. Для рабов же эта работа была самой незавидной. Правда в том, что дети штиров были теми еще подонками. Особенно жирные капризные жестокие дьяволята - отпрыски богачей. Роль забрака в воспитании как правило ограничивалась забавными фокусами или пением забракских песенок. И то он часто рисковал по беспределу получить по носу чем-нибудь тяжелым или остаться со сломанным пальцем. Для гитов же это был сущий ад. Они подмывали маленьким засранцам зад, кормили их, водили гулять. Только вера в мировую справедливость помогала им не лишиться рассудка.
Но самым страшным кошмаром была их мамаша, готовая раздавить бедного гувернера за любой расстроенный писк, или, не дай Фий, божечки, слезинку чада. Она как мегера налетала и громко вопила и просила кормильца наказать нерадивого раба.
На рубеже веков в доме известного адъютантмейстера Лемея произошел ужасный случай: гит в слезах и истерике сначала зарезал каменным ножом семилетнюю девочку, о которой должен был заботиться, а потом и себя. Вот до каких ужасов доводит эта ваша мировая справедливость!


Получатели: Фий.

Началось все с любопытства. Беспокойного чувства, единого для смертных и небожителей, созидающего и разрушающего империи, приводящего Вселенную в движение.
Вот и Рогару стало любопытно – отчего же народы Юны так любят жизнь?
Инстинкт, заложенный во все живые существа мирозданием, заставляющий их беречь свою телесную оболочку и давать потомство, был богу понятен. У него были четкие и ясные причины. И благодаря нему у многочисленной и разнообразной разумной жизни Юны не оставалось выбора, кроме как плодиться и размножаться.
Да, эти буйные всходы пророщенных Зерен Жизни были обречены на свое скоротечное бытие, приговорены к тому, чтобы стать песчинками в пустыне вечности. Или, может быть, листьями на ветвях истории мира, чей короткий век пронесется быстрее северного лета, а ветра времени сорвут их, и бросят на землю – сгнить, дать пищу идущим следом эпохам, народам и государствам… Так за что же эти смертные существа так любили свою каторгу, свое заточение в узилище между двух стен – рождением и смертью? Даже гиты, народ, воспитанный самим Рогаром а потому понимающий, что их Путь – лишь часть Пути мира, и готовый в любой момент отдать свои жизни во имя Мировой Справедливости, при этом оставались противоестественно жизнелюбивы.
Сам Бредущий в Вечности факт своего бытия воспринимал как данность, и не испытывал по его поводу никаких особых чувств. Он, Рогар, возник у Истока, в самом начале времен. Он шел по Пути в ногу со всей Вселенной, с самим Мирозданием, шел к Концу, к небытию всего сущего, когда даже времени не станет более. И по другому не могло быть. Рогар не ценил свое существование, потому что для него не было концепции не-существования. Тому, кто был всегда, и кого не станет только тогда, когда исчезнет само понятие «когда», трудно даже представить себе небытие.
Но Рогар попытался представить. Любопытство вело Рогара на скользкую тропку, давая пищу воображению. А воображение небожителя – вещь коварная, ведь его мыслеобразы имеют обыкновение материализовываться… Довольно быстро старый бог пришел к выводу, что особый вкус и пикантность жизни смертного придает её скоротечность, фиксированная продолжительность, а так же неотвратимость и необратимость прерывания бытия. И тогда он попытался вообразить: «А что, если бы существовать мне осталось ровно век, а потом меня не стало?». Рогар воображал настолько тщательно, насколько способна сущность, осознавшая себя миллионы столетий назад, и впитавшая память о сотнях и сотнях миров, эпох и народов. И тогда он потерял покой…
Время, текущее раньше для Рогара спокойной рекой, вдруг утратило целостность, распалось на фрагменты – секунды и минуты, часы и дни, месяцы и годы. Все эти фрагменты можно было сгрести в одну кучку, как речную гальку. Их можно было пересчитать, все до единого камушка. Но их необходимо было и отбрасывать в сторону, один за другим. И понять, что когда в кучке не останется ни единого голыша – тебя не станет…
Потом Рогар ощутил, что теряет силы. Ветры, веками ворошащие его песчаную фигуру без всякого для нее ущерба, вдруг стали враждебны. Старый бог видел, как уносят воздушные потоки частички его воплощения, и понимал, что вместе с ними в никуда утекает и его мощь. Этого не могло быть, но так было. Когда-то, совсем недавно по меркам Рогара, он легко мог дорасти до неба и сорвать с него звезду мановением пальца. Но не теперь. Его время кончалось.
Рогар испытал новое для себя чувство – это был страх. Бредущий пытался вернуть себе ясность мысли, выбросить из головы идею о бренности бытия, снова стать собой – инструментом Мировой Справедливости, спокойным и неколебимым. Но не сумел. Путь – не прямая, Путь – вектор. И каждый шаг по нему – необратим.
Тогда испуганный бог забился в самую глубокую пещеру в Зубастых Горах, туда, где ни единое колыхание воздуха не тревожит первозданной тьмы и тишины. Но это не помогло. Рогар был стар. Из него сыпался песок. Буквально. Тонкими струйками стекал он на пол пещеры с неподвижной человекоподобной фигуры. Потом на твердый камень с мелодичным звяканьем упал крупный кристалл столь чистой воды, что самый прекрасный алмаз оказался бы рядом с ним просто стекляшкой. И еще один. И еще. То были слезы бога. Рогар плакал. Он был смертен…

Рогар сидел в одиночестве и тишине долго, упиваясь собственным горем. А потом он стал вспоминать. Близость развоплощения – неплохой повод обернуться назад. Память Рогара хранила многое – рождения и смерти галактик, планет, живых существ, держав и даже отдельных личностей. Рогар никогда ничего не забывал, и у него была масса пищи для размышлений.
Павший бог раскручивал нить своей памяти, и в особенности вспоминал последние века своего бытия. Вспоминал свой народ. Его чаяния и молитвы. Его праздники и войны. Его величие и благородство. И вспомнил внутреннюю силу своих чад, столь хрупких и ничтожных перед лицом Вечности, но неизменно чистых помыслами перед Мировой Справедливостью, и смело идущих по Пути.
И Рогар понял. Понял, за что же смертные народы так любят жизнь. Увы, для него было поздно – по сравнению с теми миллионами лет, что хранила его память, оставшееся для него время было не более чем предсмертным мигом.
И все же тот, кто некогда был «Бредущим в Вечности», нашел умиротворение, как старый праведник на смертном одре.
Ведь он, Рогар, правильно жил. Он был тверд на своем Пути. Он взрастил немало народов для Пути Вселенной и Мировой Справедливости. Он был справедлив.
И вот, перед последним шагом, ему не о чем было жалеть. Грусть – она осталась. Но это была светлая грусть.
Стоило ли обращать себя в смертного, чтобы испытать такое умиротворение? Наверное, да.

И тогда Старый Рогар в последний раз потянулся к разуму своих земных протеже – старшей жрице Номиниктес и старшей в роду Аксос. И были им видения.
Рогар говорил с ними. О том, что покидает мир. О том, что это не страшно и не важно. О том, что Мировая Справедливость – с народом гитов. И что Путь их – прям и верен, и на том следует стоять гитам.
А еще – чтобы ценили гиты жизнь, свою и чужую, разумную и неразумную. Потому что нет ничего важнее для Юны, Мира и Мировой Справедливости. И завещал почитать и слушать после своего ухода богиню Виэль, ибо в ней – сама Жизнь.

А потом изможденный бог вознесся к вершинам Зубастых Гор. Его гротескная фигура недвижимо застыла на верхушке самого высокого пика, руки бога были раскинуты в стороны. И яростные горные ветры принялись терзать песчаное изваяние, и мелкие частички того, кто некогда творил земли Тэрима, разносились потоками воздуха по его просторам, по всей долине Потами, от верховий до Талассы… Сколько это продолжалось – как скажешь? Для букашки – вечность, для божества – полмига. Важен лишь итог.

А итог был таков: Старого Рогара, Бредущего в Вечности, нетленного бога, не стало.


***


В священную ночь Мид Оотик, высшей точки праздненств нереста сломоса, у Панагии, молодой женщины из рода Электос, родился мальчик. Был он необычайно крепок и широк в кости, так что роженица едва не умерла родами. Обошлось.
Только лишь младенец распахнул глаза, как у присутствующих при родах домочадцев вырвался изумленный вздох – казалось, у новорожденного нет ни белков, ни радужек, а есть одни лишь зрачки, расширившиеся на всю глазницу. Они зияли двумя темными провалами, не реагируя на свет, однако, судя по всем признакам, младенец слепым не был.
Жрицы Номиниктес, приглашенные истолковать эти странности, были единодушны. Сакральная ночь, ставшая мигом рождения юного гита, его богатырские стати и негитские глаза – все это накладывало на него недвусмысленную печать избранности.
Мальчика назвали Пайдирогар – «дитя Рогара».

Сопутствующий трек: ссылка

Север - Кровные братья


Юг - Лесная ересь


Запад - Поединок


Восток - Слабость сильных


Сердце Занзары - Тоска

ссылка
Шуршит бамбук по бамбуку. Привычное перо складывает черты в ровные буквы.
"В двадцать второй день сорок первого года Верховной Матери Темару неисчислимые орды мерзких ньяронгов, и с ними полчища вероломных трусливых хэйше, вошли в пределы великой Атаквирии, убивая и разрушая. Мудростью Верховной Матери воительницы атаквири были готовы, и взяв копья свои и щиты свои вышли навстречу врагу, и ученица Матери Эрика вела их. Отвратительные были бесчисленны, как листья на ветвях, и множественны, как черви в земле, и заполнили ньярглотища от края леса и до горизонта, так что не видно было земли между ними. Но атаквири укрепили сердца свои, и напрягли руки свои, и встали стеной между мерзкими и лесом."

Мать-летописец Тина отложила перо и распрямила усталые пальцы. Пора делать перерыв. Летопись - это дело ответственное. Ее будут читать будущие поколения. Ни одна буква не должна покоситься из-за уставшей руки.
Бездумно сжимая и разжимая пальцы, летописец обвела взглядом помещение. За большим окном в бамбуковой стене тихо шумела листва. Как будто и не было войны, как будто не шмыгали украдкой носами матери и мойрали, провожая дорогих им эльфиек, будто не смотрели вдаль тоскливо мужья, будто переходы Этельпы не опустели почти совершенно, лишь изредка прогибаясь под весом нервной торопливой чиновницы или жрицы. Все подруги Тины ушли воевать либо собирать урожай для воюющих. А она сидит здесь, потому что у нее гладкая речь и красивый почерк. Разве это честно? Конечно, летопись - это очень важно. История атаквири не должна прерываться. Но разве это честно?

Скоро придут вести с фронта. Скоро, возможно, ей придется писать о мириадах убитых. Может быть, о потерянных землях и городах. А она не может сделать ничего, чтобы предотвратить это.
К горлу подступил комок. Пальцы сжались гораздо сильнее, чем было предписано в сборнике упражнений для писцов, впились в ладонь, а затем с усилием распрямились, расслабились и вновь взялись за перо.

"Ибо сказано: благословенны те, что встанут перед злыми и нечестивыми и не содрогнутся."


Получатели:

Не войной единой жила Раматта. Отнють не одной войной. Славилась она бойкой торговлей да обильным хозяйством. Столь бойкой да столь обильным, что далеко не всегда пальцев хвоста и головы хватит чтобы все в уме удержать.

Тут и пригодилось купцам бандерлогским - акшуканам старое умение хепалатти. Давно уже умели охотники завязать запасную тетиву особым узлом, да подвесить на ветке.
Пройдет другой охотник - поймет тайный знак.

Да только много так не напишешь. Разве что "Тигран. Два паука. Три полета стрелы. Север.". Но тут уже взялись за дело сами купцы да хелихалы.

Так появилась калахата - бандерлогская азбука.

Пишут на калахате шнуром или высекая узлы-символы ножом на коре паламера.
Вместо сроки - нить, пишется она сверху вниз. Нити идут по порядку. Слева на право.

Бытовые расчеты обычно ведут на шнурах и веревках.
Когда они перестают быть нужны их просто распутывают и используют заново.
Важные записи во избежание порчи могут пропитывать маслом.

Серьезные же вещи, вроде указов или священных писаний для общего ознакомления высекают на паламерах. Бывает что каждый "узел" в них размером с взрослого бандерлога. Надписи регулярно обновляются.

На храмовых паламерах Кикимакуки начинает создаваться Книга Хелеса - великое писание рода бандерложьего.

Среди грамотных так же популярно вырезать надписи вроде "дом акшукана Унамшамака'' над входом в гнездо.

Хилихахати носят специальные юбки-книги собственного изготовления с цитатами Книги Хелеса и поучительными притчами. Каждое такое одеяние - уникально, ибо собирается жрецом в меру своей грамотности и эрудиции.
Они же теперь и бродячие учителя.

Купцы носят ожерелья и браслеты с важными записями и подсчетами.

Из хелихалов выделяется подкаста - хаполахалы. Это бюрократы не занимающиеся проповедями, но ответственные за рациональное ведение церковного хозяйства и подсчет налогов, включая торговый.
Не сложно догадаться, что большинство бандерлогов их недолюбливает и за глаза зовет "хапа-хапа"#.

#неприличный бандерлогский каламбур.

Cлово о народе Ши. 10 век.

Религия - основа основ шийского общества.
Шио Кхасд-да-Кчель и две эры волчьего народа.



Эра Императоров и повседневная жизнь Ши в новой эре.

Бум. Бум. Бумммм.
Снова гудят боевые бубны, старинная придумка закатных братьев. Костяки хорошо встали, между двух крутобоких холмов, и спокойны, как Таласса летом, хоть врагов перед ними – как травы в поле.
Аймат Аксос в первом ряду, будто чуть пританцовывает, слегка подпрыгивает, толкаясь одними стопами – кровь разгоняет. Аймат страшен, как сон горячечного больно – изрезано могучее, мускулистое тело бугристыми тропами старых затянувшихся шрамов, прическа кособокая – там, где вражеский топор некогда чуть не снес бойцу пол черепа, ограничившись полусодранным скальпом, волосы больше не растут. Левая половина лица – сплошной ожог, память о забракском походе за Большую Воду.
Аймату около ста двадцати лет, но он почему-то еще жив. Хоть и покорежен войной, хоть и кособок, хоть и не был никогда при жене, и не будет уже никогда. Где он, смышленый глазастый пацан, мамкин маленький понтики, что бегал по улицам Вомомса сотню лет назад? Где тот красивый юноша, первый охотник и гроза девичьих сердец и завидный жених, что бродил вдоль Потами на заре прошлого века? Как рассвет уносит грезы, унесла его война. Осталось только это вот опаленное и корявое недоразумение. Старые Костяки – гордость и защита державы. Но почему избегают смотреть в глаза своим героям те, кто спокойно живет за их щитами?
Бум. Бум. Бумммм.
Аймат не ропщет, и не роптал никогда. Он не рвался на войну, но старшая в роду сказала – надо. И он ушел убивать тех, кто топчет Мировую Справедливость. И в Костяки он тоже не просился. Но старший в походе сказал, что такой умелый боец обязан встать на этот Путь. И Аймат встал, как вставали и другие. Вручил свое сердце Родине. Он убивал забраков, цыков, а теперь будет убивать вот этих, коленками назад…
Бум. Бум. Буммм.
А ряды штиров колыхнулись, качнулись. И пошли. Пошли вперед, волной, толпой, подбадривая друг друга блеющими криками, размахивая своими разномастными ковырялами. Началось. А Яра жарит, чтоб она пропала, и нет уже судьбы у них другой…
Стрелы посыпались, в оба края поля – стройными залпами с гитской стороны, и в разнобой с вражьей. Наступающие падают, и раненым хуже, чем убитым – их затаптывают насмерть раздвоенные копыта разухабистой банды, прущей, как сломос на нерест.
Бубен гремит, Аймат стреляет. Бум – стрелу достать. Бум – тетиву натянуть. Бум – спустить ее, не целясь, в плотные колышущиеся ряды. Принять чужую стрелу на закрепленный на левом предплечье небольшой щит…
А рядом вскрикнул кто-то из соратников, и еще один. Гитов ранят, или даже убивают. Но это ничего. Не бывает такого, чтобы на войне никого не убили. И это хорошо. А то бы войну закончить нельзя было никогда.
Штиры встали, и стреляют. Драться в рукопашную они не любят. Им, почему-то, не нравится умирать. И боли боятся. Пыток совсем не терпят.
Бубны ускорили ритм боя, загрохотали крещендо. Луки – в налучи, пришло время настоящей работы. У Аймата большая дубина с насверленным отверстием, в который вставлен тщательно заостренный камень. Она пьет кровь, как каукорна воду.
Один сдвоенный удар во все бубны разом – как удар сердца. Второй. А на третий Костяки сорвались с места и побежали на врага.
Костяки всегда атакуют молча, без криков, воплей и кличей. И от той молчаливой атаки враги не редко жидко ходят под себя.
А в рядах штира бурление. Первый ряд бросил стрелять, и пытается протолкаться в тыл. И второй ряд тоже занят – не пускают назад первых. И Аймат со всего наскока обрушивает свою дубину на первый затылок, прямо между рогов…

***

Аймат ковыляет по полю боя, переступая через грудящиеся тела, и приканчивает подающих признаки жизни штиров короткими ударами своего ножа, сделанного из переднего клыка рокоса, в глазницу или ухо.
Вдруг он останавливается. Спазм крутит горло, и Аймата безудержно рвет бурой комковатой массой - когда дубина сломалась, одному врагу пришлось перегрызть горло, и Старый Костяк нахлебался поганой крови. На зубах скрипит песок. Воняет парными потрохами, потом и страхом.
И вдруг Аймату почему-то становится смешно.
-Хе.. – говорит он, - Хе-хе… Хе…
Смех захватывает бойца, он трясется, схватившись руками за живот.
-Ха-ха-ха… Хо-хо… Хе-хе… - стонет Аймат, валится на бок. Он катается с боку на бок среди обезображенных трупов, и безудержно хохочет.

И внезапно вполне отчетливо полурычит-полушипит странное, незнакомое слово:
-Хе-хе-хе! Хе… Хеееллллшшшшш!

Купцы называли этот странный материал медью. Твёрдый, но гибкий, гладкий на ощупь. Медная пластина стоила немало, но царь не поскупился и приобрёл её для храмовых нужд.
Пластину прикрепили к стене и каждый день тщательно полировали.
Каждое своё утро царь теперь начинал с того, что подолгу стоял перед пластиной и задумчиво рассматривал своё отражение. Раньше он не задумывался о своей внешности. Пока ему не пошёл одиннадцатый век.
Иногда ему казалось, что время вовсе над ним не властно. Его тело было таким же крепким и подвижным, как раньше. Голос таким же гулким. чёрная кожа лоснилась, как у детёныша бегима.
Но иногда ему мерещились морщины на шарншажьей морде и потускневший взгляд.
Тогда он бывал весь день угрюм и гневлив.

* * *
Помимо приступов ипохондрии, величайший завоеватель и просветитель познакомил рохо и с другими новинками.
Так же, как когда-то он даровал народу реки первый щит, ныне он научил их производить и носить доспехи. Делались они из кожи бегимов, лонгосов и сетусов, реже злобусов и маронгов. Ремесленники всё ещё экспериментировали, пытаясь понять чья кожа самая крепкая. Военная элита справляла доспехи из шарншага, а Старая Кровь внимательно следила, чтобы шарншаги эти были здоровыми, не старыми и гибли в честном единоборстве.
Конечно же, особым шиком считалось отделывать доспех и щит штейвитской или аскастской белой кожей.

Второй царский проект был более трудоёмким и интимным. Во тьме священного подземелья владыка изо дня в день работал каменным молотком и кварцевым зубилом, высекая слово за словом историю своего правления. Целый корридор был отведён под войны с белокожими варварами, нравы и обычаи эльтов уместились в одной зале, а собственное жизнеописание оказалось и того короче, что кстати весьма озадачило древнего царя.

Особенно подробно описал Марзух празднование своего юбилея и первые в ойкумене многосторонние дипломатические переговоры. Не забыл он заострить внимание на собственной мудрости и прозорливости. И на том как весь его труд едва не был перечёркнут надменностью атаквири и недалёкостью ньяронгов.

На всякий случай Марзух отдал приказ - запретить проносить всякие источники света в лабиринт под страхом смерти. В темноте видеть мог только он, а другим рано было показывать его труд. Особенно незавершённый лирический опус о Великой Тени.

* * *
Тем временем, на Васети выросло новое поселение. Рохо дали ему имя Даму, что значит "кровавый". Весь остров пропитался кровью штейвитов и рохо, не было на нём и локтя земли, где не закопаны были чьи-то кости.
По этой причине Даму стал для рохо настоящим местом паломничества. Молодые воины приплывали, чтобы прикоснуться к кровавому берегу, подобрать себе человеческую косточку-талисман, справить себе копьё из местного тростника.

Приглушенный шепот молодых носильщиков резал слух привыкшего к тишине Хранителя Тарулаша. Никогда еще не были осквернены коридоры Второй Руки шумом и беспокойством, никогда еще не бились лбами о каменные полки, на которых лежали списки хранящихся книг, самодовольные юнцы. В ужасное, ужасное время довелось жить им, а самому Хранителю в мудрости Техути этот век лишь доживать.
- Медленнее. Три шага - поворот налево.
Колонна послушно замедлила шаг, стараясь не удариться об угол. Долго строили Тарулаш, долго и на века, непростым было устройство его - потому и обучали Понимающих о Слове с малолетства, заставляли учить наизусть схему коридоров, переходов, расположение книг, учили читать насечки на переплетах. Тьмою были наполнены коридоры Всехранилища, ибо огонь и свет уничтожают книги, ускоряя процесс разрушения. Ценнейшие тома, первые тома, написанные еще при Исканжере, были навсегда погребены в каменных темницах, закупорены исполинскими глыбами.
Перед одной из них и стоял теперь Хранитель Тарулаша, чувствуя мерное дыхание двух охранников, крепких воинов, скрестивших копья, закрывая вход в Первую Темницу.
- Дверь.
Охранники, напоминавшие до того каменные статуи, одновременно опустили на землю щиты и копья, и, подойдя к закрывающей вход скале, откатили ее в сторону.
Носильщики замерли, почувствовав на себе дыхание столетий.
- После меня - по двое внутрь. Руками не размахивать.
Древняя мудрость вынуждена была покинуть Тарулаш: одна за другой ложились на носилки древние книги. Были там и проекты Тарулаша, написанные разными Измерже, и планы городских стен, и списки договоров, и протоколы Дней Спора, и карты Югразорсага, когда-то простиравшегося до Кадотата. Многие копии каждой из этих книг уже покинули стены Всехранилища, и наконец настало время оригиналов. Хоть и славился Хранитель Тарулаша своим трезвым взглядом на мир, не смог он сдержать слез, трогая кончиками пальцев пустые полки Первой Темницы.
Потомки его поймут. У него не было выхода.
___________________________

...Стопами идемша на Запад,
Водою идемша на Запад,
На крыльях — из западни, назад.
Народная песнь "На Запад"
___________________________

- Летят! Они летят! Они полетят! По-ле-тят! Как птицы! Мы улетим! Улетим прочь!
Толпа в страхе расступалась, пропуская мужчину, ухитрявшегося перекрикивать всех торговцев Рыночной Площади Кежгемета и обгонять подростков-посыльных. Мужчина держал в руках длинный шест с перекладиной, к концам которой было привязано огромное лоскутное одеяло. Одеяло развевалось за ним, делая процесс рассечения толпы привлекающим внимание зрелищем.
Наконец мужчина достиг геометрического центра площади и остановился. Пару раз копнув носком сандалии плотно утоптанную землю, он несколькими резкими движениями вогнал в нее нижний конец шеста, после чего поймал края одеяла и потянул на себя, поймав холодный ветер с Каулерпы, гулявший над площадью.
- Полетит! - Кричал мужчина, изредка срываясь на истерический смех.
- Куда полетишь, Даидалош? - ехидно спросила старушка с корзинкой шишкоягод, которую владелец одеяла чуть не снес.
- Не я полечу! Лодка! Лодка полетит, а мы в - ней! Лодка - не рыба! Лодка - птица! Я дам лодкам крылья! Не нужно толкать лодку веслом - лодка полетит! Югра подчинит ветер!
___________________________

К счастью тайной тропою
От вражьих глаз
По заросшим склонам
В закатный час
Разнесенной молвою
До отчих стен
Опьянен тишиною
Закончен плен
Народная песнь "Тайной тропою"
___________________________

Все Измерже сходились в одном: на Бискериаре юдьяры обречены. Даже если Эллика вновь развалится, как в старину, она непременно уничтожит Югразорсаг. Необходимо было переждать. Необходимо было найти временное убежище. С трех сторон окружен был Бискериар водой, и лишь с одной напирали эллины. Крылья, изобретенные Даидалошем, давали преимущество над лодками цвергов, и им можно было воспользоваться, не дав неполноруким даже шанса догнать беглецов. Однако все земли на западе были заселены эллинами, на востоке - цвергами, на север простирался бесконечный океан, и ни одна из экспедиций не нашла там земли. Так было до тех пор, пока не заговорил Сзелем-Техути с югрой. Говорил он по делу: есть за землей эллинов малые земли морских людей, не диких варваров, а знающих письменное слово разумных. Есть три острова, до которых сможете доплыть, и есть среди них большой, средний и малый, и малому дал название сам Техути до начала времен. Будет то путешествие полетом стрелы - в один конец, и должны вы землю для убежища у морских людей купить или отобрать. Если же удастся вам укрепиться на острове малом, что зовется Авенанмой, плывите на следующий и делайте там то же.
Когда приняли Измерже план действий, что дал им Техути, начал Разум Бога диктовать. Говорил без перерыва много дней и ночей, и умерли несколько Говорящих от разрыва сердца, пока говорил Техути, и уставали руки писцов, ибо диктовал Техути все, что могло понадобиться юдьярам: каково побережье в тех местах, какие течения есть в далеких морях, где лучше всего приставать к берегу, что брать с собой в путешествие, как живут морские люди на своих малых землях, как живут огненные люди в землях соседних с эллинскими, как делать большие корабли с крыльями, как вести торговлю с морскими людьми, как воюют они, как разрушено их государство, и многое другое говорил Сзелем-Техути.
И собрались юдьяры, и построили Великие Крылатые Лодки, и собирали припасы, и брали с собой семена моркварности, и переносили книги на Лодку-Хранилище, и обливали слезами камни великого Тарулаша, и в последний раз пили воду из чистой Каулерпы, и отправлялись на Запад - все, кто мог, все, кто верил Техути, все, кто понимал, что есть время стоять насмерть и есть время выжидать.

Торговля

Штирские торговцы пребывали в растерянности и негодовании, увидев что забраки неохотно покупают корхакорн, которые за последнее время стали самым ходовым товаром в Шатире. Продавать соплеменников у козлоногов поначалу не было и мысли, но с этой идеей пришли забракские товарищи, как только смогли объясниться с помощью базовых слов и жестов. Им это было выгодно: в Забрии за рабов давали очень неплохой мен. А козлорогам найти другого штира на продажу оказалось не очень просто, но вполне возможно.
Главным препятствием для работорговли было то, что внутрь торговой площади такого пленника не проведешь: больше заплатишь пошлину на вход, чем получишь от сделки. Поэтому предприимчивые фаербрингеры и ушлые шатирские торгаши стали встречаться за пределами круга, несмотря на приказ Гиперсикера, что любая торговля за пределами области должна была пресекаться. Важнее было другое: местные чинуши рогами чуяли потери с недосдачи пошлинных выплат и жестко разгоняли такие сходки.
Но все равно все чаще и чаще в назначенное место посреди пустыни приходили татуированные забраки с баулами всевозможного добра и штиры с парой корхакорн, на которых эти баулы уедут в сторону Мар-Дына, и с кучкой невольников. Если среди собравшихся нет подлеца, который за наварное место сдаст всю компанию, то за считанные минуты сделка свершится, дозорные покинут свои посты, рабы уйдут работать, а товары проматываться в городе.
Иногда сходку накрывал рейд. Штиры-работорговцы получали копье в бок или уносили ноги. Забраки просто выпроваживались домой без добра и без рабов.
Немного позже менялы стали находить общий язык со смотрителями, чтобы те не замечали сходок в каком-нибудь определенном месте в определенное время за определенное вознаграждение.
Когда к рынку с проверкой приехал Гиперсикер, местные управленцы очень испугались, что все эти схемы всплывут и им наступит крышка: к тому времени у златорога уже был достаточно мощная постоянная группа телохранителей, и ходили слухи, что они там не только для охраны, но и для исполнения приговоров. Как бы то ни было, лидера нации приняли по высочайшему разряду. Ройстр, штир, поставленный в прошлый раз за главного, сам встречал его с самого Мар-Дына, по пути рассказывая о своих достижениях в порученных ему делах. Было также заметно, что за десять лет размеры Ройстра увеличились раза в три. Ему уже не так удобно было наклоняться, чтобы убирать веточки с пути своего великолепнейшего гостя.
У торжища Гиперсикера ждала толпа самочек, которые пропели песню под названием "Златой рог, поласкай мой бок!" и преподнесли торжественно хлеб да соль: ситарную лепешку, ставшую уже традиционным обедом в этом краю, и белую рассыпчатую приправу, которую собирали в небольших количествах с берегов Таласского моря. Угощение так понравилось Гиперсикеру, так он его хвалил, что Ройстр из желания угодить проглотил целую горсть соли за раз. После, ее стали использовать как одну из валют и подавать на стол зажиточным и обладающим властью штирам. А 'хлебом и солью' старались приветствовать теперь златорога или других важных гостей по всей стране. Часто эти лепешки были сделаны в Забрии и, доехав до Кур-Тока, например, представляли собой нечто несъедобное даже для штира. Козлоноги побогаче да поумнее нанимали забрака, чтобы тот мог делать свежий хлеб. Так какой-нибудь бедный, зачуханный забрак с приграничья мог в один момент стать "лучшим другом" штирскому богачу, который вволю кормил его и водил по друзьям, чтобы тот показывал фокусы и свой смешной говор да растил ситари и готовил лепешки.
Ну так вот, кхм. Гиперсикер не осерчал на Ройстра. Он поговорил с ним и объяснил, что все взятки должны быть официальными, в виде пошлин. Продавать в Забрию штиров златорог разрешил: все равно это дело не остановить, да и торговля должна продолжаться. Но масштабы он намеревался ограничить. Рабам на входе на рынок выжигали раскаленным камнем метку. Пошлина на такого штира была, но значительно меньше. Однако без хозяина он покинуть площадь уже не мог. Параллельно было введено правило на выплату в государственный общак за каждого штира, которого ты хочешь обратить в рабство.
Для учета и контроля за этим по всей Шатире множились и множились чинуши. Для них появлялись обязанности типа ходить по городу и спрашивать у штиров, не невольники ли они. За обман полагалось наказание. Непонятно, способствовало это торговле или только мешало. Но торговля жила. Торговля дышала. Торговля цвела и колосилась.


Процветание

В Шатире все больше и больше намечался разрыв между бедным и зажиточным населением. Штиры, которые могли урвать себе кусок (участием в войне, торговлей или лизоблюдством) снимали все сливки. Остальные же, кто предпочитал как встарь пролеживать бока под гаргуртой или на городской площади, упускали возможность за возможностью и плыли по течению, которое многих засасывало на дно.
Но не будем сейчас про них. Поговорим про богатых и успешных. У всех успешных штиров был огромный дом. Если нет большого дома - ты не успешен. Сложно представить, но возводились даже огромные, трех-четырехэтажные жилища (часто вокруг ствола гаргурты). Снаружи прикрепляли на стены или просто ставили рядом различные причудливые изделия из костей корхакорны, из камня или из дерева. Эти изделия, а точнее конструкции, были весьма объемные (по размеру больше штира или даже корхакорны). Они стояли гордо вокруг строения, и все проходящие мимо видели, какой крутой штир тут живет.
Хотя, конечно, никто на самом деле в этих строениях не жил. Это не функционально, а в большинстве случаев так и невозможно. Рядом с дворцами стояли те же мазанки, в которых и жили хозяева. Один дом - для статуса, а другой - для души.

Проблема, которая остро встала перед богатыми штирами - это наследование и будущая судьба их имущества. У самок особо добро не накапливалось: мамаша, даже если у нее был талант к наживе, все спускала на то, чтоб детки получше ели в раннем возрасте или, в противном случае, проматывала на мужиков. Мужчины же не знали своих детей взрослыми и не могли завещать им добро. К богатенькому здоровяку на склоне его лет сотнями приходила молодежь, заявляя что они его дети.
На помощь пришел механизм, уже применяемый для рабов: клеймение. Состоятельные штиры (или те, кто только планировал всенепременно разбогатеть в очень скором будущем) выжигали на ягодицах своих малолетних детей знак, который они выбрали для себя и засечки по номеру ребенка (например, ll если это второй ребенок). Некоторые пытались даже нарисовать рисунок на память. К сожалению, раскаленным камнем нормальное четкое клеймо не поставишь, и знаки со временем размывались, а зачастую и более менее удачно подделывались. Тем не менее, эта практика плотно вошла в традицию: большинство благородных отцов таки узнавало на заднице чад свой почерк и передавало им свое состояние по праву рождения.


Гражданская оборона

Обеспокоены были штиры потерей пастбищ. А еще больше тем, что война подошла к столице - Трах-Тору. Все волновались. На площадях иногда звучали проповеди бедняков с облезлой шкурой о конце цивилизаций - гиты поглотят все. Никто не спасется. Тлен накроет мир, козлоноги падут. Весь город проникся атмосферой нависающего рока и все ждали, что скажет златорог. Гиперсикер прибыл в город и спокойно ответил: "Все будет!".
До того он уже побывал во всех других городах. Армии набраны и уже в пути. Все, что осталось сделать - это соорудить укрепления и обучить стрелять из лука Трах-Торцев так же, как и остальных.
Да, луки и стены. Прямо как тот гитский город, с осады которого почти никто не вернулся. Теперь штиры тоже могли делать луки и стрелять из них. Красный зоркий глаз видит отлично и днем и ночью. Длинные стрелы летят дальше дротиков и бьют точнее. А осыпать врага с высоких городских стен - это то место, на котором видит себя любой козлорог.
Трах-Торские стены возводились всем миром. Но не как хижины - абы как, а по четкому плану, который Гиперсикер подготовил вместе со способными для того штирами. Дерева было много, желающих помочь тоже. За пару месяцев Трах-Тор превратился в настоящую крепость.


Получатели: Фий.

Липкая ночь ползет по земле Стаи. Спускаются густые туманы с влажных гор, звезды мерцают в вышине холодно и отстраненно. Запыхавшийся гонец с белой повязкой траура на голове, принес в Айэньо тяжкую весть – император мертв. Сын Шикхкурлакхана Т’Цхэйлах Огаши Окуньмороньё нашел свою смерть на войне!
Сотню тревожных посланцев выплеснула столица в густую южную ночь, - надлежит известить им всю страну о тяжелой потере. Великие кланы должны отправить смертные дары в знак траура, и хотя похороны к тому времени уже давно пройдут. Целый год будут присылать семьи обязательные подарки.

Над Айэньо погасили все огни и город оделся холодной скорбью. Простые граждане расплели косички, военные и знать, срезали собственные волосы собранные в прихотливые прически, чтобы отдать их семье погибшего монарха в знак скорби. И хотя долгие ночи и дни предстоит оповещать гонцам великие дома, будет кому проводить императора в последний путь здесь в столице. От каждого знатного рода живут в Айэньо именитые посланники. Дорогие гости в мирное время и важные заложники дома Т’Цхэйлахов на случай бунта. Семь великих кланов представлены своими родичами в столичном граде: Мокрые Хвосты, Огненные черви, Варинэласхэ, Эдески, Тонкие пальцы, Кровавые стрелы, Тени Ушкушкхаль;
За великими семьями выстроились малые, - их горе нарочито, а эмоции чрезмерны. Они кричат, проливают слезы и потрясают кулаками в воздухе, надеясь что императорская семья в час скорби обратит на них свой покровительственный взор и заметит сколь велико их горе. Бесконечной цепочкой идут на поклон главы малых домов, отдавая свои скромные подношения. Древесину для Последнего Костра, плоды и фрукты, горшки, рыбу, томленных гусениц, орехи, мясо варинэл. И конечно же собственную алую кровь, напиток жадных богов и единственную пищу мертворожденных демонов.
Словно в проклятые столетия междоусобного мрака, поползли красные реки по ступеням пирамиды. То кровь столичных жителей, проливаемая добровольно по случаю всеобщей скорби. Снова жадный камень пил бордовый огонь жизни, снова возвышался горделиво храм укутывая мрачной тенью своей столицу. Звезды тускло блестели в разрывах туч. С гор Ушкушкхаль спускались на живую землю мертвенно-серые туманы.
К исходу третьей ночи скорбная процессия прибыла в Айэньо где уже приготовили для императора последнее царское ложе. Носильщики двигались по отрезанным волосам, пальцам и выбитым зубам – дары павшему монарху от простых смертных. Великие дары уже ожидали императора на храмовой площади. Множество варинэл, множество сокровищ подгорного царства, тонкие ткани и лучшие изделия из кости предстояло сжечь вместе с покойным, дабы узрели кровожадные духи снов, что перед ними не обычный ши, но сам император! Бог на земле. И сила людей! В край смерти он заберет с собой все что нужно ему для жизни. Копья. Луки. Трубки для метания дротиков. Драгоценные камни. Пищу, мясо, к’хче, инструменты рабочего камня и глиняную посуду, - поистине, - император ни в чем не будет знать недостатка. И конечно же, стая тоже составит ему компанию ибо ни один ши не любит одиночество, и не отправится без своих сородичей в царство горя.
Костяными ножами перерезали себе вены лучшие из императорских телохранителей, а также из тех солдат, кто не усмотрел за императором в час беды. Распрощались с жизнью четверо старших приорашей царственного монарха, а пятый и самый любимый ораше Эгнья возлег на деревянное ложе живым. Столь велика была его скорбь, отца многих детей Окуньмороньё, что предпочёл он муки огня сладкому забытью быстрой смерти. Двоих покрыли тиграновой шкурой, наследник императора должен на великой охоте добыть себе новую; ударили шийцы в скорбные камни. Звуки барабанов примешались к каменному ритму. Музыка достигла своего апогея и резко смолка – умерщвленная насильно подобно самому монарху. Жестокая тишь во мгле. Клыки поднесли пылающие факелы к дровам. Огонь разгорелся в ночи жадно и требовательно, густой черный дым стелясь по земле нехотя полетел к небу. Так свершились Великие Похороны.


…На рассвете, когда огонь лениво облизывал догорающие дрова а ветер с гор уже унес чадный дым в сторону, от имени нации заговорил А’Цугайо Божественный. Хранитель пирамид и голос Шагашши. Покуда не сменится день новой ночью, и прохладный свет шести лун не благословит молодого императора, в эти печальные часы, вся власть безраздельно принадлежит А’Цугайо. Ибо когда нет Т’Цхэйлахов, Волк над волками защитник веры, ведет народ.
Слова А’Цугайо жестоки и беспощадны:
- Шикхкурлакхан, повелитель власти, более не желает Войны великого Отмщения! В жестокий край смерти забрал он своего детеныша явив нам знак отступить. Не одолеть бандерлогам наших воинов, но лишь по воле великих демонов император пал. Никто не смеет задавать вопросов Шикхкурлакхану. Никто не смеет перечить его воле. У него нет жалости, и за каждый неверный поступок покарает гордый бог власти весь народ. Эпоха мести для Раматы завершена. Бог требует соблюдения своего закона. Дал он нам новую землю, и потребовал закончить эту войну. От ШиоКадам до Айэньо, каждый волк будет уничтожен и проклят, если ослушаемся его волю. – Глаза А’Цугао вспыхнули огнем веры. – У Шикхкурлакхана две руки, в одной он держит крюк для сдирания кож, в другой держит несметные дары и бесконечные сокровища всего мира. Сейчас он протягивает нам руку с сокровищами, и мы не в праве отказываться.

В этот век Шагашши-целый требует поклонения и веры, а Шикхкурлакхан требует новых храмов и нового развития дабы удовлетворить небесный Хас-Дагхасшд. Тысячу лет не можем мы преодолеть страх воды, с давней эпохи Говорящих Зверей не смеет народ Волка ходить по рыхлым волнам. Но Шикхкурлакхан хочет чтобы мы пошли по воде, чтобы приносили ему ткани, и отдавали ему дары новых земель. Клан Йогаши, божьим чудом явившийся посреди рыхлых вод тому подтверждение! Это волшебство Шикхкурлакхана и его Воля. И это воля всех пирамид и всех гордых демонов. Грязь Хааша да не тронет нашу Землю!


Спустя несколько месяцев после памятной речи, молодой император Ньогаши Вараасхэ стоял в глубоких раздумьях возле плиты Ушкушкхаль. Дождь безжалостно молотил по обнаженной спине молодого правителя. Длинная набедренная повязка вымокла насквозь, пушистый хвост мокрой змеей свисал до земли. Император ушел в раздумья так глубоко, что едва ли замечал изменения вокруг. Изредка он доставал из глиняной тарелки очередную гусеницу чтобы пожевать ее, и снова упирался взглядом в карту мира.
Ньогаши предстояло принять трудное решение, - как удовлетворить ХасДагхашд начатый его пра-предками?
Истина беспощадна словно шийский палач. Долгие века бесконечных войн трудно считать счастливыми для Союза Истинных. Простые жители радуются обретению новой земли, но сотники знают,- едва ли империи удалось что-то выиграть в изнурительных стычках с бандерлогами. Граница сдвинулась лишь незначительно. А тысячи и тысячи неупокоенных мертвецов отправились на вечную службу к владыке Ушкушкхаль;
Так что же делать?
Залить кровью Рамату снова? Сдирать кожи и резать всех вокруг чтобы добыть себе славу? Но так было уже не раз в истории Волков. Войны с бандерлогами превратились в долгую бесконечную рутину, такую же привычную, как ежевечерние омовения перед тотемным столбом. Никто не удивится, никто не огорчится . Только вздохнут тихонько: «Армии снова идут на север чтобы умирать ради вековечной вражды». Нет. Особенно после слов А'Цугайо. Нет!
Но даже если отец пирамид ошибся, едва ли шийский император добудет себе славу в очередном походе на север.
Эньваэньо Жестокого, запомнили потому что он усмирил грызущихся между собой волков и укрепил монархию, - бесконечно холоден был этот император, бесконечно кровожаден. Говорят, сам изобретал пытки и любить резать чужую плоть. Улыбался нежной такой улыбкой. Вырывающий глаза – так его, кажется, называли...Но именно этот император сумел подчинить себе мятежников, и то чем сейчас живут шийцы, стало делом рук Эньваэньо. Он возложил первый камень в фундамент великой пирамиды, когда прежнее государство пало вековым деревомю.
Волк-Шестилетка положил начало великой дружбе. При нем война окончилась, и началась Жизнь. Варинэласхэ молятся Ясноглазому как своему покровителю, тысячу сказок рассказывают о вечно-юном у костра. Молодой и справедливый, добрый дух объеденения. Так говорят о легендарном Оэньхваэньо Шестилетнем! Так о нём поют на мотив подгорных людей. Многие семьи и поныне поднимают первую чашу к'чхе благославляя Шестилетку. Тот-кто-унес-горе.
А кто поднимет первую чашу за нового императора? Как запомнят люди Ньогаши Вараасхэ? Сгоревшего на костре войны подобно своему родителю, или же...
Иначе?

Браганса
Над краем земли показался краешек Яры, и Великий Кутулу открыл глаза. Как всегда резко, миг перехода ото сна к бодрствованию всегда давался ему легко. Наскоро умылся, кое-как проглотил принесенный слугами завтрак. Однообразное начало очередного дня. Когда бессмертен, волей-неволей становишься рабом своих привычек, а поэтому слуги четко знали, что от них было нужно. Несмотря на рань, во внутреннем дворе уже слышался стук палок кого-то из сыновей, а на эйровом столе уже лежали альвоны, требовавшие немедленного рассмотрения. Когда-то Кутулу не умел ни читать ни писать, но когда у тебя впереди вечность, то можно позволить совершенствоваться, хотя так и не смог себя заставить отойти от некоторых привычек. Простая еда, грубая одежда, густая борода, немыслимая для обеспеченного гальега, но вполне приемлимая для него, Пожравшего.

Сегодня был день примейры, праздника первой смерти, и ровно в полдень на главной площади Брагансы Кутулу поприветствовал сгрудившуюся толпу. Перед его очами нестройными рядами стояли темноволосые юноши, каждый из которых знал, что сегодня ночью их станет меньше. Он поднял вверх правую ладонь, и толпа взорвалась в крике, сплошным потоком хлынув к двум огромным ямам: Яме Удачи и Яме Отчаяния. Правила были простые: каждые тридцать два юноши дрались между собой до тех пор пока не будет того, кто победил в своих пяти поединках и того, кто все пять проиграл. Первый - получал место в Сыновьях Удачи, а второй шел на пищу сарколанам. И как не раз замечал Кутулу, поединки в Яме Отчаяния проходили куда ожесточеннее. Он вспомнил, что на самой первой примейре, проводимой им, победил фарфаль, к тринадцати годам уже взрослый, крепкий мужчина. Он сначала был награжден, а затем трезубец Кутул проткнул его насквозь, ведь это именно из-за проклятых фарфалей, Кутулу приходилось довольствоваться лишь двумя островами. Хотя, скорее были виноваты поколения эсколлидо, любовно пригревавших сарколана на своей груди и не ожидавших, что тот однажды их укусит. Теперь Пожравшему приходилось все исправлять. Многочисленные посланники пересекали пролив и высаживались на Суэньосе, снабжая местных гальегов, замордованных фарфалями, оружием и припасами. И пусть официально Кутулу войны не объявлял, альворадцы могли знать, что в случае их восстания Гальегия их поддержит.

Луго Фарфали
Крохотная лодка, направляемая сильными руками Джузеппе, уверенно устремляется к берегу в совеобразном водяном коридоре, образованнов расступившимися зарослями эйры. Он вдыхает полной грудью свежий запах асими, принесенный борящим северным ветром с гор Финистерре, выпрыгивает из лодки, и сделав несколько шагов, падает лицом на землю. Чувствует ее аромат, проникается этим запахом до дрожи в кончиках пальцев. Он вернулся, он дома. Словно и не было тех пяти лет, проведенных на Трифорсе. Ни года в судемоажьем плену, ни четырех - в гаргутовых лесах среди таких же беглецов как он. И пусть жизнь среди фарфалей Трифорса была ему не в тягость, он всегда хотел вернуться на свою родину.

- Чего стоишь, как безмозглый пинкаан, где поклон цивитасу? Ты меня слышишь?
Резкий голос вывел Джузеппе из воспоминаний, а за ним тотчас последовал толчок в спину. Пинок под ребра, кровь, перемешанная с пылью на губах, перебитая рука. Все смешалось для Джузеппе воедино, и в этой смеси родилась ненависть к тем, кто смеет помыкать свободными. Кто ставит себя выше других. Он знал, он видел собственными глазами на Трифорсе, что фарфали могут жить без нависшей над ними палки цивитаса. И он поклялся, что пока он жив, он будет сражаться за свою свободу и за свободу своего народа.


Получатели:

На дворе X век, а рейтинговое агентство "Жар Юны" все еще с вами! Невероятно! В этом веке мы решили поменять немного рейтинг и вместо одного будем выпускать целых два!!! Первый - рейтинг развития, где будет учтены только развитие общества - инфраструктура, технологии и организации. А второй - рейтинг Силы государства, показывающий насколько оно умеет настучать по голове соседям. Итак, начнем с развития:

ЮНА
1. Дэлладур (+1)
2. Кзардом Даэрит (+7)
3. Альворада Фарфали (-)
4. Югразорсаг  (0)
5. Элисион (-2)

Аналитика
В ТОПе у нас небывалое потрясение. Война Альворады с Элисионом поставило оба государства в затруднительное положение. Альворада (в лице прямого наследника Великой Альворады) даже покинула пятерку лидеров, а Элисион упал на две позиции.

Самый лучший старт в истории у нас у Альворада Фарфали! Фарфали наконец-то заделали себе свое собственное государство! Сразу на 3 позицию в рейтинге! А все потому, что сумели откусить от Альворады лучший кусок, да и почти все технологии себе подгрести. Ай молодцы!

Также мы видим лучший рост в рейтинге. Кзардом Даэрит освоил медь и на фоне пересчета рейтинга и падения или стагнации остальных соперников рванул к вершине! Вот где потенциал! На самом деле, под ТОПом все очень плотно. 5-10 места различаются между собой на 1-2 пункта.

Продолжается культурное падение Роматы, Ньяронга и Аксоса. Эти ребята давно ничего не изобретали, все силы вкладывают в войну, но ничего, на поле брани они себя покажут!

Забавно, но региональные рейтинги почти не поменялись.


Региональные ТОПы
Хея
1 Дэлладур
2 Ватиила
3 Атаквирия
4 Занзара
5 Хэйшур (+1)

Острова
1 Альворада Фарфали (-)
2 Элисион
3. Великая Альворада (-3)
4. Энэргальера (-1)
5. Штэйнрейх (-1)

Терим
1. Югразорсаг 
2. Забрия (+1)
3. Эллика (-1)
4. Цвергардум
5. Аксос

Окуми
1. Кзардом Даэрит
2. Рамата
3. Союз Истинных Волков 
4. Вэй 

Полный рейтинг


Перейдем к рейтингу силы!
Методика рассчета: Был взят средний бросок Армии - 7, к нему прибавлены натуральные бонусу, 1/2 ситуационных бонусов (вроде +1 к рукопашной или +1 в сельве), бонусы от снаряжения (щиты, доспези, луки) и вывели силу одной армии! После этого умножили силу одной армии на то, сколько армий страна может предоставить. Т.е. если город неподвластен, то он не учитывался. А если подвластен, но без аватара, то учитывался.

Далее прибавлялись разные усиления. Аватар +10, стены +1 за каждую, великие стены +2 за каждую, элита +2, благословения +1, особые отряды +1-3 (в зависсимости от того, что дают) и т.п.

Прибавив силу армий к усилениям государства мы вывели общую силу государств.

Итак, у нас получилось...


Получатели: Алей, Довгар, Глаблали.

Р'нукха мучили неприятные предчувствия. Все сильнее становились чужаки из темных зарослей, все многочисленнее. А ньяронги оставались прежними. И Вождь не понимал, что нужно делать для того, чтобы народ его побеждал всегда, как прежде. Не было свежих идей в его голове, и мудрость прошедших веков не помогала в придумывании чего-то совершенно нового.
Сидел Р'нукх на своем троне в Ронгаше, тяжкими думами одержимый, пока кипела повсюду война. Разрушен Тукхриик, сгинули армии в зарослях, где живут черные. Захлебываются в крови неисчислимые орды зеленокожих баб, захватывая с собой жизни лучших из Нижних ньярглотищ. Щедро удобряется пограничная земля мертвой плотью, быстро зарастают ньярглотиками белые кости. Полнятся жертвенные ямы, увешиваются трофеями памятные столбы. Пустеют семьи.
В общем, все как обычно. Робкие мирные контакты с двуглазыми и нарастающая дружба с хэйше не в счет.
Но однажды случилась мелочь, которая все перевернула.

_________

- Итак, наша сегодняшняя тема - ранняя Ньяронга. Как мы уже знаем с прошлой лекции, период Дикости продлился вплоть до Х века, несмотря на рассуждения некоторых эксцентричных историков о том, что длится он до сих пор. - Учительница улыбнулась зубастой улыбкой. - Не будем принимать это во внимание.
Класс захихикал.
- Но вначале проверим, как вы усвоили предыдущий материал. Так вот - что же случилось в Х веке? Что послужило переломным моментом для всей нашей страны? Что так сильно изменило жизнь наших предков? М, П'тров?
Молодой ньяронг с выкрашенными в оранжевый иглами и сложным объемистым пирсингом в носу отвлекся от предыдущего занятия (он пытался вырвать сережку из уха впереди сидящего) и поднял наглый глаз на учительницу. Неспешно встал и с нахальным видом заявил:
- Ой, да мне насрать. Эта ваша история, да и вы сами - полный отстой.
Класс замер. Кажется, в этот раз П'тров перегнул палку. Понял это и он. Сжался, побледнел, когда глаз учительницы налился кровью, а рука ее потянулась за клинком. Дело запахло дуэлью чести, и все знали, что шансы П'трова невелики.

__________

Кхм-кхм, так вот. Ответ на вопрос - ньяронги додумались разводить злобусов.
Как уже случалось, многие молодые охотники ушли на войну, оставив в селениях лишь тех, кто не способен сражаться. Как уже случалось, немногие вернулись. Когда охотиться некому, возникает голод. Тоже обычное явление. Досыта едят лишь те, кто охотится и беременные. Старики же и дети кое-как перебиваются объедками, костями и растениями. Многие умирают, истощенные. Обычное дело.
Но голодающие, само собой, умирать не хотят. Старики, бывшие охотники, утратили быстроту рук, но не потеряли остроты разума. И он стал их орудием для добычи пропитания, как уже бывало. Кто-то делал ловушки, кто-то доедал за хищниками, спугивая их огнем; кто-то тайком ел детей. Но все это хоть и помогало выжить, но от голода все равно не спасало.
И вот однажды в Верхних ньярглотищах один старичок-ньяронг (никогда, кстати, хорошим охотником не бывший, он всю жизнь претворялся, будто слышит Хелшша. Успешно, раз дожил до своих лет) увидел, как детишки вынули из только принесенной туши злобуса маленького осклизлого визжащего злобусенка и собираются его сожрать, сорванцы. Видимо, злобус был беременной женщиной.
И внезапно старичок (имя его, к сожалению, не сохранилось) почувствовал то, в чем всегда всех уверял. Он услышал Его. Он сказал:
- Привет. Нет-нет, не умирай от ссстраха, ты мне пока нушшжен. Прогони их и спасси тварюшшку. Корми ее, пока не вырасстет. И не шшжри. И другим не давай. Потом...
- Потом... - Еле шевелящимся от страха беззубым ртом прошамкал старичок, осененный догадкой. - Потом мы найдем ей другого злобуса и они сделают детей? И я их съем?
- Ух ты. Да. Неплохо, хшшш. И чего они все говорят, что вы тупые...
На этом Голос Его исчез. Простояв мгновение в ступоре, старичок схватил копье и древком разогнал детишек. С благоговением подошел к злобусенку. Он чувствовал, что стоит немного потерпеть - и голода больше не будет. А терпеть он умел.
Прошло время. Питомец подрос, а другие старики, покрепче, убежденные горячностью речей Услышавшего, поймали для злобуса самку. Появилось потомство, и пусть плоть его, добытая не охотой, была не так сладка, но насыщала неплохо.
Но случилась проблема. Вернулись с войны охотники и охотницы. Немного их осталось, но дух их закалился, копья оросились кровью, а пояса узнали вес трофеев. С ними пришли и пленные, связанные колючим ньярглотиком, истекающие кровью.
И, увидев, как старики с детьми копаются в дерьме, выращивая себе злобусов, молодые ньяронги обозлились. "Разве вы достойны теперь называться охотниками, мерзкие твари?" - Кричали они, потрясая копьями. Начали они, полные отвращения, убивать стариков и их злобусов. Ибо не пристало ньяронгу добывать себе пищу без охоты; и если он не может больше охотиться и некому с ним делиться, то лучше умереть, чем заниматься... таким вот.
Но вновь случилось неожиданное. Вышли из леса Ненавидящие. Отшельники, живущие на краю деревень, а то и в зарослях, их видели только на войне и только поодиночке. Здесь же шли они слаженной группой, как другие охотники, и красными, как кровь, были их сильные тела. И сказали они, что слышат голос Хелшша, и ясно слышат, что он говорит пощадить злобусоводов.
Не поверили им молодые охотники и погибли под шипастыми палицами. А старики принялись благодарить Ненавидящих и дарить им своих питомцев.

Прошло время. Повсеместно теперь распространено злобусоводство среди одноглазых. Где-то это занятие считается зазорным, им занимаются лишь слабаки, старики и рабы. В Верхних Ньярглотищах так.
А в Нижних, особенно в Хр-шуухе, издавна славного небоевитым нравом тамошних ньяронгов, и молодняк, в один поход сходивши, с удовольствием занимается выращиванием злобусов, на охоту теперь выходя лишь по праздникам, а на войну - по принуждению.
А Ненавидящие, как оказалось, сильно изменились. Уже долгое время они - не разрозненные одиночки, а будто бы даже отдельная семья. Оказалось, места есть, где небольшие их группы живут, тренируются, охотятся вместе, жертвы Хелшшу возносят. И от обычных ньяронгов они теперь отличаются даже внешне - кожа почти каждого их них полностью красная. Как у самого Р'нукха. И оказалось, что, пусть и странные они, но зато Хелшша слышат все как один и куда лучше, чем разношерстные прежние жрецы. А потому уже через пару десятков лет везде вместо местного охотника у жертвенных ям принимал ритуал суровый краснокожий Ненавидящий, потрясающий огромной дубиной. И удачи, приносимой Хелшшем, стало намного больше, ибо не найти было лучших жрецов для такого бога.



- ...И говорил со мной Татуированный! И открыл мне глаза, что нет у нашего народа друзей, и злые чужие боги шлют аскаскатам лишь врагов! Не смогли они убить нас черными тварями и их копьями, обломали зубы, потому что Хелшш дал нам силу победить! И тогда послали они злую пародию на нас - богомерзких фарфалей! И приказали разбавить сильное семя аскаската слабым фарфальским! И пожрать наши души, и сделать нас слабаками, сделать уязвимыми перед черными!
"Уууууу!" - Зло закричали высокие аскаскаты, потрясая луками, копьями и факелами. Одноглазый старик, пусть и был полной развалиной, но вещал складно и говорил то, о чем думали многие. Впрочем, они это уже слышали. Сегодня ночью в каменном круге все эти воины собрались не для того.
- Так пойдем же! Очистим наши земли от этой заразы! Стряхни пелену с глаз, брат аскаскат! Бери нож, бери копье, убивай врагов! Ха-ха-ха!
А вот для этого. Ревущая толпа хлынула в город. Метались непримиримые в масках, поджигая хижины фарфалеложцев; вытаскивали на улицу низкорослых и, оглушив, волокли к храму, чтобы там подарить их жалкие жизни Татуированному.
Славная была резня. После этого жрецы сказали, что Хелшш подарит удачу в войну. Еще бы.
Уже утром все еще пьяные от крови воины пошли за добавкой в земли черных. И чувство было у них, что ничто на свете остановить такую силу, как они, не сможет.




Получатели:

Фарфали
Алессия проснулась рано утром, потому что Кутуулу влез под одеяло и начал щекоча тереться о пятку, из-за чего утро юной фарфальки началось с того что она сдавленно хихикая и нервно дергая ногой свалилась с кровати, больно приложившись пятой точкой. После чего проснулась окончательно и потирая пострадавшее место мрачно уставилась на питомца.
- Тебе заразе сколько раз было велено - не лезть ко мне в кровать! Ты линяешь!
Котовушек названный в честь какого-то древнего правителя (а как еще прикажете студентке истфака называть своего питомца?) сделал большие и жалобные глаза немедленно заслужив прощение хозяйки, обнимашки и кучу ненужного сюсюканья. Когда приступ умиления прошел, Алес, приступила к квесту "собери все разбросанные по комнате шмотки и оденься", оторвавшись от этого увлекательного занятия только обнаружив на своей подушке чью-то незнакомую черноволосую голову
- Ты еще кто...
- Мфффммм... - Неразборчиво отозвалась незнакомая голова, явно не собираясь просыпаться чтобы нормально ответить на Алессин вопрос
- Ну ты хотя бы мальчик или девочка! - Предприняла еще одну попытку фарфаля, но голова хранила гордое молчание, а выяснять ответ самой Алес как-то не хотелось. Натянув белую майку с надписью "Я ♥ Новую Ватиилану", фарфаля зевая отправилась в ванную... но через пару шагов застыла на месте
Вот кракен! Реферат! Сегодня! К третьей паре!
Шлепая босыми ногами по полу Алессия метнулась к компьютеру и через пару минут уже с увлечением копалась в интернете
Так... последние новости... опять какие-то беспорядки на Тэриме... очередной забрако-гитский конфликт... гражданская война в Кзабракшахре набирает обороты... СШЭ уже сделали официальное заявление приплыть и установить конституционный порядок всему что шевелится... Даэры запустили в космос новый спутник... какие-то очередные маскулинисты подняли вопрос о дискриминации мужчин в Атаквирии... новый хит Пу Сая... когда уже всем надоест этот Й-поп... "штирское порно смотреть бесплатно".... "увеличить грудь на два размера древние техники жриц Виэли"... благодарю, меня и так пока все устраивает... О, новая серия "Моего Маленького Злобуса!" Надо будет посмотреть потом. Секунду, разве первый сезон не закончился смертью всех персонажей? О, а это что. Марзух! "Бог вернулся!" Какие они все пафосные эти роховские рэперы. Подумаешь, выпустил новый альбом.... Ладно, надо все-таки заняться рефератом.

Через пару минут довольная как тнаги фарфалька гордо поставила свое имя над свежескачанным рефератом. Проблема решена. Только надо пожалуй все-таки хоть пробежаться по тексту, а то даже тему еле вспомнила. "Государства Альворады в десятом веке..."

Диктадоро десятого века были слишком заняты укреплением собственной власти, чтобы побороться еще и за новые земли. Пытаясь удержаться у власти новые правители Суэньоса стремились породнится со старыми, для чего диктадоро и приближенные конкистадоры брали в жены дочерей старых альворадских аристократов, а с Луго на острова устремились искушенные в магии любви жрицы Фата Фиоре, чтобы подчинить себе гальежскую знать, точно также как подчинили себе когда то цивитас. Вскоре грани между гальегами и фарфалями стали понемногу стираться не только среди низов, но и среди верхов. Общество Альворады и Фарфали стало делится не на фарфалей и гальегов, а на нобилей и плебеев - именно так были названы новые сословия.
Но если с гальежской знатью конкистадоры стремились породнится, то подавлять бунты простых гальегов они предпочитали старыми испытанными методами. Для этого во время правления дикдаторо на Суэньосе была созданы военные отряды по образу и подобию конкистадоров, основной задачей которых было подавление бунтов. Однако поскольку эти войска должны были стать главной опорой правлению диктадоро и отбирались туда только лучшие из лучших и вернейшие из верных, со временем они стали элитой армии Альворады и Фарфали, потеснив даже конкистадоров. Новые солдаты Диктатуры получили название "Легион".

Коморра в это же время вновь стала таким городом, каким её когда-то видела создательница - свободным и независимым, в котором судемоаги могли жить по своим правилам, не подчиняясь ни белокожим, ни чернокожим, но вместе с фарфалями. И в то время когда аскаскаты воевали с домами в саванне, а альворадцы с элисионцами на море - Коморра оставалась островком мира и спокойствия и процветала.
До тех пор пока усиливающееся пиратство не положило этому конец.
Пускай Коморра была достаточно далеко от судемоажских островов, чтобы не стать целью пиратов (во всяком случае достаточно далеко для того чтобы не становится ей слишком часто), но морская торговля была подорвана. Ставку приходилось делать на торговлю по суше и тут аманты Коморры постарались использовать все преимущества своего нейтрального статуса. В конце концов если двое ненавидят друг друга, значит у одного из них есть то, что нужно другому. И если это можно завоевать - то возможно это можно и купить? Коморра вернулась к шаткому балансированию между несколькими враждующими сторонами ведя торговлю между домами и аскаскатами, но все больше склоняясь к последним - на стороне аскаскатов были фарфали, а именно от них зачастую зависело какое решение примут аманты и влиятельные судемоаги. "Разговоры в Коморре ведутся днем, а решения принимаются ночью" - каждому жителю города известна эта пословица. Жрицы Фата Фиоре даже отправлялись в земли аскаскатов с миссионерскими целями - и были там приняты.


Йонг-ши
Хотя Виэль всегда говорила о йонгах как о своих старших детях, на деле - они были рождены вторыми, а маленькие слабые фарфали были её первенцами. Старшими. А значит более любимыми, пускай и были они слабы и требовали постоянной защиты и опеки. Все помыслы Виэль были направлены на заботу о своих старших детях, о маленьких слабых фарфалях, чья красота, которая привлекала к ним народы Хеи и островов похитила и сердце их создательницы. Виэль колебала саму твердь земную чтобы спасти старших своих детей, разрушала великие империи ради них, магией одарила возлюбленных чад своих.... а позабытые младшие их братья влачили свой век в дикости и одиночестве, напрасно принося жертвы Ву Ши. Они ведь были сильнее, выносливее, способны были сами побеждать в своих битвах. Они справлялись и без матери. Им не нужна была опека, им не нужна была заступница, им не нужна была любовь - они довольствовались страхом перед Голодной Богиней. Такими Виэль создала их. Такими она хотела бы их видеть
Но вот настал день когда и йонгам потребовалась помощь. Когда столкнулись четырехрукие с тем, что их сила не смогла одолеть, с тем против чего они не смогли выстоять. Не с силой больше собственной, но с трусостью и хитростью столкнулись многорукие дети Виэль - и проиграли. И не пришла их любящая матерь и не обрушила на врагов посягнувших на земли йонг-ши землетрясения и голод. И не разрушила она державу бандерлогов как это случилось с Альворадой. Напрасно взывали муши и даже сам Сянь Лян, потомок великого воина и нареченного сына богини, Верховный жрец. Ву Ши молчала. Напрасно возносились моления и совершались жертвы. Не было единства в царстве Вэй, шли войной ничтожные бандерлоги с севера и ши с востока, погибали йонг-ши - а богиня молчала. И не было ответа не в древнем храме Чи Фана, ни в великом храме Шенг Хуо. Жрецы говорили что богиня их не слышит. Но это было не так. Богиня слышала. Слышала и молчала.
Мать бросила своих нелюбимых детей.



Получатели: Виэль, .

На опушку серпентисового леса вышел молодой человек.
Увидь его кто из ши или бандерлогов пожалуй принял бы за швейвита, которого какая то нелегкая занесла в глубь материка. Лишь янтарные глаза, не свойственные этому народу, да необычная одежда могли бы подсказать, что это отнють не так.

Присев на поваленный ствол серпентиса Хелес с усталым видом набил трубку .
- Ну и не надоела тебе эта война? - обратился он в окружающее пространство - Прошло восемь сотен лет, а ты все лелеешь старую рану, Зверь Которого Нет. Столько еще ты готов принести страданий твоему народу, чтобы отплатить за мелкую обиду?


Получатели: Тумм.

Пухлая ладонь Амиды-сана быстро и цепко обхватила протянутую ему ладонь юноши. Резко и быстро, как змея проглатывающая свою добычу. Толстые губы расплылись в улыбке
- Прекрасно юноша. Просто прекрасно. Не имеет значения с какой силой ты бьешь - важно какой силы удар ты сможешь выдержать, верно? Вы выдержали этот удар и готовы встать и сразиться вновь и теперь не отступите и не проиграете - Взгляд холодных голубых глаз Голдберга из под тонких стеклышек его очков казалось пронзал юношу насквозь
- Война до победного конца. Мне нравится это.
Однако что касается того что вы сказали - Директор отпустил руку Гинджи и обернулся к Кавато, на глазах учителя и учеников, вновь превращаясь из лидера организации посмевшей бросить вызов богам и демонам, в обычного, полноватого мужчину средних лет - Полагаю в этом нет необходимости. Нам стоит оставить это дело профессионалам - Последнее слово Амида-сенсей произнес так, что стало ясно что речь не только о полиции и спасателях - Впрочем полагаю позаботиться о наших близких все же наш долг, верно? Кавато-сан, вы должно быть беспокоитесь за вашу милую новую знакомую? С ней все в порядке, но она тоже за вас беспокоится, поэтому полагаю вам стоит поговорить с ней. Соитиро-кун - вы наверняка волнуетесь о вашей семье, к тому же - о очаровательной Ямагути-кун, не так ли? Она жива, но пережила серьезный шок и будет лучше если вы проводите её домой. Я бы разумеется предпочел чтобы мы немедленно перешли к делу, однако будет несправедливо заставлять вас волноваться о жизни ваших близких. Впрочем Гинджи-кун, кажется ваша семья живет достаточно далеко, чтобы вы могли быть уверены что они в безопасности? Полагаю мы с вами можем начать, пока ваш друг и ваш учитель проведают своих родных, верно?

Молодой Асимва Уполос засел в раскидистых ветвях аливса, и вязал петлю из травяной веревки. Скоро здесь пройдет отряд рогатых, и все они тоже будут с веревками, заканчивающимися петлями. Рогатые очень любят веревки, души в них не чают. Вот и Асимва приготовил для рогатого такую. Рогатый пройдет под деревом, а на него сверху упадет петелька. Упадет, затянется, и не будет больше рогатого.
Рогатые… Нет от них житья гитам, сколько хранит память четырех поколений. Разные народы встречались гитам за прошедшие века, и похожие на самих гитов, и не похожие, большие и малые, кожистые и мохнатые, хвостатые и бесхвостые. И со всеми общий язык находился. И одни лишь рогатые от Мировой Справедливости нос воротят – все им чужого подавай. Чужого добра, чужой земли, чужой жизни… Теперь вот и вовсе ловить гитов принялись, и уводить в свои города удумали. Что там краснорожие с гитами делают, одному Рогару известно…
Асимва стиснул зубы и сжал кулаки.
Слыхал он в Пилтиталасе, что на восходе, на краю земель Аксос, еще один народ появился, которому все земли мало, все на чужие кочевья зарится. И, якобы, тот народ тоже рогатый. Мудрые женщины говорят, это от рогов все. Мешают рога в пустые головы Мировой Справедливости литься, а пропускают они одну лишь злобу и алчность.
Асимва ухмыльнулся.
Вот поймает он рогатого, а убивать не будет. А лучше возьмет, спилит ему рога начисто, и до дома отпустит. Послужит Мировой Справедливости.

Рогар велел гитам помнить. Помнить, и ничего не забывать. И они помнили. Помнили все, от руин Кириадима до пепелища Нис-Дипрагмата. Помнили степи, где кочевали когда-то свободные роды. Помнили времена, когда натягивали тетиву лука только лишь для охоты, а не для войны, и лодки торговцев сновали по Талассе без страха туда и сюда…
И в то же время Рогар учил, что ненависть – против Мировой Справедливости. Что месть порождает лишь другую месть, и не стоит стремиться к отмщению.
Вот только молодой Асимва не мог взять в толк - как можно помнить про все горе, что принесли гитам рогатые, и в то же время отринуть ненависть к ним?
Возможно, он поймет с возрастом. Недаром говорят, что старость идет рука об руку с мудростью. Хотя, порой, в конце концов, она и приходит одна…

Ну а пока Асимва был грешен перед Мировой Справедливостью. Он помнил, и он ненавидел. Ненавидел рогатых захватчиков всем своим пылким сердцем. Как и многие молодые жители Селема.


***

На берегу Таласских волн
Пасется стадо каукорн.
На них глядит (спокойно, строго),
Энея Аксос. На поклон
К ней цыки едут издалЁка.
Здесь, на зеленых берегах,
Повергнут в пепел был и прах,
Храм огнекрылого кумира,
Что нагонял в священный страх
На рогоносцев Ричча Пирра.

Энея изрекла закон:
Отсель грозить мы будем штиру!
Здесь будет город заложен
На зло рогатым всего мира.
Мы в мире жить желаем, но
В войне погрязли столь давно,
Что помним только боль и горе.
Пусть будет ведомо врагам:
Гадать по вражьим потрохам,
Начнут все номиниктес вскоре.

Черепа ньяронгов, когда-то насаженные на колья частокола сгнили и рассыпались много веков назад. О монстрах, живущих в Ночных горах долгое время можно было услышать только в легендах и сказках рохо, живущих в их тени.
Но пришёл день и чудища вновь спустились в долину Гизы. В этот раз не с копьями, а с дарами.

Посольство ньяронгов приняли вожди и жрецы Гизы. Марзух велел лишь отправить ему львиную долю даров, а самих ньяронгов дальше Гизы пока не пускать. Впрочем, послы чужаков возвратились в ньярглотища с ответными дарами и приглашением возвращаться на торжища.
Заметив потенциальную выгоду, просвещённый Марзух велел выстроить под Гизой гигантский рынок. Зарабатывать он планировал взиманием с торговцев лишь налога за вход на торжище, сделав торговлю выгодной для всех, а особенно для рохо, для коих плата была ниже обычной. Проливать кровь на торжище возбранялось под страхом мучительной смерти, поэтому помимо экономических операций здесь часто велись и всяческие переговоры.
Вскоре Гиза стала сердцем Хейской тороговли. С юга сюда шли караваны атаквири, с севера паромщики спускали маленьких деловитых дэлов, с западных гор спускались на удивление присмиревшие ньяронги.
Впервые на Хее появилось место, где могли собираться те, кому выгода была важнее расовой и кровной вражды.

* * *

Много лет прошло с тех пор, как по Куанзе в последний раз спускалась армада. Люд из прибрежных деревушек высыпал на берег, где можно было глядеть как сотни и сотни судов со всех уголков Великой Реки отправляются покорять врагов.
Над чёрными корпусами с намалёванными шарншажьими мордами, возвышались разноцветные паруса. Казалось, эти шарншаги, наконец, отрастили крылья.

* * *

Марзух восседал на своём троне, задумчиво выводя линии и чёрточки на табличке из мягкой глины. Ему понадобилось несколько лет для того чтобы выучить язык атаквири. Ещё полгода для освоения их азбуки. Овладев новым искусством он писал с увлечением о чём угодно, затем разравнивал глину и начинал с начала.
Жрецы, правда, в большинстве своём не отличались таким же энтузиазмом. У многих процесс застопорился уже на изучении атаквирского. Не говоря уже о том, что в языке атаквири недоставало шипящих и встречались бесполезные, неприятные звуки.
Очевидно было, что салику придётся адаптировать под язык рохо.
Этим и занят был царь - великий завоеватель и просветитель. Знаки из-под его руки выходили не такими изящными, как у лесных ведьм. Но в тот момент, когда он впервые вывел на дощечке своё имя на языке рохо, эти угловатые буквы показались ему прекрасней женских ласк и плача врагов.
Неужели начал сказываться груз лет?

Войдя в пещеру, царь Марзух сразу приметил нужный камень. Отвалив его в сторону, царь припал к маленькому отверстию в полу. Наконец-то!
Внизу царила тьма, но божественное зрение владыки позволяло ему видеть скорчившуюся на полу человеческую фигуру. Священный лабиринт простирается на многие мили, отыскать в нём человека не так просто. Но сюда человек возвращался часто - здесь он иногда находил еду.
Сейчас мужчина то ли дремал, то ли бредил. Губы его лихорадочно шевелились. Распухшие от жажды, покрытые кровавой коркой губы. Когда-то красивые чёрные волосы сбились в отвратительный колтун. Мощное тело усохло, кожа где-то натянулась на костях, а где-то висела. Жёлтые глаза были открыты и слепо пялились словно внутрь черепа. Человек уже больше десяти лет не видел света.

Вначале их была дюжина, все благородные воины, вожди и их родичи. Их прислали из Халтара в качестве дара. Остальные штейвиты, посмевшие ступить на чёрный берег, пролили свою кровь на алтарях. Жрецы заставляли их кричать так долго и так громко, чтобы их семьи на островах могли их слышать. Своим же пленникам Марзух уготовил другую судьбу. Они были брошены в священный лабиринт - жертвоприношение уже почти забытое в Амоке.
То что произошло дальше, поразило царя необычайно.
К удивлению Марзуха, они не отчаялись, а продолжили существовать во тьме, каждый день соблюдая свои дурацкие ритуалы, с непреклонной последовательностью. Царя так заинтересовали эти людишки, что он даже начал подбрасывать им еду и воду, чтобы подольше наблюдать за их поведением и нравами. Спали штейвиты мало и проснувшись всегда принимались за физические упражнения и молитвы. Затем начинали методично бродить по подземелью. Довольно скоро они обошли весь лабиринт и поняли, что победа в этой игре не предусмотрена. Но и это не убило их.
Лабиринт не вызывал у них священный ужас!
Используя маленькие скрытые смотровые и слуховые шахты, царь удивлённо наблюдал как они изо дя в день сражались за нелепую, безнадёжную жизнь и постепенно умирали.

Уже тогда Марзух знал, что этот воин останется последним. Но он и подумать не мог, что это продлится так долго. Марзух чувствовал странную симпатию к этому человеку. Он мог бы быть великим вождём. Но Марзух знал, что белокожие не убивают слабых и не превозносят сильных должным образом, поэтому этот воин у себя дома мог быть простым общинником. Как несправедлива судьба оказалась к тому, кому сама же так много дала и предначертала. Марзуху захотелось оказать этому храбрецу услугу.
Перед внутренним взором царя вдруг предстала картина - штейвита выводят из подземелья на подгинающихся ногах. Он грязный, седой, безобразный. Но разум его не сломлен. Он щурит свои полу-слепые слезящиеся глаза на солнце и на лице его проступают эмоции, которые подземелье должно было вытравить навсегда. Вот его сажают в лодку. Дрожащими руками он берёт вёсло и с трудом выгребает на стрежень. Лодка несёт его на восток... Не домой, нет. Сразу в его штейвитский рай, где все они радостно ходят строем, думают в унисон и не боятся темноты.

Всю ночь Марзух не мог сомкнуть глаз. Наутро он спустился в лабиринт и перегрыз пленнику горло.

Много веков спустя

Палец учительницы скользил по фамилиям детей. Ученики притихли и лишь напряженное дыхание выдавало тех, кто не слишком хорошо подготовился к занятию. И пусть учительницу истории отличали строгость и справедливость, и школьники хорошо знали, что именно к этому предмету стоит действительно готовиться, но каждый в классе старался ничем не выделяться дабы спросили не его. Наконец, взгляд из-под очков нашел себе новую жертву.
- Игнасио Деррануэва, будьте добры, расскажите нам о внутреннем устройстве Альворадской республики в эпоху перед великой островной войной.
Плотный невысокий мальчик с кучерявыми темными волосами, небрежно разбросанными на голове, нехотя встал со своего места и медленно пошел к доске с видом человека, идущего на казнь, самую долгую и мучительную изо всех что можно было придумать.

- Альворадская республика, как известно, была одним из самых многонациональных государств в ту эпоху и занимала всем известные остова. В административном отношении она делилась на 8 провинций: Коморра на Хее, Луго, Понферрада, Суэньос, Корунния, Браганса, Каштел и непосредственно город Альворада, а официальным названием после Конкисты Луго стало "Республика Альворада и Фарфали", хотя все просто называли ее Альворадой. Основу государственного благосостояния составляли налоги, фиксированно взимаемые с каждого гражданина через систему исполнительной власти, а также пошлины, взимаемые с торговли и производства. Большая часть налога шла в местное управление выбранного местным советом алькальда, который и занимался внутренними вопросами провинции. Алькальд избирался каждые четыре года и мог быть смещен в течении этого срока только по непосредственному приказу эсколлидо. Другая часть налога шла в столицу для обеспечения функционирования государства. Корпус альгвасилов, отвечавший за обеспечение правопорядка, подчинялся непосредственно Высшему Совету, но местные власти также имели рычаги влияния на них.

Игнасио вздохнул, ища в глазах класса одобрение тому, что он рассказывает, и продолжил речь.
- Несмотря на провозглашаемое равенство выборных прав, нельзя не отметить, что конечно самую большую роль в политике играли безусловно самые богатые землевладельцы, купцы и ремесленники. Особенно это проявлялось в Коморре и на Луго, где на первый план выходили потомкии героев первой Конкисты. Обладая значительным весом в обществе, они были достаточно автономны в решении внутренних дел. Благодаря тому, что для поддержания своего уровня жизни и получения товаров с первых островов они были обязаны подчиняться центральному правительству, Альворада получала заметный рычаг влияния на них и такое положение дел устраивало обе стороны. Отдельной кастой в обществе выступали судемоаги. Отношения между ними и гальегами как правило базировались на уважении и взаимной выгоде, и в местах их наибольшего проживания именно они занимались рыбной ловлей, а также составляли основу собираемых военных соединений. А также, нельзя не отметить, что...

- Спасибо, Игнасио, молодец, садись, - учительница поставила напротив фамилии мальчика оценку, а остальной класс снова притих в ожидании неминуемого.

Альворада, IX век от С.Ю.

Х-х-хрясь. Топор с противным звуком входит в живот, разрывая податливую плоть невысокого даже по гальегским меркам юноши. Алые брызги горячей крови падают на капитана, и тот торжествующе поднимает орудие убийства высоко над головой. Бой окончен и, несмотря на потери, торговец взят. Судемоаги устремляются вглубь судна, ища ценности, и лишь юнга, для которого это плаванье стало первым, перегнувшись через борт оскверняет воды остатками своего завтрака.

С криком, который можно было услышать на другом конце города, Гильермо проснулся. Ему опять снились Фаримеи. Никогда нельзя стараться что-то забыть. Стерва-память всегда будет подбрасывать тебе это снова и снова, несмотря на прошедшие годы. Когда-то там, в другой жизни, его звали Биллом Брауном и считали странным любопытным судемоагом, который приставал к старшим, постоянно спрашивая дурацкие вопросы вроде "А зачем мы убиваем гальегов, они нам сделали что-то плохое?" Там же осталась и возлюбленная, которая так и не смогла понять, почему он один из всей команды не взял себе ничего с разграбленного купца. И отец, назвавший сына сухопутным трусом. Возможно, именно поэтому, сбежав от прошлого, он и избрал себе ремесло воина. Но воина, для которого защита невиновного важнее права сильного.

Гильермо окончательно проснулся и вновь посмотрел на валяющуюся на циновке альвону. Он знал ее содержание наизусть, сегодня ему предстояло предстать перед самим эсколлидо. Откуда Выбранному знать его, простого лейтенанта альгвасилов, пусть и регулярно привозящего головы пиратов, судемоаг мог только догадываться. Хотя, чего еще можно ждать от того, кого коснулась милость Сондельмара.

Эсколлидо заставил себя ждать и Гильермо вел неторопливую беседу со стражником. Копье и пращу он оставил дома. Войну незачем отдавать свое оружие в чужие руки, даже если этим рукам можно доверять. Короткий отрывистый жест правителя, уверенный поклон альгвасила. А затем, приказ. Приказ, которого Гильермо не ожидал, но который пришелся ему явно по вкусу. Собрать со всей Альворады желающих отомстить элисионцам. Вооружить их. Обучить их всему, что умеет сам. И хорошенько надрать трифорсцам задницы.


Получатели:

И наступила тишина. И тьма. И лилась кровь человеческая в этой тьме без ответа. И увидел в этой тьме Саошьянт Того Кто ответит ему.
- Ты звал, и Я пришел на твой зов. Ты жаждал, и Я утолю твою жажду. Ты взалкал, и Я насыщу тебя. От меня твой хавар, слезы твои и радости твои. Ибо Я – Урсу, бог твой и власть твоя. Я вложу кнут в десницу твою и силу в оружие твое. Я подниму твой род выше других и тебя воздвигну на вершину его.
И коснулся ран Соашьянтовых Урсу кончиком хвоста своего. И обратилась кровь гордого вспять, и вернулась в тело его, и потекла по жилам его, и закрылись раны его, и остались лишь шрамы на нем, в знак памяти о дне величия его.
И коснулся Урсу горы Па-и-Пируша, и остались на горе глубокие борозды от когтей его.
- Будет же Кзабракшахр навек мой, а ты и дети твои земными владыками его. Заключим о том завет, Саошьянт из рода Пирхов. И приумножу семя твое, и будет хавар на веки твой и рода твоего.
И дал тогда Урсу Слово. И грело это Слово душу Соашьянтову сильнее огня Пиррова, и было оно крепче гранита и разило оно сердца вернее стрел эллинских.


И вернулся Соашьянт к своему народу и семье своей. И поведал все то, что вложил Урсу в уста его и в сердце его. И кзабраки слушали его. И знавшие его – не узнавали его, ибо сила невиданная была в устах его, и говорил он не как кзабрак, ходивший между ними и охотившийся с ними, а как власть имеющий. И преклонились перед мудростью слов его, и пошли за ним.
И возвестил Соашьянт, что Отец Власти обратил свой лик на народ кзабраков и на семя Пирхово. И даровал он свою силу, чтобы возвысить народ сей и укрепить мышцу его, и вложить оружие в руку его. И позаботится Он о каждом верующем в Него и возвысит его, и позаботится Он о детях его. И придет время - вложит кнут из хвоста корхакорны в левую руку детей его и жезл гаргутовый в правую руку детей его, и унаследуют дети верного земли между соленых вод со всеми охотничьими угодьями их.
И учил Соашьянт, что лишь власть от Урсу – истинная власть. И что лишь доблесть во имя Урсу – подлинная доблесть. Что нет чести подобно эхекталям биться между собой за голову корхакорны. Что нет мужества в ударении себя в грудь перед женщиной своей и детьми своими. И что одна только доблесть ценна перед глазами Его – доблесть во имя Его. И для одного только война приносит честь и славу – лишь для возвышения имени Его. Что власти достоин лишь тот, кто заботится о народе своем и в том самом славит бога своего. Что двух и более жен достоин лишь тот, кто храбро сражается, за народ свой и веру свою и тем самым доказывает преданность Урсу и наместникам его. И пусть такой воин гордо держит спину свою, ибо выполняет долг свой и пусть молодые охотники приносят ему добычу свою, ибо когда укрепиться рука их и им будут приносить вяленое мясо корхакорн. И пусть слушаются молодые да неопытные слов прославленных воинов, ибо с ними благословление Урсу. И пусть слушаются прославленные воины слов Саошьянитов - вестников Соашьянтовых, ибо в них – воля Урсу. И пусть сами Саошьяниты чутко слушают каждое слово Саошьянтово и детей его, ибо на семемни Пирховом - печать Урсу, и на ранах их - след хвоста Его.
И установил Соашьянт дни торжеств праздничных, в которые кзабраки могли в поединках силою мериться, кто лучший воин выясняя. А в другие дни убивать друг-друга запретил, ибо неугодно было это видеть очам бога его.

Беженцы из Идек-Филькюра, грязные, голодные, израненные, рассказывали об ужасах, что творили цверги в полумертвом, голодном городе, как поджигали его, как преследовали югру по лесам, как тяжелы их страдания были тогда, как болят их души за тех, кто погиб там и не смог убежать. Великое отчаяние селили те рассказы, ибо враги были кругом, ибо эллины вновь увидели берега священной Каулерпы, ибо потеряны были многие города, и не находилось смельчаков среди всей югры, и не поднимали народ свой на борьбу ни потомки Тасийта Победителя, ни Жвента Всадника.
Но не смелостью своей славятся юдьяры.
___________________________

Исканжер I Строитель (югзор. Iskandze'ry I Ewi'tesz; 21 до З.И. — 33 З.И.) — Кара-Кирай Югразорсага, сын Ядвиги, дочери кирая Еружалемского Боликлуша Набожного, коронован был Кара-Кирайской шапкой в семнадцать лет как устраивающий кирайскую и жреческую фракции. Полный титул: «В мудрости Техути Кара-Кирай берегов Каулерпы и потока Каувади, стен Оккараша, Еружалема, Кежгемета господин, из кираев самый достойный, из Измерже самый мудрый, вечный титулам тем обладатель, Кара-Кирай, свыше дарованный, держатель Небесной Оси». Им было учреждено строительство Тарулаша, составлен единый календарь и алфавит. В возрасте двадцати одного года провел Записную реформу, учредив обязательную хронику всех важных событий, дав, таким образом, начало Записанной Истории (З.И.).
____________________________

Викта осторожно работал молотком, увеличивая небольшую выбоину в камне. Яра медленно покидала небосвод, и вероятность неосторожного движения росла. По совести говоря, следовало бы отложить дело до завтра, но сегодня Викта был в настроении продолжать. Отправив дежурящего рядом воина за факелом, мастер тяжело вздохнул и оглядел то, над чем трудился последний месяц.
Половина буквы S. Не так уж и много, но Викта никогда не славился скоростью своей работы. "Хорошо или быстро" - вот как он говорил. Потому и был вызван он для выполнения высочайшей задачи - увековечивания звездных скоплений на исполинских камнях Црумлека, Неба-на-земле. Ни одной лишней борозды не проделал он в священных камнях, не прогневал Техути, ибо всегда был холоден умом и силен духом. Да и высекать на камне у него выходило довольно красиво.
Осталось не так уж много - максимум, год-полтора работы. Но это, конечно, ненадолго - пройдут века, и придут новые великие герои, и вновь возведет их Техути на небеса, сделав звездными скоплениями, и будут братья Викты по ремеслу продолжать его великий труд, высекая их на оставшихся Великих Камнях Црумлека, Неба-на-земле. Конечно, они будут высекать по одному - вряд ли кому-то удастся застать сразу двоих Великих. Викта же высек четверых - Югнеш, Великую Мать, Anyi', Саклуша, Великого Убийцу, Carcocs, Миклоша, Великого Гения, Dizceni, и Жвента, Великого Всадника, Elo'vas. Четверо Великих, чьи души были сохранены Техути, те, кто взирал на югру со звезд, те, кто должен служить примером, те, в честь кого названы месяцы в году. Четверых Великих уже принесла миру югра, и еще двенадцать должны были поразить мир своею мудростью, и еще двенадцать месяцев получат названия, и еще двенадцать камней будут иссечены клиньями умельцев.
Но это будет еще не скоро. А пока созведия, выстроившись вокруг Небесной Оси, взирали на Викту мудростью веков.
_________________________

Солнце припекало, тяжелая Кара-Кирайская шапка давила на лоб, дурацкое перо мегалокоатля постоянно мешалось, а обгоревшие стволы гаргурт своим молчаливым присутствием говорили: завершение строительства Третьей Руки Тарулаша вновь отложено на неопределенный срок. Бормотание кирая Буды откровенно мешало. Конечно, Исканжер знал, что ночные работы - это его прямое приказание, конечно, он помнил, что его предупреждали о пожарах, конечно, это был всего лишь закономерный итог, конечно, хорошо, что никто не погиб!
- ...требуется увеличить паек рабочим, прекратить ночные работы, набрать еще одну смену рабочих. Сейчас на строительстве занято много изнеможденной бедноты, мы не можем гарантировать...
Кара-Кирай вскипел. Строительство, начатое по указанию свыше, съедает очень много ресурсов, и позволять старому обманщику Буде кормиться на бесконечной стройке Левой Руки Тарулаша до тех пор, пока не придут эллины, он не желал.
- Нужны рабочие? Будут рабочие! Сам Техути в мудрости своей явится и потащит твои драные камни! - Исканжер сорвал с головы шапку и бросил на землю - дорогое перо страшного хищника погрузилось в мутную лужу. Без шапки Кара-Кирай выглядел как обычный юнец, которому место в Фиатоле. Плотно сжав губы, он направлялся к ближайшей бригаде рабочих, разбиравших сгоревший барак, и неумело взялся за обтесанный ствол, покрытый сажей. Старик, трясущимися руками поддерживающий обломок с другой стороны, удивленно поднял глаза на нежданного помощника. Тот, надо сказать, представлял собой не лучшее зрелище - бревно было ему явно не по силам, но он очень старался. Некоторое время они молча смотрели друг на друга; затем рабочий обратил внимание на оторопевших Измерже, стоящих поодаль, и лежащую в грязи Кара-Кирайскую шапку.
- Кара-Кирай с нами! Сам Кара-Кирай!
__________________________

Тарула́ш (югзор. Taru'las) - крупнейшая библиотека древности, находящаяся на территории современного Оккараша. Также Тарулаш часто называют "Город-библиотека" или "Всехранилище". Главный зал и Четыре Руки сложены из хорошо обработанного камня, плотно пригнанных друг к другу плит. По своим скромным размерам Тарулаш не может претендовать на роль крупного города — в нём не более 200 сооружений. В основном это храмы, резиденции, склады и другие помещения для общественных нужд. Самым высоким строением считается Пожарная Башня.
Тарулаш имеет очень четкую структуру. На юго-востоке угадывается комплекс дворцовых построек. Камни, из которых они сложены, обработаны настолько тщательно, что можно с уверенностью сказать: их строили не те мастера, которые сложили остальные постройки. Вероятно, их использовали как жилища Измерже.
В частности поражают стены Главного зала, стены которого сложены камнями, настолько подогнанными друг к другу, что современные специалисты по обработке камня разводят руками, не понимая, как это можно сделать.
А полигональная кладка и вовсе сводит с ума специалистов своей точностью подгонки гранитных блоков.
___________________________

Ситуация на границе с Элликой становилась все более и более удручающей - эллинов было больше, эллины были сильней, и останавливаться в своих завоеваниях они не собирались. Пока один за другим ложились великие Тома Записанной Истории на полки Тарулаша, Всехранилища, один за другим ложились в сырую землю защитники Югразорсага. О чем будет следующая книга? О горьких поражениях или вырванных из когтей неполноруких победах?
Ответ известен одному лишь мирозданию. Югра не сдастся без боя. Сзелем-Техути вновь является в самые глухие села, вновь говорит с простым людом, как в древнейшие времена Югнеш и Саклуша, вновь каждый воин наполнен глухой решимостью отстоять свою землю, свой народ и своего бога от любого захватчика, как сарколан в засаде, готов напасть, стоит жертве отвернуться, готов дорого продать свою жизнь.
Югра идет на войну, на войну священную. Вновь гравируют наконечники изображением неполноруких, вновь несут захваченное оружие Техути - чтобы тот передал его Великому Саклушу-Убийце, смотрят на звезды, надеясь, что душу их вознесет Техути в созвездие, что еще не получило имени. Будет эта война лучше прочих, ибо есть у югры великая Югзорулоста, и теперь знает каждый кирай, сколько воинов у него, и теперь приказы передаются точней и лучше, и гонцы быстрей, но более всего важно то, что едина югра в своем порыве, едины все три города-вершины Невозможного Треугольника. Готовы они отразить любую атаку на древних стенах, на которых когда-то встали их прадеды и сокрушили эллинов.
Югра собралась на Священную Войну - Джигат, и держат они знамена с тремя полосами: белой, что есть прозрачная вода Каулерпы, черной, что есть плодородная земля Бискериара, и красной что есть горячая кровь героев.

Являлся Сзелем-Техути и Кара-Кираю, из игрушки в руках фракций доросшего до великого Строителя, и говорил ему: оборвется твоя жизнь в пятьдесят четыре года, и умрешь ты либо от подагры в своей постели, либо от руки эллина в бою, и я, Разум твоего Бога, говорю тебе: обуздай народ свой, возглавь его, ибо Техути готов лишь помочь югре, а не сделать все за нее.
И объявил Исканжер: будет покупать он эллинские головы у югорских воинов, и освободит от налогов тех, кто будет отнимать у эллинов землю, и отдаст в жены любимую дочь свою, Жужанну, тому, кто убьет эллинского царя, а имя воина того будет написано на главной странице нового тома Записанной Истории.
Ибо нет ничего важней слова записанного - оно есть Вечность, Равная Звездам.

Стояла совершенно непривычная для ньярглотищ тишина. Ни микт не пискнет. Лишь изогнутые деревья порой поскрипывают.
Происходило что-то большое. Что-то важное. Даже природа чувствовала это.
Несколько дней назад одноглазые пришли в деревню, неся с собой дары. Их идол, жуткое огромное кровавое чудище, на чистом хэйшурском сказал, что будет говорить о мире с тем, кто имеет право решать.
И вот здесь - один из сердаров. Он видел набеги, он слышал о вечной войне и не доверял одноглазым. Но - пришел. Окруженный многочисленной охраной, он стоял в условленном месте и ждал. Обстановка была довольно нервной.
И вот - они! Один, другой, третий демон выходят из зарослей! Все - в копья!
Нет, сердар делает отмашку. Не нападать. Сегодня - день разговоров, а не боя. Первый в истории хэйше и ньяронгов.
И вот он - их главный. Огромен, страшен. Чудовище из кошмаров. Медленно идет сюда. По бокам от него - два по два простых одноглазых, тащат туши злобусов.
Бросив дары к ногам хэйше, носильщики отошли. Он же, напротив, шагнул вперед. Свою морду, жуткой пастью увенчанную, приблизил. Глазом своим бездонным в глаза собеседнику посмотрел.
- Сердар. - Низкий раскатистый голос, неожиданно разума полный. - Я Р'нукх, Вождь ньяронгов.
- Я живу долго, я видел, как первый ньяронг дрался с первым хэйше. И теперь я вижу - вы стали воинами. Для ньяронгов честь воевать с вами. Но еще большая честь - жить с хэйше в мире. Вы доказали, что достойны жить в ньярглотищах; доказали, что будете хорошими соседями нам.
- Ньяронги вернут вам часть земель, что по слабости отдали чужакам ваши предки. Что делать с остальными - решать тебе, сердар. Будь мудр и будь силен.

Нет ничего глупее и наивнее, чем слепая надежда на благополучный исход.

Получатели: Нэрос.

Получатели: Великая Мать.

Получатели: Кинаахи`син.

Корхакорноводство

Кор-Хакские плоскогорья были местом, исключительно благоприятным для развития корхакорноводства. Тем не менее, ленивые и бестолковые штиры за прошедшие восемь веков ни на полшишечки не приблизились к освоению этой технологии. Без помощи Фия и за будущие восемь веков ничего бы не изменилось. Чтобы как можно быстрее создать ресурсную и экономическую базу для быстрого социально-культурного развития Шатиры, юному богу пришлось изрядно попотеть. Что ж, он не собирался прятать от козлоногов своих заслуг. Каждый день Гиперсикер вещал: грядет чудо. Это будет великолепно и потрясающе. Это изменит вашу жизнь. О, штиры, славьте прекрасного Фия!

Первыми корхакорн приручили штиры с севера. То ли сказалось соседство с эллинами, которые уже держали домашних каукорн, то ли на бескрайних равнинах, вдали от городов, наблюдая за пасущимися стадами, проще уловить и освоить идею, что вложена богом в твой разум. Не совсем понятно, как именно они это делали, но то тут, то там появлялись штиры, кочующие по пустыне не в поисках хорошей охоты, а со своим собственным маленьким стадом. Корхакорны никогда не разбредались далеко, шли подле хозяина, а рядом всегда семенили маленькие телятки. Животные сами ложились на убой когда приходило время, а также давали вкусненькое молочко. Шкуры их лоснились, а навоз почти не вонял. Чудо! Настоящее чудо!
Весть о диковинке быстро разлетелась по городам. В Кол-Дур, Кур-Ток, Трах-Тор, Мар-Дын приезжали счастливые обладатели прирученных животных, показывая их публике. Гигантскую процессию возглавлял златорог. Из зевак строился огромный коридор. Штиры улюлюкали, а корхакорны мычали, как будто пытаясь перекричать столпившийся народ. Так технология и двигалась по Шатире, щедро оставляя за собой массы почти что совсем не воняющего навоза.

Козлорогий люд, насмотревшись как оно все это, выходит, делается, потек в пустыню, чтоб и себе найти дойную корову. Даже города на какое-то время как будто опустели. Арканили штиры корхакорн, старались не убить и не упустить. Кормили их, поили, вошек выбирали. Все равно строптивы были животные. Поначалу. Потом попривыкли. Дерьмо их лучше пахнуть не стало, и молока они не давали, но вырываться вроде перестали. Спали рядом со штирами, телят иногда рожали.
Некоторые козлороги умудрялись даже на животных по Кор-Хаку ездить. На спине у ней распластается, руками в шерсть уцепится, копыта в воздухе, врастопырку. Куда корхакорна, туда и штир. А что, удобно. Ни ноги напрягать не надо, ни голову, чтобы решать куда идти. На все воля Фия, и весь мир лежит перед ним.




Кастовый бульон

Активно менялась, формировалась Шатира, догоняя другие государства Юны. В этом изменчивом хаосе самозарождались разные социальные группы. Некоторые из них впоследствии сливались друг с другом, какие-то быстро исчезали, а какие-то со временем укреплялись.

Торгаши
Животноводство стало для них манной небесной, привнеся возможностей для прибыли больше даже, чем растущие города. Они не бегали и не укрощали диких корхакорн, но выкупали самых смирных и мясистых. Любого штира рано или поздно тянет в город, а в городе для корхакорны нет места. Так торгаши рассредоточились по периметру стойбищ, ловя штиров, которые вели за собой выращенное животное. Они меняли корхакорн на хижину, заготовку дров и даже на трехразовое питание в течение недели. Девать животное было больше некуда, вот козлороги и соглашались на сделку. Хотя торгашей не любили и были уверены, что те всегда обманывают. Иногда владелец не продавал корхакорну, а забивал ее на подходе к городу. Тогда у него можно было купить свежего мяса, которое иначе бы быстро пропало.

В таких условиях, когда штирам приходилось полностью продавать все свое состояние (корхакорну), необходимы были миниатюрные, легко транспортабельные средства обмена. Для этого использовались, например, корхаконьи рога. Их было много, поэтому ценность была очень низкая. Цыкские головы тоже ходили как валюта, но не широко, так как понты дороже денег: мало кто хотел расставаться со своими трофеями. Однако, цыков на юге по-прежнему бегало немало и жадные козлоногие удальцы совались туда в надежде не только сыскать понтов, но и разбогатеть. Самым ценным обменным ресурсом стал янтарь. В совсем маленьких объемах находили его в горных речушках, стекающих с Диакопов. Но каждый камушек был желанным: его ценность видели все штиры. Иметь такой тоже было понтом, но немного иного рода.

Торговцы в Шатире, к сожалению, не могли безопасно накапливать добро. Очень уж много было мародеров, для кого менялы были главной целью. Поэтому всю добытую маржу очень быстро проедали. От того, сколько сожрал штир, прямо зависит его рост и ширина плеч. В итоге предприимчивых торгашей отличали довольно внушительные габариты. Конечно же, они не жалели еды и для беременной самки, и для ребенка. Поколение детей менял, выросшее в девятом веке, возвышалось над своими братьями и сестрами на целую голову. Повзрослев, они слабо помнили отца и никогда его больше не видели, но наследие его богатства в них было видно всем вокруг.

Кооперативы
Эх, корхакорноводство! Что может быть лучше для штира? Глядишь, чтоб красавица твоя далеко не ушла, да сам сидишь, чего-нибудь пожевываешь. Красота.
Некоторые козлоноги даже на какой-то срок оседали на одном месте. Собирались компанией, штиров с десять-двадцать у которых есть прирученная корхакорна, строили несколько небольших хижин-мазанок, к примеру, у речушки, стекающей с гор, или у озерца. Для скота делали общий загон. Милой идиллии у штиров все же не выходило. Члены кооператива и бузили друг на друга, и ссорились, и дрались, и до крови дрались. Но несмотря на эти мелочи, такой вид поселений себя оправдывал. И животных пасти удобно, и от банд защищаться. А еще можно оставить свою корхакорну товарищам, пока сам тусишь в городе. И самое главное, найти ее потом на том же месте.
А еще такие кооперативы нравились самкам. Когда родишь ребенка одному из штиров, тебя тут же с удовольствием начнет трахать один из его товарищей. А то и двое. А там глядишь и еще одного ребеночка заделаешь. В итоге одни и те же самки оставались в такой компании надолго. Но что наиболее поразительно: некоторые юные штиры, выросшие в таких поселениях, даже знали своих отцов.

Государственное стадо
Когда пыл по поводу изобретения корхакорноводства подостыл, но не до конца, Фий устами Гиперсикера объявил о масштабном национальном проекте: корхакорньем стаде, принадлежащем всей Шатире. И говорилось, что чем больше корхакорн в стаде, тем круче. Тем более велик народ, что живет в такой клевой Шатире.
Мммм... по правде сказать, много не собралось. Ну как, около тридцати голов у каждого города - это много или мало? С точки зрения прокорма населения очень немного. Но ведь это представляете, штиру надо было вдохновиться идеей, пойти приручить кое-как корхакорну, а потом расстаться с нею ради всеобщего блага. С такой перспективы это много.
Зато впоследствии эти стада увеличивались многократно. Гиперсикер посылал вооруженных парней бороться с бандами пустыни и конфисковывать их добро. Иногда можно было отобрать животных и у слишком наглых спекулянтов. А торгаши поумнее сами жертвовали часть своего скота в общак, чтобы получить протекцию.

Но самый интересный вопрос в том, кто за этим стадом следил. Еще когда только стали зарождаться города, были всегда штиры, особенно радушно принимающие златорога, желающие отличиться перед ним, показать услужливость. Постаментик поближе подвинет, пыль сотрет, над шуткой посмеется громче всех. Гиперсикеру такие парни нравились, конечно. Он брал их с собой на приемы, где им тоже иногда чего-то перепадало. Хотя до девятого века никаких бонусов от своего подобострастия они не получали. До девятого века. Теперь они заботились о стаде. Не сказать, что задача самая простая, но главное, у них было покровительство златорога. А значит охрана и безопасность. И халявное мясо. Более того, таких заботящихся было много. Они из-за этого конечно грызлись между собой, но зато работы на одного приходилось не ахти сколько. Через какое-то время они вообще перестали ухаживать за корхакорнами сами, 'нанимая' работать других штиров и оплачивая работу, естественно, мясом из этого общего стада.

Военщина
После войны с цыками Гиперсикер уделил много внимания вышедшим оттуда штирским героям. Много особого внимания. Брал их с собой на выступления. Они стояли рядом с ним, на возвышении, и тоже толкали речи (короткие, по сравнению с тем, сколько говорил златорог). А самым-самым, что вызвало наибольший успех, были звания, которыми их наградил национальный лидер.
Убер-Генералиссимус Кордак, приветствуем! Славный Полковник-Майор Орест, ура, товарищи! Старший Фельдшер-Адъютант Пемений. Слова, которым научил Гиперсикера Фий, отлично легли на ухо штирам. Вот это действительно круто. Вот это понты!

Кроме того, военщину щедро кормили из общего стада. Если какой-нибудь из служащих не мог найти свежего мяса для Убер-Маршала, не удержаться ему больше при кормушке.
В то же время новонагражденные были ответственны с одной стороны за охрану корхакорньего общака, а с другой за экспроприацию с бандитов и спекулянтов. Эту работу, правда, по большей части выполняли не сами ветераны, а их многочисленные шестерки. Бывшие воины же много жрали, рожали детей и показывали на своем примере как круто в Шатире быть генералиссимусами. А штиры помоложе готовились к новой войне, о которой объявил златорог.


Война за новый город

На этот раз Гиперсикер собирал штиров не просто завоевывать новые угодья, но отбивать место, чтобы построить на нем новое городище. Козлоноги просто писали кипятком при мысли об этом. Более того, земли непосредственно вокруг города и вдоль великой реки он обещал поделить и раздать новоиспеченным убер-адмиралам. Большие куски земли в собственное пользование. Причем, какой земли! Парковый ландшафт, ммммм. Гиперсикер множество раз повторял это слово перед жующей толпой. Он смаковал его, звуки сладко лились с его красивых губ. Парковый ландшафт. Не важно, что это означает. Вице-Кавалермейстер, владеющий землями в парковом ландшафте - это такие понты, которые могут стать целью всей жизни.
Да, козлоноги активно делили шкуру не убитого тнага. А тнаг не был слабаком. За всю историю народа штиры никогда еще не ходили на штурмы. А сейчас их ждал настоящий город, укрепленный стенами, из-за которых несомненно будет лететь множество гитских стрел. Что ж, захочешь чего-то очень сильно - найдешь способ, каким бы трусом и ленивцем ты не был, нужен только хороший мотив.

P.S. Можно отметить, что к гитам у штиров отношение было спокойное. Не, они конечно ко всем относились прямо скажем не лучшим образом, даже друг к другу. Но недосуществами, как например цыков, этих врагов они не считали. Главным двигателем этой войны была жадность.

P.P.S. Картиночка того, кем бы среднестатистический штир мог быть, если бы не был ленивым трусливым дрыщом.



Получатели: Фий.

Как на озере Ховодэру блики лунные да заблестели
Листья опали, поугэры в синь бездонную улетели:
Защити Шагашши ребенка что в колыбели.
Тигран лютый – да не загрызет.
Паук ядовитый – да не найдет;
Теплым кружевом судьбу младенцев сплетаю
Несчастья волчат на себя одного принимаю
Беда дневная – да не придет,
Смерть ночная – ох, да подождет.

***

Некоторые вещи неизменны как сама вечность, другие вещи, однако, изменяются так же быстро как сама жизнь.
Когда в шийской семье ждут появления первенцев, родитель по древней традиции сам плетет корзинку для своих волчат. Так когда-то плел колыбельку Эрэ безумный, так когда-то читал сказку за работой император Эньваэньо жестокий, так и по ныне, в темную звездную ночь когда с гор спускаются холодные ветра, поет за работой простой животновод Эшэ. Создавая заклинательную песенку, вытягивает слова в мелодичные напевы словно костяной житель Ушкушкхаль.
Сплетая прутья, занимаясь нудной кропотливой работой, заклинает отец кровожадных духов тьмы отступить в царство снов и помиловать долгожданных своих детей. Даровать им хорошую судьбу. Пусть защитят слова сердца любимых волчат, пусть убоятся духи рассветных кошмаров родительской любви. Не опалит гнев войны новорожденных младенцев, а жизнь будет сладкой, словно мясо варинэл притомленное в глиняном горшочке. Строится шийская жизнь на заклятиях и молитвах, - сложны отношения между живыми и мертвыми, каждый ши ежедневно выполняет священные ритуалы замаливая своих богов. Великих. Страшных. Непобедимых. И таких слабых порой, ведь не известна гордым демонам семейная любовь и стайная опека. Боги ценят лишь кровь. Иных чувств им не понять.

Мощные корни паламнэр пронзают почву, врастают в кость земли, матереют и вонзаются ввысь. Но листья падают тихими лодочками. Ломаются ветви под напором стихий. Животные портят их, собирают люди чтобы прокормить жаркие свои костры. Деревья приспосабливаются. Горы становятся ниже когда обгрызает их ветер. Редеют леса, когда ставят посреди чащобы каменные города. Всё изменяется в этом мире. И ходит в народе новая легенда о богатом Эдэско. Сломленном и разбогатевшем, мудром Эдеско что выращивает не просто зверей, но великих зверей. Императоров среди варинэл.
А ведь кто бы мог подумать? Кто их не видел в дни войны, солдат похожих на Эдеско? Уродливые шрамы покрывают тело. Взгляд особый, - яростно сумасшедший. Словно острый камень. Прямо режет.
О войне эти солдаты не говорят, сказок не рассказывают и историями не делятся. Натужно смеются у костра, горячат себя боевыми сказками и отделываются простыми шутками. Часто кричат во сне. Мучаются невидимой болью словно сам Хааши неторопливо пережевывает их душу. Боятся высоты. Дергают веком когда взрываются раскаленные угольки в жарком костре. Похваляются своим умение вытерпеть боль. Но в семьях знаю цену таким геройствам…
Липкие дневные кошмары, тягучая смолистая мука. Час за часом. Ночь за ночью.
Соломенные волки, солдаты – призраки. Так их называют. На войне Хааши выел им душу, жизнерадостные когда-то люди превратились в молчаливых стариков. Они не любят насилия. Слезы встают на глазах даже когда режут варинэлу к столу. Это соломенные волки начали растить жирных зверьков выбирая из потомства лучших, это они, такие как Эдеско, занимались плетением ткани создавая материал для работы. Тишина их лучшее время. Соломенные люди не говорят много, зато любят работу и семью. Долгий кропотливый созидательный труд. Без крови, без криков. Почему соломенные?

Толи в честь поддельных волков на вершине голодающих пирамид, толи в честь хрупкости своей…
Для соломенных волков жизнь особая – для тех кто вернется с войны. Бесценная. Жадно ловят каждый миг. Только журчание волн близь озера Ховодэру. Тихое перешептывание листвы. Еженощная молитва у тотемного столба проговориваемая жрецом. Иллюзия покоя, покуда очередной кошмар не заставит с криком проснуться соломенного человека в разгар проклятого полдня…

Получатели: Локрэн.

Забрия. IX век II эра

***
Почему у врага
На башке растут рога?
Это с каукорной сходство
Появилось неспроста!

Песня получалась у гита немного жалобной, но публика собралась не слишком требовательная. Алан Стоутт довольно кивал рогатой головой, его жена смотрела на гита с почти неприкрытой враждебностью, дети жались к ногам отца, и только старший сын, набычась, смотрел в упор на гита и сжимал в руке тяпку. Но Алан Стоут улыбался, и его татуировки ветвились на лице вместе с его улыбкой.

А голодный забрак – занят.
Он на четвереньки встанет,
Опускает голову,
Начинает жрать траву!

- Молодец, складно поешь - похвалил он гита, протягивая ему вторую тяпку - а теперь возвращайся за работу. Поле само себя не вспашет!

Забракское земледелие дошло до Селемы

***

Восточные провинции Забрии были потеряны еще в прошлом веке, но мужество защитников Лапирона позволило эвакуировать большинство ценостей и почти всех, кто желал уехать на завоеванный восток. Не успели руины Нис-Дипрагмата остыть, как забраки принялись восстанавливать город. В честь великого Рича Пирра, что отдал свою жизнь за этот край город назвали Ричмонд, что в переводе означало "костер Рича".

В ту войну пленных гитов стали впервые не только обменивать на пленных забраков, но и использовать для работы в полях и строительстве. Гиты не пожелали остаться под властью Забрии, так что Забрия оставила их насильно. Однако гит - это ценный раб. Хорошо обученный гит обрабатывает поле гораздо лучше, чем забрак, живет долго и довольно послушен, когда покориться и свыкнется со своим положением. К тому же его можно передать по наследству детям. Так что раб-гит это довольно большая ценность. Неудивительно, что сразу после войны на Селему началась рейды забраков уже не с целью прогнать гитов с земель, а наоборот наловить побольше и привезти в Ричмонд. В Ричмонде сам собой вскоре возник крупный невольничий рынок.

***
После падения Нис-Дипрагмата Селема оказалась для забраков открытой и они начали на нее наступление. Однако брать Пилтипалас они не спешили. Вместо этого они начали планомерный захват земель гитов и самих гитов. Гитам было предложено простой выбор - признать власть Забрии или стать ее рабом. Те, кто признавал власть Забрии должны были принять ряд простых правил:

*Оружием могут пользоваться только забраки. Гит, увиденный с оружием, или изготовивший оружие, будет казнен.
*Все споры между племенами гитов решаются в Ричмонде. В случае конфликта между племенами будут обращены в рабство оба племени.
*Все племена гитов обязаны выплачивать продуктовую дань в Ричмонд (дань за жизнь), и вождь Ричмонда распределяет ее по своему усмотрению.

Согласные гиты оставались на своих землях, не согласные с новом порядком уничтожались или обращались в рабов, рабы угонялись дальше на восток, постепенно приходя на поля забраков от Ричмонда до Пиррстенда. Пустующие земли занимали охотники и земледельцы забраков.

***
Море давало забракам не только доступ к рынкам других стран, но и связывало всю Забрию единой дорогой. Зачастую Забрия имела протоптанные дороги только с севера на юг, а с запада на восток забраки перемещались только на лодках. Лодки тоже развивались, становились крупнее, по примеру элисионцев и энергалей обзаводились парусами из высушенных стеблей эйры. Боевые корабли забраков постоянно выходили в море, навстречу любой опасности, что хотела нарушить покой Забрии.

***
Выдался жаркий месяц, Юна палила не уставая, а дождей не было уже несколько недель, так что даже ночь дарила мало прохлады. В прошлом году такого не было, говорят только лет пять назад было так сухо. Часовой на стене Пилтипаласа отчаянно боролся со сном, его напарник лег прикорнуть. Место, где им выпало дежурить не очень важно - далеко от ворот, да и забраки где-то там, на севере. Никто не видел их войска, только слухи идут. Много слухов от тех, кто бежал с севера. Говорят, что кто-то даже признал их власть и забраки позволили им остаться жить на земле и даже не забрали лодки. Говорят, что тех, кто не согласен связывают и гонят на восток. Многие хотят бежать, только куда бежать? Талласию держат забраки крепко, быстры их суда. Давно нет помощи от Аксоса.

Некоторые даже поговаривают о том, чтобы признать власть рогатых. С ненавистью гит думает о таких. Крепки стены Пилтипаласа, метки стелы, много еды в его ямах. Много гитов укрылось в нем. И раньше отбивал Пилтипалас атаки, отобьет и это нашествие. Гит слышит шорох, но оборачивается слишком поздно. Сильные руки обхватывают его рот, а между ребер входит острый нож. Сквозь кровавую пелену он видит высокую рогатую фигуру, что перебрасывает свое тело через частокол и бьет прямо в сердце так и не проснувшемуся напарнику.

Гит падает на мостки, и сквозь утекающую мысль думает, что ворота им никогда не взять. Там всегда не меньше двух десятков бойцов. Но багровые тени и не думают идти к воротам. Шуршат связки огневика, расползаются по стене тени, спускаются вниз, к спящему городу, где хижины беженцев и горожан жмутся друг к другу, затянутые узким кольцом великих стен. Городу, которому суждено проснуться среди огня и дыма, и паники тысячи гитов, ищущих спасения в пылающем аду.


***


Получатели: Пирос, Алей.

***
Появление в Забрии новых слоев населения (рабы и данники), а также развитие земледелия требовало от властей Забрии децентрализовать власть Вождя вождей. Больше миллиона поданных не могло ждать суда одного человека. Однако кроме децентрализации требовалось и сохранить всеобщую власть. Чтобы решить это противоречие Джесси Стилл стал проводить свои реформы.

Подчеркивая свою исключительность, правители Забрии, начиная с Джесси Стилла стал звать себя Монархами. Их наместники, правители областей с крупным городом называли себя Лорды, а правители местных земель без городов Роны.

В этом же веке в Забрии все отчетливей формируется класс керров - роды и общины свободных земледельцев, владеющих землями для охоты или выращивании ситари, которые обязаны только отчислять продуктовую дань в пользу рона или лорда. В отличии от данников, керры имели право носить оружие и охотиться в землях своей общины. На эту дань роны стали содержать некоторое количество вооруженных забраков, обычно своих родственников, которые следили за порядком и законностью, а в случае войны, становились основой собираемого забраками войска. Эту прослойку стали называть эрлы. Дети керров становились керрами, а дети эрлов эрлами. Роны и лорды тоже наследовали своим детям, но бывали случаи, когда монарх смещал неудобного рона и выдвигал на его место другого, чаще всего из эрлов этой местности.

Суд над рабами, керрами и данниками роны и лорды осуществляли самостоятельно, а уже эрлы могли как покориться решению рона, так и требовать суда монарха. Монарх мог пересмотреть решение рона, но мог и оставить в силе, а наказание, в этом случае обычно назначал суровее.

IX век также называют как время переноса столицы из Пиррстенда в Стиллтон. Старая столица оказывалась на восточной границе земель Забрии, а все устремление государства были на западе. К тому же в Стиллтоне жили наиболее лояльные Силлам роды и общины, более открытые переменам, что нес монарх в жизнь Забрии.

Искры с одной стороны оставаясь осколком старого мира, с другой становились личной гвардией монарха, находясь у него на довольствие и подчиняясь только ему. Все деликатные миссии, например по снятию рона или доставки беглого преступника в столицу, монарх поручал именно им. У искр в это время зародилась практика "пилигримажа" или посещения значимых мест для забрака. В частности многие из них тайком проникали в развалины Лапирона и приносили там свои молитвы Пиросу, встречая рассвет.

***
Жречество Пироса тоже не осталось в стороне от перемен. С IX века название жречества сократилось до Пироманы (люди Пироса). Оно не раз и не два обращались жрецы к Джесси Стиллу с просьбой построить новый храм Пироса взамен разрушенного гитами, но раз за разом получало отказ со ссылкой на тяготы войны. И только вмешательство Иозефа Дредда, старого как мир грандмастера Искр, убедило Сталла в необходимости такого строительства. На высокой скале на полуострове была заложена величественная башня из тесаного известняка и костей мегалокоатля. На ее вершине силами Пироманов был разожжен огонь, привезенный из Лапирона. В сетях мощного заклятия, между двух зубцов горел он день и ночь, поддерживаемый молитвами и заклятиями Пироманов.



Также Пироманы разработали особую церемонию, подчеркивающий происхождение Монарха и его божественную сущность. Церемония сошествия небесного огня проводилась лично аватаром раз в год и была призвана напомнить забракам о могуществе и мудрости аватара.

***
Файрбрингеры в девятом веке стали активно подниматься после многих веков запустения. Ширилась торговля с Элисионом и Энэргальерой, парусники забраков изредка доплывали до Альворады и даже порой служили как посредники в торговле между этими народами.

На востоке, совсем недалеко от Пирстенда, на границах Штирии и Забрии развернулся крупный базар, на котором забраки меняли зерно на шкуры и жилы, а позднее и на прирученных штирами каукорн.

Было и несколько забраков, которые ходили караванами в Элику, но из-за религиозной войны в кзабрастане выбирали пути через штирию. Опасны были те походы, но пумила и удивительная глиняная посуда с севера весьма высоко ценилась в забрии и желающие рискнуть не переводились. Нанимали они хорошую охрану, часто искры в период обучения ходили в сопровождении этих караванов. Например, когда царь Тэрис направил послов к фаербрингерам с приглашением к участию в Эллинских играх, что проходят в Великом докимийском одеоне, то двое из охраны каравана, искры Марл и Зак Фаррелл приняли участие в соревнованиях, беге, прыжках в длину, метании копья и стрельбе из лука.

Альворада
Хосе отлетел в сторону и споткнувшись о борт лодки свалился в нее лицом вниз. Юноша забарахтался пытаясь подняться, но в этот момент противник схватив его за волосы рывком поставил на ноги и прежде чем Хосе пришел в себя, он получил еще один мощный удар в челюсть, сбивший его с ног.
Нависший над ним огромного роста (по меркам гальегов) лысый мужчина наступил на него, придавливая к земле и хищно осклабился
- Несмотря на то что прошло несколько сотен лет, вы зовете нас фарфалями. Несмотря на то что каждый из нас родился и вырос здесь, на Суэньосе, вы зовете нас фарфалями! - Гигант с размаху врезал ногой по ребрам гальега, заставив того застонать от боли - Несмотря на то что в моих жилах едва ли найдется одна пятая фарфальской крови - вы не считали меня равным себе! Мы должны жить здесь в грязи, терпеть ваше презрение и насмешки! В то время как на Луго Фарфали и в Коморре светловолосые и голубоглазые "гальеги" живут в роскоши и неге! Разве это справедливо?! Разве это то, чего заслуживаем мы и чего заслуживают они?! Что это как ни подлая, гнусная ложь, эсколидо и совета?! И разве мы, гальеги должны это терпеть?! - Гигант рывком поднял Хосе за плечи и проорал ему в лицо, брызжа слюной - Отвечай мне, проклятый богами кусок дерьма, разве мы должны это терпеть?!
Впрочем прежде чем Хосе успел ответить, кулак громилы врезался ему в живот, заставив его согнуться пополам глотая воздух ртом
- Нет. Нет я не собираюсь это терпеть - Сам ответил гигант на свой вопрос - Мы не собираемся это терпеть! Мы сломаем этот несправедливый порядок и покажем Альвораде какого места мы достойны на самом деле! Я докажу вам свое право называться гальегом и каждый из вас запомнит имя... - Хосе почувствовал что руки гиганта поднимают его в воздух
- Бенито!
С громким хрустом спина гальега врезалась в колено гиганта.

Луго Фарфали
Легкий морской бриз играл со светлыми волосами мужчины на берегу, но лицо его было мрачным. Чезаре, конкистадор, воин и полководец видел что над Альворадой сгущаются тучи и знал, что нужно действовать. Но он не мог решится.
Республика охвачена внутренними конфликтами, стоя перед чудовищной внешней угрозой - вторжением судемоагов! Вторжением которого следовало ждать и к которому следовало готовится века назад - но эсколидо предпочитали тратить свои силы на безумные авантюры на континенте, в которых тысячи гибли, но от которых не было никакой пользы! И сейчас, когда правитель должен быть здесь со своим народом, отдав приказ уничтожить пиратов покусившихся на саму основу могущества Альворады, на морскую торговлю... он снова отправляется на континент, словно республика не может сама себя защитить.
Альвораде не нужен такой лидер. Альвораде нужен кто-то сильный, уверенный, полагающийся только на себя! Альвораде нужен единый лидер! Альвораде нужен кто-то такой как он!
Но хотя сейчас власть словно сама просилась к нему в руки, когда эсколидо был на Тэриме, а в столице бушевали бунты, даже сейчас Чезаре не мог решиться, почти ненавидя себя за это. Он стоял на берегу и смотрел вдаль, туда где скрывался в утреннем тумане Суэньос.
Хватит. Он возьмет то что должно принадлежать ему. Он соберет свои войска и отправится на Суэньос. Подавить бунт... и спасти Альвораду.
Жребий брошен. Пора переплыть Маре Фиори .

Ватиила
- Мне явилась богиня и говорила со мной! Она сказала что только я знаю как спасти Ватиилу и весь народ аскаскатов! Честно-честно!
Громкие крики раздававшиеся с главной площади Новой Ватииланы принадлежали девушке по имени Хаана, когда то жившей в небольшом поселении почти у границы с Дэлладуром и считавшейся там сумасшедшей. У жителей Новой Ватииланы наверняка тоже очень быстро сформировалось бы подобное мнение, о самозваной пророчице, приехавшей в их город, если бы не одно "но".
Девушка приехала в город на керре. Диком керре. Который был намного более смирным чем керры самых известных керраскатов. Несмотря на то что девушка определенно не имела никакого отношения к керраскатам и сидела на ящере задом наперед!
- Это была Фата Фиоре, богиня которой поклоняются островитяне! Она была величественна и красива.... а еще у нее была огромная грудь, так что я сразу её узнала! Хотя она и сказала что её зовут Виэль, а вовсе не Фата Фиоре... Неважно! Главное, что она рассказала мне, что она есть Любовь и Жизнь и что если мы хотим спасти мы должны любить друг друга и остальные народы, особенно милых островитян, которые очень похожи на нас... а еще что мы должны убивать черных, хвостатых и мохнатых и вернуть нашу саванну! - Девушка запнулась, очевидно сама осознав какое-то противоречие в своих рассуждениях, но помотала головой (волосы кстати у нее были заплетены в два хвостика) и вернулась к речи - Да, убивать! Потому что великая Виэль - богиня жизни и нам нужно где-то жить! Саванна должна быть нашей! И мы соберем керраскатов и воинов и сокрушим наших врагов и от западного края саванны и до восточного она вся будет принадлежать народу копья!

Вэй
- Рррра!
Трон из дерева паламнэры пролетел над головами двух съежившихся на полу йонгов заставив их испуганно отползти назад. Огромный толстяк, известный среди мятежников как Любимый Сын Ву Ши Правитель Земли и Неба Великий Чжу Бао, тяжело дыша и сжимая кулаки обвел залу грозным взглядом, словно ища на чем бы еще сорвать злость
- "Отличные новости!" "Власти одумались и теперь поддерживают наше восстание против мерзких бандерлогов"! Идиоты! Неужели вы сами не видите что это лишь направленная против меня ложь! Трусливые правители чувствуют что власть уходит из их рук и готовы даже на союз с народом, который они обманывали столько времени! Все это просто ложь, сказанная ими в страхе передо мной, истинно Любимым Сыном Ву Ши! Хитрая ложь подсказанная самим гнусным Хе Ле Ши!
Чжу Бао прошел мимо обоих йонгов, стоявших на коленях и боявшихся даже поднять лицо на грозного вождя повстанцев, но сам даже не смотрел в их сторону. Первый гнев прошел и его пытливый ум уже искал выход из этой ситуации. Да это ложь, но надо признать весьма хитроумная. Сейчас мерзкий Сянь Дун подтвердит свою поддержку восстания и простые охотники конечно же поддержат его, отвернувшись от Чжу Бао, а затем когда с бандерлогами будет покончено - он одним махом раздавит всех оставшихся бумидорных повязок. Он даже пригласил пальцехвостых воевать с бандерлогами!
И что же делать? Сразиться с армиями Сянь Дуна? Он проиграет. Склонится перед ним и признать его власть? Никогда! Но должен быть какой-то выход... о Ву Ши, дай знак... Вот оно!
Он пойдет еще дальше! Если правители Вэй готовы бить бандерлогов на своей земле - он готов сокрушать бандерлогов на их земле! Пальцехвостым все равно какие йонги помогут им в бою! Он и его войско пересечет реку и сразится там с врагом которого йонг-ши привыкли побеждать - со штейвитами! Войска Сянь Дуна не достанут его за рекой, а пальцехвостые увидев в нем куда более надежного союзника станут на его сторону! И всё Вэй будет называть его не Чжу Бао Тощий, а Чжу Бао Освободитель!


Получатели: Виэль, .

Сменилось несколько поколений с тех пор, как поставлена была Небесная Ось, с тех пор, как Измерже-небоходы изучили самые потаённые уголки неба, отметив все скопления звезд, что видны нам в ночи, их перемещения по небесному своду и положения вокруг Небесной Оси в разные времена года. Многое знали Измерже о небесах, но многое творилось и на Юне, отражение свое находя не в чистой воде Каулерпы, а в темной толще ночного неба.
Закономерности эти не отметить было нельзя, ибо четыре руки у юдьяра и четырежды четыре периода, равных двадцати пяти дням, в году, и четырежды четыре на небе Великих Созвездия - тех, что сложены яркими звездами и видны на небе почти всегда. Созвездия эти в срединную ночь года располагались на небе по кругу прямо над Небесной Осью, и соответствовал каждому один из больших камней Црумлека.

Получатели: Техути.

Славное утро в оседлавшем приморские холмы Пилтиталасе. Ярое, теплое, овеянное мягким, несущим запах рыбы и моря бризом, рожденным спокойной гладью Талассы.
В порту, как всегда, сутолока – грузят лодки, разгружают лодки, тащат куда-то тюки и вязанки. Здесь же, у порта – рыбный торжок, где идет бурный мен.
Молодая симпатичная гитка идет вдоль берега, между рынком и настилом причалов. По манере плетения кос сразу понятно – младшая в роду, пока при одном муже, давала жизнь лишь единожды. Родовой амулет, покоящийся на обнаженной загорелой груди, дает понять – эта женщина принадлежит к роду Аргота. В одной руке у женщины плетеная корзинка, за другую цепляется маленький мальчик, любопытно вертящий головой во все стороны.
-Мам, а это кто?
Женщина смотрит в сторону, куда указывает сын. Несколько крепких мужчин, разгружают большую лодку, перешучиваясь и то и дело разражаясь громогласным смехом. Все как один крепкие, просоленные и прокопченные ветром и солнцем Талассы, уверенные в себе. Характерная манера убирать волосы и завязывать набедренные повязки, непривычный вид амулетов и оберегов, тягучая, как воды Потами речь – все выдает в них гостей с полудня, из могучего союза Аксос.
-Это морские охотники, сын.
-Они ловят в море лонгоса?
-Нет, сын. Морские охотники ищут в Таласе другую добычу. Я после тебе расскажу.
Пацан во все глаза смотрит на веселых мужчин, на их мощные мозолистые руки, их бронзовые, белеющие полосками шрамов тела, их многочисленные и богатые украшения из ярких камней и ракушек… От них веет мощью и свободой.
-Мама, я тоже хочу стать морским охотником когда-нибудь.
-Не допусти Мировая Справедливость такого. – бормочет мать, - Пусть твой Путь проляжет в стороне от этой участи!


***


В этом месте издавна была сложена груда камней, позднее тут стали вкапывать изрезанный значками и символами деревянный столб, заменяя его на новый по мере прихода в негодность.
Это место было границей территории рода Кинигус и земель мохнатых, столько, сколько могли вспомнить самые старые гиты, да и тем старики рассказывали, что так же было и раньше.
И гиты, и мохнатые с почтением относились к установленной в незапамятные времена меже, потому не было между Кинигус и мохнатыми вражды, а был мир и торговля.
И сейчас, как обычно под конец цикла лун, Курмен Кинигус вел группу охотников, нагруженных поклажей, к пограничной метке. Туда же в скорости должны подойти со своей стороны и мохнатые. И тогда охотники развернут свои тюки и свертки, и начнется мен. У гитов с собой немало каменных изделий, украшений из морских ракушек и речных камешков, и, конечно, прикопченой потамской рыбы, до которой мохнатые большие охотники. Мохнатые, как водится, принесут отличные инструменты из кости и выделанные шкуры. Хороший, выгодный мен.
А еще в этот раз к межевому столбу шла женщина. Да не просто какая-нибудь, а Дакала Аксос из номиниктес, что приплыла к Кинигусам из самого Вомоса. Она хочет говорить с мохнатыми, со старшими их родов. Женщины шептались, что она даже умеет понимать рычащее-мурлыкающую речь мохнатых.
И Курмен Кинигус вел Дакалу. И не пытался вызнать, зачем номиниктес понадобилось идти к мохнатым. Если бы Мировой Справедливости было надо, чтобы Курмен знал об этом, то Дакала сама бы ему все рассказала. А раз Мировой Справедливости это ни к чему, то у Дакала и своих дел невпроворот…


***


Почему у врага
На башке растут рога?
Это с каукорной сходство
Появилось неспроста!

Если гит проголодался –
Сразу в море он подался,
У него нету бед –
Жирный сломос на обед!

А голодный забрак – занят.
Он на четвереньки встанет,
Опускает голову,
Начинает жрать траву!

Слухи о забракском земледелии достигли Пилтиталаса.

Голдберг-сан громко расхохотался глядя на разговор Такаги с учителем. Поспешно извинившись директор прикрыл лицо ладонью в белой перчатке, но его плечи все еще судорожно вздрагивали. Наконец отсмеявшись Амида-сан обернулся к ученикам
- В-верно, Соитиро-кун, не следует так говорить о своем учителе - Директор уже успокоился, но в уголках его губ еще притаилась улыбка - Я абсолютно уверен в лояльности Кавато-сана. И - в том что наша страна нуждается в серьезных переменах! Впрочем и правда хватит говорить о глобальных проблемах - вернемся к школе и ученикам!
На лице Голдберга вновь мелькнула улыбка, но тут же исчезла. Директор заметно посерьезнел, обе его ладони вновь легли на набалдашник трости.
- Ты спрашиваешь кем станет Гинджи-кун после изменения? Чем то большим чем человек. Чем то большим чем демон. Полагаю он станет тем, что в моей стране могли бы назвать... Übermensch. Сверхчеловек. Не принадлежащий не этому миру не нашей с вами реальности, но способный контролировать их обе. Уничтожитель демонов. Совершенное оружие. Но полагаю вас конечно больше всего интересует останется ли прежней его личность? Отвечу честно - я не знаю. Но полагаю - это будет зависеть от него самого. Возможно и более того весьма вероятно он перестанет быть тем Гинджи которого ты знаешь, Соитиро-кун. Но является ли он им сейчас. Являешься ли ты сейчас тем кем ты был всего несколько дней назад? И какая из этих личностей - настоящая?
Секунду помолчав директор неожиданно подкинул трость в воздух, ловко поймал её и заложив подмышку снова широко улыбнулся
- Что же касается Симидзу-куна... я надеюсь что вы не так уж далеки от истины. Он умный и хороший парень и он не из тех, кого легко обмануть. Честно говоря, Симидзу-кун немного напоминает мне меня самого когда я был в его возрасте. Я надеюсь с его "предательством", все несколько сложнее, чем кажется на первый взгляд. Возможно он просто запутался и решил не доверять никому включая нас, но это не значит что он перешел на сторону врага. А значит - и дух школы пускай и утерян, но еще не в руках противника. Впрочем, вы правы нам пора возвращаться. Каваками-кун, можешь спускаться. Все равно у тебя ничего не выйдет!

Гинджи уже и сам убедился в правоте директора. Здание школы было начисто закрыто от него, кем-то просто невероятно могущественным, а сам директор предстал в его глазах только все тем же едва заметным серым сгустком.

- Увы, увы, но пока вам далеко до фройлян Согару - Хохотнул Амида - Что до меня, то можете даже не стараться меня "просканировать". Я на все двести процентов самый обычный человек. Не великий лидер, не будущая надежда нации, не легендарная историческая личность, не контрактер демона и даже не сам демон. Самый обычный человек, каких миллионы. Мое имя не останется в истории, о моей истинной личности знают крайне немногие и единственная причина почему я вообще оказался здесь и могу видеть вас и эту реальность - приспособления моего отца. Я - всего лишь один из огромной серой массы, чьи сознания представляют собой фундамент этой реальности - и ничего больше. Но пожалуй все же возвращаемся.
Голдберг негромко хлопнул в ладоши - и в тот же миг... Кавато-сенсей и ученики очутились посреди руин. Насколько хватало глаз, простирались полуразрушенные здания, а где-то вдалеке выли сирены. Здание школы было разрушено едва ли не до основания.

Хея
Хэйшур был мрачен, как никогда. Проклятый город Хэйшшерк, в очередной раз оправдал свое название - “Резня хэйшэ”, узнанное неведомо кем и когда. Многие века это место было воплощением цели для всего народа, несколько раз даже казалось, что осталось совсем немного, но уничтожить его окончательно никак не удавалось. Стронхол давно стал лишь подзабытой частью истории, в отличие от Прирожденных и других воинов, в очередной раз отдавших свои жизни во имя бесплодной попытки вернуть свои земли.

Шестой сердар осознавал, что на этот раз Строгар выдержал штурм только потому, что армии Врагов были потрепаны многочисленными сражениями. Хэйшэ больше не могли позволить себе идти в очередную самоубийственную атаку против превосходящих сил противника. Как бы правитель не хотел увести войну с территории своей страны, такой возможности больше не было. Пришло время обороны.

Тэрим
Культ Указывающего путь неторопливо и мягко, но уверенно подчинял себе Сельтусию. Обычные кошки, предпочитавшие жить родами и семьями, не привыкли, что должны кому-то подчиняться, но сама мысль о том, что однажды к ним может прийти армия и перебить их просто так, ужасала. К тому же от них не требовали ничего особенного – только просили не мешать молодым сельтам ступать в вооруженные отряды, если на то будет их желание.

В то же время получили развитие отношения с забраками – сельты привыкли к присутствию достаточно большого количества рогатых на побережье и даже в глубинах лесов, куда они приходили для торговли. Краснокожие стали первыми соседями, для которых точное местоположение скрытого города Имира не было тайной. И когда от забраков поступило предложение помочь с воссозданием сожженного Элсвейра, живущие на западе кошки были только рады принять их помощь, и после того, как жрецы дали свое согласие, обе расы немедленно приступили к работе. Конечно, вряд ли этот город сразу станет крупным центром торговли, но однажды он может превзойти своего предшественника.

Получатели: Хелшш, Великая мать.

Получатели:

Алькальд Каштела неторопливо потягивал каольо. Здесь, на Корасоне нормального альворадского каольо было достать тяжело, но благодаря своим связям среди торговцев, в его доме никогда не переводился наилучший. Стук в дверь прервал его размышления, и в комнату вбежал взмыленный слуга
- Господ-дин, з-з-здесь, эс-с-с, эс-с
Прежде чем он успел произнести слово, дверь распахнулась вторично,
- Эсколлидо Луис Гарсия. Встать!
Резкая команда, сопровождаемая недвусмысленным жестом заставила алькальда подскочить.
- Сеньор, какая честь для меня, я не ожидал...
- Нет времени, я слышал, у вас здесь живут хторры, те самые хторры, которые.
- Но они, они, два дня назад уплыли...
Эсколлидо переменился в лице. Все слухи, которые до него доходили, оказались правдой. Горькой правдой. Отрывистый кивок альгвасилам и перепуганного алькальда, нет, уже бывшего алькальда, тащат на улицу. Что же, теперь Луису не войти в историю, но по крайней мере он может испортить жизнь тем, кто подвел его и его страну.
А через год появилась Песнь о великом исходе.


Налей-ка, трактирщик, мне полную чашу,
На дно я ее опущу всю печаль.
Тебе расскажу о скитаниях наших,
Великом походе в манящую даль.

Сулили богатство могучие хторры,
Что слава с достатком придут нам под кров.
И с Элисионом презрев договоры,
На борт тайно взяли мы Тумма сынов.

В безлунную полночь отчалив с Каштела,
Курс взяли на место где был Токахот.
Наш шкипер, Да Борха, он знал свое дело,
И вскоре мы в скрытый причалили грот.

Там токи толпились, народ безобидный,
Зачем они хторрам сдались - не пойму.
Конца их и края нам было не видно,
И кто-то остался гнить на берегу.

Стремительно ветер наш парус наполнил,
Клянусь Сондельмаром - то был первый раз,
Когда расступились пред нами все штормы,
Тот путь, что день длится мы брали за час.

И вот уже мыс вдалеке показался,
"Конечная точка", - сказал старый хторр.
Тепло с ними наш капитан попрощался,
И отплыл ткать дальше судьбы полотно.

Налей-ка, трактирщик еще одну чашу,
Каольо дурной не дает всплыть тоске.
Поведаю я о том, что было дальше.
В Каштел, как ты знаешь, вернулись не все.

Отчалили только - разгневалось море,
Как будто нас вдруг прокляла Глаблали,
Когда прояснилось - мы поняли вскоре,
Что очень далёко теперь от земли

Лучами своими палила нас Яра,
И парус безвольно тряпкой поник,
Судов из двух дюжин осталась лишь пара,
Отчаянья с уст вырывается крик.

Фернан, обезумев, поднял кверху руку,
Как шуго блеснул черный камень ножа.
- "Да Борха обрек нас бесчестьем на муку,
Взъярилась на нас темных вод госпожа!"

Да Борха заслуженно был капитаном,
Шаг влево, уклон, в воду кровь полилась.
И лишь капля красная в море упала,
Как землю увидели все мы тотчас...

К Каштелу обратно мы плыли полгода,
Людей повстречав, что о четверо рук.
И мы кровожадней не знали народа -
Эллины зовутся и гость им не друг.

Но только на землю вступив Корасона,
Да Борха тотчас же попал под конвой.
Измену свершил он, нарушил законы
Казнен был, но он не преступник - герой.

Вот кончилась так вся история наша,
Продали мы жизни за кучку монет,
Налей-ка, трактирщик, последнюю чашу,
Ее пью за тех я, кого больше нет.

По возвращению в Альвораду из Коморры, эсколлидо немедленно распорядился о вводе войск в Коморру для защиты местных жителей от войны.


Получатели: